Звено цепи [Маргарита Гуминенко] (fb2) читать онлайн

Звено цепи

Книга 1. Звено цепи. Часть первая. Семейное дело

Пролог

(Весна 2016 года)

Санитар открыл двери и посторонился. Первым в холодную комнату шагнул высокий человек в чёрном кителе полковника. За ним, мгновение помедлив — штатский, среднего роста, в светло-коричневом пальто. Оба подошли к столу, на котором, под простынёй, угадывалось тело.

Санитар прошёл вслед за ними, и обратился к штатскому:

— Игорь Сергеевич! Вы готовы?

— К этому можно подготовиться? — резко переспросил тот, поднял руку, словно хотел убрать что-то невидимое с собственного лица, но тут же опустил, и добавил тише: — Простите. Да, готов.

Патологоанатом кивнул, взял ткань за углы и отогнул таким бережным жестом, словно боялся разбудить усопшего. Штатский подался вперёд, наткнулся на край стола, и замер. Полковник отвёл глаза в сторону. Он видел за свою жизнь достаточно убитых, но то, что происходило сейчас, отдавало мистикой. Изуродованное лицо покойника сохранило характерные черты. При жизни у него был красивый нос с едва заметной горбинкой, высокий лоб, хорошо очерченные скулы и большие, серые глаза, такие же, как у склонённого над ним человека. Казалось, что живой смотрит в своё отражение, обезображенное жестоким зеркалом смерти…

Они были родными братьями, близнецами, но один лежал бездыханный и искалеченный, а второй, в белом свете прозекторской, казался сейчас бледнее покойного. Полковник шагнул к нему.

— Игорь!

Штатский выпрямился, словно его ударили по лопаткам.

— Я бы хотел остаться с ним на несколько минут, — сказал он, ни на кого не глядя.

Полковник кивнул и жестом указал санитару на двери. Они тихо вышли в коридор.

Оставшись один, Игорь снова подался к телу брата.

— Олег… — Губы едва шевельнулись, но тут хоть кричи во весь голос — ничего не изменишь.

Игорь провёл ладонью по лицу и огляделся, словно пожалел, что просил всех выйти. Пустое помещение сверкало бликами на белом кафеле. Одиночество ничем не восполнить…

Выдержка подвела его: ноги подогнулись, и он опустился на колено, цепляясь пальцами за край стола. Уткнувшись лбом в холодный металл и кусая губы, он зажмурился, словно хотел очнуться от кошмарного сна. Но ничего не менялось, белый свет пробивался сквозь веки, холодный край врезался в кожу, колено ощущало твёрдую поверхность пола. Секунды стучали пульсом в ушах. Хотелось, чтобы этот стук прекратился…

Через минуту он глубоко вздохнул, открыл глаза и поднялся на ноги.

— Так, значит, — проговорил он тихо. — Что же ты наделал, брат?!..

Минута слабости прошла. Решительно откинув простыню, Игорь осмотрел тело. Светлые брови сошлись к переносице, резче обозначив вертикальную складку. Ему приходилось то и дело моргать, чтобы избавляться от влаги, набегавшей на глаза и мешавшей осмотру, но он тщательно проверял прочитанный за полчаса до этого отчёт патологоанатома, будто тот мог ошибиться и пропустить что-то существенное. Но, как говорится, информации никогда не бывает много. Даже той, которую тебе никогда бы не хотелось узнавать.

Наконец, он снова набросил на тело простыню, медленно склонившись, прижался щекой к ткани, закрывшей холодный лоб покойника, потом одёрнул складки, отвернулся и вышел в коридор. Здесь, вместе с полковником и патологоанатомом, его ждала высокая, белобрысая девица. Она подалась навстречу, но наткнулась на категоричный взгляд, и остановилась, не сказав ни слова. Игорь повернулся к полковнику.

— Александр Борисович! Вы можете сделать так, чтобы меня не отстранили от этого дела, как близкого родственника и заинтересованное лицо? — спросил он.

— В данном случае, не вижу ничего плохого в заинтересованности, — ответил тот. — Я как раз тебе хотел поручить довести операцию до финала.

Полковник знал, что для этого невысокого, русоволосого человека, два часа назад узнавшего о том, что его брат зверски убит, найти предателя и наказать убийц будет делом чести.

Глава первая. Утраты, которые порождают множество вопросов

Обводный канал — не самая чистая "артерия" Санкт-Петербурга. Спросите у местных — и кто-нибудь наверняка ткнёт пальцем в место слияния Обводного и Екатерингофки: вода реки прозрачна в сравнении с мутным потоком канала. Там, где они встречаются, можно увидеть чёткую границу, словно на чистое небо наползают грязные тучи. Но не спешите отворачиваться от Обводного. Кирпичная архитектура зданий, построенных на его берегах полтора века назад, достойна внимания. Газовый завод, бумагопрядильная фабрика, церкви, склады-склады-склады: железнодорожные, винные, хлебные… Их тёмно-красный, закопчённый временем кирпич, простые узоры и тяжеловесная красота не менее значимы, чем изящный шпиль Адмиралтейства, или белые колонны Эрмитажа. Они — одно из лиц многоликого и таинственного города.

Между Старо-Петергофским проспектом, улицей Розенштейна и Обводным каналом стоит уникальный квартал. В 1860-м году, здесь обосновалась первая в России резиновая фабрика. "Красным треугольником" она стала после 1918 года, когда большевики переименовали её, соединив топографическую схему с пролетарским цветом. Скажи коренному петербуржцу это название — он сразу вспомнит о сапогах и галошах. Для полной картины стоит добавить к списку шины и синтетический каучук. Правда, пятнадцать лет назад предприятие признали банкротом, но полтора века истории — это половина жизни всего Питера от момента его основания. Срок солидный!

К 2016-му году огромная территория "Красного треугольника" дала пристанище множеству организаций, и шинных, и обувных, и даже культурно-творческих. В старых кирпичных постройках есть своя прелесть, особый дух. Правда, кое-где, в заброшенных цехах, можно обнаружить дух совершенно иной и ничуть не привлекательный, ибо мало что воняет так мерзко, как гниющие остатки каучука. Но территория слишком огромна, чтобы провонять её целиком. Придёт время — и эти зловонные подтёки уберут, найдя старым зданиям новое применение.

Помещение, о котором пойдёт речь, располагалось в одном из частично обжитых корпусов, под самым чердаком. На двойной железной двери красовалась вывеска "ЗАО Копирайт". Комната за ней выглядела так, словно в неё ещё не успели внести мебель, или наоборот, забыли вынести то, что осталось от предыдущих хозяев. Пол закрывали крашеные фанерные листы, из меблировки присутствовало два стола, три стула на колёсиках, железный шкафчик в одном углу, и пара матрасов — в другом. Ах, да! Ещё электрический кофейник. Единственное окно, с широченным подоконником, выходило на Обводный канал. Двойные стёкла мало отличались от обычных, но внутреннее исключало подсматривание и экранировало лучи подслушивающих устройств. Об этом дополнении ведали только арендаторы помещения.

В Чикаго пятидесятых годов прошлого века похожие тайные места подбирала себе мафия, когда банды воевали между собой, и их боевики переселялись "на матрасы". На здешних матрасах, вместо бандитов, валялись расстёгнутые спортивные сумки. Кроме них, в комнате обосновались двое. Худощавый, русоволосый мужчина сидел перед разложенным на одном из столов ноутбуком и гонял туда-сюда аудиозапись. Высокая, платиновая блондинка варила кофе. Прежде, чем налить горячий напиток, она дунула в кружку и наморщила нос. Потом перевернула кружку и постучала ею о край стола, словно хотела выгнать оттуда паука. Мужчина на стук не обернулся, хотя блондинка заметила, как он едва заметно повёл лопатками.

— Не нравится, — буркнула блондинка, снова дунула в кружку и налила в неё кофе. — Сокольский! Ты уже пятый раз это слушаешь, — напомнила она.

Мужчина мельком глянул на свою коротко стриженную коллегу. Та успела подойти, и теперь стояла перед его столом с кружкой кофе.

— Я не мазохист, если ты это хотела сказать, — ответил он серьёзно.

Игорь Сокольский мог добавить, что уже пережил самое худшее, пока читал отчёт патологоанатома и смотрел на изувеченное тело своего брата-близнеца, но посчитал лишним. Его помощница — умная девочка, сама поймёт, если захочет. Вместо этого она поставила кофе перед его носом и уселась на край столешницы. Видимо решила, что настало время поговорить.

— Откуда запись?

— Микрочип Олега передавал сигнал на записывающее устройство, которое он установил в своей машине, — пояснил Сокольский, с некоторым трудом отрываясь от своего занятия. — По счастью, оно имело обширный радиус действия и продолжало писать, даже когда Олега увезли на другой конец города. Качество записи — оторви и брось, много "глухих" мест, но наши спецы сумели вытянуть звук и убрать помехи.

— Оно того стоило?

В голосе девицы звучало явное сомнение, но Сокольский утвердительно кивнул.

— И что сказали аналитики? — не удовлетворилась она.

— В целом, они сделали те же выводы, что и я. Но что-то они упустили, а я должен услышать. — Сокольский потёр глаза: он почти не спал последние двое суток. — Кто может знать Олега лучше меня? Вот только, я пока не могу понять…

— Тогда отдохни и выпей кофе, — предложила блондинка.

— Инга! — Он посмотрел на неё, нахмурив одну бровь. — Если ты устала — матрас в углу. Можешь поспать.

— Я не устала, — процедила она холодно.

— Тогда не мешай.

— Объясни, что ты пытаешься понять, — не смутилась девица.

Игорь отвернулся от компьютера и некоторое время раздумывал, глядя на помощницу. Инга Берестова работала с ним в паре последние три года. Сокольский успел привыкнуть к её бесцеремонной манере общения. Со стороны могло показаться, что для неё все мужики — младшие братья по разуму.

Короткие, но очень густые волосы Инги хорошо скрывали шрам от пулевого ранения. Сокольский знал, на что смотреть, поэтому видел характерную отметину. Берестова начинала служить в ФСКН, шесть лет назад. На первой же операции она ухитрилась получить пулю в голову. Сослуживцы посчитали, что оправившись, Инга перейдёт на более безопасную службу. Получилось с точностью до наоборот: Берестова будто вообще перестала испытывать страх, равно как и большинство других эмоций. Она отдалилась от родичей, порвала все старые связи и знакомства, и полностью отдалась службе.

Сокольский ценил Ингу. Берестова была младше него на десять лет, но обладала рядом исключительно полезных навыков. Она мастерски водила машину (любую — от легковушки до грузовика с прицепом), метко стреляла, быстро соображала, всё замечала, легко подчинялась дисциплине и при случае могла оказать грамотную медицинскую помощь. При этом, требования к начальникам и напарникам Инга предъявляла чрезвычайно высокие. Она не терпела дураков, трусов и безответственных людей. Сокольскому льстило, что с таким набором качеств, она быстро начала ему доверять. Он ей тоже доверял. Вопрос: насколько он мог положиться на неё сейчас, когда за самого себя не может поручиться.

— Олег должен был предположить, что я буду слушать эту запись, — проговорил он, нарушив собственную паузу. — Поэтому так странно вёл себя на их допросе.

— Странно? — Инга слезла со стола и придвинула табурет, усевшись рядом. — Ну, говори.

Он перемотал запись обратно, до нужного места.

— Вот слушай: он постоянно их злит. "Можете хоть все кости разбить на три — ничего не скажу…" Называет их "дешёвками", "продажными шлюхами". "Деньги на авианосец потратили — не на что скополамин купить". Авианосец… О каком авианосце может идти речь? И он упоминает "стеклянный дом"…

— Почему ты думаешь, что в этих словах есть смысл? — Кофе он так и не заметил. Инга машинально забрала кружку и сделала несколько глотков. — Может, он злил их, просто чтобы разозлить.

Она не добавила: "…и заставить убить себя побыстрее", хотя фраза крутилась на языке.

— Потому, что мой брат не имел привычки болтать попусту. — Сокольский повернулся обратно к столу, взглядом поискал кофе, не нашёл и забыл о нём.

— Я вообще не знала, что у тебя брат-близнец, — напомнила Инга.

— Не удивительно, — признал Сокольский. — К нашей работе это не имело отношения… До настоящего момента. Олег был умница, мне до него далеко. Только определиться никак не мог. После института он долго искал "место в жизни". Работал в милиции, потом подался в адвокаты. И там и там его сразу оценили, но он лишь твердил: "Всё не моё". Наконец, завёл своё детективное агентство — и это ему понравилось. Я знаю, что он по мелочам не разменивался, собирал информацию по фирмам-конкурентам, брался проверять платёжеспособность и честность… Хорошо зарабатывал, кстати. На старое вино и чёрную икру хватало. — На несколько секунд Сокольский замолчал, потом встрепенулся и добавил: — Он знал, о чём говорит!

— Его били, — напомнила Инга, поставив чашку на стол. — Сильно. Мог он от боли потерять контроль?

Сокольский углядел оставшиеся полчашки кофе и допил одним глотком, как водку. Потом прикусил губу, раздумывая. Инга не была уверена, что он полностью абстрагировался от того, что на аудио — запись допроса Олега Сокольского. Звуки ударов, стоны и хрипы не оставляли сомнений в том, что там происходило. Это ведь был его брат! Она протянула руку и выключила запись. Сокольский вздрогнул и поднял голову.

— Нет! Не мог. До последней минуты, пока они не ввели ему скополамин, он говорит совершенно осознанные вещи, не путается и продолжает их злить. "Дешёвки. Продали родину, авианосец купили, а на скополамин денег не осталось"… И он засмеялся перед тем, как его снова ударили. Нет, он прекрасно осознаёт каждое своё слово. Все эти средства — скополамин, пентотал натрия — они как алкоголь: на кого-то действует больше, на кого-то меньше. Это не стопроцентная гарантия получить правдивые ответы, особенно если человек готов сопротивляться.

— Поэтому и считается эффективнее сперва сломать физически, а уж потом вводить "сыворотку правды", — продолжила его мысль Инга. — Разве не так?

— Так, — согласился Сокольский и по его сосредоточенному лицу скользнула тень запоздалой судороги, словно он только сейчас ощутил горький вкус напитка. Другой бы не заметил, но Инга успела изучить его мимику и видела то, что не улавливали другие. Она промолчала, по опыту зная, что в успокоении этот человек не нуждается. Свою боль он всегда переживал сам, а россказни о том, что "надо выговориться, чтобы полегчало", и он, и Инга справедливо считали абсолютной чушью.

— Не в данном случае, — проговорил наконец Сокольский.

Инга заметила несколько слов на листке, которые он обвёл карандашом.

— А это что? "Финт", "Финт под горой", "Тень".

Сокольский посмотрел на неё, словно раздумывал, стоит ли говорить дальше.

— Не определил ещё. Он несколько раз повторяет эти слова, и у меня такое чувство, что я должен знать, что они означают. — Он качнул головой, словно отставляя проблему до времени, и вернулся к компьютеру. — Потом. Сейчас вот о чём: машину Олега нашли вот тут, на стоянке. Это бизнес-центр. Значит, так: обычно он выполнял работу, приносил на флешке инфу — наниматель копировал данные к себе, а флешку Олег забирал.

— Интересно, — кивнула Инга. — И опасно.

— Да… — задумчиво согласился Сокольский. — И кто-то перехватил Олега именно на выходе из здания. Никакой флешки, если верить записи допроса, при нём не было. Значит, он должен был скинуть её где-то по пути своего следования. Надо найти!

— Иголка в стоге сена, — разочарованно заметила Инга. — И не факт, что в этот раз он не передал запись каким-то иным способом.

Сокольский покачал головой.

— Брат был пунктуален. И не такой у нас большой стог сена. Я еду туда.

— А если за этим местом следят? — охладила его Инга.

— Наверняка следят. Они ведь так и не получили, что хотели, и тоже могут посчитать, что это здание — единственная зацепка. Я должен попытаться найти флешку. Если Олег её действительно там оставил…

— Вызывай группу, пусть прикроют, — предложила Инга, которой его слова совершенно не понравились.

Сокольский покачал головой.

— Почему?

На её законный вопрос он ответил не сразу и пауза получилась долгой. Инга терпеливо ждала. Потом Сокольский посмотрел ей в лицо своими внимательными, прозрачными глазами, и сказал вполголоса, словно их мог кто-то услышать:

— Есть мнение, что у нас завёлся "крот". Поэтому мы сидим на конспиративной явке, а не на базе. И поэтому мы с тобой пока будем работать своими силами, не привлекая внимания.

Инга оценила информацию и кивнула.

— Поеду я, — бросила она и поднялась с табурета.

Сокольский сдвинул светлые брови.

— Почему?

— Ты уже засветился.

— Меня там никто не видел.

— Тупица, — беззлобно наградила его напарница. — Там видели твоего брата! Ещё есть вопросы?

Сокольский выдохнул. Похоже, он вышел из себя, позабыв на мгновение, что они с братом — близнецы, и чуть не совершил ошибку.

— Ладно. Я объясню, что и где искать, — сдался он, вывел на экран схему улиц, и ткнул пальцем: — Буду здесь, за стоянкой, чтобы видеть вход. Если что-то пойдёт не так — подстрахую.

Инга кивнула. Длинных уверений в безопасности ей не требовалось.

Глава вторая. Оперативные действия и их последствия

Мотоциклистка сняла шлем, встряхнув вылившейся на свободу каштановой шевелюрой. Сойдя с мотоцикла, она двинулась, поводя бёдрами, к сверкающему зеркальными стёклами зданию. Обтянутая блестящей эластичной тканью задница тут же привлекла внимание караулившего снаружи охранника. Он чуть шею не вывернул. Но девица прошествовала мимо.

— Могу я спросить, офицер? — Изящный изгиб — и она уже заглядывает через окошко в пуленепробиваемом стекле.

— Что вам угодно? — Он старается не поддаваться, но смотрит на пухлые губы, на которые невозможно не смотреть, потому что девица очень сексуально жуёт жвачку, а её покрытая золотистым загаром кожа источает аромат незнакомых пряностей или цветов, вперемежку с запахом бензина от её мотоцикла.

— Мне сказали, что в этом бизнес-центре… Это ведь бизнес-центр? — Она показывает пальчиком в сторону лестницы и, получив кивок, продолжает: — что тут нужен секретарь-референт.

— Да, конечно! Вы пройдите… — Он высовывается наружу и показывает рукой направление. — Поднимитесь по этой лестнице, а потом садитесь в лифт, и поезжайте на шестнадцатый этаж…

Не дослушав указаний, девица направилась к лестнице, крутя блестящим задом. Охранник проводил её взглядом, потом осадил рванувшее вслед воображение, поднял трубку и, набрав короткий номер, сообщил:

— Тут какая-то странная девка, по объявлению. Я отправил её на шестнадцатый этаж. — Пауза. — Не заметил, но лучше лишний раз проверить… Понял. Жду.

Во время допроса от Олега Сокольского требовали телефон, по которому он связывался с нанимателем. Он продиктовал "липовый" номер. Потом его убили. Поторопились его палачи, понадеялись на "чудесное" действие скополамина, которое Олег успешно имитировал. Имя нанимателя, способ связи — всё это кануло вместе с выброшенным на свалку телом. Но оставалась слабая надежда, что Олег работал не один, и что его помощник либо наниматель как-то себя проявят. Поэтому на вахту бизнес-центра убийцы Олега временно усадили подставного человека. В его задачу входило — докладывать обо всех подозрительных лицах, которые не имея прямого отношения к местным конторам, будут заглядывать в здание. Этот самый человек, охранник, сперва честно отвлёкся на шикарные формы незнакомой девицы, но потом заметил, что идя по лестнице, она ненавязчиво провела рукой по нижней части перил, от самого низа и до верха. Этого оказалось достаточно, чтобы в охраннике взыграла профессиональная подозрительность.

Инга не могла слышать его короткого диалога по телефону. Она уже ехала на шестнадцатый этаж.

— Какое здесь всё стеклянное! — Она профессиональным взглядом вычислила, где внутри лифта поставлена камера наблюдения, и демонстративно надула розовый пузырь из жвачки.

Крошечный наушник в её ухе заговорил голосом Сокольского:

— Стеклянный дом?.. Поднимись, куда указали, потом спустись на тринадцатый по лестнице. Олег был именно там, надо начать оттуда.

В тот роковой день, забрав деньги за работу и спускаясь на лифте, Олег заметил подозрительных личностей, потому что произнёс: "Это что за комиссия по встрече?" Значит, у него была возможность спрятать флешку либо в кабине лифта, либо возле неё. Скорее всего, в лифте. Но проверить нужно весь путь, от и до. Аудиозапись с чипа не давала полной картины.

— Коридоров понаделали! — Инга говорила тихо, и маскировала движения губ усердными жевательными движениями. Камеры наблюдения в здании торчали на каждом углу.

— Не отвлекайся, ищи на уровне метра от пола. Мы обычно клеили к предмету кусочек двустороннего скотча и прятали так, чтобы можно было найти, не наклоняясь. Он должен был заранее об этом позаботиться, просто "на всякий пожарный".

— Полезное развлечение, — промурлыкала Инга, и двинулась, не торопясь, вдоль очередного коридора. — В лифте я весь поручень прошла. Пусто.

Сокольский напряжённо думал. Тайник могли обнаружить и уборщица, и охранник, и случайный посетитель. Возможно, флешку просто бросили в мусорное ведро, даже не потрудившись проверить, что на ней. У Олега не было времени сочинять что-то особенное, искать надёжный тайник. Хотя, он всегда быстро соображал. Это качество необходимо и правительственному агенту, и частному сыщику.

— Если лифт стеклянный, нельзя приклеить флешку позади поручня — её могут заметить снаружи. — Сокольский закрыл ноутбук, чтобы не отвлекаться от раздумий. — Можно снизу, так менее заметно. Но всё равно рискованно. "Комиссия по встрече"… Он стоял прямо перед дверью. Шарахаться назад — подозрительно и не в его стиле. Да и откуда он мог знать… Олежка-Олежка, что же ты наделал!.. — Сокольский прикусил губу, но тут же опомнился и продолжил: — Значит так. Что там за покрытие на полу?

— Ковролин.

— К полу хорошо прилегает?

— Прибит алюминиевым плинтусом.

— Возвращайся в лифт. Посмотри внимательно: если бы ты уронила флешку, куда бы ты могла задвинуть её ногой? И проверь ещё раз поручень, углы и двери. Ничего не найдёшь — уходи.

Когда лифт бесшумно подползал ко второму этажу, через стеклянную стену на пару секунд стало видно стоянку перед зданием. Именно так Олег мог заметить, что его ждут. Инга тоже заметила странных личностей рядом со своим мотоциклом. На третьей секунде лифт спустился ниже и пост охранника загородил огромное окно.

— Две машины подъехали. Четверо типов в костюмчиках. — Инга говорила лаконично, провела рукой по угловому жёлобу лифта и присела на корточки, уже не скрывая свои действия. — Вроде нашла, — добавила она с той же интонацией, выскребая пальцами серебристую флешку. Она сливалась с металлическими креплениями кабины.

— От лифта иди налево. — Сокольский изучал план здания. — Завернёшь за угол — там коридор к чёрной лестнице и пожарный выход.

Через несколько секунд она была на улице, и доложила:

— Меня заметили. — Голос её звучал спокойно: она не волнуется, просто ставит в известность, что операция под угрозой. — До мотоцикла не доберусь. Они караулят снаружи.

— Я справа, за стоянкой, — оповестил её Сокольский.

— До тебя тоже не дойду, — отозвалась Инга. — Их машина как раз на дороге.

Чем больше шагов в плане, тем легче он срывается из-за непредсказуемых мелочей. На то агенту и дан ум, чтобы менять шаги по мере необходимости. Сокольский думал пару секунд, потом скомандовал:

— Налево, к соседнему зданию, в арку! Там проходные дворы, через них выйдешь на параллельную улицу. Пара минут — и я буду там же.

Вывернув из ряда припаркованных автомобилей, серебристая "Хонда" покатила от бизнес-центра. Сокольский заметил краем глаза, что от главного входа, в ту же сторону, поворачивает чёрный "Форд". "Они!" — безошибочно понял Игорь. Он прибавил скорости, но метров через двести вынужден был затормозить. Из-за угла выкатил громадный, экскурсионный автобус, и встал, загородив всю полосу. Наверное, мотор заглох. "Самое время!" — мысленно съязвил Сокольский, и оглянулся. Чёрный автомобиль попытался обогнуть неожиданное препятствие, но по встречке плотно шли машины. Спешили миновать перекрёсток. Водитель "Форда" обнаглел и повернул на тротуар. Сокольский крутанул руль,"Хонда" подпрыгнула на бордюре, загородив ему путь.

— Я на улице, — сообщила в этот момент Инга.

— Лови машину и уезжай! — ничего не поясняя, приказал Сокольский.

Под возмущённые возгласы прохожих, он попятил "Хонду" назад, на дорогу. Автобус чихнул и сдвинулся с места, освобождая перекрёсток…

* * *

— Эй, парниша! Подвезёшь?

Раскрытый рот парня как нельзя лучше свидетельствовал о его удивлении, но не способствовал делу.

— Езжай уже! — Она плюхнулась на соседнее сидение и захлопнула дверцу.

— А? Да, конечно!

Она оглянулась. Прямо к ним катил чёрный "Форд". Тот самый, что она заметила у бизнес-центра. Серебристой "Хонды" не было.

— Гони! — рявкнула Инга.

Вовремя! Их едва не настигли.

— Кто это? Полиция?

— Киллеры!

На какое-то время подействовало и парень нажал на газ, ухитрившись проскочить под жёлтый свет. Преследователям пришлось затормозить, дорогу преградил покативший через перекрёсток транспорт. "Не надолго это их задержит", — подумала девица, и скомандовала:

— Поверни направо!

— Может, скажешь, от кого мы убегаем?

Хорошо, что произнося эту фразу, он всё-таки повернул, куда требовалось.

— Я убегаю. Ты помогаешь, — уточнила она хладнокровно. — Теперь налево!

Долго это продолжаться не могло, но Инга и не стала рисковать.

— Направо! В подворотню! Стой! Выходи из машины, быстро! Бежим!

Город она знала хорошо, может быть, даже лучше, чем те, кто их преследовал. Парень по инерции мчался за ней. Инга вела его через дворы, по заранее рассчитанному пути отхода, открывая кодовые замки, а в одном месте даже воспользовавшись заранее припасённым ключом-"вездеходом". Они выбрались на соседнюю улицу, значительно опередив преследователей. Инга ловко втащила парня в закрывающиеся дверцы очередного троллейбуса. Если бы не подвернулся троллейбус — они прошли бы ещё несколько дворов, до следующей улицы, но так даже лучше.

— Заплати. У меня проездной, — потребовала Берестова.

— И куда мы едем?

— Можешь подождать с вопросами ещё двадцать минут? — резко спросила она.

— Подчиняюсь красивой девушке, — проворчал парень и, порывшись в кармане, купил билет.

Инга убедилась, что на данном этапе они от погони оторвались, но не остановилась на достигнутом. Следующая остановка была у метро, и она потащила своего неожиданного спутника за собой. Час-пик ещё не наступил, в запасе у Инги был не только проездной, но и пара жетонов. Если ты убегаешь — это надо делать, не оглядываясь и не задумываясь. Жетоны — на тот случай, если вдруг что-то случится с проездным: уронишь, или автомат откажет. Или неожиданный спутник прицепится.

Только когда они проехали несколько станций, выбрались на поверхность и углубились в парк, он заупрямился.

— Куда мы идём? Я машину бросил!

— Она тебе больше не понадобится. Тебя будут искать по ней.

— Что?! С какого перепоя?!

— Они видели тебя со мной — этого достаточно.

Неожиданно он остановился.

— Кто — они? Или ты говоришь, или…

— Или что? — Она пожала плечами и направилась дальше. Парень подумал — и побежал следом.

— Может, всё-таки объяснишь?

— Мафия, — буркнула она. — Разбираются между собой. Есть, куда уехать из города? Они тебя по машине в момент вычислят. — Она не собиралась извиняться, но всё-таки сказала: — Прости, я не думала, что так получится.

— Что у тебя происходит? — Это был голос Сокольского, которого новый знакомый Инги слышать не мог.

— Ничего, — бросила она. — Привязался один… Придётся взять с собой.

И тут парень снова остановился.

— Бабушка! — сказал он. — У меня дома бабушка! Они что, пойдут к ней?

— Быстро соображаешь, — заметила Инга.

Парень сорвался с места и побежал через парк, к другой станции метро.

— Проблемой меньше, — сообщила Инга Сокольскому. — Чел, который меня подвёз. Похоже, он помчался домой, к какой-то бабушке.

— Иди с ним.

— Зачем? — Она была удивлена. — Меня он не знает, тебя вообще не видел. Он всё равно не сможет им ничего сказать.

Сокольский тихо вздохнул.

— Инга! Мы втянули его в это дело. Теперь придётся о нём позаботиться, потому что из-за нас он может пострадать. Иди за ним. Это приказ.

Она перестала спорить и побежала вслед за парнем.

* * *

Новый знакомый Берестовой жил далеко от их места встречи, в доме с тихим двориком, из числа тех, которые ещё не успели загородить железными воротами с кодовыми замками.

— Погоди! — Инга остановила парня, не дав вывернуть из-за угла. — Мне не нравится та машина. Можно попасть в твой подъезд, не проходя через весь двор?

— Теоретически… Можно зайти в крайнюю парадную, там замок на чердак открывается ногтем. По чердаку пройти в соседний…

— Веди, — оборвала его Инга.

Наблюдать и подкрадываться пришлось очень осторожно, но им повезло. На чердаке кроме голубей никто не встретился, дверь на нужную лестницу парень открыл без труда. Но сразу пойти в квартиру Инга ему не дала.

— Сперва посмотрим, — шепнула она — и оказалась права.

На площадку между этажами поднялся какой-то тип, занял удобное место наблюдения на подоконнике у полукруглого окна, ведущего во двор, и стал тихо говорить по мобильнику.

— А если он не придёт?.. Я не уверен, может быть, он вообще здесь бывает раз в неделю… Да мы ничего не сделали! Там старуха была — лет сто наверное! Как увидела ствол — так с копыт. Мы стали смотреть, а она не дышит. А больше спрашивать не у кого. Разве что по соседям пойти… И что делать?

Инга резко притиснула своего рослого спутника к стенке и зажала рукой его рот. Вырываться он не стал, но в глазах появилось что-то отчаянное. Она дождалась, чтобы он понял, что не надо кричать, и потянула наверх, обратно на чердак.

— Да кто ты такая? Зачем ты им нужна? — зашипел он, по счастью, понизив голос до шёпота. — Там бабушка!.. прабабушка… Да какая разница?! У меня никого больше нет! Может, это вы бандиты? С кем ты всё время разговариваешь?

— А они по-твоему кто? — Инга тщательно прикрыла дверь и затянула на место толстый болт, с помощью которого кто-то из предприимчивых жильцов создавал видимость того, что чердак закрыт. — Подумай: что бы сделала полиция, если бы при них старушка помирать начала? Скорую бы позвали!

Он, может быть, и понимал, что она говорит, но явно не мог смириться и всё время смотрел на дверь.

— Слушай! Ты ей уже не поможешь. — Инга говорила спокойно, стараясь выражаться как можно конкретнее. — Они ждут тебя. Если поймают — будут пытать. Захотят убедиться, что ты со мной не знаком. Знаешь, что сложнее всего доказать? Что ты действительно не знаком и ничего не знаешь.

Парень нервно хмыкнул.

— Пытать…

— Они уже пытали одного человека. Забили до смерти, — пояснила Инга.

Он покосился на неё.

— И что теперь делать?

— Лучше всего пойти со мной.

— Куда?

— Точно не скажу, но там ты поговоришь с тем, с кем я всё время разговариваю. Он лучше объяснит, что происходит.

В голове у Инги крутился вопрос: "Что это за личности, которые так быстро вычислили адрес парня и опередили нас? Для этого нужно пробивать номер машины, иметь доступ к базе данных ГИБДД". Ответа у неё не было.

Через пять минут они покинули опасный двор и вышли на соседнюю улицу. Пока ещё парень слушался свою странную спутницу, но выглядел мрачным и потерянным.

— Алё! Что дальше? — Инга напомнила Сокольскому, что вообще-то они до сих пор в опасности.

— Выходите на набережную и идите в сторону гавани. Я вас подхвачу, — ответил голос в её ухе.

Парень даже не отметил, что начал он свой странный путь с длинноволосой шатенкой, а на набережной оказался под руку с коротко стриженной блондинкой, и вывернутая наизнанку куртка её из чёрной превратилась в ярко-розовую.

— Как тебя зовут? — спросила Инга.

— Виктор, — машинально ответил её невольный спутник. — Виктор Чехов.

— Чехов? Как писатель? Хм…

Серебристо-серая "Хонда" бесшумно подъехала сзади. Инга дёрнула Виктора за рукав, и потащила на заднее сидение. Машина плавно снялась с места, увозя двадцатипятилетнего Виктора Чехова в неизвестность.

* * *

Весенняя зелень радует глаз однообразием. Куда ни глянь — один и тот же ровный оттенок, и у молодой листвы, и у травы. Всё светло-золотисто-зелёное, юное и чистое, не успевшее потемнеть, приобрести индивидуальность, покрыться пылью, манит запахами новизны и свежести, как воспоминания юности. Правда, в экзотическом кафе, на островке небольшой речки, рядом с мостом, по которому безостановочно сновали машины, к весенним ароматам примешивался отчётливый след выхлопных газов. Но не беда, такое случалось лишь при Северном ветре.

Сокольский пожал руку полковнику Баринцеву и опустился на стул. Прошло чуть больше суток с того момента, как они добыли флешку Олега, но измениться успело многое.

— Неплохое место, — заметил Сокольский, профессионально оглядевшись, не поворачивая головы.

— Исключает подглядывание и подслушивание, — закончил за него Александр Борисович. — Надёжнее, чем в моём кабинете. Особенно учитывая последние выводы аналитиков.

— Утечка не из нашего отдела, — с нажимом проговорил Сокольский, и наконец-то перестал оглядываться. — Но вы правы, так надёжнее.

Баринцев наблюдал за ним, пытаясь по лицу определить перемены, которые произошли в Игоре после трагической гибели его брата. Сложно делать выводы по человеку, который контролирует себя так хорошо, как Сокольский. Полковник верил, что с ним Игорёк никогда не лицемерит, но всё равно опасался, что подчинённый скрывает от него свои чувства из опасения, как бы его не сняли с операции. Пару недель назад, на похоронах, Сокольский выглядел так рассеянно, что Баринцев засомневался в собственной оценке его способности продолжить начатое.

— Как ты? — спросил Александр Борисович, хотя вопрос подразумевал возможность уйти от ответа.

Сокольский посмотрел ему в лицо своими серыми, удивительно прозрачными глазами. Прямой, ничем не замутнённый взгляд, белки глаз чистые, без лишних прожилок. Никаких признаков бессонных ночей, эмоциональных стрессов и тому подобного.

— Я в норме. — Ответ того же уровня, что и вопрос. — Вы видели запись с флешки?

— Да, видел. И согласен с твоими выводами. — Баринцев сделал глоток кофе, но тут же вернулся к разговору. — Против фигуранта у нас нет ничего конкретного. Ты это сам понимаешь. — Сокольский смотрел на него вопросительно, и Баринцев добавил: — Догадки к делу не пришьёшь. Сам подумай: аудио со сплошными помехами и видео, сделанное с большого расстояния, без резкости и звука… О чём они разговаривали? Где признаки преступного сговора? Кстати, ты изучил материалы по фигуранту?

Сокольский облокотился о стол и задумчиво поглядел на плакучие ивы, густо растущие вдоль берега. Казалось, что их окружает зеленоватая дымка…

— Маловато, чтобы делать выводы, — сказал он, не глядя на Баринцева.

— Но достаточно, чтобы задавать вопросы? — закончил за него полковник.

— Да.

— И что ты намерен делать?

— У меня есть одна идея. Хочу пойти на контакт с человеком, который нанял Олега следить за фигурантом. По результатам, свяжусь и с объектом слежки. Я намерен действовать от своего имени. Иначе ничего не получится.

Александр Борисович посмотрел на него с сомнением, но потом кивнул.

— Добро. Операция поручена тебе — действуй, как считаешь рентабельным. Что нужно от меня?

Сокольский прищурился, с лукавой усмешкой глядя на полковника.

— Начнём по-старинке, — предложил он. — Пусть группа поддержки будет наготове, но не вмешивается до моего сигнала. И ещё… Глушилка бы пригодилась. Сейчас записывающих устройств до дури, да и с нами — посторонний человек.

— Кстати, об этом постороннем, — встрепенулся Александр Борисович. — Что ты намерен делать с Чеховым?

— Я думаю над этим вопросом.

Ответ подразумевал, что Сокольский разберётся с проблемой сам.

— Хорошо. — Баринцев отставил пустую чашку. — Всё необходимое получите обычным способом передачи. О любых изменениях в операции докладывай только мне.

— А кому ещё?

— И знаешь что, Игорёк… — Александр Борисович внимательно посмотрел в лицо подчинённому. — Не усердствуй с Санорином, или что ты там используешь… — Он показал пальцем на собственные глаза. — Красноту и отёк он снимает, но меня ты всё равно не обманешь.

— Больше не буду, — серьёзно пообещал Сокольский, встал из-за стола и направился к мостику, перекинутому с островка на дорожку парка.

Баринцев посмотрел ему вслед, вздохнул, подозвал официанта и заказал ещё кофе.

* * *

Пару часов спустя Сокольский стоял, облокотившись на раскрытую дверцу изрядно поношенной "Лады Классики" выпуска далёких советских времён. Инга сидела на пыльном капоте и жевала бутерброд с ветчиной. Её положение вовсе не противоречило обычной чистоплотности. И машину, и одежду они должны были сменить в ближайшие полчаса, когда доберутся до нужного места на трассе, но Сокольский ещё не решил, в каком составе они туда поедут. Глядя на коричневую воду залива, он думал о Викторе Чехове. Парень копал пляж носком ботинка, как конь землю, и сопел за его спиной, явно намеренный отыскать новый аргумент в свою пользу. "Что же ты так рвёшься в чужой бой? — подумал Сокольский, не оборачиваясь. — Тебе бы сделать от нас ноги, пока ты их не протянул".

— Послушайте! Я должен быть с вами! — выступил Чехов. Сокольский вздохнул и промолчал. — Вы сами втянули меня в эту историю! Вы не можете просто отвернуться и сказать: "Уходи!" Это дурацкое "уходи" — всё, чего я заслужил?

Сокольский ещё раз вздохнул, оторвался от созерцания воды и повернулся к Виктору. Чехов в свои двадцать пять вымахал выше него на голову, так что приходилось смотреть вверх.

— Видишь? — Сокольский оттянул большим пальцем губу, продемонстрировав ровные белые зубы слева в верхней челюсти. К слову, они ничем не отличались от всех остальных. Кроме одного: — Импланты. Восемь штук. Свои мне выбили, когда допрашивали. Заодно сломали челюсть, четыре ребра, и левую руку в двух местах. От меня в тот раз ничего не узнали. — Он криво усмехнулся. Впрочем, он всегда криво усмехался. — Знаешь, почему? Потому что они не смогли меня разозлить и вывести из себя.

Виктор с сомнением и некоторым трепетом смотрел на него, не понимая.

— Как можно не выйти из себя, если тебя так бьют?

Сокольский скривился и пожал плечами, словно упёртость собеседника начала действовать ему на нервы.

— Можно. Главное — не злиться. Да и на кого? Тот, кто бьёт — либо наёмник, либо садист. Толку на него злиться?

— А на того, кто приказал тебя бить? На него ты тоже не злишься? — Виктор усмехнулся, как ему показалось, скептически. Но весь скепсис сейчас исходил от Сокольского.

— Смысл на него злиться? Того, кто отдаёт приказы, надо переиграть. Он должен выйти из себя, а не ты! — Сокольский осмотрел Виктора с головы до ног и тоже усмехнулся. — Ты же взрываешься — чуть пощекочи. Я один раз потерял над собой контроль — и дорого заплатил за это. Слишком дорого. Больше не хочу, и другим не желаю. Уж извини, но ты — слабое звено.

И он разочарованно прищёлкнул языком.

— А она? — Виктору было обидно и он резким взмахом руки указал на жующую бутерброд Ингу. Та отхлебнула кофе из пластикового стаканчика, будто не видела его жеста и вообще не слушала разговор. — Она же баба! Но ей ты доверяешь!

Сокольский разулыбался, иронично и ласково, и похлопал Виктора по плечу.

— Уже взорвался, да? — Прозвучало так издевательски-участливо, что Чехов чуть не врезал ему по физиономии. Сокольский это почувствовал, перестал улыбаться и убеждённо кивнул. — Доверяю. К тому же, у неё своя задача и я не собираюсь её подставлять. Тебя, кстати, тоже. Так что поезжай, куда я сказал, побудь там до времени, пока мы не закончим. Это для твоей же безопасности. — И он вкрадчиво добавил: — Пока ещё не поздно.

Виктор постоял несколько секунд, уперев руки в бока. Ему хотелось сказать какую-нибудь гадость. Но наверное, он понял наконец, о чём ему толкует Сокольский. Глубоко вдохнув и тихо выдохнув, Виктор опустил руки и расслабился.

"Жаль, что ты такой упорный…" — подумал Сокольский, но довести мысль до конца не успел.

— Я не уйду. Это и моё дело тоже, — сказал Виктор, постаравшись, чтобы на этот раз голос прозвучал спокойно. — Из-за них умер близкий мне человек. Самый близкий! И из-за вас двоих тоже. — Он мотнул головой в сторону блондинки. — Если бы не вы… Вы мне всю жизнь с ног на уши перевернули, а теперь хотите, чтобы я ушёл?! — Под конец он снова начал заводиться.

— Прогонишь — он сам начнёт копать, — подала голос Инга. Она запрокинула голову, выцедила из стаканчика последние капли коричневой жижи и облизнула не накрашенные губы. — Будет путаться под ногами — только хуже сделает, а в результате его всё равно грохнут. Лучше сам пристрели.

Она смяла пустой стаканчик, соскользнула с пыльного капота и пошла в обход машины на водительское место. Виктор посмотрел ей вслед. Было на что: девица двигалась по неглубокому песку раскованными, кошачьми движениями, так что взгляд невольно соскальзывал на уровень её круглой попки. Сокольский тоже посмотрел ей вслед, подумав: "Тут ты права, лучше держать Витька на виду. Уж больно шустрый".

— Ладно! — отвлёк он Чехова. — В машину!

Виктор явно почувствовал прилив сил, кивнул и с готовностью полез на заднее сидение.

— На переднее, — осадил его Сокольский…

Глава третья. Призрак детектива

— Геннадий Антонович! Срочный звонок по второй линии!

Директор отвлёкся от сводки.

— Слушаю! — сказал он в трубку и махнул секретарше, чтобы та убралась.

— Носков! Вы меня подставили!

Геннадий Антонович встрепенулся. Голос звучал приглушённо, но сомнений в своей принадлежности не оставлял.

— Сокольский?! Сколько раз я говорил, чтобы вы не звонили мне на этот телефон?!

— У меня не было выбора.

— Как это? — Носков насторожился. — И что вы такое говорите, как я мог вас подставить?

— Откуда объект узнал, что я слежу за ним? Скажете, не от вас? — Теперь Сокольский говорил отрывисто. — Меня поджидали на выходе, сразу после того, как я отправил вам запись! Я еле ушёл от них.

— Погодите! А я-то думал: куда вы пропали! — осенило Геннадия Антоновича. — Надеюсь, те люди, которые вас поджидали… м-м-м… Они не узнали, на кого вы работаете?

— Поканет, — сухо ответил Сокольский.

— Что значит: пока? — Носков разволновался. В двери заглянула секретарша, но он так категорично глянул на неё, что она тут же исчезла. — Слушайте, Сокольский! Я вас не подставлял. Это не в моих интересах!

— Нам надо встретиться, — перебил его собеседник.

— Хорошо! Давайте на старом месте…

— Нет! Выходите прямо сейчас. На стоянке слева, через четыре машины от поворота, стоит вишнёвая "Лада Гранта". Я жду.

Сокольский прервал звонок. Геннадий Антонович посидел минуту с трубкой в руке, но потом решительно встал, набросил плащ и пошёл к выходу.

— Меня ни для кого нет, — бросил он секретарше. — Плохо себя чувствую, хочу пройтись.

Он спустился вниз и вышел из здания. Погода радовала почти по-летнему, но Носкову было не по себе. Он прогулялся туда-сюда, издали заметил нужную машину и, стараясь не спешить, направился в её сторону. Подойдя, ненавязчиво оглянулся, потом открыл дверцу и сел рядом с водителем.

Сокольский смотрел на него. Выглядел он плохо: веки красные, вокруг глаз круги, он постарел, осунулся и, несмотря на тёплую погоду, кутался в тёмное пальто и шарф, так что наружу торчал только его породистый нос с едва заметной горбинкой.

— Что с вами случилось? — обеспокоился Носков.

— Меня выследили люди Шеллера, — ответил Сокольский. — По-моему, я это уже говорил.

— Хорошо, а что вы от меня хотите?

— Вы должны мне помочь.

— Олег Сергеевич! — Носков постарался говорить убедительно. — Вы взялись выполнить для меня работу, я за неё заплатил…

— Если Шеллер найдёт меня, он узнает, кто именно сделал заказ, — перебил его Сокольский, глядя в стекло перед собой. — Полагаю, ваша участь после этого будет не лучше моей. Почему вы не предупредили меня, кто именно должен с ним встречаться?

— Помилуйте! Я и сам не знал! — Геннадий Антонович даже возмутился. — Да и по записи об этом можно только догадываться!

— Но ведь Шеллер не в курсе, какого качества запись? — строго спросил Сокольский.

Носков вздохнул.

— Ну хорошо! — согласился он. — Я вам дам адрес, поезжайте туда…

— Нет! Я поеду с вами. Один раз я чуть не попался, теперь для гарантии, я хочу, чтобы вы сами меня отвезли.

Носков подавил в себе желание усмехнуться и кивнул.

— Хорошо! Будь по вашему. Сейчас я передам в офис, что меня не будет до вечера — и можно ехать. Но лучше пересесть в мою машину.

Сокольский согласился.

— Выезжайте со стоянки, я подсяду к вам после светофора, — пообещал он. — И смотрите, Носков! Мне есть чем защититься.

— Я не самоубийца, чтобы с вами драться, — буркнул Геннадий Антонович и выбрался из машины.

* * *

— Второй! Они свернули с Краснофлотского шоссе у магазина стройхозтоваров.

— Слышу, Первый! Вижу машину! Беру на себя.

— Данила! Смотри в оба! Там дач много. И близко не прижимайся.

Носков не ведал о слежке и осторожно вёл автомобиль по просёлку, всё дальше и дальше от шоссе. В одном месте дорогу ему перегородил колёсный трактор с ковшом.

— Ну куда ты лезешь! — выговорил в пространство Геннадий Антонович.

Трактор словно услышал его возмущение, подался назад, пропустив машину, и бодро покатил в другую сторону.

— Проехали мимо меня, — высказал тракторист в пространство. — Дальше перекрёстков нет.

— Принято! — отозвался наушник в его ухе.

— Не слишком близко? — спросил Сокольский, кутаясь в своё пальто. — Полчаса от города…

— Вы так и не ответили на мой вопрос, Олег Сергеевич, — напомнил Носков. — Вы ранены? Как вы от них ушли?

— Это два вопроса, — огрызнулся Сокольский, который упорно не желал разговаривать в машине, будто боялся, что Носков прячет под сиденьем микрофон. — Поговорим, когда доберёмся до места.

Носков глянул на него с таким любопытством, словно проверял, не стал ли Сокольский бледнее, и не собирается ли упасть в обморок.

— Плохо выглядите, — сказал он вслух. — Может быть, лучше было поехать в ближайшую больницу?

Сокольский не ответил, сунул нос в шарф и прикрыл глаза. Геннадий Антонович не стал его беспокоить, тем более, что они почти приехали. Он свернул к одному из участков. За забором возвышался старый, частично отремонтированный дом с верандой, украшенной наборными стёклами.

Едва машина заехала во двор и ворота закрылись, на обочине появилась девица в спортивной куртке и кепке, из-под которой едва выглядывали светлые волосы.

— Я на месте, — сообщила она своим невидимым собеседникам. — Пятый дом от бетонного мостика.

— Мы рядом, Ин! — отозвался один из коллег.

— Юраша! Попробуй ближе подойти, — предложила девица одному из оперативников, разглядывая из-за покрытого молодой зеленью куста рифлёный забор. — У тебя позиция удобнее.

Носков, пока они переговаривались, помог Сокольскому выбраться из машины и повёл в дом.

— Это не моя дача, так что здесь вас никто не станет искать, — ободрил он. — Отсидитесь недельку-другую…

— Я не собираюсь столько времени торчать в этой дыре, — полушёпотом высказал Сокольский.

Они поднялись на крыльцо и Носков открыл замок.

— Заходите, — он проводил Сокольского через веранду внутрь дома. — Посидите тут, в этой комнате. Я сейчас проверю, есть ли дрова в сарае. Дом с зимы ещё не протапливали как следует, так что здесь сыро. Я сейчас!

Сокольский не стал спорить и опустился в потёртое кресло. Геннадий Антонович, нервно зыркая по сторонам, направился к сараю. Там он некоторое время стоял, не зная, за что взяться. Ему попался на глаза тонкий бельевой шнур. Носков торопливо потянул конец, но в спешке только запутал. Дёргая верёвку, нервничая и всё время оглядываясь на дверной проём, он кое-как вытянул хвост примерно в метр длинной, снова оглянулся, бросил верёвку на верстак и принялся копаться в ящике с инструментами.

Никакого конкретного плана у него не было, но Носков очень хотел избавиться от Сокольского. Дача принадлежала одному знакомому Носкова и здесь в ближайшие две-три недели никто не должен был появиться. "Есть шанс, — говорил он себе, обрезая кусок шнура садовыми ножницами. — Есть шанс!"

Геннадия Антоновича волновало, сможет ли он справиться с противником. Росту в Сокольском — чуть выше ста семидесяти, да и весит он немного. Худой, с изящной костью… В самом Носкове было больше центнера, вымахал он за сто восемьдесят и когда-то занимался спортом. Оценив шансы, он решил, что справится с задачей. Моральная сторона дела напомнила о себе, когда он возвращался в дом, сунув обрезок шнура в карман. Как он сможет спокойно спать, если задушит этого измученного, явно раненого парня? "Выбора нет! — твердил он про себя. — Выбора нет! Ну нет же выбора! Если Шеллер найдёт Сокольского, он узнает, кто его нанял. Тогда убьют меня! И зачем я связался со всем этим?!."

— Лучше уж он, чем я, — пробормотал Носков. — В какой-то мере, это будет даже благодеяние. Шеллер его замучает, если заполучит.

Временно утихомирив совесть, Носков сложил принесённые дрова у камина. Сокольский сидел спиной к нему, в кресле, закутанный в своё пальто. Геннадий Антонович осторожно вытащил кусок шнура и подошёл ближе. Ему показалось, что раненый уснул. А может, потерял сознание? Так легче. Он даже ничего не почувствует…

* * *

Детьми они постоянно играли в сыщиков. Даже придумали "великого тайного агента" по имени Финт. Он фехтовал, как Зорро, и владел дедуктивным методом Шерлока Холмса. Едва не подравшись из-за выбора эпохи, они добавили в арсенал Финта машину времени и портативное телепортационное устройство. И то и другое скрывалось в эфесе его рапиры.

Финт сам себе выбирал дела: находил в книжках упоминание о нераскрытом преступлении, перемещался в нужную точку земного шара, а уже оттуда нырял в прошлое. Был у него и помощник, по кличке Тень. Этот никаких устройств в арсенале не имел, но по времени и пространству гулял не хуже Финта, цепляясь за его "ментальный след" (кто бы объяснил двум малолеткам, что это такое). Ещё Тень умел проникать в дома сквозь стены и прикидываться любым другим человеком, но когда приходило время "пожинать лавры" — незаметно исчезал. Скромняга, в общем.

Чтобы не ссориться, Олег и Игорь в каждой новой истории менялись ролями. Это Сокольский хорошо помнил, а вот какое именно приключение имел в виду его брат — сказать не мог. Тридцать лет прошло, попробуй сейчас верни в памяти детские забавы, когда у тебя вся взрослая жизнь — сплошные "похождения тайного агента".

"Финт. Финт под горой, — повторял он про себя, размышляя о словах Олега, когда выпадала минута. — Что же он хотел мне сказать? Что за гора такая, под которую мы запихнули нашего сыщика? Сюжет… Какая там была история? Может, Инга права и это бред? Начало агонии? Говорят, детские впечатления часто возвращаются, когда ты на волосок от смерти. Правда, за собой я такого не замечал… Финт под горой… Нет, Олег был уверен, что рано или поздно я вспомню! Мне бы его уверенность…"

Размышления на сей раз прервал господин Носков, подкравшись сзади с явно преступными намерениями. Сокольский сделал вид, что ничего не слышит…

* * *

Геннадий Антонович обмотал концы вокруг своих крепких ладоней и осторожно поднял руки, чтобы обхватить верёвкой шею спящего.

— Не шевелись! Рук не опускай!

Команда прозвучала тихо, но отчётливо. Носков испуганно оглянулся. Рот его приоткрылся от удивления и ужаса. Дверной проём загораживала высокая фигура. Появившийся ниоткуда тип целился в него из огромного, чёрного пистолета…

Размер оружия преувеличило воображение Носкова. На него смотрел обычный тт-шник.

— Я… не шевелюсь, — пробормотал Носков.

— Проходите, Геннадий Антонович! — мягко прозвучал из-за его спины знакомый голос.

Носков обернулся и снова вздрогнул. Посреди комнаты, рядом с креслом, стоял Сокольский… Или не Сокольский? Носков прищурился, как близорукий. Ему показалось, что привезённый им человек стал на пару сантиметров выше. А может, просто перестал сутулиться и втягивать голову в плечи? Он стоял в расстёгнутом пальто, сунув руки в карманы, и смотрел на Носкова выжидающим взглядом. Света хватало, чтобы подметить, что черты лица у этого Сокольского резче, губы кажутся тоньше, рельефнее проступают скулы, и выражение такое, какого Геннадий Антонович не помнил у нанятого им частного детектива: холодно-оценивающее, жёсткое, совершенно неподходящее к вкрадчивому голосу.

— Вы — не Олег Сокольский, — медленно проговорил Носков.

— Ваша правда, — согласился собеседник. — Олег убит.

Выудив из кармана резиновые перчатки, Сокольский встряхнул их и принялся не спеша натягивать на руки. Носков побледнел, и подался назад, но вспомнил про парня с пистолетом и замер на месте.

— Что вы от меня хотите? Кто вы? — спросил он, стараясь не заикаться. Ему показалось, что и движения у этого Сокольского другие, более короткие и рациональные.

— Мы ищем убийц, — объяснил Сокольский. — И вы — первый претендент на это звание. Вы наняли Олега Сокольского, отправили его следить за Шеллером, потом приказали приехать в левый офис на Охте — а там его поджидали. Странно, правда?

— Да вы что?! — Носков от возмущения взмахнул руками, почувствовал верёвку и затряс ладонями, избавляясь от предмета, остро напомнившего, что три минуты назад он решился на убийство. — Зачем мне нанимать человека следить, чтобы потом этому же… ну, тому, за которым он следил, сдавать? Чушь!

Сокольский прошёлся по комнате, выдвинул из-за шкафа стул и, взяв его за спинку рукой в резиновой перчатке, плавным движением переставил на середину комнаты.

— Садитесь, Носков. — Он указал на кресло напротив. — Я готов выслушать вашу версию, но если она покажется мне неправдоподобной… — Он покачал головой, словно заранее разочаровывался в собеседнике.

— Да что вы меня пугаете?! — возмутился Геннадий Антонович, но обошёл кресло и присел на краешек, стараясь не оглядываться на типа с пистолетом. — Меня просто попросили нанять человека, чтобы проследить за одной встречей! Я вспомнил про знакомого частного детектива…

— Очень интересно! — Сокольский повернул стул и сел на него верхом. — Вот с этого места о том, кто вас попросил, и о Шеллере — ещё раз, и как можно подробнее!

…Через полчаса Скольский сидел в машине рядом с Берестовой и вытирал лицо влажной салфеткой. Инга вырулила с просёлка на шоссе и мельком глянула на него.

— Ты и без грима мог изобразить собственного брата, — заметила она.

— Не скажи! Мы хоть и близнецы, но отличались. Образ жизни разный. Не хотелось, чтобы этот Носков раньше времени что-то заподозрил. — Он смял одну салфетку и выудил из пачки вторую. — Олег был потяжелее, и не такой потасканный, как я.

Инга критически ухмыльнулась.

— Считаешь себя потасканным?

— Нюансы видны в сравнении, — возразил Сокольский. — Где капли?

— В бардачке. Помочь?

Сокольский приподнял бровь.

— Прямо на ходу? — спросил он, доставая крошечный пузырёк-капельницу, но тут же вернулся к теме. — Думаю, Носков будет помалкивать и своему боссу ничего не расскажет. Кстати, Витьку Чехову об этом тоже лучше не знать.

Можно было и не предупреждать. Инга отличалась крайней степенью молчаливости во всём, что касалось дела.

— Куда едем? К нему? — спросила она.

Сокольский кивнул, запрокинув голову и капнул лекарство по очереди в каждый глаз.

— У нас появилось недостающее звено логической цепочки, — заметил он, крепко зажмурившись. — Отвратный грим. Кто только его делает?..

— Мог бы попросить мою косметику, — хладнокровно отозвалась Инга.

— Ничего, так было даже правдоподобнее.

— С глазами кролика-альбиноса?

Сокольский бросил смятые салфетки в пепельницу, а капельницу обратно в бардачок машины.

— Пора взяться за основного фигуранта, — постановил он, отставив тему кроликов и косметики. — На мой взгляд, на свободе он уже засиделся.

Глава четвёртая. Звонок из бездны

Если не получается поймать человека за руку

— надо сделать так, чтобы он эту руку

сам протянул в нужном направлении.

(Начало лета 2016 года)

Александр Иванович Шеллер никак не ожидал, что посреди важного совещания его помощник передаст, что на пульт поступил звонок с обычного сотового телефона.

— Кто это?

— Он назвал только фамилию: Сокольский.

— Что за чушь? Так поговорите с ним! И проследите, где находится этот… шутник.

Помощник взял у оператора трубку и, выровняв голос, вежливо проговорил:

— Я слушаю. По какому вопросу вы звоните?

То, что он услышал, повергло его в растерянность.

— Слушай, шавка! Я буду говорить с твоим боссом, а не с шестёркой, вроде тебя. Передай этому козлу, что ответить в его интересах.

Голос был совершенно спокойный, но похолодел помощник не потому, что его шефа обозвали козлом. Он узнал этот тембр! Низковатый, немного носовой, и какой-то отрешённый, словно его обладателю не было дела до земных забот. И это действительно был голос покойника, Олега Сокольского! Впрочем, помощник быстро успокоился. Голос и подделать можно. Но кому и зачем это понадобилось? А главное — откуда он узнал, как соединиться с пультом на личной яхте Шеллера?

— Шеф! Вам лучше ответить самому. Этот человек знает вас.

Александр Иванович скривился, отбросил ломтик лимона обратно на блюдечко и взял трубку.

— Что вам нужно?

— Вы даже не спросите, как я вас нашёл? — Голос действительно был очень похож на голос Олега Сокольского. — Хотя, вы и сами знаете, что это несложно.

— Что вам нужно?

Помощник подавал знаки, чтобы шеф поговорил подольше, и наглеца удалось засечь. Но пока что Александр Иванович не знал, что добавить к своей краткой речи. За него заговорил Сокольский:

— Мне нужно, чтобы вы отдались в руки правосудия и понесли заслуженное наказание за организацию убийства.

— Что вам нужно?

Похоже было, что это единственный вопрос, который Александр Иванович Шеллер сейчас мог повторять, как попугай. В голове его вертелось соображение, что это какая-то мистификация и Сокольский не мог остаться в живых. Сам он не видел трупа, но после того, что с этим человеком сделали, ему даже без пули оставалась жить не больше часа.

— Я что, неясно выражаюсь? — Сокольский, наверное, издевался. — Вы должны сидеть в тюрьме!

Помощник положил перед шефом бумажку: "Объект движется по Приморскому шоссе, судя по всему, это легковой автомобиль". "Перехватите его!" — лаконично написал Александр Иванович, наконец-то выйдя из ступора.

— Вы уверены, что именно это вам нужно, Сокольский? Хотите денег?

— Вам надо было предложить их раньше, — разочарованно ответил его собеседник на другом конце беспроводной связи. — Теперь я требую, чтобы вы сдались.

— А если я этого не сделаю?

— Ну, тогда всё просто. — Сокольский явно оживился. — Если через трое суток с этого момента ваше чистосердечное признание не появится ни в одном отделении полиции…

— Вы сумасшедший! — прервал его Александр Иванович.

— Кто меня таким сделал? — переспросил Сокольский ласково. — Так вот, если этого не случится — я засажу вас сам, по более серьёзной статье. Не верите? Я знаю, зачем вы купили то старое корыто, которое прячете за пределами акватории России.

— О чём вы говорите? — как можно хладнокровнее переспросил Шеллер, хотя внутри в очередной раз что-то ёкнуло. — Что за чушь?!

— В данный момент у меня нет доказательств, но через три дня они будут, — пообещал Сокольский. — Это интересная игра, Шеллер! Что произойдёт быстрее: вы сдадитесь за убийство, или я вас сдам за измену родине?

— Мне надоело вас слушать, — как можно холоднее проговорил Александр Иванович.

— Я почти закончил. Если случится чудо и я не успею собрать компромат для контрразведки, я просто отправлю вас туда, куда вы так жаждали отправить меня. Это я обещаю! До скорой встречи!

Последняя фраза Сокольского поразила Шеллера и он едва не поверил, что звонок пришёл на пульт его яхты с того света. Но его разочаровал помощник:

— Он движется в потоке машин, но минут через двадцать его перехватят. Мобильник продолжает работать. Этот дебил даже не подумал, что надо вынуть аккумулятор и сим-карту.

— Значит, он не дух, а вполне обычный человек, — философски заметил Шеллер и глубоко вздохнул, избавляясь от ощущения потусторонности только что проведённого диалога.

* * *

— Как ты это устроил?

Вся компания ехала по совсем другому шоссе и не на Север, а на Юг. За рулём фуры сидела Инга. Сокольский удобно устроился на лежанке позади сидений.

— Ты сам видел, — ответил он Виктору. — Один телефон и одно устройство, работающее с обычной сим-картой. Я установил его на нашу "Хонду" и попросил знакомого парня перегнать машину со стоянки до автозаправочной станции в тридцати километрах. Он должен был уже бросить машину и сесть на автобус. Не люблю напрасно рисковать людьми.

— Они догадаются, — с сомнением покачал головой Виктор.

— Ну и что? Этот фокус они так и так разгадали бы минут через десять. Того парня они не вычислят, а мы в следующий раз придумаем другой способ связи.

Уточнять, что "тот парень" — агент прикрытия, Сокольский не стал. Он вынул из собственного телефона всё, что можно вынуть, сломал и, дотянувшись, выкинул по частям в окошко кабины. Потом откинулся обратно на лежанку и закрыл глаза.

— Разбудите, если случится что-нибудь интересное, — предупредил он.

Инга искоса глянула на Виктора. За последние несколько дней он оживился и отошёл от того, что с ним произошло. Парень, вообще-то, был симпатичный. Высокий, хорошо развитый. Ещё в начале он обмолвился, что занимался греблей. Не удивительно, что грудная клетка у него была — как у бычка. Тёмные волосы не требовали укладки, сами держали наиболее выгодную форму. Карие глаза смотрели то настороженно, то удивлённо, но в нём не чувствовалось настоящей дёрганности или нервозности. Он будто верил, что всё делает правильно.

— Почему ты не женат? — спросила Инга, следя за дорогой.

— А почему я должен быть женат? — удивился Виктор.

— Витёк! У тебя внешность кинозвезды, — пробормотал с полки Сокольский.

— Ну, встречу такую девушку… такую…

— Как Инга? — Сокольский фыркнул. — Не встретишь. Она одна и уже занята.

— Спи! — приказным тоном потребовала девица. — Через час будем на месте.

— Уже сплю, — пообещал Сокольский, но потом затих. По всей видимости, всё-таки уснул.

Глава пятая. Выполнение обязательств

Обыграть тупого противника — не подвиг, но вот вопрос: как тупой противник мог обыграть Олега? Своего брата Игорь считал умным, опытным и осторожным. Шеллер производил впечатление почти обратное. Он верил в свою неуязвимость и в то, что при помощи денег можно заполучить абсолютно всё. "Нет неподкупных людей, есть люди, которым мало предлагают" — вот принцип Шеллера, который он даже не пытался приукрасить. На деле Александр Иванович Шеллер предпочитал натравливать своих костоломов при любом удобном случае, а о деньгах заговаривал лишь тогда, когда откровенное нападение оказывалось принципиально невозможным и опасным для него самого.

Изучая дело этого человека, Сокольский поразился тому, как долго Шеллер остаётся на свободе. Вывод напрашивался сам собой: он — чьё-то прикрытие. Шеллера держат на виду, как страшилку, помогают заметать следы, чтобы использовать снова и снова. "Какой-то многоразовый презерватив получается, — подумал Сокольский. — Пока цел, хозяева старательно его отмывают и кладут на полку. До следующего употребления. Хозяева? Или хозяин? Нет, Шеллер сам по себе интересен мало. Пора сделать в нём дыру, чтобы посмотреть, кто за ним прячется…"

— У нас всё готово, — сообщила ему Инга. — Или планы изменились?

— Нет.

Сокольский покачал головой. Он хотел сказать Инге, что Шеллер — это только начало, но передумал. Им надо продемонстрировать милейшему Александру Ивановичу, что с ним не шутят. Остальное подождёт. Когда Шеллер окажется в руках конторы, будет время вызнать у него, на кого он работает.

* * *

Снаружи завопили охранники. Потом раздались выстрелы и грохот. Шеллер сам не понял, как в три секунды оказался на палубе. Его люди размахивали руками, показывая что-то друг другу. Вопреки опасениям Александра Ивановича, никто его яхту не штурмовал, она мирно покачивалась, пришвартованная к пирсу.

— Вы что?! — напустился Шеллер на подручных. — Что вы делаете?!

— Да она чуть на головы не спикировала! — возмущённо начал объяснять один, но второй его перебил.

— Штука такая, которыми съёмки делают с высоты! Она летела прямо на яхту. Ну, мы её и того! А она как бабахнет! Вон, обломки в воде плавают.

Шеллер посмотрел на воду, потом отвернулся и оглядел из-под руки причалы, берег и пляж, на котором сегодня толпилось изрядно народу. Тот, кто хоть раз бывал на южном море, вряд ли захочет лезть в холодную, грязную лужу под названием Финский залив. Но либо большинство любителей открытых водоёмов Питера и окрестностей на Юге никогда не были, либо им решительно всё равно, где купаться и при какой погоде. Шеллер даже поморщился, представив себе эту процедуру, но потом отвлёкся на свои проблемы. Что-то внутри настойчиво вибрировало, заставляя беспокоиться, и Александру Ивановичу очень не хотелось думать, что Сокольский начал осуществлять свой план.

— Чушь! — сказал он вслух. — Кто-то фотографирует гавань — и что? Болваны! Явится хозяин этой штуки — заплатите ему, сколько скажет.

С этими словами он собрался вернуться в каюту, но неопределённое чувство опасности мешало. Хотелось убедиться, что беспилотник действительно случайно оказался рядом, и он никуда не пикировал, а охранникам со страху показалось.

Шеллер остался на палубе, встав так, чтобы его было не видно с берега. Он покурил, подышал воздухом, размял ноги — но хозяин разбитого аппарата так и не появился. Почему-то отсутствие претензий напрягало Александра Ивановича и с каждой минутой он начинал беспокоиться всё больше. Наконец, не выдержал и позвонил на берег.

— Подгоните мой лимузин, я уезжаю, — распорядился он. Потом повернулся к охранникам. — Отведёте яхту от берега и поставите на якорь. Смотрите в оба и не спите!

Ему пришло в голову, что с причала можно запросто закинуть на борт бомбу…

Лимузин остановился в конце утрамбованной дорожки. Шеллер, в сопровождении трёх телохранителей, сошёл с яхты и двинулся по пирсу к машине. Поблизости никого не было. Разве что, копался рядом с дорожкой, на песке, какой-то оборванный бомжик. Идущий впереди охранник машинально оттолкнул его, чтобы не лез под ноги. Бомжик плюхнулся на задницу, забормотав что-то малопонятное. Шеллер прошёл мимо.

Оборванец переместился на четвереньки и поднялся, неловко, как корова — сперва выпрямил ноги, потом оттолкнулся руками от земли. Медленно повернувшись, он посмотрел в ту сторону, где остановилась машина. Голова его при этом мелко дёргалась, словно он хотел кому-то кивнуть, но не доводил движения до конца. Один из телохранителей всё-таки удостоил его взгляда, но потом отвлёкся, решив, что ждать опасности от этого чучела в вонючих тряпках, с явными признаками последней стадии алкоголизма, нет смысла.

Бомжик постоял немного, потом заметил бутылку, медленно нагнулся, протягивая руку, словно прицеливаясь, кое-как подобрал сосуд с песка и побрёл на полусогнутых, нетвёрдых ногах в сторону пляжа.

— Ты бы так близко не подходил, — произнёс кто-то невидимый в крошечном наушнике, спрятанном в его грязном ухе.

— Уже ухожу, — тихо ответил "бомжик", не прибавляя скорости. — Он оставил на яхте двоих охранников.

— Это не проблема. Сделаем…

— Нет, — мягко отозвался "бомжик", не дав наушнику договорить. — Подождём.

Пройдя мимо пирса, он подлез под старым, покосившимся причалом, и присел на корточки у самой кромки воды. Его "нервный тик" куда-то делся, и суставы начали гнуться, как положено. Внимательными глазами он следил за изящной, белой яхтой Шеллера. Она заслуживала того, чтобы ею любоваться! Гениальное сочетание линий и граней, устремлённых вперёд и вверх, так что даже когда яхта оставалась на якоре — казалось, что она плывёт, едва касаясь волн. Хозяин отвалил за неё не меньше миллиона долларов. А может и больше. Сейчас она медленно отчаливала и поворачивалась в сторону открытой воды.

Прищурившись, оборванец некоторое время следил за маневрами этого чудного создания человеческих рук и разума. Его небритое, худое лицо было мрачным. Могло показаться, что он обиделся и теперь завидует хозяевам яхты, буржуям-богатеям, раздумывая, как бы утопить их посудину вместе со всем содержимым. Но причина его недовольства скрывалась в совсем другом.

— Значит, тут тебя убивали, — пробормотал он тихо. — Где-то тут. Может, даже в трюме этой самой яхты.

Ему захотелось самому попасть на борт и обследовать каждый уголок шеллеровской красавицы. Вдруг что-то найдётся, какая-нибудь зацепка! Но на "вдруг" нельзя полагаться. Если это и происходило на яхте Шеллера, его люди давно "вылизали" трюм, избавившись от следов крови. Да и зачем ему пачкать свою посудину? Он мог воспользоваться одной из вон тех проржавевших барж или брошенным доком в километре отсюда.

Тело Олега обнаружили в противоположной стороне от города. По кольцевой — минут сорок добираться. И подручные Шеллера рисковали, больше получаса таская тело в багажнике? Какая-то получалась нестыковка, но эксперт подтвердил, что на одежде его брата пятна солярки и волокна, из которых плетут снасти, а в лёгких — вода, состав которой указывает именно на эту часть залива. Совсем немножко воды, как если бы человек сделал неосторожный вдох, оказавшись головой в воде, но успел откашляться. А после этого его почти сразу убили. Игорь не просто догадывался, как именно умирал его брат. Он мог представить себе это пошагово, но старался не представлять. Бередить рану и подогревать в себе злость — всё равно что проиграть, даже на начав. Пусть Шеллер выходит из себя и делает ошибки.

Голос в наушнике напомнил, что пора бы на что-то решиться — и Сокольский отвлёкся от раздумий.

— Группа захвата на месте? — Он оглядел причал и яхту, и лаконично приказал: — Работайте!

* * *

Уехал Шеллер не сразу. Хотел убедиться, что больше не будет сюрпризов, и был жестоко разочарован. Через некоторое время со стороны спасательной вышки примчался катер. Какой-то бравый морячок орал в рупор:

— Немедленно покиньте яхту! Она заминирована! Бомба с часовым механизмом! Немедленно покиньте яхту! До взрыва — пятнадцать секунд! Четырнадцать! Тринадцать!..

Под аккомпанемент этого настойчивого голоса охранники "катапультировались" с борта с таким энтузиазмом, словно за ними гнался рой шершней. Потом прогремел взрыв. Он зародился где-то позади яхты, сразу же повалил густой, чёрный дым. Пляжные отдыхающие и люди самого Шеллера, словно заворожённые, стояли и смотрели, как он окутывает белоснежные борта…

Потом на Александра Ивановича набросился тот самый шустрый спасатель:

— Я располагаю информацией о том, что вас заранее предупредили о взрыве! — орал он, так что слышали все, кто оказался в радиусе ста метров от дорожки. — Почему вы не эвакуировали людей?!

Помощник пытался оттеснить моряка от машины, но это не улучшило дело. Откуда ни возьмись, повыскакивали репортёры со своими дурацкими камерами и тыча микрофонами, буквально взяли в кольцо лимузин Шеллера, его помощника и спасателя.

— Мы не были точно уверены в том, что это не шутка, — пытался отговориться помощник, понимая, что слова звучат как минимум — несерьёзно.

— Да?! Но ваш босс, судя по всему, шуткой это не считал, раз пересел в свой лимузин на берегу! А?! Ручаюсь, его не было среди тех, кого мы выловили из воды!..

Александр Иванович не стал дослушивать. Охрана помогла ему вырваться из окружения. Он хотел уехать, когда подбежал один из его людей и, нагнувшись к открытому окошку автомобиля, доложил:

— Дымовые шашки! Мы проверили. Кто-то пошутил, подбросил несколько дымовых шашек на борт! Ничего не пострадало. Только…

— Что?! — Александр Иванович схватил его за ворот и чуть не затащил через окошко в машину. — Говори!

— Ваш сейф! — перепугался охранник. — Его нет! Кто-то его прямо из переборки вывернул…

— Так найдите, кто его вывернул, — прошипел ему в лицо Александр Иванович. — Этот человек или люди, должны быть где-то поблизости. Найдите — или пеняйте на себя!

Шеллер оттолкнул охранника и велел шофёру ехать на дачу. Его загородная вилла располагалась всего в двадцати минутах езды от гавани. Он понадеялся, что достаточно запугал подручных, те перероют весь пляж и окрестности и, к моменту его прибытия в конечную точку, достанут "шутника". Не мог Сокольский находиться слишком далеко от места действия! Просто не мог!

Но приехав домой, Шеллер разочаровался вторично.

— Вы до сих пор его не вычислили?! Поразительно! — У Александра Ивановича был такой скептический вид, что помощник, доложивший о неудаче, стушевался и хотел было оправдаться. Шеллер не стал его слушать.

— Звонит Сокольский, — сообщили ему.

Шеллер забрал трубку. Он знал, что этот звонок непременно последует, и не ошибся. Это радовало: хоть в чём-то Сокольский оказался предсказуем. Хотя, какие тут предсказания, когда этот мерзавец ещё несколько дней назад последовательно описал свои действия? Вот только Шеллер не ожидал, что угроза окажется настоящей.

— Как вам спецэффекты? Я старался, между прочим.

Этот простецкий голос с интонацией старого друга, который звонит напомнить о проигранном ящике пива, начал уже раздражать Шеллера и он с трудом взял себя в руки.

— Интересных ход с беспилотником, — ответил он. — Вы здорово отвлекли внимание моей команды. Но то, что вы сделали потом, мне ещё больше… понравилось.

— Какие пустяки! Надеюсь, все ваши люди спаслись?

— Вашими молитвами, — процедил Шеллер.

Он не был уверен, но почему-то его мысли возвращались к одному странному парню, которого он приметил, когда перебрался на берег. На пляже крутился высокий здоровяк, щупал девок и демонстрировал им, как он умеет ходить колесом, а потом бросился спасать тех, кто выпрыгивал с опасной яхты. Почему Шеллеру казалось, что он причастен к событиям — трудно сказать. Может быть, чутьё подсказывало? Но он не был уверен. Хотя, парень действительно был подослан Сокольским. Виктор играл роль "второго беспилотника", отвлекая внимание некоторой части наблюдателей, потом бросился в воду, честно помог охранникам Шеллера добраться до берега, снова куда-то поплыл — и исчез из виду. Ну, а оборванного "бомжика", руководящего всем этим "концертом", на его фоне вообще не отметили, будто его не было.

Пока шёл разговор, помощники Сокольского сортировали бумаги из сейфа, который успели стырить с яхты под прикрытием дымовой завесы. Сейф забрали целиком, решив не возиться с кодовым замком на яхте, спустили в воду, привязали к поплавку — и незаметно выбрались вместе с ним на берег в стороне от места событий. Кое-что хозяин сейфа успел в этот день забрать с собой, но он явно не подумал, что самое надёжное место, где он держал свои документы и деловую переписку, окажется в чужих руках.

"Достаточно, чтобы арестовать Ш", — написал один из помощников на бумажке и показал Сокольскому. Тот кивнул и сказал в трубку:

— Моё "шоу" сработало, как надо. Ваш сейф у меня, и я как раз собираюсь выбрать куски пожирнее, для ФСБ или контрразведки. Ещё не решил, с кого начать…

— Послушайте, Сокольский! Вам не надоело?! — взорвался наконец Шеллер. В то, что этот человек завладел его бумагами, он поверил безоговорочно.

— Я хотел, чтобы вы убедились в серьёзности моих намерений. — Теперь голос звучал безо всякой издёвки.

— Я убедился. Предлагаю встретиться и поговорить, как деловые люди.

— Хорошо, — легко согласился Сокольский. — Я пришлю вам такси.

— Что?

— Ну, вы же не думаете, что я позволю вам приехать на собственном лимузине и притащить за собой охрану?

— Какие у меня гарантии? — переспросил Александр Иванович.

— Только одна: моё слово.

* * *

Шеллер давно не водил машину. Но это было обязательное условие: он доедет на такси до бензоколонки на 22-м километре, там пересядет в зелёный пикап (ключи в бардачке), потом проедет десять километров до мотеля, снова пересядет в другую машину… Всё это выглядело каким-то фантастическим и не совсем умным розыгрышем, но Шеллер продолжал делать, что говорят. Ему не столько хотелось договориться с Сокольским, сколько — посмотреть на этого человека с близкого расстояния.

— Он пересел и двигается в вашу сторону, — сообщил Виктор, снимая чёрные очки и оглядывая из-под козырька автомата дорогу. — Похоже, за ним действительно больше никто не едет.

— Передвинься в следующую точку и продолжай наблюдение.

— Как скажете, шеф!

Виктор повесил трубку и не спеша направился к крытой "Газели" с надписью "Ремонт теплотрассы". Он уже усвоил эту неторопливую манеру, с которой нужно передвигаться, чтобы не привлекать внимание. Человек может спешить, но он не должен метаться и зыркать глазами по сторонам, будто ожидает нападения взбесившегося слона. Сев на место водителя, Виктор так же не спеша тронулся с места и свернул на боковую дорогу, ведущую к нужному пункту на карте.

Глава шестая. Переговоры

Контора Шеллера существовала совершенно официально. Несколько лет назад он провёл (не без чужой помощи) рейдерский захват небольшой сети складов сельскохозяйственной техники и запчастей. Генерального директора уговорили (или вынудили, хотя он это отрицал) продать контрольный пакет акций. Специалисты, нанятые Шеллером, воспользовались тем, что юридический адрес фирмы не совпадал с фактическим местонахождением, и нашли способы повлиять на решение гендиректора, не привлекая внимание прочих акционеров. Тот предпочёл сделать, что ему говорят, и поскорее исчезнуть из города. Возбудить дело против Шеллера и его подручных не удалось. Он вышел победителем.

Сейчас Александр Иванович складами лично не занимался, у него имелись управляющие, которые отстёгивали хозяину нужные суммы денег и трудились над процветанием его фирмы. Головной офис оставался в арендованном историческом здании, в тихом уголке Петродворцового района, с условием реставрации и сохранения первоначального облика. Именно здесь, по предположению Сокольского, располагалась основная база Шеллера, откуда он рассылал своих подручных отнюдь не для продажи сеялок и веялок.

Подпольная деятельность фигуранта отдалённо напоминала то, что делал частный детектив, Олег Сокольский. Но если брат Игоря проверял честность готовых на сделки бизнесменов и обеспечивал юридическое сопровождение, люди Александра Ивановича искали слабые места для шантажа и вымогательства. У него тоже были юристы, готовые помочь тому, кто платит больше, съесть того, кто платит меньше.

В это утро заместителю Шеллера, господину Кондрашеву, возглавлявшему подпольный бизнес за вывеской ЗАО "Петергоф-Сельхозмаш", было тревожно. Он звонил шефу, чтобы уточнить один деловой вопрос, но тот рявкнул, что занят, и даже слушать не стал. Потом Шеллер отключил свой персональный пульт и дозвониться до него стало возможно только по сотовой связи, которая не считалась пригодной для деловых разговоров. В довершение, и сотовый Александра Ивановича объявил, что "находится вне действия сети".

Кондрашев ходил по кабинету, поглядывая на часы. "Обед уж близится, а Шеллера всё нет", — подумал он, тщетно пытаясь угадать, что случилось, и поймал себя на смутном желании сказаться больным и покинуть офис. Переборов это чувство, заместитель выглянул в окно. Отсюда открывался прекрасный вид на окружённую ясенями дорогу и поворот в сторону пруда, едва заметного среди ветвей. Проехала парочка машин, потом показалась синяя "Газель". Она притормозила у площадки перед входом. За ней, как-то медленно и неохотно, выполз полицейский "Патриот".

Сердце на мгновение остановилось, потом застучало с удвоенной силой. Кондрашев отшатнулся от окна, бросился к столу и с судорожной поспешностью принялся выдвигать ящики. Он куда-то дел ключ от сейфа и теперь пытался его найти, вместо того, чтобы сбежать через чёрную лестницу.

Заместитель Шеллера был опытным человеком, и понимал, что никакая лестница его уже не спасёт. Оставалось лишь уповать на чудо и слушать, когда раздадутся шаги в приёмной. Почему-то он их не услышал, но двери распахнулись.

— Работает ОМОН!

Этого возгласа Кондрашев подсознательно боялся последние несколько лет, но только сейчас понял: "Работает ОМОН" — это значит, надеяться больше не на что. Он спешно поднял руки и позволил парням в масках делать всё, что им полагается.

— Этого оставьте, — сказал кто-то сзади.

Его быстро обыскали, развернули от стены — и он обнаружил, что в комнате кроме него уже нет ОМОНовцев, а есть лишь двое типов гражданской наружности, один в летней куртке, другой — в строгом сером костюме и при галстуке.

— Присаживайтесь, господин Кондрашев, — предложил тот, что был в куртке.

— У вас есть основания врываться сюда? — недовольно спросил заместитель, одёргивая одежду. — Что вы ищете в моём столе? Покажите ордер на обыск! Где понятые?!

— Сядьте уже, — без выражения посоветовал человек в костюме, и что-то в его взгляде заставило Кондрашева опуститься на стул. — В ваших интересах сотрудничать с нами, и начать это делать до того, как мы пригласим понятых.

Он подошёл и сунул под самый нос заместителя Шеллера своё удостоверение.

— Так вы не полиция? — Почему-то Кондрашева удивило наименование учреждения, сотрудники которого явились в его кабинет. Он знал, что у хозяина есть свой человек в ФСБ, и пребывал в уверенности, что уж эта контора их трогать не станет, а у остальных и вовсе руки коротки. Стоит ему сделать звонок… Собственно, куда звонить, когда телефон Шеллера молчит и прямой канал связи тоже не работает?

Человек в костюме наблюдал за ним и, наверное, догадался о характере тех чувств, которые испытывал подручный Шеллера, оставшись один на один с сотрудниками самого грозного ведомства. Он перестал строжиться и предложил:

— Хотите, я попрошу, чтобы ваша секретарша сварила кофе?

— Лучше водки, — пробормотал Кондрашев, но почувствовал, что достаточно пришёл в себя, чтобы постараться провести разговор с выгодой для себя.

Второй агент вытащил из внутреннего кармана куртки маленькую фляжку и протянул её Кондрашеву.

— Коньяк подойдёт?

— Спасибо! — Он выпил. — Я всё равно не понимаю, что вам нужно именно от меня?

— Для начала нам нужно, чтобы вы объяснили, куда делся ваш хозяин.

— Я не знаю! Он поехал на свою яхту… утром. Я не могу к нему дозвониться.

— А вам это не кажется странным?

Кондрашев хлебнул ещё коньяка и поморщился.

— Вот не поверите, мне это действительно кажется странным, — признался он…

* * *

— Садитесь! — Сокольский приветливо распахнул дверцы очередной "Лады" (на этот раз "Гранты") перед Шеллером. Машина стояла на поросшей травяной дорожке среди кустов, метрах в двадцати от трассы. — Как доехали?

Шеллер забрался на заднее сидение. Не то, что было тесновато, он он уже отвык от таких машин. Александр Иванович невольно покосился на водителя, но тот не шелохнулся. Можно было хоть улюбоваться его затылком, спрятанным под вязаную шапочку. Тогда Шеллер повернулся и посмотрел на Сокольского. Тот сидел вполоборота и тоже смотрел на него. Знакомое лицо, высокий лоб, в меру длинный нос с едва заметной горбинкой… Только он кажется старше и суше: жёстче складочки вокруг рта, резче линия подбородка, и взгляд другой, пристальный, изучающий. К тому же, у частного детектива Олега Сокольского было всё в порядке с мимикой, а у этого левый уголок губ выделяется чётче и чуть опущен книзу. Но всё равно, в первый момент неприятные мурашки тронули спину Шеллера. Он с детства был жадным до мистики.

— Вы — не Олег Сокольский, — сказал Александр Иванович, больше ради того, чтобы положить точку в своих размышлениях.

— Вы знали это, когда ехали сюда?

Молчание в данном случае было ничуть не менее красноречиво, чем любой ответ. Но Сокольскому уже сообщили, что после яхты и бомбы Шеллер встречался со своим покровителем, и наверняка узнал много интересного.

— Вы загнали меня в угол, Сокольский. Не боитесь?

Кривая ухмылка тоже была красноречивее слов, но всё-таки Сокольский добавил к ней:

— Сомневаюсь, чтобы вы сейчас вынули пистолет и пристрелили меня на месте. Хотя, это единственное, что могло бы меня остановить.

— Вас, но не тех, кто за вами стоит. Итак, Сокольский! Сколько вы хотите за то, чтобы избавить меня от обещанных вами неприятностей?

— Хотитекупить меня, как старый крейсер?

— Я полагаю, что вы обойдётесь дороже, но не могу позволить вам путаться под ногами. Так сколько?

Сокольский вздохнул и посмотрел в окошко машины.

— Странный вы человек, Шеллер. Носите нерусскую фамилию, но наверное, считаете себя русским? — Он посмотрел на Александра Ивановича.

— А вы — патриот России? — спросил Шеллер.

Сокольский серьёзно кивнул.

— Тогда вам должно быть не всё равно, что сейчас делается. Такие люди, как я, поставили себе целью помочь этой стране возродиться из хаоса. Разве это плохо?

— Хаоса? — Сокольский хмыкнул. — Если кто и пытается развести здесь хаос — так это вы, Шеллер. И вам подобные. Разве не так?

— Мы живём в такое время, когда только новая революция может очистить Россию. — Александр Иванович даже выпрямился под взглядом Сокольского. — Но вы знаете сами, что революция — это кровь и грязь. Слишком дорого и слишком долго придётся разгребать последствия. Мы, я и те, кто стоит за мной, хотим провести эту революцию малой кровью. Мы готовы нанести несколько точечных ударов, убрать тех, кто стоит на пути подлинной демократии…

— Оставьте, Шеллер! — Сокольский скривился. — Вам деньги нужны. Деньги и власть. Как любому революционеру, начиная от Робеспьера и заканчивая Порошенко.

— Что в этом плохого?

— Всё дело в последствиях и цене.

— И какова ваша цена, Сокольский?

Последовала короткая пауза, во время которой Сокольский опять смотрел в окно.

— Вы убили моего брата. Убили невиннейшего человека, который за свои сорок лет даже улитки на дороге не задавил. Верните его мне. — Сказано было слишком серьёзно, чтобы счесть это шуткой. Игорь смотрел на Александра Ивановича. — Не можете? Тогда о чём разговор?

Шеллер разозлился.

— Зачем вы меня сюда заманили, если не хотите договариваться?

Сокольский пожал плечами.

— Вы сами предложили, — ответил он и тихонько засмеялся.

В данный момент, оперативная группа разбиралась с офисом Шеллера и арестовывала его людей, пользуясь заранее составленным списком. Разумеется, им сказали, что шеф сделал ноги и бросил всех на произвол судьбы. Телефон Александра Ивановича блокировался для всех, кроме Сокольского, а пульта на яхте более не существовало. Проверить, действительно ли он удрал, для его людей не представлялось возможным. При таком раскладе некоторые предпочли сотрудничать со следствием.

Возвращаться Шеллеру было некуда, он он об этом не знал, и всё ещё на что-то надеялся.

— Может быть, с вашей стороны это такой способ поднять цену? — сделал он ещё одну попытку.

— А знаете, Шеллер! Мне как-то даже неудобно, — признался Сокольский, ухитрившись положить ногу на ногу и сцепив пальцы на колене. — Я до последнего надеялся, что у вас есть какой-то козырь в рукаве.

Не отвечая ничего Сокольскому, Александр Иванович толкнул дверцу, вышел из машины и категорично зашагал к автомобилю, на котором приехал. Дождавшись, когда он скроется за поворотом, Сокольский достал мобильник и позвонил.

— Он уехал, — сообщил он полковнику. — Мои за ним проследят и арестуют, когда скажете… Нет, поздравлять рано. Не нравится мне всё это.

Инга обернулась через плечо, у неё возник тот же вопрос, который прозвучал в трубке: "Что именно?"

— Что бы ни числилось за Шеллером, он непохож на крупную рыбу.

"Сейчас Борисыч скажет: "Не фантазируй, Игорёк!" И напомнит о "рыбе", которая стоит за Шеллером в нашей собственной конторе", — подумала Инга, заводя мотор и выезжая на дорожку. Наверное, она была права, потому что Сокольский ответил:

— Вот я и говорю, что он больше похож на передаточное звено. Не важно, кем он сам себя воображает. Его должны были взять ещё год назад, после заказного убийства депутата… Я знаю, что этому помешало. Ладно! Мы забираем Витька и возвращаемся.

Откинувшись на спинку сидения, Сокольский убрал телефон. Полковник его сомнений не развеял, но сейчас у них были другие заботы.

* * *

— Так вы его отпустили? Не понимаю, — признался Виктор.

Инга протянула ему стаканчик с кофе. Сокольский не собирался демонстрировать Чехову потайное убежище их группы на "Красном Треугольнике", поэтому они поехали в бывший военный городок, в области. Но не доехали. Остановились перекусить в забегаловке рядом с очередной автозаправкой. Сокольский куда-то смылся и Витёк теперь одолевал вопросами его напарницу.

— Чего ты не понимаешь? — поинтересовалась та, сунув нос в собственную кружку и придя к выводу, что кофе здесь раза в три жиже, чем обещает его цена. — Расслабься, Витенька! Есть кому им заняться. Мы своё дело сделали, выманили его из норы и подвели под неприятности. Дальше — не наша забота.

— Но ты ведь знаешь, что он затевал?

Девица увлеклась очередным бутербродом и явно не собиралась отвечать.

— Она правильно говорит: расслабься, — посоветовал Сокольский, появляясь в своей манере так неожиданно, что Чехов вздрогнул. — Шеллер всего-навсего купил у французов списанный крейсер и собирался с его помощью совершить государственный переворот.

— Чего?! Чушь какая, — буркнул Виктор.

— Я тоже так думаю, — согласился Сокольский. — Но в детали его плана мы не посвящены, так что воздержимся от комментариев. Теперь им будет заниматься контрразведка, а они — народ дотошный, докопаются до правды.

Виктор поставил на пластмассовую столешницу непочатый стаканчик с кофе и некоторое время сидел, глядя в даль. Потом изрёк:

— Всё-таки обидно, что не мы!

— А ты мечтал о медали? — Сокольский весело усмехнулся. — Это только в кино одни-единственный агент-одиночка разруливает ситуацию, ловит и уничтожает всех нехороших дядь и тёть, и получает за это лавры. В жизни по-другому: один агент раздобывает информацию, другой анализирует её, третий подставляет свою шкуру, играя в приманку, потом передаёт всё нарытое соседнему отделу — и берётся за новое задание. Мы — одно из звеньев этой цепи. Но можешь гордиться — мы надёжное звено, потому что хорошо справились со своей работой.

Виктор вздохнул и вроде бы признав справедливость сказанного. Или не нашёлся, чем возразить.

— Может, мы поедем наконец? — предложила Инга, которой порядком надоело торчать на одном месте. Тем более, что и кофе, и бутерброды уже закончились. Равно как и их участие в судьбе Александра Ивановича Шеллера…

Книга 1. Звено цепи. Часть вторая. Поиски пропавших

Глава первая. Знакомство

(Лето 2016 года)

Иногда его звали "Марк Лис", за хитрость и изворотливость. Ещё говорили, что у него девять жизней, как у кошки. Вообразите себе этот "гибрид" — и получите примерное представление о Марке Викторовиче Лисовском. Внешность его тоже запоминалась с первого взгляда: невысок, худощав, при этом хорошо физически развит и скорее своеобразен, чем привлекателен. В лице его присутствовало нечто "от неведомой зверушки": длинный, острый нос, выпуклые глаза, лоб высокий, но скошенный, что подчёркивала манера зачёсывать назад короткие, прямые волосы. Подбородок, наоборот, маловат под всё остальное. В общем, далеко не красавец.

В мае этого года ему исполнилось сорок три. Возраст значительный для мужчины. К такому возрасту уже нужно что-то из себя представлять. Но с деловой точки зрения Марк Лисовской давно добился всего, чего хотел. У него была своя строительная фирма, солидный счёт в банке, скромный особнячок на окраине Питера, две машины (одна для деловых встреч, другая — для души) и квартира в центре. А вот с личной жизнью не ладилось.

Когда в конце 1990-х Марк только начинал разбираться в тонкостях бизнеса, выдерживать атаки конкурентов и наезды "братвы", ему хотелось, чтобы дома встречали уют и тепло, но он не мог себе этого позволить. Точнее, один раз позволил, а потом, в туманное осеннее утро, его молодой жене позвонили и попросили передать мужу, чтобы он сдал свой бизнес конкуренту, дабы его супруга не испытала на себе то, что ей точно не понравится. Марк уже тогда носил прозвище "Лис". Он выкрутился смог обыграть обидчиков и помочь доблестным органам милиции прихватить "братков" с поличным. Его юная супруга отделалась испугом. Но уж очень ей этот испуг не понравился и она решительно ушла от Марка. Он понял, простил, а заодно положил себе, что сперва станет "большим и толстым", до которого уже не докопаешься, а уж потом подумает о семейном очаге.

Российский человек в лихие девяностые учился жить по-новому. Происходило это очень трудно, иногда с кровавыми потерями. Ему надо было сперва осознать, что богатый — необязательно сволочь и обманщик, который "обдирает бедных". Нас приучили к подобным взглядам с советских времён, красочно рисуя "подлых буржуев", и внедряя в наши мозги "классовую ненависть" к тем, у кого чуть-чуть больше благ. У подобной обработки мозгов есть и обратная сторона: едва выходит бывший советский гражданин в богатые — ему тут же кажется, что он обязан всех обманывать и решать вопросы силовыми методами. Надо же оправдывать звание "подлого буржуя".

Марк на этот счёт оказался более мобильным, но как же трудно ему было выжить и остаться честным предпринимателем! Не удивительно, что про него говорили: "У этого человека девять жизней". За прошедшие годы чего только он ни пережил. Его запугивали, ему угрожали, жгли его только что арендованный склад, устраивали налёт на его контору. Его били, похищали, как-то нанесли три ножевых раны и выкинули из машины на всём ходу. Дело было слякотным весенним вечером, на одном из загородных шоссе. Марк пролежал на грязной, ледяной обочине часа полтора, прежде чем его заметили и вызвали милицию, а уж та потрудилась пригласить скорую. Поговаривали, что именно лёд его тогда спас, и он потерял крови меньше, чем должен был при таких травмах. В тот же год его избили вторично, сломав обе руки. Он снова выжил и позаботился о том, чтобы обидчики угодили в тюрьму надолго. Главное — ни угрозы, ни раны, не смогли помешать ему поднимать свой бизнес. Его труды и страдания оказались не напрасными, постепенно жизнь стала налаживаться, криминальные разборки медленно уходили в прошлое… В общем, снова Марк Лисовской женился спустя десять лет.

Ольга ворвалась в его жизнь, как торнадо с женским именем, и сразу потребовала к себе очень много внимания. Она была романтична, красива, любви отдавалась вся, до кончиков пальцев, и здорово вскружила голову молодому бизнесмену. Марку тогда было около тридцати пяти и хотя внешностью он похвастаться не мог, зато уже мог позволить себе (несмотря на кризис 2008 года) шикарную пятикомнатную квартиру на Невском проспекте и другие материальные блага того же уровня. Читайте: женихом он был привлекательным. Только одного ему не хватало — времени. Чтобы удачно вести дела, надо много вкалывать. У бизнесмена рабочий день не нормирован. Ольга часто оставалась, предоставленная сама себе, а ей хотелось развлечений. Она гуляла по магазинам, устраивала вечеринки, даже пробовала открыть нечто вроде "литературного салона", и всё это она делала с размахом, щедро, то есть, достаточно дорого. Если шампанское — то лучшее, если платье — то из самого дорогого бутика. Марк не возражал. Он понимал, что не может подарить жене столько внимания, сколько она заслуживает — и дарил ей деньги. Она казалась яркой звездой, назначение которой — падая с небосвода, завораживать собой всех, кто её видит. Не удивительно, что однажды она "упала" в объятья другого.

Проходя по Невскому, юная и прекрасная Ольга остановилась у Екатерининского садика, чтобы понаблюдать за уличными художниками, и познакомилась с одним из них. Он написал её портрет, кстати, очень неплохой. Ольга влюбилась, и в собственный портрет, и в художника. Они встречались ещё и ещё, много говорили, Ольга пыталась в своём "салоне" заинтересовать людей его работами, даже устроила ему небольшую выставку… Однажды она заявилась к мужу в офис и скромно сообщила, что уходит от него, к другому, бедному, одинокому, талантливому и обладающему рядом достоинств, которыми по мнению Ольги, Марк не только не обладал, а скорее всего, даже не подозревал об их существовании.

Реакция Лисовского показалась ей странной. Он сказал: "Иди". Просто "Иди" — и всё. А после того, как у неё хватило ума убраться с глаз, разгромил собственный кабинет, оставив "в живых" только ноутбук. В нём хранилась важная деловая информация, а Марк никогда не терял голову до такой степени, чтобы не сообразить, что некоторые вещи потом будет очень трудно восстанавливать. Он успокоился и понадеялся, что со временем Ольга одумается.

Она не одумалась. Через пару недель она позвонила, и сказала, что подала на развод.

— Не волнуйся, нам от тебя ничего не надо, — добавила она при этом.

Марк оставил ей квартиру на Невском и приличную сумму денег, которые Ольга безропотно взяла. Но ещё через пару месяцев она снова позвонила и стала просить, чтобы он помог ей продать жильё.

— Санечке трудно жить в центре, — пожаловалась она. — Нет вдохновения, он не может сосредоточиться. Здесь душно, пыльно, постоянный шум. Мы уже присмотрели симпатичную квартирку-студию в одном уютненьком квартале на окраине…

Лисовской дал ей телефон хорошего агента, но сам квартиру выкупать не стал. По его мнению, это было уже слишком. Ещё через полгода Ольга позвонила снова.

— Мне обязательно надо с тобой увидеться!

Голос у неё был встревоженный и Марк сдался, назначив встречу в одном из уличных кафе на Малой Конюшенной. Ольга изменилась и первые несколько минут Марк гадал, та ли перед ним женщина. Она то и дело хихикала, кокетничала, и вместо яркой звезды походила на потасканную школьницу. Вместо причёски у неё были какие-то дурацкие косички, а оделась она в кофточку "в народном стиле", которая, по мнению Марка, ей совершенно не шла.

— Понимаешь, ты единственный человек, к кому я могу обратиться…

Дальше следовал длинный рассказ о том, что у её гениального мужа открылась какая-то неожиданная, неведомая, но скорее всего наследственная болезнь. Ему необходимо дорогостоящее лечение в Европе, а у них на это не хватает средств. Постепенно Марк выяснил, что они с муженьком уже потратили деньги, которые ей оставил Лис, а заодно и разницу от продажи дорогой и покупки дешёвой квартиры — на творческую поездку по заграницам, потому что "Санечка… он такой талантливый, и такой ранимый", что ему для вдохновения нужны новые впечатления. Марк повёл себя неожиданно жёстко: оборвал её поток красноречия, бросил на стол деньги за кофе и ушёл, не попрощавшись. На следующий день она явилась к нему в офис и принялась слёзно умолять. Санечка ведь был её любимым мужем, а он так страдал, а Марку ведь ничего не стоило оплатить его лечение! Ольга так убивалась, так кляла себя, так призывала к милосердию и состраданию, что Марк не выдержал. Он дал ей денег. Но на этот раз нанял частного детектива и велел проследить, что эта парочка будет делать.

Они действительно уехали в Европу… и промотали там всё, что получили, путешествуя по Италии, посетили Рим, Венецию, Неаполь…

Когда через несколько месяцев Ольга снова позвонила, Марк неожиданно отметил про себя, что сердце его не подпрыгнуло при звуке её голоса, не забилось сильнее, и вообще, как-то он себя подозрительно спокойно чувствовал. Аж до безмятежности.

Больше он не давал им денег. Ольга этого не простила и везде, где только могла, жаловалась на то, какой это "бездушный, чёрствый и жестокий человек". Марк не прислушивался, ему было всё равно. Но однажды он узнал, что Ольга родила дочь…

С тех пор прошло ещё несколько лет. Ольга со своим Санечкой, так и не умершим от "таинственной" болезни, по-прежнему жила в квартире-студии на окраине, присылала Марку счета за услуги ЖКХ, распускала о нём слухи, искала для мужа "творческое вдохновение", и позволяла "бывшему" видеться со своей девочкой, которую практически содержал Лисовской. Юная Дашенька большую часть времени проводила в дорогом интернате и дядю Марка видела в три раза чаще, чем родителей. Его это вполне устраивало. Он привязался к девочке и ради неё терпел скандалы, которые время от времени устраивала ему Ольга, из-за того, что он "не помогает Санечке устраивать выставки", "не даёт денег ему на лечение", и вообще, "не понимает людей искусства". Марк научился все эти её высказывания игнорировать и даже не пугался, когда она грозилась не давать ему видеться с её дочерью. Всё равно приходил момент платить по счетам — и Ольга неизменно делала вид, что никакого скандала не было. Так они и жили: каждый занимался своими проблемами.

До тех пор, пока однажды Марк Лисовской не оказался перед дверью 22-й комнаты на базе отдыха под Зеленогорском…

Глава вторая. Проблема

Он сидел на стуле рядом со входом. Как вошёл — так на него и опустился, не сделав и шагу. И крутил в пальцах едва початую сигарету, ни на кого не глядя и странно покачиваясь, словно его мучила внутренняя боль. Потом мельком увидел сигарету в собственных пальцах, смял и огляделся, ища, куда её кинуть. Инга молча поставила рядом с ним, на тумбочку, пепельницу.

— Спасибо, — сказал он, выбросив рассыпавшийся окурок — и это было первое слово за последние пять минут. — Я не знаю, что мне делать.

Сокольский молча наблюдал за тем, как Марк Лисовской дрожащими пальцами вынимает из пачки ещё одну сигарету и снова закуривает.

— Не знаю, что делать! Не знаю!

— Вы обращались в полицию? — спросил Сокольский, поняв, что теперь уже этот человек с рассеянным взглядом выпуклых, красных от недосыпа глаз, в чёрном пальто и блестящих ботинках, готов к разговору.

— А толку?! — бросил тот резко, и отчаянно затянулся, так что Инге показалось, что он сейчас непременно закашляется. Но этого не случилось. — Что я скажу полиции? Что у одной женщины, которая мне уже давно не жена, кто-то похитил дочь, которая лично мне скорее всего никем не приходится? Они позвонят Ольге, а та скажет: "Нет-нет, ничего подобного! С чего вы взяли?" Для всех я никакого отношения к этому ребёнку не имею. — Он стукнул себя кулаком в грудь, при этом снова смял сигарету, выбросил и достал из пачки следующую.

— А вы имеете?

— Имею! — Он высказал это так резко, что Сокольский выпрямился, чем заставил гостя сбавить тон. — Простите. Имею, потому что пока она с этим… козлом… талантливым… пока они развлекались, я растил эту девочку! Жаль, не подумал оформить на себя опекунство. — Он всё-таки раскурил очередную сигарету и теперь нервно затягивался, словно боялся, что не успеет накуриться перед казнью. — Формально Ольгу не за что лишать родительских прав, иначе я бы это непременно сделал!

Инга уже копалась в своём ноутбуке, выискивая информацию о бизнесмене, владельце крупной строительной фирмы, Марке Викторовиче Лисовском, и его второй жене, Ольге Петровне Лисовской-Громовой, в девичестве Королёвой (как же много может быть фамилий у женщины!). Разговор она, по обычаю, оставила на Сокольского. Но тот пока склонен был только спрашивать, ничего не предлагая.

— Вы давно знакомы с… генералом, который вас со мной связал?

— Не помню… — Марк зажал сигарету в зубах и потёр пальцами без того красные глаза. — Лет семь или восемь. Он ещё не был генералом… Это имеет значение?

— Просто любопытно. Не каждый день меня просят оказать содействие "хорошему человеку". Поймите меня правильно, обычно я такими делами не занимаюсь.

Марк выпрямился и не глядя воткнул остаток сигареты в пепельницу.

— Он предупредил меня. Но и вы поймите правильно: раз он говорит, что вы лучший — значит, так оно и есть. Я заплачу!

Он отчаянно махнул рукой, вскочил и принялся быстро ходить по комнате.

— Да я готов все деньги отдать этим похитителям! Все, сколько есть! Но знаете, мне уже приходилось иметь дело с такими людьми. Нет гарантии, что они оставят девочку в живых, понимаете? Вы должны понимать. Ей шесть лет! Но разве таких не убивают? — Он остановился и посмотрел на Сокольского. Сейчас он действительно был похож не то на рассерженного лиса, не то на свирепого хорька. — Убивают!

— Я знаю, — коротко ответил Сокольский, и его гость, удовлетворённо кивнув, снова сел на стул у двери. — Хорошо, я помогу. Мне понадобится вся информация: в каком она была интернате, где живут родители, кто бывает у них дома, кто имеет зуб на вас, на Ольгу, на её мужа. В общем, всё, что вы, как опытный человек, можете мне предоставить.

Марк Лисовской кивнул и забрал прислонённый к стенке кейс, с которым приехал. Он действительно был опытный и привёз с собой всё, что только могло пригодиться в деле. Поразительно, но его волнение прошло, он снова стал деловым человеком, способным трезво соображать. Сокольский эту метаморфозу почувствовал и удовлетворённо кивнул.

— Когда они звонили?

— Этим утром. Сказали, что дают время до пяти вечера, чтобы собрать деньги. Они с Ольгой разговаривали.

— Ещё один вопрос… — Сокольский уже просматривал бумаги, но тут поднял голову и внимательно посмотрел на гостя. — Вы уверены, что это не мистификация?

— Считаете, что они всё подстроили, чтобы с меня деньги взять?! — Марк едва не взвился, но потом лицо его переменилось, сделавшись безучастным, словно в нём исчез внутренний тонус. — Не знаю. Нет… Ольга не могла. Да нет, не думаю…

Сокольский неприметно вздохнул и повернулся к Инге.

— Позвони Витьку, пусть чешет сюда и по дороге заберёт фургон, — распорядился он. — Надо успеть нанести визит почтенному семейству. — Он поднялся. — Идёмте, господин Лисовской. У нас мало времени.

Глава третья. Расследование

Марк поднялся по лестнице и остановился перед дверью. Было даже странно, что он ещё ни разу не входил в эту квартиру. Когда приезжал за Дашкой — ждал на улице, пока её оденут и выведут. Иногда ему казалось, что Ольга специально тянет время, чтобы он подольше торчал перед окнами, рядом со своей шикарной иномаркой. Но собираться до бесконечности она не могла, а встреча с девочкой полностью компенсировала Марку неудобства. Наверное, он теперь действительно стал "большим и толстым": привык отвечать на чужие заскоки терпеливым игнором.

Она распахнула двери, представ перед бывшим мужем с растрёпанными волосами и в махровом халате, тут же отвернулась, шагнув внутрь, словно предоставляя ему самому решать, входить или нет. Марк зашёл, прикрыв за собой створку. Квартира просматривалась насквозь, главы семейства не было. В углу просторной комнаты валялись жёлтые ящички мольбертов со сложенными алюминиевыми ножками. Марк прошёл к кухне, отгороженной от комнаты едва выступающей из стен и пола условной преградой. Ольга шла за ним следом. Он не видел это, а просто спиной чувствовал.

На кухонном столе в живописном беспорядке лежали яблочные огрызки, шкурки от апельсинов, луковая шелуха. В центре — вазочка с парой вялых фруктов. С края стола свисала банановая кожура. Марк машинально поддел её пальцем, и закинул на столешницу.

— Что ты! — Ольга моментально протиснулась мимо него и принялась пришлёпывать кожуру на то же место. — Это же натюрморт! Санечка вернётся — будет работать.

— Над чем? Над рекламой средства от тараканов?

— Ты всегда был бездушным чурбаном! — Она сменила тон на встревоженный. — Ты привёз деньги?

— Нет. — Марк повернулся к Ольге и осмотрел её с головы до ног, помятую и встрёпанную, запахивающую на груди полинявший халат. На пальце её блестело колечко.

— Почему не привёз? — удивилась она.

— Успею ещё. Они должны позвонить в пять? Красивое колечко. Платина?

— А, это… — Она неловко убрала руку, но наверное, решила, что прятать уже поздно, и снова взялась за край халата на груди. — Какая разница? Это Санечка подарил. Продал одну из своих картин, между прочим.

Теперь она смотрела вызывающе, но Марк только хмыкнул.

— Продал, говоришь? — Он отвернулся и пошёл дальше по квартире. — Продал… И что же это была за картина, а? Хочешь, скажу? — Голос его звучал размеренно, почти без эмоций. — Пришла ты к одному моему компаньону, и попросила у него сто тысяч. Расписала, какой я моральный урод, что не желаю платить за интернат для особо одарённых, в котором моя дочка Дашенька. Ты ведь всем говоришь, что она моя дочь, так? — Он остановился и через всю меблировку посмотрел на Ольгу. — Полгода денег не платил за родную дочку! Где это видано! М-да… В общем, деньги он дал, а ты пообещала, что поговоришь со мной, так сказать, поставишь перед фактом, что надо вернуть. Я ведь всегда возвращаю долги коллегам, потому что с ними нельзя обращаться так беспардонно, как с бывшей женой… Вот только ты не упомянула, что все счета приходят на моё имя, я их каждый месяц оплачиваю и даже квитанции сохраняю. — Он снизил тон, так что теперь Ольге приходилось прислушиваться. — Забавно, да? Потом вы с… Санечкой отправились в ювелирный магазин и он торжественно купил тебе платиновое колечко с бриллиантом. Всего-то тысяч за сорок-пятьдесят. Ещё осталось… от оплаты за интернат. Так всё было?! — Последнюю фразу Марк рявкнул — и Ольга подалась назад, хотя дотянуться до неё мужчина физически не мог. Да и не поднимал он на женщин руку. Никогда.

— Какая же ты сволочь! — Ольга пошла в наступление. — У тебя мозги, как у… как у неандертальца! Они же у тебя деньгами заплыли! Санечка — он гений! Он должен делать подарки! Иначе он будет ощущать себя неполноценным, понимаешь?! Он же художник! А ты!..

Марк только скривился и пошёл на второй круг. Говорить Ольге, что она что-то попутала с неандертальцами и деньгами, он не собирался…

…- Ты ж ему сказал "жучка" поставить, а не семейные сцены заводить, — заметил Виктор Чехов, сидя в небольшом автофургоне с глухими стенками и придерживая рукой наушник.

— Не любишь мелодраматических сериалов? — с усмешкой переспросил Сокольский. — Сиди и слушай.

— Лучше бы телефон на прослушку поставили, — проворчал Виктор.

— Ну извини, городского у них нет. А у нас нет времени, чтобы возиться с мобильниками. Интересно, где этот художник гуляет?

По всей видимости, этот вопрос пришёл в голову и Марку Лисовскому, потому что через небольшую паузу он спросил у Ольги:

— Где муж?

— Сейчас придёт, — недовольно ответила та и пошла к шифоньеру, переодеваться. Стесняться бывшего мужа она не собиралась. — Он вышел, подышать воздухом. Ты же понимаешь, как тянется это ожидание.

— А может, никакого похищения не было? — спросил вдруг Марк холодным тоном. — Может, вы это всё подстроили, а? Где Даша?

— Да ты!.. — Она чуть не задохнулась и, подбежав к нему, ударила кулаками в грудь. — Да как ты можешь! Ты… Ты чудовище!! Я видеть тебя не могу!!!

Марк поймал её за руки и подтолкнул обратно к шифоньеру.

— Одевайся. Может, ехать придётся.

Она действительно отошла, но теперь плакала, сердито и отчаянно срывая с вешалок нужные предметы своего небольшого гардероба…

…- Парни, кажется отец семейства возвращается, — сообщила Инга, сидя на водительском месте фургона.

Сокольский подался к ней.

— Точно, он.

К подъезду подошёл высокий, худой мужик с окладистой бородкой и красным, мясистым лицом. Оглядевшись, увидел машину Лисовского и шагнул к ней, но потом передумал и пошёл в подъезд.

Александр Валерьянович Громов был человеком гостеприимным и против бывшего мужа своей супруги ничего не имел. Поэтому едва войдя в квартиру, широко раскинув руки, ринулся к гостю.

— Марк! Ну как хорошо, что ты приехал! Марк! У нас такое несчастье! Не представляешь, старик, это просто ужас!

Марк увернулся от его объятий и отошёл на другую сторону комнаты, обойдя диван, стоявший прямо по середине.

— Да брось ты! Мы же не чужие люди, — высказал ему вдогонку художник, но следом не пошёл. — Я тут пивка взял, выпьешь? Ах, я же обещал позвонить Коляну насчёт выставки!

— Уже почти пять, — напомнила Ольга мужу.

— Да я быстро!..

…Из фургона была видна соседняя улочка, палисадник, скамейки.

— Наверное, наш художник звонит кому-то, — прокомментировал Виктор.

Сокольский, перебравшись на переднее сидение, осматривался по сторонам. Редкие прохожие, какой-то мужичок на лавочке у соседнего дома. Ничего особенного. Потом мужичок достал мобильник и поднёс его к уху.

— Колян! Вы меня сегодня не ждите, делайте всё сами, — сказал Санечка в квартире — и мужичок на лавочке что-то ответил, на что Громов тут же отозвался: — Да говорю же, всё будет отлично! Пока!

Мужичок со вздохом положил мобильник на колено и полез в карман…

— Пройдёмся, — предложил Сокольский Виктору. — Инга! Держи наушники и слушай.

Они выбрались из фургона и не спеша направились вдоль перпендикулярной улицы.

— Думаешь, это с ним художник говорил? — негромко спросил Виктор.

— Проверим. Закурить есть?

Виктор достал пачку сигарет. Сокольской взял одну, снова огляделся. Мужичок уже вынул из кармана бумажку, но тут же сунул обратно и сложил руки на коленях. Двое мужчин, бредущих в его сторону, его насторожили. Они вроде бы шагали мимо, но в последний момент вдруг развернулись и сели по обе стороны, плотно зажав его между собой.

— Привет, дядя, — поздоровался Чехов. — Как жизнь?

Сокольский бросил сигарету, сунул руку в карман и сквозь куртку ткнул мужичка пальцем в бок. Тот дёрнулся и замер в ужасе.

— У тебя там что, ствол? — просипел он.

— Догадайся с трёх раз, — предложил Сокольский, оскалившись.

— Бумагу давай, дядя, — подсказал Виктор, которого вся эта игра забавляла и доставляла удовольствие.

— К-какую бумагу? Нету у меня денег, мужики! Вы что?

— Бумагу, которую в кармане прячешь, — с улыбкой пояснил Виктор. — Давай, медленно и плавно. Ну?

— Да я тут ни при чём, ребята…

— Ну-ка, почитаем, — предложил Чехов, едва заветная бумажонка оказалась в его руках. — "Бери деньги, сучкá…" Или не так: "Бери деньги, сýчка, и иди…" Как интересно! Ну что, в полицию его? С таким-то письмецом на кармане?

Сокольский, не убирая пальца от бока мужичка, скривился.

— Да вы что, как-кая полиция? — Мужичок сдался окончательно. — Да это шутка, мужики! Да вы спросите Саньку из второго подъезда! Мы его благоверную попугать хотели, чтоб на водку дала!

— А девочка где? — негромко спросил Сокольский.

— Какая девочка?! Я ж говорю — шутка это!.. На поллитра…

Звонок в двери почему-то перепугал и Ольгу и её мужа-художника. Оба подскочили, но Марк остался спокоен, подошёл и открыл. Первым в помещение вошёл Виктор Чехов, загородив своей атлетической фигурой проход к кухне. За ним следом неприметно и невзрачно просочился Сокольский, в серенькой кепочке на русых волосах и в такой же серенькой спортивной курточке.

— Привет честной компании, — сказал он, прикрывая двери. — Госпожа Громова! Вам знаком почерк вашего мужа?

— Что вам здесь надо?! Кто вы такие?! — начал было возмущаться художник, почуяв, что дело плохо.

Ольга прочла записку и огромными, круглыми глазами уставилась на него.

— Санечка! Как?! — Она была шокирована. — Неужели это ты?!

Марк шагнул к ней и вырвал записку из её рук, а едва прочитал — лицо его побагровело и нос воинственно заострился. Повернувшись к хозяину квартиры, он сжал кулаки.

— Где Даша? — Это было похоже на рычание, а не на голос человека. — Где Даша, сволочь?!

Виктор пытался поймать шустрого бизнесмена в прыжке, но промахнулся и тот успел врезаться всем телом в художника, отбросив его на плиту. С грохотом полетели кастрюли, посыпались чашки с полки, чпокая об пол, стол накренился, натюрморт "Мечта тараканов" безвозвратно погиб. Сокольский и Чехов запоздало вцепились в бизнесмена. Этот невысокий, щуплый на вид человечек, вдруг оказался поразительно сильным и оттащить его удалось только после того, как Сокольский профессионально завернул ему обе руки за спину.

— Хватит! Прекрати! А тебе лучше самому всё сказать! — Последнее относилось к Громову.

Художник сполз с плиты и плюхнулся на табуретку, схватившись за голову.

— Говори уже! — потребовал Сокольский, передавая скрученные руки Марка Виктору. — А ты держи крепче, по-моему он ещё не скоро успокоится.

— Пропала Дашка! — трагическим тоном взвыл Художник.

— Санечка! Что ты говоришь?! — Ольга наконец обрела дар речи, но подходить опасалась. Рычащий клубок мужских тел испугал её панически и она не смела приблизиться.

— Да говори же! — рявкнул Сокольский.

— Я с утреца в городе был, мимо шёл… — Художник наконец убрал руки от лица и начал рассказывать. — Погода хорошая, солнышко светит. Смотрю, а там через решётку видно, как детишки гуляют. Ну, я и покликал Дашку. Она подбегает, говорит: "Папочка, хочешь покажу, как я через прутики вылезаю?" Она же худенькая, раз — и на улице. А эти… воспидрилы!.. не видят ничего. Ну, я и думаю: дай их накажу. Пойдём, говорю, Дашка, прогуляемся, а потом я тебя обратно с главного входа заведу.

— Дальше, — скомандовал Сокольский, чувствуя, что художник готов взять паузу.

— Ну, дальше… Дальше встретил знакомого, решили пивка выпить. Посадил Дашку в скверике около дома, она же умница, на дорогу не побежит и народу мало…

— И что потом?

— Ну, потом возвращаюсь — а её нет! Нету Дашеньки! Я туда, сюда, спрашиваю — никто не видел! Я искал! — Рассказывая, художник теперь заламывал руки и слёзы текли по его лицу. Зато Марк успокоился, и Виктор рискнул отпустить его руки. — Я искал! Всю округу оббегал! Нету Дашки! Нету! Ну, я и… испугался, в общем.

— А потом решил денег срубить, да?! — угрожающе выкрикнул Марк.

Художник глянул на него со страхом, но Лисовской и шагу в его сторону не сделал. Только смотрел, ненавидящими, налитыми кровью глазами. Ольга тоже молчала, словно на неё ступор напал.

— Дальше что? В интернате что сказал? — Сокольский решил, что кто-то должен руководить беседой, хотя и так было всё ясно.

— Я позвонил, сказал, что Дашка со мной и чтобы они не волновались, вечером приведу, — ответил Громов. — Ну, так ведь всегда похитители делают, требуют, чтобы родители никому ничего не говорили. Я так и сделал. Потом насочинял эту машину чёрную, похитителей и всё остальное…

— Идиот! — высказался Чехов и плюнул. — Её бы уже несколько часов искали, если бы не ты…

— Хватит! — Сокольский почувствовал, что сейчас последует новый мордобой, и вцепился в локоть Марка Лисовского. — Идём. Надо искать. Идём!

Он силой вытолкал бизнесмена на лестницу.

— Девочка знает, где ты живёшь?

Марк уже опомнился, поэтому вопрос понял сразу.

— Да, я приводил её пару раз к себе. Ты думаешь?..

— Проверь! Ей уже шесть лет, всё может быть. Мы поедем к тому интернату, Виктор и Инга начнут поиски, а я свяжусь с тамошним РУВД. Вперёд! Дел у нас много. Соседей расспроси и отзвонись сразу! — крикнул Сокольский вслед убегающему Лисовскому.

Глава четвёртая. Развязка

— Даже не знаю, кого чаще находят: похищенных заложников или потерявшихся детей. — Плотный, лопоухий майор быстро просматривал поступившие за несколько последних часов сводки. — Если её украли, то могут сейчас быть в любой части Ленинградской области, а то и подальше. Восемь часов прошло!

— Да ладно, майор. Всё я понимаю.

Сокольский не хотел сдаваться. Раньше ему не приходилось искать потерянных маленьких девочек и он мог понять отчаяние в голосе Марка Лисовского, недавно отзвонившегося ему и сказавшего, что ни рядом с его домом, ни поблизости никто Дашеньку не видел. Уже успело стемнеть и хотя всем патрулям было передано о исчезновении шестилетней девочки, опыт подсказывал, что за ночь её вряд ли кто-то отыщет. Когда рядом со входом в отделение полиции остановилась машина бизнесмена, Сокольский сам подошёл.

— Пока ничего, — сообщил он.

Марк смотрел впереди себя и его острый нос блестел в отсвете фонаря.

— Я всё обыскал уже по третьему разу, — признался он. — Не знаю… Буду искать дальше.

— У тебя есть фотографии получше тех, что мы взяли у Громовых на квартире?

Марк встрепенулся.

— Есть! Только дома.

— Поехали. К утру, если получится, сообщим по телевидению о пропаже ребёнка. Инга, Виктор!

Минут через двадцать они поднимались по широкой лестнице старого дома на Большой Конюшенной. После того, как Марк отдал свою квартиру Ольге, он подобрал себе новую, небольшую, всего из трёх комнат, как можно ближе к Невскому проспекту. Внутри было просторно и по-деловому мало мебели. Окна выходили прямо на ДЛТ. Пока хозяин искал фотографии, Виктор с деловитым видом обошёл помещение.

— Вот это я понимаю, — сказал он тихо. — Есть куда подружек приводить.

— Без пошлостей обойдись, — посоветовала Инга, по разрешению хозяина варившая на кухне кофе для всех четверых. — Это звонок, что ли?

Действительно, в двери кто-то робко позвонил. Сокольский открыл, по привычке держась так, чтобы не попасть под огонь злоумышленника. Но на пороге стояла древняя старушка в длинном, тёмном платье, вся в мелких седых кудряшках, и держала за руку шестилетнюю девочку со светлыми, как стебли овсяной соломы, волосами. Сокольский распахнул двери.

— Вот это да! — не удержался он и присел на корточки. — Кто ты, прелестное дитя?

Девочка подвинулась, словно хотела спрятаться за старушку, и та с готовностью обняла её, прижав к себе.

— Скажите, а Марк Викторович дома? Мы с Дашенькой его весь день ожидаем.

Сокольский поднялся и отступил на шаг.

— Ну проходите, он будет рад вас видеть. Даже не представляете, как рад!

На душе сразу стало легко. Когда привлечённый разговором бизнесмен, с фотографией в рук, вышел в коридор и бросился подхватывать девочку на руки, Сокольский рассмеялся.

— Ну вот и наша пропажа, дамы и господа! — громко объявил он.

Через несколько минут они все сидели на кухне и девочка, уютно устроившись на коленях Лиса, обстоятельно рассказывала:

— Папа сказал, чтобы я побыла в скверике, а тут подошёл страшный дядька. А папы рядом нет. Я испугалась и как прыгну в автобус! А потом я сказала, что мне нужно на улицу, на которой большой магазин ДЛТ. Две тётеньки меня отвезли, но тебя, дядя Марк, дома не было. Тогда я попросила, чтобы они меня отвели к бабе Маше в соседний подъезд.

— Марья Сергеевна! Ну что же вы не сообщили-то? — с лёгким упрёком спросил Марк у старушки.

— Так я звонила, — бойко ответила та. — У меня ведь только телефон вашего офиса, Марк Викторович. Вы должны припомнить, что когда его мне давали, ещё сказали, что мобильник меняете и пока другого номера нет, но в офисе вам всё передадут. А уж почему они вам не позвонили — я не знаю. Мы решили с Дашенькой, что дождёмся вас, потому что вечером вы наверняка приедете домой.

— Так я днём заезжал!

— А мы ходили с бабой Машей пить кофе с пирожными, — тут же объяснила девочка.

Марк только за голову взялся.

— Ну, нам пора, — решил Сокольский, поднимаясь. — Спасибо за кофе и за коньяк. Надо ещё дать отбой и поговорить насчёт… ну в общем, всех сегодняшних происшествий.

Марк Лис вышел их проводить.

— Так это твой ребёнок или Громова? — спросил Сокольский уже у двери.

— Может быть, и мой, — признался тот, пожав плечами. — Ольга… Мы с ней сперва ещё встречались, как-то само получалось. Не знаю точно.

— Так узнай. — Сокольский ткнул его пальцем в грудь. — У Лисички такой нос востренький, что я бы поспорил: твой, а не этого… По-моему, чем иметь такого отца, как Громов… Сам понимаешь.

— Есть же экспертиза, — подсказала Инга.

— Да уж узнаю! — пообещал Марк, хотя по нему чувствовалось, что сейчас он способен только радоваться, что Дашка нашлась. — Нет, действительно узнаю. Хватит с меня!

Они спускались по широкой лестнице, со старинной лепниной и резными перилами.

— По-моему, достойное завершение дня, — осторожно предположил Виктор.

— Ага! Только завтра с утра надо возвращаться к делу, — в тон ему договорил Сокольский. — Но ты прав, всё хорошо, если хорошо кончается.

Книга 1. Звено цепи. Часть третья. Барабанщик и Роза

"Видишь — вон моя тележка, на ней стоит барабан.

Иди туда и каждый раз, когда почувствуешь,

что не бить в него не можешь — бей."

(Н. Ричард Нэш. "Продавец дождя")

(Прохладное лето 2004 года)

Как случилось, что она влюбилась в барабанщика? Да очень просто: пришла на званую вечеринку, с ней никто не танцевал и она стала разглядывать музыкантов. Потом она увидела его. Мельком, не задержавшись, её взгляд скользнул мимо. Но образ отпечатался в памяти. Через пять минут она смотрела только на него! Одной рукой он крутил вокруг пальцев барабанную палочку, а другой отстукивал ритм. Она ещё подумала: "Как это у него получается? Как?!"

С этой мысли всё и началось. Она стала ловить концерты его группы, где только можно. Оказалось, что они очень популярны и их барабанщик — один из лучших барабанщиков, минимум, в своём районе, если не во всём городе. Ей же был нужен только он, его неизменная чёрная кожаная куртка, которую он сбрасывал в середине представления, оставаясь в облегающей чёрной футболке, его волосы, короткие, но густые, русые и какие-то дикие: казалось, что он никогда не причёсывается, потому что ценит их свободу. Она была влюблена в его руки. Он никогда не смотрел на них и ей казалось, что он даже на барабаны ни разу за концерт не взглядывал. Он то подмигивал кому-то в зале, то переглядывался с остальными музыкантами, то следил за ними так, словно хотел силой воли заставить сыграть как можно лучше. Наступал момент, когда он и вовсе откидывал голову назад, опуская веки — серебряная цепь блестела на его шее, а руки стучали, безошибочно, безостановочно, задавая ритм, которому подчинялись все — и музыканты, и зал, и её собственное сердце. Абсолютно все!

Однажды она скопила денег и купила самый дорогой билет на концерт. Ей повезло, она так хорошо подгадала, что оказалась сбоку, на возвышении. По диагонали, через всю сцену, она могла смотреть только на него, не отрываясь ни на секунду. Она принесла с собой огромную бордовую розу и под конец начала нервничать, сможет ли отдать эту розу именно ему? Здесь было столько фанатов и фанаток! Но случилось чудо, потому что концерт закончился и она проскользнула, прорвалась, оказалась в нужный момент и в нужной точке. Он заметил! Он вышел из-за своей установки и опустился на колено на краю сцены, чтобы забрать из её руки цветок, который она протягивала так, словно от этого зависела её жизнь, словно его улыбка была для неё спасательным кругом в бушующем море толпы. В следующую секунду её оттёрли от сцены.

Потом она возвращалась тихим осенним вечером, не видя прохожих, не замечая проезжающих мимо машин, изменив давней привычке читать светящиеся вывески. Ей было хорошо, как никогда, потому что сегодня он посмотрел на неё и улыбнулся ей. Теперь она сама шла и улыбалась, так что прохожие оборачивались и смотрели ей вслед. Но она никого не замечала.

И вдруг!..

Она отшатнулась, когдатёмная фигура оказалась прямо перед ней, загородив дорогу. Потом она подняла глаза — и увидела его лицо. Сердце её на миг замерло и тут же заколотилось, так ритмично и быстро, как стук его барабанных палочек. Он стоял перед ней, в своей неизменной кожаной куртке, прямо под фонарём, и держал в руках розу, задумчиво трогая единственный растущий на упругом стебле шип.

— Поздно уже, — сказал он буднично, словно они были давно знакомы. — Давай, я тебя провожу.

Он сдвинул пальцем чёрную шляпу с мятыми полями — и она впервые увидела, что он гораздо старше, чем ей казалось. Морщинки спускались от крыльев его носа в уголки губ, а лоб над переносицей пересекала складка. Он улыбался, еле заметно и весело, хотя глаза его оставались глубокими и серьёзными. Так ей показалось, когда она смотрела на него, стоя под питерским фонарём.

— Я тут близко живу, — в растерянности пролепетала она, чувствуя, что краснеет, но отводя взгляд только для того, чтобы в следующую секунду снова уставиться в его лицо, которое показалось ей сейчас ещё выразительнее, чем на сцене.

— В центре обитаешь? Это хорошо. — Он говорил неторопливо, тщательно отделяя одну фразу от другой. — Всё близко, когда живёшь в центре. Идём?

И они побрели вдвоём. О чём они говорили в тот вечер, она не запомнила. Но говорили, говорили, говорили не умолкая, всё время находя какие-то пустяковые темы, которые растворялись быстрее, чем смолкал отзвук их голосов. Но это было не важно. Он проводил её до двора-колодца, потом поднялся в подъезд до самой её квартиры.

— Не могу же я тебя одну пустить. Вдруг там страшный маньяк подстерегает свою жертву?

Она рассмеялась в ответ, так забавно он об этом сказал. Но перед дверью она почувствовала, что он собирается уйти, даже не пытаясь напрашиваться в гости. Вместо этого он протянул ей бордовую розу, которую так и нёс всю дорогу в руке.

— Нет-нет! Это же я вам подарила! — пыталась возражать она, но он только усмехнулся.

— Она целый вечер принадлежала мне. — Он коснулся губами нежных лепестков, и почему-то она вздрогнула, словно он поцеловал её, а не розу — и уже не сопротивляясь, взяла пальцами упругий стебель. — Увидимся, — пообещал он, сунул руки в карманы и уверенной походкой направился вниз по лестнице, мимо железной клетки встроенного в лестничный проём лифта.

На повороте он приостановился и помахал ей рукой, но потом повернул — и исчез за металлической сеткой. А она открыла дверь своей квартиры и зашла в тёмную прихожую, сжимая в руке розу. Это была уже не та роза, которую она так тщательно выбирала в цветочном магазине. Цветок стал иным, побывав в его руках, превратился в его розу, которую он подарил ей.

* * *

Роза прожила на удивление долго, даже через неделю оставаясь жизнерадостной и свежей. Не успели её лепестки растерять свою влагу, как раздался телефонный звонок. Знакомый, хотя совершенно неожиданный голос, произнёс, всё так же отделяя друг от друга предложения:

— Привет! Помнишь, ты оставила мне свой номер? Погода хорошая. Может, погуляем?

— Конечно! А где… Куда мне прийти?

— Выгляни в окно. Я перед твоим домом.

Она тут же метнулась к окошку и отодвинула занавеску. Он действительно был внизу, сидел боком на чёрном мотоцикле, в своей неизменной куртке, только без шляпы и, задрав голову, смотрел из-под руки на её окна. Она почувствовала, что сердце сейчас выпрыгнет, испугалась почти физически, но это был какой-то ненастоящий испуг, и она тут же помахала рукой. А он сделал в ответ приглашающий жест, продолжая держать у уха мобильник.

— Мне надо собраться, — сказала она растерянно и счастливо.

— Поезд ждёт пятнадцать минут. Потом отправляется, — ответил он весело и отключился.

Она бросила мобильник и кинулась к шифоньеру. Почему это свидание её так взбудоражило? Почему он был уверен, что она одна? Неужели он знал, что она согласится? Как она посмотрит на него при свете дня, на ярком солнце? Вдруг испугается, ведь он такой взрослый! И ещё… Она решительно извлекла из глубины ящика плоский пакет, прижала к себе и несколько секунд стояла, глубоко дыша, чтобы успокоиться. В пакете было кружевное бельё. Она его купила, сама не зная зачем, просто потому, что оно ей понравилось, но она боялась, что никогда не рискнёт это надеть. Но она была девушка грамотная, современная. Она знала, что любому мужчине непременно нужен секс. И если всё идёт к тому — лучше быть заранее готовой, чтобы не позориться. Пусть будет красивое бельё! "Какая же я дурочка!" — мысль не задержалась в голове, растворившись в поспешности переодевания.

Она не посмела взглянуть на себя в зеркало, чтобы увидеть, как выглядит её юное, ещё не до конца развитое тело в этом кружевном чуде, быстро спряталась в платье, накинула плащ, подхватила сумочку и ринулась на выход. Потом вдруг о чём-то подумала, шагнула обратно и сунула в сумочку паспорт. Зачем? Ну, бельё — понятно, а это зачем? Какая разница!

Она выскочила из квартиры, едва не забыв запереть дверь, и помчалась по лестнице, позабыв о том, что лифт уже исправили. Ещё минута — и она выбежала из подъезда, остановившись напротив него.

Он так и сидел боком на сидении, вытянув ноги в остроносых ботинках. Прищурившись, он оглядел её и удовлетворённо кивнул.

— Ты прекрасно выглядишь, но кое-чего не хватает. — И протянул ей шлем, большой, чёрный и блестящий. — Покатаемся по городу. Я покажу тебе свой Питер.

"С тобой куда угодно", — подумала она, приятно удивлённая тем, что сейчас, на ярком солнце, он вовсе не показался ей старше. Скорее наоборот. Он выбросил сигарету и похлопал по кожаному сидению.

— Не боишься?

Она помотала головой и решительно надела на себя пахнущий изнутри каким-то дезодорантом или шампунем шлем, и через пару секунд уже сидела за его спиной, крепко обняв его за пояс и пальцами ощущая сквозь тонкую ткань футболки упругие мышцы его живота.

* * *

Они ездили по тихим улочкам, заглядывали в подворотни. Он, как фокусник, одним мановением руки открывал любые замки и запоры, завозил её в такие крошечные дворики, что если задрать голову — между вздымающихся жёлтых стен виднеется ярко-синий клочок неба, похожий на носовой платок. Они взбирались по лестницам — и оказывались на самом верху, и то же небо становилось огромным, блёкло-синим, в рваных островках облаков, простиралось над серо-пёстрым металлическим покрывалом крыш. Как грибы, торчали белые "тарелки" антенн, свисали ящики кондиционеров, капая влагой на головы прохожих, змеились упрятанные в серебристую алюминиевую чешую пучки проводов, соперничая с мятыми водосточными трубами. Тут два окна противоположных стен так близко сходились карнизами, что соседи могли пить на брудершафт, а там за прозрачной стенкой важно ползал лифт, вверх-вниз, вверх-вниз, словно вся суть жизни заключалась в этом подъёме и падении. Жёлтую краску в сыром углу рядом с ним покрывал слой зелёной плесени. В этот закуток никогда не заглядывало солнце.

Маленькие уличные кафе радовали их горячими, терпкими напитками, он учил её пить кофе с солью, макая в него хрустящий круассан, курил сигареты, покачиваясь на задних ножках стула, рассказывал о том, как отправился с друзьями зимой в поход, по льду Ладожского озера…

И снова они выезжали на улицу, каким-то непонятным ей чудом пересекали нескончаемые перекрёстки, ныряли в потоке машин, двигаясь своим собственным, неповторимым ритмом, который никто в целом городе больше не мог поймать…

А потом они стояли на самом краю очередной крыши, у ажурной решётки бортика, и целовались. Закатное солнце окрасило всё вокруг золотисто-жёлтым светом, а тени в провале двора стали глубоко-тёмно-синими и казалось, что за краем крыши — бездна.

Дрожь то и дело пробегала по её телу, когда он обнимал её, уверенно и сильно. Впервые в жизни она целовалась со взрослым мужчиной! От него пахло куревом, а щёки кололись успевшей прорасти щетиной, но ей и это нравилось. Она дрожала, когда он касался языком её нёба, и ей было даже странно, что она не могла понять раньше, как это люди, когда целуются, позволяют друг другу засовывать языки в рот. Ей было противно до омерзения, когда она себе это представляла, но сейчас она не удивлялась и не протестовала, потому что дала ему право обладать ею и сама торопилась раскрыться перед ним. Она лишь крепче обнимала его за шею и было в этом поцелуе на краю пропасти нечто отчаянно-смелое, наперекор всему, вызывающее, ужасающее и одновременно прекрасное.

Потом он отстранился и, едва переводя дух, тихо проговорил:

— Идём. Покажу, где я обитаю.

Он повёл её за собой, к люку в крыше. Они спустились в полутёмный чердак, а оттуда вышли на маленькую железную лесенку.

— Смотри, вот тут замок — это только видимость замка. — Он нажал на дужку и петля, вроде бы прочная и незыблемая, подалась, выйдя из отверстия в стене вместе с куском штукатурки. — Если понадобится — можно в любой момент этим ходом попасть на чердак, а отсюда — в соседний подъезд.

Они спустились вниз и оказались в огромной студии. Окна шли под самым потолком. По стенам висели картины без рамок, какие-то фантастические подмалёвки, которые кто-то раскидал по крючкам, даже не позаботившись, чтобы они висели параллельно горизонту. В одном углу, на маленьком возвышении, стояла барабанная установка. Весь центр помещения пустовал, валялось несколько ковриков и торчала убогая пальма в кадке, обёрнутой куском фольги. В другом углу виднелась ширма, а рядом с ней — раскрытая дверь, за которой во тьме исчезал коридор.

Она спускалась по боковой лесенке, крепко держась за перила, рассматривала всю обстановку и только в последний момент заметила у одной из стен нечто вроде низкого ложа.

— Там я сплю, — сообщил он, проследив за её взглядом. — У меня куча подушек всяких и одеяла на любой вкус. Я снял матрас с дивана, весь низ выкинул, а его положил на пол — и получилось что-то такое, вроде турецкой тахты. Там, за ширмой — кухня. А через коридор — всякие удобства и входная дверь.

— А картины? — спросила она, дойдя до последней ступеньки, но не решаясь ступить на дешёвый паркет пола.

— Это всё не моё. — Он подал ей руку и помог сделать последний шаг. — Раньше тут жил художник, а потом я купил у него студию и решил, что здесь вполне можно поселиться. Помещение большое, потолок высокий, а я люблю, чтобы было много воздуха. Если помещение маленькое — на меня словно давит, я задыхаюсь. — Он вышел уже на середину комнаты и зачем-то покачал пальму за мохнатый ствол, словно здоровался. — Здесь толстые стены и соседям не мешает, когда я стучу. Мы тут иногда репетируем. — Он повернулся к ней и сделал широкий жест, раскинув руки, но почему-то ей показалось, что он немного нервничает. — Хочешь что-нибудь? Кофе, чай, коньяк?

— Я в кафе ещё говорила, что не пью, — осторожно напомнила она.

— Тогда чай. Располагайся!

Он рывком ушёл за ширму, на ходу стянув куртку и ловко забросив на крюк в стене. Она огляделась и поскольку "турецкий диван" её слегка пугал, подошла к барабанной установке. Он гремел за ширмой чайником, наливал воду, что-то переставлял, чиркал спичками.

— Я не думала, что ты так живёшь, — сказала она, трогая пальцем крепление одного из барабанов.

Он выглянул из-за ширмы.

— Я сам не думал, что буду так жить. Хочешь попробовать? Там палочки лежат позади, на стуле. У меня их несколько, но те — самые… домашние, что ли.

— Нет, я не умею. — Она обошла установку и провела пальцем по лежащим на сидении жёлтым палочкам. — А ты мог бы постучать только для меня?

— Прямо сейчас? — Он снова появился из-за ширмы и подошёл. — Чайник сам закипит, могу и постучать.

Наверное, трудно назвать музыкой соло на барабанах, но её этот ритм захватил, так что она сперва просто слушала и смотрела на его лицо, которое поменялось сразу же, как только раздался первый удар, стало моложе и решительнее. Она невольно сделала несколько па по пустому помещению, но потом подбежала и следила за его руками, и за тем, как он крутит вокруг пальцев одну из палочек. А когда он остановился — подошла ещё ближе и взяла за руку.

— Не понимаю, как ты это делаешь, — призналась она.

Он позволил ей забрать из своей руки палочку и повернуть ладонью вверх. Она некоторое время разглядывала его пальцы, потом провела по неровностям, похожим на маленькие шрамы, и посмотрела ему в лицо.

— У тебя странная рука. Что это?

Он хмыкнул.

— Так, старая память. То, из-за чего я начал стучать.

Она внимательно слушала.

— Я раньше много дрался. — Она подняла брови и он пояснил доверительно: — Очень много. Однажды в драке схватился, за дверной косяк, чтобы не упасть, а один придурок хлопнул дверью. Знал, что делает. Руку мне потом собрали, но пальцы почти не работали, я ими не мог пуговицу застегнуть. Тогда я вспомнил, что мне нравился один барабанщик, негр… Я решил, что мне это подойдёт, и начал учиться. Поначалу так больно было… до слёз. Но потом прошло, а чувство ритма у меня всегда было хорошее. Я и стал барабанщиком.

Она смотрела на него во все глаза. Наверное бывают такие моменты, когда мужчине легко понять, что сейчас он может делать всё, что захочет. И тогда он встал, убрал палочки и, подхватив её на руки, унёс на свой "турецки диван". Её это не испугало. Она только вздрогнула и чуть поупрямилась, когда он стягивал с её плеч кофточку. А когда он расстегнул её красивый кружевной лифчик, закрыла глаза, предоставив ему самому заниматься её одеждой. Он поцеловал её в шею, и губы у него были горячие…

В какой-то момент она вдруг поняла, что он выпустил её из рук. Она распахнула глаза, а он поднялся и сделал несколько шагов прочь, отвернувшись от неё.

— Одевайся.

Она сидела, полуголая, на ворохе одеял, и не понимала, что произошло. И почему его голос прозвучал так неожиданно сухо?

— Что… что случилось?

— Одевайся, я сказал! — категорично повторил он через плечо.

Она дрожащими руками принялась натягивать кофточку, но смотрела в его спину, не отрываясь.

— Вот что вы, девчонки, себе воображаете?! — Он резко обернулся, так что она невольно подалась назад. — Ну, какой надо быть дурой?! — Он хлопнул себя по лбу и упёр руки в бока. — Ты о чём думала, а? Сериалов насмотрелась? Я — старый кобель, понимаешь? — Он ткнул себя пальцем в грудь. — И все такие, как я — кобели! У меня на этом диване каждый месяц по новой бабе! А ты что вообразила? — Он подошёл и опустился коленями на край дивана прямо перед ней. — Ты хоть совершеннолетняя вообще?

Она оскорбилась и страх сам улетучился, несмотря на то, что он впервые смотрел на неё сердито.

— Мне девятнадцать! — заявила она ему прямо в лицо. — Не веришь — посмотри паспорт в сумочке. — Она отвернулась, пытаясь одновременно поправить растрепавшиеся волосы.

— О! Даже паспорт взяла! Вот зачем? Дурочка! Зачем? — Он так спрашивал, будто она задела его за живое. — Тебе надо парня своего возраста. Нормального! А не такого козла, как я! У тебя же ни разу ничего не было! С кого решила начать? Подарить хмырю вроде меня свою девственность?

— Неправда! — Она не выдержала и ударила его кулаками по плечам. — Откуда ты знаешь?!.. Ты… Ты пошлый!

— Я не пошлый. — Он смотрел на неё совершенно серьёзно. — Я опытный. Так что не прикидывайся, никого у тебя не было. Знаешь, это не самая хорошая идея…

— Замолчи! Откуда ты можешь знать обо мне?..

— Вот откуда. — Он вдруг нырнул рукой ей под кофточку и накрыл горячей, сухой ладонью её левую грудь. — Если ты случайно не знаешь, у тебя грудь девственницы. Уж я в этом разбираюсь…

Она замерла, но потом неожиданно обхватила его шею руками и поцеловала. Так смело, что сама удивилась бы, если бы была в состоянии хоть чему-то удивляться. И он не стал сопротивляться, ответив на её поцелуй. Больше она не упрямилась, когда он снова стягивал с неё кофточку, а он перестал нервничать.

— Учти, будет не очень приятно, — шепнул он ей на ухо.

— Потому, что первый раз? — спросила она.

— Потому, что первый раз.

Она позволила положить себя на все эти одеяла и больше уже ничего не говорила…

* * *

Жизнь изменилась. Теперь она везде и всюду следовала за ним. На репетиции, на концерты, в кабаки, в какие-то компании. Когда на неё первый раз принялись шипеть две девицы, явно из "его бывших", она испугалась, но он сказал ей:

— Плюнь. Тебя это не касается. Просто не слушай.

Сказал так уверенно, что она действительно перестала прислушиваться, и ей стало совершенно всё равно, как на неё смотрят и что говорят за её спиной. Она следовала за своим мужчиной, и пусть он был не такой молодой, как многие из тех, с кем общался, зато он принадлежал ей, от непокорных волос до неизменной кожаной куртки и серебряной цепи на шее, до подошв щегольских ботинок, шнурков и пуговицы в брюках, которую она всегда расстёгивала сама. Она даже не спрашивала себя, как долго это продлится и скоро ли пролетит месяц. Погода портилась, но они по-прежнему ездили гулять, вечера проводили или на концертах, или в его студии, обедали где придётся, спали вповалку, среди вороха одеял, принимали душ, весело толкаясь в тесной кабинке, для которой в доме не было предусмотрено места. Однажды она испугалась, когда в одном из баров к ним подсел мрачный тип с тяжёлой челюстью, и нехорошим голосом стал говорить о каком-то "общем дельце". Он вытолкал громилу из-за столика и ушёл "поговорить" на улицу. Когда вернулся и она спросила его, кто это был, он ответил:

— Тень прошлого. Не бери в голову. Тебя это не касается.

И она снова ему поверила, так что перестала обращать внимание и на то, что время от времени он о чём-то говорит со странными людьми, и неизменно возвращается взъерошенный и мрачный. Но тут же меняется у неё на глазах — и всё становится по-прежнему.

Однажды они вернулись раньше обычного. В городе царила поздняя осень, темень разгоняли яркие фонари и блики на мокром асфальте. Во дворе, неподалёку от подъезда, стояла блестящая от дождя машина, на которую он нервно оглянулся — но тут же пошёл вперёд, не оборачиваясь. Прошло примерно с час и она давно думать забыла об этом его взгляде, но потом раздался звонок в двери, настойчивый и протяжный. Он остановился на полуслове и прислушался. Потом схватил со стула её пальто и сунул ей в руки.

— Одевайся.

— Что случилось?

— Это тебя не касается. — Он сам надел на неё пальто и повернул к себе, взяв за плечи и глядя прямо в глаза. — Сейчас поднимешься на чердак. Помнишь, как там замок открывается? — Она кивнула, и он продолжил: — Выйдешь через соседний подъезд, но не сразу. Подожди несколько минут, посмотри через окно, нет ли кого во дворе. И как выйдешь — иди не к подворотне, а назад, через второй двор. Поняла? И чтобы до завтра тебя тут не было!

Он поцеловал её и выпихнул едва ли не пинками. Подчинившись этому неожиданному напору, она действительно поднялась на чердак. Но потом, уже сняв замок и держа его в руке, она вдруг поняла, что не может сделать ни шагу, не зная, что происходит. Она оставила снятый замок и открытую дверцу, а сама сжалась в тёмном углу, понадеявшись, что даже если кто-то сюда явится — он просто не увидит её в темноте маленькой площадки и подумает, что она ушла. Звуки, поднимаясь по пустому пространству лесенки, доносились до неё не все и не отчётливо. Она уловила, как кто-то гудел басом, и ей казалось, что-то требовал. Потом услышала его голос. Он сказал:

— Мне плевать на твои дела. Забирай своих отморозков и убирайся…

Что-то сдвинули с места, кто-то восклицал, но разобрать слов она не могла. Потом она услышала:

— Ты что сделал, идиот?!! Валим отсюда!!

Кто-то взялся за перила лесенки и они задрожали. Она вжалась в угол ещё сильнее, но всё стихло. Ей показалось, что хлопнула входная дверь. А потом была вечность, которую она не решалась выбраться из своего угла. Она всё ждала, что услышит его голос, даже вообразила себе, как он поднимается по лесенке и говорит: "Ну я же сказал, чтобы ты уходила, а не пряталась тут!" Но было тихо и она решилась, наконец, вернуться в студию.

Горели всего две лампы: одна на кухне за ширмой, другая около барабанной установки. Этот призрачный свет кое-как растекался по пространству, так что можно было разглядеть силуэт сдвинутой в сторону пальмы. А ещё — какое-то большое, тёмное пятно на полу. Она спустилась вниз, машинально включила верхнее освещение и подошла…

Он лежал, свернувшись, как кот у печки. Только печки никакой не было и поза для него была совершенно неестественная. Она наклонилась, потом опустилась на колени. Она окликала его, пыталась понять, что с ним. Потом её рука наткнулась на что-то липкое, он застонал и пошевелился.

— Что с тобой? О, нет! Кровь!

Он попытался развернуться, и она с готовностью уложила его голову к себе на колени. Он поймал её ладонь. Рука у него была холодная и липкая.

— Надо вызвать скорую… — Она беспомощно оглянулась, не успев заметить, как его лицо исказилось от боли. — Надо позвонить!

Сердце её колотилось, но она не могла сдвинуться с места. Мобильник лежал в сумочке, сумочку она забыла на куче одеял. Чтобы встать и дойти до постели, надо было снять его голову со своих колен, а она не могла это сделать! Просто не могла! Как она положит его на холодный пол? Как отойдёт от него?

— Всё… будет хорошо. — Он наконец смог заговорить, только очень тихо, так что ей пришлось наклониться к самому его лицу. Она гладила его по волосам и всхлипывала, а он снова заговорил: — Брось. Смотри вот…

Он ухитрился убрать одну руку от живота. Сегодня на нём была светлая рубашка и по ней расползалось бурое пятно крови.

— Правда, похоже на ту розу? Помнишь?.. В тот вечер… Полтора месяца. Прошло полтора месяца…

Он шептал всё тише, но она слышала и понимала, о чём он пытается ей сказать.

— Значит, со мной не так, как с другими? — Она плакала, целуя его лицо. — Я поняла, поняла.

— Запомни… Полтора месяца… Целая жизнь…

Рука его отяжелела и выскользнула из её ладони.

* * *

На кладбище она стояла впереди всех и снова не обращала внимания на то, кто что говорит за её спиной. У неё было право находиться здесь и те, кто поверил в это, окружали её, плечами отгораживая от остальных.

Она положила на свежий могильный холм огромную бордовую розу и отступила, стоя в чёрном кружевном платке, тихая и строгая, в полтора месяца успевшая стать женщиной, женой, вдовой…

Она точно знала, что в её жизни будет много мужчин. Может быть, она даже начнёт менять их каждый месяц. Но никогда в её жизни больше не будет того, единственного, так внезапно появившегося перед ней поздним вечером, под фонарём, с розой в руке, и ушедшего загадкой, которую она уже никогда не разгадает.

* * *

(2016 год)

— Кому роза? — спросил Сокольский, забираясь в кабину трейлера и устраиваясь на сидении.

— На кладбище заедем, — странно ответила Инга. — Надо помянуть одного старого друга.

— Вот как… Что за человек?

Она глянула на него, словно раздумывала, стоит ли вообще с ним разговаривать, но потом снизошла до ответа:

— Человек, которому далеко до тебя! — Потом подумала и добавила: — Но и тебе до него — тоже…

Книга 1. Звено цепи. Часть четвёртая. Тайны и компроматы

Глава первая. Лёгкое знакомство

(Лето 2016 года)

— Маслоу — идиот!!

Очередное заявление господина Шалыганова было встречено любопытными взглядами. Впрочем, присутствующие на банкете уже составили себе представление о шумном госте из далёкого Новосибирска. Трезвый он был у всех как кость в горле, а пьяный и вовсе стал неуправляем. Никто уже не мог определить, с чего начался разговор и как они перешли на Маслоу, но у Игоря Валентиновича Шалыганова явно было что сказать своим благодарным слушателям. Поднявшись и бодро размахивая недопитым бокалом, он напористо продолжил:

— Я говорю, что Маслоу — идиот! Почему он поставил в основу своей пирамиды физиологические потребности? Основа всего — это страх! — Он сжал вторую руку в кулак, словно хватал невидимого Маслоу за горло. — Когда животное боится — оно убегает. Оно не мочится, не размножается, не ест, не спит. Оно спасается бегством! Человек недалеко ушёл от животного. Наше тело — и есть животное!

— Вот уж кто животное — так это сам оратор, — негромко предположил серьёзный господин в хорошо сидящем костюме, по фамилии Никитин. Он приходился родственником устроителю презентации, после которой, для избранных, и был устроен этот банкет. Наверное, сейчас не только Никитин жалел, что в число "избранных" угодил новосибирский гость.

— Да! Я — животное! — Шалыганов со стуком поставил бокал на стол, чем вызвал вздохи облегчения у ближайших соседей. — Но я — животное с хорошим слухом. Вы, кстати, тоже животное, хотя и прикидываетесь человеком.

— Вот интересно, а почему вы ставите в основу именно страх? — с мрачной решимостью вступил в спор Никитин, которого тема задела за живое.

— Да потому, что всеми без исключения живыми существами руководит именно страх! И чем примитивнее человек — тем больше страх им руководит. Возьмите американцев!

— Ну, если верить в то, что у них был всплеск рождаемости через девять месяцев после взрыва небоскрёбов — то как раз ими руководит не страх, а потребность размножаться.

— Чушь! — Шалыганов решительно махнул рукой и счастливо удержался на ногах. — Они трахаются от страха… Нет, не так! Они сексом глушат страх! Сами ведь сказали… — Он пощёлкал пальцами. — Как этот фильм называется? Там одна тёлка говорит: "Это как похороны: у всех на уме только секс". Ну, у нормального человека на похоронах что на уме? — Он постучал себя по лбу. — Секс разве? А у американцев — секс!

— Это плюс для их нации, — заметил Никитин, всё ещё сохранявший серьёзное выражение на лице, несмотря на то, что большинство за столом откровенно улыбались теме спора.

— О, да! — Горячо согласился Шалыганов. — Нация, которая начинает трахаться от страха — неистребима! Но! — Он обвёл присутствующих за столом взглядом своих налитых кровью глаз. — Такая нация — это страшная нация!

То, что часть слушателей уже откровенно покатывается со смеху, господина Шалыганова не смущало.

— Чего хорошего можно ждать от нации, которая на похоронах думает о сексе, в момент траура думает о сексе, от страха думает о сексе, при любом катаклизме думает о сексе? Они думают так: "Хорошо, что не я! А раз не я — значит, успею ещё разок трахнуться!"

— Господин Шалыганов! — вмешался один из более пожилых гостей. — Держитесь в рамках! Здесь дамы!

Оратор отмахнулся.

— Дамы поймут! Их, кстати, это тоже касается! Я считаю, что добра от такого народа, который чуть что — бросается в постель, ждать бессмысленно! Всему своё время: время собирать… что там… камни, время бросаться… то есть, разбрасываться, время скорбеть, и время заниматься сексом!

— Да сядь уже! — тихо потребовал сосед Шалыганова, невысокий, остроносый Марк Лисовской. Это он привёл новосибирского гостя на банкет и уже сто раз пожалел об этом. — Сядь! — прошипел он, дёрнув оратора за рукав и заставив упасть наконец на стул. — Хватит с тебя.

— А знаете, во всём этом пьяном бреде есть рациональное зерно, — заметил один из присутствующих, который с самого начала беседы не вмешивался, но очень внимательно слушал. Обращался он к своему соседу, такому же спокойному и внимательному. — Страх — это основа всего. Нужно только уметь им пользоваться. Я должен познакомиться поближе с этим Шалыгановым.

Собеседник подумал, пожал плечами, но потом кивнул.

— Попробуйте, господин Морин, но учтите: у этого парня здесь покровитель, который наверняка его уже предупредил, что с вами не следует связываться.

— Это ты о Лисовском? По-моему, он уже сам не рад, что притащил с собой это чучело, — бросил тот, которого назвали Мориным.

Марк Лисовской действительно сидел как на иголках, и на его выдающейся, остроносой физиономии, застыло выражение скуки пополам с брезгливостью. Но он внимательно следил за тем, что происходит. Некоторые считали, что у Лисовского патологически развитое чувство ответственности, и это чувство должно было рано или поздно подсказать ему, что пора уводить Шалыганова с пирушки. Иначе он от слов перейдёт к пляскам на столе или дуэли на саксофонах.

— Старина Марк нам не помешает, — добавил господин Морин и похлопал соседа по колену. — Он же не будет ходить по пятам за своим буйным другом. У него своих дел достаточно. Нет, он нам не помешает…

* * *

По взгляду на высокую, коротко стриженную блондинку, стоявшую поодаль, у одного из декоративных каминов, можно было сразу определить, что она к числу гостей не относится. На ней были строгие чёрные брюки, белая рубашка с острым воротничком, маленький галстук и жилетка "под мужскую". Всё это давало понять, что она тут — служащая, либо заведения, либо одного из гостей. И действительно, едва она поймала выразительный взгляд Лисовского, как тут же кивнула и вышла из зала. Она направлялась на улицу, чтобы пригнать со стоянки машину, но на верхней ступеньке лестницы на неё чуть не налетел парень лет тридцати, тоже одетый не для вечеринки: в чёрном кожаном пиджаке поверх легкомысленной футболки.

— Смотри, куда идёшь! — выговорила ему блондинка, но вместо того, чтобы пройти мимо, уставилась со странным интересом.

Парень тут же забыл, куда шёл сам, вынул руки из карманов чёрных джинсов и доверительно спросил:

— А что это ты на меня так смотришь?

— Так, одного знакомого напомнил, — ответила девица, окинув взглядом его лицо и шею, на которой, над широким вырезом футболки, блестела серебряная цепь.

— Надеюсь, воспоминания приятные? — тут же ухмыльнулся этот тип.

Она поморщилась.

— Его убили.

— Оу? Серьёзно?

— Ага! Пырнули ножом вот сюда. — Она жёстко ткнула его пальцем в живот, рассчитывая таким маневром заставить отступить с дороги. Палец наткнулся на упругий "мышечный корсет", а обладатель этого "корсета" не сдвинулся с верхней ступеньки ни на миллиметр.

— Да ладно! — протянул он. — Слушай, я тут за шефом пришёл, надо его домой отвезти.

— Какое совпадение! Я тоже.

— А кто твой шеф?

— А твой?

Он наконец сдвинулся с места и поманил её за собой, к раскрытым настежь дверям зала.

— Вон тот, который стоит у эстрады.

— Никитин? Импозантный мужик. Холостой?

— У него жена, — разочаровал собеседник. — Он её любит, хотя она не может жить без аппарата искусственной вентиляции лёгких.

Девица сочувственно кивнула — и он тут же спросил:

— А твой шеф?

— Угадай с трёх раз. Если не угадаешь — ищи самого буйного.

— Ты чё?! Серьёзно? Этот "сибирский пельмень"?

— Для пельменя он слишком костлявый, — фыркнула она. — Но всё равно, весит много, чтобы тащить волоком. Так что мне пора. Пока он ещё на ногах держится. — Сказано всё это было с мрачной решимостью.

— Стой! — Он ухватил её за запястье. — Что делаешь вечером?

— Укладываю шефа в постель.

— Может, помочь?

Она критически оглядела его с ног до головы.

— Вообще-то, он предпочитает девочек.

— Так я тоже! — доверительно сообщил парень, снова приблизившись.

— Тебе никто не говорил, что у тебя внешность потенциальной жертвы? — серьёзно поинтересовалась она.

— Почему? — удивился он.

— Убить хочется.

Обойдя нового знакомого, девица направилась вниз по лестнице. Он тут же повернулся, перевесившись через перила:

— Меня Славой зовут, а тебя?

— Инесса, — бросила она.

— Инна, значит?

— Инесса! — повторила она значительно и прибавила шагу.

— Инесса! — повторил парень задумчиво и почесал затылок. Потом опомнился и направился в зал, чтобы доложить шефу, что можно сваливать с этого весёлого праздника.

Глава вторая. Кто есть кто

— Когда вы наконец закроете этого типа?!

— Мы работаем над этим.

Произнеся этот уклончивый ответ, полковник Баринцев подумал: "Интересно, я тоже всегда ору и еду на тех, кто младше меня по званию?" Разговор происходил в кабинете одного из руководителей УВР*, защищённого от прослушивания и прочих подобных неожиданностей. Генерал, само собой, уклончивости не принял и продолжил с напором человека, который считает, что повышение тона стимулирует мозговые процессы у подчинённых:

— Полковник! Я от вас только и слышу это "работаем". Когда будет результат?

Генерал Дмитрий Иванович Чёрный был хорошим, добрым начальником, и всегда радел о своих. Он не жалел сил на улаживание внутренних дел, следил, чтобы ребятам не зажимали зарплату, вовремя начисляли премии и компенсации, но с него самого требовали результатов, результатов и только результатов. Приходилось строжиться. К тому же, полковник Баринцев был человеком чутким, понятливым, и не обижался. Он и сейчас не обиделся и спокойного тона не поменял.

— А что у нас есть на Морина? — риторически спросил он. — Мелочь. Если мы его сейчас закроем, его адвокаты отмажут и отбелят, так что будет вообще не подступиться. Мы надеялись получить что-нибудь существенное после того, как был арестован Шеллер, но оказалось, что напрямую они не связаны. Да и вообще, этот Шеллер не стоил того, чтобы тратить на него столько времени. Пусть бы его делишками полиция занималась.

Какая-то досада в его слова просочилась, и генерал это заметил. Поэтому поспешил утешить:

— Зря вы недооцениваете свою работу. Вы разоблачили предателя в своих рядах! Так? И именно благодаря этой операции по задержанию Шеллера. Ладно, расскажите мне, что у вас есть на Морина.

Полковник вздохнул, протянул руку и взял со стола толстую папку.

— Михаил Станисловович Морин, более известный, как МСМ. Шантажист, имеет связи во всех деловых кругах города, близко знаком с некоторыми депутатами… Может быть… Я подчёркиваю: может быть, он связан с серией заказных убийств, совершённых в мае того года. — Полковник закрыл папку и посмотрел на генерала. — Но может быть, и тут выйдет так же, как с Шеллером, от которого мы ожидали, что он сдаст Морина, а он, как выяснилось, с ним даже не сталкивался. Увы, всё это бездоказательно! — Но совсем огорчать генерала Чёрного полковнику не хотелось, поэтому он придвинулся ближе и сообщил уже более энергичным тоном: — А вот месяц назад с нами связался человек, который сказал, что осуществляет защиту данных у Морина, и готов предоставить полное досье на всех, кто "висит" у него на крючке. Мы запланировали встречу, уже обо всём договорились, но в последний момент этого человека что-то спугнуло, и он не появился.

Генерал задумчиво потянул себя за нижнюю губу. У него она была роскошная, полная и выдающаяся, так что под ней даже меньше бросалось в глаза наличие двойного подбородка.

— Может быть, липа? — проговорил он неторопливо. — Набивал себе цену?

— Мы тоже так подумали, — живо ответил Баринцев. — Но нам удалось отследить по звонкам, с кем мы разговаривали. Это — Никитин Сергей Андреевич. У него собственная фирма, он предоставляет услуги по обеспечению безопасности компьютерных сетей. Человек солидный, с большим стажем работы. Ну и самое главное — один из причастных к Морину и его компании людей. Есть о чём подумать. Что если это правда и у него действительно имеются какие-то секретные базы данных МСМ? Я принял решение внедрить нашего агента в окружение Никитина и Морина и попытаться понять, что происходит. В случае, если появится такая возможность — агент вступит в контакт с Никитиным. Операция готовилась тщательно, с соблюдением полной секретности. Надеюсь, сработает.

Генерал снова потянул себя за губу и даже повернулся к полковнику, но передумал и не стал спрашивать фамилии агента. Вместо этого поинтересовался:

— Вы уверены, что парень справится?

— Он лучший из лучших, — напомнил Баринцев. — Если не справится он, остальным там делать нечего.

— Знаете, меня всегда тревожит, когда вы так говорите, — признался Чёрный.

Полковник позволил себе загадочно улыбнуться.

— Тут нет никаких секретов, — признался он. — Я просто хочу подстраховаться, поэтому не произношу имена тех, кто задействован в этой операции, вслух.

Генерал уже сам догадался, что речь идёт о Игоре Сокольском, который действовал в рамках заранее созданного образа "бизнесмена Шелыганова".

— Разумная предосторожность, — согласился Чёрный и по нему чувствовалось, что он вполне удовлетворён разговором. Ему оставалось лишь ждать результатов.

___________________________

* УВР — Управление Внутренней Разведки. Вымышленное подразделение, подчинённое ФСБ.

* * *

Вечерний Питер радовал разноцветными огнями и тёплой погодой. Впрочем, тому, кто сидит в машине, это всё равно.

— Познакомилась со Славой Ольгиным?

— Ага. — Белобрысая девица на водительском месте внимательно смотрела по сторонам, выруливая на новеньком тёмно-зелёном "Патриоте" из плотного ряда припаркованных машин.

— И как? Похож?

— На своего отца? — Она разочарованно поморщилась. — Одевается похоже. А ты что про него узнал, пока в архиве копался?

— Ничего особенного. Носит фамилию папы, хотя тот никогда не был женат на его маме. Несколько лет назад получил условный срок за нанесение тяжких телесных повреждении.

— Во как! — Она глянула на господина Шалыганова, который сейчас сидел рядом с ней, не обнаруживая особых признаков опьянения. Ну разве что, лицо у него было красное, и он старательно обтирал платком пот.

— Тривиально, как мир, — продолжил он при этом. — Застал жену в объятьях старого друга, стукнул того в морду, потом добавил. Не скрывался, не бегал, признал вину. А вот Гоша Ольгин, его отец — тот был личностью незаурядной!

Она решительно поджала губы, словно упомянутое собеседником имя резануло её слух, но ей во что бы то ни стало не захотелось этого показывать.

— Не хочешь — не буду касаться темы, — предложил собеседник, понимая, что у каждого человека в прошлом есть что-то дорогое и неприкосновенное.

— Говори! — потребовала она, не забывая следить за дорогой и не глядя больше на собеседника.

Он кивнул.

— В середине девяностых Гоша Ольгин крутился вокруг одного крупного авторитета, осуществлял нечто вроде силовой поддержки, но работал тонко, чаще не кулаками, а убеждением. Те, кто с ним сталкивались, характеризовали его как обаятельного мерзавца, способного так себя поставить, что на каждый его вопрос или предложение собеседник сам отвечал "да". Потом, когда его босс, тот авторитет, загремел по полной — Гоша Ольгин как-то соскочил, затаился и появился снова лишь через пару лет, в новом амплуа. Стал музыкантом. Говорят, классно стучал на барабанах, но это уже тебе видней. Когда вышли из тюрьмы прежние подельники Ольгина, у него начались с ними трения. Рано или поздно он всё равно взялся бы за старое, или из-за навязчивых приятелей всплыли бы его прежние делишки. В общем, по нашему Гоше тюрьма плакала горючими слезами, а его зарезали в случайной драке. Даже и не хотели убивать, ненароком вышло.

— Вот, значит, как, — негромко проговорила Инга, и посмотрела на Сокольского (это был именно он, хотя и в образе бизнесмена Шалыганова из Новосибирска). — Не думала, что когда-нибудь всё это узнаю. Что теперь?

— Попробуй подбить клинья к Славику Ольгину, раз уж ты ему понравилась. Вроде, он не сильно в дела шефа замешан, но Никитин ему явно доверяет.

Они свернули под тёмную арку и Инга сбросила скорость до минимума. Задняя дверца приоткрылась — и на сидение завалился Чехов.

— Привет, Витёк! — не оборачиваясь поздоровался Сокольский. — Как дела? Тебя никто не видел?

— Я об этом позаботился, как ты учил, — ответил Чехов, сползая пониже, чтобы не бросаться в глаза прохожим. — Вы в курсе, что за вами следят люди Морина?

— В курсе. Так что у тебя?

— Уверен, что Лисовской прямого отношения к Морину не имеет. Он этого Морина терпеть не может и не скрывает своих чувств. Кстати, он и тебя уже готов прибить на месте. Считает, что ты подмочил его деловую репутацию своими вывертами на банкете, и клянётся, что в последний раз взялся оказывать услуги таким безответственным типам.

— Ничего, потерпит. Компенсируем, — пообещал Сокольский. — Ладно, возвращайся к Лисовскому.

— Зачем? Видно же, что он не при делах. Он сейчас озабочен тем, как отсудить собственную дочку у бывшей жены.

— Вот и поддержи, — хладнокровно предложил Сокольский. — Не верю я в его нелюбовь к Морину, что-то тут не так. Последи ещё. Будет хуже, если мы что-то пропустим. Давай! Тебе пора.

Когда Виктор Чехов незаметно покинул машину, Инга посмотрела на Сокольского вопросительно.

— Почему ты его просто не пошлёшь куда подальше? — спросила она.

— А ты можешь гарантировать, что его хозяева не подошлют к нам кого-то другого вместо милейшего парня, Витеньки Чехова? Нет уж, поиграем пока с ним, а там видно будет.

О том, что Виктор Чехов появился рядом с ними несколько месяцев назад не просто так, а со вполне конкретной целью, они догадывались с самого начала. Проверять Чехова сразу времени не было. Тогда по приказу криминального босса Шеллера убили Олега Сокольского, и его брат торопился поскорее взять убийцу за горло. Но едва Шеллер оказался в руках УВР, Игорь Сокольский начал наводить справки о своём новом помощнике. Чехова не просто подсунули, ему обеспечили правдоподобную и не вызывающую лишних вопросов легенду, но Сокольский не верил, что "белые рояли в кустах" появляются сами собой, а уж добры молодцы на машинах, в момент, когда девушке — агенту УВР, надо уйти от погони — и подавно.

След обнаружился быстро, едва проверили "бабушку-прабабушку", о которой так пёкся Чехов и которую якобы убили подручные Шеллера, когда искали его самого. Старушка действительно числилась владелицей квартиры, в которой был прописал Чехов, ей действительно стукнуло девяносто лет, и она действительно скоропостижно умерла, потому что её напугали налётчики. Но бабуля не приходилась Виктору Чехову никем. Само по себе это ещё ни о чём не говорило, он мог быть привязан к ней просто потому, что долго жил под одной крышей. Но и тут нашлась промашка: Чехов был прописан в квартире старушки за несколько дней до того, как столкнулся с Ингой во время её эффектного побега из здания делового центра, в котором она отыскивала спрятанную убиенным Олегом Сокольским флешку. Правда, этот факт можно было объяснить тем, что до последнего времени Виктор жил у бабушки не прописанным. Игорь Сокольский копнул глубже — и установил, что несмотря на "нежную привязанность" и присутствие на похоронах умершей, Витёк никак не мог познакомиться с ней раньше, чем за несколько дней до её смерти. Ни соседи, ни знакомые, ни родственники его у неё ни разу не видели, а сама бабуля давно уже не ходила дальше лавочки перед подъездом.

Сокольский пустил по следам Чехова своего специалиста по сбору информации, и черезнеделю получил полное досье на этого двадцатипятилетнего и уже очень талантливого парня. Опасения подтвердились: Чехов был подослан к ним с Ингой, и момент для этого выбрали спонтанный, но вполне запланированный. Чехов просто поджидал удобного случая, зная, что Инга или Сокольский непременно будут в том бизнес-центре и за ними непременно начнут охотиться.

Сокольского беспокоило не столько то, что Чехова подослали, сколько то, что люди, которые рискнули провернуть всю комбинацию и приставить к ним Витька, тоже должны были подозревать, что их "казачка" проверят со всех сторон. Значит, конечная цель была настолько велика, что хозяева Виктора Чехова предпочитали рискнуть. Они позволили Чехову втираться в доверие и помогать Сокольскому во всём, что касается Шеллера, потом ещё в нескольких делах по мелочи, и терпеливо ожидали. Но чего? Вот какой вопрос волновал Игоря сейчас.

Инга думала примерно о том же, поэтому философски заметила в конце их короткого разговора:

— Тебе видней.

— Очень на это надеюсь, — откликнулся Сокольский, который подсознательно чувствовал близость развязки. Главное для него было — вовремя сыграть так, чтобы Чехов не расстроил его собственные планы и не сорвал всю операцию. Поэтому он и приставил Чехова "присматривать за Лисовским". С одной стороны, это было логично и обоснованно, потому что Лисовской вращался в тех же кругах, что и МСМ, которого выслеживал Сокольский, а с другой — сама личность Марка Лисовского пока что оставалась загадкой и от него действительно можно было потенциально ожидать чего угодно.

Глава третья. Мечты и планы

Многие из писателей фантазировали на тему глобального контроля. Возьмите хоть Оруэлла, у которого в романе "1984" в каждой квартире "глаз", да ещё и с голосовой связью, чтобы рявкнуть рядовому гражданину: "Ну-ка, делай зарядку активнее! Ишь, разленился, брюхо отрастил!" Вопрос вот в чём: сколько надо держать наблюдателей, чтобы осуществлять такой контроль? Например, если у вас в мегаполисе три миллиона активных граждан сознательного возраста, понадобится минимум триста тысяч наблюдателей, при том, если на каждого наблюдателя будет по десять человек. А больше ему не потянуть. И десять-то не потянуть, если вдуматься. Это же постоянное отслеживание, прослушка всех разговоров, просмотр всей корреспонденции… А кто будет контролировать самих наблюдателей, если их триста тысяч?

В НКВД времён сталинских репрессий предпочитали перед этапом заставить осуждённого заполнить анкету, чтобы он в ней прописал всех своих родственников, якобы для того, чтобы им разрешили переписку, а на деле — потому, что отследить родню всех осуждённых было слишком сложно. Теоретически, досье можно завести на каждого, а практически — кто и как потом будет в огромных кипах этих досье отыскивать нужную информацию? В век компьютеров вроде бы стало проще: внёс в базу, настроил поиск… И всё равно, сколько нужно людей, чтобы они досье каждого человека внесли в компьютер? А потом у вас случился пожар в дата-центре, накрылся сервер, проник вирус — и вся собранная информация пропала! Такое тоже случается.

Не будем забегать в далёкое будущее, на данный момент тотальный контроль — ненаучная выдумка. Иное дело — если сузить круг контролируемых лиц и поставить себе конкретные цели для слежки. Информация — это сила, деньги, власть, влияние. Однако тому, кто решится руководить людьми через информационное поле, нужно быть мобильным и уметь не только находить и использовать чужие грешки, но и вовремя отступать. Михаил Станиславович Морин (МСМ), был как раз таким специалистом. Он умело отыскивал слабые места, подкарауливал момент, брал всё, что можно — и уходил в тень, когда требовалось. У МСМ были свои осведомители, он пользовался многочисленными связями и считался в своей организации специалистом "от Бога". Правильнее было бы сказать — "от чёрта". Добрый человек не станет заниматься шантажом и вымогательством.

Есть такая чудная аксиома: шантажист всегда плохо кончает. МСМ, его коллеги и помощники старались эту аксиому опровергнуть и до сих пор им это удавалось. Они создали целую систему, с помощью которой откапывали чужое "дерьмо", и продавали под видом конфетки за хороший гонорар тому, кто заинтересуется. Не убивали и формально даже не грабили. Просто "брали в клювик", от каждого по его возможностям. Что ещё нужно для успешного бизнеса? МСМ всегда знал, когда надо остановиться, и умело манипулировал человеческими слабостями. Во всём нужна мера. Командовать человеком проще, если не раздевать его догола. Пока ему есть что терять — он будет за это держаться, а вот если потерял всё — может очертя голову совершить любое безумство.

Вершиной деятельности МСМ и его компаньонов был список лиц среди высокопоставленных чиновников, бизнесменов и политиков, с которыми удалось "подружиться", используя их маленькие грешки, случайные шалости, а иногда и весомые "скелеты в шкафу". Морин гордился своей системой. Это ведь так удобно: тебе уступили, ты где-то в чём-то уступил — и заполучил помощника на случай непредвиденных обстоятельств. Например, надо "отмазать" своего — можно обратиться к прокурору, который предпочтёт оказать тебе эту маленькую услугу, дабы ты не напоминал ему, на какой почве вы стали друзьями. Ничего нового, одним словом. Всё старо, как мир.

В жизни Михаил Станиславович Морин, тем не менее, оставался человеком ничуть не демоническим, а весьма симпатичным, средних лет, спортивно-подтянутым, любил плавание, стрельбу в тире, верховую езду, теннис. Он многое знал, имел два высших образования, не терялся ни в какой компании и всегда мог рассказать пару-тройку свежих анекдотов. В общем, мужчина приятный во всех отношениях. И внешность не подкачала: высокий шатен, с серо-синими глазами, волевым подбородком, красивым лбом. Он был аккуратен и умел правильно одеваться.

Среди людей, в обществе которых он вращался, не все относились к нему с теплотой. Пожалуй, таких было меньшинство. Но только единицы смело смотрели ему в глаза и говорили о нём то, что думают. Одним из подобных феноменов был Марк Лисовской, владелец и держатель основного пакета акций крупной строительной компании. Этот маленький, наглый тип, с его длинным, острым носом, делающим физиономию Лисовского похожей на мордочку неведомой зверушки, при встречах даже руки Морину не подавал. МСМ очень хотел найти в честном бизнесмене хоть какую-то слабину, за которую его можно бы было прихватить. На малолетнюю дочь Лисовского Морин пока рот не разевал. Отчаянный Марк Лис в прошлом не раз показывал, что умеет рвать противника в клочки, когда задевают то, что для него действительно представляет ценность. Нет, провоцировать Марка на драку МСМ не собирался. Тут нужно было нечто, с одной стороны не слишком личное, но с другой — однозначно вредящее деловой карьере. С этой точки зрения сегодняшний поступок на банкете, когда Лисовской притащил и представил всем "друга из Новосибирска", бизнесмена-коллегу Шалыганова Игоря Валентиновича, очень понравился МСМ. Так понравился, что он возвращался к себе домой в изрядно приподнятом настроении. Если ему удастся чем-то зацепить дебошира и пьяницу Шалыганова — Марк Лисовской тоже окажется у него в руках. У этих двоих явно были общие дела, иначе категоричный и щепетильный Марк ни за что бы не явился рука об руку с этим "чудом природы".

И к великой радости МСМ, сибирский бизнесмен буквально сам приплыл к нему в руки.

* * *

Разговор происходил на следующий день, в гостиничном номере, куда МСМ заглянул, искренне озабоченный состоянием новосибирского гостя, которого вчерашним вечером увезли с банкета в состоянии близком к полной прострации. Перед этим, за минувшую ночь, МСМ разжился всей возможной информацией об этом типе. Светиться в интернете Шалыганов не любил, но при желании можно было там найти и его фото с женой, и декларацию о доходах, и много чего по мелочи. Собственно, МСМ не столько надеялся узнать что-то ценное, сколько хотел убедиться, что Игорь Валентинович Шалыганов действительно тот, за кого себя выдаёт. Убедился. И теперь участливо смотрел на растрёпанного бизнесмена из Сибири.

Шалыганов, в махровом халате, сидел на краю разбросанной постели, время от времени машинально тёр мокрые волосы краем полотенца и, сразу видно, чувствовал себя не слишком хорошо.

— Нет, ну какая зараза! — жаловался он, и МСМ старательно кивал, соглашаясь. — Только машину купил… Ну ладно, что этому танку сделается? А этим придуркам мы же весь бок разворотили!

— Они сами подставились, — подала голос его секретарша и шофёр со звучным именем Инесса.

— Молчи, дура! — рявкнул на неё господин Шалыганов и тут же схватился за голову. — Уй! Не могла тормознуть?!

— Если бы я не затормозила, от них бы вообще ничего не осталось, — презрительно бросила девица, появляясь из соседней комнаты с открытой бутылкой пива в руке. Сунув её шефу, девица окинула МСМ любопытным взглядом и удалилась, виляя бёдрами.

Насколько было известно Морину, господин Шалыганов нарочно брал в секретарш и шоферов девиц попредставительнее. Злил жену. Но имел ли он со своими подчинёнными красавицами хоть какие-то сексуальные отношения — история умалчивала.

— И что они хотят? — спросил Морин, подождав, пока новосибирский бизнесмен сделает несколько глотков пива.

— Да я им сразу предложил купить эту их машину! — возмутился тот, чуть не поперхнувшись при этом. — Нет! Знаете, что они сказали? Что я "не на того наехал" и что теперь они меня достанут по полной! Кретины!

— Вот что я вам предложу, господин Шалыганов. — МСМ решил, что пора уже переходить к делу. — Я вам помогу. Я здесь всех знаю, номер их машины ваша очаровательная помощница записала, так что найти их не составит труда. Я улажу это дело. Просто из моей личной симпатии к вам.

— Что так? — насторожился Шалыганов.

— Знаете, я люблю заводить друзей. Я помогу вам в Питере, вы мне как-нибудь поможете в Новосибирске. Кстати, сколько вы у нас пробудете?

— Ну, я думал, недели полторы.

— Вот и отлично! Одевайтесь! Вам нужно привести себя в форму, а я знаю отличное заведение, где можно позавтракать и восстановить силы.

Шалыганов широко улыбнулся, глядя на МСМ снизу вверх.

— Ну, вы меня уговорили, господин Морин! Я готов!

С этой минуты МСМ действительно взял на себя заботу о новом друге. Его расчёт оказался верным, Лисовскому было просто не до того, чтобы отслеживать все перемещения Шалыганова. Он с головой ушёл в решение семейных проблем, судился из-за дочери, в общем, был очень и очень занят.

Сокольский получил возможность наблюдать не только за МСМ, но и за Никитиным, который был их конечной целью. Тот виделся с Мориным очень часто, у них было много общих дел. Разумеется, всё это не обсуждалось при постороннем, но МСМ старался проявлять радушие и сам устраивал вечеринки для "дорогого гостя". Шалыганов трезвый болтал мало, но пьяный иногда начинал высказывать интересные вещи, и МСМ надеялся умело и неприметно подвести его к нужным вопросам. А Никитин часто становился третьим. Правда, он в последнее время нервничал и постоянно пребывал на лёгком взводе, хоть и старался это скрывать.

Инга с успехом общалась с Ольгиным, пока Сокольский позволял МСМ себя спаивать. С этой стороны всё складывалось вполне удачно. Славик Ольгин оказался человеком в меру неосторожным, отчаянно-безбашенным и влюбчивым. Правда, лишнего и он не болтал, предпочитая обсуждать свои дела, а не дела своего шефа. Тем не мене, Инге удалось выяснить, что Никитин к Ольгину очень расположен, в свои дела старается не вмешивать, зато в личной жизни доверяет целиком и полностью. Так что Инге с новым приятелем даже удалось пару раз побывать в особняке Никитина в отсутствие хозяина. Дальше она пока продвигаться не стала, получив от Сокольского приказ только наблюдать и ждать удобного случая. Всё шло к тому, что им надо рискнуть пойти на прямой контакт с Сергеем Андреевичем Никитиным и выяснить, зачем же он связывался с агентами УВР.

Главное — держать руки наготове, и тогда тебе обязательно что-нибудь подвернётся "под руку". Эту простую истину Сокольский давно усвоил. И ждать на этот раз пришлось недолго. Всё завертелось само, хотя предсказать причину внезапного толчка могли бы многие.

Глава четвёртая. Катастрофа

Инга потянулась, высунув руки из-под одеяла. Вообще-то она никогда не вступала в сексуальные отношения с теми, к кому ей нужно было, по выражению Сокольского, "подбить клинья". Она была опытным агентом и не мене опытной женщиной, и ухитрялась держать нужного мужчину очень близко, буквально доводить до постели, если он настаивал — и оставлять там одного, по разным, вроде бы не зависящим от неё причинам. Например, клиент слишком надрался и задрых раньше, чем понял, что они собирались заняться любовью. У Инги было много таких уловок и способов, простых, но достаточно безотказных. На самый худой случай, она всегда могла подать сигнал Сокольскому, чтобы тот сымпровизировал и подстраховал.

Со Славой Ольгиным вышло иначе. Инга сама согласилась на предложенные ей отношения. Почему? Славик всё-таки походил на отца. Он был другим, более молодым, более физически развитым, более весёлым и простым. Волосы у него были гуще, глаза выразительнее. И всё равно он был сыном Гоши Ольгина! Хотела Инга себе в этом признаваться или не хотела, но её первый мужчина оставил в памяти слишком глубокий след, чтобы вдруг, через десять лет, ей не захотелось повторить опыт. Сказать честно, она не разочаровалась. Хотя, может быть, она заранее была готова к тому, что не очаруется.

— Что там? — спросила она сонным голосом.

— Шеф звонил. — Голос у Ольгина был озабоченный. — Что-то случилось, мне надо ехать.

— Случилось? Что? Небо на землю упало?

Он уже натягивал брюки, присев на край постели, и она невольно любовалась его мощной спиной.

— Что-то с его женой, как мне кажется.

Инга тут же сделалась серьёзной и тоже выползла с кровати, нашаривая свою одежду.

— Ты можешь остаться до утра, — предложил Ольгин. — Я, наверное, скоро вернусь.

— Славочка! Когда тебя поднимают в середине ночи — вряд ли это затем, чтобы отпустить через пол часа. А мне надо утром быть у своего шефа.

— А, ну да! МСМ ему ещё не все мозги пропарил?

— Это его дело, — бросила Инга, застёгивая блузку.

— Чёрт! Придётся вызвать такси. Забыл, что мы приехали на твоей машине.

— На машине моего шефа, — напомнила Инга. — Не надо такси, я тебя подброшу, потом поеду в гостиницу.

Он поймал её в объятья и чмокнул в губы. Она его оттолкнула. С ним было действительно проще, чем с его отцом, но может быть, она сама стала старше и самостоятельней, и теперь легко устанавливала границы общения, когда считала это необходимым.

— Ты вроде торопишься? — спросила она ехидно.

— Минута дела не изменит, — не согласился Ольгин, но она уже ускользнула от него в прихожую.

Через полчаса Инга остановила машину у ограды особняка Никитина. Ещё раз поцеловавшись на прощание, они расстались и Ольгин бесшумно исчез в темноте, за калиткой. Она отвела машину на соседнюю улицу, заглушила мотор и позвонила Сокольскому.

— Я у особняка Никитиных. Что-то случилось, Славка предположил, что наверное это из-за жены Никитина. Ей в последнее время было хуже.

— Оставайся там, я приеду через некоторое время…. — Он взял паузу, потом досадливо выдохнул. — Нет, не смогу. Будет трудно объяснить, куда я намылился ночью.

— Следят?

— Ещё бы! Я сейчас вызову Чехова, пусть он тебе поможет.

— Ещё не хватало!

— Слушай, он всё равно в курсе, так хоть пусть будет на виду! Давай, до встречи! Если что произойдёт — сразу звони. Я как смогу — буду у вас.

— Хорошо.

Инга убрала мобильник и облокотилась на руль, оглядывая через лобовое стекло чуть посветлевшее небо. Ночь обещала сюрпризы, а следующий день и вовсе мог стать роковым во всей их операции. Что поделаешь, они сами выбрали себе работу…

* * *

В самый разгар дня Морину позвонил его компаньон, Никитин Сергей Андреевич. Никитин был из ряду вон выходящим программистом, да к тому же, на протяжении последних десяти лет развивал свои таланты. Войти в базу данных, которую он сам же и защищал, ему ничего не стоило, но МСМ никогда из-за этого сильно не волновался. Никитин работал на него потому, что был очень крепко привязан к своему шефу. За ним водились некоторые грешки, да к тому же, он постоянно нуждался в деньгах. У него была любимая, но тяжело больная жена, которая не могла существовать без специфического оборудования. Кто мог предвидеть, что именно этот факт наличия больной жены окажется "слабым звеном" для самого Морина?

— Это Никитин, — как-то слишком официально сообщил МСМ его компаньон. — Надеюсь, у тебя есть пара минут для разговора? Хочу кое-что сообщить. Моя жена умерла. Сегодня ночью.

МСМ готов был высказать свои соболезнования, даже не уловив в первые несколько секунд, что голос у Никитина необычный. Что-то в нём отсутствовало и уже на следующей фразе "старого друга" он понял, что именно.

— Этот момент должен был рано или поздно наступить. — Холодность тона Сергея Андреевича превосходила обычный уровень, допустимый в их общении. — Я, конечно, очень её любил, и наверное, из-за этого не всегда вёл себя так, как бы мне хотелось…

— О чём ты говоришь, друг! Это такое горе! Я понимаю…

— Заткнись и слушай! — Никитин зло оборвал его, что тоже было совершенно нехарактерно для него. — Я долго шёл у тебя на поводу, но ты как-то всё время забывал, что не только на других людей можно собирать досье. На тебя тоже. А заодно, кто-то ведь должен был упорядочивать все твои данные и позаботиться о том, чтобы они скопились в одном месте для наиболее удобного использования. — Он явно издевался, но МСМ оставалось только слушать, не перебивая. — Так вот, вся база данных у меня на съёмном носителе. Я обновлял её каждый раз, когда ты и твои спецы клали что-то новое, собирал, сохранял, систематизировал. Носитель в надёжном месте. Если со мной что-нибудь случится — через некоторое время он неизбежно попадёт в руки, которые тебе совершенно не понравятся. Ты меня понял?

— Чего ты хочешь? — МСМ уже сориентировался в происходящем и теперь очень надеялся на то, что "старый друг" имеет к нему конкретные претензии, а не тешит себя абстрактным желанием отомстить.

— Я уже ничего не хочу. Думаешь, это только из-за жены я тебя до сих пор не сдал? — Никитин глухо рассмеялся, но тут же сам себя оборвал. — Нет. Однажды ты действительно оказал мне услугу, к тому же у каждого человека должен быть шанс. Так что я теперь дам шанс тебе. Через пять минут меня уже не будет. Дальше… Я оставляю тебе подсказку, на самом видном месте моего кабинета. Виднее не бывает. Если ты такой умный, как хочешь казаться, тебе удастся заполучить диск раньше, чем полицейским. Тогда ты спасён. Если нет — извини, твои проблемы.

Он отключился и на попытку Морина дозвониться, голос оператора сообщил, что "абонент недоступен".

— Вот гад! Только этого не хватало, — ругнулся про себя МСМ и срочно вызвал своих охранников.

Между тем, на втором этаже симпатичного особняка под вековыми соснами, Сергей Андреевич Никитин вызвал по местной связи одного из своих людей. Через минуту в его кабинете появился Ольгин, жилистый и широкоплечий, в привычном кожаном пиджаке и чёрных джинсах.

— Все разъехались? — спросил у него Никитин.

— Да, я всех отослал. — Ольгин заложил руки за спину и смотрел на шефа с терпеливым ожиданием. — Что дальше?

— Для тебя у меня тоже есть поручение. Слава! Тебе лучше исчезнуть на какое-то время с глаз МСМ. На тебе никакой вины и в деле… в общем, в том деле, которое мне предстоит, ты практически никак не замешан. Но вопросы всё равно будут. Главное, чтобы их задавали в полиции, а не на ковре у Морина. Может быть, даже лучше будет, если тебя закроют на время следствия.

— Думаете, там Морин не достанет? — с ухмылкой уточнил Ольгин.

— Слава! Это очень серьёзно, — напомнил ему Никитин.

— Кто бы сомневался.

Сергей Андреевич вздохнул. У его самого надёжного и близкого человека, Вячеслава Ольгина, был своеобразный взгляд на жизнь. Почему-то он считал, что всё самое страшное с ним в жизни уже было, а остальное достойно философски-ироничного отношения — не больше.

— Иди пока. Проверь, чтобы в доме никого не было.

— Я уже проверял.

— Ещё раз проверь.

Спорить дальше было бесполезно. Проще сделать. Хотя, что-то недоброе шевелилось в душе Славы Ольгина, когда он в очередной раз спустился вниз и заглядывал для порядка в комнаты. Выстрел прозвучал глухо, но Ольгин его сразу же услышал и опрометью бросился обратно, к шефу. Было поздно.

— Вот так, значит, — прокомментировал Слава, уперев руки в бока, и с сожалением глядя на распростёртое на столе тело Никитина. Потом плюнул в сердцах. — Ну, надо быть таким идиотом!

Дальше этой "эпитафии" он не пошёл, некогда было. Первое, что он сделал — это проверил все шкафы и сейф. Они были раскрыты, но естественно, в них нужного предмета (о существовании которого он уже некоторое время подозревал) не было. Потом решился и, подойдя к шефу, аккуратно расстегнул на его шее цепочку. У Ольгина давно было подозрение, что как раз это — ключевой предмет во всей комбинации. Он слишком хорошо изучил Никитина и понимал, что тот оставил врагу шанс в виде предмета, который лежит на самом виду. Но зачем давать полиции или МСМ шанс найти этот предмет?

Достав из ящика лупу, Слава Ольгин перевернул состоящую из плоских звеньев цепочку и рассмотрел её под увеличением.

Зная каждый шаг своего хозяина, Ольгин, наверное лучше всех представлял себе, какую именно "шутку" тот сыграет с МСМ.

Пора было уходить. Слава огляделся, понимая, что просто забрать этот предмет с собой нельзя. Куда спрятать? К тому же, Никитин всегда ходил с этой цепочкой на шее. И тут Славу осенило: на нём самом — похожая плоская цепь, только не платиновая, а серебряная.

— Кто будет проверять? — сказал он себе, быстро снял свою и надел на Никитина, а платиновую никитинскую — на себя. — Ну, теперь или пан, или пропал!

Выйдя из кабинета и прислушиваясь на каждом шагу, он быстро направился к чёрному ходу.

* * *

Люди МСМ прибыли раньше полиции. В доме ничего нужного не нашли, хотя перекопали всё очень качественно. Пришлось отзвониться МСМ и покаяться в своей несостоятельности.

— А может, ничего и не было? — предположил подручный МСМ.

— Нет. Он бы зря ничего не сказал. Найдите его помощника, этого… как его? Ольгина.

— Мы его уже нашли, — воспрянул духом подручный. — Случайно на него наткнулись, я распорядился задержать. А больше тут нет никого.

— Везите ко мне, — приказал МСМ.

* * *

Парня затащили со скованными за спиной руками и исцарапанной физиономией. Он, кстати, пока его "брали", тоже в долгу не остался, так что злые помощники МСМ пинками поставили его перед шефом на колени. Но Морину сейчас показные жесты были не нужны.

— Снимите наручники, — распорядился он. — Нам надо поговорить, господин Ольгин. Идёмте, пройдёмся по террасе. И извините за такое грубое обращение.

Слава потёр запястья и, ухмыльнувшись, поднялся с колен. Что-то в его повадках и движениях было такое, что заставило Морина на мгновение почувствовать неуверенность. Мелькнула мысль, что если этот тип захочет свернуть ему шею — он сделает это прежде, чем его застигнет пуля одного из охранников. Но МСМ не поддался подсознательному страху и сохранил спокойное выражение на лице.

— Могли бы просто позвонить, — сказал Ольгин, когда вышел за ним через арочную дверь.

— А вы бы пришли? — Морин смерил его хитрым взглядом. — Ладно, Вячеслав, мне с вами делить нечего. Вы ведь были самым близким человеком к несчастному Сергею Андреевичу?

— Охранником я был, — просветил его Ольгин. — Хорошим охранником, не буду прибедняться.

— Вот как? И он совсем не доверял вам своих дел?

— Ну почему? Доверял. Он всегда говорил… — Ольгин возвёл глаза к небу, прищурившись, словно ловил мысль. — Он говорил: "Ты — мой самый верный человек, Слава! Когда меня не станет — не ходи к Морину! Он хорошему не научит!"

МСМ усмехнулся.

— Не паясничайте, господин Ольгин. Если бы вас арестовала полиция — они наверняка приписали бы смерть Никитина вам, как человеку с подмоченной репутацией. На таких, как вы, всегда падает первое подозрение.

— Ага, только на этот раз там чистое самоубийство, — бросил Ольгин.

— Откуда вы знаете? Вы что, при этом присутствовали?

— Вот не надо ловить меня на словах, господин Морин. — Слава прищурился теперь уже на МСМ. — Я был в его комнате после того, как он пустил себе пулю в висок, отрицать не стану, так что ваш дешёвый эффект не сработает. Ну и что? Никитин меня в свои дела не посвящал, как раз из-за того, что не хотел, чтобы, едва погасив судимость, я попался снова.

— Ну хорошо, — кивнул МСМ. — Пусть будет так. Но вы всё-таки подумайте над тем, куда вам теперь податься. Надумаете прийти ко мне — я не стану возражать и найду для вас тёплое местечко. И это будет лучше, чем слоняться без дела и ждать, какие вопросы вам зададут в полиции. Вы меня понимаете? Я ценю хороших работников!

Ольгин покосился на его руку, панибратски хлопающую по плечу его кожаного пиджака, и ухмыльнулся.

— Я подумаю. Могу идти?

— Идите, — разрешил Морин и сказал охране, чтобы пропустили Ольгина. Правда, как только тот вышел на улицу, МСМ вызвал двоих своих спецов и распорядился: — Следите за ним. Глаз не спускайте. Он наверняка что-то знает.

— Так почему просто не потрясти как следует?

— Потому, что такие, как Ольгин, плохо поддаются тряске. Ему терять нечего.

Глава пятая. Допрос с пристрастием

Если бы МСМ был дураком, он бы и года не продержался со своими делами, даже при грамотной поддержке. Поэтому, не получив никаких результатов, он начал просчитывать варианты. Допустим, Никитин блефовал, просто из вредности, чтобы заставить МСМ нервничать. Но за всё время их знакомства Морин ни разу не поймал "приятеля" на блефе. Значит, этот вариант можно сразу выкинуть из головы.

Никитин сказал, что собирал информацию давно и даже обновлял. Это ему ничего не стоило сделать, к сожалению. Месяц назад он как-то сильно задёргался, начал проявлять норов, но потом выяснилось, что у него состоялся сложный разговор с больной женой — и Морин закрыл тему. Сейчас ему пришла в голову мысль: что если жена требовала с Никитина, чтобы он прекратил работать на контору МСМ? Что если Никитин уже тогда был готов сдать своего шефа с потрохами, но не решился, из-за угрозы жизни своей жене? Морин не верил, что можно быть так привязанным к безнадёжно больной женщине, но кто его знает. Ничего нельзя сбрасывать со счетов.

Итак, примем как факт, что существует некий источник компрометирующей информации, диск с данными, который Никитин должен был спрятать так, чтобы нашёл тот, кто умнее. Вот на подобную шутку Сергей Андреевич был вполне способен. Он и раньше славился розыгрышами, предоставляя людям, которых не слишком жаловал, возможность самостоятельно найти какой-нибудь компромат, запрятанный почти что на самом виду.

Среди личных вещей Никитина ничего стоящего не попалось. Его особняк люди Морина только что по камешкам не разобрали, да и бесполезно было копать слишком глубоко. Нечто нужное должно было лежать там, где и сказал Никитин — в его кабинете, на виду. Это ведь самое обидное: искать — и не найти, когда оно всё время маячило перед глазами. Люди МСМ привезли ему груду вещей из кабинета, всё, что лежало на "видных местах" и вокруг мёртвого Никитина: какие-то антикварные книги, ноутбук, телефон, сувениры и безделушки, даже шелковый халат покойного, висевший на спинке кресла. Они сфотографировали стены, пол и потолок, на тот случай, если вдруг где-то что-то написано иероглифами или иными непонятными знаками. Теперь это всё было свалено на бильярдный стол, упорядочено и рассортировано, но без результатов. МСМ в очередной раз перекапывал, пересматривал, перетряхивал эту груду предметов, но каждый раз его не оставляла мысль, что он ищет не там. Чего-то в "натюрморте" не хватало, чтобы это действительно было в стиле Никитина.

Морин позвонил знакомому патологоанатому в морг, потом знакомому полицейскому в следственный отдел, и попросил прислать ему список личных вещей, которые были при себе у убитого. Вдруг его собственные люди что-то пропустили? И тут МСМ почти сразу подумал о платиновой цепи, которую Никитин всегда носил на себе. Может, в ней — ключ к разгадке? Морин припомнил, как совсем недавно был у Никитина, тот нервничал, ругался и время от времени брался за цепь, словно она мешала ему на шее, но при этом как-то загадочно взглядывал на МСМ.

Он взял телефон и снова позвонил знакомому в полицию.

— Можешь оказать мне услугу? У моего приятеля была цепь на шее, платиновая, очень дорогая. Подменишь её на другую? Я пришлю. Да ладно, тебе ничего не стоит это сделать! А я в долгу не останусь.

Полицейский офицер был у Морина, что называется, "прикормлен", так что во второй половине дня МСМ получил в руки пакетик с сувениром. Но едва взял цепь в руки — его словно толкнуло что-то. Он срочно вызвал помощника.

— Найдите мне этого наглого воришку Ольгина, ты должен знать его адрес! Сюда не везите, мне он не нужен. Заберите у него платиновую цепь, которую он стащил у своего шефа. Вот ведь… ловкач!

Следовало предположить, что Ольгин подменил цепь не просто так, из желания выгодно продать кусок дорогого металла, а потому что знал, что в ней есть какой-то секрет, но МСМ пока что решил не делать спешных выводов. Иногда люди попадаются на откровенных глупостях, а Ольгин ещё и бывший уголовник. Ему, как говорится, "сам Бог велел" сделать что-нибудь в таком роде.

* * *

Квартиру Ольгин снимал у пожилой четы, страстно увлечённой собственным дачным участком и по этому поводу приезжавшей в город только помыться и пробежаться по магазинам. Когда щёлкнул замок, Слава сперва подумал: "Кто-то из хозяев". Лишь в следующую секунду чутьё подсказало ему, что это могут быть не хозяева. Но было поздно: трое громил ворвались в комнату. На этот раз разговаривать с ним не собирались и после короткой схватки в узкой комнате, он оказался полуоглушённый, на коленях, а двое моринских подручных держали его за вывернутые за спину руки. Третий зашёл сбоку и принялся методично пинать ногой в грудь и в живот. Потом не удовлетворился этим, обошёл и жестоко ударил по почкам. Подельники на этот раз отпустили жертву и Ольгин повалился на пол, не в силах сделать нормальный вздох. "Не впервой", — мелькнула у него в голове первая мысль. Потом её догнала вторая: "Надо было свалить из города". Как-то он не рассчитал, что МСМ так быстро сообразит, кому предъявлять претензии.

Бритоголовый, который только что его бил, присел рядом на корточки и душевно посоветовал:

— Скажи, где цепь, сволочь?

— От сволочи слышу, — невнятно выдавил из себя Слава, чувствуя, что наконец-то может сделать вдох. Только неглубокий, потому что рёбра сразу словно огнём загорелись, особенно в правом боку.

Его мучитель встал и прошёлся по комнатке. Увидел на окне утюг. Ольгин следил за ним, повернув голову.

— Не радуйся, — сказал он, сделав попытку подняться на колени, и почему-то ухмыляясь, несмотря на все ощущения. — Он давно не работает.

— Правда? — Бритый взял утюг в руки, повертел, потом намотал на руку провод и дёрнул, вырвав из пластмассового корпуса. — Надеюсь, только утюг не работает, а шнур проводит электрический ток, как надо? — издевательски заявил он, раздвигая оголённые концы проводов. — Проверим?..

* * *

Белый микроавтобус без окошек плавно въехал во двор и остановился, едва отъехав на несколько метров от арки. Сокольский осмотрелся, выпрыгнул из кабины и направился к внутренней подворотне с видом человека, который знает, что ему нужно. Подойдя к прячущейся в тени Инге, он ещё раз огляделся, с нового ракурса.

— Быстрее не могли приехать? — будничным тоном спросила та. — Они уже десять минут, как поднялись в квартиру.

— Тогда не будем терять времени, — ответил Сокольский не менее буднично. — Кто снаружи?

— Шофёр, вон в том "Фольксвагене".

Сокольский кивнул и таким же уверенным шагом направился в обратную сторону. Подойдя к указанной машине, он с силой хлопнул по крыше над водительским местом. Через пару секунд стекло в дверце плавно опустилось.

— Тебе чего? — хмуро поинтересовался парень с окладистой бородкой.

— Убери тачку, придурок! — рявкнул ему в лицо Сокольский. — Не твоё место!

— Чего? — Парень с бородкой раскрыл дверцу, одновременно нащупывая что-то под сидением — и сам не понял, как оказался лежащим у тротуара, носом в асфальт. Он даже не заметил, кто именно выдернул его из машины: этот серенький тип в кепочке или подоспевший на подмогу омоновец с автоматом. Сокольский оставил его недоумевать и рысью помчался впереди всех остальных, в подъезд. Перед третьим этажом он всё-таки пропустил парней в камуфляжках и бронежилетах вперёд себя. Каждый должен был делать то, для чего предназначен — это обеспечивает эффективность любой операции.

— Дверь, — сказал один из спецов.

— Проверять не будем, выносите, — решил Сокольский и отступил ещё на шаг, вынув из кобуры подмышкой пистолет. Инга пристроилась рядом, с "Макаровым" в руках. — Могла бы снаружи подождать, — заметил Сокольский.

— Хватит, наждалась уже! — бросила она в ответ.

ОМОН как всегда сработал быстро и чётко: дверь высадили в момент, ворвались в нужную комнату, положили всех присутствующих носом в пол.

Сокольский первый оказался рядом с валяющимся у дивана Ольгиным, перевернул и пощупал пульс под челюстью.

— Жив. Помогите-ка.

Они прислонили бесчувственное тело парня к дивану, около которого он только что лежал. Инга убрала пистолет и попыталась привести Ольгина в чувство. Серьёзных ран на нём, вроде, не было. Только кровь текла из ноздрей и бровь была рассажена ударом. Инга похлопала его по щекам и потеребила за уши — и тут же получила ожидаемый ответ в виде вздоха, перешедшего в стон. Парень сделал попытку отвернуться и одновременно прижать локтем бок. Но соображать начал быстро и уже через несколько секунд осмысленно посмотрел на своих спасителей.

— Прекрасная Инесс! — выдохнул он. — Хороший сон…

— Помолчи. — Она ощупывала его бока, чем заставляла морщиться и постанывать. — Пара рёбер точно сломана, за остальное не поручусь.

Ольгин закашлялся, что вызвало новый приступ боли. Сокольский удержал его за плечи, не дав завалиться на пол.

— Не кашляй! — посоветовал он.

— Дайте мне вон ту тряпку, — скомандовала Инга — и ей передали кусок простыни (или это была скатерть). — Держи его. Сейчас перетянем рёбра — будет легче. Выдохни!

Пара минут сосредоточенной возни сделала своё дело. Во всяком случае, Ольгин окончательно пришёл в себя.

— Что им было нужно? — спросил Сокольский.

— Ты — не Шалыганов, — облизывая губы, утвердительно высказал Ольгин.

— Я — майор УВР, — признал Сокольский. — Это всё, что тебе сейчас надо знать. Так что они искали?

— Уверен, что вам я это скажу?

— Уверен. Потому что твой шеф хотел отдать нам то, что они искали. Так ведь? И потому, что если бы не мы — через часок-другой ты бы мирно скончался от побоев или чего похуже.

— Иди к окну, — сказал Ольгин, мотнув головой. — Открой. Там ящик под подоконником, цветочный, с землёй. На подоконнике справа выбоина. Напротив неё, в ящике, запусти пальцы в землю. Не бойся, не кусается.

Сокольский извлёк на свет туго скрученный полиэтиленовый пакетик с чем-то блестящим внутри и вернулся к Ольгину, присев рядом с ним на корточки.

— Это?

— Да. На внутренней стороне цепочки — цифры. Только надо в лупу смотреть, они мелкие очень… Номер филиала — это в Выборге, я проверял. Никитин туда часто ездил. У него там… родня жены. — Он перевёл дух. — Потом номер ячейки и код.

Сокольский вытряхнул цепочку и повернул к свету.

— Действительно, что-то есть. Ладно. Инга! Вези его в нашу больничку и предупреди, чтобы позаботились получше. Славочка у нас теперь — ценный свидетель.

— Надо же! — Ольгин ухмыльнулся и сделал попытку утереть кровь под носом. — Никогда ещё не был свидетелем.

— Самое время начать, — ответил Сокольский, положив руку ему на плечо.

— Я надеялся, что ты меня любишь, — пошутил Ольгин, наблюдая за Ингой. — А ты… Следила, да?

— Ты надеялся, что через неделю я свалю в Новосибирск, — отрезвила та.

— Ладно! — Сокольский поднялся на ноги, не собираясь дослушивать эту перепалку. — Пакуйте остальных, ребята! Инга! На два слова.

Они вышли в коридор.

— Я еду в Выборг, — сказал Сокольский.

— Один?

— Там есть, кому помочь. Заберу то, что прятал наш компьютерный гений, потом свяжусь с тобой. Давай, командуй тут.

Он ушёл. Правда, он не всё сказал Инге. Он понимал, что ему придётся встретиться с ещё одним человеком и решил, что в одиночку лучше справится. Во всяком случае, без эксцессов.

Глава шестая. Неожиданности

Посёлок Стеклянный был примечателен только тем, что располагался в стороне от загруженных трасс. Здесь, в бывшем военном городке, у Сокольского и его группы была секретная квартира, на втором этаже кирпичного двухэтажного дома. Сюда он и приехал, передав изъятый из банковской ячейки в Выборге диск курьеру, для доставки в "контору".

Сюрприз, по мнению Сокольского, должен был ожидать его именно тут, тем более, что он сам назначил встречу Виктору Чехову. И действительно, тот был уже в квартире. Один, но с пистолетом в руке. Решил не церемониться или торопился.

Сокольский никогда не смотрел в дырочку дула. Он смотрел в глаза тому, кто держит оружие. И сейчас он пристально изучал лицо Виктора, не улыбаясь, но спокойно и терпеливо.

— Что будешь делать? — спросил он. — Убьёшь?

— Это не входит в мои намерения. — Парень хмуро достал из кармана наручники и кинул их на стол. — Ты уже видел однажды, как я стреляю, так что не шути, — предупредил он. — Возьми браслеты и надень себе на руки. За спиной. Повернись, чтобы я видел.

Сокольский чуть заметно вздохнул, забрал со стола наручники и повернувшись спиной к Виктору, поочерёдно защёлкнул "браслеты" на своих запястьях. Потом повернулся обратно.

— Что теперь?

Виктору не нравилось, что Сокольский такой спокойный, как будто ничего особенного не происходило. Но уроки старшего товарища не прошли даром, парень старался отбрасывать ненужные мысли, которые могли бы его вывести из себя и заставить совершить ошибку. Даже со скованными за спиной руками, Сокольский оставался очень опасен.

— Мне нужен только диск. — Виктор решил, что говорить прямо будет проще и полезнее им обоим. — Где он?

— Не знаю. — Сокольский пожал плечами. — Может, у тебя за спиной?

Виктор дёрнулся было, но вовремя спохватился. Позади него не было ни дверей, ни окон, так что опасность с той стороны подобраться не могла. Чуть отступив, но не опуская пистолета, он осмотрел пустую полку и тумбочку под ней, и снова обернулся к Сокольскому.

— Не надо шутить. Вас это больше не касается. Скажи мне, где диск — и я исчезну из твоей жизни.

— Я не знаю, — повторил Сокольский. — Зато знаю, что ты ошибаешься. — Он подошёл к Виктору, и остановился только тогда, когда дуло пистолета упёрлось ему в грудь. — Это и моя, и твоя война, Чехов. Или ты не Чехов? Впрочем, какая разница? — Теперь его голос звучал с привычной издёвкой. — Сейчас, наверное, должен последовать разговор о том, что кто-то из нас двоих выбрал неправильную сторону. Потом мы поругаемся, наговорим друг другу много обидных вещей: о том, каким я оказался дураком, или о том, что ты, салага, не подумал, что я вычислю тебя с самого начала… Наконец, дойдёт до мордобоя. Учитывая, что у меня руки за спиной, бить будешь ты. — Сокольский невесело усмехнулся. — Давай опустим все эти разговоры. Бей уже.

Виктор действительно ударил, со злобой, по лицу, рукой, утяжелённой пистолетом. Сокольский отшатнулся вбок и не упал только потому, что налетел животом на стол. Полежав пару секунд, он оттолкнулся плечом, сполз со стола, сплюнул кровь и выпрямился. Потом спросил с расстановкой:

— Ну как? Приятно? Можешь добавить ещё, но ты знаешь — меня бить бесполезно. Всё равно не поможет.

Виктор постарался успокоиться, вытер свободной рукой вспотевший лоб и глубоко вздохнул.

— Извини, я не хотел, — сказал он почему-то. — Просто ты…

— Умею раздразнить, да? — подсказал Сокольский. — Ты тоже извини, больше не буду. Лучшее, что ты можешь сделать, Витёк — это отдать меня тем, кто тебя послал. По крайней мере, дальнейшее тебя действительно касаться не будет и твоя совесть останется чиста. Я серьёзно говорю. Берёшься за какое-то дело — надо доводить его до конца.

Виктор опустил пистолет и сел на тумбочку. На Сокольского он больше не смотрел.

— Здесь действительно нет этого диска? — спросил он мрачно.

— Нет, — честно ответил Сокольский.

Виктор посидел ещё несколько секунд, но потом встал, убрал пистолет и пошёл вокруг Скольского, к выходу. Напоминать про наручники тот не стал. Вместо этого лёг спиной на стол и довольно быстро перетащил скованные руки через ноги, вперёд. Осталось найти подходящий предмет, чтобы открыть замок. Но как ни быстро он действовал, Виктор успел сесть в машину и уехать. Сокольский выбежал за ним и лишь досадливо вздохнул, ощущая собственное бессилие что-то изменить или хотя бы приостановить. Осталось найти среди брошенных вещей свой мобильник и позвонить Инге.

— Я в Стеклянном, на нашей квартире. Бери машину и езжай сюда… Нет, остальное — уже не наше дело.

* * *

Пришло недели две, из них последние полторы Сокольский провёл в тихом пансионате, старательно выполняя все предписания врача. Официально — у него "пошаливала печень", что было понятно после алкогольного марафона, который он предпринял на последнем задании, прикидываясь бизнесменом-пьяницей. Настоящая причина: он попросту устал. Ему казалось, что с того момента, как нашли искалеченное пытками тело его брата, он не останавливался ни на секунду. У него не было времени подумать, и не только над тем, что он теперь один и Олега Сокольского более не существует. Были и другие, не менее захватывающие вопросы.

Игорь чувствовал, что существует некая сила, природу которой он пока не распознал, и эта сила толкает его от одного дела к другому, не давая опомниться. Например, посмотрим на Виктора Чехова. Мальчишку ему ловко подсунули и теперь Сокольский считал себя за него в ответе. Где он и что с ним — пока оставалось неизвестно. Не исключено, что хозяева от него уже избавились, как от лишнего свидетелясвоих махинаций. Но вопрос не в этом. Почему подсунули именно ему, и кто подсунул? Что за человек стоял за спинами Морина, Никитина, Шеллера?

Игорь не считал себя таким уж выдающимся агентом, чтобы представлять большой интерес для людей вне конторы, в которой он служил. Но кто-то мог считать по-другому. Допустим, этот кто-то решил, что проще всего заставить его действовать против Шеллера, если вынудить самого Шеллера уничтожить его брата-близнеца, к которому он по-родственному привязан. Но ведь надо было этому невидимому злому гению знать, что у него есть брат-близнец, а ещё точнее — надо было изначально знать, что на свете вообще существует майор УВР Игорь Сокольский.

На этом месте мысли Игоря вернулись к брату и сразу же навязчиво замаячил вопрос, от которого Сокольский некоторое время старался отворачиваться: зачем было вывозить тело Олега на свалку и класть на видном месте? Словно специально, чтобы его легче было обнаружить! Допустим, люди Шеллера не знали про вшитый тому передатчик-маячок. А они действительно о нём знать не могли, об этом вообще никто кроме самого Олега и его покровителя в УВР не знал. Шеллер вёл допрос на своём катере. Проще было привязать к ногам замученного Олега камень потяжелее, отойти как можно дальше от берега и бросить тело в воду. Его бы и через десять лет не нашли. Но такой оборот кого-то не устраивал и тело пристроили там, где его с одной стороны обнаружить легче, а с другой — создаётся впечатление, что его всё-таки пытались скрыть. Этакая двойная игра.

Не давало покоя и послание брата. Игорь не сомневался, что это именно послание и конкретно ему. Кто ещё мог знать, что в детстве они с Олегом выдумали Финта и сочиняли бесконечный сериал его приключений. "Финт под горой"… Сокольский чувствовал, что всё время ходит рядом с разгадкой, но мысль ускользала. Что-то он должен был вспомнить. Но что?

Игорь вздохнул, сел боком на скамейку под деревом, поджав под себя ногу, и облокотился на деревянную спинку. В голове его, помимо прочих вопросов, крутилась неприятная мысль, которую он и хотел, и не хотел развивать. Вот вопрос: зачем было Олегу разыгрывать из себя стоика, терпеть пытки, скрывая информацию, которая была сомнительной, неточной, и даже не особенно ценной? Ну не ради того же, чтобы передать брату несколько слов, напомнив про детские забавы! Если Олега схватили почти сразу после того, как он сделал запись, он мог ещё толком не разобраться, что перед ним происходит. Да, он был своего рода человеком чести и если брался работать на клиента, не предавал его. Но под угрозой физического уничтожения, он должен был подумать, что никакая информация не стоит его жизни. А если он подозревал, что его убьют, едва он всё скажет? Но и тогда, он повёл себя слишком уж принципиально. Почему он так упорно сопротивлялся? Что если у него был какой-то иной, более глубокий интерес? Но тогда нужно признать, что Игорь совершенно не знал своего брата. Что, если флешка с записью, оставленная только что не на самом видном месте, была лишь отвлекающим маневром и на самом деле Олег хотел, чтобы Игорь нашёл в том здании нечто иное, более важное? "Финт под горой"… Под этим зданием? Но что?

"Всё-таки я идиот, — подумал Игорь, и уткнулся лбом в сцепленные "в замок" на деревянной спинке руки. — Что я пропустил? И как далеко уже ушёл от того, что должен был найти?"

Додумать мысль у него не получилось. Прошуршали шаги по гравию и рядом на лавочку опустился полковник Баринцев собственной персоной.

— Как себя чувствуешь? — спросил он, даже не поздоровавшись.

— Отвратно, — признался Сокольский. — Пора кончать разыгрывать из себя патологических пьяниц. Лучше умереть от пули, чем от цирроза.

Ложь была ложью только отчасти. Сокольского мучила не печень, а собственное бессилие.

— Это была твоя идея, — заметил полковник, поддержав тему пьяниц.

— Да уж знаю, что ничего лучшего в голову не пришло. Всё равно в этот раз почти всё Инга сделала.

— Не прибедняйся, без тебя она бы ничего не сделала.

Сокольский не стал спорить, промолчал, глядя на видневшееся между деревьев торфяное озеро, которое под осенним небом казалось тёмно-коричневым янтарём.

— Я не просто навестить тебя приехал, — со свойственной ему прямотой признался полковник.

— Кто бы сомневался, — проворчал Сокольский, но отцепился от спинки сидения и, повернувшись, приготовился слушать.

— Аналитики расшифровали диск. На нём много полезной информации, но вот что особенно интересно: последние изменения сделаны уже после того, как ты забрал его из Выборга и передал курьеру.

Сокольский посмотрел на начальника вопросительно и тот продолжил:

— Кто-то скопировал диск. Система это зафиксировала.

— Я не программист, вряд ли смогу помочь, — напомнил Сокольский и снова начал смотреть на коричневое озеро. — Кстати, я написал в отчёте, что диск изъят по всем правилам, во столько-то, опечатан и передан курьеру.

Полковник на этот раз взял очень длинную паузу, а потом спросил, тоже не глядя на собеседника:

— Ты можешь поручиться, что информация с диска не попала в неизвестные нам руки?

Сокольский посмотрел на него с любопытством, но Баринцев так и сидел, глядя перед собой в пространство. Тихонько вздохнув, Игорь произнёс раздельно и чётко:

— В неизвестные нам руки информация с диска точно не попадала. По крайней мере, с того момента, как я изъял диск из ячейки и до того момента, как курьер доставил его вам. За более ранний и более поздний периоды не поручусь.

Баринцев почему-то расслабился, даже повеселел, положил ногу на ногу и усмехнулся.

— Я так и сказал нашим программистам: скорее всего, это был сбой в системе, или они что-то напортачили, когда расшифровывали пароль к базам данных. Эта техника такая сложная… — Потом он сменил тон и, посмотрев на Сокольского, добавил негромко: — Надеюсь, что ты знаешь, что делаешь.

— У меня слишком много вопросов осталось, чтобы не воспользоваться моментом, — честно признался Игорь.

— Ладно! — Полковник поднялся и сделал Сокольскому знак, чтобы тот оставался сидеть. — Отдыхай, даю тебе ещё неделю на поправку здоровья, потом жду у себя. Дел у нас не убавилось, а прибавилось.

— У меня есть просьба, — остановил его Игорь. — Тот парень, Слава Ольгин… Как бы так оформить его моим осведомителем и добровольным помощником? И вообще, может его включить в число наших агентов?

— Шутишь?

— Ничуть! Он мне нужен, да к тому же, ему будет легче, если окажется, что он с самого начала работает на контору. Меньше нервотрёпки на следствии по делу Морина и Никитина.

— Как ты это себе представляешь? — возмутился было полковник, но Сокольский только усмехнулся.

— Наверняка можно что-то придумать, подписать задним числом, — подсказал он.

— Зачем тебе этот парень? — почти сдался Баринцев.

— Он — единственный человек, которого выбираю я сам, — жёстко ответил Игорь, глядя на начальника своими ясными, серыми глазами. — Все остальные так или иначе оказались рядом со мной не по моей воле. Разве не так?

Полковник подумал, глубокомысленно кивнул и, не попрощавшись, направился к воротам пансионата.

Книга 1. Звено цепи. Часть пятая. Любопытство и загадки

Глава первая. Кухонный разговор

(Конец лета — начало осени 2016 года)

Марк не удивился, увидев на пороге своей квартиры на Большой Конюшенной Игоря Сокольского.

— Проходи, — предложил он вполголоса и пояснил: — Я только уложил Дашку. Иди на кухню.

Сокольский не стал возражать. Где ещё вести деловые разговоры поздно вечером, как не на кухне? Здесь кое-что переменилось с того момента, когда Сокольский первый раз попал на квартиру Марка Лисовского. На дверце холодильника красовались разноцветные картинки на магнитах, у раковины висело полотенце с котятами.

— Я смотрю, Даша обживается на новом месте, — заметил Сокольский, когда Марк вернулся из комнаты.

Маленький бизнесмен огляделся, отметил про себя, на что обратил внимание его гость, и улыбнулся.

— Рад, что это заметно. Но ты ведь не поздравлять меня пришёл?

Сокольский уселся на высокий табурет.

— Я пытаюсь быть вежливым, — признался он. — На самом деле, мне нужна от тебя услуга.

— Если ввести тебя в ещё какое-то общество — уволь, — поспешно выговорил Лисовской. — С меня хватит того банкета.

На этот раз Сокольский засмеялся и, вслед за ним, усмехнулся сам Марк.

— Нет, я признаю, что ради ареста МСМ можно и не такое стерпеть, — проговорил он. — Но это было… мягко говоря, неожиданно. Мог бы предупредить.

— Ну, по любому, больше меня никому представлять не надо, — перешёл к делу Сокольский. — Я веду расследование одного убийства и делаю это, скажем, в неофициальном порядке.

— Профессиональное рвение, или личная заинтересованность? Спрашиваю, чтобы прикинуть, каким боком твоё расследование может коснуться меня.

— Тебя? — Сокольский встал и прошёлся по кухне. — Тебя — вряд ли. Да и меня это сейчас уже напрямую не касается.

— Тогда что?

— Трудно объяснить… — Он пристально посмотрел на маленького бизнесмена. — У тебя никогда не возникало желания разбить себе голову об край прозекторского стола? — Он коснулся пальцами виска, словно хотел унять мгновенно промелькнувшую судорогу, из-за которой сквозь кожу резко проступила височная вена.

Марк смотрел на него не менее внимательно, просто глаз не сводил, словно хотел прочитать по выражению лица, что скрывается за этим странным вопросом. Сокольский взгляда не отвёл и Марк, поджав губы, посмотрел в сторону. Потом произнёс, медленно, отделяя каждое слово паузой:

— Было. Надеюсь, что больше такого не случится.

Сокольский присел на край подоконника.

— У меня был брат, — начал он без предисловий. — Кто-то сказал, что близнецы чувствуют друг друга на расстоянии. Ничего такого я припомнить не могу, даже в детстве. Мы с братом рано разошлись, учились в разных городах, виделись редко. В общем-то, у нас были схожие интересы, но подходили мы к ним по-разному. Я хорошо помню один странный разговор. Однажды он сказал мне: "Ты — лицемер". "Почему?" — спросил я. Его ответ меня удивил, я думал услышать что-то другое, но он сказал: "Ты всё время твердишь, что есть слово "надо". Но и тобой, как любым человеком, движет только одно слово: "хочу" или "не хочу"." Я пошутил, что это уже три слова. "Не иронизируй хотя бы сейчас, — потребовал он. — Ты же не станешь отрицать, что тебе нравится твоя работа. Если бы не нравилась — ты бы пошёл в адвокаты, или ещё куда-нибудь"… Он говорил, доказывал, а мне всё время казалось, что у него что-то другое на языке вертится, только он не решается это произнести. Он нервничал, всё время ходил по комнате, брал в руки то книгу, то безделушку какую-нибудь… Наконец, я не выдержал и потребовал, чтобы он прямо сказал, что случилось. Тогда он перестал бегать и заявил: "Мне не нравится то, что ты делаешь".

Сокольский повернулся к Марку, словно раздумывал о том, как бы так лучше выразить следующую мысль. Потом заговорил снова:

— Пробовали когда-нибудь смотреть в свои собственные глаза? Вот на что это было похоже. Я мог в тот момент поклясться, что мы смотрим друг на друга с совершенно одинаковым выражением и думаем об одном и том же. "Мне тоже не нравится", — ответил я честно, хотя раньше никогда не смел поднимать этого вопроса. Но он первый начал и я высказал всё, что думаю: он подсматривает за людьми, вмешивается в их жизнь, суёт свой длинный нос в чужие проблемы. Я сказал: "Рано или поздно у тебя самого начнутся проблемы, потому что кто-то захочет избавиться от свидетеля". "Хочешь, повторю тебе всё то же самое?" — спросил он в ответ. Так резко спросил, что у меня пропала охота спорить. Я попытался отшутиться, напомнил, что мы обещали не лезь в дела друг друга, но его это не успокоило."Я боюсь, — сказал он. — Просто боюсь за тебя. Боюсь твоих исчезновений, и твоих "отпусков для поправки здоровья". Может так случиться, что мне понадобится брат, но тебя уже не будет". Мне почему-то стало не по себе от того, как он это сказал. Но он на этом не остановился и добавил: "Я не хочу однажды оказаться рядом с прозекторским столом, куда меня пригласят, чтобы опознать твою бездыханную тушку. А ещё больше боюсь, что даже не пригласят, потому что никому в голову не придёт вспомнить, что есть ещё один Сокольский, которые приходился тебе братом"… Меньше чем через месяц я сам стоял в прозекторской. В тот момент мне очень хотелось разбить собственную голову о край этого проклятого стола.

Сокольский замолчал, даже не удивляясь тому, что рассказал всё это совершенно чужому человеку. Но поскольку Марк помалкивал, надо было чем-то закончить свою речь, и он добавил:

— Ты мне уже помог один раз и ничем больше не обязан. Если откажешься — я не обижусь. В сущности, это моё дело, и я не должен в него никого впутывать. Я хочу выяснить, из-за чего погиб мой брат и что это было за предчувствие с его стороны. Если это было только предчувствие…

Марк помолчал, потом встал и всё так же молча достал из холодильника бутылку водки. Взял с сушилки две стопки и аккуратно, без стука, поставил на стол.

— Я не запоминаю чужие истории, если лично меня это не касается, — сказал он, наливая обе стопки доверху. — Это так, для сведения. Но я хотел бы гарантий того, что моё вмешательство не повредит моим близким.

Сокольский подошёл, забрал стопку и залпом выпил. После чего уселся обратно за стол и, положив руки на столешницу, сцепил пальцы.

— Я не собираюсь впутывать тебя в свои дела, — повторил он. — Мне нужны лишь некоторые сведения, которые у тебя наверняка есть, а ещё — комната и компьютер дня на три. Почему я именно тебя прошу об этом? — Он посмотрел на сосредоточенное лицо Марка. — Потому что если меня будут искать по служебной необходимости — твоя квартира станет последней в списке вероятных мест обитания. Телефона у меня временно нет, к тебе я приехал на общественном транспорте. Мне нужно некоторое время, чтобы разобраться с информацией, которую я принёс на диске. Лично разобраться, — подчеркнул он. — Для своих я всё ещё в отпуске.

Лисовской посмотрел в свою стопку, потом с недовольной миной выпил водку. Через несколько секунд он кивнул и ответил:

— Хорошо, располагайся. Завтра я отвезу Дашу в загородный дом, так что квартира останется в твоём распоряжении. — Но кое-что Марка не могло не заинтересовать, о чём он и спросил, выставив на стол тарелку с маринованными огурцами и нарезанную ломтиками копчёную колбасу: — Что за сведения тебе от меня нужны? — Он плеснул ещё водки в стаканы. — Информация о ком-то?

— Нет. — Сокольский тут же разжился колбасой. — Бизнес-центр, в котором твой офис — он принадлежит твоей компании? Я имею в виду само здание.

— Частично. Моя компания его строила, но сейчас им владеют четыре организации.

— Я никак не могу разобраться в планировке, — признался Сокольский. — У меня то лишние этажи появляются, то наоборот, часть помещений пропадает. И с лифтами тоже неясно. На одной схеме обозначен пассажирский лифт с парадного входа и грузовой — с чёрного. Но на другой я обнаружил, что лифтов должно быть три.

— Четыре. Это очень просто объясняется. — Марк поднёс огурец к своему длинному носу, задумчиво понюхал, но отложил обратно на тарелку. — Есть несколько чертежей: первоначальный проект, потом проект с доработками и наконец, тот проект, который перекраивался уже на ходу, в процессе постройки.

— Хорошо! Тогда мне хотелось бы взглянуть на самый актуальный.

На этот раз Марк смотрел на него долго и по-особенному пристально. Потом вздохнул и спросил:

— Откуда такой интерес? План я найду, у меня в компе он должен быть. Просто там и мой офис тоже. Хотелось бы знать, какого рода "пороховую бочку" ты ищешь и чем это угрожает лично мне и моим коллегам?

— Обещаю, что расскажу тебе об этом, как только сам пойму, что именно должен там найти, — серьёзно ответил Сокольский.

Глава вторая. Конфликт интересов

Ольгин оказался пунктуален и уже ждал Сокольского в условленном месте. Увидев своего нового шефа, которому был обязан тем, что ему не задали тысячи сложных вопросов во время следствия, он весело ухмыльнулся.

— Командир! Я, как Сивка-Бурка, весь перед тобой.

Сокольский бросил ему ключи от машины, которые Ольгин поймал легко, как кошка — муху.

— Садись за руль. Кстати, ты когда-нибудь водил грузовик?

Слава окинул критическим взглядом скромную "Ладу Калину" и ухмыльнулся. Но глупых вопросов задавать не стал. Что-то во взгляде Сокольского отбило у него охоту выпендриваться.

— Не приходилось, — ответил он и сел на водительское место. — Куда едем?

— На Охту. Надеюсь, ты хорошо знаешь город.

— Обижаешь, майор!

Сокольский пристегнулся.

— Тогда гони быстро, но в разумных пределах. И кстати, забудь это слово.

— Какое?

— Майор.

— Понял, босс!

* * *

Ольгин свернул на стоянку перед бизнес-центром и остановился. Сокольский достал из кармана пару пластиковых карт и удостоверение.

— Держи. Войдёшь с главного входа, — сказал он. — Это — пропуск, а это прикрепи к куртке. Сейчас ты — служащий компании "Скай-трест". Поднимешься на лифте на десятый этаж, пойдёшь направо. После второго поворота слева будет служебная дверь. Вот ключи.

Он вручил Ольгину связку из четырёх ключей. Всем необходимым его снабдил Лисовской, и даже оформил настоящий пропуск, так что придраться тут было не к чему.

— Что дальше? — напомнил Слава, пока ещё не слишком понимая, что именно от него требуется.

— Дверь за собой закрой на ключ, — продолжил инструктировать Сокольский. — Там будет ещё один коридор и служебный лифт. Спустишься вниз и попадёшь на чёрную лестницу, по ней — к закрытому подъезду с кодовой защитой. Вот код. — Он вручил Ольгину ещё и клочок бумаги. — Впустишь меня внутрь.

— А что, разжиться двумя пропусками было никак? — спросил Слава.

— Пойду с главного входа — меня могут узнать. — Он промолчал о том, что здешние охранники должны были видеть не его самого, а его брата. — Ладно, вперёд.

Ольгин выбрался из машины и посмотрел из-под руки на высоченное здание бизнес-центра. "Коробка коробкой", — подумал он про себя, но его мнения о современной архитектуре никто не спрашивал, так что пришлось вернуться к делам насущным. Слава ещё не успел привыкнуть к тому, что это теперь его дела. Но наверное, такой жизненный поворот был для него самым лучшим выходом. Кто он? Бывший подследственный, покровитель которого участвовал в махинациях крупного преступного авторитета. В числе прочих качеств благодарность занимала в душе Славы Ольгина одно из ведущих мест. Он никогда не кусал руку, которая его кормит. Сокольский появился перед ним в не самый счастливый миг его жизни и сказал, что у Ольгина есть выбор: пройти по делу Морина и Никитина в качестве свидетеля "от и до" и, может быть, на каком-то этапе перескочить с положения свидетеля на положение обвиняемого, или согласиться на работу в УВР. Выбор был очевиден, тем более, что Ольгин считал себя обязанным и Сокольскому, и его белобрысой напарнице: вряд ли МСМ оставил бы его в живых.

На новом месте службы сразу началось с мелких разочарований. Инга недвусмысленно дала понять, что никаких отношений между ними больше быть не может. "Пока ты ходил по ту сторону баррикад, это было романтично, — признала она. — Но служебные романы не в моём вкусе". "Вот такая вот зараза — девушка моей мечты", — мысленно спел себе Ольгин и отложил вопрос личной жизни на неопределённое время. Он давно заметил, что есть вещи, с которыми проще смириться, чем отравлять себе жизнь осознанием невозможности что-то изменить.

— Я — новый служащий компании… как её? "Скай-трест". — Он предъявил охраннику удостоверение — и тот молча кивнул, открыв проходной шлагбаум…

Проделав все необходимые манипуляции, поднявшись, потом спустившись на служебном лифте, найдя нужную дверь и даже не потеряв бумажку с кодом, Ольгин впустил своего нового шефа в здание.

— Чувствую себя подпольщиком в стане врага, — хмыкнул он.

— Закрывай, — скомандовал Сокольский, никак не среагировав на шутку. — Камер тут понатыркано на всех углах, но схема у меня есть. Мы постараемся по возможности пройти так, чтобы не светиться. Где лифт?

Наверх они не поехали. Вместо этого Сокольский снова нажал на кнопку первого этажа, на котором они и находились. Двери закрылись — и кабина двинулась вниз. На вопросительный взгляд Ольгина, Скольский пояснил:

— Такие лифты делают для служебной надобности. При повторном нажатии на кнопку первого этажа, лифт уезжает в подвальное помещение. Не знал, что ли? Мы на месте.

— И что мы ищем? — поинтересовался Ольгин.

— Сам не знаю, — признался Сокольский. — Но надеюсь, что если найдём — это сразу будет понятно.

— Хорошенькое дело, — проворчал себе под нос Ольгин.

Подвальные помещения были оборудованы под склады, с хорошим полом, по которому легко мог кататься погрузчик, с пологими спусками с уровня на уровень, и отдельными секциями для разных фирм. В одной части располагался подземный гараж, но машин не было ни одной. Пространство пустовало. Зато Сокольский с Ольгиным нашли несколько закрытых надёжными замками дверей в стенах и несколько запертых люков.

— Принюхайся. Что тебе запах напоминает?

Ольгин повёл носом и пожал плечами.

— Метро? — предположил он.

— Да, где-то тут может быть люк, через который можно попасть в тоннели метрополитена.

— Может, просто вентиляция?

— Вентиляцию выводят на улицу, а не внутрь бизнес-центра. Что там, в углу?

Они подошли. Обширное пространство было заставлено какими-то ящиками, а за ящиками стояли железные шкафы, которые показались Сокольскому смутно знакомыми.

— Это сервера, — определил он. — Они не подключены.

— Кто-то собрался создать свой центр? — Ольгин огляделся в полумраке помещения. — И зачем их так много? Может, кто-то в этом здании торгует серверами?

— Ага, и на всякий случай, спустил их в подземный гараж, — поддержал Сокольский. — Ладно, идём. Те двери мы без специального оборудования всё равно не откроем. Посмотрим, что делается на этажах. У меня есть план, где отмечены все видеокамеры. Не дёргаемся, просто проходим так, чтобы наших лиц не было видно.

Слава успел войти во вкус высматривания и вынюхивания, и когда они вернулись на первый этаж, принялся с интересом рассматривать стены. Неожиданно он ткнул Сокольского в бок.

— По-моему, эта штука, которая торчит в углу — тоже камера слежения, — предположил он. — На твоей схеме её нет и уж с неё наши лица точно рассмотрели во всех подробностях.

Сокольский глянул, куда он показывает, и мысленно выругался.

— Уходим, — скомандовал он, прибавляя шагу.

* * *

Ольгин глянул в зеркало заднего вида.

— По-моему, этот "Форд" стоял перед домом, ещё когда мы только подъехали, — высказал он вслух. — Тащится за нами, как привязанный.

— Я заметил, — бросил Сокольский.

— Думаешь, мы что-то нашли?

Сокольский подумал, что они вовремя смылись, иначе имели бы шанс повторить судьбу его брата. Хорошо, что Славик Ольгин оказался внимательным и понял, что они пропустили одну видеокамеру. На схеме её не было, но тот, кто воткнул её у ничем не примечательной лестницы, наверняка сделал это не просто потому, что девать было некуда. Лучшим подтверждением этой мысли были их преследователи, которые буквально дышали в затылок и явно намеревались ехать следом до тех пор, пока не появится удобный случай. Вопрос только: для чего?

— Могли что-то найти, — проговорил Сокольский вслух. — Думаю, даже нашли, но разбираться пока некогда. Попробуй от него оторваться.

Ольгин поднял одну бровь.

— В таком потоке не погоняешься, — заметил он.

— Я сказал: "попробуй", а не "оторвись", — хладнокровно уточнил Сокольский.

— Понял!

Слава заметил зазор нужной ширины и крутанул руль, неожиданно перестроившись в соседний ряд. "Форд" хотел было вильнуть за ними следом, но места не оказалось.

— Стёкла тонированные, — сказал Ольгин, прекрасно понимая, что Сокольский и сам это видит. — Надеюсь, у них хватит мозгов не открывать пальбу посреди улицы…

— Не нервничай.

— Я не за себя боюсь, — хмыкнув, пояснил Ольгин.

— За меня? — съехидничал Сокольский.

Ольгин ловко перестроился ещё раз, впереди оказалось пространство и он надавил на газ. "Форд" чуть поотстал, но быстро начал нагонять. Дав ему как следует разогнаться, Ольгин вдруг, даже не затормозив, повернул через разделительную полосу. Машину занесло, но он ухитрился вписался в зазор противоположного движения, благо встречный поток не был таким плотным. Преследователи вовремя маневр не разгадали и на некоторое время исчезли из виду.

— Я не перестарался? — невинно спросил Ольгин.

— Надолго они не отстанут, не надейся. — Сокольский был в этом уверен. — За мостом сворачивай на спуск, дальше будет поворот на кольцевую. — Он достал мобильник и набрал номер Инги. — Ты на месте? Минут через пятнадцать мы подъедем. Разогрей мотор и жди. У нас на хвосте гости, надо бы с ними разобраться. В смысле, узнать, кто такие.

* * *

Инга убрала мобильник и огляделась. "Камаз" стоял не слишком удачно, делековато от дороги. Пришлось перевести фуру к самому повороту. Не глуша мотор, она принялась ждать. Место было — как раз для засады: боковая дорожка от шоссе шла с едва заметным подъёмом, следовательно, на шоссе "Камаз" должен был выезжать по пологому спуску. В самый раз для того, чтобы легко двинуться с места в нужный момент. Остатки жёлтой кирпичной будки частично скрывали фуру от основной дороги и должны были отвлекать внимание.

Машины были единственной настоящей страстью Инги. Она нигде не чувствовала себя так уверенно, как за рулём. У неё были крепкие руки, даже слишком сильные для женщины. Бесконечные разъезды на громоздком, но таком надёжном и привычном грузовике, служили ей хорошим тренажёром. Машина была их с Сокольским домом на колёсах. Время от времени она меняла окраску, номера и за последний год уже несколько раз сильно их выручала. Было какое-то особенное ощущение мощи и безопасности в этой громадине, и Инга невольно признавала сама себе, что относится к "Камазу", как к единственному мужчине, которому она может доверить свою жизнь. Другие мужчины, как и другие автомобили, менялись так часто, что Инга не успевала к ним привыкнуть. А этот автомобиль оставался постоянным и верным. Он был частью их маленькой команды, и её единственной любовью.

Ситуация выходила внештатная. Если бы не преследование — Сокольский с Ольгиным спокойно направились бы на одну из стоянок, а оттуда, уже на другой машине, поехали к Инге. Дальнейший маршрут был у неё, вместе с картой и инструкциями руководства. Сокольский мысленно похвалил себя за то, что выбрал именно эту часть трассы для стоянки фуры. После поворота с шоссе она становилась мало оживлённой. Главное было, чтобы преследователи не настигли "Ладу-Калину" раньше, чем она проскочит место стоянки "Камаза". Но Ольгин уже показал себя умелым водителем (за это Инга его успела зауважать), и после поворота ухитрился оторваться от "Форда" метров на триста.

— Приготовься, — предупредил Сокольский по телефону. — Через минуту мы проскочим мимо. За нами идёт чёрный "Форд". Поаккуратней там, ладно?

— Это ты им скажи, — философски произнесла Инга и бросила телефон, взявшись за руль.

Когда на дорогу вывалила трёхосная фура, водитель "Форда" успел крутануть баранку, но уйти от столкновения оказалось нереально и машина боком въехала в задние колёса "Камаза". Визга тормозов, скрежета и грохота — хоть отбавляй. Инга была готова к удару, да и десятитонный трейлер — не та машина, которой страшны какие-то "Форды", так что её не сильно тряхнуло. Просвистевшая мимо на несколько секунд раньше, "Лада" оставила на сухом асфальте длинную тормозную дорожку. Ольгин не стал разворачиваться и дал задний ход, возвращаясь к месту подстроенной аварии.

— Рискуешь девушкой! — выговорил он Сокольскому.

— Это они рискуют, — бросил Сокольский, приоткрывая дверцу и вынимая оружие.

Инга наблюдала из кабины, как Сокольский оббегает помятый об фуру "Форд". Дёрнув за ручку дверцы, Сокольский отступил, держа оружие наготове.

— Выходи! — потребовал он от не до конца пришедшего в себя водителя. — Руки на капот! Не дёргайся! Что со вторым?

Вопрос был обращён к Ольгину. Тот пощупал пульс бедолаги через выбитое окошко дверцы.

— Жив. Похоже, головой об дверцу приложился.

Сокольский кивнул. Хорошо, что парни оказались подготовленными и смягчили удар, как смогли, а то отчитывайся потом за два трупа. "Надо было придумать что-нибудь более гениальное", — сказал он себе.

— Кто вы такие? — попробовал возмутиться водитель — высокий мужик в тёмно-сером костюме.

— Переадресую вопрос: кто вы такие? — ответил Сокольский, держа ствол прижатым к затылку пленника и ловко обшаривая его карманы. Вынул "корочки", заглянул в них и плюнул, отступая и опуская ствол. — Коллеги, мать их!

— Серьёзно? — Ольгин состроил кривую усмешку.

— Да кто вы такие?! — Водитель "Форда" повернулся к Сокольскому.

— Они из отдела по борьбе с оборотом наркотиков, — пояснил Сокольский для Ольгина и махнул Инге, чтобы убирала трейлер с дороги. Потом достал своё удостоверение и сунул в нос "коллеге". — Какого лешего вы за нами погнались?

— Какого лешего вы искали в подвале? — ответил тот, машинально одёргивая одежду и резким движением выхватил из руки Сокольского своё собственное удостоверение. Его помощник наконец пошевелился. Ольгин кое-как отковырял мятую дверцу и приступил к более тщательному осмотру.

— Сотрясение точно есть, — сообщил он. — Ладно, парень, сиди и не дёргайся. Сейчас скорую вызовем. Мне всегда было интересно: почему вы никогда не договариваетесь между собой?

— Из соображений секретности, — пояснил водитель. — Нам был сигнал, что через один из складов должен пройти большой груз героина. Нашли. Неделю караулили. А тут вы! Ну, что вы там делали-то?

— Из соображений секретности не скажу, — ответил Сокольский.

— Ты как? — спросил водитель у напарника. Тот вяло помахал рукой, что наверное означало, что не так плохо, как могло быть.

Через некоторое время, распрощавшись с коллегами и стараясь сильно не досадовать на то, что их зря спугнули в бизнес-центре, Сокольский сказал Инге:

— Напишешь рапорт для начальства.

— И что писать?

— Напиши как есть, — посоветовал Ольгин, скрывая усмешку. — Мол, неизвестный автомобиль с неизвестными злоумышленниками, преследовал с неизвестными намерениями. Пришлось сделать их известными…

— Не смешно, — буркнула Инга. — Сокольский! Пиши сам. Ты — старший, твоя обязанность.

И улезла в кабину трейлера. Сокольский развёл руками и толкнул Ольгина в сторону их "Лады".

— Поехали. Всё равно здесь делать нечего.

* * *

Их конспиративная квартира в Стеклянном больше не могла служить убежищем. О ней знал Виктор Чехов, судьба которого всё ещё оставалась неясной. Для группы Сокольского были и другие укромные места, но в этот раз они принял решение оставаться на трассе. Выбрав неприметный мотель, они оставили обе машины на стоянке и заняли втроём двухместную комнату.

— Нашли что-нибудь? — спросила Инга, бросая на одну из кроватей сумку.

— Хороший вопрос, — заметил Ольгин. — Мне бы тоже хотелось знать, нашли ли мы что-нибудь.

Сокольский, мельком глянув, достаточно ли заряда в батарее планшета, уселся у стола, игнорируя высказывания своих подчинённых. Инга пожала плечами и ушла умываться. Ольгин завалился поверх покрывала, сбросив ботинки и заложил руки за голову. Бок на месте едва сросшихся рёбер побаливал, напоминая о недавних событиях. Его жизнь круто переменилась в короткий срок и Слава признал себе, что это очень интересно и загадочно. Жаль было Никитина, он казался Ольгину неплохим человеком, несмотря на связь с пресловутым МСМ. Но в остальном можно было признать, что Славе Ольгину крупно повезло. Стабильности и спокойствия работа с Сокольским не обещала, но это была легальная работа, без оглядки на прошлое.

— Задремал? — Голос Сокольского вывел его из задумчивости.

— Да нет! — тут же отозвался Слава, садясь на постели и поджимая под себя ногу.

— Ты и впрямь, как Сивка-Бурка: сразу же "как лист перед травой". Расслабься.

Сокольский закрыл планшет и посмотрел на своего нового агента задумчивым взглядом. Ольгин уже отметил, что у Игоря Сокольского неожиданно выразительные, очень ясные глаза, так что даже в слабом освещении дешёвой люстры мотеля этого невозможно не заметить. Почувствовав неуютность под пристальным взглядом, Ольгин действительно предпочёл снова растянуться на постели.

— Думаешь, можно ли мне доверять? — спросил он.

— Нет, — честно ответил Сокольский. — Если бы не доверял — не взял бы в группу. Думаю, насколько моя оценка твоих способностей справедлива.

— Смотря каких. — Слава закинул руки за голову. — Если тебе нужна грубая сила — это одно, а если мозги…

— Мне нужно и то, и другое.

Ольгин снова сел и на этот раз без труда выдержал взгляд Сокольского.

— Знаешь, по части мозгов — это не ко мне, — признался он. — Если бы я был умнее — я бы сейчас сидел на месте какого-нибудь бизнесмена вроде Лисовского и ему подобных. Драка — вот это моё. Ну, там, слежку заметить, машину водить, тайну сохранить, если надо. А остальное… — Он пожал плечами. — Тут ты промахнулся.

— Ну почему? — Сокольский перестал на него смотреть. — До того, как поколотить своего соперника, у тебя тоже был свой бизнес. Небольшой, но многообещающий.

— Когда это было… Так что мы искали в том доме?

Сокольский вздохнул.

— Некоторое время назад один человек что-то увидел там, и его убили. Не просто убили: его пытали с особой жестокостью, вызнавая, кому он успел передать информацию. — Сокольский на секунду приостановился, когда вошла Инга, но потом продолжил: — Я решил, что эта информация содержалась на флешке, которую он успел скрыть от тех, кто его схватил. Но то, что было на записи, не имело такой уж большой цены, чтобы умирать за это. Да, нам удалось разоблачить парочку человек и мы получили возможность арестовать одного негодяя. Но всё это не стоило того, чтобы терпеть пытки и умереть. Вот я и предположил: может быть, в этом бизнес-центре есть нечто ещё, на что я не догадался обратить внимания?

— Наркотики? — с сомнением предположил Ольгин, но сам себе возразил: — Это тем более не стоит жизни. К тому же, если судить по нашим уважаемым коллегам из наркоконтроля — это уже давно не секрет. А может, тот человек просто не хотел выдавать какого-нибудь своего подельника?

Сокольский покачал головой.

— Нет. Его о подельниках не спрашивали, к тому же он передал послание для меня и упомянул это здание, зная, что я непременно туда пойду и буду искать то, что он спрятал… или увидел.

— Надо было потрясти Шеллера, — предположила Инга.

— Шеллер умер в тюрьме, — поставил её в известность Сокольский. — Сердечный приступ. Полагаю, ему помогли. Такие негодяи просто так от инфаркта не помирают.

— А что Шеллер? — переспросил Ольгин. — Я вроде слышал эту фамилию от Никитина. МСМ хотел подставить его, как своего конкурента.

— Конкурента? Это вряд ли. — Сокольский покачал головой. — Чтобы убрать Шеллера, у МСМ были средства попроще. Незачем было вертеть сложную комбинацию с подставой, и наведением УВР на его след.

— Ну, не знаю… — Ольгин потёр висок. — Я бы, может, лучше соображал, если бы знал подробности. А так… За что можно умереть? Ну, вот за что бы тот человек, которого пытали, согласился умереть?

Инга убрала сумку со второй постели и уселась, вытирая голову маленьким полотенцем.

— Что если это вообще — не наша область? — спросила она прагматично. — Сам как-то говорил, что наше дело ограничено узкими рамками.

Сокольский кивнул.

— Звено цепи? — отозвался он, вспомнив, как говорил об этом Чехову. — Да, мы — всего лишь звено общей цепи. Вот только мы не знаем ни соседних звеньев, ни тем более, где в этой цепи слабое звено… А знаешь, — он повернулся к Ольгину, — в чём-то ты прав. Может быть, нужно подумать, за что тот человек мог умереть, а потом сопоставить с тем, что мы уже обнаружили. Так что не прибедняйся, мозги у тебя работают, как надо. — Он встал. — Пойду пройдусь.

Вечер был холодный и ясный. Выйдя на маленький дворик перед мотелем, Сокольский задрал голову и посмотрел в небо. "За что вообще можно отдать свою жизнь? — подумал он. — Я бы назвал парочку причин, но что делалось в голове у Олега? Вот в чём вопрос… Может быть, его сопротивление было всего лишь отчаянием человека, который понимает, что его в любом случае убьют? Но тогда зачем ему нужно было, чтобы я попал в тот дом? А может, действительно, у него уже в голове всё спуталось? Ясно мыслить в такие моменты невозможно… Или возможно?"

Чего ещё о не знает о своём брате? Вот вопрос, на который тоже не находилось ответа.

Глава третья. Купля-продажа

За сколько можно продать родину? Вопрос может показаться достаточно абстрактным, но в нём кроется вполне конкретный смысл. Вот, во времена СССР, слово Родина (непременно с большой буквы) буквально не сходило с агитплакатов, звучало по всем каналам и поминалось к месту, и не к месту по сто раз на дню. Разве советские граждане, которым навязчиво напоминали, что "родину надо любить", любили её больше? Кто-то может сказать: "Да, больше!" А если подумать — с каким восторгом и благоговением воспринималось всё импортное, от шмоток до музыки. Советский гражданин вслух повторял слова учебника о "загнивающем капитализме", а сам представлял себе заграницу неким раем, где всё есть, где настоящая свобода, которой нет в его совковом существовании. Сколько для такого бредящего заграницей русского человека стоила родина?

А сколько стоит сейчас, когда само слово с большой буквы на каждом углу уже не пишут, да и говорят о родине реже, интимнее, спокойнее? Родина — это люди. Да, в СССР тоже так говорили, но при этом люди подразумевались какие-то абстрактные, инопланетяне наверное, потому что для своих граждан правительство СССР не торопилось создавать нормальные условия существования. Родина — это некие "люди будущего", для которого мы должны подтянуть пояса потуже и трудиться не покладая рук, прекрасно осознавая, что нам самим плоды нашего труда фиг достанутся. Вот приводят в городе Новосибирске студентов, будущих ветеринаров, на мясокомбинат, показывают цеха, полные колбасных изделий, а в самом Новосибирске мясо по талонам, норма — килограмм в месяц на человека. Ну-ка купите килограмм мяса и попробуйте растянуть его на месяц! А колбаса? Вы что, какая колбаса? Куда она девалась с того самого мясокомбината? Элитарные города проедали? Бездонная бочка какая-то — эти элитарные города, но ведь москвичи, или ленинградцы, которые сами никогда в других городах не бывали, не поймут и не поверят, что большей части своих граждан партия и правительство отпускает "продовольствие по граммам", как завещал великий Брежнев.

Не в колбасе счастье, но когда у человека есть всё необходимое, у него остаётся время на то, чтобы по-настоящему любить свою родину, не за плакаты и агитацию, а просто за то, что это — его родина. Пусть даже он и не станет писать это слово с большой буквы. И ради своей родины, современной России, наши современные солдаты так же готовы отдавать свою жизнь, как их деды в Великую Отечественную. С той лишь разницей, что сейчас сама родина ведёт себя гораздо благодарнее к тем, кто её защищает. И это правильно. Это норма.

Но всё-таки, за сколько можно продать родину? А свою собственную жизнь и свободу? Как раз об этом вопросе размышлял, сидя на совещании, полковник Александр Борисович Баринцев. По его мнению, некоторые люди мало задумывались над тем, что никакие деньги, никакие доллары и евро в любом количестве, не могут заменить человеку ни чистой совести, ни тем более, потерянной жизни. Пятьсот тысяч евро! Сумма, если вдуматься, ничтожная, но ради неё человек идёт на преступление. Пятьсот тысяч! На них можно, к примеру, купить престижную квартиру, в доме Веге — и останется лишь "на карманные расходы"! А квартира стоит того, чтобы ради неё идти на преступление?

— Извините, что прерываю ваши размышления, Александр Борисович. — Голос генерала вывел Баринцева из задумчивости. — Ничего, что мы ждём ваших объяснений?

— Я полагаю, что объяснений нужно ждать от Сергея Сергеевича, — парировал полковник. — Аналитический отдел — это его ведомство. Как случилось, что в отделе оказался человек настолько непредсказуемый и непроверенный, что он ухитрился уничтожить всю информацию и никто ему не помешал?

Сергей Сергеевич Ланской глянул на Баринцева, но вместо ответа постучал карандашом по зеркальной поверхности стола и поджал без того тонкие губы.

— У нас сегодня повальная эпидемия задумчивости, не иначе! — Генерал развёл руками. — Это ЧП, господа! Я жду хоть чьих-то вразумительных комментариев. Что говорит этот Арефьев?

— Ничего, — отозвался наконец Ланской. — Точнее, он говорит даже слишком много, но ничего по существу. И кстати, он работает в отделе уже четыре года. У него безупречный послужной список и на него подумали бы в последнюю очередь. Но он даже не особенно прятался.

— И что?

Ланской посмотрел на генерала и пожал плечами. Карандаш в его пальцах снова совершил переворот и щёлкнул о столешницу.

— Я уже докладывал. Он говорит, что ему предложили пятьсот тысяч евро за то, чтобы он стёр всю информацию, взятую с диска Никитина, с которой мы сейчас работали. Кто предложил — он не знает, потому что "меньше знаешь — крепче спишь". Деньги переведены на заграничный счёт, на имя его жены, которая улетела в Вену позавчера. Сам Арефьев утверждает, что его всё достало и что ему даже всё равно, что его посадят, главное, как он выразился, что его семья не будет ни в чём знать недостатка.

— Весьма наивно с его стороны, — не выдержал Баринцев.

Ланской глянул на него и скривился. Но больше ничего не сказал.

— Хорошо, у нас осталось хоть что-то? — снова спросил генерал. — Как случилось, что нет копий диска? Не говорите мне, что весь результат многомесячной охоты за этим негодяем Мориным — псу под хвост!

— Это не совсем так, — мотнул головой Ланской. — Осталась кое-какая информация, которую мы успели расшифровать и взять в оперативную разработку. Остальное… — Он развёл руками. После чего снова принялся стучать карандашом.

Когда генерал отпустил всех подчинённых, Баринцев отстал в дверях и вернулся. Подсев как можно ближе к Чёрному, он ещё и придвинулся, так чтогенерал сразу понял: сейчас будет сказано что-то очень важное и секретное.

— Я думаю, что что у нас есть ещё один источник, — сообщил Баринцев.

— Вот как? И где он? Не темни, Саша, хоть чем-то меня порадуй!

Но Баринцев уклончиво качнул головой.

— Ничего конкретного пока сказать не могу. Но когда агент изымал источник, он получил от меня указание сделать копию и придержать в надёжном месте. — Сейчас Баринцев прикрывал своевольный поступок Сокольского, но лучше было не заморачивать начальству голову, объясняя подробности. — Я так сделал, потому что опасался, что за этим источником ведётся охота и курьер может не довезти его до конторы.

— Ну, это совсем другое дело! — оживился генерал. — Так где же копия?

— Не знаю. Этим делом, насколько вам известно, занимался один из наших опытных агентов. У него есть свои тайники, которые уж точно не привлекают ничьё внимание.

— Ну, так о чём мы тут толкуем? — Генерал придвинулся ещё ближе. — Вызови его и пусть привезёт!

— Не могу. Группа сейчас на операции.

— Отзови, это важнее!

Баринцев умел проявлять твёрдость, когда это нужно, поэтому не мигая посмотрел на генерала Чёрного.

— Нет. Эту операцию мы готовили несколько месяцев. Выйти сейчас с ним на связь — означает поставить под удар всю его группу. Вот закончат — сами явятся. Тогда и поговорим.

— Ты хоть понимаешь?!..

— Дмитрий Иванович! Информация на Морина, безусловно, важна. Но не приоритетна на данный момент. Морин всё равно никуда не денется. Сергей Сергеевич только что сказал, что в разработке остались несколько фрагментов утраченных данных. Путь ими пока и займутся. Группа должна закончить то, что начато.

Генерал сдался и кивнул.

— Под твою ответственность, — сказал он.

Полковник кивнул.

— И ещё, — добавил он. — Информация о том, что существует копия, не должна уйти за пределы этого кабинета.

Чёрный хотел было возмутиться тому, что Баринцев напоминает ему такие элементарные вещи, но передумал и молча кивнул.

— Под твою ответственность, Саша, — только и повторил он.

* * *

Сокольский спал, укрывшись с головой пледом. Поскольку он единственный бодрствовал всю предыдущую ночь в мотеле, никто не возражал. Инга явно наслаждалась дорогой. Ольгин сперва ещё пытался с ней о чём-нибудь заговорить, но потом бросил эту затею. Ему никак не удавалось найти тему, на которую напарница ответила бы что-нибудь более многосложное, чем "да", "нет", и "угу". Пейзаж за стёклами "Камаза" так же не радовал разнообразием. Перелески сменялись открытыми участками, изредка проплывали посты ГАИ и маленькие посёлочки, притулившиеся почти вплотную к дороге домики, покосившиеся заборы, новые заборы, деревянные заборы, железные заборы, столбы, дорожные знаки, реки под мостами… Когда стало совсем невмоготу, Ольгин спросил:

— Что это за человек?

— Где? — без выражения переспросила Инга.

— Тот, о котором шеф говорил вечером. Которого убили.

— А он сам не сказал?

— Ты слышала, что нет.

Инга кивнула и замолчала, давая этим понять, что не собирается касаться темы, о которой умолчал начальник.

— А я и сам угадаю.

Она скептически на него покосилась.

— Серьёзно, — пообещал Ольгин. — Некто увидел нечто в том здании, где бизнес-центр, за что его пытали и убили. Потом была названа фамилия Шеллер. От Никитина я слышал, что этого Шеллера взяли, потому что он кого-то не того грохнул. МСМ собирал компромат на Шеллера, но Шеллер был ему не по зубам, пока имел своего покровителя в УВР.

— Об этом так прямо и говорили? — заинтересовалась Инга.

— Ты забыла, на кого я работал? — Слава ухмыльнулся. — Это Никитину казалось, что он мне прямо ничего не говорит и я не в курсе его с МСМ дел. Но я всё время был рядом. Хочешь — не хочешь, а услышишь. Не всё, конечно.

— Может, тебе нужно ещё один допрос с пристрастием устроить? — предположила Инга. — Знаешь много, а никому не говоришь.

— Погоди! — Ольгин махнул на неё ладонью. — Только один вопрос: это как-то связано с трупом, который нашли месяца три назад, на городской свалке?

— Связано. — Голос принадлежал Сокольскому. Он повернулся на спину и теперь смотрел в пластик верхней полки. — Тот человек был моим родным братом, Олегом Сокольским. Теперь рассказывай.

— Что?

— Всё, что слышал у Никитина. Про Шеллера и про его дела.

— А я думал, ты спишь.

— С вами поспишь. Рассказывай.

Ольгин вдруг замялся.

— Вообще, я не так много знаю и не могу поручиться, что понял, о чём речь…

Сокольский приподнялся на локте. Ольгин тут же перестал ломаться.

— Речь шла о какой-то экономической диверсии. Вроде кражи в особо крупных размерах. МСМ говорил, что этому делу надо помешать, потому что лично он — за то, чтобы у всех были деньги. Пока у людей есть деньги — их можно брать, понемногу, не привлекая внимания, а если уплывёт сразу очень большая сумма — поднимется кипиш. Никитин говорил, что такая диверсия в принципе невозможна, но МСМ с ним не согласился и сказал… — Тут Ольгин взял паузу и задумался. — Точно не поручусь, но вроде бы он сказал: "Этот клоун на всё способен, потому что он псих". Нет, не клоун… Арлекин! "Этот Арлекин на всё способен".

— Кто такой Арлекин? — тут же ухватился Сокольский.

— А я знаю?

— Ну подумай, Славочка! — Сокольский положил руку ему на плечо. — Наверняка ведь они не один раз об этом таинственном Арлекине говорили.

Ольгин подумал и глубоко вздохнул, словно хотел проверить, болят ли рёбра.

— Нет, не помню. Я и этот-то разговор случайно услышал. Вернулся за чем-то в комнату, а дверь была приоткрыта. Я сразу ушёл. Никитин мне ясно дал понять, что для МСМ — я не в курсе их дел.

Сокольский снова лёг и сам задумался. Он сделал для себя выборку с диска, оставленного Никитиным, скидав вместе всё, что могло касаться дел определённого круга лиц, так или иначе причастных к делам Шеллера. Но может быть, он что-то упустил и нужно было не в кругу Шеллера искать разгадку?

— Мы почти на месте, — напомнила Инга, прервав таким образом увлекательное разгадывание головоломки, оставленной Олегом Сокольским.

— Может, посвятите наконец, что именно мы собираемся делать? — напомнил о своей неосведомлённости Ольгин. — И зачем мы тащим "Ладу" в фуре, вместо того, чтобы на ней ехать?

— Расскажи коллеге суть дела, — приказал Сокольский Инге, а сам вынул планшет.

Глава четвёртая. Инициатива всегда наказуема

Марк привык полагаться на себя. Ещё совсем молодым бизнесменом, в "лихие девяностые", он усвоил простое правило: если ты для себя чего-то не сделаешь, этого не сделает никто. Лучше самому предпринимать решительные шаги, активно двигаться вперёд (в движущуюся мишень труднее попасть), делать, ошибаться, переделывать, набивать шишки — но в результате добиваться своего. Поэтому умом Марк понимал, что надо послушаться Сокольского и не вникать в чужие тайны, но усидеть на месте ему было очень тяжело. Что-то происходило совсем рядом с ним, в том самом пресловутом бизнес-центре, вокруг его главного офиса, а Марк вынужден был делать вид, что ничего не видит и ни о чём не догадывается! Справедливости ради надо сказать, что до последнего разговора с Сокольским, Марк ничего особенного и не видел, но теперь ему казалось, что он давно уже должен был заподозрить неладное. Марк всегда сам всё контролировал, научившись быстро реагировать на малейший признак опасности. Может быть, именно поэтому он до сих пор был жив. Как он мог остаться в стороне?

Марк решил проверить дела фирмы и хотя бы убедиться, что в принадлежащих ей помещениях не появилось ничего лишнего. Сокольского-то нет, когда появится — неизвестно, вдруг что-то успеет случиться… Это было оправдание, которое маленький бизнесмен придумал, чтобы мысленно возразить Сокольскому и его требованию "ничего не предпринимать". На второй день Марк заперся в кабинете, достал все имеющиеся бумаги и углубился в их изучение.

В документации у его фирмы всегда царил полный порядок, но подозрительность Марка, которому не раз в прошлом приходилось платить своей шкурой за малейший просчёт, в этот раз подкреплялась и выкладками Сокольского. На некоторые вещи Марк ещё вчера не обратил бы внимания, но сегодня они показались ему подозрительными. Вот например, он прекрасно знал, сколько помещений занято под склады в подвале здания. Но по бумагам два помещения стояли пустыми. Почему? Марк тут же вспомнил, как неделю назад один из его помощников жаловался, что некуда разгрузить контейнеры с образцами плитки для отделочных работ. Мол, всё загружено "под завязку". Что же, у них на самом деле десять складских секций, а не двенадцать? Быть такого не может! И что это за счёт за монтажные работы в подвале, о котором он ничего не знает?

Марк не стал никого вызывать и ничего спрашивать, чтобы не возбуждать подозрения. Он продолжал копать сам, в надежде, что все загадки разрешатся, просто кто-то из его помощников перепутал папки и сунул бумаги не туда, где они должны быть. Он провозился до позднего вечера, отпустил секретаршу, велел передать сторожу, что задержится в офисе, сам всё проверит и закроет, и остался у себя в кабинете. Постепенно здание пустело, но Марк не боялся вызвать чьё-то любопытство. Он и раньше засиживался допоздна. Правда, тогда он жил один, без дочери, но он позвонил домой и попросил няню накормить Дашеньку ужином и уложить спать.

— Я оплачу вам лишние часы в двойном размере, — пообещал он, после чего няня, разумеется, осталась с девочкой.

Ещё через некоторое время в двери постучали и заглянул охранник.

— Извините, я только хотел спросить, как долго вы задержитесь? Мне нужно будет включить сигнализацию на вашем этаже.

Марк оторвался от счетов за электроэнергию и повернул свой острый нос в сторону двери.

— Я сам включу, когда закончу тут, — сказал он как мог нейтрально. — Один счёт потерял, хочу найти.

— Как скажете, — согласился охранник и ушёл.

Марк просидел ещё около часа. Теперь уже здание должны покинуть даже самые ярые трудоголики. Маленький бизнесмен встал и потянулся, разминая руки и ноги, налившиеся тяжестью из-за многочасового сидения в кресле. Убрав бумаги и закрыв сейф, Марк забрал связку ключей и вышел в коридор. Пальто надевать не стал, перекинув его пока через плечо. Вокруг было тихо, горели только дежурные лампочки и поблёскивали красные огоньки видеокамер. Марк прошёлся по коридору, трогая двери, что означало, что он проверяет, все ли ушли и не забыли ли запереть свои помещения. В углу коридора, за специальной декоративной панелью, находился распределительный щиток. Но с его помощью можно было вырубить электричество только на одном этаже. Марка это не устраивало. Камеры наблюдения он всё равно отсюда не выключит. Он поразмыслил и вернулся назад, к лифту. Самым простым способом не вызвать подозрений было — сделать всё прямо и открыто. Спустившись на первый этаж и подойдя к охраннику в проходной, Марк повесил пальто на одну из тумб шлагбаума.

— Хочу спуститься на склад, — сказал он будничным тоном, помахивая бумажкой в прозрачном файле. — Утром надо решать, сколько мы можем принять ящиков с крепежом, а мои копуши не удосужились за весь день проверить.

— Поздно уже, — намекнул охранник. — Завтра утром пошлёте кого-нибудь.

Марк мотнул головой. Сейчас его упёртость, о которой ходили легенды, должна была сыграть в его пользу.

— Нет. Сам проверю. Завтра как навалятся с утра с делами… — Он махнул рукой. — Я быстро. Там, наверху, я всё закрыл и сигнализацию включил. Десять минут дела — и домой.

И он направился к чёрной лестнице, глубоко в душе осознавая, что поступает неправильно. Но само по себе желание посмотреть, сколько на складе места, не должно было ни у кого вызывать вопросов. Разве что… Разве что, он в последние недели с такой скоростью мчался каждый вечер домой, к своей ненаглядной доченьке, что на сегодняшнее служебное рвение кто-нибудь обязательно обратит внимание. Но отступать было поздно. Марк открыл собственным ключом переход на чёрную лестницу, дошёл до лифта и спустился вниз тем же путём, который недавно проделали Сокольский с Ольгиным.

* * *

— Доброе утро, Маша! Вызовите ко мне Попова, — распорядился Лисовской, проходя утром через комнату секретарши. — Срочно.

— Доброе утро, Марк Викторович, — откликнулась двадцативосьмилетняя русская красавица с длинной светлой косой и весёлыми ямочками на щеках. — Сейчас вызову. Тут для вас письма!

Марк остановился, забрал из её руки два конверта и кивнул, разглядывая штемпеля. Секретарша Маша наблюдала за ним из-под пушистых ресниц. Этот маленький, остроносый тип, совершенно непривлекательной наружности, напоминал ей мультипликационного персонажа, которому художник нарочно придал гротескные черты, превратив его профиль в нечто среднее между человеческим лицом и остроносой мордочкой какого-то неведомого хищника. Если бы он сейчас начал принюхиваться — Маша бы не удивилась. И всё-таки он ей нравился! Как-то в жаркий июльский день она застала его в кабинете без галстука, в расстёгнутой на две верхние пуговицы рубашке, и заприметила, что на его груди растёт рыжеватая шерсть. Секретаршу это очень развеселило и она уже не помнила, чем отговорилась, когда Марк поинтересовался, над чем она смеётся.

Он обращался с ней неукоснительно вежливо, хорошо платил, всегда шёл навстречу, если она нуждалась в срочной премии или внеочередном отпуске, и требовал за это всего лишь быть аккуратной и пунктуальной в работе. А Маша и сама была пунктуальна и любила порядок, так что с шефом у неё давно уже сложилось полное взаимопонимание. Маша лишь одно не могла в нём понять: почему он совершенно не задумывается о том, что она — тоже женщина и старается быть для него привлекательной? Казалось бы, с его внешними данными, не всякая способна его полюбить и он должен бы оценить ту, которая сама к нему тянется. Но Марк совершенно игнорировал прелести своей секретарши и ни разу она не уловила в нём и намёка на мужской интерес.

— Вы сегодня хорошо выглядите, Маша, — сказал Лисовской, но девушка не спешила радоваться. Это был стандартный комплимент и, произнося его, Марк продолжал смотреть в письма. — Так я жду у себя Андрея Алексеевича.

Он сложил письма, глянул наконец на секретаршу, коротко улыбнулся и порывисто ушёл к себе в кабинет. Маша вздохнула и взялась за трубку.

Андрей Алексеевич Попов был личностью незаурядной, несомненно талантливой, и главное — очень шумной и весёлой. Он занимал должность зама по поставкам и имел небольшой процент акций предприятия Лисовского. Заместителей Марк не любил, предпочитая всё контролировать сам, но за последние несколько лет фирма его настолько разрослась, что один человек физически не успевал проследить за всем и вся. Решения принимал Марк, а Попов быстро и оперативно проводил их в жизнь. В своём роде он был незаменим, хотя Марку он не нравился. Может быть, они были слишком разными людьми, без общих интересов. Тем не менее, Марк оставался объективным и ценил Попова, как умелого снабженца.

Маша тоже не любила Попова. Он казался ей злым шутом, с вечно всклокоченной, густой не по годам шевелюрой, шумным и диким. Она старалась, как могла, свести общение с ним до формальностей своей работы.

— Машенька! Как вам идёт эта синяя кофточка! — Андрей Алексеевич как вошёл в приёмную, так сразу занял добрую её часть своей высокой фигурой с длинными руками, своей манерой всё и всех лапать и не стоять на месте. Он ухитрился поймать руку секретарши, дотянувшись своей длинной "граблей" через стол и, подтянув к себе, поцеловать. После чего, оказавшись в опасной близости, не упустил момента и погладил Машу по боку её шёлковой кофточки. Она тут же сделала попытку вырваться и, как обычно, поняла, что он её и не держит вовсе, а на мгновение показавшаяся ей мёртвой, хватка его на самом деле — лишь иллюзия, которая отпечаталась в мозгу, но которой Маша никак не могла найти реального подтверждения. Словно этот поцелуй и поглаживание ей пригрезились.

Схватившись за телефон, чтобы избавиться от неловкости, Маша спешно доложила:

— Марк Викторович! Пришёл господин Попов.

— Ах, как официально! — воскликнул Андрей Алексеевич, и устремился в кабинет шефа.

Маша невольно одёрнула кофточку и оглядела комнату, словно искала разрушений, оставленных этим странным типом.

На Марка манеры Попова не производили никакого эффекта. Ну, громко говорит, ну, руками размахивает к месту и не к месту. Лисовской не впечатлялся. На него столько раз и орали, и избивали, и резали, что на шумные манеры коллег он уже внимания не обращал… Сбить его с толку Попову ещё ни разу не удавалось. Иное дело, что-то скрыть. Вот на это Андрей Алексеевич был настоящим мастером.

— Андрей, что у тебя за проблемы со складскими помещениями? — спросил он, едва поздоровавшись.

— Какие проблемы? — удивился Попов, падая на один из стульев и вытягивая длинные ноги. — Никаких проблем, всё есть в отчётах. Скоро освободится третья секция…

— Я говорю об одиннадцатой и двенадцатой секциях, — перебил его Марк. — Чем они заняты?

— Ах, это! — Попов подобрал под себя ноги и облокотился на стол. — Марк! — Теперь он говорил доверительно. — Ну, я виноват немного. Одному хорошему человеку нужно было втиснуть куда-то старое оборудование, на время, а у нас как раз эти две секции пустовали. Ну, я и пустил, за умеренную плату.

— Почему мне не сказал? — удивился Марк, а про себя подумал, что нахрапом Попова не возьмёшь.

— Виноват! — Попов широко развёл своими длинными руками. — Так получилось, что ты был в отъезде и я забыл доложить. А в отчёты не вносил, потому что к нам этот хлам никакого отношения не имеет.

— Андрей! — Лисовской смотрел на него своими выпуклыми глазами очень внимательно. — У нас была проблема, куда разгрузить необходимые материалы, и по твоей милости их пришлось тащить через пол города на другой склад, хотя нужны они именно здесь. Ты о чём вообще думал? Забыл, что ли, чем у тебя под завязку забиты две секции? — Попов хотел было что-то сказать, но Марк категоричным жестом остановил его. — Короче! Я иду тебе навстречу: берёшь машины и свозишь все эти сервера, или что там стоит, в Горелово. Там как раз ангар пустует. И пусть твой знакомый оттуда их забирает, когда хочет.

— Ну ты что! Ему же они здесь нужны! — Попов пошёл в энергичную атаку. — Зачем двадцать раз перевозить туда-сюда? Ему нужна-то всего неделька-другая — и он сам всё заберёт. А в Горелово ещё и крыша протекает, туда лучше оргтехнику не ставить. Ну, пойди навстречу! Всего две недели!

Марк чувствовал, что Попов упирается не зря. Наверное, надо было тормознуть и больше не давить, но Лисовской учуял след и теперь ему было не остановиться.

— Три дня! — мрачно высказал он. — Ровно три дня на то, чтобы убрать всю эту дребедень. Ты меня понял? И то, что в углу гаража стоит — я так понимаю, что это тоже твой друг оставил. Всё, вся эта оргтехника, весь этот металлолом через три дня должен быть вывезен! Я сказал!

Попов откинулся на спинку кресла и больше ничего доказывать не стал. По опыту знал, что если Лисовской так разошёлся — спорить бесполезно. Но что-то во взгляде Андрея Алексеевича мимолётно показалось Марку знакомым. Он не сразу вспомнил, а потом словно вживую увидел: холодные глаза, без выражения, полуприкрытые веками… Так смотрел на Марка Паша Северный, перед тем, как кивнуть своим "браткам". Потом один из них ударил Марка ножом в живот. Но на сей раз впечатление было секундным — и тут же прошло. Попов улыбнулся и кивнул.

— Хорошо! Три дня — так три дня. Постараюсь всё уладить.

— Уж постарайся, — буркнул Марк.

Он понял, что попал в цель. Что дальше? Проблема. И самое обидное, что он сам себе эту проблему создал. Знать бы ещё, что за всем этим стоит и откуда ожидать удара…

* * *

Марк позвонил бывшей жене и назначил встречу в ближайшем к её работе кафе, в обеденный перерыв. Не собираясь затягивать встречу, он сразу же выложил на стол папку с документами.

— Тебе нужно подписать кое-какие бумаги, — сказал он, не глядя на Ольгу. — Вот тут.

— Что это такое? — насторожилась Ольга.

— Я хочу отправить Дашу отдохнуть за границу, к моим знакомым. На месяц. С няней. Нужно, чтобы ты подписала, что я поставил тебя в известность и ты не возражаешь.

Ольга поджала губы и убрала руки подальше от бумаг.

— Зачем? Я не стану подписывать! На целый месяц! Это что же, я должна на выходные ездить к ней за границу? Или ты будешь по выходным привозить её сюда?

Она явно искала, к чему прицепиться. Она это теперь делала постоянно, при любой возможности, и Марку казалось, что у неё на все случаи жизни заранее предусмотрены какие-то каверзы. Он терпеливо вздохнул.

— Это всего четыре недели, — объяснил он. — Потом договоримся и я отпущу к вам Дашу на подольше. Пусть девочка посмотрит, как за кордоном люди живут. Это совершенно безопасная поездка, а месяц пролетит очень быстро.

Ольга надула губы.

— Ты специально так делаешь! — обиженно выговорила она. — Хочешь, чтобы Дашенька совсем меня забыла, да? Тебе мало, что ты отнял у меня дочь, теперь ещё хочешь подстроить так, чтобы я с ней как можно меньше виделась?!

Марк с трудом подавил раздражение.

— Ничего я такого не хочу…

Он вовремя остановился и не сказал вслух, что боится оставлять Дашу при себе, пока не разберётся со странными делами в своей фирме. Если бы только Ольга поняла, что он опасается за безопасность дочери, она бы упёрлась ещё сильнее и наверняка начала бы орать, что он безответственный, что ему нельзя доверять ребёнка, потому что он с его бизнесом уже давно тронулся умом… Ну, и так далее.

— Послушай! — Марк сделал ещё одну попытку. — Ну хочешь, поезжай вместе с Дашей, развейся. Денег я дам.

— А Саня?

Лисовской выпрямился на стуле и лицо его в момент приобрело жёсткое и категоричное выражение.

— Извини, но он может месяц и один пожить. Оплачивать поездку ему я не стану.

— Тогда я тоже никуда не поеду! — категорично заявила Ольга и поднялась из-за столика. — Знаешь, Марк, ты как был чёрствым эгоистом — так им и остался. Мне очень жаль, что тебе удалось при помощи твоих адвокатов отнять у меня дочь. Санечка, конечно, не подарок, в нём есть недостатки. Но он во сто раз лучше тебя!

Она повернулась и ушествовала. Марк с досадой захлопнул кожаную папку и несколько секунд приходил в себя. Ему хотелось догнать Ольгу и потрясти её как следует, но он сдержался. Ничего хорошего из этого не получится, только хуже станет.

"Куда уж хуже", — подумал он, потом подхватил папку и стремительными шагами направился к выходу из кафе. Раз проблему нельзя было решить таким способом — надо было срочно придумать какой-то другой. Сейчас для Марка безопасность дочери была самой первой задачей. Он уже понял, что по своей глупости встал на очень скользкий путь, теперь ему придётся драться, прежде всего — за своего ребёнка! Потому что Даша — его самое уязвимое место.

Глава пятая. Клоун против лиса

Порой самый сумасшедший и неправдоподобный замысел срабатывает именно потому, что никакому нормальному человеку не придёт в голову, что такое вообще возможно. Идея зрела у Андрея Алексеевича Попова давно, в неё были посвящены только самые ближайшие его помощники. Остальные работали вслепую, не зная, что именно они делают и для чего. К сожалению, проводить пробные эксперименты Попов не мог, у него была только одна попытка и поэтому он с особой трепетностью относился к малейшей утечке информации. Но увы, чем дольше длится подготовительная часть — тем больше случается накладок.

Попов старался держаться в курсе всех шагов, которые предпринимали его враги, полиция, спецслужбы и даже местные дворники. До сегодняшнего утра Попову было бы чем гордиться, потому что он держал в своих руках больше всего информации и мог предвидеть действия тех, кто взялся бы ему мешать. Но теперь ему было над чем подумать. "Знает или не знает? — думал Попов. — Догадывается? Но о чём?" По привычке, которую он завёл ещё в юности, Андрей Алексеевич достал чистый лист бумаги и карандаш, и постарался проследить всю цепочку с самого начала, с того момента, как главная база всей операции оказалась под чужим вниманием.

Одним из первых пунктов он написал следующее: "МСМ через подставное лицо нанял частного детектива. Это некто О.С. Зачем? Что нужно было МСМ, чего не могли бы вызнать его собственные люди? Или это тоже его человек?"

Поразмыслив некоторое время, Попов добавил к этой записи: "МСМ нужен был компромат на Ш." Зачеркнул запись, и под ней сделал другую: "МСМ нужен был компромат не на Ш., а на его покровителя в УВР (некоего Х., который остался неизвестен), но он не хотел использовать своих агентов. Если что — МСМ сказал бы, что он тут ни при чём".

Следующую запись Попов подчеркнул двумя жирными полосами: "При помощи неизвестного Х. из УВР МСМ хотел воздействовать на А. Откуда он вообще мог знать, кто такой А.? То, что задумал А., было невыгодно МСМ. Откуда МСМ мог знать, что задумал А.???"

Через небольшой пропуск Попов добавил: "Ш. слишком много знал. Нужно было убрать и Ш., и Х., а если повезёт — подставить под удар МСМ. Это — важно!!!"

Попов задумался, пересматривая собственные записи, повертелся на вращающемся стуле, потом снова вернулся к столу и написал: "О.С., попав в б/ц, случайно находит оборудование. Случайно ли? Что мог предположить этот сыщик? Наверняка, что готовится террористический акт. Он оставил флешку и наши лопухи её не нашли. Кретины! Но может, это к лучшему. Люди Ш. следили за зданием, вычислили сыщика и схватили. Молодцы, хоть кто-то умеет работать!"

Через пропуск, почти сразу Попов добавил: "Ш. думал, что МСМ копает под него, и сыщик (С.) — его человек. Ш. - остолоп! Сыщик его обманул, подсунул вместо номера связного набор цифр. Крепкий парень! Наверняка из спецслужб. Ш. сдуру добил сыщика, спрашивать снова было не у кого. Бывают же такие идиоты!" И тут же, спохватившись, мелкими буквами, заезжая на поля, Попова подписал: "Цифры — координаты здания б/ц! Кто кого обманул?? А. отправил мальчика (Ч.), приглядеть за б/ц, если кто появится. Разумно!"

Дальше события приняли для Попова хороший оборот, он это припомнил и не поленился написать как можно подробнее: "Удалось внедрить Ч. в УВР! Надо же! Мальчик просто пасся поблизости и ждал. Умница! Тогда поступил, как умница. Понял, что та девка появилась не спроста! Фээсбешники — кретины, не обратить на неё внимание мог только слепой. А. решил: пусть мальчик поработает с этими агентами. Да, ещё интереснее! У убитого сыщика оказался брат-близнец в УВР. Что ему было нужно? Личная месть или служебное рвение? Скорее всего, и то, и другое. Поработали "сообща"! Теперь Ш. пришёл конец, а для МСМ мы подготовили нечто интересное. Сам виноват. Слишком зарвался, везде совал свой нос".

На этом радости Андрея Алексеевича закончились и следующая запись, которую он сделал, носила тревожный характер: "Ш. убрали в тюрьме, но от этого не лучше" Потом, чуть ниже: "МСМ — всё ещё проблема. Его арестовали спецслужбы — это хорошо, у него была важная информация — это плохо". И уж совсем тревожно, подчёркнуто дважды: "Н. застрелился!! Агент УВР вычислил, что МСМ ищет диск с информацией. Как?! "Сибирский гость" — подсадная утка. Это тот же агент, С.! Где диск???"

Некоторое время Попов чертил на листке многоугольник, пытаясь расставить всех действующих лиц по степени значимости, но потом всё перечеркнул, и начал с новой строки: "Диск в руках УВР!!! МСМ в тюрьме!!! Первое плохо, второе хорошо. Информацию надо было уничтожить! Выкрасть — никак, значит, стереть. Что бы там ни было ценного — всё чушь собачья, потому что там может быть информация про А.!" Строкой ниже: "Ч. говорит, что диск изымал С. Тупой придурок! Не смог перехватить! Ловкач хренов! Уничтожить диск! 500 000 евро тому парню из аналитиков УВР! Пусть подавится теперь. Нельзя быть мелочным!"

Дальше Попов писал, не отвлекаясь: "Охрана доложила, что тут побывал О.! Этому-то что надо? Он что, не арестован? Нет! Значит, завербован. Ещё лезут парни из наркоконтроля. Они — пустое, хуже — визит О. Что ему было нужно? Пропуск дал Л.!!! Что известно этому лису? Он привёл Ш.-С., значит связан с УВР! Если УВР продолжает копать, значит, у кого-то есть информация с диска. Похоже, проблемы только начинаются"…

Дальше, уже спокойнее, без особого нажима на бумагу, Попов проанализировал сложившуюся ситуацию с учётом новых нюансов, и сделал следующие выводы:

"О. работает на УВР. Его завербовал агент С.

С. изымал диск из тайника.

Ч. клянётся, что С. не дурак, мог скопировать диск, чтобы докопаться до убийц своего брата.

Что известно в УВР о моём плане и о А? Ничего, иначе бы уже всё перерыли. Но пока вылазки смотрятся, как чья-то личная инициатива. С.? Может быть!

Л. обнаружил сервера на складе!!! Кто-то помог? Сам догадался? Скорее всего первое, раз он связан с агентом УВР.

Есть два пути: схватить С., или схватить Л.

Л. может не знать всего, УВР может его использовать вслепую, поэтому он — на крайний случай. Нужен С. Тут поможет Ч., он лично знаком с этим типом и узнает его под любой личиной. Пусть мальчик себя реабилитирует!

Что делать с лисом?"

Ещё раз перечитав все свои записи, Попов достал зажигалку, поджёг листок, и дождался, чтобы все его выкладки превратились в пепел. Нужные выводы он для себя уже сделал.

* * *

— А может, его просто грохнуть?

— Эдик! Не глупи. — Попов поморщился, в очередной раз осознав, с кем ему приходится работать. — Нам сейчас только внимания полиции не хватает! Сидит себе в начальственном кресле — и пусть сидит.

— Ну, тогда устроить аварию, — не сдавался помощник, которому нравилось решать проблемы радикальными средствами.

— Нет! — Андрей Алексеевич гневно посмотрел на Эдика. — Место Лисовского займёт Кротов, а он ещё хуже.

— И Кротова туда же! — душевно посоветовал помощник.

Попов покачал головой и решил не гневаться. Что толку?

— Я слишком далеко отстою от начальственного кресла, — пояснил он. — Так что двумя авариями не обойдётся, а это уже перебор. Но подрезать сухожилия нашему другу Марку надо. Это выйдет дешевле всего.

— Чего? — не понял Эдик и даже почесал свою бритую голову.

— У него ведь маленькая дочь? Найдите её и доставьте на нашу дачу. Только аккуратно! Чтобы на девочке ни царапины не было! Посидит у нас, пока мы не закончим, а старина Марк просто не захочет дёргаться. Она у него — единственный свет в окошке. Когда закончим — решим, как с ними быть.

— Понял!

Разговор состоялся в тот же день, когда Марк потребовал от Попова убрать со склада всю чужую оргтехнику. В середине следующего дня озадаченный Эдик вместе с двумя другими помощниками Попова стоял перед последним в его кабинете и снова чесал свою бритую репу.

— Никто не знает, где девчонка, — докладывал он.

— А сам Марк где?

— Дома его нет.

— То есть? — Попов насторожился, уже не ожидая ничего хорошего.

— Машина стоит во дворе, вчера он приехал как обычно, но сейчас в квартире никого нет. — Всё это Эдик выпалил единым духом, потом добавил уныло: — Мы проверяли. И няня утром не приходила.

— А камеры наблюдения?

— Я представился сотрудником полиции, просмотрел все записи. Вечером он пришёл как обычно, но камеры не зафиксировали, чтобы он снова уходил. Народу туда-сюда сновало много, но Лисовского среди них нет. И его дочери нет, и няни. Их нет! Они испарились!

Попов надолго задумался. Тщательно спланированная и уже подготовленная операция грозила развалиться из-за одного-единственного человека, в котором он меньше всего подозревал себе препятствие. Мало того — этот тип ещё и исчез в неизвестном направлении.

— Мы можем проверить его дачу, — предложил помощник.

— Уверен, что вы там никого не найдёте. Но проверьте!

Зазвенел телефон.

— Господин Попов! Марк Викторович просит вас зайти к нему в кабинет и принести последние сметы, — вежливо сообщила секретарша Маша.

На своём рабочем месте! Да его совсем недавно и не было в офисе! Откуда он взялся?!

— Сейчас буду, Машенька! — отозвался Попов обычным весёлым тоном, но как только положил трубку, добавил, уже не так оптимистически: — Чёрт! Похоже, я очень сильно недооценил этого хитрого лиса!

* * *

— Я назначил на завтра совещание, для всей команды. — Эту фразу Лисовской произнёс, едва Попов успел опуститься на стул. — Я оценил наши активы и пришёл к выводу, что пора расширять сферу нашей деятельности. Под лежачий камень вода не течёт, а мы весь последний год пребываем в состоянии, близком к анабиозу.

— Что ты имеешь в виду? — Андрей Алексеевич пока не понял, к чему клонит Марк, почему говорит такими обтекаемо-непонятными фразами, и поспешил изобразить искренний интерес. — Мы строим. И достаточно успешно…

— За прошлый год мы получили прибыли на пятнадцать процентов больше, чем ожидается в этом, — принялся объяснять Марк.

— Погоди-погоди! Ты не учитываешь инфляцию, санкции…

Марк повернул свой длинный нос в сторону Попова.

— Об этом я и говорю, — пояснил он категорично. — Мы должны избавиться от балласта в виде бесперспективных участков и подумать о том, что ещё можно сделать, чтобы добиться стабильного роста компании. Возможно, всё дело в географии. Будем расширяться.

— Ну, тут сложно что-то решать, — ухватился Попов и, откинувшись на спинку кресла, принялся размахивать кистью руки в такт мыслям. — Есть генплан, есть подрядчики, от которых мы зависим, есть планы, которые ещё пять лет назад были очень перспективными, а сейчас от них приходится отказываться. Слушай! Я тебя всё утро искал! Приезжаю — твоей машины на стоянке нет. Что-нибудь случилось?

Марк не любил прыгать с темы на тему, но сегодня он позволил своему заму такую вольность.

— Ничего не случилось, кроме того, что какие-то хулиганы прокололи мне три колеса, — недовольно проворчал он. — Пришлось забрать из гаража старую машину. Вечером разберусь.

— Так тебя всё равно в офисе не было, — рискнул продолжить допрос Попов и перешёл на шутливый тон: — Пробки, или старая машина оказалась не такой надёжной, как хотелось бы?

— Надо было спросить у секретарши, — отрезал Марк. — Она знала, что я выехал на объекты. Ездил на Юго-Запад, потом в Красное село. По дороге глянул на ангар в Горелове. Ты, кстати, прав, он никуда не годится. Надо снести и использовать место, чтобы зря не пустовало. У нас прорва брошенных участков, которые куплены невесть зачем и стоят пустырями. Кому это надо?

Он вскочил из-за стола и, сунув руки в карманы брюк, прошёлся по просторному кабинету. Ему нужно было вести разговор, имея законную возможность не смотреть на Попова. Марк не любил и не умел врать, и как мог, придерживался правды. Он действительно ездил всё утро и пол дня на старой машине и успел побывать в тех местах, которые назвал. Но ему необходимо было, чтобы Попов не начал выспрашивать подробности. Его шумный, но умный зам мог запросто поймать его за язык на каком-нибудь несоответствии. Хотя что-то подсказывало Марку, что Попов ему и так не верит.

— Короче, совещание завтра в десять. — Марк остановился у окна и принялся разглядывать перспективу улицы, уходящей в новостройки. — Как со складами? Ты связался с этим… который оставил свой металлолом?

— Да, конечно! — К этому вопросу Попов был готов. — Послезавтра он пришлёт машины и грузчиков.

Ему нужно было перехватить инициативу разговора, потому что Марк с первой же секунды увёл не туда, куда было нужно Попову и явно был намерен сводить речь на деловые вопросы.

— Кстати, забыл спросить: как дочка? Приживается на новом месте? Или она сейчас на даче?

"Как грубо сработано, — подумал про себя Марк. — И ведь не подкопаешься, просто вежливый интерес".

— Даше у меня всегда нравилось, так что без проблем, — ответил он и вынужден был развернуться к собеседнику. Девочка действительно была его единственным "светом в окошке", и если он начнёт бубнить что-то невразумительное и дуться — это может показаться подозрительным. — Она уже обустроила всё в квартире, как ей нравится. Думаю, надо будет выкроить время и свозить её куда-нибудь на море.

— Так свези сейчас! — Попов ухватился за идею. — Заодно сам отдохнёшь. Всё равно всех дела за раз не переделать, а тебе после всех этих судов и треволнений надо отвлечься. Ненадолго, хоть на недельку. — Андрей Алексеевич с искренним участием смотрел на шефа.

— Сейчас не поеду. — Марк покачал головой. — Некогда. У тебя что-нибудь ещё?

Он не спохватился вовремя и пришлось сделать вид, что вопрос задан совершенно искренне. Он ведь сам пригласил Попова для делового разговора, а ни о каких сметах не спросил.

— Нет, ничего! — Попов легко вскочил на ноги. Он виртуозно владел своим большим, длинноногим и длинноруким телом. — Пойду готовиться к завтрашнему совещанию.

Вернувшись к себе в кабинет, Попов вызвал Эдика (официально тот работал у него водителем).

— Куда-то он ездил сегодня утром, — сказал Андрей Алексеевич. — А может быть, даже ночью. На своей старой машине. Насколько я помню, у него "Вольво 460", 1994 года, тёмно-вишнёвый. Выйдешь к стоянке и посмотришь, какие на нём номера, я не помню. Делай, что хочешь, но проследи, где он разъезжал сегодня несколько часов. И как можно подробнее. Старина Марк хитёр, но с твоими связями в полиции это будет не так сложно сделать. Отследим его путь — найдём девчонку. Работай!

* * *

Подождав минуты три, чтобы Попов уж точно ушёл, Марк достал новенький мобильник, дешёвенький такой, за полторы тысячи, с девственно чистой сим-картой (зарегистрированной на сговорчивого бомжа, у которого в кармане нашёлся паспорт), и набрал номер одного из своих друзей.

— Это Марк, — сообщил он. — Как там Дашка? Играет? Ну и отлично! Мне не звони, в центре не показывайся… Да, как в середине девяностых. — Марк усмехнулся. — Надеюсь, это не надолго. Друг! Я тебе по гроб жизни обязан! Удачи!

Он выключил мобильник, стёр информацию о только сделанном звонке, запрятал новый мобильник поглубже, в карман брюк и только после этого вздохнул с облегчением.

Может быть, он перестраховывался, и это вовсе не новая война, а всего лишь мелкие махинации Попова, но рисковать Марк мог себе позволить только собой. Теперь осталось ждать, какие шаги предпримет его зам. Если он вообще их предпримет.

Книга 1. Звено цепи. Часть шестая. Разоблачения

Глава первая. Сёстры

(Сентябрь 2016 года)

— Олька! Привет! Ты чего к нам? Домой решила вернуться?

Ольга чмокнула младшего брата Костика в худую щёку, но от вопросов отмахнулась.

— Аня где?

— Анька-то? У себя в комнате. Анна Петровна! Не слышишь, что ли, что сеструха пришла?! Мне некогда, я ушёл!

И он тут же умчался, на ходу напяливая куртку. Ольга закрыла за ним дверь, сняла плащ и кое-как пристроила его на вешалке, среди торчащих во все стороны плащей, курток и пальто.

Когда-то она ненавидела эту квартиру. Сперва они жили здесь впятером (папа, мама и трое детей). По советским нормам (9 кв.м. на человека) им не светило расширение и надеяться было не на что. Помимо метража, советские нормы не учитывали и то, что унитаз в квартире один на всех, так же как и ванная.

Время шло, дети росли. Наконец, старшая из дочерей, Аня, вышла замуж, за Толяна. У него к тому моменту была только комната в общаге (одна на двоих холостых парней), и Аня вместе с ним поселилась здесь же, у родителей, заняв самую маленькую из трёх комнат, пообещав, что они непременно заработают на собственную квартиру. В первые же несколько лет они ухитрились нарожать троих детей, но квартиру так и не купили. Родители смирились, потому что Толян оказался хорошим парнем и умел найти с ними общий язык.

Ольге, в отличие от родителей, казалось, что так жить невозможно: простаивать утром в очереди в туалет, вечером — в очереди в ванную, толкаться локтями на кухне, выжидая, когда освободится горелка плиты, чтобы сварить себе кофе, толпиться и каким-то чудом протискиваться мимо друг друга в коридоре, заставленном колясками, велосипедами, полками для обуви. У Ольги никогда не было своей комнаты и она втайне завидовала подругам по школе, когда приходила к ним в гости и оказывалось, что у них свои комнаты есть!

Так Ольга прожила до двадцати двух лет. Потом отец умер, да и сама Ольга вышла замуж и переехала. В квартире остались только самая старшая — Аня, со своим Толяном, в средней по величине комнате, трое малолетних детей Ани вместе с братом Костиком — в большой, и мама — в самой маленькой. Намного ли стало свободнее — Ольга не бралась судить, да её это уже и не касалось. Но Аню она иногда навещала. Они хорошо друг друга понимали, и всеми своими проблемами Ольга делилась именно со старшей сестрой.

Высокая, представительная Аня, не растерявшая после рождения детей стройности, включила электрический чайник и присела на стул.

— Давай, жалуйся, — великодушно предложила она.

— Я опять с Марком поругалась.

— Из-за чего на этот раз? Рассказывай.

Ольга вздохнула и выложила, как можно откровеннее:

— Он просил подписать бумаги, чтобы отправить Дашу к каким-то друзьям за границу, на месяц. А я отказалась. Тогда он предложил мне тоже поехать, вместе с Дашей. А я… Ань, я не знаю, что со мной делается, когда я с ним говорю! — Ольга жалобно посмотрела на старшую сестру. — На меня будто находит что-то! Я просто не могу с ним нормально разговаривать! Он со мной так поступил…

— Стоп! — прервала её Аня. — Бросай это дело, меня не обманешь. Я заранее знаю, что ты сейчас скажешь: что он у тебя Дашу отобрал, что он не такой, не сякой… Сама виновата! Кто тебя просил уходить от него к этому козлу Санечке?

Ольга закрыла лицо руками, Аня естественно её пожалела, и принялась утешать. Разговор временно прервался.

— Костик, кстати, от нас съезжает, — доложила Аня через несколько минут, чтобы как-то развлечь младшую сестру.

— Куда? Почему? — удивилась та.

— Ну, ты же помнишь, ему тётя Шура свою комнату в коммуналке завещала. Он за ней ухаживал последние несколько месяцев. Вот он и хочет переехать, говорит, что оттуда до работы ближе. Мама отговаривает, она за него очень боится.

Костик работал в полиции, и не где-нибудь, а в убойном отделе. Насмотрелся в детстве сериала "Менты" и пошёл по стопам своего кумира — капитана Ларина. До сих пор не пожалел, хотя и признавал, что на деле всё не так, как в кино. "Интереснее!" — говорил он, и глаза его при этом делались взрослые и серьёзные.

— Я его поддерживаю, — буркнула Ольга. Она хорошо понимала брата, которому даже девушку было некуда привести, потому что он делил комнату с тремя малолетними племянниками.

— Если ты такая понятливая, может, самое время понять Марка? — предложилаАня. — Хороший же мужик. Толяну помог работу денежную найти, папе лекарства доставал, когда надо было.

— Ну его! — зло буркнула Ольга, но она и сама понимала, в глубине души, что не права. Просто признавать ей это не хотелось.

Со вторым мужем она рассталась сразу, как только нашлась Дашка. По счастью, квартира-студия была записана на Ольгу и прописана была она одна, потому что Саня не хотел терять комнату в коммуналке и не позаботился о смене прописки. Так что выкинув на лестницу его шмотки и мольберты, Ольга знала, что ему есть, куда податься — и совесть её не мучила. Они ещё не успели развестись, но Ольга теперь уже и сама понимала, что её обольщение этим горе-художником, пьяницей и бездарностью, слишком затянулось. Из какого-то внутреннего противоречия, она всё равно уговорила Марка никуда не сообщать о шантаже, который затеял Саня, потеряв Дашеньку. И из такого же противоречия она в последнем разговоре с Марком заявила, что никуда не поедет "без Санечки", и что он гораздо лучше самого Марка. Ольге хотелось отомстить за то, что Марк отобрал у неё девочку, она и сама понимала, что поступает глупо. Рано или поздно Марк узнает, что они с Саней разошлись.

— Может быть, он уже узнал, — призналась Ольга, продолжив пересказывать свой диалог с первым мужем. — Хотя, по-моему, ему совершенно всё равно, где я и что со мной. Ну, не могу я с ним разговаривать!

— А знаешь, сестрица, — сказала ей вдруг Аня. — Тебе просто стыдно перед ним, вот ты и выдумываешь невесть что. Ведь стыдно? Скажи!

Ольга снова закрыла лицо руками, но всего на одну секунду. Потом кивнула.

— Глупо, да? Я думала, что стерплю, что привыкну к тому, что он такой… Знаешь, мне перед ним стыдно с тех пор, как я от него ушла. Я ведь ушла не почему-то. Ну, то есть, Саня мне очень понравился, он был такой необычный, творческий… Но, главное, я ушла от Марка, потому что он мне был… омерзителен! — воскликнула она и всплеснула руками. — Я боялась, что меня трясти начнёт от близости с ним, а он это почувствует!

— Вот мне интересно: а зачем ты за него вообще замуж выходила, если он такой омерзительный?

Ольга посмотрела на сестру.

— Я выходила замуж по расчёту! — выдала она, но Аня только засмеялась в ответ.

— Милая моя! Расчёт — это когда ты села и просчитала, во всех подробностях: как ты будешь с этим человеком дальше жить, делить одну жилплощадь, спать в одной постели, смотреть каждый день на его физиономию. А то, о чём ты говоришь, называется: ради денег. Это разные понятия. Деньги ты, кстати, получала исправно, если ещё помнишь. Так что поставленную цель ты достигла. Грех жаловаться!

— Ах! Ну тебя! — отмахнулась Ольга. — Что теперь говорить?

— Нет уж, давай поговорим. А за Саньку этого зачем пошла? Тоже "по расчёту"? Он-то тебе на кой понадобился? Где твои глаза были? Ты что, не видела, что он — алкаш и бездарь?

— Он сказал, что я буду его музой, — трагичным тоном проговорила Ольга, сама понимая, что звучат её слова крайне неубедительно, даже для неё самой. — Я думала, что благодаря мне он переменится. Он ведь мог, понимаешь! Ну, я надеялась, что сможет…

— Вот! — Аня постучала пальцем по столу. — Вот на этом все мы и ловимся! В нас, бабах, живёт какая-то неистребимая наивность! — Она широко развела руками, не задев при этом ни кастрюль, ни полок, ни свисающих из настенных горшков растений. — Мы всегда думаем, что мужик ради нас изменится: влюбится в меня, прекрасную, и ради любви бросит пить, курить, гулять!.. Ага! Жди!! Не меняются они! За козла вышла — с козлом и будешь жить. Я бы об этом написала крупными буквами, вставила в рамочку и выдавала бы всем девчонкам на совершеннолетие!

— Сейчас-то ты мне зачем это говоришь? — Ольга косилась на сестру в недоумении.

— А на будущее! — высказала Аня. — Ладно, не об этом придурке речь. Марк, в отличие от него, не пил и делом занимался. Но тебе он был почему-то омерзителен! Из-за рожи, что ли?

— Да! — Ольга сжала кулачок. — То есть, нет! Я просто не подумала, что не смогу. Надеялась, что привыкну. Ну не могу я видеть его хорьковую физиономию! Я не могла ему это сказать, понимаешь! Если бы он сам что-то плохое мне сделал, пил например, или с кулаками кидался, мне наверное было бы легче. Но не могла же я ему сказать, что стесняюсь при людях с ним рядом стоять!

— Это было бы честнее, — серьёзно сказала Аня. — И совесть бы тебя сейчас не мучила. Ты боялась ему больно сделать? И не подумала, что сделаешь ещё больнее? И делаешь до сих пор, а он, между прочим — отец Даши. Что же ты, к другому ушла, а ребёнка завела от первого? От противного?

— Это случайно получилось. — Ольга вытерла глаза. — Он приходил зачем-то, Сани дома не было. Не знаю, на меня какое-то помрачение нашло. Потом он стал уговаривать меня вернуться, а я, кажется, принялась расхваливать Санечку, какой он хороший любовник… Глупо. Что мне теперь делать? Я совсем запуталась, Анька!

Сестра некоторое время сидела молча, разглядывая Ольгу и явно размышляя о чём-то очень глубокомысленном. Потом спросила прямо:

— Ты уверена, что сейчас мучаешься не из-за того, что можно было бесплатно за границу смотаться, а ты сама такую возможность упустила?

Ольга возмущённо выпрямилась, но потом обмякла и опустила голову.

— Не знаю я, не знаю! — простонала она и расплакалась.

Аня налила ей чаю, подождала, пока Ольга успокоится, и только потом предложила:

— Может быть, тебе всё-таки поговорить с Марком? Честно ему всё выложить. Мне лично показалось, что он — мужик понимающий. Ну, пошлёт — так ты ничего не теряешь. Всё равно давно разошлись. А вдруг всё-таки помиритесь?

— Так ты считаешь, что я должна ему позвонить? — с сомнением переспросила Ольга.

— Лучше съезди, — предложила Аня. — Ты же знаешь, где он живёт. Честное слово, такие темы не по телефону надо обсуждать. И вряд ли он тебя с порога прогонит, не выслушав. Съезди! И всё расскажи. И про то, что ты с этим козлом разошлась — тоже. Знает — не знает, а пора тебе перестать врать. Всем будет лучше.

Ольга задумчиво вздохнула, уже почти готовая сдаться на доводы старшей сестры…

Глава вторая. Разборки на дорогах

Была очередь Сокольского сидеть за рулём. Инга, откинувшись на спинку сидения, краем глаза наблюдала за боковым зеркалом. Время от времени Ольгин уводил "Ладу" вбок, высовывая нос из-за фуры. Инга была уверена, что он это специально делает, чтобы напоминать о себе.

— Может, надо ему сказать, чтобы не притирался вплотную? — предложила она через пол часа такой езды.

— Боишься, что поцарапает твой любимый грузовик? — спросил Сокольский серьёзным тоном, не отвлекаясь от дороги.

— Мне не нравится, что он лихачит, чтобы произвести впечатление.

— Так ты бы его не бросала — он бы не лихачил, — всё так же серьёзно заметил Сокольский, не глядя на напарницу.

— А тебе бы хотелось, чтобы я продолжала с ним спать? — Голос Инги был вкрадчивым, как у говорящей змеи, гипнотизирующей свою жертву.

Сокольский пожал плечами.

— Разве меня это касается? — спросил он, не поддавшись на её тон.

Инга ничего не ответила и молчала так долго, что Сокольский уже решил: она оставила эту тему. Но её следующая фраза оказалась для него неожиданной.

— Я хочу от тебя ребёнка.

— Чего? — Сокольский не дрогнул и даже руль не упустил, но на этот раз взглянул на Ингу.

— У тебя плохо со слухом? — Инга сделала губки бантиком, но тут же расслабилась. — Ты единственный мужик, от которого я могла бы завести ребёнка.

Сокольский засмеялся. Инга сделала вид, что обиделась, повернувшись к нему беловолосым затылком. Но он хоть и перестал смеяться, весёлости не утратил.

— Ин! "Могла бы" звучит многообещающе, но неубедительно. — Теперь он говорил серьёзно. — Мне нужно, чтобы вы оба думали о деле. Только о деле. До тех пор, пока мы не завершим операцию, все личные проблемы откладываются. Понятно?

— Какая же ты сволочь, Сокольский! — обозвала его Инга, не оборачиваясь.

Он не стал её переубеждать. "Ребёнка… — подумал он. — Нет, подруга, если хочешь ребёнка — занимайся чем-то другим, а не мотайся в трейлере по дорогам, в поисках приключений на свою симпатичную попку". Но вслух говорить не стал, тем более что заявление Инги могло ровным счётом ничего не означать. Она была девушкой со странностями. Кто может знать, что делается в её голове?

Но в голове Инги ничего особенного не делалось. Она просто развлекалась. Иногда ей нравилось ставить своего напарника в тупик. Было ли то, что она сказала, правдой? Пожалуй, что да. Отчасти. Это совершенно не означало, что сидящий на месте водителя человек нужен ей, как мужчина. Она лишь констатировала сама для себя, что из двоих особей мужского пола ей больше нравится Игорь Сокольский. А ещё, хоть у Игоря Сокольского внешне не было ничего общего с Гошей Ольгиным, по мнению Инги он был гораздо ближе к её первому мужчине по характеру, чем родной сын Гоши — Славик Ольгин.

В этот момент зазвонил телефон.

— Вы там чем занимаетесь? — поинтересовался Слава. — За нами хвост увязался с последней развилки.

— Он говорит, что за нами хвост, — сообщила Инга Сокольскому.

Тот нахмурился.

— Что-то рановато. Что за машина?

— Та самая машина, — сообщил Ольгин. — Чёрная "Тойота", номера совпадают с одной из ориентировок. Держится очень близко, но на обгон пока не идёт.

Сокольский прикусил губу. По обычной схеме, которую они положили в основу в этой операции, фуру должны были поджидать гораздо дальше, в более удобном месте трассы. Там на бандитов и устроили засаду. Но кто сказал, что если операцию тщательно продумали и подготовили, сидя в кабинете — всё пойдёт по плану в полевых условиях? Как раз планы, на памяти Сокольского, срабатывали крайне редко. Их всегда приходилось корректировать по ходу дела.

— Сообщи "Номеру два", что гости уже с нами, — сказал Сокольский Инге. — Едем как планировали. Славику скажи, что если вздумают прижиматься или перегонять — пусть делает, что хочет, но уходит вперёд.

Инга передала указание Ольгину, а потом связалась с группой захвата, ожидающей их в намеченном месте трассы, километрах в десяти от них. Хладнокровия Инге было не занимать, её совершенно не встревожил тот факт, что они могут оказаться один на один с преступниками. К тому же, волнуйся, или не волнуйся — это ничего не изменит.

Сокольский сосредоточился на дороге. Так виртуозно, как Инга, он с фурой не справлялся, но это не значило, что он плохой шофёр. По плану, они должны были через пару километров поменяться местами, но теперь Сокольский принял решение не останавливаться. Чем ближе они подтянутся к группе захвата — тем лучше. Главное — не потерять сопровождающего. Ольгин сейчас становился самой уязвимой фигурой. Его могли просто оттереть от грузовика и столкнуть под откос, а помощи ближайшие десять километров ему ждать неоткуда.

Именно это и было на уме у тех, кто ехал в чёрной машине. Слава это понял, когда "Тойота" вырулила на встречную полосу и резко прибавила, догоняя его "Ладу". Много усилий на это не понадобилось. Поравнявшись с машиной Ольгина, неизвестные несколько секунд будто раздумывали, а потом тонированное боковое стекло поползло вниз. Оттуда высунулась рука со стволом. Ольгин резко ударил по тормозам и, едва оказался сзади, на свободном пространстве, тоже перестроился на встречную, вслед за "Тойотой". Звонить и докладывать было некогда. Чёрный автомобиль тоже притормозил и Слава с каким-то злорадным наслаждением поддал ему под зад. Не сильно, чтобы не потерять управление. "Тойота" ушла на свою полосу и некоторое время догоняла фуру. Слава прикинул, что вряд ли сможет обойти их, и встал позади, на некотором расстоянии, чтобы иметь пространство для маневра. Они пропустили несколько встречных машин. Дальше начался участок с открытым пространством и пологим поворотом влево. Ольгин заметил впереди, на просёлке, ещё одну машину. Она медленно подкатывала к шоссе, явно намереваясь на него выехать. Что-то словно толкнуло Ольгина: он снова вырулил на встречную и пошёл на разгон. Неизвестная машина явно готовилась к левому повороту, ей нужно было пересечь встречную полосу, по которой летел Ольгин. Не особо раздумывая, правильно ли он поступает, Ольгин вильнул вбок, врезав "по морде" выезжающей машины. Её развернуло, но и "Ладу" занесло. Ольгин крутанул руль, пытаясь удержаться на дороге, но впереди показался нос междугороднего автобуса.

— Капец! — выругался Ольгин и каким-то чудом ухитрился вылететь на обочину встречной полосы, освободив путь ни в чём неповинному транспорту.

Время было потеряно, фура и чёрная "Тойота" ушли далеко вперёд. Зато автомобиль, который подрезал Ольгин, не получив сильных повреждений, вырулил на дорогу и пошёл прямо по обочине в его сторону. Ольгин попытался дать задний ход, но мотор заглох.

— Ну точно каюк! — уточнил Ольгин, делая попытки завести мотор. — Ну! Давай же!! Блин!! Ведро гаек!..

Мотор неожиданно завёлся. Ольгин дал задний ход, вторично врезав по морде неизвестному автомобилю. Зато вырулил на дорогу. Осталось дать газу и ринуться вслед за остальными. Заднее стекло разлетелось. Слава вовремя пригнулся. Он мог бы поклясться, что по нему стреляют, хотя выстрелов не слышал. Разбираться было некогда, да и выбор у него оставался небольшой. Он же не бросится безоружный задерживать тех, кто устроил пальбу. Он вырулил на нужную полосу и помчался догонять фуру. Секунд через пять глянул в зеркало заднего вида. Неизвестный автомобиль так и стоял на обочине и какие-то типы махали ему вслед. "Стреляют? — подумал Слава. — Или приветы посылают…"

— Нет, ты не ведро гаек, — сказал он машине.

Очень хотелось показать тем, что остались на обочине, неприличный жест, но Слава сдержался. Всё равно они бы этого уже не увидели.

* * *

— Ольгин отстал! — быстро сказала Инга. — Сокольский! Они его сделают!

— Не сделают! — ответил тот, ничего больше не уточняя. Некогда было вдаваться в полемику и останавливаться они были не должны. Хотя в такие моменты Сокольскому всегда хотелось наплевать на планы и инструкции, и вернуться на помощь своему человеку. Вот только Ольгин знал, на что подписался, а у них и своих проблем хватало.

"Тойота" внезапно поравнялась с кабиной. Парень в очках высунул руку и помахал пистолетом, а потом для убедительности указал стволом на обочину. "А сейчас!" — подумал Сокольский и надавил на газ. Дорога была не такая пустынная, как хотелось бы преследователям. Навстречу вырулила "Газель" — парням в "Тойоте" пришлось тормозить и уходить на свою полосу. Но они не отстали.

— Снова подбираются, — доложила Инга.

— Вижу, — ответил Сокольский. — Пусть хоть что-то ещё сделают.

— А так недостаточно?

Он не ответил. Впереди виднелся перекрёсток: основную трассу пересекала просёлочная дорога. Сокольский, без всякого предупреждения и почти не снижая скорости, пошёл на поворот влево. Фуру занесло. Кабина опасно накренилась, но потом крепления полуприцепа не выдержали — фургон сорвался и лёг, освободив ходовую часть от лишней тяжести. "Камаз" пару секунд балансировал, словно думал, не прилечь ли вслед за фурой, но потом встал на все свои многочисленные колёса.

— Сокольский! Убью! — рявкнула Инга.

— Меня-то за что?!

— Машину угробишь!

"Тойота" вильнула, обходя фургон. То ли их преследователи поняли, что пахнет жареным, то ли планы поменяли, но они предпочли уйти на просёлок и помчались с такой скоростью, которая не оставляла сомнений: они знают, куда едут.

— Марш за руль! — Сокольский ужом скользнул назад, освобождая место. Инга тут же оказалась на переднем сидении. — Фортиссимо, девочка!

Инга легко заставила "Камаз" вывернуть с дороги на тот же просёлок, и повела вслед уходящим преступникам.

— Никуда они не денутся, — пообещала она сквозь зубы. В этот момент ей вспомнился Ольгин и захотелось на всякий случай передавить гадов, как клопов. За своего. Если только они с ним что-то успели сделать!..

Водитель "Тойоты" не обрадовался, увидев, что проклятый "Камаз" идёт следом и, судя по сокращающемуся расстоянию, нагоняет. Сокольскому тоже не улыбалось устраивать ралли на сельском просёлке, на который они все сдуру выскочили, но упустить преступников он не мог себе позволить. Ищи их потом… Высунувшись в окно, он попытался поймать в прицел заднее колесо чёрной машины.

— Поддай! Ещё чуть! — крикнул он Инге, но та и без его указаний выжимала из грузовика всё, что могла.

Заднее стекло "Тойоты" разлетелось и оттуда высунулся ствол, калибра двадцатого — не меньше.

— Стреляй! — крикнула Инга, наконец позволив себе запаниковать. — Да стреляй же!

Сокольский выстрелил дважды, в тёмное нутро легковушки, взяв чуть ниже ствола. По верху кабины шарахнуло, видимо бандит успел сделать ответный выстрел. Сокольский выстрелил снова, на этот раз метя в колесо, но "Тойоту" подбросило на ухабе. Он ещё трижды нажал спусковой крючок. Легковушку занесло и она завиляла по дороге, сбавляя скорость. Инга затормозила, но "Камаз" всё равно подцепил иномарку, развернул и протащил боком, каким-то чудом не перевернув и не раздавив, как тех самых клопов, которых поминала Инга…

…Десять минут спустя она сидела боком на месте водителя, распахнув дверцу, и наблюдала за деловой активностью своих коллег. Среди пасторальной картины сельского просёлка разворачивалась заключительная сцена из какого-то киношного боевика: куча машин, прямо на поле и на дороге, с синими мигалками и без, микроавтобус омона, люди в форме и без формы, с автоматами и чёрными папками, ходят вокруг искорёженной иномарки, заглядывают зачем-то внутрь, что-то пишут — а посреди всего этого антуража оранжевым гигантом возвышается "Камаз", с белобрысой девицей в качестве водителя.

Сокольский, стоя поодаль, терпеливо выслушивая координатора операции. Тот как раз пошёл в своём возмущении на третий круг:

— Устроили тут… Голливуд! Хренов "Резиновый Утёнок"!! — возмущался он, и Инга отметила, что координатор ещё ни разу не повторился. — Всю дорогу своим фургоном перегородили! Сами чуть не подставились! Что, не могли нам их оставить!?

— Я же не знал, где вы, — невозмутимо возразил Сокольский, почувствовав, что собеседник выдохся и готов воспринимать ответные реплики. — Ушли бы сейчас — вы бы их полгода из норы доставали.

— Да понимаю я! — кисло отмахнулся координатор.

Сокольский заметил, как со стороны дороги подъехал Ольгин на помятой "Ладе" и распахнув дверцу, помахал рукой. На сердце сразу стало легче. Значит, обошлось без потерь.

— Как у тебя? — спросил Сокольский ещё издали.

— Нормально! — бодро рапортовал Слава, подходя. — Там вторая машина…

— Их уже взяли, — сказал координатор. — Мне только что сообщили по рации. Ты их хорошо обработал. Молодец! Одно не пойму: как ты догадался, что это не дачники, и не случайные проезжие?

Ольгин пожал плечами.

— Задницей почуял.

— Кто такой "Резиновый Утёнок"? — поинтересовалась Инга, подходя к ним.

— Не бери в голову, это из фильма, — ответил Сокольский. — Ладно! Дальше тут без нас. Мы своё дело сделали. Надо возвращаться.

— Куда? — не понял Ольгин.

— Фуру разгружать! Иначе её и краном не поднять будет. Пробку мы там создаём этим прицепом.

— Чё, вручную?! — возмутился Ольгин.

Сокольский только махнул рукой и направился к "Камазу". Конечно, можно было сработать чище и не рисковать понапрасну. Но это проще сказать. По крайней мере, они сделали всё, что могли, и поучаствовали в задержании особо опасной группы торговцев оружием, работающей на трассе и использующей для своих дел угнанные прямо с дороги фуры. Работали бандиты безжалостно: водителей брали в заложники, отвозили груз, потом накачивали шоферов водкой в принудительном порядке, подгоняли фуру к удобному для аварии месту и пускали под откос. Поди разберись — сами хозяева фуры перепились и не справились с управлением, или им кто-то помог. Всех деталей Сокольский и его группа не знали, но свою лепту в общее дело внесли, заранее примелькавшись на трассе и подставившись по наводке своего человека, внедрённого в группу торговцев. Можно было вздохнуть с облегчением и нарисовать на "Камазе" галочку, отметив окончание очередного дела.

Не успел Сокольский взяться за дверцу, как к нему подошёл один из сопровождения.

— Для тебя сообщение есть, — сказал он, пользуясь тем, что они с Сокольским стоят на расстоянии от всех остальных, и полез в карман…

Через минуту Сокольский вернулся к Инге и Ольгину.

— Планы меняются, — сообщил он. — Срочно возвращаемся в Питер.

— А фура?

— Без нас поднимут.

— На чём едем? — подозрительно спросила Инга.

— До сотого километра на "Камазе", — успокоил её Сокольский. — Славик так машину уделал, что на ней мы и до шоссе не доберёмся.

Он похлопал Ольгина по плечу и первый полез в кабину, на место водителя.

Глава третья. Ловушка

Старый автомобиль будил воспоминания о трудных временах. Марку даже показалось, что в этом есть некое указание судьбы: снова вокруг него какие-то интриги и бандитские разборки, и снова он именно в этой машине… Наверное, он рассеялся, поэтому его неожиданно тормознула ДПС, при чём на тихой и относительно свободной по утрам Кирилловской улице. Марк выполнил указание и, подогнав свой "Вольво" к тротуару, остановился. Машина ДПС обогнала его и встала впереди. Один из блюстителей порядка не спеша подошёл. Марк опустил стекло, но глушить мотор не стал.

— В чём дело, командир? — спросил он. — Я вроде ничего не нарушаю.

— Сержант Вишневецкий, — представился полицейский. — У вас не работает задний правый поворот. Заглушите мотор и выйдите из машины.

Позади, на той же обочине, стоял тёмно-синий автомобиль с тонированными стёклами, на который Марк сперва не обратил внимания, но сейчас, глянув в зеркало заднего обзора, машинально отметил его присутствие. Почему-то это ему не понравилось. Поддавшись своему чувству, Марк вместо того, чтобы глушить мотор, спросил:

— Покажите удостоверение, сержант.

— Заглушите мотор! — настойчиво повторил полицейский. — Не создавайте проблем.

Тёмно-синий автомобиль неслышно двинулся с места, но на этот раз Марк был готов к неожиданностям. Он подумать не успел — как рука уже дёрнула рычаг передачи, а нога надавила на газ. "Вольво" дёрнулся с места, врезавшись в неизвестную машину и оттолкнув её назад. Полицейский что-то закричал, но Марк его не слушал. Крутанув руль, он заставил "Вольво" вынырнуть с обочины.

Три секунды спустя Марк уже гнал старый, испытанный автомобиль, вдоль по улице, не думая о том, что оставил сзади. Только чудом его не успели зажать у тротуара! Нет, не чудом! Сработало его собственное чутьё на опасность. Но куда теперь?

"Если не погонятся — значит, они не из ДПС, — сказал он себе. — А если из ДПС, и погонятся?" Он оглянулся, но улица позади него была пуста. Он пересёк перекрёсток, а следом никто не ехал. Расслабляться было рано, так что Марк, больше не оглядываясь, принялся колесить по знакомым улочкам, стараясь запутать возможную погоню. Миновал несколько кварталов, нигде не останавливаясь, пока не выскочил на Невский. В голову пришла мысль: проехать на красный свет, чтоб уж точно остановил настоящий патруль. Марк её отбросил, свернул вправо, на Маяковского, сделал изрядный крюк, через Жуковского выехал на Литейный, потом обратно через Невский, и ещё некоторое время петлял, пока не оказался на Рубинштейна. Почему-то ему этого показалось мало и с пяти углов Марк свернул на Ломоносова. Подъезжая к мосту через Фонтанку, он немного успокоился, но всё-таки останавливаться не стал, пока не оказался в знакомом ему с детства Апраксином переулке. Да что там! Весь центр, по счастью, ему был прекрасно знаком. Он свернул в подворотню одного из домов. Проехав сквозь двор, в соседний, остановился позади клумбы с густыми кустами.

Остроносое лицо Марка блестело от пота. Откинувшись на сидение, он закрыл глаза и постарался привести мысли в порядок. Только что его пытались задержать. Зачем? Ответ только один: Попов открыл на него охоту, потому что сам Марк не оставил ему выбора. Так! Что делать? Ехать в офис и понадеяться, что на глазах у всех Попов не посмеет его тронуть? Нет! Это не выход. Если сейчас не предпринять что-то радикальное — можно проиграть, даже не начав. Но что? И не слишком ли он паникует? Самое неприятное, что понял сам в себе Марк — он снова живёт в страхе. Можно сколько угодно геройствовать перед рекетирами, конкурентами и братками, но ни один полученный шрам не проходит бесследно, отпечатываясь не только на теле, но и в сердце. Ещё некоторое время назад Марку казалось, что его уже ничем не испугаешь. И вот он бежит, стремясь уйти от когда-то испытанной боли, от страха смерти, бежит без оглядки, не раздумывая. Самое время было остановиться и заставить голову соображать, чтобы избавиться от ненужной в такой момент паники.

Марк полез за подкладку своего пиджака. Там он запрятал бумажку с телефоном, который ему оставил Сокольский "на крайний случай". Наверное, этот крайний случай уже наступил. Марку очень хотелось связаться с самим Сокольским, но тот предупредил, что его не будет в городе и даже в области. Значит, придётся довериться кому-то незнакомому, из числа коллег Сокольского. А какой у него, Марка, есть выбор? Никакого. Если бы он точно знал, что происходит, он смог бы подключить кое-кого из своих старых друзей, но не зная, чему именно противодействует, что он им скажет? Только подставит под удар. "Пусть работают профессионалы", — решил Марк и, развернув бумажку, набрал номер на том новом телефоне, который был зарегистрирован на чужое имя.

— Я — Марк Лисовской, — сказал он, когда ему ответили. — Ваш номер дал мне Игорь. Он сказал: вы — мастер прикрывать чужие задницы.

В трубке раздался весёлый смешок, потом человек ответил:

— Говорите, где вы, я постараюсь приехать как можно быстрее.

Марк вздохнул с облегчением. По счастью, он мог назвать точный адрес. Человек пообещал добраться до него в пол часа — и отключился. Марк достал платок и принялся вытирать лицо и шею от пота. Больше он пока никому не стал звонить, а последний номер удалил из памяти телефона.

* * *

Звонить и договариваться о встрече она не стала. Почему-то Ольге показалось, что услышав голос Марка по телефону, она растеряет всю свою решимость. Она рискнула явится без предупреждения.

Ольга приходила сюда всего один раз. Почему-то сам факт, что Марк не стал выкупать старую квартиру, а предпочёл приобрести новую, оставил у неё в душе неприятный осадок. Подъезд казался ей грязнее прежнего, лестница какой-то неухоженной, а запах тяжёлым. Это всё было лишь плодом её воображения, но Ольга едва не повернула обратно. Вся затея ей не нравилась. Наверное, она действительно чувствовала себя виноватой перед первым мужем, и боялась, что он поймёт это, едва на неё посмотрит. Но она ведь за тем и пришла, чтобы объясниться. Значит, должна идти до конца. Может, его и дома-то нет…

Уцепившись за последнюю мысль, показавшуюся ей спасительной, Ольга решительно направилась наверх, игнорировав лифт. Она любила ходить пешком и считала это полезным для здоровья. Ступеньки лестницы прослужили, наверное, век или даже больше. Их старательно сохранили, несмотря на всю их истёртость, отреставрировали, насколько это возможно. Лепнина под потолком казалась новой, но именно такая, наверное, украшала лестницу в год постройки дома. На Ольгу старые дома производили двойственное впечатление. Она признавала, что они все — памятники ушедших эпох и их нужно сохранять, а не уничтожать, как делают американцы, для которых старый дом — это всего лишь здание, зря занимающее место, пригодное под постройку супер-нового небоскрёба. Марк как-то сказал, что если уничтожить старый город — Петербурга не станет вообще. Он просто исчезнет из памяти людей. А люди без памяти о прошлом — это уже не единый народ, это сборище единиц, неспособное в полной мере осознать и собственное настоящее. Тогда Ольге очень хотелось ему возразить, но сейчас она подумала, что в его словах есть смысл. Истёртая и подновлённая ступенька, на которую ступила её собственная нога, видела миллион таких ног. Разве нельзя себе вообразить, как вот этого самого места, где впечатался серый камушек, касалась изящная туфелька какой-нибудь гимназистки позапрошлого века?

Ольга остановилась. Ей стало интересно, что можно вот так отбросить несколько последних лет жизни и вспомнить, как она впервые попала к Марку на квартиру. Не эту, другую, но и там была похожая лестница. С какой непонятной для Ольги лёгкостью Лисовской отписал ту шикарную квартиру ей при разводе! А зачем она согласилась её продать? Вот ещё одна глупость!

С квартиры Ольга переключилась на её хозяина. Лисовской смотрел тогда на Ольгу особенными глазами. На неё многие мужчины заглядывались, как на предмет вожделений, но во взгляде Марка было нечто большее. Он будто мог увидеть что-то, неведомое ей самой, но наверное, светлое и чистое, беззаботное и радостное — то, чего ему самому не хватало в жизни. Почему он сделал ей предложение на второй день их знакомства? Боялся, что кто-то перехватит понравившуюся ему девушку? Или опасался, что на третий день она придёт к выводу, что с неё довольно "экзотических зверушек" — и она уйдёт искать счастья дальше? Он был богат, его квартира настолько поразила в тот день Ольгу, что она самого Марка готова была счесть даже симпатичным. Она не ожидала, что на утро, принеся ей кофе в постель, он предложит ей стать его женой. Если бы ей сделал предложение кто-то ещё — у Марка не было бы никаких шансов! Но ведь именно он это сделал. Тут почему-то Ольге вспомнилась их домашняя кошка, которую они детьми подобрали зимой на улице. Эта кошка обладала одним поразительным качеством: она была так благодарна людям за то, что её приютили, что ни разу никого даже не поцарапала, вела себя исключительно вежливо и аккуратно.

А сама Ольга? "Насколько Кася была лучше меня, — подумала она. — Ей всего лишь дали место и миску с едой, а мне — всё, что я могла пожелать. Это я сейчас так рассуждаю. Аня права, мне нужно было подумать, как я буду жить рядом с человеком, на которого смотрю со стороны — и чуть не содрогаюсь. Этот его острый нос, эти глаза навыкате, когда он смотрит так, что страшно становится. И как он нелепо выглядит рядом с другими мужчинами, такими атлетами и аполлонами по сравнению с ним! Они будто не замечают, что каждый из них может запросто взять его за шиворот и посадить на шкаф…" Тут ей пришло в голову, что она недооценивает Марка. Пожалуй, чем взять его за шиворот — проще сразу убиться. Она ощущала себя в капкане, когда он её обнимал. Он никого не боялся и ни перед кем не заискивал, его невозможно было переспорить, но можно было уговорить и разжалобить. Может быть, она побаивалась его такого — непредсказуемого, неожиданно сильного и изворотливого, робела от его звериных повадок и ловкости, от его таинственного прошлого, оставившего росчерки шрамов на его теле. Ей подсознательно хотелось кого-то другого, чтобы был проще, без тайн и загадок, и одновременно представительнее внешне, чтобы сила её мужчины не пряталась в невзрачной оболочке. Художник Санечка показался ей именно таким — простым и красивым. Вот только это не помогло…

Ольга остановилась перед дверью и не сразу решилась нажать на звонок. "Может быть, я увижу Дашу?" — успела подумать она, когда раздался щелчок замка. Но на пороге стоял незнакомый ей мужчина.

— Мне нужен Марк, — сказала она и успела с облегчением подумать, что у него друзья в гостях и разговора всё равно не получится.

— А вы, наверное, Ольга? — Мужчина тут же улыбнулся. — Я вашу фотографию видел. Вы заходите, не стесняйтесь. Сейчас я его позову.

Она вошла, ещё ничего не подозревая. И только когда дверь за ней захлопнулась, и она оказалась в коридоре, в окружении троих типов в тёмной, неприметной одежде, у неё внутри шевельнулось нехорошее предчувствие.

— Вы главное не волнуйтесь, — посоветовал тот же улыбчивый тип. — Нам самим нужен Марк. Вы ведь не откажетесь нам помочь его найти?

Она не смогла понять, что именно её испугало и о чём она подумала. Просто в глазах потемнело — и она без звука опустилась на пол.

* * *

Когда члены правления вышли, Попов задержался и, прикрыв за остальными дверь, вернулся обратно к столу.

— Что-то хочешь добавить? — нейтрально спросил его Марк, внутренне насторожившись и ожидая любой гадости, вплоть до того, что сейчас Попов вытащит из кармана пистолет с глушителем и пристрелит его. "Зачем я согласился?" — малодушно подумал он, но тут же прогнал мысль. Попов, между тем, улыбнулся.

— Ты какой-то нервный стал в последнее время, — сказал он, присаживаясь на край стола недалеко от Марка и вертя в руках крышечку от бутылки с водой. — Может быть, ты зря сейчас затеял всю эту перестановку?

— Ты всё слышал, Андрей, — напомнил ему Лисовской. — Возражений не было. В том числе и от тебя. Если тебе что-то не нравится — мог бы предложить это на обсуждение.

Попов скривился и смял в своих больших пальцах синий кусок пластмассы. Посмотрев на Марка, он сделал серьёзное лицо.

— Ты тут главный, — напомнил он. — Какое решение примешь — так и будет.

Марк молча ждал, к чему он клонит. Попов вздохнул и пожал плечами.

— А может, ну их, действительно? — сказал он душевно. — Не ссориться же из-за пустяков? Вот ты надулся на меня из-за того, что я пустил посторонний груз на склад, а я ведь просил у тебя всего пару недель! — Он кинул искалеченную крышку на стол. — Ты не умеешь входить в чужое положение, Марк. Для начальника это не так хорошо, как кажется. Кстати! — Он скрестил руки на груди и кивнул в сторону полки с книгами. — Это ведь фотография твоей бывшей жены? Очень красивая женщина! Почему вы расстались?

Марк нахмурился, но Попов на него не смотрел и, вскочив, подошёл к полкам.

— В жизни она ещё красивее! По-моему, ты дурак! Или ты всё ещё её любишь? — Он обернулся, держа фотографию в руках.

— К чему ты клонишь? — не выдержал Марк, сам не заметив, что вцепился пальцами в край стола.

— Я тебя вчера искал, — признался Попов. — Думал, ты дома будешь. И вот Ольга тебя тоже искала. Пришла на твою квартиру, а там только мои люди. — Он ухмыльнулся, бросив взгляд на напряжённое лицо Марка. — Ну, они там разговорились и Ольга решила поехать с ними. Она сейчас отдыхает в одном симпатичном местечке…

— Меня не интересует моя бывшая жена, — резко перебил его Марк, словно испугавшись, что Попов услышит с расстояния, что у него сердце забилось где-то под горлом.

— Правда? — не поверил Попов, и поставил на место фотографию. — Ну, может быть, ты и прав. С прошлым надо расставаться без сожаления. Так ведь? — Он прошёлся вдоль полок и остановился неподалёку от председательского места, которое занимал Марк. — Может быть, ты даже не против того, чтобы Дашенька осталась совсем без матери?

Пресловутый МСМ правильно понимал, что трогать семью Марка Лисовского — верное средство взбесить его до того, что он потеряет голову. Попов, на свою беду, этой простой истины не потрудился усвоить.

Марк сорвался с места так стремительно, что Попов не успел рта раскрыть — и уже оказался прижатым к стене. В сонную артерию Андрея Алексеевича с нажимом упирался заострённый конец ножа для бумаги. Второй рукой Марк вцепился высокому противнику в самое чувствительное место, пониже живота. Попов замер, косясь сверху вниз на маленького, разъярённого бизнесмена.

— Одно движение — и я порву тебе сонную артерию, — яростным шёпотом пообещал Марк. — Знаешь, как лучше всего разрушить чей-то план? Убить того, кто его придумал.

— Ты этого не сделаешь, — стараясь не шевелиться, процедил Попов. — Сам знаешь… Убьёшь меня — сядешь. Ольге не поможешь. Дашку отправят в приют…

Он почувствовал, как больно надавил на его шею кончик ножа, и замолчал. Худо было и то, что этот маленький, беспардонный тип, ощутимо сжимал своей цепкой рукой его яйца. Попов боялся, как бы он не удостоился сомнительной чести быть кастрированным "закрытым способом". Но через несколько секунд хватка ослабла, Марк оттолкнулся от него и отошёл к столу. Бросил нож.

— Чего ты хочешь? — спросил он, едва переводя дух.

Попов потрогал шею, чтобы убедиться, что дырок нет и кровь не хлещет. Потом оттолкнулся от стены, поправил растрёпанную шевелюру и выпрямился. Проверять, всё ли в порядке у него в брюках, не стал, хотя очень хотелось.

— Зря ты так, Марк… — начал он.

— Что тебе нужно?!! — рявкнул Лисовской, так что Попов вздрогнул и подумал про себя: "Дай всё закончить, я тебя своими руками убью!"

— Просто не вмешивайся ни во что, — сказал он, поправляя галстук и заставив себя улыбнуться. — Не трогай склады, и вообще, попридержи свою бурную деятельность недели на две-три. И всё будет хорошо. Со всеми. Я тебе обещаю.

Марк неопределённо качнул головой. Он всё ещё не мог успокоиться, а может быть, не был уверен, что правильно поступил, отпустив Попова живым из своей мёртвой хватки.

— Хорошо, — выдавил он из себя. — Где Ольга?

— Она скоро с тобой свяжется, — пообещал Попов. — Ближе к вечеру. Но ты тоже меня не подведи, хорошо?

Марк глянул на него дикими глазами.

— Ты мне её покажешь! — с угрозой проговорил он. — По Скайпу. И дашь с ней поговорить! Или…

Попов примирительным жестом поднял руки.

— Хорошо-хорошо! Как скажешь! Но до этого момента просто помни, что никому об этом сообщать не надо. Это чревато последствиями.

Марк отвернулся, но по его напряжённой спине чувствовалось, что он еле сдерживается. Подумав, что провоцировать новую драку смысла нет, иначе Лисовской его на самом деле прикончит, Попов удалился из кабинета.

Глава четвёртая. Виктор

— Уверен, что это необходимо? — спросила Инга.

— А есть выбор? — бросил Сокольский. — Будь на связи и передай Славику, чтобы не лез вперёд понапрасну. Он мне ещё понадобится. Удачи!

Сокольский пожал Инге запястье и выбрался из очередной легковушки, которые по понятиям Инги менялись даже слишком часто. Пройдя метров сто по улице, мимо припаркованных машин и витрин магазинов, Сокольский, не оглядываясь, открыл дверцу другой машины и сел в неё. На месте водителя был Марк Лисовской.

— Я уж думал, ты не придёшь, — признался он.

— Нужно было убедиться, что за тобой не следят, — ответил Сокольский. — Мне доложили, что к чему, так что можешь не пересказывать. Похоже, Попов решил, что ты для него временно не опасен.

— И что делать?

— Вопрос интересный. Подождём ещё немного. — Сокольский ненавязчиво огляделся и тронул зачем-то ухо.

Марк уже начал терять терпение.

— А чего именно мы ждём? — спросил он.

— Не "чего", а "кого". Он уже на подходе.

Человек возник неожиданно, откуда-то сзади, и постучал в окошко. Сокольский тут же опустил стекло.

— Витёк? — вроде бы удивился он. — Тебе-то что нужно?

— Поговорить, — быстро сказал тот. — И не здесь. За мной могли следить.

Виктор Чехов не знал, где именно искать неуловимого Игоря Сокольского, но точно знал, что тот придёт на помощь другу. Значит, нужно следить за Лисовским. Конечно, Сокольский умел становиться неприметным и не запоминающимся для случайных прохожих, но Чехов знал его в лицо, поэтому и не пропустил нужного момента.

— Садись назад, — скомандовал Сокольский.

Они пересекли Невский и некоторое время петляли по улицам, пока не выехали на набережную Фонтанки.

— Поверни на Старо-Калинкин мост, — сказал Сокольский Марку, а через минуту, когда мимо проплывали характерные башенки указанного моста, добавил: — По Лоцманской, до поворота на Пряжку… Сверни чуть раньше, во двор… Вот тут, мимо гаражей. Остановись, где удобнее.

Марк остановил машину у торца обшарпанного, характерно-питерского жёлтого дома, сразу за рядом железных гаражей, поставленных тут ещё в совковые времена. Сокольский повернулся на сидении и посмотрел на Виктора Чехова. Тот сидел нахохлившись и сунув руки в карманы кожаной куртки. На его красивом, мужественном лице, совершенно не к месту читалось нечто обиженное и даже пришибленное, словно он был недоволен тем, что ему приходится делать, но понимает, что у него нет выбора.

— Что ты хотел сказать? — спросил Сокольский.

Марк пока ничего не понимал и выражение его лица тоже было далеко от счастливого. Один Сокольский оставался спокоен и доброжелателен. Он терпеливо ждал.

— Я ничего не знал, — начал Виктор и, поскольку Сокольский сменил выражение с доброжелательного до любопытного, добавил: — Я не знал, что затевает этот человек. Иначе не стал бы в этом участвовать.

— Давай по порядку, — предложил ему Сокольский.

— Хорошо. — Виктор вынул руки из карманов и теперь вертел в пальцах зажигалку. — Есть человек, который хочет провернуть крупную экономическую диверсию. Он подключится ко всем электронным коммуникациям и запустит в систему вирус, с помощью которого ему станут доступны выходы в транспортную систему, в банковские сети, в средства массовой информации. Как именно он это собирается сделать — мне известно только в общих чертах.

— Электронная революция в одном отдельно взятом городе? — Сокольский хмыкнул.

— Ничего смешного! Я его знаю, он это сделает.

— Ну, положим, меня сейчас интересует вопрос более частного порядка, — не согласился Сокольский. — Вот у него украли жену и угрожают её убить. Можешь что-то сказать по этому поводу?

Виктор посмотрел на него с искренним удивлением.

— По-твоему, это важнее?

— Ну да! — Сокольский пожал плечами. — Витёк, я тебе не раз говорил: я не решаю глобальные задачи, я занимаюсь частностями. Это только в кино отважный "агент 007" в одиночку борется со вселенским злом. Каждый раз глобальным, и каждый раз угрожающим всему человечеству. Что тебе нужно?

Виктор провёл пальцами по лбу, но явно не поверил и сделал ещё одну попытку.

— Всё взаимосвязано. Его бывшая жена в руках того самого человека, о котором я веду речь. И ты наверняка это знаешь.

— Ну, допустим, — согласился Сокольский. — Что дальше?

— Собственно, её для того и похитили, чтобы вот он, — кивок на Марка, — не путался под ногами…

— Кто такой Арлекин? — резко спросил Сокольский, не дав ему договорить.

— А ты сам не догадываешься? — Виктор криво ухмыльнулся. — Попов Андрей Алексеевич, вот его зам. Разве это не очевидно?

Марк, которого окончательно сбили с толку, поёрзал на месте и готов был открыть рот, но Сокольский глянул на него и качнул головой. Ему не хотелось сейчас уводить разговор в иные плоскости, хотя он прекрасно знал, что Чехов врёт.

— Допустим, всё то, что ты говоришь — правда, — согласился он. — Но вот в чём дело, Витёк: этого самого Попова обвинять не в чем. Ну,устроил он склад в подвале бизнес-центра, и что? Всё это голословно, бездоказательно и слишком фантастично. А вот похищение человека — статья конкретная. Так что у тебя ещё есть? Кроме твоих слов.

Виктор, наверное, ждал этого вопроса, потому что приблизился к Сокольскому и серьёзно проговорил:

— Ключ у тебя в руках.

— Интересно. И что за ключ?

— Если я тебя хоть немножко знаю — ты должен был оставить себе копию той информации, которую спрятал от своего шефа покойный Никитин. — Виктор говорил абсолютно уверенным тоном. — Это же прямая дорожка узнать, за что убили твоего брата! Тогда, в Стеклянном, я тебе поверил, просто потому, что у тебя в руках диска могло и не быть, ты наверняка успел его перепрятать. Но я знаю, что копия должна остаться.

— На этом диске много чего, и про многих, — заметил Сокольский, не поддавшись на намёк в сторону своей заинтересованности в расследовании убийства Олега. — Ну допустим, он бы у меня был. Ты пробовал с ходу что-то понять в чужом компе или даже такой вот записи? Там за год всё не расшифруешь.

— А я знаю, что надо искать, — подсказал Виктор. — Там есть план Попова, именно поэтому ему было так важно уничтожить диск. Ему осталось три дня, чтобы всё подготовить.

— Мне он говорил про две-три недели, — вставил Марк, до которого понемногу начало доходить, о чём идёт речь.

— Чушь! — отрезал Виктор. — Даже если он так сказал, это враньё. Зачем ему признаваться, что у него почти всё готово? Он вот-вот начнёт действовать. И кстати, на этом же диске должны быть схемы коммуникаций, в которых он расположил своё оборудование. И там же у него есть что-то вроде тайной комнаты или помещения, вроде командного пункта. Наверняка он будет держать заложницу рядом с собой. Кто и как станет искать её по сети подземных канализаций и тоннелей? Самое надёжное место, можно хоть целый гарем заложниц спрятать.

Сокольский откинулся на спинку сидения и задумался. Виктор ждал. Марк тоже предпочёл пока помалкивать. Но ожидание длилось недолго.

— Хорошо. — Сокольский снова повернулся к Виктору. — Допустим, я тебе верю. Ты-то сам уверен, что сможешь сразу же найти на диске всё, что нужно?

— Я знаю, как задать запрос, — осторожно признался Виктор.

— Ладно, поехали, — поколебавшись, скомандовал Сокольский.

— Куда? — Марк уже заводил машину.

— На Большую Конюшенную. К тебе в гости, — сообщил ему Сокольский. — Диск там.

Марк хотел было удивиться, но передумал. Сокольский провёл в его квартире трое суток, один, без свидетелей. Вполне мог организовать себе тайник. Подумав, что потом, когда всё закончится, непременно выскажет Сокольскому то, что думает о его способности всех и вся втягивать в свои авантюры, Марк развернул машину и поехал в обратную сторону.

* * *

Когда машина Лисовского въезжала во двор дома на Большой Конюшенной, снаружи, на улице, остановился скромный микроавтобус. Водитель заглушил мотор и откинулся на спинку сидения.

— Вы проверили подъезд и лестницу? — спросил он, не оборачиваясь.

— Чисто, — отозвался некто в его наушнике. — Больше тут никто не караулит.

— Всё равно присмотрите, мало ли, что…

* * *

— Помимо документов, Никитин собрал большое количество видеофайлов, поэтому на флешку весь его архив нельзя было поместить, — объяснил Сокольский. — А спрятать внешний диск не так просто, из-за его размеров. Пришлось импровизировать по ходу.

Лисовской слушал молча. Ему не нравилось то, что происходит, но приходилось мириться. Он всё равно ничего не понимает, так что лучше не задавать вопросов и не встревать. Сокольский как-то сказал: "Доверься". Марк уже один раз не доверился — и получил по своему чрезмерно длинному носу, так что пришлось сперва прятать дочь, потом прятаться самому, а теперь — спасать Ольгу. И зачем она к нему попёрлась?! Ещё одна загадка, которую Марк не мог разгадать. В любом случае, он посчитал, что самое время ему поумнеть, и помалкивал теперь, шагая вслед за Сокольским и его молодым приятелем по коридору собственной квартиры.

— Здесь могли бы сделать обыск, — заметил Виктор.

— С какой стати? — Сокольский пожал плечами. — Парни твоего босса сюда не за диском приходили, а вот за ним. — Он кивнул в сторону Марка. — Никто не знал, что я вообще был здесь, тем более, с архивом Никитина.

— Как же ты его спрятал?

— Никак. — Сокольский оглядел комнату, словно искал, не переменилось ли в ней чего с последнего раза. — Положил на видное место, благо у господина Лисовского их целая куча в кабинете.

Он по-хозяйски пошарил в ящике стола и вынул прямоугольную чёрную коробочку диска.

— Если бы искали — забрали бы все диски и проверили, — заметил Виктор.

Марк покосился на свой компьютер. Одна мысль не давала ему покоя, но он твёрдо решил не мешать Сокольскому.

— Если бы искали, — подтвердил тот. — Но они не искали. Твой компьютер кто-нибудь трогал? — спросил он у Марка.

— Да вроде, нет, — неуверенно ответил тот, ощущая себя полным идиотом. Но и тут прикусил язык и ничего не добавил.

— А что-нибудь ещё в комнате?

Марк отрицательно покачал головой, на этот раз обойдясь вообще без слов.

— Ты посмотри внимательно, — посоветовал Сокольский, и Марк покорно огляделся, приготовившись к худшему.

Виктор воспользовался тем, что Марк шагнул вперёд и перестал наконец дышать ему в затылок, а Сокольский отвлёкся на диски в ящике. Нащупав в кармане электрошокер, Чехов быстрым движением ткнул Лисовского в шею. Сокольский обернулся на звук падающего тела, но почему-то не удивился.

— Я так и думал, — признался он. В его левой руке как-то незаметно образовался пистолет. Ствол был направлен на Виктора. — Даже уверен был, что убить его ты не посмеешь. Что будешь дальше делать? Кстати, вторую руку из кармана достань, чтоб я видел.

Чехов вытащил руку и показал, что в ней ничего нет.

— Я убивать никого и не собирался, — признался он. — Зачем? Ты бы меня в момент пристрелил, если бы я это сделал. Я просто хочу поговорить без свидетелей.

Сокольский присел на корточки, держа Чехова под прицелом, пощупал пульс на шее Марка. Потом встал и предложил миролюбиво:

— Присаживайся. И положи шокер на стол.

Виктор подчинился. Сокольский положил неподалёку от шокера диск и сам присел на край стола, не опуская пистолета.

— Теперь можешь рассказать, что тебе на самом деле нужно, — предложил он.

Чехов расслабился и откинулся на спинку стула.

— Игорь! Я тебе не враг, — начал он. — Я действительно хочу помочь. С условием, что ты поможешь мне.

— Интересно, — кивнул Сокольский. — Продолжай.

— Если ты отдашь мне диск, я не только покажу, где держат ту похищенную женщину, я сделаю больше: сведу тебя с человеком, который действительно отвечает за смерть твоего брата.

Сокольский нехорошо прищурился — и Виктор поспешил продолжить:

— Я тебя хорошо узнал, пока мы работали вместе, и я догадываюсь, что тебе на самом деле нужно. Ты ведь понимаешь, что не Шеллер, и даже не Морин с Никитиным виноваты в гибели Олега. Есть третье лицо, которое всё это организовало. — Виктор сам прищурился. — Разве тебе не странно, что Шеллер не выкинул тело Олега в воду, привязав камень потяжелее? Он бы именно так и сделал, зачем ему лишние неприятности? Но тот, третий человек, о котором я говорю, сперва подставил Олега Сокольского, чтобы Шеллер задёргался, потом позаботился о том, чтобы тело вывезли куда-нибудь, с одной стороны, на видное место, а с другой — чтобы всё выглядело логично, как если бы тело пытались скрыть. Свалка — самый очевидный объект. Таким образом он подставил самого Шеллера. А после Шеллера ему нужно было подставить ещё и МСМ — и дело в шляпе, он остаётся единственной фигурой в игре и делает, что ему нужно, без помех. Хочешь увидеться с этим человеком? Я покажу, где он. А диск ты отдашь мне.

— Решил сам заняться шантажом? — Сокольский криво усмехнулся.

— Нет. Просто хочу получить деньги и свалить отсюда, — честно признался Виктор. — Мне как-то не улыбается повторять судьбу всех этих Мориных и Шеллеров. У меня есть план. Я приношу диск, получаю деньги, после чего ты наводишь своих ребят на логово Арлекина, предварительно дав мне уйти подальше. Тебе достаётся награда за предотвращение ужасной диверсии, которая наверняка потрясла бы весь город и привела к значительному экономическому ущербу, если не к гибели множества людей, а мне — деньги за мою скромную помощь. Разве это не справедливо?

— А не аморально — пользоваться ворованными деньгами?

— А не аморально — прятать от начальства важные данные для личного пользования?

Сокольский опустил пистолет.

— Ну, допустим, ты пришёл и принёс диск. Не боишься, что тебя просто прикончат, чтобы деньги не платить?

Виктор ухмыльнулся.

— Это уже моя забота, — ответил он. — Ты ничем не рискуешь. Я ведь тебе не предлагаю явиться на глаза Арлекина открыто. Даже если тому придёт в голову меня убить, ничего не заплатив, ты всё равно будешь знать, где он.

Сокольский тоже ухмыльнулся. Сейчас было не время объяснять Витьку, что тот сам себе противоречит, позабыв, что двадцать минут назад назвал Арлекином — Попова, а теперь будто забыл об этом.

— Ладно, веди, — предложил он. — Я так понимаю, что медлить нельзя? Конечно, если ты правду сказал о том, что у Арлекина всё готово к диверсии.

Чехов поднялся.

— Я сказал правду, — ответил он серьёзно. — Идём. Только этого с собой не бери. Пусть тут остаётся.

— Вот тут я с тобой полностью согласен. — Сокольский кивнул. — Хватит уже втягивать посторонних людей в разборки, которые их не должны касаться. — Повертев диск, он вроде бы о чём-то вспомнил и добавил: — Кстати, ты говорил, что тут есть подсказки, где искать логово Арлекина.

— Соврал. Я и так знаю, без подсказок, — признался Виктор. — Просто мне нужно было, чтобы ты вытащил диск из своего тайника. Но я не собираюсь тебя обманывать.

Он протянул руку, но Сокольский опустил диск в карман.

— Заберёшь позже.

— Не доверяешь? — Виктор усмехнулся.

Сокольский пожал плечами и жестом указал Чехову на выход.

Глава пятая. Подземный город

Санкт-Петербург — самый таинственный город на свете. Пётр его возвёл там, где не следовало бы ставить даже деревню. Кто-то может возразить: поставили же американцы свой Галвестон на узком полуострове, с которого его благополучно смывало уже несколько раз. С американцами всё понятно, им необъятные просторы Нового Света кружили голову после тесной, под завязку наполненной Европы, вот они и шалели от собственной наглости, селясь там, откуда следовало бежать без оглядки. Но русские-то куда лезут? Им к просторам не привыкать, могли найти место посуше.

И всё-таки Питер выстроили именно там, где надо. Пусть в нём вода из-под земли сочится при любой возможности, пусть наводнения заливают — он особенный, он не просто город, он — памятник человеческой воле и устремлению. Попробуйте пройти по набережной Невы в ветреную погоду. Перегнитесь через парапет и посмотрите на свинцовую воду, что бьётся о гранитные берега. Кажется, что эта стихия — живая и, присмирев в каменном плену, в который её загнали строители, она плещется и поджидает момента, чтобы вырваться наружу и смести всё со своего пути. Но люди сильнее. Они возвели дома, которые не подмыть никакими наводнениями, и разводные мосты по их желанию протягивают руки от берега к берегу, соединяя город в единое целое. Разве это не чудо?

Конечно, под таким городом, как Санкт-Петербург, непросто расположить подземные коммуникации. Здесь вода, болота, плывуны. Но метро в Питере всё-таки проложили и продолжают строить, упорно вгрызаясь в коварный грунт, готовый в любой момент расплыться и затопить всё, что уже было построено. Вы знаете, что в Санкт-Петербурге самый глубокий метрополитен? Есть в мире единичные станции, которые бьют рекорды, но по средней глубине тоннелей мы — первые. Спускаясь под землю, мы не задумываемся, какая толща почвы, камней и воды остаётся сверху, сколько улиц, домов, рек и каналов проплывает над нами, сколько тяжеловесных фундаментов нависает над нашей головой. Толкинские гномы обзавидовались бы! Ну, иногда приходится воду замораживать, чтобы не потекло, или прокладывать тоннель с резиновыми перекрытиями, чтобы пружинил и не поддавался разрушению от постоянных колебаний грунта, но разве это главное? Без метро люди добирались бы из одного конца города в другой часами, а так — сел в симпатичный вагон — и поезд мчит тебя, незаметно скрадывая в темноте своих рукотворных пещер расстояние. Страшно, но достойно отдельной поэмы это питерское метро!

Впрочем, Виктор прямо через тоннели метрополитена Сокольского не повёл, а вместо этого свернул в неприметный дворик, в центре которого возвышался зелёный холм старого бомбоубежища.

— Пойдём издалека, чтобы никто не заметил нашего приближения, — объяснил Чехов, открывая неприметную дверь, обитую железным листом и выкрашенную казённо-зелёной краской. — В нужное место проще попасть прямо из бизнес-центра, но там охрана, камеры и всё такое…

— Ладно уж, веди как ведёшь, — оборвал его пояснения Сокольский.

Внутри было темно и тихо. Виктор закрыл дверь тем же ключом, потом нашарил в углу на стенке два фонаря. Один отдал Сокольскому.

— Некоторое время придётся поблуждать в темноте, — продолжил объяснять он. — Но когда спустимся в служебный тоннель метро — свет будет.

Сокольский предусмотрительно держался позади Виктора, насколько это было возможно. Но Чехов вроде бы действительно не собирался его обманывать, вёл уверенно и не сделал ни одного лишнего движения. Их блуждание продлилось не менее получаса. Наконец Виктор сказал вполголоса:

— Мы почти пришли.

От края люка, который он открыл, начиналась стабильная железная лестница, с ячеистыми ступеньками и перилами, крутая как трап. Они спустились вниз, потом прошли по узкой металлической отмостке вдоль тянущихся по проходу огромных труб, и наконец оказались у ещё одной двери. Она сильно отличалась от остальных. То есть, мельком ничего в ней особенного не было. То же железо, на которое неровно осел слой характерной для тоннелей метро пыли, черновато-коричневой, с железным запахом. Но на двери виднелся вполне современный кодовый замок, и не такой, как в подъездах питерских домов, а больше и солиднее, наводящий на мысль о банковских хранилищах. Виктор вынул электронный ключ, приложил его к выемке замка, и одновременно набрал несколько цифр. Дверь совершенно бесшумно подалась — и они вошли на галерею, тянущуюся по верху небольшого зала. Света было маловато, но на противоположной стене виднелась огромная карта Санкт-Петербурга, с множеством светящихся на ней лампочек. Под ней мигал вполне современный пульт, рядом с которым стояли пустые вращающиеся кресла. Остальная обстановка тонула в полутьме и можно было лишь угадать, что под чехлами находится ещё какое-то оборудование.

— Прямо командный пункт, — заметил Сокольской, подойдя к перилам и разглядывая этот странный зал, вдруг возникший словно из ниоткуда в подземных коммуникациях.

— Это и есть командный пункт, — согласился Виктор. — Мы пришли.

Сокольский не успел обернуться на шорох. В шею кольнуло — и в следующий момент картинка перед глазами расплылась, ноги подкосились — и он упал без чувств на железный настил галереи.

— Добро пожаловать в царство Арлекина, — проговорил Виктор и кивнул стоящему рядом, с автоматическим шприцем в руке, человеку. — Знаете, а это оказалось не так сложно, как я ожидал.

* * *

Тьму разгоняли только лучи электрических фонариков, но даже в их беглом и неверном свете было видно, что в этом обиталище крыс, кабелей и труб царит строгая упорядоченность.

— Ты уверен, что мы правильно идём? — в который раз спросил Слава Ольгин.

— Уверен. Когда здание строили, я тут всё самолично облазил. — Марк посветил фонариком под ноги и перешагнул натёкшую откуда-то вонючую лужицу.

— Зачем? — удивился Ольгин.

— Что "зачем"?

— Зачем лазил-то?

— Из спортивного интереса.

Марк всё ещё был зол на то, что Сокольский не предупредил его о своём плане. Понятно, почему: если бы Марк знал, что его должны ткнуть шокером в шею или стукнуть чем-нибудь увесистым по голове, он мог бы и не сыграть такую откровенную растерянность. Попробуй заставь себя не дёргаться, ожидая удара. И всё равно Марк злился. Хорошо ещё, что после электрического разряда к нему быстро вернулась способность соображать. Он знал, что Сокольский никаких дисков в его квартире не оставлял, а часть информации, которая имела отношение к зданию бизнес-центра и подземным коммуникациям вокруг него, просто перенёс на компьютер Марка. Не было смысла всё это прятать, не специалист просто не поймёт, что это такое и к чему относится. И всё равно "гениального плана" Сокольского Марк постичь не мог. Понял только, что нужно срочно спасать Ольгу, чтобы помешать Попову (или Арлекину, или кому-то ещё неведомому и опасному) воспользоваться ею, как живым щитом. А подсказку, где она может находиться, Марк нашёл, едва выудил на экран схему этих самых коммуникаций. Но почему нельзя было предупредить обо всём заранее?!

— Игорь не знал точно, что собирается сделать Виктор Чехов, — объяснила Лисовскому Инга, когда час назад они ехали в микроавтобусе по городу.

— И поэтому он решил подставить меня, — фыркнул Марк.

— Ты сам подставился, — цинично напомнила девица. — Никто тебя за нос не тянул. Можешь хоть сейчас проваливать, мы со Славиком подождём подкрепления и сами всё сделаем.

— Нет уж! Без меня не сделаете, — резко ответил ей тогда Марк. — Пока ваша подмога приедет — Ольгу могут уже убить. Вы знаете, где сейчас Сокольский?

На этот вопрос у Инги был лишь приблизительный ответ, так что она промолчала, и теперь, спустя час, Лисовской вместе с Ольгиным, не дожидаясь никакого подкрепления, пробирались по коммуникациям к нужному месту. Марк очень надеялся на то, что он правильно угадал, куда именно идти. Подмогу он ждать не стал по простой причине: двоим проще проскочить, не наделав лишнего переполоха, чем целой группе. Не хватало только растревожить осиный улей раньше, чем заложница окажется в безопасности. Этого Марк допустить не мог. Славик, кстати, был с ним солидарен, хотя Марку и казалось, что он всё воспринимает как интересное приключение. Но у каждого свой взгляд на жизнь и опасность.

Когда-то подземный мир Питера очень интересовали Лисовского. Не только как строителя, фирма которого возводит здания, на этих коммуникациях стоящие, но и как человека любознательного и интересующегося всякими тайными ходами и скрытыми подземельями. Так что он сейчас знал, куда идёт и где они окажутся в конечном итоге. Лишь бы человек, чьи схемы лежали в компьютере Марка, не успел двадцать раз передумать и не нашёл под Питером место понадёжнее. Но Марк не собирался ждать, пока умные дяди и тёти из УВР всё проверят, расследуют и вычислят. Он спасал мать своего ребёнка.

Слава прикоснулся к наушнику в ухе.

— Ин! Ты меня слышишь?

— Слышу, — раздалось в ответ.

— Как там насчёт подмоги?

— Они уже в пути, но вам лучше самим поторопиться. Если всё пойдёт так, как предполагал Игорь, за заложницей скоро могут явиться.

— А если там охраны двадцать человек?

— Тебя никто не просил сюда лезть вместе со мной, — вмешался Лисовской, у которого тоже был наушник, так что диалог он слышал. — Это моё дело и моя бывшая жена.

— Да брось, я пошутил.

Марк чуть задержался, определился с направлением и снова двинулся вперёд. Операцию ни с каким начальством не согласовывали, Марк на это просто времени не оставил, так что сомнительная честь докладывать, убеждать о необходимости подмоги и выслушивать мнение начальства по поводу вмешательства гражданских и самовольства группы Сокольского, досталась Инге. Она сидела снаружи, на боковой улочке, в закрытом фургоне и следила за их передвижениями по радиосигналу, который здесь, под землёй, то и дело норовил исчезнуть.

— Вода, однако, — заметил Славик, когда они спустились в нижний тоннель.

— Другого пути нет, — бросил Марк и смело пошел по краю разлившейся черноватой жижи.

— Тут шлюзы есть? — спросил Ольгин, коснувшись наушника.

— Есть, — отозвалась Инга. — У вас пол часа, чтобы пройти участок.

— А что потом?

— Потом по нему пройдёт вода.

— Чудесно! Хоть отмоемся…

— Мы через пять минут будем на месте, — разбил его надежды Марк.

* * *

Сокольский открыл глаза, но тут же прищурился. Света на этот раз было даже слишком много. Игорь пошевелился и понял, что полулежит в кресле, похожем на зубоврачебное, и крепко привязан к нему за руки и за ноги. Он повернул голову — и увидел всё ту же карту Санкт-Петербурга во всю стену, но теперь он смотрел на неё снизу.

— Очнулись, Игорь Сергеевич? — В поле зрения возник худощавый, спортивно-подтянутый человек с мясистым носом и блестящей лысиной, не имеющий ничего общего с длинным и кудлатым помощником Марка — Поповым. — Это хорошо. Для завершающего этапа мне необходимо, чтобы ваши параметры указывали на сознательную деятельность.

— Арлекин? — спросил Сокольский.

— К вашим услугам, коллега.

— Вот уж не знал, что работаю в цирке…

Человек широко и открыто улыбнулся.

— Мне нравится ваше чувство юмора, господин Сокольский. У вас оно развито гораздо больше, чем у вашего брата-близнеца. Да-да, не удивляйтесь, Олег работал на меня.

— Чему уж тут удивляться? — заметил Сокольский, осторожно проверяя, насколько прочно он привязан. Увы, шансов вывернуться из пут ему не оставили.

Человек, назвавший себя Арлекином, присел на высокий стул рядом с креслом и окинул беглым взглядом помещение и пульт, за которым теперь сидели двое людей в белых халатах. Потом взгляд решительных, тёмных глаз, вернулся к Сокольскому.

— Олег меня немножко подвёл. Всё было уже почти готово, я намеревался ввести свои параметры в систему, чтобы её можно было активировать только мне, при чём живому и невредимому. Но Олег, наверное, забеспокоился, что в последний момент я могу выкинуть его со своего проекта, и подстроил так, чтобы система запомнила его данные. Представляете, какой это был ловкий парень! И грамотный.

— Теперь представляю, — признался Сокольский. — А от меня вам что нужно?

— Видите ли… — Арлекин доверительно похлопал его по коленке. — Я не собирался никого убивать и смерть вашего брата не на моей совести. Наш юный друг, Виктор, наговорил много лишнего, чтобы завлечь вас сюда. Но вы — опытный агент и знаете, что нельзя продумать совершенную операцию, всегда приходится что-то корректировать на ходу.

— Была у меня такая мысль, — вяло заметил Сокольский, хотя взгляд его внимательно изучал карту. Похоже было, что планы у Арлекина и впрямь грандиозные. Зная город, легко догадаться, что именно будет поставлено под удар этого сумасшедшего клоуна.

— Сперва вмешался один ваш коллега, — продолжал между тем Арлекин, — через которого я получал сведения прямиком из УВР. Люди по природе своей очень жадные и глупые. Мне пришлось подстроить его разоблачение. Тут мне слегка подгадил мой конкурент — господин МСМ. Олег, правда, ухитрился втереться в доверие к одному из его людей и перехватить заказ на слежку. Но так уж вышло, что он подслушал разговор, который не должен был слышать. Я побоялся, что он удерёт и пойдёт в вашу контору с повинной, и позволил людям Шеллера схватить его. Шеллер — болван! — Арлекин разочарованно покачал головой. — Он сдуру отдал Олега своим молодцам — ну, а дальше вы знаете, чем это закончилось. По моему плану, они должны были всего лишь задержать вашего брата, чтобы не наделал глупостей. А они его убили. Пришлось наказать Шеллера. Хотя, нет худа без добра: мне удалось вытянуть на свет вас. Кстати, к тому времени я уже знал про существование брата-близнеца, но вы — человек неуловимый, пришлось долго и трудно выманивать, отслеживать. Вы ввязывались то в одну историю, то в другую, потом ещё Никитин — второй придурок — ухитрился застрелиться, а его шофёр стащил код ячейки, в которой хранился архив…

— Ну да, сплошные придурки и болваны кругом, — заметил Сокольский, продолжая разглядывать карту. Арлекин его высказывание игнорировал.

— Частично вы это историю знаете, потому что сами в ней участвовали, а остальное… — Он развёл руками. — Я решил сильно не мешать, а заодно убедиться, что вы ещё не напали на мой собственный след. Но вы занимались кем угодно, кроме меня. И наконец, Попов, мой помощник, хотя и форменный кретин, запутался в своих разборках с господином Лисовским. Но и это оказалось кстати. Я знал, что рано или поздно вы появитесь рядом со своим другом Марком. Виктор — умный мальчик, сработал правильно и наконец-то доставил вас сюда. Тихо и без лишней суеты. Даже если кто-то из ваших сотрудников следил за вами, это уже не имеет значения. Им сюда так быстро хода не найти, а моя система готова, и я намерен её запустить. С вашей помощью.

— Как интересно, — признался Сокольский. — Значит, я присутствую при историческом моменте?

— Можно и так сказать, — согласился Арлекин, после чего встал и обратился к своим сотрудникам: — Сканер готов?

— Да, шеф, — отозвался один из них.

— Тогда начинайте! Вы, Игорь Сергеевич, не беспокойтесь. Нужны скан сетчатки вашего глаза и генетический код. Вы ведь с Олегом близнецы, так что проблем не будет. И расслабьтесь, если не хотите, чтобы вас ударили током.

— Где Ольга? — резко спросил Сокольский.

— О, не беспокойтесь, она тут, неподалёку. Я не собираюсь вас убивать и отпущу обоих, как только мой проект заработает. Ваша смерть тогда будет уже не принципиальна.

Арлекин отошёл. Сокольский покосился на двух техников, подогнавших к нему неведомый агрегат, но позволил посветить себе в глаза и повертеть за щекой ватной палочкой, чтобы собрать слюну.

— Вот и правильно, — похвалил его Арлекин.

— Можно подумать, у меня есть выбор, — философски заметил Сокольский.

* * *

— Ну вот!

Они вышли в расширение подземного коридора. Со всех сторон свешивались кабели и разнообразные трубы, но в дальнем конце стена оставалась чистой, и в ней, на высоте около метра, виднелась решётка, скорее даже, стальная сетка из крупных ячеек, примерно с дверь величиной.

— Оля? — позвал Марк, подходя и светя фонариком.

Тут было немного света, который попадал из соседнего тоннеля, где висел ряд дежурных ламп для обходчиков, но хотелось его усилить.

— Это я, Марк! Ты здесь?

Он подошёл ближе…

— Стой! — Это был голос Ольги, испуганный и настолько резкий, что Марк действительно остановился в полушаге от решётки. — Марк! Она под током!

Славик подошёл и заглянул, не касаясь металлических прутьев. Видение было, прямо скажем, фантастическое, потому что в нескольких шагах от решётки, в маленьком, тёмном помещении, стояла молодая женщина в светлой одежде, с шарфиком на шее, и её огромные глаза блестели в полумраке, отражая рассеянный свет фонарей в тоннеле.

— Вы ведь Оля? — Слава решил взять на себя инициативу. — Вы не бойтесь. Видите, как забавно: вы — Оля, а я — Ольгин. Значит, весь в вашем распоряжении! Но вообще-то, можно просто Слава. Мы сейчас вас оттуда вытащим.

— Как? — удивилась она.

Марк отметил про себя, что Ольга держится спокойно. Может быть, она уже успела перебояться, а может, в её характере всё-таки было нечто, чего он не разглядел раньше. Сейчас она просто кивнула и отступила ещё на шаг, словно верила, что мужчины её не оставят и решат все проблемы.

— Что будем делать? — Марк разглядывал решётку и стену вокруг неё, но было не угадать, как она открывается или где к ней подводится электричество. Ему даже захотелось проверить. Он вынул металлический ключ и бросил на решётку. Промелькнуло несколько искр и ключ отлетел, затерявшись где-то на полу.

— Тебе делать нечего? — высказал ему Слава. — Хотя погоди, в этом что-то есть…

Он принялся бродить по помещению и высматривать, что тут ещё имеется. Как на зло, никаких посторонних предметов не валялось. Разве что…

— Поторопились бы, — раздался в ухе голос Инги. — В любой момент к вам могут явиться за Ольгой, если о ней ещё не забыли. Заварушка скоро начнётся.

— Погоди, я думаю, — ответил ей Славик и, присев на корточки, потрогал чугунную крышку очередного люка.

Сказать по правде, она была огромная, метр на полметра и невесть сколько в толщину, очень старая, и на её поверхности, кроме всяких надписей, виднелась пара углублений с рукоятками. Ольгин схватился за одну из них и напрягся, стараясь приподнять крышку. Она даже не шелохнулась! Ольгин считал себя сильным человеком, так что ухватился, как мог, уже двумя руками, и повторил попытку, только уже с большими усилиями. Раздался звук трущегося о чугун чугуна, очень характерный, но отнюдь не обнадёживающий. Крышка, конечно, чуть шевельнулась, но не более того. Слава оставил её в покое и выпрямился.

— Марк! Насколько ты любишь свою жену? — спросил он. — В смысле, килограмм на двести любишь?

— Ты о чём? — Марк подошёл.

— Если поднять эту штуку и кинуть на решётку — одно из двух: либо мы её замкнём и обесточим, либо проломим. Тебе что больше нравится?

Марк себя сильным не считал. Да, он справлялся со многими противниками, порой вдвое больше себя, но в нём было маловато веса, чтобы рассчитывать поднять что-то больше ста килограмм. Наверное, даже поднять можно, но вот куда-то кинуть…

— Я не уверен, — начал было он, но потом шагнул ближе и наклонился.

Славик тут же присоединился к нему и теперь они оба стояли, склонившись над чугунной заслонкой.

— Главное — её отковырять и подтащить, — сказал Ольгин вполголоса. — Потом мы её как-нибудь поднимем повыше, и бросим.

— Давай попробуем. Выбора-то всё равно нет.

Марк ухватился за вторую ручку, Слава тут же взялся за первую и кивком показал начинать попытку. Нет такого дела, с которым не справились бы два упорных мужика, потому что после недолгих кряхтений и стонов, они ухитрились приподнять и сдвинуть тяжеленный кусок чугуна. Оттащив его от образовавшегося провала, парни остановились отдохнуть.

— Как думаешь… ей лет двести есть? — спросил, отдуваясь, Ольгин.

— Ей… тонна веса — вот что есть, — отозвался Марк. — Ну что? Взяли?

Ольга с ужасом наблюдала, как они поднимают этот неподатливый чугунный прямоугольник, подставляя колени, потом пытаются выпрямиться с ним, отдуваясь и каким-то чудом не роняя свою ношу обратно, себе же на ноги. Но вес всё-таки оказался взят, и они смогли взгромоздить его себе на уровень плеч, как штангисты перед решающим рывком. Теперь надо было сделать несколько шагов — и они справились, подтащив крышку к решётке.

— Отойди… как можно дальше, — скомандовал Ольгин — и женщина тут же отбежала в дальний угол своей небольшой тюрьмы. — На счёт три толкай как можно сильнее. Раз… Два… Три!

Получилось на удивление синхронно. Кусок чугуна рухнул прямо в центр решётки, брызнули искры и Ольгин с Лисовским едва отскочили, чтобы их метательный снаряд не рухнул им же на ноги.

— Повторим? — предложил Славик, стоя согнувшись и опираясь руками в собственные колени.

Марк чувствовал, что ноги и руки дрожат, но в целом, всё оказалось не так страшно.

— Не тонна… Но полтонны — точно, — еле выговорил он.

К сожалению, решётка хоть и погнулась и даже отошла местами, отключить её от электричества не удалось. Видимо, контакты не разомкнулись. Пришлось повторять, хотя этот второй раз оказался гораздо тяжелее первого…

* * *

— Сканирование и обработка данных закончены, — доложил оператор.

— Вводите в систему, — приказал Арлекин и вернулся к Сокольскому. — Загрузка требует время. Может быть, вы хотите мне что-нибудь сказать? Какое-нибудь подходящее напутствие.

Он явно издевался, но Сокольский отнёсся к предложению очень серьёзно.

— Я кое-что расскажу, — пообещал он. — Про храброго детектива по имени Финт. Он умел перемещаться во времени и пространстве, и помогал честным людям. Однажды он узнал, что сколько-то лет назад жестокий разбойник терроризировал жителей одного местечка и у него была страшная лаборатория, спрятанная в пещере под горой. Финт быстро переместился на нужное место, но оказалось, что в наше время горы уже нет, а стоит вместо неё высотный дом. Финт не растерялся, спустился в подвал дома и оттуда отправился в прошлое. Но кое-чего не учёл. Он действительно попал под гору, прямо в логово бандита, а тот оказался дома и тут же схватил его.

Арлекин снисходительно усмехнулся.

— Забавная сказка, — признал он. — И что же она символизирует?

— Я скажу, — пообещал Сокольский, прикрыв глаза и расслабившись. — Только закончу мысль. У Финта был помощник, по имени Тень. Он обладал интересной способностью — мог прикинуться любым другим человеком. Узнав, что случилось, он занял место Финта и довёл его дело до конца. Но это всё — сказка, как вы заметили, а сейчас будет чистая правда. — Он открыл глаза и посмотрел на собеседника. — Примерно год назад Олег Сокольский случайно узнал о подготовке некоего масштабного акта. Он сказал бы об этом мне, но меня не было в городе. Тогда он, как честный гражданин, обратился к одному из моих коллег. Ничего конкретного ему выяснить не удалось, информация носила слишком абстрактный и приблизительный характер. И тогда брат согласился стать добровольным агентом. Он нашёл способ войти к вам в доверие и стал докапываться до истины.

Теперь Арлекин слушал внимательно, но наверное, не видел причин по-настоящему волноваться. Сокольский понаблюдал за ним пару секунд, потом продолжил:

— Я не знаю, почему Олег потом, когда я вернулся, ничего мне не сказал. Может быть, боялся, что я отговорю его от этой затеи. Я бы так и сделал, уверяю вас. Я любил своего брата и не хотел, чтобы он рисковал собой. Так вот, наступил момент, когда Олегу стало понятно, чего вы добиваетесь. Тут всё очень сложно взаимосвязано… — Сокольский болезненно поморщился и продолжил чуть тише: — Я не знаю точно, зачем он нанялся следить за Шеллером. У него были какие-то свои идеи, а может, всё получилось случайно. Знаете, когда долго идёшь к разгадке — иногда ответ настигает внезапно. Это кажется озарением или удачей, хотя на самом деле — всего лишь результат кропотливой работы, которая подготовила дорогу к главному… В общем, Олег узнал, что хотел, но подставился Шеллеру. Не без помощи вас и Попова, конечно же. Он погиб, но успел оставить послание, суть которого мог понять только я. Он ведь был умницей и знал, что рано или поздно я вспомню… Тень должен был занять место Финта. — Он криво усмехнулся. — Я это сделал. Я понял и занял его место. Постепенно, не сразу. Мне нужно было, чтобы инициатива исходила не от меня, чтобы вы сами нашли способ встретиться и не заподозрили подвоха. Так что привёл меня сюда не Витёк Чехов, а мой собственный брат — Олег Сокольский.

Арлекин поднялся со стула и наклонился к самому его лицу.

— Так может, он старался именно для меня? — задушевно проговорил он. — Он поверил в моё дело и не хотел, чтобы всё пропало из-за такой мелочи, как его собственная гибель. Мне уже ничто не может помешать и именно вы — последнее звено в моей цепочке.

Он опустился обратно на стул и оглянулся на операторов у пульта.

— К данной ситуации как нельзя лучше подойдёт одно слово: посмотрим! — неторопливо произнёс за его спиной Сокольский.

Он больше не усмехался, но его лысый собеседник оглянулся и в его карих глазах промелькнуло сомнение. Но тут оператор доложил, что всё готово. Вскочив, Арлекин подошёл к пульту сам.

— Вот он, тот исторический момент, которого я ждал! — объявил он — и утопил пальцем красную кнопку.

Потянулись секунды ожидания, а потом на пульте вдруг вспыхнул красный экран и компьютер выдал ошибку сканирования!

— Что?! — Арлекин тут же отвлёкся от своих мечтаний. — Что случилось?! Где ошибка? Болваны!

Техники уже вовсю щёлкали кнопками пульта, но проклятая ошибка никуда не девалась и экран продолжал пульсировать тревожным красным светом. Арлекин не выдержал и сам шагнул к пульту, отодвинув техника, но уловил краем уха приглушённый смешок Сокольского — и резко обернулся.

— Вы знаете, что каждый уважающий себя агент имеет два досье? — спросил тот, согнав с лица улыбку.

— Что это значит? — Арлекин подбежал к нему, схватил за одежду и потряс, словно хотел выдернуть с кресла. — Говори!

— Успокойтесь, господин клоун, — посоветовал ему Сокольский, прикидывая, что времени прошло достаточно и новые действующие лица уже на подходе. — Вы же знаете, что даже сам в себе человек не симметричен, и уж тем более, в близнецах могут оказаться некоторые отличия.

— Чушь! Генетический код у вас один!

— Да! Но вы кое-чего не учли, потому что не могли этого знать. — Сокольский говорил серьёзно, даже мрачно. — Несколько лет назад я совершил ошибку и попал в руки отморозков вроде вас и Шеллера. После этого мне не только треть зубов пришлось заменить на имплантанты. Мне ещё сделали очень сложную операцию на глазах, корректировали лазером повреждённую сетчатку. Представляете, до чего сейчас медицина дошла! Восстановили зрение практически на сто процентов! Вот только я не могу вам гарантировать, что моя сетчатка теперь такая же, как у моего брата Олега. Он, кстати, о моих травмах и операции хорошо знал.

Арлекин выругался. Почему-то в подобных случаях всем хочется выругаться.

— Где эта баба? — рявкнул он. — Быстро её сюда! Мы ещё поборемся, господин Сокольский! Не думайте, что вы одержали верх.

— Да где уж мне, — согласился Сокольский. — Я свою задачу выполнил, дальше с вами другие поговорят.

* * *

— Вылезай, быстрее! — Ольгин буквально вытащил женщину наружу.

Марк после второго броска был не в состоянии что-то сам делать. Он присел у стены и смотрел на косо вставшую и каким-то чудом не падающую чугунную плиту. Её удерживал край "подоконника", в который была вделана решётка, и собственный вес.

— Вы как там? — спросил голос Инги в наушнике. — Помощь уже идёт, но заварушка началась и к вам сейчас могут пожаловать гости.

Ольгин поднял голову и прислушался. Подмога должна была прийти тем же путём, которым и они, но шаги раздались из другой части тоннеля.

— Уже пожаловали, — быстро сказал он. — Марк!

Тот махнул рукой и начал подниматься.

— Уводи Ольгу, — попросил он. — Я за вами.

Не дожидаясь комментариев с её стороны, Слава подхватил женщину под локоть и потащил к ближайшему углу. Прижав к стене, замер, загородив собой. Марк увидел метнувшуюся тень и понял, что не успеет пересечь пустое пространство. Поддавшись какому-то странному наитию, он упал на четвереньки и полез между стеной и косо стоявшей чугунной заслонкой. Весь он спрятаться не мог, но постарался скорчиться там, чтобы не высовывать голову. В помещение вбежал человек, глянул на решётку, уловил движение под ней — и тут же принялся палить из пистолета. Несколько пуль отрикошетили от чугуна, потом Марк вскрикнул. Заслонка от лёгкого сотрясения сдвинулась и упала на него.

Слава воспользовался моментом и прыгнул на спину незнакомцу, моментально обхватив его локтевым сгибом за шею, а второй рукой — за голову. Несколько секунд человек сопротивлялся, потом раздался хруст — и тело обмякло. Ольгин тут же выпустил его из объятий и подхватил выпавший из руки пистолет. В помещение вбежал второй бандит. Ольгин выстрелил, не целясь, но с такого расстояния было невозможно промахнуться…

Потом до них добралась подмога. Слава тут же бросил пистолет и поднял руки, чтобы не пристрелили, не разобравшись в полутёмном помещении. Ольга что-то ему кричала, а может, не ему, а омоновцам, но Слава не слушал. Ему нужно было чуточку прийти в себя, а уж потом что-то говорить или делать. Он только что с ходу завалил двух человек за пять секунд, и почему-то это ввело его в ступор…

* * *

— Живой? — Инга подошла, не обращая внимание на беготню и ажиотаж вокруг. Стояли машины, разворачивалась "скорая", кто-то что-то громко требовал.

— Что со мной сделается? — ответил парень, оглядывая творящийся вокруг них упорядоченный хаос. — Хорошо тут! Светло! Не то, что в тоннелях… Как там Сокольский?

— Что с ним сделается? — в тон ему ответила Инга. — По сигналу маячка его легко было отследить и подмога явилась почти вовремя. Я вот думаю: почему нельзя было как-то по-другому вычислить логово этого Арлекина?

— Ты сама говорила: если бы Олег не погиб, он наверняка успел бы передать сведения. А так…

К одной из "скорых" подкатили носилки с Марком Лисовским. Ольга тут же вывернулась из-под руки санитара, заботливо прикрывающего её синей форменной курткой, и подбежала.

— Марк!..

Врач удержал её за руки.

— Не надо его трогать.

— Что с ним?

— Две пули в ноге, рёбра сломаны, рваная рана на лице. Что сверх того — увидим в больнице.

— Я поеду с вами! — решительно заявила она и никто не стал препятствовать.

У Марка кожа на щеке была разорвана до мяса. То ли пуля рикошетом задела, то ли осколок, то ли сам напоролся на искорёженный кусок решётки. Открыв глаза и обнаружив рядом с собой Ольгу, он сделал попытку улыбнуться.

— Вот, Оля… Теперь у меня ещё и шрам будет, — проговорил он тихо, словно хотел извиниться.

Ольга только головой замотала. Она вдруг поняла: "Он знает, что я нём думаю… о его внешности! Конечно, знает. Всегда знал."

— Это тебе уже не повредит, — ответила она твёрдо, и уселась рядом.

Марк закрыл глаза. Ему хотелось хоть ненадолго ускользнуть от суматохи, боли и переживаний. Всё уже закончилось и он имел законное право ненадолго отключиться от всей этой действительности.

Эпилог

Игорь стоял у могилы своего брата. Сегодня никто не назвал бы его ни сереньким, ни незаметным. Наоборот, он оделся получше, в тёмно-серое драповое пальто с поднятым воротником, и это пальто, дорогое, от престижной фирмы, выгодно подчёркивало его стройную и развитую фигуру. Светло-русые, чуть вьющиеся волосы отросли длиннее обычного, от чего лежали благородной гривой. И в лице его, строгом и сосредоточенном, чувствовалось нечто аристократическое, соответствующее фамилии. Правильная линия носа и резкая складка между бровей только подчёркивали впечатление.

В будний день на кладбище почти никого не было. Незнакомая женщина, проходя мимо, глянула на Игоря и подумала: "Какой красивый мужчина…" — и пошла дальше со своими пластиковыми бутылками мутноватой воды.

Игорь достал из кармана гранёный стакан и, наклонившись, вдавил донышко в песчаный холмик, у изголовья, рядом с гранитной плитой, на которой было выбито:

"Олег Сергеевич Сокольский

12.02.1976 — 25.05.2016

Брату и другу".

Игорь не спеша отвинтил крышку на полулитровой бутылке и налил полный стакан водки. Сверху положил кусочек серого хлеба. Потом отступил на шаг и сел на стандартную кладбищенскую скамейку. Вокруг валялись скрученные, потемневшие листья тополя. Осень уже всерьёз взялась за Питер и его окрестности, раскрашивая в пёстрые тона и мокрые краски, рассыпая жухлые листья и пригибая траву к земле.

Игорь налил в пластиковый стаканчик ещё водки и посмотрел на могилу.

— Вот так-то, Олежка, — сказал он. — Это льстит, когда у тебя такой умный и смелый брат. Был…

Он запрокинул голову. С утра моросил дождь, но сейчас распогодилось и сквозь рваные облака проглядывало удивительно синее небо. Игорь подождал, когда высохнут глаза, длинными глотками выпил водку, поморщился, потом зажевал кусочком хлеба.

— Я всегда думал, что это ты будешь пить водку на моей могиле. Странно, да?

Инга, в светлом плаще и изящных полусапожках, появилась бесшумно откуда-то сзади и присела рядом с ним на скамейку.

— Знала, что ты здесь.

— Выпьешь?

— Я не пью… Но сегодня выпью.

Он плеснул на донышко стаканчика чуток водки и Инга проглотила её, не раздумывая.

— Тебе надо родить ребёнка, — сказал ей Игорь.

— С чего это?

— Не век же в полевых агентах бегать. Выйдешь на пенсию — будет кому о тебе заботиться…

— А не пошёл бы ты, Сокольский! — высказала она в своей обычной манере, без особого выражения.

— И то правда. — Он допил водку прямо из горлышка и завинтил крышку на пустой поллитровке. — Идём.

Они встали и вышли на дорожку. Проходя мимо мусорного бака, Игорь махнул рукой, не глядя забросив в него пустую бутылку.

— Как там Славик? — спросил он, засунув руки в карманы пальто. — Я немного отстал от жизни за последние три недели.

Инга тут же подцепила его пальцами под локоть и придвинулась ближе.

— По-моему, ему нравится его новая работа.

— Ещё бы! А Марк?

— Выздоравливает. У него точно девять жизней, как ты думаешь?

Они помолчали, но Игорь ещё не закончил с вопросами:

— А его бывшая?

Инга пожала плечами.

— Сидит пока с Дашенькой, в его квартире, а что будет дальше — кто знает…

— Да уж! — Игорь привычно-кривовато усмехнулся. — Мы знаем всё о шпионах и террористах, но ничерта не смыслим ни в других людях, ни в жизни.

— А кто в ней хоть что-то смыслит? — критично заметила Инга. — Сам говорил: звено цепи и всё такое.

— Было дело, — согласился Игорь. — Чем дольше живёшь — тем больше убеждаешься, что тебе видна только пара соседних звеньев. Остальное — загадка.

— Меня устраивают те звенья, которые я вижу, — заметила Инга и он кивнул, соглашаясь с её доводом.

Они не спеша побрели по влажным плитам дорожки в сторону выхода с Южного кладбища…

Книга 2. Синоптики не обещают. Часть первая. Вопросительные знаки

Пролог

(Глубокая осень 2016 года)

— Сколько стоят эти цветочки?.. Ого! А эти? Да вы что, откуда вообще такие цены?! Можно подумать, у вас нет конкурентов в этом городе.

— Странный какой-то, — проворчала продавщица, глядя вслед уходящему от её благоухающего прилавка мужчине. — На бедного вроде не похож.

— А кто их разберёт? — откликнулась её соседка. — Сейчас иных бомжей можно определить только по запаху.

— Ну да! — отмахнулась цветочница. — Ты его руки видела? Не у каждой бабы такой маникюр! Я знаю о чём говорю, раньше в слоне красоты работала. На такие ногти нужно час потратить! Их самому себе не сделаешь.

— Ногти — как ногти. Я не посмотрела, — призналась соседка. — А чего на цветы перешла?..

Разговор удалился от предмета обсуждения на превратности судьбы, а мужчина с ухоженными ногтями вышел из одноэтажного павильона, построенного в стиле соседствующего с ним Витебского вокзала, и направился вдоль Введенского Канала. Ещё до середины 1960-х здесь действительно был канал, который соединял собою Обводный и Фонтанку, но его безжалостно засыпали и от водной преграды осталось одно название. Улица была не очень оживлённой, поэтому, пройдя павильон и свернув к проезжей части, незнакомец с ухоженными ногтями рискнул перейти на другую сторону, к бизнес-центру. Возвращаться на переход было далеко.

— Вон он! — встрепенулся сидящий рядом с водителем человек. Старенькая "Лада", цвета "кофе с молоком", стояла припаркованная ближе к перекрёстку.

Водитель тут же завёл мотор.

— Кстати, — бросил он. — Не надо искать удобного момента.

— Уверен? Может, подождём до вечера?

— Уверен!

"Лада" тронулась с места и тут же пошла на разгон. Человек был уже на середине проезжей части и почему-то не обращал внимания на то, что делается на дороге. Он обернулся в последний момент. Ударом его отбросило, как манекен, который используют при моделировании катастроф. "Лада" вильнула и помчалась вдоль вокзальных строений, в сторону Обводного канала.

Глава первая. Подведение итогов

Сокольский вошёл в длинный кабинет, который за последнюю неделю посещал раза четыре. Раньше ему не приходилось так часто общаться с генералом, но всё меняется. Правда, самого Дмитрия Ивановича Чёрного визит Сокольского не обрадовал:

— Игорь Сергеевич! Мне показалось, что мы с вами уже закрыли тему!

Генерал не счёл возможным отказать Сокольскому в аудиенции, но хотел показать сразу: об Ольгине ему больше сказать нечего. Парня жалко, из него вышел бы хороший сотрудник, но никто не имел права допустить к службе в УВР человека с судимостью за плечами. Полковник Баринцев временно замял это дело и Ольгин успел поучаствовать в нескольких операциях под руководством Сокольского, но как только генералу стало известно о подобном нарушении — разговор был короткий. И, по мнению Дмитрия Ивановича, достаточно категоричный, чтобы не поднимать тему снова.

— Я знаю, — будничным тоном ответил Сокольский. — Но есть пара фактов, с которыми вам необходимо ознакомиться.

Чёрный потрогал свою выдающуюся нижнюю губу, но потом опустил руки на стол и тяжко вздохнул.

— Садись.

Сокольский устроился на стуле поближе к генералу.

— Послушай, Игорь! — пробасил Чёрный сочувственно. — Я всё понимаю. Я даже готов посодействовать, чтобы устроить парня на хорошую работу. Ну, ты сам всё знаешь…

Генерал хотел было добавить, что Сокольский может оформить Ольгина как своего агента-осведомителя, но зачем напоминать о том, что и так понятно?

— Знаю, — повторил между тем Сокольский. — Поэтому прошу у вас всего пять минут.

— Ты думаешь, что за пять минут сможешь изменить законы или устав?

Сокольский посмотрел на генерала своими прозрачными, серыми глазами, и едва заметно улыбнулся. Генерал успел уже отметить, что после потери брата Игорь изменился. Он стал каким-то по-особенному строгим и собранным, так что эта улыбка сразу настораживала.

— Дмитрий Иванович! Вы справедливый человек. — Генерал кивнул, не оспаривая этого мнения — и Сокольский раскрыл чёрную папку, которую принёс с собой. — То, что я вам покажу, позволит Ольгину остаться в УВР, не меняя никаких законов.

— Интересно! И что же это? Смелее, подполковник!

Сокольский тут же сделал непроницаемое лицо. Он ещё не успел привыкнуть к новому званию, зато все окружающие то и дело напоминали ему при удобном случае, что из погон майора он уже вырос.

— Я изучил дело Вячеслава Борисовича Ольгина, — начал он, — и через свои связи в полиции восстановил всю картину его так называемого преступления.

Генерал насторожился на это "так называемого" и снова принялся теребить нижнюю губу, словно хотел, чтобы она рассосалась, как шрам от массажа. Сокольский продолжил:

— Меня заинтересовал один факт, который был упущен во время следствия. А именно: время нападения на гражданина С.Т. Минаева, которого якобы избил Ольгин. Вот парочка документов, — он протянул их генералу, — просмотрите, а я постараюсь в нескольких словах обрисовать ситуацию. Итак, Ольгин возвращается с работы раньше обычного и застаёт у себя на квартире жену с любовником. Он сгоряча бьёт любовника по лицу, тот падает, Ольгин уходит. Примерно через сутки гражданина Минаева доставляют в отделение больницы с черепно-мозговой травмой, множественными ушибами и повреждением селезёнки.

— Ну что же, это не противоречит показаниям Ольгина, — заметил генерал, старательно изучая представленные ему документы.

— Да, конечно, — согласился Сокольский. — Но обратите внимание на заключение, которое дал лечащий врач. Точнее, на время осмотра. Минаев получил ушиб головного мозга и разрыв селезёнки через сутки после встречи с Ольгиным. Одновременно с этим отмечено наличие небольшой гематомы под левым глазом, нанесённой ранее и не представляющей никакой угрозы жизни господина Минаева.

— Это ещё ничего не значит, — заметил Чёрный, оставив губу и постучав по бумагам толстыми пальцами. — Они могли встретиться снова.

— Исключено! — Игорь выпрямился и с совершенно непроницаемым лицом выложил перед генералом ещё одну бумажку. — Это справка о том, что Вячеслав Ольгин был задержан за драку в нетрезвом виде и на момент нанесения побоев господину Минаеву находился в "обезьяннике" местного отделения полиции.

— Позвольте! Ну и как же этого не заметил следователь?

Сокольский пристально посмотрел на генерала.

— Полагаю, тут всё просто, — сказал он негромко и слишком буднично, так что генерал усомнился в его бесстрастности. — Ольгин подписал признательные показания добровольно и не особенно разбираясь, а следователю очень хотелось поскорее закрыть дело и он не стал уточнять детали, которые могли бы помешать ему это сделать. Согласитесь, у нас так бывает. Хорошо, если находится дотошный опер, честный следователь или грамотный адвокат, которые не ленятся всё перепроверить, имея на руках готовое признание. Я полагаю, что дело Ольгина надо передать на доследование со всеми собранными показаниями и уликами, и я уверен, что он будет оправдан по всем пунктам. Худшее, в чём его можно обвинить — это в нанесении лёгкого телесного повреждения в состоянии аффекта. Срок, даже условный, он получил несправедливо. К тому же, я разговаривал с этим Минаевым. Он в эти же сутки встречался с ещё одной замужней женщиной — и вот как раз от её супруга, точнее от его охранников, получил сполна.

— Тогда почему он оговорил Ольгина? — спросил генерал, разглядывая бумаги.

— Второй обиженный им муж был богатым бизнесменом и пригрозил Минаеву вернуться и довершить начатое, если он хоть слово скажет о том, кто его избил, — ответил Сокольский. — Поэтому на следствии этот "Казанова" свалил всё на первого обиженного, а Ольгин, пребывая в расстроенных чувствах, всё подтвердил, не задумываясь.

Генерал отодвинул бумаги и ухмыльнулся.

— Вот что мне в тебе нравится, Игорь, так это твоя собственная дотошность. — Он встал, сделав Сокольскому знак, чтобы не поднимался, и не спеша извлёк из сейфа бутылку коньяка и пару стопок. — Я ещё не помянул твоего брата. Извини, совершенно нет времени. Олег был замечательным парнем, но даже он не обладал этой твоей въедливостью.

— Олег был одиночкой, — признал Игорь. — А я привык к команде, очень переживаю за тех, кто со мной, и не упускаю случая залезть в чьё-нибудь грязное бельё, если из этого можно извлечь пользу.

Они выпили, не чокаясь.

— Отправляй дело на доследование, — распорядился генерал и хлопнул его по плечу. — Я позвоню, кому надо, чтобы не затягивали. А Ольгин… Пусть продолжает работать в твоей группе, неофициально. И ещё — передай, что хоть у него и есть одно высшее образование, получить второе, у нас, ему всё равно придётся.

— Спасибо! — Сокольский пожал протянутую ему, пухлую как взбитая подушка, генеральскую руку, и удалился.

Нет, победителем он себя не чувствовал. Получалось, что Слава Ольгин чудом избежал тюрьмы, которую совершенно не заслужил, да и условная судимость может здорово исковеркать человеку жизнь. Но лучше добиться справедливости поздно, чем никогда.

Глава вторая. Новые лица, новые планы

Майор Малышев заслуженно считал себя опытным оперативником. За плечами — двадцать лет стажа, а количество раскрытых убийств Михаил Иванович давно перестал подсчитывать. Кто-то сказал про него: "У Малышева особое чутьё". Складывалось оно из опыта и внимательности. Мелкие детали порой трудно распознать сразу, но они фиксируются в памяти и беспокоят, пока не разберёшься и не поймёшь, обо что именно споткнулся взгляд, и как это использовать. Вот и сейчас, Малышев стоял рядом с местом, где пять минут назад лежал труп, слушал молодого подчинённого и медленно оглядывал пространство вокруг, пытаясь понять, почему ему не хочется считать наезд случайным.

— Погибший — Строгов Владлен Викторович, сорока пяти лет, — докладывал худощавый лейтенант, пряча подбородок в поднятый воротник спортивной куртки. — Документы, деньги на месте. Прописан в области…

— А что по машине, которая его сбила? — Малышев вертел в цепких пальцах паспорт погибшего.

— Нашлась почти сразу. Её бросили на Обводном, после поворота.

— В угоне? — Михаил Иванович внимательно посмотрел на помощника.

Глаза у майора были светлые, с тёмным ободком, веки припухшие после дежурства и бессонной ночи, в которой был виноват он сам. Не следовало ругаться с дочерью — не пришлось бы искать девчонку по всему городу. Самостоятельная выросла! Слишком…

— Да нет… — невнятно доложил молодой коллега, которому было всего лет на пять больше, чем дочери Малышева.

— Велик и могуч русский язык… Поясни!

— Скорее нет, чем да. Владелец отвёз её на свалку несколько месяцев назад. Приличная такая "Лада", ещё ездить на ней и ездить, но хозяин купил новую, а старую предложил кому-то на запчасти. Не исключено, что её подновили и продали по дешёвке.

— Узнай, кто продал и кому именно! — Малышев поглядел в унылое, низко висящее небо и невольно передёрнул плечом. От недосыпа и без завтрака он всегда мёрз, тем более при такой погоде. Потом он сунул паспорт в руки помощника. — Средь бела дня на пустой улице… Отдай эксперту. Я — не я, если паспорт не липовый.

Неожиданно он понял, что ему не нравится! Сколько времени "Лада" простояла на обочине? Могла она ждать конкретно этого человека? Могла. Водителю вздумалось поехать именно тогда, когда одинокий пешеход решил нарушить правила и перейти улицу в неположенном месте. Да и сама личность погибшего волновала Малышева. Ему казалось, что он должен знать этого человека. Возраст — за сорок, вид респектабельный, чистые, ухоженные руки…

— Не удивлюсь, если парень числится в нашей картотеке, — высказал вслух Малышев. — Не нравится мне всё это! Нехорошо попахивает. — Он глянул рассеянным взглядом на лейтенанта. — Что стоишь? Работай!

Сунув подмышку чёрную кожаную папку, майор направился в здание бизнес-центра, проверять камеры наблюдения.

* * *

В то же холодное, ветреное утро, Сокольский вышел на угол Литейного и Воскресенской набережной. Ольгина он заметил издали. Тот стоял у самого начала моста, прислонившись к тёмно-зелёному перильному ограждению с чугунными русалками, и смотрел, как мимо проезжают машины. Погода была не слишком подходящая к прогулкам и Сокольский сунул нос в шарф, пожалев об отсутствии головного убора. Холодный ветер трепал волосы и норовил забраться под одежду. Пройдя над тоннелем для машин, Игорь подошёл к своему подчинённому.

— Что-то рано холодает в этом году, — сказал он вместо приветствия. — Не замёрз тут торчать?

— В ближайшем будущем синоптики тепла не обещают, — рассеянно отмахнулся Ольгин. — И мира во всём мире — тоже.

Он явно хотел о чём-то спросить, но промолчал, а Сокольский, как на зло, не хотел торопиться. Вдвоём они медленно двинулись по Воскресенской набережной.

— Красивый мост, — заметил Ольгин, оборачиваясь на ограждение с русалками. Среди него, правда, виднелась пара секций из обычных прутиков — на месте майской аварии. Утонувшие фрагменты всё ещё не восстановили и дыра, забранная тощей решёточкой, просто-таки мозолила взгляд.

— Красивый. Только история у него мрачная, — отозвался Сокольский.

— Что так? — переспросил Ольгин.

Сокольский критически на него посмотрел.

— Образованный человек, да? Надо знать историю своего города. — Но потом перестал ехидничать и пояснил: — Здесь сперва был плавучий мост, но в середине XIX века его снесло ледоходом. Решили построить настоящий, но вот проблема: тут самое глубокое место Невы, 24 метра, и дно — ил с глиной. Противное такое, неверное дно. В общем, строили так: опускали в воду огромные кессоны, потом камеры нужно было заполнять камнями. Одна камера наткнулась на валун в грунте и её перекосило, в другой кессон ворвалась вода с илом, третий взорвался. В общем, каждый раз приходилось начинать заново и денег ушло немерено. А хуже всего — людей погибло несколько десятков.

Ольгин оглянулся на могучие опоры моста, в верхней трети которых блестели окошечки каких-то местных служб. Казалось, что эти опоры могут выдержать ядерный взрыв, а их поставили полтора века назад, угробив кучу народу.

— Да уж! — протянул он. — Несколько десятков… А правда, что какие-то психи нарисовали на мосту член? Вроде как, протест выразили Большому Дому.

Сокольский хмыкнул. До чего же живучи бывают историйки, которые не стоят потраченного на них времени!

— Правда. В 2010-м, — ответил он. Год Сокольский помнил, потому что находился в это время в Ставрополе, командированный туда после майского теракта. О том, что делается дома, он узнал, вернувшись в Питер в середине июня, от словоохотливых коллег. — Меня тогда в городе не было, но ребята рассказывали. Ночью нарисовали, во весь разводной пролёт. Только я не понял, кому именно сие художество предназначалось. Мосты-то по ночам разводят, так что большинство потенциальных адресатов спало и картинку не видело. А днём, когда мост опущен — кто разберёт, что там за пятна краски?

— Наверное, это такой воинствующий эксгибиоционизм, — решил Слава, подумав.

— Слова-то какие! — усмехнулся Сокольский.

— Ты время не тяни, если не хочешь, чтобы я ещё по-гречески заговорил. — Ольгин покосился на него. — Как прошло-то?

— Ещё не прошло. — Сокольский смотрел в пространство перед собой. — В моей группе остаёшься. Пока неофициально, на положении платного информатора. Суд оправдает по всем статьям — тогда уже будем определять в штат. Ты мне вот что скажи: точно не передумал?

Он повернул голову и теперь пристально наблюдал за Ольгиным. Слава пожал плечами. Они шли вдоль набережной. Нева, чёрная и взволнованная, разделяла недовольство людей ранними холодами.

— А чего мне передумывать? — сказал наконец Ольгин. — Я готов.

Сокольский кивнул и перестал за ним наблюдать.

— Тогда будем работать. Но ты мне должен кое-что пообещать.

— Что именно?

Игорь шагнул чуть шире и, повернувшись на каблуках, остановился перед Ольгиным.

— Что запомнишь раз и навсегда: твоя жизнь стоит так же дорого, как любая другая. Понял?

Слава посмотрел вперёд, в сторону другого берега. Туда, где темнели старые кирпичи "Крестов" и выделялся среди их массы белый купол тюремной церкви.

— Главное, что ты так считаешь, — отозвался он. — Ты — начальник, моё дело подчиняться.

— А короче?

— Обещаю, — нехотя ответил Ольгин и наконец-то посмотрел в лицо Сокольскому. — Серьёзно, обещаю.

— Вот и хорошо. — Сокольский направился дальше.

— А как же: "Сам погибай, но товарища выручай"? — невинно поинтересовался Слава, пристраиваясь рядом.

— Ну, такая необходимость возникает нечасто, а вот то, что ты любишь кидаться на амбразуру — я уже понял, — резонно возразил ему Сокольский. — Ладно, поговорим о деле.

Он достал из внутреннего кармана фотографию и передал Ольгину.

— Это тот, о ком я подумал? — спросил Слава, вглядываясь в незнакомое лицо.

Сокольский кивнул. Ольгин отдал ему фотографию и взамен получил конверт.

— Здесь документы и рекомендации. Всё, что нужно. Учти, он жёстко проверяет тех, кого берёт к себе. — Сокольский потёр щёку, явно сомневаясь в чём-то. — Тебе придётся разыграть начало самостоятельно. Надеюсь, эксцессов не будет. В случае критической ситуации ты знаешь, что делать. И не геройствуй: у меня есть запасные варианты, но нет лишних людей.

— Да понял я, — протянул Слава. — Связь через Ингу?

— Да. — Сокольский остановился. Они как раз дошли до вознесённого на высокий пьедестал восьмиметрового кораблика. — Удачи!

Они пожали друг другу руки и Ольгин энергично направился к переходу. Сокольский ещё с минуту постоял у "Полтавы", поёжился на ветру, потом поправил шарф — и пошёл прогулочным шагом в обратную сторону.

Глава третья. Знакомства бывают разные

У России во все времена было много врагов. В несовершенном мире любое сильное государство обречено существовать среди враждебного окружения. Могучая, самостоятельная страна не может не внушать страха, равно как не может не вызывать зависти, а если руководители более слабых стран боятся и завидуют — они найдут способ поселить в своих согражданах чувство ненависти и вражды к сильному соседу. На то и существует понятие "идеологическая обработка". Зачем это делается? Не проще ли жить в мире? Проще. Только не все это понимают.

На государство, которое вызывает страх и зависть, можно пойти открытой войной, если хватит смелости и амбиций, или натравить того, кто поглупее. И всё-таки проще нападать на заведомо слабого противника, поэтому настоящая война против сильной страны применяется редко. Иное дело — война тайная, которую ведут при помощи нечестной дипломатии, подрывной деятельности, проплаченной агитации и провокаций. Время от времени подобные методы оказываются действенными. Профинансировали же немцы переворот 1917 года в России — и добились того, что страна, побеждавшая в Первой Мировой войне, капитулировала и лишилась всех своих завоеваний. Сильная Россия Западу никогда не была нужна.

В XXI веке, настрадавшись от последствий переворотов, русские люди гораздо критичнее относятся к чужим попыткам толкнуть их на очередную революцию. Но противники России не сложили оружие и не собираются этого делать в обозримом будущем. Скорее наоборот, они изобретают всё более изощрённые способы влияния, добавляя работы тем, кто поставлен охранять покой мирных граждан. Западные агенты ведут себя крайне нечистоплотно, могут и наёмных убийц нанять, и оружием их обеспечить, и снайперов посадить, чтобы расстреливали в спины тех, кого сами же подстрекали выйти на улицу и устроить очередной "майдан". Чтобы не допустить подобного в России, приходится быть бдительными, так что полиции и спецслужбам работы всегда хватает и работа эта дороже любых денег. Ведь счёт идёт на человеческие жизни.

Рядовой день, не менее пасмурный, чем все предыдущие, начался с неожиданного телефонного звонка в следственный отдел Адмиралтейского района.

— Майор Малышев? Вас беспокоит подполковник Сокольский, УВР ФСБ. Мы можем увидеться?

Михаил Иванович потёр глаза, стараясь сосредоточиться и понять, что могло от него понадобиться подполковнику из Большого Дома.

— Можете подъехать… Или я должен явиться к вам?

— Предпочту нейтральную территорию, — отрезал собеседник. — Скажем, Львиный мостик на канале Грибоедова. Вам до него пешком недалеко. Через пол часа.

— Так срочно? — Малышев всё ещё не понимал, чего от него надо этому подполковнику.

— Да. И для вас не безынтересно. Речь пойдёт о наезде на одного пешехода, пару дней назад, на Введенском Канале.

Малышев встрепенулся, сонливость как рукой сняло.

— Хорошо, как я вас узнаю?

— Я сам к вам подойду.

Собеседник прервал связь. Малышев опустил руку с телефоном и хмыкнул. "Сам подойду"… Хорошенькое дело!

— Что-то случилось, шеф? — спросил один из его коллег.

— Пока не знаю. Я отойду, примерно на час. По служебной необходимости.

Малышев поднялся, на ходу подхватил куртку и вышел под недоуменные взгляды молодёжи своего отдела. Минут через пятнадцать он был на месте. Поскольку фээсбэшник не сказал точно, где его ждать, Михаил Иванович взошёл на мост и остановился поближе к облупленным львам, облокотившись на перила. Мостик ему всегда нравился и где-то в подсознании мелькнула мысль: уж не знает ли этот подполковник Сокольский всю его подноготную, вплоть до привычек и предпочтений, раз позвал именно сюда? Но ведь хороши львы! Вон, даже завитки шерсти на брюхе сделаны…

Едва Малышев отвлёкся на брюхо ближайшего льва, как к нему подошёл невысокий человек в тёмно-сером пальто, худощавый и по-военному подтянутый. Самое интересное, что Малышев со всей своей наблюдательностью этого парня не заметил до последнего момента. "Меньше нужно на львов смотреть", — сказал он себе.

— Спасибо, что согласились встретиться. Я — Игорь Сокольский. — Сперва он протянул Малышеву своё удостоверение, и только потом подал руку. — Пройдёмся?

Они сошли с моста и двинулись по неровным плитам набережной.

— Я знаю, что у вас проблемы с последним убийством, — заговорил Сокольский, не дожидаясь вопросов. — Помню, как школьником, чтобы проще было решить задачку по алгебре, я заглядывал в ответ, а потом подгонял свои действия так, чтобы результат сошёлся с правильным. В школьной математике это не совсем честно, но в жизни подобные ситуации однозначно не оценишь. Иногда вы знаете ответ, но не можете подвести к нему действия. Как тут быть?

Малышев с интересом посмотрел на собеседника. Что-то в нём было располагающее, он не походил на тех "крутых парней", которые обычно являлись из УВР, чтобы перехватить очередного преступника, за которым оперативники вроде Малышева охотились, не покладая руки и ног. Говорил с ним Сокольский просто, будто делился мыслями со старым знакомым. И возрастом этот подполковник был моложе самого Малышева лет на пять.

— Вы так уверены, что у меня есть ответ? — спросил Михаил Иванович.

Сокольский посмотрел на него.

— А у вас его нет? — светлые брови чуть приподнялись, словно фээсбэшник удивился.

— "Да нет", как сказал бы один мой коллега, — признался Малышев. — Точнее, и да, и нет. Мы установили личность одного из преступников и знаем, что с ним был минимум один подельник. Но где их искать — пока неясно.

— Я могу дать вам подробную информацию по этой парочке, — предложил Сокольский. — Ваше дело — найти их и задержать. Ну, и подвести доказательную базу, что будет нетрудно сделать. У вас есть свидетели, есть машина, есть записи видеокамер наблюдения и опыт, чтобы всё это объединить.

— А что с меня? — поинтересовался Малышев, предчувствуя, что всё будет совсем не так просто, как говорит Сокольский.

— Михаил Иванович! — Игорь остановился и повернулся к нему. — Мы делаем с вами одно и то же дело и в данном случае я предлагаю именно сотрудничество, а не "игру в одни ворота". Вашу добычу никто у вас не отберёт. Нам нужно лишь, чтобы после задержания вы сообщили об этом лично мне и дали возможность побеседовать с преступниками.

Малышев позволил себе удивиться:

— Если вам всё о них известно, почему вы сами их не задержите?

— Резонный вопрос. — Сокольский вынул руку из кармана и потрогал мочку уха, словно она у него замёрзла. — Скажем так: те, на кого работают наши фигуранты, начнут нервничать, если поймут, что попали под пристальное внимание моей организации. Понимаете?

— Кажется, понимаю. — Малышев взглянул прямо в прозрачные глаза Сокольского. — Кстати, вы наверняка знаете настоящее имя нашего убиенного. Или за эту информацию вы намерены взять отдельную плату?

Поиски по картотеке пока ничего не дали, но Михаил Иванович продолжал оставаться в уверенности, что он знает сбитого пешехода. Должен знать! Просто обязан! Но память не торопилась подсказывать и оставалось понадеяться на фээсбэшника. Сокольский, между тем, чуть склонил голову набок, словно прикидывал, что бы такое ещё стребовать с майора, потом усмехнулся и сказал:

— Отдам бесплатно, в качестве бонуса.

Малышев невольно улыбнулся. Похоже было, что он действительно приобретал союзника, с которым работа станет продуктивнее. Сокольский тут же подтвердил эту мысль, достав из-за пазухи несколько сложенных вчетверо листков и протянув их Михаилу Ивановичу.

— Это для начала. К вечеру вам передадут все необходимые материалы. А это — мой личный телефон. — Он добавил к бумагам визитку. — Будут вопросы — звоните.

Они пожали друг другу руки, и Сокольский шагнул к обочине прямо через заросший густой травой газон. Мимо не спеша проезжала вишнёвая "Лада Гранта". Она притормозила и Сокольский исчез внутри так ловко, словно его и не было секунду назад на набережной. Машина тут же покатила дальше. Малышев сунул бумаги поглубже во внутренний карман и пошёл в обратную сторону. Ему было над чем подумать.

* * *

Инга хорошо помнила их первое совместное дело, три года назад. И даже место, где всё происходило. Автомастерская, куда она устроилась "для прикрытия", стояла не в самом оживлённом месте, но клиентов находилось достаточно. С одной стороны, над огороженной территорией, ангаром и магазином, уходила вверх насыпь моста, по которому поток машин переезжал через железную дорогу. С другой, через улицу, среди поселковых домиков, виднелась крошечная кирпичная гостиница в два этажа…

— Ин! Там твой приехал, — сообщил Саныч — пожилой, вечно небритый мужик, старший в их бригаде.

Инга сунула инструмент в руки напарнику и направилась в выходу из ангара. Молча. И буквально спиной почувствовала, что парень буравит её взглядом. Даже успела услышать, как он спросил у Саныча:

— И чего она нашла в этом хлыще?

"Сейчас Саныч скажет: "Спроси лучше, что можно найти в тебе", или что-нибудь в этом духе", — подумала Инга и, не оборачиваясь, вышла на улицу. Было начало осени, сухо и ещё тепло. У обочины маячили золотисто-коричневый "BMW" и Сокольский в сером пальто. Вот человек, который её удивлял! В нём присутствовали те черты, которых она не находила в других мужиках: он не говорил дежурные комплименты, не отпускал пошлых намёков, не болтал просто чтобы её развлечь, и слышал то, что ему говорят, а не то, что он хочет услышать. Последнее, по мнению Инги, было исключительно редким качеством.

Инга сунула в карманы куртки рабочие перчатки, а саму куртку закинула на край ограждения.

— Привет! — Она обняла Сокольского и тот поцеловал её, прижимая к себе за талию. Для посторонних они были любовниками и Инга отметила про себя, что она могла бы в это поверить.

— Скучала? — спросил он, не выпуская её из объятий.

— Мне интересно, — ответила Инга, положив ему руки на плечи и заглядывая в лицо. Уже тогда у него были эти морщинки вокруг рта и складка над переносицей… — Митёк сегодня с тобой подерётся или снова струсит?

— Я ему глаза намозолил за последние дни, — заметил Игорь, усмехнувшись, и снова притянул её к себе. — Авось решится. Переодевайся, у нас ещё дел полно.

— Ключи от номера возьмёшь у портье, — ответила Инга и неохотно вывернулась из его объятий.

Уходя, она отметила, что Сокольский достал тряпку и принялся демонстративно протирать ветровое стекло шикарной машины. "Ревность страх не пересилила, может зависть к "богатеньким" поможет?" — подумала Инга — и попала в точку: Митёк уже топал к сопернику, а старина Саныч вышел из ворот мастерской и наблюдал из-под руки. Были и другие зрители, ради которых, собственно, игрался весь спектакль. "А ведь действительно интересно, набьют шефу морду или нет", — признала Инга, останавливаясь поодаль.

— Что, машинку запачкал? — спросил Митёк, подходя.

"Странный вопрос", — прокомментировала Инга, не удивляясь тому, что Сокольский даже не обернулся.

— Я к тебе обращаюсь! — Митёк подошёл почти вплотную и протянул свою грязную лапу…

Игорь подался в сторону, не позволив к себе прикоснуться, повернулся и теперь смотрел на механика снизу вверх.

— Что надо?

"Недружелюбно! — оценила Инга. — А Митёк-то осмелел. Да, парни, в боксе вы бы оказались в разных весовых категориях. И всё равно, ставлю на Сокольского!"

— Ты бы не ездил сюда, — предложил Митёк так задушевно, что сразу стало понятно: в случае несогласия, он будет бить.

"Жеребец! — мысленно обозвала Инга местного ухажёра. — Кобыле лучше остаться на виду, тогда точно не отступит". Сокольский оставил первый выпад за противником и невинно поинтересовался:

— А что ты сделаешь?

Митёк тут же сгрёб его за грудки и прижал к машине.

— Размажу, сволочь! — пообещал он. — Понял?

Инга скрестила руки на груди и прищурилась. "Проиграл Митёк, — убеждённо подумала она. — Неправильный ход. Надо было сразу бить, а не пальто пачкать".

— Понял, — ответил Сокольский и, легко перехватив запястье Митька, мгновенным, а главное, неожиданным рывком, завернув тому руку за спину. "Сочувствую", — прокомментировала Инга, прекрасно зная этот болевой приём. Механик плюхнулся на колени.

— Пусти! Руку сломаешь! Больно!

"Пора!" — решила Инга — и бросилась к месту драки.

— Игорь! Хватит! Оставь его! — Она подскочила сбоку и вцепилась Сокольскому в локоть, стараясь не мешать. — А ты пошёл отсюда! Понял?!

Сокольский тут же ослабил хватку и отступил. Митёк поднялся, потирая плечо, и угрюмо глянул на них обоих.

— Да понял я, — буркнул он, отступая. И вдруг кинулся на Сокольского, своим весом сбив того с ног.

"Молодец!" — похвалила Инга, довольная, что парень не сдался сразу. Саныч засеменил к ним, оббегая лужи. "До конца драки не успеет", — подумала Инга — и оказалась права. Падая, Сокольский подставил колено и рывком перебросил противника через себя. Вскочив, он выхватил пистолет.

— Лежать, падла! — рявкнул он Митьку, зло прищурившись, но тот и сам замер, едва приподнявшись на локти. — Инга! Идём! Если этот хвост ещё раз к тебе подойдёт, я ему в башке дырку сделаю!

— Мужики! Вы чего?! Эй! — Саныч наконец-то подбежал, но держался на расстоянии, с ужасом глядя на пистолет в руках Сокольского. — Хватит, он всё понял! Митёк! Ты понял?

Парень кивнул, ошеломлённый столь неожиданным результатом схватки.

— Вот и хорошо! Мил человек! Мы без претензий!

Инга снова вцепилась Сокольскому в локоть. Тот нехотя сунул ствол в карман.

— Проехали, — согласился он, потом порылся в другом кармане и сунул Санычу пару бумажек. — Скажи этому своему, чтобы держал язык за зубами. И пусть не лезет больше.

"Кнут и пряник лучше действуют вкупе", — подумала Инга. Через несколько минут они уже входили в гостиничный номер, оставив Саныча самостоятельно делать внушение Митьку.

— Ты неподражаем, — хладнокровно заметила Инга. — Даже без крови! Борьба нанайских мальчиков…

Игорь стащил с плеч грязное пальто и кинул его на стул.

— Разочарована? Кому надо было — те насмотрелись.

— Думаешь, клюнут?

Он пожал плечами.

— Выбор у нас небольшой. Посмотрим…

В тот раз их расчёт оказался верным: "заезжим гастролёром" заинтересовались, операция пошла по плану, а Саныч и Митёк остались гадать, куда исчезла Инга вместе со своим ухажёром на дорогущей тачке.

Прошло три года и Инга успела привыкнуть к тому, что всегда работает в паре с Сокольским. Она знала, что от него ожидать, верила, что в нужный момент он прикроет, найдёт решение, подскажет выход из трудной ситуации. Но партнёр сменился. В Ольгине Инга не была так уверена и честно высказала это Сокольскому. Тот ответил:

— Именно поэтому я тебя посылаю его прикрывать, а не наоборот.

Это польстило её самолюбию, хотя Инга и считала, что её лестью не проймёшь. Чтобы Соколький не подумал, будто она действительно повелась на его замаскированную похвалу, она резко ответила:

— Только не воображай, что научился мной манипулировать.

— Скорей я научился отдавать приказы, — парировал тот.

Инга предпочла промолчать. Она вступала в спор только тогда, когда надеялась оставить за собой последнее слово, но в данном случае, ей захотелось подарить эту сомнительную честь Сокольскому.

— Что с этим убийством на Введенском? — спросила она.

— Очень некстати, — признал Сокольский. — Мы потеряли человека, который наверняка знает ответы на нужные вопросы. Теперь придётся идти обходными путями. Но тебя это сейчас не должно волновать. Ваше с Ольгиным дело — придерживаться плана… насколько это вообще будет возможно.

— А если будет невозможно?

Он глянул на неё и неохотно качнул головой.

— Тогда это станет моей заботой.

Вот ему Инга верила. Сам Сокольский себе так не верил, как она. Поэтому Инга успокоилась, согласно кивнула и, подхватив сумку, направилась к выходу.

Глава четвёртая. Концы и начала

Для поездки выбрали самую неприметную из машин, без полицейской символики. Малышев решил участвовать сам. Что-то мешало ему довериться коллегам в таком скользком деле. А может быть, он просто любил оперативную работу и пользовался случаем размяться. Вот и ехал сейчас в компании двух молодых коллег и шофёра. Причём, самый молодой заскучал уже на половине дороги.

— Надо им было так далеко забраться! Какое-то Кирпичное… Семьдесят километров от города!

— Костя! Прикинь, мужички отсюда в восемнадцатом веке кирпичи на подводах в Питер возили, Бог весть сколько времени тратили, а ты не можешь в машине час потерпеть.

— Колян! Я и не пугаюсь, просто могли бы себе найти логово поближе.

Николай и Константин — имена достаточно разные, но Колю и Костю их сослуживцы будто нарочно всегда путали. При этом Костику было двадцать пять и он выглядел, как худосочный подросток, а Коляну исполнилось тридцать восемь и его высокая, крепкая фигура одним видом наводила трепет на преступников. А ещё интереснее, что эти двое, как познакомились и проработали первые сутки вместе — так сразу же стали "не разлей вода". Если кто-то в отделе говорил: "Передайте Костику то-то и то-то", посланец с чистой совестью сталкивался с Коляном и передавал всё ему. На вопрос — "Зачем ты Коляну-то передал, когда нужно было Костику?" — следовал неизменный ответ: "А какая разница? Сами разберутся."

Крепкая мужская дружба не мешали этим двоим постоянно пикироваться.

— Я — не мужичок восемнадцатого века, — возмутился Костик, скрестив руки на груди и глядя в окно. — Я современный человек, между прочим.

Колян ухмыльнулся и похлопал его по руке.

— Так ты переходи в аналитический, будешь в кабинете с утра до ночи сидеть. — И тут же отвлёкся, сделав вид, что не заметил возмущённого вида напарника: — Иваныч! Может, надо было с местными коллегами связаться?

Малышев качнул головой, не оборачиваясь.

— На месте свяжемся.

— А что? — со всей своей юной непосредственностью, тут же подскочил Костик. — Надо было! Они бы сами всё и сделали.

— А если не сделали бы? Переполошили бы этих типов, а нам их потом где искать?

— Информация-то проверенная? — спросил Колян, хотя наверное, этот вопрос нужно было задать ещё до поездки.

— Проверенная, — ответил Малышев, но пояснять ничего не стал. Он предпочитал, чтобы в некоторых случаях подчинённые верили ему на слово.

Ориентироваться в незнакомом посёлке непросто. Им пришлось несколько раз останавливаться и спрашивать, в какой стороне бывший кирпичный завод. По последней информации, он закрылся лет десять назад, постепенно разрушался и никто не спешил прибрать его к рукам. Число жителей в посёлке с тех пор заметно сократилось. Один раз группу Малышева услали не туда или они сами перепутали поворот. Оказались среди дачных участков, сплошь заставленных неприглядного вида сараями и сарайчиками, в которых иногда попадались окна с занавесочками.

— Это, типа, дачи, — съязвил Костик. — И куда дальше?

— Вернёмся на дорогу, — распорядился Малышев.

Со второго раза им удалось-таки добраться до нужной развилки и уже издали увидеть крыши и стены заводских помещений. Кстати говоря, отделения местной полиции они, как ни колесили по посёлку — нигде не заметили.

— Остановись тут, — скомандовал Малышев. — Костя! Пройдись вдоль забора, только не высовывайся. Наткнёшься на кого — скажи, что заблудился. Николай! Давай в ту сторону. Ищем сторожку. Это должен быть отдельный домик, в глубине территории. Найдёте — ничего не предпринимать без моего приказа.

Шофёр остался караулить машину. Малышев привычно нащупал подмышкой кобуру, подумал и не стал вынимать оружие. Вместо этого нашёл удобное место забора и по насыпи из битого кирпича перебрался на другую сторону. Спортивной формы он не терял и сейчас запросто обставлял своих более молодых коллег по всем нормативам.

Корпуса завода сохранились неплохо, но вокруг них царил полный развал. Приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не полететь кубарем. Зато можно было продвигаться незаметно, от укрытия к укрытию. Обнаруживать себя раньше времени не следовало, хотя Малышев был почти уверен: преступники в такую погоду не лазают среди развалин, а сидят в сторожке и пьют водку, заливая вполне естественный страх неизвестности. Любой человек боится, если он не клинический идиот или шизофреник. По сведениям, которые передал Сокольский, эти двое не первый раз убивали, но кто сказал, что закоренелым убийцам не страшно?

Стараясь не наступать на кучи обломков, Малышев осторожно зашёл в один из корпусов и, пользуясь прикрытием уцелевшей стены, пробежал до прямоугольной арки, в которой, судя по остаткам ржавых петель, раньше были ворота. Выглянув из-за косяка, опер увидел то, что ожидал — небольшой деревянный домик среди облезлых, наполовину облетевших, наполовину высохших кустов. И тут же заметил Николая. Тот выглядывал из-за противоположного угла здания. Малышев сделал ему знак ближе не подходить, а сам быстро двинулся вдоль корпуса в его сторону.

— Иваныч! По ходу, их трое, — сообщил ему Колян. — Как будем брать? Может, послать Костика за местным подкреплением?

— Пока он будет их искать — стемнеет, — не согласился Малышев. — Сделаем по-другому…

* * *

— Нравится дом?

Ольгин обернулся. Вошедшая в комнату женщина в синем платье явно косила под знаменитый портрет Анны Ахматовой. Тот самый, где она сидит вся в синем, с убранными в причёску чёрными волосами, угловатая и странная.

— Нет, — ответил Слава честно и повернулся к женщине, чтобы не разговаривать через плечо. Но руки из карманов не вытащил.

— Вот как? — удивилась незнакомка и присела на край одного из диванов.

— Это называется "хай-тек"? — Ольгин пожал плечами. — Несколько составленных как попало коробок для обуви, в которые зачем-то врезали стёкла от пола до потолка — вот что он снаружи напоминает.

Женщина нервно усмехнулась и взяла с низкогостолика пачку сигарет.

— Откровенно сказано. — Она закурила и посмотрела в окно, которое действительно занимало всю стену, от пола до потолка. — Зато красивый вид на залив.

— Не буду спорить, — согласился Ольгин.

— Так ты — тот самый человек, который хочет получить работу у моего мужа?

Он критически осмотрел её с головы до ног и хмыкнул.

— Так вы — жена?

Она откинулась на мягкую спинку и положила ногу на ногу. Изящная туфелька на высоком каблуке несколько раз качнулась вверх-вниз и почему-то напомнила Славе кошачий хвост, которым животное показывает, что сердится.

— Как тебя зовут? — спросила она, разглядывая его широкоплечую фигуру, кроссовки, потёртые джинсы, кожаную куртку. Потом взгляд женщины остановился на его лице.

Ольгин и не подумал отводить глаза.

— Вячеслав, — представился он.

— А полностью?

— Вячеслав Борисович Ольгин.

— И ты надеешься получить работу?

— А что, у меня нет шансов?

Она положила сигарету на край пепельницы и приглашающе похлопала по дивану рядом с собой.

— Главное, чтобы ты понравился мне. Тогда и работу получишь.

Слава не двинулся с места.

— И что это означает? — переспросил он.

— А ты не понимаешь?

— Нет.

— Врёшь! Ты всё понял. Иди сюда. Сколько тебе лет?

— Достаточно, чтобы не играть в такие игры, — ответил он, прищурившись.

Она мягко поднялась и подошла сама. Продолжая смотреть ему прямо в глаза, погладила кончик воротника — и вдруг, вцепившись в него двумя руками, истошно завопила, выламываясь и повисая на его одежде:

— А-а-а-а!!! Помогите!!!

Ольгин попытался вывернуться из её рук, но сразу не получилось — он не хотел причинять женщине боль. В следующую секунду в комнату ворвались двое людей и бросились его бить. Женщина отбежала подальше, в угол. Слава сперва даже сопротивляться не стал, тем более, что парни не очень старались, больше делали вид, что бьют. Потом ему завернули руки за спину, а в комнату быстрым шагом вошёл его наниматель собственной персоной.

— Что тут происходит? — рявкнул он.

— Он набросился на меня! — крикнула женщина, демонстрируя растрёпанную причёску и спущенное с плеча платье.

Мужчина ударил Ольгина по лицу — и это был первый настоящий удар. Слава обиделся, резким движением вывернулся из рук телохранителей, отскочив к огромному окну.

— Кино посмотри! — посоветовал он и не без злорадства сплюнул кровь на светлый ковёр.

— Какое кино? — Хозяин был сбит с толку и на порчу имущества не обратил внимания.

— То, которое по ящику твоей охраны идёт, — буркнул Ольгин, держась наготове и не собираясь больше поддаваться. — Камер понавешали, а пользоваться не научились?

Хозяин понял, усмехнулся и дал знак охранникам, чтобы не лезли больше.

— Заметил? Ну, извини, — сказал он, подходя. Ольгин подался от него, но убегать не стал, тем более, что для этого пришлось бы выбить стекло и прыгать со второго этажа. — А ты шустрый и соображаешь быстро. Молодец. Не бойся, Катюша мне не жена, а секретарша и помощница.

— Да? — Ольгин бросил взгляд на девицу, успевшую поправить причёску и платье. — Как-то не успокаивает…

Она вальяжно прошлась по комнате, достала из шкафчика аптечку и подошла к нему.

— Сядь, у тебя кровь идёт. Нечего ковёр пачкать.

Хозяин отступил. Ольгин позволил усадить себя на диван и промокнуть тампоном кровь, но наблюдал за хозяином и его "братками" очень внимательно.

— Так ты раньше работал на Никитина? — спросил хозяин, присаживаясь на край столика. — И что, он был доволен?

— Не был бы доволен, не написал бы рекомендацию, перед тем, как пустить себе пулю в висок, — проворчал Ольгин.

— Странная история, — заметил хозяин, внимательно глядя на Славу.

— Ага! — согласился тот. — Я тоже удивился. Стреляться из-за женщины давно из моды вышло.

— Так почему он это сделал?

Ольгин пожал плечами и отодвинул от себя руку секретарши.

— А я знаю? Никитин меня держал потому, что я вопросов не задаю. Что у него там было и почему — меня не касалось.

— Хорошо! — Хозяин хлопнул себя по коленям и поднялся. — Я возьму тебя на испытательный срок. Чем-то ты мне нравишься. Обещаю, больше шуток не будет. Ты не в обиде?

— А смысл? — пожал плечами Слава. — У каждого свои методы.

"Что шуток не будет — я уже заметил", — мысленно признал он.

— Вот и ладно! Оденьте его приличнее и объясните, в чём будут его обязанности.

С этими словами хозяин удалился, оставив Ольгина в обществе своей коварной секретарши и двух телохранителей.

— У вас так со всеми новичками обращаются? — спросил Ольгин.

— Будь уверен, это далеко не всё, — ответил на его вопрос один из парней. — За ту зарплату, которую здесь платят, можно и больше стерпеть.

— Ну, не знаю, — протянул Ольгин. — Я этой зарплаты ещё не видел.

Катя усмехнулась и похлопала его по плечу.

— Тогда расслабься и не падай духом. Своё получишь.

"Вот в этом я почему-то совершенно не сомневаюсь", — подумал Ольгин про себя, но вслух говорить не стал.

* * *

— Эй! Есть кто дома?!

Малышев, растрепав свои седые волосы для живописности и припустив рубашку, чтобы создать впечатление "пивного брюшка", стоял перед домиком, оглядывая его, словно решал для себя проблему: не попробовать ли заклинание Бабы Яги, чтобы "избушка" повернулась к нему передом. Пауза затягивалась, но Михаил Иванович решил не сдаваться и снова крикнул:

— Эгей! Нету что ли никого?!

Сложно было понять, происходит ли что-то внутри дома, но Малышев заметил тень за занавеской. Кто-то осторожно разглядывал его. Наконец, дверь скрипнула и наружу вывалился пожилой мужичонка с мятым, как из жёваной бумаги, лицом.

— Тебе чего? Это частная территория!

— Да ладно! — не поверил Малышев. — Слушай, отец! Не найдёшь пару десятков кирпичей целых?

— Сам ищи! — недружелюбно огрызнулся сторож.

— Да тут чёрт ногу сломит! — Для наглядности Малышев пнул какой-то камешек. — Ну тебе жалко, что ли? Наверняка ведь знаешь, что где лежит, а я в этом хаосе до ночи копаться буду. Десяточек бы кирпичиков!

— Сколько?

— Ну, три десяточка! С меня бутылка!

Сторож засомневался и даже оглянулся на дверь, но потом наверное решил, что дольше будет препираться.

— Ладно, найду, — проворчал он. — Ты что, в руках их потащишь?

— Да у меня машина вон там на дороге. — Малышев махнул рукой в сторону посёлка.

Сторож ещё посомневался, потом буркнул: "Подожди", — и исчез в доме. Через несколько секунд появился в засаленной "Аляске", которой в этот обед стукнуло четверть века.

— Пошли! — скомандовал он и двинулся в сторону ближайшего корпуса.

Малышев, спотыкаясь и сопя, потопал следом.

— Да что же такое! — возмущался он. — Нарочно, что ли, здесь арматуру накидали?

— Ты столько лет без дела простоишь — из тебя тоже арматура полезет, — пообещал ему сторож.

Зайдя внутрь, через пустой дверной проём, старик указал рукой на кучу в углу.

— Вот в ней можно и больше выбрать, — сообщил он. — Таскать-то как в свою машину будешь?

— Да придумаю что-нибудь, — пообещал Малышев, оглядываясь и подходя ближе, но не к куче, а к сторожу. — Тихо, дядя! — Ствол упёрся старику в шею и Малышев, растеряв свою неуклюжесть, с профессиональной быстротой накинул старику на запястье наручник, толкнул к сохранившейся в окошке решётке и пристегнул вторым наручником к прочным стальным прутьям.

— Ты кто такой?! — пытался было возмутиться сторож, но тут же умолк, когда Малышев вторично ткнул в него пистолетом.

— Полиция! Молчи или пристрелю. Понял?

Старик усиленно закивал, поверив в серьёзность намерений этого странного типа, который в равной степени мог оказаться и полицейским, и бандитом, пришедшим по следам живущей у него парочки.

В домике оставалось двое, но и их было бы неплохо разделить, чтобы не устраивать долгих препирательств. Когда Малышев присоединился к коллегам, Костик вполголоса доложил:

— Сзади дверей нет, окошко маленькое. Но всё равно, если захотят — могут пролезть.

— Попробую ещё одного выманить, — решил Малышев, но Николай удержал его за рукав.

— Иваныч! А если у них стволы?

— Что ты предлагаешь?

Подчинённый пожал плечами.

— Ладно, Костик меня прикроет, а ты дуй в обход и карауль с обратной стороны.

Всё бы получилось, если бы бандиты не занервничали раньше времени. А может, польстились на сообщение о машине, которая по словам "искателя кирпичей" стояла совсем близко. Один из убийц выскочил на крыльцо с двустволкой как раз в тот момент, когда Малышев возвращался к дому.

— Там дедок ваш в яму свалился! — сообщил бандиту опер и остановился, непонимающе глядя на ружьё. — Ты чего?! Говорю же, яма там!..

Хозяин двустволки прищурился — и Малышев моментально понял: выстрелит! Прямо сейчас! Оставалось дёрнуться вбок и упасть. Бабахнул выстрел. Малышев перекатился по камням, выхватил пистолет, мгновенно поднявшись на колено. Костик опередил его: бандита отбросило назад, палец его ещё успел спустить курок, но второй заряд дроби ушёл в небо.

— Молодец! — выдохнул Михаил Иванович, нацеливаясь на окна, и только тут почувствовал, что плечо отчаянно жжёт. Из-за дома послышался ещё один выстрел. — Костя! К Коляну!

Когда они обежали дом, всё было уже закончено: второй бандит лежал носом вниз и Николай, стоя коленом на его пояснице, сноровисто защёлкнул на его запястьях наручники. Малышев сунул руку под куртку и ощутил пальцами, как набухает тёплой влагой свитер на левом плече. Больно! И даже очень! Он поморщился.

— Иваныч! Ранен? — Колян уже подскочил к нему, оставив бандита валяться оглушённого и в наручниках.

— Зацепило маленько, — признал Малышев. — Вот собака! Ничего, вроде по поверхности мазнуло. Рука действует.

Минут через пять он сидел на крыльце дома, стянув с плеч куртку, и Колян наскоро перебинтовывал его рану. Выстрелом дробовика плечо задело по касательной. Рядом стояла автомобильная аптечка. Шофёр, чтобы не терять времени, помогал Костику осматривать застреленного им бандита.

— Повезло тебе, Иваныч, — заметил Колян. — Действительно только зацепило. Но вот тут пара дырочек и выхода с другой стороны нет, так что доставать местному доктору из тебя дробины!

— Старею, — мрачно проворчал Малышев. — Двигаюсь медленно. На пенсию пора…

Он думал о своём обещании, которое дал Сокольскому и которое сможет выполнить только наполовину. Бандит, который стрелял в него из двустволки, больше уже никому ничего не расскажет.

Глава пятая. Золотое сечение

Наркоз для Игоря был провалом в никуда. Может, кто-то и видит странные сны в этом состоянии, но он ничего не видел. Когда возвращался — точно мог сказать только одно: он закрыл глаза не секунду назад, прошло какое-то время, отрезок его жизни, который у него отняли и отдали хирургу у стола.

Последний раз было так же и Сокольский первым делом услышал знакомый голос:

— Игорь! Игорёк! Игорь Сергеевич! Просыпайся, я уже закончил!

В следующую секунду он начал ощущать постороннюю вещь, которая сидела у него в горле и страшно мешала. Как тут можно ответить, когда тебе всунули эту дурацкую трубку? Наверное, на его лице отразилось недовольство или хирург по опыту знал, что именно он испытывает, потому что тут же уверил:

— Знаю, мешает. Вот как пошевелишь головой — так вытащу. Давай, всё от тебя зависит.

Некоторое время ничего не получалось, хотя Игорь старался. Мозг отдавал команду, но тело не слушалось, он даже собственного усилия не чувствовал. Но интубационная трубка ужасно мешала и он не прекращал попыток, пока не начал ощущать, что оказывается, у него есть затылок и к нему, вроде бы, крепятся какие-то мышцы. Ещё несколько секунд такой борьбы — и ему удалось оторвать голову от стола на пару миллиметров. Хирург тут же вознаградил его победу, быстро и без особых ощущений удалив наконец этот лишний предмет из его горла. Дышать сразу стало легче. Или ему так показалось.

Осознанная жизнь началась в палате, часа через два.

— Ну, как себя чувствуешь? Ладно, не говори, только слушай. Я тебе больше пальцев после операции не подставляю, ты мне первый раз один чуть не открутил, когда я по неосторожности решил твои рефлексы проверить. — Хирург посчитал пульс, потом продолжил, будто и не останавливался в своей речи: — К твоему сведению, "сожми" и "оторви" — разные команды. Теперь по существу: заштопал как всегда качественно, будешь доволен. Но вообще, пора тебе бросать эту привычку. Ты только ко мне на стол попадаешь четвёртый раз. Понял, на что намекаю?

Игорь слушал его болтовню и ничего не отвечал. Да и не нужно было. Вот пол литра тут подошли бы, в качестве благодарности, но с этим можно подождать. В чём-то Серёга, хирург, был прав — пора завязывать с "традицией". Ещё пожить хочется.

Кажется, это было на третий день. Игорь чувствовал себя настолько лучше, что врач настоятельно потребовал с него "побольше ходить и поменьше лежать". Он и ходил, точнее, бродил туда-сюда, по коридору и небольшому холлу перед лестницей. Привлёк его тогда странный стук, будто что-то металлическое упало на каменный пол. Игорь выглянул на лестничную площадку и увидел девицу лет двадцати, растерянно стоящую над упавшим костылём.

— Корсет мешает наклониться, — виновато призналась она. — Вы не позовёте медсестру?

Вместо этого Игорь вышел на лестницу.

— Нет-нет! — испугалась она. — Не надо! Не наклоняйтесь, вдруг ещё с вами что-нибудь случится!

Игорь подмигнул ей, потом поддел костыль носком своего больничного тапочка и ловко подкинул вверх, перехватив рукой в полёте.

— Держите и не теряйте больше.

Она улыбнулась — и почему-то ему тоже захотелось улыбнуться ей в ответ. Наверное, девушка сочла это хорошим признаком, и лицо у неё заметно повеселело.

— Как вас зовут? — спросил Игорь.

— Лена. — Она поправила свободной рукой распущенные каштановые волосы. — А вас?

Он хотел было сказать: "Игорь Сергеевич", но почему-то сократил до имени:

— Игорь. Может, вас до палаты проводить?

Она охотно кивнула.

— Мне интересно, как такая милая девушка попала в это мрачное царство? — спросил он, пока они брели вдвоём по коридору.

— На мотоцикле разбилась, — беспечно ответила Лена. — Папа меня сюда устроил, потому что здесь врачи лучше.

Сокольский позволил себе удивиться.

— На мотоцикле?

— А что вы так смотрите? — в свою очередь удивилась она.

— Наверное, я как-то не так представлял себе девушек, которые рассекают на мотоциклах, — признался он. — Вы больше похожи на балерину.

Она тихонько рассмеялась и Игорь решил, что у неё очень приятный смех, почти как музыка.

— Я серьёзно говорю, — заметил он, улыбнувшись.

— Тогда скажите, как вы тут оказались? — предложила она.

— Бандитская пуля, — драматическим тоном сообщил Игорь.

Она нахмурила бровки, но он кивнул уже на полном серьёзе.

— Я могла бы сама догадаться, — призналась Лена. — У вас глаза такие… Кажется, что вы обманывать не умеете.

Игорь только усмехнулся. Не говорить же, что солидный период жизни обманывать и притворяться было его обязанностью.

— Вы — хорошая девушка, — сказал он. — Смелая и можете, когда захотите, настоять а своём.

— Почему вы так думаете?

— Ну, потому что если бы я был вашим отцом — я бы не позволил вам носиться на мотоцикле.

— Угадали! — согласилась Лена. — Папа всё время твердит, что это была его ошибка — то, что он согласился купить мне мотоцикл. Теперь, наверное, отберёт.

— А от него что-то осталось? — Сокольский сдвинул брови, сделав вид, что озадачен.

Она рассмеялась. Минут через десять они уже обращались друг к другу на "ты"…

Вечером к Лене зашёл отец, застав её в коридоре. Сокольский наблюдал, отойдя в сторонку и делая вид, что он сам по себе. Больничные знакомства ни к чему не обязывают, но наверное, это выглядело бы странно: какой-то сорокалетний подстреленный парень набивается в друзья к его двадцатилетней дочери. Елена Михайловна Малышева вскоре выписалась, долечиваться дома, а через месяц с небольшим Игорь встретился с её отцом на Львином мостике. О Лене он тогда ничего не спросил, хотя девушка не исчезла из его памяти. Игорь посчитал, что у него нет морального права вмешиваться в её жизнь, но досье её отца производило хорошее впечатление и Сокольский решил, что Малышеву можно доверять. Даже обосновал свой выбор перед начальством. В противном случае, дело о наезде на гражданина В.В. Строгова (настоящее имя — Владлен Вадимович Кротов) изъяли бы у Малышева и передали тому, кто вызывал больше доверия.

Спустя два дня Малышев позвонил ему, как обещал.

— Мы нашли фигурантов, — сообщил он. — Вы можете подъехать прямо сейчас, к нам, на Большую Подьяческую?

Сокольский уловил в его голосе напряжение и живо спросил:

— Что случилось? Ваши все целы?

— Мои-то целы… А вот вам придётся удовлетвориться разговором только с одним из задержанных. Второй убит.

— Петров или Терский? — тут же спросил Сокольский.

— Терский. Петров цел.

— И то — хлеб. Ждите, уже еду.

Через пол часа он был на месте. Малышев проводил его в кабинет, где на стуле, под присмотром его напарника Николая, сидел потрёпанный тип в наручниках и с разбитой рожей.

— Сопротивлялся при аресте, — пояснил Михаил Иванович. — Коля! Иди пообедай. — Подчинённый бросил оценивающий взгляд на Сокольского и вышел. Малышев уточнил: — Мне тоже выйти?

— Майор! Я наглый, но не на столько же, — ответил Игорь и, пройдя к столу, присел на угол, подвернув вокруг колена полу своего пальто. — Здравствуй, Петров. Давно не виделись.

Фигурант чесал нос, подняв скованные руки, и старательно глядел куда угодно, только не на Сокольского. Малышев молча устроился за соседним столом.

— Молчишь? Помнится, в нашу первую встречу ты был смелее, — заметил Игорь, гоняя пальцем какую-то соринку на краю стола рядом с собой. На фигуранта он даже не смотрел, но тот всё равно напрягся и замер.

Малышев подумал: "А ведь этот Петров боится! И боится он именно Сокольского. Интересно!"

Игорь поднял голову и долгим взглядом посмотрел на бандита. Тот опустил руки на колени и нахохлился.

— Чего надо? — угрюмо спросил он.

— Мне? Ничего, — резко ответил Сокольский. — Вы с приятелем убили не того человека.

— Никого мы не убивали!.. — начал было Петров.

— Молчать! Терскому уже всё равно. На его счастье. — Сокольский подался к нему и, глядя в лицо, добавил: — Он не попадёт в тюрьму. А ты попадёшь. И тоже умрёшь. Но не сразу. Даже боюсь подумать, как ты будешь умирать. И никто тебе не поможет. — Он выпрямился. — Мне лично всё равно. Чем больше вы друг дружку режете и душите — тем спокойнее законопослушным гражданам.

Петров оскалился, словно ему удалось поймать спасительную мысль.

— Не-ет, мент, — протянул он, поднимая голову и глядя на Сокольского. — Тебе не всё равно! Иначе бы ты сюда не припёрся!

— Я не мент. — Сокольский встал и прошёлся по кабинету. — В нашу первую встречу ты меня обидел. Помнишь? Я пришёл, чтобы сказать тебе о том, что тебя ожидает. — Теперь он говорил устало и неохотно, словно ему сделалось всё равно и до Петрова, и до всех его дел. — Чтобы ты успел помучиться страхом. Знаешь, страх перед неизбежным — это очень неприятное чувство. Оно просто душу выматывает… Но я ухожу. Пусть с тобой другие разговаривают.

Он повернулся и на полном серьёзе пошёл к двери. Петров лихорадочно оглянулся, словно не мог поверить, а потом быстро сказал:

— Ну погоди! Если я расскажу, мне защита будет?

Сокольский остановился, но не спешил оборачиваться. Малышев подумал: "Артист! Убедительно играет! Или это не игра?"

— Ну, мы этого стилягу грохнули! — признался Петров. — Но за рулём не я был!

Сокольский повернулся на три четверти в сторону Малышева.

— Дайте ему бумагу и ручку, майор, — предложил он. — Пусть пишет чистосердечное, а потом мы поговорим. И имя нанимателя назвать! Слышишь, Петров?

— Слышу, — буркнул тот неохотно.

Михаил Иванович выдал бандиту письменные принадлежности, позвал дежурного, чтобы присмотрел за "творческим процессом", после чего ушёл вместе с Сокольским в соседнее помещение.

— Я вспомнил, где видел этого убиенного Строгова, — сказал он фээсбэшнику. — Лет пятнадцать назад обнесли лабораторию одного НИИ. Убили охранника и двух лаборантов, вынесли абсолютно всё: записи, отчёты, исходные ингредиенты, образец полученного вещества… Работали грамотно, так что подозрение сразу пало на руководителя лаборатории. Только он мог знать, что именно нужно брать и где оно лежит. Дело вёл не я, но мне посчастливилось присутствовать на встрече с этим типом. Он кричал, что загублены плоды трудов всей его жизни, что он совершил прорыв в науке, что его изобретение должно было стать сенсацией века…

Пока Малышев вспоминал, Сокольский внимательно наблюдал за ним, явно довольный тем, что майор сам всё вспомнил и ему не пришлось подсказывать.

— В общем, прямых улик против руководителя лаборатории не было, его отпустили под подписку о не выезде, — продолжал Малышев, слишком увлёкшись своими мыслями, чтобы заметить взгляд Сокольского. — А потом он утонул. Провалился в прорубь, тело так и не нашли, но в том месте подо льдом было сильное течение. Лицо его я запомнил смутно, но уже тогда обратил внимание, что у него какие-то особенные руки и он за ними явно хорошо ухаживает. Только фамилия у него была совсем другая, не Строгов, и даже не та, которую сообщили вы.

— Пермятин, — подсказал Сокольский.

Малышев резко взглянул на него.

— Пятнадцать лет прошло, — напомнил Сокольский. — Отпечатков пальцев у начальника лаборатории тогда, по каким-то неясным мне причинам, не взяли, и сейчас мы с вами не можем стопроцентно утверждать, что убитый Строгов, он же Кротов — на самом деле тот самый Пермятин. Так ведь? Но это хорошо, что вы подумали именно на него. Это значит, что он действительно похож и версия может оказаться правдой. Не припомните, что именно он изобретал тогда?

Малышев задумался, но вынужден был пожать плечами.

— Если бы это дело вёл наш отдел, я бы запомнил, — признался он.

— Я подскажу, — негромко проговорил Сокольский. — Но информация секретная. Он изобрёл некое супер-вещество, реагент, который позволяет обычной стальной пуле пробивать бетонную стенку. Пермятин утверждал, что его изобретение совершенно, как Золотое Сечение, тоже состоит из пяти ингредиентов, причём сперва три вещества связываются в одно, потом два оставшиеся реагируют между собой, а в результате мы получаем два компонента, которые дают окончательную реакцию.

— Ну, учёные часто говорят о том, что хотят получить, — заметил Малышев, позволив себе проявить скептицизм. — Это не значит, что вещество действительно существовало.

— Конечно, — согласился Скольский. — Именно так мы все и думали. Но примерно с месяц назад наши люди задержали киллера с интересной винтовкой. На первый взгляд, ничего особенного… Кроме того, что металл при её изготовлении использовали необычный, конструкция рассчитана на такие нагрузки, которые не испытывает снайперская винтовка, и в пулях вместо пороха — неизвестное вещество. — Он сделал паузу и добавил: — Эти пули пробивают любую преграду: бронежилет, мешки с песком, бетонную стенку.

Малышев мрачно вздохнул. Не верить Сокольскому у него повода не было, непохож был этот строгий, молодой подполковник на шутника.

— И что дальше? — спросил Михаил Иванович, не зная, как ему реагировать на откровенность фээсбэшника.

— Дальше? — Сокольский посмотрел на него. — Будем работать. Петров не дурак. Он понимает, что если вы возьмёте заказчика — всё внимание переключится на него и исполнители уже мало кого заинтересуют. А я буду на заказчика ловить того, кто нужен мне. — Что-то лукавое промелькнуло в его едва заметной улыбке. — Как вам такой вариант?

Малышев усмехнулся.

— Хитро придумано! Вот только если мы возьмём заказчика, не подумает ли тот, кого вы ловите, что себе дороже лезть в расставленную ему ловушку?

Сокольский философски пожал плечами и ответил коротко, но с убеждением:

— У него не будет выбора.

Книга 2. Синоптики не обещают. Часть вторая. технологии ведения дел

Глава первая. Метод вербовки

(За полтора месяца до основных событий)

Сокольский даже головы не поднял, когда охранник запустил в комнату арестованного Попова. Сказал только, просматривая какую-то бумажку:

— Проходите, Андрей Алексеевич! Присаживайтесь!

— Звучит так по-дружески… — Попов подошёл к столу и сел на указанный стул.

Стены здесь были выкрашены казённой тёмно-зелёной краской, окошко под самым потолком, а из мебели — только пара стульев и простой стол, без всяких ящиков: столешница и четыре ноги. Ах, да, ещё кнопка звонка сбоку. Сокольский обращаться в арестованному не спешил, продолжая просматривать составленное из разных источников досье. Он нарочно не поднимал головы, чтобы заставить Попова помучиться неизвестностью среди мрачной обстановки. Попов действительно некоторое время ёрзал на стуле, потом, не выдержав молчания, заговорил сам:

— Вы бы ещё лампу настольную на арестанта направили, для антуража — и прямо допрос времён памятной нам всем НКВД.

— Вы какого года рождения? — спросил Сокольский, не отрываясь от чтения.

— Тысяча девятьсот шестьдесят восьмого, — ответил Попов, раздельно и чётко. И тут же добавил, сменив тон на язвительный: — А что, в моём деле это не написано?

— НКВД был упразднён за двадцать два года до вашего рождения.

Наконец Сокольский поднял голову и посмотрел на бывшего помощника Марка Лисовского. Глупо, конечно, но Попов до последнего надеялся, что увидит какое-то другое лицо.

— Что с вами, Андрей Алексеевич? — участливо спросил Сокольский, отметив интересную бледность арестованного. — Надеялись, что ваш подельник Крикунов, он же Арлекин, успел меня пристрелить? Или вспомнили другого человека, по имени Олег? Мне интересно!

— Не понимаю, о чём вы говорите, — оправдался Попов, и тут же перестал на него смотреть.

— А я думаю, что понимаете. Хотя… — Сокольский пожал плечами. — Вы очень многого не понимали, будучи в уверенности, что у вас всё под контролем. Так ведь? — Это был риторический вопрос. — Вы считали, что Арлекин работает на вас, а не вы на него. Вы полагали, что Олег Сокольский нанят МСМ, то бишь, господином Мориным, а Олег Сокольский был подослан к вашему Крикунову-Арлекину больше года назад совсем другими людьми. Он успешно стравил вас с МСМ, и успел серьёзно попутать ваши планы, прежде чем вы с ним расправились.

Сокольский встал, и заложив руки за спину, прошёлся по помещению. Попов наблюдал за ним, вертясь на стуле. Он относился к числу людей, которым трудно оставаться неподвижными больше десяти секунд.

— Я всё ломал голову: почему он действовал так неосторожно? — продолжал Сокольский. — Потом понял: у него не было выбора. Олег вынуждал вас кидаться друг на друга, чтобы понять, кто из вас союзник, а кто — конкурент. Иначе он не смог бы разобраться в ваших махинациях. Это всё равно, что попасть в замкнутое пространство к четырём крокодилам — вам, Арлекину, МСМ и Шеллеру: рано или поздно один из крокодилов должен был его растерзать. В конечном итоге, он погиб. — Сокольский остановился и посмотрел на Попова. — Но он успел сделать всё, что должен, чтобы его место занял другой, и довёл начатое до конца. Этим другим стал я.

Попов ухмылялся, но в этой гримасе было маловато уверенности. Пока что Сокольский не сказал ничего такого, о чём он сам, сидя в камере, не додумался. Некоторые вещи Андрей Алексеевич с удовольствием узнал бы раньше — да не смог. Сокольский между тем двинулся на новый круг по камере, и продолжил:

— Вы бы и меня съели, но на вашу беду, Олег хорошо подготовил моё появление. Вы даже не почувствовали, когда из охотника превратились в дичь. Вам казалось, что вы командуете, но вы и со своим окружением не могли договориться. Вы даже не знали, что Чехов работает не на вас, а на Арлекина, хотя теоретически вы были одной командой. Вы не смогли понять, зачем Арлекину нужен лично я, и почему он не даёт вам меня ликвидировать. — Сокольский прислонился к стене под окном и скрестил руки на груди. — Вы ведь вычислили меня сразу, но уже не смогли ничего изменить. Даже ваш собственный шеф, Лисовской, которого вы почитали своей пешкой, переиграл вас без особого труда. А пока вы гонялись за ним и за мной, мои люди шли следом и собирали информацию. Теперь у суда есть все доказательства вашей вины, и вы получили бы по полной. — Он сделал паузу, и добавил, заинтересованно глядя на Андрея Алексеевича: — Но мне этого мало.

— И что же вам нужно? — усмехнувшись, спросил Попов, решив, что настал момент поторговаться. — Имена моих заграничных нанимателей, или коды швейцарских банков?

— Именно вы виновны в смерти моего брата-близнеца, — не обратив внимания на его реплику, продолжил Сокольский. — Арлекину он нужен был живым. МСМ считал, что Олег на него работает, и тем более, не стал бы его убивать. Шеллер был лишь вашим подручным. Ответственность именно на вас. Знаете, зачем я пришёл сюда? — Он обошёл Попова, и наклонившись к его уху, раздельно произнёс: — Я собираюсь вас убить.

Укол в шею был резкий и чувствительный. Попов моментально вырвался, перевернув стул. Но Сокольский его и не держал, шагнул в сторону. В руке у него был автоматический шприц.

— Что… Что вы со мной сделали? — Попов держался за шею, чувствуя, как ноги становятся ватными, и не понимая, что тому виной: неизвестный яд, или страх смерти.

Сокольский положил шприц в карман, поднял стул и поставил его на место.

— Садитесь, господин Попов. У вас осталось мало времени. Впрочем, вы можете попробовать постучать в двери, покричать, позвать на помощь. Вдруг кто-то откликнется.

Андрей Алексеевич действительно кинулся к двери, и закричал, колотя в неё кулаками. Но уже через несколько секунд ослабел и сполз на пол, прислонившись в обитой железом створке. Его прошибло потом, и рубашка моментально прилипла к спине.

— Вы… Что вы сделали?! Вы убийца!

Сокольский неопределённо качнул головой и состроил разочарованную гримасу.

— Мне и раньше приходилось убивать, — признал он, заложив руки за спину. — Это входит в мою работу. Знаете, Попов, несколько месяцев назад я читал отчёт патологоанатома о том, сколько повреждений было у Олега Сокольского, после того, как над ним поработали люди Шеллера. Именно в тот день я дал себе обещание, что найду того, кто заставил моего брата пройти через всю эту боль. Найду — и убью его лично.

— Как вы могли… — прохрипел Попов, в отчаянии держась за ворот рубашки.

— Вас интересует техническая сторона дела, или моральная? — Сокольский смотрел на него издали и не подходил. — С моральной точки зрения, я оказал вам благодеяние. Моего брата ваши подручные мучили несколько часов — вы умрёте быстро и почти без мучений, минут за десять. Одышка, учащённое сердцебиение, мушки перед глазами, боль в кишечнике, спутанное сознание, галлюцинации, потом остановка сердца — и всё. Технически… — Он пожал плечами. — Я ввёл вам смертельную дозу сердечного гликозида. Шприц, кстати, из арсенала вашего Арлекина. Знаете, в тюрьме подследственные иногда умирают от сердечного приступа. Примерно так умер Шеллер. У меня есть основания полагать, что вы об этом хорошо знаете. К моменту вскрытия следов яда уже не будет.

Попову казалось, что этот человек специально говорит, и говорит, не останавливаясь. Сердце у Андрея Алексеевича уже билось так, что отдавалось звоном в ушах. Неприятный холод разливался под рёбрами, и в довершение всего у него от страха заболел живот.

— Замолчите… — еле выговорил он. — Да замолчите же!

Сокольский действительно замолчал, присел на край стола, и теперь наблюдал за ним через пол-камеры.

— Я не хотел… Спасите! Есть же средство!..

Попов рванул ворот так, что отлетели пуговицы. Сокольский прищурился, глядя, как он мотает головой и поджимает к себе ноги.

— Средство есть, — сказал он негромко. — Но назовите мне хоть одну причину, чтобы я вам его дал.

До Попова дошло, он перестал корчиться, и сделал попытку переместиться на колени.

— Я могу быть вам полезен, — прохрипел он. — Я много знаю. Я отдам вам исполнителя! — Он смотрел на Сокольского, но тот молчал. — Что вы хотите?! Отвечу на любые вопросы…

Сокольский наконец-то кивнул, медленно и неохотно, потом достал из кармана ещё одну капсулу и зарядил её в шприц. Но продолжал сидеть на краю стола и не торопился приходить на помощь. Попов протянул руку.

— Пожалуйста! Умоляю!..

— Подпишешь согласие сотрудничать, — сказал наконец Сокольский. — Будешь отвечать честно на все вопросы, давать всю информацию, которая от тебя потребуется. И учти: я могу довершить начатое в любой момент. Ты меня понял?

— Да! Понял! Понял!

Сокольский встал с края стола, подошёл, и протянул ему шприц.

— Это унитиол, — пояснил он. — Можно вводить внутримышечно.

Попов дрожащей рукой выхватил у него шприц, и отчаянно ткнул себя в шею. Сокольский остался невозмутим. В обоих ампулах была обычная дистиллированная вода для инъекций, и то, что он сейчас делал, лучше было скрыть как от начальства, так и от подчинённых, чтобы соблазна не было. Охранника за дверью он предупредил заранее: не входить ни на какой стук и крики, явиться только тогда, когда будет звонок. Камера слежения была отключена, и если возникнут вопросы — Сокольский знал, что сказать начальству, чтобы не подводить никого под неприятности. Отойдя обратно к столу, он достал из папки заранее подготовленный листок, и положил на него ручку.

"А я мог бы убить его по-настоящему", — подумал Игорь про себя, и тут же понял, что этого ему хочется больше всего на свете…

Глава вторая. Трудное положение

В просторном ангаре вдоль стены стояло несколько металлических щитов, за которыми плотно лежали мешки с песком, рядом торчал прислонённый к стенке обломок бетонной конструкции — всё это явно было для чего-то приготовлено заранее. Ворота ангара открылись и внутрь, друг за другом, въехали две машины. Они остановились в дальнем конце ангара. Прошло ещё минут пять — и показалась очередная иномарка. Она не стал уезжать далеко от входа. Потом из всех трёх машин вышло по два человека — и сошлись в центре.

— Привезли? — спросил высокий блондин с выдающимся горбатым носом, останавливаясь напротив коренастого коротышки с лысиной и густыми бакенбардами. Остальные рассредоточились по периметру.

Коротышка самодовольно усмехнулся и кивнул себе за спину. Один из его людей показал большой пластиковый кейс, но подходить ближе не спешил.

— А вы привезли? — спросил коротышка.

Горбоносый блондин тоже кивнул себе за спину, и оттуда ровно на шаг выдвинулся человек с дипломатом.

— Покажи, — приказал блондин, и человек открыл дипломат, издали продемонстрировав, что он набит сиреневыми пачками денег.

Коротышка удовлетворённо хмыкнул, и не оборачиваясь, поднял палец. Двое его помощников тут же направились к щитам, вытащили из-за них складной стол. Потом человек с пластиковым кейсом подошёл к этому столу и положил на него свою ношу. Раскрыв кейс, он принялся соединять и составлять какой-то странный конструктор. В тишине пустого ангара щелчки и шуршание металла по металлу отдавались в ушах. На сборку ушло минуты три. Коротышка забрал из рук подручного готовую вещь и продемонстрировал её блондину.

— Снайперская винтовка? — предположил тот, с любопытством глядя на оружие.

— Только внешне, — осклабившись, ответил коротышка. — Оружие будущего! Аналогов нет ни в одной армии мира! Универсальная система наведения на цель, инфракрасные датчики, лучевой сканер, система для прослушивания разговоров на расстоянии, генератор помех широкого диапазона действия. Вот эта часть выполняет роль солнечной батареи, а это — миниатюрное устройство, генерирующее инфразвук, с направленным действием. Вы можете напугать и дезориентировать врага раньше, чем он поймёт, что происходит, или, на худой конец, отпугнуть собак, которые вас преследуют. Особая система глушения делает отдачу минимальной, а звук выстрела практически отсутствует.

Блондин слушал очень внимательно, и по нему было видно, что он рад подержать чудо-оружие в руках, но коротышка ещё не насладился своей лекцией.

— В винтовке два принципиально различных боезапаса, — продолжал он, поворачивая агрегат и показывая две плоские ёмкости под стволом. — Один — обычные пули, именно такие и используются в большинстве снайперских винтовок. А вот второй — это наша особая разработка! Улучшенный реагент и особая форма пули позволяет ей пробивать пятидесяти миллиметровую бетонную стенку. Сами понимаете, что индивидуальная броня, все эти бронежилеты, щиты, против такой пули — всё равно, что гнилая фанера. Ну, и самое главное! — Он смилостивился и передал винтовку в руки блондина. — Никаких серийных номеров, никаких опознавательных знаков! Убедитесь сами! Запчасти и материалы мы получаем от нескольких заграничных поставщиков, а это значит, что никто не сможет вычислить, откуда это оружие взялось! Оно никем не учтено, ниоткуда не украдено и нигде не зафиксировано.

— И где же вы его производите? — поинтересовался блондин, со знанием дела вертя винтовку в руках.

— Опытные образцы изготовлены в нашей лаборатории, а для серийного производства мы выбрали тихое местечко в области, — таинственно улыбаясь, похвастался коротышка. — Сейчас мы на стадии комплектации необходимого оборудования, основные части которого должны получить уже на этой неделе. К концу следующей мы сможем начать производить такие винтовки — и уже через месяц можно будет говорить о массовом производстве.

Блондин кивнул со знанием дела.

— Хорошая штука! Мне бы хотелось опробовать её.

Лысый коротышка радостно кивнул.

— У нас всё готово! Можете начинать прямо сейчас!..

…Примерно через час, после того, как дотошный и въедливый блондин убедился, что всё перечисленное коротышкой — чистая правда, он переключился на практические рельсы:

— Сколько вы можете предоставить готовых экземпляров, скажем, через полтора месяца? — спросил он.

Коротышка состроил хитрую рожу.

— Полагаю, что на двадцать экземпляров вы можете рассчитывать. — Заметив скептицизм клиента, он тут же пояснил: — Поначалу будет трудно развить необходимую скорость сборки, дело-то новое. К тому же, мы связаны поставщиками. Но в течение пары ближайших месяцев мы уладим и этот вопрос, и тогда можно будет говорить о значительных количествах готового оружия.

— Хорошо, я куплю всю первую партию, — постановил блондин, и положил оружие на стол. — Задаток ваш. Надеюсь, вы меня не подведёте.

— А когда я подводил? — поинтересовался коротышка, ловко пробегая пальцами по пачкам с деньгами. — Приятно иметь с вами дело! Полагаю, наше сотрудничество распространится не только на ближайшую партию?

— Возможно, — пообещал блондин. — Могу я забрать образец?

— О, конечно! И с полной инструкцией! Только вот… В общем, постарайтесь его нигде не засветить!

Винтовка отправилась обратно в кейс, а кейс — в руки одного из помощников блондина. Через пару минут гости уехали. Только после этого к коротышке подошёл человек, который всю встречу просидел в одной из машин.

— Что мы будем делать без Дока? — мрачно спросил он. — Надо же было ему так не вовремя попасть под колёса!

— Не знаю, — бодро ответил коротышка. — Что-нибудь придумаем. А не придумаем — босс из нас самих химиков сделает.

Он прижал к себе кейс с валютой и полез на заднее сидение машины.

* * *

Зима явилась слишком рано. Всего-то начало ноября, а за окном сыплет снег, да ещё какой! Конца и края не видно этому снегу. Облака висят низко, на улице с утра — темно, холодно, тоскливо. Дороги замело, убирать их не успевают, а тепла машин не хватает, чтобы растопить такой утрамбованный ледяной покров. Колёса месят снежную кашу, которая из белой моментально превращается в коричневую, налипает снизу на кузова и всячески препятствует привычной дорожной жизни.

Сегодня Марк отправил Ольгу с Дашенькой домой пораньше. Ему хотелось, чтобы шофёр успел доставить их на Большую Конюшенную засветло. Из-за снегопада пробки на дорогах возникали даже среди дня, не то, что ближе к вечеру, когда наступал час-пик.

Оставшись наедине с собой, в фешенебельной больничной палате, Марк ощущал себя отупевшим и бесчувственным, как бревно. Может, так было и лучше, во всяком случае, искать себе собеседников по больнице Марк не хотел. Он сидел на постели с поднятым изголовьем, и вроде бы смотрел телевизор, но спроси его, что там за передача — не смог бы ответить. Надо было сосредоточиться и хоть документы посмотреть, не зря же новый зам их притащил. Но сил не было.

Марк вынужден был признать самому себе, что устал от операций и перевязок, которые уже начали казаться бесконечными. Левую ногу ему прооперировали трижды, так неудачно засела в кости пуля. Хотелось верить, что всё позади, он уже мог кое-как встать, держась за спинку кровати и сделать несколько шагов. Но гораздо больше, чем дела компании, или собственное состояние, его волновали отношения с Ольгой. Она изменилась, стала мягче, внимательнее — радоваться бы этому! А Марк не радовался. То есть, он улыбался Ольге, тянулся к её неожиданной ласке, но когда она уходила — вся радость куда-то исчезала, вместе с энтузиазмом. Пока он в больнице, и они видятся раз в день на пару часов, она ведёт себя как идеальная жена, но что будет, когда он вернётся домой? Может быть, Ольга снова разочаруется? Марк боялся. Может быть, если бы он что-то активно делал, занимался фирмой, возил сам Ольгу с Дашенькой по городу, а не валялся в палате днями и ночами, все эти мысли просто не успевали бы прийти ему в голову! А так…

— Не помешаю?

Сокольский появился, по своему обыкновению, незваным и неожиданным, но Марк так обрадовался его приходу, что сам удивился.

— Вот не ожидал! — Он с готовностью протянул руку. — Слушай, выруби этот ящик! Я куда-то пульт задевал.

— Давно не виделись! — Игорь пожал его руку, потом пошёл и выдернул вилку из розетки. Вернувшись, сел на стул рядом с кроватью. — Я тут думал, что тебе принести, позвонил Ольге Петровне за консультацией. Она сказала, что яблоками ты уже всю больницу снабжаешь. Пришлось принести гранаты. — Он положил на тумбочку объёмистый пакет с крупными, тёмно-красными плодами. — Это не какая-то магазинная ерунда! Друг привёз, из Азербайджана.

— А зачем так много-то? — Марк рассеянно улыбался, чувствуя, что вприсутствии Сокольского все его проблемы начинают казаться надуманными, мелкими и глупыми. Стоит ли забивать ими голову? Вот Сокольский каждый день решает вещи посложнее — и не переживает. Марк тянулся к этому человеку, ощущая за ним силу.

— Со своими поделишься, — ответил Игорь на его вопрос. — Как себя чувствуешь?

Марк потрогал пластырь, которым была заклеена одна сторона его лица до самого глаза и хмыкнул. Пластический хирург показал себя настоящим профессионалом, сведя к минимуму последствия рваной раны, но пока ещё рубец следовало предохранять от лишних воздействий.

— Домой хочется, — признался Марк. — Вроде, теперь уже скоро… Только не говори, что пришёл не по делу, а просто так. Всё равно не поверю.

— А зря, — заметил Сокольский. — Я всегда стараюсь сочетать приятное с полезным.

Марк усмехнулся.

— Знаешь, Игорь! Со мной можно не церемониться. Я тебе обязан. Спрашивай уже.

— Ну, если ты настаиваешь… Как настроение? Как дела фирмы?

Марк нетерпеливо кивнул. В нём проснулось любопытство.

— Нормально! И то, и другое. Но ты не об этом хотел спросить?

Сокольский сдался:

— Что можешь сказать о Илье Николаевиче Горюнове?

Вот этим вопросом Марк озадачился.

— Почти ничего. Но тебя ведь такой ответ не устроит?

Сокольский не стал отрицать это предположение.

— Ну погоди, я подумаю… — Марк откинулся затылком на подушку и несколько секунд лежал, прикрыв глаза. — Глава компании грузоперевозок, специализируется на контейнерных доставках, в частности, из-за границы по морю. Как-то мы заключали договор на поставку отделочной плитки из Финляндии. Горюнов привлекает тем, что довозит товар непосредственно от места, и до места, сам решает все путевые проблемы, осуществляет юридическое сопровождение. У него грузовики, связи на таможне, чтобы ускорить процесс разгрузки. Мне не хотелось утяжелять свою компанию и заводить собственный парк машин, но после первой же поставки я отказался от идеи с ним работать.

— Почему?

— Как объяснить?.. У меня в девяностые развилось нечто вроде параноидального синдрома. — Марк невесело усмехнулся. — Если мне хоть что-то кажется подозрительным — я сразу бегу без оглядки.

— А что тебя тогда смутило?

Сейчас Марка смущал неожиданный интерес Сокольского к Горюнову. Если уж подозрительный бизнесмен попал в поле зрения УВР, значит тому есть основательные причины. Лисовской постарался ответить максимально откровенно:

— Мне показалось, что вместе с моим грузом он привёз что-то ещё. Возможно, я был тогда не прав…. Так получилось, что я присутствовал при разгрузке контейнеров в порту. Их было двенадцать, и в каждом — определённое количество ящиков с плиткой. Но когда машины прибыли на нашу базу — контейнеров стало десять.

— Кто-то стырил два контейнера? — живо переспросил Сокольский, готовый к тому, что его предположение в корне неверно.

Марк отрицательно покачал головой. Ему вдруг захотелось ещё раз поднять все документы и повторить расчёты, но наверное, это было излишним.

— Мы пересчитали ящики — их было столько, сколько мы и закупили. Конечно, я мог ошибиться насчёт контейнеров, но… — Марк опять потрогал пластырь на лице, и посмотрел на Сокольского. — Я точно видел шесть машин, по два контейнера каждая, а приехало только пять!

— Может быть, Горюнов ещё кому-то поставлял эту плитку? — предположил Сокольский.

— Груз был весь записан на меня. Может быть, другого человека это бы и не взволновало, плитка-то цела, и доставлена вовремя, мало ли что там ещё было в этих исчезнувших двух контейнерах! Но я не стал ни спрашивать, ни пересчитывать, ни разбираться, просто нашёл предлог прервать наш контракт, и больше с Горюновым не связывался. Может я действительно сделался параноиком, но если ты сейчас задаёшь такие вопросы — значит, дело не только во мне?

Сокольский серьёзно смотрел на него.

— Знаешь, Марк, для параноика ты слишком трезво мыслишь. Интересная какая история! У тебя ведь наверняка остались бумаги: декларация, накладные, контракты?

— Конечно остались! Могу позвонить в офис, чтобы тебе их переслали.

— Очень обяжешь! — оживился Сокольский.

— А тебя-то он чем заинтересовал, этот Горюнов? — спросил наконец Марк, почуяв, что настало его время спрашивать.

Сокольский некоторое время думал, но не над вопросом, а над тем, что стоит объяснять Лисовскому, а что — нет. Марк, по мнению Игоря, был хорошим парнем, но слишком горячим, и совершенно неспособным оставаться в стороне, даже если проблемы не совсем его, и даже если ему страшно в них соваться.

— По словам твоего бывшего зама, господина Попова, именно Горюнов поставлял ему всё необходимое для организации диверсии оборудование, — сказал он наконец. — Разумеется, никаких письменных соглашений они не заключали, из соображений секретности, и пути доставки не отслеживали. Теперь, по твоим словам, выходит, что задействован морской порт. Привозилось всё на пароме, в контейнерах с другими товарами, и по вполне легальным декларациям проходило таможню… Очень интересно!

Марк тут же открыл рот, чтобы задать новый вопрос, но Сокольский криво усмехнулся и предупреждающе поднял руку.

— Больше ничего не скажу. Меня уже один раз угораздило втянуть тебя в свои дела. Это ты сейчас прикидываешься подозрительным параноиком, а чуть что — начинаешь везде и всюду совать свой нос. Лучше ешь гранаты, в них железа много. После кровопотери самое то. И Лисичку свою угощай, ей тоже полезно.

Марк улыбнулся, хотя вышло тоже криво, из-за нашлёпки на лице.

— Завидуешь? — спросил он неожиданно.

Сокольский удивлённо на него посмотрел, но не успел ничего переспросить, потому что Марк добавил:

— Тебе давно пора своих детей завести. Поверь, оно того стоит.

— Я подумаю над этим вопросом, — серьёзно пообещал Сокольский.

* * *

Игорь Сокольский знал, что если его люди будут работать слаженно — довести дело до победного финала гораздо легче. Ему самому крупно повезло, он начинал служить под началом Баринцева, в ту пору бывшего ещё капитаном. Баринцев берёг своих людей, и делал из них настоящую команду. Он всегда говорил: "Даже если тебе кажется, что ты остался абсолютно один, и некому прийти тебе на помощь — ты должен знать, что есть люди, которые тебя не оставят. Сделай всё, что зависит от тебя, а в остальном положись на них".

Непосвящённому могло казаться, что Сокольский — агент-одиночка, даже напарников брать не любит, и на Ингу Берестову согласился с трудом. Но на деле Игорь оставался частью коллектива даже тогда, когда "засланным казачком" внедрялся в банду. Просто до недавнего времени его работа была на переднем крае, а остальные члены его группы обеспечивали информационную и техническую поддержку: подставляли машины в нужных местах, снабжали сведениями, заметали следы, подхватывали и ссаживали, где нужно, передавали приказы и забирали собранные данные, ловили сигналы маячков и отслеживали передвижение по мобильнику, оставляли одежду в номерах мотелей, оружие в укромных местах, отвлекали внимание погони. Делали много такого, без чего было бы гораздо сложнее справляться с его задачами. Одно лишь ощущение крепкого тыла очень помогало, а порой и спасало жизнь. Умереть просто, для этого большого ума не надо. Выжить и довести дело до конца — вот что сложнее. Он не мог подвести своих товарищей, не имел на это права.

Теперь он организовывал тыл другим, и в первую очередь должен был думать об Ольгине и Инге Берестовой. Этим двоим досталась самая опасная часть операции, работа, которую раньше делал сам Сокольский. Ингу уже можно причислить к опытным сотрудникам, а вот Слава Ольгин — новичок. Наверняка будет проявлять инициативу везде, где нужно и не нужно, просто в силу своего характера. Но если не он — то кто? Сокольский уже не мог выступить в роли секретного агента. Он "рассекретился" после "Дела Арлекина". Многие могли знать его в лицо. И Ольгина знали в определённых кругах, но никому за пределами конторы пока было неведомо, что Вячеслав Ольгин, бывший телохранитель и шофёр Никитина, недавний уголовник, работает на УВР.

Наниматель Ольгина вызвал интерес конторы после того, как его фамилию назвал согласившийся сотрудничать с Сокольским Попов — бывший помощник Марка Лисовского. Изучив все материалы, которые удалось нарыть аналитикам, получить из записей с диска Никитина и от осведомителей, Сокольский пришёл к выводу, что Горюнов непосредственно связан с появлением в Питере оружия: калашей, тт-шников без серийных номеров, никем не учтённых и неизвестно кем изготовленных. Профессионально изготовленных, кстати. Это были не переделки из травматики и не сборка из какого-нибудь ненадёжного хлама, это были профессиональные стволы, и они не могли появиться на свет без такого же профессионального оборудования. Сокольский обосновал свои догадки перед начальством и был назначен ответственным за проведение операции, в которой как раз участвовали Славик и Инга. Но и это было не всё!

Инстинкт подсказывал Сокольскому, что тот человек, который стоит за продажей неясного происхождения стволов, связан и с "сюрпризом", который случайно заполучили в руки оперативники УВР: снайперской винтовкой, которую успели окрестить "ведьмой". Как уплыла старая разработка, отвергнутая за сложностью и нерентабельностью военным ведомством, Сокольский уже знал: якобы утонувший несколько лет назад изобретатель нашёлся сбитым машиной на улице рядом с Витебским вокзалом. Через уголовника Петрова удалось вычислить, что к этому приложил руку другой потенциальный преступник — некий Иванченко, давний соперник Горюнова за сферы влияния. Зачем? Этот вопрос пока был открыт, но Сокольского интересовало и другое: как часто возит из-за границы контрабанду наниматель Ольгина? Почему-то Сокольский был уверен, что если они узнают, что именно, когда и сколько поставляют Горюнову "заграничные партнёры" — это даст ответ на многие интересные вопросы.

— Матвей! — Сокольский остановился у стола аналитика. — Мне нужно, чтобы ты проверил информацию полугодовой давности. Вот тут документы по доставке груза из Финляндии в одну строительную фирму. Значит, что меня интересует: кто тогда принимал груз на таможне, кто отгружал, когда, где именно. Свяжись с пограничниками, но аккуратно, через проверенных людей. Если мы правильно вычислили место передачи контрабандного товара — нельзя спугнуть клиента.

— Понял! — Парень примерно его возраста, белобрысый и крепкий, как тумба, весело оскалился. — Сделаем всё очень осторожно!

— Хорошо! Мне нужны все детали, всё, что только можно найти, вспомнить: количество груза, ящиков, поставщик с той стороны, цвет контейнеров, номера машин, подноготная водителей. Возможно, мы сможем за что-то зацепиться.

— Контейнеры, ящики, водители… Да понял я!

— Понял — тогда работай.

Пока Слава Ольгин прощупывал организацию Горюнова изнутри, Сокольскому и его отделу следовало озаботиться внешними связями и поисками места изготовления оружия. Главное — не мешать друг другу.

Конкурент Горюнова, господин Иванченко, как заказчик убийства, оставался пока на совести майора полиции Михаила Ивановича Малышева. Предъявить Иванченко было нечего, не сам же он нанимал убийц. Майор копал его связи, искал свидетелей, и надеялся, что сможет обнаружить нечто, пока неясно, что именно, чтобы этим "нечто" можно было зацепить подозреваемого. Сокольский так и не решил, позволять ли полицейским копать дальше, и задерживать Иванченко, или предупредить, чтобы пока не трогали. Впрочем, этот вопрос решился сам, без его ведома и вопреки стараниям полиции.

Глава третья. Неожиданности

Утром шеф вызвал их с Пашей к себе и дал задание: доставить к нему Альберта Иванченко.

— Альбертик должен быть у меня, и чем скорее — тем лучше! — сказал он.

— Живой и здоровый? — на всякий случай переспросил Ольгин.

Горюнов посмотрел на него без выражения.

— Помрёт раньше времени — отправитесь вслед за ним, — ответил он равнодушно. — И вот ещё что! Обставите это, как похищение, чтобы ему страшнее было. Только сами не светитесь.

Теперь Слава с Пашей сидели в машине напротив офиса этого самого Альбертика, и гадали, что им делать.

— Я не понял, — признался Ольгин. — Если этот тип — всего лишь старший менеджер, чего его охраняют-то как депутата?

— Ты что, не слышал о Альбертике Иванченко? — удивился Паша.

— А что, должен был?

Паша ухмыльнулся.

— Тебя твой покойный босс и впрямь ни во что не посвящал! Альбертик — он в начале двухтысячных был близким личным другом одного крутого типа. Но тот быстро спёкся, а Альбертик ухитрился прихватить его денежки и вложить в прибыльное дельце. — У Паши была великолепная способность рассказывать так, чтобы слушатель улавливал только общую картину, без единой детали, за которую можно было бы зацепиться. Ни точных дат, ни имён, ни мест действия. — Сам он в тени держится, но кто кем командует в его компании — это вопрос. Ну, и уж конечно, у него хватает бабла нанять себе телохранителей из бывших спецов. Голыми руками его не возьмёшь!

— Иными словами, проще убить, чем поймать, — заключил Слава. — А по доброй воле он к Горынычу ни ногой! И что делать будем?

— Откуда я знаю? — Паша пожал своими квадратными плечами. — Ты вроде парень с головой, вот и придумай.

— Хорошенькое дело! А зачем он вообще хозяину понадобился?

— Договориться никак не могут, насчёт общих дел. Горыныч ему звонил — тот сказал, что мол, занят, а повторять приглашение дважды Горыныч не любит.

Ольгин озадачился.

— А какие у них могут быть общие дела, когда фирма этого Иванченко никакого отношения к перевозкам не имеет? — спросил он.

— Тебе какая разница? — ответил Паша. — Сказано общие — значит, общие. Меньше думай, а ещё меньше спрашивай.

— Да уж! "Не задавай вопросов — не услышишь лжи".

— Чего это ты такое сказал?

— Это не я сказал. Это Моэм.

— Какой Моэм?

— Сомерсет. — Слава облокотился о руль и принялся разглядывать улицу. — Слушай, он когда домой приезжает, его телохранитель провожает до двери?

— Вроде бы. Я вот думаю, может Катьку к нему подослать?

— Сами справимся, — бросил Ольгин. — Поехали к нему на квартиру.

* * *

В масштабах человеческой жизни триста лет — немалый срок! Вот Соединённые Штаты — целая страна, не просуществовала ещё и двухсот пятидесяти, а от начала своего основания до настоящего момента изменилась до неузнаваемости. Что же с ней дальше-то будет? Санкт-Петербург, в отличие от неё, успел справить свой трёхсот тринадцатый день рождения, но лица не потерял.

Побродите по историческому центру Питера! Нет, не по главным улицам, а по боковым, более тихим но не менее таинственным. Вам откроется совершенно особый мир, настоящий лабиринт. Свернули в подворотню — ничего необычного, питерский двор-колодец. А в дальнем углу зияет тёмный тоннель. На головы давит тяжеловесная галерея перехода из одного дома в другой. Дальше снова двор, детская площадка, клумба, напротив — глухая, не оштукатуренная стена с квадратиками вентиляционных отверстий. Наверняка тут был ещё один дом, от которого остался лишь след на стене соседнего. Потом снова тёмный проход, и снова двор, многоугольный из-за закутков, в которых прячутся двери подъездов. Дальше — тупик. Или соседняя улица. Вот взметнулась ввысь изящной аркой одна подворотня, а всего в двадцати шагах от неё — длинный, ломаный тоннель другой, непохожей на неё, как ночь не походит на день. Здесь путь вам преградит изящная решётка с коваными цветами и листьями, а там — прямые, квадратные прутья, как разделительные знаки: "Не смей! Не твоя территория!" Копья, стрелы, ружейные стволы — на что только ни походят эти решётки в подворотнях! Но вдруг вы подходите к очередному проёму — а никакой решётки нет и в помине! Проход открыт! Эти ржавые петли вмурованы в стены ещё в прошлом веке, но они отжили своё, рассыпаются железной пылью.

Сколько людей бродило по этим улицам! Сколько таинственных фигур прорывалось сквозь туман и дождь, сворачивало в эти подворотни — и пропадало бесследно! Мистика! Кажется, тут всё располагает к тому, чтобы заблудиться, исчезнуть, раствориться — и перейти в какое-то иное измерение, из которого нет возврата… Может быть, и не в мистике дело, но когда с чёрного неба сыпет не останавливаясь, густой снег, вырисовывая светящиеся шары вокруг фонарей, а в сырой, длинной подворотне обнаруживаются две пустые машины, хозяева которых таинственно сгинули, не оставив следов — в пору подумать о мистике. Правда, майор Малышев в мистику не верил. В Бога верил, даже крестик носил, но в то, что люди пропадают сами собой, переходя в иное измерение — в этом его никто бы не убедил. Опыт подсказывал майору, что виновники этой "мистики" вполне реальны, о двух ногах и с головой, только искать их придётся долго и нудно, так же, как и свидетелей происшествия. Если таковые вообще есть.

Его подчинённый, Костик Королёв, со всем своим молодым энтузиазмом, топтал лестницы окрестных домов, просачивался без мыла в квартиры мирных граждан, готовых после сытного ужина нырнуть в постель, или на диван к телевизору, но найти хоть одного ответственного человека, который оказался бы неравнодушен к двум брошенным машинам, не смог! Разумеется, из числа равнодушных выпадали те, кто после длинного трудового дня не имел возможности заехать в родной двор. Но такими гражданами занимался сам Малышев, их не искать нужно было, а утихомиривать. Существенной информации они дать не могли, зато возмущались очень красноречиво.

Коляну повезло больше: он почти сразу узнал, кто хозяин первого автомобиля, того, что стоял поперёк выезда из тоннеля во двор. Владелец старенькой "Лады" жил в соседнем дворе, всю неделю болел дома, и знать не знал, что его "старушку" угнали в соседнюю подворотню, проткнули ей колёса и бессовестно бросили, так, что с одной стороны она покрывалась снегом, а с другой — погружалась в лужу.

Со вторым автомобилем, точнее с его хозяевами, было хуже. Огромная, как слон, "Тойота" принадлежала старшему менеджеру известной в городе фирмы, господину Иванченко Альберту Алексеевичу, по душу которого и явились сегодня в старый питерский двор оперативники во главе с Малышевым. Но хозяин "Тойоты", вместе со своими шофёром и телохранителем, исчезли в неизвестном направлении. Ну допустим, в подворотне дорогу загораживала искалеченная "Лада", и Иванченко мог пойти дальше пешком, благо, ножками отсюда до его подъезда всего шагов двести! Но дома господин Иванченко тоже не появлялся. Не сбежал же он, узнав от неведомого доброжелателя, что за ним едет полиция!

На машинах не было ни крови, ни признаков борьбы, ни чужих отпечатков пальцев! Грязное крошево льда в подворотне хранило множество следов, но за вечер тут могла прошлёпать пара сотен человек. В общем, не мистика, но загадка. Снаружи по-прежнему сыпал снег, Костик продолжал поиски по округе, а Малышев с Николаем вернулись в сырую питерскую подворотню, к брошенным машинам.

— Вы вещи-то успели забросить на костикину новую квартиру? — спросил Малышев, неожиданно припомнив, зачем подчинённые отпрашивались в этот вечер пораньше.

— Какое там, Иваныч! Мы ж сразу, как ты позвонил, помчались сюда. Потом забросим, они у меня в багажнике. Вера Андреевна пережива-а-ет!.. — протянул Колян в конце своей речи.

— Ну ещё бы! — Малышев присел на корточки, и разглядывал низ одной из машин, водя туда-сюда лучом фонарика. — Она же мать.

Он сам переживал за дочь, и мог понять чувства других родителей.

— Да ну, Иваныч! Всё понятно, но ты в их квартире бывал? Там же в натуре все друг у друга на головах сидят! Тут пусть комната в коммуналке, а своя, личная… Может, он чего-то испугался, домой не пошёл и рванул к какой-нибудь бабе, на такси? — Последнее относилось к пропавшему Иванченко.

— А машину бросил, чтобы вороги до его возвращения во двор не прорвались? — Малышев покачал головой. — Нет, Колян, скорее мы имеем дело с похищением.

— А шофёр и охранник?

— Если их не хотели сразу валить — могли забрать с собой. Вот смотри, тут могла заехать ещё одна машина. Тоннель длинный, она бы поместилась, так что с улицы не видно. Допустим, водитель, или телохранитель Иванченко могли выйти, посмотреть что там с "Ладой" и почему она поперёк дороги стоит…

— Но если бы они увидели, что им дорогу назад отрезала другая машина, всполошились бы, — заметил Николай, вставая с корточек и оглядываясь. — Тут никаких следов, ни от пуль, ни от драки. У охранника ведь оружие.

— Ну, это как раз просто, — не согласился с подчинённым Малышев. — В тоннеле мог заранее прятаться человек, тут тёмных углов видишь сколько! Мог бросить в машину какую-нибудь капсулу с усыпляющим газом, а того, кто из машины вышел, по голове хлопнуть… Голливуд какой-то получается… На крайний случай, их могли зажать, и угрожая оружием, заставить выйти из машины. Нет, Колян, что-то мне подсказывает, что мы имеем дело именно с похищением.

— Допустим! Погодка ещё та! Попробуй тут свидетелей найди, когда из-за снега в двух метрах ничего не видно. Что делать будем?

— Искать, — ответил Малышев, и направился в сторону улицы. — Снег — не снег, а кто-то что-то всё равно мог видеть. Я надеюсь…

Он подумал было, что стоит позвонить Сокольскому и предупредить, что Иванченко исчез, но решил, что это преждевременно. Сперва нужно было разобраться, а уж потом беспокоить кого бы то ни было.

* * *

— Да чтоб тебе!..

Костик захлопнул рот, проглотив окончание фразы. Фонарь выскользнул из руки, издав еле слышное "бряк-бряк-бряк-бряк…" Такое впечатление, что он скатился по ступенькам куда-то вниз. Костик схватился рукой за возникшую из снегопада решётку и потряс её. Решётка с места не сдвинулась, зато стало понятно, что он стоит перед уличным спуском в подвал, загороженным клеткой из стальных прутьев, совсем недалеко от подворотни. Снег валил не переставая, и успел насыпать даже за воротник. Костик поёжился, вздохнул, и двинулся, прихрамывая, вдоль решётчатой стенки, вмурованной в бетонный бордюр. Понятное дело, что фонарь будет не достать, дверь к подвалу наверняка закрыта на замок, а дворников в такую погоду не сыщешь. В общем, пропал фонарь!

Лестница действительно была в двух шагах от угла подворотни, а значит, заслуживала внимания. Они её сперва пропустили, потому что этот закуток частично заслоняла машина со спущенными колёсами. На двери висел тяжёлый замок, заботливо прикрытый куском резины. Костик столкнул с него накопившийся сугробик снега, и для очистки совести подёргал толстую дужку.

— Закрыто! Ну ещё бы! — Он нагнулся к самому замку, пытаясь разглядеть сам не зная что. Ему было обидно лишаться фонаря, с которым он рассчитывал полазать по чердакам. — Это всё терроризм виноват, — бормотал он, засовывая ноготь указательного пальца в щель для ключа. — Не было бы терроризма — не закрывали бы подвалы на замки. Исламисты-террористы… Всё пиндосы виноваты… Оу! — Он сунул кончик пальца в рот. Край ногтя благополучно остался в замке. — Ну больно же, в самом деле! Да чтоб тебя! — не выдержал Костик, сплюнул и дёрнул решётчатую дверь со всей дури…

И чуть не сел задницей в грязный сугроб, потому что дверь открылась. Ухватившись за прутья, Костик удержался на ногах.

— Надо же! Сезам, откройся!

Замок висел на месте, отскочила одна из петель, на которые он был навешан. При ближайшем рассмотрении оказалось, что она была просто вставлена в отверстие на решётке.

— Бутафория! Вот такие у нас запоры! — высказал Костик, и стряхивая с себя снег, ощупью полез вниз по ступенькам. — А если бы я был террорист? Так вот запросто, р-раз — и в подвале! С бомбой!

Фонарь он нашёл каким-то чудом, случайно подцепив ногой и догадавшись по звуку, что это и есть его пропажа. Мало того, фонарь ещё и работал! Дверь внизу оказалась лишь прикрытой, и Костик, ничуть не сомневаясь, полез в подвал. Двери он за собой прикрыл. Ему не нравилось, когда киношные герои, которые от кого-то удирают — непременно бросают все двери нарастопашку, чтобы преследователь не промахнулся. Никто Костика не преследовал, но он подумал: если кто-то зайдёт за ним в подвал — ржавые петли заскрипят, и он поймёт, что уже не один. Потом первую мысль перебила другая: вдруг ему самому кто по башке в темноте даст! Надо, чтобы Колян с шефом обратили внимание на подвал с открытой дверью. Костик вернулся и распахнул скрипучую створку. В лицо ему колко ударила пригоршня снега. Костик недовольно отвернулся, и шагнул вглубь, подальше от сквозняка.

Подвал старого дома оказался по совместительству дворницкой. Тут хранились мётлы, лопаты, мешки с каким-то неизвестным веществом, природу которого Костик решил не исследовать (хватит с него потери ногтя). Дальше шли трубы коммуникаций, на горячих сушились тряпки и коврики. Но это было не самым интересным. Интересное началось, когда Костик нащупал выключатель и включил свет. Через широкий проём в стене он увидел, что почти напротив входа, прямо на полу, под трубами, сидят два человека, и молча пялятся на него.

— Вот так сюрприз! — Костик воодушевился, сразу заметив по неестественности поз, что парни связаны и ничего плохого ему сделать не смогут. — Вы кто такие?

Один из парней отчаянно закивал, второй просто вытаращился. У обоих были заклеены рты, но Костик уже и сам понял, что что-то тут не так, и на всякий случай не стал подходить. Причину нервозности двух незнакомцев он понял быстро.

Связаны эти двое были бельевой верёвкой, наверняка найденной тут же, следовательно, не слишком прочной, чтобы два здоровых жлоба не смогли из неё вырваться. Но часть верёвки была продета восьмёркой через их руки и ноги, и как раз в середине между ними, на концах её была привешана лимонка, то бишь, старая и недобрая Ф-1. Обычная такая, типичная, можно сказать, тёмно-зелёного окраса! Костику тут же стало жарко, а где-то в глубине живота ощутилась неприятная вибрация. Облизнув пересохшие губы, Королёв не ушёл, а вместо этого присел на корточки, и принялся разглядывать хитрое переплетение верёвочных петель.

— Вот, значит, как! — сказал он шёпотом. — Кто бы ни был этот шутник, но он сделал так, чтобы вы не дёргались, парни. И сидеть бы вам тут до утра, пока дворник не придёт. М-да… Надо вызывать спецов по части взрывных устройств! Нет, погодите!

Его словно магнитом тянуло к этой гранате, так что несмотря на панику в глазах обоих связанных парней, он шагнул ближе и снова присел на корточки. Долго разглядывал смертельную игрушку, потом придвинулся ещё ближе, и осторожно сунул палец в попку лимонки. Что поделаешь, любил он совать пальцы куда не приглашают! И тут же расхохотался в облегчении!

— Ну, вы даёте! Она ж учебная! Ф-фу! — Он снял кепку и вытер вспотевший лоб. — Да, парни, здорово вас развели! Там же отверстие для выхода пороховых газов! А, ну да, вам с вашего бельэтажа не видно…

Один из связанных что-то замычал, второй в ужасе зажмурился, но Костик смело схватился за лимонку и развязал нехитрый узел верёвки. Чеку постарался не выдёргивать (бережёного Бог бережёт). Подбросив гранату в руке, Королёв встал и победоносно посмотрел на спасённых.

— Я так полагаю, что шофёр и телохранитель господина Иванченко найдены, живы и здоровы! Оцените, парни! Мало того, что вам привесили учебную гранату, вас ещё привязали поближе к горячим трубам, чтобы за ночь не замёрзли. И кто же это такой добрый?

Минут через пять, всё в той же подворотне, Костику пришлось выдержать изрядную трёпку от майора Малышева. За то, что полез трогать лимонку. И никакие оправдания, и слова о муляжах не помогли. Когда Малышев израсходовал свой гнев и ушёл разговаривать со спасёнными, Николай похлопал Костика по плечу и ободряюще ухмыльнулся.

— Выговор — это ещё не самое страшное, парень! Сам виноват.

— Я думал, он меня поколотит, честное слово! — проворчал Костик, в глубине души понимая, что Малышев прав. Не их дело определять опытным путём, настоящие гранаты преступники вешают, или не настоящие.

Переговоры с людьми Иванченко мало что прояснили. Ни водитель, ни телохранитель лиц напавших не запомнили, хотя почти дословно подтвердили версию Малышева о том, как всё произошло. Куда исчез господин Иванченко, и кто мог его похитить — осталось совершенно неясно.

Глава четвёртая. Карман, полный фантиков

Шариться в полной темноте, при густом снегопаде, по мало знакомым местам — рискованное занятие. Однако, Паша оказался на высоте, чётко командуя, когда и куда сворачивать, так что Ольгин даже не удивился, когда в свете фар их машины оказались низкие железные ворота, покрашенные голубой краской.

— Здесь когда-то детский лагерь был, — пояснил Паша. — Жаль, что зима и ночь! Красиво, лес, Ладога прям рядом! Только его забросили после какой-то истории, году в 2010-м. Горыныч хотел было это место выкупить у военных, но потом передумал. Нафига оно надо? Слишком близко от большого посёлка.

Из-за плотной пелены снега вынырнула тёмная фигура, и открыла им ворота. Ольгин осторожно заехал, стараясь не перепутать, где дорожка, а где — обочина. В светлое пятно фар из снежной пелены то и дело выдвигались мощные стволы сосен.

— Вот тут влево возьми, — скомандовал Паша — и они подъехали к большому строению из силикатного кирпича.

— Машину можно прямо здесь оставить, — скомандовал Паша. — Всё равно сюда в такое время года никто близко не сунется.

Снег валил густо, словно хотел засыпать их раньше, чем они успеют вытащить из багажника связанного Альбертика и заволочь его по разбитым ступенькам. "Столовая, — догадался Слава. — Капитальный был лагерь! И чего его бросили?"

— На второй этаж, — сказал Паша — и они двинулись по тёмной лестнице в три пролёта наверх. — Горыныч утром приедет, так что располагайся. А этого вон к той батарее прицепим. Привет, Дрон! — поздоровался он со вторым подручным Горюнова. — Пожрать чего есть?

— А то как же! — отозвался худощавый тип, щёлкая выключателем. Как ни странно, но электричество тут было, и боковая комната, в которую они вошли, глухая, без окон, казалась даже обжитой. На деревянных решётках валялись матрасы, в середине стояли стол и несколько стульев.

Под "пожрать" подразумевалась в основном водка, но нашлись и колбаса с хлебом, и маринованные огурцы в стеклянной банке. Ольгин выпил со всеми, но потом сослался на усталость, ушёл на один из матрасов и вытянулся во весь рост, благо температура в помещении была умеренная. "Надеюсь, к утру не замёрзнем", — подумал Слава, закрыл глаза и сделал вид, что спит. На деле ему было не до сна. Он думал.

"Зачем Горюнову этот Альбертик? Чтобы поговорить, можно было не тащиться в эту дыру. Убить хочет? Ну, допустим. А заодно что-нибудь выведать. Да уж, попал!"

Слава никак не мог определить для себя самого линию поведения. Что он может сделать? Смотреть и слушать? Можно сбежать. Наверняка парни скоро напьются и задрыхнут, машина внизу, ключи у него в кармане. А если это ещё не самый крайний случай? "Нет, бежать рано, — решил Слава. — Или поздно… Чёрт! И со своими не свяжешься! Вообще, Горыныч это хитро придумал. Либо я должен буду убить, либо меня убьют, а точнее, и меня, и его — и прикопают тут в лесочке, под соснами. Рядышком. Удобно и без хлопот, никто и не хватится. Нет, бежать нельзя. Стоило вообще лезть в это дело, чтобы слинять при первом же намёке? Вот как раз о такой ситуации Игорь и говорил: если случится непредвиденное… Нет, предвидеть было можно, но чтобы Горюнов так откровенно шёл на убийство! Зачем? Что ему надо от этого менеджера? Ну, не случайную же он выбрал жертву, чтобы меня проверить! Это уже мания величия какая-то… или паранойя. Паша сказал, что этот Иванченко сам хорош, с криминалом был связан. И что? Плюнуть на него, пусть сам выкручивается!"

Легче от всех этих рассуждений не стало, но Ольгин решил не поддаваться. Да, он новичок, он понятия не имеет, как бы на его месте поступил тот же Сокольский — и что? "Пока ничего не случилось, чтобы паниковать", — сказал он себе, и действительно попытался уснуть.

* * *

Горюнов, когда явился утром в лагерь, даже рассердился, что "его друга Альбертика" оставили на всю ночь связанным. Ольгин подозревал, что оба этих типа устраивают представление, только непонятно, кто должен играть роль зрителей.

— Альбертик! Ну, прости! Прости! Я ведь тебе звонил, приглашал! Ты меня обещаниями начал кормить, а я — человек деловой, долго ждать не могу.

— Ну что ты, Илюша! Всё я понимаю, но и ты меня пойми! У меня ведь и своих дел полно, и день рабочий не нормирован!

— Значит, мир?

— Мир!

Они перешли в просторный, холодный зал, с большими окнами, через которые виднелась Ладога, и уселись за стол, с которого подручные Горюнова успели убрать остатки ночной попойки. Горюнов привёз с собой виски, один из его телохранителей внёс в комнату пластиковый контейнер, из которого достал посуду и закуски.

— Вот что я хотел с тобой обсудить, Альбертик, — начал Горюнов после первой рюмки. — Как ты собираешься компенсировать мне моего погибшего инженера?

— Какого инженера? — удивился Иванченко, отложив розовый кусок сёмги.

— Ну как же, того самого! — подсказал Горыныч. — Которого твои недоумки машиной сбили. Тебе ли не знать!

— Мои недоумки?! Илья! Ты меня знаешь, я с недоумками не связываюсь!

Горюнов посмотрел на него поверх второй стопки и хитро ухмыльнулся.

— Да, я тебя знаю, Альбертик, — подтвердил он и выпил. — Конечно, ты сам никого не нанимал, за тебя это сделал твой подручный. Кстати, ты мне обязан, ты в курсе?

— Чем это? — живо спросил Альбертик, салютуя ему своей стопкой.

"Вчера вечером он не выглядел таким смелым, — подумал Ольгин. — Храбрится? Да, пожалуй. И виски глушит, не останавливаясь".

— Я спас тебя, можно сказать! — осведомил Альбертика Горюнов. — Увёл прямо из-под носа полиции! Дело в том, Альбертик, что те два недоумка навели полицейских на след твоего помощника, а он, сам понимаешь — фигура не совсем незаметная, и даже если не сам тебя сдал, всё равно через него менты вышли бы на тебя. Я даже думаю, что уже вышли. А я тебя спас, укрыл от посторонних. Так чем ты меня отблагодаришь?

Альбертик отставил стопку, пошуршал в кармане своего помятого пальто, достал несколько фантиков и отыскал среди них целую карамельку. Сунув её в рот, он откинулся на спинку стула и ухмыльнулся.

— Ну, если на то пошло, я готов предложить тебе сделку, — сказал он, и перекатил конфетку за другую щёку. — Хочешь леденец? Я люблю леденцы!

— Спасибо, предпочитаю колбаску, — хладнокровно ответил Горюнов. — Так что за сделку ты хочешь мне предложить?

— У меня есть на примете человек, который знает про все изобретения Дока, и готов его заменить, — тут же ответил Альбертик. — Имя его я тебе пока не скажу, но если ты возьмёшь меня в долю — я представлю его тебе. Ты же должен понимать, что монополизировать такое прибыльное производство — неправильно!

Горюнов прищурился. Альбертик срочно хлопнул ещё одну стопку виски, и снова порылся в кармане. Шуршание фантиков его явно успокаивало. Он теперь сам ехидно поглядывал на Горюнова, и ничего не говорил, давая собеседнику осмыслить своё предложение.

— А ты не боишься, что я прикажу своим людям подвесить тебя на крюк и засунуть в задницу какой-нибудь электрический предмет? — не меняя тона, спросил Горюнов неторопливо. — И ты всё равно скажешь мне, что у тебя там за человек такой ценный.

Альбертик резко придвинулся к краю стола.

— Не прикажешь! — сказал он. — Потому что тебе в этом деле нужен союзник, а я — самый выгодный, лишнего не попрошу. К тому же, ты хорошо знаешь, что так сразу я не сдамся, а у меня слабое сердце, и я могу просто помереть от этого твоего электрического предмета. А ты останешься без инженера! — Он ткнул в сторону Горюнова пальцем, потом откинулся обратно на стул и достал ещё одну конфетку.

"Какой-то ты слишком бледный, — подумал Ольгин. — Значит, всё-таки боишься, но держишься хорошо. Может, ещё и обойдётся без убийства, кто знает…"

Горыныч раздумывал, покручивая пальцами стопку на столе. Его люди, как безмолвная свита, замерли на расстоянии от стола и спокойно ждали. Снаружи снег стих, и вид из зала через грязные стёкла, открывался очень красивый: сосны, укрытый снегом берег и волнующаяся, серо-стальная Ладога. Слава как-то незаметно для себя начал смотреть в окно, отвлёкшись от того, что происходит за столом. Его вывел из задумчивости резкий хлопок. Вздрогнув, Ольгин обернулся, но оказалось, что этого Горюнов хлопнул ладонью по пластмассовой столешнице.

— Хватит, Альбертик! Ты не уйдёшь отсюда живым, если не назовёшь мне своего претендента! Назовёшь — я тебя отпущу, и даже на время спрячу от полиции. Но делиться с тобой у меня нет резона. Моя цена за твоего инженера — твоя жизнь! Ты хорошо меня понял?

Иванченко сидел, выпрямившись, и даже конфету перестал гонять во рту.

— Где гарантия, что если я тебе назову его имя — ты меня не убьёшь? — спросил он, потом расслабился и даже положил ногу на ногу. — Нет, Илья, так не пойдёт. Хочешь меня пытать? Начинай! Я тебе сказал, чем это закончится. И не думай, что тебе удастся меня запугать.

— А знаешь, ты прав, — сказал вдруг Горюнов, меняя тон, и тоже расслабляясь. — Ты уже сказал мне всё, что я хотел услышать. В самом начале разговора, ты помнишь? "Человек, который знает все изобретения Дока"… Как думаешь, долго мне придётся вычислять такого человека? — Он осклабился. — Ты глупец, Альбертик, хотя и отважный. Мне тебя жаль, и я непременно выполнил бы своё обещание, и оставил тебе жизнь, если бы ты не начал упираться. Не люблю упрямых ослов!

Он взял со стола бутылку и не спеша стал наливать себе виски. Слава нутром почувствовал, что сейчас что-то произойдёт. Иванченко приподнялся со стула, и всё внимание Ольгина было приковано к нему и к Горюнову, но он успел заметить краем глаза движение сбоку от себя. Худощавый Дрон вытянул руку, одновременно нажав на спусковой крючок. Ольгин дёрнулся было, но тут же замер. Всё закончилось. Альбертик повалился вперёд, на стол, с простреленной головой. Горюнов вскочил и напустился на стрелявшего:

— Ополоумел?! Он же мог мне всё пальто забрызгать!

— Не волнуйтесь, шеф, я взял нужный угол, — "успокоил" его Дрон.

Горюнов поморщился, оставил бутылку, которую подхватил со стола чисто автоматически, и поправил шарф на шее.

— Приберитесь тут, чтоб следа не осталось. А этого… Слава! Вы с Пашей отнесите его в подвал, в яму, и забросайте цементом. — Он повернулся к выходу, но притормозил и добавил: — Справитесь — вам обоим выходной до послезавтра. Отдыхайте!

И ушёл. Паша недовольно покачал головой.

— Как всегда, самая грязная работа на нас. Эй, чего стоишь? Бери его за плечи!

Ольгин с трудом заставил себя сдвинуться с места и делать то, что ему говорят. Паша даже удивился, наверное ожидая от бывшего уголовника, отсидевшего за убийство (такова была официальная версия биографии Ольгина), большей циничности.

В подвале действительно стояло несколько мешков с сухим цементом, а в углу — бочка с водой. "Значит, Горюнов знал, что убьёт Альбертика", — отрешённо подумал Ольгин. Ему было никак не прийти в себя.

— Давай его вот сюда, в эту яму, — руководил Паша. — Погоди! Пошарь там, в кармане, у него конфет не осталось?

Ольгин посмотрел на него так выразительно, что Паша осёкся, и поспешно столкнул тело в неглубокую выбоину, где оно едва уместилось. Разводить цемент по-настоящему было долго и муторно. Они просто насыпали его сверху, потом вылили несколько вёдер воды, как могли размешали и заровняли поверхность. Ненадёжная могила, но учитывая, что до весны сюда вряд ли кто-то заглянет, этого вполне хватало.

На улице они вытрясли одежду от цементной пыли. Горюнов уже уехал.

— Сядь за руль, — сказал Ольгин Паше, и тот не стал возражать.

— Расслабься, — сказал он, выруливая из ворот лагеря. — Видишь, снег перестал идти. Мой тебе совет: доберёмся до города — напейся как следует и выспись. Я за тобой заеду.

Слава молчал. Когда они выбрались на трассу, огляделся по сторонам и вдруг потребовал:

— Останови! Я сам доберусь. На автобусе. Или попутку поймаю.

— Ты чего?! Мне потом шеф голову оторвёт, если ты тут потеряешься.

— Паш! Не собираюсь я теряться! — Ольгин похлопал его по плечу. — Просто хочу зависнуть где-нибудь до завтра. Не хочу в город!

— Ну, смотри! Тогда бабу найди, — посоветовал Паша, высаживая его на обочину, рядом с остановкой автобуса. — Давай! Не дури! Увидимся!

Он укатил, а Слава добрёл до "козырька" и некоторое время стоял, разглядывая проезжающие машины. Наконец поднял руку, заметив сквозь реденький снегопад нос лимонно-жёлтой "Мини". Она и притормозила. Ольгин втиснулся на переднее сидение, и машинка тут же тронулась с места. Минуты через две Инге надоело ждать, когда он выйдет из своего транса.

— Говори! — потребовала она.

— Что? — Слава посмотрел в её сторону, будто только сейчас сообразил, в чьей машине очутился.

— Всё. И по существу. Зря я, что ли, вас тут караулю уже сутки.

— По существу!.. — Ольгин провёл ладонями по лицу, потом резко глянул на неё. — А по существу — люди Горюнова грохнули этого Иванченко! Хватит?

— Не психуй! — посоветовала Инга, глядя на дорогу. — Подробности?

Ольгин повернулся к ней всем телом.

— Ты вообще себя со стороны слышала хоть раз?! Как кукла, честное слово! Тебя хоть что-то волнует, кроме дела? Или ты совсем ничего не чувствуешь?!

Инга взглянула на него выжидающе, потом пошарила в бардачке и протянула ему леденец.

— Съешь конфетку.

Слава резко отшатнулся, но почему-то совладал с собой, откинулся на спинку сидения и снова потёр лицо. Потом глубоко вздохнул, и заговорил, глядя на дорогу:

— Ну да, психанул! И что? На моих глазах убили человека, пускай преступника — но он не заслужил смерти! То есть, может быть и заслужил… А я… Просто не успел ничего сделать. Да и что бы я сделал? Подробности… Иногда ты меня пугаешь, Ин, честное слово! Мне кажется, что тебе действительно всё равно.

— Я думала, тебе всё равно, — спокойно возразила она.

— Мне?!

— Ты ведь в жизни всё повидал, ничем тебя не проймёшь. — Инга не смотрела в его сторону, и тона не сменила. — Славочка! Если тебе так тяжело — откажись. Исчезнешь на время — Горюнов про тебя думать забудет. Мы без тебя справимся как-нибудь.

— Чего?! — Он снова повернулся к ней, но кроме правильного профиля фарфоровой статуэтки ничего не увидел. Инга по прежнему смотрела на дорогу. — Я не собираюсь сбегать. — Он отвернулся и посмотрел в окно. — И доведу дело до конца!

— Тогда рассказывай, — потребовала Инга.

Ольгин глубоко вздохнул, и заставил себя ссамого начала, подробно изложить всё, что произошло. В его пересказе это заняло минут пятнадцать, но Инга не перебивала и он даже не совсем понимал, слушает ли она его. Тем не менее, когда он закончил, она достала телефон и позвонила.

— Люди Горюнова убили Иванченко, — доложила она Сокольскому. — Я скоро буду, только подкину Славика до какой-нибудь питейной забегаловки… Нет, не получится. "Случайно" его труп не найти. До встречи!

Она убрала телефон и притормозила у обочины.

— Деньги есть?

Слава кивнул. Он успел получить щедрый аванс от Горюнова.

— Тогда иди, — посоветовала Инга. — В этом кафе подают хорошую водку. Потом вызовешь такси, чтобы тебя отвезли домой. Всё понял?

Слава кивнул и вылез из машины. Инга посозерцала, как он удаляется, сгорбившись и сунув руки в карманы, потом вздохнула, и покатила дальше. Свои чувства он должен был сам пережить, и либо остаться, и делать дело, либо честно признать, что это не для него — и уйти. Так поступила бы сама Инга. Такого же поведения она ожидала от сильных, смелых мужчин, которые её окружали.

Очень не хотелось разочаровываться…

Глава пятая. Откровенный диалог

— Михалваныч! У нас дело забирают!

Костик не стеснялся показывать своё возмущение открыто, когда остальные подчинённые Малышева предпочитали мрачно дуться, или скептически отшучиваться.

— Ну правильно, как только нам масть пошла — сразу от нас дело — хоп! — и как не было! — поддержал "молодое поколение" Николай. — Иваныч! Это действительно свинство!

Малышев сперва даже не понял, о каком деле идёт речь, но когда разобрался — готов был согласиться с ораторами. Они несколько дней носом землю рыли, бросили все силы на поиски хоть каких-нибудь следов, наконец что-то начало получиться — и на тебе! Приказ передать все материалы по похищению господина Иванченко в УВР, мол, это их юрисдикция. "Нет уж, не всё так просто!" — решил про себя Малышев, и достал телефон, сделав знак остальным, чтобы вели себя потише.

— Это Малышев! Мы можем встретиться?.. Чем скорее — тем лучше. — Он поднял палец, заметив, что Костик собирается что-то высказать. — На старом месте? Хорошо, буду.

Он убрал мобильник и сцепил пальцы на столешнице.

— Ну что? — поинтересовался Николай, наблюдая за сосредоточенным лицом шефа.

— Пока не знаю. Но попробую выяснить, — пообещал тот. — А вы что сидите? У вас других дел нет?

Через час Михаил Иванович подошёл к Львиному мостику и остановился у одной из скульптур. Сокольский не заставил себя ждать, на этот раз появившись с другого берега канала. Малышев тут же двинулся ему навстречу.

— Надо же, оттепель! — сказал Игорь вместо приветствия, потом стащил с правой руки перчатку и протянул руку.

Малышев не видел причин злиться конкретно на Сокольского, поэтому обменялся рукопожатием. Они стояли на самой середине моста. Вода канала чернела, небо висело низко, но снег уже изрядно стаял, и на газонах вдоль набережной проглядывала потемневшая, слипшаяся трава. Сокольский, всё в том же сером пальто, без головного убора, пряча подбородок в толстый чёрный шарф, облокотился на перила и на Малышева не смотрел, предоставляя тому первому высказать все свои претензии.

— Помнится, при нашей первой встрече мы договорились друг другу не мешать, — напомнил Михаил Иванович. — Мы как будто не общее дело делаем. Вы ведь не меньше нашего заинтересованны в том, чтобы отыскать, куда делся заказчик убийства того инженера. Что случилось? Считаете, что мы сами не справимся?

Сокольский глядел на воду, не спеша отвечать или оправдываться. Малышев привалился к перилам рядом с ним.

— Если я чего-то не понимаю в ситуации, объясни, — предложил он.

Игорь посмотрел в лицо оперативника задумчиво, словно оценивал, насколько ему можно доверять. Потом снова стал смотреть на воду.

— Мы действительно делаем общее дело, — согласился он. — Но то, что я тебе сейчас скажу, я не должен говорить. Информация секретная. Это хорошо, что вы уже нашли след, и я больше чем уверен, что ты со своими парнями мог бы этот след раскрутить, и очень скоро выйти на тех, кто похитил нашего фигуранта. — Он говорил медленно, с паузами, подбирая слова. — Но один из похитителей — мой агент. Если бы вы его взяли, у него не осталось бы другого выбора, как только всё вам честно рассказать. Вы бы узнали, что Иванченко убит, и мой агент указал бы вам место, где спрятан его труп. Вы бы туда поехали — и ничего не нашли. — Он снова посмотрел на Малышева, тот кажется не был удивлён известием о гибели Альбертика. — Потому что мы уже забрали тело и уничтожили все следы нашего присутствия. Не для того, чтобы водить за нос тебя и твоих коллег, а для того, чтобы не спугнуть убийцу. Своего агента нам пришлось бы отозвать, а тот, за кем мы охотимся, снова ускользнул бы от нашей слежки. Вам он тем более бы ничего не рассказал, зато полк его адвокатов объяснил бы, что "фантазии" насчёт его причастности к убийству не являются основанием для ареста их подопечного. Нет тела — нет доказательств.

— Да, но… — начал было Малышев, однако Сокольский его перебил.

— Я мог бы обратиться лично к тебе с просьбой: тяни расследование как можно дольше, пока наш агент не доделает начатое. И как ты это себе представляешь? Ты будешь обманывать подчинённых, оправдываться перед начальством за своё бездействие, скрывать улики? Или мне придётся подослать к тебе подставного свидетеля, который уведёт вас от разгадки как можно дальше? — Он выпрямился и сунул в карман перчатку. — Мне это показалось нечестным. Забрать у вас дело Иванченко, в данном случае, единственно правильное решение. Мы сами позаботимся о том, чтобы клиент ничего не заподозрил, и не разоблачил нашего агента.

На этот раз Малышев некоторое время помалкивал. Потом тоже выпрямился и посмотрел в строгое лицо Сокольского.

— Спасибо за откровенность, Игорь. Сам удивляюсь, но ты меня успокоил.

Сокольский кривовато улыбнулся.

— Мне не хотелось с тобой ссориться, честное слово, — признался он. — Но предупредить заранее я не успел.

— Да ладно, понимаю, что за всей этой историей стоит что-то поважнее, чем мы думаем, — ответил Малышев. — Ну, ты обращайся, если помощь потребуется, или вдруг надо будет довести расследование до конца. — Потом он неловко усмехнулся и тронул пальцем собственный уголок рта, глядя при этом на Сокольского. — Ранение? Я ещё при первой встрече заметил, что у тебя с мимикой не в порядке.

Игорь тоже усмехнулся.

— Ранение. Нерв повреждён. Работать не мешает. Я тоже заметил, в прошлый раз, что ты руку бережёшь. — Он похожим жестом коснулся левого плеча.

— Дробью зацепило, — признался Малышев.

— Ладно, Миша, будем живы — ещё увидимся, — пообещал Сокольский. — Не подставляйся!

Они снова пожали друг другу руки, и Сокольский направился к машине, ожидающей его по другую сторону моста.

Книга 2. Синоптики не обещают. Часть третья. На волоске

Глава первая. О том, почему девушкам вредно возвращаться домой в полночь

Говорят, что человек должен за свою жизнь сделать три вещи: посадить дерево, построить дом, вырастить ребёнка… И что за "гений" это сказал? Какое дерево сажать, с какой целью, где? Ёлку на приусадебном участке? Пусть работники садово-парковых хозяйств этим занимаются. Глядишь — столько насажают, что одними деревьями себе все три дела жизни компенсируют! С домом понятнее. Человек должен создать свой собственный дом, но не здание, а общность людей, в нём живущих, семью. Ну и третье — ребёнок! Его нужно именно вырастить (о чём часто забывают), то есть, воспитать, а не просто родить и кормить — и посчитать, что задачу выполнил. С последним у нас туго.

Часто родители ожидают, что их дети как-то сами воспитаются, и станут именно такими, как хотят папы и мамы. Если ребёнок оправдал ожидания, родители радуются и хвалят себя: какие мы молодцы! А если не оправдал? Тут начинается самое парадоксальное! Оказывается, в родительской неудаче виновато некое тяжёлое время (ткните пальцем — когда у нас были лёгкие времена?), а ещё — какие-то загадочные обстоятельства, детский сад, школа, соседи по подъезду, телевизионная пропаганда, дворовые компании, социальные катаклизмы и наконец, сам ребёнок! Вот как много оправданий можно найти, если захотеть!

Михаил Иванович относился к числу людей, не склонных перекладывать свою ответственность на других. Он вообще не любил оправдываться, считал любое оправдание признаком слабости, поведением, недостойным мужчины. Женщина — другое дело. Женщина может быть слабой, ей свойственно подчиняться и ответственность за неё должен брать её муж, отец, или брат, наконец, начальник или друг, если иного мужчины рядом с ней не имеется. Вот например, что он хочет от дочери? Те двадцать лет, которые он должен был её воспитывать, он носился за преступниками, со своим не нормированным рабочим днём, видел жену и дочь пять раз в неделю (и хорошо — если не только тогда, когда они уже спят). Лена выросла слишком самостоятельной и независимой, но чему тут удивляться? Кого винить?

Михаил Иванович всё равно пытался добиться с дочери хоть какой-то дисциплины. Получалось не всегда. Лена прекрасно чувствовала, насколько сильно папа её любит, и давно уже научилась манипулировать им. Конечно, она понимала, что он опытнее, и плохого не посоветует. Но если ей чего-то очень хотелось, а она чувствовала, что отец возмутится и запретит — она сперва делала молча, а потом ставила его перед фактом. При этом на все выговоры Лена так мягко и непосредственно начинала просить себя не ругать, так к нему ластилась, что суровый майор не выдерживал, и таял.

Если вдуматься, не такие уж жёсткие требования он выдвигал. Вот например, чтобы девочка возвращалась не за полночь и ночевала дома. Но когда в 00:00 Малышев отпустил машину и направился через улицу к родному подъезду, окна его квартиры на Гороховой были темны. "Уже спит? Или ещё не пришла?" — успел подумать майор, прежде чем приметил знакомую фигурку, не спеша бредущую со стороны Адмиралтейства. У каждого человека есть характерные движения, неповторимая походка, которые не скроешь ни переодеванием, ни гримом. Малышев узнавал знакомых с такого расстояния, когда лицо ещё не разглядишь. В оперативной работе это помогало, в жизни — тоже. Остановившись перед ступеньками подъезда, Михаил Иванович повернулся Лене навстречу. Дочь тоже его заметила и помахала рукой, прибавив шагу. Жест этот заставил Малышева смягчиться. Лена любила его, и ничуть не сомневалась, что он всё поймёт и не станет ругаться на неё за позднее возвращение домой. Она всегда добивалась того, чего хотела. Или почти всегда.

Лена бодро зашагала вдоль обочины, мимо спящих автомобилей: нос на тротуаре, хвост на проезжей части. Однообразно отблескивал на полированных крышах жёлтый свет фонарей, светлое пальто девушки двигалось от одного яркого пятна к другому. Вдруг одно из пятен потекло по тонированному стеклу, машина бесшумно двинулась с места, наползая на тротуар…

Малышев ещё не понял, что ему не понравилось, но уже подался навстречу дочери, машинально сунув руку под куртку. Пусто! Пистолет он сдал!

— Лена! К дому!

Вместо этого, девушка испуганно огляделась. Малышев побежал. Из автомобиля выскочили двое, как чёрные щупальца, оплели светлую фигурку, потащили за собой. Лена коротко вскрикнула. Малышев в секунду промчался последний десяток метров, но дверцы захлопнулись и машина шустро попятилась, выворачивая с обочины. Он метнулся с тротуара, на проезжую часть, загородив собой дорогу.

— Стой! Стрелять буду!

Руки его были пусты. Иномарка двинулась на него, Малышев прыгнул на капот. Блестящее чудовище резко повернуло, стряхнув его вбок. Он ударился всем телом о мокрый асфальт, полуоглушённый заметил, как открывается дверца, и вцепился в первое, что оказалось перед глазами — ногу в армейском ботинке. Тяжесть обрушилась на него сверху, припечатав к земле…

…Очнулся Малышев от холода. Голова кружилась, так что он не сразу смог пошевелиться. Цепляясь за шершавую стенку, он кое-как приподнялся в сидячее положение. Перед глазами плыли цветные пятна, в голове пульсировала боль, заставляя щуриться. Он понял, что сидит в подворотне, в углу у решётки, но не понимал, как попал сюда. Что произошло? И вдруг он вспомнил: Лена! Вцепившись в металл ворот, Малышев вздёрнул себя на ноги, пошатываясь, выбежал из подворотни на середину улицы. Огляделся. В одну сторону — только мокрый асфальт Гороховой и жёлтая цепочка фонарей в небе над разделительной линией. Он повернулся в другую: там, впереди, над тёмной бездной, не касаясь земли, парило освещённое призрачно-жёлтыми огнями Адмиралтейство. Михаил Иванович прижал кулак к виску, не в силах оторваться от этого видения. "Не стой! Делай хоть что-то!" Мысленный возглас не помог, мысли разбегались.

— Нет! Хватит! — Он не знал, к кому обращается, но звук собственного голоса разрушил фантасмагорию. Перед ним была просто пустая, мокрая улица, темнел сквер далеко впереди, а за ним возвышалось жёлтое здание с колоннами и острым шпилем.

Затылок и шея болели, его тошнило, ноги подгибались, но эти понятные физические ощущения вернули способность мыслить. Малышев потрогал затылок и посмотрел на руку. Крови нет. Наверное, его ткнули в шею шокером. Он пошарил в поисках телефона. Все карманы были расстёгнуты. Малышев испугался, что у него украли мобильник, и тут же почувствовал пальцами твёрдый прямоугольник. На месте! Вслед за мобильником потянулась длинная бумажка. Малышев уронил её, но сразу подобрал — вдруг что-то важное! Несколько секунд он не мог понять, сколько времени, но наконец сообразил, что означают цифры "00:18" на маленьком экране телефона. Четверть часа он пролежал в этой дурацкой, промёрзшей подворотне! Это означало, что четверть часа похитители колесили по городу, и некому было их остановить! Малышев развернул бумажку, прочитал накорябанный печатными буквами текст. Казалось, холоднее уже не будет, но его проняло насквозь, словно он провалился голым в ледяную прорубь.

Стоя посреди пустой улицы, Малышев неверными пальцами отыскал нужный номер телефона.

— Николай? Прости, что так поздно. — Изменить обычной вежливости Малышев не мог. — Можешь ко мне приехать?

— Не вопрос, — бодро отозвался Коля Сиротин, верный помощник Малышева последние лет пять. — Мы тут у Костика, наконец-то перевезли вещи на его новую квартиру… — Он перебил сам себя. — Иваныч! Что случилось? Королёва с собой брать?

В другой ситуации Малышев непременно спросил бы, где они шляются, вместо того, чтобы отдыхать перед новым рабочим днём. Но вместо этого майор сглотнул, машинально комкая в руке записку, и ответил, тихо и коротко:

— Да, приезжайте оба.

И захлопнул свой телефон-раскладушку, но тут же снова раскрыл его. Ему нужен был сейчас ещё один человек. Тот единственный, кто по мнению Малышева, мог в сложившейся ситуации оказать реальную помощь.

Глава вторая. План действий

Телефон навязчиво зудел над ухом. Вообще-то Игорь просыпался легко, особенно если это происходило не через полчаса после того, как ложился. Он открыл глаза, и посмотрел на часы: 00:22. Значит, случилось что-то важное! Сокольский посмотрел, кто звонит.

— Малышев?!

Сонливость моментом рассеялась, вместо неё пришло нехорошее предчувствие. Не станет майор звонить ему ночью, если не вышло беды.

— Слушаю, Миша.

— Мою дочь похитили.

— Лену?! — зачем-то переспросил Сокольский, машинально нащупывая рубашку. — Кто похитил?

— Я не знаю, но это связано с делом, которое я сейчас веду.

Малышева совершенно не удивило, что фээсбэшник назвал его дочь по имени, как старую знакомую. Ему сейчас было не до таких мелочей.

— Где это случилось? Когда? — зажав трубку между плечом и ухом, Сокольский уже искал в шкафу брюки.

— Двадцать минут назад, около дома, у нас, на Гороховой. — Малышев говорил отрывисто, словно задыхался. — Они караулили в машине…

— Ты сам в порядке? Где ты сейчас?

— Тут же, возле дома. Я в норме.

— Поднимайся в квартиру и жди меня. Через полчаса буду. Ничего не предпринимай! — крикнул Сокольский напоследок, и тут же набрал другой номер. Ему требовались помощники.

Через полчаса он уже звонил в двери квартиры Малышева. Вместе с ним приехал его белобрысый аналитик (по совместительству — гений прослушки и сбора информации), Матвей Киппари, которого Сокольский безжалостно выдернул из тёплой постели, несмотря на возмущённые возгласы его красавицы-жены.

— Это Мотя, — по-простому представил своего помощника Сокольский, едва Михаил Иванович открыл дверь. — Он нам понадобится.

Сонный Мотя напоминал двуногий шкафчик, который прислонили к стенке, чтобы не упал. С плеча его свисала объёмистая кожаная сумка, к животу он прижимал кейс с ноутбуком. Заслышав своё имя, Мотя оттолкнулся от стенки и распахнул глаза пошире, чтобы ненароком не закрылись снова.

Малышев молча посторонился, пропуская их в коммуналку — не самый удачный вариант "старого фонда": коридор узкий, вместо ванной комнаты — душевая кабинка, которую кое-как пристроили в углу кухни. Хорошо ещё, что удалось перекупить комнату соседей, и теперь семье Малышевых почти принадлежала четырёхкомнатная квартира. Почти — потому что хозяин одной из комнат укатил несколько лет назад жить за границу, но на всякий случай оставил жилплощадь за собой. Вдруг выпрут обратно в Россию!

В коридоре маячили Коля и Костя. Вид у них был — точь-в-точь легавые в охотничьей стойке.

— Вольно, бойцы, — бросил им Сокольский, и тут же потерял интерес. — Телефон! — потребовал он у Михаила Ивановича. Тот послушно протянул мобильник. — Стационарный есть? Оба телефона на прослушку!

Мотя оживился, сбросил с плеч куртку, и ввалившись в ближайшую комнату, принялся раскладывать по столу свой хитроумный инвентарь. Костик тут же забыл про настороженность, и присоседился, с интересом наблюдая за его действиями.

— Они должны позвонить, — заговорил Малышев.

— Сядь и рассказывай. Всё по порядку, — приказал Сокольский.

— В двенадцать я был около дома, увидел Лену. Она шла со стороны Адмиралтейства. Я заметил подозрительную машину, чёрный "Форд Фокус"… Может быть, тёмно-синий. Номера заляпаны грязью. — Он старался не давать волю эмоциям, и говорить спокойно, но всё равно рассказ получался отрывочным и мало внятным. — Я стоял далеко. Они сразу же потащили её в машину. Я пытался их остановить, но как на зло, пистолет сдал… Похоже, что у одного оказался шокер. Когда пришёл в себя — лежал в подворотне… Они обшарили мои карманы, но ничего не взяли. Оставили записку.

Он протянул Сокольскому мятый клочок бумаги, на котором было написано печатными буквами: "Жди звонка. Подумай, как отпустить арестованного сегодня днём человека на подписку о невыезде. Никому не говори, иначе девчонка умрёт".

— Думаю, речь идёт о Гунине, — пояснил Малышев.

— Что за Гунин? — навострил уши Мотя. — Валера Гуманист?

— Валерий Моисеевич Гунин, он же — Валера Гуманист, — подтвердил за Малышева Николай, стоя у дверного косяка и через пол-комнаты наблюдая за всеми. — Он уже давно в розыске. Мы его сегодня по чистой случайности взяли по наводке другого человека…

Он запнулся.

— Говорить — так всё, — проворчал Малышев. — Его сдал наш осведомитель. Странная история! Зачем-то Гунин его разыскивал, предложил ехать с ним в некую научную лабораторию, потому что там есть работа по его профилю. Наш человек вспомнил ориентировку и улучшив минуту, позвонил, сказал, где они встречаются. Там мы Гунина и взяли.

— А фамилия вашего осведомителя — Сомов? — спросил вдруг Сокольский.

— Да! Ты откуда знаешь? — удивился Малышев.

— Так он же… — начал было Мотя, но осёкся, вспомнив о секретности.

"Хорошо, — подумал Сокольский. — Значит, проснулся окончательно". Он ещё не решил, надо ли Малышеву и его коллегам знать, что за Гуниным следили сотрудники УВР. Валера Гуманист трудился на Горюнова, и должен был найти одного из бывших помощников того изобретателя, которого задавили на Введенском Канале, по фамилии Сомов. Об этом через Ингу доложил Слава Ольгин. Гунин должен был предложить Сомову работу вместо его погибшего руководителя, и если бы Сомов согласился — агенты постарались бы отследить, куда именно Валера этого самого Сомова повезёт. "Как же мы пропустили, что его и люди Малышева "пасут"?! — подумал Сокольский. — Осведомитель… До чего же тесный город!" Неприятно было осознавать, что если бы твои подчинённые не упустили Гунина в это утро, ареста можно было не допустить, и тогда подручные Горюнова не стали бы похищать Лену.

Малышев отчаянно посмотрел на Сокольского, чем отвлёк от дум.

— Игорь! Они убьют её, ты это знаешь! Она их видела, они её в любом случае не отпустят!

Слишком часто Михаилу Ивановичу приходилось иметь дело с похитителями, чтобы изучить их повадки, и знать, как они себя ведут. Никаких иллюзий у него не было.

Сокольский ходил по комнате. Он так и не снял пальто, слишком занятый своими мыслями. Коллеги Малышева помалкивали, не зная, что добавить.

— Сразу не убьют, — возразил наконец Сокольский. — Лена может им понадобиться, пока ты не выполнишь все их требования. У нас есть время. Мало, но есть.

Малышев запустил пальцы в седую шевелюру и застонал. Не сдержался. Сокольский не стал его успокаивать, он ждал, когда Матвей справится с аппаратурой.

— Хорошо бы камеры наблюдения проверить, — заметил тот, подключая своё устройство к мобильнику Малышева. — И кстати, там дальше по улице — консульство Румынии. У них-то точно камеры слежения, и они там каждую пролетевшую муху видят!

— Посмотрим, — протянул Сокольский. — Договориться с ними будет не легче, чем с похитителями… Значит, что мы делаем сейчас! — перебил он сам себя. — Вы сидите здесь и ждёте звонка. Потом сразу же отзваниваетесь мне, с телефона Матвея. Миша! Соглашайся на всё, что они скажут, но попробуй объяснить, что такие вещи сразу не делаются. В общем, потяни время сколько можешь, Мотя попытается их засечь. Потом поезжай в Управление, там уже будет ждать мой человек с дальнейшими инструкциями. — Он посмотрел на безмолвных Колю и Костю. — Ваша помощь тоже понадобится.

— Что ты собираешься делать? — спросил Малышев.

Сокольский не хотел его зря обнадёживать. У него не было уверенности, что удастся найти Лену живой и невредимой. Но он предпочёл думать о насущном.

— Гунин работает на фигуранта, за которым мы сейчас охотимся, — объяснил он, решив частично посвятить оперативников в дела своей конторы. — Хозяин будет вытаскивать его любой ценой. Гунин слишком много знает, чтобы оставлять его в руках полиции. — Сокольский пожал одним плечом. — Если иначе не получится — выпустим его. Никуда не денется. В худшем случае его свои же убьют, чтобы он никого не подставил.

— Невелика потеря для общества, — поддержал Мотя.

— Дальше! — Сокольский не обратил внимания на его реплику. — Я свяжусь с агентом, внедрённым в окружение тех людей, на которых работает Гунин. Он узнает, где держат заложницу.

— Что за агент? — Малышев подался к нему, но Сокольский предупреждающе поднял ладонь.

— Мой агент. Поверь: мы сделаем всё, что можно, и чего нельзя, но ты должен… вы все должны строго следовать моим инструкциям. Понятно?

Малышев кивнул. Ничего другого ему не оставалось. Он понимал, что у Сокольского больше возможностей, чем у него вместе со всеми его подчинёнными.

— Теперь о вас. — Сокольский повернулся к парням Малышева. — Можете отвезти этого вашего Сомова в укромное место? На какую-нибудь конспиративную квартиру, где бы его не нашли. Сейчас же.

Николай посмотрел на шефа, тот кивнул.

— Отвезём, не вопрос, — тут же согласился Сиротин. — А дальше?

— Будете его стеречь по-очереди. Сомов — это наш козырь. Он кое-кому очень нужен, но отдавать его ни в коем случае нельзя.

— Ясно, — живо откликнулся Костик, пока лишь смутно догадываясь, что к чему.

* * *

После революции и гражданской войны те Сокольские, которые не эмигрировали и не были истреблены, сменили фамилию на Соколовы, стремясь скрыть свои аристократические корни. Их оставалось — два брата и сестра. Смена фамилии не спасла, в 38-м братья были расстреляны. Сестра ещё раньше успела выйти замуж и вторично сменила фамилию. Но род не прервался.

У репрессированного старшего Соколова остался в живых сын, который в самый опасный для семьи момент пропадал очень далеко, в Сибири, с исследовательской экспедицией. То ли его кто-то предупредил, то ли время его ещё не пришло, но он не вернулся со всеми остальными членами экспедиции в родной город и избежал участи своего отца. Он остался под Красноярском. Лишь после 1955 года вместе с женой и двумя маленькими детьми, он приехал в Ленинград, где получил квартиру, как ветеран войны и подающий надежды советский учёный. Именно он, по неясным для его родни причинам и вопреки опасениям, вернул себе наследственную фамилию: Сокольский.

Детей у учёного Сокольского было двое: мальчик и девочка, Владимир и Мария. Володька погиб в 1972 году, на очередной молодёжной стройке, в возрасте двадцати трёх лет: его "БелАЗ" перевернулся на краю карьера — земля не выдержала тяжести исполинского самосвала. Водителя раздавило рулевой колонкой. Маша в 1976-м решила родить ребёнка "для себя", то есть, без мужа. Родила сразу двоих. Фамилию Олег и Игорь получили наследственную — Сокольские.

Когда в 1994-м из-за границы прикатил один выживший в эмиграции родственник Сокольских, он был поражён сходством 18-летних близнецов с портретом их общего предка, сгинувшего во время революционного террора. Сокольским не суждено было исчезнуть с лица Земли. Не уничтожили их ни революция, ни братоубийственная гражданская война, ни репрессии, ни битвы Великой Отечественной, ни голод, ни разруха. Дотянулись две веточки до возрождения современной России. Принять бы это за благословение и позаботиться о восстановлении своего рода, ан нет! Олег погиб, не оставив ни жены, ни детей. Остался один Игорь, а ему катастрофически не хватало времени "строить дом и растить ребёнка".

Лена Малышева ему нравилась. Он мечтал о такой девушке с тех пор, как разочаровался в своей первой любви (было такое дело, в 1998-м году, как раз когда в России начался кризис). Игоря смущала не двадцатилетняя разница в возрасте. Его останавливали мысли о собственной работе. Сможет ли юная, двадцатилетняя Лена, смириться и покорно ждать его одинокими вечерами, изо дня в день, довольствоваться мимолётной лаской? Ей нужно внимание, а его внимание принадлежит организованным преступным группам, торговцам оружием, террористам и наёмникам всех сортов. Игорь не видел причин менять образ жизни. Какая тут может быть семья?

Пока Сокольский раздумывал, Лену похитили бандиты. Он никому бы в этом не признался, но когда вышел ночью от Малышева и сел в машину, ему пришлось подождать минут пять, прежде чем ехать. Руки тряслись. Впрочем, это был единственный момент слабости. Он прошёл и не возвращался.

Сейчас Сокольскому не хватало Инги. Она со своим сарказмом и показной нечувствительностью очень помогала, на неё можно было положиться. "Хорошо, что она рядом с Ольгиным, — подумал Игорь. — Будет надо — не растеряется. Вдвоём они сделают всё, что нужно". Но ему и самому нельзя было сидеть сложа руки. Время сейчас стало самой дефицитной вещью.

До утра Сокольский успел поднять ту часть своей группы, которая взаимодействовала с Ингой и Ольгиным, составил вместе с ними план действий, получил всю собранную Матвеем информацию по связи Валеры Гуманиста с людьми Горюнова, выбил разрешение просмотреть записи камер наблюдения румынского посольства и сочинил способ незаметно передать Ольгину подробную инструкцию. Мозаика начала связываться воедино.

Глава третья. Гад гаду подгаживает…

— Ой, до чего же спать хочется! — Паша сделал попытку потянуться, что с его могучей фигурой в салоне машины было принципиально невозможно. — Семь часов утра! Бред какой-то!

Ольгин покосился на него и хмыкнул.

— Сам сказал: "Зависнем, утром вернёмся…" — напомнил он телохранителю Горыныча. — Ночевали бы на даче, не пришлось бы возвращаться в семь утра.

— Вот ты мне скажи! — оживился Паша. — На кой торопиться-то?

— Хозяин не любит, когда нас нет под рукой. Ты сам говорил. Он на меня и так в последнее время косо смотрит.

— Ага! Придумал! Он на всех косо смотрит. — Паша яростно потёр лицо, но глаза всё равно закрывались. Решив не сопротивляться, Паша расслабился, изготовившись подремать хоть несколько минут. Всё равно за рулём Слава, а он выглядит так, будто крепко спал предыдущие двенадцать часов — минимум.

Дорога промеж густо растущих деревьев и кустов едва проглядывала, фонари конечно же не горели. Приходилось полагаться только на свет фар. Вдруг Слава резко затормозил.

— Мать твою!..

Пашу удержал ремень безопасности. Адреналин мигом вынес из головы остатки сна.

— Ты чё, озверел?! — возмутился он.

Ольгин уже выскочил из машины. В свете фар валялся велосипед, странная фигура ползала вокруг него, сыпя маты вперемежку с жалобами на всяких жлобов, которые не видят, куда прутся. Ольгин шагнул было к ругателю, споткнулся, взмахнув руками — и только чудом удержался на ногах.

— Ты псих, или как?! — возмутился он.

Около велосипеда валялись рассыпанные старые доски. По всей видимости, мужичок пёр их, нагрузив на своего двухколёсного друга, и конечно же игнорировал ползущую по посёлку машину. Ольгин вцепился в мужичка, вздёрнул его на ноги и встряхнул для порядка.

— Сдурел под колёса лезть?!

Паша открыл дверцу, но вылезать в мокрость и темноту ему не хотелось.

— Цел он там? — выспросил он.

Мужичок наконец сообразил, что едва избежал неминучей смерти, и начал энергично вырываться из рук Ольгина. Тот рассвирепел и принялся трясти свою жертву.

— Ноги переломаю! Идиот! Убирай свою рухлядь с дороги!!

— Да брось ты его! — посоветовал Паша.

Слава действительно бросил, и принялся ногами отпинывать с дороги доски.

— Эй! Моё! — возмутился мужичок, и ринулся на спасение своего добра.

Ольгин поймал его за шкирку одной рукой, второй подхватил велосипед, и рывком вынес на обочину, не замечая брыканий и сопротивлений.

— Проваливай, пока по шее не получил! — рявкнул он напоследок, и вернулся в машину.

Вслед ему полетели маты, но разбились о захлопнутую дверцу.

— Отвёл душеньку? — поинтересовался Паша. — Эти дачники, у них башки совсем нет. Зимой и летом таскают барахло какое-то…

— Задавили бы урода, потом отбрыкайся… — проворчал Слава, заводя мотор и безжалостно переезжая хрустевшие под колёсами доски.

В кармане у него лежала записка, которую подложил, пока они перепихивались, связной Сокольского. Её следовало прочитать как можно быстрее, и без посторонних глаз. Раз был выбран столь экстравагантный способ передачи инструкций, значит, дело — дрянь!

* * *

До недавнего времени у Горюнова всё шло так, как он хочет. Мелкие неудачи — и те обходили его стороной. Неприятности начались с убийства Дока — непризнанного гения, опередившего время… Кто опережает время — обречён на непризнанность, но есть ли в этом что-то плохое? Всему свой черёд, и дорогостоящим смертоносным игрушкам тоже.

Недоработок в винтовке Пермятина было — воз с тележкой, но покупатель-дилетант не успевал этого разглядеть. Он пускал слюни на убийственную штучку, способную прострелить любой бронежилет, а остальное благополучно скрывалось от его внимания. Суть в том, что дефектов оказалось слишком много, чтобы кто-то в отсутствие самого Пермятина-Дока мог справиться с изготовлением "чудо-винтовки". А Дока задавили два недоумка по приказу третьего! В пору было Горюнову подумать, что лучше бы его тайная лаборатория клепала потихоньку тт-шники без серийных номеров, чем льститься на чужие гениальные изобретения. Но винтовка Пермятина могла принести много денег! И главное — принести очень быстро! Если потом её новым владельцам руки поотрывает, или в винтовке начнёт клинить каждый первый патрон — это уже будут не проблемы Горюнова. Есть такая гениальная отмазка: "нарушение правил эксплуатации". Попробуй докажи, что ты делал всё правильно, тем более, что большинство жаждущих получить в руки смертоносную игрушку, редко читали инструкции дальше первой строчки. Но как наладить производство? Дока-то нет!

На самом деле, неудачи Горюнова начались раньше, когда один из опытных образцов попал в руки фээсбэшников. "Ведьмой" заинтересовались, а ещё больше заинтересовались её изобретателем. Сыграл свою роль и архив покойного Никитина, в котором нашлись скудные, но интересные сведения по поводу подпольного изготовления оружия на территории Ленинградской области. Потом помог завербованный Сокольским Попов, за ним подкинул пищу для размышления Марк Лисовской… Горюнов ничего этого не знал, но он ощущал, что началась полоса неудач.

После Дока неожиданно попался его помощник, Валера Гуманист, получивший своё прозвание за то, что всегда расправлялся с жертвами наименее болезненным способом. Не любил он никого мучить! Жалел. По скромным подсчётам, своими руками он отправил на тот свет человек пять, и ещё невесть сколько травились наркотиками, которые он переправлял в Питер. Настроение у Валеры от этого не портилось. Горюнов презирал Гунина, но пользовался его услугами, потому что именно связи Валеры помогли ему установить мостик между заграничным поставщиком, таможней и тайным оружейным заводиком.

Проблему с арестом Гуманиста можно было решить без шума. Например, по-тихому убрать в тюрьме, чтобы не проболтался, или уж купить таких адвокатов, которые сведут ему срок заключения до минимума и отмажут от большинства эпизодов. На зоне Валера долго бы не задержался, отовсюду можно убежать, если очень захотеть и иметь на воле другана с большими бабками. Но всё испортил Дрон, со своей костоломной привычкой решать дела силовыми методами. Надо же было выкрасть дочку оперативника, майора Малышева! Даже если этот мент не поднимет на уши всех коллег, опасаясь за жизнь своей "кровинушки", он сделает это потом, когда Лена Малышева будет убита. А не убить её теперь нельзя, она видела своих похитителей. Да и Малышев их видел, и наверняка постепенно вспомнит такие детали, которые помогут ему выйти на след. Горюнов не был уверен, что Дрон (он же — Андронов Геннадий Павлович), попадись он в жёсткие лапы полиции, станет кидаться грудью на штыки, защищая своего нанимателя. Как многие хладнокровные убийцы, Дрон трепетно относился к собственной целостности и не отличался чрезмерной верностью к тому, кто платит ему деньги.

Единственное, что оставалось Горюнову в подобной ситуации — это замести все следы, убрав и Валеру, и Дрона. Но сперва нужно до них добраться. И главное — следовало обойтись без резких движений, не привлечь внимания к себе, всё обдумать, а уж потом действовать, чтобы не наделать больших бед, множа и без того длинноватый список неудач.

— Ты придурок! — рявкнул Горюнов в трубку, разговаривая с Дроном. Пусть парень думает, что шеф сердится, но готов смириться — он в таких случаях всегда начинал обзывать подчинённых. — Кто тебя просил это делать?

— Да вы не волнуйтесь, — успокаивал его Дрон. — Девка в надёжном месте, у меня, под охраной. Мы её ещё ночью привезли, и после этого позвонили её папаше, надиктовали наши условия. Он обещал что-нибудь придумать, и я ему дал времени — сутки на всё, про всё.

Горюнов глянул на часы, чтобы определить, сколько времени девчонку потенциально могут искать. Было 09:15. Дрон хладнокровно добавил:

— Как только этот мент отпустит Валеру, мы её тут же и закопаем.

— Вы не должны были воровать девушку! — уже тише, но со значением в голосе выговорил Горыныч своему подручному. — Теперь запомни: сидите там тихо, и никуда ни ногой! Может быть, этот ваш мент и не сказал никому, а скорее всего, вас уже ищут по всему Питеру и окрестностям. Всё понял? Без моего приказа ничего не предпринимать! Ни-че-го!

Дождавшись согласия, Горюнов закончил разговор и протянул мобильник секретарше.

— Поставь на подзарядку.

Теперь следовало дождаться, когда отпустят Гуманиста, а уж потом действовать.

* * *

У Гунина было характерное лицо с крупными чертами, и замечательная плешь, уходящая с высокого лба назад треугольником. Он принадлежал к числу людей, которых легко узнавать по фотографиям и ориентировкам. Но иногда одна-единственная деталь может сделать человека неожиданно-другим: Валера отрастил густые бакенбарды, и этот штрих придала ему нечто от лиц с портретов 19 века, так что определить его по ориентировкам стало тяжёлой задачей. Тем не менее, его опознали. И кто! Сомов! Тот самый человек, которого он искал, не сомневаясь, что он ни сном, ни духом не ведает о том, кто такой Валера Гуманист.

Малышев дождался, когда дежурный выйдет из кабинета, посмотрел на часы (он теперь смотрел на них по двадцать раз в час), и указал на стул. Было 09:21.

— Садитесь, гражданин Гунин.

Валера особых подвохов не ожидал, поэтому подошёл и сел, сложив ручки на коленках, как послушный ребёнок. Михаил Иванович некоторое время смотрел на него, понимая, что такие прожжённые личности, как этот Гунин, мало поддаются беседам о совести, и не пугаются ни сумы, ни тюрьмы. Не стоило и пытаться. Поэтому Малышев перестал на него смотреть, и заговорил сухо и кратко:

— Никаких подписок о не выезде с твоими грехами не будет. Днём тебя отвезут на следственный эксперимент по одному из дел, на заброшенную фабрику, на Чёрной Речке. Ты знаешь это место.

Валера внимательно его слушал, приподняв одну бровь, и явно не поддался на упоминание о собственном преступлении. Он не испытывал угрызений совести, и хорошо спал. "Мальчики кровавые" ему не снились. Малышева почему-то передёрнуло, словно приходилось лезть в контейнер тухлой рыбы.

— В какой-то момент с тебя, по необходимости, снимут наручники, — быстро продолжил он. — Это сигнал. Оттолкнёшь охранника и побежишь через пустой цех. На другой стороне будет ждать машина. Она в твоём распоряжении ровно на десять минут. Так что продумай заранее, куда тебя надо отвезти.

— Ты бы расслабился, начальник, — посоветовал Гунин, не меняя позы. — Всё делаешь правильно, я ж понимаю, что меня иначе и президент бы не отпустил.

Малышев подался через стол, схватив его за одежду и рванул к себе.

— Запомни, мразь! — прошипел он, глядя в округлившиеся глаза Валеры Гуманиста. — Если с ней хоть что-то случится — я тебя из-под земли достану! Всё брошу и буду заниматься только тобой! Но арестовывать не стану, не мечтай! Подохнешь, как собака!

Он разжал пальцы, позволив Гунину опуститься обратно на стул.

— Да понял я всё, — серьёзно ответил тот, поправляя одежду на груди. Он не особенно испугался, это было видно, но стал как-то уважительнее смотреть на Малышева. — Мы с тобой говорим на одном языке, хоть и по разную сторону. Уж извини, если что не так.

Малышев вызвал дежурного и приказал увести арестованного. Смотреть на Валеру дальше он был не в состоянии.

Глава четвёртая. Театральный талант

Слава постоял секунд десять перед дверью, чтобы убедиться, что никто не поднимается по лестнице вслед за ним. Потом быстро вошёл в комнату и на цыпочках подбежал к комоду. Горюнов отдал Кате телефон, чтобы поставила на подзарядку. Понятное дело, ему нужно было всегда оставаться на связи, а такая вещь, как неожиданно разрядившийся телефон, ужасно раздражает. Дома, или на даче — Горыныч всегда заботился о телефоне. И очень кстати! Ольгин рассчитывал узнать, с кем именно разговаривал его недобрый хозяин, а больше Горюнов никому не звонил.

Момент улизнуть от внимания остальных представился только сейчас. Слава огляделся. Вот он! Лежит на привычном месте! Для вздоха облегчения не было времени. Слава схватил мобильник.

— Где же у тебя последний входящий?.. — тихо пробормотал он, стараясь не торопиться. Трудно сориентироваться в чужом телефоне, если ты привык к совсем другим моделям. Хорошо хоть Горюнов его не отключал никогда! — Где же, где же… Есть!

Он только посмотрел на цифры — и тут же узнал номер.

— Дрон! Вот собака! — Он уже составил мнение о том, что представляет собой этот Дрон: хладнокровный убийца без понятий о чистом и добром. Потенциально у Дрона было несколько мест, где он мог спрятаться, и Ольгин подозревал, что знает далеко не все "норы".

Слава так увлёкся, что не услышал, как открывается дверь.

— Что ты тут делаешь?

Вопрос заставил его замереть, но нервы не подвели, он ничего не выронил, не подскочил, и бесшумно опустил телефон шефа на то место, где тот должен лежать. Теоретически, от двери не было видно, что именно он делал. Лишь после этого Ольгин обернулся с улыбкой облегчения на лице (ну, может быть, улыбка была дурацкой, но ничего иного ему в голову не пришло).

— Катька! А я тебя жду!

Секретарша, гордая, как Ахматова на портрете, с интересом сделала шаг в комнату.

— Меня? А почему здесь?

— Подумал: где тебя искать по всему дому? Лучше прийти туда, где ты наверняка появишься, рано или поздно.

Он подошёл так плавно и легко, что женщина не догадалась испугаться — и тут же попала в его объятья!

— Катя! Я хочу тебя! — Он принялся целовать её, куда получается, горячо и торопливо, будто боялся, что кто-то помешает. — Катька! Ты… Ты такая!.. Я не могу больше, ты мне нужна!

— Ты с ума сошёл! — Она попыталась вырваться, но Ольгин оказался слишком сильным, держал её словно в капкане, и так прижимал к себе, что не оставлял возможности ни пнуть себя, ни схватить за что-нибудь чувствительное. Она дёрнулась ещё пару раз, но потом почему-то перестала, позволяя ему целовать себя в губы. Руки её обвили его шею, так что Слава почувствовал, как скользит мягкий шёлк её платья по его коже… Она ответила! Это его так поразило, что он дрогнул. Неужели?..

И тут она резко упёрлась ему руками в шею и начала яростно вырываться. Краем глаза Слава уловил движение со стороны двери, и как-то отрешённо подумал: "Они тоже заметили…"

Дальше всё было просто и предсказуемо: на крик Горюнова вбежали его телохранители, и на этот раз били Славу по-настоящему, жестоко и больно, пока он не перестал сопротивляться, и ещё некоторое время пинали ногами, не боясь испачкать кровью светлый ковёр. Наконец отступили, пропуская хозяина. Горюнов наклонился и схватил Ольгина за волосы.

— Ты что делаешь, падаль?! — прошипел он.

На разговоры в лёгких воздуха не хватало, а то Слава непременно сказал бы: "На ковре лежу". Горюнов выпрямился, и отошёл в сторону.

— Дайте ему ещё пару раз, — предложил он, но тут почему-то вступилсяПаша.

— Шеф! Он уже всё понял!

"Надо же! — подумал Слава. — Что это с ним?.."

Горюнов сжалился.

— Тогда скажи ему, когда он начнёт хоть что-то соображать, что если он ещё раз подойдёт к Катерине — я его кастрирую! — рявкнул он, и отошёл к окну. По всей видимости, это означало полную амнистию.

— Вставай давай! — Паша схватил Ольгина за подмышки и принялся отдирать от пола. — Давай, шевели ногами, придурок!

Что-то в этом было трогательное, так что Слава даже поддался, и облегчил Паше задачу, схватившись за его воротник и кое-как поднявшись на ноги. Катя успела исчезнуть. То же самое следовало сделать и им, так что Паша перекинул руку Ольгина через собственную шею и поволок его из комнаты, вниз по лестнице, в сторону кухни.

— Ты что, с дуба рухнул?! — Паша прямо кипел негодованием. — Какая муха тебя укусила?! Что, других баб нет? Что ты к Катьке-то полез?!

Где-то в районе раковины Слава почувствовал, что уже может держаться на ногах самостоятельно, и отцепился от пашиной шеи.

— Ты псих! — наградил его Паша, на всякий случай поддерживая под локоть.

Слава отпихнул его, включил холодную воду и принялся смывать кровь с лица. Ему было странно, что телохранитель Горюнова так к нему привязался, что даже начал заступаться перед хозяином. А в общем-то, не был злодеем этот Паша. Нормальный парень, жаль только, что не с той компанией связался. Что его держит у Горюнова?.. Или ему самому уже доставалось, поэтому он сочувствует собрату по несчастью?

— Она секретарша — или кто? — выговорил наконец Ольгин, осторожно трогая нос. Вроде бы не сломан. Из зеркала над умывальником на него глядела картина "Жертва НКВД": рубашка вся в крови, губы разбиты, по рассечённой брови кровь стекает на щеку и живописно оставляет красные дорожки, следуя рельефу местности…

— Секретарша! — Паша присел на край подоконника. — Может, и секретарша, да не твоя. — Он наконец-то успокоился, сунул руки в карманы и посмотрел на Ольгина сочувственно. — Ну, я понимаю, Катька может нравиться. Но лучше забудь! И близко не подходи! Сам знаешь, у шефа разговор короткий.

— Я заметил, — буркнул Слава и с некоторым трудом выпрямился. Рёбра тоже болели. — Знаешь, Паш, а она ведь была не против…

Телохранитель Горыныча на него только руками замахал.

— Говорю же, псих!

Ольгин потрогал разбитую губу, отдёрнул руку и ухмыльнулся. В чём-то Паша был прав, но вот дальнейшего плана действий у Славы не было. Проявлять интерес по поводу того, где сейчас отдыхает Дрон, не следовало, и он сказал нейтрально:

— Ладно… Пойду, полежу где-нибудь, раз уж Горынычу я пока не нужен.

— Вот это правильно! Лучше тебе вообще ему пока на глаза не попадаться. Я тебя найду, если что, — пообещал Паша.

"Надеюсь, он спохватится нескоро", — подумал Слава. В одной из нижних комнат стоял старый диван. Туда он и направился, понадеявшись, что подручные Горюнова не разбили его мобильник, пока пинали и валяли по полу. Надо было срочно послать сообщение Инге и как следует подумать над дальнейшим планом.

Глава пятая. Спонтанные способы решения проблем

Когда начальство заинтересовано — находится всё: и люди, и техника. Примерно в час дня Костик сидел в новенькой "Волге", вместе с двумя сержантами, которых выделили ему в помощь, немного в стороне от старого корпуса фабрики. Фигурант уже садился в подготовленную для него машину, не подозревая, а может и догадываясь, что за ним присматривают.

— Давай потихоньку за ними, — скомандовал Королёв тому сержанту, который был за рулём. — Сильно не прижимайся. Нам сообщат, где он пересядет в другую машину.

— Ценный объект? — спросил тот сержант, который расположился на заднем сидении. — Он что, должен с кем-то встретиться, чтобы нам накрыть сразу всех?

Костик ухмыльнулся, осознавая себя если не старше, то уж точно опытнее и осведомлённее.

— Очень ценный объект! — подтвердил он. — Это убийца и торговец наркотиками. Так что если мы его упустим — не видать вам скорого повышения, ребята! По сему вопросы отставить, едем, следим за объектом. Понятно?

— Так точно, товарищ лейтенант, — уверили его оба сержанта.

* * *

Дверь открылась бесшумно. Слава замер, делая вид, что спит. На улице, несмотря на день, было темно, как в сумерках. В рассеянном свете тёмная фигура показалась ему знакомой. "Убрать решили что ли, по-тихому?" — подумал Ольгин, на всякий случай переместив руку так, чтобы было удобнее схватить вошедшего злоумышленника. Фигура склонилась над ним, но прежде чем трогать, благоразумно окликнула:

— Слава! Спишь?

— Катя? — Он приподнялся, но секретарша Горюнова удержала его за плечо и села на край дивана.

— Шума не поднимай. Пришла проверить, как ты. — Она показала маленький кожаный кейс, в котором хранилась аптечка. — И запомни на будущее: хочешь что-то предложить — делай это тихо, и подальше от комнат шефа. Обо мне ты подумал?

Слава сделал вид, что ему очень стыдно, загородился локтем и проворчал в ответ невразумительное извинение. Но потом сцапал женщину за руку.

— Кать! Что он тебе сделал?

— Ничего. На твоё счастье. — Она включила лампу и принялась рыться в аптечке. — Горыныч и так злой сегодня, а ты лезешь под руку. — Она толкнула его обратно на подушку, и принялась разглядывать его лицо. — Больно?

Слава не стал отрицать, было действительно больно. Катя обработала ссадины, стараясь делать это как можно деликатнее. Ольгин даже не ожидал от неё такого неожиданного расположения к своей персоне.

— А с чего ему злиться-то? — спросил он, мало надеясь на вразумительный ответ. — Вроде дела у фирмы хорошо идут.

— Этот гад Дрон украл какую-то девушку, — пожаловалась Катя. — Шеф его прибил бы на месте, если бы он тут был.

— Не понял, — соврал Слава. — Зачем ему девушка? Что, своих девушек мало?

— Тише! — Катя приложила палец к его губам и прислушалась, но потом продолжила: — Один из помощников шефа попался полиции. Дрон решил, что он всех умнее, и что если взять заложницу, своего выпустят. Прячет её где-то у себя.

— По-моему, он дурак, — прокомментировал Ольгин, испытывая острое желание спросить у Кати, где именно. Но она могла и не знать, да и зачем ему это, если посмотреть с её точки зрения.

— Горыныч теперь их обоих уберёт, — хладнокровно сообщила Катя, не оспаривая его вердикта.

— Не сомневаюсь.

— Так не теряйся, — посоветовала секретарша с таким загадочным выражением, что Слава невольно вгляделся в её лицо. В жёлтом свете рельефный профиль секретарши вырисовывался бархатным трафаретом.

— В каком смысле? — переспросил Ольгин.

— В прямом. Дрону конец, шефу его замашки давно не нравятся, а я помогу тебе занять его место. Если не будешь глупить.

"Всю жизнь мечтал занять место какого-нибудь маньяка-убийцы! — подумал Слава. — Ну и циничная ты, Катя!" Но вслух ничего говорить не стал. Вместо этого поднялся в сидячее положение и облапил секретаршу.

— Сейчас ведь никто не помешает?

— Сейчас времени нет, — обрадовала его Катя. — Мне надо вернуться наверх, пока Горыныч ничего не заподозрил.

Тем не менее, сопротивляться она не стала, позволив себя поцеловать. Потом ушла. Ольгин решил было, что валяться дальше в раздумьях смысла нет, но вместо того, чтобы встать, опустился обратно на диван. Насколько он успел узнать Катю, она ничего не делала просто так. Зачем она рассказала ему про Дрона и заложницу?

Именно в этот момент ему пришла ответная смс-ка, от Инги. Их переписка была рискованной, обычно связывался с Ингой сам Слава, когда находил подходящий момент. Она раздобывала нужные ему сведения, потом ждала, когда он снова выберет момент для связи. Но речь шла о жизни ни в чём неповинной дочери Малышева, так что приходилось нарушать инструкции. Слава быстро прочитал текст смс-ки, и довольно ухмыльнулся. Наконец-то повезло! Мобильник Дрона засекли в крошечном садоводстве неподалёку от Серово, и это место Ольгин знал. Первой его мыслью было — взять машину и поехать туда, но Слава себя остановил. Горюнов ему пока не доверял ничего серьёзного, а Катя пользовалась полным благоволением хозяина, и дурочкой, которая растает от одного поцелуя, она не была. Так кто кого пытался водить за нос и зачем? Она ведь только что точный адрес не назвала! Наверняка специально, чтобы спровоцировать его на какие-то действия. Но какие?

Медлить нельзя, очертя голову кидаться в бой — тоже. Украденную девушку могли в любой момент убить, чтобы она не смогла опознать своих похитителей. "Что мы имеем? — думал Слава. — Горюнов действительно разговаривал по телефону именно с Дроном. Катя точно не знает, что я высматривал в комнате, но либо она, либо шеф подозревают, что я не просто так там околачивался. Если я сейчас сорвусь с места, чтобы ехать на дачу к Дрону, меня могут из дома не выпустить, и уж точно будет очень много вопросов, на которые я не смогу ответить. Может быть, это и есть — проверка? Они ждут, что я сделаю. Но вообще, такую проверку можно устроить, если подозревать, что я работаю на полицию, конкурентов, или УВР. С чего бы им подозревать такое? Может, сработать "под дурачка"?"

Слава снова поднялся. Идея казалась слишком безумной, чтобы вот так с ходу бросаться её осуществлять. Но может быть, именно такое безумство хоть что-то разъяснит? Он сунул ноги в ботинки. Всё тело ныло, а в тех местах, где ткань касалась свежих ссадин, ощущения были совсем неприятные. Но это не мешало действовать.

— Значит, проявим инициативу, — решил Ольгин, и направился к двери.

* * *

Он решительно постучал.

— Войди, кто там? — Это был голос Горыныча.

Ольгин вошёл и прикрыл за собой двери. В комнате сидели трое: сам Горюнов, Катя и его помощник по фамилии Дрынкин — мрачный тип, который редко открывал рот, но непременно говорил что-то пессимистическое.

— Что тебе нужно? — Горыныч недовольно поморщился.

— Шеф! Можно, я его убью? — чистосердечно предложил Слава.

— Кого? — спросил Горюнов.

Катя сидела со спокойным лицом, но Ольгин мог поклясться, что и она удивлена его явлением. Наверное решила, что он воспринял её предложение занять место Дрона как руководство к действию.

— Давайте я убью Дрона, — развернул свою мысль Ольгин, и тут же пошёл в наступление: — Ну, я ведь понял, что вы им недовольны, он там что-то не то сделал, вас подставляет. Давайте, я его убью!

— С чего такая инициатива? — позволил себе удивиться Горюнов.

— Да всё просто! Вы мне не доверяете, потому что я разнюнился, когда Дрон пристрелил того типа, в лагере. Честное слово, это случайно вышло! — Слава прижал руку к груди. — И вот, я готов свою вину загладить. — Он покосился на Катю, которая теперь уже смотрела на него во все глаза. — Всё равно вы ведь его в живых не оставите. Я так понял. Я его убью голыми руками, вот увидите. Без шума, без стрельбы. И без следов.

— Он не один, — сказал вдруг Горюнов, и Ольгину показалось, что в нём проснулся интерес. — С ним ещё двое, и они меня тоже очень расстроили.

Ольгин пожал плечами.

— Думаете, я не справлюсь? Да запросто! Я только стрельбы не люблю, а так, чтобы по-тихому — это легко! Вы во мне не разочаруетесь.

Горыныч опустился в кресло и скрестил руки на груди.

— Там ещё девушка, — напомнил он.

— Не! — упёрся Слава. — Девушку я убивать не хочу!

— Ну хорошо, — позволил Горыныч. — Я сейчас позвоню Дрону и скажу, чтобы он её устранил, и ждал там.

Катя тут же подала ему телефон.

— Ну погодите! — Слава сам удивился, что высказал своё пожелание не слишком бурно. — Он же догадается и удерёт!

— Кто догадается?

— Дрон! Он же не дурак. Вы ему позвоните, скажете убрать девушку и ждать. Да он сразу же поймёт, что вы и его собираетесь в расход пустить!

— И то правда, — согласился Горыныч, которого этот разговор уже начал забавлять. — Что ты предлагаешь?

— А ничего! Я по-тихому приеду и уберу Дрона, и его людей, и пусть эта девушка там сидит себе, пока её кто-нибудь не найдёт. Меня она не увидит, об этом я позабочусь. Ну и всё!

— Нет! — Горюнов покачал головой. — Ты сделаешь по-другому, если хочешь, чтобы я тебе доверял. Ты поедешь к Дрону на дачу, и передашь ему, что он должен убить девушку. Сделаешь вид, что привёз им деньги, чтобы они на время залегли на дно где-нибудь подальше. Когда он выполнит мой приказ — ты убьёшь их всех троих. И не голыми руками, я дам тебе оружие. Ты сделаешь так, словно они сами друг друга перестреляли. Понятно?

— И концы в воду, — прокомментировал Слава. А ещё подумал: "Значит, действительно дача. Надёжное местечко!" А вслух сказал: — Да, понятно. Жаль девушку…

Ему удалось сказать последние два слова с циничным издевательством в голосе. Горюнов поверил. Или сделал вид, что поверил. По мнению Ольгина, это сейчас было уже не важно.

Когда Ольгин вышел, Горюнов посмотрел на своего помощника, Дрынкина.

— Возьмёшь с собой кого-нибудь из своих орлов, — проговорил он чётко и с нажимом. — Проследите за ним и убедитесь, что он всё сделал, как надо.

— А если нет?

Дрынкин был тем самым человеком, который на продаже оружия в ангаре всё время сидел в машине, присматривая за процессом, а потом выразил опасение, что им не справиться без покойного Дока. Пессимизм не мешал ему исправно зарабатывать деньги у Горюнова, и быть тому верным помощником, особенно там, где другие не справлялись. На него Горыныч полагался, как на себя.

Некоторое время Горюнов думал, а Катя заинтересованно смотрела на него, никак не показывая, что её волнует судьба Славы Ольгина.

— Если нет — доделайте начатое, — сказал наконец Горюнов. — И прибавьте одно тело. Ну, а если справится — почему бы ему не заменить Дрона?

— Разумно, — заметил Дрынкин и поднялся. — Скажу, чтобы с него глаз не спускали.

Он ушёл, секретарша подошла к Горынычу и присела на ручку его кресла.

— Катя! Не предавай меня! — попросил Илья Николаевич. — Он молодой, но он глупый. Ты же это понимаешь.

— Я устала ждать, когда ты решишь вопрос со своей женой, — сказала Катя, глядя в пространство, но не уклоняясь от его руки, которой он обнял её за талию. — А Слава… Такие, как он, долго не живут. Можешь не ревновать. От тебя я никуда не денусь.

— Хотелось бы верить, — честно сказал Горыныч, потянув её к себе на колени.

Глава шестая. Действия оперативные и не очень

— Я еду на дачу к Дрону, — сообщил Ольгин, выруливая в общий поток машин. — Сейчас объясню, где тебе быть… — Он сосредоточился. — Выезжаешь из Зеленогорска, по Приморскому шоссе, до поворота на Серово. Там Рощинское шоссе, кажется…

— Я знаю, где Серово. Дальше.

— Проезжаешь чуть поменьше километра — слева будет что-то вроде автостоянки, а прямо с неё — вилка на два просёлка. Только ты на них не лезь. Жди меня где-нибудь поблизости, и не отсвечивай. — Слава решил, что с местом разобрались, и перешёл на другие проблемы: — Грюнов снабдил меня аж двумя пушками, и наверняка ещё парочку следом послал, с кем-нибудь, кому больше доверяет. Проследишь?

— Чего он хочет? Где девушка? — Инга не стала отвечать на вопрос Ольгина, посчитав, что ответ и так понятен.

— Я же говорю: на даче у Дрона. У него там халупа, несколько лет как недостроенная, соседей и летом почти нет, а сейчас тем более. Мне приказано передать ему, чтобы он убил заложницу, а потом я должен убить его самого, и двух его приятелей.

— Я вызову подкрепление…

— Погоди, Ин! Я там буду минут через десять, если не быстрее. Лучше держись поблизости. Я постараюсь забрать девушку и перекинуть её к тебе. Если там начнётся заварушка — неизвестно, кто пострадает, а кто жив останется. Мы по-тихому всё быстрее сделаем.

— А те трое, которые её караулят? — По голосу Инги было понятно, что она сомневается в правильности его решения.

— Убью их, — пообещал Слава, но тут же сам поправился: — Да я её незаметно уведу, а дальше пусть сами разбираются. Ты лучше проследи, есть ли за мной "хвост". Не верю, что Горюнов меня одного отпустил и не подстраховался.

— Ты ненормальный! — наградила его Инга. — Но ты мне нравишься.

— Я запомню, — пообещал Ольгин. — До связи!

Он убрал телефон, углядел свободное пространство впереди, и обогнал парочку машин. Ехал он на старом "Вольво", который Горюнов выделил ему просто потому, что машина ни за ним, ни за его фирмой не числилась. Слава уже ездил на этом автомобиле и знал его особенности: не лучший вариант, если придётся уходить от погони, но всё-таки не случайно угнанная "хачиковозка", которая может заглохнуть в любой момент.

— Надеюсь, всё получится, — сказал Ольгин сам себе, облизнул разбитую губу и помолился, пожелав, чтобы Горюнов не передумал и не позвонил Дрону заранее. Иначе всё его геройство Лене Малышевой не поможет.

* * *

На месте он был в начале третьего. Погода ухудшалась, темнело, и с неба опять сыпалась мелкая морось, не то дождь со льдом, не то снег с водой. Синоптики пророчили очередное похолодание после оттепели, и явно не ошибались.

Ольгин оставил машину поблизости и подобрался к ближайшему окну. Лены в комнате не было. Слава убедился, что Дрон и два его приятеля хлебают водку за столом, и двинулся дальше. За домом стоял крошечный сарайчик, может быть, будущая баня. Дверь закрывалась на толстый засов. Ольгин пытался заглянуть в окошко, но ничего не разглядел. Тогда он осторожно вынул засов и стараясь не скрипеть дверью, вошёл внутрь.

Светлое пятно в дальнем углу пошевелилось, сразу привлекая внимание. Девушка сидела связанная и с заклеенным ртом. На вошедшего мужчину она смотрела с ужасом. Ольгин оглянулся, убедиться, что никто следом не идёт, и тут же подошёл.

— Тихо! Только не кричи, ладно? — Он присел на корточки и протянул руку, чтобы отклеить скотч, но Лена подалась от него в ещё большем ужасе. — Тихо-тихо! Не хочешь — сама отклеивай. Сейчас я тебя развяжу. — Он нащупал узел, и за отсутствием ножа, принялся развязывать. — Тебя ведь Лена зовут? Давай договоримся: не драться! Меня уже за тебя сегодня отделали. — Он чуть отодвинулся, давая девушке возможность разглядеть синяки на своей физиономии. — Видишь? Кстати, очень больно.

Он размотал верёвку, освободив ей руки, и взялся за ту, что была на ногах.

— Меня, кстати, Слава зовут, если тебе интересно.

— Кто вы? — Она успела избавиться от скотча, и явно не знала, на что ещё решиться.

— Друг. Меня твой папа прислал, так что давай убираться отсюда по-быстрому…

Дверь скрипнула. Ольгин тут же оказался на ногах. Сзади стоял Дрон, почему-то с ножом. "Хуже было бы, если со стволом", — успел подумать Слава.

— Ты что здесь делаешь? — мрачно выспросил подручный Горыныча.

— Не поверишь, тебя жду. — Ольгин сделал шаг ему навстречу. — Ты в курсе, что шеф приказал тебя грохнуть? И твоих помощников заодно.

В руке у Славы был пистолет, и Дрон сразу же это оценил, подавшись назад. Беда была в том, что весь сарай изнутри простирался на три шага, так что они оба стояли в опасной близости друг от друга. Лена зажалась в угол и помалкивала.

— Ты чего гонишь? — недоверчиво переспросил Дрон.

— Я правду говорю, так мама приучила.

Дрон был высокий, худой, но ловкий и сильный. Ольгин это чувствовал, по его уверенным движениям. Из всех людей Горюнова Дрон казался Ольгину самым опасным, и он готов был нажать на спусковой крючок. Что-то мешало. Не мог Слава хладнокровно убивать, когда человек перед ним просто стоит и ничего не делает! Даже с ножом!

Дрон моментально почувствовал его неуверенность.

— Ладно, уговорил, — сказал он — и вдруг подался вперёд, ногой ударив Славу по руке и выбив пистолет. Ольгин отшатнулся назад — и уткнулся спиной в стену.

Дрон сообразил, что драка затянется, и ринулся к девушке. Это было ошибкой: Ольгин прыгнул на него сзади и отдёрнул своей тяжестью. Оба упали на пол, Дрон сверху, спиной на Ольгине. Слава обхватил обеими руками его шею, прижимая к себе.

Сильный, как зверь, Дрон барахтался, выворачивался, махал ногами, и не переставая бил ножом назад, пытаясь достать до противника. Нож путался в куртке, втыкался в пол, несколько раз в бок кольнуло. Ольгин сильнее сжал руки, продолжая держать противника на себе и не давая перевернуться. Казалось, они будут кататься по грязному полу сарая всю оставшуюся жизнь, и Дрон всё будет махать ногами и тыкать ножом не глядя… Но вот рывки Дрона стали более судорожными, ослабли, тело его налилось тяжестью, обмякло и замерло. Спихнув с себя бесчувственного бандита, Слава повернулся набок, стараясь отдышаться. И столкнулся взглядом с расширенными от ужаса глазами девушки.

— Всё… в порядке… — уверил её Ольгин. — Сейчас…

Он переместился на четвереньки, потом кое-как встал. Медлить было нельзя. Шагнув в Лене, Ольгин протянул руку.

— Надо уходить! Быстрее!

Она продолжала на него таращиться, словно не понимала. "Этого не хватало!" — мысленно простонал Ольгин.

— Идём! Или они заставят твоего отца сделать какую-нибудь гадость!

До неё дошло. Лена судорожно вздохнула, и протянула ему руку. Он тут же поднял её с пола. Бок дёрнуло болью, но Слава решил, что порезы неглубокие, так что и думать о них не стоит. Обхватив девушку за талию, он повлёк её за собой, так быстро, как только мог. Мимо дома они промчались на предельной скорости, Слава потащил, почти понёс Лену по тропинке, между нерастаявших островков снега, к спрятанной за кустами машине, и кажется, выдохнул только тогда, когда девушка оказалась рядом с ним на сидении.

— Ин! Ты где? — Не дав себе времени отдышаться, Ольгин одной рукой уже подхватил телефон, а другой поворачивал ключ в зажигании.

— На стоянке, ближе к дороге. К вам гости едут.

Ольгин убрал руку от ключа.

— Вот как… Ладно, подождём. Оставайся на связи!

Он прижал палец к губам, заметив, что Лена хочет о чём-то спросить. Девушка послушно замолчала. По его мнению, она прекрасно держалась для испуганной девушки, которая провела в руках бандитов уже часов двенадцать — не меньше. "Дочь опера!" — подумал Ольгин.

Мимо, по раздолбанной дороге, проползла иномарка. Не то, чтобы Слава её хорошо разглядел, но наверное, он ожидал увидеть характерный силуэт: "Ниссан Жук", который использовал Дрынкин в экстренных случаях. Машина была не его, зарегистрированная на какого-то усопшего пенсионера из области. "Жук" прополз мимо них, подпрыгивая на ямах и ухабах. Заметить в кустах "Вольво" было не так просто, Слава специально его поставил так, чтобы от дороги загораживали кусты и сложенные высокой кучей старые доски. Как только иномарка скрылась с глаз, он вернулся к разговору, одновременно заводя мотор.

— Минуты через три я подъеду. Заберёшь Лену и двинешь вглубь, от шоссе.

— А ты?

— Сейчас парни убедятся, что я там уже побывал, и рванут следом. Не будем их разочаровывать.

— Будь осторожен!

— Это ты мне говоришь?

— Тебе! — рявкнула Инга так, что в ухе зазвенело.

Слава сунул телефон в карман, и вывел машину из кустов. Бок дёргало болью, одежда успела прилипнуть к ранам, но это не мешало действовать. "Ничего серьёзного, — убедил себя Слава. — Была бы настоящая рана — я бы уже лежал… наверное…"

Лена молчала, ничего больше не спрашивая. Выехав к стоянке и разглядев машину Инги, Ольгин выпихал её наружу, снабдив короткой инструкцией:

— За рулём девушка. Зовут Инга. Она — из наших!

Лена послушно перебежала к очередной незнакомой машине и Берестова задёрнула её за руку внутрь. Ольгин пропустил их вперёд, и только когда они скрылись за поворотом, покатил дальше, выруливая в сторону Приморского шоссе.

Глава седьмая. Погоня

По мнению Ольгина, Приморское шоссе было слишком узким для оживлённой магистрали. Особенно в четвёртом часу вечера. Сумерки сгустились, растекаясь темнотой по обе стороны дороги. Пока Слава стоял на повороте с Рощинского шоссе, в зеркале показался "Жук". Ждать дальше было нельзя. Теоретически, преследователи могли подумать, что девушка лежит на заднем сидении и её не видно, но вдруг догадаются, что её вообще нет в машине? Нельзя, чтобы они подъезжали слишком близко. Да и стрелять ведь могут начать.

Мимо, по Приморскому, просвистела фура, оставив после себя взвесь грязных капель. Слава вывернул вслед за ней. От города — так от города. Негустой, но ровный поток машин препятствовал обгону, и Слава очень надеялся, что преследователь не станет рисковать. Он заблуждался.

Характерное для модели отзывчивое управление делало "Жука" маневренной машиной, что неудачно сочеталось с отчаянной головой того, кто сидел за рулём. Ольгин не успел пронестись и полкилометра, как обнаружил, что преследователь прямо за ним. Слава подался влево, на разделительную линию, но тут же нырнул обратно, пропуская встречные машины. "Вольво" тоже маневренный, хоть и старенький. Зато он тяжёлый, и сцепление с дорогой у него — что надо… было бы, если б не летняя резина! Лобовое стекло мутнело от грязного шлейфа фуры, и от мокрого снега. Учитывая ветер, дорога могла заледенеть в несколько минут — и тогда наступят кранты. При чём не только Славе Ольгину, но и всем, кто окажется в опасной близости.

"Жук" наседал. "На кой чёрт я потащился за фурой!?" — мысленно обругал себя Ольгин и снова подался влево. Есть зазор! Он до отказа выжал скорость, каким-то чудом успев обогнать грузовик и встать спереди. Встречные водители точно сложили на него все маты. "Вот так тебе!" — мстительно подумал Ольгин, уверенный, что его преследователь не решится повторить маневр. И снова он ошибся! Пятнадцать секунд — и "Жук" замаячил сзади, как привязанный.

— Один-один! — прокомментировал Слава. — Шумахер, мать твою!

"Жук" приблизился, попытался пристроиться рядом. Встречная иномарка вильнула в сторону. Слава не успел понять, вылетела она с дороги или нет, вместо этого снова выжал скорость, стремясь уйти от "Жука". Тот вернулся на свою полосу. Впереди бодро катила тёмная "Нива". Маневрировать негде! "Жук" толкнул "Вольво" бампером.

— Идиот! — обозвал его Слава. — Хочешь массовую аварию?! Хрен тебе!

Подручного Горыныча чужие проблемы не волновали. Он стремился только к одному: достать и уничтожить предателя. Ольгин ощутил собственную беспомощность. В отличие от водителя "Жука", он не жаждал стать причиной кучи-малы.

Мокрый снег сыпал всё сильнее. "Дворники" едва справлялись. Стекло оставалось мутным, что ни делай. Вдоль обочин темнела сплошная полоса, в которую сливались деревья.

— Что б ты врезался! — пожелал Слава "Жуку" и хотел кинуть машину вперёд. Передумал. Жалко стало хозяев "Нивы". Его преследователь просто снесёт их со своего пути. — Если сможет, — сказал себе Слава. "Нива" — не какая-то пошлая "Мини". Но всё равно, подставлять других…

Толчок больно отозвался в спине: "Жук" от души боднул "Вольво" под зад. Слава подался на обочину. Зачем?! Он сам не знал. Захотелось уйти хоть куда-нибудь, лишь бы не оставаться на дороге. И ни одного поворота! Он тормознул, "Вольво" занесло, задние колёса заскользили по грязи. "Жук" ударил носом в левый угол бампера. Машина Ольгина проехалась боком. Он попытался выправиться — но впереди возник вездесущий зад "Нивы". "Тормозит она, что ли?!" — мелькнуло в голове Ольгина. Слава крутанул руль вправо, надеясь выровняться, но получил ещё один удар, прямо в бок. Машину швырнуло с дороги, "Вольво" подскочил, перевернулся в воздухе и упал в кювет, приземлившись на крышу.

Слава уже не видел, как к месту аварии спешат с разных сторон сразу три машины ГИБДД, как "Жук" пытается на полной скорости объехать ту, которая преграждает ему дорогу, как его заносит, и он врезается на полном ходу в толстое дерево…

* * *

Ольгин толкнул дверцу. По счастью, её не заклинило, и он сумел кое-как вывалиться наружу. Сил подняться на ноги не было, но почему-то хотелось туда, где светлее, где мелькают синие и жёлтые огни, на дорогу. Он пополз, цепляясь за остатки грязной травы. С неба сыпали ледяные хлопья, забеливая оттаявшую грязь.

Где-то над головой затормозила машина. Хлопнула дверца — и рядом с ним оказалась Инга.

— Тише ты! Не шевелись! Скорую вызывайте! Срочно! — крикнула она кому-то невидимому, и Слава удивился, как её кто-то услышит в шуме машин. Или у него в ушах так шумело?

Она пощупала его затылок, села задом на землю и подтянула его к себе на колени, чтобы не лежал головой на земле. Потом распахнула куртку, заметив тёмное пятно на рубашке. Сердце Берестовой сразу забилось где-то под горлом, в груди стало холодно. Ей пришлось глубоко вздохнуть, чтобы избавиться от внезапного ощущения дежа-вю: сумеречный свет, тёмное пятно крови, которое расползается по светлой ткани… Тогда она ничего не смогла сделать, но сейчас она уже не была беспомощной, ничего не знающей дурочкой. Инга сорвала с шеи шарфик, рванула лохмотья рубашки, окончательно их порвав, и прижала кусок цветной ткани к порезам на его боку, промокая кровь.

— Погоди, сейчас посмотрю…

— Да брось! — выдохнул Ольгин. — Ин! Всё нормально…

— Заткнись! — рявкнула она на него со злобой. — Сдохнешь — никогда тебе этого не прощу! Понял?! Никогда!

— Да… не сдохну я, — и не подумал затыкаться Слава. — Царапины… Дрон, придурок… Ножом тыкал, попасть не мог. Головой вот приложился в машине…

— Цела твоя голова, — проворчала Инга, зажимая кровоточащие порезы и затягивая сверху ремнём его же брюк. — Мозгов нет — сотрясение не грозит.

— Ин! Выходи за меня! — предложил он вдруг.

Инга стиснула зубы, чувствуя, что горло сжалось, мешая дышать. Как давно она не плакала! Не стоит и начинать…

— Помолчи, пока я тебя не заткнула, — огрызнулась она. — Потом будешь говорить всё, что захочешь.

— Всё-всё?

— Всё. Так и быть, выслушаю.

— Я запомню, — пообещал он, закрывая глаза и улыбаясь.

— Чокнутый придурок… — проворчала она, нетерпеливо оглядываясь. Один из полицейских уже спешил к ней с сумкой первой помощи.

* * *

В 16:36 Сокольский позвонил Малышеву.

— Всё в порядке, Миша. Лена у нас. С ней всё хорошо!

Михаил Иванович поднялся со стула, невольно проведя рукой по лбу. Он ощутил, что на плечи перестала давить тяжесть, и стало легче дышать.

— Где она? С ней действительно всё хорошо? Она не ранена?

— Миша! Поверь на слово, она цела и здорова. Мои везут её в нашу гостиницу, — ответил Сокольский. — Побудет там пока, под охраной. Когда всё закончится — сам её заберёшь. Да, и передай своим, что они могут возвращать птичку обратно в клетку.

— Спасибо, Игорь! — Ничего не выражающая благодарность, но на большее пока времени не было. Малышев тут же набрал другой телефон. — Королёв! Вы где сейчас?

— Едем в сторону Приморского шоссе, — бодро рапортовал Костик.

— Берите эту сволочь! — скомандовал Малышев.

— Нашлась Ленка?! — По голосу было слышно, что Костик в восторге.

— Нашлась! Действуйте!

Королёв, сидя на переднем сидении новенькой "Волги", сцапал рацию и связался с коллегами из дорожной полиции. Ещё через минуту патруль ГИБДД остановил машину, увозящую Гунина из города.

— Проверка документов! — объявил один патрульный, подходя к месту водителя.

Второй, с автоматом наперевес, взялся за дверцу пассажира.

— Выходите! — скомандовал он.

Гунин занервничал, но предпочёл подчиниться приказу.

— А в чём дело, командир? — спросил он.

Кто-то тронул его за плечо. Гунин обернулся. Прямо перед его носом стоял какой-то пацан, и ухмылялся от уха до уха.

— Привет, Валера! — сказал он весело. — Давно не виделись!

И ничуть не сомневаясь, Королёв врезал Гунину рукоятью пистолета в лоб! Потом посозерцал севшего на асфальт, ошеломлённого Валеру Гуманиста, и сунул оружие подмышку.

— Коляну это понравится. Надо будет рассказать. Пакуйте его, ребята! — скомандовал он сержантам, и отступил в сторону.

Глава восьмая. Разбор полётов

Из всех присутствующих в кабинете, Сокольский был самым молодым, с отрывом лет в 15. Начальник аналитического отдела, Ланской Сергей Сергеевич, почему-то считал это недостатком. Он вообще не доверял людям моложе пятидесяти. С его точки зрения, у молодёжи не хватало "идеологической закваски". Они родились в смутное время, формировались в период развала СССР, среди поисков и шатаний, и их патриотизм казался Ланскому искусственным, неверным, ненадёжным. Они эмоциональны, неспособны понять, что человек живёт для общества, а не наоборот. Сам Ланской пребывал в уверенности, что как раз он живёт именно для общества. Сокольский же считал, что служит обществу, а живёт для себя самого. Из этого противоречия можно бы вытянуть целую теорию, но в данный момент Ланской слушал доклад Сокольского о проведённой операции по спасению Елены Михайловны Малышевой, и ему некогда было обосновать своё мнение о том, как жить правильнее.

— …В результате оперативного взаимодействия с группой майора Малышева, наших агентов и сотрудников ГИБДД, заложница спасена и находится в данный момент в безопасности. — закончил свой доклад Сокольский, потом подумал, что картина получается неполной, и добавил: — Ранен мой агент, но по счастью, рана не тяжёлая. Жертв среди мирного населения нет, опасная ситуация на трассе Приморского шоссе вовремя предотвращена.

Им понадобилось меньше суток, чтобы вернуть Лену Малышеву её отцу.

— Только в окружении Горюнова больше нет нашего человека! — возразил Сергей Сергеевич Ланской, которому очень хотелось покритиковать действия Сокольского, и он выбрал подходящий для этого момент. — Вы должны понимать, что теперь Горюнов будет очень осторожен, и внедрить к нему другого агента не получится.

Сокольский посмотрел на Сергея Сергеевича своим ясным взглядом, и явно не смутился.

— План дальнейших действий уже разработан, — сказал он просто. — Горюнова мы не упустим. Жизнь заложницы, в данном случае, была приоритетной задачей, и мои люди её выполнили.

— Планы, планы… Главная наша цель — ликвидация преступной организации, которая торгует оружием. Есть такие цели, ради которых можно было и рискнуть, — возразил Ланской. — Вы могли собрать информацию и передать её тем, кому по чину заниматься освобождением заложников. Думаете, они бы не справились?

Сокольский на этот раз посмотрел на него очень пристально, словно хотел разглядеть в глубине мощной черепной коробки своего коллеги, что за пружинки у него там запрятаны.

— Я могу отвечать только за свои действия, и действия своей группы, — напомнил он, подумав. — Во-первых, Горюнов всё равно узнал бы, кто передал сведения о заложнице. Агент в любом случае оказался бы под ударом. Во-вторых… — Он выпрямился, и глядя прямо на Ланского, продолжил: — Я не считаю возможным жертвовать теми людьми, безопасность которых мне поручено охранять.

— Игорь Сергеевич! Это эмоции, — перебил его Ланской, которому разглядывания Сокольского действовали на нервы. — Самое главное тут, что Малышев — ваш друг, и вы не могли не откликнуться на его просьбу о помощи. — Он поднял руку, не дав Сокольскому возразить. — Ну допустим, была опасность, что агента вычислят. Но наверняка была и вероятность того, что на агента не подумают. Этот Андронов, который захватил заложницу, сам мог наследить достаточно, и у Горюнова не могло быть уверенности в том, кто именно его выдал и выдавал ли вообще. Ну, и потом, можно было работать аккуратнее и не подставляться. Вы сами на месте вашего агента как бы стали действовать?

— Я бы действовал так же, — честно ответил Игорь, пропустив всё остальное мимо ушей.

— Вы считаете, что мы не сможем разобраться с Горюновым и его подручными, раз не пожертвовали ни девушкой, ни агентом? — прямолинейно вступил в разговор полковник Баринцев. — Это уже каким-то жертвоприношением попахивает, вы не находите?..

И так далее… Ланской остался недоволен совещанием. Генерал позволил Сокольскому действовать по его усмотрению, отдел Ланского к операции так и не подключили (хотя, положа руку на сердце, у него своих дел хватало). Потом генерал закрыл совещание.

В коридоре Ланского окликнул Сокольский:

— Сергей Сергеевич! Можно вас на два слова?

Ланской остановился. Сокольский подошёл совсем близко и теперь смотрел ему прямо в лицо.

— Мне нужна ваша помощь.

Ланской удивился, что сейчас его совершенно не раздражает взгляд Сокольского. Они смотрели друг на друга открыто и прямо, как могут смотреть только очень прямолинейные люди.

— У вас же есть свой аналитик, — напомнил Сергей Сергеевич, позволив себе лёгкую иронию в голосе.

Сокольский загадочно улыбнулся одной стороной губ, словно оценил подколку старшего товарища.

— Мотя — в своём роде гений, — согласился он. — Действует по принципу: если один человек спрятал — другой всегда может отыскать. Уверен, он и код Пентагона взломает, если потребуется. Но у него нет вашего опыта обработки полученной информации.

Сергей Сергеевич не мог не признать, что похвала Сокольского пришлась ему по душе.

— И что именно вы от меня хотите? — спросил он, готовый пойти на уступку.

Игорь оглянулся, определяя, нет ли поблизости лишних ушей, после чего ответил:

— Я намерен лично вступить в контакт с Горюновым. И только вы можете подобрать для этого правильный путь.

Книга 2. Синоптики не обещают. Часть четвёртая. Охота на "Ведьму"

Глава первая. Профессиональное соблазнение

— Здравствуйте, Екатерина Витальевна!

Катя подняла голову. Перед её столом стоял мужчина среднего роста, и смотрел на неё. Катя невольно замерла, пойманная пристальным взглядом прозрачно-серых глаз, в которых отражалось её синее платье. Она почти сразу опомнилась, и подавшись назад, окинула взглядом одежду незнакомца: дорогое кашне, хорошее пальто, между распахнутых бортов которого виден костюм-тройка, наверняка сшитый на заказ. Так идеально охватывать торс может только вещь, изготовленная по индивидуальной выкройке, и хорошим мастером. Оценка костюма вернула секретарше Горюнова самообладание. Катя бестрепетно перевела взгляд на лицо визитёра, отметив высокий лоб, светлые брови, жестковатые складочки от крыльев ровного носа к уголкам рта, спокойствие мимики… В общем, мужчина многообещающий. Катя позволила себе любезно улыбнуться, и поинтересовалась:

— Мы знакомы?

— Я с вами — да, — не улыбаясь, ответил незнакомец. — Вы со мной — ещё нет. Игорь Сергеевич Сокольский. — Он склонил голову, продолжая смотреть на неё.

Катя подумала, что этот жест, при идеальной осанке, придаёт Сокольскому нечто благородное, что она редко видела в окружающих её мужчинах.

— Наверное, вы спросили моё имя у охранника, — предположила она, подавшись вперёд и изящно выгнув спину.

Сокольский чуть заметно улыбнулся.

— Я мог бы соврать, что давно за вами наблюдаю, но не буду этого делать. — Он подался ей навстречу, опершись руками о край стола и продолжая смотреть прямо в лицо, и добавил, понижая голос: — Я действительно спросил ваше имя и отчество у охранника.

— И что же вам угодно, Игорь Сергеевич? — спросила Катя, не отводя взгляда, и аккуратно провела кончиком языка по нижней губе, словно хотела что-то пообещать этому мужчине.

Сокольский несколько секунд смотрел в её лицо, потом оттолкнулся от края стола и выпрямился.

— Мне нужно поговорить с вашим шефом, — сказал он, резко обрубив этот странный флирт жестов и взглядов, которым они только что обменивались.

— А если его нет? — Катя откинулась на мягкую спинку своего стула и продолжила разглядывать его фигуру. "Много двигается, или ходит в тренажёрный зал, — подумала она, невольно сравнив Сокольского со своим шефом. — И уж точно не сидит двадцать часов в кресле".

— Екатерина Витальевна! Десять минут назад господин Горюнов приехал в офис, и до сих пор его не покидал, — заметил Сокольский.

Она ненавязчиво поправила складку своего синего платья с низким вырезом, и Сокольский отметил, что у неё шея балерины. Катя позволяла насладиться этим фактом, убирая блестяще-чёрные волосы наверх, в строгую причёску. Черты лица её были крупноватые, но тонкие, и настоящий "ахматовский" нос в придачу. "Ольгин прав: не женщина, а мечта, — подумал Игорь. — И эта сапфировая капелька в ямке между ключиц, на паутинной цепочке…"

— Илья Николаевич не принимает посетителей без предварительной договорённости. — Её голос вернул Сокольского к действительности.

— Так договоритесь с ним, — предложил он.

— По какому вы вопросу?

— По личному.

— Вот как? — Она готова была сказать, что подобные вопросы её шеф не обсуждает в офисе, но Сокольский добавил:

— По личному вопросу господина Горюнова. Передайте, что в ближайшем будущем его фирмой могут заинтересоваться спецслужбы.

Взгляд Кати сделался настороженным, но он строго кивнул, подтверждая свои слова. Тогда она поднялась из-за стола.

— Присядьте, господин Сокольский. Я доложу о вас Илье Николаевичу.

Игорь проводил её взглядом. Высокая для женщины, с острыми плечами модели и маленькой грудью, Катя имела выраженную талию, и подчёркивала крутые линии бёдер узким платьем. Тонкие руки обтягивали зауженные рукава, а длинные голени визуально делали ещё длиннее туфельки на очень высоких каблуках-шпильках. Двигалась Катя плавно, словно перетекала из одного положения в другое, как пантера из "Маугли". Было даже странно, что её гибкий позвоночник не заканчивается чёрным хвостом.

"Сгинь, наваждение!" — сказал себе Сокольский, усмехнувшись, и опустился в одно из кресел.

* * *

Горюнов считал, что находится в относительной безопасности. Попавшийся вторично Валера Гуманист будет надеяться на его помощь, и уж точно промолчит про оружие. С него других грехов хватает, чтобы брать на себя ещё и это. Дрона и его приятелей расстрелял Дрынкин, после чего сам разбился. Его подручный, который был с ним в машине, остался жив, но он знать не знает о том, что Гунин и Дрынкин торгуют оружием Горюнова, а вовсе не своим собственным. "Вассал моего вассала — не мой вассал", как нам разъяснили ещё советские учебники средневековой истории. Этого принципа Горюнов придерживался как можно строже, и у его людей были собственные помощники, которых Илья Николаевич никак не касался, и перед которыми зачастую даже не показывался.

Водитель "Вольво", как объявили в Новостях, "доставлен в больницу в тяжёлом состоянии". Спасённая им девушка выжила. Когда полицейские обратились за разъяснениями к Илье Николаевичу, он не стал отрицать, что Ольгин работает на него, и на вопросы полиции даже сообщил, что Ольгин в вечер похищения был у него (это могли подтвердить ещё несколько человек), следовательно, у него есть алиби. Откуда Ольгин узнал про украденную девушку, как оказался на даче гражданина Андронова, и что сам гражданин Андронов творил в свободное от работы время — Илья Николаевич Горюнов не имеет ни малейшего представления! Так он и объявилпредставителям закона, и они вынуждены были этим удовлетвориться.

В душе Горюнов был уверен, что Слава пожалел девушку и поэтому нарушил его приказ. Глупо! Оставлять Ольгина в живых и без контроля не следовало, и утром Горюнов командировал к нему в больницу своего телохранителя Пашу. От того пока не было вестей.

Что оставалось "в сухом остатке"? Гунина Илья Николаевич знать не знает, что у него за дела с покойным Дрынкиным — ведать не ведает. Ольгин пока в коме и своих версий выдвинуть не может. К похищению и аварии честный предприниматель Горюнов никакого касательства не имеет. Но на выше перечисленном, удача Ильи Николаевича заканчивалась. Он лишился инженера и своих основных подручных. Правда, у него оставались связи на таможне, и он мог сам справиться с той работой, которую раньше делал Валера Гуманист. Хуже, что найденный на замену покойному Доку Сомов куда-то запропал. Можно было временно свернуть деятельность и переждать, но Горюнов уже получил задаток за новые винтовки, да и другие клиенты ожидали от него свои заказы на оружие. Обмануть этих людей было ничуть не менее опасно, чем продолжать работу. Новый груз должен вот-вот прийти, и принимать его придётся самому Горюнову. Что же, у него удобное прикрытие, он ведь не замешан ни в чём незаконном, просто перевозит импортные строительные товары и прочие безобидные вещи.

Горюнов как раз пытался составить для себя план действий и распределить по нему оставшихся людей, когда Катя доложила о приходе Сокольского. Визит этот очень насторожил Илью Николаевича. Если бы Гунин его выдал, или Ольгин что-то лишнее сболтнул, придя в себя, в офис завалила бы полиция с ордером на арест и обыск. Если Гунин и Ольгин молчат — зачем притащился этот тип с намёками на интерес спецслужб? Что он может знать? Фамилия "Сокольский" Горюнову ничего не сказала, но Илья Николаевич распорядился впустить посетителя.

Человек, который вошёл в его кабинет, больше походил на постоянного клиента дорогих бутиков, нежели на сотрудника спецслужб.

— Чем я могу быть вам полезен, господин Сокольский? — спросил Горюнов, не поднимаясь с кресла во главе длинного стола и подчёркивая тем, что совершенно не рад незнакомому посетителю и его намёкам.

Сокольский прошёл через всё помещение, на ходу сняв пальто и небрежно кинув его на спинку одного из стульев. Поверх него пёстрым пятном легло богатое кашне из тонкой шерсти.

— Вам придётся уделить мне некоторое время, — будничным тоном заявил посетитель, и предъявил Горюнову удостоверение. После чего опустился на ближайший стул. — Я намерен рассказать вам длинную историю, так что скажите своей секретарше, что в ближайшие полчаса вы никого не принимаете.

— Могу я поинтересоваться… — начал было Горюнов, но Сокольский его перебил.

— Все вопросы вы зададите после того, как меня выслушаете.

Илья Николаевич развёл руками и кивнул, словно сдавался на милость собеседника.

— Может, кофе? — предложил он.

— Потом. — Сокольский расстегнул пиджак и устроился поудобнее. — Представьте себе, что есть некий человек, которому пришло в голову, что он может нелегально изготавливать и продавать опасный товар, и иметь с этого хорошую прибыль. Этот человек имеет вполне легальную фирму, оказывающую услуги грузоперевозок из-за рубежа к нам, в Россию. Его люди возят через границу массу полезных вещей: керамическую плитку, лаки и краски, импортный цемент, обои и ламинат, очищенный песок… В общем, всё, что только может понадобиться для строительства и ремонта. А вместе с товарами клиентов, на пароме, от случая к случаю, прибывает некий бонус для самого хозяина. Этот бонус запаковывает вместе с прочими мелочами его заграничный коллега. На нашей стороне товар благополучно проходит таможню, где за определённую мзду никто не замечает бонуса. Потом весь груз принимают фуры и везут заказчикам. Примерно на середине пути фуры останавливаются под благовидным предлогом, бонус ловко изымается, помещается в отдельную машину и отбывает на подпольный заводик, где превращается во всякие смертоносные штучки: оружие, боеприпасы, взрывчатку… — Сокольский тонко ухмыльнулся. — Штучки хозяин предприятия сбывает за хорошие деньги. Удобная схема, правда?

— Зачем вы мне это всё рассказываете? — перебил его Горюнов, хотя неспокойно ему сделалось ещё на самой первой строчке повествования. "Откуда он может это знать?! — мысленно вопрошал Горюнов. — Кто? Неужели Гунин?! Кто мог рассказать?! Кроме него некому!"

— Погодите, это только начало, — загадочно пообещал Сокольский, догадываясь о внутренних метаниях собеседника, и признавая, что держится Горюнов очень хладнокровно. Даже не вспотел, хотя пальцы сцепил крепко, так что костяшки белеют. — Хорошо известный вам господин Гунин… Не делайте такое лицо, Илья Николаевич! Не хотите говорить правду — молчите и не перебивайте, это сэкономит время. Так вот, известный вам Гунин недавно совершил неудачный побег от полиции. Его вернули обратно, и сейчас он очень обеспокоен своей судьбой. Правда, уже не на Большой Подьяческой, а на Литейном 4. Я успел провести с господином Гунином весьма плодотворную беседу, результаты которой лежат у меня в сейфе, под надёжным замком. Господин Гунин готов купить себе отпущение грехов, если ему обеспечат охрану, как свидетелю по делу о изготовлении и сбыте значительных партий оружия и взрывчатых веществ.

На самом деле, Гунин ничего Сокольскому не говорил, продолжая упираться. Схему организации Горюнова вычислили аналитики, совместно с полковником Ланским, по совпадениям чисел поставок, количествам грузов, по повторению фамилий дежурных таможенников и другим разрозненным деталям, которые удалось собрать из разных источников. Ни точных дат доставки контрабанды, ни места расположения лаборатории Горюнова, ни имён посвящённых в его махинации водителей вычислить не удалось. Сокольскому было необходимо, чтобы Горюнов поверил в предательство Валеры Гуманиста. Если общая схема угадана правильно, у Ильи Николаевича появится повод испугаться по-настоящему.

Поверил Горюнов, или нет, но он явно нервничал.

— Так всё-таки, что вы хотите? — снова перебил он Сокольского.

Игорь посмотрел на него долгим взглядом, больше не улыбаясь.

— Я непременно скажу об этом, — пообещал он. — Но сперва мне придётся объяснить вам, почему лично меня так заинтересовал Валера Гуманист. Видите ли, до мая этого года у меня с моим братом был хороший бизнес: под вывеской детективного агентства, он занимался сбором информации для влиятельных лиц, в частности, для Михаила Станиславовича Морина. Слышали о таком? Само собой, не только для него, но и для нас самих это было очень полезно и выгодно. Я, в свою очередь, осуществлял… скажем так, оперативное прикрытие: как для брата, так и для тех клиентов, которые не хотели, чтобы к ним проявили внимание органы госбезопасности, или тревожил господин Морин.

— Хотите сказать, что вы использовали сведения, которые добывал ваш брат, чтобы шантажировать и предлагать свою "крышу"? — грубо перебил его Горюнов.

— И это тоже, — покладисто согласился Сокольский, никак не отреагировав на его тон. — Мы зарабатывали неплохие деньги, и всё шло хорошо. Но потом моего брата убили. — Он взял короткую паузу и продолжил: — Мне достались копии всех собранных материалов, из которых я впервые узнал и ваше имя, и имя господина Гунина. Это было настолько занимательно, что я постановил себе непременно вами заняться. Но мне пришлось временно отложить решение вашего вопроса. Надо было закончить с текущими делами. Я конечно же отомстил, и наказал всех, кто был виновен в гибели моего брата и компаньона, и даже получил повышение по службе благодаря своим чётким и продуманным действиям. — Он не изменял ровного тона, словно говорил об обыденных вещах. — Но это не принесло мне морального удовлетворения. И, что тоже немаловажно, я лишился необходимой мне статьи дохода.

На этот раз он взял более длинную паузу, и даже повёл рукой, словно приглашал Горюнова задавать вопросы.

— И вы пришли ко мне, чтобы найти новую статью дохода? — спросил тот, чувствуя, что всё это не мистификация, и сидящий перед ним человек знает, о чём говорит. — Или за моральным удовлетворением?

— Видите ли, Илья Николаевич! Для меня важно не засадить человека за решётку, а найти приемлемый для всех способ сосуществования, — сообщил ему Сокольский. — Брата не вернёшь…

— Вы хотите денег, — убеждённо сказал Горюнов, и даже слегка расслабился.

— Не совсем. Я хочу долю в вашем предприятии. Не в грузоперевозках, как вы должны понимать.

— Это интересно, но я всё-таки не понимаю…

— Вы всё понимаете, — снова перебил его Сокольский. — Мы с вами деловые люди, мне нужен новый компаньон, и я готов обеспечить вам прикрытие. На данный момент все материалы дела лежат у меня в сейфе. Я нарочно это вам повторяю, чтобы вы поняли: если со мной что-то случится, сейф на моём рабочем месте вскроют, и делу будет дан ход. Оно вам надо? — прервал он сам себя.

— И… — осторожно начал Горюнов. — И что же конкретно вы хотите мне предложить?

— Вы лишились части своих людей. Гунин вас предал. Я устраню проблему с Гуниным, вместе с ним самим, и уберу все его показания из своего рабочего сейфа, чтобы они случайно не попали в руки человека непосвящённого. Само собой, чтоб у вас и дальше не было соблазна, я позаботился о втором экземпляре, и он лежит в надёжном месте. Там, где полиция, или спецслужбы могут его найти только в случае моей смерти. — Он подался в сторону Горюнова. — Я — ваша гарантия благополучия. Я по своим каналам могу даже найти того человека, которого вам должен был доставить Гунин. Сомова.

Почему-то именно эта фамилия окончательно убедила Горюнова, что сидящий перед ним человек не блефует.

— Очень любезно с вашей стороны, но что вы хотите от меня? Какой именно доли в бизнесе? — спросил он.

— Сорок процентов, — спокойно оповестил его Сокольский, откидываясь на спинку стула.

— Я понял, что у вас большой опыт в… получении желаемого, и вы очень предусмотрительны, господин Сокольской, — уверил его Горюнов. — Но сорок процентов — это много. Двадцать пять.

— Тридцать пять — и ни одним меньше. Заметьте, с родного брата я брал пятьдесят.

— Хорошо, — сдался Горюнов. — Где Сомов?

— После того, как мы с вами заключим письменную сделку, я наведу справки через своих коллег, и доставлю вам Сомова не позднее, чем через два дня. Это можно указать в контракте.

— Письменную сделку? — изумился Горюнов, когда до него дошло.

— Конечно! Два экземпляра: один останется у вас, как гарант того, что я с вами честен, а второй у меня. Ни в один суд с этой бумагой не пойдёшь, но согласитесь, деловые люди ничего не предпринимают без письменного соглашения. Вы можете подумать, — предложил он милостиво. — Вот моя визитка, позвоните, когда будете готовы.

Он энергично поднялся, накинул на шею кашне, забрал пальто, и салютовав Горюнову двумя пальцами, вышел из кабинета.

— Мы ещё встретимся с вами, Екатерина Витальевна, — пообещал он секретарше, и не оборачиваясь, покинул помещение.

"Очень интересный мужчина, — подумала Катя. — Ручаюсь, что Илюшеньку его визит не обрадовал".

Глава вторая. Превентивные меры и их последствия

Ланской убедил Сокольского объявить, что Слава Ольгин жив, но в тяжёлом состоянии.

— Это оставит нам пространство для маневра, — сказал он. — Горюнова такой оборот заставит нервничать, а нервный человек делает ошибки там, где в спокойном состоянии никогда бы их не сделал. В случае необходимости мы всегда можем сказать, что "раненый скончался", или наоборот, вернуть Ольгина обратно в игру.

Ланскому, да и Сокольскому, и даже самому Ольгину было интересно, пришлёт ли Горюнов кого-то по его душу. Горыныч считал Ольгина своим человеком, должен был проявить заботу о нём. Если не проявит — значит, заподозрил в своём водителе "засланного казачка".

Визитёр появился на второй день.

— Здравствуйте! Вы мне не поможете? — телохранитель Горюнова навис над стойкой, за которой пряталась медсестра, и постарался улыбнуться, хотя вид у него оставался обеспокоенным. — К вам привезли моего друга после аварии. Могу я его видеть?

— Как фамилия вашего друга? — спросила строгая медсестра, созерцая со своего места заслонившую свет высокую, атлетическую фигуру в чёрном пальто.

— А я не сказал? Ольгин! Вячеслав… как же его отчество?

— Не нужно. В третьей палате. Только разденьтесь, в верхней одежде сюда заходить нельзя.

— Девушка! А как он?

Паша почему-то медлил, ему боязно было увидеть умирающего Славу Ольгина.

— Состояние всё ещё тяжёлое, но жить будет, — послушно высказала медсестра, которую предупредили, что нужно отвечать, если посторонние люди начнут интересоваться Ольгиным.

— Ну, тогда я пройду? — оживился Паша.

В палате был всего один пациент. Высокая кровать с приподнятым изголовьем произвела на Пашу удручающее впечатление. Он и простудой-то редко болел, тем более, ни разу в жизни не лежал в больнице. Для него попасть сюда и оказаться при смерти было одно и то же. Он подошёл.

Ольгин лежал с закрытыми глазами. Полученные от воспитательных мер Горюнова синяки слегка опали на его лице, но всё равно выглядел он плохо. К тому же, не шевелился и похоже, даже не слышал, что к нему кто-то вошёл. Паша обошёл кровать и посмотрел в окно. Двор засыпал мокрый снег, голые деревья казались жалкими скелетами. На стволах торчали острые пеньки обрезанных сучьев. Посмотрев на Ольгина со стороны окна, Паша пришёл к выводу, что отсюда он выглядит ещё хуже, снова обошёл кровать, и сел на стул. Паше стало неудобно, что он ничего не принёс больному, но он ту же подумал, что наверное, Ольгину это и не нужно. Вон он какой лежит, молчаливый и безжизненный. Паша вздохнул.

— Ну ты это… совсем что ли ничего не слышишь? — сказал он наконец. Слова поглотила тишина, так что непонятно стало, произнёс ли он их вообще, или только подумал.

Ольгин открыл глаза и посмотрел на него.

— Что, Горыныч прислал? — спросил он.

Паша так обрадовался его голосу, что даже вскочил.

— Так ты, это… всё слышишь?! Здорово! А я уж думал — тебе совсем хана! — Потом до него дошёл вопрос и Паша смутился. — Ну, вообще-то, да. Но я и сам думал прийти. Просто не решался. Ай, да какая разница! Главное, что ты жив!

— Это не надолго, — пессимистически бросил Ольгин и уставился в потолок.

— Почему? — встревожился Паша.

— Ты сам говорил: у Горыныча разговор короткий. Теперь он меня убьёт.

— Да ну! Зачем?

Ольгин посмотрел на него. Паша сел обратно на стул, явно озадаченный.

— Паш! Ты как следует подумай. Я его приказ нарушил, он этого не простит. Знаешь, что я должен был сделать? Сказать Дрону, чтобы он убил девушку, а потом убить самого Дрона и его парней. А следом за мной он послал этого, как его… Дрынкина! Он их убил, а потом меня чуть не прикончил. Сколько ещё народу умрёт по велению Горыныч, вот так, походя? — Слава даже приподнялся с подушки. — Я так не могу!

Он решительно отвернулся и стал смотреть в окно. Не хотелось откровенно врать в глаза человеку, но в данный момент Ольгин говорил, что думает. Чуточку не договаривал, но Паше лучше не знать, на кого он на самом деле работает. Сокольский никаких конкретных инструкций не оставил на тот случай, если заявится кто-то из людей Горюнова, сказал только: "Если что — рядом охрана, придут на помощь". Предугадать ничего было нельзя.

— Ты погоди! — попытался возразить телохранитель Горюнова. — Может, ты что-то понял не так?

— Ты дурак, или что?! — высказал Ольгин. — Видел же, в том лагере, что произошло. И не ври, что это было в первый раз.

Паша сник.

— И что ты будешь делать? — спросил он мрачно.

— Уйду. И ты уходи, — резко высказал Слава.

— Куда? — удивился Паша.

— Сам говорил, у тебя девушка в Вологде. Вот и поезжай к ней.

— Ну да! Сейчас всё брошу и поеду в эту дыру! — Паша даже возмутился. — Больно надо. Горыныч деньги платит! Реальные деньги! Скоплю, куплю квартиру, вот тогда привезу Оксанку сюда.

Ольгин прикрыл глаза. Похоже было, что Пашу не переубедишь. "Может, и не надо? — подумал он. — Взрослый мальчик, сам видит, что к чему. Значит, всё устраивает".

— И как ты в глаза своей Оксанке смотреть будешь? — спросил он после паузы. — Деньги Горюнова — это кровь, уж извини за громкие эпитеты…

Паше очень не хотелось проигрывать в споре, но ответить было нечего. Ольгин молчал, отвернувшись к окну. Почесав коротко стриженную макушку, Паша встал.

— Ну, я пойду тогда, — сказал он робко. — Может, принести чего?

— Обойдусь, — бросил Ольгин.

Паша вздохнул, и поплёлся к двери. Оглянулся было, чтобы что-то сказать, но передумал — и вышел из палаты.

* * *

Горюнов сидел на даче. Сразу после разговора с Сокольским, он вызвал машину и уехал. Здесь, под Зеленогорском, далеко от Питера, Илья Николаевич чувствовал себя в относительной безопасности. Про дачу знали только свои. Она была записана на жену Горюнова, а та носила девичью фамилию, и в данный момент проживала за границей. Илья Николаевич регулярно переводил туда же деньги, но жене выделял только часть. Остальное ожидало Горюнова, если вдруг ему придётся спешно покинуть Россию.

В последнее время мысли Ильи Николаевича часто возвращались к возможному бегству, но он надеялся, что удастся выправить дела. Что ему делать за границей? Миллион евро здесь, и миллион евро в Европе — принципиально разные понятия. Глупые люди бегут даже со ста тысячами, а на что они могут там рассчитывать? На то, что у них будут деньги на карманные расходы, месяца на два — на три? Миллион — это тоже немного. Три фешенебельные квартиры на Невском проспекте. Где-нибудь во Франции, или в Италии за эту сумму даже путёвый бизнес не начнёшь. Нет! Горюнову очень не хотелось уезжать! В родном Питере он мог себе позволить гораздо больше. Надо только обезопасить себя.

Вступить в сговор с этим парнем из УВР, Сокольским, представлялось Илье Николаевичу рискованной, но выгодной идеей. Впутать фээсбэшника в свои дела по самые уши — и он из кожи вон вылезет, чтобы им обоим не попасться! Но что-то смущало Горюнова. То ли неудачи накопились и он готов был всё видеть в мрачных красках, то ли какой-то внутренний инстинкт говорил, что всё не так просто, и кто кого оплетёт — ещё вопрос. Отказаться нельзя. А что можно? Рискнуть, проверить сведения о Гунине, попытаться подослать к нему адвоката, чтобы тот выведал, как идут дела. Но делать это надо не от своего имени. Как на зло, погиб Дрынкин! Из всех людей Горюнова, потеря этого человека била больнее всего. И почему ловкие, надёжные и умные люди погибают непременно глупо? Надо было Дрынкину плюнуть и на девицу, и на Ольгина, потом бы что-нибудь придумали с ними. Нет, он решил довести дело до конца! Довёл! До своего собственного…

— Шеф! — Паша робко заглянул в комнату, прервав размышления Горюнова. — Можно войти?

Илья Николаевич поморщился. Когда такой здоровяк, как Паша, начинал вести себя робкой цыпой, это выглядело нелепо.

— Ну, заходи уже! Как там Ольгин?

— Лучше, — не подумав, ответил Паша. — То есть, вроде бы лучше…

— Что значит "вроде бы"? Он в сознании?

— Да. — Врать Паша не стал.

— И что он говорит?

— Да ничего такого… — Паша уловил на себе недовольный взгляд, и поспешно добавил: — То есть, настроение у него так себе. Унывает. Плохо ему! — Паша вздохнул, и ощущая себя предателем, договорил-таки: — Он уйти собрался.

— Куда? — не понял Горюнов.

— От вас. Не хочет больше работать.

— Вот как! — Илья Николаевич нахмурился. — Это плохо. Впрочем, теперь уже всё равно. Его когда выписывают?

— Я не знаю, — признался Паша.

— Дурак! Надо было узнать. Запомни, Павел! От меня так просто не уходят! Тем более, не попрощавшись. — Горюнов прикинул, что поручать Паше ликвидацию Ольгина будет очередной глупостью, и решил, что надо будет нанять какого-нибудь постороннего человека. Путь его хоть машиной собьют, а ещё лучше — сделают так, чтобы он просто исчез.

Паша напряжённо ожидал его решения, чувствуя, что предположение Славы Ольгина должно оправдаться, и всё ещё на что-то надеясь. Не то, чтобы он так привязался к новому товарищу, но Паша теперь был связан с Ольгиным. Они вместе прятали труп Альбертика, вместе ходили по бабам, вместе пили. Паша знал, что Горюнов и его заступничество за Славу не забудет. Он ничего не забывал. Горыныч — одно ему прозвание!

— Больше к нему не ходи! — приказал наконец Горюнов. — Я кого-нибудь другого пошлю. А ты… — Он с сомнением посмотрел на Пашу. — Поезжай на свою городскую квартиру. Ты ведь один живёшь? Будь там. Если понадобишься — я за тобой пришлю. Понял?

Паша кивнул.

— Иди теперь! И помалкивай!

Выйдя от Горюнова, Паша не спеша спустился по лестнице и открыл входную дверь. Почему-то ему было неспокойно. Он спохватился, что не спросил, какую машину ему можно взять, но потом подумал, что наверное надо уезжать на своей.

Уже в машине Паша поймал себя на мысли, что он боится поворачивать ключ в зажигании.

— Бред какой-то! — сказал он себе.

Выехав со двора и повернув в сторону шоссе, Паша облегчённо вздохнул. Потом задумался. Зачем ему оставаться на квартире? Сколько там придётся сидеть? Почему? Его ведь ни в чём не подозревают, и к месту аварии он не приближался. Может быть, у Горюнова и не было никакого злого умысла в его адрес, но Паша совсем разволновался. Он понял, впервые с тех пор, как стал работать на Горюнова, что не верит собственному хозяину и боится смерти. "Кровавые деньги, — повторил он про себя. — Но ведь я сам никого не убивал! Какая разница? Знал, что другие убивают — и вот, на тебе! А ведь всё могло быть по-другому…" Почему-то такая мысль часто посещает людей после того, как всё уже сделано и ничего нельзя поменять. Или можно?

Паша ещё не знал, на что решится, но одно понял точно: к себе на квартиру он не поедет.

Глава третья. Неожиданные повороты

Сокольский позвонил Кате как раз перед обеденным перерывом.

— Откуда у вас мой телефон? Тоже от охранника? — спросила она заинтересованно.

— Екатерина Витальевна! Я не скрываю, в какой конторе работаю, — ответил Сокольский, и по голосу чувствовалось, что он улыбается.

— То есть, вы пользуетесь служебным положением?

— Было бы странно им не пользоваться.

— Вы так думаете? — Катя придала голосу томность: — И что же вы хотите от меня?

— Согласия выпить со мной чашку кофе.

Катя рассеянно вертела в тонких пальцах шариковую ручку. Сокольский показался ей человеком, который своего не упустит, и ревность Горюнова на этот раз будет обоснованной. Но Катя не считала себя обязанной соблюдать верность человеку, который "кормит" её обещаниями, и наверняка никогда не разведётся со своей женой. К тому же, Илья Николаевич ещё с вечера укатил на дачу, оставив секретаршу в распоряжение своего помощника. Этот человек знал только о грузоперевозках, и не ведал, что они прикрывают на самом деле.

— Когда и где? — спросила она, отложив ручку.

— Через пятнадцать минут я буду у вашей двери.

Она не удивилась, что Сокольский сразу же прервал связь. Такой мужчина иначе себя вести просто не мог. Катя достала сумочку, и принялась поправлять макияж. Вышла она на улицу через двадцать минут. Мужчина должен ждать, чтобы ему не казалось, будто женщина не ценит себя и готова бежать к нему по первому же зову. Но и заставлять себя слишком долго ждать тоже не следовало.

Сокольский сидел в машине. Заметив высокую фигуру в длинном, приталенном пальто, он вышел навстречу. Краем глаза он заметил, что неподалёку начала было открываться дверца чёрного Джипа — но наверное, пассажир передумал, и дверца снова захлопнулась.

Сокольский подошёл, держа в руке розу.

— Как мило! — Катя забрала у него цветок. — Мне давно не дарили цветов.

— Сказал бы, что этого быть не может, — заметил Сокольский, целуя её руку. — Но наверное ваш шеф разогнал всех потенциальных ухажёров.

Она отметила, что у него очень густые волосы, чуть вьющиеся и наверняка мягкие.

— Почему вы думаете, что его интересует моя личная жизнь? — спросила она, ощущая лёгкое разочарование от того, что не было повода проверить свою догадку.

— Я был бы очень удивлён, если бы ваша личная жизнь его не интересовала. Прошу вас!

Он усадил её в машину, и повёз на Кирочную. Джип остался стоять на обочине, напротив офиса Горюнова.

* * *

В Питере нет некрасивых домов. Они могут быть своеобразными, странными, вычурными, или простыми, совершенными и не очень. Порой кажется, что это не дома, а лица. Каждое вышло из своей эпохи, и сохранило черты ушедших веков.

Возьмите одну-единственную улицу Кирочную! Вот бывший Дом Офицерского Собрания. Если присмотреться к этому образчику неорусского стиля, можно увидеть нечто сказочное, поразительное в его узорах из фигурного кирпича, в вознесённой ввысь шатровой башенке, в мозаике с двуглавыми орлами, в выпуклой крыше. Его построили в конце XIX века, а напротив него — строгий классицизм 1830-х, совсем другие формы, другое настроение. Вы встретите на одной улице неоренессанс, эклектику и модерн, бывшие казармы и доходные дома, особняки и постройки сталинского периода, лютеранскую церковь XVIII века, из которой в советское время устроили кинотеатр, а в 2000-х едва не отдали под ночной клуб. Отыщите доходный дом Бака, с его цветными витражами и воздушными переходами из одной части дома в другую! Поразительная архитектура! Мало? Посмотрите на величественный вид дома Ратькова-Рожнова — светло-зелёное здание, которое занимает место сразу двух домов! Огромная арка прорезает четыре этажа, узоры и лепнина на фасаде, статуи Атлантов и диковинные круглые балкончики. По соседству с ним дом поскромнее, зато в нём — прекрасный ресторан "Кирочный двор"! Обязательно там побывайте — вы не пожалеете! Вам понравится Каминный зал. Или Каминный зал в соседнем ресторане "Амадеус"? Какая разница? Всё равно вам понравится! Сочетание пышности ушедших веков и комфорта современной жизни! Отличное место для того, чтобы провести время обеда…

Катя оценила умение местного дизайнера создавать настроение: неяркий свет, стены под старый кирпич, деревянные столы и стулья, настоящий огонь потрескивает в камине. Женщина с лукавой улыбкой посмотрела на Сокольского.

— Ресторан, каминный зал… Вы же предлагали кофе!

— Вы считаете, что кофе здесь не подадут? — спросил он, едва заметно улыбаясь.

Ей нравилась его уверенность. Ничто она так не ценила в мужчине, как умение принимать решение, без страха перед ответственностью, без сомнений и метаний. Сокольский, по её мнению, стоял где-то очень рядом с совершенством. И то, что сегодня он под пальто надел спортивный пиджак, из-под которого виднелся тонкий бадлон цвета слоновой кости, ей тоже понравилось, потому что делало его мягче и ближе, ровно настолько, чтобы расположить к себе женщину. Что уж говорить о том, что всё его внимание принадлежало ей?

— Игорь! — Она загадочно улыбнулась. — Может, нам пора перейти на "ты"?

— Как пожелаешь, Катя, — ответил он, глядя на неё блестящими глазами.

Обед рисковал затянуться, но Катя не торопилась. Помощник Горюнова не имел над ней никакой власти, и не мог призвать её к ответу за опоздание.

Сокольский сегодня тоже не спешил. Он специально выделил время для того, чтобы ближе познакомиться с Катей. Правда, с самого начала всё шло не совсем так, как он рассчитывал. Вместо того, чтобы подводить разговор к тому, что его интересует, он наслаждался видом этой женщины, её необычным лицом, интимной улыбкой, её кошачьими движениями, её яркими глазами, такими синими, что можно было заподозрить, не носит ли Катя цветные контактные линзы. Но нет, почем-то Сокольский был уверен, что в Кате всё настоящее, естественное, и тем более привлекательное. Она даже ложечку подносила к губам так, что он невольно следил за ней взглядом.

Это происходило вопреки всем правилам, ведь Катя — помощница Горюнова, его сообщница. Она была в курсе, чем он занимается, знала, что по его приказу убивали людей. Но она оказалась достаточно циничной, чтобы оставаться его доверенным лицом. Сокольский всегда считал, что люди, которые знают о совершающихся преступлениях, и молча соглашаются с ними, ничуть не лучше убийц, даже если сами не нажимают на курок. Тем более, его должна была отталкивать женщина, способная ради поощрения садистских выходок хозяина, подставить любого человека, как уже дважды подставила Ольгина. Она помогала Горюнову сбывать оружие и взрывчатку, и значит, косвенно была виновна в будущих убийствах, которые совершались этим оружием.

Но Катя не только не отталкивала, она привлекала. Он знал, что позволяет наваждению опутывать себя и завлекать всё глубже, как водовороту, и не пытался этому препятствовать. Он протягивал руку, касался её запястья — и выбрасывал из головы всё, что окружало Катю до того мига, в котором они находились сейчас. Он смотрел на неё, и она видела, что этот мужчина признаёт её самой желанной из всех женщин. И он сам понимал, что она это видит.

Может быть, именно такие моменты подкупают женщину больше всего: осознание того, что весь мир для сидящего напротив человека сомкнулся на одной тебе? Никто до него не смотрел на неё, как на единственную. И Катя, сама того не осознавая, тянулась навстречу. Её губы размыкались, тело становилось гибким и мягким, готовым подчиниться…

Настойчивая музыкальная фраза смартфона вернула Сокольского к действительности, словно он достиг дна — и водоворот ослаб, позволив вырваться на поверхность.

— Извини, — мягко сказал он Кате, и ответил на звонок.

— Это Малышев! — Знакомый голос отрезвил окончательно. — Прости, что мешаю. К нам пришёл некто Павел Артемьевич Захаров.

— Вот как! — Сокольскому это имя было хорошо знакомо от Ольгина. — По какому поводу?

Катя, безошибочно почувствовав, что поле притяжения между ними прервалось, взяла ложечку на длинной, тонкой ручке, и не спеша кушала десерт, внимательно слушая обрывки фраз и пытаясь по ним понять, с кем он разговаривает. Уж не с другой ли женщиной?

— Этот Захаров утверждает, — продолжал Малышев, — что был свидетелем убийства Альберта Иванченко, и может указать место, где спрятано его тело. Что делать? Вы вроде бы не хотели ворошить этот эпизод раньше времени.

— Почему он пришёл именно к тебе? — спросил Сокольский, подумав про себя: уж не Ольгин ли постарался вразумить Пашу, чтобы тот явился с повинной?

— Он искал того, кто вёл дело о пропаже Иванченко. Ему указали на меня.

— Это очень кстати, — признал Сокольский. — Я постараюсь подъехать в течение получаса.

— Буду ждать, — подтвердил Малышев, и они закончили разговор.

— Дела? — спросила Катя, и коснулась приоткрытыми губами края ложечки, глядя при этом на Сокольского.

— Увы! — Он криво улыбнулся, чувствуя, что очарование рассеялось, и он думает уже совсем не о сидящей напротив женщине. — Обеденный перерыв закончился, и мне об этом недвусмысленно намекают.

— Поймаешь мне машину? — попросила она, легко соглашаясь прерваться. — Тут недалеко, доберусь сама.

Когда они выходили из ресторана, Сокольский снова заметил чёрный Джип. "Номера те же. Что-то им надо, и скорее всего от Кати, а не от меня", — подумал он.

Погода была скользкая и ветреная. Он взял секретаршу Горюнова под руку и повёл к своей машине.

— Не надо никого ловить, я тебя сам подвезу.

— Ты же торопишься?

— Вся прелесть начальственного положения состоит в том, что ты нигде не опаздываешь, — возразил он. — Ты задерживаешься. Подождут. Садись. — Он помог ей расположиться на сидении и захлопнул дверцу. — Сходим куда-нибудь вечером?

— Вечером? — Она мечтательно задумалась. — Приходи ко мне. Адрес говорить бессмысленно, ты наверняка его знаешь.

Сокольский не стал отрицать очевидного.

* * *

Растерянный Паша сидел на стуле, комкал в руках кепку и вздыхал время от времени, так что его могучие плечи то поднимались, то опускались. Сокольский кивнул помощникам Малышева и прошёл к столу.

— Приветствую! — Он обменялся с Малышевым рукопожатием, потом взял стул за спинку и крутанув его на одной ножке, сел верхом, прямо перед Пашей. — Здравствуйте, Павел Артемьевич. Я — Игорь Сергеевич Сокольский, подполковник УВР ФСБ.

Паша аж подался от него, испугавшись не на шутку. Но Сокольский смотрел спокойно, даже мягко, и нападать на него явно не собирался. Паша немного успокоился.

— Я уже рассказал всё, — проговорил он неуверенно. — Вот, они записали.

— Я знаю, — кивнул Сокольский, продолжая смотреть на этого мощного парня.

Если бы они оба встали, Игорь дотянулся бы Паше макушкой только до подмышки, а легче он был минимум вдвое. Но он был взрослым, бывалым агентом, фээсбэшником со стажем, а Паша — двадцативосьмилетним мальчишкой, опыт которого состоял в попытках устроить личную жизнь в родной Вологде, а затем — сомнительной работе на Горюнова.

— Павел! Ты должен мне помочь, — сказал Сокольский, серьёзно глядя Паше в лицо. — И не только мне. Очень многим людям. И себе тоже.

Паша в очередной раз вздохнул.

— Я бы рад… Но что я знаю? Вы вот, главное, не дайте убить того парня, про которого я говорил тут. — Он посмотрел на Малышева. — Ну, про Славу Ольгина. Он сейчас в больнице, а Горюнов хочет его убрать, как свидетеля. И меня бы убрал, да я вовремя смылся.

— Ты правильно сделал, — похвалил его Сокольский. — Ты ведь на Горюнова давно работаешь?

— Не то, чтобы давно, — признался Паша. — Но наверное, уже около года. Да, я к нему устроился в январе, после праздников.

— Хорошо. — Сокольский одобрительно кивнул. — Тогда я задам тебе один вопрос, а ты как следует над ним подумаешь. Я тебя торопить не буду.

Паша с готовностью выпрямился. Ему почему-то даже не пришло в голову спросить, будет ли ему за его сотрудничество какая-то поблажка на суде. "Простой парень, — подумал Сокольский. — И ни разу не судимый. Правильно его Слава охарактеризовал".

— Слушай. Компания грузоперевозок Горюнова перевозит товары по всей области. Ты когда-нибудь сопровождал грузовики с контейнерами, или фуры?

Паша кивнул.

— Было дело.

— Тогда подумай вот о чём: тебе приходилось сопровождать отдельный груз, который из порта везли вместе со всем другим, а в дороге перегружали и увозили отдельно?

На этот раз Паша долго думал.

— Нет, — сказал он наконец. — То есть, такой груз был, пару раз. Может чаще, но я редко езжу в сопровождение. И его никто не сопровождал. Его просто отгружали в другую машину, и увозили куда-то.

— Значит, у Горюнова есть на трассе точка, где можно остановиться и заняться перезагрузкой?

— Ну да!

— Вспомни пожалуйста, где именно.

— Есть кафешка на трассе, с шашлычной. Я могу по карте показать, — предложил Паша. — Вот оба раза грузовики зачем-то сперва ехали туда, хотя это было не совсем по дороге. Вроде как, это традиция такая — туда заезжать на шашлыки. Фуры становились на площадку позади шашлычной, и там что-то вроде перегружали. Точно не скажу, что. Я даже не спрашивал, потому что Горыныч… то есть, Горюнов, не любит, когда начинают расспрашивать, что их не касается.

— И оба раза именно в этом месте?

Костик уже вывел карту области и повернул экран компьютера к Паше. Сокольский приглашающе кивнул.

— Покажи, где именно.

— Вот тут… — Паша показал место. — Только надо увеличить, там есть такой небольшой съезд с дороги, который не обозначен. Вот тут! И оба раза — точно! А что?

Сокольский разглядывал карту, потом отвлёкся от своих дум.

— Хорошо, Паша. Ты мне очень помог. Полагаю, мы можем обеспечить тебе безопасность на ближайшее время, пока не выяснятся все вопросы с убийством господина Иванченко.

Сокольский поднялся со стула, и кивнул Малышеву, чтобы тот вышел вместе с ним из кабинета.

— Погодите! — окликнул их обоих Паша. — А как насчёт Ольгина?

— Не беспокойся, о нём тоже позаботятся, — уверил его Сокольский.

В коридоре они прошли в самый дальний конец, к высокому окну.

— Что скажешь? — спросил Скольский Малышева.

Михаил Иванович пожал плечами.

— Парень пришёл с повинной, сам никого не убивал. Можно было бы отпустить его на подписку, но я так понял, что он — ценный свидетель, и его могут в любой момент убить. Что это за остановка для машин, кстати?

— Место, где Горюнов забирает свою контрабанду, — коротко ответил Сокольский. Он доверял Малышеву, но в нюансы дела не посвящал. Говорил только очевидное, о чём Михаил Иванович мог сам догадаться. — Паша действительно здорово помог. Теперь у нас есть отправная точка, от которой мы сможем отследить путь товара.

— Почему вы ещё раньше не проследили все его грузовики, куда они ездят?

— Потому, что не удалось этого сделать.

Михаил Иванович всё понял, и не стал переспрашивать. Сокольский тоже не стал объяснять, что контрабанда приходит не чаще раза или двух в неделю, что точный день неизвестен, и машины часто разъезжаются группами в разные точки области. Да и узнали фээсбэшники схему Горюнова совсем недавно. Проследили бы, конечно. Уже подготовили масштабную операцию, но теперь Сокольский надеялся, что удастся сделать это тихо, прицельно и никого не спугнув. Он отвлёкся от своего плана.

— Извини, Миша, но парня этого я забираю. У нас ему будет безопаснее.

Малышев серьёзно кивнул. Он и не сомневался, что Павел Артемьевич Захаров у него не задержится.

Глава четвёртая. О том, что охотник легко становится дичью

С чёрного, вечернего неба сыпал редкий снежок. Подворотню катиного дома никто не потрудился забрать воротами, и Сокольский спокойно заехал во двор. У нужного ему подъезда маячил зад знакомого Джипа. "Значит, всё-таки следят за Катей", — сказал он себе, закрывая собственную машину. Проходя мимо Джипа, Сокольский сунул бутылку вина в карман. Потом положил букет на крышу Джипа, и в своей любимой манере, хлопнул ладонью по месту над водителем. Тот опустил стекло.

— Чего надо?

На него смотрел ствол тт-шника.

— Руку протяни, — приказал Сокольский, и застегнул "браслет" на запястье бандита. — Теперь пристегнись к рулю.

Сокольский открыл дверцу и быстро обшарил карманы бандита, забрав мобильник и оружие, потом обошёл "Джип" и сел на соседнее сидение.

— Остальные уже наверху? Сколько их там? — спросил он.

Парень молчал. Сокольский ткнул его пистолетом в рёбра и повторил вопросы.

— Трое, — высказал парень угрюмо. — Пошли к этой секретарше.

— Голову на руль, — потребовал Игорь, и едва бандит выполнил его требование — врезал ему рукоятью по затылку. Потом забрал ключи, и выйдя из автомобиля, направился к подъезду. Пока поднимался — позвонил своим.

— У Катерины Витальевны гости, — сообщил он. — Пришлите парочку человек. И заодно: внизу у подъезда чёрный Джип. — Он надиктовал номер. — Разберитесь с водителем.

Он остановился перед дверью и нажал кнопку звонка. Букет поднял так, чтобы заслонял дверной глазок. Подождав, позвонил ещё. Послышался щелчок замка. Сокольский моментально отступил за косяк. Дверь приоткрылась. Человек внутри тоже прятался за косяком. Сокольский подождал, у кого быстрее кончится терпение. Секунд через десять дверь распахнулась настежь, и тёмная фигура показалась в проёме с оружием в руке. Сокольский сунул ему в морду букет, и тут же выстрелил в бедро. Церемониться он не собирался. Перескочив через упавшего с воем бандита, он ринулся по коридору. Из комнаты выскочил ещё один тип — получил пулю в плечо и отлетел обратно в комнату.

Нужно обладать очень сильной волей, чтобы сразу после огнестрельного ранения кидаться в бой. Такое только в кино бывает, так что сопротивления в ближайшие секунды Сокольский не ожидал. Оба бандита продолжали корчиться, когда он ворвался в просторную гостиную. Третий держал Катю за растрёпанные волосы и прижимал к её шее нож. Сокольский, не останавливаясь, прострелил ему руку. Подхватив Катю со стула, он прижал её к себе, отступив вглубь комнаты и повернувшись ко входу. Весь бой занял меньше десяти секунд, бандиты явно не ожидали что по ним сразу начнут палить, и теперь валялись, каждый в своём углу. Ещё через несколько секунд в помещение вбежали двое, увидев которых, Сокольский опустил руку с пистолетом.

— Соберите оружие, — распорядился он, и погладил рыдающую женщину по спине. — Всё хорошо, Катя! Никто тебя не тронет, — пообещал он.

— Могли бы нас подождать, Игорь Сергеевич, — высказал один из явившихся на подмогу парней.

— Сам справился, — бросил он, и увёл Катю на кухню.

Карман оттягивала бутылка. Сокольский усадил женщину на стул, поискал в ящиках штопор, на полках — стакан, открыл вино, налил ей и заставил выпить. Потом обнял и прижал к себе.

— Всё хорошо, успокойся. Никто тебя не обидит.

Катя вцепилась в него обеими руками, и спрятала лицо у него на груди. Она была шокирована и нападением, и грубостью бандитов, и молниеносными действиями Сокольского. В его объятьях было тепло и надёжно. Никогда ещё Катя не чувствовала себя такой зависимой от мужчины, и никогда не нуждалась в защите его силы. Да, он был очень сильный! Он на её глазах справится с тремя вооружёнными людьми. Он не дрался, не вступал в полемику, он слова им сказать не дал — просто уложил всех троих!

Сокольский терпеливо сидел, обнимая женщину, и гладя её по плечам и спине, шептал что-то одобрительное и ласковое. Насколько он мог понять, ничего страшного с ней сделать не успели, только сильно напугали.

— Ты их убил? — спросила наконец Катя, и чувствовалось, что бьющая её дрожь пошла на убыль.

Сокольский долил ей ещё вина. Она испытала сильный стресс, и алкоголь на неё сейчас почти не действовал.

— Всего лишь чуть покалечил, — признался он. — Я никого не убиваю без серьёзной причины.

— А сейчас причина несерьёзная? — Она судорожно вздохнула, но похоже было, что Катя пришла в себя даже быстрее, чем любая другая женщина на её месте.

— Что они от тебя хотели? — спросил Сокольский, не отвечая на её вопрос.

— Требовали, чтобы я сказала, где сейчас мой шеф, и чтобы я ему позвонила и позвала к себе. — Катя вздохнула, и начала объяснять: — Они заплатили Илье Николаевичу задаток. Но так получилось, что он не может пока выполнить их заказ. И ещё мне показалось, что они недовольны каким-то образцом, который он им передал. Он все переговоры ведёт через других людей, того же Дрынкина. Но Дрынкина убили. А меня видели с ним до этого, как-то раз он приглашал меня в ресторан. Поэтому они решили, что через меня доберутся до Ильи Николаевича.

— А он вчера уехал на дачу, которую никогда не показывает посторонним, и оставил тебя в городе, —закончил за неё Сокольский.

— Я и сама хотела остаться, — призналась Катя. — У меня свои дела есть.

— Как зовут их хозяина, ты знаешь? — спросил он, кивнув в сторону коридора.

— Их хозяина зовут Влад. Кажется, Дрынкин называл его Носатым, и говорил, что у него фамилия подходящая…

— Носов?

Она кивнула, не удивляясь тому, что Сокольский знает о Носатом. "Похоже, круг замыкается, — подумал Игорь. — Что же, теперь нам будет о чём поговорить. Надо только найти этого мерзавца".

— Сиди тут. — Сокольский оставил её наедине с початой бутылкой вина и вышел в коридор.

Тот бандит, которому он прострелил ногу, лежал неподалёку от двери. Чтобы не истёк кровью, один из помощников Сокольского затянул ему ногу его же ремнём. Сокольский наклонился и расстегнул пряжку. Бандит с ужасом посмотрел на него.

— Где твой хозяин? — спросил Игорь, ослабляя самодельный жгут. — Не скажешь — вытечешь раньше, чем скорая приедет.

— Да пошёл ты! — огрызнулся бандит. — Сам сдохнешь! Тебя достанут, и сучку эту достанут!

Сокольский выпрямился, рассеянно оглядывая коридор. Потом с силой пнул бандита по бедру. Тот взвыл.

— Повторить вопрос? — спросил Сокольский. Лицо его ничего не выражало, словно все эмоции куда-то делись.

— У-у, зар-раза-а… — Бандит высказал бы что-нибудь покруче, но Сокольский снова пнул его по бедру. Один из помощников почесал нос и отвернулся, второй философски хмыкнул.

— Где твой хозяин? Адрес!

— Не скажет, — произнёс первый, который чесал нос. — Он своего босса боится больше, чем нас.

— Тогда сдохнет, — равнодушно бросил Сокольский и пошёл в комнату.

— Тоже верно, — согласился его помощник. — Нет бандита — нет проблемы.

— Он на Марата… у своего дядьки, — выдал наконец раненый, поверив, что сейчас его просто бросят умирать.

Сокольский остановился в дверях и посмотрел через плечо.

— Возьмите точный адрес и передайте нашим, пусть наведаются, — распорядился он, после чего вернулся на кухню. — Собери вещи, всё, что тебе может понадобиться в ближайшее время.

— Зачем? — удивилась она.

— Переночуешь сегодня у меня, а там видно будет. Идём.

Она покорно поднялась с табурета, не возражая и не переспрашивая. На ходу принялась убирать растрёпанные волосы. Сокольский убедился, что бандита с простреленной ногой уволокли из коридора, и повёл Катю в комнату.

* * *

Между занавесок пробивался рассеянный снегом свет фонарей, ложась на потолок жёлтым прямоугольником. В комнате, не включая электричества, можно было разглядеть очертания предметов, пересчитать полоски на обоях и разглядеть деревянные яблоки на орнаменте старого комода.

— Это твоя квартира? — спросила Катя, прижимаясь всем телом к его боку, и рассеянно водя пальцем по его груди. Её привлекала эта жестковатая "шерсть" на теле мужчин, растущая там же, где она растёт у львов.

— Моего брата, — ответил Сокольский, угадывая в жёлтом полусвете рельеф лепнины на потолке и размышляя о том, что делать дальше. Потом отвлёкся и пояснил: — Он погиб этой весной. Квартира досталась мне.

— Какой он был — твой брат?

— Такой же, как я, только добрый.

Сокольский погладил её по голой спине, и Катя гибко выгнулась, совсем как кошка в ответ на ласку. Её кожа на ощупь была совсем непохожа ни на шёлк, ни на бархат. Пальцы никогда не ошибутся, ощущая тепло и мягкость женского тела, не перепутают с мёртвой тканью.

— А ты злой? — спросила Катя.

Она приподняла голову, и её тяжёлые, густые волосы щекотали его плечо.

— Катя! Не говори Горюнову о том, что случилось у тебя на квартире.

— Почему? — удивилась она.

Сокольский обнял её обеими руками за талию.

— Испугается, сбежит, а мне нужен компаньон. Я улажу с Носатым, потом скажу сам.

— А про эту ночь мне ему тоже ничего не говорить? — Катя провела пальцем по его подбородку, и так же мягко повела дальше, вниз по шее, возвращаясь к завиткам волос на груди.

— Сам догадается, — беспечно ответил он, и провёл ладонью вдоль её позвоночника.

Ему надоело вести разговоры, когда рядом, в постели, обнажённая женщина, и она так легко отзывается на прикосновения его рук. Катя хотела было что-то съязвить, но Сокольский перевернул её на спину и принялся целовать в губы. Она тут же сдалась, подчиняясь его воле, словно всю жизнь ждала именно этого.

* * *

В ту же ночь у Сокольского состоялся ещё один разговор, в одном из скромных кабинетов его конторы, куда он приехал, оставив сонную Катю отдыхать после волнений и любовных игр.

— Начальник! Мамой клянусь — ничего не знаю!

Высокий, худощавый блондин с выдающимся носом картинно воздел руки и повернулся на стуле, словно ему проще было обращаться сразу ко всем присутствующим в комнате людям. Явная примесь южной крови просматривалась в чертах его лица, хотя волосы и глаза у него были светлые.

— Вот не надо, Носов! — Сокольский ходил по комнате вокруг него, поворачиваясь на носках, так что получался многоугольник между трёх столов и окна. — Зачем ты покупаешь оружие?

— Опасно жить стало, — уверил его Носатый.

— Опасно жить рядом с такими, как ты! — Сокольский приостановился было, но тут же пошёл на новый оборот между столами и окном. — Хочешь неприятностей? Ладно. Что у нас по последним обезвреженным подрывникам?

— Клянутся мамой, что не знают, у кого покупали взрывчатку, — доложил один из помощников Сокольского.

— Хорошо! Значит, будем считать, что покупали её у господина Носова, — решил Игорь.

— Это как так?! — возмутился арестованный. — Это почему я? Да я…

— Помолчи теперь, — посоветовал ему Сокольский.

В кабинет вошёл Ланской, которому в эту ночь тоже не спалось. Особенно после звонка Сокольского. Помощники поднялись было, но полковник махнул рукой, чтобы сидели.

— Как дела, Игорь Сергеевич? — спросил он, устраиваясь на свободном стуле.

— Никак. "Я — не я, и корова не моя". — Сокольский остановился у окна и присел на подоконник. — У него на квартире из тайника в полу вытащили целый арсенал, в том числе и тт-шники без серийных номеров, а он всё надеется, что пронесёт.

— Вот адрес садоводства около Пушкина. — Ланской вынул из папки распечатку. — Номер участка, ориентиры. Отправь туда своих парней, пусть проверят. Участок числится за пенсионером Букиным, но молодчики, которых вы взяли на квартире у госпожи Крыловой Екатерины Витальевны, постоянно там пасутся. Приезжают, уезжают. Сторож их Джип хорошо знает. — Оставалось лишь гадать, когда он успел раздобыть всю эту информацию, да ещё с показаниями сторожа, но Сокольский не переспросил. По его мнению, Ланской был одним из лучших, и на его слова следовало положиться. Сергей Сергеевич закончил: — Полагаю, там в сарайчике, или пристройке на участке, есть склад, и наверняка можно откопать много интересного.

— Вот так вот! — Сокольский скрестил руки на груди. — И обратите внимания, какие стервецы! Ничего не боятся!

— А, ладно, сдаюсь! — поднял руки Носатый. — Не моё это, на участке. С других спрашивайте. А на квартире — моё. Чистосердечное написать дадите?

— Зачем твои люди искали Горюнова? — тут же спросил Сокольский. — И хватит врать, что ты знать не знаешь, что твои подельники делают. Они уже показали, что исполняли твой приказ.

— Обманул меня, собака! — высказал Носатый, и расстроено покачал головой. — Продал негодную вещь! Мамой клянусь, я с него хотел своё взять!

— Что за вещь?

— Винтовка — дрянь! Большие деньги заплатил!

— Что за винтовка?

Носатый тяжко вздохнул.

— Московский вокзал, ячейка, — нехотя проговорил он. — Там лежит, в сумке. Номер скажу. Валера — сука! Продал мне винтовку, задаток взял для своего босса, и исчез! Помощник у него был — и того нету! Одна баба эта осталась! Что мне было делать?

— Не покупать оружия, — философски предположил Ланской, после чего поднялся со стула. — Ладно, Игорь Сергеевич. Потом ещё поговорим. Я домой поеду, авось досплю.

Сокольский кивнул, и Ланской вышел из помещения. Надо было признать, что их совместная работа начала давать неплохие результаты. "Продолжим в том же духе", — постановил про себя Ланской, идя по пустому коридору.

Глава пятая. Ночные путешествия

"Газель" затормозила у обочины. Наружу вывалилась белобрысая девица в красной куртке, схватила комок грязного снега и швырнула в кабину.

— Пошёл ты! Козёл!!

— Кошка драная! — Из кабины вылетел маленький рюкзачок, который девица поймала не хуже футбольного вратаря. — Катись! Дура!

Дверь захлопнулась и "Газель" двинулась дальше, оставив девицу в сгущающихся сумерках на краю пустынной дороги. Голый лес вокруг казался бесконечным. Фонарей на дороге не было. Ветер пробирал насквозь, и девица натянула капюшон. "Газель" скрылась за поворотом, а она всё стояла, словно не решалась сдвинуться с этого места. Прошло минуты три, и вдалеке показался свет: подъехала пятидверная "Нива". Девица шагнула на дорогу, ничуть не сомневаясь, что машина остановится.

— Ты как? Цела? — спросил Слава у Инги, когда она устроилась на переднем сидении.

— Ты считаешь, я не умею отбить у мужчины… интерес? — переспросила она, закидывая рюкзак на заднее сидение.

— Вежливее, граждане! — послушалось оттуда, и потревоженный Мотя перебросил рюкзак назад, чтобы не мешался. — Собьёте мне весь кайф! Только аппаратуру настроил…

— Я верю, ты всё можешь, — уверил Слава Ингу. — Но всё-равно как-то тревожно… Работает маячок? — спросил он у Матвея Киппари.

— А то! Но дальше, чем на пару километров, лучше не отставать, — оповестил тот.

— Мог бы чего помощнее дать, — проворчал Ольгин, прибавив скорости. — Стоило ли рисковать здоровьем девушки ради двух километров?

— Вам надо, чтоб помощнее и помельче в одном флаконе, — оскалился Матвей. — Хотели, чтобы не больше спичечной головки — получите! Надеюсь, они его не вытрясут вместе с пылью, а то пропадёт дорогостоящая вещь — мне отчитываться.

Инга расстегнула куртку.

— Ладно, парни, никуда они не денутся, — пообещала она.

— Мне интересно, ты всегда была такая рисковая? — спросил Ольгин. — Или это Сокольский тебя научил?

— Я его научила. — Поскольку Ольгин то и дело на неё оглядывался, она добавила: — На дорогу смотри! Если такой заботливый — в следующий раз наденешь юбку и будешь сам соблазнять шоферню.

— Ты, вроде, в брюках, — напомнил Ольгин.

— Мне достаточно брюк! На тебя без юбки не клюнут.

Ольгин усмехнулся. Инга между тем достала телефон и позвонила Сокольскому.

— Всё в порядке, посылка на месте. Едем за ними, пока не поймём, куда именно они двигаются. Тут ещё развилки есть впереди.

— Слишком не приближайтесь, — приказал Сокольский. — Пусть чувствуют себя в безопасности.

Минут через десять они миновали тот самый посёлок, в который по легенде ехала Инга, когда просила парней в "Газели" себя подбросить. Именно в эту скромную машинку на стоянке за шашлычной перегрузили несколько ящиков полученного сегодня с парома товара.

— Едут, не останавливаясь, — объявил Мотя. — Сейчас подгребут к развилке.

Несмотря на совершенную глухомань и пустынность той дороги, на которую свернула "Газель", асфальт здесь был неплохой, почти без ям. Через пару километров Ольгину надоело любоваться темнотой посреди леса, и он спросил:

— Далеко тут можно уехать?

— Не, — откликнулся Мотя. Он с таким увлечением пялился в экран своего ноутбука, словно пытался пройти на высший уровень компьютерной игрушки. Но он всего лишь следил за передвижениями "Газели" и попутно анализировал информацию о местности, по которой они двигались. — Ещё километра три — и упрёмся в бывший военный городок. Теоретически, там сейчас никто не живёт.

Перед самым военным городком они остановились. Ольгин пробежался вдоль обочины, нашёл подходящее место среди кустов и кочек, и вернувшись за руль, запятил туда машину, чтобы её не было видно с дороги.

— Они стоят, метрах в двухстах от нас, — сообщил Мотя.

— Пойдём, пройдёмся, — предложил Ольгин, и они с Ингой направились по обочине в сторону железных ворот.

Дорога тут заканчивалась. Вдоль покосившегося забора шла едва заметная тропинка. Её можно было угадать лишь потому, что снег на ней лежал ровно между вздымающихся по сторонам кочек и бугорков. За забором можно было различить остатки строений, но свет виднелся только в одной стороне, как раз там, куда уехала "Газель". В ту же сторону, только по наружной стороне забора, двинулись Слава с Ингой. Мотя просидел в машине минут десять, прежде чем они связались с ним.

— Грузят ящики на дрезину, — сообщила Инга.

— Какую дрезину? Погоди-ка… — Мотя покопался в своих данных. — Ну да, там раньше была узкоколейка.

— Вот мы рядом с насыпью и стоим. Куда она ведёт?

— Километрах в трёх от городка раньше была запретная зона. Как интересно! — Матвей лазал по базам, которые были недоступны простому обывателю, и диву давался, как они не догадались раньше, куда именно могут отправляться товары Горюнова. — Так вот, объект на ней прикрыли ещё в конце семидесятых. После этого и городок быстро свернулся.

— А другая дорога к этому объекту есть? — спросила Инга.

— На карте обозначен просёлок, но если они по нему на своей "Газели" не поехали — нам там тоже делать нечего. Болото! Дорогу сто лет как не ремонтировали, её наверняка давно развезло по самое нехочу.

— Придётся прогуляться по железке, — решил Ольгин. Они говорили по конференц-связи, используя айфоны. Можно было взять рации, но от них больше шума, и засечь проще. — Сколько там, ты сказал? Километра три?

— А мне что делать? — спросил Мотя.

— Следи за "Газелью", если поедет обратно — сообщи нашим, пусть тормозят. Ну, и передай, что мы отправились в пешее путешествие.

— А если вас кто-то увидит?

— Скажем, что мы — чёрные следопыты.

— Ладно, удачи!

Дождавшись, когда гружёная дрезина укатит, Слава с Ингой выбрались на насыпь и энергично зашагали по шпалам, светя себе под ноги фонариками. Идти было неудобно, шпалы местами обледенели, местами прятались под снегом, и лежали на разном расстоянии: то шага не хватает, то много. В довершение всего, холодный ветер дул как раз вдоль узкоколейки. Инга сперва натянула капюшон, но потом сняла.

— Мешает, — бросила она. — Не слышно, не видно.

Ольгин протянул ей свою вязаную шапку.

— Держи. Мне и так тепло.

Она не стала отказываться.

* * *

Часа через полтора Ольгин позвонил Матвею. На их счастье, связь тут работала, и Мотя откликнулся на вызов.

— Мы на месте, — сообщил Ольгин, пока Инга караулила, выглядывая из-за угла ангара. — Да, это он и есть, тот самый заводик. Значит, так! Вся территория огорожена, и по верху колючая проволока идёт. Мы со стороны железки пробрались. Рядом с железкой у них что-то вроде склада. Ближе к центру — старые ворота, они наверное на тот твой просёлок выходят. Но ими давно не пользовались. Дальше: влево от ворот — как раз дорожка к складу и железке. Прямо, в глубине — ангар, за ним жилой дом. Справа от ворот — барак. Охраны мы насчитали человек десять. Дальше по территории всё глухо и полный развал. Да, и у них прожектора, так что при желании можно просмотреть всю центральную часть и метров пятьдесят железки… Что будем делать? Понаблюдаем ещё, потом попробуем тем же путём выбраться… Через лес?! Думаешь, не утонем? Ладно, конец связи! — Ольгин подобрался к Инге. — Надо найти, откуда видно лучше.

— Они уже перенесли ящики в ангар, — сообщила девица. — Сейчас прожектор погасят…

Из-за угла выскочила мелкая шавка, и звонко затявкала. Ольгин выругался, попытался её схватить, но собачонка моментально отскочила.

— Кто тут? — Голос раздался совсем рядом, и что ещё хуже — клацнул затвор.

— Назад! — скомандовал Слава, и они побежали вдоль ангара, стараясь держаться за буграми вывороченной земли и кучами хлама. Громкое "Стой!" дало понять, что их заметили. Наглая шавка бежала следом, заливаясь всё громче. "Откуда только взялась?" — успел подумать Слава, нырнул вслед за Ингой за очередной угол и остановился. Собачонка выскочила прямо на него. Ольгин прыгнул, проехавшись животом по припорошённому щебню, но схватил шавку за ногу.

— Человек быстрее!.. — выдохнул он, зажимая собачке морду.

— Стой!! — послышалось где-то совсем рядом.

Крик возымел обратный эффект: Ольгин вскочил, и бросился в темноту. Сюда, за ангар, прожектор не дотягивался.

— Ты тут? — позвал он Ингу.

— Сюда! — откликнулась она.

Ольгин быстро огляделся, в рассеянном свете заметил стену полуразрушенного дома. В проёмах мелькало небо — значит, крыши нет. Он перехватил собачонку за ногу, размахнулся и зашвырнул куда-то через эту стену. Не слушая визга, побежал вслед за Ингой.

— Долго не продержимся, — сообщила та, когда они забились в щель между домом и полуразрушенным сараем. — Вычислят.

Голоса раздавались совсем рядом. Лучи фонариков, ругань спотыкавшихся охранников и бряканье железа подбирались всё ближе.

— Надо уходить, — шепнул Слава.

— Куда?

— К узкоколейке.

— Там самая освещённая часть, — не согласилась Инга, и тут же дёрнула его за рукав.

Они едва успели выскочить и добежать до другого угла. Коротко треснула автоматная очередь.

— Туда! — скомандовал Ольгин, толкнув напарницу в противоположную сторону. — Живей!

Спотыкаясь, падая и скатываясь в ямы, они ухитрились на время оторваться от преследователей. Можно было затаиться где-нибудь в тёмном углу, но судя по визгу, собака всё ещё была жива. Значит, вынюхает.

— Что ты ей шею-то не свернул? — упрекнула Инга.

— Не сообразил! — Ольгин потянул её к ограде. — Смотри, тут дырка досками забита.

Он с ходу ломанулся плечом, но доски не поддались.

— Врёшь!

Слава нащупал стык, упёрся ногой, чуть отодвинув одну из досок, подпихнул пальцы и рванул на себя. Дело пошло лучше: доски были прибиты изнутри, и в несколько рывков ему удалось выдернуть одну с гвоздей. Инга стояла рядом, прижавшись к забору и оглядываясь, не подкрадывается ли кто. Ещё несколько рывков и ударов — и Ольгину удалось вывернуть первую доску окончательно и сломать другую.

— Давай!

Инга тут же протиснулась в образовавшуюся дыру, и нетерпеливо потащила его за руку, чтобы пролезал быстрее. Наконец-то они оказались снаружи! А тут — только лес и больше ничего.

— Смотри, это просека? Или та старая дорога? — Ольгин потянул Ингу за рукав. — Мотя сказал, что можно и по ней.

— Он что, проверял?

Где-то за забором послышался лай. Инга перестала упрямится и рванула в сторону еле видневшейся, засыпанной снегом дорожки. Слава побежал за ней. Голые деревья плохо загораживали их от преследователей.

— Быстрее! Они сейчас сообразят, куда мы делись! — торопила его Инга.

Они запрыгали по снегу, который засыпал просеку ровным слоем сантиметров в двадцать. Отсветы прожектора утонули где-то позади, никто не стрелял, но они продолжали ломиться, как лоси, насколько хватало сил. Вдруг впереди вспыхнуло! Они оказались в свете фар! Ольгин успел заслонить Ингу, выхватив фонарик вместо пистолета. Из машины высунулся человек и знакомый мотин голос закричал:

— Столбами не стойте! Живо сюда!

Ещё не веря своим глазам, они бросились к "Ниве". Мотя сноровисто завертел руль, разворачиваясь в обратную сторону — и погнал, как им показалось, прямо в лес.

— Откуда ты взялся? — спросила Инга чуть опомнившись, и поверив наконец, что сидит в машине.

Мотя весело оскалил крупные зубы.

— А я времени не терял, запросил среднесуточную температуру в этой части области за последнее время, порылся в старых данных геодезистов, что они там за грунт описывают — и вот нате! Дорожка-то промёрзла! "КамАЗ" застрянет, а для "Нивы" в полторы тонны — в самый раз!

— Ты свой центнер не забыл прибавить? — спросил Ольгин, чувствуя, что готов обнять Мотю на радостях.

— А то! Я и ваши тушки приплюсовал! — засмеялся Мотя.

— И что дальше?

— Им отсюда один путь — на дрезине, а в городке их уже ждут. За нами не погонятся, потому как не на чём.

Мотя рулил через лес, по едва заметному просёлку. В свете фар чернели его же колеи. Местами земля норовила расползтись под колёсами, но они ехали быстро и как-то ухитрялись проскакивать.

— В общем, наши парни их и по железке, и по этому просёлку обложили, возьмут, — добавил Мотя.

— А если у них какой-то путь отхода есть? — возразил Слава, разглядывая правую руку. Только теперь он почувствовал, что разодрал кожу на ладони и наверняка насажал заноз.

— Сейчас аптечку попробую найти, — пообещала Инга, и полезла копаться за задним сидением.

— Их пути отхода — это уже не наше дело, — фыркнул Мотя, внимательно глядя вперёд. — Расслабьтесь! Мы свой праздник отпраздновали — можем возвращаться по домам!

Глава шестая. Ловушка захлопнулась

Много ли можно найти мест, о существовании которых даже не подозревает ни полиция, ни администрация города, или района? Казалось бы, их несложно вычислить. Вот стоит у тебя подстанция, от неё уходят линии электропередач. Если ты не можешь понять, куда деваются лишние киловатты электричества — проверь на местности. Но в реальности всё не так просто. Деревеньки, садоводства, бывшие военные городки, в которых сейчас селятся любители отдохнуть подальше от мегаполиса, здорово отвлекают внимание. Расстояния, вроде бы небольшие, но труднопроходимые из-за отсутствия нормальных дорог, отбивают желание колесить с проверками среди лесов и болот. В общем, причин можно найти много, а результат один: в самом сердце Всеволожского района, в семи километрах от вымирающего посёлка Быково, бойко работал секретный заводик, о котором ни правительство, ни местная администрация, ни органы госбезопасности ведать не ведали.

Трудились тут нелегалы, которых завезли в лесную глушь по брошенной тридцать лет назад железнодорожной ветке спецназначения, поселили в бараке и пообещали, что через несколько месяцев, за хорошую работу, выправят документы, подтверждающие легальное право проживать на территории России. Вокруг — болота и непроходимые чащобы, до цивилизации рукой подать, но надо знать, в какую сторону эту руку протягивать. Кормил своих "рабов" господин Горюнов хорошо (стоит ли экономить на еде, когда не надо выдавать зарплату?), поил тоже исправно, а охранял и того лучше! Да и работало-то у него всего человек двадцать. Этого хватало. "Пропуск на большую землю" имели только охранники, да начальник секретной лаборатории, покойный Док. Вот ему, кстати, можно было "пропуска" и не давать — был бы сейчас жив.

Отыскивая место тайной лаборатории, Сокольский рассчитывал подослать к Горюнову бывшего помощника покойного Дока — Сомова, и проследить, куда именно этого человека переправят. Жизнь внесла свои коррективы, и обнаружить подпольный заводик удалось, не впутывая в это дело гражданское лицо. Главная заслуга тут была на Ольгине, который так хорошо поговорил с телохранителем Горюнова, Пашей, что тот побежал сдаваться и указал, где именно перегружается контрабанда Горюнова. Сам Илья Николаевич на своём заводике практически не показывался, и ему наверняка снова удалось бы выйти сухим из воды, свалив всю вину на других, но по счастью, подвернулся господин Носов, возжелавший найти недобросовестного продавца через Катю-секретаршу. Заполучив в руки очередной экземпляр "Ведьмы", Сокольский совместно с Ланским раскрутили на показания Валеру Гуманиста, и через него собрали достаточно компромата на Горюнова. Последний аккорд сыграли агенты Сокольского, пройдя через лес по железнодорожной насыпи и обнаружив выше описанный заводик со всеми его прелестями. В том числе и с людьми, которые Горюнова знали, и именно как хозяина.

Кольцо вокруг Ильи Николаевича замкнулось, и он это почувствовал. Сперва его насторожило, что не отзвонился сопровождающий груза. Подождав почти сутки, Горюнов позвонил на объект сам, но ему никто не ответил. Третий факт, который заставил Горюнова занервничать окончательно — подосланный им к Гунину адвокат сообщил, что его к подследственному даже не пустили, мотивировав это тем, что "гражданину Гунину не нужно два адвоката, а один у него уже имеется". Всего этого было достаточно, чтобы Горюнов принял решение: пора удирать! А если уж ты решился на побег, надо делать это быстро и не раздумывая.

С дачи он исчез, на городской квартире не появлялся. Потом вдруг позвонил Кате. Она как раз сидела на собственной кухне, и наблюдала за тем, как Сокольский варит кофе.

Катину квартиру привели в надлежащий вид, пугаться ей было больше некого, и она попросила Сокольского отвезти себя сюда. Ей почему-то не хотелось оставаться у него надолго, тем более, что он сам почти всё время отсутствовал, а никаких интересных тайников, или любопытных вещей в бывшей квартире его брата Катя не обнаружила.

— Грюнов звонил? — спросил Сокольский, не оборачиваясь, и даже без особого любопытства.

— Он, — призналась Катя. — Попросил, чтобы я заказала ему билет до Хельсинки. На паром.

— Вот как?

Она вертела в руке телефон.

— Игорь! Ты ничего не хочешь мне сказать?

Он налил кофе в две чашечки и повернулся к ней, поставив их на стол.

— Что именно?

— Не знаю… Ты говорил, что тебе нужно, чтобы Илья Николаевич никуда не уехал.

— Обстоятельства изменились, Катя, — признал Сокольский. — Теперь это уже не важно.

— Почему ты не спрашиваешь, на какое число ему нужен билет? — Катя продолжала внимательно смотреть ему в лицо, но он не отводил взгляда. Он вообще никогда не прятал глаза, наверное поэтому казалось, что он всегда говорит искренне.

— Это тоже не важно, — ответил Игорь, и пододвинул ей фарфоровую чашечку. — Пей кофе. Мне скоро надо будет уйти.

Он и не врал. Горюнов уже купил себе билет на самолёт, и об этом Игорю сообщили часа два назад. Не сам купил, через подставное лицо, и не на своё имя. Но о том, что у него есть документы на имя гражданина Швеции, стало известно от Гунина. А вот сам факт того, что Горюнов позвонил Кате, мог говорить об одном: он знает, или догадывается о её отношениях с Сокольским, и хочет, чтобы его "пасли" в порту. Что же, пусть думает, что он всё ещё опережает противника.

— Ты слишком часто уходишь, Игорь, — медленно проговорила Катя, не торопясь пить кофе.

— Купи ему билет, — предложил Сокольский.

— Я куплю, — послушно согласилась она.

Игорь испытывал что-то вроде угрызения совести, но отвечать на вопросы Кати сейчас было не время. Он оставил кофе, обошёл стол, поцеловал женщину в лоб — и ушёл одеваться.

* * *

Илья Николаевич действительно звонил Кате, уверенный, что Сокольский где-то рядом, а если не Сокольский — то кто-то другой из его конторы, потому что Катю никак не могли оставить без внимания. Пусть думают, что он выбрал путём отступления паром в Финляндию.

Но в аэропорт он тоже не поехал, и поддельные документы употреблять не стал. Если Гунин предал его, значит, о паспорте гражданина Швеции нужно забыть.

Горюнов собрал маленький чемоданчик, из телефонного автомата вызвал такси, и поехал на Московский вокзал. Там взял билет на первый же поезд дальнего следования, на третье имя, которого не знал ни Гунин, ни кто-то другой вообще. До отправления оставалось двадцать минут. Горюнов направился через общий зал, стараясь не привлекать к себе внимания. Как раз когда он проходил мимо выхода из метро, он почувствовал на себе взгляд, слишком пристальный, чтобы быть случайным. Горюнов невольно оглянулся. Двое человек вылупились на него, явно удивлённые его появлением. Илья Николаевич повернул и быстро двинулся на противоположную сторону. Люди пошли за ним. Казалось, что они не торопятся, но когда он снова оглянулся — эти двое были в каких-то десяти шагах. Горюнов почти пробежал насквозь помещение, сталкиваясь с людьми, и выскочил на улицу, во двор. Ему нужно было повернуть направо, к поездам, но почему-то Илье Николаевичу показалось, что именно там его и будут подстерегать — и он свернул налево.

Впереди виднелась арка. Горюнов проскочил её, не оглядываясь, и на мгновение притормозив, метнулся направо, в сторону Гончарной улицы. Он вспомнил, что там, сразу как заканчивается здание вокзала, между домами есть проход обратно на его территорию. Ноги сами несли его по отчищенному от снега и льда тротуару. Он даже не стал проверять, где сейчас его преследователи, снова повернул — и через несколько метров уткнулся в железные ворота. Горюнов попытался вломиться в калитку сбоку от них, но и та оказалась закрыта. Наконец-то он посмотрел назад.

Двое парней в кожаных куртках стояли на расстоянии друг от друга. Один около угла вокзала, другой — у дома по Гончарной. Оба смотрели на него. Мимо проходили люди, не останавливаясь и не обращая внимания, потому что им дела не было до пожилого человека в светлом пальто, с маленьким чемоданчиком, до его проблем, и даже до его преступлений. Илья Николаевич прижался спиной к холодному железу калитки, а двое в куртках медленно направились в его сторону. Они шли вразвалку, каждый со своей стороны, словно понимали, что ему от них никуда не деться. Он был в вершине треугольника, по которому они двигались, и из этой вершины он никак не мог ускользнуть. Один из парней оглянулся через плечо, словно углядел нечто интересное среди прохожих, но продолжал приближаться.

Илье Николаевичу захотелось закричать, громко-громко, позвать полицию — и пусть его арестуют! Он ведь преступник! По Конституции смертная казнь невозможна, он будет жить! Но он успел запыхаться, язык не хотел его слушаться, и вместо крика, Горюнов лишь несколько раз открыл и закрыл рот. Сердце его билось так сильно, что он понял: ещё минута — и он умрёт без чужой помощи…

Парни в куртках подошли. Один зачем-то потрогал обшлаг светлого пальто Горюнова. Второй снова оглянулся.

— Тебе привет от Альбертика, — сказал он раздельно и чётко, зная, что никто кроме Горюнова его не услышит.

А потом несколько раз ткнул Илью Николаевича чем-то острым, пачкая светлую ткань проступившей красной кровью.

Последнее, что в своей жизни увидел Горюнов — это чёрный металл ворот, который вдруг пришёл в движение, заслоняя от него спасительный путь к Московскому вокзалу…

Эпилог

Выйдя из зала суда, Ольгин картинно взмахнул руками.

— Оправдан, целиком и полностью!

— Так-то лучше, — согласилась Берестова. Кажется, Ольгин был не удивлён, и даже не слишком обрадован. Может, просто устал?

Немногочисленная публика расходилась, знакомые не забывали похлопать Ольгина по плечу, пожать руку и поздравить. Наконец, в коридоре их осталось двое.

— Теперь ты выйдешь за меня? — спросил Слава, шагнув к Инге.

— Нет.

— Почему? — удивился он.

Инга критически осмотрела его с головы до ног, и подкорректировала своё наблюдение: не устал, просто ему теперь уже всё равно. Он легко отворачивался от всего плохого в своём прошлом, и это качество в Ольгине Инге очень нравилось.

— Твой ореол благородного бандита окончательно рассеялся, — сказала она, делая вид, что разочарована, но тут же сменила тон на весёлый: — Добро пожаловать в наш дружный коллектив, Славочка!

Сцапав его за уши, она заставила Ольгина наклониться к себе, и поцеловала в лоб. После чего отпустила и пошла прочь по коридору, не оглядываясь. Она торопилась к человеку, состояние которого волновало её гораздо больше.

* * *

Воду канала затянуло грязноватой корочкой льда. На лёд неторопливо оседал снег, забеляя середину и оставляя тёмные полосы воды у гранитных берегов. Трава на газонах совсем примялась, и казалось, что она разделяет настроение женщины, что стояла рядом с чугунным ограждением и смотрела на полосы, оставленные уровнями воды на противоположном берегу.

— Спасибо, что пришла, Катя.

Сокольский хотел взять её за руку, но женщина подалась от него, не позволив этого сделать. Её тонкие, чёрны брови хмурились.

— Это правда? — спросила она, не глядя на него.

— Смотря что.

— Илья Николаевич убит какими-то неизвестными, все его люди арестованы. Им предъявляют обвинение в торговле оружием…

— Катя! — Сокольский шагнул ближе, заглядывая ей в лицо, но она всё время отводила взгляд, словно боялась попасть под его влияние. — Послушай меня. Рано или поздно Горюнов попал бы в тюрьму, или его убрали бы собственные заказчики. Так оно и случилось наконец.

Она покачала головой. Что-то в ней сейчас было надломленное, словно в непогоду вынесли цветок, и он вот-вот завянет под начинающимся снегопадом, в сырости и холоде, у подёрнутого льдом канала.

— Ты использовал меня!

Сокольский ожидал, что она именно это и скажет.

— Это моя работа.

Она резко повернулась к нему.

— Использовать людей?!

— Использовать людей, обстоятельства, время — всё, что может помочь мне довести дело до конца. Катя!

— Какой же ты… циничный мерзавец! — Она отшатнулась к чугунному ограждению. — Ты не лучше Горюнова!

Он пожал плечами.

— Полагаю, бесполезно говорить тебе, что я не торгую оружием, которым потом убивают невинных людей, не помогаю террористам, не пытаюсь развалить свою собственную страну…

— Ты прав! — Она категорично кивнула. — Это действительно говорить бесполезно. Мне всё равно до людей, до террористов, до этой страны! Я тебе поверила! Ты использовал меня! Не кого-то другого! Меня!

Она сердито прикусила губу, стараясь не заплакать.

Сокольский подошёл ближе.

— Я делаю своё дело, Катя, — проговорил он тихо. — Иногда это очень сильно мешает личной жизни.

Она отвернулась, кутаясь от ветра в густой мех воротника.

— Нет, я не разочарована, — призналась она. — Я чувствовала, что мне не на что надеяться. Ещё одна дурочка, которая попалась на твоё обаяние…

Он шагнул к ней и сжал её плечи, притягивая к себе.

— Ты не права.

— В чём?

— Ты не дурочка. Это я попался. Катя! Тебе надо уехать на какое-то время.

— Так меня не арестуют?

Он повернул её к себе и вгляделся в лицо. Она снова отвела взгляд.

— Катя! Я сделал всё, что мог, чтобы ты проходила как свидетель. Никто тебя не арестует, но будет лучше, если о тебе временно забудут. Ты всё время была рядом с ним, и привлекала много внимания…

— Ты действительно беспокоишься обо мне? — не поверила она.

Вместо ответа он притянул её к себе и поцеловал. Тогда она обняла его за шею и ответила. Но потом оттолкнула и шагнула назад.

— Всё-таки ты… ты… Я тебя ненавижу!

Она отвернулась и быстро пошла вдоль набережной. Сокольский смотрел ей вслед, не замечая белых хлопьев, которые оседали на его волосах. Катя уходила, исчезала за пеленой снега, словно кто-то водил ластиком по листу бумаги, стирая карандашный набросок…

Инга терпеливо ждала его в машине.

— Объяснился? — спросила она, когда он захлопнул дверцу.

Сокольский ухмыльнулся одной стороной губ.

— Знаешь, за что я тебя люблю, Инга? — спросил он, глядя на замерший на стекле "дворник".

— За то, что не даю тебе превратиться в размазню, — серьёзно ответила она.

— И за это тоже. — Он посмотрел на напарницу. — Ты принимаешь людей такими, какие они есть, не пытаешься переделать, изменить. Если тебя кто-то не устраивает — ты просто уходишь. Если бы все так делали — жить было бы гораздо легче.

"И мне легче, потому что она ушла сама", — признал он с некоторым разочарованием. Нет, не в Кате. В себе.

— Ты просто трус, Сокольский, — выдала Инга. — Ты боишься жить, как все. Я тоже боюсь жить, как все. Это нас объединяет.

Он усмехнулся.

— Пожалуй, ты права. Кого ждём?

Инга вырулила с обочины, и они покатили сквозь снегопад…

Книга 3. Точка невозврата. Часть первая. Чувство безответственности

В человеческих отношениях трудно опираться на логику.

Во многих из нас здравый смысл мирно уживается

со спонтанным "решением левой пятки".

Глава первая. Там, где всегда есть место подвигу

(31 декабря 2016 года, начало дня)

Костик Королёв принадлежал к типу мужчин, которые по-настоящему разворачиваются только к 30-ти годам. В свои 26 он всё ещё выглядел юношей, едва достигшим совершеннолетия. Хорошо развитым юношей, который во всей зимней одежде летел полушагом-полубегом, лавируя среди прохожих легко, как танцор по паркету. Его товарищ, Коля Сиротин, тридцати восьми лет, коренастый и крупный, поспевал за ним с прямолинейностью самонаводящейся торпеды. Народ благоразумно освобождал дорогу.

Оба торопились, что не мешало им активно переговариваться.

— Я ей говорю: "Тонь! Ты знаешь, это моя работа", — энергично жаловался Костик.

— А она? — Колян на ходу окинул взглядом ряды заиндевевших машин, застрявших в длиннющей пробке на набережной.

— Говорит: "Добрые люди 31 декабря идут со своей девушкой по магазинам"…

— И что?

— А я: "Чтобы добрым людям идти с девушкой в магазин, надо чтоб другие добрые люди 31 декабря не тыкали друг-друга ножиками".

— А она? — Сиротин предпочитал выражаться кратко, сберегая дыхание.

— Обиделась! — Костику хватало запала трепаться и лететь по тротуару с той же скоростью. — Смеёшься?! Тебе хорошо, ты уже дважды развёлся!

— Чего в этом хорошего? — удивился старший напарник.

— Всё попробовал, впечатления сложил… У меня были серьёзные намерения!

Николай почувствовал вибрацию айфона и сунул руку в карман.

— Сейчас Иваныч добавит впечатлений, — пообещал он, увидев, что ему звонит Малышев. — Если тебе мало… Да, шеф! По набережной идём. То есть, бежим. Почти. Ну, так машину пришлось на обочине оставить, тут пробка… до следующего дуба!.. Минут через десять будем.

Они домчались до перекрёстка и вынуждены были тормознуть на переходе. Горел красный свет.

— Что, рычит? — живо спросил Костик, когда Колян сунул трубу в карман.

— А то! Он уже час как на месте… Погнали!

Они ринулись с поребрика на жёлтый сигнал и живо перемахнули к началу моста. Поток встречного народа оказался не очень густой, Сиротин изготовился врезаться в самую середину, но тут впереди идущие замялись, раздались крики и их с Костиком буквально выпихнули к парапету.

— Смотри! — крикнул Королёв, тыча пальцем в сторону реки.

Сиротин прищурился — и почувствовал предательский холод под рёбрами: совсем недалеко от спуска к воде, в реке барахтался человек. Его быстро относило от обледеневшей площадки. Две фигурки прыгали на берегу, размахивали руками и что-то кричали. Николай вовремя оглянулся, чтобы увидеть, как его юный напарник мчится к лестнице спуска, ныряя между прохожих и на ходу сдёргивая с себя полушубок.

— Королёв! Стой!!! — заорал Сиротин, срываясь следом.

Костик и не подумал притормозить, пропрыгал через три ступени, подскользнулся, проехавшись коленом по заиндевелому граниту, вскочил и рыбкой сиганул в воду. Николай на бегу подхватил со ступенек его полушубок и тормознул у самого края, едва не сорвавшись следом.

— Вот псих! — высказал он, впервые в жизни ощутив собственную неполноценность: он не умел плавать.

— Дяденька! Он оступился! — сообщил один из испуганных мальчишек, дёргая его за рукав. Только в этот момент до Сиротина дошло, что в воде (если не считать Костика) барахтается ребёнок.

Кромка вдоль берегов реки успела заледенеть, но большая часть воды оставалась открыта, и тонущего относило на середину. Костик его почти догнал. В отличие от старшего товарища, плавал он хорошо. Но впереди, до следующего моста — ни одного спуска! Зато на середине расстояния маячил вмёрзший одним бортом, проржавевший катер. Кто-то пришвартовал его и бросил на всю зиму. Кстати! Николай уже бежал вверх по лестнице.

— Звоните в МЧС! — крикнул он на ходу, заметив, что один из зевак размахивает телефоном. — Ноль — один — ноль! Быстрее!

А сам помчался во весь дух вдоль набережной. Если Костик выловит пацана раньше, чем их обоих понесёт мимо ржавой посудины, и сможет к ней завернуть — они спасены!

* * *

— Смотрите! Смотрите! Вон они!

Николай криков не слышал, он успел спрыгнуть с набережной на борт катера, но потерял тонущих из виду.

— Да куда ты делся! — с отчаянием воскликнул он, свешиваясь с нависающего над полосой воды борта и оглядывая чёрную реку. Холод от неё поднимался замогильный, не верилось, что можно выжить, если рухнуть в эту непроглядную, мокрую тьму. — Костик! Чтоб тебя!.. Ну! Давай! Покажись!

Горло сжалось. Вот так потерять товарища — не от бандитской пули, не от ножа, а средь бела дня, из-за того, что родители не смотрят за детками, а те лезут куда попало! И тут что-то вспрыгнуло ему прямо в руки! Николай вцепился в мокрые тряпки, потянул — и упал на спину, прижимая к себе тощее тельце. Пацан, похоже, дышал.

— Давай его сюда! — сказал кто-то, и Сиротин удивился, что рядом с ним на скособоченной палубе есть кто-то ещё.

Спасатели подоспели! Сунув им мальчишку, Николай снова скатился к борту.

— Костик! — крикнул он, и тут же увидел товарища. Тот цеплялся за шов обшивки.

Колян протянул руку, но Костик вдруг исчез под водой…

* * *

Королёву показалось, что шнурок зацепился. Он нырнул, стараясь не потерять борт ржавой посудины, схватил себя за ногу и принялся дёргать изо всех сил. Наконец его догнала паника, а за ней — боль, холод и ужас. Тело не слушается, грудь сдавило…

Как вырвался на поверхность — он не понял, не почувствовал, что его хватают за одежду и вытаскивают из ледяной могилы. Он ничего не соображал и не понимал, что его трясут, переворачивают. Потом судорога отпустила, Костик надрывно вдохнул — и закашлялся, выплёвывая из себя воду.

— Ну вот! То-то же! — Колян взял из чьих-то рук одеяло и принялся заворачивать его прямо поверх мокрой одежды. — Давай, дыши! Сейчас поднимем тебя отсюда, в Скорой отогреешься.

Королёв морщился от боли, кашлял и никак не мог надышаться. Но он попытался оглядеться, и Николай догадался, кого он ищет.

— Да в порядке всё с пацаном! Ты ж его прямо мне в руки вытолкнул. Его уже в больницу увезли.

Костик немного успокоился. Через пять минут его упаковали в Скорую, но тут к нему вернулся дар речи.

— Там… сбоку от этого… катера. Там сеть. В ней тело. Труп!

Николай тревожно посмотрел на врача. Тот качнул головой, явно сомневаясь в способности Костика трезво мыслить. Но Королёв замотал головой. Медсестра выронила бинт, которым перематывала кровоточащую ссадину на его голове.

— Не вертитесь! — потребовала она, но окрик не подействовал.

— Да в порядке я! — Костик говорил с надрывом, будто рыдал. — Говорю же — труп там! Колян! Я рукой по нему шарил. Уши, нос… Точно говорю!

— Ладно, разберёмся, — пообещал Сиротин, впечатлённый состоянием товарища. — Увозите его! Я заеду, как только смогу. Держись!

Он отошёл от машины ивытащил телефон.

— Костик, блин!.. Руки загребущие! — высказал он в сердцах. Территория была их — им и разбираться с утопленником, если только он Королёву не померещился. Но какое же это облегчение, что парень жив и в состоянии разговаривать! Ради этого Николай готов был примириться с посторонним трупом.

Малышев тут же ответил на звонок:

— Где вас носит? — спросил он таким тоном, которым начальство обращается к подчинённым, когда старается не орать.

— На набережной! — торопливо ответил Николай. — Ты погоди, тут такое дело… В общем, тебе это не понравится.

— Мне последние два часа ничего не нравится! — начал Малышев, но Колян его перебил:

— Нет, это совсем другое. То, что я расскажу, тебе совсем не понравится…

Глава Вторая. Фрагментарность восприятия

(31 декабря, ближе к вечеру)

Снег слепил глаза. Силы кончились. Цепляясь пальцами за холодные камни, человек с металлическим кейсом затянул себя в подворотню, вжался в стену за узким выступом. В ушах плескался шум. Боль в груди усиливалась, коленки подгибались.

— Так не пойдёт, — пробормотал он, прижав руку к сердцу. Наткнулся на плоский предмет в нагрудном кармане. — Может, это и есть… крайний случай?

Он зажал кейс между собой и стенкой, чтобы освободить обе руки, достал несессер и вынул заветный шприц. Пальцы дрожали. Это не только усталость, кровопотерю не спишешь со счетов. Прикрыв глаза, он пару секунд сосредотачивался, потом всадил иглу себе в бедро. Эффект наступил сразу. Сердце застучало ровнее, в голове прояснилось, боль отступила. Знакомое чувство эйфории наполнило его энергией, словно физические законы потеряли силу над телом — и вот, тебе уже подвластно всё! Нет преград, нет сомнений.

— Круто!

Он нащупал ручку кейса. И тут появились они. Трое. У двоих — пистолеты. Ему стало смешно. Оловянные солдатики испугали бы его сейчас больше.

— Хватит, парень, — крикнул один. — Дальше тебе не уйти.

— Это мы ещё посмотрим, — ответил он, ухмыляясь от предвкушения собственной победы. Потом загородил грудь и живот металлическим "дипломатом" — и шагнул навстречу…

* * *

Фрагментарное восприятие… Почему-то в его голове всплыли именно эти слова. Он попытался оглядеться, и обнаружил, что сидит, прислонившись к стене, и над его головой нависают ступеньки.

— Под лестницей, — произнёс он вслух.

Чем закончилось с теми тремя парнями — он не помнил. Точнее сказать, он не помнил, что вообще с ними сталкивался. Что было потом? Сколько он прятался в подъезде? Как оказался на улице? Этот фрагмент выпал из памяти вслед за воспоминанием об отчаянной схватке в подворотне.

Он чувствовал, что смертельно замёрз, и этот холод поднимается откуда-то изнутри. Надо вернуться в помещение, но куда? Он рассеянно огляделся, заметил впереди проулок и поплёлся, придерживаясь рукой за стену…

Следующий момент всплыл перед глазами, когда он сидел на очередной лестнице. В одной руке — мобильник. Откуда? Это не его мобильник. И куда делся кейс? Память вяло шевельнулась, и на этот раз он вспомнил, что вроде бы спрятал свою ношу. "Надо позвонить", — подумал он, уже не в силах произнести это вслух. Он не помнил, почему ему нужно было обязательно слышать звуки собственного голоса…

Снова провал во времени и пространстве — и на этот раз, очнувшись, он понял, что улица ему знакома. Кажется, именно этот адрес он назвал, когда звонил… Кому? Как ему удалось сюда добраться? Он не помнил. Да и какая разница?

Он прислонился к стене, уже не чувствуя собственного тела…

Глава третья. Последствия искушений

(1 января 2017 года, после полуночи)

Новогоднюю ночь две тысячи семнадцатого года Инга Берестова встретила в коридоре госпиталя на Депутатской. Сидела и смотрела в противоположную стенку. Совсем рядом страдал близкий ей человек, а она могла лишь ждать и прислушиваться. Если он умрёт, то последнее, что увидят его глаза — люди в халатах, прячущие лица под белыми повязками.

Слух молодой женщины ловил шорохи, скрип пружин, чьи-то вздохи, едва ощутимое попискивание приборов реанимации, шаги, приглушённые голоса за стенкой. Кто-то кашлял в палате напротив. Все эти звуки Берестова выучила наизусть, пока лежала с ранением в голову, на нижнем этаже, в третьей палате по левую руку. Туда к ней приходила мама, тихо вздыхала и фальшиво улыбалась, стараясь подбодрить дочь. Инга не нуждалась в утешениях, она молчала не потому, что ей было так уж плохо. Она планировала новую жизнь.

Выздоровев, она не вернулась домой, попросив себе служебную жилплощадь. Родителей это поразило так сильно, что поначалу они не знали, чем возразить, и молча помогали ей паковать вещи. Потом отец сделал робкую попытку задать вопрос, но Инга перебила его: обняла, поцеловала — и ушла. Она знала, что теперь её будут каждый день, при любом удобном случае, уговаривать уйти с опасной службы и не хотела этих разговоров.

Семья её не бросила, несмотря на то, что она бросила семью. Через пару месяцев отец купил ей однокомнатную квартиру, и сурово, не принимая никаких возражений, вручил ключи (наверняка тщательно готовился к этому моменту). Она взяла, но даже не сделала попытки что-то объяснить. Наверное, он бы понял, что она не хочет подвергать родных опасности. Ей проще находиться среди тех, кто сам подписался на каждодневный риск. Вдруг какой-то бандит узнает, что у неё есть мама и папа, сестра и брат, и причинит им боль, чтобы её шантажировать? И тогда боль испытает она.

Наивная девочка! Она тщательно избегала привязанностей, чтобы не страдать, когда погибает кто-то близкий, отталкивала от себя Славу Ольгина, держалась на расстоянии от остальных парней в группе. А сама прилипла к Сокольскому.

Так устроен мир: мужчина идёт за своей целью, женщина — за мужчиной. Иногда это принимает странные формы: если не идти "за кем-то", значит — "вопреки кому-то" или "чему-то". "Я добьюсь", "я докажу", "он увидит, что ошибся", "у меня будет лучше, чем у неё", "они все узнают, что я…" Длинный список мотивов для работы над собой и своим карьерным ростом. Он делает женщину активной, заставляет перебарывать инерцию, страх, робость и неуверенность.

Инге повезло. Она нашла своего ведущего. В этом человеке она ценила силу, опыт, ответственность, умение быть рядом в трудную минуту, обходиться без соплей и сантиментов, не ныть и не жаловаться. Она шла за ним, совершенно не рассчитывая на то, что он выберет её в качестве жены или любовницы. Между нами говоря, секс для женщины часто превращается в тяжёлую работу, неприятную обязанность, расплату за то, что она "не одна". И это тоже естественно, потому что никакая самка в природе не бегает за самцом. Ей достаточно согласиться на его ухаживания. Инга воспринимала половые отношения инициативой мужчины, на которую она соглашалась, или не соглашалась, в соответствии с настроением и собственными целями. Но нашёлся среди сильного пола один, который оказывал ей покровительство, не требуя в качестве платы "любовных утех". Её это устраивало. Она привыкла. Никакой Слава Ольгин не дал бы ей всё то же самое без постели.

А потом наступил момент, когда в двух шагах от дома, полного светящихся окон, она увидела тело на обледенелом асфальте, с зажатым в руке мобильником. Прежде, чем потерять сознание, Сокольский позвонил именно ей, но Инга не обольщалась. Если бы не её телефон значился в его списке первым — он позвонил бы любому другому члену их группы. Он мог вообще не понять, кому именно звонит, зная лишь, что нужно добиться помощи.

У него хватило сил сделать то, что надо. Она тоже сделала, как надо, оправдав его доверие, но в тот момент, когда носилки с его телом скрылись в недрах машины, поняла: её незыблемая вера в то, что она может избежать страдания из-за новых потерь — иллюзия. Даже Сокольский не может дать ей того, к чему она стремится, потому что само её стремление — полная чушь.

Именно в эту ночь Инга по-настоящему поняла Игоря Сергеевича Сокольского. В отличие от неё, он не искал способов избежать боли, душевной или физической. Он принимал её и делал всё, что от него зависит, борясь с последствиями. Так же он вёл себя, когда погиб его брат: принял, смирился и начал действовать. Страдание не больнее самой утраты, которая его вызвала. Если удалось пережить её — тем более, переживёшь и вызванное ею страдание…

К часу ночи приехал полковник Александр Борисович Баринцев, по привычке подтянутый — ни одной лишней складочки на форме.

— Докладывай! — приказал он без выражения.

— Подозрение на ушиб спинного мозга, — коротко ответила Инга, поднимаясь с диванчика.

— Подробнее! — потребовал Александр Борисович.

— Он позвонил, сказал, что его сбила машина, в подворотне дома, и что не может двигаться. Я сообщила остальным и привела бригаду медиков. Там мы его и нашли. Только уже без сознания. Судя по следам протекторов и положению тела, он успел податься в сторону, но там отпрыгивать некуда… — Она прикусила губу, словно наяву ощутив тяжеловесный удар тонны металла, сбилась и закончила: — Вся группа на территории, ищет свидетелей.

В то время, когда был совершён наезд, все добрые граждане пялились в экраны своих телевизоров, ожидая между первой стопкой и закуской новогоднее обращение президента. Какие уж тут свидетели? Но вслух Инга этого не сказала.

— Мотя работает с камерами наблюдения. Капустин поднял на ноги местное РУВД. Я жду, когда можно будет опросить… Игоря Сергеевича.

Сегодня ей очень не хотелось называть его по фамилии.

К ним подошёл усталый врач.

— Как он? — тут же спросил полковник.

— Разговаривает по телефону.

— Что?!

— Потребовал свой мобильник и выставил всех из палаты, — пояснил хирург. — Что вы на меня смотрите? Не знаете Игоря?

Инга напомнила себе, что Сокольский принадлежит к числу людей, способных идти с перебитыми ногами и драться сломанными руками, если это потребуется. Слова врача не означали, что всё страшное позади. Баринцев считал так же:

— Сергей Владимирович! Меня интересует…

— Его состояние, знаю, — раздражённо перебил врач, и потёр небритую щёку. — Никаких прогнозов! Рано. Судя по тому, как быстро восстановились функции нижней части тела — спинной мозг не повреждён. — Он не стал говорить про трудности диагностирования подобных травм. — Сломаны три ребра, в поясничной области огромная гематома. Больше ничего не скажу. Давайте, езжайте по домам, новый год встречать. Хотя, поздно… Уже наступил… — Не дожидаясь ответа, хирург махнул рукой и пошёл дальше по коридору.

— Оставайся здесь, — приказал полковник. — Если он в состоянии трепаться по телефону — значит, и показания даст.

Инга кивнула. В нарочитой грубости Александра Борисовича она уловила попытку скрыть страх за подчинённого. Полковник знал Сокольского гораздо дольше, чем она, и не мог не переживать. Она дождалась, когда широкая спина Баринцева исчезнет за углом коридора, и подошла к палате…

Игорь действительно, как очнулся, сразу взялся названивать по телефону. Ждать отклика пришлось долго, но он терпеливо слушал гудки в трубке, уверенный, что ему ответят. И не ошибся.

— Что тебе нужно? — глухо прозвучал женский голос.

— Я просил тебя уехать из города, — напомнил Сокольский.

— Как раз еду.

Он прикусил губу, ожидая, что она ещё скажет.

— Я хотела сделать тебе больно, — призналась Катя. — Но не знала, как. Душа у тебя резиновая, в отличие от тела. А больше мне ничего в голову не пришло.

— Катя! — Он не мог глубоко дышать, поэтому говорил тихо и с паузами. — Нападение на сотрудника ФСБ — серьёзное преступление.

— Арестуешь меня?

— Не ты была за рулём, — признал Сокольский.

— Сволочь! — высказала ему Катя, и по тону он понял, что она удовлетворена.

Сокольский отключил телефон. Спина болела до тошноты. Боль вспыхивала, даже если пошевелить пальцами. "Ты своего добилась, Екатерина Витальевна", — подумал он, не в силах испытывать ни гнева, ни угрызений совести. Мысли прыгали, он не мог сосредоточиться. Сперва подумал: "Не надо было тащить в постель женщину, моральные качества которой ты знал ещё до личного с ней знакомства". Эту мысль прогнала другая, не менее здравая: "Кем она должна себя чувствовать? Шлюхой, которую ты использовал и бросил?" "А она — не шлюха? Не шлюха… Любовница убийцы…"

"Начал переговоры не с того конца", — как говорил в таких случаях его брат Олег. Вот и поплатился. Последнее соображение немного примирило Игоря с полученной травмой.

— Мне сказали, что ты можешь говорить.

Сокольский опомнился и посмотрел на Ингу. Он не заметил, в какой момент та вошла в палату…

Глава четвёртая. Пересечение параллелей

(1 января, после 1 часа ночи)

Он не понимал, сколько прошло времени. В прошлый раз был день, но успело стемнеть. Зимой дни короткие, но почему-то ему казалось, что он прождал несколько часов. Такого быть не могло…

— Верка! Ты где?

— Рядом с тобой. Совсем ничего не видишь?!

— Почти…

Он разглядел машину у обочины, кое-как доковылял до неё и повалился на заднее сидение.

— Ты что, пьян?! — возмутилась девица.

— В больницу давай… — Он еле дышал. — Ранен я.

— Что?!

— Некогда… рассказывать.

Она нажала на педаль — и ринулась с места, так что его вжало в сидение, но он уже почти ничего не чувствовал. Всё расплывалось и темнело, звучали какие-то голоса в голове, но и они пропадали, словно удалялись в неведомые глубины подсознания…

* * *

В этой больнице на Лазаретном Костику уже приходилось бывать. Можно сказать, он её изучил во всех подробностях. К вечеру Королёв чувствовал себя не то, чтобы хорошо, но сносно, чтобы ему захотелось домой. Как на грех, медперсонал и больные вели себя беспокойно, отмечали Новый год. Дождавшись, когда всё стихнет, Костик сполз с койки и выудил из тумбочки старательно запихнутый туда полушубок. Спустившись по лестнице к чёрному ходу, Королёв огляделся, ничего подозрительного не заметил, и нажал на ручку. Дверь не шелохнулась.

— Оба! — возмутился Королёв. — Закрыли на замок, что ли?

Он пощупал задвижку — та оставалась открытой. Костик вздохнул, поразмыслил некоторое время — и решил, что открывать замки пальцами ему никогда не удавалось. Значит, надо выбираться через приёмный покой. Поднявшись по лестнице, он побрёл в другую часть коридора. Попутно сложил в голове удобоваримое объяснение на тот случай, если его остановят.

Здесь было светлее, и он издали заметил, что путь отрезан. Поперёк прохода стояла каталка, вокруг неё собралось несколько человек. Костик затаился за ближайшим углом, решив переждать. Не будет же народ толпиться там полночи.

— Пулевое ранение, — сказал дежурный врач приёмного покоя — и Костик тут же навострил уши. — Я должен сообщить в полицию.

— Сообщайте, куда хотите, только сделайте что-нибудь! — девица в ужасе оглядывалась, не зная, что ещё сказать, или сделать, чтобы эти сонные люди начали шевелиться. — Я вообще не знаю, как до вас добралась!

Врач похлопал её по руке, и повернулся к медсестре. В этот момент двери открылись, и из ночной темноты просочились трое молодцов в тёмном, одинаково никакие, словно их нарочно подбирали по стёртости внешних признаков. Один тут же подошёл и сунул врачу в нос удостоверение.

— Всё в порядке, доктор. Это наш человек, мы его заберём туда, где ему окажут квалифицированную помощь.

— Вы что?! Он может умереть в любой момент!

Тип с удостоверением равнодушно посмотрел на доктора.

— Успокойтесь, у нас с собой спецтранспорт, — сказал он, и наконец обратил внимание на девушку. — Это вы его привезли?

Верка рассеянно кивнула.

— Вы поедете с нами.

— Это куда ещё?!

— Заберите её, — скомандовал тип, и один из подручных тут же облапил Верку за плечи, подтолкнув к выходу таким уверенным жестом, что она подчинилась.

— Не волнуйтесь, с ними всё будет хорошо, — пообещал главный доктору.

Вместе со вторым помощником, он вывез каталку с раненым, оставив врача и медсестру в недоумении. Костик решил, что "кино закончилось", но дверь снова скрипнула. Тот самый тип, что показывал удостоверение, вернулся, затолкнул тележку в коридор и подошёл, вынимая из-за пазухи свёрнутую вчетверо бумагу.

— Вам надо это подписать, — сказал он, разглаживая документ на стойке. — Это обязательство не разглашать то, чему вы оказались свидетелями. И запомните хорошенько: никто к вам сегодня не приезжал во втором часу ночи, никаких раненых и девушки вы не видели. Это — государственная тайна…

Костик пришёл к выводу, что правильно поступил, ничем не обнаруживая своего присутствия. Он не любил подписывать посторонние бумаги и брать на себя обязательства, которые его не касались. Особенно если не понимал, в чём суть секретности. Дождавшись, когда тип с подписанными бумагами уйдёт, Королёв тихонечко выбрался из тёмного угла и вернулся на лестницу. Он изрядно устал, и ему теперь хотелось одного: вернуться поскорее в палату и залезть под одеяло. Что он и сделал.

* * *

— Мы нашли его! Только кейса при нём не было.

— Так узнайте, куда он его дел!

— Это невозможно. Парень без сознания, и вряд ли очнётся. Он использовал обе дозы.

Человек, которому только что сообщили, что три миллиона евро канули на просторах зимнего Питера, сжал в кулак левую руку, вооружённую тяжёлым золотым перстнем. Это были не просто деньги. Это был залог дружбы и сотрудничества с очень опасными людьми.

— А девчонка? — спросил он, мало надеясь на вразумительный ответ.

— Знала бы — сказала. Но она, похоже, вообще не врубается, что происходит.

Подавив в себе желание разбить телефон об стену, человек облизал губы и спросил снова:

— Что со вторым делом?

— Исполнитель ещё не отзвонился.

— Надо было нанять профессионала!

— Вы сами сказали, что этот справится…

Он не дослушал, отключил мобильник. Потом плеснул себе коньяка, залпом выпил, и растянув губы в улыбке, вернулся к гостям…

Глава пятая. Ночные поединки

(1 января, около двух часов ночи)

Игорь проснулся от чувства опасности: уловил знакомый звук. Вокруг — темень, после двенадцати медсестра опустила штору, опасаясь, что больного будут беспокоить новогодние фейерверки. Он не то, чтобы увидел, но почувствовал, что в двух шагах от него стоит человек. Игорь шевельнул пальцами, ощутив твёрдый предмет под ладонью. "Мобильник!"

В следующий миг он вздёрнул руку. Сверкнула вспышка, человек шарахнулся. Сокольский оттолкнулся локтем в противоположную сторону — скатился с кровати, и потерял сознание от удара об пол…

* * *

Данила Некрасов считался опытным оперативником. Приказы он выполнял честно и старательно. Он не отлучался с места дежурства, чтобы потрепаться с симпатичной медсестричкой, не зевал на вспышки радужных огней за окном в конце коридора. Но один раз всё-таки отошёл от двери палаты. Даже самый честный служака иногда нуждается в том, чтобы опорожнить свой мочевой пузырь. Больница ведомственная, с хорошей охраной. Мышь не проскочит! Бояться нечего… Пока "мышь" не перескочила в серёдку другого слова: "злоумышленник".

Дану послышался возглас и посторонний стук. Сработала реакция: он выскочил из туалета раньше, чем сообразил, что делает, в два прыжка вернулся к двери, на ходу выудив пистолет, и ворвался в палату. Что-то тёмное обрушилось на него. Дан успел ударить нападавшего по руке, споткнулся, увлекая противника за собой, получил сильный толчок в грудь, и отлетев в сторону, врезался в стеклянный шкафчик.

Противник ухитрился вывернуться и выскочить за дверь. Некрасов бросился было следом, но опомнился, шагнул назад и щёлкнул выключателем. Вспыхнул свет. Сокольского на койке не было. На мгновение у Данилы мелькнула шальная мысль, что он дрался с собственным шефом. Он заглянул под кровать — и тут же увидел фигуру в больничной одежде, на полу.

— Шеф! — Дан кинулся к нему, сунул руку под челюсть, нащупывая пульс. — Жив!

Переворачивать раненого он не посмел, оставил и выбежал в коридор.

— В третью палату! — крикнул он ошеломлённой медсестре. — Зови врача! Скорее!

Он выбежал на лестницу, и только тут почувствовал, что по лицу бежит горячая жижа. Провёл рукой — кровь. Порезался о стекло? Внизу послышались шаги, Дан побежал, прыгая через три ступеньки, перемахнул с середины пролёта на соседний, успел заметить, как тень исчезла в тёмном ответвлении.

"К чёрному ходу рвётся, сволочь!" — успел подумать Данила.

— Что случилось?!

Навстречу поднимался Ольгин. Спрашивать, откуда он здесь — некогда.

— В больнице чужой! — крикнул Некрасов. — Давай вниз, ко второй лестнице! Ему навстречу!

Последняя фраза унеслась по тёмному коридору…

Инга должна была уже уехать домой, но задержалась, встретив знакомого охранника в холле. Она тоже услышала окрик про чужого. Побежала наверх, и столкнулась с Ольгиным.

— Проверь, что с шефом, — на ходу бросил тот и промчался мимо.

Берестова ринулась наверх. Пятна крови от площадки и по всему коридору заставили её совершить спринтерский рывок. Влетев в палату, она едва не сбила с ног дежурного врача.

— Что?! Что с ним?!

— Жив! — ответил тот. — Пистолет забери!

Инга сообразила, что двое медсестёр и санитар укладывают раненого на койку. Она машинально глянула, куда показал доктор. На полу валялся пистолет с глушителем. Инга шагнула вперёд. Под ногами хрустели осколки стекла. Не мешая медикам, она вынула из кармана платок и подхватила чужое оружие.

— Что с Сокольским? Что с ним?!

— Выйди из палаты! — потребовал врач. — Ран нет.

Инга вышла, пошла было шагом по коридору, потом вспомнила пятна крови и Ольгина, сорвалась с места и помчалась вниз. Поспела к финалу: Данила со Славиком уже "упаковали" какого-то типа в тренировочном костюме, пристегнув его к батарее центрального отопления в холле больницы. Голова пленника свешивалась, как плафон сломанного торшера, лицо заливала кровь. Данила выглядел немногим лучше, но на ногах держался. Ольгин остался самым целым из этой троицы. Надрюченный Сокольским, он за последние пару месяцев поднаторел в способах бить других, не подставляясь самому.

— Ты где был?!! — набросилась девица на Данилу. — Ты должен был дежурить у палаты, скотина!

Его раны её совершенно не смутили, равно как высокий рост и комплекция. На его фоне Берестова казалась девочкой из средней школы.

— На минуту по нужде отошёл… — начал было оправдываться Некрасов (он был младше по званию и уважал табель о рангах).

— Откуда этот тип взялся!?

— Что с шефом? — перебил её Ольгин.

— Жив… вроде, — ответила Инга, с трудом заставив себя сбавить тон и сама удивляясь этой внезапной вспышке. Совершенно не в её стиле! — Звони нашим.

Она окинула взглядом израненного Данилу и фыркнула.

— По нужде… Прикройся! — и бесцеремонно ткнула его пальцем в пояс.

Данила сообразил, о чём она, спешно отвернулся, застегнул ширинку и затянул ремень.

— Пошли наверх, надо твою рожу обработать, — скомандовала Инга. Ей было ничуть не жаль Некрасова — сам виноват, но хотелось поскорее узнать, что с Сокольским.

…В 3 часа утра на этаже горел свет, по коридору рассредоточились суровые дяди в форменной одежде. Матвей Киппари, аналитик особой группы УВР ФСБ, придирчиво покосился на двоих молодцов у входа в палату, но выдачу ЦУ оставил "на потом" и толкнул двери.

Потомок финнов-ингерманландцев, коренастый блондин с окладистой бородкой и светло-серыми глазами, Мотя в своё время был одним из лучших оперативников, но после женитьбы перешёл в аналитики. Опыта у него хватало на двоих, и не стань Сокольский начальником группы — занял бы это место по праву. Матвей не завидовал. В руководители он никогда не рвался, а с Сокольским его связывали десять лет конструктивной совместной работы. Мотя вполне мог сказать: "Под пули вместе ходили". Несмотря на лёгкий, уживчивый характер, за шефа и друга Киппари готов был любого порвать в клочки.

— Как себя чувствуешь, Игорёк? — спросил он, взгромоздив сумку с верным другом-ноутбуком на подоконник и подсаживаясь на стул возле кровати.

Сокольский отсутствующим взглядом посмотрел на Мотю.

— Хотелось бы лучше, — честно признал он.

Киппари поразглядывал его, кусая ус. Обычно живые, внимательные глаза Сокольского, сейчас прятались, полускрытые потемневшими веками. Напряжённо-осунувшееся лицо с резко проступившими скулами говорило о том, что ему действительно плохо. Так плохо, что он почти не контролирует свою мимику.

Мотя помолчал ещё. Сокольский вяло поглаживал пальцами серебристый корпус телефона, словно кошку, которая пригрелась на его постели.

— Хорошо, что у тебя мобильник оказался, — высказал Мотя и яростно почесал светлую бородку. Он в красках представил, что с утра поднимется в конторе. Подполковника Сокольского едва не пристрелили прямо под носом у его же сотрудников! Кошмар!

Телефоны у всей группы были "служебные", из разряда таких, которые выглядят скромно, а на деле включают множество функций, которых нет ни в одной гражданской модели. Правда, в эту ночь Сокольскому пригодилась всего одна полезная фишка, совершенно не уникальная. Он чуть оживился.

— А ты говорил — зачем мне такой мощный фонарик… Хорошо, не переложил на тумбочку, руку было лень протянуть. Что там с задержанным?

— Покоцали его слегка, но добрый доктор подлатал и отдал в добрые руки, — пошутил Мотя. — Ольгин с Капустиным потащили его на нашу штаб-квартиру.

— Как Данила?

Киппари сделал "губки бантиком", от чего его светлые усы встали дыбом, но потом ответил:

— А что с ним? Пару швов на рожу наложили, чтоб красоту не портить. Раззява!

— Брось. Если бы он не появился вовремя…

— Дан должен был рядом с тобой сидеть, а не по сортирам скакать! — резко перебил Матвей. — Если бы ты сам себе не помог — было бы три трупа.

— Почему три?

— Тот тип ухлопал бы тебя, а его и Данилу я бы пристрелил собственными руками, — кровожадно рассудил Мотя, но тут же расслабился, понаблюдал, как Сокольский делает попытки устроиться на койке поудобнее, и предложил: — Может, сестричку позвать? Пусть тебе какое-нибудь обезболивающее вкатит.

— Вот не надо! — Сокольский сразу перестал возиться и широко раскрыл глаза. — С него только спать хорошо… вечным сном. Потерплю.

— Тогда водяры?

— Боюсь, это — через труп доктора… — По губам Сокольского промелькнула короткая улыбка — Спрашивай уже.

— Ну, тогда давай, колись, — предложил Мотя. — Что там была за Катя, с которой ты ночью разговаривал, и что на самом деле произошло?

Сокольский забыл про ощущения и посмотрел на него вопросительно.

— Инга твой разговор подслушала, — пояснил Мотя, правильно истолковав его взгляд.

Сокольский осторожно вздохнул, никак не прокомментировав этот факт.

— Она правильно сделала, — ласково подсказал Мотя.

— Знаю. Катя вряд ли при делах.

— Слушай! — Вывести Мотю из себя было трудно, но возможно. — Мне плевать на твои шашни с криминальными дамочками, но не многовато совпадений на одну ночь? Сперва тебя сбивают угнанной машиной, и к этому причастна Крылова. Это ведь та самая Катя, которая секретарша покойного Горюнова? Я правильно понял? Потом в охраняемую больницу пробирается убийца со стволом и только чудом не успевает тебя ухлопать. Может, не будем ждать третьего раза?

Мотя настроился терзать шефа до победного конца, иного выбора не было. Сокольский снова осторожно вздохнул, и некоторое время смотрел в пространство перед собой.

— С наездом Катя кого-то подговорила, — ответил он негромко. — Не исключено, что нашла парня из числа бывших людей Горюнова, которых мы упустили. Своими руками она бы ничего не сделала. Но у неё не было цели меня убивать. А с этим ночным покушением… Извини, мне самому тут ничего неясно.

— Хорошо! — согласился Мотя, почувствовав, что Сокольский не намерен больше никого выгораживать. — Тогда рассказывай всё по порядку. Мне, как твоему заместителю, вести это дело, и я отсюда не уйду, пока ты не ответишь на все вопросы.

Глава шестая. Лица новые и старые

(1 января, около шести утра)

Допрос вёл Юра Капустин — тридцатипятилетний коренастый крепыш, подвижный как доберман и такой же зубастый. Никакого сочувствия к наёмному убийце, стрелявшему в его шефа, он не испытывал, что тот успел прочувствовать на своей шкуре.

Разбитая голова арестованного болела, табурет ему предоставили без спинки, прислониться не к чему.

— Меня тошнит, — сказал он.

Капустин тут же предложил:

— Бумажку дать? Поблевать, или написать чистосердечное.

— Не знаю, что вам от меня надо, — в сотый раз заныл арестант, сделав попытку обхватить голову скованными руками. Железка брякнула по носу, который успел распухнуть. Отдёрнув руки, арестант оглянулся на следователя.

— Что мне на суде предъявите? Пистолет не мой, моих отпечатков нет. В палату я заглянул по ошибке, двери перепутал. А вы на меня напали и нанесли тяжкие телесные…

Про перчатки, которые он успел выронить, со следами пороха и оружейной смазки, ему уже напомнили, равно и как про потожировые следы, оставшиеся изнутри на ткани, но парень старательно делал вид, что это его не касается.

— А с чего ты взял, что до суда доживёшь? — Капустин ринулся к бандиту, так что тот с испугу подался назад и чуть не улетел вместе с табуретом. — Для таких, как ты, тюрьма — дом родной. Прикончим тебя — и всё. Скажем: сбежал при транспортировке. Парни как-нибудь переживут выговор, за счастье хлопнуть такого урода!

И он хватил ладонью по столу с такой силой, что лампа подпрыгнула. Бандит тоже.

— Ты пойми нас правильно, паренёк, — заговорил Мотя из своего угла. — Ты жив до сих пор только как свидетель.

— И что? — переспросил бандит, косясь теперь на тёмный угол, в котором прятался коварный аналитик.

— А то! — Капустин схватил его за клок волос, выбившийся из повязки на голове, и дёрнул назад, вынудив задрать подбородок. — До суда не доживёшь! Усёк?!

— Две пули ты выпустил! — напомнил Матвей, хладнокровно наблюдая за манипуляциями подчинённого. — Кровать сломал, в полу дырок наделал. Сам понимаешь, если бы ты хоть поцарапал того, в кого стрелял — мы бы с тобой тут вообще не разговаривали. Валялся бы сейчас в холодочке, с множественными повреждениями, несовместимыми с жизнью, и биркой на ноге.

Арестант дёрнулся, но Юраша держал его крепко.

— Нечего мне сказать!

— Ну, нечего — так нечего, — вдруг согласился Капустин, и отпустил его волосы. Потом коротко двинул кулаком по почкам, сбросив с табурета. — Поднимайся! Нефиг прикидываться!

Подцепив стонущего бандита за одежду на спине, Юраша без труда вздёрнул его с пола, и брякнул обратно на табурет. И оскалился в лицо.

— Понял, урод?!

Дверь приоткрылась. Показалась коротко стриженная, белобрысая голова Инги.

— Товарищ майор! Можно вас на минуту?

Мотя бережно закрыл ноутбук и встал.

— Не шали тут, — непонятно кого напутствовал он, и оставил бандита наедине с зубастым Юрашей.

В коридоре, вместе с Ингой, ждал Слава Ольгин. На майора он уставился с таким живейшим интересом, словно видел первый раз.

— Были у неё на квартире, — доложила Берестова. — Там жильцы. Она пару месяцев, как уехала. Квартиру сдала через агентство.

— Где она сейчас?

— В Петрозаводске, — встрял Ольгин. По мнению Моти, он сейчас чем-то походил на Юру Капустина. Скажи "Фас!" — моментально кинется на врага.

— Или на пути туда, — легко перехватила инициативу Инга, похлопывая себя по бедру полосатой шапочкой. — Она там работает секретаршей у владельца деревообрабатывающего комбината. Три дня назад приезжала, взяла плату с квартирантов и сказала, что поедет обратно. Может, уже и смоталась из города.

— Ну, Петрозаводск — не Австралия, — протянул Мотя в раздумье. — Вот что! Я свяжусь с тамошней группой, пусть найдут её место жительства и покараулят, а если она появится — задержат и отправят к нам. И здесь на всякий пожарный её поищем, вдруг где у знакомых хоронится. — Он оглядел своих "бойцов" и хмыкнул в усы. — Вот что, Инга! Поезжай домой, выспись.

— Я не устала.

— Отставить, капитан Берестова! Ты уже больше суток на ногах, скоро с тебя никакой пользы не будет. — Инга мрачно поджала губы, но оспаривать такую жёсткую оценку не стала. — Слава! Ты у нас самый свеженький. Отвезёшь Ингу домой, потом поезжай в больницу. Этого мученика совести, Данилу оттуда тоже домой гони. Скажи — мой приказ. Сам оставайся там. — Мотя ткнул его пальцем в плечо. — И смотри в оба!

— А с этим что? — спросила Инга, кивнув на дверь кабинета.

— Упёрся. Держит оборону, — поделился заместитель Сокольского. — Я вот думаю: оставить его с Юрашей на часок-другой? Этот кого хочешь укатает. Ладно! Сколько сейчас? — Мотя глянул на часы. — Шесть тридцать утра. Прекрасненько! Инга! У тебя время до пятнадцати часов дня, успеешь выспаться. Всё! Брысь отсюда! Ах, да! С новым годом!

Похоже было, что и Берестова, и Ольгин про наступление 2017-го полностью забыли. Даже переглянулись с недоумением, и не нашлись, что ответить.

Отвернувшись, Матвей посмотрел на двери, потёр бороду, кивнул сам себе — и направился в соседний кабинет. Подследственному, по мнению Моти, было полезно ощутить, каково это — оставаться с глазу на глаз с очень злым следователем.

Глава седьмая. Забот только прибавляется

(1 января, после 9 утра)

— И это всё, что вы смогли узнать?

Майор Малышев старался не повышать голос на подчинённых, но его терпение заканчивалось. Убийство, утопленник… Первое января, а у них — заявление о вчерашнем нападении на офис известной фармацевтической фирмы. Интересно, что сообщили о нём почти через сутки. Где они раньше были с этим своим нападением?! Будто специально тянули, чтобы уж наверняка никаких следов не осталось. Хотели сперва отпраздновать, потом выспаться, а уж после, на трезвую голову, писать заявление в полицию?

— Камеры слежения смотрели?

— Иваныч! — Колян даже возмутился. — Да я лично всё проверил и перепроверил! Есть пара картинок, но смазанных. Народ чудеса рассказывает. Мол, ворвался парень, кулаком прошиб стену, оторвал сотруднику руку, отобрал кейс с кучей бабла — и был таков. Они не хотели обращаться в полицию, чтобы хозяин не узнал о пропаже денег, и сами сперва преследовали грабителя.

— Что значит "оторвал"? — насторожился Малышев. — Выражайся конкретнее! С чего теперь захотели? Кто ещё пострадал? Чего ещё "чудесного" они там увидели?

— Да говорят, охранники в этого парня дважды попали, в плечо и в грудь. А он всё равно убежал. И руку он сотруднику не то, что оторвал, но вырвал из плечевого сустава. Типа, взял вот так пальцами…

— На себе не показывай, — осадил его жесты Михаил Иванович. Суеверным он не был, но ему не понравилось, что обычно сдержанный, Николай сегодня слишком сильно размахивает конечностями.

Сиротин брякнул руки на стол.

— Охранники его догнали в подворотне за три квартала, — сообщил он. — Парень ухитрился всех раскидать и уйти. Прям, Люди-икс! Эксперт подтверждает: и в конторе, и в подворотне одна и та же кровь. Я уже дал запрос по всем окрестным больницам и моргам, но пока глухо.

— Можно? — В двери заглянул тот самый эксперт. — Я тут принёс кое-что на вашего утопленника.

— Вот за это Королёву нужно отдельное "спасибо" сказать! — не выдержал Малышев, схватившись за седую голову. — С низким поклоном! Да заходи, Дима! — махнул он эксперту.

Тот с опаской приблизился.

— Уж не знаю, кому говорить спасибо, только утопленник ваш — вовсе не утопленник.

— Это как? — насторожился майор.

— Он умер дней за пять до того, как утонул. Знаете, от чего? — На круглом лице Димы расцвела хитрая улыбка.

— Не томи, — попросил Малышев, зная патологическую страсть пожилого эксперта набивать цену добытой информации.

— Ну, слушайте! — перешёл к делу тот. — Умер он от полного нервного и физического истощения. Могу предположить, что он последние сутки усиленно работал, при этом ничего не пил и не ел. К примеру, разгрузил несколько тонн угля.

— Так может, его последний месяц где-то держали без еды? — предположил Николай из-за своего стола. — Почему сутки?

— Видишь ли, если бы он худел постепенно, — с удовольствием взялся объяснять эксперт, — из-за недоедания, то сперва расходовался бы жир. Потом постепенно опали бы мышцы. А тут мышцы словно усохли, и в них масса микроразрывов, как при запредельной силовой нагрузке… — Дима осадил сам себя, заметив нетерпеливое движение начальника. — Это долго объяснять. Как-нибудь потом. Кстати, у него татуировка на руке интересная… А вот когда он умер — его бросили в воду. Где именно — не скажешь, могло отнести течением, к тому месту, где его Королёв нащупал. Кстати, как он там?

— Жить будет, — охотно ответил Николай. — Плечо ушиб, голову об лёд рассадил, промёрз до судорог, но в целом — лучше, чем могло быть.

— Постой! — перебил Малышев. — Какая татуировка?

— А я не сказал? — Эксперт сделал невинное лицо и извлёк из кармана пакет с фотографиями.

"Похоже, настоящие проблемы только начинаются", — мрачно подумал Михаил Иванович, разглядывая ряды значков. Со своими познаниями в области науки он мог лишь догадаться, что перед ним расписана сложная биохимическая реакция.

* * *

Королёв притащился на службу 1 января, примерно к часу дня.

— Меня домой отпустили, — мрачно сообщил он сослуживцам. — Сотрясения нет, а эта, как её… гипотермия… тьфу! В общем, мне уже лучше.

— Так дома бы и сидел, напивался за всех, — удивился Николай. — Чего тебе, заняться там нечем?

Костик кособоко поёжился одним плечом, и ничего не сказал. Не захотелось признаваться, что ему неуютно одному в тёткиной комнате, а выслушивать причитания матери и сестры на старой квартире сил нет. По счастью, разговор прервал Малышев, позвав всех в свой кабинет.

— Докладывайте, — потребовал он.

— Обошли все больницы в радиусе ближайших нескольких кварталов, — начал Сиротин. — Официально никуда человек с огнестрельными ранениями не поступал. Иваныч! Если этот тип свалился где-нибудь на задворках, мы его рано или поздно найдём. А вот если залёг у каких-то знакомых, или подался за город — это надолго затянется.

— Такой приметный человек должен был где-то засветиться, — не согласился Малышев. — Тем более, что охранники предприятия разыскивали его всю оставшуюся ночь и утро, и в нескольких местах нашли следы крови.

— Ну, значит он испарился, — проворчал Сиротин. — Сутки прошли.

— Был в ту ночь огнестрел, — сказал вдруг Костик. Он задумчиво рассматривал настольную лампу на столе Малышева.

— Понятное дело, что был. — Колян похлопал его по плечу. — Эй! Ты о чём говоришь-то?

Костик словно очнулся, повернувшись к остальным.

— Я сам видел, в той больнице. Часа в два ночи! Ну, в приёмном покое той больницы, где я был.

— Что ты делал в два часа ночи в приёмном покое? — недоверчиво спросил Малышев, ожидая от юного энтузиаста чего угодно.

— Новый год, наверное, праздновал, — подсказал Николай, но шутка осталась без ответа.

— Сбежать хотел, — признался Королёв. — Колян мне полушубок принёс, когда заглядывал, я и подумал: что мне там делать? Я ведь живу неподалёку, пешком можно дойти. Спустился — чёрный ход закрыт. Я пошёл через приёмный покой, а когда подходил — разговор услышал и схоронился, чтобы меня не заметили.

— И что ты видел?

— Какая-то девица притащила раненого парня. — Костик сосредоточился, стараясь вспомнить детали. — Чёрненькая такая, лохматая, как болонка. И куртка у неё была оранжевая. А парень — совсем никакой. Его сразу на каталку погрузили. Я слышал, что врач сказал, что это огнестрельное ранение, и что он обязан сообщить в полицию.

— Погоди, — остановил его Николай. — Я же был в этой больнице! Меня уверили, что ночью никаких людей с ранениями не принимали.

— Так они и не приняли! — чуть не подпрыгнул Костик. Забинтованная голова ему совершенно не мешала. — Завалили такие… типа, крутые пацаны, в чёрном, ткнули ксивой. Потом хапнули и девицу, и раненого — и растворились. Ещё требовали подписать что-то о неразглашении. Я подумал: "Это без меня", — и смылся, пока никто не видел.

— Вот, значит, как. — Малышев нахмурился. Вмешиваться в дела спецслужб им было не с руки, но ведь никто до этого момента не заинтересовался делом о ночном нападении, не забрал материалы, не сказал, что это "не их уровня" происшествие.

— Ладно, разберёмся. Николай! Что сказал твой учёный-химик насчёт фотографий?

Сиротин тяжко вздохнул. Порадовать шефа ему было нечем.

— Сказал, что некоторые фрагменты кажутся ему смутно знакомыми, но поскольку нет ни начала, ни конца, нельзя сделать никакого вывода. Скорее всего, это что-то фармацевтическое. Ну, с лекарствами связанное. А может, нет.

— И здесь пусто. — Малышев не позволил разочарованию просочиться в тон. — Хорошо, я покажу эти фото одному нашему другу.

Его помощники догадались, о ком именно идёт речь…

Книга 3. Точка невозврата. Часть вторая. Борьба за выживание

Глава первая. Новогодние драмы и трагедии

Михаил Иванович успел выпить кофе в забегаловке за углом, но спать всё равно хотелось. "Ленка, наверное, пирог с рыбой печёт", — вспомнил о дочери Малышев и толкнул двери родного отдела, торопясь в тепло помещения с мёрзлой улицы. Температура падала, зима явно решила отыграться за свою первоначальную мягкость.

— Здравия желаю, товарищ майор! Говорят, как встретишь Новый год — так его и проведёшь, — "приветствовал" его дежурный.

Михаил Иванович только поморщился.

— У нас 365 дней такой "новый год", — парировал он. — Мои здесь?

— Да, с час назад пригнали кучу народу и сидят по кабинетам.

— И Королёв?

— Так Костик с больной головы только злее становится, — посмеялся дежурный.

Малышев поднялся в отдел и заглянул в первый же кабинет. Застал любопытную картину: посреди комнаты, на стуле, сидел человек. В самом этом факте ничего необычного не было. Внешний вид сидящего — растрёпанные волосы, свисающие полы пальто, измазанные засохшей грязью, безвольно повисшие между колен руки в наручниках, ссадина на щеке — всё было совершенно обыденным. Злодеи часто попадают в кабинет следователя именно в таком виде. Необычным Малышеву показалось то, что Николай Сиротин, сидел боком на подоконнике, и вместо допроса курил и смотрел в окно. На звук открывшейся двери он встрепенулся, сунул окурок в банку из-под кофе и встал.

— Как дела? — спросил Малышев, отметив, что подследственный на его появление даже не среагировал.

— Да вот, Иваныч, — начал Коля, опуская зад обратно на край подоконника. — "История,леденящая кровь". Достоевский и Островский в одном флаконе.

— А конкретнее? — Михаил Иванович прошёл к столу и заглянул в белый, как снег на подоконнике, лист бумаги. — Это что?

— Протокол допроса. Ну, то есть, в перспективе. Да ты послушай, тут можно дело сразу передавать в прокуратуру.

Малышев смотрел на него вопросительно, и Коля охотно взялся пересказывать события:

— А началось всё с того, что поступила на место секретарши в фирму "Орхидея" некая Лариса Марковна Гжельская. — При упоминании имени сидящий на стуле человек вздрогнул, но головы не поднял. — Юная, прекрасная, как Венера. Понятно, что в неё тут же повлюблялась добрая половина мужского персонала. И особенно — шеф фирмы, Горелов Виктор Павлович. Как самый успешный из всех, он быстро завоевал любовь Ларочки, стал водить её по ресторанам, покупать подарки. В общем, дело шло к свадьбе. Но случилась в фирме серьёзная проблемка, и скатился господин Горелов почти до банкротства. Тут ему подвернулась другая девушка — не Венера, и не молодая, зато с приданым. Дело житейское.

Николай кинул взгляд на арестанта, но тот продолжал сидеть, не шевелясь, будто ничего не слышал.

— Так вот, встретился господин Горелов с Ларочкой, она ему — претензии, он ей — так мол, и так, ничего не поделаешь. Она на это: я вся твоя в любом качестве. В общем, встречать Новый год поехали на дачу в Парголово. Туда же явились два приятеля, в качестве группы поддержки, и эти козлы, упившись до чёртиков, изнасиловали по-очереди госпожу Гжельскую. Она, может быть, ещё не скоро поняла бы, что ей дальше делать, но на беду трёх козлов, был у неё тайный воздыхатель — шофёр и телохранитель господина Горелова, Викентьев Александр Евгеньевич. — Коля широким жестом указал на арестанта. — Когда господин Викентьев понял, что произошло — он ни секунды не колеблясь, ворвался в дом и всадил по пуле во всех троих. Как в тире!

— Однако, — протянул Малышев, присаживаясь на свободный стул.

— Погоди, Иваныч, это ещё не всё! — со значением сказал Сиротин. — Самое главное — впереди. К этому моменту на дачу явились запоздавшие гости вместе с новой невестой. Они же и стали свидетелями дальнейших событий. Лариса, осознав, что предмет её пламенной любви, он же по совместительству — первый её насильник, лежит с простреленной головой, с рыданиями падает на хладный труп, и кричит благородному мстителю: "Убийца! Как ты мог! Да ты мизинца его не стоишь! Да я лучше его подстилкой буду…" В общем, воспылав праведным гневом, наш герой, на глазах у всей публики, всаживает пулю в Ларису Марковну, и даже без сакраментальной реплики: "Так не доставайся ты никому!" — Колян всплеснул руками, провозгласив: — Дальше — занавес!

— Неуместный юмор, — строго сказал Малышев, хотя в душе понимал, что Коля ведёт себя так не из желания над кем-то поиздеваться. Когда каждый день видишь трупы разной степени повреждённости, вырабатывается нечто вроде "защитной реакции". Не у всех, некоторые просто становятся равнодушными, или уходят на другую работу. Вздохнув, Михаил Иванович вопросительно посмотрел на Сиротина.

— Ещё что добавишь?

— Самую малость! — отозвался тот уже серьёзно. — Госпожа Гжельская осталась жива, сейчас в больнице. Наш герой даже не сопротивлялся, вот так и просидел на крыльце до приезда полиции. Ждём теперь, когда отойдёт от шока и начнёт отвечать на вопросы. Хотя, там и так всё ясно, — с разочарованным вздохом заключил он.

— Ладно! — Малышев встал. — Я не за этим пришёл. Королёв где?

— В соседнем кабинете, записывает показания свидетелей.

— Скажи ему, чтобы сам этим занялся, я потом в помощь кого-нибудь пришлю. А ты бери ноги в руки и езжай по адресу ограбленной фирмы. Там наконец-то хозяин объявился, побеседуй с ним.

— Во нормально! — возмутился Колян, но поймал взгляд майора и смирился. — Ладно, сейчас передам парня Костику и еду.

* * *

Офис "Фарм-Треста" походил на аквариум, который пристроили к передней стене мощного, старого здания, выкрашенного в привычный для Питера жёлтый цвет. Николай уже знал, что оно только снаружи напоминает о прежних временах, а внутри полностью перестроено и прочно соединено с прозрачной "будкой" пристройки. Часть старых домов в центре так и переделывали: убирали этажи, оставляя одни стены, а потом возводили новые внутри старой оправы.

С момента нападения прошли сутки. Коля заметил, что часть стенки слева от застеклённого холла разбита, несколько сегментов остекления выбито и место затянуто полиэтиленом. Всё это они уже осматривали минимум трижды, поэтому Коля не останавливаясь прошёл в лифт и поднялся на третий этаж.

— Здравствуйте, девушка! Капитан Сиротин, — представился он, показав секретарше в приёмной своё удостоверение.

— Проходите! Глеб Денисович ждёт вас, — приветливо отозвалась та.

Кабинет главы фармацевтической компании тоже сохранил следы погрома. Место стены, где ещё недавно был вмонтирован сейф, зияло дырой, которую даже не потрудились замаскировать. Хозяин сейфа, помещения и всей фирмы стоял рядом с этажеркой и поливал из маленькой фарфоровой лейки антуриумы: среди красных листьев-покрывал этого "мужского талисмана" длинными столбиками торчали белесоватые соцветия.

— Проходите, присаживайтесь, — предложил хозяин обыденным тоном, поставил лейку на полочку и повернулся к Николаю.

Глеб Денисович Зайцев, несмотря на свою фамилию, впечатление производил серьёзное, если не сказать — грозное. Высокий рост, широкие плечи, шрам на лбу, приподнимающий одну бровь, стриженные "ёжиком" волосы и лёгкая асимметрия придавали ему сходство с пиратом, который не забыл ещё своих лихих похождениях, но уже научился носить костюм-тройку и общаться с цивилизованным обществом.

— Выпить не предлагаю, всё равно откажетесь, — сказал он, открывая бар.

— Ну почему? — Николай решил не чиниться. — Официально у меня выходной, могу и выпить, если угостите.

Зайцев посмотрел на него с проснувшимся интересом, на что Сиротин и рассчитывал.

— Тогда прошу, капитан! — Хозяин кабинета выставил на стол бутылку дорогого коньяка и две стопки. — Боюсь, скоро у меня не будет возможности угощать полицейских хорошей выпивкой.

— Всё так плохо? — сочувственно поинтересовался Коля, внимательно за ним наблюдая.

— Увы! Наша компания заключила контракт с немецкими инвесторами. — Он аккуратно налил немного коньяка в обе рюмки и сел напротив Сиротина. — Мы получили задаток на открытие совместной программы, и если деньги не найдутся — придётся отдавать их, изъяв из оборота.

— Ну, прошло чуть больше суток… — начал было Сиротин, но Зайцев его перебил.

— Прошло уже более суток, капитан! — Он глотнул коньяка. — Более суток! Чем больше проходит времени, тем меньше надежда.

— Почему вы сразу не обратились в полицию? — Коля предупредил ответную фразу собеседника, подняв руку. — Понимаю, что этот вопрос мои коллеги задавали вашим людям несколько раз. Но мне хотелось бы услышать вашу версию. И ваше мнение.

— Ну хорошо! — Зайцев вздохнул и принялся крутить жилистыми пальцами стопку. Кусок золота, больше похожий на кастет, чем на перстень, отсвечивал полированной поверхностью на его среднем пальце. — Это моя вина. Если бы мне не пришло в голову уехать справлять Новый год на Северный склон — я бы сам проконтролировал то, что происходит. А может быть, вор и не решился бы сюда явиться. Охрана перепугалась, что спросят с них, и бросилась ловить этого типа самостоятельно. Поймите меня правильно, капитан, я не могу их так уж сильно осуждать. Он бежал на их глазах, они должны были попытаться догнать его. Пока бы они дождались полиции — этот парень успел бы замести следы. К тому же, он был ранен, и мои люди рассудили, что далеко ему с такими ранами не уйти.

— И что бы они сделали, если бы его поймали? — невинно поинтересовался Коля.

Зайцев посмотрел ему прямо в глаза и ответил, чётко отделяя слова:

— Забрали бы деньги, а его сдали бы в полицию. Под моим руководством не разбойники работают, а законопослушные граждане с проверенной репутацией.

Коля выдержал его взгляд, допил коньяк и кивнул, решив не подсчитывать количество "бы" в их диалоге.

— Понимаю. Что-нибудь ещё можете добавить? Есть предположение, кто кроме ваших проверенных людей мог знать о большой сумме денег в офисе? И кстати, почему вы не положили их сразу в банк?

— Новогодние праздники, — прямо ответил Зайцев, и перестал сверлить его взглядом. — К тому же, я понадеялся на надёжный сейф, и не рассчитывал, что сюда ворвётся этот Рэмбо. Что до тех, кто знал — я составил примерный список. Секретарша его вам передаст. Хотя я не думаю, что кто-то из этих людей способен так меня подставить. Мы делаем общее дело…

Когда полицейский убрался, Зайцев вызвал к себе начальника охраны.

— Избавьтесь от наших друзей, с них всё равно не будет пользы, — распорядился он. — Плохо будет, если полиция их обнаружит.

— Может, вообще не надо вмешивать в это дело полицию? — с сомнением высказал тот.

— Может. Но уж коли не удалось скрыть происшествие — пусть менты копают. А ты постарайся проследить за ними, и задействуй все свои связи. Понял?

— Понял, — отозвался начальник охраны, и покинул кабинет.

* * *

Верка очнулась от холода. Что-то ударило её по колену, она попыталась поднять руку — но наткнулась на тесную и скользкую преграду. Верка вытаращила глаза, но ничего не увидела. Горло сдавило от ужаса. Она попыталась крикнуть, но голос не слушался. В панике девица принялась толкать и рвать то, что было перед ней — и неожиданно рука провалилась наружу. Она поняла, что кто-то засунул её в мешок, словно она была кучей мусора.

Страх и холод подстегнули Верку, она вцепилась в образовавшуюся дыру, теперь уже осознанно разрывая и растаскивая её в разные сторону. Сверху послышался грохот, словно проснулся какой-то механизм. Верка сорвала с себя обрывки мешка, перевернулась на четвереньки и попыталась ползти, но комья мёрзлой земли вдруг поехали ей навстречу, опрокидывая обратно. Над головой показались страшные металлические зубы и чудовище зарычало так, что у неё заложило уши.

Извернувшись, девица стала отползать назад, наткнулась на крутой склон с торчавшими из слежавшейся глины палками и прутьями. Инстинкт самосохранения — самый сильны из всех инстинктов, заставил Верку цепляться за эти прутья и рваться наверх, задыхаясь от страха и всхлипывая. Она не поняла, как перевалилась через нависающий край, но почувствовала, что лежит на горизонтальной поверхности. Чудовище пыхтело на другом конце ямы, с хрустом и шорохом сдвигая землю и засыпая оставшийся на дне драный мешок. Верка откатилась в сторону, поползла, потом встала на четвереньки, стремясь уйти, убежать от ужаса, который, как ей казалось, настигал её, слепя огнём своих огромных глаз…

Когда перед носом возник замшелый ствол дерева, Верка настолько обессилела, что смогла лишь обползти его и свернуться калачиком среди выпирающих из снега корней. Закрыв голову руками, девица сжалась, стремясь стать как можно незаметнее. Ей показалось, что грохот приближается, но через несколько секунд она поняла, что уши уже не закладывает, и огнедышащее чудовище возится где-то на отдалении. Девица заставила себя открыть глаза, и попыталась выглянуть из-за ствола.

Вокруг росли деревья и кусты. Позади, на открытом месте, ползал вперёд и назад бульдозер. Никто за ней не гнался. Где она — Верка не понимала, но инстинктивно чувствовала, что ей надо держаться подальше от этого места, и стать как можно незаметнее. По счастью, её куртку покрывал слой грязи и она не выделялась ярким пятном на тонким слое снега.

Дрожа всем телом, Верка отползла от дерева, стараясь держаться в его тени, поднялась на ноги и пошла в противоположную сторону. Голова кружилась. Верке казалось, что она должна сойти с ума от холода и страха, но она шла, сперва пошатываясь и еле переставляя ноги, потом побежала, сама не зная, откуда берутся силы. Страх и желание жить гнали её — и она продиралась сквозь тёмные кусты, спотыкаясь и падая, поднималась и снова бежала. Сердце колотилось как бешеное, горло сдавливало болью, лёгкие работали с надсадными хрипами, но она не останавливалась, пока не выскочила на открытую полосу, и споткнувшись, оказалась на твёрдом и гладком асфальте, даже не различив боль падения от остальных ощущений.

Никто не преследовал её. Отдышавшись, Верка поднялась на ноги, натянула на голову капюшон и обхватив себя руками, пошла по краю шоссе, надеясь, что рано или поздно кто-то подберёт её, или хотя бы скажет, где она находится.

Глава вторая. Некоторые аспекты осознанного выбора

Хорошо жить в центре Питера. Шумно, интересно. Ещё мальчишками, они с братом пробежали весь канал Грибоедова от Фонтанки до Мойки за полчаса, трижды чуть не попали под машину, насчитали 14 поворотов, 16 спусков к воде и 21 мост.

Этот канал, проложенный по руслу речки с красноречивым названием Кривуша, до 14-ти лет был главной артерией их жизни. Они знали, какая гранитная плита набережной с какого конца торчит или проваливается, не спотыкаясь даже с закрытыми глазами. Им было ведомо, сколько булыжников на пологих пандусах к воде, по какому переулку проще попасть на Садовую, или на Канонерскую, а какой закончится тупиком через сотню метров. Они катались на трамвае вокруг Покровского сквера, сбегали из школы с высокими окнами на Крюковом канале, и возвращались на канал Грибоедова, прокладывая затейливые маршруты через проходные дворы вместо того, чтобы пройти прямо.

Время учёбы в ВУЗе совпало с серединой 90-х. Именно тогда старая набережная снова стал их местом прогулок. Точнее, один её отрезок между Львиным и Банковским мостиками. Это был недолгий период самодостаточности, когда почти всё свободное время братья проводили плечом к плечу, не нуждаясь в посторонних компаниях. Несколько лет до этого они прожили в разных городах, встречаясь от случая к случаю, и теперь отыгрывались за время вынужденной разлуки.

Истёртые гранитные плиты стали местом их диспутов, вроде того, который припомнился Сокольскому сегодня…

— Вот, возьми! — Олег сунул ему в руку пачку новых носовых платков. — Совсем одичал в своей Старой Руссе.

Игорь скрыл улыбку. Ему было забавно, что брат его воспитывает. Платки он сунул в карман куртки.

— Носом не шмыгай, водку не пей, матом не ругайся, девочек не щупай, — пошутил он. — Никакой свободы!

Но Олег его шутки не принял.

— Человек должен сохранять достоинство и уважение к себе самому, — строго выговорил он, и пошёл вдоль канала, на ходу касаясь пальцами изъеденного сыростью чугунного ограждения. — В том числе, и в мелочах.

— Олежек! Ты прям хочешь всё и сразу! — Успевший попробовать и водку, и наркоту (ни то, ни другое не понравилось), Игорь ощущал себя несоизмеримо опытнее брата. Что тот мог знать о суровых законах жизни, воспитываясь в интеллигентной семье, где лишней соринке не давали долететь до пола?

Олег посмотрел на него всё теми же строгими глазами.

— Всё и сразу, — повторил он. — Кто-то должен этого хотеть. И так бардак в стране делается.

— А, то есть, это ты за страну радеешь! — Игорь сунул руки в карманы потёртых джинсов и прислонился боком к ограждению, разглядывая облупленное крыло грифона на Банковском мостике.

— Кто-то должен напоминать людям, что надо жить честно, выполнять взятые на себя обязательства, оставаться людьми, — не поддался на его легкомысленный тон Олег. — Этого можно добиться, если каждый усвоит: ни одно противоправное действие не останется втайне, а значит, без наказания.

— Ловить за руку? — иронично переспросил Игорь, и посмотрел на брата прищурившись.

— Этого мало, — тот не среагировал на его иронию.

Олег двинулся в обратную сторону. Игорь пристроился рядом, и некоторое время они молча мерили шагами вылизанные временем гранитные плиты.

— Нужна такая система, при которой человек только задумал обмануть, а его предупредили, — снова заговорил Олег. — В масштабах страны это в первую голову касается бизнесменов, "новой элиты", политиков. С них будут брать пример рядовые граждане. Надо, как говорила наша мама, "починить голову". Вот увидишь, такой подход подействует. Никто не станет отягощать свою совесть, зная, что всё равно уйти от ответа не удастся. Всем будет лучше.

— Типа, профилактические меры? — Игорь не мог удержаться от скептицизма, брат казался ему наивным романтиком. — Спустись на землю, мечтатель! Если бы разъяснительная работа помогала — всем нам давно стало бы лучше. Или у тебя есть более надёжный способ?

Он по привычке шмыгнул носом, покосился на брата и выудил из кармана один из платков.

— Пока нет, — признался Олег, не заметив его жеста. — Но я непременно его найду…

Сокольский открыл глаза, отвлекаясь от воспоминания. За окном — ни день, ни ночь, нечто среднее, серое и пасмурное, кроме затянутого тучами неба и угла кирпичной новостройки — ничего не разглядишь. "Это вам не канал Грибоедова" — подумал он и взялся за телефон.

— Матвей! Кто у тебя там под рукой? Пригони сюда, я дам ключи. Надо кое-что привезти с квартиры моего брата… Да есть одна идея… Нет, пока ничего конкретного не скажу. Но ты узнаешь первым, если я что-нибудь нарою. Удачи!

Он опустил руку на одеяло. "А ведь ты нашёл способ, — подумал он, возвращаясь мыслями к диалогу с братом. — Опасный для тебя самого. Но кто сказал, что бороться с человеческими пороками — лёгкая задача?"

* * *

— Я вас внимательно слушаю, товарищи офицеры!

Генерал Дмитрий Иванович Чёрный провёл по столу пухлой ладонью, видимо рассудив, что подчинённые сами решат, кому брать слово. Баринцев посмотрел на Мотю.

— Полагаю, у майора Киппари уже есть некоторая информация, — серьёзно сказал он, очень надеясь, что это действительно так.

— А? — тот оторвался от созерцания бумаг в своей папке и вылупился на Баринцева. — Ну да! Только это не информация. — И снова уткнулся в папку.

Баринцев поджал губы, готовый сокрушённо покачать головой: общаться с начальством Мотя не умел. Генерал трогал нижнюю губу, что служило нехорошим признаком. Иной бы обеспокоился, но поскольку Мотя так головы и не поднял, генерал подождал несколько секунд и напомнил:

— Матвей Севастьянович! У твоей группы было больше двенадцати часов. Вы даже киллера задержали. И что? Нечего доложить?

Мотя шумно вздохнул и посмотрел на генерала красными от недосыпа глазами.

— Доложить-то есть чего… — протянул он, и теперь уже оба старших офицера посмотрели на него с явным неодобрением. Мотя тут же встрепенулся, закрыл папку и принялся излагать: — Существует некая организация, исполняющая, скажем так, специфические заказы на ликвидацию неугодных граждан.

— Наёмные убийцы? — переспросил генерал, и разочарованно покачал большой головой.

— Я сейчас объясню, — пообещал Мотя. — Есть подозрение, что они обслуживают несколько крупных городов. У них простая и надёжная схема работы. Заказчик обращается к организатору, тот выбирает подходящего исполнителя — и высылает ему "повестку": в почтовый ящик исполнителя опускается рекламный листок "Пицца-Голд". Такой фирмы не существует, так что исполнитель сразу поймёт: это для него, и среди рекламных слоганов есть указание, где он должен взять инструкцию. Например, называется ячейка на вокзале, или дупло на десятом дереве от начала дорожки парка. В общем, в тайнике исполнитель берёт оружие, нужные документы, задаток и указание, кого именно он должен ликвидировать. Выполнив заказ, он покидает город, садится в какой-нибудь левой гостинице и ждёт, когда на заранее открытый им счёт поступит вторая часть гонорара. Таким образом, исполнитель и заказчик лишены возможности контактировать не только напрямую, но даже опосредованно, что позволяет заказчику не бояться, что в случае ареста исполнитель его выдаст, а исполнителю — что заказчик уберёт его, как ненужного свидетеля. Очень удобно!

Генерал с сомнением подёргал себя за толстую нижнюю губу, в очередной раз вспомнил, что надо избавляться от дурных привычек, но тут же подумал, что в его возрасте уже поздно — и вопросительно посмотрел на Мотю.

— А организатор? — спросил он. — Он ведь как-то контактирует с заказчиком. Что мешает последнему захотеть убрать его?

Киппари не смутился:

— Есть предположение, что обратиться к организатору можно лишь по рекомендации и тоже не напрямую. Но как — мы пока не знаем. Зато знаем, что эта "киллерская контора" не разменивается на мелочи. Они работают только на богатые круги бизнес-общества и крупный криминал.

— Это вам рассказал ваш арестованный? — Генерал Чёрный на своём веку много чего повидал, но предпочитал к любой информации относиться как к версии, пока она полностью не доказана.

Матвей поскрёб заросшую светлыми волосами щёку, подумал — и развёл одной рукой.

— Нет, конечно, — признался он. — Наш киллер, господин Хватов, и половины не знает. Но он поведал интересную историю. Три месяца назад, ещё на зоне, перед самым своим освобождением, он пожаловался одному приятелю, что понятия не имеет, чем ему заняться на свободе и как деньги зарабатывать. Тот пообещал, что замолвит словечко, и если Хватов не боится пачкать руки — деньги у него будут. Примерно через месяц после освобождения парень получил открытку, которой его поздравили с началом новой жизни и велели открыть счёт в банке на своё имя, а номер счёта отправить такой же открыткой по адресу: глав почтамт, до востребования, Иванову О.Г.

— А дальше?

— Дальше Хватов стал ждать, проверяя почтовый ящик, и наконец получил свою первую инструкцию. — Тут уже Мотя ухмылки прятать не стал. — Я не верю, что это его первое дело, но это отдельный разговор. Суть в том, что Хватов получил листок "Доставка пиццы", а в неё были вписаны Московский вокзал и шифр ячейки. По инструкции, он должен был в течение суток забрать "посылку", этим выразив своё согласие выполнить работу. В ячейке он нашёл сумку, а в ней — ствол без серийного номера, с глушителем, полтысячи "зелёных", фальшивое удостоверение сотрудника прокуратуры, адрес и фото объекта. Дальше он поехал караулить Игорька… то есть, Игоря Сергеевича, но устроился во дворе так, что не видел, что делается в подворотне. Поэтому проворонил наезд, и спохватился только когда народ набежал и мы приехали. Он двинулся следом до госпиталя, по удостоверению попал внутрь, прикинулся больным, дождался подходящего момента и попытался добить раненого. — Мотя развёл теперь уже двумя руками. — Как заказчик должен был узнать, что его заказ выполнен — Хватову неведомо. Если бы удалось уйти — он уехал бы куда-нибудь подальше в область, и ждал, пока всё утихнет.

— Почему вы пришли к выводу, что тут действует организация киллеров? — подумав, спросил генерал.

— Это непростая история, — признался Матвей. — Помните, в 2010-м году мы брали банду Махея? Ну, это тот случай, когда Игорёк, то есть, Игорь Сергеевич по ним работал и сам в конце попался в их руки, — напомнил он. — Именно тогда мы прослеживали эту схему. Ниточка тянулась к махеевским браткам. После того, как ОПГ была ликвидирована, некоторое время о "киллерской конторе" не было ни слуху, ни духу. Ни один из арестованных бандитов в причастности к ней не признался, но у нас возникло предположение, что глава подпольного киллерского бизнеса либо в числе погибших при задержании, либо пошёл на зону по другой статье. И вдруг схема снова заработала! Я поднял информацию по последним заказным убийствам по стране, и вот, подготовил отчёт, по которому моё предположение — больше, чем версия.

Он выложил несколько листков и передал их генералу Чёрному. Тот полистал и отложил в сторону, снова посмотрев на Мотю.

— Ну, допустим, — согласился он. — Что за приятель рекомендовал этого Хватова?

Ему ответил полковник Баринцев:

— Некто Павел Альбертович Артеев, 1962 года рождения. Он умер месяц назад. Диагноз — остановка сердца вследствие проникающего ранения. Закололи обломком ножки от стула в драке. Проходил шесть лет назад по делу ОПГ Махея. Срок получил за причастность к продаже оружия и три доказанных убийства. Я уже сделал запрос и командировал человека, чтобы проверил связи этого Артеева на зоне.

Генерал Чёрный был реалистом, и зря на подчинённых не орал, особенно когда они демонстрировали результаты. Поэтому он кивнул, и обратился к Моте:

— Дальнейшая схема действий?

— Я считаю, что надо искать заказчика, — твёрдо сказал Мотя. — Игорь в последнее время вёл не так много дел, и ещё меньше требовали его личного присутствия. За пределами конторы его знают немногие, но проверим всех. Если моё предположение верно и "киллерская контора" работает по накатанной схеме, искать надо в бизнес-кругах. Наверняка это связано с его профессиональной деятельностью.

— Постой! А ночной наезд? — спохватился генерал.

— Это отдельная история, — осторожно высказал Мотя, поймав красноречивый взгляд полковника Бринцева. — Но её мы тоже проверяем.

Глава третья. Поиски направлений

Инга появилась в дверях палаты со спортивной сумкой подмышкой.

— Принесла всё, что ты сказал, — оповестила она Сокольского, закрыла дверь и поставила сумку на стул.

— Отлично! — Он посмотрел по сторонам. — Придвинь вон тот столик и выкладывай на него.

— Что мы должны найти? — деловым тоном поинтересовалась Берестова, хватаясь за край столика и не глядя на шефа. То, что через двенадцать часов после наезда Сокольский был в состоянии думать о делах, не могло её не радовать. Даже если ему плохо — он может двигаться, командовать. Вполне достаточно для оптимизма.

— Инга! — Как-то он странно произнёс её имя, мягче обычного, чем заставил замереть и оглянуться в недоумении. — Спасибо.

— За то, что не дала тебе подохнуть в подворотне? — Она привычно спряталась за грубоватый тон, который сама себе выбрала.

— И за это тоже, — согласился Сокольский, но добавлять ничего не стал, сменив тему. — Матвей ничего нового не передавал?

— Он копает твои старые дела в надежде найти у фигурантов повод, по которому они захотели бы тебя угрохать. А что будем искать мы? — Девица уже выложила из сумки несколько плоских ящичков, битком набитых чем-то вроде библиотечных карточек. — Почему твой брат хранил архив в таком виде, а не в компе, и что ты рассчитываешь тут обнаружить?

— Ну смотри, — без предисловий начал Сокольский. — Убийца поджидал меня на адресе Олега. Но я там показываюсь от случая к случаю, и кстати, нигде не афиширую, что эта квартира теперь моя.

Инга села в конце кровати, поджав ногу, и смотрела на него очень внимательно. Она явно начала понимать ход его мыслей, и Игорю нравилось, что его категоричная коллега ловит направление, едва он начинает говорить. А ещё — она умела слушать и замечать нестыковки, и Сокольский часто использовал её для проверки собственных идей.

— Думаешь, убить хотели не тебя, а твоего брата? — спросила она прямо.

— Это нельзя исключать, — уклончиво сформулировал Сокольский. — То, что Олег погиб, не получило широкой огласки. Из его клиентов подавляющее большинство не знает, что у него есть брат-близнец. Допустим, его отсутствие приняли за деловую поездку, или отпуск, а потом заметили меня — и решили, что Олег вернулся. Где он будет встречать Новый год? Скорее всего, дома. Мотя сказал, что по показаниям Хватова, имя ему не назвали, и он не был уверен, что узнает свою жертву, столкнувшись на улице, тем более, вечером. Поэтому он караулил, когда в указанной квартире зажжётся свет. Тогда он поднялся бы и просто позвонил в двери.

— И попал бы на кучу гостей, — скептически заявила Инга. — Об этом он не подумал?

— Ну, о том, что мой брат не любил отмечать Новый год и тем более, никого не приглашал, могли знать многие, — не согласился Сокольский. — И предупредить киллера.

— Ладно, — приняла его аргумент Берестова. — Значит, надо искать того, кого он мог сильно задеть своей деятельностью, или того, кто опасается, что он потенциальный свидетель и знает больше, чем нужно. Что было шесть лет назад? — спросила она без перехода.

Сокольский забыл про тянущую боль в спине и посмотрел на неё.

— С кем именно?

— С тобой. Мотя уверен, что ниточка тянется от той банды, с которой ты работал. Я раньше не знала, но ему пришлось поднять это дело и пояснить, откуда у него такая идея. Эту версию тоже нельзя выбрасывать.

Сокольский положил голову на подушку и прикрыл глаза. Можно было не отвечать, сославшись на то, что подробности прошлого не касаются современного момента. Но Инга редко задавала вопросы о его делах до их знакомства. Он не любил её обламывать, понимая, что тогда она вообще перестанет спрашивать. С Ингой он обращался очень осторожно, делая скидку на её странности, даже если сама она этого не замечала.

— Тогда удалось взять большую, хорошо организованную банду, которая прикрывалась легальным бизнесом, и перепродавала большие партии оружия и боеприпасов в места боевых действий, — ответил он наконец. — Я был внедрён в неё, и мне удалось подобраться очень близко к главарям, чтобы иметь возможность контролировать их подпольный бизнес. По этому делу проходило не меньше сотни народу. Задержать удалось не всех, несколько человек успели исчезнуть. Не думаю, что кто-то из них сейчас узнал бы меня без посторонней подсказки. Я держался одним из "шестёрок" Махеева, которых у него был целый взвод.

— Тогда почему ты считаешь, что это твоя неудача?

Сокольский криво усмехнулся.

— Это Мотя сказал, что я так думаю? — Он не стал дожидаться её ответа. — Да, я так считаю. Я допустил ошибку. Мне пришлось вывести свидетеля и после этого я не должен был возвращаться в банду. Есть такие поступки, после которых делать шаг назад нельзя. Бессмысленно…

…Он потратил на внедрение в эту ОПГ почти полгода, и ещё столько же провёл среди сомнительного окружения "бизнесмена и мецената" Степана Николаевича Махеева. Высматривал, вынюхивал, изучал схему действий. Махей не доверял никому, даже самому себе — поэтому так долго не давал поймать себя за руку. Игорь не набивался в ближнее окружение, находя способы всё время быть на среднем расстоянии и не привлекать лишнего внимания. Наконец, появилась возможность накрыть всю банду на крупном деле, после которого уже никому не отвертеться. И тут случилось непредвиденное: подручные Махея заметили свидетеля — путевого обходчика, который случайно оказался в ненужном месте и ухитрился улизнуть, но не потрудился как следует спрятаться, или сразу пойти в полицию.

Когда в опасности жизнь человека — выбор очевиден. Игорь не мог оставить того мужика на растерзание браткам, нашёл первым и увёз в безопасное место. Но зачем он вернулся? До начала операции оставалось шесть часов. За это время Махей не смог бы ничего изменить. Заказчики ждали передачи, вагоны уже стояли на одном из товарных путей. Ещё немного — и всё закончится.

Игоря одолела идея: "А если без меня не справятся!" "Вдруг что-то пойдёт не так, а сообщить об этом будет некому?" — сказал он себе и вернулся назад. Понадеялся, что его временное отсутствие не заметят, или что сможет правдоподобно оправдаться.

Заметили. Не оправдался. Если бы в нём заподозрили стукача — убили бы на месте. Но Махей всего лишь страховался, а заодно пользовался возможностью показать остальным, что его приказы нарушать нельзя. Он ведь ясно объяснил, что за сутки перед выходом на дело ни один человек не должен покидать базы. Поэтому ещё через полчаса Игорь висел на связанных руках, в полупустом ангаре, на крюке, избитый, но пока ещё живой. Как у бандита из шайки Махея, у него был шанс таким и остаться. Если передача пройдёт гладко, главарь успокоится и простит. Зря Махей своих не убивал. Но как у агента УВР ФСБ, у Сокольского шансов не было. Едва станет известно о ловушке — те, кто остался стеречь базу, добьют его.

…Веки слиплись от крови. Кое-как проморгавшись, Игорь сделал попытку оценить своё положение. Его никто не стережёт — уже хорошо. Привязан он так, что не может опереться на всю ступню — это плохо. Запястья скручены упаковочной верёвкой. Хуже неё — только проволока. Рук он почти не чувствовал, зато прекрасно ощущал боль от того, что эта гадость прорезает собой кожу. Вдобавок, в заваленном старым хламом помещении было холодно как в могиле.

"Именно там ты и будешь, если что-то не придумаешь", — сказал он себе. Надо не сдаваться и бороться за свою жизнь до последнего! Может, это звучит банально, зато правильно отражает суть дела.

Рядом стоял ящик. Один из подручных Махея сидел на нём, отдыхая в перерывах "разъяснительной беседы".

— Просто дотянись до ящика и опрокинь его к себе, — сказал Игорь, и сосредоточился. Надо ведь ещё не столкнуть этот короб в противоположную сторону.

Он прикинул расстояние, и решил, что если качнуться на руках — носком ботинка он как раз сможет достать до верхнего угла. Дело за малым: заставить себя качнуться, когда и так кажется, что проклятая верёвка перерезала запястья до костей. Перед глазами потихоньку плыло, тело налилось тяжестью, от боли тошнило. Ни разу это не заканчивалось рвотой, но его всегда тошнило от боли, сколько он себя помнил. Такая странная реакция организма на стресс…

— Ладно, — пробормотал он и облизал распухшую нижнюю губу. — Сейчас попробуем…

А пробовать было нельзя. Делать! С первого раза! Иначе силы уйдут впустую. Игорь снова прикинул расстояние и чуть оттолкнулся от гравия, проверяя, насколько сильно сможет качнуться. В глазах потемнело, но это продлилось всего мгновение. "Смогу!" — сказал он себе, и оттолкнулся сильнее…

…Когда он отдышался и открыл глаза — почувствовал, что ящик привалился к его ноге, как верный пёс. Игорь осторожно опустил его, стараясь прочнее установить на рассыпанном гравии. Ещё одно усилие — и ему удалось встать обеими ногами на шаткую подставку. Осталось только снять руки с крюка.

Тут обнаружилось новое препятствие: верёвка и крюк больше не держали его в вертикальном положении. Стоило потянуться вверх — ящик ускользнул из-под ног — и Игорь повис всем весом на без того ободранных запястьях. Придя в себя и отдышавшись, он попробовал ещё раз. Теперь действовал осторожнее, стараясь встать так, чтобы не давать перевёртываться неверной опоре. Одно хорошо: от всех этих упражнений он взмок и уже не чувствовал холода…

Подробности своей борьбы за выживание он рассказывать не стал, уложив воспоминание в несколько строчек:

— Мне удалось освободиться. — Он не стал уточнять, что упаковочный шнур порвал зубами, распотрошив по отдельным волокнам. — Потом я подстерёг одного из своих охранников, двинул кирпичом по голове и забрал его мобильник, чтобы сообщить своим, где нахожусь. Но это всё, что я успел. Поблизости были ещё двое, они со мной чуть не разделались. Как подоспела группа во главе с Мотей — я уже не помню. Очнулся в госпитале. — Он задумался. — Теоретически, кто-то из оставшихся на свободе махеевских людей мог меня узнать, но чтобы нанимать дорогостоящего киллера, надо иметь причину посерьёзнее, чем желание завалить мелкого стукачка. Моя роль в той операции для непосвящённый так и осталась загадкой.

— Об этом Мотя подумал, — сообщила Инга. — Но он считает, что могли сработать старые связи той группировки. Теоретически, кто-то ведь может опасаться, что ты его узнаешь. — Она сделала акцент на слове "ты". — И выдашь властям. Если у них свои киллеры — почему не подослать одного?

Сокольский вздохнул, принимая её аргумент.

— Была мысль, что кто-то из окружения Махея, или даже он сам, содержат кучку наёмных убийц и берёт заказы, — согласился он. — Но у версии не нашлось фактических подтверждений.

— Может, теперь найдутся, — оптимистично высказала девица, и придвинула первый ящичек с карточками.

Сокольский посмотрел на её сосредоточенный, идеально очерченный профиль, тихонько вздохнул и взялся за второй…

* * *

— Это последний адрес на сегодня, — постановил Юраша, когда они прошли через подворотню.

— Что же темнее-то так рано… — посетовал Слава Ольгин, оглядывая голый двор-колодец. В таких даже клумбу уместить негде, но её всё равно втиснули, прямо под окнами, между входом в подвал и кирпичной будкой, вмурованной в асфальт рядом со стеклянной шахтой наружного лифта. Из квадратика снега на этой "клумбе" торчали сухие былинки.

— Зима, вот и темнеет, — ответил Капустин, хотя риторическая фраза Ольгина в пояснениях не нуждалась. — Вон тот подъезд. Судя по номеру — пятый этаж. Надеюсь, лифт работает.

Оперативники задрали головы, вглядываясь в светящиеся окна. По пожарной лестнице рядом с нужным подъездом, вверх двигалась тёмная фигура. Как раз мимо третьего этажа.

— Спорим, он в ту же квартиру, что и мы, — быстро сказал Юраша.

— С чего ты взял?

— Предчувствие. — Рядом зачирикал домофон, и входная дверь открылась. — Давай по подъезду! — тут же скомандовал Капустин, толкнув Ольгина навстречу запоздалым гулякам. Сам он сделал два шага, упруго подпрыгнул, зацепившись за последнюю перекладину пожарной лестницы, легко подтянулся и полез вслед за неизвестным.

Ольгин метнулся к закрывающейся двери и успел подставить ногу.

— Мужик! Ты куда?! — возмутился один из вышедших, но Слава уже занырнул в подъезд. Лифта ждать не стал, помчался наверх, прыгая через три ступеньки. Выносливости ему хватало и на большее — добежав до пятого этажа, Слава лишь слегка запыхался. Вот она, нужная квартира! Он нажал звонок, и держал до тех пор, пока не услышал недовольный возглас изнутри.

— Эй, что за дела?! — Парень лет восемнадцати распахнул двери настолько смело, что Ольгин на мгновение опешил. — Тебе кого?

— Мне нужен Иванов О.Г., - вспомнил Слава, облизывая пересохшие губы.

— Ну, это я, — протянул парень, оглядывая его любопытным взглядом. — А ты кто?

Ольгин сунул ему в нос удостоверение. Наконец-то на лице Иванова появился испуг, вполне обычный для граждан, которые сталкивались с представителями конторы. Он подался назад, что позволило Ольгину войти в квартиру.

— К какому окну ближе пожарная лестница? — спросил он быстро.

— Там, — растерянно махнул рукой парень.

Ольгин в два прыжка миновал коридор и вбежал в длинную комнату-трамвайчик. Рама не была заклеена, и он рывком распахнул обе створки.

— Он на крышу двинул! — крикнул Капустин, ухитрившись его заметить. — Давай через чердак.

Ольгин бросил окно раскрытым и помчался обратно на лестницу. Иванов едва успел вжаться в стенку в узком коридоре.

— Будь здесь, никуда не ходи! — крикнул ему Слава и выскочил наружу.

Крыши питерских домов, припорошённые снегом, крытые железными листами, многоуровневые, коньковые и плоские, с печными трубами и старыми антеннами, всегда нравились Ольгину. Жаль, в этот раз любоваться ими было некогда. Зато наверху оказалось светлее, чем во дворе. И он почти сразу столкнулся с Юрашей.

— Вон он! — крикнул тот, показывая в дальний конец, где на фоне неба чернели кирпичные трубы.

Беглец повернулся, махнув рукой — за головами брызнули во все стороны осколки кирпича. Капустин присел, машинально дёрнув за собой Ольгина, и сунул руку за пазуху, извлекая оружие.

— Чёрт! Он что, сдурел?

— Нет, из пистолета шмальнул, — огрызнулся Слава.

— Психопат! Давай по тому краю, я по этому.

Они расскочились по разные стороны, стараясь не высовываться. Ноги норовили съехать по наклонной поверхности. По счастью, крыша — это такое место, где углов, старых труб и прочих неровностей, удобных для игры в прятки, хоть отбавляй. Слава передвигался от одного укрытия к другому. Один раз преследуемый его засёк. От металлического покрытия полетели искры — пуля прошла совсем рядом. Ольгин упал на спину, чтобы не соскользнуть вниз, переждал пару секунд — потом двинулся дальше.

С другой стороны двускатной крыши Юраша дважды выстрелил, не давая противнику подобраться к торцу соседнего дома, в котором виднелась дверь на чердак.

Слава подскользнулся, съехав до очередной трубы. Пока лез обратно, услышал совсем рядом гулкие шаги по металлу и осторожно выглянул из-за почерневших кирпичей. Незнакомец смотрел в другую сторону, видимо на Капустина. Потом он вскинул руку. Ольгин испугался, что из пистолета не попадёт, оттолкнулся и прыгнул, сбив его с ног. Сцепившись, оба покатились по железному скату.

Низкий ажурный бортик не выдержал влетевших в него двух здоровых мужиков, оба кувырнулись с края крыши. Ольгин успел зацепиться одной рукой за металлический штырь. От рывка плечу стало горячо. Слава сообразил, что противник, перелетев через него, успел схватиться за его куртку. Оба повисли над бездной, размахивая ногами. Слава почувствовал, что брыкающийся груз тянет его за собой, стиснул зубы и сделал попытку закинуть на край вторую руку. Невольно он толкнул вцепившегося в него человека. Раздался вскрик — и внезапно стало гораздо легче.

Ольгин подтянулся к краю и рывком забросил на него ногу. Подоспевший Капустин ухватил его за одежду и затянул обратно на крышу. Оба повалились спинами на железный скат, тяжело дыша. Скользкая от снега, замороженная поверхность не располагала к долгому отдыху, через несколько секунд Юраша переместился к краю и посмотрел вниз. Разглядел раскинутую, как фашистский крест, фигуру на асфальте и в сердцах врезал кулаком по железу.

— Чёрт! Майор с нас головы поснимает! — высказал он в своей энергичной манере и плюнул.

— Ну, давай хоть второго заберём, — великодушно предложил Слава. Ему было хорошо от того, что он избежал полёта с пятнадцати метровой высоты.

— Какого второго? — не понял Капустин.

— Ну, Иванова О.Г. Он в квартире остался.

— Так что ты молчал?! — возмутился Юраша.

— Некогда было рассказывать, знаешь ли. — Ольгин перевернулся на четвереньки, стараясь не оглядываться назад. Высоты он не боялся, но не хотелось снова кувыркаться над асфальтовым двором.

— Тогда вперёд! — скомандовал Капустин.

— Погоди, а с этим что? — Слава кивнул в сторону края.

Юраша оглянулся и пожал плечами.

— Этот уже никуда не денется…

Глава четвёртая. Направление определяется

Инга открыла глаза, ей почудился какой-то звук. Она лежала на диванчике в палате Сокольского, под пледом, которым её заботливо укрыли, пока она спала. Соколький разговаривал по телефону, именно это её и разбудило. Берестова посмотрела на часы: 23:30. Хорошенькое дело! Она продрыхла три часа, и никто даже не сделал попытки прогнать её отсюда.

Спустив ноги на пол, Инга нащупала башмаки, прислушиваясь к обрывочным фразам.

— Я понял, — говорил кому-то Сокольский. — Ничего пока не предпринимай… Понимаю, что придётся сообщить. Вот что!Найди полковника Ланского и поговори с ним. О результатах доложишь. Давай!

Он опустил руку с телефоном и посмотрел на свою коротко стриженную, белобрысую коллегу.

— Мотя звонил, — пояснил он.

— Нарыл что-то по той фотографии, которую тебе прислал Малышев? — Инга была уверена, что права.

— Более чем, — задумчиво ответил Сокольский. — Поищи-ка среди карточек сведения о той компании, которая предпоследняя в списке заказов. "Фарм-трест", кажется.

Инга энергично вскочила с дивана и подошла к столу, на котором они совместными усилиями разложили архив Олега Сокольского по степени значимости его расследований.

— Вот! Генеральный директор — Зайцев Глеб Денисович. Сведения годичной давности, — заметила Инга. — Тогда твой брат взялся за это дело.

— Что там было насчёт его компаньона?

— Бусов Евгений Степанович, по образованию биохимик, до 2012 года работал на закрытом военном объекте. После расформирования исследовательской лаборатории некоторое время жил в посёлке Коммунар, на свои сбережения… так, адрес… Вот! В 2014-м принял предложение Зайцева и стал работать на его фармацевтическую компанию. Имя заказчика твой брат не записал, но тут ещё есть пометка…

— "Проверить платёжеспособность фирмы", я помню, — перебил её Сокольский. — Там нет отметки о том, что Олег завершил работу?

— Нет. Но примерно тогда он ввязался в дело с Арлекином, — напомнила Инга, хотя знала, что Сокольский в подсказках не нуждается. — Может объяснишь, что это была за татуировка?

— Ключевая часть биохимической реакции, — ответил Сокольский, явно думая о чём-то своём. — Секретная разработка одной из наших военных лабораторий. Проект был закрыт, Матвею пока не удалось выяснить, почему именно. Для этого нужно подавать официальный запрос. — Он посмотрел на Ингу, — Ещё он сказал, что одним из ведущих разработчиков был этот самый Евгений Степанович Бусов.

— Вот как! — Инга уселась на край кровати у его ног и теперь внимательно смотрела на сосредоточенное лицо Сокольского. — Это может и не иметь отношения к покушению на тебя, или Олега.

— Может и не иметь, — согласился Сокольский, нахмурившись ещё больше. — Но люди майора Малышева выловили из воды труп, у которого на руке записана часть формул секретной разработки, и неплохо бы было помочь доблестной полиции установить, как звали покойного. Это дело как раз нашего уровня. — Он достал телефон и позвонил. — Матвей! Ты ещё не связывался с Ланским? Ну да, сегодня уже поздно… Ничего пока не предпринимай, с утра жду тебя у себя… То есть, в своей палате. И разыщи мне фотографию этого Бусова, который был разработчиком. Найдёшь — скинь сообщением. Спокойной ночи!

Инга дождалась, когда он отключит телефон и спросила:

— Что будем делать?

Он посмотрел на неё таким незамутнённым взглядом, словно не перенёс сутки назад серьёзной травмы и был полон энергии. Даже складка над переносицей почти разгладилась.

— Попробуем поработать вместе с полицией. Не могу пока объяснить, — признался он, — но мне кажется, что мы на верном пути. И указал нам его майор Малышев.

Книга 3. Точка невозврата. Часть третья. Мужчины и женщины

Глава первая. У каждого — свои таланты

Однажды девятилетняя девочка пришла к маме и спросила:

— Что надо делать, чтобы стать… — девочка закусила губу, нужные слова для определения её чувств никак не находились. — Такой женщиной… Такой, чтобы каждый мальчик захотел со мною дружить! — выпалила она, наконец.

Мама сидела перед зеркальным трюмо и убирала салфеткой избытки крема с лица. Не отвлекаясь от своего занятия, она начала перечислять:

— Всегда держать в чистоте тело и одежду. Менять трусы два раза в день, а носовой платок — каждый день. Ни перед кем не появляться мятой, заспанной, нечёсаной и неумытой. Никогда сразу не отвечать "да" или "нет". Говорить: "Возможно…" — и оставлять собеседнику повод для фантазий. — Мама отложила салфетку и повернулась к дочери. — Но самое главное, — сказала она, взяв в свои ухоженные руки маленькие пальчики девочки, — самой не забывать, что ты женщина, и самая желанная из всех…

В детстве Катя считалась страшненькой. К подростковому периоду данные её только ухудшились. Длинная, с неразвитой грудью, непокорными, жёсткими волосами, выдающимся горбатым носом, она имела все шансы остаться "гадким лебедем". Выручала плавность, с которой она двигалась, и мамины советы, которым она следовала. За первое, кстати, тоже стоило поблагодарить мать: не поленилась несколько лет возить дочь в балетную студию. Долго Катя там не продержалась, особого таланта и перспектив у неё не было, но занятия помогли выработать осанку и приобрести определённый шарм.

Закончив среднюю школу с медалью, Катя без труда отучилась на факультете культурологии, но работать по специальности даже не начала. Памятуя мамины наставления, она быстро нашла себе мужчину, который стал её содержать. Не говоря ему ни "да", ни "нет", Катя счастливо дожила до 2014 года. Рассорившись со своим сожителем, дела которого неожиданно пошли на спад, Катя переключила внимание на одного из его коллег. Сделала это вовремя, потому что предыдущего содержателя посадили за мошенничество.

Не задержавшись с новым покровителем и года, на одном из неофициальных раутов Катя познакомилась с Ильёй Николаевичем Горюновым — человеком немолодым, но богатым, со связями и положением. Он был женат, пообещал, что со временем решит этот вопрос. Она сделала вид, что поверила.

Очень быстро, благодаря сообразительности и лёгкости, с которой Катя умела отдаваться мужчине, не произнося слова "да", слушать и вникать в его проблемы и поддерживать начинания, она стала его доверенным лицом. Её это забавляло. Она понимала, что знает больше, чем следует, но вела себя очень аккуратно и не наводила Илюшеньку на мысли о том, что однажды его откровенность может выйти ему боком.

Горюнова Катя даже любила. Тут не было ничего общего с самозабвенной страстью! Она просто знала, что именно этот человек может дать ей всё, что она попросит, и платила ему лаской, преданностью и вниманием. Но Илью Николаевича убили. Наверное, фээсбэшник Сокольский мог занять его место, если бы захотел. Но Катя поняла, что он не хочет, и обиделась. Он контролировал собственные чувства и поддавался на её обаяние ровно на столько, на сколько ему было выгодно. Ей вздумалось наказать этого мужчину, дать понять, что он не прав, и с ней так поступать не следует.

В своей спонтанной мести Екатерина Витальевна успела раскаяться, пока ехала из Питера в Петрозаводск. Ей поздновато пришло на ум, что Сокольский не принадлежит к числу людей, которые прощают любимой кошке кровавые царапины. Скорее всего, она потеряла этого мужчину навсегда. Новогодняя ночь прошла не так, как ей хотелось, встретить праздник с новым шефом тоже не удалось. От рьяного помощника, вместе с которым она подстерегала Игоря у дома его брата, она отделалась с некоторым трудом. Одно хорошо — этот парень не знал, где она сейчас живёт.

Звонок Сокольского частично примирил её с содеянным: Игорь остался жив, и страдал, если не морально, так физически. Катя успокоилась, мысленно пожелала ему выздоровления, и отправилась прямиком на дачу нового шефа. Что бы он себе ни вообразил, Катя знала, как оправдается за отсутствие.

Всё прошло как по-маслу, первое число с лихвой компенсировало упущенную новогоднюю ночь, а второго января Катя наконец-то уехала на съёмную квартиру. Надо было отдохнуть, прежде чем предпринимать что-то ещё.

Расплатившись с таксистом, она вошла в полутёмный подъезд. Дом ей не очень нравился. На первом этаже воняло кошками, на втором жила семья алкашей. Катя польстилась на квартирку, небольшую, но очень уютную, с евроремонтом и полной меблировкой. В такую не стыдно пригласить гостя. Пришлось смириться со всем остальным.

"Ещё и лампочку выкрутили", — мысленно посетовала Катя. Тёмный подъезд ей не понравился, она достала из сумочки электрошокер и положила в карман шубки, чтобы был под рукой. Ей предстояло подняться на третий этаж. Лифта здесь не было.

Она преодолевала последний пролёт, когда почувствовала сзади движение. Подавшись к стене, Катя сунула руку в карман. Кто-то тёмный опередил её, мёртвой хваткой зафиксировав локоть, чтобы она не могла довершить начатое.

— Спокойно! — предупредил он, и задышал ей прямо в ухо.

Сердце подпрыгнуло и заколотилось в груди, в глазах потемнело. Живая картинка ворвавшихся в её дом в Питере бандитов, заставила Катю обмереть на месте. Она даже крикнуть не смогла, зато сразу подумала: "Сокольского здесь нет!" Врываться в подъезд и расправляться с бандитами — некому.

Сверху показалась ещё одна мощная фигура и шагнула вниз на одну ступеньку.

— Екатерина Витальевна! Не надо волноваться, — призвал незнакомец. — Нам необходимо с вами поговорить. Давайте ключи от квартиры.

Он протянул руку уверенным жестом, чем-то напомнив перепуганной Кате Игоря. Нечто неуловимое роднило его с Сокольским. На третьем этаже свет горел, и Катя разглядела спокойный взгляд, совершенно не зверский, гладко выбритое, кругловатое лицо с ямочкой на подбородке.

— Кто вы? — спросила она, почувствовав, что второй тип всё ещё держит её за локоть, но не пытается вывернуть руку или толкнуть наверх.

Человек сверху спустился на ещё одну ступеньку и плавным жестом раскрыл перед её глазами удостоверение. Катя смирилась и протянула ему сумочку.

* * *

Машина катила по неширокому, в две полосы, шоссе. Снег успел плотно улечься, простираясь по обочинам до видневшегося справа, далеко впереди, перелеска. Слева торчали редкие голые деревья, за ними проглядывали первые здания посёлка. Разговор не клеился, Сиротину не удавалось найти тему, которая заинтересовала бы его новую коллегу — Ингу Берестову.

— А за что капитана дали? — спросил он через солидную паузу, понадеявшись, что рассказы о личных достижениях интересны всем.

— С генералом переспала, — отрезала девица.

Сиротин хохотнул, но тут же состроил серьёзное лицо.

— Злая вы, Инга Леонидовна! — упрекнул он.

Она ничего не ответила. Николай тоже замолчал.

Эта коротко стриженная платиновая блондинка, высокая, по спортивному подтянутая, привлекла его внимание своей загадочностью. Начать с того, что у неё удивительное лицо. Черты аккуратные, чёткие, будто их высчитывал геометр. Глаза спокойные, вокруг ни единой морщинки или лишней складочки. Кажется, что этой молодой тридцатилетней женщине несвойственны яркие эмоции, она на всё смотрит ровным, загадочным взглядом. Кукла? Греческая статуя? Ни то, ни другое.

Сиротин ощущал в Инге внутренний импульс. Почему — не спрашивайте! По привычке внимательно присматриваться к новому человеку. Тут играют роль мелкие нюансы, которые не успеваешь осознать, но они фиксируются в мозгу. Поворот головы, короткий взгляд на его руку, на дорогу впереди, движение кисти, которой Инга провела по кожаной папке у себя на коленях, словно предупредила поворот руля, который Сиротин только что сделал. "Сложная девочка", — в очередной раз подумал он, и незаметно вздохнул. Почему-то ему захотелось жениться в третий раз.

Малышев сказал, что Берестову командировали им в помощь, поскольку в отделе не хватает людей. Зная начальника много лет, Николай мог определить, что тот темнит и не договаривает. Иначе с чего ему, знакомя подчинённых с новичком, рассматривать бумажки сводок, вместо того, чтобы поглядеть на их реакцию? Артист из Малышева — никакой.

"Спорим, я знаю, откуда ноги растут? — скептически подумал Сиротин. — Сперва Иваныч звонит своему другу из Большого Дома, а потом появляется эта шустрая девочка, якобы присланная "из областного отдела". Не рассказывайте мне сказок!" Но оставаться с Иванычем с глазу на глаз и переспрашивать — времени не нашлось. События с появлением капитана Берестовой полетели со страшной скоростью.

Первым делом, Инга помогла установить личность утопленника. Сказала, что по поручению Малышева перепроверила данные о всех пропавших без вести за последние две недели, сопоставила данные — рост, возраст, пол — отобрала несколько фотографий, съездила в морг и сличила. Оказалось, что их труп — это один из сотрудников "Фарм-треста", уехавший, по словам его коллег, с неделю назад в командировку. На вопрос Сиротина "Почему нам его фото в сводках не попадалось?" — новая сотрудница лаконично ответила: "Данные пополняются каждый день".

"Вот такие у нас "в области" коллеги-полицейские!" — подумал Колян, ещё больше укрепившись в мысли, что Ингу к ним прислало совсем иное ведомство.

Потом пришлось нанести визит в больницу на Лазаретном, и объяснить тамошним сотрудникам, что ночью их посещали не спецслужбы, а бандиты, и похитили двух человек. При помощи Костика Королёва и дежурного врача удалось составить примерную ориентировку на этих двоих: парень лет тридцати, с двумя пулевыми ранениями в грудь и плечо, и девушка лет двадцати пяти, черноволосая, стрижка типа "каскад", оранжевая куртка, джинсы. С теми, кто их похитил, дело обстояло ещё хуже: трое, а может четверо, в тёмной одежде, вроде высокие — словом, ничего конкретного.

Удивительно, но ориентировка сработала в тот же день. Коллеги из области сообщили майору Малышеву, что в два часа ночи, с 1 на 2 января, на пост ГИБДД вышла девица в невозможно грязной оранжевой куртке и драных джинсах, черноволосая, с явными признаками побоев. Её отправили в местную больницу. Она ничего не говорила, пребывая в состоянии нервного и физического истощения. Малышев отправил в больницу Николая с Ингой (та вызвалась сама, заявив, что женщине проще разговаривать с женщиной). Следовало бы послать туда Костика, он эту особу хоть со спины видел. Но Королёв уполз первого числа домой с сильной головной болью, и гнать его в таком состоянии в область Малышев посовестился. Да и не видел Костик её лица. Толку от него будет не больше, чем он Сиротина и Инги.

— Кажется, приехали, — оповестил спутницу Николай, сворачивая в проулок, в конце которого виднелось серое, двухэтажное здание местной больницы.

— Угу, — отозвалась та, и последующие минут десять вообще не открывала рта. Выйдя из машины и следуя за Сиротиным, она оставляла ему переговоры с тем, кто попадается на пути…

В шестиместной палате была занята только одна кровать.

— Она всё слышит, реагирует, но ничего не говорит, и на вопросы не отвечает, — тихо объяснил дежурный врач. — Ваши коллеги уже пытались с ней побеседовать. Не думаю, что у вас получится. Надо подождать.

— Оставьте меня с ней, — высказала вдруг Инга, и не дожидаясь ответа, подошла, поставила рядом с кроватью табурет и уселась, придвинувшись как можно ближе к несговорчивой пациентке.

— В самом деле, пусть попробует, — просительным тоном предложил Колян доктору.

— Ну хорошо, — согласился тот, посомневавшись. — Но, пожалуйста, недолго и аккуратно!

Они вышли. Инга сидела некоторое время рядом с постелью, вглядываясь в осунувшееся, бледное лицо, потрескавшиеся губы, синяки и чёрные полоски ссадин. Пострадавшую явно обеспокоило её присутствие. Она коротко глянула на Ингу, а потом спрятала глаза под ресницами, словно решила делать вид, что никого не видит и не слышит. Но веки её чуть приподнимались на малейшее движение Берестовой. "Она боится, — подумала Инга. — И говорить не хочет, опасаясь, что те, кто её не добил, вернутся и довершат начатое".

Инга медленно и осторожно протянула руку, и как можно мягче опустила на кисть девушки. Та вздрогнула, но отдёргивать не стала. Тогда Инга взяла её руку в свои, словно хотела согреть, и теперь чуть поглаживала пальцами её кисть. Она не считала времени, готовая сидеть так хоть до позднего вечера. Постепенно больная успокоилась и перестала вздрагивать. Даже чуть пошевелила пальцами, словно хотела ответить.

Инга подалась ближе.

— Однажды мне прострелили голову, — сказала она тихо.

Девица уставилась на неё с недоумением. Инга наклонилась ещё ниже.

— Вот, потрогай. Шрама из-за волос не видно.

Теперь она склонялась так, что не видела лица девушки, но через несколько секунд почувствовала, что та прикоснулась к её голове, нерешительно помедлила, потом повела пальцами, наткнулась на неровность от шрама и отдёрнула руку. Инга медленно подняла голову и посмотрела на неё.

— Сейчас уже не больно, — сказала она. — Несколько лет прошло. С тех пор я научилась защищать себя, и тех, кто мне доверился. Как тебя зовут?

Сухие губы дрогнули.

— Вера, — шепнула девица, и судорожно сглотнула.

Инга взяла с тумбочки бутылку и помогла ей напиться. Потом погладила по спутанным, чёрным волосам.

— А меня — Инга. Вот что, Вера! Ты мне потихоньку всё расскажи, а я тут буду с тобой сидеть, сколько нужно. И не бойся, я тебя в обиду не дам.

Верка сперва путалась в словах, не решалась, но понемногу разошлась, и действительно рассказала всё, что с ней случилось — про то, что её друг обещал, что заработает большие деньги, и повезёт её в Доминикану, про то, как позвонил и просил себя забрать. Потом про его раны и больницу, про людей с удостоверениями, глухой подвал, непонятные вопросы, ужас, и как она очнулась в холодной яме, в мешке, в который её сунули, как труп, и попытались засыпать землёй…

Благодаря рассказу Верки, через час Инга Берестова и Николай Сиротин ехали по узкому, пустому шоссе через лес, внимательно изучая окружающий пейзаж…

Глава вторая. Сомнительные результаты

Катя сидела на кухне. Её настойчивые гости фланировали по всей квартире, заглядывая в каждый угол. Бесшумные, аккуратные, не тревожили соседей. Наверняка никто в доме и не узнает, что они тут кого-то выслеживали и ввалились без приглашения в её временное жилище.

Наконец, оба вернулись на кухню. Круглолицый, что показывал ей удостоверение, устроился напротив и сцепил руки на столешнице.

— Екатерина Витальевна! — Он смотрел на Катю спокойными, карими глазами, пока его более шустрый напарник оглядывал полочки и шкафчики, ничего не трогая руками. — Вы должны нам кое-что разъяснить, и от ваших ответов будет зависеть то, останетесь ли вы дома, или проследуете вместе с нами.

— Куда? — спросила она, положив ладонь на грудь и в её глазах появился испуг.

— Обратно в Санкт-Петербург, — ответил её собеседник. — На Литейный, 4.

Его товарищ присел на корточки, заглядывая в прозрачную дверцу электрической плиты.

— Я не понимаю, — призналась Катя. — Меня отпустили, я уже сделала, что могла, после того, как убили Илью Николаевича.

— Речь не об этом деле, — мягко сообщил сидящий напротив мужчина.

Она знала, что не об этом, но сделала вид, что удивлена.

— Простите, как вас зовут? — спросила она, опуская руку на стол. — Я не успела прочитать в вашем документе.

— Капитан Гусев, — представился он, и чуть помедлив, добавил: — Юрий Всеволодович. Я предупрежу ваш вопрос: нас интересует ваша последняя поездка в Питер. Вы ведь только что вернулись?

Катя качнула головой, краем глаза отметив, что напарник капитана Гусева смотрит в пустую кастрюлю на подоконнике.

— Я приехала 1 января, часов в восемь утра. — Она задумалась. — Или в половине восьмого. Точно не скажу. Кастрюля новая, в ней ещё ни разу не готовили.

— И где вы были до настоящего момента? — не обращая внимания на реплику в адрес своего коллеги, спросил Гусев.

Катя разочарованно улыбнулась.

— Не думала, что это кого-то заинтересует. Я была на даче у своего шефа, Аркадия Аристарховича Лазарева. Мы расстались сегодня утром.

Похоже, капитан тоже разочаровался.

— Что вы делали в Санкт-Петербурге?

— Это допрос? — Катя встала, подошла к холодильнику, в который успел сунуть свой любопытный нос второй фээсбэшник, и решительно закрыла его. Парень отодвинул её руку и вознамерился продолжить исследование.

— Погуляй в соседней комнате, — остановил его Гусев. — Телевизор посмотри.

Шустрый напарник поджал губы, но ничего не сказал и покинул кухню. Катя прислонилась спиной к холодной дверце.

— Мне казалось, что в вашей организации работают люди, менее бесцеремонные, чем в полиции, — высказала она. — Если ваш товарищ хочет есть, он мог бы прямо об этом сказать. Но я ничего не успела купить, провела почти сутки в гостях.

— Екатерина Витальевна! — Гусев со стула не поднялся, но подался в её сторону. — Присядьте. Он больше не будет инспектировать ваши продукты. Так зачем вы ездили в Питер?

— Странный вопрос! — Катя обошла стол и села напротив. — У меня там квартира, я пустила жильцов и ездила, чтобы забрать у них плату за проживание.

— Странное время вы выбрали для этого, перед самым Новым годом, — заметил фээсбэшник.

— Ничего странного! — отрезала Катя. — После праздников у них копейки не будет, и раньше следующего месяца я от них платы не дождусь.

— Почему они не переводят деньги на ваш счёт? — Он смотрел на неё, прищурившись.

Ей захотелось сказать какую-нибудь дерзость. Но злить этого человека не входило в планы госпожи Крыловой, она отвела взгляд и принялась с расстроенным видом водить пальчиком по краю столешницы.

— Я не понимаю, почему мои проблемы с квартирантами вызывают такое пристальное внимание. Они что, шпионы?

Гусев усмехнулся, и как-то сразу стал моложе и проще. Катя заметила это краем глаза и снова повернулась к нему. "Симпатичный. И эта ямочка на подбородке ему идёт…"

— Дело в том, — начал объяснять фээсбэшник, — что за десять минут до полуночи был сбит машиной наш сотрудник, которого вы хорошо знаете. Подполковник Игорь Сергеевич Сокольский.

Катя вздрогнула и прижала руки к груди, во все глаза глядя на мужчину.

— Н-но я не умею водить машину… — промямлила она. — Да и машины у меня нет. Я ездила туда на поезде, а обратно — на такси. А что с ним? Он жив?

— Жив, — сообщил Гусев. — Уверен, что вы знаете об этом.

Катя опустила свои тонкие руки и поникла, как увядший цветок.

— Тогда я не знаю, что ещё могу вам сказать, если вы заранее всё знаете, — печально проговорила она. — Хотите кофе?

Неожиданный вопрос заставил капитана встрепенуться. Он посмотрел на неё странно, но тут же мотнул головой.

— Не стоит беспокоиться. И знаем мы далеко не всё.

Он разглядывал её, Катя это чувствовала, и продолжала демонстрировать гибкость своего позвоночника, сидя боком и склоняя длинную шею, так что фээсбэшник мог видеть короткие завитки волос, выбившиеся из причёски на её затылке.

— Тогда что конкретно вас интересует? — Она подняла голову и выпрямилась.

— Что вы делали в Питере, и что знаете о покушении на подполковника Сокольского, — сформулировал Гусев, отвлекаясь от её шеи.

Катя поднялась и отошла к окну.

— Извините, мне трудно говорить, — тихо призналась она. — Точнее, вам будет трудно меня понять. — Она повернулась к нему и всплеснула руками. — Я не знала, что случилось, пока Игорь Сергеевич не позвонил мне!

"Знать бы, что он наговорил своим коллегам, — подумала она при этом. — Какая сволочь!" Её сильно задело то, что Сокольский проболтался о её причастности к наезду. Она была уверена, что он будет молчать. Теперь приходилось как-то выкручиваться. Но почему бы не сказать полуправду? Даже Сокольский не может гарантировать, что она была в машине в тот роковой момент. И не сможет доказать, что она вообще была в те минуты в городе.

— Расскажите, что случилось, — миролюбиво предложил фээсбэшник. — А я постараюсь вас понять.

Катя вернулась на стул, присела и положила руки с изящными кистями на стол. Потом вздохнула и призналась:

— Я не верю мужчинам. Но вы — должностное лицо, и наверное, обязаны смотреть на меня не как на женщину, а как на человека?

Капитан Гусев в удивлении приподнял брови.

— Нет-нет! Ничего не говорите! — остановила его Катя, протянув руку ладонью вперёд. — Погодите! Проявите немного терпения, я хочу рассказать всё по-порядку.

Гусев кивнул, соглашаясь, и тоже положил руки на стол. Кухонная преграда между ними оказалась недостаточно широкой, и их пальцы почти соприкасались. Или, сами того не заметив, они подались навстречу друг другу, чтобы разговор казался более интимным?

— Вы наверняка знаете, что мой первый муж… гражданский муж, с которым я прожила несколько лет, получил срок за мошенничество, — начала Катя, дождалась кивка фээсбэшника и продолжила: — Он забрал меня прямо из университета, жениться по-настоящему не собирался, кормил обещаниями и везде брал с собой. Говорил: "Красивая женщина отвлекает внимание и делает собеседников более податливыми". Да, он использовал меня, чтобы проще было договариваться с его партнёрами.

— Но вы могли уйти от него, — рискнул предположить Гусев.

— Могла! — Катя вздохнула. — Могла… Но я не знала, что он всех обманывает. Я терпела и прощала, пока не стало поздно. Мне ещё повезло, что меня не обвинили в пособничестве!

Она выпрямилась, и убрала руки. Гусев нехотя подался назад, и привалился к спинке стула.

— Что было дальше? — спросил он.

— Мне встретился другой человек, — призналась Катя. — И он тоже меня использовал. Мне кажется, что это — удел всех красивых женщин. Разве не так?

Не будучи красивой женщиной, Гусев затруднился ответить.

— Наконец я вырвалась из этого круга! — продолжила Катя. — Мне казалось, что вырвалась. Игорь Сергеевич очень много для меня сделал, я ему благодарна. Я смогла уехать и начать всё с начала. Мой новый наниматель не женат, и возможно, у нас с ним может что-то получиться. Он пригласил меня провести с ним Новогоднюю ночь, но я испугалась. Вдруг он тоже будет меня использовать, а потом окажется, что и он — мошенник? Я сбежала в Питер. — Она усмехнулась. — Совсем как Женечка Лукашин в фильме. Решила, что у меня есть повод: надо забрать деньги. Мне захотелось подумать, и дать подумать ему. Но в Питере, прямо на улице, я встретила одного из людей Ильи Николаевича Горюнова. Он ехал мимо, узнал меня и остановился. Сперва взялся подвезти, потом стал говорить, что в память о покойном хозяине, я должна ему помочь. Я испугалась!

Катя замолчала, и некоторое время сидела, глядя в сторону и явно борясь со слезами. Гусев подождал немного, потом напомнил о себе:

— Во сколько вы с ним встретились?

— Около одиннадцати вечера, — сообщила Катя. — Я опоздала на поезд и думала, пойти в гостиницу, или уговорить кого-то отвезти меня за двойную плату.

— Как зовут того человека и какая у него машина?

— Кажется, у него "Тойота", такая… попроще, и тёмного цвета. — Катя сосредоточилась. — А зовут его… Влад. Да, Влад, и у него такая странная фамилия — Новожилов, или Новожильский… Точно я знаю только его имя.

— Что было дальше? — напомнил ей собеседник.

— Он сказал, что выследил одного из врагов Горюнова и собирается с ним расправиться, а потом ему надо, чтобы я спрятала его. Я испугалась и поняла, что мне нужно как-то от него отделаться. — Катя подняла глаза, полные слёз, и несчастным взглядом посмотрела на капитана Гусева. — Не знаю, как мне удалось… Это какой-то экспромт! Я сказала, что помогу, что я как раз живу в другом городе, но я хочу в туалет прежде чем куда-то ехать. Рядом был круглосуточный супермаркет. Он позволил мне пойти. А там я подкупила уборщицу, чтобы она провела меня через чёрный ход, поймала частника — и проехала с ним до Ладожского вокзала. Я сперва хотела остаться там до следующего поезда, но потом испугалась, что этот тип меня выследит, вызвала по телефону такси и уговорила везти себя в Петрозаводск.

Гусев некоторое время молчал, будто прислушивался к чему-то.

— Назовите адрес супермаркета, — сказал он наконец. — И расскажите, что это было за такси. Если ваши слова подтвердятся, больше вопросов не будет.

Про себя он подумал: "Проверить, правду ли она говорит, будет непросто, несмотря на точную последовательность деталей. Но это — уже дело наших питерских коллег. Да, не зря меня предупредили, что госпожа Крылова — женщина опасная. Кажется, я понимаю, чем именно…"

* * *

— Через полтора километра — железнодорожный переезд, — оповестила Берестова Сиротина. — А за четыреста метров до него, от шоссе на Восток отходит дорога к садоводству. Дальше ехать смысла нет. Вера не говорила, что переходила через железную дорогу.

— В таком состоянии она могла не заметить, — возразил Колян, притормаживая. — Ничего мы так не найдём. Надо организовывать местных, и прочёсывать всю эту сторону. И то не факт, что будет результат. По словам девушки, там было что-то вроде раскопок, или стройки. Сама видишь по карте, что ничего такого тут быть не может.

Инга покачала головой.

— Вера — девушка умная, она даже сказала, что сперва считала просеки, которые проходила и их было не меньше пятнадцати. Такой ориентир, как переезд, она непременно запомнила бы. Мало вероятно, что она, в её-то состоянии, ушла слишком далеко от места, где её пытались закопать.

Николай остановил машину перед дорогой к садоводству. Они вышли и стали оглядываться. Инга натянула на голову полосатую шапочку. Сильного мороза не было, но за городом всегда холоднее, чем в центре.

— Смотри, тут фонари, — махнул рукой Колян. — Если исходить из твоей характеристики, девушка заметила бы их. А она про фонари ничего не говорила.

— Она и про этот поворот ничего не говорила, потому что вышла через лес прямиком на главную дорогу.

— Скоро темнеть начнёт, — определил Колян. — Предлагаешь попробовать проделать весь путь ещё раз, в темноте, для правдоподобия?

Инга повернулась вокруг своей оси, посмотрела на небо, потом на Сиротина.

— Давай прокатимся до садоводства, — предложила она. — Если тут никаких карьеров и кладбищ поблизости нет, а Вера шла прямиком через лес — надо проверить, нет ли чего-то похожего на окраине местных "плантаций". Они же постоянно там что-то строят, копают.

Николай вздохнул. Он был не прочь поработать на пару с красивой девушкой, но окружающий пейзаж, холод и перспектива шариться вокруг чужих грядок его не прельщали. А как откажешься? Инга и так смотрит на него, как на чемодан без ручки. "Она на всех так смотрит", — неожиданно понял Колян, и эта мысль его взбодрила.

— Думаешь, буду канючить и проситься домой? Фиг тебе! — шутливо заявил он и распахнул дверцу машины. — Но на обратном пути заедем к гайцам, на чай. И не прикидывайся, что тебе не холодно… Снегурочка!

Инга усмехнулась, первый раз за весь день посмотрев на Сиротина с ироничной симпатией.

— Вези… Дед Мороз! — скомандовала она, и забралась в машину.

* * *

Сторож садоводства появился, едва они остановились.

— Кто такие? Ну-ка, вертайтесь отсюда! — заорал он, вываливаясь из калитки с железным ломом в руке.

— Спокойно, дядя! Мы из полиции! — Сиротин показал ему удостоверение и сторож притих, хотя смотрел подозрительно, и как-то нервно подёргивал головой. — Кто-нибудь кроме тебя есть на территории? — спросил его Николай, порадовавшись, что у этого нервного типа лом, а не дробовик.

— Нету никого! Кому тут быть в праздники? — Мужик явно не одобрял их присутствия, и ворота открывать не собирался. Отступив обратно за калитку, он напряжённо сжимал в руке тяжёлую железку и ждал, когда они уберутся.

— Точно никто не приезжал в последние три дня? — переспросил Сиротин.

Сторож мотнул головой. Вероятно, это означало "нет", хотя голова его продолжала подёргиваться, и при желании жест сошёл бы за нервный тик. Инга тронула Коляна за предплечье и тихо сказала:

— В той стороне какая-то техника стоит, вроде бульдозера. Поглядим?

Николай кивнул и обратился к сторожу.

— Ладно, дядя! Не боись! Мы тут прогуляемся вот по этой дорожке, а внутрь не полезем.

— А чего надо-то? — грубо спросил сторож.

— Картошку воровать не станем, — пообещал ему Сиротин, и они с Ингой двинулись вдоль затянутой сеткой-рабикс ограды садоводства.

За прозрачными кустами, в дальнем конце дорожки, у самого угла огороженной территории, действительно стоял бульдозер. Снежок успел припорошить его со всех сторон, ржавое железо, когда-то выкрашенное в жёлтый цвет, проглядывало через этот "саван", гусеницы крепко впились в землю. Со стороны — просто брошенная старая техника, которая обречена окончательно проржаветь и рассыпаться через пару лет. Инга присела на корточки, разглядывая колеи, в которых утопали толстые шипы-пластины гусениц.

— Смотри! — позвала она Сиротина. — Не так уж он долго тут стоит без дела. Снегом чуть припорошило, а железо блестит. И по следам похоже, что он ездил недавно, до последнего снегопада.

— Тогда пойдём по следам и посмотрим, — предложил Николай.

Они направились в обход бульдозера, в сторону леса. Полоса деревьев не больше, чем в пол километра, отгораживала садоводство от дороги, по которой они ехали до поворота. Очень быстро оперативники наткнулись на канаву, на другой стороне которой торчали из-под снега обломки арматуры, грязные кульки, мятые пластиковые бутылки и прочий мусор местной свалки. За ней — полоса чуть припорошённой земли. По глинистым комьям можно было понять, что здесь, на опушке, недавно копали. Вокруг этого места снег лежал плотно, скопившись за несколько последних снегопадов, а середина — почти голая.

Инга краем глаза уловила движение и оглянулась.

— Сторож за нами идёт, — заметила она.

Колян обернулся.

— Что, вспомнил что-нибудь? — издали спросил он мужика.

Тот неясно пожал плечом (или это тоже был нервный тик), а потом поднял руку с чем-то круглым.

— Лови! — крикнул он и кинул это нечто в их сторону.

Волна адреналина прошибла потом.

— Ложись! — крикнул Сиротин, и обхватив Ингу за пояс, прыгнул, стремясь оказаться как можно дальше от брошенного предмета.

Они слетели в канаву. Сзади прогремел взрыв. Уши заложило, в спину больно ударили комья земли. Николай попытался привстать. Ногу обожгло, как огнём. Застонав, он перевернулся на спину, вспомнил про Ингу и дёрнул её за одежду.

— Жива? — Он с трудом услышал сам себя, но наверное, и Берестова его не слышала, потому что не шевельнулась.

В ушах звенело, и через этот звон едва пробивались другие звуки. Колян чуть не пропустил нападение: он начал подниматься — и тут в канаву козликом спрыгнул сторож, замахиваясь на него ломом. Сиротин успел увернуться, лом врезался в землю. Мужик замахнулся снова. Колян вскинул ногу, успев подцепить противника под колено. Тот рухнул на него, оказавшись неожиданно сильным и тяжёлым. Лёжа вниз головой, Сиротин смог лишь перехватить железный штырь за середину, не позволив придавить свою шею к земле. Ему удалось упереться ногами в живот мужика и перебросить того через себя.

Лом остался у Сиротина. Мужик юркнул из канавы наверх, как ящерица, и исчез из виду. Николай чуть отдышался и повернулся набок, сделав попытку подняться на ноги. Звон стал потише, но ощущение заложенности в ушах не проходило. Под ногой соскользнул камень — и Сиротин брякнулся на четвереньки. На краю канавы снова нарисовался сторож, с обломком кирпичной кладки в воздетых руках. Колян рванул "молнию" куртки, сунул руку за пистолетом…

Звук выстрела он услышал раньше, чем успел нащупать рукоять собственного тт-шника или податься в сторону. Выронив кирпичный обломок, сторож повалился на край канавы.

Сиротин сел, и тут же увидел Ингу. Та стояла на колене в трёх шагах от него, сжимая в руках пистолет. Шапочки на ней не было, по щеке сползала тёмная струйка.

— Жив? — позвала она. Её голос пробился как сквозь одеяло.

— Да кто его знает… — проворчал Сиротин, сам себя услышав не намного лучше. — Ногу зацепило.

Через пару минут оба сидели на краю канавы, а раненый и застёгнутый в наручники сторож стонал в сторонке. Инга общупала ногу Николая. Собственную царапину она уже промокнула платком и на этом успокоилась.

— По касательной задело, — обнадёживающе сообщила она. — Наверное, обломком камня. Штанина пострадала больше, чем кожа.

— Да, граната оказалась не осколочная. — Сиротин отыскал по карманам телефон. — Знаешь, а мне уже не холодно.

— Звони! — Она стянула с шеи шарф и намотала его, как платок, на голову. Откапывать в зимних сумерках, в канаве, свою невзрачную шапочку, ей показалось нерентабельным. — Похоже, что-то мы нашли.

— Хотел бы я знать, то ли это, что мы искали, — признался Николай.

Глава третья. Заполнение пробелов

Сокольский уважал профессионалов, поэтому когда попадал в госпиталь — старался выполнять все предписания, не пытался удрать раньше времени или спорить с медперсоналом о том, как они должны его лечить. Но на этот раз от обезболивающего отказался. На третьи сутки после травмы он чувствовал, что в состоянии потерпеть, и наверное, даже заснуть без лекарства.

— Позовите, если передумаете, — предупредила его вечером медсестра.

Он поблагодарил, и остался наедине со своими размышлениями, которые не давали спать куда сильнее, чем боль в спине. Связь событий годовой давности с настоящим моментом сперва казалась Сокольскому очевидной, но чем дальше — тем больше являлось сомнений. "Какой-то лабиринт без начала и конца", — думал Игорь, разглядывая в рассеянном свете ночника трещинку на потолке. Воображение нарисовало сложную сеть бороздок, оставленных древоточцем, которую он обнаружил в детстве, оторвав кусок коры на гниющем дереве.

Информация, сколько её удавалось получить от своих агентов и от полиции, скрупулёзно передавалась Мотей в его палату, как на командный пункт. Сокольский чувствовал, что все события взаимосвязаны. Труп в воде, ночной наезд в подворотне, ограбление офиса "Фарм-Треста", покушение, ночной визит лже-фээсбэшников в больницу и исчезновение предполагаемого налётчика с его подругой — всё это неведомым образом цеплялось друг за друга. Выбивался из картины парень, за которым бегали по крышам Ольгин с Капустиным, но как раз с ним прояснилось быстро. Типичный случай: гнались за одним, а попутно распутали другое дело.

Погибший оказался бежавшим из колонии рецидивистом. Он прятался у своей подруги, и поскольку соседи знали его в лицо — пробирался к ней по пожарной лестнице, через соседний подъезд и чердак. Подсобив братьям-полицейским, оперативники не помогли самим себе: Иванов, до которого с боем добирались Слава с Юрой, про письма "до востребования" ничего не знал.

Боль притупилась, тишина и приглушённый свет сделали своё дело. Сокольский задремал. Ему приснилась мать, как она сидит у стола в центре комнаты и рассматривает фотографии. Вокруг неё, на клетчатой скатерти — картонные коробки из-под обуви, которую давно сносили и выбросили, разложив вместо ботинок пачки карточек, связанные ленточками и кусками отделочного шнура.

— Правда, странно? — спросила мама. — Никого из них давно нет, а я могу заглянуть им в глаза.

Она начала поднимать голову, и Игорю до слёз захотелось поймать её взгляд. Так сильно захотелось, что он проснулся…

— Женщина, — сказал он вслух, стараясь развеять остатки сна. — Там была женщина.

Он снова прикрыл глаза и постарался сосредоточиться. На похоронах Олега он почти не смотрел по сторонам, но заметил, что во время отпевания, отдельно от всех, стояла молодая женщина в чёрном платке. Игорь тогда подумал, что она работает при часовне, и забыл о ней. Потом она следовала за похоронной процессией, и он снова её заметил. А когда всё закончилось — она исчезла.

— Где-то ещё я её видел, — снова сказал он вслух.

В её лице присутствовала некая черта, на которую он обратил внимание. Но что это было? Если бы увидеть снова… Он распахнул глаза, внезапно вспомнив: они шли с Катей по лестнице, поднимаясь в квартиру Олега, а эта женщина стояла на площадке. Увидев их, она сперва взглянула ему прямо в лицо, потом опустила голову и пошла вниз, так уверенно, словно ждала именно этого мгновения, чтобы уйти.

— Она знала Олега, — сказал себе Сокольский.

Телефон его брата пропал, а вместе с ним — всего его контакты. Но оставалась записная книжка. Игорь дотянулся до коробки на тумбочке и перетащил её на кровать. Света не хватало, и Сокольский, ничуть не сомневаясь, нажал кнопку вызова дежурной медсестры. Та появилась секунд через двадцать, со шприцем в руке.

— Нет, это необязательно, — разочаровал её Сокольский. — Мне как раз нужно было, чтобы вы включили свет. Спасибо!

Она покачала головой.

— Вам лучше поспать. Уже час ночи.

Вместо этого Сокольский принялся рыться в ящике, отыскивая записную книжку. Медсестра из палаты не ушла, стоя над ним, как укор совести.

Через несколько минут Игорь позвонил своему заместителю.

— Матвей! Мне нужно, чтобы ты нашёл женщину.

— Игорёк! У меня уже есть женщина, — напомнил Мотя. — И если я через минуту не вернусь к ней в постель, она оставит меня без десерта.

— Через минуту вернёшься, — пообещал Сокольский, не поддавшись на его шуточки.

— Ладно, что за женщина? — смилостивился Мотя.

— Её зовут Серафима. Лет между двадцатью пятью и тридцатью. Может, чуть больше.

— Имя, конечно, редкое, — признал Мотя.

— Я упрощу тебе задачу: она была хорошо знакома с моим братом. — Сокольский прикинул в уме и добавил: — Он должен был общаться с ней незадолго до гибели. Есть телефон, я скину тебе смс-кой, но когда я набрал — мне ответили, что такой номер не существует.

Мотя вздохнул в трубку.

— Ладно. Займусь этим. Но завтра! В кои веки выпала спокойная ночь…

— Буду ждать, — перебил его Сокольский. — Приятного аппетита!

— Чего? — не понял Матвей.

— О десерте не забудь, — подначил его Сокольский и отключил телефон. — Давайте ваше обезболивающее, согласился он наконец, виновато улыбнувшись терпеливой медсестре.

* * *

Колян шлёпнул пальцем по рычагу, включив чайник, повалился на стул и яростно потёр лицо, после чего посмотрел на Ингу. Та успела устроиться в кресле, отодвинула лампу и папку, и кинула на стол пакет с пирожками.

— До чего же спать хочется! — протянул Николай и заглянул в наручные часы. — Половина седьмого! Ин! А ты ведь не из районной полиции к нам пришла.

— Хочешь ещё кому-то это рассказать? — Она посмотрела на него с явным интересом.

— Да Боже меня упаси! — Колян даже руки вздел для убедительности, но тут же опустил их. — Иваныч-то знает.

Вопроса в его словах не было.

— Знает, — не стала отпираться Инга, развязывая пакет. — Но согласился, что так будет лучше. Ты не пугливый, а остальным могло стать неуютно. Подумали бы, что их контролируют.

— А ты не контролируешь?

Она откусила кусок пирожка и мотнула головой.

— И много у вас таких красивых девушек служит? — Колян спохватился, что сейчас его временная коллега сделает вид, что не расслышала вопроса, но она не стала.

— Не пересчитывала. Больше на мужиков смотрю. Таки будешь ходить в драных брюках?

В прорехе на его штанине белела повязка. Берестова отделалась пластырем на виске.

— А ты можешь зашить? — заинтересованно спросил Колян.

— Нет.

Временно воцарилось молчание. Сиротин достал из стола кружки и принялся заваривать чай. Инга продолжала жевать, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Пришедшие вечер и ночь оказались бурными и плодотворными. Общими усилиями с местным областным коллективом им удалось откопать труп в мешке — и это действительно оказался знакомый Веры Матвеевой — парень лет тридцати, с двумя пулевыми ранениями: Степанов Роман Викторович. Саму Веру усилиями Инги перевели в городскую больницу, под защиту ФСБ.

Уже по беглому осмотру можно было определить, что помимо двух ранений, Степанов страшно истощён, совсем как выловленный из воды Бусов. Более точную характеристику эксперты обещали предоставить днём.

К сожалению, с раненого сторожа мало что смогли добиться. То ли он косил под ненормального, то ли действительно им являлся. Пришлось оставить его до специального медицинского осмотра и установления личности. Поскольку ехать домой было уже поздно (или рано — смотря как поглядеть), Инга с Николаем вернулись на Большую Подьяческую, в своё отделение полиции. Дожидаться начальства.

— Думаешь, и тут ниточка тянется к фармацевтической компании Зайцева? — спросил Николай, поднимаясь со стула не без помощи рук, и прихрамывая пересёк комнату, чтобы поднести ей дымящуюся кружку с чаем.

— Слишком просто, — ответила Инга задумчиво.

— Ну почему? — Николай придвинул второй стул и сел поближе к пирожкам. — Если бы Вера не выжила — этой конторе ничто бы не угрожало. А если бы наш Костик не ринулся спасать утопающего — мы бы ещё не скоро узнали о трупе в воде. Совпадения обстоятельств, или "глас свыше" — как хочешь назови. Деяния преступников обличают их собственные жертвы.

Берестова усмехнулась, и придвинула к себе кружку. Критиковать или поддерживать высказывания Сиротина она не торопилась.

— То, что Бусов несколько лет проработал в фирме Зайцев, ещё не значит, что они делали общее дело, — возразила она, расправившись со вторым пирожком. — Вот увидишь, этот ваш Зайцев найдёт, чем ответить на любые вопросы.

— Ну, посмотрим, — не стал спорить Колян. — По любому, мы с тобой сегодня сделали всё, что могли. Доложимся — и по домам! Или тебе ещё со своими надо свидеться?

— Подождут, — решила Инга. — Основное они знают, а насчёт выводов я совершенно не уверена…

Глава четвёртая. Новые источники

— Игорь Сергеевич! К вам посетительница.

Охранник пропустил в палату невысокую, молодую женщину с длинной русой косой. Она остановилась возле двери и всматривалась теперь в Сокольского с расстояния. Через её согнутую левую руку свисало пальто, в правой женщина держала жёлтый пакет и кожаную сумочку. Сокольский отложил ноутбук и сам засмотрелся на гостью.

У неё был покатые плечи и женственная фигура, которую подчёркивали тонкий свитерок и расклешенная юбка с высоким поясом. Спохватившись, Сокольский кивнул на стул.

— Проходите, присядьте, — предложил он. — Вас зовут Серафима?

Она наконец-то моргнула, и щёки её порозовели.

— Извините, я обычно не такая невежливая… Здравствуйте!

Он кивнул.

— Ничего! Я ведь тоже вас разглядывал.

Она подошла, поставила на стул пакет и аккуратно повесила на спинку сложенное пальто.

— Да, я — Серафима… Андреевна Огранникова. — Представление получилось с паузой. — Хотя, вы наверное знаете.

— Я знал только ваше имя, — признался Игорь. — Олег ничего не говорил про вас.

Она снова на него взглянула, потом спохватилась и полезла в пакет.

— Я принесла вам яблоки. Подумала, что негоже идти в больницу с пустыми руками.

Ничего необычного в её лице не было — ни шрамов, ни родинок, но Сокольский понял, почему запомнил эту молодую особу с первого раза. В ней жила ровная, мягкая женственность, без вызова, без подчёркнутой сексуальности. Абсолютно во всём — в просвечивающей румянцем белой коже, спокойном взгляде печальных глаз, линии девственно-нетронутых бровей, мягких губах, на которых любая помада смотрелась бы дико. Он затруднился бы составить фоторобот такого лица, но узнал среди тысяч, обладающих той же формой носа, лба или скуловых костей.

— Присядьте, — снова попросил Сокольский, и его гостья послушно сняла со стула пакет, и села.

Взгляд её снова вернулся к нему. Она просто не могла оторваться от его лица, и он спросил:

— Похож?

Она провела рукой по глазам, но снова посмотрела на него.

— И да, и нет. Если бы вы стояли рядом — я бы вас не перепутала, но не вглядываясь… Олег как-то обмолвился, что у него есть брат, но не сказал, что вы близнецы. Я узнала только в тот день… — Она запнулась.

— На похоронах? — закончил за неё Сокольский.

Серафима кивнула и перестала на него смотреть. Вместо этого достала кулёк с яблоками и положила на тумбочку. Взгляд её задержался на ящичках картотеки, и Сокольский отметил, что предметы эти ей хорошо знакомы.

— От кого вы узнали? — спросил он, не поясняя, что именно, но она догадалась.

— Он долго не звонил. — Отвернувшись от тумбочки, Серафима теперь смотрела не на него, а вскользь, на медицинские приборы, укреплённый по другую сторону от кровати. — Я волновалась. Потом стала звонить сама, но мне каждый раз отвечали, что абонент недоступен. Тогда я пошла к механику, который обычно ремонтировал его машину. Олег говорил, что они друзья. Этот человек сказал мне, что Олег умер и через два дня похороны. Потом, на кладбище, я увидела вас… Мне показалось, что это какая-то мистификация. Сперва я не могла поверить, что вы — это не он! — Серафима взяла паузу, вынула из сумочки платок, но так и не донесла до носа, оставила на коленях. — Когда такое происходит, цепляешься за любую глупость. Хочется верить, что произошла ошибка, что Олег всё это подстроил, потому что ему нужно от кого-то спрятаться. Но кто тогда лежал в гробу? И вы меня не узнавали. Я почувствовала, что вы — другой человек. И… В вас было столько боли! То есть, вы ничего не делали, не плакали, не говорили… Не знаю, как объяснить. — Ей захотелось уйти от сложной темы, и она спросила: — Как он умер?

— Его убили, — коротко ответил Сокольский.

Серафиму это не удовлетворило.

— Я знаю, батюшка молился за убиенного Олега.

Сокольский посмотрел ей в лицо. Может, она ожидала, что он начнёт пересказывать последние приключения своего брата, но он ответил:

— Его пытали, потом застрелили. — И добавил, хотя она не спрашивала: — Виновные уже понесли наказание…

— Какая теперь разница! — Серафима отвернулась, прикусив губу и стараясь не заплакать.

— Воздаяние умиряет совесть тех, кто не смог предотвратить преступление, — признал Сокольский.

Она снова посмотрела на него.

— Вы такой же категоричный, как он.

Сокольский решил не отвлекаться. У него был важный вопрос, ради которого он и разыскивал эту женщину.

— Олег не оставлял у вас своих вещей?

— Да, он оставил кое-что. — Она посмотрела на него. — Вы знали?

— Я и о вас-то ничего не знал. Должен был догадаться. — Он не стал оправдываться и объяснять, что не до того было, и он просто не проверил все записи своего брата. — Что он оставил?

— Вот это. — Она снова полезла в сумочку и извлекла миниатюрную флешку. — Олег будто предчувствовал нехорошее… Он объяснил, что у него осталось одно незаконченное дело, и пусть это полежит у меня. Лучше даже, если я положу это в банковскую ячейку. А если с ним что-нибудь случится, то за флешкой придёт человек… Он так странно сказал: "Ты догадаешься, что именно ему это надо отдать". Теперь я понимаю, он имел в виду вас.

Сокольский покрутил в руке чёрный прямоугольник, но проверять, что в нём, не стал. Вместо этого посмотрел на женщину.

— Почему не передали раньше?

— Олег много раз мне подчёркивал, что я не должна сама лезть в его дела, — объяснила Серафима. — Мне показалось, что он вообще не хочет афишировать, что мы хорошо знакомы. Поэтому я решила, что если это кому-то нужно, ко мне придут, и не стала искать вас. Потом мне пришлось на несколько месяцев покинуть город, а когда я вернулась, я вспомнила про флешку и решила, что просто отнесу к нему на квартиру. У меня остались ключи. — Она извлекла связку ключей и положила на край постели. — Думаю, что мне следует и это отдать вам. Я тогда приехала, долго не решалась открыть двери. Потом услышала шаги на лестнице. Вы поднимались с какой-то женщиной. — Серафима смущённо прикрыла глаза рукой. — Не знаю, как вам это объяснить… Мне снова показалось, что это всё — мистификация, и что Олег просто хотел со мной расстаться. Вы были с другой!

Она подняла голову, и на какой-то миг Сокольскому показалось, что в её выразительных глазах светится ревность. Но ощущение тут же пропало.

— Я ушла, — закончила Серафима. — И решила, что больше с места не двинусь, что если вы до сих пор не спохватились, значит вам это уже не нужно. А сегодня мне позвонили. Человек сказал, что меня хочет видеть Игорь Сергеевич Сокольский, но что сейчас вы в больнице, и если я соглашусь встретиться — он передаст, чтобы меня пропустили к вам. — Неожиданно она встревожилась. — Вы же ранены! Я веду себя совершенно ужасно! Как вы себя чувствуете? Может быть, я вас утомила…

— Всё нормально, — остановил поток её извинений Сокольский. — У меня небольшая травма. Вставать пока не разрешают, но я нормально себя чувствую. Серафима Андреевна! Я хочу задать вам личный вопрос…

— В каких мы были отношениях? — По его взгляду она поняла, что угадала. — Мне казалось, что в очень близких. Сейчас — не знаю. Олег был очень странным человеком, и наверное, сперва любил свою работу, а уж потом… всё остальное. Думаю, я заблуждалась. Мне хотелось, чтобы мы были близки и я готова была в это поверить.

Сокольский криво усмехнулся.

— Легче вам от моих пояснений вряд ли станет, — начал он. — Даже я знал не о всех делах своего брата, тут он предпочитал скрытничать. Может, отвечал мне взаимностью, потому что и я от него многое скрывал. Но мне кажется, что у него действительно были серьёзные намерения. Не спрашивайте, почему. Я затруднюсь ответить.

Она засмущалась, встала со стула и заторопилась.

— Я всё-таки утомила вас. Извините! Но я ещё зайду… если вы захотите.

— Буду ждать, — серьёзно ответил Сокольский. — И, пожалуйста, оставьте номер вашего нового телефона…

Дождавшись, когда мягкий силуэт Серафимы скроется за дверью, он взял ноутбук и занялся флешкой, оставленной Олегом этой женщине, которой доверял больше, чем собственному брату.

Примерно через час Игорь позвонил Матвею Киппари.

— Нам нужен Влад, про которого рассказала Катя Крылова, — оповестил он своего заместителя. — Не могу точно утверждать, что это — тот самый Влад, о котором я думаю, но многое совпадает… Потом расскажу подробности. Если я прав — этот парень не только работал на покойного Горюнова. Он когда-то был осведомителем моего брата Олега, и следил для него за Глебом Денисовичем Зайцевым. — Он выслушал Мотю и добавил: — Мне это тоже показалось любопытным…

* * *

Оперативники миновали холл, проигнорировав швейцара и охранника, но перед лестницей путь преградил двухметровый громила. На его груди можно было играть в футбол.

— Закрыто, — недружелюбно предупредил он.

Ольгин прикинул рост громилы, весовую категорию и степень упёртости, и без предупреждения нанёс короткий удар снизу в челюсть. Громила растянулся на полу.

— Сам разрешил, — напомнил Слава.

Майор Киппари пожал плечами, показывая, что совершенно не возражает.

Они прошли на лестницу и спустились в цокольный этаж. Здесь охранников не было, и Мотя толкнул двери, без приглашения войдя в длинный зал, уставленный бильярдными столами. Трое "братков" тут же повернулись им навстречу.

— Назад!

Приказ прозвучал из глубины помещения. Высокий, полный мужчина лет пятидесяти, поставил конец кия на носок своего ботинка, вынул изо рта сигарету и весело произнёс:

— Матвей Севастьянович! Вы никак не можете без треска и плеска!

Охранники расступились и Ольгин направился вслед за Мотей, пружинисто шагая по сине-белому ковролину и ощущая себя катером, который продвигается в крошеве льда вслед за ледоколом. На громил он демонстративно не посмотрел, его больше заинтересовал хозяин заведения. Этакий бодрый, молодящийся толстяк в сером костюмчике-тройке, с полосатым галстуком цвета местного ковролина и прищуренным левым глазом.

Когда Матвей сказал, что ему нужно увидеться с осведомителем, Слава вообразил себе бомжа, или местного алкаша, готового за бутылку пива обшаривать окрестные помойки. Хозяин бильярдной явно не подходил под эту категорию. "А чего я хочу? — критично подумал Ольгин. — Мне ещё учиться и учиться. Авось, сам когда-нибудь заведу осведомителей вроде этого красавца".

— Это кто с тобой? — спросил толстяк с кием, кивая на Славу.

— Мой телохранитель, — бросил Мотя, и опёрся руками о край стола, оглядывая конфигурацию, в которой застыли бильярдные шары. По весу он равнялся с хозяином заведения, но на его костях в основном были мышцы, а не жир.

— Может, партию? — предложил хозяин.

— Пусть уйдут, — коротко и неожиданно жёстко для своей обычной манеры сказал Мотя, кивнув на "братков".

— А твой телохранитель? — Толстяк ехидно покосился на Ольгина.

— Останется при мне.

Хозяин заведения махнул рукой — и его люди потянулись к выходу.

— Может, хоть выпьешь? — предложил он.

— Я на службе.

— Ну, тогда скажи, что тебе надо на этот раз? — встревожился толстяк.

— Гена-Гена, Крокодил… — протянул Мотя, мгновенно перейдя от официоза к вальяжности, и двинулся в обход стола. — Сколько мы с тобой знакомы? Лет семь, или восемь? И ты спрашиваешь, что мне надо?

Хозяин бильярдной совсем перестал улыбаться. Но и Матвей Киппари оставался крайне серьёзен.

— Мне нужна информация об одном человеке, — сообщил он. — Ещё недавно работал на Илью Николаевича Горюнова, зовут Влад. Фамилия — Новожильский, Новожилов, или Новожилевский. У него тёмная "Тойота". Официально он среди служащих фирмы Горюнова не числился, но ты-то наверняка знаешь, как его найти. Через свои связи.

Толстяк Гена расстроенно бросил кий на стол, разметав шары.

— Ну, ты хочешь невозможного, — проворчал он. — Если на свободе остались братки этого Горюнова — они меня закопают!

— Да ладно! — не поверил Мотя. — Ты всегда так говоришь. Помнишь 2008-й год?

Толстяк махнул на него рукой и расстроился ещё сильнее, потом привалился задом к краю стола и растянул узел галстука, чтобы добраться до верхней пуговки на рубашке.

— Помню, можешь не напоминать! — буркнул он.

— Тогда я жду результатов, — "обрадовал" его Киппари. — Два дня тебе хватит?

— Три! — отрезал Гена.

— Но не больше! — Мотя погрозил ему пальцем. — Пойдём, Славка! И запомни этого старого пердуна. Лучше него никто в этом городе не умеет искать людей, связанных с криминалом.

Толстяк проводил их недовольным взглядом. Характеристика, которую дал ему напоследок майор Киппари, где-то глубоко в душе ему даже польстила, хотя он и не решил пока, с кем опаснее связываться: с фээсбэшниками, или с бывшими братками недобро поминаемого Горыныча…

Глава пятая. Неправильный ход

Утром пятого января толстяк Гена позвони майору Киппари и предложил встретиться.

— Это срочно! — заявил он.

Как на грех, Мотю ожидало начальство, и отложить свой доклад он никак не мог.

— Приедет Слава, мой телохранитель. Ты его видел, — ответил он осведомителю.

— Хорошо, тогда буду ждать его в арке, за два двора до моего заведения, — быстро ответил тот, и повесил трубку.

Со Славой поехал Юра Капустин, помочь и проследить, чтобы не было подвохов. Оставив его неподалёку от условленного места, Ольгин прогулочным шагом направился к облупленной арке, огляделся, не заметил ничего подозрительного и прошёл внутрь.

Гена-Крокодил был уже тут, стоял и курил, прислонившись к железному столбику, на котором когда-то висели ворота. Завидев Ольгина, он бросил сигарету и энергично подошёл.

— Вот здесь он прячется. — Крокодил сунул Ольгину бумажку с адресом. — И передай своему шефу, что я никаких показаний давать не стану.

— И это всё, ради чего звал? — Слава посмотрел на него. — Мог бы по телефону продиктовать.

— Ещё чего! Я — параноик! А вдруг меня прослушивают? И ещё: там на территории два жилых дома, и два старых корпуса какого-то предприятия. — Гена, похоже, привык честно отрабатывать свои обязательства. — Всё на реконструкции, сеткой затянуто. Пару лет назад это место купил "Фарм-Трест", но так ничего не начали делать. Дома в аварийном состоянии. Внутри каре есть закуток, где можно и машину спрятать, и самому схорониться. Под одним из домов, в подвале, несколько лет назад какая-то шарашкина контора не-то контрафактную водку разливала, не-то наркотики паковала. Работали молдаване, потом узбеки, но их уже разогнали… Больше ничего узнать не удалось.

— И на том спасибо, — сказал Ольгин, засовывая бумажку с адресом в карман.

Он собрался уходить, но Гена удержал его за рукав.

— Только этот Влад, которого вы ищете, прямо сейчас там, а где будет завтра — не знаю, — предупредил он.

— Понял, — кивнул Ольгин, отвернулся и вышел на улицу.

— Есть адрес? — живо спросил Юраша, когда он сел в машину.

— Есть. Надо вызывать бригаду. И думаю, что нам самим лучше сразу туда поехать. Со слов нашего толстого друга, парень может исчезнуть в любой момент.

Капустин молча завёл мотор и развернул машину в нужном направлении. Ольгин взялся за телефон…

* * *

Под ногами хрустел битый кирпич вперемежку с остатками штукатурки и стёклами. Дом походил на предназначенный к сносу, а не ремонту. Лестницы без перил зависали над проёмом, и казалось, что они готовы рухнуть от малейшей нагрузки. Ольгин таких домов повидал достаточно и в обманчивую зыбкость не поверил. Метровой толщины стены крепко держали вмурованные в них лестничные пролёты. Ещё надо постараться всё это разрушить.

Пол на верхнем этаже отсутствовал. Среди мусора — никаких следов. Слава повернулся и пошёл вниз, в полуподвальное помещение, стараясь держаться вдоль стены. Чем ниже он спускался, тем тщательнее следил, куда ставит ногу. Не хотелось обнаружить себя раньше времени.

За пустым проёмом виднелась целая анфилада помещений, уходящих в темноту, но Ольгину почудился проблеск света. В равной степени это могла быть лампочка, дневной свет из выбитого окошка или луч фонарика. Нащупав пистолет, Ольгин аккуратно двинулся вперёд, так и прижимаясь к стенам и используя каждый угол или колонну, державшую потолок, как укрытие, чтобы оглядеться, прежде чем следовать дальше. Так он добрался до ещё одной лестницы, относительно чистой и тёмной. Она начиналась на цокольном этаже и ныряла вниз между остатков перильного ограждения.

Снизу тянуло сыростью, но к воздуху примешивался ещё какой-то запах, совсем неподходящий для подвала. Так пахло в больнице. Ольгин вспомнил: один из спиртов, которые используют для дезинфекции, имеет этот странный аромат не то одеколона, не то дезодоранта. Название никак не всплывало в памяти, но Слава был уверен, что правильно угадал. Он спустился вниз и подошёл к первой же двери.

Углом глаза он уловил движущуюся тень. Сработал инстинкт — Ольгин успел отпрыгнуть. Железо врезалось в стенку, выбив осколки кирпича. Прежде, чем человек снова замахнулся обрезком трубы, Ольгин прыгнул на него, своим весом отбросив от лестницы. Не удержался на ногах и свалился сверху. Противники покатились по полу. Незнакомец оказался ловким, ухитрился подставить колено и отпихнуть Ольгина от себя. Отвалившись в сторону, он тут же вскочил и ринулся к двери. Слава прыгнул следом, врезался со всей дури в створку и не дал её захлопнуть у себя перед носом.

Откуда-то сверху, из дыр между кирпичами, просачивался свет, поэтому разглядеть помещение не составляло труда. Это было похоже на заброшенную лабораторию, с железными шкафчиками, высокими столами и покрытыми пылью термостатами. Противник Ольгина успел заскочить в тёмный угол. Хаотически раздвинутая мебель мешала высмотреть, где он. Ольгин, на своё счастье, не выронил пистолет, пока они катались по полу, и сжимая оружие в руке, пошёл вдоль стены.

— Ладно, парень! — сказал он как можно спокойнее, хотя привычный азарт толкал его навстречу новой схватке. — Выходи, поговорим. Здесь ведь второго пути нет. Толку-то играть в прятки?

Движение почудилось ему слева — и он моментально свернул туда. Шорох шагов показал, что незнакомец перебирается за столами в сторону открытой в коридор двери. Ольгин тут же запрыгал обратно, надеясь успеть первым и перегородить путь к отступлению. Его обнадёжило то, что неизвестный не стреляет, да и напасть на него пытался с обломком какой-то трубы. Отсутствие огнестрельного оружия у противника подействовало расслабляюще.

Человек вскочил на ноги прямо перед его носом. Но вместо того, чтобы кинуться в драку или шарахнуться к двери, махнул рукой, хлопнув Славу выше колена…

Ногу пронзило, как раскалённой спицей. Ольгин выдернул дротик прежде, чем сообразил, что делает. Почему-то он не испугался, и зажав смертельную игрушку в руке, шагнул к противнику. Тот шарахнулся в коридор, но тут же вылетел обратно, к ногам Ольгина. За ним вбежал Юраша, пнул незнакомца в бок, заставив перевернуться, и плюхнулся коленями на его поясницу, одновременно вытягивая из кармана наручники.

— Лежи!! Зар-раза! — рявкнул он, без особого труда скрутив руки неизвестного за спину и защёлкнув "браслеты" на его запястьях. Потом вскочил и кинулся к Ольгину.

Тот со странным выражением протянул ему дротик, хотел что-то сказать, и удивился, потому что рука лишь начала подниматься, и тут же упала, челюсть онемела, и язык даже не шевельнулся. Капустин подхватил его подмышки, и прислонил к стенке, удерживая в стоячем положении.

— Что?! — неясно спросил он. — Это его дротик?!

Стало трудно дышать, но дотянуться до ворота куртки не получалось. Рука безвольно висела, не реагируя на приказы мозга. И почему-то ужасно захотелось спать. Навалилась усталость, так что сопротивляться невозможно! Он качнул головой и расслабился было, чтобы соскользнуть на пол, но Юра перекинул его руку через свою шею.

— Я тебе упаду! Ольгин! Чтоб тебя… Не засыпай!!

Голос пробивался к ушам Ольгина сквозь толщу воды. Дышать становилось всё тяжелее, казалось, что вот он сейчас уснёт — и станет легче. Но Юраша потащил его куда-то, вынудив передвигать ноги.

— Шагай! Не спать!

Его ущипнули за бок. Ольгин на секунду встрепенулся и даже заметил, что с другой стороны рядом с ним есть ещё кто-то, и его вторая рука тоже покоится на чужой шее. Но дыхание замедлялось, на плечи давила тяжесть, и неимоверное желание уснуть, прямо сейчас, овладевало им вопреки всем стараниям товарищей! Его встряхнули и заставили подниматься по лестнице, толкая и тыкая пальцами в рёбра. Боль существовала отдельно, но не давала расслабиться окончательно. Язык не повиновался, иначе Слава непременно начал бы упрашивать, чтобы его оставили в покое хоть на секунду. Но мгновения шли, а он всё ещё переставлял ноги, вися на чужих плечах. Его волокли, встряхивали и требовали, чтобы он не засыпал. "Что в этом плохого? — подумал Ольгин. — Просто немного отдохнуть. Я же всё сделал…"

От тычка под рёбра в глазах прояснилось. Он сделал резкий вдох — и морозный воздух улицы обжёг лёгкие. Ольгину чуть полегчало. Он даже заметил, что мимо них пробежала группа парней в чёрной одежде и масках. Потом сонная одурь вернулась, его снова трясли, куда-то запихивали.

— Что с ним? — Кажется, это был голос Данилы Некрасова.

— Яд, — коротко ответил Юра. — Быстрее! В нашу лабораторию!

Слава страшно устал и ему хотелось уснуть как можно быстрее. Но его снова начали тормошить, бить по щекам, трясти.

— Пульс не прощупать! Ольгин! Слышишь меня?!

На этот раз он не узнал голос. Всё сплывало, темнело и исчезало, и кажется, ему было уже безразлично, слышит он что-то или нет.

Потом он умер…

Книга 3. Точка невозврата. Часть четвёртая. Теоретики и практики

Глава первая. У всего есть своё начало

(Старая Русса, весна 1990 года)

— Игорюха! Ну-ка, иди сюда!

Подросток не стал развязывать ботинки и подошёл, демонстративно сунув руки в карманы брюк.

— Ну чего?

Борисыч — высокий, плотный и жилистый мужик пятидесяти лет, приходился двоюродным братом его умершей год назад матери. Он стоял посреди широкого коридора и смотрел на воспитанника сердитым взглядом.

— Альбом куда дел?

— Какой альбом? — с вызовом переспросил Игорёк.

— Такой! Из кладовки ты вещи тыришь?!

Прикусив губу, Игорёк промолчал. А что тут скажешь? Мог бы догадаться, что рано или поздно дядька заметит неладное.

Они жили в большой трёхкомнатной квартире, в старом доме. Коридор тут настолько просторный, что в углу стоит верстак — и никому не мешает. Вместо того, чтобы отвечать, пятнадцатилетний Игорёк засмотрелся на бардак, который на нём творился: банки из-под краски, мотки проводов, инструменты, обрезки резины, из которых Борисыч резал набойки на стоптанные каблуки, початые коробки с гвоздями и шурупами…

Почти год он жил здесь, в Старой Руссе, в чужой семье. Не совсем чужой. Юрию Бориславовичу Ведерникову (по простому — Борисычу) нужно было памятник поставить за то, что он в 1989 году согласился взять к себе четырнадцатилетнего подростка. Дядька уже содержал к этому моменту взрослую беременную дочь, которую бросил её любовник, престарелую мать и вторую жену — Антонину Евдокимовну, с ещё одним ребёнком — Санькой, девяти лет от роду. Но поступить иначе Борисычу не позволила совесть. При жизни Мария Родионовна Сокольская, мать Игоря и Олега, помогала двоюродному брату, чем могла, и он посчитал своим долгом забрать хотя бы одного из её близнецов, чтобы пацан не попал в детский дом. Двоих взять не мог.

В конце восьмидесятых жизнь в Старой Руссе, как и во всей стране, начала ухудшаться. Это не так бросалось в глаза, как в "элитарных городах" вроде Ленинграда. Рушане и в советский период сытно не жили. Но после того, как в семье, кроме своих нахлебников, прибавился чужой подросток, Борисычу стало совсем туго. Он работал на двух работах, в перерывах копал грядки, искренне надеясь, что своя картошка "спасёт от приближающегося голода", чинил проводку и канализацию соседям и знакомым, и брался буквально за всё, что только попадалось под руку. Не удивительно, что ему некогда было ни пить, ни воспитывать двоюродного племянника. Накормлен, одет — и ладно.

Антонина Евдокимовна работала неполный рабочий день, но ей хватало своих забот. Держать в руках чужого балбеса, едва вошедшего в самый разбойный возраст, ей не хватало ни смелости, ни сил. Бабка, мать Борисыча, хорошо если сама себя обслуживала. Игорёк болтался без присмотра, учился с переменным успехом, целыми днями слонялся неизвестно где, и под конец начал приворовывать.

В одном из закутков старой квартиры была кладовка — небольшая в шесть квадратных метров комнатка, в которую втиснули очень старый комод с гнутой крышкой, ещё более старый сервант, сундук и кучу коробок и коробочек со всяким "полезным" хламом, накопившимся за последние семьдесят лет. Игорёк раскапывал в этих залежах вещи получше, например антикварные книжки первых годов советской власти, бронзовые подсвечники, фарфоровое блюдо с двуглавым орлом на клейме, старые балетные туфли, резные шахматы. Всё это можно было сбагрить на местной барахолке. Карманные деньги Игорьку были страсть как нужны. Он курил, к тому же чувствовал себя неловко, когда в компании таких же пацанов сбрасывались на что-то, а он не мог внести свою долю.

Огромный альбом двадцатых годов, с плакатами Владимира Маяковского, они с приятелем Стёпкой ухитрились "тиснуть" приезжему коллекционеру. Деньги поделили пополам, потому что нашёл покупателя именно приятель. Игорёк надеялся, что дядька ещё долго не заглянет в кладовку и тем более, не полезет шарить по старым сундукам, чтобы обнаружить пропажу. Борисыч мог давно забыть, что валяется в тёмной, без окон, комнатке. Но не забыл.

"Наверняка, Санька стукнул", — подумал Игорёк, набычившись, и решил, что вообще больше ничего не скажет. Но Борисыч отставать не собирался.

— Так куда альбом дел?

— Да не знаю я никакого альбома! — огрызнулся Игорёк, чувствуя себя виноватым и обиженным одновременно.

— Не знает он! Охламон! Кто кроме тебя?! Барабашка?!

— Сам, поди, на мыло сменял… — неосторожно ввернул Игорёк.

До этого дня Борисыч не поднимал на него руку, признавая слишком взрослым, но тут озверел, схватил кусок шнура с верстака и принялся охаживать по плечам и спине. Игорёк сперва даже растерялся. Хорошо — хватило ума не драться с дядькой, а у того — не бить по голове.

— Я в дом несу! А он — из дома! — орал Борисыч, размахивая проклятым шнуром, и как на грех, каждый раз попадая по цели, будто широкий коридор сократился раза в два. — Предприниматель, мать твою!! Ворюга!! Бандит!!! — и так далее…

— Юра! — из комнаты выглянула тётя Тоня. — Перестань!

Игорёк воспользовался заминкой, вывернулся из-под руки Борисыча, подхватил куртку с вешалки и пулей вылетел из квартиры. Скатившись по лестнице, он выскочил в темноту и промозглый воздух весеннего вечера. Окна светились огнями, под ногами зачавкала грязь. С зимы под снегом и льдом накопилось столько гадости, что теперь нужно было разгребать лопатами. Дворников это совершенно не озадачивало. Игорёк застегнул куртку, поднял воротник и побрёл, руки в карманах, хлюпая по этой каше из песка, мусора, раскисших обрывков картона, сигаретных бычков и собачьего дерьма.

Куда податься — он не знал. Приятель Стёпка наверняка уже ужинает с родителями, прикидываясь пай-мальчиком. Можно пойти за дома, к старому сараю, в котором собиралась остальная "честная компания". Наверняка и сегодня кто-то сидит. Но вдруг они что-то заподозрят и придётся выкручиваться, чтобы не говорить, что его побил дядька?

Было холодно. Жгучие удары шнура с резиновой изоляцией всё ещё горели на коже, хотя тут больше работали обида и впечатление. Не так уж сильно ему досталось.

Игорёк постоял у угла дома, потом развернулся и зашагал по улице в сторону старого сектора, где среди чужих деревянных домов у Борисыча был участок под картошку. На нём стоял сарай, переделанный из рабочего вагончика. Игорёк знал, где хранится ключ, и решил, что переночует там. Время года не располагало к спанью в неотапливаемой времянке, но куда-то ведь надо деваться…

* * *

Ещё осенью Борисыч старательно законопатил здесь все щели и заклеил раму на маленьком окошке. Сперва могло показаться, что в вагончике теплее, чем на улице. Но это — если зайти на несколько минут, а попробуй посиди хотя бы час. К тому же, Игорька продолжало трясти. Драться он умел и не боялся. Несмотря на худобу, сил и изворотливости у него хватало на двоих. Но его стычку с Борисычем за драку никак нельзя было посчитать. Ответить дядьке, или хоть по-настоящему выворачиваться из-под его рук, помешала проснувшаяся совесть. А теперь что проснулось? Наверное, гордость.

Плотно затворив двери, Игорёк сел на пустой ящик и завернулся в драное одеяло, которым зимой прикрывали люк в импровизированный подпол (читай — яму, вырытую прямо под днищем вагончика). Что делать — он не знал. Подождать, пока дядька уляжется, и тихонечко пробраться в квартиру? Борисыч встаёт рано, засыпает быстро. Правда, и спит чутко.

Игорёк представил, как крадётся по коридору, а из спальни выглядывает дядька в семейных трусах, и заявляет: "Явился? Охламон!" Нет! Это невозможно! Надо хоть извиниться, но какими словами? "Простите, дядя Юра, те вещи, которые я потырил — их уже не вернёшь, а мне деньги были нужны…" Бред какой-то получается. Он — вор! Украл у человека, который взял его к себе из милости. Ну и что? Кто сейчас не крадёт?.. Ещё больший бред. И тётя Тоня всё знает.

Первое, что она сказала, едва Игорёк переступил год назад порог квартиры, таща на плече сумку с личными вещами: "Ты посмотри на мальчика! Кожа да кости!" Память услужливо подкинула другую картинку: тётка подкладывает ему в тарелку оставшийся кусок, делая вид, что не заметила, что он уже съел свою порцию. Её Санька и без того лопал от пуза, а Игорёк стеснялся. На еде в семье Ведерниковых не экономили, предпочитая отказаться от лишней тряпки, сто раз чинить старенький телевизор, бережно собирать и заклеивать разбитый телефонный аппарат — но не тратить лишней копейки, если в доме нет хлеба или молока.

Как теперь смотреть в глаза этой доброй женщине, которой в голову не пришло посетовать, что муж привёл ещё одного едока? О чём он вообще думал?! "О том, как посмотрят здешние пацаны…" — сознался он, и зажмурился, борясь с искушением заплакать. Ему не хватало брата. Им было плевать на то, кто и как на них смотрит, пока они держались вместе…

Игорёк поёжился. Он уже не понимал, трясёт ли его от холода, или от нервного напряжения. Зато понял, что оставаться здесь у него нет ни малейшего желания. Рядом, на соседнем участке, стоял большой, крепкий дом. Хозяева в нём появлялись только летом, да на выходных. Сейчас он пустой, и в него может забраться кто угодно. Почему бы не воспользоваться случаем?

Игорёк встал, сбросив с плеч грязное одеяло, и полез под полки. Там у Борисыча стоял ящик со старыми инструментами, из разряда таких, что если и украдут — не жалко. На ощупь достал молоток, взвесил на руке и решил, что это подойдёт.

"Выбью стекло на веранде и открою, — решил он. — Потом заткну чем-нибудь. Хозяева приедут — вставят. Хватает денег на дорогущую тачку — хватит и окно починить". Закрыв вагончик, Игорёк спрятал ключ на место, между кирпичами, сложенными под днищем в качестве фундамента, сунул молоток за пояс и направился вглубь участка, пробираясь по нерастаявшим остаткам сугробов и скользя на ледяных буграх, под которыми прятались картофельные борозды.

Перемахнув невысокую, всего-то в рост взрослого человека, преграду между земельными наделами, он подошёл к тёмному дому…

* * *

Лёгкий, но вполне ощутимый запах он почувствовал ещё на веранде. Сразу вспомнилось, как у тёти Тони сгорело мясо. Вбежав на кухню и увидев "дым коромыслом", Игорёк не раздумывая плеснул в кастрюлю воды. Борисыч потом смеялся: "Мясо в дёгте!" Кусок с трудом отодрали от дна, счистили низ и всё равно съели, но чёрная жижа в пострадавшей кастрюле воняла именно так.

Игорёк на всякий случай огляделся, ожидая увидеть горелую ёмкость, но было слишком темно. Дверь с веранды в дом оказалась закрыта на ключ, но он нащупал щель, сунул в неё гвоздодёр, которым с обратной стороны был снабжён молоток, и легко отжал створку. Дом только снаружи выглядел крепким. Деревянные части рассохлись от времени и вывернуть замок подростку не составило труда.

Если на веранде было просто темно, то во внутреннем помещении мрак казался непроницаемым. Пришлось ощупью искать выключатель, и надеяться, что с улицы свет никто не увидит. Да и кому смотреть? Запах здесь был ещё сильнее, чем на веранде, и гораздо гадостнее. К нему примешивался оттенок гниющего деревенского туалета и ещё что-то, неуловимо знакомое и крайне неприятное. Сунув нос в рукав куртки, Игорёк провёл пальцами вдоль косяка, перешёл на другую сторону проёма — и наконец наткнулся на выключатель. Помедлив несколько секунд и прислушиваясь, он рискнул щёлкнуть клавишей.

От вспыхнувшего света пришлось зажмуриться. Подождав немного, Игорёк медленно открыл глаза — и тут же прижался к косяку, стукнув рукой по выключателю. В упавшей темноте не прозвучало ни звука, но телу стало жарко, а сердце заколотилось под горлом. Не решаясь ни сделать шаг назад, на веранду, ни зажечь лампу снова, он стоял, вслушиваясь — и не слышал ничего, кроме бешеного стука собственного сердца.

Ему показалось, что посреди комнаты, на стуле, сидит человек. "Ну да, прям ждёт, чтобы кто-то в дом забрался…" — подумал он в тщетной попытке посмеяться над собственной впечатлительностью. Смешно не стало. Спрятавшись за косяк, он дотянулся до выключателя, чуть подождал и снова включил свет. Потом осторожно выглянул.

"Не показалось!" Во рту пересохло. Он отвернулся, прижавшись к холодной стене на веранде и не зная, что делать. Заорать и умчаться со всех ног? Что за ерунда! Он же не сосунок малолетний! "Надо открыть ставни — и пусть с дороги увидят свет, — подумал он, но сам разочаровался в идее. — И что? Подумают, что хозяева приехали, или вообще не обратят внимания. Да и кому смотреть? Поздно уже, на улице никого…"

Что-то не давало ему уйти по-тихому и оставить всё, как есть. Минуты шли, а он стоял, прижимаясь к стенке и смотрел на прямоугольник света, падавший из комнаты на пол веранды. Сердце уже не так сильно колотилось, но сдвинуться с места и заглянуть снова Игорёк не решался. Зато причину запаха разгадал. Воняло от того, кто сидел на стуле. Этот тошнотворный запах расползался по веранде и лез в ноздри, так что хотелось заткнуть нос и выбежать из дома на улицу. Но Игорёк покрепче сжал рукоятку молока, оттолкнулся от стены и вышел из-за косяка.

Теперь он смог рассмотреть всю комнату, избегая останавливаться взглядом на страшном предмете в самом центре, под источником света. Слева стояла старая польская "стенка", частично загораживая ещё одну дверь. Справа — диван. В дальнем углу — покрытый синей клеёнкой стол с вазой, из которой свисали завядшие метёлки цветов. Как ни бегай глазами, но надо наконец понять, кто же прямо перед ним…

Игорёк аккуратно ступил через порог, отведя руку с молотком, и тут же подумал: "Что мне сделает покойник?" Но молоток не опустил. Так он чувствовал себя увереннее. Вонь, если вдуматься, стояла не такая уж страшная. Можно подумать, он не лазал по подвалам, в которых дохли крысы и срали бомжи…

Остановившись в двух шагах, Игорёк теперь уже с интересом вглядывался в полуодетого человек. Тот был примотан к стулу верёвкой. Голова свисала на грудь и упавшие со лба волосы не давали разглядеть лица. Голое плечо пересекала длинная, успевшая засохнуть, рана. Рваную рубашку покрывали тёмные пятна. Не понимая, что именно им движет, Игорёк шагнул ещё ближе и присел на корточки. От грязных брюк покойника особенно сильно воняло. Рот был заклеен липкой лентой.

Что-то смущало Игорька в этой картине. Нет, он понимал, что парня скорее всего притащили сюда бандюганы, пытали, а потом убили. Но зачем оставили здесь? Сюрприз хозяевам? И странно как-то выглядел этот покойник. Игорёк вспомнил похороны матери, как она лежала в гробу, и он сперва не решался поцеловать её холодный лоб. Нос её казался чрезвычайно острым, а кожа напоминала пергаментную бумагу.

Кожа этого человека, покрытая синяками и ссадинами, оставалась похожа именно на кожу. Может, он недолго тут сидит, не успел высохнуть, или начать разлагаться?

Игорёк протянул руку и коснулся лица покойника. Потом встал и "грамотно", как показывали по телеку, приложил палец к шее, нащупывая вену. И тут "покойник" шевельнулся, издав еле слышный хрип. Игорёк шарахнулся, споткнулся на ровном месте и хлопнулся задом на пол. Несколько секунд он ждал, но к его разочарованию, больше ничего не происходило.

— Трус! — обозвал он себя. — Просто показалось…

Поднявшись, он вернулся к своему осмотру, и уже увереннее принялся щупать шею привязанного, сжимая в другой руке верный молоток. Кожа незнакомого парня была холодной, но сердце билось! Игорька снова прошибло потом, он сам не знал, по какой причине. То, что перед ним не труп, вдохновило и испугало одновременно. Если кто-то притащил сюда этого типа и привязал, значит может вернуться назад. Но этот малый сидел тут минимум дня два, или даже три. И никто до сих пор не вернулся!

Страх быстро прошёл, уступив место привычному желанию действовать. Игорёк нащупал пальцами конец липкой ленты и сдёрнул её с губ привязанного. Потом сунул молоток за пояс, и попытался развязать узел верёвки. Он ещё не знал, что предпринять, но хотел хоть как-то облегчить положение несчастного. Кем он был — бандитом, которого за что-то наказали свои, или заложником — не имело значения…

Снаружи зашумело, и Игорёк вовремя сообразил, что это — звук подъехавшей машины. В голове всплыли их с Олегом детские игры в сыщиков. Он бросился обратно к двери, выключил свет, и лишь после этого ощупью добрался до окна и попытался выглянуть в щель между ставнями. Свет фар прошёлся вдоль стены, на мгновение ослепив его глаз. Игорёк подался назад, сообразив, что светить прямо в стену дома машина могла, только если заехать на ней во двор…

* * *

Люди, ввалившиеся в дом, даже не заметили, что дверь кто-то открывал. И на разбитое окошко веранды не обратили внимание. Они сразу прошли в комнату, включили свет — и один громко произнёс:

— Зачем ты его здесь оставил?! А если…

Хлопнула дверь — и до Игорька стали доноситься лишь отдельные звуки, по которым невозможно разобрать слов. Он сидел на верхней ступеньке лестницы, ведущей в мансарду, сжимая рукоятку молотка. "Больше толку сунуть голову в песок, как страусу, — думал он, стараясь не шевелиться. — Включат свет на веранде — сразу увидят мою жопу между ступенек". Спуститься вниз и прокрасться на выход он не боялся. Его останавливало совсем иное чувство, характер которого Игорёк сам до конца не понимал.

До прошлого года он практически не расставался с братом. Они родились вместе, делил одну коляску, одну кроватку, один старый диван. В первом классе их никакими силами не удавалось рассадить за разные парты. Они упирались, молчали и не подчинялись. Если мать ставила одного в угол, второй тут же пристраивался рядом. Если в наказание запирала кого-то в комнате — второй садился под дверью и не сходил с места.

Взрослея, они уже не так отчаянно протестовали на все попытки их развести, но разбить их маленький коллектив было совершенно невозможно. Игорёк привык к тому, что отвечает за брата, точно так же, как Олежка отвечает за него. Такой порядок вещей царил в их собственном мире, который они создавали общими усилиями. Другие дети часто присоединялись к их компании, особенно охотно шли под их защиту, но отторгались за малейшую попытку разбить их прочный союз.

Жизнь оказалась сильнее и изощрённее, чем они могли себе вообразить. Настал момент, когда им пришлось смириться — и оказаться на расстоянии в триста километров друг от друга. Пустота, которая образовалась вопреки его воле, заставляла Игорька всё время искать, чем её наполнить. Проще всего — начать за кого-то отвечать. И теперь, едваприкоснувшись к тому еле живому незнакомцу, подросток не мог заставить себя развернуться и удрать. Сидя на тёмной, узкой лестнице, он думал не о том, как незаметно покинуть дом, чтобы его не прикончили, как свидетеля, а о том, как бы подобраться к нижней комнате и понять, что в ней происходит. Ни логика, ни разум тут не действовали.

Что он может? Он же не кинется в драку с взрослыми людьми. Если они — бандиты, у них наверняка и пистолеты есть. Надо звать милицию, но Игорёк только представил себе, как врывается в местную ментовку и начинает объяснять, что в одном из домов кого-то убивают — тут же понял, что ему не поверят. Может, пообещают сходить туда утром, или самого запрут в клетку. Пока он будет доказывать, что ничего не насочинял, пройдёт куча времени. Эти двое бандитов прикончат раненого, вывезут его из дома и закопают, а потом заметут следы — и утром вместо "спасибо за бдительность", Игорёк получит грандиозный скандал и новые неприятности за то, что "врёт и выдумывает". Вот если бы можно было отвлечь тех двоих, заставить покинуть дом! Но как?

"Пойти и разбить их машину, — подумал Игорёк, взвешивая в руке тяжёлый молоток. — Пока будут искать, кто это сделал, я что-нибудь придумаю…" Но осуществить идею он не успел.

Дверь распахнулась и в прямоугольнике света возникла тень.

— Говорю тебе, здесь кто-то есть! — высказал бандит, оглядывая веранду. — Думаешь, он сам себе рот расклеил?

Сердце застучало быстрее. Игорёк забыл про кусок липкой ленты, кинул куда-то в сторону — и даже не задумался. "Ну дурак!" — обозвал он себя, и машинально подался ближе к стенке. При этом он упёрся ногой в ступеньку чуть сильнее — и та скрипнула. Бандит тут же повернулся к лестнице. Игорёк, уже не думая о конспирации, вскочил и ринулся в мансарду, закрыл за собой дверь и набросил крючок. Прижавшись к стене, он замер, прекрасно понимая, что это бесполезно. Его уже обнаружили.

Скрип ступенек подтвердил его мысли. Судя по тому, что человек поднимался молча и медленно, он не понял, где именно затаился незваный гость. "Где же тут включается свет?" — быстро подумал Игорёк, и едва удержался от того, чтобы не пошарить по стене. Если выключатель снаружи — бандит сейчас включит лампу. Или не включит? Кто знает, как действуют настоящие, не киношные бандиты? Может, они видят, как кошки…

Бандит навалился на дверь. Петли заскрипели. Игорёк не шевелился, подняв молоток на изготовку. Бандит сменил тактику — подождал немного, потом несколько раз тряхнул створку. Как в дурном сне, когда ты пытаешься закрыться от преследователя, но никакие запоры не держат дверь, и она свободно открывается вопреки всем твоим попыткам — петли скрипнули и створка распахнулась.

Игорёк затаил дыхание. Бандит медлил. Наверное, прислушивался. То ли он не знал, где выключатель, то ли на лестнице перегорела лампочка, но в полной темноте Игорёк уловил шелест и догадался, что рука бандита шарит по стене рядом с его головой. Подросток размахнулся и со всей дури влупил молотком туда, откуда доносился шелест. Бандит взревел и шарахнулся назад. Игорёк бросился через мансарду к двери балкона, сам не понял, как открыл её, и вырвался на узкое пространство, отгороженное деревянным бортиком.

В отсветах уличных фонарей он попытался разглядеть, что делается внизу. "Высоко!" Сзади загрохотало. Моментально перемахнув через бортик, Игорёк уцепился за нижний край, повис на руках, качнулся и прыгнул вниз. Земля неправдоподобно быстро оказалась под ногами, он не успел сгруппироваться, врезавшись в неё, и вскрикнул от боли…

* * *

— Значит, ты просто шёл мимо и решил зайти?

Игорёк отвернулся к стенке, чувствуя, что сейчас расплачется от обиды.

— Ну что ты пацана мучаешь? — вступился Борисыч, который сидел рядом на табурете, поддерживая руками сползающий с плеч белый халат. — Он же сказал: поругались мы. Во времянке моей околеешь за ночь, вот Игорюха и полез к соседям.

— Юрий Бориславович! — перебил его милиционер. — Дело серьёзное, произошло убийство…

— Ты что думаешь, это мой племянник того мужика грохнул?! — Борисыч аж приподнялся с табурета.

Но тут в двери палаты заглянул ещё один мент и жестом позвал первого. Тот встал и вышел в коридор. Дядька похлопал Игорька по плечу, но ничего не сказал…

Последние пару часов, валяясь в больничной палате, подросток и сам силился восстановить в памяти, что же произошло. Когда он упал на землю, ногу пронзила такая боль, что несколько секунд невозможно было вдох сделать — не то, что встать. Больше ничего не существовало кроме этой боли, и он не понимал, что заставило его ползти, подниматься, бежать к забору. Он смутно помнил, как перевалился через плотно пригнанные доски и оказался на улице, как бежал, задыхаясь от горячих всплесков в левой ноге, а ему навстречу, как из-под земли, выскочил Борисыч. В какой момент появились "скорая" и их участковый — подросток не мог вспомнить. Медсестра, когда ночью после операции делала ему укол, сказала, что из его ноги вытащили пулю, но кость не задета. Он думал, что сломал что-то или вывихнул, когда падал, но тётка не соврала: утром на ноге он обнаружил повязку, а никакого гипса не было. Значит, тот грохот был выстрелом?

Пока он вспоминал, пришёл Борисыч в сопровождении незнакомого, въедливого мента, который начал выспрашивать, что он делал в доме на чужом участке, сколько там было людей, откуда они взялись — и ставил вопросы так хаотично, что совсем запутал Игорька. Когда дошло до пистолета, Борисыч начал возмущаться. Выставить его из палаты мент не мог, потому что Игорёк был несовершеннолетний. Они чуть не поругались.

Переговорив за дверью с товарищем, мент вернулся более тихий, сел, прижимая к себе чёрную папку, и невесело усмехнулся.

— Ну что? Ни на руках, ни на одежде следов пороха нет, стреляли издалека, — признал он.

Дядька аж крякнул в возмущении. Наверняка готов был высказать, что всё это в течение часа менту рассказали уже двадцать раз. Но не успел, потому что тот продолжил, явно почуяв его боевой пыл:

— Взяли их! На трассе. Оружие не выкинули, пытались уйти. Дилетанты! Выздоравливай! — обратился он к Игорьку, и встал. — И не лезь больше под пули. Хватит с тебя одной.

— Вот так, значит, — высказал в пустое пространство Борисыч, когда мент скрылся за дверью. — Придут, все нервы повыдергают, и даже не извинятся. Все они такие!

Игорёк отвернулся к стенке. От обиды хотелось плакать. Почему-то из всех допросов и волнений его поразило одно: то, что найденного им человека успели убить. Он не помог, не отвлёк, ничего не сделал! А был совсем рядом…

— Я работать пойду, — сказал он, и шмыгнул носом. Потом повернулся и посмотрел на дядьку сухими, серьёзными глазами.

— Я тебе пойду! — Борисыч сделал вид, что сердится. — Школу сперва закончи, а потом уже думай, куда пойдёшь.

Игорёк насупился. Ему хотелось чем-нибудь возразить, но дядька махнул на него рукой.

— И не спорь! Охламон! Как я твоей мамке в глаза посмотрю, когда встретимся?.. Там… — Он указал взглядом на потолок.

Игорёк вздохнул. Он не знал, что ещё сказать, или спросить. А может, надо всё-таки извиниться? Борисыч разрешил его сомнения, поднявшись с табурета.

— Пойду я. На работу пора. А ты давай, набирайся сил. Потом Антонина явится, тебе что-нибудь принесёт.

И ушёл. Игорёк смотрел ему вслед и думал, что наверное, извиняться уже не следует. Надо просто запомнить урок. На все оставшиеся годы, сколько бы их ни было…

* * *

(Санкт-Петербург, январь 2017 года)

— Спишь? — Мотя подошёл к кровати.

Сокольский открыл глаза.

— Нет. Вспоминаю, с чего началась моя карьера.

Мотя приподнял брови, но Сокольский продолжать не стал.

— Не бери в голову. Что у тебя?

— Принёс тебе запись допроса, — покладисто перешёл к делу Матвей. — Будет лучше, если ты сам всё это прослушаешь, а я прокомментирую.

И он протянул Сокольскому флешку с записью…

Глава вторая. Кто — кого?

— Костик! Я не понял! Почему это дело всё ещё у тебя? — Сиротин остановился у стола своего юного коллеги и хлопнул рукой по папке. — Мы ж его уже закрыли!

— Ага! — высказал Королёв. И это "Ага!" он произнёс таким тоном, будто хотел сказать: "Сам дурак!"

Инга уселась за соседний стол и с интересом слушала диалог.

— Можешь спросить у Иваныча, — посоветовал Костик. — Он дело вернул, и сказал, что оно будет закрыто, когда убийцу найдём.

— Да объясни ты толком! — потребовал Сиротин.

— Объясняю! — охотно согласился Костик. — Помнишь, Викентьев как в себя пришёл — тут же заявил, что вообще ни в кого не стрелял?

— Ну, мало ли, что он заявил! — возмутился Сиротин. — Отпечатки пальцев его? Его. Следы пороха и оружейной смазки на руках есть? Есть! Свидетели на него показали? Показали. Чего ещё нужно?

Костик сердито глянул на него.

— Это ты у меня спрашиваешь? — переспросил он. — Отвечаю! Ты вот это внимательно читал? Это баллистическая экспертиза, — с ядовитым пришепётыванием сообщил Королёв. — Там чёрным по белому указано, что два выстрела действительно были сделаны из пистолета Викентьева. А ещё два — из другого пистолета, — закончил свою мысль Костик.

— Какого?

— Кабы знать! — Королёв картинно взмахнул руками, но тут же их опустил. — Так что надо искать этот "другой" пистолет, и минимум — ещё одного участника драмы!

Сиротин пожалел о красивой версии, которую поначалу все восприняли, как очевидность. А ещё стало стыдно: он понадеялся, что всё сделано, и в экспертизу едва заглянул. Надо же было так лопухнуться!

— Викентьев говорит, что пистолет у него шеф забрал, когда пришла идея на даче по банкам палить, — продолжил Костик. — Он вроде не хотел давать, испугался, что все уже навеселе, и сперва стрелял сам. Горелову понравилось, но охота играться с оружием не прошла, и он пригрозил Викентьеву срочным увольнением, если тот не даст. Пришлось отдать. И кстати, девушка эта, Лариса, сегодня пришла в себя и подтвердила, что Викентьев в неё не стрелял, а кто стрелял — она не видела. Одно точно знает: ни Горелов, ни его дружки тоже этого не делали. Чуешь, чем это пахнет?

Видно было, что Костик сам разочарован.

— А показания свидетелей? — спросила Инга.

— Свидетели! — Королёв пренебрежительно фыркнул. — Видел я в ту ночь этих свидетелей. Пьяные "в зюзю", так что родную маму от… мамонта бы не отличили. — Костик вздохнул. — Я за сегодняшнее утро по новой всех допросил. Ну, пришлось вызвать! Мало того, что они пересказывают всё с точностью до наоборот, парочка феноменов даже не помнит, что вообще были на той даче. Вот такие у нас свидетели… Зато есть зацепка! — оживился он. — Двое помнят, что когда разворачивались с шоссе на улицу, в них чуть не врезалась какая-то машина. Я проверил, сопоставил по времени, связался с ближайшим постом, и узнал, что как раз минут через пять после предполагаемого времени преступления мимо них на скорости просвистел какой-то лихач. "Тойота-Королла" тёмного цвета. Камера её зафиксировала. Номер частично заляпан, но при желании разобрать можно.

— Так чего же мы сидим?! — возмутился Николай. Но тут зазвонил телефон…

* * *

Три миллиона евро! Кажется, что так много, но сумма-то ничтожная. Вся уместилась в небольшом, серебристом кейсе, который лежал сейчас на диване, рядом с Гришей Шведом — начальником охраны Глеба Денисовича Зайцева. И за такие деньги кто-то готов рисковать жизнью! Тот парень, подопытный, который обкололся чёртовым препаратом, превращающим тебя в "супермена", рискнул собственным здоровьем и жизнью ради этих жалких бумажек. А в результате — сдох бы в любом случае. Хорошо, хватило сил шепнуть, где он спрятал чемоданчик.

"Не обманул мальчишка! — подумал Швед, и погладил блестящую поверхность. — Непонятно, как вспомнил, и хорошо, что сказал, когда рядом больше никого не было".

Некоторые ухитряются хапнуть суммы покрупнее. Вон, через Молдавию больше двадцати миллиардов долларов "отмыли", и денежки уплыли из матушки-России в неизвестном направлении. Но там работала огромная команда и больше десятка банков, на протяжении нескольких лет. Швед, по своему разумению, пришёл к уверенности, что многих участников так называемого "молдавского потока" слили, когда поняли, что лафа заканчивается, и надо устранить всех, с кем не хочется делиться. Наивные граждане! Постарались перевести как можно больше денег в чужие руки, за границу, а о том, что их самих кинут, как лохов, даже не подумали. Забыли правило: что в чужой карман попало — то пропало.

"Лучше иметь три миллиона в руках, чем тридцать три миллиарда в перспективе, — признал телохранитель господина Зайцева. — И на одного человека, а не на целую команду. Дураки они все!"

Поднявшись, он открыл диван, и закинул кейс в отделение для постельных принадлежностей. Куда-то перепрятывать, перекладывать, суетиться — только внимание привлекать. Пусть себе лежит, всё равно в квартире никто больше не живёт, и ключей ни у кого нет. Случайных воров Швед не боялся. Он давно поставил надёжную сигнализацию. К тому же, считал неправильным слишком сильно трястись над этим чемоданчиком. Ценность большая, но не дороже жизни. Если хозяин узнает — можно сослаться на то, что как раз собирался сказать, а припрятал временно, чтобы полиция не пронюхала.

Закрыв за собой двери и убедившись, что невидимая охрана активизирована, Швед спустился вниз и вышел из подъезда. Когда его машина скрылась в подворотне, водитель невзрачной иномарки, стоявшей по другую сторону двора, достал из кармана айфон и позвонил.

— Шеф! Он уехал. Кейса с ним не было.

— Я понял, — ответил Зайцев, покручивая массивный перстень на пальце. — Действуй, как договорились.

Сам господин Зайцев в данный момент находился в своём офисе и смотрел через стеклянную стенку на питерские крыши, уходящие серо-стальным морем вдаль, запятнанные белыми кляксами снега, из которого вырастали кирпичные столбики труб. Подождав с минуту, Зайцев набрал номер своего неверного начальника охраны.

— Гриша! Ты где сейчас? Едешь в офис? Не надо. Я на даче у приятеля, он меня прихватил, отдохнуть-развеяться. Туда поезжай. Ты мне понадобишься.

Опустив руку, Зайцев недобро прищурился и подумал: "Ты даже не успеешь понять, за что умираешь. Но каждый сам выбирает себе судьбу". После этого он сделал ещё один звонок.

— Могу я поговорить с капитаном Сиротиным? Это Зайцев! У меня есть сведения, что мой начальник охраны, Григорий Швед, вместе с одним из моих компаньонов организовали нападение на офис и кражу. Я следил за ними. В данный момент Швед едет на дачу к своему подельнику. Я надеюсь, что вы задержите их при дележе денег. Адрес высылаю.

Он положил телефон на стол и снова засмотрелся на крыши. Где-то за его спиной, на Юго-Востоке, пробился пучок скудного солнечного света и на несколько секунд окрасил снег на крышах в желтовато-розовый цвет.

— Вот так! — произнёс господин Зайцев, и его бледное, перекошенное шрамом лицо тоже порозовело. — Теперь посмотрим, как доблестные стражи порядка справятся с задачей…

* * *

Пока Сиротин разговаривал с господином Зайцевым, в кабинет оперов зашёл Малышев. Махнул всем, чтобы оставались сидеть, подождал, пока Николай закончит разговор. Потом спросил:

— Что там?

— Зайцев говорит, что знает, кто его ограбил. Сейчас скинет адрес, по которому якобы должны встретиться его начальник охраны и один из компаньонов. Вроде, они там деньги делить собрались.

— Начальник охраны… Григорий Швед? — спросила Инга со своего места.

Николай кивнул. Малышев не стал ничего говорить, заметив, что она тоже ищет чей-то номер, в своей манере держа телефон у бедра (как школьница шпаргалку под партой), так что не сразу поймёшь, что она делает.

— Там у нас наружка, — напомнила девица, и приложила наконец телефон к уху. — Это Берестова! Как дела, парни? Вот как? Поняла. — Она опустила руку с телефоном. — Швед действительно покинул квартиру и ехал сперва в офис, но потом резко поменял направление. Как раз сейчас сворачивает на Загородный проспект.

Сиротин успел выписать на бумажку адрес предполагаемой встречи и показал его Михаилу Ивановичу.

— Проверьте! — скомандовал тот. — Свяжитесь с ребятами, и пулей туда же!

— Дадим бандюкам поделить денежки, а потом накроем всех разом! — оживился Костик Королёв. Преисполнившись энтузиазма, он вскочил вслед за Сиротиным и Ингой.

— А ты куда? — осадил его Михаил Иванович. — У тебя своё дело есть.

Королёв скривился. Сиротин подмигнул ему, и умчался. Пришлось сесть за стол и вернуться к бумагам…

— Давай на твоей машине, — предложил Николай, когда они с Берестовой дружно сбегали по лестнице.

— Нравится, как я рулю? — усмехнулась та. — Я не против!

— Ну, то есть, я тоже водить умею… — высказал ей вслед Николай, но девица уже умчалась вперёд него.

Она честно считала, что справляется лучше любого мужика.

Глава третья. Старое и новое

Мотя потянулся, сидя на стуле, и почесал шею под мохнатым воротником свитера.

— Если помнишь, у нас от банды Махея осталось пальчиков больше, чем мы выловили народу, — напомнил он про события пятилетней давности. — И вот, нашёлся хозяин ещё одних отпечатков! Сейчас у него паспорт на имя Влада Алексеевича Новожилкина. По ориентировкам выходит, что он был одним из боевиков в банде. Засветился, когда люди Махея расстреляли конкурентов в Яблоневом.

— "Бойня на скотобойне"? — Сокольский прикусил губу, припоминая, где он сам был в тот день. — Покажи его фото.

Матвей вывел на экран изображение. Некоторое время Сокольский вглядывался в невзрачного на вид человека лет сорока пяти, без особых примет, потом покачал головой.

— Нет, не помню. Либо я его видел мельком, либо вообще не сталкивался.

В своё время Сокольский проходил тест на запоминание лиц, и результаты показал неплохие, но одно дело — целенаправленно вкладывать в память фото известных бандитов и убийц, и совсем другое — увидеть кого-то один раз, вскользь, и больше не встречаться.

Мотя кивнул.

— Я прижал этого Влада Новожилкина, — продолжил он. — Парень как понял, что ему не отвертеться — сразу согласился сотрудничать со следствием.

Мотя включил запись дальше.

"— Ну да! У Махея народу-то много было. А после того, как вы его закрыли, кто успел — дал дёру. И я тоже, — рассказывал Влад. — Перебивался, чем мог, а с год назад столкнулся с одним парнем. Он тоже из махеевских был, я его запомнил. Он меня не узнал, но помог. Сказал, что у него своё детективное агентство, предложил на него поработать. Я согласился. Ты пойми, начальник! То, что он меня не узнал — мне было без разницы! Для меня он всё равно свой, а напоминать… Зачем? И платил он хорошо. Сказал, что надо следить за одним бизнесменом по фамилии Зайцев. Мол, ему кажется, что этот Зайцев — не Зайцев. Ну, не тот, за кого себя выдаёт!

— И ты следил? — спросил голос Матвея Киппари.

— Да я этого Зайцева как увидел, сразу всё понял! Не знаю, чьей он ксивой разжился, но никакой он не Зайцев! Он тогда какие-то свои дела крутил с Махеем. Понятно, что не все об этом знали. И я подумал: скажу своему сыщику сразу, что этот парень — не Зайцев, он спросит: "Откуда знаешь?" Придётся напомнить и про себя, а чем меньше людям о тебе известно — тем лучше. Я промолчал, и стал честно собирать инфу. А потом мой наниматель пропал. Вот представь: у меня на руках куча сведений, а детектива этого нет — как нет. Я и решил, что оставлю всё себе, мало ли пригодится. Если грамотно подкатить к Зайцеву этому, авось он меня к себе определит. И всё получилось!

— То есть, последний год ты работал только на Зайцева?

— Да нет! Я ещё на Горыныча работал, отпираться не стану. Но как Горыныча грохнули — я к Зайцеву и подался. А недавно я паренька того случайно заметил. Ну, детектива своего! Думаю: что делать? Оставаться надо с тем, с кем выгоднее. Я и сказал Зайцеву, что парень, который о нём сведения собирал, снова объявился, но я ничего с ним делать не стану. Мне западло его мочить, он меня пригрел в трудный момент. Так что к наезду этому ночному я не причастен. Я с бомжами водку пил, и машина моя стояла всю ночь в брошенном гараже, в промзоне. Алиби у меня!"

Мотя остановил запись.

— Мы проверили: это действительно не та машина, — сообщил он. — Никаких следов, чтобы на ней хоть кого-то сбивали. И бомжи алиби подтвердили. Влад как с вечера начал их угощать, так и поил до пяти утра водкой. С Катей Крыловой он виделся, мельком, на улице её заметил. Но клянётся, что ни о чём не просил и говорили они не больше минуты. Но это ещё не всё! Инга кое-что откопала, вместе со своими друзьями-полицейскими. Не всю ночь наш Владик с бомжами пил! Его машину засекли в ночь на первое января в Парголово, на повороте с улицы Ломоносова на Выборгское шоссе. И знаешь, когда? Минут через пять после тройного убийства на даче господина Горелова, директора фирмы "Орхидея". Там, где якобы охранник расстрелял собственного шефа и двоих его дружков за то, что они женщину изнасиловали. Я решил копнуть связи Зайцева и убиенного Горелова. Оказалось, что они очень близко знакомы.

Сокольский нахмурился.

— Интересный оборот! Понять бы ещё, зачем Кате понадобилось говорить про Влада, наводя на него подозрение в покушении, — сказал он, откидываясь на подушку и глядя в потолок. Что-то мешало ему посчитать, что госпожа Крылова назвала первого, кто пришёл в голову.

Мотя поразглядывал его с минуту, потом закрыл ноутбук.

— Погоди! — остановил его Сокольский, оживившись. — Олег интересную запись оставил среди своих наблюдений. Написал: "Зайцев — не тот". Раз "не тот", значит, он надеялся увидеть кого-то другого под именем Глеба Денисовича Зайцева?

— Они были знакомы?

— А вот это ты проверишь, — обрадовал его Сокольский. — Собери-ка мне досье на Олега Сокольского, начиная с работы в милиции… Нет, лучше с армии. И установи слежку за Зайцевым.

— Уже сделано, — обрадовал его майор Киппари. — Может, взять его? Он ведь явно имеет отношение к делишкам Махеева.

— И что предъявишь? — Сокольский покачал головой. — Я так понимаю, что своими руками он ничего не делает, а надеяться, что и его пальчики в базе найдутся… Сомневаюсь. Пусть пока полиция поработает. А мы подстрахуем.

* * *

Взгляд сфокусировался с трудом. Прямо над ним нависало чьё-то лицо: острый подбородок, складочки вокруг сухих губ, мясистый кончик носа. Остальное Слава разглядеть не успел. Лицо шевельнулось, и низковатый женский голос спросил:

— Что, не похожа на принцессу?

Ему захотелось спросить, при чём тут принцессы, но шершавый язык прилип к нёбу.

— Не торопись, сейчас станет легче, — пообещала особа, у которой над лицом торчала копна густых, жёстких волос цвета "ржавчина с солью".

И снова Ольгин ничего не успел сделать или переспросить, потому что губ его коснулся твёрдый край поилки. Несколько глотков солоноватой воды принесли заметное облегчение.

— Теперь можешь говорить, — разрешила пожилая особа в светло-зелёном халате, и Ольгин успел подумать, что этот цвет ей идёт.

— Что это было? — неясно выразился он, удивившись собственному голосу. Точнее, еле слышному шёпоту, который пожилая леди явно расслышала.

— Про что говорить? — спросила она, снова наклоняясь к нему, а потом взялась за его голову и повертела из стороны в сторону. — Чувствуешь прикосновение?

Ольгин хотел сказать, что это больше похоже на попытку открутить одну часть тела от другой, но сообразил, что такую длинную фразу не осилит. Поэтому с усилием ответил:

— Да.

— Вот и хорошо! — бодро похвалила дама, с шуршанием придвинула высокий стул и села рядом.

— Где я? — рискнул спросить он.

— Главное, что не на небесах, — обрадовала дама. — Ты в лаборатории УВР. Я — майор Бердникова, Людмила Кирилловна, доктор медицины. Можешь обращаться по званию, можешь просто: тётя Люся.

— Не помню… — признался он, смирившись с тем, что приходится разговаривать шёпотом. — Что-то мелькает в голове… урывки.

— Фрагментарность восприятия, — кивнув, оповестила его тётя Люся. — Частичная амнезия. Это скоро пройдёт, память вернётся. Ничего интересного ты не пропустил, смею тебя заверить.

— Как я сюда попал? — снова спросил он, сделав попытку приподнять руку. Получилось лишь подвигать пальцами.

— И это пройдёт, — обнадёжила женщина в зелёном. — Тебя привезли твои товарищи. Если помнишь, в тебя ткнули дротиком, в заброшенном доме, куда вы лазали в поисках вашего бандита. В игле была смесь нейротоксинов — курареподобный яд, разработка одной западной спецслужбы. Полностью перерабатывается в организме, так что через сутки невозможно доказать, что человек был отравлен. Мы уже с ним сталкивались несколько раз, но до сих пор не могли найти противоядия. — Она скрестила на груди руки. — Можешь гордиться: ты первый, кто выжил.

Но в сознании Ольгина этот факт ещё не отложился.

— Какой сейчас день? — озаботился он, вдруг вообразив, что мог проваляться тут целый месяц.

— Сегодня Рождество, Славочка! — оповестила его тётя Люся. — Я рада, что ты преподнёс мне такой подарок к празднику.

— Какой? — не понял он.

— Остался жив, — серьёзно ответила женщина.

Ольгин ухмыльнулся и сделал попытку оглядеться. Помещение больше походило на комнату, чем на палату, но рядом стояли какие-то приборы, и с подставки свисала трубочка капельницы, рабочий конец которой уходил в катетер на его руке.

— Питательная жидкость, — пояснила женщина, проследив за его взглядом. — Так мне рассказывать дальше?

— Да, обязательно, — встрепенулся он, чувствуя, что даже оторвать голову от подушки не может.

— Если говорить просто, без терминологии, — охотно продолжила тётя Люся, — яд проникает через гемато-энцефалический барьер, действует на определённые группы нейронов и нарушает проводимость. Все процессы в организме замедляются, дыхание и сердцебиение падает, явления быстро прогрессируют, ни один врач не может понять, что происходит — и человек умирает. Мы пытались делать полное переливание крови, но это не помогло, потому что яд успевает проникнуть в ткани. Самое обидное, что он действительно быстро разрушается, и если бы отравленному удавалось протянуть часов двадцать — у него появлялся бы шанс выжить.

Она проверила показания одного из приборов и продолжила:

— Мы пробовали погрузить пациента в искусственную кому, в надежде продлить ему жизнь.

— Но это привело к обратному эффекту? — спросил Слава и даже удивился, что способен на такую длинную фразу.

В зелёных глазах доктора зажёгся интерес.

— Это медицинские познания, или логика? — спросила она.

Слава вяло улыбнулся.

— Логика, — признался он. — И так всё медленно, а кома ещё больше замедляет…

— Можешь не продолжать, — разрешила тётя Люся. — Суть ты уловил верно, а вот мы на что-то надеялись. Но надо было идти по обратному пути: в несколько раз увеличить скорость метаболизма, подстегнуть организм к самовосстановлению, заставить сопротивляться действию яда. Стимуляторов нужной силы и направленности нет, но мы вспомнили про экспериментальное вещество. Его у нас окрестили "муравьиным эликсиром". Был такой фантастический рассказик полвека назад… Не важно, ты наверняка не читал. Над веществом сперва работали наши коллеги-военные, потом оно попало к нам. Куча побочных эффектов, среди которых амнезия и фрагментарное восприятие — самые безобидные! Мне пришла в голову идея. От яда все жизненно важные процессы тормозятся. — Она повела одной рукой вниз. — От нашего стимулятора наоборот, начинают убыстряться. — Вторая рука плавно двинулась наверх, пока пальцы обеих не соприкоснулись. — Нужно достичь равновесного состояния между этими двумя агентами. Если доза антидота рассчитана правильно, организм хотя и растратит резервы, но сможет удержаться "на плаву", пока не распадётся яд.

Ольгин подумал, что резервы ему сейчас явно не помешают, но не стал перебивать.

— Ты за сутки потерял около пяти килограммов, что при твоей сухой конституции — довольно много. Поэтому и лежишь теперь пластом, не в силах шевелиться. Хорошее питание, а потом и тренажёрный зал быстро вернут тебя в строй. Нам повезло, что ты относишься к счастливым четырём процентам жителей Земли, у которых нет никаких хронических заболеваний. Другому на твоём месте пришлось бы хуже. Есть большой шанс, что ты избежишь последствий такого издевательства над твоим телом.

— Хорошенькая перспектива, — согласился Ольгин, заметив, что если говорить медленно — хватает сил на более длинные фразы. — Значит, это ваше вещество-стимулятор… Оно нигде не запатентовано?

Она хитро прищурилась.

— Не нравится, что из тебя сделали подопытного кролика? Извини, но когда ты прибыл сюда — у тебя уже ни пульса, ни дыхания не было. Твоей персоной готов был занялся патологоанатом. Я взяла ответственность на себя.

— Я не в обиде, — поспешил уверить её Слава. — Речь о другом. Насчёт этого вещества… Тут недавно полицейские выловили труп из воды… — Он прикусил язык, сообразив, что информация может оказаться секретной.

— Не переживай, я знаю про формулы на руке утопленника, — успокоила его доктор. — То самое вещество-стимулятор: "муравьиный эликсир"!

— Сокольский знает? — тут же спросил Слава.

Она кивнула.

— Жаль! А то я бы его обрадовал…

Она поднялась со стула.

— Отдыхай пока. И не вздумай вставать без моего разрешения, если не хочешь грохнуться в обморок и разбить свой красивый лоб!

— Вряд ли у меня это получится, — честно признал Слава.

— Правильно! — похвалила она. — Хороший мальчик!

Ольгин проводил взглядом фигуру в зелёном, успев удивиться, что доктор Люся маленького роста. Потом он прикрыл глаза. Разговор утомил, так что хотелось одного: как следует выспаться, а уж потом думать, как реагировать на всю полученную информацию и собственное воскрешение.

Глава четвёртая. Следы зайца на снегу

— Объект следует по Московскому проспекту в сторону Московского шоссе, — доложил офицер наружного наблюдения Малышеву.

— Не приближайтесь, — распорядился Михаил Иванович. — Скоро вас сменят Сиротин с Берестовой. Они уже рядом.

— Понял.

Малышев закрыл "раскладушку" и задумался. Если Швед действительно украл деньги шефа, кто помешает ему прикончить подельника и удрать? Как у начальника охраны, у него есть разрешение на ношение оружия. Сиротин с Берестовой рискуют, им придётся столкнуться с этим типом лицом к лицу. Не зря сам владелец "Фарм-Треста" предпочёл отдать инициативу в руки полиции. Значит, ему есть чего опасаться.

— Интересно, что сейчас делает этот Зайцев? — спросил Костик, отвлекаясь от бумаг. — Ждёт, кто быстрее принесёт ему голову начальника охраны на блюдечке?

Михаил Иванович взглянул на него с проснувшимся интересом. "Почему мы упускаем из виду самого Зайцева? — подумал он. — Потому, что он сам этого хочет?"

— А знаешь, Костя, ты прав! — проговорил он, и полез в сейф за оружием. — Оставайся на связи.

— Михалваныч!

— Я съезжу в "Фарм-Трест", поговорю с нашим потерпевшим, — пояснил свои действия Малышев, забирая с вешалки куртку и исчезая за дверью.

— А я, значит, сиди тут с бумажками! — возмутился Королёв, с досады бросил карандаш и отвалился на спинку стула.

Малышев этого уже не видел. Он почти бегом выскочил на улицу, сел в машину и поехал к офису "Фарм-Треста".

* * *

— Наш клиент на Московском шоссе, — оповестил Ингу Николай, прижимая пальцем наушник.

— Мы тоже на Московском шоссе, — ответила та, виртуозно лавируя в потоке машин.

Она ухитрялась вписываться в любой зазор, который Колян не каждый раз успевал замечать. Быстрее можно было ехать только со "шпалой" и сиреной. У Берестовой за плечами стояла обширная практика вождения — это Сиротин понял, едва первый раз сел рядом с ней на пассажирское сидение.

— Где они? — спросила Инга, не отвлекаясь от дороги.

— Подъезжают к Шушарам, — отозвался Сиротин, слушая коллег, идущих где-то на пол километра впереди. — Погоди… Швед перестраивается на правый поворот.

— Перед КАД? — переспросила Инга.

— Да.

— Значит, Зайцев дал правильный адрес. Передай парням: мы его перехватим. Пусть отдыхают.

Она подловила момент, и проскочила мимо грузовика с пустым кузовом. Потом так же быстро выбрала новый зазор и перевела машину на правую полосу. Могло показаться, что в её руках автомобиль приобретает способность поворачивать все четыре колеса и проскальзывать между других машин на расстоянии спички. Вряд ли это радовало водителей, но Инга действовала строго рационально.

Впереди уже маячил мост объездной дороги. Ещё немного — и они вслед за Шведом взобрались на КАД, и двинулись на Восток.

— Главное — не пропустить, когда он будет сворачивать, — обеспокоился Николай.

— Мурманское шоссе не пропустим, — высказала Инга таким тоном, что Сиротин прикусил губу с досады.

— Погоди… — начал он.

— Прямо здесь "годить"? — хладнокровно переспросила она.

— Да помню я, что зайцевский компаньон живёт в Мяглово! — возмутился Сиротин. — Ох, и трудно с тобой разговаривать! Мы поверили на слово, что начальник охраны едет к этому типу на дачу. Мог Зайцев соврать?

— Он соврал, — процедила Инга. — Только не в этом.

Именно сейчас ей пришло в голову, что со стороны Зайцева отвлекающий маневр проделан мастерски. Они "купились" и рванули вслед за его неверным начальником охраны. Знать бы, зачем он подставил этого парня. Берестовой захотелось развернуться и поехать прямиком в "Фарм-Трест". Руки на руле дрогнули, машина отозвалась едва заметным рывком.

— Что? — спросил Николай, уловив её колебание.

— Из двух зайцев надо выбрать того, который ближе, — высказала Берестова, успокаиваясь.

Она привыкла доводить дело до конца. Хозяин "Фарм-Треста" временно перестал быть их заботой. Им займутся другие.

* * *

Старый дом с новой стеклянной пристройкой — офис "Фарм-Треста", был самым приметным зданием на этой улице. Малышев свернул на стоянку в проулке, но выхлдить из машины не стал, заметив высокую фигуру. Господин Зайцев собственной персоной! Полупальто с каракулевым воротником делало бизнесмена похожим на партийных деятелей советского времени. Непокрытая, коротко стриженная голова Зайцева мёрзла, и он приподнимал плечи, ныряя поглубже в шарф.

Малышев решил, что не время себя обнаруживать, и на всякий случай отвернулся, когда бизнесмен проходил мимо. Зайцев уселся в чёрный "Опель" и покатил со стоянки на улицу. Пропустив его до поворота, Малышев двинулся следом.

Инстинкт оперативника толкал его за предполагаемой жертвой, или преступником. Михаил Иванович сам ещё не определил, кем ему следует считать этого бизнесмена-фармацевта. Странным было то, что люди Зайцева тянули время и не сообщили сразу о нападении, а сам он явился с отдыхаловки только через сутки. Мало озаботился глава компании, когда ему сообщили, что один из его сотрудников, якобы отправленный в командировку, найден мёртвым в реке. Сокольский передал через Ингу Берестову, что покойный Бусов раньше работал в военной лаборатории и имел доступ к секретным исследованиям, но Глеб Денисович Зайцев об этом даже не обмолвился. Не знал? Быть такого не может!

Теперь Зайцев хочет, чтобы полиция задержала его начальника охраны с якобы украденными деньгами, но сам глава компании не торопится убедиться, действительно ли у Шведа при себе три миллиона евро, которые он так боялся потерять безвозвратно. Либо господина Зайцева надо признать исключительно хладнокровным человеком, готовым полностью доверять профессионализму полицейских, либо он преследует какие-то свои, более существенные для него, цели.

Чёрный "Опель" без спешки катил через город, в клубах пара автомобильных выхлопов. Малышев держался на расстоянии. Почему-то ему казалось, что он знает, куда именно едет этот человек. И снова он смущал майора своим хладнокровием. Зайцев явно не торопился. Он услал полицию на дачу к своему "неверному" компаньону, проторчал ещё с полчаса на рабочем месте, и только после этого куда-то направился. Один, без шофёра. Михаилу Ивановичу пришло в голову, что может быть, Зайцев его дожидался? Но он отбросил эту мысль. Не знал бизнесмен, на какой машине может приехать полицейский и приедет ли вообще. Не мог знать…

Если у него нет своих источников информации. "И если у меня не паранойя", — добавил про себя Малышев.

* * *

(Восток Ленинградской области, частный особняк, осень 2011 года)

Характерный стук привлёк внимание гостя. Он огляделся. В просторном полуподвале, в стороне от входа, стоял бильярдный стол, вокруг которого шастал парень без пиджака, в шёлковой рубашке, перечёркнутой синими подтяжками. Вошедших он даже не заметил, так увлёкся игрой. Не удивительно: от ушей парня тянулись проводки наушников, и ныряли в коробочку плеера на поясе.

Махей жестом пригласил гостя проходить к двери в следующее помещение, не обидевшись, что подчинённый его не заметил. Махей лояльно, по-отечески относится к подобным ребятам. Шустрые, похотливые на баб, убеждённые бездельники, которые предпочитают пять минут помахаться кулаками или стволом, чтобы весь оставшийся месяц "пинать балду", развлекаясь по саунам, лакая водку или катая шары. Главное — на самого Махея они смотрели, как на полубога, осчастливившего их своим покровительством. Иногда их приходилось учить (тоже по-отечески), чтобы не забывались, но в целом, от них больше пользы, чем серьёзных хлопот.

Вот, к примеру, этот, с плеером. В свои тридцать пять лет выглядит едва ли на двадцать. Худощавый, подвижный, с большими серыми глазами, может сделать такое юношески-невинное лицо, что любой купится и решит, что бояться нечего. Его недооценивали, не могли разглядеть за скромным ростом и изяществом черт реальной опасности, за что и платились. Парень кидался без предупреждения, так молниеносно и яростно, что в несколько секунд одолевал противника вдвое тяжелее себя. Махей это знал. Он любил и умел подмечать индивидуальные особенности каждого из своих людей, и использовал по мере необходимости. Например, этим он пугал несговорчивых предпринимателей, если они нанимали себе в охрану дуболомов, и воображали, что те спасут их от хозяйского гнева. А тут являлся худощавый шкет чуть выше ста семидесяти, и выбивал дурь из накачанного громилы, зачастую вместе с сознанием. Действовало безотказно!

Степан Николаевич Махеев, больше известный как Махей, принадлежал к числу немногих авторитетов, ухитрявшихся долгое время сохранять жизнь и свободу, так и не перейдя полностью в легальный бизнес. Больше десяти лет он одной рукой меценатствовал, заправлял несколькими фирмами и ручкался с депутатами, а другой — сбывал оружие, наркоту, живой товар, и вообще всё, за что можно было получить звонкую монету в большом количестве. Действовал дерзко, но осторожно. Наглел, где мог себе это позволить, но отступал, едва начинало пахнуть жареным.

Всему когда-то наступает край, и Махей чувствовал: пора "завязать". Денег он скопил достаточно, и мог надеяться остаток жизни провести в собственном поместье где-нибудь в Латинской Америке. Но намечалась пара выгодных сделок, и Махей не отказал себе в удовольствии взяться за них. Напоследок. А может (что греха таить) — поддался на обычную человеческую страсть: сколько ни есть — всё мало.

Когда он и его гость скрылись за дверью, парень у бильярдного стола выпрямился, и некоторые время изучал конфигурацию, не глядя тыкая пальцем в кнопки на своём плеере. Игорёк и не играл вовсе. Так, баловался. И никакую музыку он не слушал. Ему удалось установить в кабинете Махея крошечный микрофон, и теперь он мог катать шары, наслаждаясь беседой собственного хозяина и его неизвестного посетителя…

— Это единственное место, где я знаю, что меня никто не подслушивает, — посетовал Махей, и Игорёк в соседней комнате мысленно усмехнулся, доставая из сетки шарик.

— Так что за срочное дело? — спрашивал гость. Судя по звукам, они рассаживались у стола и угощались выпивкой. Тонко звякнул бокал. Слышимость в наушниках была такая, что даже находясь рядом — не уловишь всех нюансов, которые они передавали. Жаль только, что диапазон небольшой, уйти из соседнего помещения нельзя.

— Хороший французский коньяк — большая редкость, — тянул время Махей. — Такого не купишь в магазине.

Игорёк наметил очередной шар и прицелился, пропуская кий через измазанный мелом палец левой руки.

— Один наш общий знакомый стал серьёзной проблемой, — сказал наконец Махей.

— Почему ты её не решишь? — спросил гость.

— Потому, что у меня есть две причины, — издалека зашёл хозяин дома и коньяка. — Для начала, он не на моей территории. Сунусь туда — начнутся предъявы. Мне головная боль не нужна, я наоборот ищу способов её избежать.

— А второе? — Собеседник издал чавкающий звук. Наверное, подкреплял выпивку лимоном.

— Хочу, чтобы всё выглядело обычной заказухой, а у тебя есть спецы по этой части. И главное — они знать не знают, кто их посылает и по каким причинам. Будет прокол — не смогут на меня показать, ни ментам, ни братве.

Некоторое время царило молчание. Игорёк хладнокровно катал шары. Он никуда не торопился.

— Ты знаешь, я беру дорого, — сказал наконец гость.

— Не дороже денег, — возразил Махей. — Дело того стоит.

Дальше пошёл не особо содержательный трёп, который Игорёк старательно прослушал, но не напрягался. Эти двое договорились, а имя жертвы всё равно не назовут. Оно известно обоим, а Махей, равно как и его гость, предпочитали не произносить вслух лишнего.

Наконец, они стали прощаться, и Махей лично провёл гостя обратно, через просторный холл. Игорёк как раз обошёл стол с противоположной стороны, и глядя вскользь на шары, успел посмотреть на таинственного незнакомца: высокий, худощавый мужик, бровь приподнята шрамом. Игорёк успел заметить эту деталь благодаря контрастному освещению. Хотя, поручиться за то, что заметил именно шрам, не смог бы. Может, какой-то другой дефект. Не останавливаясь, Игорёк обошёл стол, снова оказавшись спиной к выходу.

Возвращаясь, Махеев сперва пошёл мимо, но потом задержался, подошёл и щёлкнул его по затылку. Игорёк мгновенно развернулся, одним махом выдернув наушники из ушей, и уставился на хозяина широко распахнутыми, честными глазами.

— Ядерную войну пропустишь, — проворчал Махей. Он остался доволен проведённой встречей. — Собери шары, сыграем…

* * *

(Санкт-Петербург, январь 2017 года)

Сокольский вглядывался в фотографии Глеба Денисовича Зайцева, сделанные за последние дни парнями из наружного наблюдения. Попадались тут и фас, и профиль, но поручиться за то, что видел пять лет назад именно этого человека, Сокольский немог. Рост, комплекция, шрам — это всё замечательно, но нельзя сказать "да", если у тебя нет твёрдой уверенности.

Курьер от майора Киппари доставил ему новые материалы с пометками и выводами. Замещая Сокольского на посту начальника отдела, Мотя не перестал быть аналитиком. Он проделал огромную работу, не просто собрав, но умело упорядочив все полученные сведения. Сокольский хотел сразу пойти по готовым следам, но остановился. Чужой взгляд может повлиять на твоё собственное видение, поэтому он отложил отчёт Матвея до времени и постарался сам вникнуть в информацию.

Первая ступенька вырисовалась почти сразу. В 1994 году Олег служил в Калининграде. Его командиром был Глеб Денисович Зайцев, в ту пору совсем молодой офицер, всего лет на пять старше своих подчинённых. Этот Зайцев уволился в запас через четыре года. До родного села в Краснодарском крае не добрался. По непроверенным сведениям, рейсовый автобус, на котором он ехал, перевернулся на повороте. Несколько человек погибло. Чтобы доподлинно узнать, был ли среди них Зайцев — потребуется время. Но он не вернулся в семью. Значит, потенциально мог покинуть мир живых. Если он вообще ехал на том автобусе.

Можно допустить, что тот Зайцев был полным тёзкой этого. Но совпадает возраст и место предполагаемого рождения. По сведениям, он переехал в Питер из Краснодарского края пятнадцать лет назад. Мало вероятно, чтобы в одном и том же месте родились и проживали два Глеба Денисовича Зайцева. Кроме того, совпадает учебное заведение, в которое он поступал до армии. Никаких ранений Зайцев во время службы не получал, но шрам он мог приобрести после аварии.

Двадцать прошедших лет и полученная травма наверняка сильно изменили его лицо. Но совпадали имя, фамилия и возраст. Игорь подумал: "Олег обнаружил, что когда-то они были знакомы, и при встрече мог спросить то, чего лже-Зайцев не знал. Тот догадался, что повёл себя неправильно, и захотел избавиться от Олега. Но не успел. Олег исчез". На полях блокнота Сокольский пометил для себя: "Если паспорт Зайцева попал к лже-Зайцеву, это могло произойти от 1998 до 2001 года. В 2011 мог участвовать в делах Махея". Подумав, он добавил: "Кто потенциально может прятаться под этим именем?"

Отложив блокнот, Сокольский перешёл к информации об убитом ножкой стула Артееве. Получалось, что этого типа кто-то курировал всё время его заключения, снабжал деньгами, держал связь. Начальник зоны, на поверку, оказался "в доле", ему платили за то, чтобы он закрывал глаза на нарушения. К Артееву регулярно являлась девица, её обозначали как "жену". Она доставляла ему корреспонденцию, деньги, оказывала сексуальные услуги.

У Артеева имелся свой телефон, и он мог звонить адвокату. Разумеется, этого адвоката нашли и серьёзно с ним поговорили. Узнали немало интересного. Цепочка тянулась в Питер, напрямую нигде Зайцева не касалась, но майор Киппари предполагал, что связь есть, и Сокольский готов был с ним согласиться. У Зайцева имелся компаньон, который пользовался услугами артеевского адвоката, и со счетов Зайцева регулярно перечислялись небольшие суммы для этого компаньона. Никаких конкретных дел по бизнесу не фиксировалось, зато компаньон не менее регулярно платил адвокату, а тот передавал часть суммы в ту самую зону, где сидел Артеев. Как только Артеева убили — перечисление денег прекратилось.

Доказать, что владелец "Фарм-Треста" до недавнего времени содержал Артеева, было бы сложно. Наверняка у Глеба Денисовича есть логичное объяснение собственного меценатства. Например, он выплачивает компаньону долги за проигранные бильярдные партии, а уж куда тот тратит деньги — не проблема Зайцева.

Зазвонил телефон. Сокольский оставил записи и ответил.

— Да, Матвей! У тебя что-то новое? — Выслушав коллегу, Сокольский кивнул, поставив точку в своих размышлениях. — Я так и думал. Придётся нам отбить работу у майора Малышева: бери ордер и отправляй своих к Зайцеву. Теперь нам есть что ему предъявить.

Мотя перебил его, напомнив, что ещё не всё сказал. Сокольский дослушал.

— Очень интересно, — признал он. — Пошли туда Капустина. Срочно! И смотри: за жизнь этого человека и ты, и он отвечаете головой…

Глава пятая. Гончие по кровавому следу

Когда от слияния канала Грибоедова и Фонтанки Зайцев повернул на Лоцманскую и покатил мимо длинного, монументального здания кораблестроительного института, своим колонным фасадом занимавшего две трети всей улочки, Малышев понял: бизнесмен действительно едет на Пряжку. Есть в Питере такая маленькая речка, рядом с закрытой зоной Адмиралтейских верфей. От истока до устья можно пройти за 15 минут, и то — прогулочным шагом.

Малышев недолюбливал эти места с девяностых, когда только начинал служить в милиции. Хулиганский район, коченеющие в анабиозе промышленные здания, пустыри, тёмные закоулки, в которых собирается всякий сброд. Где-то здесь Михаил Иванович получил свою первую пулю…

К началу две тысячи семнадцатого года район изменился в лучшую сторону, но всё равно оставался сложным. Машины прокатили мимо замёрзшего на набережной ремонта, свернули внутрь квартала по Мясной улице. Проехали мимо длинного заснеженного холма старого бомбоубежища. За ним фантастическим "Мордором" возвышалась глухая стена высокого, старого дома: штук пять маленьких окошек разбросаны по нескольким сотням квадратных метров закопчённого кирпича.

Район выглядел неухоженно, будто о нём заботились лишь наполовину, делая что-то одно и забывая о другом. Здесь рядом сосуществовали совсем новые постройки-коробки и отреставрированные старые здания с изящными лепными и кирпичными узорами. Тянулись пустующие дома с забитыми листовым железом оконными проёмами по первому этажу. Через выбитые окна верхнего этажа мелькало небо, бесстыдно заглядывая в провалы сгнившей крыши. Такие здания, небрежно затянутые, как саваном, зелёной сеткой, предназначались то ли на ремонт, то ли под снос, и медленно разрушались, ожидая своей участи.

Обочины дороги скрывались за рядами заиндевевших машин с налипшими по низу "сталактитами" из грязи со льдом. По плохо прочищенным тротуарам спешили по делам редкие прохожие. Малышев нашёл свободное место напротив подворотни трёхэтажного здания, в которой только что скрылся зайцевский "Опель". Выйдя из машины, отошёл через тротуар и прислонился спиной к стволу старого тополя, не успевшего попасть под пилу. С этой точки, сквозь подворотню, просматривался кусочек двора, по которому развернулась машина Зайцева. Подождав, когда бизнесмен выйдет из неё и исчезнет из виду, Малышев поднял воротник и направился следом.

* * *

Дверь в квартиру Шведа оказалась открытой. Михаил Иванович нажал на ручку, чтобы проверить — и створка услужливо отошла от косяка. Одно из двух: либо Зайцев ждёт гостей, либо оставил путь к спешному отступлению, чтобы не возиться с замками.

Сам глава "Фарм-Треста" стоял в комнате, спиной ко входу, и копался в откинутом диване. Малышев позволил ему забрать то, что он там обнаружил, закрыть диван и выпрямиться. Только после этого спросил:

— Тот самый кейс?

Зайцев замер, на месте.

— Медленно повернитесь ко мне, — приказал Михаил Иванович, и бизнесмен выполнил его указание.

На перекошенном лице господина Зайцева прям-таки читалось удивление. Впечатление усиливала приподнятая шрамом бровь. Малышев мог поклясться, что этот человек действительно не ожидал увидеть за своей спиной полицейского.

— Так это тот самый кейс? — повторил вопрос Михаил Иванович и указал на серебристый чемоданчик стволом табельного оружия.

Зайцев уже справился с первым впечатлением и ответил прямо:

— Да, это тот самый кейс. И в нём — мои деньги.

— Как вы попали в квартиру гражданина Шведа? — продолжил допрос Малышев.

— Открыл двери своим ключом.

— А сигнализация?

Зайцев вздохнул.

— Послушайте! — начал он. — Я не слишком уютно себя чувствую, когда в меня целятся из пистолета. Мы можем просто поговорить?

— Просто говорить вам следовало немного раньше, — не поддался Малышев. — Теперь мы имеем то, что имеем: проникновение в чужое жилище, введение представителей власти в заблуждение…

— Я никого не обманывал! — отрезал Зайцев. — Да, я узнал, что мой начальник охраны меня ограбил, и что сегодня он должен встретиться со своим подельником. Я сообщил об этом в полицию. Я лишь не стал говорить, что деньги он скорее всего припрятал у себя на квартире. Вы должны меня понять: мне они нужны уже сегодня, буквально через пару часов, а пока вы задерживали бы Шведа, вскрывали его квартиру, заполняли свои протоколы и перепроверяли, тот это чемодан, или не тот — прошло бы невесть сколько времени. Но формально — я ничего не украл, так ведь?

Малышев едва заметно вздохнул. У него заныла старая рана в районе лопатки. Убрав пистолет, он жестом пригласил Зайцева садиться на диван.

— Может, потепление будет? — предположил он, приваливаясь задом к краю стола. — Откуда у вас ключи, и как вы отключили сигнализацию?

Ему не нравилось, что приходится каждый вопрос задавать дважды, но делать поспешные выводы и во что бы то ни стало подводить Зайцева под собственное желание увидеть в нём преступника, он не собирался. Личные впечатления для опытного следователя, безусловно, важны, но оперировать можно только фактами.

Зайцев поставил кейс рядом с собой и откинулся на гобеленовую спинку дивана. На майора он смотрел спокойным, усталым взглядом, как на неизбежное препятствие, которое бесполезно пытаться не замечать.

— Ключи попали ко мне случайно, — признался он. — Мой начальник охраны оставил их в офисе, а я забыл вернуть. Они несколько месяцев пролежали у меня в сейфе. Насчёт сигнализации… Охранная фирма, которая её устанавливала, наполовину принадлежит мне. Гриша об этом не знал. Я созвонился со своим совладельцем, ещё не сразу его нашёл, он уехал из города по своим делам. Долго уговаривал, наконец убедил, чтобы он пошёл против правил и отключил сигнализацию.

— Это задержало вас в офисе? — уточнил Малышев.

Зайцев кивнул.

— Как видите, майор, всё просто. Вы, конечно, можете пригласить понятых, оформить проникновение, изъять у меня этот кейс, дать делу ход…

— Назовите причину, по которой мне не следует этого делать? — спросил Михаил Иванович.

Зайцев пожал широкими плечами.

— Вряд ли я найду аргумент, который заставит вас поступиться своим служебным долгом, — признал он. — Но чисто по-человечески вы должны меня понять.

Малышев колебался. Спокойствие этого человека, как ни странно, заставляло ему симпатизировать. Он казался сейчас прямым и открытым человеком. С одной маленькой оговоркой, которая мешала Михаилу Ивановичу поверить ему: Зайцев соврал, услав полицейских преследовать своего начальника охраны, чтобы проникнуть в его квартиру. Значит, откуда-то он знал, или догадывался, что за Шведом ведётся наблюдение, и подстраховался, чтобы уж точно ни с кем не столкнуться.

Если у Шведа не было с собой денег — что ему могут предъявить полицейские, когда задержат? И почему он сперва ехал в офис, а потом, с полдороги, резко повернул и устремился за город?

Неясное предчувствие вырастало из переплетения противоречий, которым Малышев пока не мог найти объяснения. Он поднялся с края стола и отошёл на несколько шагов.

— Положите кейс на стол и откройте, — скомандовал он Зайцеву.

Бизнесмен, не меняясь в лице, поднялся и действительно подошёл к столу. Покопавшись несколько секунд, он посмотрел на полицейского.

— Не могу открыть. Наверное, Швед сменил коды.

Он подвинул кейс Малышеву. Тот шагнул ближе, снова доставая оружие…

Моментальным движением Зайцев подхватил кейс и бросил в Малышева. Тот успел отступить, но секунды хватило, чтобы бизнесмен бросился на него, ловко, а главное — метко выбросив правый кулак, метя майору в лицо. Малышев ударил его по руке, но при этом выронил пистолет. И тут же получил ответный удар в живот.

Зайцев оказался хорошо подготовленным, легко обманул полицейского. Второй удар пришёлся в ухо — и Малышев покатился по полу. Зайцев наклонился, чтобы забрать пистолет. Майор извернулся, зацепив его носком ботинка за ногу. Взмахнув руками, Зайцев упал назад. Под руку ему попался кейс. Малышев успел подняться на колени, но Зайцев опередил его, с размаху ударив в плечо тяжёлым чемоданом…

Раздавшийся крик Малышев не разобрал, но значение понял сразу: кто-то толкнул его в спину, заставив лечь на пол. В комнате стало тесно от фигур в чёрном. Зайцева положили в по другую сторону стола, в ту же позу. Сопротивляться он и не пытался.

"Вовремя появились", — подумал майор, еле переводя дух и чувствуя, что эта схватка могла оказаться для него роковой. Ему приходилось сталкиваться с противниками сильнее себя, но он почему-то не ожидал, что Зайцев окажется из числа крутых драчунов.

Рядом с головой Малышева появились тяжёлые ботинки, на которые гармошкой спадали потрёпанные обшлага джинсов.

— Всё в порядке, этого оставьте! — произнёс голос — и чёрные фигуры отступили.

Юраша Капустин протянул руку, помогая Михаилу Ивановичу подняться.

— Капитан Капустин, УВР. Извините, товарищ майор! Я боялся опоздать, — сказал он. — Не помяли? Шеф пригрозил снять с меня голову, если с вами что-то случится.

— Да ничего, я не в обиде, — пообещал ему Малышев, отряхиваясь и потирая по-очереди колено, плечо и локоть. — Как вы тут оказались?

— Следили за Зайцевым. Ого! Хорошо он вас саданул! Лёш! Дай аптечку, — обратился он к одному из "чёрных".

Ухо саднило. Михаил Иванович тронул его пальцами: мокро. По щеке щедро стекала кровь, видимо Зайцев рассадил ему кожу своим перстнем. Малышев прижал к уху протянутый ему ком бинта с антисептиком.

Капустин подобрал кейс и водрузил обратно на стол. Но сам открывать не стал, пропустив вперёд худощавого парня в маске. Тот покрутил вокруг кейса сканером, потом покопался в замках — и открыл. Внутри действительно лежали деньги. Малышев начал разочаровываться. Он-то подумал, что Зайцев затеял драку, потому что в чемодане вместо заявленных евро лежит нечто более криминальное. Например, пара килограммов кокаина. Но открыть рот Михаил Иванович не успел. Юраша уже натягивал резиновые перчатки.

— Давайте понятых, — скомандовал он, и принялся выкладывать пачки на стол. Когда ёмкость опустела, он пошарил пальцами по углам и стыкам.

— Видел я такие чемоданчики, — проговорил он при этом. — Наверняка есть ещё что-нибудь интересное… Вот! Я так и думал!

Он открыл потайной карман и извлёк оттуда два предмета: магнитную карту и электронный ключ.

— Вам знакомы эти предметы, господин Зайцев? — обратился он к арестованному, которого успели поднять и заковать в наручники.

— Первый раз вижу, — ответил тот, держась всё так же хладнокровно, как до драки. — Кейс успел пройти через несколько рук. Надеюсь, вы не станете приписывать мне каждый предмет, который мог там появиться без моего ведома?

— Проверим! — пообещал ему Капустин.

* * *

Зимнее Мяглово глаза не радовало. Обычный унылый посёлок, занесённый снегом, с узкими, утрамбованными до льда дорожками между заборами и домиками, полосами грязных обочин и замёрзших канав, в которых из-под снега торчат высохшие на корню кусты бурьяна.

Инга притормозила, давая Шведу повернуть без помех на нужную улочку. Потом двинулась следом, докатила до поворота и остановилась.

— Тут рядом. Пройдёмся пешком? — предложила она.

— Есть идея получше: я перелезу через этот забор, пройду через соседский участок и подберусь с тыла. — предложил Сиротин. — А ты прокатишься за ним и остановишься в районе вон того розового дома.

— Идёт! — согласилась Берестова. — Но чур — на рожон не лезть!

— Мне приятна твоя забота! — высказал он, и почему-то Инге вспомнился Слава Ольгин. Она признала себе, что успела соскучиться. Коля Сиротин тоже ничего, но легкомысленный для тридцати восьми лет и обширного стажа в полиции. То, что Инга прощала Славику, ей решительно не нравилось в Николае.

"Не моё дело", — сказала она себе и покатила по проулку.

* * *

Швед оставил машину перед домом, так и не дождавшись, чтобы ему открыли ворота. В том, что хозяева увлеклись своими делами, ничего необычного не было. Собственник коттеджа любил уединяться, распуская людей, и проводить время в полуподвальном помещении. Ещё от прежних владельцев ему досталась хорошо оборудованная бильярдная. Если они с Зайцевым катают там шары — могут пальцем не пошевелить на приехавшего Гришу. У него же есть свой ключ от калитки.

Открыв изнутри ворота, Швед загнал машину во двор. Дом безмолвствовал, хотя из трубы пристроенной слева баньки поднималась тонкая струйка дыма. Начисто выметенные, плотно пригнанные плиты двора радовали глаз сложным художественным узором. Швед протопал по ним и поднялся на крыльцо. Его смущала тишина. Не может быть, чтобы хозяева сами топили баню. Обычно это делал кто-нибудь из обслуги.

Не задерживаясь на улице, Швед толкнул двери и вошёл внутрь. Холл пустовал. Резкий, тревожный запах ударил в нос, заставив Гришу сделать шаг назад. И тут ему навстречу выметнулась огромная тень.

— Назад! — крикнул неизвестный, буквально выкинув Шведа за порог.

Гриша успел извернуться, в тщетной попытке удержаться на верхней ступеньке. В спину ударила горячая волна. Он потерял опору, полетел чрез весь пролёт и грохнулся на каменные плиты. Почему содрогнулась земля и заложило уши от грохота — Швед понять не успел. Дух вышибло навалившейся тяжестью и болью. Мир исчез, и поднимавшийся из недр особняка столб огня и дыма Гриша уже не мог увидеть.

Зато видела Инга. Взрыв застал её на улице. Прыгнув во двор, она вынуждена была шарахнуться назад, загораживая голову от летящих обломков кирпича. Потом грохот прекратился, и Берестова сунулась обратно. Особняк пылал, крыши не было видно, из оконных проёмов пламя вырывалось как из топки. Весь двор засыпали осколки камней, дымящиеся щепки и стёкла. Инга пробежала несколько шагов, преодолевая естественное стремление тела держаться подальше от огнедышащей печки, в которую превратились дом и деревянная баня.

Чёрным комом на фоне этого "апокалипсиса" выделялись две фигуры. Инга кинулась к ним. Сиротин делал попытки подняться, толстая куртка на его плечах лохматилась лоскутами. Второй человек лежал без движения.

— Что…

Слова высохли в горле. Инга вцепилась в Николая и потащила его волоком из-под слоя обжигающего воздуха, в котором, кажется, совсем не было кислорода. Сиротин активно помогал, отталкиваясь ногами. Остановилась Берестова только за воротами, и они оба повалились в рыхлый снег обочины.

— Надо… — начал Николай, и сделал неясный жест рукой. Потом кашлянул, и продолжил уже бодрее: — Шведа надо вытащить! Вдруг ещё рванёт…

Берестова огляделась. Через улицу к ним семенил старичок с огнетушителем. Вдалеке разворачивался белый автобус.

— Сейчас! — пообещала она Сиротину, поднялась и побежала обратно во двор.

Могло показаться, что огонь слегка стих, но всё равно там, где валялся Гриша Швед, дышать было невозможно. Горячий воздух обжигал гортань. Инга прикусила губу, вцепилась в одежду Шведа и потащила его к ограде. Бессознательное тело показалось ей страшно тяжёлым. Оно словно прилипало к плитам двора. Приходилось двигаться рывками. В глазах потемнело, но Инга продолжала волочить свою ношу. Желанная калитка была уже совсем рядом…

Потом кто-то схватил её поперёк пояса и саму выдернул на улицу. Двое парней в чёрном вытащили вслед за ней тело Шведа.

— Жив?! — выдохнула она, почему-то переживая за этого предполагаемого бандита ничуть не меньше, чем переживала за Сиротина.

— Дышит! — ответили ей, опуская на землю.

Инга упала задом в снег. Ноги её удобно свесились в канаву, здесь было прохладно и легче дышать. Она откинулась на спину, не глядя зачерпнула горсть снега и принялась вытирать лицо.

— Живая? — Кто-то присел рядом на корточки, и над Ингой нависла перечёркнутая полосами заживающих порезов физиономия Данилы Некрасова. Светлые кудри смешно падали на его лоб. "Откуда он здесь взялся?" — подумала Инга, но вслух не спросила.

— Отстань, Дан! — прошептала она, чувствуя, что дрожит, несмотря на то, что минуту назад задыхалась от раскалённого жара. — Дай отдохнуть!

Данила не стал ничего переспрашивать. Вместо этого сграбастал её на руки, потащил к белой "Газели" без окон и передал одному из спецназовцев. Берестову унесли в тёплое нутро автобуса и завернули в одеяло…

Книга 3. Точка невозврата. Часть пятая. Собиратели мозаики

Глава первая. Недостающие фрагменты

Переносные прожекторы ярко освещали остатки кирпичных стен. Могло показаться, что на маленьком участке посёлка задержался день — так хорошо перекрывал территорию взрыва искусственный свет.

На подходах к улице стояло несколько машин и автобусов. Вооружённый конвой не пропускал к месту действия рядовых граждан — встревоженных владельцев соседних домов и зевак, которым не лень оказалось в поздний час свернуть с трассы и мёрзнуть, лишь бы посмотреть, что там светится и по какому поводу дебош.

Матвей Киппари не стал подходить к оцеплению. Осмотрелся издали, отметив про себя, что прессы пока не видно. "Появятся, — подумал он. — Слишком уж всё это смахивает на теракт". Поманив одного из полицейских пальцем в толстой перчатке, Матвей напомнил:

— Никаких комментариев! Сам запомни и другим передай.

И пошёл к одной из "скорых", которым освободили место среди служебных автобусов. Полицейский недовольно посмотрел вслед фээсбэшнику, но возмущаться, что "контора" по-хозяйски распоряжается чужим ведомством, не стал. Вместо этого потёр уши и рысью двинулся обратно к оцеплению.

Мотя заглянул в чрево жёлтого микроавтобуса.

— Как пациент? — спросил он.

Молодая врач в синей форменной одежде оглянулась.

— Жить будет. Толстая куртка помогла, — пояснила она. — Небольшие ожоги первой и второй степени, сзади на шее, затылке и ушных раковинах.

Колян сидел на носилках, укрытый одеялом.

— Да всё со мной нормально, майор, — подал он голос. — Если не шевелиться…

Киппари бодро улыбнулся, топорща светлые усы.

— И не шевелись! Доктор! Мы тут побеседуем пару минут. Не возражаете?

Правильно истолковав намёк, врач протиснулась мимо него и выбралась из "скорой".

— Инга как? — обеспокоился Николай.

— Целее тебя. — Мотя пристроился на сидении напротив. — Отправил своего парня, отвезти её домой.

— Как тут ваши-то люди очутились? — спросил Сиротин.

Мотя развеселился.

— Вот кто кому пришёл вопросы задавать? — Он хлопнул себя по коленке, но сменил тон на серьёзный и объяснил: — Я послал. Проверить дачку, на которой вы порезвились. Почему — не спрашивай. Не ваше дело. Ты не в моём ведомстве, но Берестова ещё огребёт, — пообещал он. — Нет, чтобы позвонить и сказать: "Товарищ майор! Швед в Мяглово поехал, и мы у него на хвосте…" — Предполагаемую фразу Инги Мотя пропел фальцетом.

— А что бы это изменило? — буркнул Николай, не зная, как относиться к манерам энергичного фээсбэшника.

— Ты прав, ты прав! — обнадёжил его Мотя. — Я бы сказал вам не соваться, Швед успел бы войти в дом… А так, ты подвиг совершил, спас важного свидетеля. Правда, теперь он с черепно-мозговой, но и на том спасибо! — Мотя перестал дурачиться и серьёзно потребовал: — Давай, капитан, рассказывай всё по порядку.

Сиротин сосредоточенно нахмурился, не понимая, поблагодарили его или сделали выговор.

— Я подошёл к дому со стороны соседнего участка, — начал он, оставив свои сомнения. — Задняя дверь была закрыта на ручку, но не заперта. Там сперва предбанник такой, потом внутри ещё одна дверь. Запах газа я не сразу почувствовал. Когда внутрь вошёл — тогда в нос шибануло! Такой концентрат…

— Почему обратно не выскочил?

Сиротин с некоторым трудом поднял голову, посмотрев на Мотю.

— Понимаешь, сработало: форточки надо открыть! Кинулся внутрь — крыша сразу поехала… В смысле, голова закружилась. Сам не знаю, с чего рванул вперёд, а не назад. Выбежал в холл…

Он прижал ладонь ко лбу, словно хотел удержать судорогу. Матвей переждал несколько секунд, размышляя, не оставить ли парня в покое, но Сиротин продышался, справившись с приступом головной боли.

— Оттуда сразу на улицу выскочил? — сухо спросил Киппари.

— Понимаешь… — Николай снова сосредоточенно задумался. — Мне звук такой послышался… Не знаю… Ну щелчок такой, словно… словно техника какая-то включилась, — определил он наконец. — Может, показалось?

— Какая техника? — Мотя подался к нему. — Николай! Вот ты представь себе, что не показалось, и подумай, что это могло быть?

Сиротин выдохнул сквозь зубы.

— Рубильник? Выключатель? Холодильник? — подсказывал ему Киппари. — Стиральная машина? Микроволновка? Телевизор?

Колян вскинул руку, останавливая его перечень, и ту же зашипел сквозь зубы. На резкое движение больше всего отозвалась шея.

— Телевизор! — высказал он, отдышавшись. — У меня с таким звуком телевизор включается, когда пульт нажимаешь!

Мотя оскалился в тридцать два зуба.

— Вот! Это уже кое-что! Знаешь, парень! — перешёл он на доверительный тон. — Внимательный ты. Реакция — дай Бог каждому! Соображаешь быстро. К нам перейти не хочешь? Посодействую.

— Спасибо! — Сиротин скривился, но не от предложения Моти, а от собственных ощущений. — Как говорится: лучше вы к нам…

Киппари посмеялся, пожелал ему выздоравливать, и выбрался из "скорой". Пока бригада экспертов копалась среди развалин, майор прошёлся вдоль забора, оглядывая соседние участки. Над верхушками голых деревьев, справа от места происшествия, вырисовывался тёмный силуэт коньковой крыши. Остальные дома стояли на отдалении, полускрытые корявыми ветвями яблонь и слив, и только этот беспрепятственно заглядывал через кирпичный забор погорелого особняка.

Мотя прикинул вероятный угол обзора, потом вернулся к машине, на которой стоял прожектор.

— Поверни-ка вон туда, — приказал он одному из спецназовцев. — Ещё чуть правее! Прямо на соседский домик. Хозяев-то нет, заколоченный стоит, бедняга…

Белый свет растёкся по обшитой стене, чётким квадратом высветил провал чердачного окошка.

— Вот так и оставь, — распорядился Мотя. — Некрасов где?

— Да вон, у забора копается.

— Данька! — Киппари махнул подчинённому. — Подь сюда! Идём со мной, совершать незаконное проникновение в чужое жилище. Авось что интересное отыщем.

Дан живо подбежал к нему, и они вместе направились к соседской калитке…

* * *

Было четыре часа утра, когда Сокольскому позвонил Киппари.

— Игорёк! Извини, что бужу. Мне удалось нарыть кое-что интересное. — Мотя предпочитал выкладывать всё сразу, не дожидаясь вопросов. — Вкратце: за Шведом следили, мне удалось вычислить машину, она засветилась на камерах ближайшего поста ГИБДД и на выезде из города. В посёлке её тоже видели. Короче, я установил, что за машина и где она сейчас находится. И я знаю, почему взрыв произошёл именно в тот момент, когда Швед поднялся на крыльцо. Наблюдатель находился в мансарде соседнего дома, оттуда двор и лестница видны как на ладони…

— Погоди, — остановил его Сокольский. — Ты где сейчас?

— Домой еду, — заявил Мотя так категорично, словно хотел заранее отбить охоту свернуть его с намеченного маршрута. — Я переслал тебе на емейл всё самое важное. А машинку парни стерегут, как появится хозяин — сразу сообщат. Ладно, я — спать! Чего и тебе советую.

Мотя отключил телефон, не дав Сокольскому рта раскрыть. Вздохнув, Игорь положил мобильник на тумбочку и откинулся на подушку. Но пролежав минуту, не выдержал и протянул руку за ноутбуком. Почту проверить.

Глава вторая. Кропотливая работа

Отца Юраши Капустина звали Ким. Именем он гордился, подчёркивая, что означает оно — Коммунистический Интернационал Мира. От сына Ким Дмитриевич ожидал, что тот минимум проникнется духом его идеологии, но с убеждённым старым коммунистом у Юраши отношения перестали складываться очень рано. А после того, как в 2004-м году он проголосовал за Путина, и вовсе испортились.

— Такие, как ты, Родину готовы продать за паршивую дерьмократию! — орал Ким Дмитриевич на двадцатидвухлетнего сына, пару месяцев назад вернувшегося из Чечни. Свои слова он никогда не мотивировал, предпочитая выражаться лозунгами, а если не помогало — переходил на мат.

Юраша собрал вещи и ушёл жить к другу. Он не только был за Путина, он собрался вступить в одно из спецподразделений ФСБ, чтобы защищать Родину и дальше, но под трёхцветным, а не алым флагом.

После серьёзного ранения в 2009-м Юраша перешёл в едва сформировавшийся отдел УВР. В 2015-м году его отец умер, так и не пожелав примириться с сыном. В остальном, жизнь Юраши складывалась удачно. Свою работу он любил, жена попалась ласковая, не склонная предъявлять мужу претензии из-за того, что он поздно возвращается домой. В семье подрастала маленькая дочка. Мать Юраши, честно отсидевшая с мужем до последнего его дня, с радостью переехала к нему и возилась с внучкой.

Начальники, в лице полковника Баринцева и подполковника Сокольского, ценили Юрия Кимовича Капустина за энергичность, развитый ум и железную хватку. Майор Киппари добавлял, что если бы Юраша не обожал драться до самозабвения, а оборачивал избыток энергии на умственные усилия, из него получился бы неплохой аналитик. На это у Моти были основания: Капустин умел замечать и быстро анализировать мелочи, и никогда не отворачивался от сомнений. Как сегодня, например.

— Тебе это ни о чём не говорит? — Сказал Юраша Дану, и провёл рукой по покрытому трещинками крылу старенькой чёрной "Тойоты" с содранными логотипами. — Ну-ка, присмотри, чтоб никто не подкрался.

Машина стояла у угла ничем не примечательного кирпичного дома-коробки. Данила Некрасов оглянулся по сторонам и прошёлся неспешным шагом вперёд, чтобы видеть соседний проулок. Юраша достал из кармана пакетик, ключом быстренько соскоблил в него несколько частичек краски и спрятал в карман. Потом отошёл от "Тойоты", направившись в ту же сторону, что и Дан. Догнав товарища, пристроился рядом.

— Вот так, без понятых? — засомневался Данила.

— Пусть сперва эксперт посмотрит, а сделать то же самое во второй раз, официально, мы ещё успеем, — пообещал Капустин.

— Даже если это та самая машина, после того, как сбили Сокольского, её бы бросили.

— Кто-то на ней ездит, — не согласился Юраша. — Чистенькая, несмотря на вчерашний снегопад. Значит, стоит тут не больше, чем со вчерашнего вечера.

Юраша поднял воротник куртки.

— Идём в машину, погреемся, — предложил он. — Как думаешь, много сбитых ночью людей успевает запомнить, кто на них наехал? Может, хозяин этой не боится, потому что дело было в тёмной подворотне. Просто уверен, что его не запомнили.

— Но Игорь же запомнил! — не согласился Данила.

— Ну хорошо, согласен, — резко кивнул Капустин. — Может, это не та машина. Может, и человек не тот. Бросим и не будем проверять?

Данила заткнулся.

— Расслабься! Нас минут через двадцать сменят, — примирительно напомнил Юраша. Теперь он торопился в лабораторию, проверить свою догадку. Ему казалось маловероятным, что в деле найдётся третий похожий автомобиль…

* * *

Из госпиталя Сокольский поехал на квартиру Олега. На свою даже не заглянул. Пройдя по комнатам и постояв минуту у старинного резного комода с деревянными яблоками на крышке, он не раздеваясь, опустился в кресло. С этого угла вся спальня смотрелась, как на ладони.

Олег не любил загромождать пространство лишней мебелью. Вокруг каждого предмета можно было спокойно прогуливаться. Широкая кровать стояла почти в центре. Не так давно на ней спала Катя. Сокольский поморщился при этом воспоминании. А до Кати здесь была другая жизнь и другая женщина. Сколько их было у Олега? Брат пользовался популярностью у противоположного пола, но про Серафиму Игорь до последних дней ничего не знал. Олег погиб почти год назад, но продолжал преподносить ему сюрпризы.

Сокольский поймал себя на том, что старается разглядеть признаки женского присутствия в квартире.

— С этим надо что-то делать, — сказал он себе, поднялся и ушёл в прихожую.

Намеренно не оглядываясь больше по углам, он переоделся, прошёл в кабинет, достал несколько чистых листов бумаги и карандаш, и принялся записывать всё, что у них имелось на данный момент по делу Зайцева.

"Экспертиза в Мяглово: газовые баллоны в подвале, направление ветра и сквозняка. Нет доказательств, что это не несчастный случай".

Он ещё раз вспомнил нарисованную Мотей схему дома. Тот, кто подстраивал утечку газа и взрыв, действовал профессионально, не оставил экспертам шансов хоть за что-то ухватиться. Хотя Мотя и вычислил машину, на которой потенциально мог приехать злоумышленник, и даже нашёл место, откуда именно тот наблюдал — всё оставалось лишь в форме предположений, которые не опираются на факты. Оставалось надеяться, что удастся задержать владельца "Тойоты" и побеседовать с ним.

— Старая чёрная "Тойота", — сказал Сокольский вслух, словно хотел ощутить, как звучат его собственные мысли. — Старая "Тойота…" Может, в ту ночь и не "Тойота" была? Катя-Катя! Тебя спрашивать бессмысленно…

Он вернулся к записям.

"Труп опознан по зубной формуле: Исаков Пётр Львович, компаньон Зайцева по бильярду и один из вкладчиков его фирмы. Шея сломана. Потерял сознание и упал с лестницы? Кто-то сломал шею и положил труп так, чтобы создать впечатление несчастного случая?"

Доказательств преднамеренного убийства у них было не больше, чем доказательств спланированного взрыва. Следующий пункт ясности не вносил, но Сокольский записал и его:

"Искорёженные остатки кейса под лестницей".

Сам Зайцев только пожал плечами, когда ему показали фотографии. "Мало ли таких кейсов?" — сказал он. Матвей предположил, что если бы хозяина "Фарм-Треста" не засекли на квартире Шведа, он мог припрятать настоящий чемоданчик и заявить, что деньги сгорели вместе с тем, кто их украл. Попробуй докажи по обгорелому обломку, что это — не тот самый кейс. Сокольский согласился бы со своим аналитиком, но доказательств у них не было.

"Показания Шведа: Зайцев звонил и отправил его в Мяглово. Показания Зайцева: ему звонил нанятый детектив, а не Швед. Сам он звонил только капитану Сиротину".

Вот этот пункт Сокольскому особенно не нравился. Наводил на мысли о том, что они все идут по ложному направлению. "Зайцев — не тот", — вспомнил Игорь запись своего брата.

— Не тот… — повторил он вслух, но потом вернулся к своим выкладкам.

"В телефоне Шведа, и в телефоне Зайцева нет звонка Зайцева — Шведу. Телефонная компания переговоры не зафиксировала. Швед врёт? Или у Зайцева есть кодирующее устройство?"

Последнюю фразу Сокольский дважды подчеркнул. Он был уверен, что врёт именно Зайцев, но не мог это обосновать даже самому себе.

"Новожилкин признал, что тройное убийство в Парголово заказал Зайцев. Зайцев отрицает. Его слово против слова бывшего члена ОПГ, уголовника Новожилкина. Адвокат отмажет".

В личности Новожилкина ничего загадочного не было. Вор и убийца, ничем не брезгует, за деньги будет работать на кого угодно. Такого поймали, закрыли — забыли. И закрыть его получился надолго, учитывая количество убийств (плюс нападение на сотрудника УВР), совершённые за промежуток времени меньше недели. Непонятно, зачем он прятался в бомжатнике, вместо того, чтобы смыться из города. Чего он ждал? Зачем набросился на Ольгина? Просто из желания прикончить кого-нибудь экзотическим ядом?

"Новожилкин говорит, что нашёл самострел и дротики в брошенной лаборатории, — написал Игорь. — Проверил на бродячей собаке — та сдохла. В новогоднюю ночь бомж сел на коробку с самострелом и сломал его, поэтому дротик использован вручную".

Оставив пока вопрос с уголовником Новожилкиным, Сокольский перешёл к другим проблемам.

"Магнитную карту и ключ не идентифицировать. Обратиться в Интерпол?"

Оставив вопрос открытым, он вспомнил, какими ещё сведениями они располагают.

"Труп Бусова с формулой "муравьиного эликсира" и труп Степанова, друга Веры Матвеевой, с теми же признаками истощения. Поговорить с доктором Люсей!"

Сокольский вынужден был признать, что несмотря на кажущееся множество сведений, у них почти нет улик против Зайцева. На данном этапе ему можно предъявить лишь нападение на полицейского и проникновение в чужое жилище. Но он и не отрицает этого, твердит, что у него не было выбора, и что разобравшись с кредиторами, он сразу пришёл бы в полицию с повинной.

— Он не боится сесть в тюрьму, — подытожил Сокольский вслух, встал из-за стола и пошёл варить себе кофе. "Не исключено, что для Зайцева лучше сесть за эту вину, чем дать разоблачить свои настоящие дела. Если он действительно руководил сетью наёмных убийц — это не удивительно. Почему мне кажется, что за ним есть дела и посерьёзнее? Что может быть серьёзнее?.."

Вернувшись с кофе обратно в комнату, Сокольский внизу листка дописал:

"Показать Вере Матвеевой Зайцева, Новожилкина и Шведа.

Запросить из архива фото и видеоматериалы по слежке за Махеем. Вдруг мелькнёт Зайцев".

Последнее представлялось Сокольскому мало вероятным, но проверить стоило. За Махеевым-бизнесменом следили неустанно, в течение многих месяцев, но это мало что давало. Сокольский не считал своей заслугой его разоблачение, но и прибедняться не собирался: внедрившись в ОПГ, он смог проследить опорные точки нелегальных дел Махеева, и вовремя выяснить его планы. Те данные, которые раздобыл агент Сокольский, позволили объединить целую сеть разрозненных эпизодов, выявить имена клиентов, каналы поставщиков и направления деятельности преступной организации. В конечном итоге, именно Игорю удалось предупредить о готовящейся операции по продаже большой партии оружия, боеприпасов и пластиковой взрывчатки членам террористической организации, действующей на территории четырёх стран.

Маленькое звено общей цепи, Сокольский в одиночку не справился бы со столь сложной задачей. Его внедрение тщательно подготавливалось многими. Но именно этого звена не хватало, чтобы смогли чётко сработать все остальные.

Сейчас ему предстояло выстроить собственную цепь, и расположить звенья в ней так, чтобы она прочно соединила разрозненные факты в единое целое…

Глава третья. Неофициальные действия официальных лиц

— Привет! — Инга стремительно прошла в палату, и бросила в кресло сумку. — С Рождеством, Славочка!

Ольгин не успел напомнить, что Рождество было три дня назад. Подойдя к нему, Инга обняла его за шею и поцеловала в губы. Но тут же отпустила и отошла к своей сумке. До этого момента Слава валялся на заправленной койке и смотрел телевизор. Потянувшись вслед за ней, он принял сидячее положение, поджал под себя ногу и облизнулся, глядя ей в спину.

— Означает ли это, что ты сменила гнев на милость? — спросил он.

— А я гневалась? — Она оглянулась на него через плечо, но тут же снова улезла в сумку. — Я тебе подарок принесла. Кстати, твоего отца звали Борис. Почему "Гоша"?

Слава пожал плечами.

— Ну да, Борис Георгиевич. Гоша — это сценический псевдоним, — беспечно ответил он. — Наверное, отцу показалось, что "Боря Ольгин" звучит несолидно. Откуда такой интерес? Ты что, была с ним знакома?

— Была! — Инга выпрямилась и повернулась к нему. — Одной из девочек-фанаток, которые вокруг него вертелись.

— И?

— Тебя интересует, спала ли я с ним?

Она смотрела изучающе. Слава отвёл глаза, взял пульт и выключил телевизор.

— Меня это не интересует, — сказал он беспечно, и откинулся на подушку.

Инга подошла и присела рядом. Теперь она ещё внимательнее вглядывалась в его лицо. Ольгин похудел, так что глаза ввалились и каждая чёрточка стала резче. Сейчас он особенно сильно походил на отца. Инга подумала, что наверное, это её свойство — обращать внимание на мужчин с такой вот неуловимой жёсткостью в лицах, которая заметна, как продавленный на вторую страницу текст в тетрадке. Ей нравился Ольгин, оптимист и философ, способный отворачиваться от собственных неудобств и готовый найти что-то хорошее, или хоть забавное, даже там, где его нет.

— Я соскучилась, — мягко призналась Берестова.

Он тут же поднялся, оказавшись с ней плечом к плечу. Можно было поклясться, что она задумала какую-то каверзу, но вместо этого Инга вытряхнула из пакета коричневый джемпер, и сунула ему в руки.

— Мой подарок. Одевайся! На улице холодрыга, а нам ехать через полгорода.

— Куда это? — удивился Слава, и тут же принялся напяливать джемпер на себя, поверх рубашки.

— Майор Бердникова сказала, что разрешает тебе работу по облегчённому графику, а мне нужна компания. Надо проследить кое за кем и сделать несколько снимков. — Она кивнула на футляр, в котором прятался мощный фотоаппарат с длиннофокусным объективом.

— Кого фоткать будем? Я их знаю? — поинтересовался Ольгин.

— Нет! Но нам давно пора познакомиться…

* * *

Девица наклонилась к окошку машины. Водитель опустил стекло и с минуту они о чём-то переговаривались. При этом девица то и дело касалась автомобиля, словно компенсировала этим жестом то, что не может прикоснуться к мужчине, спрятавшемуся внутри салона. Наконец она выпрямилась и сунув руки в карманы, потопала по тротуару, наклоняясь к каждой припаркованной машине. Дойдя до угла, она оглянулась, обошла тёмно-серую "Мазду" и быстро нырнула внутрь.

— Поставила на стекло задней дверцы, — сообщила она троим мужчинам.

— Что ты ему сказала? — спросил один.

— Спросила, не может ли он отвезти бабушку на Волковское кладбище.

Мужики захихикали, но тут же отвлеклись. На заднем сидении Дан сражался с присоединённым к ноутбуку пультом.

— Ну что? — спросил у него Слава, поворачиваясь на месте водителя и делая попытку заглянуть через спинку сидения в ноут.

— Погоди… — Данила одной рукой тыкал в клавиши, а другой прижимал к уху наушник. — Есть сигнал!

Сидящий рядом с ним Юраша тут же подхватил вторую пару наушников и напялил на себя.

— Ещё слушать нечего, — осадила его Инга и взялась за фотоаппарат. Она сделала несколько снимков, проверяя, удобный ли ракурс они заняли. Вход в здание консульства просматривался хорошо, а вот стоянку загораживали припаркованные вдоль мокрой улицы машины. — Надо было ближе встать.

— Парень дёрганный, мы и так тремя экипажами за ним следили, чтобы не просёк, — возразил ей Дан.

— Кто он такой? — спросил Слава.

— Некто Валентин Аристархович Козлов, — объяснил ему Дан. —Где работает — неясно, откуда взялся — тоже вопрос. В базах его нет.

Дверь консульства открылась и показался невысокий, худощавый человек в пальто.

— Погоди-ка… — Инга нацелила объектив, чтобы разглядеть лицо мужчины. — Секретарь консульства, господин Юлиус Димитт.

Секретарь перешёл дорогу и направился вдоль парковки. Инга защёлкала затвором аппарата с таким упоением, словно косила шедшую в атаку вражескую конницу. Она придерживалась позиции: "Лишнее всегда можно выкинуть, недостающее взять неоткуда". Проходя мимо чёрной "Тойоты", иностранец зыркнул глазами по сторонам, и сел в машину, на соседнее с водителем место.

— Вот так, — высказал за всех Юраша. — Теперь мы знаем, кого он ждал.

Он протянул два одиночных наушника Ольгину и Инге. В чёрной "Тойоте" уже начался диалог:

"Что удалось узнать?"

— Это голос Козлова, — подсказала Инга.

"Его задержали за сопротивление полиции и проникновение в чужое жилище", — ответил его собеседник, в речи которого почти не чувствовалось акцента, зато фразы и слова он проговаривал так чётко и старательно, что понятно становилось: русские язык ему не родной.

"Значит, за ним следили", — ответил Козлов.

"Кейс был тот самый?" — спросил секретарь консульства.

"Да".

"Вы хотите утверждать, что всё то, что в нём находилось, сейчас в руках полиции?" — Могло показаться, что господин Димитт возмущён.

"Не дёргайтесь, — посоветовал собеседнику Козлов, хотя получилось хрипло. Он кашлянул и продолжил: — Менты будут долго гадать, что это такое, а Зайцев ничего не скажет. Ему первому крышка, если он расколется".

"Что значит "расколется"? — переспросил Димитт. — Говорите нормальным языком, я не понимаю".

— Хорошо по-русски чешет, — вполголоса заметил Юраша. — Сволочь иностранная…

"Это значит, что Зайцев будет молчать", — пояснил Козлов.

"Что с его начальником охраны, кажется — Шведом? И что с господином Исаковым?"

"О Исакове я позаботился, — без подробностей ответил Козлов. — Швед, насколько мне известно, пока жив. Но он ничего не знает о делах своего босса. Этот идиот решил захапать чужие денежки…"

"Вас никто не видел?" произнёс иностранец, видимо, слово "захапать" было для него знакомым.

"Нет! — ответил Козлов. — Я умею работать чисто, в отличие от вас всех".

"Вы, русские, все так говорите, — ответил ему Димитт. — Но вы не говорите правду. Как получилось, что ваш учёный сбежал и утонул? Как получилось, что ваш подопытный человек украл кейс, а потом начальник вашей охраны нашёл и снова украл? Вы не умеете работать! И тот, кто работает с вами, подвергается деградации!"

"Я сказал: меня никто не видел! — отрезал Козлов. — Вы лучше подумайте о том, что делать дальше. Зайцев — ваш человек, подвергся он там деградации, или нет! Как вы будете его вытаскивать?"

Некоторое время секретарь молчал. Потом ответил:

"Господин Зайцев сам примет правильное решение. Он опытный человек и он знает, какую цену он может заплатить. Вы должны уехать из города. Когда будет можно — я сам вас найду. Не звоните и не приезжайте больше. Это опасно"…

— Почему не взять их прямо сейчас? — спросил Ольгин. Он предпочитал спрашивать, если ему что-то неясно.

— Приказа не было, — ответил Капустин. — А секретаря консульства мы вообще не имеем права задерживать без судебного решения. Можем только вызвать повесткой для дачи показаний, после того, как будет возбуждено дело против его собеседника.

— Они прощаются, — предупредила Берестова.

Как только секретарь консульства вышел из машины, Козлов завёл мотор — и "Тойота" вывернула из ряда, покатив в сторону набережной.

— Инга! — Юраша сдёрнул наушники. — Вы со Славой садитесь ему на хвост. Мы с Даном двинемся параллельным курсом. Если этот козёл что-то заметит — поменяемся местами. Наружка останется здесь, присмотрит за Димиттом. Вперёд!

Они с Данилой вылезли из машины и рысью побежали через перекрёсток к припаркованной на другой стороне серебристой "Ладе"…

Глава четвёртая. Категоричны меры

На набережной было мало машин. Чернел мокрый асфальт. Зима и оттепель явно вошли в сговор против снегоуборочной техники, превращая снег и успевший намёрзнуть лёд в грязную кашу.

— Опять тормозит, — сказал Слава, заметив красные огоньки на заду "Тойоты".

Дорога впереди, до самого моста, была свободна. Инга на этот раз не стала сбрасывать скорость, объехав потрёпанный автомобиль по свободной полосе.

— Юраша! — обратилась она в микрофон. — Он третий раз останавливается. Мы уходим вперёд, иначе он нас засечёт.

— Понял, — отозвалось в наушнике. — Где он свернёт — сообщу.

Ситуация усложнялась тем, что дорога впереди упиралась в отгороженный отрезок набережной. Из-за забора виднелись погрызенные временем крыши бывших Императорских конюшен, топорща в небо голые прутья успевших прорасти деревьев. Судьбу исторических построек питерские градоначальники никак не могли решить, а из-за этого и сама набережная была намертво перекрыта для движения.

Надо было сворачивать, либо налево — на Большой Конюшенный мост с его выгнутым чугунным ограждением с облезлой позолотой, либо направо — в сторону Конюшенной площади, где в Конюшенной церкви, почти двести лет назад, отпевали Пушкина. После революции здание отошло милиции, а в девяностые годы, отвоевав его обратно церкви, здесь начал свою Дьяконию и крестил полным погружением пресловутый отец Владимир Цветков, вызывая этим ярость и ненависть клира. Ненависть простиралась так далеко, что спустя много лет, составляя историю своей церкви, клирошане даже не упомянули фамилии настоятеля Цветкова в её тексте. Теперь об этом факте помнили только очевидцы. Такие, например, как мать Инги, которая крестила свою дочь в этой церкви в 1991 году, и как на зло — полным погружением! Фрагментарное воспоминание об этом факте продержалось в голове Инги не более секунды — и она повернула налево, в противоположную от площади и церкви сторону.

— Думаешь, он чует слежку? — спросил Слава в этот момент.

— Не думаю, — бросила Инга. — Он проверяет.

На мост Берестову потянуло вовсе не потому, что она боялась места, где её четырёх лет от роду, окунули с головой в тёмную воду купели. Она подумала, что если бы Козлов рвался затеряться в Центральном районе, он давно бы повернул с набережной в любой из проулков. Но он этого не сделал, значит есть шанс, что он выберет путь налево, к Неве.

Она не ошиблась. Через минуту Юраша сообщил:

— Клиент свернул на Большой Конюшенный и едет прямо по Мошкову переулку.

— За нами, значит… Мы повернём на Миллионную, — ответила ему Инга. — Если этот гад рвётся к Неве — подхватим вас у Мраморного дворца.

— Главное, чтобы он не повернул в обратную сторону, — подсказал Ольгин.

Инга пожала одним плечом.

— Догоним, — пообещала она.

* * *

Интуиция Берестовой сработала правильно: Козлов на своей "Тойоте" повернул по Дворцовой набережной направо. Инга со Славой перегнали его параллельной улицей и выскочили со своей "Маздой" к Неве, опередив метров на двести. Дан с Юрашей, чуть поотстав, караулили "Тойоту" сзади. Неплотный поток машин прекрасно отгораживал их от объекта слежки, но позволял не терять "клиента".

Никуда не сворачивая, "Тойота" повторила изгиб Смольной набережной, игнорировала Большеохтинский мост с его ажурными металлоконструкциями и подъёмными башенками, нырнула в тоннель под съездом с моста Александра Невского, и миновав Лавру, выкатила на проспект Обуховской Обороны. Именно в этот момент Капустин сообщил:

— Мне только что позвонил майор. — По голосу можно было угадать, что Юраша скалится. — Эксперт проверил частички краски. Я был прав! Это та самая машина, которая в Новый год сбила Игоря!

— Тем хуже для козла, — процедила Инга сквозь зубы.

— Берём? — оживился Ольгин, перехватив агрессивный настрой коллег. Ему уже наскучило в пассажирском кресле.

— В паре километров впереди — промзона, — напомнил Капустин. — Притормозите перед трамвайным кольцом. Постараемся срезать его там.

— Поняла. — Инга мельком глянула на Ольгина. — Устал?

Вопрос нужно было задать гораздо раньше: увезла она Славу прямо из больницы.

— Кушать хочется, — признался тот. — Я так понял, что в меню только господин Козлов?

Берестова кивнула.

— Надеюсь, разговор будет короткий, — обнадёжила она. — Этот гад совершил ошибку.

— Какую? Засветился на Мурманской трассе в день взрыва?

— Наехал на Сокольского, — хладнокровно ответила Инга.

Впереди, в быстро сгущавшихся зимних сумерках и свете дорожных фонарей уже показалась жёлтая будка диспетчерской трамвайного кольца…

* * *

Серебристая "Лада" обогнала чёрную "Тойоту" и резко повернула, загородив дорогу. Козлов ударил по тормозам. Из-за будки вырвалась "Мазда" и встала впритирку за его багажником, отрезав путь к отступлению. Из обоих автомобилей выметнулось четверо с оружием.

— Вышел из машины! — крикнул один из оперативников, подкрепив своё требование жестом.

Козлов поспешно вскинул руки — испугался, что его пристрелят. Толкнув дверцу, он начал выбираться наружу. В него вцепились, выдернули и уложили носом на капот.

— Ноги расставил! Руки назад! — Вокруг запястий сомкнулось железо наручников. — В машину его! Слава! Ты с нами!

Командовал Юраша. Дан со Славой быстро обшмонали задержанного, подхватили под руки и поволокли к "Ладе".

— Будь здесь, вызывай наших, — тихо сказал Капустин Инге. — Мы поговорим немного… По-мужски. — Он агрессивно стиснул кулак. — За стройкой есть укромное место…

— Ты уверен? — спросила Берестова, взглядом показав на Ольгина.

Юраша нахмурил густые брови, потом сообразил, о чём она.

— Ин! Он уже большой мальчик. Пусть привыкает.

Инга помнила, какое впечатление на Ольгина произвела расправа над Альбертиком Иванченко, которого застрелили люди покойного ныне бизнесмена-бандита Горюнова, но промолчала. Её дело — предупредить.

Когда её коллеги, вместе с задержанным Козловым, укатили по едва заметной, обледенелой дорожке вглубь территории, Берестова достала телефон и позвонила майору Киппари…

* * *

Козлова настораживало, что с ним не говорят, ничего не спрашивают, не замечают его вопросов. Машина свернула с дорожки, фары высветили часть обшарпанной бетонной стены.

— Приехали, — сказал коренастый тип на водительском месте.

Двое других ухватили Козлова за одежду и вытащили из салона. Слева, за бетонной стеной, поднимался рассеянный свет. Может, там была улица или набережная, но в этом промозглом закутке создавалось впечатление, что отсутствие освещения уже давно никого не волнует. С ржавого кронштейна на стене свисала пустая "клетка", в которой торчал патрон без лампочки. Среди ледяных куч валялся строительный мусор. Высоко над головой чернели пустые провалы окон.

— Куда вы меня привезли? Что вам нужно? — Козлов понимал, что сейчас его будут бить. К подобному обороту в своей судьбе он был готов. — У вас есть ордер, или что там полагается, чтобы задержать человека?

Двое парней — оба высокие и жилистые — пихнули его к стене и силой заставили опуститься на полуметровый выступ. Третий теперь оглядывался, водя лучом фонарика по кучам. Холод и сырость быстро пробирали до костей, но похоже было, что оперативников это не беспокоит.

— Ладно, я проникся серьёзностью момента, — сделал новую попытку Козлов. — Мы можем опустить предисловие и сразу перейти к вопросам? Что вам от меня надо? Я готов сотрудничать.

— Нашёл! — объявил Юраша, пиная ногой лёд. Наклонившись, он вцепился в какую-то проволоку и выдернул её из кучи. — Подойдёт!

Он шагнул к Козлову, которого удерживали на холодном выступе его товарищи.

— Кронштейн от фонаря выдержит, — заметил Данила.

— Шарф с него сними, — скомандовал Юраша, а сам полез на приступочку, чтобы дотянуться до куска ржавой арматуры, торчащей из обшарпанной стенки.

Данила взялся за воротник задержанного и дёрнул с него шарф.

— Вы что делаете?! — возмутился Козлов. — Совсем оборзели!

— Заткнись, — бросил Дан, и это было первое слово, обращённое к арестованному.

Козлов напрягся и сделал попытку вскочить. Его шваркнули затылком о стену. На пару секунд он потерялся, а потом почувствовал, что шею охватила проволочная петля.

— Погоди! — встрял неожиданно Ольгин.

Капустин внимательно посмотрел на него, вспомнив, как Инга спрашивала, уверен ли он, беря новичка с собой. Но Слава лишь напомнил:

— Наручники. Надо бы их чем-то заменить.

Юраша ухмыльнулся, так что в свете фар блеснули зубы. "Подхватил суть! Умный паренёк", — подумал он, но сказал совсем другое:

— Потом ещё какую-нибудь проволоку найдём. Хлама много валяется. Но ты прав, главное — не забыть.

Козлова вздёрнули на ноги и прижали к стене. Юраша набрал обрывок провода, подтягивая его через кронштейн, пока петля не врезалась в шею выпучившего глаза Козлова.

— Один не подниму… Хватайтесь! — скомандовал Капустин.

— Вы этого… не сделаете… — прохрипел Козлов.

Юраша бросил конец провода, ухватил его за грудки и шваркнул о мёрзлый бетон.

— Хочешь в тюрьму попасть, сволочь?! — рявкнул он в лицо пленника. — Оттуда выходят, да?! Здесь сдохнешь!

— Меня найдут! — выдохнул Козлов.

— Обязательно найдут! — поддакнул Юраша. — По весне!

— Вы не можете… Я вам нужен.

— Зачем? — Юраша снова шмякнул его о стену. — Мы и так знаем, что ты взрыв в Мяглово подстроил, и что твой хозяин, Зайцев, кучу народа угробил! Ты на нашего шефа наехал, гад! Помнишь?! В подворотне?! Сдохни, тварь! — Он оттолкнулся от Козлова и поймал болтавшийся на ветру конец провода. — Что встали?! Давай!

Дан со славой вцепились в натянутый провод. И тут Козлов заговорил, быстро-быстро:

— Зайцева отмажут! Вы ничего не докажете. Я расскажу, где он прячет лабораторию. Не найдёте без меня! У него там… био… материал. Оружие! Такое, что зомби добрыми покажутся… Финансируют из-за бугра…

Проволока врезалась в горло и он раскрыл рот, в ужасе таращась в темноту и дёргаясь в попытках высвободиться…

— Хватит, — скомандовал Юраша — и парни отпустили проволоку. Козлов рухнул под стену, хрипя и кашляя. Присев над ним на корточки, Капустин нащупал петлю и дёрнул, ослабляя удавку. — Всё расскажешь! Прямо тут. И показания подпишешь. Тогда останешься жить. Сволочь!..

Глава пятая. Страсти общественные и частные

— Разрешите, товарищ полковник!

— Проходите, Людмила Кирилловна! — Баринцев поднялся со стула. Его примеру последовали Сокольский и Киппари. — Как раз вас ждём.

Доктор Люся кивнула Матвею и повернулась к Сокольскому.

— Игорёк! Сто лет тебя не видела! — Она охотно подала ему руку.

— Я собирался зайти, лично поблагодарить за Славу Ольгина.

— Да, это моя заслуга, — признала доктор Люся. — Если позволите, товарищи офицеры, мне бы хотелось сразу перейти к делу.

Полковник кивнул, и все расселись у стола.

— Руководство одобрило вашу просьбу, Александр Борисович, — обратилась женщина к Баринцеву. — Поэтому я в вашем распоряжении.

— Расскажите по порядку, — предложил полковник.

Женщина ненавязчивым жестом поправил густую, рыже-чалую шевелюру, после чего открыла принесённую с собой папку.

— В две тысячи девятом году нашим агентам удалось раскрыть место подпольной лаборатории по производству героина в Псковской области, — начала она. — Вот карта с указанием точного места. Прибывшее туда спецподразделение задержало злодеев, после чего взялись за дело наши специалисты-химики. В составе бригады довелось работать мне, так что информация — из первых рук.

— Нашли героин? — спросил Мотя, разглядывая карту, которую ему передал Сокольский.

— Нашли. Но его производство оказалось не главным. — Тётя Люся разложила перед собой несколько листков, предпочитая сверяться с данными. — Особая секция лаборатории занималась веществом, которое нам сразу идентифицировать не удалось. К тому же, оборудование у них было специфическое. Наводило на мысль о бактериологических исследованиях: термостаты, набор агаровых и желатиновых сред, термосы с жидким азотом, кровяные пробы… Пришлось закрыть территорию на карантин и принять меры предосторожности.

— Что там было? — Сокольский мог сам предположить, поэтому добавил: — Тот самый "муравьиный эликсир"?

— Молодец! Твёрдая четвёрка! — пошутила доктор Люся. — Правильнее сказать: триэтанолидрат мигуленовой кислоты. — Поскольку на неё смотрели вопросительно, она пояснила: — Редкая органическая кислота, найденная в воздушных корешках Migulya Purpura. Есть такая субтропическая орхидея. Её ещё называют — "Голова повешенной собаки". Местные жители употребляли воздушные корешки в пищу, уверяя, что это повышает потенцию и улучшает настроение. Ещё в 1980 году из растительного сырья было выделено кислотоподобное вещество, обладающее слабым стимулирующим эффектом. Синтезировать его искусственно тогда не смогли, а в растении кислоты очень мало. О работе на время забыли, но, как оказалось — не все. Препарат, о котором мы говорим, был получен из синтетического аналога мигуленовой кислоты. Именно его мы и обнаружили среди образцов в 2009-м году. Но и это не главное! Опуская подробности, скажу, что помимо "муравьиного эликсира" мы нашли там же замороженные клетки-контейнеры для переноса модифицированной ДНК.

— Людмила Кирилловна! Вы не могли бы чуть подробнее на этом остановиться? — попросил Баринцев. — Парни не в курсе той разработки.

— Ну хорошо! В восьмидесятые годы в одной пограничной с СССР стране был запущен проект создания биологического оружия. Представьте себе объект величиной в пять раз больше эритроцита. Это полноценная не дифференцированная клетка, внутрь которой помещён образец ДНК, подвергшейся направленной мутации. Высвобождаясь в организме из клеточной оболочки, ДНК вступает в направленное взаимодействие с ДНК реципиента, изменяя определённые локусы в его хромосомах. Дальнейший сценарий может развиваться в нескольких направлениях: развитие раковой опухоли, иммунодефицит, прогрессирующая анемия или ещё какая-нибудь дрянь, которая превращает здорового человека в инвалида и быстро сводит в могилу.

— Страсти-то какие, — проворчал Мотя.

— Погоди, майор! Это не самое худшее, — обнадёжила его доктор Люся. — Создатели этой "страсти" хотели придать процессу иное направление: воздействовать на генетические структуры таким образом, чтобы потомство заражённого человека рождалось с заведомыми неизлечимыми отклонениями. Было одно существенное препятствие: "плотные контакты" гемато-энцефалического барьера препятствуют проникновению в мозг молекул, если их размеры превышают просветы ГЭБ. Практически, клетка-контейнер не могла проникнуть в центральную нервную систему, а именно туда она должна была донести вещество-мутоген, чтобы закрепить нужные изменения. И подпольные "учёные" нашли транспорт, способный обойти ГЭБ — "муравьиный эликсир"! Это вещество способно на короткое время усилить проницаемость ГЭБ, и его можно соединить с клеткой-контейнером. Происходит следующее.

Доктор Люся взяла лист бумаги и быстренько набросала схему, изобразив двумя линиями проницаемую стенку сосуда, и обрисовав полый кружок, прикрепившийся к месту поры.

— Смотрите! Молекула вещества прилипает к стенке капилляра и заставляет "расслабиться", открыть проход для самого вещества. Одновременно с этим происходит распад клеточной оболочки контейнера и мутагенный субстрат выходит в свободное пространство. Ему остаётся лишь просочиться через образовавшуюся брешь вслед за веществом-стимулятором. Это в общих чертах, — предупредила доктор Люся. — Имеют значение несколько побочных факторов, но в целом, схема именно такова. После того, как действие стимулятора заканчивается, ГЭБ восстанавливает нормальную проницаемость, но вещество уже внутри. Ему остаётся лишь найти своё место. Это похоже на пазлы. — Она подняла руки и соединила так, чтобы пальцы одной расположились между пальцев другой. — Мутированная ДНК совпадает своим избранным участком с локусом ДНК реципиента.

— И что мы имеем на выходе?

— В худшем случае, если мутагенный фактор сработает как ожидалось его создателями — рождение детей с наследственными генетическими болезнями.

— Долгоиграющее получается оружие, — заметил Сокольский. — Как они собирались это использовать?

— Очень просто! — Тётя Люся отодвинула свои листки. — Представь себе: появляется новое "чудодейственное средство", от головной боли, какой-нибудь "Нурофен-Эстра-Драйв", или "лекарство для похудения". То, что в его состав входит стимулятор — не препятствие. В терапевтических дозах противопоказаний у него не больше, чем у любого другого препарата. Есть масса веществ, которые в малых дозах — лекарство, а в больших — яд. К тому же, к нашему препарату даже никакого привыкания нет. Клинические испытания можно ускорить, в продажу пустить без рецептов, создать рекламную компанию. На основе этого вещества можно наделать кремов и косметики. Оно способствует регенерации, "омолаживает" кожу и так далее. Монополию на производство предаём одной-единственной фирме и её филиалам. А когда продажи станут массовыми — в готовые лекарства вводим ничтожно малую дозу мутагена. И дело сделано! У нас начинают рождаться неполноценные детишки, со временем это происходит чаще и чаще. Кто и когда сможет установить связь мутаций с таблеточками от головной боли или кремчиком для загара — неизвестно. За несколько лет родятся сотни тысяч инвалидов. Впрочем, это лишь предположения. Я полагаю, что у создателей были и другие, более масштабные планы. Но нам они их не озвучили.

— А потом стимулятор попал к военным, — заключил за неё Баринцев.

— Да, — подтвердила доктор Люся. — Клетки-контейнеры были уничтожены, все материалы по ним засекречены, но оставался "муравьиный эликсир". Предполагалось, что препарат можно использовать для ускорения заживления тканей, усиления обменных процессов, и кратковременной стимуляции организма для выполнения боевых заданий. Но обнаружился ряд побочных эффектов. Подавляя болевые центры, препарат наносил вред: боль — защитная реакция, она не срабатывает и человек может не почувствовать, что умирает. Из прочего — нестабильность психики, которую невозможно предугадать, временная амнезия, потеря ориентации… Целый набор.

— Получается, что Бусов продал Зайцеву формулы, — рассудил Сокольский. — Но у Бусова на руке была записана только часть уравнения.

— Другая часть могла быть у него в голове, — вставила доктор Люся.

— И Зайцев собирался продать кому-то этот стимулятор, — заключил Мотя.

— Я бы на вашем месте озаботилась другим вопросом, — заметила майор Бердникова. — Фармацевтическая фирма, лицензия на производство препаратов широкого потребления…

Сокольский посмотрел на неё, сведя светлые брови к переносице.

— Вы считаете, что Зайцев может иметь отношение к проекту с клетками-контейнерами? — спросил он прямо.

— Я бы не стала сбрасывать со счетов такую возможность, — признала рыжая доктор. — Сам по себе стимулятор не на столько интересен. Разве что, готовить террористов-самоубийц, или одноразовых грабителей банков.

— Всё зависит от того, какими масштабами мыслит господин Зайцев, — заметил полковник Баринцев. — А мы этого до сих пор не установили…

* * *

В отделе царил деловой хаос. Сокольский махнул, чтобы подчинённые оставались сидеть, и направился к своему столу.

— Это что? — спросил он, взяв в руки исписанный лист бумаги, лежавший на самом видном месте.

— Зайцев на нас телегу накатал, — мрачно ответил Юраша. — Потребовал, чтобы это передали начальству, а поскольку начальство — это ты, оно тебя и ждёт.

— Нет, — остановил его Сокольский. — Я вот об этом говорю.

Он указал на пятно с обратной стороны листа. Капустин подошёл и взял лист в руки.

— Вот зараза! — энергично высказался он. — Этот гад специально порезался о бумагу, чтобы потом сказать, что его били, и из-за этого листок запачкан кровью!

Грамотный адвокат мог и из меньшего вытянуть способ защитить своего клиента. Юраша уже сталкивался с подобной уловкой, но почему-то не ожидал её от личности вроде Зайцева.

— Погоди. — Сокольский смотрел на пятно. — Почему мы до сих пор этого не сделали? — Он перевёл просветлевший взгляд на подчинённого. — Отправьте-ка это в лабораторию, пусть определят группу крови. И свяжитесь с Калининградом. В воинской части должны сохраниться медицинские данные на Зайцева.

— Думаешь, узнаем, кто он такой на самом деле? — с сомнением переспросил Юраша.

— Думаю, что сможем доказать, что он — не Зайцев, — обнадёжил Сокольский.

* * *

— Ну ты пойми! Тебе нечего бояться!

На этой фразе Данилы Инга и вошла в кабинет.

— Что случилось? — спросила она.

Верка, завидев знакомое лицо, повернулась на стуле и с таким отчаянием на неё посмотрела, что Инга поняла: сейчас только рукой шевельни — девица сорвётся со своего места и бросится искать утешения. "Почему нет?" — подумала Инга и сама подошла.

— Не бойся, Вера, — сказала она, беря девицу за руки. — Здесь никто не собирается тебя обижать.

Верка тут же вцепилась в неё, как в спасительный круг, и прижалась, вздрагивая всем телом, к боку Инги. Некрасов возмущённо выдохнул.

— Объясни, что тебе надо от девушки, — потребовала Инга. Так получалось, что она теперь отгораживает Верку от своего коллеги.

— Она узнала Шведа, — сообщил Данила. — Но под протокол ничего говорить не хочет. Этот тип её чуть не закопал живьём, а она его покрывать собралась!

— Тон сбавь, — посоветовала Инга. — Выйди. Я сама поговорю.

Некрасов покорно исчез за дверью. Берестова подтянула второй стул и присела рядом с Веркой.

— Ты боишься его? — спросила она, машинально поправляя растрепавшиеся волосы девушки.

Та кивнула и опустила голову. Синяки с её лица почти сошли, выглядела она гораздо лучше, и от этого — моложе, совсем как девочка.

— Вы же не можете меня всё время защищать, — пробормотала она, избегая прямо смотреть на Ингу. — Посадят его, а потом он выйдет и до меня доберётся. — Последние слова прозвучали на пределе слышимости.

— Вера! — Инга оставила в покое её волосы. — Если ты не дашь против него показания, он выйдет, и тогда действительно найдёт тебя и добьёт.

Верка вздрогнула и сжалась на стуле, но на этот раз Инга не стала её успокаивать.

— Вера! Ты можешь отказаться давать против него показания. Никто не станет тебя принуждать. Но однажды ты столкнёшься с ним на улице, или не с ним, а с кем-то вроде него — и этот кошмар повторится. Потому, что такие, как он, должны сидеть в клетке, а не гулять по улицам.

— Ты смелая, — сказала ей Верка.

Инга отрицательно покачала головой.

— Я трусиха. Я очень боюсь злых людей, поэтому помогаю ловить их и сажать в тюрьму. Я не хочу сталкиваться с ними на улице. Я не хочу, чтобы мои родители, друзья или дети с ними сталкивались. Иногда мне хочется убивать их на месте — так я боюсь. Если ты нам поможешь — одним таким гадом в нашем городе станет меньше.

…Показания Веры Матвеевой оказались роковыми не только для Шведа, но и для Зайцева. Мозаика сложилась. Оставалась пара фрагментов до полной картины. Местонахождение одного из них любезно указал Валентин Аристархович Козлов, подписав свои показания тёмным зимним вечером, на задворках промёрзшей промзоны.

Глава шестая. Ещё одна попытка

Каждое действующее лицо драматической сцены появлялось в положенную по сценарию минуту. Сперва к воротам закрытого пансионата подъехал шикарный золотисто-коричневый "Лексус", шофёр которого показал охраннику карточку. Ворота гостеприимно распахнулись — "Лексус" наполовину закатил в них, но неожиданно заглох.

Как раз в этот момент на дороге, ведущей к пансионату, в утренних сумерках показались два микроавтобуса. Они катили мимо, но в последний миг один свернул и оказался сразу позади "Лексуса". У того чудесным образом завёлся мотор — и микроавтобус проник на охраняемую территорию, носом в хвост шикарной иномарке.

Из второго микроавтобуса высыпалось несколько парней в бронежилетах, с автоматами, и в пять секунд заняли будку охранника, повязав всех, кто в ней находился.

"Лексус" и сопровождающая его "Газель" мирно подкатили ко входу здания в стиле "Хай-тек". Из престижной иномарки вышли трое мужчин и высокая девица, и поднялись на крыльцо. Один их мужчин вынул из кармана магнитную карту и вставил её в считывающее устройство. Пара секунд ожидания — и двери гостеприимно распахнулись.

Как раз в этот момент все экраны на пульте наблюдения охраны дома в стиле "Хай-тек" погасли. Дежурный схватился за телефон, но в комнатушку ворвались два наглых типа, вцепились в него и уложили носом на стол.

— Спокойно, парень! — посоветовал один. — Где хозяин заведения?

— Вы кто?! — полузадушенно пискнул охранник.

Ему сунули в нос удостоверение, из которого следовало, что один из "бандитов" — Вячеслав Борисович Ольгин, сотрудник УВР ФСБ. Второй предпочёл остаться инкогнито, но повторять вопрос не пришлось.

— Он в нижнем зале.

— Веди! — скомандовал второй (это был Данила Некрасов) и рывком оторвал охранника от стола, поставив на ноги.

Данила со Славиком потащили дежурного к лестнице. Тут их ожидали Сокольский и Киппари. Инга с омоновцами уже осматривала верхние этажи заведения. Оттуда доносились топот, отрывистые команды и чьи-то ответные визги.

— Хозяин в нижнем зале, — оповестил Слава, и вся процессия, во главе с перепуганным охранником, двинулась вниз по лестнице.

Владельцами пансионата, по официальным сведениям, являлись трое богатых бизнесменов. Они обустроили это место как собственную базу отдыха и не мелочились, продумав пропускную систему с магнитными картами. Такую карту можно было получить только из рук хозяев, что исключало возможность проникновения на территорию посторонних. Даже если кто-то из гостей терял карту — воспользоваться ею непосвящённый не мог. Проще было найти "дверь в каморке папы Карло, за нарисованным очагом", чем перерыть всю Ленинградскую область, не будучи уверенным в том, что объект поисков не находится в Новой Зеландии или на Карибах. Ни в одном справочнике, ни в каких "Жёлтых страницах" не было информации о частном закрытом клубе.

В утренние часы народу в доме оказалось мало. Гости ещё не подъехали. Нижние комнаты, сауны и бассейны пустовали. Дежурный указал на одну из дверей.

— Вот кабинет. — Посомневавшись, он добавил: — Только сегодня тут один Митёк Переверзин. Он не владелец, его папашка заставил тут администратором сидеть, чтобы не болтался без дела. Он нервный!

— Стучи! — приказал Сокольский.

Хозяев клуба успели проверить по всем инфобазам, они практически не имели отношения к Зайцеву и его "Фарм-Тресту", но как крупный предприниматель и друг одного из совладельцев, Глеб Денисович имел сюда доступ. Козлов утверждал, что Зайцев использует помещение для тайных встреч с одним из своих подельников — тоже членом клуба.

Секунд через десять створка распахнулась. На пороге появился худосочный тип лет двадцати пяти, бледный, встрёпанный, с подозрительно заплывшей левой стороной лица.

— Вы кто такие?! — спросил он, не обратив внимания на охранника.

— Господин Переверзев! — Сокольский вынул из кармана удостоверение. — Мы — сотрудники УВР. Моя фамилия — Сокольский. Нам надо с вами поговорить.

— О чём? И чего это вы врываетесь в частное заведение? — Митёк отступил на шаг и теперь нервно оглядывался, готовясь при малейшей возможности дать дёру. — У вас что, ордер есть?

— А что, в клубе происходит что-то незаконное? — озадачил его Сокольский.

— Н-нет… Если вам что-то надо — говорите с моим отцом. Я тут так… для мебели.

— Вы позволите войти? — не поддался Сокольский.

В этот момент в помещение вбежало несколько спецназовцев с автоматами. Митёк шарахнулся назад, в комнату. Вместо того, чтобы пропустить спецов, Сокольский шагнул за ним следом. И остановился. Парень стоял у раскрытого шкафа и целился в него из пистолета.

— Ни шагу! — крикнул он. — Я выстрелю! Что вам всем от меня нужно?!

— Спокойно! — Сокольский поднял руки с раскрытыми ладонями, показывая, что у него оружия нет. — Успокойся, парень.

— Уходите! — в панике крикнул Митёк, прижимаясь спиной к шкафу.

Человек от страха совершает такие вещи, какие никогда бы и не помыслил в спокойном состоянии. Сокольский это знал, но не мог просто отступить, пока в руках двадцатипятилетнего мальчишки оружие. Стоит тому дёрнуться — его попросту застрелят. И будут правы: тот, кто берётся за ствол, становится потенциально опасен.

— Спокойно! — повторил Сокольский негромко, но настойчиво. — Опусти пистолет. Тебе никто не причинит вреда.

— Что вам надо?! — Митёк шмыгнул носом, лицо его искривила судорога. — Не трогайте меня! Пожалуйста… — В голосе его слышалось отчаяние.

— Послушай меня! — Сокольский продолжал стоять в дверном проёме, не давая никому войти в комнату, или даже выстрелить из-за его спины. — Ты ведь никого не убил, не ограбил. Чего ты боишься? Это отец тебя ударил?

— Какая тебе разница?!

— Просто подумай: если ты останешься с оружием в руках — тебя могут застрелить. — Парень вздрогнул, но Сокольский продолжал говорить: — Если ты сам кого-то застрелишь — пойдёшь в тюрьму. Оно тебе надо? Сейчас у тебя есть шанс остановиться. Нажмёшь на курок — обратной дороги не будет. Поверь, я знаю, о чём говорю. Сейчас ты ещё не преступник. Ты сам перед собой ещё не преступник, и перед законом тоже. Это ведь не твой пистолет. Опусти его.

Он неуловимо продвинулся вперёд на пару шагов и даже опустил руки, но лишь для того, чтобы одной из них показать остальным: "Не приближаться!"

Митёк размазывал по лицу слёзы и рука его, державшая оружие, мелко дрожала.

— Отдай его мне, — попросил Сокольский, продвинувшись ещё на шаг. — Давай, я заберу его. Тебе нечего бояться. Мы просто сядем и поговорим. Никто больше сюда не войдёт, я обещаю.

Рука Митька стала клониться вниз. Сокольский сделал ещё два осторожных шага, подойдя к нему вплотную, и аккуратно забрал пистолет из ослабевших пальцев.

— Вот так! Теперь садись. — Он дождался, когда Митёк опустится на стул, и только после этого обернулся. — Матвей! Иди сюда и закрой за собой двери.

Осознав наконец, что никакой спецназ на него не кидается, Митёк закрыл лицо руками и отчаянно вздохнул. С близкого расстояния Сокольский чувствовал, что от него здорово разит алкоголем. Шагнув к Моте, Сокольский сунул ему оружие.

— Убери, — тихо приказал он.

— Ты псих, Игорёк, — так же тихо ответил ему Мотя и спрятал "Макаров" в кармане куртки.

Сокольский криво усмехнулся, потом взял второй стул и подсел к Митьку. Оставшись без пистолета, тот быстро успокоился.

— Я не дерьмо, — уверил он.

— Знаю, — подтвердил Сокольский, подумав про себя: "Был бы дерьмом — мог бы и выстрелить".

— Папаша сказал, что если я не справлюсь — убьёт своими руками. А тут вы…

— Не убьёт. — Сокольский посмотрел на него, и парень невольно выпрямился под его взглядом. — Уехать не пробовал? В Москву, или ещё куда-нибудь. Хочешь жить сам по себе, но чтобы отец тебя содержал? Не выйдет. Либо ты принимаешь его правила и делаешь то, что он говорит — либо зарабатывай сам.

— Да знаю я! — отмахнулся Митёк. — Что со мной будет? Вы же не просто так сюда заявились.

— Я уже говорил: если ты ни в каких преступных делах не замешан, никто тебя судить не станет. — Сокольский решил, что душеспасительных бесед достаточно, и перешёл к делу. Вынув из кармана пакетик с ключом, он протянул его Митьку. — Знаешь, от какого замка этот ключ?

Переверзин покрутил пакетик и вернул Сокольскому.

— Тут каждый гость может арендовать себе сейф-комнату, — неохотно ответил он. — Они такими ключами открываются, но там ещё кодовые замки в придачу. Если не знаешь кода — с одним ключом не открыть.

— Глеб Денисович Зайцев тоже арендует такую сейф-комнату?

Митёк кивнул. Потом решительно поднялся.

— Идёмте, покажу.

— Пойдём, Матвей! — скомандовал Сокольский. — Коды — это по твоей части.

…Минут через двадцать к сидевшей во втором автобусе доктору Люсе подошёл Данила Некрасов.

— Товарищ майор! Игорь Сергеевич приказал передать, что вы не зря ехали. Можете спускаться к нему. Я провожу.

Майор Бердникова с готовностью протянула ему увесистую сумку…

* * *

— Мне только что звонили из лаборатории, — сообщил Матвей, подходя к Сокольскому.

Тот стоял перед односторонним стеклом и наблюдал за тем, как Юраша в очередной раз допрашивает Козлова.

— Замороженные клетки-контейнеры? — спросил он, не оборачиваясь.

— Вот откуда ты всё заранее знаешь? — ухмыльнувшись в усы, посетовал Мотя. — Доктор Бердникова сказала, что мутогенного субстрата в них нет, но это может быть экспериментальной частью проекта, без наполнения. И ещё — она разобралась в записях, которые там хранились. Самое время задать господину Зайцеву вопрос: кто и каким образом достал для него все эти материалы из засекреченного архива?

— Думаю, мы знаем ответ на этот вопрос, — ответил ему Сокольский. — Погоди! Юра дошёл до моей скромной персоны, — предупредил он, и переключил своё внимание на допрос за стеклом.

— А человек, которого ты сбил в подворотне? — спрашивал Юраша.

— Это случайно вышло! За ним Зайцев охотился, а мне он был самому нужен. Он что-то знал про Зайцева, чего не знал я, и я хотел его перехватить. Но так получилось, что я его сбил.

— И смылся?

— А что оставалось? Он спиной упал на столбик такой, гранитный, которые по углам ставят. Я подумал — ему хана.

— Кто был с тобой в машине?

— Никого! Я один был!..

— Врёт, — убеждённо сказал Сокольский. — Крылова точно была в машине. Знаешь, о чём я подумал?

— О чём? — спросил Мотя.

— Она спасла мне жизнь своей выходкой. Если бы меня не сбила эта машина в подворотне, прикончил бы тот наёмник. Да и Козлов… Непохоже, чтобы он хотел просто поговорить.

Матвей критически на него посмотрел.

— Прямо роковая женщина эта Катя, если она так просто заставляет всех делать то, что ей надо, — заметил он. — Кстати, ты не знаешь, как назвать мужчину, который даёт заморочить себе голову, поддавшись на обаяние женщины? — спросил он вкрадчиво.

— Лопух! — самокритично высказал Сокольский, но тут же переспросил: — А как назвать мужчину, который не поддаётся на обаяние женщины?

Мотя оскалился, оценив подколку.

— Импотент! — фыркнул он. — Погоди! Ты пять минут назад сказал: "Мы знаем, кто продал Зайцеву архив".

Сокольский посмотрел на него, прищурившись.

— Сам не догадываешься?

— Ты считаешь, что бумаги мог прихватить Бусов? — дошло до Киппари.

— У него долгое время был доступ к этому архиву. — Сокольский и не сомневался, что его аналитик догадается. — Меня другое заинтересовало: почти сразу после того, как ОПГ Махея ликвидировали, Зайцев выкупил "Фарм-Трест". Так? По нашим сведениям, Махей очень надеялся на свои сбережения, которые припас на случай, если его раскроют и арестуют. Но денежки исчезли. Счёт чуть раньше прибрал к рукам "казначей" Махеева. И пропал вместе с его женой. Помнишь? Я так думаю, что теперь можно замкнуть логическую цепочку. — Сокольский оживился, так что Мотя не успел у него ничего переспросить: — Заканчивайте тут без меня.

И он вышел из комнаты…

* * *

— Александр Борисович! Я знаю, с кем именно нужно поговорить.

Полковник Баринцев внимательно посмотрел на стремительно ворвавшегося в его кабинет Сокольского. Тот выразительно тронул пальцами левую щёку.

— Ты считаешь, что надо встретиться с Махеевым? — сразу догадался Баринцев.

— Почему нет? — Сокольский опёрся руками о край стола. — Если Махей узнает, что Зайцев предал его и увёл деньги со счёта — он может и ответить на вопросы, которые нас интересуют.

Баринцев отвалился на спинку кресла, но отвечать не спешил. Ему пришлось провести с глазу на глаз с Махеевым много часов, пока шло следствие, задавать вопросы, выискивать слабые места, находить компромиссы, дожимать. Между следователем и подследственным иногда устанавливается незримая связь. Баринцев любил вспоминать "бородатый" анекдот про преобладание высшего разума над низшим. Если ты окажешься слабее того, кто сидит перед тобой — рано или поздно опустишься до его уровня, но так ничего и не добьёшься. Нужно заставить подследственного "подниматься", вытягивать его из той ниши, в которой он закрепился, к которой привык и на которой считает себя опытным и сильным.

Пробудить в преступнике совесть удаётся не всегда. Но заставить подчиниться, поставить в такие обстоятельства, когда он вынужден признать вину и говорить с тобой откровенно — задача любого уважающего себя и свою работу следователя. Баринцеву пять лет назад это удалось и ответ на предложение Сокольского был очевиден:

— Хорошо. Но поговорю с ним я сам, — решил полковник.

Сокольский в свою очередь посмотрел на начальника очень внимательно.

— Считаете, что он начнёт сопротивляться, если узнает, что один из людей, которых он считал своими "шестёрками", оказался сотрудником УВР? — спросил он, неправильно истолковав решение начальника.

— Не только это, — возразил Баринцев. — Махеев, может, и оценит по достоинству твою смелость, и мстить не станет. Но, во-первых, он не будет хранить в тайне информацию о том, что один из его людей был "засланным казачком", и слух об этом может дойти до других членов махеевской банды. Где гарантия, что кому-то из них не захочется прикончить тебя из мести? На тебя уже дважды покушались, провоцировать третий раз было бы глупо. Во-вторых, что тоже немаловажно, Махей относился к тебе именно как к одному из своих "шестёрок", и найти с ним контакт тебе будет сложнее, чем мне. А нам надо ускорить дело. Так что я встречусь с ним сам. Мне есть, что ему сказать, и что предложить. А ты подготовь мне отчёт о всех этих махинациях с махеевскими деньгами, чтобы я успел изучить подробности к моменту встречи.

Сокольский кивнул. Доводы полковника оказались весомыми.

— Отчёт будет уже сегодня, — пообещал он…

Глава седьмая. Неизменные доводы в изменяющемся мире

— Постарел, начальник! — Степан Николаевич Махеев давно разменял шестой десяток, но выглядел свежим и бодрым.

— Я смотрю, отсутствие вредных соблазнов идёт тебе на пользу, — заметил Баринцев, кивая на стул. — Присаживайся, разговор будет долгий.

— А ты присоединяйся! — живо предложил Махеев, устраиваясь напротивполковника и забирая "подношение" в виде пачки сигарет. — Обеспечу тёплое местечко, коечку рядом с собой, чтоб никто не беспокоил.

Александр Борисович некоторое время наблюдал за ним, но Махеева разглядываниями было не смутить. Он явно пребывал в добром расположении духа.

— Странный ты человек, Махеев, — проговорил наконец полковник. — Чего тебе нормально на свободе не жилось? Ведь мог в своё время бизнес вести честно.

— А ты мог бы жить без риска? — Махеев подался к нему, облокотившись на стол. — Честно скажи. Ведь не бросаешь свою службу и не идёшь цветочками торговать.

Баринцев оставил его вопрос без ответа.

— Знаешь этого человека? — Он выложил перед Махеевым фотографию Зайцева.

Прищурившись одним глазом, Махей повертел фотографию, отнёс подальше, потом приблизил к носу — и бросил обратно на стол.

— Первый раз вижу. Александр Борисович! — Он снова подался к Баринцеву и заговорил доверительным тоном. — Ты ведь знаешь, я болтать без пользы не привык.

— Будет польза, — пообещал Баринцев. — Это — Глеб Денисович Зайцев. Как его настоящие имя-фамилия — мы пока не знаем. Неизвестно нам и то, под каким именем он был знаком тебе. Зато мы располагаем интересной информацией, которая касается твоих финансовых дел.

Махеев насторожился. Он как никто знал, что Баринцев не станет понапрасну трепаться, если не имеет в запасе нечто, что ему, Махееву, не понравится.

— Если помнишь, у тебя оставался счёт на имя твоей законной супруги, — напомнил Баринцев. — Потом госпожа Махеева пропала. По непроверенным сведениям, она покинула Россию вместе со сбережениями, на которые ты очень рассчитывал.

— Ты к чему клонишь, полковник? — Махей перестал улыбаться и смотрел теперь нехорошим взглядом.

— Два дня назад мы эксгумировали тело неизвестной, похороненной на старом кладбище в Верево. — Баринцев достал бумагу. — Вот заключение. Останки принадлежат Махеевой Татьяне Ивановне. Их идентифицировали по генетической экспертизе. У нас был образец ткани её родного сына, погибшего два года назад. На место захоронения нам указал один из подручных Зайцева.

Махеев внимательно прочитал акт экспертизы. Потом отодвинул его от себя и отвалился на спинку стула.

— И что? — спросил он. — Мои денежки увёл кто-то другой?

— В той же могиле, — продолжил Баринцев, будто не заметив его слов, — был захоронен ещё один труп, который так же удалось идентифицировать. Это — твой "казначей". Два человека, которых ты считал предателями. Их отправил на тот свет господин Зайцев. У нас есть показания свидетелей. Сам он, через непродолжительное время, выкупил разорявшуюся фармацевтическую фирму, а остаток денег положил на свой собственный счёт. Мы подняли всю документацию. Сумма совпадает.

— Так это он меня кинул?! — Махеев стиснул зубы, и на его массивном лице застыло выражение мрачной решимости. — С-сука… — процедил он.

Баринцев дал ему пару минут переварить информацию, потом убрал в папку листки бумаги и предложил:

— Поговорим?

* * *

Можно было посчитать чудом, что всего за три недели, прошедшие после ареста Зайцева, они составили из разрозненных фактов целостную картину. Теперь на руках УВР были не только доказательства его незаконной деятельности на месте хозяина фармацевтической фирмы, но и сведения о причастности к организации "киллерской конторы", которую Зайцев курировал ещё пять лет назад, при Махееве. И не только это.

— Пусть его приведут в допросную, — распорядился Сокольский. — Пора мне лично пообщаться с этим типом.

Глеб Денисович Зайцев к своему положению относился философски. То ли верил, что у него есть "козырь в рукаве", то ли имел железные нервы. Понаблюдав через стекло, как он сидит за столом, от нечего делать разглядывая свои большие, сильные руки, Сокольский оставил Матвея наблюдать дальше и направился к двери.

— Здравствуйте, Глеб Денисович! — сказал он, входя. — Я — подполковник УВР, Игорь Сергеевич Сокольский.

На мужественном лице Зайцева отразилось удивление. Если судить по видеозаписям его пребывания в изоляторе УВР, такое случилось впервые. Он молча наблюдал за тем, как Сокольский отодвигает стул и садится. Потом сказал:

— Мы ведь знакомы?

— Нет, — ответил Сокольский. — Мы с вами лично встречаемся первый раз.

Зайцев не поверил, но оставил свои мысли при себе.

— Я расскажу вам кое-что, — предложил Сокольский. — Глеб Денисович Зайцев, 1966 года рождения, — начал он так, словно читал сводку. — С 1987 по 1998 год служил в погранвойсках Калининградской области. Уволился в запас. Во время возвращения на свою историческую родину, в село Гремячее Краснодарского края, погиб в автомобильной аварии. Через несколько дней умер его единственный близкий родственник — двоюродный брат. Угорел в бане. На этом могла бы и закончиться история рода Зайцевых. Но остался его незаконный сын.

Сокольский внимательно наблюдал за Глебом Денисовичем, но тот и не думал скрывать своё удивление.

— Так у меня есть сын? — живо переспросил он. — Не знал.

— И не могли знать. Об этом не знал даже настоящий Зайцев.

Сокольский встал и прошёлся по комнате.

— Его девушке повезло. Она решила не сообщать своему жениху о том, что его недельная побывка на родине оказалась плодотворной. Если бы она не сдержалась и написала об этом — кто знает, что бы случилось с ней самой и её будущим малышом.

Сокольский остановился за спиной Зайцева и тот невольно повернулся в его сторону. В его взгляде появилась настороженность, но впечатление могло создаваться из-за шрама и асимметрии, которую он создавал.

— Недавно вы порезали палец о бумагу, — напомнил Сокольский, и зашагал дальше по кругу. — Это навело на интересную мысль: сравнить образец вашей крови с данными, которые должны были сохраниться в Калининграде. Но увы! Почти сразу после увольнения Зайцева в запас, на его месте службы случился пожар, и часть личных дел сгорела.

Он, не останавливаясь, пошёл на новый круг, но Зайцев больше за ним не наблюдал. Просто внимательно слушал.

— Пришлось отправить человека на Кубань, — продолжал Сокольский. — В село Гремячее. По счастью, Глеб Денисович Зайцев ещё до армии лежал в больнице. Ему оперировали аппендицит. И знаете, что самое интересное? Его медкарты не оказалось в местном архиве. Не удивительно, больше тридцати лет прошло. Но наш курьер не стал отчаиваться. Он отыскал бывшую невесту Зайцева и её сына. Оказалось, что её теперешнему мужу он не родной. С женщиной поговорили и выяснили, что отец молодого человека — тот самый погибший в аварии офицер. Дальше всё просто: генетическая экспертиза полностью опровергла ваше отцовство, что свидетельствует и о том, что вы не можете быть Глебом Денисовичем Зайцевым.

Сокольский повернулся к столу и сел. Его слушатель смотрел на него настороженно, но без особого волнения.

— Почему бы вам не дать мне встретиться с этой женщиной? — спросил он. — Думаете, она меня не признает?

Сокольский покачал головой.

— Она вас уже не признала, — проговорил он и криво усмехнулся. — Своего жениха она очень хорошо помнит, и специально для нас, сделала описание нескольких характерных моментов, которые не смогли бы измениться со временем, даже вследствие травмы. Хотите, перечислю?

— Это необязательно, — признал Зайцев. — И кто же я, по-вашему?

— Я задавался тем же вопросом, — ответил Сокольский, встал и снова пошл в обход комнаты. — Подумайте сами! Появление лже-Зайцева кто-то тщательно подготовил: сжёг ненужные документы, и даже позаботился о том, чтобы не осталось родственников. По внешнему виду старые сослуживцы могли его и не узнавать. Особенно после травмы. А главное — им не пришло бы в голову интересоваться вашей личностью. Мало ли на свете людей по фамилии "Зайцев". Но один человек наводил справки целенаправленно, поэтому и заподозрил неладное: частный сыщик Олег Сокольский, который служил под началом Зайцева в Калининграде.

— Вот как… — Собеседник теперь уже посмотрел на Сокольского с пристальным интересом.

— Забавно получилось, вы не находите? — спросил Сокольский, остановившись напротив. — Знаете, есть старая и очень меткая пословица: "На воре шапка горит". Вы попались, как этот самый вор, бросились избавляться от человека, который, как вам показалось, мог вас выдать. А по сути, что мог обнаружить Олег Сокольский? То, что кто-то подобрал документы погибшего Зайцева и живёт по ним? Это, кстати, ещё нужно было доказать, а у частного детектива нет таких широких возможностей, как у ФСБ. Рано или поздно вас всё равно разоблачили бы, но вы ускорили процесс, за что лично я вам благодарен.

Он говорил настолько серьёзно, что у Зайцева не возникло и тени подозрения, что Сокольский над ним издевается.

— И какие вы теперь делаете выводы? — спросил он.

— В одном старом советском кино доброхот-сочувствующий предупреждает КГБ анонимным письмом, что границу перейдёт резидент по кличке Надежда, и услужливо называет координаты перехода, — продолжил Сокольский. — В реальной жизни агента без прикрытия вычисляют трудной, долгой и кропотливой работой. Или случайно, если он сам на чём-то проколется. У вас имелась "про запас" парочка легенд и паспортов, после ликвидации ОПГ Махеева вы воспользовались этим. Вам было известно, что настоящий Зайцев погиб, что в общих чертах он похож на вас и у него не осталось близкой родни. Сейчас идёт тщательная проверка, и я не исключаю возможности, что имел место не несчастный случай, а спланированное убийство. Кстати, — припомнил Сокольский. — Мы нашли в ваших вещах кодирующее устройство, которым вы пользовались, когда нужно было, чтобы никто не фиксировал ваши телефонные звонки. Такие не продаются в обычных магазинах. Что вы на это скажете, господин Зайцев… или как там вас на самом деле зовут?

Лицо Зайцева расслабилось, и только в этот момент Сокольский понял, насколько был напряжён его собеседник. Нарушать молчание первым Игорь не стал. Наконец, Зайцев вздохнул, откинулся на спинку стула и заговорил устало:

— Знаете, подполковник, у каждого разведчика рано или поздно наступает момент, когда он должен отступить и бежать без оглядки. Есть черта, которую нельзя переступать. Я знал, что дошёл до неё, но не смог остановиться. — Он взмахнул широкой ладонью. — За мной тянулся "хвост", и чем дальше — тем больше и тяжелее он становился. Мне нужно было уйти — я не ушёл, и теперь расплачиваюсь. Это был мой риск. Для протокола я ничего говорить не стану. Вы, как человек, связанный с разведкой, должны отнестись к этому с уважением.

Сокольский прищурился, критически глядя в изуродованное шрамом лицо собеседника.

— Знаете, Зайцев! — сказал он резко. — Вы правы, есть точка, или может быть, грань, переступать которую нельзя. Шагнули — и превратились из разведчика в банального уголовника. — Он взялся за спинку стула, но так и не присел. — Вы организовывали заказные убийства, участвовали в делах криминала, создали целую преступную сеть для подрыва закона и порядка в моей стране. Вы пытались создать оружие, при помощи которого можно ослабить или даже уничтожить целую нацию. И после этого вы хотите, чтобы к вам относились с уважением? — Сокольский криво усмехнулся. — Никакого уважения вы не получите. Но это больше не моё дело.

Зайцев с удивлением смотрел на него. Сокольский повернулся и пошёл к двери, но остановился, и оглянувшись через плечо, добавил:

— Вас передают контрразведке. Уверен, они доведут начатое до конца.

Он вышел, оставив Зайцева в одиночестве пустой комнаты…

* * *

Сокольский включил свет на кухне и поставил пакет на стол. Машинально вытащил из него продукты. Он так и продолжал жить на квартире своего брата. Повертев в руках упаковку с нарезанными пластиками сыра, он отправил её в холодильник. Есть совершенно не хотелось. Достав телефон, Сокольский нашёл недавно введённый в память номер и позвонил.

— Серафима Андреевна! — Она отозвалась на его голос так буднично, словно не удивилась звонку. — Вы любите яичницу с сыром и ветчиной?

В трубке затянулось молчание, но Сокольский не стал ждать, когда закончится пауза.

— Извините, я наверное не вовремя позвонил.

— Нет, что вы! — поспешно отозвалась она. — Просто я… не ожидала, что вы скажете что-то такое…

— Я собрался приготовить ужин. Потом мне пришло в голову, что тут, на квартире Олега, могли остаться какие-нибудь ваши вещи, — соврал Сокольский. — Наверняка вы захотите их забрать.

— Вы действительно об этом подумали, или вам просто хочется увидеться? — спросила она.

Сокольский вздохнул.

— Просто хочется увидеться, — признался он.

— Хорошо, я приеду, — неожиданно согласилась она. — И не забудьте: вы обещали мне яичницу.

Она прервала связь, не дожидаясь его ответа. Игорь медленным жестом отложил телефон и присел около стола, тяжело навалившись локтями на столешницу. Спина болела — он сегодня слишком много времени провёл на ногах, и ещё больше — за рулём. Может, поэтому и есть не хотелось. Чтобы как-то изменить это положение, Игорь заставил себя подняться и направился в комнату. Успел переодеться и сделать несколько упражнений на растяжку. Стало заметно лучше. Глянув на часы и прикинув, что гостья может появиться очень скоро, он вернулся на кухню и занялся приготовлением ужина.

Почему-то только теперь он осознал, что за последние два часа не вспоминает о работе, Зайцеве, формулах секретных препаратов, проблемах и загадках. Словно в мозгу что-то временно выключилось, оставив место лишь подсчёту гимнастических движений, поискам нужных специй по кухонным шкафчикам и вычислению количества яиц на площадь сковородки. Когда раздался звонок в двери, Сокольский вплотную подобрался к проблеме "солить ли жаркое, когда сыр и ветчина и без того солёные?"

В квартире висел экран камеры наблюдения. Сокольский убедился, что пришла именно Серафима, а не очередной ищущий крови его брата наёмник, и открыл двери.

— Добрый вечер! — поздоровалась женщина, запросто, словно к себе домой, входя через порог. В следующую секунду она опомнилась и замерла, осознав, что перед ней не Олег, а его брат, которого она практически не знает.

— Проходите, — ободрил её Сокольский. — Давайте ваше пальто.

— Ничего, я сама, — уверила она его. — Пахнет вкусно.

— Ужин почти готов.

Чтобы не смущать Серафиму, он ушёл на кухню. Но даже отвернувшись, он продолжал видеть в своём воображении её женственную фигурку, покатые плечи под тонким свитером, толстую русую косу, конец которой спускался на высокую грудь. Лицо он в этот раз не рассматривал, почему-то постеснявшись это сделать с расстояния, которое диктовала небольшая прихожая.

— Давайте, я вам помогу, — послышалось сзади.

Игорь повернулся к ней. Серафима стояла, держа двумя руками пакет. Наверное, прихватила с собой очередные яблоки.

— Если хотите… — разрешил он, и женщина бодро двинулась со своим пакетом вглубь кухни.

— Олег не любил готовить, — сказала она, вынимая какие-то свёртки и раскладывая на столе. — Никогда этого не говорил, но охотно уступал мне кухню, когда я приходила.

— Я тоже не люблю готовить, — признался Игорь, усаживаясь на край подоконника. — Но ещё меньше люблю готовую еду, которую продают в супермаркетах.

Она глянула на него и коротко улыбнулась, но тут же её внимание вернулось к свёрткам.

— Странно, что мы начинаем разговор с таких пустяков.

— Ну почему? — не согласился он. — Я не знаю, что сказать, вы скорее всего тоже не уверены в выборе темы. Проще обсуждать бытовые проблемы, они у всех одинаковые.

— А о чём бы вы хотели поговорить? — спросила она, выкладывая на тарелку пирожные. Смотреть на Сокольского она опасалась.

— Вы всё время отворачиваетесь и не даёте себя рассмотреть, — сказал Игорь.

Она вскинула на него глаза, полные слёз. Сокольский взгляд не отвёл, и секунд через десять её глаза высохли, будто этого времени хватило, чтобы смириться с присутствием рядом совсем не того человека, которого она хотела бы видеть.

— Как вам удалось это пережить? — спросила она.

— Я искал его убийц, — ответил Игорь. — Успокаивал свою совесть.

— Хотите об этом рассказать?

— Нет. — Он наконец отвёл от неё взгляд, шагнул к холодильнику и достал оттуда банку майонеза. — Серафима… Андреевна! — Почему-то получилось с паузой. — Я знаю, что мы с братом были разными людьми. И я не рассчитываю на то, что вы сможете найти во мне те черты, которые вас привлекали в Олеге. — Он поставил майонез на стол. — Но насколько я могу судить, вы были очень близким ему человеком. Мне хочется узнать о своём брате то, чего я не знал раньше.

— Мне тоже, — тихо призналась она…

Эпилог

Никто ещё не покинул отдел. Днём все материалы зайцевского дела были переданы (вместе с ним самим) в соответствующий отдел ФСБ. Сокольский считал вопрос исчерпанным, по крайней мере, пока не возникнут новые обстоятельства и не потребуются ещё какие-то действия с их стороны. Об этом он и сказал Моте и остальным:

— Это уже не наша юрисдикция, парни. Зайцеву будет предъявлено обвинение в организации заказных убийств и причастности к деятельности ОПГ Махеева, но всем остальным займётся контрразведка. Мы свою часть работы сделали. И кстати, честно заслужили благодарность генерала.

Вошла Инга.

— Карета подана, шеф, — сказала она, не глядя на остальных.

Сокольский выбрался из кресла и кивнул своим подчинённым.

— Давайте! До завтра!

И ушёл вслед за ней.

— Так что, мы случайно выловили иностранного резидента? — спросил Дан.

— Это не случайность, Данила, а результат тщательно спланированных оперативных действий! — пряча улыбку, объяснил Мотя. — Должны же мы были рано или поздно отыскать главу этого "клуба наёмных убийц".

— Лучше бы самоубийц, — пошутил Ольгин.

Юраша похлопал его по плечу, соглашаясь с оценкой.

— Езжайте по домам, мужики, — посоветовал им Киппари. — Завтра у нас трудный день. Будем подчищать хвосты и писать отчёты…

* * *

Сегодня Сокольский возвращался в собственную квартиру, а не в жилище своего брата. Инга почему-то сочла это хорошим признаком. Шеф в последнее время хандрил, и по её мнению, не только из-за травмы. Тем более, не из-за сложностей с зайцевским делом. "Запутался в своих женщинах, — подумала Инга, останавливая машину перед подъездом. — Но похоже, уже распутался".

— Кофе выпьешь? — предложил ей Сокольский, и она кивнула, прекрасно зная, что за этим не кроется ничего интимного.

Они поднялись на четвёртый этаж кирпичного дома. Сокольский порылся по карманам, с некоторым трудом отыскав нужный ключ. Они зашли в "предбанник" — маленькую прихожую, два на два метра, из которой начинался короткий коридор. Через него виднелись открытые двустворчатые двери кухни.

Что-то Сокольскому не понравилось. Он ещё сам не понял, что именно, но уже предостерегающе поднял руку.

— Погоди! — Инга тут же замерла. — Кто-то здесь побывал в моё отсутствие.

— Когда ты сам тут последний раз появлялся? — спросила она, не двигаясь с места.

— За пару дней до Нового года, — ответил он, и присев на корточки, осматривал теперь косяк и тумбочку. В тумбочке прятались тапочки. У Игоря были свои представления о порядке: он не любил, когда домашняя обувь валяется на проходе, и возвращаясь, всегда первым делом открывал эту тумбочку.

— Что там? — спросила Инга, наблюдая за тем, как он медленно проводит пальцами по дверце.

Игорь вынул из кармана перочинный ножик, отыскал среди лезвий отвёртку и вставил её кончик в бороздку шурупа, которым была прикручена петля дверцы.

— Выйди на лестницу!

Короткий приказ заставил Ингу напрячься.

— Не надо! — сказала она, поддавшись инстинкту. — Это не твоя работа.

Сокольский медлил. "Глупость какая, — мелькнуло у него в голове. — Подумают, что я параноик. Наверняка там ничего нет. Лучше сам! — Но Инга продолжала стоять за его спиной, и он неожиданно подумал: — Может, это та самая точка, и если перешагнуть её — уже нельзя будет вернуться назад?"

Он медленно опустил руку с ножом и поднялся.

— Идём. Аккуратно выходи.

Прикрыв входную дверь, он наконец-то посмотрел на Ингу. Глаза её казались тёмными, словно зрачки заняли собой всю радужку. Иллюзию усиливало неяркое освещение лестничной площадки. Игорь помедлил секунду, потом кивнул.

Берестова отвернулась и сбежала вниз по лестнице, до следующего этажа. Только там достав телефон, она позвонила в контору. Сокольский слышал, как она сказала:

— Это Берестова. Пришлите сапёра на квартиру подполковника Сокольского…

Игорь прислонился к стене возле двери и прижался затылком к холодному камню.

— Вот так, — тихо сказал он себе. — Жизнь продолжается…

Книга 4. Код стихии. Часть первая. принцип селя

Глава первая. Предварительные итоги

Полагалось дождаться поддержки. Штурмовать засевших в укрытии вооружённых преступников не входило в задачу группы. Но время уходило. На дороге в любой момент могли показаться люди — мирные граждане, которые решили поймать августовское солнышко на своих дачках. Вместо него могут запросто словить пулю.

Инга смотрела на Сокольского, ожидая его решения. Казалось, его разморила жара. Прикрыв глаза, он вяло перебирал пальцами на рукоятке пистолета, ощупывая поверхность. Но он не дремал, Инга точно знала. Он выжидал какой-то одному ему ведомый момент. Потом вдруг открыл глаза и кивнул людям на другой стороне двора.

— Прикрой меня, — приказал он Инге и оттолкнулся от стены.

Инга пальнула несколько раз из-за угла. Краем глаза она видела, как Сокольский кувырнулся через плечо, прокатился за деревянной колодой, из которой во все стороны брызнули щепки, вскочил и молниеносным броском преодолел оставшиеся метры до укрытия — колодезного сруба. Оттуда показал, что всё хорошо. Берестова только хмыкнула. Какой-то дебил щедро поливал двор автоматной очередью. Секунды через три остановился. Сообразил-таки, что никого не достанет.

Берестова прикусила губу. Она не совсем понимала, что задумал шеф и зачем ему понадобилось оказаться прямо напротив окон, пусть даже за колодцем. Что если у засевших в доме людей найдётся граната?

— Дорохов! — крикнул Сокольский. — Может, хватит дурить? Поговорим как взрослые люди!

— А ты покажись! — крикнули ему в ответ. — Чё прячешься?!

— Не хочу получить пулю! — честно ответил Сокольский. — Кирилл! Ты раньше голову не терял. С какой радости ты связался с этими парнями? До сих пор на твоих руках крови не было!

— Заткнись, начальник! — Это был другой голос. — Он с нами, а будет рыпаться — и на него пуля найдётся!

— Валяй! Мне легче! — с энтузиазмом поддержал Сокольский. — Чем быстрее вы друг дружку перестреляете — тем меньше работы!

Он знаком показал Даниле Некрасову, прячущемуся на другой стороне двора за поленницей, чтобы обошёл дом сбоку. Дан кивнул и исчез из поля зрения. Инга напряглась. По её мнению, людей было маловато, чтобы перекрыть все дыры. Но Сокольскому со своего места виднее.

— Из дома никому не выйти, так что думайте быстрее! — потребовал он.

Сбоку послышались одиночные выстрелы, потом короткая очередь из автомата. Видимо, кто-то попытался проверить, действительно ли нигде не просочиться. Ещё через несколько секунд заговорил Дорохов:

— Ладно! Чего ты хочешь?

— Бросайте оружие и выходите по-одному! — Сокольский понимал, что людям, засевшим в пустом доме, терять нечего, поэтому добавил: — По суду вас не расстреляют, а тут наверняка все поляжете.

— А если прорвёмся и половину твоих положим? — снова вступил в разговор другой голос, с едва уловимым акцентом.

— Пробуйте! — милостиво предложил Сокольский и добавил: — Дорохов! Ты меня знаешь! Через минуту начну стрелять я — и положу всех, у кого в руках ствол, нож или хоть палка. Суда не будет. Больше вообще ничего не будет! Ты растолкуй своим новым дружкам, что я всегда делаю то, что обещаю!

Инга прикинула, что если Некрасов с напарником заняли удобное положение, а двое местных полицейских не растеряются, карауля бандитов с обратной стороны дома, всё получится. "Не растеряются", — решила Берестова. Её убеждённость строилась вовсе не на знании местного полицейского контингента, а на уверенности в том, что Сокольский умеет выбирать в свою компанию нужных людей.

Со стороны дороги донёсся шум мотора. Инга оглянулась, но вместо знакомого микроавтобуса заметила старенькую "Ниву". Медленно взбираясь по разбитым колеям, она вот-вот должна была оказаться на линии огня. Инга кинула взгляд на Сокольского. Тот кивнул.

Выскочив на дорожку, Берестова махнула несколько раз, чтобы водитель остановился. Но он продолжал упорно двигаться вперёд, не меняя скорости. Из окошка высунулся тип со стволом. Реакция сработала автоматически: Инга шарахнулась и откатилась в кусты. Поднявшись на колено, она открыла огонь по лезущей вперёд "Ниве". Машина будто споткнулась и замерла на некрутом склоне. Инга подбежала к ней со стороны водителя. Тот лежал, уткнувшись лицом в руль. Второй человек вскинул руку в её сторону. Берестова выстрелила — и его отбросило головой в провал опущенного стекла на дверце.

Тут из-за поворота выкатил автобус ОМОНа!

— Как всегда вовремя… — буркнула Инга и подняла руки на тот случай, если её не узнают издали. И почувствовала, что тяжело дышит, а вдоль позвоночника, под футболкой и бронежилетом, скатываются капли пота. — Дрянь! — неизвестно в чей адрес выругалась Берестова…

Через пару минут всё закончилось и к Инге подбежал Дан.

— Жива?!

— Отстань! — рявкнула она.

Сокольский подошёл, убирая подмышку пистолет, остановился у раскрытой дверцы "Нивы".

— Шофёр жив, — спохватившись, доложила Инга. — Второй… — Ей снова захотелось выругаться, но вместо этого она отвернулась и сделала глубокий вдох. Стрелять Берестовой приходилось много раз, но покойников на её совести висело немного. Если точно сказать: два. И труп второго сейчас осматривал один из ОМОНовцев.

Сокольский обошёл машину и заглянул внутрь. Лицо застреленного Ингой парня показалось знакомым. Краем глаза он заметил, что Некрасов топчется за плечом Берестовой, собираясь её успокаивать. Сокольский выпрямился, пару секунд посозерцал эту картину и решил вмешаться.

— Знаешь, кого ты подстрелила? — сказал он, критически прищурившись. — Петю-Соловья, точнее — убийцу и рецидивиста Соловьёва Петра Германовича. Теперь его приятели тебя найдут и прикончат. — Он дождался, когда до Берестовой дойдут его слова и она обернётся, ожидая продолжения. — Короче, сразу как вернёмся, собираешь вещи и катишь на нашу конспиративную квартиру. Прятаться, — распорядился он совершенно серьёзным тоном.

— Чего?! — Она зло прищурилась. — Да пошёл ты!

Решительно отвернувшись, она сама отошла в сторону. Обычно она не ругалась на начальника при посторонних, поддерживая субординацию, но тут не сдержалась. Сокольский едва заметно усмехнулся и поманил к себе Дана.

— Не знаешь, что сказать девушке? — спросил он, хлопнув Некрасова по "бронированному" плечу.

— Не знаю, что сказать конкретно этой девушке, — признался тот. — А этот Соловей? Его дружки действительно такие опасные?

— Все бандиты опасные, — без тени улыбки ответил Сокольский и пошёл к колодцу, у которого местный ОМОН разложил на земле связанных пленников. Присев рядом с одним на корточки, Сокольский взял парня за волосы и заставил приподняться. — Ну что, Дорохов? Предупреждал я тебя: не ходи к террористам, они хорошему не научат.

— Да я… Начальник! Ты ж меня знаешь, я бы никогда! Само получилось…

— И почему у тебя всегда "само получается"? — попенял ему Сокольский, встал и шагнул к колодцу.

Все его люди уже собрались, ожидая указаний начальника. Вместо этого Сокольский набрал ведром воды, сунул "сбрую" с кобурой в руки одного из полицейских, стянул бронежилет и рубашку. Валяясь позади сруба, он ухитрился измазать лицо и руки в грязи и теперь, никого не стесняясь, принялся отмываться.

Инга подошла, привалилась к старым брёвнам колодца и без смущения стала наблюдать, как шеф плещет на себя холодную воду.

— Этот Соловей — тот самый, который пару лет назад завалил семью полицейского? Того, который в одиночку задержал груз взрывчатки? — спросила она.

— Тот самый, — коротко ответил Сокольский.

Ей нравилась его фигура. Сокольский принадлежал к числу людей, которым несвойственно накапливать жир под кожей. Сухие, развитые мускулы перекручивались вокруг костей, как верёвки. Пресс накачан так, что даже когда Сокольский сгибался или наклонялся, живот его оставался поджарым, как у борзой. Поймав себя на том, что она дольше допустимого пялится на полуголого начальника, Берестова медленно отвернулась, переведя своё внимание на бандитов и ОМОНовцев.

— Ты знал, что он тут будет? — спросила она, не поясняя, что имеет в виду Соловьёва.

— Я знал, что эти люди сейчас под ним ходят, — признался Сокольский, выпрямляясь и доставая из кармана джинсов носовой платок. — Но что он сам сюда прикатит… Я отправил вторую группу на квартиру в Выборге, где по сведениям, он должен был прятаться. А он успел улизнуть и явиться сюда… Может, и к лучшему. Меньше заботы.

— Нет бандита — нет проблемы, — съязвил один из полицейских.

Инга глянула на него. Её "фарфоровый" лоб на мгновение словно подёрнуло судорогой, обозначив совершенно нехарактерные морщинки. Сокольский заметил.

— Возвращаемся в Питер! — резко скомандовал он, набрасывая на плечи рубашку. — Берестова, Некрасов — в машину! Остальные дожидаются следователя и оформляют тут всё, как положено.

Ничего больше не добавив, он направился вслед за своими молодыми коллегами…

* * *

— Вот всё, что удалось раздобыть на интересующего вас человека, товарищ полковник.

Раскрытая папка легла перед глазами пожилого военного.

— Посмотрим-посмотрим… — протянул тот. — Родился в феврале 76-го. Сейчас ему сорок один? Хорошо! Достаточно молод, чтобы не вцепляться зубами в начальственное кресло… Так, рост 175, обычный вес — 63 килограмма, волосы русые, глаза серые… Это не имеет значения! — Полковник провёл широкой ладонью по волосам, так коротко остриженным, что не сразу можно было понять, седые они или просто светлые. — Особые приметы… — продолжил читать он. — Ну, это для дактилоскопии. Вот! А это уже интереснее! Патриот, склонен проявлять инициативу. Значит, врагов своей родины щадить не станет и не будет по каждому поводу спрашивать разрешения начальства. Послужной список удалось получить?

— Нет. — Худощавый майор с морщинистым лицом покачал головой. — Всё, что мне удалось узнать: до недавнего времени он работал под прикрытием, но несколько месяцев назад стал заместителем начальника по оперативной работе в своём отделе.

— И всё?

— Продвигался по службе быстро и благодаря собственным заслугам. Любит работу полевого агента, а не кабинет и бумажки. По отзывам нашего общего знакомого, если этот парень берётся за дело, то доведёт до конца, чего бы это ему ни стоило.

Полковник выпрямился и закрыл папку.

— Возможно, это именно тот человек, который нам нужен, — задумчиво проговорил он. — Должность даёт ему пространство для самостоятельности. Надеюсь, он не отступится при малейшем намёке на опасность. Свяжитесь с этим Сокольским и договоритесь о неофициальной встрече, — распорядился он.

Заместитель кивнул, забрал со стола папку и покинул кабинет…

Глава вторая. Одноклассники, коллеги и любовники

Что есть у человека? Только та минута, в которой он находится. Именно эта минута — самое важное, что происходит с ним в жизни. От шага, который он сделает, зависит следующий миг, день, год, а зачастую — и вся судьба.

Аркадий Витальевич не задумывался о том, правильный ли шаг он делает, когда рассорившись с женой, отобрал у неё ключи от автомобиля и категорично хлопнул входной дверью.

— Дура! — рявкнул он через плечо, спускаясь по лестнице в многоугольный питерский двор. — Бизнесменша, мать её!.. Она машину покупала! Снобша!

Аркадий Витальевич ненавидел снобизм. Правда, под этим словом он подразумевал широкий круг явлений, начиная от умения не напиться на вечеринке "до синих огурцов" и заканчивая способностью зарабатывать деньги. Сам Аркаша считал себя выше таких вещей, а сегодня вечером ему было жизненно необходимо щегольнуть перед охладевшей к нему любовницей. Поэтому он затеял ссору и ухитрился урвать ключи от жениного "Шевроле". Права у него были, но после того, как он вдрызг разбил собственный автомобиль, ему никак не удавалось заработать на новый.

— Служебную вызовешь! Старая курица! — высказал Аркадий Витальевич, залезая на водительское место.

Верный ли шаг он сделал? Больше ли он заслуживал смерти, чем тот, кто благодаря его действиям останется жив? Ни одному человеку не дано ответить на этот вопрос…

В тот момент, когда Аркадий Витальевич повернул ключ зажигания — прогремел взрыв.

* * *

…Всю ночь по квартире Зои Максимовны Курковой, супруги убиенного Аркадия Витальевича, протаптывали дорожки сотрудники следственного отдела. Ранним утром появился ещё один человек. Он скромно дожидался своей очереди, а когда последний посетитель сделал шаг через порог на лестницу — прикрыл входную дверь и прошёл на кухню.

Хозяйка квартиры курила, сидя у кухонного стола. Вызванная на дом секретарша варила кофе. Обе не обратили внимание на невысокого мужчину в джинсах и летней куртке, из-под которой виднелась модная приталенная рубашка. Он простоял около кухонной двери, наблюдая за женщинами, не меньше минуты, прежде чем его заметила секретарша.

— Вы кто? — нервно спросила она и тут же ринулась в наступление: — Оставьте нас в покое наконец! Здесь уже вся полиция Питера расписалась!

— Я не из полиции, — признался мужчина. Вместо того, чтобы исчезнуть, он бесшумно шагнул к столу. — Подполковник Сокольский, УВР ФСБ.

Он показал удостоверение. Секретарша упёрла руки в бока, а новоиспечённая вдова устало подняла голову. Апатия на её лице сменилась удивлением.

— Вот это да! — высказала она, рывком поднимаясь из-за стола. — Игорь?! Глазам не верю! Давно не виделись!

Они обнялись перед носом секретарши, которая решила, что менять позу преждевременно и продолжала грозно взирать на фээсбэшника.

— Пятнадцать лет, — напомнил тот, ласково похлопал Зою Максимовну по спине и наконец-то выпустил её из объятий. — Последний раз мы общались на встрече одноклассников. Ты почти не изменилась, Зоя!

— Не ври! Даже с такими честными глазами, — высказала женщина, но недовольства в её голосе не было. — А где Олежка? Куда делась твоя праведная половина?

— Погиб. Больше года как…

Женщина несколько секунд разглядывала его строгое, худое лицо с резко очерченными скулами, потом мотнула головой.

— Вот как… Что на свете делается! Ну, сочувствую! — спохватилась она. — Только не говори, что ты мне тоже сочувствуешь. В отличие от твоего брата, мой благоверный не стоит длинных эпитафий. Вот не поверишь, мне даже жаль этого козла! — Она всплеснула руками, после чего достала из холодильника початую бутылку французского коньяка. — Погуляй, Полина, — скомандовала она секретарше и та вышла из кухни. — Он собирался ехать к любовнице и честно считал, что я ничего не знаю об этой стерве!

— Он спас тебе жизнь, — заметил Сокольский, присаживаясь на стул. Пить по утрам он считал дурным обыкновением, но отказаться не счёл возможным.

— За что ему огромное спасибо, — мрачно высказала Зоя Максимовна и налила в две стопки коньяк. — Лучше скажи, что случилось с Олегом? Вот кого мне действительно жалко! Такой парень! Я в него влюбилась ещё в третьем классе.

— Да ладно! — не поверил Игорь, понимая, что она делает попытки отвлечься от собственных проблем. Потом, через паузу, добавил: — Олега бандиты убили.

— Сурово… — Они выпили, после чего Зоя устроилась рядом с ним, придвинув табурет. — Ну, что у тебя за вопрос? — спросила она, потянув из пачки очередную сигарету.

Сокольский оглядел кухню, а потом — бывшую одноклассницу. Не считая кругов вокруг глаз, встрёпанной причёски и морщинок, заметных с близкого расстояния, выглядела она очень хорошо. И дело не только в тщательно закрашенной седине. В детстве Зойка была тощей, нескладной и личиком походила на актрис из мексиканских сериалов (читай, на обезьянок). С годами её лицо стало броским, даже красивым, да и фигура чудесным образом оформилась. Было на что поглазеть. Сокольский знал, что госпожа Куркова (в девичестве — Стрельникова) регулярно занимается плаванием и ходит в тренажёрный зал.

— Ты не думаешь, что покушаться могли на тебя, а не на твоего мужа? — спросил он, разом вернувшись из воспоминаний в настоящий момент.

Зоя подалась от него, но тут же взяла себя в руки.

— Извини, нервы сегодня… Я не знаю, Игорь! — Она отмахнулась, потом налила в стопки ещё коньяка. — Кто мог знать, я сегодня поеду на этой чёртовой машине, или Аркаша? Да я сама этого не знала! — Она отмахнулась вторично, словно хотела избавиться от навязчивых мыслей. — За мной чаще водитель выезжал. И бизнес у меня не глобальный, чтобы кому-то захотелось меня убрать… — Она неожиданно забеспокоилась. — Серьёзно, на меня? Только не темни, не будут люди из твоей конторы приезжать и задавать вопросы, если у вас нет чего-то конкретного.

Сокольский невесело усмехнулся.

— Я тебе хуже вещь скажу, — признался он. — Тот, кто на тебя покушался, захочет довершить начатое. Поэтому я здесь, а внизу ждёт машина. Тебе лучше по-быстрому взять всё необходимое и поехать со мной в безопасное место.

— Но мне сказали никуда не отлучаться из города, — начала было Зоя. — И дела…

— Вопрос с полицией я утрясу, — перебил Сокольский. — Но сделаю это после того, как ты окажешься в безопасности. С делами придётся повременить. Всех разом не переделаешь, а жизнь дороже.

— Я не понимаю, — честно призналась женщина. — Кому я нужна?

Сокольский придвинулся, глядя на неё своими ясными, серыми глазами.

— Пару недель назад ты стала свидетелем одного происшествия. Вспомни: при тебе увезли человека, а потом он был найден мёртвым. Ты видела похитителей и можешь сильно испортить им жизнь. ФСБ берёт тебя под свою защиту. Конечно, если ты согласишься дать показания…

* * *

(Санкт-Петербург, территория "Красного Треугольника", лето 2010 года)

…На захламлённой лестнице кирпичного здания было гораздо прохладнее, чем на улице. Вот чем хороши такие постройки — они держат температуру, зимой защищая от холода, а летом — от жары.

Осторожно поднимаясь по крутым, длинным пролётам, Инга старалась всё время быть спиной к стене и охватывать взглядом не только пролёт наверх, но и вниз. Может, ей почудилось это неясное движение в выбитом окне верхнего этажа? Большая часть команды громила наркопритон в другом подъезде, ОМОНовцы перекрыли двор. Хотя, что тут можно перекрыть? За десять лет запустения в корпусах появилось столько дыр и непредсказуемых переходов, что можно гулять по всему комплексу, не выходя на улицу. Не везде, конечно, но в этой части фабрика успела дойти до состояния дикой живописности. Мечта режиссёров, снимающих постапокалиптику…

Длина пролётов объяснялась высотой потолков. Миновав очередной, Инга остановилась и прислушалась. Выбившаяся из "английской косички" прядка платиново-белых волос прилипла к вспотевшему лбу. Из пустого оконного проёма тянуло жаром аномального полдня, запахами пыли, гари и испарений гниющей резины. Не выпуская пистолета из обеих рук, Инга попыталась вытереть лоб о плечо. Что-то хрустнуло наверху. Девушка замерла, так и не доведя жест до конца, но секунды тикали и ничего не происходило.

— Что там? — крикнул кто-то снизу. — Берестова! Ты куда одна полезла?

— Вроде никого, — откликнулась Инга, но вместо того, чтобы пойти вниз, поднялась на следующую ступеньку…

Она отчётливо слышала шаги коллег. Наверное, им не понравилась неуверенность в её голосе и они решили присоединиться, ругая жару и бесконечные лестницы. Почувствовав себя уверенней от того, что она уже не одна, Инга преодолела последний пролёт. Солнце пробивалось сквозь крышу, ложась полосами и пятнами на загаженные голубями кирпичи. Обзору это мешало не меньше, чем столбы, которые поддерживали кровлю. Тёмные углы расплывались перед глазами цветными пятнами. Сколько Инга ни вглядывалась, она ничего подозрительного не видела. Для очистки совести, она сделала несколько шагов и подошла к полуразрушенной переборке.

В глубине тёмного угла что-то шаркнуло. Инга повернулась, вскидывая оружие. Темнота дышала.

— Не двигайся! — скомандовала Инга. Топот коллег на лестнице раздавался всё ближе. — Он здесь! — крикнула она, не поворачиваясь.

В следующий миг она увидела вспышку. Её с силой ударило в голову и отбросило к кирпичной стене…

* * *

(2017 год, середина августа, дом на канале Грибоедова)

Инга проснулась, моментально вспомнив, где находится: у Сокольского. Ночью они вернулись из командировки в Выборг и квартира в небольшом дворике, выходящем прямо на набережную, оказалась ближе всех. Сокольский предложил остаться у него и Инга, по обыкновению, не стала отказываться. Благо, неизрасходованный комплект чистой одежды лежал в её сумке.

Инга посмотрела на светящийся циферблат часов: шесть утра. Она скорее почувствовала, чем услышала, что шеф ходит по коридору. Наверное, он тоже почувствовал, что она собирается встать, заглянул в комнату и категорично приказал спать дальше. "Значит, не моё дело", — решила Инга и повалилась обратно на подушку, засыпающим сознанием отметив щелчок замка во входной двери.

Ещё через пару часов раздался звонок. Судя по тишине в квартире, Сокольский ещё не вернулся. Пришлось выползать с кровати и тащиться открывать. Она правильно угадала: явился Ольгин. И почему-то обалдел, увидев Берестову на пороге квартиры в мужском махровом халате. "Интересно, что он ожидал тут застать?" — подумала Инга.

— Ну чего уставился? — буркнула она и посторонилась. — Заходи.

— Я тебе звонил несколько раз, — всё ещё подозрительно на неё глядя, сказал Слава. — А ты что, ночевала прямо тут?

— Ага! И всю ночь трахалась с Сокольским! — оборвала его фантазию Берестова. — Разбила я трубу! Ещё в Выборге. На вторую не мог позвонить? Что случилось-то?

Слава успокоился. Вот если бы она начала оправдываться и что-то объяснять… Нет, он не мог себе представить, чтобы Инга хоть за что-то стала оправдываться.

— Покушение на важного свидетеля, — сообщил он. — Вроде тот жив, нонужно отвезти в безопасное место и обеспечить охрану на ближайшие несколько дней.

— Так бы и сказал. Сейчас оденусь.

Берестова ушла в комнату. Почему-то именно сейчас ей пришла мысль, что попади она сразу под начало такого, как Сокольский, она бы не получила пулю семь лет назад. Игорь ничего не пускал на самотёк, не ленился каждому выдать конкретную инструкцию. Он просто не упустил бы из виду девочку-новичка…

Ольгин присел на тумбочку для обуви. Но тут же раздался щелчок замка и через порог шагнула невысокая молодая женщина с длинной косой, в лёгком светло-зелёном платье и с двумя пакетами в одной руке. Увидев вскочившего с тумбочки Ольгина, она замерла на пороге.

— Извините! Игорь сообщил, что уже вернулся из командировки, — проговорила она растерянно. — Можно мне его увидеть?

— А вы Серафима? — сообразил Ольгин. — Да вы заходите! Шеф действительно приехал… Только он уже уехал. В смысле, он наверное только вечером вернётся. А я — Слава.

— Я помню. Я вас видела. Издали. — Серафима вошла и Ольгин бросился закрывать за ней входную дверь. — Я тогда его подожду? Так случилось, что у меня сегодня выходной. Обед приготовлю…

Она чувствовала себя неловко, когда сталкивалась с сослуживцами Игоря. Но паузу на этот раз прервала Берестова, вывалившись из комнаты и на ходу напяливая джинсовую жилетку поверх "сбруи" с пистолетом.

— Привет! — буркнула она. — Я там шмотки оставила, потом заберу. Идём! — скомандовала она Ольгину.

Когда оба оперативника исчезли за дверью, Сима поставила сумки на тумбочку и вздохнула. Она уже поняла, что в общении с Сокольским нужно быть готовой к любым неожиданностям. Его нужно либо принять таким, какой он есть, либо отказаться от близких отношений сразу. А отказываться Серафиме не хотелось. Особенно после того, как Игорь дал ей ключ. Было в этом жесте что-то доверительное и подкупающее…

Сбегая по лестнице, Инга буркнула:

— Что он в ней нашёл?

— Тебе какая разница? — удивился Слава.

Берестова ничего не ответила. "Действительно, какое мне дело?" — подумала она, привычно занимая водительское сидение. Слава покорно сменил траекторию и пошёл в обход, на пассажирское место.

* * *

…- Да не знаю я!!! Этот дом сто раз перестраивали!..

— Что ты говоришь! И кто это делал?

Человек, которого держали на краю крыши за полу куртки, сделал попытку извернуться и присесть, но получил пинок в живот и снова завис филейной частью над бездной.

— Я не знаю… Вроде, одна ремонтная фирма. Не надо! Я расскажу, что знаю!

— Ладно, отпусти его… То есть, давай сюда! — быстро поправился господин в золотых очках, испугавшись, что его туповатый помощник поймёт приказ буквально и отпустит полу куртки, за которую удерживает своего пленника на краю крыши.

Амбал дёрнул несчастного на себя, подхватил подмышки и поставил перед хозяином.

— Говори! — приказал господин в золотых очках. — И делай это быстро, пока я не передумал.

— Его раза три перестраивали, — зачастил пленник, сгибаясь и держа себя за грудь. — Ещё в конце девяностых хотели снести, но выкупил один тип… У него сейчас крупная фирма, то ли ЗАО, то ли ООО…

— Короче!

— Ну, я и говорю: он, то есть, его фирма дом отремонтировала, а потом продала не то под богадельню, не то под приют. Через пару лет — пожар, одни стены и перекрытия остались. Дом закрыли на капремонт и эта фирма его опять выкупила, когда встал вопрос о сносе. Только он несчастливый, он после нового ремонта всего пять лет и простоял. Снова пожар, да ещё прорвало что-то в подвале… Говорили: теракт — не теракт, но ремонтировать одни убытки. Только его снова поставили на капремонт и вот, до сих пор жив…

— Что за фирма? Чья?

— Там гендиректором некий Лисовской. Он эту фирму и основал. Больше ничего не знаю.

— Говоришь, трижды чинил эту рухлядь?

— Да это памятник архитектуры! — возмутился пленник и даже выпрямился, так что громила схватил его за локти, чтобы не кинулся на хозяина.

— Ладно, кончай с ним, — буркнул господин в золотых очках.

— Что?! Как кончай?! — Пленник сделал попытку вывернуться, но громила приподнял его и повернулся к краю.

— Стой! Идиот! — рявкнул на него господин в золотых очках. — Сдурел совсем? Нам только полиции не хватало… Отвези домой и напои до беспамятства! А вот если начнёт болтать, когда протрезвеет — тогда точно сдохнет.

Лишние трупы господину в золотых очках были не нужны. К тому же, ничего криминального он пока не сделал. Подумаешь, мягко попугал одного простофилю. Зато узнал то, что хотел. Правда, что-то подсказывало господину в очках, что с Марком Лисовским подобными методами разговаривать бесполезно и нужную информацию будет чрезвычайно сложно получить. Но есть иные способы, не менее действенные. Или даже более…

Глава третья. Вопросы мистические и не очень

Метафизика для человека зачастую сводится к одному вопросу: что будет за гранью жизни? О смерти говорят гораздо больше, чем о любви. Ей посвящено огромное количество произведений человеческого ума, начиная от коротких эпитафий на кладбище и заканчивая творениями великих классиков вроде Толстого и Достоевского.

Мы не знаем, что нас ждёт после окончания нашего земного существования. "Какие сны в том смертном сне приснятся?" — вопрошал Шекспир устами принца Гамлета. А действительно, какие? И приснятся ли вообще? Нам свойственно робеть перед потусторонним миром — антиподом живого. С нежного возраста крутится наша фантазия вокруг могилочек, косточек, гробиков, щекочет нервишки, ворочается липким комом под рёбрами. Мы фантазируем, создавая искусственный страх, чтобы получить прививку, как от оспы — и избавиться от настоящего страха смерти. Но достичь иммунитета невозможно и страх смерти продолжает в нас существовать вопреки всем стараниям.

По природе человека, склонного видеть самое таинственное и мистическое именно в смерти, большинство легенд и загадок Петербурга связанно с этим явлением. Тут и Медный Всадник, который сходит по ночам со своего пьедестала и скачет по улицам, и призрак Распутина в ротонде на Гороховой, и духи сорока заживо погребённых в 1917 году священников на Смоленском кладбище. Главной "тайной" Обводного канала становится якобы найденное под ним в 1923-м году языческое капище, на котором совершались кровавые жертвоприношения, и "прославляется" Обводный числом канувших в нём после этого самоубийц. Марсово Поле искатели тайн и загадок признают местом шабаша нечистой силы. Привезённые из Фив сфинксы, по легенде, несут на себе мистические заклинания, при помощи которых египетский фараон Аменхотеп оживлял мумии…

Питер выставляется городом, погружённым в метафизику, в пугающий, но привлекающий мир духов, порождённых убийствами, кровавыми жертвоприношениями и погребениями без соблюдения необходимых ритуалов. Никому в голову не приходит, что наши человеческие ритуалы для Бога — ничто. Душа умершего всё равно предстанет пред Ним и отправится туда, куда Он определит. Или вы воображаете, что большевики, закопавшие живьём сорок человек, или масоны, творившие свои обряды в ротонде на Гороховой, сильнее Бога?

"А привидения? А ожившие мумии и призраки?" — возмутится материалист. Эти почему-то особо охочи до мистики, несмотря на всех основоположников научного атеизма, марксизма и прочих измов, которых они почитают сильнее, чем верующие — Библию. Ответ прост: окружающий нас воздух полон падших духов и они являются нам в том виде, в котором мы жаждем их лицезреть. Когда люди верили в чертей — те и являлись им в виде козлоногих рогачей. Сейчас черти не в моде и большинство предпочитает верить в летающие тарелки, зомби и прочую подобную чепуху. Вот и видят то, во что верят.

Игорь Сергеевич Сокольский за свою бурную жизнь встречал достаточно реальных ужасов, творимых людьми. Может, поэтому он не пугался мистики. Человек со своей индивидуальной, нелогичной и зачастую непонятной психикой и логикой — вот загадка, похлеще надписей на египетских гробницах и завывающих звуков в каком-нибудь заброшенном особняке на окраине города. И даже если ты сталкиваешься с неким "необъяснимым явлением", о котором все вокруг повторяют как заведённые: "Мистика, мистика…" — ты должен помнить, что объяснение есть и оно вполне материально. Нужно лишь захотеть его найти.

Задача таких учреждений, как УВР ФСБ, полиция или прокуратура — искать реальные факты и причины даже самого таинственного происшествия. Поэтому документы, которые изучал сегодня Сокольский, его совершенно не убедили. Никакой мистики! Одно чистое разгильдяйство и нежелание доводить странное расследование до конца. Но чего он хочет? Дело-то было ещё в конце девяностых. В стране бардак, никто не жаждет работать, зато все озабочены тем, как бы побольше взять и поменьше дать. Были, безусловно, и светлые стороны, но где-то за пределами описываемых в докладной записке событий.

— Я тебе лучше на словах расскажу, — предложил Матвей Киппари, который и раскопал все эти сведения для Сокольского. — А ты прикинешь по бумагам детали.

— Валяй, — предложил Сокольский, устраиваясь за столом поудобнее.

— Жил-был Петя Иванов, — начал Мотя. — В школе учился, в армии служил. Получил черепно-мозговую травму, после чего подчистую уволился и стал искать себе места под солнцем. И не просто места, а такого, на котором было бы побольше денег и удовольствий.

— Ты эту часть можешь сократить, — подсказал Сокольский, перелистывая бумаги. — Историю того, как честный парень Пётр Осипович Иванов сделался криминальным авторитетом по кличке Большой Иван, я наизусть знаю.

— Хорошо! — покладисто согласился Матвей. — Я только сделаю пару акцентов. Вдруг ты забыл или читал невнимательно.

Сокольский тихо вздохнул, но возражать не стал.

— Была у Большого Ивана тайная страсть, она же — больное место. Он боялся высоты и одновременно жаждал от своего страха избавиться. По этой причине, любимой казнью для тех, кто провинился, было у Ивана сбрасывание виноватого с различных высотных объектов: верхних этажей недостроенных зданий, разводных мостов, башенных кранов. В общем, развлекался Ваня как мог, но не помогало. Собственный страх не проходил. Тогда он купил вертолёт! Милый такой двухместный "пузырь" — Робинсон R22. Кто-то ему помог достать эту игрушку, с помощью которой Иван стал лечить свою фобию.

— Интересно! — признал Сокольский, отложив пачку бумажек. — Я не знал, что у Большого Ивана была фобия.

— Я тоже не знал, — весело сообщил Мотя. — Но случайно обнаружил приложенный к делу счёт. Наш Ваня лечился у настоящего психиатра, частным порядком. За хорошие деньги. Но управлять вертолётом самостоятельно так и не смог, летал с пилотом. Делал это редко, только когда хотел пустить кому-то пыль в глаза. А на сохранившейся аудиозаписи он жаловался своему доктору, что на него ступор нападает, когда этот, с позволения сказать, аквариум с пропеллером поднимается выше десяти метров.

— Короче можешь? — спросил Сокольский, глянув на часы.

— Могу! В 1999-м году у Большого Ивана возник серьёзный конфликт с одним молодым, но подающим надежды бизнесменом. Паренёк не захотел платить и оказал такое умелое сопротивление, что перед Иваном встал вопрос: "Или — или". Не перешибёшь хребет двадцатишестилетнему пацану — тебя перестанут уважать. И Большой Иван приговорил нашего юного бизнесмена к смерти. Все были уверены, что бедняге осталось от силы несколько дней до снайперской пули или крыши какого-нибудь недостроенного его же фирмой здания. Но внезапно Большой Иван разбивается вместе со своим вертолётом. Вот такая история!

Мотя всплеснул руками, сел за стол и воззрился на Сокольского с видом довольного кота, который ожидает, что сейчас у него спросят, куда он девал сметану.

— Я читал материалы дела, — осадил его Сокольский. — Точнее, того, что выдали за расследование. Никому не хотелось напрягаться из-за бандита Иванова.

— Да! В том-то и дело! — воскликнул Мотя и придвинулся ближе. — Я собрал воедино то, что было установлено следствием и то, что можно было восстановить по другим источникам. Первое: в двухместный вертолёт помещался только сам Иванов и его пилот. Второе: на месте аварии нашли только одно тело — самого Иванова. Третье: его пилот таинственно исчез и нашёлся лишь через несколько дней. Оказалось, что накануне катастрофы он выпил с кем-то, не помнит с кем, палёной водки, отравился и попал в заштатную больничку без документов. Заметь: человек он был непьющий и хозяина, то есть, Большого Ивана, боялся как огня. Но уговорил же его некто пить какую-то дрянь! Кто рулил "аквариумом" в его отсутствие — неизвестно. — Мотя сделал короткую паузу, чтобы акцентировать на своих словах. — Сопровождающие Иванова утверждают, что не признали чужака. Да и как признать, когда на нём шлем, наушники? Никому в голову не пришло, что на закрытую территорию, в самое сердце владений Большого Ивана, проникнет злоумышленник и займёт место пилота!

— У тебя есть предположение, кто это мог быть, так что выкладывай, — потребовал Сокольский.

— Между прочим, я потратил на это расследование своё личное время, — пококетничал Мотя. — Ты мой должник.

— Ладно, сочтёмся! — Сокольский не стал спорить, этим делом он заинтересовался по своей инициативе. Матвей имел право требовать благодарности за сверхурочное и никем не запланированное расследование.

— Ну вот! — энергично продолжил белобрысый аналитик, для порядка потеребив бороду. — Ты знаешь, что твой хороший друг Марк Лисовской закончил вертолётное училище и служил в Северодвинске? — Получив кивок от Сокольского, Мотя продолжил: — Кстати, из характеристик я узнал, что он считался большим талантом и мог с закрытыми глазами справиться с любой машиной. О том, что именно Лисовской был тем молодым бизнесменом, которого приговорил Большой Иван, ты тоже догадываешься? Очень хорошо! Доказать причастность Лисовского к катастрофе не удалось. Никто и не старался. Он сразу предоставил алиби: его не было в городе и вообще в области, он ездил в командировку и даже билеты на поезд сохранил. Аккуратный человек, всё сделал правильно. И были свидетели, которые опознали его и подтвердили, что он приехал поездом во столько-то, на такой-то вокзал и всю дорогу от пункта А до пункта Б из вагона не выходил… Теперь смотри! — Мотя развернул на столе карту. — Вот тут случилась авария. Поскольку пилот пропал, можно предположить, что он покинул вертолёт раньше, примерно вот в этой области. — Он обрисовал линией предполагаемое место. — Довольно обширно, да? Но здесь несколько дорог и если приложить усилия — можно быстро выбраться либо на эту, либо на эту. Дальше, с попуткой, до железки и на электричку. Доезжаешь до конечной — и оказываешься в нужном тебе городе. Быстренько отмечаешься со своими делами, возвращаешься на вокзал и садишься в поезд на Питер! Несколько часов — и ты дома. У тебя куча свидетелей и никто не заподозрит, что ты проделал солидный крюк вместо того, чтобы ехать прямо.

Сокольский скрестил руки на груди и задумался. Мотя не стал ему мешать. Только проследил за взглядом, которым его начальник скользил по карте, словно прикидывал, как бы он сориентировался на местности.

— Ну, допустим, — согласился Сокольский. — Как версия такой вариант возможен…

— Дальше версии мы тут и не продвинемся, — признал Мотя. — Но если версия хоть каким-то боком приближается к истине — Марк Лисовской может знать, куда делся "несгораемый кейс" Большого Ивана. Тот же летел заключать сделку и взял всё необходимое с собой. Все видели, что этот его кейс, который он на заказ сделал и нигде не оставлял, был при нём. А после аварии кейс не нашли. Сгореть он не мог.

— Существует вероятность, что кейс исчез из вертолёта до крушения, — заметил Сокольский. — Мы же не знаем, что случилось и почему эта штука рухнула посреди леса, да ещё совсем не там, где её ждали. Он отклонился от намеченного курса километров на двадцать. Марк может и не знать, куда делся кейс.

— Я приведу тебе только один аргумент, — заявил Мотя, выразительно подняв указательный палец. — Точнее, даже два. Первый — конкурент Большого Ивана, подобравший его бизнес, о Лисовском почему-то забыл и никогда не вспоминал. Ну вот будто такого не было! Второй — дела Лисовского тогда здорово пошатнулись из-за тёрок с Иваном. Но уже через год он не просто выправился, он стал в несколько раз богаче и дела его резко пошли в гору. Само по себе это ни о чём не говорит, но на твоём месте я бы попытал Марка. Так, в дружеской беседе. Потому что если он знает, что произошло — он может знать и о том, куда делся интересующий нас предмет!

— Вот тебе и мистика… — медленно протянул Сокольский. — Смерть Большого Ивана задала загадку девятнадцать лет назад, а разгадка вполне материальна и ничуть не таинственна…

— Ну не скажи! Иванов должен был везти этот странный артефакт, то ли обломок летающей тарелки, то ли неизвестный науке сплав…

— Хоть ты не лезь в мистику, — посоветовал Сокольский.

Зазвонил телефон. Сокольский отвлёкся и ответил.

— Да, Инга!

— Ты просил сообщить: место забронировано, мы сейчас заберём твою гостью с квартиры и отвезём в пункт назначения.

— Погоди! — Сокольский покрутил рукой, чтобы Мотя сам прибрал бумаги. — Будет лучше, если я ей лично сообщу о смене места жительства. Я сейчас приеду.

— Нельзя всё делать самому, — напомнил Матвей. — Там Берестова с Капустиным.

— Вот и хорошо! Прикроют.

— Ну, как знаешь, — не стал возражать Мотя.

Сокольский быстро собрался. Он предпочитал иметь дело с Зоей Максимовной Курковой лично. Та еле согласилась прятаться на их конспиративной квартире, а теперь её нужно уговорить покинуть город и отсиживаться в области, на ещё более секретном положении. Вопрос с Марком Лисовским и его причастностью к делу многолетней давности мог подождать…

* * *

В коридоре старинного дома было прохладно, несмотря на летнюю жару и солнце за высокими окнами. Немолодой военный в чине полковника стоял у одного из окон и смотрел, как по булыжной мостовой Дворцовой площади, перед самым Военным Архивом, снуют бойкие туристы с фотоаппаратами и планшетами, щёлкают всё вокруг себя — и даже не подозревают, что их самих могут в подробностях сфотографировать камеры слежения на этом доме и арке Главного Штаба…

— Александр Павлович!

Полковник Мегавой оглянулся. Его друг и сослуживец, полковник Астафеев, подошёл к нему.

— Вы себя хорошо чувствуете?

Звучало участливо, но почему-то Мегавой не получал ни малейшего удовольствия от того, что кто-то замечает перемены, произошедшие в нём за последние месяцы.

— Так… Голова с утра болит, — соврал Мегавой. — Всё в порядке, Натан Олегович.

— Может, к нам на дачу на этих выходных? Рыбалка, шашлычки.

Александр Павлович рассеянно кивнул. Отказываться глупо, но почему-то ему казалось, что ничего с этой поездкой не выйдет. Что-нибудь непременно произойдёт раньше. Он устал от постоянного ожидания неизвестности, которая пугала куда сильнее, чем пуля в пистолете. Но увы, он не мог даже руки на себя наложить. Не получалось. Внутренний запрет стоял незыблемо, как скала. Едва Мегавой начинал думать о том, как ему обойти этот запрет — у него мутилось в голове и он переставал осознавать действительность. Один раз даже сознание потерял. Хорошо, что никто из сослуживцев не заходил в те десять минут в кабинет…

"Так не пойдёт! — говорил он себе, вынырнув через некоторое время из тяжкого дурмана. — Так нельзя! Не думать об этом! Не думать! Сделать что-то, не раздумывая! Но что?.."

— Конечно, я с удовольствием съезжу на дачу, — согласился он, улыбнувшись почти привычной улыбкой. — Давно не сидел с удочкой. Обязательно приеду!

И тут же отвернулся, сделав вид, что торопится на своё рабочее место. Астафеев некоторое время смотрел ему в след. Потом вздохнул и подумал: "Совсем сдал Палыч! Эх, ему бы сейчас отпуск!.."

Он отвернулся и направился к себе в кабинет, расположенный в том же коридоре, в десяти шагах от кабинета полковника Мегавого…

* * *

Номер высветился незнакомый. Сокольский не хотел отвлекаться от дороги, поэтому переключил телефон на другую линию и соединился через спецканал со своим заместителем, майором Киппари.

— Пробей, откуда идёт звонок на мой телефон, — приказал он. — Потом сообщи. Я не отключаюсь.

Женщина на заднем сидении машины с тревогой смотрела ему в спину.

— Думаешь, за мной следят? — спросила она, когда Сокольский получил ответ и убрал телефон.

— Не бойся, — ответил он, не отвлекаясь от дороги. — Чтобы через мою трубу следить за тобой, нужно сперва узнать её номер. — Он посмотрел на неё в зеркало заднего вида. — Просто расслабься и воспринимай это как небольшой отпуск.

Зоя Максимовна ещё не пришла в себя после случившегося, поэтому не нашлась, что ответить. Сокольский перестал за ней наблюдать, активировав связь с идущей следом машиной.

— Через полкилометра сворачиваем на платную, — предупредил он.

Тут ему позвонил Киппари.

— Игорёк! Звонок был сделан из приёмной полковника Астефеева. Что от тебя нужно военным?

— А я знаю? — вопросом на вопрос ответил Сокольский. — Ладно, если сами не перезвонят, потом поинтересуюсь.

— Уже звонят, — обрадовал Мотя. — Прямо сейчас, на твой второй телефон, который ты у меня оставил.

Пресловутый "второй телефон" был обычным аппаратом, приобретённым в салоне связи. На нём не было защиты от пеленга, поэтому Сокольский не брал его, когда следовало избежать постороннего интереса к маршруту следования.

— Странно, что они позвонили сразу на служебный, а не на тот аппарат! — задумчиво проговорил Сокольский.

— У них в Штабе свои связи, — напомнил Киппари. — Если хотят обратиться к тебе как к сотруднику УВР — могли и узнать твой служебный номер.

— Ладно, сойдём с Кольцевой — сам им перезвоню. — Сокольский предпочитал знать, кому и зачем он понадобился. — Не отвечай.

Через полчаса они въезжали в ничем не примечательный посёлок городского типа. Только тут, получив от Ольгина доклад о том, что за ними никто не следит, Сокольский снова взялся за телефон.

— Подполковник Сокольский, — представился он, хотя был уверен, что человек на другом конце беспроводной связи знает это. — Вы мне звонили минут тридцать назад. Могу я поинтересоваться, по какому поводу?

— С вами будет говорить полковник Астефеев, — ответил ему мужской голос. — Соединяю!

— Игорь Сергеевич! Это полковник Астафеев. Мы с вами заочно знакомы. Генерал Чёрный наверняка обо мне упоминал.

— Было, — коротко ответил Сокольский, опустив приветствие, коли и собеседник без него обошёлся.

— Мне нужно с вами встретиться.

— Где и когда?

— Вы не спрашиваете, зачем?

— Если бы вы могли сказать это по телефону — не просили бы о встрече, — ответил Сокольский.

— Мне нравится ваш подход к делу, — признался полковник. — Можете подъехать часам к двум к Мраморному дворцу? Там есть садик перед памятником…

— Понял. К половине третьего.

— Приходите один, — добавил Астефеев и разорвал связь.

Сокольский убрал телефон.

— Инга! — позвал он, активировав наушник. — Свяжись с майором Киппари. Пусть пришлёт свободного человека на Шпалерную, чтобы ждал нас. На нашем месте, в 13:30.

Зоя Максимовна забеспокоилась и едва Сокольский закончил переговоры с коллегами, напомнила о себе.

— Я надеялась, что останусь под твоей охраной.

— С тобой будут двое моих сотрудников, — пообещал Игорь. — К тому же, это закрытая зона, сюда никто кроме своих не заходит.

— Наверное, я поторопилась согласиться на твоё предложение быть свидетелем, — мрачно пошутила госпожа Куркова.

— У тебя не было выбора, Зоя, — напомнил Сокольский.

Глава четвёртая. Перпендикулярные прямые

Инга припарковала машину в Мраморном переулке, как можно ближе к выезду на набережную. Повернувшись, посмотрела на Сокольского. Тот сидел расслабленно, словно поймал момент для отдыха. Мобильник торчал из его руки, как оружие на изготовку, но глаза мужчины были прикрыты.

— Он может не прийти, — бесцеремонно прервала его размышления Берестова.

Сокольской открыл глаза и посмотрел на неё.

— Он придёт. — Сказано было со спокойным убеждением.

— Забьёмся? — предложила Инга тоном полнейшей невинности.

Сокольский наконец-то усмехнулся.

— Не придёт — с меня внеплановый выходной, — также невинно предложил он.

Инга сделала вид, что обиделась.

— Так и знала! Сволочь ты, Сокольский!

— Все бы так реагировали на предложение взять выходной, — серьёзно заметил тот, но потом добавил: — Расслабься! Тебя я ни на кого не променяю.

Она снисходительно хмыкнула, но тут же напряглась, подавшись вперёд.

— Его машина проехала!

— Я заметил, — отозвался Сокольский. Он и не сомневался, что никакие разговорчики не отвлекут Ингу от наблюдения. Нужный автомобиль она не пропустит даже ночью, с закрытыми глазами.

Через несколько секунд завибрировал мобильник в его руке и Сокольский ответил на звонок.

— Да, я тут, неподалёку. Хотел убедиться, что вы не передумаете. Сейчас подойду. — Он толкнул дверцу, сказав Инге напоследок: — Подожди минут пять, потом подходи. Если покажется кто-то подозрительный — ты знаешь, что делать.

Инга посмотрела ему вслед и в очередной раз подумала, что ей нравится работать в паре именно с Игорем.

* * *

Астефеев сидел на одной из скамеечек, выбрав место, с которого просматриваются оба выхода из садика. Деревья перекрывали прямой обзор с улиц, а памятник загораживал место встречи от окон дворца.

Сокольский отметил, что в зоне досягаемости нет никаких признаков сопровождения. Он подошёл к сидящему на скамейке человеку и остановился в двух шагах.

— Здравствуйте, Натан Олегович, — поздоровался он, не без интереса разглядывая пожилого господина, временно сменившего форму на светлый гражданский костюм, но не обманувшего опытный взгляд: в Астафееве за километр чувствовался бравый вояка.

— Никогда бы не подумал, что передо мной — подполковник ФСБ, — заметил Астафеев вместо приветствия, разглядывая потёртые джинсы и модную приталенную рубашку Сокольского.

Игорь не стал отвечать, что одежда Астафеева тоже далека от военной формы. Вместо этого сел, не дожидаясь приглашения, и отвалился на спинку. Прямо перед ними возвышался один из самых спорных памятников Питера, несправедливо оклеветанный множеством "критиков", из числа тех, кто не удосуживается подумать и пяти минут, прежде чем преподнести собственную тупость под видом "авторитетного мнения".

— Почему вы обратились именно ко мне? — спросил Сокольский.

— Потому, что вы считаетесь одним из лучших сотрудников вашего ведомства. И потому, что у вас нет никаких знакомств и связей в моей организации.

— Вы в этом уверены?

Астафеев повернулся всем телом, внимательно посмотрев на Сокольского. Тот не изменил ни позы, ни отсутствующего выражения лица и продолжал разглядывать огромный монумент в центре небольшого скверика.

— А у вас есть такие связи? — спросил Натан Олегович.

— Даже если есть — вам я не признаюсь.

Сокольский наконец посмотрел на него. Почему-то Натана Олеговича смутил этот ясный взгляд, такой прямой и открытый, словно его обладатель знал все тайны мира, или, как минимум, видел собеседника насквозь.

— Понимаю, все мы взаимосвязаны, — Астафеев выскользнул из-под взгляда Сокольского, в свою очередь обратив взор на монумент. Глубоко вздохнув, он продолжил: — Меня предупреждали, что при всех ваших качествах, вы сложный для общения человек. Но я уверен, что вас самого заинтересует возможность изобличить врагов своей страны и заслужить благодарность от начальства.

— Это моя работа, — согласился Сокольский, не уточняя, что именно имеет в виду: получение благодарностей или изобличение врагов.

— У нас произошло ЧП, — начал сухо рассказывать Астефеев. — Никто ещё об этом не знает, но из секретной папки, хранившейся в Архиве, пропало несколько документов.

Сокольский прищурился, вглядываясь не в собеседника, а в грустное лицо императора, восседающего на упрямом коне.

— Если вы в этом уверены, почему бы вам не потребовать официального расследования? У вас есть свои специалисты. Или вы опасаетесь, что заинтересованные лица не дадут вам этого сделать?

— Так и будет, — признался Астафеев. — Поэтому я хочу провести проверку частным порядком и подальше от заинтересованных лиц.

— Даже не знаю, стоит ли мне за это браться, — признался Сокольский и посмотрел на собеседника. — Материалы из военного архива, да ещё секретные… У меня нет к ним доступа.

— Вы получите их без всякого доступа, — отрезал полковник. — Я возьму на себя такую ответственность. — Потом он заговорил тише: — У нас слишком шустрое руководство, постоянные поиски коррупционеров, шпионов, террористов. Под шумок можно скрыть само существование этих документов, тем более, что со времени остановки проекта прошло пятнадцать лет. Большинство о нём не то, что не помнит, а просто не знает.

— Пятнадцать лет? — переспросил Сокольский. — За такой временной промежуток технологии безнадёжно устаревают, а приоритеты меняются. Что есть в этом проекте, что вы о нём вспомнили?

Прямой вопрос Сокольского подразумевал не менее прямой ответ и полковник Астафеев не стал увиливать.

— Со мной связался один человек из городской администрации. Стал спрашивать моего мнения о старой разработке. Это был светоотражающий сплав, который испытывали в своё время на одной из наших северных военных баз. Потом от изобретения отказались из-за чрезмерной затратности. — Натан Олегович посмотрел на Сокольского. — Прежде чем дать ответ, я решил просмотреть все имеющиеся старые документы по этому вопросу. В том числе и те, которые до сих пор остаются засекреченными. Тогда я и обнаружил, что некоторых документов не хватает. Не тех, в которых речь идёт о технологии получения сплава, а… как бы так выразиться… Был там один сопутствующий проект, который закрыли вместе с основным.

— Бумаги могли изъять в любой момент за эти пятнадцати лет, — предположил Сокольский.

— Нет! — полковник Астафеев посмотрел на Сокольского и твёрдо проговорил: — Около года назад я держал эту папку в руках. Мне нужно было сверить кое-какие даты. Все бумаги были на месте.

— Что именно пропало?

— Техническая документация проекта "Стихия". Вам это о чём-нибудь говорит?

— Нет, — соврал Сокольский, который ещё утром выслушивал доклад майора Киппари о пропаже некоего кейса, в котором покойный ныне криминальный авторитет Большой Иван вёз образец, сыгравший роль основы для проекта "Стихия", чтобы передать заграничному покупателю. — Что это был за проект?

Ощущения мистики не возникло, но Сокольский признался себе, что некое шевеление под рёбрами он почувствовал. Казалось, что внешняя сила, природу которой он не в состоянии постичь, толкает его к чужой загадке, которую давно следовало предать забвению.

— Представьте себе, что вы можете управлять погодой на конкретном участке земной поверхности, — уклончиво ответил полковник. — Это суть проекта. Разумеется, в первоначальном виде он безнадёжно устарел. Но идея, основа технологии, может представлять интерес. На тот момент разрабатывался принципиально новый способ, опережающий своё время. И как раз технические характеристики пропали. Все остальные материалы остались.

— Пятнадцать лет… — задумчиво повторил Сокольский. — За последнее время дело шагнуло слишком далеко, чтобы кого-то привлёк материал пятнадцатилетней давности. Тем более, в деле управления погодой. Или этот проект подразумевал что-то ещё?

— Не поймите меня неправильно… — Астафеев посмотрел на памятник. — Всего я не могу вам сказать. Просто найдите вора, а с остальным я сам разберусь.

— Иначе спросят с вас? — невинно поинтересовался Сокольский.

— Полагаю, что вас лично это не касается! — резко выговорил полковник.

Сокольский проследил за его взглядом.

— Вам нравится памятник? — спросил он.

— Не знаю… — собеседник явно сбился с мысли. — Не задумывался об этом.

Сокольский посмотрел на Натана Олеговича.

— Трудно рассуждать о памятнике, не имея представления о том времени, в котором жил его автор, — сказал он доверительно и неожиданно мягко. — Делать выводы, не получив максимально исчерпывающие ответы на свои вопросы, ещё труднее. Хотите, чтобы я помог вам — дайте полную информацию.

Его собеседник некоторое время молчал, разглядывая Сокольского.

— Вы верите в будущее России? — спросил он наконец.

— Я верю в то, что ради будущего России должен хорошо делать своё дело, — ответил Сокольский.

Натан Олегович вздохнул.

— Я знал, что примерно так вы и ответите, подполковник Сокольский, — сказал он. — Вы должны меня понять. Я не могу сперва отдать вам эту папку, а потом получить от вас ответ, что вы за дело не берётесь. Соглашайтесь — тогда получите весь материал. Здесь и сразу.

— Откровенно, — кивнул Сокольский. — Я возьмусь за это дело.

"Если бы не пропавший кейс с образцами — чёрта с два ты бы меня уговорил!" — подумал он про себя.

— Хорошо, — с явным облегчением произнёс Астафеев и подвинул Сокольскому портфель. — Синяя пластиковая папка. Достаньте незаметно.

Сокольский вынул из кармана сложенную вчетверо газетку и с ловкостью фокусника переложил в неё пластиковый "конверт".

— Это — копии того, что осталось, — пояснил Астафеев. — И сведения о том, что было в пропавшей части. У меня не было возможности переводить текст в цифру. Откатал ксерокопии. Учтите: хоть я и не требую с вас расписку о неразглашении, большая часть того, что вы узнаете, строго засекречена. Будет утечка — мне придётся указать на вас, как на самый вероятный источник.

Сокольский не впечатлился. Ему каждый день приходилось сталкиваться с секретной информацией.

— До встречи, господин Астафеев! — сказал он, поднимаясь со скамьи. Куда девалась газетка с завёрнутыми в неё секретными бумагами, полковник определить не смог.

Не дожидаясь ответных слов, Сокольский отвернулся и пошёл к выходу на набережную. За одним из столбиков игралась с телефоном Инга. Когда Сокольский вышел, она убрала аппарат, подождала, чтобы шеф скрылся за поворотом и направилась следом.

Уже в машине, выруливая с боковой улочки в сторону Литейного моста, она сказала:

— Какой-то парень пытался за тобой проследить, но потом ему позвонили и видимо дали отбой.

— Господин Астафеев опасался, как бы наш разговор не оказался зафиксированным, — заметил Сокольский. — Он не зря назначил встречу именно в этом месте.

— Ты тоже не дурак, — напомнила Инга.

— Может быть, и дурак, — задумчиво произнёс Сокольский.

Инга мельком глянула на него, но по лицу шефа нельзя было догадаться, шутит он или нет…

Метров за сто до Литейного моста в набережную Кутузова упирается Кричевский переулок. Коротенький, чуть больше шестидесяти метров, он соединяет набережную со Шпалерной улицей. По одну его сторону — розовый дворец Шереметева, которому довелось за свою историю быть и шикарной графской резиденцией, и Домом Писателей, и даже гостиницей. По другую — красно-кирпичные офицерские казармы Артиллерийской бригады. Именно тут, на самом повороте, стоял ничем не примечательный продуктовый фургон.

Когда синяя "Лада Гранта" перестраивалась на среднюю полосу, намереваясь уйти под Литейный мост, фургон ринулся поперёк набережной.

Две перпендикулярные прямые сошлись в одной точке…

Глава пятая. Оправданные предположения

Белый свет лампы резко выделялся на фоне тёмно-зелёных стен. Отражаясь в зеркальной стенке, он делал помещение просматриваемым до самой последней неровности в дальнем углу. Впечатление незащищённости заставляло человека на крутящемся стуле, в самом центре помещения, втягивать голову в плечи и щуриться.

— Дурочку не валяй! — Капустин схватил человека с перецарапанной рожей за плечо и развернул к себе. — Чего ты не помнишь? Как чужую машину подрезал?

Допрос продолжался уже второй час.

— Не помню… Да не помню я! — Парень сделал попытку вырваться и закрыть лицо руками. — Голова болит!

В соседнем помещении, скрытом зеркальной поверхностью одностороннего стекла, майор Киппари скрестил руки на широкой груди и посмотрел на Сокольского. Тот пришёл минут десять назад, понаблюдал немного за допросом, но потом отошёл от прозрачной преграды, сел на край столешницы и задумчиво потрогал пластыри, под которыми скрывались свежие швы на щеке.

— Не похоже, чтобы он врал, — сказал Мотя, и ещё пристальнее принялся разглядывать шефа. — Может, тебе домой поехать? С охраной.

— Брось! — Сокольский опустил руку. — Охотились не за нами с Ингой, а за папкой, которую мне передал полковник Астафеев. Теперь должны понимать, что я не буду таскать её с собой и оставлю в надёжном месте. Кстати, твой косяк: как получилось, что за нашим рандеву наблюдали, а никто этого не заметил?

Сокольский наконец-то посмотрел на своего заместителя.

— Я уже думал об этом. — Матвея трудно было смутить, даже если он сам считал, что виноват. — Следить могли только с одной точки: из окон дворца. Было бы чуть больше времени на подготовку, я бы успел и туда поставить своего наблюдателя.

— Знаю. — Сокольский предпочёл закрыть тему. — Мне сейчас больше интересно, кто из окружения этого полковника в курсе его "секретных" дел. Надеюсь, не всё его ведомство.

— Инга как?

— Цела. Пара синяков. — Сокольский усмехнулся. — Если бы не её реакция… Сделала единственное, что вообще можно было предпринять в такой ситуации: нажала на газ. Попыталась бы затормозить — этот фургон вынес бы нас с дороги. А так, только багажник помял…

Он вспомнил, как от удара автомобиль крутануло по дороге и занесло в тоннель. Чудом не перевернувшись, они врезались в стену, уже потеряв скорость. Хорошо, что поток машин на набережной оказался реже обычного: несколько легковушек отделалось вмятинами, а их водители — выбросом адреналина. Водитель фургона не справился с управлением и вылетел через парапет, рухнув боком на пешеходную часть. Но и он пострадал куда меньше, чем мог бы.

— Камикадзе какой-то… — проворчал Игорь и достал телефон. — Людмила Кирилловна! Это Сокольский. Хочу подкинуть вам пациента, если вы не возражаете. Есть подозрение, что у него амнезия, вызванная каким-нибудь химическим средством или наркотиком. Наш эксперт уже взял пробу крови, но мне хотелось бы, чтобы вы тоже подключились… Хорошо, сейчас оформим официально и парня привезут к вам. — Он опустил руку и посмотрел на Мотю. — Давай отбой Капустину и пусть тащит этого типа в нашу лабораторию. А я — домой.

Он поднялся с края стола.

— Погоди, я Дана вызову, пусть тебя проводит, — обеспокоился Мотя.

— Не надо! — остановил его Сокольский. — Сам доберусь…

* * *

— Разрешите войти?

— Заходи! Присаживайся! — генерал Дмитрий Иванович Чёрный повёл пухлой рукой в приглашающем жесте.

Начальник аналитического отдела УВР, полковник Сергей Сергеевич Ланской, прошёл через весь кабинет, вдоль длинного стола, и устроился на стуле поближе к генералу. На его решительном лице с крупными, сухими чертами, явно читался вопрос: зачем его так спешно и едва ли не тайно вызвал Чёрный?

— Сергей! У меня к тебе деликатная просьба, — начал генерал, привычно потрогав нижнюю губу. — Ты уже слышал, что стоит вопрос о судьбе нашего подразделения.

Ланской настороженно выпрямился.

— Я слышал, что речь не идёт о расформировании, — с надеждой предположил он. — Только о перестановках.

— Да, это так, — согласился генерал. — Но есть шанс доказать, что мы хороши в таком виде, в котором есть.

Генерал заботился и о себе тоже. Он понимал, что другой руководящей должности ему не светит, пора уходить на заслуженную пенсию. А хотелось ещё поработать. Поэтому судьба подразделения его сильно беспокоила, и аналитик Ланской понимал без слов, что волнует генерала.

— Вы говорите о том расследовании, которое сейчас ведётся? — уточнил он.

— Да, — живо согласился Чёрный. — И именно в этом состоит моя просьба. Сейчас, когда полковник Баринцев в командировке, мне бы хотелось, чтобы ты помог Сокольскому.

Ланской приподнял брови, но генерал ему слова не дал.

— Я знаю, что ты не одобряешь молодёжи в руководстве, — предупредил он фразу грозного "СС", как за глаза дразнили его коллеги. — Вот и помоги. Игорь — хороший начальник, он знает, как использовать ресурсы, и кого к какому делу определить. Хоть ты этому и не веришь, но он отлично может справиться с работой Баринцева.

— Тогда при чём тут я? — ещё больше удивился Ланской, хотя про себя вынужден был признать, что он оценивает способности Сокольского точно так же, как генерал.

— Вот послушай, — продолжил Дмитрий Иванович. — Ты знаешь, что я вырос в деревне. По соседству с нами жила одинокая женщина с котом. Этот кот так лихо ловил мышей, что односельчане брали его "напрокат", на сутки. Запускали в дом, и он не останавливался, пока оставалась хоть одна живая мышь. У Игоря — талант оперативника, и огромное желание работать. Он, как тот кот, не останавливается до тех пор, пока не доведёт дело до конца. Ему надо помочь. Поэтому я прошу тебя до возвращения Баринцева взять на себя его отдел. А Сокольский и его группа пусть работают в привычном для них режиме. Как ты считаешь, пользы от такой расстановки будет больше? Особенно, если твои аналитики помогут информацией, — добавил Чёрный отнюдь не лести ради. Он действительно считал Ланского и его помощников специалистами высокого класса.

Ланской задумался.

— Почему просто не приказали? — спросил он, заранее зная ответ.

Дмитрий Иванович не стал его разочаровывать.

— Я хотел, чтобы ты согласился на это добровольно, без приказов. И чтобы ты помог Игорьку. Он тебя уважает, и сам придёт за помощью. В этом я уверен.

Ланской усмехнулся.

— Моя гордость не пострадает, если я приду к нему первый, — заметил он. — Тем более, что у меня есть повод.

— Я знал, что могу на тебя положиться, — сказал генерал, улыбнувшись своими толстыми губами. — Это важно для нас всех, Серёжа! Не подведите меня!..

* * *

— Садитесь вот сюда. — Невысокая женщина с рыже-чалой гривой коротко обрезанных волос подвела раненого к столу и заставила взгромоздиться на край. — Снимайте рубашку. Я возьму у вас пробу спинномозговой жидкости.

— Это зачем? — обеспокоился раненый, повернувшись к ней своим перецарапанным лицом. Но руки его уже покорно расстёгивали пуговицы. Именно это ибеспокоило майора Бердникову. Он вообще всё делал по первому же приказу, даже если ему что-то не нравилось. Можно было списать его беспрекословное послушание на шок от травмы и страх перед фээсбэшниками, но Людмила Кирилловна не спешила делать выводы.

— Повернитесь, — приказала она, подтолкнув парня, чтобы он не мешал рассматривать свою спину. — Будет неприятно, но недолго.

Охранник стоял у двери, бдительно наблюдая за манипуляциями с арестованным, но тот агрессии не выказывал. Молодой лаборант подвинул к Бердниковой стойку с инструментами, но майор не спешила начинать процедуру. Она рассматривала что-то между лопаток своего невольного пациента. Потом провела пальцами, защищёнными резиновой перчаткой, вдоль позвоночника, надавив в одном месте чуть сильнее. Парень выгнулся, но скорее от неожиданности, чем от боли.

— Тебе делали операцию на позвоночнике? — спросила Людмила Кирилловна.

— Не помню, — признался арестованный. — Вообще-то нет, не делали.

— Вот как? Очень интересно… Андрюшенька! — обратилась она к лаборанту. — Позвони Галочке, пусть подготовит аппарат для МРТ.

— А пункция?

— Это подождёт. Лучше подготовь потом мой тестер, хочу кое-что проверить…

Через пару часов Бердникова нашла в телефоне номер Сокольского.

— Поздравляю, Игорёк! Когда тебя погонят из оперативного отдела, придёшь ко мне, возьму на стажировку!

— Обязательно приду, — пообещал Сокольский. — Что-то есть?

— А ты что ожидал?

— Наркотики, следы психотропных препаратов…

— Значит, я поторопилась с оценкой твоих способностей! — с трагизмом в голосе высказала Бердникова. — Зацикливаешься на одном и том же, а надо смотреть шире. У вашего подопечного высокая СОЭ, в крови заметное содержание титана и палладия. Если тебе это ничего не говорит, объясняю проще: я нашла имплантат, вживлённый в жировой слой эпидурального пространства между вторым и третьим грудными позвонками. — Разговаривая с людьми, далёким от медицины, Людмила Кирилловна старалась объяснять популярным языком, избегая специфической терминологии, но это не всегда удавалось. — Судя по степени капсулирования титановых клипс, имплантат стоит месяц-полтора. Тот, кто проводил операцию, настоящий гений своего дела. Будете задерживать — не убивайте, я его перевербую.

— Вот как… — Сокольский несколько секунд напряжённо думал. — Извлечь эту штуку можно?

— Не уверена, — призналась тётя Люся. — Лучше приезжай сам, поговорим.

Она прервала связь и повернулась к своему столу. В голове крутилось какое-то соображение, но Людмила Кирилловна никак не могла за него зацепиться.

— Что-то я упустила, — сказала она вслух.

В кабинет ворвался лаборант Андрюшенька.

— Товарищ майор! — Он сглотнул. — У парня сердце остановилось.

— Я должна была догадаться!

С этим возгласом, маленький доктор вскочила и побежала вслед за лаборантом…

Глава шестая. О презумпции невиновности

Сокольский заметил знакомую машину, пересёк сквер и подошёл со стороны водителя. Тот опустил стекло.

— Добрый день, Сергей Сергеевич, — поздоровался Игорь с крупным, худощавым мужчиной за рулём. — Я подумал, что вы ждёте именно меня.

— Садитесь в машину, — сухо скомандовал Ланской.

Игорь обошёл серебристый "Шевроле" и выполнил его указание.

— Операция под Выборгом прошла не так гладко, как должна была? — спросил Ланской, желая услышать объективную оценку.

— На твёрдую тройку, — ответил Сокольский и не было похоже, что он шутит. — Двое бандитов убиты, двое ранены. Из наших никто не пострадал.

— Это утечка, Игорь Сергеевич. — Ланской посмотрел на него. — Вы должны были не сообщать никому о месте проведения операции до последнего момента, но люди Соловьёва оказались предупреждены.

— Это и случилось в последний момент, — уточнил Сокольский. — Иначе они успели бы уйти.

Он словно не понял, что полковник Ланской подразумевает утечку через кого-то из его подчинённых.

— Игорь! — Полковник смотрел на него пристально. — Ты должен проверить всех своих людей. И особенно вашего новичка, Вячеслава Ольгина. Может быть, сработали какие-то его прежние связи, о которых мы не знаем…

Сокольский повернулся к нему.

— У вас есть доказательства того, что кто-то из моих людей мог связаться с Соловьёвым?

— В нашей профессии потенциально никому нельзя верить, — назидательно произнёс Ланской, не ответив на прямой вопрос. — Любой может оказаться виновным, случайно или намеренно выдать информацию преступникам, соседним ведомствам — кому угодно. Ты должен знать: беспечность это или осознанное действие.

— Сергей Сергеевич! Вы забываете о презумпции невиновности, — возразил Сокольский, почему-то легко вступая в спор.

— Это понятие не для нашей с вами конторы, — отрезал Ланской. — Мы обязаны подозревать всех и каждого. И особенно тех, кто имеет допуск к секретной работе. Надеюсь, вы понимаете, что наши ошибки могут обойтись государству очень дорого.

Сокольский прищурился, не отводя взгляда. Теперь он говорил негромко, чётко и жёстко:

— Один инструктор, который со мной работал, сказал: "Если в процессе подготовки выясняется, что человек не подходит к службе, значит ошибка была допущена ещё на этапе приёма". Я скажу по-другому: если бы я не верил своим людям, я бы с ними не работал, потому что вместо дела мне пришлось бы ловить предателей за своей спиной. — Он отвёл взгляд и теперь смотрел через ветровое стекло на проезжающие мимо машины. — Я найду источник этой утечки, можете не сомневаться.

Его тон подразумевал продолжение: "Но я уверен, что никто из моих этого не делал". Однако, Сокольский промолчал. Любые его слова прозвучали бы неубедительно для полковника Ланского. Так зачем их произносить? Но тот и не стал продолжать тему. Вместо этого спросил:

— О чём у вас был разговор с полковником Астафеевым?

— Это личное дело, — не моргнув глазом, соврал Сокольский.

— Будьте осторожны! Натан Олегович принадлежит к числу людей, которые легко втягивают посторонних в свои разборки, чтобы было кого подставить вместо себя на линию огня.

— Многие так делают, — беспечно ответил Сокольский. Делиться информацией с полковником Ланским он не собирался. Хотя где-то в подсознании шевельнулся неприятный осадок, и Сокольский почти сразу понял, что именно его беспокоит: у него создалось впечатление, что Сергей Сергеевич знает о копиях секретных документов. Или догадывается…

* * *

Майора Бердникову Сокольский обнаружил у прозекторского стола. Она собственноручно делала вскрытие. Кроме неё рядом был только её молодой ассистент.

— Болевой шок, остановка сердца, — бросила тётя Люся, не отрываясь от своей работы. — Имплантат самоуничтожился. Что послужило сигналом к ликвидации — ума не приложу.

Сокольский подошёл, хотя ему очень не хотелось этого делать. У любого человека есть свои слабости. Главное — уметь их перебарывать. Игорь не шарахался от трупов, но вид распластанного на столе тела с разрезами, из которых торчат металлические "вилки" ранорасширителей, всякий раз вызывал неприятную вибрацию под рёбрами. Приходилось пересиливать собственное отвращение и неприятие процедуры. Умом Сокольский понимал, что трупу всё равно, а им нужно знать правду, чтобы делать свою работу. Но логика ума расходилась с сердцем.

— Я должна была это предвидеть! — Тётя Люся не смотрела на него, увлечённая своей работой. — Кто бы не вживил имплантат, он должен был предусмотреть "стоп-кран" на экстренный случай. Теперь даже не узнать, как именно это сработало: сигнал извне, или какой-то внутренний таймер? Нет, вряд ли он был запрограммирован на определённое время работы. Слишком тонкая операция, чтобы ликвидировать носителя имплантата после первого же дела.

— Может, это было не первым и даже не десятым… — предположил Сокольский, справляясь с собой. — Он успел что-то сказать перед смертью?

— Покажи ему запись, — не оборачиваясь, приказала майор Бердникова ассистенту Андрею.

— Вот, товарищ подполковник. — Андрей с готовностью стянул перчатки и отошёл к столу. — У меня игрушка была на компе открыта, ну он и разговорился. Стал рассказывать, что играл в какую-то очень крутую игру. Ну вот, послушайте сами! Я специально этот фрагмент выделил.

Андрей включил запись с камеры наблюдения.

"…Крутая игра! — говорил неизвестный им персонаж, тело которого сейчас лежало в двух шагах, на прозекторском столе. — Ты как бы попадаешь внутрь чужой страны. Очень натуралистично! Я был агентом МИ-6. В мою задачу входило ликвидировать премьер-министра. Он должен был поставить вопрос о выходе Англии из Евросоюза и нужно было его убрать. Я ждал в проулке у набережной.

— На какой набережной? — переспросил Андрей.

— Ну, на Темзе! Это же Лондон! Я ждал. Если бы показалась машина премьера, мне должен был поступить сигнал… Я держал мотор включённым, чтобы если что — газануть и врезаться в неё. Её там легко было бы выкинуть в реку, хотя от неё и раньше бы каша осталась. Я-то был на грузовике и в кузове у меня лежали такие большие бетонные штуки. Это я сам придумал! — Судя по тону, он гордился своей изобретательностью. — Там можно было вносить в игру нюансы… Потом мне позвонили и сказали, чтобы я приготовился… Не помню, чем всё закончилось…"

Сокольский знаком показал ассистенту, чтобы выключил запись, и задумался, глядя в пространство перед собой.

— Люди, которых при помощи имплантата заставляют жить в созданной для них реальности, — произнёс он. — А когда нужно — задают задачу и выпускают… Вы правы, не может быть, чтобы тот, кто создал этот имплантат и провёл сложную операцию, делал "одноразовых бойцов". Слишком дорого и нерентабельно.

— Могу предположить две вероятности, — заметила тётя Люся. — Либо этот конкретный имплантат дал незапланированный сбой и ликвидатор допустил ошибку, либо кто-то специально нам его подсунул.

Сокольский поднял голову и посмотрел на неё ясным взглядом.

— Меня беспокоит, что может существовать иная вероятность, о которой мы даже не догадываемся, — признался он.

* * *

На столе завибрировал мобильник. Каждый раз, когда это происходило, полковник Мегавой напрягался и боролся с нежеланием отвечать. Позвонить мог кто угодно, но Мегавого пугала перспектива услышать знакомый голос, который последние месяцы звучал в его голове почти постоянно. Забыть, не думать об этом он не мог. Навязчивый страх подтачивал некогда сильного, уверенного в себе человека, но друзья и знакомые не могли понять суть происходящих перемен.

Совсем недавно Мегавой похоронил жену. Прошло чуть меньше года. Те, кто знал Александра Павловича давно, пребывали в уверенности, что его подкосила эта утрата. Ему предлагали отдохнуть, съездить в санаторий, обратиться к психологу. Он отказывался, утверждая, что работа, привычная служба поможет быстрее, чем лекарства и процедуры. Никто не догадывался, как сильно этот мужчина с решительным лицом и шрамом над бровью хочет ответить: "Да! Я поеду в санаторий! Я уйду в отставку! Я улечу на Луну, на Марс! Лишь бы не получать этих звонков и не слышать больше голоса…"

Очередная борьба с нежеланием отвечать закончилась поражением и полковник глухо отозвался в трубку:

— Полковник Мегавой!

— Возьми тот пистолет, который тебе передал посредник, выйди из кабинета и иди направо, десять шагов. Зайди в дверь кабинета, около которой остановишься, и застрели того, кто там находится. Это враг! Ты должен его убить. Сделай это так, чтобы тебя никто не видел.

Полковник выключил аппарат, открыл сейф и протянул руку. На лбу его выступили капли пота. Он сосредоточился, пальцы задрожали, рука медленно двинулась в сторону кобуры его собственного наградного "Макарова". Но в последний момент что-то отпустило внутри и он с облегчением сунул руку в самую глубину сейфа и извлёк оттуда пакет с чужим тт-шником. Сомнения отступили, полковник Мегавой закрыл сейф, встал и направился через пустую приёмную, направо, к двери кабинета другого полковника — своего друга и боевого товарища, Натана Олеговича Астафеева…

* * *

Сокольский не любил сам сидеть за рулём. Он использовал время поездок, чтобы думать, строить планы, решать проблемы, на крайний случай — отдыхать. Поэтому почти всегда брал себе водителя. Сегодня эта честь выпала Ольгину, которому (втайне от Сокольского) майор Киппари чуть плешь не проел подробным инструктажем. Матвей не считал своего босса беспечным, но подозревал, что Сокольский мало задумывается о собственной безопасности. Раз так — нужно, чтобы об этом позаботился кто-то другой.

Ольгин внимательно наблюдал за дорогой, размышлял о том, как бы он себя повёл в той ситуации, что сложилась на набережной. Инга подтвердила репутацию крутого водителя и Слава испытывал гордость за неё, будто он сам отличился в подстроенном ДТП. Сокольский отвлёк его от размышлений.

— Ты бы съездил к Берестовой, — посоветовал он. — У неё в последние дни сплошные стрессы. Удачный момент.

— Для чего? — не понял Слава.

— Для дружеского участия, — ответил Сокольский, ощущая себя сводником. Но он действительно беспокоился за Ингу и считал, что есть минуты, когда человек, тем более девушка, не должна оставаться в одиночестве.

Позволив Ольгину переваривать информацию, Сокольский позвонил Марку Лисовскому.

— Привет, Марк! Я подумал, раз тебя нет в конторе — значит, ты дома?

— От твоего бдительного ока нигде не скроешься, — пошутил Лисовской. — Добрый день! Что-то случилось? Я действительно дома. Хочу сам отвезти Ольгу с Дашенькой на дачу.

Сокольский подумал, не встретиться ли с Марком после того, как тот съездит за город и вернётся, но решил, что дело важнее.

— Я хотел заехать на полчаса, — признался он. — Я тут совсем рядом, на Невском.

— Тогда жду, — согласился Марк. — Всё равно мои дамы раньше чем через пару часов не соберутся.

— Поверни на Большую Конюшенную, — приказал Сокольский Ольгину. — Заглянем в гости.

Слава кивнул, ничего не переспрашивая…

Книга 4. Код стихии. Часть вторая. Риск — дело неблагородное

Глава первая. Роковое стечение обстоятельств

В кабинете генерала Дмитрия Ивановича Чёрного сидели двое посторонних. Не чужаков в прямом смысле этого слова, а людей из другого подразделения. Обоих Сокольский знал и почему-то не удивился их присутствию.

— Проходите, Игорь Сергеевич, — пригласил Чёрный, поведя своей пухлой ладонью в воздухе, словно расчищая путь от двери до длинного стола. — Полагаю, здесь никого не надо друг другу представлять? Вот, господа, вы хотели видеть подполковника Сокольского? Вы его увидели.

Столь странное начало разговора не удивило Игоря. Коллеги из СБ своим появлением ни у кого не вызывали восторженной радости. Пугаться их визита или нервничать у Сокольского не было повода, поэтому он прошёл через свободное пространство кабинета, мимо сверкающей столешницы — и остановился за спинкой стула напротив гостей.

— Садись, Игорёк, — махнув рукой, негромко посоветовал генерал. — В ногах правды нет.

— У нас всего несколько вопросов к подполковнику, — поспешил заверить Чёрного один из парней.

Вася Коготь. Точнее, майор Собственной Безопасности ФСБ, Василий Алексеевич Когтев. Добросовестный, можно сказать, страстный поклонник законности и порядка. Начинал он примерно в то же время, что и Сокольский, но нашёл своё призвание в другом подразделении. Игорю показалось, что старый знакомый чувствует себя неуверенно и даже не стесняется это показывать.

— Спрашивай уже, Вась, — посоветовал ему Сокольский и сел на ближайший стул.

— Нельзя ли отнестись к нашему визиту более серьёзно? — выговорил второй, помоложе и погорячее.

В памяти Сокольского тут же всплыла характеристика: Каретов Степан Аркадьевич, 1985 года рождения, капитан. В ФСБ перешёл из полиции. Все силы и энергию готов отдать за чистоту в рядах правоохранительных органов. "И почему я не знаю заранее, что произошло?" — подумал Сокольский. Ему не понравилось, что эта парочка интересуется им, но ещё больше обеспокоило, не начнётся ли тотальная проверка во всём УВР.

— Капитан! Я всегда очень серьёзно отношусь к представителям вашего подразделения, — уверил Сокольский Каретова. — Не верите — спросите у своего коллеги.

Когтев быстро кивнул и взял инициативу в свои руки:

— Всё в порядке! Игорь Сергеевич! В каких вы отношениях с полковником Натаном Олеговичем Астафеевым из военного ведомства?

"Ещё интереснее! — признал сам себе Сокольский, но в лице не изменился. — От этого архивщика-то им что понадобилось?"

— Мы знакомы, — честно ответил он.

— И всё?

— Что конкретно вас интересует?

Сокольский предпочитал не отвечать на расплывчатые вопросы и Когтев прекрасно это понимал. Поэтому и смотрел сейчас на Игоря пристально, словно ему важен был не сам ответ, а внешняя реакция.

— Когда вы последний раз встречались с полковником Астафеевым? — спросил он вкрадчиво и не обратил внимания на недовольный жест коллеги. Наверное, тому хотелось действовать более категорично.

Сокольский откинулся на спинку стула и посмотрел на генерала. Тот пожал могучими плечами и кивнул. "Значит, знает о "свидании" у Мраморного дворца, — подумал Игорь. — Интересно, от кого? От Ланского или от Моти?"

— Я встречался с Натаном Олеговичем позавчера, — сообщил Сокольский. — Примерно в 14:30.

— О чём вы говорили? — Когтев подался вперёд, ещё цепче вглядываясь в его лицо.

— Вам придётся объяснить, почему вы задаёте этот вопрос, — отрезал Сокольский, не поддавшись на его гипнотизирующий взгляд.

— Астафеев убит, — ответил за Когтева Чёрный.

— Товарищ генерал! — возмутился было Каретов, но Дмитрий Иванович сдвинул кустистые брови и выпятил без того толстую нижнюю губу.

— Это не допрос, — напомнил он. — Вам следовало самим сразу же сообщить подполковнику Сокольскому, почему вы спрашиваете его про Астафеева.

Выговор возымел действие, но не совсем такое, какого добивался Чёрный: оба эсбэшника подобрались и дружно атаковали Сокольского, словно боялись, что им не дадут времени задать все вопросы:

— Как давно вы знакомы с полковником Астафеевым? — наступал Когтев.

— Лично познакомился лишь во время последней встречи, — спокойно отвечал Сокольский.

— Раньше вы встречались? — поддержал Каретов.

— Я видел полковника во время приёма в доме губернатора, — не стал отрицать Сокольский. — Издали.

— Что полковник Астафеев передал вам при встрече? — выспросил Когтев, жестом удерживая коллегу, чтобы не лез вперёд.

— Ничего, — соврал Сокольский.

— Точно ничего?

— Точнее не бывает.

"Кто его убил и зачем? Не из-за этих ли документов?" — спрашивал себя Игорь, но понимал, что от парней на другой стороне стола ответа не получит.

— О чём вы говорили? — не выдержал и встрял Каретов.

— Это был частный разговор, — с нажимом ответил Сокольский, давая понять, что спрашивать бесполезно.

Они не сдались.

— Полковник убит. Застрелен в собственном кабинете. — Когтев говорил резко, словно выплёвывал слова. — А вы не хотите рассказать, зачем ему понадобилось встречаться с незнакомым человеком из ФСБ и о чём вы с ним говорили?

— Да, не хочу, — мягко согласился Сокольский.

— Вы должны ответить! Вы — подполковник УВР, агент со стажем. Вы должны понимать, что есть обстоятельства, при которых тайны перестают быть тайнами.

Страстная речь Васи Когтя совершенно не убедила Сокольского и он покачал головой, иронично усмехнувшись.

— Здесь нет ничего смешного! — не выдержал Каретов и даже приподнялся со стула.

— Почему вы занимаетесь этим делом? — спросил Сокольский. — Если убийство совершено в военном архиве и убит армейский полковник — это дело военной прокуратуры, а не Собственной Безопасности ФСБ.

— Не вам судить! — вспылил было Каретов.

— Господа! — генерал Чёрный решил, что пора вмешаться. — У вас есть основания полагать, что подполковник Сокольский связан с этим убийством? Записи камер наблюдения? Свидетели, которые утверждают, что Игорь Сергеевич находился в здании Архива или рядом с ним во время убийства? Хоть что-нибудь есть?

Каретов сел на место, а майор Когтев покачал головой и закрыл кожаную папку, до этого момента лежавшую перед ним на столе.

— Нет, генерал. У нас ничего нет. Надеюсь, и не будет, — ответил он. — Разрешите ответить на вопрос подполковника Сокольского?

Чёрный кивнул и принялся теребить нижнюю губу толстым пальцем.

— Военная прокуратура обратилась к нам за помощью и предоставила свидетельство адъютанта полковника Астафеева. Тот сказал, что полковник просил его организовать встречу с одним из офицеров УВР, конкретно — с подполковником Сокольским. О чём именно он собирался говорить — адъютант не знает. Мы надеялись, что ответы подполковника Сокольского прольют свет на вероятные мотивы преступления.

— Игорь! — Генерал Чёрный внимательно посмотрел на Сокольского. — Тебе действительно нечего добавить?

Сокольский вздохнул и покачал головой.

— Просьба полковника Астафеева была сугубо личной, — объяснил он.

Когда представители Собственной Безопасности ушли, Сокольский обратился к генералу с неожиданной просьбой:

— Вы не могли бы, через ваши связи, подключить одного из моих людей к расследованию убийства полковника Астафеева?

Дмитрий Иванович посмотрел на него с очень большим интересом.

— Ты уверен, что твоей группе следует вмешиваться в дела чужого ведомства? — разделяя слова, спросил он.

— Натан Олегович просил меня провести частное расследование, — пояснил Сокольский. — На следующий день его убили. Кроме того, есть подозрение, что авария перед Литейным мостом была спланирована неизвестными именно из-за моей встречи с Астафеевым. Я хочу довести дело до конца. Тем более, что преступники находятся где-то рядом и могут предпринять новые действия. А мы не знаем, какие именно.

— В движущуюся цель труднее попасть? — хмыкнув, проворчал генерал. — Хорошо, я попробую надавить на свои связи, но о каждом своём шаге будешь докладывать лично мне…

* * *

(Санкт-Петербург, октябрь 2013 года)

— Это ведь ты копался в моём компе. — Сказано было утвердительно. — Я только сейчас понял.

Игорь равнодушно глянул на своего временного босса и снова стал смотреть через выбитое сводчатое окно на пустой двор и кучи мусора.

— Не жалко? — спросил он. — Или старые дома, как и старые люди, вас не занимают?

— Отдай мне диск! — потребовал Перазов и повернулся к нему всей своей мощной фигурой. — Прямо сейчас отдай — и я сделаю вид, что ничего не было.

Инга выглянула из пустого проёма, но уловила сдержанный жест Сокольского и подходить ближе не стала. Назревал решающий момент и можно было лишь порадоваться, что охрана Перазова осталась снаружи.

— Нет у меня никакого диска, — честно ответил Игорь, так и не посмотрев на протянутую к нему руку. — Ни к чему. Я давно узнал, что хотел.

Реакция сработала мгновенно и ему удалось одним толчком выбить пистолет из рук Перазова. Тот не растерялся и кинулся на Сокольского, рассчитывая легко справиться со скромным на вид парнем. Игорь блокировал удар и увернулся. Под ногами захрустели куски штукатурки.

— Предатель! — взревел Перазов, наконец-то потеряв самообладание.

Он сделал обманное движение и ухитрился схватить Сокольского за край куртки. Противники сцепились, Перазов рванул Игоря изо всех сил, чтобы припечатать к стене, но тот подставил ногу. Споткнувшись, Перазов потянул его за собой. Инга успела отскочить, когда противники вывалились на площадку через пустой дверной проём. Повернувшись в своём агрессивном вальсе, мужчины влетели боком в старинные чугунные перила. Их удерживало всего одно крепление. С треском и грохотом перила обрушились в широкий провал между лестницами. Люди ухнули следом, так и не расцепив объятий.

Счастье, что второй этаж. Несчастье, что дом старый и пролёты длинные. Кусок перил проскрежетал по камню, затормозив падение. Инга кинулась вниз, прыгая через ступеньки. Когда она добежала до площадки, Сокольский успел приподнять угол чугунной секции и с болезненной гримасой тянул из-под него ногу.

— Посмотри, что с Перазовым, — приказал он.

Берестова наклонилась над телом, нащупывая артерию на шее, но почти сразу бросила это занятие, по повороту головы догадавшись, что это уже необязательно.

— Шею сломал, — объявила она, поднимаясь с корточек. — Ты цел?

— Да вроде… — ответил Сокольский, хватаясь за край пролёта и поднимаясь на ноги. — Голова цела — это главное. Уходим! — Он наклонился над телом Перазова и вытащил из его кармана ключи от машины. — Сейчас его "братки" явятся… Эх, жаль! — высказал он с досадой.

Инга уже отступила к чёрному ходу. Хромая, Сокольский направился за ней. На улице они побежали, стремясь как можно быстрее выбраться из дебрей старого квартала на улицу. Возле угла дома Инга резко затормозила и Сокольский едва успел схватиться рукой за стену, чтобы не выпнуть коллегу наружу.

— Они к подворотне пошли, — доложила Берестова. — Сейчас… Идём!

Стараясь не привлекать лишнего внимания, но передвигаться очень быстро, они дошагали до стоявшего в стороне "Лексуса". Инга деактивировала защиту и нырнула на водительское место. Дождалась, когда Сокольский упадёт на соседнее и тут же завела мотор.

— Давай! — скомандовал Игорь, захлопнув дверцу и поморщился, когда она рванула с места так, что их вжало в сидения.

— Что с ногой? — спросила Инга через пару минут, когда они выкатили на соседнюю улицу и исчезли из поля зрения тех, кто захочет их преследовать.

— Поезжай на условное место, — приказал он вместо ответа и перестал морщиться. — Чем быстрее мы окажемся среди своих — тем лучше. Здесь мы ничего уже больше не сделаем…

…Через пару часов, в больнице, хирург вошёл в смотровую с квадратиками рентгеновских снимков в руках.

— Поздравляю с переломом малой берцовой кости! — объявил он. — В двух местах. По счастью вот тут обломок не успел сместиться. Хорошо погуляли, да? А чем-то зафиксировать слабо было?

Сокольский поморщился и сделал попытку передвинуться на топчане поудобнее.

— Времени не хватило, — буркнул он в ответ.

Инга налила себе воды из подвешенной в углу бутылки и теперь пила, наблюдая в отражении стеклянной дверцы шкафчика, как Сергей Владимирович, высокий, весёлый хирург, ощупывает ногу Сокольского, а тот морщится и терпит. "Бегать со сломанной ногой — это ты умеешь", — подумала Берестова тогда…

* * *

(Август 2017 года, там же)

…Тот же самый дом, только отремонтированный силами строительно-ремонтной конторы Марка Лисовского, возвышался перед ними и производил впечатление ухоженного, добротного, способного простоять ещё несколько веков.

— Вот в том подъезде ты ногу сломал, — напомнила Инга.

Сокольский криво усмехнулся. Место действительно было не узнать.

— И что мы тут должны найти? — спросила Берестова.

Марк Лисовской подошёл откуда-то сзади и покосился на неё. По мнению Инги, маленький бизнесмен изменился в лучшую сторону. Пластических хирург, который убирал с его щеки безобразный шрам, что-то неуловимо изменил в пропорциях и лицо Марка уже не напоминало мордочку неведомой зверушки.

Дома у Марка тоже стало спокойнее. Жена вела себя тихо и мягко, дочка любила папу изо всех своих детских сил и эта любовь умиротворяла строптивый, вспыльчивый характер Лисовского. Он даже не сильно расстроился, когда Сокольский в общих чертах обрисовал ему причину своего визита. Правда, и рассказывать что бы то ни было Марк отказался. Заявил, что дело старое и уже никого не касается.

— То, что вас интересует, находится здесь, — признался Марк, задумчиво разглядывая стены и карнизы.

— Гипотетически или реально? — переспросил Сокольский.

— Реально. Только после трёх капремонтов я не угадаю, где именно. Дом будете ломать?

Инга усмехнулась, а Сокольский серьёзно ответил:

— Пройдёмся с металлоискателем.

— Не найдёте, — отрезал Марк. — Это не металл. Во всяком случае, это непохоже на металл, — поправился он, почувствовав себя не слишком уверенно из-за того, что признался (пусть и косвенно) в своей причастности к исчезновению кейса господина Иванова много лет назад. — Зачем это нужно? Я не верю в инопланетное происхождение той штуки, а если её изготовили реальные люди — они либо давно воспользовались этой технологией по назначению, либо выбросили как бесперспективную. Или я чего-то не знаю? — спросил он, повернув свой решительный нос в сторону Сокольского.

Тот снова кривовато усмехнулся и потрогал тщательно заштукатуренную стену.

— Я сам пока не знаю, — признался он. — Может быть, дело не в том обломке и не в документах. Но ты всё-таки больше никому не рассказывай.

— Мог бы и не говорить, — буркнул маленький бизнесмен и направился в обратную сторону. К машине…

* * *

Вернувшись вечером в свою пустую квартиру на канале Грибоедова, Сокольский включил настольную лампу и активировал ноутбук. Он не держал никаких документов ни дома, ни в служебном сейфе своего кабинета на Литейном. Информация лежала в спецсети, путь к которой хранился у Сокольского в голове. Сосредоточенно пройдя все уровни защиты, он разархивировал копии документов, переданных ему полковником Астафеевым. Точнее, их электронный вариант. На первой же открытой странице странице значилось:

"Архангельская область, Северодвинск, 5 июня 1995 года…"

Сокольский просмотрел документы уже четырежды, но не пришёл ни к какому определённому выводу. На первый взгляд, в деле не было ничего, за что следовало убивать полковника Астафеева. Старые карты, которые не соответствуют современной действительности, доклады и отчёты о событиях, которым так и не нашли объяснения…

Относительной ценностью документации казались сведения о секретных разработках давно закрытой лаборатории. Её организовали прямо среди сопок и болот южнее Летнего берега, после того, как патрульные вертолётчики обнаружили странную постройку там, где ничего не должно быть. Она то появлялась, то исчезала. Вертолётчикам (одним из которых был Марк Лисовской) стоило большого труда убедить начальство, что они не поднимались в воздух в нетрезвом виде и действительно видели объект, который почему-то не фиксировало поисковое оборудование. На снимках участок болота пустовал, радары ничего не улавливали. Хорошо, нашёлся дотошный начальник, который решился отдать приказ: прочесать весь квадрат по земле. Это было трудно, но возможно. А главное — результативно! Вот только неизвестная постройка взорвалась, едва к ней приблизились.

Судя по экспертным отчётам, на месте были найдены следы пластиковой взрывчатки и остатки электроники, которая могла быть пультом самоликвидации. А ещё — сегменты голографической сетки, которая создавала иллюзию пустого места. Подзаряжалась она от солнечных батарей, которые работали не так слаженно, как надеялись её создатели. Поэтому патрульным с вертолётов и удалось визуально заметить наличие постороннего строения. Иногда глаз ловит то, чего не видит никакая техника.

В шахте под взорванной постройкой военные обнаружили несколько фрагментов странного металла, наводящего на мысль об обломках летающих тарелок. Находка подверглась тщательному анализу. Свойства неизвестного сплава не могли не заинтересовать: он давал идеальную отражающую поверхность и легко аккумулировал статический разряд огромной мощности. Содержался намёк и на то, что неизвестное вещество обладает другими, не менее интересными свойствами, но дальше в архиве отсутствовало несколько докладных листков.

Полковник Астафеев в общих чертах набросал часть пропавших сведений, но настолько хаотично, что конкретные выводы Сокольский делать поостерёгся. Либо Астафеев говорил о возможности контроля над любыми беспроводными способами связи, либо подразумевал возможность создания "инструмента судного дня". Что из предположений было правдой, а что — плодом богатой фантазии, Сокольский не взялся определить. Он не верил в возможность создания глобальных методов управления человечеством. Зато верил в реальных злоумышленников, которые могут отвалить хорошие деньги за очередной способ подгадить России или какой-нибудь другой стране.

Просидев с архивом часа полтора, Сокольский стёр все следы своего входа в сеть и выключил комп. Чего-то очень существенного не хватало в картине, чтобы выстроить начало логической цепочки. И это "что-то" касалось не дел давно минувших, а современного момента. Нужны были материалы расследования загадочного убийства полковника Астафеева, средь бела дня, в охраняемом здании, в обход всей охраны и камер наблюдения. Но тут Сокольскому оставалось только ждать. Предложить свою кандидатуру на роль помощника военной прокуратуре он не мог и надеялся, что выбранный майором Киппари человек справится с задачей.

Сокольский постарался временно отвлечься от задачи, для решения которой катастрофически не хватало сведений. Ему следовало подумать ещё об одной проблеме, вполне реальной и насущной. Полковник Ланской ждал от него обещанного расследования: кто мог предупредить банду Соловьёва о том, что к их тайному убежищу направляется ФСБ? В голову пришёл анекдот, подхваченный из всемирной паутины:

"— Какие у вас недостатки?

— Я неразговорчив.

— А какие достоинства?

— Я не болтлив".

— Не болтлив… — повторил Сокольский вслух. — Не нужно быть болтливым, чтобы выдать информацию врагу. Достаточно не вовремя затеять расследование.

Бандитов могли спугнуть полицейские, которых кто-то отправил проверить адрес. Но кто мог затеять параллельную проверку? Тот, кто знал, что они ищут банду Соловья и по своим причинам хотел, чтобы всех бандитов перебили при задержании, или чтобы они успели уйти. Версия так себе, но Сокольский решил проверить и это предположение.

Он повторил вслух:

— Не вовремя затеять расследование… Что, если кому-то действительно понадобилось, чтобы Астафеев не вовремя затеял всю эту проверку? Толкнув полковника к действию, этот некто спровоцировал ответную реакцию — и Астафеева убрали. Что дальше?

Дальше, как это ни печально, у него на руках оказывалось уравнение с несколькими неизвестными, каждое из которых потенциально могло "нажать на курок". И следующей целью становился он, Игорь Сергеевич Сокольский. Конечно, с тем условием, если цель неизвестных — убрать всех, кто прикасается к секретным документам. А такой шанс имеется, учитывая аварию на набережной и парня, в позвоночнике которого взорвался имплантат.

Подчиняясь внутреннему порыву, Игорь подхватил телефон и набрал знакомый номер.

— Сима! Да, решил позвонить… Меня не будет некоторое время, ты не приезжай… Нет, ничего не случилось. Работа. Я сам позвоню, когда вернусь…

Ещё вчера он надеялся, что ближайшие несколько дней удастся провести в обществе Серафимы. Она была нужна ему, такая заботливая, ласковая. Но сейчас, когда он вмешался в чужую историю и ждёт выпада из-за любого угла, рисковать жизнью любимой женщины Сокольский не мог. Любимой? Наверное, как-то так это должно было прозвучать. Игорь пока не мог определить, нуждается ли в Серафиме, потому что она скрашивает одиночество пустой трёхкомнатной квартиры, или потому, что она стала ему ближе, чем он сам ожидал.

Не найдя ответа на этот вопрос, он выключил лампу и отправился на кухню, готовить себе ужин…

Глава вторая. Нет простых путей

Зоя Максимовна считала себя женщиной умной и хитрой. У неё был запасной мобильник, маленький и неприметный, который она использовала для звонков только по одному номеру. Убедившись, что её сегодняшний охранник не проявляет особого рвения развлекать подопечную умными беседами, Зоя Максимовна изъявила желание помыться и ушла в ванную комнату. Закрывшись изнутри и пустив воду, как заправская конспираторша, она достала телефон из-под резинки трусов и присела на закрытый унитаз.

Некоторое время госпожу Куркову бороли сомнения, правильно ли она поступает. Игорь ясно дал понять, что она в опасности и все сношения с внешним миром сейчас могут осуществляться только через его людей. Зоя Максимовна подчинилась и с неохотой отдала свой айфон. Ей пообещали, что в случае необходимости она сможет позвонить по защищённому каналу, чтобы никто не смог вычислить место её нахождения. Так может, ей не стоит самовольничать?

А позвонить хотелось! Зоя доверяла тому человеку, номер которого она хранила в памяти и всегда набирала заново, не сохраняя в аппарате. На это были серьёзные причины. Но это никаким боком не касалось её, как свидетеля преступления. Всего лишь частная, глубоко личная жизнь, которая вообще не касалась никого, кроме самой Зои.

"Он должен знать, что со мной всё хорошо!" — сказала себе госпожа Куркова и раскрыла телефон.

Абонент долго не отвечал, но когда она уже готова была отключиться — раздался знакомый голос:

— Зоя!? Ты где?! Что с тобой?!

— Погоди, Вадик! Просто послушай!

— Что у тебя шумит?

— Это вода… Ты можешь минуту послушать меня, не перебивая?

— Хорошо, конечно! — отозвался мужской голос, успокаиваясь.

— Мне пришлось уехать из города. Помнишь встречу месяц назад? Это было на даче нашего заказчика. Я там кое-что случайно подслушала… и увидела. Ну, не важно! Я согласилась выступить в суде и меня взяли под программу о защите свидетелей.

— Ты с ума сошла! — возмутился мужчина. — Мне могла сообщить? Я бы сам тебя спрятал! Знаю я их защиты! Уехали бы в Приозерск, на наше место. Надёжнее любых защит, тем более, что никто кроме нас двоих о нём не знает.

Зоя вздохнула.

— Вадик! Я всё понимаю…

— Не понимаешь! Я места себе не нахожу! А если с тобой что-нибудь случиться?

— Вадик! Ничего со мной не случится! Меня охраняют… в общем, люди одного моего хорошего знакомого. Я ему верю.

На другом конце связи повисла пауза. Потом мужской голос с явным интересом переспросил:

— Что за знакомый? Я его знаю?

— Нет, конечно! Только не ревнуй. — Зоя даже рассмеялась. — Какой ты… Мы… когда-то вместе учились, сейчас он работает на… правительственную организацию. Я не могу тебе ничего больше сказать, поверь! Это не мои тайны.

— Скажи, где ты! Я приеду немедленно! Они должны меня пропустить! — Вадик был настроен решительно.

— Я не знаю, где я! — Зоя Максимовна расстроилась. — Вадим! Это бесполезно, я знаю только, что мы долго ехали, колесили по кольцевой.

— В каком направлении? — решительно выспросил он.

— Да откуда я знаю! Я тебе сто раз говорила: я на кольцевой могу ездить только с навигатором. Я там ничего не понимаю! Мне кажется, что это где-то в Карелии. По крайней мере, тут почва песчаная и сосны.

Некоторое время он сопел в трубку. Зое послышались шаги за дверью и она заторопилась, выкрутив ручку подачи воды до отказа.

— Я перезвоню. Постараюсь узнать! Всё, пока! Целую! Люблю!

— Я тоже тебя люблю! Буду ждать! Не исчезай!

Она отключила телефон и спешно спрятала его в складках халата. Потом прислушалась, не заметила ничего подозрительного и выключила воду.

* * *

— Марк Викторович! — неизменная секретарша Машенька, в летней кофточке, обрисовывающей все приятные округлости женской фигурки, изящным движением поставила на стол серебряный поднос с чашкой и маленьким чайником. — К вам на приём записан некий Александр Юрьевич Дубов. По вопросам поставок строительного песка.

Лисовской поднял голову и задумался, глядя на то, как внутри прозрачного стеклянного пузыря чайника вальсируют ромашковые соцветия. Имя посетителя он слышал впервые, но с его фирмой многие хотели заключить контракт.

— Хорошо, пусть войдёт, — сказал он наконец. — И принеси мне квартальный отчёт за предыдущий период.

Маша удалилась, в очередной раз подумав про себя, что шеф зря согласился на пластику. Стал каким-то обыкновенным… Она была необъективна, Лисовской почти не изменился. Просто у него наладились отношения с супругой, о чём Маша втайне сожалела.

— Проходите! Марк Викторович вас примет, — сообщила она высокому господину в золотых очках.

Марк взял себе за правило рассматривать все предложения. Даже если идея не понравится — бесплатно получишь сведения об очередном потенциальном партнёре или конкуренте. Поэтому он встал, приветствуя гостя, предложил располагаться у стола и попросил Машу сделать ещё чаю.

Господин Дубов был Лисовскому незнаком. Круглое лицо и очки в золотой оправе, фигура и движения немного грузного, но мощного тела, не вызвали никаких воспоминаний. "Значит, никогда не виделись", — подумал Марк. У него была хорошая память и если бы господин Дубов хоть мельком показался на его горизонте за прошедшие несколько лет — он непременно вспомнил бы об этом.

— Я вас внимательно слушаю, — перешёл к делу Марк.

Александр Юрьевич оглядел кабинет, а потом самого Лисовского.

— Мне говорили, что вы умеете ловить правильный момент, — произнёс он неторопливо. — Я хочу вложиться в новое для себя дело: купить карьер, в котором добывают кварцевый песок. Но мне хотелось бы оценить возможности сбыта. Вы — один из самых крупных застройщиков и поэтому я решил обратиться к вам.

— Где находится этот карьер? — спросил Марк и повернулся к висящей сбоку на стене карте области.

— Кингисеппский район, — подсказал господин Дубов, но смотрел он не на карту, а на самого Лисовского. — Примерно в двух километрах на Восток от озера Глубокое. Там ещё деревенька есть, а севернее, в лесу, старый карьер. Никто им не интересовался уже лет пятьдесят, но оказалось, что там отличный кварцевый песок. Прямо готовенький, только бери.

Марк уже искал нужную ему информацию в базе данных своего компьютера. Минуты три гость пил травяной чай, наблюдая за сосредоточенным остроносым лицом маленького бизнесмена, но добавлять что-то к сказанному не спешил. Наконец, Лисовской заговорил сам:

— Это территория Котельского заказника. Я не уверен, что вы сможете получить разрешение на разработку.

— Даже за деньги? — искренне удивился гость.

Марк нахмурился.

— Чтобы этот старый карьер начал приносить доход, нужно наладить инфраструктуру, — сказал он. — Хотя бы дороги построить. При этом придётся сильно вмешаться в жизнь заказника. Господин Дубов! Если у вас есть деньги — почему вы не купите один из уже разрабатываемых карьеров, выставленных на продажу?

— Ну, не знаю… — признался гость, отставляя чашку. — Я испытываю к тем местам ностальгические чувства. Вдетстве отдыхал в одном из соседских посёлков. Лес красивый, озеро… Подумал, что моя идея привлечёт внимание к старой деревне, она получит новую жизнь. Но наверное, вы правы. Кстати, господин Лисовской! — Неожиданно он поменял тему. — Я последние десять лет жил в другом городе. Вернулся, решил купить хорошую квартиру. Мне подобрали одну, в старом доме. Меня всё устраивает, но я случайно узнал, что ваша компания трижды проводила в нём капремонт. Вот я и подумал: заодно разживусь информацией.

Он улыбнулся, но Марк почему-то не спешил делать ответную гримасу.

— По какому адресу дом и какая информация вам нужна? — спросил он.

— А вот, собственно, адрес! — Дубов охотно выложил ему пластиковый файл с документацией. — Мне хотелось бы знать, не покупаю ли я кота в мешке? Вдруг через пару лет этот домик снова начнёт разваливаться. Подозрительно как-то, что его трижды пришлось ремонтировать, так сказать, от чердака до подвала.

Лисовской до последнего надеялся, что увидит какой-то другой адрес. Но увы! Не было никаких сомнений, гостя интересовал именно тот дом, к которому он недавно возил Сокольского.

— Если хотите, я подготовлю для вас краткий отчёт о состоянии дома, — предложил Марк, сам удивляясь своей покладистости. — Я точно помню, что один раз он сильно пострадал от пожара, виной которому был человеческий фактор. Остальное надо уточнить. Мы много домов ремонтируем.

— Отлично! — воодушевился Дубов. — Тогда, может быть, мы созвонимся? Вот моя визитка. — Он поднялся со стула. — Благодарю за то, что уделили мне время, и за советы. Насчёт карьера подумаю, а насчёт домика — очень на вас надеюсь!

Когда гость убрался, Марк откинулся на спинку кресла и вытер лоб. "Чего я так разволновался?" — спросил он себя. Но вместо того, чтобы успокаиваться, буркнул в коммутатор, Маше:

— У меня получасовой перерыв!

После этого достал мобильник и позвонил Игорю Сокольскому…

Глава третья. Когда слишком много краеугольных камней

— Ты уверен, что нужно было послать именно его?

Матвей Киппари за утро уже трижды ответил на этот вопрос. Сперва полковнику Ланскому, потом генералу Чёрному. Третьим стал полковник Баринцев, который позвонил из своей командировки, узнать, как дела.

Четвёртым оказался Сокольский. Не меняя ни тона, ни убеждения в голосе, майор Киппари ответил ему:

— Уверен!

— Ну, если уверен… — протянул Сокольский и не стал ничего переспрашивать. Наверное, он единственный поверил Моте на слово. Он сам понимал: у Славы Ольгина нестандартный подход и он легче пойдёт на контакт с военными, чем "старички", которым уже приходилось с ними конфликтовать.

Другому новичку польстило бы, что ему поручили самостоятельное расследование, но Слава Ольгин не обольстился и не испугался. Он верил своему начальству. Раз майор посчитал, что Ольгин справится — надо справляться.

Монументальные здания в классическом стиле, с разветвлёнными лестницами, внутренними дворами, чугунным узором перил, длинными переходами и высокими окнами, производили впечатление добротности и мощи. Жаль, что внутри их часто обезличивали, перестраивая под современные нужды. Пропуск давал Ольгину право очутиться внутри этого дома, но та часть, через которую пролегал путь к Архиву, блестела розоватой краской закатанных до гладкого состояния стен. Хорошо хоть лепные украшения на потолке напоминали о том, что ты находишься внутри исторического памятника.

Слава подмигнул очередной камере наблюдения и быстрыми шагами миновал длинный коридор. Его конечная цель скрывалась за высоченной, в полтора человеческих роста, старинной дверью.

Охранник долго и придирчиво изучал и пропуск, и удостоверение, и лист предписания, но всё-таки вынужден был пропустить Ольгина в ещё один коридор.

— Пойдёте прямо, — сообщил он.

— А что, есть варианты? — переспросил Слава.

Охранник посмотрел на него строгими глазами.

— Третья дверь справа, — добавил он.

Ольгин кивнул и неслышно зашагал по толстой ковровой дорожке. Он заранее изучил схему и знал, что как раз третье справа — помещение, в котором убили полковника Астафеева. Две комнаты: приёмная и кабинет. Если идти дальше — выйдешь на очередную лестницу, по которой можно попасть в закрытую библиотеку, куда тоже пускают только по пропускам. А этажом ниже — Архивное хранилище, в которое даже по его пропуску не попадёшь.

Ему навстречу вышел человек в кителе с капитанскими погонами.

— Вы кто? — спросил он.

Ольгин показал удостоверение.

— А вы кто? — спросил он в свою очередь.

— Капитан юстиции Логуненко, — ответил собеседник.

— Я должен верить на слово? — Ольгин сам не знал, с чего ему сегодня хотелось выпендриваться. Может, он нервничал из-за самостоятельного задания больше, чем ему казалось.

Капитан Логуненко усмехнулся и позволил ему рассмотреть своё удостоверение.

— Илья Валентинович, — прочитал Ольгин. — Ну, будем знакомы!

— Будем, Вячеслав Борисович, — пообещал капитан и сделал приглашающий жест в сторону открытой двери. — Надеюсь, вы понимаете, что это наше дело и мы могли бы сами справиться? — спросил он, проходя вслед за Ольгиным в приёмную, в которой присутствовали ещё двое военных. Один разбирал бумаги, второй копался в компьютере.

— Да я не сомневаюсь, — протянул Слава и прямиком подошёл к столу.

Сидящий за компьютером лейтенант сделал попытку повернуться так, чтобы не дать Ольгину увидеть монитор.

— Расслабься, — посоветовал ему Слава. — Я хотел бы осмотреть место преступления. Понимаю, что надо было ещё вчера прийти, — предупредил он, обругав себя за многословность. — Надеюсь, вы там не сильно натоптали?

Почему-то никто не сообразил, что ему ответить. Ольгин воспользовался паузой и прошмыгнул в раскрытую дверь кабинета. Помещение оказалось на удивление маленьким. Напротив входа — массивный стол и кресло. Слава успел разглядеть, что на спинке кресла мелом очерчен неровный контур вокруг бурого пятна. Шторы были задёрнуты, а шкафы и сейф настежь открыты. И тут прямо перед его носом возник капитан Логуненко, заслонив собой видимость.

— Лейтенант Ольгин! — официально обратился он к Славе. — У меня к вам просьба. Понимаю, что ваша контора тоже очень заинтересована в разгадке этого трагического происшествия. Убит уважаемый человек, кадровый офицер. Поймите меня правильно: мы будем благодарны, если вы не станете мешать. А вашему руководству мы передадим, что вы — очень старательный человек.

Ольгин открыто улыбнулся.

— Мешать не буду, — пообещал он и ловко обошёл военного, двинувшись к столу покойного Астафеева.

— Стой! — попытался скомандовать капитан.

Слава прибавил шагу и моментально оказался у кресла с меловыми обводами.

— Значит, его застрелили прямо от двери? — спросил он, наклоняясь и прикидывая на глаз траекторию движения пули, застрявшей под мягкой обшивкой, в толстом дереве спинки. — Хотелось бы видеть отчёт эксперта. Да и с баллистикой познакомиться…

— Познакомитесь, — пообещал капитан, решив не спорить. — Но сейчас, если позволите, мы закончим с документацией. Не могли бы вы…

— Да я уже ухожу, — сообщил Ольгин и действительно потопал к выходу.

Когда он вышел в коридор, один из военных буркнул вполголоса:

— Клоун!

— Не торопитесь, — посоветовал капитан Логуненко. — Дураков они у себя не держат.

— Прислали какого-то лейтенанта! — возмутился третий военный, словно от ФСБ он ожидал минимум генерала.

— Может, потому и прислали, — предположил второй военный. — Наверняка нашли кого-то из новичков. Справится — хорошо, не справится — взятки гладки. Что он там делает?

Капитан вышел из помещения и двинулся вслед за Ольгиным. Тот заметил и оглянулся.

— Вы куда? — потребовал отчёта Логуненко.

— Сами сказали, чтобы я не мешал, — напомнил Ольгин.

— Погоди! — остановил его капитан, неожиданно перейдя на неофициальный тон. Слава действительно остановился. — Давай начистоту! Тебя послали, значит ты человек умный, поймёшь. Мы должны всё сделать сами. Если бы убили кого-то из вашего руководства, вы бы думали так же.

Ольгин пожал плечами.

— Не знаю, — признался он, после чего повернулся и пошёл дальше.

— Стой! Ты куда? — не понял Логуненко.

— Не хочу мешать, — бросил через плечо Слава и взялся за ручку кабинета полковника Мегавого.

— Действительно, клоун! — высказал ему вслед Илья Валентинович, но останавливать не стал. Понял, что пытаться воздействовать на этого странного типа бессмысленно. Он ни логики, ни приказов не понимает…

* * *

У каждого человека есть связи. Когда-то он учился в школе, в институте, служил в армии. Потом его друзья и знакомые выросли, приобрели профессию, завели собственных знакомых, сослуживцев и доброжелателей. Кто-то может помочь, подкинув телефон классного сантехника, у кого-то есть на примете адвокат или начальник соседнего отделения полиции, с которым двадцать лет назад сидели за одной партой.

У Вадима имелся хороший друг в ГИБДД. Именно к нему он и явился с бутылкой коньяка и конфетами для супруги.

— Понимаешь, очень нужна твоя помощь! — убеждал Вадим своего верного друга. — Ну, да, дело деликатное. Она… Мы давно вместе, но у неё есть муж.

— Ну ты прыткий! — посмеивался друг-гаишник.

— Да не в этом дело! Благоверный её очень ревнивый. Куда-то её увёз, и айфон не отвечает. Боюсь, он что-то заподозрил и отобрал трубку!

— Так тем более, не лезь, — искренне посоветовал друг. — Женщины — они умеют усыплять бдительность. Успокоит, утешит — и к тебе вернётся. Вот увидишь!

— Да не в этом дело! — отмахнулся Вадим. — Я боюсь, как бы он со своей ревностью её не придушил где-нибудь и не прикопал.

— Что, так серьёзно?

— Да кто его знает… У неё должен быть ещё один телефон и он работает. Мне бы только узнать, где она сейчас. Это ведь можно отследить по сигналу?

— Знаешь, вообще-то моё подразделение такими делами не занимается, — напомнил друг.

— Так ты сам говорил, что у тебя есть хороший знакомый в полиции, который тебе чем-то там обязан! — напомнил Вадим. — Ну, помоги! Мне бы хоть узнать, в каком она районе, а дальше я соображу, что к чему. Я в долгу не останусь, ты меня знаешь!

Коньяк был хорош, просьба вполне выполнима. Друг сдался.

— Ладно! Но с тебя — две бутылки такого же поила! Давай номер!..

* * *

В приёмной никого не было. Наверное, секретарь вышел по своей нужде. Слава потоптался на месте, оглядел стены и мебель, но ничего интересного не обнаружил. Тогда он подошёл и постучал в двери кабинета. Никто не ответил. Слава привык, что если в помещении никого нет — его закрывают на ключ, поэтому смело дёрнул ручку.

Двери открылись. Через крошечный "предбанник" виднелся кабинет побольше и в самом конце, у стола, возвышалась фигура в военной форме. Слава решительно шагнул через порог.

— Товарищ полковник! — позвал он. — Можно с вами поговорить?

Военный медленно повернулся и посмотрел на него.

— Что вам нужно? — спросил он без выражения в голосе.

— Я — Вячеслав Ольгин, — представился Слава, подходя и протягивая ему удостоверение. — Осуществляю расследование… Ну, то есть, участвую в расследовании этого убийства. — Он кивнул назад, подразумевая соседнее помещение.

Полковник Мегавой, кажется, думал о чём-то своём. Тёмные глаза в глубине запавших глазниц ничего не выражали. Бледное лицо с крупным носом и решительным, раздвоенным подбородком, была расслабленно.

— Я понял, — произнёс он и отошёл от Ольгина к книжному шкафчику в углу. — Что вам нужно?

— Извините, товарищ полковник, — рискнул возразить ему Ольгин. — Может быть, вам сейчас выпить надо? Полковник Астафеев — он ведь был вашим другом…

— Он был моим другом, — проговорил, не оборачиваясь, Мегавой. — Но это не значит, что мне доставляет удовольствие вмешательство ФСБ.

— УВР ФСБ, — почему-то уточнил Ольгин. — Поговорите со мной — и я уйду, — миролюбиво предложил он.

Почему-то полковник обернулся и посмотрел на него более приветливо. Даже едва заметно улыбнулся.

— Пожалуй, это лучшее, что я могу сделать, — решил он и сделал приглашающий жест. — Можете присесть, если хотите. Я не ошибаюсь, ваш непосредственный начальник — подполковник Сокольский?

Слава кивнул и решил не удивляться. У всех свои связи, почему бы Мегавому не знать, кого именно пришлют на подмогу военной прокуратуре.

— Кто по-вашему мог желать смерти полковнику Астафееву? — спросил он.

— Хороший вопрос. — Мегавой взял с полки книжку и прошёл к столу. — Мне хотелось бы найти на него ответ. Жаль, что я ушёл на полчаса раньше, чем это случилось.

— Александр Павлович! — Ольгин посмотрел на носки своих кроссовок, потом на начищенные носы кожаных туфель полковника, после чего поднял голову. — Если Астафеев был вашим другом, вы наверняка знали не только о его служебных делах. Это дело — оно какое-то странное. В здании полно народу, но в решающий момент все куда-то исчезают. Камеры наблюдения в коридоре дают сбой, секретарь полковника Астафеева никого постороннего не видел…

— Майор, насколько я знаю, был в этот момент в хранилище, — перебил его Мегавой. — Войти и выйти из него незаметно нельзя, так что у него тоже алиби.

— А я не спорю, — согласился Ольгин.

Стоя в двух шагах от Мегавого, Слава постоянно ощущал какую-то связь, будто этот печальный военный нарочно держался рядом, так что можно услышать дыхание и ощутить едва заметный запах пота и дезодоранта. Можно было подумать, что Мегавой в последний раз переодевал нижнее бельё двое суток назад и хотел это замаскировать.

— Это должен быть кто-то из своих, — твёрдо предположил Ольгин.

— Не думаю, — печально ответил полковник. — Это Архив. Тут у нас всё тихо и гладко. Никаких интриг, никто никого не подсиживает. Все друг друга прекрасно знают.

Он открыл книгу, которую до этого момента держал в руках, и положил на стол, прижав корешок, чтобы листы не переворачивались. Хлопнув ладонью по бумаге, он отступил в сторону и потянулся за бутылкой с минеральной водой.

— Жаркий какой август! В жару трудно сосредоточиться, — пожаловался он.

Слава сделал шаг к столу и посмотрел в книгу. Ничего особенного, просто текст на историческую тему. Но несколько слов были подчёркнуты и Ольгин пригляделся внимательнее.

— Вы бы взяли выходной, съездили за город, — рассеянно предложил он, поддерживая беседу.

С характерным "пшик" открылась крышка газированной минералки. Мегавой выпрямился.

— Он тоже предлагал… — пробормотал он. — Извините, у меня прошлым летом жена погибла. А тут друг… Жаль его вдову! Она сейчас как раз на даче.

— Она знает? — спросил Ольгин, перевернув страницу.

— Да, она уже приезжала, но уехала обратно. У них ремонт в квартире, в городе даже ночевать негде. Наверное, не стоило оставлять её одну в такой момент…

— Полагаю, ей не помешает моральная поддержка, — заметил Ольгин и закрыл книгу. — Мне пора. Спасибо, что уделили время!

Выйдя из кабинета, Слава столкнулся с секретарём.

— Кстати! — обрадовался он. — Не подскажешь, где у вас тут туалет?

— В конце коридора, перед лестницей, — машинально ответил пожилой капитан.

Слава кивнул и ушёл в указанном направлении.

* * *

— Деревянный дом, корни, водоём, ствол… Хороший набор! — Сокольский посмотрел на Ольгина. — Больше ничего не было подчёркнуто?

Слава мотнул головой.

— Ещё он сказал про вдову, что она должна быть на даче, потому что дома у них ремонт.

— Ты проверил? — обратился Сокольский к Моте.

Тот вынырнул из-за монитора и потёр глаза. Полумрак кабинета, в котором горели только настольные лампы в приглушённых абажурах, не давал оценить степень красноглазости всех троих. На часах — половина четвёртого, а белые ночи уже миновали и рассвет медлил показываться из-за неплотно прикрытой шторы.

— Квартира действительно на ремонте, — доложил Киппари. — Но по нашим сведениям, госпожа Астафеева из города никуда не уезжала.

— Где у них дача?

— На Карельском перешейке. Вот тут. — Мотя вывел карту на экран и Сокольский с Ольгиным тут же подошли к нему с обоих сторон, заглядывая в монитор.

— Водоёмов тут — хоть отбавляй, — заметил Слава. — Сплошные речки в близкой досягаемости. А вот тут ещё и озеро.

Сокольский выпрямился.

— Я бы сказал так, — начал он, не спеша двинувшись в обход стола. — Деревянный дом — это дача. Корни… Может быть, дерево на краю водоёма?

— А ствол — оружие? — предположил Ольгин, увлечённый его идеей.

Мотя молча полез обратно в компьютер и углубился в поиски.

— Может быть, и оружие, — согласился Сокольский. — Или тайник в стволе дерева, корни которого спускаются в водоём. Что скажешь о полковнике Мегавом? — спросил он Ольгина.

Тот задумчиво почесал бровь.

— Знаешь, он мне почему-то понравился, — признался он. — Звучит непрофессионально?

— Ну почему? Лично впечатление от человека, которого ты видишь впервые в жизни, нужно учитывать. Тем более, я так понял, что понравиться тебе с первого взгляда он и не пытался.

— Нашёл! — неожиданно отвлёк их Мотя. — Смотрите! Я всё думал: какой такой водоём и почему деревянный дом? Да ещё вдова, которая якобы там должна находиться. Вот!

Все трое снова уставились в один и тот же монитор.

— Астафеев пять лет назад развёлся. Он рассчитывал на дальнейшую карьеру, но ухитрился подцепить молодую пассию и рассориться с женой, с которой прожил двадцать лет. В результате, очередного повышения не получил и отправился работать в Архив.

— Интересно! Продолжай! — поддержал его Сокольский.

— Первая жена — Елена Макаровна Астафеева, в девичестве Ковылина. Кстати, сохранила фамилию мужа. От родителей ей достался огромный, старый дом в Лужково. Деревянная постройка начала двадцатого века, кстати. Вот спутниковая карта: крыша дома блестит и рядом — пожарный водоём, у которого — одиночные деревья.

Мотя победоносно посмотрел на начальника. Тот скептически хмыкнул.

— Ну допустим, у нас есть ещё одна версия. И она очень правдоподобна. Нужно только понять, почему Мегавой указал на первую вдову, а не на вторую.

— Это просто! — Матвей потеребил двумя руками бороду, чтобы не зевнуть. — Ну вот, смотрите! Мегавой и Астафеев познакомились ещё новобранцами и женились почти одновременно. Александр Павлович хорошо знаком с Еленой Макаровной и даже поддерживал её после того, как она развелась с мужем.

— Это твоё предположение?

— Это больше, чем предположение! Вот распечатка звонков с мобильного полковника Мегавого. Он за последние месяцы звонил Астафеевой раз двадцать. Что скажешь?

Сокольский придвинул стул и сел.

— Скажу, что нужно съездить в это Лужково и осмотреться на месте, — предположил он.

Глава четвёртая. Все дороги ведут в рай

Господин Дубов в неизменных золотых очках некоторое время смотрел через стекло машины на упорядоченный хаос, который творился у ближайшего подъезда старого дома. Тротуар перегородили полосатой ленточкой, на ярком солнце сверкали оранжевые рабочие жилетки и каски.

— Узнай что происходит, — приказал Дубов шофёру.

Тот вышел из машины и сунув руки в карманы, направился к передовому краю столпотворения оранжевых пятен. Некоторое время он пытался обращаться то к одному, то к другому ремонтнику. Наконец кивнул и направился обратно.

— Говорят, лопнула труба в стене, — доложил он. — Подрядчик распорядился срочно устранить неполадку. Обещают исправить всё в ближайшие несколько часов.

— Непохоже, чтобы они могли быстро справиться, — проворчал Дубов, недовольно хмуря брови.

Рабочие вскрывали часть наружной стены и раскапывали газон под ней. Загрохотали отбойные молотки и от бетонной отмостки фундамента во все стороны полетели осколки.

По другую сторону бурного делового хаоса, за углом дома, стояла ещё одна машина. Через пару минут к ней подошёл один из ремонтников и наклонился к окошку. Стекло поползло вниз — и Марк Лисовской повернул свой острый нос навстречу докладчику.

— Вы сказали сообщить, если что замечу, — напомнил тот. — С другой стороны, через соседний двор, заехал "BMW" с карельским номером.

— Я понял, — кивнув, ответил Марк. — Продолжайте работать. Когда дойдёте до третьего этажа — сообщите мне. Выше не вскрывайте.

Рабочий ушел, а Марк поднял стекло и прижался затылком к подголовнику. Даже если он всё правильно вспомнил и найдёт тайник — этот странный тип, Дубов, может догадаться, что ремонт затеяли не просто так. Или он ищет что-то другое? "Надо было сказать Сокольскому", — подумал Лисовской. Он и сам не мог понять, почему так жаждет найти "пропажу" самостоятельно и никому не показывать. Глупо! Всё равно Сокольский догадается, что Марк знает, где тайник. Даже может быть, в данную секунду кто-то из фээсбэшников следит за ходом работ и успел доложить начальству о подозрительной деятельности бывшего вертолётчика.

"Можно подумать, что у них своих дел не хватает, — успокоил себя Лисовской. — Не знаю, зачем им понадобилось ворошить то, что давно быльём поросло, но это моё дело. И никаких улик против меня никто не получит. Точка!"

Он завёл мотор и попятил машину задом, выбираясь из подворотни.

* * *

Через несколько часов Александр Юрьевич Дубов наслаждался сытным обедом, сидя на уличной веранде ресторана "Васаби" в Сестрорецке, в обществе своего водителя и помощника. К ним за стол подсел здоровяк в сером костюмчике. Тот самый, который несколько дней назад допрашивал одного из подручных Марка Лисовского на краю крыши трижды перестроенного дома.

— Я всё узнал! — радостно сообщил он.

Александр Юрьевич хладнокровно обмакнул суши в чашечку с соевым соусом и отправил в рот. Сочтя это за знак продолжать, здоровяк заговорил снова:

— Подкупил одного из рабочих, тот и раскололся. Сказал, что прораб часика через два звонил Лисовскому и тот явился лично. Они там долго о чём-то спорили, а потом Лисовской спустился и у него был в руках какой-то пакет. Примерно вот такой величины. — Здоровяк обрисовал пальцем на столе предмет с небольшую посылку. — Такой вот куб, в общем.

— И что дальше? — спросил Дубов, нацеливаясь на очередное суши, покрытое со всех сторон ярко-красной корочкой мелкой икры.

— Лисовской сел в машину и уехал.

— И всё? — удивился Дубов, так и не донеся японское угощение до рта.

— Так вы не сказали, что с ним надо делать, — озадаченно ответил здоровяк.

— Хорошо. Сколько ты заплатил тому рабочему?

Здоровяк начал хихикать и шофёр, молча поедающий свою пасту с креветками, покосился на него неодобрительно.

— Да я нисколько не заплатил, — "обрадовал" здоровяк. — Стукнул его по башке и… Ну, в общем, я сделал так, что его ещё долго будут искать.

— Идиот! — яростно зашипел Александр Юрьевич и бросил суши обратно в миску с соусом. — Я же говорил: без трупов! Кретин!

— Да он сам нарывался! Запросил столько, словно я у него схему банка покупаю…

— Заткнись! — бросил Дубов, успокаиваясь. — Иди отсюда! Не мешай обедать!

Здоровяк разочарованно пожал плечами, поднялся из-за стола и ушёл в сторону парка. Некоторое время господин Дубов протирал свои изящные очки, на которые попали капельки соуса, и молчал. Потом подался к шофёру и выразительно проговорил:

— Избавься от этого типа, чтобы его больше никто никогда не видел. Я — частный детектив, а не бандит! А он, своими методами… Ты меня понял.

Шофёр кивнул, запил острое блюдо водой из высокого стакана и поднялся из-за стола. Александр Юрьевич понаблюдал за тем, как он догоняет здоровяка и доверительно берёт под локоть, уводя в сторону автостоянки. Потом, вздохнув и расслабившись, господин Дубов знаком подозвал официанта и заказал десерт…

* * *

Зоя Максимовна едва не подскочила, когда почувствовала вибрацию телефона в области живота. Лихорадочно оглядевшись, она ринулась в ванную комнату и включила воду.

— Ты с ума сошёл! — зашипела она в трубку. — Не звони мне сам!

— Я совсем рядом, — осадил её Вадим.

— Как рядом? — не поняла Зоя.

— Вычислил тебя по сигналу. Только не знаю, в каком ты доме.

— Серый, четырёхэтажный, кирпичный, — сообщила женщина.

— Милая, они тут все четырёхэтажные и кирпичные. Что у тебя из окна видно?

Зоя вспомнила, как выглядывала из-за занавески.

— Площадка. За ней — синий бетонный забор вокруг стройки, — ответила она. — Я на четвёртом этаже. Средний подъезд, слева. Как раз напротив ворот.

— Умница! — похвалил Вадим. — Можешь подойти к окну? Ну, отошли своего охранника в кухню или ещё куда-нибудь.

Мало задумываясь над тем, зачем её любовнику понадобилось высматривать её по окнам, Зоя осторожно выглянула из ванной, пряча руку с телефоном за спиной. Её страж действительно ещё не вернулся в комнату. Он варил ей кофе. Выйдя на цыпочках из ванной, Зоя прошла через всю комнату и приблизилась к окну.

— Я тебя не вижу, — признался Вадим. — Стёкла отсвечивают…

— Погоди, я сейчас дам тебе знак, — пообещала женщина и тронула задвижку рамы.

Как ни странно, шпингалет сдвинулся без скрипа и шума. Чувствуя себя школьницей, которая лезет в учительскую без разрешения, Зоя приоткрыла раму. Звуки на кухне не изменились и она смелее распахнула окно, выглянув наружу.

Пустое пространство двора не загораживали никакие деревья. Или их вырубили, или не успели посадить. Зоя увидела тот же синий забор, из-за которого едва виднелся фундамент нового дома. Она старалась понять, где может находиться её любовник и забывшись, поднесла руку с телефоном к уху.

— Ты где?

— Я тебя вижу, — прошептал мужской голос. — Теперь вижу…

Сзади послышались шаги и возглас:

— Что вы делаете?! Назад!

Охранник подскочил сбоку и дёрнул её от окна. Раздался звон, Зоя споткнулась и упала на четвереньки, выронив телефон. Она увидела, как осыпается стекло внутренней двери и успела удивиться этому факту. Потом заметила охранника, который упал сбоку от неё, зажимая плечо. Он почему-то дёргался из стороны в сторону и никак не мог достать собственный аппарат из кармана брюк.

— Не вставайте! — прохрипел он. — На пол! Лежать!

Она спешно опустилась на живот, но подняла голову и продолжала, как заворожённая, смотреть на барахтающегося охранника. Он поднёс аппарат к лицу и выдохнул:

— Тревога! Нападение!.. — И обмяк, растянувшись во весь рост в двух шагах от неё…

Книга 4. Код стихии. Часть третья. Экстремальное ориентирование на местности

Глава первая. Неоправданные ожидания

— Совсем здешних мест не знаешь? Это — Сестрорецкий Разлив. Озеро такое.

Шофёр повернул с асфальтовой полосы на боковую дорожку. Под колёсами зашуршал гравий.

— Я нездешний, — напомнил здоровяк, пристёгнутый к соседнему сидению. — И на кой мы сюда притащились?

— Шеф хочет, чтобы мы забрали кое-кого. Тут рядом лодочная станция. Расслабься! В жару у воды хорошо.

— Я всё думаю, что ему не понравилось? — невпопад заметил здоровяк.

— Потом спросишь, — бросил шофёр и остановил машину у тропинки через кусты. — Идём. Хоть воздухом подышим, а то он загонял совсем.

Они спустились на полоску песчаного берега и побрели вдоль воды к видневшемуся вдалеке строению на сваях. Из-за него выглядывало несколько лодочных гаражей. Несмотря на разгар дня, окрестности казались совершенно безлюдными. Только вдалеке от берега маячила одинокая лодка. Но дышалось тут действительно легче.

— На другой стороне пристани подождём, — объявил шофёр и двинулся по тропинке в обход лодочных гаражей. — Он наверняка скоро придёт.

— Кто?

— Сторож.

Сразу за гаражами в озеро впадала небольшая протока с поросшими густой осокой склонами. Из воды торчали острые грани двух бетонных плит. Их нарочно установили здесь, чтобы они отграничивали узкое устье протоки и не давали ему зарастать. Здоровяк шагнул на одну из них, чтобы лучше было видно озеро. Шофёр отстал, наклонился и ловким движением извлёк из пристёгнутой под штаниной кобуры маленький пистолет. Поправив шнурок ботинка, он выпрямился и подошёл к тому месту, где стоял здоровяк, пряча руку с оружием за спиной.

— Мужики! Закурить есть?

Оба человека подпрыгнули, при этом здоровяк оступился и взмахнул руками, стараясь удержаться на узком камне.

— Чтоб тебя! — воскликнул он, не удержался и рухнул задом в протоку. — Убью! ***!

Шофёр отступил к краю воды.

— Ой! Простите! Не хотел напугать! — принялся уверять человек, появившийся из-за кустов в столь неподходящий момент. — Сейчас! Погоди, друг! Я помогу!

Он шмыгнул мимо шофёра к протоке, видимо собираясь доставать из воды здоровяка. Шофёр на пару секунд опешил и даже не догадался отступить с его дороги. Что произошло дальше — он не понял, но через секунду уже лежал носом в песок, а незнакомец скручивал ему руки за спиной. Из зарослей вынырнул ещё один тип и наклонился к протоке, ухватившись одной рукой за стволик берёзки, пробившейся у самой воды.

— Давай руку! — скомандовал он.

Здоровяк перестал барахтаться и вцепился в его ладонь. Ещё через несколько секунд он выбрался на дорожку и сделал попытку отжать одежду прямо на себе. Тут до него дошло, что его приятель лежит, скрученный наручниками, а два незнакомца смотрят на него как-то уж слишком пристально.

— Мужики! Вы чего? — удивился здоровяк.

Один из неизвестных поднял руку. Двумя пальцами он держал за ствол миниатюрный ОЦ-21.

— Это что? — удивился здоровяк.

— Это? "Малыш"! — объяснил незнакомец. — Твой приятель только что собирался тебя из него застрелить. Но у тебя у самого рыло в пуху, так что будь другом, покажи руки!

Он ловко перехватил пистолет за рукоятку и направил на здоровяка. Другой незнакомец показал удостоверение и достал из кармана наручники…

* * *

— Второй раз полковник отказался со мной говорить. — Ольгин явно был разочарован. — Сослался на то, что занят и всё такое…

— Ты по порядку рассказывай, — предложил Мотя.

Слава сосредоточенно кивнул.

— Это был кто-то из своих, — начал он, вместо того, чтобы рассказывать по порядку, но тут же принялся объяснять: — В тот день была парочка посетителей, но они сидели в приёмной за два кабинета от места преступления и всё время оставались на виду у секретаря. Потом камеры наблюдения. Тут вообще интересное дело. Я проверил все записи и хронометраж. Как раз перед самым выстрелом камера в коридоре дала сбой. Всего на две секунды. Дежурный не встревожился, потому что перед ним на экране был пустой коридор, потом экран погас, через две секунды включился — и снова пустой коридор. Ещё через минуту камера снова выключилась на две секунды, а когда включилась — тот же пустой коридор.

— Кто-то мог проскочить? — предположил Мотя. — Хотя, слишком длинное помещение и слишком короткая пауза.

— Я лично с секундомером проверял, — уверил его Ольгин. — Теоретически, можно успеть за две секунды добежать до соседней двери. Но если тебе нужно выскочить из одной двери и добежать до другой — уже не получится. Всё равно должно было зафиксировать хотя бы, как дверь закрывается. До конца коридора и вовсе нужно семь секунд. И то, если очень быстро двигаться.

Мотя задумчиво погладил светлую бороду, разглядывая нарисованную Ольгиным схему.

— А это что? — спросил он.

— Сортир, — ответил Слава. — Я и до него проверил: от кабинета Астафеева до его двери — пять секунд. На всякий случай, я в этом сортире все стенки обстучал и все заслонки проверил. Никаких запасных ходов там нет, а вентиляция слишком узкая, чтобы через неё пролез кто-то крупнее кошки.

— Соседний кабинет? — спросил Мотя.

— С этой стороны — приёмная полковника Мегавого. С другой — то самое помещение, где сидели посетители и секретарь.

— А Мегавой ушёл за полчаса до выстрела, — напомнил сам себе Мотя, поворачивая схему так и этак, но никаких выводов пока не делая.

— Тут тоже интересная штука, — обнадёжил его Ольгин.

Киппари посмотрел на него. Ольгин тёр пальцем пятнышко на столешнице и смотреть на Мотю не спешил.

— Давай, колись уже, — миролюбиво предложил Киппари. — Даже если выдумал какую-то бредятину — кроме меня никто не услышит.

Слава хмыкнул и посмотрел на него.

— Может, и не выдумал, — признался он, после чего отбросил все сомнения. — Там электронные пропуска. Я говорил с охранником, который дежурил в день убийства. Он сперва тоже ломался, потом сказал, что у него какая-то путаница выходила со временем. То есть, ему показалось, что Мегавой ушёл гораздо позже, а компьютер зафиксировал именно то время, которое указал сам Мегавой. Охранник решил, что ошибся. Как-то проще поверить, что это у тебя что-то с головой не то, а техника — она всё точно запоминает. Но убитого Астафеева обнаружили довольно быстро, в Архив мимо дежурного прошли двое вызванных сотрудника и только после них вышел Мегавой. Ну, дежурный именно так запомнил. Как это может быть?

— А он ничего не путает? — спросил Мотя, хотя ему понравилась зацепка.

— Он считает, что путает, — ответил Ольгин. — И мне почему-то хочется верить полковнику. Но знаешь, я с этим парнем, охранником, проговорил наверное час. Он тоже не кажется человеком, который будет сочинять что попало. Он, кстати, своим постеснялся сказать.

Ольгин откинулся на спинку стула и принялся побалтывать рукой, явно о чём-то задумавшись. Потом опомнился и спросил:

— А Игорь где? Он бы разобрался, наверное.

— У нас ЧП, — неохотно ответил Мотя. — Тебя это не касается, в общем-то.

— Ладно, — согласился Слава. — Так может, надо наконец с этой вдовой переговорить, на которую полковник намекал?

— Туда Инга с Юрашей поехали, — сообщил Киппари. — А ты продолжай. У тебя хорошо получается. Покрутись вокруг прокурорских, понюхай ещё. Кстати, найди кого-нибудь разговорчивого и выясни побольше личных впечатлений и об Астафееве, и о его коллеге Мегавом. Подход к людям ты умеешь находить, так что дерзай!

Ольгин вздохнул и поднялся со стула.

— Я хотел кое о чём попросить, — скромно сказал он.

Матвей посмотрел на него выжидающе.

— Хорошо бы мне получить доступ к личным делам этих архивщиков и их секретарей.

— Губа не дура, — прищурив один глаз, похвалил Мотя. — Попробую, поговорю с генералом. А нет — воспользуюсь обходными путями. Ты иди. Работай.

Слава подхватил со стола папку и энергично направился к двери. Майор Киппари посмотрел ему вслед и подумал:

"Умеет Игорёк находить кадры! Далеко пойдёт мальчик. Наш человек!.."

* * *

Невзрачное техническое здание с плоской крышей едва поднималось над строительной площадкой. Сидя на корточках у полуметрового ограждения, Сокольский разглядывал окна четырёхэтажки, в одной из квартир которой они спрятали госпожу Куркову. Там, за площадкой, начиналась территория закрытого городка, над которым шефствовало ФСБ. Но сюда, на эту покрытую старым рубероидом крышу, мог попасть любой прохожий.

Для визуального контакта расстояние слишком велико, но если иметь оптический прицел — любое из окон, все подъезды и пространство перед жилой четырёхэтажкой просматриваются во всех подробностях.

— Стреляли точно отсюда, — произнёс Данила Некрасов, появляясь за спиной Сокольского.

— Он прав!

С другой стороны подошёл Тимофей Валерьевич Шхера, ещё один сотрудник УВР, обычно осуществляющий сопровождение и силовую поддержку в группе Сокольского. По энергичности он соперничал с Юрашей Капустиным, но в отличие от последнего, казался несерьёзным и слишком весёлым для своей работы. По его улыбчивой физиономии трудно было предположить, что он — профессиональный боксёр и в своё время поломал на ринге множество носов, ключиц и рёбер.

— Мы тут каждый сантиметр осмотрели и эксперт уже работает, — сообщил он, весело скалясь, так что вокруг рта, носа и глаз разбежались многочисленные складочки. — Вот как раз тут снайпер и засел. И о чём эта баба думала?! — не выдержал и высказал он своё возмущение и перестал улыбаться. — Надо быть такой дурой!

Сокольский не стал защищать подругу детства.

— Хорошо, хоть мы теперь знаем одного из тех, кто на неё покушается, — предположил Данила.

— Любовник Курковой тут ни при чём, — медленно произнёс Сокольский, ковыряя палочкой трещину на стыке между старыми листами рубероида.

— То есть? — живо переспросил Шхера и наклонился к нему.

Сокольский натянул резиновую перчатку и извлёк из щели пергаментную бумажку. Развернул её, поднёс к носу и сосредоточенно понюхал. Потом посмотрел на коллегу.

— Сыром пахнет, — убеждённо сообщил он.

— Ну, твой нюх — лучшая лаборатория, — снова заулыбавшись, согласился Тимофей, — но почему ты думаешь, что парень этой Курковой — не наш снайпер?

Сокольский запустил пальцы в щель и принялся тянуть пласт рубероида на себя.

— Во-первых, — начал объяснять он, — бумажка свежая и бутерброд, который в ней лежал, был съеден совсем недавно. Иначе она успела бы высохнуть и выветриться. Во-вторых, если ты внимательно осмотришь место, где предположительно прятался снайпер — к рубероиду местами пристали ниточки и остались вмятины от локтей и коленок. Днём покрытие разогревается на солнце и становится более податливым и липким. Выстрелы были сделаны примерно в 11 утра. Если предположить, что Вадим, приятель Курковой, приехал на её поиски за час или даже два до этого момента — он, или его приятель-снайпер не належали бы тут столько следов. Курить, лузгать семечки и есть бутерброды у них бы не было времени.

— Погоди! — остановил его рассуждения Шхера. — Хочешь сказать, что Куркову здесь давно пасли?

— Думаю, что преступникам почти сразу стало известно, что мы прячем её именно здесь, — согласился Сокольский и встал, перебирая на руке горстку подсолнечной шелухи и размятый "бычок" от сигареты. — Снайпер просто сидел и выжидал удобного момента. Если бы Куркова не открыла окно, он дождался бы, когда мы повезём её в город или ещё куда-то и подстрелил на выходе из подъезда. Но этого Вадима всё равно надо найти. Его роль мне пока неясна. Может, бабы и дуры, но он проделал немалую работу, чтобы отследить, где именно мы прячем эту женщину. А чуть заподозрил неладное — удрал, сверкая лопатками.

Он ссыпал семечки и остатки сигареты в подставленный Данилой пластиковый пакет и снял перчатки.

— Пусть эксперт ещё поработает, — добавил он. — Там, в углу, следы мочи, достаточно свежие, чтобы предположить, что отхожее место устроил наш снайпер. Пусть сравнит ДНК на окурке и эти следы.

— А что, по моче можно определить ДНК? — спросил Данила.

Сокольский усмехнулся и ничего не ответив, направился к выходу на лестницу. Ему ещё предстоял неприятный разговор с бывшей одноклассницей.

Глава вторая. Драмы в сельской местности

— Так! Это твоя "Лада Гранта Спорт", коричневого цвета? — Разговор в душном кабинете местного участкового пошёл на третий круг одних и тех же вопросов.

— Это кориандр-металлик, — терпеливо поправила Инга. — А что, на ней есть следы наезда?

— Ей следы наезда понадобились! — возмутился тип в штатском и сделал попытку схватить Берестову за волосы. На лето она подстриглась, так что толщина его пальцев оказалась больше длины её волос. — Вот зараза! — выругался мужчина и ударил пленницу, несильно, но достаточно чувствительно, чтобы сбросить со стула.

Почему-то она не боялась. Всегда считала, что попади она в такие обстоятельства — наверняка испугается насилия, а теперь ей приходилось изображать страх. Свернувшись на пыльных досках пола калачиком, Инга закрыла голову руками. Очень хотелось вцепиться парню в чувствительное место, тем более что он стоял очень удобно для короткого выпада, а свободные брюки делали подлый приёмчик легко осуществимым. Но Берестова решила этого не делать. Лично отрывать местным продажным полицейским их причиндалы не входило в её задачу. К тому же, противников было двое и от второго она сразу получила бы дубинкой по голове. Пусть думают, что она — трусливая дурочка-блондинка.

Если не понимаешь ситуацию, лучше всего не торопить события. Сначала всё шло нормально, даже обыденно. Они приехали с Капустиным в Лужково часам к десяти. Дом вдовы Астафеева им указали сразу, его здесь все знали. Особняком это строение вряд ли можно было назвать, но отдалённое сходство с Дачей Бенуа постройка имела. Резные наличники, потрескавшиеся от времени деревянные колонны веранды, сложносоставная крыша, терраса по второму этажу — всё это давало понять, что дом строил человек с затейливым вкусом. То, что дом простоял больше ста лет, характеризовало строителей как знатоков своего дела, а хозяев — как заботливых и состоятельных людей.

Вдова Астафеева, Елена Макаровна, оказалась женщиной приветливой и не пугливой. Пока Инга беседовала с ней на веранде, Юраша направился к пруду за домом. Куда он делся — Берестовой оставалось только гадать, потому что когда минут через десять появился местный участковый Кулаков и стал громогласно требовать хозяина машины, припаркованной на обочине, неподалёку от ворот, Капустин даже не появился. Инга сочла самым лучшим сделать вид, что никакого напарника с ней не было, а Елена Макаровна растерялась и тоже промолчала.

Чтобы не поднимать шума, Инга позволила себя увести, пообещав, что ответит на все вопросы и непременно вернётся. Ей не хотелось, чтобы хозяйка дома предпринимала какие-то действия. И вот, участковый вместе со своим помощником неприветливого вида, увезли Берестову "в участок". Теперь Кулаков делал вид, что не видит, что творится за его спиной.

— Что за духота-то такая! — проворчал он, распахивая второе окно. Первое он открыл, едва войдя в кабинет. Почему-то на обоих не было решёток, хотя фундамент поднимал подоконники не выше чем метра на два от земли. — Хватит, Петя! Что ты привязался к девушке?! — махнул на помощника участковый.

Петя, сопя себе под нос про "городских шлюх", оторвал Ингу от пола и усадил обратно на стул. Она старательно прятала лицо в ладонях и вздрагивала на каждое прикосновение грубых мужских рук. От всхлипываний пока воздержалась, приберегая их на крайний случай.

— Ладно, поговорим о другом, — миролюбиво предложил участковый, после того, как нахлебался воды из пластиковой бутылки. — Где твой друг?

Инга раздвинула пальцы и удивлённо выглянула на него.

— Ну, босс! Как ты там его называешь? Этот… — он порылся в бумажках на столе, повернул к себе край газеты и прочитал: — Сокольский. Так где он? Вы вместе приехали?

"Оба-на! — мысленно возмутилась Берестова. — Похоже, у нас не крот завёлся, а большая, жирная крыса! Откуда он знает про Сокольского?"

— О чём это вы? —спросила она убирая руки от лица и позволив себе шмыгнуть носом. Обиженная, помятая блондинка почему-то вызвала у участкового улыбку.

— Успокоилась? Ну вот и славно! Давай, рассказывай, зачем вы сюда приехали с этим твоим приятелем?

— А я одна приехала, — заявила Инга и неожиданно резко поднялась со стула. Её планы изменились. — И нечего меня пугать! Я ничего не сделала!

Они были не готовы, потому что Берестова успела схватить со стола пепельницу и сделать три шага к стене, прежде чем Петя шевельнулся, а Кулаков поднялся на ноги. Похоже, они испугались, что довели её и сейчас она начнёт сопротивляться.

Инга поняла, что шум этим двоим ни к чему. Не зря они привезли её сюда через задворки. И дом этот наверняка не был официальным местом дислокации лужковского участкового.

— Спокойно, девочка, — быстро проговорил Петя, сменив тон на успокоительный и достал из кармана квадратный предмет.

"Шокер", — догадалась Инга, и не раздумывая, швырнула пепельницу ему в лицо. Мужчина отшатнулся. Инга опрометью бросилась к окну и нырнула через открытый проём, как в воду с пристани.

Отработанный кувырок и кусты внизу смягчили падение. Берестова выкатилась сквозь палисадник на асфальтовую дорожку, вскочила и побежала к забору. Адреналин помог преодолеть препятствие в два рывка — и вот она на улице. Не оборачиваясь, Берестова шмыгнула в провал между ближайшими сараями.

Петя выпрыгнул за ней следом и даже пробежался немного, но вернулся. Разведя руками, он разочарованно выругался сквозь зубы.

— Ладно, никуда не денется, — бросил из окна Кулаков. — Найди Вошку и скажи этому уроду, что я его прощу, так и быть. Но пусть отыщет эту девку и сделает так, чтобы она больше не отсвечивала. И без шуток! Эта стерва ловкая, как кошка. Сделает — я тоже сделаю вид, что у ограбленного склада его никто не видел…

* * *

Капустин открыл глаза. Всё, что он помнил: блики на поверхности пруда и толстое старое дерево, корни которого нависали над самой водой. Дальше — провал в памяти. Юраша сделал попытку приподняться и зашипел сквозь зубы. Затылок пронзила боль, в глазах расплылись разноцветные пятна. Пришлось немного полежать, потом дотянуться до собственной головы и ощупать. Гематома изрядная!

Как он смог подпустить кого-то к себе? В армии Капустин служил в полковой разведке. Ценили его за то, что он умел передвигаться бесшумно и быстро, обладал острым зрением и умел замечать то, что пропускали другие. Расслабился! Разжирел! Кто-то подкрался к нему сзади, а он даже не заметил! Позор!

Оставив самобичевание для более удобного момента, Юраша открыл глаза и, придерживая голову рукой, сделал попытку оглядеться. Он был в круглом помещении, примерно метров пять-шесть в диаметре. Сплошные бетонные стены и рассеянный свет, который попадал сюда неизвестно откуда, добрых надежд не внушали. Ощущались запахи сырости и плесени. Опираясь на локоть, Капустин сел. Позади него заскрипело — и он с некоторым трудом обернулся. Оказывается, как раз за его спиной — дверь в это странное помещение. И она открылась.

— Уже очнулись? — спросил его вошедший в комнату человек. — Ну здравствуй, тёзка!

Юраша прищурился. Света вполне хватало, чтобы разглядеть того, кто его пленил. В памяти всплыло имя: Юрий Всеволодович Гаврилов. Это было одно из имён, упомянутых в досье застрелившегося Никитина, бывшего босса Славы Ольгина. В конце 1990-х — начале 2000-х Гаврилов прославился организацией серии рейдерских захватов. Ловкий адвокат разбил в прах все доказательства его причастности, что вкупе с исчезновением одного из важных свидетелей обеспечило Гаврилову оправдательный приговор. Но нашлись люди, которые знали, что именно он виноват и были готовы взять правосудие на себя. Гаврилов испугался, спешно взял на себя вину за одно небольшое и не слишком значительное дельце и отправился прямиком в тюрьму. Там и отсиделся, обеспечив себе надёжное окружение при помощи денег и связей.

Капустин познакомился с Гавриловым через несколько лет, когда уже работал в ФСБ. Юрий Всеволодович проходил свидетелем и требовал защиты. Капустину выпала сомнительная честь прятать его на конспиративной квартире.

— Мир тесен, — пробормотал Юраша и потрогал затылок. — Так-то ты платишь за доброту?

— Ничего личного, Юра, — уверил его Гаврилов. — Я тут по долгу службы. Как и ты.

— Что за служба? — поинтересовался Капустин, прикидывая, сможет ли быстро вскочить и атаковать противника.

— Сразу предупрежу: тебе вкололи транквилизатор, так что ещё часа два ты нормально двигаться не сможешь, — предупредил его Гаврилов, правильно истолковав взгляд фээсбэшника.

— И что дальше? — спросил Юраша.

— Ничего! Твоей симпатичной коллегой займётся местная полиция, а ты побудешь у меня в гостях. — Гаврилов присел на корточки. — Я даже обеспечу тебе безопасность. Но с одним условием: если ты расскажешь мне, зачем приехал и что вы ищете?

— А просто выразить соболезнования вдове — не вариант? — спросил Юраша, медленно поводя плечом. Сейчас, когда чувствительность вернулась, он понимал, что Гаврилов не врёт: быстро двигаться не получается, словно тело слушается приказов мозга с запозданием.

Юрий Всеволодович усмехнулся.

— Не вариант, Юра, — признал он. — Для тебя не вариант…

* * *

Инга осталась без машины, без денег и документов. Возвращаться к Астафеевой нельзя, у неё и так достаточно неприятностей, если она вообще не в сговоре с Кулаковым и его подручным. Сунуться ещё к кому-то в посёлке — опасно. Капустин исчез с концами. Поборов желание проследить за участковым и его наглым подручным, Берестова двинулась в сторону шоссе. Там, на ближайшей заправке, можно уговорить кого-нибудь дать ей позвонить. За срочную связь она бы сейчас многое отдала. Следовало предупредить Сокольского о том, что их подставили.

Выбравшись по дну оврага к переправе через ручей, Инга огляделась, после чего рискнула выйти на дорогу. Посёлок заканчивался резко: последний ряд домов — за ним поле и край леса. Берестова пошла быстрым шагом, потом перешла на бег. Приходилось всё время оглядываться, не едет ли за ней полицейская машина. Но когда со стороны посёлка показался чёрный джип с блестящим бампером, он испугал Берестову куда больше, чем авто капитана Кулакова. Инга моментально прыгнула в кусты и затаилась. Джип полз медленно, словно водитель кого-то высматривал — и это показалось Инге дурным знаком. Когда автомобиль скрылся за поворотом дороги, она выбралась и побежала вперёд, вдоль обочины, ещё быстрее.

На одинокого велосипедиста она не обратила внимания. Мельком глянула, определив по фигуре, что скорее всего это местный подросток. Возникла идея попросить у него велосипед и она остановилась, ожидая, что паренёк догонит её и остановится.

Вашид знал, что ему не надо смотреть этой женщине в лицо. Шлюха она или нет — у него не хватит духу сделать то, что приказано. Когда белобрысая остановилась — он едва не повернул назад. Руль в руках дрогнул, скрипучий агрегат свернул вбок и чуть не завалился вместе с Вашидом в канаву. Мужчина успел подставить ногу, оттолкнулся и заставил себя ехать дальше. Он должен был всё сделать! Ради семьи! Эта белобрысая — она ему никто. Она обманывает честных мужчин, подмешивает им клофелин и выворачивает карманы. Она — тварь, которую убить — не преступление, а благодеяние. Таких, как она, на его родине раньше камнями побивали…

Всё это — абстрактные лозунги, а попробуй убей живого человека, даже если это падшая женщина! Вашид отвернул голову, чтобы до последнего не смотреть на белобрысую. Шины шуршали по пыльному асфальту, с каждой секундой расстояние становилось всё меньше. Вашиду показалось, что он несётся со страшной скоростью, хотя он еле крутил педали, а потом и вовсе перестал это делать. Велосипед неумолимо приближался, двигаясь по инерции и полностью остановился рядом с белобрысой.

— Привет! — сказала та.

Вашид соскочил через "женскую" раму, глядя не на собеседницу, а на поле с другой стороны дороги.

— Извините, вы не можете одолжить мне ваш велосипед? Я верну!

Она шагнула так близко, что Вашид почувствовал её дыхание. Или у него горело лицо. Он отпустил руль, позволяя белобрысой взяться за него. Машинально кивнул, чтобы хоть как-то дать понять, что он слышит её слова и понимает.

— Спасибо! — Инга положила руку на ближайшую рукоятку, ощутив неровности затвердевшей, выкрошенной от времени резины. — Вы где живёте? Я вас найду на обратном пути.

Он сам не понял, что произошло, словно его толкнули сзади в спину. Сделав шаг, он выкинул вперёд руку с ножом. Белобрысая резко подалась от него и Вашид едва не закричал от радости: он не успел!..

Но руки белобрысой упали, она зажала ими живот. В первый раз Вашид поднял голову и увидел её взгляд, не осуждающий, не гневный, а какой-то удивлённый. Потом она отшатнулась, споткнулась и упала, свернувшись калачиком на пыльной обочине. Вашид выронил нож и схватился за лицо. Велосипед шлёпнулся на дорогу, подпрыгнув всеми металлическими частями, но Вашид не заметил. Мужчине вдруг стало больно из-за того, что белобрысая лежала и её короткие, словно мех, волосы утопали в серой пыли. Вашиду захотелось подложить ей куртку под голову, чтобы было мягче…

Он подумал, что она не шлюха. Он видел шлюх, те совсем не так выглядели. Зачем кому-то понадобилось убивать молодую, красивую женщину? У неё такие необычные волосы и взгляд, которым она успела на него посмотреть! Странный, как взгляд ангела…

Вашид не удержался и шагнул вперёд, но больно споткнулся о велосипед. Это вернуло его к действительности. Трясущимися руками подняв двухколёсное старьё, мужчина взгромоздился на него и поехал обратно, зигзагами, оглядываясь через плечо и в ужасе надеясь, что скорчившаяся у дороги фигура исчезнет из виду.

А она всё не исчезала и не исчезала…

Глава третья. "Борьба нанайских мальчиков"

Марк двигался в негустом потоке машин, надеясь быстро добраться до места. Большинство граждан в это время возвращалось в город, а не стремилось покинуть его, поэтому пробок впереди Марк не ожидал. В багажнике его старенького, но тщательно отреставрированного "Вольво", лежал ящик, который он извлёк из стены дома. Везти эту штуку на свою дачу Лисовской не жаждал, но пока так и не решил, стоит ли уничтожить эти образчики прошлого, или просто перепрятать в новом месте.

Что-то его беспокоило и Марк кинул взгляд в зеркало заднего вида. Ему показалось, что идущий следом автомобиль подозрительно долго "висит" у него на хвосте. В этом месте трассы разъехаться было непросто, если тот, другой водитель, движется в том же направлении, что и Лисовской. Но всё равно, Марку он не понравился. Воспользовавшись моментом, он перевёл "Вольво" на другую полосу. Идущая следом машина подалась вперёд, занимая свободное место.

— Клиент нервничает, — сообщил водитель в микрофон, укреплённый на воротнике его рубашки. — Наверняка заподозрил слежку.

— Через триста метров — съезд под железнодорожный мост, — ответил наушник в его ухе. — Поверни. Мы подхватим клиента.

Лисовской позволил себе чуть расслабиться, когда подозрительная машина ушла в сторону. Вернуться назад и догнать его снова она бы не смогла. "У меня точно паранойя", — подумал Марк.

В последние пару дней он чувствовал себя неспокойно. Трудно поддающееся логике желание предпринять спешные шаги, не сидеть на месте, ожидая, что будет, имело под собой простое объяснение, которое не приходило Марку в голову: он боялся. Страх, пережитый им в конце девяностых, ранения, переломы, постоянный риск и угрозы — всё это оставило след гораздо более значительный, чем думал он сам. Ему следовало довериться Сокольскому, но Марком овладела навязчивая идея: вдруг его обвинят в убийстве того бандита полтора десятка лет назад! Он-то знает, что не убивал, но попробуй это докажи, когда у тебя нет ни свидетелей, ни вразумительных объяснений, как ты сам ухитрился остаться в живых.

"Надо уничтожить ящик, — подумал Марк, съезжая на нужном повороте с Кольцевой. — Пусть вообще ничего не останется! Никаких следов прошлого! Надо было сделать это давным давно. Вообще сразу!" Вместо того, чтобы ехать по шоссе в направлении посёлка, в котором, на берегу залива, располагалась его дача, к своей жене и дочери, Марк свернул на еле заметный просёлок, который даже не был обозначен на карте. Пришлось сбросить скорость и тащиться, спотыкаясь на выбоинах, между поросших созревшей сурепкой полей, к видневшемуся на горизонте перелеску. Что там, за ним, Марк себе не представлял, но идея казалась ему правильной…

Точнее, казалась до того момента, когда он оглянулся на вираже дороги и заметил крышу другой легковушки, плывущей за ним следом. Марк прикусил губу и невольно прибавил скорости. "Вольво" запрыгал всем своим тяжёлым корпусом, справляясь с неровностями земли, выбивая из высохших колей облачко пыли. Очередной поворот — и просёлок резко пошёл вниз, к полускрытой зарослями речке. Через неё был перекинут широкий, деревянный мост и стоял знак: "3 т."

Перекатив на другой берег, Марк остановился и выглянул. Его преследователь оказался не таким шустрым или более пуганым. А может, просто знал, что Лисовскому никуда не деться и решил не гробить машину раньше времени. Можно было проехать вперёд, в перелесок и попытаться спрятаться там, но Лисовской повернул к берегу. Он заметил, что обмелевшая речка оставила пустое пространство прямо под мостом и закатил "Вольво" туда. Авантюрный трюк сработал, машина скрылась в тени вся. Заглушив мотор, Лисовской опустил стекло на дверце и стал слушать, когда через мост проедет его преследователь.

Он слышал, как скрипели старые, деревянные сваи, как шумел мотор. Потом машина на мосту остановилась. Мотор продолжал работать. "Что ему надо? — подумал Марк. — Заметил следы от колёс?" Обругав себя за глупость, Марк продолжал прислушиваться.

Машина над ним медленно двинулась с места, но через несколько секунд её нос показался на берегу. Остановилась она в нескольких метрах от заднего бампера "Вольво". Дверца открылась и на бережок вывалился господин Дубов собственной персоной. Достав из кармана носовой платок, он принялся протирать очки.

— Марк Викторович! — крикнул он, не подходя ближе. — Мне надоело играть с вами в догонялки! Давайте поговорим, как деловые люди!

"А машина-то не та, которая шла за мной по трассе", — заметил Марк, толкнул дверцу и вышел.

— Что вам от меня нужно? — спросил он, тоже не спеша подходить к высокому и мощному оппоненту.

— А здесь прохладнее, — заметил Дубов. — Вы не находите, что это довольно глупо с вашей стороны?

— Что именно? — переспросил Марк, пожалев, что не разжился хотя бы газовым пистолетом, но почему-то успокаиваясь. Дубов был один. Одного противника Лисовской не боялся. Обычно, когда его намеревались бить или убивать, являлось несколько действующих лиц. Их Марк тогда тоже не боялся, хотя следовало бы…

— Вы так долго хранили вещь, а она вам не принадлежит, — заметил Дубов. — Зачем она вам? Ради памяти о прошлом?

— Я не понимаю, что вам от меня надо, — резко ответил Лисовской.

— Я говорю о том предмете, который лежит в багажнике вашей машины. Отдайте его мне. У меня есть покупатель, который готов хорошо заплатить. Хотите, я поделюсь с вами?

Лисовской теперь уже с любопытством смотрел на Дубова с его золотыми очками и светлой рубашкой, по которой подмышками расползались мокрые пятна. Самому Марку жарко не было.

— Вы заблуждаетесь, господин Дубов, — сказал он, скрестив руки на груди. — У меня нет с собой ничего такого, за что кто-то стал бы платить деньги.

Александр Юрьевич ухмыльнулся, но потом сделал серьёзное лицо и шагнул в его сторону. Марк моментально выпрямился и опустил руки.

— Полагаете, что никто ничего не знает? — протянул Дубов. — Но ведь вы были не единственным, кто знал об этом вашем "сокровище". Понимаю, много лет прошло, но припомните хорошенько.

Он сделал ещё шаг.

— Стойте на месте! — потребовал Лисовской.

— А то что? Будете со мной драться? — удивился Александр Юрьевич, но предпочёл остановиться. — Мы с вами в разных весовых категориях, к тому же, у меня нет ни малейшей охоты причинять вам вред. Лучше послушайте меня. Был среди вашего окружения паренёк, которому вам пришлось довериться. Одному трудно прожить в этом враждебном мире. Этот ваш помощник и доверенный человек и рассказал о вашем "кладе".

— Кому? — спросил Марк, пока мало задумываясь над личностью "паренька", который ему помогал, а теперь разболтал информацию многолетней давности.

— Есть люди, — уклончиво признал Дубов, посмотрев на сверкающие солнечные блики на тёмной воде реки. — Я сам не всё знаю, но мне известно, что та часть, которая попала к вам в руки, была не единственная. Ею много лет никто не интересовался, но вот настал момент — и понадобилась вторая часть образцов. Тут кто-то и вспомнил про одного погибшего авторитетного человека прошлого. Он тогда пытался продать эту пресловутую вторую часть, но с ним произошла странная история: разбился на вертолёте, да ещё в таком месте, где ему было совершенно нечего делать. Меня наняли, чтобы я раскрутил эту историю. И мне это удалось. — Дубов явно гордился собой. — Я восстановил цепь событий, нашёл того вашего помощника и узнал, что если где-то и осталась неучтённая часть образцов и записи к ним — так только у вас. Дальше было нетрудно догадаться…

…У обочины дороги, примерно в километре от этого места, стояла другая машина. Один из приехавших на ней людей вышел, залез на крышу бетонной автобусной остановки советских времён, которую никто не потрудился снести — и осматривался в электронный бинокль.

— Обе машины где-то в районе моста, — сообщил он напарнику. — На противоположную сторону так ни одна и не поднялась. Что будем делать?

— Едем туда! Другого выхода у нас нет.

Первый человек соскочил с крыши и вернулся в машину. Они съехали с шоссе и покатили между полей к реке.

…- Даже если бы у меня что-то было — вам бы я точно не отдал, — ответил между тем Марк и теперь смотрел на мощного собеседника, олицетворявшего собой собственную фамилию, с явным интересом. Словно хотел знать, что именно предпримет Дубов.

— Как знаете, — ответил тот и пошёл прямо на Марка.

Лисовской отскочил и подхватил с земли булыжник, который заприметил несколькими минутами раньше. Дубов оценил угрозу и сунул руку в карман штанов. На свет появился маленький пистолет.

— Не делайте глупостей, Марк Викторович, — посоветовал он. — Просто отойдите от машины.

Вместо этого Марк, без замаха, бросил в него булыжник. Не попал, но Дубову пришлось отклониться. Этого мгновения хватило: Лисовской налетел на него, выбив из руки оружие. Дубов схватил его за одежду. Марк извернулся и ударил противника под коленку. Тот пальцы не разжал — и потянул Марка за собой. Оба свалились с бережка в речку. Барахтаясь в ближнем бою, Дубов пытался подмять Лисовского под себя, макнуть в воду, но тот извивался как уж и ухитрился сбить с Дубова очки. Потом упёрся коленом в грудь и почти вырвался. Дубов успел перехватить его за пояс и рывком бросить через себя. Лисовской брыкнул его изо всех сил, но Дубов не был настроен отпускать добычу. Он наваливался сверху, не давая Марку отодвинуться и ударить сильнее. Внезапно он вскрикнул, подавшись в сторону. Марк разжал зубы, отпустив его плечо, и ткнул кулаком в нос…

— Вон они! — крикнул Данила, выпрыгивая из машины и подбегая к берегу.

Зрелище заворожило его. Посреди реки, в которой воды было не больше, чем по колено, барахтался грязный господин Дубов, на спине которого сидел Лисовской и макал противника головой в воду. Пару раз Дубову удавалось приподняться на четвереньки. Хрипя и задыхаясь, он сделал попытку перевернуться.

— Прекратить! — заорал Данила, опомнившись.

— Чего стоишь? — напарник подтолкнул его в спину.

Некрасов прыгнул в речку, схватил Лисовского за шиворот и завернул ему руку за спину. Дубов вырвался, уронив обоих в размешанную грязь.

— Держи! — крикнул Данила напарнику.

Тот наставил на Александра Юрьевича пистолет.

— Руки в гору! На берег! — приказал он.

Дубов оценил ситуацию и поднял руки, одновременно поднимаясь с колен. Грязный с головы до ног, он действительно двинулся к берегу, спотыкаясь и поскальзываясь на глинистом дне.

— Марк Викторович! — Данила всё ещё делал попытки усмирить маленького бизнесмена, барахтаясь с ним в грязи и всё сильнее заламывая ему руку за спину. — Хватит! Отбой! Это Некрасов! Вы меня с полковником Сокольским видели!

В пылу борьбы он даже не заметил, что повысил своего шефа в звании. Зато до Лисовского дошло, что драться дальше необязательно. Он позволил вытащить себя из реки.

— Ну, хватит! — уговаривал его Данила, на всякий случай не отпуская, пока его напарник не надел на Дубова наручники. — Всё! Успокоились?

— Ладно… — прохрипел Марк, расслабляясь. — Можешь отпускать…

Едва Данила разжал хватку, Марк сделал попытку броситься на скованного Дубова. Молодой фээсбэшник перехватил его "в полёте" и дёрнул назад.

— Ну всё! — рявкнул он. — Мало того, что вы своими выкрутасами заставляете кататься за вами по всем дорогам!..

— Всё! — выдохнул ему Марк. — Понял я!

Вывернувшись из-под руки Данилы, Лисовской отошёл к своей машине и сел прямо на землю, прислонившись к пыльной дверце. Ему нужно было отдышаться и прийти в себя, прежде чем что-то спрашивать или говорить…

* * *

Доктор Люся позвонила Сокольскому, когда он собирался вернуться на базу, спешно вызванный майором Киппари. Поговорить с Зоей Курковой ему так и не удалось. Пришлось поручить её сопровождению во главе с улыбчивым Тимофеем Шхерой.

— У тебя есть пять минут? — спросила майор Бердникова.

— Нет, — честно ответил он, но тут же поправился: — Ради ваших новостей я отложу все дела.

— Тогда слушай внимательно.

Их защищённые от прослушки телефоны давали возможность говорить о делах прямо и без намёков, но всегда оставалась возможность, что тебя кто-то подслушивает ушами из-за ближайшего угла. Поэтому Сокольский отошёл от машины и остановился за толстым стволом единственного во дворе дерева.

— Говорите, Людмила Кирилловна, — предложил он.

— Я тут исследовала труп нашего подопечного и ломала голову, от чего сработал механизм самоликвидации, — продолжила майор Бердникова. — А оказалось, что проблема серьёзнее. Мы не учитываем, что если имплантат мог получать сигналы извне, значит, у него есть автономная система питания. Это ведь не чип в собачьей холке и не шрих-код на упаковке с сосисками.

— И в чём проблема? — спросил Сокольский.

— А проблема в том, мой дорогой, что любой аккумулятор рано или поздно разрядится и его придётся заменять. А если он вживлён в тело, он должен быть ещё и миниатюрным.

— Хотите сказать, что у этого имплантата был определённый "срок годности"?

— Нет! — отрезала тётя Люся. — Хочу сказать, что неизвестный нам гений придумал автономную систему питания. Что-то вроде солнечной батареи, но работающей не на энергии солнечных лучей, а на энергии биохимических реакций, протекающих в самом организме. И я, кажется, нашла частицу этого аккумулятора. Могу предположить, что одновременно имплантат играл роль маячка, по которому хозяева отслеживали своего агента. Дальше лишь моё предположение: по маячку наши неизвестные "друзья" поняли, что их человек попал не в морг и не в обычную городскую больницу, а в закрытое заведение. Допускаю, что сыграли роль МРТ, а может, и мой сканер: имплантат подвергся волновому воздействию и в нём запустился процесс самоликвидации. Изобретатели имплантата могли предусмотреть такой ход. Если я права — мы сами убили этого парня.

— Вот как… — проговорил Сокольский. — И сигнал никто из наших не отследил.

— Это не так просто, — напомнила тётя Люся. — Мы не знаем, какую частоту они используют. И такое маленькое устройство не может давать постоянный сигнал. В какой-то момент хозяева начали прощупывать пространство, разыскивая своего агента, могли дать несколько импульсов — обнаружить его, проверить адрес и после этого принять меры. Именно поэтому он прожил в моих руках так долго.

— Я понял, — ответил Сокольский, которому не казалось, что интервал в три часа можно признать долгим.

— Надеюсь, что помогла, — сказала доктор Люся.

— Даже не представляете, как! Я постараюсь к вам заглянуть через некоторое время.

— Тогда до встречи! — попрощалась майор Бердникова и завершила звонок.

Сокольский убрал телефон и успешно справился с желанием стукнуть кулаком ни в чём неповинную сосну. Проблемы у них размножались, как микробы в чашке Петри — и конца этому процессу пока видно не было.

Глава четвёртая. Цена чужой жизни

— Лейтенант! Потрудитесь зайти ко мне!

Слава смекнул, что фраза "потрудитесь зайти" не предвещает ничего хорошего. Нормальный человек сказал бы просто: "Зайдите!"

— В кабинет? — переспросил он сдуру.

Сергей Сергеевич наградил его взглядом, выражение которого колебалось между недоумением и презрением. Потом шагнул за двери, но закрывать створку не стал. Наверное понадеялся, что даже такой тупица, как Ольгин, сообразит пойти следом.

Слава незаметно вздохнул и направился за ним. Хотя он не боялся Ланского, но совсем не робеть перед этим "корифеем старой гвардии" было трудно. Тем более, Ланской Ольгина не жаловал и наверное, проел Сокольскому, а заодно и генералу Чёрному, по аккуратной такой плеши, доказывая, как они были неправы, позволив завестись в подразделении этому "бывшему уголовнику". То, что Ольгин полностью реабилитирован, Сергея Сергеевича Ланского ничуть не смягчало.

— Докладывайте, как продвигается ваше расследование, — потребовал с Ольгина Ланской, усаживаясь в своё кресло. Почему-то слово "ваше" он выделил интонацией, словно Ольгин обстряпывал какое-то одному ему ведомое дельце, а не работал вместе со всей группой.

— Мне нужно, чтобы в кабинете полковника Мегавого поставили прослушку, — рискнул сказал Слава. — И на его телефон тоже.

Ланской задумчиво посмотрел на него, ничего не переспрашивая. Слава счёл это хорошим знаком и добавил:

— Я уверен, что он знает убийцу полковника Астафеева.

— Откуда такой вывод? — живо спросил Ланской и подался в его сторону.

Ольгин покрепче обнял папку, словно она была его спасательным кругом, но заговорил спокойно и с убеждением:

— На момент убийства в помещении находилось только двое посторонних. Оба они сидели в приёмной через два кабинета, вместе с секретарём, который никуда не отлучался вплоть до обнаружения трупа. Полковник Мегавой, по его собственному утверждению, ушёл на полчаса раньше этого события, что подтверждает отметка в компьютере на проходной.

— Из этого вы делаете вывод, что именно Мегавой должен знать убийцу? — переспросил Сергей Сергеевич. — Каким образом? Столкнулся с ним при входе? Пропустил по своей карточке?

— Я пока не знаю, — признался Слава. — Но вот смотрите! — Он развернул папку и выложил перед Ланским свои подсчёты. — Пропуск Мегавого зафиксирован на проходной вот в это время. А камера наблюдения, которая висит в арке, показала, что он прошёл в сторону Невского на тридцать пять минут позже.

— Он мог не сразу уйти с площади, — заметил Ланской.

— Мог! Но сам Мегавой сказал, что сразу же уехал. Теоретически, он конечно мог простоять полчаса на площади и сам того не заметить…

Сергей Сергеевич хмыкнул, но соглашаться не спешил.

— Техника иногда даёт сбои, — подсказал он. — Камера могла сработать неправильно.

— Тогда можно предположить, что сработала неправильно и система, которая фиксирует пропуска? — тут же поддержал Ольгин. — Тем более, что охранник, который дежурил в тот день, рассказал интересную вещь. Я уже докладывал майору Киппари.

— Я в курсе, — перебил Ланской, чтобы Ольгин не начал пересказывать всё заново. — Вы полагаете, что охранник не ошибся и Мегавой покинул здание после того, как мимо проходной прошли срочно вызванные дежурные офицеры?

— Показания охранника совпадают с записью камеры в арке, — ответил Ольгин. — Это уже два факта, которые совпадают друг с другом. Конечно, при условии, что охранник сам не замешан в убийстве и не насочинял всё это. Но тогда он должен был что-то сделать с камерой наблюдения, которая никаким боком к нему не относится и пульт от которой находится совсем в другом месте. Я проверял, этот парень близко не приближался, не заходил и не общался с людьми из соседнего здания.

Ланской кивнул и задумался. Хоть он и не любил Ольгина, дело для него стояло на первом месте и не признать рациональное зерно в выводах Славы он не мог.

— Хорошо, я подключу свои связи и постараюсь, чтобы прослушка была установлена уже сегодня, — пообещал он. — Что ещё?..

…Минут через десять Слава вышел. И мысленно выдохнул. Мимо него в приёмную прошёл помощник Ланского, покосился на Ольгина, но тот выпрямился и пошёл по коридору, в сторону лестницы. Сосредоточиться на деле у него не получалось, он больше думал о своём докладе полковнику. Слава уже привык, что время от времени приходится пересказывать одно и то же, с сохранением всех деталей и подробностей. Он думал, что если вдруг такое случится и начальник аналитического отдела, замещающий сейчас полковника Баринцева, потребует отчёта, придётся разложить все свои подсчёты и схемы, составленные по всем правилам фототаблицы и видеоматериалы — и по ним, как по нотам, отыграть возложенную на него партию от и до. Но разговор получился неожиданно коротким.

"Зато продуктивным!" — сказал себе Слава, и тут вспомнил, что не рассказал Ланскому о своём соображении насчёт камеры наблюдения в коридоре Архива. Слава был уверен, что она не зря давала сбой и наверняка кто-то нашёл способ подать на пульт наблюдения заранее отснятую картинку. Если так — то по мелким деталям вроде разницы освещения это можно определить. Наверняка аналитический отдел, сообща с экспертами, смогут распознать подделку, если удастся заполучить в свои руки запись, а ещё лучше — вместе с камерой. Ольгину это не удалось: упёрлись парни из военной прокуратуры. Но уж Ланской-то сможет найти к ним подход!

Слава уже дошёл до выхода на лестницу, но круто повернул обратно и совсем несолидно для лейтенанта ФСБ помчался бегом. Толстая ковровая дорожка заглушила его шаги. Перед самой дверью в приёмную Ланского он остановился, одёрнул куртку и взялся за ручку…

Помощник Ланского, капитан Раков, стоял спиной ко входу и в чём-то сосредоточено копошился. Ольгин кашлянул. Раков подпрыгнул, в полёте повернувшись в его сторону. Предмет в своих руках он опустил вниз, под защиту края стола. Если бы не эта его реакция, Слава не обратил бы внимание на его манипуляции.

— А что это ты тут делаешь? — спросил Ольгин, склоняя голову набок, как любопытный школьник.

— А ты что делаешь? — резко переспросил Раков, выпрямляясь и расслабляя лицо.

— Да мне бы к полковнику, — придуриваясь, пропел Ольгин и мягко двинулся к столу Ракова.

Тот спешно сунул в карман то, что держал в опущенной руке, и шагнул ему навстречу.

— Полковник занят!

— Чем это? — У Славы зашевелилось нехорошее предчувствие. Странная параллель с расследованием Астафеева вдруг пришла ему в голову.

— Сергей Сергеевич разговаривает по телефону, — строго произнёс Раков, поднимая руку, чтобы остановить надвигающегося на него Ольгина.

— Правда!? — обрадовался тот. — А пойдём проверим!

Неожиданно облапив капитана Ракова одной рукой, Ольгин рывком потянул его с собой к двери и ввалился в кабинет Ланского, прежде чем Раков смог оказать достойное сопротивление.

— Это что такое?!! — рявкнул Ланской, воззрившись на них из-за своего стола. В руке его действительно был телефон. — Вы что себе позволяете?!

— Товарищ полковник! Он на меня напал… — начал было Раков, но Слава не дал ему закончить, воспользовавшись заминкой и толкнув в спину, чем вынудил сделать несколько шагов по направлению к грозно взирающему на них Ланскому.

— Расстреляйте меня, если я не прав! — заявил Ольгин и ткнул пальцем в сторону Ракова. — Но он подслушивал или записывал ваш разговор! И спрятал в правый карман что-то вроде плеера!

— Вы в своём уме, лейтенант?! — грозно начал Ланской, поднимаясь из-за стола.

Раков попятился, чем стимулировал собственного шефа на неожиданное действие: Ланской ринулся к нему, схватил за руку и моментально уложил носом в столешницу.

— Посмотрите, что у него в кармане, — приказал Ланской Ольгину. — Быстро!

Слава моментом очутился рядом и принялся выдирать из кармана Ракова предмет, который тот спрятал. К сожалению, Сергей Сергеевич вывернул собственному помощнику левую руку, а правую Раков успел сунуть в тот самый карман, в который теперь пытался прорваться Ольгин.

— Не дёргайтесь, пациент… — прошипел Слава ему в ухо, сражаясь с его пальцами. — На то вы и Раков, чтобы ставить вас… раком… Вот так!

Он победоносно завладел предметом и отступил на шаг, протянув свою добычу Ланскому. Тот отпустил подчинённого и резким движением забрал плеер из рук Славы. Глянув на прибор, Ланской помрачнел и уставился на Ракова таким взглядом, словно прямо сейчас собрался осуществлять предложение Ольгина насчёт "поставить раком".

— Надень на него наручники, — распорядился полковник и отошёл к торцу стола. Отобранный в неравной борьбе прибор он нёс в опущенной руке. Ольгин решил, что слово начальника закон и вытащил из заднего кармана "браслеты".

— Покажи ручки, — приказал он Ракову.

— Товарищ полковник! — взмолился тот и хотел проскочить мимо Славы, но был вторично положен носом в стол. Ольгин, обладая недюжинной силой и ловкостью, уже освоился с приёмом: "застегни врага на четыре счёта". Раков не учёл быстроты противника, или думал о другом.

— Я не виноват! Сергей Сергеевич! Это не то, что вы подумали…

Ничего глупее этой фразы человечество не придумало, но иного в голову Ракова не пришло. Ланской посмотрел на скованного помощника и кивнул на стул.

— Посади его туда. Ну?! Рассказывай!..

Через полчаса Слава отвёл Ракова на гауптвахту, вместе с предписанием Ланского: "посадить капитана под арест до личного распоряжения начальства". Вернувшись назад, Слава застал Ланского в кабинете, у окна. Не оборачиваясь, СС сказал:

— Я надеюсь на твою скромность и… снисходительность. Подполковнику Сокольскому передай, что он может не искать "крота" в своём отделе. Только с глазу на глаз! Расскажешь про того полицейского, который интересовался делом Соловьёва и получал информацию от Ракова. Прочие подробности я сам доложу генералу. После того, как всё выясню.

Ольгин кивнул, получил разрешение уйти — и покинул кабинет, так и не сказав свои догадки про камеры наблюдения.

* * *

…- Кто ты? Кто ты?! Кто ты?!! Отвечай!..

Голос звучал где-то в голове. Тело не слушалось, перед глазами мелькали смутные тени. Реальным оставался только этот голос, который повторял без конца: "Кто ты? Кто ты? Кто ты…" Ответить мешала левая пятка. Она чесалась и невольно в воображении всплывал кадр из "Приключений Шурика", где его любимый актёр, Никулин, просовывает руку под одеялом — и она оказывается такая длинная, что он скребёт ею собственную ступню.

— Кто ты?! Отвечай!..

— Какие проблемы? — Это был уже голос Гаврилова и обращался он к худосочному, сутулому парню, бледному и вялому, как травинка, выросшая под гнилой доской.

Этот "компьютерный задрот" сидел на низком табурете, разложив перед собой на ящике кейс-компьютер с навороченным пультом вместо привычной клавиатуры. Пучок проводков тянулся от боковой приставки компьютера к металлическому обручу, укреплённому на голове привязанного к стулу Юраши. Рубашку с него сняли, приклеив скотчем к груди несколько датчиков. Торс Капустина блестел от пота в рассеянном освещении всё той же бетонной комнаты и концы скотча понемногу начали отклеиваться.

— Он сопротивляется погружению! — капризным тоном пожаловался бледный "задрот", пытаясь справиться с движущимися на мониторе графиками. — Я же говорил, что без прямого вживления ничего не получится!

— У нас нет времени! — нетерпеливо перебил его Гаврилов. — К тому же, вживление нерентабельно. Мы не сможем вернуть его обратно, он всё равно умрёт через несколько часов.

"Как интересно!" — подумал Юраша. Видно, "задрот" отвлёкся и забыл про свои манипуляции, позволив собственному разуму фээсбэшника временно взять верх над чужим вмешательством в его голову.

— Я вам сто раз объяснял! — оправдывался "задрот". — Лучше всего поддаются погружению игроки, геймеры. Наверное, он не игрок…

— Все военные — игроки, — не согласился Гаврилов. — А этот — бывший спецназовец. Для него вся жизнь — игра.

"Задрот" помотал головой.

— Мы о разных вещах говорим, — рискнул оспорить он. — Чтобы добиться результатов, нужно либо кропотливо трудиться над ним неделю, может даже месяц, или вшить модуль управления, как остальным. Хотите чего-то добиться — обколите его наркотиками, сывороткой правды, подвесьте за член или примените какое-нибудь более обычное средство!

— Я тебя самого повешу за член! — рявкнул потерявший терпение Гаврилов.

Юраша засмеялся. Это было неожиданно даже для него самого, но почему-то ему стало смешно. А главное — тело подчинилось желанию рассмеяться.

— Придурки… — еле ворочая языком, высказал он. — Обломались? Почеши мне пятку, пацан…

Гаврилов кивнул одному из своих людей, тот шагнул к привязанному сзади и ткнул в шею шокером. Юраша дёрнулся и затих.

— Так тебе удобнее работать? — спросил Гаврилов "задрота".

— Ну, теперь я вообще ничего не смогу сделать! — воскликнул тот.

Юрий Всеволодович посмотрел на компьютерщика с нескрываемым презрением, хотел что-то сказать, но махнул рукой и вышел из помещения…

* * *

Александр Павлович Мегавой достал ключ и открыл двери. Он не любил возвращаться домой, в пустую квартиру. Здесь было особенно трудно спрятаться от навязчивых мыслей, которые приводили лишь к сильной головной боли и очередному приступу отчаяния. Чтобы хоть как-то это контролировать, Мегавой старался заранее начать обдумывать какой-нибудь отрывок из прочитанного недавно Пушкина или размышлять о старых документах, информацию из которых можно будет использовать в собственных воспоминаниях, если он захочет написать автобиографию.

Он думал обо всём, что не касалось современных проблем. Но в этот вечер отвлечься на классиков литературы не удалось. В комнате, прямо напротив двери, в кресле сидел человек.

— Не пугайтесь, полковник, — негромко произнёс он.

— Сокольский? Я надеялся, что явитесь именно вы, — признался Мегавой.

— Вы можете говорить со мной?

— Только до тех пор, пока не потеряю контроль, — предупредил Мегавой, проходя и присаживаясь на диванчик напротив.

— А потом?

— Потом я потеряю сознание, умру или сойду с ума. Не могу точно определить, что предпочтительнее.

— Они могут нас слышать? — спросил Сокольский, ничего не поясняя.

— Нет, это исключено, — успокоил его Александр Павлович. — Они могут лишь связываться со мной и отдавать приказы. Так что если зазвонит телефон — советую вам быстро покинуть квартиру. Не могу гарантировать, что мне прикажут на этот раз. Как вы догадались?

— Это долгая история, — отклонил вопрос Сокольский. — Скажите спасибо лейтенанту Ольгину. Как мне следует поступить: слушать вас или формулировать вопросы, на которые вам будет проще отвечать?

— Лучше спрашивайте, чтобы я мог отвечать "да" или "нет". Это поможет растянуть наш с вами диалог.

— Хорошо! — Сокольский посмотрел на опущенные шторы, но сразу же вернул своё внимание собеседнику. — Это случилось во время вашего последнего отпуска?

— Да.

— Вы знаете, где вас держали?

— Нет.

— Помните лица или имена?

— Нет.

— Среди вашего окружения есть люди, причастные к тому, что произошло?

Мегевой несколько секунд думал, но потом твёрдо ответил:

— Нет.

Сокольский кивнул.

— В Лужково пропало двое моих людей, — сказал он, поменяв тему на более насущную. — Вы можете помочь их найти?

— Нет. Сейчас нет, — поправился полковник.

Сокольский подался к нему и внимательно глядя в решительное лицо военного, спросил:

— Вы готовы рискнуть, чтобы избавиться от контроля?

Александр Павлович медлил. На лице его отразилась внутренняя борьба, он побледнел и кажется, готов был упасть в тот самый обморок, о котором говорил вначале. Но у него хватило сил процедить:

— Да…

— Постарайтесь расслабиться. — Сокольский вскочил, прошёлся по комнате, вытащил с полки книгу. — А. Дюма, "Три мушкетёра". Подойдёт. — Он сунул книгу полковнику в руки, раскрыв на середине. — Читайте. Это интересно.

Отойдя к забранному шторой окну, Сокольский вынул телефон и позвонил.

— Возьмите всё необходимое и приезжайте. — Он покосился на полковника, но тот сидел, вцепившись в книгу и глаза его старательно скользили по тексту. — У нас мало времени, — добавил Игорь в трубку…

* * *

Гаврилова беспокоило, что та белобрысая, которая по словам Кулака оказалась слишком шустрой для тупой блондинки, исчезла и никто не видел её труп.

— Ещё раз вспомните, как всё было! — потребовал он у охранников.

— Погодите! — остановил шефа один из его людей. — Мы по старой дороге ехали. Впереди нас одна единственная машина прошла: фура, кажется КамАЗ! У него ещё на задней части была какая-то кошка нарисована!

— Куда он ехал?

— В сторону Берёзово…

— Так! — Гаврилов задумался. — Если она не мертва — её могли подобрать. Большая была лужа крови на обочине?

— Не то, что большая, но достаточно, — быстро ответил один из охранников.

— А если она жива, — продолжил Гаврилов, — куда они поедут? В ближайшую больницу! Вы двое дуйте в Берёзово! Если эта девка там — довершите начатое!

Глава пятая. Неутешительные итоги

— Берестова нашлась!

С этим возгласом в кабинет ввалился красноглазый Мотя. Весь основной состав отдела не спал почти двое суток. Сокольский уже вооружился, готовый ехать в Лужково и лично разбираться на месте, что там произошло.

— Позвонила медсестра из больнички в Берёзово. — Мотя был рад уже тому, что хотя бы местоположение Инги они теперь знают. — Ингу привезли какие-то дальнобойщики, с колотой раной, без сознания. Без документов! Вообще без ничего. Прооперировали. Как пришла в себя — уговорила одну из медсестёр сразу же позвонить по нашему контактному телефону. Там рядом — группа поддержки, я послал парней в эту больницу.

— Хорошо! — Сокольский взялся за телефон. — Как смогут что-то узнать у Инги — пусть сразу докладывают.

Можно было и не предупреждать, но Игорь предпочитал выдавать сотрудникам конкретные указания, чтобы не было неясностей. Сам он срочно связался с майором Бердниковой. "Хорошо бы, Мегавой пришёл в себя!" — повторил он мысленно, как молитву. Появилась надежда, что им удастся найти живым и Капустина. Либо полковник, либо Инга должны сообщить хоть что-то, что поможет понять, куда исчез Юраша.

Откладывать свою собственную поездку в Лужково Сокольский и не подумал. Все ниточки на данный момент сходились в этом посёлке, в доме странной вдовы, указанной Мегавым. Игорь ругнул себя за то, что не отправил Капустина и Берестову в сопровождении группы захвата, но тут же сам себя перебил: если бы ФСБ завалило к указанному дому таким щедрым составом — скорее всего, они бы ничего не нашли.

— Это была рядовая поездка к свидетелю, — попробовал успокоить его Мотя. Он не разбирался в нюансах мимики и жестов Сокольского так же хорошо, как Инга. Но он видел, что начальник места себе не находит: кружка кофе стоит непочатая, хотя Игорь несколько раз брал её в руки.

— На адрес указал Мегавой, — не согласился Сокольский, продолжая стоять около стола, не присаживаясь и не оборачиваясь. — Я должен был подумать, что на месте может ждать какая-то каверза. Не трудись, я знаю, что у нас ещё покушение на Куркову, Марк с его выкрутасами, Соловьёв… Воз с тележкой. Но три минуты подумать у меня были.

Мотя хотел возразитья, глядя в его напряжённую спину, но Сокольский уже взял себя в руки, расслабился и повернулся к нему.

— Я еду в Лужково. Со мной — Некрасов и Ольгин. Группа поддержки, которую ты послал за Ингой, как только доставят её в безопасное место — пусть сообщат. Поддержат меня. Если майор Бердникова сообщит, что можно поговорить с Мегавым — сразу отправляйся к нему и узнай всё, что ему известно. Потом отправишь мне по защищённому каналу. Всё! За дело!

Сокольский подхватил куртку, под которой прятал "сбрую" с пистолетом, и вышел из комнаты. Кофе так и остался нетронутым…

* * *

Бандиты свернули на стоянку возле двухэтажной больницы из серого кирпича.

— Вон та фура! — сказал один из громил. — Видишь, картинка сзади?

— Может и она, — согласился второй. — Ладно, пойдём проверим.

Все трое вышли из машины и направились к двери приёмного покоя.

— Эй, девушка! — позвал один из громил и раскрыл полицейские "корочки". — Капитан Вирсов. Мы ищем сбежавшую преступницу с ножевым ранением. Такая белобрысая, с короткой стрижкой. По виду — лет 25–30.

Медсестра некоторое время задумчиво смотрела на троих парней, потом кивнула и полезла в список перед собой.

— Подождите! По-моему два часа назад привезли такую, — ответила она, делая вид, что ищет нужную строчку. — Она сейчас в операционной, так что вам придётся подождать. Вот там можете присесть… или пройти во внутренний коридор.

Мужчины потопали во внутренний коридор, рассудив, что холл больницы — слишком открытое место. Медсестра смотрела на закрывшуюся за ними дверь и прислушивалась. Не прошло и пятнадцати секунд, как громил выволокли обратно со скованными за спиной руками парни в чёрном, с автоматами и масками, скрывающими лица.

— Спасибо, девушка! — поблагодарил последний выходящий — и холл опустел.

Медсестра вздохнула с облегчением, но тут же вздрогнула, когда за спиной снова скрипнула дверь. К стойке подошёл высокий мужчина в джинсовой жилетке, не слишком объёмной, чтобы угадать под ней облегчённый вариант бронежилета.

— Всё в порядке! — успокоил он медсестру.

— Вы меня перепугали, — призналась она. — Бандиты эти… А они точно не из полиции?

— Проверим, — пообещал высокий. — Наша охрана останется на этаже и тут, в холле. Скоро прибудет вертолёт и мы заберём раненую. Вам больше не придётся беспокоиться.

Он вышел на крыльцо сельской больницы и коснулся наушника в ухе.

— Всё в порядке! Тут какие-то типы с полицейским удостоверением пожаловали. Мы их задержали, — доложил он.

* * *

Сокольский приказал остановить машину у обочины.

— Хороший домик! — заметил из-за его спины Ольгин. — В смысле, хорошо раньше строили, если он сто лет простоял. Может, подобраться с задней стороны?

— Не терпится поиграть в разведчика? — подначил его Некрасов, которому в этой поездке выпала роль водителя. Они с Ольгиным соперничали, как самые младшие по званию, но делали это по-доброму и без ущерба для дела.

— Мне не нравится ландшафт, — сбил их с настроения Сокольский. — Легко подобраться нам, но легко и подобраться к нам, пока мы будем осматриваться вблизи. — У него зазвонил телефон и Сокольский живо ответил, надеясь услышать хорошие новости. — Да, Матвей!.. Вот как? Ну, хоть что-то. Держи меня в курсе.

Он убрал телефон и повернулся боком, чтобы видеть обоих своих сотрудников.

— Здешний участковый замешан в этом деле. Так что планы меняются: усадьбу оставим напоследок, едем по адресу, где местный опорный пункт.

Данила завёл мотор и они двинулись вглубь посёлка. Ехать было недалеко и Сокольский предпочёл потратить это время на осмотр окружающего пейзажа. По последней переписи, на постоянном месте жительства в Лужково числилось всего несколько сотен человек, но август привлёк всех, кто имеет дачи, или не успел ещё осчастливить своим визитом деревенскую родню. По обочинам то и дело попадались машины, за заборами сновали люди, на огородах бойко собирали урожай, жарили шашлыки. Обычный, обжитой посёлок. Вдалеке, на противоположном краю, можно было разглядеть несколько трёхэтажных многоквартирных домов. По схеме Сокольский знал, что за дальним концом есть ответвление дороги, ведущее к лесопилке и фермам.

В пяти километрах отсюда, за рекой, начинались полузаброшенные корпуса завода по производству цемента. Сейчас он потерял своё значение и еле телепался, скатываясь к банкротству, но местные дачники даже радовались. Они ценили это место за красивый лес, заливные луга в пойме реки и места для рыбалки. Заводские дела казались "загрязняющими природу", досадными хлопотами.

Фээсбешники добрались до центра посёлка и остановились у железного забора. Табличка на нём свидетельствовала, что в двухэтажном кирпичном домике обитает исполнительная власть. Тут же, с другого входа, ютилась местная администрация. Данила свернул в закуток, предназначенный для стоянки машин, и заглушил мотор.

— Вперёд! — скомандовал Сокольский.

Кулаков заметил неизвестную троицу из окна и забеспокоился. Хоть его и уверили, что всё будет сделано чисто, он боялся за собственную шкуру и не был готов, что кто-то придёт требовать с него ответа. Удивительно, но порой такие вот маленькие местные "начальнички" верили в свою безнаказанность. До города далеко, до Бога — ещё дальше…

— Капитан Кулаков? — Сокольский показал ему удостоверение. — Нам нужно задать вам несколько вопросов.

Он обошёл стол, не обращая внимания на вскочившего с диванчика в углу крепкого мужика, и уселся на место участкового. Ольгин остался у двери. Некрасов с глубокомысленным видом подошёл к вскочившему — и тот предпочёл опуститься обратно.

— Чем мы можем помочь столь впечатляющим гостям? — спросил Кулаков, вытирая потный затылок огромным платком. — Даже представить не могу, что вас привело в наше тихое захолустье.

— Дела, — бросил Сокольский. — Ваши. В зависимости от того, насколько откровенно вы о них расскажете, я буду считать вас жертвой обстоятельств, или соучастником преступления.

У него зазвонил телефон и Сокольский предупреждающе поднял палец. Кулакову пришлось закрыть рот и проглотить своё возмущение.

— Подполковник Сокольский! — официально отозвался Игорь. — Понял. Пусть подтягиваются к зданию местной администрации. — Убрав телефон, он повернулся к Кулакову. — Сейчас сюда прибудет спецподразделение УВР и мы вместе посмотрим, что делается на участке Ковылиных. Вы ведь познакомите меня с Еленой Макаровной Астафеевой?

На Кулакова смотрели ясные, серые глаза, которые светились в мягком освещении комнаты. Или этот странный эффект привиделся лужковскому участковому со страху…

* * *

(Сутки спустя)

Инга открыла глаза, едва скрипнула дверь палаты. Она знала, кого увидит, и не ошиблась. Сокольский подошёл, уселся боком на стул, навалившись подмышкой на спинку и вытянув ноги. Иной на удобном диване не смог бы так расслабиться. Но смотрел он на Ингу очень внимательно.

— Я говорил с хирургом. Он сказал, что ты быстро поднимешься на ноги, — проговорил он, но взгляд его оставался настороженным.

— Наверное, я теперь не смогу родить ребёнка, — сказала Инга, мало среагировав на его слова. — Сокольский! Чё мне делать?

Он не перестал на неё смотреть, но в лице что-то переменилось, словно под кожей прокатилась судорога.

— Усыновишь, — подсказал он тихо, но внятно.

Инга хмыкнула.

— Простой ты!

— Не проще тебя, — напомнил Игорь и оглядел тумбочку рядом с кроватью. — Хочешь пюре? Яблочное, с манго.

— Хочу из чёрной смородины со сливками… Мама как-то купила. Мне было три или четыре. До сих пор помню вкус.

Сокольский незаметно вздохнул. Почему-то этот вкус и он помнил. Мать принесла целую упаковку лакомства своим сыновьям. За несколько дней до своей гибели…

— Вряд ли найду что-то похожее, — признался Игорь. — Но повышение в звании обещаю. Уже вышел приказ, так что не разлёживайся тут.

— А просто посочувствовать можешь? — спросила она неожиданно.

Сокольский поднялся со стула и пересел на край высокой кровати. Накрыл её кисть своей ладонью и кривовато усмехнулся.

— Я сочувствую, — сказал он. — Ин! Ты сперва поправься, а потом будет видно, что ты сможешь, а чего — не сможешь…

Инга отвернулась.

— Да ну тебя! Отстань!

— Инга! Я действительно сочувствую… — начал он, но Берестова его перебила, попросив тихо, но настойчиво:

— Уходи, ладно? Оставь меня сейчас! Потом поговорим…

Он похлопал её по руке, встал и без возражений пошёл к двери.

— Стой! — Инга сделала попытку повернуться в его сторону — и Сокольский моментально оказался рядом. — Там, в посёлке… — Она нахмурилась, стараясь припомнить что-то важное. — Кто-то предупредил участкового, что должен приехать ты.

Сокольский наклонился к ней.

— Ты точно это знаешь? — переспросил он.

— Меня ранили в живот, а не в голову, — напомнила Инга. — Я точно знаю. У Кулакова на углу газеты было написано одно слово: Сокольский…

Книга 4. Код стихии. Часть четвёртая. Игры и их последствия

Глава первая. Тонкая граница яви

Сознание вернулось вместе с ощущением холода бетонного пола под спиной. Юраша открыл глаза и тут же зажмурился. Откуда-то сверху тонкой полосой прорывался свет, настолько яркий, что даже под плотно прикрытыми веками отпечатались слепящие блики. Капустин повернул голову и снова открыл глаза. Теперь пол под ним ходил ходуном. Он пощупал руками: вместо бетона были шершавые доски. Вагон? Характерный стук подтвердил его догадку. Он куда-то ехал в пустом товарном вагоне.

Юраша медленно огляделся. Голова кружилась и картинка сплывала, словно он всё ещё находился под действием наркотиков. "Куда меня везут?" — подумал Капустин и сделал попытку приподняться. Вагон дёрнулся — и Юраша снова растянулся на полу. Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться.

Судя по равномерному стуку, поезд шёл очень быстро. Многочисленные щели, потемневшее дерево досок, на которых он лежал — всё говорило за то, что это старый вагон, предназначенный для провоза каких-нибудь мешков, ящиков… или людей. Юраша снова открыл глаза, но на этот раз оглядывался очень аккуратно, не делая резких движений. Что-то привлекло его внимание — он не сразу понял, что разглядывает собственное тело, одетое в тёмно-серую робу с номерным знаком на левой стороне груди.

— Бред какой-то… — пробормотал Капустин и сделал новую попытку подняться в сидячее положение. И тут же обнаружил, что он не один. Напротив сидел ещё один тип в такой же одежде и с интересом его разглядывал. — Ты кто? — спросил Капустин, оставив пока все предположения, которые пришли в его травмированную голову.

— Очухался, жмурик? — хрипло отозвался помятого вида мужик с многодневной небритостью на щеках и подбородке. — Я уж думал, тебе хана.

— Где мы? — повторил попытку Юраша, не получив ответа на свой первый вопрос.

— А ты чё, совсем ничего не помнишь? Память отшибло? — странный зек, наводящий на мысли о ГУЛАГе, засмеялся, сверкая щербатыми зубами. — Как вертухая порешил, тоже не помнишь?

Юрашу новость совершенно не взволновала. Словно это его не касалось и не задержалось в голове.

— Шкуру сменить надо, — прошипел небритый, не дождавшись от него ответа. — Как притормозим — надо сваливать.

— Куда поезд идёт? — снова спросил Юраша, заранее предвидя ответ. И угадал.

— А хрен его знает… — проворчал зек.

Капустин перевалился набок, потом переместился на четвереньки и сделал попытку подняться. Его сосед по вагону не помогал, но и мешать не стал. Со второй попытки, несмотря на шаткий пол, Юраше удалось принять вертикальное положение. Он шагнул к стенке вагона и попытался заглянуть в щель. Мимо со страшной скоростью проносились бескрайние, залитые солнцем поля, весёленькие и расплывчатые, как в гигантском калейдоскопе. Потеряв интерес к своему сотоварищу, Капустин двинулся вдоль стенки, осматривая каждую щель, щупая доски и прислушиваясь.

— Ты чего ищешь-то? — окликнул его небритый. — Заначку что ли?

Капустин не среагировал. Он продолжал свой обход, пока не обшарил все стенки на уровне своего роста. Потом опустился на пол и прислонился спиной к доскам. Из щелей тянуло холодом.

— Уходить нам надо, — повторил небритый. — Прыгать на ходу.

Капустин не шевельнулся.

— Он тормозит, — настойчиво заговорил мужик и поднялся, прильнув к щели. — Тормозит, тебе говорю! Нас ищут! Сейчас начнут вагоны шмонать!

Юраша лениво поднялся, подошёл к щели и провёл зачем-то пальцем по доске. Тут же отдёрнул.

— Заноза! Надо же… — Он подцепил щепочку ногтями и выдернул, после чего сунул палец в рот.

— Гляди, совсем тормозим, — тормошил его небритый. — Давай, валим отсюда! Пока не поздно…

Он толкнул дверь, присел на корточки, глядя вперёд, по ходу поезда, потом оттолкнулся и исчез. Капустин поразмыслил и двинулся за ним. В вагоне больше не было ничего интересного.

* * *

Елена Макаровна Астафеева, в девичестве Ковылина, производила впечатление вышедшей на покой балерины. Длинная, жилистая шея её составляла единую прямую линию с остальным позвоночником. Тёмные волосы, в которых скопилось изрядно седины, Елена Макаровна зачёсывала в тугую "шишку" на затылке. Худые, угловатые плечи прятались под летней шалью, такой же ажурной, как решётка палисадника, на которую хозяйка облокотилась, разговаривая с Сокольским.

— Я не думала, что вы посетите этот дом снова, — говорила Елена Макаровна. — Мне казалось, что вчера я ответила на все ваши вопросы. Больше я ничего не знаю.

Сокольский не торопился входить, но рука его лежала на верхней перекладине калитки. Он смотрел не на женщину, а на дом в глубине: стены и деревянные колоны в трещинах, как в морщинах. Дом загораживал собой дальнюю сторону участка, пологим склоном уходящую к маленькому пруду.

— Я изучал топографические карты в областном архиве, — заговорил наконец Сокольский, не обратив внимание на явный намёк, сделанный хозяйкой особняка. — Цементный завод, который обосновал здесь один из ваших предков ещё до 1917 года, располагался вон там, за территорией усадьбы, где сейчас реденький березнячок.

— Да, это так, — согласилась вдова. — За двадцатый век завод трижды перестраивали и даже хотели снести усадьбу, чтобы расположить его ближе к дороге. Но мой дед был партийным человеком и имел большие связи наверху. Ему удалось добиться для нашего дома статуса краеведческого музея. В девяносто пятом музей перенесли, а усадьба осталась памятником деревянной архитектуры. Зачем вы пришли? — Она испытующе смотрела на Сокольского и морщинки на её худом, строгом лице, чем-то неуловимо повторяли трещины в старых досках её дома.

Сокольский оглянулся. Из стоявшего на отдалении микроавтобуса вышли несколько человек и направились к ним.

— Я сожалею, — начал Сокольский и наконец посмотрел на женщину. — У нас есть ордер на обыск. Если у вас гости, пусть остаются на своих местах.

— Что это значит? По какому праву? — возмутилась Елена Макаровна, но отступила от калитки. — Что вы рассчитываете тут найти? Золото?

— Нет! — сдержанно ответил Сокольский. — Я рассчитываю найти в нём следы своего пропавшего сотрудника. Вы позволите?

Не дожидаясь ответа, он распахнул калитку и посторонился, пропуская своих коллег. Как раз в этот момент на высоком крыльце появился худощавый, сутуловатый субъект со сверкающими залысинами, которые бросались в глаза даже с расстояния двадцати метров.

— Елена Макаровна! — воскликнул он, двинувшись со ступенек в их сторону. — Могу я чем-то помочь? Господа! Что это за вторжение?

— Кто это? — спросил Сокольский у хозяйки дома.

— Это… погодите! Лёсик! Всё хорошо, господа просто делают своё дело! — Она снова повернулась к Сокольскому. — Это Лев Станиславович Куропятников. Он — мой друг. Помогает мне.

— А в чём дело, уважаемый? — встрял Лёсик, невольно подавшись в сторону от решительно прошагавших к дому людей, с чемоданчиками и какими-то длинными агрегатами в чёрных чехлах. — По какому праву осуществляется это вторжение на частную территорию?

— Успокойся, Лёсик! — строго сказала Елена Макаровна, больше смотря не на своего друга, а на Сокольского, словно опасаясь каких-то репрессий в адрес Лёсика с его стороны.

Сокольский раскрыл папку и протянул госпоже Астафеевой ордер. Потом с любопытством посмотрел на пятидесятилетнего "Лёсика".

Есть такая категория людей, у которых на лбу большими буквами написано: "Интеллигенция сраная", даже если при этом у человека нет никакого высшего образования, пусть неоконченного. Именно таким человеком был Л.А. Куропятников. Всю жизнь он занимался "научной работой" в областном отделе краеведения и считал себя особо компетентным в современной политической обстановке, потому что имел возможность восемь часов рабочего времени проводить в сети Интернет, на новостных сайтах. Сталкиваясь с представителями власти, Куропятников на всякий случай принимал позу гонимого, но не сдающегося.

— Я считаю, что вы, как представитель аппарата политического сыска, должны объяснить, какие претензии имеете к почтенной женщине, — высказал Лёсик, глядя на Сокольского сверху вниз с высоты своего роста.

— Я — подполковник УВР ФСБ, — поправил его Сокольский. — Никаких претензий к Елене Макаровне у меня нет. Но вас я попросил бы предъявить паспорт.

К ним подошли Данила с экспертом — и Лёсик отложил идею возмутиться таким наглым произволом. Вместо этого он оглянулся на дом.

— Моя сумка там, — сказал он. — Паспорт в ней.

— Тогда пройдите в дом, — предложил Сокольский и кивнул Дану.

Некрасов тут же взялся активно провожать хозяйку и её "друга" в сторону высокого крыльца. Сокольский посмотрел на эксперта.

— Что именно мы должны искать? — спросил тот. — Дом как дом. Если начать перерывать его с чердака до подвала — уйма времени уйдёт.

— Я сам точно не знаю, что надо искать, — признался Сокольский. — Но могу предположить, что внутри дома есть какой-то неучтённый вход или выход. Видишь, как он стоит?

— Ну, как… — Эксперт некоторое время оглядывал деревянный особняк. — Стоит на возвышении. Задняя стена практически на самом спуске, поднята фундаментом. Могу предположить, что в той стороне была река или протока, а потом её засыпали, или развернули к месту, где стоял бетонный заводик. Я даже могу предположить, что пруд — это не просто пожарный водоём, а часть исчезнувшей речки. Но как это должно помочь нам?

— Давай исходить из того, что сказал Мегавой, — предложил Игорь. — Этот дом — лишь наружная часть головоломки. И кстати, никуда не ходи без сопровождения. Вполне возможно, что хозяева этой головоломки где-то рядом с нами…

* * *

Они бежали уже пару часов. Однообразные перелески, овражки, маленькие речки или просто лужи шли друг за другом с завидным постоянством. Небритый зек спотыкался и давно уже посерел, не то от страха, не то от усталости. Юраша ничего особенного не чувствовал.

— Стой! — взмолился наконец его товарищ по побегу. — Погоди! Дай отдышаться!

Капустин остановился и посмотрел на него. Зек повалился на первую же кочку. Среди тихого однообразия окружающей природы в уши назойливо лез какой-то посторонний звук.

— Чё прислушиваесся? — еле дыша, выговорил небритый. — Собака лает. Кто-то из этих сволочей вперёд вырвался. Оружие нам надо! Подстережём здесь. Место удобное…

Юраша обошёл его и подошёл к кромке воды.

— Не дури! — предупредил зек. — Тут болота, топи. Лучше не соваться. Они потому нас и гонят вдоль края, что знают: нам никуда не свернуть. Говорю — оружие надо!

Псина появилась внезапно. Вынырнула из кустов и с рёвом кинулась на Юрашу. Раззявленная пасть, острые клыки, слюнявый язык… Развернувшись, Капустин смотрел на овчарку, не делая попытки даже рукой загородиться…

— У-у-у! — заорал зек, бросившись на псину с заточкой в руке.

Юраша смотрел, как овчарка и зек, сцепившись, катаются по берегу, разбрызгивая кровь и слюни. Потом овчарка взвизгнула и повалилась на траву.

— Ты… заторможенный! — заорал зек. Капустил смотрел на дохлую собаку, из бока которой торчала рукоятка заточки. — Помоги мне!

Вместо этого Капустин шагнул в сторону и сел на землю. Когда небритый поднялся, охая и ругаясь сквозь зубы, он развязывал шнурок. Делал это Юраша медленно, словно ощупывая каждую неровность ботинка.

— Ты чего? — недоуменно спросил небритый. — Сейчас вертухай следом явится! С автоматом!

— Ноги стёр, — бросил Юраша, стаскивая второй башмак и кидая его в траву. Потом встал и подошёл к краю болотца.

— Ну и чёрт с тобой! — рявкнул небритый зек, выдернул свой нож из собачьего бока и побежал в сторону густых камышей.

Капустин стоял у кромки грязной воды, подёрнутой коричневой плёночкой. Ничего не делал, просто ощупывал ногой кочки, словно проверял, не утонут ли, если на них опереться. Сзади послышались шаги и грубый голос окрикнул его:

— Стой! Стрелять буду!

Автоматная очередь взрыла землю справа от Капустина. Он не обратил внимание, шагнул вперёд, и сложив руки, с размаху нырнул в болото…

Мир перевернулся. Холодная вода обожгла многочисленные ссадины. Грудную клетку стиснуло, какие-то корни мешали продвигаться вперёд. Юраша шарил вокруг себя, преодолевая сопротивление воды, и упорно толкал тело вперёд. Вокруг были стенки узкого тоннеля, грязная взвесь не дала бы ничего увидеть, даже если бы у него были плавательные очки. Но он цеплялся за стенки и двигался вперёд, чувствуя, что ощущает живой холод, настоящий, неподдельный. Воздуха уже не хватало, когда руки провалились в пустоту. Тоннель кончился. Сила сопротивления воды толкнула его наверх…

Ещё секунда — и лёгкие сделали долгожданный вдох. Хрипя и отплёвываясь, Капустин попытался протереть глаза и оглядеться. Здесь было светло и знакомый берег пруда маячил в трёх метрах от него. Над водой нависали корни старого, раскидистого дерева. Капустин энергично двинулся к нему, продираясь между гниющих стеблей кувшинок.

Едва пальцы сомкнулись на свисающем корне, появились люди, начали хватать Капустина за руки, за плечи, тащить куда-то… Юраше показалось, что кошмар вернулся. Зарычав, он принялся яростно отбиваться, но его всё равно выволокли, как рыбу из воды, прижали к земле. Капустин брыкнул одного ногой. Человек улетел в пруд, стало чуть легче. Мощное тело Юраши напряглось, он опёрся на локоть, собираясь вскочить — и тут же получил жгучую пощёчину.

— Капустин! — Прокричал кто-то над его ухом. — Отставить! Юра! Прекрати! — Вторая пощёчина прилетела вслед за первой — и вместе с ней пришло осознание, что голос-то знакомый. — Капитан Капустин! Мать твою… Ну, ты лось! Чуть не убил…

— Товарищ… под… подполковник, — пробормотал Юраша. Почему-то слова дались ему с трудом, хотя несколько минут назад, там, по другую сторону тоннеля, язык работал как положено. Говорить было не о чём.

— Помолчи теперь, — приказал Сокольский. — И прекрати вырываться. Всё, Юра! Всё! Ты сделал своё дело, дай другим поработать.

Юраша расслабился, успокоенный этим голосом. Сокольский слез с его груди и поднялся на ноги, отступив в сторону.

— Давайте носилки, — приказал он. — Дан! Вызывай вертолёт. Срочно в наш госпиталь его, к Людмиле Кирилловне.

Сокольский отошёл обратно, к старому дереву у пруда, но смотрел не на взбаламученную поверхность, а на парней, пристёгивающих Капустина к носилкам. Потом достал телефон и позвонил Матвею Киппари.

— Я домой поеду, — сказал он сразу. — Парни здесь без меня закончат… Да, отыскали. Жив. Всё остальное будешь спрашивать у майора Бердниковой. Кстати, позвони ей. Пусть будет готова, ей привезут всё оборудование, что тут нашли. Всё, пока!

Он убрал телефон в карман и глубоко вздохнул. Пахло гниющими кувшинками и сыростью. Ни с чем не сравнимый запах…

Глава вторая. Погружение в прошлое

(Санкт-Петербург, сентябрь 1989 года)

…Олег включил настольную лампу и раскрыл учебник. Точные науки давались ему без труда. Прочитав условия задачи, он с ходу набросал в тетрадке первые три действия, после чего прислушался и без стука положил на столешницу ручку. Потом достал из-под последней страницы учебника вскрытый конверт и вытащил из него листки, исписанные быстрым почерком его брата. Игорёк писал:

"Здравствуй, Олежка!

Сегодня я первый раз ходил в новую школу. Точнее, она совсем не новая, а старая. Она тёмная и сырая. Потолки низко над головой, лестницы узкие. Но не думай, что всё так плохо. Приняли меня хорошо. Наверное, так и должно быть, потому что я за месяц успел с некоторыми ребятами познакомиться на улице. Только без тебя тоскливо…"

— Олег! Ты что там делаешь?

Подросток вздрогнул и быстро сунул письмо под тетрадку. Ему не хотелось, чтобы опекун читал его переписку с братом.

— Уроки! — отозвался он, на всякий случай берясь за ручку.

— Выйди сюда! — послушалось из-за двери.

Олег вздохнул, поднялся и вышел в коридор. Двустворчатая дверь комнаты напротив была открыта. Виктор Ипатьевич Горсткин сидел в кресле перед телевизором. Сбоку его профиль напоминал Горбачёва, только без пятна на лысине.

— Ты не должен кричать в квартире, — выговорил Виктор Ипатьевич. — Это неуважение к семье, которая тебя приютила. Нужно было выйти из комнаты, зайти сюда и ответить на вопрос.

— Я понял, — ответил подросток, стоя в коридоре перед раскрытой дверью и непроизвольно снова вздохнул.

— И не вздыхай так! Вздыхают люди, которые прожили жизнь и им есть о чём вздыхать. У тебя ещё нет ничего за плечами такого… Так что ты там делаешь? — снова спросил Виктор Ипатьевич, видимо затруднившись с окончанием предыдущей мысли.

Олег сделал два шага вперёд, переместившись на порог комнаты и ответил тем же спокойным тоном:

— Я делаю домашнее задание по алгебре.

— Правильно! — похвалил опекун. — Учиться ты должен хорошо. У тебя есть способности, которые я готов поддерживать, чтобы ты смог найти себе достойное место в обществе. И я надеюсь, что ты оправдаешь то доверие, которое тебе оказано. Можешь идти, я потом проверю.

По телеку начинались новости и Виктор Ипатьевич спешно прибавил громкость. Олег развернулся и ушёл в комнату, которую ему выделили. Плотно закрыв за собой дверь, он вернулся за стол и снова вытащил письмо брата.

Наверное, это было правильно, что именно его захотела взять к себе на воспитание семья Горсткиных. "Игорёк бы свихнулся", — подумал Олег. По его мнению, брат был слишком порывистым и несдержанным и не протянул бы в этой интеллигентной квартирке даже недели. Если Игорьку что-то не нравилось — он сходу вступал в полемику, заводился, потом переживал. Олег поступал проще: делал то, что считал нужным, не ставя никого в известность. Особенно если понимал, что ему могут запретить. Например, Виктор Ипатьевич наверняка возмутится тому, что Олег получает каждую неделю по три-четыре письма от брата. Наверняка он скажет: "О чём можно так часто писать? Это отвлекает от учёбы! Чем занимается твой брат там у себя, если у него есть время постоянно писать письма? Тебе вообще нужно поменьше с ним общаться и побольше думать о своём будущем!" Примерно такую речь Олег в красках себе представлял. В результате, Горсткин отобрал бы у него ключи от почтового ящика и забирал всю почту сам.

"Да ну его!" — подумал Олег и взялся за письмо:

"Позавчера Борисыч засёк меня у пункта приёма стеклотары, — писал Игорёк. — Ничего не сказал, но я подслушал вечером, как он говорил на кухне тёте Тоне: "Позор! Мои дети собирают бутылки!" Что она ему ответила, я не слышал, потому что тётя Тоня всегда говорит тихо, но мне Борисыч ничего не сказал. А на следующий день он принёс мне пачку конвертов. Мол, покупал себе, чтобы поздравлять всех на праздники, а заодно подумал, что и мне пригодятся. Так и сказал: "Брательнику будешь отчёты отправлять". Мне было стыдно. Я наверное не знаю, как себя вести. Раньше, когда мы приезжали в Старую Руссу, всё было очень просто, а теперь всё не так.

Я часто вспоминаю маму. Как ты думаешь, того гада, который её сбил, найдут? Мне в это не верится. Помнишь, как после похорон мы сидели в её комнате, а Борисыч пришёл и сказал, что Горсткины хотят забрать тебя к себе и поэтому он хочет, чтобы я поехал с ним в Старую Руссу? Он ещё сказал, когда мы спрашивали про расследование: "Даже если того парня не найдут, он всё равно за всё поплатится. Может быть, не на этом свете, но так ему даже хуже. Там нельзя ни судью обмануть, ни откупиться". А я думаю: мне нужно, чтобы это произошло здесь и сейчас. Я бы сам пошёл таких гадов ловить, чтобы они не смели сбивать людей своими мерседесами".

Олег убрал письмо и взялся за задачу, но цифры не лезли в голову. Надо было ответить Игорьку, он уже три письма прислал. Олег прикусил губу, чтобы справиться с обидой. Они с братом много раз спрашивали у матери, кто из них родился первым. Та неизменно отвечала: "Не скажу. Когда придёт время — вы сами определите, кто из вас будет старшим". Олег считал старшим себя. Он серьёзнее, он даже учится лучше. И не потому, что брат глупее. Просто у Игорька не хватает усидчивости, он всё время на что-то отвлекается, во что-то вмешивается, когда надо и не надо. Горсткины — Виктор Ипатьевич и Надежда Павловна, у которых никогда не было своих детей, решив на старости лет кого-нибудь повоспитывать, выбрали именно Олега. Ему казалось сейчас, что они заранее его присмотрели для себя и только ждали удобного случая. Они и матери всё время твердили, когда она была ещё жива, что Олег — это её надежда и опора, что если она будет построже, то из него вырастет образованный, интеллигентный человек. А кто вырастет из Игоря, когда она его уже "распустила"? Как-то они многозначно задавали этот вопрос Марии Родионовне Сокольской. Братья посмеивались втихаря, потому что мама любила их обоих и совершенно не считала, что ей нужно строжиться с Олегом или что-то делать с "распустившимся" Игорем. Братьям в голову прийти не могло, что однажды они расстанутся…

Олег не представлял, что написать, чтобы вышло полноценное письмо. Жаловаться он не хотел, школу не поменял, поскольку квартира Горсткиных находилась всего в трёх кварталах от квартиры Сокольских на канале Грибоедова.

С отправкой писем тоже имелись сложности. Борисыч оказался в состоянии понять, зачем его двоюродному племяннику собирать бутылки, а Олегу приходилось отказываться от школьного обеда, чтобы накопить мелочи на покупку конверта. И хорошо, что Горсткин об этом не пронюхал, иначе наверняка перестал бы давать ему деньги.

Так и не одолев последние несколько действий задачи, Олег достал старую тетрадку и выдернул из неё чистый лист. И написал на нём:

"Здравствуй, брат!

У меня всё хорошо. Зойка Стрельникова просила передать тебе привет. Пашка Высотин откопал где-то информацию о заброшенном монастыре неподалёку от Старой Руссы, в развалинах которого якобы закопаны сокровища времён Великой Отечественной Войны. Уже агитирует на осенних каникулах организовать поездку, чтобы заодно навестить тебя и покопаться в развалинах. Ну ты знаешь его страсть ко всяким "домам с привидениями".

По поводу твоего вопроса: Борисыч не прав. Если надеяться на то, что каждый преступник получит возмездие где-то в ином мире, тогда в окружающем нас мире будет жить невозможно".

Олегу очень хотелось закончить свою мысль каким-нибудь впечатляющим и правильным воззванием, но ничего не приходило в голову, поэтому он написал:

"О маме я тоже постоянно думаю. Мне её не хватает. И тебя, брат. Но надо держаться. Нам всего четыре года придётся жить в разных краях, но впереди ещё целая жизнь. Ты с Борисычем не пропадёшь, он отличный дядька и мама его всегда любила…"

Он спрятал листок с текстом в учебник и придвинул тетрадку с задачей. И тут в комнату заглянула Надежда Павловна.

— Олег! Вы уже закончили с уроками? Мы собираемся ужинать.

— Я последнее действие дописываю, — уверил её подросток…

* * *

(Дом на канале Грибоедова, конец августа 2017 года, вечер)

Серафима вскочила с диванчика и мигом примчалась в прихожую, так что Игорь едва успел открыть двери.

— Ой! А я хотела тебя подстеречь у окна, — призналась она. — Чтобы встретить. Но увлеклась.

Сокольский охотно обнял её и поцеловал в губы. Но тут же отпустил и стащил с плеч куртку.

— Очень устал, — признался он.

— Я разогрею тебе ужин, — тут же пообещала Сима.

Он покачал головой.

— Не поверишь: даже есть не смогу. Посплю пару часов…

Вопреки своим словам, он направился не в комнату, а в ванную. Избавиться от пропотевшей одежды и принять душ хотелось не меньше. Сима молча исчезла, но когда он вытирался полотенцем, появилась с чистой одеждой и бокалом чего-то белого.

— Пока будешь идти в комнату — выпьешь это, — сказала она приказным тоном. — Это творожный коктейль с бананом. — Как медсестра, Сима понимала, что организм должен получить хоть какие-то питательные вещества для восстановления.

Сокольский подчинился. "Хорошо, когда есть женщина, которая тебя ждёт…" — с умиротворением осознал он.

— И чем ты увлеклась? — спросил он, прихлёбывая из бокала.

Она улыбнулась своей доброй, открытой улыбкой, которая ему так нравилась.

— Я думала, ты устал и не заметишь моей оговорки. Ты разрешил мне почитать вашу с Олегом переписку и разложить всё по числам. Хорошо, что эти письма сохранились. В них есть что-то трогательное. И сразу чувствуется, насколько вы с братом были разные.

Она говорила, пока они шли в комнату, но едва Игорь завалился на кровать, прикрыла его пледом и молча присела на край.

— И что ты там вычитала? — спросил Игорь, чувствуя, как в горизонтальном положении у него начинает кружиться голова, а лепной узор то приближается, то отдаляется, будто дышит весь потолок. "Не дело так утомляться, — вяло подумал он. — Случись что — рефлексы на нуле…"

— Спи. — Вместо ответа, Сима погладила его по волосам.

Наверное, это сработало как кнопка отключения, потому что Игорь закрыл глаза и тут же провалился в сон. Сима осталась сидеть рядом, глядя на его расслабленное лицо, пока не убедилась, что он действительно спит. Потом протянула руку и взяла со столика недочитанное письмо.

"Самое главное, что мы должны сейчас сделать — это запастись багажом знаний, — писал четырнадцатилетний Олег. — Период доказывания своей физической крутости прошёл. Пора повзрослеть и понять, что и детство тоже закончилось. Даже если тебе не нравится школа, у тебя есть цель: узнать всего как можно больше и оперируя этими знаниями, начать делать мир лучше. Он в этом очень нуждается.

На этом заканчиваю. Завтра попробую упросить Серёгу Герасимова, чтобы он позволил тебе писать на его адрес. В подъезде у Горсткиных плохие ящики и я боюсь, что твои письма кто-то украдёт. Сам знаешь, какой сейчас бардак в стране.

Твой брат Олег".

Сима положила ответ Олега вместе с письмом Игоря и убрала в специально подготовленную коробочку. Сокольский спал и почему-то не верилось, что он сможет проснуться через два часа. Лицо его во сне разгладилось, но круги вокруг глаз не исчезли. Серафиме показалось, что он похудел за последние несколько дней. Она протянула руку, чтобы убрать его телефон, который он положил рядом на столик, чтобы никто не потревожил его звонком. Но женщина опомнилась и не стала прикасаться к аппарату. Она уже усвоила, что некоторые области жизни этого мужчины лежат за пределами её скромного влияния…

* * *

…Ещё один человек в этот вечер вспоминал детство и письма.

Александр Павлович Мегавой проснулся. Или очнулся — ему было трудно провести грань между этими двумя явлениями. Явь оказалась не менее загадочной. Комната совершенно не походила на его собственную, в которой он закрыл глаза, погружаясь в наркотический дурман. Да и комната ли это? Палата экстренной терапии с кучей приборов, аппаратом гемодиализа в углу и прозрачной стенкой, за которой виднелось помещение, более похожее на комнату. Там стоял диванчик и на нём дремал какой-то тип. Мегавой его сперва не узнал и не захотел окликать.

Что-то важное он только что видел во сне. Это был мальчик, ещё не вошедший в подростковую пору, с ободранными коленками и грязноватой шеей, торчавшей из растянутого ворота вязаного свитера. Полковник мог поклясться, что знает пацана, общался с ним достаточно долго, чтобы угадывать, что из него могло вырасти. Но потом на память приходил лист, распечатанный домашним принтером. Текст письма, который друг детства предпочёл набрать на компьютере, а не написать от руки. В самом деле, зачем? Так понятнее, не надо расшифровывать прерывистый, путанный почерк профессионального врача…

Парень на диване зашевелился. Мегавой отвлёкся от воспоминаний, тем более, что это стало и необязательно. Он словно наяву увидел текст, который сослужил ему роковую службу. А ещё — он вспомнил человека за стеклом.

Ольгин не спал. Так, придремал чуть-чуть, но стоило его подопечному шевельнуться — тут же проснулся, вскочил и зашёл за стеклянную загородку.

— Александр Павлович! Как вы себя чувствуете?

Мегавой шевельнул губами, не с первого раза добившись от собственного языка внятности:

— Тупой вопрос…

— Согласен, — покладисто кивнул Слава. — Сейчас позову врача.

— Погоди, — остановил его полковник. — Где я?

— Это — клиника, — доложил Слава. — То есть, экспериментальный центр УВР ФСБ. Вы не беспокойтесь, вас сюда перевезли уже после того, как заморо… законсервировали… в общем, как-то зафиксировали имплантат, чтобы он не самоликвидировался до операции. А потом здешний нейрохирург вытащил из вас эту штуку.

— Это хорошо, — признал Мегавой. — Погоди за врачом… Ты зачем тут?

— За свидетельскими показаниями, — ответил Ольгин и присел на высокий табурет рядом с прибором, трубка от которого тянулась к катетеру под ключицей полковника. — В последний раз вы отказались со мной разговаривать.

Ольгин не считал, что это правильно — оставлять его сидеть рядом с прооперированным парнем, который неизвестно когда очнётся и очнётся ли вообще. Но выбора не было, дело надо довести до конца.

— Воды подашь? — спросил Мегавой.

Слава ушёл к тумбочке за поилкой. Врач предупредил его, что пить больному можно и если очнётся и попросит — надо дать пару глотков.

— Я бы предпочёл говорить с твоим начальником, — сказал полковник через минуту. — Но не буду наглеть. Ты запиши, чтобы не пропустить ничего важного…

Ольгин нажал кнопку, активировав записывающее устройство и снова уселся на табурет.

— Запишем и даже с картинкой, — пообещал он.

— Это было ещё до смерти моей жены, — без предисловий заговорил Мегавой. — Теперь я точно знаю: мы с ней поругались и я вспомнил, что накануне получил письмо от одного старого знакомого… Друга детства. Мы не виделись лет десять, а тут он написал, что у него отличный домик рядом с горнолыжным курортом и на выходные будет весёлая компания. Я плюнул на всё и решил поехать. Рая — она могла найти, чем себя занять, пока меня не будет. Мы действительно пару дней хорошо провели. Вспомнил старые навыки… Когда-то я увлекался горными лыжами. Банька, водка, доступные барышни… Я ещё не достиг того возраста, когда всё это перестаёт интересовать.

Ольгин усмехнулся. По его мнению, до возраста, когда перестанут волновать водка и барышни, полковнику было ещё лет пятнадцать. Но перебивать глупостями стройный рассказ не следовало, поэтому он промолчал.

— Потом мой приятель предложил попробовать новое развлечение, — продолжил Мегавой после короткой паузы. — Сказал, что есть экспериментальная компьютерная игра, которая не имеет аналогов в мире. Есть за мной грешок, иногда я поигрываю. В детстве у меня ничего такого не было, захватывает. Я согласился и он повёз меня на своей машине в какой-то "научный центр программирования", как он сам выразился. Честно — я не поверил, что всё это может быть серьёзно. Даже не засомневался, когда мне сказали, что мы с ним должны подключиться к машине, сильно напоминавшей детектор лжи. Глупо…

Он досадливо покусал губу, но едва Ольгин дёрнулся, чтобы дать ему воды — продолжил говорить:

— Потом я услышал, как они это называют: "Погружение". Ты действительно живёшь, как во сне. Тебе задают параметры игры, место и время действия, твою роль, а потом стимулируют определённые центры при помощи внешнего воздействия… Точно я не объясню, но тело реагирует на знакомые ощущения и в мозгу появляются совершенно реальные образы. Мы играли в Великую Отечественную, я хотел вжиться в роль своего деда. Он был зенитчиком, прикрывал город от налётов. Я видел, как подростки и девушки гасят зажигалки на крышах, слышал рёв немецких самолётов, сбивал их… Это трудно описать, но картинка совершенно реальная. Я даже ощущал горячую поверхность ручки, которую надо было крутить, чтобы разворачивать установку…

— Что было потом? — спросил Слава, испытав сильное желание не давать полковнику "погрузиться" в воспоминания об игре.

Мегавой вздрогнул и посмотрел на него.

— Я смогу встать на ноги? — спросил он. — Я почти не чувствую тела.

— Врачсказал, что спинной мозг не задет, — уверил его Слава. — Вы на обезболивающих, пока не рассосутся гематомы. — А про себя он подумал: "Я тут сам скоро закончу ликбез по медицине. На какие показания смотреть во всех этих приборах — знаю, что как называется — уже выучил…"

— Хорошо, — успокоился полковник. — Мне бы хотелось в зал суда попасть своим ходом, а не на инвалидном кресле.

— Я не знаю, будет ли вам предъявлено обвинение… — начал было Слава, но Мегавой его перебил.

— Я убил своего друга! — страстно заявил он — и кривая пульса поползла вверх. — Застрелил его прямо у него в кабинете! Какая разница, сделал я это по доброй воле, или по приказу, который отключил мои мозги?!

— Успокойтесь! — Слава вскочил и шагнул к нему, удерживая за плечо. — Будете так рыпаться — я кликну доктора и лишусь чести слушать ваш занимательный рассказ.

Мегавой прикрыл глаза и некоторое время сосредотачивался.

— Кто и что будет доказывать — мне пока неизвестно, — тихо объяснил Слава. — А на вашем месте я бы не заглядывал в туманные дали. Какие-то сволочи наворотили дел, так что без вашей помощи нам не разобраться. Сколько ещё этих людей с имплантатами по улицам бродит или в начальственных креслах сидят? Мне почему-то тревожно.

Путаная речь Ольгина подействовала, Александр Павлович успокоился, пульс его застучал ровнее и никаких предупреждающих сигналов на приборах не появилось. Ольгин отступил назад и снова сел на табурет.

— Когда я очнулся в очередной раз — дело было сделано, — продолжил полковник, не открывая глаз, чтобы было проще сосредоточиться. — Мне разъяснили, что если я буду сопротивляться — система каждый раз станет отправлять меня в нокаут. Я был готов рискнуть, но тогда меня предупредили, что примут меры и моей супруге не поздоровится. Ради Раи я перестал с ними спорить. Но когда вернулся через неделю, оказалось, что с ней в ночь после моего отъезда случился приступ и она умерла в больнице. Тогда они стали угрожать расправиться с моей двоюродной сестрой Леной. Еленой Макаровной Ковылиной. Она была первой женой полковника Астафеева и моим другом. Я ездил к ней и застал рядом человека, одного из тех, кто меня обрабатывал. Оказалось, что они давно там обустроили что-то вроде филиала, а бедная Лена… Она мне не поверила, будто её предупредили, что я не в себе. Начала успокаивать…

— Поэтому вы так упорно отправляли нас к ней? — спросил Ольгин, стараясь сложить у себя в голове целостную картину, но чувствуя, что самое главное от него пока ускользает. "Сюда бы Игоря! — подумал он. — Ничего, прослушает запись".

— Я понял, что моим новым руководителям нужно добраться до одного секретного архива, но они сами точно не знают, где именно он хранится, — продолжил Мегавой. — Поскольку сопротивляться мне было не под силу, я решил: надо постараться отключать мозги и действовать так, чтобы это не было сопротивлением, но кого-то другого спровоцировало начать расследование. Тогда я вынул несколько листков из папки с документами и навёл Астафеева на мысль проверить. И подставил его! Они поняли, что их операция под угрозой. Они ещё до этого приставили ко мне "шестёрку" — какого-то парня, которым я должен был руководить. По их приказу я срочно организовал для "шестёрки" игру: заставил совершить наезд на машину вашего шефа. Но тот оказался шустрее, документы всё равно уплыли. В отместку меня заставили застрелить Астафеева. Дальше вы знаете…

— Ну, положим, я далеко не всё знаю, — признался Ольгин. Поглядывая в сторону двери, он почувствовал, что начинает торопиться. Слишком долго отсутствовал медперсонал, наверняка скоро появятся, чтобы проверить, как их подопечный. — Я представляю, как вы добились того, чтобы вас никто не видел в коридоре. Старый трюк с камерами… Но как вы смогли заставить компьютер перенести время вашего ухода на полчаса назад?

— Вы забрали мои вещи? — спросил Мегавой.

— Да, они в лаборатории.

— Тогда вам скоро всё станет ясно… У меня был специальный декодер, с помощью которого можно на расстоянии подключиться к компьютеру и поставить то время, которое тебе нужно. Человек… охранник — он скорее подумает, что сам что-то перепутал, но вряд ли засомневается в том, что время фиксации электронного пропуска было изменено. Мы уже привыкли доверять технике больше, чем себе…

Двери открылись и в помещении появилась маленькая рыжая докторша собственной персоной. Людмила Кирилловна тут же устремилась внутрь стеклянного отсека и оттеснила Ольгина от койки больного.

— Почему сразу не сообщил, что полковник очнулся? — не оборачиваясь, спросила она, сверяя показания приборов. — Так-то ты мне благодарен за то, что я тебе жизнь спасла, что готов загубить мою работу?

— Я очень благодарен! — уверил Ольгин её огненно-чалый загривок. — Потом обязательно расцелую.

— Только попробуй! Подлиза! Забирай свою запись и катись отсюда сию же секунду!

Слава не стал возражать и вышел из стеклянного закутка. Ему нужно было как можно быстрее сообщить о полученных сведениях майору Киппари. А ещё лучше — самому Сокольскому…

Глава третья. Военный совет у генерала

— Ну докладывайте, товарищи офицеры, — предложил генерал Чёрный и обвёл подчинённых взглядом усталого отца.

Посчитав, что им виднее, кому и в каком порядке докладывать, Дмитрий Иванович поднял своё мощное тело с кресла, махнул остальным, чтобы сидели — и подошёл к окну. В раскрытую форточку залетал приятный ветерок.

За столом собрались только "посвящённые": Сокольский, доктор Бердникова, С.С. Ланской, Матвей Киппари и Слава Ольгин.

— Начну я, — объявил Ланской и на его крупном лице появилось такое решительное выражение, словно он собрался отбиваться от остальных. — Я проанализировал предоставленные мне подполковником Сокольским материалы и составил общую картину. Имеется некая преступная организация, цели которой нам пока неизвестны…

"Вялое начало, — подумал Ольгин, старательно сохраняя серьёзное выражение. — Некая группа с неизвестными целями. Куча трудов и трупов — и чего мы достигли?"

Ланской говорил о том, что в руках неизвестных злоумышленников — технология манипуляции сознанием. Судя по всему, они избирают себе жертв среди высокопоставленных чиновников, возможно — влиятельных людей из бизнеса и политики, путём вживления имплантата подчиняют себе, после чего используют в своих целях. Они обработали полковника Мегавого и с его помощью намеревались завладеть архивом, в котором хранятся сведения о секретной военной разработке, связанной с созданием оружия, способного управлять любыми видами волновой связи, создавать барьеры на пути электромагнитных волн, влиять на погоду и сейсмоактивность.

— Как действует этот их прибор для манипуляции сознанием? — спросил генерал, возвращаясь в своё кресло.

— Этот вопрос лучше разъяснит майор Бердникова, — ответил Ланской, передавая слово доктору Люсе.

Та открыла свои записи и начала, опустив предисловия:

— Наши неизвестные гении называют это "погружением". Для человека создаётся индивидуальная виртуальная реальность, которую он воспринимает как игру. Детали внешнего поведения позволяют манипуляторам контролировать его сознание. Чтобы поддерживать иллюзию, допустимо внешнее воздействие, которое, как в неглубоком сне, заставляет подсознание подстраивать картинку под ощущения.

— Людмила Кирилловна! — перебил её генерал, сложив перед собой пухлые ладони. — Вы могли бы объяснить как-то попроще, на примере?

— Конечно! — обрадовалась доктор Люся. — Как-то, ещё по молодости, мы ехали студенческой группой в поезде дальнего следования. В плацкартном вагоне. Я устала за день, залезла на верхнюю полку и уснула. В вагоне было включено радио и постоянно играла музыка. Мне приснилось, что у меня дома собрались друзья и мы слушаем пластинку. Когда очередная песня закончилась, я во сне решила, что над перевернуть пластинку. Подошла к проигрывателю, подняла крышку. В этот момент по радио в вагоне зазвучала новая песня — и мой сон тут же "подстроился" под новый раздражитель: я увидела, что оказывается, после паузы на пластинке осталась ещё одна песня. Так мозг подстраивает сновидение под внешний раздражитель: новая песня звучит по реальному радио, а в моём сне — на пластинке появляется ещё одна дорожка.

Генерал улыбнулся рассказу и кивнул, чтобы она продолжала.

— Примерно так осуществляется манипуляция человеком во время "погружения", — доложила доктор Люся. — Юра Капустин рассказал, как ему удалось понять, что он видит иллюзию. Он был морально готов и сопротивлялся, поэтому им пришлось накачать его наркотиками, прежде чем "погрузить". Но и это помогло лишь отчасти. Например, он обходил вагон поезда, в котором якобы ехал и заметил, что движение воздуха через щели не соответствует скорости. Горизонт слишком быстро двигался вместе со всем пейзажем. Присутствовал запах сырости, будто рядом пруд или канава, но не было настоящего запаха железной дороги. В целом, манипуляторы действовали грамотно. Например, когда он во сне провёл пальцем по доске — то почувствовал боль от занозы. Я проанализировала характер ранки: его укололи в палец металлический иголкой. Юрочке было трудно, потому что его организм, напичканный наркотиками, не позволял сосредоточиться. Но ему удалось сделать невозможное: заставить иллюзию измениться. Вот послушайте!

Она поставила на стол диктофон и включила в заранее отмеченном месте. Капустин говорил медленно, но не сбиваясь:

"Я подумал: если это сон, надо попробовать им управлять. Обычно когда пытаешься что-то вообразить во сне — просыпаешься. И вот я водил по доске и представил, что это обитая бархатом ручка кресла в театре… И увидел театр, только ручка была деревянная. Наверное, они мне подсунули кусок доски и я ощущал именно его. Но я действительно увидел театральный зал вместо вагона. Только запах был странный, как от стоялой воды. Гляжу — а вместо сцены — бассейн. Я вспомнил, что в Москве есть такая фишка в цирке: они одну сцену опускают, другую поднимают, так что у них то манеж, то бассейн, то ледяной каток… Удержать видение я не смог и снова увидел себя в вагоне. Но я понял, что могу им противостоять…"

Доктор Люся выключила диктофон и продолжила:

— Далее, по характеру меняющейся иллюзии, капитан Капустин смог вычислить, в какой стороне от него настоящий объект — вода, запах которой он постоянно ощущал. Убедившись, что стоит на самом краю и ноги по-настоящему чувствуют каменный бордюр, а не кочки травы, которые присутствовал в созданной для него иллюзии, он прыгнул в воду и смог уйти.

— Под домом оказался старый тоннель, который когда-то выводил на берег реки, — пояснил со своего места Матвей. — Когда русло засыпали, он оказался под водой запруды. Об этом подробно сказано в отчёте.

— Давайте вернёмся к имплантату, — предложил генерал, кивнув майору Киппари.

— Мне удалось разговорить Овсянкина — того программиста, которого взяли со всей этой техникой "погружения", — в свою очередь начал рассказывать Мотя. — Он сам не всё знает, это не его изобретение. У него на руках был первый, экспериментальный вариант, а есть ещё один, местонахождение которого неизвестно. Так вот, этот Овсянкин рассказал, что "игра" действует, как наркотик: если человека один раз удалось "погрузить" в неё — им уже можно командовать, отдавать приказы, возвращать его в "игру" в любой момент. Он практически не может этому сопротивляться.

— Насколько я понял, капитану Капустину никакого имплантата не вживляли, — заметил Чёрный, трогая нижнюю губу.

— Да. У них не было времени, — согласился Мотя. — Им нужно было срочно добыть интересующие их сведения, а на вживление имплантата нужно от пяти дней до недели, в зависимости от того, как пойдёт восстановление тканей после операции. "Погружать" можно напрямую, без имплантата, но для этого нужно находиться в непосредственной близости от человека, подключить его к аппаратуре. Имплантат позволяет командовать им на расстоянии.

— Это очень любопытная вещь, — заметила доктор Люся. — Нашему нейрохирургу удалось извлечь её из полковника Мегавого и поместить в глицерин. Благодаря этому не сработал механизм самоликвидации и мне удалось разобрать эту штучку на составные части. — Она явно гордилась проведённой работой. — Замечательная вещь! Наполовину биологический, наполовину электронный объект: тончайшая микросхема в гипоаллергенной оболочке. Работает как приёмник и передатчик. Но есть одна загвоздка. — Теперь все смотрели на неё с нескрываемым интересом. Доктор Люся поправила чалую шевелюру и охотно продолжила: — Это только в фантастических фильмах можно вживить человеку крошечную штучку, а потом ловить её сигнал или даже что-то передавать. Можно. Но очень ограниченное время. На данный момент не создали ещё самозаряжающейся батарейки в миллиметр величиной, которая давала бы бесперебойное питание внутри живого тела. Ну, не вживлять же вместе с передатчиком солнечную батарею! Это, кстати, одна из проблем пересадки искусственного сердца или клапанов. Они работают до тех пор, пока не кончится заряд в батарейке. И вот тут нашим неизвестным изобретателям пришла на помощь старая находка с Летнего берега. Та самая, которую обнаружил в свою бытность вертолётчиком Марк Лисовской.

Сокольский поднял голову и взглянул на доктора Люсю, но почему-то не стал ничего добавлять к её речи. Он вообще вёл себя на редкость молчаливо.

— Уникальный сплав металла с органикой! — Доктор Бердникова явно была в ударе. — Биологическая составляющая способна улавливать тепловую энергию от реакции окисления, каждую секунду протекающей в живом организме — и передавать на неорганический накопитель. Идеальная иллюстрация к современной фантастике с её "живыми" космическими кораблями! Нашим неизвестным злоумышленникам удалось изобрести если не вечный двигатель, то самозаряжающийся аккумулятор, который может действовать столь же долго, сколько будет жить носитель имплантата. А заряд накапливается достаточно мощный, чтобы не только ловить сигналы с большого расстояния, но и передавать на большое расстояние.

— Вы позволите? — снова вступил в диалог Сергей Сергеевич Ланской. По его мнению, дифирамбов неизвестным преступникам и их изобретению было уже достаточно. — Некто Дубов, частный детектив, который преследовал Марка Лисовского, был нанят неизвестными для того, чтобы узнать местонахождение трёх образцов упомянутого сплава с органической составляющей. Подполковник Сокольский считает, что Лисовскому можно верить: он заполучил эти образцы случайно, когда вступил в конфликт с давно почившим авторитетом Большим Иваном. Тот намеревался продать похищенные образцы одной из западных спецслужб, но по счастью, не успел этого сделать.

— В нашей лаборатории был проведён тщательный анализ предоставленных господином Лисовским останков тех образцов, — продолжила общий рассказ доктор Люся. — Наши преступники сумели заполучить небольшую часть вещества из закрытого хранилища одной военной базы, но им не хватило. На базе, где случилось хищение, уже ведётся расследование и я надеюсь, что виновный вскорости предстанет перед судом.

Она посмотрела на Ольгина, полагая, что тот тоже должен сказать своё слово.

— Я разговаривал с полковником Мегавым, — осторожно начал Слава, поглядывая на генерала Чёрного. Тот ободряюще кивнул. — Он не может точно определить, куда именно возил его "друг детства". Тогда я взял карту и проследил все возможные варианты. Исходя из начальных точек и приблизительного времени, получается довольно большой район, где потенциально может находиться опорная база преступников.

— Большой, но не на столько, чтобы отказываться от поисков, — подсказал Ланской.

— То есть, — подытожил генерал, так и не дождавшись, чтобы Сокольский внёс свои пояснения в общую картину, — у нас есть задачка с несколькими неизвестными. Мы не знаем, что за преступная группировка действует, какие она имеет цели и кто ею руководит. Нам неизвестно их местоположение и способы связи. Точно так же, как мы не знаем, сколько ещё вокруг нас бродит людей, "погружённых", то есть, подчинённых преступникам.

— Устроить массовый медосмотр, чтобы найти людей со следами от недавних операций на позвоночнике, — предложил Слава, почему-то не постеснявшись выглядеть дураком. — А что? Я так понял, что тот похищенный, которого видела мадам Куркова, тоже имел на спине странные раны. Теперь понятно, что и его пытались "погрузить", да что-то не так пошло. Значит, по этим следам можно найти и других подопытных. И кстати, можно начать с медосмотра во всяких учреждениях, особенно государственных. Это сузит круг поиска.

— Парень, который сидел за рулём микроавтобуса, врезавшегося в нас с Ингой, был простым безработным, — подал голос Сокольский. И это была первая фраза, которую он произнёс на совещании. — Круг слишком велик, чтобы положиться на медосмотр. И мы не знаем, действуют ли преступники в рамках только нашего региона. Может, часть их подопечных в Москве или ещё где-то…

— У нас есть одна зацепка, — перебил его Ланской. — Человек, который мог бы помочь. Но он — гражданский. Хотя он сам готов стать добровольным агентом и принять участие в операции.

— Что мешает? — тут же спросил генерал.

Ланской посмотрел на Сокольского и тихо, но чётко и раздельно проговорил:

— Игорь Сергеевич против.

Все остальные, во главе с генералом, посмотрели на Сокольского.

— Сергей Сергеевич говорит про Марка Лисовского, — неохотно сказал тот. — Не так давно другой человек предложил себя в качестве добровольного агента — и погиб.

Ланской подобрался, но Сокольский его опередил:

— Я знаю, что это не вина полковника Ланского, руководившего операцией. Но тот человек был моим братом. На заключительном этапе операции он повёл себя неосторожно, вопреки рекомендациям Сергея Сергеевича — и погиб. Я не ищу тут никаких аналогий, но Марк Лисовской — мой друг. Поймите меня правильно: я не хочу потерять ещё и его.

Ольгин признал про себя, что пожалуй, не смог бы так смело заявить о своих страхах и личной заинтересованности. Генерал Чёрный тоже оценил откровенность Сокольского, кивнул ему и некоторое время молча теребил толстую губу. В наступившей тишине Ланской недовольно проворчал:

— Личные эмоции вредят делу. У нас нет выбора.

Генерал посмотрел на него, но тут же обратился к Сокольскому:

— Игорь! Я понимаю твои чувства. Но ты, как никто другой, знаешь цену вовремя принятого решения. Я хочу, чтобы операцией руководил именно ты. Тем более, что Марк Лисовской — твой друг и ты сможешь его уберечь.

Сокольский криво ухмыльнулся — и его рассеянность исчезла, будто её и не было.

— Есть ещё два обстоятельства, которые нельзя не учитывать, — сказал он, выпрямляясь и глядя не на генерала, а на полковника Ланского. — Куда более объективные. Во-первых, в отличие от моего брата, у Лисовского есть семья. Конечно, их укрыли в надёжном месте и если не случится очередной утечки — они не пострадают. Но, во-вторых, преступники не могут не знать, что они обнаружены. Мы увели у них из-под носа Мегавого, захватили программиста Овсянкина. Дубова мы оставили на свободе и у него есть стимул, чтобы не проговориться, но до этого в наших руках побывал их агент, который пытался сбить нас с Ингой. Их запасное логово в Лужково обнаружено, мы заполучили первый вариант компьютера, при помощи которого они "погружают" людей в свою "игру". Они предупреждены. И не просто предупреждены: они могут запаниковать, залечь на дно, попытаться убрать всех свидетелей. И при всём при этом, нам действительно неизвестно, сколько ещё людей с имплантатами ходит в числе нашего ближайшего окружения.

— Что ты предлагаешь? — спросил Чёрный, который пока слушал его речь, действительно почернел, как грозовая туча.

— Есть идея. Она действительно связана с Лисовским, — признался Сокольский. — Но я не хочу заранее это обсуждать. Если вы дадите мне возможность действовать на свой страх и риск — через некоторое время я представлю вам план операции.

— Хорошо, — согласился Чёрный. — Тогда отдаю это под твою личную ответственность…

Глава четвёртая. Сюрпризы

Несколько дней спустя Игорь лично забрал Ингу из больницы и повёз домой. Ни Ольгина, ни кого-то другого присылать не стал. Даже если она удивилась, никак этого не показала. Лишь когда он остановил машину перед подъездом многоэтажки, в которой отец Инги купил ей однокомнатную квартиру, она со вздохом произнесла:

— Сокольский! Что ты со мной возишься?

— Ты мне — как сестра, — ответил он. — Со своей сестрой я бы возился.

— Но я ведь не сестра.

— Нет, — согласился Сокольский. — Друг. Коллега. Боевой товарищ. Моя подчинённая, за которую я отвечаю.

— Перед генералом, — фыркнула Берестова.

— Перед своей совестью, — не меняя тона, возразил Сокольский.

Ответ, судя по всему, удовлетворил Ингу.

— Кофе хочешь? — спросила она.

— У тебя есть кофе? — Он показал большим пальцем вверх, подразумевая квартиру Инги на пятом этаже.

— Не знаю! — с облегчением призналась она.

Сокольский кивнул.

— Тогда пойдём, посмотрим, — решил он, забрал с заднего сидения её сумку, вышел и подал Инге руку.

На этот раз она не стала отказываться от его помощи. Даже взяла под руку, когда они поднимались по лестнице. Пока ждали лифт, у Инги зазвонил телефон. Она вытащила аппарат из кармана и глянула в экран.

— Славка звонит.

Отвечать не хотелось и Инга собралась уже сбросить вызов, но Сокольский остановил:

— Ответь, не мучай парня. Он хоть убедится, что ты жива.

Инга, как послушная девочка, приложила телефон к уху, только сейчас осознав, что это её служебный телефон. Когда Сокольский успел подложить его ей вместо обычного, Берестова не заметила.

— Я жива, можешь не сомневаться, — сказала она без приветствия.

Ольгин что-то ответил — и глаза у Инги сделались круглые. Сокольский мягко подтолкнул её в грузовой лифт, поскольку тот пришёл первым. Инга вошла, но продолжала слушать. Потом будто опомнилась и возмутилась в трубку:

— Ну, ты козёл! Больше ничего не хочешь? Да пошёл ты!

Сунув телефон в карман, она глянула на ухмыляющегося Сокольского и бросила недовольным тоном:

— Сводник!

На пятом этаже Сокольский сам открыл двери её квартиры — и они вошли в полутёмную прихожую. Квартира была однокомнатная, но улучшенной планировки, с широким коридором, огромной кухней и балконом, на котором можно было поставить диван. Двойные двери в комнату были закрыты. Инга с сомнением посмотрела на Сокольского, но тот поставил сумку и толкнул одну из створок.

— Не стесняйся, — предложил он. — Тут вряд ли что-то изменилось за время твоего отсутствия.

Берестова шагнула вперёд, по привычке полностью доверившись напарнику. Сокольский не стал задерживаться и вошёл сразу за ней — именно это позволило людям, поджидающим их внутри квартиры, отрезать путь к отступлению.

— Проходите, — предложил худощавый тип с тёмными, очень коротко остриженными волосами.

Сокольский почувствовал, что позади него возник ещё один человек.

— Не надо дёргаться, — посоветовал он, стоя на расстоянии, благо просторная прихожая это позволяла. — Тем более, что ваша коллега сейчас не в той форме, чтобы драться. Если есть оружие — лучше отдайте его. Оно вам всё равно не поможет.

Инга оглянулась на Сокольского. Тот достал пистолет и положил на комод рядом с дверью.

— Что дальше? — спросил он. — Не боитесь так вот открыто заявляться сюда?

— Мы ничего не боимся, — ответил худощавый и жестом пригласил их проходить вглубь комнаты. Его напарник тут же подобрал оружие Сокольского. — Мы надеялись, что удастся взять хотя бы одного из вас, а тут такая удача. Присаживайтесь! В последнее время нам немного не везло, но терпение всегда вознаграждается.

— Хотите довершить то, что начали на набережной? — презрительно спросила Инга, но не без удовольствия опустилась на стул. После ранения она была ещё очень слаба.

— Мы намерены оставить одного из вас в живых, — оповестил их худощавый.

— "Мы" — это кто? — спросил Сокольский, не двигаясь с места.

Второй бандит ударил его сзади под колено. Сокольский опустился на пол, не сопротивляясь, хотя сразу понял, что именно сопротивления они и ожидают. Поэтому нервничают. Не верят, чтобы фээсбэшник сдастся без боя.

— Вы не ответили на мой вопрос, — повторил Сокольский вместо того, чтобы оправдать их ожидания.

— Хватит, Роки, — остановил товарища худощавый. — Мы здесь не за тем, чтобы выяснять, кто круче. — Господин Сокольский! Присаживайтесь вот на тот стул, рядом с вашей коллегой. Мы — это организация, которая намерена в корне изменить порядок в этой стране. Мы не враги вам, ФСБ ведь стоит в стороне от политики и ваш долг — защищать интересы государства, а не какой-то отдельной группы, партии или течения. Но так получилось, что нам нужна небольшая помощь, которую вы в силах нам оказать. Один из вас. Второму придётся умереть.

— Это становится интересно, — признался Сокольский, встал с колена и действительно сел на стул. — На ком же вы остановите свой выбор?

— Вам не интересно узнать нашу программу, идеи? — удивился худощавый, пока его коллега по прозвищу "Роки" обходил комнату.

"Не может быть, чтобы вас тут было всего двое", — подумал Сокольский и не ошибся: в дверях показался ещё один бандит, с большим чёрным чемоданом в руке. Он прошествовал к столу и положил на него свою ношу.

— Вряд ли ваши идеи сильно отличаются от идей всех подобных вам личностей, — серьёзно ответил Игорь и покосился на Ингу. Та сидела расслабленно и её явно больше волновали собственные ощущения. Она прижимала левую руку к животу. — Может быть, позволите девушке прилечь на диван? — спросил он.

— Если девушке будет угодно — я не возражаю, — ответил худощавый.

Инга медленно поднялась и действительно пошла к диванчику. Положив на подлокотник подушку, она легла набок и подтянула одну ногу к животу. Что-то было в её позе расслабленное и домашнее, будто не стояли над ней в комнате посторонние люди, угрожающие её убить.

— Ладно, раз вам неинтересно, я перейду к главному, — согласился худощавый, пока его подручный настраивал свои приборы, запрятанные под крышку скромного чемодана. — Это более совершенная модель для "погружения". Та, которую заполучила в руки ваша контора, своё уже отработала. Жаль было её терять, но что поделаешь: на войне — как на войне. А сейчас я предложу вам сыграть в игру. Это и будет решающим моментом вашей судьбы. Кого из вас окажется проще "погрузить", тот и останется жив. Второй умрёт.

— И как вы намерены обставить это, когда про ваши манипуляции уже известно? — спросил Сокольский.

— У нас есть хороший и очень простой план. Из разряда таких, которые действуют наверняка. — Худощавый присел на край столешницы. — Если выиграет ваша коллега, мы возьмём на переделку её. Не сразу. Сперва вставим временный имплантат, чтобы она могла без подозрений отправиться в санаторий, на восстановление сил и здоровья. Там довершим начатое. А вы тихо умрёте и мы постараемся обставить всё так, чтобы это выглядело настоящим несчастным случаем.

— Допустим, ваш эксперимент лучше подействует на меня. Что тогда? — спросил Сокольский, наблюдая за тем, как подручный раскручивает провода и подключает их к своей "адской машинке".

— Тогда госпожа Берестова умрёт от осложнения. Она ведь только что перенесла рану. А вы… Мы подбросим вам парочку недоумков, за которыми вы якобы будете охотиться, заставим вас сделать несколько нужных звонков, чтобы ваши коллеги и начальство ничего не заподозрили, а потом вы вернётесь, увенчав себя славой человека, раскрывшего сложнейшее и запутаннейшее дело. Вас ждёт слава и очередное повышение, а мы постараемся извлечь из нашей дружбы ту выгоду, которая нужна нам.

— Заманчиво звучит, — признался Сокольский. — Только вряд ли у вас что-то получится.

— Мы попробуем. Теперь сидите тихо и не пытайтесь сопротивляться.

К Сокольскому двинулись сразу двое: подручный с чем-то вроде обруча, от которого тянулись проводки, и "Роки" с двумя пистолетами. Игорь позволил им подойти вплотную и напялить на себя обруч. Потом плавным движением перехватил руку подручного и во мгновение оказался позади него, прикрываясь его телом как щитом. Инга не успела пустить в ход оружие, которое выпростала из-под обшивки дивана, как входная дверь распахнулась и в помещение ворвались парни в бронежилетах. Ещё через десять секунд вся троица преступников лежала на полу в наручниках.

— Мог бы сам предупредить, ещё в машине, — высказала Берестова Сокольскому.

— Извини, я не был уверен, что они не подсунули чего-нибудь в салон, — признался тот.

Ольгин как вошёл — сразу рванул к Инге.

— Жива! Я боялся, что эта идея с диваном не сработает и кто-то из них успеет тебя перехватить. — По нему видно было, что он искренне переживает и радуется одновременно.

— Остынь, — посоветовала Инга и села обратно на диван. — Устала, как собака… Шли бы уже все отсюда!

— Ты здесь тоже не останешься, — ошарашил Игорь. — Слава! Забирай её и вези сам знаешь куда.

Инга хотела было возмутиться, но потом передумала. Почему-то в этот раз ей захотелось предоставить мужчинам самим всё решить и о ней позаботиться…

* * *

— Может, я наивен, но почему вы сразу не связались со мной напрямую? Подослали какого-то придурочного частного детектива…

— Господин Лисовской! Вам тоже не всегда удаётся выбрать правильных людей. Дубов меня разочаровал, как и все остальные. Теперь мы всё сделаем по-другому, учитывая прежние ошибки. — Собеседник Марка пригубил вино и удовлетворённо причмокнул губами. — Отличный напиток для этого времени суток! Лёгкое, с ароматом мёда и чернослива! Люблю хорошие вина, знаете ли. И приятную компанию. Попробуйте ростбиф, он вам понравится.

— Я пришёл говорить о деле, а не ужинать, — сдержанно заметил Марк.

Вид с веранды ресторана открывался отменный: залив в закатных красках, прибрежные камни с розово-жёлтыми бликами, прозрачный вечерний воздух… Почему-то вся эта картина Лисовского не радовала, а скорее раздражала. Равно как медлительный и вальяжный собеседник.

— Вы, русские, всегда куда-то торопитесь, — разглагольствовал тот.

— Не замечал, — буркнул Марк и попробовал вино: действительно отменное! — Вам, европейцам, не угодишь. Даже если бы мы, русские, стали идеальными во всех отношениях — вы всё равно нашли бы, к чему придраться.

— Сдаюсь! — Собеседник вытер губы салфеткой и отодвинул тарелку. — Давайте говорить о деле. Как вам удалось выйти на меня?

— Мой хороший друг работает в ФСБ, — не моргнув глазом, ответил Марк.

Собеседник поперхнулся. Наверное, очередной глоток вина оказался слишком кислым. Лисовской коротко усмехнулся на его озадаченную гримасу.

— А как иначе, по-вашему, я смог бы оставить себе образцы, после того, как вы устроили вокруг них такую шумиху? — спросил он.

— Вот как… — Иностранец уже взял себя в руки и тоже усмехнулся, возвращаясь к ужину. — Это ваши дела, а не мои. Вы готовы продать нам то, что нас интересует?

— Готов.

— Сколько вы хотите?

Марк улыбнулся тонкими губами и в этот момент стал походить на хитрого лиса. Всё его недовольство исчезло, острый нос приподнялся и в закатных красках иностранцу показалось, что этот странный, жилистый человечек принюхивается.

— Я решил, что цену назовёте вы, — сказал он, оглядывая собеседника. — Или мне обратиться к другому своему знакомому — эксперту, чтобы он проанализировал материал и записи, которые к нему прилагаются?

Иностранец поёрзал.

— Знаете, господин Лисовской! — быстро заговорил он. — Ваш эксперт вряд ли сможет это оценить. Оно, скорее, было бы оценено уфологом, который сказал бы вам, что этот предмет имеет внепланетное происхождение.

— Это радует, — воодушевился Марк. — Подобные экспонаты стоят очень дорого. Я хочу вот столько.

Он взял салфетку и написал на ней цифру с девятью нолями.

— Рублей? — осторожно поинтересовался собеседник.

— Евро, — отрезал Марк.

— Э… Послушайте! Давайте я вам кое-что расскажу, а потом мы будем торговаться, — предложил иностранец, который, по мнению Марка, говорил по-русски бойчее иного коренного жителя России.

— Что именно? — спросил Лисовской.

— Это не НЛО. Это — то, что осталось после взрыва на одном секретном объекте. — Собеседник придвинулся и заговорил тише: — Оно не стоит и половины той суммы, что вы назвали, но если эти куски обнаружат у вас — вам придётся отвечать перед своим правительством и оправдываться, откуда вы это взяли. Это руда, особая руда, из которой путём сложного химического процесса должны были получить взрывчатку нового поколения. Вы можете мне это не продавать, но вы должны понимать, что держать у себя подобные вещи сейчас, когда ваше правительство везде и всюду видит террористов, опасно для вас самого. И для вашей семьи.

Марк буквально впился в него взглядом и подался вперёд.

— Не смей даже упоминать о моей семье! — прошипел он. Потом вдруг расслабился и откинулся на спинку стула. — А знаете, не буду я вам ничего продавать. Катитесь к чёрту!

Иностранец опешил, уставившись на него, но спросить ничего не успел. Марк встал, посмотрел на него с высоты своего небольшого роста и направился к наружной лестнице. Не оборачиваясь, он прошёл на смотровую площадку и остановился рядом с Сокольским, облокотившись на планку ограждения. Залив окрасился в розовые и оранжевые тона, глубокие лиловые тени пролегли на берегу, падая на россыпь вымытых из воды ракушек.

— Оставил его поразмыслить, — сообщил Марк, любуясь видом.

— Он согласится. Разве что, ещё поторгуется, — проговорил Сокольский, держа в поле зрения выход из ресторана и стоянку в глубине, за живой изгородью. — У него нет выбора. Его собственные хозяева должны быть в бешенстве, лишившись своего уникального оборудования и этого вещества, которое им так нужно.

— По-русски говорит хорошо, — вспомнил Марк. — Кто его хозяева?

— Этого я сказать не могу, — признался Сокольский. — Но он такой же иностранец, как мы с тобой, так что деваться ему некуда. Если не сделает то, что ему приказано — ему даже побега из страны никто устраивать не станет. Ему придётся купить у тебя образцы. Но держись настороже.

— Ты думаешь, что мне не стоило соглашаться в этом участвовать? — спросил Марк.

— Есть риск, — признал Сокольский. — Всё зависит от твоего благоразумия. Я пообещал Даше, что с её папой ничего не случится. Не делай из меня обманщика.

— Я устал бояться, Игорь, — с чувством высказал Марк. — Мне надоело кормить собственную паранойю. Никакие ублюдки меня больше не напугают.

Сокольский кивнул, не глядя на Лисовского.

— Одно дело — бояться, другое — не лезть на рожон, — возразил он. — Ты смелый человек, Марк. Даже если ты себя таковым не считаешь. Теперь просто слушайся меня, если не хочешь, чтобы я припоминал тебе вашу с Дубовым игру в догонялки.

Марк поджал губы и отвернулся. Ему всё ещё было стыдно за то, что не поверил этому человеку, кстати, не имея к тому никаких оснований — и чуть не попался.

— Он идёт, — оповестил Игорь.

Марк вздрогнул, но тут же заставил себя расслабиться и даже не обернулся. Иностранец подошёл и остановился рядом.

— Мои коллеги согласны только на половину суммы, которую вы просите, — сухо сказал он. — Если вы согласны — через пару дней я сообщу вам…

— Здесь и сейчас! — отрезал Марк. — Хотите заплатить половину? Я согласен. Но никакой пары дней не будет.

— Но мне нужно взглянуть на образцы! — возмутился собеседник.

— Вот и посмотрите, — продолжил Марк. — На той стороне парка — лодочная станция. Через пятнадцать минут подъезжайте туда. Можете взять с собой только одного человека, он отгонит вашу машину. Со мной тоже будет только мой шофёр. Мы с вами вдвоём сядем в лодку. Образцы и ноутбук я возьму с собой. Отойдём в залив, там вы посмотрите товар. Потом перечислите мне деньги на счёт, который я укажу. Я переведу их на другой счёт, чтобы вы потом уж точно не сделали никакой каверзы. Вы скажете, к какому месту берега вас доставить, позвоните шофёру, объясните, где вас ждать. Я высажу вас там, где вы укажете — и мы расстанемся навсегда. Удачи, господин Стражински! И заплатите за ужин.

Отвернувшись, Марк направился к лесенке со смотровой площадки. Сокольский, даже не взглянув на иностранца, ушёл вслед за ним.

* * *

Худощавый тип, который совсем недавно надеялся "погрузить" Сокольского в свою "игру", на допросе вёл себя так, словно наконец заполучил благодарного слушателя. Почему-то он был уверен, что его освобождение — лишь дело времени.

— Война никогда не прекращается, — говорил он Сокольскому. — Но сейчас она вступила на новый этап. Это только кажется, что воюют там, где взрываются бомбы и ревут военные самолёты. Показуха! Всего лишь показуха, для отвлечения внимания. Пока человечество ужасается кровавым жертвам, для него готовится новая судьба. Полем битвы стал человеческий разум. Главное сражение разворачивается в нём, но мало кто это замечает.

— Ну почему? — возразил Сокольский. — Сейчас стало модно кричать про манипуляцию сознанием.

Его подопечный почему-то пришёл в раздражение, заговорил резко, словно ему не понравилось, что этот фээсбэшник перебил его стройную мысль.

— Чушь! Это всё не то! Хотя… создатели таких фильмов, как "Матрица", "Экзистенция", "Начало" — в чём-то правы. Они указали путь, по которому нужно двигаться, если хочешь завладеть миром. Старая идея, да? Все мало-мальски значимые злодеи мечтают завоевать мир, но когда у них получается отхватить хотя бы малую часть — они не знают, что с этим куском делать. Не хватит ни времени, ни людей, ни военных ресурсов, чтобы удерживать захваченную территорию, потому что живущие на ней граждане всё равно не перестанут бороться с захватчиком и рано или поздно выкинут его из своей страны. А если тотально уничтожить всё живое — невозможно будет освоить кусок земли, превосходящий людские ресурсы страны-захватчика. Пустая земля превращается в обузу, ничего не даёт и даже не удовлетворяет амбиций. Ведь те, с кем ты воевал, уже мертвы и не могут по достоинству оценить, что ты их победил. А свои — у них масса повседневных забот.

— Идея того, что истинная победа — это подчинение себе человеческого разума, тоже не нова, — заметил Сокольский. — Она существует столько же, сколько существует само человечество.

— Да! — бурно согласился арестант. — Но сейчас появился способ осуществить её. Пока только в экспериментальном виде, на отдельных личностях. Но отработав технологию, в недалёком будущем можно будет подчинять себе людей ещё в материнской утробе. В результате будут рождаться индивиды, управлять которыми можно при помощи простых команд. Они послушны, довольны жизнью, их ничего не тревожит. Это даст новые возможности не только тому, кто будет управлять миром, но и самим подопечным. Для них не будет предела в жизни, потому что простым погружением в игровую реальность, они смогут переноситься в любую точку Земли или даже на отдалённые планеты, видеть фантастическое кино изнутри, поселиться в шкуру любимого персонажа и прожить целую жизнь, а потом вернуться в реальность. Бесконечное множество игр позволит каждому быть творцом и тварью одновременно. Не будет предела ни для слепорожденных, ни для калек, потому что через своё воображение, подстёгнутое извне, через управляющий имплантат, они как в "Аватаре", смогут становиться другими людьми или фантастическими существами. Разве это плохо? Скажите!

— Сбежать от реальности, потому что окружающий мир недостаточно хорош? — Сокольский пожал плечами. — Вы уверены, что большинство захочет жить по вашей указке, лишь бы ему дали возможность шастать по фантастическим мирам?

— Захочет или не захочет — не имеет значения, — отрезал собеседник. — Люди — это стадо. Есть единственное дело, которое у них хорошо получается: подчиняться. Это доказывает вся история человечества. Сейчас, в двадцать первом веке — тем более. Махни толпе трёхцветным флагом — и они готовы бежать, кричать "ура" и восторгаться "великой Россией". Что в ней великого? Ничего! Но так сказало правительство, которое смогло подчинить себе всё остальное быдло — и людишки рукоплещут! А мы изменим миропорядок, получим доступ к умам этого быдла более надёжным способом, свяжем и заставим двигаться в ту сторону, которая нужна нам!

— Ну, это понятно, — проговорил Сокольский, явно заскучав. — Даже боюсь спрашивать: себя вы, по всей видимости, к "быдлу" не относите?

— Мы — творческая элита! — Собеседник приосанился. — Думающие люди. Именно на нас должен держаться порядок.

— Я так понимаю, что продвинуть свои идеи привычным способом у вас не получается, — утвердительно сказал Сокольский. — "Быдло" изволит думать по-своему?

— Да! — В голосе собеседника промелькнуло явное недовольство. — Слишком много думающих развелось, до всего желают доходить своими мозгами и считают, что они свободны в выборе!

— Ну, думающее быдло — уже не быдло, — заметил Сокольский и поднялся со стула. — А насчёт выбора вы правы. Каждый сам выбирает, как ему жить и сам будет отвечать за свой выбор. Вам тоже придётся ответить. За эксперименты над людьми, угрожающие жизни и здоровью, за убийства, за террористическую деятельность, за торговлю сведениями, которые являются государственной тайной, за сотрудничество с иностранными спецслужбами.

— Какая чепуха! — отмахнулся худощавый. — Вы сами-то в это верите? У вас против меня и моих коллег ничего нет. Да, я предлагал вам и госпоже Берестовой вступить в игру, в которой, как известно, некоторых персонажей убивают. Но это была всего лишь игра. Грамотный адвокат сделает так, что уже сегодня я буду на свободе.

— Это вряд ли, — пообещал ему Сокольский. — Один из ваших спонсоров, Глеб Арсеньевич Юрков, сейчас даёт показания в соседнем кабинете.

— Простите, кто? — насторожился худощавый.

— Один из людей, восемнадцать лет назад участвовавшие в экспериментах с веществом, которое вы хотели заполучить у господина Лисовского. В конце девяностых Юрков сбежал за границу и вернулся пару лет назад, как коммерческий представитель одной импортной фирмы, Отто Стражински. Это имя вам лучше знакомо?

Худощавый напрягся, явно не ожидая такого оборота.

— Я не знаю, о ком вы говорите, — процедил он, бегая взглядом, словно ища укрытия в пустом кабинете.

— Знаете. Впрочем, это не важно. Главное,что он вас знает.

Сокольский нажал кнопку под столешницей.

— Уведите задержанного, — приказал он вошедшему на его зов охраннику.

* * *

— Я до последнего боялся, что вы подсунете фальшивку и он об этом догадается, — признался Марк.

— Даже если бы ему удалось удрать, это ничего бы не изменило, — проговорил Сокольский, задумчиво разглядывая полупустой Литейный проспект. Пять утра — прекрасное время суток! Светло, прохладно…

— Почему? — удивился Лисовской, притормаживая свой старый-верный "Вольво" перед перекрёстком.

— Марк! — Сокольский мягко усмехнулся. — Я тебя огорчу. Образцы нужно было хранить в активированном виде, или в специальной питательной жидкости, в запаянных контейнерах, без доступа воздуха. И уж никак не в ящике, замурованном в стену старого дома. Органика разложилась, металл окислился… Они чисто внешне остались теми самыми образцами, но из них уже никто ничего бы не сделал.

Лисовской хотел было обидеться, но передумал.

— Мог бы предупредить, — проворчал он. — В общем, и образцы — не образцы, и деньги уплыли, — пошутил он.

— Ну почему уплыли? Деньги поступили на государственный счёт и пойдут на благо нашей с тобой родины. На наше счастье, господин Юрков-Стражински был не самый крутой специалист, иначе бы заподозрил, что штучки, которые он видел тогда в лаборатории на Летнем берегу, уже не совсем такие красивые и блестящие. Но точный анализ можно провести только в специальной лаборатории, а её на утлую лодочку с собой не потащишь. Притормози за переходом, я выскочу.

Марк повернул машину к тротуару. Сокольский кивнул ему, выбрался наружу и направился к главному входу Большого Дома. Его работа ещё не была закончена…

Эпилог

— Входи, Игорёк! — опередил генерал Сокольского, махнув рукой. — Давай без церемоний. Представлять вас друг-другу не надо?

Энергичный брюнет, что поднялся навстречу Сокольскому, действительно был ему хорошо знаком.

— Моё почтение, Всеслав Михайлович! — Игорь пожал протянутую ему руку и ощутил в ответ крепкое пожатие. — Давно вас не было видно в наших краях.

— Меня подключили к делу, едва получили отчёты вашей группы. Игорь Сергеевич! Вы хорошо поработали!

Мужчины расположились по обе стороны стола, поближе к генералу.

— Я докладывал Дмитрию Ивановичу, что нам удалось разговорить Юркова, — пояснил Всеслав Михайлович. — Впрочем, и без его признаний можно было обойтись. Теперь мы точно знаем его хозяев. Но ты, Игорёк, наверняка готов задать кучу вопросов?

Сокольский криво усмехнулся и покачал головой.

— Только один, — признался он. — Откуда взялось это таинственное вещество? Кстати, ваш отдел затребовал у Бердниковой все её наработки и отчёты, вместе с останками имплантатов и приборами, которые мы изъяли. Я так понял, что мы больше этим делом не занимаемся?

Всеслав Михайлович смотрел на него с мягким интересом и даже улыбнулся.

— Ты всё понимаешь, Игорь, — начал он. — На твой вопрос я отвечу, но информация не должна уйти дальше этого кабинета. Вы позволите, генерал? — вспомнил он про Чёрного. Тот махнул пухлой ладонью. — Это вещество было частью экспериментальной программы. В девяностые годы от Военного ведомства отделилась организация, которая ухитрилась получить коммерческий статус. Идея была такова: "Что будет, если мы отдадим часть военных исследований в предприимчивые руки, которые будут работать на свою родину, но при этом соблюдать собственный меркантильный интерес?" Она, кстати, обанкротилась.

— Вы говорите про идею, или про организацию? — уточнил Сокольский.

— И про то, и про другое. — Всеслав Михайлович налил себе воды в прозрачный стакан и сделал пару глотков. Видимо, хотел сосредоточиться. — Коммерция перевесила, они начали сотрудничать с одной из заграничных спецслужб. Это долгая история, я сейчас не стану её рассказывать. Суть в том, что когда их прижали к ногтю — они взорвали свою лабораторию. Образцы вещества, над которым они работали, уцелели и часть их в законсервированном виде передали на хранение, скрыли за семью печатями и временно забыли за недостатком финансирования. Три обломка пропали и чудесным образом обнаружились у твоего хорошего знакомого, Марка Лисовского. Не будем выяснять, как именно он стал их обладателем, это сейчас уже не важно. Да и парень заслужил, чтобы его наконец оставили в покое.

Сокольский мысленно выдохнул, только сейчас осознав, что волновался за Марка: вдруг кто-то наверху придёт к выводу, что нужно вытрясти из него подробности происшествия с вертолётом Большого Ивана…

— Дальнейшее происходило на твоих глазах, — продолжил Всеслав Михайлович. — А теперь о главном. Игорь Сергеевич! Ты понимаешь, что секрет должен остаться секретом, поэтому скажу прямо: вы провели серьёзную работу и сделали это на высоком профессиональном уровне. Теперь тебе и твоим подчинённым нужно сделать ещё один важный шаг: забыть о том, что им довелось узнать в процессе расследования. В данном случае, самым правильным будет сказать: "По предварительным данным, образцы являются субстанцией внеземного происхождения, но дальнейшее их исследование невозможно по причине распада основных компонентов". Придумай что-нибудь. Пусть все поверят в то, что это были куски упавшего метеорита, или НЛО.

— Не думаю, что мои люди поверят в НЛО, — признался Сокольский.

— А ты сделай так, чтобы поверили. Объясни. Мы рассчитываем на благоразумие твоей группы и умение держать языки за зубами. Руководство оценило заслуги, твои сотрудники — Брестова и Капустин — получат внеочередное повышение. Лейтенанта Ольгина отметят по достоинству, Лисовской получит премию за добровольную помощь ФСБ. Уверен, ты справишься. Ты — из тех людей, кто знает, или интуитивно чувствует, какое решение пойдёт во благо государству.

Сокольский согласно кивнул, хотя радоваться не торопился.

— В чём дело, Игорёк? — спросил генерал, предвидя, что именно сейчас последует. И он не ошибся в своём подчинённом.

— Так, подумалось… — протянул Сокольский, а потом посмотрел на контрразведчика своими прозрачно-серыми глазами. — Это ещё не конец. Не люблю останавливаться на полдороге.

— Поясни! — потребовал Всеслав Михайлович.

— Всего один вопрос, — пообещал Сокольский. — Какой объём сохранившегося в рабочем состоянии вещества был похищен из секретного хранилища? Мне не нужны точные цифры, можешь руками показать.

Всеслав Михайлович прищурился, но через пару секунд ответил:

— Объёмом примерно с толстую книгу.

Сокольский кивнул.

— Какова цель преступников? — спросил он, логично забыв, что пообещал всего один вопрос.

— По предварительным данным, они готовились изменить результаты выборов в следующем году, — ответил Всеслав Михайлович, решив не чиниться.

— Хорошо! — оживился Сокольский. — Для того, чтобы работал имплантат, нужна часть образца примерно в кубический миллиметр, — начал он рассуждать вслух. — Если прикинуть по показаниям задержанных, они успели обработать не так много людей и истратили не более пары кубических сантиметров. Часть этого объёма пропала из-за неудачных экспериментов. Ещё часть не сработала, как положено. И у них закончилось вещество, так что они были вынуждены вычислять человека, который потенциально мог знать, где три пропавшие обломка, которые прошли через руки Большого Ивана. — Он поднял голову и посмотрел на Всеслава Михайловича. — Или я чего-то не знаю?

— Пока нам неизвестно местонахождение оставшейся части похищенного из хранилища образца, — вынужден был признать тот.

Сокольский полез в карман куртки и достал сложенную в несколько раз газету.

— Это — местная пресса Выборгского района, — сообщил он, развернул лист и прочитал: — "Необъяснимое явление наблюдалось в 23:00 по Московскому времени в районе посёлков…" Дальше список из пяти названий. Вот: "Внезапное затемнение атмосферы и сильная гроза, которую не могли предсказать синоптики. Явление продолжалось 12 минут, не работала беспроводная связь: телефония, Интернет, рации ГИБДД и полиции…" — Сокольский положил газету на стол. — Из тех документов, которые передал мне покойный Астафеев, я сделал вывод, что для внешнего воздействия на каналы связи, управления погодой или дистанционное перепрограммирование бортовых компьютеров самолётов и военной техники, достаточно создать объект величиной с квадрокоптер. Отсюда вопрос: могло наблюдаемое в Выборгском районе двенадцатиминутное явление быть испытанием оружия, которое восемнадцать лет назад получило кодовое название — "Стихия"?

Всеслав Михайлович медленно кивнул. Генерал Чёрный принялся теребить нижнюю губу.

— Я полагаю, всё только начинается, — негромко предположил Сокольский…

Книга 5. Высший стандарт мышления. Часть первая. Работа над ошибками

Глава первая. Необъяснимые парадоксы

(Конец ноября 2017 года, где-то в Ленинградской области)

— Мог бы выбрать место получше.

— Ага! И погодку потеплее.

— Ладно, идём.

Двое мужчин, средних лет и такой же внешности, оставили машину и зашагали по едва заметной тропе вглубь леса. Снег не успел улечься, расползался островками, перемежаясь с раскисшей, мокрой землёй и космами жухлой травы. Первый путешественник ступал уверенно, ноги расставлял пошире и на грязь внимания не обращал. Второй цеплялся руками в перчатках за ветки кустов, отставал, скользил и ругался себе под нос.

— Долго ещё? — спросил он минут через сорок. Дорога и машина оставшись далеко позади, всё равно что в другой жизни.

— Почти пришли, — пообещал шустрый проводник, дожидаясь, пока его неловкий приятель взберётся по пологому косогору. — Ты ногу-то твёрдо на землю ставь! Не бойся. Не провалишься.

— Делаю, что могу. — Второй мужчина одолел скользкий подъём и остановился, чтобы отдышаться. — Может, перекурим?

— Нельзя здесь курить, — осадил его опытный напарник. — Видишь, какой воздух чистый. Любой дымок сразу заметят.

— Кому тут замечать?

Опытный огляделся по сторонам. Обманчиво прозрачный, лес не позволял проникнуть взглядом больше чем метров на пятьдесят. Зато они, как столп среди пустыни, видны отовсюду.

— Впереди болотце, — оповестил он своего неловкого приятеля. — За лето пересыхает, но сейчас грязи достаточно, чтоб завязнуть. Иди за мной, след в след.

— Только болота не хватало… — проворчал его спутник и поправил лямки рюкзака, чтобы ровнее давили на плечи. — Ладно, веди. Сусанин…

…В то время, когда они спускались к кромке болота, на обочине заросшей просёлочной дороги, рядом с их машиной, остановился ещё один автомобиль.

— Похоже, нас кто-то опередил, — сказал водитель и выкинул в окно окурок.

— Надо было быстрее ехать, — мрачно процедил в ответ один из его пассажиров.

— Идём! — скомандовал второй, толкая дверцу…

* * *

Рукотворная насыпь успела основательно зарасти. Высохшая трава и голые прутья торчали, как грязный ёрш для мытья бутылок. За насыпью начинался песчаный карьер.

— Смотри! — Мужчина, который умел ходить по лесу, показал рукой на противоположную сторону. — Вот там, левее большого камня. Видишь?

Его нерасторопный приятель подковылял и остановился рядом, тяжело дыша.

— Где? Погоди, бинокль достану… — Он освободился от рюкзака, уронив тяжёлый мешок на землю.

— Ты бы хоть в тренажёрный зал записался, — попенял опытный. — Моложе меня на десятку, а пыхтишь, как бабка.

Тот, что был моложе, действительно пыхтел, но это не мешало ему извлечь из кармашка электронный бинокль и жадно вглядеться в противоположный склон.

— Вот это да! — восхитился он, задышав ещё чаще. — Если удастся подобраться ближе… и заснять всё… Это будет бомба!

— Ты не радуйся заранее, — осадил его опытный. — Кто знает, что это такое. Может, поделка "пионерского кружка Очумелые ручки". Запустили, а она тут приземлилась.

— Не может быть! — не согласился молодой. — Да если и так! Кто мешает сделать из этого сенсацию?

Опытный хотел ответить, но вдруг дёрнул приятеля вниз.

— Т-сс! — предупредил он.

— Что? — охнул молодой, падая коленом в мокрую землю.

— Кто-то идёт. Давай за тот куст! Не поднимайся!

— Да что за!.. — возмутился неопытный мужчина, но пополз, куда показано. — Может, грибники?

— Рыбаки, — пошутил опытный, затягивая его за собой и рывком усаживая прямо на землю. — Тихо! Не шевелись! Я посмотрю…

К краю насыпи вышли двое. У одного на шее висел автомат.

— Куда они делись? — спросил второй. Он казался безоружным.

— Здесь где-то, — ответил тот, что с автоматом. — Видишь, на ту сторону не успели перейти, следов нет.

— Здесь они! — крикнул кто-то издали.

Опытный повернулся на корточках и увидел, что метрах в двадцати, в стороне от их укрытия, на краю карьера стоит ещё один человек. В отличие от двоих помощников, он прекрасно видел, где именно прячутся молодой корреспондент и его более старший и опытный проводник.

— Вы, двое! — окликнул он, сделав приглашающий жест. В его руке мелькнуло нечто, похожее на пистолет. — Кто не спрятался — я не виноват!

Опытный поднял руку и показал предмет, похожий на мобильник.

— Всё-таки припёрся! — крикнул он. — Знаешь, что это?

Высокий тип с пистолетом поднял руку, останавливая подручных.

— И что это? — спросил он.

— Пульт от взрывного устройства! Я решил: если встречу тут кого-нибудь вроде тебя — лучше взорву эту штуку!

— Ты врёшь! — не поверил высокий.

— Хочешь проверить? — Опытный поднялся во весь рост и протянул руку в сторону противоположного склона. — Хотя, теперь всё равно. У меня нет выбора.

Он посмотрел на своего скорченного у корней молодого приятеля. Тот испуганно таращился на него, не смея пошевелиться.

— Прости, Антоха! — тихо сказал ему опытный.

И нажал на кнопку…

* * *

Гаврилов очнулся. В ушах шумело. Сперва кроме холода он ничего не чувствовал, но потом ощутил, что лежит спиной на чём-то твёрдом и неудобном. Он сделал попытку передвинуться. От боли перехватило дух. Гаврилов не сразу понял, что кто-то удерживает его за плечи. Потом разобрал слова:

— Лежи! Только хуже сделаешь.

— Я плохо вижу, — пожаловался Гаврилов, но в момент произнесения слов разглядел незнакомого парня рядом с собой.

— Лежи! — повторил незнакомец. — У тебя ноги перебиты. А плохо видишь, потому что стемнело уже. Что это было? Тут песок сплавился, как стекло.

Он почему-то захихикал, но сразу осёкся и замолчал.

— Не должно было так рвануть, — пробормотал Гаврилов, озвучив собственное недоумение. — Ты кто? Что здесь делаешь?

— Корреспондент я. Антон Тяпин. Слышал? Хотя, откуда… — Он махнул рукой. — Я вернулся за рюкзаком, у меня в нём вещи.

— Надо добраться до машин, — вспомнил Гаврилов. — Сможешь меня дотащить?

— Нет машин, — озадачил его корреспондент. — Вообще никого нет! Те двое, которые с тобой были, и этот придурок… Я не знаю, где они. Тут так рвануло, что я думал — капец! Наверное, по голове меня камнем шарахнуло, не сразу очнулся. Потом пошёл к дороге. Пусто! Я и вернулся. Вспомнил, что мешок свой видел в стороне…

— Погоди! Что значит: машин нет? — дошло до Гаврилова.

— Нет — и всё! Слово "нет" знаешь? Кто ты такой вообще?!

— Мог бы пешком уйти или позвонить в службу спасения, — высказал Гаврилов, игнорируя его вопрос. А как он должен был представиться? Юрий Гаврилов — тот самый рецидивист, которого ищут все спецслужбы?

— Телефон потерял, — с досадой проговорил Тяпин. — А уйти… Я мест не знаю. Мы по этому раздолбанному просёлку каким-то чудом петляли. Болота кругом! Здесь, наверное, в последний раз лет десять назад ездили. Идти далеко и темнеет быстро. У меня тут палатка в рюкзаке. Думал, до утра перекантуюсь, а рассветёт — телефон поищу. Вдруг он где-то тут валяется? Или может, кого-то ещё найду… Вот, тебя нашёл.

— Надо поставить твою палатку, иначе за ночь околеем, — оборвал его метания Гаврилов. Словно в подтверждение его слов, на лицо начали падать холодные капли. — Я так понимаю, что того, кто тебя привёл, тут либо нет, либо он лежит на дне воронки, вместе со всеми остальными.

— Ладно! — Корреспондент встал на ноги. — Я тебе раны перетянул, как смог. Но я не доктор, даже не знаю, дотянешь ли до утра.

— Вот спасибо! — высказал ему Гаврилов. — До сих пор не подох — выживу. Давай, крути свою палатку…

* * *

(Сутками позже)

— Смотри, все уже по домам разбежались! — Коренастый мужчина в спортивном костюме широким жестом обвёл зал.

Инга смахнула с бровей пот и мотнула головой.

— Я попробую ещё раз, — заявила она и пошла на исходную позицию. Нужно было сделать кувырок вперёд, точно рассчитав расстояние, потом перекат вбок через плечо, подхватить с пола пистолет (который нарочно лежал стволом, а не рукояткой под руку), подняться на колено и с полуразворота корпуса сделать выстрел по мишени. Всего-то…

— Берестова! — коренастый инструктор подумал, не рявкнуть ли на упрямую блондинку, но предпочёл вкрадчиво-примирительную форму: — Может, тебе ещё рано?

— Доктор сказал: "Не качать пресс!" — отмахнулась Инга. — О стрельбе речи не было. И вообще, Романыч! Я в форме!

— Да я вижу, — критически высказал инструктор. — Будешь отвлекаться на свои ощущения — тебя раньше подстрелят.

Инга не стала спорить, постаралась расслабиться и забыть о том, что находится в тренировочном зале… И тут хлопнула входная дверь!

Берестова оглянулась, готовая оскалиться. Вошедшего она не знала. Высокий мужик, постарше неё. Нос сломан, складка на щеке — скорее всего, шрам. Остальное с первого раза не запомнишь. Незнакомец остановился, придерживая на плече сумку.

— Извините! — проговорил он. — Я думал, никого нет.

Инга прикусила губу и оттолкнулась, с шага уйдя в кувырок. Легко сделала откат и почувствовала, как в ладонь легла рукоятка оружия. Плавный подъём на колено и два выстрела — точно в цель. Выдохнув, Берестова опустила руки с оружием.

— Молодец! — спешно похвалил инструктор: "А с линии огня уйти?" — добавил он про себя, но вовремя придержал язык. Иначе эта упрямая баба укатает и его, и себя. — Хватит на сегодня! Подняться помочь?

Берестова тут же встала и отдала ему пистолет.

— До завтра!

Не глядя на незнакомца, она подобрала с перекладины полотенце и направилась к внутренней двери. Этот тип испортил ей настроение. Чем? Тем, что лицезрел её кувырки? Или пристальным взглядом, который он спрятал, едва она заметила? Подумаешь, поглазел на девицу с пистолетом! У Инги зачесалось ниже рёбер, на месте зажившего рубца. Мышцы перенапрягла? Или это предчувствие неприятностей в ближайшем будущем?

— М-мистика какая-то… — пробормотала Берестова и даже головой мотнула. Помогло. Пока раздевалась — впечатление развеялось, а после тёплого душа незнакомый тип со сломанным носом вылетел из головы.

Через четверть часа, на проходной, Берестова бросила дежурному:

— Пока, Митяй! Не спи на посту!

— Обижаете, товарищ майор! — отозвался тот.

Инга спешно толкнула старинную, в два человеческих роста, дверь и выбежала на улицу: к новому званию она ещё не привыкла. Промозглый вечер не располагал к прогулкам. Молодая женщина невольно поёжилась, но тут же отвлеклась от ощущений. Свет фонаря обтекал мокрый корпус стоявшего напротив входа "Патриота". Дверца приглашающе распахнулась.

— Ин! Давай сюда! — крикнул бородатый тип, махая рукой из тёплого нутра.

Берестова с облегчением устремилась к нему и нырнула на пассажирское сидение.

— Что случилось?

— Подвезти захотел, — ответил водитель. — Кстати, с возвращением!

— Уже? Я думала, вы с Сокольским меня до смерти замаринуете в этом отпуске…

— Тебе не повезло, — нарочито-трагичным тоном заявил собеседник. — Надёжных людей не хватает.

Он вывел машину через КПП и повернул с боковой улочки на Литейный, в сторону моста. Ухмыляясь в усы, он косился на Ингу, но помалкивал. Наконец, та не выдержала.

— Ладно, Мотя! Не темни.

Матвей Севастьянович Киппари, майор УВР ФСБ, потомок местных финнов-ингерманландцев, ухмыльнулся в светлые усы. Иногда Инге казалось, что на свете нет таких вещей, которые способны по-настоящему испортить настроение этому мощному, как старинный буфет, бородатому блондину.

— Не терпится поработать? Ну, ладно! Вот задание: ищем человека, который работал с "К-299"…

— Погоди! — остановила его Инга. — Ты забыл, что я отстала от жизни.

— Извини, — бросил водитель, тормозя на светофоре. — Завтра просмотришь материалы по делу. Сейчас главное: нужно найти парня, который потенциально мог стырить опытный образец из собственной воинской части. Есть подозрение, что он — один из наших клиентов с имплантом в позвоночнике. Вопрос в том, кто отдаёт ему приказы после того, как мы накрыли их лабораторию в Лужково?

Инга хмыкнула. Выбыв из летней операции по причине ранения в упомянутом Лужково, она ничего не знала о проведённом расследовании. В УВР строго придерживались правила: пока сотрудник не может исполнять свои обязанности, информация для него закрыта.

— Я новичка в зале встретила, — вспомнила она, чтобы перевести тему.

— Такой высокий, со сломанным шнобелем? — Мотя покосился на неё. — Понравился?

Инга сделала недовольное лицо.

— Капитан Владимир Артурович Аршинов, — пояснил Мотя. — Переведён в УВР по рекомендации выше стоящего начальства. Уже с месяц тут крутится. Есть идея приписать его к нашей группе.

— Я бы не взяла, — бросила Инга.

Киппари рассмеялся в бороду, но комментировать не стал. Они свернули с набережной на боковую улицу. Больше мужчина ничего не рассказывал и минут через двадцать остановил машину у квартала многоэтажек.

— У тебя время до утра, — предупредил он Берестову. — Завтра в семь, на "Треугольнике".

Когда Инга скрылась в подъезде, Матвей достал телефон и позвонил.

— Ну, я проводил нашу красавицу, — сообщил он довольным тоном. — Насколько я могу судить, она готова. И кстати, новичка успела оценить. Не поверишь! Он ей не понравился!

Глава вторая. О пользе ретроспективы

В месте дислокации их группы на бывшем "Красном треугольнике" только что завершили наладку оборудования. Инга с интересом осмотрела командный пункт с новейшей интерактивной картой во всю стену. Слава Ольгин выскочил ей навстречу, только что хвостом не виляя.

— Здесь у нас автономная компьютерная сеть! — с восторгом доложил он. — А в соседской комнате — место для отдыха. Можно десяток человек уложить.

— Автоматной очередью! — съязвила она, но Ольгин не смутился.

— Вон там, снаружи, через коридор — собственный лифт в подвальный гараж. Мы теперь можем незаметно выехать на соседние улицы в шести точках микрорайона или перейти по подземным коммуникациям прямо в метро!

— Ты отчёт дописал? — набросился на Ольгина всклокоченный майор Киппари, появляясь из кабинета начальника отдела. — Быстро! Чтоб через десять минут — у меня на столе!

— Что именно — на столе? — Слава сделал вид, что не понял, но Мотя от него отмахнулся, сунул в руки Берестовой флешку и предупредил, что до начала совещания — полчаса. Она кивнула и заняла ближайший свободный комп, потеряв интерес к Ольгину и всем новшествам. Слава вздохнул и поплёлся дописывать отчёт.

Активировав флешку, Берестова углубилась в чтение дела. Начало ей не надо было напоминать. Несколько месяцев назад похитили члена городской администрации. Прямо со званой вечеринки. Случайной свидетельницей похищения стала одноклассница подполковника Сокольского, ныне преуспевающая "бизнес-вумен", Зоя Максимовна Куркова. Через несколько дней по местному телевидению сообщили, что исчезнувший чиновник найден мёртвым. На следующее утро госпожу Куркову пытались взорвать, но вместо неё погиб её муж.

Едва группа Сокольского приступила к расследованию, как с шефом связался полковник Астафеев из Военного Архива и попросил о встрече. Он передал Сокольскому копии документов о проекте девятнадцатилетней давности под кодовым названием "Стихия" и о секретном веществе, которое фигурировало ныне под безликим номером "К-229". Якобы с его помощью можно было создать "оружие возмездия", которое позволит контролировать всю беспроводную связь и создавать для неугодных стран катаклизмы почище ядерных взрывов. Возможно такое или нет — никто не уточнял, но у "К-229" было свойство более реальное: раскатанное в тонкий пласт, вещество создавало идеальную отражающую поверхность, так что объект, скрытый под ним, становился невидимкой: его невозможно было ни засечь с помощью приборов, ни увидеть глазом. А ещё — оно аккумулировало любой вид энергии и могло накопить заряд большой мощности.

Когда Инга и Сокольский возвращались на Литейный, в их машину врезался микроавтобус. Виновник аварии скончался в лаборатории УВР: сотрудники проводили МРТ и у импланта, вживлённого в его позвоночный столб, сработало устройство самоликвидации. Энергию эта штучка брала от крошечной частички "К-229", которой хватило на микровзрыв.

События приняли непредсказуемое направление: на следующий день неизвестный застрелил полковника Астафеева прямо в его кабинете. Друг и сослуживец Астафеева, полковник Мегавой, намёками сообщил Сокольскому, что ответы на вопросы можно найти в Лужково, на даче бывшей супруги убиенного. Поскольку в это же время на Зою Куркову покусились вторично, Сокольский вынужден был направиться к ней, а в Лужково поехали Берестова и Капустин. Рядовая командировка, в которой двум сотрудникам УВР ФСБ нужно было навестить вдову Астафеева и задать несколько вопросов, привела к тому, что Капустин исчез, а Ингу задержал местный участковый. Когда Берестова поняла, что попала в руки преступников, она сбежала. Потом её ранил в живот подосланный гастарбайтер, подобрали и отвезли в больницу проезжие дальнобойщики и едва не добили подручные продажного участкового. С этого момента начинался провал в осведомлённости Берестовой.

Она быстро просмотрела новую для себя информацию, уяснив, что исторический деревянный дом вдовы полковника Астафеева имел тайное подземелье, соединённое ещё до революции с бетонным заводом на противоположной стороне реки. Капустина держали там, выпытывая информацию о расследовании.

Дальше шёл подробный отчёт о том, как действует имплант и что такое — "погружение", при помощи которого преступники создавали для носителя импланта виртуальную реальность, а потом отдавали реальные приказы на ликвидацию неугодных людей. Человек, находясь в состоянии транса, выполнял приказ, воображая себе, что играет в компьютерную игрушку.

В техническую сторону дела Берестова пока не вникала. Её больше заинтересовало, что до сих пор точно не установлено, скольким людям преступники успели вшить импланты. Одним из таких людей оказался друг покойного Астафеева — полковник Мегавой. В отличие от прочих "подопытных", он нашёл способ частично сопротивляться "погружению", чтобы навести ФСБ на след.

В ходе операции было задержано несколько человек, но главные действующие лица успели скрыться. Среди них — рецидивист Юрий Всеволодович Гаврилов, который командовал допросом Юры Капустина в подвале лужковского исторического дома. Гаврилова искали особенно тщательно, но безрезультатно. Коллеги из контрразведки склонялись к мысли, что он покинул страну.

Потом пришло сообщение об аномальной буре в районе Выборга и одновременном отказе всего беспроводного оборудования. Подполковник… Нет, теперь уже полковник Сокольский, начальник оперативного отдела УВР, шеф Инги Берестовой, увязал это событие с испытанием опытного образца оружия, созданного по чертежам проекта "Стихия".

Когда майор Берестова дочитала материалы, у неё создалось впечатление, что в их руках больше вопросов, чем ответов. Она отвлеклась от компьютера, подняла голову — и обнаружила, что в помещении стало людно. Смотрели все на неё. Молча.

— Мы не хотели мешать, — высказал за всех Мотя, оседлав вращающийся стул перед пультом управления.

Сокольский собрал на совещание всю группу, включая командиров силовой поддержки, поэтому кроме Берестовой в комнате присутствовало ещё девять человек. Инга решила не смущаться демонстративной заботой коллег. Отметила лишь, что новичка, с которым она столкнулась в тренировочном зале, среди них нет. "Почему это меня волнует?" — подумала она с неудовольствием, но от мысли отвлёк начальник.

— У меня две новости. Первая: нас снова подключили к делу о проекте "Стихия". Второе: в ближайшее время мы должны установить местоположение вот этого человека.

Сокольский вывел на экран фото бравого военного с короткими, седыми усиками, решительным взглядом и кустистыми бровями, как у "дедушки Брежнева".

— Майор Селезнёв, 45 лет, — озвучил Сокольский. — Во время его дежурства было совершено проникновение в секретное хранилище, из которого исчез образец "К-229". Сперва сослуживцы поверили в алиби Селезнёва, но недавно выяснилось, что это алиби он сам себе обеспечил. Сложность в том, что со времени кражи прошло несколько месяцев. За это время ухитрился исчезнуть и сам Селезнёв. Две недели назад он выехал с базы в ближайший городок, в котором ему якобы обещали продать раму для раритетного велосипеда. Сказал, что вернётся через пару часов. Ищут до сих пор.

— Наверное, наслаждается сборкой раритетного велосипеда, — пошутил Данила Некрасов.

— Хорошо, что ты сам вызвался! — поддержал его Сокольский, даже не улыбнувшись. — Съездишь на базу, пообщаешься с местным контингентом. У них уже побывали и наши коллеги из разведки и их собственная прокуратура, так что тёплого приёма не жди.

— Заодно развеешься, — подбодрил Некрасова майор Киппари.

— С тобой отправятся ещё двое, — продолжил Сокольский. — Шхера! — обратился он к одному из командиров силовой поддержки. — Подкинь парочку толковых пацанов, пусть проследят, чтобы Даниле там никто шею не сломал. Но в его переговоры не встревать…

Соколький отвлёкся на пискнувший телефон. Сообщение пришло с неизвестного номера. Полковник вывел на экран текст:

"Имею сведения о том объекте, который вы ищете. Не имею возможности вернуться в город. Ответьте, если судьба образца энергосберегающего материала с Летнего Берега вам интересна".

Сокольский повернулся к Матвею Киппари, жестом остановив готового что-то переспросить Некрасова.

— Найди местоположение отправителя! — приказал он и переключил сигнал на пульт. Поколебавшись несколько секунд, набрал:

"Кто вы и где находитесь?"

В комнате повисла тишина, в которой слышно было только, как пощёлкивают клавиши. По интерактивной карте замелькали огоньки.

Ответ на телефон Сокольского пришёл быстро, будто его набрали заранее и ждали лишь сигнала:

"Мне нужна медицинская помощь. Если не успеете — ничего не узнаете". Дальше шли координаты навигатора. Сокольский прикинул, что это в Кингисеппском районе. Тут Мотя издал торжествующий рык.

— Телефон зарегистрирован на некоего Антона Тяпина, корреспондента Интернет-газеты "Осколки". Он в месте впадения вот этой речки в Бабинское озеро. — Красный огонёк замигал в указанной точке огромной карты.

— Эта речка называется Святая, — подсказал Ольгин. — Я бывал в тех местах.

— Там нет никаких жилых объектов, только болота, — продолжил Киппари. — На Север до шоссе и железки больше пяти километров. На Юг до ближайшей дороги — около четырёх.

— Всего-то? — удивился Данила Некрасов.

— Леса и болота, — терпеливо объяснил ему Слава Ольгин. — По прямой не пройдёшь, на другую сторону озера без лодки — только вплавь. Как он вообще туда попал в это время года?

— Значит, понадобится вертолёт, — остановил обсуждение Сокольский. — Срочно! И бригаду медиков на борт! Я полечу сам.

— Уверен? — переспросил Мотя.

— Это не Тяпин, — почему-то решил Сокольский, не отвечая прямо на его вопрос. — Но я не удивлюсь, если мы уже сталкивались. Он должен понимать, кому позвонил.

Инга с готовностью поднялась, но полковник отрицательно покачал головой.

— Со мной полетит Ольгин. Он места знает. Для тебя будет другое задание…

Глава третья. Непростые решения

Палатка справлялась с непогодой лишь отчасти, но выбора у Гаврилова не было. Он не мог уйти отсюда, даже если бы очень захотел. Его последней надеждой стал тот, кого он привык считать своим врагом. Трясясь от холода и лихорадки, Гаврилов лежал, положив одну руку на полупустую пластиковую бутылку с мутной водой, а второй сжимая пистолет, который боялся потерять. Самое время вспомнить все свои "подвиги" и оценить, стоило ли ломать себе жизнь, чтобы подохнуть глубокой осенью, на берегу заросшего ручья, в сотне метров от места, где была уничтожена вещь, которую он считал очень ценной ещё пару дней назад. Но Гаврилов, беспринципный рэкетир в девяностые, ловкий организатор рейдерских захватов в начале двухтысячных, оппозиционер любой государственной власти в любом её проявлении, об этом не думал. Ему просто хотелось выжить. Ради этой цели он готов был признать всё, что мог предъявить ему закон, рассказать о своих деяниях, перечислить поимённо всех, кого убил, ограбил, покалечил… Никогда ещё он не был так близко от смерти. Он не хотел подыхать среди болота, забытый всеми и раздавленный.

Он ждал, боясь забыться и пропустить того, кто придёт к нему на помощь. Палатка яркая, лес голый, но Гаврилову казалось, что этого недостаточно. В голове навязчиво крутилась картинка, как спасатели проходят мимо, спутав его жалкое, обвисшее убежище, с кучей мусора, которую накидали туристы. Выбрасывают же они разноцветные пакеты — немудрено спутать эти куски пластика с оранжевой палаткой.

Ног он не чувствовал. Жажда мучила постоянно, но он экономил воду, потому что не был уверен, что доберётся до ручья. Хорошо, если пойдёт снег и он сможет подползти к выходу, чтобы собрать белые хлопья…

* * *

— Палатка! — крикнул пилот.

— Найди место, где можно сесть, — ответил Сокольский.

Густая поросль по берегам обмелевшей речки-перешейка не оставляла места для маневров. Пришлось опуститься метров на двести в сторону, на голой опушке, покрытой пятнами нерастаявшего снега.

— Вперёд не суйтесь, — предупредил Сокольский медиков. — Он наверняка вооружён.

— Сам сюда позвал, — напомнил Слава Ольгин, держась рядом с ним.

— Мало что придёт в голову раненому, — не согласился Сокольский. — Мог передумать.

Они двинулись в сторону палатки. Слава Ольгин непременно напомнил бы шефу его же урок на тему "не лезь на рожон, твоя жизнь имеет цену", но помалкивал. За то недолгое время, что он служил под началом Сокольского, он много раз убеждался, что этому человеку надо просто доверять и не соваться под руку. Когда ему понадобится мнение Славы Ольгина — он сам спросит.

Оказавшись в нескольких метрах от оранжевого убежища, Сокольский предупреждающе поднял руку. Потом громко позвал:

— Есть кто живой?!

Выстрел проделал рваную дырку в своде палатки. Медики сели на корточки, один шмякнулся пузом на землю, прикрыв руками голову. Сокольский отшатнулся, но далеко отпрыгивать не стал и жестом остановил Ольгина, выхватившего оружие.

Человек изнутри стрелял наугад, скорее даже, машинально нажал на курок.

— Эй! Это мне ты отправлял сообщение! — крикнул Игорь.

— Чем докажешь? — хрипло откликнулся хозяин палатки.

— Пристрелю, чтоб не мучился. Подойдёт?

— Ладно, входи!

Ольгин дёрнулся было, но Сокольский отрицательно покачал головой.

— Я сам, — тихо произнёс он. — Будь наготове…

Хорошо бы догадаться, кто перед тобой, но твёрдо Сокольский мог сказать лишь одно: это не Тяпин. Бывшего рэкетира Гаврилова полковник знал по фотографии. Человек в полутьме палатки, небритый и грязный, с перецарапанной физиономией, мало походил на красавчика со снимка. В палатке пахло смертью: неповторимой смесью прогорклого пота, испражнений и гниющего мяса. К груди Гаврилов прижимал пистолет. Сокольский присел на корточки рядом с ним и положил руку на оружие. Пальцы раненого задрожали, он отцепился от рукоятки с усилием, словно успел приклеиться. Сунув за пояс громоздкий "Стечкин", Сокольский вгляделся в лицо лежащего перед ним врага.

— Я позову врачей, — сказал он.

Почему-то Гаврилов засмеялся. Точнее, еле слышно закудахтал и сразу закашлялся. Но отдышался быстро.

— Тяжёлый выбор, да? — сипло спросил он. После кашля ему едва хватало голоса, чтобы говорить. Отдельные слова проваливались в еле различимый шёпот.

— Почему? — спросил Сокольский.

— Если меня не довезут? — вопросом ответил раненый. — Будешь пытать здесь — я точно подохну. Так и так рискуешь… ничего не узнать.

— Я не такой добрый, как кажется, — сухо ответил Сокольский. — Попрошу, чтобы тебе вкололи обезболивающее и стимулятор и успею расспросить. Чем дольше будешь ломаться — тем вернее не доедешь до госпиталя.

— Не надо, — остановил его Гаврилов. — Я готов… вести диалог. Прямо сейчас.

* * *

— Капитан Аршинов прибыл, но у него нет спецпропуска, — доложил дежурный.

Инга не знала, почему Сокольский именно ей дал это задание. Учитывая, что он ничего не делал просто так, стоило крепко задуматься. Вряд ли ему хотелось оставить Берестову в тёплом помещении, заботясь о её ране. Хотя, кто его знает? Или он хотел, чтобы именно Инга, с её скептицизмом ко всем новичкам и мужчинам вообще, встретила нового сотрудника?

— Сейчас выясню, стоит ли его впускать, — ответила Инга дежурному.

Она переключила связь — и не успела рта раскрыть, как ей ответили:

— Берестова?! Привет! Уже на посту? — Видео открыло её взору энергичную физиономию генеральского адъютанта.

— Чувствую себя отлично, настроение боевое, заступила сегодня, — выговорила она, предварив навязшие в ушах вопросы. — Подскажи, капитан Аршинов уже приписан к нашему отделу? — Она щелчком по клавише перекинула собеседнику изображение новичка, зафиксированное камерой наблюдения. — Он знает адрес, но не имеет спецпропуска.

— Погоди! — На лице молодого фээсбэшника появилось сосредоточенное выражение. — Да, это он! Аршинов назначен в ваш отдел. Пропуск должен был получить, но похоже, так обрадовался, что забыл отметиться.

— Ладно, разберёмся. Спасибо! — Инга выключила связь и обратилась к терпеливо ожидавшему на другой линии дежурному: — Пусти этого капитана и лично посади в лифт. Чтоб не заблудился.

Через пару минут за её спиной с шелестом открылись двери.

— Капитан Аршинов! — доложил высокий парень со сломанным носом и знакомым уже шрамом на щеке.

— Майор Берестова, — ответила Инга, повернувшись к нему. — Тебе кто-нибудь говорил о пользе документов?

Аршинов усмехнулся и подошёл ближе. Сделал это уверенно, не смутившись на её издёвку. Берестова не стала повторять вопрос и кивнула на стул.

— Садись. Рассказывай: зачем тебе это нужно?

Он подвинул стул ближе и сел, с любопытством разглядывая пульт и карту на стене. Но через несколько секунд переключился на Ингу.

— Отвечу цитатой из старого фильма: "Работа помасштабней, да и зарплата повыше". — Он усмехнулся. — Думаю, вам не помешает иметь в запасе простого наёмника.

Она разглядывала его с близкого расстояния и он ей очень не нравился. Но чем-то привлекал. Может, самоуверенностью? Или послужным списком, который она только что просмотрела?

— "Простых наёмников" не держим, — проговорила наконец Инга и отвернулась к пульту. — Ненадёжный контингент.

— То есть, приветствуются упорные патриоты? — спросил Аршинов.

Она уловила в его голосе смешок.

— Не вижу ничего смешного в патриотизме.

— Вы — серьёзная девушка, — похвалил её новичок, но Инга не поддалась.

— Я — блондинка. Юмора не понимаю. Особенно чужого.

— Извини!

Берестова посмотрела на Аршинова. Теперь он встревоженно нахмурился.

— Расслабься, — посоветовала она ему. — Не я решаю кадровый вопрос.

— Иначе я отправился бы туда, откуда пришёл? — спросил он.

"Мне тут двух Ольгиных не хватало!" — подумала Берестова, а вслух сказала:

— У тебя есть время, чтобы выпить кофе. Кофеварка вон в том углу. Я закончу и мы поедем в лабораторию.

— Есть, товарищ майор! — ответил новичок и не спеша поднялся со стула.

Инга переключила внутренние камеры так, чтобы не поворачиваясь, видеть, что делает новый коллега. Он честно дотопал до столика, в центре которого, как памятник ушедшей эпохе, возвышалась древняя кофеварка. Инга вспомнила, что Слава Ольгин, впервые увидев этот образчик дефицитной, в советское время, бытовой техники, выразил своё удивление, а кто-то из парней ответил:

— Это наш талисман. Пока она работает — дела в группе идут хорошо.

— А когда сломается? — переспросил Ольгин.

— Тогда поставим кофемашину…

Наверное, Аршинов тоже удивился, но спрашивать ничего не стал. Варить тоже. Вместо этого сел на самый краешек стула и принялся разглядывать помещение. Ей не понравились его повадки. Он вёл себя, как хищный зверь, которого перетащили из знакомой клетки в незнакомую, так что теперь он настороженно оглядывается и принюхивается, не зная, чего ожидать. Потом он заметил оставленную на виду камеру, бросил взгляд в сторону Берестовой — и развалился на стуле, закинув ногу на ногу и ухмыляясь. "Понял, что я смотрю, — решила Инга. — Ну, Сокольский! Любишь ты задавать задачки! Понятно, что парень нервничает, но из-за чего? Боится, что его задвинут в дальний угол, как заведомо ненадёжного? Или ждёт проверки?"

— Могу я задать вопрос? — спросил Аршинов.

— Можешь, — бросила Инга. "Давай, скажи сейчас: "А зачем это всё нужно такой девушке?" Или ты умнее?" — подумала она.

Капитан её разочаровал:

— А зачем всё это нужно такой, как ты? Неужели не было других перспектив?

Голос его звучал доверительно, даже душевно, но Берестова почувствовала, что избавилась от желания очароваться крутым парнем, у которого в послужном списке куча подвигов.

— Вопросы не по существу, — выговорила она. На этот раз равнодушие в её голосе не было поддельным.

Он отстал и углубился в изучение принципа действия кофеварки. Только минут через десять, когда Инга закончила с проверкой последних отчётов, он подошёл с двумя кружками кофе.

— Я подумал, что тебе тоже захочется, — сказал он.

Инга забрала у него кружку. Она вспомнила, как варила в этой же кофеварке крепкий напиток, а Сокольский сидел перед ноутбуком и слушал запись допроса своего брата. Да, это было именно здесь, но с тех пор прошла уйма времени и само помещение неузнаваемо изменилось.

— Спасибо! — Берестова отхлебнула из кружки.

Он почувствовал, что онарасслабилась, но вряд ли догадался, из-за чего.

— Я не слишком хорошо отношусь к девушкам, которые идут на опасную работу, — признался Аршинов. — Не понимаю, зачем? Типа, мужики сами не справляются?

— А вы справляетесь? — спросила она, не почувствовав никакого раздражения на его откровенность. Мысль Аршинова была не нова и справедлива. Берестова это понимала, но объяснять, почему не может иначе, не собиралась.

— Хочется верить, что справляемся, — ответил мужчина.

— Успокойся. Я не отбираю работу у таких, как ты, — заверила его Берестова и поставила кружку на край пульта. — У меня свои задачи…

* * *

— Взрыв был… странный.

Гаврилов смотрел в небо. Палатку убрали, чтобы легче было подойти к раненому. Насчёт обезболивающего Сокольский не шутил и теперь внимательно слушал сбивчивый рассказ бандита, пока медики занимались его ногами.

— Коротко, ярко… — вспоминал тот. — Видел всякое, но не такое. Он… Белый был какой-то. Или мне показалось… Не могло тут ничего так рвануть! Аккумуляторы… Всё равно что солнечные батареи. Они не взрываются, иначе бы разнесло сперва того придурочного охотника, который аппарат случайно подстрелил. Надо было всего лишь вычислить, где он упал и забрать… В общем, я очнулся — рядом этот Тяпин. Уже стемнело. Ни людей моих, ни машин.

— Куда делся Тяпин? — спросил Сокольский.

— А я знаю? — Гаврилов поморщился. Даже с обезболивающим, он чувствовал, как перебинтовывают его ноги.

Один из врачей подбодрил:

— Это хорошо, что чувствуешь. Значит, выкарабкаешься.

— Спасибо, — искренне поблагодарил его Гаврилов. — Тяпин этот сказал, что воды надо набрать. Потом исчез. Телефон его я случайно нащупал, ещё когда он меня сюда волок. Ну, и припрятал. Твою фамилию я знал, поэтому и послал сообщение именно тебе. Всё! Остальное — когда дышать легче станет.

— Нужно срочно везти его в клинику, — подсказал врач, наклонившись к Сокольскому.

Тот кивнул и встал, уступив место медикам.

— Отправляйтесь! Мы со Славой останемся, до прибытия бригады.

Ольгин подошёл к нему, отряхивая коленку.

— Я проверил по счётчику Гейгера, — доложил он и показал прибор. — Радиационной опасности нет, всё в пределах нормы. Может, мне скатиться в воронку и поковырять ту штуку?..

И осёкся под взглядом Сокольского. Почему-то Ольгин, который знать не знал, что такое страх, до сих пор робел перед шефом. Может, боялся огорчить своей дуростью? Именно Сокольский поручился за него, поверил, принял и дал интересную работу. О большем Ольгин и не мечтал. Не хотелось разочаровывать начальника.

Они отошли к кромке леса, молча дождались, когда вертолёт поднимется в небо и возьмёт курс на восток. Сокольский оглядывался, прикидывая что-то в уме. Подошёл к краю и тщательно оглядел склон, покрытый оплавленным до стеклянного блеска песком. Потом выпрямился.

— Пройдёмся вон до тех кустов, — сказал он. — Ударная волна прошла в их сторону. Под ноги внимательно смотри. Если люди не успели укрыться — искать нужно где-то здесь.

Он говорил так сухо и просто, что Ольгин повёл плечами: по спине пробежали мурашки. Спрятав счётчик в карман, он направился, куда приказали…

Глава четвёртая. Нелогичное поведение

Берестова остановила машину на боковой улице.

— Дальше пешком, — сказала она Аршинову.

— Столько секретности, — снисходительно фыркнул тот. — В этом есть смысл? Парень с девушкой гражданской наружности куда-то идут…

Они вылезли из машины.

— Час-пик, — ответила Инга, потом смилостивилась и пояснила: — На набережной пробка. Можно потратить полчаса, чтобы её проехать, а можно за пять минут дойти пешком.

Аршинов нахмурился.

— Не унывай, — посоветовала Берестова. — Иногда только кажется, что над тобой издеваются…

— Быстро! — рявкнул он вдруг, подхватив её под локоть и увлекая в ближайшую арку.

Инга позволила затащить себя под сводчатый потолок, высвободилась и прижалась к стене.

— Кто? — спросила она.

Мужчина усмехнулся и принял покаянный вид.

— Извини. Хотел проверить реакцию.

Вот теперь она разозлилась.

— Идиот!

Отвернувшись, Берестова вышла на улицу и направилась в нужную сторону. Через несколько секунд Аршинов догнал её. Инга молчала. Ей не понравилось, что он воспринимает происходящее, как игру. Вспомнился прочитанный недавно отчёт о расследовании, вживлённых имплантах и "погружении".

— Перейди на набережную, — приказала она, ничего не объясняя.

Даже если Аршинов удивился, он никак не дал это понять, молча оглянулся и проскользнул между выстроившимися в пробке машинами. Прочавкав через грязную "кашу", которую не успевали убирать с дорог, он запрыгнул на высокий тротуар набережной и оглянулся. Инга поборола желание оставить его там и исчезнуть в ближайшей подворотне. Вместо этого махнула рукой, чтобы возвращался. Он и тут не выразил никакого удивления и через десять секунд снова шагал рядом с ней, вдоль старых доходных домов, по замощённому тротуару, промёрзлому в стыках между кирпичами.

Только после того, как они покинули набережную и углубились в холодные проходные дворы, он спросил:

— Что это было? На набережной.

— Мелкая месть, — бросила Инга. — Я ведь дура-баба.

— Я такого не говорил, — оправдался он.

— Тогда терпи, — посоветовала Берестова. — Или попроси шефа, чтобы послал тебя к кому-нибудь другому в напарники.

"Он так легко слушается приказов, потому что в него вшита эта дрянь, или просто уважает дисциплину? — думала она, втягивая подбородок в воротник куртки. — Попробовать ещё? Нет! Это ничего не докажет, а вопросы наверняка вызовет. Я действительно дура! Без профосмотра он бы сейчас близко к отделу не подошёл. А там — куча способов для обнаружения посторонних имплантов. Чем же ты мне так не нравишься, Вова Аршинов?"

Впрочем, она была уверена, что новому сотруднику УВР, Владимиру Артуровичу Аршинову, майор Берестова тоже не нравится…

* * *

— Как пациент? — спросил Сокольский с порога, едва получив разрешение войти.

— Жить будет, — откликнулся хирург, не отрываясь от компьютера. — Даже ходить будет. Приходи, Игорёк!

Сокольский подошёл и пожал протянутую ему через стол, мягкую и одновременно очень сильную, руку Сергея Владимировича Ковылёва.

— А любить уже не будет? — продолжил шутку Сокольский.

Хирург оторвался от монитора и принялся разминать пальцы, серьёзно раздумывая.

— Да нет! — спохватился он. — Любить тоже будет… Лет через пятнадцать. Или сколько ему там светит за все подвиги?

Сокольский усмехнулся. Сергей Владимирович вдруг сделался очень заинтересованным, вскочил и обошёл стул, загородив своей мощной фигурой путь к отступлению.

— Ну-ка, посмотрим! — воодушевлённо произнёс он, хватая Сокольского за подбородок. Пальцы правой руки хирурга ловко прощупали скуловую кость, пока левая держала голову обследуемого, чтобы не вздумал вырываться. — Неплохо, очень неплохо, — пробормотал он.

— Только иголкой не надо тыкать, — серьёзно попросил Сокольский.

Сергей Владимирович отпустил его и шагнул назад.

— Хочешь его увидеть? — спросил он, не сомневаясь, что Сокольский поймёт, что речь идёт не о его повреждённом лицевом нерве.

— Не хочу, но надо, — честно ответил Игорь. — Я не извращенец, чтобы мне доставляло удовольствие говорить с людьми вроде Гаврилова.

— Ну конечно! — Хирург развёл руками. — Тебе больше нравится делать в них дырки, чтобы потом такие, как я, имели честь эти дырки латать. Каждому своё, что тут скажешь? Каждому своё!

— К дыркам Гаврилова я не имею отношения, — напомнил Сокольский и встал со стула.

— Не сожалей, — посоветовал Сергей Владимирович. — Он в пятой палате. Там охрана стоит, не промахнёшься. Сильно не жми, он ещё слабенький.

Сокольский кивнул. Через пару минут он сидел на стуле рядом с койкой, на которой лежал серый и исхудавший Юрий Всеволодович Гаврилов, рэкетир, рецидивист и убийца.

— Мы нашли останки трёх людей, — сказал ему Сокольский вместо приветствия.

— "Мы"… — повторил Гаврилов. — Заметь, люди любят употреблять это "мы". Может, для придания себе веса?

— Мы — это я и мои подчинённые, — возразил Сокольский. — Кто конкретно отдал тебе приказ ехать к брошенному карьеру и доставать останки аппарата?

— Значит, машины увёл кто-то другой, — пробормотал Гаврилов, глядя мимо него в стену. — Они решили от меня избавиться. А заодно и от свидетелей.

— Кто "они"? — снова спросил Сокольский, придвинувшись к нему.

— А я знаю? — удивил его Гаврилов. — Ни имён, ни фамилий… Друг у меня был один… Уж пару лет, как покойничек, но успел, видно, кому-то шепнуть, что со мной можно сладить.

— Что за друг?

— Мы с ним лет семь назад такие дела крутили!.. — Гаврилов мечтательно прикрыл глаза. — Спалился он тогда. Даже собственные адвокаты не вытащили. Артурчик Переверзев. Вот от его имени они меня и отыскали. Один, с которым я говорил, вспомнил старый фильм. Там детишек забросили в космос, чтобы они спасали планету, захваченную роботами… "Вершители" — вот кем они себя считают. Они, вроде как, высшая каста, у них знания, опыт и желание переделать мир. Я таких сто раз встречал. Не важно, как они себя называют и что говорят. Ничего нового…

— А что важно? Что они платят деньги? — тихо спросил Сокольский.

— Элита! Высший стандарт, — продолжал Гаврилов, будто не слышал его вопроса. — За границей обучались. Тот, с которым я общался, эти импланты вшивал. Самому лет тридцать, а держался как доктор наук. Я его пробивал по своим базам — не нашёл. Но гонору в нём!.. Мы до них не доросли. Им тупоголовый директор музея ближе, чем такой, как я, простой наёмник. Но платят действительно хорошо. Щедро. За предательство надо платить щедро…

— Что за директор музея? — спросил Сокольский, чувствуя, что рассуждения Гаврилова нужно направлять.

— Есть один… Он передавал деньги, вроде казначея. Друг той бабы, которая хозяйка дома в Лужково. Думаю, и он мало что знает, но ему они доверяли больше. Я о них ничего не знаю, а он может и знает. Разочаровал? — спросил он и посмотрел на Сокольского воспалёнными глазами.

— Нет, — коротко ответил тот.

— Найди их, начальник! — с нажимом проговорил Гаврилов, приподнявшись. — Они меня подставили, выбросили! Найди! Плевать, сколько я просижу! Лишь бы они тоже…

Сокольский вернулся в кабинет доктора Ковылёва. Налил себе воды из бутылки в углу и выпил целый стакан. Вид у него был задумчивый.

— Узнал что-то важное? — спросил Сергей Владимирович.

— Думаю, что да. — Сокольский кивнул своим мыслям. — Врач-нейрохирург, лет тридцати. Вероятнее всего, именно он проводил операции по вживлению имплантатов.

— Послушай, — отвлёк его Сергей Владимирович. — Я тут размышлял по поводу этих операций. Самоучка "доктор Вася" такую не сделает. Тут должен быть человек с хорошей подготовкой и со стажем. Если этот твой Гаврилов говорит, что парень был лет тридцати… ну, от тридцати до сорока, для верности. Внешность бывает обманчива… — Он серьёзно посмотрел на Сокольского. — Не встречал я талантов, которые в двадцать пять орудуют скальпелем, как-будто у них двадцатилетний стаж. Я бы на твоём месте перешерстил все вузы и выбрал фото подходящих по возрасту и хоть немного отмеченных в нейрохирургии. Показал бы фото Гаврилову. Не вариант?

Он пытливо смотрел на Сокольского. Тот пожал плечами.

— Вариант, если наш нейрохирург не приврал в разговоре с Гавриловым и не приписал себе чужие заслуги и если Гаврилов не соврёт… Погоди! — Он воодушевился. — Вот если бы ты провёл такую операцию, ты бы не бросил пациента без присмотра?

— Конечно! — согласился Ковылёв. — Хоть первое время я бы понаблюдал. Это ведь не царапину зашить. А что?

— Если нейрохирург провёл операцию, но не хочет рассекретиться, он может представиться кем угодно, хоть санитаром. Но он должен видеться со своим пациентом. — Сокольский посмотрел на Ковылёва. — Спасибо за подсказку, Серёга!

— Да не жалко! — отозвался тот. — Только я не понял, что именно подсказал.

— Всё просто, — уверил его Сокольский. — У нас есть ещё один человек, который может подтвердить личность нейрохирурга.

* * *

Дима Ситников любил свою интернет-газету. Она позволяла ему "общаться с народом", не сталкиваясь ни с одним из читателей носом к носу. Бросил им заметку — и стоишь в стороне, наблюдая за тем, как они грызутся между собой. В худшем случае, кидаться будут на автора статьи, а о том, что за всем балаганом наблюдает редактор и инициатор проекта, никому неведомо.

Дима ощущал свою значимость для общества. Он публиковал самые скандальные новости и слухи. Каждые несколько часов в "Осколках" появлялось нечто новенькое. Народ не успевал расслабляться. Рейтинг интернет-издания неизменно держался на верхних позициях.

Главный принцип газеты оставался прост: чем больше у тебя обновлений — тем больше пользователей ты привлекаешь. А ещё: твои статьи должны первыми сообщать о том, что происходит. Поэтому новости публиковались в любое время суток и даже не проверялись. Зачем? Ну, допустим, он где-то приврал, где-то подцепил недостоверную информацию. Завтра её завалят новые материалы, а если кто-то начнёт сильно возмущаться и грозить, что подаст на газету в суд — старую новость можно безболезненно выкинуть, будто её и не было. Всё равно внимание читателей переключилось на более свеженькое и актуальное.

Это нельзя было назвать информацией в полном смысле слова. Опубликованное сегодня начало скандальной истории через пару дней растворялось среди новых публикаций и развязка скандала оставалась никому неведомой. Например, в Н-ской школе на уроке физкультуры ребёнок упал в обморок и был на "скорой" доставлен в больницу. Сутки газета публиковала скандальные подробности разборок между директором школы и родителями пострадавшего. Потом случался взрыв бытового газа, конфуз на вечеринке у известного бизнесмена или ещё что-то — газета хваталась за новую историю, а старая забывалась и дошёл ли школьный скандал до суда — оставалось тайной для всех, начиная с самого редактора.

Как бабочки-однодневки, все происшествия, которые попадали на страницы "Осколков", переживали яркий и краткий миг, а потом развеивались, не оставив следов. Зато рейтинг оставался.

Работал Дима Ситников дома. Ни своей фамилии, ни адреса в обратной связи "Осколков" не оставлял. Лично знакомы с ним, как с редактором, были немногие. Но сегодня всё у Димона шло не так! Сперва намертво повис комп, потом заявились странные гости… От их визита Ситников пребывал в мрачном настроении допоздна, но когда в полночь в его квартире снова раздался звонок входной двери, Ситников вздрогнул и несколько секунд соображал, стоит ли подавать признаки жизни. Потом всё-таки решился, закрыл ноутбук и вышел в коридор. В двери снова позвонили. Знакомый голос потребовал:

— Димон! Открывай! Это я, Тяпин!

Ситников спешно открыл, обрадовавшись, что снаружи — друг, а не отряд ОМОНа. Но разглядев в коридорном полумраке, в каком виде явился Тяпин, редактор хлопнул челюстью и не сразу смог озвучить вопрос. Тяпин помог:

— Весь день из этого проклятого леса выбирался! — Он упал на тумбочку под вешалкой. — Пожрать есть что-нибудь!

— А ты чего не домой? — осторожно спросил Ситников.

Тяпин принялся стаскивать грязную куртку.

— Шутишь? — переспросил он. — А если меня там ждут? Слушай, я сейчас всё расскажу. Меня наш один наш общий друг, о которым ты знаешь, повёз на то место, где якобы НЛО упал. Ну, ты помнишь? — Поскольку Ситников продолжал молча на него смотреть, Тяпин продолжил: — Так вот, это не НЛО! Это гораздо лучше! И материал уже в газете. Хороший я корреспондент?

— Что?! — подпрыгнул Ситников. — Как в газете?!

Он метнулся к комнату и полез на сайт. Секунд через десять раздался нечленораздельный возглас. Тяпин успел скинуть грязную обувь и прихромал к нему босиком.

— Ну как? — спросил он.

— Идиот! Позвонить сперва не мог?! — взорвался Димон. — Ко мне сегодня днём вот такие жлобы из ФСБ завалили, про тебя расспрашивали! Сказали, если вернёшься и привезёшь что-то — в газету не пускать, сведения секретные. Государственная тайна! А ты их на сайт!..

— Погоди! — Тяпин рассеянно опустился на стул. — То есть, как — из ФСБ?

— Ты вот что скажи: зачем ты всё это в газету без меня вывалил?! — Димон повернулся к нему и разглядывал теперь грязную физиономию своего корреспондента.

— А куда я должен был это деть?! — возмутился тот, ринувшись в нападение. — За мной наверняка охотиться будут, потому что я свидетель! Я видел, что там произошло, понимаешь?! Я попутку ловить не стал, побоялся, что наткнусь на тех, кто это сделал. Хорошо, рядом железная дорога. По кустам прятался до поезда, пока ехал — написал статью, фотки загрузил — и на сайт. Уже перед самым вокзалом. Если кто-то хочет меня прикончить, как свидетеля, так уже без толку! Материал в общем доступе! У меня что, выбор был?!

— А позвонить? — возмутился Ситников.

— Телефон посеял, — объяснил Антон.

— А планшет? С чего ты статью отправлял?

— Да я специально звонить тебе не хотел, чтобы на след не навести! — возмутился в свою очередь Тяпин. — Ты посмотри, это ж бомба! Такой материал — и из первых рук!

Ситников уже успокоился и быстро соображал. Газета для него стояла на первом месте и убирать статью Тяпина очень не хотелось. Но с ребятами, которые являются с Литейного, шутки плохи. Однако, статья уже в сети и наверняка её прочло некоторое количество народу.

— Значит, сама судьба так распорядилась, — решил Димон, останавливаясь среди комнаты. — Никто не видел, как ты ко мне пришёл?

— Нет, я старался незаметно проскользнуть, — проворчал Тяпин.

— Это хорошо! Ты ведь не знал, что всё это нельзя публиковать? Не знал! А у меня… Будут спрашивать — скажем, что у меня ты появился только утром. В общем, как спохватятся — так и уберём. Раздевайся! Мокрый весь… Я тебе сейчас халат дам.

— И жратвы! — крикнул ему вслед обрадованный хитроумностью друга Тяпин.

* * *

Вместо того, чтобы поехать домой, Сокольский свернул на Лермонтовский и докатил по нему до набережной Обводного Канала. Было не очень поздно. Поток машин поредел, но вокруг горело множество огней: фонари, витрины, прожектора на Варшавском Пассаже. Свет отражался в чёрной воде канала, растекаясь цветными кляксами по мелкой зыби.

Повернув от моста направо, Сокольский объехал тёмную громаду "Красного Треугольника", миновал бывшую проходную и свернул в неприметный закуток, который метров через десять заканчивался тупиком. Железные ворота в боковой стене выглядели так, будто успели врасти в землю, но при приближении машины, снабжённой маячком, шевельнулись и плавно разошлись в стороны, пропуская полковника внутрь, к заброшенным кирпичным корпусам.

Попасть на автономную базу УВР можно было в нескольких местах, но Сокольский предпочитал самый короткий, через бывшую автомастерскую. Минут через пять он уже поднимался на лифте на самый верхний этаж. Снаружи, даже при ярком солнце, никто бы не догадался, что за старыми кирпичными стенами и неприметными оконными рамами, так похожими на обычные деревянные рамы, прячется целая система помещений, оборудованных по самому последнему слову науки и техники.

Сокольский воспользовался кодом допуска — и двери в аналитический центр открылись.

— Пришёл отчёт от Некрасова, — оповестил его майор Киппари, будто только и ждал, что начальник явится на ночь глядя в их убежище.

Кроме главного аналитика, в помещении сидел только дежурный. Он встал при появлении начальства, но получил короткий кивок и опустился обратно за свой пульт.

— Есть что-то интересное? — Сокольский подошёл и брякнулся на стул рядом с Киппари. Лишь по этому расслабленному жесту можно было догадаться, как он устал.

— Скорее, странное, — признал Мотя. — Данила выяснил, что майор Селезнёв никуда не пропадал.

— Вот как! Я ожидал, что его труп найдётся поблизости. — Сокольский не шутил. — Слишком всё похоже на подставу, чтобы замести следы.

— Насчёт трупа Данила ничего не сообщал… — начал Мотя, но его перебил дежурный.

— Товарищ полковник! Вы приказали искать Антона Тяпина.

Сокольский поднял голову.

— Нашли? — заинтересованно спросил он, словно и тут ожидал услышать новости о трупе.

— Поисковая группа вернулась ни с чем. Дома он тоже не появлялся, — доложил дежурный. — Но только что пришло сообщение от коллег из ЦИБ: новый номер газеты "Осколки" уже в сети. И в нём — материалы по взрыву в карьере.

Киппари подключился к внутренней сети и просматривал те же материалы, что и дежурный.

— Спасибо полковнику Марусину! — прокомментировал он. — Легче работать, когда не нужно гоняться за данными.

Сокольский повернулся всем корпусом и посмотрел в экран монитора. На странице красовалось несколько фотографий. На одной можно было разглядеть глянцевый склон карьера и воронку. Другую Тяпин наверняка сделал при плохом освещении и с расстояния. При увеличении проступил шум, но разглядеть человеческую фигуру в неестественной позе можно. Остальные показывали отдельные детали местности.

— Из-за этой газетной сволочи к утру всем будет известно, что кто-то из свидетелей остался жив, — высказался Мотя.

Сокольский уже звонил командиру силовой поддержки.

— Шхера? Ты где?.. Отставить "домой"! Бери парней и дуйте на квартиру редактора "Осколков"… Знаю, что ты там был. Хватай всех, кого застанешь, тащи на Литейный. Буду ждать там. И насчёт газеты: пусть снимает последнюю статью Антона Тяпина и отчитывается, как она попала на сайт после нашего предупреждения. Давай!

Он опустил руку с телефоном.

— Блокировать ресурс? — предложил Мотя. — Я могу связаться с нашими спецами.

Сокольский смотрел в монитор, на страницу со статьёй.

— Официально мы не можем это сделать, сам знаешь, — возразил он. — К тому же, простой пользователь ничего супер важного отсюда не почерпнёт.

— Кроме вот этих трёх строчек, — не согласился Киппари. — Вот тут, четвёртый абзац: "Надёжный источник сообщает об испытании нового оружия на одной из военных баз Карельского перешейка. Испытываемый аппарат сбился с курса и затерялся над акваторией Финского залива. Если отследить траекторию его продвижения, он мог потерпеть крушение в дебрях лесного массива Кингисеппского района". Кто сообщил твоему Тяпину такие подробности?

— Вот его самого и спросим, — решил Сокольский, встал и направился к выходу. Потом остановился, будто уткнулся в стену — и повернул обратно.

— Что там Данила узнал о майоре Селезнёве? Давай отчёт! — потребовал он, опускаясь на стул.

Глава пятая. Туманные перспективы

Сегодня днём Тимофей Шхера уже побывал в доме на Ждановской улице. Ночью знакомый двор едва освещали четыре фонаря. Двери в подъезд были приоткрыты. Видимо, кодовый замок не работал. На этот раз Шхера взял с собой четверых бойцов. Двое, повинуясь его жесту, поднялись на этаж выше нужной квартиры. Ещё один остался у нижней площадки.

— Идём, — приказал Тимофей оставшемуся бойцу. — Не думаю, что клиент захочет сопротивляться, но попугать стоит.

Снизу раздались шаги. Кто-то кашлянул. Шхера обернулся. По ступенькам поднимался новичок, Вова Аршинов.

— Ты здесь откуда? — Шхера перестал улыбаться.

— Долго объяснять, — отмахнулся Аршинов.

— Берестова где?

— Её этот… — Аршинов мотнул головой. — Ольгин ваш домой повёз.

— Этот… А ты?

— Решил проведать Дмитрия Ситникова, редактора "Осколков". А вы какими судьбами?

— Вот не поверишь: тоже решили его навестить! — съязвил Шхера.

Торчать на лестнице, привлекая внимание соседей, не следовало и они поднялись на площадку третьего этажа. Боец позвонил в двери. Никто не откликнулся.

— Спят уже? — предположил Аршинов.

— Ты бы на их месте спал? — усмехнувшись, отозвался Шхера и позвонил снова. Потом, по заведённой привычке, нажал дверную ручку…

Дверь подалась.

— Опа! — тихо прокомментировал Шхера и жестом остановил Аршинова.

Вытащив оружие, они прижались к стенам по обе стороны проёма. Первыми в квартиру просочились бойцы с автоматами. Секунд через десять один из них распахнул двери настежь.

— Майор! — обратился он к Шхере и кивнул головой, приглашая заходить.

Аршинов потопал вслед за Шхерой. Никто не собирался его удерживать.

— Гарью пахнет, — заметил он.

— В кухне какая-то жратва сгорела, — пояснил боец. — Они в комнате…

Свет в гостиной не горел. На столе светился раскрытый ноут. Шхера щёлкнул выключателем, но проходить вглубь не спешил.

— Это дело для экспертов, — рассудил он и приказал своим: — Вызывайте! — После чего посмотрел на Вову Аршинова. — Так откуда, говоришь, ты тут взялся?

— Заглянул в инет, нашёл газету. Там статья, — коротко пояснил тот. — Я решил: раз Тяпина нет дома, он может быть у редактора. Узнал адрес и поехал проверить.

— Шефу, конечно, не сообщил свою идею? — Шхера оскалился, хотя гримаса его мало походила на улыбку. Он осматривал с расстояния комнату и тела на стульях.

— Подумал: сперва проверю, потом сообщу. — Собственная инициатива нисколько не смущала Аршинова. — Как считаешь, кто успел до них добраться?

— Именно этот вопрос нам и остаётся выяснить, — ответил ему силовик.

* * *

(Неделю спустя)

Персональная палата полковника Мегавого походила на лабораторное помещение, а не на комнату, в которой временно поселился человек. Все горизонтальные поверхности надраены до блеска, из мебели — только тяжёлая металлическая тумба, выкрашенная белой эмалью и такая же блестящая. В дверце — замочная скважина. Сокольский смотрел на неё, невольно сравнивая отверстие с дулом пистолета.

— Фотографии, которые вы передали… — говорил Мегавой. — Мне показалось, что одного из этих людей я знаю. То есть, видел. Он приходил зачем-то и наблюдал за мной. Молодой, энергичный, отстранённый.

— Этот? — Сокольский достал один из снимков и показал Александру Павловичу.

— Да. Точно не поручусь, но он очень похож. Кто он?

Человек с фотографии носил распространённую фамилию: Лебедев. Подающий надежды нейрохирург, который повёл себя слишком самоуверенно во время операции и сделал пациента инвалидом. Так считали коллеги Лебедева, но доказать его ошибку не удалось. Он ушёл из престижной клиники и устроился работать не по профилю, в психушке на Пряжке. Рассказывать об этом Мегавому Сокольский не счёл нужным.

— Один из людей, которых нам предстоит найти, — уклончиво ответил он. — Вам приходилось бывать в подвале дома Елены Макаровны Астафеевой? Она ваша родственница. Я так понял, что в молодости вы много раз гостили в Лужково.

— Я слышал о тоннеле, но считал, что он затоплен водой, — признался ему Мегавой.

— Так оно и есть. — Сокольский перестал смотреть на замочную скважину и прошёлся по палате, до узкого окна, забранного прочной решёткой. — Но до подвала вода не доходит, иначе дом был бы в худшем состоянии. Помещение полностью забетонировано, словно кто-то собирался сделать там бункер на случай ядерной войны. Кстати, под корнями дерева у пруда, на которое вы указали, была расщелина. Там мы нашли пистолет, из которого застрелен полковник Астафеев.

Мегавой выжидающе смотрел на него, но Сокольский не торопился продолжать. Он стоял, не поворачиваясь, смотрел в окно на внутренний дворик больницы. Листья с деревьев облетели, осень витала в прозрачном воздухе, готовая в любой момент уступить место зиме. День стал совсем коротким и Сокольскому показалось, что это знак для них: времени осталось мало. До чего? На этот вопрос он пока не мог ответить.

— На пистолете должны быть мои отпечатки, — заговорил Мегавой, не выдержав ожидания. — Я не стирал их. Я рассчитывал, что вы найдёте оружие убийства и арестуете меня. Но про бункер, то есть, подвал, я ничего не знал.

— В жизни редко получается, как рассчитываешь, — заметил Сокольский, поворачиваясь к нему и присаживаясь на край холодного подоконника.

— Что это значит? — резко спросил Александр Павлович, нахмурившись. Ему не нравилась манера этого фээсбэшника тянуть время, вместо того, чтобы ясно и чётко высказать, чего он хочет.

— Это значит, что у меня есть для вас предложение, — ответил Сокольский. — Но я почти уверен, что вы его отвергнете. Я хочу, чтобы вы ещё немного послужили своей стране. Понимаю, вы устали и считаете, что суд и наказание — единственная правильная дорога после того, что вы сделали.

— А вы так не считаете, — утвердительно сказал полковник, непроизвольно сжав рукой край больничного одеяла. Он сидел на высокой койке, свесив ноги в больничных тапочках. — Какие у меня перспективы? Я — убийца. Или вы предложите мне сменить имя, внешность, дадите новые документы?

— Поговорим в другой раз, — решил Сокольский и направился к двери.

— Стойте! — Мегавой дёрнулся вслед за ним. — Что значит: "в другой раз"?

— Поговорим, когда вы перестанете сопротивляться, — объяснил Сокольский, остановившись. Он успел взяться за дверную ручку и теперь стоял вполоборота, глядя на Мегавого своими строгими глазами.

Полковник опустился обратно на койку.

— Я не буду сопротивляться, — пообещал он.

— Хорошо! — Сокольский вернулся и сел на стул рядом с кроватью.

— Удивительный вы человек, — усмехнувшись, признался Мегавой. — Иногда кажется, что вы держите под рукой ушат холодной воды, который обрушиваете на собеседника, едва он сделает неверное движение.

— Вам до сих пор не предъявлено обвинение, — игнорируя его слова, продолжил Сокольский. — Пистолет и отпечатки — реальная улика, которая указывает на вас, как на убийцу.

— А всё остальное? — спросил Мегавой.

— Вы про устройство, при помощи которого меняли время фиксации своего пропуска на проходной? — Сокольский криво усмехнулся. — Считайте, что его нет. Записи камер слежения в коридоре вашего ведомства мы изъяли. Что остаётся?

— А если я напишу чистосердечное? — Александр Павлович позволил себе покапризничать.

— Что вы напишете? Что смогли за две минуты изменить записи камер, потом застрелить средь бела дня своего друга и сослуживца Астафеева, уйти с места преступления незамеченным и дистанционно поменять время своего выхода из здания? И супер-современная система, установленная по указанию вашего начальства, оказалась глупее бабушки-вахтёрши? — Сокольский снова усмехнулся. — По официальной версии, вы ушли раньше убийства, вернулись к себе домой, употребили в короткий срок пару бутылок крепкого напитка и были найдены одним из ваших соседей в состоянии полной невменяемости. — Сокольский жестом остановил Мегавого, открывшего было рот. — Последнее обстоятельство нам пришлось смоделировать, чтобы без лишних вопросов вывезти вас с квартиры и доставить в нашу лабораторию. По той же официальной версии, вы попали в больницу с белой горячкой. Уж извините, это было самым очевидным способом уберечь вас от тех людей, которые вживили вам имплант.

— И теперь, в благодарность, я должен сменить хозяев и работать на вас? — не без горькой иронии произнёс Александр Павлович.

— Хотите понести наказание за то, что по собственной глупости попались в руки преступников и по их приказу пристрелили своего друга? — Сокольский встал и смотрел теперь на Мегавого сверху вниз, сдвинув светлые брови. — У вас есть выбор. Вы можете спрятаться в тюремной камере, где благодарное государство будет кормить вас те несколько лет, которые вы отсидите за убийство. Вы можете даже малодушно пустить себе пулю в лоб, чтобы не мучиться угрызениями совести. Бог вам судья! Могу вернуть вам ваш наградной пистолет, который вы когда-то получили за доблесть и мужество. Или предпочитаете тот, который вы спрятали под корнями дерева? — Сокольский не отрываясь смотрел в посеревшее лицо полковника Мегавого. — Я бы предпочёл, чтобы вы работали на свою страну. Воспринимайте это как наказание, если не можете иначе. И подумайте о том, что помимо суда уголовного есть высший суд — суд вашей совести. — Он неожиданно сменил тон и добавил мягко: — Я зайду через пару дней. Решение вы должны принять сами.

Он отвернулся и вышел из палаты.

* * *

— Не думал, что мы с вами так скоро увидимся, — признался полковник Марусин (ударение на первый слог, как он сам всегда подчёркивал), протягивая Сокольскому руку.

Встреча состоялась в кабинете генерала Чёрного. С того момента, когда Сокольский зачитывал Всеславу Михайловичу Марусину газетную заметку об аномальной буре под Выборгом, не прошло и трёх месяцев.

— У Игоря Сергеевича есть для вас интересная информация, — объяснил генерал, поигрывая толстой нижней губой.

В осенне-зимний период Дмитрий Иванович Чёрный чувствовал себя особенно хорошо. Наверное, из-за того, что погода прохладная. А может, ему нравилось, что его подразделение вышло вперёд разведки. Пусть даже это простое везение, но и удача зависит от долгой предварительной подготовки.

— Моим людям удалось найти майора Селезнёва, которого обвиняли в краже образца "К-299", — начал Сокольский. — Он уже несколько дней у нас в изоляторе прячется.

— Почему я узнаю это только сейчас? — позволил себе удивиться Всеслав Михайлович.

— Потому что иногда нужно доводить работу до конца одними руками, — мирно ответил Сокольский. — Если позволите, я продолжу. Селезнёв отношения к краже не имеет. Его алиби оказалось настоящим. Вот данные. — Он передал разведчику несколько файлов. — Есть в воинской части другой человек, который придумал, как "разоблачить" алиби Селезнёва и подставить его, а потом убить при задержании. Селезнёв оказался умнее и когда понял, что происходит, нашёл способ сбежать и спрятаться. Свои координаты он оставил близкому другу, но тот, напуганный военной прокуратурой, а потом и вами, искал случая выдать Селезнёва, чтобы не подставить самого себя. Ему вовремя подвернулся мой сотрудник, старший лейтенант Некрасов. Парень пообещал показать, где прячется Селезнёв. За ним наблюдали и его разговор с Некрасовым подслушали, после чего настоящий злоумышленник вознамерился выследить убежище Селезнёва. Но Некрасов благоразумно оставил одного из сопровождающих наблюдать за тем, что происходит — и тот вовремя заметил слежку. Это всё отражено в отчёте.

— Да я вижу, — признал Всеслав Михайлович и отвлёкся от документов, посмотрев на Сокольского.

— К сожалению, Селезнёв действительно ничего не знает, — повторил тот. — Зато в наших руках оказался человек, который пытался убрать самого Селезнёва. И вот он дал по-настоящему интересны показания. Образец он продал задолго до того, как была обнаружена пропажа. Подменил похожим обломком. Когда веществом снова заинтересовались и извлекли из хранилища подделку — он подставил Селезнёва. Хитро подставил, чтобы сразу не всплыло. Для достоверности, нужно было потянуть время. Ведь если Селезнёв — злоумышленник, он постарается замести следы и не попасться сразу.

— И кому был продан образец? — спросил разведчик. Именно это его сейчас волновало больше всего.

Сокольский потёр пальцем щёку. Настал момент, ради которого он предложил генералу Чёрному раскрыть все обстоятельства контрразведке ФСБ.

— Игорь! Передай полковнику, что у тебя там осталось, — разрешил ему Чёрный.

Сокольский послушно вынул из папки последний файл и протянул через стол Всеславу Михайловичу.

— Имя посредника вам хорошо знакомо, — сказал он при этом. — Известно и о том, на какую международную организацию он работает. Разговоры с ним — не по нашей части. Так что вам, контрразведчикам, все карты в руки.

— Как интересно! — Полковник Марусин был впечатлён. — Конечно, наш с вами оппонент сделает всё, чтобы отвертеться, но это хороший шанс прижать его к ногтю! Игорь Сергеевич! Я твой должник!

— Можешь вернуть часть долга прямо сейчас, — серьёзно предложил Сокольский.

— Я готов! — уверил его Марусин.

— Оставь мне материалы по этой таинственной организации Вершителей. У меня есть идея, как их искать.

Глава шестая. Чистое искусство

Есть такие выражения, авторство которых трудно установить. Их смысл одновременно приходит в голову очень многим людям. Например, говорят, что в Москву приезжают, чтобы её покорять, а в Питер — чтобы ему покоряться. Кто-то скажет: "Знаем мы ваш Питер! Что в нём особенного?" А действительно, что? Дождь? Мокрые жёлтые дома? Ветшающие руины, узоры из закопчённого кирпича, фрагменты булыжной мостовой, стыдливо прикрытые асфальтом? Подворотни с остатками ржавых петель от чугунных решёток, давно переплавленных в металлолом? А может, изуродованные снарядами статуи львов и сфинксов, бесконечная чреда дворцов, колонн, набережных и разводных мостов?

У каждого жителя — свой Питер. Тот, кто не видит ничего особенного в этом городе — не питерец. Знаем мы таких! Дай им волю — снесут всю историческую застройку и понавтыкают бетонных коробок. Есть личности, которые недрогнувшей рукой лишают то одно, то другое старинное здание статуса "охраняемого наследия". От их убийственных резолюций уже исчезло с лица Питера множество неповторимых домов. Что поделаешь, всегда находятся те, для кого завет "рушить старый мир до основания" отдаётся в ушах шуршанием денежных купюр. Земля в центре города — "золотое дно", тут можно не один миллиард заработать. А история города, памятники архитектуры — кто о них вспомнит лет через пятьдесят?..

Градоначальник, который не любит вверенный ему город — это плохо, но хуже всего обращаются с "историческим наследием" именно те, кто призван его охранять: так называемые "искусствоведы". Этим зачастую милее оставить исторический дом разваливаться на части, чем позволить какому-нибудь бизнесмену арендовать его и отремонтировать. Эти же "искусствоведы" гноят в музейных подвала картины и предметы старины, не заботясь ни о их сохранности, ни о реставрации, зато много говорят о "культурном просвещении".

К подобным личностям относился и директор одного из областных краеведческих музеев, господин Л.С. Куропятников — немолодой, высокий, лысеющий интеллигент. О сохранении образцов старинной иконописи и других уникальных экспонатов он знал не понаслышке. Сам в этом участвовал.

История эта началась очень давно, когда самого Куропяникова ещё на свете не было. В 1932 году, на очередном подъёме антирелигиозной борьбы, был закрыт монастырь, расположенный рядом с крупным сельским поселением, и разрушена поселковая церковь. В местный усадебный дом (хозяев которого убили ещё раньше, в 1920-м), привезли целую телегу икон. Их свалили как попало в углу подвала, где они и пролежали все семьдесят лет советской власти. Самой усадьбе повезло, ей был присвоен статус музея и она не обветшала от времени, как многие другие старинные дома в Ленинградской области.

Пришло время перестройки, потом демократии. Монастырь начали восстанавливать, церковь отстроили заново. Люди из церковной десятки обратились к директору музея с просьбой вернуть храму старинные иконы. В музейной экспозиции их всё равно не выставляли. Директор прочитал прихожанам целую лекцию о том, что "данные экспонаты требуют специальных условий, соблюдения температурного режима, влажности, защиты от солнечных лучей" и на этом основании в просьбе отказал. Его просили позволить хотя бы взглянуть на драгоценные реликвии, но директор и тут твёрдо сказал: "Нет! Это может повредить экспонатам!"

Лев Куропятников, в то время рядовой сотрудник данного краеведческого музея, не раз спускался в подвал и прекрасно знал, что никаких "особых условий" в нём никто не создаёт. Однажды Куропятникову удалось добраться и до сваленных в кучу икон — их загораживали от входа многочисленные ящики и нагромождения совсем уж непонятного хлама, скопившегося за несколько десятков лет. Чисто из любопытства, он сделал попытку извлечь одну из церковных реликвий…

Доски, на которых были когда-то написаны лики святых, сгнили, проплесневели и даже по беглому взгляду становилось понятно, что отреставрировать их если и возможно, то обойдётся в неслыханную сумму. Музейное начальство не могло позволить, чтобы об этом стало известно. Вдруг кто-то задастся вопросом: "За что музейные работники получают зарплату, если в их хранилищах пропадает то, что они призваны сохранять?" Иконы остались лежать там, куда их сложили в 1932-м.

К тому времени, когда Лев Станиславович Куропятников занял место директора музея, местная церковь обзавелась новыми иконами. Несколько старинных реликвий принесли в неё жители посёлка, бабушки и дедушки которых скрыли их когда-то от властей.

В мировоззрении Куропятникова упомянутая история ничего не пошатнула. Он остался твёрдо уверен в том, что он-то из числа истинных "носителей культуры", а все остальные — либо быдло, либо тупые богатеи которые "ничего не понимают в искусстве и только хапают".

К сожалению для господина Куропятникова, полковник УВР ФСБ Игорь Сергеевич Сокольский принадлежал к разряду людей, с которыми Лев Станиславович только в воображении мог разговаривать смело и вызывающе. Обстановка тоже не располагала к проявлению норова: господин Куропятников сидел на стуле в кабинете начальника оперативного отдела УВР, то и дело протирал потеющую лысину носовым платком и хлебал уже третий стакан воды. Он никак не мог сосредоточиться.

Несколько месяцев назад Куропятников ввязался в нехорошую историю. В посёлке Лужково, территориально расположенном в том же районе, что и его краеведческий музей, проживала знакомая Куропятникова, Елена Макаровна Астафеева. Её семье принадлежал исторический деревянный дом, схожий своей архитектурой со знаменитой Дачей Бенуа на берегу Финского залива. Лев Станиславович считал своим долгом курировать постройку, а заодно и хозяйку.

Однажды директор музея познакомился с людьми, которые называли себя "оппозицией существующей недемократической власти". Они подыскивали себе тайное убежище, обещали "материальную помощь" и возможность поучаствовать в общественном переустройстве. Пускать их в музей Куропятников опасался, но среди прочих экспонатов хранилась карта местности столетней давности, по которой Куропятников вычислил, что дом Астафеевой был когда-то связан подземным ходом с бетонным заводом. Ход затопило, но под домом должен был остаться тайный подвал. Именно его Куропятников и предложил в качестве удобного места для убежища. Хозяйке особняка, естественно, ничего не сказали.

Когда УВР ФСБ накрыло преступников, Куропятникову только чудом удалось доказать свою непричастность. На его счастье, главные сообщники успели смыться, а оставшиеся не зналиЛьва Станиславовича. Доказательств на него не нашлось и он остался на свободе, хотя при воспоминании об учинённом ему допросе у него до сих пор ползали мурашки по телу.

С той поры прошло три месяца. Куропятников успел расслабиться, как вдруг в его родной музей средь бела дня нагрянул конвой и отвёз его в Питер, прямиком на Литейный 4. Кошмар начинался заново.

— Я всё равно не понимаю, какие ко мне лично могут быть претензии! — нервно повторял Лев Станиславович, поставив на край стола стакан и взявшись за носовой платок. — Мне казалось, что я уже давно, чётко и обстоятельно ответил на все ваши вопросы. Или вам нравится издеваться над людьми? Нет! — перебил он сам себя. — Вы просто надеетесь, что если будете мучить меня и дальше, я ошибусь, или соглашусь со всеми вашими доводами, лишь бы вы от меня отстали! — Куропятников подался вперёд, хотя старался не смотреть в лицо полковнику Сокольскому. — Таков ваш план? Так вот учтите: этого не будет! Люди, подобные мне, всегда стояли в оппозиции к людям, подобным вам. У меня большой опыт держать удар!

Сокольский мягко усмехнулся.

— Если бы я хотел проверить, как вы держите удар, я попросил бы побеседовать с вами вот его.

Он кивнул на стоявшего у окна крепкого парня. Именно его, Юру Капустина, наниматели господина Куропятникова пытали в подвале старого особняка Астафеевых. Льва Станиславовича передёрнуло от перспективы остаться наедине с этим зубастым, подвижным типом, и он подался назад.

— Господин Куропятников! — продолжил Сокольский, не обратив внимания на его жест. — У вас всё ещё есть шанс выйти сухим из воды и вернуться в ваш музей.

— Ага, сейчас! — Лев Станиславович постарался, чтобы в голосе прозвучало как можно больше скептицизма. — Я вам не верю! Вы не станете отсылать за человеком эскорт из ваших дуболомов, чтобы притащить его к себе, а потом выпустить!

— Вам хочется в тюрьму? — Сокольский приподнял светлую бровь.

— Я этого не говорил! — живо возразил Куропятников. — Но этот ваш… Он сказал, что такие, как я, должны сидеть.

— Кто сказал? — поинтересовался Сокольский.

— Ну, этот… — Куропятников покрутил платком, но фамилия задержавшего его офицера выскочила из головы. — Такой… коротконосый, сероглазый и всё время лыбытся!

— Шхера, — догадался Сокольский, подумав про себя, что более точно описать командира силовой поддержки их подразделения вряд ли удастся. — В вашем положении самым разумным будет сотрудничать со следствием.

— Вот так просто? — Лев Станиславович фыркнул и покосился на Сокольского, но тот игнорировал его фырканье.

— Вам нужны сложности? — спросил он.

Куропятникову показалось, что молодой полковник над ним издевается.

— Сотрудничать с вами — всё равно, что открытым текстом признать вину! — выпалил он.

— Кому нужно твоё признание? — процедил со своего места у окна Юраша, чем заставил Куропятникова схватиться за стакан и сделать несколько судорожных глотков.

— Он прав, — поддержал Сокольский. — Вы, господин Куропятников, сядете и без признания. Если не поумнеете. Знаете такого человека: Юрия Всеволодовича Гаврилова? Вот этого. — Он сунул в руки Куропятникову фотографию. — Он вас знает и рассказал о том, что именно вы предоставили преступной организации возможность создать свою базу в Лужково. А вот этот человек вам известен? — Сокольский вложил в руку Куропятникова ещё одну фотографию. — Он оказался ещё разговорчивее и сообщил, что вы были казначеем организации: ездили в "творческие командировки" за границу. Проследить ваши дела оказалось несложной задачей. Вы получали деньги от ваших заграничных спонсоров и переводили их по частям на свои счета. Потом снимали по мере необходимости на дела организации. Кое-что, конечно, оставляли себе. Нет, не на музей! Ваше "детище" ни копейки не получило. — Сокольский подался к Куропятникову. — О том, что вы опускаете часть денег в собственный карман, ваши щедрые спонсоры прекрасно знают. Но помалкивают. Ждут, чтобы вы поглубже запутались в своих махинациях. Когда придёт время предъявить вам счёт, вы уже не выберетесь. Вы это понимаете?

Лев Станиславович чуть не задохнулся от возмущения, но не нашёлся, что сказать. Заёрзав на стуле, он расплескал воду, спохватился и поставил стакан на стол. По его красному лицу и пыхтению было понятно, что он ищет способов достойно выйти из ситуации. Сокольский не стал его торопить и позволил обдумать услышанное.

— Ну, хорошо! — с паузой высказал Куропятников, тщательно вытирая руки платком. — Что конкретно вы мне предлагаете? Сыграть роль шпиона?

По губам полковника промелькнула короткая улыбка.

— Я не стану предлагать вам то, с чем вы не справитесь, — мягко проговорил он, чем заставил "искусствоведа" напрячься. — Мне нужно, чтобы вы сделали два звонка: связались с теми людьми, для которых вы переводили деньги. Что именно вы будете должны им сказать — я вам подробно объясню.

— Только и всего? — Куропятников был искренне удивлён.

— Почти, — уклончиво ответил Сокольский. — Вам придётся остаться в вашем музее и ждать их реакции. Не волнуйтесь, охрану мы вам обеспечим.

— Вы хотите сказать, что меня попытаются убить?

— Непременно попытаются! — уверил его Сокольский…

* * *

Сидя в вагоне электрички, Александ Павлович Мегавой вспоминал недавний разговор у себя на квартире. Сокольский пришёл к нему не один, привёз с собой доктора Люсю.

Людмила Кирилловна Бердникова, невысокая женщина с копной густых рыже-чалых волос, по мнению Мегавого, и в молодости вряд ли слыла красавицей. Зато по энергичности она могла поспорить со многими. Она протестировала его физическое состояние, потом достала металлический "шприц" с длинной насадкой и предупредила:

— Будет больно, но быстро.

Укол вглубь наружной косой мышцы вызвал короткую судорогу, но Мегавой стерпел.

— Что это было? — спросил он, когда ощущения прошли.

— Чип, — ответила женщина и пояснила: — Случайно его не обнаружишь, обычные сканеры не чувствуют. Через пару часов он полностью сольётся с вашими мышечными волокнами. Нужен специальный биодатчик, который настроен на ваш генетический код, а он есть только у нас.

— То есть, вы сможете отследить моё местонахождение? — уточнил Мегавой.

— Не только. Он передаёт звуковые колебания, так что ваши разговоры мы тоже расслышим. Дальность действия — сто километров, — предупредила доктор Люся. — Уедете дальше — надейтесь только на себя. Кстати, штука дорогая и мне пришлось повозиться, чтобы правильно её настроить и подсоединить к источнику питания. Постарайтесь, чтобы вас не ухлопали в первый же день. Теперь сядьте и слушайте очень внимательно. — Она взяла его за руку, словно так было проще контролировать реакцию на свои слова. — Даже если покажется, что вы сами всё знаете или догадываетесь, потрудитесь не перебивать. Есть такая вещь, как ассоциативная память. Мы запоминаем гораздо больше, чем способны сознательно вспомнить. Звуки голоса, тембр — это один из сигналов, который легко сохраняется в подсознании. Существуют ключевые слова, которые от постороннего человека вы вряд ли услышите, но произнеси их кто-то знакомый, с кем вы уже сталкивались — и они вызовут ответную реакцию. Именно на этом эффекте построено "погружение".

Мегавой и сам бы не стал перебивать. Ему хотелось как можно подробнее знать о том, что с ним происходило до недавнего момента.

— Теоретически, человек "погружённый" легко воспринимает любые приказы, — говорила доктор Люся. — Но лишь до тех пор, пока эти приказы не начинают противоречить с его совестью, культурными установками, воспитанием, Божьими заповедями, наконец. Например, если первый встречный скажет игроку: "Подойти к старушке и убей её" — реакции скорее всего не последует. Игрок начнёт сопротивляться, потому что приказ противоречит его мировосприятию, в котором убийство — это противоправное, подсудное, неприемлемое действие. А если игроку тот же посторонний прикажет сходить в магазин и купить еды — он пойдёт без возражений. Может, сам удивится, что послушал приказа незнакомца, но не встревожится.

Доктор Люся сделала паузу, позволяя полковнику обдумать услышанное. Потом продолжила:

— Чтобы схема "погружения" сработала, нужен сигнал от того, кто в самый первый раз "погружал" игрока. Второй вариант, с которым мы можем столкнуться — условная фраза. Срабатывает глубинная память, в которой сохранился тембр голоса, интонация, выражение или слово, которые произносит "погружающий". В ответ игрок выполняет любой приказ, как если бы он находился внутри игры, где убийство — это лишь виртуальное действие, за которое в реальной жизни он не понесёт ответственности. Поэтому когда вы услышите голос того, кто вас "погружал" — вы его сразу узнаете. Наверняка. С большой долей вероятности, — смягчила она свой вывод.

— Это может заставить меня вернуться на позицию игрока? — не выдержав, всё-таки переспросил Мегавой.

— Возможно, — хитро прищурившись, ответила майор Бердникова. — Но сейчас, когда у вас нет импланта, сопротивляться вам будет легче. Ваше сознание не будет отключаться, как происходило, пока вы носили в себе имплант. Но определённый процент риска остаётся. Я поняла со слов Игоря, что вы по натуре своей игрок и легко увлекаетесь. — Она строго взглянула на Сокольского, чтобы не смел перебивать. — Если вы действительно столкнётесь с человеком, который отдавал вам приказы, ваше подсознание наверняка попытается правильно среагировать на знакомый голос или ключевое слово. Придётся нелегко.

— Александр Павлович сопротивлялся даже с имплантом, — напомнил Сокольский и посмотрел на Мегавого. — Если почувствуете, что удержаться слишком трудно — бегите. Пути отхода мы обеспечим…

…Полковник Мегавой бежать не собирался. Теперь, когда у него появился шанс найти тех, кто заставил его совершить преступление, он и не думал отступать. Сидя в вагоне электрички, он смотрел на проносившиеся мимо голые поля и перелески и думал о том, чего не сказал Сокольскому. Александр Павлович полагал, что у него осталась всего одна дорога: найти и обезвредить врага, даже если ради этого придётся отдать жизнь. Самоубийство — грех, но разве будет грехом, если он положит всего себя ради исправления совершённой ошибки?

* * *

Выйдя из лифта, Берестова почувствовала, что на площадке она не одна. Окно загораживала мужская фигура. Человек стоял спиной к ней.

— Сокольский! — Инга достала из кармана ключи. — Что-то случилось?

Он повернулся от окна.

— В гости пустишь?

— Заходи!

Она открыла двери и посторонилась, пропуская начальника в свою маленькую квартирку. Удивляться его появлению Инга и не подумала. Они не первый год работали вместе. Раз пришёл — значит, есть дело, о котором не станешь говорить по телефону или при коллегах. "Со своей Серафимой поссорился? — пришло ей в голову, но Берестова оборвала себя. — Мне бы он об этом доложил в последнюю очередь".

— Есть будешь? — спросила она, снимая ботинки и проходя на кухню.

— Смотря что.

— У меня только вчерашняя картошка и колбаса.

— Подойдёт! — Сокольский вошёл вслед за ней и уселся на один из табуретов. Свёрток положил на стол. — Тут сыр, масло и багет. Подумал: вдруг ты не рассчитывала сегодня на гостей.

— Угадал. — Она улезла в холодильник.

— Что скажешь про Аршинова? — спросил Сокольский.

— Человек как человек. — Инга выложила на стол свёрток с колбасой и посмотрела на шефа. Он хмурил светлые брови и явно ожидал от неё подробного ответа. — Мне он не нравится, — высказала Инга и кинула на стол кухонный нож.

Сокольский подобрал его и взялся за колбасу, не спрашивая, нужна ли помощь. Берестова отвернулась и некоторое время копалась в холодильнике. Он терпеливо ждал.

— Не могу понять, что в нём не так, — сказала она наконец и закрыла белую дверцу. — Иногда кажется, что я его где-то видела, но это вряд ли. Я бы запомнила такого человека. Он самоуверенный, себе на уме. Что думает — то и говорит. Не вижу в этом плохого… Слушай! — возмутилась она наконец. — Может, дело не в Аршинове? У нас не любят новичков. Особенно если их привёл не ты и даже не Баринцев. Со мной так же было. Помнишь, что ты мне сказал, как первый раз увидел?

Сокольский ухмыльнулся, пластая колбасу толстыми ломтями.

— Вот сейчас ты не объективна, — заметил он, не отрываясь от дела. — Я просто испугался, что твой дедушка-генерал с меня голову снимет, если с тобой что-то случится.

— Ладно, не обо мне речь, — поспешила уйти от темы Инга.

Несколько лет назад она сменила фамилию на материнскую, понадеявшись, что никто не догадается о её родстве с начальником УВР. Глупо! Могла бы подумать, где работает: о том, что Инга Леонидовна Берестова по отцу должна носить фамилию — Чёрная, не знал только самый тупой, а тупых в ФСБ не держат.

— Ладно, оставим Вову Аршинова, — согласился Сокольский и подвинул ей разделочную доску с нарезанной колбасой. — Мне бы хотелось кое-что уточнить, а с твоей помощью это будет проще.

Инга не стала переспрашивать, официальное ли это поручение. Было бы официальное — Сокольский вызвал бы её к себе и приказал.

— Что именно? — спросила она, стряхивая нарезку на сковороду.

— По результатам баллистики, пули, которыми были застрелены Тяпин и редактор газеты "Осколки" выпущены из пистолета, который два года назад проходил по делу об убийстве на Мясной улице. — Сокольский отодвинулся от стола и закинул ногу на ногу. — Этот пистолет должен был находиться в вещдоках Адмиралтейского РУВД, но загадочно пропал. Было расследование, тамошнее начальство огребло кучу неприятностей… Потом дело замяли. Пистолет исчез с концами. Но есть маленькая зацепка, которую официально не проверишь, потому что никто сам на себя собак вешать не станет.

Инга проследила за его взглядом и убавила напряжение под конфоркой, на которой сердито шкворчала колбаса. Потом посмотрела на Сокольского.

— Там служит Коля Сиротин, — сказала она, угадывая направление мыслей начальника.

— Именно! — похвалил Сокольский. — И два года назад он служи там же. Даже участвовал в расследовании. Хорошо бы объяснить капитану Сиротину, что мы не собираемся поднимать это дело и выискивать виновных. Нам нужно знать детали, которые помогут в раскрытии нового преступления.

— Ладно, я встречусь с Коляном, — пообещала Инга, вываливая поверх колбасы куски картошки. — Если он отпираться не станет. Я могу его понять… Тебя твоя Серафима не обыщется? — сменила она тему.

Сокольский мягко улыбнулся и даже не обиделся на это "твоя Серафима".

— У неё сегодня дежурство, — ответил он. — Так что приглашение на ужин очень кстати.

Книга 5. Высший стандарт мышления. Часть вторая. Головоломка

Глава первая. Тени прошлого

(Ранняя весна 1994 года)

Игорёк подхватил на плечо сумку и вышел в тамбур. До вокзала оставалось ещё минут пять езды. Хотелось размять ноги. Он заметил, что вслед за ним с соседних сидений снялись четверо мальчишек лет по 13–14, но не придал этому значения. Прислонившись в тамбуре к стенке, он полез в карман за сигаретами — и тут компания подростков вывалила из вагона, рассредоточившись вокруг него. Один встал рядом. "Грабить будут", — равнодушно подумал Игорёк и достал из другого кармана зажигалку.

Поезд переползал по стрелкам, качая пассажиров из стороны в сторону. Мальчишки старательно расставляли ноги, чтобы их не отбрасывало от намеченной жертвы. По всем четверым было видно, что таскаться по электричкам для них обычное дело: одежда потрёпанная, в размазинах вагонной грязи и пыли. Запах… После двенадцати часов болтания по станциям и электричкам, Игорёк и сам приобрёл мало приятный аромат.

— Дядя! Кошелёк давай… "Дядя… О как! Смешно, когда ты старше этих пацанов года на 3–4. Но уже — дядя…" — Дядя! Кошелёк! — громким шёпотом повторил один из подростков, наступая на него и старательно выпячивая нижнюю челюсть. Наверное, ему казалось, что так он выглядит круче.

Игорёк чиркнул зажигалкой, но прикуривать не спешил.

— А то что? — с любопытством спросил он и прилипшая к уголку губ сигарета смешно подпрыгнула.

В бок ему уткнулся какой-то твёрдый предмет. Скользнув взглядом, Игорёк ухмыльнулся. "Отвёртка! Дети, что с них взять…" Несколько лет назад он сам был таким же пацаном: гонор пополам с неуверенностью.

— Деньги давай, — повторил второй подросток, который держал у его бока отвёртку.

Игорёк подумал: "Интересно, что он станет делать?" — и расслабился, налегая боком на отточенное металлическое жало. Подросток невольно отодвинулся. Игорьку понравилась собственная идея, он прикурил и навалился на отвёртку ещё сильнее, словно решил вместо стенки опереться на вооружённого нехитрым инструментом пацана.

— Ну ты чё делаешь?! — возмутился тот.

Все они стояли спиной к вагону. В отличие от Игорька. Он затянулся сигаретой и душевно проговорил:

— Атас, пацаны! Менты идут!

Мальчишки подались в стороны. Как горох, застучали об пол брошенные отвёртки. В следующую секунду малолетки сообразили, что успевают удрать в другой вагон — и рванули, с грохотом распахнув двери. Поднимать "оружие" ни один не решился. Игорёк отбросил ногой желтеющий на грязном полу инструмент, зажал зубами сигарету и полез за паспортом: наверняка ведь проверят, кто он такой и не бегает ли от армии…

…Едва он шагнул на платформу Московского вокзала, как к нему подошёл такой же худощавый парень и крепко обнял.

— На автобусе слабо было доехать? — попенял он. — Что тебя потянуло на перекладных трястись?

Игорёк пожал плечами и улыбнулся.

— Сам не знаю! Захотелось покататься…

За четыре года, проведённые в разных городах и разных семьях, всё равно что на разных планетах, они изменились каждый в свою сторону. Пока шли мимо стеклянных вокзальных витрин, Игорёк с удивлением отметил, что Олег выглядит мощнее. Правда, впечатление могло обманывать драповое полупальто. Сам Игорёк, в короткой курточке, потёртых джинсах никому неведомой фирмы, купленных "с раскладушки", и "ковбойских" сапогах того же происхождения, казался легче и суше.

— Куда едем? — спросил он, чувствуя себя счастливым, чавкая по жиже из льда, снега и грязи, рядом с братом. Разноцветные огни, над которыми чернело весеннее небо, словно говорили: "Ты вернулся в родной город!" Даже ветер казался мягким и приятным, а тело почти не ощущало усталости.

— К Горсткину на квартиру, — ответил Олег через паузу.

— А почему не к нам? — спохватился Игорёк.

— Мамина квартира занята жильцами, — строго проговорил Олег. — Им надо время, чтобы подыскать что-то другое. На метро или пешком?

— Издеваешься?! Давай по Кузнечному до Загородного, а там по Введенскому и через Фонтанку.

Олег кивнул. Весь путь, учитывая их знания проходных дворов, укладывался в четыре километра. Пустяк! Кто будет ради такого расстояния колесить в объезд, на метро?..

* * *

— Парни! Я тут вот что подумал…

Со времени их последней встречи, на похоронах супруги Горсткина, Виктор Ипатьевич сильно изменился. Игорю даже показалось, что воспитатель Олега стал ниже ростом. Четыре года назад он казался крепким пожилым мужчиной в стиле Горбачёва, а сейчас выглядел ссутулившимся старичком.

— Зачем вам переезжать в материну квартиру?

Виктор Ипатьевич обращался к ним обоим, но смотрел на Олега чуть не умоляюще. "Интересно, что между ними было?" — подумал Игорёк.

— Вы будете учиться, а времена сейчас сложные, — объяснял Горсткин. Он не мог дождаться, когда Олег перестанет возиться с вещами и будет слушать внимательно. — Деньги вам лишними не будут. Пусть жильцы ещё поживут. Люди они тихие, платят исправно. А вы могли бы остаться тут. С тех пор, как не стало Наденьки… Надежды Павловны, здесь много свободного места. Игорь мог бы занять отдельную комнату, если вам так будет удобнее. А, Игорь?

"Он боится! — определил Игорёк. — Боится остаться один в пустой квартире. Это понятно…"

— Решай ты, — сказал он брату, отвлекая его от распаковки книг. — Мне по барабану, где до армии кантоваться.

Краем глаза он заметил гримасу Горсткина. Того перекосило от жаргонного словечка, но он смирился. Зато Олег поднял голову и укоризненно посмотрел на Игорька.

— Если останемся здесь, придётся тебе вспомнить о культуре речи. Совсем одичал! — Он взял стопку книг и ушёл в комнату.

Горсткин внимательно посмотрел на Игорька. Было в его взгляде что-то жалостливое, словно он вот-вот прослезится. Смутившись, Игорёк отвёл взгляд и неопределённо кивнул. После чего ушёл в комнату вслед за братом.

— Ты не хочешь здесь оставаться? — прямо спросил он у Олега.

Тот повернулся к нему.

— Ты придаёшь этому слишком много значения, — ответил он резко, но тут же сбавил тон. — Меня больше интересует, сможем ли мы поступить в универ. Горсткин… Он уже старый, кто-то должен за ним присматривать. Если тебя это не пугает — останемся здесь.

Ответ показался Игорьку неискренним. Словно Олег старался вести себя так, как надо, а не так, как ему хочется. Но переспрашивать он не стал. По опыту знал, что если Олег твёрдо намерен о чём-то не говорить, этого из него клещами не вытащишь…

* * *

(Поздняя осень 2017 года)

Машина затормозила перед шлагбаумом. За ним возвышался новенький жилой комплекс: каре многоэтажек, двор, арки, лесенки к пруду. Дорогу перед комплексом так хорошо чистили, что не оставили и намёка на лёд.

На проходной проблем не возникло. Ольгин свернул от шлагбаума к пандусу и повёл автомобиль в светящееся нутро подземной парковки. Оттуда они с Сокольским поднялись на лифте на пятнадцатый этаж и позвонили в двери нужной квартиры. Им открыла пожилая дама в чёрном.

— Мы хотели бы видеть адвоката Рауш, — сказал ей Сокольский.

— Вы записывались? — спросила женщина.

— Нет. Но у меня есть приоритет в очереди.

Он показал "корочки". Женщина посторонилась, пропуская их с Ольгиным в безликую, обставленную "под офис" квартиру. Сокольский уверенно двинулся вперёд по коридору. Ольгин пристроился следом, но тут навстречу вышла ещё одна дама, помоложе, в строгом платье из синих и белых треугольников. Её коротко остриженные и гладко уложенные пепельные волосы казались шапочкой с вывязанным с одного бока узором.

— Рауш — это я, — сказала она ровным голосом. — Могу я узнать, кто вы и что вам нужно?

— Игорь Сергеевич Сокольский, — представился шеф и показал ей удостоверение. — Это мой помощник, Вячеслав Борисович Ольгин.

— Полковник УВР ФСБ, — задумчиво прочитала дама, не испугавшись. — Маргарита Николаевна Рауш, адвокат. Иных титулов не имею. Проходите, господа! Надеюсь, вы приехали на машине и не слишком испачкали ботинки?

Она повернулась и ушла в комнату. Сокольский направился вслед за ней, сразу перейдя к делу:

— В начале двухтысячных вы работали в адвокатской конторе "Арктур-М". Вашим начальником был Артур Моисеевич Переверзев.

— Я знаю, у кого работала, — перебила его Рауш, садясь на диванчик около низенького стола. — Присаживайтесь, где вам удобнее. Так что вам нужно? Сведения о моей прежней работе?

— Мне нужны сведения о человеке, который был вашим постоянным клиентом: самом Переверзеве.

— Он не был моим клиентом… — начала было женщина.

— Неправда, — перебил её Сокольский. — Когда Переверзеву приходилось разбираться со своими проблемами, он предпочитал заплатить вам.

Она помедлила немного и переспросила:

— Могу я поинтересоваться: откуда у вас такие сведения?

— Вы считаете, что это большой секрет? — прищурившись, ответил Сокольский.

Она медленно кивнула и откинулась на спинку диванчика, закинув ногу на ногу. Тонкие чулки красиво обрисовывали её мускулистые икры и сухие щиколотки.

— Понимаю, сказала глупость. Человеку вашего положения может быть известно всё, даже сколько у меня любовников и какие бары я посещаю по субботам.

Сокольский не стал её переубеждать. О Маргарите Николаевне Рауш он узнал из источника, который удивил бы адвокатессу. Ещё со времён учёбы, его брат Олег начал собирать собственное досье, обо всех, кто хоть чем-то его заинтересовал. Адвокатская контора "Арктур-М" была его вторым местом работы после милиции. Госпожа Рауш, судя по записям Олега, мало обращала внимания на новичков и не запомнила ни его внешности, ни фамилии. Зато Олег Сокольский её заметил и оставил короткий, но ёмкий отчёт о своих наблюдениях.

Понимая, что полковник ждёт от неё ответа на конкретный вопрос, Маргарита Николаевна сказала:

— Допустим, я вела дела Переверзева. Но с чего вы взяли, что я много о нём знаю?

— Меня не интересует его личная жизнь, — успокоил её Сокольский. — Я знаю, что после ликвидации его фирмы, вы разошлись, но в две тысячи десятом году Переверзев уговорил вас стать его личным адвокатом в суде.

Рауш резко выдохнула и вскочила с дивана. Отойдя к окну, она нервным движением задёрнула занавеску. "Играет на публику, — подумал Ольгин, внимательно наблюдая за женщиной из своего угла. — Слишком демонстративно для опытного адвоката. Не верится, что такая женщина не умеет держать под контролем свои эмоции".

— Когда он обратился ко мне, я понятия не имела, что впутаюсь в уголовную историю! — воскликнула Рауш, поворачиваясь от окна. — Вы наверняка знаете подробности лучше меня.

— Я хочу знать, из каких источников Переверзев получал деньги, — конкретизировал свой интерес Сокольский. — Вы не могли не изучить его бухгалтерию и наверняка дали ему пару полезных советов. Меня интересует то, что удалось скрыть от следствия.

— Я не храню подобных сведений. — Резко ответила она. — Вы зря тратите время.

— Маргарита Николаевна! — Сокольский внимательно наблюдал за ней. — Я мог бы пригласить вас на Литейный повесткой. Люди, имена которых вы пытаетесь скрыть, до сих пор на свободе. Кто-то из них наверняка узнает об этом и не поверит, что вы храните молчание.

— На что вы намекаете? — Уже без показной нервозности, она достала пачку дорогих сигарет. — Меня могут убить, чтобы замести следы? Не смешите! Прошло семь лет! Обо мне уже думать забыли.

Сокольский усмехнулся одной стороной губ. Теперь он смотрел на госпожу Рауш с сожалением.

"Сейчас он скажет что-то простое и очевидное", — подумал Слава.

— Вы не кажетесь наивной женщиной, — оправдал его надежду Сокольский. — Вас не устраняют, потому что ваши услуги до сих пор кому-то нужны. Эти люди могут нервно среагировать, если вам придётся посетить нашу контору.

— То есть, вы мне угрожаете, — утвердительно сказала Рауш.

— Я забочусь о вашей безопасности, Маргарита Николаевна. Иначе я не явился бы сюда частным порядком.

— Ну хорошо! — решилась она. — Почему вы не спросите самого Переверзева?

— Он умер в тюрьме, два года назад, — ответил Сокольский. — Вы этого не знали?

Рауш отвернулась к секретеру, но Ольгин со своего места заметил, как её пальцы смяли платок. "Интересно, на этот раз она действительно взволнована или снова притворяется?" — подумал он.

— Я сейчас работаю на человека, который в состоянии меня защитить, — проговорила адвокатесса, не поворачиваясь к Сокольскому. — Давайте прекратим этот бесполезный разговор…

…Когда они выехали с территории жилого комплекса, Ольгин спросил:

— Как вы вышли на эту Рауш?

— Гаврилов сказал, что начинал свою "карьеру" вместе с адвокатом, который под прикрытием своей конторы проворачивал финансовые авантюры, — ответил Сокольский. — Звали этого адвоката — Артур Моисеевич Переверзев. Так случилось, что я раньше о нём слышал. Мой брат в середине двухтысячных пытался работать у него, но быстро рассорился и ушёл. Мне пришла идея покопаться в картотеке Олега. Оказалось, что семь лет назад он снова сталкивался с Переверзевым. Олег тогда работал частным сыщиком. Его нанял предприниматель, фирму которого неудачно пытался отжать Переверзев. Участвовали в этом несколько лиц, в том числе и наш фигурант Гаврилов. Потом всплыло имя адвоката, который согласился защищать Переверзева в суде. Это была его старая знакомая и коллега Рауш. Умелая тётка, она практически свела на нет все результаты следствия. Но Переверзеву не повезло: о его деятельности, тайно от всех, собирал сведения мой брат Олег. Он и передал пострадавшему парочку документов, которые перевесили все старания Рауш. Она, кстати, до сих пор не знает, кто подкинул ей такую подлянку.

Ольгин покосился на него.

— И чего мы добились? — спросил он.

— Мы убедились, что Рауш до сих пор связана с людьми, причастными к делишкам Переверзева. Эту ниточку надо тщательно проверить. После нашего с тобой визита Маргарита Николаевна должна связаться со своим покровителем.

— А если он не имеет ничего общего с теми, кого мы ищем? — засомневался Ольгин.

— В таких кругах совпадения случаются крайне редко, — объяснил ему Сокольский. — Гаврилов был связан с Переверзевым и работал на Вершителей. Рауш защищала Переверзева, а сейчас связана с кем-то из его покровителей. Нет, Слава, мы не можем посчитать, что это совпадение. Нам придётся всё очень тщательно проверить.

* * *

…Полоса лунного света тянулась от окна по полу комнаты, переламывалась и ползла наверх, по дверному косяку. Блестела вкладка замка. Лев Станиславович подумал, что вкладки не должно быть видно, когда дверь закрыта. Тревожное чувство охватило его, когда он понял, что створка отодвинута и в коридор, проникает тонкая белая линия лунного света. Страх обуял Льва Станиславовича. Он понял, что должен подойти и срочно закрыть дверь. Ноги вяло среагировали на команду и едва сдвинулись. Страх превратился в безотчётный ужас. Из-за двери, к тонкой полоске лунного света, приближалось нечто жуткое, неведомое. Куропятникову захотелось кричать, но он не чувствовал собственного языка. Зажмурившись, директор музея повалился вперёд, стараясь закрыться от неведомого врага, которого не видел, но ощущал, словно нечто протекало через дверную щель и заполняло собой комнату вокруг него…

Громкий щелчок заставил Льва Станиславовича подпрыгнуть и вздёрнуть голову. Он сидел за большим антикварным столом у себя в кабинете. Горел верхний свет. Дверь напротив — плотно затворена. Окна дрогнули от порыва ветра. Там, на улице, подвывала буря, бросая в стёкла охапки мокрого снега. Даже если луна ещё не закатилась, разглядеть её сквозь плотное скопление туч невозможно. Почему-то этот последний факт заставил Куропятникова успокоиться.

— Сон… — пробормотал он. — Это сон!

В последнее время он чувствовал себя чужим в родном музее, что неоднократно испытали на себе местные сотрудницы. Рыча на них и придираясь по пустякам, Лев Станиславович отвлекался от тягостного чувства ожидания. Сегодня он засиделся допоздна, так что последняя из почтенных дам рискнула спросить, хорошо ли он себя чувствует. Куропятников отмахнулся от неё. Понимая, что она сейчас уйдёт и он останется в одиночестве, он представил себе, как говорит: "Может, чаю на дорожку выпьем?" или "Задержитесь, Наталья Андреевна, проверим список книг". Но так ничего и не сказал, запер изнутри входную дверь старой усадьбы и вернулся в кабинет, чувствуя себя разбитым и больным. Тащиться сквозь непогоду на такую же одинокую квартиру тоже не хотелось. И сны эти дурацкие!.. Отголоски страхов, которые над ним витали всё последнее время. Куропятнико открыл тумбочку, достал початую бутылку коньяка и стакан, выпил и пригладил остатки волос.

— Что я здесь делаю? — спросил себя Лев Станиславович и посмотрел в дальний угол. Там, на старинной вешалке висело его не менее старинное пальто с вытертыми до блеска рукавами и облезлым воротником. Куропятников давно бы мог купить новое, но предпочитал донашивать вещи, оставшиеся со времён перестройки. Ему было жизненно необходимо ощущать себя несчастным и притеснённым. Это придавало ему значимости, дарило ореол гонимого страдальца. Даже ботинки он предпочитал драные, со сломанными молниями. Увы, это порождало проблемы, когда нужно добираться пешком через несколько кварталов в такую бурю. Обувь моментально промокала, пальто не давало никакого тепла. Да и чем дом отличается от этого кабинета? Какая разница? Не много ли он захотел неустроенности и страданий на свою голову?..

В дверь постучали. Куропятников подпрыгнул, едва не выронив стакан. Паника из сна моментально вернулась, он даже головой потряс, надеясь в очередной раз проснуться. В такой час в музее никого не должно быть!

Стук повторился. Лев Станиславович кашлянул. Нет, это был не сон. В следующую секунду дверь сильно толкнули и она распахнулась во всю ширь. Куропяников замер, прижав к себе стакан и бутылку. Ему показалось, что весь дверной проём, освещённый неясным светом дежурной лампы, занимает огромная, чёрная фигура. Но гость шагнул внутрь — и превратился в человека среднего роста, в длинном пальто и шляпе с широкими полями.

— К вам не достучишься, — проворчал он, снял шляпу и долго тряс её, пытаясь избавиться от воды. Видимо, он дорожил шляпой или не любил мокрые вещи. — Коньяк? Очень кстати! Налейте-ка мне чуток, а то я продрог, пока караулил возможность пройти к вам незамеченным. И прекратите дрожать! Если бы мы хотели убить вас, я бы прислал специалиста. Вы в курсе, что за вами следят?

Куропятников наконец-то опомнился, поставил бутылку на стол и полез за ещё одним стаканом. Ему стало досадно, что он так перепугался этого типа.

— Какого чёрта вы явились? — невежливо спросил он, наливая гостю полстакана коньяка и подталкивая в его сторону.

— После вашего звонка мы поняли, что пора принимать меры, — дружелюбно сообщил гость. Он повесил пальто и шляпу на вешалку и подошёл к столу. В рассеянном свете верхней люстры, он оказался худощавым, немолодым и не слишком развитым мужчиной с короткой стрижкой и лоснящимся в тепле помещения лицом без каких-либо особых примет. Встретишь такого на улице — не запомнишь.

— Что ещё за меры? — переспросил Куропятников. — И как вы сюда попали? За мной действительно следят. Было бы странно, если бы не следили после того, как меня таскали в это их заведение на Литейном!

— Не бойтесь, меня никто не видел, — пообещал гость и хапнул коньяк одним глотком, после чего брякнулся в кресло, потирая руки. — Вы же сами оставили нам ключ от боковой двери в подвал. Через неё я попал внутрь, а потом поднялся по чёрной лестнице сюда. Ваш страж снаружи: в машине сидит, бедолага.

"Идиот! — горячо обозвал своего стража Лев Станиславович. — А если бы меня убивать пришли? Вот и верь этим…" Вслух он сказал:

— Мы говорили о том, какие меры вы собираетесь предпринять. По-моему я уже заслужил, чтобы меня тихо-мирно переправили в более безопасную страну.

— Будьте уверены, вы туда попадёте, — пообещал гость. — Но вы должны понимать, что не так просто найти новый путь финансирования. Хотя конечно, не вы виноваты в том, что попали под подозрение…

— Вот именно! — Куропятников вскочил и прошёлся по кабинету. — Это ваши люди повели себя непрофессионально и позволили конторским найти убежище в Ковылинском доме. Если бы вы не трогали этого полковника, брата Елены Макаровны, ничего бы не произошло!

— Согласен, оплошали! — Гость демонстративно поднял руки. — Теперь остыньте и дайте мне сказать.

Куропятников обошёл стол и сел на своё место.

— Пока вы под подозрением и они за вами следят, вывезти вас из России будет крайне затруднительно, — объяснил ему гость. — Но мы нашли лазейку. Мы подменим вас похожим человеком, с которым вы поменяетесь паспортами и он останется на вашей квартире. Он незаметно исчезнет, когда вы окажетесь в безопасности. Детали оговорим позднее. Сперва вы должны кое-что довести до конца.

— Что именно? — насторожился Куропятников.

— Прежде всего, вы должны перевести остаток денег на счёт, который мы вам укажем.

— И как я это сделаю, когда за мной следят? — взвился Куропятников.

— Успокойтесь! Всё продумано! Наш человек поможет вам "случайно" оторваться от слежки. Я принёс планшет, которым вы воспользуетесь после того, как заберёте из ячейки документы и карточку, с которой надо сделать перевод. Этот планшет никем не отслеживается и вы спокойно сделаете всё, что нужно, через него.

Гость вынул из-за пазухи прямоугольный предмет и положил на стол.

— Он настроен на ваши отпечатки пальцев. Спрячьте и никому не показывайте. Когда наступит нужный момент — тот самый человек, о котором я сказал, позвонит вам и скажет, что он — Омега. Дальнейшие инструкции получите от него.

"Некий человек, который может отвлечь ФСБ? — подумал Лев Станиславович. — Это интересно! Осталось лишь определить, с кем мне выгоднее оставаться честным. Может, ни с теми, ни с другими? По-моему я сам прекрасно справлюсь с вашим делом, уважаемый…"

— Я понял, — ответил он, делая унылое лицо, но ощущая себя Остапом Бендером. — Надеюсь, вы меня не обманете. Я так много для вас сделал и наверняка заслужил благодарность…

— Да возьмите себя в руки! — не выдержал гость. — Ваша гарантия — наши счета у вас в руках. Мы вам доверяем, будьте любезны оказать нам ответное доверие.

Он встал и направился к вешалке.

— И идите наконец домой, — посоветовал он напоследок. — А то ваш соглядатай заподозрит, что вы остались в музее кого-то ждать. Идите, выспитесь, с утра взбодритесь хорошим кофе! Осталось не так много сделать.

"Да, — подумал Лев Станиславович, когда гость скрылся за дверью. — Мне осталось не так много сделать, чтобы отвязаться и от вас, и от ФСБ".

…Снаружи, в тёмном салоне машины, наблюдатель достал телефон и связался с майором Киппари.

— Передайте полковнику: рандеву состоялось, — доложил он.

Глава вторая. Способ извлечения скелетов из чужих шкафов

Улицу перегораживали бетонные блоки. Чёрная "Ауди" резко повернула, со скрежетом проехавшись по углу бетонной глыбы, выскочила на тротуар и впечаталась бампером в крыльцо поставленного на капремонт дома. Человек в свитере и спортивных штанах с лампасами рывком вырвался из машины и метнулся в арку. Вслед за ним повернула с дороги синяя "Лада", но остановилась у края тротуара. Проход в подворотне загораживали мусорные баки и штабеля старых кирпичей. Водитель "Лады", высокий брюнет в расстёгнутой зимней куртке, выбрался наружу.

— Стой! Стрелять буду! — крикнул он.

Обладатель спортивных штанов исчез за вереницей мусорных баков.

— Вот же гад! — выдохнул брюнет и оглянулся на машину. Потом побежал следом.

Третий автомобиль притормозил, не доезжая до тупика, постоял несколько секунд, после чего дал задний ход и повернул на перпендикулярную улицу…

Николай Сиротин, капитан полиции, тридцатидевятилетний брюнет мощной, спортивной комплекции, бежал вслед за парнем с лампасами, мысленно нахваливая себя за то, что в сопливом возрасте возжелал стать опером. Вот она — его работа! Во всей красе! Пустой двор, кучки строительного мусора, затянутые ледком лужицы, дурацкая морось с неба — и урод в трениках, который прыгает аки козлик через кирпичи и обломки где-то далеко впереди. Ага! Уже исчез в следующей подворотне!

— Вот гад! — повторил Николай, притормаживая и вынимая пистолет. Перейдя на шаг, он не спеша подошёл к выходу из арки и остановился. Потом отступил в сторону, чтобы увеличить угол обзора — и сделал ещё шаг.

За углом никого не было, но к противоположной арке преследуемый не пробегал. Значит, прячется где-то рядом. Николай сделал ещё пару шагов. Окна и подъезды обшарпанных домов, образующих правильный квадрат двора, были забиты ржавыми железными листами. Полуразвалившийся спуск в подвал по правую руку от подворотни забран решёткой. Деваться отсюда некуда.

— Провалился он, что ли?.. — пробормотал Сиротин, медленно оглядываясь. Он был уверен, что у преследуемого нет огнестрельного оружия, поэтому действовал так смело. Жаль, не успел посмотреть выше собственной головы, на ближайшие карнизы…

Что-то тяжёлое обрушилось на него сверху. Сиротин упал вперёд, но извернулся и ударил противника локтем. Тот на мгновение ослабил хватку, но успел стукнуть Сиротина по руке. Пистолет отлетел, крутанувшись по замёрзшему асфальту. Преступник снова навалился, оказавшись тяжёлым и сильным. Колян ткнул его пальцами в лицо, не дав схватить себя за шею. Ещё один рывок — и противники раскатились в разные стороны. Мужик в трениках ринулся к пистолету. Сиротин поймал его за штанину. Ткань растянулась, противник успел схватиться за рукоятку тт-шника. Сиротин ещё никогда так резво не прыгал из положения лёжа — вперёд! Упал, прижав собой врага, перехватил руку со стволом. Они катались и барахтались на разбитом асфальте.

— Ч-чёрт… сильный! — выдохнул Колян, делая попытки подмять противника под себя.

Тот выворачивался и не отпускал пистолет… Потом что-то мелькнуло — и тт-шник улетел, звякнув о камни.

— Лежать! — рявкнули над ухом — и преступник перестал вырываться.

Сиротин на всякий случай тоже замер. Потом рискнул скосить глаза.

— Ну, чего лежим! Наручники есть? — Знакомый голос приятно обрадовал.

— Берестова! — Николай навалился пузом на задержанного, хотя тот и не рыпался: ствол в руке Инги смотрел ему точнёхонько в голову. — Счас!.. — пообещал Сиротин, сунув руку в задний карман и выдёргивая наручники. — Всё, парень, ты попал…

Секунд через десять он поднялся, оставив задержанного валяться носом в асфальт, со скованными за спиной руками. Берестова отступила на шаг и убрала оружие в кобуру под курткой.

— Ты здесь откуда? — Николай не мог поверить своим глазам, хотя в медленно стекающихся сумерках перед ним стояла блондинка в короткой курточке и эластичных брюках "под джинсу".

— Тебя искала, — ответила та. — А что один?

— Да я не успел сообщить, в какую сторону этот придурок рванул! — с досадой признался Сиротин. — Сейчас позвоню…

— Погоди, — остановила его Берестова. — Никуда он теперь не денется. Разговор есть.

Сиротин сделал попытку отряхнуться от грязи. Куртка и брюки промокли, адреналин рассосался и теперь он чувствовал, что во дворе промозгло, колено болит и на скуле горит ссадина.

— Прямо сейчас? — спросил он.

— Торопишься? — вопросом ответила она.

— Да нет, товарищ капитан! — Николай ухмыльнулся. Эта девица поражала его своей бесцеремонностью, но и нравилась тем же.

— Майор, — поправила Инга.

— Ого! — Сиротин забыл о своих травмах. — Поздравляю! Слушай! — Он всё-таки полез в карман за телефоном. — Может, я сейчас сдам этого мумрика своим, а потом поедем куда-нибудь, где тепло и сухо?

— Давай, — покладисто согласилась Инга. — Только сперва пистолет свой найди. Онкуда-то туда, за решётку подвала улетел.

Сиротин охнул и схватился за голову.

— Ну всё! Башку потерял…

— Да ладно! — смилостивилась Берестова. — У меня фонарик есть. Как разберёшься с делами — позвони, я свободна до завтрашнего утра. Только не говори никому.

Он остановился и внимательно посмотрел в её холодное лицо с идеально вымеренными чертами.

— Что, дела так плохи?

Берестова тоже смотрела на него.

— Разговор конфиденциальный, — пояснила она…

* * *

— Парни! Вы идите, я догоню!

Сиротин вернулся в кабинет начальника, майора Малышева, сел на стул и задумался. Михаил Иванович сперва не обратил на него внимания, но потом отвлёкся от сводки и посмотрел на подчинённого.

— Случилось что? — спросил он.

— Я тут Берестову встретил, — задумчиво произнёс Колян. — Ингу. Помнишь?

— И что? — переспросил Малышев.

— Майора получила.

— И решила срочно тебе об этом сообщить? — Михаил Иванович не удивился. — Или вы случайно столкнулись?

— Да вот какое дело, Иваныч! — Сиротин привстал, повернул стул и сел на него верхом, навалившись локтями на спинку. — Она хочет поговорить. Как можно быстрее. И приватно.

Малышев пожал плечами, не удивившись.

— Поговори, — предложил он.

— Да я вот думаю: разговор пойдёт не о любви, — всё так же неясно выразился Николай. Малышев закрыл ноут и Сиротин поспешил продолжить: — Ну смотри: учитывая ту контору, в которой она служит, приватный разговор… — Он поднял ладонь над столом, но потом убрал руку, не доведя жест ни до чего конкретного. — Странно это. Если им нужно, чтобы мы им в чём-то помогли — почему обращаются ко мне, через твою голову? Опять же, почему подослали именно Ингу? Я так думаю, разговор будет о ком-то или о чём-то в нашем отделе.

Малышев задумался. Несмотря на то, что он по-дружески относился к Сокольскому, он ни на секунду не забывал, что тот служит в ФСБ и в любом его вопросе или предложении может присутствовать профессиональный интерес. Но стоит ли тревожиться раньше времени? Как человек, Сокольский вызывал уважение хотя бы тем, что не пытался никого использовать вслепую. Всегда был честен, если ему что-то требовалось. Или притворялся честным там, где это возможно? "Чушь какая! — подумал Малышев. — Мы общее дело делаем".

— Поговори с девушкой, — бросил он, снова открывая ноутбук. — Узнай, что у них там случилось. В общем, действуй по обстоятельствам. Делить нам с ними нечего.

— Как скажешь, — согласился Николай и встал со стула. — Ну тогда я пошёл?

— Иди, — позволил Малышев и посмотрел ему вслед, а потом углубился в работу. У него своих проблем хватало.

* * *

— Ты извини, у меня тут родственники гостили. Не успел прибрать. Проходи в кухню!

Инга оставила куртку и ботинки в прихожей и прошла, неслышно ступая в одних носках по плотно подогнанному ковролину. Сиротин, обвязавшись передником, срочно жарил что-то на сковороде, поворачивая её так и этак.

— Могла бы не разуваться, — заметил он.

Берестова села на высокий табурет и облокотилась на столешницу такого же высокого стола. Она заметила, что зеркальная поверхность кухонных шкафчиков позволяла хозяину квартиры видеть, что делается у него за спиной.

— Тебе не понравится моя просьба, — сказала она.

— Ну, ужином я тебя по любому накормлю, — пообещал Колян.

— Уверен? — Она усмехнулась.

Сиротин отставил сковородку и оглянулся, вытирая руки тряпочкой.

— Не пугай меня! — посоветовал он, потом спохватился и предложил, протягивая руку к одному из шкафчиков: — Может, оружие запрём на ключ? На случай драки, чтобы без трупов обошлось.

— Два года назад в вашем отделе пропал вещдок, — не поддавшись на шутку, начала Инга. — Пистолет системы ТТ, который проходил по делу об убийстве на Мясной. Номер у меня записан…

— Да помню я этот ствол! — отмахнулся Сиротин и повернулся к плите: ужин грозился подгореть.

Инга смотрела ему в спину и Колян мог поклясться, что физически ощущает этот взгляд. Следовало что-то ответить, но сказать правду… А врать — проку никакого. Колян снял с полки две плоские тарелки и вывалил на них ароматно пахнущее мясо. Кинул сверху зелень, сбоку овощи — и вернулся к столу.

— Ешь, пока горячее. Это вкусно.

Инга кивнула и придвинула к себе тарелку, но смотрела на мужчину и не торопилась ужинать. Ей важно было понять, стоит ли ожидать от него реальной помощи. Судя по первой реакции, капитан Сиротин умел держать себя в руках, но захочет ли он откровенничать? Вариант, что он сам замешан в исчезновении вещдока, Берестова исключить не могла.

— Даже не знаю, что сказать, — признался Сиротин и сел напротив неё на стул. — Меня лично это не коснулось, но если дело снова всплывёт…

— Я протокол не составляю и разговор не пишу, — напомнила Инга. — Хочешь обыскать?

Она подалась в его сторону, заглядывая в лицо. Почему-то ему захотелось сравнить её взгляд со взглядом египетского сфинкса: не угадаешь ни мыслей, ни чувств.

— Странная ты, — проговорил он, но спохватился и добавил: — Другая бы начала флиртовать и вытянула всё, что надо.

— А ты бы поддался? — Она скептически приподняла одну бровь.

— Нет! Но мне было бы приятно, — признался Николай. — Ладно, Снегурочка! Очень хочется тебе поверить, поэтому расскажу.

Она воодушевилась, подхватила вилку и принялась есть. Сиротин усмехнулся. Почему-то ему было приятно видеть, как эта самостоятельная девица поглощает его стряпню и явно испытывает от этого удовольствие.

— Ну, слушай, — сдался он. — С нами тогда работал паренёк один, Вовка Аршинов. Молоток, свой человек, но такой же как все мы любитель… — Он выразительно щёлкнул себя сбоку по шее. — Сама понимаешь, после дежурства хочется расслабиться, стресс снять. Дело это, на Мясной, мы по горячим следам сразу и раскрыли. Там парень самонадеянный сильно оказался, да и неопытный. Не сразу ушёл, наследил, соседи его машину видели. И ствол не выбросил. Потом сказал, что хотел спрятать. Вещь-то дорогая… В общем, мы его закрыли, тт-шник на экспертизу. Всё совпало: и следы пороха на руках, и пули именно из этого ствола, и коробка с патронами у него дома заныкана была. Ну всё! Вовка его допрашивал часа четыре, к утру заставил-таки признательные показания дать. Ствол эксперты нам отдали, чтобы запереть до утра. А мы уже под градусом все! Короче, подробности описывать не буду, но наутро ствола в сейфе не обнаружили. — Колян хлопнул рукой по столу, даже сейчас досадуя на то, что случилось два года назад. — Смутно, общими усилиями, припомнили, что ходили на Обводный. Сидели там на спуске к воде, что-то пили. Ночка ещё тёплая выдалась… Аршинов потом клялся, что пакет у него в кармане лежал. И вот мы с экспертизой, но без ствола! Иваныч нас чуть не поубивал всех! Вовка хотел вину на себя взять, даже сочинил что-то правдоподобное в объяснение.

Он замолчал и мрачно взялся за еду. Брестова некоторое время ждала, потом спросила:

— И что дальше было? Как вы отчитывались?

— Да никак! — Николай посмотрел на неё. — Ты точно не пишешь?

Она мотнула головой.

— Сделали вид, что пистолет не нашли. Мол, подозреваемый его ещё раньше скинул. С экспертами Иваныч договорился, переписали про следы пороха и пули, а пистолет упоминать не стали. Такая вот история паскудная…

Инга не могла с ним не согласиться.

— Ну вы даёте, парни! — высказала она и кинула в рот последний кусочек мяса. — И что этот ваш преступник?

— Да он всё равно сел! — оживился Сиротин. — Свидетелей много. А ствол… Стоп! Ты откуда об этом стволе знаешь? — встревожился он.

Берестова взяла тарелку и пошла к раковине.

— Нашёлся ваш ствол, — сказала она через паузу. — Экспертизу успели внести в базу данных. Уж не знаю, под каким градусом был ваш баллистик, но наверное, он не вспомнил, что если что-то скрываешь, нужно отовсюду убирать. Могу предположить, что никто не спросил о результатах, потому что не знал, что спрашивать. На днях мы нашли два трупа и наш эксперт пошарил по базам. Нашёл вашу экспертизу — и всё совпало.

— И что теперь будет? — спросил Николай, наблюдая за тем, как она моет тарелку.

Инга пожала одним плечом.

— Не знаю. А что с тем парнем, который должен был за вещдок отвечать?

Она не стала говорить о том, что Владимир Аршинов сейчас работает в их отделе.

— Он уволился, — ответил Сиротин. — Иваныч ему такое условие поставил. Мол, разгильдяев нам не надо. Я знаю, что он потом в каком-то охранном агентстве кантовался, а потом его вроде в другом районе взяли-таки обратно. Портить ему личное дело Иваныч не стал. Да хороший парень этот Вовка! Думаю, ему одного такого раза хватило, чтобы на всю жизнь запомнить.

Инга поставила тарелку на сушилку и повернулась к нему.

— Коля! — сказала она серьёзно. — Я понимаю, что тему нашего разговора ты обязательно передашь своему начальнику. Даже просить не буду, чтобы ты этого не делал. Но кое о чём всё-таки попрошу: не поднимайте панику и не пытайтесь ничего исправить. Себе не поможете, нам помешаете. Теперь уже тт-шник этот по нашему делу проходит.

— Это понятно, — согласился Сиротин. — Тем более, что сейчас мы ничего и не сделаем.

— Ну почему? — Инга сменила выражение лица и теперь смотрела на Коляна совсем загадочно. — Ты можешь кое-что сделать. Прямо сейчас.

— Что? — обрадовался он.

— Свари кофе!..

Глава третья. "Шпион, выйди вон!"

Основной состав группы пил чай в координаторской. К моменту, когда вернулся Сокольский, чайник успел опустеть.

— Аршинов, Капустин! — Полковник подошёл к столу и принялся разглядывать пустые чашки, словно не мог поверить, что начальника оставили без чая. — Спуститесь вниз, там привезли новые блоки питания. Притащите сюда парочку.

— А почему мы? — возмутился Юраша. — Самые сильные?

— Самые ответственные, — пошутил Сокольский. — Берестова! Бери Ольгина и поезжайте за новым транспортом для передвижной лаборатории. Вот бумага. — Он протянул им лист.

Когда люди вышли, Сокольский аккуратно, за самую нижнюю кромку, взял в руки стакан из толстого стекла с синей каёмочкой, который минуту назад видел у Вовы Аршинова. Теперь полковник разглядывал пустую ёмкость на просвет, поворачивая туда-сюда.

— Дай мне пакет, Дан, — проговорил он неторопливо.

Некрасов сорвался с места, раскрывая на ходу пластиковый пакетик. Сокольский опустил в него стакан и посмотрел на своего самого молодого сотрудника.

— Отнеси Людмиле Кирилловне, — приказал он. — Пусть проверит на совпадение ДНК. Только не говори никому, — предупредил он.

Некрасов утвердительно кивнул.

* * *

(Осень 1996 года)

Они говорили о свободе, но как любая живая тема, эта плавала в широком диапазоне схожих проблем.

— Человек отличается от представителей животного мира, — говорил Олег. — Начни хоть с того, что только человеку свойственно задумываться о свободе. Зверью это понятие неведомо, оно принимает всё как данность.

— А как же птичка, которая "бьётся в клетке: отпусти на волю"? — напомнил Игорёк. Ему нравилось задавать провокационные вопросы, чтобы Олегу пришлось объяснять.

— Устремление птички имеет более прозаическое название: инстинкт продления рода. — Олег категорично взглянул на брата. — Считаешь, я не прав?

— Ну почему? — Игорёк скрестил руки на груди и прислонился к толстому дереву, выросшему вплотную к неровным гранитным плитам набережной. — Ты прав. Но у меня вопрос: почему "отпустить животное на свободу" считается хорошим поступком, а "выбросить на улицу" — злом? По сути, это одно и то же.

Олег тонко усмехнулся и хлопнул его по плечу, после чего братья направились дальше, вдоль чугунного ограждения канала.

— Ты сам ответил на свой вопрос, — проговорил Олег. — И в том и в другом случае это лишь человеческая блажь. Оценка поступка — в голове оценивающего.

— Пожрать бы! — взмолился Игорёк, оглядываясь. Они подходили к очередному мостику. — Но вообще-то мы говорили о свободе.

— Тогда начинай, — предложил Олег, зная за братом манеру меньше говорить и больше слушать.

— А пожрать? — возмутился Игорёк.

— Не пожрать, а пообедать, — строго напомнил Олег. — Дойдём до следующего моста, там на углу булочная. Я тебя слушаю!

— Тоже мне обед… — Игорёк прикусил губу, оглядывая изгиб канала и облетевшие тополя. Хотелось отшутиться и вынудить Олега говорить, но тут его осенило: — Помнишь "Убить дракона"? Люди путают свободу с безнаказанностью. "Свобода!" — орёт мужик и кидается бить витрины и насиловать первую попавшуюся бабу.

— Вот именно! — подхватил Олег, чем заставил брата мысленно вздохнуть с облегчением: нить разговора снова переходила к "старшему и умному". — Безнаказанность! Именно об этом каждый мечтает, а называет свободой. Но если моя свобода ущемляет свободу другого человека — она перестаёт быть свободой и превращается в насилие по отношению к более слабому. И продолжаться это будет ровно до тех пор, пока не придёт кто-то сильнее меня.

— Но тогда мы возвращаемся к тому, с чего начали, — напомнил Игорёк. — Можно ли определить, что такое свобода?

— Это просто, — отмахнулся двадцатилетний Олег Сокольский. — Свобода — это нравственная категория, под которой человек должен понимать свободную волю. Я волен сам принимать решения, как мне думать, куда идти, что делать, к кому присоединяться. Человек может быть свободен… не знаю… даже запертый в четырёх стенах. Это всё — в его голове.

— Тогда где грань между свободой и безнаказанностью? — живо спросил Игорёк, поворачиваясь и теперь идя спиной вперёд, чтобы смотреть на брата.

— Мера ответственности! — без запинки выдал Олег. — Споткнёшься — сядешь в лужу. Вот тебе и ответственность! Чтоб не выпендривался.

— Это не выпендрёж! Это — моё горячее желание видеть тебя, о брат мой! — шутливо возразил Игорёк, разведя руки как для объятья. Но тут же повернулся и пошёл нормально.

— Тебе всё шутки, — упрекнул Олег.

— Я не шутил!

— Ладно, проехали… Свобода, в отличие от безнаказанности, подразумевает осознание ответственности за свои решения и поступки. Только так можно внести баланс в человеческое общество. Тому, кто этого не понимает, надо объяснить. Прямо и доходчиво, чтобы не оставалось вопросов.

— Потрясающе! — поддержал его Игорёк и остановился, оглядываясь. — Проехали мы не только шуточки, но и булочную!

— Не ной! — ободрил его Олег. — Минут через десять будем дома…

* * *

(Поздняя осень 2017 года)

— Безнаказанность. Власть как возможность обеспечить себе безнаказанность, — говорил полковник Сокольский, идя вместе с Матвеем Киппари по коридору одного из корпусов бывшего "Красного Треугольника". — Цель всегда одна и та же. Шелуху долой! Всё, что делается организацией, которую мы безуспешно ловим уже полгода, сводится к желанию получить власть и безнаказанность.

— И что? — переспросил майор Киппари, поглаживая бороду. — Что это даёт нам в наших поисках?

— Нужно понять: что они предпримут для достижения основной цели, учитывая их арсенал средств?

— Обширный арсенал, — заметил Матвей. — С его помощью можно устраивать теракты и даже государственные перевороты. Удар по вооружённым силам, госбюджету, ликвидация неугодных чиновников…

Матвей мог назвать ещё много чего, но Сокольский жестом остановил его.

— Они должны выбрать конкретную цель. Исходя из того, что потенциально они могут блокировать любую связь, а у нас через несколько месяцев выборы — нельзя отбрасывать вероятность того, что они вмешаются. Свяжись с аналитиками из ЦИБ! — Он посмотрел на Мотю. — Нужно найти уязвимые места проекта этих наших "вершителей".

— Не зная самого проекта? Трудно им придётся…

— А зачем нужна служба, которая делает только то, что легко? — прищурившись, переспросил Сокольский.

На входе их остановил дежурный и попросил расписаться в журнале за получение результатов экспертизы. Черкнув свою фамилию, Игорь на ходу распечатал конверт и прочитал заключение.

— Похоже, кое для кого безнаказанность уже закончилась, — проговорил он, нахмурившись. — Свяжись со Шхерой, пусть подошлёт парочку своих парней минут через пять. По-тихому!

Матвей, ничего не переспрашивая, свернул к своему отделу, а Сокольский, проходя через координаторскую, сказал:

— Берестова! Зайди на минуту.

Инга наморщила нос, посмотрев в спину начальнику, но вскочила со стула и пошла следом, на ходу подмигнув Аршинову.

— Сядь, — приказал Сокольский, когда она вошла в кабинет. — Прочти, тебе будет интересно.

Берестова внимательно прочитала файл с отчётом и разочарованно покачала головой.

— Так и знала! До последнего не хотела верить!

Сокольский подошёл.

— Знаешь, где ты могла его видеть, до того, как он попал к нам? — тихо спросил он, наклонившись к самому её уху.

Инга посмотрела ему в лицо, стараясь угадать, о чём он думает.

— Вспомни тот день, когда вы с ним приехали по адресу Зои Курковой, чтобы сопровождать её в безопасное место? — подсказал он всё тем же тихим тоном.

И Берестова вспомнила…

Когда они с Ольгиным заехали во двор дома, сбоку от арки стояла машина. Водитель не видел, кто именно приехал за Курковой, потому что Инга и Слава из машины не выходили и к подъезду не приближались. Берестова поняла, где она видела этот характерный профиль со сломанным носом.

— Ты знал? — Она готова была возмутиться.

Сокольский отступил и сел на соседний стул.

— Я вчера разговаривал с мадам Курковой, — признался он. — Она интересовалась, нашли ли того человека, который в неё стрелял. Я вспомнил, что в одном из разговоров Гаврилов упоминал стрелка. Мол, есть какой-то исполнитель, но ему об этом человеке мало что известно. Знает, что киллер — работник полиции, готовый за деньги взять любой заказ. У него, мол, есть доступ к оружию и данным. А ещё, что этот тип — отличный снайпер. Я пересмотрел записи с камер наблюдения, по которым мы тогда пытались определить, в какой момент этот тип сел нам на хвост.

— Мы все смотрели записи, — напомнила Инга.

— Мы тогда ещё не знали, на что смотреть, — возразил ей Сокольский. — Аршинов поставил машину так, что его не было видно ни от одного подъезда. Кусты загораживали. Но когда приехали вы со Славой, он забеспокоился и решил выехать через арку на улицу. И попал под камеру. Я нашёл приличный фрагмент, где можно разглядеть водителя. Сейчас, когда мы все на него насмотрелись и выучили характерные движения и профиль, его вполне можно узнать. — Сокольский криво усмехнулся. — У тебя хорошая зрительная память. Вова Аршинов был во дворе дома Курковой в тот день и час, когда мы увозили её на конспиративную квартиру. На месте второго покушения была сделана проба на ДНК и данные можно сравнить с пробой Аршинова.

Инга сжала кулак. Её возмутило до глубины души, с какой беспардонной наглостью этот тип напросился на службу в их группу.

— Можно, я им займусь? — агрессивно спросила она.

Сокольский пожал плечами.

— Займись, — хладнокровно позволил он. — Полезно время от времени практиковаться в ведении допросов.

* * *

Появившись в координаторской, Берестова вела себя как обычно: отпихнула с дороги Славу Ольгина (он ревновал её, хотя не признавался), передала Капустину, что его зовёт шеф, после чего бросила Аршинову:

— Идём. Поговорить надо.

В коридоре она нарочно прошла вперёд, не оборачиваясь. Когда сзади послышался неясный возглас — просто отступила в сторону. Удовлетворившись увиденным, открыла ближайшую дверь, за которой начиналась служебная лестница. Двое силовиков утащили скрученного, с мешком на голове, Аршинова вниз. Берестова огляделась по сторонам, после чего старательно закрыла за собой дверь и направилась за ними следом.

В нижнем помещении Вову усадили на стул, пристегнули наручниками, после чего сдёрнули мешок. Он сощурился. Свет лампы бил прямо в лицо.

— Что, очередная проверка? — проворчал он, не думая пугаться.

Это был первый самостоятельный допрос, который предстояло провести Инге Берестовой. Во время стажировки она училась спрашивать, анализировать ответы — но то в теории, а на практике, ей всегда кто-то помогал.

— У меня два вопроса, — сказала Берестова, садясь по другую сторону стола и опуская плафон лампы. — Кто приказал тебе убить Куркову и зачем ты напросился в УВР?

— Все бабы — дуры, — глядя ей в лицо, высказал Аршинов. — Прётесь в полицию или в ФСБ, будто больше некуда! Не твоё это дело, понимаешь? Будь на моём месте настоящий преступник, он бы послал тебя подальше…

— Ты умный, — перебила Инга равнодушно. — Бутерброд на той крыше ел, перчаток не снимая. Наверное, даже мочился в перчатках, но забыл, что в моче тоже может присутствовать белок. Анализ ДНК показал, что именно ты отметился напротив окон дома, где держали Куркову. В квартире Ситникова, редактора "Осколков", тоже ты был?

Он уставился на неё как на сумасшедшую.

— Я вместе со Шхерой туда заходил — и что?

Про Куркову он логично промолчал. Инга обругала себя за тупость: нельзя спрашивать сразу о двух вещах! Это даёт преступнику возможность ответить только на тот вопрос, который ему выгоден.

— А пистолет, который ты якобы потерял пару лет назад, когда служил в Адмиралтейском? — Она решила не возвращаться пока к покушению на Куркову. — Этот тт-шник когда вместе с тобой к Ситникову приходил: со Шхерой или до него?

Аршинов захлопнул рот. Потом заморгал и опустил взгляд.

— Вот оно что…

— Самое время начать говорить, — подсказала Инга, хотя его показное смущение её не убедило. "Сейчас что-нибудь сочинит", — подумала Берестова и не ошиблась.

— Слушай! Это прозвучит дико, но я клянусь: я этого пистолета не видел с того дня, как он пропал!

Инга отвалилась на спинку стула и сложила на груди руки. Вова Аршинов смотрел на неё так, будто надеялся, что она ему поверит. Но Берестова лишь незаметно вздохнула. "Не умею я вести допросы!" — устало подумала она.

* * *

Тётя Люся любила заводить полезные знакомства и легко находила общий язык с людьми своей профессии. Она считала, что при её работе необходимо иметь как можно больше источников для добычи информации. Результат — всё, что касалось медицинских проблем, она могла откопать быстрее любых аналитиков.

— Паренёк с богатым опытом пребывания в медучереждениях, — объяснила она Сокольскому. — Тебе наверняка будет интересно. Не знаю, как его взяли в армию, но через четыре месяца он был подчистую уволен! Психопатия, склонность к насилию. Человека, которому нельзя держать в руках оружие, не возьмут ни в полицию, ни к нам.

— Что было дальше? — коротко спросил Сокольский.

— К делу приложены справки о том, что диагноз поставлен неправильно и на самом деле, это был психопатический синдром на почве стресса. Аршинов успешно прошёл лечение и признан годным для службы в органах. Я проверила: клиника, в которой он лечился и справку получал, существует. Врач, подписавший заключение, тоже существует. Работает вместе с небезызвестным тебе Лебедевым. Но Владимира Аршинова он в глаза не видел.

— Вот как! — оживился Сокольский, придвигаясь ближе, словно почуял свежий след.

— Психопатов успешно лечат, — пояснила тётя Люся. — Такой диагноз не значит, что человек — безнадёжный псих. Но я могу предположить, что на господина Аршинова у кое-кого были свои планы и пребывание в лечебном учреждении в них не входило. Потом наш герой поступил в полицию и через некоторое время имел доступ ко всему, что ему необходимо для его новой работы. Только не той, за которую ему платили в бухгалтерии.

— Доступ к базам, оружию, материалы дел, которые интересуют его хозяев. Понятно… — протянул Сокольский.

— Ничего тебе не понятно, Игорёк! — энергично возразила ему Бердникова.

Сокольский оставил бумаги и посмотрел на неё.

— Я чего-то не знаю? — спросил он.

— Все чего-то не знают. Сядь. Это конфиденциальная информация.

Сокольский подвинул стул и сел. Тётя Люся удовлетворённо кивнула.

— В девяностые один врач предложил лечение рака при помощи специально выведенных микроорганизмов, которые питались раковыми клетками, — начала она.

— И чем всё закончилось?

— Оказалось, что микроорганизмы не брезгуют и здоровой тканью, — ответила Бердникова. — Пришлось отказаться от затеи. Но метод переняли наши с тобой коллеги: решили бороться с криминалом, физически уничтожая одних преступников руками других преступников.

— Я слышал об этом, — признался Сокольский. — Правда, в форме фольклора.

— Всё держалось в строгом секрете, — продолжила Бердникова. — Толчком к экстраординарному способу "очищения общества" была угроза одного арестованного "авторитета" в адрес следователя, который вёл дело. "Авторитет" откупился и вышел на свободу, следователь занервничал и предложил другому преступнику простую сделку: убьёт этого парня — останется на свободе. Операция прошла успешно и посвящённым людям пришло в голову, что нужно продолжить практику. Когда сменилось руководство, лавочку прикрыли, но её основатели и сейчас считают, что это был неправильный ход. Сам посуди: без смертной казни любой маньяк может надеяться, что рано или поздно сбежит и снова будет маньячить. А так, к нему подсылают убийцу — и проблема решается раз и навсегда.

— Кто-то нанял Аршинова в качестве киллера? — предположил Сокольский. — Но он не преступник.

— Он — потенциальный психопат, — возразила Бердникова. — К тому же, с подмоченной репутацией. И он согласился. Тебе осталось лишь узнать, кто именно ему платит.

— Если Аршинов захочет выдать своего покровителя, — с сомнением признался Сокольский.

— Я в тебя верю, — подбодрила его тётя Люся.

Глава четвёртая. Напрасное самопожертвование

— Инга сказала, что одной ей с этим типом не справиться, — передал Матвей Киппари Сокольскому. — Я хотел вызвать Капустина ей в помощь…

— Сам поговорю, — остановил его Сокольский, разглядывая через одностороннее стекло Вову Аршинова, снова пристёгнутого к стулу, унылого и настороженного. — Нет времени долго экспериментировать.

Он толкнул дверь и вошёл в камеру. Аршинов встрепенулся.

— Послушайте! Всё, что я рассказал, можно проверить… — начал он.

— Молчи! — приказал Сокольский. — Рот откроешь, когда я буду задавать вопросы.

Он подошёл и наклонился, с близкого расстояния разглядывая физиономию своего неверного сотрудника. Так внимательно разглядывал, словно собирался поставить диагноз по состоянию кожи или выбирал место, куда лучше стукнуть. Потом выпрямился и зашёл Аршинову за спину. Тот дёрнулся, стараясь оглянуться, но наручники не дали.

— Вот смотри, — начал Сокольский. — Сперва ты установил взрывное устройство в машине Курковой, но получилось так, что за руль сел её муж. Случайность? Это могло быть случайностью, но, как выяснил наш эксперт, устройство включалось дистанционно. Ты сидел в своей машине на противоположной стороне двора. Оттуда прекрасно видно, кто вышел из подъезда, а мадам Куркова не является поклонницей стиля "унисекс", чтобы спутать её с мужем. Значит, тебя устраивало, что она останется жива?

— Почему вы так упорно не верите, что я там оказался случайно?! — взмолился Аршинов, уже не делая попыток заглянуть себе за спину.

— Потому, что не верю в совпадения, — терпеливо объяснил Сокольский. — Ладно, продолжим. Я учёл угол обзора с крыши пристройки, на которой ты прятался, выслеживая Куркову в военном городке. У тебя было несколько секунд, чтобы прицелиться и попасть в женщину. Ты ведь снайпер. Но тебе было всё равно, кого подстрелить. Может быть, твоей целью и здесь была не Куркова, или по каким-то причинам ты её пожалел.

Он вышел из-за спины Аршинова и остановился перед ним. Вова напряжённо выпрямился, не зная, чего ожидать.

— Или ты не снайпер? — вкрадчиво спросил полковник. — Перестань врать и говори: что произошло два года назад?

— Или что? — спросил Аршинов.

— Сдам тебя контрразведке, — серьёзно пообещал Сокольский. — На это у меня достаточно оснований.

— Хорошо! — отступил Аршинов и некоторое время сосредотачивался. Сокольский терпеливо ждал. — Пистолет я действительно потерял. Но не там… Я в ту ночь шлюху подцепил, наверное она и вытащила. Или сам выронил. Утром, когда протрезвел и понял, что пакета нет, я вернулся. У меня память хорошая зрительная, я запомнил, где мы… ну, трахались, в общем. Только она мёртвая лежала. Кто-то её застрелил. Не я — за это поручусь. Я ещё подумал: вдруг из того самого ствола? Но делать-то что-то надо было! Я и сказал, что наверное на канале пакет выронил, когда мы на спуске пили.

— Допустим, это правда. Дальше что?

— Я уволился. Несколько месяцев переждал, потом через знакомого устроился на другом берегу…

— Как тебя в полицию взяли с твоим диагнозом? — прервал его Сокольский.

— И это знаете? — Аршинов усмехнулся. — Чему я удивляюсь? Только это отдельная история. Мне нужно было закосить под психа. У меня конфликт был с одним… В общем, один парень из санчасти мне объяснил, что нужно делать, чтобы симулировать психопатические припадки. Мол, это никак нельзя ни опровергнуть, ни подтвердить. Я сделал, как он сказал, меня отправили в психушку. Из армии уволили. Лечиться мне было не от чего, я и заплатил за справку.

— Документы подделал, персонал подкупил, — перебил его Сокольский. — Довольно!

Он повернулся, чтобы уйти. Аршинов рванулся следом, так что железные ножки стула с визгом проехались по полу.

— Стой! Это правда! Рассказывать долго, но ведь это всё можно проверить!

— Ладно, — согласился Сокольский, решив, что стоит ещё немного послушать Аршинова. — Рассказывай дальше.

— Примерно полгода назад я познакомился с одной шикарной бабой, — быстро заговорил тот. — Бизнесменша, богатая. Думал: надо же, она на меня запала! А оказалось, что всё было подстроено. Она меня пригласила как-то, ужин при свечах и всё такое. А потом достаёт мне дело и показывает. А там — по убийству проститутки, её сутенёра и ещё двоих свидетелей. Из того самого ствола, который я потерял. И отпечатки пальцев мои. Я в шоке, а она говорит: "Будешь на меня работать, никто ничего не узнает. Дело это — копия, оригинал побудет у меня. Когда отработаешь — я тебе его верну".

— Что за бизнесменша?

— Та самая, Куркова!

Сокольский бровью не повёл, будто ожидал это услышать.

— Дальше, — приказал он.

— Я для неё кое-что делал, сперва по мелочи. В основном предупреждал когда надо и прикрывал, если что. Пару раз стволы брал из вещдоков, потом обратно относил. А потом она сделала так, будто на неё покушение, а сама муженька своего убрала. Думаю, он ей мешал чем-то. Чтобы всё натурально прошло, она велела ещё одно покушение на себя устроить. Да, я был на той крыше! Но выстрел не должен был никого задеть. Парень ваш дёрнулся не вовремя…

"Хорошо подготовился, — подумал Сокольский. — Кое-чего не учёл, но сейчас не докажешь".

— К нам зачем напрашивался? — спросил он. — Это тоже её приказ?

— Не совсем. И вообще, мне показалось, что она сама на кого-то работает. Я должен был попасть в группу и оставаться, пока не поступит указание, что делать дальше.

Сокольский вздохнул.

— Пройдёшь проверку на детекторе, — сказал он сухо.

— Я проходил! — Аршинов занервничал.

— Знаю, — оборвал его Сокольский. — Но у нас своя машинка. Врать больше не получится…

* * *

Из маршрутки выбрался стройный шатен, без шапки, в тёмно-синей спортивной куртке и джинсах. Сунув руки в карманы, он огляделся. Маршрутка укатила. До светофора было рукой подать, но шатен шагнул с тротуара и нарушил правила дорожного движения, перейдя на другую сторону улицы прямо от остановки.

— А говорят, у вас там все пунктуальны, — попенял ему коренастый мужичок в полупальтейке, стоявший возле грязноватого, неухоженного "Пежо".

— В вашей стране нет доносов про нарушителей, — почти без акцента ответил шатен, подходя к нему.

Мужичок крутил на пальце ключи от машины, но не спешил отдавать, поглядывая на карманы шатена. Тот спохватился, вынул бумажник и отсчитал несколько бумажек.

— Это хватит? — спросил он строго.

Мужичок кивнул и протянул ему ключи.

— Гран-мерси, так сказать! Надо будет ещё — звоните.

— Я верну вашу машину наутро, — ответил иностранец. — Вы мне очень помогли.

— Да ла-адно! — протянул хозяин "Пежо". — Я ж понимаю, дело молодое!

Иностранец вежливо осклабился, показав идеально отбеленные зубы, потом сел за руль и завёл мотор. В Питере у него уже сложился круг знакомых, услугами которых он пользовался. Здесь с пониманием относились к иностранцу, который "шляется по русским бабам" и щедро платит за прокат чужих машин.

Ранний субботний час не подразумевал пробок. Благополучно миновав мост через Неву, иностранец направил старенький "Пежо" вперёд, никуда не сворачивая. Пейзажи менялись, как по волшебству. Многоэтажки новые и старые, с потёками и серыми полосами замазанных по фасадам трещин, приземистые жёлтые дома прошлых веков, за ними — коробки заводов, заправка, ярко-синий бетонный забор, потом снова жилые дома. Голые ветки уснувших к зиме деревьев чернели местами так густо, словно машина ехала среди леса, а не по городу. Лихо преодолев восемь километров до развязки, "Пежо" поднялся на КАД и покатил на Север. До конечной точки путешествия предстояло преодолеть около шестидесяти километров.

Та страна, из которой он приехал, поперёк была — два раза по 60. Он завидовал русским. Они ездят по шоссе и даже не придают этому значения. Вокруг сплошной лес, иногда такой густой, что ты ощущаешь себя привязанным к дороге. Прекрасная дорога, кстати! Ровная, можно катить по ней, не останавливаясь. Но вокруг — лес, чаща, стена из деревьев. Время от времени мимо проносятся деревеньки, заправки, остатки каких-то сельскохозяйственных построек. Для людей, которые тут живут, маленький отрезок в 60 километров — нечто совершенно незначащее. Они даже не осознают, сколько полезной земли вокруг пропадает!

Все, кто приходил в эту страну с захватническими идеями, просто не понимали, с чем столкнутся. Одни расстояния должны были отпугнуть. Это вам не Европа…

Когда "Пежо" сворачивал с шоссе на боковую дорогу, водитель обратил внимание, что ещё один автомобиль тормозит и собирается повернуть за ним следом. Сперва шатен не придал этому значения, но в следующую секунду обеспокоился и обругал себя, что расслабился, слушая дорожную музыку и размышляя о невостребованных русских угодьях. Нельзя расслабляться! Что если эта машина едет именно за ним?

Но тёмно-зелёный "Ниссан" обогнал его и скрылся за поворотом. Шатен поджал тонкие губы. Самое время решить, поедет ли он дальше или повернёт обратно. Но он уже проделал длинный путь. Терять время и деньги не хотелось и он продолжил двигаться в том же направлении, пока сам не свернул за поворот…

Дорогу ему преградила уже знакомая машина. Сзади, из кустов выскочил автоматчик и пустил очередь по колёсам. Шатен успел затормозить и пригнулся, не сразу поняв, что стреляют не по салону. Из "Ниссана" выскочили двое и рванули к нему. Один схватился за дверную ручку, но иностранец успел заблокировать двери. Он поднял голову. Ему энергично кивали и махали оружием, приглашая выйти из машины.

Прошипев сквозь зубы квенталийское ругательство, шатен рванул рычаг. Машина двинулась назад на спущенных колёсах. Автоматчик не успел отпрыгнуть, получив в живот багажником. Стараясь не обращать внимание на выстрелы, шатен завертел руль, разворачиваясь на узкой дороге. Машина подпрыгнула, накренилась и сползла боком в канаву.

— Открывай! — крикнул один из нападавших. — Аккуратнее, он живой нужен!

Двое подручных подбежали к завалившейся машине. Один врезал по стеклу битой. Подбадривая друг друга ругательствами, подручные кое-как открыли дверцу. Первый сунулся внутрь.

— Тут никого! — крикнул он.

— Как никого?!

Третий, который командовал, бросил на дороге сбитого автоматчика и подбежал к ним.

— Он здесь! Не мог никуда деться! — рявкнул он, заглядывая в салон завалившейся машины. — Ищите!

— Не надо искать!

Голос с лёгким акцентом раздался сзади. Вся троица замерла.

— Поднимите руки! — скомандовал шатен, стоя на дороге рядом со сбитым бандитом и держа автомат на изготовку. — Бросьте оружие. Я умею владеть этим.

— Спокойно, парни, — тихо проговорил главарь, прижимая к себе пистолет. — Бросьте, раз он просит.

Один из подручных бросил на землю биту. Второй щупал карман, не зная, на что решиться. Главарь выдохнул и прыгнул в сторону, разворачиваясь для выстрела…

Автоматная очередь опередила его движение. Через несколько секунд шатен опустил руки с оружием. На краю канавы лежало три трупа. У его ног вяло шевелился сбитый им парень.

— Чёрт бы взял этих бандитов! — чётко выговорил иностранец, после чего наклонился к раненому. — Не шевелись! Ты жив, пока я сказал.

Вряд ли стонущий на земле человек понял его, но иностранец не стал разбираться. Он оглянулся на стоявшую поодаль машину, но отрицательно покачал головой. Достал мобильник и долго искал нужный ему номер. Помедлил, прежде чем нажимать вызов, вздохнул и всё-таки коснулся кнопки.

— Здравствуйте, Всеслав Михайлович! С вами говорит секретарь посольства Республики Квенталия, — чётко, почти по слогам, проговорил он, когда ему ответили. — Да, я Юлиус Димитт. Вы хотели моё сотрудничество. На меня совершили покушение. Я готов с вами говорить, если ваше предложение в силе. — Он выслушал ответ, после чего огляделся по сторонам. — Далеко от города. Я дам вам координаты от навигатора. Жду.

Он перешагнул через скорченного бандита, перешёл на обочину и прислонился к морщинистому стволу голого осеннего дерева….

Глава пятая. Жёсткие методы дознания

Странная фигура в маске и шапочке, закутанная с головы до пят в зелёную медицинскую одежду, заставила Аршинова разволноваться. Она подошла, неся в обтянутых латексной перчаткой пальцах шприц с опалесцирующей жидкостью.

— Что это? — спросил Вова.

— Наркотик. — Голос был женский, но искажённый плотной повязкой. — Вызывает галлюцинации, утрату связи с реальностью. За счёт влияния на парасимпатическую систему, оказывает воздействие на сердечную мышцу, вызывая очень сильный страх смерти. — Женщина похлопала его по щеке и он вздрогнул, ощутив гладкую, тёплую резину. — Не волнуйся, я проверила твоё состояние. Пройдёт без последствий. Отоспишься, а через 24 часа ни капли этого вещества в твоём теле не останется.

— Это противозаконно, — возмутился Аршинов.

— А шпионить за служащими государственной организации — законно? — спросила женщина.

— Суть в том, — помог ей Сокольский, появляясь из соседнего помещения, — что находясь под воздействием этого наркотика, тебе не удастся сопротивляться "детектору лжи". Если всё, что ты рассказывал, окажется ложью, то отсюда ты прямиком угодишь в изолятор, а оттуда — к нашим коллегам-контрразведчикам. Они и слушать не будут, если вздумаешь жаловаться.

— А если я не вру? — с нажимом высказал Аршинов.

— Ты врёшь, — мрачно проговорил Сокольский, после чего обернулся, спросив через раскрытую дверь: — Готова машинка?

Невнятное мычание, видимо, означало положительный ответ. Сокольский кивнул упакованной в зелёное женщине со шприцем.

— Начинаем!

Аршинов сделал попытку отодвинуться, но это не помогло: укол в плечо вызывал непроизвольное сокращение в мышцах. Через несколько секунд его глаза закрылись и дыхание стало ровным, как у спящего.

— Нелёгкую ты задачу задал, Игорёк, — проворчала тётя Люся, стягивая с лица повязку.

— Надеюсь, это поможет нам найти ответы, — обнадёжил её Сокольский…

* * *

Сперва он ничего не видел, потом перед глазами стало светлее. Над ним наклонилась женщина.

— Вылезай! Быстрее! — потребовала она, оглядываясь. От неё едва заметно веяло душистым табаком.

— Марго?! — Аршинов пошевелился. Тело плохо слушалось. — Что со мной такое?

Он кое-как повернулся. Руки натыкались на странный материал. Аршинов собрался с силами и приподнялся. Теперь он видел, что лежит в мешке для покойников.

— Что за чёрт! — процедил он, высвобождаясь из жуткой "упаковки".

— Быстрее! — повторила женщина.

Холод пробирал до костей. Мужчина кое-как переместился на четвереньки, потом поднялся. Оказалось, что он лежал на полу, между железными каталками. Цепляясь за всё, что подвернётся под руку и ничего не спрашивая, он двинулся вслед за женщиной, к светлому квадрату, который оказался открытой дверью. Голова работала плохо, мысли еле шевелились, перед глазами плыло, но он упорно двигался вслед за женским силуэтом, споткнулся на лестнице и вывалился в промозглую ночь. Как добрался до железной калитки и вышел на улицу — у Аршинова остались лишь смутные представления.

— Марго!

Она не сразу повернулась в его сторону, словно прислушивалась к чему-то. Потом распахнула дверцу машины.

— Быстро! Садись!..

В салоне было теплее. Ускорение вжало его в мягкое кресло, потом машина вывернула на освещённую фонарями улицу и женщина уменьшила скорость.

— Как тебе удалось меня вытащить? — спросил он, нащупывая пальцами, куда вставить ушко ремня безопасности.

— Не задавай глупых вопросов! — бросила она. — У меня есть знакомый в медчасти, он констатировал твою смерть. Остальное неважно. Что ты успел им рассказать?

Аршинов с досадой откинул голову на подголовник сидения.

— Откуда я знаю! Меня обкололи какой-то дрянью! Ничего не помню…

Он посмотрел в окошко. Ночные огни города, слякоть, грязь… В салоне пахло кокосовым дезодорантом и чем-то ещё, характерным для автомобилей. Он действительно почти ничего не помнил. Почти! Какой-то кошмар, будто тебя затягивает в трясину, животный ужас перед бездной, а потом — ничего! Абсолютно ничего!

— Как они тебя вычислили? — резко спросила она, поворачивая вокруг площади. Улицы в столь поздний час были пусты, впереди мелькали жёлтые огоньки светофоров.

— Погоди… — Он снова сделал попытку сосредоточиться. Голова соображала уже лучше, словно он возвращался из дурмана обратно, к нормальной жизни. — Не должны были. Не понимаю, откуда они узнали про этот чёртов ствол! О нём вообще никто не мог знать. — Он вспомнил ещё кое-что: — Я выдал им версию про эту твою Стрельникову. Не думаю, что они купились, но наверняка будут проверять.

— А с журналистами что?

Аршинов скрипнул зубами с досады.

— Не успел я с ними поговорить!

— Что значит: не успел?

Кажется, она возмущалась, поэтому он поспешил оправдаться:

— Я "жучок" поставил в координаторской. Как услышал, что к Ситникову, редактору"Осколков", на квартиру опергруппу выслали — помчался вперёд них. Там открыто! Ситников и Тяпин… Они уже убиты были! Только я собрался покопаться в квартире — заметил, что машина во двор заехала. Успел сбежать вниз, спрятался.

— И что? — Она коротко оглянулась на него, но тут же стала смотреть на дорогу.

— Ничего! — Аршинов выдохнул в досаде. — Пришлось импровизировать. Вышел, поднялся следом, сказал, что узнал о заметке в интернете и приехал поговорить. Всё равно не понимаю: откуда там взялся этот ствол?! Ну откуда?!

— Надо что-то делать, — напомнила женщина, сворачивая от моста на набережную.

— Куда мы едем? — спросил Аршинов, заметив наконец, что они двигаются совсем не в том направлении, в котором он ожидал.

— В укромное место, — уклончиво ответила женщина. — Так что теперь делать?

— А я знаю? Не надо было меня вытаскивать! — возмутился он. — Придумал бы я что-нибудь с этим тт-шником! Ты понимаешь, Марго, они сами бродят вслепую! Ты надеялась, что с их помощью можно узнать имена, хотя бы примерное направление — но они ничего не знают! Или меня не посвятили… Кого нам теперь искать? Столько трудов — и всё псу под хвост…

Она остановила машину у арки старого дома. Он посмотрел на неё и сморгнул. Зрение всё ещё подводило.

— Где искать этого "доброго человека", который помог журналистам выйти на объект? — спросил он, хотя на ответ не рассчитывал. — Мы только имя его знаем, да и то, мне кажется, что это — не имя… Слушай, Марго! У меня башка раскалывается! Может, поговорим утром?

— Как скажешь, — согласилась она.

Потом с глазами Аршинова что-то произошло. Женщина, машина, фонари — всё начало расплываться, погружаясь во тьму…

* * *

— Всё! — Людмила Кирилловна отодвинулась от пульта и набрала команду на сброс программы. — Глубокая фаза сна. Больше ничего не добьёшься!

— Этого вполне достаточно, — задумчиво проговорил Сокольский и выглянул через раскрытую дверь в соседнюю комнату. — Матвей! Как у тебя?

Киппари показал большой палец. Вид у него был довольный.

— Что будешь делать? — спросила тётя Люся, со свойственным ей любопытством глядя на полковника. — Кстати, как ты догадался, что нужно подсунуть ему образ Рауш, а не Курковой?

— Отвечая на детекторе, он оговорился и сказал "Марго" вместо "Зоя", — пояснил Сокольский. — Гаврилов говорил о наёмном киллере из полиции. Его подельник, покойный Артур Переверзев, пользовался услугами Рауш. Я рискнул предположить, что речь идёт о ней.

— Это могла быть другая Марго, — заметила Бердникова. — Тогда ничего бы не получилось.

— Пришлось рискнуть, — признался Сокольский, после чего встал со стула. — Примите мой комплимент! Вы быстро освоились с машинкой наших Вершителей.

— Аршинов принадлежит к числу легко убеждаемых людей, — отмахнулась тётя Люся. — И скажи спасибо Марусину, что он отдал мне это устройство.

— Скажу! — пообещал Сокольский и позвал охранников. — Переправьте парня в палату и сообщите, как только он придёт в себя.

Выходя, он бросил короткий взгляд на распростёртое под сканером тело Вовы Аршинова и подумал: "Осталось лишь совместить все части головоломки и узнать у госпожи Рауш, какого звена недостаёт"…

Глава шестая. Шоковая терапия

Александр Павлович поймал себя на том, что наблюдает за Леной. Высокая, всё ещё стройная, с тугой "шишкой" поседевших волос на затылке, она сновала от стола к плите. Тонкая рука Лены держала ложку на длинной ручке, изламывалась над кастрюлькой и становилась похожа на лапку насекомого. Что-то нервное владело каждым её жестом. Голова на длинной шее покачивалась в такт мыслям. Сейчас, когда двоюродная сестра не куталась в шаль, прямые плечи её ещё больше усиливали впечатление, будто смотрел он не на женщину, а на златоглазку. Зеленоватый абажур добавлял впечатления и не хватало лишь прозрачно-радужных крылышек за спиной…

Мегавой коснулся рукой лба, потом решительно встал с диванчика и направился к двери на веранду.

— Холодно сегодня, — сказала Лена не оборачиваясь. — Если хочешь покурить, можно открыть форточку.

— Ничего… — ответил Александр Павлович. — Я просто подышу.

Он вышел и затворил за собой дверь. На узорно застеклённой, высокой веранде, действительно было холодно. Снаружи наступали ранние сумерки. Голые деревья закрывали от взгляда изгородь и дорогу, но можно было разглядеть палисадник. Темнели головки засохших цветов, неопрятным веником торчал куст садовой пижмы.

"Что я тут делаю? — в который раз спросил себя Мегавой. — Может, это было ошибкой — соглашаться на предложение Сокольского? Или он пошутил, для каких-то своих собственных целей отправив меня именно сюда?"

Старинный дом в Лужково нравился Саше Мегавому, пока он был мальчиком и гостил тут. Он играл с Леной, воображал себя её защитником, потом сбегал на речку с окрестными ребятишками, потому что это было интереснее, чем возиться с девчонкой младше себя на несколько лет. Что он знал о Лене? Она выросла и стала неплохой женой его другу, покойному Нату Астафееву, общалась с Раей — женой Мегавого. Он даже не потрудился спросить её мнения: почему, прожив двадцать лет вместе, они с Натом вдруг решили развестись? Только из-за молодой любовницы? У них ведь даже детей не было. Впрочем, как и у него самого. Рая в молодости перенесла неудачный аборт и вторично забеременеть не смогла, несмотря на всё лечение.

— Саша! — Елена Макаровна вышла из кухни на веранду, кутаясь в шаль. — Здесь холодно, а ты недавно болел.

— Это была не простуда, — неожиданно жёстко напомнил он, нехорошим словом помянув Сокольского. Подставил же с этой "белой горячкой"!

— Извини, — отступилась она. — Я просто хотела сказать: Наташенька… Помнишь Наташеньку? Так вот, она приглашает в субботу на вечеринку, в город. Они откупили ресторан, пригласили всех самых близких друзей. Нас тоже.

Мегавому идея совершенно не понравилась. Повод для отказа был, поэтому он ответил:

— Ты же знаешь, доктор посоветовал подобных мероприятий не посещать. — Он виновато улыбнулся. — Придётся тебе одной ехать. Повеселишься за двоих.

Елена Макаровна подошла и положила руку с тонкими пальцами на его запястье.

— Сашенька! Я же вижу, тебе надо отвлечься. Ты слишком сильно коришь себя за случившееся. Каждый человек может однажды сорваться, тем более, у тебя был повод. Я предупредила, что ты у нас непьющий.

"Только этого не хватало! — мысленно взмолился Мегавой. — Сколько ещё народу просклоняет эту историю?!" Наверное, в более устойчивом психическом состоянии он не обратил бы внимания, кто и что о нём думает, но сейчас возможность прослыть алкоголиком раздосадовала его не на шутку. Он хотел резко ответить, но Лена опередила его.

— Саша! Каждому человеку хочется пережить тяжёлые времена с меньшими потерями. Мы все ищем, где лучше, веселее, где нас поймут и примут. Некоторые даже сбегают из привычной обстановки и едут развеяться за тысячи километров от мест, где они родились. — Она сделала шажок и теперь стояла перед ним, заглядывая в лицо, а потом медленно и раздельно произнесла: — А бабочка Адмирал улетает зимовать на Гаити.

Мегавой замер. Слова, которые он заготовил для отказа, моментально выскочили из головы. Он смотрел на сестру с нескрываемым удивлением. Потом одна его бровь дёрнулась, удивление погасло и лицо осунулось, вмиг сделавшись старше и бледнее. Но губы шевельнулись и он сказал, тихо и так же раздельно:

— Я поеду с тобой на вечеринку, Лена…

* * *

— Вы не боитесь, что я затаскаю вас по судам?

Сокольский мягко улыбнулся.

— Госпожа Рауш! Вы кажетесь мне женщиной умной и опытной. Я похож на человека, который боится угроз?

Она разглядывала его некоторое время, потом достала сигареты из сумочки и повесила её на спинку стула.

— Зажигалка есть?

Он достал из ящика стола спички, подошёл и наклонился, давая ей прикурить.

— Извините, что пришлось поднять вас ночью, но вы сами сказали по телефону, что не желаете огласки, — негромко объяснил он.

Она прикурила. Сокольский кинул коробок на стол и придвинул к ней пепельницу.

— Вы упрямы и настойчивы, — сказала Рауш секунд через десять, когда он вернулся на своё место. — К сожалению, современные мужчины теряют эти качества. Так что рассказал про меня Вова Аршинов?

— Что вы его завербовали, шантажируя старой историей про потерянный вещдок, из которого на следующее утро убили двух человек. Кстати, он сперва пытался приписать ваши заслуги другой женщине, но понял, что врать не получается — и рассказал правду.

Сокольский внимательно наблюдал за женщиной. В молодости она слыла эффектной, а сейчас от неё невозможно было глаз отвести. Пепельные волосы аккуратно уложены, маникюр идеален, лицо гладкое, почти без морщин, хотя ей 50 лет и её подняли ночью, прямо с постели. Она и сейчас ничуть не испугана и даже не озадачена.

— Вова — всего лишь наёмник. Если бы у него не было склонности к такому роду занятий — я бы его не завербовала. Послушайте, полковник! — Рауш отвела от лица руку с сигаретой. — Мы с вами делаем одно и то же дело: разыскиваем плохих парней, чтобы они заплатили за свои преступления. Не думаю, что нам надо ссориться.

— Почему вы сразу не сказали? — спросил он. — Могли бы догадаться, что Аршинов быстро себя выдаст.

— Я не представляю, как вы вытянули из него сведения, — призналась Маргарита Николаевна. — Я была уверена, что моё имя он ни за какие посулы не назовёт. Или вы, как и мы, используете незаконные методы? Тогда мы с вами похожи гораздо больше, чем вам бы того хотелось.

Сокольский усмехнулся, продолжая внимательно на неё смотреть.

— Что вы меня так разглядываете? — резко спросила она, машинально положив сигарету в пепельницу. — Или это профессиональное?

— Вы красивая женщина, — признал Сокольский. — И вряд ли так наивны, как хотите казаться. Наёмник хранит тайны, пока ему это выгодно. Только внутреннее убеждение делает нас стоиками.

— Красиво сказано, — кивнув, подтвердила Рауш. — Но остались ли в этом мире люди с внутренними убеждениями?

— А вы сами? — тут же спросил Сокольский.

— Перестаньте! — резко оборвала она и полезла в сумочку за новой сигаретой. — Я не знаю, что рассказал вам Аршинов, но вряд ли он скрыл, что организацией, которой он служит, руководят люди, стоящие на самом верху. Я не стану называть их имена хотя бы потому, что боюсь их больше, чем вас.

Сокольский откинулся на спинку стула и теперь разглядывал её руки, как она чиркает спичкой, прикуривает…

— Я заметил, что женщины сейчас курят чаще, чем мужчины, — проговорил он.

— Может, жизнь стала слишком нервная? — парировала она.

— Кто ваш шеф?

— Если я назову вам его имя — вы умрёте.

— Я готов рискнуть.

— А я — нет! — воскликнула Маргарита Николаевна, отправляя вторую сигарету вслед за первой и поворачиваясь к нему на стуле. — Вы воображаете себя очень опытным, но даже эту дурочку, Зою Куркову, защитили лишь потому, что её не пытались убить по-настоящему!

— Врёте вы всё, — скептически сказал он, чем заставил Рауш напряжённо выпрямиться. — Аршинов — не убийца и не психопат, хотя начиная с армии всё время пытается косить под убийцу-психопата. Он получил конкретный приказ и не выполнил его по одной простой причине: Зоя Куркова заплатила ему за то, чтобы он промахнулся. Он знает о вашей организации гораздо больше, чем вы думаете. Пока вам казалось, что вы держите его на поводке этим делом с потерянным пистолетом, он не сидел сложа руки.

Похоже было, что Рауш честно не понимает, о чём он говорит. Сокольский не стал её мучить.

— Не хотите назвать мне имя своего босса — просто передайте, что я хочу с ним встретиться. Аршинова он уже не достанет, а вы ему ещё нужны. Так что вам бояться нечего, а моя безопасность — это моё личное дело. Вы всё поняли?

Она опомнилась и кивнула.

— Хорошо, полковник. Но я вас предупредила.

Сокольский нажал кнопку под краем стола. Вошёл Данила Некрасов.

— Доставь госпожу Рауш обратно на её квартиру. Только вывези отсюда через тоннель.

Последний приказ означал вовсе не то, что Сокольский пытается скрыть ночной визит Маргариты Николаевны на штаб-квартиру УВР от её коллег. Главное было скрыть от неё самой, где именно она побывала. Дан всё понял и кивнул, жестом пригласив адвокатессу на выход. Когда они ушли — Сокольский повернулся к панели, за которой скрывалась внутренняя дверь.

— Что скажешь? — спросил он.

Панель бесшумно сдвинулась в сторону. В комнату вошёл Матвей Киппари.

— Скажу, что ты рискуешь, Игорёк, — сказал он, подходя и опускаясь на тот стул, на котором минуту назад сидела Рауш. — Она может догадаться, что ты вытащил её сюда не ради получасового разговора. Квартиру её наверняка тщательно проверят.

— И что-то найдут? — прищурившись, спросил Сокольский.

Мотя хитро улыбнулся, топорща светлые усы.

— Этого я не говорил, — признался он. — Но её-то вряд ли будут обыскивать.

— Очень на это надеюсь, — ответил ему Сокольский.

Книга 5. Высший стандарт мышления. Часть третья. Критическая масса

Глава первая. Лирическое отступление

(Старая Русса, 1991 год)

Игорёк считал себя обыкновенным парнем с обыкновенными запросами. Девочки не стояли в начале списка его интересов, но в девятом классе всё изменилось. Он сидел на уроке (что же это был за урок?), разглядывал женскую часть школьного коллектива и оценивал по степени доступности. Женька Бабич — красавица, но слишком умная. Танька Миронова — тоже ничего, но тупа как деревянная чурка. С ней поговорить не о чём. Карина Ларина… Не вариант! За ней бегают все, кому не лень, пополнять их количество — увольте!

Внезапно!.. Да, это должно было произойти внезапно, потому что в любви эффект неожиданности так же обязателен, как в уравнении — буква "х". Игорёк и подумал тогда: "А хрен его знает, почему бы нет?"

Звали девочку — Нинка Усова. Нелепая фамилия! Но утреннее солнышко рассеивалось из-за края занавески, золотило кудрявый каштановый "хвост" и высвечивало задорный Нинкин профиль, так что розовели её тонкие ноздри. Она сидела и смотрела в окно. Наверняка и ей тоже не запомнилось, что это был за урок. Она думала о чём-то своём.

Прозвенел звонок. Игорёк подхватил сумку и прорвался к двери класса, пнув по дороге дылду по фамилии Слонов. "Слон-Заслон" — дразнили его те, кто учился в этой школе Старой Руссы с первого класса. Игорёк никогда не присоединялся, потому что считал глупым подхватывать чужие детские дразнилки. Пнуть парня крупнее и выше себя — вот это называется "подразнить" по-взрослому! Выиграв в короткой потасовке, Игорёк вырвался из помещения и умчался вниз по лестнице.

Усова вышла во двор в незастёгнутом пальто, двумя руками прижимая к себе старенький портфель, доставшийся ей от старшего брата.

— Нин! — окликнул её Игорёк. Он стоял, прислонившись плечом к нагретому осенним солнцем углу старой школы.

Она остановилась, с любопытством посмотрев на него. Раньше он никогда с ней не заговаривал. Игорёк оттолкнулся от угла и подошёл.

— Проводить?

Она смешно приоткрыла рот, не зная, что ответить. Зубки у неё были беленькие и ровные, как на рекламе зубной пасты.

— Я провожу! — вслух решил Игорёк, проявляя инициативу.

Через пару минут, медленно шагая рядом с ним по выбитому, неровному асфальту, она спросила:

— У тебя что-то случилось?

— С чего ты взяла?

Она пожала плечами и Игорьку понравилось, как качнулись пряди её каштанового "хвоста".

— Я подумал, что хочу пригласить тебя… — Напрашивалось продолжение: "в кино", но Игорёк не мог так сказать. У него не было карманных денег, а он никогда не трепался впустую, чтобы произвести впечатление. — Давай сходим в парк!

— Прямо сейчас? — На этот раз она улыбнулась и Игорёк счёл это хорошим знаком.

— А почему нет? Вон какая погода…

Хорошая получилась прогулка! Пахло прелой листвой и дымом. Они почти не разговаривали, только перекидывались отдельными фразами, но каждый раз он замечал, что она охотно ему отвечает и никуда не торопится. "Начало положено", — подумал Игорёк, проводив её через пару часов до дома.

Продолжение наступило быстро. К выходным Игорёк раздобыл-таки деньги на кино. Они отправились на поздний сеанс, на обратном пути попали под дождь и укрылись в вагончике на участке Борисыча. Там они сушились, обнимались, он начал её целовать, неумело, но настойчиво. Она робела и почти не сопротивлялась…

Их дружба длилась недели две. Как-то поздно вечером, проводив Нинку, Игорёк вернулся в собственный двор. Было темно и холодно, очень хотелось скорее попасть в тёплую квартиру. У самого подъезда ему преградила дорогу высокая фигура. В падающем из окон свете Игорёк узнал нинкиного старшего брата, Германа Усова. Парню было уже за двадцать и он считался бандитом.

— Это ты — Игорь? — спросил Усов, нависая над Игорьком и дыша в лицо табачным перегаром.

— Ну я!

— Спишь с моей сеструхой, щенок?!

Игорёк не успел увернуться. Усов схватил его за шиворот, поднял как самого настоящего щенка и прижал к стенке.

— Не твоё дело! — выплюнул ему в рожу Игорёк, извернулся, выскользнул из крепких рук и отскочил в сторону.

— Стой! Куда?! — В него вцепился другой парень, ниже и коренастее. До этого момента он прятался в темноте.

— У-р-рою! — Усов снова оказался рядом и жестоко ударил Игорька кулаком в живот…

Как и первая любовь, это было первое настоящее избиение, которое пришлось пережить Игорьку. Пятнадцатилетний подросток не мог долго сопротивляться двум взрослым людям, привыкшим бить…

На следующий день, когда Игорёк пришёл в себя, Борисыч сказал ему, что соседей привлёк шум под окнами и они подняли тревогу.

— Как голоса услышали — удрали, сволочи, — объяснил дядька. — Из-за чего били-то?

Игорёк с детства привык не жаловаться. А теперь, когда он стал почти взрослым — тем более. И избили его не как-нибудь, а из-за женщины — взрослое дело! Он упорно отворачивался от вопросов Борисыча, но к сожалению, драку (вернее, избиение) видела соседка. Она обо всём и доложила. Борисыч отыскал виновника, на рынке, где Усов собирал "дань" с торгашей, скрутил в один приём и волоком приволок в милицию…

Через неделю Игорёк появился в школе и столкнулся с Нинкой. Та в ужасе уставилась на его неузнаваемое лицо. Игорёк снисходительно процедил:

— Трус твой братан! Центнер с хреном, а один на один побоялся…

Вся его любовь прошла. Он понимал, что девчонка ни при чём, но не смог смириться с тем, что у неё такой брат. На душе остался неприятный осадок.

В 22 года он влюбился вторично и уже гораздо серьёзнее…

* * *

(Санкт-Петербург, 1998 год)

По ушам ударил визг тормозов. Машина остановилась прямо перед ними. Игорёк быстро задвинул девушку себе за спину. Она вцепилась в его локоть, но когда из машины вывалился крепкий детина в кожаной куртке, Игорёк почувствовал, как её рука расслабилась.

— Паша! Ты с ума сошёл?! — наступила она на хозяина громоздкой импортной тачки.

— Отойди от него, нам поговорить надо, — мрачно бросил ей Паша.

"Похоже, Пашенька наш не один явился", — заметил про себя Игорёк, разглядев в машине ещё троих.

— Прогуляйся до моста, милая, — иронично проговорил он, поворачиваясь к девушке. — Это не надолго.

— Тут ты прав, — поддержал Паша. Дверцы машины распахнулись и его лихие приятели, вооружённые битами, выбрались наружу. — Чем быстрее этот клоун сделает ноги, тем целее останется…

Один против четверых — расклад неудачный. Но по счастью, девушка отступила, а крутой человек Паша Громов сам подсказал, что нужно делать. Игорёк без предупреждения толкнул Пашу в грудь, отбросив на одного из дружков, а сам ринулся вокруг машины. Второй приятель Паши замахнулся — и получил короткий пинок в живот. Не глядя на него, Игорёк поднырнул под рукой третьего — и удар биты обрушился на багажник авто. Паша с рёвом бросился навстречу шустрому и лёгкому противнику. Игорёк увернулся, ударив его под колено. Тут в спину ему упёрлось что-о твёрдое.

— Стой! Пристрелю! — рявкнуло над ухом.

"Чёрт! Не надо было поворачиваться спиной!" — успел подумал Игорёк. Конец биты впечатался ему под рёбра. Дыхание пресеклось. Он упал на колени. Это решило исход сражения… Почти. В какой-то момент Игорёк почувствовал, что от него отступили. Потом услышал знакомый голос:

— Назад! Пристрелю, суки!

Внутри всё скрутилось узлом, но Игорёк заставил себя оторвать голову от асфальта и приподняться. Он увидел Олега. Тот стоял в трёх шагах от тротуара. В руке он держал пистолет. Перед ним на дороге вяло корчился один из Пашиных приятелей. Игорёк успел удивиться: почему-то он считал себя круче брата, а выходило наоборот.

— Ладно-ладно! — остановил его Паша, поднимая руки и пятясь назад. — Ствол отдай! Не твоё.

— Садись в свою тачку и кати отсюда, — категорично посоветовал Олег. — Игорь! Подняться сможешь?

Игорёк перевалился на четвереньки, пару секунд собирался с духом, потом оттолкнулся от мокрого асфальта и кое-как поставил себя на ноги.

— Иди сюда! — приказал ему Олег.

Вместо этого Игорёк огляделся. Агнии нигде не было видно. Наверное, она решила не дожидаться, чем закончится стычка. Это неприятно удивило Игорька, но он послушно поплёлся к брату, стараясь не загораживать линию огня.

— Сели в машину и покатили отсюда! — снова приказал бандитам Олег.

— Говорю: отдай пистолет! Придурок! — попробовал спорить Громов.

— Не уберёшься — через полчаса эта пушка будет у ментов, — пообещал старший Сокольский. — Ты ж покупаешь, что подешевле. Уверен, что из неё до тебя кого-нибудь не угрохали?

— Сука! — процедил Паша, но махнул рукой и вся его шобла отступила. — Ещё увидимся!

Олег дождался, чтобы машина скрылась за поворотом, потом перешёл на набережную и бросил пистолет в канал.

— Надо же! И ни одного прохожего! — деланно удивился Игорёк, стараясь отдышаться.

— А ты свидетелей захотел в двенадцать часов ночи? — Олег был не склонен шутить, подошёл и критически осмотрел брата. — Кости целы?

— Где Агния? — спросил Игорёк, проигнорировав вопрос.

— Стояла вон там и смотрела, чем ваша драка закончится. Как меня увидела — ушла.

— А что ей, кидаться разнимать? — Игорьку показалось в тот момент, что он самому себе это объясняет, а вовсе не брату.

— Дурак! — обозвал его Олег. — Не видишь: она с тобой крутит, чтобы дружка своего подразнить. Нормальная девчонка хоть закричала бы, а не стояла, ручки на груди сложив.

— Заткнись! — огрызнулся Игорёк и поплёлся через дорогу, к тротуару…

Через несколько дней она позвонила им на квартиру.

— Я не хотела тебе раньше говорить. Я уезжаю. Навсегда. Документы, визы — всё уже оформлено.

Он молчал секунд десять, прижимая трубку к уху. Потом глухо спросил:

— С этим?

— Да, с Павликом! — с вызовом сказала Агния. — Понимаю, тебе он не нравится. Ты таких презираешь! А за что? За то, что у него есть деньги и дорогая тачка? В этом вся твоя сущность! Ты просто завидуешь тем, кто успешнее тебя!

— Такой же подонок, как твой Павлик, убил мою мать, — ответил он, чувствуя, что его начинает бить дрожь. — И презираю я не тех, у кого деньги, а тех, кто считает, что деньги дают ему право делать всё, что он захочет…

— Ну конечно! — воскликнула она. — Детские комплексы, обиды! Ты никогда не изменишься! Ты не дашь мне того, что я хочу.

— А что ты хочешь? — спросил он и прикусил губу, предчувствуя ответ.

— Я хочу уехать! Как в том анекдоте: "Хоть чучелом, хоть тушкой…" Я не могу! Я не хочу оставаться в этой убогой, грязной стране! А ты? Ты держишься за неё зубами! Нет, Игорь! Для меня это неприемлемо. Извини! Может, Павлик и подонок… в твоих глазах. Но он может дать мне то, что мне нужно сейчас больше всего на свете!

Он нажал пальцем на рычаг отключения и прислонился к стене.

Через пару минут, привлечённый странным звуком, Олег вышел из комнаты. Игорь стучал краем пластмассовой трубки по полочке, монотонно и задумчиво, словно сам не чувствовал, что делает.

— Я говорил, что так будет, — напомнил Олег, подходя и забирая из его руки трубку. — Женщины любят богатых и успешных.

— Женщины любят сволочей, — убеждённо проговорил Игорь…

* * *

(Глубокая осень 2017 года)

Ровно в десять утра Куропятников зашёл в банк на Непокорённых, в здании Делового комплекса. Он предъявил документы и через несколько минут был допущен к своей индивидуальной ячейке. В маленькой, защищённой от посторонних взглядов комнатке, он открыл заветный ящик и вынул несколько пластиковых карт. Под ними лежал конверт. Лев Станиславович спрятал карточки в потайной кармашек, потом вынул из конверта кусок картона с номерами счетов и усмехнулся.

"Должно получиться! — подумал он. — Никто не посмеет убить меня, пока один я знаю, где деньги. Ничего вы не получите, господа!"

Он кинул конверт обратно в ящик, закрыл и вызвал служителя. Через пять минут, выходя из здания, он ловким движением опустил в урну выданный ему ночью в музее планшет. Сердце застучало быстрее, но Куропятников заставил себя идти спокойно. "Так, всё хорошо, — успокаивал он себя. — От слежки я оторвался. Теперь на Ладожский вокзал! Нет! Через железную дорогу нельзя! Надо выехать из города другим способом. Каким? О, я знаю, каким! Таким, который никто не сможет выследить!"

Он вышел к автобусной остановке и остановил первую попавшуюся машину.

— Мне нужно попасть в Кингисепп!

— Слишком далеко, — отказался водитель.

— Десять тысяч! — быстро предложил Куропятников. — Я заплачу вперёд. Всего 250 километров в оба конца! На бензин вы потратите около тысячи, остальные девять — чистый доход! Мне очень нужно, у меня жена должна сегодня-завтра родить.

Водитель колебался. Куропятников добавил:

— Одиннадцать тысяч! Топливо я тоже оплачу.

— Ладно, садись! — решился водитель. — Только заправимся на выезде.

— Как угодно! — обрадованно воскликнул Лев Станиславович и забрался на переднее сидение.

* * *

Только когда они миновали Красное Село и покатили по Кингисеппскому шоссе, Куропятников повеселел. Никто за ним не гнался. Они спокойно миновали Русско-Высоцкое, в котором ещё в середине XIX века можно было встретить эвремейсов — коренных жителей Западной части Карельского перешейка, расселившихся южнее, как раз на этих землях. Куропятников, когда-то защитивший диплом по теме народов Ингерманландии, вспомнил, что окончательно исчезла эта этническая группа в период советской власти.

— Сейчас заправка будет, — напомнил водитель. — Остановимся.

Лев Станиславович не стал возражать. Когда машина свернула к красно-белой заправочной станции и остановилась в маленькой очереди, он вышел и прошёлся в сторону негустого перелеска. Погода выдалась хорошая, даже солнышко проглядывало. Голые деревья сплетались вдоль дороги сказочным узором. Между ними, на чёрной земле, пятнами блестел белый снег.

Куропятников заметил, что у обочины, спиной к заправке, стоит человек и тоже смотрит на лес. Что-то знакомое было в этом силуэте и Лев Станиславович почувствовал, как холодный ветерок забрался под его пальто. Вместо того, чтобы повернуть назад и спрятаться в тёплом салоне машины, Куропятников сделал ещё несколько шагов. Сам себе он казался кусочком металла, который неумолимо движется в сторону магнита и не может остановиться. Теперь он заметил, на что именно смотрит знакомый ему человек в тёмном пальто: на одном из деревьев виднелся грязный, выцветший от времени пластмассовый венок. Такие вешают вдоль трассы на месте аварий.

— Странно, что вы выбрали именно эту дорогу, — сказал Сокольский, не оборачиваясь.

Лев Станиславович собрался с духом, сделал ещё два шага и остановился рядом с ним у края поребрика.

— Я подумал, что у меня есть шанс, — проговорил он. — Но от вас никуда не денешься. Так всегда было.

— В тысяча девятьсот девяносто восьмом году здесь случилось ДТП, — словно не расслышав его, продолжил Сокольский. — Машина ехала в сторону города, пьяный водитель не справился с управлением, пересёк встречную полосу и врезался в каменную будку. Она стояла вот там, на обочине. Погибли и сам водитель, и молодая девушка, которая ехала с ним.

Куропятников с удивлением посмотрел на Сокольского и открыл рот, чтобы задать вопрос, но фээсбэшник опередил его.

— На следующий день они должны были навсегда покинуть Россию. Что между ними произошло? Зачем они мотались ночью по дорогам? Теперь не узнать.

Сокольский посмотрел на директора музея. Тот смутился и принялся крутить головой, увлечённо разглядывая обочину дороги и голые кусты.

— Зачем вы мне это рассказываете? — спросил он.

— Хотите удрать из России? Если вас не успеют убить, вы сами сгинете.

— Ерунда какая, — начал было Куропятников, но Сокольский покачал головой.

— Сколько денег вы успели у них украсть? Сто тысяч евро? Пятьсот? Миллион? Человеку, который вынужден прятаться, этой суммы хватит на пару месяцев. Дальше что?

— Ну хорошо, я был не прав! — быстро высказал Куропятников. — А что мне делать?

— Не врать, — подсказал Сокольский, критически прищурившись. — Зачем планшет выкинули? Думаете, без него они вас не найдут?

— Не думаю. Вы уже нашли, — сдался Куропятников и повторил: — Что мне делать?

— Садитесь в машину и поезжайте, куда ехали.

Лев Станиславович с удивлением уставился на него.

— Придётся довести дело до конца, — подсказал Сокольский. — Не трусьте! Рисковать штатским я не могу, так что вы под надёжной охраной.

— Вы меня не успокоили! Я не поеду! — упёрся Куропятников.

— Вам придётся, — начал Сокольский, но на этот раз директор музея его перебил.

— Нет! Лучше спрячьте меня. Я дам вам сведения! Я дам вам имя человека, через которого вы сможете выйти на остальных. Я работал с ним.

— Думаете, он захочет сотрудничать? — усомнился Сокольский.

— Я подскажу вам его слабое место! — Куропятников с надеждой смотрел на него.

— Хорошо! Но учтите: с этого момента они поймут, что вы работаете на нас.

— Боюсь, у меня нет иного выбора, — признался Лев Станиславович.

Глава вторая. Непредсказуемые действия

— Я что, неясно выражаюсь?! Идиот! На пол!

Человек в белом халате покорно опустился на цементные плиты. Попинав его для порядка, Геннадий Артёмович Шубин отошёл обратно к столу и недовольно насупился. Лаборатория не справлялась, несмотря на то, что тут работали лучшие специалисты-биохимики, к тому же, снабжённые имплантами, что исключало саботаж и намеренное затягивание работы. Это означало, что самого Шубина скоро напинают, куда сильнее и хорошо, если не до смерти. Он прибил бы эту плюгавую лабораторную крысу, что корчилась сейчас за его спиной на полу, и ему бы не помешали даже два собственных высших образования. Но Шубин понимал — это ничего не даст. Не хватало чего-то главного. Это как любой рецепт: если не знаешь технологии приготовления, не поможет даже то, что известны все компоненты. А как раз технологии и не было! Все бумаги, с таким риском украденные, так дорого купленные, представляли собой лишь анализ. А синтез-то где?! Как соединить всё воедино?! Знать бы, откуда взялись первые образцы БМЖК! Биометаллические жидкие кристаллы — как "окрестили" вещество в лаборатории, ничего не зная о кодовом названии К-299, которое присвоили ему в ФСБ. В голове крутилась мысль, близкая к отчаянию: "Ничего у тебя не выйдет, господин Шубин! Зря ты за это взялся!"

Идея казалась такой заманчивой! Прибыль обещала быть огромной, не говоря о практическом применении материала, которое могло совершить переворот не только в науке, но и во всём социальном обществе, сверху-донизу…

— Встать! — приказал он "коллеге"-учёному, не оборачиваясь. Всё равно без приказа этот болван не посмеет оторвать своё хилое тело от пола. — Что конкретно не получается и почему?

— Видите ли… — робко начал за его спиной этот тип.

Шубин резко обернулся, так что его невольный подчинённый попятился в испуге.

— Не мямли! Успокойся и говори конкретно.

Хоть одна приятная сторона присутствовала в этом деле: все лаборанты и специалисты их нелегальной лаборатории слушались беспрекословно. Даже после того, как ты напинал кого-то по всем частям тела, он действительно успокаивается, стоит лишь приказать. Поразительная вещь — это "погружение"!

— Сядь и суммируй всё, что мы знаем, — предложил Шубин.

— Геннадий Артёмович! Сложность даже не в самом синтезе, а в придании материалу нужных свойств, — начал побитый учёный. — Готовый материал подобен чешуйкам бабочки или сотам с приоткрытыми ячейками. В открытой форме он поглощает любые лучи, которые на него попадают, практически на 95–99 процентов. Оставшиеся проценты рассеиваются, пока возвращаются к локатору. А когда "соты" закрыты — он напротив, отражает абсолютно всё и становится идеальным зеркалом. Его трудно заметить визуально. Получается эффект, как в цирке, когда нам показывают "пустой" ящик, а на самом деле, это система зеркал, за которыми прячется человек. Невидимый автомобиль Джеймса Бонда — не такая уж фантастика! Хотя с близкого расстояния его должны были заметить. Демаскирует его дождь и снег, но в ясную погоду или ночью он практически не виден уже с десяти метров…

— Всё это я уже слышал, — напомнил Шубин, но сильно наезжать не стал. Ему самому хотелось ещё раз уложить в голове то, что они имеют. — Кто был создателем этого материала? Откуда он взялся? Хотя бы предположить страну его изготовления можно?

— Об этом ничего не говорится в материалах проекта, — послушно напомнил учёный. — Как его синтезировать — остаётся вопросом.

— Первый раз же его кто-то синтезировал! — стукнув по столу, не выдержал Шубин. — Почему нет?

— Видите ли, как мы уже установили — это — биополимер, в основе которого использованы "протоклетки". Не настоящие биологические клетки, а как бы их искусственный прототип. Они способны дифференцироваться под действием специальной "матрицы", которая заложена не как ДНК, внутри клетки, а снаружи. По сути — роль ДНК выполняет "командный пункт", который имеет определённую программу. Можно ли ею управлять извне? Возможно. Но мы не знаем, как именно. В старом проекте этот вопрос так и остался не решённым. — Биохимик оживился, забыв о том, что пять минут назад его избили. — Эти искусственные "протоклетки" — настоящий прорыв в науке! Если когда-нибудь мы будем создавать "живые корабли", как в фантастике — проще всего было бы использовать за основу именно такой способ! Биологический организм из них не соберёшь, он слишком сложен. А вот запрограммированное оружие, которое действует самостоятельно, без присутствия человека — запросто! С тем недостатком, что остановить его можно будет, лишь уничтожив. Поэтому в проекте предусмотрен способ ликвидации образца. Мало ли, что может произойти, если произойдёт сбой в программе и эта штука умчится в неизвестном направлении…

— Теперь послушай меня! — остановил его Шубин — и подчинённый замер, глядя на него широко раскрытыми глазами. — Чтобы перекрыть площадь в пару десятков квадратных километров, нужен источник направленной поляризации примерно в два — два с половиной килограмма. Но если мы хотим перекрыть территорию в сто километров — нам потребуется гораздо больший объект! В пять раз больше! Откуда взять БМЖК? А?!

— Не в пять раз больше! — рискнул возразить биохимик. — Всего лишь вдвое. Просто надо поднять его выше. Дальше идёт прогрессия: чем выше мы поднимаем аппарат — тем большую территорию он перекрывает при меньшем весе исходного вещества. А есть ещё вышки сотовой связи и другие подходящие объекты — с их помощью контролируемая площадь возрастает в разы! Нужно лишь, чтобы наш объект обладал достаточно мощной батареей, а её обеспечивает тот же материал, который поглощает даже малейшие тепловые волны. Недостаток — ночное время. Нужно за день накопить достаточно энергии, чтобы её хватило ночью, при отсутствии тепловой и солнечной энергии…

— Да погоди ты! — остановил его Шубин, хотя и его увлекли перспективы. — Почему опытный образец взорвался сам?

— Мы думали об этом, — живо ответил экспериментатор. — Здесь может сыграть роль эффект "критической массы": накапливается заряд, который переполняет все ячейки. Для взрыва нужен электрический разряд, но возможно, сыграло роль статическое напряжение. Это — в общих чертах, процесс гораздо сложнее. Но в материалах проекта "Стихия" содержится намёк на то, как можно избежать цепной реакции. Правда, мы ещё не совсем поняли, что имелось в виду…

Шубин жестом остановил его и задумался. Так глупо потерять аппарат! Сколько вещества пропало! И что произошло: действительно накопился излишне большой заряд или его коллеги, проводя испытания, испугались, что машинка попадёт в чужие руки? К сожалению, между Шубиным и главным инициатором проекта не было ни согласия, ни доверия. Механическую часто аппарата собирали другие люди, которые не делились с начальником лаборатории своими секретами.

— Идиотизм, — проворчал он и махнул своему подчинённому, чтобы тот возвращался на рабочее место. Потом подключился по внутреннему коммутатору к посту охраны, расположенному парой этажей выше, на поверхности земли. — Мне нужен тот военный, — сказал он. — Полковник Мегавой. Наверняка он причастен к исчезновению части документов! Его должны были выманить из Лужково и привезти в город. Пошли троих надёжных парней, пусть доставят его сюда.

— Но за ним уже отправился Лебедев, — сообщил начальник охраны. — У него другой приказ…

— Плевать! Его дело — заниматься имплантами и "погружением"! Отправь своих парней и пусть Лебедев проваливает ко всем чертям!

Выдав категоричное ЦУ, Шубин включил коммутатор и развалился в кресле, задрав ноги на подставку у стола. От бетонного пола лаборатории тянуло замогильным холодом…

* * *

Мегавой не любил вечеринки с обилием малознакомых или совсем незнакомых людей. Сюда он приехал, потому что был уверен: должно случиться нечто важное. Лена сказала условную фразу, значит, кто-то ждёт Мегавого здесь, в кабаке.

Время шло, гости ходили, сидели, танцевали в соседнем зале, разговаривали, рассматривали выставленные каким-то "чудо-художником" картины, за которые упорно не желал цепляться взгляд Александра Павловича. Ничего не происходило!

Настал момент, когда Мегавой плюнул на необходимость изображать из себя человека, которому нельзя пить, забрал с подноса официанта бокал с шампанским и отошёл к стрельчатому окну. Вид на освещённую множеством фонарей Фонтанку и возвышавшийся за нею Инженерный замок отвлёк от того, что делается за спиной. Александр Павлович глотнул шампанского, скривился и оценил: "Дешёвка!"

— Здравствуйте, полковник!

Рядом с ним остановился хорошо одетый господин в чёрном костюме, с белой "бабочкой". Мегавой успел подумать, что этот тип похож на конферансье, но одновременно ощутил неприятное шевеление под рёбрами. Он не успел понять, откуда пришло чувство опасности, как незнакомец повернулся к нему и заговорил:

— Вы меня не помните? Мы с вами встречались примерно полгода назад. Впрочем, это неважно.

Мегавой замер, сжимая пальцами тонкий бокал и чувствуя, как рубашка на спине взмокла от пота. Если человек с "бабочкой" рассчитывал на эффект неожиданности — он своего достиг. Не зная, что говорить и как себя вести, Мегавой просто стоял и ждал. "Странно, что я его не заметил среди гостей, — успел подумать он. — Да, мы виделись и я даже догадываюсь, где именно". Но произнести не смог, язык будто отнялся.

— Поставьте бокал на подоконник! — тихо приказал его собеседник — и Мегавой опомниться не успел, как выполнил его приказ. — Я побоялся, что вы его раздавите, — совсем иным, игриво-легкомысленным тоном добавил тип с "бабочкой". — Меня зовут Алексей Львович. Помните, где мы виделись?

Мегавой отрицательно покачал головой и успел удивиться, что ему удалось удержаться от согласного кивка.

— Интересный замок, — перевёл разговор собеседник, глядя в окно. — И интересное совпадение. Вы ведь — Александр Павлович. Это очень символично, полковник! Когда-то там, за высокими стенами, пытался укрыться кровавый тиран, но пришли решительные, сильные люди и уничтожили его, передав бразды правления его сыну, Александру Павловичу. Результат — император Александр I победил Наполеона. Нам с вами предстоит бороться с врагом более изощрённым и коварным, чем Бонапарт. И вам в этой борьбе отведена немалая роль. Вы ведь хотите, чтобы эта страна стала лучше?

Мегавой неторопливо кивнул. Он вспомнил фамилию стоявшего перед ним человека: Лебедев. "Удивительно как легко с ним соглашаться, — подумал Александр Павлович. — Хотя, если верить майору Бердниковой, удивительного в этом нет".

— Перейдём к делу! — предложил собеседник и взял его под локоть. — Идёмте, я вам кое-кого покажу. Вы ведь знаете, что на этом рауте присутствует немало известных и значительных людей. С вами уже поздоровался вон тот высокий господин, прокурор города? Он хорошо знает и вас и вашего безвременно погибшего друга, полковника Астафеева. Эта смерть не должна остаться напрасной.

Он провёл Мегавого в соседний зал и кивком указал на ещё одного человека.

— Это помощник главы администрации, господин Терищев, — пояснил Лебедев. — Мутный тип, взяточник. У него большие связи и он постоянно ухитряется выходить сухим из воды. А тот генерал, который с ним спорит, Матвеев, должен в ближайшем будущем возглавить Питерскую полицию. Наша с вами задача — сделать так, чтобы эти двое получили решительную отставку.

Лебедев вложил в руку Александра Павловича коробочку с диском.

— Сейчас вы подойдёте к своему старому знакомому, нашему уважаемому прокурору, и скажете, что вам нужно поговорить приватно. Аккуратно, без свидетелей, вы передадите ему этот диск и скажете, что на нём — полный компромат на Терищева и генерала Матвеева. Ни от кого другого он ничего не примет и даже слушать не станет. Но вы — другое дело. Когда он спросит, что это и откуда, вы скажете, что информацию собирал полковник Астафеев. За это его, вероятнее всего, и убили. Перед самой своей гибелью он успел передать диск вам на хранение. Вы, к сожалению, тяжело пережили его смерть и из-за болезни не смогли доставить эту информацию прокурору раньше. Вам он поверит. Более того: полученный из ваших рук компромат, который собирал покойный Астафеев, вызовет полное доверие! Мы с вами добьёмся того, что нам нужно: очистим ряды самых значимых людей Петербурга от таких, как Терищев и Матвеев. Действуйте, полковник! Это самый захватывающий квест из всех, какие я могу вампредложить!

Лебедев похлопал его по руке, оглянулся — и шагнул к двери в коридор. Мегавой остался стоять, сжимая в кармане руку с диском. К нему подошла Лена.

— Саша! С тобой всё хорошо? — спросила она. — Я видела, что ты разговаривал с Лёшей Лебедевым. Куда он ушёл?

— Откуда ты его знаешь? — через силу спросил Мегавой.

— А я разве не говорила? Меня Лёсик с ним познакомил. Ты его помнишь: Лев Куропятников, директор нашего краеведческого музея. Саша! Ты какой-то бледный. Может, тебе выйти на пару минут на воздух? Там, правда, холодно…

— Ты права! — Он обошёл двоюродную сестру. — Мне нужно кое с кем поговорить.

Лена с удивлением посмотрела ему вслед. Мегавой пошёл в сторону прокурора города, но его перехватил какой-то незнакомец, сказал что-то — и оба мужчины целенаправленно двинулись к выходу из зала…

Глава третья. Проверка на паршивость

— Снимите повязку!

После сорока минут во тьме, яркий свет помещения ударил по глазам. Сокольский прищурился.

— Извини за этот спектакль в стиле Голливудского кино, — произнёс стоявший перед ним пожилой мужчина со светлыми глазами и "ёжиком" седых волос над морщинистым лбом.

— Генерал Криворотов? — Сокольский перестал щуриться. — Руки было необязательно связывать.

Перед ним действительно стоял Криворотов Роман Викентьевич, генерал МВД в отставке. Ему уже исполнилось 67 лет, но он оставался бодрым и довольным собой. И именно с ним обещала свести Сокольского Маргарита Николаевна Рауш. Хотя встреча должна была состояться на нейтральной территории…

Отставной генерал покачал головой и мягко, по-отечески, потрепал его по плечу.

— Уж извини, родной! Знаю, ты без отца рос, но молодец-молодцом. С тобой лишняя осторожность не помешает. Проходи, присаживайся. Вот сюда.

Он подтолкнул Сокольского к стулу в центре комнаты. Двое подручных тут же вцепились ему в локти и силой усадили на железное сидение.

— Видишь ли, мне долго разговаривать некогда. — Криворотов отступил назад, давая своим людям возможность крутиться вокруг пленника, стягивая с него пальто и приматывая его запястья к металлическим подлокотникам. — Уверен, ты уже догадался, чем занимается моя организация. Сантименты ни к чему, мы делаем то дело, от которого отказалось наше пустозвонное руководство.

— Убиваете людей? — уточнил Сокольский, не обращая внимания на суету вокруг себя.

— Убиваем тех, кого нужно поставить к стенке по суду! — категорично ответил отставной генерал и от праведного гнева у него нервно задёргалась щека. — Много чистоплюев развелось: толерасты, либерасты. И все гребут, гребут! К стенке! — Он рубанул ладонью по воздуху. — И дело с концом! Ничего, мы наведём порядок.

— Вы — это кто? — спросил Сокольский. Подручные от него отступили и теперь ждали команд. Он заметил, что все они носили чёрные комбинезоны с тонкими красными нашивками.

— Мы — Чистильщики, — ответил Криворотов, успокаиваясь. — Наводим порядок там, где вы не можете. Я надеялся получить от твоей группы кое-какие сведения, но наверное, мой человек оказался недостаточно ловким. Это кстати, что ты решил осчастливить меня личной встречей. Я не хотел тебя трогать, но уж коли у тебя хватило ума до меня добраться — придётся нам немного поработать вместе. Начинайте! — приказал он своим людям.

К Сокольскому подошли трое. Один держал в руке шприц. Двое других вцепились в фээсбэшника, задрали рукав рубашки на его левой руке и быстро накрутили жгут. Сокольский дёргаться не стал, всё равно бесполезно. Он внимательно смотрел за тем, как тип в чёрном комбинезоне вводит в его вену какой-то препарат.

— Это биагунин, — пояснил Криворотов.

— Понижает болевой порог? — спросил Сокольский, вспомнив про запрещённый к применению экспериментальный препарат.

— Сильно понижает! — "обрадовал" его генерал. — И при этом удерживает в полном сознании максимально долго. Хорошее сочетание с резиновой дубинкой. Часа через два ты будешь в таком состоянии, когда сопротивляться "сыворотке правды" уже сил не останется.

— Любопытный опыт! Я готов попробовать, — хладнокровно высказал Сокольский.

— Ты оптимист!

— Я реалист. Что вы надеетесь от меня узнать?

Чувствительность обострилась очень быстро. Возникло ощущение, что одежда давит на плечи, а скотч, которым обмотаны запястья, самопроизвольно сжимается, врезаясь в кожу.

— Я хочу знать всё, что успели откопать ты и твоя группа, — ответил ему Криворотов. — И хочу быть уверен, что ты меня не обманываешь и ничего не скрываешь.

— Хотите пари? — предложил Сокольский.

Роман Викентьевич с интересом придвинулся к нему.

— Какое? — спросил он живо.

— Если за два… Пожалуй, дам вам фору: если за три часа вы сможете меня сломать, я подпишусь под любой бумагой на сотрудничество с вами и буду делать, что скажете.

— Заманчиво! — поддержал идею Криворотов, а потом пообещал: — Я тебя сломаю. Я знаю таких, как ты.

— Тогда назначьте приз с вашей стороны, — предложил Сокольский.

— А пожалуйста! — Отставной генерал махнул рукой. — Если через три часа ты всё ещё будешь в состоянии молчать — я тебя просто убью.

— Хороший ход, — медленно проговорил Сокольский, прикрывая глаза. — Правильный. Но и правильные ходы не всегда срабатывают.

— Судить об этом будем… — Роман Викентьевич посмотрел на часы, — через два часа пятьдесят восемь минут. Начинайте!

"Олегу пришлось круче", — успел подумать Сокольский…

* * *

Человек с портативным сканером ходил вдоль стен, переворачивал каждый предмет на полочках в шкафу, бесцеремонно ощупывал одежду. Маргарита Николаевна сидела на стуле у окна и мрачно наблюдала за его манипуляциями. Это продолжалось уже минут сорок и конца она не предвидела.

— Может, я пока съезжу куда-нибудь, пообедаю или маникюр сделаю? — спросила она раздражённо.

Парень со сканером даже не оглянулся, зато в комнату вошёл ещё один человек, в расстёгнутой кожаной куртке. Подмышкой у него мелькала рукоятка оружия.

— Вам лучше оставаться здесь, Маргарита Николаевна, — сказал он, останавливаясь посреди комнаты и беглым взглядом окидывая все шкафчики и тумбочки. — То, что никаких подслушивающих устройств не найти, может означать…

— Может означать, что их тут нет! — оборвала его Рауш.

— Позвольте нам об этом судить, — осадил её тип в куртке, но она снова перебила.

— О чём вы вообще можете судить? Вы даже пистолет не умеете носить так, чтобы не сверкать им в глаза каждому!

Парень спешно запахнул куртку.

Рауш пребывала в твёрдой уверенности, что прослушка у неё стоит. Иначе и быть не могло! То, что болваны, присланные Криворотовым, ничего не находят, означает лишь, что им не по зубам справиться с конторой Сокольского. А если так — не следовало подстраивать ему ловушку вместо встречи. Как просто жить, когда не приходится никого обманывать! Теперь, если Сокольского убьют, его коллеги возьмутся за Маргариту Николаевну без колебаний. Что сделает Криворотов? Прикажет убить и её? У него голос не дрогнет и все услуги, которые она ему оказывала, ничего не будут значить перед опасностью, что она выдаст своего хозяина.

Маргарита Николаевна встала и подошла к комоду. Наполовину выдвинув ящик, она начала старательно складывать разворошённые вещи.

— Что вы делаете? — насторожился тип в кожаном.

— Мне нужно чем-то заняться… — пробормотала она. — Этот ваш… раскидал все мои трусы! Он что, фетишист?

"Кожаный" усмехнулся.

— Перестаньте, Маргарита Николаевна! Это делается для вашей же пользы. Датчик здесь не один, хотя наш новый друг и не сказал, сколько их. Но мы найдём все. Просто запаситесь терпением.

— Вот я и пытаюсь, — сказала она, забираясь руками к самой дальней стенке ящика. — Угораздило же меня купить эту мебель… Ну зачем оставлять столько вредного пространства, вместо того, чтобы сделать ящики глубже и шире?!

Она наклонилась и запустила руку под ящик. Через пару секунд с облегчённым вздохом извлекла оттуда колготки и бросила их на крышку комода. Человек в кожаной куртке, который до этого момента внимательно следил за её манипуляциями, отвлёкся и посмотрел на сканирующего цветочные горшки коллегу.

Женщина плавно развернулась в его сторону. В обеих руках она держала пластиковый пистолет, который не смог обнаружить сканнер. "Кожаный" уловил её движение и сунул руку за пазуху. Рауш нажала на курок. Привлечённый глухим звуком упавшего тела, парень со сканнером обернулся, выронил прибор и в ужасе вскинул руки. Дуло пистолета поползло в его сторону.

— Не надо! — успел пролепетать он.

— Ничего личного! — хладнокровно бросила адвокатесса, вторично нажимая на курок…

Положив электрический пистолет на крышку комода, она достала телефон и набрала оставленный ей номер. "У меня есть свой козырь на такой случай, — подумала она, дожидаясь ответа. — Самое время позаботиться о своей жизни, а не о чужих делах".

— Это Рауш! — сказала она в трубку. — Можете меня срочно забрать? Я расскажу вам нечто интересное, если вы обеспечите мне безопасность…

* * *

Сима привыкла после дежурства возвращаться в квартиру на канале Грибоедова. Пройдя от моста вдоль набережной, она повернула во двор. Почти рассвело, от не замёрзшей воды тянуло сырым холодом. Хотелось поскорее оказаться в тепле, расслабиться и отдохнуть. Игоря наверняка нет дома. Иногда ей казалось, что его совершенно не волнуют её дела, но он точно знал, когда она дежурит, во сколько возвращается и даже в какой момент ей лучше позвонить. "Идеальный мужчина, — подумала она с иронией. — Если бы ещё не пропадал сутками и неделями…"

На четвёртом этаже Сима повернула ключ и толкнула дверь. И тут же споткнулась! Она спешно зажгла свет. На полу валялись ботинки, рядом, на тумбочке — какая-то тёмная груда. "Это его пальто!" — догадалась Серафима. Сердце тревожно застучало: Игорь никогда не позволял себе разбрасывать вещи!

— Игорь! — позвала она. — Ты дома?

Ей никто не ответил…

Сокольского она обнаружила сидящим на полу, в ванной. Рубашка на нём была в тёмных пятнах, лицо блестело от пота.

— Игорь! — Она плюхнулась рядом на колени, стараясь одновременно понять, что с ним и не хвататься за него руками — вдруг он ранен.

— Помоги… — пробормотал он, шевельнув рукой.

У Серафимы мелькнула мысль, что он мертвецки пьян, но от него не пахло. Зато воняло чем-то кислым, а край ванны покрывала липкая дрянь.

— Ты ранен? Что с тобой? — попыталась выспросить она. — Я вызову скорую!

— Дай воды… — Взгляд его, совершенно остекленевший, блуждал по сторонам, словно он не мог разглядеть, где она находится.

Сима огляделась, моментом вытряхнула из стаканчика зубные щётки и открыла кран. Потом поднесла стакан к его губам. Сокольский сделал пару глотков и закашлялся.

— Позвони… — почти шёпотом проговорил он, стараясь глубже дышать, чтобы перебить тошноту. — Не в скорую! Номер возьми в моём. Там написано: "Люся"… С моего не звони! Со своего…

— Я поняла!

Она поднялась на ноги, тревожно оглядываясь, бросилась из ванной в коридор, стала шарить по карманам его пальто. Мобильник отыскался быстро, но от волнения Сима не сразу поняла, как открыть телефонную книгу.

— Здравствуйте! Это Серафима Огранникова. Я у Игоря в квартире. Он… Я не знаю, что с ним, но по-моему, он под действием какого-то наркотика.

В трубке пару секунд помолчали, потом женский голос ответил:

— Буду через полчаса. Ничего не делайте до моего приезда!

Сима вернулась в ванную. Сокольский сидел в той же позе, его била дрожь. Сперва она хотела принести плед, но мужчина неожиданно начал подниматься, хватаясь за ванну и за трубу отопления. Взгляд его блуждал, не находя поддержки.

— Помоги! — попросил он.

Сима подставила ему плечо. Он тут же вцепился в неё обеими руками и встал на ноги. Кое-как они добрались до комнаты. Сокольский повалился на кровать и некоторое время лежал не шевелясь, пока она укрывала его пледом. Потом перекатился набок и свернулся калачиком, подтянув колени к животу. Сима села рядом, чувствуя себя беспомощной и глупой. Она восемь лет проработала в больнице, но почему-то все её знания в момент испарились. Она не понимала, что с ним и почему нельзя ничего делать. "Что за наркотики? — гадала она. — Что-то незнакомое. Кто эта Люся?.."

Полчаса тянулись долго. Сокольский продолжал дрожать, но позы не менял и кажется, даже задышал ровнее. Несколько раз Сима пыталась окликнуть его, но он не слышал, словно присутствие другого человека позволило ему забыться. Когда раздался настойчивый звонок во входную дверь, Серафима подскочила. Её бросило в жар. Она побежала открывать, позабыв даже посмотреть в "глазок".

В квартиру уверенно ворвалась Инга с объёмистым "дипломатом", а за ней следом — невысокая пожилая женщина с сумкой через плечо.

— Где он? — спросила она, проходя по коридору.

— Идёмте! — позвала её Инга, не обращая внимания на Симу, словно той здесь вообще не было.

Тётя Люся сбросила пальто прямо на пол в комнате и подошла к Сокольскому.

— Это я, Игорёк! — сообщила она. — Бердникова! Слышишь меня? Можешь повернуться? Давай помогу…

Инга подвинула кресло и прямо на нём раскрыла "дипломат". Серафима осталась стоять по другую сторону кровати, не зная, что ей делать и предлагать ли свою помощь, но тётя Люся уже заставила Сокольского повернуться на спину, сдёрнула плед и приступила к осмотру. Первым делом пощупала пульс и отдёрнула рукава рубашки, чтобы посмотреть на его вены. Потом забрала из рук Инги тестер и взяла пробу крови.

— Что кололи, знаешь? — спросила она. — Игорь! Игорь, посмотри на меня! Смотри! Что тебе кололи? Ты знаешь?

Симе казалось, что это бесполезная трата времени, но Сокольский облизал губы и ответил:

— Биагунин.

— Сволочи! — с чувством выругалась тётя Люся и рывком распахнула рубашку на его груди. — Что ещё? Давай, говори! Не спи! Что-то ещё вводили?

— Не знаю…

Он сделал попытку подтянуть колени к животу, но Бердникова не дала, жестом показав Инге, чтобы держала его ноги.

— Игорь! Думай! — потребовала тётя Люся, хлопая его по щекам. — Не спи! Смотри на меня! Узнаёшь? Вспоминай! Что чувствовал?

— Рефлексы… отключаются, — пробормотал он. — Голова… В глазах цветная пила… Легко так, как на небе…

— Скопотрифан, — оценила его бормотание Бердникова. — Следовало ожидать, после биагунина… Скорее всего, это скопотрифан. Инга! Достань синюю коробку.

— Я могу помочь? — спросила Серафима, пока доктор Бердникова заряжала шприц, а Инга пыталась удержать Сокольского на спине. Он будто не контролировал своё тело, хотя соображал, что происходит.

— Так вот ты какая, Серафима? — сказала тётя Люся, не обращая внимание на его рывки. — Будем знакомы! Меня зовут Людмила Кирилловна. Мы с тобой коллеги. Можешь звать меня: тётя Люся. Ты ведь медсестра?

— Да! — Сима с готовностью метнулась к кровати. — Что делать?

— Держи его руку, мне нужно попасть в вену!

Серафима набросилась на него, прижав руку и плечо к кровати, наваливаясь всем весом. Инга поддержала её, вцепившись в Сокольского с другой стороны. Он был слишком сильный даже для двух самоотверженных женщин. Помогла тётя Люся.

— Игорёк! Не дёргайся! — прикрикнула она начальственным тоном. — Замри! Имей совесть! Мы тут порхаем, как три Грации, а ты дерёшься! Либо помоги, либо не мешай! Замри!

Он прикусил губу и вжался затылком в подушку.

— Молодец! Сейчас полегчает, — пообещала тётя Люся, вводя препарат. — Давай, постарайся расслабиться! От того, что ты напрягаешься, лучше не будет.

Прошло не больше десяти секунд. Они стучали у Серафимы в висках и она слышала, как вторит этому стуку тиканье антикварного будильника. Сокольский перестал дёргаться и вытянулся на кровати.

— Вот так! — похвалила тётя Люся и повернулась к Симе. — Молодец, милая! Верю, что ты хорошая медсестра! Теперь я поговорю с этим героем, а вы с Ингой снимите с него лишнюю одежду. Игорёк! Тебя надо перевезти в госпиталь и сделать рентген. Ты весь в гематомах. Боюсь, кроме синяков могут быть и переломы.

— Нет, — осознанно ответил он, валяясь как тряпка и не делая ни малейших попыток помочь Инге и Симе. — Он… калечить не хотел.

— Боюсь даже спрашивать, о ком речь, — призналась тётя Люся, ощупывая его шею и плечи. — А что он хотел? Убить тебя этим зельем?

Он молчал, блуждая взглядом по комнате. Бердникова достала ещё один заряженный шприц и сделала ему укол в плечо.

— Я вызову машину, — сказала она, но Сокольский вдруг осознанно воспротивился.

— Нет! Нельзя! Справлюсь… Вы поможете.

— Вот спасибо! — возмутилась Людмила Кирилловна.

— Сокольский! Это серьёзно, — поддержала её Инга.

— Нельзя! — упорно повторил он, вцепляясь пальцами в покрывало, на котором лежал, будто испугался, что сейчас его потащат в госпиталь силой. — Сейчас нельзя. Придётся объяснять… Всё сорвётся!

— Он всегда такой упёртый, — сказала тётя Люся Серафиме и протянула ей коробку с автоматическим шприцем. — Мне придётся отлучиться в лабораторию. Раз уж этот герой не желает ехать в госпиталь, вам с Инночкой придётся за ним присмотреть, пока я не вернусь. Начнутся судороги — введёте всю дозу внутримышечно. Ничего ему не давать кроме воды! И ту — по паре глотков. К вечеру либо поумнеет, либо оклемается.

— Лишь бы не окочуриться… — пробормотал Сокольский.

Тётя Люся поднялась и пошла к своему брошенному пальто. Сима вскочила её проводить, а в коридоре быстро спросила:

— Кто его так? Вы можете хоть что-то объяснить?

— А он о своей работе ничего не рассказывает? — вопросом ответила Бердникова.

Сима отрицательно покачала головой.

— Тогда и я не скажу, — решила тётя Люся, похлопала Симу по руке и пошла к двери.

Закрыв все замки, Серафима поспешно вернулась в комнату. Инга сидела рядом с Сокольским и держала его руку в своих. Что-то во всей её позе поразило Серафиму, но Инга заметила её, поднялась и отступила.

— Минут двадцать он поспит, — сказала она. — Идём на кухню! У тебя кофе есть?

Серафима сомневалась, глядя на распростёртое под пледом тело.

— Идём! Антидот пока действует, — повторила Берестова и схватила её за руку, потащив за собой. — Сама свалишься, если чего-нибудь не перехватишь.

Сима подчинилась. В кухне Инга принялась шарить по всем полочкам и шкафчикам, мигом отыскала банку с кофе и включила плиту. Глядя ей в спину, Серафима сидела, уронив руки, чувствуя себя окончательно отупевшей. Всё происходило слишком быстро и она никак не успевала опомниться. Только когда Берестова сунула ей в руки кружку с горячим, терпким напитком, Сима встрепенулась и прислушалась.

— Не бойся, я датчик рядом оставила, — сказала ей Инга. — Проснётся — сразу услышим. Пей! Я положила побольше сахара.

Кофе подействовал удивительным образом, вернув способность соображать. Серафима наконец поняла, что за окном совсем светло, что Игорь попал в какую-то серьёзную переделку и что наверное они проводят ответственную операцию и по неведомым ей причинам нужно, чтобы о его состоянии никто ничего не узнал. Даже свои. А странная женщина, которая назвалась тётей Люсей, тоже врач.

— Всё будет хорошо, — сказала ей Инга, рассеянно глядя в окно.

Серафима поставила на стол кружку и некоторое время наблюдала за беловолосой коллегой Игоря. Она первый раз смотрела на Ингу, замечая в каждом её жесте и движении нюансы, которых раньше не видела. Может, она делает неправильные выводы и всё это навеяно стрессом?

— Ты его любишь? — спросила Сима, поражаясь сама себе. — Извини, я глупости говорю, — поспешила добавить она. — Просто я не думала до этого… Вы давно знакомы, ты всё время рядом с ним.

Берестова обернулась и посмотрела на Симу.

— Это имеет значение? — спросила она.

— А разве нет?

— Он мужчина, должен сам выбирать, — мрачно высказала Инга и вскочила из-за стола, чтобы налить себе ещё кофе. Не оборачиваясь, она продолжила: — Я как-то спросила его, чем ты ему так нравишься. Мы четыре года вместе работаем, но почему-то я не в его вкусе.

— И что он ответил?

— Сказал: "Мне на кухне, в спальне, у детской кроватки нужна женщина, а не боевой товарищ". В его стиле, да?

Она вернулась за стол и отхлебнула кофе. Сима смотрела на неё, шокированная этим коротким признанием. Потом опомнилась и пожала плечами.

— Я бы никогда не решилась задавать мужчине такие вопросы, — призналась она.

Инга напряглась, прислушиваясь.

— Датчик сработал!

Она вскочила и помчалась в комнату. Сима побежала вслед за ней…

* * *

Маргарите Николаевне раньше не приходилось бывать в этом престижном коттеджном посёлке. Машина въехала на круглый двор и остановилась напротив лестницы. Водитель услужливо открыл заднюю дверцу. Рауш вышла, кутаясь в длинное пальто. Ещё не стемнело, но вокруг коттеджа уже горели фонари.

— Проходите! — предложил водитель, провожая женщину к двери дома. — Вас ждут.

Ей не нравилось, что её принимают в загородном доме, а не в городе, но выбирать не приходилось. В холле вежливый охранник забрал у неё пальто и шарф и проводил наверх, в кабинет хозяина.

— Здравствуйте, Маргарита Николаевна! — поздоровался с ней пожилой мужчина в домашнем пиджаке. — Присаживайтесь! Принеси нам кофе и коньяк! — приказал он охраннику — и тот вышел.

— Я благодарю вас за помощь, — произнесла Рауш, опускаясь в кресло.

— Что вы успели натворить?

— Я?! — натурально удивилась она. — Скорее, вы. Я пришла сообщить, что за вами охотятся очень опасные люди. Они намерены вас убить.

— Что за чушь?! — не поверил хозяин кабинета. — Кому это надо?

— Бросьте, Иван Михайлович! — раздражённо перебила она. — Или вы начнёте воспринимать меня серьёзно, или я больше ничего не скажу. У меня нет времени доказывать вам, что я говорю правду.

— Хорошо-хорошо! — Иван Михайлович Лардов, заместитель председателя комитета по градостроительству при губернаторе Санкт-Петербурга, примирительно поднял руки. — Я вас внимательно слушаю.

— Есть некая организация, которая занимается, скажем так, розыском врагов государства. — Рауш села поудобнее. — Когда врагов находят — их ликвидируют каким-нибудь приемлемым способом, чтобы возникало меньше вопросов. В крайнем случае, взрывают вместе с их машинами или подсылают снайпера. Вы в списке. Они ещё не уверены, что именно вы поддерживаете связь с резидентом квенталийской разведки, но должны были со дня на день получить подтверждение.

— Как интересно! — медленно проговорил пожилой мужчина и сел в кресло напротив. — И откуда у вас такая информация?

— Это не имеет значения! — Рауш старалась, чтобы её голос звучал как можно суше. — Скажем так: частично сведения собирала я. Доказательства того, что вы пытаетесь продать опытный образец некоего ценного материала, хранятся в надёжном месте. Я их ещё не передала тому, кто руководит Чистильщиками — так они себя называют.

— Я не понимаю, о чём вы говорите, — отнекался хозяин кабинета. — Но предположим, я вам поверил. Мы с вами давно знакомы и у меня нет причин считать, что вы способны насочинять такую сказку ради эффекта. Что вы хотите?

— Безопасности для себя, — потребовала она. — Я не желаю больше участвовать во всём этом. Вы заплатите мне и вывезете за пределы области. Дальше я справлюсь сама. Когда я буду в безопасности, я назову вам место и шифр, чтобы вы могли забрать все материалы.

О том, что за обеими организациями охотится ФСБ, она умолчала. Какая разница? Участники этой заварушки должны сами понимать, что их "ищут пожарники, ищет милиция…"

— Мне нужны гарантии, — жёстко потребовал мужчина. — Прямо сейчас. Назовите имена и фамилии тех, кто за мной охотится, их адреса. Это будет задаток с вашей стороны.

— Я могу назвать только одно имя, — призналась Рауш. — Но если хотите подробностей: на моей квартире осталось двое людей. Они оглушены, но живы. Если ещё не успели прийти в себя и удрать, вы можете перехватить их и попытаться вытянуть больше информации. Хотя и они могут не знать ответов на ваши вопросы. У того, кто охотится за такими, как вы, всё продумано и каждый человек знает столько, чтобы в случае провала не выдать главные секреты.

— И вы? — спросил хозяин дома.

Она выпрямилась.

— Я знаю мало, но достаточно, чтобы вы могли понять, с кем имеете дело.

Глава четвёртая. Белый огонь

— Где Инга? — спросил Игорь, едва Серафима вошла в комнату.

— Она уехала. Сказала, что ей нужно кого-то подменить.

Сима подошла, положила на тумбочку пакет с физраствором и проверила капельницу. Сокольский сосредоточенно смотрел в потолок.

— Мой телефон принеси, — потребовал он.

— Это обязательно? — Сима накрыла его руку своей. — Игорь! Твои коллеги знают, что ты плохо себя чувствуешь…

— Пожалуйста, принеси телефон, — повторил он, не дослушав, но уже мягче.

Она вздохнула, сходила за телефоном и вернулась обратно в спальню.

— Людмила Кирилловна сказала, что тебе нужно как следует отдохнуть, — напомнила она. — Наверное, лучше было отправить тебя в больницу.

Он посмотрел на неё. Несмотря на ввалившиеся глаза и резко проступившие скулы, он был уже не таким бледным, как утром. Тело его ещё боролось с последствиями наркотического дурмана, но соображал он прекрасно. Это и пугало Серафиму. Она понимала, что не может с ним спорить. Пациенты в её родной больнице слушались строгую, но добрую и внимательную медсестру, а на Сокольского ничего не действовало.

— Сима! Мне нужно знать, что происходит, — проговорил он. — Просто дай мне телефон.

Ей хотелось спросить, что у него за работа такая, если без него не могут обойтись хотя бы сутки, но вместо этого протянула телефон. Он сразу подобрел.

— Трудно со мной?

— Нет. Просто я ещё не встречала мужчин, которые стремятся сами переделать все дела. — Она почувствовала, что он расслабился, присела на край кровати и снова погладила его по руке. — Люди холерического темперамента уверены, что лучше них никто не справится.

Он усмехнулся.

— Ты не права, Сима. Не совсем права. Ситуация так сложилась, что всю информацию имею только я. Если перестану координировать действия остальных — операция может оказаться под угрозой. Я тут в кровати валяюсь, а мои коллеги рискуют.

Серафима мягко качнула головой.

— Именно об этом я и говорю, — ответила она. — Скажи, только честно: ты доверяешь тем, кто с тобой работает?

Он нахмурился, но через несколько секунд лицо его разгладилось, а по губам скользнула улыбка.

— Ты права! Своим людям я доверяю, как себе. Если случится что-то срочное — они сообщат. — Он вложил в её руку телефон. — Только далеко не убирай.

Она повеселела.

— Поспи! Я положу его рядом, на тумбочку.

Сокольский закрыл глаза и через минуту дыхание его стало ровным, как у спящего. Серафима поменяла пакет в капельнице и ушла на кухню.

* * *

Матвей крутил в руках планшет, который ещё недавно выбросил в урну господин Куропятников. Прибор просканировали, не нашли признаков взрывчатки или посторонних устройств — но всё равно Мотя сомневался.

— Должны они были чем-то тебя снабдить… — пробормотал он, разглядывая тонкий прямоугольник в своих руках.

— Может, просто извлечь карту памяти и подключить к нашему компу? — предложил один из мотиных помощников.

Киппари пожевал ус, почесал бороду, положил планшет на стол и уселся перед ним, так ни на что и не решившись.

— Предчувствие у меня… — протянул он задумчиво. — Нехорошее такое, гаденькое предчувствие. Старею наверное. Чисто теоретически, в этом планшете не должно быть ничего особенного. Выход в инет, номера счетов — вот и всё, что нужно для перевода денег.

— Если есть сомнение — надо к нему прислушаться, — сказал второй помощник.

Киппари глянул на него и ухмыльнулся.

— Запомнил? Правильно!

Теоретически, они рисковали лишь собственным рабочим временем. Любой чужой носитель информации проверялся на локальной сети, к которой были подключены только два аналитических компьютера. Даже если чья-то вирусная программа захватит один из них — достаточно форматировать диск и загрузить нужные программы заново. Надпись, сделанная маркером на сером компьютерном боку, гласила: "Оставь надежду, всяк входящий. Выхода нет".

Это только в фантастических фильмах преступник подсовывал "хорошим парням" загадочную флешку, а они сдуру совали её в ближайший комп, чтобы проанализировать — и злоумышленник без труда захватывал всю сеть. В УВР такого никогда не происходило. И всё равно Мотя сомневался!

— Куропятников — лишний человек, — высказал он вслух. — Его использовали и после того, как он отдаст деньги — должны были ликвидировать. Ну, по крайней мере, если мы имеем дело с обычными преступниками.

— Но тогда надо было просто снабдить эту штуку взрывным устройством, которое включалось бы после проведения банковской операции, — предположил его помощник.

— Вот! — Матвей указал пальцем на планшет. — Они могли это сделать! Но почему-то не сделали.

— Может, на этот случай предусмотрели другой вариант? Типа, пристрелить самого Куропятникова?

— Может! — Матвей решительно вздёрнул своё мощное тело со стула. — Мы не знаем, что они собирались с ним сделать. Тащите эту штуку в бокс! Я сам его вскрою и достану карту памяти.

— А это не слишком? — удивился один из подручных.

— Бережёного Бог бережёт! — ответил Мотя и направился в соседнее помещение.

* * *

Камера была снабжена новеньким роботом-манипулятором, отгорожена от остального здания, как хорошее бомбоубежище и снабжена толстым "стеклом", разбить которое могло только прямое попадание снаряда. Сидя снаружи, за пультом, оператор руководил руками робота, аккуратно раскручивая крепления планшета. Майор Киппари с двумя помощниками-аналитиками окружили его и внимательно наблюдали, стараясь не говорить под руку. Удержаться от комментариев было сложно.

— Сразу крышку не снимай, — напомнил Мотя.

— Да не волнуйтесь, товарищ майор! — уверил его оператор. — Сейчас приподнимем и увидим, как оно внутри крепится. Вообще, это стандартная модель! Её уже двадцать раз проверили…

Руки робота медленно приподняли крышку. Она свободно отошла, открыв привычные на вид электронные "внутренности".

— Высокие технологии… — пробормотал Мотя. — Если удастся вытащить из него память и не повредить — всем дам по выходному!

— Вот она! — обрадованно сообщил оператор. — Там, где и положено! Сейчас достану…

— Погоди! — остановил его Мотя. — А это что за фигня под крышкой?

— Как зеркало! — восхитился оператор. — Может, это то самое вещество? Ну, типа, для защиты, чтобы никакие сигналы не проходили.

— Это же планшет с выходом в виртуальную сеть! — напомнил один из помощников. — Зачем ему защита, которая сигналы не пропускает?

Матвей, не отрываясь, наблюдал за тем, как оператор вытаскивает карту памяти и не сразу осознал, о чём говорят его люди. Зато заметил, что от квадратика карты потянулась тонкая полоска серебристой фольги. Глаз её едва различал…

— На пол! — рявкнул Киппари, отдёрнув оператора от пульта.

Белая искра вспыхнула за толстым стеклом, моментально разбухла, наполнив собой всё пространство камеры. По ушам ударил резонанс. Стены дрогнули. Осколки брызнули во все стороны. На мгновение пространство вокруг загорелось ослепительно-ярким светом…

Глава пятая. Не пугайте женщину!

Маргарита Николаевна заблудилась в особняке…

Адвокатесса надеялась, что ей дадут машину и вывезут в соседнюю область. Но этого не случилось.

— За вами следят, — сказал ей хозяин дома. — Проявите терпение. Мои люди решают эту проблему. Отдохните. Здесь вас никто не тронет.

У неё не оставалось выбора. Рауш привыкла, что ей всегда кто-то покровительствует. Необязательно достойные люди, но они платили ей и ограждали от неприятностей.

Вечером она вышла подышать воздухом на террасу, но там оказалось холодно. Хотела вернуться обратно, но заблудилась. Может, свернула не в тот коридор? Маргарите Николаевне попалась винтовая лестница вниз. Здравый смысл подсказывал, что не надо туда идти, но расстроенная адвокатесса не послушалась. "Если лестница ведёт вниз, значит найдётся и коридор, через который можно выйти в холл, или хоть на кухню", — оправдала она себя.

Дальше с ней начали происходить чудеса почище тех, что случаются с героями фильмов о Фантомасе. Она обнаружила бетонный бункер, оборудованный пультом наблюдения, спальным местом, холодильником и водопроводом. Двери сюда не было, только широкий проём в стене, два на два метра. Это удивило Рауш, но не насторожило. А зря! Едва она подошла к пульту и коснулась стоявшего перед ним кресла, сзади послышался скрежет — и на её глазах бетонная панель наглухо отрезала её от пути отступления. Она метнулась назад, прижалась к панели, стараясь понять, что происходит снаружи. Потом, поддавшись порыву спонтанной паники, бросилась обратно, нырнула в постель за ширмой и закрылась с головой одеялом.

Через минуту в бункер кто-то вошёл. Скрипнуло кресло, послушался электронный писк. Хозяин бункера кашлянул и заговорил. Рауш узнала голос Ивана Михайловича. Он обращался к кому-то другому. Страх немного отпустил, зато проснулось любопытство. Женщина прислушалась.

— Вторая группа отчиталась? — спросил Лардов.

— Нет, — ответили ему.

— Идиоты! Вернутся — в карцер всех! Первая группа! Как у вас?

— Информации немного, — ответил другой голос, более высокий и молодой. — Этот генерал в отставке ещё доставит нам проблем. Он виделся с Сокольским.

— Опять этот Сокольский! — проворчал Иван Михайлович. — Надо было ликвидировать его сразу, после полковника Астафеева. Вы узнали что-нибудь о его подразделении?

— Мы знаем, что они подчинены ФСБ, но работают автономно. Ни о месте их дислокации, ни о полномочиях сведений нет.

— Значит, Криворотов не врёт и действительно имеет покровителей не только в прокуратуре и полиции, но и в ФСБ, — задумчиво произнёс Иван Михайлович. — Сколько ещё времени уйдёт на получение нужного количества вещества?

Ему ответил третий голос:

— Точно скажу к завтрашнему дню.

— Откуда такая уверенность? — спросил хозяин бункера. — Вы меня уже полгода кормите обещаниями, а тут такая точность!

— Ко мне привезли друга детства. Уверен, он должен знать, куда делись недостающие документы проекта. Он "погружён", я с ним быстро справлюсь.

— Вашего "друга" должны были использовать для передачи диска! — В голосе Лардова проявился гневный оттенок.

— Насколько я знаю, он успел выполнить задание. Теперь моя очередь.

— Хорошо! Но завтра, в это же время, я жду результатов! Третья группа! На вас — Сокольский и это его подразделение. Что хотите делайте, но их нужно нейтрализовать! И ещё… Наша гостья может знать больше, чем говорит. Генерал наверняка использует её как доверенное лицо, так что грех не воспользоваться, раз она сама явилась. Как только вернётся доктор — пришлите его ко мне. И пусть захватит установку. Не люблю мучить женщин! Она вряд ли способна сопротивляться "погружению"…

Маргарита Николаевна вздрогнула, сообразив, что речь идёт о ней. Больше она уже ничего не слушала, она только понимала, что должна прямо сейчас ускользнуть из бункера. Даже если хозяин её не заметит, она останется здесь пленницей и завтра… Это "завтра" её особенно пугало. Что такое "погружение" она знала лишь приблизительно, но понимала, что этой процедуры нужно избежать любой ценой.

Она приподняла голову и огляделась. На столике у изголовья валялась книга, стояла толстая фаянсовая кружка и такой же массивный заварочник. "Безвкусица из ИКЕИ", — мелькнуло в голове Рауш. Она медленно поднялась, благо в топчане не было пружин, которые выдали бы её скрипом. Сняв туфли, которые хозяин дома выдал ей вместе осенних сапожек, женщина взяла заварочник (судя по весу, в нём ещё оставался чай), осторожно вышла из-за загородки и в одних носочках подкралась к мужчине. Он выдавал какие-то ЦУ, но Рауш не прислушивалась. Даже на экраны не взглянула, чтобы не отвлекаться. Она смотрела только на его затылок и кружком расходившиеся от маленькой лысины седые волосы.

— До связи!

Иван Михайлович нажал красную кнопку, дав отбой своим переговорам.

Сделав ещё шаг, женщина подняла руку и со всей силы вломила заварочником по блестящей мишени!..

* * *

Сокольский стоял на усыпанном квадратиками битого стекла полу и разглядывал выжженное пространство перед собой.

— Разнесло начисто, — сказал ему майор Шхера. Сегодня на лице бывшего боксёра не было и тени весёлости. — Пластик, краска… Сгорели подчистую. Что не горело — то сплавилось. Хорошо, что парни успели на пол попадать. Вот эта стенка их спасла.

Он пнул носком ботинка кирпичи. Штукатурка и защитный слой с них осыпались, но фрагмент уложенной ещё в позапрошлом веке стены устоял, не поддавшись взрыву.

— Как они? — спросил Сокольский, внимательно изучая взглядом оплавившийся край, но подразумевая майора Киппари и его помощников.

— Ожоги, порезы. У Моти лёгкое сотрясение мозга. Доктор обещал, что через пару-тройку дней отпустит всех по домам, долечиваться. Ты как?

Тимофей внимательно посмотрел в сосредоточенное лицо Сокольского. Вид у шефа был бледный, хмурый, вокруг глаз круги. Шхера мог поклясться, что Сокольский похудел за двое суток, что неудивительно, если учесть, что отходняк после "сыворотки правды" и прочей гадости, которую ему кололи, нешуточный. В рот лучше ничего не брать, пока вся химия не выйдет из организма.

— Я в порядке, — успокоил его Сокольский и добавил негромко: — Белый взрыв…

— Ты с Матвеем успел поговорить? — удивился энергичности шефа Шхера.

Сокольский отрицательно качнул головой и поморщился. От движения проснулась боль в висках.

— Гаврилов у карьера, где взорвался аппарат, сказал, что взрыв был "белый", — произнёс он, стараясь не обращать внимание на ощущения. — Заряд в планшете поставили небольшой, рассчитанный на то, чтобы прикончить одного человека: Куропятникова. Поэтому разнесло только бокс и нашего робота. Пусть эксперты ещё покопаются, — распорядился он. — Найдут остатки оксида таллия — значит, в планшете действительно была частичка К-299.

Шхера посторонился, пропуская одного из лаборантов в выгоревшее помещение бокса.

— Надо бы сообщить в контору, — напомнил он. — Могут помочь.

— Я сам сообщу, — остановил его Сокольский. — Скажи людям, чтобы помалкивали пока.

— Думаешь, за нами наблюдают? — оживился Шхера.

Сокольский сосредоточенно разглядывал стёкла под ногами и ответил не сразу.

— Пусть думают, что планшет всё ещё у нас, — сказал он.

— Кто "пусть думает"?

— Все, — ответил Сокольский и повернулся к выходу из развороченного аналитического центра УВР.

Глава шестая. Операция началась

Через несколько часов Берестова сидела в "Патриоте", на набережной Мойки. За высоким каменным забором, выкрашенным привычной для Питера жёлтой краской, виднелись разбросанные по территории пятиэтажные корпуса, торчали голые верхушки деревьев. Дальше, вперёд по дороге, набережная утыкалась в глухую серую стену с надписью "Адмиралтейские верфи". С той точки, где Инга остановила машину, виднелась проходная психиатрической лечебницы, выстроенной ещё в начале XIX века. Сперва тут содержали и помешанных и преступников, но в 1870-е уголовников перевели в тюрьму, окончательно определив статус заведения.

По другую сторону проходной маячил белый микроавтобус.

— Как дела? — спросила Инга, активировав наушник.

— Пусто! — откликнулся координатор. В автобусе был установлен пульт и через множество экранов, подключенных к внутренним камерам, координатор отслеживал активность силовой группы Шхеры и ОМОНа, потрошащих в данную минуту территорию больницы.

— Совсем ничего? — Берестова отвлеклась от проходной и окинула взглядом высокие стены. — Должен быть коридор, который соединяет один из корпусов с подземными коммуникациями на территории верфей.

— Все стены уже просканировали, — прозвучал в наушнике голос Капустина. — Подвалы как подвалы. Надо валить отсюда, пока всех психов не распугали…

Инга в очередной раз пожалела, что сидит снаружи, но сама себя оборвала: можно подумать, у неё получился лучше! Парни Шхеры натасканы, чтобы ни одну подозрительную щель не пропустить! "Куропятников, может, и не соврал, — подумала Инга. — А его связной? Не рано ли мы ему поверили? Сидит, поди, сейчас и посмеивается, как ловко послал спецназ штурмовать психушку".

Краем глаза она заметила движение. Через окошко на крыше проходной вылез человек, подкатился к краю, ловко повис на руках и спрыгнул на мостовую. Потом оглянулся и побежал вдоль стены.

— Первый! — вызвала Берестова. — Заснули? Человек из окна выскочил! Уходит в сторону моста!

Ей никто не ответил.

— Капустин!

— Да!

— Твои ближе всех! Проверьте проходную! Наши парни молчат.

— Ты куда?!

— Один уходит! Я за ним…

Берестова завела мотор и развернула "Патриот" в обратную сторону. Человек успел добежать до моста. Инга выжала педаль газа, стремясь догнать его, пока не нырнул в ближайшую подворотню. Как на зло, с поворота вывалил грузовик с прицепом. Пришлось ударить по тормозам.

Стиснув зубы, она смотрела, как медленно проползает перед глазами оранжевый борт прицепа. Из кузова торчали обрезки труб, штукатуренные обломки. Пока она пропускала весь этот строительных хлам, беглец успел домчаться до противоположного ряда домов и забежать в подворотню. Инга знала, что проход закрыт железной решёткой, но надолго ли это задержит? Она вывернула с моста направо и увидела преследуемого. Тот возился с кодовым замком калитки. Берестова свернула через встречную полосу, к подворотне. "Успею!" — решила она. Беглец оглянулся и полез в карман. Инга нажала на газ. Человек вскинул руку с пистолетом. Ветровое стекло разлетелось вдребезги. Инга успела наклониться, заметила тень от арки и нажала на тормоз.

Машина встала. Инга подняла голову. На неё, через капот, смотрели безумно выпученные глаза и дуло пистолета.

— Назад! — истошно завопил мужик. — Убери машину! Убью! Убери!..

"Не стреляет!" — подумала Инга и поняла: бампер плотно прижимал мужика к решётчатым воротам. Калитка в сантиметрах от него, но он не может сдвинуться с места.

— Отпущу тормоз — будет фарш! — крикнула она через выбитое стекло. — Брось пушку!

— Убери машину!!!

— Пушку брось!

Искажённое страхом и болью лицо показалось ей знакомым. Совсем недавно видела на фотографиях. Берестова сосредоточилась. Наверное, вышлоагрессивно: мужик швырнул пистолет, будто обжёгся. Ствол бухнул о капот и скатился в щель между бортом машины и стеной подворотни. Позади, у обочины, притормозил микроавтобус и из него вывалило несколько силовиков. К машине Инги подбежал Шхера.

— Вытащите меня! — взмолился зажатый бампером мужик.

— Ого! — восхитился Тимофей. — Ловко! Сама цела?

— Цела, — процедила Инга.

— Ну, сдай назад! Парни! Вытащим этого урода!

— Не могу! — вдруг сказала Берестова. — Тут уклон.

Тимофей открыл было рот, но тут же захлопнул и с деловитым видом присел на корточки.

— Действительно, уклон! — поддержал он, поднимаясь. — Что будем делать? Ворота резать?

— Может, домкратом подпереть? — спросил один из бойцов, пока двое других пытались протиснуться мимо машины.

— Вы не можете так со мной! — Лицо мужика стало красным и мокрым. — Я врач! Я учёный! Вы не имеете права!

— Это Лебедев, — подсказала Берестова.

— Говори, где вход в лабораторию! — спохватился Шхера.

"Молодец! Сообразил!" — с облегчением подумала Инга.

— Вы не можете! — снова начал мужик, но осёкся. Наверное, заметил нетерпеливое движение Инги. — Я скажу!

— Говори! — приказал Шхера. Его люди отодвинулись, чтобы не мешать допросу.

— Пятый корпус, первый этаж, — быстро проговорил Лебедев. — Самый дальний конец… Панель за декоративной лепниной, рядом с лифтом. Там бабочки на ней…

— Другое дело! — похвалил Тимофей и достал рацию. — Парни! Пятый корпус, сторона, которая к гавани. У лифта панель за декоративной накладкой с бабочками.

Он сделал несколько шагов к дороге.

— Стойте! Вытащите меня! — заорал пленник.

Инга спокойно перевела рычаг и подала машину назад. Двое силовиков бросились в образовавшуюся щель и вцепились в Лебедева.

— Сука! — выругался учёный-врач, бессильно обвисая в их крепких руках.

Инга заглушила мотор и вылезла из кабины. С одежды посыпались квадратики битого стекла.

— Ты какого лешего одна попёрла? — попенял ей Шхера, хотя его улыбчивая физиономия просто светилась.

— Тебя надо было подождать? — полюбопытствовала она.

— Ладно, — примирительно бросил мужчина. — Двое остаются здесь, остальные за мной! Разворошим, наконец, это тёплое гнёздышко!

Инга тронула наушник в ухе, переключаясь на связь с базой.

— Лебедев у нас! Шхера повёл своих обратно, брать лабораторию, — сообщила она.

— Забирай Лебедева и вези сюда, — отозвалось у неё в ухе. — Без тебя справятся.

— Я его помяла малость, — призналась Инга.

— Сильно?

Она оглянулась на парней, в руках которых извивался арестованный.

— Вы… Вам это даром не пройдёт! Сволочи! — бушевал он.

— Жить будет, — определила Инга. — Давайте его в машину! — приказала она.

* * *

Сокольский встречался с Димиттом в маленьком кафе, на втором этаже старого питерского дома.

— Мне велели говорить с вами. Это условие, чтобы ваши коллеги не начали дело, — сказал худощавый шатен, глядя на Сокольского спокойно и внимательно. Секретарь квенталийского посольства не казался ни взволнованным, ни неуверенным. Он будто смирился с тем, что приходится сотрудничать с российской спецслужбой.

— Кто те люди, которые на вас напали? — спросил Сокольский. Подробностей контрразведчики ему не сообщили, оставив выбор степени откровенности за иностранцем.

— Они называют себя… — Димитт затруднился сразу подобрать русское слово. — Ih-Jhake*. Делающие правила.

— Вершители, — перевёл Сокольский.

— Вершители! Это правильное слово, — энергично подтвердил Димитт. — Они предложили договор: если моё правительство финансирует проект, мы получим вещество, которое они используют. Я родился в очень маленькой стране, господин Сокольский. Мы можем стать самостоятельны, если у нас будет то, чего нет у других. То, что поможет нам занять место наверху. — Он поднял ладонь над столом, но сразу опустил руку. — Вы понимаете меня?

Сокольский разочарованно покачал головой.

— Они преступники, — ответил он через паузу, стараясь говорить как можно проще. — Такие люди всегда обманывают. Когда вы отказались платить и потребовали, чтобы они дали вам то, что обещали — они решили вас заставить. Вы — опытный разведчик, должны понимать ситуацию.

— Русским нельзя верить, — проворчал Димитт.

— На вашей родине бандитам верят? — спросил Сокольский.

Юлиус помедлил пару секунд, потом усмехнулся.

— Вы мне указали место, — признал он. — Что вы хотите знать про этих… бандитов?

— Фамилии тех, кто ими командует?

— Я знаю одну, но она может оказаться… псевдонимом.

— Способ встречи с ним или его связными?

— Это я вам сообщу, — согласился Димитт. — Но после того, как они на меня напали, они не будут со мной встречаться.

— Они показывали вам образцы вещества, лабораторию, где его производят?

Юлиус Димитт тонко улыбнулся.

— Меня возили на завод, — сказал он. — Мне не показали дорогу, но я разведчик. Я запомнил, какие дома, которые над заводом. Я знаю, что они ехали долго, но много раз поворачивали, двигаясь по кругу. Их логово внутри вашего города!

___________________________

* Квенталийский: дарующие судьбу, создающие закон.

Глава седьмая. Начальственный гнев

С координаторской соединился генеральский адъютант.

— Товарищ полковник! Генерал Чёрный приказывает вам немедленно прибыть к нему!

Сказать, что у него нет времени, Сокольский не мог. Являться на начальственный "ковёр" не хотелось. Он представлял себе, что за этим последует. Но выбора не было. Сокольский посмотрел на Сергея Сергеевича Ланского, временно заменившего майора Киппари.

— Иди, — сказал тот. — Я прослежу за ходом операции. Ты всё равно на больничном.

Сокольский не стал спорить. Ланскому он полностью доверял, а испытывать генеральское терпение не следовало. Они и так самовольничали по полной программе.

…Через полчаса он был на Литейном 4, поднялся на пятый этаж и вошёл в кабинет генерала Чёрного.

— Сядь, Игорь! — приказал Дмитрий Иванович, кивнув на уставное приветствие. — Пора поговорить.

Сокольский подошёл и опустился на один из стульев. Генерал пощипывал нижнюю губу, глядя на него в раздумье. Потом вздохнул и начал:

— Игорёк! Ты прекрасно знаешь, чем отличается работа оперативника от работы начальника отдела. Я надеялся, что ты заменишь полковника Баринцева. Скорее всего, он останется в Москве и мне нужно, чтобы его место занял человек вроде тебя. Но ты предпочитаешь носиться впереди, "на лихом коне", вместо того, чтобы координировать действия подчинённых!

Генерал в сердцах хлопнул пухлой ладонью по столу. Сокольский поднял голову, посмотрев на Дмитрия Ивановича своим ясным взглядом, словно совершенно не сомневался, что поступает правильно.

— Я делаю то, что у меня лучше всего получается, — ответил он. — Сергей Сергеевич может возглавить отдел.

— У Сергея Сергеевича есть свои задачи! — Чёрный наконец позволил себе прогневаться. — Сергей Сергеевич прекрасный аналитик, но упёртый, маломобильный гебешник! Ты это знаешь не хуже меня! Зачем ты полез к Криворотову? Что, у тебя нет людей, способных провести с ним переговоры?!

Сокольский тихонько вздохнул. За время службы в УВР он успел оценить, насколько важно, чтобы на месте руководителя стоял человек, способный правильно распределять кадры. Это только казалось, что генерал Чёрный бездельничает в своём кабинете, проводит совещания и отчитывает подчинённых за промахи. Дмитрий Иванович был и оставался гениальным организатором. Он — как хороший электрик на заводе, у которого техника работает без малейшего сбоя, потому что он вовремя устраняет неполадки. Ходит такой электрик, руки в брюки, и всем кажется, что он ничего не делает. А он, получив новую партию рубильников или вентиляторов, сперва тщательно их отладит — и лишь потом поставит. Поэтому и крутится всё без сбоёв. Займёт место такого электрика парень поглупее, которому кажется, что работёнка — не бей лежачего — и всё быстро пойдёт вкривь и вкось.

— Ни с кем другим Криворотов не стал бы разговаривать, — оправдывался Сокольский. Он тоже старался распределять кадры так, чтобы от них была максимальная отдача. Генерал это понимал, хотя претензии предъявлял справедливые: не дело начальнику отдела подставлять собственную шкуру. Раз иного варианта не нашлось, значит, он недостаточно хороший руководитель.

— Игорь! — Генерал вздохнул. — Всех дел сам не переделаешь. В этот раз у тебя есть оправдание, но ты должен пересмотреть свой стиль работы. Со временем, — смягчился он в конце своей речи.

— Я рассчитывал, что Криворотов согласится просто переговорить, — покаялся Сокольский. — Впрочем, всё вышло даже эффективнее.

— Эффективнее? — удивился Чёрный.

— Криворотов мог мне не поверить и долго перепроверять информацию. А так — он уверен, что выжал из меня правду.

— Он мог убить тебя! — не выдержал генерал. — Лезть в лапы преступнику, даже без прикрытия! Ты об этом подумал?

— Он не стал бы убивать, это не в его интересах, — сухо возразил Сокольский.

— А подвергать офицера УВР пыткам — в его интересах? — Генерал снова занёс руку, чтобы хлопнуть по столу.

— Извините, товарищ генерал! — Сокольский сдвинул светлые брови. — Этого я не предвидел. В досье Криворотова не отражено, что он — патологический садист.

Дмитрий Иванович замер, потом опустил руку и покачал головой.

— Иногда мне кажется, что ты неудачно шутишь, — разочарованно проговорил он.

— Я совершенно серьёзен, — уверил его Сокольский.

— В том-то и дело, — признался генерал Чёрный. — И чего ты достиг?

— Криворотов получил то, что хотел, но с нашими нюансами, — живо стал докладывать Сокольский. — Поверил, что мы знаем о его шайке больше, чем кажется. Он встречался со своим покровителем и теперь мы знаем, кто стоит за организацией Чистильщиков. Есть запись их разговора. Ещё недавно мы лишь подозревали о их существовании, а сейчас нам практически ясна вся их система. Теперь Криворотов считает, что его главная опасность — Вершители, потому что они тоже знают о нём слишком много и намеренно вводят его в заблуждение.

— Хочешь их стравить? — с сомнением спросил генерал.

— Достаточно того, что они начнут предпринимать друг против друга активные действия. Меня беспокоит Рауш, — признался Сокольский. — Её могут ликвидировать раньше, чем мы вмешаемся. То есть, она нужна обеим сторонам, но женщина неадекватная и слишком… непредсказуемая. Она уже подстрелила двоих. Хорошо, это был электрошок. Хуже, если она продолжит в таком же духе и её саму подстрелят. Из соображений безопасности.

— Что ты собираешься предпринять? — спросил генерал.

— Я уже предпринял, — криво улыбнувшись, сообщил Сокольский…

* * *

— Где сейчас Мегавой? — спросил Сокольский, вернувшись на "Красный Треугольник".

— Судя по сигналу, вот в этом квадрате. Уже некоторое время не двигается.

— Значит, прибыли. — Он бегло просмотрел снимки местности, которые успела переслать наружка. — Если верить Димитту, это место похоже на то, куда его привозили. Пусть Некрасов продолжает наблюдение, а Шхера выдвигает своих людей!

— А Рауш?

— Есть кому ею заняться.

* * *

Как умная и расчётливая женщина, Рауш первым делом надела туфли, схватила с пульта пачку дисков, обшарила карманы Лардова и сгребла всё, что нашла, сунув по карманам и за пазуху. Искать сумку не оставалось времени. Среди предметов были ключи от дома и машины.

Последним Маргарита Николаевна обнаружила у хозяина дома пистолет: миниатюрную "Беретту", которую тот носил в заднем кармане брюк. Ключи и "Беретту" женщина взяла в руки и осторожно выглянула в коридор. Никого не было. Выйдя, Рауш некоторое время изучала дверь, пока не нашла какую-то кнопку. Можно было нажать, авось сработает закрытие. А если так вызывается охрана? Не решившись проверить, Рауш побежала к лестнице.

Планировка дома не стала понятнее, но Маргарита Николаевна хотела найти хотя бы окно. В первой же попавшейся комнате оно было, большое и высокое. Вот только за ним — два этажа до земли. "Надо было поискать выход прямо из подвала", — в досаде подумала женщина. Она поддерживала хорошую форму, но не могла похвастаться любовью к скалолазанию. Спуститься по гладкой стене и едва заметным карнизам — немыслимо.

— Придётся идти ва-банк, — сказала себе Рауш, сунула ключи в карман и проверила пистолет.

Ещё в юности она решила, что женщине нужно обладать некоторыми мужскими навыками, чтобы выжить. Она разбиралась в стрелковом оружии, водила автомобиль и даже могла продемонстрировать пару приёмов самообороны. Лишь бы противник не ожидал!

Выйдя из комнаты, Маргарита Николаевна пошла по коридору, громко окликая:

— Эй! Есть тут кто-нибудь?! Отзовитесь!

Ей пришлось пройти не меньше, чем половину дома, прежде чем одна из боковых дверей приоткрылась, заставив женщину инстинктивно отпрыгнуть.

— Помочь? — спросил бледный юноша с синяком под глазом.

— Ох! Как ты меня напугал! — пожаловалась Рауш, прижимая одну руку к сердцу. Другую она держала за спиной, пряча пистолет. — Представляешь, я заблудилась! Ты не мог бы сказать мне, в какой стороне холл или кухня?

— Это тебя "папаша" вчера тут поселил? — вопросом ответил юноша и выбрался из-за двери весь. На нём были потрёпанные джинсы и майка с изображением крысы, которой художник нарисовал клыки.

— Так ты — сын Ивана Михайловича? — обрадовалась Рауш.

— Я — сын его жены, — осадил её юноша. — Мне он никто, я ему — звать никак. А ты — его любовница? Что-то старовата…

— Послушай! — Она шагнула к нему, заставив попятиться. — Мне нужно отсюда убраться. Поможешь?

— Что, не понравилось? — оскалился юноша.

— Да! То есть, я не любовница. Просто он занят, а мне нужно срочно вернуться в город.

— Понятно, — протянул её "подсвеченный" собеседник. — Ладно, не тушуйся! Сейчас оденусь и отвезу. Заходи! — Он посторонился.

— Я лучше тут подожду, — живо ответила Рауш.

— Заходи говорю! Здесь охрана. Заметят — будут вопросы.

Она сдалась, спрятала пистолет и вошла в его комнату…

* * *

Всё это было до зевоты предсказуемо: машина, повязка на глазах, потом задворки полуразрушенного завода в стиле "Сталкера". Бетонные "коробки" советского времени, с проломанными стенами, будки без окон, в проёмах которых виднелось серое небо.

Мегавого провели по дорожке из уложенных прямо в грязь старых кирпичей. Потом пришлось спускаться по мрачным лестницам, проходить железные двери, больше похожие на шлюзы. Александр Павлович ничему не удивлялся. Примерно так он представлял себе убежище людей, которым был обязан имплантом в позвоночнике и воспоминанием о спусковом крючке, на который нажал, застрелив старого друга и сослуживца.

Они вышли на ячеистую металлическую террасу над подземным залом. Всё пространство внизу было поделено на боксы без крыш, над которыми шли огороженные дорожки для охраны. Взглядом опытного офицера, Мегавой в несколько секунд, пока его вели над залом, пересчитал охранников: полтора десятка. Ещё четверо остались по ту сторону шлюза и столько же — снаружи, на замаскированной стоянке для машин.

"Как можно посреди города, на территории бывшего предприятия, тайно от всех, возвести целый подпольный завод? — думал Александр Павлович. — Эти люди должны иметь покровителей, которые держат территорию законсервированной, не пуская посторонних".

Его провели на другую сторону цеха. Здесь, в просторной комнате с пультом наблюдения и примитивной железной мебелью, его встретил человек примерно одного с ним возраста, высокий и всклокоченный.

— Саша! Ну наконец-то! — воскликнул он, раскинув руки и шагая навстречу Александру Павловичу.

"Мальчик с вечно грязной шеей, — вспомнил Мегавой. — Сейчас у него чистая шея… Зато грязные руки".

— Здравствуй, Гена, — сказал он, уклонившись от объятий.

— Ты обижаешься, что ли? — искренне удивился Шубин.

— Во время нашей последней встречи ты меня подставил, — холодно напомнил Мегавой, но моментально спохватился: он должен изображать человека с имплантом!

— Не обижайся, Сашка! — снова подступил к нему Шубин.

Мегавой позволил себя облапить и постарался ответить как можно проще:

— Я не обижаюсь.

— Вот и хорошо! Проходи, садись!

Шубин подтолкнул его к одному из стульев и махнул рукой охранникам. Те отошли на несколько шагов, но помещение не покинули. "Боится оставаться со мной наедине, — подумал Мегавой. — Или подручные нужны ему для допроса?" Такой исход он предвидел.

— Понимаешь, в чём дело, Сашка! — доверительно начал Шубин. — Мне нужна твоя помощь. Помнишь, в Архиве, где ты работаешь, хранились материалы по одному очень старому проекту под кодовым названием "Стихия"?

— Помню, — не стал отпираться Александр Павлович.

— И ты часть этих материалов изъял для каких-то своих целей?

Мегавой усмехнулся. "Легко догадаться, зачем я тебе понадобился", — сказал он про себя.

— Изъял, — ответил он Шубину.

— Так где они? — живо спросил тот, подходя и наклоняясь к Мегавому.

Александр Павлович посмотрел ему в лицо.

— У меня их нет.

— Но ты знаешь, где они?

— Не знаю. — Мегавой решил, что самое лучшее — отвечать как можно короче и конкретнее. Пусть "друг детства" помучается, формулируя свои вопросы так, чтобы вынудить его говорить.

— Очень интересно! — воскликнул Шубин. — Но если ты их взял, значит, ты их кому-то отдал?

— Я не помню.

Шубин неожиданно и сильно ударил его по лицу, сбросив на пол.

— Ты будешь отвечать на все мои вопросы! — рявкнул он. — Сядь на место!

Мегавой готов был огреть Шубина стулом, но взгляд его остановился на крашеной коричневой ножке, на которой царапины образовали забавные прожилки, словно это была не краска, а живой материал. На память пришла вычурная пластиковая мебель "под карельскую берёзу" в лаборатории Бердниковой. На одном из шкафчиков шутник-лаборант приклеил скотчем бумажку с надписью: "При изготовлении этой мебели ни одно дерево не пострадало"…

Александр Павлович поднялся и взял стул за спинку.

— При изготовлении этой мебели ни одно дерево не пострадало, — повторил он, чувствуя, что благодаря этой фразе успокаивается.

— Что? — не понял Шубин.

— Крашеное железо, — пояснил свою мысль Мегавой. — Стало так много подделок…

— Сядь! — приказал "друг детства".

Александр Павлович выполнил его указание.

— Когда-то ты мной командовал, — продолжил Шубин. — У тебя с младенчества эти командирские замашки светились. В армию побежал, вернулся такой красавец в мундирчике! Конечно, мне за тобой не угнаться. Все девчонки твои, все должности. Но теперь всё изменилось, друг! — Он подошёл сбоку и наклонился к уху Мегавого. — Теперь ты меня будешь слушать, отвечать на мои вопросы и думать, думать, думать! Теперь ты должен мне угодить. Или я заставлю тебя расстрелять ещё человек двадцать!

Мегавой повернул голову и посмотрел Шубину прямо в глаза.

— Пожалуй, я начну с тебя, — тихо проговорил он.

Коротким ударом кулака, Мегавой заставил Шубина согнуться — и моментально зажал его шею мёртвым локтевым захватом…

Глава восьмая. Финальное уравнение

Паренёк выкатил мотоцикл через боковую калитку.

— Иди быстрее! — позвал он Маргариту Николаевну. — Калитку затвори, чтоб никто не догадался!

Женщина выполнила его указание и подошла.

— Садись!

Она оглядела сидение мотоцикла, потом своё прямое платье, поверх которого сейчас была надета бесформенная мужская куртка, выданная её "помеченным" спасителем.

— Ну, задери! — зашипел тот.

Мимо, по засыпанной гравием улице, проползала машина. Юноша на неё даже не взглянул, мало ли в посёлке автомобилистов. Рауш только решилась задрать подол, как машина свернула и преградила им путь, встав прямо перед мотоциклом.

— Что за!.. — начал юноша.

Из машины выскользнул высокий парень, гораздо старше его, поднял руки и быстро заговорил:

— Маргарита Николаевна! Я — лейтенант Ольгин! Вы меня видели, я с полковником Сокольским приходил. Я за вами, надо спешить!

Рауш уже достаточно напугали сегодня, чтобы реакция оказалась непредсказуемой для неё самой: она выдернула из кармана "Беретту" и наставила на Ольгина.

— С дороги! — потребовала она.

— Ого! — тихо воскликнул юноша. — Чё ты молчала, что у тебя ствол?!

Он схватил её за руку и моментально вывернул из пальцев пистолет. И сам вскинул руку в сторону Ольгина.

— Стой где стоишь! Ключи от машины! Быстро! С такого расстояния я не промахнусь!

Слава стоял в двух шагах от него. Он мельком взгляд на оружие. Лицо его повеселело, он опустил руки и усмехнулся.

— Ну, блин! Откуда вы взяли эту пукалку?!

Юноша опешил, нахмурился и сам посмотрел на оружие. Ольгин одним движением скользнул к нему, перехватил за запястье — и оттолкнул в сторону. Уже без пистолета. Сунув "Беретту" себе в карман, он забыл о подбитом юноше и снова повернулся к Рауш.

— Маргарита Николаевна! — Он показал пальцем на ворота. — Камера наблюдения! Сейчас вывалит охрана и тогда начнётся настоящее шоу. Садитесь в машину!

Она медлила секунду, потом подчинилась и полезла в автомобиль. Ольгин шагнул к водительскому месту.

— Погодите! — взмолился юноша, бросая мотоцикл и подбегая к нему. — Возьмите меня! Отчим узнает — убьёт!

Ольгин колебался. Железные ворота усадьбы дрогнули.

— Садись! — решился Слава — и паренёк полез на заднее сидение.

Ольгин завёл мотор. Разворачиваться в нужном направлении не стал, переключил сцепление и попятил машину задом, набирая скорость. Рауш неверными руками пыталась прицепить ремень безопасности. Открывающиеся ворота повергли её в ужас.

Слава допятил машину до развилки, резко затормозил и завертел руль, поворачивая на боковую улицу.

Маргарита Николаевна успела заметить, как в их сторону бегут люди, а с другой стороны развилки, в сторону дома Лардова, поворачивает микроавтобус. В следующую секунду машина рванулась с места, вжав её в сидение. Улица и проклятый особняк скрылись из виду…

* * *

— Кто вы такие?! Что вам нужно?! — Шубин вскочил, отступив к пульту, не зная, что ему предпринять.

Ворвавшиеся в помещение люди в чёрных комбинезонах с красными нашивками, чёрных беретах и масках, моментально разоружили его охранников и освободили проход, по которому в помещение вошёл подтянутый пожилой мужчина.

— Генерал Криворотов, — представился он. — А вы, вероятнее всего, Геннадий Шубин? Это кто? — показал он на лежащего у стены, Мегавого. — Ваш очередной подопечный, который плохо себя ведёт?

— Можно и так сказать, — неохотно ответил Шубин, догадавшись наконец, у кого могло хватить наглости ворваться в засекреченное предприятие. Посмотрев через стекло на огромный зал, Шубин скривился: люди в чёрных беретах уже справились с немногочисленной охраной и теперь сгоняли их по ажурным переходам куда-то в конец зала.

— Вы напрасно это делаете, — добавил Шубин и повернулся к отставному генералу.

— Я пришёл задать всего один вопрос, — сказал Криворотов, неспешно оглядывая пульт управления. — От того, как ты ответишь, будет зависеть, поставлю я тебя в число своих врагов или друзей. И не дёргайся понапрасну, все подходы к этому зданию под контролем моих орлов.

— Я вижу, — мрачно согласился Шубин. — Что вы хотите знать?

— Где твой босс? Где Лардов? И где деньги, которые он мне должен?

— Это три вопроса, — нервно ухмыльнувшись, заметил Шубин.

Криворотов повернул к себе один из стульев и сел, закинув ногу на ногу.

— Займитесь им! — приказал он, поведя пальцем на Шубина.

Двое тут же закинули автоматы за спину и подошли. Шубин отпрыгнул от них, споткнулся о тело Мегавого и уткнулся спиной в стену.

— Погодите! — воскликнул он. — Я всего лишь переспросил, что именно вам нужно! Лардов не вышел на связь в последний сеанс, я понятия не имею, где он. Должен быть у себя на даче.

— Так-то лучше, — милостиво признал Криворотов и жестом остановил своих подручных. — Полагаю, он может вообще больше не появиться. Он меня надул, не заплатив и я считаю, что имею полное право забрать его дело в свои руки. Ты ведь спец по всем этим штучкам? Вот и докладывай, на какой стадии находятся работы и скоро ли ждать результата. А заодно — поподробнее о этом веществе, которое вы тут пытаетесь синтезировать. Я хочу знать всё!

— Похоже, у меня нет выбора? — поинтересовался Шубин и облизнул губы. — А вы не боитесь, что Лардов вернётся? Он всё-таки — большая шишка в администрации. Без него нам не удержать этого места.

— Найти Лардова и уладить с ним отношения — моё дело, — процедил Криворотов. — Садись и рассказывай.

Вместо этого Шубин оглянулся на окно и бросился к стеклу. Парни в чёрном дёрнулись следом, но ничего не успели сделать. Послышался до боли знакомый крик: "Работает ОМОН!" — и в комнату ворвалась новая партия вооружённых парней. Эти не церемонились, через несколько секунд уложив штабелями всех, до кого дотянулись.

— Какого чёрта!.. — попытался возмутиться отставной генерал, но его ткнули носом в пол. Пришлось замолчать.

Шубин оказался в очень неудобной позе: ему в лоб упирался каблук ботинка лежащего рядом Мегавого. Он попытался повернуть голову, но сверху навалилось что-то тяжёлое, прижав его ещё сильнее. Шубин засопел и перестал шевелиться. На его счастье, это продолжалось недолго. В помещение зашёл кто-то ещё.

— Поднимайся! — приказали Шубину и подтвердили приказ, схватив его за одежду и вздёрнув на ноги.

Посреди комнаты стоял невысокий мужчина в куртке и джинсах. Заложив руки за спину, он смотрел через стекло на зал. Шубин посмотрел туда же. Картина резко переменилась: теперь все чёрные с красным лежали на ячеистом полу, а омоновцы в шлемах стояли над ними. Внизу, под наблюдательными дорожками, силовики открывали боксы и выводили из них людей, провожая на свободное пространство прямо перед наблюдательным пунктом.

Человек в куртке и джинсах повернулся к Шубину.

— Полковник Сокольский, УВР ФСБ, — представился он. — Что с Мегавым?

Шубин оглянулся. Двое людей подняли Александра Павловича и усадили его у стены. Один ответил:

— Без сознания! Видимых повреждений нет.

— Вызывайте медиков, — приказал Сокольский и снова посмотрел на Шубина. — Представьтесь!

— Я… Геннадий Шубин, — быстро начал отвечать тот. — Врач, биохимик. Руковожу проектом… Вы знаете, каким, раз уж вы здесь.

— Сокольский! — прохрипел Криворотов, делая попытку приподняться. — Скажи своим парням, чтобы отпустили!

— Поднимите этого человека, — приказал полковник — и разгневанный отставной генерал отпихнул от себя спецназовцев.

— Тебе не кажется, что это слишком?! — высказал он Сокольскому. — У нас был уговор, что ты мне не мешаешь!

Шубин с удивлением смотрел то на Криворотова, то на Сокольского.

— Я полагал, что люди вроде тебя держат слово! — презрительно процедил отставной генерал.

Сокольский коснулся пальцем наушника.

— Транспорт прибыл? — спросил он, не обращая внимание на Криворотова. — Хорошо, пусть ждут. — Он повернулся к своим людям. — Выводите весь персонал на улицу, сажайте в автобусы. Помните: они легко повинуются приказам, так что проблем не будет. Везите в наш госпиталь, там им окажут помощь.

— Стойте! Их нельзя выводить из здания! — опомнился Шубин.

Сокольский повернулся к нему.

— Почему? Говори!

— Здесь сенсоры установлены в стенах! Слушайте, я понимаю, что вы мне верить не захотите, но у каждого, кто с имплантом, вживлён электрод. Механизм настроен так, что стоит человеку выйти за пределы контура — проходит электрический разряд и имплант самоликвидируется. Угробите кучу народу!

— Туда им и дорога! — зло выплюнул Криворотов. — Полковник! Ты что, будешь возиться с этой сволочью? Каждый из них — предатель своей родины!

Сокольский обернулся и посмотрел на него непроницаемым взглядом.

— Вы — первый предатель, Криворотов, — произнёс он. — Может, начнём с вас?

— О чём ты?! — поражённо спросил Криворотов.

Сокольский подошёл, глядя в лицо отставному генералу.

— В последние несколько лет Лардов снабжал вас деньгами, на содержание ваших людей и оружие. Взамен вы обеспечивали ему силовую поддержку. Потом Лардов рассорился со своими квенталийскими спонсорами, а вы заподозрили, что он закончил подготовку и ваши боевики стали ему не нужны. Вдобавок я сказал на вашем допросе, что он врёт, будто лишился источника финансирования — и вы тут же зачислили его во враги.

Отставной генерал выпрямился, хотя движение было такое, будто он хочет отодвинуться от Сокольского.

— Что за ерунда… — начал он.

— Лардов жив, — сказал тот. — И уже даёт показания. Вы надеялись, что Рауш убьёт его, но не подумали, что у неё нет склонности к убийству и она просто не сможет довести дело до конца. Впрочем, вас бы устроил и другой вариант: чтобы люди Лардова убили Рауш. Даже временно выбыв из игры, Лардов был обречён. Сюда вы явились, чтобы забрать завод и лабораторию в свои руки. Решили, что людьми, у которых стоят импланты, проще манипулировать?

— Это абсолютная чушь! — перебил его Криворотов. — Мы говорили о том, что нужно вычислить эту организацию, Вершителей — как они себя называют. И ты пообещал, что окажешь мне содействие!

— Пообещал? — Сокольский скептически приподнял бровь. — Напомните, сколько скопотрифана плавало в моей крови в тот момент? — спросил он заинтересованно.

Криворотов выпрямился, несколько секунд выдерживая взгляд фээсбэшника. Потом презрительно усмехнулся и сменил тон:

— Полагаете, что эти ваши фантазии кого-то убедят? — спросил он, рассчитывая на продолжение разговора.

— Полагаю, что ваша организация прекратила своё существование, — равнодушно ответил Сокольский. — Уведите арестованного! — приказал он силовикам. — И вызывайте нашу лабораторию. Придётся разбираться с имплантами прямо тут. А господин Шубин нам поможет. — Он повернулся к биохимику. — Вы ведь не против сотрудничества со следствием?

* * *

Зоя Куркова сама открыла двери.

— Я ждала тебя вчера, — сказала она Сокольскому.

— Извини, было много дел. — Он прошёл в квартиру и без приглашения направился в кухню. — Твоя секретарша Полина здесь?

— Нет, она в офисе сегодня. — Зоя с удивлением наблюдала за ним. — Что-то случилось? — спросила она.

Сокольский покачал головой и медленно пошёл вокруг стола.

— Я всё гадал: что за бабский заговор получается? Ты, Елена Астафеева, потом Рауш… Что вас может связывать?

— Я не понимаю, — призналась Зоя.

— Зачем Владимиру Аршинову понадобилось устраивать на тебя липовое покушение? — Сокольский будто не замечал её реакции, продолжая размышлять вслух. — Собрались три крутые леди и решили перевернуть мир? Между вами мало общего. Вы едва знакомы, встречались на светских мероприятиях и ничего друг о друге не знаете. Но создаётся впечатление, что кто-то объединил вас против вашей воли. Кто? А главное: зачем?

Он повернулся и внимательно посмотрел на бывшую одноклассницу. Та пожала плечами и прошла к холодильнику.

— Не знаю, что тебя так взволновало. Выпить хочешь?

Он отрицательно покачал головой.

— А я выпью!

Зоя налила себе коньяка и хлопнула целую стопку. Потом подвинула стул и села, не глядя на мужчину.

— С Иваном Михайловичем меня свела Полина, — начала она. — У меня были проблемы с мужем, с бизнесом. Лардов, конечно, немолодой, но что-то в нём есть…

— И у вас возникли отношения.

— Как ты просто об этом говоришь, Игорёк! Да, я стала его любовницей. Он решил мои проблемы, а потом попросил об ответной услуге. Ему нужно было встретиться с глазу на глаз с одним типом из администрации, а тот не желал с ним разговаривать. Так он это объяснил. Я помогла… А потом из новостей узнала, что этот человек убит.

— И ты стала единственной свидетельницей того, что к убийству причастен Лардов.

— Мне нужно было привлечь к себе внимание, найти защиту! И я попросила Вову Аршинова устроить на меня покушение. Что-нибудь серьёзное. Он устроил взрыв, в котором погиб мой муж. Такого я не ожидала, но не жалею. Курков был настоящей сволочью. Ну, а потом меня ожидал подарок судьбы в твоём лице! Я и мечтать не смела, что сам Игорь Сокольский возьмёт меня под свою защиту!

— А второе покушение? — перебил он её.

— Вот этого я не ожидала! Просто подумать не могла!

— Аршинов тоже был твоим любовником? — спросил Сокольский.

Она гневно посмотрела на него, но он не смутился.

— Извини, я должен знать правду.

— Да! И Вова, и Вадик, который меня тогда разыскивал. Что ты на меня так смотришь?! Удивлён?

Сокольский пожал плечами.

— Да нет… Иметь мужа и трёх любовников — обычное дело! Чему тут удивляться?

Она отвернулась, налила себе ещё коньяка и выпила.

— Мне всего сорок один год, Игорь! Что у меня есть? Бизнес, который то и дело грозит развалиться, муж, которого лучше бы не было… Кажется, что вся жизнь прошла впустую. Ну, если я могу позволить себе завести трёх любовников — почему нет?!

Она повернулась к нему. Сокольский серьёзно смотрел на неё и помалкивал.

— Аршинов меня предал! — продолжила Зоя. — Оказалось, что он работает на Рауш. Я с ней сталкивалась много раз, даже как-то пользовалась её услугами. Подругами мы не были. Зачем ей понадобилось меня подставлять — не представляю!

— Затем, что тобой легко прикрыться, — пояснил Сокольский. — Особенно при твоём образе жизни и взглядах. — Он не обратил внимания на её нетерпеливый жест. — Ладно, мне пора. У тебя будет охрана, пока идёт следствие. Придётся дать показания на Лардова. А дальше… — Он посмотрел на неё. — Свои дела будешь решать сама.

Она смотрела на него выжидающе.

— Бросаешь меня?

— Я уже сделал для тебя всё, что мог, — ответил Сокольский и направился к выходу из квартиры.

Эпилог

Инга остановила машину на набережной, напротив его дома.

— Зайдёшь? — предложил Сокольский.

Она мотнула головой.

— Меня Славка на ужин пригласил.

— О как! Молодец! Не загуляйте там. Завтра жду всех в отделе.

Он уже приоткрыл дверцу, когда Берестова его окликнула:

— Сокольский! Дело закрыто. Чем ты недоволен?

— А ты? — Он повернулся и посмотрел на неё.

— Сама не знаю… — призналась Инга.

— Но чем-то недовольна, — утвердительно проговорил он. — Мой брат как-то сказал: "Если осталось чувство неудовлетворённости, значит, ты не довёл дело до конца".

— Он был умный человек.

— Иногда мне кажется, что гораздо умнее меня, — честно признался Сокольский.

Книга 6. Выбор Сокольского. Часть первая. Тени прошлого

Глава первая. О смерти и жизни

(Октябрь 2018 года)

Ирина Александровна Нестерова (в девичестве — Орлик) добралась до Ряпушково на удивление быстро. Пробок на дорогах в субботнее утро не было, маршрут от Питера до Приозерска наезжен до автоматизма. Последние три года Ирина моталась сюда каждые выходные, как на работу. Много раз она предлагала своей престарелой матери перебраться в город, но та только отмахивалась:

— Никуда я из этого дома не поеду! Тут Саша умер, тут и я свой час встречу.

Чтобы переубедить решительную старуху, у Ирины не хватало аргументов. Дом добротный, водопровод подведён, продуктов престарелой матери много не требовалось, а готовила и обслуживала она себя сама, несмотря на указанный в паспорте 1930-й год рождения.

Старшие дети Варвары Петровны Орлик давно разъехались по стране, внуки жили ещё дальше и только рано овдовевшая и бездетная Ирина оставалась на досягаемом расстоянии от небольшого посёлка в Приозерском районе, с говорящим названием — Ряпушково. Сюда, к Ладоге, приезжали любители порыбачить. Рядом с протокой, впадающей в озеро, была оборудована маленькая пристань и лодочные гаражи. Ничем иным Ряпушково не выделялось, да и стояло в стороне от трассы, но когда есть хорошая машина — это не проблема. Тем более, что самому позднему ребёнку бабы Вари — Ирине — исполнилось всего 44 года. Проехать сто тридцать километров ей становилось сложно лишь в сильную жару: если кондиционер забарахлит — чтобы не заполучить тепловой удар, приходилось лить себе на голову воду из бутылки. По счастью, беда с кондиционером у Ирины возникала всего дважды. Потом друзья покойного мужа помогли найти хорошую автомастерскую и исправить врождённый дефект дешевенькой ирининой иномарки.

Жаркая пора прошла. Погода бабьего лета приятно радовала. С утра прохладно, днём всё ещё тепло, заморозки не торопятся. Природа Карельского перешейка пестрела сочетанием ярких осенних красок на фоне рыжих стволов и темнеющей сосновой хвои. Если оглянуться направо — в просветах можно разглядеть взволнованную, свинцово-серую Ладогу, упорно сохранявшую свой сумрачный оттенок даже под ярко-синим небом.

Иринина машина медленно проползла по грунтовой дорожке улицы и остановилась перед высоким, недавно выкрашенным в тёмно-коричневый цвет, забором. Что-то настораживало при беглом взгляде на двухэтажный дом в глубине двора. Женщина вышла из машины, но вместо того, чтобы подойти и открыть ворота, принялась разглядывать окна. В гостиной горел свет.

— Что происходит? — риторически пробормотала Ирина.

— Ирина Александровна! Ирочка! — окликнули её с другой стороны улицы.

Она обернулась и приветливо улыбнулась соседке. Та махнула рукой и поспешила к калитке.

— Ирочка! Хорошо что ты приехала! Я уже хотела сама зайти к Варваре! — сообщила она, энергично ковыляя через дорожку.

— Что случилось? — Беспокойство заставило Ирину пойти к калитке собственного дома, не дожидаясь, когда до неё доковыляет соседка, такая же престарелая, как её собственная мать.

— Я с вечера заметила, что свет у вас наверху оставлен! — говорила та вдогонку, сделав в слове "вечера" ударение на последний слог. — Она, Варвара-то, в последнее время наверх и не поднималася вовсе. Сама говорила, мол, лестница длинная, тяжело. Но я-то подумала: может, понадобилось чего срочно? А утром-то смотрю — свет так и горит! Непохоже на Варвару-то!

Мать, как человек советской закалки, всегда экономила на электричестве. Даже стеснялась сама вносить оплату, если, по её мнению, набегало много киловатт. Ирина открыла калитку своим ключом и вошла, оставив створку открытой. Подсознательно хотелось, чтобы соседка шла вместе с ней. Когда твоей матери 88 лет, невозможно не думать о самом худшем.

Двери дома были не заперты. Ирина осторожно приоткрыла створку — и шарахнулась назад, когда на неё вынесся соседский кот. Грохнуло задетое им жестяное ведро.

— Ох! Чтоб тебя!.. Оголтелый! — высказала ему вслед Ирина, взявшись за грудь, чтобы унять сердцебиение.

Ни она, ни привлечённая её возгласом соседка, не заметили, как из бокового окна бесшумно выпрыгнула тёмная фигура и метнулась за дровяной навес. Прижавшись к замшелой стенке, рослый, темноволосый мужчина застегнул куртку, постоял несколько секунд, дождавшись, когда женщины зайдут внутрь и уж точно не смогут его заметить, после чего огляделся и побежал вглубь сада. Изящно перепрыгнув через высокий забор, мужчина побежал, пригибаясь, мимо пустующего соседского дома, между выстроенных в ряд жестяных бочек и брошенного строительного мусора. Потом, так же легко, едва коснувшись руками очередной изгороди, миновал и эту преграду и через несколько секунд плюхнулся на сидение чёрного внедорожника, стоявшего в самом укромном углу короткого проулка, за пустыми кустами черноплодки.

— Дочка её прикатила, — сообщил темноволосый, проводя ладонью по вспотевшему лбу. — Наверняка заметит, что в доме кто-то был.

— Раньше надо было сюда привалить, — процедил сидевший на водительском месте тип с арийским профилем, приоткрыл окошко и выплюнул жвачку. — Что делать будем?

— А я знаю?! — возмутился темноволосый.

— З-замочить бы их всех, — мечтательно протянул Ариец.

— Сдурел?! — возмутился его собеседник. — И так шума будет, если поймут, что мы что-то искали. Поехали отсюда! Будем думать.

— Как скажешь, — неохотно согласился водитель и завёл мотор. — Всё равно тебе отчитываться…

* * *

(Два дня спустя)

Сокольский проснулся глубокой ночью, сел в кровати и потёр лицо ладонями. На светящемся циферблате — 4:11. "Третьи сутки как женат, а уже кошмары снятся!" — пошутил он сам над собой, чтобы избавиться от неприятного впечатления, оставленного видением. Ему приснилась женщина с лицом и причёской, как на выцветших послевоенных фотографиях. Она настойчиво требовала, чтобы он сосчитал, сколько людей погибло от его рук и во сне имела на это право, будто была его начальником… или совестью.

"Ерунда какая-то!" — подумал Игорь и опустился обратно на подушку. Сима повернулась и, не просыпаясь, прижалась к его руке. Жест супруги подействовал успокаивающе.

Позавчера они обвенчались в Никольском соборе. На свадьбе присутствовали только коллеги и близкие родственники. С утра небо затянули тучи, но когда вся компания вышла из собора, солнце тоже выглянуло — посмотреть, что там делается, в Питере, на пересечении двух каналов, неподалёку от легендарного Семимостья, где туристы загадывают желания.

В простом белом платье и короткой фате, со склонённой к плечу любимого мужчины головой, Серафима казалась тихим ангелом, сошедшим с небес. Всё, что её окружало — голубые стены храма, белые колонны, синее небо в белых облаках, золотой купол устремлённой вверх колокольни, огненная осенняя листва — всё в этот день казалось особенным, настроенным на возвышенный тон. Хорошо, что гостей немного, народ серьёзный и обошлось без громких выражений стандартного восторга. Это помогло унести с собой чувство особой тайны, произошедшей во время венчания, сохранить её до самых ворот церковной ограды. В те минуты Игорь Сергеевич Сокольский, полковник УВР ФСБ, сорока двух лет от роду, впервые со смерти брата почувствовал, что может быть счастливым не только на работе…

За пару дней до венчания начался его отпуск. Не хотелось верить, что приснившийся кошмар — напоминание о том, что ему противоестественно так долго ничего не расследовать, никого не ловить, не ощущать подмышкой твёрдую рукоятку пистолета…

И тут зазвонил телефон! Сокольский потянулся к тумбочке. Серафима проснулась, со сна не разобрав, что происходит и покрепче обняла его руку.

— Всё хорошо, милая! — мягко сказал ей Игорь. — Спи.

— Что случилось? Кто звонит?

Он и сам хотел это знать.

— Сокольский слушает, — ответил он, активируя телефон.

— Доброе утро, Игорёк! Это генерал Чёрный.Ничего, что разбудил?

Глубокий, хрипловатый голос начальника, согнал сон, как комара щелчком.

— Доброе утро, товарищ генерал! — Должно было случиться что-то чрезвычайное, чтобы Чёрный позвонил в половине пятого сотруднику, который только что женился и вышел в отпуск. — Я раньше проснулся… То есть, ничего страшного, уже вставать пора… вроде как.

— Игорёк! Съезди в Приозерск! — задушевно попросил Дмитрий Иванович. — Сегодня в час хоронят бабу Варю. Помнишь её?

Сокольскому показалось, что его ударили по затылку. Он прикусил губу и нахмурился: вспомнил старую фотокарточку в "Личном Деле". На ней — та самая женщина, которая ему приснилась! Баба Варя… Варвара Петровна Орлик.

— Умерла старушка? — зачем-то переспросил он.

— Лет ей было много, — напомнил генерал. — Восемьдесят восемь. Хоронят на Приозерском кладбище. Как приедешь — обязательно поговори с её младшей дочерью, Ириной Александровной. Она мне и сообщила. Просила, чтобы именно ты приехал. Я оформлю тебе командировку. Один-два дня тебе хватит? Потом приплюсуем к отпуску…

Когда Игорь отключил телефон и повернулся — Серафима сидела рядом, завернувшись в простыню (оба валялись в кровати голые). В полумраке комнаты, освещённой только жёлтыми цифрами будильника, угадать выражение её лица было невозможно, но чувства выразились в тоне вопроса:

— Уезжаешь?!

— Всего на день, — поспешил уверить Сокольский. — Очень надо. — Он помедлил, потом объяснил: — Умерла одна знакомая старушка. Я ей кое-чем обязан. Надо проводить.

— Я с тобой! — Сима придвинулась к нему вплотную и обвила мягкими руками его плечи, прижавшись к груди. — Пожалуйста!

— Какое-то несвадебное путешествие получится, — заметил Сокольский, поглаживая её по волосам. — Генерал пообещал, что даст мне лишних пару дней к отпуску. Мы успеем наверстать упущенное.

Сима решительно выпрямилась.

— Я давно хотела съездить в Приозерск. Если буду мешать — поселишь меня в гостинице. Погуляю по городу, в крепость схожу. Вдруг тебе понадоблюсь… Игорь! Уступи мне! Пожалуйста!

Он тихонько вздохнул, но покачал головой и притянул женщину к себе.

— Я вернусь к вечеру. Ты не успеешь соскучиться.

Сима вздохнула.

— Значит, это по работе, — правильно поняла она. — Кто эта бабушка?

— Трудно объяснить… Скажем, она из числа моих коллег. Но для всех посторонних — родственница. Понимаешь?

Сима поняла и кивнула, больше ничего не спрашивая. Всё, что касалось работы её мужа, балансировало на грани между "информацией не для всех" и "государственной тайной". Если он придёт к выводу, что его супруге не следует знать подробностей — она никогда ничего не узнает…

Глава вторая. О том, с каким уставом нужно идти в чужой зверинец

(Лето 2011 года)

— Ну что у них за шум?! — Недовольный Махей отложил кий и распахнул двери в соседнее помещение. — Цыц! Разорались! Что происходит?

В просторном подвальном помещении собралось человек пятнадцать.

— Орлик с Сашкой Цыганом сцепились, — доложил кто-то из парней, кивая на два "эпицентра": в одном углу комнаты трое парней держали за руки крупного, чернявого мужика с небритостью до самых глаз, а в другом — ещё столько же вцепилось в одежду русоволосого парня среднего роста.

— Что не поделили? — потребовал объяснений Махей.

— Цыган Машке рожу расписал, а Орлик ему за это челюсть свернул, — с готовностью доложили ему.

— Порежу, сука! — рычал Цыган, выплёвывая кровь.

— А ты что скажешь? — спросил Махей у Орлика.

— Голыми руками порву, — мрачно пообещал русоволосый и добавил по складам: — Чер-но-жжо-пый!

Сашка Цыган рванулся из рук и выхватил широкий нож. Никаким цыганом он не был, а каких кровей в нём от рождения намешано — сам не знал: детдомовский. Выглядел он всклокочено, чёрные волосы болтались во все стороны грязными космами. Он оскалился и пошёл на Орлика.

— Порви, — позволил тому Махей и добавил, для остальных: — Нехорошо девок калечить!

Орлик остался стоять на месте. В последнюю секунду метнулся навстречу… Что дальше произошло — никто не понял. Нож Цыгана отлетел и воткнулся в стенку, сам он согнулся пополам. Орлик врезал ему локтем по голове. Цыган упал, продолжая корчиться, а Орлик скакнул ему на спину, вынудив растянуться на полу, сгрёб в кулак длинные волосы и принялся колотить мордой о бетонные плиты. Народ взревел, кто-то заорал:

— Цыган!!! Вставай! Бей!

Кто-то скандировал:

— Орлик! Орлик!

Махей подождал несколько секунд, но понял, что ждать от Цыгана ответных телодвижений поздно. По полу, под ним, растекалась кровавая лужа.

— Хватит! — скомандовал Махей. — Кому говорю!

Орлика оттащили. Цыган булькал, держась за лицо.

— Доктора ему позовите, — распорядился Махей, потом поманил Орлика. — А ты за мной иди!

Когда закрылась дверь, Махей вздохнул с облегчением. Здесь, в бильярдной, было гораздо тише. Повернувшись к Орлику, он прицельным движением сцапал того за ухо и притянул к себе.

— Говори, куда Гога делся!

— Ай! Не знаю! Да не знаю я! — оправдался тот…

Орлик уже три месяца числился в "команде" одного из помощников Махея — Кирилла Хмурова по прозвищу Кацабей. Как рассказывал Хмуров, у Орлика под Приозерском жила старая бабушка. Все её дети и внуки разъехались и последние лет десять их видно не было. Но после того, как у бабушки умер муж, самый младший внучок "нарисовался": в первые же дни убедил бабку продать раритетный автомобиль, который дед полжизни по частям собирал, отдал машину коллекционеру за триста тысяч "деревянных", а потом удрал с деньгами в Питер, где прицепился к банде Гоги. Гога ходил под Кацабеем, собирал "дань" с торговцев наркотой. Орлик ухитрился перетянуть на свою сторону его людей. Гога не стерпел и при всех поклялся урыть Орлика в ближайшие дни, а наутро сам исчез. Да так глухо, что отыскать его никто не смог. Такой расклад не понравился Кацабею. Он прихватил Орлика и полночи мордовал у себя в подвале, но так и не смог добиться, куда делся Гога.

Махей, когда узнал всю историю, спросил своего помощника:

— На кой ты его в живых-то оставил?

— Сам учишь, что вину нужно доказать, — ответил Кацабей. — Не видел его никто с Гогой, а парень с талантом.

— И что это за талант?

— Дерётся хорошо…

Сегодня Махей первый раз разглядывал Орлика с близкого расстояния: держал парня за ухо и требовал ответа на вопрос "Куда делся Гога?"

— Откуда мне-то знать, куда он делся?!. - повторял Орлик, не пытаясь вырываться.

Непротивление наказанию успокоило Махея. Он тряхнул русоволосого, как щенка, и отпустил.

— Не знает он! А кто знает?! А?! — Махей достал носовой платок. — А бабушку свою зачем ограбил? — продолжил он допрос, вытирая пальцы.

— Никого я не грабил! — обиженно выговорил Орлик, держась за травмированное ухо. — Зачем бабке деньги? Она старая…

Махей отвесил ему оплеуху.

— Стариков уважай! — рявкнул он. — Сам таким станешь… Если доживёшь. Кацабея позови.

Орлик выглянул наружу и вернулся с помощником Махея.

— Этого у меня оставишь, — распорядился тот, указав на Орлика. — Ты с ним всё равно не справишься. А ты! — он повернулся к парню. — Узнаю, что Гога — твоих рук дело, пеняй на себя!

— Да понял я, — протянул Орлик, не особенно испугавшись.

* * *

Степан Николаевич Махеев, крупный, головастый мужчина ближе к пятидесяти, официально считался бизнесменом-меценатом. Скромным бизнесменом и меценатом. Некоторые считали, что лучшие времена для Махеева прошли. Когда-то он начинал с игорного бизнеса, но летом 2009 года все казино и залы игровых автоматов прикрыли. Махееву осталась пара ресторанов, три гостиницы и четыре ночных клуба. Официально, он только ими и владел, выделяя часть заработанных средств на благотворительность, в дома престарелых. Но главная статья его дохода была вовсе не ресторанного толка.

Махей грезил славой дона Корлеоне, но мешало одно препятствие: итальянская мафия сформировалась на своей исторической родине из уклада жизни, когда семьи объединялись в кланы, внутри которых каждый готов был за своих жизнь положить и глотку перегрызть. У русского бандита с тем, чтобы "глотку перегрызть", был полный порядок, а чтобы жизнь положить за другого, такого же преступника — вот уж нет! Махей это давно понял, но от мечты не отказался. Как настоящий психолог, он к каждому находил отдельный подход и постепенно выстраивал иерархию, во главе которой стоял он сам. С другими группировками Махей поступал жёстко: того, кто послабее — запугал и подчинил, того, кто посильнее — убедил. Самых сильных конкурентов он ликвидировал.

Главным козырем в своём деле Махей считал умение действовать быстро и тайно. Он постоянно внушал своим людям: "Никто не должен знать, куда делся твой противник. Не только ментам, но даже твоим собственным браткам это ни к чему". Другим его постулатом было: "Никогда не разбрасывайся угрозами. Сперва бей — потом можешь хоть плясать". С такой политикой, Махею удалось создать если не мафию, то крепкую банду, которая контролировала всё, от наркотиков и оружия, до торговли помидорами на привокзальном рынке. "Лихие 90-е" давно прошли, персона вроде Махеева сильно досаждала и полиции и спецслужбам, но поймать его с поличным не удавалось.

Степан Николаевич придерживался имиджа "простого бизнесмена", ручкался с деловыми партнёрами, возил друзей на пикники, организовывал в своих ресторанах банкеты для нужных людей. Многие на него смотрели, как на человека полезного и скромного. В политику он не лез и компроматы ни о ком не собирал.

Настоящие доходы он получал с трёх дел: организации перевозки наркотиков, торговли оружием и содержания подпольных игорных домов. Сам он нигде не светился, на каждом объекте у него работали помощники, которые между собой никак не соприкасались, а зачастую и босса своего не знали. Между Махеевым и ими, по примеру мафии, стояли "капитаны" — люди из числа особо верных. Такие, как Кацабей. Тот же Кацабей прекрасно знал: если он попадётся — Махей обеспечит ему либо оправдательный приговор, либо безбедную и приятную жизнь на зоне. За такие блага стоило прикрывать босса до последнего!

Личное окружение Махея, вхожее в его тайные убежища, подбиралось единицами, проходило проверку и привязывалось к общему делу крепкими узами — чаще всего, убийствами. Тот же Сашка Цыган, несмотря на буйный нрав, знал своё место и слушался. После того, как личный эскулап Махеева сложил Сашке сломанный нос, Махей ему объяснил, что Орлик отныне свой и Цыган должен воспринимать всё произошедшее, как законное наказание за порчу хозяйского имущества. При подпольных казино Махей держал бордели и пресловутая Машка работала на него, а Цыган устроил ей вынужденные выходные! Ну, куда это годится — портить девкам рожи?!

Цыган смирился. Он-то знал, что новичок, даже очень ловкий, у Махея пройдёт такую проверку, после которой никакой мести со стороны Цыгана уже не понадобится.

Так оно и произошло, через неделю после того, как Орлик остался на даче Махеева, в числе его ближайшего окружения.

* * *

Утром Махей вызвал к себе Козлова, одного из курьеров, и отправил его в Сортавалу, встретить груз на железной дороге. Когда помощник уехал, Махей поманил в кабинет новичка.

— Почему тебя Орликом зовут? — спросил он.

— Фамилия такая, — разъяснил тот, недоумевая, чего в этом странного.

— Что, и бабушка твоя эту фамилию носит?

— Ну да! Она по мужу — Орлик.

— Вот ведь повезло! А лет тебе сколько?

— Тридцать пять… Почти.

Махей с интересом оглядел парня с ног до головы.

— Выглядишь, как пацан, — попенял он. — И ведёшь себя так же.

Орлик принялся водить носком кроссовки по наборному паркету.

— Взгляд не прячь! — потребовал Махей — и парень вздёрнул голову, уставившись на него честными глазами. — Задание для тебя будет. Серьёзное. Иди сюда.

Махей похлопал по диванчику рядом с собой. Орлик подошёл и без колебаний уселся рядом.

— Слушай внимательно! — Махей обнял его рукой за плечи и притянул к себе. — Поедешь к бабке своей и отдашь ей деньги, которые украл.

— Да нет у меня их! — возмутился Орлик, сделав попытку вывернуться.

Махей сжал его плечо, заставив замереть на месте.

— Не перебивай батьку, — потребовал он. — Накажу! Сиди и слушай. Поедешь и отдашь все деньги. — Орлик снова дёрнулся, но Махей стиснул его плечо так, что парень поморщился от боли. — Знаю, что такому как ты триста тысяч потратить — глазом моргнуть. Вот! Чтобы больше не перебивал…

Махей отпустил его плечо, взял со столика бумажный свёрток и сунул в руки.

— Тут триста тысяч. Не вздумай хоть рубль потратить! — внушительно проговорил он.

Орлик вцепился в свёрток и мрачно кивнул.

— Ты себе ещё заработаешь, — сжалился Махей. — Короче: свезёшь это своей бабке, повинишься, придумаешь, чем старушку успокоить. Побудешь у неё денёк, поможешь там, чем надо будет, а четвёртого числа, ровно в семь утра, приедешь в Приозерск, на товарную станцию. Должен пройти товарняк из Сортавалы, с остановкой. Я позвоню в то же утро и скажу, какой состав искать и какой вагон. Сам позвоню! Лично! Запомни! Никто больше знать ничего не будет.

Махей взял паузу, а Орлик, усвоив информацию, поднял голову и внимательно посмотрел на босса.

— В этом вагоне — мой груз, — устало и доверительно продолжил Махей. — Сопровождает его Козёл. Ты знаешь Козла, он тут у меня на виду крутится. Так вот: Козёл этот доехать до Питера не должен. Как ты это сделаешь — твоё дело, но я хочу, чтобы никто больше о нём ничего не видел и не слышал. Понял меня?

Орлик во все глаза уставился на Махея, прижав к груди свёрток с деньгами. Потом его тонкие губы растянулись в ухмылке и он кивнул.

— Понял! — подтвердил он.

— То-то же! — похвалил Махей и встал. Орлик вскочил вслед за ним. — Сам груз сопроводишь. Я предупрежу, чтобы в Питере тебя встретили. Сделаешь всё как надо — и я забуду про Гогу. Это тоже понял?

Орлик с готовностью кивнул.

— Тогда иди, собирайся.

Орлик сделал несколько шагов к двери, потом остановился и оглянулся.

— А что он сделал? — спросил он.

— Кто? — не понял Махей.

— Ну, Козёл что сделал?

— А тебе зачем? — переспросил Махей.

Парень пожал плечами и спешно упрятал пачку денег под куртку.

— Просто чтоб знать, — ответил он. — На всякий случай.

— Ладно, — пообещал Махей. — Вернёшься живым — расскажу.

* * *

Машина остановилась у забора из плотно пригнанных досок, выкрашенных когда-то в зелёный цвет. Из авто вышел русоволосый парень среднего роста, покопался у ворот и распахнул их, подпинывая створки, чтобы не мешали заехать во двор. На противоположной стороне улицы две пожилые женщины с интересом наблюдали, как серая иномарка въезжает во двор дома Варвары Петровны Орлик.

— Внучок явился, — сказала одна женщина.

— Кто? Вовка или Игорюха?

— А ты как думаешь? Вовка из своей заграницы носа не покажет.

— А у этого совесть есть показать? — удивилась вторая бабка. — Да я бы, на месте Орличихи, метлой его отсюда погнала, ворюгу этого!

— Это её дело, — не согласилась первая.

Пока внучок пристраивал машину и закрывал ворота, на порог вышла высокая худая старуха лет восьмидесяти и сложила жилистые руки на плоской груди.

— Явился?! — крикнула она ещё издали.

— Ба! Ну ты это, послушай… — начал парень, с опаской приближаясь к крыльцу.

— В дом иди! — приказала старуха.

Внук бочком проскользнул мимо неё и скрылся на застеклённой веранде. Худая бабка ушла следом и плотно затворила за собой двери. Дальнейший разговор происходил без посторонних глаз.

— Проходи в дом. Что случилось?

— Махей вам триста тысяч "с барского плеча" прислал.

Парень кинул на стол свёрток с деньгами. Старуха подошла, на ходу надевая очки, и с деловым видом взялась разворачивать газеты. В них действительно лежало несколько тугих пачек с банкнотами.

— Поганые деньги! — Старуха плюнула.

— Варвара Петровна! Это просто банковская бумага, — напомнил Орлик. — Считайте, что Махеев их государству возвращает.

— Вон туда их сунь, в комод, — скомандовала бабка. — Потом передам, куда следует. Обедать будешь? Сейчас разогрею.

Он взялся заворачивать деньги обратно в газету, а сам наблюдал искоса, как уверенно орудует в отгороженной кухне престарелая хозяйка дома.

— Вам бы уехать отсюда, — заметил парень, задвигая ящик комода. — Если Махей что-то заподозрит, он сюда своих боевиков пришлёт. Хотя бы из мести.

— А ты сделай так, чтобы не заподозрил, — проворчала старуха. — Мне всё равно, я помру скоро. Ты бы о себе позаботился, Игорёк.

— У меня полный порядок! — обрадовал он. — Кстати, мне инфу надо передать.

Он вынул из внутреннего кармана плеер, открыл и извлёк из него миниатюрное записывающее устройство. Отличить его от обычной "начинки" плеера не специалист не смог бы.

— Сам отправляй, — бросила с кухни старуха. — Телефон на полочке, под геранью.

Игорёк потратил минут десять на отправку информации по закодированному каналу. Своим телефоном он не пользовался. Его номер знали некоторые из бандитов Махея, а у того, как подозревали коллеги Игорька, были связи в мобильной компании, так что лишний звонок в город могли зафиксировать. Понятное дело, что бандиты — не шпионы враждебной державы, но лучше не рисковать без нужды.

— Что он тебе поручил? — спросила Варвара Петровна, когда её гость уплетал куриный суп, щедро заедая серым хлебом.

— Убить Козлова, — бросил Игорёк, забирая с вазочки ещё кусок хлеба.

— Что будешь делать?

— Не знаю пока. Козлов завтра прибывает в Приозерск вместе с товарным вагоном из Сортавалы. Что-нибудь придумаю к тому времени.

— Этот Козлов — тот самый, который ушёл от вас пару лет назад? Убей, — чистосердечно посоветовала бывшая кегебешница. — На нём покойники как жернова висят! Никто с тебя не спросит за эту сволочь.

Игорёк смахнул крошки хлеба в ладонь и кинул в остатки супа. На собеседницу он не смотрел. Она покивала старческой головой и вздохнула. Потом взялась объяснять:

— Чистеньким на твоей службе всё равно не останешься. Если бы Махеев честного человека приказал убить — стоило бы думать. Этого бандита двадцать лет назад к стенке бы поставили — и глазом не моргнули!

— Так я в расстрельную команду не записывался, — напомнил Игорёк, перестав есть и посмотрев своими ясными глазами на знаменитого в прошлом майора, Варвару Молотову.

Никто из нынешних соседей и знакомых знать не знал, что женщина с оперативным псевдонимом "Варя Молотова" доживает свой век в деревеньке под Приозерском, скрывая прошлое под фамилией мужа — Орлик. Даже её дети не знали, где и кем работала в молодости их мать.

— Чушь! — отрезала бывшая кегебешница и поднялась из-за стола. — Сиди, я сама чайник принесу. — Из кухни она добавила: — Глупо! Поэтому вы и работаете неэффективно. Сюсюкаетесь, церемонитесь! В молодости я думала, что когда старухой стану, никакой преступности уже не будет. Потом поняла, что таким, как Козлов и Махеев, никогда счёт не закончится. Если бы вы их били, как мы когда-то, не жалеючи, дышать бы сейчас стало легче!

— Это вопрос этики и морали, — отозвался Игорёк, доев последнюю ложку супа и жуя хлеб всухомятку. Он всё ещё был голоден.

— Этика! Мораль! Бандиты таких слов не знают. И ты должен это понимать! — назидательно высказала старуха. — Ты уже не мальчик, Игорь.

— Есть такой грех, — признался он весело.

Варвара Петровна отмахнулась от него костлявой рукой: что взять с современной молодёжи?..

Напившись чаю, парень вышел на задний двор. Дом покойного мужа Варвары Петровны был добротный и мощный. Когда-то при нём ещё и огород имелся, но хозяева постарели, дети разъехались кто куда — и Орлики предпочли избавиться от грядок, оставив только плодовые деревья и ровный зелёный газон под ними. В самом конце участка росла толстая, старая берёза. Игорёк прислонился к её морщинистому стволу и стал смотреть наверх, туда, где между ветвями виднелось синее небо.

Он думал о том, как поступить. Разговоры со старой кегебешницей его не убедили, совесть противилась убийству. Одно дело — в драке, в перестрелке…

В свои тридцать пять лет Игорёк считался опытным агентом, который умеет принимать решения и способен найти верные пути к цели. Внедрение в банду — опасный и длительный процесс. Спецам из УВР ФСБ повезло, они нашли идеальное прикрытие: отставного майора КГБ, Варвару Петровну Орлик. Та проживала в Ряпушково на пенсии и никто из местных не знал о её боевом прошлом. Она сразу согласилась помочь, если родине нужна её служба. В эту деревеньку под Приозерском, на берегу Ладожского озера, Игорёк явился под видом одного из внуков Орличихи. Даже соседи по участкам ничего не заподозрили.

Выход на помощников Махеева выбирали ещё тщательнее, добиваясь максимальной безопасности для агента. Сложно говорить о таком понятии, когда лезешь в логово бандитов, но рисковать понапрасну — не лучший способ выполнить задание. После тщательного сбора информации, выбрали в качестве цели Кирилла Хмурова — Кацабея. По некоторым причинам, на него проще было воздействовать.

Вступив в роль, Игорёк имел на руках всю нужную информацию и мог самостоятельно корректировать ход операции. Он этим воспользовался, когда ему сообщили, что Гога (один из дилеров, подчинённых Кацабею) застрелен при неудачной стычке с полицией, а свидетелей происшествия нет. Игорёк решил, что это шанс ускорить своё внедрение. Он передал коллегам, чтобы скрыли тело Гоги, а сам сделал так, чтобы подозрение пало на него. Кацабей не мог просто убить его, не задав вопрос: "Где труп?" На то у самого Кацабея были причины: он отчитывался перед Махеевым, а тот на слово не верил. Бывало, что кто-то из дилеров сбегал с выручкой, а обставлял так, будто его убили. Махеев такие фокусы не любил и требовал от своих "капитанов" строго отчитываться за каждый подобный случай.

Для Кацабея Игорёк заранее припас "козырь в рукаве", но сработает ли этот "козырь" — заранее не предугадаешь. Сложную он взял на себя задачу: выложишь все карты сразу — Кацабей заподозрит в новичке излишнюю подготовленность, не выложишь — ухайдакает раньше, чем разберётся.

…К сцене его первого знакомства с Кацабеем примешалась доля своеобразной слезливо-сопливой романтики. Ночь, подвал, засыпанный песком, чтобы впитывал кровь, разборки из разряда: "Говори, сука, а то собственным дерьмом захлебнёшься"… Потом распахивается дверь — и влетает пятнадцатилетнее чудо с причёской "я у мамы вместо швабры"!

— Папа! Не смей! Это он! Я тебе о нём говорила!..

Незадолго до этого Орлик отобрал у девчонки дозу и втолкнул в проезжающий автобус, избавив от встречи с полицейскими, а заодно и с подельниками Гоги, которые пытались подсадить юную Нику Хмурову на наркоту, вообразив, что этим маневром "ухватят за яйца" её грозного папашу. Кацабей сам бы справился с проблемой… наверное. Если бы успел. Но за него выступил Игорёк. Выходило, что он наказал Гогу по справедливости.

Такой оборот никем не планировался, но когда долго вникаешь в жизнь бандитов, к которым тебе предстоит втираться в доверие, нужно ловить любую возможность. В самый раз, чтобы посреди ночи, когда тебя швыряют мордой в песок и бьют по рёбрам обрезком водопроводной трубы, в подвал ворвалась любимая папина дочка и остановила весь этот балаган…

Кацабей наверняка сказал Махееву, по какой причине оставил Орлика в живых, но Махеев делал вид, что ничего не знает. Он любил строжиться с теми, кого подпускал на близкое расстояние, чтобы потом его милость выглядела особенно сладкой.

Корректировка первоначального плана позволила Игорьку оказаться рядом с Махеевым гораздо быстрее, чем запланировано. Но у быстрого "карьерного роста" имелись свои недостатки: Махей задал ему задачу, к которой Игорёк не успел подготовиться.

Что сделано — то сделано. Надо работать дальше. Вопрос: как? С Гогой Игорьку повезло, второй раз такой удачи не случится. Связаться с конторой и потребовать, чтобы заперли Козлова где-нибудь далеко-далеко, чтобы Махей ничего не узнал до конца операции? Или грохнуть этого убийцу, как советует баба Варя? Что правильнее?

Игорёк опустился на корточки и подобрал с земли отломанную ветку. Именно так он себя сейчас чувствовал: оторвано от всех. Ему 35 лет, он привык принимать самостоятельные решения и не ждать, когда кто-то подскажет. На подобные случаи существует немало инструкций, но вживую может не подойти ни одна из них. Уже через сутки он должен сделать то, что приказал Махей. Как поступить? Выйти на связь с кем-то из коллег и попросить совета? Риск! Всё должно быть чисто, иначе полгода работы целой группы людей можно посчитать выброшенными псу под хвост.

Игорёк закрыл глаза, опираясь спиной о нагретый солнцем ствол дерева. "Надо отключиться от всего этого, — сказал он себе. — Ненадолго. Пусть в голове уляжется".

— Иди поспи, — произнёс над ним старческий голос.

Игорёк открыл глаза, не удивившись тому, что старая бабка смогла подойти к нему незаметно. Это был её огород, покрытый мягкой, ровненькой травкой. Парень отлип от ствола, повалился на зелёный ковёр и перевернулся на спину.

— Надеюсь, здесь нет муравейников…

— Не стоит спать на земле, — назидательно проговорила старуха, но он не открывал глаз. Она махнула рукой и ушла в сторону дома.

* * *

Махей позвонил в шесть утра. Коротко сообщил, когда прибывает состав и в каком вагоне груз. Игорёк к тому времени уже сделал выводы, о которых не стал сообщать бабе Варе. Её это больше не касалось.

Что отличает хорошего агента от просто агента? Умение не паниковать и думать? Это требуется даже с новичков, иначе они не смогут работать в спецслужбе. Следующий шаг — способность в любых обстоятельствах выстроить правильную иерархию приоритетов. Сделаешь это — решишь проблему.

Для начала следовало узнать, что именно везут в упомянутом вагоне. Может, там такой груз, которому лучше не доезжать до Питера. Игорёк решил действовать по обстоятельствам, распрощался с отставной кегебешницей и уехал в Приозерск. По дороге продолжил размышлять.

Если Махей решил убрать одного из своих курьеров, значит, тот серьёзно прокололся. Может ли Козлов не знать или не догадываться, что приговорён? Вряд ли. Тот, у кого "рыльце в пушку", каждую секунду ожидает возмездия. Самое логичное для него было сделать вид, что уехал в Сортавалу, а самому свернуть с полдороги и замести следы. Но тогда никто не принял бы в Сортавале вагон с грузом и не сообщил бы Махееву, с каким составом этот груз поедет в Питер. Значит, Козлов не сбежал. Почему? Тут могут иметь место две причины. Первая — абсолютная тупость Козлова, которому кажется, что он — ценный человек и Махей его пощадит. Вторая — жадность. Если Козлов не потрудился вовремя забрать деньги со своего счёта и позаботиться о путях отступления, он может не захотеть расставаться с деньгами, дачей, квартирой, понадеявшись, что самого страшного не случится. Удивительно, как дёшево люди ценят собственную жизнь! Игорьку приходилось сталкиваться с неглупыми и небедными людьми, которые рисковали за жалкие пятьдесят баксов.

Могла быть и третья, неведомая Игорьку причина, почему Козёл не сбежал, принял груз и сопровождает его в Приозерск.

Оставив машину за два квартала до товарной станции, Игорёк пешком направился к узловой развязке. До прибытия товарняка — около часа, у него было время осмотреться. На данном этапе главное — убедиться, что за ним самим нет "хвоста".

* * *

Из Сортавалы "посылка" для Махеева прибыла в обычном товарном вагоне. В Приозерске с состава должны были снять несколько контейнеров с грузом, поэтому в движении получался солидный перерыв. Козлов ушёл в привокзальный ресторанчик, завтракать. Игорька это вполне устраивало. Он без труда вскрыл нужный вагон и некоторое время копался в тюках с прессованным утеплителем, эковатой и ещё каким-то подобным материалом. Всё это не стоило отдельного сопровождающего, если бы не "начинка", которую Игорёк обнаружил в самых нижних тюках. Пришлось попотеть, чтобы провести досмотр быстро и ничего не упустить. На таможне у Махея сидел свой человек, иначе ему не удавалось бы так легко протаскивать контрабанду. Пока у Игорька не было возможности разузнать, кто именно пропустил запрещённый груз. Но у него на данном этапе операции были иные задачи, ничуть не менее важные.

К тому времени, когда вернулся Козлов, в вагоне никого не было. Курьер Махея проверил, на месте ли пломбы и забрался в маленький тамбур в хвосте вагона. Состав тронулся, медленно пополз по стрелкам — и тут в окошко тамбура, прямо с крыши, ловко просочился Орлик.

— Привет, Козёл! — поздоровался он так буднично, что Козлов на пару секунд растерялся.

— Т-ты что тут делаешь? — спросил он, нервно хватаясь за карман.

— Махей меня послал, — радостно сообщил ему Орлик. — Догадываешься, зачем?

Козлов побледнел и шарахнулся от него. Потом кинул сумкой, которую держал в руках — и рванул на себя двери. Наверное, надеялся оправдать фамилию, соскочив на ходу, но Орлик оказался быстрее, схватил курьера за одежду и задёрнул обратно.

— Куда?! — Он притиснул Козлова носом в угол, быстро обшаривая его карманы. — Раньше надо было прыгать! Не привлекай внимания, придурок!

— Хочешь денег? — придушенно спросил Козлов.

— Хочу! — ответил Орлик, освободив пленника от бумажника, документов, маленького пистолета, носового платка и зажигалки, побросав всё на пол. — Ты за ними, что ли, сигать с поезда собрался? Погоди, разгонится — удобнее будет.

Козлов понадеялся на то, что он тяжелее своего изящного противника, напрягся, подстерегая момент, когда вагон качнёт в нужную сторону. Но в ту же секунду в затылке вспыхнуло, а потом тьма окутала сознание махеевского курьера.

Орлик аккуратно опустил бесчувственное тело на пол и уселся сверху, подвинув к себе сумку, чтобы было удобнее копаться в личных вещах обездвиженного бандита.

* * *

В Питере "посылку" ожидал один из помощников Махея. Орлик позволил рабочим перегрузить тюки с утеплителем в фуру, отдал накладные и пожаловался:

— Машину в Приозерске оставил! Что, электричкой теперь за ней тащиться?

— Езжай к боссу, — буркнул угрюмого вида мужик, не собираясь вникать в проблему какой-то шестёрки-курьера.

— Ну и поеду! — пообещал Орлик, сунул руки в карманы и пошёл к оставленному в стороне "Рено", на котором приехал помощник. Заглянул в салон. Ключ торчал в зажигании. — Сам дурак! — высказал Орлик, прыгнул в машину и укатил, прежде чем кто-то успел его остановить.

Час спустя Махей от души веселился, наблюдая за тем, как самый мрачный из его "капитанов" гоняется по бильярдной за Орликом, в надежде набить тому морду за угон машины. Мелкие шалости босс своим людям прощал, поэтому, насладившись зрелищем, остановил обоих.

— Сам виноват, — попенял он мрачному. — Я тебе сказал пацана сразу ко мне привезти? Нечего было выпендриваться. А ты — иди со мной.

Он удалился вместе с Орликом в кабинет и потребовал:

— Рассказывай!

Вместо ответа, Орлик подошёл и показал ему картинки на экране мобильника. На первом фото можно было разглядеть окровавленную голову Козла со слипшимися волосами, на втором — открытый ящик под брюхом вагона, из которого торчали руки и ноги в грязных носках, а на третьем — тот же ящик, но в закрытом виде.

— И что это? — спросил Махей.

— Ну, вы сказали, что хотите, чтобы он совсем исчез, — пояснил Орлик. — Я его… то есть, тело его под вагон сунул. Поезд на Север куда-то шёл. Даже если найдут бомжа в ящике, кто его опознает? Документы я изъял.

И он с гордостью вытащил из внутреннего кармана паспорт Козлова.

— Ты совсем с ума сошёл?! — Махей выхвали у него из рук книжицу, шагнул к камину и бросил в огонь. — Дурень! Мозг! Мозг хоть иногда включай!

Орлик засмущался и насупился. Махей подобрел и хлопнул его по плечу.

— Ладно, ты молодец, справился!

— А про Козла расскажете? — напомнил Орлик, оживившись.

— Козёл лимит превысил, — не стал чиниться Махей, открывая только что привезённую бутылку дорогого контрабандного вина, которое можно было отведать лишь в его подпольных казино. — Я понимаю, что не воровать вы не можете, но у всего есть свои границы. Держись в них — останешься цел. Когда у меня из-под носа тащат всё, что плохо лежит — это беспредел!

Он плеснул в бокал рубиновую жидкость и благоговейно понюхал. Потом чуть пригубил и почмокал губами от удовольствия.

— Тебе не предлагаю. Такие, как ты, понимают лишь то, что горит хорошо. Можешь вискаря моего хлебнуть, разрешаю…

* * *

Напуганный покушением на его жизнь, Козлов на первом же допросе в ФСБ оказался податлив и дал ценные показания против Махеева. Назвал несколько моментов, которые помогли в дальнейшей работе. Но прошло ещё несколько месяцев, прежде чем бандитов удалось взять с поличным, на крупном деле…

Глава третья. О жертвах, сомнениях и неожиданных подарках

(Октябрь 2018 года, деревня Ряпушково под Приозерском)

Во время похорон небо затянуло тучками и начал накрапывать дождик. Полтора десятка человек, собравшихся вокруг гроба, в молчании наблюдали за церемонией. Некоторые повытаскивали зонтики, но большинство не потрудилось запастись этим полезным приспособлением и стояли, терпеливо снося превратности погоды. Сокольский украдкой оглядывал собравшихся. Троих он знал: они были из ушедших на пенсию сотрудников ФСБ. Одного Сокольский определил, как местного участкового. Этот человек благоволил к старушке и уважал за её стремление поддерживать в деревне порядок. Остальные — соседи, дальние родственники, с которыми Игорь лично не был знаком. Некоторые косились на него, будто недоумевали, что он-то тут делает.

Удовлетворившись беглым осмотром и не заметив никаких подозрительных личностей в пределах зрительного контакта, Сокольский задумался о своём. Зачем дочери покойной Варвары Петровны понадобилось его присутствие? Он приехал в половине первого, прямо к кладбищенской церкви. Как раз успел к отпеванию. Ирина Александровна ему едва кивнула, но он чувствовал, что она по любому поводу ухитряется оглянуться в его сторону, словно боится, что он исчезнет раньше времени…

Когда гроб с телом опустили в могилу, Сокольский вспомнил свой сон. "Сколько людей погибло от его рук?" — спрашивала в его видении молодая Варя Молотова. Хочется сказать: немного. Но "много" или "мало" — неподходящие критерии для смерти. Если ты нажимаешь на курок — ты убиваешь человека. Да, он преступник. Останься он жив — он мог бы поубивать ещё очень много хороших людей. Но в ту секунду, когда ты стреляешь в него — именно ты, своей волей, прекращаешь его существование.

Можно ли пожертвовать жизнью одного человека ради того, чтобы спасти многих? Некоторые считают, что можно. По каким критериям предлагаете выбирать? Кем следует пожертвовать, а кого оставить осчастливленным? Сокольского не уставали поражать люди, которые считают себя вправе рассуждать на подобные темы. Протяни кому-нибудь из таких "мыслителей" пистолет и скажи — "Стреляй!" — отшатнётся как от огня. Что вы! Он совсем не это имел в виду! Он — за то, что ради некой "возвышенной" или "справедливой" идеи можно жертвовать отдельными жизнями, а вовсе не за то, чтобы ему лично пришлось нажимать на курок! Одно дело — выйти толпой на проезжую часть, протестуя против того, что у тебя в доме нет горячей воды, создать многокилометровую "пробку" среди зимы — и пусть такой же обычный гражданин, который оказался в этой "пробке" в промёрзшем трамвае, заработает себе воспаление лёгких! Ты эту "жертву обстоятельств" в глаза не видел и даже если она скончается от пневмонии — не страшно! За абстрактного, неизвестного тебе человека совесть не мучает…

Сокольскому приходилось стрелять и убивать не раз. Рука его не дрожала, когда он выбил мозги бандиту, державшему под прицелом детскую площадку. Он мог словно наяву ощутить, как в драке повернул руку другого бандита — и нож вошёл тому в живот по самую рукоять, горячая кровь хлынула на грудь, а отяжелевшее тело врага прижало к земле… Никакие сомнения не мешали Сокольскому делать то, что от него требовалось в экстремальной ситуации. Но он не считал, что имеет право решать, кем пожертвовать, а кого оставить в живых. Он делал свою работу и выполнял служебный долг, как бы ни пафосно это звучало. Если бы кто-то сказал ему, что ради "возвышенных целей", или "всеобщего блага", можно пожертвовать некоторым количеством чьих-то жизней, он посоветовал бы оратору посетить психиатра. А ещё лучше — поехать куда-нибудь в "горячую точку" и послужить родине с оружием в руках, чтобы не болтать попусту.

По мнению Игоря Сокольского, жертвовать человек имел право только одной жизнью: своей.

— Игорь Сергеевич!

Он поднял голову и посмотрел на подошедшую к нему даму в чёрном кружевном платке. Она остановилась перед ним и в суровых складках её лица, заострённом носе, усталой линии губ угадывались черты той, другой женщины, на старой послевоенной фотографии. Младшая дочь Варвары Петровны Орлик удивительно походила на свою мать, гроб с телом которой закрыл спешно насыпанный могильный холмик.

— Вы, наверное, хорошо знали маму? Мне показалось, что из всех, кто здесь собрался, вы один по-настоящему расстроены. — Она положила руку с длинными пальцами на его запястье. — Это слабое утешение, но мама прожила долгую жизнь и мне всегда казалось, что она довольна результатами. Может быть, гораздо больше всех нас, её детей.

Сокольский огляделся. Люди расходились от могилы, кучковались по сторонам, дожидаясь, когда могильщики наведут относительный порядок, чтобы положить принесённые венки.

— Мне показалось, что никто из детей, кроме вас, не приехал, — сказал он прямо.

Ирина смутилась на мгновение, но тут же нашлась:

— Слишком далеко все живут. Не успели к похоронам.

Он хотел напомнить про то, что самолётом даже из Владивостока можно добраться за одиннадцать часов, но передумал. Не его это дело. Он сам сюда явился лишь по личной просьбе этой не старой, но измотанной заботами женщины.

— Ирина Александровна! Я не буду присутствовать на поминках.

Она настороженно вгляделась в его лицо.

— Кое-кто из ваших соседей начнёт задавать вопросы, на которые ни вы, ни я не можем ответить, а сочинять что-то… Я приду позже, когда все разъедутся. Не сердитесь.

Она кивнула, а потом на мгновение обняла его, словно ей требовалась опора, но тут же отодвинулась.

— Спасибо вам, Игорь! Вы и так сделали очень много. Я могу позвонить вам, когда останусь одна.

— Не нужно! — ответил Сокольский. — Я сам прослежу.

Он отвернулся и пошёл к выходу с кладбища. Ирина некоторое время смотрела ему вслед, гадая про себя, так ли поверхностно этот человек был знаком с её матерью…

* * *

— Что за хрен? — спросил тип с "арийской" внешностью, внимательно наблюдая за вышедшим из ворот кладбища парнем в светлой куртке и джинсах. Задержавшись на мгновение, парень поднял воротник и направился к стоявшей в стороне машине.

— Точно не могу сказать. — Темноволосый не знал, стоит ли говорить Арийцу, которого он пару дней назад знать не знал, что к Орликам на похороны приехал полковник УВР. — Мало ли у старухи родственников было? А может, случайный какой знакомый или прохожий. Он же не остался со всеми вместе…

Сообразив, что слишком много уделяет внимание "незнакомцу", темноволосый замолчал. Ариец покосился на него, достал из бардачка очередную жвачку и сунул в рот.

— Не нравится мне всё это, — высказал он. — Говорил же, что надо было раньше действовать. А ты: "Подождём! Подождём! Пусть бабку похоронят!" Теперь понаехало народу. Взять бы за жабры эту дочку покойной, ещё позавчера, да потрясти!

— Что ты из неё вытрясать собрался? — скептически переспросил темноволосый. — Если что-то в доме спрятано, так она вряд ли знает. Нашла бы за столько времени.

Ему не нравилось, что его напарник постоянно рвётся кого-то потрошить, убивать или трясти.

— А ты уверен, что не нашла?

— Если бы нашла, наверное позвала бы того, кому это предназначено, — высказал темноволосый и прикусил губу, сообразив, что переодетые в гражданское полковники УВР ФСБ просто так на чужие похороны не раскатывают. Дело принимало нехороший оборот, но чем дальше — тем меньше хотел темноволосый доверять Арийцу. Слишком тот агрессивен. Наломает дров, а разгребать кому?

— И что теперь? Чего ждать-то будем? — протянул Ариец.

— Ждать будем, когда гости разъедутся, — постановил темноволосый. — Может, ты и прав и нужно эту дочку ейную спрашивать…

Водитель коротко хохотнул и осклабился с таким довольным видом, что темноволосый напустился на него чуть не с кулаками:

— Я сам буду говорить, понял?! А ты будешь в машине сидеть!

— Да как скажешь, начальник! — уверил Ариец, для убедительности подняв руки. — Мне оно надо? Хочешь сам — действуй сам. — Только темноволосый расслабился, как он добавил, жёстко и напористо: — А вот если не получится — будем действовать по моему плану! И плевать я хотел на твои нежные чувства! Я не собираюсь тут до зимы торчать!

— Ладно, — сдался темноволосый. — Уговорил.

* * *

Гости и соседи разошлись часам к шести вечера. Сокольский появился почти сразу, так неприметно и естественно, будто тут и был. Убедившись, что они в доме одни, он ещё раз выразил хозяйке свои соболезнования и согласился на кофе. На кухне обнаружилось, что кофемолка не желает включаться. Сокольский пообещал исправить и взялся разбирать нехитрый агрегат. Пока Ирина уверяла его, что не стоит беспокоиться и можно поискать, не завалялось ли растворимого напитка, он успел расковырять пластмассовый корпус и вытрясти из него целую кучку кофейной пыли.

— Понимаете, Игорь! — взялась объяснять Ирина, садясь на кожаный диванчик рядом с окном. — Я сперва ничего особенного не заметила, меня мама волновала.

— Какое заключение дали врачи? — перебил её Сокольский.

— Обширный инфаркт, остановка сердца. Восемьдесят восемь лет… — Женщина понаблюдала за тем, как он вставляет вычищенный от кофейных крошек мотор кофемолки обратно в пластмассовый корпус, но потом отвлеклась и стала рассказывать дальше. — Так вот, я сперва не заметила, но потом, через некоторое время, обратила внимание: здесь всё было так, будто кто-то что-то искал. Никакого беспорядка, но вещи не на своих местах. Мама никогда ничего по-своему не расставляла. Я как прибиралась по выходным — так на следующие выходные всё и стояло. А тут… Трудно объяснить, но ощущение, что кто-то всё аккуратно брал, раскрывал, ставил на место. Вот диванчик этот — еслиприсмотреться, вы увидите, что он будто весь иголкой наколот.

Сокольский оставил кофемолку и подошёл. Присев на корточки, он рассмотрел потёртую кожу. Ирина поспешно встала, чтобы ему не мешать. Он провёл рукой по обивке, потом встал и вернулся к кухонному столу.

— Вы очень наблюдательны! Действительно, много мелких дырочек, — согласился он. — Думаете, кто-то прощупывал мебель?

— Я уверена! — воскликнула Ирина, но смутилась своего порыва и присела обратно на диванчик. — Я не смогла ничего объяснить нашему участковому. Всё ведь на месте, ценности никакие не пропали.

Сокольский защёлкнул нижнюю крышку агрегата, после чего сунул вилку в розетку и нажал кнопку. Послышалось характерное жужжание.

— Ну вот, готово! Под кнопкой комок кофе присох. Обычное дело.

Ирина поднялась.

— Ой, как хорошо! А я уже думала: ну что бы не купить молотый кофе по дороге?! Сейчас сварим!

Сокольский уступил ей место и сам отошёл к диванчику.

— Вы во всём доме смотрели? — спросил он.

— Да, я даже в подвал спускалась. Там тоже всё с места на место переставлено. Тут, наверху, я ещё могу допустить, что мама что-то искала и переставила книги в шкафчике, банки с крупами, ящики в комоде местами поменяла. Но чтобы передвинуть батарею банок с вареньем!.. Что-то тут искали и мне стало неуютно, — призналась женщина, выключив кофемолку и доставая кофейник. — Но я бы не стала вас беспокоить только из-за этого. Кое-что я всё-таки нашла!

Она уверенно сунула руку за кухонный шкафчик и извлекла оттуда плоскую, как тетрадка, жестяную коробочку.

— Вот, возьмите! Мама хранила её в потайном месте, о котором даже я не знала. Но недели за три до смерти она мне показала, где лежат её документы. Вместе с паспортом там ещё кое-что было. И это предназначено вам.

— Заинтриговали, — признался Сокольский, жалея, что в доме успело побывать слишком много народу. Теперь бессмысленно искать следы деятельности неизвестных злоумышленников.

В коробочке лежал запечатанный конверт. На нём корявым старческим почерком сделана надпись: "Передай Игорю!"

— Кроме вас, никакого Игоря у нас в семье нет, — напомнила Ирина.

По легенде, когда Сокольский изображал внука Варвары Петровны, его "приписали" к одному из старших сыновей Орликов, последние лет тридцать живущему на другом конце страны, во Владивостоке. Возрастом он не совсем подходил, но выглядел в 35 достаточно молодо, чтобы соседи ничего не заподозрили.

Сокольский вскрыл конверт. В нём лежала записка и какой-то тяжёлый предмет. Игорь подставил ладонь — и в неё выскользнул большой нательный крест на витой цепочке. Вместо того, чтобы читать записку, мужчина замер на несколько секунд, а потом принялся разглядывать эту цепочку и крест, поворачивая в руках. Ирине показалось, что он крайне взволнован: даже не заметил, что записка упала с его колена на пол.

— Что с вами, Игорь? — спросила женщина, оставляя кофейник.

Он опомнился и отрицательно мотнул головой.

— Ничего! Всё хорошо. Просто… Меньше всего я готов был увидеть здесь этот предмет.

Он вспомнил свой давнишний разговор с братом…

…- Крестик у тебя интересный.

Олег расстегнул цепочку и положил в его подставленную ладонь тяжёлый крест на цепочке с причудливо перекрученными звеньями.

— Странный металл. Что это? — спросил Игорь, разглядывая крепление из ажурных пластин, удерживающих искусно выполненное Распятие. Серый с синим отливом металл действительно не походил ни на серебро, ни на сталь.

— Экспериментальный сплав, — пояснил Олег. — Не окисляется и очень прочный. Смотри.

Он перевернул крестик. С обратной стороны, по пластинам крепления, была сделана надпись. По одну сторону крестика — "Спаси и Сохрани", по другую — "раба Твоего Олега".

— Я тут помог одной маленькой лаборатории, — объяснил брат. — Их собирались прикрыть. Вот интересно, на дворе две тысячи пятый год, а наш народ всё ещё не научился читать текст договора, который подписывают! Я спросил: что сами не разобрались, тут же всё написано? Знаешь, что мне ответили? "Что толку читать, всё равно если кто-то захочет — так напишет, что ничего не поймёшь"! — Олег прихлопнул ладонь по столу, возмущаясь безалаберности собственных клиентов. — Деловые люди! Учёные! Высшее образование!.. Такое впечатление, что договоры не на русском языке пишутся. У них в бумаге всё, что нужно, было прописано! Я просто ткнул пальцем. — Олег надел цепочку обратно на шею. — Неудобно было за одно прочтение брать всю сумму, которую я с них сперва потребовал. Вот они, в благодарность, и подарили. Прочная вещь! Никакой гравёр этот сплав не берёт, поэтому надпись делали сразу, в форме для отливки…

В мае 2016-го, когда тело Олега нашли на городской свалке, креста на нём не было. Игорь тогда подумал: кто-то из бандитов мог польститься на необычный металл. Но то, что этот крест окажется в конверте, оставленном бабой Варей!..

Игорь снова прочитал слова на внутренней стороне пластин, держащих крест: "Спаси и Сохрани раба Твоего Олега". Потом огляделся и подобрал с пола записку. Всего несколько слов. Прочитав, Сокольский сложил бумажку и крестик в конверт и сунул его в потайной карман. Тщательно застегнул. Всё это он проделал, не поднимая головы. Ирина не могла видеть выражения его лица, но переспросить ничего не успела. Сокольский вдруг насторожился, глянул в сторону окна — и легко поднялся с диванчика.

— Я разберусь, — пообещал он женщине. — Вполне возможно, что здесь действительно кое-что искали.

Он подошёл к окну так, чтобы занавеска скрывала его от взгляда снаружи. Ирина хотела вернуться к кофейнику, но Сокольский её остановил:

— Выключите пока плитку. Где ваш мобильник? Положите в карман.

Она удивлённо оглянулась, но произнесено всё было таким тоном, что Ирина подчинилась прежде, чем сама это осознала.

— Я пойду, воздухом подышу. — Сокольский выглядывал из-за занавески в окно. — Спуститесь в подвал. Запритесь изнутри, там у вас надёжный замок. И не выходите до тех пор, пока я вам не разрешу. Всё понятно?

Она замерла, во все глаза глядя на мужчину. Потом приоткрыла рот, чтобы задать вопрос, но передумала, кивнула и быстро пошла к лестнице в подвал.

Сокольский подождал, когда послышится стук опускаемой дверцы, взял с вешалки куртку и направился ко входной двери.

Глава четвёртая. О пользе и вреде паркура

Солнце садилось за домом, то есть, за спиной. Если смотреть через улицу — среди деревьев виднелась освещённая закатными лучами Ладога. Вокруг дома было сумрачно. Сокольский прислонился к столбику открытой части веранды и любовался отсветами далеко впереди, за домами на противоположной стороне улочки. Минуты через две его невидимый противник не выдержал и попытался тихо выбраться из-за колодезного сруба. Сокольский мог видеть его только боковым зрением, но наверное парень воображал себя невидимкой: пригнулся и бесшумно засеменил от своего укрытия к калитке. Понадеялся, что его скроют кусты, но голые ветки даже в сумерках маскировке не помогали.

— Далеко собрался? — негромко спросил Сокольский. Среди тихого вечера его голос можно было услышать даже из дальнего конца участка.

Парень на мгновение замер за кустом, потом ринулся в открытую и легко перемахнул высоченный забор. Сокольский сорвался с веранды и сделал то же самое, потратив не больше усилий. Он не упускал случая тренироваться вместе со спецподразделением УВР…

* * *

Вопреки теории господина Дарвина, человек больше напоминает кошку, чем обезьяну. Всё дело в пропорциях. У человека, как у кошки, верхние конечности заметно короче нижних, ими он может цепляться, опираться, подтягиваться и направлять тело в нужную сторону. Нижние (как задние — у кошачьих) гораздо мощнее. Это настоящие рычаги для продвижения вперёд, вверх или вниз. Особенно заметно сходство у паркурщиков: так, как передвигаются они — не снилось никакой обезьяне с её длинными руками и коротенькими ножками. А вот если наблюдать за стремительно убегающей кошкой, прыгающей через поребрики и взлетающей на высокие предметы, сходство прослеживается явно.

Двое мужчин, как два огромных кота, неслись поперёк посёлка, бесшумно сигая через заборы, хребты пустых теплиц, ванны и бочки, брошенные садовые тележки, кусты и ямы из-под компоста. Темнело. Бегущий впереди специально выбрал этот" стипль-чез", надеясь оторваться от преследователя. Махом вскочив всеми четырьмя на высокую кирпичную ограду, он оглянулся, надеясь увидеть пустой огород.

Но Сокольский не отставал. Как раз перемахнул одним прыжком через пару призрачно белеющих ванн с водой, успев зацепиться пальцами за столбик навеса, чтобы на скорости поменять направление. Преследуемый оттолкнулся от стены, перекувыркнулся, приземлившись на три точки — и помчался дальше, через канаву, прямо через штабеля сложенных к зиме корявых брёвен. Впереди, между деревьев, сверкала оранжевыми бликами вода Ладожского озера…

Сокольский уцепился за край кирпичей, перебросив себя на другую сторону ограды не так изящно, но быстро. Ловкий незнакомец мелькал далеко впереди, между деревьями, на фоне просвета. Сокольский прибавил ходу, стремясь сократить расстояние.

Корни сосен на песчаном берегу чернели, как застывшие паучьи лапы. Хуже, что земля под деревьями сливалась в единое тёмное пятно. Предательского сучка Сокольский не заметил, споткнулся, врезался плечом в сосновый ствол и, не удержавшись, перекатился по земле.

— Паркурщик хренов! — выругался он, на себя или на беглеца. Ногу он подвернул. Не сильно, но больно. — Всё! Ты меня разозлил! — сказал он убегающему к лодочной станции противнику…

Преследуемый отбежал как можно дальше и оглянулся. Никто за ним не гнался больше. Вдалеке виднелся пустой причал, темнели лодочные гаражи. Парень рванул туда, благо среди построек легко спрятаться и уйти в нужном направлении, не привлекая внимания.

Как раз в тот момент, когда он притормозил у второго гаража, из тёмного прохода между ними выпрыгнул Сокольский и врезал парню по спине обломком весла. Беглец бесславно приземлился носом в песок. Сокольский вскочил ему коленом на поясницу и вывернул назад руку.

— Не надо! — придушенно взмолился пленник. — Полковник! Я свой!

Такое обращение озадачило, но агрессивного настроя Сокольскому не перебило. Оглядевшись на гаражи и темнеющую воду, он убрал колено со спины пленника и, держа за вывернутое запястье, заставил подняться на ноги. Потом толкнул с открытого места к ближайшим деревьям.

— Что ты здесь делаешь? — потребовал он, смутно догадываясь, кого именно допрашивает.

— Это… тайна! Секретная информация! — сделал попытку увильнуть пленник.

Сокольский прижал его носом к сосновому стволу и сильнее надавил на вывернутое запястье, заставив замычать от неприятных ощущений.

— У человека очень крепкие суставы, — сопроводил Игорь свою "экзекуцию". — Но тем больнее, когда их выворачивают. Хочешь убедиться?

— Нет! Ты же не будешь калечить своего коллегу? — со скрипом зубов выдал пленник.

— Откуда я знаю, что калечу коллегу? — переспросил Сокольский, стараясь не упускать из виду пространство вокруг себя. — Удостоверения у тебя нет!

— Есть! В заднем кармане!

Сокольский притиснул его к стволу ещё сильнее и ощупал карманы. Достал книжицу и сунул себе за пазуху.

— Теперь нет, — оповестил он пленника. — Говори, сволочь: один тут?

— Нет!! — Парень решил не рисковать конечностью, которую, как тисками, сжимал Сокольский. — Я не один! Нас двое!

— Кто ещё?

— Чирик! Он в машине ждёт, в конце улицы…

— Что за Чирик?

— Чириков какой-то! Не знаю я его! Шеф сказал, что это его платный осведомитель. Мол, он тут всё знает, чтобы я его слушал…

— Что в доме надо было?

— Тебе лучше не знать! А-а-а!! Руку сломаешь!!!

Пленник всё время пытался обернуться, но тут перестал. С лица его текли струйки пота. Наверное, не только от скоростной пробежки.

— Отвечай честно! Всё равно узнаю, — продолжил допрос Сокольский, чуть ослабив хватку, но не давая пленнику шансов вырваться.

— У бабки этой, которая там жила, материалы остались… — сдалась жертва его экзекуции, надсадно дыша. — Секретные. Компромат на одного вашего… Полковника Ланского! — выкрикнул он, стоило Игорю сильнее вывернуть его запястье. — Нам велели забрать, да мы не нашли!

— Идиоты! — наградил его Сокольский и резко отпихнул от себя. Парню пришлось сделать несколько скачков, чтобы удержаться на ногах.

— Ф-фух! В натуре, чуть не вывернул! — пожаловался он.

— Бабка! — передразнил Сокольский. — Должны были знать, что у этой бабки опыта побольше, чем у вас вместе взятых. Стала бы она хранить секретные материалы в дырявом доме?

— Удостоверение отдай! — потребовал парень, держась за запястье и не пытаясь убежать.

Сокольский достал книжицу. Темноволосого парня, лет на десять помладше себя, он узнал, но всё-таки прочитал, для верности (на берегу было достаточно света):

— Каретов Степан Аркадьевич! Я прям мечтал именно с тобой столкнуться! — Он снова сунул удостоверение себе за пазуху. — Где этот твой Чирик? Показывай!

— Не связывался бы ты, полковник, — искренне посоветовал парень.

— Язык научись за зубами держать. Больше толку будет, — скептически выговорил ему Сокольский. — Веди!

Парень развернулся и побрёл к мосткам, ведущим с берега в сторону деревни.

— Ничерта бы ты от меня не узнал, если бы своим не оказался, — проворчал он, растирая руку.

— Считай, что я поверил, — бросил Сокольский, держась от "своего" на расстоянии.

— Хватка у тебя!.. Научишь, как ты это делаешь?

— Анатомию проштудируй.

Сокольский поморщился, чувствуя, что нога болит сильнее, чем он надеялся. Хромать, чтобы заметил этот Каретов, ему не хотелось. Пришлось терпеть. Их первая встреча, когда СБ заинтересовалось Сокольским в связи с убийством полковника Астафеева из Военного Архива, не оставила конкретного впечатления о капитане Каретове. Честно — Сокольский им тогда не заинтересовался, но теперь подумал, что зря. Информация никогда не бывает лишней. Его брат, Олег Сокольский, правильно делал, что вёл досье на всех, с кем сталкивался. Олег! Олег работал добровольным агентом у Ланского и погиб на этом! А Каретов утверждает, что они ищут тут компромат на Ланского… Сколько ещё тайн связано с убийством его брата в мае 2016 года?

Когда они добрели до конца улицы, никакой машины там не было. Солнце успело сесть и деревня погрузилась в темноту осенней ночи…

* * *

— И где теперь его искать? — Каретов в сердцах пнул пустой ящик на веранде.

— Сбавь обороты, — посоветовал Сокольский и толкнул его в дом. — На кухню иди.

Парень потопал прямиком в сторону кухни. Сокольский и не сомневался в его осведомлённости насчёт планировки дома. Зайдя следом, он первым делом задёрнул плотнее шторку на окне.

— Как выглядел этот твой Чириков?

Каретов остановился у кухонного стола и стучал теперь пальцем по краю столешницы, кусая губы. Сокольский подождал секунд десять, потом резко схватил эсбэшника за плечо и повернул к себе, влепив пощёчину.

— Взял себя в руки! — прошипел он в лицо ошеломлённому парню.

— Да что делать-то теперь?! — психанул тот, за что получил ещё одну пощёчину и замолк, во все глаза глядя на Сокольского.

— Ты уже сделал, что мог, — выговорил тот, успокаиваясь. Потом отошёл на пару шагов и сел на стул. — Едешь искать какой-то неизвестный тебе компромат, в одной машине неизвестно с кем, лезешь в частный дом без ордера, драпаешь от половника УВР, когда тебя на месте преступления застукали… Хватит уже, Стёпа! Как выглядел этот Чириков? Раньше точно его не видел?

Каретов вспомнил наконец, чему учили, сделал глубокий вдох и выдох, после чего расслабился и осел на край стола.

— Да никакой он, этот Чириков! — нехотя ответил он. — Нос средний, лицо правильное. Ариец, в общем… Лет, наверное, под сорок. Волосы… серые такие. Злой, как чёрт. Всё шутковал, мол убить всех — потом разбираться. А я подумал: что за бред он несёт? Чувство такое, что он это по-настоящему говорил, не шутя! — Каретов махнул рукой и весь поник, опустив плечи.

— И ты даже не поинтересовался, с кем тебя посылают, — заключил за него Сокольский. — Молодец!

— Я что, должен начальнику не доверять?! — возмущённо вскинулся на него Каретов.

— "Доверять" и "проверять" — разные слова, — строго напомнил Сокольский, поднялся и встал рядом с окном, выглядывая в щёлочку между рамой и шторой. — Ладно! Кофе свари. Мне позвонить надо.

Он вышел в прихожу и проверил, хорошо ли закрыта дверь. К створке прислонил перевёрнутое ведро. Потом, вместо того, чтобы звонить, направился к лестнице в подвал.

— Ирина Александровна! — позвал он. — Это Сокольский! Можно выходить!

Женщина открыла так поспешно, словно боялась, как бы он не передумал.

— Игорь! Я думала, со страху помру!..

— Всё в порядке. — Он приобнял её за плечи и подтолкнул к кухне. — Знакомьтесь: Стёпа Каретов. Мы с ним… коллеги, в некотором роде. Он сейчас кофе сварит, а вы тут посидите.

Он вернулся в прихожую и достал телефон. Нужно было предупредить Симу, что он не сможет сегодня вернуться домой. Но, вместо этого, он набрал номер генерала Чёрного.

— Дмитрий Иванович! Боюсь, у нас проблемы, — сообщил он. — Мне понадобится помощь…

Книга 6. Выбор Сокольского. Часть вторая. Пути и встречи

Глава первая. О необходимости самоконтроля

Инга проснулась и поняла: она не дома. Потолок высоко! Лепнины нет — квартиры родителей и Сокольского отпадают. В комнате никого, но ощущение, будто где-то вода журчит… Она села в кровати — и взялась за голову.

— О, нет!

Это была комната Славы Ольгина, которую он снимал у любителей зарабатывать грыжу на даче. Время — шесть тридцать. Утра или вечера? Не поймёшь эти циферблатные часы! Парни из наружки сменили их в Гавани под утро. Пока Инга со Славой ехали по городу — совсем рассвело. "Значит, сейчас шесть тридцать вечера. Проспала собственный выходной!.." Ну вот скажите: до чего нужно докатиться, чтобы позволить затащить себя после ночного дежурства в постель? Берестова подумала, что поступает нечестно со Славой. "Интересно, он понимает, что я кидаюсь ему на шею с досады? — Она опустилась на мятую подушку. — Чушь какая!"

Последние дни она тупо злилась, что шеф женился. К Серафиме Инга относилась терпеливо, пока Сокольский просто жил с нею. Но он взял — и обвенчался с этой женщиной! Если у кого и были сомнения в серьёзности его чувств, то теперь никаких вопросов не осталось. Вчера Славик сказал: "Понимаю, любой девушке хочется, чтобы все мужики прыгали вокруг неё, но это нереально". Кажется, она запустила в него подушкой…

— Я — дура! — сказала Инга потолку.

— Ты просто его любишь, — отозвался Ольгин, входя в комнату с подносом в руках.

Она села, недовольно уставившись на парня.

— А тебе, как бы, без разницы, что я его люблю, а с тобой сплю? — ехидно спросила она.

— Ну почему? — Слава поставил поднос на тумбочку рядом с кроватью и присел на край. — Мне не всё равно.

Он был в одних тренировочных штанах, мускулистый, широкоплечий — если честно, ничуть не хуже Сокольского. Тот уж слишком сухой и жилистый, и мышцы у него — как пучки верёвок, которые туго накрутили на изящный костяк. Слава проще и… приятнее на ощупь, что ли?

— Что это ты принёс? — Инга перестала на него глазеть и потянулась к подносу. — О, кофе! И яичница? Славочка! Ты — настоящий друг! Самое время поужинать!

Она перетянула поднос на кровать и принялась есть. Ольгин наблюдал за ней, не зная, на что решиться. Эта женщина продолжала ставить его в тупик бесцеремонностью и парадоксальной уверенностью в себе. Кем она считала мужиков вроде него? Неизбежным жизненным балластом, с которым надо мириться? То она становилась холодной куклой, отсекая саму мысль о возможной близости, то вдруг принимала его условия. Как вчера, когда он поцеловал её в подъезде, а она прижалась к нему так горячо, что он не удержался — и до своего этажа тащил её на руках…

— Ты уже ел? — спросила она, намазывая кусок хлеба маслом.

— Нет. Хотелось сперва тебя накормить, — признался Ольгин. — Ты у меня в гостях.

— Брось! Или я перестану чувствовать себя, как дома.

Она переставила поднос ближе и сунула ему в руку готовый бутерброд. Через пару минут они уже весело перепихивали друг другу куски еды, чокались кофейными чашками и вспоминали всякую чепуху. Вчерашние заботы развеялись, до тех пор, пока не зачирикал мобильник Ольгина.

— Блин, да кто это?! — возмутился Слава, но глянул на номер и отложил недоеденный бутерброд. — Ольгин у телефона! Здравия желаю, товарищ генерал!.. Понял! Нет, ей звонить не надо, она тут… В смысле, мы тут засиделись… Понял!

Он закрыл "раскладушку" и посмотрел на притихшую Ингу.

— Шефу требуется помощь в Приозерске и генерал поручил это лично нам, — сообщил он. — Ехать надо прямо сейчас, как можно быстрее.

Она потянулась и слезла с кровати, накинув на плечи его рубашку.

— Дай мне пять минут! — и умчалась в ванную.

Ольгин повалился на то место, где она только что сидела, прислушиваясь к ощущению тепла, оставшегося от её тела. "Но спишь-то ты со мной, — подумал он. — И жизнь прекрасна!" Через мгновение он вспомнил, что сказал генерал Чёрный, энергично вскочил с кровати и стал собираться…

* * *

Сокольский стащил носок и ощупал лодыжку.

— Что у тебя с ногой? — озаботилась Ирина.

— Связку потянул, — ответил Игорь. Плохо дело: сустав начал опухать.

— У мамы был эластичный бинт, — вспомнила Ирина.

— Подойдёт! — обрадовался Сокольский.

Ирина ушла в кладовую за кухней. Каретов до этого момента молча пил кофе, держась подальше от окна. Тут он не выдержал.

— Я не знаю, какие инструкции у Чирика! Что если он ночью дом подожжёт?

Сокольский с интересом посмотрел на него.

— Так вы получили приказ найти компромат или перебить всех, кто заночует у покойной бабы Вари? — спросил он.

Каретову показалось, что он издевается.

— Парень может позвонить за новыми инструкциями, пока мы тут сидим, — возразил он мрачно.

— Так позвони сам и узнай новые инструкции, — подсказал Сокольский.

— Считаешь, я должен доложить о тебе полковнику? — Каретов надеялся спровоцировать Сокольского хоть на какую-то реакцию, но тот заинтересованно разглядывал ногу. — Кстати, Чирикову я не сказал, кто ты, — сделал ещё одну попытку Стёпа.

— Какая секретность! — Сокольский отвалился на спинку стула, прищурившись на Каретова. — Темнишь ты. Если бы твой шеф направил тебя официально, ты бы первым делом позвонил и объяснил ему ситуацию. А ты что? От меня указки ждёшь?

Ирина вернулась на кухню с аккуратным рулончиком эластичного бинта. Каретов как раз открыл рот, чтобы возразить, но захлопнул челюсть и мрачно выдохнул сквозь зубы.

— То, что надо! — похвалил Сокольский хозяйку. — Давайте, я сам намотаю. И сядьте тут, — добавил он, кивнув на стул рядом с собой.

Он засучил штанину и принялся бинтовать лодыжку. Даже если травма серьёзнее, чем кажется, надо продержаться до приезда подмоги. "Часа два, если не три", — мрачно подумал он. Покидать дом и выезжать по темноте на трассу не менее рискованно, чем сидеть на кухне с единственной дверью и окном, к которому незаметно не подберёшься. Сокольский не верил, что полковник СБ, шеф Аркаши Каретова, отдаст приказ взорвать или поджечь частный дом. Может, зря он так хорошо думал о коллегах?..

Глава вторая. О русских дорогах и тех, кто по ним ездит

(Осенний вечер 2018 года, трасса между Питером и Приозерском)

— Недобрый знак, — буркнул Ольгин, когда они выезжали через узкую подворотню на улицу.

— Какой знак? — переспросила Берестова. — Чёрную кошку раздавил?

— За руль меня пустила, — пояснил Ольгин на полном серьёзе. — Либо я стал водить лучше, либо тебе не до того.

Лицо Инги осталось непроницаемым, как у фарфоровой куклы.

— Не по-чину майору везти старшего лейтенанта! — отрезала она.

— Можно вопрос, товарищ майор? — обратился к ней Ольгин, ничуть не смутившись.

— Попробуй, — многообещающе предложила Берестова. Мыслями она была где-то совсем в другом месте, даже на дорогу не смотрела.

Слава вздохнул и переключил скорость, встраиваясь в негустой поток машин.

— Потом, — решил он.

Она посмотрела на него, не меняя выражения лица.

— Я вспоминала, как познакомилась с Сокольским! Он за шесть лет дал мне больше, чем все остальные вместе взятые. Как думаешь, такой мужик заслуживает, чтобы в него влюбиться?

— Думаю, да, — согласился Слава.

— Тебе я тоже доверяю, — выдала она новое признание. — Не знаю, с чего бы это?

"Похоже, я должен считать себя осчастливленным, — подумал Ольгин. — Чёрт! С любой другой девушкой в сто раз проще!"

Через четверть часа они поднырнули под эстакадой Кольцевого шоссе, двигаясь по трассе с названием "Сортавала". Этот участок проходил в стороне от населённых пунктов. Вокруг — поля и перелески. Инга думала о своём, полагаясь на Славу. Тот ловко перестраивался в негустом потоке машин, обходя более осторожных водителей. Наверное, если бы они не торопились и не перегоняли всех подряд, он бы не обратил внимание, что за ними по пятам двигается тёмная иномарка. Где она к ним присоединилась, Ольгин сказать не мог. "Лопух я! — решил он. — Но не от самого же дома нас пасут? Ладно, поглядим, на что ты способен"…

Слава снова перестроился, заняв зазор между двух трейлеров на крайней полосе. Инга встрепенулась.

— От кого прячемся?

— Да прицепился какой-то! — с досадой ответил Ольгин. — Идёт носом в хвост, как приклеенный.

— Давно?

— Не заметил… От Энгельса — точно! Он за нами на развязке пристраивался. Не обгоняет, даже когда может. Вот увидишь: из-за фуры выйду — снова привяжется.

— Давай! — скомандовала Инга.

Ольгин дождался свободного пространства и вывернул на вторую полосу. Обгоняя фуру, заметил в зеркале заднего вида знакомый массивный нос "Ленд-Крузера".

— Она!

— Номера не видно, — пожаловалась Берестова.

— Знать бы, что им нужно, — Ольгин обогнал фуру и вернулся на крайнюю полосу. — Подпустить или газануть?

— А толку? У них движок вдвое мощнее. — Инга следила за дорогой по навигатору. — Через триста метров ответвление на строящийся участок, — предупредила она.

Ольгин прибавил скорости, воспользовавшись свободным пространством дороги, но преследователь поравнялся с ними и теперь упорно держался рядом. Ольгину это не понравилось. Перед самым ответвлением он прикинул расстояние до идущего за ними трейлера — и сбросил скорость. Иномарка вильнула в их сторону, но не рассчитала, что они тормознут — задеть успела лишь по касательной. "Ладу" вынесло на перпендикулярную дорогу. Слава позволил машине сделать полный разворот, не касаясь тормоза. Асфальт кончился, задние колёса пробороздили свежий гравий обочины. Машина встала.

— Мягкая посадка, — съязвил Ольгин.

Инга уже нащупывала крепление ремня безопасности.

— Пусти меня! — потребовала она.

— Сам справлюсь! — брякнул Ольгин, заводя заглохший мотор — и вывернул обратно на дорогу.

Берестова смирилась. Прижавшись затылком к подголовнику, она постаралась совладать с выбросом адреналина. Что дёргаться-то? Слава справился не хуже неё. Даже лучше! Она попыталась бы удержаться на трассе, а следом шёл огромный грузовик…

Теперь они летели вслед за иномаркой, укатившей далеко вперёд.

— Ждали момента, чтобы столкнуть, — высказал предположение Ольгин. — Они что, знают, куда мы едем?

— Догоним — спросим, — пообещала Берестова. — Гони, Славочка! Им ещё несколько километров с дороги деваться некуда.

У неведомого противника могли оказаться совсем иные планы, но всего не предугадаешь…

* * *

Трассу А-121 за последнее время сильно облагородили. Ближе к городу она шла в четыре полосы. Через пять километров после Стеклянного иномарка свернула на двухполосный участок, который в таком виде должен был тянуться аж до самого Приозерска. Зато обочины здесь были примерно такой же ширины, как полосы. За ними темнел лес.

Впереди шёл внедорожник. За ним, отставая метров на пятьдесят — их "Лада". Стемнело, машин попадалось мало. Освещение отсутствовало.

— Похоже, ребята торопятся, — оценил Слава.

— Или нас торопят, — подсказала Инга. — Ты заметил, что за нами ещё какой-то хрен на старой "Шкоде" увязался?

— Мы за 110 идём, — напомнил Ольгин. — Может, боится перегонять?

— Ага! Зато догонять не боится…

Через пару минут стало ясно, что вторая машина "прописалась" за их багажником. Когда Ольгин начал сбрасывать скорость, "Шкода" тоже притормозила. Идущий впереди внедорожник сперва исчез за изгибом трассы, но побоялся их потерять: они его быстро нагнали. Теперь весь "поезд" ехал со вполне пристойной скоростью около 80-ти км в час. По мнению Инги, в темноте, на извитой трассе в две полосы, с не идеальным асфальтом и мелкой моросью с неба, безопасно они могли двигаться лишь строго вперёд. Попробовать дотянуть до железнодорожного переезда в Лосево? Это ещё километров двадцать. Противник мог раньше на что-то решиться…

— Через три километра, налево от дороги, будет съезд на площадку, — сказала Берестова, жалея, что сама не села за руль.

— Знаю, — откликнулся Ольгин. — И что на площадке?

— Ничего. Но от неё начинается старая грунтовка, которая идёт под прямым углом на восток и должна выводить к основной трассе.

— Предлагаешь потягаться с внедорожником? — Ольгин усмехнулся.

— Внедорожник проскочит вперёд, — не согласилась Инга. — Пока развернётся и догонит — за нами уже будет идти эта пошлая "Шкода". У нас проходимость больше.

— Больше! — весело согласился Ольгин и стал едва заметно сбавлять скорость. — Если на повороте не вылетим.

— Давай! — крикнула Инга.

Слава крутанул руль, воспользовавшись, что на встречке никого нет. Их отнесло метров на десять от нужной точки. "Шкода" проскочила мимо. Краем глаза заметив, как она тормозит, Ольгин закрутил руль, возвращаясь к едва заметному в темноте съезду. Несколько секунд спустя они прыгали по ухабам колдобистой дорожки. Грунтовой она была когда-то, очень давно. Фары высвечивали ёрш сухой травы между выбитыми колеями.

— Сядет, зараза! — пожелала Инга преследователю.

— Сядем все! — процитировал Ольгин. — Если он идиот и сунется следом. А если пропустит Ленкрузер?

— Меньше болтай! — посоветовала Берестова, оглядываясь. Машину подбрасывало и трясло. Далеко позади сверкнули фары. Глазомер подсказывал, что габариты преследователя превосходят "Шкоду".

— Давай, Славочка! — подбодрила Инга. — Проскочим! На трассе, километрах в пяти, есть стоянка грузовиков.

— Предлагаешь замаскироваться под трейлер? — пошутил Ольгин.

— Предлагаю тупых вопросов не задавать!

Слава замолчал, крепче стиснул зубы и рискнул газануть, прорываясь через блестящую под колёсами лужу…

* * *

Когда на стоянку вывернула грязная по самую крышу машинка, Шарап оглянулся, позабыв, что собирался лезть в кабину своего КамАЗа.

— Куда эта блоха прёт? — возмутился он.

— Чего там, Георгич? — спросил напарник, высовываясь из-за колеса. — Оба-на! Они по грибы ездили, что ли?

По машинке можно было лишь догадываться, что она принадлежит к славной линейке отечественной "Лады". За ней следом вывернул грязный внедорожник, такой же огромный в сравнении с "Ладой", как с ним самим — стоящие вокруг трейлеры. "Лада" развернулась и встала в конце площадки. Внедорожник тормознул напротив фуры, у которой притаились дальнобойщики. Обе передние двери распахнулись и изнутри вылезли два амбала с битами. Из "Лады", навстречу им, вынырнул рослый, широкоплечий парень. Он вскинул руки, отсвет фонаря блеснул на воронёной стали пистолета — и мужики с битами замерли, как на стену наткнувшись. Вслед за стрелком, из грязной "Лады" выскочил стройный человечек. В свете фонарей голова его показалась Шарапу абсолютно белой. Оббежав машину, он встал рядом с товарищем, тоже подняв руку.

— Смотри! Девка! — воскликнул Шарап, сообразив по движениям белобрысого, что мальчиком он никак быть не может. — Эй! Да я её знаю! Витька! Дуй к нашим, скажи — пусть сюда бегут!

Выдавая ЦУ, он подхватил из ящика с инструментами тяжёлый разводной ключ и шагнул в сторону внедорожника. Его напарник Витька опрометью исчез между грузовиками.

— Эй, парни! — крикнул высоченный и здоровенный Шарап, подступая к амбалам с тыла. Один из них обернулся.

— Катись отсюда, дядя! Тебе проблем не хватает? — предупредил он, сунув руку во внутренний карман. — Стрелять буду!

— Замри! — крикнула белобрысая. — Башку продырявлю!

Из проходов между грузовиками выбежало ещё несколько человек. Они как раз и замерли, оценив реплики про "стрелять" и "продырявлю".

— Инка! — крикнул Шарап. — Ты, что ли?

— Я это, Мишаня! — подтвердила Берестова. — Не лезь, у них стволы!

— А пусть попробуют! — с усмешкой предложил Шарап, шлёпая разводным ключом по ладони. — За меня тут любого в асфальт закатают!

— Вы в меньшинстве, пацаны! — подал голос Ольгин, держа в прицеле одного из бандитов. — Лучше сдавайтесь, пока целы!

Дальнобойщики хаотично, но быстро окружили площадку, но соваться к вооружённым незнакомцам не торопились. Впрочем, пистолет оказался только у одного. Второй предпочёл положить биту на асфальт и поднял руки.

— Предлагаю решить миром! — крикнул он.

Его напарник опустил руку.

— Брось ствол! — приказал Ольгин.

Человек неохотно уронил пистолет и оттолкнул его ногой.

— Поговорим? — предложил он.

В этот момент на стоянку завернула ещё одна старенькая машинка и остановилась на въезде. Её водитель оценил обстановку — и сдал назад. Гнаться за ним не было возможности. Он исчез во тьме, укатив вперёд, по трассе.

Через пару минут неизвестных хозяев "Ленд-Крузера" повязали, а гигант-дальнобойщик по фамилии Шарап отвлёкся на старую знакомую.

— Ё-моё! И вправду — Инка Чёрная!

— А почему "чёрная"? Она же белая! — не понял один из дальнобойщиков.

— Потому, что фамилия такая, — проворчал Шарап, но тут же отвлёкся на девицу. — Помнишь? Заходит один, спрашивает: "Кто у вас тут Чёрная?" А ему в ответ: "Вон та, белобрысая!"

Берестова облегчённо рассмеялась — и исчезла в объятиях медведеподобного мужика, потом вынырнула где-то на уровне его живота.

— Не раздави! Всё растёшь, Мишаня!

— Не, это ты худеешь! Кто это с тобой?

Инга высвободилась из его объятий и поманила Ольгина.

— Это Слава. Он, типа, мой парень.

Ольгин только хмыкнул на такое представление и засунул конфискованный пистолет во внутренний карман.

— Да ну?! Здорово, малой! — Миша Шарап протянул ему лапу, вызывающую трепет своими размерами. — Здесь-то вы какими судьбами? Я-то думал: Инка Чёрная после полигона подалась куда-нибудь, на гонки Дакар!

Она отмахнулась.

— О чём в детстве не мечтаешь! Я тоже думала, что ты до сих пор на Опытном грузовики дрессируешь.

— Не, я теперь сам по себе. Ну рассказывай, что за беда?

Инга оглядела собравшихся в кружок любопытных дальнобойщиков. Парни пришли в восторг, что белобрысая оказалась знакомой одного из них.

— Отойдём, — предложила Берестова.

Шарап кивнул в сторону своего КамАЗа. Оставив Славу в окружении водителей, Берестова и Шарап ушли за кабину.

— Это удача, что ты тут, — призналась Инга.

— А ты на что рассчитывала?

— На то, что на виду у посторонних эти парни не станут сильно рыпаться. Они нас от самого города вели, чуть в кювет не спихнули.

— Что им надо? Кто такие?

— Погоди! — Берестова положила руку ему на грудь, останавливая вопросы. — Мишаня, ты должен знать: я теперь в серьёзной конторе работаю. Может, ты даже связываться не захочешь.

Она вынула удостоверение и показала старому знакомому. Тот прочитал и тихо присвистнул.

— Ну, чего-то такого я ждал, — признался он. — Значит, к деду под крыло подалась? Оно и правильно! А тут, типа, на задании?

Берестова кивнула.

— Значит, помощь нужна? — Шарап не стал дожидаться ответа. — Больше ксиву свою никому не показывай. Не то, что вашего брата… то бишь, сестру не любят, но народ перепугается.

— Нам нужно до ночи попасть в Приозерск, — объяснила Берестова. — И этих гавриков с собой забрать, вместе с их машиной. За баранку "Тойоты" я могу Славика посадить, но за нами, сам видел, ещё какой-то паренёк гонится. Может на трассе гадость подстроить. Есть у вас кто-нибудь с пустой фурой, в сторону Сортавалы или Приозерска?

На крупном лице Шарапа появилась довольная улыбка.

— А знаешь, это ты по адресу! — с энтузиазмом сообщил он. — Поможем! Жаль, конечно, порожняком идти…

— Мишань! Довезёшь — лично добьюсь, чтобы тебе рейс оплатили, как помощь следствию, — серьёзно пообещала Инга…

Глава третья. О лёгких способах приобретения врагов

Несмотря на боль в лодыжке, Сокольский сам обошёл весь дом, запер верхние ставни и проверил замки на дверях. В сомнительных местах поставил "пирамидки" из легко падающих вещей. Если кто-то захочет забраться внутрь — сразу будет слышно. Вернувшись в кухню, он прислонился к косяку, не глядя на напряжённо застывшую женщину и растерянного Каретова.

Они оказались в невыгодном положении. Попытаться подманить неизвестного парня по фамилии Чириков? Что-то подсказывало Сокольскому, что он знает, с кем имеет дело. Стёпа Каретов утверждает, что Чирика дал ему в сопровождающие его собственный начальник — полковник Вапшевич. Допустим! Но что за компромат на начальника аналитического отдела УВР, Сергея Сергеевича Ланского, мог оказаться у бабы Вари? Откуда у неё крестик его покойного брата, Олега Сокольского и почему она была так уверена, что Игорь должен заполучить её "посылку", спрятанную, к слову, совсем не здесь? Где? Это ещё придётся установить… когда появится возможность покинуть дом.

— Чирик, — повторил вслух Сокольский и посмотрел на Каретова. — У этого Чирика нет шрама вот тут, где волосы начинаются?

Он показал пальцем кромку волос на собственном лбу. Каретов задумался, даже на стуле поёрзал, потом неуверенно мотнул головой.

— Точно не скажу. У него волосы на лоб падают… Сейчас мне кажется, что есть что-то похожее. Не уверен…

— Какие-то отметины, татуировки на теле?

— Да что я, разглядывал?! — возмутился мужчина. — Он в одежде всё время. На руках, по крайней мере… Погоди! Крайние фаланги указательных пальцев загнуты немного внутрь. Заметно так, хотя ему не мешает.

— Понятно! А говорит как? — не отставал Сокольский.

— Нормально. Слова не коверкает, голос низкий, но не очень. У тебя ниже. Жуёт всё время, но мне показалось, что у него с желудком непорядок. Мы каждый раз, как поедим — он тут же жвачку в рот. И таблетки какие-то глотал. Розовые такие… В рекламе их показывают, для желудка.

— Мезим? — рискнула спросил Ирина.

— Точно! — воскликнул Каретов. — Хотя, нет! По-моему, какие-то другие, но для желудка — факт!

— Ну, наконец-то! — похвалил Сокольский. — Партизан! Всё из тебя клещами тянуть надо!

"Чирик. Указательные пальцы искривлены, желудок больной. Внешность обычная. Агрессивный, — перечислил Сокольский в уме. — Может быть шрам на лбу… Не сказал бы шеф Каретова, что этот Чирик — его информатор, я бы решил, что это…"

Сокольский прикусил губу. Очень не хотелось, чтобы его предположение оказалось правильным.

* * *

(Октябрь 2011 года)

— Парня моего не калечь!..

Орлик в этот момент был искренне признателен Махею за то, что его окрик отвлёк противника. Опасность в невзрачном на вид мужике "истинно арийской" внешности, примерно одних с ним лет чувствовалась с первой секунды. Таких, как он, лучше не упускать из виду, тем более, не конфликтовать без нужды. Но Ариец вёл себя нагло, не ответить ему — подорвать свой авторитет в окружении Махея.

Как Орлик ухитрился пропустить выпад — он сам не понял. Через секунду противник прижимал его щекой к зелёному сукну бильярдного стола, держа запястье вывернутой за спину руки так, что не вздохнуть — не пошевельнуться. То есть, можно рискнуть, но не факт, что тебе не вывернут кисть или не выломают ключицу из того места, где она крепится к грудине. Орлик прекрасно знал этот приём, но сейчас знание анатомии ему не помогало. Под его свободной рукой лежал бильярдный шар, но и эта штучка бесполезна, пока противник контролирует его движения.

И тут прозвучал требовательный возглас Махея:

— Парня моего не калечь! Ирод!

Ариец отвлёкся на мгновение, скосив глаза на хозяина дачи. Орлик кинул бильярдный шар через плечо. Что вообразил противник — неизвестно, но он дёрнулся назад. Орлик тут же лягнул его каблуком в пах. В следующую секунду он извернулся, схватил Арийца за шиворот и влупил его лбом об деревянный бортик стола. Противник упал на колени. Орлик отскочил, заметив жест Махея: тот отрицательно качнул головой, показывая, что сейчас не до драк.

— Ну, что же ты так с человеком?! — укорил он Орлика.

— Он первый начал, — огрызнулся тот, но нападать на ошеломлённого противника не стал, позволив сползти на четвереньки. Из рассечённой кожи на лбу Невзрачного обильно потекла кровь.

— Махей! Это не по понятиям! — возмутился "дорогой гость", Руслан Арбетинов (в здешней среде — Батя Руслан). Одного из его охранников Орлик только что приложил лбом к бильярдному столу. — Обижаешь!

— Поправим, Русланчик! — Махей кивнул одной из девиц и та исчезла за дверью. — Сейчас придёт мой доктор, полечит твоему человеку лобик. Сюда иди! — поманил он Орлика.

Тот с готовностью подошёл. Махей взял его за шиворот и заставил снова опуститься щекой на зелёное сукно.

— Давай, отомсти, — мягко предложил Махей, поглаживая Орлика по загривку, чтобы не дёргался.

Батя Руслан насторожился, но ему услужливо протянули кий. Он шагнул ближе, глядя на Махея и не понимая, что тот задумал. Потом криво ухмыльнулся, покатал ладонью по сукну ближайший шар, одёрнул рукав пиджака и наклонился, примеряясь к траектории удара. Мельком заметил взгляд Орлика. Тому бильярдный снаряд смотрел прямо в лицо, а он ухмылялся!

— Смелее! — подначил Махей. — Вот увидишь, мои люди меня слушают, как бога: парень не пошевелится, пока я его держу. Давай, бей! Действуй, если уверен, что мой человек виноват!

Гость вдруг выпрямился, бросил кий на стол и отступил. Он не видел начала стычки и был совсем не уверен в том, что виноват Орлик. А ещё — боялся спорить с Махеем в его логове, в окружении его людей. Орлик так смирно лежал на столе, что можно было поверить: охрана Махея размажет любого, стоит боссу бровьюшевельнуть.

— Да ладно, я не в обиде, — проворчал Руслан, отступая ещё на шаг. — Вижу, погорячился мой парень.

— На том и порешим, — согласился Махей, похлопал Орлика, как коня, по шее — и отпустил…

Когда Батя Руслан и его люди покидали гостеприимный махеевский дом, Орлик вышел посмотреть. Его невзрачный противник, с зашитым и перевязанным лбом, проходя мимо, процедил сквозь зубы:

— Найду, падла! Хоть через сто лет.

— Буду ждать! — пообещал Орлик и помахал ему ручкой…

* * *

(Октябрь 2018, тот же вечер)

"Забавно, что настоящая фамилия у него была — Шрам, — вспомнил Сокольский. — Андрей Максимович Шрам. И ведь получил пожизненное! Кто же тебя выпустил, Чирик? И как рискнул шеф Стёпы Каретова назвать тебя своим информатором? Чтоб мне тебе тогда череп не проломить!.."

— Ничего нельзя поручать другим, — произнёс он вслух.

— Что?! — подскочил Каретов.

— Хорошую компанию тебе начальник нашёл — вот что!

Сокольский встал и подошёл к окну, посмотрел в щёлочку, не касаясь шторы. Темно — хоть глаз коли! Он подумал, что лучше бы попытать Стёпу Каретова не на глазах у Ирины Александровны, но не рискнул отсылать её из кухни. Есть такие ситуации, когда всех, кто с тобой, лучше держать на виду.

— Сейчас ты расскажешь, честно и с подробностями, почему именно тебя отправил сюда полковник Вапшевич, — холодно сказал он, остановившись перед парнем. — Или я вышвырну тебя из дома и твой Чирик с большим удовольствием избавится от свидетеля.

* * *

Андрей Шрам, он же Чирик, сидел в этот момент в своей машине, посреди декоративных зарослей на чьём-то участке. Хозяева давно не появлялись, ворота держались еле-еле. Шрам просто толкнул их задом своего мощного автомобиля — и прокатил по хрустнувшим гнилым доскам, как по помосту, не побоявшись гвоздей. Автомобиль смял палисадник и вломился в кусты. В темноте осенней ночи, за четыре дома от Орликов, Шрам чувствовал себя в полной безопасности. Никто не станет искать его по посёлку, рискуя поломать ноги или оказаться мишенью для притаившегося снайпера. "Надо было потребовать, чтобы дали мне прибор для ночной слежки", — спохватился он, с досады выплюнув в окно жвачку.

Бросить всё и уехать Шрам не мог, по трём причинам. Первая — у полковника Вапшевича, этого хитрого гада из СБ, остались его фальшивые документы, которые тот обещал по-тихому ввести в базу, как настоящие — и отдать в обмен на "посылку", оставленную на хранение покойной бабе Варе Орлик. Вторая — у Шрама был свой "кодекс чести": он назначил за работу конкретную сумму и Вапшевич на неё согласился. Надо отрабатывать. Третья — он узнал своего давнего врага. Последнее обстоятельство казалось бредом, мистикой — но Шрам своими глазами видел днём у кладбища того самого человека, которого уже пару лет считал дохлым — дохлее не бывает! Орлик! Это был Орлик, которого он убивал уже дважды!

Шрам не мог отступить. Как наркоман, которого ломает без дозы, он изнывал от жажды вернуть мертвеца туда, откуда он явился! Вернуть и вбить осиновый кол в его могилу, если потребуется! Когда у него в кармане завибрировал мобильник, Шрам вздрогнул. "Нервы ни к чёрту!" — ругнулся он и активировал трубку.

— Где ты болтаешься?! — напустился он на подельника. По его расчётам, парень даже на своей старенькой "Шкоде" должен был уже подъезжать к Приозерску. Ответ его не обрадовал.

— Спеклись пацаны этого твоего гражданина начальника, — сообщил он. — Повязали их.

— Чего?! Кто их мог повязать?

— Откуда я знаю? — беспечно ответил подельник. — Они мне сообщили, что в твою сторону едет кто-то из ФСБ, из той группы, которую мы пасём. Ну, ты сам намекал, что вроде у твоего нанимателя есть способ отследить все их служебные машины.

— И что? Вы на двух тачках не могли их прижать? Они на броневике сюда катят, что ли?

— Да погоди! — перебил его подельник. — Мы их зажали, да они ушли. А пацанчики эти, спецы грёбаные, сдуру сунулись следом — ну и огребли по полной, насколько я могу судить. Что делать будешь?

Шрам с досады не обратил внимания на это "что будешь", а не "что будем".

— Где они сейчас? — спросил он.

— На трассе зависли.

— Тащи свой зад ко мне! Вдвоём справимся, — решил Шрам.

— Э, нет! — живо возразил собеседник. — Мы так не договаривались! Мне до тебя часа полтора ещё пилить. Откуда я знаю, что за это время там у тебя случится? А может эти, которые по твою душу ехали, быстрее доберутся!

— Ты их далеко обогнал? — Шрам изготовился давить на логику, но не тут-то было.

— Обогнать-то обогнал, но ты забыл на минутку, с кем дело имеешь. Может, твои подопечные вертушку вызовут на помощь! Извини, как хочешь, но своя шкурка дороже. Я сваливаю.

— Только рискни, гад! Я тебя сам урою! — вспылил Шрам.

Это обещание оказалось роковой ошибкой.

— Да пошёл ты! — выплюнул в ответ подельник и отключил телефон.

Шрам с досады швырнул трубку об пол кабины. Потом попытался взять себя в руки. Он ничего не добьётся, если начнёт психовать. Нужно придумать новый план и действовать как можно быстрее! Едет сюда кто-то или не едет — у него в запасе хотя бы час. Приходилось и за более короткий срок решать проблемы. Всё в его руках…

Глава четвёртая. О том, что очевидное может не быть истиной

(За неделю до основных событий)

Полковник Герман Иванович Вапшевич не любил больниц. К запаху дезинфекции здесь примешивается различимый душок человеческих испражнений. Смесь йодоформа и камфары напоминают о бренности человеческой жизни: сегодня ты есть — завтра твоё тело накроют простынёй, вывезут на железной каталке к гремящему лифту — и опустят вниз, в подвальный этаж, предваряя спуск ещё глубже — в могилу.

— В восемнадцатой палате, — сказала ему медсестра, едва шевельнув губами.

"Интересно, мне предоставят персональное помещение, когда я буду помирать? — подумал Вапшевич, тяжело передвигая своё ещё не старое, но успевшее привыкнуть к мягкому креслу тело. — И угораздило же ему именно сюда загреметь! Уж лучше пуля!" Сам он никаких пуль себе не желал, но мог представить, каково это — оказаться на койке с безнадёжным диагнозом. "Лучше пуля", — повторил он, как заклинание, толкая дверь палаты…

Человек, к которому он пришёл, был младшего него лет на пятнадцать. И фамилию носил удивительную, совсем неподходящую для того места, где он сейчас находился: Бессмертов. Лёша Бессмертов, сорока пяти лет от роду, голубоглазый красавец, из таких, которые в любом возрасте на девок производят неизгладимое впечатление. Сложен как Аполлон, везуч донельзя — за чужими спинами никогда не прятался, всегда лез туда, где горячее — и ни одного ранения за всё время службы!

"Что же от тебя осталось, Лёха?!" — подумал Вапшевич, останавливаясь рядом с койкой, на которой лежал худой до изнеможения человек. Кожа его казалась серой, ещё недавно шикарные, волнистые волосы сбились паклей.

— Ты меня слышишь? — Полковник Вапшевич наклонился к самому лицу своего бывшего подчинённого. — Я пришёл. Я тут.

Глаза больного открылись. Он вяло сосредоточился на нависшем над ним начальнике. Потом серые губы дрогнули и он приоткрыл рот.

— Пить дай!

Вапшевич огляделся, заметил на тумбочке поилку и спешно поднёс ко рту умирающего. Тот сделал пару глотков и снова прикрыл глаза.

— Сядь! Я не могу громко говорить.

Полковник оставил поилку и пододвинул стул к самому изголовью.

— Я слушаю тебя, Лёха.

— Я всё думал: почему меня? — начал Бессмертов. — Я ведь везучий. Но раз так… Не хочу ничего за спиной оставлять.

— Да ты что, парень! Ты всю жизнь свою отдал делу, — начал было Вапшевич, но больной открыл глаза и посмотрел на него стеклянным взглядом. Полковник закрыл рот, почувствовав неладное.

— Трус я… и подлец, — уверил его Бессмертов. — Боюсь, не успею всё сказать, пока снова не скрутит. Помнишь, ты хотел вернуть документы, которыми тебя шантажировал этот гад… Шеллер?

Ещё бы Вапшевич этого не помнил! Александр Шеллер, глава преступной шайки, которая, под прикрытием небольшого предприятия в области, занималась "распределением доходов", подыскивая мелких бизнесменов, заключая с ними невыгодные для них договора и отжимая потом деньги, действуя где силой, где убеждением. Таких, как Шеллер, не сажали только потому, что у них всегда находились покровители. Он "отстёгивал" и Вапшевичу, а сам хранил на полковника компромат. Когда Вапшевич сделал попытку надавить на Шеллера, чтобы сильно не наглел — тот напомнил, что держит полковника за горло и ослаблять хватку не собирается.

Полковнику удалось внедрить в окружение Шеллера своего человека — Бессмертова. Операцию полковник спланировал официально, направлена она была на раскрытие делишек Шеллера, но на деле — Вапшевич хотел забрать компромат, которым угрожал ему бандит.

— Тот паренёк, которого убили из-за твоего приказа, — напомнил ему умирающий. — Я ведь должен был его прикрыть, но ты не дал мне этого сделать. Я верил тебе, не знал, ради чего ты стараешься: ради тех бумажек, которые у Шеллера имелись на тебя самого. Вся эта операция… всё было только ради того, чтобы ты спас свою задницу.

— Лёша! — попытался остановить его Вапшевич. — Какая теперь разница? Бандита этого и банды его уже нет, ты своё дело сделал, как надо…

— Погоди! Дослушай. Я когда всё понял, соврал тебе… сказал, что бумаги уничтожил, мол, выбора не было… Но я их оставил. Себе. Испугался, вдруг ты и меня однажды подставишь.

— Что? — Вапшевич приподнялся, вглядываясь в увядшее лицо своего бывшего сотрудника. — Где они?

На истончённых губах умирающего появилась улыбка, похожая на оскал мумии.

— Этого я не скажу. После моей смерти они попадут к Ланскому. Ты ведь и его подставил. Так надо… Для твоей же совести. Помирать будешь — поймёшь…

— Сволочь! — Вапшевич в сердцах схватил умирающего за пижаму и встряхнул. — Куда ты их дел?! Где спрятал?! Говори!

— А то что? — едва слышно прошептал Бессмертов и засмеялся.

Смех его тут же перешёл в кашель, прибор в изголовье отчаянно запищал — и в палату ворвалась медсестра, отпихнув посетителя от кровати.

Вапшевич прождал часа два, надеясь, что удастся ещё раз поговорить с бывшим сотрудником. Потом он ходил к зав. отделением, требовал, чтобы хоть что-то сделали, хоть как-то помогли. Все его заботы получались очень искренними, он действительно был заинтересован в том, чтобы Бессмертов жил как можно дольше. Под конец бабушка-санитарка сказала ему с упрёком:

— Что же вы человеку и помереть-то не даёте? Измучился он!

Вапшевич уехал, получив от врача обещание, что тот сообщит, если можно будет ещё раз посетить больного. На следующее утро ему позвонили из хосписа и сказали, что всё кончено. К этому моменту полковник Вапшевич уже отследил место, куда перед больницей ездил Алексей Бессмертов. Там и нужно было искать следы пропавших документов. Но он опоздал: когда его люди явились в Ряпушково, Варвара Петровна Орлик — учитель и идейный вдохновитель сироты Лёши Бессмертова, по примеру которой он когда-то выбрал свою профессию — умерла во сне, тихо и незаметно. Куда именно она спрятала компромат — у неё уже нельзя было спросить.

Одно обстоятельство полковник Вапшевич знал точно: документы ещё не ушли в УВР ФСБ, к полковнику Ланскому. Иначе тот уже явился бы к неверному коллеге и потребовал ответа.

* * *

(Неделю спустя, поздний вечер на берегу Ладожского озера)

Сперва Шрам хотел поджечь дом, но отказался от идеи. Слишком много людей сейчас в Ряпушково. Впереди выходные, погода тёплая, осень золотая — народ успел съехаться на отдыхаловку. Заметят пожар — тут же всполошатся. Второй мыслью было выманить кого-нибудь из соседей и взять в заложники, потом потребовать, чтобы Орлик сдался. А он сдастся? Скорей уж, пошлёт подальше и Шрама, и заложника.

"Хочешь кого-то убить — делай это без предупреждения", — так, кажется, учил своих парней Махей? После того, как сгинул Батя Руслан, Шрам пристроился в его банду. Не к самому Махею, а к одному из его "капитанов". Потом он удачно столкнулся с Орликом, когда тот нарушил приказ своего босса и угодил на крюк в захламлённом ангаре. Шрам только этого и ждал. Он из кожи вон вылез, лишь бы его с парой других пацанов оставили охранять "базу". Так появлялся шанс поквитаться со старым врагом, сумевшим украсить его лоб солидной отметиной.

Махей, насколько понял Шрам, убивать Орлика не собирался, хотя поучил крепко. Но кто сказал, что Орлик не может случайно помереть, если добавить к воспитательным мерам Махея ещё несколько ударов? Всё складывалось тогда удачно для Шрама: Орлик ухитрился освободиться с крюка и стукнуть по башке одного из охранников, за что заслужил "добавки": Шрам испытал настоящее удовольствие от того, что получил возможность делать с этим мелким гадом всё, что ему вздумается — и второй охранник его в этом горячо поддержал. А потом базу Махея накрыл спецназ.

Это было в ноябре 2011 года. Шрам успел тогда удрать за пару минут до шухера, но он был уверен, что Орлик отдал концы и уже никогда не возникнет на его горизонте.

Он заблуждался. В мае 2016-го они столкнулись вновь. У Шеллера, в трюме его шикарной яхты. Шеллера Андрей Шрам ненавидел за снобство, за кучу денег, за чёрт знает что ещё, но выбора не было. Работать на себя самого Шрам не умел, ему требовалось, чтобы кто-то отдавал приказы. Однажды, в пленнике Шеллера, он узнал Орлика! Изменился, конечно, зараза и работал на кого-то из шеллеровских конкурентов. На этот раз Шрам дождался окончания допроса и лично всадил в него пулю. А потом (не иначе, вмешались мистические силы!) контору Шеллера накрыли. На этот раз Шраму не удалось уйти. За ним тянулся целый хвост из особо тяжких, так что на снисхождение он не рассчитывал.

Новый шанс ему представился, когда в тюрьме он чуть не загнулся от застарелой язвы — и из больнички, не без помощи "доброго дяди", полковника Вапшевича, выбрался на свободу. Под видом трупа. Чистый документ в наше время не так просто заполучить: на дворе — век компьютеров и электронных баз данных. Услугу требовалось отработать, а работы полковнику Вапшевичу от такого удобного человека, как Шрам, выписанного из мира живых, требовалось много.

По мнению Андрея Шрама, сверхъестественные силы сыграли с ним очередную злую шутку: сегодня он снова столкнулся со старым врагом! Никем другим этот типчик в курточке, выскользнувший с кладбища и укативший на шикарной тачке, быть не мог. Орлик! На бабкины похороны явился! Живучая, неубиваемая тварь! Теперь Шрам сам не знал, чего ему больше хочется: добраться до стервеца и размозжить ему голову в мелкий порошок, или добыть для Вапшевича его вожделенные бумаги. В какой-то момент ему пришло в голову, что самое лучшее — нажать на газ и укатить как можно дальше. Но он этого не сделал.

Оставив машину в кустах, Шрам выбрался на параллельную улочку и зашагал в темноте, держась ближе к обочине. Никаких заложников и пожаров не будет — решил он. Забраться в дом и прикончить врага без предупреждения — несложная задача для матёрого убийцы. На третий раз ему должно повезти! Не за ум, так за упорство…

Глава пятая. О том, что каждый хорош на своём месте

Когда они собирались покинуть стоянку у мотеля, Инга с таким любопытством поглядывала на водительское место грузовоза, что Миша Шарап не выдержал и позволил ей "порулить". Его напарник Витька крякнул было, но спорить не посмел. Девка так уверенно справлялась с огромной машиной, с таким неподдельным удовольствием поглаживала пальцами шершавую поверхность кожаной обмотки руля, что он подумал: "Меня бы кто так погладил, да подержал!"

Примерно через полчаса, после Сапёрного, они поменялись местами. Витька утверждал, что места прекрасно знает и нужный поворот с трассы не пропустит даже без навигатора и в темноте. Пришлось поверить ему на слово: пилить до Приозерска, а оттуда выворачивать в обратную сторону — лишний крюк не меньше часа, а навигаторы… "Через двести метров поверните направо!" — а там сплошная стена утонувших во мраке деревьев и кустов. Под какой куст сворачивать?

— Через полчаса будем на месте! — пообещал Витька. Дорога освещалась только фарами грузовика, встречные машины почти не попадались. — Ещё с пол-километра — и будет съезд! Я тут сто раз ездил, то на рыбалку, то по грибы. Так быстрее, чем до развилки, а потом в обратную сторону пилить. Ну вот, я же говорил!

Впереди, среди плотной стены деревьев, действительно показался просвет, в который ныряла грунтовка. Шарап напарнику не возражал и Инга поверила, позволив парню свернуть с основной дороги и углубиться в лес. Теперь они пробирались по плотно утрамбованной, но сильно извитой дороге, на которую грузовик еле вписывался по габаритам. Свет выхватывал мокрые стволы деревьев, рваными тряпками свешивались с веток мох и лишайники. Конца этой темноте и однообразию не было видно, КамАЗ покачивался на неровностях, но уверенно продвигался вперёд. Инга сперва отвечала на вопросы старого знакомого о семье, о родителях, о брательнике, но потом её начало клонить в сон…

* * *

(Осень 2012 года)

— Зачем мне барышня? Своих проблем мало?

Полковник Баринцев уставился на подчинённого: он не ослышался?

— В чём дело, Игорь? — спросил он хмуро.

Грозный вид начальника не произвёл впечатления на капитана Сокольского. Он заложил руки за спину — точь в точь, хулиганский подросток, которому суют учебник, а он отодвигается, чтобы не брать.

— Мне нужен надёжный человек за спиной! — отрезал он. — Предлагаете одним глазом караулить бандитов, а другим — барышню?

— Старший лейтенант Берестова сама о себе позаботится, — сухо высказал полковник, не понимая, какая муха укусила его лучшего агента.

— Правда?

Игорь повернулся к девице и оглядел её с ног до головы, словно хотел оценить физические данные. Берестова была чуть ниже него и моложе лет на десять. Белые волосы, спортивная фигура, лицо спокойное, как у статуи. Препирательства в кабинете начальника оперативного отдела УВР ФСБ её не взволновали, но Сокольский не впечатлился ни внешностью, ни спокойствием.

— Барышня владеет эротическим массажем и борьбой нанайских девочек? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Я хорошо вожу машину, — снизошла до ответа Берестова, опередив полковника.

— И?! — ещё заинтересованней переспросил Сокольский.

— И зашью тебе рот, если снова ляпнешь про массаж.

Сокольский криво усмехнулся. Больше походило на гримасу и Берестова подумала: "У него с мимикой всё в порядке?"

— Довольно! — Баринцев накинулся на Игоря: — Напомнить, что ты мне говорил третьего дня? "Парочка влюблённых привлекает меньше внимания. Хорошо бы найти девушку!" Вот тебе девушка! Работайте! — Он указал обоим на двери. — И введи старшего лейтенанта в курс дела!

* * *

Следуя за Сокольским по коридору, Инга изучала его спину. Точнее, движения. Она привыкла рассматривать мужчин. Здесь почти все служащие были мужчинами. Все сильные, все прекрасно подготовленные. По большинству не догадаешься, что перед тобой — не рохля-обыватель, а тренированный агент, способный в доли секунды среагировать на угрозу, стрелять на поражение и наносить удары быстрее, чем противник успевает моргнуть. Казаться незаметными и обычными тоже входило в подготовку.

Берестова уважала профессионализм. Понимала, что ей за мужиками не угнаться, но на своём уровне тоже многое могла. Кто бы спросил, зачем ей всё это? Не ради того, чтобы "облагораживать" мужское общество и отвлекать чужие взгляды. Она хотела каждую минуту своей жизни знать, что рядом — свои, а там — противник, коварный, жестокий, но уязвимый. Нужно лишь вовремя увидеть его слабые места…

Берестова привыкла к тому, что первое впечатление бывает обманчивым. Сокольский отличался от остальных даже внешне: невысокий, жилистый, со спины он производил впечатление юноши. Но в движениях чувствовались сила и уверенность, которые приобретаются только опытом. Если бы он с первого момента не начал к ней цепляться, она бы разочаровалась. Приятно иметь дело с человеком, который говорит, что думает. "Только не очаруйся! — сказала она себе. — Нарвёшься на проверку, как пить дать".

Они вышли во двор. Сокольский остановился в паре шагов от автомобиля, покрутил на пальце ключи и глянул на Ингу.

— Хорошо водишь машину? — переспросил он. — Лови! — И кинул ей ключи.

Инга чудом поймала, нелепо взмахнув руками. Не ожидала такого жеста от напарника. "Как комара ночью!" — с досадой подумала она, направляясь к водительскому месту.

— Для вождения реакция не нужна? — спросил Сокольский, устраиваясь рядом.

— Хам! — бросила Инга.

— Кукла! — вернул ей Сокольский.

Она знала, что он специально её "покусывает" — и не стала спорить. Просто завела мотор.

— Куда едем, капитан?

Он сосредоточенно смотрел вперёд и молчал. Инга повела машину к выезду на улицу: сообразила, что повернуть по Шпалерной они могли только в одну сторону.

— Авиагородок, — произнёс Сокольский перед самым перекрёстком. — У нас сорок минут, чтобы добраться до места.

Ничего в его тоне не переменилось, но Берестова почувствовала, что прошла первый этап проверки. "Сложный паренёк", — подумала она, не смущаясь тем, что Игорь Сокольский старше её лет на десять…

* * *

Клуб "Астроном" оказался заведением в стиле незабвенных 90-х: "Что удалось отхватить — из того и сделано". Снаружи помещение напоминало кирпичный ангар. Внутри обустроили небольшой холл с гардеробом, дальше прорубили высокую арку — вход в просторный зал. По ночам хозяева проводили тут дискотеки под живую музыку, а днём превращали своё заведение в кафе, бар и столовую по совместительству. Обстановка — под стать предназначению. В дальнем конце стойка бара и площадка для музыкантов, на стенах — зеркала самой разной формы, вверху — огромный зеркальный шар. По левой стене, на высоте четырёх метров, шла галерея. Сюда, прямо от арки, вела крутая железная лестница, на которую простые работяги, зашедшие пообедать, даже не покушались. Как забирались наверх ночные посетители — вопрос открытый. Может, они поднимались ещё трезвые, а спускались в таком состоянии, про которое говорят: "Мозгов нет — сотрясение не грозит".

Очаровательную парочку, забредшую днём в "Астронома", крутизна не испугала. Невысокий, худощавый мужчина и белобрысая девица (оба в джинсах и спортивных куртках, оба крайне увлечённые друг другом) лихо ринулись наверх, игнорируя предостережение охранника.

— Ты смотри! Как по заказу! — воскликнул мужчина, цепляясь за перила "трапа" и подталкивая девицу впереди себя. — Полное уединение!

Блондинка захихикала, отмахнулась от его объятий — и они учинили короткую возню на последних ступеньках. Тихий писк, ворчание, хохот — и парочка благополучно ввалилась на галерею. Охранник вздохнул с облегчением: " Погода нелётная, полёт не состоялся!" Минуты через три подъёмник доставил наверх поднос с коктейлями — и парочка прочно обосновалась за одним из столов…

Берестова оценила местоположение: зал внизу, как на ладони. Сокольский уселся спиной к выходу, но стоило ему чуть сместиться — можно было увидеть арку входа в зеркальной стене напротив.

— Кого мы прикрываем? — спросила Инга, крутя во рту соломинку для коктейля.

— Угадай, — предложил Сокольский. — Минут десять у нас есть.

"Очередная проверка", — с неудовольствием подумала Инга.

В таком деле нельзя вертеться по сторонам. Твой косой взгляд может заметить бандит, а если он осторожен — он предпочтёт перестраховаться. Остаются отражающие поверхности. А их много и это — плюс. Жаль, что место для Инги незнакомое, а прийти пораньше оперативники не могли, чтобы не спугнуть преступников. Место выбрали они.

Банда наёмников-подрывников разрабатывалась в УВР уже несколько месяцев. Эти "умельцы" придумали сенсорную бомбу, в мини-компьютер которой закладывались параметры клиента: рост, вес, голос, ещё какие-то данные. Если бомба "опознавала" жертву, она, как человек-паук, выбрасывала вперёд себя липкий состав, который моментально застывал, и повисала на одежде жертвы. Через несколько секунд она взрывалась.

Можно было установить механизм заранее, где-нибудь в подъезде или под краем стойки на проходной, а потом просто ждать, когда нужный человек окажется в полуметре от роковой "посылки". Не сказать, что изобретение работало "с гарантией", но бандитам удалось провернуть два удачных покушения. Третья жертва спаслась: мужик упился до свинячьего состояния и когда оказался в зоне досягаемости бомбы, сенсор не смог определить антропометрические параметры ползущего на четвереньках существа и вычленить в охрипшем голосе знакомые нотки. Зато сам "ползун", не дотянув до двери квартиры, прилёг отдохнуть — и увидел над головой странного вида штуку, наводящую на мысль о терроризме. Инстинкт самосохранения выбил часть алкогольных паров из черепушки пьяного парня и он позвонил в полицию.

Дело передали в ФСБ. Оно оказалось в ведении УВР, оперативным отделом которого руководил полковник Баринцев. Его спецы позабыли покой и сон, но осторожные подрывники долго ускользали от следствия. Наконец, опергруппе УВР удалось найти выход на них и договориться о встрече. Один из опытных агентов изобразил заказчика и сейчас сидел внизу, ожидая посредников. Берестовой предоставился случай опознать его из тех пятнадцати человек, которые болтались в зале.

Инга не удивилась, что террористы выбрали именно "Астроном". Подобраться незаметно здесь мог только призрак. Зеркала, отражающие поверхности и открытое пространство специально рассчитывали так, чтобы на ночной дискотеке было круто, весело и сверкало, как звёздное небо. Но днём спрятаться негде.

Музыкантов и бармена Берестова исключила сразу. Первые были увлечены наладкой своей аппаратуры и что-то тихо репетировали. Сколько людей — столько инструментов. А бармен… Лично она не стала бы устраиваться на работу барменом ради того, чтобы один раз встретиться в "Астрономе" с наёмниками. Бармена все знают и новое лицо вызовет подозрение.

В дальнем углу двое парней с аппетитом ели, отвернувшись от зала. Типичная поза для человека, который пришёл перекусить и торопится сделать это поскорее: спиной к залу, наклонившись к тарелке и усиленно работая ложкой.

Внимание Берестовой привлёк шныряющий между столиками парень в красной рубашке, но через минуту из-за бара вынырнула девица в коротком платье — и он устремился к ней. Они о чём-то заспорили, а потом и вовсе ушли.

В число потенциальных агентов Инга отнесла троих. Коренастый, мощный блондин сидел ближе к бару, за левым столиком. Он нервничал, время от времени поглядывая на часы. Двое других тоже вели себя нетерпеливо, но если агент изображает человека, ждущего встречи с наёмными убийцами — он и должен нервничать, оглядываться и смотреть на часы. На этом этапе своих наблюдений Инга остановилась. Как быть дальше — она сообразить не могла, да и Сокольский отвлекал: то целоваться лез через стол, то конфетками кидался, ведь им приходилось играть крайне увлечённую друг другом парочку.

Инга отвлеклась от зала. Продолжая весело улыбаться Сокольскому, она сама подвинулась к нему через стол и сказала, еле шевельнув губами:

— Блондин слева за столиком.

— Почему? — спросил Игорь.

— Ты не упускаешь его из виду! Когда смотришь в мою сторону — проверяешь зеркало у меня над головой, правый угол. Поворачиваешься — смотришь на музыкантов. Перед ними — он. Продолжить? — Она загадочно улыбнулась.

Он ухмыльнулся — и Инга в очередной раз отметила дефект его мимики: левая сторона менее подвижна, чем правая. Полоска под глазом, которую она приняла за складочку — на самом деле шрам. Недавний.

— Молодец! — похвалил Сокольский и сграбастал её за плечи, притягивая к себе. — Угадала. Наши клиенты тоже подготовились: в зале наблюдатель и хорошо, если один. Попробую выгнать музыкантов, от греха. С галереи — ни шагу! Следи за дверью в углу, может кто-то ещё заглянуть на огонёк.

Он бодро вскочил и лихо скатился с лестницы, придерживаясь за перила…

* * *

Теперь у неё были все основания смотреть вниз. "Её парень" размахивал тысячной бумажкой перед ребятами из музыкальной группы и горячо уговаривал. Они отмахивались, отнекивались — и наконец отступили к выходу за "кулисы". Инга не слышала разговора, но догадалась, что Сокольский изобразил жаждущего меломана, но при этом ухитрился дать понять, что лучше всем сделать перерыв и пойти прогуляться.

Берестова оценила позицию, на которой её оставил капитан. Она заметила, что в арке появились двое. Один остался стоять на месте, а второй неторопливо прошествовал в левый угол, прямо к мощному блондину. И тут дальняя дверь на галерее приоткрылась. Инга замерла, едва не забыв, что должна кого-то изображать. Вошедший не обратил на неё внимания, подошёл и навалился локтями на ограждение. Инга могла поклясться: под просторным пиджаком у него оружие. Стрельнув в его сторону взглядом, что было естественно в данной ситуации, Инга сделала вид, что не нашла ничего интересного и увлеклась тем, что выделывает её приятель внизу, в зале.

Под рёбрами поселилось противненькое сосущее чувство, но Берестова заставила себя незаметно вдохнуть и выдохнуть. Нервничать нет причин. Изображать тупоголовую блондинку — что может быть проще? Парень с оружием не обеспокоился её присутствием. Поборов желание найти предлог слинять вниз, Инга принялась болтать палочкой с конфеткой в остатках коктейля. "У Сокольского свои глаза есть, увидит, что я тут не одна", — решила она.

* * *

Что пошло не так — Инга не поняла. Сокольский едва вернулся к лестнице, когда человек, говоривший с блондином, вскочил, опрокинув стол. Его напарник под аркой моментально вытащил пистолет. Сокольский успел прыгнуть к нему и выбить оружие. Раздался хлопок выстрела — и на противоположной стороне посыпались стёкла. Парень на галерее выхватил ствол. "Отвлечь!" — успела подумать девица и натурально взвизгнула, сползая на пол. Противник обернулся к ней. Достать оружие она не успела: мужчина пошатнулся и исчез, перевалившись через бортик. Кто-то подстрелил его снизу.

Инга выглянула через щель между перилами, гадая, кто такой быстрый. Выстрелы, вопли и звон бьющегося стекла слились в единый шум. Она увидела мощного блондина. Тот налетел на противника и оба укатились под галерею.

Сокольского атаковали двое. С одним он сцепился в центре зала. Они упали, опрокинув стол. Сокольский вырвался, успел вскинуть руку и выстрелить в подбегавшего второго. Тот упал. Первый успел подняться и кинул в Сокольского стулом…

— Стоять! — проорал возникший у стойки бара мужик, поднимая над головой рюкзак. Визг и звон стёкол прекратился так резко, что Инга замерла на месте. — У меня бомба! Стоять! Взорву нахрен!.. Оружие на пол! Суки!

Сокольский перекатился по полу и подхватил оброненный ствол. Два его выстрела почти слились. Бандит с рюкзаком повалился, опрокинув очередной стол. Метатель стульев схватился за ногу и осел на пол. Ничего не взорвалось! Можно было выдохнуть с облегчением. Из-под галереи вырвался блондин и набросился на раненого в ляжку, моментально скрутил и уселся на него верхом.

С высоты Инга видела, как Сокольский поднимается, плавно и медленно оглядываясь. "А если не все?" — успела подумать девица. Она не пересчитывала противников по головам, но чувствовала, что расслабляться рано. И оказалась права!

Из-за стойки вынырнул бармен. С автоматиком Uzi в руках. Сокольский был прямо перед ним, в центре зала. Только начал поворачиваться…

Инга поднялась, плавно вскидывая руки, и нажала на курок. Даже не успела осознать, что делает. Бандит с Uzi повалился обратно за стойку. Блондинка несколько секунд продолжала держать под прицелом место, где он только что стоял. Она видела, как Сокольский побежал к бару, легко перемахнул через высокое препятствие и тоже исчез. Через пару секунд (или часов?) поднялся и показал ей большой палец, опустив его вниз. "Готов!" — вот что это означало. Только тогда Берестова опустила руки с оружием.

"Всё! Теперь всё!" — сказала она себе — и поняла в этот миг, что выстрелила, испугавшись за Сокольского. Она уже убедилась: у этого человека уйма опыта, двигается он с потрясающей быстротой и стреляет без промаха. Но минутой раньше она не задумывалась о его оперативных качествах. Просто испугалась, вдруг бандит успеет первым пальнуть из автомата! Никогда бы себе не простила…

Сокольский сделал ей знак, чтобы спускалась вниз. Она покорно выполнила его приказание, прошла через весь зал, вяло отметив, что из боковых дверей появились ОМОНовцы. Мощный блондин тут же принялся распоряжаться. Инга не слушала, что он говорит. Она подошла к барной стойке.

— Наповал! Глаз как у орла! — похвалил один из парней в касках.

— Как у орлицы, — поправил мощный блондин, отвлёкшись от выдачи ЦУ.

Она заглянула за стойку. По рубашке бармена расползлось тёмное пятно, руки нелепо вывернулись за голову. Берестова отшатнулась и побрела, куда глаза глядят…

* * *

Драка длилась меньше минуты. Оформление и составление протоколов грозило затянуться до ночи. Сокольский сгрузил эту работу на блондина — капитана УВР, Матвея Киппари, сыгравшего в этом деле роль "заказчика". Только закончив с пересчитыванием убитых и раненых, Игорю удалось отвлечься на Ингу, хотя он и раньше следил за ней краем глаза.

Девица сидела спиной к залу, на краю стола. Сокольский подошёл и уселся рядом. Блондинка даже не среагировала. Обхватив руками плечи, она сосредоточенно смотрела перед собой.

— Первый?

Сокольский не особо рассчитывал, что она ответит.

— Со вторым полегчает? — спросила она и сглотнула.

— Нет, — честно ответил он.

— Тогда заткнись!

Он помолчал несколько секунд и сказал:

— Ты мне жизнь спасла.

— Сам бы справился, — не поддалась она.

Сокольский достал пистолет, щелчком выгнал обойму и показал Инге.

— Пусто! Две пули было. Чужой ствол…

Берестова посмотрела сперва на обойму, потом на него. Она вспомнила, как Сокольский перекатывается по полу и подхватывает оружие. Значит, это был не его пистолет? Не сказать, что Инге полегчало, но оцепенение прошло. Она-то была уверена, что напарник успеет выстрелить! А оказывается, стрелять ему было нечем…

Берестова оторвала руки от плеч и выпрямилась.

— Пора ехать, — сказал Сокольский. — Дело ещё не закончено.

* * *

На улице Инга с сомнением остановилась перед капотом автомобиля.

— Может, ты поведёшь? — предложила она.

Сокольский забрал у неё ключи и пошёл на водительское место.

— Я слабачка, да? — спросила она, устроившись рядом.

Он сосредоточенно завёл мотор и выехал со стоянки. Инга пожалела, что ляпнула последнюю фразу и подумала, что Сокольский ничего не ответит. Но он проговорил, глядя на дорогу:

— Ты наблюдательная. А ещё метко стреляешь и хорошо водишь машину. Остальное… Сказал бы, что со временем пройдёт, но это неправда. Не пройдёт. Так и будешь жить с этим. Или откажешься, найдёшь что-нибудь поспокойнее.

— Я не откажусь, — мрачно ответила Инга.

Сокольский кивнул. Он одобрял её решимость.

С тех пор прошло шесть лет…

* * *

(Октябрьский вечер 2018 года)

Встрепенувшись на очередной кочке, Инга потёрла лицо и огляделась.

— Я заснула? — спросила она.

— Не! Подремала минут пять, — успокоил её Мишаня.

Мельком взглянув на навигатор, Инга проснулась окончательно.

— Что у вас за ерунда творится? Откуда помехи?

— Да что-то вдруг отключился, зараза! — с досадой ответил Витёк. — Связи нет с этим ихним спутником.

Берестова вынула телефон и ей очень не понравилось, когда Шарап пробасил за её спиной:

— Та же фигня! У меня тоже трубка ни с кем не соединяет.

Инга заметила мигание за окошком.

— Останови! — приказала она Витьке. — Слава сигналит.

Ольгин ехал вслед за ними на внедорожнике. Их "Лада", как менее габаритная, стояла в фуре, надёжно прикреплённая к бортам специальными распорками. Двое пленников сидели внутри её салона.

Едва грузовик остановился, Берестова толкнула дверь и выпрыгнула наружу. Слава уже бежал ей навстречу вдоль фуры.

— Ерунда какая-то творится, — сказал он ещё издали. — Я хотел тебе позвонить, спросить, как долго мы тут ещё тащиться будем, но телефон не сработал. Сигнала нет.

— У меня тоже, — мрачно признала Инга.

К ним по обочине пробирались Витька с Шарапом, но Берестова уже повернулась и пошла вперёд, к кабине. Пришлось честной компании дать задний ход. В свете фар все четверо некоторое время бродили по узкой просеке, уходящей в темноту.

— А вы уверены, что это вообще дорога? — озвучил общее сомнение Ольгин.

— Витька! Чтоб тебя! Куда завёз-то? — возмутился Шарап, пройдя ещё несколько шагов и пнув в сторону упавшую ветку. — Смотрите, тут какие-то колеи есть, только я не я буду, если по ним этим летом хоть раз кто-то проезжал. И куда ты нас затащил?

— Да правильно мы движемся! — принялся оправдываться Виктор. — Ну, по небу смотрите! Вон в той стороне Ладога, а вот там, позади нас — шоссе! Где-то осталось…

— Где-то осталось! — передразнил Шарап.

Пока они препирались, Ольгин ушёл вперёд, за границу освещённого пространства. Инга подошла к нему. Он сидел на корточках и разглядывал что-то в лесу.

— Что там? — спросила она.

— Сам не знаю… Показалось, — ответил Слава. — Вот посмотри: кажется, что лес сплошной, но там явно какое-то пространство.

Берестова присела рядом с ним. Закат давно погас и разглядеть что-то, кроме тёмной массы стволов, ей не удалось. Но у неё уже были возможности убедиться, что Ольгин в темное ориентируется куда лучше многих её коллег.

— Может, мы незаметно с дороги свернули? — предположила она. — А ехать нужно было как раз там?

— Может, — согласился Слава. — Что делать будем, товарищ майор?

— Возвращаться надо, — приняла решение Инга. — Не так уж далеко мы от дороги…

— Минут сорок пропетляли, — "обрадовал" её Слава.

— Что?! — не поверила Берестова. — Ну, Мишаня!! Пять минут, значит…

Они отступили к грузовику.

— Так, парни. — Инга решила, что ответственность на ней, потому что она старшая по званию и это было её глупостью — позволить напарнику Шарапа выбирать, куда сворачивать. — От машины не уходите, фары не выключайте. Мы проверим, не в той ли стороне дорога осталась. Слава там просвет разглядел.

— Фонарь возьмите, — спохватился Витька, горя желанием хоть как-то оправдаться. — Счас!

Он бегом бросился к кабине, за фонарём…

Книга 6. Выбор Сокольского. часть третья. "Совершите вы массу открытий…"

Глава первая. О том, что ночью бывает слышно и видно

На кухне царила тишина. Сокольский в двадцатый раз перечитывал короткую записку бабы Вари. Каретов не посмел у него спросить, что это за листок и теперь маялся тем, что перекладывал на клеёнчатой столешнице спички. Ирина устроилась в углу диванчика, который передвинули подальше от окна, сидела неподвижно, завернувшись в старенький плед. От пледа пахло мамой и этот запах успокаивал.

Внезапно Сокольский поднял голову и прислушался. Каретов вздрогнул, рассыпав спички, и закрыл кучку палочек ладонью.

— Он в доме, — тихо сказал Сокольский и поднялся, вытащив пистолет. — За Ирину Александровну головой отвечаешь!

— А подмога? — быстро спросил Каретов.

— Ты видел: им не дозвониться, — терпеливо напомнил Игорь. — С кухни ни шагу! Стёпа! Войдёт твой Чирик — стреляй сразу.

Сокольский вышел с кухни, плотно закрыл за собой дверную створку и замер, прислушиваясь. Где-то наверху дрожало стекло: "гость" мог неплотно затворить за собой окно и теперь оно вибрировало от сквозняка.

Двухэтажный дом делился на восемь комнат, не считая кухни, прихожей, двух крытых веранд, кладовки и внутренней лестницы. Блуждать в потёмках по такому обширному лабиринту смысла нет. Лучше затаиться и не двигаться с места. Сокольский не торопился, у него до утра — куча времени. Единственный вход на кухню охранял Каретов (лишь бы парень не побоялся пальнуть в своего "помощника", если тот сунется). Шрам, наоборот, будет спешить. Он должен понимать, что в любой момент явится подмога из Питера и расстроит его планы.

Сокольский ощущал движение в глубине дома. Не нужно сверхспособностей, когда знаешь, что слушать. Надо отдать должное Андрею Шраму, он умел ступать на крашеные доски так, чтобы они не издавали ни звука. Но до уха Сокольского долетел шелест — это одежда проехалась по отставшим от времени бумажным обоям. Потом звякнула уключина жестяного ведра: противник добрался до первого препятствия, заметил вовремя, обошёл, но не учёл сдвинутую вбок крышку…

Игорь отодвинулся от кухонной двери и прижался спиной к стене, чтобы видеть проём двери на веранду и коридорчик, уводящий вглубь дома. Стоял он на самом видном месте, но в темноте, среди этажерок и шкафчиков, неподвижный силуэт не привлекает внимания. Свитер на нём тёмный, а светлую куртку он оставил на кухне.

В глубине гостиной тикали часы. Если следовать их ритму, можно замаскировать продвижение. Часы сейчас стучат громче осторожных шагов. На пару мгновений Сокольский перестал слышать противника. Потом различил осторожный вздох: невидимый враг засомневался, выходить ли из коридорчика в пустое пространство гостиной. Может, что-то почувствовал или ждал, что в кухне заговорят. Сокольский понял, что тишина и стук часов заставляют его напрягаться. Это нехорошо, надо расслабиться и слушать, чтобы не пропустить роковой момент…

Человек, который прятался за косяком, в коридоре, шевельнулся. Потом послышался чиркающий звук. "Это не спички!" — подумал Сокольский. Тихое шипение достигло его слуха, но он не сразу понял смысл. А потом что-то мелькнуло в дверном проёме, на пол упала жестянка и покатилась через прихожую. Инстинкт заставил прыгнуть в сторону кухни раньше, чем Игорь сообразил, что делает. Кухонная дверь вылетела под весом его тела.

— На пол! — успел крикнуть Сокольский, сдёргивая женщину с диванчика и падая на неё сверху…

* * *

Продираясь через мелкую поросль осинок, Ольгин старался придерживать ветки, чтобы не задеть идущую вслед за ним Ингу.

— Вперёд смотри, — посоветовала та. — Ноги поломаешь.

— Да пустяки! — отозвался Слава, потом вдруг замер, так что она налетела на его спину.

— Что? — тихо спросила она.

— Свет опять мелькнул, — так же шёпотом ответил мужчина.

— Может, где-то рядом деревня?

— Мне показалось, он снизу идёт… Нет, больше не вижу.

Он раздвинул ветки и через два шага выбрался из зарослей. Инга вырвалась следом, сломав неосторожный сучок,прицепившийся к рукаву её куртки. Впереди простирался песчаный берег, а за ним — свободное пространство замершего в тихой ночи озера.

— Наверное, я лунный отблеск на воде видел, — произнёс Слава, светя вокруг себя фонариком. — Это не Ладога.

Берестова согласилась: даже в темноте можно было разглядеть лес на другом берегу. Ладога — озеро огромное, а тут метров триста в диаметре — не больше.

— И никакой дороги, — пробормотала Инга. — Я идиотка!

Ольгин обернулся. Свет фонаря растёкся по земле вокруг их ног.

— Ты при чём? — спросил Слава.

— Надо было самой выбирать, куда ехать! Теперь придётся на трассу возвращаться.

— Фура на просеке не развернётся, — напомнил Ольгин. — "Тойоту" можно погнать задом, пока не попадётся подходящее место для разворота, но с КамАЗом фокус не пройдёт. Нельзя же их тут оставлять.

Инга побрела по берегу, пробуя ногами почву. Потом огляделась.

— Вон там, дальше, просвет вроде, — показала она. — Идём посмотрим…

Минут через двадцать они вернулись к грузовику. Пристыженный Витёк молча сидел в кабине. Шарап прохаживался в свете фар. Завидев Ингу со Славой, кинулся им навстречу.

— Я уже хотел искать идти! — обрадовал он. — Что за место такое? Аномальная зона? Трубки ни одна не работаю, рация какой-то шум выдаёт, навигатор вообще погас! Электроника бесится! А вы что нашли?

— Там, метрах в пятидесяти по просеке, есть поворот к озеру, — взялся объяснять Ольгин. — Пара лужиц неглубоких. Проедем. А на берегу места много, почва плотная. Можно будет попробовать развернуть фуру. Потихоньку. Иного выхода нет.

— Может, дальше двинуть? — засомневался Шарап.

— А толку? — переспросила Инга, подойдя к ним. — Неизвестно, куда вообще ведёт эта тропа. Она всё время петляет.

— Ладно, поехали, — буркнул Шарап, разворачиваясь всем своим огромным телом к грузовику и махая рукой с досады.

— Я за вами, — встрепенулся Ольгин и побежал к своей машине.

* * *

Взрыв разнёс в щепы хлипкую внутреннюю стенку. Осколки лопнувшего плафона засыпали пол. Свет погас, в клубах пыли и дыма ничего невозможно было разглядеть. Перекатившись по хрустящему мусору, Сокольский вскинул руку с пистолетом. Ему показалось, что он увидел силуэт. Он нажал на курок. Кто-то вскрикнул — и в этот момент рухнул покосившийся от взрывной волны шкаф с посудой. Раздался топот и грохот, звон бьющегося стекла на веранде, а через несколько секунд в кухню ворвался сквозняк и закрутил поднятую пыль. На пол с шумом лилась вода из повреждённого бака над мойкой.

Сокольский поднялся. Его качнуло, но он удержался на ногах. Держа под прицелом пространство впереди себя, он перебрался через размётанный мусор в сторону прихожей. Хлопала входная дверь. Сокольский ринулся к ней, как мог быстро — но успел заметить лишь тень, метнувшуюся за калиткой вдоль улицы. Он выстрелил ещё раз. И тут ему послышался возглас Ирины. Сунув пистолет в карман, Сокольский поспешил назад.

Хорошо, что не вспыхнул пожар. Плохо, что свет погас во всём доме. В темноте Сокольский с трудом различил движение в углу и подошёл, спотыкаясь о мусор.

— Игорь! — позвала Ирина. — Мы тут! Ваш товарищ ранен.

Сокольский опустился коленями на захламлённый пол, пощупал пульс под челюстью Каретова, наткнулся на тёплую мокрость на его плече.

— Жив пока! Вы целы?

— Всё хорошо… Со мной всё хорошо. На веранде, в тумбочке — свечи… И аккумуляторная лампа! — вспомнила женщина, на удивление не потерявшая самообладания. — Я принесу.

Он удержал её за одежду.

— Я сам.

Обратно на развороченную кухню он возвращался, включив фонарь, поэтому заметил тёмную "дорожку" на полу. Присев на корточки, потрогал: кровь. Проследил глазами. Дорожка уходила через порог, за двери.

— Достал-таки урода, — пробормотал Сокольский и поспешил на кухню.

— Эй! Что у вас случилось?! — крикнул кто-то снаружи.

— Это Боря! — всполошилась Ирина, заметив, как Сокольский выхватил пистолет. — Сосед напротив, внук маминой подруги. Мы тут, Боря!

Мужик явился с топором наперевес и не один — за ним следом просочился парень помоложе, а издали в раскрытую дверь заглядывал ещё кто-то, светя фонариком.

— Во блин! — воскликнул Боря, закидывая топор на плечо. — Это что такое было? Газ?

— Нет у нас газа, — напомнила Ирина.

— Самопальная граната, — пояснил Сокольский, осматривая Каретова. — Надо перевязать парня. Оглушило и кожу порвало. Наверняка сотрясение мозга.

— Я посмотрю, наверняка аптечка уцелела, — пообещала Ирина.

Сокольский почувствовал вибрацию мобильника в кармане и поднялся, пропустив к раненому остальных. Стёпу Каретова окружили вниманием, а Игорь вышел в разбомбленную гостиную.

— Берестова! — рявкнул он в телефон. — Где вас черти носят?!

— Заблудились, — коротко ответила Инга. — Связь не работала. Мы уже подъезжаем. Минут через двадцать будем на месте.

— Давайте! Мимо не промахнётесь, тут сейчас половина посёлка соберётся. — Он убрал телефон и прошёл обратно к кухне. — Скоро подъедет фура, КамАЗ, — сообщил он. — Там мои люди. И дозвонитесь до больницы, парню нужна помощь.

Про себя он подумал, что Инга с Ольгиным доберутся быстрее Скорой. Если снова где-то не застрянут. Найдя свою куртку, Сокольский посомневался — и кинул её обратно на пол. Слишком светлая, будет выделяться в темноте.

— Игорь! — тревожно окликнула его Ирина. — Куда вы?

— Нужно задержать бандита, — объяснил он. — Парень ранен, далеко не убежит.

— Эй! Я с тобой! — встрял сосед Боря, обеими руками сжимая топор.

Сокольский отрицательно покачал головой.

— Нет! Лучше помогите тут. Вдруг преступник был не один.

Предупреждение подействовало, Боря с готовностью остался. Сокольский вышел из дома, свернул под навес и забрал из своей машины фонарь. Громоздкую лампу он оставил хозяйке дома. Потом протолкнулся мимо собравшихся дачников, даже не пытаясь согнать их с дорожки. Всё равно уже всё затоптали. Но за воротами он сразу же обнаружил пятна крови.

— Теперь не уйдёшь, — пообещал он сбежавшему противнику и похромал вдоль дороги. Туда, куда вела кровавая дорожка.

Глава вторая. О непредсказуемости охоты на крупного зверя

Странное испытываешь чувство, когда уходишь с освещённого места и оказываешься в темноте. Будто ныряешь в другое измерение. Вверху — ясное осеннее небо, звёзды рассыпаны пригоршнями. Прохлада ещё не грозит превратиться в настоящий холод, а над головой едва слышно шумит умирающая листва. На фоне неба она чёрная, как провал в небытие.

Сокольский выключил фонарь, едва отошёл за поворот улочки, и теперь ковылял по обочине, рискуя навернуться в канаву. Зато тут росло много кустов и их масса маскировала очертания его тела. Он чувствовал, что противник где-то рядом, но выстрела из темноты не боялся. Шрам умел стрелять только в упор, с расстояния вытянутой руки. Вряд ли за последние годы у него было много практики, чтобы превратиться из безнадёжного мазилы в снайпера. Не попал же он тогда, в конце 2011-го, в путевого обходчика, хотя парень своей оранжевой курткой маячил в десяти шагах от него…

* * *

(Питер, товарная станция, короткий ноябрьский день 2011 года)

— Вот они, наши вагончики! В полном ажуре! — доложил Кацабею один из махеевских пацанов.

Орлик крутился тут же. Вечерело, но солнце не торопилось закатываться, ложась жёлтыми полосами в просветы между товарными составами, заливая железные крыши ангаров и рыжие от железной пыли камни.

— С утра, как деньги получим — всё это быстро перекатим на путь, который укажут — и к составу! — объяснял всё тот же парень. — Делов-то!

— Не кажи "Гоп!", пока не перескочишь, — осадил его Кацабей. — Дело ещё сделать надо. И за покупателем проследить, чтоб не вздумал обмануть или подставить. Орлик! Ты что там крутишься? На базу едем! Помните, что Махей говорит: перед сделкой все ночуют дома!

Орлик подошёл, сунув руки в карманы, всем видом показывая, что ему пофиг и он-то как раз в успехе уверен. Честная компания развернулась и потопала через пути к проходу между ангарами. По другую сторону стояли их машины.

— А это что за хрен?! — воскликнул один из парней, обернувшись.

Из-под вагона робко выглядывал некто. Увидев, что на него смотрят — нырнул обратно.

— Он нас слышал! — быстро сказал Кацабей. — Орлик, Кеша — на переезд! Остальные за мной! Не упустите!

Братва бросилась ловить "шпиона" с энтузиазмом натренированных гончих. Орлик сперва ринулся за всеми следом, но потом отстал, присел на корточки и некоторое время разглядывал из-под вагонов, где чьи ноги мелькают. Потом повернулся и побежал в третью сторону. Там, в составе, виднелся старенький вагон с площадкой для сопровождающего. Запрыгнув на неё, Орлик уцепился за бортик и мигом затянул себя наверх, на крышу. Отсюда ему было хорошо видно, как парни Кацабея гонят путевого обходчика прямиком навстречу Шраму. Тот тоже не дёргался понапрасну, обогнал всех по грузовой платформе и теперь прятался за трансформаторной будочкой. Обходчик его вовремя заметил, свернул зигзагом и запрыгал через рельсы в сторону ремонтных ангаров. Шрам выскочил из-за будки и выстрелил ему вслед раза четыре, но мужик, подобно Джо из старого анекдота про ковбоев, даже не обернулся, улепётывая во все лопатки.

"Всё равно поймают", — подумал Орлик, спрыгнул и помчался во весь дух…

…Обходчик вынесся прямо ему навстречу и замер, в ужасе открыв рот.

— Чего встал?! — шикнул на него Орлик. — Сюда, быстро!

Понадеявшись на чудо, мужик бросился туда, куда он показывал. Орлик нырнул следом, прячась за штабелями пустых ящиков. До машины они добежали одновременно.

— В багажник! Живо! — скомандовал Орлик, деактивировав защиту. — Давай, смелее! И лежи тихо, как мышь!

Наверное, есть такие моменты, когда человек из отчаяния делает то, что в нормальном состоянии ему бы в голову не пришло. Мужик полез в багажник и позволил себя закрыть. Орлик тут же активировал сигналку и метнулся вбок, за остатки какой-то древней пристройки. Когда на площадку вырвался Кацабей в сопровождении своих парней, Орлик логично присоединился к ним, вывернув из-за угла.

— Да куда он делся, сволочь?! — воскликнул махеевский капитан и в сердцах пнул колесо одной из машин. — Давайте на ту сторону! Прочешите каждый угол!

Они побегали ещё минут десять, но потом собрались обратно к машинам.

— Может, он и не слышал ничего? — предположил один из братков.

— А чего драпал тогда?

— Даже если слышал — вряд ли понял, — постановил Кацабей.

— Найти и порвать гада! — предложил Шрам, но Кацабей на него зло зыркнул и махнул остальным.

— Возвращаемся! Если завтра сделаем всё, как надо, будет уже всё равно, слышал он чего или не слышал. Махею ни слова!

С Орликом на базу возвращалось ещё трое, так что пришлось мужику смирно лежать в багажнике. Дождавшись, чтобы пацаны разошлись, кто куда, Орлик тихонько отстал и выехал со двора. Учитывая, что он в последние дни только и делал, что шлялся по бабам, никого не должно было удивить его отсутствие. Да и вряд ли кто-то будет искать его ночью. Наверняка подумают, что он у проститутки Машки, за которую когда-то сломал нос Цыгану. Девка жила в соседнем доме.

Он не мог знать, что Машкой в тот вечер заинтересуется ещё один человек — Шрам. И Орлика у неё не обнаружит…

* * *

(Ряпушково, девятый час вечера, октябрь 2018 года)

Фонари в Ряпушково висели только на центральной улице. Проулки тонули во мраке. В некоторых домах светились окошки и можно было пользоваться этими пятнами, как путеводными маячками. Где-то рядом громко забуксовала машина. Сокольский прибавил шагу, потом побежал, забыв про травмированную ногу. Он заметил мигнувшие в темноте фары. Звук оборвался и свет погас, но нужную точку он уже указал. Сокольский перепрыгнул через канаву и вошёл во двор. Под ногами захрустели доски: ворота лежали на земле. На фоне звёздного неба торчал покосившийся конёк крыши. Огород тонул во мраке. Сокольский рискнул воспользоваться фонариком: луч выхватил густые кусты, а потом прокатился через блестящий капот машины. Отпустив кнопку, Сокольский двинулся в его сторону.

Дверца водительского места была открыта, но в салоне никого. Он пощупал сидение и потёр в пальцах липкую влагу. Учитывая кровопотерю, враг не мог уйти далеко. Кое-как проломившись через смородину, Сокольский посветил под задний бампер. Машину загнали сюда, не глядя, она села задним мостом в канавку. Наверное, что-то мешало ей сдвинуться с места, но Сокольский не стал разбираться, что именно. Потом, не поднимаясь в полный рост, выбрался обратно на дорожку перед домом и достал пистолет. Фонарик он больше не включал.

Темнота осенней ночи и мешала и помогала. Полагаться можно лишь на слух и противник тебя не видит, зато предметов, чтобы спотыкаться — хоть отбавляй. Сокольский осторожно нащупал тропинку к дому и двинулся по ней, вымеряя каждый шаг. До веранды он добрался без проблем. Совсем рядом хрустнул гравий. Сокольский прислушался и двинулся на звук, но почувствовал на пути препятствие и присел, нащупав поперёк пути жестянку величиной с канистру. За ней стояли прислонённые к стене жерди, оплетённые колючими стеблями. Бешеные огурцы? Люди упорно позволяли этим растениям пускать корни прямо под дом и разрушать фундамент.

Обогнув препятствие, Сокольский пошёл дальше, мягко ступая по земле. Касаясь рукой облупленной стены, он добрался до угла веранды и остановился. Ему послышался тяжёлый вздох или стон, потом шуршание. Совсем рядом звякнуло стекло. Выглянув из-за угла, Сокольский заметил шевелящийся силуэт. Кто-то забрался на тёмную груду у стены и пытался дотянуться до окна. Сокольский шагнул из-за угла и включил фонарь, осветив противника. Человек обернулся и взмахнул руками, с руганью покатившись на землю.

— Не подходи! — крикнул он и выстрелил.

Наугад. Пуля ушла неизвестно куда. Сокольский прыгнул вперёд и ударил врага ногой в бок. Человек свернулся калачиком и застонал. Светя на него фонариком, Сокольский отыскал выпавший из неверной руки пистолет и сунул себе за пояс. Потом выпрямился.

— Лицо покажи! — приказал он.

Раненый снова застонал, но потом перевернулся на спину.

— Шрам! — констатировал Сокольский. — Ну, здравствуй! Свобода тебе не на пользу, как я погляжу?

— Чёрт! — выдохнул в его сторону раненый. — Гад! Дрянь! — Дальше шло нецензурное.

— Силы есть, — перебил его Сокольский, когда надоело слушать. — Вставай, сволочь!

— Я ж тебя убил! — отчаянно выкрикнул раненый. — Я ж тебя убил…

— Я выжил, — обрадовал его Сокольский и присел на корточки. — Не дёргайся! Куда ранен?

— Не мог ты выжить! Не мог… — Теперь Шрам говорил тихо. — Я ж прямо в сердце стрелял…

Рука Сокольского замерла в воздухе. По телу пробежали мурашки, пот потёк между лопаток.

— Что? — тихо переспросил он, не поверив собственным ушам.

— Прямо в сердце, — повторил Шрам. — В сердце!.. Надо было в голову…

— Когда?

Вопрос настолько озадачил бандита, что он забыл о ране и приподнялся на локтях. В свете фонаря его лицо блестело сальным пятном. Он напряжённо вглядывался в Сокольского, потом упал обратно на землю.

— В голову надо было! — повторил он, в отчаянии попытавшись отползти. — Не помнишь, да? Память отшибло?

— Где и когда ты в меня стрелял? — спросил Сокольский. Произнёс он это тихо и с таким напряжением, что Шрам перестал возиться и замер.

— Действительно не помнишь? — искренне удивился он. — Яхту помнишь? Шеллера? В трюме у него — помнишь? Ты и тогда прикидывался сперва, будто меня не знаешь. Но я-то тебя сразу просёк! Живучий, гад! Живучий…

Сокольский медленно поднялся на ноги. "Яхта Шеллера", — подумал он, чувствуя себя во власти бредового сна, в котором нет ни верха, ни низа — лишь чернота и ты не в силах ни проснуться, ни сдвинуться с места. "Сколько людей погибло от твоей руки? Сколько? Наверное, должно быть на одного больше…"

На яхте Шеллера убили его брата-близнеца, Олега Сокольского. Последнюю пулю, пробившую его сердце, выпустил человек, что валялся сейчас перед ним, под стеной пустого дома…

Глава третья. О том, что очевидный ответ может оказаться единственно верным

Сокольский выложил на стол листок бумаги.

— Эту записку оставила мне Варвара Петровна, — сказал он.

Подразумевалось, что все присутствующие должны ознакомиться с текстом, поэтому Инга взяла листок и прочитала вслух:

— "Пеллосаари ближе, чем ты думаешь. Возьми и распорядись так, как повелит твоя совесть и так, как нужно для государства".

— Бабушка была знатным конспиратором, — рискнул предположить Ольгин.

— Варвара Петровна проработала на нашей с тобой службе половину своей жизни, — объяснил Сокольский.

Ирина не удивилась. Она догадывалась, кем была её мать, но смысл записки показался ей совершенно непонятным.

— Пеллосаари — это остров на Севера, в Ладожских шхерах, — проговорила она задумчиво. — Мама возила нас туда ещё детишками. Там ничего нет: пристань, место для пикников, экологическая тропа. Персонал живёт на острове до окончания навигации…

Сокольский достал из кармана крест на витой цепочке и положил на стол рядом с запиской.

— Эта вещь принадлежала моему брату Олегу, — сказал он, сосредоточенно глядя перед собой. — Его убили в мае 2016-го. Когда нашли его тело — креста не было. Его мог взять кто-то из бандитов, но как он попал сюда? — Он посмотрел на Ирину. — Мать ничего вам не говорила, например, в прошлый ваш визит?

Ирина покачала головой.

— Ничего необычного. Жалею, что не подумала об отпуске. Была бы здесь ещё до смерти мамы…

— Если это остров — может, нужно на него съездить? — предложил Слава. — Ну, или сплавать.

— Отсюда по прямой, через озеро — восемьдесят километров, — возразил Сокольский. — Каретов сказал, что их отправили в Ряпушково в тот же день, когда умер Бессмертов. — Он вспомнил, что Ирина не в курсе этой истории и пояснил: — Один наш коллега. Он побывал у Варвары Петровны перед тем, как лечь в больницу, около недели назад. Я уже поговорил с соседями: к ней действительно приезжал посторонний человек, по описанию — Бессмертов. Очень худой, изнеможённый. Его привозило такси, прождало несколько часов. К вечеру он покинул Ряпушково. Если бы за неделю после этого визита Варвара Петровна предприняла длинный поход на остров, об этом хоть кому-то было бы известно. Но она не покидала дом.

Инга подумала, что в энергичности с Сокольским никто не может тягаться. Час назад она нашла его в состоянии, близком к шоку. Он стоял над этим парнем, Шрамом, с пистолетом в руке. Шрам скулил, как избитая шавка и бормотал всякий бред о чертях, которые его преследуют, а Сокольский держал оружие так, словно сейчас выстрелит в визжащего урода у себя под ногами. Берестова поняла, что произошло что-то очень необычное, и рискнула вмешаться: заговорила с Сокольским и взяла за руку, удержав от выстрела. Она никогда бы не смогла разжать его пальцы, но он её услышал, дрогнул, поддался и позволил забрать оружие. Потом, следом за Ингой, прибежал Слава и преступника оставили на его попечение.

Когда Берестова с Сокольским выбрались с огорода на тёмную улицу, он сказал ей:

— Это Шрам застрелил Олега.

Больше он к этой теме не возвращался, а вернувшись в дом Орликов, быстро организовал помощь. Ещё через полчаса выбитые стёкла заткнули фанерой и полиэтиленом от теплицы, сорванную проводку наладили, лишних со двора выгнали, дальнобойщикам организовали ужин, пленника перевязали и заперли до приезда опергруппы… В общем, сделали всё, что могли. Потом Сокольский позвал Ольгина, Берестову и Ирину Александровну на вторую, тёплую веранду, поговорить. Здесь он и выложил перед ними записку, которую оставила для него Варвара Петровна Орлик.

— Пеллосаари, — повторила вслух Ирина, сцепив перед собой руки. — Мама любила, когда отец возил её на нашем катере по Ладоге. Они бывали на островах много раз. Сейчас! — Она встала и принесла из соседнего помещения альбом. — Вот, эти фотографии лет пятнадцать назад сделаны. Это они на Пеллосаари.

Кодековские карточки прекрасно сохраняли цвет. На одной высокий, бодрый старик стоял рядом с вытащенной на берег моторкой. Дальше шли виды острова, диковинные плоские камни берега, полого уходящие в воду, задумчивая пожилая женщина на бревне у воды…

— А лодка куда делась? — спросил Сокольский.

Ирина посмотрела на него, поражённая догадкой.

— Лодка в гараже! Мама давала её напрокат, отдыхающим. Послушайте! Там, в гараже, спилы от этого дерева, которое на фотографии! Папе было жалко, что хороший ствол пропадает и он сделал что-то вроде мебели. И в одном из спилов у него был тайник!

Сокольский поднялся из-за стола.

— Идёмте! — скомандовал он, сделал шаг — и вынужден был схватиться за край стола, стиснув зубы и зажмурившись.

Инга юркнула к нему, поддержав за плечо.

— Нога, — пояснил Сокольский, открывая глаза и выдыхая. — Навернулся, когда за Каретовым гонялся. Надо же, до этой минуты не вспоминал…

— Садись на диван, — скомандовала Инга. — Слава! Посмотри, как там пленные. Ирина Александровна! Принесите, пожалуйста, вашу аптечку, а ещё лучше — попросите у Шарапа, чтобы свою дал. Шарап — это такой здоровый дядька, его Мишаней зовут.

Разослав всех, Берестова сама сняла с Игоря кроссовку и размотала сбившийся эластичный бинт. Щиколотка и голеностоп распухли, так что и ощупывать бесполезно. Сбоку сквозь кожу проступала багрово-фиолетовая гематома — разрыв связок налицо… Точнее, на ноге.

— Как ты вообще всё это время бегал? — риторически спросила Инга. — В твоём стиле!

— Надо бы ещё побегать, — проворчал Сокольский, морщась от её прикосновений.

— Ты идиот?! — обозвала его Берестова. — Мы со Славой сами сгоняем к этому гаражу, на машине. Ирина Александровна покажет. Что найдём — всё привезём. А ещё лучше — поезжай вместе с Каретовым в больницу, когда Скорая досюда доберётся.

Она почувствовала, как на её плечо мягко легла его ладонь. Инга подняла голову, оторвавшись от созерцания распухшей лодыжки шефа.

— Я надеялся, что именно ты приедешь, — сказал он тихо.

— Дорогое признание, — фыркнула Инга. — Что тогда женился на другой?

Он тихонько посмеялся, но потом серьёзно попросил:

— Зафиксируй, как сможешь. До утра нужно много дел сделать. То, что искали Каретов со Шрамом, должно попасть именно в наши руки.

* * *

В пристроенном к задней части дома сарае был прекрасный подвал с забетонированными стенами. Муж Варвары Петровны оборудовал тут бойлерную, чтобы зимой отапливать помещения, но старуха в последнее время пользовалась обычной печкой в доме и сюда даже не спускалась. На деревянной лавке, напротив подвешенного на кронштейны бойлера, сидели двое парней из "ЛендКрузера". Обоих прицепили наручниками к трубе. Было холодно, как в неотапливаемом бетонном подвале осенью. Слава Ольгин включил свет и прикрыл за собой двери. Спустившись по нескольким ступенькам, он подошёл и прислонился плечом к металлическому агрегату, напротив пленников.

— Самое время поговорить, — сказал Слава, разглядывая набычившихся парней. — Напомню: я — Вячеслав Борисович Ольгин, старший лейтенант УВР ФСБ. Теперь ваша очередь представиться.

Один из пленных, примерно его лет, смерил высокую фигуру Ольгина взглядом и сплюнул. Второй, помоложе и не такой самоуверенный, тревожно посмотрел на товарища, но тоже промолчал.

— Понятно!

Слава представил себе, как бы на его месте вёл допрос Юра Капустин. Тому, который задирает нос, врезал бы по чайнику, а второй бы сам испугался. Но чтобы вести себя, как Юраша — нужно быть Юрашей, с его доберманским оскалом и шилом в заднице. "У тебя уже есть своя тактика, — сказал ему Сокольский после того, как Ольгин расследовал убийство полковника Астафеева в Военном Архиве. — Но не зацикливайся, на каждого клиента должен быть свой подход". Почему шеф так в него верил — Слава не знал, но старался не подводить.

— Пропустим этот момент, — предложил он, невольно поёжившись. — Холодно тут! Не замёрзли? Отмалчиваться смысла нет, справки о вас мы уже навели, поэтому я сейчас угадаю: вот тебя, — он ткнул пальцем в сторону молодого, — поймали на взятке. Ты только начал служить в полиции, жена родила. Деньги нужны, понятное дело. Но неловко вышло. Потом добрый дядя, полковник Вапшевич, помог замять дело с тем условием, что ты уволишься сам — и взял "под крыло". Ну, может, он и не сам тебя выручал, много чести. Но приказы тебе именно он отдаёт. И твоему приятелю. — Теперь Слава посмотрел на старшего. — Крутой послужной список у тебя. Должен был перевестись в Собственную Безопасность ФСБ, но вдруг оказалось, что и за тобой нехорошие делишки водятся. Напомнить, какие?

— Необязательно, — процедил старший. — Чего надо?

— Рассказать, под протокол, как полковник Вапшевич приказал вам напасть на двух офицеров ФСБ. В подробностях.

— Мозги не парь! На дороге мы вас случайно задели. Следом ехали, чтобы извиниться, помощь оказать. Никакого полковника знать не знаем, а удостоверениями вы из своей машины не махали, чтобы с расстояния было видно, что ты и эта твоя девка белобрысая — офицеры ФСБ.

Парень помоложе оживился после такой речи товарища и даже заулыбался, но Слава осадил обоих:

— Всё равно сядете, — с милой улыбочкой возразил он. — Полковнику вашему нам есть что предъявить, а от вас он, при таком раскладе, открестится. Зачем ему отвечать за организацию преступных действий? Кстати, у меня регистратор был в вашу сторону повёрнут, так что ваш "случайный" толчок зафиксирован в лучшем виде. Нет, холодно тут у вас! — перебил он сам себя и потёр плечи. — До утра точно пневмонию подхватите. Как вариант — сотрудничество со следствием. Обещаю перевод на верхний этаж, горячий чай и условный срок. Подумайте!

Он отвернулся и пошёл на выход. Когда уже протянул руку к выключателю, старший его окликнул:

— Погоди, Вячеслав Борисович! Уверен, что сможете Вапшевича закрыть?

Ольгин вернулся обратно и наклонился к нему, упершись руками в колени.

— Поможете — посадим. Тем более, на него уже дали показания те, кого вы прикрывать должны были.

— А если он нас раньше грохнет? — засомневался молодой.

— Его личный наёмник лежит раненый и уже подписался под своим красочным рассказом, — оповестил его Ольгин. — А больше полковнику некого на вас натравливать. В тюрьме-то вы быстрее загнётесь, особенно если там узнают, что вы оба — бывшие менты.

Слава не был уверен, что подействовало больше: напоминание о тюрьме или то, что наехали братки на контору, которую все боятся. Сидящие в холодном помещении на лавочке парни согласились и на чай, и на сотрудничество.

Глава четвёртая. О событиях неприятных и не очень

Инга повезла Сокольского в Питер. Они выехали из Ряпушково в шесть утра и в восемь тридцать уже заезжали на служебную стоянку Большого Дома. Ещё через час Сергея Сергеевича Ланского вызвали с базы УВР на "Красном Треугольнике" — к генералу Чёрному, на Литейный.

В половине десятого Ланской вошёл в сверкающий полированными поверхностями кабинет начальника УВР. Кроме Дмитрия Ивановича Чёрного присутствовал только полковник Сокольский. На Ланского он даже не посмотрел.

— Входи, Сергей Сергеевич! — пригласил подчинённого Чёрный. — Вот сюда, поближе садись. Игорёк хочет тебе кое-что рассказать. Тебе будет интересно.

Не понимая, что могло случиться таинственного за последнее время, чего бы он не знал, Ланской прошагал через весь кабинет и сел на указанное место.

— Если тебе трудно — я могу своими словами пересказать, — обратился Чёрный к Сокольскому.

Тот встрепенулся и поднял голову, посмотрев на Ланского. Вид у Сокольского был мрачный и усталый. Только сейчас Ланской заметил, что к краю стола прислонена трость с чёрной эбонитовой ручкой.

— Что случилось? — спросил полковник Ланской, кивая на трость.

— Ногу повредил, — признался Сокольский, потом подвинул к себе объёмистую кожаную папку. — Мне придётся начать сначала, поэтому запаситесь терпением и дослушайте до конца.

Такое вступление ещё больше насторожило Ланского. Он напряжённо выпрямился и нахмурил брови.

— В 2016-м году мой брат Олег Сокольский пришёл к вам и предложил свои услуги в качестве добровольного агента, — напомнил он. — Его, как частного детектива, нанял один из помощников осуждённого ныне Михаила Станиславовича Морина — МСМ, шантажиста и главаря крупной преступной организации. Олег должен был проследить за другим преступником — конкурентом МСМ, Шеллером, у которого была назначена встреча с кем-то из руководства ФСБ. Вы должны были обеспечить моему брату прикрытие, но по неведомой причине этого не сделали.

Ланской стиснул зубы, так что на скулах резко проступили мышцы, и подался к Сокольскому.

— Это была моя ошибка, — быстро сказал он.

— Что произошло? — спросил его Сокольский, а генерал Чёрный кивнул, стараясь подбодрить коллегу.

— Игорь Сергеевич! — начал Ланской. — После описанных вами событий, я писал докладную записку, в которой указал, каковы вероятные причины случившегося.

— Скажите своими словами, — попросил Сокольский.

— Хорошо! Мне позвонил полковник Вапшевич из СБ и попросил не выставлять наружку. Сказал, что в окружение Шеллера внедрён его человек и это может помешать его миссии. Вапшевич обещал, что даст своему агенту инструкции на тот случай, если надо будет прикрыть Олега Сокольского. Но что-то пошло не так. Как объяснил Вапшевич, его агент не успел помешать убийству по независящим от него причинам.

Генерал Чёрный молчал. Зато Сокольский был настроен очень решительно.

— Я расскажу вам, что произошло на самом деле, — произнёс он, подвинув к себе папку. — В окружение Шеллера действительно был внедрён агент, Алексей Бессмертов. Он недавно умер от рака, — пояснил Игорь. — Когда люди Шеллера схватили моего брата, Бессмертов связался со своим шефом и спросил инструкций. Вапшевич ответил: "Ничего не предпринимать! Это сорвёт более важную миссию!" И Бессмертов не осмелился пойти против прямого приказа. В результате мой брат был убит.

— Откуда вам это известно? — подозрительно спросил Ланской.

— Бессмертов оставил свои показания перед смертью, — ответил вместо Сокольского генерал Чёрный. — И не только показания. Он передал видеозапись, докладную записку и документы, которые на самом деле искал его шеф, полковник Вапшевич.

Ланской прищурился на папку.

— Какие документы? — спросил он, предчувствуя, что сюрпризы только начинаются.

— У Шеллера был компромат на полковника Вапшевича, — ответил Сокольский. — Однажды Вапшевичу были нужны деньги и Шеллер предложил ему некоторую сумму. Попросил за это, чтобы Вапшевич свёл Шеллера с кем-нибудь сговорчивым из нашего руководства. Пригрозил обнародовать несколько документов, из которых становилось ясно, что Вапшевич, ещё на службе в полиции, однажды воспользовался помощью преступника, чтобы выбить деньги из семьи своего подследственного. Поэтому Вапшевич считал главным, чтобы Бессмертов выкрал этот компромат раньше, чем мы арестуем Шеллера и найдём среди его вещей компромат на Вапшевича. А если бы он взялся выручать Олега — ему самому пришлось бы уходить от Шеллера как можно быстрее. Единственное, что сделал Бессмертов после того, как Олега застрелили на его глазах — сказал, что сам займётся его трупом. Вместо того, чтобы выбросить тело в воду, с грузом на ногах, Бессмертов вывез его на городскую свалку, в такое место, где его могли быстро найти.

Ланской молчал. Сокольский не стал дожидаться и продолжил:

— Бессмертов нашёл компромат, но когда понял, что это совсем не то, что говорил ему полковник Вапшевич — он спрятал бумаги. Начальнику сказал, что пришлось на месте уничтожить их, потому что нельзя было незаметно вынести. И этот компромат, вместе с запиской, видеопризнанием и другими материалами, Бессмертов оставил Варваре Петровне Орлик. Он хорошо её знал и считал для себя авторитетом, поэтому доверил ей передать материалы в УВР, после его смерти. — Сокольский сам вздохнул и больше уже не смотрел на Ланского. — Вапшевич узнал о предсмертной воле своего агента и подослал людей к бабе Варе: убийцу Андрея Шрама, сбежавшего из тюремной больнички под видом трупа, и Стёпу Каретова, которого подловил однажды на том, что парень разболтал служебную информацию проститутке. Но баба Варя умерла перед их приездом и они не смогли найти в её доме тайника. Кое-что мне пока неясно, — признался Игорь. — Как полковник Вапшевич вычислил, что мне на помощь едут двое моих людей? О том, что я в Приозерске, он узнал от Шрама.

Полковник Ланской жестом остановил его и разочарованно покачал головой, чем заставил насторожиться генерала Чёрного, искренне переживавшего за своих людей.

— Я могу объяснить, — сказал Ланской. — На какой машине вы поехали в Приозерск?

— Я взял "Лексус", который мне остался от брата, — ответил Сокольский, смутно догадываясь о продолжении речи Ланского. И оказался прав.

— Это ваша частная машина, — сурово объяснил СС. — На ней нет служебного маячка. А ваши люди поехали на служебной. В последнее время Вапшевич копает под меня и наверняка обосновал перед собственным начальством необходимость получения частоты сигнальных меток на служебном транспорте УВР. Он мог отследить, что одна из машин двинулась в Северном направлении, и сообщить своим людям.

— Понятно, — протянул Сокольский и посмотрел на генерала. — Инга со Славой выехали на машине, на которой караулили в Гавани. — Он снова обратился к Ланскому. — Когда Ирина Александровна звонила генералу и просила, чтобы он прислал на похороны некоего Игоря, Каретов слышал её разговор: он оставил в гостиной дома "жучок". Он и сообщил шефу, что в Ряпушково должен явиться гость из УВР. А для того, чтобы успокоить совесть Стёпы Каретова, Вапшевич использовал ту же версию: он ищет компромат на полковника Ланского.

Сокольский вынул из кармана крестик и положил на стол перед Ланским.

— Этот крест сделал на заказ один умелец, которому Олег оказал важную услугу. Бессмертов отобрал его у Шрама, после того, как тот застрелил Олега, всё время носил при себе, а потом оставил бабе Варе. Он был уверен, что я сделаю всё возможное, чтобы докопаться до правды, если узнаю, что это дело связано с гибелью моего брата. — Он взял паузу и спросил, жёстко, с нажимом: — Почему вы не рассказали мне о том, что из-за просьбы Вапшевича не дали Олегу прикрытия? Всё это дело можно было бы раскопать раньше!

Ланской внимательно посмотрел на него. На топорно-крупном лице грозного СС читалось сожаление.

— Игорь Сергеевич! Вы ничего бы не смогли раскопать. У полковника Вапшевича было обоснованное и подтверждённое свидетельскими показаниями объяснение Бессмертова, который тогда предпочёл сказать, что у него не было возможности помочь Олегу Сокольскому. Он сказал, что приехал на яхту Шеллера уже после того, как Олег был застрелен кем-то из подручных этого бандита. Без показаний Бессмертова вы бы узнали ровно столько, сколько знали до того, как нашли это признание.

— В смерти Олега виноваты вы, Сергей Сергеевич, — возразил ему Сокольский. — Это был ваш агент и вы должны были обеспечить ему прикрытие, а не слушать офицера из другого ведомства. Я так понимаю, что вы даже разговор с ним не зафиксировали?

Ланской приподнялся, опираясь кулаками на блестящую столешницу.

— Вы обвиняете меня в не профессионализме? — спросил он грозно.

— Он прав, Серёжа, — осадил старого коллегу генерал Чёрный.

Ланской опустился обратно на стул, глядя на Сокольского. Потом отвёл взгляд.

— Вы правы, — признал он. — Я действительно поступил непрофессионально… Я верил Вапшевичу. У меня не было оснований ему не верить тогда. Мы делали общее дело.

Он понял, что оправдывается и замолчал.

Молчание длилось не меньше минуты. Генерал забыл о своём зароке не теребить нижнюю губу и некоторое время водил по ней пальцем. Потом спохватился и опустил пухлые руки на столешницу. Сокольский встрепенулся и поднял голову.

— Сергей Сергеевич! — сказал он жёстко. — Мне бы хотелось верить вам. Мы тоже делаем общее дело и я привык смотреть на вас, как на старшего товарища.

Ланской удивлённо посмотрел на него.

— Было бы глупо с моей стороны предъявлять вам претензии. Брата это не вернёт, а общему делу повредит. Но у меня есть к вам просьба. С Дмитрием Ивановичем я её уже обсудил.

Теперь Ланской смотрел на него очень заинтересованно и даже подвинулся ближе.

— В этой папке — весь компромат и показания на полковника Вапшевича, — пояснил Сокольский и подвинул папку к Ланскому. — У вас есть связи в руководстве, которые позволят вам завести дело на этого человека, чтобы он не успел предпринять ответные действия и уйти от ответа. Шрам и двое других его людей задержаны моей группой. Они в вашем распоряжении. Каретов даст показания, он готов сотрудничать.

— Доведи это дело до конца, Серёжа, — добавил от себя генерал Чёрный.

Сергей Сергеевич Ланской забрал папку с документами и кивнул. Больших уверений с его стороны никому не потребовалось.

Глава пятая. О чести офицера и последствиях искушений

Герман Иванович Вапшевич редко садился за руль. Последние несколько лет его возил личный водитель. Но сегодня ему позарез нужно было сделать это самому. То место, куда он ехал, из всех коллег и знакомых знал всего один человек, который ждал его для серьёзного, приватного разговора.

Вапшевич не был негодяем. Все его недостатки укладывались в рамки простых человеческих слабостей. Он умел, когда нужно, работать хорошо и быстро, заботился о своих подчинённых, вырастил двоих детей. Но, как всякому человеку, ему приходилось оступаться. Если бы он имел мужество сразу исправить последствия своей ошибки — ему не пришлось бы нанимать преступников и ловить компромат, спрятанный его покойным помощником, Бессмертовым.

Дело началось в далёком 2001-м году. Капитан Вапшевич работал тогда в милиции Центрального района. Под следствие попал один богатый человек, а Вапшевичу очень нужны были деньги, чтобы выплатить кредит. В изоляторе в это же время сидел другой его подследственный — Борис Ольгин, рэкетир и вымогатель, которого подозревали в работе на крупного преступного авторитета. Ольгин отмалчивался и по нему понятно было, что откровений из него не выбьешь. Тем более, что против него была всего одна аудиозапись и смутные показания парочки свидетелей, которым самим не было доверия. Вапшевич долго мучился совестью, но наконец не выдержал, вызвал на допрос Ольгина и предложил сделку: тот поможет ему выбить деньги из другого подследственного, а Вапшевич сделает так, чтобы запись пропала и не станет копать глубже.

Всё тогда получилось, как хотел Вапшевич! У него появились деньги, у Борьки Ольгина — свобода. Но прошло тринадцать лет — и каким-то невероятным, фантастическим образом, эту старую историю узнал Шеллер. Вапшевич подозревал, что тогда, в начале двухтысячных, Шеллер был одним из действующих лиц истории с вымогательством, просто не попался на глаза следствию. Теперь, когда Герман Иванович сделался полковником СБ, Шеллер воспользовался удобным случаем. История-то старая, но неприглядная, можно сказать, паскудная. Всплывёт — придётся Вапшевичу уволиться и хорошо, если других проблем не возникнет.

Вапшевич дрогнул и согласился на условия Шеллера. Это было его второй ошибкой. Следовало поступить, как офицеру: признаться во всём и сложить с себя полномочия. А так не хотелось! И он организовал операцию против Шеллера, подослав своего агента — Лёшу Бессмертова. Этот умный парень должен был решить все проблемы, ничего не переспрашивая у своего начальника, которого очень уважал. Тут вмешался полковник Ланской, который тоже ухитрился подослать к Шеллеру агента — Олега Сокольского. Вапшевич забеспокоился и принял очередное неправильное решение: приказал Бессмертову не вмешиваться, что бы ни случилось.

Олег Сокольский погиб, Бессмертов сказал, что уничтожил документы. Шеллера вскоре задержали и он скончался в тюрьме. К этому факту Герман Иванович отношения не имел, но искренне порадовался. Ему показалось, что он обрубил все концы. Оказалось, не все и не обрубил…

Сейчас Вапшевич сожалел о том, что подставил Ланского и тот винит себя в смерти своего агента. До этого момента полковник уверял себя, что произошедшее — чистая случайность, что в борьбе с преступниками постоянно погибают хорошие люди, что при другом раскладе мог пострадать Бессмертов, за которого полковник Вапшевич считал себя более ответственным, чем за какого-то частного детектива, решившего поиграть "в разведчиков". Неправильные решения тянули за собой новые проблемы. Он отправил за компроматом наёмного убийцу Андрея Шрама, больше известного в последнее время, как Чирик. Он приказал двоим своим подручным задержать на трассе посланных на помощь полковнику Сокольскому людей. Вапшевич понимал, что запутался очень крепко. Что сейчас с его парнями? Где компромат? Об этом должен рассказать тот, на встречу с кем он торопился, неуверенно управляя своей чёрной "Ауди". Даже машина норовила выйти из-под контроля!

Сергей Сергеевич Ланской, полковник УВР ФСБ, бывший друг, с которым они рассорились после гибели Олега Сокольского, ждал его далеко от Питера и Большого Дома — в маленьком привокзальном кафе города Ломоносов…

* * *

У этого двора не было ни стены, ни ворот, которые отгораживали бы его от набережной канала Грибоедова. Инга заехала в пространство между старыми, разновысокими домами: слева три этажа, справа — пять, прямо — четыре, а за ними — дом ещё выше, сверкает новоперекрытой оцинкованной крышей. Тот, кто вырос в центре Питера, привык к диковинным нагромождениям стен, труб, надстроек и пристроек. Так привыкаешь к лицам родителей, не замечая родинок, морщинок и складочек.

Машина остановилась, но Сокольский продолжал сидеть рядом с Берестовой, откинувшись на подголовник и прикрыв глаза. Инга не взялась бы определить, думает ли он о чём-то, или дремлет, или мучается от боли в ноге. Потом он нахмурился, не размыкая веки — и она спросила:

— Болит?

Сокольский открыл глаза и посмотрел на неё.

— Я всё время думаю: если бы Шрам не принял Олега за Орлика — был бы у моего брата шанс выжить? — сказал он вместо ответа.

— Твоего брата подставили, чтобы "слить" Шеллера, — напомнила Инга. — Даже если бы его не узнал Шрам, шеллеровские молодчики всё равно схватили бы его и убили.

Может быть, прозвучало излишне жёстко, но человек, сидящий рядом с ней в автомобиле,меньше всего ждал, что она примется бормотать слова сочувствия.

— Помнишь, я рассказывал тебе, что в детстве мы с братом придумали сыщика по имени Финт? — спросил он.

— Помню, — ответила Инга. — Потом Олег воспользовался одной из ваших историй, чтобы закодировать сообщение для тебя. Это было после того, как он нашёл склад серверов, с помощью которых готовился захвата банковской системы. Олегу нужно было подать тебе сигнал и он стал твердить про стеклянный дом, чтобы ты обратил внимание на бизнес-центр на Охте, где он спрятал флешку в лифте.

Сокольский медленно кивнул.

— Во время допроса он наговорил фраз про Финта, Тень, стеклянный дом, понадеявшись, что я пойму настоящее значение того, что для его мучителей звучало бредом. — Он смотрел на трещинку в лобовом стекле, но потом повернулся к Инге. — Кое-что из нашей детской забавы я действительно забыл. Вспомнил там, в Ряпушково, когда Шрам твердил, что пустил мне пулю в сердце… Мы с братом постоянно менялись ролями, чтобы не ссориться. В детской истории со стеклянным домом не Олег, а я играл роль Финта. Конец Олег сочинил трагический: чтобы спасти Финта, Тень притворился им — и погиб вместо него. Мой брат сказал перед смертью гораздо больше, а я только сейчас смог это разгадать. Он понял, что Шрам принимает его за меня и фактически указал мне на своего убийцу.

— Вряд ли такую шараду можно было разгадать сразу, — засомневалась Инга.

— Может быть, — задумчиво проговорил Сокольский, потом опомнился и нажал ручку дверцы. — Всё может быть! Если бы каждый в этой истории сделал то, что должен — может быть, Олег Сокольский остался бы жив.

Он выбрался из машины и вытащил с заднего сидения трость. Инга тоже вышла.

— Лучше сдам тебя с рук на руки, — категорично решила она, активируя сигнализацию. — Хочу присутствовать при моменте, когда Серафима увидит твою ногу.

— Забыла? Она медсестра.

— Которую ты бросил после свадьбы, а потом явился с покалеченной конечностью, — выговорила ему Инга, поднырнула под его руку и повела к подъезду.

* * *

Полковник Вапшевич вошёл в меленькое привокзальное кафе. С тех пор, как он последний раз посещал это место, многое изменилось. Круглые "стоячие" столы исчезли, их заменили маленькие столики с удобными стульями. У одного такого столика, лицом ко входу, сидел высокий, худощавый человек с короткими седыми волосами. Вапшевич направился в его сторону.

— Здравствуй, Сергей Сергеевич! — поздоровался он, протягивая руку.

Полковник Ланской обнимал пальцами кружку, словно так ему было проще удержаться от ответного жеста. Вапшевич смирился, подвинул стул и сел напротив.

— О чём ты хотел поговорить, Серёжа? — спросил он. — Если считаешь, что я виноват — почему позвал сюда? Честно признаться, у меня появилась надежда, когда ты сказал, что будешь ждать "на том самом месте, в Ораниенбауме".

— Я хотел поговорить с тобой, прежде чем передам дело прокурору, — мрачно ответил Ланской, не отцепляясь от чашки. — Что ты наделал, Герман? Зачем?

Вапшевич ослабил галстук. Он не знал, как задать вопрос, который крутился у него на языке.

— Сергей! — Он придвинулся к столу, наткнувшись брюшком на жёсткий край столешницы. — Ради нашей старой дружбы: что именно мне могут предъявить?

Крупное лицо Ланского стало походить на гранитный барельеф. Мощная нижняя челюсть напряглась. Он смотрел на Вапшевича несколько секунд, как смотрят, когда хотят ударить, сильно и по заслугам. Но потом мышцы расслабились и СС мрачно вздохнул.

— Всё известно, Гера, — ответил он и перевёл взгляд на окно, за которым виднелась тихая улочка и часть привокзальной площади. — Ты сам знаешь, рано или поздно всё становится известным. Как ты мог?! — Он повернулся к Вапшевичу. — Я думал, что произошла роковая случайность, а ты, оказывается, просто обманул. Ты дал своему агенту приказ не вмешиваться — и подставил… Нет, не только того парня, которого убили люди Шеллера. Ты подставил и меня тоже! Своего друга! Я поверил тебе, у меня никогда не было причин тебе не верить.

— Серёжа…

— Молчи! Я не договорил! — Ланской отодвинул от себя кружку, чуть не скинув её со стола. — Ты хотел знать, что тебе предъявят? Компромат, который держал на тебя Шеллер, сейчас лежит в моём рабочем сейфе. Молчи! Его видело достаточно людей. — Он предупреждающе поднял руку. — Но даже если бы это читал один я, ты должен понимать: это ничего бы не изменило.

Вапшевич достал платок и вытер потное лицо. Одной из неприятных сторон лишнего веса была чрезмерная потливость. Ему становилось жарко даже в умеренной температуре. Хотя, сейчас температура была ни при чём.

— Ты не понимаешь, Сергей! — проговорил он, правильно угадав, что сейчас старый друг не станет его перебивать. — Тогда, в начале нулевых, я совершил роковую ошибку. Но был ли у меня выбор? Мизерная зарплата, никаких перспектив! Как бы я содержал семью, как бы поднял детей? А тут такая возможность! Да, искушение оказалось велико, но я надеялся, что больше мне не придётся идти против совести. Если бы Шеллер каким-то немыслимым образом не узнал…

— Погоди, Герман! — остановил его Ланской. — Передо мной ты сейчас можешь не оправдываться. Лучше подумай о другом: такие, как мы, старая гвардия, должны быть примером для тех, кто приходит нам на смену, а вместо этого я вынужден выслушивать от сопляка, который сидит передо мной вот так, как ты сейчас, о том, как должен вести себя профессионал! Честь, Герман, честь! Вот что мы должны сохранять всегда! Сейчас мне всё равно, почему много лет назад ты поступил нечестно. Ты сам видишь, к чему это привело: тебе пришлось снова и снова поступать нечестно. И вместо того, чтобы остановиться, ты нанимаешь бандита и натравливаешь его на тех, с кем делаешь одно дело! Ты считаешь, что у твоих действий есть оправдания?!

Во время его горячей речи, полковник Вапшевич сидел не шевелясь, не глядя на бывшего друга и коллегу. Теперь он поднял голову. Краем глаза он заметил своё отражение в большом зеркале на стене: потный, грузный человек, на котором гражданский костюм сидит, как наволочка на подушке. Форма хоть чуточку облагораживает, делает тебя скорее квадратным, чем круглым. Такие, как Ланской, с его высоким ростом, мощным костяком и широкими плечами, в любой одежде смотрятся внушительно. А насколько он, в самом деле, правильнее потного толстяка, который сидит напротив?

— Скажи, Сергей, — начал он. — Ты считаешь, что мне следует пустить пулю в висок? Прямо скажи: мне нужно вышибить себе мозги — и это будет соответствовать чести офицера? Или я ещё тогда, в первый раз, должен был застрелиться?

Ланской шевельнул мощной челюстью, словно хотел пережевать вопрос Вапшевича. Потом плечи его опустились вместе со взглядом и он вздохнул.

— Каждый сам решает, как ему поступить и сам отвечает за свои поступки, Герман, — сказал он медленно. — Ты мой друг и я взял на себя ответственность: у тебя есть сутки. Если ты сам не признаешь вину — я передам все имеющиеся у меня материалы в следственную комиссию для возбуждения дела. Прости. Это всё, что я могу для тебя сделать.

— Вот, значит, как… — пробормотал Вапшевич и поднялся из-за стола. — Спасибо, Серёга! Понимаю, большего ты и для себя бы не сделал. Понимаю…

— Я надеялся, что ты хоть как-то объяснишь, — признался Ланской. — Что скажешь что-то, что и мою совесть облегчит.

— Прости, Серёга! — Вапшевич отрицательно покачал головой. — Прости! Нечего мне сказать…

Ланской остался сидеть за столиком. Он смотрел, как его бывший друг нетвёрдой походкой выходит из кафе, рассеянно оглядывается, а потом бредёт в сторону вокзальной площади. Подождав, когда он скроется за углом дома, Сергей Сергеевич тоже поднялся.

Выйдя на улицу, он мощно вдохнул прохладный осенний воздух и посмотрел на часы. Надо было возвращаться в Питер. Никто не знает, по каким таким "личным делам" и куда он уехал. Подняв воротник пальто, Ланской направился в сторону той же вокзальной площади. В голове неотвязно крутилась мысль, что он не всё сказал. Может, нужно было как-то не так объяснить Герману, в чём тот неправ? Ситуация для Ланского оказалась непривычной. Он подходил к жизни с простыми мерками: поступай, как должно — остальное от тебя не зависит. Может, в нём и не хватало мобильности и он уступал тому же Игорю Сокольскому в умении подстраиваться под ситуацию, находить неожиданные решения там, где другой готов был опустить руки, но поэтому Ланской и занимал своё место в аналитическом отделе. Он работал с фактами, делал выводы, находил информацию там, где её не мог достать никто другой. Практическая сторона дела доставалась мобильным и шустрым.

Он прошёл мимо дурацкого памятника в виде гранитной глыбы, в скверике около площади. На противоположной улице, за вокзалом, стояла машина, на которой он приехал. Не глядя по сторонам, Ланской прибавил шагу. Его внимание не сразу привлекли крики. Потом послышался отчаянный визг, свист тормозов по сухому асфальту и тяжёлый удар, когда не только слышишь, но и нутром его ощущаешь. Ланской обернулся — и увидел, что люди бегут мимо него, к повороту дороги. Сердце кольнуло, Ланской пошёл в ту же сторону, потом побежал, снова миновал памятник и прямо через газон устремился к дороге.

Вокруг врезавшейся в столб машины успела собраться толпа.

— Что случилось?! — Ланской схватил за руку какого-то мужика.

— Да мальчишка на дорогу выскочил! — доложил тот. — Мамаша-раззява! Не уследила, пацан и выскочил за мячиком, а тут "Ауди" эта! Отвернул, его понесло, да ка-ак развернёт — и в столб!..

Ланской не дослушал, ринувшись в толпу, растолкал всех, пробился своей мощной фигурой вперёд.

— Дверь заклинило! — крикнул кто-то.

Он отпихнул добровольных помощников, схватился за ручку. Дверь не поддалась.

— Заклинило, заклинило, — твердил кто-то над самым ухом.

В окошке вместо стекла блестели прозрачные кубики, как зубы в чёрных резиновых дёснах. Схватившись двумя руками за край, не обращая внимания, что режет пальцы, Ланской рванул со всех своих немалых сил. Машина качнулась, дверца со скрежетом вырвалась из проёма.

— Гера! — Ланской схватил друга за плечо.

Вапшевич не шевелился. Кровь заливала его круглое лицо, в виске торчал осколок…

Эпилог

Похолодало. Листьев на деревьях стало меньше, осень из золотой превращалась в прозрачную.

Сегодня хоронили полковника Вапшевича. "На кладбище начали — кладбищем закончили", — подумал Сокольский. Заметив среди провожающих высокую фигуру полковника Ланского, он свернул с дорожки, крепко опираясь на трость, подошёл и остановился рядом. Вокруг гроба звучали привычные речи, слова соболезнования супруге и детям. Дело против полковника возбуждать не стали, смерть прекратила расследование и вместе с усопшим уходили все его ошибки и тайны…

Когда гроб опустили в могилу, Ланской проговорил, не поворачивая головы:

— Мне кажется, это я его убил, своими собственными руками.

Сокольский не ожидал таких слов от грозного СС и промолчал.

— Если бы я поступил так, как должен был — ему не пришлось бы садиться за руль, — объяснил Ланской.

— Он был вашим другом, — напомнил Сокольский. — Не знаю, что бы я сделал на вашем месте.

— Теперь это не важно, — оборвал его Ланской. — Всё кончено. Вапшевич умер, его семье не придётся краснеть из-за его ошибок. Шрам вернулся в тюрьму. Вы узнали правду о том, почему погиб ваш брат. Вы удовлетворены? — Он посмотрел на Сокольского напряжённым взглядом.

— Я получил ответы на некоторые вопросы, которые меня беспокоили, — честно ответил тот. — Удовлетворён ли я? Не знаю. Хотел бы сказать, что это уже ничего не меняет, но…

— Но что? — резко спросил Ланской.

На них начали оглядываться. Сокольский нахмурил светлые брови.

— Давайте отойдём, — предложил он.

Ланской кивнул — и они направились к каменному обелиску, возвышавшемуся на том месте, где сходились кладбищенские аллеи. Сокольский молча хромал, не поднимая взгляда. Ланской сперва посматривал на него, ожидая ответа, потом перестал. Влажный воздух успокаивал, словно охлаждал раскалённую бурю, готовую подняться в душе.

— Человеку всё время приходится выбирать, как поступить, — сказал наконец Сокольский. — И отвечать за результат, хочет он того или нет. Я иногда думаю: свобода от этого выбора существует только там, где нет самого выбора.

— Где? — спросил Ланской.

— Там! — Сокольский остановился и поднял голову, посмотрев на небо. — Только там. Когда уже всё сделано и осталось лишь узнать свой приговор…

Ланской слушал его с удивлением. Сокольский посмотрел на него сосредоточенным взглядом, ожидая возражений от убеждённого атеиста, но на крупном лице Сергея Сергеевича отразились лишь замешательство и боль. Он ничего не ответил.

— Не могу сказать, что чья-то смерть приносит мне удовлетворение, — признался Сокольский.

— Вы считаете, что Вапшевич заплатил за свои ошибки? — спросил Ланской.

— Я не знаю, за что мне самому придётся отвечать и когда, — тихо ответил Сокольский. — Не знаю. Просто стараюсь поступать по совести и по долгу… Ваш друг совершил подвиг: погиб, чтобы остался жить тот мальчишка на дороге. Вы можете сказать, заплатил Вапшевич или приобрёл?

Полковник Ланской не нашёл, что ответить. Сокольский постоял ещё с минуту, потом пожал ему руку и направился к выходу с кладбища. Там, в машине у обочины, его ждала Берестова.

— Отвезти тебя домой? — спросила она, когда Сокольский опустился на соседнее сидение и закрыл дверцу.

— На "Треугольник", — возразил ей Сокольский. — Наша с Серафимой поездка откладывается на несколько дней. Боюсь, вся эта история кладбищем не заканчивается…

Инга вывела машину со стоянки и они двинулись в сторону Московского шоссе.

— Лучше бы ты прямо сейчас ушёл в отпуск, — заметила она.

— Что так?

— Застрянешь надолго, опять придётся откладывать поездку… Куда вы там собрались? Нашлась кое-какая инфа о том сплаве, из которого сделан крестик твоего брата. А ещё, Юраша со Славкой что-то накопали про озеро, рядом с которым у нас электроника ночью не работала.

Сокольский посмотрел на неё и криво усмехнулся.

— Я не сомневался, что именно так и будет, — признался он.

— А что сомневаться? — Берестова пожала плечами и сделала непроницаемое лицо. — У нас всегда именно так и получается. Жалко мне твою Серафиму!

— Она поймёт, — возразил Сокольский.

— Я бы не поняла, — процедила Инга.

— Именно поэтому я женат на ней, а не на тебе!

— Жестокий ты человек, Сокольский! — пошутила Инга и прибавила скорости…

Оглавление

Книга 1. Звено цепи. Часть первая. Семейное дело

Книга 1. Звено цепи. Часть вторая. Поиски пропавших

Книга 1. Звено цепи. Часть третья. Барабанщик и Роза

Книга 1. Звено цепи. Часть четвёртая. Тайны и компроматы

Книга 1. Звено цепи. Часть пятая. Любопытство и загадки

Книга 1. Звено цепи. Часть шестая. Разоблачения

Книга 2. Синоптики не обещают. Часть первая. Вопросительные знаки

Книга 2. Синоптики не обещают. Часть вторая. технологии ведения дел

Книга 2. Синоптики не обещают. Часть третья. На волоске

Книга 2. Синоптики не обещают. Часть четвёртая. Охота на "Ведьму"

Книга 3. Точка невозврата. Часть первая. Чувство безответственности

Книга 3. Точка невозврата. Часть вторая. Борьба за выживание

Книга 3. Точка невозврата. Часть третья. Мужчины и женщины

Книга 3. Точка невозврата. Часть четвёртая. Теоретики и практики

Книга 3. Точка невозврата. Часть пятая. Собиратели мозаики

Книга 4. Код стихии. Часть первая. принцип селя

Книга 4. Код стихии. Часть вторая. Риск — дело неблагородное

Книга 4. Код стихии. Часть третья. Экстремальное ориентирование на местности

Книга 4. Код стихии. Часть четвёртая. Игры и их последствия

Книга 5. Высший стандарт мышления. Часть первая. Работа над ошибками

Книга 5. Высший стандарт мышления. Часть вторая. Головоломка

Книга 5. Высший стандарт мышления. Часть третья. Критическая масса

Книга 6. Выбор Сокольского. Часть первая. Тени прошлого

Книга 6. Выбор Сокольского. Часть вторая. Пути и встречи

Книга 6. Выбор Сокольского. часть третья. "Совершите вы массу открытий…"