В изоляции [Шей Саваж] (fb2) читать онлайн

ШЕЙ САВАЖ  В ИЗОЛЯЦИИ

Автор: Шей Саваж

Книга: В изоляции

Оригинальное название: Isolated

Серия: Эван Арден #4

Переводчик: Inna_Zulu

 Редактор: Ms.Lucifer

 Вычитка: Ms.Lucifer

 Художественное оформление: Ms.Lucifer 

ПОСВЯЩЕНИЕ

Фанатам «Выжить с Рейн/Пережить бурю с Бастианом» и трилогии об Эване Ардене. Вы все хотели знать, что случилось с Эваном после, поэтому эта история для вас!

Огромное спасибо моей команде за то, что подталкиваете меня и не даёте сбиться с пути! Я бы никогда ничего не сделала без вас!

Глава первая Неожиданное перемирие

Грёбаный холод.

У меня кружится голова, и я ни на чём вокруг себя не могу сосредоточиться. Несколько минут назад я выстрелил из штурмовой винтовки в скалу и снег, чтобы вызвать лавину. Передо мной стоял выбор — либо сделать это, или быть задушенным до смерти Себастьяном Старком, действующим чемпионом нелегальных турниров.

Трюк сработал, но я не уверен, что сейчас нахожусь в лучшей форме.

Лавина сошла на нет. Каким-то образом я не оказался под снегом, до боли придавлен камнями, но не похоронен под ними. Не могу объяснить почему, но я выжил, хотя и весь покрыт льдом. Старк, предположительно, погребён где-то под снегом. По иронии судьбы он, очевидно, умрёт от удушья, учитывая, что сам пытался задушить меня.

Я вдыхаю холодный воздух в лёгкие и трясу головой, чтобы её прояснить. Этим движением я царапаю висок о камень, и смотрю вниз, чтобы сориентироваться.

Вся левая половина моего тела засыпана камнями и льдом. Нога и рука полностью погребены и, когда я пробую сдвинуться, то очень быстро понимаю, что застрял. При попытке пошевелить рукой, стреляющая боль пронзает меня от шеи до кончиков пальцев. Только так я понимаю, что моя рука не оторвана от тела.

В мой мозг проникают шальные мысли о фантомных болях после ампутации конечностей, но я их игнорирую. Когда я напрягаю мышцы пальцев, то чувствую, как они двигаются. Я уверен, что моя рука всё ещё на месте.

Я могу немного сдвинуть ногу, но этого недостаточно, чтобы вытащить её из-под камней. Я пытаюсь свободной рукой немного очиститься ото льда, но ничего не добиваюсь. Ветер хлещет по моему незащищённому лицу, и я понимаю, что защитная маска где-то внизу, похоронена в снегу вместе с GPS-локатором и видеокамерой, которые могли бы подсказать кому-нибудь, где я нахожусь.

Может быть, меня найдут лежащим здесь, а может и нет. Остров не очень большой, и вертолёт может меня заметить. Это единственный шанс, что у меня есть на данный момент, сам я не могу освободиться.

Возможно, так будет лучше.

Я закрываю глаза и кладу голову на камни. Это далеко не удобно, но, по крайней мере, это не песок. Я провел месяцы в горячей песчаной яме, как военнопленный, и предпочитаю этому всё, что угодно.

Холод проникает в меня, и я понимаю, что неминуемо наступает гипотермия. Я пытаюсь вспомнить, считается ли это хорошим способом умереть или нет, но не могу вспомнить.

Хороший способ умереть.

Неужели я сдался? Просто буду здесь лежать и позволю себе умереть?

У меня нет ответов на собственные вопросы. Внутри меня такой же холод, как и снаружи. Не могу отрицать, что было бы намного проще отпустить ситуацию. Я устал, голоден и до смерти замёрз. Снайперская винтовка «Барретт М82», моя гордость и отрада, была повреждена в сражении, и я был вынужден её оставить, чтобы иметь возможность двигаться быстрее. Без неё решение уйти имеет определенную привлекательность. В какой-нибудь прошлый период моей жизни, я, вероятно, поступил бы именно так. Но сейчас всё по-другому. Теперь у меня есть причина вернуться домой.

Лиа.

До того, как она вошла в мою жизнь, я сделал бы это не задумываясь. Я убивал, потому что это было моей работой, но я никогда не испытывал по этому поводу никаких чувств. Ни положительных, ни отрицательных. Мне нравится стрелять, поэтому я всегда получал определённое удовольствие от того, что делал. Горы трупов, которые я оставлял за собой, лишь часть этого. Лиа дала мне причину убивать – чтобы защитить её.

Она также дала мне причину, чтобы жить.

Мне так легко представить её лицо. Возможно, в этом нет ничего необычного для других людей, но я никогда не задумывался о женских лицах. Даже когда я был с кем-то близок, я предпочитал, чтобы они находились лицом вниз. Я бы дал им то, что они хотели, но мне было всё равно, кто они. Было в моей жизни несколько исключений, но не так много.

Я люблю смотреть на лицо Лиа, когда её трахаю. Или занимаюсь любовью. Этот термин важнее для неё, чем для меня. Я знаю, что чувствую, когда нахожусь внутри неё. Эти ощущения выходят за рамки просто оргазмов и сам акт – больше, чем просто физические упражнения. Умиротворение и покой. Сосредоточенность и расслабленность. Когда она со мной, я сплю без зловещих снов.

Еле слышный скребущий звук прямо передо мной отвлекает меня от моих мыслей. Сначала я подумал, что это просто оседает снег и камни, но мгновение спустя рядом из снега внезапно появляется рука. Не веря своим глазам, я вижу, как перчатка Себастьяна Старка начинает расталкивать вокруг снег, проделывая в нём дыру.

Сам факт, что он выжил – весьма неожиданный. То, что он оказался буквально в метре от меня – просто фантастика. Я наблюдаю, как он распихивает снег, чтобы проделать более широкое отверстие, слышу, как он делает несколько глубоких вдохов, а затем снова возвращается к попыткам откопать себя. Когда горсть снега бьёт меня по лицу, я понимаю, что до сих пор пялюсь на него.

Медленно и тихо я тянусь вниз к своему поясу и хватаюсь за рукоятку «Беретты». Большим пальцем отстёгиваю кобуру и подтягиваю оружие ближе к груди. Старк высвободил из-под снега голову и пытается осмотреться, но я уверен, что он меня не видит. Сто́ит протянуть руку, и я запросто смогу его достать.

Вдруг неожиданное сомнение сбивает меня с толку.

Я останавливаюсь, чтобы попытаться как можно лучше его рассмотреть. Я бы сделал это накануне вечером во время праздничных мероприятий перед турниром, но я был не столь близко к нему, как сейчас. Я вижу сходство, хотя оно едва уловимо. Что-то в линии челюсти, которая напоминает мою собственную, и разрез глаз у нас одинаковый, хотя они и разного цвета.

Я провёл минимальные исследования других конкурентов, но, когда я понял, что Старк – моя главная угроза, то изучил всё, что смог на него найти. Джонатан, соучастник в моих делах и единственный друг, тоже кое-что раскопал. Будучи гением компьютерной слежки, он, похоже, всегда способен найти всё, что угодно и на кого угодно. Оказалось достаточно легко отыскать историю преступной деятельности Старка, причины его уединения на паруснике в Карибском бассейне, и последовавшее за этим спасение после кораблекрушения.

Было кое-что ещё во всей этой информации, обнаруженной Джонатаном, – что-то, что я нашёл гораздо более интересным лично для себя.

Себастьян взял имя Старк после того, как начал сражаться под покровительством Лэндона Старка, но это не была его настоящая фамилия. Он даже не был из Сиэтла, как Лэндон Старк и его босс Джозеф Фрэнкс. Себастьян родился в Чикаго, и его бросила молодая женщина, пытающаяся сбежать от своего жестокого мужа. Вскоре после этого она умерла, скорее всего, от рук своего супруга. Её имя ничего для меня не значило, но имя человека, указанного как её муж, было мне известно – Александр Янез. То же имя значилось и у моего биологического отца в моём собственном свидетельстве об усыновлении.

Себастьян Старк когда-то назывался Себастьяном Янезом. И он мой сводный брат.

Я долгое время пристально всматривался в бумаги, пытаясь найти в этом какой-то смысл. Полагаю, я должен был осознать ещё до этого, что где-то на белом свете у меня может быть брат или сестра; это фантазия каждого осиротевшего ребенка, что где-то есть семья, которую нужно найти. Но я никогда на эти мечты не обращал достаточного внимания, что могло бы послужить основанием для поиска.

Может быть, мне стоило это сделать. Возможно, если бы я воспользовался информацией о моих родителях, которую обнаружил Джонатан, и поискал какие-либо оставшиеся связи, то узнал бы о Старке раньше. К тому времени, когда мне стало это известно, было поздно – я уже стал участником турнира и был готов к бою.

В конечном счёте, это не имеет значения. У меня есть работа, и я собираюсь её сделать. Вина никогда не определяла мои мотивы, и наши туманные кровные отношения не играют никакой роли. Старк, как будто не имеет понятия о своём собственном происхождении, и у меня нет веских причин, чтобы изменить это сейчас.

Я снял пистолет с предохранителя и приставил ствол к виску Старка. Его шея застыла, остальная часть тела вообще неподвижна.

— Разве ты не должен был сначала сказать мне что-то типа «ха-ха-я-всегда-знал-что-выиграю»? — спрашивает Старк.

Я сдерживаю смех и качаю головой:

— Не совсем в моём стиле.

Мне больше нечего ему сказать. Как опытный киллер крупнейшей преступной организации Чикаго, я никогда не колеблюсь и не играю в игры с теми, кого намерен убить. В моих мыслях он уже мёртв. Я нажимаю на спусковой крючок.

Ничего не происходит.

— Блядь, — я подтаскиваю оружие обратно к себе и проверяю, есть ли пуля в обойме. Есть, но ствол забит льдом и камешками. Я стучу им пару раз в грудь, чтобы выбить то, что вызывает неисправность. Часть льда отлетает, но пистолет всё равно не стреляет.

— Закончились патроны?

— Нет, — я не знаю, почему я вообще утруждаю себя ответом. — Забилось. Наверное, льдом или камнями, или ещё чем-то.

Говоря это, я вижу обломок камня, который, вероятно, и является причиной проблемы. Я пытаюсь пальцем вытащить осколок, но он крепко застрял. Я едва держу оружие рукой в перчатке. Даже сняв перчатку, я не смогу выбить камень. У меня есть только одна рука. Если я сниму перчатку, то, скорее всего, не смогу снова её надеть, а это будет хуже, чем отсутствие огневой мощи.

— Ублюдок, — стиснув зубы, я бью «Беретту» о лёд. Похоже, что ничего не получится; камешек прочно застрял.

— Какие-то проблемы? — я слышу смех в его голосе, но не нахожу в этом ничего забавного.

— Есть немного, — признаю я. Поднеся пистолет близко к лицу, гадаю, смогу ли я ухватить камень зубами, но он слишком глубоко.

— Может, я чем помогу? — спрашивает Старк.

Ты можешь умереть сам, думаю я, но ничего не говорю вслух. Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю, оглядываюсь вокруг и тщательно взвешиваю все возможные варианты. Отсутствие мобильности – моя самая большая проблема, и я не вижу путей её решения. Вокруг меня нет ничего, что можно использовать как сапёрную лопатку, и в любом случае я реально могу копать только одной рукой.

Я переворачиваю оружие в руке, плотно сжав ствол. Я нахожусь недостаточно близко, чтобы нанести смертельный удар, но это единственный вариант. Я отвожу назад руку и бью рукояткой «Беретты» по затылку Старка.

— Ай! Ублюдок!

Это не очень хороший удар, и я пробую ещё пару раз, прежде чем Старку удаётся схватить меня за руку и начать бороться за пистолет. Я держу его так крепко, как могу, но когда он ударяет мою руку о камень, я теряю хватку, и оружие падает и пропадает из поля зрения.

— Блядь, — бормочу я.

— Почему ты меня просто не застрелил?

— Там всё ещё застрявший камень, — объясняю я ему.

— Я-то думал, что ты, блядь, эксперт по оружию, — отвечает Старк. — А ты говоришь, что не можешь прочистить пистолет?

— Не одной рукой. — Мои слова – ошибка, и я практически сразу это понимаю. Я только что выдал ему моё слабое место.

Старк начинает потихоньку двигаться, чтобы развернуться и оценить моё положение. Я впервые встречаю его взгляд, и вижу на его лице надежду. Он издает короткий смешок.

— Ну, тебе пиздец, — заявляет он.

Я не могу спорить с этим мнением. Мне нужно прекратить давать ему информацию. Всё, что я ему скажу, может быть использовано против меня. Даже выражение лица может сказать ему, насколько плохо моё состояние.

Какая теперь разница?

Я совершенно без оружия. В драке голыми руками Старк, безусловно, победил бы меня. Я застрял среди льда и камней, и едва чувствую левую руку. Я обездвижен; температура значительно ниже той, что приводит к смертельному исходу, и у меня нет шансов откопаться. Старк, с другой стороны, выглядит гораздо более благополучно. Он отбрасывает от себя всё больше льда и снега, освобождая плечи и часть груди.

Я полностью облажался.

Я прижимаю голову к плечу, пытаясь оградить открытую кожу ото льда. Закрыв глаза, я понимаю, как легко сдаться. Это заманчиво. Нет, это больше, чем заманчиво. Это прямо-таки соблазнительно.

Старк пытается выбраться из-под снега, и когда он это сделает, то использует все подручные средства, чтобы забить меня до смерти и, скорее всего, это будут просто его кулаки. Я не смогу ничего сделать, чтобы его остановить. Эта мысль меня бесит. Если мне суждено умереть, я бы, по крайней мере, предпочёл иметь возможность бороться до конца. Это будет полный отстой.

Я открываю глаза, смотрю вниз на край обрыва, и что-то привлекает моё внимание. Среди льда и камней просматривается какой-то тёмный объект. Когда я прищуриваюсь, то понимаю, что этот тёмный объект на самом деле нога Старка. Я смотрю на его лицо и на то, как расположено его тело. Похоже, нога сломана, возможно, раздроблена. Вывернута под неестественным углом и застряла между камней. Даже со всей силой Старка, он не сможет вытащить ногу.

Он в ловушке, как и я.

Эта мысль приносит мне лишь небольшое утешение. По крайней мере, я, находясь в беспомощном состоянии, не буду избит до смерти. Вместо этого мы оба умрём от переохлаждения, и победителя в этом турнире не будет. Ринальдо Моретти, Джозеф Франкс и другие организаторы турнира могут даже не найти нас, учитывая, что видеокамеры и GPS-локаторы похоронены под лавиной.

Но они всё равно узнают, что я пережил участников из других кланов Чикаго. Может, Ринальдо этого хватит, чтобы получить то, что он хочет. Для меня это не должно иметь никакого значения, но имеет. Я здесь не для себя, я здесь, чтобы Ринальдо мог победить. Я вообще больше не должен был участвовать.

— Это, блядь, должна была быть моя пенсия, — бормочу я себе под нос.

— Моя тоже, — говорит Старк с невесёлой усмешкой.

— Оу, да? — я опускаю голову, чтобы отдохнуть на снегу, и снова вздыхаю. — Тогда что ты здесь делаешь?

— Мой план – убить твою задницу.

Я закатываю глаза. На мой взгляд, весь этот стёб, который ветераны турнира считают таким интересным, просто утомителен. Все они так легкомысленны, но их непомерная кичливость раздражает и не имеет смысла. Это делает их похожими на персонажей из комиксов Марвел, которые по той же причине мне никогда не нравились. Там злодеи придумывали тщательно разработанные планы и заговоры только для того, чтобы в последнюю минуту герои каким-то нелепым образом просто сбегали.

Я отдавал предпочтение нехитрым приёмам – целься и стреляй.

— Я уже слышал это раньше, — замечаю я. — Все, кто когда-либо так говорили, плавают в реке Чикаго.

— А все, кому я когда-либо так говорил, лежат в могилах.

Я смотрю на него и пытаюсь его прочесть. Хотя эти слова и наглые, я не вижу той же самоуверенности в его лице. Он просто констатирует факты, а не бахвалится. И подтверждением этому является вся его история. Хотя, он давно не практиковался, а навыки со временем теряются.

— Наслышан об этом, — говорю ему, — но ты долгое время был вне игры.

Он не отвечает, и мы некоторое время молчим. Я продолжаю представлять Лиа и гадаю, что она делает прямо сейчас. Она должна была вернуться из своей поездки к матери и, наверное, уже дома в нашем коттедже. Прямо сейчас, она, вероятно, выводит нашу собаку, Фрейю, на послеобеденную прогулку в близлежащий лесочек. Интересно, где, по её мнению, нахожусь я.

Если я не вернусь, как долго она будет ждать? Дни? Недели? Попытается ли с кем-нибудь связаться, чтобы узнать, что со мной случилось? Кто-нибудь скажет ей правду?

Она здорово разозлится.

Я смотрю на Старка и задумываюсь, будет ли его девушка на него злиться. Она в курсе, что происходит, но облегчает ли это ситуацию? Он так долго был вне игры, и мне становится любопытно, почему он снова решил в это ввязаться.

Когда я спрашиваю, ответ меня не удивляет. Он сражается из-за неё и из-за сына. Я не знал, что Фрэнкс фактически держит их в заложниках, заставляя Старка участвовать в турнире. Я думал, он делает это ради денег, славы или чего-то подобного.

Когда он интересуется причинами моего здесь присутствия, то я не вижу никаких причин лгать.

— Меня попросил Ринальдо.

— Ты всегда делаешь то, что он просит? — удивляется Старк, глядя на меня.

— Практически всегда, — подтверждаю я.

— Почему ты?

Я улыбаюсь про себя, хотя, конечно, никакой радости не испытываю. Ринальдо уже выдвигал одного участника турнира, но парень встал у меня на пути, разозлил меня, и я всадил пулю ему в череп. Если бы у меня был хоть какой-то контроль над своим темпераментом или если бы этот парень просто находился в тот день где-нибудь в другом месте, меня бы здесь вообще не было.

— Я убил парня, который в противном случае убил бы меня, — признаюсь я, смотря в небо. Облачность достаточно плотная, чтобы скрыть солнце, и все надо мной серо.

— Ты убил одного из людей твоего босса?

Я просто смотрю на него в ответ. И не чувствую желания или необходимости повторяться.

— У тебя есть яйца, — замечает Старк.

— Он был мудаком, — говорю я.

— Таких вокруг полно. Ты не можешь их всех убить.

— Возможно, — я не уверен, что согласен с ним. Потому что действительно довольно хорош в устранении мудаков в моей жизни. Это легко, когда ты не чувствуешь раскаяния за то, что делаешь.

Вообще-то, когда мы говорим о том, как сюда попали, сходство слишком очевидно. Мы оба намеревались выйти из бизнеса, но вот мы здесь – замерзаем до смерти по причине, по которой никому из нас нет дела. Мы оба разделяем привязанность к покровителям, играющим видную роль в наших жизнях, что является причиной, почему я здесь. У Старка свои причины. Фрэнкс удерживает его женщину вместе с его сыном. В результате всех проведённых мной исследований, я мало что узнал о сыне Старка, кроме того, что он был возвращен в Штаты после того, как были убиты его мать и её муж. Я предполагал, что Фрэнкс использует его в качестве рычага воздействия на Старка. Я зашёл так далеко, что стал угрожать ребенку Старка непосредственно ему в лицо лишь для того, чтобы посмотреть, как он отреагирует. Он напал на меня прямо посреди турнирной встречи, подтвердив мои подозрения.

Себастьян Старк сражается за свою семью.

Ну, есть одно отличие. Хотя мне очень хочется жить и вернуться домой к Лиа, здесь я не из-за неё. Никто не угрожает её жизни, и у меня нет причин думать, что кто-нибудь ей навредит после моей смерти. Я здесь потому, что меня попросил Ринальдо, а что Ринальдо просит, я ему даю.

Это всё не важно. Никто из нас не выберется отсюда. Когда Старк вытаскивает детский рисунок семейной пары и маленького мальчика, мне становится интересно, понимает ли он это, и я решаю указать на очевидное.

— Ты никогда не увидишь её снова, и ребёнка тоже.

Я наблюдаю, как он сжимает руки в кулаки. На его шее начинает пульсировать вена. Почти так же быстро, как его тело велит ему бороться, я вижу, как он немного оседает обратно в яму. Его глаза, уставившиеся на снег, стекленеют.

— Пошел ты! — кричит он на меня, но в его глазах нет огня. — Я выбираюсь отсюда, кончаю, блядь, с тобой и возвращаюсь домой, к ним.

— Нет, не получится, — трясу я головой. Я хочу подтолкнуть его. Это лучший способ определить его умонастроение. — Ты это тоже знаешь. До тебя это только что дошло.

Мои слова проникли в него, и он балансирует на грани его разума. Я чувствую это внутри себя. Мы выжили, мой сводный брат и я, но, столкнувшись с этой ситуацией, мы также осознаём её безнадёжность. Все наши варианты сократились до нуля.

И в глубине души я с этим согласен.

Глава вторая Рискованная сделка

— С чего ты это взял?

Старк смотрит на меня, и я пожимаю своим свободным плечом. Мои слова, наверняка, дошли до него, но он не хочет их принимать.

— Просто изменилось положение твоего тела, — говорю я ему. — Ты ссутулился и опустил взгляд. У нас нет ни единого шанса выбраться самим, и мы не собираемся друг другу помогать, так что победителя в этом турнире не будет. Ты посмотрел на рисунок, когда понял, что больше никогда не увидишь ни её, ни своего ребенка.

Я наблюдаю за тем, как его глаза расширяются, и он начинает что-то бормотать.

— Я довольно проницательный, — заявляю я.

Он снова начинает кричать на меня, но я только слушаю в пол-уха. Он решил, по крайней мере, на словах победить в этой игре. Когда я указываю на бесполезность всего этого, он снова и снова всё отрицает. Я восхищаюсь его решимостью. Кажется, он убежден, что это будет его последний бой, и что, когда всё будет закончено, ему позволят спокойно жить своей жизнью. Я нахожу эту идею смешной, хотя когда-то думал, что это возможно.

Теперь мне всё ясно.

— Мы слишком хороши для них, чтобы они просто решили нас отпустить, — говорю я. — Даже если они действительно захотят это сделать, мы всегда будем нужны им для чего-нибудь в последний раз.

Я наблюдаю, как его поза снова меняется, когда мои слова доходят до него. Он понимает, что я прав, даже если не может признать это вслух.

— Пошёл ты на хрен, — Старк чуть скалит свои зубы, и я поднимаю бровь. В его словах больше нет убеждённости. Он снова начинает бормотать. — Сейчас у меня есть дела поважнее.

Помню фотографию его девушки, Рейн, которую я раздобыл. Она милая и примерно в половину меньше его. Может, прямо сейчас она и является пленницей Фрэнкса, но, когда всё это закончится, она станет для него бесполезной. Интересно, будет ли Рейн или сыну Старка позволено жить после того, как они найдут нас мёртвыми. Во всяком случае, Лиа в безопасности. Она никогда не узнает, что со мной случилось, но, по крайней мере, она будет жить.

Несмотря на сходство, я не мог не заметить, насколько различны наши мотивы. Старк не хотел участвовать в этой игре, но согласился сражаться, чтобы спасти Рейн и своего сына. Причина же, по которой я здесь….

И в чём она?

В том, что я слишком долго живу такой жизнью. Я не знаю другого способа.

Следующее, что я помню, я рассказываю Старку всё о Лиа. Не могу сказать, почему я говорю о ней – понятия не имею. Может, потому что знаю, что умру, и в первую очередь хочу думать о ней, а не о том, как я сюда попал. Я прикидываюсь дурачком, когда Старк упоминает о Рейн, но совершаю ошибку, и он ловит меня на этом, когда я веду себя так, будто не знаю, что Рейн не мать его сына. Я немного удивлён, когда он обвиняет меня в убийстве матери своего ребенка.

— Это Фрэнкс заказал её убийство, — говорю я ему. И так как я не храню верность Фрэнксу и его организации, мне плевать, если Старк узнает, кто несёт за это ответственность. — Мне рассказал об этом Ринальдо.

Я наклоняю голову назад, стараясь размять мышцы шеи. Они затекли от холода и острых кусочков льда. Я замечаю надо мной движение, и на выступе, выше того места, где я нахожусь, появляется призрак мальчика-подростка, одетого в простую одежду желтовато-коричневого цвета.

На мгновение закрываю глаза, но, когда открываю их, он всё ещё там.

Я не знаю его имени. Никто так и не узнал, кто он и откуда. Когда я воевал в Ираке, он подошел к лагерю, где размещалось моё подразделение, с бомбой, привязанной вокруг груди. Я убил его одной-единственной пулей из снайперской винтовки, прежде чем он смог подобраться слишком близко.

Очевидно, смерти недостаточно, чтобы держать его подальше от меня. Его призрак повсюду меня преследует.

Старк всё ещё говорит о Рейн, называя ее святой за то, что терпит его. Он не очень-то похож на парня, который связан с организованной преступностью. Наши отношения, если они у нас вообще есть, никогда не были хорошими.

Когда он что-то говорит о том, что не нравится друзьям Рейн, я понимаю, что у Лиа вообще нет друзей. С моим желанием всегда держать её рядом с собой в безопасности, она пожертвовала всем, что когда-либо могло выглядеть как нормальная жизнь. По крайней мере, Старк пытался быть бойфрендом (может, лучше так – быть достойным своей девушки или близким другом). А вот меня, наверное, лучше назвать хранителем.

Грёбанным хранителем.

Я рассказываю Старку о том, что я планирую свои убийства, подстраиваясь под расписание учёбы Лиа; он говорит, что я сумасшедший.

— Да, — говорю я со смехом. — В доказательство этого у меня есть справка.

Он многозначительно смотрит мне в глаза.

— ПТСР, — говорю я ему, не видя причин лгать. — Я настоящий псих.

— Из-за службы морпехом?

— Из-за того, что был в плену, — я делаю вдох и задерживаю его на минуту, пытаясь уберечь свой разум от немедленного возвращения к той яме в песке, где я провёл полтора года. Может быть, это оправдание того, как я веду себя с Лиа, но в моей голове есть вещи, которые я просто не могу контролировать. Учитывая другие признаки, похоже, общие у нас со Старком, мне любопытно, как он оправдывает свои действия, поэтому спрашиваю его: — Почему ты ведёшь себя со своей девушкой как мудак?

— У меня просто... отвратительный характер. Раньше я пил, чтобы это исправить.

— Сейчас нет?

— Это единственное, из-за чего она меня бросит, — признаётся он. — Если я начну пить, она уйдёт.

— И этого достаточно, чтобы тебя удержать?

— Да, — говорит Старк. — Ну, в основном. Я облажался, но только один раз.

— Она простила тебя?

— Простила.

Я подумал о том, сколько раз Лиа прощала меня за совершённые проступки. Она знает о некоторых убийствах, к которым я причастен, но о бесчисленном количестве других не знает ничего. Если бы она была в курсе, что я всё ещё работаю на Ринальдо, простила бы меня? Нет, скорее всего, нет.

— Не думаю, что Лиа была бы такой великодушной, если бы знала, что я всё ещё в бизнесе

— Если она хоть немного похожа на Рейн, то она держит тебя за яйца.

Я должен смеяться, потому что это очень похоже на Лиа. Видимо, у нас со Старком есть ещё кое-что общее – женщины, которые мирятся с нами, и, вероятно, стали бы отличными подругами. Конечно, они могут обменяться впечатлениями и решить просто отвалить на хер от нас обоих.

Всё усиливающееся сходство между моим сводным братом и мной весьма интересно, тем более, что мы не росли рядом друг с другом. Несколько раз я испытываю искушение всё ему рассказать, но не делаю это. Не вижу смысла. Вместо этого, я наблюдаю, как он становится взволнованным, когда ощущает в себе новые силы, чтобы попытаться выкопать проход из отверстия, в котором он находится. Но это невозможно – не с его застрявшей ногой. Сам я предпринимаю вялые усилия, но понимаю, что это бессмысленно.

— Хочу грёбаную сигарету, — говорю я вслух.

Не могу скрыть шок, когда он вручает мне одну.

Дым наполняет мои лёгкие, и я думаю о том, как разозлилась бы Лиа, если бы поймала меня за курением. Ирония заключается в том, что я переживаю из-за сигареты, а не из-за того, что она никогда не узнает, почему я не вернулся домой, и это не остаётся мной не замеченным.

Пока мы с Бастианом продолжаем обсуждать, как разозлились бы на нас наши женщины и как мы, скорее всего, умрём, он говорит кое-что, привлекающее моё внимание, когда цитирует своего отца, Лэндона.

— Победа, в первую очередь, в твоей голове. Если ты решишь, что так должно быть, то так и будет.

Даже сейчас, когда я выдаю возможные исходы, – все с плохим концом, – в мою голову закрадываются другие мысли. Я смотрю на ногу Бастиана, зажатую камнями, и понимаю, что мне достаточно легко добраться до неё своей ногой. Если бы удалось отшвырнуть камень, он запросто смог бы вытащить ногу. Будет адски больно, но если кто-то и в состоянии справиться с болью, то только он. Если он освободится, то поможет мне. Здесь нет камеры, чтобы кто-нибудь смог увидеть, что с нами случилось.

А что потом?

Вспоминаю, как обстояли дела в прошлом году: двойная жизнь с Лиа с одной стороны и Ринальдо с другой. Я тогда находился в такой же ловушке между ними двумя, в какой оказался сейчас между камнями и льдом.

Смерть, похоже, единственный для меня выход. Пока я жив, Ринальдо так и будет держать меня на поводке. Я по-прежнему буду чувствовать себя обязанным ему, и сделаю всё, что он попросит. В конце концов, Лиа догадается, что я делаю, и неизвестно, как она отреагирует.

Ну, у меня есть одна идея. Будет не очень здорово, это уж точно.

Я был эгоистичным ублюдком. Мне необходима и она, и мои связи с Ринальдо. Когда мы впервые покинули Чикаго, я действительно намеревался жить праведной жизнью, но я не способен отказать Ринальдо в том, что он от меня хочет. Это просто невозможно. Теперь я держу её в неведении относительно моих дел, и она застряла со мной, в то время как ей, вероятно, будет лучше, если я никогда не вернусь. Она сможет двигаться дальше, жить нормальной жизнью без моего вмешательства, но у меня жить без неё не получиться.

Эгоистичный мудак.

Если бы Ринальдо действительно отпустил меня, может быть, всё было бы по-другому. Но он не сделает этого – не сделает, пока я жив.

А что, если он будет думать, что я мёртв?

Если он действительно, по-настоящему поверит, что я умер, наши отношения прекратятся. Меня не будут призывать выполнять его требования, и он больше не будет иметь надо мной власть. Не имея таких обязательств, я мог бы стать настоящим спутником жизни Лиа. Больше никакой лжи. Хватит прятаться.

Я чувствую прилив энергии. Я хочу того, чего удалось добиться Бастиану, несмотря на его темперамент и иные прегрешения. Он здесь, чтобы бороться за свою жизнь, и я понимаю, что тоже не хочу умирать. Я не хочу оставить Лиа таким образом. Она нужна мне, и, если мы вместе с Бастианом Старком постараемся, я наконец-то смогу быть рядом с ней. Всегда.

В моей голове начинает формироваться план. Есть только один выход, остаётся только одна надежда. Будет сложно, но шанс есть. То, что мой «Барретт» был потерян, может оказаться положительным моментом – это убедит Ринальдо, что я действительно умер. Всё, что мне нужно сделать - убедить Старка, что это может сработать.

Я решаю заключить с ним сделку.

— Сделка? — колеблется Бастиан Старк. На самом деле, не просто колеблется – он не верит ни одному сказанному мной слову.

— Да, — говорю я, — сделка, в которой мы оба в итоге по-настоящему отойдём от дел и останемся с женщинами, за которых сражаемся.

— Это случится только тогда, когда один из нас умрёт, — говорит он. — За второе место приза не будет.

— Да, понимаю, — вздыхаю я и смотрю на него. Он не мыслит дальше установленных рамок, и я должен убедить его рассмотреть варианты, которые в обычных условиях невозможны. Потеряв в лавине наши камеры, мы оказались в уникальной ситуации. Не имея никакой связи с группой, у нас появилась свобода передвижения. Мы можем составлять планы без их ведома. Мысли Бастиана заняты только победой, но это не мой приоритет.

— Ты можешь получить награду – мне на это наплевать. Просто я хочу выбраться отсюда, и чтобы все считали меня мёртвым.

Он сомневается и спорит со мной, называя меня сумасшедшим. Я не могу опровергнуть этот факт и решаю показать ему, насколько я в действительности безумен. Может быть, этого вполне хватит, чтобы убедить его, что я достаточно сумасшедший и смогу сделать эту работу.

— Посмотри туда, — говорю я, указывая на вершину хребта. Парнишка стоит там и смотрит на меня, прижав руку к бомбе на своём животе. — Видишь кого-нибудь?

Он кидает быстрый взгляд, прежде чем сказать мне, что там никого нет.

— Я всё ещё вижу его, — говорю я. Паренёк скрещивает на груди руки и смотрит так, будто не может поверить, что я признаю его существование.

— Кого?

— Мальчишку, которого я убил в Ираке. Он повсюду следует за мной. Ненадолго уходит, — иногда на несколько месяцев, — но всегда возвращается, когда ситуация становится по-настоящему дерьмовой.

Бастиан мгновение изумлённо смотрит на меня, открыв рот, а затем пристально вглядывается.

— Чувак, там никого нет.

— Знаю, — пожимаю я плечами. — Но я всё равно вижу его. Мне постоянно снятся кошмары о его убийстве. Не только о нём, но и о том, как я долгими месяцами находился в пустыне, связанный, в яме. Временами я не могу перестать думать об этом, и тогда вообще не в состоянии уснуть; иногда в течение нескольких дней. Когда рядом Лиа, я сплю лучше.

Шок Бастиана очевиден, но даже я удивлён, когда он говорит, что тоже видит кошмары, и что с Рейн ему легче заснуть. Мне становится ясно, что для психического выживания мы оба опираемся на наших женщин, и я должен заставить его увидеть способ выйти нам обоим из этого живыми и без продолжающего преследовать нас прошлого. Моя преданность Ринальдо владеет моей жизнью, и я понимаю, кто имеет власть над Бастианом.

— Я убью Фрэнкса, — говорю ему.

Я практически вижу, как в его голове крутятся колёсики. Я сделаю это подальше от того места, где окажется Старк, и подожду несколько недель, прежде чем выполню поставленную задачу. Это никоим образом не будет связано с турниром, и Старк всё равно выйдет победителем. Фрэнкс станет моей последней целью.

В результате меня посчитают мёртвым, и именно этого я хочу.

— Итак, какой у тебя план? — спрашивает Бастиан, хотя ясно, что он настороже.

— Никто из нас не сможет выбраться без посторонней помощи, — указываю я на очевидное и продолжаю: — Предполагаю, ты не можешь увидеть то, что вижу я.

— Мальчишку, которого я убил в прошлом? — язвительно говорит он. — Нет, не вижу.

— Не его, — качаю я головой, не желая думать о призраке, стоящем на выступе, а тем более говорить о нём. — Камень рядом с твоей ногой.

— Где? — Бастиан чуть не сворачивает шею.

— Не думаю, что ты сможешь его увидеть, но он заклинил твою ногу, удерживая её во льду. Она находится под таким углом, что ты никак не сможешь её вытащить. Камень нужно убрать.

— Так что ты собираешься сделать? Наорать на него?

— Я почти уверен, что смогу сдвинуть камень подальше от твоей ноги своим ботинком. Когда я уберу камень, ты будешь в состоянии выбраться и сохранишь ногу целой. Ну, в таком виде, как сейчас. Она ведь сломана.

— Да, могу сказать, что так и есть.

Как бы ни было больно сейчас, будет намного больнее, когда я отброшу камень в сторону, но он знает, что это лучше, чем умереть там, где он сейчас находится.

— Сделай это, — командует он.

Я не собираюсь медлить.

— Блядь! — кричит Бастиан. Его тело напрягается, и он упирается пальцами о края отверстия.

— Почти получилось, — говорю я ему.

— Поторопись, мать твою.

Я смотрю на него, подняв бровь.

— Будет ещё больнее.

—Мне насрать! — кричит он в ответ. — Просто сделай, блядь, это!

Я подтягиваю ногу к груди и бью так сильно, как могу. Он кричит, как раненый зверь, чью плоть раздирают зубья капкана. Камень падает вниз с горы, и у Бастиана получается немного сдвинуть ногу.

Похоже, он вот-вот потеряет сознание от боли. Я вижу, как он борется с рвотой, но ему удаётся снова собраться с силами.

— Думаю, что сделал это, — сообщаю я ему, в то время как он проклинает всё на свете.

— Проще было получить пулю, — трясет он головой и выпускает изо рта клубы пара.

— У меня есть несколько, — говорю я, улыбнувшись. — Я должен был тебе предложить.

— Ублюдок.

Он снова пытается вытащить ногу, и его лицо краснеет от напряжения. Мой желудок скручивает, когда я начинаю думать, что он не сможет это сделать – он вырубится, прежде чем сможет освободиться. Но нет. Стиснув зубы, он не прекращает попытки выбраться, хотя я слышу стоны, полные боли, когда ему, наконец, удаётся продвинуться на несколько сантиметров.

Ему мешает ещё один камень, и я поначалу хочу попросить его секунду не двигаться, чтобы убрать его, но вместо этого решаю просто сделать задуманное. Он пронзительно кричит и проклинает меня, но, в конце концов, освобождает ногу, а затем, тяжело дыша, роняет голову на лёд.

Глаза Бастиана закрыты, и я думаю, что, может быть, он всё-таки вырубился от боли. Но проходит всего несколько мгновений, и он снова открывает глаза, ёрзает и выкручивается, и, в итоге, выбирается из ямы и падает рядом со мной на землю.

Я слишком напряжён, пока жду, когда он переведёт дыхание. И ещё один момент – я не знаю, что он собирается делать. В сложившихся условиях он может просто взять камень и разбить мне череп. И я не смогу его остановить, если он сейчас решит меня прикочить.

Я вижу в его глазах внутренний конфликт, и мой разум обдумывает всё, что необходимо сказать, чтобы убедить его выполнить свою часть сделки. Можно напомнить ему о моем обещании убить Фрэнкса, но он уже знает об этом. Как он отреагирует, если узнает, что мы сводные братья? Я облизываю губы, и в тот момент, когда уже собираюсь поделиться с ним этим маленьким кусочком информации, он мне ухмыляется.

— Ну, что, вытащим тебя отсюда?

Придурок.

Я с облегчением выдыхаю воздух, который всё это время удерживал в себе, и киваю. Бастиан хватает плоский камень и начинает откапывать сначала мою руку, а затем ногу. Теперь, когда обе мои руки свободны, я помогаю ему с остальным. Как только я снова могу стоять, Бастиан толкает меня в плечо, боль выстреливает в сустав, и я вздрагиваю.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

— Да, всё хорошо, — я смотрю на него, в то время как моя рука пульсирует от боли. Я знаю, что мучения, которые испытывает он, намного хуже. — Твоя нога – сплошное месиво.

Он смотрит вниз, и мне интересно, есть хоть один шанс, что он сможет сохранить ногу. Выглядит она так, будто полностью раздроблена.

— Как ты собираешься слезть с горы? — спрашиваю я.

— Как-нибудь справлюсь. А как ты собираешься выбраться отсюда?

— Как-нибудь справлюсь, — улыбаюсь я ему, подняв бровь. Он смеётся и смотрит вниз на склон.

— Тебе нужно спрятаться и не высовываться, — говорит он, удивляя меня своей заботой.

— У меня это хорошо получается. — Облизываю губы и смотрю на него. — Ты скажешь им, что я мёртв, верно?

— Таков план, — говорит он. — Не думаю, что они будут тратить много времени на твои поиски.

— Не будут, — соглашаюсь я, думая о своей снайперской винтовке «Барретт», брошенной у подножия скалы. — Ринальдо слишком хорошо меня знает.

Бастиан выглядит так, будто собирается спросить, что я имею в виду, но его внимание снова отвлекает нога. Он пытается сесть на землю и опереться на неё, но чуть не сваливается. Балансируя, он тянется за пояс, и я настораживаюсь, когда он вытаскивает длинную стрелу. Должно быть, он отобрал её у чувака с арбалетом.

Я расслабляюсь, когда он прикладывает стрелу к ноге, примеривая длину. Это поможет наложить довольно неплохую шину.

— Я могу это сделать, — говорю я, когда он начинает искать что-нибудь, чем можно привязать стрелу к ноге. Он подозрительно на меня смотрит, а я пожимаю плечами. — Я прошёл подготовку как санитар.

Я закрепляю стрелу к ноге с помощью провода, которым он пытался задушить меня несколько часов назад. Получается лучше, чем я ожидал, и, думаю, у него, по крайней мере, появится шанс. Кажется, это всё, что ему требуется.

— Потом придётся всё переделать, — говорю я ему. — Ещё несколько часов, и её нужно будет снова ломать, чтобы она правильно срослась.

— Я разберусь с этим, когда доберусь до подножия горы.

— Да, мне интересно, как ты это сделаешь, — спрашиваю я, глядя вниз на крутой склон. — Я собираюсь подняться и спуститься подальше от мест, где они могут попытаться посадить вертолет.

— Знаешь, с этого острова нет другого выхода, — говорит он. — Не похоже, что ты сможешь уплыть отсюда.

— У меня есть идея, — отвечаю я. — Не волнуйся обо мне.

— Я и не волнуюсь, — заявляет он. — Мне плевать на тебя, но сейчас я заинтересован в том, чтобы ты выжил.

Мне снова хочется рассказать ему о нашем родстве. И любопытно, как он отреагирует. Он смотрит на меня, прищурив глаза, как будто пытается угадать, о чём я думаю. Он параноик, но, полагаю, по уважительной причине. Похоже, у меня и моего брата имеется кое-что общее.

Я уберусь с этого острова и убью для него Фрэнкса. Думаю, я бы сделал это, даже если бы мы не заключили сделку.

— Я ухожу, — говорю я ему.

— У тебя ничего не выйдет, — он смотрит вверх на вершину горы.

— Всё получится, я сделаю это, — говорю я, обещая не только себе, но и ему. — Ты тоже узнаешь, как только услышишь новости о Фрэнксе.

Он кивает, но в его глазах до сих пор читается недоверие.

Я хочу всё ему рассказать. Хочу, чтобы он знал. Просто из-за того, что сам всё осознал не сразу, я понимаю, что он вряд ли мне поверит.

Вместо этого я протягиваю своему брату руку, потом поворачиваюсь и ухожу.

И не оглядываюсь назад до тех пор, пока не добираюсь до вершины горы.

Глава третья Ледяной побег

Я добираюсь до вершины и бросаю взгляд вниз на тёмную фигуру Себастьяна Старка, спускающегося по склону горы. У меня нет сомнения, что, несмотря на травмы, он справится. Он крутой ублюдок, и я им восхищаюсь.

Я вздыхаю, глядя вниз на снежный гребень, и разминаю ноги, чтобы начать свой собственный спуск. Мне нужно найти хорошее укрытие до того, как все, кто мог бы меня найти, не уйдут. Пока я медленно спускаюсь вниз по камням, всё гадаю, как много времени у них займёт, чтобы решить, что я погребён под снегом.

Здесь не так много возможностей спрятаться, но как только я слышу шум лопастей вертолёта, я ныряю за гребень и прижимаюсь спиной к скале. Этим движением я задеваю вывихнутое плечо, и мне приходится стиснуть зубы от боли. Учитывая все обстоятельства, мне повезло, что я выжил. Я понимаю это, но не осознаю. Всего лишь час назад я был готов умереть. Это было бы таким облегчением. Сдавшись, даже ненадолго, я почувствовал себя так хорошо.

Наверное, мне просто нужно хорошенько выспаться.

Призрак движется рядом со мной, и, как бы сильно мне не хотелось его игнорировать, он маячит перед глазами, глядя на меня сквозь тёмные волосы, свисающие на его невинные глаза.

Его там нет. Я знаю, что в действительности его там нет.

Даже на таком сильном холоде его присутствие заставляет мои ладони потеть. Я позволяю себе посматривать в его сторону, хотя и не хочу. Паренёк выглядит так же, как и всегда – растрёпанный, одетый в простую суконную рубашку и брюки, на ногах нет обуви. В его глазах стоит страх, как будто он точно знает, что с ним произойдёт.

—Разве у тебя нет другого бедного засранца, которого надо помучить? — спрашиваю я вслух.

Паренёк наклоняет голову, но не говорит. Он редко это делает.

Я протираю перчаткой глаза. Снег тает на моей коже, и ветер холодит её, когда бьёт в лицо. Мне нужно оставаться сухим, поэтому я использую полоску ткани, прикрывающую рот, чтобы вытереть растаявший снег, а затем натягиваю перчатки.

Вертолёт пролетает над головой и скрывается из поля зрения. Я оглядываюсь через плечо на ледяную гору позади себя. Гора Виндзор фактически является единственным элементом рельефа, образующим крошечный остров Букингем на неорганизованной территории Канады Нунавут^[1]. В хороший день температура здесь может подниматься до нуля, но сегодня не хороший день.

Скоро наступит по-настоящему дерьмовая ночь. Не думаю, что смогу её пережить.

Отлепившись от скалы, я потираю больное плечо и снова начинаю спускаться по склону горы. Получается медленно. Балансируя, в основном, только одной рукой, совершить это нелегко, да и местность неровная. Ветер, дующий в спину, пытается меня свалить, но мне удается держаться на ногах.

Призрак мальчишки следует за мной всю дорогу вниз, иногда пиная ногами камни, которые не сдвигаются с места.

В голове отдаются глухие удары сердца. Я закрываю глаза и трясу головой, но он до сих пор там. Кажется, уже не важно, что я делаю. Мне всё равно не удаётся от него избавиться. Когда я впервые стал его видеть, до того, как понял, кто он, призрак исчезал практически сразу же после своего появления. Теперь он задерживается, дразнит меня воспоминаниями о парнишке, которого я убил, когда был за границей.

Он даже не утруждает себя скрыться, когда вертолёт снова проходит над моей головой, и я быстро ныряю под скалистый выступ. Когда я вылезаю обратно, он всё ещё стоит там, глядя на меня. Может быть, он чувствует себя смелее с тех пор, как я рассказал о нём Старку

— Пошёл ты, — бормочу я.

Прежде чем пробираться дальше, я вытаскиваю из кармана маленькую черную коробочку. Чтобы нажать на клавиши, мне нужно снять перчатку, и к тому времени, как я заканчиваю, моя рука почти замерзла.

— Всегда имей запасной план, — киваю я мальчишке. Слова, которые я слышу, когда произношу их, заставляют меня напрячься. Может, если бы ребёнок побеспокоился о плане «Б», он всё ещё был бы жив. Закрыв глаза и потерев виски, я продолжаю идти вниз по склону.

Начинает сказываться истощение. Проведя столько часов запертым в снежной ловушке и обездвиженным, я должен бы чувствовать себя отдохнувшим, но это не так. В меня просачивается холод. Я едва замечаю, что уже добрался до подножия горы, и рельеф местности выравнивается. Мои глаза горят от жалящего холодного ветра. Я больше не могу сказать, дрожу я или нет; моё тело слишком онемело. Учитывая все обстоятельства, это, наверное, к лучшему. Моё плечо определенно снова выскочило из сустава, хотя я не могу припомнить, что случилось, чтобы это произошло. Если бы обстановка была не настолько фатальной, я мог бы приложиться плечом о скалу, чтобы оно стало на место, но, если я потеряю сознание от боли, мне крышка. Я старался держать руку максимально близко к телу, чтобы сохранить её в неподвижном состоянии, но, прежде чем стало немного легче, я ощутил вспышки резкой боли.

Мне нужно двигаться дальше. Я знаю, если я остановлюсь, холод меня убьёт.

Прошло несколько часов с тех пор, как я с помощью небольшого спутникового передатчика отправил одно-единственное закодированное сообщение. Понятия не имею, достигло оно своего адресата или нет, и всё, что я могу сделать, это ждать.

Паренёк не отстаёт, пока я иду к берегу, покрытому льдом, внимательно вглядываюсь вдаль, а затем возвращаюсь обратно к подножию горы. Мне нечего больше делать, кроме как ждать, поэтому я хожу туда-сюда по камням и обдумываю то, как я сюда попал.

Турнирные состязания – любимое занятие организованной преступности. Лучшие бойцы криминальных группировок сражаются друг с другом. В конце концов, в живых должен остаться только один человек, но в этот раз нас было двое: я и Бастиан Старк, мой сводный брат.

Я трясу головой и усмехаюсь про себя над теми нелепыми обстоятельствами, которые в итоге свели нас вместе.

Несколько недель назад у меня был соблазн прикончить Старка на пляже в полукилометре от Майами. Я укрылся на крыше строящегося здания, мой палец уже лежал на спусковом крючке снайперской винтовки, а он был на прицеле. Но я этого не сделал. Накануне вечером я узнал о нашей родственной связи и спросил себя, изменилось ли моё отношение к его убийству. Нет. По крайней мере, я так не думал. В любом случае, я не стал в него стрелять. Вместо этого, я спустился на пляж, чтобы его раздразнить. Я сидел на песке под шум волн вокруг, пытаясь не вспоминать о яме в пустыне, где я провел восемнадцать месяцев своей жизни как военнопленный.

Это не сработало. Каждую последующую ночь у меня были кошмары, и к тому времени, как турнир вот-вот должен был начаться, я едва спал больше двух часов подряд. Я понимал, что должен что-то сделать, чтобы выспаться, поэтому в Канаде я вызвал в свой номер проститутку.

Я так её и не трахнул. Я чувствовал себя виноватым даже потому, что она просто спала рядом со мной. Я представлял Лиа вместо незнакомой брюнетки, которая заснула, обвившись вокруг моего тела, но спал я без снов. То же самое я сделал накануне турнира с одной из сопровождающих нас шлюх, которую встретил на сборище участников и инвесторов. Победа невозможна без концентрации, и я не мог быть в полной боевой готовности не выспавшись. Я знал, что конкуренция будет жесткой.

Так и случилось. Ну, по крайней мере, таким оказался Старк. В основном, я просто наблюдал, позволив своим конкурентам вывести друг друга из игры.

Старк сражался упорнее, прятался лучше, и его постоянные передвижения затрудняли захват цели с расстояния. Мой прицел был не так точен в условиях холода, и, чтобы сделать меткий выстрел, мне нужно быть ближе. К сожалению, он нашёл меня первым. Я вспоминаю то отчаяние, которое испытал, когда представил собственную смерть, и единственное, что я мог сделать, это спровоцировать лавину, в итоге чуть не убившую нас обоих.

Я думаю о сделке, заключённой между нами, когда мы лежали запертые в ловушке среди камней и снега. К настоящему времени он признан победителем, а меня считают мёртвым. Мои связи с Ринальдо разорваны, и я наконец-то могу быть с Лиа, не отвлекаясь на обязательства перед Ринальдо Моретти.

Мне остаётся только надеяться, что Старк был достаточно убедителен.

Хотя у меня такое чувство, будто остался без руки, я не возвращаюсь за снайперской винтовкой «Барретт», сломанной у подножия горы и оставленной там, в качестве доказательства моей кончины. Ринальдо знал, что по своей воле я никогда с ней не расстанусь. Я до сих пор испытываю соблазн пойти её искать, но он, вероятно, взял её с собой.

Старк одержит победу, а я, в свою очередь, убью Джозефа Фрэнкса – лидера Сиэтлской мафии. Старк будет свободным, и сможет уйти и жить своей жизнью с женщиной, которую он любит, и я тоже.

Лиа.

Мысль о том, чтобы скучать о ком-то, кто был далеко, для меня чужда. Мои прошлогодние отлучки были короткими, и я никогда не испытывал чувство потери как сейчас. Я всегда был рад вернуться и оказаться с Лиа в постели, но не думал о ней, пока меня не было. Теперь я хочу увидеть её лицо, посмотреть в её глаза, и пробежаться рукой по её щеке. Я хочу почувствовать, как её тело примет меня, когда я медленно войду в неё сзади, и спальня в нашем маленьком коттедже наполнится её стонами.

Закрыв глаза, я устало бреду по ледяным камням, и в моей голове всплывают воспоминания о последних часах, проведённых вместе.

В ту ночь она приготовила ячменное рагу. Мы сидели на полу перед камином и ели, нам было тепло и восхитительно. Она всё улыбалась и смеялась, с нетерпением ожидая встречи с матерью, которая должна была состояться на следующий день. Я удивил её двухнедельной поездкой обратно в Аризону, прикрыв своё собственное отсутствие. Я даже заручился согласием Лиа, попросив её взять с собой Фрейю, нашу собаку.

Я наблюдал, пока она выполняла всю работу по дому, мыла посуду и убирала остатки рагу. Когда она практически всё закончила, я подошёл, обнял её сзади и вдохнул её запах у шеи. Она захихикала, когда я прихватил губами её кожу, потом поднял на руки и отнёс в спальню.

Я раздевал её медленно, не торопясь, чтобы поцеловать каждый кусочек тела по мере того, как её одежда падала на пол.

Я провожу языком по своим ледяным губам, желая почувствовать её вкус, и холодный ветер жалит плоть возле пореза в уголке рта. Рука пульсирует, и я чуть крепче прижимаю её к телу.

Лёжа подо мной на спине, она выглядела такой красивой. До Лиа, я практически всегда брал женщин сзади. Просто видеть их лица для меня было не важно, но с Лиа было по-другому. Всё в ней было по-другому.

Мне нравилось смотреть, как она двигается подо мной и чувствовать, как она приподнимает бёдра навстречу каждому моему толчку. Я медленно погружался и выходил из неё, наблюдая за её лицом, когда она откинула голову на подушку и открыла рот, чтобы втянуть мой язык. Я не торопился, трахал её неспешно и нежно, снова и снова подводил к грани и отступал, пока она, наконец, не разлетелась на части в моих руках.

Я стал задыхаться, когда вонзился в неё последний раз, прижавшись к ней, сквозь меня волной прокатился оргазм, оставляя моё тело дрожащим, и я рухнул сверху на Лиа, часто и тяжело дыша. Она обхватила руками шею и плечи, мурлыча от удовольствия, и прижалась губами к моему виску.

После этого я спал очень крепко.

Я трясу головой и всматриваюсь вдаль в ледяные просторы Северного Ледовитого океана. Я проигрываю в голове последние несколько часов, продолжая шагать по камням. Первые пару часов мне пришлось провести, держась вне поля зрения вертолётов, когда они забирали сначала Старка, а затем тела остальных игроков турнира. Здесь не так много мест, где можно укрыться – остров Букингем находится далеко от границы распространения лесов – и мне приходится прятаться за вертикальными выступами, которые покрывают всю гору. Я понимаю, что меня не заметили только потому, что никто за мной не спускается.

План должен сработать. Теперь Ринальдо поверит, что я мёртв, и вернётся в Чикаго, проиграв турнир в целом, но всё же выиграв у всех в Чикаго. Я сослужил ему хорошую службу, даже проиграв.

Мне всё ещё предстоит выполнить свою часть сделки с Бастианом. Я убью Фрэнкса, когда и если вернусь в цивилизованный мир, но стану беспокоиться об этом, когда придёт время. Работа не срочная, и у меня будет много времени, чтобы сначала компенсировать моё отсутствие Лиа.

Я стал идти немного быстрее, как будто мои ускорившиеся шаги приведут меня к ней раньше. Не приведут, но, может быть, сохранят мне жизнь достаточно долго, чтобы появились мои спасители. А пока что, кроме меня и моих мыслей ничего нет, – совсем нехорошая комбинация.

Моя юная галлюцинация продолжает следовать за мной по снегу. Плечи мои напряжены, пока я жду, когда он заговорит, но он молчит. Ожидание того, что он может сказать, доведёт меня предела.

У меня нет сил. Я ел давно и не много, и сейчас чувствую в теле нехватку калорий. Я не голоден и предполагаю, это потому, что я слишком замёрз, чтобы заметить. Вероятно, я обезвожен, и мне интересно, стоит ли попробовать растопить немного снега.

Где же он?

Как будто в ответ, до моих ушей сквозь ветер долетает звук, я смотрю на воду, и из её глубин появляется черная тень. Я ожидал, что будет очень громко, но после первоначального грохота от треснувшего льда, шума лишь ненамного больше, чем уже создают ледяные волны.

Сначала на поверхности воды показывается высокий цилиндрический объект, за которым следует длинный плоский корпус. Мне как-то доводилось однажды бывать на подводной лодке, дежурившей возле Персидского залива, но, по сравнению с той, эта крошечная.

Я выдохнул и чуть не упал на колени. Я буду жить.

Продолжай двигаться.

Я хочу подойти ближе к лодке, но не знаю, насколько толстым может быть лёд над океаном, поэтому не могу рисковать и зайти слишком далеко. Я знаю, что уже страдаю от гипотермии, и, если даже немного промокну, это, скорее всего, меня убьёт.

Я могу разглядеть наверху субмарины движение, но оно кажется размытым. Я слышу голоса, но не могу ничего разобрать. Я продолжаю ходить туда-сюда, когда слышу, как запускается двигатель, и ко мне направляется небольшое судно. Я понимаю, что они добрались до берега, только когда чувствую чью-то ладонь на своей руке.

— Ни хрена себе, лейтенант! — я едва осознаю слова Малыша Эдди, хотя сразу узнаю его лицо и голос. Он единственный человек из моей прошлой жизни в морской пехоте, которому я доверяю. Как эксперт в области электронных средств связи, он был освобождён от сбора разведданных и отсутствовал на территории лагеря, когда остальные мои люди были убиты, а я был захвачен в плен.

Я вижу, что его ладонь сжимает мою здоровую руку, поддерживая меня, но не чувствую прикосновения его пальцев. Он тихо говорит, пока ведёт меня к маленькому катеру, сажает в него и запускает двигатель.

Когда мы приближаемся к подлодке, моё зрение снова мутнеет. Малыш Эдди помогает мне выйти из лодки и забраться в люк. Я слышу голоса, говорящие по-русски, но не узнаю ни одного лица из экипажа.

— Им можно доверять? — спрашиваю я, клацая зубами.

— Конечно, — уверяет меня малыш Эдди. — Это наёмники. Состав экипажа никак с этим делом не связан. Никто здесь понятия не имеет кто ты.

Я киваю. На данный момент мне слишком холодно, чтобы переживать. Стану беспокоиться об этом позже.

Как только Малыш Эдди подводит меня по узкому проходу к койке, я опускаюсь на неё и с благодарностью проваливаюсь в темноту.

Глава четвертая Секретный вояж

Темнота. Холод. Дезориентация.

Мои уши наводняют странные шумы. Я не могу их распознать. Звуки механические, но не совсем привычные. Я чувствую себя в ловушке и ощущаю опасность, но не могу двигаться. Паника набирает обороты. Моя рука пульсирует, когда я пытаюсь дотянуться до пояса в поисках пистолета, который должен быть там, но его нет, нет даже кобуры. Чувствую, как сдавливает грудь, и становится трудно дышать. Кружится голова, и мной овладевает тьма.

Я почувствовал рывок верёвки, которой связали запястья, и меня потянули назад. Меня только что избили, и я едва мог ходить. Похоже, они больше не заботились о том, чтобы задавать мне вопросы – всё равно им никогда и ничего от меня не получить. Насколько я мог судить, они сейчас просто развлекались.

Назад в яму, лицом вперёд. Я как можно сильнее приподнимал голову, чтобы в рот не забился песок. Жара была невыносимой, и я знал, что моя спина, должно быть, покрылась волдырями от солнца. По крайней мере, скоро будет темно. Может, они позволят мне поспать.

Я резко просыпаюсь, боль из сна чуть не срывается криком с моих губ. На мгновение я не могу понять, где я. Меня тревожат голоса говорящих на русском, но один из них мне знаком. Я сажусь в койке, смотрю туда, откуда доносится шум, и вижу, как Малыш Эдди наклоняется к панели управления с индикаторами, болтая с человеком, которого я не знаю.

Я на подводной лодке.

С трудом сглатываю и делаю несколько вдохов, чтобы взять себя в руки и осмотреться. Парку и другие тёплые вещи сняли, но на голове у меня шерстяная шапка, а тело укрыто электрическим одеялом. Немного откидываю его и вижу, что я одет в спортивные брюки и рубашку на пуговицах, которая для меня слишком велика. Левый рукав отрезан, рука помещена в поддерживающую повязку и плотно прижата к груди. И я чувствую, что левая нога тоже перевязана.

Всё тело болит, и я чувствую глубоко внутри себя холод, несмотря на температуру в каюте. Ну, на самом деле, не в каюте, а в проходе. Субмарина маленькая, и здесь можно разглядеть не так уж много предметов обстановки. Я сижу на узкой койке в непосредственной близости от основного прохода.

Малыш Эдди замечает меня и подходит. За ним следует высокий блондин в синих брюках и белой куртке. У него изо рта торчит сигарета. Это тот же самый мужчина, с которым разговаривал Малыш Эдди, когда я в первый раз проснулся, и, предположительно, он капитан судна.

— Привет, лейтенант, — тихо говорит Малыш Эдди. — Как себя чувствуешь?

— Я в порядке, — отвечаю я. Он смотрит на меня, прекрасно понимая, что я лгу.

Подходит другой мужчина, в комбинезоне и сапогах. Он говорит по-русски с Малышом Эдди, а потом проверяет мою руку и ногу. Он вручает мне термометр, и я закатываю глаза, засовывая его в рот.

— Доктор говорит, что тебе нужно согреться, — сообщает Малыш Эдди.

— Да неужели, — отвечаю я. — Сколько он учился, чтобы сказать мне это?

— Не будь такой задницей, — заявляет Малыш Эдди. — Он несколько часов наблюдал за тобой.

Я смотрю на мужчину и пытаюсь прочесть по нему всё, что могу. У меня болит голова, и я, кажется, не в состоянии обработать много информации. На его левой руке обручальное кольцо. Кольцо потёртое, но чистое. Когда доктор не наклоняется ко мне, он большим пальцем постоянно крутит золотое кольцо на пальце.

Он скучает по жене.

Он не видел её в течение длительного времени, я в этом уверен. Не могу сказать, как долго, но больше, чем лишь те несколько дней, которые они ждали меня. Возможно, она давным-давно от него ушла, а он не может заставить себя снять это напоминание о ней.

Он что-то говорит, и я смотрю на Малыша Эдди, который пожимает плечами.

— Он удивлен, что ты не скинул свою одежду, — переводит он мне.

— Что это, чёрт возьми, значит?

Они обмениваются ещё парой слов по-русски, и Малыш Эдди улыбается.

— Видимо, некоторые жертвы гипотермии срывают с себя одежду, — говорит он. — Ты был немного не в себе, но не совсем безумен.

— Ну, в этом есть свой плюс, — не потрудился я скрыть сарказм.

Мне вручают две бутылки горячей воды и куртку. Натянуть куртку поверх повязки непросто, но я справляюсь. Малыш Эдди благодарит за меня доктора, тот натянуто улыбается, собирает свои вещи и скрывается из виду.

Капитан подлодки что-то говорит, обернувшись в мою сторону, а Малыш Эдди, коммуникационный гуру, переводит.

— Он говорит, что твоя жизнь не прогулка по лугу.

— Что, на хрен, это значит?

— О, я думаю, он рад, что он – не ты.

Я коротко разглядываю этого человека. Он кажется достаточно добродушным и окончательно располагает к себе, когда предлагает мне сигарету из своей пачки. Я глубоко затягиваюсь, и Малыш Эдди ждёт, пока я закончу, прежде чем снова заговорить.

— Так ты выиграл?

— Не совсем, — признаюсь я. — Для всех я мёртв. Мне нужно, чтобы так оставалось и дальше.

— На какое время?

— Навсегда.

Малыш Эдди пристально смотрит мне в глаза. Вполне возможно, что это последний раз, когда мы работаем вместе или даже вообще видим друг друга, и он это понимает.

— Ну что ж, давай-ка немного поедим, — предлагает он, его голос грубый от эмоций. — Я вроде как на минуту подумал, что потерял тебя.

Еда скудная, но тёплая. Я проглатываю вместе с ней около четырёх литров воды. Нога ноет, а рука болит просто адски, но после того, как в мой желудок попадает немного съестного, я чувствую, что начинаю согреваться. Малыш Эдди приносит дополнительное одеяло и укрывает мои плечи. Затем протягивает мне рюкзак.

— Всё, что было при тебе, находится внутри.

Я открываю рюкзак и пытаюсь зафиксировать его левой рукой, пока роюсь в нём правой. Вещей не так много: передатчик, с помощью которого я вызвал Малыша Эдди, патроны, спички и мой мобильный телефон. И ещё пачка наличных. Мне ни к чему их пересчитывать – я точно знаю, сколько там. Я дал эти деньги Малышу Эдди до того, как стартовал весь этот сраный турнир.

Всегда имей запасной план на случай непредвиденных обстоятельств.

— Я могу где-нибудь это подключить? — спрашиваю я, вытаскивая телефон. Мне хочется услышать голос Лиа, хотя знаю, что она на меня разозлится. Я не собираюсь рассказывать ей по телефону о том, что происходит, но всё равно хочу с ней поговорить.

Малыш Эдди смотрит на капитана, указывает на мой телефон, а затем переводит мою просьбу.

— Да, — говорит капитан.

Я подключаю сотовый, но ничего не происходит. Даю ему несколько минут, чтобы согреться, но даже через час по-прежнему никаких признаков жизни. Пару раз стучу им по столешнице, но всё безрезультатно.

— Накрылся? — спрашивает Малыш Эдди.

— Да, похоже на то.

— Ты можешь взять мой спутниковый телефон.

Я качаю головой. При текущем положении дел, я попаду домой дня через три. К этому времени Лиа уже пять дней как вернётся из своей поездки и, несомненно, будет злиться на меня. Пара дней ничего сильно не изменит. В любом случае, будет легче успокоить её, когда мы окажемся лицом к лицу.

Я не горю желанием объясняться, хотя и не могу дождаться, чтобы вернуться в наш коттедж к ней и Фрейе. Чувствую, что моё терпение на исходе, а подводная лодка не самый быстрый способ путешествовать. Зато, вполне скрытный, и это именно то, что мне нужно.

— Я должен этому парню ещё денег? — спрашиваю я Малыша Эдди.

— Пятнадцать, — говорит он. — Я сказал ему, что ты рассчитаешься с ним, когда благополучно доберёшься до берега.

— Остальное ты уже заплатил?

— Всё до копейки. Пришлось доплатить за медика, но я подумал, что он тебе может понадобиться.

— Ты должен был оставить себе хоть немного.

— Будешь мне должен, — говорит Малыш Эдди, пожимая плечами.

— Думаю, я это уже понял.

Он пренебрежительно машет рукой.

— Я тебе их переведу, — говорю я ему. Если мне придётся заплатить капитану пятнадцать штук, то, чтобы вернуться, у меня останется только пять тысяч наличными. Надеюсь, этого хватит.

Я по-прежнему чувствую себя изнурённым, и после того, как меня снова проверил медик, я решил попытаться немного поспать. Я не уверен, какими будут предстоящие дни, поэтому мне нужно урвать каждую минуту сна.

Малышу Эдди надо было захватить для меня проститутку.

Я лежу в проходе на кровати, больше похожей на скамейку, укрытый одеялом. Я обхватываю здоровой рукой крошечную квадратную подушку и утыкаюсь в неё лицом. Я всё ещё не могу согреться, и, хотя доктор говорит, что, в основном, я восстановился после перенесённой мной умеренной гипотермии, но я сомневаюсь, что он прав.

Меня клонит в сон.

Мои руки и ноги были связаны, и каждая моя клетка болела много дней. Мне дали немного воды, но я не мог вспомнить, когда я в последний раз хоть что-нибудь ел. В тот момент мой желудок, скорее всего, просто отверг бы пищу. Я больше не чувствовал голод, только боль. Больно было даже просто дышать горячим воздухом.

Я резко просыпаюсь, обливаясь потом. Тяжело дыша, я срываю с себя одеяла, спрыгиваю с раскалённой койки и прижимаюсь спиной к противоположной стене. Не знаю, как долго я спал. Кажется, что всего несколько секунд.

В коридоре тихо. Свет от нескольких ламп на полу помогает не споткнуться о вещи, но, в основном, темно. Краешком глаза улавливаю движение, и призрак мальчишки, в которого я стрелял, шаркает по коридору, направляясь ко мне.

Я закрываю глаза и когда открываю их снова, он, к счастью, уходит. Я до сих пор ещё не могу взять под контроль свой разум и сползаю на задницу, на холодный пол. Я слышу выстрелы, движение танков по песку и крики. Двигатели подлодки гудят в фоновом режиме, и я пытаюсь сосредоточиться на шуме судна вместо звуков в моей голове. Это помогает, но только лишь в том, чтобы позволить мне встать на ноги и сесть на койку.

Я ложусь, но уже не могу заснуть.

***

— Мы готовы к всплытию, — говорит Эдди. — Это место достаточно изолировано, но, в любом случае, нужно быть начеку. В этом районе могут объявиться канадские военные.

— Что это за город? — спрашиваю я.

— Черчилл^[2], — отвечает Эдди. — Здесь большой аэропорт. Ты сможешь добраться куда угодно. Ты уверен, что тебе не нужен телефон?

— Я куплю его позже.

Он даёт мне небрежно нарисованную карту района, на которой показаны место высадки и расположение аэропорта. Вроде бы ничего сложного. Просто нужно добраться на самолёте как можно ближе до дома, чтобы найти машину и вернуться в коттедж, к Лиа. Я начинаю нервничать, хотя и не уверен, это из-за ожидания увидеть её снова или просто из-за отсутствия сна.

Подводная лодка всплывает, и Малыш Эдди управляет небольшой моторной лодкой, чтобы доставить меня к каменистому берегу к северу от города. У меня не получается вылезть из лодки не намочившись. Солнце светит, так что я должен высохнуть достаточно быстро.

— Тебе ещё что-нибудь нужно? — спрашивает Малыш Эдди, протягивая мне рюкзак с моими вещами.

Я просматриваю содержимое рюкзака и замечаю, что помимо всего остального Малыш Эдди положил туда глок и кобуру. Я поднимаю на него глаза и показываю, что всё в порядке.

— Наверное, это всё. — Я перекидываю рюкзак через здоровое плечо и поправляю его, чтобы было удобно.

— Будь внимательным, — говорит он, кивая. Я киваю в ответ.

— Спасибо за помощь, — пожимаю я руку Малышу Эдди. Он улыбается и качает головой.

— В любое время, лейтенант, — говорит он. — Ты это знаешь.

— Да, знаю, — я возвращаю ему улыбку. — Думаю, что в настоящее время ты единственный, на кого я могу рассчитывать.

— Это потому, что я единственный, кто знает, что ты жив! — смеётся он.

— Пусть так будет и дальше.

— Конечно, лейтенант.

— Перестань меня так называть.

— Есть, сэр! — выпрямляется он и отдаёт мне честь. — Как вам будет угодно, лейтенант Арден, сэр!

Я закатываю глаза и качаю головой.

— Береги себя, Малыш Эдди.

— Ты тоже, лейтенант.

Когда я поворачиваюсь и поднимаюсь по пляжу к ближайшей дороге, Малыш Эдди возвращается обратно на лодку и запускает двигатель. Я не смотрю ему в след, а сосредотачиваю своё внимание на небольшой карте, которую он мне дал. Аэропорт находится почти в двух километрах на юг.

По пути я прохожу мимо Форт-Черчилла и задаюсь вопросом, имеет ли этот город какое-нибудь отношение к выбору Малышом Эдди этого места для высадки. Если память мне не изменяет, то в своё время он был использован в качестве испытательного полигона систем связи. Сейчас это место малолюдно, уже не поддерживается финансирование научно-исследовательских проектов или запуски спутников над Арктикой. Взлетно-посадочная полоса аэропорта находится в другой стороне от форта.

Мне не очень повезло в аэропорту у выхода на посадку. Для этого района аэропорт Черчилла довольно большой, но у них мало рейсов в небольшие города. Я мог бы довольно легко долететь до Виннипега, но там придётся сесть на другой самолёт до Томпсона или ехать до него на машине, что выйдет намного дольше. Чем больше пересадок, тем больше следов я оставлю. Мне не хочется рисковать. Если бы я смог найти рейс немедленно, я бы успел вернуться прямо к ужину, однако это представляется маловероятным.

Бесцельно бродя вокруг, я замечаю стойку с информацией о чартерных полётах. Изношенные плакаты рекламируют сказочные виды на ледники, возможность понаблюдать в непосредственной близости за белыми медведями и полёты в национальный парк «Вапуск»^[3].

Стоит поинтересоваться.

Вижу поблизости лишь одного парня. Прислонившись к дверному проёму, он листает журнал с парой снегоходов на обложке. Я не вижу название, так как листы скомканы, и, похоже, что это, вероятно, прошлогодний выпуск. Парню чуть за сорок, и у него щегольская длинная борода. Его одежда потрёпанная, и он выглядит скучающим.

Подхожу, останавливаюсь около стойки и наблюдаю за ним. Он пристально смотрит на страницу, но его глаза не двигаются, поэтому я понимаю, что на самом деле он не читает статью. Он определенно о чём-то глубоко задумался, так как ему требуется несколько минут, чтобы меня заметить.

— Ох, привет, — говорит бородатый мужчина, — нужна помощь?

— Мне нужно улететь, — сообщаю я ему.

— Ну, а у меня есть самолёт, — отвечает он со смехом. — Что ты хочешь посмотреть?

— Можешь отвезти меня в Томпсон?

Он скребёт подбородок и оценивает меня.

— Вообще-то я не летаю в Томпсон, — наконец говорит он. — В основном я здесь занимаюсь туризмом, понимаешь? Рейсы в другие города – это у главного терминала.

— Знаю, но только до завтра ничего нет.

— Спешишь?

— Немного.

Я вижу, как он облизывает губы, смотрит в окно, а затем опускает взгляд на свои руки в перчатках. Он потирает дырку на одном из пальцев. Комбинезон, что на нём, видел лучшие дни, и кожа его ботинок почти полностью стёрта на пальцах.

— Туризм в это время года не на подъёме, — замечаю я.

— Да, так и есть, — соглашается он.

— Сколько времени занимает полёт до Томпсона?

— Чуть больше часа, — расправляет он плечи. — В один конец, понятное дело.

— Сколько ты обычно берёшь за час твоего времени?

— Пять сотен.

Он лжёт, но мне всё равно.

— Ну, кажется, у меня нет с собой канадских денег, — я лезу в карман и достаю стянутую в рулон пачку стодолларовых купюр в американской валюте. — Скажем, я плачу тебе две тысячи долларов США, и надеюсь, что это покроет твоё время независимо от обменного курса.

Я отсчитываю купюры и кладу их на стойку. Он секунду подозрительно смотрит на них, затем берёт одну и внимательно рассматривает. Я бы предложил ему больше, но после выплаты капитану, мои средства были ограничены. И мне ещё потребуется транспорт из Томпсона до коттеджа, но я не могу просто пойти купить машину в кредит, и чтобы мои передвижения при этом остались незамеченными.

Он ощупывает ещё пару банкнот, проверяя их подлинность. Парень, должно быть, убедился, что деньги настоящие, потому что смотрит на меня и кивает.

— Хорошо, это мне походит.

— Дай мне знать, когда ты заправишься и будешь готов.

— Через тридцать минут.

Самолёт крошечный и вмещает всего шесть человек. В пассажирском салоне я единственный, и это вполне меня устраивает. Полёт короткий, и всё время трясёт, но мы прибываем в Томпсон практически ровно через час после взлёта.

К тому времени, как я, поблагодарив пилота, покидаю аэропорт, уже ранний вечер. Я очень голоден. До Томпсона добрых пять километров, и я не в той форме, чтобы тащить туда свою задницу. Вокруг почти никого нет, но о том, чтобы угнать машину не может быть и речи – это слишком быстро заметят. Я некоторое время болтаюсь по стоянке, пока не нахожу парня, который выглядит приятным и у которого в руках есть ключи. После того, как я рассказал ему, что только что прилетел навестить сестру, он соглашается подвезти меня в город. Он треплется о том, как скучна его работа грузчиком и, в конечном итоге, высаживает меня у местной пиццерии «Пицца Хат».

Пицца с ананасом и грибами с запечённым сыром – это именно то, что мне нужно. Я наслаждаюсь каждым кусочком, пока почти вся пицца не исчезает. Я испытываю соблазн просто посидеть там какое-то время и посмотреть, как люди заходят и выходят, но не хочу больше откладывать своё возвращение домой, и мне всё ещё нужно найти транспорт.

К северу от ресторана находится жилой район, и я нахожу слабо освещённый дом с припаркованным снаружи рядом с гаражом полноприводным автомобилем. На сторону, где находится автомобиль, окна не выходят, и его отсутствие до утра вряд ли заметят.

Я отправляюсь ночью, проезжаю аэропорт и лечу из города на крейсерской скорости по небольшому шоссе. Вожусь с радио, но не могу поймать сигнал. В центральной консоли есть коллекция компакт-дисков – в основном рок семидесятых и восьмидесятых годов. Я достаю альбом The Who «Quadrophenia»^[4], вставляю в дисковод и врубаю погромче.

Я постукиваю пальцами по рулю и сопротивляюсь желанию сделать в салоне теплее. Я устал, и мне нужен бодрящий холод, чтобы не заснуть. Шоссе 391 – это хорошая дорога, но сильно петляет. На пути имеются дюжина замерзших озер и мостов. В темноте мне определенно надо быть внимательным, чтобы не слететь в кювет.

Когда я проезжаю мимо знака поворота на Лиф Рапидс, крошечный шахтёрский городок рядом с нашим домом, то чувствую себя легче. Максимум два часа – и я буду дома. Я провожу языком по губам, думая о том, что Лиа может делать прямо сейчас. Уже поздно, и к тому времени, как я туда доберусь, она, возможно, уже ляжет спать, но иногда она не спит допоздна. Я практически вижу, как она прикорнула на кровати среди кипы подушек или, может быть, сидит на полу перед камином, опершись на диван и читая одну из тех непристойных книг, которые ей нравятся. Фрейя лежит рядом с Лиа, уткнувшись носом в лапы.

Мне больше не нужно будет её бросать.

Я улыбаюсь этой мысли, выключаю музыку и опускаю окно. Мне нравится запах холодного воздуха. Небо чистое, я поднимаю глаза и вижу созвездия: Орион, Большая и Малая Медведицы, Дракон. Без яркого освещения городов звёзды в небе яркие и четко видимые. Я даже вижу сверкающую реку небесных тел, образующих Млечный путь.

Может быть, завтра я смогу взять собаку на долгую прогулку в лес. Она любит бегать и совать нос в каждую кроличью яму, на которую натыкается. Когда я вернусь, у Лиа, вероятно, уже будет что-нибудь готовиться на плите. Я занесу свежую партию дров, сложенных снаружи, чтобы убедиться, что Лиа будет достаточно тепло, когда ночью ветры станут выть вокруг коттеджа. Я буду обнимать её рукой за плечи, пока мы сидим на диване и смотрим какой-нибудь дурацкий девчачий фильм. Если я достаточно жалостливо начну скулить, то заставлю её вместо этого смотреть боевик.

Да ну на хрен! Она получит своё бабское кино. Мне абсолютно всё равно.

Я просто хочу быть с ней дома.

Глава пятая В полном одиночестве

Когда я добираюсь до дома, уже поздно. Я устал и в голове слишком много тумана, чтобы сосредоточиться на том, что меня окружает, но, как бы то ни было, мой мозг подмечает все детали. Просто смысл увиденного не сразу до меня доходит. Снег на земле только недавно выпал. Нет свежих следов шин, у двери не натоптано. Всё тихо. Холодно.

Пусто.

С трудом поднявшись на крыльцо, я стучу ногами о стену возле двери, чтобы сбить снег с ботинок, а затем открываю дверь. Внутри теплее, но ненамного. В камине не горит огонь и не слышны звуки из задней комнаты или от телевизора. Меня не приветствуют лаем и не утыкаются в лицо мокрым носом.

— Лиа?

Тишина.

Кухня сразу же слева от входа. В раковине нет грязной посуды, чистой в сушке на полке тоже нет. Запах в комнате чистый и стерильный – никаких свидетельств того, что здесь недавнего готовили еду.

Я оглядываюсь назад на вход, и пустой крючок на вешалке, наконец, наводит меня на определённую мысль.

Она снаружи?

Я медленно иду к раздвижной двери, ведущей к заднему крыльцу. Отсюда отлично просматривается поленница на заднем дворе, но никаких признаков Лиа или Фрейи. На снегу нет следов, ведущих к поленнице и обратно. На веранде нет зимних сапог.

— Лиа? — зову я ещё раз.

Ни звука.

Возвращаюсь на кухню, там остался только один не замеченный мной предмет – лист из записной книжки на столешнице возле плиты. Дыхание в горле перехватывает, когда я еле тащу ноги по линолеуму, и трясётся рука, когда я тянусь за листом бумаги.

Дорогой Эван,

С тех пор как мы виделись последний раз, прошло уже несколько недель, и больше десяти дней, как все мои звонки стали переводиться на голосовую почту. Мне неизвестно, где ты, и жив ли ты вообще. Я знаю, что ты мне лгал. И думаю, что в глубине души я всегда это знала. Ты уезжаешь на несколько дней без каких-либо внятных объяснений, а когда возвращаешься, твои глаза всегда тусклые и пустые. Я много раз видела этот взгляд, чтобы не понять, что он означает.

Мне некому довериться. Даже сама мысль иметь друга сейчас кажется мне странной. Я думала, что тебе всего хватает, но ты уезжаешь, а я остаюсь одна и не могу не думать о том, чем ты там занимаешься. Меня до сих пор удивляет, зачем я связалась с этой учёбой. Что я буду делать, когда получу диплом? Где я буду работать, если мы вынуждены всё время скрываться?

Я больше так не могу, Эван. Я люблю тебя всем сердцем, но я не могу с этим справиться. Я не могу жить, беспокоясь, где ты, что ты делаешь, и собираешься ли ты вообще возвращаться домой. Я не могу примириться с тем, что, как я знаю, ты всё еще делаешь с моей совестью. Меня это не устраивает.

Я возвращаюсь в Аризону. В местной больнице есть несколько вакансий, и моя мама поможет мне найти своё собственное жильё и устроиться.

Я хотела сделать это лично, но не знала, когда ты вернёшься. Я даже вообще не знаю, вернёшься ли ты. Прости, Эван. Думала, что справлюсь, но я не могу. Я всегда буду любить тебя, но этого недостаточно.

Лиа.

На странице нет даты. Понятия не имею, как давно была написана эта записка. Несколько дней назад? Недель?

Я кладу бумагу обратно на столешницу после того, как прочитал её четыре раза. У меня в животе будто камень, и на мгновение в голове проносятся картины пылающей жары, ощущение песка на моих содранных коленях и грубая рука, сжимающая горло. Я пытаюсь сглотнуть, но не могу. Я даже дышать не могу.

Прежние мысли о еде, тёплом питье и горячем теле рядом с моим, пока я сплю, тут же развеиваются. Я рассеянно бреду в спальню в задней части коттеджа и смотрю на аккуратно заправленную кровать. Провожу кончиками пальцев по покрывалу, прослеживая абстрактный рисунок.

Её запаха давно уже нет в комнате.

Я опускаюсь на кровать и хватаю её подушку. Она пахнет лишь стиральным порошком. И всё же я прижимаю её к груди и зарываюсь в неё лицом. Мое тело измучено, но мысли бешено крутятся в голове. Когда я смотрю на тумбочку, что-то бросается мне в глаза.

Это тонкая серебряная цепочка. С подвешенным на ней четвертаком.

Кроме настольной лампы, это единственный предмет на тумбочке. Его положили аккуратно и намеренно. Мысленно я вижу, как Лиа медленно снимает цепочку с четвертаком с шеи и раскладывает там. Это символ нашей первой встречи. Видеть там эту монету, словно почувствовать удар в живот.

Отбросив подушку, я вскакиваю с кровати и топаю обратно в гостиную. Мой взгляд утыкается в камин и аккуратно сложенную рядом стопку дров. Схватив одно полено, я сжимаю его пальцами и ощущаю в ладони его вес.

— Эван, это не огонь в камине. Это уже настоящий костёр! — засмеялась Лиа и бросила в меня попкорн.

— На улице минус тридцать градусов, — сказал я ей. — Мне необходимо тебя согреть.

— Чтобы сделать это есть способы и получше, — она наклонила голову на бок и повела бровью.

Я посмотрел ей в глаза, слегка улыбнулся и сделал вид, что задумался.

— Тебе нужно ещё одно одеяло? Ты об этом?

Она снова кинула в меня попкорном, и я набросился на неё, рассыпав содержимое миски по всему полу. Она захихикала, когда я толкнул её на спину, раздвинул коленом ноги и придавил к полу. Я стал раскачиваться и тереться о её сердцевину.

— Ты ждёшь маленький подарочек? — сказал я ей на ушко, прижав кончик своего члена к её входу. И прихватил мочку её уха губами.

— Он не маленький, — заявила она.

— Уверен, что я прав, — возразил я. — Это твой маленький дружок. Он хочет поиграть в прятки.

— Он всегда прячется в одном и том же месте.

— Не всегда.

Мы быстро сбросили нашу одежду и перекатились на ковёр перед камином. Одним быстрым движением я похоронил себя внутри неё. Жар пламени согревал мою кожу, когда прижался к её плоти и стал целовать её шею. Я почувствовал, как её руки ухватили меня за задницу и потянули вниз на себя, намекая, что надо бы начать действовать.

Медленно.

Я стал нежно её целовать, мой язык порхал по коже, наслаждаясь её вкусом. Мои руки были везде на её теле, и я чувствовал, как она извивается и выгибается подо мной, добиваясь большего давления. Я так хорошо знал её тело. Каждое движение было естественным, неторопливым, безопасным.

Она стонала мне в рот и прижималась ко мне бёдрами. Я толкался в неё, не прекращая давление и вращение бёдрами, пока не почувствовал, как она стиснула меня, а затем расслабилась. Удерживая рукой её бедро, я ускорил темп и кончил в неё.

Я остался в ней, прижимая её тело к своему, и тяжело дышал, уткнувшись в её кожу. Жар от огня был почти болезненным, но мне было всё равно. Мне не хотелось даже шевелиться.

— Я люблю тебя, Эван, — прошептала Лиа. — Я так сильно тебя люблю.

Недолго думая, я размахиваюсь рукой, и кусок дерева летит, пробивая дыру в гипсокартоне над диваном. Но этого недостаточно. Следующее полено тоже взлетает в воздух. Затем ещё одно и ещё. Когда все дрова заканчиваются, я хватаю кочергу и начинаю крушить все светильники в комнате.

Каждое движение сопровождается криком. Каждый удар – это очищение.

Но этого всё равно недостаточно.

Я падаю на колени посреди обломков и прижимаю ладони к глазам. Пытаюсь сглотнуть, но это больно. Я не могу глубоко вздохнуть, и мои лёгкие горят, как только я пытаюсь это сделать. Вместо этого, я лишь хватаю ртом воздух.

Каждая клетка моего тела болит. Я не знаю из-за чего: потому ли, что причинил себе боль, когда всё здесь рушил, или потому, что измучен. Холод моего тела проникает в самое сердце, и я не могу перестать дрожать. Я слепо хватаюсь пальцами за диван, пытаясь найти одеяло, которое всегда держала там Лиа, и накинуть его на плечи. По крайней мере, я согреваюсь, но мои пальцы онемели.

Я опускаюсь на пол, ложусь на своё вывихнутое плечо, и как бы больно мне ни было, не двигаюсь. У меня раскалывается голова. Когда мои глаза открыты, я ни на чём не могу сосредоточиться, поэтому я держу их закрытыми. Давление внутри глаз грозит взорваться, но я, задержав дыхание, не даю ему вырваться.

Я опоздал. Она ушла. Она, блядь, ушла.

Понятия не имею, как долго я там лежу, пытаясь дышать и стараясь не думать. Ничего не получается. Я всё прокручиваю в голове случившееся, стремясь понять, где ошибся. Может, я выбрал неправильный отходной маршрут? И, если бы я появился на пару дней раньше, она всё ещё была бы здесь? А может, мне следует собрать сумку и лететь ближайшим рейсом в Аризону?

Когда я, наконец, открываю глаза, то вижу иракского подростка, прислонившегося к раздвижной стеклянной двери на крыльцо. Его руки скрещены, и онсмотрит на меня. Я наблюдаю, как, он приближается и опускается на пол. Он садится передо мной по-турецки и пристально глядит на меня.

— Ты облажался.

— Я собирался всё уладить, — говорю я ему.

— Нет, неправда.

— Мне просто... мне просто нужно всё объяснить. Сказать ей, что я не мог уйти раньше, но теперь всё изменится.

Он скептически поднимает бровь.

— Я могу ей позвонить, — шепчу я. — Могу сказать ей, что теперь всё хорошо. Пообещаю больше такого не делать.

— Это будет ложью.

— Серьёзно, — говорю я, пытаясь звучать убедительно. — Больше никаких контрактов, никаких убийств. С этим покончено.

— Надолго ли? — спрашивает он. — Как скоро потребность убивать приведёт тебя обратно к Ринальдо? Как скоро преданность ему перевесит твою нужду в ней?

У меня нет ответа.

Парнишка придвигается вперёд, и я вздрагиваю. Он кладёт ладони на пол и наклоняет голову вниз, пока мы не оказываемся лицом к лицу.

— Ты убийца.

Я сглатываю. Открываю рот, желая возразить, но не могу.

— Я... я изменюсь... — Я не верю своим словам даже, когда сам их произношу. Я глотаю воздух и пытаюсь сесть, но моё тело не переставая содрогается.

— Ты её не заслуживаешь.

Когда я слышу эти слова и признаю их истину, то всё напряжение отпускает моё тело. Я снова оседаю на пол, закрыв голову руками. Воздух вокруг меня такой тяжёлый, просто гнетущий. Я не могу пошевелиться.

У меня нет никаких причин двигаться.

Я знал, что этот день настанет. В глубине души я всегда это знал. Когда мы покинули Чикаго, чтобы сбежать от той жизни, которую я вёл, мои намерения были чисты. Я планировал выйти из бизнеса и жить с Лиа спокойной жизнью.

Мне следовало хорошо подумать, но это именно то, чего я хотел в то время.

Невозможно было держаться подальше от той жизни. Ринальдо потребовалось шесть месяцев, чтобы связаться со мной после моего отъезда из Чикаго, но, если быть честным, я обрадовался, когда он это сделал. Стрельба по мишеням никогда не была для меня достаточной. Я жаждал настоящего выстрела – настоящего убийства. Я взялся за предложенную работу, сбежал от Лиа под каким-то неубедительным предлогом, и улетел туда, где мне нужно было появиться, чтобы прикончить того, на кого указал Ринальдо. Сначала это была всего пара заданий, но они становились всё более частыми.

Зато теперь он думает, что я мёртв.

Сколько бы времени прошло до того, как Ринальдо всё выяснил бы? Сколько бы времени прошло до того, как моё собственное желание вернуться к прошлой жизни помешало бы мне проводить время с Лиа? Продержался бы я хотя бы год, прежде чем начал бы искать информацию о деятельности Ринальдо с мыслями о том, чтобы сделать всё возможное и помочь ему?

Я не могу винить Лиа за то, что она ушла. Хочу, но не могу.

Мои плечи дрожат, и я не понимаю, вспотел я или плачу. Я зажмуриваю глаза, и знаю, что, если открою их, мой настойчивый фантом по-прежнему будет там. Я не хочу его видеть. Не хочу смотреть ему в глаза и понимать, что он прав.

Я не могу измениться.

Я падаю на живот, больше не в состоянии контролировать рыдания, когда образы Лиа прокручиваются в моей голове. Моя нога упёрлась во что-то острое. Может быть, она даже поранена, но мне всё равно. Я закрываю глаза, но не могу остановить свои мысли. Она проникла в каждый уголок моей души.

В первый раз я вижу её, когда она подходит к моей хижине в Аризоне. Я вижу её через прицел моего «Барретта», когда беспорядочно обстреливаю близлежащий парк. Я вижу её, когда она обнимает меня, говорит, что всё будет в порядке, и проводит пальцами по моим волосам.

Но всё не в порядке. И никогда не будет.

Свернувшись в клубок, я, наконец, впадаю в забытьё.

И просыпаюсь с криком.

Затерявшись в собственных мыслях, пристально всматриваюсь в пустоту сухими и больными глазами. Не знаю, как долго я пролежал на полу посреди гостиной, в окружении беспорядка, устроенного мной во время срыва. Я в курсе, что мой желудок давно перестал урчать. И больше не хочется пить.

Я вздрагиваю от тяжёлого удара в дверь и поднимаю глаза. Вижу на крыльце через окно размытый контур человека. Он быстро приседает, а потом снова встаёт.

Срабатывает инстинкт, и я откатываюсь из центра комнаты и укрываюсь за краем дивана. У меня нет при себе оружия. Ближайший пистолет на кухне, и всё ещё лежит в рюкзаке, который мне отдал на берегу Малыш Эдди.

Тень в окне движется, и я напрягаюсь. Кто бы там ни был, он разворачивается и топает вниз по ступенькам к подъездной дорожке. Я поднимаюсь на ноги и мчусь на кухню, чтобы достать из рюкзака глок, а затем направляюсь к окну в гостиной.

Едва заметно отодвинув занавеску в сторону, наблюдаю, как от коттеджа отъезжает грузовик ЮПС^[5].

На крыльце лежит длинная коробка в коричневой упаковке. Обратный адрес – абонентский ящик в Томпсоне. Я присаживаюсь на корточки, поднимаю посылку, чтобы отнести её внутрь, и понимаю, что она довольно тяжёлая. Я, мягко говоря, очень осторожен, когда кладу коробку на кухонный стол и разрезаю упаковочную ленту.

Открыв крышку коробки, я обнаруживаю свою разобранную снайперскую винтовку «Барретт М82».

Я поглаживаю пальцем гладкий металл. Возле спускового крючка металл темнее, без царапин от износа. Он отремонтирован, и я не сомневаюсь, что работать он будет идеально. Когда я поднимаю ствол из коробки, то нахожу небольшой лист бумаги.

Заканчивай свои дела и возвращайся домой.

Ринальдо одурачить не удалось. Он точно знал, что я делал всё это время. Домой – имеется в виду в Чикаго – в этом нет никаких сомнений. Не знаю, завопить мне хочется или зарыдать.

Не делаю ни того, ни другого. Вместо этого я смеюсь. В пустой комнате, разносящийся звук гулкий и глухой.

В заднюю стенку шкафа в спальне встроен небольшой сейф. Я достаю из него старинный телефон-раскладушку и набираю единственный введённый в него номер. Звонок раздаётся только дважды.

— Эван? — я закрываю глаза, услышав голос Ринальдо. Прежде чем ответить, мне приходится сглотнуть.

— Да.

— Ты получил мою посылку, — это не вопрос.

— Да, сэр, — я хочу спросить его, как он узнал, что я выжил, но не решаюсь. Скорее всего, он всё равно мне не скажет.

— Грядут большие перемены, — сообщает Ринальдо. — Мне потребуется твоё безраздельное внимание.

— Оно у тебя есть, — говорю я.

— В самом деле? — Я делаю глубокий вдох, но не могу заставить себя произнести эти слова. — Эван?

— Она ушла, — прошептал я, наконец, хриплым голосом. — Она, в итоге, устала от моего дерьма.

На другом конце телефона повисла длинная пауза.

— Прости, сынок, — произносит, наконец, он, — но, может быть, это и к лучшему.

Я не могу с ним согласиться, поэтому ничего не говорю.

— Не торопись и делай то, что считаешь нужным, — велит он мне.

— Да, сэр.

— Будь на связи.

Телефон замолкает.

Я упаковываю сумку. Коттедж выглядит, будто через него прошёл торнадо, но я ничего не убираю. Сомневаюсь, что когда-нибудь ещё сюда вернусь. Оглядываясь в последний раз, чтобы убедиться, что ничего не забыл, замечаю четвертак на цепочке.

Я прикасаюсь к монете, поглаживая её ребро пальцем. Я медленно стаскиваю её с поверхности тумбочки и сжимаю монетку в ладони. По мере того, как стискиваю в руке четвертак, я чувствую, как металл становится тёплым от жара моего тела. Помню тот день, когда я сделал то же самое в гораздо более простецкой хижине в пустыне Аризоны. Я бросил её, потому что не мог предложить ей ничего, кроме извинений.

Прямо как сейчас.

— Прости, — шепчу я, бросая четвертак на середину кровати.

Какое-то время я пялюсь на него, расправляю плечи и хватаю сумку. Рядом с входной дверью под вешалкой стоит большая спортивная сумка с моим «Барреттом». Я одеваюсь потеплее, забираю все свои вещи и запираю за собой дверь.

Холодный ветер резко контрастирует с жарой, которую я чувствовал, когда покидал хижину в Аризоне. И явно присутствует то же самое чувство, будто мою грудь разрывает на части, но в этот раз со мной нет моего четвероногого друга, и мне не с кем поделиться своей болью.

Я уезжаю.

Пассажирская сторона пуста.

Я абсолютно один.

Эпилог Точный выстрел.

Прохладный туман увлажняет моё лицо. Я уверен, рано или поздно дождь в Сиэтле всё же прекратится, но мне так и не удалось застать сухую погоду. С сумкой через плечо, я разведываю надёжность охраны вокруг башни Спейс-Нидл и в конечном итоге решаю, что это не очень подходящее место для выполнения моей задачи. Здесь может быть весело, но недостаточно путей отхода, и шансы быть пойманным слишком велики.

У меня есть ещё два варианта.

Я запрыгиваю в автобус и направляюсь к пристани рядом с Пайк-Плейс-маркет. Место со всех сторон достаточно открытое, и можно не бояться проворонить машину. Моя цель каждую субботу совершает здесь покупки. Раз в месяц, на прогулочном катере, он посещает остров Блейк, где ужинает в Тилликум-Виллидж. Вдоль берега залива Пьюджет расположено много пирсов - много мест, где можно спрятаться. Если прикончить Фрэнкса, когда он будет находиться на судне, то это даст мне максимальное время, чтобы успеть смыться, и он уже запланировал свой ужин на следующие выходные.

Я даже не беспокоюсь о том, чтобы оценить третье место. Оно слишком близко к его дому – в одном шаге от его охраны. Я возвращаюсь в отель, принимаю ванну и притворяюсь, что собираюсь немного поспать.

Бесполезно. Я слишком заведён. К тому времени, когда восходит солнце, я поспал, может быть, час или два. Я принимаю душ, бреюсь и одеваюсь в рабочую спецовку. Перед тем, как оправится на пирс, я кладу в сумку сменную одежду, бинокль и пару перчаток.

На пирсе над въездом на паром находится лестница и мостик на крышу стоянки. Два больших вентиляционных блока на крыше представляют собой идеальное укрытие и открывают отличную панораму залива. Я не спеша прогуливаюсь поблизости и наблюдаю за портовыми работниками, занимающимися своими обычными утренними делами. Паром заполняется машинами и людьми, желающими добраться до острова Бэйнбридж. Присев возле лестницы, я вынимаю перчатки и скольжу в них руками. Паром готовится отчалить, поэтому возле него царит суета, и я использую суматоху, чтобы замаскировать своё стремительное восхождение по лестнице на крышу платформы.

Здесь прохладно и свежо, но обзор идеальный. Я опускаюсь на колени и внимательно прислушиваюсь, но никто не кричит мне уйти. Я не удивлён. Просто нужно точно знать, куда ты идёшь, и выглядеть соответствующе, так как это является верным способом попасть на охраняемую территорию. На самом деле лишь немногие станут задавать тебе вопросы.

Вытащив бинокль, я решаю получше рассмотреть всё вокруг. Туристы толкутся около торговых центров и океанариума. Оттуда отличный обзор, но есть очевидная проблема - слишком низко от земли. На одном со мной уровне много пешеходных мостиков и проходов, с которых меня очень легко можно заметить. Ветер создаст трудности для точного выстрела, и траектория получится низкой. Мне нужно найти что-нибудь повыше, но рядом не так много высотных зданий.

Есть вышка около пожарного депо. Не уверен, действующая она или только для декорации, но здание расположено близко к тому месту, где я сейчас нахожусь. На крайний случай, всегда есть Аляскинский Виадук, но я не фанат стрельбы с проезжей части, и к тому же не вижу никаких переходов, чтобы оттуда спуститься. Сразу за эстакадой находится крытая парковка с несколькими этажами офисных помещений над ней. Помимо этого, рядом расположено самое высокое в районе федеральное здание - подходящее место, благодаря своей высоте, - но там будет слишком много охраны.

Поэтому я решаю проверить офисные помещения.

Здание выглядит как идеальное место, и не составит труда обеспечить доступ на крышу. Есть камеры наблюдения, но я легко с ними справлюсь. Плохо, что с крыши нет пожарной лестницы. Придется спускаться внутри.

Следующие два дня я наблюдаю за зданием. Никаких охранников нет, а камеры легко обнаружить. Главный выключатель находится внутри закрытого гаража, и я не вижу никаких признаков резервного генератора.

Добраться до крыши не сложно. Задняя лестница ведёт к служебному лифту, и в этом месте нет камер. Чтобы попасть в служебный лифт, требуется ключ-код, который оказывается до смешного легко взломать - 15951. Мне практически не приходится прилагать усилия.

В центральной части крыши разбит небольшой парк – повсюду деревья и цветущие растения. Работники рекламного агентства, кажется, облюбовали его в качестве места, где можно перекусить во время ланча. Они даже не встречаются со мной взглядом, когда я расхаживаю с поливочным шлангом, делая вид, что ухаживаю за растениями.

Когда площадка пустеет, я бросаю шланг и поднимаюсь по лестнице на самый верх здания. Порывы ветра с шумом проносятся по крыше, но такая же проблема ожидает меня повсюду.

Лестница на крышу запирается, но применяется тот же код, что и для лифта. Лестница заканчивается выходом на площадку, находящуюся чуть выше, чем остальная крыша, и туда легко взобраться. Я поднимаюсь и сижу там, наблюдая, как приходят и уходят паромы.

Это определённо лучшая точка.

Я наблюдаю, как над водой садится солнце. Шум уличного движения препятствует тому, чтобы картинка выглядела такой мирной, как это подразумевает обстановка, но всё равно так хорошо. Вскоре после захода солнца начинается дождь, я спускаюсь по лестнице и выхожу из здания, не столкнувшись ни с единой душой, и это лишь начало седьмого в будний вечер.

Идеально.

Когда наступает тот самый день, я устраиваюсь на крыше с раннего утра. Последние два дня я провёл, сидя здесь допоздна, и никто меня вообще не заметил. Не знаю, менталитет ли таков у жителей западного побережья или ещё что-то другое, но никого не волнует, кто я такой. Вчера я отключил две камеры - единственные, по которым смогли бы проследить путь моего отхода, - и снова никто ничего не заметил.

Я вынимаю штырь с привязанным к нему небольшим кусочком ткани и закрепляю его на углу крыши. Маленький флаг развевается на ветру, указывая его скорость и направление. Я достаю из сумки детали винтовки и начинаю её собирать. Поглаживание пальцами моего «Баррета» успокаивает меня. Мне знаком каждый миллиметр металла. Каждая царапина на его поверхности - это памятка. С оружием в руках я чувствую себя как дома и живым.

Она никогда меня не бросит.

Я отбрасываю прочь эту мысль. Не буду этого делать, не буду думать об этом - о ней. Всё кончено. Так будет лучше всего. Мне никто больше не нужен.

Я размещаю сошку «Барретта» слева от воздухозаборника в верхней части лестничной клетки и ложусь за ним на живот. Достав бинокль, внимательно изучаю залив Пьюджет и пирсы, всё оценивая и запоминая. Пройдёт ещё несколько часов, прежде чем Джозеф Фрэнкс отправится на свою последнюю морскую прогулку с ужином, но у меня много терпения.

Я наблюдаю в бинокль за другими экскурсиями. До судна не так далеко - всего около четырёхсот метров, если занять правильную позицию, но ветер и время от времени начинающий моросить дождь, всё ещё являются помехой, чтобы произвести выстрел необходимой точности. Хотелось бы провести пару тренировочных стрельб, но этого, само собой, не случится.

К пирсу подъезжает чёрный внедорожник, и из машины выходят два крупных мужчины. Один из них открывает заднюю дверь, держа над дверцей большой черный зонт, и Джозеф Фрэнкс выходит под его защиту.

Я чувствую, как разносится по венам адреналин. Окружённый с двух сторон телохранителями, Фрэнкс не спеша прогуливается по причалу, болтая и смеясь по телефону. Сейчас было бы легко выстрелить, но я даже не рассматриваю этот вариант. Его телохранители были бы здесь, прежде чем я смог бы покинуть здание. На какое-то время он скрывается из виду в магазинах, потом возвращается на улицу. В руке телохранителя большой пластиковый пакет.

Я смотрю на часы. Ровно пять тридцать девять - пора бы уже Фрэнксу подняться на судно и в шесть часов отправиться в круиз с ужином на закате солнца.

В течение следующих тридцати минут я не вижу никаких его признаков. Когда мелкий дождь превращается практически в изморось, все уже на борту, но я не могу найти Фрэнкса на палубе. Пассажиры начинают занимать свои места, и я наконец-то мельком вижу его за привычным столом.

Я переключаюсь с бинокля на оптический прицел «Барретта». Вращая маховички, навожу на резкость и прицеливаюсь. Он стоит боком, и у меня нет возможности сделать меткий выстрел. Если целиться в голову, то окно повлияет на точность, а я не хочу рисковать стрелять в грудь, так как есть вероятность, что он может выжить.

Фрэнкс начинает садиться, затем резко встаёт. Целенаправленно шагает к корме и выходит на палубу с обоими охранниками на буксире. Он крепко сжимает в руке телефон, и его рот быстро двигается. Не останавливаясь, он пересекает корму, подходит к ограждению и прислоняется к нему, ухватившись за поручень.

Свет от заходящего солнца вспыхивает, отражаясь от металлического корпуса его телефона.

Я располагаю перекрестье на его щеке, медленно и размеренно дышу. Проверяю флажок на краю крыши, корректирую прицел в один клик, потом снова целюсь.

Он поворачивается ко мне, и его взгляд направляется в мою сторону. Он никак не может меня увидеть, но это всё равно нервирует. Я делаю глубокий вдох, перемещаю перекрестие на левый глаз, и медленно выдыхаю.

Когда в лёгких не остаётся воздуха, я нажимаю на спусковой крючок.

Фрэнкс падает.

Его телохранители спешно отступают, крича так громко, что я могу разобрать их слова. Вытянув руки с оружием, они молниеносно осматривают палубу, а затем пирсы. Охранники понятия не имеют, откуда велась стрельба.

С лёгкой улыбкой отползаю, толкая «Барретт» назад по крыше, пока не оказываюсь полностью скрыт. Все вещи складываю в сумку, спрыгиваю с обратной стороны от лестницы, набираю код и двигаюсь вниз на первый этаж.

Флаг я оставляю. Позже кто-нибудь может его найти, но мне всё равно.

Моя арендованная машина припаркована на стоянке позади здания, и я медленно втискиваюсь в поток автомобилей на шоссе. Я проезжаю мимо Сэфеко-Филд, где играет Маринерс, и паркуюсь на другой стороне возле музея береговой охраны. Я выхожу, закуриваю сигарету и прогуливаюсь к воде.

Солнце ещё окончательно не село, и красное с золотым зарево над водой завораживающе красиво. Я глубоко затягиваюсь, выдыхаю дым и вытаскиваю из кармана одноразовый сотовый телефон. Набираю занесённый в память номер.

— Дело сделано, — говорю я.

— Лэндон не будет сидеть на месте, — отвечает Ринальдо.

— Несомненно. Мне следовать за ним?

— Пока ещё нет. Пусть какое-то время Сиэтл потрясёт. Это должно помочь, как только Лэндон сойдёт со сцены.

— Да, сэр.

— Они быстро развалятся, — продолжает Ринальдо свой прогноз. — И даже если решат отыграться, это будет уже не важно. Там мало кто останется.

— Согласен.

— Думаю, этого достаточно, — говорит мне Ринальдо. — Пришло время вернуться домой, сынок.

— Да, сэр.

Я заканчиваю разговор, разламываю телефон пополам и бросаю его в воду. Доезжаю на арендованном автомобиле до станции Кинг-стрит и покупаю билет на поезд до Сан-Франциско. Покинув станцию, иду пешком несколько кварталов до фирмы по прокату лимузинов, которую я видел в начале недели.

— Могу я чем-нибудь помочь? — спрашивает продавец.

— Лимузин в Ситак, — отвечаю я.

— Когда он нужен?

— Прямо сейчас.

Я кладу несколько сотен на стойку, и после того, как служащий преодолевает своё удивление, меня провожают к длинному черному лимузину и сажают внутрь. Я откидываюсь на спинку сиденья и обследую содержимое бара. Выбрав виски, кладу ноги на сиденье и смотрю в окно.

Здорово уезжать с шиком.

Через несколько часов я вернусь в родной город Чикаго. Может быть, я даже наведу порядок в своей старой квартире и стану снова там жить. Без собаки всё будет уже не так, но я не решаюсь рассмотреть возможность замены О́дина. Даже Фрейя, его поток, никогда не была такой же. Я буду совсем один, но, впрочем, я всегда одинок.

И всегда был.

Сам по себе.

Одиночкой.

Это то, кто я есть.

Это то, что я заслуживаю.

КОНЕЦ

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЧИТАЙТЕ В КНИГЕ «ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ»

Примечания

1

неорганизованные территории находятся под непосредственным управлением правительства Канады, на организованной территории формируется местное правительство

(обратно)

2

город, расположенный на берегу Северного Ледовитого океана на западном побережье Гудзонова залива в Манитобе, Канада. Находится на расстоянии почти 1600 км от Виннипега, столицы Манитобы. Население (2006г.) – 923 человека. Город знаменит большим числом белых медведей, перемещающихся осенью из глубины материка к береговой линии, чем заслужил прозвище «мировой столицы белых медведей».

(обратно)

3

национальный парк Канады, созданный в 1996 году на побережье Гудзонова залива в провинции Манитоба. Название парка происходит из языка кри, на котором слово «вапуск» означает белый медведь. Парк является одним из самых диких и удалённых канадских уголков.

(обратно)

4

шестой студийный альбом английской рок-группы The Who, вышедший 19 октября 1973 года. Концепция альбома рассказывает о социальных, музыкальных и психологических изменениях английской молодежи Лондона и Брайтона, произошедших в 1964–1965 годах. В 2003 году альбом занял позицию 266 в списке «500 величайших альбомов всех времён по версии журнала Rolling Stone».

(обратно)

5

американская логистическая компания, занимающаяся курьерской доставкой почты.

(обратно)

Оглавление

ШЕЙ САВАЖ  В ИЗОЛЯЦИИ

  ПОСВЯЩЕНИЕ

  Глава первая Неожиданное перемирие

  Глава вторая Рискованная сделка

  Глава третья Ледяной побег

  Глава четвертая Секретный вояж

  Глава пятая В полном одиночестве

  Эпилог Точный выстрел.

*** Примечания ***