Родная (СИ) [Девочка с именем счастья] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

— Угадай, кто?

На глаза Бенни легли две маленькие ладошки, заставляя его напрячься и отложить пакет с донорской кровью. В любой другой ситуации он бы оторвал наглецу руки, но знакомый запах уже завладел вампиром, и губы мужчины дрогнули в улыбке. Бенни накрыл ладони своими и, сделав вид, что задумался, предположил:

— Ой, ну даже не знаю! Кто бы это мог быть? — голос вампира звучал так театрально, но так смешно, что стоящая позади него девушка, такая родная и любимая, невольно захихикала. — А-а-а, ну теперь понятно. Аллата! — Бенни накрыл её руки своими и убрал с глаз.

Аллата была невысокой обладательницей каштановых волос и глубоких карих глаз, напоминающих две бездонные Мариинские впадины. Девушка не изменила своему вкусу — на ней было тёмно-серое платье и обычные балетки. До сих пор не полюбила туфли?

— Бенджамин Лафит, — с привычной улыбкой на лице и смешком в голосе протянула Аллата. — Собственной персоной, вернулся из Чистилища.

Бенни хлопнул в ладоши и расставил руки, подражая клоунам, когда те выполнили какой-то номер.

— Тадам! — засмеялся вампир. Было уже темно, так что два вампира стояли под покровом ночи совершенно одни. Аллата засмеялась и, словно восторженно, похлопала в ладоши.

— Как ты узнала, где я? — поинтересовался вампир, убирая пакеты с кровью и закрывая багажник. Вампирша тут же запрыгнула на него, по привычке скрестив ноги. Теперь она смотрела на него сверху.

— Птички напели.

— Собрала своё гнездо? — с искренним интересом спросил Бенни. Аллата покачала головой.

— Хотела, но что-то никак не собралась. Я по-прежнему кочую одна, изредка пересекаясь с другими. Где-то не задерживаюсь, с кем-то остаюсь, но больше месяца ни с кем не путешествую, но у меня появилось много «друзей», и кое-кто заметил тебя. Честно сказать, я не поверила и рада, что ошиблась.

Бенни понимающе хмыкнул. При других обстоятельствах он бы оторвал «птичкам» крылышки, но сейчас он не злился. У вампира накопилось много вопросов, на которые он хотел получить ответ. Всё-таки он не был на земле пятьдесят лет, а это, согласитесь, большой срок.

— А почему ты не вернулась к Старику? — Лафит криво усмехнулся. — Ты была душой гнезда, тебя бы приняли с распростёртыми объятьями.

Аллата грустно усмехнулась, и Бенни даже пожалел, что задал этот вопрос. Он бы понял, если бы Аллата не захотела на него отвечать, но она всё-таки заговорила:

— Первое время, ну, после твоей смерти, — вампиршу передернуло, — я всё ещё оставалась в гнезде, но месяца два, не больше. А потом всё настолько очерствело, что остаться не смогла. Я скрывалась, обходила дружков Старика стороной, но тройку раз Квентин и Сорренто нашли меня… в общем… Они не стали меня преследовать, кажется, Старик еще лелеял мечту, что я вернусь…

Аллата замолчала. Вампир слушал её очень внимательно, не перебивая. В душе он гордился тем, что девушка не вернулась к их бывшим «братьям», пусть её и обратил Старик, Бенни — тот, кто воспитал её.

— А как жизнь в Чистилище? — внезапно спросила вампирша. — Как ты выбрался? Что оно вообще из себя представляет?

Аллата расспрашивала его с присущим ей детскими любопытством. Она была таким ребёнком в душе; одна из черт её характера, которая так привлекала вампира.Теперь очередь Бенни невесело усмехаться.

— Каждая душа там — монстр. Все эти пятьдесят лет либо я преследовал, либо меня. Если хочешь выжить там, единственный шанс — убивать всех и вся. И не смотря на это, ты чувствуешь… очищение. Это место — хуже любых кошмаров, которые могли придумать мы или люди. Там кромешная тьма, кровь, кости, тела и души разных тварей: мерзких, голодных, жестоких…

Бенни сглотнул. Аллата положила руку ему на плечо, ободряюще сжимая.

— Тогда ещё лучше, что ты смог выбраться, — оптимистично заявила шатенка, улыбаясь Лафиту.

Они просидели молча пару минут. Аллата так и не убрала руку с плеча вампира. Каждый думал о чём-то своем и друг о друге. Особа краем глаза осмотрела на сидящего рядом мужчину. Каштановые волосы, небесно-голубые глаза, идеальные черты лица, простая одежда, расслабленный вид. И не скажешь, что рядом воплощение зла и убийца, хотя Бенни, по мнению Аллаты, был самым чистым вампиром из всех. У неё была душа, которую Аллата не могла очистить при всем желании, а Бенни был в Чистилище, это сделало его чистым. Рука Аллаты соскользнула с плеча вампира, что вывело его из задумчивости. Он также разглядывал сою бывшую ученицу: время не коснулось её, Аллата была всё так же прекрасна: волнистые каштановые волосы до лопаток, большие карие глаза, бледная кожа, но Бенни помнил, какой румянец был на этих щёчках. Она попала к ним еще девочкой лет двенадцати, нескладным подростком. Как смехотворно выглядели на её худом тельце обтягивающие платья, в которые её одевал Старик. На спине выступал каждый позвонок, острые локти и щуплое колено из-под вульгарного выреза на бедре. Аллата была словно куклой для него, и это безмерно возмущало Бенни, который заботился о ней, как о родной. Она и была таковой. Родной.

— Мне пора идти домой,— сообщила Аллата, смотря на вампира глубокими карими глазами. — Ты надолго здесь? Мы ещё встретимся?

— Я задержусь на неопределенный срок, — ответил вампир, отвечая на её взгляд. — Я тут устроился, так что завтра мы точно встретимся.

Вампирша улыбнулась и, немного помявшись, поцеловала вампира в щёку. Резво соскочив с капота машины, Аллата растворилась в уходящей тьме. Светало.

***

— Мама?

Аллата выдавила из себя улыбку и погладила мальчика по голове. Малыш сонно потёр глазки. У него были короткие тёмные волосы и так непохожие на её голубые глаза.

— Как ты, принц мой?

— Всё хорошо, — сон постепенно уходил из голоса мальчика, и он сел на кровати, смотря на маму. — Сорренто принёс мне еду, а Квентин даже погулял со мной в саду.

Аллата кисло улыбнулась. Дверь едва слышно скрипнула, и на полу во мраке протянулась полоска света. Бывшие собратья посмотрели на шатенку с недоброй усмешкой, но мальчик как будто ничего не замечал. Он весело рассказывал матери всё, что происходило с ним, не упуская ни малейшей детали.

— Мама, Квентин сказал, что скоро я смогу вновь жить с тобой, только тебе надо будет что-то сделать, — малыш посмотрел на маму с надеждой в голубых глазах. — Ты же сделаешь всё, да, мама?

Вампиры за спиной усмехнулись.

— Конечно, мой принц, — прошептала вампирша, прижимая к себе сына. — Конечно, Джеймс. Я сделаю всё и даже больше.

Комментарий к

Первый раз пишу по этом фэндому, хотя очень люблю Сверхов:З Понимаю, что сейчас мало что понятно, но надо же сохранять какую-то интригу, XD. Надеюсь, читатели помогут мне исправить ошибки и укажут мои недочеты.

========== Часть 2 ==========

— А почему ты забрёл именно в эти края?

Бенни разворачивается лицом к девушке, протирая бокал. До конца его смены осталось около получаса, и Аллата обещала составить ему компанию в вечерней прогулке. Она сидела на стуле, поставив локти на барную стойку и по-детски болтала ногами.

— Тут живёт моя родственница, — Бенни протянул подруге фотографию и показал на девушку, стоящую рядом с ним. — Эта моя правнучка — Элизабет.

Аллата улыбнулась. Рядом с ней появился стакан виски, и Бенни с улыбкой пояснил:

— За счёт заведения.

Аллата улыбается. Вампирша всегда любила виски, да и вообще алкоголь. Бенни это помнит. Разговор идёт на нейтральные темы, пока мужчина что-то делает в баре, а Аллата внимательно наблюдает за ним. Вампиры не пьянеют, в отличие от людей, и даже сейчас Аллате немного горестно от этого — столько тайн можно открыть или выведать под видом пьяной. Но Аллата кусает губу и смотрит на Бенни через стекло стакана.

— Я закончил, — вампир убирает фартук, который смешил Аллату всё это время, и галантно подаёт руку подруге, помогая сесть со стула. Его действия сопровождаются такой смешной мимикой, что Аллата не смущается, а смеётся. Ох, Бенни не меняется.

На улице прохладно, но что до холода бессмертным существам? Аллата идёт перед вампиром, лицом к нему и, активно жестикулируя, что-то объясняет. Эта очень напоминает времена, когда они в последний раз навещали Грецию — 1701. Старик тогда решил найти новое место для своего гнезда, поскольку считал, что в Греции им поживиться нечем. Аллате было всё равно, она считала переезды очень интересным опытом. Но уехать они так и не смогла — на одной из яхт Бенни встретил греческую аристократку, Андреа Кормос, и ушел из гнезда. Они осели в Луизиане, а гнездо ненадолго перебралось в Болгарию, и Аллата всё ещё оставалась с ними. Она покинула гнездо после того, как Лафит был убит, и направилась в Швейцарию. Эта была любимая страна вампирши.

— Значит Швейцария, — Бенни усмехнулся. — Чего-нибудь нового не хочешь?

— Я была уже почти везде, — Милиссон улыбнулась и пожала плечами. Она поравнялась с вампиром и ловко взяла его под локоть. – Испания, Италия, Англия, Россия — 50 лет, это довольно большой срок.

— И что, нигде не задержалась дольше трёх месяцев? — поинтересовался вампир, ласково поглаживая ладонь девушки. Вряд ли он сам заметил своё действие, но Аллате на секунду показалось, что она может покраснеть.

— Да, как-то не задалось, — Аллата равнодушно пожала плечами, явно не жалея об этом. — Я задержалась только в Италии, потому что были кое-какие…обстоятельства.

Ветер усилился. Бенни напрягся.

— Какие же обстоятельства? — не смог сдержать любопытства Лафит, отмечая то, как резко сменилось выражение лица подруги. Оно приобрело отрешённо-холодное выражение, губы сжались в тонкую полоску, а брови сдвинулись на переносицу. Ей явно не хотелось что-то вспоминать, но вампиру хотелось узнать.

— Может всё-таки поделишься? — Бенни остановился, по-прежнему не выпуская её руку, заставляя смотреть на него. Аллата колебалась: как ей рассказать правду так, чтобы Сорренто не тронул её сына. Но если она сейчас не скажет, потеряет доверия того, кем дорожит больше всего. До ужаса неудобная ситуация, но вампирша не может отвести взгляд, поэтому начинает говорить тихо и неуверенно:

— Я жила в Швейцарии уже четвёртую неделю, что самый рекордный срок за эти года. А когда я вернулась домой в последний раз, то увидела на пороге корзинку с ребёнком, — на грустном лице Аллаты расползалось какое-то жалкое подобие улыбки. Если бы она могла плакать — уже бы плакала. — Я следовала законам, усыновила мальчика, дала ему имя Джеймс. Но сейчас я теряю сына.

Аллата осела на близлежащую корягу и подняла на вампира взгляд карих глаз. И без того тёмно-карие, в ночи они выглядели как две бездомных ямы. В них утонуть можно без всякого сожаления. И вампиру казалось, что он, после годов Чистилища, он вновь попал в эти ямы. А Аллате было очень больно. И даже страшно. Вероятно, в мире существуют закон, что горести и радости должно быть поровну. И в жизни Аллаты Милиссон этот закон был выделен более чем чётко: родилась в богатой семье — белая полоса, украли вампиры — чёрная, привязалась к Бенни — белая и так очень и очень много раз. Только вот, когда Лафит влюбился в эту гречанку, Андреа и был убит, и жизнь насквозь пропиталась чёрным цветом. Боль от потери была безумная. Именно так: Аллата словно обезумела, ничего не соображала, не понимала, что происходит. Разум пытался оградиться от боли, Милиссон снова и снова засасывало во тьму, которая на секунды или даже на целые минуты отрезала её от страданий, зато не давала воспринимать реальность. Реальность, где не было его — Бенджамина Лафита. И тогда Аллата впервые поняла, что такое вампирская привязанность. Вампирская любовь. К сожалению, разделить её тогда не было не с кем, а теперь уже сложно.

Аллата поднимается и смотрит в глаза Бенни. Она всё-таки закончит рассказ, чтобы потом он знал, почему она его предала:

— Прошло около пяти лет, это было самое счастливое время в моей жизни. Сын даже принял меня такой, — Аллата раскинула руки. — Но когда мы переехали сюда, Джеймс заболел. Болезнь можно вылечить, но если запустить, то мой мальчик умрёт. Я была очень разбита в первые месяцы, а потом… потом появился ты, и я решила, что твоё появление — начало белой полосы. Теперь я буду сражаться со всем с удвоенной силой.

Бенни, проявляя необычайную нежность, провел рукой по гладкой щеке вампирши. Аллата подняла на него большие глаза, в которых вперемешку с удивлением плескалась такая безграничная любовь и преданность, что у вампира защемило сердце. Это можно было сравнить с теми чувствами, которые люди обычно испытывают на солнце посреди холодной зимы. Сердца Бенни тоже коснулось солнце, которое сейчас стояло перед ним. Бенни прикоснулся к её лицу обеими ладонями и наклонился — очень медленно, словно давая возможность отстраниться, подумать о том, что может случиться. Нужно ли ей это? Ему — да, Бенни был уверен в этом процентов на пятьдесят. Но Аллата лишь порывисто выдохнула и привстала на носочки. Сначала он поцеловал вампиршу мягко, едва ощутимо, а потом вдруг сильнее, более пылко. Аллата попыталась держать себя в руках, но под таким натиском чувств и ощущений было трудно о чём-либо помнить, трудно придерживаться связных мыслей. С Аллатой всё было несколько иначе, чем когда-то с Андреа. С человеком вампиру нужно быть более аккуратным, а вот с подругой более пылко, страстно, без страха сделать больно неаккуратным движением.

Руки Аллаты сжимают воротник чёрного плаща до такой степени, что вампирша чувствует собственные ногти. Бенни обвивает талию Аллаты, прижимая её к себе теснее, практически вжимая в себя. Хотя кислород был не нужен, дыхание участилось, стало быстрым. Мелькнула мысль, что Аллата должна заниматься вовсе не этим, но желание было сильнее, тем более, она не видела его целых пятьдесят лет. Эта мысль породила другую — что, если сейчас он исчезнет и Аллата вновь останется без Бенни? И вампирша сильнее вцепилась в воротник, на что Бенни смог рассмеяться сквозь поцелуй. Как будто они душу друг из друга пытаются высосать.

— Кх.

Сорренто. Его такое насмешливое кашлянье Аллата узнала бы теперь везде. Его низкий голос, шутливый и раздражённый одновременно, от которого хотелось рвать. Аллата отстранилась, но по-прежнему не выпустила ткань из рук, чувствуя, как обнимающий её вампир напрягается. Видно, тоже узнал бывшего собрата.

— Кажется, мы не вовремя.

А это уже Квентин. Чуткий нюх и слух уловили ещё пару вампиров, около четырех. Движения Бенни были не очень резкими, он мягко завёл Аллату за спину. Сорренто посмотрел на Аллату с насмешкой, Квентин — с презрением. Вампирша встретила их взгляды с гордо поднятой головой, но не попыталась выйти из-за спины Бенни.

— Квентин! Сорренто! — вампиры обратили своё внимание на окликнувшего их Лафита. — Не думал, что встречу вас так скоро.

— Мы обосновались неподалёку, — усмехнулся Сорренто. — Ну и как не могли не навестить старых друзей? Особенно тебя, Лотти. Мы же так соскучились! — заявил вампир, в словах которого невероятным образом слышалась похоть. Бенни угрожающе зарычал, и два других вампира, до этого рассредоточиваясь, чтобы при необходимости броситься на несговорчивого «собрата» с разных сторон, остановились. Молодняк, не иначе. Бенни был несколько крупнее, чем Сорренто и Квентин, но численный перевес был на стороне вампиров Старика. Аллату, конечно же, никто всерьёз не воспринимал.

— Давайте не при дамах, — всё же вставила свое слово вампирша, выглядывая из-за плеча Бенни и широко улыбаясь. Она видимо не надеялась на политический выход из ситуации, но «включить» маленькую наивную дурочку она могла. Это обезоруживало. — Мы же существа цивилизированные, можем и без драк.

Если бы Бенни не чувствовал, с какой силой она впивается в многострадальный ворот, он бы мог сказать, что Аллата совсем не боялась.

— Справедливо, — подал голос Квентин. — Так что попрошу даму удалиться.

Лат растерялась. Она думала, что её, наоборот, заставят сражаться, а бывший собрат так прозрачно намекнул, что ей надо валить отсюда. Аллата оглянулась на Бенни, словно спрашивая разрешения остаться и помочь ему. Но вампир не сводил взгляда с вампиров, стоящих перед ним. В его глазах горело желание отомстить, азарт, и Аллата сдавленно застонала. Теперь драки не миновать.

— Квентин прав, родная, — Аллату чуть не вырубило. Бенни? С чего бы? Вампир словно не боялся, чувствовалось напряжение, но не страх. В карман брюк упало что-то тяжёлое, рука Бенни скользнула на её локоть. Движение было настолько незамысловатым, что вампиры просто не обратили на него внимание. Аллата не рискнула проверить, какой предмет положили ей в карман. Бенни быстро оттянул её от себя, вынуждая отступить на несколько шагов. Молодняк встретил её движение настороженно, Сорренто и Квентин лишь кинули на неё быстрый взгляд и стали медленно окружать вампира. Аллата всё пятилась, пока ветви деревьев не закрыли обзор на происходящее. После — со всех ног бросилась прочь. Последнее, что услышала Аллата — Бенни зарычал ещё громче: раскатистый звук будто вспарывал его горло.

***

— Алло, Дин?

Ответа не последовало. В телефоне Бенни были только два номера: её и некого Дина. Недолго думая, она быстро набрала номер. Ответили спустя семь гудков, но парень замолчал, когда услышал женский голос в трубке. Понимая, что ей придётся действовать более решительно, Аллата выдала всё на одном дыхании:

— Меня зовут Аллата Милиссон, я — подруга Бенни, — вообще-то она не была уверена в том, кто она ему. — Он попал в сложную ситуацию и просил меня вам позвонить.

Дин, кем бы он ни был, пару минут помолчал, а потом уточнил:

— Аллата Милиссон? Вы случайно не его… расы?

Аллата усмехнулась. Зато теперь круг поисков сокращается: он либо вампир, либо…

— Да, я вампир, — просто заявила Милиссон. — А вы…

− Дин Винчестер. Охотник.

Вампирша поперхнулась. Винчестер? Охотник? Тот самый Дин Винчестер, который вместе с братом выпустил Люцифера и уничтожил левиафанов? О Господи, откуда у Лафита такие знакомые?!

— В общем, мне всё равно, кто ты, — не выдержала Милиссон. — Мне, точнее Бенни, нужна помощь. Я могу на тебя надеяться?

— Да, конечно, — Винчестер согласился слишком легко, что немного смутило вампиршу. Видно, они с Бенни крепко сдружились.

— Хорошо, куда мне подъехать? — Аллата быстро продиктовала адрес своего дома, терпеливо дождалась, пока Винчестер всё это запишет, ответила на пару вопросов, параллельно пробираясь к недавнему месту стычки. Там никого не было, но вот «последствия» стычки были видны очень хорошо: поломанные деревья, клочки одежды. Аллата глубоко вдохнула и пошла по «тропе войны». И чем дальше заходила Милиссон, тем сильнее в воздухе стоял запах крови — гнилой, с крупицами железа. Так пахнет только кровь вампира; насколько должен быть ранен вампир, чтобы…

Бенни нашёлся на каких-то задворках автостоянки, без ног. Большие карие глаза расширились, Аллата зажала рукой рот, чтобы не закричать. Бенни, завидев её маленькую фигурку, практически тонущую на фоне темного леса, усмехнулся и закатил глаза:

— Только не кричи, родная. Я же всё ещё жив.

Вампирша судорожно выдыхает, стараясь и вправду не закричать. Если бы она могла плакать, уже давно бы билась в истерике. Но Аллата разучилась плакать уже давно: глаза подёрнуты мутной пеленой, а дыхание учащается. Главное не плакать, главное не плакать. Аллата концентрируется на лице вампира, его усмешке, с которой он смотрит на неё. На ум приходит то, с какой нежностью он совсем недавно целовал её. Это воспоминание проносится быстро, теперь явственно впечатываясь в память. У Милиссон не было времени обдумать это, но теперь по телу разливалось приятное тепло. Нежность. Нежность к этому вампиру, который сейчас сидел, прислонившись к стене, без возможности встать. Аллата глубоко вдохнула тошнотворный запах падали и легко направилась в сторону вампира. Шаги её были тверды и уверенны, но внутри все дрожало.

Усмешка вампира стала шире, когда Милиссон присела рядом с ним и провела по волосам. Слиплись от крови.

— Наигрались, малыши? — с притворным сарказмом спросила шатенка. — И стоила эта драка твоих ног?

Аллата несильно ударила Лафита по коленям. Бенни рассмеялся и поймал её руку.

— Хочешь добить калеку? Какая ты бессердечная.

Милиссон громко фыркнула, но руку вырывать не стала. Даже не отстранилась. Только коротко поцеловала в измазанную кровью щеку и поднялась.

— Давай, попробуем дотащить тебя до машины.

***

Настороженность. Воздух наэлектризован. Дин следит за каждым движением Аллаты, которая так же настороженно следит за ним. Винчестер догадался привезти донорской крови, которая ускорила срастание конечностей. Аллата моментами кидала взгляд на то, как его неаккуратные и уродливые швы исчезают, зарастают кожей. Хорошо. Вампирша отвела взгляд и в одно ухо стала прислушиваться к разговору вампира и охотника. Они явно строили план по уничтожению бывшего гнезда. Только Бенни может убить Старика, только ему хватит на это сил. Потому что остальные не могут уничтожить своего создателя, а у неё сын… Джеймс! Аллата кидает быстрый взгляд на часы и с ужасом понимает, что время её «посещения» истекло. Пока она занималась всей этой кутерьмой, Бенни и охотником, она упустила момент встречи с сыном. Интересно, что сказали на это остальные? И внезапно вампирша злится: Сорренто и Квентин специально сделали все так, чтоб у неё и минуты не осталось на встречу с Джеймсом! Что ж, это ещё один повод спалить дотла их чёртово Гнездо.

— … да и с такой красавицей я тоже не прочь потерять ноги, — Аллата поднимает голову на разговаривающих, ловит изучающий взгляд Дина и смешливо-ревнивый Бенни.

— Дин, она всё слышит! — с усмешкой произносит Лафит, игриво подмигивая Милиссон. Оба усмехаются. Винчестер переводит взгляд на вампиршу.

— Бросьте, это же комплимент! Не волнуйся… Лотти.

«Лотти» порывисто выдыхает. Бенни тоже хмурится.

— Не «Лотти», — поясняет Аллата, видя замешательство охотника. — Можешь называть меня «Лат» или «Алли», и любое другой сокращение кроме «Лотти».

— Как скажешь, — охотник дергает плечами. — Тогда… «Лит».

Усмехается и кивает. Что ж, пусть так. Главное не это пошловатое «Лотти», которым её называет Сорренто. От него тошнит, выворачивает наизнанку. Бенни чувствует то же, но вспоминает поцелуй, и губы растягиваются в полуулыбке. Мучает другой вопрос: прокручивает ли Аллата этот контакт с тем же трепетом?

— Ну так вы это… — Дин мнётся. — Вместе?

— Нет!

— Да!

Вампиры посмотрели друг на друга. Аллата слегка приоткрыла рот от удивления, а щёчки как будто покрылись несуществующим румянцем. Бенни тоже удивлён, но только не в самую приятную сторону. Дин удивлённо хмурит брови, из серии «Что, блин?» и переводит взгляд с одного сверхъестественного существа на другое. Аллата закусывает губу, усмешка сползает с лица Бенни.

Аллата кашляет, и смущенно бормочет.

— Это вопрос мы ещё не решили.

Дин понимающе кивает:

— Хорошо. Тогда, сегодня мы…

— Сегодня уже вы никуда не пойдёте, — твёрдо заявляет Аллата, вновь становясь невозмутимой. Лафит усмехается. Ситуация немного разрядилась. — Скоро утро, они будут ожидать ответных действий. Да и Бенни не в том состоянии, так что оба дома сидите! Дин, твоя комната…

— Я в гостиницу. Не хочу путаться под ногами!

— Как угодно, — Аллата передёрнула плечами и с невозмутимым видом и гордо поднятой головой направилась в свою комнату. — Хорошо провести время, мальчики!

— Ты говоришь как заботливая мамочка, — кинул ей в след охотник, ухмыляясь.

— Скорее как заботливая жена, — в том же тоне добавил Лафит, и со смехом увернулся от летящий в него вазы.

***

Намертво затонированные стекла и плотно задернутые шторы. В комнату Аллаты не проникают солнечные лучи, и единственным светом в комнате служит настольная лампа. Её кроваво-оранжевые блики создают на бежевых стенах пугающие тени. Мебели в комнате минимум, но все они большие и явно дорогие. Большой — просто огромный! — шкаф из красного дерева с резными створками, большая двуспальная кровать, застеленная белым постельным бельем, одна прикроватная тумбочка и ещё одна дверь из белого дерева, которая немного теряется на фоне бежевых стен — дверь в ванную.

Бенни окидывает пустую комнату заинтересованным взглядом. Аллата в ванне, решает Бенни, слушая шум воды и незамысловатую песенку, которую Лат напивает. Взгляд вампира цепляется за фотографию в стеклянной рамке с белыми узорами на прозрачном стекле. Он узнаёт почерк Аллаты, видимо, сама расписывала рамку. На фотографии Аллата с младенцем на руках. Даже на фото виден счастливый блеск в глазах, кажется, она была очень счастлива. Как звали пацана? Джеймс?

— Что ты… Бенни?! Что ты тут делаешь?!

Бенни бережно ставит рамку обратно на тумбу и поворачивается к Аллате. Карие глаза гневно сверкают, но если говорить честно, то устрашающе Милиссон точно не выглядела: мокрые волосы, свисающие некрасивыми паклями на худые плечи. Чётко выделенные скулы, даже, пожалуй, слишком, и тонкие руки, которые сжимают полотенце. Оно плотно прилагает к мокрому телу, подчёркивая красивый бюст, потрясающую талию и длинные ноги. Аллата крепче ухватилась за полотенце и неодобряюще посмотрела на вампира.

— Может хватит меня так пристально рассматривать? Что ты хотел?

Бенни усмехается на эту якобы строгую интонацию.

— Я хотел поговорить, — всё-таки отвечает мужчина, пытаясь сконцентрировать свой взгляд на её лице. С удивлением оба обнаруживают, что голос Бенни немного охрип. Аллата пытается сдержать усмешку, понимая причину внезапного охрипшего голоса. Но сейчас Милиссон не очень хотелось с этим разбираться.

— Прям сейчас? — она многозначительно кивает на свое полотенце, и возмущённо приподнимает бровь. — Знаешь, в таком виде уверенность не прибавляется.

— Об этом мы и поговорим.

— Собирался читать мне нотации о моём стиле одежды? — Милиссон была далеко не дурой, но сейчас она либо медленно ею становится, либо ей очень нравится играть в негодование и саму невинность.

Бенни закатывает глаза.

— Чёрт, Лат, ты за 50 лет вообще разучилась намёки понимать?!

Вампирша звонко рассмеялась. Сердце сжимается сильнее, а кровь быстрее бежит по венам. Оба почувствовали себя живыми настолько, насколько это вообще было возможно — с их образом жизни и грузом пережитых лет. В этот момент вампиры живы, живы как никогда.

— Нет, родной мой, не разучилась.

Одной рукой всё ещё придерживая полотенце, Аллата делает шаг вперед и целует его. В этот раз первая. За окном разгорался рассвет.

Комментарий к Часть 2

Если кто-то это читает, то автору будет приятно услышать Коментарии. Нет-нет, я не на что не намекаю, конечно же…Но коментарии не помещают

========== Часть 3 ==========

Было что-то необыкновенное в том, чтобы проснуться под запах чего-то ароматного. За те пятьдесят лет, что Бенни провёл в Чистилище, он спал только в те редкие моменты, когда Дин всё-таки останавливался на ночлег. И в этом утре, — точнее, в вечере, — было что-то необычное: запах жареного мяса, удобная постель, которую нельзя даже было сравнить с холодной землёй Чистилища. Бенни разбудил запах кофе и мяса. Что может быть в мире ещё более совершеннее, чем бифштекс с душистыми специями? Вампир потянулся и перекатился на другую сторону кровати. Постельное белье хранило тепло и запах вампирши, которую Лафит не наблюдал. Каждый вампир пах по-особому, и Аллата конечно же не была исключением — Бенни узнал бы её запах где угодно. Кто сказал, что темноволосая девушка, являющаяся удивительным сочетанием женственности и силы, непременно должна пахнуть лесными ягодами и грозой? Да, возможно дикая, необузданная, как и сама Аллата, природа особенно близка ей, но кроме этого в её жизни всегда было ещё кое-что. Её маленькая страсть — готовка. Поэтому она всегда пахла ванилью, часто используемой ею для выпечки, и корицей, так как обожала посыпать ею свежеприготовленный латте. Чуть-чуть сладости и чуть-чуть остринки — в этом была вся она…

Вставать до ужаса не хотелось, но с первого этажа «доносились» такие ароматные и вкусные запахи, что вампир переборол лень и встал. Отыскав свою одежду в разных частях комнаты, вампир хмыкнул. Всё произошедшее вчера отдавалось теплом во всем теле, дарило покой и умиротворение. Этот дом как будто ограждал от всего: от бывших собратьев, предстоящей драки и даже от Дина. Тут были только они — два бессмертных, и действовали только их правила. Преисполненный самыми радужными мечтами и радостью, Бенни бодро спустился вниз. Аллата стояла у плиты, а на столе как раз-таки стояла приготовленная ею еда, которая и привела вампира сюда. Лафит подкрался, но, видимо, Милиссон так увлеклась своими мыслями, что заметила его, только когда Бенни обнял её со спины.

Аллата и правда сильно погрузилась в свои явно невесёлые мысли. А всё из-за взбучки, которую ей устроил Сорренто. Заявившись к ней в дом, Сорренто весьма прозрачно намекнул, что ещё одно такое «времяпрепровождение» с Бенни, и её мальчик лишится какой-нибудь части тела. Так же Сорренто злился на Аллату из-за её убеждающих речей бывшему собрату, чтобы он вчера не разносил гнездо. Милиссон только молчала, и молилась, чтоб Лафит не проснулся. Но кое-что для себя она выяснила — Сорренто и прочие молодые не знают о Дине Винчестере в этой истории. И всё, что Аллата могла делать, это покорно кивать, думая о том, что вскоре весь этот кошмар закончится.

Когда Бенни обнимает её со спины, Аллата резко выныривает их своих мыслей и круто разворачивается. Прежде чем она расслабляется, понимая, кто перед ней, Бенни замечает, как карие глаза испуганно расширяются. Правда, Милиссон тут же берёт себя в руки и расслаблено улыбается, но её реакция вводит вампира в тупик. Лафит хмурится.

— Ты так испугалась, — вампир одной рукой по-прежнему обнимал её, а другой озабоченно разминал затекшую шею. Та хрустнула, и этот звук эхом раздаётся в сознании вампирши. — Что-то случилось?

«Ничего, кроме того, что тебя чуть не убили», — вертелось на языке, но Лат понимает, что, скажи она это сейчас, не замолкнет потом долго. Нужно молчать. Потому что сейчас молчание действительно золото для Аллаты, для её маленького сына, поэтому Милиссон качает головой и лучезарно улыбается. Она умеет надевать маску, у неё их тысячи.

— Нет, — шатенка легко поводит плечами, но то, что её по-прежнему держат в объятьях, немного сковывает движения. — Просто немного мрачные мысли, относительно сегодняшней… вылазки.

Лафит усмехается, в глазах начинает разгораться пламя предвкушения. Видно, Бенни ожидает этого, сейчас он находится в некой экзальтации, а вот его подруга была совершенно в другом настроении — хотелось прямо сейчас остановить время, чтобы ночь не сгустила свои краски ещё больше, чтобы отмеченное Дином и Бенни время никогда не наступило. Так же Милиссон понимает, что иначе сына ей не видать.

Бенни нежно гладит Аллату по щеке и целует в щёку.

— Можешь не волноваться, — наконец-то выпускает её, садится за стол, разваливаясь на стуле. — Ничего страшного не произойдёт. А теперь покажи мне то, что так вкусно пахнет и заставило вылезти из кровати.

Аллата усмехается.

Нельзя сказать, что он о чём-то думает. В его голове много мыслей, полезных и не очень, мыслей страшных и приятных, плохих и хороших. Он явно не боится предстоящего, потому что не знает, что должно произойти. Внутри всё скрутило, и Аллата до боли закусила губу, стоило отвернуться. Надо признать, готовить Лат умела. Бенни же давно забыл вкус нормальной человеческой еды, потому что в Чистилище он питался только тухлой кровью. Перебить этот омерзительный привкус во рту было сложно, даже свежая кровь не смогла. А вот от свежеприготовленной еды становилось немного, но лучше. В этой ситуации было что-то необыкновенное: практически семейная атмосфера, которая могла бы быть у человеческой пары, когда любимый муж вернулся с работы, а жена готовит ужин. У них же это сложно даже было назвать романтикой, не то что семьёй. Бенни был в некой эйфории от будущей схватки, а вот Аллата была вся как на иголках, но героически растягивала губы в скромной улыбке.

— Что-то произошло? — настороженно поинтересовался Лафит, когда заметил кислую улыбку Милиссон. — Ты какая-то… хмурая.

— Всё хорошо, — насколько правдиво прозвучали её слова, Аллата не знала, а вот Бенни чувствовал фальшь всем своим нутром. И пусть Аллата сколько угодно считает, что убеждает Бенни в своем позитиве, вампир всё видит: как она боится оставить его даже на секунду, как последняя трусиха, — которой она точно не являлась, — не находит в себе смелости хоть ненадолго выпустить вампира из своего поля зрения. Оставила его один раз — умер, оставила второй — и ничего. Всего один раз, когда они встретились, но даже тогда Бенни замечает, с каким внутренним напряжением улыбается, шутит, даже с небольшим внутренним напряжением обнимает его на прощание.

— У нас с тобой разные представления о «хорошо», — подмечает вампир, опираясь руками на стол и сжимая в руке бокал с янтарной жидкостью. У Аллаты было необычайно много алкоголя. — Не помню, чтобы ты была такая напуганная. Явно что-то случилось или случится. Так что колись, родная.

Глаза в глаза. Его голубые сверлят её карие, и вампирша просто не может отвести взгляд. Под таким пристальном взором она не может соврать, но есть ли у неё выбор? А вот выбора нет.

— Не знаю, насколько тебе понравится, — бормочет она, стараясь отвести взгляд, но как загипнотизированная продолжает сидеть. — Пока ты спал… Квентин заходил, — бокал в руке с громким треском лопается. — Говорил, что Старик, сейчас скажу дословно — «отпускает вас с миром на все четыре стороны и желает вам счастья, дети мои» …

— И ты поверила? — несколько презрительно фыркнул вампир.

— Разумеется, нет, — в таком же тоне ответила Аллата, глядя, как Бенни отряхивает руку от осколков. — Но Квентин упомянул кое-кого. Андреа.

Бенни резко выдыхает сквозь плотно сжатые зубы, но Милиссон некогда жалеть о своих словах. Сейчас надо довести Бенни до нужной кондиции и плевать, что этот способ будет так жесток.

— Она мертва, так что не вижу смысла ему это делать, — сухо процедил вампир. Вот зачем? Зачем напоминать ему об этом? О тех давних событиях, когда он лишился дорогого ему человека. Когда-то любимое лицо будто перед глазами стояло, заставляя лишь тихо рычать от обречённости. Бенни опустил взгляд на осколки, хаотично раскиданные по столу, так что не заметил, как на лице вампирши отразилась неподдельная обида и даже злость. Лат, будь её воля, прищурила бы глаза и попыталась понять, что сейчас испытывает вампир. Кроме горечи, конечно. На лице Лафита отражаются какие-то непонятные ей эмоции. Что это — злость, скорбь, привязанность… или любовь? Нет, пожалуйста, только не любовь! Милиссон порывисто выдыхает и встаёт. Убирая грязную посуду в моющую машину — хотя толка в этом нет, она сюда больше не вернётся, — и спешит договорить:

— Квентин сказал, что Андреа будет очень расстроена, если мы… ты не зайдешь повидаться. Наверное, Старик обратил её в тот момент, когда я… была немного сбита с толку происходящим. Я подозревала, что он ещё кого-то обратил, но думала, что просто ищет тебе замену, — Милиссон говорит быстро, но Бенни понимает каждое её слово и впитывает с особым интересом. — Даже подумать не могла, что он превратит её. Хотя лучше бы он её убил.

Слова вырываются сами, и Аллата ждёт, что мужчина вот-вот вцепится ей в горло и навсегда остановит её жизнь, но Лафит задумчиво подкидывает в воздух осколок и, кажется, не замечает негодующей интонации подруги. Что ж, хоть и так. Ей-то теперь какая разница? И всё-таки Аллате до ужаса хочется, чтобы Бенни жил. Даже если в итоге он будет не с ней.

— Да, ты права, — внезапно соглашается Бенни, и Аллата удивлённо приподнимает бровь, однако по-прежнему смотрит на грязную посуду. Вампирша косится на нож и прикидывает, сможет ли она сейчас запустить его в Бенни? Нет, конечно нет. Хотя, возможно, станет немного легче.

— Так что? — Бенни вопросительно тянет букву «М», давая понять, что не понял. Аллата быстро объясняет. — Когда пойдём выжигать гнездо «папочки»? Не вижу смысла откладывать.

— Ты не идёшь, — спокойно говорит вампир, но Аллата лишь презрительно хмыкает. Внезапно внутри становится всё так пусто, что хочется взвыть. Послать всё к чертям и просто позволить себе умереть. И чёрт с ним, с Чистилищем! Чёрт с Бенни, с Стариком, со всеми! Но единственное, что, а точнее кто стоит её мучений и любви — сын Джеймс. Она должна стараться ряди него — хорошие мамы всегда стараются ради своих детей, а вампирша пытается ею стать. Хорошей мамой.

— Я с вами, — и прежде, чем Бенни успевает возразить, Аллата холодно отрезает. — Иначе клянусь, меня вы здесь больше не найдёте.

Смысла в этой угрозе нет, но Милиссон ловит расплывающееся отражение вампира в лезвии ножа, и могла поклясться, что заметила, как в этот момент скулы Бенни дрогнули, всего на мгновение. Вампир был недоволен её ультиматумом, но Лат от своего никогда отступала. Ни-ког-да. Спустя долгую молчаливую паузу, Бенни медленно кивает.

***

Бенни понимал, что всё это неправильно. Что заниматься он должен заниматься явно не этим — идти мстить за свою любимую, надеясь на встречу. По крайней мере не сейчас, когда его подруга Аллата пытается завести лодку. Может быть, к чёрту все это? Аллата здесь, она почти живая и с ней всё понятно и легче. И принять свою судьбу было бы легче, если бы Андреа действительно была бы мертва. Но сейчас… Чёрт, почему же всё так сложно?

Мотор загудел, и лодка послушно скользнула по водной глади. Дин оглядывался по сторонам, пытаясь разглядеть что-то, но впереди и позади стелилась тёмная гладь воды, разгоняемая их лодкой и холодным ветром. Милиссон управляла лодкой легко, заставляя её выполнять все команды мягко и без лишний рывков.

— До сих пор умеешь управлять лодками? — негромко усмехнулся вампир, стараясь разрядить напряжение, которым было заполнено пространство между ними тремя. Дин с интересом прислушивался к их разговору, но не комментировал, молча стоя с Бенни позади Лат. — Впечатлён.

— Сам говорил: научишься один раз — больше не забудешь, — напомнила вампирша. — Да и к тому же ты сам меня учил.

Бенни гордо кивнул. Всё происходящее казалось плохим сном, но мысль о том, что всё это скоро закончится, приятно грело душу. Только вот будет она довольна результатом? Если с ней будет сын — живой, с бьющимся сердцем, — то тогда всё равно, сколько жертв будет. Даже если Милиссон никогда не сможет простить себя или заставить забыть, Джеймс будет жить. Аллата глубоко вдохнула морской бриз. Она вообще-то не очень любила море, с тех пор как они с Бенни перестали бороздить его вместе. Однако сейчас этот солёный запах успокаивает расшатанные нервы шатенки, приводит в порядок мысли, заставляет забыться, хотя сейчас забываться нельзя. Всего лишь на несколько мгновений можно подумать о том, что «если бы все было по-другому». И даже если этого никогда не будет — мечтать может даже такое существо, как она. Долгое время думать, что счастлива, и, потеряв всё, понять, что пресловутое счастье выскальзывает из твоих рук. Слишком невыносимо, и мёртвое сердце навсегда останавливалось. А потом появился Джеймс. Джеймс, который каждый день пытается развеселить свою маму, не давая повода грустить. Он — идеальный сын. Когда Бенни ушёл, ей казалось, что от гибели осталось не так уж и много времени, что Аллата сможет жить в мире, в котором нет Бенджамина Лафита. Аллата смотрела на их последнюю совместную фотографию и всё ждала, когда он наконец-то вернётся. Корзинка с малышом появилась внезапно, разрушая серые и мрачные года. Джеймс всегда был с матерью рядом. Он помог выбраться Аллате из этого ужаса, даже сам того не понимая. Ведь ему всего пять лет. Поэтому Джеймс и не заслуживал всего этого.

— Мы прибыли, — оповестила Милиссон. Вампир с охотником затягивали лодку на берег. — Постарайтесь без самоуправления.

— Конечно, мамуля, — оглядываясь, съехидничал Винчестер. Аллата закатила глаза:

— Если выживем, ты следующий, охотник.

— Замётано, вампирша.

— Заткнулись оба! — рыкнул Лафит, направляясь в глубь леса. Чтобы не быть замеченными, пришлось причалить с другого конца острова, так что ещё час был убит на то, чтобы прийти к нужному месту. Дин, к огромного удивлению Аллаты, — и это стоило бы записать в пункт хороших качеств Винчестера! — не тормозил процессию, а шёл на ровне с вампирами. Вдвоем вампиры, конечно, могли бы ещё быстрее, но жаловаться не приходилось. Зачем приближать неизбежное? Страшный сон сбывался — скоро она должна бросить своего вампира на растерзания бывшим собратьям. Может ли быть хуже?

— Мы уже близко, — уверенно завил Бенни, — возвращался былой настрой. — Что-то напоминает?

Дин отвлёкся от своего телефона — наверное,отписывался родным, — и кивнул. Мужчины принялись делить оружие, Аллата смогла умыкнуть себе ещё одну мачете. Бенни ничего не сказал, но до сих пор не одобрял её вмешательство в это дело.

— Так странно, — вновь проговорил Лафит, обращаясь к Дину, — быть снова в этом мире.

— Ты чертовски прав.

− Как ты справляешься со всем этим? С… вообще со всем.

Их диалог оставался непонятен, но шатенка прислушивалась к нему, стараясь отвлечься. Сумки небрежно откинули в тень деревьев и направились к «камере смерти». Аллата шла позади, рассеяно поглаживая рукоятку своего инвентаря.

— … только так можно играть в эту игру, усёк? — голос Дина вернул в реальность, и девушка вновь поругала себя за легкомысленное отвлечение от происходящего. Охотник кинул на неё быстрый взгляд, мол, идёт следом, не убегает и не пытается убить, потом снова вернулся к их с Бенни разговору.

Дом Старика выделялся на темном фоне.

— Что, чувствуешь эту «семейную» атмосферу, родная? — рассмеялся Бенни. Аллата кисло улыбнулась.

— Да, — протянула вампирша. — Дом, где тебя всегда ждут и любят таким, какой ты есть.

Горькая ирония от этих слов неприятно отдалась на языке, заставляя рефлекторно сглотнуть. Особенно омерзительно было входить в этот дом, который когда-то Аллата просто обожала. Ворвались чуть ли не в центральный вход, и Аллата всего на секунду задержалась на пороге. Когда вампирша тихонько прикрыла за собой дверь, в голове мелькнула всего одна мысль: «Ну вот и всё…» Милиссон захлопнула их мышеловку.

***

Была бы её воля, она бы плакала, но Аллата не могла. Всё, на что она была способна — сливаться с полумраком, наблюдая за тем, как Сорренто и еще двое неизвестных скручивают Бенни. Или была мучительнее другая картина — Бенни с особой привязанностью смотрит на фото Андреа, а потом оглядывает комнату с надеждой в глазах. Ищет её. Для Аллаты было невыносимо всё. Милиссон не сумела подавить судорожного всхлипа. Рыдания душили её, подступая к горлу. О Ева, она не могла выбрать между сыном и любимым. Либо потерять обоих, либо спасти одного. Возможно, она могла бы ринуться Бенни на помощь, вдвоём они бы справились. Стоило этой мысли мелькнуть в голове, как Сорренто заметил её фигурку и по его взгляду было понятно — если она сдвинется с места, он убьёт Джеймса. Расклад не в их пользу, а значит, Джеймсу остаётся надеяться на то, что его мать способна на столь ужасный поступок.

Бенни понял, что его собратья были готовы. Они ждали его, знали, как действовать. Да, возможно, было глупо ломиться в парадный вход, но не знай они, что он придёт наверняка, вряд ли успели подготовиться. Ведь он почти был склонен отказаться от этой мысли, но после, услышав о Андреа, перестал колебаться.

Сорренто усмехается:

— Мне что, постоянно придётся это делать?

— Привет, Сорренто, — без особой радости говорит Бенни, косясь в то место, где он последний раз видел тень Аллаты. Было стыдно — стоило увидеть Андреа, мысль о подруге вылетела из головы, он не мог поверить, что она жива. Сейчас же хотелось думать о том, что Аллата и Дин вместе, а не по раздельности. Хмурый и недоверчивый взгляд перешёл на женщину, стоящую перед ним.

— Значит, он действительно обратил тебя, — в голосе проскользнула нотка отвращения, и Андреа смогла только незаметно кивнуть. Она сложила руки на груди, словно считая себя так более защищённой.

— Сорренто, мы должны уладить кое-что, — намекнула женщина, многозначительно косясь на Сорренто, а потом её взгляд переместился в другую часть комнаты — Бенни не мог повернуть туда головы.

— Ну разумется, — с мерзкой улыбкой протянул вампир. — Как я мог забыть. Лотти, не поговоришь с нами?

Комментарий к Часть 3

Прошу простить меня за количество ошибок( Прошу исправить все, что найдете.

========== Часть 4 ==========

Весь день дождь лил как из ведра. Небо заволокли тяжёлые свинцовые тучи, холодный ветер играл с листьями деревьев, жалобно стонущих под его немилосердным натиском, а плотная дождевая завеса дополняла этот мрачный пейзаж, наводящий тоску и уныние.

Он спал в корзинке. Аккуратно завёрнутый в одеяльце, отчаянно кричащий малыш около года. Аллата смотрела на него и не понимала, что с ней такое: да, убить она его не могла, но почему внезапно стала так спокойно на душе? Аллата оглянулась по сторонам. Никого. Видимо, этого ребёнка подкинули ей. Но зачем? Милиссон никогда не понимала психологию людей, никогда не старалась понять. Вампиршам не дано иметь детей, следовательно, заботиться о ком-то столь маленьком им так же не дано. Так почему же именно этот дом, и именно она? Малыш не переставал плакать, а громкий удар молнии испугал его ещё больше. Аллата растерялась всего на секунду, а потом легко подхватила корзинку с ребёнком и внесла внутрь дома.

Мальчик смотрел на вампиршу, а она — на него. Ребенок продолжал жалобно плакать, и Аллата скривилась. От этого громкого плача, — который, чёрт возьми, она не знала, как остановить! — вот−вот разболится голова. Ну нет, решила Аллата. Она не купится на эти заплаканные большие голубые глаза, что смотрят на неё снизу вверх. Аллата сложила руки на груди и отрицательно покачала головой. Малыш продолжал плакать. Не сдержавшись, Милиссон наклонилась и подняла плачущего подкидыша.

— Закрой рот, — рявкнула вампирша, но её голос предательски прозвучал намного ласковее, чем произнесённые слова. Мальчик тотчас прильнул к Лат, обхватил её за шею своими пухлыми ручками, продолжая какое-то время всхлипывать.

Пока малыш успокаивался, Аллата пыталась бороться с охватившей её нежностью. Старалась не вдыхать тонкий молочный аромат ребёнка. Она ждала, что сейчас проснётся жажда, и она опустит дитя. Но вампирский организм перенёс близость человека удивительно спокойно. Он пах как самый вкусный десерт или чудесные духи, но вопреки своей сущности, Аллата не хотела подкрепиться им. Она вообще старалась не трогать людей, питаясь ворованной кровью. Дань умершему возлюбленному. Аллату передёрнуло — яркие голубые глаза смотрели на неё.

Мальчик что-то восхищенно залопотал и, совершенно не испытывая страха, протянул ручку к красивому лицу Милиссон. Он даже не замечал холодной температуры её тела. Малыш провёл рукой по нежной щёчке. Аллата внезапно подалась вперед…

***

Старик считает минуты до тех мгновений, как стройная фигурка Аллаты появится в этом кабинете. Вампирша появляется быстрее, чем он ожидал — Старик смотрит на часы, а она с силой ударяет по столу; по идеально гладкой поверхности бегут многочисленные трещины.

— Где мой сын!?

Милиссон была поистине великолепна в гневе: этого у неё не отнять. Её глубокие шоколадного цвета глаза едва не метали молнии, длинные волнистые волосы падали на плечи, пряди небрежно опускались на глаза.

— Здравствуй, непокорная дочь, — улыбнулся ей молодой парень, так нелепо называющий себя «Стариком». — Ты добралась сюда быстрее, чем я ожидал. Аллата…

— Ты, гнилое адское отродье, где мой сын?! — Старик удивлённо посмотрел на вампиршу. Будучи главой гнезда, он никогда не слышал таких слов в свою сторону. Он привык видеть в глазах, созданных им, если не любовь — почтение, верность. Аллата же была всегда другой — верной, любящий, весёлой, она всегда являлась душой гнезда и связывала таких непохожих вампиров, и за это Старик обожал маленькую куколку. Лишь позже он понял, почему она оставалась в гнезде — не ради него, а ради второго приближенного — Бенни. Ни Сорренто, ни Квентин не были так близки с Аллатой, как Бенни, и Старик понял, что убив его, избавился от Аллаты. Отпускать кого-то было не в его правилах, но разве теперь Аллата была полезна? Нет, но если он убьет её, другие обитатели гнезда могут вступиться — Старик отпустил её, как казалось, с миром.

— Тот прелестный малыш, Джеймс, — протянул вампир. — Очарователен. Просто копия неизвестных мне людей. И всё же он прекрасен. Сын своей матери.

Старик, что и неудивительно, никогда не испытывал гнев матери, защищающей дитя и не догадывался, насколько перешел границу. От ярости у Аллаты глаза заволокло красной пеленой, а во рту появился привкус раскаленного металла. Мышцы налились силой, которую вампирша привыкла сдерживать, — пусть только Старик попробует что-то сделать, и она просто разотрёт его в кровавое месиво! Старик оставался раздражительно-спокойным. Аллата думала, что ещё немного, и ей будет плевать абсолютно на всё — она просто вцепится в Старика и не отпустит, пока он не перестанет дёргаться или её не скрутят.

— Мы же можем быть взаимно вежливыми, Аллата? — протянул Старик, пока Милиссон раздумывала, где его шею будет быстрее перегрызть. — Ты — мне, я — тебе. А твой сынок проведёт небольшие каникулы у нас.

— И что тебе нужно? — внезапно холодно и сдержанно поинтересовалась вампирша. Разум, который гнев постепенно оставлял, недовольно кричал на Аллату — её действия отразятся на сыне. Нет, со Стариком надо действовать тоньше, умнее, осторожнее.

— О, пустяк, — махнул рукой вампир. — Ты всего лишь должна привести ко мне Бенни.

Аллата выдыхает сквозь плотно сжатые зубы.

— Значит, это всё из-за сына?

— У меня не было выбора.

— Конечно.

Они стоят друг напротив друга. Точнее, стоит Аллата — Бенни сидит на высоком стуле, сдерживаемый наручниками. Сердце Милиссон, его остатки, борется с разумом, а Аллата не может сосредоточенно думать. В комнате они одни, спасибо Сорренто. Андреа это явно не одобряет, но Аллата была так рада, что ей дали возможность объясниться с ним. Лафит не сводит с неё внимательного взгляда. В отличие от Андреа, она не складывает руки на груди, стоит совсем рядом, открытая. И сейчас Бенни понимает, что всё это к чёрту ему не нужно — месть, бывшая любовь, Старик. Всё, что он имел и потерял, всегда было рядом.

— Ты должна была мне сказать, — слова вырываются прежде, чем Бенни смог задуматься о их значении. Красивое лицо Аллаты перекосило. Первое, что пришло Бенни на ум — это слово «поверженная». Аллата показалась Бенни поверженной на поле боя, именно такой: вампирша, которая когда-то было маленьким солнечным лучом в их гнезде, славилась невероятной красотой и умом даже для себе подобных, но также была одной из самых опытных стратегов, теперь казалась раздавленной и уничтоженной. Аллата стояла, прислонившись к дверному косяку, словно собиралась вжаться в него, сгорбившись, опустив голову… Волосы скрывали её лицо, делая её вид еще более «добитым». Она ответила, не поднимая головы:

— Они бы убили его, — голос Милиссон непривычно тих, но в нём сквозит уверенность. — Я должна была сказать тебе не о сыне. Намного, намного раньше, я должна была…

Она приближается стремительно, и теперь Бенни приходится поднять голову, чтобы посмотреть на неё. Её волосы отбрасывают тень, но он видит горящие карие глаза. Аллата плавно опустилась на подлокотник кресла, одной рукой вцепившись в спинку. Непозволительно близко; из коридора доносится недовольное шипение.

— Только я — глупая маленькая девочка лет двенадцати, — могла влюбиться в столетнего вампира, а потом просто не найти в себе силы признаться, — её голос понижается до еле различимого шёпота. Бенни поворачивает голову, чтобы видеть её и упирается в её лоб своим лбом. — Когда я… я всё-таки подумала о том, что должна сказать тебе о своих чувствах, я узнала от Старика, что ты ушёл. Даже сбежал, с гречанкой Андреа Кормас. Это было похоже на дешёвую романтическую комедию, — лицо вампира обдувает теплым дыханием. — Сначала я была очень привязана к тебе. Мне твердили, что привязанность — не любовь. Есть привязанность, дружба, поддержка — я считала это хорошим набором чувств, чтобы забыть о своих чувствах. Но не смогла. До того самого момента, когда увидела тебя, разбросанного на куски, и взвыла, и до тех пор, пока не увидела тебя на той стоянке, я была счастлива. На те короткие минуты, когда я вижу тебя живым и понимаю, что люблю, я была счастлива.

— А потом вспомнила, что у Старика твой сын, — подсказал Бенни, и Аллата кивнула головой. Длинные волосы щекотали его лицо. Вампир волей-неволей вспомнил, каково это — наматывать их на кулак, заставлять Аллату не по-человечески выгибать спину. Бенни дёрнул головой, насколько это возможно, и уткнулся носом в тёмные волосы.

— Аллата, — негромко позвал Сорренто из коридора, и его тут же перебил детский лепет. Аллата внимательно посмотрела на Бенни и усмехнулась:

— Мне пора.

Вампир совершенно машинально кивнул и стремительно поцеловал девушку; она негромко охнула от неожиданности. Они оба не разомкнули губ; это был не их поцелуй, а торопливый, немного грубоватый, тот, который срывают с губ второпях, боясь, что могут оттолкнуть, прекратить, сказав: “Довольно!”. Бледная рука вампирши внезапно скользнула под обшарпанное пальто вампира, и Бенни почувствовал, как что-то холодное и острое уткнулось ему в ребра. Стилет. Ключи бесшумно опустились в раскрытую ладонь вампира.

— Лат… — выдохнул Бенни, внимательно глядя в глаза своей бывшей ученицы. Аллата выдавила из себя полуулыбку и пробормотала:

— Меня ждёт сын. Если ты… Бенни, если ты выживешь, то знай — я буду рада вновь увидеть тебя. Если ты не захочешь убить меня, конечно.

Она встаёт быстро, буквально подскакивает. Эти слова впиваются в его голову, как острые шипы, причиняя тупую боль. Бенни вдруг понимает одну простую истину: сегодня он выживет не ради мести, не ради Андреа, а ради неё. Для неё. Сорренто вырастает рядом с ней практически из-под земли. Несмотря на то, что при взгляде на Бенни он испытывал ненависть, на Аллату он смотрел с чувством вины и… уважением.

— Мы собрали твоего сына, — коротко говорит темнокожий вампир. Аллата кисло улыбается, всё ещё не сводя с Бенни шоколадных глаз.

— Спасибо, — последние её слова обращены к пленённому вампиру. — Прощай, Бенни.

— До свидания, Лат, — вампирша растворяется в темноте коридора. Взгляд Андреа явно говорит — не лезь, но Аллата уже влезла по самое нехочу. Дина нет, он где-то наверху. Аллата искренне верит, что они смогут. В самые последние мгновения она рассказала Винчестеру о том, что происходит. Осуждал ли он её? Нет, конечно, нет, ведь он бы сделал тоже самое ради брата. Охотник просто пожелал вампирше счастливого пути, и они разминулись.

— Мама! — радостный крик Джеймса, кажется, слышат все. Аллата широко разводит руки и заключает сына в крепкие объятья. Маленькие, но на удивление сильные руки смыкаются на шее вампирши, и Милиссон искренне улыбается. Она была права — за этого мальчика стоило бороться с самого начала.

Всё остальное происходит как во сне: они садятся сначала на катер, потом в машину, мальчик весело что-то рассказывает, и у Аллаты трясутся руки. Особняк, в котором произошли последние мгновенья их с Бенни подобия на счастье, всё дальше и дальше. Скоро весна… Джеймс хочет поехать в Калифорнию, но не просится, как все дети, поскольку знает — маме-вампирше там не понравится. И всё же мама у него самая лучшая. Да, у неё есть клыки и иногда она пьет кровь. Но Джеймс все равно любит её. Ведь это — мама, как её можно не любить?

— Мама? — задумчиво зовёт малыш, спокойно сидя в детском кресле на переднем сиденье. — Мам, а мы можем поехать в тот дом около озера?

Аллата переводит взгляд на сына, всего лишь на секунду отвлекаясь от дороги, а потом её сердце не выдерживает. Она тормозит машину и порывисто обнимает сына. Мальчик растерянно гладит маму по длинным волосам и неумело, но от души убеждает её в том, что всё будет хорошо. Вампирша всем телом прижалась к сыну и издала животный, сдавленный крик, больше похожий на стон отчаяния, нежели на буйную истерику. Джеймс никогда не видел маму в таком состоянии, поэтому сильно испугался; нет, не того, что мама может ему навредить. Просто когда ей было плохо мальчику самому хотелось кричать. Но разве он мог? Нет, он — Джеймс Милиссон! Он должен быть сильным!

Она должна быть сильной. Должна пройти через это и найти в себе силы жить дальше. Аллату учили в любой ситуации сохранять достоинство, быть твёрдой, сильной духом… Учили стойко переносить удары судьбы. Пожалуй, сейчас настало время вспомнить эти уроки. Аллата не любила предаваться воспоминаниям, но этот полный скорби и счастья миг стал единственным исключением. Целуя Джеймса в макушку, вампирша молчала, стараясь не закричать во всё горло, и все же стонала, разрывая своими душераздирающими стонами чинную тишину пустого ночного шоссе, а в голове у неё проносились самые прекрасные мгновения, что пришлось пережить им вместе с сыном и Бенни, которого она больше может не увидеть. Но… так хотелось верить, что он спасся, что она ему помогла, в последний момент дала ему возможность начать новую жизнь. Где-нибудь с Андреа Бенни обязательно будет счастлив.

Но не с ней….

Хотелось быть сильной, но разве она могла? Нет, в этот раз Аллата сломалась. С хрустом, где-то внутри себя. Вампирша понимала, что пугает собственного ребёнка, поэтому до боли прикусила себе щеку и молчала. Бледные губы насильственно раздвинулись в широкой улыбке, и Лат отстранилась. Джеймс смотрел на неё ярко-голубыми глазами — его глазами, — и улыбался.

— Всё хорошо, принц, — заверила Аллата. Мотор машины загудел, и она плавно сорвалась с места. — Мы поедем… Поедем в дом около озера.

Ведь этого хочет он. Последний человек на Земле, который любит её и которого любит она.

В это же время Дин и Бенни спалили гнездо Старика. Вампир решительно направлялся по остаткам знакомого аромата. В этот раз он не пустит всё на самотёк.

========== Эпилог ==========

Джеймс.

Джеймс плещется в воде. Неожиданно яркое солнце хорошенько подогревает воду, и мальчик периодически играет на суше. Аллата сидит на берегу, под тенью большего дерева. Ей так хотелось быть живой в этот момент, чтобы не прятаться от солнечных лучей, которые неприятно жгли кожу. Кора дерева мягкая, шелест листьев и легкий ветер успокаивают, чудесным образом усыпляя вампиршу. Но карие глаза неотрывно смотрят на игравшегося в воде мальчика. Джеймс, одетый в нарукавники и цепляющийся за круг, играет, иногда выкрикивая «По правому борту!» и ещё что-то в этом роде. Аллата улыбается, смотря на сына. Если ты — вампирша, то в воспитании ребенка у тебя есть определённые плюсы. Ты сможешь издалека увидеть его посиневшие от холода губы, которые тот старательно прячет.

— Джеймс! — позвала вампирша, поднимаясь. Мальчик посмотрел на неё и мгновенно выскочил из воды. Немного виновато улыбнулся маме, когда Милиссон протянула ему полотенце.

— Прости, — бормочет он, поплотнее закутываясь в махровое полотенце. — Я не доиграл.

— Давай позже, хорошо? Холодает.

Джеймс согласно кивает: для своего возраста он слишком спокоен и послушен. Прекрасно зная, кем является его мама, что его ей подкинули, он не может считать своими родителями кого-то другого. Это красивая и любящая его женщина и есть его мама. Он понимает, о чём из прошлого можно спрашивать, о чём — нет. Что должна была сделать мама? Кто такой Бенни, про которого говорил Сорренто? В голове Джеймса — тысяча вопросов, и он задает их, медленно, выискивая нужный момент. И когда он все-таки рискует спросить, кто такой Бенни, получает короткий, но самый непредсказуемый ответ: «Я люблю его». Бенни — тот, кого любит мама. Джеймсу хочется спросить, почему он не с ними и любит ли он маму. Но взгляд Аллаты как будто тускнеет, затуманивается странной пеленой. Губы застывают в грустной улыбке, и мальчик спешит перевести тему.

Аллата чувствует себя почти виноватой.

Джеймс, вытираясь от капель воды, оживленно болтает о своей игре — о дальнем мореплавателе, который ищет свою любимую, а на пути у него много препятствий. И древние греческие Боги мешают ему. Это — самые простые мысли мальчика лет шести. Каждый мечтает стать героем. Но Аллата удивлённо приподнимает бровь, и спрашивает, где он такое услышал. Бледная кожа Джеймса окрашивается в яркий румянец, и он смущенно бормочет:

— Мне просто Сорренто телевизор включал. А там как раз шёл этот мультик… — Милиссон хмурится, но всё-таки приходит к выводу,что ничего плохого в этом нет. Пусть ребёнок смотрит мультфильмы. Она кивает, а Джеймс внезапно принимает серьезный вид и громко кричит. — Ой, здравствуйте!

Мозг вампирши соображает мгновенно: знакомым он сказал бы просто «Здравствуй»; если бы это был тот, кого он знает получше, «Привет» и по имени. Следовательно, не Сорренто и не Квентин. Шатенка поворачивается. Бенни не очень вписывается в картину: во всём черном он выглядит лишним. Вампир ухмыляется, смотря на растерянно-испуганное лицо подруги. Аллата широко распахнула глаза и, приоткрыв рот, смотрела на вампира. Нет, не то чтобы она ожидала его смерти, но думала, что они встретятся ещё нескоро.

— Бенни? — неуверенно шепчет она. Возможно, просто помешалась на нём и у неё виденье? Джеймс внезапно распахивает глаза — совсем как мать, — и наивно−беззаботно интересуется:

— Вы — мамин любимый человек?

Лафит громко смеётся, а Милиссон разворачивается к сыну. Непонятно, то ли она недовольна, то ли смущена, но Джеймс вжимает голову в плечи. Вампир отделяется от забора, к которому прислонялся, и направляется в их сторону. Лат быстро говорит сыну:

— Джеймс, иди в дом.

Мальчик хмурится. Если мама позволила подойти к ней со спины — а Бенни стоял очень близко к спине Аллаты — то почему ему надо идти домой?

— Домой или домик? — уточняет он.

Аллата на секунду теряется. Она спиной чувствует Бенни — расстояние вытянутой руки, он может с места дотронуться до её плеча. Милиссон может представить, как непонимание отразилось на лице Бенни. Дом — это именно дом, а домик — место под сиденьем машины. Заднее сиденье откидывается, и туда вполне может поместиться ребенок вроде Джеймса или кто-то худой и гибкий, как Аллата. Там есть немного еды и воды, потому что углубление идёт до багажника. Вампирша закусывает губу и неуверенно бормочет:

— В дом… Всё хорошо, Джеймс, иди в дом.

Хмурое лицо Джеймса светлеет. Он улыбается Бенни и маме и бежит в дом. Милиссон кажется, что её ноги приросли к земле: ни повернуться, ни отойти она не может. Тяжелая рука Бенни внезапно нежно скользит вверх от её запястья и останавливается на локте. Вампир внезапно круто разворачивает её, и прижимает к дереву. Глаза в глаза, всё происходит в звенящей темноте.

Аллата сглатывает:

— Ты жив, — то ли охрипла, то ли просто не может говорить громче. — Я думала… думала, ты останешься с Андреа.

— Нет, — отрезает Лафит. — Не смог. Ни остаться, ни убить. А вот найти тебя — проще–простого.

Он как всегда предельно краток. Бенни думал об этом с самого их разговора на кухне. Думал о том, нужно ли ему всё это: месть, Андреа или что-то ещё? Нет, вампир уже давно выбрал своё будущее. Поэтому Бенни сразу понял, что не сможет быть с Андреа, не сможет забыть Аллату. Он собирался бросить некогда любимую девушку ради Аллаты и сказать ей, как много она на самом деле значит для него.

Шатенка молчала, и в этот момент, наверное, можно было сказать, что она слегка напугана. Нет, Аллата боялась не за себя, а за сына. Беглый взгляд по окнам: Джеймса не видно. Наверное, сидит в своей комнате и играет. Не подозревает о том, что происходит снаружи. Тело Аллаты задрожало мелкой дрожью, когда Бенни обнял её лицо ладонями и, заглянув в её глаза, которые сейчас освещались солнечным светом, медленно и с опаской поцеловал нежно-розовые губы. Ни о каком ответе на поцелуй речи не шло, но разве могло быть по-другому? Аллата неуверенно, чуть заметно выдохнула в губы его собственное имя и поддалась вперёд.

— Бенни, — вновь выдыхает она. Вампир отстраняется так же медленно, с удовольствием наблюдая за реакцией Милиссон. Её глаза подёрнуты мутной пеленой, в уголках глаз собрались слезы. Аллата порывисто выдыхает, стараясь сглотнуть комок в горле.

— Ну-ну, Лат, — с усмешкой шепчет вампир, прижимая вампиршу к себе. Она прячет лицо у него на груди. — Я вернулся не затем, чтобы заставлять тебя плакать. Вампиры не должны плакать. — напоминает Бенни, большим пальцем стирая хрустальные слёзы. Девушка лишь ещё громче начинает плакать, уткнувшись лицом в грудь вампира. — Ты же сильная, я знаю.

— Я вовсе не сильная.

— Ты сильная. Ведь тебя воспитал я.

Губы Аллаты растягиваются в какой-то жалкой пародии улыбки. Бенни надёжно поддерживал Лат за талию, удерживая от падения. Если бы не его руки, Аллата бы не устояла на дрожащих ослабевших ногах.

— Я люблю тебя, — шепчет Лафит, нежно прикасаясь губам к её волосам. — Люблю. Родная.

Аллата смеётся и тянет его за собой в дом — надо познакомить с сыном.