КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Королева Новорожденной Луны (СИ) [Девочка с именем счастья] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Беллатриса Элизабет Грейс ==========

Я наблюдаю за быстро сменяющимися за окном пейзажами. Это первый раз, когда мне приходится путешествовать на поезде без взрослых. Почти. Не знаю, можно ли назвать взрослыми тринадцатилетнего Питера и двенадцатилетнюю Сьюзен. Усмехаюсь на собственный вопрос. Конечно же нет. Но сейчас уже дети не разделяются на «взрослых» и «малышей». Война сделала нас равными. Стальной характер и резкое понимание - насколько жестока реальность, приняли все: и младшие, и старшие. Что ж, наверное, это даже хорошо. Лучше разочароваться в жизни сейчас, когда твоя жизнь ещё не построена до конца. Однако…

Я опустила взгляд на спящую Люси, которая положила свою голову мне на колени. Ей всего восемь лет, что делает её всего на год младше брата Эдмунда, которому недавно исполнилось девять. В подвергающемся бомбежкам Люфтваффе Лондоне у них не могло быть нормального детства, и миссис Пэванси, их мать, приняла единственное верное решение: отправить детей подальше отсюда, к старому профессору Кёрку. Наверняка так поступила бы любая заботливая мать. Жаль, я не могу знать наверняка, как бы поступила моя мать, ведь её у меня просто-напросто нет.

Наверное, сейчас лучше представиться. Меня зовут Белла. Беллатриса Элизабет Грейс, если будет угодно. Да, вот такое вот имя. Моя мать была близкой подругой миссис Пэванси, так что после смерти родителей её семья взяла меня под опеку. Я никогда не плакала по родителям, потому что не знала их. Мама оставила меня и этот мир, когда мне было около года. Отец ушел ещё раньше, до моего рождения. Так что я имела основание считать своей семьей чету Пэванси, но чувство того, что я другая, меня не оставляло. Я даже не пыталась врать, что я их родной ребёнок. Во-первых, я отличалась внешне. Питер и Люси были обладателями золотисто-каштановых волос, а Эдмунд и Сьюзен были на порядок темнее. Возможно, что-то общее у меня с ними и было, с Сьюзен и Эдмундом, но мои волосы были темнее волос Сьюзен, а глаза имели небывалый серо-голубой оттенок. Кроме того, я отличалась от любой лондонской девочки предпочтением в одежде: я совсем не любила платья и юбки. До войны это часто замечалось, но сейчас это мало кого волновало.

Я хорошо шью и вяжу, это и помогло мне одеваться по-своему. Мне отдают старые штаны Эдмунда и Питера (или покупают самые маленькие по размерам). Я их особым образом ушиваю и ношу сама. Старым платьям отрезаю рукава, укорачиваю, и у меня получается что-то наподобие туники. Конечно, мне покупают хорошие туники, но в такие времена нужно экономить, так что никто не возражает.

Я прислонилась к холодному окну лбом, аккуратно, пытаясь не потревожить Люси. Она слегка покрутилась, но не проснулась. Эдмунд тоже спал, а Сьюзен и Питер что-то обсуждали. Им будет сложнее остальных, ведь на них теперь забота о младших брате и сестре. Что касается меня, то мне хорошо известно положение дел. Мы не скоро вернёмся домой.

«Если вообще вернёмся», — напомнил внутренний голос. И если от дома что-то останется.

========== Главное - не унывать ==========

Приехали мы после обеда следующего дня. Нас высадили на какой-то одинокой станции. Эдмунд не удержался от едкого комментария, и Питер приказал ему держать язык за зубами. Нарастающую перепалку прервала подъехавшая повозка, запряженная белой лошадью. Лошадь понравилась, а вот женщина, которая сидела на козлах, не совсем.

— М-миссис Макриди? — робко спросил Питер.

Женщина окинула нас оценивающим, но не совсем дружелюбным, стоит заметить, взглядом, после чего ответила слегка скрипучим и сварливым голосом:

— Боюсь, что да.

Она мне определённо не нравится.

Я усмехнулась. Макриди этого не заметила, но Сьюзен неодобрительно посмотрела на меня. Я еле-еле сумела подавить смех.

Всю дорогу Люси вертелась, стараясь рассмотреть места, которые мы проезжали. Наивный ребёнок. Такой невинный и чистый. Незнающий, что такое горе, так что пусть радуется, пока может. Скоро холодная реальность обрушится на неё в полной мере. И этого никак нельзя избежать, но можно отсрочить. Похоже, у Сьюзен и Питера были аналогичные планы.

Профессор был приятным человеком, чего не скажешь о той же Макриди. Как только дети перешагнули порог дома, тут же от неё посыпались всякие правила, в стиле «нельзя, нельзя, нельзя». Нудно, очень нудно. Вследствие этого мы с энтузиазмом приняли предложение Питера пойти осмотреть дом.

Что не говори, а дом был огромен. Создавалось ощущение, что он просто бесконечен: множество дверей, ведущих в спальни для гостей, и коридоров. Конечно же они были пустыми. Вскоре мы попали в очень длинную комнату, стены которой были сплошь увешаны картинами, а вдоль стен стояли рыцарские доспехи. Они вызвали большое любопытство у Эдмунда, которое тут же погасло, стоило только Сьюзен начать разглагольствовать на тему истории.

— Не умничай, — рявкнул Эд и направился в следующую комнату.

Эта комната была с зелёными портьерами, и в углу неё мы увидели арфу.

— Красивая, — выдохнула Люси.

Она подошла к ней и пальчиками прошлась по струнам. Арфа издала звук, сравнимый со звоном колокольчиков. Я подошла к Люси и слегка приобняла её. Для этого мне пришлось присесть на корточки, что было бы крайне неудобно в платье. Я мысленно поблагодарила Эдмунда за то, что он напомнил мне переодеться в поезде.

— Что случилось, малышка? — ласково спросила я, уткнувшись в мягкие волосы девочки. Люси обернулась ко мне.

— Я скучаю по дому, — призналась Люси, — ещё хочется, чтобы Эдмунд снова улыбался, а Питер с Сьюзен прекратили с ним ссориться.

Я улыбнулась и заглянула в её прекрасные серо-голубые глазки.

— Всё будет хорошо, — пообещала я, хотя верилось в это с трудом. — Я более чем уверенна: скоро твой брат станет прежним.

Люси улыбнулась милой искренней улыбкой. Такой могут улыбаться только дети.

— Белла, Люси, идите сюда! — донёсся голос Сьюзен из другой комнаты.

Выпрямившись во весь рост, я взяла Люси за руку, и мы пошли к остальным.

Мы с Люси спустились на три ступеньки, потом поднялись ещё на пять и оказались рядом с остальными. Небольшой зал с дверью, ведущей на балкон. Потом шла анфилада комнат, где стены были уставлены шкафами, нагруженными старыми, нет, старинными книгами в тяжелых кожаных переплетах. А в последней комнате был только один платяной шкаф. Большого внимания он не привлёк, хотя мне очень хотелось рассмотреть его поближе. Потеряться в таком доме было проще простого, так что я вышла из комнаты вслед за остальными. Пустующее чувство в руке, и я внезапно вспомнила, что держала кого-то за руку. Я кинулась обратно, и успела именно в тот момент, когда младшая Пэванси заходила в этот шкаф.

— Люси, — окликнула я девочку. Та повернулась, рассеянно глядя на меня.

— Уже поздно, — мягко напомнила я. — Пойдём. А завтра вернёмся, —пообещала я, понимая, что по-другому она не уйдёт.

Она посмотрела на шкаф, потом на меня, ещё раз на шкаф и всё-таки отошла от него, но дверь не закрыла, а придержала одной рукой.

— Обещаешь?

На такой полный надежды взгляд просто нельзя ответить отказом.

— Обещаю, — ответила я, мысленно проклиная себя. Ну не могу отказывать детям, хотя стоило бы поучиться.

Люси посмотрела на шкаф, тяжело вздохнула и закрыла дверцу. Через минуту мы догнали остальных. Встретившаяся на пути Бетти, одна из служанок (всего их было три, если не считать экономку) загнала нас спать. Но мы были бы не мы, если послушались. Где-то минут через пять все сидели в нашей с Сьюзен и Люси комнате. Питер рядом с Лу, Сью на своей кровати, а Эд рядом со мной. Атмосфера была не очень-то весёлой.

— Простыни жёсткие, — пожаловалась Лу. — И домой хочется.

— Война не вечна, Люси, — говорит Сью, подходя к сестре и присаживаясь рядом, на краешек кровати. — Я более чем уверенна, что скоро мы будем дома.

— Если дом не разбомбят, — тут же вставляет, приподнимая голову с моих колен, Эдмунд.

Питер промолчал, а Сьюзен тут же откликнулась. Такой строгий, поучительный и одновременно заботливый тон.

— Тебе не пора ли спать?

Я лишь качаю головой. Неужто Сью ещё не заметила, что если проявлять такие качества «родителей», Эд заводится ещё больше.

— Конечно, мамуля, — откликается он, и я легонько щёлкаю его по носу.

— Эд! — рявкнул Питер. Эдмунд недовольно что-то пробурчал, вновь положив голову ко мне на колени и позволив перебирать его тёмные волосы. Однако он не стал отвечать Питеру, который тут же превратился из строгого брата в любящего и обратился к Лу:

— Ты же видела парк? — девочка кивнула.

— Он такой большой! Там можно что угодно придумать! — восхищённо вставила я, получив благодарный кивок от Питера.

— Завтра будем там играть. Все вместе, — закончил он, и Люси улыбнулась.

Он выразительно посмотрел на брата, но Эд лишь фыркнул.

— Что ж, — я встала. Эдмунд недовольно пристал на локтях, успев встать с моих колен прежде, чем свалиться вниз, и направилась к шкафу, где лежали запасные комплекты белья. Взяв их, я развернулась к остальным, которые так внимательно наблюдали за моими действиями. — Как я понимаю, тут не станут проверять, спим мы или нет. Так что предлагаю всем ночевать у нас в комнате.

Люси тихо засмеялась. Сью незаметно покачала головой.

— Думаю, это…

— Прекрасная идея! Белла, ты — гений, — прервав сестру, сказал Питер и взял у меня комплекты.

На неодобрительный взгляд Сьюзен я многозначительно кивнула на Люси. Малышка активно кивала головой.

— Комната большая, — пояснил Питер, расстилая один из комплектов около кровати Сью. — Мы с Эдом поспим на полу, так что места хватит всем.

Эдмунду явно такой расклад дел не понравился, но спорить ни у кого уже не оставалось сил. Эд лёг около моей кровати, а Питер, по просьбе младшей сестрёнки, «переселился» и лёг рядом с ней. Сьюзен потушила лампу, и мы уснули, пожелав друг другу спокойной ночи.

***

Спокойной ночи не получилось. Гроза, начавшаяся ночью, сильно отличалась от тех, что я наблюдала в Лондоне. Раскат грома вырвал меня из объятий Морфея, и я испуганно села в кровати. Оглядев комнату, я увидела, что Питер лежит рядом с Люси. Видно, та уже просыпалась и явно испугалась грозы.

Я зевнула и снова легла. Очередной раскат грома, и я опять подскочила. Проклиная всё на свете, закрыла лицо подушкой, но это мало помогло. Тихо застонав, — не дай бог разбужу ещё кого-нибудь! — я перевернулась на живот.

— Не спится, Белла?

Я оторвалась от подушки и посмотрела вниз. Эдмунд лежал на спине и внимательно глядел на меня.

— Тебе, как я погляжу, тоже? — вопросом на вопрос ответила я. Эд кивнул.

Я поудобней устроилась и вновь посмотрела на Эдмунда, ожидая, что он скажет. Однако он молчал. Мы молчали минут пять, тупо смотря друг на друга. Он первый нарушил тишину:

— Рада, что поехала с нами?

— Это лучше, чем оставаться в Лондоне. Там сейчас небезопасно для детей.

Он хмуро посмотрел на меня, а я тихо засмеялась, уткнувшись в подушку.

— Прости, — я опять посмотрела на парня. — Начинаю говорить как Сью, да?

— Не хватало мне ещё и тебя в качестве опекуна, — он улыбнулся. Впервые после того, как их отец ушёл на фронт. Я уже и забыла, какая красивая у него улыбка.

— Я всего на год старше тебя, — я пожала плечами. — Было бы глупо, если я начну тебе указывать.

— Питер и Сьюзен это глупым не считают, — напомнил он. Я опять уткнулась в подушку и засмеялась.

— У них есть на это право, — пожав плечами, я опять начала размышлять вслух. — Не похоже, что мы очень нужны этому профессору. Так что мы тут предоставлены самим себе. Присутствие «взрослых» нам не помешает.

Эд правильно понял мою интонацию, так что от смеха теперь пытался удержаться он. Несмотря на его поведение, на данном этапе он нравился мне больше остальных. Нет, не поймите неправильно, я любила всех Пэванси, но Эдмунд привлекал меня больше остальных. Спросите почему, и я не отвечу. В нём было что-то, что неудержимо притягивало. Как магнит железо. Но этот магнит притянул и ржавое железо — Эд просто связался не с той компанией. После этого он сильно изменился. Стал грубить, не слушаться. Стал до невозможности… невыносимым! Меня пугали эти перемены, но ничего поделать было нельзя. Оставалось только надеяться, что всё разрешится само собой. Но я не встречала людей, которые могли бы сказать, что их проблемы исчезли сами собой.

И сейчас передо мной был тот прежний Эдмунд, который умел веселиться и видеть хорошее везде и во всем.

— Его бы сейчас сюда… — задумчиво пробормотала я. Эд непонимающе посмотрел на меня.

— Кого «его»?

— Другого Эда, — пояснила я. — Доброго, чистого, позитивного. Который не стал бы обижать близких, а поддержал бы родных в столь непростой для всех нас период.

Эд молчал, но даже в темноте я видела, как в его глазах промелькнуло что-то, похожее на искры. Завораживающие и притягательные.

— Знаешь, мне кажется этот Эдмунд ещё живёт где-то. В тебе. Там, глубоко. Но ты сам уже в это не веришь.

Я отвернулась и прикрыла глаза. Гроза не кончилась, дождь ещё стучал по стеклу, карнизу, но грома больше не было слышно. Я чувствовала, как меня прожигает пара темно-карих глаз. Уже засыпая, я повернулась и пробормотала:

— Мне нравится твоя улыбка.

— А мне твой смех.

И тут я уснула, но чувствовала, что на меня продолжает кто-то смотреть, и это был явно не Эдмунд…

========== Кажется, я схожу с ума ==========

— Поиграли, — мрачно подвела я итог, смотря на стекающие по окну капли. Ночная гроза не прекратилась, а наоборот, как мне кажется, только усилилась. В такую погоду не то что играть, на улицу выходить не хотелось. Сью откопала где-то толстый словарь и теперь мучила Питера.

— Гастроваску-лярный, — по слогам произнесла Сьюзен.

Я наклонилась к Эдмунду, который пытался поймать сигнал приёмника.

— Такое ощущение, будто она его обругала, — вполголоса прокомментировала я, и Эд усмехнулся, соглашаясь со мной. Сьюзен же не обратила на нас никакого внимания, продолжая своё занятие.

— Ну же, Питер, — повторила она, —гастроваскулярный.

Питер с самым несчастным видом возвёл глаза к потолку.

— Это… латынь? — неуверенно пробормотал он.

— Верно, — кивнула Сью.

— А в переводе, — Эд вылез из-под приёмника, видно, понимая, что у него ничего не получится, — самая скучная игра.

Мы с Питером фыркнули, а Сью резко захлопнула книгу, которая издала такой звук…

— Как будто десять гирь ударились, — прошептала я Эду и Питеру, глазами указав на книгу. Они синхронно кивнули, соглашаясь с мои замечанием.

— Может, сыграем в прятки? –предложила соскочившая с подоконника Люси.

— Не представляю, как прятки могут быть веселей этого, — я небрежно кивнула на книгу, которая до сих пор лежала на коленях Сью. Кажется, она начинает злиться.

— Питер, ну пожалуйста, — в таких ситуациях главное — не смотреть Люси в глаза, иначе не сможешь устоять. — Ну пожалуйста.

Питер ничего не ответил, и я подумала, что он не согласен, как вдруг…

— Один… два… три…

Улыбка расцвела на лице Люси. Питер встал и подошел к дверному косяку, принимая стандартную позу «водила», а я в то время откинула с колен плед, положила на стол книжку, которую читала, а Сьюзен отложила в сторону словарь.

— Прятки? — спросил Эдмунд то ли с мучительной, то ли небрежней интонацией, однако как и все бросился наутёк. Мы разбежались по разным местам. Я кинулась в противоположную от комнаты сторону, решив спрятаться в «книжном» зале, в котором все было уставлено шкафами с книгами. Пробравшись туда как можно тише, я прикрыла дверь. Немного подумав, я решила закрыть её на задвижку. Да, я такая.

Книги были похожи на те, что была у Сью. Толстые, пыльные, в кожаных переплетах, они создавали ощущение, что ты попал в средневековую библиотеку. Шкафы были из красного дерева, с красивой резьбой, такой красотой сложно не восхититься, особенно мне — человеку, страдающему тягой ко всему старинному, витражному и красивому.

— Шестьдесят восемь, шестьдесят девять, семьдесят… — Питер. Я оглянулась на дверь, и тут же у меня за спиной с оглушительным треском что-то упало. Я вскрикнула и резко оглянулась. Одна из книг лежала на полу. Меня бы очень заинтересовал вопрос «Почему она упала?»… если бы не одна странность. Это можно было свалить на ветер, но все окна в доме были плотно закрыты, так что логического объяснения я найти просто не смогла.

Страницы. Они перелистывались сами. Я бы завизжала, но создавалось ощущение, что происходит нечто обычное, повседневное, и это пугало меня ещё больше. Внезапно страница замерла и вернулась назад, как бы это глупо не звучало, и всё прекратилось. Дрожа всем телом и душой, я подошла к открытой книге. Это была какая-то карта. Я взяла книгу — тяжёлая, зараза — и села за стол.

— Одинокие острова… Орландия… Нарния… Кэр-Параваль.

Нарния. Особенно сильно впало в душу. На секунду, всего на секунду, мне показалось, что в доме происходит что-то таинственное, волшебное. Я помотала головой и вновь обратила свой взор на карту. И тут мне снова захотелось кричать. Страницы, шурша, начали бешенно переворачиваться и складываться в объёмную картинку. Ну, знаете, это как согнуть страницы веером, только задействована целая книга. Мне хотелось кричать, убежать из комнаты, но я почему-то сидела и молчала. Что-то не давало мне двинуться с места или открыть рот. А страницы закончили превращаться в оригами. Они сложились в большую, объёмную кошачью голову. Я сразу узнала льва, а он вдруг ожил и пронзительно зарычал.

Я тонко вскрикнула и скинула книгу. Та закрылась и отъехала к шкафу, а я, не теряя больше ни минуты, кинулась прочь из комнаты.

***

Помните комнату с платяным шкафом? Я вот забыла, пока из неё не выбежала запыхавшаяся Люси, крича:

— Всё хорошо! Я здесь! Я вернулась!

Хотя меня это не должно было удивить, после того что я пережила, я последовала за ней. Питер закончил считать и уже искал нас.

— Тихо ты, — зашипел Эдмунд, высунувшийся из-за занавески, — Он идёт сюда!

Поздно. Питер увидел их и усмехнулся. Эд тяжело вздохнул. Я молча вышла и встала около Люси, положив ей руку на плечо.

— Похоже, кто-то разучился играть в прятки, — улыбаясь, подвел итоги Питер.

Я неопределённо пожала плечами. Говорить сейчас не было ни сил, ни желания.

— А вам не интересно, где я была? — недоуменно спросила Люси. На её детском милом личике было написано настоящее удивление вперемешку с радостью. Что же с ней случилось?

— В этом и смысл, — огрызнулся Эдмунд, проигнорировав мой предупреждающий взгляд. — Ты прячешься, а тебя ищут.

— Так я выиграла? — спросила подбежавшая Сьюзен.

— Кажется, Люси надоела эта игра, — решил Питер.

Повисло неловкое молчание. Люси недоумевающе смотрит на братьев и сестру, а те в свою очередь так же смотрят на неё.

— Меня… полдня не было, — проговорила Люси.

Она перевела взгляд на меня. Только тогда я заметила, что трясусь.

— А где ты была…Люси? — дрожащим голосом спросила я. Она тяжело вздохнула и, повернувшись назад, повела всех в ту комнату.

Оставшись одна, я нащупала рукой стул и опустилась на него. Я вся дрожала, у меня начиналась истерика. Я сама себе казалась сумасшедшей. То, что я видела, не поддаётся описанию.

— Но я не фантазирую!

Люси. Только сейчас я поняла, что она оказалась в похожей ситуации. Ей не верят, как не поверили бы мне, расскажи я события пятиминутной давности. Я резко встала и пошла в комнату. Встав между остальными и Люси, я заметила, как надежда гаснет в глазах малышки, сменяясь отчаяньем, а в глазах Эдмунда что-то зреет.

— Я правда там была… — прошептала она, едва не плача. Я открыло было рот, чтобы успокоить её или чтобы сказать, что я ей верю, как Эдмунд сказал ей:

— А я тебе верю!

Питер и Сьюзен посмотрели на него как умалишенного, и только я покачала головой.

— Правда? — неуверенно спросила Люси, с надеждой глядя на брата.

— Не смей… — прошипела я.

— Да, разумеется. А я видел футбольное поле под ванной.

Люси расплакалась. Я подскочила к Эдмунду и влепила ему пощёчину. Все уставились на меня.

— Хоть раз в жизни!— закричала я, — Ты можешь побыть нормальным? Когда уже из твоего поганого рта можно будет услышать что-то хорошее?

Подскочив к Люси, я взяла её за плечи и увела, ногой захлопнув дверь комнаты.

— Опять ты за своё? — услышала я голос Питера, но мне уже было плевать. Сейчас меня беспокоила только рыдающая Люси.

Я привела её на кухню и усадила за стол, зажгла плиту и поставила чайник, попутно пытаясь найти что-нибудь сладкое.

— Зачем ты ударила Эдмунда? — тихо спросила Люси.

Я посмотрела на неё. Глаза опухшие и красные, плечи нервно вздрагивают. Я села рядом с ней.

— Люси, — аккуратно начала я, — я тебе верю. Нет, не так. Я знаю, что ты говоришь правду. Именно знаю, а не верю.

— Почему?

— Если бумажные оригами могут рычать, то почему шкаф не может быть проходом в…

Я запнулась, поскольку не знала, куда отправлялась Люси.

— В Нарнию, — тихо прошептала она.

Чашка выпала из моих рук. Нарния. Нарния. Значит, события связаны между собой. Напрямую. Кто-то хочет, чтобы я поверила Люси. Я аккуратно собрала осколки и выкинула. Взяв другую чашку, я заварила чай и поставила её перед Лу.

— Расскажи мне, — тихо попросила я, подвигая к малышке коробку печенья. — Расскажи, что ты видела в Нарнии.

Люси начала воодушевлённо рассказывать мне о фавне, мистере Тумнусе, о нарнийских колыбельных, о том, что теперь там вечная зима из-за Белой Колдуньи.

— …Она считает, что она Королева Нарнии, но это не так, — закончила Лу и посмотрела на меня.

Я сидела, подперев щеки руками, и внимательно слушала её рассказ. Так врать нельзя. За те пару секунд, что Люси провела в шкафу, просто нельзя такое сочинить, так всех качественно разыграть. Люси просто не способна так долго и убедительно врать. Младшая Пэванси вообще не врёт, никогда.

— Понятно… — это всё, что я смогла сказать, когда она закончила. Посмотрев на часы, я спохватилась. — Время уже позднее. Пора ложиться спать.

========== Оживают сказки, фавны поют песни ==========

Сьюзен с нами не разговаривала. Понятное дело, она считает, что моя вера в Нарнию усугубляет ситуацию. Больно надо. Считает себя взрослой, а ведёт хуже маленькой Лу. Но Люси тоже не лучше. Также не разговаривает ни с Сьюзен, ни с Питером, короче ни с кем. Кроме меня. А я не разговариваю с Эдмундом. В общем, все ходили и молчали. Макриди была счастлива. Ничего не говорит о присутствии в доме детей.

Я посмотрела на Люси. Она едва заметно кивнула. Надеюсь, Лу не струсит в последний момент. Сьюзен пошла в ванную последней. Пока она ходила, я надела штаны, поудобнее и потеплее, и тёплую тунику. «Ведь в Нарнии зима», — сказала Люси. Накинув сверху сорочку, я нырнула под одеяло. Сьюзен вернулась.

— Ложимся спать, — холодно возвестила она, потушив свечи. Мы с Лу также притворились спящими.

Прожив со Сьюзен в одной комнате практически всю свою жизнь, я научилась определять, когда она точно спит. Так вот спустя минут восемь Сьюзен заснула. Выждав ещё для верности пару минут, я встала. Рядом со мной также бесшумно встала Лу. Я кивнула в сторону двери и, скинув сорочку и сжав в руке заготовленную свечку со спичками, выскользнула в коридор. Уже там мы с Люси зажгли свечку и, стараясь не производить много шума, направились в комнату с шкафом.

Люси шла впереди. Я следовала за ней, постоянно оглядываясь. Неприятное чувство, что за нами следят, не покидало меня вплоть до тех пор, пока мы не подошли к шкафу.

Люси остановилась и неуверенно посмотрела на меня.

— А если ничего не получится, ты перестанешь мне верить?

Я улыбнулась и протянула ей руку.

— Веди, Люси Пэванси.

Лу рассмеялась и взяла меня за руку. Оказавшись в шкафу, я закрыла глаза и плотнее сжала руку малышки. Она вела меня вперёд. Вскоре я начала чувствовать, что лицом упираюсь не в мягкие складки меха, а во что-то твёрдое, шершавое и даже колючее. В закрытые глаза ударил свет. Сверху падало что-то мягкое, но холодное.

— Мы пришли, — я не видела Люси, но она явно улыбалась. Глубоко вздохнув, я открыла глаза и тут же зажмурилась — солнце светило слишком ярко, отражаясь от снега. Выждав секунд десять, я приоткрыла глаза. Мы стояли посреди леса, под ногами хрустел снег, а с неба падали снежные хлопья. Такое ощущение, будто я попала в сказку или на Новогоднюю открытку.

Помедлив, я неуверенно сделала шаг вперед. Люси двинулась за мной, внимательно наблюдая за моей реакцией. На моём лице сама собой растянулась глупая улыбка. Волшебно.

Минут через десять мы подошли к тому месту, откуда исходил свет. Перед нами был… фонарный столб? Однако, вопреки всему, я не удивилась. Тут целый мир в шкафу, так что удивляться обычному — фонарь же обычный? — фонарю в лесу неразумно.

— Ну, — протянула я, — чем займёмся?

— Может быть, навестим мистера Тумнуса?

— Отличная идея!

Люси засмеялась, и я направилась вслед за ней. Помня её рассказ про Джадис, — мнимую Королеву Нарнии, — я ничего не говорила, ведь и деревья могли быть за неё.

«Странно, — подумала я, — Вроде и зима, но совсем не холодно!»

Решив выяснить причину этого позже, я стала с любопытством оглядываться. Бесспорно, тут очень красиво. Не то что в обгорающем дотла Лондоне. Люси шла уверенно, как человек, который всю жизнь бегал по этому лесу. Однако вскоре мы замедлились. Нет, не из-за Люси, а из-за того, что почва под ногами стала слишком неровной. Мы то поднимались на холм, то спускались. Правда, совсем не устали. Мы бегали, смеялись, играли в снежки, и меня посетило такое тёплое и родное чувство, что сейчас всё правильно. Что мы дома.

На дне небольшой лощины Люси внезапно свернула в сторону.

— Мы пришли, — объявила моя проводница.

Перед нами была пещерка, загороженная дверью. Люси без страха вошла туда, а мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Хозяин эм-м… дома? стоял к нам спиной. Это был не человек, а что-то среднее. Ростом где-то ниже меня на пол головы. До торса — человек, ниже — козлиные копыта, покрытые блестящей чёрной шерстью, на голове красовались маленькие рожки. Фавн.

— Здравствуйте, мистер Тумнус, — громко позвала Люси фавна, возившегося, как я поняла, у плиты. Услышав Лу, он не поспешил поворачиваться, увлечённо раскладывая что-то на подносе. Он справился быстро, а главное легко.

Оборачиваясь, он произнёс:

— Здравствуй, Люси Пэванси из… — тут его взгляд остановился на мне, и фавн слегка растерялся. Он напрягся и внимательно посмотрел на меня, разглядывая, а я изучала его. У него было странное, но очень славное личико, что уж тут отрицать, с короткой острой бородкой. Кудрявые волосы.

— Здравствуй, Люси Пэванси, — с внезапно появившейся улыбкой продолжил он, — и её очаровательная спутница.

Я улыбнулась, Люси рассмеялась.

— Извините, я не знаю Вашего имени, — слегка расстроенно произнёс Тумнус, однако виноватой себя почувствовала я.

— Вероятно, это моя ошибка, — я подошла к фавну и протянула руку. — Беллатриса Элизабет Грейс. Но друзья зовут меня просто Белла.

— Что ж, — Тумнус пожал мне руку. У него была очень тёплая, «мягкая» ладонь, а голос звонкий, весёлый, — а я мистер Тумнус. Безумно рад познакомиться с сестрой Люси…

— Мы не сёстры, — прервала его я. — Точнее, не родные. Но кровное родство мало что сейчас даёт, так что…

— Ошибаешься, — внезапно тихо произнёс хозяин пещеры. — Как говорится, кровь людская не водица… Но да ладно.

Я удивилась столь быстрой смене настроения, однако виду не подала. Лу расположилась в одном из кресел, накрытым шкурой какого-то животного. В пещерке было необыкновенно тепло и уютно, пахло какими-то пряностями. Поскольку кресел было только два, («Ко мне редко приходят вдвоем», – виновато проговорил мистер Тумнус) фавн предложил самому сесть на пол, от чего я вежливо отказалась и уселась на мягкий ковер, зарываясь пальцами в ворс. Также в пещере располагались кухонный стол и буфет, а над камином, от которого так и несло теплом, висел портрет старого фавна с седой бородой. «Отец мистера Тумнуса», — подумала я. Рядом с дверью, ведущей, скорее всего, в личную комнату фавна, полка с книгами. Может, даст одну почитать потом?…

Фавн оказался не только прекрасным собеседником, но еще и поваром. Люси ела сардины, а я активно поглощала печенье. Не спросить, из чего было печенье, было бы грехом, так что фавн с большим воодушевлением рассказывал о рецепте его почтенной бабушки. И только слушая нарнийские колыбельные да поглядывая на огонь, чьи искры причудливо танцевали, я вспомнила, что хотела спросить.

— Мистер Тумнус, — фавн посмотрел на меня, — Не знаю, как спросить, но… в Нарнии нет какого-нибудь знаменитого льва, не знаю…

Лицо мистера Тумнуса побледнело. Он затравленно огляделся, словно я сказала что-то из ряда вон выходящее. Я посмотрела на Люси, ожидая, что она объяснит, в чём я ошиблась. Но Лу так же непонимающе смотрела то на меня, то на своего друга.

— Вы… Ты говоришь о Великом Льве? — с придыханием спросил житель Нарнии. — Об Аслане?

На секунду меня охватило странное чувство. Как будто сами слова мистера Тумнуса излучали огромный смысл. Это имя показалось мне немного странным, но звучало так, будто сон может превратиться в кошмар или же кошмар в сон. Невыразимо прекрасный сон. Настолько прекрасный, что я буду помнить его всю жизнь. При упоминании имени Аслана у меня что-то дрогнуло внутри. Я ощутила в себе необъяснимый прилив сил, которые трепетали во мне, как птица. Большая и красивая птица в клетке. И эта птица была готова вырваться на свободу.

Мистер Тумнус продолжал:

— Аслан — создатель и хранитель Нарнии. От своего отца я слышал, — а он от своего отца, а тот от своего — что до этого на этом месте был бесплотный мир, где не было даже света. Аслан создал всё своим пением: солнце, звёзды, траву и деревья, животных и даже нас, — фавн ненадолго замолчал, а после, глубоко вдохнув, поспешил закончить, — но Аслан не появлялся в Нарнии уже довольно долгое время. Нам остаётся лишь надеяться, что появление детей Адама и Евы заставит его вернуться. И тогда мощь Белой Колдуньи будет ослаблена.

На несколько минут в комнате повисла тишина. Люси сидела тихо, сжимая в руках чашку. Я облокотилась на кресло и сидела, устремив взгляд в одну точку. Мне надо было подумать.

— Ох, батюшки! — внезапно всполошился фавн, — Сколько уж время! Вам стоит поторопиться вернуться домой, иначе может случиться беда. Лиззи, мне было очень приятно с вами познакомится.

Я поспешно кивнула. Собрались мы с Люси, так скажем, быстро. Попрощавшись с мистером Тумнусом, мы отправились обратно. Шли опять-таки молча. Но, в отличие от прошлого раза, никому попросту не хотелось говорить. Люси была погружена в свои мысли, я в свои.

Только у фонарного столба Люси повела себя странно. Выкрикнув имя Эдмунда, она понеслась к… Эдмунду?

========== Удачно неудачная игра ==========

Люси с горящими от радости глазами забежала в комнату и начала тормошить Питера с Сьюзен, крича:

— Питер! Сьюзен! Это взаправдашняя страна! Я не выдумываю, Эдмунд с Беллой тоже её видели! Через платяной шкаф на самом деле можно туда попасть! Мы втроём там были. Мы встретились в лесу. Ну же, Эдмунд, расскажи им всё!

Я чувствовала, что Эдмунду плохо. Он побледнел и судя по всему его тошнило. Было не сложно догадаться: он дулся и был сердит на Люси за то, что она оказалась права, но он всё ещё не знал, как ему поступить. В самый последний момент, когда Сью попросила Эда всё рассказать, он сделал всё, что убило моё доверие и любовь к нему. Он решил предать Люси.

Эдмунд небрежно обвел нас взглядом, словно был куда старше Люси, хотя на самом деле разница между ними была всего в один год, усмехнулся и сказал:

— А!… Мы с ней играли… С ней и Беллой… в её страну. Будто её страна в платяном шкафу существует на самом деле. Просто для смеха, конечно. Понятно, там ничего нет.

Я открыла рот и пораженно застыла. Хотя чего-то подобного я и ожидала. В этот момент в Эдмунде Пэванси что-то переломилось. Навсегда и окончательно. Минуты три я просто не знала, как поступить — наброситься на сводного брата и хорошенько расцарапать ему лицо или броситься вслед за плачущей Люси, которая выбежала из комнаты сразу после слов Эдмунда. А Эд решил окончательно унизить сестру, уничтожив все положительные чувства к нему:

— Ну вот, опять за своё. Что с ней такое? Морока с этими малышами! И ладно она, но ты, Белла…

— Слушай, ты! — яростно обрушился на него Питер, но дальше я предпочла не слушать.

Выбежав из комнаты и выкрикнув на весь дом имя Люси, а также не обратив внимания на позднее время, я метнулась в ту сторону, куда предположительно могла побежать малышка. За мной, как я смогла определить, побежали Сьюзен и Питер, но съязвить или хотя бы что-то сказать им у меня не было ни желания, ни сил. В голове было пусто, крутилась лишь одна мысль — найти Люси. Когда мы, наконец, нашли Люси, я с горечью и даже стыдом поняла, что всё это время она проплакала. И неудивительно. Но что бы Питер и Сьюзен не говорили ей, она не слушала. Она стояла на своем. И я была сильно удивлена, сколько в этой маленькой девочке может быть ещё выдержки и веры.

Это был грустный вечер. После него у меня остались самые неприятные ощущения. Я все чётче чувствовала, какой несчастной себя чувствует Люси. Но лишь одно радовало — злорадство. До Эдмунда постепенно дошло, что его поступок привел совсем не к тем результатам, которых он, судя по всему, ожидал. Двое старших ребят начали всерьез беспокоиться — не сошла ли Люси с ума? Они ещё долго перешёптывались об этом в коридоре после того, как мы легли спать. Не знаю, спал ли Эдмунд, но Люси спала точно и изредка всхлипывала во сне. Я же заснуть никак не могла. В конце концов, сильно взбешённая разговорами Питера и Сью, я кинула в них подушку. Бросок получился резким и точным. Я буквально увидела, как она со всей силой попала в лицо Питера, отрикошетила от него и попала в лицо Сьюзен. Представив такую картину, я удовлетворённо рассмеялась в кулак и закрыла глаза.

На следующее утро они, наконец, решили пойти и рассказать всё профессору. Я упиралась ногами и руками, однако силы были неравными. Как объяснила Сьюзен, я единственный более-менее вменяемый свидетель.

— Он напишет отцу, если с Лу действительно произойдет что-нибудь серьезное, — сказал Питер. — Нам одним тут не справиться.

«А вы не пытаетесь справляться!» — хотела сказать я, но передумала. Не верят сестре — их проблемы. Но если с Лу действительно что-то серьёзное, то и меня, и её могут закрыть в психушке. В худшем случае. Представляю, как это подействует на совесть Эдмунда. Но если проанализировать события последних дней, у него её нет. И вот старшие брат и сестра и упирающаяся из последних сил я постучали в дверь кабинета. Профессор ответил: «Войдите!», поднялся с места, принёс нам стулья и сказал, что полностью в нашем распоряжении! А потом он сидел, сцепив пальцы, и слушал их историю, которую на моментах с Нарнией периодически поясняла я, — пришлось рассказать о книге, так что на меня Пит и Сью посмотрели как на чокнутую, — от начала и до конца, не прервав меня ни единым словом. Да и после того, как мы закончили, он ещё долгое время сидел молча. Затем откашлялся и сказал то, чего мы меньше всего ожидали услышать.

— Откуда вы знаете, — спросил он, — что ваша сестра и мисс Грейс всё это выдумали?

Старшие Пэванси как будто чем-то поперхнулись. Они от него ожидали другого, но я едва ли не запрыгала от радости на одной ноге. Он поверил! Может и нет, но, судя по всему, он верит в то, что я рассказала. Это уже что-то. Возможно обратиться к нему было не такой уж плохой идеей…

— О, но ведь… — начала Сьюзен и остановилась. По лицу старого профессора было видно, что он спрашивает совершенно серьёзно. Сьюзен взяла себя в руки и продолжала:

— Но Эдмунд говорит, что они просто играли.

— А вы больше ему верьте! — презрительно кинула я.

— Да, — согласился профессор, — это надо принять во внимание. Бесспорно надо. Однако юная мисс Белла утверждает, что ваш брат врёт и что она с вашей сестрой посетила другой мир. Но — вы не обидитесь на мой вопрос? — на кого, по– вашему, больше можно положиться: на сестер или на брата? Кто из них не лжёт?

— В том-то и дело, профессор, — ответил Питер. — До сих пор я бы не задумываясь ответил: Люси и Белла.

Говорят так, как будто меня здесь нет! И зачем мне надо было участвовать в этом цирке?!

— А по-твоему кто, моя дорогая? — спросил профессор, оборачиваясь к Сьюзен.

— Я согласна с Питером. Но не может же быть всё это правдой… про лес и про фавна…

— Не знаю, не знаю, — сказал профессор, — но обвинять во лжи того, кто никогда вам не лгал — не шутка. Отнюдь не шутка.

И внезапно профессор Кёрк повернулся ко мне.

— Ты готова утверждать, что вы с милейшей Люси Пэванси были в Нарнии? — не долго думая, я кивнула. — Тогда у меня к вам — ко всем вам! — есть только предложение, как выйти из ситуации…

Питер и Сьюзен кивнули с самым серьёзным видом, делая вид, что они не дети тринадцати и двенадцати лет. Я не удержалась от презрительного, но тихого фырканья. Пора было уже понять, что профессор совсем не похож на тех взрослых, с которыми Пэванси приходилось иметь дело. Это и делало его таким особенным в моих глазах.

Однако Питер не выдержал и спросил:

— Но как это может быть правдой, сэр?

— Что тебя смущает? — спросил профессор.

— Ну, во-первых, — сказал Питер, — если эта страна существует на самом деле, почему в неё не попадают все, кто подходит к платяному шкафу? Я хочу сказать, что в шкафу не было ничего, кроме шуб, когда мы туда заглянули. Даже Люси не спорила с тем, что там ничего нет.

— Ну и что с того? — спросил профессор.

— Да как же, сэр, если что-нибудь существует на самом деле, то оно есть всегда!

— Недавно я была готова утверждать, что у вашего брата есть совесть, — резко сказала я, вновь не успев прикусить себе язык. Чёрт! Я, разумеется, пыталась не высказываться. Особенно так «лестно» об Эдмунде. Но последние события окончательно выбили меня из колеи. Я старалась не думать о третьем Пэванси.

— Всегда ли? — спросил профессор, и Питер явно стушевался. Не нашлось что ответить? Всё-таки профессор не перестает удивлять меня. У Сьюзен явно было другое мнение на этот счёт.

— Ну а время? — удачно припомнила она, словно это могло спасти их с Питером. — У Люси, как и у Беллы… — Пэванси посмотрела на меня таким взглядом, который, если бы имел материальный вес, мог запросто зашибить меня насмерть. Однако удар прошёл мимо меня, и я не удержалась от того, чтобы показать Сьюзен язык.

— В общем, у них просто не было времени где-нибудь побывать, даже если такая страна и существует. Она выбежала из комнаты почти следом за нами. Не пробыла там и минуты, а говорит, что прошло много часов.

— Вот это и подтверждает правдивость её и мисс Беллы рассказа, — сказал профессор. — Если в доме действительно есть дверь, ведущая в другой неведомый нам мир, (а я должен вас предупредить, что это очень странный дом, и даже я не всё о нем знаю) если, повторяю, они попали в другой мир, нет ничего удивительного, — во всяком случае для меня — что в этом мире существует своё измерение времени. И каким бы долгим вам не показалось то время, которое вы там пробыли, на это может уйти всего несколько секунд нашего времени. С другой стороны, вряд ли девочки, по крайней мере милая Люси, знают о таких явлениях физики. Если бы они притворялись, они додумались бы просидеть в шкафу куда дольше, прежде чем вылезти оттуда и рассказать вам свою историю.

Питер на секунду открыл рот, явно желая сказать что-то ещё, но тут же передумал. Пользуясь минутной паузой, я поспешила напомнить профессору:

— Вы хотели предложить вариант разрешения ситуации.

Мистер Кёрк кивнул.

— Заниматься собственными делами и не совать нос в чужие. Чему только вас учат в нынешних школах? — сказал профессор. На этом разговор был окончен.

Ситуация и вправду изменилась. Питер следил, чтобы Эдмунд не обижал Люси, а я — чтобы они не пересекались. Жизнь стала немного веселее. Мы с Люси часто таскали сладкое с кухни, после чего поедали всё это в каком-нибудь укромном месте. Сад — идеальное место. Множество деревьев, а ветки толстые и тесно сплетены друг с другом. Язакидывала корзинку с заранее заготовленной едой на древо, помогала Люси забраться, а потом залезала сама. И там, наверху, спрятанные от чужих глаз густой листвой, мы обсуждали Нарнию. При остальных ребятах на эту тему было табу, а мы с Лу не могли удержаться от того, чтоб лишний раз не вспомнить о Волшебной стране.

В один из таких дней Питер, Сью и Эд увязались за нами. Залезть на дерево мы не успели. Припрятав в опавшей листве корзинку, мы с Пэванси-младшей сели у дерева. Я откинулась назад, спиной чувствуя шершавую и слегка жёсткую кору. Было жарче обычного, поэтому я быстро закатала рукава блузки, а вот со штанами сделать ничего не удалось. В пару быстрых движений я собрала волосы в косу и прикрыла глаза. Люси сидела рядом, демонстративно не смотря в сторону старших. Лишь иногда она хмуро на них поглядывала.

Питер, Эдмунд и Сьюзен играли в крикет.

— Питер замахивается, чтобы снова атаковать воротца!

Люси хмыкает, и я открываю глаза. Забавно. Кажется, Питер попал мячом прямо в Эдмунда.

— Ай! — обиженно воскликнул брюнет.

— Внимательней надо играть, Пэванси! — задиристо кричу я. Эд хмуро смотрит на меня, и в его озлобленном взгляде мелькает что-то ещё. Упрёк? Обвинения меня в предательстве? Отвечаю ему таким же взглядом, словно случайно смотрю на Люси. Эдмунд отворачивается от нас. Мы с Люси хихикаем.

— Ну же, проснись! Спящая красавица! — поддакивает мне Пэванси-старший. Сьюзен берёт пропущенный «Спящей красавицей» мячик и метко запускает его прямо в руки Питера.

— Может, снова сыграем в прятки? — неуверенно предлагает Эдмунд. Взяв практически пустую бутылку из-под сока, я запускаю её в Эда. Тот опять недовольно шипит, а Люси отворачивается, стоит Эду только повернуться в нашу сторону.

— Неужто наш большой мальчик снизойдёт до столь детской игры? — со смехом отвечаю я и таким образом напоминаю ему его слова о том, что прятки — игра для малышей. Грейс : Пэванси — один : ноль. Так держать, Белла.

Эдмунду явно было что ответить, но он ничего не говорит. Сьюзен тоже присоединяется к разговору, сказав о том, что нам всем полезно побыть на воздухе. Закатываю глаза и недовольно бормочу так, чтобы быть услышанной:

— Играйте уж!

— Ага, хлеба и зрелища! — смеётся Питер. Эдмунд недовольно что-то бурчит про «свежий воздух», и все возвращаются в начальную позицию.

Питер смотрит на Эдмунда:

— Ну что, готов?

— А ты?

Питер подает. На секунду мелькает мысль о том, что Эдмунд отбил совсем неплохо. И лишь со звоном битого стекла я осознаю, куда именно отбил мяч Пэванси. Мы с Лу приглядываемся, открыв рты.

Через пару минут уже все пятеро разглядываем нанесённый ущерб. Всё-таки Эд нехило отбил. Рыцарским доспехам пришлось туговато…

— Да, — с истерическим смешком протягиваю я. — Вместо «хлеба и зрелищ» нас всех ждёт казнь через повешение.

Сьюзен хмуро смотрит на меня, явно не понимая, как в такой ситуации я умудряюсь язвить. Сердце ушло в пятки, всё внутри как будто свернулось в тугой комок. Стало нестерпимо жарко.

— Что ж, браво, Эд, — говорит Питер. Я не даю Эдмунду открыть и рта.

— Подавал-то ты, — мальчики явно не понимают моей резкой смены настроения. Я лишь отмахиваюсь. Не справедливо обвинять одного Эда, хотя он ещё тот гад. Сьюзен внимательно смотрит на доспехи. Их-то ещё можно как-то приладить, а вот с витражным окном проблема.

— Ну что они опять натворили?!

Если до этого моё сердце словно остановилось, то сейчас оно задало новый бешеный темп. В крови быстро поднялся уровень адреналина. А когда Сьюзен обреченно и испуганно подвела черту словами: «Это Макриди!», весь адреналин ударил в голову, и мозг заставил ноги работать. Одновременно мы сорвались с места.

Туфли скользили по лакированному паркету, и лишь бегущие позади Питер и Сьюзен не давали упасть. Словно нас подхватила волна и не давала разъединиться.

— Скорей! — поторапливал нас Питер, и мы бросились к дальней стене. Но когда, пробежав через Зеленую комнату, внезапно оказались в библиотеке, все похолодели, услышав впереди голоса, и поняли, что миссис Макриди идёт по чёрной лестнице, а не по парадной, как мы ожидали. Конечно, стоило бы задаться вопросом, почему, но мой разум не выдал ничего кроме:

— Чёрт!

А затем, — то ли потому, что мы растерялись, то ли потому, что миссис Макриди решила нас поймать, то ли потому, что у меня от беготни и адреналина совсем крыша поехала — куда бы мы ни кинулись, Макриди, казалось, следовала за нами по пятам. Стук каблуков раздавался со всех сторон, что было, конечно, невозможно.

Не скоро я поняла, что следуем мы то за Люси, то за Эдмундом, что разницы в принципе не было — они настойчиво вели нас в одно место. В комнату с Платяным шкафом.

Выхода не было. Казалось, притормозим хоть на минутку, экономка схватит нас за шкирку, и тогда будет действительно плохо. Всё лучше, чем эта старушка.

«Чёртова Макриди!»

Но вслух я, разумеется, ничего не сказала. Да даже время отдышаться не было, не то что проклятьями сыпать. Сейчас беги, Беллатриса Грейс, сделаешь это чуть позже.

Мы забежали в комнату и захлопнули дверь. Эдмунд первый подскочил к шкафу и распахнул двери. Видя, что Сьюзен и Питер не горят желанием лезть туда, он поторопил:

— Ну же! Скорей!

— Ты что, шутишь, Эдмунд? — каким-то могильным голосом прошептала прошипела Сьюзен. В коридоре снаружи послышались голоса… кто-то стал нащупывать ручку двери. И вот на наших округлившихся от испуга глазах ручка повернулась.

— Проклятье! — не выдержала я, подталкивая с непонятно откуда взявшейся силой старших Пэванси к шкафу. Двое младших уже нырнули туда.

Питер и я поменялись местами — он оставил дверцу шкафа приоткрытой, а мы все попятились внутрь. Какая-та часть мозга отметила, что шкаф как будто растянулся. Иначе мы не смогли бы пройти так далеко внутрь. Да и все вместе мы бы не поместились тут. Я крепко ухватилась за эту мысль. Краем глаза я заметила, как на одной параллели со мной появились Сьюзен и Эдмунд. Питер, схватив Лу за плечи, увлекал её за собой. Эд шёл чуть-чуть впереди меня. И тут моя спина наткнулась на деревянную перегородку…

========== Потерять сердце ==========

Меня словно прошибло током. Пальцы, как и всё тело, будто заморозили. Я начала судорожно хватать воздух ртом. Перегородка? Перегородка?! Как? Как это возможно, чёрт подери?! Мысли метались с оглушительной скоростью, я даже не сразу поняла, что меня кто-то взял за руку. Я, по-прежнему не решаясь посмотреть за свою спину, скосила глаза в сторону — Питер. Но, что удивительно, когда он меня оттянул, шкаф вновь стал растягиваться. На небольшой период, я перестала видеть всё, лишь ощущала теплую ладонь старшего Пэванси. В уголке сознания я отметила, что моя рука практически утонула в его, и что моя кожа будто на несколько градусов холоднее её. Да, Белла, в вашей ситуации только и сравнивать температуру тела. Рядом раздался шёпот Сьюзен:

— Мне ногу свело.

— А как воняет нафталином! — сказал Эдмунд.

— Наверное, в шубах полные карманы нафталина, чтобы моль не съела, — предположила Сьюзен.

— Что это колет меня в спину? — спросил Питер.

— А холодно-то как! — сказала Сьюзен.

И внезапно Питер с негромким криком полетел на пол (или что там было). Так как мы не успели разжать руки, я была утянута за страшим Пэванси, а сверху на меня приземлился Эдмунд, которой неудачно зацепился за мою ногу.

— Белла! — прохрипел откуда-то снизу Питер. Я слегка повернула голову, посмотрев на лежащего в снегу Питера… Лежащего в снегу? — Слезь с меня, Грейс!

— Сразу после Эда! — в тон ему ответила я, пытаясь столкнуть с себя парня. Эдмунд сделал какой-то перекат и упал с нашей кучи-малы. Облегчённо вздохнув, я поднялась, намеренно проигнорировав Эдмунда, которой протянул мне руку. Тот посмотрел на меня с видом оскорблённой невинности.

— Холодно, — согласился Питер. — А ещё я сижу на чём-то мокром. И с каждой минутой делается более мокрым. — Он с трудом поднялся на ноги.

— Да. — язвительно протянула я, многозначительно посмотрев на улыбающуюся Люси. — Откуда в деревянном шкафу может быть сырость? А это что?

— Грейс, ты прирождённая актриса! Открыто переигрывая, я приложила руки к груди и указала за спину Сьюзен. — Смотрите! Деревья!

Питер и Сьюзен посмотрели себе за спину, намеренно или действительно не замечая моего сарказма. Теперь сомнения отлетели прочь — мы все стояли в лесу, зажмурившись от яркого дневного света. Позади нас на крючках висели шубы, впереди были покрытые снегом деревья.

— Чтож, наверное, мы все просто передышали нафталином, — я горестно вздыхаю и машу рукой в сторону шуб. — Наверное, нам лучше вернуться, пока мы коллективно не сошли с ума.

Лу выпускает смешок. Сьюзен открывает рот, собираясь видимо приструнить меня, но Питер дёргает её за рукав кофты и качает головой.

— Белла может себя так вести, — мягко говорит он, и я не могу сдержать усмешки. Конечно, могу! Может, в следующий раз вы будет внимательнее к младшим. И к Лу будете прислушиваться. Но за что мне нравится старший Пэванси, так это за то, что он может признать свои ошибки. В отличие от Сьюзен, которая никогда не признается, что ошиблась; в отличие от Эдмунда, который никогда не позволит указать на свои ошибки.

Питер продолжал, оглядывая местность:

— Посмотрите сюда… и сюда… да тут кругом деревья. А под нами снег. Да, если я не ошибаюсь, мы всё-таки попали в лес Лу и Беллы.

— Лес «Лу и Беллы,» — задумчиво повторила я, и с самым серьёзным видом посмотрела на Люси. Она подперла подбородок, но отрицательно покачала головой. — Нет, мы против. Нарния звучит лучше.

Питер быстро повернулся к Люси. Мы с Эдмундом стояли в стороне. Кинув на меня какой-то просящий взгляд, Пэванси выдохнул, выпуская облачко дыма, но ничего не сказал. Немного неловко. Я прислушивалась к разговору остальных Пэванси.

— Прости, что я тебе не верил. Мне очень стыдно. Помиримся?

— Конечно, — легко согласилась Люси, и они пожали друг другу руки. Не умеет Люси долго обижаться на людей, в отличие от меня. Я же ещё долго буду припоминать им эту оплошность, тем более Эду. Но пока хорошо, что мы помирились.

— А что мы теперь будем делать? — спросила Сьюзен.

— Делать? — сказал Питер. — Ясно, что. Пойдём в лес на разведку.

— Ой, — сказала Сьюзен, притопывая ногами. —И холодно же здесь. Давайте наденем эти шубы.

Холодно? Коснулась своей щеки рукой, но контраста не было. И щека, и рука были одинаково тёплые, такими, какими бы были внутри дома. Словно я стою в комнате, а не на морозе, в лесу. Нет, возможно, я согреваюсь за счёт брюк и кофты, но у девочек длинные юбки и плотные колготки, а поверх - кофты с длинными рукавами. Однако Сью жалуется на холод, а я до этого момента даже не ощущала его. Может, просто не обращала внимание? Но когда Питер протягивает мне шубу, я не возражаю. Потом об этом подумаю. Шубы, вполне ожидаемо, нам велики и, когда мы их надели, доходили до самых пят, так что были скорее похожи на королевские мантии. Лично мне стало жарко. Пэванси, видимо, только теплее и, глядя друг на друга, они решили, что новые наряды им к лицу и больше подходят к окружающему их ландшафту. Возражать не стала, ведь будет странно, что они ходят по лесу в шубах, а я всего в двух кофтах. Устала идти я уже спустя минут десять, а всё потому что мне было жарко, тяжёлая шуба сковывала движения, чего я терпеть не могла. Слишком неудобно.

На небе тем временем собрались тяжёлые серые тучи — похоже было, что скоро снова пойдёт снег. В руках сжимаю лёд, но он только становится похож на кристалл и вскоре тает. Всё ещё жарко.

— Послушайте, — вдруг сказал Эдмунд, — нам следует брать левее, если мы хотим выйти к фонарю, — губы сами по себе растянулись в усмешке. Эд ведь так яростно отрицал то, что был здесь. Так искусно и тщательно врать, чтобы потом столь неаккуратно выдать себя. Все остановились как вкопанные и уставились на него. Питер присвистнул.

— Значит, ты всё-таки был здесь, — сказал он, — в тот раз, когда Лу говорила, что встретила тебя в лесу… а ещё доказывал, что они с Беллой врут!

Наступила мёртвая тишина. Вступиться за Эдмунда или поддержать Питера желание не было.

— Да, такого мерзкого типа, такой свиньи… — начал было Питер, но, пожав плечами, замолчал. И правда, что тут можно было сказать?! Хотелось вскинуть руку, как в школе, и крикнуть «Я! Можно!», но через минуту все четверо вновь пустились в путь, и я поспешила за ними.

— Куда же всё-таки мы идём? — спросила Сьюзен, главным образом для того, чтобы перевести разговор на другую тему и разрушить гнетущую тишину. Питер задумчиво посмотрел на младшую сестру и меня. Я передёрнула плечами и предложила:

— Пусть нас ведет Лу. Тут она полноправная хозяйка.

— Давайте навестим мистера Тумнуса, — предложила малышка, и я закивала. — Это тот симпатичный фавн, о котором я вам рассказывала.

Остальные не имели ничего против, и все быстро зашагали вперед, громко топая ногами. Люси оказалась хорошим проводником, как и предполагалось. Лёгкое сомнение быстро растворилось, стоило Люси узнать в одном месте странно изогнутое дерево, в другом — пень, и так мало-помалу мы добрались до того места, где среди холмов в маленькой лощинке была пещера мистера Тумнуса, и подошли к самой его двери. И тут же какое-то чувство, когда страх и волнение впитываются в мозг. Желание бежать внезапно пробралось под кожу, заполняя собой всю меня. Глаза расширяются от испуга, когда замечаю сорванную с петель и разломанную на куски дверь. Внутри пещеры было темно, холодно и сыро и пахло так, как пахнет в доме, где уже несколько дней никто не живёт. Не верится, что совсем недавно это была пещера веселого и общительного мистера Тумнуса. Когда я была тут в первый и последний раз, это был настоящий дом: место, пригодное для жилья. Сейчас же тут полный хаос, беспорядок, которого наш с Люси знакомый фавн никогда бы не потерпел: повсюду лежал снег вперемешку с чем–то чёрным, что оказалось головешками дров и золой из камина. Одну головешку несколько брезгливо и испуганно поддеваю концом туфли, ожидая, что она сейчас оживёт и вцепится в меня. Ничего, не оживает. Видно, кто–то разбросал горящие дрова по всей пещере, а потом затоптал огонь. На полу валялись черепки посуды, портрет старого фавна был располосован ножом. Кто же посмел?

— Да… Не повезло нам. — сказал Эдмунд. — Что толку было приходить сюда?

— Если когда-нибудь кто-то разгромит твою комнату или дом, я скажу так же, — откликаюсь я и внимательно вглядываюсь в разрушенное жилище. Обломки, обломки, головешки, снег, листок пожелтевший бумаги… Так, этого тут явно быть не могло. Возможно, просто листок из книги, но он не выдернутый, не обожжённый местами, как другие; он аккуратный и намеренно прибитый прямо сквозь ковер к полу. Бережно открепляю и вслух зачитываю, заставляя остальных испуганно обернуться.

«Прежний владелец этого жилища, фавн Тумнус, находится под арестом и ожидает суда по обвинению в государственной измене и нарушении верности Её Императорскому Величеству Джадис, Королеве Нарнии, Владычице Замка Кэр-Паравел, Императрице Одиноких Островов и прочих владений, а также по обвинению в том, что он давал приют шпионам, привечал врагов Её Величества и братался с Людьми.

Подписано: Могрим, Капитан Секретной полиции.

Да здравствует Королева!»

— А я ещё на наше правительство жалуюсь, — истерически усмехаюсь я, смотря на ошарашенные лица Питера и Сьюзен, испуганное Люси, и неподдающееся расшифровке Эда. Он то ли испуган, то ли рад, и приходится искренне надеяться, что не последнее.

— Мне уже перестаёт тут нравиться. Теперь здесь жутко и опасно, — Сьюзен поёжилась, в этот раз не от холода.

— Кто это королева? — спросил Питер, оглядываясь на меня и Лу. Даже брата зацепил, но Эд отмалчивался. — Вы знаете что-нибудь о ней?

Я заглянула в письмо и повторила:

— Императорское Величество Джадис, Королева Нарнии, Владычица Замка Кэр-Паравел, Императрица Одиноких Островов и прочих владений. Тут же чёрным по белому написано, Пит.

— Не язви, — отрезал Питер, правда получилось не так жёстко, как он планировал. Я решила не нагонять и без того мрачную атмосферу, а потому замолчала.

— Она вовсе не королева, — возразила Люси. — Она страшная Колдунья, Белая Ведьма. Все лесные жители ненавидят её. Она заколдовала страну, и теперь у них здесь всегда зима; зима, а Рождества и весны нет.

— Кошмар.

— Не знаю, стоит ли… стоит ли нам идти дальше, — сказала Сьюзен. — Здесь не так уж безопасно, и не похоже, что нам тут будет очень весело. С каждой минутой становится холодней, и мы не захватили ничего поесть. Давайте лучше вернёмся.

— Вернёмся? — в унисон вскрикиваем мы с Лу. И обе возмущённо. Дальше мы говорим, пытаясь перекричать друг друга, и показать всё своё негодование:

— Мы не можем уйти сейчас!

— Да, мистер Тумнус был нашим другом! Он нам помог!

— Именно поэтому Колдунья его и схватила!

— Он спрятал нас от Колдуньи и в первый раз показал мне дорогу домой. Вот что значат слова: «…давал приют шпионам и братался с Людьми».

— Мы должны спасти его! — так же синхронно закончили, и попытались перевести дыхание. Пэванси должны понять, что теперь мы не уйдем отсюда, пока не убедимся, что с мистером Тумносом всё хорошо.

— Много мы тут сделаем, — проворчал Эдмунд, — когда нам даже нечего есть.

— Дайте мне что-нибудь, я ему тресну, — оглядываю помещение на предмет чего-нибудь тяжелого. Нет, я конечно не была настолько зла на Эда, чтобы ударить его, к примеру, этим подсвечником. Но и он должен уметь держать язык на зубами.

— Придержи язык… ты!… — приказал Питер. Он всё ещё был очень сердит на Эдмунда. — Ты что думаешь, Сью?

— Как это ни ужасно, я чувствую, что Лу и Белла правы, — со вздохом, видимо, это решение далось ей крайне тяжело, согласилась Сьюзен. — Мне не хочется ступать ни шага вперед, и я отдала бы всё на свете, чтобы мы никогда сюда не попадали. Но я думаю, мы должны помочь мистеру… как его там зовут? Я хочу сказать, фавну.

— И у меня такое же чувство, — сказал Питер. — Меня беспокоит, что у нас нет с собой еды, и я бы предложил вернуться и взять что-нибудь из кладовки…

— Мы можем не попасть обратно, — отмахнулась я. — Вдруг проход, или что там, закроется, и в Нарнию мы больше не попадем? Нет, сейчас мы либо идём вперед, либо как последние трусы уходим. А трусихой мне быть не хочется.

— Значит решили, — подвёл итог Питер и направился к выходу из пещеры. Окинув прощальным взглядом некогда уютное место, я поспешила за остальными. Яркий свет, отражаясь от белоснежного снега, неприятно бил в глаза после пещерного мрака, заставляя зажмуриться. Глаза начали слезиться.

— Нам бы ещё знать, куда отвели фавна, — задумчиво проговорил Пит.

А ведь мы действительно не знали, куда Колдунья уводит своих пленников. И более того, уводит ли: вдруг убивает на месте, а тело просто закапывают в снегу? Посмотрев на снег, смогла облегченно выдохнуть: следов волочения не было, зато наблюдалось множество следов, как будто собачьих и копыт. Значит, когда Тумнуса вели под арестом, он всё ещё мог идти. Да и крови не было. Хотя, в темноте мало что можно было заметить. От собственных мыслей стало дурно. Несколько минут все стояли молча, раздумывая, что делать дальше. Вдруг Люси шепнула:

— Поглядите! Видите, малиновку с красной грудкой? Это первая птица, которую я здесь встречаю. Интересно, умеют птицы здесь, в Нарнии, говорить? У неё такой вид, словно она хочет сказать нам что-то.

— Тогда давайте попробуем, — я сделала шаг вперед и протянула руку к птице. Она встрепенулась и внимательно посмотрела на меня, словно понимая, что от неё требуется. — Ты же отведешь нас к фавну? Или к тем, кто поможет нам.

Малиновка тотчас отлетела, но не далеко, а лишь на соседнее дерево. Там она села на ветку и пристально на нас поглядела, словно понимая всё, что мы говорим. Теперь точно понятно, что эта пташка разумная. Незаметно для самих себя мы с Люси сделали шаг к ней, и остальные потянулись за нами, приближаясь к ней на несколько шагов. Тогда малиновка снова перелетела на соседнее дерево и снова пристально посмотрела. Могу с уверенностью утверждать, что прежде никогда не видела малиновок с такой красной грудкой и с такими блестящими глазками. Перелетала она с дерева на дерево в нескольких шагах впереди, однако достаточно близко, чтобы мы могли следовать за ней. Так она вела нас всё дальше и дальше. Когда малиновка садилась на ветку, с ветки сыпались на землю снежинки. Волшебное зрелище. Вскоре стала замечать, что тучи над головой расступились, и показалось зимнее солнце; снег стал таким белым, что резал глаза. Мы с Люси и Сьюзен шли вперед, а Эдмунд и Питер шли позади. Видно, они о чём-то говорили, но я не стала останавливаться и прислушиваться, но, удивительно, слышала практически весь разговор довольно неплохо. По отрывкам получалось, что Эдмунд не уверен в том, «на чьей стороне эта птица?» и «которая наша сторона?», и всё в этом духе. Мятеж? Чего пытается добиться Эдмунд? Струсил, и хочет убедить Питера вернуться домой? Нет, тут что-то другое.

Я тряхнула головой. Потом подумаю об этом, потому что сейчас моё внимание привлекло кое-что другое. Сьюзен и Люси одновременно воскликнули «Ой!», а я в который раз за день воскликнула «Что за?!».

— Малиновка улетела! — расстроено воскликнула Люси, крутя головой. Так оно и было: малиновка исчезла из виду.

— Теперь что делать? — спросил Эдмунд и кинул на Питера взгляд, в котором можно было ясно прочитать: «Что я тебе говорил?» Знаю, потому что часто сама так на людей смотрю. Это он про что? Про свою теорию, какой бы она не была?

— Эй! — Питер обошел нас, и встал вперед. — Смотрите. Там, за деревьями, что-то шевелится, — на удивление быстро нашла предмет волнения Пэванси, хотя ранее не отличалась наблюдательностью. Точнее, не хотела.

— Оно и сейчас там. Оно зашло вон за то большее дерево.

Снег легко завибрировал под ногами. Я порывисто выдохнула и поглядела себе под ноги, думая, что земля исчезла из-под них. Нет, всё тот же белоснежный снег, в котором я стою по щиколотку. Но тем не менее чувство чего-то необычного не покидало меня. Я ощущала то, как Пэванси стоят на снегу. Вот Питер делает небольшой шаг назад, совершенно незаметный, но снег завибрировал. Как на воде, когда бросают камень — идут круги. Эдмунд практически не двигается, но он и Сьюзен готовы бежать в любую минуту. Напряжение. И только Люси расслаблена. Попыталась скинуть это ощущение, но не получилось. Наоборот, казалось, всё становится только чётче. Теперь я чувствовала и это неизвестное нам существо. Прикрыла глаза: оно небольшое, но тяжелое — Питер бы смог поднять, а вот Люси навряд ли. Перед глазами словно встаёт такой теплый комочек. У него две ноги и что-то еще, легкое, практически не ощущающееся на снеге.

— Белла. — Эдмунд дернул рукав кофты. Перевела взгляд на Пэванси, на мгновение маска сползает, и я вижу на его лице мучительную смесь одиночества, тоски и чего-то ещё. Возможно, страха? Но мгновение проходит, и вот Эдмунд снова непроницаем.

Нашим неожиданным другом становится бобр. Питер немного сконфужен. Когда он присел и позвал бобра: «Ну же! Давай дружок, иди сюда!», явно не ожидал, что бобр ответит: «Не стану я ее нюхать, как не проси». Люси коротко рассмеялась, а Пит не выдал ничего лучше, чем просто: «Ой, простите». Поводом окончательно довериться бобру стал платок мистера Тумнуса, который ему дала Люси. Ничего толком и не объяснив, Бобр повел нас за собой. Верх сумасшествия — идти за говорящем зверем, но выбор был невелик. Лезть в самую чащу, по сугробам, в шубе, которая весит больше меня. К концу этого «путешествия» я просто подобрала её до самых бедер и закрепила ненужные рукава на талии. Таким образом столь раздражающий предмет одежды не сковывал мои движения, но я как бы его и не сняла.

Идти пришлось около часа, было видно, что все очень устали и проголодались, но вдруг деревья перед нами стали расступаться, а дорога пошла круто вниз. Через минуту мы наконец-то оказались под открытым небом — уже начало темнеть, но дорога была хорошо видна, и перед нами раскинулось великолепное зрелище. Луна светило ярко, но от неё глаза не слезились. Правда, стало немного жутко.

Мы стояли на краю узкой, круто уходящей вниз лощины, по дну которой протекала, вернее протекала бы, если бы её не сковал лёд, довольно широкая река. А прямо под ногами реку перерезала плотина. Наверняка её построил Бобр, и, посмотрев на него, не смогла сдержать умиления: на его милой мордочке появилось подчёркнуто скромное выражение. Такое выражение бывает на лицах людей, когда они показывают выращенный собственными руками сад или читают вам написанную ими книгу. Сьюзен, неожиданно вспомнив правила элементарной вежливости, воскликнула:

— Какая прекрасная плотина! — хотя вряд ли Сьюзен что-то понимает в плотинах. Если говорить честно, то никто из нас не разбирался.

— Ну что вы, что вы, это такой пустяк. К тому же работа ещё не закончена, — скромно ответил Бобр, и я быстро подвела итог разговора, соглашаясь с Сьюзен:

— Тогда мы ещё придем посмотреть, когда она будет закончена, — и первая пустилась дальше.

Когда Бобр поравнялся со мной, я добавила:

— Наверняка, она ещё лучше будет выглядеть весной, когда лёд растает!

Он мне ничего не ответил, но кивнул, соглашаясь. Люси говорила, что у них не бывает весны. Значит, лёд не растает, вода не потечёт и в плотине не будет толка. Появилось желание извиниться.

Выше плотины была глубокая заводь, вернее, была когда-то. Сейчас, естественно, перед нами была только ровная поверхность тёмно-зелёного льда. Тут слишком много льда, и становится неуютно. Особенно в сумерках, когда он поблёскивает в свете луны. Это уже просто жутко. Ниже плотины, далеко внизу, тоже был лёд, но не ровный, а самых причудливых очертаний — пенный каскад воды, схваченный морозом в одно мгновение, заставлял задуматься о природе зимы. Там, где раньше вода переливалась струйками через плотину или просачивалась сквозь неё, сейчас сверкала стена сосулек, словно цветы, венки и гирлянды из белоснежного сахара. Прямо посреди плотины стояла смешная хатка, похожая на шалаш, из отверстия в её крыше поднимался дымок. Пусть в темноте она была похожа на большой сугроб или каменную горку, но дымок из трубы прибавлял желание зайти внутрь. А еще появлялась мысль об ужине, особенно сейчас, когда мы были до ужаса голодны. Не знаю, как остальные, но я явственно почувствовала запах еды. Какой, сказать не могла, но слюнки потекли. Еле удержалась от того, чтобы не сорваться на бег. Достойно надо вести себя в любой ситуации.

— Ну, вот и добрались, — весело и как-то облегчённо сказал Бобр, — будьте осторожны, не поскользнитесь.

Эдмунд затормозил и посмотрел в другом направлении. На фоне тёмного леса и сверкающего льда он выглядел настолько потерянным, что вся злость мигом улетучилась и поравнялась с ним. Проследив за его взглядом, поняла, что он рассматривает. Немного дальше, вниз по реке, в неё впадал приток, текущий по другой небольшой лощине. Взглянув туда, я приметила два холма, которые не вверяли мне уверенности. Что же это такое?! Либо стопроцентное дружелюбие, либо стопроцентная жуть. Середины что, не бывает? Между этими холмами, всего в полумиле отсюда, что-то виднелось, похожее на скалу. Наверное, там что-то типа живого забора, которая отделяет две территории. Или просто большие горы.

— Никак видами любуемся? — издаю какой-то шипящий звук и едва не подпрыгиваю. Шуба, всё ещё тяжким грузом висящая на мне, не позволяла сделать подобный финт. Эдмунд помрачнел и кивнул на вход в домик Бобров, и я кивнула, мол, да, сейчас. Неопределённо махнула в сторону видневшихся гор, и спросила:

— Что там?

Бобр проследил за моей рукой и поёжился. Поспешно отвернувшись, он ответил:

— Место, от которого вам надо держаться подальше.

— Замок Колдуньи? — предположил Эдмунд, но в его голосе необычно слышалось недовольство. Он как будто был недоволен определением, но более ничего не сказал. Я благодарно кивнула, и Пэванси подтолкнул меня ко входу.

За те минуты, что мы разговаривали, Бобриха успела убрать швейную машинку.

— Наконец-то вы появились! — воскликнула она, протягивая нам морщинистые старые лапы. В её голосе была такая истинная радость, что губы сами по себе растянулись в улыбке. — Наконец-то! Подумать только, что я дожила до этого дня! Картошка кипит, чайник уже запел свою песню, сейчас мы вас накормим.

Я быстро погрузилась в эту теплую, даже можно сказать, семейную атмосферу. Через минуту мы все придвинули табуретки к столу — в комнате, кроме личной качалки миссис Бобрихи, были только трёхногие табуретки — и приготовились наслаждаться едой. Все мысли улетучивались, оставляя лишь эйфорию, наслаждение. Память услужливо подкинула воспоминания о тех вечерах в Англии, когда отец четвёрки, мистер Пэванси, всё ещё был дома, не ушёл на войну. Сьюзен обязательно строила из себя настоящую леди, Люси пыталась ей подражать, глядя на старшую сестру восхищённым взглядом. Питер и Эдмунд обязательно ссорились хоть один раз, но миссис Пэванси быстро их успокаивала. Я заводила какую-нибудь не принудительную беседу со Сьюзен, а потом мистер Пэванси интересовался нашей учёбой и делами. За столом всегда царила такая немного буйная атмосфера, особенно вечером. И пусть сейчас мы все молчали, лишь изредка нахваливая стряпню миссис Бобрихи, все равно было хорошо и спокойно. Как дома.

Когда с рыбой было покончено, миссис Бобриха — вот сюрприз так сюрприз! — вынула из духовки огромный, пышущий жаром рулет с повидлом и тут же пододвинула к огню чайник, так что, когда они покончили с рулетом, можно было разливать чай. Получив свою чашку, с необыкновенным облегчением отодвинули от стола табуреты, чтобы прислониться спиной к стене, и испустил глубокий вздох удовлетворения.

— А теперь, — сказал мистер Бобр, поставив на стол пустую кружку из-под пива и придвигая к себе чашку с чаем, — если вы подождете, пока я зажгу трубку и дам ей как следует разгореться… что ж, теперь можно приступить к делам. Опять пошёл снег, — сказал он, скосив глаза на окно. — Тем лучше, не будет нежданных гостей, а если кто-нибудь хотел нас поймать, он не найдет теперь наших следов.

***

Люси горела желанием спасти мистера Тумнуса, но даже она понимала весь трагизм ситуации. Возможно, наш друг фавн уже стал очередной статуей в замке Белой Колдуньи, и мы бессильны. И только Аслан — Лев с большой буквы, Великий Лев — в силе помочь ему. И не только ему, а всем нам.

— Но всё же есть надежда, милая. — Бобриха утешительно потрепала Люси по плечу, а потом обратилась к своему мужу. — Правда есть?

Бобр оживленно закивал:

— Да! И не просто надежда! Ведь Аслан уже в пути! — наш мохнатый друг говорил эту фразу столько раз, и каждый раз с тем же трепетом и воодушевлением, что волей-неволей я чувствовала прилив сил. Как будто что-то древнее, мощное, но в то же время тёплое и доброе растекается по мне. Словно вместе с кровью по мне, по жилам бежит нечто волшебное. Это был такой экстаз, приятно отдающийся во всём теле. Но он был настолько скоротечен, что я пыталась задержать его в себе. В такие моменты мне казалось, что я вся надуваюсь пузырем и пытаюсь сохранить внутри нечто жизненно необходимое. Крупицы… магии.

— Он вернулся и ждёт вас у Каменного стола! — с гордостью закончил Бобр.

— Где это? — спросила я, услышав незнакомое место. В голове пыталась сохранить хоть какую-то информацию, но названия путались, и я просто сгибалась под натиском новой информации.

— Я вам покажу, — пообещал Бобр, не глядя на меня. — Вниз по реке, довольно далеко отсюда. Я вас туда отведу.

— Он ждет нас? — переспросила Люси. На её милом личике было написано то ли недоверие (что Великий Аслан ждет именно нас), то ли сомнение (именно ли нас ждет Аслан?).

— Вот тебе и раз! — внезапно в рифму воскликнул Бобр, в порыве разводя руки, то есть лапы, или что там у бобров? — Они даже не знают о Пророчестве!

Нет, Питер прав, мы тут совсем недавно, а они хотят, чтобы мы знали всю историю Нарнии? Полпути ещё думали, не повернуть ли обратно, но знать всё должны обязательно! В слух, разумеется, ничего не сказала, спрятав губы за кружкой молока.

— Ну, тогда… — поторопила Бобриха мужа, и тот устало всплеснул лапами. Знаете, как бы говоря: хорошо, я сейчас всё этим глупцам разъясню.

— Слушайте, — уже серьёзно заговорил зверёк, начиная загибать пальцы. — Аслан возвращается, Тумнус арестован, вся полиция на ногах — и всё это из-за вас!

Я поперхнулась и собралась было возмутиться, но Сьюзен меня опередила. Видимо, этим мы были задеты одинаково.

— Вы нас вините?!

— Нет, — поспешно воскликнула Бобриха. — Не виним. Благодарим!

— Так, всё! — не выдержала. — Теперь я точно ничего не понимаю.

— Есть Пророчество:

Когда начнёт людское племя В Кэр-Паравеле править всеми, то горе уйдет и наступит веселье!

— А строки рифмуются всеми?

— Я не специалист… — ответил Бобр Сьюзен, но тут же возник. — Ты не о том думаешь!

Тогда Бобриха решила объяснить нам всё более просто. От сытного ужина и выпитого молока хотелось спать, но я упорно боролась со сном, хотя всё к этому располагало. Голос Бобрихи звучал тихо и успокаивающе, как голос заботливой мамы или бабушки, которые собрались рассказать детям очередную сказку.

— Давным-давно предсказано, что два сына Адама и две дочери Евы победят Колдунью и вернут мир в Нарнию!

Не могу понять, что меня в этом смущает. Я ещё раз прогнала в голове слова Бобрихи, разобрала слова, перевела их на личности — то есть, на нас — и только когда Питер пораженно воскликнул «И вы думаете, что это мы?!», я поняла, что меня не устраивает.

— Подождите! — с некой улыбкой прервала я Бобра, собиравшемся что-то сказать. Все уставились на меня. — Два сына Адама, и две дочери Евы? Я конечно, не навязываюсь, но… я кто тогда?

В хатке стало необычайно тихо. Бобры явно растерялись, в принципе, как и Пэванси. Брось, Белла, ты же тоже отделяешь себя от них. С самого начала знала, что не их родная сестра, вообще им по крови никто, но что ты тогда возмущаешься? Но говорится же про людей, получается, я не человек? Тогда кто, или что, я? Что за ерунда, Господи?!

— Две дочери Евы, — продолжала я, указывая на Сью и Лу, на лицах которых было уже меньше доверия к словам Бобров. Ну, хотя бы, они не отворачиваются от меня. — Две дочери, два Сына Адама… — указала на Питера, и завертела головой в поисках Эдмунда, который был необычайно тих. И… которого не было. Проследив за моими попытками найти Эда и увидев быструю смену эмоций, Питер так же оглядывался в поисках брата, но тоже его не обнаружил. Брошенная им шуба лежала на полу около входа.

— Я убью его, — в унисон прошипели мы с Питером. А я ещё ему и сломаю что-нибудь прежде.

— Может и не придётся, — в панике оборачиваюсь к хмурому, даже суровому Бобру. — Ведь Эдмунд уже бывал в Нарнии, правда?

И всё, на что меня хватает, это болезненное, практически неслышное «Нет…»

******

Ужасное ощущение.

ЭдмундЭдмундЭдмунэЭдмунд

Эдмунд!

Тёмная ночь. Звёзд не видно. Луна спряталась за тяжелыми тучами. На открытом месте ветер хлестал по лицу, обжигая глаза. Не знаю, этим ли объяснялись неожиданно нахлынувшие слезы или поражением, которое с каждым словом Бобра казалось всё более неотвратимым. Вслух я кричать уже не могла — охрипла. Но я продолжала звать Эдмунда, чувствуя, как горло раздирается от боли. Больно было везде. Боль была безумная. Ссадина на щеке кровоточила, а ветки всё ещё били по моему лицу, ударяя его, осыпая его снегом. Сьюзен и Люси за мной не поспевали, Питер держался рядом. Бобр пытался нас остановить, но мы прямо бежали к треклятому замку. Щека, глаз и лоб кровоточили, хорошо хоть, кровь каким-то чудом не попадала в сами глаза, хотя должна была. Я провела рукавом серой кофты по раненому глазу, и тут же стала вновь видеть на него тоже. Я словно видела мир ещё чётче, а не как его видит человек в ночной мгле. Я была похожа на хищника. Но сейчас мне было всё равно, я искала его…

ЭдмундЭдмундЭдмунэЭдмунд

Где он?!

Это была моя личная пытка. Безысходность всегда была пыткой. А сейчас, стоя в каких-то километрах от замка, я пыталась вырваться из рук Питера. Каково ему? Держать меня и самому сдерживаться, чтобы не кинуться вслед за братом.

«Он — приманка!»

«Ей нужны все четверо!»

«Чтобы убить вас!»

Нет, нет, нет Эдмунд! Пожалуйста, нет!

Сьюзен бьёт меня по щеке. Это помогает. Я перестаю вырываться. Лишь истерично всхлипываю, слушая то, как рядом плачет Люси. Ей страшно, страшно так же, как и мне. А может, даже больше. Лицо полыхало. Она же его убьёт!. Убьёт, или превратит в камень, или будет мучить. Всё это заставляет меня вновь истерично всхлипывать, пока Питер одной рукой обнимает меня, другой — Люси, уводит подальше от замка. Помимо страха родилась тревога: как долго всё это будет продолжаться?

Теперь мы бежим обратно, к хатке, чтобы быстрее собраться и начать свой путь к Каменному столу. Потому что только Аслан может помочь Эдмунду. А значит, помочь и мне.

========== Алетиометр ==========

С тех пор как мы бежали от волков Колдуньи прошло около пяти часов. Мы успели поспать, Бобриха заставила нас перекусить. Настроение, конечно, не поднялось, но зато мы не мучились болью в животе; правда, ноги болели нещадно, но жаловаться сейчас было лишним. Мы все устали, причём сильно, но не до смерти, так что упрямо шли вперед. Моя шуба осталась в бобровой норе, но холода я не ощущала — дискомфорт, это да.

— Теперь уже недалеко, — оптимистично высказался Бобр и стал подниматься по холму, поросшему отдельными высокими деревьями и покрытому белоснежным снегом. Идти в гору после целого дня пути тяжело - все запыхались. Люси уже начала сомневаться, сможет ли дойти до верха, если как следует не отдохнёт, как вдруг мы очутились на вершине холма. Перед нами открывался бы прекрасный вид, если любоваться им сидя у окна в удобном кресле, хотя мы с Люси всё равно глаз не могли оторвать от этой красоты.

Бобр остановился.

— Так вот, лагерь Аслана у Каменного стола, — зверёк показал в нужном направлении; с высоты всё было очень хорошо видно. — За той замёрзшей рекой.

— За рекой? — устало переспросил Питер. Бобриха кивнула и пояснила:

— О, река скована льдом уже сто лет.

— Легче не становится, — не смогла сдержать язык за зубами. — Всё равно это очень далеко.

Питер кивнул, соглашаясь со мной. Бобр пожал плечами, а его жена улыбнулась нам:

— Да, мир велик. А вы думали, что он маленький?

— Поменьше, — резко ответила Сьюзен, недовольно глядя на Питера. Я не смогла сдержать усмешку. Сьюзен всегда была невыносима, пыталась строить из себя взрослую, хотя сама была ребенком, но именно здесь, в Нарнии, ситуация приняла крайне раздражающий оборот. Господи, она может помолчать?

— Ну, пошли. Идти нам долго, — Бобр согласно кивнул, и мы двинулись вперёд. Сьюзен направилась за нами, а Питер окинул нижний пейзаж оценивающим взглядом. Я задержала взгляд на сверкающем вдалеке строении, но рассмотреть его получше не представлялось возможным. Только было ясно, что оно очень большое, раз его видно отсюда — дворец, наверное, или крепость.

— Ладно, Питер пошли, — Пэванси согласно кивнул.

Настроение не улучшилось, мы шли в абсолютной тишине. Хотелось верить, что у Эдмунда ситуация хоть немного лучше… Как может быть лучше, дура?! Эд должен был привести нас Колдунье, а поскольку он этого не сделал… Господи, пусть с ним всё будет в порядке! Господи, ну пожалуйста! Он же не мог стать одной из этих ужасных статуй, это было бы слишком несправедливо даже по отношению к Эдмунду. Голова гудела, всё больше наполняясь мыслями о безрассудном, вечно впадающем в ярость пареньке. В последние месяцы просто смотреть на него, слушать грубый, но такой родной голос — всё это вошло в привычку. Невозможность находиться с ним близко пугала, вгоняла в дрожь, причиняя невыносимую боль. Глаза заслезились, и я поспешно сморгнула слезы. Нет, плакать или устраивать истерику — ещё одну — сейчас не лучший вариант. Потом, когда мы уже будем в безопасности, я обязательно закачу такую истерику… Желательно перед этим хорошенько ударить живого Эдмунда, но это всё потом. Сейчас главное живыми добраться до Аслана.

Люси отставала. Младшая Пэванси повесила голову, смотрела себе под ноги, но тем не менее всё чаще спотыкалась о свою длинную шубу. Питер вопросительно взглянул на меня, но я с улыбкой покачала головой — нет, мне не холодно. Наоборот, появилось какое-то лёгкое, приятное покалывание в пальцах, словно я отогреваю их у горячего камина. Бобры, кажется, такой усталости не испытывали — Бобр каждый раз оборачивался на нас и торопил:

— Живей, люди. Смотривеселей!

Питер поравнялся с остановившейся Сьюзен и раздражённо выдохнул:

— Если он ещё раз нас поторопит, я сделаю из него большую меховую шапку.

Люси с улыбкой благодарности взобралась на спину брата и обхватила его грудь руками, когда тот опустился на колени перед ней. В этом и проявлялся весь характер Питера — сам устал, но сестру понесёт. Ободряюще улыбнувшись Питеру, я направилась вперёд. Земля под ногами немного затряслась, но я не предала этому значения — трясётся от того, что мы идём по ней. Бобр опять нас поторопил, только в этот раз в его голосе были какие-то странные нотки:

— Быстрей! Бегом!

Я нахмурилась, не понимая, что не так. Люси, сидя у Питера на закорках, сказала:

— Что-то он раскомандывался… — но её слова потонули в несколько истощённом и испуганном крике Бобрихе:

— Скорее обернитесь! Это Она!

Сьюзен в шоке приоткрыла рот, расширившимися глазами уставившись на приближающиеся сани. Питер быстро, но аккуратно, опустил Люси, взял за руку, и мы побежали. Ноги работали очень быстро, словно я совсем не касаюсь глубоких сугробов, а бегу как олимпиец по ровному полю. На бегу обернулась, причём так резко, что коса с силой ударила по щекам, но из-за клубов снега, поднятых оленями, ничего не было видно. Это чем-то напомнил наш неудачный побег от Макриди, но максимум, что она могла нам сделать — заставить убирать дом и сад, а тут всё серьезней — либо пан, либо пропал. Адреналин ударил в мозг, зато открылось второе дыхание. Рядом тяжело дышали Сьюзен и Питер, Люси бежала наравне, едва ли не плача. Понимаю, самой плакать хотелось. Звон колокольчиков на шее оленей эхом отдавался в сознании.

Мы вбежали в небольшой пролесок. Ей сюда не проехать, но, чёрт возьми, волки нас просто загрызут! Хотя их вой и не был слышен, что мешает ей посадить ручного волчонка в сани? Бобр быстро обнаружил небольшое углубление, в котором не спрятаться, конечно, но разве у нас был выход? Я зацепилась за небольшой выступ, с размаху залетев в импровизированное убежище. Волосы из косы растрепались, падали на лицо, но ладонь внезапно обожгло болью. Я посмотрела на руку, ту, которой я зацепилась за выступ: рана обильно кровоточила. Питер тоже заметил, но сказать ничего не успел — из саней кто-то вышел, подошёл к краю выступа, под которым мы сидели. Тень упала на снег, и она была явно не женская. Люси подавляла всхлипы, я вжималась в камни, словно собиралась с ними слиться. Даже обжигающая боль в руке из-за соприкосновения со снегом была пустяковой по сравнению со страхом и желанием жить. Пусть мне хоть руку отрежут, но этой твари я живой не дамся! Никто из нас добровольно не сдастся.

Земля над нами дико вибрировала. Тень колыхнулась, и неизвестный отошел. Практически все прекратили дышать. Бобр подозрительно принюхался. Люси неуверенно предположила:

— Может быть, она уже уехала? — её тонкий детский голосок звенел от напряжения.

Питер дёрнулся вперед:

— Давайте я погляжу.

— Нет, — отрезал Бобр. — Мёртвый ты Нарнии не поможешь.

— И ты тоже, Бобр, — его жена едва ли не плакала, стоило Бобру сделать шаг из пещеры. Просидели мы в пещере ещё минуту, максимум две, но я в голове успела перебрать все известные молитвы, и уже начала замаливать свои грехи, как над нами появилась мохнатая мордочка Бобра. Люси взвизгнула.

− Выходите! Надеюсь, вы были паиньками весь год — тут к вам кое-кто приехал!

Первые пять секунд я даже не могла ничего увидеть, поскольку лучи солнца ударили в глаза, взывая чёрные пятна. Если честно, я была готова увидеть кого угодно, но явно не… Деда Мороза? Высокий старик в ярко-красной шубе с меховым капюшоном стоял возле своих саней, его длинная седая борода пенистым водопадом спадала на грудь. Какой-то незначительной частью мозга я отметила, что олени эти были куда крупнее, чем олени Колдуньи, и не белой, а гнедой масти.

На многих картинках Дед Мороз выглядит просто весёлым и даже смешным. Но, глядя на него сейчас, я внезапно почувствовала, что это не совсем так. Он был такой большой, такой радостный, такой настоящий, что даже я невольно притихла. Знаете, когда за пару дней до праздника появляются смешанные ощущения нетерпения и простого торжества? Я испытывала что-то подобное, и внезапно кожей почувствовала, что меня окружают такие же эмоции. Как-будто кто-то наполнил резиновые сосуды тёплой водой, и они меня согревают. И только спустя пару мгновений я поняла, что ощущаю эмоции окружающих меня людей.

Люси широко улыбнулась и первая шагнула к Деду Морозу.

— С праздником, сэр!

— Да, у нас праздник, Люси, если вы вместе с нами, — улыбнулся старик. — Она долго меня не впускала, но я всё-таки попал сюда. Аслан в пути. Чары Колдуньи теряют силу, а всё из-за надежды, которую принесли Ваши Величества.

Я не смогла не улыбнуться. Всё это было так странно и одновременно сказочно-волшебно. Хотя увидеть подобных ему существ можно лишь в Нарнии, рассказывают о них и рисуют их на картинках даже в нашем мире — мире по эту сторону дверцы платяного шкафа. Интересно, вернёмся ли мы туда ещё?

— Думаю, вам это не повредит, — улыбнулся Дед Мороз, поворачиваясь к своим саням, а через пару минут вновь появляясь с большим мешком. Он поставил его на землю, и снег взвился вверх. Один из порывов ветра, который внезапно стал слишком ощутим, подхватил одну из маленьких снежинок. Все выше, и выше, пока я не потеряла её в бескрайнем небе.

— Подарки! — радостно крикнула Люси. У нас в Лондоне давно не было Рождества. Младшая Пэванси первая сделала шаг к Деду Морозу.

— Люси! — Дед Мороз дал ей бутылочку — на вид она была из стекла, но мне казалось, это было что-то другое, — и небольшой кинжал.

— Это сок огнецветов, — сказал он, — Если ты или кто-нибудь из твоих друзей будет ранен, всего одной капли достаточно, чтобы выздороветь, — он слегка помедлил, давая Люси кинжал. — Надеюсь, тебе это не понадобится, но ты всегда можешь пустить его в ход, только чтобы защитить себя, в случае крайней нужды. Ты не должна участвовать в битве.

— Спасибо, сэр, — ответила Люси. — Но я думаю… я не знаю, но мне кажется, что я не струшу.

— Я уверен. Но битвы не для девочек. Ведь нет страшней тех битв, в которых принимают участие женщины, — Лицо его вновь просветлело. — Сьюзен!

Люси отступила, и Сьюзен неуверенно подошла к Деду Морозу. Из мешка он вынул лук со стрелами. Стрелы имели ярко-красное оперение, острие поблескивало в солнечном свете. Сам лук был сделан очень искусно, как мне думалось из-за красного дерева, и словно лакированный.

— Будь верна этому луку, — гордо произнес Дед Мороз. — Всякий, кто стреляет из него, всегда попадает в цель.

— А ко мне «битвы не для девочек» не относится? — с сомнением протянула Сьюзен, крепче сжимая в руках своё оружие. Дед Мороз по-доброму усмехнулся и протянул Сьюзен рог из слоновой кости.

— И пусть голосок у тебя и без того громкий, затруби в этот рог, и где бы ты не была — помощь к тебе придёт.

— Спасибо, — искренне поблагодарила Сьюзен и сделала пар шагов назад. Я закусила губу. Дед Мороз даже не смотрел на меня, как и бобры, всё это время. Нет, меня совсем не задевало то, что я могу остаться без подарков, но простое игнорирование мне не нравилось. Мистер Тумнус был единственным, кто обратился ко мне по имени. Лиззи, так он меня назвал. Моё второе имя, смысл которого я не понимала. Всё равно, все меня называли «Белла», так зачем еще и «Элизабет»? Я тряхнула головой.

— Питер, — старший Пэванси молча подошел к Деду Морозу и, пусть Питер этого не хотел, выглядел он действительно важно. Он не задирал голову, не смотрел ни на кого сверху вниз, лишь выпрямился, расправил плечи и стал как будто старше своих лет. Дед Мороз протянул Питеру щит и меч. Щит отливал серебром, на нём был изображен стоящий на задних лапах алый лев. Рукоятка меча была из золота, вкладывался он в ножны на перевязи и был как раз подходящего для Питера размера и веса. Питер принял подарок Деда Мороза в торжественном молчании: он чувствовал, что это очень серьёзные дары.

— Не за горами время, когда тебе придётся пустить их в ход.

Питер медленно, словно растягивая момент, вытащил меч из ножен, и я в волнении переступила с ноги на ногу. Внутри всё перевернулось, когда в глазах Питера отразился этот меч. Моя воображаемая птица в моей воображаемой клетке забилась в самый тёмный угол, но я продолжала упорно стоять на месте. Этот меч против врагов, а я Питеру не враг. Я никому не враг.

— Это оружие, а не игрушки, — предупредил старик, и его взгляд внезапно остановился на мне. Наверное, выглядела я немного глупо: посреди зимнего леса всего в двух кофтах, но во взгляде Деда Мороза было что-то ещё: почтение, непонимание и даже искра сожаления. Ненавижу, когда меня жалеют.

— Элизабет, — было непривычно слышать это имя, которое, по идее, было моим. Сделала пару шагов, оставаясь на расстоянии вытянутой руки. — Твой подарок будет неотрывно связан с тобой, и кроме тебя никто не сможет им управлять.

В его большой раскрытой ладони лежал круглый золотой предмет. На вид он был очень объёмным, наверное, тяжелый. Я потянулась к нему; кисть мельком дрожала. Когда мои пальцы коснулись золотой крышке предмета — то ли это было зеркало, то ли компас — пальцы обожгло приятным теплом. Могла поклясться, что по моей руке «запрыгали» золотистые искорки, но исчезли они так же быстро, как и появились. Предмет опустился мне в руку, и я открыла крышку. Это оказалось точно не зеркало, а компас или часы — со стрелками и циферблатом, только вместо чисел или румбов на циферблате были маленькие красочные изображения, сделанные как будто тончайшей собольей кисточкой.

— Это — Алетиометр, прибор, показывающий истину, — вполголоса объяснил старик. — Тебе стоит только задать вопрос, и он даст тебе ответ.

— Благодарю, — внезапно голос предательски осип. Поднять голову и посмотреть на Деда Мороза я не могла — взгляд был прикован к картинкам на циферблате. Их было около тридцати шести, и все разные.

Старик вскинул голову, огляделся и громко произнёс:

— Что ж, теперь мне пора. Зима почти закончилась, а за столетнюю отлучку дел накопилось невпроворот, — он уселся в свои сани и гордо воскликнул. — Да здравствует Аслан! И с Рождеством вас!

Дед Мороз взмахнул кнутом, и сани сорвались с места, набирая ход. Люси первая кинулась за ним, крича:

— С рождеством! — её голос смешался с моим и Сьюзен.

— Спасибо сэр! Спасибо! До свиданья!

— До свиданья! — донёсся до нас его ответ.

Люси посмотрела на смеющеюся Сьюзен, и сказала:

— Я же говорила, что он существует!

Сью не нашлось что ответить, и она молча улыбалась, кивая сестре. Их эмоции окутывали меня прочной эластичной тканью, погружая в тепло, но внезапно со стороны Питера ударило что-то другое — волнение. Оно отдалось неприятным горьковатым привкусом на языке.

— Он сказал, зима почти кончилась, — я кивнула, но не понимала, куда клонит Пит. — Знаете, что это значит? Лёд растает…

***

Шубы сбросили теперь все, не только я. Становилось невообразимо тепло, хотя мы промокли до нитки — гонка против тающего льда и волков увенчалась успехом процентов на шестьдесят. Хотя, возможно на все сто, ведь мы были живы. Зима отступает у нас на глазах, и за несколько часов время промчалось от января до мая. Это давало надежду на то, что у Колдуньи не всё хорошо, потому что было известно: бесконечная зима в Нарнии — её рук дело, Белой Колдуньи, её злых чар, и раз началась весна, значит, у неё что-то разладилось. Питер также выдал обнадеживающую мысль, что без снега Колдунья не сможет ехать на санях. Поэтому мы перестали спешить, чаще останавливались и дольше отдыхали, бегали по цветущему лесу и смеялись. Но мне было бы лучше, если бы Эдмунд был с нами. Мы шли как во сне, и на душе у нас были тишина и покой, как бывает на исходе долгого дня, проведённого на воздухе.

Большая река осталась позади нас. Чтобы добраться до Каменного Стола, следовало свернуть к югу, то есть направо. Даже если бы нам не надо было сворачивать, идти прежнем путём мы не смогли бы: река разлилась, и там, где проходила тропинка, теперь с шумом и рёвом нёсся бурный жёлтый поток. Люси бегала по весеннему лесу, смеялась и как будто кому-то отвечала. Позднее я заметила очертания тонкой женской фигуры, которая была собрана из ярко-розовых лепестков. Однако меня это уже не удивляло.

Меньше чем через час мы оказались на зелёной поляне. Под ногами у нас темнел лес; он был повсюду, куда смотрел глаз, и только далеко на востоке, прямо перед нами, что-то сверкало и переливалось.

— Вот это да! — выдохнул Питер, обернувшись к Сьюзен и потрепав меня по плечу. — Море!

А посреди поляны возвышался Каменный Стол — большая серая плита, располагавшаяся на четырёх камнях поменьше. Стол выглядел очень старым. На нём были высечены таинственные знаки на неизвестном нам языке. По крайней мере, я понимала только слова местами. Поняв, что детали мне ясны, я испытала странное, необъяснимое чувство. И лишь после мы заметили шатёр, раскинутый в стороне. Это было удивительное зрелище, особенно сейчас, когда на него падали косые лучи заходящего солнца: полотнища из жёлтого шелка, пурпурные шнуры, колышки из слоновой кости, а над шатром, на шесте, колеблемый лёгким ветерком, который дул нам в лицо с далёкого моря, реял стяг с красным львом, вставшим на задние лапы.

— Почему они так глядят на нас? — не переставая улыбаться, спросила Сьюзен. Я завертела головой, только сейчас замечая, что все люди существа у каменного стола и правда заинтересованно, может даже выжидающе смотрят на нас, склоняя свои головы, и лишь некоторые из них улыбались.

— Может, ты им кажешься смешной? — предположила Люси, и Сью негодующе посмотрела на неё. Я тихо рассмеялась. Пит дёрнул меня за рукав блузки.

Мы остановились за пару шагов от большого шатра, который я приметила пару минут назад. Напротив нас стоял кентавр, один из немногих, — сверху он был похож на сурового, но красивого человека, снизу — на могучую лошадь. Обернувшись назад, я заметила, что практически все теперь стояли позади нас — единороги, минотавры, пеликаны, орлы и многие другие. Они взволнованно, но как-то торжествующе перешёптывались. Справа от меня лязгнул меч, который Питер достал из ножен. Вновь обернувшись к своим спутникам, я заметила, как изменился Питер — теперь он был больше похож на того Короля, которым ему пророчили стать.

Рука с мечом медленно, словно приветствуя, поднялась вверх:

− Мы пришли увидеть Аслана, — уверенно и спокойно сказал Пэванси. Кентавр кивнул. Позади нас опять зашептались.

Аслан вышел из шатра, бесшумно ступая большими лапами, и это можно было бы назвать кошачьей поступью, но назвать Аслана кошкой — даже большой кошкой — я не осмеливалась. Попыталась поднять на него глаза и вдруг поняла, что не могу этого сделать. Внутри меня все сжалось, затрепыхалось, стоило мне только поднять-таки глаза и увидеть золотую гриву и большие, серьёзные, проникающие в самое сердце, глаза.

— Добро пожаловать, Питер, сын Адама и Евы, — сказал Аслан. Голос у Льва был низкий и звучный, и почему-то я сразу перестала волноваться. Теперь на сердце было радостно и спокойно. Хотя, может быть и потому, что меня окружали такие же эмоции. — Добро пожаловать, Сьюзен и Люси, дочери Адама и Евы. Добро пожаловать Элизабет, юная Колдунья…

И я не сразу поняла, что «Элизабет, юная колдунья» — это я сама.

========== Господи, нет ==========

Восточный край поляны. Я сижу на обрыве, свесив ноги, и пытаюсь заставить алетиометр отвечать на мои вопросы. За спиной у меня садилось солнце, и вся долина, лежащая внизу – лес, холмы, луга, извивающаяся серебряной змейкой река, – была залита вечерним светом. А далеко-далеко впереди синело море и плыли по небу розовые от закатного солнца облака. Там, где земля встречалась с морем, у самого устья реки, поднималась невысокая гора, на которой что-то сверкало. Это был замок. Во всех его окнах, обращенных на запад, отражался закат – вот откуда исходило сверкание, хотя казалось, что это − огромная звезда, покоящуюся на морском берегу.

Стрелка алетиометра то замирала, то начала свой бег вновь, но разобраться точно, что он мне показывает я не могла. Кончики пальцев неприятно покалывало от неизвестного чего, а глаза начинают слезиться от холодного морского ветра. Я все так же упрямо смотрю на циферблат компаса, но стрелка замирает на Солнце. Власть, истинна. Что должно случится? Упрямо закусываю губу и устанавливаю три стрелки на другие символы: луна – тайна, Богоматерь – поколение, а третью оставляю на Солнце. Ну же, давай. Четвертая стрелка, которая управляют алитоеметром, качнулась, закрутилась в бешеном ритме, сбивая другие стрелки, но вновь застыла на Песчаных часах. Смерть, изменения.

− Ты не концентрируешься на вопросе. – раздался мягкий голос, и я обернулась. Аслан вышел из леса, и в его пышной гриве сверкали лучи закатного солнца. Золотистый мех льва горел сверхъестественным огнем. Я встала, подумав о том, что мне, вероятно, надо встречать повелителя Нарнии стоя. Лев поравнялся со мной.

− Ты должна освободить свой разум от посторонних мыслей, думать только о интересующем тебя вопросе. – Лев посмотрел на алетиометр в моих руках, а я – на него. – В твоих мыслях Хаос, Элизабет. Ты должна быть предельна спокойна.

− Я пытаюсь. – горько, и как-то с отчаяньем. – Хочу узнать, что происходит, но… В голове такой бардак, что я просто не могу. Хочу узнать, кто я? Почему я Колдунья? Как я связанна с Джадис и…

− Почему ты решила, что связана с Джадис? – внезапно мягко перебил меня Аслан. Я удивленно посмотрела на него и пару раз моргнула. Щеки предательски окрасились в нежно-розовый цвет.

− Я просто чувствую это. – смущенно пробормотала я.

− Хорошо. – кивнул Аслан. – Элизабет, в тебе существует очень сильная и древняя магия, которой тебе следует научиться управлять. Однако сделать ты это сможешь, лишь приняв ее. – я собиралась возразить. Аслан называл это магией, я – своей внутренней птицей, которую привыкла сдерживать. Боялась, что стоит мне хоть на миг поддаться этому влечению, как произойдёт что-то ужасное и я потеряю всех. Потеряю себя.

− Когда-нибудь, тебе придётся это сделать. – мягко сказал Аслан. Неужели, я говорила вслух? – будет легче, если ты будешь делать это постепенно, а не в одно мгновение. Такой выплеск может повлечь за собой большие беды. Научись жить в мире с собственной сущностью.

На несколько секунд повисло долго молчание. Оно не было неловким, или отягощающим. Я пыталась осмыслить слова Правителя Нарнии. Пальцы все еще покалывало.

− Что я должна спросить? – прошептала. – Как из сотни вопросов выбрать только один?

− Вернись к началу. – посоветовал Аслан. – Спроси алетиометр, как Колдунья пришла к этому. Спроси его о ее первом грехе.

− Как это связанно со мной? – уже в отчаянье спросила я. Аслан не ответил, лишь посмотрел на меня со смесью суровости и ожидание. Ладно, попробуем. И так, грехопадение.

Змея – вероломство, Ангел – непослушание и Молния – рок. Стрелка алетиометра медленно колыхнулась, начала набирать скорость.

«В чем первый грех Колдуньи?» Стрелка начала бешено крутиться. Одна из трех стрелок соскользнула со знака Змеи и остановилась на Верблюде – упорство.

«В чем первый грех Колдуньи?» Альфа и Омега – неизбежное.

«В чем первый грех Колдуньи?» Песчаные часы – смерть.

Я задохнулась от внезапно нахлынувших знаний. Я продолжала смотреть на алетиометр, и как во сне видела абстрактные картинки. Как изображения в водной глади, только вода была золотым песком.

− Что ты видишь, Элизабет? – голос Аслана словно путеводная нить в этом золоте. Оно душило меня, пленяло, но я все еще видела происходящие. Я заговорила медленно, словно не уверена в том, что происходит. Стрелки, словно в помощь, продолжали поочередно останавливаться на других символах.

− Колдунья, а рядом с ней – женщина. Богоматерь означает поколение, значит они из одной семьи. Джадис злится на нее, хочет ей смерти, но выжидает удобного момента <i(хамелеон – терпение) Женщина должна стать Королевой, я вижу золотую корону на ее голове. Но Колдунья этому мешает…

В голове все звенело. Глаза стал заволакивать красный дым, а в груди неприятно саднить. Вокруг меня, словно заполняя все пространство, раздавались крики людей, звон оружия. В нос проник запах гари, неприятно щекоча его. Я терялась в этом кровавом окружении – словно разом выключили мое зрение и осязание. Жаль, что слышать я не перестала – стоны умирающих раздавались рядом со мной. Я задыхалась.

− Посмотри. – голос Аслана раздирал эту пелену, но я не осмеливалась открыть ранее закрытые глаза. Ощущала Льва я скорее на каком-то эмоциональном уровне, чем на физическом – рядом сом ной его не было. – Смотри. Вон там, у подножья гор.

Я открыла глаза и, несмотря на творившийся вокруг меня хаос, разглядела высокую фигуру в капюшоне – там, куда и сказал смотреть Аслан. В ее руках был маленький сверток. Я следила за ее аккуратными шажками, видела, как одной рукой она прижимает к себе сверток, а другой поднимает клинок одного из умерщвлённых война. Ее губы шевелятся, а по лицу струятся слезы – я видела это даже через то расстояние, что нас разделяло. Спины коснулось что-то мягкое, но ощутимо тяжелое – я сорвалась с места и побежала к фигуре в капюшоне. Аслан подтолкнул меня, а в руках я сжимала Алетиометр, который излучал холодный золотистый свет.

Нельзя было точно распознать – женщина это или мужчина. Высокий рост и то, как неизвестный сжимал меч, подталкивали на мысль о том, что это мужчина. Однако в его/ее движениях было нечто пластичное, грация, которую мужчина просто не мог демонстрировать. Я откинула свои размышления, двигаясь за быстро перемещающийся фигурой. Она двигалась рывками, словно боясь быть замеченной, хотя, скорей всего, так и было. Рассмотреть неизвестного возможности так и не представлялось – я была ниже, гораздо ниже, а заглянуть в лицо мне мешал капюшон. Удивительно, как он мог вообще что-то различать перед собой, однако шаги неизвестного были четкими и уверенными. Так идет человек, который не сдается. Который еще не все сделал, не все успел, не сделал самое главное – подозреваю, его «незавершенными делом» был то, что он держал в руках.

Мы практически скрылись в лесной глуши, когда некто остановился. Прямо напротив деревьев, чьи стволы стояли параллельно друг другу, а ветви сверху сплетались, образую подобие арки. Листва облетела, некоторые рядом стоящие деревья были сожжены, но природная арка была нетронута. Я всмотрелась – между сплетающимися стволами был такой же лес, однако незнакомец остановился. Он скинул капюшон, и я наконец-то смогла увидеть… и задохнуться.

Если это была не Колдунья, то некто очень на нее похожий – мне так казалось, потому что Колдунью я видела только в одном их своих кошмаров. Когда мы спали в той норе вместе с бобрами, я видела сон – нечто абстрактное, состоящие из лиц и звуков. Все что я смогла запомнить – выхваченное лицо Колдуньи. Оно могло бы даже показаться мне красивыми, если бы не было искажено яростью и ненавистью.

Но лицо этой незнакомой бедной женщины было искаженно страхом, горем, а по лицу текли слезы. Она отстранила сверток от груди и подняла на уровень своего лица. Жадный огонь, что горел позади нас осветил то, что она держала. Ребенка. Ребенка, которому едва ли исполнился год. Малыш спокойно спал, не зная, что происходит. От света пламени, что осветили его лицо он не проснулся. Я прикрыла глаза, а когда открыла, женщина судорожно прижалась губами к лбу. Это прикосновение я физически ощутила на себе. Рука машинально потянулась ко лбу, а глаза заслезились. И в этом уже был виноват не дым пожаров.

Расстояние между мной и людьми из прошлого было минимальным, я слышала, как тяжело и прерывисто дышит женщина, как причмокивает губками спящий младенец. Слышала свою собственное сердце, отбивающее чечётку.

− Я молюсь всем Богам, − слова женщины оборвали ее собственный всхлип. – Чтобы ты была в безопасности и оказалась так далеко отсюда, как только можно. – мир, как кокон, сузился. Были только я, женщина и спящий младенец. Это такой близости мне стало жарко, а слезы холодными каплями стекали по раскрасневшимся щекам. Я молчала.

Позади что-то хрустнуло. Я вздрогнула, отвела взгляд от душераздирающей картины и прищурилась. Кто-то вошел в лес, вслед за нами. Массивная фигура. В темноте разглядеть было невозможно. Мать с ребенком тоже услышала, вероятно, но не обернулась. Она провела рукой параллельно арке, быстро что-то произнесла и арка, за которой до того был один лес, внезапно, всего на секунду, озарилась светом. То было чем-то похоже на пластичные мыльные пузыри, но менее… осязаемое, что ли.

Женщина упала на колени. Протянула к арке дрожащие руки.

− Ох, моя Лиззи. – внезапно произнесла женщина. Сердце замерло у меня в груди, а потом забилось с учащенной скоростью. – Элизабет. Я люблю тебя.

Женщина опустила ребенка в арку и быстро провела рукой. Мимолетное свечение исчезло также быстро, как и появилось. Я была более, чем уверена, что если сейчас просуну руку между деревьями, то ничего не произойдёт. Не откроется портал, я останусь в этом лесу. С этими двумя женщинами, одна из которых убита горем, а другая пытается убить другую. Я знала это, знала, что эта земля, опалённая огнем, и воздух, пропитанный дымом, будет последним, что увидит несчастная.

Фигура остановилась. Я посмотрела на нее и увидела. Светлые длинные волосы зачесаны назад, бледное лицо сильно выделяется на темном фоне. Женщина. Колдунья. Джадис. Так похожая на ту, что рыдала на коленях. Вот они – две представительницы одной семьи. «Богоматерь» на Алетиометре.

− Ева! – Джадис близко, она могла бы не кричать. В ее голосе слышится насмешка. – Ты – Ева, сестра! Такая же слабая, как и та женщина. В последние мгновения своей жизни, помни об этом. Ты – Ева, подобная людям. – Джадис говорит о нас – людях – с невероятным презрением. Вероятно, ее сестру зовут не Ева, но Джадис считает сравнение с людьми чем-то унизительным. А ее сестра… кажется, она так не считает. Она не откликается. А моя птица, до этого не проявлявшая себя, вскинула голову и прижалась к самым прутьям.

Джадис не дождалась ответа от сестры. Меч сверкнул в темноте подобно молнии. Джадис явно не хотела тратить время на пустые разговоры. Я закричала и закрыла глаза. В паре больших шагов отошла назад, буквально отлетела, вжалась в дереве. По лицу текло что-то вязкое, теплое. Густое. Сознание оставляло меня. Алетиометр обжог руку холодным огнем, и я была вынуждена отпустить его.

На несколько секунд пришла темнота. Как будто я одновременно оглохла, ослепла, онемела. Не было ничего, только я и темнота. И птица. Птица, которая уютненько свернулась в своей золотой клетке.

Первым ко мне вернулся слух. Я услышала голос. Голос Аслана, который вновь стал путеводителем во тьме. Его большая, теплая мохнатая лапа коснулась моего плеча. Какая-то часть моего разума, которая не пребывала в отчаянном положении, отметила, что пусть он и просто прикоснулся ко мне, плечо дернулось от тяжести.

− Сестра Колдуньи должна была стать Новой Правительницей. Но она повстречала Адама и выбрала людей. У нее был ребенок от Адама.

нет нет нет нет нет нет нет

− Ребенок, который выглядел как человек, но унаследовал огромную силу…

Господи нет пожалуйста Господи нет нет пожалуйста

− И Джадис хотела убить ребенка, но ее сестра бежала. Развязалась война. Та, кого Джадис называет Евой, хоть она ей и не является, отправила свое новорожденное дитя в другой мир…

Господи это не может быть правдой не может Господи это не правда

− Джадис не нашла ребёнка. Его нашла семья, в которой было двое детей. И после родятся еще двое…

Пэванси Пэванси Пэванси Господи Пэванси

− Этим ребенком была ты, Элизабет.

НЕТ

Комментарий к Господи, нет

Ищу бету)

========== Семью изменить нельзя ==========

Первое, что изменилось слишком резко – мои внутренние ощущения. Моя птица – магия, доставшаяся от матери – больше не сдерживалась клеткой. Она словно разливалась по моему телу вместе с кровью, и пусть морально я была сильнее, чем раньше, физически не могла ничего делать. Я сидела, полностью облокотившись на ствол дерева. Тень от густой листвы спасала от солнца, мне было даже немного прохладно, несмотря на то, что я чувствовала, как солнечные лучи жгут мою спину. Это было похоже на лихорадку, и я не могла сказать: ощущала ли я такой контраст раньше или просто сейчас все чувствую острее. Думать об этом не хотелось, но отключить голову я не могла. Все равно мысли крутились со скоростью пчелиного роя, от чего голова начинала пульсировать неприятно болью.

За все два часа – по крайней мере, мне так казалось – я не сменила положения. Когда я ушла с того обрыва, Аслан не пошёл за мной, чему я была рада. Мне хотелось просто побыть одной. Без всяких сил, я рухнула рядом с этим деревом, прислонившись к нему правым боком и положив на него голову. Так и замерла, обдумывая все, что произошло. Алетиометр неприятно уперся в бедро, но убрать его я не могла.

Итак, я племянница колдуньи. Она убила мою мать, потому что хотела заполучить корону. Интересно, я сильна так же, как она? И как на самом деле звали мою мать? Она называла ее Ева, но Аслан сказал, что это не так. И что мне теперь делать? Вернуться к Питеру и остальным? Рассказать им или молчать? Рано или поздно они все равно узнают, так что смысла скрывать нет, но Господи… Как же сложно подумать об этом, не то что сделать.

В мой разум проникало что-то иное. Перед глазами все либо плыло, либо становилось удивительно чётким. Проблем со зрением у меня никогда не было, но именно сейчас я думала, что до этого не видела. Хотя, лучше бы я дальше видела своим несовершенным зрением, чем видела лучше из-за крови, что течет во мне. Кровь. Она определяет нас, и неужели моя судьба стать такой как Колдунья или погибнуть от ее меча? Было совершенно тихо, только листва иногда шумела под несильным ветерком. Наяды, которые до этого веселились в ручейке, прекратили свои песни. Одна из них до этого подходила ко мне и спрашивала, все ли со мной хорошо? Я ответила «Да», и они ушли.

Кровь, что текла по моим венам – магическая кровь – давала потрясающее сочетание с моей собственной магией. Она (и магия, и кровь) приятно растекалась по всему моему телу, совершенно не угрожая, а словно успокаивая. Становилось прохладнее, день клонился к своему завершению. Какая-то часть моего мозга отметила, что около Каменного стола как-то слишком оживленно. Причину я понять не могла, но там явно происходило что-то важное. Часть меня хотела, чтоб я уже встала, и пошла узнать, что там произошло. Однако я лишь обнимаю себя за плечи и прикрываю глаза. На несколько минут я засыпаю, но даже сейчас прокручиваю в голове то, что узнала. Мне снится то, что мне показывал Алетиометр.

Просыпаюсь от того, что меня кто-то трясет за плечи. Сонно разлепляю глаза, и хотя я немного поспала, все еще чувствую неприятную тяжесть во всем теле. Рассветное солнце ослепляет меня, я вижу только темный силуэт человека, склонившегося надо мной. Моргаю. Питер.

− Привет. – бодро говорит он. – Ты чего не вернулась ночевать в лагерь?

Глупо хлопаю глазами.

− Я же всего на несколько минут прилегла. – говорю я. Голос охрип от долго сна.

− Нет, ты здесь всю ночь спала. – голос Питера, как всегда, пронизан оптимизмом. Он всегда говорит с уверенностью человека, знающего, что произойдет в будущем. Жаль, что я уже не могу быть так же уверенна. Ни в чем. – Ты пропустила возвращение Эдмунда.

На знакомое имя сердце реагирует мгновенно. Даже моя птица замирает, прислушиваясь. Массирую виски, может, это поможет успокоиться. Нырять во вчерашнюю пучину отчаянья совсем не хочется.

− Дай мне пару минут. – прошу я, и Питер послушно исчезает за деревьями. Быстро встаю, но тут же с охом опираюсь на дерево. Тело затекло, поэтому резкое движение ни к чему хорошему не привело. Спустя пару секунд разминаюсь, становится лучше. Ощущая себя свободнее. Подхожу к небольшому ручью и брызгаю холодной водой в лицо. Подумав, окунаю голову в воду целиком.

Мы спускаемся с обрыва, мои волосы сушит солнце. Пит говорит, что Аслан попросил их ничего не обсуждать с Эдмундом насчет случившегося, но у них и времени толком не было. Эдмунд очень устал, поэтому сразу отправился спать. Я так же не могла не отметить, с каким облегчением Питер сказал, что Эд был сильно вымотан. Действительно, хорошо. Да, он устал, но он жив, черт возьми, а это главное. От предстоящий встречи мне становилось намного лучше. Питер так же обмолвился о том, что спрашивал у Аслана где я.

− И что он ответил? – спросила, расчесывая волосы гребнем, что дала одна из наяд. После того, как я умылась и расчесала волосы, мне стало лучше. Физически и морально.

− Он нам кое-что рассказал. – с намеком ответил Питер, и я ощутила волны волнения, исходящие от него. – Совсем немного.

− Ну и ладно. – внезапно стало смешно от всего происходящего. Хотелось смеяться, и вовсе не истерически. От облегчения. Не знаю почему, мне казалось, что я скинула с себя оковы, в которые сама себя заключила. Мне стало так легко, хорошо, но хотелось уточнить один момент. – Это же ничего не меняет?

− Конечно нет! – воскликнул Пэванси, и театрально нахмурился, выражая недовольство моим вопросом. Я засмеялась и легонько толкнула его в бок.

Неожиданно, я обнаружила себя в совершенно другом мире. Этот мир был прекрасен в той же степени, что и опасен. Но сейчас я находилась в состояние некой эйфории, и будущее казалось мне чем-то радужным. Чем-то большим и светлом, то, к чему хотелось идти. И я шла. Мир вокруг меня стал четким, мое сознание освободилось, хотя теперь и занималось разными другими вещами.

Все вокруг меня было четким. Наверное, джины и великаны видят мир по-другому? Я была слиянием двух рас. Невысокая, человекоподобная дочь Адама, но тем не менее ясновидящая и колдовская дочь Евы – для себя решила, что найду имя матери, но пока что буду звать ее так. Окружающие меня вещи стали действительно четкими, словно находились под мощными очками. Словно до этого я ничего не видела. Не видела саму себя.

Я замерла около одного из щитов, рассматривая свое отражение. Темные волосы собраны в две толстые косы странного плетения – дриады постарались. Они уже немного растрепались. Я заправила за ухо несколько прядей. Длинное платье – в нем удобно, не то что в юбках в Англии – темно голубого цвета. На талии серебристый пояс. И глаза… ранее серо-голубые, они приобрели мистический сиреневый оттенок. Тяжело вздохнув, я засеменила следом. Глаза, конечно, красивые, но теперь они казались мне меткой. Но, к моему облегчению, никто из встретившихся ничего не сказал. Кое-кто со мной поздоровался, пожелал доброе утро. Видимо, ничего не изменилось. Кроме меня самой.

Окружающие предметы — деревья, кусты, камни, шатры — вдруг стали казаться страшно хрупкими. Я различала каждый крохотный листок на маленьких ветвях самых небольших кустов. Лес был полон жизни, о которой я и не догадывалась: всюду в листве кишели маленькие существа. Животные, лишённые разговорной речи, но все еще понимающие тебя. Это было потрясающе. Почему со мной не произошли такие перемены раньше? Ответ я нашла незамедлительно: я не давала себе волю. Теперь дала, и поэтому стало легче. Медленно, но верно во мне зрело осознание собственной мощи — мышцы наполнялись сверхъестественной силой.

А еще я слышала. Слышала все. Как где-то цокают копыта лошадей, чуть поодаль кентавры (звуки различались, лошади были легче), звон оружия, голоса, рычание, шорох птичек, которые чистили перья на вершинах деревьев, их дробное сердцебиение, шепот кленовых листьев, едва слышные щелчки муравьев, ползущих длинной вереницей по коре ближайшего дерева. Где-то недалеко находилось поле — ветер свистел иначе в открытой траве — и маленький ручей с каменистым дном, вероятно, тот, рядом с которым я сидела. Я засмеялась и, погрузившись в свои мысли, едва не врезалась в одного и леопардов.

− Простите. – сконфуженно проговорила я. Леопард улыбнулся мне и кивнул:

− Ничего страшного. – я поспешила за Питером.

Люси и Сьюзен проснулись спустя минут пятнадцать. Они поправили платья, потом Люси заметила меня.

− Белла! – радостно вскрикнула младшая Пэванси, и понеслась ко мне. Я успела выставить руки и поймать Лу.

− Доброе утро, Ваше Величество. – произнесла, с нескрываемой радостью в голосе. Люси рассмеялась. К нам подошла Сью, и я не смогла удержаться вновь. – А к вам, леди Сьюзен, мне позволено обращаться по имени?

Сьюзен быстро подхватила мой настрой:

− Ох, я подумаю, миледи. − мы все рассмеялись. – Но пока что, пойдемте позавтракаем.

Пока накрывали на стол, проснулся Эдмунд. Я заметила, как изменился Пэванси. У него на лице было пару царапин, походка стала более бесшумной, он словно пытался слиться с окружением. Волосы Эдмунда потеряли привычный блеск. Взгляд отяжелел от печали и смятения. Возможно, даже сожаления. Но я смогла разглядеть в глубине его глаз столь любимые мной яркие карие искорки. Но он хотя бы был жив, но о моральном ущербе говорить не приходилось. В этот раз вскрикнула я.

− Эд! – мальчик поднял на меня голову. С невероятной скоростью, я поднялась и подлетела к нему, даже не запутавшись в платье. Он выставил руки – как я недавно Лу – и поймал. Меня захватила ранее неведомая мне буря эмоций. Даже не могу точно сказать, что чувствую, — то было нечто среднее между раздирающей сердце грустью и всепоглощающим счастьем. Почувствовала, как задрожали губы, а перед глазами все поплыло из-за набежавших слез. – Дрянной мальчишка, ты жив!

Эд, явно сбитый с толку моей выходкой, смутился, но обнял в ответ.

— Я так скучала по тебе! — сказала я. Эдмунд кивнул мне в волосы, настолько крепко я прижала его к себе.

− Да, я тоже.

Мне казалось, прошла целая вечность, прежде чем я сама отлипла от Эдмунда. Он покраснел, а мне было не до смущения. Я была до чертиков рада его видеть. Обнять его потянулись остальные Пэванси. Я отступила, не переставая глупо улыбаться. Самым главным в окружающей обстановке было лицо Эдмунда, хотя боковым зрением я на всякий случай подметила и все остальное – некоторые из зверей и полу-зверей с интересом смотрели на развернувшуюся картину. Они улыбались.

Когда, спустя время, мы наконец-то уселись за стол, все попытались завязать непринуждённую беседу. Получалось из рук вон плохо, поэтому вскоре сидели просто молча. Это тишина не была угнетающей или повисшей между нами, хотя она разрывалась от невысказанных слов. Но сейчас они были лишними.

Эдмунд проголодался. Это было настолько заметно, но никто ничего не говорил. Конечно, пусть ест, а то вряд ли его там хорошо кормили… если вообще кормили, конечно.

− Эдмунд. – позвала Люси, и мальчик, с набитым ртом, повернулся к сестре. Я прыснула от этого зрелища, и у меня возникло неопределённое желание потрепать его щеки. – В Нарнии наверняка есть еще хлеб, Эд.

Сьюзен улыбнулась, я хмыкнула. Эдмунд, не переставая жевать, смущенно улыбнулся. После слов Люси он стал жевать медленно. Питер уже съел свой завтрак, поэтому стоял поодаль, смотря на нас. В принципе, сложно есть, когда на тебя смотрят, но сейчас взгляд Питера проходил как будто сквозь нас. Мне захотелось узнать, о чем же думает старший Пэванси. Я ощущал, как его переполняет сомнения и беспокойства.

− И с собой, наверное, тоже дадут еды. – высказался он. Эдмунд оторвал взгляд от стола, недоуменно посмотрев на брата. Сьюзен и Люси нахмурились, пытаясь понять, шутит он или нет. Сощурив глаза, я посмотрела на Питера. Не было похоже на то… что он шутит.

− Мы идем домой? – с недоверием протянула Сьюзен. В ее голосе, удивительным образом, слышалось нехотение покидать волшебную страну. Я подумала о том, что раньше Сьюзен рвалась вернутся, когда с нами еще был Эдмунд. Теперь он с нами и, может быть, Питер прав, и нам пора? Нет, точно нет. Я помотала головой, возмущённо приподняв брови.

− Вы – да. – возмущенно фыркнув, я посмотрела на садящегося рядом с нами будущего Короля. – Я обещал маме беречь вас четверых…. Но это не значит, что мне нельзя остаться.

− Ты не исключение, Питер. – резко ответила я. Питер собирался что-то сказать, однако его перебил робкий голосок Лу.

− Но мы им нужны… Все пятеро.

− Это слишком опасно! – горячо воскликнул Питер. Я отложила яблоко, которое до этого взяла. – Ты чуть не утонула, Эдмунда могли убить. И нас всех чуть не загрызли волки!

− Не загрызли же! – возмутилась я. Эдмунд дернул мою руку, призывая молчать. Я резко выдохнула, немного раздраженно смотря на старшего Пэванси.

− Поэтому мы должны остаться. – внезапно высказался Эдмунд. За то время, что он с нами, говорил он отнюдь мало, а все его слова были сказаны на таком выдохе, словно ему ужасно больно. – Я видел, что творит Колдунья. И я ей помогал.

Я закрыла лицо руками, словно умываясь. Как никогда остро, я почувствовала на своем лице кровь. Кровь собственной матери, которойКолдунья нанесла трусливый, подлый удар в спину. Мне показалось, что мои руки и лицо стали липкими, а в нос дарил металлический запах крови и гари. В ярости, Колдунья смогла натворить такое. Что же она сделает с Нарнией, если только сможет?

Но секунды проходят, и вот я снова вдыхаю чистый лесной запах, а в лицо дует прохладный ветерок.

− Эд и Люси правы. – высказалась я. – Мы не можем допустить того, что уже когда-то произошло. Нас ждали так долго, нас оберегают, кормят, нас почитают. Если мы так бессовестно их предадим… то сами не сможем простить. Сами себя, в первую очередь. И тем более. – я хмыкнула. – Мы не можем позволить тебе, Питер, забрать себе всю славу. – Пэванси возмущенно посмотрел на меня, видимо принимая мои слова всерьез. Однако, заметив в глазах веселый искры, не смог сдержать улыбки. – Разделим ее поровну.

Эдмунд активно закивал.

− Действительно, не тебе же все лавры.

Мы все облегченно рассмеялись. Сьюзен встала первая.

− Что же, тогда нам всем надо начать тренироваться.

Она потянулась к луку, однако взять его не успела – тут появился один из леопардов и, обратившись к Аслану (когда он успел подойти, я не заметила. Аслан ступал бесшумно, как и подобает Львам), проговорил:

– Ваше величество, посланец врага испрашивает у вас аудиенцию.

– Пусть приблизится, – сказал Аслан. Леопард ушел и вскоре вернулся с гномом.

– Что ты желаешь мне сообщить, сын Земных Недр? – спросил Аслан.

– Королева Нарнии, Императрица Одиноких Островов просит ручательства в том, что она может без опасности для жизни прийти сюда и поговорить с вами о деле, в котором вы заинтересованы не меньше, чем она.

Мой тревожный взгляд метнулся к побледневшему Эдмунду. Мы все без лишних слов поняли, что разговор пойдёт о нем – в худшем случае. Будет намного хуже, если обо всех нас. Внезапно почувствовала, как вес внутри меня сжимается. Была ли я готова встретиться с нею лично? Питер перевел взгляд на меня, я тяжело вздохнула. Я хотела посмотреть на нее, увидеть ту, которая убила мою родную мать. Но все-таки… во мне есть ее кровь и если она захочет заполучить меня, сможет ли Аслан отказать ей? Всех законов мы же знаем. Аслан посмотрел на нас пятерых тяжёлым взглядом, которым он смотрел всегда, и чуть дольше задержал на мне и Эдмунде.

− Пф. Тоже мне, Королева. – несмотря не на что, мне хватило силы разозлиться. Она убила родного мне человека, едва не убила Эда, а теперь еще является сюда и называет себя Королевой. Цель любого монарха защищать своих подданных, а не держать в страхе. Хотя и тут же оскалилась на саму себя: я тут от силы четыре дня, и рассуждать в таком ключе явно не могу еще. Но остальные меня поддержали, и эту безмолвную поддержку я ощутила необыкновенно остро.

− Скоро все титулы будут возвращены законным правителям. – ответил Аслан. – А пока не будем спорить. Скажи своей повелительнице, сын Земных Недр, что я ручаюсь за ее безопасность, если она оставит свою волшебную палочку под тем большим дубом, прежде чем подойти сюда.

Гном согласился на это, и леопарды пошли вместе с ним, чтобы про следить, будет ли выполнено это условие.

– А вдруг она обратит леопардов в камень? – шепнула Люси всем нам. Я посмотрела в след уходящему гному и большим кошкам. Эта же мысль пришла в голову самим леопардам; во всяком случае, шерсть у них на спине встала дыбом и хвост поднялся трубой, как у котов при виде чужой собаки.

− Аслан бы не послал их, если бы им что-то угрожало, да? – мне никто не ответил, и вопрос повис в воздухе на тринадцать секунд. По истечении этого времени Колдунья собственной персоной появилась на вершине холма, пересекла поляну и стала перед Асланом. При взгляде на нее у меня побежали по спине мурашки; среди зверей раздалось тихое рычание. Хотя на небе ярко сияло солнце, всем внезапно стало холодно. Спокойно себя чувствовали, по-видимому, только Аслан и сама Колдунья. Странно было видеть эти два лика – золотистый и бледный как смерть – так близко друг от друга. Правда, прямо в глаза Аслану Колдунья все же посмотреть не смогла.

− Джадис, Королева Нарнии! Императрица одиноких островов! – провозгласил гном. Люси открыла рот, смотря на женщину в белом круглыми от страха глазами. Я протянула руку и Люси подвинулась ближе ко мне.

Я, наконец-то встретившись с нею в живую, ощутила колотящую во мне птицу. Она билась о мои ребра, как никогда сильно, стремясь вырваться и сжечь Колдунью дотла. Стереть это спокойствие с ее каменного, неживого лица, чтобы его исказил ужас и страх. Я бы могла это сделать, я чувствовала это. Но в итоге я лишь продолжала стоять, неотрывно глядя на массивную женскую фигуру. Ощущения пренеприятные: чувствовать в себе раздирающую силу, которую не можешь использовать. Рядом со мной «источал» страх Эдмунд с Люси, напряженность - Питер и озабоченность - Сьюзен. Хотя, кажется все мы боялись Колдуньи – неизвестности, что она принесла с собой.

– Среди вас есть предатель, Аслан, – сказала Колдунья.

Конечно, все, кто там были, поняли, что она имеет в виду Эдмунда. Я повернула голову к стоящему слева Эду – волосы метнулись за мной, несильно хлестнув по плечам. Эдмунд по-прежнему не отрывал взора от Аслана, словно то, что говорит Колдунья не имело смысла. Так же резко, я повернула голову обратно.

− Он предал других, а не тебя. – справедливо заметил Аслан. Если бы голоса могли иметь вес, я бы сказала, что голос Аслана тяжелый, как камень, закрывающей проход в опасную пещеру. Голос женщины же был легким, но пронзительным и холодным, как зимний ветер.

− Ты забыл закон, который в Нарнии соблюдается. – высокомерно произнесла женщина. До этого момента, я не думала, что говоря с Асланом можно быть высокомерной, презрительной, однако Джадис сочетала сейчас эти качества.

− Не учи меня Тайной Магии, Колдунья! − сказала Аслан и зарычал. – Она написалась при мне.

Колдунья слегка оттянула голову, которая, по сравнению с ее телом была словно ей мала. Я поймала себя на мысли, что внимательно разглядываю гостью – намного внимательней, чем все остальные. Мне было интересно. Это в самом деле было интересное зрелище. Дело не в том, что Джадис была уродиной, нет. Просто все в ней странным образом контрастировало друг с другом. По отдельности каждая черта в облике Джадис была красива сама по себе — ее ореховые глаза, например, могли бы ошеломить, принадлежи они любой другой женщине. Но при этом все в ней было «чересчур» — пышные волосы были слишком потускневшими и к тому же были уложены в совершенно нелепою прическу, словно горка мокрого снега, смешанного с землей. В сочетании с пергаментно-белой кожей создавали нелепый, шокирующий образ. Ее точенная фигура, которой могли позавидовать многие девушки Англии, была слишком уж массивной – Колдунье она не шла из-за слишком большого роста. Она казалось нереальной, эта Джадис. Нереальной, пугающей, напоминавшая оживший кошмар.

Тем временем, разговор продолжался.

− Тогда ты помнишь, что каждый предатель принадлежит мне. Его кровь – мое достояние.

Прежде чем успевает ответить Аслан, я слышу рядом звон меча – Питер обнажил его против Колдуньи. Фавны, которые стояли к нам ближе, схватились за рукоятки своих мечей, но не спешили их доставать: Аслан сказал, что Колдунья может прийти сюда и поговорить без опасности для собственной жизни. Минотавр Колдуньи сделал один шаг к своей хозяйке. Я подняла на него взгляд, представляя, как он замирает на месте. Существо тяжело выдохнуло и замерло, я не удержалась от улыбки.

− Попробуй его взять! – Питер сделал два шага вперед, но как бы мне, − да и практически всем присутствующим − не хотелось прямо сейчас казнить эту ведьму, последствия могли быть самые разные. Поэтому Питера мне тоже пришлось остановить. Сделать это было легче, потому что его сознание было для меня открытым, повлиять на кого-то близкого было легче. Джадис повернула к нему голову:

− Ты что, серьезно решил силой решить меня законных прав, Юный Король? – последние слова были сказаны с усмешкой и пренебрежением. Питер сглотнул, его кадык на шее заходил вверх-вниз. Аслан знает: если я не получу крови, как велит закон – вся Нарния придет в запустение и погибнет, от огня и воды. Мальчишка! – она внезапно развернулась к нам, указав длинным и бледным пальцам на Эдмунда. – Умрет, на каменном столе. Так велит закон. И ты не смеешь мне отказать.

Последние слова были обращены непосредственно к самому Аслану. Она вновь повернулась всем телом к нему. Эдмунд сжался, упер взгляд в землю. Однако, не смотря на весь ужас ситуации, смерти я не чувствовала. Волнение – да, ярость – да, но Смерть не пришла вслед за Эдмундом. Она позволила ему спастись, и сейчас стояла поодаль, ожидая своей доли. Но в этой доле – я точно знала – нет Эдмунда. Нет меня, Люси, Сьюзен или Питера. Даже если она и придет за кем-то, то я не отдам ей свою семью.

Я положила руку на плечо Эдмунда. Он посмотрел на меня. Тяжелый, усталый вздох одновременно вырвался из нас. Мой взгляд метнулся к Колдунье.

− Ты трусиха! – как сквозь воду, услышала я свой собственный голос. Джадис резко развернулась, готовясь голыми руками разорвать того, кто посмел ей крикнуть такое. Встретила мой ответный взгляд, и былой запал ушел от нее.

Она не ожидала от меня такого.

Однако сама я остановиться уже не могла. Взгляды всех присутствующих – кроме Аслана – обратились к нам двоим.

– Поэтому ты считаешь себя Королевой? Потому что тебя назначили палачом?

Джадис усмехнулась, чем еще больше разожгла пламя моей ярости. Это был мой первый и, возможно, последний случай высказать ей все. Я сделала шаг к ней.

− Ты прикрываешься законом, потому что знаешь, что сразись ты с нами в честной битве – проиграешь! Ты же так всегда делаешь, да? Порабощаешь слабых, тех, кто не может тебе сопротивляться. Пытаешься присвоить то, что тебе не принадлежит. Ни Нарния, ни Чарн не должны были принадлежать тебе, никто не ждал тебя. Ты, Джадис, словно собака напала из норы. Хватило бы тебе смелости прийти сюда, будь здесь Аслан?

− Довольно! – зарычал Великий Лев. Слова, которые я не успела сказать, словно топили меня, я в них захлебывалась. Вокруг нас повисла мертвая тишина. Колдунья, сильно разозленная моими словами, стояла в полушаге от меня − в приступе праведной ярости, я пересекла расстояние, что разделяло нас, и сама не заметила. – Элизабет, будь так добра, отойди от нее. – после того, как я послушно сделала пару шагов назад, меня за локоть схватил Питер и потянул к ним. Все были наготове, ожидая, что Колдунья вот-вот нападёт. Я же понимала, что, во-первых, без своей палочки она это не сделает, а во-вторых, Аслан не позволит ей кому-то навредить. Даже мне. Даже после моих слов.

Аслан обратился к Джадис:

− Поговорим наедине. – после чего плавно развернулся и скрылся в шатре. Колдунья вскинула голову и проследовала за ним.

Меня внезапно легонько тряхнуло. Только сейчас я подумала о том, что мой выпад был более чем глупый. Как это теперь отразится на нас? В первую очередь – на Эдмунде? Я села на траву, рядом со мной опустились остальные Пэванси. Не считая негромких шепотков, нас окружала тишина.

– Ах, Эдмунд! – внезапно сказала Люси и расплакалась. Мне захотелось расплакаться тоже, но слез не было, а если бы и были – я просто не могла позволить себе. Не после того, что произошло здесь пару минут назад.

Питер сидел спиной к нам и глядел на далекое море. Сьюзен обняла вздрагивающую от плача Люси, я подвинулась ближе к Эдмунду. Бобр и Бобриха взяли друг друга за лапы и свесили головы. Кентавры беспокойно переступали копытами. Но под конец все перестали шевелиться. Стали слышны даже самые тихие звуки: гудение шмеля, пение птиц далеко в лесу и шелест листьев на ветру. А Аслан и Колдунья все еще разговаривали в шатре.

Прошло долгих десять минут. Десять минут, за которые каждый успел перебрать все возможные концовки.

Питер реагировал первым, потом все остальные. Мы поднялись с земли. Колдунья вышла первой, смотря на меня и Эда пронзительным взглядом. Смотрела она на нас три секунды, словно желая уничтожить нас обоих прямо здесь и сейчас. Но обстоятельства не позволяли; Джадис отвела взгляд.

Аслан вышел вслед за ней, бесшумно ступая по земле. Рядом со мной тяжело задышал Эд, с волнением глядя на Льва. Аслан выдержал пару минут молчания, словно натягивая и без того натянутый комок нервов.

Наконец раздался голос Аслана.

− Она не претендует на кровь вашего брата.

И над поляной пронесся вздох, словно все это время они сдерживали дыхание и только теперь вздохнули полной грудью. Затем все разом заговорили, засмеялись. Эдмунд расслабился и широко усмехнулся. Люси, перестав плакать, бросилась в объятья брата. Тот подхватил ее и покрутил. После - Эда обняла я, задержав в объятиях немного дольше, чем должна была. Потом нас обнимали все, кто хотел. Пару сатиров немного тише прокомментировали мои слова.

Лицо Колдуньи светилось злобным торжеством. Она пошла было прочь, но вновь остановилась и сказала:

− А вдруг ты нарушишь свое обещание?

– Гр-р-р! – взревел Аслан, приподнимаясь на задние лапы. Пасть его раскрывалась все шире и шире, рычание становилось все громче и громче, и Колдунья, вытаращив глаза и разинув рот, подобрала юбки и пустилась наутек. Все рассмеялись еще больше. Меня захватило необычайное облегчение.

Как только Колдунья скрылась из виду, Аслан сказал:

– Нам надо перебираться отсюда, это место понадобится для других целей. Сегодня вечером мы разобьем лагерь у брода через Беруну.

Конечно, все умирали от желания узнать, как ему удалось до говориться с Колдуньей, но вид у Льва был по-прежнему суровый, в ушах у всех еще звучал его грозный рык, и никто не отважился ни о чем его спрашивать.

Солнце уже высушило траву, мы прикончили наш завтрак прямо на лужайке под открытым небом. Затем все занялись делом: одни сворачивали шатер, другие собирали вещи. Вскоре после полудня мы снялись с места и пошли к северо-востоку; шли не спеша, ведь идти было недалеко.

По пути Аслан объяснял Питеру свой план военной кампании.

– Как только Колдунья покончит с делами в этих краях, – сказал он, – она вместе со всей своей сворой наверняка отступит к замку и приготовится к обороне. Возможно, тебе удастся перехватить ее на пути туда, но поручиться за это нельзя.

Затем Аслан нарисовал в общих чертах два плана битвы, один – если сражаться с Колдуньей и ее сторонниками придется в лесу, другой– если надо будет нападать на ее замок. Он дал Питеру множество советов, как вести военные действия, например: «Ты должен поместить кентавров туда-то и туда-то» или «Ты должен выслать разведчиков, чтобы убедиться, что она не делает того-то и того-то». Я с интересом смотрела и слушала, пытаясь хоть чем-то себя занять. Военное дело было довольно занятным, однако у Сью и Люси оно такого интереса не вызвало.

Наконец Питер сказал:

– Но ведь ты будешь с нами, Аслан.

– Этого я тебе обещать не могу, – ответил Аслан и продолжал давать Питеру указания. Я слегка отстала и задумчиво посмотрела на Льва. Он казалась необычайно печальным, и потом почти не говорил с Сьюзен и Люси.

Еще не наступил вечер, когда мы вышли к широкому плесу там, где долина расступилась в стороны, а река стала мелкой. Это были броды Беруны. Аслан отдал приказ остановиться на ближнем берегу, но Питер сказал:

– А не лучше ли разбить лагерь на том берегу? Вдруг Колдунья нападет на нас ночью?

Аслан, задумавшийся о чем-то, встрепенулся, встряхнул гривой и спросил:

– Что ты сказал?

Питер повторил свои слова.

– Нет, – ответил Аслан глухо и безучастно. – Нет, этой ночью она не станет на нас нападать. – И он глубоко вздохнул. Но тут же добавил: –Все равно хорошо, что ты об этом подумал. Воину так и положено. Только сегодня это не имеет значения.

И они принялись разбивать лагерь там, где он указал.

Мне было любопытно, однако настроение Аслана передалось нам всем. Именно поэтому, мое любопытство, окруженное другими эмоциями, меркло. Я кожей чувствовала, что Питеру было не по себе от мысли, что ему придется на свой страх и риск сражаться с Колдуньей. Он не ожидал, что Аслан покинет их, и известие об этом сильно его потрясло. Тут я помочь ничем не могла. Ужин прошел в молчании. Все чувствовали, что этот вечер сильно отличается от вчерашнего вечера и даже от сегодняшнего утра. Словно хорошие времена, не успев начаться, уже подходят к концу.

Перед самым, сном мне внезапно сообщили, что Аслан хочет со мной поговорить. Сьюзен и Люси проводили меня вопросительным взглядом, но я ничего не могла им сказать – сама не знала. На ходу заплетая одну толстую косу – те косы уже растрепались – я робко вошла в шатер Аслана.

− Добрый вечер, Аслан.

Лев мне ответил не сразу. Я поняла, что возможно, для него вечер вовсе не «добрый». Однако, он ответил мне.

− Здравствуй, Элизабет. – до этого стоящий спиной, он развернулся. – Я хочу тебя попросить. Ты можешь кое-что сделать для нас? Всех нас.

========== Ночь, и пусть утро не наступит никогда ==========

Из шатра Аслана я вышла полностью опустошённая. За время нашего, отнюдь не короткого, разговора успело стемнеть. Вышедший вслед за мной Аслан посоветовал мне идти спать, потому что дело, которое он мне доверил, не из легких. Я лишь кивнула. В голове, словно барабаны, бились слова Аслана. Последний слова, сказанные мне Великим львом, ибо сегодня ночью он должен будет умереть за нас. За людей.

За все время, что я провела в Нарнии, произошло так много всего, что я просто не успела подумать о чем-то конкретном, сосредоточится. Да, успела принять то, что я племянница Колдуньи и чертова ведьма (или волшебница, или колдунья, или чародейка). Но вот как-то, ммм, ощутить это, я не могла. У меня было мало практики, точнее, ее не было совсем. Только, наверное, когда мы все чуть ли не захлебнулись в той реке, и я смогла… Но так, до неизвестной ранее боли, до такого быстрого сжимания грудной клетки хочется попробовать это еще раз. Снова окунуться в эти волны магии, ощутить себя полной, целой… Полноценной.

Идти в палатку шатер мне не хотелось, поэтому я поменяла направление и устремилась к другой части леса. Та, что была ближе всего к морю. Из всего, что Аслан мне сказал, половину отмела, решив оставить это к тому времени, когда мне предстоит совершить подобное. Все сказанное было разбито на какие-то абзацы, и я медленно прокручивала их в своей голове. Больше всего мне запомнились последний слова Льва:

− Тебе нельзя так сильно кого-то ненавидеть. – Аслан словно горько усмехнулся. – Ты сильная, Элизабет, сильнее многих. Поэтому никогда не давай эмоциям завладеть над тобой.

Мне хотелось возразить. Понимала, что разговор шел о моем выпаде на Колдунью, но я же ей ничего не сделала. Хотя могла.

− Я смотрел в твои глаза в тот момент. – Аслан печально улыбнулся. – Твой взгляд был дикий, остановившийся на ней. Заглянуть в них в ту секунду – все равно что в могильную яму, где были похоронены твои ужас, отчаянья и боль.

Хотела возразить, но не смогла. Просто испугалась, потому что понимала, что Аслан был прав. Теперь, остановившись на маленькой полянке чтобы подумать, я испугалась: неужели, мой взгляд все чаще будет становится таким? Я быстро-быстро закачала головой, совершенно не желая думать об этом. Я не могу быть такой всегда, просто в те минуты я видела не живое существо, а ту, которая лишила меня жизни с родными родителями, убийцу моей матери. Мне хотелось ей сердце вырвать, но я не могла. Не могла, и не хотела становится такой же убийцей, как и она.

Я смотрела прямо перед собой, поэтому не уследила тот момент, как на поляну внезапно вышел Эдмунд. Только услышала его тяжелое дыхание и, скосив глаза, поймала момент, когда его сапоги коснулись травы. Немного чавкающий звук. Я развернулась и тут же удивленно вздернула брови. Эдмунд, стараясь отдышаться после согнулся пополам и опустил голову до уровня коленей. Усмехнулась.

− Эд? – парень посмотрел на меня.

− Ты, когда тебя зовут, хоть немного шаг сбавь, а. – делая небольшие перерывы между словами, попросил Эдмунд. Странно, я не слышала, чтоб меня звали. Возможно, так увлеклась, но что я точно знала – едва ли я иду быстрее бегущего Эдмунда. Хотя, тут же напомнила я себе, возможно потомки великанов будут сильнее и быстрее людей. Резко незаметно выдохнула и наконец почувствовала, что дышу полной грудью. То, что схватило меня во время разговора с Асланом отпустило, и я свободно дышала.

Эдмунд быстро отдышался, выпрямился и, потерев ладони, воодушевленно спросил:

− Ну, и куда мы идем?

− В смысле?

− Ну, ты явно куда-то направлялась.

Растерянно повернувшись, я уставилась туда, куда собиралась идти. Листва была густая, но уже отсюда слышала и чувствовало море. Соленный и свежий запах прочищал голову, будоражил. Внезапно я поняла, что не хочу возвращаться в лагерь сейчас. Не только в палатку, не к девочкам, не к кому-то. Ночь только начинается, впереди у меня еще много времени. Возможно, если рядом будет Эдмунд, я смогу не потеряться во времени и собственных мыслях.

− Просто гуляю. – небрежно махнула в сторону скрытого моря. – Мне надо много обдумать.

− А, ну хорошо. – Эд доброжелательно кивнул и явственно направился в ту сторону, в которую собиралась я. – Мне тоже есть что обдумать. Предлагаю идти и обдумывать вместе.

Я засмеялась, но направилась вслед за Принцем. Конечно, думать полноценно рядом с Эдмундом я не могла. Все время отвлекалась на какие-то его движения, слушала ровное дыхания. Я честно старалась обдумать сказанное мне Асланом, но потом просто бросила эту идею. И полностью сосредоточила свое внимание на объекте моей… симпатии. Я приготовилась краснеть, стоило этой мысли появится в моей голове. Однако почему-то, этого не произошло и в какой-то мере, стало легче. Отрицать это я больше могла – Эд был мне симпатичен. Не могла сказать, как долго, но мой интерес к нему вновь повысился, стоило нам оказаться здесь. В Нарнии у меня была особая свобода, позволяющая мне чувствовать то, чего я не могла почувствовать дома. И сейчас мне было хорошо.

Беллатриса Элизабет Грейс, вы были настоящей дурой, когда подавляли многие свои чувства, чтобы не задеть чувства других. Мне стоило стоило бы признаться в любви, но не имея достаточной уверенности в себе − молчала. Как-то смирившись с мыслью, что не выражу все свои эмоции в скором будущем, не проявлю свои чувства к дорогому мне человеку.

А получается вот как.

Прошло пару минут. Мы все ближе были к морю, когда Эдмунду надоело молчать.

− Знаешь, − я вздрогнула от того, как резко прозвучал его голос, вытаскивая меня из мыслей. – Мне Питер сказал, что…

− Что я племянница Колдуньи? – подсказала я, видя, как Эд замялся. Невесело усмехнулась. – Да, было такое. Моя мать должна была стать Королевой, Джадис этому воспротивилась. Некоторое время они вели холодную войну, но потом она зачала меня от Адама и спрятала в мире людей. Джадис убила ее.

− Да, я знаю. – внезапно весело проговорил Эдмунд. – Ты так пламенно рассказывала об этом, Белла. А почему моя мама говорила нам, что ты дочь ее подруги?

− Это был щит. – озабочено нахмурилась. – Моя мать очень боялась, что я буду несчастна в том мире. Поэтому она потратила свои последние силы, чтобы создать подобный щит: любой, кто приютил бы меня, просто бы пережил эту историю. − если честно, точно я не знала, говорила лишь со слов Аслана. Довольно талантливо придумано, стоит отметить. Я надеялась на то, что Аслану не было смысла мне врать.

Эд внезапно прыснул:

− Тогда, мне показалась, еще пару минут, и вы с Джадис вцепитесь друг другу в волосы.

Я засмеялась, и Эдмунд подхватил мой смех. Хотя, ничего смешного особо не была, мне стало весело от мысли, как мы с Джадис таскаем друг друга за волосы.

− То есть ты и колдовать умеешь? – вновь спросил Эд. – То есть, там снег и все дела?

− А ты проверить хочешь? – с прежней улыбкой спросила я. С сарказмом, вызывающе. Так, как любила.

Эдмунд поспешно, в шутливой манере, отпрянул от меня и выпучил глаза. Я засмеялась еще больше, и парень вторил мне. Когда смех немного смолк, я хитро улыбнулась.

− Я скорее горячее Джадис, более пламенная натура. Хотя, прямо сейчас могу кое-что показать.

Ускорив шаг, целенаправленно направилась к морю. Именно сейчас, в этот момент, я могла сказать, что счастлива: я сильна как никогда, полна радости и рядом со мной дорогой мне человек. Который пытался не отставать. Было темно, но сказать точно сколько время не могла. Однако мои внутренние часы подсказывала, что сейчас около десяти часов вечера.

Море Нарнии было вовсе не похоже на море, которое мы несколько раз видели летом. Вода в Лондоне была немного мутной, и очень часто холодной. Купаться было не очень весело, потому что был большой риск заразится какой-нибудь гадостью, да и сам внешний вид не привлекал. Поэтому, море мы видели, но купались в неглубокой речке. А вот в Нарнии море было совершенно другое. Извивающаяся по скалистом берег тропинка привела нас к песчаному пляжу. Он был совершенно пуст, не считая нас, двоих детей которых пророчили в Короли и Королевы. Однако пляж вовсе не выглядел пустынным – волны, накатывающие на берег, создавали небольшой шум, а еще чайки – которые уже должны были засыпать, но подавали голос, а многие все еще кружили. Им бы спать, но после столетний зимы не было для них большей радости, чем размять крылья.

− Мы плавать будем? – с сомнением протянул Эдмунд. Его щеки приобрели пунцовый оттенок, и мне до ужаса хотелось съязвить на этот счет – не стала, потому что тогда тоже бы смутилась.

− Я же обещала, что покажу свои «магические способности». – последние слова нарочито грубым тоном выделила я, подражая своей тетке. Эдмунд легко ухмыльнулся. – Тебе надо только снять сапоги, пояс и меч.

Алетиометр я надёжно прикрепила к карману платья, а украшения и туфли скинула. Эд последовал моему примеру. Я первая двинулась к морю, босыми ногами ощущая еще теплый песок. Налетающие на песок волны мочили подол платья, но лишь подобрала его, а потом все-таки отпустила. Все равно намокнет. Эд, поравнявшийся со мной, недовольно наморщился.

− И как мы в таком виде вернемся? – спросил он, когда мы уже по пояс были в воде.

− Спокойно, я высушу.

Сначала вода показалась обжигающе холодной и, судя по недовольному лицу, Эд чувствовал тоже самое. Кажется, он уже сам не был рад своей затее, я же наоборот – воодушевилась. Я попробовала сделать мелочь – словно уже поплыла, начала напористо водить руками под водой. Эдмунд посмотрел на мои манипуляции и выдохнул «Вау!», потому что вода вокруг нас начала потихоньку кипеть. Нет, она не превратилась в кипяток, просто стало намного теплее и приятней. Я улыбнулась, но реакция Эдмунда, его восторг, предали мне уверенности. Теперь я точно знала – у меня все получится по собственной воле.

− Мы нырнем, и проплывем немного вперед.

− В такой темноте? – неуверенно пробубнил парень, но адреналин уже захватил его. Я физически ощущала, как он захватывает Принца, заставляя следовать за мной. Заставляя узнать, что будет дальше.

− Эд, попробуй доверится мне. – мягко попросила я и исчезла под водой. Рядом со мной она вновь нагрелась до нужной температуры. Эдмунду понадобилась всего секунда, чтобы поверить мне.

Вода была чистой, силуэт парня я видела прямо перед собой. Однако из-за наступившей темноты, Эд меня явно не видел. Легко приблизившись, я схватила его за руку и успокаивающе погладила большими пальцами по запястью, там, где находились вены. Пэванси заметно расслабился, а я, свободной рукой, потянулась к алитиометру. Крышка открылась, а циферблат разорился светом. Это можно было сравнить с включением фонаря в темноте. Столб света вырвался вверх, освещая нас под водой. Теперь Эдмунд видел меня настолько же четко, как и я его. Я улыбнулась ему и потянула за собой. Алетиометр освещал все, что мне требовалось увидеть.

Многолетние занятия плаванья в школьном бассейне не прошло бесследно, поэтому перспектива потонуть или сбиться с курса нам не грозила. Компас в моих руках направлял свет туда, куда нам нужно было плыть. Я была полна решимости показать Эдмунду то, что увидела лишь на циферблате. Луч света метнулся вправо, и я последовала за ним, потянув Эда. Он крепко держал меня за руку, да и я не горела желанием отпускать его.

Господи, помоги не превратится в одну из сопливых девчонок из дамских романов.

Мы плыли около трех минут. Эд тронул меня за руку и указал на свой рот, пытаясь намекнуть, что ему необходимо вдохнуть. Ободряюще улыбнулась и сделала последний рывок – алетиометр осветил темную пещеру. Мы вплыли внутрь и Эдмунд торопливо всплыл.

Около нарнийского моря было много скал и в одно из таких собственной было такое углубление. Не далеко от берега, но глубину узнать я не могла. Сверху было много уступив, что делало возможным забраться наверх пещеры, но сегодня я преследовала другие цели. Эд жадно глотал воздух. Единственным источником света был алетиометр, освещающий всю пещеру. Я ловко забралась на выступ и привела дыхание в норму.

− Ну, и что последует за этим заплывом? – поинтересовался Эдмунд, все еще находясь в воде. Я усмехнулась и, оставив компас на выступе соскользнула обратно в воду и наконец-то показала то, что хотела.

Если вы когда-нибудь видели воронки в воде, то легко смоете приставить то, как закрутилась вокруг нас в вода – словно торнадо. Только из воды. Мы с Эдмундом были в эпицентре всего происходящего: я – крепко зажмурившись и сосредоточенная, Эдмунд – немного испуганный и восхищенный. Вода под нами медленно исчезала, превращаясь в торнадо, поэтому мы медленно опускались на дно пещеры. Казалось, что мы с Эдом превратились в астронавтов и улетели куда-то далеко, в глубины безбрежной, лишенной звезд вселенной.

Босые ноги коснулись холодного песчаного дна. Вода продолжала в торнадо-подобном виде кружится над нами. Ноги предательски задрожали и мне казалось, что я вот-вот упаду, настолько тяжело мне было совершить задуманное. Я была более чем уверена, что по сравнению с тем, что может Колдунья это – примитивнейший примитив. Однако я все-таки была рада, что у меня это получилось, ведь учится мне было не у кого, не за что уцепиться, не на что опереться — только горячее желание быть полезной, уберечь, оградить Эдмунда, Люси, Питера, Сьюзен и сколько возможно остальных моих друзей и союзников. Я верила, что если научусь делать подобные вещи, то смогу легче делать что-то другое. И я прекрасно понимала, что меня просто не будет на том поле боя.

За своими мыслями – и стараниями удержать воду над нами – я не заметила, как Эд что-то восторженно мне говорит. Боялась даже на секунду отвлечься, потерять контроль, но когда моей руки коснулись немного холодные и мокрые пальцы парня, я посмотрела на него. На лице Эдмунда была широкая улыбка, правда он тоже немного дрожал. Если бы он был сосудом с водой, то давно бы лопнул, так его переполняли эмоции – восторг, удивление, адреналин. Я уцепилась за эти эмоции и немного расслабилась.

− … это действительно потрясающе! Ошеломительно! Невероятно! – закончил свою тираду Эдмунд. Прости, я все прослушала.

− Это еще не все. – щеки предательски окрасились в розовый цвет, но надеюсь, Эд списал все это на усталость или перенапряжение.

Следующий виток моего колдовства дался мне намного легче. Нечто мерцающее плотно облепило нас. Это было похоже на свет из алетиометра, только более гибкий, похожий на резину, но тем не менее местами блестящий и прозрачный. Не резина, но похожее на пленку. Когда я удостоверилась, что она в самый нужный момент не исчезнет, и проверив, как далеко мы сможем отходить друг от друга, я с тихим стоном отпустила воду. Водоворот замер, Эдмунд поднял голову и на его губах замер вопрос о том, что я делаю. Вода, подобна падению с водопаду, быстро заполнила пространство вокруг нас.

Эдмунд что-то мне прокричал, но из-за дикого шума воды я ничего не смогла разобрать. Я только крепко держала его за руку, не желая, чтобы потоки воды нас разделили. Любой бы человек удивился: как так, двое подростков – практически еще дети – не затерялись в этом бешенном водовороте. Я стояла на дне крепко и словно об скалу, вода разбивалась об меня. Как и об Эдмунда, защиту которого гарантировала эта пленка.

Я чувствовала, как бешено бьется его пульс; как он пытается понять, что происходит.

Вода улеглась, еще немного вспениваясь на поверхности. Песок кружил вокруг нас, поднятый со дна вместе с водорослями и грязью. Эдмунду понадобилось около трех минут, чтобы понять происходящие – мы были глубоко под водой, уверенно стояли на песке и дышали.

Эдмунд глотнул теплого воздуха, которым было заполнено маленькое пространство под плёнкой. Он был душным и сильно пах илом, но дышать им было возможно. Глаза Эдмунда, с подрагивающими от увиденного зрачками, уставились на меня:

− Никогда. Так. Больше. Не делай. – с расстановкой произнёс парень, все ещё мелко дрожа. Пленка немного колыхалась. – Не предупредив меня.

Я засмеялась.

И тут произошло нечто удивительное и прекрасное. Одна за другой вокруг нас стали появляться звезды, зелеными вспышками рассеивая темноту. Я было подумала, что у меня начались галлюцинации от перезагрузки, но огоньков становилось все больше, и вскоре нас уже окружила целая плеяда мерцающих зеленых звезд, которые освещали наши тела и отражались в наших масках. Я вытянула руку и тряхнула кистью. Рука засияла голубоватым люминесцентным светом. Зеленые звезды облепили пальцы, вспыхивая и кружась, повторяя каждое ее движение подобно стайке рыб, которыми, как я вдруг поняла, они, собственно, и являлись.

Эд и я наблюдали за ними, как завороженные, утратив всякое ощущение времени. Мне показалось, что мы находимся там уже несколько часов, хотя вряд ли прошло больше пятнадцати минут. Потом я почувствовал, что Эдмунд тянет меня за руку и показывает в сторону. Я присмотрелась, но, ничего толком не разглядев, мы двинулись в ту сторону.

Внизу пещеры было отверстие, через которое мы с легкостью прошли. Подводный «коридор» длился недолго, а алетиометр, который я уже успела спрятать в карман, вновь освещал нам путь.

Когда наш «коридор» расширился, образуя круглое природное помещение, мы всплыли снова. Воздух был холодным, а со сталактитов вниз падали капли воды, разбиваясь о поверхность воды. В засунутых подальше географических знания их школы, я смогла сообразить, что это – пещерное озеро. Вода, которая заполняла нашу большую пещеру, попадала в эту маленькую, но не могла до конца ее заполнить. Сюда по всему, Эдмунда интересовало кое-что другое.

− Ты видела, что там на дне? – возбуждённо зашептал он, но его голос разнеся эхом.

− Какие-то постройки. – ответила, силясь сообразить, что там могло быть. Проверив прочность обтягивающей нас пленки, мы снова погрузились в воду с головой.

Возможно, эти постройки были погружены в воду или это просто остатки от города, который мог уйти под воду в результате наводнения, землетрясения или другой катастрофы. Правда, размер пещеры – да и само ее наличие – опровергали эту теорию. Так что же это?

Мысль о том, что находка является делом рук самой природы, были глупой. Монументальных блоки, имеющих отверстия правильной формы, и безукоризненно ровных ступенек, явно обработаны человеком. Такие же развалины, ранее бывшие огромными террасами, вряд ли смогли приобрести такую фору сами по себе.

Эдмунд внезапно дернул меня и показал в сторону. Там, за колонной кто-то прятался. Существо было явно не человеком, немного меньше меня и Эдмунда.

Внезапно Эдмунд рассмеялся:

− Кажется, я понял кто это и где мы.

Существо было не одно. Поняв, что мы не причиним им вреда – или просто стараясь выглядеть храбрыми – вокруг нас стали плавать несколько маленьких человечков. Это были и мужчины, и женщины. Их головы были увенчаны разнообразными коронами. На шее у многих висели цепочки из жемчуга. Других одежд на них не было. Тела их были цвета слоновой кости, волосы - темно-пурпурные. Король в центре отряда, невозможно было принять его за кого-нибудь другого, гордо и грозно посмотрел нам в лица и потряс копьем, которое держал в руке. Его рыцари сделали то же самое. На лицах дам было написано нескрываемое удивление. Однако нападать на нас никто не собирался: этот жест рыцарей был простым предупреждением. Я была уверена, что они никогда раньше не видели людей и других жителей Нарнии - да и откуда они могли появиться так глубоко под водой, куда еще никто не заплывал.

Я тихо рассмеялась, и парень подхватил мой смех. Его рука по-прежнему крепко держала мою.

***

− Господи, ты видела их лица? – смеялся Эдмунд, когда мы практически подошли к нашему лагерю. Остановились на той полянке, где он меня все-таки догнал и сейчас делились впечатлениями. – Они никогда людей не видели, а тут мы – два гиганта, облепленные сверкающе пленкой… которые еще и дышат к тому же.

Я уткнулась лицом в колени, стараясь заглушить громкий смех. Все случившееся и правду было забавным и немного волшебным. Какое-то время мы просто молча сидели рядом.

− Сколько интересно время? – спросил Эдмунд. Откинув крышку алетиометра, я задала самый простой вопрос за последнее время. В видение часы Лондона пробили одиннадцать двадцать ночи. Я озвучила ответ Эдмунду. Он невесело усмехнулся.

− До сражения с Колдуньей осталось около. – Эдмунд задумался. – Двенадцати часов и сорока минут. Мало.

− Мало. – повторила я, смотря на звёздное небо. Мне захотелось заснуть прямо сейчас, а проснуться чтобы уже все кончилось, но я понимала, что в завтрашней битве моя роль далеко не последняя. – Волнуешься?

− Пф, это лишь битва с твоей немного съехавшей теткой, а на нашей стороне…

− Сильно?

− Очень.

Я улыбнулась уголком губ. Ощущения были странными – физически я практически полна сил, но морально выжата как лимон. Трава уже остывала после горячего дневного солнца.

− Думай о победе. – я пожала плечами, понимая, что более глупого совета быть не может. – Уверена, в схватке время будет идти быстро. Просто крепче сжимай меч и думай о

том, как все будут рады избавится от «моей съехавшей тетки».

Эд замялся. И мне показалось, или он покраснел?

− Я буду думать о кое-чем кое-ком другом.

− О ком же?

И мы поцеловались. Сладкое слияние наших губ и ласковая битва языков, ощущение его гладкой кожи под моей ладонью — мое сознание покинули все мысли о том, что правильно, а что неправильно, и я будто позабыла, зачем вообще он последовал за мной в это странное место. Мы целовались и целовались, а потом я отстранилась.

Юная Колдунья Беллатриса Элизабет Грейс подарила Королю Эдмунду Пэванси его первый, детский поцелуй.

Король Эдмунд Пэванси подарил Юной Колдунье Беллатрисе Элизабет Грейс ее первый, детский поцелуй.

И это был самый красноречивый ответ.

Комментарий к Ночь, и пусть утро не наступит никогда

В общем, да, мх, вот так как-то

========== Все дело в сердце ==========

Утром пришла весть, которая меня не удивила, но все-таки сильно выбила из колеи. Аслан был убит на Каменном столе. Вместо Эдмунда. Ждать чего-то страшного, знать, что это наверняка произойдет, но не иметь возможность ничего сделать – худшее, что можно было представить. Однако это происходило. Это были не бред и сказки, а суровая реальность, которую уже не изменить.

Утро выдалось немного холодным – было пять утра, когда мы узнали скорбные вести – поэтому я закуталась в теплый плащ и молча последовала за кентавром. Питер вышел из шатра необычайно серьезным и сосредоточеным, но его лицо было омрачено случившимся. Эдмунд стоял рядом, угрюмо поджав губы – было понятно, что он винит себя во всем случившимся. От многих негативных эмоций, окружающих меня стало тошно.

Когда я подошла и неуверенно сжала руку Эдмунда, никто не обратил внимания. Кроме самого Эда, сжавшего мою руку в ответ. Голос Питера был сух и надломлен, словно Пэванси было сложно или неохота говорить:

− Вот и все. Его нет.

Такие обстоятельства пошатнули дух всей армии, но вопросов не было. Все понимали, что Аслан пожертвовал жизнью ради того, чтобы пророчество сбылось и пятеро детей выиграли войну. Молчание затягивалось, я не знала, что сказать, как и все остальные. Орей, кентавр, молчал тоже.

− Питер. – собственный голос показался слишком хриплым и тихим, но в звенящий тишине привлек внимание. Три пары глаз уставились на меня. – После аудиенции с Джадис… Он давал тебе разные советы… Аслан знал, что так все получится, поэтому хотел… Хотел подготовить тебя к этому.

Я замолчала. Питер нахмурился еще больше, хотя казалось, мрачнее быть нельзя. Орей согласно кивнул моим словам, но ничего не сказал. Зато Эд молчать не стал.

− Она права, Питер. – темные глаза сверкали решимостью, подобно драгоценным камням на солнце. – Аслан все для этого сделал. Нас поведешь ты.

Старший Пэванси удивленно, ничего не говоря, уставился на брата. В него верила я, Эдмунд, Орей и все, кто был в лагеря. Чтобы все удалось, оставалось только чтобы Верховный Король сам в себя поверил. Эдмунд, немного приободрившись, горячо продолжил:

− Питер, здесь целая армия! Они последуют за тобой.

− Я не могу.

− Аслан в тебя верил. – напомнил Эд. – Так же, как и я. И Белл…Лиззи.

Это непривычное – даже немного не правильное, для меня − сокращения моего имени, но я, вопреки собственным ожиданиям, не дернулась и не скривилось. Это имя «Элизабет», словно влилось в меня вместе с колдовством, завершая цепочку.

Голубые глаза Питера посмотрели на Эдмунда, на меня и я увидела этот свет – свет, которые мог излучать только Верховный Король, предводитель и победитель. Свет человека, готового рискнуть собой ради выполнения великой миссии.

− Войско Колдуньи приближается, сир. – Орей, возвышающийся над нами, вступил в разговор. Не как советчик, но главнокомандующий великой армии. – Мы ждем приказа.

Взгляд троих уперся в Короля Питера. Парень размышлял. С одной стороны – на него надеются, в него верят. Не только мы, его семья, а еще люди которым наше появления дало надежду. Разрушить ее сейчас, все равно что признать поражение, проявить трусость. А кем Питер Пэванси никогда не будет, так это трусом. Это было видно во взгляде, обращенному на карту. Больше нет страха, нет сомнений. Есть только уверенность. И есть только Верховный Король Питер.

***

− Лиззи.

Эд схватил меня за локоть, заставляя повернуться. Я поспешно оттерла мокрые дрожки с щек: как бы не готовилась к вести о смерти Аслана, в сердце воцарилась пустота. А если еще кто-то погибнет? Кого может забрать грядущие сражение? Питера? Сьюзен? Люси? А может Эдмунда? Последний вариант был самым худущим их всех. Какой смысл жить, если его нет рядом?

Эдмунд правильно понял мое состояние, потому что спустя пару секунд я была прижата к теплому телу. Слез уже не было, только страх. Словно покинув Питера, он вошел в меня – слабую девушку, которой предстоял такой смелый и опасный поступок. Я понимала, насколько тяжела моя миссия, и сколько стоит на кону.

Окружающий мир казался черным, но вдали, у самого горизонта, светилась полоска моря. Небо розовело. Наступало утро и истекло семь часов двадцать минут из предоставленного времени. Стоит только пожелать, чтобы время шло быстрее, как оно замирает и минуты кажутся часами, а часы – вечностью; стоит пожелать времени идти медленнее, как стрелки начинают крутится все быстрее и быстрее, неумолимо превращаясь в прах.

− Тебе… тебе надо уходить. – Эдмунд мягко, но настойчиво отстранил меня за плечи. – Сейчас.

− В битве я не участвую? – выдавливаю из себя улыбку, спросила я. Хотя ответ был мне известен.

− Конечно нет. Это слишком опасно, и вместо сражения мы с Питером будем думать о тебе.

Улыбнулась, и Эд растянул губы в ответной улыбке. Около минуты мы просто смотрели друг на друга. Карие глаза в серо-голубые с сиреневой радужкой. Мне захотелось укрыть нас коконом и навсегда замереть в таком положении.

− Ты изменилась, Лиз. – внезапно произнес Эд. – Повзрослела.

− Как и все мы.

Как и все мы.

Молчание длилось еще немного, после чего Эда окликнул Питер. Я не хотела выпускать его руку из своей, надеясь, что таким образом смогу удержать его. Защитить. Если бы никогда в жизни я не испытывала такой страх и несчастье, которое чувствовала сейчас, я бы просто сдалась. Это можно было сравнить с тем, как я плакала всю ночь в день предательства Эдмунда, пока у меня не осталось ни единой слезинки, а под конец меня не охватывало какое-то оцепенение, чувство, что никогда больше ничего хорошего не случится. Во всяком случае, так казалось мне тогда. Так казалось мне сейчас. Но тогда чудо произошло. Маленькие незначительные и большие вдохновляющие чудеса происходили с того самого момента, как мы – пятеро детей – переступили дом профессора Кёрка.

− Я молюсь о чуде.

Эдмунд молча поцеловал меня в лоб и выпустил из объятий. Тепло чужого тела быстро пропало. Пальцы онемели от холода. Я так и протягивала руку, которую парень с сожалением отпустил. Холодный ветер бил в лицо, и мне хотелось плакать. Однако силы мне понадобятся для другого.

Тонкие пальцы сжимают мой подбородок, и Эдмунд целует меня. Сомкнутыми губами. Пронзительно нежно, как будто прощаясь. И тут я плачу.

− Ты поведешь меня?

Мой конь, выданный мне для того чтобы скрыться, наклонился к маленькому ручейку. Он фыркнул, с недоверием глядя на молодого грифона, явно не доверяя ему. Аслан сказал, что здесь, в лесной глуши меня будет ждать молодой, но опытный и надежный проводник. Но я и подумать не могла о том, что это будет грифон. Этот зверь был очень красивый. Крылатое существо с телом и головой льва, с мощным стального цвета клювом, острыми когтями и огромные блестящими, как апельсины, глаза. Его шерсть и крылья имели белоснежный цвет.

Грифон оглядел меня и согнул мохнатое колено передних лап, безо всякого сомнения отвесив поклон.

− Я - Корделий, моя Королева. Готов защищать вашу жизнь ценой собственной. – не поднимая львиной головы, ответил грифон. Кор-де-лий. Надо запомнить.

− Надеюсь это не понадобится. – отвечаю я, стараясь сконцентрироваться на происходящем. – Если честно, я не знаю куда мы отправимся. – признаюсь, но грифон лишь улыбается мне. Ну, это было похоже на улыбку, но он все же наполовину лев, так что судить мне было сложно.

− Я прекрасно знаю владенья Белой Колдуньи. – успокаивающе произносит Корделий. – Но давайте поспешим, Королева.

Я киваю, хотя мне хочется сказать, что я вовсе не Королева и такое обращение меня смущает. Но ничего не говорю. Грифон склонился, и я неуверенно залезла ему на спину.

− Держитесь крепче, Королева. – предупредил Корделий. Неуверенно кивнула и намертво вцепилась ему в загривок. Правда, тут же хотела испуганно выпустить: у кошек на загривке располагается пучок нервов, пережимая которые, можно временно парализовать его. Но то ли у грифона другое внутреннее строение, то ли в Нарнии другие законы, но Корделий совершенно спокойно расправил четырехметровые крылья, не сказав мне ни слово.

Эти ощущения можно сравнить, пожалуй, с экстремальным аттракционом. Когда на тебе закрепили ремни, и ты знаешь, что вот-вот аттракцион придёт в действие. Здесь было тоже самое, только вот никого крепления не было. Все что я могла – покрепче вцепится в шею грифона. Корделий оттолкнулся от земли, но я поспешила прикрыть глаза. Резкий порыв ветра чуть не сшиб меня, но я прижалась к спине своего проводника и держалась крепко. Не было никаких бросков то вверх, то вниз. Корделий набрал нужную высоту и вытянулся горизонтально, полетел в нужном направление. Здесь, наверху, воздух был прохладным. Почувствовав, что грифон выровнялся и теперь летит в небе, как рыба в водной гладе, я решилась открыть глаза.

Я направила взгляд глаз сначала вперед, потом – вниз. И снова вперед – туда, где яркое солнце готовилось занять главную позицию на небосводе. Золотистое свечение мягко обнимало все вокруг, оставляя на темно-синих волнах пестрящую бликами сияющую дорожку. Нежно-белые облака, равнодушно висящие в голубом пространстве, от мощных широких взмахов слегка подавались вперед, словно в тщетной попытке догнать нарушителя спокойствия. Они останавливались через пару метров этой бессмысленной погони, меняя форму, и вновь отдаваясь во власть ветра.

Мы летели очень долго. Зеленый покров леса под нами не исчезал, но постепенно стал меняться на более… белый. Мы приближались к той части Нарнии, которая все еще была покрыта снегом из-за моей тетки.

− Мы зайдем в замок с другой стороны, − объяснил грифон. – То, что вы ищите находится на самой верхней башни. Кому-то, не обладающей магией туда не пройти, но вы сможете.

− Ох, пожалуйста, хватит обращаться ко мне на «Вы». – не сдержалась я. Корделий понимающе кивнул. Я попыталась сосредоточится.

− Добрыйй вечер, Аслан.

Лев мне ответил не сразу. Я поняла, что возможно, для него вечер вовсе не «добрый». Однако, он ответил мне.

− Здравствуй, Элизабет. – до этого стоящий спиной, он развернулся. – Я хочу тебя попросить. Ты можешь кое-что сделать для нас? Всех нас.

− Конечно. – не задумываясь, тут же отвечаю я. Аслан как-то грустно улыбнулся мне – так мне показалось.

− Такая верность очень похвальна. Садись.

Хвостом он указал на гору подушек. Я неуверенно, чувствуя странную скованность, села на них, смотря на Великого Льва. Он продолжал стоять, а спустя пару минут заговорил глубоким, пробирающим до кожи голосом:

− Чтобы ваш брат и друг остался рядом с вами, мне придется идти на жертвы.

− На какие жертвы?

− Тихо, Элизабет, я все объясню. – охладил мою горячность Аслан. Я кивнула и больше его не перебивала. – Этой ночью на Каменном столе вместо Эдмунда взойду я и стану жертвой. Но не пугайся! – потребовал Лев, видя, как расширились мои глаза, и я хотела вскочить и начать возражать. Но не смогла, мое тело будто отяжелело под взглядом Льва. Я осталась на месте и ничего не сказала. Но когда в книгах пишут «похолодела от ужаса» имеют ввиду то, что сейчас почувствовала я. Кожа покрылась холодным потом, волоски на руках встали дыбом, зубы застучали, а в кончиках пальцев закололо так, словно я их обморозила.

Аслан продолжал, хотя я не могла не заметить, как черты его морды заострились и ожесточились, словно то, что он говорит доставляет ему боль.

− Когда Колдунья убьет меня, сработает более древняя и могущественная магия. Все ее секреты я доверю тебе позже. Но сейчас поговорим о том, зачем я позвал тебя сейчас. – Аслан сел и мне пришло нелепое сравнение о домашних кошках. Нелепое, потому что меньше всего Великий Лев мог быть домашней кошкой. – Приготовься к долгому разговору.

Он замолчал, и я поняла, что разговор действительно будет не из легких. Я призвала всю свою силу, все светлые чувства, пытаясь удержать их на поверхности. Потом – кивнула.

Аслан начал.

− Колдуньи, такие как ты и Джадис могут жить очень долго, заставая смены веков, а иногда – тысячелетий. Но откуда в вас такая живучесть? Почему магия, со временем возрастающая, не иссушит ваше тело? Много веков, колдуны и колдуньи, светлые и темные маги пытались найти ответ. И только один, отличающий особый жестокостью смог. – Аслан немного помолчал, после чего продолжил. – То, что он сделал было ужасным. Он желал лишь одного – жить вечно, править вечно, собирать магию в себе и вскоре стать самым могущественным магом на свете. Чтобы это свершилось, он с помощью заклинаний вырезал себе свое собственное сердце. Это стало для него точкой невозврата.

С каждым столетием, проведённым вдалеке от собственного сердца, он все больше терял человеческие очертания. К концу, он престал походить на человека – волосы его осыпались, оставляя лишь сожжённым солнцем кожу, глаза его стали красными, налитыми кровью, а по всему телу были вырезаны колдовские руны. – Аслан опять помолчал. Во мне господствовало чувство страха, глаза слезились. – Убить его было невозможно поскольку он достиг бессмертия. Убить можно кого-то с сердцем, а сердце его было спрятано. И кто знает, может до сих пор он ходил бы по земле, коли его дочь, испуганная за отца, случайно не уничтожила его сердце.

− Как можно уничтожить сердце случайно? – хрипло перепросила я.

− Он спрятал его, в таком сложном, а от того в простом месте – в своей дочери. Еще в младенчестве, он вырвал ее сердце и поместил туда свое. Девочка не знала этого, а потому, испугавшись жизни с отцом, бросилась грудью на меч. Таким образом, она убила и себя, и сердце своего отца – его самого.

Меня била мелкая дрожь. Слезы текли по щекам, но я одним движением стерла их рукавом платья. Слабость для меня было немыслимой роскошью, сейчас не время проявлять ее. Я глубоко вдохнула и кивнула Аслану, чтобы он продолжил.

− С тех пор, никто не рисковал своим сердцем. Сердце делает мага уязвимым, способным на эмоции, но тем не менее оно – сила. Со временем, ты поймешь. Вырывание сердце даже магом добровольно было вне законно. Но Джадис никогда не признавала Законы, какими бы они не были. Ее сердце не в ее груди, а значит – уязвимо.

И тут я поняла. Являясь источником магии, Сердце дает магам эмоции, делать их жалостливыми, но Джадис жалость или чувства не нужны. Чтобы убить сестру – совесть не нужна, она лишь мешается. Поэтому она и вырвала свое Сердце. Но тут была оплошность – она не рассчитывала на наше появление, она не может испугаться, а значит – увидеть риск. Находясь далеко от своего сердца, она сделала его уязвимым, как и саму себя. Если кто-то попытается уничтожить сердце, она не успеет его спасти.

− Что мне нужно сделать? – спрашиваю я, уже предвидя ответ.

− Она не поставила вокруг сердце защиту стражников, но огородила его мощной магией. Любой, кто приблизится, будет мгновенно уничтожен, Джадис даже не придется напрягаться. Но ты, Элизабет. – взгляд Аслана прошелся по мне, словно видя впервые и оценивая мои возможности. – Не имея никого опыта, ты сама по себе сильнее ее, из-за Сердца. И будучи связанными одной кровью, ты можешь преодолеть защиту. А значит…

− Уничтожить ее сердце. – продолжила я. Если я могу уничтожить, смогу убить Джадис. Война будет выиграна. С внезапным хладнокровием поняла, что не боюсь убить Джадис. Ведь она стольких погубила. Едва не погубила Эдмунда. За нее, за Люси, Питера и Сьюзен, за всех убитых ее – Джадис умрет. Я уничтожу ее.

− Я знаю, где находится сердце. – тихо проронил Лев, возвращая меня к реальности. – Если ты готова, то тебя будет ждать опытный проводник. Он укажет путь.

− Как мне его уничтожить? – задала вопрос. Аслан, прежде чем пожелать мне спокойной ночи и отправить спать, ответил:

− Ты поймешь, Элизабет. Ты все поймешь.

Корделий, волнующийся и желавший мне удачи, остался далеко позади. Замок Белой Колдуньи, я была уверена, снизу выглядел более устрашающим, как надвигающаяся глыба льда, но мы взлетели на самую верхнюю башню. Точнее, почти. Корделий сказал, что тут начинает порог магии, охранявшее сердце и наверх мне придется подняться самой. Замок был точно живой, блестел и переливался в солнечных лучах, но внутри царила мгла. А еще холод. Плотнее закутываюсь в плащ, с каждым шагом ощущая, как на меня физически наваливается тот заслон, который выставила Джадис. На ум пришло сравнение: любого другого эта тяжесть просто бы расплющила, наверное, как в мультфильмах гирей. Но я, хоть мне и было тяжело дышать, хоть меня неумолимо и гнуло к земле, шла. На кон поставлены жизни семьи, любимого человека, тысячи и тысячи жителей Нарнии. Я не могу сдаться и предать их.

Терпеть эту тяжесть было все сложнее. Я должна была понять, что мне делать. Что может помещать магии Джадис раздавить меня? Алетиометр, словно обвиняя меня в чем-то, обжег бедро. Ну конечно, только моя собственная сила.

Энергия, которая сводила меня с ума, а окружающих заставляла трепетать поднялась во мне, подобно цунами. Я высвободила ее, позволяя обволакивать меня. Теперь я действительно выдела все по-другому – через голубую пленку. Поймав свое отражение в льдах, я не увидела в глазах зрачков или глазных яблок – в глазницах как будто сверкали два голубых шара. Искра без причиной радости родилась где-то в глубине сознания, прокатилась по телу, заряжая остывшую, холодную кровь и огнем влилась в сердце, заставляя его стремительно стучать, отдавая шумом в ушах. Я улыбнулась своему отражению, не чуть не напугавшись и пошла следом. Давление не пропало, но заметно ослабло.

Ступать тихо я не старалась, но так получилось. Мои шаги эхом отдавались в пустом пространстве. По ступенями я поднималась вверх, к самой верхушке башни. Коридоры были узкие, стены были гладкими, не тронутые царапинами или порезами, которые были внизу – таким замок показывал мне Алетиометр. Зато практически везде был снег и лед. По снегу я ступала, а льдами были покрыты все стены. Окон не было, но даже без света я все видела. Сияние глаз помогали увидеть сполохи магии, но не обстановку. Я вскинула ладонь, которая буквально горела. Столп огня вырвался вверх, и теперь окружение было мне доступно. Выставив руку вперед и используя ее как факел, я двинулась вперед.

Заброшенный, пустой коридор он тем не менее внушал невыразимый трепет и невольный страх перед его владелицей. Я настойчиво гнала эти мысли. Что мне сила Джадис? Вскоре от нее останется только тело, которое сожжёт солнце, а время превратит в прах.

Это было чем-то похоже сказкой на Спящую Красавицу. Как принцесса добралась до самого верха дворцовой башни, так я теперь стояла напротив тяжелой дубовой двери. Мое зрение вернулось, а глаза перестали светится. Наверное, так даже лучше. В этой коморке не было старухи с веретеном, но там было сердце. Я ощущала волны магии, исходящие из него, чувствовала, как оно бьётся.

Чувствовала, а потому решительно вошла.

Я ожидала всего, но то, что увидела превзошло мои ожидания. В центре маленькой комнатки стоял большой кубок. Это был именно кубок, сделанный из толстого льда, ножка которого была с кроваво-красными ободками, у самого верха – перехваченная золотым обручем. Ну и это было не главным: прямо над кубком парило оно. Это не было и отдалённо похожим на человеческое анатомическое сердце и конечно не на то, что рисуют маленькие девочки. Сердце представляло собой сгусток энергии, похожий на шаровую молнию, вокруг него собирались ледяные волны. Не волны, а точнее что-то похожее на голубой огонь. Да, среднего размера синяя «шаровая молния» парящая над кубком, а рядом «голубой огонь». И под ним кстати тоже, выходящий из-под чащи.

И так, я на месте. Что мне надо сделать? Аслан сказал, что я пойму, но пока-что идей не было. Я попробовала мысль логически: дочь мага уничтожила сердце легко, значит – это тоже можно. Никакого оружия рядом не было. Попробовать сжечь его? Но если у меня есть иммунитет, то почему сердце Джадис этого не выдержит?

− Думай не как человек, а как Колдунья, Элизабет. – самой себе сказала, сжимая виски пальцами. Как это уничтожить, желательно не прикасаясь? – Ну же! Ну же!

Оружия нет. Наколдовать? Не умею.

Сжечь? А где гарантия что хуже не станет?

Опрокинуть кубок…?

Я открыла глаза. Вряд ли это будет чем-то стоящим, но может если источник этого «огня» упадет, то сердце лишится силы? И можно будет его просто раздавить? Но кубок выглядел тяжелым. Получится? И тут до меня дошло вся элементарность ситуации.

Сделала шаг вперед, и голубые волны потянулись ко мне. Как щупальца, они попытались обвиться вокруг меня, но я с раздражением ответила на них своим огнем. Они перестали тянутся ко мне, я коснулась кубка кончиками пальцев. Холодный, но стоило мне отнять руку, как на ней образовалась пятно от красной краски. Краски ли? Я похолодела. Не краска, а кровь. Кровь самой Джадис.

− Поняла. – крикнула я, не обращаясь не к кому, но ко всему миру. – Вот в чем моя сила, и твой страх. Мы – одной крови. Твоя защита обернулась против тебя, ибо перестала существовать для меня.

Все слова Аслана обрели смысл. Вот, почему именно я должна это сделать. Вот почему защита на меня не действует защита. Вот почему Джадис боится меня.

Кривая усмешка исказила мое лицо. Я уверенно вцепилась в чашку, чувствуя, как кровь сочится сквозь пальцы, пачкая плащ. Мстительная улыбка – что ты сейчас чувствуешь, тетя? Ощущаешь, как я лишаю тебя жизни?

Звериный рык, словно разгоняя холодный воздух вокруг, вырвался из груди. Приложив максимум усилий, я опрокинула кубок он с громким треском и стуком упал на лед. Трещина пошла от золотого обруча наверху, но сердце все еще весело над полом. Хоть и заметно утратило свое сияние, но все еще…

Этого было мало.

Захлебнувшись в своей силе, я вскинула руки и сжала сердце. Оно было холодным, но я продолжала сжимать его, даже когда лед доставлял мне боль. Стискивая зубы, сквозь которые доносился болезненный стон, я не выпускала его из рук. Кожа на пальцах отозвалась жжением от искр, но это уже не останавливало меня.

Я должна была не раздавить его. Ему нужно прекратить биться. Теперь я точно знала, что мне надо сделать.

− Оно бьется, Джадис. Я вижу это. Твое сердце — это не большой красный комок мышц, а этот сгусток. Но вот оно замедляется, теряет свою энергию. Постепенно, оно высыхает, как если бы долго лежало на солнце. Но все это происходит сейчас. Энергия уходит… так…медленнее…Я вижу, как исчезает твоя сила и ты сама, Джадис. Это просто смешно, верно, тетя: я могу остановить твое сердце лишь своими мыслями… Еще меньше энергии, тетя, еще…. Сердце вот-вот остановится… Последняя капля энергии… Последний удар твоего анатомического сердце…

В этот самый момент Джадис полностью потеряла контроль над сердцем. Эдмунд сломал ее палочку, но она продолжала биться, пока не почувствовала это. Ее ноги и руки у становятся как мрамор, как гипс. Они уже совсем белые, намного белее, чем были. Аслан сбил ее с ног, но сопротивляться она не могла. Руки ее судорожно дернулись, глаза широко распахнулись, глядя на Великого Льва… Чуть дальше – к сердцу. И прежде, чем Аслан вгрызся ей в глотку, принимая грех убийства на себя, Джадис расслышала слова

Элизабет. Они доносились до нее как свозь воду, но Джадис поняла. Элизабет сказала…

− Полная остановка.

Руки дрожали. Сердце Джадис перестало походить на шаровую молнию, скорее на что-то грязное и жидкое. В омерзение, я откинула это от себя. Сердце ударилось о край перевернутой чащи и повисло на нем. Как испорченный шарик с водой, он лопнул, и густая черная кровь хлынула на пол. Я в ужасе отшатнулась.

Сгорбленная, съежившаяся и словно бы сникшая, я прижалась к стене. На уничтожение этого сердца я потратила столько сил, что была просто опустошена. Прислонилась к прохладной стене, но не смогла держаться и съехала вниз, уродуя лицо кровавой царапиной. Перед глазами все плыло. Губы я изогнула в улыбке, однако улыбка вышла жесткая, страшная. Ее никто не мог видеть. Никто не мог видеть меня.

Аслан, неужели я – убийца? Такая же, как и Джадис?

Я не могу быть такой же. Да, я испытывала радость, мстительную радость, когда убивала ее, но разве это не заслужено? Разве не ты отправил меня сюда?

Думать больше не было сил. Их вообще не на что не осталось. Я скользнула равнодушным взглядом по комнате. Кровь Джадис все еще осталась на полу, за нее и зацепился мой безумный взгляд. Пятно будто высосало силы, закрыло источник и превратило меня в сдутый шарик. Воздух покинул организм через поры кожи. Больше легкие не захотели работать. Голова безвольно мотнулась, я почувствовала соприкосновение с полом. Сухими губами я шептала, звала Эдмунда. Его, конечно его. Он мне нужен был, чтобы пережить этот кошмар. А он пережил это сражение?

Голова кружилась, меня мутило.

Но это уже было не важно. Мало чего важно осталось. Я заснула.

***

− Где Элизабет? – это было первое, что спросил Эдмунд, когда пришел в себя. Ранение, благодаря эликсиру Люси, зажила быстро, но его все-таки продержали в лазарете до вечера. Завтра должна была состояться коронация и миссис Бобриха посоветовала ему отдохнуть. Он не мог отдыхать, потому что не знал, где Элизабет. Все знали – потому что когда ее вернул грифон, поднялась суматоха, но Эдмунда не пустили – где Лиззи, а он нет. Хотя у него было больше прав, как ему казалось.

Миссис Бобриха неодобрительно посмотрела на него.

− Вам бы еще поспать…

− Не хочу больше спать! – заявил Эдмунд, вставая с кровати. Он отдохнул, рана не болела, но ему нужно было знать где Лиззи. – Где Элизабет?

Бобриха тяжело вздохнула. Она искренне переживала за всех пятерых, и даже немного злилась на Аслана за то, что тот поручил девочке такое большое дело. Несмотря на то, что поступок той, кого раньше называли Белла, был очень и очень страшным, и сложным, многие приняли его с восторгом. Действительно достойная Королева – врага уничтожила, и сама выжила. Об этом знали все, кроме Пэванси.

− Ваше Величество. – Эдмунд дернулся. На него смотрел грифон, почтительно склонив голову. – Меня зовут Корделий. Позвольте, я провожу вас к Королеве Элизабет.

Эдмунд воодушевленно закивал и быстро направился за Корделием, улыбнувшись Бобрихе и проронив тихо «Спасибо». Сегодня ночью Аслан обещал устроить пир. Кто-то залечивал раны, кто-то хоронил своих земляков, но в целом атмосфера была радостной. Большинство врагов погибло во время первой атаки армии Аслана, а те, кто остался в живых, увидев, что Колдунья мертва, спаслись бегством или сдались в плен.

Полчаса после битвы были особенно тяжелыми. Собирали тела погибших, Люси возвращала жизнь раненым, Аслан – тем, кто был обращен в камень. Эдмунда посветили в рыцари тут же, на поле битвы, но он плохо себя чувствовал, хотя и заметил, что самого любимого лица тут нет. Но миссис Бобриха отвела его в лазарет к другим и заставила поспать.

Сейчас ему нужна была Элизабет.

Корделий остановился у входа в голубой шатер. Он почтительно поклонился еще раз. Эдмунд подумал, что вряд ли сможет привыкнуть к этому.

− Королева находится здесь. Только прошу, она очень устала.

− Конечно. – ответил Эд. – Спасибо.

И, не дожидаясь ответа, вошел внутрь.

Разглядеть Элизабет было сложно. В шатре было темновато, а среди подушек и одеял найти ее не было возможным. Эдмунд наугад подошел к кровати подруги и протянул руку. Ее тут же сжала другая рука, холодная и дрожащая.

− Привет. – хрипло проговорила девочка. Эд сжал ее руку и сел на край кровати, Лиззи пришлось подвинутся.

− Привет. – так же шепотом ответил он. – Здесь темно.

− Да, прости. – рядом с кроватью тут же загорелся огонек. Слабый, но его хватило, чтобы Эдмунд мог разглядеть Элизабет. Из нее словно выкачали все краски: черные волосы сливались с темнотой шатра и подушек, глаза серые, утратившие недавний сиреневый цвет, и привычны голубой. Кожа бледнее, словно она не ела несколько дней. Но что-то в

Элизабет было, какая-то сила, не позволяющая назвать ее слабой.

− Знаю, я ужасно выгляжу. – хрипло рассмеялась девушка. Эдмунд дернул губы в ответной усмешке.

− Нет, не правда. – Элизабет недоверчиво хмыкнула. – По крайней мере, для меня ты все та же красавица.

− Спасибо. – она слабо улыбнулась, а щеки налились желаемой краской. Эдмунд улыбнулся ей, а потом опять поцеловал.

Она никогда не могла поцеловать его первой. Он ее – мог.

***

На следующий день в Большом Зале Кэр-Параваля – этом удивительном зале с потолком из слоновой кости, с дверью в восточной стене, выходящей прямо на море, и украшенной перьями западной стеной – в присутствии всех их друзей Аслан венчал Пятерых на царство. Под оглушительные крики: «Да здравствует король Питер! Да здравствует королева Сьюзен! Да здравствует королева Элизабет! Да здравствует король Эдмунд! Да здравствует королева Люси!» – он подвел их к пятерым тронам.

Мистер Тумнусу, абсолютно счастливому и здоровому, выпала честь венчать Королей и Королев. Наверное, ещё никогда никто из них не был так счастлив. Люси вся дрожала от нетерпения, Сьюзен не могла сдержать серьёзное и торжественное выражение лица – на нем все время мелькала улыбка. Элизабет тоже волновалась, но вряд ли коронация может быть страшнее того, что она пережила, нет, страшнее не может, а счастливее – да, и будет. Эдмунд старался не мять свой длинный плащ, но под другому не мог унять дрожь в руках. И только Питер держался торжественно, с легкой и счастливой полуулыбкой на губах. И только когда они подошли к тронам, он заметил хитрую ухмылку своей подруги Элизабет. Более никто не смел называть ее «сестрой», ибо теперь у нее другая роль в их семье. И уж она знала, что Питер Пэванси нервничает едва ли меньше их.

Когда Аслан заговорил, все замолчали.

− Именем Блистающего Восточного моря, да славится Королева Люси – Отважная. – в абсолютной, торжественной тишине на головку малышки Люси первой опустили тонкую серебряную корону, словно сплетённую из веток дерева. Мистер Тумнус не мог сдержать улыбки, а Бобриха наверняка бы вытирала слезы маленьким белым платочком, коли они с Бобром не держали венцы Королев и Королей.

− Именем Великого Западного леса, король Эдмунд – Справедливый. – едва на его голову опустилась серебряная корона, он нашел глазами сияющее лицо Элизабет по правую руку от него. Девушка широко улыбалась ему.

− Именем Новорожденной Луны, что раз в столетий восходит над Западным лесом, да славится королева Элизабет – Чарующая.

Ее корона была тяжелой. Тонкая, подобающая Королеве, тоже серебряная, но с едва заметным проблеском сирени. Почувствовав легкое прикосновение к своей руке, Элизабет в ответ провела пальцами по внутренней стороне ладони Короля Справедливого. Этот милый романтический жест, остался без внимания.

− Именем Лучезарного Ясного солнца, королева Сьюзен – Великодушная. – венец Сьюзен был женственным, утончённым, золотым.

Корона Питера была тяжелой, золотой, и старший Король последним почувствовал ее тяжесть на себе.

− Именем Ясного Северного неба, да славится король Питер – Великолепный.

Через широко распахнутые двери в восточной стене послышались голоса сирен и тритонов, подплывших к берегу, чтобы пропеть хвалу новым правителям Нарнии.

– Кто был хоть один день королем или королевой в Нарнии, навсегда останется здесь королевой или королем. Несите достойно возложенное на вас бремя, сыновья и дочери Адама и Евы, – сказал Аслан.

Сохраняя всю величественность, на которую они были способны в данный момент, Пятеро не детей, но Королей и Королев опустились на троны, и в руки им вложили скипетры, и они стали раздавать награды и ордена своим боевым друзьям: фавну Тумнусу и чете бобров, леопардам, добрым кентаврам и добрым гномам, и льву – тому, который был обращен в камень. В ту ночь в Кэр-Паравеле был большой праздник: пировали и плясали до утра. Сверкали золотые кубки, рекой лилось вино, и в ответ на музыку, звучавшую в замке, к ним доносилась удивительная, сладостная и грустная музыка обитателей моря.

Но пока шло это веселье, Аслан потихоньку выскользнул из замка. И когда ребята это заметили, они ничего не сказали, потому что мистер Бобр их предупредил:

– Аслан будет приходить и уходить, когда ему вздумается. Сегодня вы увидите его, а завтра нет. Он не любит быть привязанным к одному месту… и, понятное дело, есть немало других стран, где ему надо навести порядок. Не беспокойтесь. Он будет к вам заглядывать. Только не нужно его принуждать. Ведь он же не ручной лев. Он все-таки дикий.

И еще в эту ночь, окрепла самая большая и сильная любовь на свете. Ибо Королева Чарующая наконец нашла свое место рядом с Королем Справедливым.

Комментарий к Все дело в сердце

Сначала хотела написать еще одну главу - Эпилог, но коли получилась она большой, то разделила ее на две части.

Осталось всего две главы и я ставлю статус “Завершен”

========== Эпилог. Нарния ==========

Растения Кэр-Параваля, казалось, сделали все, чтоб юная принцесса вернулась на руки матери. Светловолосая девочка лет шести бодро убегала от Королевы, даже не понимая зачем. Это же игра, так весело убегать от мамочки по всему замку. И даже ожившие растения не были помехой, они просто не успевали схватить малышку – она то знала, с кем имеет дело. В Кэр-Паравале было много растений, во многом благодаря одной из трех – а ныне четырёх – Королев. Колдунья получала в подарок семена растений каждый раз, когда ее супруг отправлялся с политическим визитом в другие страны: Одинокие острова, Орландия, Тархистан, Тельмар. Вряд ли еще кто-то мог похвастаться такой коллекцией растений, как Королева Новорожденной Луны. Вскормленные магией и заботой, они шептали своей хозяйке обо всем. И конечно, впитавшие в себя магию, не могли быть безвольными украшениями. Как только почувствовали посыл, цепкие ветви тут же попытались схватить беглянку. Не причинив вреда, ведь принцесса, все-таки.

Принцесса знала, что тетя должна была помочь маме. Хотя бы потому, что девочка чуть не сшибла ее в коридоре. Колдунья конечно не разозлилась, но вряд ли оставит шанс на такую маленькую месть – вернуть принцессу к матери, которая заставит девочку завершить дело. Нудное и скучное; как тети могут находить в этом что-то интересное?

Гигантская черная тень упала на девочку неожиданно. Разбуженный шумом, на девочку спикировал Корделий. Он до сих пор жил в этом дворце, со дня коронации, когда Король Эдмунд даровал ему титул графа. Для всех приезжих это было странным – граф грифон, а главный советник – мистер Тумнус – являлся фавном. Но сам грифон, хоть и не говорил, был весьма и весьма прельщён такими почетом. Корделия не ограничивали, он мог быть где и когда ему захочется, но верный зверь оставался при своей любимице-Королеве и ее супруге. Однако годы шли, он старел; когда он впервые увидел Королеву, и он, и она были молодыми, полны бурлящие энергии. Теперь едва ли они могли демонстрировать этот огонь. Ей – не положено по статусу, а ему – мешает возраст. Но возраст был не помехой для того, чтобы иногда проявлять себя теми же молодыми созданиями. Спустя не много-не мало после коронации, у Корделия появились новые друзья, за которыми нужен был глаз да глаз, и которые еще могли быть непоседливыми и пускать свою энергию направо и налево.

На одну из таких особ Корделий только что-то слетел с потолка. Своды замка были высокими, и там, практически у самых крыш, обжился старый грифон. Толстые, тесно поставленный балки были идеальным прибежищем для него: темно и прохладно. И видно все происходящее. С этих балок он и поймал маленькую принцессу. Зубы грифона сомкнулись на платье девочки; та закричала, забрыкалась, но к ней уже спешили две Королевы. Одна из них – у которой на руках сидела маленькая темноволосая девочка, с интересом поглядывающая на сестренку − тут же громко рассмеялась. Взлохмаченная, раскрасневшаяся от бега принцесса, пытающаяся вырвать из аккуратного захвата грифона вызвали приступы веселья, никогда не покидающие Королеву. Они всегда были внутри, бережно спрятанные от всех, кроме семьи. Так что Корделий немного ошибался – о веселом нраве Королевы знали, а многие и видели, все Нарнийцы.

Вторая женщина не могла сдержать улыбки. Сделав вид, что она поправляет светлые волосы, убранные в элегантную, но стойкую прическу, она тихо хмыкнула. Но когда посмотрела на девочку, обиженную на весь мир, лицо ее было строгим и обвиняющим.

− Спасибо, Корделий. – поблагодарила она зверя. Корделий склонил голову – хотя из-за его «добычи» получился просто поклон – и выпустил девочку; она тут же оказалась в руках матери.

Эта женщина была Золотой Королевой – супругой Короля Питера по имени Элодия. Раньше она была простой фрейлиной при дочери короля Орландии. Во время политического визита Короля Питера, Короля Эдмунда и Королевы Элизабет, Элодия были приставлена помощницей Королевы, которая в тот момент была в положении. Срок был не настолько велик, чтобы оставаться дома – Элизабет могла хорошо влиять на обстановку, поэтому ее деверь уговорил брата на ее присутствие. Это была последняя ее поездка перед родами. Но суть в том, что бывшая служанка смогла предотвратить большую трагедию – вовремя спасла Элизабет от яда, подсыпанной в еду. Скандал был большой, но виновникам король Орландии сам отрубил головы, а Элодия была взята в Нарнию. Служанкой, впрочем, она была недолго – красивая, трудолюбивая, а кроме того еще и отважная, вскоре она стала супругой Короля Великолепного.

За прошедшее время изменилось не только окружение пятерки, но они сами. Питер стал высоким широкоплечим мужчиной, отважным воином. Сьюзен стала красивой стройной женщиной с черными волосами, падающими чуть не до пят, и короли заморских стран наперебой отправляли в Нарнию послов и просили ее руку и сердце. Королева Элизабет прославилась как Королева-Колдунья, использующая светлую магию и помогающая всем нуждающимся. Она стала стройной, красивой женщиной, с гордой осанкой и полностью сиреневыми глазами. Ее супруг, Король Эдмунд Справедливый был более серьезного и спокойного нрава, чем Питер. А золотоволосая Люси всегда была весела, и все соседние принцы мечтали взять ее в жены.

После коронации прошло не очень много – всего пятнадцать лет. И в возрасте двадцати лет, Королева Элизабет подарила Нарнии первого наследника – принца Анбесса, что означало «лев». Через четыре года и шесть месяцев появился еще один наследник – ребенок Короля Питера и его супруги Элодии. Это был не мальчик, но юная, и вскоре непоседливая, принцесса по имени Перлита, «жемчуг». Королева Элодия сейчас вновь была в положении, а у Элизабет чуть больше года назад тоже родилась прекрасная девочка Мелестина, что означало «небесная».

Принц Анабесс, которому на днях исполнилось девять лет, был так же, как и мама – магом, не умеющим использовать свою силу, а от того проводивший все время рядом с мамой или отцом. Он не доставлял хлопот нянькам, которые иногда развлекали принца, но был таким же, как его отец – спокойным, можно даже сказать серьезным. Его глаза были отмечены магическим сиреневым блеском. Мальчик не стыдился своего дара, пытаясь использовать его во благо. Не было никаких придворных колдунов – мама сама им занималась. Будучи первым ребенком – долгожданным сыном и племянником – тети и дядя тоже посчитали нужным внести в его воспитание что-то свое. Особенно старалась Сьюзен, вознамерившаяся сделать из племянника достойного Короля в будущем. Анабессу такое внимание сначала льстило, но вскоре он решил все узнавать самому, а постоянное внимание стало его немного стеснять. Поэтому, когда родилась его кузина, Перлита, внимание схлынуло, что дало Анабессу больше пространства.

Шестилетняя принцесса Перлита была непоседой, напоминающая Люси Отважную – такая же веселая, неугомонная, вечно ввязывалась в приключения. Она была смышлёной, но не любила учится. Убегающая от нянь, она исследовала каждый угол большого зала, забираясь в такие места, о которых никто не вспоминал много лет. И когда она появлялась, всем оставалось только охать и ахать. Она души не чаяла в своем кузене, но Анабесс попадал с ней в приключения только с формулировкой «А вдруг с ней одной случится что-то плохое»? Сказать, что ему это не нравилось или злило было бы ложью.

О девочке на руках Элизабет сложно было судить – как и брат, Мелестина была спокойной, но с радостью проводила время на руках Перлиты, с ее помощью узнавая весь мир. Как и Королева Сьюзен великодушная, она была любознательной, уже в этом возрасте. Ни один из наследников не был капризным, плаксивым или эгоистичном. Они росли в мире и любви, но воспитывались в небольшой строгости – дети Королей же! Просто, как и Пэванси –хотя это имя давно забылось, как и многое – у них были свои выделяющиеся качества.

Принцесса Перлита жалостливо посмотрела на мать, но Золотая Королева была непреклонна.

− Сколько раз тебя просили не убегать, Перлита? – строго спросила Элодия. Королева Элизабет сочувствующе улыбнулась племяннице: скоро ей исполнится семь, так что Кэр-Параваль готовился к первому официальному балу принцессы. Сам бал был веселым, но подготовка к нему была сложной. Особенно из-за характера виновницы торжества: энергичная принцесса просто не могла усидеть на месте, срывая все примерки и норовя сунуться в главный зал. Королева Сьюзен, не имевшая детей и взявшая на себя большую часть подготовки, запрещала ей это, называя «сюрпризом». Поэтому девятилетнему принцу пришлось следить за сестрой. Мелестине было еще не понять происходившей суеты: она не слезала с рук, то отца, то матери, то путешествия по замке на спине грифона Корделия. Ему все сложнее и сложнее давались полеты, но присматривал он за девочкой так же хорошо, как когда-то мистер Тумнус за Анабессом.

Бал был вторым официальном представлением Наследников. Первый такой справляли в полтора года, если матери считали свое дитя достаточно окрепшим. Тогда это были не просто крики о том, что в господствующей семье появился ребенок, а громогласным заявлением. Приглашались правители разных стран, дарились подарки – родителям, поскольку ребенок еще не мог оценить всю красоту и прелесть происходящего; игрушки дарились только от близких – самих родителей и от их братьев, и сестер. То есть, это был больше праздник для самих новоявленных отца и матери, нежели для ребенка.

Второй такой праздник проводился спустя пять с половиной лет, когда Наследнику (или наследнице) исполнялось семь. Тот мало чем отличался от официального представления ранее, с пометкой на то что подарки уже были все для виновника торжества. На этот праздник являлись уже с некоторой мыслью о соединение государств. В открытую об этом не говорилось, но кто-то из знатных семей мог украдкой шепнуть Королю о желании в будущем соединить своих детей. Это было нормальным явлением, но все-таки на празднике сына Король Эдмунд дал вежливый отказ практически всем. Вряд ли Питер поступит по-другому. Дети должны сами выбрать себе любимых, как это сделали их родители.

Так же приходилось терпеть многочисленные примеркисемилетнему ребенку, учить новые танцы, все тонкости этикета – конечно, для кого-то вроде Перлит это было невыносимо. Для спокойного Анабесса это было мукой, так что уж говорить о такой непоседе. Она пользовалась каждой попыткой сбежать, да так, что ловить ее приходилось всей королевской чете.

− Но мама! Это скучно! – захныкала девочка, обвиняющее глядя на поймавшего ее грифона. Предатель!

− Ничего не хочу слышать. – заявила Королева Элодия. – Ты же так ждала этого торжества, так будь добра тщательно подготовится к нему.

Это было правдой. Предвкушение от праздника, на котором она будет самой главной, захватило Перлиту после того, как ей о нем рассказали. Тетя Сьюзен спрашивала о ее предпочтениях, выспрашивала самые маленькие детали, о чем Перлита говорила с удовольствием. Подумать только – ее первый бал! И там она будет с кем-нибудь, обязательно, танцевать. Но если простой разговор с Королевой Великодушной был девочке в радость, то примерки и уроки не скрашивал даже Анабесс, часто присутствующий на них и помогающий кузине.

− Элизабет! – взмолилась Перлита, обращаясь к любимой тете. Пусть она просто наколдует для нее красивое, удобное платье, которое понравится Перлит! Она уже представляла его, Лиззи наверняка сможет! Она же так сделала для Сьюзен и Люси, пусть сделает и для нее! А потом просто поможет внести ей в голову все правила и танцы.

− Прости, Перли. – глаза Королевы смеялись. – Это твой первый праздник, сколько их еще будет в будущем? Ты не сможешь решать все, с помощью магии. К тому же, Сьюзен убьет меня, если узнает об этом. Считай, это проверкой на выдержку, красавица ты наша.

Перлита что-то пробурчала, но не ответила. Она обняла маму за шею и уткнулась ей в волосы. Какой смысл быть красивой, если рядом будут красавицы-тети, и прекрасная мама? Хотя, принцесса все-таки мечтала о том, чтобы на нее кто-то смотрел так же, как дядя Эдмунд или папа смотрят на своих жен. Хоть Перлита и понимала, что тетя права, сейчас хотелось сделать все с помощью колдовства.

− Спасибо, что помогла. – с легкой улыбкой поблагодарила светловолосая Элодия, и они с дочерью поспешили продолжить примерку. Сьюзен будет злится, если что-то пойдет не так. Элизабет рассмеялась, внезапно развеселившись, чем вызвала удивленный взгляд Мелестины. Девочка улыбнулась и захватила в маленький кулачек две пряди из прически мамы. Элизабет никогда не любила ходить с распущенными волосами, поэтому служанки собирали их во что-то красивое и затейливое. Этим утром длинные черные волосы были подняты в высокую прическу, лицо обрамляли лишь пара локонов, длина которых едва доходила до линии груди. За них то и уцепилась малышка, с интересом рассматривая.

− Корделий, пойдем со мной. – попросила женщина, и грифон послушно двинулся за ней. Постаревший, он так или иначе все еще верно служил монаршей семье. Особенно – Королю Эдмунду и Королеве Элизабет, зорко охраняя их покой и детей. Малышка Мелестина, склонив голову на плечо матери, наблюдала за своим любимым зверком. Корделий не был сторонником пустых дурачеств, но не мог просто идти, когда любопытные глазки наблюдали за ним. Королева Элизабет милосердно не оборачивалась, пока грифон по кругу носился за своим хвостом, вставал на задние лапы, веселя ее дочь. Она сама не любила, когда кто-то видел ее дурачества рядом с детьми или Эдмундом.

Остальные четверо обнаружились в малой гостиной. Каменные стены здесь были покрыты роскошными гобеленами с изображениями бьющихся рыцарей или прекрасных девушек, засмотревшихся на свое отражение в глади пруда. Центральное место в зале занимал камин, в высоту он был с двух взрослых мужчин, а украшало его вырезанное из очень красивого белого камня два женских лица, их взгляд, ясный и направленный вниз, наполнял сердца ощущением защищенности. Традиционный подарок на свадьбу. Их преподнесли послы из Орландии сначала Королеве Элизабет, потом – Элодии. В Орландии была примета, что если на свадьбу подарить такие скульптуры, то они будут охранять счастье, любовь в доме и красоту тех, кого изображали. Тепло огня дарило уют.

Питер и Эдмунд уже был в нетерпение от предстоящей погони. Время на подобные развлечения у них было мало: сначала обустройство Нарнии, налаживание связей с другими странами, после – семейные хлопоты. Охота случалась редко, да и в большинстве случаев они были вдвоем. Иногда – во время визитов в другие страны, но там надо было следить за темой разговора и полностью почувствовать охотничий азарт, пьянящий голову, было сложно, когда необходимо было продумывать каждое свое слово. Королева Сьюзен, которая была любительницей более спокойной жизни, давала указания мистеру Тумнусу, что надо сделать, пока их нет. Поскольку Бал будет каким-никаким показателем их страны, надо все сделать максимально прекрасно. Она сводила с ума этим всех: какие цветы, цвета, а в Орландии едят это, а в Тархистане не грех это? Но никто старался больно не возмущаться, ведь понимали, насколько это важно – учесть такие маленькие детали, чтобы не оскорбить кого-то ненароком. Понимал это, и мистер Тумнус, который внимательно слушал Королеву, кое-что записывая в длинный свиток. Наверное, меньше всего досталось Элизабет и Элодии, из-за наличия детей. Короли окрестится таким образом не смогли. Ох, сколько надо будет сделать, когда они вернутся.

А Люси… что ж, Люси просто была рада выбраться куда-то старой дружной компании – два брата, сестра и невестка. Это случалось так редко, и Королева Отважная боялась, что когда-нибудь, они отдалятся совсем. У Питера и Эдмунда уже свои дети, семьи. Вдруг, когда-то Люси поймет, что больше не может обратится к Питеру «мой дорогой брат», или как-то подколоть Эда. Что если Элизабет совсем потеряется в заботе о детях, что на милую подругу не останется времени? Эта вылазка была способом для Люси убедится, что с ее маленькой – именно маленькой, состоящий изначально из пяти человек – семьей в порядке. Она была рада этой вылазке, искренни рада. Потом, когда они вернутся, надо попросить накрыть стол именно здесь. Поедят все вместе, с Элодеей и детьми. Будет весело, обязательно.

Анабесс тоже был тут. Он стоял рядом с отцом, не сутулясь, внимательно вслушиваясь в разговор двух Королей. Они говорили об охоте: в Нарнии она была запрещена, даже на безмолвных животных, но в Орландии нет. Но такие крупные существа как белые медведи или волки были некогда на стороне Колдуньи – на них охотились, если замечали настораживающую активность. Мальчик слушал про то, как проходит охота в Орландии или жарком Тархистане. Особенно последнее вызывало интерес, поскольку там он еще не был. Зато был в Орландии, даже дважды.

Отец иногда машинально поглаживал его по волосам. У Анбесса волосы были как у отца – непослушные, которые невозможно уложить. У Эдмунда на голове уже много лет была корона, свои волосы он не мог так свободно пригладить, но все время гладил сына по голове. Этот жест всегда умилял его супругу и мать Анабесса. Заметив, как она вошла в комнату с Мелестиной на руках, мальчик тихо отошел от отца и направился к Элизабет.

− Вот и ты, дорогая. – тут же поприветствовал ее Эдмунд, даже не оборачиваюсь, прекрасно чувствуя свою супругу. – Мы уже начали переживать, что ты останешься готовится к празднику.

− Как я могу пропустить такую погоню, мой дорогой муж. – ответила Элизабет. Эдмунд повернулся к ней, и встретился с ней глазами – ее смеялись, приглашая на поединок. Но супруг ей лишь улыбнулся. – Я всего лишь ловила сбежавшую принцессу вместе с ее мамой.

Тут откликнулся уже Питер. Он слегка сдвинул брови, что придало ему несколько суровый вид. Когда Перлита видела его таким, мгновенно замолкала. Жаль, что на брата и сестер это не действовало.

− Перлита опять хочет избежать подготовки?

− Дорогой брат, тебе не о чем беспокоится. – заверила его Элизабет. – Все пройдет прекрасно, Сьюзен постарается.

− Я видел зал, мама. – вступил в разговор Анабесс. Питер посмотрел на племянника, ожидая подробности: его тоже туда не пускали, и он не был уверен, что Элодия видела зал. Сьюзен их тщательно опрашивала, но делала все в тайне. Таким образом, ни виновница торжества, ни ее родители зал не видели, но Питер полагался на Сьюзен. Первый бал Анабесса готовила она тоже в тайне и все получилось просто великолепно. Но мальчик явно пообещал ничего не говорить, поэтому лишь с восхищением в сиреневых глазах промолвил. – Он такой красивый. Мне кажется, Перлита будет очень счастлива. Я возьму Мелестину?

− Конечно, мой дорогой. – девочка улыбнулась своему брату и обняла его за шею. Анабесс любил проводить время с сёстрами, но все-таки ожидал появления брата, которого пророчили тете Элодии дриады. Точнее, ей пророчили близнецов – девочку и мальчика. Кроме того, около двух недель назад, у него поднялся небольшой жар. Мама конечно быстро справилась, но для «профилактики» его поддержали в комнате еще с недельку, боясь как бы болезнь не вернулась и как бы две принцессы не заболели. Анабесс и сам не мог подумать, что будет скучать по младшей сестренке, но так вышло. Да и мама с отцом сейчас покинут дворец, а это значит, что Мелестина пойдет на руки только к нему. Она редко шла к кому-то кроме родных.

Корделий свернулся у огня и Анабесс сел рядом с ним, вместе с сестрой. Девочка тут же принялась перебирать шерсть зверя маленькими пальчиками. Анабесс выглядел задумчивым, глядя в огонь. Люси заметила состояние племянника, но не успела ничего спросить, как рядом плюхнулся Эдмунд и взъерошил волосы мальчика.

− Что такое, сын? – весело спросил Король Эдмунд. – Можешь не расстраиваться из-за того, что ты не едешь с нами. – краем глаза тот заметил, что Питер выскользнул из комнаты, видимо, оповестить родных что он уходит и поговорить с дочерью. – Мы перед самым праздником выберемся на охоту за волками: ты, я и мама. Согласен?

Эдмунд понизил голос до заговорщицкого шепота, так, что его услышал только сын и Элизабет, отличающаяся обострёнными чувствами. Она улыбнулась и легонько кивнула. Благо, что Сьюзен не услышала, а то найдет тысячу и одну причину почему это плохая идея. А после того, как они это провернут, пусть ругается и злится сколько хочет.

Однако Анабесса даже предложение о скорой охоте с мамой и отцом не развеселила. Он все-так же смотрел в огонь, словно пытаясь найти там ответ. Элизабет, видя задумчивость сына и прекрасно осведомлённая о его способностях, достала алетиометр и откинула крышку. Королева никогда с ним не расставалась, нося под юбкой платья. Для нее изготовили специальное крепление, к котором присоединился алетиометр. Через незаметный карман в платье она доставала его, но все реже и реже. Когда она задала вопрос, случится ли что-то плохое, стрелки алетиометра указали на три знака: «Альфа и Омега» − неизбежное, «Дельфин» − возрождение, «Лошадь» − путешествии. Толковать алетиометр было под час сложно, но сейчас Элизабет просто не хотела этого делать. Впрочем, знаки не были плохими. Неизбежное путешествие, за которым последует возрождение. Вряд ли что-то страшное, о чем она и поспешила сообщить сыну.

− И будьте все же осторожнее, хорошо? – серьезно попросил мальчик. Люси широко улыбнулась племяннику и обняла, поцеловав в макушку.

− Все будет хорошо, мой мальчик. – проворковала Королева Отважная. Она безумно любили своих троих племянников и еще не родившихся двух, мечтая, что немного попозже, у нее будут свои собственные дети. Элизабет захлопнула крышку и вернула алетиометр на место как раз в тот момент, когда стрелка с «Альфа и Омега», качнулась и застала на «Песочные часы» − смерть, изменения. Это было последние предсказания алетиометра для Королевы Элизабет, которое она не смогла растолковать.

− Не волнуйся, этого все лишь олень. Пусть и Белый. – Эдмунд предпринял последнюю попытку успокоить сыну. У него не было причин не доверять не по годам развитому дару Анабесса, но списал все это на усталость и перенесению болезнь. И все же, целуя сына и дочку в щеки, пообещал. – Мы скоро вернемся.

Но Анабесс не верил. Каким-то шестым чувством, он чувствовал, что грядет что-то плохое, это перевернет их тихий и спокойный мир. Будь его воля, он бы упал на пол и кричал и плакал, лишь бы родные не отправлялись в эту погоню. Но он – не мог. Когда-нибудь, он будет Верховным Королем, несмотря на то, что его отец был вторым. В Нарнии короновали не по родству, а по старшинству. Анабесс должен сохранить достоинство. Ведь чувства могут обманывать? Пусть его они никогда и не подводили, принц хотел, чтобы в этот раз его обманули. Да и Компас мамы ничего опасного не предвидел. Хорошего он тоже не сказал, но какое-то путешествие не кому не навредит? Чтож, надо просто улыбнутся и пойти помочь Перлите. Ее бедную, наверняка замучили няньки.

Король Эдмунд попрощался с детьми, когда к ним подлетела Элизабет, вновь расцеловала обоих и попросила Корделия присматривать за ними. Грифон кивнул и его хвост, словно с доказательство, обвился вокруг двух Наследников, словно защищая. Сьюзен еще раз прогнала мысленно все, что требовалось сделать. Она и сама не понимала, почему так нервничает, пересказывая все свои планы мистеру Тумнусу еще с утра. Ведь сегодня к вечеру они вернутся, и она сама за всем проследит. Она обняла двух детей, держа в объятьях немного дольше, чем следует. Следуя внезапному порыву, она поспешила за Эдмундом и Элизабет. Все втроем, не сговариваясь, они почувствовала острое желание увидеть Элодею. Сказать ей что-то милое. Элизабет, обнимая невестку, прошептала ей, чтобы та проследили за ее детьми, пока их с Эдмундом нет.

Люси покидала гостиную последний. Она не смогла удержится, поцеловав своих племянником и попрощаться с Элодеей. Что Анабессу, что Элодее Отважная с улыбкой заверила, что все будет хорошо. А мальчику еще и напомнила о том, что завтра он должен выглядеть достойно – приезжает царевич Рабадаш, поэтому не стоит ли ему поспешить на примерку? Анабесс кивнул, но с места не сдвинулся.

Около конюшней, пока они ждали задерживавшегося Питера, игривое настроение вернулось. Словно они и не прощались так, будто покидали родных навсегда. Скоро они начнут погоню за Белым оленем! Восторг захватывал всех, Люси не могла оставаться на месте – ее кобыла наматывала круги по двору.

− Кстати о Рабадаше. – с наигранной незаинтересованностью напомнила Элизабет. В ее глазах сверкали знакомые всем икорки. – Так что ты ему скажешь? «Да, я выйду за Вас» или «Конечно, я стану твоей женой»?

− С чего ты вязла, моя дорогая невестка, что я соглашусь? – гордо спросила Сьюзен, но щеки ее предательски окрасились в розовый цвет. Царевич Рабадаш, следующий наследник на трон Тархистана, уже довольно долгое время ненавязчиво ухаживал за Великодушной. Было совершенно ясно – по крайней мере, для ясновидящей Элизабет – что в день Семилетия Перлиты, Рабадаш сделает Сьюзен официальное предложение. О чем Лиззи и поспешила сообщить своей дорогой сестре. Кроме того, спустя время царевич написал Питеру письмо. Если Сьюзен чувствует себя не готовой, ей надо было дать отказ в письменной форме, дабы не унизить царевича публично, если да – то вскоре Нарния вновь справит еще один праздник. Элизабет, по просьбе самой Сьюзен, спросила у Алетиометра, будет ли этот брак удачным: свет, женское и конечно брак.

− Лучше не соглашайся, дорогая сестра. – буркнул Эдмунд. Его Рабадаш, как и все тархистанцы, несколько раздражали. Причину такой вражды знал только сам Король и Царевич, но не с кем не делились. Но если любимая сестра будет счастлива, то какая разница с кем? Кроме того, отношения Нарнии и Тархистана были весьма шаткими, в основном из-за множества различий. Все понимали, что влюбленность и решение женится Рабадаша может быть ключом к крепкому мирному соглашению, но сказать в открытую об этом не решались. Ведь это означало подталкивание Великодушной к браку, а Верховный Король настоятельно просил не торопить сестру с ответом.

Сьюзен ничего не ответила. Элизабет внезапно рассмеялась, смотря на Сьюзен. Королеве магии были лучше всех известно, какое решении примет Великодушная. Не потому, что это поможет наладить какие-то связи, нет, а потому что Элизабет видела, какими глазами на царевича смотрела королева. Каким взглядом он ей отвечал. Это будет великая любовь.

На этой мысли женщина обернулась на своего супруга. Король Эдмунд повернул к ней голову и ласково улыбнулся. С годами, их детская любовь превратилась в настоящую. Была большая разница между тем, что было и тем, что происходило сейчас. Многие бы подумали, что отношениях должны складываться методом проб и ошибок, но именно у Эдмунда с Элизабет подобного было мало. Он даже официально не предлагал ей стать его «девушкой», нет: в семнадцать она основательно пробралась в его покои, в двадцать вынесла младенца под сердцем, в двадцать пять – дочь. Это была великая любовь, славившаяся на все страны, перед которой склоняли головы. Конечно, были размолвки, которые остальными бы даже за ссоры не посчитали, но на этом все. Они знали друг друга так хорошо, словно тысячу лет прожили вместе: любимый цвет, музыку, запах, любимое блюдо и неприятные воспоминания. Благодаря силе этой любви, Элизабет не стала такой, как ее тетка. У нее было сердце Короля, а она отдала ему свое.

− Ну что, едем? – спросил появляющийся Питер. Король был радостен, немного встревожен предстоящей погоней. Подумать только: вчера мистер Тумнус – он уже стал к этому времени пожилым и начал толстеть – принес им известие о том, что в их краях вновь появился Белый Олень – тот самый Олень, который выполняет все желания, если кому-то удается его поймать. А сегодня они же собираются изловить его. Но чего им собственно желать? У них есть все, чего можно желать: семья, любовь народа, безграничное счастье. Король Питер об этом не говорил. Он последний вскочил на своего коня и первым унесся со двора Кэр-Параваля. С криками и смехом, за ним погнались другие – не только брат и сестры, но и главные приближенные отправились на охоту в западный лес в сопровождении псарей с охотничьими собаками и егерей с охотничьими рожками.

В большие окна замка смотрел – принц Анабесс. Его лицо было хмурым, а в глазах застыла грусть. Он смотрел на то, как мама и отец покидают замок. Любой бы, кто увидел его сейчас, подумал, что принц расплачется, но этого не случилось. Сестренка на его руках уткнулась братцу в шею, что-то весело говоря на своем детском наречии. Он уже хотел предпринять что-то – что угодно, даже послать весть, что с ним или Перлитой что-то случилось, и пусть его накажут! Лишь бы они вернулись. Но тут их с Мелестиной позвали на примерку, и мальчику пришлось идти.

Когда Короли и Королевы не вернулись в установленный в срок, никто не обратил внимание, занятый подготовкой к празднику. Принц – а вскоре, через четыре года и Верховный Король – сделал то, чего не делал больше никогда в жизни. Он расплакался. Потому что сегодня видел родных в последний раз.

========== Эпилог. Реальный мир. ==========

Женщина откашлялась и посмотрела на сидящих на кровати детей. В комнате было темно, лишь один ночник освещал то место, где сидела темноволосая, держа в руках книгу. Это было больше похоже на какой-то альбом, настолько книга была большой и увесистой удивительно, как хрупкие руки могли ее держать. Книжка, обитая белой кожей, чудесном образом не испорченной времени, выглядела удивительно. На обложке и угадывался каприз владелицы: по периметру и по корешку шла вязь из золотистых парчовых нитей, образуя как можно более простой узор. Не было ни названия книги, ни автора, лишь вышитая такими же золотыми нитками одна надпись: «Кто был хоть один день королем или королевой в Нарнии, навсегда останется здесь королевой или королем».

Женщина – с каждым годом, в ней все больше узнавалась королева Элизабет, покинувшая Нарнию примерно в таком же возрасте – обвила взглядом сидящих на большой кровати детей. В доме Беллатрисы и Эдмунда Пэванси эта комната была специально сделана для племянников и детей, гостивших здесь. Всего их было пятеро: девочка лет девяти и двух годовалый мальчик – ее с Эдмундом сыном и дочь, светловолосый малыш – племянник, сын Питера и две девочки, кожа которых имела оттенок немного темнее. В комнате было ровно пять кроватей, поставленных вдоль стен. В подножье у каждой кровати – большой сундук, в которых гостившие племянницы и племянник хранили свои вещи. В свободном месте – большой платиной шкаф, часто пустующий, и еще один шкаф поменьше – для игрушек.

Все пятеро детей сидели на кровати и внимательно слушали свою тётю и маму. И хотя изначально планировалось их лишь уложить спать, дети явно хотели узнать всю историю до конца. Беллатрисе – ее больше никто не называл Элизабет – пришлось продолжить, голос ее звучал немного хрипло от долго чтения:

− И вот, Королева чарующая первая ступила в чащу. Не успели они сделать десяти шагов, как вспомнили, что предмет, который они перед собой видят, называется фонарный столб, а еще через десять –почувствовали, что пробираются не между ветвей, а между меховых шуб. И в следующую минуту они гурьбой выскочили из дверцы платяного шкафа и очутились в пустой комнате. И были они не короли и королевы в охотничьих одеяньях, а простыми детьми в их обычной одежде. Был тот же самый день и тот же самый час, когда они спрятались в платяном шкафу от миссис Макриди.

Они еще не понимали, что все закончилось. Алетиометр, который Королева никогда не выпускала из рук, последний раз одарил ее волной теплоты и замер. Ему предстояло превратится в просто зеркало на долгое время… Ну все, рассказ закончен.

Дети загалдели, и женщина поморщилась. Повелительным взмахом, она заставила всех замолчать и коротко сказала:

− Если хотите что-то спросить, марш все по кроватям.

Две девочки и мальчик быстро вскочили с кровати самой старшей из присутствующих и шмыгнули под одеяло. Пока они укладывались, Белла взяла заснувшего сына из рук дочери и положила в кроватку; прикрыла окно – ночью прохладно, но иначе в комнате будет жарко – и вернулась на свое место. Посмотрела на дочь и кивнула:

− Ты первая, Анна. – темноволосая девочка, с так похожими на ее серо-голубыми глазами, кивнула и спросила. Она тоже плакала, но лишь оттерла рукавом пижамы глаза и голос звучал ее ровно:

− А что произошло потом? Ну, в Нарнии.

− Этого никто не знает. – слукавив, ответила Белла. Глаза у нее слезились, но в темноте этого не было видно. – Время, когда дети Адама и Евы восседали на троне назвали Золотым Веком Нарнии. Однако их дети правили не хуже и их всех запомнили, как правителей, не ступающих в мудрости своим предшественникам, но все же уступающим в чем-то. Ведь они были рождены в Нарнии. – спустя время, вспоминать об этом было не так больно. – Хорошо, следующий вопрос. Палмер?

Светловолосый мальчик, сын Питера, смотрел хмуро. Ему явно не понравился финал этой истории и в голове было много вопросов. Но он выбрал лишь один, на который хотел знать ответ:

− Когда Короли и Королевы вернулись, что они начали делать?

Белла скрипнула зубами, стараясь сдержать болезный стон. Ох, уж она то знала, что они делали. Как пару дней не ели, не спали, лихорадочно ища способ найти проход в Нарнию. Не Люси со Сьюзен, но Питер, она и Эдмунд. Девочки не понимали их боли – у них не было детей! Они жалели о том, что покинули волшебный край, но и все – светлая грусть о прошедшем приключении. А они! Анабесс, Мелестина, Перлит! Они помнили своих родителей, родители помнили их, а от того было во много раз больнее. Как же Питер убивался не только по дочери, но и по близнецам, которых никогда не видел. Ох, Аслан, он дал Элодии силы вытерпеть все это, но какого им было? Об этом рассказывалось в другой книге, бережно хранившейся у Беллатрисы, перечитываемой ей много раз. Это было мазохизмом – перечитывать дневник потерянного сына, который Аслан вернул ей в целости и сохранности во время их второго путешествия.

Ребенку это не расскажешь. Белла насильно растягивает губы в сочувствующей улыбке:

− Они были сильно огорчены. Настолько сильно, что словами не описать. Королева Чарующая решила записать все их приключения в одной книжке, чтобы потом вспоминать. Видите ли, дети, − женщина нахмурилась. – Когда они уезжали, а случилось это через месяц, воспоминания стали стираться. Нарния казалась им просто красивым сном. Когда Чарующая – а она ведь была Колдуньей, сопротивлялась дольше всех – поняла, что они могут забыть, она предложила им записать все их приключения.

На самом деле, все было не так. Это было словно меткой – Беллатриса не могла забыть ничего. Кровь и вступившая с ней в союз магия даже здесь, в реальном мире, сохраняли самые мелкие детали. Бывшая Королева, даже если и считала это проклятьем, помнила каждый миг. Дату рождения ее детей и племянников, первые подарки, дату их с Эдом свадьбы. И все же она записала все в мельчайших деталях – для Питера, для Эдмунда, а также Люси и Сьюзен. Только она их о помощи не просила. Когда она – не девочка, не королева, а убитая мать – осознала всю ситуацию, она заперлась в комнате со шкафом. На долгую неделю, она не выходя оттуда исписывали пустые альбомы, которые ей приносил профессор Кёрк. Все в подробностях, не обращая внимания на пытавшихся попасть в комнату Пэванси. Она перестала есть, смешивая чернила с капельками своей крови, выворачивая свою память, что написать. Чтобы не забыть.

Эдмунд сломал дверь во вторник следующей недели. Он смотрел на нее обвиняющее, с недовольством.

− Как ты можешь?! – закричал он. – Ты бросила нас! Мы страдаем не меньше! Но если так все будем прятаться, то с ума сойдем! По одиночке!

− Эд, но там… − она махнула рукой на шкаф. Она больше не плакала, но на щеках остались дорожки от слез. Рядом с ней уже было три исписанных альбома, она писала четвертый. В каждом альбоме – своя история, и только в первом такая, которую она в будущем прочитает детям.

Эдмунд тяжело вздохнул. Он кое-как прикрыл дверь, хотя та уже была сорвана с петель, и быстро пересек комнату, сел рядом с супругой. На их пальцах все еще оставались тонкие серебряные обручи, знак семьи и счастья. У Питера он тоже был – золотой, но Король быстро запрятал его в дальний угол чемодана. Ему было многим больнее, даже Белла, убитая горем, это понимала.

Эдмунд в тот вечер обнял ее, прижимая к себе: девятилетний мальчик десятилетнюю девочку. Белла хотела заплакать, но глаза только щипало от боли – она выплакала все, что могла.

− Я знаю, что там. – ответил Эдмунд ей в макушку. От былой злости не осталось и следа. – Но там уже ничего нет. Белла, это были не только твои дети, там остались и мои сын и дочь. Но у меня все еще есть ты, а у тебя – я. Значит, вместе мы все преодолеем.

− Я не знаю, смогу ли… − хрипло пробормотала Белла. Эдмунд не сильно тряхнул ее, покачиваясь вместе с ней.

− Сможешь, не сомневайся. – проговорил он, крепче сжимая ее в своих объятьях. – Мы же все еще супруги. Просто поверь своему мужу. Эта боль когда-нибудь утихнет. Мы вместе сделаем все для этого. А пока. – он притянул к себе ее правую руку и снял с безымянного пальца кольцо. Белла удивлённо захлопала глаз, следя за тем, как Эдмунд одевает кольцо на средний палец этой же руки. Со своим он проделал тоже самое. – А пока, эти кольца подождут, чтобы занять свои законные места.

Она посмотрела на него. Долго, изучающе. Это был не мальчишка Пэванси, но и уже не Король. Все одно – это был человек, в которого она была влюблена. Какая разница, кто они и где?

Забавно, что первым в Нарнии ее поцеловал Эдмунд. Там балом правили Элизабет и Король Справедливый, а по ту сторону, Беллатриса Грейс первой поцеловала Эдмунда Пэванси.

− Хорошо, дальше. – серебряное кольцо было на своем законом месте. Женщина кивнула одной из темнокожих девочек, у которой были темные волосы, но все-таки светлее, чем у Анны – цвет волос достался от Сьюзен. Девочка посмотрела на тетю внимательными зелеными глазами:

− А что случилось с царевичем Рабадашем? Он же хотел женится на Королеве Великодушной.

Тут Беллатриса хмыкнула, укусив костяшку пальцев. Было забавно слышать этот вопрос именно от этого ребенка.

− Когда все узнали, что Короли и Королевы пропали, поднялся большой переполох. Орландия старалась поддержать Нарнию и сохранить мир до восхождения Наследников и после. Тархистан видел выгоду для себя в случившемся, и обязательно напал бы, если бы отец Рабадаша не заболел. Сам царевич был преисполнен скорби о покинувшей его луноликой возлюбленной. Спустя два года после своего правления, он пришёл на коронацию в Нарнию и поклялся сохранять мир с могущественной державой. Тогда это называлось принести клятву верности. Вскоре, он отдал престол своему дальнему-дальнему родственнику и стал министром и главным советчиком при новых Королях и Королевах. – Белла перевела дыхание и продолжила. – Но на склоне лет, он пришел туда, где когда-то пропали Короли и Королевы. С тех пор его никто не видел. Говорили, что он увидел Великого Льва и со словами: «Аслан, я иду за тобой» перенеся в реальный мир. Таким образом, он отрёкся от своей веры и, кто знает, может тут обрел счастье со своей Королевой.

− Но он же был старым! – сморщила носик девочка. Ее звали Авалайн, что значит «небольшая птица». Белла рассмеялась, но в разговор вступила Анна:

− Время в Нарнии идет по-другому. Наверное, когда он вышел, не прошло и пяти минут. И Аслан вернул ему молодость, да, мама?

− Верно. – улыбнулась женищна. На самом деле прошло около двух недель. Надо было представить удивление всех, когда из шкафа вывалился Рабадаш, одного с ними возраста. – Последний вопрос. Зелла?

− Они еще вернулись в Нарнию? – тихо спросила другая девочка, чье имя означало «рьяная». На нее рассказ произвел большое впечатление, это было видно по глазам. Большим, карим глазам, унаследованных от отца.

− Вернулись. – кивнула Белла. – Все вместе – включая Рабадаша – еще один раз. Чарующая, Отважная и Справедливый посетили волшебную страну еще один раз.

− А почему три самых старших были в Нарнии только два раза, а младшие три? – спросила Анна, зевая. Женщина подтолкнула ей одеяло, прошла и поцеловала каждого в лоб.

− Потому что они выросли. Все мы вырастем. А теперь спите.

Женщина погасила свет. Только некогда волшебный компас с откинутой крышкой излучил не яркий, голубой свет. Вместо циферблата – свет, а на крышке – зеркало. Алетиометр еще трижды служил своей хозяйке, которая не утратила магию, в отличию от него самого.

Беллатриса положила книгу на самую верхнюю полку своей комнаты, после чего спустилась вниз. Букет лилий, мимо которых она прошла, тут же зацвел, испуская приятный запах. Такие маленькие чудеса сопровождали бывшую Королеву всю ее жизнь. Когда она спустилась в гостиную на первом этаже, темнокожий и темноволосый мужчина, обнимающий Сьюзен, тут же улыбнулся ей:

− Ох, Государыня, какая честь, что вы уложили наших детей. Не утомились ли вы?

− Рабадаш, я сейчас пообещаю им, что папа прочитает им вторую часть.

Все засмеялись. Тихо, чтобы не разбудить детей. Белла присела рядом с супругом, который украдкой погладил ее по руке – как в день коронации. Любовь Короля к своей Королеве, мальчишки к девочке не прошла, с годами становясь лишь крепче.

− Большое спасибо, Белла, что уложила. – улыбнулась светловолосая женщина, сидевшая рядом с Питером. Это была его жена – Корин.

Их маленький мирок был цел. Во время своего второго путешествия, Питеру приглянулась одна из девушек Тельмар, первая шагнувшая в проход, созданный Асланом. Питер последовал с ней, не встречаясь чуть больше года, но когда их пути пересеклись вновь, Пэванси-старший принял главное решение в своей жизни. Таким образом, супругой некогда Короля Великолепного тоже стала жительница Нарнии. А вот Люси, которая еще не приехала, полюбилась молодому матросу на корабле Каспиана. По воле Аслана, матрос Том тоже попадал в реальный мир. И думай, что это: светлое напоминание о мире, в который не вернутся или же действительно счастье из волшебной страны. И Рабадаш, который действительно был перенесен мальчиком в этот мир, за день до отъезда в Лондон. Конечно, миссис Пэванси не приняла бы неизвестного чужого мальчика, если бы не дар убеждения Элизабет. Именно Элизабет, племянницы Джадис, а не Беллатрисы Грейс из Лондона.

Но это уже совсем другая история, которую Белла расскажет своим детям и племянникам в течение трех дней. Потом приедет Люси с женихом, и они все сядут на поезд, который домчит их к Юстасу и Джил.

Грядет последняя битва, но Алетиометр не может предупредить свою хозяйку.