========== Глава 1, в которой Пёс не понимает очевидного ==========
Иногда в детстве Сандор Клиган мечтал быть лордом.
Конечно, ему вовсе не хотелось внезапной смерти своего брата (до одного прискорбного случая, закончившегося полным крушением всех надежд и братских уз). Но в детстве, сидя в седле перед отцом, он иногда хотел, чтобы однажды ему самому кланялись люди на обочинах дорог, и перед ним женщины старались не гонять лишний раз коров и гусей.
А еще очень хотелось, чтобы была такая же, как мама, но только другая женщина, которая бы делала такое же таинственное лицо, удаляясь с ним в спальню, как мама делала с отцом. Многого хотелось в детстве: коня, скрипучего седла из серой кожи, бряцающих весело стремян, сапог с новенькими подошвами и небольшими каблуками, пояса, как у больших; свой замок с высоченным донжоном, перекидной мост через ров и огромный-огромный причал с лодками и тремя кораблями, как на гобелене в большом зале.
В последние дни, анализируя прожитую жизнь, Сандор Клиган с удивлением отметил, что многие из детских фантазий сбылись. Не так и не вовремя, но сбылись. С другой стороны, он готов был бы в пекло бросить все свои мечты ради одной, самой невозможной. Она же, на расстоянии двух шагов, мило улыбалась, что-то выделывая иглой на вышивке в пяльцах.
«Семеро, эти славные ребята Ходоки появились вовремя, — с теплотой думал Пёс, созерцая Сансу Старк — снова, все еще и навсегда Старк! — перемешали все и всех, стерли долбанные, мать их, границы, и вот уже я — почти долбанный лорд, а она… она…». А она, ничуть не подавая виду, что для нее что-то необычное находиться с ним в одной комнате за полночь, продолжает свое занятие.
Десятый день светских бесед у камина. Пытка сродни дикому огню.
Винтерфелл стал тесен от наплыва тех, что скрывался от Зимы. Но он держал осаду Ночи и Иных, а три десятка других замков и укреплений пали в первые же сутки. А Винтерфелл — нет. Вот уже восемь месяцев кто-то словно оберегал не только его, но и окрестности от оживших мертвецов.
Сандор не хотел знать, кто или что. Он свое уже отпрыгал. Занятно было бы поучаствовать в отважной, но безнадежной авантюре лорда Сноу за Стеной, но гораздо приятнее остаться в Винтерфелле. Навсегда, желательно.
С ней.
Уезжая к Стене в первый раз, старковский бастард подозвал его к себе, проникновенно глянул в лицо, пожал руку и попросил беречь сестер, заботиться о порядке в замке, обозвал, запинаясь, «лордом-заместителем», напомнил наказывать мародеров и воров по законам Севера и был таков. Вся шумная толпа оборванцев, которую по недомыслию этот юноша таскал за собой и звал армией, выдвинулась к Стене. В пекло Стену и все, что за ней.
— Если мы не вернемся…
О, эти чудные разговорчики. Без них ни одно прощание не обходится, не так ли. В пекло и их тоже.
— Санса многое пережила.
«Ага, — мрачно подумал Сандор, — я понимаю, как никто».
— Присмотрите за Арьей, сир Клиган.
«Пёс — нянька? Стоило выжить, чтобы услышать это… и, кажется, я стал еще и сир».
Сопротивляться не было сил. Сир — ну и ладно. Пташка все равно оговорится не раз, а он даст ей подначку, и насладится ее смущением…
Джон Сноу что-то там еще говорил, но Сандор прослушал.
***
Он приполз к ее порогу подыхать — избитый, окровавленный, полумертвый и замерзший. Первые три месяца отсыпался и отъедался. Ему бы хватило и этого, но Сансе было мало, и она поставила перед собой более сложные задачи: перевоспитать его и из облезлой дворняги сделать породистого самца-рыцаря. Вторую задачу он ей облегчил, объяснив в нескольких цветастых выражениях, что не намерен облачаться в парчу и золото, как какой-нибудь — дальше леди Старк зажала уши руками, но не визжала, лишь с укоризной взглянула ему в лицо.
Она так часто стала смотреть ему в глаза, что это должно было что-то да значить. Пёс терялся в догадках, что именно, очевидному не веря. Очевидностей накопилось более чем достаточно. Критическая масса очевидностей. Отмывала она его лично, например. Отхватила полбороды, обкорнала сверху, выставив на всеобщее обозрение его шрамы и сделав вид, что это ничего не значит.
«Спасибо и за это, славные ребята Ходоки». Теперь, чтобы быть достойным внимания женщины, особой миловидности не нужно, достаточно быть живым.
Робкая Пташка из прошлого прекратила беспорядочно распевать направо и налево, но очень умело свила гнездо и командовала в нем. И за двадцать первых минут пребывания в Винтерфелле Сандор Клиган в этом убедился окончательно и бесповоротно. Пока его от ворот по двору волокли два дюжих мрачных северянина — неотличимы друг от друга, бороды, лохмы, кустистые брови, беспощадная северная крутизна, вот это всё, — она летела сзади и раздавала указания голосом давно почившей Кейтилин Старк:
— Баня. Мейстера Тарли ко мне, потом в бани. Его лохмотья сожгите. Сапожника. Позовите Мирин с кухни, пусть поторопится с обедом и принесет оставшееся с ужина. Подайте мне…
…его сердце. На большом подносе. Пташка о нем заботилась. Пусть заботилась она о каждом, включая тех, что меньше всего этого заслуживали, млел Пёс вполне осознанно.
От теплой воды и мыла его волосы и борода закурчавились и распушились. Вид был тот еще.
— Сделала из меня болонку какую-то, — проворчал Сандор, и за спиной услышал тихий смех. Санса неслышно приблизилась, положила около него стопку белья. Это могла бы сделать служанка, но она предпочла сама ухаживать за своим Псом. Ему хотелось верить или хотя бы надеяться, что в деле замешана толика ревности, но скорее всего, она просто никому не доверяла.
Помять какую-нибудь пухлую девицу было бы неплохо. Но многие из них, особенно южанки, шарахались прочь от него. Смело проходила мимо, еще и задевая нарочно плечом, только несносная Арья, но эту не проймешь ничем. Девчонка подросла и расцвела, и даже стала носить платья с простонародно пышными юбками — в любой складке которой мог оказаться нож, яд, удавка или что похуже. Манер, правда, ей взросление не прибавило.
Зато угловатость и грубоватая простота лица исчезли, сменились четкими строгими чертами Старков, а к походке добавилось вызывающее покачивание бедрами.
Что подразумевал Джон Сноу, прося приглядывать за Арьей, Сандор Клиган понял не сразу. Ничего плохого в ее утехах на конюшне с одичалым пареньком не находил. В конце концов, даже ее прогулки по стенам с тем тенном были довольно-таки невинны. Запереть же ее в комнате означало неизбежно навлечь на себя гнев и последующую месть, а с этой долбанутой сучкой в гневе Клиган дело уже имел. И не желал возобновлять прошлый опыт.
Когда он популярно изъяснил ей свою позицию, Арья залилась звучным хохотом.
— Что было, то было, — прищурила она свои ясные глаза, — моя сестрица дура, но пока ты не лишишь меня свободы, я не буду лишать ее — тебя.
На следующий же день он выловил ее в коридорах и тряс минуты две, допытываясь, что именно она имела в виду. Девчонка плюнула ему в бороду и ущипнула за уцелевшее ухо, обозвала уродом и «старым пердуном», пнула коленом в живот и заявила, чтобы он держал свой «грязный стручок» подальше от Сансы.
— Да не было у нас ничего! — взревел он.
— Вот именно! — напоследок двинув ему локтем в челюсть и шипя, как кошка, младшая Старк вырвалась и унеслась прочь.
«Белые ходоки, славные ребята. Может быть, мне к вам?».
*
Сандор Клиган не был тугодумом. Напротив.
Слов Арьи оказалось достаточно, чтобы поставить точку в его сомнениях. Каким-то неизвестным образом Санса Старк из милой застенчивой Птахи превратилась в опасную волчицу (Клиган старался не перебирать в воображении вехи ее пути), и возжелала Пса.
Он все понимал. Понимал, что его образ она принесла за собой из детства, как нечто незыблемое и неизменное, что он теперь казался ей достойным всяческого сочувствия и женского внимания, а не простой лишь детской жалости; понимал, что должен оставить ее в ее положении самой справляться с пережитым. Вот Арья — та другая, у нее все в действии, она все переживает вслух, не скрытничает. Но Арья, какой бы она ни стала с годами хорошенькой или хотя бы просто симпатичной, не могла соперничать в его глазах с поникшей, погасшей, отчаявшейся Сансой Старк.
То ли бежать, то ли оставаться. Как дышать рядом с ней, такой желанной, женственной?
Сандор размышлял о том, способна ли она вообще теперь хотеть мужчину. Знает ли она, чего именно хочет. Судя по тому, что бывшего мужа живьем скормила собакам, вряд ли их брак приносил ей хоть какое-то удовлетворение. Но единственный источник сведений разгуливал по коридорам Винтерфелла с гаденькой улыбочкой на пухлых губах, по вечерам перечисляющих все большее число имен приговоренных к смерти.
Пес только надеялся на то, что его имя из каких-нибудь соображений будет отнесено в конец списка. И как говорить с ней? Арья никогда не была из вежливых собеседниц.
Наконец, Клиган решился.
— Твоя сестра подарила мне платок, — закинул он первую удочку, — с вышивкой.
— И? Сопли дыру проели — теперь залатать некому? — усмехнулось создание адских глубин, преувеличенно часто хлопая ресницами, — повяжи куда-нибудь, чтобы она видела. Ей понравится. Санса эту ерунду всегда любила.
— Турниры вернутся еще нескоро, — усмехнулся Сандор.
Почему-то возникла картина перед глазами, четкая, словно уже однажды пережитая: он против одичалого, в круге голых по пояс кричащих мужчин… сражается за честь своей леди. Своей женщины. Было это или будет?
— На хрен свой привяжи, — донеслось насмешливое от Арьи, — только боюсь, ее это не вдохновит.
— Не много ли мыслей о моем хрене? — осклабился он, разворачиваясь и нависая над юной хулиганкой. Она в ответ выпятила грудь и прищурилась:
— До сих пор его слава не впечатляла. Удиви меня, Пёс!
И снова последнее слово было за ней. Клиган удрученно направился в тренировочный двор, намереваясь побыть наедине с собой — его даже от снега не чистили как следует, и место было самое подходящее. А упомянутая часть его тела стояла колом, и он был бы слишком нечестен по отношению к самому себе, чтобы отрицать участие в этом одной наглой особы сомнительных манер и самого безупречного происхождения.
*
Следующим же вечером — одиннадцатым по счету наедине с Сансой Старк — Пёс решительно предпринял попытку ухаживания.
Это было ужасно. Он полчаса пытался выжать из себя хоть что-то, подобающее случаю, но ничего придумать не смог, кроме упоминания о том, что платок с вышивкой ему «пригодился», затем отчего-то сбился:
— …я не о том, что у меня насморк, соплей нет уже месяц как, из носа не течет, как бывало, ну, вино там чересчур крепкое или… да и хрен с ним, с носом моим, на что он мне вообще, я к тому, что вышиваешь ты, миледи, каждой бы так вышивать…
А она слушала эту белиберду с самым серьезным и учтивым видом, словно он стихи читал или балладу пел, или что там полагается делать, когда желанная женщина дарит подарки, а потом зовет к себе в ночи. Точнее, что делать, Сандор знал. Но как подвести к этому, бесспорно, важному действу, не имел понятия.
Все без исключения предыдущие его разы включали в себя торг и предоплату.
Все. Даже в четырнадцать, когда он выменял невинность у дочки садовника на три фунта яблочной пастилы из буфета.
Так что ж это, Санса покупала его за вышивку, получается?! Мысль эта обожгла и укрепилась.
— И вообще, зачем он мне, на хрен, нужен, твой платок! — вырвалось у Клигана нервно, и он покинул леди в прежнем молчаливом оцепенении.
Следующим утром его в тренировочном дворе выловила Арья. Негодница подобралась сзади и повисла на его спине, отчаянно пытаясь достать кинжалом до горла. Дружеское приветствие от леди Старк-младшей.
— Тебе еще учиться и учиться, — заметил он, без труда снимая ее с себя и аккуратно возвращая на землю одной рукой, — чего надо?
— Моя сестра ненавидит мужчин, — глядя немного в сторону, негромко произнесла девица, поджимая губы, — но питает слабость к калекам. Тебя она жалеет. Она Теона жалеет. Она даже Тириона…
— Значит, я в списке между кастратом и карликом, — скривился Пёс, фыркая и искренне веселясь. Конечно. Вот еще, размечтался о чем-то большем.
— Это лучше, чем ничего, — убежденно ответила Арья, поднимая на мужчину особенный, тяжелый и страстный взгляд, — а ты убеди ее, что стоишь большего, чем жалость.
«Как?» — но он даже жестом не выдаст себя. Подозревая, правда, что мелкая нахалка и так знает наизусть его лицо, мысли, чувства…
— Поцелуй ее, балда! — хихикает старковская стервочка, кривляясь совсем уж бесстыжим образом, — это же Санса, она только и мечтает, что о тебе с твоими поцелуями, только и вспоминает…
Растерянность на своем лице — растерянность даже на шрамах — он чувствует сам. И от Арьи она точно не укроется.
— Ты что же? Не целовал ее?
Приходится отрицательно вертеть головой.
— А ты вообще когда-нибудь целовался?
Секундное замешательство перед кивком — и Арья победоносно продолжает допрос:
— А не за деньги?
Зараза!
— Научить? — хитрое подмигивание слишком уж близко. И как она вымогает очередной рефлекторный кивок, сам Неведомый не объяснит. Внезапно ее личико оказывается близко — что-то в нем есть если не волчье, то лисье: хитрость, ловкость, настороженность. Маленькие когтистые ручки обхватывают его за морду — за обе ее части, здоровую и обгорелую — и тянут вниз.
От удивления он, кажется, открывает рот, чем еще больше усугубляет ситуацию. Что-то мягкое, теплое, влажное и бесконечно вкусное оказывается сначала на нижней губе, а потом на верхней, и только тогда с опозданием Сандор понимает, что его бесстрашно и от души целует Арья Старк.
Целует, играет, облизывает, щекочет губами его непривычный к подобной ласке рот, щедро угощает прерывистым юным дыханием — запах сена, свежего хлеба и чего-то такого летнего и приятного. Это так сладко, что он сбрасывает оцепенение, неловко облапив ее тельце — под ладони попадают какие-то части тела, руки-ноги-грудки-позвонки на спине, раз, два, три — все хрустит и мнется, гибкое и маленькое, он мог бы носить ее за пазухой, должно быть, — а во рту с внутренней стороны нижней губы, онемевшей от ее осторожных покусываний, появляется ее острый язычок.
Пёс раздавлен, пригвожден к земле, Пёс лежит кверху лапами, подставив брюхо руке, что гладит.
Пёс понимает, что так сблизиться с Сансой не осмелится вовеки. Или хотя бы до следующей полуночи. Время между сейчас — и тогда — он проведет, яростно удовлетворяя сам себя раз за разом, пока не исчезнет всякая опасность для Пташки быть им зверски изнасилованной при первой же мимолетной встрече. Хоть наедине, хоть при всей орде одичалых во главе с Джоном Сноу.
А может, мелькает шальная мыслишка, эту дружескую услугу окажет ему Арья? Эй, девочка, как насчет приласкать Пёсика? Но тут же, словно почуяв тень его намерений на своем беззаботном будущем, Арья резко убирает губы, щелкая при этом зубками. Выглядит и звучит почему-то жутковато.
— Примерно это, — улыбается мерзавка сладко и бесстрашно, утирая рот рукавом, — попробуй.
— Еще чего, — бурчит Клиган вслед ей, изо всех сил пытаясь вызвать достаточную для сего пока лишь предполагаемого подвига храбрость.
*
Вечер с Сансой проходил, как десяток вечеров до него. Она благопристойно читала книгу с идеально прямой спиной, старательно играя голосом, повышая тон и понижая, выделяя каждый абзац — кажется, это было что-то из хроник Переправы. Он делал вид, что слушает.
Тонкий голосок перечислял вереницу каких-то ужасных личностей, по плодовитости не уступавших Фреям, воздавая хвалу хозяйственности женщин и отваге мужчин, когда Сандор нашел в себе мужество нарушить заведенный Сансой порядок.
— Наверное, и у тебя, Пташка, есть такая книжица о твоих предках, а?
Она с готовностью, словно лошадь, дождавшаяся боевого сигнала, отложила книгу в кожаном переплете прочь. Сложила руки на коленях — пальцы чуть дрожали.
— Мы древняя семья, и у нас, конечно, множество старинных книг хроники.
— Ну-ну.
— Конечно, я не смогла бы унести их в дом своего лорда-мужа, — в ее голосе послышалось легкое сожаление, почти призрачное, — ведь жена оставляет дом отца за спиной, но… я всегда надеялась, что мой лорд-супруг позволит мне заниматься также хрониками Старков… кроме изучения истории его семьи.
«Да что там истории, три поколения псарей, — мрачно подумалось Сандору, — возись хоть с бумажными Старками, хоть с Королем Ночи, только стань моей».
— Будете вина? — светски осведомилась Пташка, видимо, решив, что неприлично долго говорит о себе.
— Это я всегда с радостью.
— Я всегда надеялась, что мой лорд-муж не будет пить вина, — вдруг вполголоса продолжила Санса, и Пёс слегка поперхнулся, — отец говорил, пьянство сопутствует слабым…
«И где он в итоге окончил свои дни, сильный Эддард Старк?». Пёс готов был окончательно приуныть. В конце концов, бросать пить, становиться лордом, а то и сиром, да еще и жениться ради одного поцелуя, как-то было бы нерационально.
— Ну и каков он был бы, твой идеальный лорд-муж? — надо было ставить точку, бросать ее одну вышивать ночи напролет и читать глупые хроники без слова правды, …
— Как вы.
…но произнесенное самым бесхитростным тоном, это короткое утверждение возвращает его корчиться в экстатической муке где-то на качелях между небесами и самым глубоким пеклом.
Арья была права.
— А каков я? — это должно звучать как шутка, а выходит похожим на хриплый стон узника под пыткой, но голос Сансы по-прежнему тих и спокоен, когда она отвечает, лишь слегка задумавшись:
— Неоднозначный.
Тишина между ними полна загадок, но впервые жива и уютна. Несказанное перестает тревожить обоих.
— А я всегда хотел леди-жену, — высказался через несколько минут хрипло Сандор, не глядя на нее и понимая, в какой трясине увязает все глубже и глубже, — такую же, как ты. Я представлял… — слова должны были быть произнесены — просто поставить точку, он же мужик, в конце концов, — как она сидит в кресле, вот как ты. Как она вышивает там всякую эту вашу бабскую дурь… как на кухне командует…
Блестящие розовые губки темнели, как и мутнеющие желанием голубые глаза. Дышать с ней одним воздухом стало так невыносимо тяжело, что хотелось рвануть ворот рубашки — и штаны вместе с ним, порвать в клочья.
— Жарит там всякое, учит слуг… — хотелось оттянуть неизбежное, бессмысленно, быть может, но хотелось, — читает хроники.
— Она была бы как я? — невинность тона контрастировала с выражением ее лица. Сандор сглотнул.
— Нет. Она была бы… э… толстая. Толще, чем ты.
Глаза, огромные глаза, в которых он никогда и ничего не мог прочитать, распахнулись. Пухлые губки, что она так очаровательно прикусывала, округлились в ненарочном, не спланированном изумлении.
— Толстая? Ваша леди… толстая? — растерянно затрепетали рыжеватые ресницы. Пёс окончательно сник.
— Ну… да. Ну, знаешь, там… — он отчаялся объяснить словами, сделал неловкий жест обеими руками, изображая смысл и суть слов — тянуло примерно на тройню, — ведь… щенки, все дела…
«Гребанный стыд, ты это была бы, толстая и капризная Санса Клиган, и я бы таскал тебя вдоль каждого ристалища, которое встретил бы, в каждый замок, в каждый особняк, я бы всем показал, что ты от меня брюхата, а я такой урод, но это я — твой, а ты моя, и пусть они смотрят и обосрутся от зависти, все эти твои рыцари-лордишки, а я Пёс, но плевать…».
— Сандор.
«Санса. Даже имя пахнет страстью. Тем, что я буду делать с тобой каждый день, будешь ты молодой, старой, тощей как щепка или толстой, как кадка с тестом. Как мы назовем наших сыновей? За кого выдадим дочерей замуж? Будут ли они любимы своими мужьями так, как ты любима мной… Будешь ли и ты любить меня? Когда я стану старым и неповоротливым, колченогим, хромым, злобным стариканом с поганым нравом, если можно стать только хуже? Будешь ли ты любить меня вообще, хоть минуту?».
— Вам стоит только попросить, — прошептала Пташка ему в губы, и он впал в прострацию, осознавая, что упустил мгновение ее появления рядом.
Прежний Сандор Клиган бросился бы скорее на нее, пока она не передумала, схватил бы ее в охапку и уволок куда-нибудь — куда угодно, но Пёс давным-давно лишился своей конуры, и бежать было некуда. Волчица заманила его в свое логово, и он никогда не желал бы знать, было ли это спланировано… так же тщательно, как ее короткий, нежный, но очень чувственный поцелуй.
— О, Санса, видела бы тебя наша старая септа! — очень вовремя раздался из арки противный голос поганки Арьи, и леди Старк-старшая весьма изящно изобразила, что наклонялась забрать свою вышивку со стола, у которого врос в кресло Пёс.
Плавность, изысканность, текучесть ее движений — Пташка, Рыбка, да хоть Крокодильчик Дорнийский, останься! — но она улетела, шелестя юбками, не слишком быстро, но и не слишком медленно.
Леди Старк-младшая оскалила зубы в ответ на человеконенавистническую гримасу Клигана:
— Где твоя хватка, бродяга? Руку ей под юбку, и дело с концом!
И почему-то — мужчина уже не мог анализировать, почему, но ему показалось, что Арья не свою сестру имела в виду. И что появление ее в комнате Пташки отнюдь не случайность.
Сандор Клиган запутался в сестрах Старк — вот и всё, что оставалось для него самого безусловно очевидным.
========== Глава 2, в которой сестры Старк вступают в союз ==========
Комментарий к Глава 2, в которой сестры Старк вступают в союз
just for fun, помните)
Сандор опасливо выглянул из-за ворот конюшни. Пусто. Можно идти.
Волчицы открыли на Пса охоту. Пока по одиночке.
Этого было достаточно для того, чтобы весь Винтерфелл стал полосой препятствий. Подняться по южному коридору — спуститься по галерее — избегать темных мест, где обычно ошивается Арья — избегать открытых пространств с красивыми видами, где любит проводить время Санса.
Про себя Сандор представлял свои усложняющиеся непрестанно отношения с сестрами Старк в виде турнирных таблиц. Счет пока был почти равным, если ориентироваться на собственные ощущения. Санса: семнадцать поцелуев в самых романтических, неповторяемых композициях после невероятно волнующих разговоров. Клиган не мог не отметить весьма и весьма богатое воображение старшей леди Старк.
Арья: десять минут неистовой взаимной дрочки на конюшне. Пугающая настойчивость в стремлении сцапать его за член и… — что дальше было у нее в планах, Пёс понял, когда она облизала губы, с опаской обхватывая его ствол обеими ручками, и с ревом негодования вырвался и унесся прочь.
Следующая победа была определенно за Сансой, хотя Сандор так и не понял, каким образом сестры общаются между собой на его тему и меняют свою тактику.
Видимо, это все же происходило. Он прогуливался по Винтерфеллу, набрел на полузаброшенную запущенную оранжерею — и обнаружил там Арью, что было весьма неожиданно. Стремясь избежать столкновения с младшенькой, Сандор нырнул в ближайшую же комнату, оказавшуюся полузапущенной ткацкой мастерской, пыльной и темной.
Там его и настигла Санса.
— Вы не посещаете обеды, — ударила она первый раз, избегая прямого взгляда, — вам, должно быть, нездоровится?
«О, девочка, как же мне нездоровится в твоем присутствии!». Пожалуй, к концу Зимы от Клигана останется очень и очень немного с таким соседством. Мужчина сглотнул. Семнадцать поцелуев никак не приблизили его к умению с ней говорить. Может, потому, что говорить ему совершенно не хотелось, а все желания сосредоточились где-то между ног.
— Возможно, я могла бы подать на стол что-то, что сделает наше общество приятнее для вас?
Ну вот откуда она узнала все эти женские штучки? Вся двусмысленность ее слов лишала Сандора воздуха. Заставляла сходить с ума от недосказанного.
— Иногда можно пожрать и одному, леди, — хрипло выдавил он из себя, и сигнал прозвучал — взгляд ее глаз, отравленная синяя стрела — и улыбка с причудливым изгибанием губ, который означал сдерживаемый торжествующий смех. Женщина, которую он не взял пока, страшный враг, непокоренная крепость — заноза в сердце, и без того истерзанном.
— Если вы не откажетесь разделить трапезу со мной, жду вас у себя к ужину.
Следующие три часа Сандор Клиган не мог дышать, безуспешно пытаясь победить себя и приготовиться к решающему сражению с Сансой. Поцелуев не избежать, значит, нужно приготовиться, почистить зубы, в конце концов. Сменить рубашку — надеть что-то из того, что подарила Санса же. Помыть ноги. Но бриться, мучая шрамированную часть лица — нет, на это подвигнет лишь высокое чувство, а ни одно из своих чувств Сандор таковым назвать не мог. Расчесаться? Пошла она!
Он едва не вышел к ней в одной рубашке и в сапогах, надетых не на те ноги. Колени постыдно пронзала сладкая дрожь. Желудок сводило противной резью. А Санса, отворившая дверь своей спальни, заставила издать восхищенный вздох, после которого дышать уже стало совсем сложно.
Она ждала. Даже платья на себе не оставила, лишь тонюсенькую сорочку, сквозь которую просвечивало абсолютно все.
— Ишь, разоделась, — пробормотал он, зная уже, что в эту ловушку угодил по собственному желанию, — а… ужин… будет?
На столе не стояло ничего. Зато была гостеприимно приготовлена постель, и леди, обвившая всем телом его безвольно висящую руку, повела к ней.
Опасливо дотронулась до его плеча. Провела рукой по шее. Медленно приблизилась, прижалась, глядя в лицо. Сандор держал ее за талию и не предпринимал ни единого шага навстречу. Пусть сама. Задрала прозрачную рубашонку, седлая его и пытаясь сделать себя еще более невесомой. Ее ерзанья заводили невыносимо.
— Ты меня не раздавишь, — не выдержал Сандор, откидываясь назад и притягивая ее ближе, — я же больше тебя вешу раза в три.
Это было, конечно, преувеличением, но подействовало. Но дальше, видимо, воображение отказывалось служить Сансе Старк, потому что она застыла в опасливом ожидании неизведанного. Для начала неплохо и это.
Медленно мужчина приподнял подол ее короткой рубашки и потянул вверх. Из ее горла вырвался короткий сухой хрип. Страшно. Ей страшно. Что бы мерзавец Болтон ни делал с ней, любой расплаты мало. Очень осторожно Сандор принялся поглаживать ее живот, не делая больше ни движения, ни жеста — только глядя на нее, но, поняв, что ей это не нравится, закрыл глаза, приник к ее волосам щекой и отдался чистому ощущению.
Живот. Ниже, впадинка под пупком, ниже — курчавые волоски пушатся под грубой ладонью. Задержаться, поиграть с ними — интересно, она везде рыжая? Ему нестерпимо захотелось упасть перед ней на колени и скорее попробовать ее на вкус, узнать ее запах, узнать ее всю, но это было бы слишком. Не сейчас. Никогда, быть может.
Может быть, сейчас король Джон ворвется в двери, замахнется мечом, и его уродливую голову водрузят на стену Винтерфелла поутру. Может, то же самое сделает поганка Арья. Может быть, Король Ночи…определенно, все складывалось слишком хорошо, чтобы так же закончиться. Но плевать.
Средним пальцем правой руки он нырнул в щель между нежными складками, задержал дыхание, обнаружив, что она слегка увлажнилась. Медленно, не нажимая, скользнул палец глубже, между ее сжатых ножек, туда-сюда, поймал шелковистую гладкость ее лона и тут же отпрянуть назад. Допустит ли она эту интимность, эту близость?
Санса не только допустила. Чуть ослабив сжатие бедрами, она тут же задержала ими его руку у себя между ног, яснее ясного давая понять, чего хочет.
— Как? — выдавил он хрипло.
— Как угодно, — всхлипом ответила девушка, — сейчас. Еще.
Ей оказалось достаточно минуты-двух быстрых круговых движений — она задрожала в его руках, обмякла, откинулась на его плечо и потерлась всем телом о его бок. Сандор задыхался от ее близости — и от мутной липкой влаги, оказавшейся у него на ладони. Это было чересчур хорошо, чтобы быть правдой.
Но ее сладкий язык у него во рту и ее благодарные слезы в его объятиях подтверждали, что произошедшее не привиделось.
*
…роняя сапоги, ремень, путаясь в спадающих штанах и проклиная Старков, вывалился Сандор Клиган из спальни Пташки. В голове стучало «хочу-хочу-хочу», ухала кровь в паху, напоминая об отсутствии разрядки. Он прижался к стене, надеясь охладиться хотя бы о камни, напрочь забыв, что стены замка теплы, а значит, жар ничем не сбить.
Разве только снегом. Но на пути к спасительной прохладе его выцепила та, кого он желал встретить меньше всего.
— Неведомый и пекла! Еще и ты! — не смог сдержать стон Сандор. Арья гаденько ухмылялась.
— Что-то тебя ненадолго хватило, — хищно скалясь, заметила она, складывая руки на груди, — растерял силенки-то? А вроде кормят тебя как на убой. Разорение одно!
— Изыди, — хрипло замотал он головой, ступая в тень.
— А ты куда? — нет, эта не оставит его в покое, — она там, наверное, плачет одна-одинешенька, пока ты тут прохлаждаешься. А ну назад!
Даже потолкала его было, но он отмахнулся.
— Да пошли вы все, — высказался вполголоса Пёс, сам не зная, кому именно.
— Эй, Пёс! Моя сестра все еще ненавидит мужчин! — сообщила Арья, дерзко задирая голову, — ты плохо старался!
В ответ он изобразил самый непристойный жест из всех, что знал. Арья коротко хохотнула, отвечая пошлым движением бедер — и когда только эта малявка успела отрастить такой зад? Контроль окончательно оказался утрачен, и Сандор заволок девицу в открытую дверь ее собственной комнаты.
Ничего, ничего общего с Сансой и ее обителью. Ни душистых простыней, ни флакончиков с духами. все валяется вокруг, разворочена кровать, сбито одеяло; очевидно, маленькая гадюка спит без белья там, где настигнет сон. На столе обглоданные кости. Оружие в невероятном количестве вперемешку с книгами на незнакомых языках, клочьями волчья шерсть и еще куча всякой дряни. Логово звереныша.
И откуда только в сердце Пса такая нежность к этой ненормальной?
— Чего ты добиваешься, сквернавка? — грохнул он, хватая ее за плечи и нависая над ней всем телом, — мало тебе того, что уже творится вокруг?
— Но что творится? — стальной блеск ее распахнутых глаз незнаком и чужд, впервые Пёс видит Арью такой — ничего нет общего с сестрой, кроме странного, непостижимого, противоречивого воинственного смирения; такие с равной долей вероятности вонзят кинжал — или обнимут и прижмут к груди.
Попробуй тут реши, с какой стоит иметь дело, а какую сторониться, когда хочется обеих.
— Ты знаешь, что, — он отодвинулся на безопасное расстояние, хмуро утыкаясь взором в открытый сундук с ворохом каких-то тряпок, — что творится между нами.
— Вот как ты заговорил, — Арья прищурилась, ссутулилась, в притворной задумчивости болтая ногами, — а я считаю, что между нами нет ничего, кроме моей маленькой слабости и твоей большой глупости. Иначе ты давно бы жил с моей сестрой, назывался бы лордом-протектором или как там тебя Джон обозвал, и был бы… счастлив.
То ли она пыталась убедить в этом свои новенькие щегольские башмачки, то ли избегала его глаз, Сандор не понимал.
— Тогда почему ты делаешь это? Сиськи эти твои голые, жопой виляешь, как шлюха последняя, — он поджал губы, пытаясь выразить неодобрение, но как тут выразишь то, чего не испытываешь.
Задницы у сестричек Старк что у одной, что у другой, были отпад.
— Иди к ней и бери ее, — весело ответила на это Арья, мило складывая ротик в сердечко, — она же именно об этом мечтает. Чтоб ты пришел, залез к ней в высокую башню, попрал ее слегка покорябанное целомудрие, заделал ей детишек с десяток и звал леди-женой. Неужели ты не видишь?
— Она мечтает? Сама сказала?
— Ты дурак! — резко визгнула Арья, вскакивая со своего места и топча разбросанные платья, — она всю жизнь об этом мечтала! А только ты…
Но она не договорила — замерла, прислушиваясь, затем решительно потолкала Пса в сторону окна.
— Спрячься, она идет, — зашипела девчонка, пытаясь затолкать его за занавески, — встань здесь! Пекло, что ж ты такой здоровый-то, а?
— Какой есть, — не без маленького приступа тщеславия ответил Клиган. Арья лихорадочно озиралась, взгляд ее прояснился, упав на открытый сундук.
— Прыгай! — она уперлась обеими руками в его торс, толкая к убежищу, — быстрее!
— И это я дурак? Безумная! — он подчинился. Почему — сами Семеро не могли бы сказать.
Крышка сундука грохнула сверху, для верности Арья села на него, и вовремя — послышались тихие мерные шаги. Легкий перестук невысоких каблучков. Санса.
Вот, блядь, я угодил.
*
В сундуке было душно и тесно. Помимо того, что сверху елозила юркая задница Арьи Старк, одежда обеих сестричек вперемешку создавала тот самый неповторимый аромат, которым пропах Винтерфелл, только концентрированный до предела.
Возможно, это и вызывало у Клигана непрекращающийся бешеный стояк. А может, доносящиеся обрывки задушевного разговора снаружи. Судя по шепоту, сестры делили между собой титул и родовой замок. В общем, Сандор ничего не имел против титулов, если к ним прилагались некоторые средства и пути их потратить. А Зимой нет никакой разницы, насколько ты богат.
Мертвые не пользуются кошельками.
Постепенно шепот наращивал громкость, да и тематика разговора очевидно изменилась. Появились нотки торга, особенно в противном голоске Арьи. Она же первая отказалась от шепота, вначале громко расхохотавшись на что-то, сказанное Сансой, а затем выдавшая:
— Ну, если ты готова обменять все перечисленное на постельные утехи с приблудной палёной собакой, я не стану возражать. Мир?
Он окаменел в своем убежище. Хотел бы издать хоть звук — любой, хоть ветры пустить — но кажется, его просто размазало по деревянному днищу, и мир вокруг померк. Девочки говорили о нем теперь. Погруженный в шок, он пропустил начало фразы, сказанной Сансой, и услышал лишь окончание:
-…если мы будем вместе.
— Я уверена, что тебе будет с ним хорошо, — наконец, чистосердечно высказалась Арья. Пёс боялся дышать, когда услышал тихий ответ Пташки:
— А ему? Вдруг ему со мной не понравится?
«Гребанный ад!».
— Он… не захотел меня, — стыдливо скомкала Санса окончание фразы. Сандор оскалился. Девочка так поняла его ласки.
Маленькая поганка Арья не угомонилась, пока слово за слово не вытянула из старшей сестры подробности. Пёс предпочел бы пытки иного рода.
— Может быть, ты не в его вкусе? — издевалась она, играя голосом и ерзая по сундуку, — может, ему нравятся постарше? Или блондинки?
— Может, — убито ответствовала Пташка.
— Так и плюнь! Зачем он тебе вообще?
— Но других таких нет.
Сундук вместе с Псом летел куда-то вниз, в бездну, возносился к небесам, и это было так чертовски, бесподобно охрененно, что он готов был в нем поселиться навеки.
— Он добрый, умный, он отважный…
— Ой, нет, Са-анса! Ты такая дура!
— Он красивый, — тихо закончила старшая. Сандор подавился собственным дыханием, в горле сперло. Помолчав, неохотно ответила Арья:
— Ну, с очевидным не поспоришь.
«Спятили обе».
— Эти плечи, грудь, профиль, подбородок… боги знают, какие мужчины в Королевской Гавани — прячут свое уродство под одеждой, но это не про него…
— А я тоже видела его без рубашки, — похвасталась Арья тут же, заставляя Сандора тихо плавиться в своем укрытии.
Следующие полчаса, не меньше, сестры Старк разбирали его по статям и делились впечатлениями. Наконец, зашел разговор и о предполагаемой мужской мощи Сандора Клигана. Упомянутый обладатель оной зажимал уши пальцами, боясь задохнуться — или вырваться из убежища и надавать засранкам по задницам, а затем убежать и никогда не возвращаться.
Сестры шептались. Арья хихикала, Санса волновалась. До мужчины долетали только обрывки их тихого разговора:
-…Постепенно и нежно… попробовать сверху… попросить не спешить…
— А ты все знаешь, — с легкой укоризной вздохнула, наконец, Санса.
— Ну да, — с неохотой протянула младшая сестрица, — научил меня один… человек.
Когда Санса ушла, он лежал, скорчившись, еще несколько минут. Потом крышка сундука со скрипом поднялась и появилось ухмыляющееся лицо Арьи. Гадкая девчонка просто-таки лучилась злорадством.
— Ты еще здесь?
Сестрицы Старк взяли его в оборот — это Пёс знал и чуял, но, даже зная, что впереди ждет ловушка, от приманки откажется не всякий зверь.
========== Глава 3, в которой Пёс совершает подвиг, сестры Старк планируют будущее, а Джон Сноу ничего не знает ==========
Потянувшиеся подводы с раненными с севера наполнили сонный Винтерфелл суетой и беспорядком. Сандор, только привыкший к неспешному ритму здешней жизни, наблюдал перемены с недовольством.
Во-первых, ему приходилось постоянно что-то переносить с места на место, кого-то тащить, какие-то баулы и ящики разгружать. Во-вторых, все и каждый желали высказаться по любому поводу непременно ему, как старшему в замке. Он ненавидел Джона Сноу как никогда.
В-третьих, Джон Сноу также собирался прибыть — передохнуть и набрать новых рекрутов-смертников в свою шайку. Заодно он сослал с севера бесчисленное множество одичалых. Всем им требовался кров, еда и занятие на зиму. Именно эти сомнительные личности и заботы о них занимали теперь все время Сансы. Арья благоразумно отказалась от всякого участия в качестве радушной хозяйки и наслаждалась свободой.
Вторым наслаждением мерзавки стало издевательство над сестрой, главной же темой была связь с Клиганом. Когда маленькую заразу не устраивало что-то, она упоминала Джона, угрожала нажаловаться ему, и это как минимум. Когда у нее просто было хорошее настроение, ограничивалась тем, что именовала сестру «леди Клиган». Даже подучила этому обращению нескольких одичалых баб и натравила их на Пташку.
Пташка, надо признать, встретила испытания с невероятной даже для истинной леди стойкостью.
На обращение «леди Клиган», однако, иногда отзывалась. Это заставляло Пса лишний раз плавиться заживо, когда он слышал эти два слова в отношении Сансы Старк. Это делало его почти счастливым. Чуть менее счастливым делало грядущее прибытие Джона в Винтерфелл, а значит — неминуемое прощание с маленькими радостями типа сестриц Старк в его объятиях.
Ему бы хватило и одной из них. И он уже сделал выбор.
Сандор, спрятавшись за гобеленом, вздохнул. Предполагалось, что он дожидается избранницы, дабы увлечь за собой в спальню на ночь — и овладеть ею, наконец. На деле же он битый час едва не спал стоя, пытаясь не прислушиваться к разговорам диких девиц-северянок. Пока что Арья терзала скучающих людоедок допросом о методиках свежевания двуногой добычи.
Бедная, бедная Санса! Разговор свернул с увлекательной темы еще очень нескоро. Зашел разговор о мужиках.
Прежде Сандору казалось отчего-то, что без мужчин женщины должны быть лучше. Может, ругаться меньше, не острить. Но выяснилось, что дело обстоит строго наоборот.
— Мой Дарс украл меня у отца, — вздохнула одна дикарка, — я вешала белье после стирки. Мы трое суток ехали до его стоянки, я почти обледенела.
— Вы сговаривались?
— Да я первый раз его вообще в жизни видела.
— И как?
— Когда так холодно, начинаешь любить все теплое, — раздался пошлый хохот, — к исходу третьего дня я бы готова была отдаться и его коню.
Кто-то из молодых защебетал о прекрасных зимних вечерах у огня. Послышались разные мнения о занятиях любовью в мехах.Поговорили о мехах и охотниках. Обсудили погоду — вне всяких сомнений, мороз усиливался день ото дня. Сандор едва боролся с зевотой, когда услышал словечко и о себе:
— А чей это мужчина встречал нас у ворот? Высокий, шрам на лице от огня…
— Это моей сестры! — Пёс не ослышался, подала голос Арья, а он-то думал, паршивка уже кувыркается где-нибудь на конюшнях со своими любовниками. Кажется, если он не совсем сошел с ума, к звонкой Арье добавилось и тихое «Мой» от Сансы.
— А-а, хозяйка, извини тогда. Редких статей мужик. Давно ты с ним? Какие, должно быть, хорошие у вас сыновья…
— Недавно. Меньше года, — ему вновь не послышалось?
— А-а, — в хитром голосе послышалось превосходство и далеко идущие планы.
— У нашего отца было четверо сыновей, — вступила снова Арья. Вот неугомонная!
Чем-то посиделки с одичалыми походили на бабские высокородные собрания в Королевской Гавани. Те же подначки, те же грязные намеки. Сандор хотел бы ворваться и спасти свою Пташку. Но по счастью, скоро дикие девки удовлетворились приемом хозяйки Винтерфелла и откланялись.
Проходя мимо него, почти вросшего в тяжелый пыльный гобелен, они обменивались мнениями об увиденном и услышанном. Задержалась у сестры только Арья, что было в целом для нее нехарактерно. Она ненавидела все, что связано с вышивкой, рукоделием и тонкой работой в целом (если не считать комбинаций с участием мертвых лиц и изготовлением ядов).
Пёс вздохнул. Ну когда уже он снова увидит свою Пташку наедине?
— Вот ты дура, — услышал он сдавленный голос Арьи. Что-то зашуршало. Санса молчала.
— Дура, как есть, — беззлобно продолжила Арья, — ну какой из него отец?
— Заботливый. Надежный, — лепет Пташки, ну надо же.
— А лорд какой?
— Такой же, каким был отец. Настоящий.
Что-то подступило к горлу, затуманило взгляд. Осознание сковало тело раньше, чем нашло отражение в мыслях.
— Вот уж не думала, что доведется породниться с Псом!
— Он не пёс!
Снова они зашушукались. Арья говорила громче, и, как мог услышать Сандор из своего угла, что-то о вероятном великодушии Джона. Санса молчала, затем что-то тихо лепетала. Наконец, сестры ушли. Неслышно вышел он из-за гобелена и остановился у стола, за которым только что сидела Санса. Стул все еще хранил тепло ее тела. Он поднял к глазам оставленный девушкой лоскут, цокнул языком, уколовшись о булавку. Осознав, что именно держит в руках, отбросил, как ядовитую змею. Какое-то детское барахло.
В глазах щипало, ком в горле все никак не оставлял. Значит, она все решила за обоих. Надо злиться, не получается. Надо злиться на то, что не получается, но — не выходит даже и этого. Разве не этого, в конце концов, Сандор Клиган хотел? В глубине души, если признаться — разве не об этом мечтал? И как знать, если бы не совпали тысячи тысяч вероятностей…
Пёс поймал себя на том, что мечется по залу, ломая руки. Это уже был сущий кошмар. Кошмарнее, разве что, оказалось собственное отражение в зеркале, на которое упал взгляд.
— Пташка спятила, — сказал он себе, не отворачиваясь от зеркала, — и я за компанию.
*
Метели вокруг Винтерфелла усиливались. Холода никак не отступали. Можно было бы представить, что больше в целом мире ничего и никого нет, стоило лишь выглянуть за окно: белый мрак, убивающий любого, кто рискнет с ним сойтись за пределами теплых стен замка.
Но и стены уже не особо спасали: кое-где прохудились оконные рамы, где-то образовались лишние щели, и местами даже в Винтерфелле было холодновато. А все же ничего нет лучше, чем в непогоду сидеть в теплой комнате под крепкой крышей, попивать что-нибудь горячительное из кружки и закусывать упоение безмятежного вечера хорошим куском поджаристого мяса…
Сандор Клиган висел на стене Винтерфелла снаружи и проклинал свою жизнь, Семерых, злую судьбу, свой член и все на свете.
Налетевшая метель заставила проклясть вдогонку рыжеволосых ведьм, обладающих чарующими голосами и спрятанной порочностью на дне голубых невинных глаз. Пёс глянул вниз — туда, где за стаями беснующихся белых снежных вихрей он и собственные ноги едва видел — и еще раз выругался. Про себя: было так холодно, что борода уже слегка обледенела, и он не хотел отморозить себе еще и язык. Не то чтобы еще надеялся, что им доведется воспользоваться.
Яйца я себе уже по-любому отморозил, эх, прости, Пташечка.
И понесло его наружу? Это ж надо было напиться, чтобы полезть по карнизу к ней в спальню.
Соверши подвиг и завоюешь ее сердце, говорили они. Теперь он висит на одной руке, уцепившись за край балюстрады — или чем это было в далекие летние дни постройки — и ссыт посмотреть вниз. Это будет самая нелепая смерть в наступившую Зиму. Пташка даже не узнает, что он погиб, не дотянувшись каких-то жалких пол-локтя до ее окна.
И все же он рискнул. Бросил неповоротливое, уставшее, замерзшее тело вверх вслепую в отчаянном рывке и заскользил пальцами левой руки наугад — должны же быть решетки, щеколда, хоть что-то!
Даже стекло в ее окне было хрупким — под его пальцами моментально разлетелось вдребезги.
*
— Милорд Клиган!
Удивительно, как несколько секунд могут изменить общий настрой человека. Трогательное выражение лица Сансы совершенно не вязалось с обстановкой: мокрый и мало не замерзший страховидный мужик вваливается, едва протиснувшись, в разбитое окно на опасной высоте.
— А кто же еще? — рыкнул Пёс. Все, с него хватит романтики. Это последний раз, когда он пытается быть рыцарем. Больше рисковать жизнью не станет ни за что, пусть хоть десяток Пташек поет ему свои глупые песенки.
Верхнюю одежду он стаскивал, крупно дрожа. Перчатки слетели еще в начале его сомнительного подвига — нахрен их. Нахрен всё.
Санса аккуратно изъяла толстое одеяло из сундука, повернула его заплатками наружу, задвинула вместе со ставней в оконную нишу. Полюбовалась на дело своих рук.
Старательна, как и во всем. Посторонилась, давая ему пройти к очагу. Подвинув к огню сапоги, мужчина опасливо пересел на дальний край лавки. Мокрую рубашку следовало выжать и просушить, но Сандор просто не мог обнажиться перед Сансой теперь.
Она приблизилась сама. Установившаяся тишина разгоняла кровь по венам не хуже трех пинт отборной крестьянской браги.
— Чего? — не поднимая глаз, пробормотал Клиган.
— Ваша рубашка. Снимите. Я повешу.
— Не терпится меня раздеть?
— Штаны тоже, — проигнорировав его подкол, она заставила его поднять руки — скользнула ладонями по бокам, вызвав томительную дрожь в груди, волосы вдоль хребта встали дыбом.
Нагой, как из чрева матери, он выпрямился, пока она аккуратно, почти художественно развесила его мокрую одежду у очага. Света стало ощутимо меньше. Благословенный полумрак. Сандор сделал шаг в ее сторону, но девушка спокойно вывернулась в другую и прошествовала к окну. Дернула занавесь шторы. Шелест ткани. Другую. Еще раз.
Это длилось целую гребанную вечность.
— Вы больше любите спать у стены или… — ее ровный голос изменил ей. Сандор не мог не улыбнуться, но сделал строгий вид, когда она все же посмотрела на него. Нельзя обмануть ее доверие. И ранить ее чувства. Поневоле расправив плечи, он разворошил постель, затолкав узорное покрывало куда-то к ногам, похлопал по кровати рядом с собой, стараясь не смущать Сансу слишком пристальным взглядом. Семеро знают, это было нелегко.
Она мечтает о подвигах ради себя, а принимать их не умеет.
Свою одежду она снимала с достоинством несправедливо приговоренной к смертной казни. В постель опустилась, сохраняя безупречную осанку. Затаила дыхание. Застыла, будто неживая.
— Санса, — позвал ее мужчина и придвинулся чуть ближе, — взгляни на меня.
Она отвернула лицо, но ее милые ушки чуть порозовели. Даже в полумраке он видел хорошо.
— Пташка моя…
Вместо ответа она положила свою руку на его и едва уловимо потянула к животу. Сандор перевел это для себя как «Сделай мне хорошо еще раз». Облизав губы, он усмехнулся. Вздымающаяся молодая грудь манила к себе, а деланное равнодушие Сансы возбуждало еще больше, чем воспоминания об услышанных накануне признаниях. Открыться ей? Санса, я тень Винтерфелла, я люблю подслушивать и подсматривать за тобой. Я этим еще в Королевской Гавани развлекался, а теперь просто мастер стал. Не стоит, наверное?
Внезапно их руки двинулись друг другу навстречу, словно лозы винограда, смыкающиеся на каменной стене; обвили друг друга крепко, черпая в пожатии силу вовсе не размыкать объятий. С каждым ударом сердца утекали минуты, прочь, прочь от того времени, когда они были порознь. Руки, упругая грудь Сансы, его — бугрящаяся мускулами, волосатая, вся в шрамах. На той стороне, где когда-то Григор опрокинул его лицом в жаровню, на груди скопилась россыпь маленьких шрамиков от падавших углей, и теперь девушка прижималась к ней плечом, потом ушком, потом губами, рассыпая поцелуи по его груди, словно желая поцеловать в сердце.
Так и было, седьмое пекло, так и было.
Его целовало всё; льняная постель, пряный запах ее возбуждения, темнота и свет, полог кровати и густой воздух, заполненный ее вздохами и прерывистым дыханием.
А потом вдруг почувствовалось и все остальное тело. Собственное тело, которое он привык чувствовать только тогда, когда оно было избито, изранено, обожжено. То, какая нежная кожа на внутренней стороне бедра — там, где рука Сансы перебирает пальчиками. Как чувствительны соски — маленькие островки острых ощущений, когда она зарывается носом в шерсть на его груди и дышит им, смелее и смелее, пока не поднимает голову — чтобы посмотреть в глаза.
Сандор знает смысл ее пьяного взгляда. Знает, пока дрожащими руками мнет ее живот, оставляет красные следы давления на ребрышках своей пичуги, пока жадно хватает ртом кожу на ее шейке, плечах — и под его жадным влажным ртом все теплое, маленькое, трепещущее и очень сладкое.
Когда он спустился с поцелуями к соединению ее бедер, Санса зажала рот рукой, охнула, запрокинула голову и издала самый восхитительный звук, который Сандор слышал в жизни. Что-то между волчьим визгом и птичьим щебетом. Затем вернулся — к ее груди, к плечам, к лицу, целовал ее и прижимал к себе, как никогда не делал раньше со шлюхами и как всегда хотел сделать с любимой.
Пальчики ее осмелели и пустились исследовать его тело. Это оказалось еще приятнее. Сандор замер, боясь, что это закончится. Руки ее огладили его живот, пробежались по следу от пояса, врезавшегося в тело, по шрамам, задержались на трех выпуклых родинках у самого паха…
Но, добравшись до колом стоявшего члена, Санса отстранилась, сжалась и словно закаменела, часто и трудно дыша.
Ну же, перешагни эту границу, Пташка, страх тебя не достоин. Возьми меня, потом я возьму тебя, и будем дарить себя друг другу. Я не позволю себе причинить тебе боль. Я никому не позволю. Только дай мне сейчас показать тебе, как ты на самом деле умеешь.
Он лег, устроил Сансу на своем теле. Ее волосы падали мужчине на лицо. Он сдувал их, пока она отрешенно вглядывалась в его глаза. А потом случилось что-то чудесное, потому что она, опираясь на их соединенные руки — переплетенные пальцы, волоски дыбом, дрожь, прошившая тело — начала медленно, ужасно медленно принимать его член в себя, сползая на него всем телом и упираясь лбом в его плечо.
Сандор добавил слюны, потирая ее клитор, едва нажимая — зная, что под мозолями недостаточно верно чувствует, насколько сильно или слабо его давление. Еще немного, немного — узость ее тела его доводила до вершин блаженства, и он знал, что не выдержит и пары движений, но на это было наплевать.
— Ах, что… — задохнулась вдруг Пташка, задрожала, запульсировала на нем, слезы брызнули из ее широко распахнутых, неестественно опустевших глаз, — Сандор, что… Сандор… — она беспомощно трепыхалась в его руках, прося и умоляя всем телом начать движение, сделать что-нибудь, пошевелиться и довести ее до пика.
Ей оказалось достаточно пяти. Пяти рывков его тела, от которых она задергалась и заплакала, продолжая выкрикивать тихие «ох» и «ах», округляя рот и закатывая глаза. Это было бесподобно, и он не выдержал — удержал ее, вжался так глубоко, как смог, двинулся, сжав зубы, зарычал, сражаясь с подступившей истомой…
Ему хватило двух.
*
Огонь в камине потрескивал, уютная темнота обступала их, и Сандор перебирал ее волосы пальцами. Головка ее покоилась у него на груди, его бедра она обнимала руками, иногда тихо мурча, когда своими движениями он вынуждал ее менять положение тела.
— Ты засыпаешь, Пташка. Ложись под одеяло.
— Нет, нет, я не сплю…
Он тихо хмыкнул. Санса разомлела, как старый пьяница после кувшина доброго пойла, и уж от его глаз это состояние не скрылось. Трех раз многовато было и ему самому. Он хотел ее, просто больше не мог. Да и она утомилась сверх меры. Пожалуй, столько сладкого вредит даже маленьким пташкам-сладкоежкам.
Мысли путались. Он накрыл их обоих одеялом. В очередной раз порадовался, что зима застала его на севере, где все было по размеру, и даже с кроватей в тавернах не свисали ноги. Здесь все было большое, добротно сработанное, хотя и без особого шика. Из роскошного только Санса.
Санса, зацелованная им с ног до головы, свернувшаяся под его рукой и во сне прижавшаяся губами к его израненному, шрамами покрытому боку. Позволяя себе расслабиться, наконец, он обнял ее, лег так, чтобы видеть ее лицо и неожиданно для себя уснул.
*
— Пёс. Эй. Пёс!
— Какого хрена? — спросонья голос не слушался.
— Там лошадей привели на продажу.
— Арья, мерзавка, солнце еще не взошло!
— Зима на дворе, — не смущаясь, ответствовала Старк, — какое солнце? Утро и есть утро.
Он потер лицо руками. Однако, холодно. И только потом до него дошло, что Арья пришла за ним не в его комнату, а в покои Сансы. Очередной их совместный план приручения Пса? Или она искала его по всему замку? Вздохнув, он отбросил одеяло, спустил босые ноги на пол — ужасная несправедливость после тепленькой постельки, мягкого одеяла и рыженькой под ним…
Кстати о рыженькой. Подтянувшись к ней, он всмотрелся в силуэт спящей Сансы. Во сне она ворочалась, неизменным оставляя только то, что одним боком обязательно к нему прижималась. На мгновение Сандору захотелось послать куда подальше Арью, лошадей, Винтерфелл и саму зиму — все это было совершенно неважно.
— Санса, мне надо идти, — шепотом позвал он ее, — меня зовут. Ты спи.
— М.
— Я закончу и вернусь. Дождешься?
Она, не открывая глаз, повернулась на другой бок лицом к нему и потерлась лицом о подставленную им руку. Спит. Вряд ли вспомнит, проснувшись, что он сказал. Придется прислать к ней кого-нибудь с сообщением и завтраком, если надо будет задержаться. Старательно подоткнув одеяло и оставив в уютном коконе спящую Пташку, он поднял ворох своей одежды, сапоги, и бесшумно вышел в коридор. Арья не стеснялась, наблюдая его облачение.
— Да красавчик, красавчик, — вздохнула она, складывая руки на груди, — давай уже, любовничек, пошли на конюшни.
— Поговори мне, гаденыш мелкий, — ответно рыкнул Пёс.
*
Джон Сноу провел в Винтерфелле всего три недели перед тем, как отправиться к Стене вновь.
Пёс очень быстро определил для себя, что вместе с ним отправятся лишь самые отчаявшиеся личности. Да и не было их почти уже. Нет уж. Если погибать все равно, то последние месяцы или годы Сандор Клиган проведет в тепле и сытости, с красивой бабенкой под боком.
Но когда настало утро прощания, и Санса, бледная и прекрасная, обняла Джона, а затем распустила сопли Арья — «Джон, вернись, Джон, я люблю тебя, старая ты скотина, Пёс, иди и сбереги его», — то что-то сломалось в сердце Клигана. Что-то очень важное, что никогда прежде не подводило Пса.
— Эй, милорд, пять минут подожди — я с тобой, — гаркнул он из своего угла.
А спустя час, восседая на своем жеребце и все еще чувствуя, как зудит кожа в тех местах и местечках, куда с утра целовала его Пташка, повторял как молитву: «Пусть они до нее не доберутся».
Цокот копыт об обледенелые скалы звучал в ритм с его сердцем. Санса, Санса, Санса.
Пусть никто и никогда ее больше не тронет. Ни южные лорды, ни северные Ходоки. Пусть Зима никогда не придет к ней в комнату, пахнущую лимоном и пряностями юга. Пусть она родит славного щеночка на исходе Зимы, и пусть любит его и балует, и дарит ему много игрушек. И пусть иногда вспоминает его, верного Пса, в чьей бессмысленной жизни только однажды промелькнуло что-то, похожее на смысл.
Санса, Санса, Санса. И еще Арья немножко.
*
Вволю наглядевшись вслед уезжавшему Джону, увозившему с собой последнее зерно и людей, Арья вздохнула, затем отправилась вниз. Она прошла по крытой галерее внутреннего тренировочного двора, миновала оружейные — немало опустошенные, добралась до пустующей конюшни. Лошадей оставалось мало. Без здоровущего коня Клигана сразу стало просторнее.
Хотя нельзя сказать, что Арья тому радовалась. Пожалуй, она очень давно не испытывала ничего, похожего на настоящие чувства. Чем успешнее получалось их изображать, тем сложнее оказалось их анализировать.
В дальнем углу конюшни она завидела молодого конюха.
Ему было семнадцать. Глупенький, самоуверенный, симпатичный. Любил одиночество и рощи. Ничего не боялся. Как зря.
Арья неспешно приблизилась, не отказав себе в удовольствии поиграть пышной юбкой. Иногда играть в леди было забавно. Даже то, как Санса с детства оттачивала «изящные» движения, было приятно. Только теперь играть можно было со взрослыми, а это в разы веселее.
Конюх глядел в сторону. По его лицу Арья могла отметить, что он недоволен.
— Арья Старк снова приходит к человеку первая, — мягко сказала она.
— Человек не хочет ее видеть после того, что видел с утра, — пробормотал тот едва слышно.
— Человек так ревнив?
Он поднялся — гибко, быстро, с видимым удовольствием пользуясь более молодым, чем сам был, телом. Подумав, снял лицо паренька, умершего в лесу, и строго посмотрел на девушку. Вместе со строгостью в его лице Арья могла видеть и печаль. Ее она видела в его глазах всегда.
Его она всегда читала легко с самой первой их встречи.
— Девушка стала распутной и злой, — подумав, едва слышно произнес Якен, — своими желаниями она погубит человека и себя.
— А ты откажись, — губы Арья сложила в милую улыбку.
Лицедейство — хорошая игра, и все чаще ей не нужны были для этого чужие лица. Хватало и собственного.
— Откажись, — повторила она, подходя ближе, — оставь меня и уходи. Ты же всегда прежде так делал.
Его губы сложились в ироничную улыбку.
— Человек слаб, — почти прошептал Якен, — человек привык к своей девушке. Она почти уговорила его не…
-…и ты не сделаешь этого, — нотки в голосе Арьи сменились на прямую угрозу, — оставь эту покорябанную рожу там, где ей место.
Мужчина смотрел на нее, не мигая.
— Слышишь меня? Ты оставишь Пса. Не спорю, он занятный экземпляр. Но он…
— Нужен сестре девушки. Нужен самой Арье. Я понимаю.
— Арье нужно кое-что другое, и ты знаешь, что, — она обернулась из двери, глядя на него через плечо без улыбки, — бросай все. Что-то у меня настроение поганое. Я не люблю с тобой ссориться.
— Я с тобой не ссорился, Арья.
Иногда все же прорывается его «я» из-под любых масок.
— А жаль, — вздохнула Арья, покидая конюшню, — ведь мириться я люблю.
Она знала, что он придет. Некоторые люди в ее жизни всегда возвращались обратно.
