Право на выбор (СИ) [Рина Михеева Пушися] (fb2) читать онлайн

Рина Михеева Залесье. Право на выбор

ГЛАВА 1. Вместо пролога. Фаина

Метель ярилась несколько дней, превращая весь мир в снежную круговерть, где не найти дороги и не разобрать ничего на расстоянии вытянутой руки. Поселок, получивший имя Залесье в стародавние времена, было не удивить капризами погоды, но такой многодневной метели да в первой половине ноября… и старожилы не могли припомнить.

Некоторые его жители и в наши дни помнили, что основали Залесье выходцы из другого мира: те, в чьих жилах текла кровь оборотней Лоаниры. Здесь мир Лоаниры смыкался с Землей, миром обычных людей, здесь порой сами собой открывались проходы-порталы. А случалось, их открывали намеренно.

Фаина не сомневалась, что так и было, когда пропала Полина. И Таша — шаманка — подтвердила. И как теперь жить, если знаешь, что внучка должна платить по твоим долгам, а ты и помочь ей ничем более не в силах? Вон и погода будто с ума сошла: чтобы в ноябре да такая вьюга… Фаина за всю свою жизнь такого не помнила. Кружит и кружит… заметает все, запутывает…

Вот так и судьбы их запутались и перемешались — ее, Фаины, Полины, Ярона и… женщины той, что любил он прежде. А ведь там еще и дочь была… Фаина тяжело вздохнула. Она не думала об этом в юности, когда, оскорбленная, сбежала от жениха обратно на Землю, да еще и часы волшебные прихватила, чтобы он не мог прийти за ней снова. А теперь вот, на старости лет, с высоты жизненного опыта, все виделось иначе.

Ему пришлось расстаться с любимой женщиной и ребенком, чтобы жениться не по любви, а по долгу — ради сильных наследников. Но он старался, чтобы Фаина там прижилась, был внимательным и заботливым… Как сложилась бы жизнь, если бы она осталась? Если бы не послушала нашептываний фальшивой и завистливой, как теперь понимала, подружки Тамилы? Что толку теперь гадать. Прошлого не вернешь.

Для нее прошла вся жизнь. А для Ярона — из-за временных аномалий, связанных с похищенными часами, — всего двенадцать лет. Или целых двенадцать лет? Много это или мало, если годы текут в одиночестве и сожалениях о том, что и счастье упустил, и необходимым наследником не обзавелся? Вестимо, много.

И как там у них теперь с Полей? Если б знать… И дочка места себе не находит. Хорошо хоть, что не одна она теперь — и муж хороший, и сын — хоть и приемный, а такой же любимый, как и родной. Но одним ребенком другого не заменишь. Если бы не Ташино волшебство, Нина, наверное, с ума бы сошла от тревоги за дочь.

Метель улеглась только через неделю. И Фаина, не в силах больше выносить неизвестность, снова, в который уж раз, пошла на окраину поселка, где на границе между человечьим жильем и загадочным лесом, принадлежащим разом двум мирам, стоял дом шаманки.

Таша открыла сразу, чему Фаина уже не удивилась. Это даже успокаивало. Если точно знает, когда к ней придут, значит, и другое знает. Значит, правда все… Ведь сомнения, несмотря ни на что, нет-нет да и поднимали голову, еще больше тревожа и пугая.

— Ну проходи, — шаманка посторонилась. — Чайку с травками налью, раз дома тебе не сидится. Нового все равно ведь ничего не скажу. Хотя… — Таша хитро прищурилась.

— Что "хотя"? — едва ли не подпрыгнула на месте Фаина.

— Да не пугайся ты. Хорошо все пока. Любовь свою Полинка твоя нашла.

— Ярон? — выдохнула Фаина.

— Нет. И не спрашивай более ни о чем. Все пока зыбко, как тени на воде… Однако она судьбу свою менять начала — не ломать, — Таша грозно воздела палец, — как ты сделала. А менять. Право на выбор — его заслужить надо. И внучка твоя это понимает. Молодец она, в общем, — закруглила тему Таша и двинулась на кухню, загремела чайником и чашками.

Фаина покорно поплелась за ней. После вспышки эмоций, груз прожитых лет снова навалился, придавливая к земле. Хотя не такая уж она старая, но в последнее время все чаще ощущала, будто срок ее земной идет к концу. Это не пугало и даже не печалило. Фаина боялась только за близких, а своя жизнь ощущалась, как нечто завершенное. Несуразное, может быть, не такое, как должно быть, но что есть — то есть. Дочь она вырастила хорошую, внучку — и того лучше. А больше ничего уже не сделать. Только им бы еще чем помочь…

— Вот, пей, — Таша поставила перед гостьей кружку с горячим напитком, пахнущим пряной смесью трав и ягод.

— Спасибо… — Фаина вздохнула. — Может, еще чего скажешь?

— А ты за этим разве? — шаманка приподняла одну бровь.

— Я… спросить хотела… Может, еще чем смогу помочь?

— Ты уже помогла, свою силу оборотня отдала, помнишь?

— Как не помнить… Но, может, еще чем?

— Теперь из-за того и болезни к тебе подступают, и срок твой жизненный сократился. Но пожить еще можешь… не так уж и мало… — продолжала женщина, будто не слыша.

Фаина молча ждала, чувствуя, что шаманка скажет что-то еще.

Таша покачала ложечкой в своей чашке, глядя в нее так, будто там, во влажных бликах, отражающих свет низко висящего светильника, читала неведомые письмена, рассказывавшие о прошлом и будущем.

— Ты можешь помочь. Но не Полине. Для нее ты все, что могла, сделала.

— А кому? — удивленно спросила Фаина.

— Ярону. У той помощи цена высокая будет. Сейчас три пути у него. Умереть скоро — путь не худший. Для него не худший. Для княжества это плохо.

— А какой же тогда худший? — испугалась Фаина.

— Одному остаться до смертной черты.

Несколько минут было очень тихо.

— Я виновата перед ним, — сказала наконец Фаина. — Я хочу помочь. Так какая цена-то будет?

Шаманка остро взглянула на гостью.

— А что у тебя, голуба, есть?

— Так это… почитай, что и ничего.

— А ты подумай.

Фаина вздрогнула, будто посреди теплой кухни налетел на нее порыв ледяного метельного ветра. Она отлично понимала, что речь не о скудных сбережениях, не о фарфоровом сервизе или новом телевизоре. И не о домике — добротном, уютном, хотя и маленьком. Нет. Тут совсем другие категории.

— Жизнь… — прошептала она.

Таша удовлетворенно кивнула.

— Ты подумай. Я к тебе зайду, если что. Пока еще время есть.

— Сколько?.. — спросила Фаина онемевшими губами.

— Немного, — отрезала шаманка. — Несколько дней, пара недель… — точно не скажу. Но когда дойдет до дела, времени на сомнения не останется, поэтому и говорю тебе сейчас.

— Я подумаю, — угрюмо кивнула Фаина. — Спасибо тебе.

По дороге домой Фаина вспоминала Ярона. Она любила его. И сейчас, с высоты опыта и прожитых лет, не таким уж важным казалось, любил ли он ее. Он старался ее полюбить. Наладить отношения. Ему было нелегко, но он старался.

Ее юношеский максимализм, коварство ложной, как она поняла много позже, подруги — и вот результат. Но ей удалось прожить хорошую жизнь. Да, мужа она не любила настолько, насколько могла бы любить иномирного князя, да, жизнь ее не была похожа на сказку, но… она не была одна. Муж был хорошим человеком, и сейчас вспоминался с теплом и грустью.

А Ярон один… Таша рассказала ей кое-что, из чего Фаина сделала вывод, что жизнь его одинока и полна опасностей. Нет, так не должно быть. Не должна торжествовать та змея, которая когда-то надоумила ее бежать. Не должен Ярон бесконечно расплачиваться за то, что пытался следовать долгу, а не голосу сердца — про это тоже рассказала шаманка.

Фаина смахнула набежавшую слезу и заспешила дальше, по утоптанной односельчанами тропке. Теперь и у нее появилось то самое право на выбор. Нелегкое это дело — выбирать. Она еще подумает. Но на всякий случай надо проверить, что у нее там с документами на дом. На всякий случай, да.

ГЛАВА 2. Светания. Леяна

Залесье. Мир людей и оборотней, а еще — забытых всеми норенгов, таинственных подземных жителей. Мир магии и волшебных превращений, по преданию хранимый тремя сверхъестественными существами: единорогом, драконом и… тем, о ком все забыли.

Давно уже никто не видел ни дракона, ни единорога, а третий хранитель и вовсе потерян. Осквернено древнее святилище норенгов, беды пришли на прекрасные земли Лоаниры, как называют свой мир местные жители. Все сильнее становится Шешхат — Мрак, темный дух. Все чаще пропадают темные оборотни, чтобы потом вернуться кровожадными чудовищами — сынами Мрака, рыщущими в ночи, убивающими всех без разбора — обычных ли людей или оборотней.

Людские города и селения замерли в страхе. Спешат гонцы, призывая на помощь темных оборотней, чтобы защитили людей от сынов Мрака. Ярон — князь Теновии и темных оборотней, чья власть простирается на большинство темных кланов, делает все, чтобы сдержать наступление мраков, организует оборону, ведет изматывающую войну, в которой никогда неизвестно, откуда и когда появится противник.

Леяна — княгиня Светании, чья власть распространяется на все кланы светлых оборотней. Да и многие серые, к которым относятся те, что превращаются во всеядных зверей, тоже подпали под ее власть. Она не воюет с мраками, объясняя это тем, что оленям, белкам и прочим зайчикам такое не по силам. Но что если это — лишь часть правды? И почему сыны Мрака почти никогда не нападают на ее подданных и обходят стороной селения людей, признавших ее власть?

Здесь было о чем подумать. Но ответа не найти, пока не станет ясно, каким образом оборотни становятся сынами Мрака.

* * *

Замок княгини Светании купался в лучах утреннего солнца, сиял подобно жемчужине, пронизанной солнечным светом. Золотом сверкали шпили, розовели в рассветном сиянии белокаменные стены, в саду на все голоса пели птицы, на изысканных цветах искрилась хрустальная роса.

Но сама хозяйка всего этого великолепия не радовалась теплому нежному утру. Княгиня с каждым днем становилась мрачнее, хотя тем, кто знал ее не слишком хорошо, трудно было бы заметить разницу, если только она сама того не хотела.

Однако сегодня кому-то не повезло. Леяна и не думала скрывать дурное расположение духа от призванного к ней слуги.

— Повторяю, — цедила она холодно, яростно глядя заледеневшими голубыми глазами. — Я хочу знать, почему эта девка до сих пор не в твоей постели? Или ты — не в ее. Неужели все умения вашего племени не более чем старые сказки? Но я отлично знаю, что это не так… Так что же… Ты, видимо, забыл о том, что один мой приказ и…

— Смилуйся, госпожа, — красивый молодой парень рухнул на колени, умоляюще глядя на княгиню большими темными глазами. — Я… я все сделаю. Она уже начала поддаваться… Я не знаю, почему и как она так долго сопротивляется… Прости, госпожа. Я очень стараюсь. Может быть, это потому, что она из другого мира? Может быть, поэтому она более устойчива к нашим чарам?

Леяна опасно прищурилась.

— Но скоро все получится, — поспешил добавить несчастный.

— Я начинаю думать, что ошиблась в тебе, Сай, — с деланой печалью проговорила Леяна. — Наверное, лучше выбрать другой способ… А ты…

— Позволь мне попытаться еще.

Леяна молча качнула головой — неопределенно, но скорее отрицательно, чем положительно. Она явно наслаждалась страхом и отчаянием юноши.

— Умоляю, госпожа, дай мне еще два дня.

— И две ночи? — холодно усмехнулась княгиня. — Слишком много, — отрезала она. — Один день. Может быть… Если я не передумаю. А теперь убирайся.

Сай вскочил, быстро, но почтительно и низко поклонился и поспешил прочь.

Когда дверь закрылась, княгиня поднялась из кресла, больше напоминавшего трон, нервно прошлась по комнате, щуря холодные голубые глаза. Приближалось время, которого она так долго ждала, и это подтачивало ее выдержку. В последнее время все отмечали нервозность Леяны, а в сочетании с ее и без того непростым характером, состояние княгини внушало ее подданным серьезные опасения… Опасения за собственные судьбы и жизни.

Леяна подошла к витому шнуру и резко дернула его несколько раз. В комнате для слуг раздался звон хрустального колокольчика, но не ласкающий слух, а бьющий по нервам: по этому звону сразу было ясно, что госпожа не в духе.

Служанка появилась настолько молниеносно, будто стояла за дверью. Может быть, так оно и было.

— Что угодно госпоже? — поклонилась низко, в глазах метался страх.

Леяна взглянула на нее брезгливо, но пока что не нашла, к чему придраться, а главное — сейчас ей было не до этого.

— Позови ко мне Торо, — отрезала холодно.

— Слушаюсь, госпожа, — девушку-белку будто унесло порывом ветра.

Леяна не терпела обычных человеческих женщин. Горничными у нее были оборотни, и только самые последние судомойки на кухне могли быть простыми женщинами, при условии, что они никогда не попадутся на глаза княгине.

Явившийся по вызову княгини оборотень тоже был напуган, и у него для этого имелись серьезные основания.

— Что это значит? — вопросила княгиня, швыряя в немолодого высокого мужчину, мосластого, как большинство его сородичей лосей, свиток с донесением. — Как это он пропал?

— Не могу знать, госпожа, — выдавил Торо и сглотнул. — Я… меня призвали уже после того, как он пропал…

— А кто может знать? — ярилась княгиня, расхаживая по своим роскошным покоям. — Кто тут вообще хоть на что-то способен? Я что, сама должна все делать? Разве это сложно — уследить за каким-то несчастным мальчишкой? Разве я многого хотела?

Торо слушал возмущенные возгласы княгини, опустив глаза, с тоской думая о том, что пощады от нее ждать не приходится, хорошо еще, что он пока нужен княгине. Но она вполне способна отправить его родных на тяжелые работы, где все трудятся на износ "во благо Светании"…

— Что еще тебе известно? — наконец спросила княгиня.

— Я слышал лишь, что это, возможно связано с той девушкой… На которой он хотел жениться.

— С той приблудной девкой? — снова взвилась Леяна. — Я же велела отправить ее на рудник.

— Да… да, госпожа… Ее хотели схватить… Но как раз перед этим они и сбежали… Наверное, что-то почуяли…

— Бездари, тупицы, косорукие слепоглухие кретины, выкидыши слабоумных ящериц, — выдала Леяна, растеряв всю свою напускную "утонченность".

— Хорошо, — выдохнула она, выпустив пар. — Ты не знаешь, как ему удалось сбежать. Но разве не ты должен был его догнать? Выследить.

— Я сделал все возможное, госпожа… Я продолжу поиски…

— Разумеется, продолжишь, — едва ли не прошипела княгиня, которую сейчас никто не назвал бы красивой, настолько злоба исказила прекрасные от природы черты. — И найдешь его. Иначе… У тебя, кажется, трое детей?

— Двое, госпожа… — выдавил Торо.

— Лоси, как и ты? — Леяна нарочито ласково улыбнулась, и от этой улыбки Торо стало еще страшнее, чем от криков и ругани. — Ваша порода такая выносливая… это очень кстати…

— Умоляю, госпожа, — Торо рухнул на колени. — Я найду мальчишку. Найду.

— Надеюсь… — протянула Леяна. — Ради твоего же блага… И твоей семьи, разумеется. Семьи тех, кто упустил его, отправятся трудиться на благо Светании завтра же. Ну а тебе я дам время… немного времени.

— Благодарю, госпожа… — подчиняясь небрежному жесту княгини, Торо быстро поднялся, снова поклонился и вышел.

Он быстро шел по коридору и думал о том, как сильно рисковали соглядатаи княгини, закрывая глаза на побег той девушки. Рисковали своими семьями. Они не смогли выполнить приказ. Девушка была беременна, уже на большом сроке… И все знали, что это еще хуже, что Леяна будет этому рада и отдаст бедняжку Отступнику, а уж что он сотворит с ней… Один Мрак ведает. Поэтому о беременности не сказали, утаили… а потом и на побег глаза закрыли.

Они все были сыты по горло этим кошмаром, затягивавшим их все дальше, все глубже… А что делать? Как вырваться? Если бы только княгиня… Давно свергли бы ее. Но Отступник… Это не шутки. Его боялись все. Кажется, даже сама Леяна его боялась, хотя, конечно, никогда бы не призналась в этом. И что теперь делать ему, Торо? Что? Ловить несчастных беглецов? Парнишка и девушка, любящие друг друга, она ждет ребенка… Как можно поймать их и отдать Отступнику? И как можно не поймать — и поставить под удар собственных детей… Когда же закончится этот кошмар…

ГЛАВА 3. Отступник и Лума

— Ты хотела меня видеть, светлейшая и лучезарнейшая? — мягко спросил голос, струящийся, словно темная вода, обволакивающий, лишающий воли…

Леяна, вздрогнувшая при первых его звуках и готовая взорваться возмущением из-за того, что ее напугали, быстро успокоилась. Этот магнетический голос действовал на нее безотказно.

Княгиня медленно повернулась. На галерее ее личных покоев, выходившей в сад, где Леяна пыталась привести в порядок чувства и мысли, она уже была не одна. Да, в глубине души ее раздражала манера Отступника появляться неожиданно, входить не только без зова, но и без предупреждения в ее личные комнаты, но… Во-первых, она не могла на него злиться, потому что он завораживал и успокаивал ее одним своим присутствием, во-вторых, она его боялась, ну а в-третьих, он всегда подслащивал эту горечь, представляя дело так, будто явился он потому, что этого хотела она.

— Жаль, что твой слуга не справился, — продолжил Отступник, а Леяна, как завороженная смотрела туда, где под низко надвинутым капюшоном длинного плаща клубилась дымная тьма.

Конечно, это была лишь иллюзия. На самом деле у Отступника было лицо, самое обычное лицо, возможно, именно это ему в нем и не нравилось. Но еще вероятнее, что он желал быть неузнанным. Лишь немногие точно знали, кем был Отступник прежде, какое имя носил, к какому клану принадлежал. Остальные терялись в догадках. И догадках отнюдь не праздных, так как знакомый или даже родственник, слуга княгини, воин или воон тот незнакомец, идущий мимо, — каждый может оказаться Отступником. Верить можно только самым близким, всю жизнь знакомым, да и то с оглядкой, ведь Отступник — мастер набрасывать личины, а вслух говорить лишь то, что и при княгине повторить не страшно, то есть — ни слова правды…

Леяна пыталась выяснить, кто такой Отступник, но не преуспела. Он дал понять, что знает об этих попытках, и княгиня оставила их. Неважно, кем был он раньше, решила она. Важно, что теперь он служит ей. Так она думала, не осознавая, что сама служит Отступнику, а через него и темному духу Шешхату, а вовсе не наоборот.

— Он просит еще немного времени, — ответила Леяна, помедлив. — Обещает, что все получится.

— Сомневаюсь, — в голосе Отступника послышалась усмешка. — Очень сомневаюсь. Я видел их вчера. Полина и ее так называемый телохранитель связаны куда более тесными и личными узами, чем узы долга. Чего и следовало ожидать, раз он оставил князя и последовал за ней, но тебе присягнуть не спешил. Значит, им руководило не желание сменить клан и двор, а нечто другое…

— Ты думаешь, у них любовная связь?

— Думать надо было раньше, — отрезал Отступник. — Теперь все очевидно, хотя они и пытаются это скрывать. Но от меня не скроешь, — Леяна почти видела, как он самодовольно усмехнулся.

— Ты… видел их? — осторожно уточнила она.

— Да. Набросил личину слуги, это несложно.

Княгиня опустила взгляд, думая о том, сумела бы она отличить слугу от Отступника, накинувшего его личину. На самом деле думать тут было не о чем: конечно, не сумела бы, но признавать это не хотелось.

— Получить от этой иномирянки приплод в ближайшее время не выйдет… — задумчиво продолжил Отступник. Только с енотом можно было надеяться на быстрое наступление беременности. А ее дружок… Он, похоже, не медведь…

— Вот как? — удивилась Леяна.

— Он совсем не похож на медведя. Вряд ли это его единственная или хотя бы основная ипостась. Видно, что он хищник. Медведи… шире в кости и двигаются по-другому.

— Неужели он многоипостасный? Лин?

— Вероятно. Точнее смогу сказать, когда мы посадим их в клетки и как следует изучим… этот вопрос. И не только этот… Жаль. Я хотел получить от землянки ребенка естественным путем… Но ничего не поделаешь. Впрочем, остаются другие методы, можно попробовать одурманить ее, или… испробовать кое-что другое… И все равно это займет слишком много времени. — Отступник недовольно поежился. — Быстрая какая. Только попала сюда, и уже нашла себе любовника. Ладно. У меня много планов. И все трое мне пригодятся. Хотя волчица… — это неинтересно. Ее можешь забрать себе. А этих двоих заберу я.

— Хорошо, — Леяна безразлично пожала плечами. — Когда?

— Сейчас мне нужно еще кое-что подготовить. Думаю, сегодня вечером.

— Только приходи за ними сам. Мои слуги… им ничего нельзя доверить. Они упустили мальчишку, — глаза княгини сверкнули при воспоминании о недавней неудаче.

— Упустили… того самого? — Отступник сжал руки в кулаки и сделал шаг вперед, так что княгиня невольно попятилась. — Надо было давно отдать его мне.

— Но… почему он тебя так заботит, не понимаю? — недовольно протянула Леяна. — Да, он сильный оборотень, но не настолько, чтобы…

— Не настолько, чтобы сместить тебя? — холодный смешок послышался в голосе мага. — Да, возможно. А видеть дальше, чем на один ход, ваше светлейшество не способно… — прошипел он, резко развернулся и вышел, оставив возмущенную его поведением княгиню приходить в себя, а также с тревогой размышлять над его словами.

Лума, пожилая чуть полноватая женщина с добрым круглым лицом, сидела у себя в комнате, вся дрожа. Она сжимала в руке маленький камешек — парный к тому, который вставила недавно в драгоценный гребень княгини. Камни-братья, редкий и ценный артефакт, если владеешь одним из них, то можешь слышать то, что происходит рядом со вторым.

Лума когда-то училась у самого Восточного мастера. Он приходил в их клан во времена ее юности, клан заплатил ему, чтобы выбрал самого талантливого ученика и научил делать несложные, но полезные, нужные в повседневной жизни амулеты, обереги и тому подобное, чаровать камни и кристаллы.

Поначалу мастер учил Луму вполне обычным вещам: делать простенькие обереги для ребятишек, сказочные камни, которые успокаивают детей и навевают им сладкие сны, прогоняя кошмары, сигналки, подающие знак, если с ребенком что-то случилось. Собственно они являлись простейшими прототипами камней-братьев. Но последние очень сложны, и Лума лишь недавно сумела создать идеально работающие и при этом не имеющие выраженного магического фона камни.

Это было очень важно. Если Отступник что-то заметит… Страх долгое время останавливал Луму. Однако Отступник не всеведущ, он лишен значительной доли сил шамана, но, разумеется, все равно очень опасен.

А потом мастер начал учить юную зайчиху куда более серьезным вещам. Луме все было интересно, хотя она и не понимала, зачем ей это. Но любопытство побуждало осваивать все новые и новые знания и приемы. Однако в конце концов Лума все же спросила мастера, почему он учит ее всему этому, обучает так, будто готовит себе преемницу.

— Нет, девочка, — рассмеялся старик с молодыми голубыми глазами на смуглом лице. — Нет, не преемницу. Ты будешь кем-то другим… кем-то нужным. Не скоро… но будешь. Так сказала мне Великая Шаманка Востока и отправила сюда, учить тебя. Когда-нибудь это понадобится. Но еще нескоро. Больше ни о чем не спрашивай, я и сам не знаю.

Эти слова поразили Луму, но время шло, проходили годы и десятилетия, она успела их забыть, но не забыла того, чему научил мастер. И вот, на стрости лет, пригодилось…

Лишь спустя многие годы Лума осознала, что Восточный мастер открывал молодой любознательной зайчихе такие секреты, которыми ни мастера, ни шаманки обычно не делятся ни с кем, кроме доверенных учеников. Наверное, Великая Шаманка уже тогда что-то такое видела в будущем… Знала, что придет время, когда эти знания потребуются для помощи многим. И уже не от ночных кошмаров придется защищать вчерашних и нынешних детей, а от куда более страшных — дневных.

Было страшно, очень страшно, но она вспомнила те слова мастера и поняла, что ждать больше нечего. И так слишком много времени она потеряла, потому что не хотела верить в то, что все действительно так плохо, что милой девочки Леяны давным-давно нет, ее место заняла жестокая и безжалостная женщина.

Как это получилось, Лума не могла понять, и ни за что не хотела в это верить. Все казалось, что это не всерьез, что временно, что Леяна не пришла еще в себя из-за любовных разочарований, но скоро обязательно станет лучше… Но становилось только хуже.

Однажды Лума поняла, что все зашло слишком далеко, а она сама слишком долго не хотела этого видеть. Хорошо, что Леяна доверяет ей. Раньше Лума думала, что княгиня ее любит… Теперь — поняла, что Леяна не способна на любовь, однако привязанность и привычка тоже кое-что значит. Для тех, чье сердце холоднее льда, порой значит довольно много. Надо же кому-то доверять, надо знать, что рядом есть кто-то любящий.

Прошло время, и Лума поняла, что больше не любит Леяну, а боится ее. На глазах старой зайчихи, вырастившей множество детей, нянчившей своих и чужих внуков и правнуков, выросло чудовище. И она не могла понять, как это произошло, в какой момент изменения стали необратимы.

Когда Лума смирилась со случившимся и признала горькую правду, пришло время действовать. Страх сковывал по рукам и ногам, душил, вымораживал все внутри, но Лума решилась. Кто-то же должен. А она прожила очень долгую жизнь, ей и умереть не страшно. Так она себя уговаривала. Но, конечно, страшно было все равно и очень. Потому что она боялась даже представить, что может сделать с ней Отступник, и уже не верила, что Леяна вступится… Напротив — если узнает, что старая няня противодействует ее планам, наверняка разъярится и сама может потребовать для нее ужасной кары.

А еще больше пугало, что гнев Леяны обрушится на многочисленную родню… Дети, внуки, правнуки и праправнуки, племянницы и племянники, двоюродные, троюродные и еще одному Светану ведомо какие. Клан зайцев — большая и дружная семья, многочисленная с разветвленными и запутанными родственными связями. По сути — можно хватать любого зайца, и он почти наверняка доведется Луме какой-то родней. Потом она вышла замуж за оленя и жила в его клане — поблизости от заячьего, нянчила детей там, и каждый из них ей родной. Ее сердце болело за всех, не только за сородичей. Но именно поэтому она не могла бездействовать. Не могла…

Лума тщательно спрятала брат-камень в потайной кармашек на поясе под туникой, а другой, позволяющий ненадолго укрыться от окружающих, достала и зажала в ладони. Прежде она носила платья, но с тех пор, как в ее жизни произошли эти мрачные перемены, начала носить штаны и туники, как делают темные оборотни. Леяне сказала, что от старости стала мерзнуть, и в штанах ей лучше. Но на самом деле в широком поясе можно много чего спрятать…

Зайчиха вышла из комнаты и отправилась на поиски Сая. Очень удачно получилось: она встретила его в безлюдной узкой галерее, ведущей в сад. Все ясно: там снова Полина и не одна, а бедный парень боится к ней подступиться, до ужаса боится, что ничего не выйдет. Ведь УЖЕ ничего не вышло, и он это отлично понимает, как понимает и чем ему это грозит.

— Сай, — прошептала Лума, сжимая морок-камень. — Послушай… Я… не хотела тебе говорить…

— Что, тетушка? — парень вскинулся, глядя на зайчиху огромными испуганными глазами. Сейчас он был совершенно не похож на балагура и сердцееда, каким обычно выглядел.

— Понимаешь… Они… их больше нет, Сай.

Глаза енота стали еще больше, губы задрожали.

— Это… правда?

— Да… Я не хотела тебе говорить. Но твоих родителей и брата… больше нет. Я узнавала. Леяна… лжет, говоря, что они живы. Ты знаешь, что делать. Ты можешь пойти к ним, — Лума кивнула в сторону сада, — не вызывая подозрений. Вот, держи… — она протянула ему два небольших кристалла и мешочек, в котором лежало еще несколько. — Этот откроет проход в святилище. А это — карта Светании. Самая лучшая. Кабаны могут укрыть вас… Может быть. Никто не знает точно, что у них на уме, но шанс есть. В мешочке деньги и свет-камни, может, пригодятся. Или продать можно. Отступник хочет забрать их уже сегодня вечером, — она снова кивнула в сторону сада, где сейчас, должно быть, находились "гости", а вернее сказать пленники княгини — Полина, Верен и Райяна. — Времени уже не осталось. Ни у них, ни у тебя.

— Я понял, тетушка. Спасибо тебе.

— И этот возьми, — она протянула морок-камень. — Его хватит еще на какое-то время. Сможешь поговорить с ними. Храни тебя Светан, Сай.

— И тебя, тетушка, — Сай почтительно поклонился Луме и направился к беседке, отчаянно надеясь, что кроме тех троих, которые ему нужны, там сейчас никого нет.

ГЛАВА 4. Чувства и тревоги

Полина слушала очередную лекцию феи, тщетно пытаясь сосредоточиться. Ей снова вспоминалась волшебная ночь с Вереном… Всего два дня назад, а кажется, что уже прошла целая вечность, и в то же время все ощущается так, словно его поцелуи, прикосновения, ласки и сейчас пылают на ее губах, на коже, отзываясь истомой во всем теле.

Да и как не вспоминать, когда он и сам рядом — только руку протяни. Но нельзя. Даже насмотреться на него вдоволь — и то нельзя. Кругом глаза и уши.

Вчера вечером им удалось снова поговорить скрытно от всех, во всяком случае они надеялись, что защита, созданная Вереном на основе магии озерного хрусталя, была достаточной.

И этот разговор тоже вспоминался и мешал воспринимать рассказы феи, отзываясь в мыслях и чувствах тревогой и, что уж там скрывать, страхом. Верену так и не удалось найти способ преодолеть смертоносную преграду, отделяющую верхнее фальшивое святилище от нижнего — настоящего, но оскверненного. Да и как найти — за один-то день? А времени у них нет… Проход, через который их проводили в ночь прибытия, выходил в сад. Верен отыскал его — они делали вид, что гуляют. Но и там вход оказался запечатан, чего и следовало ожидать.

Оставалось бежать напролом — поверху, где их будет легко найти и настигнуть. Да еще ограда эта вокруг замка… Если Верен и Полина предположительно могут ее перелететь (хотя Полину мучил страх, что перекинуться в птицу не получится, ведь она даже не запомнила ничего от своего спонтанного обращения в горлицу) — но, допустим, у нее получится. А Райяна? Она уж точно не лина, а волки уж точно не летают.

И еще этот случай вчера вечером, когда они сидели в беседке, а слуга, подававший горячий ягодный чай едва не облил кипятком Верена. Верена и Сая, если быть точной. Слуга разлил кипяток как раз между ними. В результате все обошлось — так казалось Полине, но Верен был крайне озабочен и сказал, что это не слуга.

— А кто же? — изумилась Райяна.

Верен отвел взгляд и несколько секунд молчал.

— Я почувствовал его силу. Возможно, это был сам Отступник, накинувший личину слуги.

— Вот как… — волчица нахмурилась. — Но зачем?

— Он споткнулся специально. Я это почувствовал. Он не испытывал страха, а был собран и пристально наблюдал за нами. Вернее — за Полиной.

— И зачем все это? — не выдержала Полина.

— Он хотел увидеть твою реакцию, — Верен взглянул на нее с нежностью. — Им зачем-то нужно было, чтобы ты увлеклась Саем. Ты прекрасно держалась все это время, но когда этот якобы слуга чуть не обварил нас с Саем, ты испугалась за меня. Ты смотрела на меня. А "слуга"… смотрел на тебя. Думаю, это было проверкой. Отступник — не шаман больше. Его сила велика, но он не может читать в душах, как шаманы. Поэтому ему понадобился этот фарс, чтобы убедиться, что у них ничего не вышло.

— Но зачем им, чтобы я увлеклась Саем?

Верен нахмурился.

— Не могу сказать точно, но догадываюсь… Хотели получить от тебя ребенка. Ребенка, зачатого добровольно.

— Какая им разница-то, — буркнула Райяна. — После всех ужасов, которые они творят… Забирают силы у душ… Могут и детей у местных матерей позабирать — рожениц и младенцев, слава Тене, пока хватает.

— Какая-то есть, — пожал плечами Верен.

— Так, стоп, — напряглась Полина. — Они тут хотели, чтобы я забеременела? Им-то зачем? Сначала Ярон…

— Дети, рожденные от тех, кто пришел из другого мира, могут иметь особую ценность, — спокойно ответил Верен. — Не волнуйся так.

— Я не понимаю, — Полина тряхнула головой. — Тогда какая им разница, от кого я забеременею? Почему именно от Сая? Чем ты не подходишь, в конце концов?

— Дело в том, что оборотни обычно не беременеют так быстро, как человеческие женщины. Может потребоваться и год, и два, и три, а то и больше. У нас вообще рождается намного меньше детей. Но еноты — исключение. Им не только свойственна магия очарования, но и беременеют от них быстро и почти с гарантией.

— Вот же гады, — Полина невольно сжала руки в кулаки. При одной мысли о том, что ее могли использовать подобным образом, а потом отнять ребенка для своих, явно темных, целей, ее окатила волна незнакомой прежде ярости. — Надо срочно убираться отсюда.

— Да, — серьезно согласился Верен. — Теперь — тем более.

Полина и Райяна уставились на него с одинаковым вопросом в глазах.

— Если я не ошибся, и это был Отступник, а не растяпа-слуга, то… Он понял, что по доброй воле у них не выйдет.

— Ты думаешь, женщина-оборотень может забеременеть от насилия? — усомнилась Райяна.

— Этот вопрос в свое время следовало бы задать Ярону, — Верен усмехнулся уголком губ. — Но князь, похоже, слишком верил в совместимость, на которую указали священные камни. У Отступника же могут быть свои методы. Например, одурманить и подчинить сознание. Я не знаю, сработает это или нет, но уверен, что лучше не проверять.

— Да что же это такое, — тяжело вздохнула Полина. — Как будто у вас тут рожать некому, кроме меня.

Райяна положила ладонь на руку Полины и ободряюще сжала.

— Ничего. Убежим и отсюда. Надо найти Хранителя. Хотя бы одного. Для начала. И вот еще что… если не получится убежать всем…

— Это как? — вскинулась Полина.

— А так, — резко перебила Райяна. — Я сама за вами увязалась, но не для того, чтобы задерживать, чтобы ты из-за меня пострадала. Если решите уходить по воздуху, обо мне не думайте. Ясно? — Райяна требовательно посмотрела на Верена.

Он угрюмо кивнул.

— Да вы что? — возмутилась Поля. — Мы не можем тебя здесь бросить.

— Мы не можем допустить, чтобы ты попала в лапы к Отступнику, — волчица упрямо наклонила голову. — Ему нужна девушка из другого мира и, похоже, ее ребенок или дети. Ты же не хочешь, чтобы твой ребенок достался этому гаду? Еще неизвестно, что он с ним делать собирается… Может, в жертву Шешхату принести. Ну вот, а раз не хочешь, то и не спорь. Я тоже не горю желанием здесь остаться. Но я — простой оборотень, каких много. Ты и Верен — вы точно должны выбраться отсюда. А я… — как получится.

— Ты… — Полина развернулась к Райяне и обняла ее. — Таких не много. Таких, как ты, больше нет.

— Ладно, ладно, — смутилась волчица. — Нет так нет. Я просто не хочу, чтобы в ответственный момент ты попалась, потому что беспокоилась обо мне. Когда надумаете бежать — бегите. И не оглядывайтесь, если я отстану. Обещай мне, Верен. Ты должен защитить Полину.

— Мне это не нравится, но я так и поступлю, не сомневайся, — кивнул он.

Полина опустила голову, не желая мириться с тем, что подобное может случиться, но и возразить ей было нечего. Ладно еще — она сама, но ребенок… Нет, она не должна попасть "в лапы к Отступнику", — Райяна права.

Полина невольно вспоминала этот вчерашний разговор, слушая очередные разъяснения Фаи, открывавшие незнакомые и порой неожиданные реалии нового мира. Вот кто бы мог подумать, что тут такие сложности с беременностью? А сейчас Фая рассказывала о линах, так что это точно имело к Полине прямое отношение.

— Считается, что у двоих линов, вступивших в брак, почти наверняка родятся дети, которые не будут оборотнями. Слишком много наследственной силы — это приводит к тому, что она засыпает, а пробудиться может в следующем поколении или через несколько поколений. Хотя, конечно же, возможны исключения. Только при помощи священных камней можно точно предвидеть большую силу потомства. В остальных случаях — это непредсказуемо.

— Ну надо же, — удивилась Полина, одним глазом покосившись на невозмутимого Верена. — Наверное, лины стараются не вступать в брак…

— Как правило, лины вступают в брак по велению сердца, они считают, что сила должна течь свободно. Не людям решать, кому и сколько ее будет отпущено, — негромко проговорил Верен, казалось, думавший о своем, наверное, о плане побега, и даже не слушавший Фаю. А вот поди ж ты: все слышит, все замечает.

— Лины часто ощущают законы этого мира лучше других, потому что их восприятие более… широко. Особенно многоипостасные лины. Если ипостасей всего две — это еще не настоящий лин. Если же их три и более, то такие лины часто становятся шаманками, если это женщины. Или мастерами — если мужчины. Крайне редко встречаются такие, у кого есть и темные, и светлые ипостаси. Иногда лины живут отдельно от всех или вообще уходят к обычным людям, хотя оборотни об этом редко говорят.

— Главная сила — внутри человека. Сила в том, что дано каждому — в душе, в бессмертном духе. Кстати, лины всегда рождаются или от смешанных браков — оборотня и простого человека, или и вовсе от обычных людей. Кровь не должна застаиваться — вот главный закон. И сама жизнь стоит на его страже. Если ей не мешают те, кто хочет подчинить силу себе.

— И все же лины — самые сильные оборотни, — задумчиво проговорила Полина. — Но ведь Ярон — не лин?

— Нет, — слегка удивленно откликнулась Райяна.

— Но ты говорила, что он самый сильный из темных оборотней. И Леяна, как я понимаю, тоже не лина, — уточнила Полина.

На несколько мгновений стало очень тихо. Райяна, кажется, думала о своем, то есть — о побеге. А вот Верен и Фая замолчали как-то… многозначительно. И Полине даже показалось, что Верен бросил на фею предостерегающий взгляд. Да нет, почудилось, наверное.

— В Светании и Теновии не принято ставить князьями линов, — ровным тоном ответил Верен. — Считается, что они… не годятся для правления. Кроме того, у них нет родного клана, к которому они принадлежали бы по рождению. Даже если есть основная ипостась, все равно — имеются ведь и другие. Так что лины изначально одиночки.

— Понятно, — задумчиво кивнула Полина. — У нас сказали бы, что они вне системы.

Фея тревожно смотрела то на Верена, то на Полю, Верен в ответ прищурился почти угрожающе, а Полина, погруженная в свои мысли, ничего не заметила. Понятно, что прямо сейчас лучше промолчать, но потом, когда рядом не будет Верена, надо ли сказать Полине о том, что он скрыл? Или лучше не вмешиваться? Они сами разберутся, и Поля все узнает, когда придет время? Почему Верен избегает этой темы?

Столько вопросов, и совершенно не понятно, какое решение лучше принять. Судя по всему, ни одно не является полностью верным. Фея вздохнула, думая о том, что она, должно быть, изрядно нагрешила в прошлой жизни, раз служение ей досталось такое непростое…

ГЛАВА 5. Те же и Сай

Полина смотрела на какую-то птичку, сидевшую на ветке так близко, что почти можно было коснуться рукой. Смотрела широко раскрытыми сияющими глазами и, наверное, не подозревала, насколько прекрасна сейчас.

Верен не понимал, что такого чудесного она видит в этой мелкой и невзрачной пичужке, с его точки зрения обладавшей единственным достоинством: это точно не оборотень, а значит — не доносчик на службе у Леяны, но раз Полине нравится, значит, что-то в этом создании есть.

Для него же удивительным чудом была она сама — ее чистая душа, ее ясный взгляд, локон, выбившийся из хвоста волос и упавший на розовеющую щеку, нежный изгиб шеи… Тонкие пальчики лежат на подлокотнике скамьи — такие хрупкие, как и вся она — воплощенная хрупкость и сила одновременно. Внутренняя сила, присущая тем, кто умеет любить и сострадать.

Мучительно хотелось прикоснуться… Хотя, нет, лучше не касаться, иначе пытка станет почти непереносимой. Если прикоснешься, хочется большего и… большего… и — еще большего. Того, что они пережили позапрошлой ночью, того, что снилось ему ночью прошлой, не давая покоя, заставляя то и дело просыпаться с бешено колотящимся сердцем.

Рисковать, снова проводя ночь вместе, было немыслимо. И без нее — невыносимо. Но не о том сейчас нужно думать. Защитить, защитить ее любой ценой, но как вырвать Полину из этого капкана, в который он сам ее привел? Конечно, не подозревая, насколько тут все страшно…

Предполагал, что у Леяны есть свои интересы, разумеется. Думал, что княгиня может помочь отправить Полину домой, хотя уже тогда Верену было бы ужасно тяжело с ней расстаться, но дома она была бы в безопасности. Наверное.

Наверняка ведь неизвестно ничего. Только шаманки могут смотреть на пути судьбы — не только на пройденные, но и на те, что лишь предстоят. Но даже они видят лишь вероятности, и не все, и не ясно. А всем остальным остается и вовсе полная неизвестность. Ничего нельзя утверждать. Можно уцелеть там, где смерть собирает обильную жатву, а можно погибнуть там, где все тихо, мирно и спокойно.

Вот и здесь: разве мог он знать, насколько отравлена Мраком Леяна? В Теновии ходили слухи про Отступника, но наверняка не знали ничего. Можно было надеяться, что слухи и вовсе беспочвенны. А уж то, что Отступник фактически правит Светанией, как теперь предполагал Верен, и вовсе никому в Теновии не могло прийти в голову.

Нужно бежать… Немедленно. Неужели все же придется прорываться поверху… Здесь погоня за ними отправится немедленно, а все близлежащие земли густо заселены светлыми оборотнями, до дрожи боящимися своей княгини. Сбежать-то, скорее всего, удастся, да только далеко ли они уйдут?

Внизу же был шанс выбраться где-то в малонаселенном месте, шанс, что их след потеряют. И не зря же Тайра говорила об этом. Значит, там вероятность успеха выше. Но как преодолеть убийственную завесу… Положиться на защиту браслета? Нет, его силы может не хватить на третий заход.

Губы Райяны, сидевшей напротив, неожиданно слегка изогнулись — недовольно и презрительно. Неужели снова этот Сай? Ну конечно… его же не было рядом целый час, наверное, а то и все два.

Верен зло прищурился, но тут же справился с собой, вернув лицу прежнюю невозмутимость. Да, теперь он верил, что Полина сделала свой выбор и этот выбор не в пользу енота, но не мог не признать, что присутствие Сая действует ему на нервы не только потому, что тот на службе у Леяны, но и… Ревность — это яд. Раз попав в сердце, он остается там надолго, его нужноизжить, а это не так-то просто.

Верен медленно повернулся навстречу спешащему к ним Саю, и глаза ворона невольно расширились. Куда подевалась его обычная улыбочка, казавшаяся Верену мерзкой и лживой, хотя Райяна с издевательской усмешкой заявляла: улыбка у енота обаятельна настолько, что чувствительные девушки от такой могут в миг забыть обо всем на свете и упасть в обморок или в постель, причем не в свою. И Верен подозревал, что она, как обычно, говорит чистую правду.

Однако сейчас Сай был совершенно не похож на беззаботного покорителя девичьих сердец. Бледный, с несчастными глазами и даже, кажется, дрожащими губами, он явно старался взять себя в руки, но пока не слишком преуспел. Приблизившись, Сай выдохнул, будто собирался нырять или выпить нечто, намного более крепкое, чем ягодная настойка, затравленно осмотрелся и сжал что-то в руке.

— Нам… надо поговорить, — выдавил он и замолчал, раскрывая рот и снова закрывая, словно у него что-то застряло в горле.

— Что случилось, Сай? — участливо спросила Полина.

— Вам нужно бежать отсюда, — выдохнул он.

Преграда была прорвана и дальше енот так зачастил, что Райяна даже привстала от напряжения — как бы не пропустить ни слова.

— У меня морок-камень, заряд небольшой, но пока хватит, нас сейчас никто не услышит, — слова сыпались как горох из дырявого мешка. — Княгиня делает все, что говорит Отступник, а Отступник решил схватить вас сегодня, тогда уже поздно будет, он хочет, чтобы тея Полина родила ребенка, хотел от меня, но понял, что ничего не выйдет, теперь будет что-то еще пробовать, вам это точно не понравится. Надо бежать, — притормозил он наконец на самом главном, но тут же понесся дальше:

— У меня есть амулет, он отключит защиту в святилище, мы сможем пройти вниз, а там есть надежда выбраться, там много ходов наверх, почти все закрыты, но я знаю один, который точно открыт.

— Стоп, — поднял руку Верен. — Ты собрался бежать с нами?

— Да, — Сай посмотрел на него жалобно, почти умоляюще. — Мне больше незачем оставаться здесь. Мне не поздоровится, если я здесь останусь.

— Почему? — резко спросила Райяна. — Почему — незачем?

— Моих родителей и брата больше нет… Я старался ради них, — прошептал Сай.

Взгляд его погас, не было больше озорного блеска, переливов света и тени, самой жизни, казалось, больше не было в темных глазах, ставших вдруг пустыми и тусклыми.

— Я знал, что так будет… всегда знал. И все же надеялся. Она ненавидит нас.

— Кого это — вас? — спросила Райяна.

— Сейчас на это нет времени, — остановил ее Верен. — Покажи амулет, — он требовательно протянул руку.

Сай после секундной заминки покорно положил ему на ладонь черный овальный камень, оправленный в серебро.

— Его хватит, чтобы нейтрализовать защиту на несколько минут — полностью. Потом он нуждается в обновлении силы.

— Ты не врешь, — задумчиво пробормотал Верен, сжимая камень в руке. — Откуда у тебя все это? И откуда ты знаешь о планах княгини? Вряд ли она тебя посвящала…

— От Лумы. Она многое знает. И амулеты дала мне она. Вы должны взять меня с собой, — вскинулся Сай.

Верен скривился, но ничего не сказал, переглянулся с Райяной, взгляды их были одинаково угрюмы.

— Мы должны взять его с собой, — Полина мягко коснулась руки Верена. — Ведь он предупредил нас, и амулет принес.

Она не стала говорить о том, что он лишился семьи, но Верен и так понял, что это тоже важно для нее, она уже жалеет этого… соблазнителя. А вот он не пожалел бы ее — наградил бы ребенком, отлично зная, что его отберет Отступник.

Верен стиснул зубы и только молча кивнул. Да, взять его с собой придется. И если быть честным с самим собой — еноту он не завидовал, такого не пожелаешь и врагу. Он сам, наверное, пошел бы на все ради близких. Хорошо, что пока не пришлось проверять, способен ли он на подобную подлость ради Полины, к примеру.

— Когда? — спросил он коротко.

— Прямо сейчас, — выдохнул Сай. — Сделаем вид, что вам захотелось снова побывать в святилище, помолиться… А я провожаю. — Сила морок-камня скоро иссякнет, — прибавил он.

— У меня в комнате меч, — досадливо взмахнула рукой Райяна. — И вещи.

— Обойдемся, — отрезал Верен.

— Без вещей — да, но меч…

— Нельзя медлить, — Ворон схватил ее за плечо и слегка тряхнул. — Нельзя. У нас появился шанс, который был так нужен.

— Нет, я не могу оставить оружие, — Райяна упрямо помотала головой. — Я быстро сбегаю. Там арбалет.

Она злилась еще и от обиды, что у Верена оружие с собой, он умудрялся практически незаметно носить его под плащом, а ей с первого же дня пребывания в замке дали понять, что темный оборотень, разгуливающий по их мирному замку и саду с оружием — это уже явный перебор. Она и так хищник. Пришлось смириться и оставить при себе только пару коротких кинжалов и метательные стрелки.

— Я быстро, я догоню вас. Тут и крюк-то совсем небольшой. Но если что — уходите без меня, — бросила волчица и метнулась к их комнатам, припоминая, как много там у них полезного. И деньги, в конце концов — тоже очень нужная вещь, раз придется скрываться от оборотней.

Полина попыталась ухватить Райяну за руку, но, конечно, не успела, да это и не могло помешать.

— Оставь, — быстро проговорил Верен. — Раз она решила, ее проще убить, чем остановить. Идем.

— Надо дождаться ее, — Полина переводила взгляд с быстро удаляющейся спины Райяны на Верена и бледного чуть ли не до синевы Сая.

— Нельзя ждать, — прошелестел енот. — Отступник в любой момент может что-то заметить. Тогда нам всем конец.

Верен подхватил Полину под руку, увлекая ее за собой. Сай семенил рядом, бросая по сторонам испуганные взгляды.

— Если ты не возьмешь себя в руки немедленно, — процедил ворон, — нам придется тебя оставить. Амулет у меня. А ты можешь и дальше трястись здесь без помех. Лучше всего выбрать для этого какой-нибудь темный уголок.

Сай бросил на Верена обиженный взгляд, но все же подобрался и больше не выглядел хотя бы настолько пришибленным.

— Я только что узнал о смерти близких, между прочим, — прошипел енот.

— Сожалею, — холодно проговорил Верен. — И повторяю: тебе нужно выбрать — предаваться скорби или действовать и попытаться спастись.

Сай сжал губы.

— Улыбайся, — прошипел Верен. — Улыбайся, подлая тварь… — последние два слова он проговорил едва слышно. — Как улыбался, когда рассчитывал успешно погубить ни в чем не повинную женщину и ее дитя.

Сай вздрогнул всем телом, будто его хлестнули плетью, но через секунду все же растянул губы в улыбке.

ГЛАВА 6. Райяна. Цена ошибки

Райяна догадывалась, что совершает ошибку. Еще не поздно было повернуть назад, но ее злосчастный характер не позволял ей этого сделать. Да, было ужасно жаль бросать меч, арбалет, сменную одежду и деньги. Но стоили ли они риска? На самом деле в подобных делах все решает их исход. Если все получится, она сама и другие признают, что это было правильно. А если нет…

Должно быть, ей не доставало того неповторимого чувства, когда рядом — вожак. И его решение, если оно окончательно, следует принять, нравится оно тебе или нет. Верен… пожалуй, он годился на роль вожака по своим качествам — уму, быстроте реакции, выдержке, силе, знаниям и умениям. Но… Верен сам был одиночкой. Тем, кто защищает лишь тех, кто ему особенно дорог и близок.

Такие, как он, не умеют и не любят ни подчиняться, ни подчинять. Полина была для него его стаей, но не Райяна. Поэтому волчица не могла смириться и принять его решение без дальнейших рассуждений. Волк либо подчиняется вожаку, либо решает все сам. Она решила, но сомнения в собственной правоте усиливались с каждым шагом. Повернуть назад? Нет… Уже совсем близко комнаты.

Райяна тенью скользнула внутрь, с молниеносной быстротой собрала самое необходимое, накинула плащ, выглянула в коридор — никого. Стараясь выбирать самые малоиспользуемые коридоры, лестницы и галереи, устремилась к святилищу. Еще чуть-чуть… Все должно получиться. Пока что никто не обратил на нее внимания. Она бы почувствовала. Наверное.

Вот уже и святилище совсем рядом. И тут накатило это чувство — недоброго, ледяного пристального взгляда, окатившего ее со спины, будто из ведра холодной водой облили. Райяна на миг замерла. Очень хотелось обернуться, но она этого не сделала, пошла дальше. Спокойно… только спокойно. Она не торопится, просто быстро идет, она всегда быстро ходит, терпеть не может "прогулочный шаг", так что ее скорость не должна вызвать подозрений.

Волчица вошла в святилище, где сейчас почти никого не было. Только у статуи Тены застыла на коленях немолодая женщина. Значит, и светлые обращаются к ней, когда допечет…

Райяна подошла к круглому отверстию в полу, покосилась на женщину, но та не обращала на нее никакого внимания. Вот и амулет — черный камень лежит в гнезде, расположенном на золотистой окружности. Зеленой мути не видно. Значит, Верен, Полина и Сай уже благополучно прошли здесь, и она, Райяна, тоже успела.

Волчица начала спускаться, остановилась, взглянула на амулет. Может, надо его забрать с собой? А то он может вызвать подозрения и обратить внимание на их побег раньше, чем их отсутствие будет замечено. Она протянула было руку, чтобы забрать амулет, но тут пожилая женщина с неожиданной прытью поднялась с колен и кинулась к ней.

— Оставь его. Уходи, быстро. Тебя заметили… Отступник только что сказал об этом княгине, а она приказала вас догнать.

Райяна в ужасе уставилась на нее.

— Откуда ты знаешь… — прошептала волчица, узнавая в женщине няню княгини — Луму.

— Знаю. Беги. Постой. Вот… — Лума протянула ей браслет, какого Райяна никогда прежде не видела — совершенно красный, красный, как свежая кровь. — Это на крайний случай. Он может остановить преследователей и удержать их. Но не слишком долго. Пока будет пить твою силу.

— То есть…

— Он должен быть на ком-то. И будет удерживать всех, кто окажется рядом, пока хватит твоих сил… Беги.

Райяна схватила страшную вещь и бросилась вниз по лестнице, проклиная свое упрямство. Конечно, это она виновата, это ее кто-то заметил и заподозрил неладное. Возможно даже, это был сам Отступник. Почему не остановил ее? Не хотел терять время, наверное. Ведь ему нужна не она. Ему нужна Полина.

Нагнать остальных Райяне удалось без труда — не далеко они ушли, стояли у дальней стены святилища, превращенного в Мрак знает что, решали, какой туннель выбрать для бегства.

Волчица быстрым взглядом окинула систему зарядки кристаллов — так вот куда сила утекает. Ужаснулась темному огню, пылающему в чаше, где место священному пламени, отметила, что Верен пока еще окончательного решения не принял, а потому и продолжает слушать сбивчивый рассказ Сая о том, к какому именно выходу он знает дорогу, и где тот выход находится, но слушает вполуха и вряд ли собирается воспользоваться этой дорогой.

— Тайра говорила о другом, — уронил Верен, осматриваясь.

Сейчас он как никогда был похож на хищную птицу и даже опасно прищуренные глаза и раздувающиеся крылья носа только усиливали сходство, хотя у птиц нет носов и глаз они обычно не щурят.

Райяна поняла, что он использует те загадочные способности, которые не без оснований приписывают воронам. Преувеличивают — да, но все же эти слухи возникли не на пустом месте.

Полина стояла притихшая и тоже будто прислушивалась к чему-то и снаружи, и внутри себя, но это выглядело совершенно иначе — натуральный суслик. Испуганный, неуверенный, но… если его прижать или если опасность будет угрожать тем, кто ему дорог, — он может броситься и на опасного зверя, которого ему не победить, конечно, но ошеломить — вполне. Фея тревожно мерцала у нее на плече.

— Погоня уже в пути, — мрачно объявила Райяна, подбегая к ним. — Да, я виновата, — предупредила она обвинения Верена, который, впрочем, не собирался устраивать разборки прямо сейчас.

— Откуда знаешь? — спросил отрывисто.

— Лума сказала.

Сай снова попытался увлечь беглецов в облюбованный им туннель.

— Туда мы не пойдем, — вынес вердикт Верен. — Мне там не нравится… — он пронзил Сая острым взглядом, но тут же отвернулся: нет, енот не пытается заманить их в ловушку, он сам до смерти напуган и мечтает оказаться как можно дальше от Леяны, Отступника и всех, кто им служит.

— Тайра сказала, что я найду путь… — Полина уткнулась побледневшим лицом в плечо Верена, тот порывисто обнял ее.

— Если ничего не чувствуешь, тогда дорогу выберу я, — ответил он мягко.

Полина взглянула ему в лицо, прерывисто вздохнула, словно собиралась заплакать, и перекинулась в суслика. Зверек замер, застыл столбиком — большие испуганные глаза, поджатые к груди лапки, только шевелится носик, но это длилось всего несколько секунд, потом суслик упал на все четыре лапки и помчался прочь с такой скоростью, что остальные, пребывающие пока в человеческих телах, еле за ним поспевали.

Они мчались, куда-то поворачивали, мелькавший впереди зверек лишь на мгновение замирал на развилках, и все-таки их настигали — пока что далеко позади уже слышался негромкий, но для чуткого слуха оборотней вполне уловимый, топот и тяжелое дыхание преследователей. Медведи и еще кто-то — помельче.

Райяна с отчаянием подумала, что они идут по ее следу. Полина вообще ничем не пахнет, и Верен — тоже. Все у него не как у всех… Правда, тут не она одна виновата, еще и Сай. Запах енота и волчицы — вот что их выдало, вот почему не удалось скрыться в переплетении туннелей.

— Мы должны разделиться, — на бегу сказала она. — На первой же развилке.

— Не вздумай, — рыкнул Верен. — Нам не отделаться от Сая, и запах останется.

Райяна подумала, что он прав. Енот не станет жертвовать собой, чтобы позволить Полине сбежать. Значит, если она отделится от остальных, то максимум чего добьется — враги тоже разделятся. Нет… это не гарантия спасения для Полины…

Внезапно остановились, едва не налетев на стену. Тупик. Суслик обернулся и жалобно засвистел.

— И это — выход? — возмутился Сай. — Надо было…

— Заткнись, — бросил Верен таким тоном, что енот будто поперхнулся воздухом.

Полина снова повернулась к стене, преградившей им путь, засвистела, заскребла лапками, Верен положил ладонь на шершавую поверхность.

— Это земля, — сказал он. — Не камень. И земля не такая уж плотная, похоже, это сделано недавно. Выход действительно здесь. Но его надо прокапывать.

Фея, вспорхнув в воздух и увеличившись, нырнула прямо внутрь земляной стены, вернулась через пару секунд.

— Да, это не тупик. Но копать надо… метра полтора, если не два…

Райяна издала тихий стон и развернулась лицом к приближавшимся преследователям.

— Да, — согласился Верен. — Мы с тобой можем сдерживать их, пока Полина не уйдет.

— А я? — вякнул Сай.

На этот раз хватило одного взгляда ворона, чтобы енот не только замолчал, но и отшатнулся.

Суслик протестующе пискнул и перекинулся в девушку.

— Как это — пока я не уйду? Я никуда не пойду без вас.

— А теперь послушайте меня, — угрюмо и твердо произнесла Райяна. — Я их остановлю. Вот, — она показала красный браслет. — Мне дала это Лума. Он задержит их. И не спорь сейчас, — остановила она Верена, но тот и сам осекся, увидев эту вещь. — Ты и сам отлично понимаешь, что одна или с этим… енотом Полина пропадет. И вряд ли успеет сама выбраться… У них, — она махнула рукой назад, где погоня, останавливаясь на развилках и теряя некоторое время, все же находила их след, неумолимо приближаясь, — наверняка есть боевые кристаллы. И тогда они быстро сомнут нас. Здесь даже не увернешься. Я останусь и задержу их. Не стой столбом, — рявкнула она на Сая. — Копай. Копай, скотина, если не хочешь к Отступнику.

Позеленевший от ужаса парень моментально перекинулся и взялся за дело, не издав ни звука.

— Не смотрите на меня так, — Райяна отвела взгляд. — Это моя вина. Если бы я не пошла за оружием… Они не убьют меня. Вы должны выбраться. И найти помощь.

— Мне очень жаль, — горько проговорил Верен, — но она права.

— Райяна, — Полина всхлипнула, слезы хлынули у нее из глаз.

Волчица быстро отдала Верену добытое дорогой ценой оружие, вещи и деньги, порывисто обняла девушку и бросилась прочь, чтобы перекрыть проход подальше отсюда.

Ноги сами несли Райяну вперед, а мысли в это время кружились, мелькали, перепрыгивая с одного на другое: а точно ли подействует браслет? Она даже оружие отдала… И Верен не возразил, значит, поверил в его действенность? Можно ли доверять Луме? Почему няня княгини вдруг решила помочь им? Или не вдруг? Может, она давно в ужасе от того, что здесь происходит? А этот енот… Не станет ли шпионом или просто обузой? И сколько им там нужно времени? Как узнать? Сколько они будут копать… Верен, наверное, не сможет помочь… Медведь и ворон… У медведя вроде бы подходящие лапы… Или он может стать кем-то еще?

А вот и враги. Они оторопели, увидев, как их добыча сама несется навстречу. Остановились, подозревая подвох. Сколько их? Неважно. Их больше, чем она могла бы одолеть, нужно это признать. Медведи — сильные бойцы, а еще там светлые оборотни — наверняка искусные в иллюзиях. Если иллюзии мешают увидеть движения противника… шансы на победу падают ниже уровня подземелья.

Первый из медведей — в боевой звериной форме, взревел и кинулся на нее. У того, что двигался на полшага за ним и пребывал в человеческом теле, в руке сверкнул боевой кристалл. Все ясно: не хотят рисковать, не оставляют ни единого шанса тому, кто попытался бы вступить с ними в честный бой. Райяна мгновенно защелкнула браслет на запястье и выставила руку вперед — ладонью к противникам.

Атакующий медведь будто со всего маху врезался в стену и взревел от боли и неожиданности. Боевой кристалл описал в воздухе сверкающую дугу и упал на землю, мертвенное сияние разлилось по невидимой преграде, растеклось желтовато-зеленой мутью и угасло, словно о прозрачную стену разбилось огромное яйцо. Райяна ощутила лишь холод, охвативший кисть руки, как будто опустила ее в холодную воду или засунула в мягкий снег.

Из-за широкой медвежье спины показался невзрачный человечек — бегающий взгляд, тревожно подергивающийся нос. Даже в человечьем теле он напоминал грызуна. Наверное, крыса, — предположила Райяна. Крысы опасные противники. Они умеют и сражаться, и наводить иллюзии. Но для боя нужно много крыс, а для иллюзии хватит и одной. Поговаривали, что стая крыс и вовсе способна свести своих врагов с ума.

Человечек осторожно приблизился к той черте, у которой топтался теперь растерянный медведь, поводил в воздухе рукой, скривился, будто раскусил стручок перца, что-то сказал тому, у кого был кристалл. Теперь все они угрюмо уставились на Райяну, ощущавшую себя донельзя странно. Это не бой, а какая-то пародия на него. Но, конечно, оставалось лишь радоваться нежданному подарку. Он действительно работает. А время идет… и это отлично.

Но радоваться ей пришлось не слишком долго. Крыс оказался более сообразительным или знающим, чем ей бы хотелось, так что вскоре все, кроме него, уже бросались на преграду так, чтобы не покалечиться, но расходовать силы — силы Райяны. Каждый их удар забирал частицу ее сил.

Они не пожалели и еще одного боевого кристалла — более мощного, чем первый. После этого Райяна по-настоящему ощутила, как браслет пьет ее силы, как они тают, оставляя ее пустой оболочкой, а не воином, каким она всегда была. Это оказалось неожиданно тяжело. Просто стоять и ждать, когда все силы утекут в пустоту, стоять и понимать, что от тебя больше ничего не зависит.

— Надеюсь, это не зря, — прошептала она, вздрагивая от озноба, усиливавшегося с каждой минутой и гоня прочь мысли о том, что будет с ней дальше.

Вряд ли браслет убьет ее, вытянув все до капли. Райяна не боялась смерти, но рассчитывать на такой исход не приходилось. Дурнота подступала, ей становилось все холоднее, и она поняла, что потеряет сознание, преграда станет слишком хрупкой и тогда… Она попадет в руки к врагам — совершенно беспомощная. Вряд ли что-то могло напугать ее сильнее, разве что перерождение в дочь Мрака.

Внутренний холод сковал ее, ноги уже не держали, и волчица медленно сползла на земляной пол, опираясь спиной на стену. Сознание мутилось и когда сил не оставалось уже даже на то, чтобы держать глаза открытыми, она услышала над собой голос, полный злобы и мстительного предвкушения:

— Ты ответишь за то, что посмела стоять у меня на пути…

"Отступник", — подумала Райяна и с трудом приподняла отяжелевшие веки.

Над ней склонился человек в плотном плаще с капюшоном, вместо лица — лишь непроницаемая чернота. Райяна отчаянно взмолилась Тене, чтобы Полина и Верен успели скрыться, и сознание ее угасло.

ГЛАВА 7. Верен. Цена свободы

— Что с ней будет? — в ужасе спросила Полина, когда Райяна бросилась прочь, навстречу преследователям.

— Знаю только, что она не умрет, — ответил Верен. — И вряд ли Леяна и Отступник убьют ее, значит, надежда на освобождение останется. Останется, если мы выберемся.

Полина угрюмо кивнула, вновь обернулась сусликом и заработала лапами рядом с енотом, с отчаянием осознавая, что ей понадобится много, очень много времени, чтобы прорыть здесь нору, в которую она сможет протиснуться, не говоря о Сае. И скорость его рытья тоже оставляет желать лучшего, несмотря на явное усердие.

А как же Верен? — подумала она с внезапным обжигающим ужасом.

Но потом вспомнила, что он ворон, а ворон хоть и крупная птица, но точно пройдет там, где пройдет енот. От лап Сая земля так и летела в разные стороны, Полина то и дело оказывалась осыпана ею с головы до хвоста. Она попыталась отгребать землю в сторону, но лапки были маловаты для таких масштабных работ.

— Эй ты, поаккуратней, — прикрикнул на енота Верен и замер.

Полина мельком глянула на него, вновь сосредоточившись на своих ощущениях, которые подсказывали, что все правильно — выход должен быть где-то здесь… Чутье суслика и правда оказалось волшебным, стоило только сосредоточиться на том, чтобы найти выход… такой выход, где их не ждут враги. Здесь… он здесь… копать-копать-копать… В этом даже было какое-то совершенно незнакомое удовольствие. И лишь по краю сознания зверя скользили ледяным холодом отчаяние и боль — Райяна… Что они сделают с ней?

Верен мучительно искал другой способ. Он же должен быть. Такой, чтобы уйти всем, не бросать Райяну. Но не видел его. Было бы легче пойти с ней, встать плечом к плечу… Это легче, чем знать, что она жертвует собой, возможно обрекая себя на что-то ужасное, а он спасает себя — такой ценой. Но рядом Полина. Райяна права — он не может оставить Полину одну.

И вскрыть выход — Тайра сказала, что он сможет это сделать. Значит, Полина не сможет? Тогда все лишается смысла и попадутся все. Стиснув зубы, он заставил себя не думать об этом больше. Не сейчас. Раз способ уйти всем не найден, продолжать обдумывать это и предаваться угрызениям совести бесполезно. Значит, надо помочь Полине.

Муфра говорила, что у него много ипостасей… Каким же дураком он был. Не желал ничего менять, не желал быть никем иным — только медведем, как отец. И теперь даже не знает, на что способен. Собраться. Собраться и представить… Копать… он должен копать… кто умеет копать? Нет. Это не тот способ. Не разум может ему помочь, а инстинкт.

Представить… как копает, он копает… ему нужно копать… Знакомое ощущение накрыло с головой — тело его будто на миг растворилось в пространстве, а потом снова собралось из мельчайших частиц, сгустилось и возникло. Он не медлил ни секунды, не понял даже, кем стал, ощущая главное — это тело рождено, чтобы копать.

Барсук с угрюмым ворчанием оттеснил в сторону енота, и его лапы с тупыми когтями, самой природой предназначенные для рытья, вгрызлись в податливую, хотя и плотно утрамбованную землю. Енот бестолково тыкался где-то сбоку.

— Отгребай землю, — мысленно рявкнул Верен, и, судя по всему, Сай услышал и понял.

Барсук рыл с таким остервенением, с такой скоростью, что енот и суслик едва за ним успевали. И когда его лапы встретили пустоту, они еще несколько мгновений продолжали копать, перемалывая воздух. Наконец он осознал, что рыть больше нечего, и вывалился из норы.

Следом за ним, пыхтя и еле протискиваясь, пробирался енот, и Верен не смог удержаться — от души цапнул его за ухо. Не за прошлые делишки, нет. А за то, что этот трусливый мерзавец оттеснил Полину, спеша спасти свою красивую шкурку. Енот обиженно взвизгнул и отскочил в сторону.

Следом наконец-то показался суслик, которому не составляло труда передвигаться по проходу, прорытому барсуком. Даже в этом виде и засыпанная землей от макушки до лап, Полина выглядела изящной, хрупкой, трогательной… Ее хотелось прижать к груди и унести на край света, укрыть ото всех невзгод, чтобы даже тень печали или страха не касалась ее. А он… ничтожество, раз не способен на это.

Зачем его сила? Что она может дать ей? Холодная и страшная сила. Он не решился пустить ее в ход против тех, кто преследовал их. Не решился. Боялся не справиться. Тем более, что там в любой момент мог оказаться сам Отступник, против него ему сейчас точно не выстоять. Цена ошибки слишком высока. Райяна расплатилась собой. А ему пришлось бы платить Полиной.

Верен встряхнулся. Полина и Сай тоже пытались привести себя в порядок, отряхивая землю, хотя особой необходимости в этом не было — при обороте грязь исчезала. Распрямившись уже человеком, Верен осмотрелся, пытаясь понять, где они оказались. Перед ними лежал туннель, который кто-то перекрыл той самой насыпью, что осталась у них позади. Кто, зачем и как? Сейчас это было неважно, сейчас имел значение только путь к свободе. Верен подхватил суслика на руки и побежал вперед. Енот спешил следом. Фея улетела вперед и тут же вернулась.

— Что там? — ощущая холодное дыхание отчаяния, спросил Верен.

— Там… — желтый шарик замерцал испуганно. — Там…

— Что? — рявкнул ворон, останавливаясь. — Враги? Тупик?

— Нет… Там… Печать смерти…

Верен ничего больше не сказал и не спросил, он ворвался в небольшой зал, из которого был только один выход, не считая того, что остался за спиной, и выход этот действительно преграждала магическая печать. Суслик у него на руках тревожно свистнул, прижимаясь к его груди. На сердце стало теплее. Он справится, он со всем справится. А с этим — уж точно. Теперь ему есть, ради чего. Ради кого.

— Не бойся, — шепнул он Полине, бережно опуская трогательную зверюшку на пол. — Это просто… Печать Лориша.

— Бога Смерти, — угрюмо сказал енот, уже обернувшийся человеком.

Полина тоже перекинулась и замерла, рассматривая то, что преградило им путь. Поперек выхода протянулась серебряная паутинка — редкие тончайшие нити, чуть блестевшие, хотя здесь было почти совсем темно — клочья пепельников по стенам тускло мерцали лиловым и багряным.

Паутинка светилась собственным светом — потусторонним, манящим… А самое главное находилось в ее центре — сгусток бархатной черноты, как небо самой темной ночью, как… Нет, не было в мире живых такой абсолютной темноты, она завораживала, парализуя волю, притягивала к себе, заставляла смотреть-смотреть-смотреть… пока разум не перестанет воспринимать чтобы то ни было еще, а ноги сами не понесут вперед… и руки сами протянутся… Разве можно устоять? Совершенная темнота — это и есть истинное совершенство, которого не понять тому, кто никогда его не видел. Полина сделала шаг вперед, и Сай тоже. Даже фея завороженно подлетела поближе.

— Стоять, — Верен схватил их за плечи — Полину мягко, Сая — грубо и жестко, тут же отдернув руку.

Фея встрепенулась, метнулась назад и уселась на Полино плечо.

Верен медленно приблизился к Печати. Вот так поймала его жизнь. Или, скорее, смерть. Он не хотел этого, не желал проходить посвящение, становиться одним из Воронов Лориша. А теперь у него нет выбора.

Наверное, Муфра сказала бы что-то вроде: если не хочешь выполнять свой долг и служить этому миру, тогда закрой свое сердце и живи в безразличии ко всему и всем, если это можно назвать жизнью.

Кажется, что-то такое она ему говорила. Но тогда ему и правда было почти безразлично все и все. А теперь нет. Шаманка права: это прозябание не стоит того, чтобы называться жизнью. И если ради жизни любимой он должен служить смерти, он будет ей служить. Лишь бы не оказалось слишком поздно.

Верен поднял руку, медленно приближая ладонь к мягкой черноте, казавшейся одновременно пушистой, словно безобидный маленький зверек, и в то же время она выглядела провалом в абсолютную пустоту иного мира, который, конечно же, не был пустым, но ничего привычного там не было, ничего, что могли бы воспринять ограниченные материей органы чувств, потому это и казалось пустотой. Хватит ли у него сил? Не поглотит ли его эта ласковая бездна?

— Верен, — испуганно ахнула Полина.

— Не бойся, — спокойно ответил он, не оборачиваясь. — Мне это не повредит.

— Он, что же, ворон? — изумленно спросил Сай.

— Да, — кивнула Полина, не отрывая взгляда от напряженной спины Верена.

Енот пораженно присвистнул.

— Значит, еще не все потеряно, — оптимистично заявил он и взъерошил каштановые кудри.

Полина раздраженно покосилась на него и шепотом спросила фею:

— Что он делает, Фаюшка? Ему это правда не повредит?

— Не должно… — без особой уверенности откликнулся желтый пушистик и тут же подпрыгнул на Полином плече, метнулся куда-то назад. Теперь и остальные услышали, что там какой-то шум.

— Отступник… — одними губами прошелестел Сай, развернувшись.

Полина тоже обернулась. К ним катился вал удушливого дыма, разрываемый багровым пламенем. Внутри вспухающей огненной стены двигались монстры, тянувшие к ним чешуйчатые лапы с длинными загнутыми когтями. Полина не могла вдохнуть, ноги у нее начали подгибаться.

— Полина, — голос Верена придал ей сил, чтобы повернуться и взглянуть на него. — Не смотри. Это морок. Сюда, быстрее. Сюда.

Одна рука Верена была погружена в черноту Печати, другой он отвел в сторону нити "паутины". Фея встрепенулась и пискнула Поле в ухо:

— Беги. Бежим.

— Это иллюзия, — снова крикнул Верен. — Но Отступник и правда сейчас будет здесь.

Поля наконец очнулась и ринулась к Верену, к серебряной паутине с дышащим цветком иномирной тьмы в центре — они уже не казались такими пугающими по сравнению с тем, что накатывало сзади. Потом повернулась к Саю, дернула его за руку — один раз, другой. Енот встрепенулся и тоже бросился к проходу.

— Сначала она, — процедил Верен, глядя на Сая таким опасным взглядом, что тот съежился и едва ли не присел.

Полина осторожно протиснулась в образовавшийся просвет между нитями, ощущая всей кожей, чутьем, интуицией, что прикасаться к ним опасно, а может, и смертельно.

— Скорей, — рявкнул Верен Саю, замершему рядом, только взгляд его метался, останавливаясь то на Печати, то на Верене, то на иллюзорных чудовищах в огненном мареве.

Верену захотелось отпустить удерживаемые нити, чтобы они полоснули по еноту… он почти увидел, как это будет, но тут же удержал себя, прикрыл глаза, заставил безумное желание истаять под опаляющим огнем воли. Енот перебрался на другую сторону, то и дело вздрагивая и замирая.

"Это тоже часть испытания", — думал Верен, стараясь отрешиться от страха за Полину, раздражения, вызываемого Саем, ото всего отрешиться, как должно проходящему Посвящение Лоришу.

Он не хотел этого, видит Тена, не хотел. Но сила Лориша, смертоносная сила, вливалась в его руки — с каждым мгновением ее становилось все больше. Ее не было бы столько, пройди он Посвящение давно — по собственной воле. Но он не желал этого. А теперь… Теперь пути назад нет. Отныне он один из Воронов Лориша.

ГЛАВА 8. Лабиринт Лориша

В последний миг, прежде чем скрыться за Печатью, Верен ощутил, как его толкнула в спину чуждая сила. Отступник был уже здесь, явившийся вслед за насланной им иллюзией. Но он опоздал. Верен обернулся, и от его улыбки — страшной улыбки истинного Ворона Лориша, черный маг отшатнулся, а потом и вовсе едва не упал — сила, которой он пытался ударить Верена, вернулась к нему, но не прежней, а будто окунувшейся в черноту смерти.

Это не могло убить Отступника, но удар был весьма чувствительным, и пока бывший шаман приходил в себя, Верен одним плавным движением проскользнул между серебряных нитей. Мог ли он сейчас убить Отступника? Хватило бы сил? Вероятно, мог бы, но лишь ценой своей жизни.

Безразличие к ней осталось в прошлом. Сейчас Верен хотел жить. И она хотела, чтобы он жил, — та, что пробудила его от существования, похожего на долгий и бессмысленный сон.

Многие вороны в юности чувствуют себя именно так, они словно посланцы Иного, запредельного, несущие в себе его часть, которой трудно найти место в обычной жизни, и потому они часто ощущают себя чужими среди живущих, не в силах нащупать прочную связь с их изменчивым, мятущимся миром. Но Верен не знал об этом. Каждый ворон взрослеет в одиночестве, как говорит поговорка. И смысл ее каждый ворон тоже понимает сам — на собственном примере.

Только оказавшись по другую сторону Печати, Верен отнял руку от затягивающей, крепко держащей черноты сердцевины Печати, выдернул ее, преодолевая упругое сопротивление. Фая, видя это, широко распахнула испуганные глаза. Сколько силы Лориша влилось в него? Сумеет ли он совладать с ней?

Только сам Верен и фея видели, как густая бархатная чернота перетекала в его руки, пока он касался печати, как впитывалась, наделяя силой, что может обернуться против своего обладателя, против кого угодно. Лишь истинный Ворон Лориша может удержать ее и направить так, как сочтет нужным он сам или же… — как сочтет нужным Лориш. Но столько силы шаманки не позволяли принимать при посвящении.

Верен невольно встряхнул руками, но холод не отступил — они словно окоченели до полного онемения, он их почти не чувствовал. Так вот как оно — когда твои руки тебе не принадлежат. Это руки Лориша. И все остальное тоже достанется ему, если не совладать с силой.

Верен посмотрел на свои ладони, словно видел их впервые, потом тревожно взглянул на Полину. Лучше ему не касаться ее. И лишь после — осмотрелся вокруг.

Снова небольшой зал, но лиловые пепельники здесь светятся сильно и ровно, хотя их свет сам по себе неяркий и какой-то мистически потусторонний. Второй выход — напротив первого, перекрытого Печатью, — широкий, очень широкий, свод выгнут дугой и видно, что дальше расходятся в разные стороны три узких туннеля.

— Отступник не сможет последовать за нами? — осторожно спросила Полина, оглядываясь на Печать, что словно подрагивала, дышала, жила своей загадочной жизнью.

— Не сможет, — Верен усмехнулся уголком губ.

— Только ворон может пройти через Печать Лориша и провести других, — тихо прошептала фея, снова опускаясь на плечо своей подопечной.

— С тобой все в порядке? — Полина коснулась плеча Верена, и он, вздрогнув, сделал шаг в сторону, уходя от прикосновения.

— Да, — ворон мотнул головой, — да, все в порядке. Я просто… хочу прочесть, что там написано, — он взмахнул рукой.

Над выходом из этого зала действительно была вырезана надпись, но слова частично закрыли веточки пепельников. Наверное, прежде им не позволяли этого, обрабатывая участок стены с надписью соляным раствором. Но, видно, давно здесь никто не бывал, а если и бывал, то не заботился о сохранности невесть когда выбитых в камне слов.

Верен невольно подумал, что мог бы сейчас приложить ладонь к пепельникам и пожелать избавиться от них. Картина того, как нежный бархатистый ковер темнеет, чернеет и опадает на пол зала прахом и пеплом, возникла перед его внутренним взором мгновенно. Озноб прокатился вдоль позвоночника, окатил смертным ужасом. Страшен дар Лориша… К счастью, ничего такого не потребовалось.

Фея вспорхнула и, трепеща радужными крылышками, зависла в воздухе напротив надписи. Медленно перемещаясь вдоль нее, она прочла:

— Все пути смертных ведут к Лоришу, Приносящему покой. И лишь на одном из них ждет Лоана, Возрождающая для жизни. Отыщи свой путь.

— Ясно. Это тот самый Лабиринт Лориша, что находится на пути к святилищу Лоаны, — вздохнул Верен. — Когда-то паломники блуждали здесь, пока не находили дорогу к святилищу. А тех, кто не сумел отыскать дороги, через три дня вылавливали служители святилища и выводили обратно.

— То есть в святилище они так и не попадали? — уточнила Полина.

— Да. Считалось, что им нужно совершить паломничество к Лоришу или хотя бы поговорить с кем-то из шаманок, которые могут объяснить, что делать дальше. Боюсь, нас выводить некому да и некуда. И блуждать здесь долго…

— Некогда, — завершила Полина.

Верен кивнул.

— И куда же все это делось? Паломники, служители… — проговорила Полина, осматриваясь. — Леяна все это прекратила?

— Не думаю, — коротко бросил Верен, размышляя о дальнейших действиях.

— Нет, это все заглохло само собой, — неожиданно ответил Сай. — Находилось все меньше желающих блуждать по Лабиринту, далеко не всем из паломников удавалось найти выход к святилищу. Ну и… Старики говорят, что благочестие угасло, никто больше не хочет знать правды и искать свой путь, все хотят просто жить, и жить как можно лучше, потому и настали для нас темные времена. Может, они и правы, — закончил он тихо.

Все трое медленно подошли к развилке. Туннели выглядели абсолютно одинаковыми, не считая совершенно незначительных различий вроде валяющегося где-то мелкого камешка или другого рисунка пепельников на стенах — он всегда был разным.

— Может, мне попробовать? — нерешительно предложила Полина и, не дожидаясь одобрения Верена, снова перекинулась в суслика.

Окружающая реальность в очередной раз обрушила на нее лавину нового, незнакомого, удивительного и волнующего. Восприятие зверя — это дверь в другой мир, мир, где не один запах, а десятки и сотни, где звуки и образы воспринимаются совершенно иначе, где все, что молчит для человека, обретает голос — каждый шорох за гранью слышимости человеческого уха, каждое дуновение ветерка — за пределами ограниченного человеческого восприятия.

Несколько мгновений Полина просто стояла, впитывая, вбирая, узнавая и не узнавая мир вокруг. Только что это были темные туннели — узкие, пугающие, непонятные. И вот — это стало необъятным пространством, звучащим, пахнущим и… зовущим. Но куда? Она попыталась отрешиться от звериного восприятия, которое могло завести куда-нибудь, где будет пища и безопасность — для маленького зверька. Ей нужен был выход для троих человек и одной феи.

Помимо восприятия зверя, было и иное — ощущение магии, которое не описать и не понять ни зверю, ни человеку, пока не испытаешь сам. Вокруг нее, под ней, над ней, повсюду текли потоки силы, будоражащие, шерстка от них приподнималась, будто наэлектризованная, а кожу слегка щекотало и покалывало. Такую силу она не ощущала прежде — она была… лиловой, как растущие по стенам пепельники, она обещала умиротворение и покой… Покой неподвижности, умиротворение смерти. Сила Лориша — мягкая и властная, ласкающая и усыпляющая… Опасная. Была и другая… Тонкий золотистый ручеек… Поймать его. Это похоже на скользящий солнечный лучик…

Она с наслаждением втянула воздух и побежала вперед. Да, выход есть. Она его чувствовала — он звал, пел запахами, звучал дуновениями и золотил пол перед ней неуловимым солнечным бликом. Лабиринт? Это просто очень большая хитросплетенная нора с одним выходом, если не считать того, что позади. И этот выход — ну вот же. Очень просто… Суслик бежал вперед, фея летела следом, Верен держался рядом, Сай шел чуть позади, опасливо посматривая на ворона.

Идти пришлось долго. Не зря служители святилища в прежние времена вылавливали заблудившихся паломников только через три дня после начала паломничества. Даже если точно знать дорогу, тут нужно идти целый день, а то и больше. Суслик может двигаться достаточно быстро, но все-таки он не птица, не олень и не волк, и лапки у него коротенькие, и к таким долгим переходам он не приспособлен.

Судя по субъективному ощущению времени, уже наступила ночь, когда они решили остановиться. Наверное, паломники прежде тоже делали здесь привал — стены большого округлого зала покрывал ковер из золотистых пепельников с небольшими вкраплениями лиловых, что символизировало близость святилища Лоаны, Приводящей в Жизнь. У стен стояли сундуки без запоров, в которых еще сохранились тюфяки, одеяла, сухари и сушеные ягоды. В центре зала, за оградой из неровных диких камней, виднелась глубокая расщелина, на дне ее журчала темная вода подземной речушки, и все еще стояло рядом неглубокое ведро, хотя веревка уже подгнила и доверия не вызывала. Стояли небольшие деревянные плошки.

Верен снял с плеча дорожную сумку, достал веревку, споро приладил ее к ведру, и скоро все они смогли напиться. Вода была чистая, хрустальная, ледяная до ломоты в зубах. Сухари размочили в плошках, добавили сушеных ягод, и получилось почти королевское угощение — во всяком случае для беглецов.

Потом расстелили на полу тюфяки, бросили на них одеяла — все оказалось довольно-таки чистым и в хорошем состоянии. Полина хотела лечь рядом с Вереном, но он все как-то сторонился ее, оттаскивал тюфяк в сторону, чтобы между ними оставалось свободное пространство.

Она посмотрела недоумевающе, бросила взгляд на енота — может, Верен его стесняется? Так ведь она ничего такого не имела в виду, лежать рядом, согревая друг друга — чего тут стыдится, особенно перед этим… соблазнителем. Да и на Верена это было не похоже: он демонстративно относился к Саю как к пустому месту.

И все же, когда енот опустился на тюфяк, брошенный на пол поодаль от спального места Полины и Верена, и потянул на себя одеяло, ворон сел, уставившись на Сая пристальным пронизывающим взглядом и сказал вдруг:

— Рассказывай. И не вздумай врать.

ГЛАВА 9. Откровенно о тайном

— Что рассказывать? — Сай вздрогнул, будто его ударили.

— Все, — отрезал Верен.

— Но…

— Хорошо, облегчу тебе задачу, — Верен отвел глаза в сторону, словно где-то там, на противоположной стене у него был набросан конспект предстоящего разговора. —Начни с того, за что княгиня Леяна ненавидит вас. И кто такие эти "мы", сказать не забудь.

Сай сглотнул и опустил голову.

— Я жду, — тихим и угрожающим тоном сказал Верен.

Полина, сидевшая рядом с ним — но снова не вплотную, и снова потому, что он этого не захотел, — с опаской покосилась на Верена. Таким она не видела его прежде, такого тона, каким он сегодня разговаривает с Саем, прежде у него не слышала.

А что, собственно, она о нем знает? Он скрытный и замкнутый. Секретов у него хватает… Райяна была на этот счет права. Райяна… Сердце стиснуло болью, на грудь легла тяжесть и глаза защипало. Где она сейчас? Что с ней? И как ей помочь…

Было бы хоть немного легче, если прислониться к теплому боку Верена, взять его за руку… Но он отдергивает от нее руки, словно испачкаться боится. Но этого же не может быть, правда? Не может. Остались в прошлом ее бесконечные комплексы, здесь им не место. Если она позволит им заслонять от нее реальность, если будет прятаться от них и из-за них, то может пропустить что-то очень важное.

Важное — это то, что происходит с Вереном. Ведь он стал так отстраненно держаться с тех пор… с каких пор? Да с тех, когда на их пути встретилась та ужасная Печать. Печать Лориша… Печать Смерти. И хотя на самом деле ужасной она Полине не казалась — слишком много в ней было манящего, зовущего обаяния, но по сути своей, наверное, она была ужасна, страшна и…

Что там случилось? Почему Верен изменился после соприкосновения с ней… Задумавшись об этом, Полина даже пропустила кое-что из сказанного Саем, а там явно было, что послушать. Она отвлеклась от своих мыслей только на вопросе Верена:

— Ты хочешь сказать, что Леяна была влюблена в Ярона? — в голосе ворона проступило едва заметное недоверчивое удивление.

— Ну, влюблена или нет — того не знаю, — Сай ухмыльнулся. — Может, она вообще любить не способна. Но что она замуж за него мечтала выйти, это уж точно… — он понизил голос, будто и здесь его могли услышать шпионы княгини. — Меня тогда здесь не было, но этим слухам можно верить…

— Допустим, — кивнул Верен, глядя на енота немигающим тяжелым взглядом. — Но я спрашивал не об этом.

Сай поежился и отвел глаза.

— Ну… вот… потом…

— Не мямли. У нас есть на что потратить время, кроме как на твое блеяние.

Полина невольно поежилась, она и не представляла раньше, насколько жестким может быть Верен, всегда такой мягкий по отношению к ней.

Сай вздохнул, подобрался и продолжил:

— А потом… когда стало ясно, что с Яроном ничего не выйдет… светлейшая наша княгиня решила, видно, выйти замуж по любви. Или не решила… Короче, она на моего отца засматривалась. А что, енот он видный, — Сай встряхнулся и заговорил оживленно — почти так, как раньше, когда пытался соблазнить Полину.

— Что скрывать, еноты вообще обычно всем нравятся. А мой отец даже среди енотов — один из первых красавцев. Хотя не только в красоте дело… От его улыбки все таяли, голос бархатный, ухаживать умел… Видел бы ты его.

Верен едва заметно скривился, но Сай не заметил этого, может быть потому, что здесь было не слишком светло, но скорее — он просто перестал обращать внимание на ворона, ощутив себя, как много раз прежде, рассказчиком, находящимся в центре внимания благодарных, а то и восхищенных слушателей. Дело было не в том, что он говорил, а в том — как. Знаменитое обаяние енотов…

— Тыщщу лет бы вас не видать… — чуть слышно прошипел Верен, но услышала его только Полина.

Неужели все еще ревнует?

— В общем, княгиня решила, что он в нее влюблен без памяти, а это было… не совсем так. Она, конечно, красивая, но тепла в ней нет. Сейчас-то вовсе — ледяная и ядовитая. Тогда, наверное, еще такой не была, но задатки имелись. А мы, еноты, чтобы кто о нас ни думал, очень ценим семью, она для нас главное. И семья должна быть любящей, жена — это святое. Но это должна быть такая жена, чтобы от нее тепло на душе становилось, а не только глаз радовался.

Полина буквально кожей ощутила раздражение Верена, но внешне он ничем его не выдал и слушал, не перебивая.

— Но с другой стороны… Молодая княгиня, красавица. Конечно, отцу польстило ее внимание, и я его понимаю. Он тогда тоже был совсем еще молод… Короче говоря, дело у них шло к свадьбе. Но то ли Леяна что-то заподозрила и нарочно подослала к нему свою подружку-белку, то ли так случайно вышло… В общем, отец выпил… больше, чем нужно. И выложил этой… белке, чтоб ее на том свете Шешхат драл, что у него на сердце. Мол, не так уж она и хороша, княгинюшка, и любви он к ней особой не чувствует, но от княгини кто ж откажется? Вот, мол, станет князем, при нем все еноты заживут по-княжески. Что говорить… это быстро дошло до Леяны. А может, она и вовсе с белкой этой заранее договорилась и поблизости пряталась, уши вытягивала… Она была в ярости. Отец тогда сбежал и больше в княжеский дворец и носа не казал. Думал, что тем и обойдется. Да только Леяна не из тех, кто прощает обиды. Выросла девочка… Цветочек голубенький, ядовитенький…

— Уж ты-то молчал бы. Невинная ромашечка в полосочку, — не выдержал Верен. — Это, значит, твоему папаше мы должны в ноги поклониться за то, что тут происходит. Но он у тебя весь в белом, чисто светлый дух безгрешный. А что он молодой княгине в душу наплевал — это ерунда, мелочь, каждый бы на его месте, да? Так вот — не каждый. А только подлая и мелкая душа.

Сай побледнел, прижавшись к стене.

— Ты это… полегче… Он умер между прочим… Княгинюшка сгубила… Всю семью мою. И скольких еще енотов… Только те и уцелели, что разбежались да попрятались или в Теновию ушли, присягнули Ярону. Их пока не трогает… Только надолго ли это.

— Вот-вот, — угрюмо уронил Верен. — Ты только о енотах и думаешь. А о том, сколько других пострадало, задумывался когда-нибудь? А что умер… Так это, знаешь ли, не оправдание. Все умрем. Только кто-то с чистой совестью, а кто-то… как подлец.

Сай отвернулся, уткнувшись головой в согнутые колени. Полина переводила взгляд с него на Верена и обратно.

— Считаешь, что я был с ним слишком груб? — тихо спросил ворон, не глядя на нее. — Можешь пойти — утешить несчастного.

— Зачем ты так, Верен? Да, я думаю, что не стоит так резко высказываться, когда речь идет о погибших близких, — ответила она и положила руку ему на плечо.

Верен дернулся, сбрасывая ее ладонь, склонил голову, волосы, выбившиеся из перехватывавшей их ленты, скрыли его лицо.

— Прости, — сказал он через минуту, которая показалась Полине вечностью. — Ты права, терять близких всегда тяжело, какими бы они ни были для других. И… я не хотел тебя обидеть. Но нам лучше… держаться подальше друг от друга. Какое-то время.

— Подальше? Я прошу тебя, не молчи. Объясни, что происходит. Не отгораживайся от меня. Это… так тяжело… Я не могу так.

— Я не могу, — он упрямо качнул головой. — Я готов умереть за тебя, но объяснить — не могу.

— А мне не надо, чтобы за меня умирали, — горько проговорила Полина. — Мне надо, чтобы ты был рядом со мной — живой.

Ответом ей было молчание.

Наконец не выдержала фея. Она вспорхнула с Полиного плеча и опустилась на пол напротив Верена.

— Если ты не хочешь говорить, — начала она возмущенно, сложив крылышки за спиной, — тогда скажу я.

— Не смей.

— А кто мне запретит? — желтый пушистик прищурил голубые глазки. — Я здесь не для тебя, а для Полины. И главное для меня — ее интересы, а не твои, — она подпрыгнула, будто ножкой топнула.

— Ты думаешь, ей станет лучше, если она узнает…

— Не тебе решать, лучше ей станет или хуже. Сейчас ей точно плохо, разве не видишь? Значит так, — Верен взмахнул рукой и фея отпрыгнула подальше, с упреком на него покосившись.

— Некоторые вороны проходят Посвящение Лоришу и после этого становятся Воронами Лориша, получая часть его силы — силы смерти. Соприкоснувшись с Печатью Лориша, Верен прошел Посвящение и получил силу Лориша. Поэтому он и сторонится тебя. Боится с ней не совладать. И совершенно напрасно, кстати. Если Ворон Лориша кого-то любит, это делает его сильнее, и уж точно он не причинит вреда тем, кто ему дорог.

— Это ты так думаешь, — угрюмо уронил Верен и посмотрел на свои раскрытые ладони. — Посвящение проводят шаманки. И они следят за тем, сколько силы получит ворон. Я сегодня явно перебрал… Видишь? — он протянул ладони вперед, из них выплывала густая бархатная чернота, точно такая же, какую они видели в центре Печати.

Чернота поднималась, собираясь в небольшие облачка, двигалась, дышала, пульсировала… Верен запрокинул голову, лицо его было напряжено. Чернота втянулась обратно.

Фея, Полина и Сай смотрели на его руки с одинаковым потрясением в глазах.

— Я не верю, что это причинит мне вред, — уверенно произнесла Полина и мягко положила свою руку на его раскрытые ладони. Верен дернулся всем телом и наконец-то прямо посмотрел на нее.

— Холодные… — Полина нахмурилась. — У тебя такие холодные руки… Давай, я их согрею. — Не дожидаясь его ответа или реакции, она взяла его ладони в свои, и Верен подчинился.

— Ты замерз? — озабоченно спросила она.

— Нет, — он усмехнулся уголком губ. — Только руки. Они… будто не мои. И это действительно опасно. Ворон Лориша может убивать одним касанием…

— И зачем такое Посвящение? — нахмурилась Полина. — Что с этой силой делать и как от нее избавиться?

— Избавиться… Только использовать, больше никак не избавиться.

— Убивая? — она смотрела на него широко раскрытыми глазами, и Верену хотелось завыть от бессилия, от желания все изменить, быть тем, кто согревает ее, а не тем, кого должна согревать она, да еще и опасным.

— Да, — выдавил он.

— Это не совсем так, — менторским тоном завела фея. — Действительно, Вороны Лориша могли служить своего рода… — она замялась, пытаясь отыскать подходящее слово.

— Говори уж как есть, раз начала, — вздохнул Верен. — "Своего рода" палачами они могли служить. И служили. Если кого-то из оборотней или людей приговаривали к смерти, то призывали Ворона Лориша.

— Но отличие огромно, — возразила Фая. — Если приговоренный оказывался невиновен, то он мог остаться в живых.

— Мог, — уронил Верен, — но еще не факт, что оставался. Это зависит от того, насколько Ворон Лориша беспристрастен, насколько он на самом деле является проводником Воли Лориша, а не просто носителем его Силы.

— Также Вороны Лориша могли сами находить и карать, скажем, бандитов, насильников, убийц, — продолжила фея. — Считается, что Лориш сам ведет их и приводит туда, где они нужны. Иногда они избавляли безнадежно больных или раненых от страданий. Но это не все. Вороны Лориша могли и исцелять. Те же раны, например, а иногда и тяжелые болезни. Сила Лориша может и восстанавливать, а не только убивать. Например, при тяжелой лихорадке или эпидемиях черной смерти Вороны Лориша являлись настоящим спасением.

— А почему в прошедшем числе? — уточнила Полина.

— Потому что их давно не видели.

— Они, наверное, могли бы и мраков… остановить?

— Могли бы, — кивнул Верен. — Но именно сейчас их и нет. Значит… такова Воля Лориша. Она непознаваема и непонятна для смертных.

— Но один теперь точно есть, — протянул со своего места Сай, внимательно прислушивавшийся к разговору.

— Да, один есть, — кивнул Верен. — Извини, что был так резок, говоря о твоем отце. По сути сказанного я, впрочем, от своих слов не отказываюсь. Но мне жаль… что ты потерял семью. Я знаю, что это такое. Отлично знаю. Лучше, чем мне бы хотелось.

ГЛАВА 10. Тепло и Свет

Полина сама подтащила свой тюфяк к тюфяку Верена, и он больше не пытался отодвинуться — смирился. Убедившись, что Сай завернулся в одеяло и отвернулся к стене, Полина и вовсе придвинулась вплотную и обняла ворона.

— А твои руки уже не такие холодные, — прошептала она ему на ухо.

— Это ты их согрела, — одними губами ответил Верен, глядя в ее глаза, чувствуя, как отступает холод и страх.

Разве он может причинить вред ей? Нет… это невозможно. Вот Сая ему действительно лучше не трогать, а то мало ли… А Полина… — это Полина. Его любовь и его тепло.

— Я буду твоим теплом, — улыбнулась она, словно подслушав его мысли. — Раз любовь может помочь Ворону Лориша, значит, все будет хорошо. Обязательно.

— Да, — согласился он, касаясь губами ее лба, век, щек и наконец губ — сначала невесомым, потом нежным и наконец пылающим, подчиняющим поцелуем.

Они сплелись в тесном объятии, забыв, что поблизости есть посторонний. Для них сейчас не существовало никого больше в целом мире. Они целовались до изнеможения, одними только объятиями через все слои одежды утверждая полную принадлежность и единение.

Когда Верен начал покрывать поцелуями шею Полины и попытался расстегнуть на ней тунику, она все же вспомнила, что они здесь не одни. И казалось, что Верен уловил ее мысль, потому что сказать она ничего не успела, но он уже что-то почувствовал — промелькнувшую, как дуновение холодного ветерка, отстраненность, ощутил, что она не совсем с ним — не целиком и полностью, до последней частицы существа, а вот вдруг какой-то своей частицей подумала о чем-то другом. И само это — то, что он настолько чувствует ее, чувствует, как часть себя самого, если не лучше, наполнило ее невыразимым счастьем.

— Прошу тебя, я тебя прошу, — зашептала она. — Никогда не отдаляйся от меня, не закрывайся. Я не смогу так. Теперь не смогу… Отдельно от тебя, понимаешь?

Он серьезно кивнул глядя ей в глаза — близко-близко, так что и видно-то ничего не было — все расплывалось, но они видели главное — видели больше, чем могло показать зрение, видели душу, чувства — все до дна.

И в этот момент единения Полине показалось, что Верен открыл ей не все. Но она не стала ни о чем спрашивать.

Да, ему тяжело быть открытым. Он замкнутый и скрытный, давно привык к одиночеству, неизвестно был ли у него хоть когда-нибудь по-настоящему близкий человек, с которым можно поделиться всем — до самого дна. Может быть, отец? Но его давно нет. А мама… наверняка Верен берег ее, всего, что думал и чувствовал, ей не говорил. Вообще, наверное, мало что говорил. Вот и привык — беречь именно так — молчанием. Уходить в себя, скрывать. Ничего. Она его отучит. Но не все сразу — тут нужна осторожность.

Полина улыбнулась своим мыслям — надо же, сколько в ней оказывается хитрости и чуть ли не коварства. Женской хитрости, которая, должно быть, просыпается тогда, когда женщина встречает настоящего мужчину, ради которого стоит пойти на все, лишь бы привязать, удержать и… согреть.

— А руки у тебя теперь не просто теплые — горячие, — прошептала она.

— Это все ты. Ты меня согреваешь. Я и чувствую их теперь иначе… Онемение прошло. Они снова — мои.

— Для этого и нужна любовь, — улыбнулась она. — Любовь ведь сильнее смерти.

Верен на миг задумался. Ему открылся смысл того, что Ворон Лориша должен кого-то любить. Действительно — именно это и может удержать его на краю, не позволить стать холодным и равнодушным убийцей, не позволить потерять себя, растворившись в темноте и холоде выпавшей на его долю страшной власти. Да, вот в этом-то все и дело. Только любовь и может быть сильнее смерти, только она может обуздать Силу Лориша.

Верен проснулся первым. Развитое чувство времени подсказало ему, что утро уже наступило. Но Полина еще спала, уткнувшись ему в грудь, тихонько посапывая, даже во сне продолжая держать его за руку. Около получаса Верен лежал не шевелясь, наслаждаясь этим непривычным невероятным ощущением — полное доверие, тепло, нежность…

Потом поднялся Сай, зазвенел ведром, и Полина встрепенулась. Верен едва не зарычал от злости на енота и тут же почувствовал холодок в ладонях. Нет, нельзя. Он должен владеть собой. Всегда умел, а теперь… Теперь ему нужна железная выдержка, иначе Сила Лориша в его руках превратится в разрушительную мощь, уничтожающую все живое без разбора.

Он глубоко вдохнул, выдохнул, посмотрел в такое милое и беззащитное спросонья лицо Полины и улыбнулся. Да, вот его сила, вот что позволит ему сохранить выдержку. Ему есть ради кого бороться, хотя Силы ему досталось больше, чем способен вынести один ворон.

Они умылись, перекусили, убрали на место тюфяки и одеяла и двинулись в путь — до святилища явно было недалеко. Это место предназначалось для отдыха, чтобы те, кто нашел верный путь, могли поспать и перекусить, дабы со свежими силами вступить в благословенное место.

Единственный туннель был широк и даже потолок его выстилали золотистые пепельники, сила здесь била через край, но уже очень давно никто не приходил сюда приобщиться к ней. Да, правильно говорила Фая — забыли люди Лоаниры своих Богов…

Идти пришлось недолго, перед путниками распахнулся зал — не слишком большой, но весь пронизанный косыми лучами утреннего светила, падающими сверху — туда взмывала широкая белокаменная лестница с резными перилами.

— Это и есть святилище? — тихо спросила Полина.

Торжественность золота пепельников и льющегося сверху света вызывала благоговение и душевный трепет.

— Это только преддверие, — едва слышно прошелестела фея и притихла, привычно сидя на плече. — Самое главное — наверху.

Верен и Сай молчали. Так, в полном молчании, поднимались по лестнице с высокими ступенями. Только один раз Фая все же прошелестела Полине на ухо:

— Эти уникальные белые пепельники растут только здесь… Они светятся не только ночью, но и днем.

Полина и сама уже заметила и восхитилась непередаваемой нежной красотой белоснежных искрящихся, словно снег, пепельников, устилавших стены наклонного туннеля, через который их вела лестница. Их радужное сияние завораживало, настраивая на встречу с чем-то прекрасным, чистым, готовя к принятию Небесного Света.

Лестница вывела их на площадь, вымощенную разноцветными каменными плитками, в центре высилась окруженная стройными колоннами белокаменная ротонда, накрытая резным куполом. Каким чудом мастерам удалось сделать изящные сквозные прорези в камне, Полина не могла даже предположить, но сейчас об этом и не думалось.

Все строение, насквозь пронизанное светом, легкое, словно парящее в воздухе, похожее на волшебное видение, было чудом. Но еще большим чудом предстали перед ними две статуи, стоявшие под куполом. Мужчина и женщина. Лориш и Лоана. Брат и сестра. Жизнь… и смерть.

Оба были прекрасны и неуловимо похожи, но и отличия бросались в глаза, и дело было не в одинаково совершенных чертах прекрасных лиц, а в их выражении, в том послании, которое гениальный — никак не меньше, — мастер когда-то вложил в каждую из скульптур.

Лоану окутывали волны золотых локонов, глаза светились небесной ясной синью. Взгляд ее был устремлен вверх, она смотрела скорее в Небо, чем на тех, кто подходил к ней. Одухотворенное, обращенное к Вечности лицо. Правая рука приподнята, словно она призывает и других посмотреть вверх.

Полина призыву вняла, посмотрела. На внутренней стороне купола ротонды сияла Золотая Звезда — священный символ Всетворца. В левой руке Лоана держала плоскую чашу, и правая рука Лориша поддерживала ее вместе с рукой его сестры. Рука Лоаны покоилась на ладони Лориша. В чаше пылало белоснежное пламя.

Сначала Полина подумала, что это на свету оно кажется таким, но, присмотревшись, поняла — нет, оно и правда белое. Искрится и переливается всем многоцветьем радуги, как снег на солнце. Невероятное пламя… Пламя Жизни.

Лориш — темные глубокие глаза, гладкие черные волосы — смотрел вниз — на тех, кто к нему приближался. И лицо его, такое же прекрасное и одухотворенное, как у сестры, было исполнено мягкости и сострадания. Левая рука его была протянута вперед и чуть вниз — к ним, к людям. Протянута так, словно он предлагал помощь, словно спасал утопающих.

Смерть, дарующая отдых от трудов, невзгод и болезней, освобождающая, милующая. Смерть, соединяющая с потерянными близкими. Совсем не страшная. Лориш был похож на Милостивую Тену, что так тронула душу Полины во время ритуала пробуждения духа. Хотя Тену породила Лоана, насколько Поля помнила из рассказов феи, но ведь Лориш ей брат — все равно родня.

Она невольно улыбнулась при этой мысли. Да, Тене определенно что-то досталось от Лориша, а вот Светан удался в мать — похож на Лоану. Твердость черт и бескомпромиссность. Жизнь требует силы. А смерть… принимает всех… — отчаявшихся, обессилевших, немощных… И если есть в их душах свет, дает им отдых и новый шанс — не зря рука Лориша поддерживает руку Лоаны с пылающим в ней Пламенем Жизни. И лишь те, в ком ничего доброго нет, попадают в темную бездну к злобному Шешхату.

Еще раз взглянув на Звезду Всетворца, Полина опустилась на колени — вслед за Вереном и Саем. О чем просил каждый из них? Полина ощущала себя пустым сосудом, в котором не осталось ни единой связной мысли, она лишь чувствовала, как свет и тепло наполняют ее, дают ей силы жить, надеяться, любить и верить. И уходит страх.

Да, на каждом пути смертного ждет Лориш. Но смерть — не самое страшное. Страшнее пустая жизнь без тепла и света. Страшнее душа, доставшаяся в добычу Шешхату, что станет терзать ее пока не уничтожит вовсе.

Как красиво называют Лориша — Дарующий покой. Покой — это не уничтожение. Личность будет жить — в мире духа или в мире материи, если возродится вновь. Только Шешхат может уничтожить ее. Полное уничтожение, небытие — это действительно жутко. И невозможно представить. Немыслимо хотя бы на миг вообразить, что тебя не будет вовсе — совсем, нигде… Но уничтожается лишь зло. Мироздание никогда не выбрасывает на помойку ничего доброго, оно лишь преобразует его.

— Ой, я, кажется, вспомнила, — пискнула фея, когда невольные, но благоговейные паломники поднялись с колен.

— Что вспомнила? — оживилась Полина.

— Как позвать Хранителя.

ГЛАВА 11. В пути

Все трое внимательно уставились на фею. Полине сделать это было сложнее других, но и она старательно выворачивала шею, чтобы увидеть радостно помахивающее крылышками создание, сидящее у нее на плече.

— И как же? — осторожно спросил Верен, словно боясь слишком активным интересом спугнуть ответ.

— Надо… надо пойти туда, куда указывает правой рукой Лоана. И там где-то… будет родник, бьющий из-под земли… Нужно опустить в него руки и…

— И? — Верен приподнял бровь.

— И… позвать Хранителя, — неуверенно закончила Фая.

Теперь все смотрели на руку Лоаны. Несколько секунд смотрели. Молча. Первым не выдержал Сай:

— Ну что же… думаю, способ верный. Если мы отправимся на Небеса, куда, собственно, Лоана и указывает, то там мы точно найдем… много чего интересного, в том числе и Хранителя, почему бы и нет? Они же не бессмертные, так что кто-то из них наверняка уже преставился. Правда, родник вызывает у меня сомнения… Но все возможно. Может, там и родники есть, и по ним ищут тех, кто тебе нужен. Осталась самая малость — определить, кого посылать и каким способом. Подозреваю, что вам захочется послать меня. Однако сразу предупреждаю: лично я против.

— Никто и не сомневался, — усмехнулся Верен. — Побереги лучше свое красноречие для Хранителя. Или для охмуряемых девиц — они точно оценят. Лоана, конечно, указывает на Небеса — в символическом смысле. Но если посмотреть более приземленно… Она указывает вправо и слегка вверх, а там, если зрение мне не изменяет, имеется небольшой холм. Поищем там родник. — Сказав это, он поклонился изваяниям и пошел в указанном направлении.

Полина и Сай двинулись следом. За пределами вымощенной камнями небольшой площади, где располагалась ротонда, клонилась под теплым ветерком сочная трава, покачивались нежные головки белых, лиловых и золотисто-желтых цветов, каких Полина никогда не видела прежде. Холм, к которому вел их Верен, смотрелся изумрудно-бархатным. Сам воздух, казалось, был напоен не только запахами зелени, земли и цветов, но и чем-то неуловимым — мерцающим волшебством, хрустально звенящей, на грани слышимости, музыкой.

Святилище Лоаны… Оно было не только там, где высилось ее изваяние и пылал невероятный белый огонь в чаше, оно было везде… Везде, где есть жизнь, поняла сейчас Полина. Но здесь — ее было особенно много, она словно переливалась через край, наполняя всех приходящих. И как жаль, что этих приходящих не было здесь так давно…

Дорога не утомляла, казалось, что они не идут, а плывут по зелено-цветочному сказочному морю. Даже подъем на холм не был тяжелым. Иногда из травы высовывались любопытные мордочки — Полина раз увидела суслика и невольно рассмеялась. Почти родственник.

Отдельно стоящие кусты и деревья местами сливались в небольшие заросли и рощицы, оттуда доносились птичьи голоса, в траве густо и бархатно жужжали шмели, навевая сладкую дремоту. Сказочный край. Лечь бы на эту траву и смотреть в бездонную синеву, гадая на кого похожи проплывающие вереницы пушисто-изменчивых облачных странников, пока не накроет сладкий сон… Хотя зачем ей сон? Теперь, когда рядом Верен, и явь может быть слаще любого самого прекрасного сна.

С вершины холма открывался такой вид, что его хотелось запечатлеть в памяти навечно. Холмы и холмики, рощицы, перелески, большое озеро — овальная чаша, наполненная небесной голубизной и волнами облаков, в центре озера — островок — купы пышных кустов, деревья. Он выглядел таким манящим, что на миг Полине вспомнилось ощущение полета и показалось, что крылья вот-вот готовы распахнуться за спиной.

Но тут Верен сказал:

— Слышите?

Полина и Сай вопросительно посмотрели на него, а Фая взлетела и устремилась вперед.

— Ручей журчит, — добавил ворон.

— Там источник, да, — радостно объявила вернувшаяся фея. — Идемте скорей.

— Хранитель точно там, — пробормотал Сай.

— Где? — удивилась Полина.

— На острове. То есть, если он вообще здесь есть, то он там. У нас верят, что острова в центре озер или рек — это мистические и священные места. Там наш мир соприкасается с другими.

— И я могла бы оттуда попасть домой? — оживилась Полина, не столько потому, что ей сейчас этого хотелось, просто это был привычный вопрос, прочно поселившийся в подсознании еще в первые дни в Залесье.

Верен быстро взглянул на нее и тут же отвернулся, а Поля пожалела о вырвавшемся вопросе.

— Не думаю, — задумчиво ответил Сай. — Это связь с мирами, где больше магии, чем у нас, а в твоем мире ее меньше.

Подошли к роднику. Он весело журчал, взметаясь из под земли невысоким фонтанчиком, потом бежал вниз, огибая камни, даря свежесть траве и, наверное, впадая в озеро у подножия холма.

— И что теперь? — спросил Сай.

Верен ничего ему не ответил, даже не глянул в его сторону. Посмотрел на родник, на озеро, опустился на одно колено и погрузил руки в воду, но тут же дернулся и поднял их.

— Что? — встревожилась Полина. — Что-то не так?

— Я просто вдруг подумал, что это, возможно, не самая удачная идея — делиться силой Лориша с родником и озером, предположительно окружающими священный остров.

— Водная преграда вокруг такого места символизирует именно… — Фая замялась, пытаясь подобрать слова.

— Смерть? — приподнял бровь Верен. — А ведь верно… Это древний символ — реку или другую водную преграду пересекают, когда переселяются в мир за гранью… Ну что же, попробуем. Присоединишься? — он взглянул на Полину.

— Да, конечно, — она присела рядом с ним и опустила руки в хрустальную ледяную воду.

— Нам нужен Хранитель, — тихо проговорил Верен. — Мы просим помощи.

Он взял Полину за запястье и потянул ее руку из воды.

— Хватит, вода ледяная. Если он может услышать — уже услышал. Если захочет отозваться…

— Смотрите, — фея высоко подпрыгнула.

Верен и Полина распрямились, пристально глядя на озеро и остров, — его берег оказался значительно дальше, чем казалось с вершины холма. Радужное сияние разлилось над островом, Полине даже вспомнился какой-то мультик из детства, про Конька-Горбунка, кажется. Там так сияло перо жар-птицы.

— Кажется, это приглашение, — выразил общую мысль Верен и начал спускаться, бережно поддерживая Полину, чтобы не споткнулась о камни, незаметные в траве.

До берега озера добрались быстро.

— Что делать будем? — спросил Сай. — Я плавать не умею.

Верен, собиравшийся ответить, что с ним они ничего делать не собираются и лучше ему на остров не соваться, поперхнулся словами и уставился на енота с искренним изумлением.

— Ты же енот, — сказал он с полувопросительной интонацией.

— Ну енот, да, — Сай вздохнул. — Притопили меня хорошо, когда маленьким был. С тех пор я… воды боюсь. И потом, — вскинулся он, — енот — не водоплавающее животное. Если у берега поплескаться — это одно, но плавать…

— Ну и сиди здесь, — пришел в себя Верен. — Вообще-то мы тебя с собой не приглашали.

— Ладно, — Сай вздохнул и уселся на траву, скрестив ноги. — Лети к цели, о бесстрашный и смертоносный ворон, — он патетически простер руку, потом опустил и закончил буднично: — А Полина может со мной подождать…

— Размечтался, — фыркнул Верен и посмотрел на Полину.

Во время этой перепалки она смотрела на остров и, кажется, почти не слышала их слов. Радужное сияние, появившееся после того, как Верен обратился к Хранителю, давно истаяло в прозрачном воздухе ясного нежаркого летнего утра. Но Полине все виделось хрустальное мерцание, слышался нежный перезвон — далекий, зовущий, сулящий прикосновение к сказке, хотя она и так уже в сказке… Но сказка эта местами страшная, пугающая, а то и трагичная, а хотелось прекрасного доброго волшебства… И сейчас она чувствовала его рядом — только позволь себе поверить, только протяни руку, только… взлети.

Она прикрыла глаза, снова открыла — глядя в небо, бесконечное, чистое, зовущее небо… Момент преображения и в этот раз не запомнился, словно и не было его. Она осознала себя, когда крылья уже взбивали воздух — миг паники, когда ветер ударил в грудь, инстинктивное стремление поймать воздушную волну… И вот — она уже не летит, а скорее — плывет. Плывет в небе… Поток несет ее — она не знает, куда, она только чувствует невероятное, невместимое не только в тело, но и в сердце, счастье свободы, простора и полета.

Полина не знала, сколько ее носило по воле ветра, потому что в эти минуты забыла обо всем — не только о том, зачем она здесь, но и о том, кто она и где. Она — есть. И небо — есть. И она — в небе. Это все, что имело значение. Ликующее счастье полета…

Но человек — создание, не умеющее терять себя надолго, это его сильная и слабая сторона. Так и Полина очнулась, попыталась осмотреться, не поняла, где находится, и тут же рефлексы дали сбой, она начала падать… Но рядом мелькнуло черное крыло, в сознании прозвучал уверенный голос:

— Успокойся. Все хорошо. Ты умеешь летать, просто доверься своему телу. А если что-то случится, я тебя поймаю.

Полина взмахнула крыльями, мысленно улыбаясь. Какое же счастье, когда рядом есть тот, кто дарит тебе крылья и всегда готов тебя поймать, если ты все же упадешь…

ГЛАВА 12. Первый Хранитель

Полина мягко планировала вниз — к острову. Воздух больше не казался ненадежным — он мягко обнимал, он нес и поддерживал. Белая горлица устремилась к удобной ветви дерева, на которую уже опустился ворон, но в последний момент не решилась. Теперь уже пугал не полет, а посадка. Она снова взмахнула крыльями, ловя ими тугие воздушные струи, поднялась, описывая круг. Ворон тоже взлетел, держался рядом.

— Не волнуйся, — его мысленный голос обволакивал сознание темным бархатом, успокаивал и придавал уверенности. — Тебе не нужно контролировать это, не нужно думать, как это будет и что нужно делать. Твое тело само знает, как это сделать. Тебе нужно только дать ему понять, чего ты хочешь.

Со второй попытки посадка удалась — Верен был прав, тело все знало само.

— Белая горлинка и ворон, — послышался снизу молодой мужской голос, в котором легко угадывалась улыбка. — Прекрасная пара.

Верен хлопнул крыльями, слетая вниз и оборачиваясь у самой земли. Полина не успела задуматься, как это делается, испугаться, что у нее не получится, а машинально последовала его примеру — так захотелось поскорее увидеть Хранителя, и так сильно было чувство, что сейчас здесь просто не может произойти ничего плохого.

У подножия дерева их ждал высокий и статный русоволосый мужчина, одетый в простую белую тунику и коричневые штаны, заправленные в сапоги. Широкие плечи, добрые серые глаза — примерно так Полина представляла себе былинных богатырей — заступников всех сирых и немощных.

— Давно у нас гостей не было, — улыбнулся мужчина. — Рады вам.

Полина и Верен поклонились, синхронно удивляясь множественному числу.

— Вы — Хранитель? — осторожно спросил Верен.

— Я-то? — мужчина хохотнул. — Не-ет. Я муж ее. Простой человек, не маг, не оборотень. Каждому Хранителю положено в браке состоять. И не с кем-нибудь, а с самым обычным человеком.

— Почему? — не удержалась от вопроса Полина.

Мужчина нахмурился.

— Ну… там закон какой-то есть волшебный — большую силу надо уравновешивать. Иначе она не может полностью раскрыться. Я, признаться, в подробности не вникал.

— И не только поэтому, — прозвенел хрустальный голос — мягко прозвенел, словно это был такой… шелковый хрусталь.

Отголосок подобного звона слышался Полине раньше — при одном только приближении к этому чудесному месту.

— А еще — чтобы не забывали, что главная сила — она в душе и в сердце, не в магии. Всем, кто особыми силами владеет, так легко об этом забыть… Люди кажутся им слабыми. Но если у волшебных существ или магов слабеет их человеческая суть… Они несут только беды — и себе, и другим. — Из-за деревьев медленно вышел единорог.

Такой сверкающей, но не слепящей белизны Полина никогда не видела. И такого невероятного тепла во взгляде. Большие лиловые глаза словно окутали ее мягким золотым покровом любви и понимания. Витой рог сиял расплавленным светлым серебром. Трепетное чудо, волшебное видение… Верен тоже замер. Им обоим сейчас казалось, что неловким движением или звуком можно спугнуть это удивительное чудо, непредставимое даже в волшебном мире оборотней и магии.

— Хранительница… — выдохнул Верен, опускаясь на одно колено.

— Не нужно, — единорог рассмеялась, словно ветер чуть тронул нежные колокольчики. Голос ее звучал в голове и, казалось, повсюду вокруг, но бархатные губы не шевелились.

— Подойди ко мне, дитя иного мира.

Полина, как зачарованная, медленно подошла. Переливы белоснежной волнистой гривы, атласная шкура — все это выглядело искрящимся белым золотом — шелковым и бархатистым. Поля сама не заметила, как протянула руку… но в последний момент удержалась.

— Ты можешь ко мне прикоснуться, — единорог слегка склонила голову. — Я не растаю. Можешь погладить. Почему бы и нет? Мне будет приятно.

Полина коснулась сначала кончиками пальцев, потом осмелела: гладила бархатную шею, пропускала сквозь пальцы невесомый шелк гривы, но сама неотрывно смотрела в лиловые глаза — теплое море понимания и любви.

— Ты поможешь нам, Хранительница? — спросила она.

Единорог шумно вздохнул и переступил точеными ногами, опуская голову.

— У меня почти совсем не осталось сил… Я мало что могу… теперь.

— Теперь? — нахмурился Верен.

— Да. Вы же видели, что происходит. В святилище Светана горит темное пламя во славу Мрака. Святилище Лоаны заброшено. В Светании властвует Отступник, и все, кто не служит ему, трепещут от страха.

— Хранитель… не может менять судьбу мира. Судьбу мира выбирают те, что живут в нем. Здесь осталось так мало Высшей Светлой Силы… Так мы называем ту силу, которую вырабатывают души, деятельно стремящиеся к Свету. Многие тут тоскуют о Свете… о добре, о милосердии, о благе… Они стремятся… но стремление это бессильно… Хотя и оно много значит. Благодаря ему у Светании еще есть надежда. Но я могу направлять лишь Высшую Силу — силу действия и подвига. А ее здесь мало… Хотя есть и она. И начала прибывать, но медленно…

— Я даже не могу теперь оставаться в этом мире — почти постоянно живу на родине — на Фаомире. Я услышала ваш зов, потому и пришла. Меня очень давно никто не звал. Поэтому… вам придется справляться самим. Вы имеете больше власти и силы, чем я. Да-да… не волшебство здесь нужно, а сила сердец, воля, самоотверженность… Только они вылечат этот край.

— Но ты можешь хотя бы подсказать нам… Хоть что-то, — попросил Верен.

— Да, могу, что-то — могу. Подойди ко мне, Ворон Лориша. Не думай, что меня смущает твоя новообретенная сила. Жизнь и смерть — это брат и сестра. Вы же были в святилище, видели их. Они едины. И смерть — не есть небытие. Только Мрак действительно страшен. Он — полное уничтожение. А твоя сила может служить жизни. Хотя это и нелегко… Но у тебя есть любовь. Она поможет. Коснись меня.

Верен осторожно протянул руку и положил ее на шелковую искрящуюся гриву.

— Ты чувствуешь тепло?

— Да…

— Оно перетекает в тебя… проникает до самого сердца… Ты думаешь, это мое тепло?

— Да, — уверенно согласился Верен, удивленный таким вопросом.

— Нет… — в лиловых глазах единорога заплясали озорные искорки-смешинки. — Оно не мое. Оно твое. Я лишь дала тебе почувствовать его. Ты чувствуешь? Уже не тепло… Настоящий жар. Пламя… Священное Пламя Истинной Любви. Оно твое… И я благодарна тебе за то, что ты позволил мне прикоснуться к нему. Это прекрасный дар… Запомни это тепло и этот жар. Они помогут тебе, когда будет нужно. Ты получил много Силы Лориша. И тебя ждет непростое испытание. Ты не должен тратить ее. Должен сохранить.

— Сохранить? Для чего…

— Для кого… Эту силу подарил тебе Лориш, чтобы ты избавил Лоаниру от Отступника. Убить его почти невозможно. Он напитан магией и силой, вытянутой из душ… Он знает множество темных тайн и все их использует, чтобы упрочить свою власть и сделать себя неуязвимым. Ни один оборотень ни в одиночку, ни объединившись с другими, не сумеет остановить его. Только Сила Лориша… Тебе нужно сохранить ее. Запомни. Когда придет время, Лориш приведет его к тебе. Или тебя к нему. А до тех пор — ты должен сберечь ее. Знаю, это тяжело… Нести в руках лед и не оледенеть… Но если в сердце пылает пламя, это возможно. И все же… — она замолчала, кося загадочным лиловым глазом.

— Что? — тихо спросил Верен.

— Не забывай, что милосердие — выше всего в мире… — прошептала Хранительница тихо-тихо.

Верен нахмурился, пытаясь понять, что она хотела этим сказать. В целом-то все ясно. Но ведь это имеет отношение к чему-то вполне определенному. Конкретно — что?

— Не думай сейчас… Сейчас не поймешь, но, может быть, поймешь после. У меня хватит сил, чтобы переместить вас — поближе к второму Хранителю. Может быть, он знает, что делать с сынами Мрака… Я не знаю. Но второй Хранитель сильнее меня. В Теновии больше Светлой Силы. Так сложно устроен мир, что далеко не всегда назвавшиеся светлыми, являются таковыми. И не все, кого называют темными, в самом деле темны.

— А как же Райяна? — требовательно спросила Полина. — Мы должны ей помочь… Что с ней теперь?

— Она жива, — печально ответила Хранительница. — И если вы все сделаете правильно, то… скорее всего, она будет жить.

— Скорее всего? — нахмурился Верен. — Этого мало.

— Это самое большее, что может предложить жизнь в мире, где переступили запретную черту и призвали Шешхата. Прямо сейчас вы ничем не можете ей помочь. Разве что…

— Что? — мрачно спросил Верен.

— Я могу отдать ей часть силы, что у меня сейчас есть, но тогда ваш путь до второго Хранителя будет длиннее, а значит и опаснее.

— Отдай, — твердо проговорила Полина. — Отдай ей. Она должна жить.

— Вы тоже, — единорог печально склонил голову. — Вы нужнее этому миру.

— А она — нужна нам. Помоги ей. Пожалуйста.

— А что скажешь ты? — единорог поднял голову и посмотрел в глаза Верену, застывшему в мучительной попытке найти правильный ответ.

Он очень хотел, чтобы Райяна выжила, спаслась. Но Полина… Полина была всем его миром. Можно ли рискнуть хотя бы частью ее безопасности ради другой, которую он уважал, которой желал только добра, но Райяна… Если она умрет, ему будет больно и, наверное, часть этой боли останется с ним навсегда. Но если умрет Полина… его мир рухнет. И силу Лориша ему тогда не удержать.

Это уже за гранью возможностей смертного существа. Даже простой ворон, потерявший любимую, становится смертоносным, а Ворон Лориша… смертная сила выжжет его изнутри и превратит в палача — безжалостного и неудержимого. Он будет сеять смерть, пока сам не растворится в ней. Это было так же ясно, как ясно, что за ночью следует утро, а за днем — вечер. Это неизбежно.

— Верен… — Полина положила руку ему на предплечье, заглянула в глаза. — Это же Райяна… Мы должны ей помочь.

— Да, — он устало прикрыл глаза. — Да, должны. Помоги ей, Хранительница.

— Хорошо. Пусть будет так, — единорог кивнул, прикрывая свои необыкновенные глаза.

— Скажи нам, откуда берутся сыны Мрака? — спросил Верен, вспомнив о важном, о том, что давно мучило темных оборотней.

— И куда исчезают оборотни? — вопросом на вопрос ответила Хранительница.

— Понятно, что они становятся сынами Мрака, но как и почему? Ведь пропадают не худшие.

— Их похищают… — едва слышно прошелестел мысленный голос единорога. — Вы узнаете правду — позже. Не сейчас. Сейчас вы должны отыскать второго Хранителя. Он может знать, как остановить это. И он… сильнее меня. Вам нужно спешить.

И тут, словно в подтверждение этих слов, на них спикировала перепуганная, беспорядочно машущая крылышками фея.

— Скорее, — пискнула она. — Он тонет.

ГЛАВА 13. Енот и Единорог

— Кто тонет? — хором спросили Верен и Полина.

— Ну Сай же, — возмутилась Фая их непонятливости.

— А что он вообще там делает? В воде? — прошипел Верен.

— Да я же говорю — тонет.

— А полез туда зачем? — рявкнул ворон, тут же перекидываясь и устремляясь к берегу.

— Испугался… — прошептала ему вслед фея.

— Чего? — удивилась Полина.

— Что вы его бросите…

— А вы можете ему помочь? — Полина повернулась к Хранительнице, наблюдавшей за ними, как взрослый за милой детской возней, — в ее глазах Поля увидела улыбку и умиление.

— Не могу, —Хранительница качнула тяжелой головой. — Ваш спутник не должен был пересекать границу. Он не готов. Его страх и эгоизм тянут его на дно. Таков закон. Он или справится, или утонет. Если вы не спасете его. Хранители здесь не для того, чтобы…

Полина не дослушала. Она, конечно, понимала, что это невежливо и что мрачные мысли о том, что Хранители, похоже, вообще ничего не могут и непонятно, зачем они тут вообще, — это плохие мысли. Но раз уж спасение утопающих дело рук самих утопающих — или их знакомых, то лучше отложить на потом обсуждение причин и следствий, перейдя непосредственно к действиям. Не то чтобы Полина думала, что Верен не сумеет спасти Сая без ее участия, — нет. Но она, если быть с собой честной, не была уверена, что Верен захочет его спасать.

Горлинка взмыла в небо, почти моментально достигла берега острова и увидела, как енот беспомощно барахтается точно посередине водной преграды — полпути до острова он все же преодолел, а теперь бестолково взбивал воду лапами, словно собрался масло из нее вспахтать, и несмотря на всю эту весьма бурную деятельность, он то и дело совсем скрывался под водой. Верена нигде не было видно.

Полина вспомнила свой опыт плавания из прежней жизни и отчетливо поняла, что в самом лучшем случае она сумеет не утонуть — если будет одна. А если с таким вот барахтуном — точно пойдет на дно. Где же Верен… Она собралась уже опуститься на берег и попробовать "представить того, кто ей нужен", как советовала Тайра: вдруг удастся обратиться кем-то водоплавающим? Хотя она даже не знала, кого "заказывать". Не утку же. Да, водоплавающая, а толку-то? Кто может вытащить енота?

Но тут Полина заметила целеустремленно продвигавшуюся к утопающему почти слившуюся с водой уплощенную голову. Она и увидела-то не саму голову, а дорожку расходящейся воды, которую этот пловец стремительно разрезал. Кто это? Какой-то хищник? Или… Ну где же Верен? Это он? Или это не он…

Белая горлинка заполошно металась в небе, не зная, на что решиться, а когда услышала знакомый спокойный и вселяющий уверенность мысленный голос, едва не свалилась в воду от облегчения.

— Успокойся. Я здесь. Я вытащу этого надоеду… — мысли Верена "звучали" ворчливо, но это нисколько не уменьшило Полиной радости.

Даже Верену управиться с "надоедой" оказалось не так уж легко. Кажется, в конце концов он слегка придушил енота и тогда уж сумел вытащить на берег. Полина уже перекинулась и с веселым изумлением наблюдала за Вереном в образе выдры. А сам он, когда увидел, что на него смотрят, почему-то смутился.

— Не нашлось никого более подходящего, — проговорил он, перекинувшись в человека и приводя в себя Сая — отнюдь не нежно.

— Ты что… ты зачем… — забормотал енот, тоже вернувший себе человеческий облик. — Ты зачем меня покусал? Почему ты меня все время кусаешь?

— Все время? — удивилась Полина.

— Ну… второй раз уже, — пояснил Сай.

— Потому что лезешь куда не надо. Чего тебя понесло в воду, если плавать не умеешь? И потом… ты так брыкался, что мог бы утопить даже выдру, хотя это в принципе невозможно. Надо же было тебя утихомирить…

— Я думал, вы меня бросите, — совсем другим тоном, серьезным и печальным, сказал Сай, подтянув колени к груди и с грустью глядя на остров. — Я понимаю, меня даже остров не принял… Я… не герой.

— Я заметил, — язвительно согласился Верен.

— Но ты все-таки преодолел страх воды, — решила подбодрить енота Поля.

— Потому что другой страх оказался сильнее, — поник Сай.

— Она идет сюда, — фея словно возникла из воздуха и уселась на привычное место — на плечо Полины.

— Хранительница, — продолжила она, не дожидаясь дальнейших расспросов.

Но теперь уже все они увидели, как нежное млечное сияние перемещается над гладью озера. Или по ней.

— Не знал, что единороги могут ходить по воде, — пробормотал Верен.

— Они могут создавать мосты через любые препятствия, — сообщила фея.

— А говорила, что сил у нее нет… — не унимался ворон.

— Это не та сила… — уже совсем рядом прозвенел нежный голос. — Я могу переместиться на берег — благодаря своей собственной силе. Но вмешательство в судьбы этого мира — другое.

— Зачем же тогда нужны Хранители? — выдавила Полина.

Ей было очень трудно задать этот вопрос, глядя в любящие и понимающие лиловые глаза, но она чувствовала, что честность не только допустимый, но и единственно возможный способ общения с единорогом.

— Не самое удачное название, — единорог опустил голову, едва не коснувшись сияющим рогом земли. — Только те, что живут здесь, могут сохранить свой мир. Мы помогаем, когда нам позволяют это делать. Но люди и оборотни Лоаниры перестали приходить к нам. И намного хуже, что они перестали приходить к своим святыням. Мы сохраняем их — пока можем. Пока их просто оставили, но хотя бы не пытаются разорить или осквернить. Святилище Лориша сохранилось, как и святилище Лоаны, в котором вы уже побывали. А третье… почти мертво. Но не совсем. Вы сумеете отыскать его и призвать третьего Хранителя, если захотите. Чтобы призвать его, нужна жизнь. Запомните.

— Что это значит? — испугалась Полина.

Верен нахмурился, но ничего не сказал. Сай же во время этого разговора только смотрел на единорога во все глаза, кажется, не слыша ни слова, потрясенный ее явлением.

— Вы поймете после. Пока просто запомните: чтобы призвать третьего Хранителя нужна новая жизнь.

— Новая… — Верен приподнял бровь. — Мы запомним. Но прежде, насколько я понял, нужно найти второго?

Единорог кивнул.

— И как призвать его?

— Второго Хранителя можно призвать только через Священное Пламя. Так же, как вы призвали меня через воду в источнике. Это святой источник, берущий начало под святилищем Лоаны. Живая Вода. Для второго Хранителя нужно Живое Пламя. Но помните — Ворон Лориша не может коснуться Живого Пламени. Вода его приняла, но Пламя — нет. Пока ты Ворон Лориша, ты не можешь этого сделать. И ты, Полина, тоже. Потому что Священного Пламени можно коснуться лишь единожды в жизни.

— Кто же тогда? — прошептала она.

— Возможно, кто-то найдется… Отыщите святилище Лориша. По вашему желанию я отдам часть силы Райяне. Остального хватит, чтобы перенести вас за пределы Светании — вы окажетесь в Теновии, не слишком далеко от границы Светании, к сожалению. Но все же… В Светании для вас слишком опасно. Здесь и шагу нельзя ступить, чтобы вас не заметили слуги княгини и Отступника. Больше я ничем не могу вам помочь… Сожалею… — Единорог опустил голову.

А потом его силуэт расплылся и на месте, где он стоял, возникла юная и невыразимо прекрасная девушка. Белоснежные волосы окутывали ее хрупкую фигурку шелковыми волнами, а глаза казались прежними — лиловые, печальные, понимающие…

— Простите, что ничем больше не могу помочь… Чем могущественнее существо, тем больше ограничена его свобода. Иначе оно просто перекроит мир по своему разумению. Но решать должны люди. Решать должны вы. Иначе все теряет смысл. Иначе Всетворец должен просто лишить вас свободы и превратить в послушных кукол. Тогда во всех мирах воцарился бы рай. Рай для кукол… Но Он дал вам свободу, которую никто не может отнять. Мы лишь помогаем. Но это ваша жизнь, ваши решения и ваши битвы… Идите. Пусть хранят вас Лоана и Лориш.

Она взмахнула рукой и перед ними возникла белоснежная сверкающая арка, внутри которой все плыло, рассыпаясь лунными и солнечными бликами, искрилось льдисто, переливалось.

Верен покосился на Сая и, схватив его за руку, дернул вверх. Тот нехотя поднялся. Он по-прежнему как завороженный смотрел на единорога — теперь в образе девушки.

— Благодарим тебя, Хранительница, — Верен поклонился, Полина последовала его примеру. Они взялись за руки и шагнули в арку. Верен тащил за собой ошеломленного енота.

ГЛАВА 14. Ярон и Тремир

Замок князя Теновии тонул в волнах вечернего тумана. Светы скользили в нем размытыми цветными пятнами. Уже совсем стемнело, когда крупный волк, двигавшийся достаточно быстро, но при этом размеренно и без лишней суеты, подбежал к главным воротам. Он пересек двор и обернулся высоким немолодым мужчиной.

На приветствия встречных Тремир лишь коротко кивал, а их заинтересованные взгляды игнорировал. Только спросил у попавшейся навстречу служанки, у себя ли князь, и, получив утвердительный ответ, стремительно поднялся по лестнице, прошел десяток метров по коридору и рванул дверь княжеских покоев на себя, даже не постучав.

Он знал, что Ярон ждет его с нетерпением. Так оно и было. Князь стоял у окна, смотрел на мягко стелющиеся волны тумана, на лениво перелетающих с места на место светов и наверняка не видел их — думал о своем. Когда дверь открылась, быстро обернулся, впился в лицо Тремира тревожным взглядом. Перед старым другом отца можно было не прятаться за маской спокойствия и уверенности.

— Просто скажи — получилось? — выдохнул Ярон.

Тремир слегка качнул головой — скорее отрицательно, чем положительно.

— Тут одним словом не скажешь. Вороны отнеслись с пониманием к ситуации с подменой писем. Они заверили меня в уважении к князю Теновии, а от предательства и подлости, мол, никто не застрахован. Иной раз можно обмануть даже ворона, а остальных — и подавно. Они приняли наши извинения и готовы наладить отношения, но…

— Но?

— Но они не готовы оказывать военную помощь. Отказались участвовать в войне с мраками и даже искать их для нас, чтобы мы сами с ними разбирались.

Ярон выглядел изумленным. Он ожидал чего угодно, но не этого. Если бы вороны вовсе отказались иметь с ним дело — он бы понял. Но того, о чем говорил Тремир, он понять не мог.

— Но почему?

— Сейчас объясню подробнее… — Тремир обвел комнату взглядом.

— Садись. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли…

— Мне ничего не надо, — махнул рукой седой волк. — Я останавливался в ближайшей деревне и там подкрепился. Сейчас закончим этот тяжелый разговор, тогда и пойду отдыхать. — Тремир опустился в кресло.

— Тут такое дело… Не знаю, помнишь ли ты, но вороны главу своего клана называют Князь-вороном.

— Помню, конечно, — кивнул Ярон.

— Так вот. Этим Князь-вороном может быть только многоипостасный лин, у которого основная ипостась — ворон. В отличие от нас и от Светании, воронами правят только лины. А ежели такого чуда не уродилось, то во главе клана встает наместник. Как они там его выбирают — не суть важно. Важно, что полной власти он не имеет и важные решения принимать не может. Сейчас у них за главного Одал. Мы считали, что он правит кланом, но это не так. Одал — только наместник. Он может поддерживать с нами отношения, торговать всякой чепухой — не боевыми артефактами, от которых мы бы не отказались. И все. Военная помощь — вне его власти. Так они объяснили.

— Отговорки? — угрюмо спросил Ярон.

— Я сначала тоже так подумал. Но, похоже, что нет. Пока у власти наместник — вороны не участвуют ни в каких конфликтах и военных действиях. Они могут только защищаться, если нападут на них. И все — точка. Мраки на воронов не нападают. Ни один ворон от них не пострадал, ни один не пропал. Да и мудрено похитить ворона.

— Конечно… — Ярон угрюмо смотрел в сад. — На них если и нападут, то в последнюю очередь. Неужели они не понимают…

— Понимают, — Тремир раздраженно махнул рукой. — Все понимают. Нет, я не думаю, что они хотят, чтобы Теновия ослабела и упала им в руки, то есть — в крылья. Конечно, я могу ошибаться… Но я им поверил. Понимаешь… у них другой взгляд на все. Ты же знаешь — вороны странные, и это еще мягко сказано. Они отвели меня в святилище Лориша и поклялись на Чаше со Священной Водой Забвения, что говорят правду. Они не будут вмешиваться, потому что им запрещает это вера.

— Их божество — Лориш. И они верят, что нельзя стоять у него на пути. Если он собирает жатву среди людей и оборотней — значит, так должно быть. Понимаю, что эти слова вызывают у тебя возмущение. Меня они тоже возмутили поначалу… А потом… Я не могу передать тебе того, что почувствовал там… Вороны верят: случится то, что суждено. Все смертные все равно умрут, потому они и называются смертными. Смерть с их точки зрения — не есть зло. Сама по себе. Хотя, конечно, когда происходит убийство — они не считают ее и благом. Но… для того, чтобы спасти одних — все равно нужно убивать. Других.

— Мраков, — мрачно уточнил Ярон.

— Да, — Тремир кивнул. — Они считают, что не вправе решать, кому жить, а кому нет. У них, видишь ли, есть сомнения, что мраков нужно убивать. Одал сказал: их шаман знает, что их можно исцелить. То есть… убивая их, мы лишаем их этой возможности.

— Так пусть исцелят, раз можно, — взорвался Ярон.

— Они пока не знают как, — развел руками Тремир. — Не думай, что я не возмущался. Я сказал им все, что мог бы сказать ты, князь, или любой из нас. Я настаивал и повторял одно и то же снова и снова. А они терпеливо повторяли свое. Одал в конце концов сказал мне, что это мы поставили себя и свою волю выше Богов и воли Высшей. Мы… разграбили святилище Шере-Лоа-Ри, Великого Змея Времен. Так он сказал. Забрали Часы и Священные Камни. Вороны никогда не пользовались Камнями, никогда не пытались управлять судьбой. И не намерены делать это впредь.

— Они — самые совершенные убийцы нашего мира. Особенно Вороны Лориша. И именно поэтому их силу может направлять лишь сам Лориш. Если Лориш сочтет, что они должны вмешаться, Он пошлет им Князь-ворона и внушит ему верное решение. Остальные не могут быть уверены, что верно понимают волю Лориша. А без этого понимания они и пером о перо не ударят.

— Так значит, и мы тоже должны просто смотреть на убийства и ничего не делать?

— Я спросил их о том же… Нет, они так не считают. У каждого своя роль. Мы должны защищать слабых, в том числе и убивая. Это наше предназначение. А их предназначение — убивать только по воле Лориша. Когда у них там наступит прояснение, отыщется Князь-ворон и на него снизойдет понимание, — Тремир усмехнулся, — они сразу возьмутся за дело. Но не раньше.

— Ясно, — выдохнул Ярон и покачал головой. — Ладно. Хорошо уже то, что отношения удалось наладить. Спасибо тебе, Тремир.

— Да не за что… — протянул волк, доставая из-за пазухи послание, скрепленное светлой печатью с изображением черного пера посередине. — Вот, послание от Одала. Ничего интересного. Заверения в дружбе, подтверждение союза и сожаление о том, что не могут помочь в войне с мраками. Пока не могут. Когда появится Князь-ворон — все ему передадут, он и решит. Мне Одал дал прочесть, прежде чем запечатал.

— Значит, принимали тебя хорошо?

— Вполне.

— Ладно. Спасибо и на этом.

— А у тебя тут какие новости?

— Никаких, — Ярон вздохнул. — За Тамилой проследили. Она сняла домик в людском поселении. Я велел обязать тамошнего старосту доложить мне, если она пропадет. Оставить кого-то из наших следить за ней — сам понимаешь, сейчас не могу. Каждый воин на счету. Да и Тамила — опасна. Где гарантия, что она не околдует того, кто будет следить? Так что смысла я в этом не вижу. Лишишься одного из верных оборотней, а гарантии, что за ней точно следят, все равно нет. Староста обещал, что попросит присматривать за ней всех в поселке, кому доверяет. Так больше шансов узнать, если что-то изменится. Тамила может очаровать того, кто будет за ней следить из наших, может и на старосту внимание обратить, но не весь же поселок она зачарует.

— Думаешь, она пропадет? — спросил Тремир.

— Подозрительно все. Домик слишком прост и мал. Явно не по ее вкусам. И она его не купила — сняла. Значит…

— Ну, что мал и прост, так, может, деньги экономит. Но раз сняла, значит, в любом случае ожидаются какие-то перемены, — кивнул Тремир. — С другой стороны — это разумно. Снять что-нибудь попроще, чтобы поискать более постоянное жилье и выкупить его. Однако… Думаю, что ты прав, подозревая: она на этом не успокоится. Но неужели кто-то из оборотней примет ее после всего, что о ней теперь известно?

— Кто-то… кому княжеская власть по ночам снится… Почему бы и нет?

— А что слышно из Светании?

— По-прежнему ничего. И чем дальше, тем все более странным мне кажется, что мраки обходят стороной земли Светании и подданных Леяны.

— Да, пожалуй, это и вправду странно… Если только они возвращаются туда, где… родились. Где жили прежде…

— Да, мы так и думали долгое время. Но сам посуди: они же бродят там и сям, тот, кого видели около одного поселения, пока до него доберутся воины, может оказаться уже у другого или далеко в лесу. А наши с Леяной земли не только граничат, но и накладываются друг на друга. Поселение светлых оборотней или присягнувших ей людей может быть окружено землями, относящимися к Теновии. И даже в этом случае — мраки не трогают светлых. Я мог бы подумать, что дело в их святости и наших грехах. Но я знаю, что это не так. И невинные дети — невинны повсюду. Нет, тут что-то другое. Это уже не совпадение. Кроме того, разведчики заметили, что подданные княгини Светании что-то уж очень боятся своей светлейшей госпожи… Причины страха выяснить не удалось. И еще — у них тоже то и дело кто-то пропадает…

— Вот как? — изумился Тремир.

— Да. Мы узнали об этом только недавно. Они же молчат. Но кое-кого удалось разговорить — подкупить, подпоить… Приходится действовать и так, хотя мы никогда не опускались до подобных методов, но сейчас не время отказываться и от них. Они боятся Леяны, и у них пропадают оборотни. Но их, вероятно, просто забирают слуги Леяны. Вроде бы на какие-то тяжелые работы. Пока это все, что удалось узнать.

Тремир вздохнул.

— Ну а дочь? — спросил осторожно, словно касаясь открытой раны.

Ярон отвернулся, сжав губы.

— Ничего. Я не могу разослать лучших, чтобы искать ее. Сейчас это немыслимо. А тех, кто искать не умеет, рассылать бессмысленно. Мраков все больше… Главы кланов обещали мне, что каждый в своем клане, на подвластной территории, разведает все, что можно. Наши охотники тоже спрашивают во всех селениях, где бывают. Я разослал почтовых птиц и назначил награду за сведения о ней. Териш шутит, что скоро в замок набежит толпа темноволосых и темноглазых девиц в возрасте от шестнадцати до шестидесяти и все будут бросаться мне на шею с криком "папа"

— Зубоскал, — сердито проворчал Тремир.

— Он прав, — махнул рукой Ярон. — Одна уже приходила. И это только начало. Если бы я мог сам ее искать… Я узнал бы ее. Я уверен.

— Мне жаль, Ярон, — Тремир поднялся, подошел, положил тяжелую руку на плечо князю. — Жаль… Сейчас ты не можешь этим заниматься. Сейчас народу Теновии необходим князь. Как никогда необходим.

— Она может быть в опасности… Пока я спасаю других… — Ярон опустил голову.

— Если ты перестанешь спасать других, она может оказаться среди тех, кого ты не спас, — жестко ответил Тремир.

— Ты прав. Благодарю тебя, старый друг.

ГЛАВА 15. Райяна. В плену

Райяна не чувствовала своего тела. Только сознание, оглушенное, обессиленное, но все же живое, парило где-то — она не знала где. В пустоте и темноте, в полном беззвучии и безразличии. Потом до него донеслись голоса — далекие, приглушенные. Один — отчетливый, повелительный, мужской, другой — неразборчивый, испуганно бубнящий, старческий, звучащий лишь беспокоящим монотонным фоном. Первый голос произнес:

— Оставь. Пока ей не нужен ограничитель. И клановую искру пока тоже оставь. Разве не видишь, дурак, она и так того и гляди концы отдаст. Налей ей чистой воды и мяса положи. Да не этого. Жрать не станет — и все, сдохнет. Она нужна живой, дохлая волчица нам ни к чему. Если напортачишь, я тебя на корм пущу. Пусть сначала окрепнет хоть немного, там разберемся.

Голос отдалился и затих. Где-то рядом послышалось звяканье, журчание. Медленно, словно преодолевая внутреннее сопротивление, к ней потянулись запахи. Вода… мясо… свежее. Кажется, свинина. За ними другие — сырости, плесени, земли, камня, немытого тела, испражнений… Так пахнет неволя, поняла она. Так пахнет то, что для нее хуже смерти. Не нужно ей мясо и вода не нужна…

Сознание медленно меркло, не желая смириться с новой реальностью, отключая ее постепенно — уходили звуки… тусклый свет, пробивающийся под закрытые веки, уходили мысли… и последним уходило самое тяжкое — затхлая вонь рабства.

Снова стало темно, тихо и безразлично. Волчица дышала все реже. Она не хотела брать силы у клановой искры. Она устала бороться. Всю жизнь она была бойцом. Но теперь у нее не осталось сил. Лучше уйти, пока она может, пока сделать это легко, ведь обессиленное тело не сопротивляется. Тихо, темно, безразлично…

Далеко впереди разливалось сияние — золотое, белое, теплое и манящее… Край отдыха для уставших, для обессилевших. Там хорошо… Ее подхватил мягкий поток и понес туда — к сиянию, к отдыху, к безмятежности… К пониманию, принятию, к всеобъемлющей любви…

Внезапно ее окатило волной силы — будто из ведра облили. Горячим, будоражащим, пробуждающим. Сила влилась в тело, захватила разум, душу, притягивая их обратно — прочь от манящей безмятежности, назад — к реальности.

Райяна на миг застыла между зовущим покоем и властно призывающей жизнью. Сейчас она могла выбрать. Сознание прояснилось, она отчетливо поняла и вспомнила, кто она, что с ней случилось и почему. Нет, ей рано отдыхать. Она должна вернуться, она будет бороться. Может быть, удастся сбежать… Она понимала, что надежды мало, но силы вернулись, а вместе с ними пробудилась и ее неукротимая воля. Назад. Она вернется. Безмятежность подождет. Она терпеливая, она всегда ждет — всех и каждого. И уходить в нее не страшно. Теперь Райяна это точно знала.

Она пошевелилась и открыла глаза. Было почти совсем темно. Почти, потому что чахлая поросль болезненно-бледных, серых пепельников все же пробивалась на стенах туннеля. Местами виднелись буро-красные, каких Райяна никогда не встречала прежде, и чутье подсказало ей, что эта болезненная растительность изменилась, вскормленная испарениями боли и отчаяния.

Волчица находилась в небольшом отнорке, перекрытом прочной решеткой с низкой дверцей. Отнорок выходил в широкий туннель. Вероятно, здесь было много таких нор-клеток. Опять же чутье говорило ей, что поблизости есть другие пленники. Она осторожно приподнялась, изучая свое узилище. Земляной, плотно утрамбованный пол, почти целое ведро чистой воды, железная мятая кружка, большая миска с крупно нарезанным свежим мясом. Дальше — в глубине — бадья, явно предназначенная для отправления естественных надобностей. Сейчас она была пустой, но, поскольку ее использовали ранее, по запаху все было ясно. И еще что-то… или кто-то?

Райяна нахмурилась, всматриваясь в темноту, оттуда — из темноты — послышался жалобный скулеж, будто там сидел брошенный и голодный щенок. Райяна вдохнула поглубже и за отвратительным запахом бадьи и еще более сильной вонью, доносящейся из туннеля — наверняка из таких же, как эта, темниц других пленников, различила запах человека. Не очень чистого, но все же этот человек был здесь недавно и провонять не успел. Она снова втянула воздух. Да, кажется, молодая женщина. Райяна медленно поднялась. Поскуливание усилилось, переходя в жалобные всхлипы. В самом дальнем и темном углу сжалась в комочек девушка, совсем юная, почти ребенок.

— Эй, ты чего… меня, что ли, боишься? — удивленно спросила Райяна.

— Не… не делай мне больно, пожалуйста, — сквозь слезы выдавила несчастная. — Пожалуйста… ты… быстро… — Она приподняла голову и подставила ошеломленной Райяне открытую шею.

— Ты чего… спятила? — шепотом спросила волчица.

— Так… ты… я…

— Давно ты здесь? — решила начать с самого простого Райяна.

— Нет, недавно, — девушка еще раз всхлипнула, но панический ужас постепенно отступал, осмысленное выражение возвращалось в большие светлые глаза.

Райяна опустилась на пол рядом, скрестила ноги, демонстрируя, что бросаться не собирается, задумалась — с чего начать расспросы, увидела, что у девчушки запекшиеся сухие губы.

— Там вода стоит, — кивнула в сторону ведра. — Чистая, хорошая. Почему не пьешь?

— Там… ты…

— А теперь я — здесь, — усмехнулась волчица. — Иди, попей. Ну и мне кружку принеси, пожалуй… — она откинулась на холодную стену с выпирающими боками шершавых камней.

Девушка пила долго и жадно, потом принесла воду, осторожно протянула, но все же страха у нее сильно поубавилось.

— И мяса поешь, — сказала Райяна.

— Я не могу… У меня тут… — она покопалась в том углу, где сидела раньше, подняла кусок мешковины. — Тут орехов немного. Хочешь? — доверчиво протянула Райяне на раскрытой ладони.

— Нет, это ты сама. Ты белка, что ли?

— Да…

— А здесь почему? Давай, рассказывай. Выкладывай все.

Девушка помотала головой.

— Нельзя…

— Почему нельзя?

— Накажут…

— Слушай, малахольная, тебя уже наказали — отдали злой и голодной волчице. Чего еще тебе бояться? О тебе забыли, списали, как корм. И меня тоже… Что мы думаем и о чем говорим, никого больше не волнует. Никого, кроме нас. Так что давай, начинай. Как тебя зовут? И почему ты здесь, если светлая? И молоденькая совсем… Чем ты могла насолить Леяне? Это же она устроила это кошмарище.

Девушка робко кивнула.

— Я Талиса… Я… ничем не насолила. Это отец мой… Он должен был следить за парнем одним, чтобы, значит, он никуда не уходил. Чтобы жил, где поселили. А парень сбежал. Отца с матерью и брата старшего на рудники отправили, а от меня там толку не будет, сказали. И сюда притащили. Здесь…

— Здесь держат похищенных темных оборотней и делают из них сынов Мрака, — угрюмо проговорила все вдруг ясно осознавшая Райяна.

Белка снова испуганно кивнула.

— Тебе еду дали, потому что ты очень слабая была, — прошептала она. — А так…

— Еды не дают, запирают с живым человеком, — Райяна зажмурилась. — Ну и… светлая княгиня… ну и… лань, Мрак ее дери. И ведь задерет — непременно. Всем своя награда будет — не в этой жизни, так за чертой. Слушай, а что за парень, за которым следить надо было?

Талиса замялась, сказала тихо:

— Не знаю…

Но так сказала, что Райяна не поверила. Все знает, просто страх пропитал ее, въелся, от него так просто не избавишься.

— Тебе больше нечего бояться, — весомо проговорила Райяна. — Нечего. И никто нас не слушает. Кому какое дело, о чем говорят смертники.

— Это сын… сын…

— Чей?

— Княгини…

— Вот те на… — пораженно выдохнула волчица. — У ее светлейшества есть сын?

— Тише… — умоляюще прошептала Талиса.

— Ладно-ладно… Только объясни, откуда приплод?

— Об этом почти никто не знает. Это тайна.

— Да поняла уже.

— Княгиня выбирала себе супруга по ритуалу Священных Камней… Это давно было — еще в начале ее правления.

Райяна подавила желание снова выразить свое изумление и обратилась в слух.

— Но надолго тот мужчина здесь не задержался. Вроде как… не сложилось у них. Да только говорят…

— Ну-ну, — Райяна даже толкнула Талису в бок, чтобы подбодрить и поторопить.

— Говорят, что он Леяну любил без памяти, а она… Ну кто ее знает… Отправила его обратно — в другой мир, в общем.

— Хорошо, если не в иной мир, — хмыкнула Райяна, и Талиса смущенно хихикнула.

— Вроде как на этом все и закончилось. Но на самом деле… княгиня родила сына. Вот.

Талиса замолчала.

— И что с этим сыном не так? — озадаченно спросила Райяна. — Оказался недостаточно сильным? Или вообще не оборотнем, да?

— Наоборот, — прошептала белка. — Он очень сильный оборотень… Княгиня родила тайно — пряталась всю беременность под чарами отвода глаз, так что живота никто не видел. Потом родила, а потом… какое-то время он жил в замке — его считали дальним родственником Лумы — няни. Когда мальчику исполнилось пять, стало ясно, что он сильный оборотень. Наверное, сильнее, чем сама Леяна. Отец считал, что дело в этом. Леяна надеялась, что родится сильный наследник, но не хотела, чтобы он был сильнее нее. Тогда она велела его устроить среди людей. И чтобы… никто не знал, чей он сын. За ним тайно следили. И вот…

— Что?

— Он сбежал.

— Почему, зачем и куда?

— Не знаю, — Талиса пожала плечами. — Отец сказал, что он полюбил девушку, вроде бы она тоже оборотень, но об этом княгине не докладывали, боялись, что она разгневается еще больше. Она не хотела, чтобы он женился. Потом… та девушка забеременела… В общем, княгиня велела отправить девушку на рудник, а они… Наверное, кто-то их предупредил. И они сбежали.

— Понятно, — Райяна откинулась на стену и прикрыла глаза. — Ничего себе… мамаша… Если власть ей дороже родного сына… то все остальное меня уже нисколько не удивляет. А твой отец — он нарочно их "упустил", так ведь?

Талиса тяжело вздохнула.

— Наверное… Мать плакала, говорила, что надо было думать о своих детях, а не о чужих.

— Да… я ее понимаю, — Райяна тоже вздохнула. — Но, может, еще окажется, что твой отец, думая о чужих детях, помог и своим. Сейчас в это трудно поверить… Но я знаю, что скоро все может измениться. Иди-ка сюда, — она приглашающе подняла руку, — вместе теплее, а то холодно тут у вас, даром что лето. А это у тебя что? — она коснулась железного браслета — грубого, будто его топором тесали, охватывающего хрупкое девичье запястье.

— Это ограничитель… чтобы обернуться не могла, — прошептала девушка, опасливо придвигаясь к Райяне.

— Не буду я тебя есть, не бойся, — она обняла девушку за плечи.

— Мне отсюда все равно ходу нет… Не тебе, так другому кому скормят… А не захочешь так — заразят ядом мрака…

— Да, вот это проблема, — Райяна нахмурилась.

— Так лучше уж ты, — выдохнула Талиса. — Ты добрая… Не будешь меня мучить. Раз — и все, — она снова подставила шею, но без расчета, что Райяна сделает просимое прямо сейчас, а скорее — на будущее, показывая свою готовность.

— Ты мне это брось, — зашипела на нее волчица. — Мы выберемся отсюда, — придвинувшись вплотную, она прошептала это прямо в ухо девчонки. — Слышишь? Выберемся.

Та открыла рот, собираясь возразить, да Райяна и сама отлично понимала, насколько все должно быть безнадежно, если до сих пор не выбрался никто, если все пропавшие оборотни или возвращались монстрами, или умирали в этих подземельях. Но вера жила в ней, светилась золотисто вместе со странной силой, что влилась и вытащила с преддверья, с самой границы Смерти. И Талиса тоже ощутила что-то — теплое дыхание этой веры, кивнула уже не испуганно, а с надеждой.

ГЛАВА 16. Райяна. Разговор

Около часа Райяна молча сидела, согревая теплом своего тела несчастную пленницу и согреваясь сама. Она хотела привести мысли в порядок, но это было нелегко. Тогда вспомнила наставления Муфры, проводившей несколько занятий со всеми воинами-оборотнями, служившими князю Теновии. Муфра говорила о внутреннем покое, о той точке внутри, в которую нужно собрать себя, чтобы обрести равновесие.

Какое-то время Райяна честно пыталась претворить те наставления в жизнь, но результат казался ей недостижимым… И все же вскоре она почувствовала себя лучше. Осторожно уложила крепко заснувшую Талису, подошла к миске с мясом, обернулась волком, поела немного, хотя аппетита не было.

Если на нее тоже нацепят ограничитель, сырое мясо будет для нее куда менее привлекательным. Она, конечно, все равно могла его съесть, но предпочитала делать это в зверином теле. Да и вообще отнять могут, если поймут, что ей лучше.

Откуда взялись силы? Они же явно пришли к ней откуда-то… А это значит… Это значит, что надежда есть. Полина и Верен о ней не забудут. Если передадут весточку Ярону… Хотя… это, наверное, плохая идея. Леяна никогда не признается, никогда сама не отпустит Райяну — особенно теперь, когда та побывала в ее тайных застенках. Значит, война? Мраки, а теперь еще и это… Нет, не "еще и это" — это все звенья одной цепи. И воевать с Леяной, видимо, придется — рано или поздно. Райяна потрясла головой. Если Полина и Верен найдут Хранителей, может быть, тогда что-то изменится. А они их обязательно найдут. Обязательно. Да.

Волчица насторожила уши. Ей показалось, что она чувствует кого-то из других пленников.

— Кто здесь? — она осторожно послала мысленный вопрос.

Несколько секунд было тихо. Но Райяна чувствовала, что это — не пустая, а прислушивающаяся тишина.

— Новенькая? — пришел ответ.

— Да, — не стала отрицать Райяна. — А ты давно здесь?

— Давненько… — голос был усталым, тяжелым, но в то же время отчетливым.

— Кто ты?

— Фер. Я из медведей. Здесь рядом еще Тьер. Сейчас заснул, видно.

— Росомаха? — мысленно ахнула Райяна.

— Ты его знаешь?

— Видела как-то. Но больше слышала. Он же самый сильный из росомах.

— Да… Леяна уже почти не скрывается. Наверное, скоро нападет…

— На Ярона?

— Да. Она спит и видит, как одна воцарится на всей Лоанире. А наш придурок… — Фер замолчал.

— Что? И какой придурок?

— Да глава клана… Думает, что самый умный. Леяна и Ярон передерутся, ослабят друг друга, а он со свежими силами подомнет всех. Я тоже придурок… Надо было идти к Ярону, а я ж честный… дурак. Сказал главе в лицо, что думаю о его заигрышах с Леяной и о желании княжить. Вот и оказался здесь… Без всякой пользы.

— Вот как… — поразилась Райяна… — Вот оно что… А его сын при Яроне…

— Да-да, такой же умник, как папаша…

— Значит, Грон предатель?

— Да не ори ты… — Райяна почти увидела, как ее мысленный собеседник поморщился.

— Слушай, а нас никто больше не слышит? Ну… Леянские прихвостни?

— Да нет… Тут только Отступника опасаться следует. Остальные, кто тут служит, носят глушилки, чтобы нас не слышать даже случайно. Думаю, если тут всех и все слышать — спятить можно без проблем. Наверное, уже было такое, вот и обвесили их глушилками. Это сейчас тихо — тех, кто спекся и стал мраками, недавно выпустили. Ну а что мы тут болтаем, у кого еще силы есть и кто в своем уме — так им от этого никакого вреда. Так что можешь говорить спокойно. Пока Отступника нет. Но сейчас он ушел. Тебя как приволокли, он здесь покрутился, распоряжения отдал и ушел. Странно, кстати, что ты такая бодрая. Когда тебя принесли, я думал, может, повезет тебе — отдашь концы, может… Ты не обижайся. Здесь это лучше…

— Да я понимаю, — вздохнула Райяна. — Мне тоже так казалось. И я уже почти… А потом случилось что-то… Не знаю, откуда сила взялась.

— Хм… Может, от клановой искры? Она же при тебе? Вроде Отступник приказал оставить.

— Да, при мне, — задумчиво ответила Райяна. — Только сомневаюсь, что она могла дать столько сил…

— Тогда лучше прикинься пока немощной. Если сумеешь.

— Я бы рада, да как? Отступник наверняка чувствует силу, вряд ли я смогу его обмануть.

— А ты попробуй в искру силу закрыть. Вдруг получится? Я слышал, что она может накапливать силу, чтобы отдать в нужный момент.

— Хорошо, попробую. Спасибо за совет. У тебя тоже… живая еда?

— А как же… — Фер тяжело вздохнул. — Мальчишка еще совсем… Я даже поговорить с ним не могу — он не оборотень, а я не могу перекинуться человеком. Поначалу боялся меня — жуть как. А теперь ему уже все равно, кажется… Спим в обнимку, а то мерзнет очень… — Фер не сдержался и мысленно взревел, так что у Райяны чуть искры из глаз не посыпались, но она не стала осаживать или упрекать нового знакомого в нарушении неписаных законов мысленного общения, она его отлично понимала. — Скоты последние. Они сами хуже всяких мраков. Только что вид человечий, а под ним… Скотыыы, — он снова заревел.

— Ну что ты разорался… Я только заснул, — проворчал недовольный голос.

— Тьер? — пристыженно спросил Фер.

— А кто же? Значит, у нас новенькая… Волчица?

— Да, — тихо ответила Райяна.

— Из клана князя?

— И даже из его стаи…

— Ну… разошлась Леяна не на шутку…

Райяна хотела сказать, что она сама подставилась, но решила промолчать, ведь по существу Тьер прав — Леяна разошлась. И Отступник тоже. Видимо, скоро состоится решающая схватка, а она так глупо попалась и теперь ничем не может помочь.

— А почему они не заражают вас ядом мрака? — вспомнила Райяна вопрос, который давно уже пришел ей в голову. — Чего ждут?

— Отступник считает, что Шешхату больше радости от таких рабов, которые становятся монстрами добровольно. Хотя, конечно, не совсем… Выбирать-то приходится между этим и голодной смертью, но все же. Заражение помрачает рассудок — и это уже не то. Но если не удается сломать голодом, заражают…

— Жаль, что не предупредить Ярона… — вздохнул Тьер. — Мне, кстати, почему-то принесли еду. Извини, Фер, я бы с радостью с тобой поделился. Еще не ел. Не понимаю, почему принесли. Пахнет нормально. И все-таки…

Внезапно до всех троих донеслось будто далекое эхо мысленного голоса, тяжкий вздох, словно с ними пытался заговорить некто, обессиленный и погруженный в забытье.

— Ярон… — прошелестело тихо, на грани восприятия. — Кто говорил о Яроне?.. Мальчик мой… Ярон…

Первым пришел в себя Фер.

— Кажется, я уже слышал этот голос. Еще подумал тогда, что эти пленники здесь очень давно. Но почему-то до сих пор живы и не обращены в мраков.

— Пленники? — озабоченно переспросила Райяна. — Не один?

— Вроде бы двое. Пара.

— Пара… — Райяна ошеломленно смотрела в полумрак. — Дарина, — позвала она. — Княгиня Дарина, это ты?

— Ярон… — снова прошелестел голос. — Он жив?

— Жив. И свободен, — прибавила волчица.

— Наш сын жив… — это был уже второй голос, явно мужской, что ощущалось даже в мысленной речи. — Я говорил тебе, Дарина…

— Князь… — Райяна замерла, чувства и мысли в ней бурлили, не давая прийти в себя. — Вы живы? Князь Рамиен и княгиня Дарина?

— Мы… наверное… живы… — снова ответила женщина. — Мы почти все время в забытьи… Сколько времени прошло? Сколько мы здесь?

Райяна едва не разрыдалась, но волчье тело не слишком хорошо годилось для этого, хотя завыть ей хотелось отчаянно.

— Год, — сказала она. — Прошел год.

— Как долго… Наш сын…

— У него все хорошо. Он ищет вас, он вас обязательно найдет.

Фер и Тьер отлично слышали, сколько боли в голосе волчицы, поэтому ничем не возразили, хотя в первый момент от них и донеслась волна изумления.

Для князя и княгини время остановилось, оно текло мимо них, зачем-то запертых здесь и одурманенных. Узнать, что прошло уже десять лет и все, даже Ярон, давно уверены в их смерти, было бы для несчастных пленников слишком тяжелым потрясением.

ГЛАВА 17. Миражи и реальность

— Ты уверен, что Тьер подойдет и его кровь заменит княжескую?

— Дело ведь не в княжеском достоинстве, — вкрадчиво ответил княгине Отступник, склоняясь над ее плечом.

Леяна восседала на кресле в своих покоях, словно императрица всей Лоаниры — на троне. Отступник кружил рядом — как стервятник над падалью. Кем она для него, собственно, и являлась. Скоро Леяна перестанет быть нужной, и тогда он с наслаждением уничтожит ее. Изобретение различных способов унижения и убийства княгини было одним из его любимых развлечений.

— Дело в силе, — закончил он холодно и распрямился. — Для того, чтобы подчиняющие амулеты держали в повиновении мраков, необходима кровь тех, кто может справиться с их ядом, у кого достаточно и магической силы, и силы духа, и воли. Росомахи сами по себе очень сильные оборотни со стальной волей, а Тьер — сильнейший из них. Все должно получиться. Но на всякий случай доза яда мрака должна быть минимальной. Потом можно ее увеличить. Если все пройдет так, как я рассчитываю, его кровь отлично заменит кровь Рамиена и Дарины. Но пока… пока я все же не советую их убивать. Если Тьер не станет бороться и поддастся действию яда, все сорвется. И придется искать кого-то другого. Кстати, эта новая волчица — довольно перспективная. Так что ее тоже пока не стоит трогать. Мы можем попробовать с Тьером, а если вдруг не получится, — с ней. Она-то уж наверняка будет бороться.

— Сколько еще амулетов для подчинения мраков нам нужно? — недовольным тоном спросила Леяна. — Мне кажется, уже пора переходить к активным действиям. Мы слишком долго готовимся.

Отступник поморщился, радуясь, что княгиня не видит его лица.

— Мы хорошо готовимся, — он сделал ударение на слове "хорошо". — А это всегда требует времени, труда и предусмотрительности.

— Скажи, Рамиен и Дарина точно слишком слабы, чтобы переродиться в мраков? Мне хотелось бы… — Леяна мечтательно посмотрела в окно. — Чтобы они растерзали Ярона.

Отступник закатил глаза, но, разумеется, княгиня этого не увидела.

— Будет нелегко вернуть им силы. Вряд ли они восстановятся в достаточной степени, оставаясь в подземелье. И я не думаю, что разумно устраивать их на поверхности, чтобы они могли окрепнуть. Это рискованно.

Леяна раздраженно дернула плечом.

— Чем мы рискуем? Как бы ты не тянул, все равно — победа на пороге.

— Пока на пороге схватка, — заметил Отступник, думая, что Леяна права: победа на пороге. Его победа.

* * *

Ярт, старший сын прежнего князя Светании, уродился очень сильным оборотнем, и все детство он рос как наследник, но когда ему исполнилось шестнадцать, он обратился другим зверем — не лосем, как его отец, а беркутом. Редкое сочетание — светлый и темный оборотень разом. Четвероногий и крылатый. Он был счастлив в тот день. А на следующий ему объявили, что он не наследник больше, ведь линам запрещено править Теновией и Светанией.

Он пытался это принять, пытался смириться, пытался не замечать зависти одних, которым и не снилась такая сила, как у него, и злорадства других, довольных тем, что вчерашний наследник лишился своего положения и никогда не станет князем. Но, видимо, пытался он плохо, а может быть, душа его была с червоточиной и прежде.

Ему всегда нравилось утверждать свое превосходство, добиваться, чтобы перед ним склонялись, ему уступали, им восхищались. Разочарование было сокрушительным. Он не мог найти себе места — места в мире, который внезапно лишил его того, что он считал давно своим. И почему? По какому праву? Ему отказывают в праве бороться за княжеский престол потому, что он сильнее других. Это же… нелепо. И глупо.

Спустя годы Ярт пожелал получить посвящение шамана. На этот раз его не обескуражили отказы. Он уже не ждал, что его примут сраспростертыми объятиями, что мир даст ему то, что его по праву, без борьбы. На самом деле Ярт не хотел быть шаманом, но он жаждал знаний, знаний, дающих власть. Однако в то время он даже сам себе в этом не признавался. Думал, что это будет подходящее место для него. Место в мире, который отверг его из зависти — потому что он сильнее других.

Он обращался к одной шаманке, другой, третьей — все отказывали. Тогда Ярт снова вернулся к Тайре — одной из сильнейших шаманок. Она была первой, к кому он пришел, и она стала последней, когда он обратился к ней во второй раз.

В первый раз Тайра очень странно смотрела на него, когда Ярт попросил посвящения. И бормотала что-то неразборчивое. Долго смотрела — то на него, то куда-то вдаль — мимо него. Остальные отказывали сразу. И он вернулся к Тайре. Просил ее, умолял не отказывать. Давал какие-то клятвы, которые для него ничего не значили.

Она не могла этого не видеть, не могла не понимать, но снова в ней было что-то еще, помимо отторжения и отказа. Она вновь смотрела вдаль, думала о чем-то, хмурясь и шевеля губами, будто говоря с кем-то третьим, кого Ярт не видел.

— Зло будет, если посвятить тебя, — наконец вымолвила она. — И если отказать тебе — будет зло. Иное… Потом… Много позже. Как быть… как быть… — она качала головой, то опуская ее, то поднимая и всматриваясь в небо, будто хотела прочитать ответы в плывущих волнах облаков.

Тайра повернулась и ушла, не пригласив его внутрь своего жилища. Ярт знал, что это значит — она не отказала. Но и не согласилась. Она будет думать или вопрошать богов. А он может уйти, если сомневается, или ждать, если его желание сильно. О, оно было сильно. А может, даже и не желание, а упрямство, упорное стремление настоять на своем, хотя он вовсе не уверен, что это именно то, что ему нужно.

— Тьма. Мрак… — донеслось из шатра, в котором остановилась Тайра во время очередного путешествия по землям Светании.

Она славилась своей неугомонностью, часто переходя и переселяясь с места на место. Сила ее была особой. Говорили, что Тайра видит много дальше других. Другие — на десятилетия, а она — на века. Но это ведь как с дальнозоркостью: хорошо видишь в даль, зато в близи — хуже.

Тайра вышла к нему через несколько часов. Ярт все так же терпеливо стоял у порога. Если хочешь добиться желаемого от шаманки, следует быть терпеливым, как камень.

— Входи, — сказала она мрачно. — Я видела недоброе. Недоброе о тебе и еще худшее — без тебя. Твоя судьба — проявить зло, дабы оно было уничтожено. Если не проявить и не уничтожить, полчища Мрака явятся из другого мира, когда ни тебя, ни меня уже не будет на этой земле. Но подумай, — она резко развернулась к уже вошедшему в ее шатер Ярту. — Подумай, хочешь ли ты быть тем, кто выпустит зло нашего мира. Не знаю… что будет, если ты откажешься… не знаю… — забормотала она. — Но в конце концов, — ее лицо прояснилось. — Зло всегда может отыскать для себя кого-то… Ты не обязан быть его орудием. Не обязан служить Шешхату. Слышишь? Ты не обязан служить Шешхату.

— Конечно. Я желаю служить только Светану и Тене, — Ярт поклонился, думая, что Тайра все-таки не вполне в своем уме, а может быть, и в своем, но понять, о чем она говорит, могут только духи. На самом деле он просто не хотел понимать. И не понял. Забыл ее слова.

Снова миновали годы, и слова Тайры начали сбываться. Служение шамана было не для него. Служение, требовавшее самоотречения, чистоты души и полного отказа от малейшей воли к власти.

Власть была его страстью. Как он мог от нее отказаться? Да, он лишился большей части дара, когда нарушил свои обеты, принесенные перед ликами богов и перед самим Всетворцом. Но кое-что осталось. И кое-что даровал ему Шешхат — тот, кто не требует отказываться от власти. Вообще ни от чего отказываться не требует. Только от светлой части собственной души — но это же мелочь.

* * *

Райяна улеглась под боком у Талисы. Девушка, сквозь сон ощутив рядом теплое и меховое, доверчиво прижалась, обхватив волчицу руками и снова засопела.

Райяна постаралась сосредоточиться на искре, заключить свою силу туда. Собрать ее, собрать… собрать — в одно целое, в одну точку… сжать… Секреты изготовления клановых искр, кристаллов и многого другого некогда открыли мастерам Лоаниры стихийники, приходившие из другого мира. Но до сих пор не были известны все возможности этих артефактов.

Райяна ощутила, как искра нагрелась, а потом и вовсе стала почти обжигающе горячей. Потом накатила слабость, глаза закрылись сами собой. Кажется, у нее получилось… Это было последней связной мыслью, после которой Райяна уплыла в сон — глубокий, похожий на забытье. Она погружалась куда-то, словно плыла в теплом и мягком потоке. А потом увидела Ярона.

Он стоял у окна, смотрел в ночь, хмурился. Наконец вздохнул, отошел от окна и начал раздеваться, явно готовясь лечь спать. Райяна хотела отвернуться, но не могла… а потом уже и не хотела. Под гладкой кожей перекатывались литые мускулы, волна темных волос ложилась на широкие плечи, и волчице до ноющей боли в сердце захотелось прикоснуться к нему, запустить руки в волосы, прижаться губами к его плотно сжатым, четко очерченным губам, разгладить вертикальную морщинку между бровями…

Ей стало тяжело дышать — так привычно, знакомо тяжело, как обычно бывало, когда обуревали подобные желания. Она всегда держала их в узде, а они в отместку теснились внутри, почти душили… А сейчас Райяна вдруг подумала, что ведь это же сон. Она помнила, где она и что с ней. А это вот — сон. Просто такой ясный и отчетливый, наверное потому, что все так странно с ней… Эта неизвестно откуда взявшаяся сила и ее попытка упрятать эту силу в клановую искру… Вот и снится… Так и хорошо. Может, ей и жить осталось всего ничего. Может… никогда в ее жизни не будет такого — не только наяву, но и во сне.

Райяна тряхнула головой, чувствуя на губах бесшабашную улыбку, выдохнула, выпуская на волю свои мечты, желания — все, что горело, бурлило и рвалось у нее внутри. Она сделала шаг вперед… Ярон уже опустился на кровать, и Райяна легла рядом, провела рукой по его волосам, по щеке… Увидела, как изумленно расширились его глаза. Изумленно и радостно. В них она увидела отражение той же бесшабашности, что искрилась сейчас у нее в крови, наполняя ее легкостью и никогда прежде не испытанной свободой.

Он рад ей. Пусть это сон. Всего лишь сон, в котором она видит то, что хочет видеть. Пусть так. Но это ее сон, и она имеет полное право сполна им насладиться. Райяна склонилась к Ярону, коснулась губами его губ — все же нерешительно, робко, ведь впервые… И так вдруг стало страшно проснуться. Но она не проснулась.

Твердые мужские губы едва заметно дрогнули, а потом раскрылись навстречу. Ярон тоже коснулся ее волос, пропустил пряди между пальцами и вдруг обхватил ее, переворачивая на спину, рассматривая так, будто видел впервые и увиденное казалось ему невероятным, небывалым, немыслимым чудом. Подарком судьбы, счастьем. Любовью…

Он коснулся ее губ пальцами, а потом снова губами, сначала нежно, а потом все более настойчиво, дурманно, страстно. Они обнимались, вжимаясь друг в друга так, словно надеялись слиться в одно существо, слиться так, что никто и никогда больше не сможет их разделить. Яростная и жадная нежность — она бывает и такой, поняла Райяна. И именно такой она хотела. Яростной нежности, жарких объятий, до боли, до стона. Словно две волны в бушующем море против всех законов природы ринулись навстречу друг другу, схлестнулись, сливаясь и поглощая, напитываясь друг другом с ненасытной жаждой.

— Мой, — шептала она, — ты мой. Мой. Я люблю тебя…

— Я тоже… — выдохнул Ярон ей в ухо и слегка прикусил за шею, будто метил.

Райяна выгнулась от пронзившей ее сладостной судороги, наслаждение вспыхивало внутри, окатывая ее с ног до головы жаркими волнами.

— Люблю тебя, — Ярон положил ладони на ее пылающие щеки, пристально глядя в глаза. — Тебя, Райяна. Не камни должны выбирать нам любовь, а сердце. И мое выбрало.

Она смотрела ему в глаза, желая запомнить навсегда. Навсегда сохранить в сокровищнице души этот взгляд — тоскующий, отчаянный, яростный и нежный.

И вдруг вспомнила — она же должна его предупредить. Конечно, если это сон… Или, может быть, это что-то другое? Надо попробовать. Так много всего теснилось в мыслях… Родители его живы. Нет, это не то… Ему грозит опасность.

— Леяна враг. Грон — предатель, — почти выкрикнула она, но Ярон, так хорошо слышавший шепот любви, только нахмурился непонимающе.

— Что? — прошептал он. — Что ты говоришь?

— Предатель… Грон — предатель.

— Я предатель? — беспомощно переспросил Ярон и побледнел.

В его вопросе не было протеста. Он был готов в это поверить. Его чувство вины играло с ним в игры, которые сейчас могли слишком дорого стоить.

— Нет, — Райяна чувствовала, как ее сон, видение или что это было такое, истончается, как отдаляется от нее желанное тепло Ярона, жар его рук, яростное пламя его глаз. Она догадалась помотать головой, и лицо князя просветлело. Как же объяснить ему?

— Грон, — выкрикнула она и… очнулась. Рядом тихонько сопела Талиса.

* * *

Ярон стиснул подушку так, что прорвал ткань и наружу полезли пух и перья. Он уткнулся лицом в растерзанную ткань и на миг ему показалось, что от нее пахнет Райяной.

Неужели это был сон? Настолько реальный, настолько… До боли, до крика, до невыносимости реальный. Ее сильное, горячее, гибкое тело в его руках, ее дрожь и стон, ее глаза… И пламенная, и нежная синь, ставшая его личным небом, в котором хотелось раствориться и потеряться навсегда. В котором можно летать — даже волку.

И что она пыталась ему сказать? Он разобрал слово "предатель"… Но это она не о нем. Тогда о ком? И может ли быть, что все это всего лишь мираж? Игра сознания, бунт слишком долго подавляемых чувств? Или, не приведи Тена, Ночной Морок. Говорят, к одиноким оборотням может повадиться и пить их силы ночами, принимая облик тех, кто им дорог.

Ярон тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Нет… он не мог поверить, что это был Ночной Морок — мерзкая низшая сущность, рабыня Шешхата. Нет… Сердце говорило ему, что это была Райяна. Где же она и что с ней?.. Но если подобное повторится, надо будет обратиться к Муфре. Шаманка может изгнать Ночной Морок. Райяна…

На глазах вскипели слезы, но он не позволил им пролиться, и осталась только жгучая, разрывающая боль. Райяна…

ГЛАВА 18. На той стороне

Мир по другую сторону портала был совсем другим — более темным и мрачным, но в то же время сама эта мрачность казалась чистой и искренней, какой-то освежающей и почти родной. Рядом послышался деловитый стук дятла, которому издали вторило нежное "ку-ку". Полина вдохнула лесной мшистый и хвойный запах, улыбнулась и неожиданно ощутила, что вернулась домой. Теновия была ей роднее и ближе — тоже опасная, но не фальшивая, похожая на дремучий лес, но не на обманчивую зеленую трясину, которую так приятно освещает солнышко, а сделай шаг — и можешь никогда больше не выбраться.

Полина, Верен и Сай стояли на узкой проселочной дороге, ведущей через лес — не слишком густой, но все равно не очень приветливый. Разлапистые высокие ели простирали колючие лапы, норовя "приласкать" по шее зазевавшегося путника. Центральная часть дороги поросла невысокой травкой, по краям — колеи, как от телег. Впервые Полина задумалась о том, как здесь перемещаются с места на место, — помимо ног, лап и крыльев.

— А лошади у вас есть? — спросила она, вызывав изумление в невозмутимых темных глазах Верена.

Да, такого вопроса он не ожидал. Его удивление развеселило Полину, и она мысленно хихикнула.

— У людей есть. Оборотни редко ими пользуются. Отчасти — это дело привычки. Оборотни привыкли полагаться на себя, на скорость лап или крыльев. Отчасти — проблема в том, что лошади не любят оборотней. Нужно вложить немало труда и потратить немало времени, чтобы приучить их.

— Понятно, — Полина задумчиво кивнула.

Пожалуй, это для нее скорее плюс — она все равно верхом ездить не умеет, а из романов отлично знает, что путешествие на лошади для неподготовленного человека — "удовольствие" незабываемое.

— А как еще вы перемещаетесь? Ярон доставил меня в замок каким-то… порталом.

— Портальные и перемещающие кристаллы, — кивнул Верен. — Это дорогое удовольствие, а главное — редкое. Сейчас ими почти не торгуют, потому что время такое… Ярон бережет их на случай войны, нападений и прочего, использует только, чтобы настигнуть мраков. Даже сам в замок потом часто возвращается своим ходом. Кристаллы можно зарядить только в местах силы, а самое большое место силы, доступное для нас — святилище Тены, где ты пробуждала дух. В общем, нам их взять неоткуда, придется полагаться на ноги, лапы, крылья или, в крайнем случае, лошадей. Их можно купить у людей — это не проблема, проблема в том, чтобы ими… воспользоваться. Сегодня ты вряд ли способна на большой перелет, тебе нужен отдых, — прибавил он.

— Надеюсь, это и правда уже Теновия, — пробормотал Сай, озираясь.

Верен тоже осматривался — прищуренные глаза и словно сжатая пружина глубоко внутри — кажется, что он стоит расслабленно, но по уловимым лишь для подсознания и животного чутья приметам ясно: в любой момент его неподвижность может перетечь в стремительное движение.

— А мне Лума карту Светании дала, — вспомнил Сай. — Теперь не пригодится, выходит… Сказала — хорошая.

— На кристалле? — заинтересовался Верен.

— Ага. Я таких и не видел раньше.

— Зато я видел, — Верен протянул руку. — Давай сюда.

Енот недовольно нахмурился, но полез в поясной кошель и достал кристалл, положил на ладонь ворона.

— Зайдем в лес, — бросил Верен, сходя в дороги и углубляясь в быстро густеющий ельник, — а то тут увидеть могут. Если это и правда хорошая карта, а плохие на кристалл не записывают, то там должна быть не только Светания, — пояснил он.

— Да-да, — оживилась фея. — На кристалл можно записать сколько угодно большую карту, поэтому обычно записывают все земли, о которых известно. И еще она показывает, где находится ее владелец.

— Здорово, — улыбнулась Полина. — Волшебный джипиэс навигатор прямо.

— Чего? — удивился Сай.

А Верен ничего не спросил — понял, что это что-то из ее мира, из прошлой жизни, как понял и то, что она пошутила. Он глянул на нее, и в его взгляде скользнула стремительная, почти неуловимая улыбка, от которой сразу стало тепло на душе.

— Да так, — Поля махнула рукой. — Это из моего мира. Из моего прежнего мира…

Наконец Верен счел, что они отошли достаточно далеко, остановился под огромной елью и вытянул руку с кристаллом, одновременно раскрывая ладонь и касаясь серебристого камня одним пальцем.

Полина и Сай ахнули, Фая взлетела, восторженно трепеща крылышками. Прямо в воздухе развернулась объемная полупрозрачная карта, где текли миниатюрные реки, поднимались горы высотой почти в мизинец, обширные леса топорщились крохотными деревцами, похожие на кусочки бархата. На все это великолепие была накинута тонкая сеточка — серая, почти незаметная, но стоило прикоснуться к ней — она проявлялась отчетливо, а следом и надписи проступали — "Светания", "Теновия", "клан рысей", "клан белок", "поселение Тихий Пруд", "город Равнинный". Верен ткнул пальцем себя в грудь и снова в изображение — показался маленький огонек.

— Мы здесь, — сказал он. — Как и обещала Хранительница, мы на земле Теновии, но граница Светании близко, вот она. Рядом Тигорд — довольно большой город, центр торговли.

— Ничего себе, технологии… — потрясенно прошептала Полина, наблюдая, как ворон приближает и увеличивает интересующие его части карты.

— Действительно, здесь нанесено почти все, что нам известно. Даже море и острова. Говорят, что Хранитель Теновии живет именно там — на одном из островов. А вот и святилище Лориша, которое нам нужно. Оно… находится на территории клана Воронов, — губы Верена сжались в твердую линию.

Такое расположение святилища его явно не радовало.

— Наверное, это хорошо, — полувопросительно произнесла Полина.

— Надеюсь, — Верен вздохнул. — Надеюсь.

Фея, летавшая над чудесной картой и даже несколько раз нырнувшая прямо в нее — внутрь объемного изображения, что вызвало легкую рябь, подлетела к Полине и посмотрела на Верена с непонятным упреком.

— Это твой клан, — сказала она тихо. — Тебе не нужно скрываться… от него.

— Скрываться? — встревожилась Поля.

— Ты не хочешь… этого, — проговорила Фая, игнорируя вопрос Полины и по-прежнему обращаясь к ворону. — Я понимаю… наверное. Но нет другого пути. Полина же приняла свою судьбу. И ты должен принять.

Верен ответил ей угрюмым взглядом. Угрюмым и, как показалось Полине, предостерегающим. В нем словно читалось: "ни слова больше"

— О чем она говорит? — растерянно спросила Полина.

— Да, — Сай подбоченился. — Вот и мне интересно.

На какой-то миг показалось, что Верен готов что-то ответить, но слова Сая развеяли зыбкую надежду на откровенность.

— Тебя это уж точно не касается, — почти прошипел ворон. — Интересно ему…

Сай уже и сам понял, что надо было помалкивать и виновато понурился под упрекающим взглядом Полины.

— Значит так, — Верен взмахом руки свернул карту и убрал кристалл в поясной кошель. — Пойдем в Тигорд. Там можно поесть и отдохнуть. Думаю, Полине это необходимо. Ну и тебе там будет несложно затеряться, — он взглянул на Сая.

— Затеряться? — растерянно переспросил енот.

— Ну да. Торговый город. Там бывает много и светлых, и темных оборотней. Осмотришься… Решишь, куда двигаться дальше. В Теновии живут еноты и, кажется, вполне неплохо себя чувствуют под рукой Ярона.

— Так значит, ты все же хочешь меня бросить? — насупился Сай.

— Что значит — бросить? Ты не грудной младенец, а мы не обязаны тебя нянчить. Если нам добираться до святилища Лориша, то проще это сделать в птичьей ипостаси, а у тебя такой нет. И что ты предлагаешь? Тащиться по земле со скоростью енота? Ты помог нам выбраться, спасибо тебе. Хотя, насколько я понимаю, благодарить тут надо Луму. А дальше наши пути расходятся. И я не понимаю, зачем тебе оставаться с нами? Если только шпионить. Без нас тебе же будет безопаснее и легче скрыться.

— А может я… помочь хочу.

— И чем же? — Верен криво усмехнулся. — Тем, что задержишь нас в пути? Тем, что будешь тонуть в каждой луже? Не удивлюсь, если помимо воды, ты боишься высоты, темноты, мышей, гусей и… ах да. Чуть не забыл. Боишься, что тебя оставят одного. Может, хватит уже крутить? Это Леяна тебя с нами отправила? Или сам Отступник? — Верен сделал шаг вперед, приближаясь к обиженному еноту вплотную. Тот уперся спиной в дерево.

— Ты что? Нет. Я ненавижу Леяну. А Отступника…

— Боюсь до потери сознания, — кивнул ворон. — И почему же тогда не хочешь просто сбежать? Затеряться в Теновии — что может быть лучше в твоем положении?

Сай опустил голову.

— Может, ты и прав. Все дело в моих страхах. Я действительно боюсь остаться один. Не знаю, куда идти, что дальше делать… Это вы — решительные и свободные. А я… мне всегда говорили, что делать. Всегда, понимаешь? — он поднял голову и посмотрел Верену в глаза — прямо и открыто.

— Я не знаю, что делать с собой и своей жизнью. У вас есть цель… А у меня… Ничего. Семьи больше нет, все, с кем вместе рос… Не знаю, остался ли хоть кто-то в живых… И вернуться туда я не могу. Меня сразу схватят. Я не хочу оставаться один. Боюсь, да, — в его взгляде проступил вызов, а за ним — отчаяние.

— Боюсь… — повторил он тихо. — Боюсь не воды, высоты, темноты… Их тоже, это правда. Но их меньше. Больше всего я боюсь пустоты.

ГЛАВА 19. Тигорд

— Доброго денечка, уважаемые теи, тея.

Крепкий мужичок, правивший телегой с таким достоинством, будто сидел на козлах кареты самого короля, остановил лошадь и наклонил голову.

— Не в Тигорд ли направляетесь? Могу подвезти. Конечно, тряско у меня, зато чистенько, не сомневайтесь, сегодня только свежего сенца кинул, чистой рогожкой прикрыл, — он повел рукой, с гордостью демонстрируя плоды своих трудов.

На телеге были аккуратно сложены мешки и мешочки — с овощами и яблоками, стояли большие корзины с ягодами и зеленью и пара бидонов со сметаной, но с краю оставалось достаточно места, чтобы трое путников могли устроиться с относительным удобством. Сивая коренастая лошадка косила на Верена испуганным глазом, мотала головой и фыркала.

— Ну-ну, Яблочко, успокойся, — ласково прогудел ее хозяин. — Нешто ты оборотней не видала?

— И тебе доброго дня, уважаемый, — ответил за всех Верен.

Он подсадил Полину, сел рядом, дальше устроился Сай. На ухабах действительно трясло, но Поля все равно была рада. День катился к вечеру, и она чувствовала себя усталой, голодной и растревоженной полной неопределенностью предстоящего им пути. Еще и постоянный давящий страх за Райяну… Как она там, что с ней?..

— Вы не от князя ли к нам? — степенно спросил мужичок.

— Нет, мы сами по себе, — с прохладцей ответил Верен.

Крестьянин кивнул, признавая за своими попутчиками право на скрытность. Его достоинство и спокойствие позволяло не испытывать неловкости молчания, за что Полина была ему очень благодарна, как и за то, что подвез, конечно.

До Тигорда ехали около часа — сначала через постепенно редеющий лес, потом немного по равнине, через мост над неширокой вертлявой речушкой и наконец уже рукой подать до городской стены из светлого камня. Раньше она была совсем невысокой, скорее символической, а теперь на ней велись масштабные работы — стену надстраивали, возводили дополнительные сторожевые вышки. Видимо, готовились держать оборону от мраков.

Тяжелые, окованные железом ворота были открыты настежь, двое дюжих парней в самой обычной одежде — простых штанах и рубахах из грубого полотна навыпуск, подпоясанных кожаными ремнями, сидели рядом на земле и закусывали, чем Светан послал. А послал он им краюхи пахучего хлеба, крутых яиц, луку, огурцов и домашней колбасы. Полина почти не чувствуя запаха этой снеди и то чуть слюной не захлебнулась.

Мужик, правивший телегой, сказал лениво: — Стой, Яблочко.

Кобыла с готовностью подчинилась — она тоже косилась на провизию стражей. О том, что это не простые парни, расположившиеся поужинать у ворот города, говорили немаленькие железные бляхи у них на груди, на бляхах было выбито: "Городская стража Тигорда".

Бляха, только раза в два поменьше, как оказалось, имелась и у мужика с телегой. Он извлек ее из кармана штанов, как некую драгоценность, подышал на темный металл, протер рукавом и с гордостью предъявил терпеливо ожидавшим парням. Они, впрочем, не теряли времени даром, с живым интересом рассматривая Верена, Полину и Сая.

— Доброго здоровья, дядюшка Лекс, — хором выдали парни, изучив предъявленную бляху, что было для них лишь частью приятного ритуала.

Они и без бляхи отлично видели, кто перед ними, и знали, что дядюшка Лекс имеет дозволение от князя на беспошлинную торговлю в ближайших городах. Как и все, подобные ему землевладельцы, по очереди возившие на продажу и свое, и соседское. Пошлины за провоз товара в города взимались лишь с тех, кто жил одной торговлей, ничего не производя самостоятельно.

— А вы, часом, не от князя ли будете? — спросил более старший из стражников, безошибочно определив Верена как главного в их компании.

— Мы сами по себе, уважаемые, — с достоинством ответил ворон.

— А… ну да… ну ладно… А то мы подумали, может, работу нашу проверять, — парень взмахнул рукой в сторону стены, откуда доносились голоса рабочих и прочий строительный шум: резкий — металлический и глухой — каменный, не радующий слух, но успокоительный, обещающий надежность и безопасность. — Князь распорядился стены надстроить и укрепить, вышки поставить, закрывать все на ночь, да еще костры на вышках жечь, чтобы, значит, горящими стрелами в мраков палить, ежели что… Ну, не проверка и ладно. Мы уж и так стараемся как можем, — парень усмехнулся.

— Городской голова уж кряхтел-кряхтел, говорят, а все же средства и работников выделил, — вступил второй стражник — постарше. — Хотел, ишь, чтобы горожане бесплатно горбатились по жребию, значится. Да только, шалишь. Князь велел работникам из городской казны платить. А ежели денег в ней мало, так он де пришлет кого, чтобы проверили, куда налоги пошли, ежели он сам который год нас с нас ничего не берет. Да… Ну вы поезжайте. Добро пожаловать, значит.

Полина только подивилась простоте, открытости и мягкости нравов. Никто не пытался обобрать крестьянина, и не потому, что рядом с ним оборотни, — было заметно, что дядюшка Лекс чувствует себя в этом мире уверенно и спокойно, не то что подданные Леяны, вздрагивающие на каждом шагу… Дальнейшие наблюдения лишь подтвердили первое впечатление.

Город выглядел таким мирным, приветливым и процветающим, что Полине, глядя на него, вдыхая его запахи, вбирая его звучание, не верилось в реальность всех ужасов, о которых она узнала. Казалось, что только где-то очень-очень далеко — в другом мире, никак не ближе, а то и через три мира — в следующем, может существовать жестокая княгиня и Отступник, страшное изуродованное святилище Душ, где из них выкачивают силу, да и Печать Лориша — тоже.

Вот озеро с Единорогом — это да. Это вполне может быть в этом мире, где на чистые, мощеные камнем улицы выходят разноцветные фасады небольших, но явно уютных и ухоженных домов, где озабоченные люди спешат по своим делам, но при этом не забывают приветливо здороваться и улыбаться знакомым, дети смеются, грызут разноцветные леденцы на палочках и шлепают по лужам, несмотря на недовольство мам, где пахнет выпечкой, жареным мясом и, откровенного говоря, лошадьми тоже пахнет — не слишком приятно, но все это вместе настолько безмятежно, что хочется улыбаться — просто так, просто тому, что живешь. Улыбаться всем встречным и еще уютным домикам с цветами на окнах и вон — забавной вывеске "Самые вкусные караси".

Пользуясь тем, что Верен шел медленно — видимо, присматривался и выбирал место, которое его чутье могло бы воспринимать без особой тревоги, — Полина засмотрелась на вывеску, на которой был изображен толстенный карась — как следовало из надписи, самый вкусный, но почему-то один. Она хихикнула, подумав, что остальных уже съели.

— Жареные в сметане, — с энтузиазмом сообщили ей едва ли не прямо в ухо, так что она заметно вздрогнула, а Верен немедленно прищурился на зазывалу, будто решая, стоит ли его проступок примерного наказания.

Сай облизнулся и покосился на ворона. Полина тоже смотрела на карася плотоядно, а на зазывалу — вполне добродушно. Верен еще раз осмотрелся и махнул рукой.

— Вроде нормальный трактир. Комнаты свободные у вас есть? — сурово спросил он зазывалу.

Тот даже растерялся на секунду — от суровости, а не от вопроса, но быстро пришел в себя и, отодвинувшись на всякий случай в сторонку, закивал:

— Есть, как не быть. Есть. Хорошие комнаты, чистые. А караси какие. Самые вкусные караси. И пироги. С рыбой, с мясом, с ягодами. И творог свежайший, и сметанка… — зазывала облизнулся и сглотнул.

— Знаешь, — Полина тоже облизнулась невольно. — Или давай скорее пойдем дальше… или давай уже чего-нибудь съедим. Я не могу больше это слушать.

Верен усмехнулся уголком губ, и они зашли в трактир.

Внутри оказалось действительно чистенько и почти уютно. Несколько небольших столов вдоль стен и один большой в центре. Вышитые простым ярким орнаментом занавески и скатерти, деревянные лавки со спинками, украшенными резьбой, дородная румяная хозяйка за стойкой в обнимку с огромным кувшином морса, из которого она сноровисто наполняла большие кружки. Эта картина сразу же напомнила Полине о сестричках Ай и Ой. Она украдкой вздохнула, надеясь, что хотя бы у них все в порядке.

Большая часть столов была занята, свободным оставался центральный — для большой компании, и пара небольших — у самого входа. Все посетители производили впечатление солидных и достойных людей, совершенно не склонных к неумеренным возлияниям или буйному поведению. Между столиками неторопливо вышагивала с подносом румяная круглолицая девица в белом фартуке с оборками, очень похожая на хозяйку. И никто даже не пытался ущипнуть ее, только улыбались и благодарили за исполнение заказа. Приличное семейное заведение.

Внимание Полины привлек столик в самом дальнем углу — там сидела молодая пара, почему-то показавшаяся Полине испуганной. Высокий и широкоплечий светловолосый юноша пристально и тревожно смотрел на новых посетителей. Девушка, черноволосая и темноглазая, выглядевшая усталой и почти изможденной, тоже взглядывала и тут же опускала глаза, ковыряясь в тарелке, где из волн картофельного пюре выглядывал бок недоеденного карася. Зато хозяйка обрадовалась им неимоверно.

— Доброго денечка, — густо пробасила женщина, отставляя в сторону кувшин. — Чего подать вам, гости дорогие? Окромя, само собой, карасей.

— А что, хозяюшка, карасей у вас бесплатно подают? — расплылся в улыбке Сай, озадачив добрую женщину. — Раз оно само собой?

— Ну как же… бесплатно-то… как же… Ежели вы, конечно, совсем того… без денег в смысле совсем… Тогда, конечно, я могу хлебушка дать, ну и это… Пюре вчерашнее есть. А чтобы карасей в сметане бесплатно, это уж извините. Они ж у нас… мы ж их… И костей-то в них нет, почитай. Готовим по семейному рецепту, так что там хребет один и есть. Остальное все мягонькое-мягонькое, аж тает во рту, — Тут она спохватилась, что расхваливает карасей тем, у кого все равно денег нет, и замолчала, выжидательно глядя на непонятных посетителей. С виду — приличные вроде… Даже… ох…

— Батюшки. Да вы же… Вы из темных оборотней будете?

Полина напряглась, и Сай тоже, Верен же остался совершенно спокоен и с достоинством кивнул.

— Да конечно, — бас хозяйки сорвался едва ли не на фальцет. — Для вас-то… Защитники вы наши. Сейчас. Будут вам караси бесплатно и пироги и… — не закончив, она развернулась и стремительно поплыла на кухню, подобная ледоколу, пока что рассекающему пустое пространство, но было ясно, что он снесет любое препятствие, если тому не посчастливится оказаться у него на пути.

Полина и Сай недоуменно переглянулись, Верен ухмыльнулся:

— Вот и объясняйся теперь с ней сам. Простые люди твоего… утонченного юмора не понимают.

— Ну, не понимают, так не понимают, — беспечно пожал плечами енот, устраиваясь за столом. — От бесплатного не откажусь.

— Не откажется он… — зло прошипел Верен. — Ты хоть знаешь, сколько пахать надо, чтобы свое дело поднять? Сколько у плиты стоять, сколько возиться с одними этими карасями, не говоря обо всем остальном.

Полина кивнула, соглашаясь. Сай вспыхнул, запунцовел щеками и опустил глаза.

— У меня мать в прислугах большую часть жизни была, — тихо пояснил Верен, — я-то знаю, какова эта работа. И это еще у Ярона людям неплохо живется. В деревнях тяжелее. Мать рассказывала, да и у родни я бывал. Потом они уже хорошо жили, им мой отец денег дал — тоже трактир завели. И работали там… чуть не круглые сутки, чтобы вот так-то, как здесь, чистенько да вкусненько было.

Хозяйка натащила им и карасей, и пирогов, и тушеных овощей с мясом, и кролика жареного, и ягод в сливках. Верен буквально заставил ее взять деньги, что, впрочем, удалось ему быстро и без труда — хватило одного, но очень серьезного взгляда, и двух слов: "Я настаиваю".

— Не обижайся, хозяюшка, — добавил он после. — У меня родня трактир держит, знаю, что это за труд.

После этого "тетя Мелиса", как она отрекомендовалась, и вовсе не отводила от гостей практически влюбленного взгляда, с радостью наблюдая за бодрым исчезновением съестных припасов.

— А что, хозяюшка, зверствуют мраки-то у вас? — осторожно спросил Верен.

— Ох, родимые… ну как сказать… не то чтобы прямо… Но страшно жить-то стало. Я слыхала, что в Дальней Плотине задрали корову. Это деревенька тут, недалече. Не то одну, не то и несколько… Дней десять тому было. До людей-то не добрались, нет… Но где-то в округе шастают. Страшно-то… ох же страшно. А вот муж мой тех карасей сам ведь ловит. Река у нас рядом, так и называется Карасевка. Заводей в ней много, и карасей там… видимо-невидимо. Так ведь страшно же… Я уж говорю, не ходи сам-то… Мы еще у мальчишек там покупаем карасей-то… А он говорит: это что же, я буду в трактире отсиживаться, а мальцы карасей для меня ловить одни, без присмотру? А что с того присмотра-то… Разве ж он мрака-то остановит? Эх…

— Ну, не по ночам же вы карасей ловите, — успокаивающе заметил Верен. — Мраки выходят ночью, значит, главное быть дома, за крепкими стенами, в темное время суток.

— Вот. Вот и муж так говорит. Да только… все равно жеж страшно. Хотя тебе, гость дорогой, верю, — радостно объявила она.

— Не думала, что обычные люди настолько любят оборотней, — тихо проговорила Полина, когда хозяйка в очередной раз отправилась на кухню.

Верен дернул плечом.

— Не все, не везде и не всегда. Те, кто подвергаются нападениям мраков, частенько вспоминают о том, что мраки — тоже оборотни. Вернее, были ими. И простая мысль: не было бы оборотней, не было бы и мраков, нередко посещает их головы… Но те, кого пока не затронуло, конечно, надеются на защиту, поэтому… сама понимаешь. Они будут встречать нас радушно, даже если эта мысль и их навещала не раз.

Полина печально кивнула, провожая взглядом ту самую молодую пару, что показалась ей испуганной. Когда девушка поднялась из-за стола, стало видно, что она беременна и явно на большом сроке. Парень — наверное, муж поддерживал ее под локоть, пока их было видно, — они скрылись из виду на лестнице, ведущей на второй этаж, значит, тоже собирались заночевать здесь.

ГЛАВА 20. Ночь счастливая и опасная

Комнаты на втором этаже "Самого вкусного карася" были такими же, как и общий зал внизу, — чистенькими и уютными. Верен и Полина поместились в одной на двоих, предназначенной для супружеских пар, а Сая отселили в другую — совсем крохотную. Здесь имелась даже, хоть и примитивная, но достаточно удобная ванная комнатка.

Хозяйкин сын при помощи несложного насоса, установленного во внутреннем дворе таверны, заранее накачал воды на чердак, где, как он гордо сообщил, у них живет жар, купленный у оборотней еще его бабушкой и с тех пор изрядно выросший. Так что здесь имелось подобие душа, хотя воду надо было расходовать экономно, исходя из расчета ведро на одного жильца. Грязная вода утекала в сток, ведущий в сточную канаву, которая, в свою очередь, выводила в пруд-отстойник, каких было несколько в каждом городе.

В таких прудах обитали чистяки — Полине довелось их увидеть, когда Сай демонстрировал ей замок княгини Леяны. Чистяки тогда вызвали у Полины отвращение, хотя она отлично понимала, насколько это полезные создания. Они были похожи на толстых морских угрей, слегка фосфоресцирующих и совершенно слепых. Чистяки поедали любые отходы и вообще — практически что угодно. Там где они жили, вода превращалась в идеально чистую жидкость, которую не следовало пить как раз потому, что она была слишком чиста и в ней не оставалось ничего полезного, как и вредного, впрочем. Чистяков держали только в изолированных водоемах, если бы они попали в реки, с рыбой можно было бы проститься навсегда.

Когда водные процедуры были окончены, Полина с наслаждением вытянулась на широкой кровати, занимавшей большую часть комнаты. Белье самое простое — из небеленого полотна, но чистое и приятно пахнущее травяным мылом. За окном еще не стемнело, внутрь проникали последние розовые отблески заката и изредка голоса тетушки Мелисы и ее домашних — окно выходило на задний двор. Верен задернул тяжелую штору и осторожно опустился рядом, словно боялся спугнуть Полину.

Она протянула руку, тут же завладев его ладонью.

— Теплая, — улыбнулась Полина.

— Благодаря тебе, — тихо и серьезно ответил он, глядя на нее с такой нежностью, что перехватывало дыхание, а сердце сладко ныло и будто хотело вырваться из груди, чтобы прильнуть к тому, кто стал для него необходим, без кого теперь и дышать тяжело, не только жить.

Их губы встретились, руки переплелись, и окружающий мир, кружась и качаясь, уплыл куда-то, оставив двоих любящих где-то за пределами повседневной реальности, вне времени, вне пространства. Все тревоги и страхи таяли и исчезали в этом мире, созданном любовью двоих, созданном из их любви и для нее. Там вспыхивали невиданные звезды, едва слышный шепот звучал ангельской музыкой, сердца бились вместе, тела растворялись и плавились от ласк, качаясь в волнах наслаждения, а души соединились в одну, сияющую счастьем немыслимой полноты.

Они заснули, не размыкая объятий, не в силах насытиться друг другом, даже во сне они оставались одним первозданным существом и видели общий сон, в котором были вместе, были единым целым.

Только ближе к утру Полину потревожил кошмар. Она видела двоих младенцев — совсем крошечных. Они лежали в общей колыбели, и Полина знала, что это мальчик и девочка, брат и сестра. С другой стороны к колыбели приближалась тень. Нет, не так. К колыбели приближалась Тень. В ней ничего нельзя было разобрать, но вполне хватало ее зловещего вида и чувства ужаса, которое она вызывала. В Тени скрывалось нечто ужасное, и оно хотело погубить младенцев.

Дети тянули ручки к Полине, смотрели на нее ясными и чистыми голубыми глазами, они надеялись на нее. Полина хотела подойти к колыбели, чтобы отнести ее подальше от медленно и неотвратимо надвигающегося кошмара, но ноги ее отяжелели и никак не двигались с места. Тень уже касалась края колыбели, из темноты показалась бледная рука — вроде бы вполне человеческая, но, увидев ее, Полина закричала, настолько силен был страх — она не успеет спасти малышей. Это чудовище точно хочет убить их.

Свой крик — короткий и отчаянный — она услышала будто со стороны и проснулась с лихорадочно колотящимся сердцем. Верен уже не спал, гладил ее по плечу, заглядывал в испуганные глаза.

— Ты тоже слышала? — спросил он.

— Что?

— Кажется, кто-то кричал. Короткий женский крик…

— Надо посмотреть, что там, — вскинулась Полина, тут же поднимаясь. — Мне такой страшный сон приснился… Я очень испугалась. Может, это не простой сон… — она слегка смутилась, ожидая недоверия или даже насмешки, но Верен взглянул на нее серьезно, быстро встал и начал одеваться. Полина последовала его примеру.

— Все равно скоро уже рассветет, — как бы оправдываясь, бросил ворон. — Ты побудь здесь, а я посмотрю, что там такое.

Полина машинально кивнула, но как только Верен приоткрыл дверь в коридор, она тут же оказалась за его спиной.

— Я же просил… — проворчал Верен, но тут какой-то подозрительный звук на лестнице привлек его внимание, и он двинулся вперед бесшумно и мягко, как кот.

Полина замешкалась на секунду, а потом привычно перекинулась в суслика — так она чувствовала себя спокойнее. Суслику легче прятаться и проще убежать, если его все-таки заметят.

На лестнице действительно происходило что-то глубоко неправильное: четверо мужчин, двигаясь друг за другом, волокли парня и девушку, удерживая их за ноги и за плечи, причем первым делом Полине бросился в глаза большой живот пленницы, а потом ее огромные испуганные глаза. Уж не двойню ли она ждет и не эти ли дети фигурировали в том страшном сне? И что кажется ей сейчас таким странным и неправильным… Помимо происходящего похищения, разумеется. Ну конечно… пленники в сознании, судя по широко раскрытым глазам, но совершенно не сопротивляются, словно… парализованные.

Верен полностью использовал фактор внезапности и преимущества неширокой лестницы, где у четверых похитителей катастрофически не доставало места для маневра. Полина даже в животной ипостаси не могла уследить за его стремительными движениями. Он вроде бы только коснулся шеи замыкающего, тут же подхватил девушку под плечи, не позволяя ей с размаху удариться о лестницу, моментально ударил ногой второго похитителя, державшего жертву за ноги, и тот, в свою очередь, упал на третьего.

Верен ужом проскользнул ниже и добавил третьему уже от себя, но тут снизу поплыл черный дым, разрываемый сполохами пламени. Верена однако это не остановило ни на мгновение, он исчез за сплошной стеной дыма, а Полина прижалась к полу, чувствуя, что задыхается. Уже через несколько секунд дым исчез, словно его и не было, — четвертый похититель, обратившись крысой, метнулся прочь.

— Это морок, — сказал Верен, проверяя отключившихся.

Первые два не подавали признаков жизни, но третий быстро пришел в себя.

— Что ты себе позволяешь? — визгливо спросил он, не успев еще подняться на ноги.

Верен в это время осматривал юношу и девушку, не выпуская, впрочем, очнувшегося из поля зрения.

— Могу то же самое спросить у тебя, — спокойно ответил он, зачем-то ощупывая шеи все еще неподвижной пары. — Ну конечно… ошейники…

— Что с ними? — спросила осмелевшая Полина, обращаясь человеком.

— Эти ошейники называют Рукой Смерти. Очень редкий артефакт, требующий большого мастерства… Темного мастерства. Отступнику вполне по силам… Не волнуйся, они живы и здоровы, но не могут ни пошевелиться, ни подать голос. Впрочем… я сомневаюсь, что подобное "украшение" полезно для беременных… Эй ты, — Верен одним движением выбил из руки похитителя кинжал, который тот старательно и, как ему казалось, незаметно сначала извлекал, а потом готовился применить, схватил мерзавца за ворот плаща — все тем же непрерывным движением — и притянул поближе. — Сними это, — голос ворона прозвучал низко с рычащими нотами. — Немедленно.

— Я… я не могу, — взвизгнул тот.

— Кто может? — деловито спросил Верен. — Не советую тянуть время… А то я, когда нервничаю, не вполне контролирую силу Лориша, знаешь ли, — он хищно улыбнулся, и от этой улыбки похититель мелко задрожал и задергался, одновременно указывая в сторону обеденного зала и пытаясь вырваться, в чем и преуспел, потому что Верен брезгливо отшвырнул его — вниз по лестнице, а кинжал поднял и заткнул за пояс.

— Конечно… крыса. Крыса у вас за главного. Так-так…

— Он здесь, — пискнула Фая тоненько, но в то же время и горделиво — ведь стала уже полезным членом команды.

Фея мерцала в самом темном углу. Верен осторожноприблизился. Крыса попыталась ускользнуть, но вот уже не мужчина, а ворон, взмахнув крыльями, ухватил ее за спину мощными когтями. Раздался резкий писк, переходящий в визг, и в следующий миг уже не ворон держал в когтях крысу, а двое мужчин стояли почти вплотную друг к другу.

Полина ахнула, когда главарь похитителей превратился в гигантскую змею, которая могла бы проглотить человека целиком, но Верен лишь криво усмехнулся.

— Твои фокусы на меня не действуют. — Он схватил бывшую крысу за горло, причем его противник оказался не там, где только что покачивалась праматерь всех анаконд, а в стороне.

Полине казалось, что там вовсе никого нет, однако же — Верен держал за горло врага, а змея бесследно растаяла в воздухе.

— Немедленно сними эту гадость, — сказал Верен таким ледяным и властным тоном, что прибавлять "иначе умрешь" уже не требовалось. Это и так было достаточно понятно.

— Ты пожалеешь… — прошипел крыс. — Зачем тебе это? — тут же прибавил он, решив, что еще не все потеряно и можно попробовать договориться. — Что тебе за дело до них? Они преступники. Я выполняю приказ княгини Леяны.

— Что здесь происходит? — голос тетушки Мелисы прозвучал трубным гласом. Она вошла в зал со стороны кухни — там находились жилые комнаты ее семьи. За ней, как армия за полководцем, выстраивался грозный отряд — щуплый, но решительный супруг, трое сыновей-богатырей и еще две дочери на подхвате.

— Это преступление, — заверещал крыс, выкручиваясь из стальной хватки Верена. — Я выполняю приказ княгини.

Верен холодно усмехнулся.

— Могу я увидеть приказ княгини? Должно быть, у вас имеется грамота, подписанная ею и заверенная магической печатью?

Крыс замер, зло сверкая темно-серыми глазами.

— Достаточно того, что я служу княгине, — заявил он гордо и извлек из-под одежды свою клановую искру, светившуюся красным.

Такие искры были у тех, кто принадлежал к клану княгини или же состоял на княжеской службе. У остальных светлых оборотней искры были розовыми.

— Прекрасно, — процедил Верен. — Но это еще ни о чем не говорит. Кроме того, ты забыл о самом главном…

— О чем же?

— Мы не в Светании, — едва ли не прорычал Верен. — Здесь Теновия. И я — служу князю Ярону. — Он извлек из-под одежды свою искру — небольшой каплевидный кулон светившийся зеленым.

Как у всех волков и у тех, кто состоял на княжеской службе. У остальных темных оборотней искры были синими. И только у воронов, по слухам, черными.

Тетушка Мелиса удовлетворенно кивнула. Для нее этого было довольно. Будь ее воля, она, конечно, предпочла бы не враждовать со слугами Леяны… Но оставаться добропорядочной подданной Ярона было для нее важнее.

— Так что они тут удумали-то, милостивец? — обратилась она к Верену, моментально решив принять на веру именно его версию событий.

— Хотели похитить ваших постояльцев, уважаемая, — Верен прошипел эти слова прямо в лицо побелевшему от ужаса крысу.

До него только сейчас дошло, что, скорее всего, выполнить приказ Леяны не удастся. И боялся он именно ее или, может быть, Отступника. Верен почти волоком дотащил его до обездвиженной пары.

— Сними ошейники.

— Нет, — тот помотал головой. — Не могу.

— Хорошо, — спокойно ответил ворон. — Я знаю другой способ. Сверну тебе шею — и они спадут сами.

— Они замкнуты не на меня, — затрепыхался тот.

— Ты лжешь, — устало ответил Верен. — А мне уже надоело с тобой препираться. Убить тебя проще.

Тетушка Мелиса ахнула и прикрыла глаза руками, однако с ее стороны не донеслось ни звука возражения. Помимо всего прочего, хозяйка трактира уже рассмотрела, кто подвергся нападению, и ее симпатии были всецело на стороне молодой пары — беременность была для нее чем-то священным, как, впрочем, и должно быть, и она никак не могла принять подобное отношение к будущей матери и ее пока не рожденному, но уже живому и такому уязвимому младенцу. Та, что носила и рожала пять раз, ощущала это лучше многих.

— Я не шучу, — сказал Верен, и от того, как звучал его голос, даже у Полины по спине побежали мурашки. — Последний шанс.

— Хорошо-хорошо, — забормотал крыс.

Он коснулся ошейников, и те легко снялись, оставшись у него в руках.

— Даже жаль, — меланхолично заметил Верен. — Лучше было бы от тебя избавиться. Но я не хочу доставлять лишних хлопот почтенной хозяйке и ее семейству. Однако запомни, — он заглянул крысу в глаза, — если мы еще раз встретимся, я заберу твою жизнь. Это не мое слово. Это слово Лориша. Тьма полыхнула в его глазах и тут же погасла, но главарь похитителей успел ее увидеть и содрогнулся всем телом.

— По моей воле мы больше не встретимся, — сказал он тихо. — Отпусти меня сейчас, и я скроюсь. Я не буду стоять на пути у Ворона Лориша.

— Надеюсь, что ты и вправду достаточно умен для этого, — кивнул Верен.

— Не сомневайся в этом. С меня довольно игр сильных. Я не вернусь в Светанию. Но знай, что по их следам идут и другие, их не оставят в покое, — он кивнул на приходящих в себя юношу и девушку.

— Почему ты мне это говоришь? — Верен приподнял бровь.

— Потому что хочу, чтобы взгляд Лориша более не останавливался на мне, покуда я не достигну глубокой старости, — и крыс поклонился Верену.

— Тогда скажи, кто они и зачем нужны Леяне.

— Прости, но этого я не могу сказать. Я давал клятву.

— Что ж… Пусть будет так. Уходи. Я забуду тебя, и может быть, Лориш тоже забудет — на время. Если ты не напомнишь ему о себе еще каким-нибудь… деянием.

— Раз Вороны Лориша возвращаются… Может быть, жизнь переменится. Может быть, больше не придется подлостью спасаться от жестокости.

— Да будет так, — сказал Верен.

И незаметный человечек, с лицом, отдаленно напоминающим крысиную морду, вышел из таверны, чтобы раствориться в предрассветном сумраке.

ГЛАВА 21. Первая размолвка

— Мирна, — негромко вскрикнул сбросивший оцепенение юноша и рванулся к беременной. — Как ты… — зашептал он, помогая ей сесть и с такой бережной нежностью прикасаясь к ее животу, что у Поли сжалось сердце.

Глядя на эту пару, она не успела заметить, когда вслед за своим главарем из таверны ускользнули и остальные: один, что тихо стоял у стены, пока Верен ловил крыса и выяснял с ним отношения, и двое других, пришедших в себя как раз вовремя, чтобы услышать о Лорише.

Тетушка Мелиса проводила их суровым взглядом.

— Может, в городскую стражу сообщить? — спросила она не слишком уверенно. Все же с оборотнями ей связываться не хотелось. — Впервые у меня такое.

— Мирна?.. — задумчиво пробормотал Верен. — Где я слышал это имя… Не думаю, что нужно обращаться к городской страже, — ответил он Мелисе, и та с облегчением выдохнула, тут же захлопотав вокруг освобожденных жертв неудавшегося похищения. Выяснилось, что физически они не пострадали, если не считать нескольких синяков.

— Вы знаете, почему вас преследуют? — спросил Верен.

— Нет… — ответил юноша. — Спасибо тебе за то, что спас нас.

— Благодарите Тену, — пожал плечами ворон. — Если бы Мирна не успела подать голос…

— Меня зовут Мила, — поправила его девушка. — А это…

— Не спешите лгать, — тихо сказал Верен. — Да и зачем? Ваши преследователи и так знают, кого искать. А мы вам не враги. Мне-то все равно, как вас зовут. Думаю, вам лучше поскорее отправиться дальше, пока не появились следующие.

Он отвернулся и поднялся по лестнице, увлекая Полину в комнату.

— Надо собраться и тоже отправляться дальше.

— Мы что, вот так их оставим?

— Как — так? Они не пострадали и…

— И их снова догонят, — Поля остановилась в коридоре, не позволяя Верену уйти. — Ты же слышал, что сказал тот крыс. И видишь, что им нужна помощь.

— Нам бы самим кто помог. У нас достаточно собственных проблем.

— Я не верю, что ты можешь вот так оставить их. Посмотри — ей же рожать скоро. И их преследуют по приказу Леяны, а значит — Отступника, — прошептала она, чтобы никто больше не слышал.

— Вам есть куда идти? — спросил Верен, развернувшись к молодой паре: юноша обнимал и поддерживал любимую, шепча ей на ухо что-то успокоительное, но по его лицу было видно, что он сам не верит своим словам.

— Да, — твердо ответила девушка. — Нам нужно… туда, где у Леяны нет власти. Наверное… придется добраться до князя Теновии. Может быть, он защитит нас.

— Для начала советую добраться до ближайшего города, где есть его воины. Насколько я помню, ближе всего — Райтара. Обратитесь к ним за помощью. Ты ведь темный оборотень, так? — он пристально посмотрел на беременную, та в ответ только опустила взгляд.

— Не знаю, что у вас за звери, но если обернетесь…

— Она не может перекидываться, — с горечью сказал юноша. — Разве ты не видишь? Она ждет ребенка.

— Извини, — слегка смутился ворон. — Большинство темных оборотней, которых я знал, перекидывались во время беременности, и это не вызывало никаких проблем.

— Это потому, что они обращались, начиная с первых недель… Обычно они делают это впервые, еще не зная, что ждут ребенка, — тихо сказала девушка. — Я так слышала, — прибавила она. — Но я жила среди обычных людей и не перекидывалась… Теперь лучше уже не начинать…

— Да, пожалуй, — Верен в задумчивости запустил пальцы в волосы. — Я всегда считал это всего лишь глупым суеверием, но если за все время беременности ты не перекидывалась ни разу, то, наверное, и правда, теперь начинать слишком поздно. Тогда наймите повозку. Если нет денег…

— Мы сами можем дать вам повозку, — вмешалась незаметно подобравшаяся поближе тетушка Мелиса. — У нас есть. Сын может править. Довезет вас до Райтара дня за два, ну, самое большее — за три. Под нашей крышей никогда еще такого не случалось, чтобы на беременную напали. Ой, да что я говорю. Ни на кого не нападали у нас. У меня приличное заведение, чтобы у меня да такое… Ох… Я вам и провизии с собой дам — на всю-всю дорогу хватит.

— Два-три дня — это слишком долго, — озвучила Полина то, что и без слов читалось во взглядах беглецов. — Их сто раз догонят на дороге… Они там будут отличной мишенью.

— Пожалуй, — нехотя согласился Верен. — И что ты предлагаешь?

Поля опустила голову.

— Я совершенно не хочу рисковать… тобой.

— А я — тобой, — решительно закончил Верен и снова потянул ее в сторону комнаты. — Ты не забыла, что тебя тоже преследует Леяна? — зашептал он ей на ухо.

— Не забыла… Но…

Верен все-таки затащил ее в комнату и закрыл дверь.

— Мы должны думать о твоей безопасности, — сказал он твердо. — Нам необходимо отыскать Хранителей. И все. Все. Забудь о них. Сейчас по всей Лоанире происходит много плохого, тяжелого и даже трагичного. Если мы будем…

— А если мы не будем, — резко перебила его Полина, — то кто мы после этого? Как можно надеяться помочь всем, если мы бросим беременную женщину в опасности? Знаешь… я не верю, что ты это говоришь… Что ты можешь так поступить. Просто отвернуться и пойти дальше, зная, что их почти наверняка поймают. И что тогда?

Верен побледнел и закусил губу, Полина видела, что ему больно слышать от нее такое, но иначе она не могла.

— Я должен заботиться о тебе, — упрямо повторил он. — О твоей безопасности.

— Но ты же вмешался — только что. Не стал стоять и смотреть, как их похищают.

— Рефлекс сработал, видимо, — он отвел взгляд. — Я уже почти жалею об этом.

— Нет, — Полина подошла и положила руки ему на плечи. — Нет, Верен. Ты не можешь жалеть об этом. И не можешь их бросить. Я знаю.

— Похоже, ты не слишком хорошо знаешь меня… — он все так же смотрел в сторону. — Для меня по-настоящему важна лишь моя семья. А моя семья — это ты. И никто больше. Мне жаль их, да. Я бы помог, если бы это не ставило под удар мою семью. Сначала позаботься о близких, о всех остальных — после. Так я живу.

— Ты ошибаешься, — тихо сказала Полина и опустила руки, сделала шаг назад. — Это неправильно. И в конце концов… в конце концов это может сгубить и… твою семью. Я не могу так, пойми. Если ты отказываешься, я сама пойду с ними, — она вскинула голову и с вызовом посмотрела ему в глаза. — Тайра говорила, что у меня много ипостасей, надеюсь, в случае опасности я смогу обратиться в кого-то еще… — Она повернулась и взялась за ручку двери.

— Нет, — Верен обхватил ее сзади за плечи. — Ты не можешь.

— Могу, — тихо, но непреклонно ответила Полина. — Я не могу иначе.

— Ты не понимаешь… — он уткнулся лбом ей в плечо. — Мой отец… он тоже думал о других, был таким же, как ты, — не мог оставаться в стороне. Да, он кому-то помог, наверное… А потом погиб сам и тем сгубил мать.

Полина повернулась и обняла Верена.

— Никто не знает, что было бы, если бы он остался в стороне. Никто. Думаю, он всегда жалел бы об этом и не смог бы с этим жить.

— Наверное, — глухо ответил Верен. — И все же… — он не успел закончить, потому что в дверь стукнули и тут же распахнули ее.

На пороге стоял взъерошенный со сна Сай.

— Вы что там, задумали еще этой парочке помогать? — недовольно спросил он.

— С чего ты взял? — нахмурился Верен.

— Так это… Суета тут всякая, я шум и голоса услышал, проснулся, выглянул… Ну и тут… тетушка Мелиса. Она и просветила. Сказала, что ты пока не согласился, но твоя жена тебя обязательно уговорит, так что они там ждут — когда ты уговоришься.

— А ты решил помешать, да? — вскинулась Полина.

— Вообще-то, да… Нам и своих проблем хватает.

— Ну, если уж на то пошло, то это нам, — она красноречивым жестом объединила себя и Верена, — хватает своих проблем. А ты тут совершенно ни при чем. Если мы не должны думать о беременной женщине, то о тебе и подавно.

Сай сглотнул и слегка покраснел.

— Ты-то и без нас не пропадешь, — неслась дальше Поля. — Но почему-то ради тебя мы должны подвергать себя опасности, чтобы тебе не было так одиноко, да? А на беременную — плевать. Пусть попадет в лапы Отступника, да? Лишь бы у тебя была компания.

Сай отвернулся и сказал глухо:

— Наверное, ты права…

— Наверное? — холодно спросила Полина. — Наверное, я была не права, когда сочувствовала тебе. Если ты думаешь только о себе, то почему ждешь, что окружающие будут вести себя иначе? Почему они должны о тебе думать?

— Ни почему, — буркнул Сай и вышел, оставив дверь открытой. У двери в свою комнату он обернулся, посмотрел одновременно и виновато, и с упреком, словно не мог решить, на каком именно чувстве остановиться.

— Я не стану вам мешать. Прощайте. И… спасибо.

Поля едва удержалась от того, чтобы спросить "за что", но Сай ответил сам:

— За то, что показали мне — можно жить иначе. И доказали, что на свете и правда есть те, кто думает не только о себе. Ты доказала. И Райяна, — он кивнул, словно подводя черту под сказанным и закрыл за собой дверь.

ГЛАВА 22. Начало пути. Райтарский лес

— Если ты настаиваешь… — тихо начал Верен и тут же замолчал, увидев, с какой печалью смотрит на него Полина.

— Я не тот герой, каким ты меня представляла, — горько усмехнулся он.

— Нет, — Поля покачала головой. — Ты тот. Ты просто… сам себе запрещаешь им быть. Ты ведь правду сказал — кинулся защищать их просто… на рефлексах, не задумываясь. Это для тебя естественно, а не то, что ты сказал после. Ты боишься не за себя, я же понимаю. За меня. Но я не хочу превращать тебя в эгоиста — такого, как Сай. Он ведь тоже думал о родных, когда выполнял приказы Леяны, причем там даже вариантов не было — она точно отыгралась бы на них, если бы он ослушался. И даже его послушание не помогло. Вот так и учатся думать только о себе — закрывая сердце, запрещая себе думать о других… А у нас — есть варианты. Я верю, что мы справимся… Ты сможешь нас защитить. Верю. Мне ведь тоже страшно, очень страшно толкать тебя на этот рискованный путь — еще более рискованный, чем тот, по которому мы шли. Но я верю, что именно этот путь верный. Нельзя достичь блага, жертвуя детьми… Нельзя. И мы сами не сможем потом… Мы в глаза друг другу смотреть не сможем, зная, что мы оставили позади, что перешагнули через жизнь и судьбу беременной женщины и пошли дальше…

— Ты права, — выдохнул Верен. — Конечно, ты права… Я просто… — он покачал головой.

— Я знаю, — Полина подошла и обняла его со всем жаром своей любви, со всем теплом нежности. — Знаю… — прошептала она, заглядывая ему в глаза.

Верен обнял ее, прижимая к сердцу, впитывая ее любовь, нежность, тепло и — веру в него.

— Ради тебя я стану таким, каким ты меня видишь, — и долгий поцелуй скрепил эти слова, превращая их в священную клятву.

— Ты и есть такой, — Полина улыбнулась, тяжело дыша, глядя на любимого затуманенными глазами.

— Ну ладно… Допустим, — Верен усмехнулся, быстро собрал вещи и, выйдя в коридор, толкнул дверь комнаты Сая.

Енот сидел на кровати, опустив голову на руки и выглядел потерянным и несчастным.

— Готов, что ли? — грубовато спросил Верен.

— К чему?

— К опасному путешествию. Берем всех. Если хочешь — присоединяйся.

Сай ухмыльнулся.

— А тетушка Мелиса с самого начала знала, чем все кончится.

— Конечно… — Верен вздохнул. — Она же трактирщица, она всех насквозь видит.

Повозкой, щедро предложенной тетушкой Мелисой, они все же воспользовались, но лишь затем, чтобы выехать из города и добраться до того места, где дорога, ведущая к Райтару, делала крюк, огибая Райтарский лес — его название и дало имя городу, а значило оно примерно — суть или душа чащобы, как объявила путникам Фая, снова увеличившаяся в размерах и сидевшая на плече Полины.

— До Райтара намного быстрее будет добраться напрямик, — негромко говорил Верен. — Это, пожалуй, единственный шанс уйти от погони. — Молодая пара напряженно ловила каждое слово, хотя юноша смотрел не слишком доверчиво — он боялся полностью довериться кому бы то ни было. — Если, как ты говоришь, сможешь понести жену на себе…

— Смогу, — сосредоточенный взгляд чуть прищуренных голубых глаз, краткий и решительный кивок.

— Так как вас зовут все-таки? — спросил Сай, когда они простились со своим возницей — старшим сыном тетушки Мелисы, молчаливым парнем богатырского телосложения.

— Мирна, — тихо ответила девушка, опуская голову, так что длинные темные волосы почти закрыли лицо.

— Где же я слышал это имя… — пробормотал Верен.

— А меня Сигирд, — представился юноша.

Он наоборот откинул светлые волосы и посмотрел прямо, почти с вызовом, будто хотел спросить: что теперь собираетесь со мной делать?

— А это имя я прежде не слышал, — усмехнулся Верен. — Хотя ты, кажется, предполагаешь, что оно должно что-то говорить всем встречным и поперечным… Может быть, в Светании это так и есть… Значит, это тебя преследует Леяна?

Сигирд вздохнул.

— Меня, — признался он. — Но она и Мирну велела схватить. Кажется, только потому что мы… вместе.

— Так кто же ты такой, Сигирд? — Верен, обернулся и пристально посмотрел на юношу.

— Сын Леяны, — ответил тот глухо. — Княгини Леяны.

Тут уж замерли все.

— Вот ведь, — хлопнул себя рукой по бедру Сай. — Ну и попали мы.

— Серьезно? У Леяны есть взрослый сын? — задумчиво спросил Верен.

— Есть, в этом можешь не сомневаться, — ухмыльнулся енот. — Я про него слышал — кое-кто шепчется тайком. Но имени я не знал. Княгинюшка наша, видно, испугалась, что у наследника силы многовато, вдруг сместить ее решит. Отправила его к людям, запретила ему говорить, что он сын княгини, вообще — все сделала так, что его будто и не было. Наверное, догадывается, как подданные ее "любят". Так любят, что могут очень постараться, чтобы сын занял ее место. Вот и скрывала его. Говорят, даже память ему "почистила" с помощью Отступника, чтобы не помнил, как жил в замке. Хотя она даже тогда его сыном не называла. Его Лума растила, когда совсем маленьким был. Она мне кое-что говорила, но имени не называла.

— Так откуда же ты узнал, кто твоя мать? — приподнял бровь Верен. — Память вернулась?

— Нет. Мне рассказал кое-кто из тех, кого Леяна приставила за мной следить. Они хорошие… И многие из них действительно хотели бы, чтобы я занял место… княгини. Но я не хочу. Я хочу, чтобы нас просто оставили в покое. Меня и Мирну.

— К сожалению… — Верен помолчал, глядя в сторону. — Править должны как раз те, кто этого не хочет. Из тех, кто хочет, обычно получаются ужасные правители. Ну а теперь — вперед.

Сигирд кивнул и обернулся оленем. Крупный красавец с гордо посаженной головой подогнул передние ноги, склоняясь перед Мирной. Та провела рукой по его бархатистой шее и улыбнулась с такой ясной нежностью, что Полина ощутила, как эта улыбка отражается и на ее лице, а потом с удивлением и радостью заметила, что она отразилась даже на мрачном лице Верена. Мирна забралась на спину оленя, он поднялся и легко двинулся вперед.

— И вот что делать с енотом? — хмыкнул Верен. — Если ты кому-нибудь об этом расскажешь, убью, так и знай.

Он обернулся медведем и кивнул себе на спину. Полина в виде суслика и Сай-енот забрались на него и вцепились в густую темно-шоколадную, почти черную шерсть.

"Ну и компания", — мысленно хихикнула Полина, и Фая, соглашаясь с ней, взмахнула крылышками, для разнообразия пристраиваясь между ушами медведя.

"Ну-ка хватит мне спину драть. Я тебе не дерево" — мысленно рявкнул Верен, обращаясь к еноту, так что Сай едва с него не свалился.

Медведь оказался не самым удобным транспортом — на нем изрядно укачивало, тем более что он, обогнав оленя, перешел в галоп. Сигирд с готовностью уступил, ведь именно Верен из всей их компании лучше всех представлял, как добраться до Райтара. Вернее — он один имел об этом хоть какое-то представление. Как и о таинственном Райтарском лесе. Хотя о последнем кое-что могла бы рассказать Фая, однако эти предания вряд ли воодушевили бы путников. Не зря дорогу к Райтару прокладывали в обход. Этот лес не любил, когда тревожили его покой.

Постепенно вокруг становилось все темнее, все более угрюмо смотрелись мощные гиганты-деревья, все гуще становился воздух, пропитанный запахами прели, все тише — птичьи голоса. Они вступали в ту часть леса, в которую, казалось, даже ветер не решался залетать.

— Говорят, что в сердце Райтарского леса обитают древние лесные жители — тарны, — негромко сообщила Фая, которую начала угнетать тишина и нарастающая мрачность окружающей обстановки.

— Это, вроде бы, легенды… — неуверенно отозвался Верен, не снижая скорости.

— И мы, вроде бы, не в сердце леса, а так — сбочку, — добавил Сай, борясь с головокружением.

Полина, уже не раз возблагодарившая высшие силы за то, что у сусликов такой устойчивый вестибулярный аппарат, промолчала. Если бы ее так прокатили в человечьем теле, морская болезнь во всей красе была бы обеспечена.

— Тарны живут в сердце леса, — уточнила Фая. — А гуляют по всему лесу.

— Ну и чего от них можно ждать? — мрачно поинтересовалась Полина. — Плохого…

— Тарны — древние создания, живущие многие сотни лет. Они смотрят за грань и видят суть…

— Суть чего? — спросил Сай.

— Ну… всего. Событий, разумных существ… Много чего… По преданию, первым тарном стал человек, заблудившийся в этом лесу. В нем нередко терялись люди, вроде бы они погибали в топях, которых в Райтарском лесу немало, особенно в его центральной части. Но тот человек не погиб, он долго блуждал и не мог найти дорогу домой и вообще — выбраться из леса. За время своих скитаний он сроднился с лесом, понял его суть и принял ее. Лес наделил его особыми способностями и изменил его так, что он уже больше не был человеком, он стал тарном — осознающим лес.

— Этот первый тарн жил очень долго, но в конце концов ему захотелось обрести друга и передать кому-нибудь свое понимание и свою новую суть. Тогда он начал следить за людьми, приходящими в лес и когда нашел подходящего человека, похитил его и заставил остаться в лесу. Прошли годы и этот человек тоже стал тарном. С тех пор так и пошло… Тарны не злые, если не вредить лесу, они ничего плохого не сделают, но они не выпускают из леса тех, кто им подходит.

— И кто же им подходит? — с опаской спросила Полина, подозревая, что раз она подходила Ярону для размножения, Отступнику для экспериментов, а Ворону Лориша для любви, то… наверное, и тарнам для компании может подойти.

Говорят… — Фая замолчала.

— Ну не томи уже, — фыркнул енот. — Ясно же, что ничего хорошего не скажешь, так не тяни.

— Говорят, что они не выпустят из леса тех, кого считают… неважными.

— Неважными? — изумилась Полина. — Это как?

— Это… вроде как без них мир обойдется. Тарны оставляют их у себя. Потому что им скучно.

— Миленько… — Полина вздохнула. — Для мира, мне кажется, все важны. И не этим… тарнам решать…

— У них на этот счет может быть другое мнение, — проворчал Верен, останавливаясь. — Никому не кажется, что эти деревья движутся? — он мотнул мордой вперед и вправо.

Енот отчетливо икнул.

— Мне не кажется, — мрачно отозвался Сигирд, до сих пор молчавший. — Они действительно движутся.

ГЛАВА 23. Тарны

Туман наплывал со всех сторон, воздух сгустился, и само пространство стало вязким и неподатливым, как бывает во сне. Среди обычных деревьев медленно и плавно двигалось то, что поначалу было от них неотличимо.

Вроде бы те же шершавые стволы, покрытые мхом, те же ветви, протянутые вперед, будто руки. Но не стволы это, а тела, изменившиеся до неузнаваемости, и не ветви, а и вправду руки — твердые, одеревеневшие и… многочисленные. А вон там — повыше — виднеются нечеловеческие глаза, огромные, травянисто-зеленые, пронизывающе глядящие прямо в душу.

Путники замерли, а потом рванулись вперед. Тарны казались медлительными. Им же не догнать быстроногих зверей? Или… Если бы от них было так легко убежать, кто попал бы к ним в плен? Больные и хромые? Так они обычно по лесам не шастают, дома сидят.

Подозрения подтвердились очень скоро: всего через минуту-другую до всех разом дошло — как бы ни бежали олень и медведь, вокруг ничего не меняется. "Как на беговой дорожке", — обреченно подумала Полина. Верен остановился первым, Сигирд еще несколько секунд пытался бежать, но и ему пришлось смириться с тем, что быстрота здесь ничего не решает.

— Что вам нужно? — спросил Верен, и его мысленный голос прозвучал мощно и властно, с угрюмой силой, почти с угрозой.

— Нам ничего не нужно от тебя, Ворон Лориша, — прошуршало в ответ.

Звук шел словно со всех сторон разом, негромкий, он накрывал, как лавина, шелестящая лавина, погребающая под собой, парализующая волю и мысли, лишающая способности сопротивляться. Хотелось закрыть глаза, опуститься на землю и раствориться в шелесте, покориться, стать частью огромного, мощного и прекрасного целого — частью леса.

Полина уже почувствовала, как чудесно было бы пустить корни в эту мягкую землю, бесконечно подставлять лицо дождю, снегу, солнцу и ветру, пить напоенный влагой воздух и забыть обо всем, что волновало ее прежде, но тут она услышала ответ Верена и очнулась.

— Вы должны отпустить нас всех, — ответил ворон, и в его мысленном голосе странным, но удивительно гармоничным образом сочетались мягкость и твердость.

Енот, олень и сидящая у него на спине Мирна разом встрепенулись, и Полина поняла, что они тоже подпали под чары леса, чары тарнов. Вот как пленяют они своих жертв… И можно ли считать их пленников жертвами? Что если их жизнь ничем не хуже, а может по-своему и намного лучше человеческой жизни? Кто может судить об этом… Но она подобных перемен не желала точно. Как и остальные.

— Ты Ворон Лориша, и ты можешь многое… Но указывать нам, что делать, не в твоей власти. Мы отпустим твою любимую. И тех, кто нужен Светании и Теновии. С нами останется он.

Тарны протянули свои ветви-руки и схватили енота. Он извернулся, пытаясь вырваться, но из этого ничего не вышло — странные руки лесных обитателей не калечили, но держали крепче стали. Сай забился, отчаянно вереща. Перекидываться человеком он не решился: если прочнейшая "сеть" рук тарнов не разожмется, они просто перережут его плоть при обращении.

— Следуйте своим путем, — повелительно разрешили тарны остальным. — Вы нужны нашему миру. А этому созданию будет лучше с нами.

Енот, осознав полную бесплодность попыток вырваться, затих и только смотрел на Полину и остальных влажными умоляющими глазами.

— Мы не можем его здесь оставить, — Поля прильнула к спине Верена-медведя, словно надеясь, что так будет легче его убедить. — Не можем. Отпустите его, — обратилась она к тарнам. — Он не хочет оставаться с вами.

— Он и сам не знает, чего хочет… — прошелестело в ответ.

Тарн, удерживавший енота, начал медленно отступать, его сородичи двинулись следом.

— С нами он поймет… кто он, чего он хочет. Поймет лес… станет лесом… Прощайте…

Енот вцепился лапками в руки-ветви, как узник в прутья решетки, и заскулил — тоскливо, жалобно и безнадежно.

— Нет-нет-нет, — закричала Полина, осознавая, что еще чуть-чуть, секунда-другая — и уже ничего нельзя будет поделать.

Она вспрыгнула на макушку медведя, а оттуда — на ветви ближайшего тарна, а с него — на того, что уносил в своих деревянных "объятиях" Сая.

— Так нельзя. Он, может быть, не знает, чего хочет, но точно знает, что не хочет оставаться с вами. Отпустите.

Медведь шумно вздохнул и перекинулся человеком, спеша за своей возлюбленной. Он хотел взять суслика на руки, но тот прихватил его зубами за пальцы — не сильно, предупреждающе.

— Отпустите его, — сказал Верен.

— Отпустите, — олень горделиво поднял голову и притопнул ногой.

— Отпустите, — попросила Мирна, откидывая волосы за спину и привычно придерживая живот.

— Отпустите, — пискнула заполошно мечущаяся в воздухе фея.

— Мы могли бы послушать наследников Света и Тени, — словно в раздумье прошелестели тарны. — Но они молчат. Мы могли бы послушать Князь-ворона, но его здесь нет.

Несколько секунд все молчали, обдумывая это странное заявление. Наконец Полина потрясла головой, отказываясь разгадывать загадки лесных обитателей.

— Так послушайте нас. Пожалуйста. Отпустите его. Он не хочет с вами оставаться.

— Он не знает, чего хочет, — безразлично повторили тарны. — А мы знаем, чего хотим. Значит, будет так, как мы хотим.

Тарн, державший енота, снова пришел в движение. Полина с мольбой взглянула на Верена.

— Остановитесь, — повелительно и как-то обреченно произнес он.

— Ты не можешь повелевать нами, — отозвались тарны. — Если бы не она, — ближайший тарн взмахнул рукой-ветвью, указывая на Полину, — сейчас мы могли бы забрать и тебя. Ты не знаешь, кто ты. Ты не хочешь быть тем, кто ты есть. Ты подошел бы нам. Ты мог бы стать прекрасным тарном. Хочешь стать тарном? — двое лесных созданий угрожающе придвинулись.

— Я знаю, кто я, — мрачно ответил Верен. — И я стану тем, кем должен стать. Если так будет нужно, стану. А сейчас я — Ворон Лориша. И если вы не отпустите его, то испытаете на себе, тот ли я, кто я есть, или не тот.

— Ты правда сделаешь это? — вопрос, казалось, был пропитан живейшим интересом. Тарны впервые так ярко проявили эмоции и даже ветвями закачали. — Правда?

— Правда, — угрюмо кивнул ворон, глядя на суслика, обращаясь к нему.

Полина посмотрела на него и нежно, и виновато, и перебралась на его руку, а оттуда и на плечо.

— Если так, забирайте его, — откликнулись тарны. — Ты говоришь правду. Значит, имеешь право забрать его.

Руки-ветви разжались, и енот упал на землю.

— Прибереги свою силу, Ворон Лориша. По нашему лесу бродят сыны Мрака. Нам это не нравится.

— Так почему же вы не убьете их? — спросил Сигирд.

— Мы никого не убиваем. Мы можем лишь сделать кого-то тарном. Но их — не можем. Ночь близко… И вам не избежать встречи… Это судьба. Такова судьба.

— Как это — ночь близко… — потрясенно проговорил Сигирд.

Они рассчитывали преодолеть полосу леса задолго до вечера, ведь по ночам на открытой местности опасно, а в лесу — опасно вдвойне. Да и полдень миновал совсем недавно — как раз перед тем, как их окружили тарны.

— Смеркается, — констатировал Верен, бросив беглый взгляд вокруг. — Ваши шуточки? — обратился он к тарнам.

— Мы не шутим. Мы меняем пути и течение времени…

— Так верните нас на безопасный путь. И в нужное время, — возмутилась Полина.

— Вернуть время — не в наших силах. Вернуться на прежний путь — не ваша судьба, — ответили тарны и растаяли в наплывающих волнах тумана.

— Вот же… зловредные деревяшки, — шепотом, зато от души, высказался Сай. И ни у кого, даже у Верена, не возникло желания ему возразить.

ГЛАВА 24. Ночной бой

— Это куда же нас занесло? — Сигирд помотал рогатой головой.

— Скажи лучше — занесли, — пробормотал Сай, тревожно озираясь.

Верен молча достал карту-кристалл, сжал в руке, потом раскрыл ладонь, и в воздухе над ней развернулось мерцающее изображение. Одно касание — и вот он — Райтарский лес, раскинувшийся мшистым ковром на границе Теновии и Светании, прихвативший изрядный кусок и от одного, и от другого княжества.

По форме он напоминал здоровенную кляксу с несколькими отростками-лучами, как любой приличной кляксе и положено. Путники намеревались пересечь один из этих лучей — короткий и узкий, так что на это им потребовалось бы всего лишь полдня или немногим больше. Если бы не тарны, к вечеру они уже были бы под защитой городских стен Райтара. Но теперь искорка, указывавшая на их местоположение, мерцала едва ли не в центре Райтарского леса.

Сай присвистнул.

— Вот это удружили… Да они же нас без ножа зарезали, без зубов загрызли. Образины деревянные…

Мирна осторожно спустилась с оленьей спины, тоже подошла поближе, поддерживая живот. Полина смотрела на него с ужасом. Живот выглядел ну очень большим. Даже больше, чем на девять месяцев, — так ей показалось. Значит, Мирна может начать рожать практически в любой момент. А тут все это — лес, тарны, мраки…

— Сволочи, — угрюмо уронила она в адрес тарнов. — Ну ладно мы, но беременную женщину закинуть в чащу… — это совсем совести не иметь, — она говорила громко, не таясь, в глубине души надеясь, что услышат и устыдятся. Не устыдились. Лес молчал, тарнов будто и не было никогда, будто они им приснились.

— Простите… — прошептала Мирна. — Это из-за нас вы здесь оказались.

Сигирд, тоже перекинувшийся человеком, молча обнимал ее за талию — поддерживал.

Верен мрачно посмотрел на своих спутников, на лес, на густеющие тени и расцвеченное закатной пастельной полосатостью небо, видневшееся в просветах между ветвями.

— Деваться некуда, — сказал он. — Надо идти.

У Полины, однако, сложилось впечатление, что с его точки зрения деваться очень даже было куда — ему и Полине. И именно об этом говорил его быстрый, какой-то вороватый взгляд, брошенный на нее. Он понимал, что она не согласится, поэтому не стал об этом заговаривать, и она была ему за это благодарна. Улететь и бросить Сая… — почти невозможно. Но бросить Мирну — это вообще за гранью.

Они снова перекинулись — все, кроме Мирны, — и прежним порядком двинулись сквозь густые, неприветливые заросли, которые, казалось, хотели удержать их каждой выставленной веткой, каждым подсунутым под ноги и лапы выступающим корнем, каждой обманчивой тенью. Ушли не далеко, их остановило тоскливое, продирающее до мурашек и вздыбленных загривков завывание.

Верен замер, поводя носом.

— Бежать бесполезно, — сказал он и вздохнул. — Все равно догонят. Полина, оборачивайся горлицей и взлетай. Я настаиваю. Если ты не будешь в безопасности, я не стану защищать Мирну.

Выдвинув этот ультиматум, Верен осмотрелся и подбежал к ближайшему дубу. Вокруг дубов всегда бывает свободное пространство — они не терпят близкого соседства, а значит, там легче обороняться. Полина покорно перекинулась в горлицу и вспорхнула. Сай, не имея такой возможности, скатился вниз с медвежьей спины, но тут же полез на избранный Вереном дуб с завидной скоростью и упорством. Мирна прислонилась спиной к стволу и замерла, по обыкновению придерживая живот и с ужасом всматриваясь в наплывающую темноту, в которой уже виднелись красные огни злобных глаз. Верен поднялся на задние лапы, занимая оборонительную позицию рядом с Сигирдом.

— У меня есть второй меч, — бросил Верен.

— Я не обучен боевому искусству, — мрачно ответил Сигирд. — Но если…

— Тогда не стоит, — отрезал Верен.

Несколько секунд мраки топтались на границе прогалины, окружавшей дуб. И за это время Полина со всей очевидностью убедилась — именно они преследовали ее в детских кошмарах. Высокие и массивные тела, обросшие густой свалявшейся шерстью, лапы с загнутыми когтями, налитые яростью глаза… Она никогда не могла рассмотреть их, да и не хотела — боялась. А сейчас осознала, что там и рассматривать было нечего — это действительно сыны Мрака — почти бесформенные, не задерживающиеся в сознании ничем, кроме чувства страха и обреченности, которое они вызывали. Сгустки ожившей злобы и темноты, лишенные каких бы то ни было индивидуальных черт.

Как ни странно, это понимание принесло ей своеобразное облегчение. Значит, это судьба. Значит, так все в ее жизни и должно было случиться, значит, ее с детства готовили к этому непростому пути.

Дальнейшее слилось для Полины в один сплошной мелькающий ужас. Схватка была страшной, яростной, жестокой — совсем не такой, как бывает в книгах и фильмах, где все зрелищно и понятно, где "наши", а где враги. Здесь же было ничего не разобрать, и от этого становилось еще страшнее.

Приблизившись и вступив в бой, мраки перестали завывать, и все звуки, доносившиеся до застывшей на ветке горлицы, были жуткими — куда более жуткими, чем то пробирающее до костей завывание. Когда слышишь как когти рвут плоть или одежду, с каким звуком меч входит в плоть или скрежещет по кости — в тысячу раз страшнее.

Виднелись волны силы, исходившей от Верена-медведя и оленя-Сигирда, мелькали медвежьи лапы и оленьи рога. Сигирд поднимался на дыбы, а когда его передние копыта били по земле, от него полукругом расходилась серебристо-сиреневая волна — мощная магия, бившая врагов, так что некоторые из них падали и не сразу могли подняться. Олень старался не подпустить никого к Мирне.

Сила Верена была темно-фиолетовой с проблесками серебра, и шла не широким веером, а прицельно — била мраков словно темными копьями с горящими серебром наконечниками. Сигирд все время оставался оленем, а Верен то и дело перекидывался в человека, и тогда неширокий, слегка изогнутый меч смертоносной змеей мелькал, добивая сынов Мрака, оглушенных ударами магической силы.

— Это самая действенная тактика в бою с сынами Мрака… — прерывающимся шепотом сообщила притаившаяся рядом Фая. — Сначала их оглушают силой, а потом добивают мечом, на который тоже наложены особые чары.

Несколько раз Верен взлетал вороном, бил врагов силой сверху, и тогда казалось, что от его крыльев вниз падают серебряные перья.

Мирна, прижавшись спиной к могучему стволу, дрожала и едва слышно ахала, когда чудовища особенно наседали на Сигирда. Полина пыталась сосчитать нападающих, но безуспешно. Их было много. Положение выглядело совершенно безнадежным. Сигирд явно выдыхался — волны силы, исходящей от него, становились слабее, а его движения выглядели все более рваными и отчаянными.

Наконец один из мраков зацепил его, прочертив на шее оленя кровавые борозды. Мирна отчаянно всхлипнула и застонала. Полина подумала, какая же она сильная и мужественная. Сколько ей уже пришлось вынести и как она держится.

Мраки продолжали наседать, двое из них сумели отбросить раненого Сигирда в сторону и вплотную подобраться к Мирне. Складывалось впечатление, что именно к ней они и рвались. Девушка увернулась от удара одного, но напоролась на когти другого — Полина ясно увидела кровь на ее щеке.

И тут Сай упал с дерева. Так показалось в первый момент. Но в следующий стало понятно, что он бросился на мрака, готового разорвать Мирну, — спрыгнул ему на голову и вцепился в морду, раздирая лапами глаза. Мрак заревел истошно, оглушительно, мотая головой, чтобы сбросить нежданного противника, и одновременно впиваясь в него своими страшными когтями, окрашивая мех енота кровью. Все происходило настолько стремительно, что казалось — с начала боя прошло всего несколько секунд. И целая вечность…

Полина ощутила себя внутри кошмара — самого ужасного из всех, что снились ей. Этого не могло быть наяву. Не могло. Отчаяние затопило ее и смыло страх. Она тоже ринулась вниз, не думая, чем может помочь. Она просто не могла больше смотреть на это. Они же убьют всех. С дерева вниз сорвалось белое хрупкое тело птицы, прямо в полете ставшее палевым, крупным, смертоносным.

Большая пума наполовину слетела, а наполовину спрыгнула, опрокинув ближайшего мрака. От нее во все стороны хлынула серебряная волна силы, разметавшей и оглушившей немногих еще оставшихся в живых мраков. Большинство нападавших Верен и Сигирд уже перебили, но и сами почти лишились сил. Их тоже зацепило ударной волной, порожденной отчаянной атакой Полины, но, к счастью, лишь слегка. Верен быстро пришел в себя и добил оставшихся мраков.

— Все зря… — простонал Сигирд, перекинувшийся человеком и прижимавший к груди любимую.

На ее щеке алели глубокие следы когтей. Она не плакала, только сжимала его плечи, жадно глядя сухими, лихорадочно блестевшими глазами, будто хотела насмотреться перед смертью.

— Прости… — прошептала она. — Все из-за меня… — а потом опустила взгляд на свой живот и наконец разрыдалась.

— Жаль… ребенка… — с трудом расслышала Полина сквозь всхлипывания и тяжелое, судорожное дыхание.

— Почему ты не использовал силу Лориша? — Сигирд поднял глаза на Верена.

— Я не могу, — глухо ответил тот. — Хранительница Светании сказала, что я должен сберечь ее для Отступника.

Сигирд обреченно опустил голову, гладя любимую по вздрагивающим плечам, целуя ей руки и залитую слезами щеку — ту, на которой не было алых следов когтей мрака, словно написавших на юном лице смертный приговор.

— Ты мог бы… — с трудом проговорила она.

— Нет. Я все равно не хочу жить без тебя. Лучше уж так. Лишь бы не в застенкахОтступника. Лучше здесь. Вместе.

Мирна кивнула, соглашаясь.

— Ты должен убить нас, — тихо сказала она, взглянув на Верена. — Ты же понимаешь.

Ворон ничего не ответил, будто не слышал.

Рядом едва слышно постанывал енот. Сай был тяжело ранен и не перекидывался в человека — в зверином теле боль слабее.

Фея, от ужаса всего происходящего померкшая почти до полной прозрачности, опустилась на плечо Верена и что-то прошептала ему на ухо. Верен покачал головой и вздохнул.

— Ты же все знаешь, — сказал он тихо. — Я не должен…

До Полины все происходящее доходило как сквозь вату. Она снова не могла поверить в жестокую реальность, ощущая себя человеком, застрявшем в кошмаре и изо всех сил пытающимся проснуться. Если бы она раньше пришла на помощь Верену и Сигирду, возможно, ничего этого не случилось бы. Если бы раньше очнулась от оцепенения, сбросила страх, отринула свою убежденность в том, что ничем не может помочь, что в бою от нее уж точно не будет толку.

Она и теперь была словно заморожена. Пришлось собрать всю силу воли, чтобы заставить себя хотя бы просто заговорить. Казалось: пока ничего не говоришь, не шевелишься, пока отказываешься признать свершившееся — оно не реально, его еще можно… стереть, можно проснуться.

— Не должен — что? — спросила Полина, с огромным трудом разрывая вязкое оцепенение.

Верен не ответил.

— Сила Лориша может исцелить раны, нанесенные сынами Мрака, — виновато прошептала фея.

— Ты должен дойти до Райтара, — лихорадочно заговорила Мирна. — Там наверняка найдется противоядие. Ты должен жить…

Сигирд помотал головой.

— Я никуда не пойду без тебя. Мы будем вместе — всегда вместе. Если не получилось вместе жить, значит, вместе умрем…

— Она ведь не так тяжело ранена, — нерешительно проговорила Полина. — Вы сможете добраться до Райтара. И противоядие…

Мирна покачала головой.

— Чем ближе яд к голове, тем скорее и сильнее действует. И ребенок… Он тоже будет отравлен. Отравлен еще до рождения. Этого нельзя допустить. Нет, нам конец. Это конец.

Полина беспомощно посмотрела на Верена.

Он отвел взгляд и опустился на землю, словно ноги его не держали. Наверное, так оно и было, и не только от выматывающей усталости, а от невозможности этого выбора. Ворон опустил голову, на миг спрятав лицо в ладонях, и тут же распрямился. Совсем рядом тихо постанывал Сай. Верен посмотрел на него и положил руку на израненный бок. Енот дернулся всем телом и затих.

— Ты что делаешь? — тихо спросил Сигирд.

Верен криво усмехнулся.

— Экспериментирую.

Енот приоткрыл один глаз и с упреком покосился на ворона.

— Ну извини. На ком-то же надо было проверить, как это работает. Беременная женщина — не самый подходящий вариант.

Енот фыркнул, намекая на Сигирда.

— А ему еще ребенка поднимать и о его матери заботиться, — отлично понял его намек Верен, — так что скажи спасибо, что они здесь. Ради тебя я не стал бы терять возможность остановить Отступника. Хотя, конечно… Ты меня удивил. Не ожидал от тебя такого, — в устах Верена это прозвучало почти восхищенной одой храбрости.

— Я и сам от себя не ожидал, — в мысленном голосе енота слышалось неподдельное изумление.

— Что же теперь будет… — прошептала фея.

Верен поднял голову, всматриваясь в искрящееся звездами небо, рука его все так же лежала на боку енота и, судя по выражению глаз и дыханию последнего, ему явно стало лучше.

— На все воля богов. Убить беременную, когда я могу ее вылечить… — для меня это слишком. Если именно это нужно было сделать, чтобы победить Отступника… То, боюсь, его победитель стал бы еще худшим чудовищем, чем побежденный.

— Ты все делаешь правильно, — Полина положила руку ему на плечо и улыбнулась. — Все правильно.

— Надеюсь, — Верен прикрыл глаза.

Только теперь, когда выбор был уже сделан, ему вспомнились слова Хранительницы: "Не забывай, что милосердие выше всего в мире".

ГЛАВА 25. Ярон. Долг и чувства

Ярон скомкал в руке листок с очередным донесением. Это было единственным проявлением чувств за весь день, которое можно было себе позволить лишь в одиночестве. Да и то сейчас же подумалось, что служанка увидит скомканную бумагу и поймет — князь вовсе не так спокоен, как хочет казаться.

Выслушивая гонцов и советников, разбирая тяжбы, отдавая распоряжения, — он сохранял невозмутимый и уверенный вид. Подданные не должны знать, что до спокойствия ему, как до звезд небесных.

Мраки наседали со всех сторон, и в том-то и заключалась главная проблема, что эти стороны в последнее время слишком далеко отстояли друг от друга. Больше не было нападений поблизости, на дни пути вокруг княжеского замка установилось благословенное спокойствие. И все, проживающие на этих густонаселенных землях, были, конечно же, довольны и приписывали наступившее умиротворение усилиям князя. Но Ярон думал иначе.

У него уже почти не осталось сомнений в том, что действиями мраков управляют. Все это не случайно, все, что происходит, происходит не само собой, а по чьей-то злой воле. И сейчас эта воля направлена на то, чтобы максимально рассеять его силы, разбросать их по дальним уделам, оставляя сладкую серединку без защиты. Должно быть, скоро будет нанесен главный удар — в самое сердце Теновии, туда, где высится княжеский замок, но не это главное.

Главное — святилище и место силы, расположенное под замком. Кто владеет ими, владеет Теновией, и может распоряжаться ее силой по своему усмотрению. Ярон спасал подданных, посылая лучших воинов, отказываясь от податей и открывая сокровищницы, дабы возводились защитные стены вокруг городов и поселений, расходуя перемещающие и боевые кристаллы. Но кто сохранит средоточие силы Теновии?

Замок почти беззащитен. Нет рабочих рук, чтобы возвести достаточно серьезные защитные сооружения, совсем мало бойцов, тают запасы кристаллов, а на их зарядку нужно немало времени.

Но подданные не должны видеть князя не только растерянным, но и встревоженным. Им нужна его уверенность, им нужна вера в лучшее, и он должен дать ее им, даже если сам не имеет.

Князь снова поднял скомканный лист, слегка подбросил его в воздух и испепелил ударом магии. Хранить его ни к чему. Он и на словах может сообщить Тремиру, что Тамила, как они и ожидали, исчезла в неизвестном направлении. Кто же принял предательницу? И не менее интересный вопрос: кто сотрудничал с ней раньше? Ведь достала же она где-то Плод Бесконечного Доверия. Где? А амулет, подчиняющий мрака?

Сейчас Ярон был совсем не уверен в том, что она и правда изготовила его сама. Скорее он был уверен в обратном. Кто-то снабжал Тамилу такими вот, мягко говоря, интересными артефактами. Кто-то, заинтересованный в том, чтобы она оставалась доверенным лицом Ярона, чтобы продолжала пакостить. Правда, Плод заменили подделкой. Но амулет был настоящим — уже после изгнания Тамилы Ярон снова проверил его действие — сын Мрака являлся на зов и подчинялся приказам по-прежнему.

Неужели, слухи об Отступнике, бродившие по Светании, имеют под собой реальное основание? Отправленные в Светанию разведчики с немалым трудом собрали эти слухи — подданные Леяны шептались об Отступнике с большой опаской и вообще казались крайне запуганными. Не исключено, что сама Леяна распустила эти слухи, чтобы держать народ в страхе и повиновении, но что если нет? Отступник мог создать подобный амулет, как и Плод Доверия. А еще он мог исподволь подчинить себе Леяну. Что же там творится — в светлейшем княжестве…

Князь встал, прошелся по кабинету от стены до стены и обратно, остановился у окна. Да, он всегда думал о народе, это долг князя, всегда заботился о других кланах не только не меньше, но порой и больше, чем о своем. Он не из тех, кто прячется за высокими стенами. По его приказу укрепляли оборону городов и поселений, но если будет захвачен замок и место силы, эта оборона ничего не даст. Есть предел, где нужно остановиться. Потому что сейчас привычная политика может погубить всех. Необходимо защитить святилище, а значит и замок.

Призвать воинов других кланов? Да, их пора поднять, пора. Если полагаться только на рассудок, то вроде бы для этого не время, вроде бы не происходит ничего такого, чего бы не происходило и сезон назад и даже год. Но чутье подсказывало, что сейчас все изменилось, сейчас на пороге решающая схватка и, если они ее проиграют, их ждет катастрофа. Кто бы ни превращал оборотней в мраков, именно они получат власть в Теновии, если он не защитит святилище. И полагаться на воинов других кланов в этом деле не стоит.

Он поступит иначе. Срочно отзовет своих — проверенных. Клан волков, весь, до последнего воина, должен быть здесь. И все, кто служит ему, кому он безоговорочно верит. Пусть используют кристаллы, но будут здесь не позднее, чем послезавтра. А воины других кланов пусть заменят их, отыскивая мраков, защищая города и поселения людей. Решено. Он так и поступит. Немедленно. И если кто-то его осудит, кто-то будет роптать — пусть. Правитель не может быть хорошим для всех. Его авторитета хватит, чтобы кланы подчинились. Остальное сейчас неважно. Призвав Тремира и слугу-секретаря, Ярон надиктовал княжеский указ. Тремир поддержал его, хотя и был удивлен поспешностью и решимостью князя.

— Я чувствую, что время на исходе. Наших воинов рассеяли по всей Теновии не просто так, — жестко сказал Ярон.

Тремир склонился над картой, где были отмечены места недавних нападений мраков. Несколько минут молчал.

— Мне стыдно, что не я первым об этом подумал, князь, — проговорил седой волк. — Ты вырос. Вырос, как правитель, Ярон. Прежде я думал, что ты достойный сын своего отца. Сейчас я думаю, что ты превзошел его.

Ярон сжал плечо старого друга, ничего не сказав. Слова были не нужны, Тремир и без них знал, как много значит для Ярона это признание. И знал, что князю нужна поддержка.

Ярон вышел из кабинета, направляясь в зал кристаллов. Снова нужны перемещающие кристаллы. И боевые лучше держать поближе — хотя бы часть. Встречные кланялись — не глубоко, но с искренним уважением, князь отвечал короткими кивками или одним взглядом. Добравшись до цели, приложил руку к темному пятну на стене, дождался, пока каменная плита, закрывающая вход, медленно сдвинется в сторону.

Кто построил это? Не оборотни и уж точно не простые люди. Норенги. Где они теперь, как их найти и не помогают ли они тем, кто обращает оборотней в сынов Мрака? Что если они решили отомстить за похищенные из их святилища Часы Времен? Найти бы древнее святилище и вернуть святыню. Но как?

Ярон направился к ларцу с кристаллами, но не удержался и подошел к клановому кристаллу — большому, зеркально отполированному обсидиану в серебряной оправе, в чьей глубине плавали крохотные искорки — отражения клановых искр всех, кто входил в его клан, клан волков.

— Райяна… — прошептал одними губами, и искра сразу же, словно только и ждала этого, скользнула под его ладонь, увеличиваясь, мерцая, переливаясь.

Она и так была необычно большой, а теперь и вовсе стала размером с ноготь — Ярон никогда прежде не видел, чтобы клановые искры были так велики. Что-то с ней не так… Она пульсировала алым, казалось, что ее переполняет жизненная сила. Но так не должно быть, даже если ее обладательница пышет здоровьем и энергией. Алый, сполохи стального и снова алый.

— Что с тобой, Райяна? — искра трепетала под его рукой, и от нее исходил ощутимый жар.

На миг окружающее затуманилось, Ярон зажмурился и снова открыл глаза. Рядом с ним стояла Райяна, смотрела и тревожно, и нежно.

— Ты… Что с тобой, Райяна? Где ты?

Фигура, казавшаяся вполне реальной, печально покачала головой.

Ярон осторожно отвел руку от кланового кристалла, но Райяна не исчезла, стояла все так же близко, смотрела все так же нежно. Но ведь сейчас и здесь это не может быть Ночным Мороком.

Она была так близко, что Ярон почувствовал тепло, исходящее от нее, тепло живого тела. Медленно протянул руку, коснулся плеча, руки, тонких, но таких сильных пальцев, умеющих держать и меч, и арбалет лучше многих мужчин. Райяна качнулась ему навстречу и оказалась в его объятиях прежде, чем он успел отступить, — не потому, что не хотел этого, а потому, что боялся: она растает, исчезнет.

Сознание было ясным, он понимал, что Райяны здесь нет и быть не может. Тогда что это и как возможно? Вспомнилось когда-то слышанное, должно быть, от шаманки, о многих телах у одного человека, принадлежащих разным уровням бытия. Иногда они попадают на другие уровни и какое-то время могут оставаться на них. Иногда оказываются в ловушке, как призраки — бесплотные души, застрявшие в чужом для них плотном мире. Может быть, это такое вот тело? И, может быть, подобное возможно, потому что клановая искра Райяны напитана силой так, что того и гляди взорвется?

Эта мысль немного успокоила, развеяла сомнения хотя бы отчасти, а тем, что еще остались, он позволил умчаться прочь. У любого самоконтроля есть предел…

— Райяна… — он сжал ее в объятиях, прильнул губами к ее — горячим, ждущим и требовательным.

Мир вокруг словно завернулся в сверкающую спираль и унесся прочь, оставив двоих в звездной пустоте, где были только они и сияние их чувств, их тоска и ненасытная жажда, их нежность и страсть, их горечь и пронзительное, почти непереносимое счастье. Счастье от того, что они вместе, горечь — от того, что это лишь мгновения, украденные ими у судьбы неведомо каким чудом.

Они стояли, слившись в объятии, и смотрели друг другу в глаза — всего несколько секунд, принадлежавших не этому миру, где все временно, несколько секунд, принадлежавших вечности.

Райяна хотела что-то сказать, но поняла: Ярон снова не услышит. Она может сказать ему лишь то, что отзывается в его сердце, то, о чем его сердце говорит само. Сказать о любви. Но это он знает и без слов. Они не нужны сейчас в их общем молчании, в их общей вечности.

А про Отступника, Леяну, про чудовищные подземелья, где оборотней превращают в сынов Мрака, про то, что там уже десять лет томятся его родители… про все это она не сумеет поведать на языке их общих чувств, которые и соединили их каким-то загадочным невероятным образом. Только они — мост между ними, только биением сердец, их жаром и нежностью могут они поделиться.

От одних лишь мыслей о том, чтобы рассказать что-то, она начала терять кончик золотой нити любви, натянутой между ними настолько туго, что можно ощутить тепло, прикоснуться, слиться в поцелуе… Взгляд Ярона наполнился тоской, любимая истаивала в его объятьях, обращалась тенью, исчезала… Еще один взгляд, еще одно касание и тепло на ладонях, отзвук сумасшедшего биения сердца и вкус поцелуя на губах… И все исчезло. Остался зал кристаллов, осталось одиночество. И долг.

ГЛАВА 26. Тамила

— Княжеский замок остался, считай, вовсе без охраны, — Харт, глава клана медведей, опасно прищурился, глядя на невозмутимую Тамилу. — Так почему бы не воспользоваться случаем? Чего еще ждать? Или ты все еще неравнодушна к князю?

Тамила подняла голову, едва заметная усмешка тронула ее красиво очерченные губы. Харт, высокий и мощный, с пышной гривой каштановых волос, был очень похож на Грона. Вернее, это Грон был похож на отца, но суть от этого не менялась. Два медведя пара. Сильные, упрямые, не слишком умные, рвущиеся к власти, убежденные в своем праве на нее.

— Неравнодушна? Еще бы… Я его ненавижу, а ненависть и равнодушие — это разные вещи. Думаешь, мне не хочется отомстить Ярону? Думаешь, я хочу скрываться, как мышь в подполье? Нет. Но лишний риск совершенно ни к чему.

— Это ты называешь подпольем? — самодовольно ухмыльнулся Харт, взмахнув рукой.

Дом, в котором он поселил Тамилу, предназначался для любовниц главы клана, которых он заводил с завидной регулярностью и с той же регулярностью бросал. Жена не удостаивала эту сторону жизни мужа своим вниманием. Если она когда-то и любила Харта, то это осталось в прошлом, а сейчас ее вполне устраивало, что он изливает свою страсть на других, а ее оставил в покое.

Очередную свою пассию Харт выселил, чтобы освободить место для Тамилы. Следовало по возможности скрывать ее присутствие в клане, и дом для любовных утех, куда, кроме самого Харта, заглядывала только немая служанка, подходил для этой цели наилучшим образом.

Свое любовное гнездышко, вернее — любовную берлогу, Харт обставил с кричащей роскошью, и считал ее более достойным обиталищем, чем княжеские замки. Тамила его мнения не разделяла, у нее, в отличие от Харта, был вкус.

— Каким бы ни было мое жилище, — холодно ответила Тамила, — я не желаю прятаться. Кроме того, этот дом нужен тебе самому… — она посмотрела в сторону.

— Ты могла бы… — начал Харт, масленея глазами и делая маленький шаг в сторону голубоглазой красавицы.

Тамила едва заметно улыбнулась и отступила. Лукавство ее улыбки должно было смягчить удар по самолюбию медведя.

— Мы не можем так поступить с твоим сыном, Харт, — проворковала она.

— От него не убудет, — проворчал медведь. — Так и скажи, что я тебе не по сердцу…

— Ах, Харт… Сердце женщины — непредсказуемо и изменчиво… Но сейчас я думаю о Гроне, прости. Он похож на тебя, — прибавила она тихо. — И мы не должны…

— Ну ладно, — буркнул Харт. — Сейчас главное — сделать дело.

— Да-да, — с готовностью согласилась Тамила.

Ей и Грон был не слишком приятен, а его отец — и подавно. И еще одно немаловажное соображение: добившись своего, Харт, скорее всего, потеряет к ней интерес. Лучше держать его на расстоянии — столько, сколько возможно. Желательно — всегда. Но тут уж как получится.

— Так вот, Харт, худшее, что ты сейчас можешь сделать — это напасть на Ярона. Сначала твой клан будет ослаблен столкновением с князем…

— Тоже мне, князь, — фыркнул Харт. — Он даже свой замок не укрепляет как следует, а вместо этого все заботится о жалких крестьянах и прочих… горшечниках, трактирщиках и торговцах. Об этом рабочем скоте.

— И тем не менее, пока он князь, — упрямо прищурилась Тамила. — И сил у него достаточно, чтобы твой клан понес… ну, скажем, некоторый урон. Если бы этим все и закончилось, я первая сказала бы, что сейчас наиболее удачный момент. Но это не конец, а лишь начало.

— Леяна и Отступник нападут и скоро. Прости, Харт, но сейчас твоему клану не тягаться с ними. Ослабив и себя, и Ярона, ты лишь сыграешь им на руку. Зачем тебе это? Будь умнее, подожди пока они ослабят друг друга. Все складывается просто прекрасно. Леяна нападет, Ярон будет биться с ней не на жизнь, а на смерть. Ему, конечно, не устоять. Отступник и сыны Мрака, подчиняющиеся ему, — не те противники, которых сможет одолеть князь Теновии. Но он их измотает. Теновия будет сопротивляться. А твое дело — выжидать.

— Когда ресурсы для сопротивления иссякнут… Вот тогда и не раньше — ты должен будешь воспользоваться плодами их трудов и битв. Ты получишь все. Надо лишь набраться терпения. Народ примет тебя как освободителя и вестника мира. Главное — справиться с Отступником… — Тамила вздохнула. — Но пока что рано об этом беспокоиться. Как знать, может быть, Ярон или шаманки, или кто-то еще сделает это за тебя. За нас. Нам нужно терпеливо стоять под деревом и ждать, когда плод сам упадет в наши руки. Пусть они грызутся, пусть обескровят друг друга.

— Ты невероятная женщина, Тамила, — Харт снова приблизился к ней, она легко ускользнула. — Я таких никогда не встречал. Не только прекрасна, но и умна, коварна… Не думал, что коварство придает женщине еще больше привлекательности…

Тамила увернулась из-под тяжелой лапищи медведя, сохраняя на губах лукавую улыбку, а в глазах — укоризненное выражение. Она подумала, что, в отличие от коварства, глупость определенно лишает привлекательности мужчин.

С трудом выпроводив Харта, Тамила прислонилась спиной к двери и прикрыла глаза. Вспоминался Ярон. Да, его не сравнить с этими медведями — что с папашей, что с сыночком. Внезапно она осознала, что в самом лучшем случае, если всем ее замыслам суждено исполниться, она на всю жизнь окажется связана с Гроном и его отцом. На всю жизнь… Даже если при этом она будет княгиней Теновии и Светании. Стоит ли оно того? Утешит ли ее власть? Этого ли она хочет на самом деле?

Да, перед ней все склонятся, ею будут восхищаться, ее будут бояться. А вечером, в своих комнатах, в своей спальне — всегда — Грон. Или Харт. С этого медведя станется убить сына, чтобы прибрать к лапам и власть, и ее, Тамилу. Но, будь то Харт или Грон, у него, конечно, будут любовницы, а она станет его собственностью, которая не должна сметь даже приблизиться к другому мужчине…

Избавиться бы от них. Но Тамила отлично понимала, что в одиночку ей не удержать власть. Она может быть только при ком-то. У нее меньше магической силы, чем у Ярона или Харта, у нее меньше опасных знаний и умений, чем у Отступника.

Это Леяна может заблуждаться, думая, что будет править, тогда как на самом деле ее дальнейшая жизнь будет полностью зависеть от Отступника. Тамила же отлично все понимала. Просто раньше не задумывалась об этом. Она хотела разделить власть с Яроном… А эти…

Тоска навалилась, скрутила так, что захотелось разгромить и растерзать всю эту вызывающую роскошь вокруг, а потом сесть посреди разгрома и выть до хрипоты, до сорванного горла. Но Тамила лишь выше подняла голову и подошла к окну. Глядя на стену леса, в окружении которого стоял дом, она думала, чего же ей хочется на самом деле, к чему она на самом деле стремилась все эти годы…

Ей было холодно. Холодно… Душа и сердце — все замерзло, окоченело. Неужели… она искала не то, рвалась не к тому… Неужели… на самом деле ей хотелось… любви? Не может быть. Любви… Никто не любил ее. Никогда. Одни желали ее тела, другим были нужны ее умения и изворотливый ум. Но никому не было дела до нее самой.

Горькие и злые слезы подступили к горлу, грозя задушить, но Тамила не позволила им пролиться. Она смотрела на лес сухими глазами, ледяными голубыми глазами, в которых пылала ненависть. К Ярону, Грону, Харту, к прежнему главе клана песцов, что некогда прельстился ее красотой, а потом пожалел об этом и вернулся к жене, которую любил по-настоящему. К нынешнему главе клана, который голосовал за смертную казнь для нее. Ко всем, кто судил ее или просто был там. К Марийке, которую любил Ярон, к Райяне, которая любила его, ко всем кто любил или был любим, тогда как она не знала ни того, ни другого.

К родителям, которым не было до нее дела. К жизни. К себе самой… Она вмерзала в лед ненависти, она сама становилась льдом. И только где-то глубоко в сердце ранящим огнем билась боль.

ГЛАВА 27. В темноте

— Это прекрасная новость. Просто прекрасная, — Отступник откинулся на спинку кресла — единственного удобного кресла в покоях княгини Леяны, если не считать ее собственного. Оно стояло здесь именно и только для него.

— Не понимаю, — княгиня нахмурилась. — Что хорошего в том, что какие-то оборотни уничтожили разом более десяти мраков? Нет, я, конечно, очень высоко ценю твой вклад… Эти новые улучшенные амулеты, позволяющие не только отдавать приказы, но и отслеживать перемещения мраков и даже узнавать, что с ними происходит, просто великолепны. Но все-таки… каждый новый сын мрака стоит нам немалых усилий, они пока что не размножаются и потому…

Отступник закатил глаза, радуясь, что Леяна не видит его лица. Она не лань — она курица. Безмозглая квохчущая курица. Или индюшка, раздувшаяся от ощущения собственной значимости, тогда как на самом деле она годна только в суп.

— О лучезарная, — пропел он, не в силах и дальше выслушивать ее кудахтанье. — Разумеется, весьма прискорбно, что мы потеряли стольких мраков в одном бою, но не это главное. Главное — с кем они бились.

Леяна закрыла рот, пытаясь вспомнить, что же сказал Отступник о тех, кто посмел нанести им такой урон.

— Двое, нет, трое мужчин и, кажется… Я не понимаю, — раздражилась она, как и всегда, когда что-то ускользало от ее понимания.

— Двое линов, бесценная княгиня. Двое сильных линов. Также один олень, тоже весьма сильный, енот… и — беременная женщина. Вероятно, тоже оборотень, но она не перекидывалась. Второй лин вступил в дело лишь под конец схватки. Вероятно, он… или, может быть, она, — Ярт сделал много значительную паузу, — не вполне освоилась со своей силой.

— Енот… — Леяна на миг задумалась — Енот… хм.

— И олень, — любезно напомнил Отступник.

— Ты намекаешь на моего сына? И на этого мерзавца Сая? Но когда они могли спеться… Сай все время был здесь, а Сигирд…

— Все время был не здесь, — снова перебил ее Отступник.

Выслушивать Леяну совершенно не хотелось, и он наслаждался тем, что уже сейчас может перебивать ее, а она даже не решается возмутиться и осадить его.

— Я не знаю, каким образом они оказались в одной компании, но меня это не удивляет. В конце концов, нам помогает Шешхат, думаю, по его воле все, кого нам нужно поймать, оказались в одной компании.

— Все? Но…

— Верен — лин, — Ярт снова прервал княгиню. — Думаю, Полина тоже. Они не сказали правды. Они оба лины. С ними енот — это Сай. И олень. А еще — беременная женщина.

— Так эта девка еще и зачала от него, — взвилась Леяна.

— Ну и отлично, — Отступник пожал плечами. — Для моих экспериментов это будет весьма удачно. Только надо поспешить, чтобы она не умерла раньше времени. Беременная, зараженная ядом мрака… Это будет очень интересно. Младенец окажется отравлен еще в утробе. Но, вероятно, выживет. И, скорее всего, он должен быть сильным оборотнем… Да, это очень и очень интересно.

— Мне это не нравится, — Леяна отвела взгляд и стиснула подлокотники кресла.

— Неужели родственные чувства? — Отступник иронично приподнял бровь, и хотя Леяна не могла этого видеть, иронию она уловила.

— Нет, — княгиня тряхнула головой, толстая коса метнулась за спину, словно упитанная змея. — Какая-то приблудная девка… Все это не имеет отношения ко мне. Ты можешь делать с ними, что хочешь, лишь бы это упрочило мою власть.

— О, несомненно. Я сделаю для этого все — возможное и невозможное. Шешхат на нашей стороне. Они сейчас ослаблены, да и будь они в полной силе, им не избежать ловушки.

— Кстати, что удалось узнать о похищенном амулете, позволившем сбежать этой шайке? — требовательно спросила Леяна.

— Все отпираются, — Ярт скривился, — и весьма достоверно. Я мог бы проверить их разумы, но после этого, — он пожал плечами, — они будут пригодны только на корм мракам. Не думаю, что такие потери сейчас пойдут нам на пользу.

— А разве будет нам полезен предатель среди наших слуг? — изумилась Леяна.

— Разумеется, нет. Но я им верю. Они все слишком меня боятся, чтобы так убедительно лгать. Конечно, все они были наказаны, но терять их вовсе — не слишком разумно. Я по-прежнему считаю, что нужно получше допросить эту зайчиху…

— Лума не могла меня предать, — вскинулась Леяна. — Я не позволю издеваться над ней. Она же сказала, что непричастна к этому. И если ты веришь этим ничтожным слугам, почему не веришь ей?

— Я понимаю, что княгиня питает сентиментальную привязанность к своей бывшей няне, но… Хотя, как пожелаешь, — Отступник махнул рукой. — Возможно, ты права.

Он знал, что может настоять на своем, но эта старуха не слишком его беспокоила. Скорее всего, Сай выкрал амулет сам. Но даже если Лума решилась выкрасть амулет и отдать его еноту, то теперь, подавленная страхом, не сделает больше ничего. Когда он разговаривал с ней, она так тряслась от ужаса, что это было видно невооруженным глазом. Да и что она может? Единственный, кто действительно мог помешать Отступнику, кто мог его остановить, более не опасен.

А няня… пусть и дальше дрожит. Пусть Леяна цепляется за нее. Лума действует на эту бешеную оленуху успокаивающе, и это хорошо, а то она натворит такого, что народ Светании взбунтуется, несмотря на страх, которым они его опутали. Но, вероятнее всего, Сай сам выкрал амулет, и виновата в случившемся дура-княгиня. Зря она его предупредила о том, что ее терпение иссякло. Он сообразил, что терять ему нечего, вот и решился на побег.

Возвращаясь к себе, Ярт ощущал легкое недовольство тем, что дал волю чувствам. Леяна не зря удивилась такому яркому проявлению эмоций Отступника, для этого были и другие причины, помимо тех, что он назвал ей.

Лишившись сил шамана, Ярт почти не мог видеть будущее, но иногда Шешхат открывал ему кое-что. Так он узнал, что убить его сумеет лишь Ворон Лориша, да не простой, а получивший столько силы Лориша, сколько не получал ни один ворон прежде него. И когда Отступник почти настиг Верена у Печати Лориша, он понял — вот тот, кто держит в своих руках его смерть.

Но теперь… Шешхат снова явил ему свою милость. Конечно, этот глупец растратит свою силу на лечение слабаков, недостойных жизни. Он мог бы взлететь высоко. Князь-ворон, получивший огромную силу, мог бы остановить Отступника, возглавить клан воронов, подчинить себе всю Лоаниру. А может быть, и распространить свою власть на другие миры. Но он не станет. Если сам не захочет тратить свою силу на посторонних, его уговорит подружка. Она для него важнее власти. Глупец.

Он потратит силу Лориша на лечение, ведь именно она может полностью излечить раны, нанесенные сынами Мрака и нейтрализовать яд. Там трое раненых. Он потратит много силы. Больше не нужно опасаться его. Теперь он всего лишь оборотень, пусть и лин, пусть и сильный. Пусть даже он останется Вороном Лориша, но обычным. Для него, Отступника, он больше не опасен. Больше нет никого, кто сумел бы остановить его.

* * *

Райяна открыла глаза и тут же закрыла снова. Так хотелось еще хоть немного продлить чудесный сон… Нет, не сон. Это нечто большее. Пусть она не может понять, что именно, но теперь, после второй, такой странной и необъяснимой, встречи с Яроном, она больше не сомневалась — это реальность.

Наверное, дело в том, что ее клановая искра напитана очень большим количеством силы. Насколько ей было известно, никто прежде не делал ничего подобного. И еще дело в ее чувствах… И в чувствах Ярона. Неужели он и правда… он любит ее? Ее?

Райяна улыбнулась, не открывая глаз. Невероятно и чудесно. Даже если это все счастье, отпущенное ей в этой жизни, она будет считать, что прожила не зря, и уйдет за грань с благодарностью за все, что было ей подарено. Но рано ей уходить. Ярону нужна помощь. Полине нужна помощь. Помощь нужна всей Теновии и Светании. Лоанире. И она не может закончить свои дни здесь, ничего больше не сделав.

Райяна вздохнула, открыла глаза, поднялась и подошла к миске с мясом, старательно изображая истощенную, буквально шатающуюся на ходу волчицу — на всякий случай, вдруг кто-то наблюдает.

— Можешь не стараться, — донесся до нее мысленный голос Фера. — Ну ты и дала жару, подруга. Уже второй раз… Интересные тебе, должно быть, снятся сны…

Райяна смущенно опустила морду, но тут же гордо подняла.

— Завидуй молча, Фер, — фыркнула она. — А если честно, я сама не пойму, что творится. Это, должно быть, оттого, что клановая искра у меня аж лопается от силы, так меня… раскатало…

— Хм… когда выберемся отсюда, надо будет и мне так попробовать, — Фер хохотнул.

— Чего-то ты веселый такой? Опять кормили?

— А то… — Фер сыто и умиротворенно вздохнул. — Пока ты дрыхла и видела сладкие сны, опять приходила Лума. На этот раз она принесла не только еду, но и кристалл-накопитель. Заряд там был небольшой, но на одного вполне хватило. Так что я теперь полон сил. Да и мальчишка наелся. Она даже покормила твою белку. Как там ее… Талиса?

Райяна пораженно кивнула, позабыв, что Фер ее не видит.

— Да-да, а ты даже не проснулась.

— Какой ты бодрый, — волчица поморщилась. — Не очень-то там… веселись, а то привлечешь внимание. Я волнуюсь за Луму, она очень рискует, — прибавила Райяна. — Как она проходит мимо охраны? Здесь же должна быть охрана?

— Я тоже боюсь за нее, — Фер вздохнул. — Охрана тут не особо серьезная, Отступник больше рассчитывает на чары и страх. И с тем, и с другим Лума справляется. Парочка охранников есть. Она их усыпляет. Похоже, у нее есть амулеты на все случаи жизни, она их сама изготавливает, представляешь?

— Да уж, — восхитилась Райяна. — Старенькая няня полна сюрпризов.

— Она сказала, что попытается достать еще кое-что и устроить нам побег, — прибавил Фер.

— Я и не знала, что зайцы бывают такими отчаянными, — фыркнула Райяна. — Волкам впору учиться у нее отваге.

— Точно, — согласился медведь.

— И безрассудству, — подал голос Тьер. — Чтобы вы там ни думали, травоядные часто бывают отважными. Им всю жизнь приходится бороться со страхом и некоторые из них становятся большими умельцами по этой части.

— Но как же она за родичей своих не боится? — продолжала изумляться Райяна. — У нее же их наверняка полным полно.

— И я ее о том же спросил, — отозвался Фер. — А она говорит, что все зайцы из замка убрались, и клан их тоже откочевать собрался — на всякий случай. Зайцы они такие — легкие на подъем. Конечно, если ничего не выйдет, Леяна их все равно разыщет, но до тех пор все должно решиться.

— Что — все?

— Или избавимся и от Отступника, и от Леяны, или всем придет полный Лориш. Чего тут непонятного? — влез Тьер.

— А ты чего такой мрачный? — встревоженно спросила Райяна. — Тебе еды, что ли, не досталось?

— Досталось. Меня и так кормят, как на убой. Похоже, готовят на замену старому князю и княгине. Это Лума так думает, а она многое знает, так что вряд ли ошибается.

— Ну и ну… — протянула Райяна. — А они? А их…

— Если мы сбежим, их пока что не пустят в расход, потому что не будет замены. Бежать с нами они точно не смогут. Но если сбежим, может быть, этим сохраним и их жизни.

— А что они с ними делают? — с замирающим сердцем спросила волчица.

— Вроде бы используют их кровь, чтобы делать амулеты, при помощи которых управляют мраками.

— Надеюсь, эта зайчиха справится и выведет нас отсюда, — озабоченно проговорил Фер.

— Я тоже надеюсь, но не слишком. Лума упомянула про норенгов. Отступник исхитрился подчинить некоторых из них, и вот от них-то нам вряд ли удастся уйти.

— Норенги… — пораженно протянула Райяна. — Я почти ничего не знаю про них.

— А вот я кое-что слышал, — мрачно отозвался Фер. — Они владеют мощной магией земли. И под землей нет никого, кто мог бы с ними тягаться.

— Лума хотела достать что-то, что нам поможет, — вздохнул Тьер. — Молитесь Тене и всем богам, чтобы ей это удалось.

ГЛАВА 28. Побег

Лума вернулась на следующую ночь и отворила клетки при помощи очередного амулета, которых, похоже, у старой няни было не меньше, чем у заслуженного мастера-артефактора.

— Тише, — прошептала она, хотя этого и не требовалось. Все и так даже дышали через раз.

Они гуськом двинулись за зайчихой по почти совершенно темному проходу. Проходя мимо единственной клетки, так и оставшейся запертой, Райяна на миг остановилась. Там, на земляном полу, лежало двое волков. Они прижимались друг к другу худыми боками, находясь в забытьи, но даже в этом состоянии нуждаясь друг в друге. Поблизости стояла миска со свежим мясом и вода.

"Их хотя бы не морят голодом", — подумала Райяна. Но это служило слабым утешением. Было видно, что они истощены. Может быть, сами отказываются от пищи? Но скорее так действует на них заключение и чары Отступника, которыми пропитано это место. Хорошо, что они почти все время спят. Время для них течет незаметно. Волчица пошевелилась, и Райяна уловила обрывок ее мысли или, может быть, сна: "Ярон… сынок…"

Райяна потрясла головой, отгоняя готовые навернуться на глаза слезы и поспешила дальше, ухватив за руку Талису. Девушка-белка плохо видела в темноте и вообще была растеряна и испугана, впрочем, как обычно. Да и кто не боялся бы на ее месте?

Райяна и сама ощущала страх, но не позволяла ему взять верх. Это как в бою. Только еще тяжелее. Потому что там от тебя зависит больше, там можно переключиться на действие, на просчет вариантов и воплощение их в жизнь, а страх задвинуть подальше. Но красться в темноте, полностью завися от проводника и от случая… Да, это тяжело. Но если держится Лума, остальным стыдно поддаваться страху.

Рядом с Фером в облике медведя шел человеческий мальчишка, совсем еще юный, примерно того же возраста, что и Талиса. Тьер был в человеческом облике и вел за руку девушку. Двое охранников спали явно не простым, а наведенным — магическим — сном. Беглецы осторожно миновали их и двинулись дальше.

Лума шла быстро, словно вокруг было светло, как днем. "Наверное, у нее и для этого имеется какой-нибудь амулет", — подумала Райяна. Дневные светлые оборотни обычно плохо видят в сумерках и темноте, а тут даже темным оборотням не хватало света — пепельников на стенах здесь было еще меньше, чем в темнице, где они все же давали чахло-болезненный свет, видимо, подпитываясь от пленников.

В тишине подземелья стало слышно, как дышит Лума, — она явно устала, но продолжала спешить вперед, куда-то поворачивала, уверенно выбирая путь.

— Позволь понести тебя, тетушка, — уважительно обратился к ней Фер.

Лума остановилась, вздохнула, признавая, что былая резвость осталась в прошлом, и перекинулась. Фер принял зайчиху на спину, и она продолжила указывать дорогу, мысленно командуя на поворотах: прямо, влево, вправо. Так они шли, почти бежали, около получаса.

Лума неожиданно заволновалась, спрыгнула с медвежьей спины и снова вернула себе человеческий облик. Райяна бросила быстрый взгляд по сторонам. Здесь уже не было той давящей тяжести, которая ощущалась в оставленной части подземелья, превращенной в темницу, да и пепельники росли хоть и не особо густо, но зато имели здоровый вид, переливаясь чистыми цветами, а не мутными, болотными.

— Доброго здравия тебе, — Лума поклонилась кому-то, показавшемуся впереди в полутемном проходе.

Райяна снова уверилась, что зайчиха каким-то образом усилила свое зрение, потому что кроме нее еще никто ничего и никого не видел. Слова Лумы будто оживили сумеречную пустоту и оттуда показалась гиена. Талиса вздрогнула и попятилась, двое других пленников, предназначенных на корм будущим мракам, тоже.

— Не бойся, — шепнула Талисе Райяна. — Это, должно быть, шаманка.

— Все равно страшно… — едва слышно откликнулась белка. — Говорят, она…

— Меньше слушай всяких, — дернула плечом волчица.

— И тебе здравствовать долгие годы, — ответила гиена и приняла человеческий облик.

Она оказалась немолодой, но крепкой женщиной, с седыми прядями в темных волосах, забранных в хвост, с прямой спиной и пронзительным, как и у всех шаманок, взглядом.

— Не бойтесь, я не кусаюсь, — усмехнулась она, глядя в испуганные глаза Талисы.

Подошла, коснулась кончиками пальцев грубого браслета на тонком запястье девушки, и металл будто рассыпался в прах. Талиса поклонилась шаманке, а та уже избавляла от ограничителя Фера. На медведе был ошейник, не позволяющий ему вернуть человеческий облик, его шаманка тоже уничтожила. На Тьере ограничителей не было.

— Идем, — сказала она. — Я надеюсь, что ТашНорШера нам поможет. Иначе… у нас нет шансов. Отступник отправит по вашим следам норенгов. Скоро. Уже скоро, — глаза Тайры сверкнули, она развернулась и пошла вперед, замирая на развилках, шевеля беззвучно губами, поднимая руки, будто взывая к божеству.

Остальные последовали за ней, настолько потрясенные этим заявлением, что даже ни о чем не спросили.

— Кто это — ТашНорШера? — спустя несколько поворотов тихо спросила у Лумы Райяна.

— Это норенга. Тайра знает ее. Она может помочь, — прошептала зайчиха.

— А Полина и Верен, они спаслись?

Лума вздохнула.

— Тогда от Отступника ушли, не догнал он их, точно знаю. Но у него ловушек-то много… Я слыхала недавно совсем, что в Райтарском лесу они. От мраков отбились. Но там, под лесом, норенги ходят. Те, что Отступнику подчиняются. Могут их поймать… — Лума озабоченно покачала головой.

— Чего они там забыли? — удивилась Райяна. — Давно улететь надо было. Неужели из-за этого енота там бродят?

Лума снова вздохнула и ничего не ответила.

Прошло совсем немного времени, и Тайра остановилась, развернувшись лицом к тем, кто следовал за ней.

— Они идут за нами, — глухо проговорила шаманка. — Я чую норенгов. Они порабощены Отступником и потому не так сильны, как свободные норенги, но на нас их силы хватит. У норенгов очень мощная магия земли. Бежим, — Тайра перекинулась в гиену. Райяна, Талиса, Фер и Тьер последовали ее примеру. Белка запрыгнула на спину волчице, но бывшие сокамерники Фера и Тьера были обычными людьми.

Фер подставил спину мальчишке, а Тьер, сначала ставший росомахой, лишь немного превышающей по размеру обычное животное, нагнул голову, раздул бока и увеличился в размере, став немногим меньше Фера. Райяна знала, что некоторые оборотни, если они очень сильны, а их зверь невелик, могут провернуть подобное, но видела это впервые. Тьер ткнулся мордой в живот девушки, и та нерешительно попыталась забраться ему на спину.

— Быстрее, — рявкнула гиена, так что даже люди услышали ее мыслеречь.

Девушка вздрогнула всем телом и оседлала огромную росомаху. Звери понеслись по туннелям с такой скоростью, что светящиеся разводы пепельников на стенах едва не слились в сплошные мерцающие полосы. Райяне показалось, что пол под ее лапами содрогается, идет волнами и перекатами, словно дышит огромный зверь.

Гиена резко остановилась, Райяна едва не перекувырнулась через нее, но удержалась, тормозя лапами, белка до боли вцепилась ей в спину, едва не вылетев "из седла". Сзади Райяну еще и наподдала морда Фера, а в самого Фера, похоже, довольно ощутимо врезался Тьер. Лума все же не удержалась и свалилась с медведя, но падение в такой высоты для зайчихи было совершенно не опасно. Она перекувырнулась через голову и снова вскочила на медведя.

— Приветствую тебя, ТашНорШера, — сказала Тайра, и все дружно уставились в темноту, где действительно кто-то был, но этот кто-то сам казался ожившей темнотой.

К ним приблизилось существо, напомнившее Райяне виденное когда-то изображение морских зверей — тюленей и моржей. Только это создание было совершенно черным, покрытым коротким бархатным мехом, у него были маленькие, глубоко посаженные глазки, прикрывавшиесяплотной прозрачной пленкой, почти совсем слепые, так как под землей в них не было особой нужды, и норенги не полагались на зрение. Зато было много-много усов, густо росших вокруг широкого влажного носа. Усы эти почти постоянно находились в движении, словно непрерывно ощупывали пространство.

Плотное тело стояло на коротких лапах, больше напоминавших ласты, но заканчивались эти ласты толстыми мощными когтями, которые можно было поднимать, отгибая слегка кверху, при ходьбе. Кроме того имелась дополнительная, третья, пара конечностей, прижатых к груди.

— И я… приветствую… вас… — мысленный голос норенги звучал будто бы с натугой, ей было непривычно говорить с кем-то, помимо сородичей. — Погоня… близко.

Норенга развернулась, проделав это с неожиданной для такой туши легкостью, почти с изяществом, и устремилась вперед с еще более неожиданной скоростью. Все понеслись следом, на бегу удивляясь, как такому существу удается бегать подобно галопирующей лошади.

Эта гонка продолжалась недолго. Норенга резко остановилась, так что все остальные снова едва не повалились от резкого торможения.

— Близко… — повторила она озабоченно, развернулась мордой к стене туннеля, расправила передние верхние руки-ласты и вытянула их вперед. Стена туннеля начала стремительно таять и плавиться, словно масло, к которому прижали горячий утюг.

— Другой проход. Рядом, — пояснила норенга, хотя ее потрясенные спутники не очень-то поняли, что она хотела этим сказать.

ГЛАВА 29. Побег. Продолжение

Перед подземной жительницей камень и земля таяли и расступались, образуя проход. Норенга двинулась по нему, Тайра нетерпеливо рыкнула и мотнула головой, призывая остальных не медлить.

— Теснее, держитесь теснее, не растягивайтесь, — рявкнула шаманка.

Беглецы покорно сбились в кучку, и когда их компания продвинулась достаточно далеко в толщу земли, они с ужасом увидели, как земля и камень — все смыкается за ними вновь, полость, созданная норенгой, закрывается за их спинами.

— Теснее, теснее держимся, — снова повторила Тайра. — Ей тяжело удерживать большую пустоту.

Они сгрудились так, что стало трудно дышать. А может быть, здесь и правда было слишком мало воздуха. Мысль об этом, раз появившись, начала панически биться в сознании каждого из них, даже Райяне, Феру и Тьеру стало жутко, а про их юных спутников и говорить нечего. Талиса на спине у Райяны дрожала так, что волчица всем телом ощущала эту вибрацию.

Тьер мысленно что-то шептал девушке, которая сползла с его спины и стояла рядом, тесно прижавшись к нему, что-то ласковое, успокаивающее, так нежно шептал, что Райяне подумалось — эти двое, похоже, стали кем-то большим друг для друга, чем просто сокамерниками и товарищами по несчастью. Девушка едва слышно всхлипывала, цепляясь за Тьера так, будто его от нее отрывали, хотя они и без того были притиснуты друг к другу так, что и ладонь не просунуть.

Гиена иногда негромко фыркала, пытаясь избавиться от забившей нос пыли, но это было невозможно. Зайчиха на спине Фера сидела тихо-тихо, распластавшись и прижав уши, а мальчишка — его бывший сокамерник, едва слышно поскуливал.

Вот так, спрессованные в один с трудом дышащий ком, они делали шаг за шагом — все вместе — следом за неутомимой норенгой, упорно продвигавшейся вперед. И каждый старался не думать, что будет, если ее сил не хватит, и они так и останутся заживо похороненными в братской могиле.

К счастью, путь в толще земли оказался коротким, скоро они вышли, вернее сказать, вывалились, тяжело дыша, отфыркиваясь и чихая, в новый туннель, вероятно, проходивший параллельно или под небольшим углом к прежнему. Звери встряхнулись, двое людей наспех отряхнулись от осевшей на лица и волосы земляной и каменной пыли, одежду отряхивать даже не пытались, — и снова ринулись за бегущей во главе маленького отряда норенгой.

И на этот раз долго бежать им не пришлось. Норенга остановилась, оглянулась назад, поводя большим влажным носом, трепеща всеми усиками. Она раскрыла верхние лапы-ласты, пощупала ими воздух, вздохнула, так что бархатные ее бока раздулись, опустила голову и помотала ею.

— Не уйти? — мрачно спросила ее Тайра.

— Под землей — не уйти, — был ответ. — Наверх, — лаконично объявила ТашНорШера.

Она вновь прильнула к стене, беглецы едва сумели сдержать общий стон, настолько не хотелось им снова оказаться в тесном и душном земляном мешке. На этот раз норенга двинулась вверх — прямо по стене.

Райяна, широко раскрыв глаза от удивления, наблюдала за ней и поверить не могла, что видит это. Даже после чудесного перемещения сквозь толщу земли, подобная картина не укладывалась в голове. Норенга, наверное, весила не меньше лошади, и все же легко двигалась по отвесной стене, будто муха или паучок. Поистине, на этих подземных жителей не распространялись обычные законы материального мира.

Поднявшись почти до потолка туннеля, норенга будто бы слегка провалилась внутрь, превращая вертикальную стену в наклонную, и устремилась дальше — распыляя или расплавляя проход, на этот раз направленный под углом вверх.

— За ней, — сурово скомандовала Тайра и первая исполнила собственный приказ.

Мгновение, предшествовавшее движению, вместило в себя страх перед предстоящим и перед тем, что осталось позади, неумолимо настигая. Единый миг два страха качались на чашах внутренних весов, и было не так-то просто сразу решить, какой из них сильнее. Но Райяна и не пыталась решать, она лишь кинула презрительный взгляд на эти внутренние весы, появившиеся помимо ее воли, и ринулась вперед, шикнув на трясущуюся Талису:

— Держись крепче.

— Куда? — Фер и Тьер рыкнули хором, стыдясь того, что волчица решилась первой.

— Кто успел, тот и первый, — мысленно хмыкнула она. — И вообще: вам держаться удобнее. Если я на этой горке не удержусь и на вас свалюсь, вы уж как-нибудь устоите, а Талиса у меня и вовсе — перышко. А вот если вы меня тушами своими придавите…

— Ну ладно… — пробурчали те, взбираясь вслед за волчицей.

Уклон действительно был крут, и цепляться было почти не за что. Только для норенги передвижение по нему не составляло ни малейшего труда, прочие же изо всех сил старались не скатиться вниз, но вскоре земля сомкнулась позади них, как и в прошлый раз закрывая проход. Однако карабкаться вверх это не помогало. Воздух вновь стал густым, насыщенным земляной пылью… состоявшим из одной земляной пыли. Внезапно норенга остановилась, и паника нахлынула на всех, кто следовал за ней.

— Не волноваться, — послышался ее мысленный голос, который странным образом отличался от голосов оборотней: он был похож на шуршание песка, на шорох осыпающейся земли, на глухой каменный гул. — Отдых… Их там… много. Я — одна. Но они не пойдут наверх… или пойдут, — прибавила она в сомнении. — Но догнать вас наверху — не смогут.

Всего лишь минуту длилась неподвижность, но за этот краткий срок паника успела подняться в сердцах беглецов, неукротимая, как лесной пожар.

— Близко, — снова промолвила норенга.

Это прозвучало успокаивающе, поэтому они позволили себе надеяться, что близко не преследователи, а поверхность. Так оно и оказалось. После краткой передышки норенга устремилась вверх с удвоенной энергией, по-видимому, собрав все силы для этого рывка.

Спустя несколько минут ТашНорШера с видимым трудом выбралась на поверхность, а беглецы, не в силах ждать, когда она перестанет загораживать выход, перепрыгивали или перебирались через ее бархатную тушу, с наслаждением втягивая свежий воздух летней ночи.

ГЛАВА 30. Наверху

Вокруг темнели мощные стволы вековых деревьев, вдалеке ухала сова, кто-то тихонько шебуршал в лесной подстилке. С густо-синих небес вниз ласково смотрела почти полная луна в окружении россыпей ярких звезд.

— Так вот как оно… наверху… — послышался потрясенный мысленный голос норенги. — Как много света, — ТашНорШера прикрыла свои маленькие глазки, но через несколько мгновений снова открыла, защитив их полупрозрачными мигательными перепонками.

Она жадно впитывала окружающее, смотрела на сливочно светящуюся Таану, на деревья, на звезды, и ее изумленное восхищение новым миром волной накатывало на беглецов. Но внезапно к изумлению и восхищению примешался страх и растерянность.

— Они идут за нами? — отрывисто спросила Тайра.

— Нет… пока нет… Я… никто из наших женщин не выходил на поверхность прежде, чем получал позволение на основание нового рода… Я нарушила закон…

Гиена фыркнула.

— Ты же хотела свершить важное деяние, ТашНорШера. Только после этого дают позволение на основание рода, так или нет?

— Так… — прошелестела норенга.

— Так ты его и совершаешь. Если ваши матери не сумеют понять, что во имя важных свершений иной раз приходится нарушить какую-нибудь очередную "освященную веками" традицию… Значит, они глупее, чем я надеялась.

— Ты права… — норенга вздохнула и поднялась на лапы. — Надо уходить. Но я… мне… — она сделала несколько медленных шагов и покачнулась.

— Ты не можешь идти? — встревожилась Тайра.

— У меня есть силы, чтобы идти, но свет слепит меня… Так много пустоты вверху… так много… Нет тверди… я… теряюсь.

— Положись на меня, — гиена перекинулась в человека и взяла норенгу за верхнюю лапу. — Закрой глаза, почувствуй землю под ногами. Земля — твоя стихия, она держит тебя, она послушна тебе и не предаст. А от тех препятствий, что встречаются здесь, наверху, уберегу тебя я. Идем.

ТашНорШера покорно закрыла глаза и пошла рядом с Тайрой. К счастью, деревья здесь росли не настолько густо, чтобы это было проблемой, а с выступающими корнями и прочими неровностями почвы норенга справлялась без труда — она ощущала землю и камни, они были близки ей и подвластны.

Остальные шли следом, подавляя желание бежать прочь со всех лап и ног. Вскоре норенга освоилась достаточно, чтобы передвигаться почти с той же скоростью, с какой она двигалась под землей. Они уходили все дальше и дальше, пока наконец ТашНорШера не остановилась.

— Они потеряли нас и не догонят, — сказала она. — Они не решились выйти на поверхность, а там, внизу, они потеряли нас. Вы в безопасности, норенги не возьмут ваш след. Но у Отступника есть и другие рабы. А ловушки, созданные порабощенными им норенгами, разбросаны в разных местах. Если можете покинуть лес, уходите.

ТашНорШера опустилась на живот, подняла голову и раскрыла глаза, вновь впитывая образы неведомого для нее мира.

— Сейчас день? — спросила она. — Это и есть дневное светило?

Тайра хихикнула.

— Сейчас ночь, уважаемая. Это Луна-Таана — светило ночное. Смотреть прямо на дневное светило не можем даже мы — живущие на поверхности.

— Поразительно… — прошелестел мысленный голос норенги, и она замерла в медитативном благоговении перед чудесами бескрайнего мира.

Тайра окинула острым взглядом в буквальном смысле разношерстную компанию. Бывшие пленники опустились на землю, усталость, на которую они прежде не обращали внимания, разом навалилась на них. Бодрее всех себя чувствовали Райяна и Тьер — хоть сейчас готовы к новым марш-броскам, а также к свершениям и битвам.

— Так, — прищурилась Тайра. — Вас примут кабаны, я говорила с ними, княгиня-гордыня им давно поперек пятачков. Кабаны привыкли к привольной жизни, но премудрая наша Леяна не дает им покоя, все хочет подмять, — Шаманка расхохоталась.

— Знаете, что губит обжору? Ненасытность. Ему бы остановиться, но он не может, так и будет пихать в рот все, до чего может дотянуться, и вожделеть того, до чего дотянуться не может. Так и княгиня-гордыня… Гордыня ее не насытится никогда, и сама себе она вредит, ведь не знает, что творит, раздражает кабанов, вот и новый враг готов, — шаманка захихикала, показавшись всем, кроме норенги, безумной.

Но люди и оборотни уже видели ее другой и понимали, что это лишь маска или, может быть, прорывающееся на поверхность внутреннее напряжение, но если надо, Тайра отлично умеет держать себя в руках, в чем все они недавно убедились. Ну а ТашНорШера все люди и оборотни казались странными, что ее нисколько не удивляло, ведь они не норенги.

— Я оставила у кабанов передающий кристалл, а принимающий — вот, — Тайра извлекла из поясной сумки голубой вытянутый кристалл. — Оставайтесь там, пока все не утрясется. Ну что расселись, как свиристели на рябине? Давайте — вперед, к безопасности. Кабаны пообещали мне, что спрячут у себя тех, кого я к ним отправлю.

— Не знаю, когда и как "все утрясется", — протянула Райяна, поднимаясь, — но я хочу в этом участвовать.

— Не научаствовалась еще? — захохотала Тайра. — Ну что же, я волкам не отказываю, с росомахами не ссорюсь, зайцев не обижаю, — и ее хохот перешел в хихиканье, а взгляд темных глаз стал хитрым и словно на что-то намекающим.

— Я с вами, — поднялся Тьер.

— Я тоже, — присоединился Фер.

— Э нет… медведи-медведюшки, пусть пока сидят по берлогушкам. За долгий плен силушку порастеряли, помочь не сумеют, не обижайся. Лучше за людьми присмотри, за кабанами последи, разговоры с ними поразговаривай… — шаманка перешла на бормотание, иногда ее голос взлетал, а потом вновь падал на несколько тонов ниже.

— Кабанам да медведям — самая дружба. Только не тот медведь до власти дорвался, не тот… Кабаны теперь медведей сторонятся, а ты с ними поговори. Поговори, да. Расскажи, что и другие медведи бывают, не только сластены безголовые, до девок да власти жадные. Глядишь, с три короба наговоришь, с три договора заключишь, а там и на лад все пойдет, если да кабы… если все сладится да получится…

— Ты уверена, Многозрящая? — вздохнул Фер. — Я очень хотел бы помочь…

— Верю, вижу… знаю… Не Многозрящая я, Дальнозрящая… А это плохо, ой плохо… Далеко — вижу. Близко — не вижу. Муфра сказала, наказала, ее слово здесь исполняю. От него не отступлю — вблизи не вижу, как слепая здесь. Ровно как норенга на поверхности, — шаманка коротко рассмеялась. — Муфра сказала, кого спасать, куда вести… Отступать от ее слова нельзя, навредить можно.

— Так значит… — прищурился Тьер, — она сказала, что тебе понадобится росомаха?

— И заяц? — спросила тетушка Лума.

— Росомаху возьму, — забормотала Тайра, — а зайцы-заиньки сидели бы дома… Эх, заюшка… Не потащила бы я тебя да снова под землю… Но так Муфра сказала. Сказала она, только зайчик малый может большие проблемы разрешить, норенг, Отступником порабощенных, укротить…

— Норенг?.. — Лума, остававшаяся в заячьем теле, так и осела на задние лапы, прижав уши.

— Если боишься, не ходи, есть ведь разные пути…

— Нет уж… — зайчиха вздохнула. — Я не для того на это все пошла, чтобы теперь обратно повернуть. Пойду до конца. Если Отступник одолеет, он и Леяна всех зайцев изведут. Да и остальных… всех ведь погубят. Лучше мне умереть или вовсе даже не родиться, чем такое увидеть.

— Успокойся, зайка, себя-то побереги, раз помочь хочешь, — усмехнулась Тайра. — Я тебя поняла, будь по твоему, пойдешь с нами. Если ТашНорШера не откажет, — Тайра сделала шаг к застывшей памятником восхищенному созерцанию норенге.

— Ты поведешь нас к логову Отступника, ТашНорШера? Ты назовешь мне имя матери порабощенного рода? — тихо и очень серьезно проговорила шаманка.

Тут уже не было места ни хихиканью, ни хохоту, тут, может быть, решалась судьба их мира, и это ощутили все, застыв каждый на своем месте.

ТашНорШера молчала несколько секунд, наконец она тяжело вздохнула и поднялась на лапы.

— Да, я сделаю это. Пусть будет так.

— Тогда за дело. Вот кристалл, — Тайра протянула его Феру, вложив камень в лапу медведя. — Уводи отсюда людей и белку.

Тьер перекинулся в человека и сделал шаг к девушке, что была еще совсем недавно заперта в одной клетке с ним.

— Я не хочу уходить без тебя… — прошептала она, касаясь его груди, заглядывая в глаза.

— Так нужно. Я найду тебя. Потом обязательно найду тебя. Жди.

Он коснулся губами ее лба и отступил. Фер сжал кристалл в лапе и все четверо исчезли во вспышке голубого света.

ГЛАВА 31. И снова вниз

ТашНорШера в последний раз посмотрела на Таану, на бездонное звездное небо, и Райяна ощутила ее чувства почти как свои, настолько они были сильны. Это походило на то, как захватывает дух, если во весь опор бежать с горы. Или если смотришь в пропасть, где не видно дна…

Райяне довелось однажды видеть такую в горах. Она и пугает, и притягивает, так что перехватывает дыхание. Тогда юная волчица, испытывая себя, долго стояла на самом краю, и запомнилось это навсегда. ТашНорШера сейчас переживала подобное, и это сделало норенгу более близкой и понятной для волчицы.

"Не такие уж мы и разные", — подумала она.

Норенга опустила голову, прикрыла глаза и двинулась куда-то, едва не налетев на дерево, но Тайра вовремя схватила ее за лапу и удержала. ТашНорШера прошла еще немного и наконец остановилась, едва не ткнувшись носом в землю, все ее многочисленные усы находились в движении.

— Здесь опустимся, — сказала она, и земля начала расступаться перед ней, словно проседая вниз.

Тьер подставил спину зайчихе, Тайра шла первой, за ней Райяна, росомаха, несущая Луму, замыкала. И снова земляные стены тесной полости давили на них, снова было нечем дышать, и в ушах шумело от нехватки воздуха, а сердца колотились от первобытного ужаса быть погребенными заживо под толщей земли. Но на этот раз все закончилось быстрее, и они вывалились в очередной туннель вслед за тяжело поводящей боками норенгой.

Та постояла с минуту, покачала головой, то ли сомневаясь в чем-то, то ли к чему-то прислушиваясь, и пошла направо. Скоро они добрались до развилки, норенга повернулась, посмотрела на Тайру.

— Дорога к логову Отступника здесь, — она мотнула головой на крайний слева проход. — А мать порабощенного рода можно отыскать там, — она указала лапой на проход, идущий прямо.

— Тогда идем прямо, — угрюмо отозвалась шаманка. — Угрозу чую… Даже я чую. Значит, совсем близко она. Совсем, совсем, совсем близко… — забормотала Тайра, взгляд ее заволокло туманной пеленой. — Вижу, чую… Беда рядом ходит, из-под земли приходит… — она встряхнулась всем телом и сказала уже совершенно нормальным тоном: — Медлить больше нельзя. Их или схватили, или сейчас схватят.

— Кого? — хором спросили Райяна и Тьер.

— Где? — невпопад вскинулась Лума.

— Наследников погубят… если наследников погубят, все пропало… все… Все, — гиена взвыла дурным голосом и понеслась вперед, норенга поспешила за ней. Через несколько минут бешеной скачки гиена так же резко остановилась.

— Назови имя матери порабощенного рода, — попросила она норенгу. — Позови ее сама или скажи мне — я позову. Скажи мне ее имя.

— НорТереЛариШат, — тихо, но внятно и раздельно произнесла норенга.

Гиена кивнула и вновь развернулась мордой вперед — в настороженную пустоту туннеля, слабо освещенного бледно-зелеными и желтовато-песочными пепельниками. Она обернулась человеком, мгновенно перетекая из одной формы в другую, гордо подняла голову и сжала в руке появившийся по мановению пальцев шаманский посох.

— НорТереЛариШат, мать рода, я призываю тебя. Я, служащая богам, зрящая сквозь время, призываю тебя. Отзовись на мой зов, приди ради тех, кому поклоняюсь я, как и ты. Именем Великого Змея, Шере-Лоа-Ри, призываю тебя и прошу о помощи.

Из полумрака впереди показалась темная фигура — такая же "тюленееобразная", как у ТашНорШера, но еще раза в полтора крупнее.

— Твой народ осквернил святилище Великого Змея грабежом, — сходу пошла в наступление новоприбывшая. Ее мысленный голос гремел, как горный обвал. — И после этого ты еще смеешь призывать меня и просить о помощи его именем?

— В каждом народе есть отступившие от истины, — смиренно отозвалась шаманка, тоже переходя на мыслеречь. — Великий Змей никогда бы не одобрил месть, тем более — месть тем, кто сам ничего плохого, может быть, и не сделал, а лишь принадлежит к народу, с которым у вас распря. Все мы создания Всетворца. Даже Шере-Лоа-Ри — Его дитя. И если ты отвергаешь мою прежнюю просьбу, я попрошу снова — Именем Всетворца прошу тебя, помоги.

Норенга подошла ближе и помотала тяжелой головой из стороны в сторону.

— Если это то, о чем я думаю, то я не могу помочь.

— Как ты можешь мириться с тем, что твои дети порабощены? — тихо спросила шаманка. — Ты же знаешь, что им плохо. Они страдают в рабстве у Отступника.

— Да, им плохо, — угрюмо согласилась норенга, — но я не могу уничтожить их. Они мои дети.

Теперь Райяна, Лума и Тьер уставились на Тайру в изумлении. Неужели шаманка рассчитывает, что норенга убьет своих детей? И только ТашНорШера ничему не удивлялась, а пыталась слиться со стеной и незаметно отползти подальше.

— Ты. Предательница, — заметила ее маневры НорТереЛариШат. — Ты унизилась до того, что назвала свое имя людям и помогала им, но это уж твое дело. Но как ты посмела открыть им мое имя?

ТашНорШера замерла, а потом подняла голову.

— Я сделала это, потому что считаю правильным, — твердо ответила молодая норенга. — Ты же знаешь, НорТереЛариШат, что злость на людей и желание отплатить им за похищение святыни, за опустевший храм, оставленный Хранителем, завели твоих детей в тупик, из которого даже норенгам не открыть выхода. Отступник пообещал им наказать людей за то, что они сделали, и вернуть Часы и Камни, но он обманул. Он поработил их и заставил совершать ужасные вещи.

— Мои дети не совершают ужасных вещей, — прошипела мать рода. — Они только ловят людей и отдают их этому ужасному человеку… За то, что он делает с пленниками, они не отвечают.

— Разве? — демонстративно удивилась Тайра. — Ты правда так думаешь? Ты считаешь, что так они ответят на Высшем Суде? Что эта пустая отговорка успокоит их совесть и снимет с них вину, когда откроются все деяния и намерения?

Норенга тяжело выдохнула и словно осела всем телом, став меньше и тоньше. Наверное, до этого она была раздута от возмущения, — подумала Райяна.

— То, о чем вы меня просите, невозможно, — простонала она. — Освободить их можно лишь Песней Рождения. Но она сотрет все. Она уничтожит их память, а значит — они больше не будут собой.

— Они снова станут собой, — мягко ответила Тайра. — Снова вырастут, осознают мир и себя. И, может быть, на этот раз у них получится лучше распорядиться своими жизнями и способностями.

— Они лишатся полученного опыта, всего, что узнали и поняли, все потеряют. Даже осознание того, куда завела их дорога мести, потеряют. И кто может знать, не захотят ли они ступить на нее снова? А от жизней им останется лишь часть. Им придется снова взрослеть, снова учиться всему… Это все равно что убить… Скажи мне, служащая богам, у тебя есть дети?

— Нет, — тихо ответила Тайра.

— Значит, ты не сможешь ответить, могла бы ты так поступить со своими детьми. Могла бы забрать у них, уже взрослых, все прожитое, все передуманное, все осознанное, все перечувствованное? И плохое, и хорошее — все. Все отнять у них, все равно что убить… Тех, кем они были, не станет.

Тайра молчала. И тут со спины Тьера спрыгнула зайчиха. Она перекинулась в человека и вышла вперед, подошла к норенге близко-близко, заглянула в ее маленькие глаза, не похожие на человеческие, но сейчас в них была боль, которую Лума знала слишком хорошо.

— У меня тоже есть дети, — сказала она. — Много детей. И есть те, что стали мне как дети, хотя и не я выносила и родила их. И я знаю, что такое боль материнского сердца. Я знаю, каково это — видеть, что твой ребенок губит себя и других… Я растила княгиню Леяну и любила ее точно так же, как каждого из своих детей, — ничуть не меньше. И эта любовь слишком долго мешала мне видеть, кем она стала, что она сделала с собой, что она делает с другими.

— Однажды наступит темный день и тебе придется признать, что твои дети погубили не только тех, кого они ловят для Отступника, но и себя погубили. Может быть, они и правда забудут, куда завела их дорога мести, и снова захотят на нее повернуть… А может, у тебя получится научить их этому без таких жертв? Ведь не нужно же каждому испытывать зло на себе, чтобы понять, как от него плохо? Может, выйдет? — Лума всхлипнула и прикрыла глаза дрожащей рукой.

— Мне вот… Леяну-то уже никак не вернуть. Если бы могла, я бы так сделала. Вдруг в другой раз да и получился бы из нее человек. А теперь что? Теперь она всех губит… Себя погубила уже, столько греха на ней, что на тысячу грешников дели и все много будет… Столько жизней загубила, столько мучений причинила… Сколько ж это все тянуться будет? Сколько ж еще нужно жертв, чтобы дети наши поняли, что от зла добра не бывает? Помоги, прошу. Ведь дети твои теперь погубят наследников, младенцев, еще не родившихся…

— Что? — потрясенно переспросила НорТереЛариШат.

— Они ж там беременную…

— Будущую мать? — очень тихо и страшно снова спросила норенга.

— Да, — подтвердила Тайра.

— Хорошо. Я сделаю это… Сделаю.

— Времени уже почти не осталось, — выкрикнула шаманка. — Будет поздно, поздно, поздно…

* * *

Ночь раскинула свой густой и плотный полог над Райтарским лесом. Луна была почти полной, но свет ее едва пробивался сквозь пелену облаков, звезд и вовсе не было видно. Мощные деревья застыли, словно уснувшие на посту гиганты, да и мелкая лесная живность то ли затаилась, то ли убралась подальше. Было тихо. Слишком тихо.

Верен посмотрел на мирно спящих спутников. Измученные всеми потрясениями минувшего дня и ночи, они уснули на подстилке из лапника не менее крепко, чем могли бы спать на удобных и мягких постелях. Мирна, Сигирд, Сай — всех излечила загадочная сила Лориша, не оставив и следа от ран и яда. Но, разумеется, Полина не согласилась бы оставить этих троих здесь и улететь. Да он и сам не мог так поступить. Уже не мог. И сейчас пытался понять, когда и как произошла эта перемена?

Ведь не было ему дела ни до кого, кроме своей семьи. А его семья — Полина. Верен честно признался себе, что в этом отношении он ничем не лучше енота. А может, и хуже. Но что-то изменилось. Невозможно любить кого-то и отвергать весь остальной мир.

Любовь — это тоже яд, вроде яда мрака, — подумалось ему. Яд мрака попадает в кровь и меняет тело, заставляя подчиняться примитивным инстинктам и темной жажде крови. Любовь попадает в сердце и душу, меняя их, и не успеешь оглянуться, как появляется странная жажда нести другим тот свет, что родился внутри. Как можно их бросить? Тогда твой собственный свет погаснет. Невозможно испытывать такое прекрасное чувство и в то же время знать, что мог спасти невинных, но сбежал. Это знание отравит любовь внутри, погасит свет. Верен вздохнул.

Он привалился спиной к стволу дерева, подтянул колени к груди, подумал о другом. На телах убитых ими мраков он заметил ошейники со странными амулетами. Вероятно, Отступник нашел способ контролировать их на расстоянии, а может быть, и получать от них сведения о том, что они видят, испытывают, кого встречают. Если так, то он уже знает о них, знает, где они.

Опасно оставаться здесь, даже если во всем Райтарском лесу не осталось больше ни одного мрака. Все равно опасно, хотя Верен и не мог бы объяснить, чего именно опасается. Ощущение угрозы росло, давило, почти душило. Что это? Естественный в таких обстоятельствах страх за любимую? Или нечто большее?

Верен вслушивался в ночную тишину, лес молчал — молчал угрюмо, сосредоточенно. Не шуршали мелкие зверьки, не ухала сова, не было слышно ни хищников, ни их потенциальных жертв. Они ушли отсюда? Тоже что-то чуют? Верен с трудом подавил желание поднять крепко уснувших беглецов и погнать их прочь отсюда. Если бы знать, куда бежать от опасности, если бы знать хотя бы, что это за опасность.

Мраками не пахнет, ощущение их приближения, хорошо ему знакомое, не проявляется… И тут на него навалилась такая тяжесть, словно невидимый неподъемный груз придавил к земле, выбивая воздух из легких, не позволяя не только встать или взлететь, но хотя бы шевельнуться.

Оборотни никогда не знали всех возможностей подземных жителей, не ведали, что норенги способны в несколько раз увеличить притяжение земли на ограниченном участке, подобравшись к своим жертвам снизу.

Теперь все беглецы проснулись, но никто из них ничего не мог поделать. Мирна вскрикнула, испугавшись за дитя, ее тело, так долго сохранявшее ребенка, несмотря ни на какие превратности и опасности, не выдержало давления и первая схватка пронзила болью и отчаянием, ведь надежды на благополучное рождение ребенка у нее почти не было.

Феечка металась где-то рядом, но, разумеется, ничего не могла поделать. Земля под ними проседала, образуя подобие чаши, они проваливались вглубь, с каждым мигом быстрее и неотвратимее. Наконец земля сомкнулась над ними, и панический ужас тоже сомкнулся вокруг, все заволокло темнотой — и внешней, и внутренним мраком безнадежности.

Вскоре, однако, они обнаружили, что по-прежнему могут дышать, хотя пахло теперь не влажной травой и лесной свежестью, а землей и сырым камнем, как пахнет в погребах и подвалах. Их обступали существа, напоминающие огромных черных кротов с маленькими глазками и пучками густых усов вокруг влажных носов.

Несмотря на видимую тяжеловесность бархатных туш, существа двигались легко и стремительно, а пленники все еще были придавлены к земле увеличившимся весом, так что они ничем не могли помешать, когда на их шеях защелкнули ошейники. Точно такие же, какими совсем недавно воспользовались посланцы Отступника, чтобы захватить Сигирда и Мирну.

Рука Смерти. Даже Ворон Лориша был бессилен против нее. Или почти бессилен. Верен чувствовал, что может пошевелиться, но этого было мало, поэтому он предпочел пока что никак не проявлять свою способность сопротивляться магии ошейника. К счастью, ошейники не только обездвижили пленников, но и остановили схватки у Мирны.

ГЛАВА 32. Освобождение

Подземные жители ловко погрузили обездвиженных пленников друг другу на спины, поднимая людей так легко, будто те вообще не имели веса, и понесли куда-то, даже не закрепив. Видимо, это и не требовалось: люди лежали на спинах норенг как приклеенные, и только фея оставалась свободной, но от этого не было никакой пользы: она не могла удалиться от своей подопечной на значительное расстояние, поэтому даже основательная разведка прилегающих туннелей была для нее невозможна. Да и что дала бы такая разведка? Вряд ли здесь у них могли найтись союзники или защитники.

В слабом свете чахлых пепельников Верен успел заметить, что на шеях норенг красуются амулеты, подобные тем, что он видел на мертвых мраках. Значит, они тоже служат Отступнику. Более того — порабощены им. Рассчитывать на снисхождение с их стороны явно не приходится. Что же делать… что делать? Верен попытался пошевелить пальцами — получилось. Тогда он закрыл глаза и постарался ощутить ток силы внутри себя — силы Лориша. Она отозвалась — скользящая, темная, почти ласковая, словно льнущий к рукам тягучий поток, словно ластящийся зверь, опасный, хищный, но покорный его воле.

Да, пожалуй… он сможет убить норенга, который несет его. Но что тогда предпримут другие? Успеет ли он остановить их, прежде чем они навредят Полине и остальным?

Погрузившись в эти мысли, пытаясь составить план дальнейших действий, Верен пропустил момент, когда вокруг что-то неуловимо изменилось. Поначалу он не мог понять, что. Сам воздух вокруг стал иным… движения норенг замедлились, еще минуту они двигались вперед, но наконец остановились. Их усы активно ощупывали пространство, но и они шевелились все медленнее, пока вовсе не замерли.

Верену показалось, что они все попали в течение реки покоя и забвения. Слышалась странная, очень странная песня, наполняющая все вокруг, дурманящая, заставляющая забыть обо всем и грезить наяву. Течение несло… Куда? К истокам… От взрослости в юность, от юности — в детство… все дальше и дальше, все легче и легче плыть, все беззаботнее, все бездумнее, легче… легче…

* * *

НорТереЛариШат опустила голову, а потом и ноги подогнула, легла на живот, свернувшись полукольцом, и завела песню, подобной которой никогда не слышал никто из людей. Эти низкие, вибрирующие звуки походили на стук сердца и ток крови, каким их, наверное, слышат младенцы в утробе матери. А другие звуки, протяжные, тягучие, влекли куда-то к самым первоосновам материи. Песнь Матери мгновенно достигала ее детей, как бы далеко от нее они ни находились.

ТашНорШера замерла, слушая, а потом легла на живот и взгляд ее затуманился. Хотя она не была дочерью НорТереЛариШат, и песня была предназначена не ей, но слишком близко она звучала, чтобы не поддаться.

Тайра взмахнула посохом, отсекая гипнотические звуки от себя и своих спутников, рукой властно коснулась загривка молодой норенги:

— Вставай, ТашНорШера, эта песня не для тебя. Вставай. Теперь отведи нас к логову Отступника. Туда, где он хранит свои кристаллы и амулеты.

Норенга потрясла головой и неохотно поднялась. Еще с минуту она топталась на месте, словно не решаясь уйти, смотрела с печалью и страхом на свернувшуюся клубком, словно баюкающую своих детей мать рода.

Наваждение песни рассеялось для нее, но понимание того, что сейчас делает НорТереЛариШат, почти ужасало. Бедная мать… Вот она — оборотная сторона счастья материнства. Для норенг не было ничего выше этого. Но если твое потомство пошло не по тому пути… Если оно порабощено, если ослеплено злом… Наверное, нет ничего сильнее такой боли. Как это непросто — быть Матерью…

ТашНорШера тяжело вздохнула, прося Великого Змея дать силы несчастной матери рода, помочь ей выдержать это испытание и не упустить второй шанс — воспитать детей правильно. Всегда ли это зависит от родителей? ТашНорШера начинала подозревать, что не всегда, и эти мысли пугали ее. Она бросила последний взгляд на поющую норенгу и пошла прочь.

* * *

Верен зажмурился и снова открыл глаза. Странная, ни на что не похожая песня, стихала, уплывала в даль… Он снова был собой. Снова помнил все. Но с норенгами явно что-то произошло. Некоторое время они просто стояли на месте, слегка покачивая головами, потом пленники соскользнули с их спин — вероятно, норенги просто перестали удерживать их.

Подземные обитатели начали неуверенно топтаться на месте, будто не знали, что им делать дальше. Верен заметил, что ошейники с амулетами, прежде охватывавшие их толстые шеи, теперь лежат на земле. Одна из норенг повернулась к нему мордой, и Верен поймал ее взгляд: изумленно-доверчивый взгляд ребенка, который только начинает открывать для себя мир.

Чутье подсказывало ему, что это не обман зрения, не иллюзия, что эта норенга ощущает себя сейчас именно так, что он или она смотрит на него с удивлением и не понимает, кто это и что здесь делает. Другие норенги вели себя также: растерянно топтались на месте, словно разом забыли, куда и зачем шли.

Похоже, они даже себя забыли, забыли все, вернувшись в ту самую безмятежность младенчества, в которую Верен только заглянул немного, пока звучало то непонятное нечто, приплывшее издалека, смывшее память норенг, как волна смывает следы на песке. Он снова стал ровным, нетронутым, не осталось ни малейшего следа прожитых лет…

Взрослые норенги с их непростым жизненным путем, взрослым сознанием, порабощенные Отступником, служившие ему, снова стали младенцами и ничто более не тяготело над ними. Недоумевая, где они и что делать дальше, а главное — где же взрослые, которые должны быть рядом с ними, норенги опустились на животы и начали издавать жалобные звуки, отдаленно напоминающие мяуканье голодного котенка.

Такая перемена могла бы показаться забавной, поразительной или трагичной, но Верену было не до того. Он сам и остальные по-прежнему были обездвижены и совершенно беспомощны: Рука Смерти, в виде изготовленных проклятым Отступником ошейников, все еще крепко держала каждого из них за горло — и в прямом, и в переносном смысле.

Могут ли норенги снять с них ошейники? Судя по тому, что с них спали подчиняющие амулеты, прошлое и все прежние обязательства более не имеют над ними власти. Но Рука Смерти привязывается к определенному живому существу, чтобы оно могло надеть или снять ее по своему желанию. И эти норенги, если они и лишились памяти, на глубинном телесном уровне — все те же, так что связь между ними и злосчастными ошейниками должна была сохраниться.

Фея, метавшаяся над пленниками и пленителями, отчаялась додуматься до чего-нибудь полезного и подлетела к Верену.

— Они… — прохрипел он, собрав все силы, — могут… снять…

Фая посмотрела на него, на ближайшую норенгу, которая, словно зачарованная, наблюдала за желтым "светлячком" с прозрачными крылышками, и подлетела к носу норенги. Та издала изумленный ухающий звук и протянула лапу, желая коснуться такой удивительной игрушки. Фея раззадорила норенгу, уворачиваясь от ее лап, а потом опустилась на ошейник Верена и замерла.

Несколько секунд норенга недоверчиво смотрела на нее, ожидая, когда увертливое создание снова вспорхнет, но фея не двигалась. Тогда норенга нерешительно коснулась своей ластообразной лапой ошейника, и, о чудо. Он открылся.

Верену очень хотелось ухватить норенгу за лапы и волоком потащить к Полине, он даже попытался это сделать, вызвав жалобное поскуливание подземного жителя и не сдвинув его с места ни на шаг — эта туша весила примерно столько же, сколько взрослая лошадь, если не больше.

Фая взглянула на ворона с укоризной и продолжила веселую игру "поймай меня на ошейнике". Вскоре пленники избавились от "подарочков" Отступника, и только было хотели вздохнуть с облегчением, как Мирна издала жалобный стон, полный сдерживаемой боли.

Верен запустил руки в волосы и тоже едва не застонал, ему сейчас очень хотелось побиться головой о стену или просто… проснуться. Это все какой-то непрерывный кошмар. Теперь они под землей, рядом с ними топчутся и подпрыгивают взбудораженные впавшие в детство норенги, ловящие фею, а Мирна — рожает.

Лавируя между бархатными тушами норенгов, все бросились к Мирне. Но чем они могли ей помочь?

— Кажется, у меня воды отошли… — прошептала она.

Сигирд обвел окружающих растерянным и молящим о помощи взглядом, но тут же убедился, что остальные растеряны так же, как и он.

Фея, куда-то улетавшая, вернулась и взволнованно пролепетала:

— Идут… они идут.

— Кто еще идет? — простонал Верен.

— Ну, — Фая подобралась и замерцала сосредоточенно. — Вы только не пугайтесь, — заметив, что ее слова произвели эффект обратный от ожидаемого, она быстро продолжила:

— Норенги идут. Много. Но они не хотят нам зла. У них нет этой гадости на шеях, — она прыгнула в сторону подчиняющих амулетов, валявшихся теперь на полу туннеля.

Впавшие в детство норенги, вновь оживившиеся с появлением феи, беспечно наступали на них, не обращая никакого внимания на предметы, игравшие такую важную и зловещую роль в их прежней взрослой жизни. Люди же застыли, пытаясь понять, чем им грозит этот новый поворот.

— Почему ты решила, что они не хотят нам зла? — мрачно спросил Верен.

— Они сами так сказали… — ответила Фая, кажется, уже начавшая сомневаться в собственных словах, однако она тут же сердито сверкнула голубыми глазками и подпрыгнула, вызвав новую волну оживления среди норенг. — Они хорошие. Я почувствовала.

— Ладно-ладно, — примирительно пробурчал Верен. — Только, пожалуйста, отведи своих новых друзей от нас в сторонку, пока они нас не затоптали.

Фея послушно перелетела подальше, норенги, радостно гугукая, ухая и подвывая подались за ней. А уже через минуту из-за поворота вынырнула целая делегация новоприбывших подземных обитателей. Сосредоточенная целеустремленность их движений не оставляла сомнений в том, что они-то уж точно взрослые — не только телом, но и разумом.

ГЛАВА 33. Подходящее место

— Мы не причиним вам зла, — мысленно обратилась к людям первая норенга, останавливаясь рядом с ними, тогда как остальные направились к своим впавшим в детство сородичам. — Мы женщины рода НорСаХит. Мы пришли, чтобы помочь. Мое имя ЛешаНорТана.

Мирна, полулежавшая на полу и поддерживаемая Сигирдом, закусила губу, силясь сдержать стон. Полина и Сай растерянно топтались рядом. Норенга вдруг уставилась на Мирну с таким вниманием, словно увидела нечто совершенно поразительное и неожиданное.

— Она… — норенга склонила голову набок, все ее чувствительные усы интенсивно шевелились. — Она… мать рода?

Верен нахмурился, силясь сообразить, что это значит для норенг в сложившихся обстоятельствах и как лучше ответить.

— Она… это… вздутие на ее теле содержит новую жизнь? — норенга решила задать вопрос иначе.

— Содержит, — обреченно кивнул Верен, полагая, что врать сейчас не имеет смысла.

— О… — норенга, казалось, впала в оцепенение, но продлилось оно не более трех секунд. — О, какая честь… — она осторожно приблизилась и заглянула Мирне в лицо, протягивая лапу к ее животу — очень медленно, лапа при этом мелко подрагивала.

— Новая жизнь… — мысленный голос норенги был тихим и исполненным благоговения.

Все, кто явился вместе с ней и пытался сейчас успокоить и организовать великовозрастных "малышей", тоже замерли каждый на своем месте и дружно повернули головы в сторону Мирны.

— Новая жизнь… новая жизнь… — их мысленные голоса слились в многоголосый восторженный хор.

Мирна смотрела на них широко раскрытыми и откровенно испуганными глазами.

— Это первая новая жизнь в твоем роду? — осторожно и почтительно спросила ее норенга.

Мирна сглотнула, подумала секунду и неуверенно кивнула, прибавив мысленно: — Да.

— Тебе нужна помощь? — встревожилась норенга.

Тут уж Мирна не медлила с ответом:

— Да.

Норенга начала покачиваться из стороны в сторону.

— Как же нам помочь тебе… О, как помочь? Мы не подготовлены к тому, чтобы принимать новую жизнь даже у наших матерей. А как это происходит у ваших, мы и вовсе не знаем.

— Ну, думаю, примерно также, — рискнул предположить Верен. — Как минимум, ее нужно устроить поудобнее и… ну как там… Всегда обычно приносят теплую воду и чистую ткань, хотя ясмутно представляю, что с ними делают и как они могут помочь роженице… Обмыть младенца — это понятно… Но его же сначала еще родить надо… Кто-нибудь знает, что нужно делать? — он посмотрел поочередно на Полину, Сая и фею.

Все трое дружно помотали головами, даже фея совершила некое отрицательное колебание всем телом, чтобы никто уж точно не заподозрил, что она может помочь.

— Вот ведь влипли, — выразил общее состояние Сай. — А с другой стороны… — он почесал в затылке. — Ну как тут вообще можно помочь-то? Кроме как за руку подержать? Рожать-то все равно ей.

Словно в подтверждение этих слов Мирна выгнулась, держась обеими руками за живот и вскрикнула. Лицо ее было бледно, на лбу выступила испарина.

— Чего-то схватки-то у нее очень часто как-то… — пробормотала Полина. — Ну, то есть, чем меньше промежутки между схватками, тем…

— Тем что? — испугался Сигирд.

— Тем скорее все случится.

— Ну, может, это и хорошо… — попытался быть оптимистом Верен, но все уставились на него с таким ужасом, что он понял: попытка провалилась.

— Мы доставим мать рода в подходящее место, — решилась главная норенга. — Я думаю… мы доставим ее туда, где с ней уж точно не случится ничего плохого.

Мирна и Сигирд по-прежнему смотрели со страхом и недоверием.

— Это самое подходящее место, — горячо заверила их норенга. — Самое лучшее для матери рода.

— Но я не могу идти, — прошептала Мирна.

— Этого и не нужно. Если ты позволишь нам… прикоснуться к тебе… — норенга вытянула шею, вероятно, ее поза обозначала почтительную просьбу.

— Да, конечно… — прошептала Мирна, понимая, что деваться некуда.

Придется довериться этим странным созданиям. Интуиция подсказывала ей, что они на самом деле хотят помочь.

Главная норенга кивнула своим спутницам, и двое, которых она удостоила такой чести, приблизились, очень осторожно подняли Мирну и уложили на спину главной норенги.

— Благодарим за оказанную честь, мать рода, — прошелестели они и отступили, а норенга, на спине которой возлежала Мирна, припустила вперед с такой скоростью, что Сигирд, обернувшись оленем, едва поспевал за ней.

Он, конечно, очень волновался, но должен был признать, что Мирна не только не свалилась со спины норенги, но ее там и не трясло, и вообще, судя по ее виду, более удобного способа перемещения было невозможно представить.

— А мы? — растерянно спросил Сай, глядя на стремительно удаляющуюся норенгу и скачущего за ней оленя.

— Мы отвезем вас, — кивнули другие норенги. — Раз вы спутники матери рода, вы достойны этого.

И уже через несколько секунд весьма странная процессия из норенг, несущих на себе людей, мчалась по подземным туннелям. Оборотни даже перекидываться не стали. По-видимому, их вес практически не имел значения для этих существ, которые с легкостью могли уменьшать или увеличивать его и держать седоков на своих спинах так, что те просто не могли с них свалиться, даже если бы у них возникло такое желание.

Они неслись с такой скоростью, что узоры из пепельников, украшавшие стены туннелей едва ли не сливались в завихряющиеся цветные полосы. Скоро стало заметно, что пепельников становится все больше, они росли гуще и светились более ярко. Преобладали лиловые, фиолетовые и серебристые цвета.

Наконец норенги перешли на шаг. Они вступали под широкую арку, за которой лежал огромный округлый зал. Потолок его выгибался куполом, ближе к стенам виднелись резные колонны, а пол поднимался к дальней стене несколькими уступами. На последнем уступе, дальше всего от входящих, возвышалась огромная статуя змея, изогнутого восьмеркой, стоящей вертикально — как бы ребром к зрителям. На плавно отогнутом хвосте покоилась морда с серебряными совершенно живыми глазами.

Это изваяние могло бы привести в ужас, но… не приводило. Изгибы мощного тела, а главное — живой и исполненный мудрости взгляд, притягивали и словно гипнотизировали, умиротворяя и восхищая одновременно. Столько понимания, столько печали было в этих глазах, что в их хотелось смотреть вечно… Вечно…

— Шере-Лоа-Ри… — прошелестел мысленный голос норенги. — Повелитель… Великий Змей Времен… Обнимающий Миры… Поглощающий, Преобразующий, Возрождающий… — Все норенги дружно бухнулись на животы, уткнувшись головами в пол и простирая вперед лапы-ласты.

— Святилище Времен, также именуемое святилищем Вечности… Потерянное… забытое… — прошептала фея, замершая на плече у Полины.

ГЛАВА 34. Новая жизнь

— Святилище Времен, также именуемое святилищем Вечности… Потерянное… забытое… — прошептала фея, замершая на плече у Полины.

Люди почтительно поклонились и продолжили осматриваться. Чуть ниже изваяния Змея и по сторонам от него располагалось нечто непонятное. С одной стороны было что-то, похожее на стену застывшего прямо в падении песка. С другой — массивный круглый постамент, на котором лежала небольшая фигурка змея, повторявшая своей формой священное изваяние, но лежала она так сиротливо, что сразу было ясно — постамент не был предназначен для нее, он воздвигнут для чего-то большого, массивного, а фигурка, вероятно, была его частью, но теперь осталась только она.

Еще ниже, на очередном широком уступе, лежали какие-то камни, образующие правильный, но разорванный круг — камней явно не доставало. Еще одним уступом ниже стояло нечто, напоминающее широкое ложе, застеленное чем-то мягким, тут же лежали свернутые куски светлой ткани. Поднявшиеся на лапы норенги потащили Мирну именно туда и со всеми предосторожностями уложили.

Полина подняла голову. На потолке святилища мерцала традиционная Звезда Всетворца. Но здесь она была огромной. Почти во весь потолок. Лучи, густые у центра настолько, что сливались в сплошное золотое сияние, дальше расходились, становясь тоньше, реже, но доходили почти до стен, словно обнимая сверху весь зал, все и всех, кто в нем находился.

Тут Полина в полной мере поняла, как оно бывает, когда тебя затягивает в изображение, когда потерять себя и раствориться в том, что видишь, становится легко-легко, и хочется взлететь, раскрыть сердце навстречу этим обнимающим лучам и уплыть куда-то… — в другое измерение реальности, в Вечность…

Из счастливого забытья ее вырвал новый стон Мирны и появление в зале еще одной группы норенг.

— Мать рода, — почтительно поклонились уже знакомые норенги самой большой и важной среди новоприбывших.

Далее последовал быстрый мысленный разговор, за которым людям было почти невозможно уследить, они поняли лишь, что норенги обменялись информацией и рассказали, что произошло и почему они здесь.

— Принимать новую жизнь должны матери. А ты еще не стала матерью, — голос незнакомой самки звучал осуждающе.

— Прошу прощения, мать рода… — та норенга, что принесла сюда Мирну, опустила голову и попятилась.

— Я хочу, чтобы она осталась со мной, — подала голос Мирна.

Мать рода, заметно более крупная, чем все прочие норенги, приблизилась, посмотрела на Мирну, спросила: — Ты уверена? Это великая честь — принять новую жизнь. Ты хочешь оказать ее этой женщине? Она еще не мать, но самка первого ранга рода НорСаХит.

— Да, — девушка снова закусила губу, сдерживая стон.

Ее совершенно не интересовало, кто там какого рода и ранга, она уже начала жалеть, что отказалась от помощи более опытной норенги, но та, что несла ее по туннелям, уже стала не такой далекой, вызывала доверие. Мирне казалось, что между ними возникла особая связь — теплая нить заботы и доверия.

— Да будет так. Мы останемся поблизости. Дети мои, приготовьтесь дать силы рождающей. Я чувствую, что дитя уже на пороге нашего мира.

И словно в подтверждение ее слов, Мирна закричала — надрывно, отчаянно.

ЛешаНорТана, осознав, что удостоена высокой чести, кинулась к роженице, трепеща от волнения. Она помогла Мирне принять более удобное положение, Сигирд поддерживал ее и держал за руку. Мирна цеплялась за него, как утопающий, но больше не кричала, только стонала.

Верен, Полина и Сай стояли поодаль и изо всех сил надеялись, что все обойдется, — обойдется в том смысле, что будет хорошо, и обойдется — без них.

— Светан и Тена, — прошептал Сай, — напомните мне об этом кошмаре, если я сойду с ума и решу жениться…

— Я тебе магическую напоминалку сделаю, — пообещал Верен. — Чтобы она кричала и стонала голосом Мирны каждый раз, когда ты вздумаешь потащить в постель очередную девицу.

Сай вздрогнул и с опаской покосился на ворона. Полина фыркнула.

— Правильно, — поддержала она. — Надо помнить, к чему это может привести…

— Жестокие вы, — ухмыльнулся енот.

Норенги, выстроившись в ряд, совершенно скрыли от них происходящее, чему они, откровенно говоря, были только рады. Темные бархатные туши покачивались и что-то подвывали в такт. Полина ощутила дыхание мягкой силы, разлитой в воздухе.

— Они знают, что делают, — удовлетворенно кивнул Верен. — Они снимают боль и придают ей сил. Нам сказочно посчастливилось, — он тяжело вздохнул.

Даже сейчас становилось жутко при одной мысли, что они могли остаться с… ЭТИМ один на один. А если бы что-то пошло не так? Другое дело — норенги. Похоже, разница между родами людей и норенг была не столь велика, чтобы это чем-то помешало. Прошло, наверное, минут двадцать, хотя и они показались очень долгим сроком, и в покинутом святилище раздался писк новорожденного, прозвучавший для всех неземной музыкой.

Мирна всхлипнула. ЛешаНорТана, дрожа всем телом от благоговения и восторга, держала в лапах младенца. И даже новоявленной матери не пришло в голову, что норенга чем-то может ему повредить. Лапы норенги казались такими надежными и нежными, что Мирна на миг подумала: ее собственные руки не настолько хорошо приспособлены для того, чтобы держать и обнимать дитя.

Норенги споро перерезали и перевязали пуповину, словно только этим всю жизнь и занимались. И процесс обмывания ребенка у них проходил совершенно не так, как у людей, а легче, быстрее и эффективнее, так как они превосходно владели очищающей магией: два взмаха лап матери рода, приблизившейся к роженице и новорожденному, и вот они уже очищены и подлечены. Матери рода владели не только очищающей, но и целительной магией.

— Мальчик… — прошептала Мирна, улыбаясь сквозь слезы.

Сигирд тоже улыбался и выглядел не менее измученным, чем роженица. Переживать за любимую и быть не в силах ей помочь — это не шутки. Очень нелегко чувствовать, что от тебя ничего не зависит.

ЛешаНорТана ловко закутала младенца в чистую ткань и прижала к груди.

— ЛешаНорТана, ты удостоена великой чести, — торжественно проговорила мать рода. — Представь новую жизнь Великому Змею.

Норенга двинулась было к изваянию, держа в лапах младенца, но тут Мирна снова вскрикнула.

— Великий Змей удостоил нас двойной чести, — провозгласила мать рода.

— Это что… еще не все? — прошелестел Сай.

Полина и Верен молча переглянулись, понимая, что рано вздохнули с облегчением. Фея метнулась к Мирне и вернулась назад.

— Не все, — громко прошептала она. — Там еще осталось.

— Ох ты ж… рас…

— Не вздумай ругаться в святилище, енот безголовый, — прошипел Верен, чувствительно ткнув Сая локтем в бок. — Оно, может, и спящее… Но сила просыпается. Не хватало только прогневать Великого Змея.

Сай испуганно прикрыл рот ладонью, потешно вытаращив глаза.

— Просыпается? — переспросил он.

— А то…

Полина и Сай проследили направление взгляда ворона. Глаза изваяния светились ярче, чем прежде, и все тело его слабо мерцало. Мерцали и колонны, теперь казавшиеся полупрозрачными, внутри них словно перетекали самоцветы. А та странная стена из застывшего песка теперь двигалась. Это действительно был песок, он сыпался неизвестно откуда и исчезал, соответственно, тоже — неизвестно где.

Со вторым младенцем все прошло еще быстрее и легче, чем с первым. Пока Верен, Полина и Сай рассматривали то стену песка, то колонны, где, будто в жидком стекле, плавали светящиеся камни всех цветов радуги, запищал уже второй младенец.

— Девочка, — радостно объявил Сигирд.

— Полный комплект, — подытожил Сай.

— Надеюсь, — прищурился Верен.

— Теперь точно все, — доложила вернувшаяся с разведки фея.

— Почему ты так уверена? — приподнял бровь ворон. — Иногда случаются и тройни. Правда, очень редко. Но и двойни тоже большая редкость.

— Она уже совсем похудела, — подпрыгнула Фая. — Негде там третьему помещаться. Ну… мне так кажется… — все же усомнилась она.

— Благодарим за оказанную честь, — снова вступила со своей торжественной партией мать рода.

А ЛешаНорТана отправилась к Великому Змею уже с двумя младенцами — по одному в каждой лапе. Мирна тревожно следила за ней. Когда норенга остановилась перед изваянием, оно показалось еще более огромным, а светящиеся глаза на змеиной морде засияли еще ярче, но их взгляд не пугал, а казался ласковым, почти нежным.

И тут за полотнищем непрерывно струящегося песка проступила какая-то тень. Норенга, почтительно опустившая голову перед статуей, этого не заметила, но остальные увидели. Там кто-то был. И этот кто-то медленно приближался. Тень росла, становясь все более отчетливой. Полина испуганно замерла.

— Хранителя призовет новая жизнь… — задумчиво проговорил Верен. — Новая жизнь…

— Ты думаешь, это Хранитель? — прошептал Сай.

Темная фигура стала выше и приобрела явственно человеческие очертания, постепенно выступая из песка.

— Думаю, да, — спокойно отозвался Верен. — Песок пришел в движение, когда родился первый ребенок, а теперь, когда детей поднесли к изваянию, оттуда кто-то… входит. Думаю, это должен быть Хранитель.

— Хорошо, если так, — прерывисто вздохнула Полина.

Между тем неведомый пришелец полностью вышел из-за пелены струящегося песка. Хотя через несколько секунд потрясенного рассматривания некоторые из присутствующих догадались, что все же не совсем полностью. Изрядная часть длинного хвоста еще оставалась за завесой — неужели его хвост еще был в другом мире, тогда как большая часть тела — уже в этом? Полина подумала об этом и едва не хихикнула, но в последний момент все же сдержалась.

Под изумленными взглядами людей и норенг стоял… на первый взгляд — человек. Определенно — мужчина. Правильные мужественные черты лица, обнаженный мускулистый торс, крепкие руки, обвитые многочисленными браслетами, искрящиеся россыпи мелких кристаллов на широкой груди, складывающиеся в загадочные узоры и сверкающие в длинных волнистых волосах песочного цвета и яркие золотые глаза с черными вертикальными зрачками. Нечеловеческие глаза, необычно красивые, затягивающие. Волосы были перехвачены золотым обручем с одним крупным камнем впереди — тоже золотистым, искрящимся, внутри него словно плавали крохотные блестки.

Все это они увидели в первые мгновения, и только потом — одеяние, напоминающее юбочку из полос блестящего металла и светлой ткани, а ниже… ниже было чешуйчатое тело, тоже песочного цвета, как и волосы. Или это уже не тело, а хвост? Или хвост — это тоже тело? Полина сжала одной рукой пальцы другой, чтобы удержать нервный смех.

— Наг, — едва слышно констатировал Верен. — Третий Хранитель — Наг.

ГЛАВА 35. Возвращение Хранителя

— Наг, — едва слышно констатировал Верен. — Третий Хранитель — Наг.

Возможно, это было простым совпадением, а может быть, Хранитель отличался особо острым слухом, но после этих слов он уставился прямо на Верена своим гипнотическим изучающим взглядом. После нескольких секунд полной неподвижности и тишины, которую не нарушали даже младенцы, притихшие в теплых бархатных объятиях норенги, наг перевел взгляд на детей.

— Ш-ш-шеришш… — прошелестел наг и двинулся к детям.

Все как завороженные следили за тем, как он движется, как изгибается нижняя часть его тела, а хвост, тянущийся из-за песчаной завесы, кажется бесконечным… И только Мирна сбросила оцепенение, приподнялась, глаза ее испуганно расширились, из горла вырвался неопределенный протестующий и одновременно вопросительный возглас.

Наг остановился, посмотрел на нее.

— Не бойссся, — голос у него был шуршащим, но по-своему приятным — таким же гипнотически успокаивающим, как и невероятный золотой взгляд немигающих глаз. — Я не причиню вреда… Я подарю им благосссловение Великого З-змея. — Он приблизился к норенге.

Только теперь его хвост окончательно переместился в святилище и можно было увидеть его пошевеливающийся из стороны в сторону кончик. Наг простер руки и коснулся голов притихших младенцев.

— Нассследники Сссвета и Тени… Сссилой Великого Шшшери-Лоа-Ри благосссловляю вассс. Вам править этими землями, вам сссоединить их доверием и любовью. Мать, ссскажи, какого дара для сссвоих детей ты желаешшшь?

— Мудрости, — выпалила Мирна, прежде чем успела подумать над вопросом.

Наверное, это слова о правлении так на нее подействовали. Она тут же заметалась внутренне, уже жалея, что не попросила удачи, долгой жизни, сил и счастья, счастливого брака, здорового потомства…

— Шшш-ххх… — Хранитель смеялся, глядя на Мирну. — Ты правильно попросссила. Всссе, о чем ты думаешшшь, будет тоже. Мудросссть им была нужнее всссего. Без нее — всссего могли бы лишшшитьссся.

Проговорив это, Хранитель отступил от норенги и остановился напротив изваяния. ЛешаНорТана поклонилась и оставила нага наедине с его божеством. Она вернула детей матери, и Мирна, забыв обо всем, обнимала их, а скоро уже и кормила, как сообщила людям вернувшаяся с очередной вылазки за стену из тел норенг Фая. На этот раз фея выглядела странно притихшей и задумчивой.

— Что-то не так, Фаюшка? — спросила Поля.

— Нет-нет, все хорошо… — фея по рассеянности опустилась на плечо Сая, чем удивила всех.

— Ну-ка признавайся, в чем дело? — прищурился Верен, пока енот косился на желтого пушистика на своем плече, растерянно моргая, когда радужные крылышки едва не задевали его нос.

— Все в порядке, правда, — ответила фея, глядя прямо перед собой затуманенным взглядом. — Я просто… я вспомнила… или мне кажется…

— Кажется, что? — шепотом рявкнул ворон.

— Это только меня… только обо мне… — прошелестела Фая. — Мне кажется, я тоже… когда-то… Рожала и кормила дитя… — взгляд феи обрел сосредоточенность. Она напряженно всматривалась куда-то — видимо, в глубины своего прошлого.

— Дочь… у меня была дочь…

— Ты вспоминаешь прежнюю жизнь, — успокоенно кивнул Верен. — Это нормально. Это значит, что твое служение и искупление скоро подойдут к концу.

— И нам придется расстаться? — грустно спросила Полина.

— Ну, ты же понимаешь, что фея — это временное состояние души, — начал Верен и осекся, видя, что Фая по-прежнему смотрит куда-то, в недоступную для других даль, и не реагирует на их слова.

— Фаюшка? — прошептала Полина.

— Вряд ли мы скоро расстанемся, — ответила фея, наконец-то переводя взгляд на Полину. — Кажется, я очень виновата… Виновата перед своей дочерью… и многими…

— Многими?

Фея вздохнула, встряхнулась и перепрыгнула на плечо Полины.

— Сейчас не до этого, — сказала она преувеличенно бодро. — Вам ведь нужно поговорить с Хранителем.

На это возразить было нечего, и все снова посмотрели на Хранителя, по-прежнему стоявшего перед статуей Великого Змея. Казалось, что теперь там два изваяния, настолько неподвижной была фигура нага. Несколько растерянные, но совершенно счастливые норенги покачивались из стороны в сторону, вознося благодарственные молитвы.

Словно ощутив их взгляды, Хранитель повернулся к ним и неторопливо двинулся вперед. Полина неотрывно следила за изгибами мощного хвоста, за тем, как это удивительное тело перетекает со ступени вниз, и удивлялась тому, что не испытывает ни страха, ни отвращения, хотя всегда до ужаса боялась не то что змей, а даже безобидных червяков.

Хранитель дошел до круга из разноцветных камней, помедлил, вошел в его центр, прикрыл глаза. Хвост двигался будто сам по себе, и когда Хранитель уже остановился, тот еще продолжал движение, укладываясь кольцом на полу вокруг своего обладателя. Полина снова едва удержала смех, отчасти нервный, конечно. Снова вспомнился мультик из детства: "Я еще не совсем пришла, я ожидаю свой хвост с минуты на минуту"

— Мало камней… — кончик хвоста нага сердито шевельнулся и замер. — Мало… — Хранитель посмотрел на норенг, столпившихся вокруг счастливых родителей и младенцев, потом на Полину, Верена и Сая.

— Сссвятищщще Душшш… — прошипел он задумчиво.

— Оно… с ним… — начала Полина, не зная, как сказать Хранителю о том кошмаре, который там видела.

— Ззнаю, — прервал ее наг. — Нет Часссов, нет камней… Надо вернуть…

— Да мы бы с радостью, — Полина развела руками.

— И Ярон, я думаю, был бы не против их вернуть, — вставил Верен.

— Ярон? — Хранитель, казалось, задумался. — Князь?

— Да, — дружно кивнули все трое и даже фея на плече у Полины чуть подпрыгнула.

— Есссли он и правда сссогласссен вернуть… Один камень здесссь… Я чувствссствую…

— Ой, это ведь о священных камнях речь? — встрепенулась Полина. — Так у меня же вот… — она сделала несколько шагов в сторону нага, но тут же смутилась и остановилась.

— Подойди, — сказал Хранитель, внимательно наблюдая за ней.

Полина послушалась, отмечая, что Верен пошел следом. От этого страх и неловкость сразу отступили, съежились и почти исчезли. Она подошла и протянула руку с браслетом — тем, что был прежде брачным, а потом стал "браслетом долга". Металл его теперь напоминал сталь, и камень был ему под стать — такой же строгий, серо-голубой, с ровным неярким блеском.

— Сссвященный камень, — констатировал Хранитель. — Отдашшшь? — спросил он.

— Конечно, — с готовностью кивнула Полина.

— Он может исссполнить то, что захочешшшь… Принесссти тебе желаемое, — сообщил Хранитель, пристально глядя на девушку.

— Желаемое? — удивилась она. — Это Ярон, что ли, был "желаемым"?

— Нет, хххх-шшш, — рассмеялся наг. — Камень приводит к тому, чего ххочешшшь. Они ххотели сссильныхх нассследников. Те, кто забрали камни, — пояснил он, видя в глазах Полины недоумение.

— Вот оно что… — пробормотал Верен. — А если бы пожелали найти любовь всей своей жизни… — он приподнял бровь.

— Тогда камни сссоединяли бы техх, чьи душшши сссвязаны на небесссахх, — серьезно кивнул Хранитель.

— Но я уже нашла любовь всей своей жизни, — Полина улыбнулась, снова протягивая руку Хранителю.

— Правильно, иссскать иссстинную любовь нужно сссамим, — согласился наг. — Большшше ничего не ххочешшшь? — слегка удивленно спросил он, помедлив.

— А что, можно загадать желание? — оживилась Поля. — И камень исполнит? А потом отдать?

— Нет… — наг печально покачал головой, и вся его фигура начала мерно раскачиваться, балансируя на мощном хвосте.

— Тогда не отдашшшь… Тогда не сможешшшь вернуть…

— Значит, забирай, — Поля в очередной раз сунула Хранителю свою руку, теперь едва ли не под нос. — Я думала, может, помочь кому-нибудь выйдет, а если нельзя, значит, бери. Он же отсюда, его же надо вернуть.

— Ссспасссибо, — Хранитель слегка поклонился ей. — Правильное решшшение… — Он только коснулся камня в браслете, и в тот же миг камень оказался у него в ладони, а браслет просто исчез.

— Ты вернула долг, — торжественно произнес Хранитель и раскрыл ладонь.

Камень парил над ней, наливаясь свечением, меняя цвета, а потом медленно поплыл вниз и занял свое место в круге. Другие камни тоже светились, но почему-то казалось, что они должны светиться ярче, что им недостает сил.

— Мало… — с сожалением прошептал Хранитель, подтверждая это впечатление. — Но может быть… — Он выпрямился, прикрыл глаза и простер руки в стороны.

* * *

Спальня тонула в предутреннем сумраке. Ярону снился очередной кошмар. Райяна в каком-то ужасном подземелье, на цепи, окруженная врагами, тени родителей, зовущие его из темноты, ехидно смеющаяся Тамила, силуэт огромного медведя, надвигающегося на него явно не с дружескими намерениями и целое полчище мраков. Нормальные сны, обычные.

Но внезапно в них ворвалось нечто, чего никогда прежде там не было — видение подземного святилища со статуей огромного змея, изогнутого восьмеркой. У статуи серебром светились глаза, рядом потоком струился песок, падая неизвестно откуда и исчезая неведомо где.

Мерцали пепельники на стенах, сияли яркие камни, парящие внутри прозрачных колонн. Это явно было святилище, но Ярон никогда прежде его не видел. Там были еще какие-то существа, похожие на огромных кротов, и люди, вроде бы, тоже были, но князь не успел их рассмотреть.

Его взгляд словно помимо воли приковался к невероятному созданию, стоящему в круге из светящихся камней. Наг. Ярон видел нагов только на картинках в книгах мифов и еще — в книгах о Фаомире, мире, из которого приходят Хранители. На Фаомире живут и единороги, и драконы, и наги тоже.

Наг смотрел на Ярона своими сияющими золотыми глазами с вертикальными змеиными зрачками, и отвести от него взгляд было невозможно. Да и не хотелось. Этот сон нравился Ярону намного больше, чем прежние.

— Ты князь, — медленно проговорил наг.

Ярон в своем сне кивнул, не видя смысла отрицать.

— Ты нассследник техх, кто забрал Часссы Времен и сссвященные камни…

Ярон снова кивнул. Наследник, куда ж денешься…

— Ты ххотел бы вернуть их? — требовательно спросил наг.

— Еще как, — Ярон невесело усмехнулся.

Это был сон, и он чувствовал себя в нем свободно. Во сне нет смысла в расшаркиваниях. Если бы это был настоящий наг да еще и Хранитель, Ярон бы сто раз подумал, как надо с ним разговаривать. Но приснившийся наг — дело другое, тут можно не волноваться и отвечать, что в голову придет.

— Если б я только знал, как это сделать, тут же вернул бы. Но до святилища теперь не добраться… Да и камни… У меня только один.

— И ты сссогласен вернуть его? — наг склонил голову к плечу, глядя на Ярона с явной заинтересованностью. — Ты знаешшшь, что камень приводит к тому, чего желаешшшь? Есссли не хочешшшь ссссильного нассследника, он может указать твою иссстинную любовь…

— Я и так знаю, кто моя истинная любовь, — Ярон вздохнул. — Не отказался бы, конечно, если бы камень привел меня к ней. Но прежде всего мне нужен мир на землях Тено… — он осекся. — На землях Лоаниры, — закончил твердо.

Сейчас он почти забыл, что это сон, что неважно, что он будет говорить и делать, ведь сон ничего не изменит. Ему вдруг показалось, что все происходящее — реально и значительно.

— Ххорошшшо, — наг удовлетворенно кивнул. — Очень ххорошшшо. Скажи, что возвращаешшшь Часссы Времен в сссвятилище Великого Змея. По доброй воле.

— Я возвращаю Часы Времен в святилище Великого Змея. По доброй воле, — покорно повторил Ярон, хотя ощущение реальности снова ускользнуло от него, и чувствовал он себя при этом несколько глупо. Но кого стесняться во сне?

— Прекрасссно… — прошипел наг и улыбнулся. Улыбка у него была несколько жутковатая, верхние клыки заметно выдавались.

Ярон в очередной раз подивился реалистичности и логичности этого странного сна.

— Теперь отдай мне камень… — наг протянул руку.

Ярон почти машинально протянул свою — ту, на которой был браслет.

Наг коснулся камня кончиками пальцев, Ярон успел заметить, что у него длинные слегка загнутые ногти, похожие на когти, золотые, сверкающие. Камень тут же оказался в руке нага, а браслет на запястье Ярона просто растаял, как и не было его.

— Ты принял правильно решшшение, — одобрил наг. — Я поссстараюсссь помочь тебе… Прощай.

Ярон кивнул, улыбнулся грустно, ощущая, как выныривает из этой волшебной реальности-нереальности. Такие чудесные сны долго не длятся. Он и так в нем подзадержался.

Наконец все исчезло: и наг-Хранитель, и темные фигуры кротоподобных существ, и удивительные колонны, и невероятная песчаная стена, и поразительно изваяние огромного змея. Все исчезло. И браслет с руки князя исчез тоже.

Он сел в постели, в недоумении рассматривая запястье. Но сколько ни смотри, сколько ни щупай, браслета не было.

— Так это что же… был не сон? — прошептал потрясенный Ярон. Он быстро встал, привел себя в порядок, оделся. Было еще очень рано, но оставаться в постели смысла не было. Сон как рукой сняло.

Подойдя к окну, Ярон смотрел на светлеющее небо, на лениво перелетающих с места на место светов. Они устраивались на деревьях, чтобы дремать до вечера, впитывая свет.

"Интересно, снятся ли им сны", — подумал Ярон, впервые в жизни задавшись таким вопросом. И насколько близки к реальности другие сны, которые видит он сам. Снова посмотрел на руку. Браслета не было. И он почти не сомневался, что Часы Времен тоже исчезли из малого святилища. Оно когда-то было посвящено Олиане, а потом в него перенесли Часы и начали называть святилищем Времен.

— Не сон, — пробормотал Ярон. — Это был не сон.

Он неожиданно широко улыбнулся, впервые за очень долгое время. Ведь это значит, что третий Хранитель вернулся.

ГЛАВА 36. Хранитель и шаманка

Хранитель простер руки в стороны раскрытыми ладонями вверх, а глаза напротив — закрыл. Полная неподвижность, абсолютная тишина. Все ощущали, что происходит что-то важное, так что даже дышать надо очень тихо и осторожно, чтобы не спугнуть Чудо. И оно случилось.

Пальцы Хранителя шевельнулись, сверкнули золотые когти, а на ладони оказался камень — такой же невзрачный, как и тот, что был у Полины, но вот он увеличился, стал полупрозрачным, налился переливчатым сиянием… Похищенное чудо вернулось домой. И стало таким, каким должно быть. Но это было еще не все.

Над пустым постаментом, где сиротливо лежала маленькая фигурка змея, возникло туманно-хрустально сияние и из него проступили огромные песочные часы. Невероятные и волшебные. Фигура дракона, распахнувшего крылья, была изображена сверху. Единорога с развевающейся гривой, бегущего так, что это больше напоминало полет по травяному небу, — снизу. А маленькая фигурка змея заняла свое законное место на перемычке, где две колбы переходили одна в другую.

— Камни ещще не всссе… — задумчиво проговорил Хранитель. — Но мне ххватит, чтобы отправитьссся в сссвятищще Душш.

— Ты покидаешь нас, великий? — осмелилась обратиться к нагу мать рода.

— Я вернусссь, — пообещал Хранитель. — Нужно очиссстить сссвятилище Душш. — Он, казалось, заколебался, осматривая восхищенно взиравших на него норенг и взволнованных людей.

— Вам нужно к другому Хранителю, — сообщил наг, задумчиво созерцая потолок и слегка покачиваясь на хвосте. — Он может знать, как очиссстить зараженныхх мраком. Вам нужно в сссвятилище Лоришшша.

Наг плавно взмахнул рукой, и все камни, что лежали кругом на полу, поднялись в воздух. Наг направился к Часам, камни плыли за ним по воздуху. Рука с золотыми когтями коснулась фигурки змея на часах, и камни, мгновенно уменьшившись до размеров песчинок, влетели в приоткрытый рот змея и упали в верхнюю колбу часов.

Хранитель несколько секунд покачался на хвосте, глядя на Часы, отвернулся и подошел к одной из колонн. Приложил к ней руку, из прозрачного тела колонны ему на ладонь выпал темно-фиолетовый камень неправильной формы, изумительно гладкий, мерцающий шелковым блеском.

— Этот камень перенесссет вассс куда нужно. Но сссначала отдоххните. Ещще есссть время. Немного. Когда будет пора, камень засссветитссся.

Верен осторожно принял камень из рук Хранителя и молча поклонился в знак благодарности.

— О великий, — снова возгласила мать рода. — Не оставляй нас. Мы так ждали твоего возвращения. Мы не понимаем, почему ты оставил нас… Ведь мы не виноваты в том, что люди похитили Часы. Мы бессчетное число раз приносили новую жизнь в этот мир пред ликом Шере-Лоа-Ри. И ни разу ты не откликнулся. Прости мою дерзость, но мы хотим знать…

— Да, ты дерзка, мать рода, — сурово ответил Хранитель. — Но дерзосссть твоя не в том, что ты ссспрашиваешшь, а в том, что ты уверена: лишшь люди виноваты. Но вашша вина была первой. Норенги чинили препоны, мешшали людям прихходить к лику Великого Змея. Не принимали рожжениц из людей, ххотя Великий Змей радуется любому рождению.

— Тогда люди и решшили поххитить Часссы. Они виновны. И вы виновны. Потом некоторые из вассс решшили мссстить. И всссе стало ещще ххуже. Даже теперь вы не поняли… Сссвятилище начало возрожждаться, когда здесь родилисссь человечессские дети. И когда мать рода оссстановила сссвоих порабощенныхх злом детей. Вы наконец-то поссступили правильно. Теперь вы должны позаботитьссся о нихх. Они бессспомощны теперь. Исссправьте, что сссможете и… Покайтесссь.

Норенги дружно бухнулись на животы, простирая к Хранителю лапы-ласты.

— Не передо мной, — хвост его нервно задергался, и он отступил подальше. — Перед Всссетворцом. И Сссыном Его — Шшере-Лоа-Ри.

— Позаботьтесссь о детяхх и ихх родителяхх. Мне надо ссспешшить. Сссвятилище Душш ждет, души ссстрадают, — отдав приказ почтительно внимающим норенгам, наг стремительно приблизился к Полине.

Он был намного выше нее, и девушка замерла перед ним буквально, как суслик перед удавом. Близость Хранителя ощущалась всем телом, от него исходил сухой жар, тугая, плотная сила, наэлектризовавшая пространство, и невозможно было отвести взгляд от его немигающих глаз, затягивающих куда-то, так что все мысли улетучивались, тело становилось легким и словно прозрачным, как и сознание.

— Покажи, — Хранитель коснулся своим золотым когтем левой руки девушки, где снова был виден серебряный браслет, переплетенный восьмеркой, с красным камнем в центре.

Чары невидимости, наложенные Вереном во время пребывания у Леяны, спали. Полина даже не заметила, когда это случилось. Наверное, после пробуждения святилища и появления Хранителя. Полина нерешительно подняла руку. Все же этот Хранитель немного пугал ее, его жаркая сила и притягивала, и беспокоила.

— Иссскра Жизни… Дар Шшере-Лоа-Ри, — Хранитель закрыл глаза и несколько секунд раскачивался на хвосте.

Полина за это время едва не впала в транс и с трудом очнулась, когда Хранитель заговорил снова.

— Ты сссможешшь подарить ее тому, кто разомкнет круг сссудьбы. Запомни. Иссскра Жизни — бесссценный дар… Есссли… она разомкнет круг судьбы… Есссли решшится…

— Кто? — осмелилась спросить Полина, так как видела, что наг сейчас завершит разговор и вряд ли удастся узнать что-то еще.

— Не ссскажу. Не могу сссказать. Узнаешшь, есссли… это ссслучитссся. Ххрани вассс Всссетворец. Прощайте.

Наг приложил ладони к ближайшей колонне и исчез.

* * *

Тайра снова обратилась гиеной и бежала впереди, ТашНорШера шла за ней, но двигалась она тяжело, словно преодолевая сопротивление, и казалось, что гиена тащит норенгу, влечет ее вперед своей силой, не позволяя останавливаться, прислушиваться к песне несчастной матери порабощенного рода, впадать в оцепенение.

— У логова Отступника наверняка охрана, — прищурилась Райяна, первой пришедшая в себя после легкой "контузии" от начальных звуков песни норенги.

— Конечно, охрана, как же иначе, — знакомо хихикнула шаманка. — И сам Отступник сидит там, как паук на паутине. Но если все получится… если пойдет все нужным путем… скоро паутина задрожит… Затрясется. Если Хранитель вернется, паутина затрясется, да, — желтые глаза гиены вспыхнули огнем "священного безумия", как это нередко случалось с шаманками. — Паук тогда побежит… побежит смотреть, кто трясет паутину… Тут-то нам и надо успеть да суметь…

— А разве шаманка, не лишившаяся своего дара, не сильнее, чем Отступник? — спросила Райяна. — Разве ты… — она помедлила, вспоминая, как Тайра себя назвала, — Дальнозрящая, не можешь его…

— Убить? — вскрикнула Тайра. — Сил-то хватило бы, да… — проговорила она тихо и глухо. — И силы есть, и желание… Много бед натворил… Убила бы и не вздрогнула, и не вспотела. Да нельзя. Нельзя-нельзя-нельзя… — забормотала она. — Никак нельзя. Того ты не понимаешь, что истинной шаманке никого убивать нельзя, никогда. Знаешь, что будет, если настоящая шаманка, долга не предавшая, добра желая, убьет хоть кого-нибудь? Знаешь?

Рысившая за гиеной волчица только молча помотала головой. Тайре не нужно было ее видеть, чтобы знать ответ.

— Тогда не будет больше шаманок на Лоанире. Дар отнимется у всех и не вернется больше. Никогда. Так на многих мирах уж бывало… Может, слабенький дар у кого-то и будет… Но настоящим шаманкам после этого не бывать. Закон такой, да. А если шаманку убьют… тоже плохо будет… очень плохо… Но что будет — того и я не вижу. Так что забудь. Каждому свой дар и свое служение…

— Если б я могла… если б могла… — это прозвучало настолько угрюмо и зловеще, так что у Райяны даже шерсть на загривке поднялась. — Не стала бы вас здесь водить… Но не могу я. Все, что могу — привести вас, да подсказать… может, еще чем помогу, чтоб пройти… Но и это не все… ох не все… — вдруг закручинилась Тайра. — Еще бы средство нужное получить… Нам бы средство получить, чтобы мраков излечить.

— А их можно излечить? — обрадовалась Райяна.

— Если средство нужное будет, — отрезала шаманка и замолчала так глухо, что стало ясно: сейчас от нее ничего больше не добьешься.

ГЛАВА 37. Передышка

После исчезновения Хранителя Полина, Верен и Сай пробрались к счастливым родителям. Мирна уже покормила младенцев и теперь выглядела настолько счастливой и умиротворенной, что от нее, казалось, исходило сияние.

— Поздравляем, — неуверенно проговорил Сай, нарушив затянувшееся молчание.

Представшая картина была настолько интимной и в то же время — значительной, что какое-то время все трое не могли выдавить ни слова.

Лежавшая на боку Мирна подняла взгляд и обласкала им всех троих.

— Это благодаря вам, — сказала она тихо. — Если бы не вы… — тень пережитого скользнула по ее лицу, но тут же исчезла, смытая удивительным счастьем обретения.

Жизнь, так долго остававшаяся тайной, медленно созревавшей внутри, жизнь, ставшая уже такой дорогой, дороже всего в мире, теперь была рядом с ней, и можно было увидеть, прикоснуться, прижать к груди и вдохнуть неповторимый запах — ее дети. Даже не один. Двое… Целых два чуда разом. Сигирд тоже улыбался, заплетая растрепавшиеся волосы любимой — волнистые и длинные — в свободную косу.

— Спасибо вам, — серьезно сказал он. — Если когда-нибудь я смогу что-нибудь сделать для вас… Я все сделаю.

— Вам нужно к князю, — Верен усмехнулся уголком губ. — Не прямо сейчас, конечно. Сейчас действительно здесь безопаснее всего. Но потом — обязательно. Я вспомнил, где слышал это имя. Мирна — так звали дочь князя. Это ведь ты? Дочь Ярона?

Мирна на мгновение замялась, быстро взглянула на Верена, но все же кивнула.

— А твоя мать? Кажется, Марийка, да? Что с ней?

— Мамы больше нет… — слезы мгновенно подступили к глазам Мирны, но она быстро смахнула их и снова улыбнулась своим детям. — Черная лихорадка ходила три года назад. Почти все болели. Я поправилась, а мама — нет…

— Как же вышло, что вы оказались так далеко, без помощи и защиты? Ярон же не мог…

— Конечно, отец не мог, — Мирна вздохнула. — Это все та женщина… Тамила. Мама ее очень боялась. Она угрожала, что убьет меня, если узнает, что мы посмели написать, не говоря уж о чем-то большем. Не знаю, стоило ли так ее бояться… Когда мамы не стало, я засомневалась в этом и думала не отправиться ли все же к отцу, но потом… я встретила Сигирда…

— Понятно, — Верен кивнул. — И как же вы жили все это время? Совсем без помощи? Тяжело было, наверное?

Мирна слегка пожала плечами.

— Как все. Только мама заставляла меня скрывать, что я оборотень. К ним не всегда хорошо относятся. А так — ничего, хорошо жили. Обустроиться люди помогли. Мама никакой работы не боялась, ничего.

Мирна опустила глаза.

— Я помню отца. И мама иногда рассказывала о нем. Знаю, он меня любил. Может, и сейчас любит.

— А ты? — осторожно спросила Полина, усевшаяся на край широченного ложа, предназначенного для родов норенг. — Ты очень… обижена на него, да?

Мирна помолчала, сжав губы.

— Иногда я злилась на него. Когда слышала, как мама плачет по ночам. Но она всегда говорила, что отец ни в чем не виноват. Она сама в него влюбилась и решила… Решила, что хочет настоящего счастья, пусть и недолгого. Она никогда и не думала, что он на ней женится. Княжеский сын на простой девчонке, даже и не оборотне. Думала, он бросит ее через месяц или уж, самое большее — через год. А он был с ней десять лет и жениться хотел. Правда хотел. Она мне и перед смертью говорила, чтобы я отца не винила. Она никогда не жалела о тех годах. Десять лет счастья — это не каждому выпадает… — Мирна всхлипнула и склонилась к головке дочери, слезы все-таки настигли ее.

— Когда мамы не стало, я тоже на него злилась, поэтому к нему и не пошла. Тамилу эту я не боялась, ничего бы она мне не сделала. Я все-таки волчица, хотя и необученная, перекидывалась редко, но все же. Я просто… не захотела. Решила, что не нужен он мне, раз я ему не нужна. Переехала в другой поселок, а там Сигирда встретила. Люди в Светании хуже живут. И беднее, и страха много. В Теновии мы такого не видели, я и не думала, что так может быть — все боятся, все друг за другом следят, люди пропадают…

— Когда Сигирд мне про свою мать рассказал, я подумала, что не такой уж и плохой у меня отец… И на змее той он не женился. Она ведь этого хотела. Если бы женился… не знаю, смогла бы я его простить… Но она все равно своего не добилась. Значит… Если все, что мама говорила, правда, в помощи и защите точно не откажет. Как думаете, он нас примет? — спросила робко, взглянув на Верена и Полину. — Вы ведь его знаете?

— Конечно, примет, даже не сомневайся, — Верен вздохнул. — Если бы он знал, как Тамила с вами поступила… Наверняка ведь врала ему, что вы устроены и всем обеспечены, а деньги себе забирала, змея…

— Да Тена с ними, с деньгами, — Мирна махнула рукой. — Мы и без них не пропали. А видеться с ним — все равно что каждый раз по поджившему да ножом — это мама такговорила. И права, наверное, была. Я скучала по нему поначалу очень, а потом забываться стал… Нет, повидаться да снова врозь — это еще хуже. Так что уж как сложилось, так сложилось, — Мирна коснулась губами ручки сына и улыбнулась. — Главное, что они живы.

— Вот ведь как бывает, — задумчиво протянула Полина. — С мамой твоей князь расстался, чтобы сильные наследники были. А они — вот они, наследники-то…

Скоро Мирна задремала, остальные тоже устроились на отдых, перекусив оставшимися припасами. Норенги натащили каких-то мягких шкур, от которых пахло мхом, так что было даже не понять, носили ли их прежде какие-то звери или это сделано из подземной растительности. Принесли они и еды, уверяя, что людям это тоже можно.

Верен попробовал нечто, похожее на кашу, зеленоватого цвета со слабым и незнакомым запахом и разрешил поесть ее Полине и Саю. Блюда из грибов пахли вкуснее, но у ворона они вызвали сомнения.

— Отравиться не отравимся, но они могут вызывать сонливость и… хм… интересные сны.

Полина фыркнула, Сай заинтересованно покосился на предложенное угощение, но есть не стал.

— Тебе, наверное, лучше остаться здесь, с Мирной и Сигирдом, — сказал Верен еноту, когда с едой было покончено и они устраивались на отдых рядом с ложем, на котором по-королевски возлежали Мирна, младенцы и даже Сигирд поместился с краешку.

— Не надейся от меня отделаться, — Сай прищурился. — Я тоже хочу увидеть святилище Лориша. И вообще… — он неопределенно взмахнул рукой.

— Еще не насытился приключениями? — усмехнулся Верен.

— Точно, не насытился, — согласился енот. — С вами жизнь такая интересная пошла, что я ни за что не хочу это пропустить. Потом буду девушкам рассказывать, как спасал мир вместе с вами — прославленными героями. Но чтобы рассказы звучали правдоподобно, я должен хотя бы увидеть, как это будет.

— Может ведь случиться так, что рассказывать о своих и наших приключениях тебе придется уже… в царстве Лориша, — серьезно ответил Верен. — Пойми меня правильно, я впечатлен тем, как ты бросился на защиту Мирны, но… Мы все-таки лины и у нас больше шансов уцелеть. Серьезно. Я не для того тебя лечил, чтобы ты… — он замялся, подыскивая необидную формулировку.

— Чтобы я бездарно сдох, потому что енот в вашем путешествии зверь бесполезный и беспомощный? — печально улыбнулся Сай. — Я понимаю, ты не думай. И не обижаюсь. Ведь так и есть. Но… мне почему-то кажется, что я могу вам пригодиться.

— Ну если ты решил…

— Решил, — серьезно кивнул Сай, укладываясь. Через минуту он приподнял голову и сказал: — Кстати, спасибо. За то, что вылечил. И с тарнами не бросил.

— Я бы бросил, — честно ответил Верен.

— Я знаю, — хмыкнул Сай. — И все равно спасибо. Вам обоим.

Когда все затихли, Верен и Полина не сговариваясь обнялись, соприкоснувшись лбами. Несколько секунд покоя, такого полного, что дольше он продлиться не мог, не бывает полного покоя в этом беспокойном мире.

Их губы встретились, и прошло уже намного больше, чем несколько секунд, прежде чем Полина смущенно прошептала:

— Неудобно… здесь… Священное место ведь.

— Ну, насчет этого я не стал бы волноваться, — улыбнулся Верен. — Великий Змей, пожелавший, чтобы в его святилище рожали детей, благосклонно относится к любви во всех ее проявлениях, лишь бы была настоящей. А наша ведь настоящая?

— Настоящее не бывает, — прошептала Полина и сама не заметила, как оказалась вовлечена в новый поцелуй, возвращающий надежду, силу и уверенность после пережитых потрясений, согревающий нежностью, дарящий веру в чудо.

Чудо быть вместе — всегда.

ГЛАВА 38. Путь к Лоришу

Они успели проснуться и даже перекусить, прежде чем фиолетовый камень начал светиться, — все ярче и ярче, переливаясь из лилового в черноту, расцвечиваясь плавными прожилками, словно бежали, расходясь и вновь сливаясь, тропки, уводящие куда-то вглубь, к недоступным основам материи, к незримым тайнам бытия.

Полина схватила Верена за руку, но ничего не произошло, пока к ним не подскочил Сай, тоже ухватившийся за ворона.

— Вот видите, он меня ждал, — успел самодовольно заявить енот, прежде чем всех троих сначала закрутило, словно в гигантской воронке, а потом выбросило в абсолютную черноту полной неизвестности.

Такой темноты никто из них еще не видел — ни разу в жизни. Абсолютной, полной, густой, так что казалось: в ней можно захлебнуться и утонуть. Верен рвано выдохнул и крепче сжал руку Полины. Фиолетовый камень, доставивший их сюда, благополучно растворился в пространстве или, может быть, вернулся обратно — в святилище Шере-Лоа-Ри.

— Сай, держись за меня и не суетись, — внушительно предупредил Верен. — Все будет в порядке. Здесь так и должно быть. Правда…

— Что? — вскинулся енот, до боли вцепившийся в плечо Верена.

Ворон поморщился, но не стал ничего об этом говорить.

— Правда, я надеялся, что Хранитель направит нас сразу в святилище или что с нас хватит и малого святилища. Обычно все паломники бывают именно в нем. А настоящее святилище Лориша посещают крайне редко и, по большей части, только шаманы да вороны, и то далеко не все. Попасть в него не совсем просто, потому что, хотя Лориш и ждет всех, но не при жизни.

— А где Фая? — едва ли не подпрыгнула на месте Полина. — Фаюшка.

— Я здесь… — тихо-тихо, зато прямо в ухо, ответила фея. — У тебя на плече, как обычно. Но здесь я почему-то не свечусь…

— Здесь не может быть другого света, кроме Светильника Лориша. Наверное, мы его скоро увидим. Постойте спокойно. Нам здесь ничего не грозит. Если не будем суетиться.

Последнее дополнение было куда важнее, чем могли представить Полина и Сай. Помимо Верена, только фея знала, что они могут свалиться в пропасть, если "будут суетиться", но она благоразумно помалкивала.

Верен прикрыл глаза и снова открыл. Ничего не изменилось, да он и не ждал этого, просто пытался сосредоточиться и решить, что делать дальше. Хотя раньше он лишь слышал и читал о том, каков путь к истинному святилищу Лориша, сам по себе Верен прошел бы его легко, в этом не было сомнений. Но он был не один, и это все осложняло.

На этой дороге нельзя было перекидываться, ее следовало пройти в человеческом теле, и идти мог только один человек. Но… у них все как-то не так. Вроде бы Ворон Лориша может провести этой дорогой кого-то еще. А двоих может? А если они все же перекинутся? Тогда он мог бы донести их…

Осторожно, медленно, он повернулся. Вот и Светильник Лориша. Вдали молочным светом переливается огонек, похожий на лилию. Дойти до святилища очень просто: нужно идти на этот свет.

Ну а то, что дорога проходит по подвесному мосту, перекинутому над пропастью и даже не имеющему перил — это мелочи. Нужно просто идти на свет. Для него это легко. Но отправить этой дорогой Полину и даже Сая — немыслимо. Хорошо, что они ничего не знают про мост и пропасть. Полина точно не знает. Сай, вероятно, тоже.

Большинство оборотней Лоаниры даже не подозревает, что помимо малого святилища, которое все и считают святилищем Лориша, есть Истинное, скрытое в горах, недоступное, тайное. Силы, спящей в нем, довольно, чтобы уничтожить целый мир, поэтому оно не место для простых паломников. Хотя, конечно, простые паломники и не сумели бы воспользоваться этой силой, но все же…

— Ты позволишь нам пройти втроем? Позволишь мне донести их? — мысленно спросил Верен, сам не зная, у кого.

Он чувствовал, что здесь есть некто, наблюдающий за ними, и этот некто вполне может ему ответить. Может быть, дух-хранитель святилища? Почему бы и нет. У такого места — совершенно особенного, уникального, переполненного силой, вполне может быть дух-хранитель.

— Я не позволю никого "донести" простому ворону, — отозвался дух.

— А Ворону Лориша? — спросил Верен.

— Может быть… кого-то одного.

— Позволь нам пройти. Ты же видишь, мы стараемся не для себя.

— Вижу, — был лаконичный ответ.

— Прошу тебя.

— Ты ведь знаешь, что нужно. Знаешь, но не хочешь принять. Это твой выбор. Вы можете вернуться обратно. Хочешь, я верну вас обратно?

— Верни Сая. А я донесу Полину.

Дух рассмеялся.

— Глупый ворон… И память у тебя короткая. Без него вам нечего там делать.

— Хорошо, — Верен опустил голову. — Позволишь ли ты Князь-ворону пронести двоих. И фею, — прибавил он, спохватившись.

Дух снова рассмеялся.

— Фею — сколько угодно. И конечно, я позволил бы Князь-ворону пронести двоих. Какие же вы странные, люди… Другие готовы уничтожить все, лишь бы получить власть. А ты принимаешь ее, как приговор.

— Это и есть приговор, — горько ответил Верен. — Пожизненный. Никогда больше не принадлежать себе. Никогда… — в душе у него поднялась целая буря, в груди пекло, и жгло глаза.

Неужели, это слезы? Слезы, которых он не проливал с тех пор, как попрощался с матерью.

Как он хотел просто жить. Просто любить и беречь свою семью. Ничего больше. Неужели он хотел слишком многого? Никогда не выбирать между общим благом и безопасностью своих близких… Как пришлось отцу.

Верен осознавал, что именно это тяготеет над ним. Он понимал отца. Восхищался им. И не мог его простить. Вереней спас многих. Но не смог спасти свою жену и сына от одиночества, отчуждения и презрения окружающих.

Дух помолчал, и в его молчании Верену почудилось понимание и даже сочувствие.

— Да… ты понимаешь, что такое власть… Поэтому ты и достоин ее. Но ты все еще не готов. Я согласен. Попробуй пронести двоих. Как Ворон Лориша. Но твой путь будет тяжелее, этого я не могу изменить. Однако тебе он по силам.

— Благодарю тебя, дух-хранитель.

— Перекидывайтесь, — сказал Верен уже вслух, обращаясь к Полине и Саю. Только осторожно, не сходите с места.

Призыв к осторожности был излишним, они и так были достаточно напуганы, но держались. Через минуту Верен пристроил суслика на груди, а енот забрался ему на спину и так вцепился лапками в шею, что ворон зашипел.

— Я тебе не дерево, — возмутился он. — Держись за плащ.

Енот виновато засопел и покорно ухватился за плащ, хотя он и его умудрялся процарапывать насквозь, его когти ощущались сквозь все слои одежды. Фея пристроилась у Верена на плече, и каким-то образом он ее чувствовал: слабое щекотание и даже едва заметное покалывание, словно по щеке проводили наэлектризованной шерстью. Наконец все было готово.

Светильник Лориша мерцал впереди. Верен сделал шаг, под ногами чувствовалась твердая и достаточно надежная поверхность. Но через несколько шагов ее сменило нечто шаткое, начинающее раскачиваться от малейшего движения. Верен был готов к этому. Подвесной мост. Самый шаткий из всех возможных. Но он отлично умел держать равновесие и двигаться так, чтобы колебания моста были минимальны.

— Не шебуршись там, — шикнул он на енота, завозившегося у него на загривке. — Сиди тихо-тихо, понял? Вообще не шевелись.

Сай покорно проскулил что-то. У Верена возникло подозрение, что он догадался или, может быть, вспомнил, что им предстоит. Хорошо, что помалкивает. Полина точно не знает.

Как оказалось, и он, Верен, тоже не знал. Когда дух-хранитель сказал, что путь будет тяжелее, он не придал этому особого значения. Подумал, может, дорога станет длиннее? Или что-то в этом роде. Но того, что Светильник Лориша может просто исчезнуть из виду, он не ожидал. Постоял несколько секунд, всматриваясь в совершенно непроглядную тьму, Светильника не было.

Проблема имела единственное решение, и оно было бы простым, если бы не прижавшееся к груди теплое хрупкое тельце. Полина.

Верену был незнаком страх высоты. Наверное, он всегда подспудно ощущал, что не сможет упасть, что за спиной распахнутся крылья. Всегда чувствовал это, даже не подозревая, что на самом деле может летать. И сейчас он почти не боялся — за себя. Конечно, он ощущал внутренний трепет, такой, что даже дыхание перехватывало, но это было даже по-своему приятно. Ему нравилось преодолевать это, нравилось, когда захватывало дух. Это как… летать. Однако сейчас с ним была Полина, и это все меняло.

— Я согласен, — Верен мысленно обратился к духу-хранителю. — Я приму свою…

— Теперь уже поздно, — отозвался тот, оборвав ворона. — Твое вынужденное согласие ничего не изменит. Оно бы ничего не изменило и с самого начала. В путь отправляется тот, кто пришел сюда. Сюда пришел Ворон Лориша. Но Князь-ворон — нет. Он не пришел. Светильник все еще горит. Иди.

— Примешь что? — мысленно спросила Полина. — С кем ты говоришь? — теперь, в звериной ипостаси, она слышала его мыслеречь, но дух-хранитель говорил только с Вереном. — Может быть, я могу помочь?

— Все в порядке, — он сам удивился, насколько спокойно и уверенно это прозвучало. — Вы можете помочь мне только одним — сидеть очень тихо и не шевелиться. Я знаю, как тут пройти, и пройду. Все так, как и должно быть.

Верен прикрыл глаза и снова открыл. Светильника не было видно. Но уверенность и в самом деле вернулась к нему. Он пройдет. Теперь деваться некуда, выбора больше нет, и это, как ни странно, успокаивало.

Выбора и не было. Вернее — он был раньше, до того, как они попали сюда, но не теперь. Сейчас ни к чему сожалеть о несделанном прежде. Надо просто идти вперед. Но сначала найти Светильник.

Он начал медленный разворот. Все просто. Если не видишь Светильник перед собой, надо повернуться. Человек запаниковал бы. Ворон знал, что нужно делать, и чувствовал обманчивость этого места. Его не удивляло, что он оказался развернут, что для движения строго вперед, нужно повернуться назад. Главное — осторожность, медленность, выверенная плавность движений.

Сорок пять градусов: что-то появилось в поле зрения, свечение сбоку, но голову поворачивать нельзя, нужно развернуться к ориентиру лицом. Еще поворот, девяносто градусов, он отлично ощущал свое тело в пространстве, точно знал, насколько развернулся, и знал, что не сошел с места. Да, а вот и Светильник. Идти к нему, не сводя с него глаз. Метр, другой, десять.

Мост качается, реагируя на малейшее движение, но он поймал нужный ритм, такой, который раскачивает мост минимально. И когда этот ритм был окончательно пойман, Светильник мигнул и уплыл в сторону — сначала немного. От желания повернуться вслед за ним заломило шею, но он не сделал этого. Остановка, новый разворот.

Сознание человека отказывалось принимать это, не могло смириться с тем, что нужно развернуться и идти в сторону, когда ты на прямом подвесном мосту, и мост этот — над пропастью. Но сознание ворона было рядом, и оно могло принять это и справиться с этим. Разворот.

На этот раз хватило примерно тридцати градусов. И снова вперед — метров двадцать. Светильник издевательски мигнул и уплыл прочь. Остановка и разворот. На сто восемьдесят градусов ровно.

Разум кричит о том, что теперь он идет не вперед, а назад, и, учитывая прошлые повороты, — вообще неизвестно куда. Но сознание здесь помочь не могло. Ты веришь только Светильнику, идешь только к нему. Если ты не можешь довериться Светильнику, что ведет тебя над пропастью, тебе нечего делать в Истинном святилище Лориша.

Он дойдет. Сколько бы его ни путали, как бы ни закручивался путь, как бы ни качался мост. Дойдет. И донесет своих спутников. Им тоже страшно сейчас. Очень страшно. Может быть даже страшнее, чем ему. Потому что они вообще ничего не понимают, не знают, что происходит, почему и как. И совсем ничего не могут поделать. Беспомощность и непонимание — это тяжело. Но они справятся.

Сидят тихо и по ощущениям даже не дышат. А ведь чувствуют, как качается мост, и все они — вместе с ним. И наверняка догадываются, что это именно мост. Обычные дороги, проложенные по тверди, не качаются. Они справятся.

Они справились, — понял Верен, когда Светильник в очередной раз исчез из виду, но теперь он не уплыл в сторону, а растаял в дневном свете. И под ногами тоже ничего больше не качалось, хотя Верен продолжал ощущать качку, и голова у него внезапно закружилась, то ли от пережитого напряжения, то ли от облегчения.

Он стоял на твердой земле, на краю обрыва, что срывался в пропасть за его спиной, а прямо перед ним высился скальный массив и темнел вход в грот — Истинное святилище.

Ноги у него задрожали так сильно, что он не сумел на них удержаться, падая на колени. Мир вокруг кружился и переворачивался, сознание уплывало в качающуюся, бесконечно качающуюся темноту, в которой плясали десятки, сотни, тысячи светильников…

Сай и Полина, спрыгнувшие на землю и перекинувшиеся, буквально волоком оттащили его подальше от края пропасти, над которой протянулось нечто, вряд ли заслуживавшее именоваться мостом.

Белое от ужаса лицо Полины, огромные глаза Сая, в которых тоже плещется ужас. Они смотрят на пропасть, на мост, и снова на него. Верен едва сумел сдержать безумный смех. Он дошел.

ГЛАВА 39. Истинное святилище

— По преданию, Истинное святилище Лориша тоже построили норенги, — сообщила фея, когда трое людей кое-как пришли в себя.

Они сидели на голых камнях, привалившись к шершавому серому боку скалы, смотрели на взмывающие в пронзительно голубое небо горные пики, на величавые вершины, увенчанные снежными мантиями, на плывущие рядом с ними облака.

Холодная красота горной страны вызывала восхищение. И желание оказаться где-нибудь, пусть в менее красивом, но зато более дружелюбном месте. Например, вон в тех зеленеющих долинах, что кое-где проглядывали между горными грядами. Вдали радужно искрился каскад водопадов. Красиво до боли. И сидеть на голых камнях — тоже больно. Ветер здесь резкий, почти такой же обжигающий, как солнечный свет. Да, такие красоты хороши на открытках. А в жизни они подходят только для любителей экстрима. Полина экстрим не любила, поэтому всей душой надеялась, что им не придется выбираться отсюда своим ходом. А на "мост", выглядевший веревочкой, качающейся над бездонной пропастью, и вовсе смотреть не могла без содрогания.

— Они же под землей живут, — пробормотала она, передавая фляжку с водой Саю. — Норенги.

— По преданию, — снова завела фея, покосившись на своих слушателей с некоторой долей осуждения, — прежде норенги жили на поверхности и были… людьми.

— Чего? — на этот раз изумился даже невозмутимый Верен.

Фая радостно подпрыгнула, вскочив на округлый валун, как лектор на сцену. Изумлять она любила.

— Да-да. Я это только тут и вспомнила… Прежде норенги были людьми. Сильными магами земли. Они могли обращаться в… ну… в норенгов они могли обращаться. Но большую часть времени были людьми. Разве что чуть пониже ростом, пошире в плечах. Работали с камнями, выплавляли металлы, создавали уникальное оружие, украшения и артефакты. Но у тех из них, кто оставался под землей дольше прочих, магия проявлялась сильнее. Они научились создавать все то, чем были так славны их мастера, без всяких инструментов, одной только силой мысли, волей и магией. Ну и… постепенно они все переселились под землю и стали постоянно оставаться в своих магических телах. А потом и вовсе разучились обращаться людьми. Но до сих пор норенги могут зачать потомство только на поверхности, что лишний раз доказывает их, так сказать, поверхностное происхождение. Те, кого считают достойными этой чести, выбираются наверх по ночам, чтобы совершить брачный ритуал, ну и… все остальное. Любить друг друга они могут и под землей, но зачатие возможно только наверху. Однако есть вероятность, что некоторые из них остались среди людей. Они наоборот утратили большую часть магической силы, но по сравнению с людьми и оборотнями, они все равно могут быть прославленными мастерами. Очень может быть, что известный Северный и Восточный Мастера и есть норенги. С примесью человеческой крови, конечно, но все-таки.

— Ладно, — протянул Верен, поднимаясь, — это, конечно, очень интересно, но нам сейчас вряд ли поможет. Пора идти, — он без особого энтузиазма посмотрел на темнеющий вход.

— И какие еще чудесные сюрпризы нас там ждут? — поинтересовался Сай.

— Да вроде бы ничего такого… — Верен покосился на енота.

Помнит он, что кто-то должен позвать Хранителя через Священный Огонь? И раз их здесь трое, но ни он, Верен, ни Полина, сделать этого не могут, то… Наверняка помнит. Вон как тревожно косит глазом.

Они одновременно подошли к ломаной арке входа. По сути никакой арки и не было, все здесь представало грубым и диким в своей первозданности. Если это святилище действительно строили норенги, то в то время их подход к строительству был совершенно иным — они просто немного подправили обрамление природного места силы, постаравшись оставить его в наиболее естественном виде, и в этом тоже было что-то правильное, как и в выверенной гармонии других святилищ.

Внутри паломников ждал постепенно расширяющийся природный грот с грубыми неровными стенами и сводом, уходящим в недоступную взгляду высь. Грот заливал призрачный голубоватый свет, исходивший от спиральных колоний светящихся лишайников, облюбовавших эти стены и изрисовавших их причудливыми символами вечности, словно нарочно созданными для подобного места.

— Горные миражи… — прошептала фея на ухо Полине. — Эти растения родственны пепельникам, но не растут в подземельях. Чаще всего встречаются в горах, в местах, богатых природной силой. Говорят, если долго смотреть на них, можно заглянуть в иные миры… Или отделиться от тела и уйти за грань.

— Или сойти с ума, — вставил Верен. — Шаманки уходят в горы во время посвящения, в места, где растут миражи. Остальным же лучше рядом с ними не задерживаться.

Полина моргнула и потрясла головой. Закручивающееся кольцами, овалами и спиралями сияние действительно словно затягивало в себя, приковывая взгляд и затуманивая сознание.

Через несколько десятков метров начиналась самая широкая часть грота, освещенная, помимо голубого свечения миражей, еще и дневным светом, проливавшимся вниз через пролом в своде. Похоже, что пролом этот тоже "входил в план, он не казался случайным, ведь именно здесь располагалось главное место святилища, и лившийся сверху свет выделял его, высвечивал, создавая совершенно особую игру голубоватого сияния и солнечных лучей, падающих вниз и разбавляющих холодную голубизну живой и теплой золотистостью.

У дальней стены высилось традиционное для лоанирских святилищ изваяние. Снова Лоана и Лориш, вернее, на этот раз — Лориш и Лоана. Эти статуи казались несколько более грубыми, их не раскрашивали, не пытались приукрасить, но от этого их воздействие на паломников не уменьшалось, скорее напротив — усиливалось.

Изваяния из светло-серого камня были созданы гением. Наклоном головы, мягким изгибом шеи, очертаниями рук, каждой линией своей они передавали внутреннюю суть, передавали глубину чувств, запечатленное в камне мгновение подлинной жизни.

Лориш был изображен одновременно задумчивым и исполненным нежности. На его раскрытой ладони лежала морская раковина, из которой время от времени стекала по капле темная жидкость, заполняя небольшой бассейн у его ног. На другой руке он держал Лоану, представшую здесь маленькой девочкой в бережных объятиях старшего брата.

Лоана улыбалась и была мало похожа на ту строгую богиню с возвышенным выражением лица, которая была изображена в ее святилище, в Светании. Здесь это был ребенок, доверчиво склонивший голову на плечо брату. На ее ладони трепетала светящаяся радужная бабочка. Лоана рассматривала ее с тем восхищенным и непосредственным детским интересом, что хорошо знаком родителям маленьких детей, радостно открывающих для себя мир.

Бабочка под ее взглядом становилась больше и вдруг… — вспорхнула, медленно опустившись на темную гладь бассейна. Там она сложила и снова раскрыла крылышки, а потом медленно превратилась в цветок, напоминающий лотос, мерцающий, молочно-белый, прекрасный и недоступный, словно хранящий невыразимую и хрупкую тайну.

На матово, даже бархатисто темной поверхности бассейна покачивалось немало подобных цветов, одни были больше, другие меньше. Некоторые почти совсем угасали, растворяясь в густой смоляной глади, другие были полураскрыты, третьи — в самом расцвете. А на ладони Лоаны возникло мерцание размером с семечко — начался новый цикл.

— Неужели это… — прошептала фея.

— Да, — кивнул Верен. — Легендарные сокровища, не созданные никем из смертных. Никто не знает, откуда они в нашем мире. На ладони Лоаны — Семя Жизни. А у Лориша — Раковина Вечности. Из нее по капле вытекает то, что когда-то назвали Первоосновой. Это воплощенное Небытие. Немыслимая в мире смертных субстанция. Содержимого этого бассейна достаточно, чтобы… растворить в Небытии весь наш мир. А может, и не только его. Но пока соблюдается равновесие — все в порядке. Эти цветы-бабочки — это жизнь. Каждый цветок — целый мир. Ну, вернее, это их отражение в нашем мире или что-то в этом роде. Точно не знает никто. И эти цветы испаряют содержимое бассейна. Сколько капель падает вниз, столько же и испаряется.

— Иногда капля не падает вниз, а парит в воздухе. Такие капли собирают шаманки. Из одной-единственной капли получается Печать Лориша. И точно такую же каплю растворяют в большой чаше Живой Воды из источника Лоаны, чтобы получить Воду Забвения. Она стоит в святилище Лориша — том, что в клане воронов. А это… его посещают немногие… Я надеялся, что мы обойдемся тем — малым святилищем. — Верен вздохнул.

— Не обошлись… — Сай почесал в затылке. — Ну и где же это… Священное или как там его… Живое Пламя, встречи с которым я столь давно и нетерпеливо ждал?

Верен и Полина уставились на енота с совершенно одинаковым удивлением.

Сай усмехнулся.

— Ну да, я же не настолько тупой, чтобы не понять, куда клонила Хранительница. Она ясно сказала, что вам нельзя его касаться. А нас там было трое. Извини, — Сай подмигнул Фае, — феи не в счет.

— Так ты с самого начала решил, что речь о тебе? И поэтому не хотел с нами расставаться? — потрясенно спросил Верен.

— Ну… — Сай опустил голову. — Я же пытался тебе объяснить причины. И был честен. Откровенно говоря, мне совершенно не хотелось совать руки в огонь, даже если это Пламя Жизни. Подозреваю, что приятного в этом мало, особенно для такого… ну… для такого, как я, в общем. Я старался об этом не думать, ну и… надеялся, что обойдется. Хотя, конечно, глупо было на это рассчитывать.

— А с другой стороны, не хотелось бы, чтобы все провалилось из-за того, что я струсил. С этим ведь придется как-то жить… Думаю, это будет совсем не весело. Да и в моей коллекции приключений недостает как раз чего-то в этом роде. После знакомства с вами моя жизнь прямо-таки заиграла яркими красками. Я уже тонул, видел единорога и нага, шмякнулся на морду мраку, ездил на медведе и норенге, почти что присутствовал при родах, болтался над пропастью на спине у ворона… В общем, — он резко выдохнул, — покажите, куда тут сунуть руки. А то чего-то я не понял… Приговоренный явился, а палача не видать.

— Живое Пламя не палач, — возмутилась Фая.

— Ну извините за непочтительность, — фыркнул енот. — Это у меня от нервов.

— Эти цветы-миры-бабочки-неизвестно что — это и есть Живое Пламя. Пламя Жизни.

Верен подошел ближе, остальные последовали за ним, хотя подходить было страшновато. И не только после разъяснений ворона, они и сами ощущали невероятную мощь, спящую здесь, притяжение Небытия, восторг от созерцания цветов — миров из Живого Пламени. И всего этого — и притяжения, и восторга — было так много… Слишком много для смертных созданий.

ГЛАВА 40. Живое Пламя. Фая и Сай

Верен опустился на колени рядом с бассейном, Сай и Полина последовали его примеру. Фея замерла у Поли на плече, сжалась, чувствуя почти непреодолимое желание нырнуть в эту манящую черноту. Для души без тела притяжение было слишком сильным. Она затрепетала, поднялась в воздух и медленно поплыла вперед.

— Фаюшка? — растерянно окликнула ее Полина. — Ты куда?

Фея на миг остановилась, но тут же двинулась дальше — вперед и ниже… ниже… какая прекрасная темнота… какая зовущая, умиротворяющая… Раствориться в ней… Покой… тишина… Незыблемая тишина, незыблемый покой… Над темной гладью мелькают картины прежней жизни… Она не хочет их видеть. Не хочет этого помнить. Погрузиться в темноту… тишину… покой.

— Фая, — крикнула Полина, сообразив, что с феей явно что-то не так.

Верен протянул руку вперед.

— Вернись. Повелеваю тебе. Лориш подарил тебе возможность задержаться в этом мире. Не смей отказываться от его дара. Вернись.

Фея замерла, а потом резко метнулась назад, мерцание ее дрожало, крылья тряслись, мелькая в воздухе так часто, что сливались в одно непрерывное мельтешение. Потрясенное выражение голубых глаз и волны чего-то, более всего похожего на ужас.

— Я… я… Я чудовище… — последнее слово она прошептала так тихо, что никто не услышал.

— Успокойся, Фаюшка. Давай-ка отойдем немного. Мне здесь тоже не по себе. Нам тут не место… Никому из смертных тут не место. Теперь понятно, почему сюда почти невозможно попасть.

Фея замолчала, опустившись на плечо Полины, прильнув к ее щеке, но продолжала дрожать. Полина отошла от бассейна. Теперь там остались Верен и Сай.

— Ну что, — спросил Верен, — ты и правда готов?

Сай резко кивнул.

— Ты лучше не переспрашивай. Я совершенно не готов. И очень хочу сбежать. Но бежать-то тут и некуда, — он криво усмехнулся. — Что нужно сделать?

— Думаю, если ты потянешься к ближайшему цветку… Мысленно для начала. Ну а потом и руки к нему протянешь. Скорее всего, он сам к тебе приплывет. Только не касайся… воды.

— Да уж понял, — Сай тяжело вздохнул. — Ну, не поминайте лихом.

— Да ты себя не хорони. Это не смертельно. Полина вон…

— Ага. Твоя Полина практически святая. И то ей было больно, наверное. Было ведь?

Верен отвел глаза.

— Да и шаманка, может, помогала. Ладно. Деваться теперь уже некуда, — Сай снова вздохнул и осторожно протянул руку в сторону ближайшего цветка, медленно и величественно проплывавшего мимо, наполненного нежным свечением, проступающим через молочно-прозрачные лепестки, окутанного трепетным сиянием.

Цветок на секунду замер, словно задумался, качнулся слегка и поплыл к Саю. Прозрачные лепестки, состоящие из мягкого белого свечения, раскрывались, росли, наливались яркостью и силой. И вот уже не цветок, а живое пламя взметнулось над неподвижной темной гладью.

Танец пламени, завораживающий и опасный, все быстрее мелькают лепестки-языки белого огня, все выше поднимаются, пылают все жарче. Лицо Сая побелело от напряжения, он смотрел в этот белый огонь и видел в нем всю свою жизнь…

Любовь близких, беззаботное детство, хотя уже тогда витала над ним, над его семьей и всем кланом темная тень, опасность, немилость княгини… Но пока он, еще ребенок, не понимал всей серьезности угрозы, верил в то, что жизнь безопасна и полна радости, увлекательных приключений и интересных открытий.

Мать любила его какой-то отчаянной любовью, в которой страх был преобладающим оттенком чувства. Страх потерять, не уберечь, страх перед сильными, перед Леяной, потом и перед Отступником, о котором шептались тайком. И Сай невольно пропитывался этим страхом, а вместе с ним и чувством собственной исключительности. Мир был опасен, но он должен жить, сохранить себя, уберечь.

Еноты одни против всех остальных во враждебном мире, где никто не поможет, никто не заступится. Он один против всех — каждый сам за себя. Душа его тосковала, рвалась куда-то прочь от того темного, что тяготело над ними, не желала одиночества, но с годами тоска притупилась, одиночество стало привычным, собственные интересы, выживание стало главным.

Несправедливость княгини, она не выносит енотов, сородичи один за другим исчезают — кто просто пропал, кто погиб, кого забрали на тяжелые работы, некоторые успели бежать. От непосильного труда погибла мать, и ее последнее напутствие: береги себя.

Он берег. Делал все, чтобы выжить. Княгине нравилась его покорность, забавляла ее. Она заставляла соблазнять тех, кто был ей зачем-то нужен, или тех, кого хотела ударить побольнее. Заставляла выведывать секреты, шпионить… Мерзко. Как мерзко. Больно вспоминать об этом. И о том, как он сам спешил забыться то в одних объятиях, то в других. Не думая, что причиняет боль, используя этих девушек и женщин. Ему было все равно.

Никто не думает о нем, и он не думает ни о ком. Отца и братьев не спасти — в глубине души он понимал это. Никого у него не осталось, никого и ничего. Только он сам. Один. Сколько бы ни было подружек на одну ночь или на целый сезон, — он один. Тоска по теплу, полученному и отданному, еще жила в душе, угасая постепенно. Сердце обрастало броней.

Даже ребенок, которого должна была зачать Полина по воле Леяны и Отступника, не беспокоил. Почти не беспокоил. Да, мелькнула мысль, что это ведь будет и его ребенок. Но нет. Он — это он. Один. Весь остальной мир — чужой. Все чужие. Что ему до какого-то ребенка. Сколько уже погубленных жизней вокруг. Он не может ничего сделать. Только пытаться уцелеть самому.

Вот кем он стал. Равнодушным ко всему и ко всем. Выжить любой ценой. А зачем? Разве это жизнь… Разве стоит за такую жизнь держаться? Он не верил, что есть те, кто думают не только о себе, считал, что лишь лицемеры делают вид, что им есть дело до других. Ну и еще семейная привязанность, да. И то не всегда. Вот кем он стал…

Как больно видеть себя со стороны, как больно… Все его прошлое, все чувства и мысли, все, из чего состоял он и чем он жил, все горело и корчилось, боль разрывала изнутри и выжигала нутро, ослепляющая боль, яростная и… очищающая.

Неужели вот так сгорит все? Ничего не останется… Он сгорит… В нем нет жизни, только какая-то шелуха, мусор, страх, пустота, жалость к себе и — ничего больше?

Пламя опадало, оставляя свободу и чистоту. Мир не такой, люди — не такие. Не все. Есть и любовь, и сострадание, и даже самопожертвование. И он сам — не такой. Больше не такой.

Из-под прогоревшей шелухи вдруг показалось что-то важное, что-то нужное, лежавшее на дне памяти, на дне души. Любовь родителей друг к другу, к нему, к братьям, забота братьев, и еще… Тирини.

Она тоже любила его, он знал. Вместе росли, вместе играли. Первый поцелуй — неуклюжий, робкий, чистый. Прикосновение не столько тела, сколько души — тоже с ней. А больше ничего не было, ни тогда, ни после. Все-таки на это хватило угасающего света в его душе — сберечь то чистое и прекрасное, что зарождалось между ними да так и не расцвело. Даже он понимал, что с ней нельзя так, как с другими, она не для того, чтобы забыться, не на одну ночь, не на один сезон. Такая, как она, или навсегда, или никак.

Сейчас вдруг понял, что среди тех, с кем "забывался", наверное, тоже были такие, — настоящие. Точно были. Только он смотрел на них глазами себялюбца, которому плевать на всех, а не глазами любви. Ведь когда-то были они у него — глаза любви… Едва начали открываться и закрылись снова. Но память о Тирини осталась.

Он слышал потом, что она так и не вышла замуж. Подумал еще: неужели до сих пор ждет и любит его? И тогда эта мысль польстила, хотя и жаль ее было, но все же — польстила… Новая вспышка боли. Какой же сволочью он стал. Неужели и правда — она все еще любит его… Тирини… Большие искристые глаза, тонкие руки, чуть печальная улыбка…

Ослепляющая боль взорвалась в груди и растаяла. Остался свет, тепло, надежда, память… О матери, отце, братьях, о Тирини. Жива ли она? Может быть, все же вышла замуж. Только бы была жива… Он отыщет ее. И сделает все, чтобы помочь ей. И если для этого нужно будет снова исчезнуть из ее жизни, исчезнет. Только бы у нее все было хорошо.

Сай открыл глаза, мимолетно удивившись тому, что они были закрыты, ведь успел увидеть так много… Поднялся. Было очень тихо. Верен, Полина, фея — все смотрели на него огромными испуганными глазами. Да, даже Верен.

Кажется, он кричал… Или нет? Не важно. Он только теперь понял, что чуть не умер. И еще, что совершенно не помнит, как погрузил руки в Живое Пламя.

Сай медленно растянул губы в ухмылке.

— А вот это выражение лица я запомню, — доверительно сказал он Верену. — Ради того, чтобы увидеть, как ты за меня волнуешься… стоило пройти через это.

— Только ради этого? — Верен, моментально вернув себе обычную невозмутимость, приподнял бровь.

— Не только, — кивнул Сай, думая о своем.

Он почти забыл, ради чего, собственно, все затевалось. И остальные, похоже, тоже забыли. Им напомнил об этом хлынувший сверху поток слепящего света и силы, закрутивший их всех и швырнувший куда-то через ревущее, сминаемое, как снег под пятой гиганта, пространство.

ГЛАВА 41. Счастливая долина

Долина купалась в солнечном свете и птичьих трелях. Легкомысленные белые облачка заигрывали с неприступными и суровыми горными вершинами, погруженными в созерцание небесной сини. С другого края долина перетекала в волны изумрудных холмов.

Безмятежная, мирная, с пасущимися стадами, заплатками полей, прихотливо разбросанными пятнами садов и россыпями разноцветных игрушечных домиков.

Полина, Фая, Верен и Сай несколько минут любовались этой пасторальной картиной, постепенно приходя в себя после того, как их подхватило нечто вроде ревущей воронки в святилище Лориша и зашвырнуло сюда. Хорошо еще, что земля была не слишком жесткой, а трава — густой. И камней на месте "приземления" не оказалось.

— И что теперь? — озвучил общее недоумение Сай. — Не то чтобы я жаловался… Здесь, по крайней мере, не видно подвесных мостов. Однако…

Тут до них донеслись голоса, раздававшиеся за ближайшими вишневыми деревьями. Дальше, скорее всего, находился дом, но его не было видно за пышно разросшимся садом.

— Тетушка Нея, я сам видел. Прямо с неба упали, — звонкий мальчишеский голос заставил всех вздрогнуть.

— Нет, не с неба. Не с неба, — заспорила девочка. — Они вывалились из воздуха.

— Ну а в небе тебе что, воздуха нет, что ли? Из воздуха. И с неба.

— Не с неба. Они… ниже вывалились.

— Ну-ка, хватит спорить, — возмущение в голосе приближающейся тетушки Неи было совершенно несерьезным, в голосе слышалась улыбка, но дети, тем не менее, примолкли.

Скоро показалась и сама обладательница улыбчивого голоса. И при взгляде на нее тоже хотелось улыбаться.

— Давненько нас не навещали, — рыжеволосая женщина с зелеными глазами, в которых плясали золотистые искры, совершенно не была похожа на тетушку, да и лет ей было, по виду, едва ли за тридцать. Она с одобрением и интересом смотрела на поднимавшихся с земли "пришельцев".

— Живем уединенно. Власти о нас не помнят, торговцы — путей не находят. Тихо живем, хорошо, всего в достатке. Только гостей и не хватает. Проходите, гости дорогие, угощу, чем Тена послала. И отдохнуть вам не помешает. А вы бегите, — делано нахмурилась она, повернувшись к детям. — Вишни-то набрали? Вот и несите домой. Варенье само себя не сварит. Тася вас уж потеряла, наверное. Бегите-бегите, нечего так жалостно смотреть. Я вам потом все расскажу, — прибавила она громким шепотом и подмигнула.

Дети повздыхали, кося любопытными глазами на незнакомцев, но смирились и убежали — слишком быстро, наверняка рассчитывали скоро вернуться.

Полина, Верен и Сай поздоровались с женщиной, назвали себя и замерли, глядя на нее выжидательно. Она же смотрела на них с лукавым недоумением.

— Ну а меня Нея зовут, вы слышали уже. Да пойдемте в дом, чего тут стоять.

И женщина повела их в дом, по пути показывая сад, болтая то о погоде, то о соседях, то о том, как хорошо в этом году уродилась вишня, и какое чудесное варенье из нее умеет варить соседка Тася — совсем не такое, как у всех, совсем особенное, потому что добавляет в него травы и другие ягоды и, наверное, еще что-то добавляет, а что именно и как смешать, никому не говорит.

Дом действительно скрывался за садом — в два этажа, но такой широкий, что казался приземистым, однако это его не портило, он был приветливым и уютным, как и все здесь. Верен, прищурившись, засмотрелся на странную плоскую крышу.

— Зимой, должно быть, все время снег с нее счищать приходится, — спросил он с невинным видом.

— А как же, — будто бы обрадовалась вопросу Нея. — Приходится. Да нам не трудно.

Верен удовлетворенно кивнул, будто услышал в этом ответе больше, чем было сказано.

В доме тоже было уютно и радостно. Вязаные половики, на которых паслись овцы, пестрели цветы, резвились рыбки и играли с клубками котята, светлые стены, расписанные невиданными цветами, удивительными животными и магическими существами, непривычно большие для деревенского дома окна, мало вещей, много света и чего-то неуловимого, наверное, исходившего не только от вывязанных и нарисованных цветов и зверей, но главным образом — от хозяйки.

— Чайку сейчас заварю, — хлопотала та, посматривая на гостей смеющимися зелеными глазами. — Пироги, правда, остыли уже, но они с ягодами, они и холодные хороши. — Она говорила и говорила, но почему-то казалось, что дело вовсе не в том, что хозяйка болтушка, казалось, она намеренно не дает им вставить слово.

— А вы… ты… Хранительница? — все же решилась прямо спросить Полина, когда они уже сидели за столом и чаю отпили, и пирогов попробовали. Пироги и правда были хороши.

— Кто? — вроде бы удивилась хозяйка, но как-то не верилось в ее удивление.

— Вы… ты… дракон, да? — Полина прикусила губу, но не отступила.

Верен и Сай молчат, фея совсем притихла, спрятавшись где-то под волосами. Может, она не права, и нельзя вот так — в лоб. Но ведь времени мало. И где-то там в плену Райяна…

— Дракооон… — с веселым изумлением протянула Нея. — Вона кто вам нужен-то.

— Ой, у нас тут есть дракон, есть, — вдруг залопотала вошедшая в комнату девчонка — та самая, что вместе с братом первой увидела гостей долины.

— Я его сама видела. Он огромааадный, — она развела руки в стороны.

Но тут ее потеснил брат, тоже ввинтившийся в комнату и помешавший как следует показать огромадность дракона.

— Да что ты там видела? — возмутился подросток. — Я его знаешь, как близко видел? Ты вот дрыхла, как всегда, а я видел. Он завсегда пролетает под утро, — доверительно сообщил он гостям. — Ланка в это время двадцатые сны смотрит. И оставалась смотреть дракона, а все равно к самому нужному времени и заснет. А я его вот так вот видел, — он показал на окно, находившееся от него всегометрах в десяти. — Он вооот такенный, — мальчишка развел руки во всю ширь, но требуемой "воттакенности" все равно не получилось, так что он даже подпрыгнул, словно надеясь, что тогда руки все же раскинутся шире. — На полнеба прямо, — пыхтя, сообщил он и опустил руки. — Точно говорю.

— Так уж и на полнеба… — слегка усомнилась его сестра.

— Вот и сразу ясно, что ты его не видела, — уличил брат.

— Так, — вмешалась Нея, — а кто это сейчас должен маме помогать?

— А мама нас отпустила… — потупилась девочка.

Нея осуждающе покачала головой, но глаза ее смеялись.

— Вот, — мальчишка метнулся за дверь и занес в комнату целое ведро вишни. — Мама сказала, что мы можем ее здесь от косточек почистить, если тетя Нея не против.

— Тетя Нея не против, — кивнула хозяйка, — устраивайтесь.

— Но нам… — умоляюще протянула Полина, глядя, как дети усаживаются за стол, а Нея ставит рядом с ними миски для очищенных ягод и для косточек. — Нам очень нужен… Хранитель, — последнее слово она произнесла едва слышно. — У нас там… мраки… — она покосилась на детей.

Подростки молчали, хотя их жгучее любопытство было заметно в каждом взгляде и движении.

— Если нужен, будет вам Хранитель, — кивнула Нея. — К вечеру будет. Как стемнеет. Да только и он не знает, как беде вашей помочь. И Хранители не все знают. Про мраков-то знает… А как их вылечить… Поди знай…

Верен и Сай помрачнели, а Полина выглядела настолько подавленной, что Нея подошла и погладила ее по плечу.

— А я не дракон, нет, — продолжала она. — Жена я ему, — и подмигнула.

"Вот и думай, шутит или нет", — подумала Полина и вздохнула.

— Да не шучу, не шучу, правда. На море он сейчас, на островах. Дела у него там. Хранители ведь не для того, чтобы в человеческие дела лезть. Они равновесие сил удерживают. Вы ведь были в святилище Лориша, должны понимать, что будет, если равновесие нарушится. Источники силы они хранят и не только. С одними мирами нужно связь поддерживать, с другими — совсем наоборот. А то оттуда такого поналезет… Забот много.

Только сейчас Полина поняла, что Нея отвечает им мысленно.

— Ну да, научилась, за столько-то лет. Даже обычные люди могут мыслеречи научиться, особенно, если учит дракон, — Нея усмехнулась. — У нас его многие видят, особенно дети. Он глаза отводит, но дети, они все равно нет-нет да увидят, но все же лучше при них не говорить.

— Значит, и правда, сыны Мрака по лесам бродят? — замирая от ужаса, спросила девочка, так и не дождавшись от взрослых продолжения интересного разговора.

— Ну… — Полина замялась и покосилась на Верена и Сая.

Заодно и вспомнила, что давно не видно феи, но та сразу же обнаружилась, сверкнув малой искоркой рядом. Значит, прячется. Ну и правильно, а то от детей совсем отбоя не будет.

— Кое-где появляются, — серьезно кивнул Верен.

Он с самого начала ощутил в этой женщине особую силу, хотя и не мог понять, что это за сила, помимо обаяния и внутреннего света, было что-то еще, хотя она явно не была драконом. Теперь понял — она несла отпечаток мощи Хранителя, словно сияла не только своим, но и отраженным светом.

Не понимая, с кем они имеют дело и как себя вести, он предпочитал молчать и наблюдать. Если их забросило именно сюда, значит, в этом есть смысл. Все, происходящее здесь, должно иметь смысл. Надо наблюдать, запоминать, думать. Готовый ответ, готовое лекарство не упадет им в руки, это ясно. Но какие-то подсказки им обязательно дадут, чем-то помогут.

— А вот тетушка Нея такую интерееесную историю знает. Про Луноцвет. Луноцвет спасает от сынов Мрака, — мальчик даже подскочил на месте от радости, что так к месту вспомнил один из многочисленных рассказов тетушки Неи, которыми она славилась на всю долину, как и своим веселым и щедрым нравом, гостеприимством и умением лечить любые хвори.

— Это не история, а легенда, — строго поправила брата девочка. — Красивая такая… Там и про любовь…

— Вам, девчонкам, все бы только про любовь, — фыркнул мальчик.

— Да, это вы молодцы, что помните, — вмешалась Нея. — Про Луноцвет — это и не легенда, это правда. Чистая правда. Память народная много важного сохраняет, беречь ее нужно. Луноцвет и верно спасти может, спасал уже, и даже не раз. Но сейчас… он не поможет, — разочаровала Нея затаивших дыхание гостей.

— Нет сейчас Луноцвета и другая нужна помощь… Луноцвет от таких мраков помогает, которые сами ими стали. Луноцвет их усмиряет. А если насильно их такими сделали, то тут все иначе. Я вот другую легенду вспомнила. На побережье ее рассказывают. Говорят, что так все и было… Легенда эта о Деве Моря. Хотите послушать? — тетушка Нея хитро прищурилась и удовлетворенно улыбнулась, когда и дети, и взрослые в едином порыве закивали, уставившись на нее с надеждой.

ГЛАВА 42. Легенда о Деве Моря

— Иной раз мудрость и память народная могут ответ дать, когда ни мудрецы, ни шаманки, ни Хранители, никто не знает, где его искать, — вздохнула Нея. — Вот и я думаю, вдруг не зря мне эта легенда вспомнилась. Давно я их собираю — везде, где бываю, а бываю много где, — она хитро подмигнула. — Ну вот, слушайте…

— Говорят, что в море живут не одни только рыбы, да дельфины, не только огромные киты и смертоносные змеи. Живут там прекрасные и опасные Девы Морские, силой волшебной наделенные.

Не все они похожи одна на другую: у одних вместо ног человечьих — рыбий хвост, у иных — змеиный, у третьих нижняя часть тела подобна телу дельфина, а у некоторых — хвосту морского конька.

Веками живут они в водах морских, долог их жизненный срок, но не вечна их жизнь. И детство их длится долго — беззаботное и счастливое, игры с рыбками, катание на дельфинах, путешествия по тайным гротам… Да мало ли есть чудес в мире подводном, о которых никто из живущих на суше и ведать не ведает.

Но наступает день, когда душа юной морской девы начинает желать чего-то иного — неизведанного, недоступного, начинает она тосковать, вот тогда-то и заканчивается ее детство и наступает юность. Поднимается прекрасная дочь моря на поверхность и в ясную ночь полнолуния собирает лунный свет в волшебный флакон. Тот флакон — из ее застывших слез, светлых слез, не горьких, что роняла она, мечтая, сама не зная о чем, когда по любви томилась душа ее, прощаясь с детством. Собирает в него дева лунный свет и запечатывает своим поцелуем.

Велика сила этого волшебства, и как им распорядиться — решать только деве. Напрасно считают иные, что всем девам морским — один путь и одна судьба. Все они разные, и судьба у каждой своя. Несколько дорог лежит перед ними — любимыми дочерями моря.

Каждый год, в то полнолуние, что в середине лета, молодые неженатые парни из прибрежных рыбацких поселков выходят в море на маленьких лодочках. Такова традиция, такова дань, что берет с моряков море. Кто со страхом пускается в путь по ночным мерцающим водам, кто с любопытством, кто с надеждой. Почти все они вернутся поутру домой, так и не увидев ни одной таинственной девы. Но порой случается так, что показываются им дочери моря. Случается и так, что кому-то из них может отдать прекрасная морская дева свое сердце.

Коли случится любовь взаимная и сильная, Лунный Свет во флаконе из застывших слез может превратить юношу в тритона, чтобы навеки оставил он землю и ушел в море с возлюбленной. Если же дорога ему земля, а возлюбленная его готова пойти на жертвы ради него, то сама она может выпить содержимое флакона и стать девушкой земной. Велика та жертва. Редко случается такое, но, говорят, когда-то бывало…

Могут влюбленные и разделить поровну волшебный напиток — по глотку ему и ей, чтобы полгода быть морскими жителями, а полгода проводить на земле.

Те же девы моря, что не встретили любовь свою или оказалась та любовь без взаимности, выпивают сами волшебный Лунный Свет и навеки становятся живым воплощением морской стихии, которому чужды обычные чувства. Они насылают и усмиряют шторма, правят косяками рыб, топят или спасают корабли, хранят подводные клады и тайны морские, владеют силой огромной.

Равно чужда той силе и доброта, и жестокость, лишь к справедливости правительниц морских можно воззвать, говорят, иногда откликаются они. Но помнить следует, что убедить их непросто, холодна их справедливость и не преклонить их суд на свою сторону пустыми словами или мольбами.

Если же обидят люди сестер их — юных ли девочек или тех дочерей моря, что связали свою жизнь с мужчинами, — гнев морских властительниц обрушится на людей и покарают они виновных, а иной раз и невиновных, если окажутся те на пути их в недобрый час.

Случилось же во времена давние, что одна из прекраснейших дочерей моря, получившая уже сосуд волшебный с Лунным Светом, слезами ее созданный, приплыла в летнее полнолуние в лагуну, именуемую Лазурной.

Нежна была ночь, затихло море в ожидании чуда, звездный и лунный свет бесчисленными бликами скользил по темным водам. И плыли лодки с молодыми рыбаками — согласно древнему договору между людьми и Морем.

Дева нежилась в тихих водах, любовалась на звезды, замирало сердце ее, пробудившееся совсем недавно, замирало, а потом билось тревожнее, чем прежде. Чувствовала она и страх, и волнение, и любопытство молодых моряков, что всматривались в гладь вод лагуны в надежде и в страхе увидеть там сверхъестественное создание — деву моря. Шептались в рыбачьих поселках, что жестоки они бывают, что могут утопить того, кто им приглянется.

Но дева не убийства желала, ждала любви, мечтала о счастье. Не хотела она становиться правительницей водной стихии, о нежности грезила, о сердечном друге, что разделит с ней подводное волшебство и приволье. Всматривалась она в моряков, оставаясь невидимой для них, и наконец один из них пленил ее красотой своей и светом души, что виделся ей в его глазах, ведь девы моря видят больше, чем одна только внешность, читают сердца и души с легкостью, пока сами чисты душой и пока не пленит их сильное чувство.

Та дева была чиста, и любовь пришла к ней впервые. Ошибки быть не могло — этот юноша достоин был стать ее возлюбленным, и дева моря приблизилась, ухватилась хрупкой на вид рукой совершенной формы за борт его лодочки, вынырнула, показалась

Была она одним из прекраснейших созданий морской стихии. Глаза ее огромные сияли ясными звездами, ярче, чем те, что светили на небе, густые светлые локоны, обнимали тонкий стан, нежные коралловые губы приоткрылись в улыбке. С первого взгляда полюбил ее молодой моряк всем сердцем, не мог налюбоваться на красоту ее и наговориться с ней, до самого утра говорили они.

Моряк рассказывал о жизни на земле, дочь моря — о подводных чудесах. Легко и хорошо им было вместе и сердца их бились друг для друга, а на рассвете, когда воды лагуны заискрились розовым, обменялись они поцелуем, слаще которого не бывало в подлунном мире, и поклялись любить друг друга вечно. Дева желала, чтобы сразу же ушел вместе с ней ее возлюбленный, но моряк попросил дозволения проститься с матерью, и отпустила его морская невеста.

Ждала она любимого до следующей ночи, и пришел он на берег, когда дневное светило скрылось за горизонтом и снова звезды усыпали бархат неба. Печален был юноша и сказал он, что не может оставить мать свою, ведь никого больше не осталось у нее — мужа забрало море, а других детей не послала милостивая Тена. Как оставить мать одну — в тоске и без помощи?

Просил рыбак, чтобы разделила невеста с ним Лунный Свет, чтобы полгода жить им на земле, а полгода — в море. Но дева не хотела ничего слышать, решила она, что не так сильна любовь моряка, раз не хочет он оставить все и позабыть обо всем, кроме нее одной. Не поняла красавица, что чувства его были глубже и душа больше, чем у нее, решила, что ею пренебрегли, в гневе уплыла в море и оставила жениха в горе и слезах.

Сама же гневом своим возбудила в повелительницах морских ярость на юношу. Не намеренно — невольно. Старшие сестры ощутили обиду ее и решили отомстить. Погубили они моряка, разметали по волнам лодку его, когда он вышел в море, чтобы рыбачить и кормить плодами трудов мать свою.

Слишком поздно невеста его узнала об этом и только тогда горе сорвало пелену гордыни с души ее и поняла она, что натворила. День и ночь слезы ее мешались с водою морскою, но не находила она ни отрады, ни покоя, не могла простить себя, не могла забыть любимого.

Одарила морская дева бесценными жемчужинами других моряков с условием, чтобы отдали половину матери любимого, ведь теперь никого не осталось у той. Но женщина, лишившаяся единственного сына, вышла на берег и бросила жемчужины в море со словами: "Не будет тебе прощения, бессердечная, погубившая сына моего, пока сердце твое не станет таким же чистым и любящим, как у моего сына".

Вскоре умерла женщина та, а Дева Моря обратилась статуей. Душа ее страдает, плачет сердце, говорят, что из глаз ее и по сию пору капают слезы, и слезы те умиротворяют море, когда выходят на промысел рыбаки, спасают их. Теперь Лазурная лагуна и все воды на многие и многие мили вокруг, некогда бурные, — безопасны для моряков и рыбаков. Никто не утонул там за несколько веков, благодаря слезам Девы Моря. А в руке ее окаменевшей зажата цепочка, на ней висит флакон с Лунным Светом.

Когда будет она прощена матерью того, кого погубила, лишь тогда отыщут ее, покоящуюся на дне Лазурной лагуны, и найдется кто-то, кто сумеет взять тот флакон. Волшебство Лунное — преображающее — только сильнее стало за минувшие века. Может оно подарить кому-то необходимое, может спасти или помочь.

Когда придет срок, кто-то из живущих на суше получит Лунный Свет и использует силу его во благо, а Дева Моря освободится и вознесется душой к любимому и будут они вместе до скончания времен и после скончания времен — ни время, ни безвременье больше не властны будут над ними.

ГЛАВА 43. Затишье

Нея замолчала, молчали и ее слушатели, мыслями и чувствами они все еще были там, сопереживали Деве Моря, ее возлюбленному и его матери, дышали морским воздухом, видели перед собой водный простор, звезды, купающиеся в волнах Лазурной лагуны. Так хотелось, чтобы все герои легенды обрели наконец и покой, и счастье.

Нея тоже помолчала с ними, а потом выпроводила никак не желавших уходить детей, пообещав им, что без них интересных историй рассказывать не будет.

— Тася скоро сама за вами прибежит. И уж тогда влетит и вам, и мне. С вареньем еще много забот, а вы тут сидите. И других дел у вас хватает, разве нет? — Нея напустила на себя суровый вид, и брат с сестрой, оделенные на прощание пирогами, повздыхали, попрощались и ушли, унося очищенную от косточек вишню.

— Какая… грустная история, — тихо сказала Полина. — Очень красивая и очень грустная.

— Но ведь в ней есть надежда, — полувопросительно произнесла Нея, глядя в окно, на нежащийся в умиротворении летнего дня сад.

— Да, — согласилась Полина. — А для нас есть надежда? Ты думаешь, тетушка, что это может нам помочь?

— Я надеюсь, — кивнула Нея. — Я очень на это надеюсь. Сила любви, свет любящей души, души, научившейся любить, отринувшей себялюбие, терпеливо и смиренно ожидающей прощения и дарящей умиротворение водам, тогда как она могла озлобиться и напротив — губить моряков… Эта сила и этот свет способны на многое. Если легенда правдива, и Дева Моря все еще ждет… Это должно помочь.

— И как же нам найти ее? — спросил Верен.

— А вот… ближе к вечеру муж мой вернется, с ним об этом поговорите. Он Лазурную лагуну знает. Бывал там.

— До вечера еще далеко, — запротестовала Полина. — Нам же нужно спешить.

— Спешить нужно, — согласилась Нея. — Да только искать Лунный Свет все равно можно только ночью. Муж говорил, что над Лазурной лагуной часто видится свечение, идущее из-под воды. Это точно оно. То, что вам нужно. Но искать лучше всего в полнолуние, а оно как раз наступает. А сейчас отдохнуть вам нужно. Поешьте-ка, да чайку успокоительного я вам заварю, поспать вам надо. К вечеру муж вернется, авось что и получится… Если бы он сам мог его достать, было бы легче, но это может сделать только кто-то из жителей этого мира, кто-то из вас.

* * *

— Как такое могло случиться? — Леяна была в ярости, но Отступника мало волновало ее возмущение.

Куда больше беспокоило, что именно сейчас, когда он в одном шаге от долгожданной победы, все пошло наперекосяк. И кто, ну кто мог выпустить пленников? Но и это бы еще ничего. Подумаешь, сбежали волчица, медведь да росомаха… Пусть бы себе бежали. Даже если доберутся до князя Теновии… Хотя нет, туда точно не успеют. Но мало этого. Каким-то немыслимым образом от его власти освободились норенги.

Да, сейчас они уже не так нужны ему, как прежде. Конечно, норенги могут быть весьма полезны, но главное они уже сделали: переловили столько темных оборотней, сколько ни ему, ни Леяне никогда не удалось бы захватить, это следовало признать. Но более всего тревожило, даже пугало не то, что бежали трое оборотней и освободились норенги. Само по себе это не так уж важно. Главное — как это могло случиться?

Да, Леяна в кои-то веки совершенно верно сформулировала вопрос. Он столкнулся с мощным противодействием. Неужели, вмешались шаманки? Тайра? Но ведь столько лет они оставались в стороне. Законы запрещают им вмешиваться, а они строго следуют законам. Хотя иногда все же кое-какие вмешательства допустимы…

Шаманки опасны. Если бы их не связывали по рукам и ногам правила, они могли бы… все что угодно могли бы. Возмущенные вопли Леяны заставили Ярта оторваться от размышлений, он недовольно покосился на княгиню.

— А известно ли светлейшей княгине, что пропали не только пленники? Пропала и ее любимая няня, — проговорил он медовым голосом.

Не мог отказать себе в удовольствии посмотреть, как изменится лицо Леяны, как она будет без слов хватать ртом воздух.

— Ты хочешь сказать, что она… похищена?..

— Ну конечно же. Старая няня — это главное достояние Светании. Безусловно, враги княгини объединились и похитили это сокровище, — Отступник откровенно издевался, но Леяна едва ли осознавала это.

— Значит, она… Это она… Она предала меня… Предала. Даже она… Все… Все предатели. Все…

Ярт еще немного полюбовался потрясением Леяны. Да, если княгиня и доверяла кому-то, верила безоговорочно в чью-то безусловную преданность и любовь, то это была Лума.

Что ж… Доверие — это роскошь, недоступная для истинных властителей. Он это давно понял. Леяна же рождена, чтобы пасти коз и полоть грядки. Было бы забавно сделать ее прислугой, когда он придет к власти… Да, ни к чему ее убивать, как он собирался когда-то. Куда лучше видеть ее унижение.

Ярт не стал дожидаться, когда княгиня придет в себя. Ему не до нее сейчас. Происходит нечто слишком серьезное. Если Лума и посодействовала побегу пленников, то все равно — она не могла добиться успеха в одиночку. Ей кто-то помог. И кто-то исхитрился освободить от его власти норенг, хотя он был уверен, что теперь сделать это невозможно.

Ярт даже себе не хотел признаваться в том, что более всего его пугало освобождение Ворона Лориша. Норенги вышли из повиновения, и захват Верена, Полины и Сая, а также сыночка Леяны с его девицей сорвался. Ворон Лориша…

Нет, не о чем беспокоиться. Судя по тому, что Ярт успел узнать, пока норенги ему подчинялись, прежде раненые мраками беглецы были вполне здоровы. Верен, конечно, не сохранил полученную силу, он вылечил их, растратил немалую часть своей смертоносной мощи. Теперь он обычный Ворон Лориша, а не тот, кто получил силы, которой хватило бы на троих, а то и пятерых. Теперь он ему не опасен. Пусть себе бегает пока…

Но неужели шаманки все же перешли к активным действиям? И что еще они могут предпринять, не нарушая своих обетов? Если бы знать… Понятно одно, ждать больше нельзя. Наступление должно начаться немедленно. Отступник поспешил в свое подземное убежище, где у него находилось и малое святилище и мастерская. Уже в дверях он обернулся, вспомнив, что Леяна пока еще обладает некоторой властью.

— Моя княгиня, прошу, отдай приказ о наступлении. Пора. Сейчас самый подходящий момент. О координации действий твоих воинов и мраков я позабочусь. Тебе стоит лишь распорядиться, светлейшая, — он почтительно поклонился, думая про себя, что это в последний раз. Этот приказ — последнее, что ему нужно от Леяны.

Княгиня молча смотрела на него широко раскрытыми глазами, словно и не слышала. Оказывается, предательство няни подействовало на нее еще сильнее, чем Ярт мог предположить… Он бы сполна насладился моментом, если бы его не тревожили собственные заботы.

"А может, Леяна безумна?" — подумалось вдруг.

Пустой взгляд, устремленный в одну точку, изломанная поза. Хм. Простым девчонкам, вроде нее, не место на троне. Им подавай семью, любовь и прочую ерунду…

— Моя княгиня? — почти ласково повторил он.

— Да, конечно, — Леяна с трудом оторвала взгляд от созерцания невидимой точки, сбросила оцепенение, сжала тонкими пальцами край плаща так, что побелели костяшки.

Осмысленное выражение медленно возвращалось на бледное лицо, в ледяных глазах привычно закипала злоба.

— Я немедленно отдам приказ, — почти прошипела она. — Они ответят… Все ответят… Все.

Ярт снова поклонился и вышел. Да, безумна или почти безумна. Закономерный конец. Закономерный. Внезапно его окатило холодом от этой мысли. Показалось вдруг, что кто-то другой словно бы шепнул ему эти слова. Что этот кто-то говорил не только про Леяну, но и про него.

* * *

Гиена, неторопливо трусившая по подземному туннелю, неожиданно остановилась и замерла изваянием. Ее спутники, успевшие привыкнуть к подобному, терпеливо встали и приготовились ждать. Они уже сутки провели под землей. Или чуть меньше, а может, и чуть больше — поди пойми. Тайра настояла на длительном отдыхе и, похоже, даже убаюкала их магией.

Спали долго и вдумчиво, дружно привалившись к теплому боку норенги. Оказывается, норенга — лучшая подушка. И подогрев от нее отличный, хотя они и так не замерзли бы в звериных-то ипостасях, и все-таки… Райяна зевнула и потянулась всем телом, слегка клацнув крепкими зубами, с удовольствием вспоминая свой сон.

Ей снился Ярон, разговаривающий с каким-то странным созданием. У создания была мужская голова и торс, а внизу, вместо ног, змеиное тело с длиннющим хвостом. Кажется, Райяна когда-то видела подобные изображения в книгах, кажется, так выглядели наги, которых, кроме как на иллюстрациях, уже не одно поколение никто вживую не видал, и многие сомневались, что подобные существа могут встречаться в реальности, а не только в бурном воображении впечатлительных писателей и любящих иной раз приврать летописцев.

Кто-то, помнилось Райяне, доказывал при ней после далеко не первой кружки медовухи, что наги, если бы они существовали, никак не могли бы ходить, опираясь на хвост. Если только ползать на животах. Но в этом случае руки им скорее мешали бы, чем помогали, а значит, никаких нагов в природе нет и быть не может. Или уж руки и ноги, или лапы, или — хвост.

Райяна тогда припомнила случайному собеседнику, встреченному в давно забытом трактире, что у ящериц, к примеру, и лапы есть, и хвост. И лапы даже отдаленно напоминают руки… Если напрячь воображение. Оппонент обиделся и заявил, что тогда все равно наги должны бегать пузом книзу, как ящерицы, и тогда уж вообще — выглядеть, как ящерицы, а значит и быть ящерицами.

Во сне Райяне вспомнился тот дурацкий разговор, и она заинтересованно следила за движениями нага, который, видимо, не подозревал, что не имеет права на существование, и отлично передвигался на своей единственной задней конечности. Ярон и наг соприкоснулись руками, и Райяне показалось, что произошло что-то важное, значительное. Хорошее что-то. С этим чувством она и проснулась и сохраняла бодрое расположение духа до тех пор, пока застывшая впереди шаманка не взвыла дурным голосом — гиеньим голосом, если быть точной.

— Не справиться ему, — вслед за бьющим по ушам воем в сознание врезался мысленный крик шаманки. — Не совладать. Вернулся Хранитель неужели для того, чтобы сгинуть? Помогите.

— Кому? Как? Чем? — загомонили разом Фер, Тьер и Лума.

Райяна только тяжело вздохнула.

— Это она не нам, — волчица и сама удивилась пришедшему невесть откуда пониманию. — Мы тут не поможем.

— Правда твоя… — прошелестела шаманка. — Молитесь и ждите. Мы уже близко. И битва близко. Скоро все решится…

ГЛАВА 44. Хранитель и Отступник

Шеришш знал, чувствовал, что со святилищем Душ дело плохо, но насколько плохо — не представлял, пока не увидел своими глазами.

Слишком долго не было здесь Хранителя, слишком много пагубных темных знаний получил Отступник у злобного Шешхата-искусителя, слишком много силы успел взять у несчастных душ. Слишком… всего — слишком.

Шеришш был молод, он с детства мечтал стать Хранителем, готовился к этому, но когда дошло до дела, все пошло не так. Начать с того, что будущий Хранитель должен непременно жениться на человеческой девушке. У драконов и единорогов, как он слышал, с этим не возникает проблем, девушки их любят. А юноши в восторге от перспективы взять в жены драконицу или даму-единорога. Наги же — дело другое.

В последнее время очереди из желающих связать себя с ними узами брака как-то не наблюдалось. Может, это потому что живут они слишком уединенно? Пустыня да подземные города — не лучшее место для людей, так что нагов они видят редко, тем более, те и сами не стремятся лишний раз сталкиваться с людьми.

Хотя, если быть до конца честным с собой, Шеришш понимал, что дело не в этом. Даже если люди будут видеть единорогов и драконов раз в сто или тысячу лет, они все равно будут относиться к ним… иначе. С восхищением. Драконы могут, конечно, вызывать и страх, но все же — многие будут от них в восторге. А наги… похожи на змей и этим все сказано. Змеи не вызывают восхищение, они вызывают страх и, хуже того — отвращение. Так что проблем с женитьбой было немало.

И даже сейчас, когда вроде бы отношения с молодой женой наладились, Шеришш не был уверен, что не принимает желаемое за действительное. Возможно, она до сих пор не любит его, а может, и испытывает отвращение, только боится признаться? Читать чувства и мысли близких нельзя, хотя иногда так хочется… Так, что дыхание перехватывает и огнем горит кожа. Узнать бы, что она чувствует на самом деле. Может быть, не ушла от него, когда отпускал, потому что боится осуждения сородичей или не хочет, чтобы они потеряли покровительство нагов? Если бы знать…

Шеришш сердито взмахнул хвостом. Хотел быть Хранителем — получи. Его руки, его разум, его магия — все работало быстро, четко, выверенно. Скорее, как можно скорее отсоединить все души от этого жуткого накопителя, вытягивающего их силы. Сколько уже вытянули? На что потратили? Сколько злых вещей, убивающих кристаллов можно было зарядить здесь. Сколькие от них пострадали и еще пострадают… Но то, что сейчас в накопителе, он должен обезвредить. А как?

Шеришш трудился почти целые сутки без отдыха, стараясь не отвлекаться на мысли о неизбежном. Как избавиться от ядовитой силы? На благо это не потратишь. Не получится никакого блага из этих, насильно отобранных сил. Ничего хорошего тут не зарядишь. Просто выпустить эту злую силу никак нельзя. Куда же ее деть… Куда деть, пока не пришел за ней тот, кто все это устроил. Ведь обязательно придет и скоро. Наверняка надоумит его Шешхат.

Остается только один выход: принять это все в себя, впитать, вобрать, изъяв из этого мира. Только живые и разумные существа способны перерабатывать темную силу, очищая ее, очищая мир. Он тоже справился бы, но не с таким количеством, не так быстро.

Хранитель немногое может, он не имеет права вмешиваться там, где так хочется вмешаться, он должен уважать свободную волю жителей этого мира и еще много чего должен, а в результате ему чаще всего приходится бездействовать. Но то немногое, что в его силах, он сделать должен — любой ценой. Он обязан хранить равновесие сил, он нужен, чтобы не допускать как раз таких ужасных вещей, как эта.

Освободив последнюю душу от магической нити-пиявки, забирающей ее силу, Шеришш вплотную подошел к большому прозрачному шару, наполненному болезненно желтой энергией — с зеленым гнойным оттенком. Все внутри него содрогалось от ужаса и отвращения. Он так долго шел к этому, так мечтал быть Хранителем. Что ж. Мечты сбываются. Он получил то, что хотел, и теперь должен сделать то, что необходимо. Наверное, это будет самое короткое служение Хранителя за всю историю.

Шеришш закрыл глаза, вспоминая свою жизнь, семью, родителей и старших братьев, мечты, обучение, друзей… Так много и так мало… Робкая улыбка жены, ее хрупкая фигурка, нежный свет ее глаз…

Может быть, в этом его вина и потому его служение должно закончиться, едва начавшись, может быть, не стоило все это затевать, надо было остановиться, когда понял, что она не хочет выходить замуж за нага, что боится его… Он надеялся заслужить ее доверие, а потом, может быть, и любовь, ему казалось, что так и произошло, но что если — только казалось…

— Прости меня, Айрин, прости… И прощай.

Вспомнились норенги, которые были так рады ему, его обещание скоро вернуться… Они будут ждать… Почему-то именно это резануло по сердцу больнее всего. Они поверили, они будут ждать, а он не вернется… И другого Хранителя им не дождаться еще долго. Нет ни одного готового для служения Хранителя жреца Шере-Лоа-Ри. Как жаль…

Шеришш приблизился вплотную и положил руки на сферу. Нет смысла оттягивать неизбежное, нельзя медлить. Ядовитая сила потекла в него, сначала медленно, а потом, когда он заставил себя не сопротивляться, хлынула потоком.

* * *

Отдав нужные распоряжения, Ярт направился в святилище Душ. Он был доволен. У Ярона нет шансов. Надо забрать заряженную Сферу, затем вернуться в мастерскую и запустить заранее установленные замаскированные порталы. Когда они активируются, армия из мраков и воинов Леяны окружит твердыню Теновии.

А чуть позже в действие вступит он — со Сферой Силы. Она уже достаточно зарядилась. Сейчас он заберет ее из бывшего святилища Душ, ныне ставшего неистощимым источником силы, и вместе с ней перенесется к замку Ярона. Нет, к своему собственному замку. К месту силы Теновии, которое по праву должно принадлежать сильнейшему.

Ярт проверил защитные заклинания и амулеты, насладился страхом, плещущимся в глазах стражей. Это Леяна могла быть настолько глупой, чтобы рассчитывать на чью-то преданность. Он же надеялся только на страх. Пока ты сильнее других, тебя будут бояться и подчиняться. Страх — сильнейшее орудие. Единственное, на которое стоит рассчитывать. Все остальное — лишь туман и мираж.

Пусть его войско схлестнется с воинами Ярона… Пусть почувствует силу князя, ведь тот наверняка окажет яростное сопротивление. И тогда явится он — подлинный властитель этих земель. С помощью Сферы Силы, заряженной энергией душ, он мгновенно сметет Ярона и его воинов. Большая часть погибнет сразу же. Ему уже не терпелось посмотреть, как это будет. Скорее всего, ближайшие распылятся на мельчайшие частицы, а те, что окажутся дальше, — воспламенятся.

Это будет восхитительно. И он добьется не только победы над врагами, но и всепоглощающего страха от тех, кто пока что именуется воинами и подданными Леяны. Но уже сейчас они его подданные и подчиняются в первую очередь ему. А когда увидят, как он расправится со всеми, кто посмеет ему противостоять, они станут его рабами, и даже мысли о предательстве у них не возникнет. Страх — вот истинный господин. И он станет их самым большим страхом.

Ярт вошел в бывшее святилище Душ и буквально остолбенел. У постамента со Сферой Силы стоял… наг. Самый настоящий. Или это статуя? Но откуда ей тут взяться? Наг однако был совершенно неподвижен — глаза закрыты, руки прижаты к сфере, длинный хвост обернут вокруг ее постамента. Он не шевелился и, кажется, даже не дышал.

Осторожно сделав еще несколько шагов внутрь, Ярт увидел, что лицо нага искажено в гримасе мучения, но грудь не вздымается. И тут же заметил кое-что еще: Сфера была пуста более чем на половину. Так вот что тут происходит. Видимо, третий Хранитель все же вернулся. Вернулся, чтобы ограбить его, Ярта. Отнять его силу.

Ну что же… Отступник зло прищурился. Похоже, ворованное не пошло Хранителю впрок. Он неважно выглядит и явно чувствует себя не лучшим образом. Взгляд отмечал испарину и уже почти синюшную бледность кожи, от природы наверняка золотистой. Ради того, чтобы избавиться от Хранителя и порадовать Шешхата такой редкой жертвой в его честь, не жаль и отдать часть силы.

Жаль, конечно, что Хранитель успел нанести такой урон: прервать связь душ с поглощающей их силы Сферой. Эта связь стоила Отступнику немало трудов, но тут уж ничего не поделаешь. Придется начать все сначала. А пока…

Ярт на несколько секунд задумался. Да, это подойдет. Наг сейчас не сможет сопротивляться, он отравлен забранной силой. Отступник извлек из недр своего свободного одеяния ритуальный кинжал, оружие редкое в своей смертоносности, омытое в крови жертв, усиленное чудовищными заклятиями, и приблизился вплотную.

Все же он опасался нага, но тот уже не владел собой, и если даже осознавал, что происходит, то поделать ничего не мог, находясь в беспомощном состоянии. Он почти окаменел, от кожи его исходил холод, словно он уже умер, тогда как наги обычно должны быть горячи, если только не находятся в спячке.

Нет, ничто и никто ему не помешает. Глаза Ярта сверкнули злым торжеством, рука с ритуальным кинжалом поднялась, чтобы нанести смертельный удар.

Один из браслетов на руке нага сверкнул золотым огнем и тут же рядом что-то вспыхнуло, словно разряд молнии. Отступник бросил быстрый взгляд в ту сторону.

Совсем рядом стояла девушка редкой красоты. Хрупкая фигура окутана свободным одеянием из белого шелка, грива черных вьющихся волос собрана в высокий хвост, смуглая кожа, тонкие черты лица и жгучие темные глаза — все, что успел Ярт рассмотреть, прежде чем это небесное создание налетело на него подобно самке, защищающей своих детенышей от опасного зверя. В такие минуты самке все равно, что нападающий превосходит ее в размерах и силе, и ее яростный натиск способен обескуражить кого угодно.

Еще через несколько мгновений Ярт осознал, что дело не только в безрассудстве, — эта девица, похоже, может тягаться с лучшими воинами. Она выхватила из-за пояса парные кинжалы, и теснила Ярта прочь от Хранителя, не давая ему перевести дух, не позволяя нанести удар. Ее кинжалы свистели рядом с его лицом, а вот один из них зацепил кожу. Если так пойдет дальше, ему не продержаться против нее и минуты. Его защита, совершенная безупречная защита и от магии, и от физической силы, на нее не действует. Магией она не пользуется, а тело ее — рождено иным миром, и кинжал тоже оттуда.

И никак не суметь произнести заклятие или извлечь один из смертоносных амулетов, что у него всегда с собой. Да и подействуют ли они еще… Должны. Хотя у нее тоже может быть защита от магии и даже более всеобъемлющая, чем у него, ведь она явно жена Хранителя. Он проверил бы это, но проклятая девчонка и вздохнуть не дает. Когда она во второй раз полоснула его, на этот раз по руке, Ярт, отпрыгнув в сторону, изловчился активировать перемещающий кристалл. Он не хотел этого признавать, но ему пришлось позорно бежать от бешеной твари и радоваться, что удалось.

Кристалл перенес его ко входу в мастерскую. Стражи тут же вскочили и почтительно поклонились. Их страх привел Отступника в чувство, вернул хотя бы часть самообладания. Пожалуй, он оставит стражу здесь, хотя тут и имеется мощная магическая защита, но подстраховаться не помешает. Вдруг сюда явится Тайра? Магическая защита ее не остановит, а стража — вполне. Шаманкам нельзя убивать…

Ярт довольно усмехнулся, входя в свое убежище. Бросил взгляд на изваяние Шешхата, так похожего и в то же время не похожего на Великого Змея, и успокоился окончательно.

Все к лучшему. Хранитель уже был полумертвым. Он сдохнет сам. И эта девчонка, — видимо, его жена, — ничего не сможет сделать, ничем не сможет помочь. Она обычный человек, она не опасна. Какое варварство и глупость — нападать на него, могущественного мага, — с обычным оружием. Просто… он не ожидал этого, поэтому… Не стоит думать о них.

Девчонку рано или поздно поймают, Хранитель можно считать уже мертв. И Сфера Силы, отданная ради этого, не такая уж высокая цена. Он уже накопил немало. Чтобы раздавить сопротивление Ярона, хватит с избытком. А потом накопит еще.

Ярт активировал перемещающие порталы, тронул кончиками пальцев большой амулет, висящий на груди. Он соединен со Сферой Подчинения, которая останется здесь, держа в повиновении всех сынов Мрака. С помощью амулета, связанного со Сферой Подчинения, можно управлять мраками откуда угодно. И раз он решил оставить здесь свою личную гвардию, охранять его на поле боя будут мраки. Решено. Это самое лучшее. И они-то уж точно не выйдут из повиновения.

Можно было остаться здесь… Но нет, он не пропустит такое зрелище. И он должен первым войти в покоренную твердыню Теновии, насладиться триумфом сполна. Отступник отдал приказ страже охранять убежище, посулил чудовищные кары за любую оплошность и, сжав в ладони перемещающий кристалл, перенесся туда, где из ночной темноты бесшумно возникали мраки и воины, готовясь штурмовать замок князя Теновии.

ГЛАВА 45. На грани

— Шеришш… — девушка спрятала кинжалы и коснулась руки нага. — Что с тобой? Почему ты такой холодный… Почему… — Она посмотрела на Сферу, которая была на треть заполнена чем-то зеленовато-желтым, мутно и опасно светящимся. Девушка не знала, что это, но догадалась, что оно убивает нага. — Не надо, прошу… Не оставляй меня сейчас.

Шеришш оставался все так же неподвижен и безучастен к ее мольбе, наверное, он не слышал или уже не мог откликнуться. Девушка разрыдалась, обнимая холодное тело, становившееся все холоднее с каждой секундой, — в то время как содержимое сферы медленно убывало.

* * *

— Не справиться ему. Не совладать. Вернулся Хранитель неужели для того, чтобы сгинуть? Помогите, — мысленный призыв Тайры достиг Хранителя Теновии, и могучий дракон, поймав широкими крыльями восходящий поток воздуха, почти неподвижно завис в небе над морем.

Ядовитая сила, накопленная Отступником, убивает молодого Хранителя. Дракон потянулся к оскверненному святилищу Душ, к нагу, пытающемуся в одиночку справиться с бедой.

— Отдай мне часть этой силы, брат. Прими помощь.

Наг не отозвался. Он уже не мог откликнуться, почти обратившийся в камень, почти ушедший за грань.

— Эх, молодежь… — вздохнул дракон и сам установил связь, потянул ядовитую силу к себе. — Ну и гадость… — мысленно прошептал он через минуту, чувствуя, как отяжелели крылья.

Он не хотел обращаться за помощью к единорогу. Тем более — к даме. Но что поделать. Ему, возможно, еще придется помогать людям этой неспокойной ночью. Ночью перелома.

— Хранительница, отзовись. Где ты там пропадаешь… Помощь нужна.

— Я слышу тебя, Хранитель, — единорог отозвалась мгновенно, хотя явно пребывала даже вне этого мира — как обычно в последнее время, когда Светания, отступив от веры, почти лишила ее возможности действовать и даже оставаться здесь. Дракон перебросил ей нить связи.

— Ох… — только и донеслось от единорога.

— Да. Точнее не скажешь… — проворчал дракон. — Давай-ка поднажмем. Молодой хранитель там уже почти что хвост отбросил. Ящерица глупая… Надо было сразу нас звать.

* * *

Холодное тело, ставшее уже почти ледяным и твердым, как камень в самом глубоком подземелье, вдруг потеплело под ее руками. Айрин всхлипнула и подняла голову, почти ничего не видя из-за слез, заливших лицо.

Показалось? Или все-таки нет? Неужели Боги все же услышали ее молитвы? Шере-Лоа-Ри отозвался и спас своего жреца? Да, не показалось, кожа стала теплее… Он жив. Он будет жить.

Айрин заглянула в лицо нага. Тяжелые веки дрогнули, приоткрывая золотые глаза с вертикальными зрачками. Глаза, казавшиеся ей прежде пугающими, чуждыми, а теперь… самые родные. И она ведь ни разу не сказала ему, что любит… А он ждал.

— Я… Шеришш… Я люблю тебя, слышишь?

— Слышшшу… — прошуршал слабый голос, золотом полыхнули необыкновенные глаза. — Я… тебя… тоже…

Жаркой волной облегчения, любви, счастья окатило сердце Айрин. Жив.

* * *

— Вперед, — рявкнула шаманка, так что ее спутники, старательно пытавшиеся молиться, дружно подскочили от неожиданности. — Отступник ушел, но он может вернуться в любой момент, — пояснила Тайра на бегу. — Оставайся и жди нас здесь, Лума, — гиена мотнула головой в сторону узкого темного туннеля, ответвлявшегося от того, по которому они бежали.

Зайчиха покорно юркнула туда.

— Ты можешь не ходить с нами ТашНорШера. Это опасно, — продолжила Тайра.

— Я пойду, — отозвалась норенга мрачно. — Теперь это и наша война.

Шаманка ничего не возразила, и уже через несколько минут их весьма странная группа влетела в большой зал, освещенный несколькими магическими кристаллами и служивший преддверием зловещего логова Отступника. Здесь же находилась охрана — целый отряд крыс в человеческом обличье, как и трое лосей, двое медведей и столько же росомах в звериных телах. При виде последних Тьер взрыкнул от возмущения.

Их всего двое против этой своры, волчица и росомаха, но Райяна ощутила не страх, а дикий опьяняющий восторг, и точно знала, что Тьер чувствует то же. Наконец-то можно ринуться в бой, дать выход накопившейся ярости. Прикрывая друг друга они врезались в нестройный ряд растерянных врагов, никак не ожидавших нападения.

Норенга, на которую Райяна и Тьер не рассчитывали, тяжело ввалилась внутрь зала и обвела происходящее беспомощным взглядом маленьких глазок. Магия земли — мощная сила. Но как ей воспользоваться, когда свои и чужие почти сплелись в один клубок?

Проще всего было бы завалить землей весь зал. Но тогда и проход к логову окажется завален, а открыть его ей уже вряд ли хватит сил. Да и не готова она была похоронить заживо стольких условно разумных существ. Ни одного не готова была похоронить… Она все-таки еще надеется стать матерью. А тем, кто убил кого-то, материнство заказано… Ну и просто — не могла.

ТашНорШерапотрясла головой и усмотрела таки троих врагов, находящихся достаточно далеко от общей свалки. Она вытянула вперед лапы, делая медведя, росомаху и одного лося тяжелыми, увеличивая силу, с которой земля притягивает их. Это была тонкая магия, требующая немалых сил и умения. Если бы она могла поступить так со всеми, находившимися в зале, как все легко разрешилось бы.

Крысы, успешно ускользнувшие и от когтей и зубов Райяны и Тьера, и от "утяжеления" норенги, пришли в себя, отступили назад и, объединившись, заполнили зал густым дымом. Райяна и Тьер знали, что это иллюзия, но знание не помогало. Они не видели врагов, а враги продолжали их видеть. Те, кто воюет вместе с крысами, носят амулеты, защищающие от их магии иллюзий.

Волчица и росомаха не отступили — они просто бросились вперед, нанося удары, каждый из которых находил цель, ведь промахнуться здесь было почти невозможно. Их тоже успели зацепить несколько раз, но через минуту дым рассеялся.

У входа в зал стояла уже не гиена, стояла шаманка в ритуальном плаще, на котором тысячи перьев и клочков шерсти образовали неповторимый узор. Тайра — самая сильная шаманка Светании — сжала свой посох и ударила им в пол.

— Вы хотите войны, — сказала она низким пугающим голосом. — Хорошо… Но вам придется обойтись без иллюзий. Кто вы без них? Кто вы на самом деле? — безумный хохот начал прорываться сквозь слова. — Кто. Вы…

— Горстка трусов, — внезапно вступил другой голос.

Из-за плеча Тайры показалась Лума. Шаманка медленно повернула голову и посмотрела на зайчиху.

— Ты права, — сказала она серьезно. — Права. Страх — их господин. Но не единственный. Еще алчность. И стремление к превозношению.

— Уходите, — сбросив оцепенение, вызванное вмешательством шаманки, вперед выступил один из медведей. — Мы не хотим… вашей крови. Уходите. Мы всего лишь выполняем приказ. Леяна — наша княгиня.

— Ваш князь — Отступник, а бог — Шешхат. И каждый из вас знает это, — тяжело уронила Тайра.

— Разве шаманка не должна… не вмешиваться? — послышался голос кого-то из крыс, скрывавшихся за спинами своих более сильных товарищей. — Если бы ты правила нами, мы бы…

— Ну конечно, — вскрикнула Тайра. — Конечно. Рабам нужен господин. Иначе они не могут… не могут жить, не могут думать своими головами и решать за себя сами не желают. Но не смейте мне говорить о долге. Что я должна и не должна — вас не касается. Мои долги — только перед Богами. И я отвечу. И вы… — она помолчала, обведя охранников суровым взглядом, — вы тоже… ответите… Все ответят за свои дела. Все.

Несколько секунд все молчали, только тяжелое дыхание нарушало тишину. Личная охрана Отступника смотрела на подраненных волчицу и росомаху, на Луму, которую знали все, на шаманку во всем великолепии ее ритуального облачения и наконец на норенгу, которую уж точно никто не ожидал здесь увидеть.

Из-за спин товарищей вышел один из крыс, посматривая то на шаманку, то на норенгу.

— Мудрейшая, — он низко поклонился Тайре. — Отступник и княгиня… они… будут повержены? — и он замер, не слишком рассчитывая на ответ, но все же надеясь на него.

Остальные переглянулись. Впервые им пришла в голову мысль, что они могут оказаться не на стороне победителей. Но если здесь не только бежавшие пленники, но и норенга… и няня княгини… и сама Тайра, которая сейчас совершенно не казалась безумной…

Губы шаманки скривились в презрительной усмешке.

— Будущее темно и неопределенно, — пропела она, поднимая взгляд к потолку. — Будущее… творится сейчас, — она опустила голову и ударила посохом в пол.

Пронзительный взгляд ее вонзался то в одно лицо, то в другое, совершая обход, перетряхивая мысли, страхи и чаяния, и под этим взглядом стражи Отступника один за другим опускали глаза. Кто-то из них служил лишь из страха, но к этому времени уже успел понять, что Отступник не даст им будущее, в котором можно будет жить, не страшась завтрашнего дня и даже каждой следующей минуты; кто-то мечтал о высоком положении при своем господине, но давно уже понял, что положение, хоть и высокое относительно прочих, мало чего стоит, если твой хозяин постоянно попирает тебя ногами, втаптывая в грязь и заставляя трепетать ежедневно и ежеминутно.

Это ли то будущее, которого они хотели? А сейчас… еще не поздно изменить его. Сейчас, именно сейчас не поздно сменить сторону… Может ли шаманка быть на стороне проигравших? Может? Или… Как не прогадать? Сейчас решается судьба. Прямо сейчас.

— Времени не осталось, — тихо и властно сказала Тайра. — Продолжайте бой или отступите.

— Я ухожу, — решительно сказал тот крыс, что спрашивал Тайру о будущем. — Прости, Говорящая с духами, — он снова поклонился шаманке. — Мы здесь не по своей воле.

Тайра с явным усилием кивнула. Она могла бы сказать, что крысы были вполне в состоянии остаться в стороне. Их сплоченный и многочисленный клан хотел возвеличиться под крылом Леяны и Отступника, многие из них были рады, что их умениям найдется применение.

Крысы зачастую были изгоями среди других кланов — слишком слабые для темных, слишком опасные для светлых. Вот и решили сделать ставку на Отступника. Однако они же всегда славились своим благоразумием и осторожностью. Однажды начав сотрудничать с Леяной, их клан оказался опутан узами страха, как и другие. Так что теперь это вряд ли можно было считать осознанным выбором. В любом случае, лучше не злить их сейчас. Пусть уходят. Глаза Тайры сверкнули. Не зря, ох не зря моряки говорят, что крысы первыми бегут с тонущего корабля. Вот и пусть бегут.

— Уходите, — Тайра посмотрела в сторону, хотела смолчать, но не удержалась: — Этот корабль уже дал течь.

Крыс на миг враждебно прищурился, но тут же снова усмехнулся и махнул рукой остальным.

— Куда? — вздумал было их останавливать один из медведей.

— Прочь с тонущего корабля, — был ему ответ. — И тебе советую.

Юркие крысы моментально скрылись в полумраке туннеля. Оставшиеся на ногах оборотни — два лося, медведь и росомаха, неуверенно топтались на месте, бросая настороженные взгляды на Райяну и Тьера. Те были подранены — несильно, но заметно, однако ярости и решимости у них явно не уменьшилось. Волчица оскалилась и пошла вперед, Тьер косолапо поспешил следом, обходя ее и загораживая своим мощным телом.

Лоси, успевшие перекинуться в животную ипостась во время короткой схватки и чувствительно лягнуть Райяну, а Тьеру — наподдать рогами, обратились людьми и отошли в сторону.

— Мы служили из страха. Мы уходим, — сказал старший из них. — Прошу, отпустите моего племянника, — он кивнул на одного из тех, кого придавила к земле своей магией ТашНорШера.

Норенга повернула голову на толстой шее и вопросительно посмотрела на шаманку. Она не могла отпустить кого-то одного — только всех троих. Но медведь и росомаха могут быть весьма опасны. Два медведя и две росомахи против уже раненых Тьера и Райяны… Нет, это слишком рискованно.

— Она не отпустит вашего родича, пока все не решат уйти, — угрюмо произнесла Тайра. — Мы заходим внутрь, а вы можете оставаться здесь и ждать Отступника, — шаманка пошла вперед.

Лоси возмущенно и возбужденно говорили что-то своим более упрямым и теперь уже бывшим сотоварищам.

— Хорошо, мы уйдем, — сказал один из росомах.

— Отпусти их, — небрежно качнула посохом Тайра, направляясь ко входу в мастерскую. — И, прошу тебя, спрячься где-нибудь и возьми с собой Луму. Когда все уляжется… Я отыщу вас.

Норенга, не скрывая облегчения, сняла чары с лежащих и, подставив спину Луме, обернувшейся зайчихой, поспешила прочь.

— Там чары… — начал было один из лосей, желая предупредить шаманку. — Опасные чары…

Тайра ничего не ответила, только качнула посохом. Вспыхнуло смертной мутью на каменной плите, закрывающей вход, шипя, истаяло, и плита поехала в сторону.

Шаманка вошла внутрь, Райяна и Тьер — следом. Плита за их спинами встала на место.

ГЛАВА 46. Лазурная лагуна

Тетушка Нея подняла своих гостей, когда уже почти совсем стемнело. Выглядела она при этом озабоченной, что само по себе настораживало. Нея явно не была паникершей.

Хозяйка вывела Верена, Полину и Сая в ночной, благоухающий свежестью сад и указала на внешнюю лестницу, капитальную и удобную, ведущую на крышу. Верен понимающе хмыкнул. Полина припомнила, что он первым обратил внимание на эту необычную плоскую крышу. Ну конечно, чистить ее от снега им не трудно. Когда в доме живет дракон, со снегом на крыше он уж как-нибудь справится.

Наверху их ждал высокий мужчина, широкоплечий и стройный, с несколько резковатыми чертами породистого лица. Черные волосы, темные глаза, под которыми залегли тени. Он выглядел настолько бледным, что Полина взглянула на своих спутников, чтобы убедиться: дело не только в обманчивом лунном свете. Нет, Хранитель выглядел измученным и при этом сурово-непреклонным, как непокорный пленник на допросе.

— Вы готовы? — спросил он негромко, оборвав приветствия и поклоны. — Времени совсем мало. Княгиня Светании и Отступник этой ночью нападут на князя Теновии. Мраки и воины княгини уже готовы штурмовать замок.

Полина ахнула, Верен нахмурился, Сай тяжело вздохнул.

— Хранитель, но как мы сумеем… применить Лунный Свет, даже если добудем его? — осторожно спросил ворон.

— Это уже не ваша забота. Применять будете не вы. Я передам его шаманке. Главное, чтобы не оказалось слишком поздно. И чтобы Лунный Свет оказался именно тем, что нужно, — прибавил он совсем тихо, как бы про себя.

— Значит, ты не уверен, Хранитель? — вскинулся Сай.

— Нет, — отрезал дракон. — Я не знаю, что может помочь. Но Нея считает, что именно это. А обычные люди, порой, куда лучше разбираются в подобных вопросах. Я верю своей жене. И в любом случае, других вариантов у меня нет.

— Тогда… — начал Верен.

Хранитель отрывисто кивнул и взмахнул рукой, предлагая людям отойти подальше, что они и сделали, отступив к лестнице. Нея стояла на верхней ступеньке, смотрела на мужа тревожно.

— Не знаю, что там было, но крепко ему досталось сегодня, — успела она шепнуть, прежде чем воздух над крышей задрожал серебристым маревом, очертания мужского тела в длинном плаще поплыли, искажаясь, и из мерцания, лунного света, из ночной свежести и звездного света соткалось огромное тело, уплотнилось, налилось мощью.

Дракон занял почти всю площадь крыши, он был пугающе огромен и в то же время линии черного с золотыми и изумрудными искрами тела поражали изяществом, заставляли замирать и трепетать от восхищения этим совершенным созданием. Дракон повернул голову на гибкой шее, скосив на людей один пронзительно зеленый глаз с золотым зрачком. С мягким шорохом развернулись крылья, переливающиеся темным золотом.

— Скорее… — глубокий мысленный голос дракона наполнял сознание до краев.

Он не казался громким, он был… ошеломляющим, так что больше в головах не оставалось ни единой мысли, из того шумного роя, что всегда где-то там мельтешат, жужжа наперебой. — Забирайтесь. Там, за гребнем, есть подходящее место. И лучше вам перекинуться, я думаю.

Верен переглянулся с Полиной.

— Вы можете принять любую форму, с дракона невозможно упасть, если он этого не захочет.

— Так может, мы лучше… своим ходом… — пробормотала Полина.

Дракон однако услышал.

— Я быстрее, — пророкотал он. — Намного быстрее.

— Лучше перекидывайся в горлицу, — подсказал Верен. — Птицы не боятся высоты.

Полина верила в его правоту относительно птиц в целом. Сама же она почему-то ощущала страх высоты при одном только взгляде на поразительное создание. Смотреть на него хотелось вечно. Но влезать на него… не хотелось совсем. Однако деваться было некуда.

Рядом что-то невразумительное, но явно жалостное проскулил енот.

— Лучше останься здесь, — бросил ему Верен. — С тебя уже достаточно подвигов.

— Нет уж… — Сай упрямо помотал головой. — Вдруг именно я вам там и понадоблюсь, — он громко фыркнул и первым побежал к дракону.

Остановился в замешательстве перед его крутым и почти гладким чуть искрящимся черным боком, тяжело дыша от волнения, увидел любезно изогнутую лапу, которая должна была играть роль лестницы, и кое-как забрался на спину.

Ворон и горлица уже притаились там, где заканчивался резной гребень, переливающийся темным золотом и глубокой зеленью. Енот резко выдохнул, когда мгновенно ставшие ярче пламенеющие крылья развернулись во всю ширь, упруго взмахнули, дракон спружинил на мощных лапах и взмыл в звездное небо навстречу полной луне.

Казалось — они не взлетели, а нырнули. Луна и звезды сразу же оказались ближе, будто бы совсем рядом. Они были уже не под звездами, а среди них — так это ощущалось. Даже Верен инстинктивно пытался цепляться когтистыми лапами за горячую, почти гладкую шкуру и балансировать крыльями, про Полину и говорить нечего, а енот, позабыв о гордости, громко скулил от ужаса. Фая сжалась в искорку и затаилась где-то среди перьев Полины.

Крыша, дом, сад, вся безмятежная долина и даже горы, окружавшие ее, мгновенно провалились куда-то, остались настолько далеко внизу, что их словно и вовсе не было больше. Был только темный бездонный простор, неожиданно яркие и крупные звезды, водопад мягкого лунного света и горячий дракон, пронизывающий своим невероятным жаром насквозь.

Он не обжигал, но пропитывал каждую клеточку, насыщая таинственной энергией и ею же удерживая. Взмах крыльев — и не ветер, а звезды несутся прямо в лицо, пространство взрезается и позади остаются долины, водопады, горы, и кажется, что один взмах крыльев дракона покрывает полконтинента. И, наверное, это не так уж далеко от истины. Еще взмах… Теперь-то уж точно звезды окружают их и сверху и снизу. Кажется, дракон заметно снизился, по крайней мере, им видно, как небесные огни плывут по морской глади, как покачивается на ней лунное нежное мерцание.

Дракон заложил вираж и опустился еще ниже.

— Лазурная лагуна, — сообщил он. Полине показалось, что голос его звучит глухо и устало. — Вы что-нибудь видите? Там, в воде? — спросил Хранитель.

— Луна отражается… — неуверенно ответила Полина.

— Где? — заинтересованно спросил дракон.

— Вон там… — справа.

Дракон мысленно рассмеялся — коротко и очень по-доброму.

— Отражение луны слева от нас. Значит, там ты видишь лунное сияние?

— Да, — удивленно подтвердила Полина. — Теперь я вижу, что оно не такое… как должно быть. Это не лунная дорожка, скорее округлое пятно.

— Кто-то еще его видит? — спросил дракон, снижаясь настолько, что едва не задевал лапами воду.

Верен и Сай вразнобой сообщили, что, может быть, что-то там и есть, но они не уверены.

— Да вон же, — удивилась Полина. — Оно стало еще ярче…

— Значит, это там, — удовлетворенно заключил дракон. — Мне тоже доводилось его видеть — сияние на воде, точь в точь, как лунный свет, но не там, где отражается луна. Но этой ночью я его не вижу. Значит, не мне спускаться за Лунным Светом…

— Но я… почти не умею плавать, — прошептала Полина, в ужасе глядя на переливающуюся бликами темную воду.

— А если я? — вмешался ворон. — Кажется, я тоже что-то вижу.

— Можете отправляться вместе. Пожалуй, я сумею помочь вам обратиться кем-то, кто точно умеет плавать. У вас нет такой ипостаси, но я все-таки Хранитель… Хоть чем-то да могу помочь, — дракон шумно вздохнул. — Летите к воде, ныряйте. Я помогу. Енота превратить не смогу, у него только одна ипостась и такое насильственное превращение может повредить.

— Ну, хоть здесь обошлось, — шумно выдохнул Сай, цепляясь лапками за зубец гребня. — А я уж думал, снова тонуть придется…

Ворон и горлица взлетели. Небо манило и звало, вода пугала, отталкивала и в то же время тянула вниз смертельным притяжением бездны, но они заставили себя опуститься, а потом внезапно ощутили, как их отяжелевшие тела входят в воду и движутся в ней с такой же легкостью, с какой бегают звери и летают птицы. Нет, с еще большей легкостью. Вода держит сама, не нужно ловить потоки, она обнимает, ласкает и поддерживает, она — сама забота, родная стихия, в чьих объятиях так же хорошо и спокойно, как ребенку на руках у любящей матери.

Полина не сдержала чувств и издала серию звуков — свист и щелчки. И радостный голос Верена был ей ответом. Они сделали круг, наслаждаясь свободой и покоем, на несколько мгновений позабыв обо всем. Была только нежная ласка воды, радость свободы и счастье взаимной любви. Дельфины… Как хорошо, как чудесно. Как пляшут лунные блики на воде, сколько запахов, звуков, как это прекрасно — ощущать звук и рельеф дна всем телом и чувствовать близость любимого настолько полно, насколько недоступно ни зверю, ни человеку.

Где-то рядом мелькает маленькая искорка — Фая тоже здесь, кажется, ей тоже хорошо и радостно. Еще один круг, Полина и Верен сплетаются телами, исполняя танец счастливого единения, касаясь друг друга в кружении, купаясь в своих чувствах. Но сознание уже посылает сигнал тревоги: у них нет на это времени. Как жаль…

А вот и печальный молочный свет, призрачное бледное сияние, идущее из глубины. Полина выразила свою грусть в протяжном свисте и движениях гибкого сильного тела и устремилась туда — к сиянию, к цели. Верен последовал за ней. Они погружались.

Здесь была подводная впадина, свет с поверхности почти не достигал дна, но оттуда шел собственный свет, и вот уже видна прекрасная статуя. Юная дева выглядит одновременно совершенно живой и абсолютно нереальной. Не бывает в мире такого совершенства. И такой прекрасной печали, какая светится в ее лазурных глазах. Простерта вперед тонкая рука, на хрупких пальцах висит цепочка, на ней — хрустальный флакон, от него-то и исходит сияние, хотя и сама дева слегка светится, жемчужно мерцает ее кожа, сапфировые глаза переливаются, словно в них стоят слезы. Высокая грудь прикрыта повязкой, расшитой жемчугом и перламутром, и нити из розовых жемчужин вплетены в густые волосы, ниспадающие почти до кончика хвоста, чья чешуя переливается самоцветным блеском.

Два дельфина замерли перед этой окаменевшей девой и ожившей легендой. По белоснежной щеке и вправду скатилась слеза. Морская вода не растворяла ее, слезы Девы Моря не просто соленая влага, они особенные.

Полина снова засвистела, защелкала, всей душой сопереживая несчастной и в то же время прося отдать флакон, она осторожно коснулась носом хрупкой руки, и ей показалось, что выражение глаз Девы Моря изменилось, что теперь в ее взгляде появилась надежда.

Дельфин попыталась поддеть цепочку, ее вытянутый нос как раз проходил в отверстие, но ничего не получалось, тонкие пальцы не разжимались. Верен тоже попытался и тоже безуспешно.

— Нам очень нужен Лунный Свет, — мысленно заговорила Полина. — Он может многих спасти. Пожалуйста… Мы не для себя…

Но Морская Дева только смотрела на нее с неизбывной печалью в прекрасных глазах. Почему-то Полине казалось, что она все чувствует и понимает и хотела бы отдать им сокровище, но это не в ее силах.

— Что-то не так, — пророкотал мысленный голос дракона. — Она не отдаст флакон.

— Но почему? — взмолилась Полина.

— Дело не в вас. Дело в той, кто ее прокляла… Похоже, она на берегу. Плывите к берегу. Скорее. Отступник уже открыл порталы, войско Леяны и мраки окружают замок.

ГЛАВА 47. Сила проклятия

Голубое призрачное мерцание на берегу первым, как ни странно, заметил Сай. Ему было страшно смотреть вверх — звездная бездна подавляла и поглощала его, как океан крохотную песчинку. И темные воды внизу тоже пугали. Поэтому, когда дракон, медленно кружащий над лагуной, развернулся мордой к берегу, енот был рад возможности зацепиться взглядом за силуэт причала и перевернутых лодок, за огоньки рыбацкого поселка, виднеющиеся вдали.

Странное голубое мерцание привлекло его внимание, он потряс головой, но оно не исчезло, зато даже страх высоты ослабел от удивления и подспудного чувства, что это нечто важное.

Дракон уловил его замешательство и тут же пожелал узнать, чем оно вызвано. Сам Хранитель поначалу ничего такого на берегу не заметил и лишь после того, как Сай подробно описал увиденное, дракон тоже разглядел уже не одну, а целых две призрачных фигуры у самой кромки воды.

Дельфины бросили последний взгляд на прекрасную, застывшую в бесконечной печали фигуру Морской Девы и поплыли к берегу. Когда стало совсем мелко, сверху на них пролилась волна горячей энергии, покалывая мелкими иголочками все тело, и вот уже не дельфины, а два человека оказались в воде. Верен быстро поднялся и помог встать Полине, вода текла с них потоками, но пережитый восторг единения с водной стихией все еще сиял внутри, согревая отголосками счастья и свободы, не менее, а может, и более полной, чем свобода полета.

"Все-таки мы вышли из воды, и нет для нас ничего роднее", — успела подумать Полина, прежде чем увидела двоих призраков, стоявших на берегу или, вернее, паривших над берегом. У нее даже сомнений не возникло, что это именно призраки. Немолодая женщина со скорбным лицом смотрела на воды лагуны. Красивый юноша, исполненный печали и отчаяния, пытался привлечь ее внимание, но она его не видела.

— Сынок… — шептала женщина. — Вернись ко мне… Погубила тебя бессердечная…

— Я здесь, мама, здесь, — отвечал юноша. — Я с тобой. А она не бессердечная… она не хотела этого… Мама.

Но женщина не слышала и не видела его, погруженная в пучину ослепляющего отчаяния.

Полина почувствовала, как перехватило дыхание и защипало глаза от подступающих слез. Сколько же лет разыгрывается здесь эта трагедия? Снова и снова…

— Она появляется здесь каждое полнолуние, — прозвучал в сознании голос Хранителя. — Каждое полнолуние ждет сына и не замечает, что он рядом с ней, что до сих пор страдает. Она не может простить. И это делает ее слепой.

— Что же делать? — прошептала Поля.

— Я не знаю, — печально ответил Хранитель. — Только люди могут ей помочь, только такие же существа, как она сама.

— Может, вам попробовать поговорить с ней, — задумчиво предложил Сай.

— А почему бы тебе самому не попробовать? — с сарказмом спросил Верен. — Она даже собственного сына не слышит…

— А вот и попробую, — фыркнул енот. — Заходи на посадку, — повелел он дракону, но тут же спохватился и прибавил: — Многоуважаемый Хранитель.

Дракон тоже фыркнул, только оглушительно, так что Верен и Полина присели, но "приказа" послушался и действительно опустился рядом. От него исходил такой ровный и сильный, но не опаляющий жар, что Верен и Полина заодно обсушились и согрелись.

— Да… — протянул ворон, — этого зрелища я не забуду, пока буду жив… Енот, восседающий на драконе…

— А то, — подбоченился Верен, уже спустившийся с крутого и высокого драконьего бока и перекинувшийся в человека, и прибавил уже тише: — Я-то уж точно не забуду…

Между тем призрачная пара, находившаяся совсем рядом, ничего не замечала. Оба были полностью поглощены своими чувствами и переживаниями. Полина подумала, что именно таким может быть настоящий ад, который люди устраивают себе сами. А иной раз и не только себе, но и своим близким.

— Простите, уважаемая… — обратился Сай к женщине.

Она, как и следовало ожидать, никак не отреагировала. Енот почесал в затылке.

— Я видел вашего сына, — внезапно заявил он.

Все дружно уставились на Сая. И даже призрачная женщина.

— Сын… мой сын… — лихорадочно забормотала женщина, — ты правда видел моего сыночка?

— Да, точно говорю. Видел его — вот как вас сейчас.

— Где мой сыночек? Где он?.. Он утонул… утонул… его погубила…

— Подождите, тетушка… Как вас зовут, кстати?

— Меня? — она вроде бы удивилась.

Верен и Полина следили за происходящим, затаив дыхание.

— Арна меня зовут. А сыночка моего — Ирмис. Где он…

— Да здесь же. Рядом с вами ваш сын. Вот же он.

— Нет его… нет… утопила его бессердечная… не прощу ее никогда…

— Послушайте, тетушка Арна, вы чего хотите: счастья для сына или горя для этой… бессердечной, а? Вот если бы вы могли выбирать, вы бы что выбрали?

Призрачная женщина нахмурилась Вопрос был слишком сложен для ее разума, затуманенного горем и привыкшего постоянно бегать по замкнутому кругу горя и желания возмездия.

— Подумайте хорошенько, — наседал Сай. — Вы ведь хотите, чтобы ваш сын был счастлив, правда же?

Женщина неуверенно кивнула, взгляд ее прояснился.

— Да, конечно, хочу, — сказала она горячо. — Но ведь это невозможно. Его погубила бессер…

— Постойте, — прервал ей Сай. — Душа ведь бессмертна, правда же? Иначе вас бы здесь сейчас не было, так?

Женщина снова задумалась.

— Правда… — ответила наконец.

— Ну и вот. Ваш сын рядом с вами. Посмотрите — он же рядом.

— Но я не хочу. Не хочу, чтобы он здесь… Он же такой молодой, он должен жить. Прожить свою земную жизнь, чтобы семья, детки…

Сай вздохнул.

— Ну не сложилось. Так что же теперь, пусть он вечно мучается, мается тут рядом с вами, пока вы его оплакиваете? Вы же мучаете его своим горем. И тем, что не прощаете…

— Я никогда не прощу, — вскинулась Арна. — Разве такое можно простить?

— Наверное, все можно простить… рано или поздно. Если не хочешь, чтобы мучения длились вечно… Ну ради сына. Вы ведь, наверное, ради него готовы на все, правильно?

Арна с готовностью кивнула.

— А ему от вас нужно только одно. Самое трудное. Чтобы вы простили.

Арна всхлипнула.

— Ну как это простить? Как? Я не могу…

— Даже ради сына? — тихо спросил Сай.

— Не могу… — прошептала Арна. — Я знаю, что надо простить, но мне не хватает сил…

— Кажется, я знаю, что надо делать, — прозвучал мысленный голос Хранителя. — Если она хочет простить, но ей не достает сил, вы можете дать их ей. Если сами простите тех, кто обидел вас или причинил зло. Это должно помочь.

— Простить? — с сомнением протянул Верен. — Да вроде бы все, что было, уже… прощено…

— Разве? — тихо спросил дракон. — Загляни в свою душу. Будь честен с собой. И к вам двоим это тоже относится. Тут понадобятся все возможные силы, все, что вы сумеете отыскать. Время идет, и каждая минута может унести чьи-то жизни. Войско Отступника готово к штурму, и Ярону долго не продержаться. Это не будет честной битвой, на мраках и воинах Леяны — магическая защита. А защиту замка они пробьют силой, взятой из святилища Душ.

ГЛАВА 48. И сила прощения

— Мне-то уж точно некого прощать, — пробормотала Полина.

— Есть… Загляни в свою душу. Да, ты не пестовала обиды, они погребены на дне души, но все же они есть.

Сай нахмурился.

— Простить Леяну?

— И ее тоже. Если ты не можешь, то как можно ждать, что мать простит гибель своего сына? Простить — не значит, принять и полюбить. Иногда, чтобы простить, нужно понять. Иногда — понять невозможно. Нужно просто… не держать больше зла в душе, оставить того, кто причинил зло, следовать своим путем. Зло всегда несет возмездие в себе самом, оно всегда само себя карает. И чем дольше ожидание кары, тем более тяжкой она бывает.

Все трое опустили головы, стараясь честно заглянуть в свою память и душу.

— Я… прощаю Ярона. Мне кажется, я уже давно его простила. Я его понимаю. Ему слишком тяжело. Пусть у него все будет хорошо. Пусть будет счастлив. Без меня. Лучше бы, конечно, с Райяной, — Полина усмехнулась.

— Это не все, — мягко проговорил дракон. — Я смотрю в твою душу, я вижу — там есть другая обида. Обида на… близкого человека.

Верен бросил на Полину тревожный взгляд, а сама она нахмурилась.

— Да, наверное… Наверное, я… обижена на бабушку. За то, что она не рассказала мне правды. Умом я понимаю, насколько это было бы сложно. Почти невозможно. И все же… Да, глубоко в душе я была обижена, когда узнала, что она была в этом мире, что ей все было известно. Прости меня, бабуля. Я понимаю… Ты хотела меня уберечь, старалась, как могла. И я даже рада, что это тебе так и не удалось, — она улыбнулась. — Ну и всякие мелочи всем, кто обижал меня когда-нибудь, я тоже прощаю.

Неожиданно для всех от груди Полины отделилось нечто, похожее на светлое искристое облачко, оно подплыло к призрачной женщине и впиталось в ее прозрачную фигуру.

— Получается, — восхитился Сай.

— Я прощаю Ярона и всех, кто оскорблял меня когда-либо, — сказал Верен. — Я понимаю Ярона. Он был ослеплен болью. А потом… когда он думал о возможности ошибки… это раздирало его изнутри. Лучше не иметь власти, чем… все время думать, правильно ли поступил и что делать дальше. Он хотел верить, что мой отец ошибался. Очень хотел в это верить. С некоторых пор я понимаю его… лучше, чем мне бы хотелось. — Верен замолчал.

Ничего не произошло.

— Это не все, — мягко сказал дракон. — Есть другая обида. Глубже, больнее… Намного больнее, потому что ближе…

Верен опустил голову.

— Да, намного… Но я… Я не должен… Винить отца…

Полина и Сай удивленно посмотрели на него и тут же отвели глаза, чтобы не мешать.

— Отец… Я всегда восхищался им, тосковал по нему и… винил его. В глубине души. Понимая, что не должен. Но… Где-то глубоко всегда жила злость на то, что он, спасая других людей, бросил нас с мамой. Защищая других, он не защитил нас. Особенно маму.

— И тебя тоже, — печально сказал дракон. — Тебя тоже.

— Да. И меня тоже. Иногда я думал… Но сейчас я… Я понимаю его. И прощаю. Он ни в чем не виноват. Но обида не всегда основана на вине. Иногда дело в том, кто обижен. Я прощаю. Он не мог поступить иначе. И он не должен был поступить иначе.

Облачко вырвалось из его груди, словно было давно заключено там и ждало, когда его выпустят на волю, когда признают, что обида была, и расстанутся с ней.

— Ну и я… — Сай сглотнул. — Времени мало, так что я… Вы уж простите, я почти не слышал, что вы тут говорили, все думал, как можно простить Леяну за то, что она сделала с нашей семьей. И вдруг понял, что и отца я тоже всегда винил. Если бы не его поступок… Все было бы иначе. Наверное, Леяна все равно стала бы той еще сволочью, но наша семья не пострадала бы настолько сильно.

— Я прощаю ее. Пусть с ней разбираются Высшие Силы. Им виднее. После всего, что она сделала, у нее внутри, должно быть, настоящая адская бездна. Она еще не понимает этого, но когда-нибудь она в нее провалится. И тогда ей будет много хуже, чем всем, кто от нее пострадал. Я прощаю ее. Мне ее даже жаль. Немного.

— И я прощаю отца. Сейчас я вдруг понял, что он был тогда таким же глупым мальчишкой, каким был и я — всего несколько дней назад. Он не понимал, что делает. Или, вернее, я сам повел бы себя также, на его месте. Я понимаю его. Это было плохо, но… В общем, я его прощаю. Если уж кому-то и судить его, то точно не мне. — Сай закусил губу, плечи его вздрагивали и он отвернулся, чтобы скрыть слезы, которых не мог удержать.

Верен положил ладонь ему на плечо и сжал, а Полина нерешительно коснулась руки.

— Ты молодец, — тихо сказал ворон. — Без тебя мы бы не справились.

Сай благодарно мотнул головой и шмыгнул носом.

Искрящееся облачко, выплывшее из его груди, было заметно больше, чем два предыдущих, и когда оно впиталось в призрачный силуэт женщины, что-то изменилось в ней — очевидно и зримо.

Она повернулась и наконец-то увидела сына, молча стоявшего рядом, уже почти потерявшего надежду. Увидела и обняла его. А когда обняла, поняла, почувствовала все, что чувствовал он.

— И ты прости меня, сынок… Я так долго мучила тебя… И ее… Я прощаю, конечно, прощаю. Ты любишь ее. И вы все еще можете быть вместе. Пусть и не среди живых… Но ведь мы — тоже живые. Мы можем чувствовать. И если способны страдать, то и быть счастливыми можем?

— Конечно, мама. Конечно.

Они замерли в невероятном призрачном объятии, когда сливаются души, делясь всеми чувствами, мыслями, памятью — всем. Самой сутью своей.

— Я хочу, чтобы вы были счастливы. Простите меня… дети…

Фея подпрыгнула на плече у Полины.

— Смотрите, — прошептала она, глядя на темные воды, медленно качающие лунный и звездный свет.

Но сейчас там был не только он. Золотистое сияние шло из-под воды, поднималось, разливаясь по поверхности. Среди этого сияния показалась хрупкая фигура Девы Моря, она поднималась над водой, она улыбалась. Дева протянула руку, и с нее соскользнул ослепительно вспыхнувший флакон с Лунным Светом.

Люди ахнули, испугавшись, что он уйдет на дно, но флакон заскользил по воде, волна мягко подхватила его и вынесла на берег, прямо к их ногам. Полина осторожно подняла флакон, — в ее руке он снова вспыхнул серебряным светом, — и отдала Хранителю.

— Это поможет? — спросила с надеждой.

— Должно помочь, — Хранитель, принявший человеческий облик, осторожно касался невиданного сокровища, задумчиво его рассматривая. Потом он сжал ладонь и прошептал несколько слов. Полина разобрала имя "Муфра". Флакон исчез.

Над лагуной зазвучала странная, неотразимо манящая песня. Ирмис, все еще обнимавший мать, смотрел на свою возлюбленную с непередаваемым выражением. Там была и любовь, и нежность, и счастье, и тоска, и боль — все вместе, сплетенное воедино. А Дева Моря смотрела на него — и то же, что испытывал он, отражалось в ее взгляде.

— Простите меня, — прошептала она, и само пространство подхватило этот шепот, как волна подхватывает лепесток цветка, подхватило и принесло — шумом и шелестом волн, голосом сердца.

Но что-то еще звучало над лагуной — накатывало с силой и властностью прибоя. В воде и воздухе разливалось сияние — на этот раз оно было голубым и синим с переливами серебра. Из-под воды поднимались девы моря — одна, другая, десять… Сотни.

Впереди — самая старшая, с лицом прекрасным, строгим и совершенно бесстрастным. Она воздвиглась над поверхностью вод почти полностью, лишь кончик хвоста был погружен в родную стихию. В протянутых руках она держала венец, сверкающий алмазным блеском, переливающийся многоцветными жемчужинами.

— С возвращением, сестра, — сказала она, и голос ее был ясно слышен, его не заглушало все более звучное пение морских дев. — Мы ждали тебя. Наша прежняя повелительница удалилась на покой и назвала преемницей тебя. Отныне ты — Морская Королева.

Морская Дева смотрела с удивлением и без радости. Она печально покачала головой.

— Простите, сестры, но я…

— Не спеши отказываться. Мы приготовили для тебя чудесный дар. Он придется тебе по душе.

Дева Моря снова покачала головой.

— Ничто не сможет…

— Не спеши. Восходя на Морской Трон, Королева может подарить жизнь в море тому, кто живет в ее сердце. По ее воле морская стихия может дать ему тело тритона, а дочери моря могут отдать ему годы своей жизни. Они решили отдать по пятьдесят лет, чтобы вы правили вместе тысячелетия. Когда его годы окончатся, вы вместе уйдете за грань. Согласна ли ты? Откажешься ли от вечной жизни в родной стихии, которая дарована каждой бывшей Королеве?

— Да, — Морская Дева прижала руки к груди и с мольбой посмотрела на возлюбленного и на его мать.

— Но согласится ли он… Его матушка… Мы ведь не сможем вернуть и ее…

Арна всплеснула руками.

— Да лишь бы сыночек мой был счастлив. Ничего другого мне и не надо. Я и с того света буду радоваться, глядя на его жизнь. Этого-то я и хотела больше всего на свете.

— Одной проблемой меньше, — вздохнул дракон. — Морю нужна королева.

— Они и правда оживят ее возлюбленного? — шепотом спросила Полина.

— Это не совсем оживление, они дадут ему новое тело — тело тритона. И жизнь такую же долгую, как у морских дев, но в целом можно сказать, что оживят.

Между тем девы моря готовились короновать свою королеву и создать новое тело для ее возлюбленного, а его мать выглядела умиротворенной и совершенно счастливой. Полина, Верен и Сай вздохнули с облегчением и повернулись к дракону.

— Однако сейчас нам больше всего нужен Князь-ворон, — Хранитель повернулся к Верену. — Защита твердыни Теновии будет разрушена с минуты на минуту. Если Отступник овладеет святилищем Тены, вряд ли кто-то сможет его остановить. Вороны готовы вмешаться, они находятся поблизости от замка и ждут только приказа Князь-ворона.

— И что мы можем сделать? — недоумевающе спросила Полина. — Где этот Князь-ворон?

Верен опустил голову и тут же снова поднял, прямо посмотрев в глаза Хранителю.

— Он здесь, — ответил тихо, бросив виноватый взгляд на Полину. — Если больше некому… Я готов.

Дракон протянул ему темный камень, совершенно гладкий, переливающийся синими и фиолетовыми оттенками густого, как безлунная ночь, свечения.

— Ты уже знаешь, каким будет приказ?

— Мраков удастся исцелить? — вопросом на вопрос ответил Верен.

— Вероятно, да. Если мы все удержимся на краю пропасти. — Если ты готов, — Хранитель поднял руку с камнем, — возьми его, он перенесет тебя туда, куда нужно. И нас тоже, — дракон протянул руку Полине, Сай сам схватился за его предплечье.

Верен осторожно накрыл камень ладонью, и снова вокруг взвихрилась воронка из закрученных полос бархатистой тьмы и переливчатого света, подхватила их и вынесла на залитую лунным светом поляну.

ГЛАВА 49. Противостояние

Темная туча наползала с запада, закрывая Таану, луну Лоаниры, светило Тены Милостивой, лишь кое-где, в прорехах тучи, проглядывали яркие звезды, словно напоминая о надежде, о том, что все еще может измениться к лучшему. Но пока все было очень и очень плохо и выглядело безнадежным.

Воины Леяны и сыны Мрака, выступая единым фронтом, наседали на защитников твердыни Теновии. Все они были великолепно защищены чарами. Горящие стрелы, удары мечей и длинных кинжалов, боевые кристаллы, волны силы — ничто их не брало. А магическая защита замка истончалась с каждой минутой. Ярон мелькал то там, то тут, отдавая распоряжения, организуя оборону, проверяя и поддерживая, так что защитникам замка казалось — он вездесущ или, как минимум, использует перемещающие кристаллы, но они знали, что это не так.

Муфра сама принесла оставшиеся кристаллы из хранилища и немало добавила из собственных запасов. Одним своим присутствием она придавала мужества защитникам замка, давая им понять, что надежда есть.

— Не вступайте в бой, держите защиту, — повторяла она снова и снова.

— Так мы растратим все силы, — возражал Ярон, и хмурый Тремир согласно кивал. — Когда дойдет до схватки, нам нечего будет им противопоставить.

— Вам и так нечего, — вздохнула Муфра, глядя в темноту, где светились красные огни глаз сынов Мрака, вспыхивали боевые кристаллы и мутно полыхали потоки грязно-желтой силы — самые опасные, смертоносные, разъедающие оборону замка, как кислота.

— Если помощи не будет, мы обречены. Нам нечего противопоставить силе, украденной Отступником из святилища Душ. Я провела обережный круг, по нему идет сила из святилища Тены, от Священного Пламени, но ее нужно подпитывать вашей силой, личной. Знаю, что это отнимает последнюю надежду выстоять в бою. Но ее и так нет. Поймите, этой надежды нет. Мы должны ждать… Ждать.

* * *

На поляне было настолько тихо, что Полина слышала только стук собственного сердца, колотившегося отчаянно, потому что она не понимала, что происходит, и в то же время чувствовала, что происходящее меняет ее жизнь необратимо.

В первый момент показалось, что здесь нет никого, кроме них, мгновенно переместившихся сюда с берега Лазурной лагуны. Но темные бесшумные тени отделились от деревьев, приблизились, словно они не шли, а скользили по росистой траве.

Мужчины в темных плащах, почти все темноволосы, но изредка видна и седина. Одинаковая одежда и серьезные, сосредоточенные лица почти превратили их в близнецов. Только присмотревшись, можно заметить, что все они разные, хотя нечто трудноуловимое и делает их слегка похожими. Совсем молодые и постарше, а были и пожилые, но все еще крепкие, с гордым разворотом плеч.

Впереди двое: один на вид лет пятидесяти, суровый, решительный, смотревший требовательно и чуть вопросительно; второй выглядел моложе, лет на тридцать с небольшим, мужественное лицо грубой лепки, нос с горбинкой, в смоляных волосах одна седая прядь, на плечи накинут традиционный плащ шамана, расшитый черными вороновыми перьями с вкраплениями оперения других хищных птиц.

— Верен, — уронил шаман, оценивающе глядя на ворона из-под полуприкрытых век. — Я видел тебя в видениях. Лориш избрал тебя, но ты не желал этого. Готов ли ты сейчас принять выбор Лориша?

— Да, — кивнул Верен, как показалось Полине, обреченно. Обреченно и решительно. — Я принимаю то, что уготовала мне судьба. Если вороны согласны признать меня Князь-вороном, если шаман и наместник согласны с этим, я приму власть. И ответственность.

— Я, Кейнор, шаман воронов волею Лориша, признаю тебя, Верен, Князь-вороном.

— Я, Одал, волею воронов — наместник главы клана, признаю тебя, Верен, Князь-вороном. Все вороны согласны с этим. Мы не выбираем. Выбирает Лориш.

— Мы не выбираем. Выбирает Лориш, — повторило вслед за ним ритуальную фразу множество голосов, и все вороны, кроме шамана, опустились на одно колено.

Верен склонил голову, глядя на них все с той же обреченностью.

— Я не выбирал этот путь. Выбрал Лориш, — сказал он.

— Что ты решишь, князь? — спросил бывший наместник, поднимаясь.

— Мы должны помочь Ярону. Держать оборону замка столько, сколько возможно. Еще есть надежда исцелить и очистить сынов Мрака. Воля Лориша — не убивать, пока возможно. Но если оборона будет прорвана — примите бой.

— Да будет так, князь.

Хлопанье крыльев почти оглушило, а поднятый ими ветер ударил в лицо, и звездно-лунное небо над поляной потемнело, закрытое огромной стаей воронов, взмывшей над лесом.

Верен бросил на потрясенную Полину виноватый взгляд. Она понимала, что сейчас не до объяснений и лишь молча опустила глаза.

— Ты верно сказал, — изрек шаман, — есть надежда исцелить сынов Мрака. Но это возможно, только если Отступник умрет.

— Вот как? — Верен был неприятно поражен.

— Так. Лориш открыл мне. Только после его смерти они могут получить освобождение и исцеление. Иначе все будет напрасно, и спасения в этой жизни не будет ни для кого. Лишь в смерти. — Шаман пристально смотрел на новоявленного Князь-ворона, словно что-то взвешивая в уме.

— Итолько ты можешь отправить Отступника во Мрак, которому он отдал свою душу.

Верен сглотнул.

— Я не сумел сохранить силу Лориша, — горько проговорил он, прямо глядя в жгучие глаза шамана.

Глаза, в которых клубилась уже знакомая Верену бархатная чернота, отсвет огромной силы — смертоносной Силы Лориша.

— Я знаю, — кивнул тот. — Ты сделал верный выбор. И Лориш снова даст тебе силу, если ты готов принять.

— Я готов.

— Прими же, — шаман протянул руку, и Верен, после секундного замешательства, вложил свою руку в широкую ладонь Кейнора.

— Я верил, что ты пойдешь верным путем, и этот путь должен был привести тебя именно сюда, именно сейчас. Для тебя я вобрал столько силы Лориша, сколько сумел. Много. Очень много. — Кейнор говорил, медленно, растягивая слова, а густая темная сила, зримая, похожая на черную смолу, перетекала из его руки в ладонь Верена, и все бледнее становилось лицо Князь-ворона, а на лицо шамана словно возвращались краски жизни.

Полина закусила губу, жалобно взглянула на Хранителя. Он все еще стоял тут — неподвижный и незаметный.

— Они не видят меня, — шепнул он Поле, и мимолетная печальная улыбка скользнула по его четко очерченным губам. — Не бойся. Он может это выдержать. А если… не справится… все мы обречены.

— Даже вы? — холодея от ужаса, прошептала Полина.

— Даже я, — кивнул дракон. — Мир затянет в воронку тьмы и хаоса. А я связал с ним свою судьбу. Если такое случится, Хранители погибнут первыми, пытаясь удержать равновесие, удержать мир на краю.

— Как ему помочь? — спросила она жалобно.

Хранитель молча покачал головой, и это можно было понять и как отрицание самой возможности помочь, и как отказ говорить об этом, так как она должна догадаться сама.

— Может, я смогу? — отмер енот, пребывавший в прострации от всего увиденного и открывшегося.

— Нет, — был твердый ответ. — Ты сделал уже все, что мог. Твоя роль сыграна до конца. Пожалуй, я возьму тебя с собой. Побудешь у нас денек-другой, пока все не разрешится так или иначе.

Енот попытался возражать и даже вырываться, когда Хранитель схватил его за плечо, но вырваться из хватки дракона невозможно, даже если дракон — в человеческом облике.

— Храни вас Всетворец, — было последнее, что Полина от него услышала. И он исчез, прихватив с собой Сая.

Значит, ее роль не сыграна до конца, — сделала логичный вывод Полина. Верен и шаман наконец разомкнули руки. Она попыталась приблизиться, коснуться любимого — сейчас было не до обид и вопросов. Кто знает, останутся ли они в живых, увидятся ли еще? Но Верен шарахнулся от нее, как испуганный жеребец от наездника.

— Не трогай меня, — покачал головой печально. — Не в этот раз. Силы еще больше, чем было. И мне тяжело ее удерживать. Я… Прости меня. Прости, что не рассказал тебе раньше. Я до последнего надеялся избежать этого. Прощай, — И он обернулся вороном.

Огромным вороном размером по меньшей мере с орла, если не больше. Издав прощальное "крро", ворон гулко хлопнул крыльями, взмыл в ночное небо и почти мгновенно исчез из виду.

— Храни тебя Тена и Лориш, — тихо сказал шаман, глядя ему вслед.

На поляне остался только он и Полина, да еще замершая у нее на плече фея.

— Я могу ему чем-то помочь? — спросила девушка.

Но шаман молчал, глядя в одну точку или, может быть, внутрь себя.

— Пожалуйста, — Поля осторожно коснулась его руки. — Ответьте.

Кейнор вздрогнул и посмотрел на нее, словно только что заметил.

— Помочь? Ему? — шаман устремил взгляд вдаль. — Ты уже помогла. И не раз. А сейчас… Я не знаю, что ответить тебе. Только ты знаешь ответ.

— А отправить меня туда, где он сейчас, можно?

— Нет, — шаман резко тряхнул головой. — Я сделал все, что мог. Я не знаю, что будет, если вмешаюсь… Ты сама… — он посмотрел на Полину испытующе, и еще его взгляд словно намекал на что-то.

— Ты же умеешь летать… — тихо шепнула ей в ухо Фая.

— Точно. Вот же дура я. Забыла совсем, — Горлица свечкой взвилась в небо, несколько секунд металась над поляной, пытаясь сообразить, где теперь искать Верена, но быстро взяла себя в руки, взлетела повыше, и оттуда, с высоты, увидела огни, вспышки и темнеющий на фоне густо-синего неба замок.

— Только ты и можешь ему помочь, — со вздохом сказал шаман, глядя ей вслед. — И всем нам.

* * *

— Вороны… Вороны летят, — Тремир поднял голову, глядя, как стая снижается, а потом разделяется, растягиваясь, окружая замок точно по линии обороны.

Словно черные перья, каждое длиной в руку, падали вниз, образуя защиту из особой силы, присущей только воронам. Вслед за тем и сами они опустились, точно находя, куда приземлиться, так чтобы оказаться между защитниками замка. Уже почти угасший обережный круг вспыхнул с новой силой.

И снова потемнело небо. Но не новая туча, взамен уже отползшей в сторону, накрыла место странного боя, больше похожего на противостояние, а стаи хищных птиц, опускавшихся вдоль линии, разделявшей защитников и нападающих, как вороны прежде. Обережный круг снова сиял ровным и сильным светом.

— Дождались, — выдохнул Ярон.

— Это еще не конец, — Муфра, бесшумно, как призрак, возникшая за его плечом, покачала головой. — Пока это лишь отсрочка. Отступник использовал только одну сферу, заряженную в святилище Душ. У него есть и вторая. И этого натиска нам не выдержать. Третью, к счастью, разрядил Хранитель. Но с нас и двух хватит.

— Так значит, надежды нет? — Ярон повернулся и всмотрелся в напряженное лицо шаманки.

Она смотрела мимо него, в темноту, разрываемую вспышками и потоками силы. Но что она видела? Пыталась ли различить врагов или, может быть, будущее?

— Пока есть. Лекарство, которое может исцелить мраков, получено. Я передала его Тайре. Но она не сможет применить его, пока жив Отступник… Пока жив… — Муфра прикрыла глаза, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Он владеет амулетом, связанным со Сферой Подчинения, которая держит мраков в повиновении. Амулет нужно уничтожить. — Она резко открыла глаза. — Князь-ворон уже ищет его… Но справится ли он… Будущее туманно. Все расплывается… Все так неустойчиво… Нам нужно совпадение невероятного, нам нужно, чтобы все сложилось… как детали головоломки… Чтобы все совпало так, как нужно. Как я хотела бы вмешаться… — Она вдруг посмотрела прямо в глаза Ярону.

— Хотела бы спасти тебя… Или ее… Вас обоих. Я знаю, что будет. Но если вмешаюсь… Что случится тогда? Не знаю… не вижу… Нельзя.

Ярон даже не стал задумываться, о чем именно она говорит, зная по опыту, что разгадать загадки Муфры можно лишь тогда, когда все уже случилось. От чего она хотела бы спасти его? И кого — ее? Он смотрел на эту всегда казавшуюся несгибаемой женщину и не мог поверить, что видит слезы, блеснувшие в темных глазах. В следующий миг она опустила веки, оставив его гадать, правда ли они там были или это лишь промелькнувший отсвет от вспышки боевого кристалла.

— Знай, князь, — вдруг произнесла она с отчаянной решимостью. — Если Князь-ворон не справится… Я сама убью Отступника. Я так решила. Он, наверное, ожидает, что такое может случиться… Прячется от меня. Но он где-то здесь… где-то рядом… Пусть не будет больше истинных шаманок на Лоанире, но мы должны остановить это.

Ярон ощутил себя почти сбитым с ног той волной отчаяния, что исходила от Муфры. Она, поддерживавшая других, его, всех, была так одинока в своем знании и видении будущего и так нуждалась в поддержке. Он протянул руку, коснувшись ее, не зная, как выразить то, что ощутил, как передать ей хоть немного силы, веры и надежды.

— Благодарю. Храни тебя Тена. Ты нужен Теновии. — Она кивнула, повернулась и растворилась в тенях и сполохах магического света.

ГЛАВА 50. В логове Отступника

Каменная плита встала на место со слабым скрежетом. Тайра, Райяна и Тьер остановились, осматриваясь в том месте, для которого название "логово Отступника" подходило, наверное, более всего. Странная смесь мастерской и ритуального зала для отправления темного культа — вот что было перед ними.

Световые кристаллы загорелись теплым желтым светом, реагируя на появление живых существ, и тут же полыхнули тревожным красным. Тайра сдавленно выругалась сквозь зубы и, тряхнув головой, осенила себя защитным знаком.

— Вот же поганец… Прости и сохрани нас Милостивая Тена. Научила я паразита… Теперь узнал он, что кто-то в его нору забрался, — пояснила она для Райяны и Тьера. — Хорошо, если сам сюда не заявится… Муфра считала — вряд ли решится. Опасается он нас. А ну как решим все же законы нарушить да свернуть шею тварюге. И ведь правда… доведет до греха, — Тайра едва удержалась, чтобы не сплюнуть. — Ты погляди, чего он тут навертел… Ну, я так и думала… — она прошла мимо удобного кресла и изящного столика, дальше — между рабочими столами, на которых чего только не было наложено и навалено, в том числе и весьма неприятного и подозрительного на вид, напоминающего кровавые ошметки кого-то, прежде живого, бросила презрительный взгляд на стоящую у стены широченную кровать под балдахином из расшитого шелка.

В самой глубине этого вытянутого помещения, действительно напоминавшего широкую нору или, скорее, логово опасного зверя, высилась статуя змея. Но это был не Шере-Лоа-Ри, разумеется. Тускло-желтое толстое тело не замыкалось в символ вечности, змей поднимался на хвосте, вздыбливался зловеще и враждебно, глядя на приближающихся сверху алыми глазами с вертикальными щелями черных зрачков. Из приоткрытой пасти высовывался длинный раздвоенный язык и виднелись бритвенно острые длинные клыки.

— Полюбуйтесь, — подбоченилась Тайра. — Такого вы не видели еще. И, даст Светан, не увидите. Шешхат — собственной персоной. Видно, норенги для него делали…

Тайра остановилась около подставки, где в каменной чаше плясало темное пламя.

— Все серьезно… Прям целое святилище, куда там.

Пока Тьер и Райяна потрясенно взирали на темное пламя и статую, Тайра достала из поясной сумки довольно объемный флакон с прозрачной жидкостью.

— Живая вода со слезами единорога, — сообщила она. — У Хранительницы нашей разжилась для такого случая. Отойдите-ка от беды.

Волчица и росомаха покорно попятились.

Шаманка снова осенила себя защитным знаком, прошептала молитву Всетворцу и выплеснула содержимое флакона в чашу с огнем. Темное пламя зло зашипело, словно змея, которой наступили на хвост, выплюнуло несколько жгучих искр, одна из которых, попав на каменный пол, укрытый дорогим ковром, прожгла не только ковер, но и камень, оставив немалую выбоину, другая угодила в статую Шешхата, третья едва не попала Тайре в глаз, но шаманка снова зашептала молитву, взмахнула рукой в защитном знаке, и искра угасла, не долетев. Через несколько мгновений мертвый огонь угас, и вместе с ним потускнели огни глаз змея.

— Теперь и подлечить вас можно, — удовлетворенно кивнула шаманка. Под ее руками раны Райяны и Тьера — несерьезные впрочем, скорее царапины, — моментально перестали кровоточить и затянулись — только запекшиеся следы остались.

— Хоть это можем… — пробормотала Тайра. — А то и силушку девать некуда. Знай — в сторонке стой. Хоть с вами я размяла косточки, — проворчала она и отошла в другой конец "логова".

Тайра покружила на месте и уверенно направилась к той его части, которую они еще не видели, — она была отгорожена занавесью из редкого и дорогого бархата. Отступник явно любил роскошные вещи.

Занавес шаманка просто оборвала, таким образом дав хотя бы небольшой выход ярости, клокотавшей внутри нее, подобно лаве внутри вулкана. Здесь, на широком столе, укрепленная в резной каменной подставке, напоминавшей перевернутого на спину паука, стояла сфера из чего-то, похожего на тонкий хрусталь. Подставка-паук охватывала ее цепкими черными лапами. В верхней части сферы имелось небольшое круглое отверстие. Внутри лениво плескалась густая жидкость цвета запекшейся крови.

— Вот. Сфера Власти. Этим он мраков в повиновении держит… Магия крови, чтоб ему подавиться, — выдала Тайра, обходя стол по кругу, посматривая на лежавшие на нем непонятные предметы.

Видимо, ни один из них не показался ей нужным или важным, и она просто смахнула их со стола, оперлась на него обеими руками и в молчании уставилась на сферу.

Райяна и Тьер смотрели на нее, ожидали продолжения, думали, что шаманка разделается со страшной вещью, как до этого с темным пламенем, но Тайра постояла, посмотрела, вздохнула тяжко и отвернулась.

— Вот куда кровь княжеская пошла, — покивала она головой. — Там кровь от всех сынов мрака — по капле, а более всего — кровь Рамиена и Дарины. Кровь от тех, кто не только магией силен, но и духом, волей.

Тайра снова вздохнула и вдруг опустилась прямо на пол, на пушистый заморский ковер — такие за большие деньги привозили с островов купцы — подогнула ноги и прикрыла глаза.

Райяна и Тьер недоумевающе переглянулись. Волчица кашлянула, не зная, как привлечь внимание шаманки и вдруг озаботившись вопросом, как к ней обращаться. Тайра приоткрыла один глаз, смотрел он хоть и устало, но хитро и добродушно.

— Ну, чего кашляешь? Никак простыла, по подземельям бегая? — с необидной издевкой спросила Тайра.

— На здоровье не жалуюсь, — усмехнулась Райяна. — Прости, уважаемая, — волчица наморщила лоб, пытаясь вспомнить, как там Тайра себя назвала… Дальнозрящая, что ли? Но интуиция подсказывала, что попытка подобным образом наименовать шаманку вызовет только новые насмешки.

— Может, стоит разбить эту гадость, Шешхату ее в пасть? — она указала на сферу, в которой, казалось, продолжалась какая-то странная и зловещая жизнь, жидкость то покачивалась, то булькала, словно стояла на огне и уже закипала.

— Нельзя пока, — устало ответила Тайра, опять закрывая глаза. — Сначала надо… — тут она подскочила, как на пружине, а Райяна и Тьер отпрыгнули в сторону, мгновенно принимая боевую стойку и пытаясь понять, откуда нападают.

Но никто не напал, шаманка вытянула руку и в ней что-то сверкнуло — голубым и серебряным.

Тайра улыбнулась — широко, искренне, светло. Райяна даже удивилась, что шаманка вообще так умеет.

— Лунный Свет, — почти нежно прошептала Тайра и любовно огладила пальцами прозрачный флакон, внутри которого мерцало и переливалось нечто, действительно похожее на сгущенный и упрятанный в бутылочку лунный свет. — Может, и исцелит… — улыбка на лице Тайры померкла, она спрятала флакон под одежду, вздохнула и снова опустилась на пол.

— Ждать надо, — сказала весомо. — Сначала нужно от подчиняющего амулета избавиться. Он со Сферой связан. Отступник с ним не расстается… — она нахмурилась. — Если Князь-ворон с ним совладает, если отправит его черную душу к Шешхату, тогда можно будет и мраков исцелить… Тогда эта сфера нам вот как нужна будет, — она резко взмахнула рукой, в глазах вспыхнул и погас яростный огонь — невиданная смесь гнева и отчаянной надежды.

— Князь-ворон? — заинтересовался Тьер. Райяна тоже смотрела с любопытством.

— А то, — усмехнулась шаманка. — Волчица-то наша с ним на короткой ноге. Подруга, можно сказать… боевая.

Тут уж у Райяны от удивления глаза полезли на лоб.

— Я его знаю? — не выдержала она.

— Еще как. Верен это. Знакома немного?

Райяна ошарашенно кивнула.

— Вот это я верно сказала, что немного… Хорошо его никто не знал. Даже он сам себя, должно быть… Это, впрочем, не редкость. Себя-то многие не знают, зато для других — все на виду. Взять хоть Леяну… Все, почитай, правильно про нее думают: сумасшедшая да жестокая, дорвалась до власти, от нее одни напасти. А она сама-то про себя… уж наверное, совсем по-другому разумеет… Вот ведь как оно бывает-то… Верен уж так не хотел править… уж так не хотел… да придется. Если жив будет, — она помрачнела.

— Он в опасности? — озабоченно спросила Райяна.

— Еще в какой… Только он может Отступника к Шешхату отправить. Только он… Ну или уж кто-то из нас, из шаманок. Но это совсем на крайний случай. Все тогда дара лишимся. Но и не это самая большая беда. Большая беда может после прийти — кто знает, когда, кто знает — какая… А шаманок не будет. Многие нас ругают, что в сторонке стоим да ничего не делаем, я уж знаю… многие… А только не живали они без шаманок-то. Не знают, каково это. Известное дело: когда чего потеряешь, тогда цену ему понимаешь. Всегда оно так… Хотя бывает и иначе, — Тайра усмехнулась. — По Леяне-то, небось, никто не заплачет. Однако… на князей у нас прямо мор… Неужто и Ярону такой приговор… — она прикрыла глаза и раскачивалась взад-вперед, видимо, находясь в трансе или близко к этому.

— Леяне уж верно не избежать напасти, Муфра видела, как будут рвать ее на части… А если Отступник будет у власти, еще худшие ждут ее страсти…

Слов о Леяне Райяна уже не слышала. "Ярон… приговор", — это оглушило ее, в глазах потемнело, перехватило дыхание и будто ледяная рука сдавила сердце.

— Тетушка… — вырвалось у нее самое простое и теплое обращение, принятое в Теновии, — что с Яроном? — она опустилась на колени рядом с покачивающейся Тайрой, боясь, что та не отреагирует, не ответит, ведь шаманка в трансе может не видеть и не слышать ничего вокруг.

Но Тайра мгновенно открыла глаза и посмотрела остро, как иглой пронзила.

— Умрет. Если ты не спасешь. Жизнь готова отдать?

— Да, — выдохнула волчица без тени сомнения.

Тайра печально покивала.

— Так я и думала. Хочу, чтобы ты жила. А для Теновии он важнее. Да только никто не знает, каким он без любви-то станет… Но если… может… — забормотала она, веки ее снова опустились. — Если… та и другая… если… Может еще…

— Тетушка, — почти выкрикнула Райяна, в отчаянии хватая шаманку за руку, чего никогда не позволила бы себе прежде. — Как спасти его? Скажи.

И снова сверкнул острый взгляд.

— Отправить тебя туда могу. У Муфры от Хранителя кристалл такой, чтобы связь между нами была, чтобы Лунный Свет она мне передала. И человека отправить можно к замку. Одного. Один раз.

— Отправь меня, — вызвался Тьер. — Я воин уж не хуже волчицы. И если что… — он усмехнулся. — Пусть будет у князя княгиня. А то вон как Леяна от одиночества озверела.

— От одиночества только звери звереют, — вздохнула шаманка. — А люди от него страдают. Оно тоже плохо, конечно… А что про девицу свою думаешь? Которой обещался вернуться, а? Неужто забыть успел?

— Нет, конечно, — Тьер отвел взгляд. — Ну так… может, и вернусь.

— Может… может… — проворчала Тайра, поднимаясь на ноги. — Может, не может, а никто, кроме тебя не поможет… Да не Ярону, — она досадливо махнула рукой на возмущенную Райяну и Тьера, решившего, что она согласилась отправить его.

— Росомахам. Главой клана будешь… Порядок наведешь… Знаю, что говорю. Потому как не я это видела. Муфра. Она знает… Да и здесь мне, может, пригодишься. Отступник-то, если сам не припожалует, лань свою бешеную сюда, небось, пригонит… А нам продержаться нужно. Вот, — она достала красный тонкий браслет, хорошо знакомый Райяне, и протянула его Тьеру. — Если придется, будешь на дверях стоять, силой своей Леянку с прихвостнями держать. Вроде Муфра и это видела, но расплывчато… то ли будет, то ли нет. А Райяну видела рядом с Яроном… Если б знать… Если б знать, что будет, если что-то поменять. Да не знаем… Таких бед натворить можно… Пусть будет так. Пусть, как судьба привела, как Всетворец судил. Иди. Спасай. — Тайра опустила голову, но за мгновение до этого Райяне показалось, что она видит слезы на ее глазах.

Однако вот шаманка посмотрела на нее. Нет, показалось. Глаза сухие, горящие огнем, в котором чего только не намешано — и веры, и отчаяния, и мольбы, и уверенности, и страха, и отваги — всего с избытком.

В руке Тайры промелькнул небольшой кристалл, она взяла Райяну за запястье, приложив камень к коже волчицы.

— Храни тебя Тена. Сохрани вас Всетворец, — прошептала Тайра, и Райяна исчезла из подземного логова Отступника, чтобы появиться рядом с замком Ярона.

ГЛАВА 51. Ярон и предательство

Присутствие шаманки настолько нервировало Грона, что он был почти готов отказаться от задуманного. Все давно привыкли, что Муфра живет отшельницей, лишь изредка показываясь на людях, и ни во что не вмешивается. И он сам, и его отец, и Тамила — никто не учитывал шаманку в своих планах. А между тем она мелькает то там, то тут, кружит будто… ворон. Грон сплюнул. Вот только воронов им и недоставало… Впрочем, хорошо, что они заявились. Пусть Отступник и их сотрет в порошок.

Медведь в очередной раз подобрался поближе к князю, сжимая в кулаке маленький одноразовый перемещающий кристалл. Тот был настроен на перемещение в условленное место — неподалеку от замка, но в то же время в стороне от этого дурацкого сражения, в котором никто ни с кем толком не сражается, а лишь пытается истощить магические силы противника.

Кристалл имел важное дополнение, даже два: во-первых, он должен был приклеиться одежде Ярона. С этим было больше всего проблем, потому что липкий кристалл в первую очередь приклеился бы к самому Грону. Но Тамила, хитрющая лиса, даром что полярная, все же что-то там придумала. Ну а во-вторых, он должен был сработать не сразу, а через несколько минут после приклеивания к будущей жертве. Чтобы Грон успел убраться подальше, чтобы никто не связал его с внезапным исчезновением князя, даже если оно привлечет чье-то внимание. А может, им повезет, и никто не придаст этому значения, решив, что Ярон по собственной воле использовал один из кристаллов, которые у него были, и куда-то переместился. Так оно и случилось.

Грон все же решился и, как бы невзначай коснувшись плаща Ярона, приклеил уплощенный бесцветный кристалл размером с ноготь. Никто не заметил. Медведь поспешил прочь, но, отойдя на десяток метров, все же не выдержал — обернулся. Ярон сосредоточенно высматривал что-то, наблюдая за противником, притихшим после появления воронов и других хищных птиц. Когда он исчез с характерным легким хлопком, немногие оборотни, находившиеся рядом, не придали этому значения. Подумали, что князь решил срочно куда-то отправиться и использовал перемещающий кристалл. Очень удачно. Медведь удовлетворенно кивнул, воровато осмотрелся — никому не было до него дела. Тогда он достал другой кристалл и тоже переместился.

* * *

Перемещение застало Ярона врасплох. Он бы не удивился даже удару в спину, но насильственного перемещения никак не ожидал. "Кто и как это сделал?" — метнулась мысль, когда его подхватило и закрутило знакомое ощущение. "Куда его вынесет?" — мысль вторая, куда более важная.

Несмотря на легкую оглушенность и дезориентацию, которые всегда сопровождают перемещение, будь то при помощи кристаллов или даже статичных порталов, Ярон был готов дать отпор, когда его выбросило на небольшую прогалину, залитую лунным светом — тучи разошлись, Таана смотрела на происходящее своим огромным внимательным оком, не желая ничего пропустить из судьбоносных для Лоаниры событий этой ночи.

Да, он был готов, но та, что ждала его в месте прибытия, была готова лучше. Она боялась его, знала, что он опасен, поэтому не оставила ни малейшего шанса. Двойная петля тут же захлестнулась, перехватывая его за горло и поперек груди. Тамила была довольна, что настояла на этой совершенно особой модификации ошейника Рука Смерти, так любимого Отступником. Он не хотел лишней работы, упирался, но она умела быть упрямой.

Еще меньше бывший шаман хотел разбираться с Яроном сам, поэтому все же пошел навстречу. Отступник отлично знал, что Ярон очень популярен в народе. Будет проще прибрать к рукам Теновию, если на его руках не будет крови князя. Да и вообще — чем меньше очевидной и заметной для всех крови будет на его руках, тем лучше.

Это не он, а Леяна развязала войну, это не он, а какой-то неведомый мрак убил князя. И даже не какой-то, а мрак, которого князь пытался подчинить при помощи темного амулета. Ах, не сам ли Ярон виноват в нашествии мраков? Пустить и раздуть эти слухи будет несложно. А потом явится он — уже не Отступник, а сын прежнего князя Светании, любимого в народе. Миротворец. И никто никогда не узнает, как и кем было организовано нашествие мраков на земли Теновии. Подручных — в расход. Черные одежды он сменит на белые, и лица больше прятать не станет.

Тамила об этих планах, конечно, не знала, но догадывалась. Догадывалась она и о том, что в новом мире, который намеревается построить Отступник, для нее не будет места. А медведи… Отступника им не победить… Она отчетливо осознала это в последнее время. Все, что она говорила и обещала Харту, — все пустые мечты. Значит, бежать и скрываться. Не уйти от судьбы… не уйти… Быть изгнанницей — вот ее судьба. Горькая судьба…

Мелькала мысль о том, что стоило попытаться поддержать Ярона — не сейчас, раньше. Посвятить его в планы Леяны и Отступника, играть на его стороне. Ярон вознаградил бы ее, она бы жила, как княгиня до конца своих дней. Не княгиня… но — как княгиня. Почти, но все-таки — не совсем.

Сейчас она понимала, что это был самый лучший вариант, самая лучшая возможность. Жизнь в богатстве и почете, всеобщее уважение, возможность выбрать мужа среди самых достойных и завидных женихов. Не Ярона. Но… в конце концов — свет ведь не сошелся на нем клином. И чего ради она все потеряла… упустила, проиграла.

Она была достаточно умна, чтобы понять это, и злость сжигала ее изнутри, разъедала кислотой, леденила, душила. Она понимала, что это ее собственная ошибка, фатальный просчет, когда проиграна целая жизнь. Но ненавидела за эту ошибку Ярона. И многих других. Но больше всех — его. И пусть она сейчас играет на руку Отступнику, от которого совсем скоро придется бежать, скрываться и молиться всем богам, чтобы не нашел, пусть. Но она позволит себе хотя бы эту малость, подарок, последнее удовольствие перед одинокой жизнью беглянки-изгнанницы, которая ее ждет. Последняя радость. Она уничтожит Ярона. И посмотрит ему в глаза, когда он будет умирать… Пусть она жалеет о многом, но и он должен пожалеть…

И вот минуты ее торжества наконец настали. Она боялась, что не успеет и не сумеет надеть на Ярона ошейник, поэтому Рука Смерти была по ее настоятельной просьбе переработана Отступником в две кожаных петли, которые можно было захлестнуть практически мгновенно, обездвижив жертву. Тамила заранее потренировалась и когда наступил нужный момент сделала все одним молниеносным и отточенным движением.

Ярон еще успел дернуться, и в руке у него уже был кинжал. "Неужели достал прямо во время перемещения?" — с невольным восхищением подумала Тамила. И это восхищение еще больше усилило ее злость, хотя куда уж сильнее… Великолепный мужчина. И не ее. Никогда не принадлежал ей, даже тогда, когда делил с ней постель. Даже на ложе страсти она не сумела его завоевать, покорить… Мерзавец.

Потрясение на его лице, когда он понял, что не может пошевелиться, когда увидел ее и осознал, что попал в смертельную ловушку, устроенную той, кого уже списали со счетов, доставило ей острое наслаждение. Ярон еще держался на ногах, он успел принять устойчивое положение, прежде чем Рука Смерти обездвижила его, и его ладонь продолжала сжимать бесполезный теперь кинжал.

— Не ожидал? — сладко улыбнулась Тамила.

Она потянулась всем телом и даже прижмурилась от удовольствия. Как приятно сознавать, что он полностью в ее власти. Жаль, что так ненадолго… Тамила плавно повела рукой, и из тени выступил сын Мрака. Ей было интересно, узнает ли Ярон в нем того самого мрака, что якобы был ему подчинен при помощи амулета.

Узнал, поняла она через секунду. Странно… Они же все так похожи. Но он узнал — выражение глаз у него изменилось. Выразительный взгляд… Она невольно вздохнула. На миг ей даже стало жаль… Но она тут же напомнила себе о том, что он отверг ее. Унижение тянуло за собой злость и ненависть. Он отверг ее и поэтому он должен умереть. Возможно, после этого ей станет легче.

Она обречена на бегство и скитания, но мысль о том, что он преспокойно живет, правит, а может и любит — кого-то другого, не ее, может, эту гадюку Райяну, — эта мысль не будет отравлять ей остаток жизни. Сейчас Тамила забыла о том, что считала — Ярон и его княжество и так обречены. Ни ему, ни Райяне не уцелеть. Отступник будет единственным победителем. Но сейчас ей казалось: если она не убьет Ярона, никто не убьет. Так пусть в последние мгновения жизни он почувствует ее власть, осознает, насколько она умна и хитра, как глуп он был, что отказался от нее.

— Да, это тот самый мрак, мой дорогой князь, — пропела она. — Напрасно стараешься. Да, если бы у тебя действительно был управляющий им амулет, ты, без сомнения, смог бы приказывать ему мысленно, и Рука Смерти не помешала бы. Но… видишь ли… настоящий амулет у меня, — Она жадно вглядывалась в его лицо, готовясь впитать и на всю оставшуюся жизнь запомнить каждую, самую крохотную частичку его удивления, потрясения, а может быть — и страха.

Как знать. Конечно, Ярон силен и отважен, но все же умирать ему прежде не приходилось. А смерть порой пугает и отважных. Но он уже разгадал ее жажду, и лицо его стало непроницаемым. Похоже, она забыла о том, чтобы скрыть свои эмоции, и сама себе испортила такое пиршество… Теперь он так и сдохнет с лицом, похожим на каменную маску. Что ж… ни к чему медлить. А то мало ли что может случиться.

— Он подчинялся тебе, потому что я ему приказала, — все же сказала она, не в силах отказать себе в удовольствии. — Твой амулет содержал просто кровь мрака, он должен был влиять на тебя так, как того хотел Отступник. Подтачивать самообладание, ослаблять и волю, и разум. Но ты оказался крепче, чем он рассчитывал, следует это признать. Однако… Пора это заканчивать.

— Убей, — она взмахнула рукой, сын Мрака медленно двинулся вперед.

Ярон молча и неотрывно смотрел на него, смотрел в его глаза, пылающие красным огнем. И снова ему показалось, что он видит в них отчаяние и боль.

— Ну же, — Тамила топнула ногой. — Убей. Скорее, — чутье подсказало ей, что что-то идет не совсем так, как нужно, и она занервничала. Все рассчитано и продумано, надо довести дело до конца немедленно.

Сын мрака сделал еще шаг, секунду помедлил. Ярон смотрел ему в глаза. Он понимал, что сейчас умрет. Болью обожгла мысль: дочь. Он так и не нашел ее. Где она и что с ней? Что будет с ней в мире, где победит Отступник… Муфра обещала убить его. Но сделает ли она это? Если шаманка убьет кого бы то ни было — это само по себе станет катастрофой.

Мирна… Он так и не сумел позаботиться о ней. И Райяна… Как жаль… Глаза снова жгло от непролитых слез, от горечи, вины, отчаяния, и Ярон прикрыл их. Он не справился. Не сумел защитить тех, кому нужна защита. Не справился…

Мрак уже в одном шаге. Стоит посмотреть в лицо своей смерти. Ярон взглянул на него. Нет, не показалось. В его глазах боль. Он не хочет его убивать. Почему? Может быть потому, что он первый и единственный увидел в нем эту боль, увидел, что он не до конца умер душой, что он страдает.

Сын мрака взревел, вложив в этот рев неистовую ярость, бездонное отчаяние, тоску, отказ быть тем, кем он стал, ненависть к тем, кто сделал это с ним и… обрушил страшный удар на Тамилу. Она даже закричать не успела, лишь глубокое потрясение отразилось в ее глазах. Одним ударом мрак свернул ей шею.

ГЛАВА 52. Леяна и возмездие

Княгиня Леяна была в ярости, впрочем в последнее время это было ее обычное состояние. Злость, раздражение, недовольство — все это клокотало внутри, образуя взрывоопасную смесь. Предательство Лумы стало последней каплей. А теперь Отступник связался с ней через двусторонний амулет и практически потребовал, чтобы она проверила, кто вломился в его тайное убежище. Сам он, видите ли, слишком занят, управляет воинами и мраками и не хочет отвлекаться.

Но княгиня, хоть и не блистала умом, сообразила, что Отступник просто-напросто боится шаманки. Только она могла сломать магическую защиту. Эта мысль стала источником удовлетворения посреди жгучей пустыни, в которую превратился ее внутренний мир. Почти всесильный Отступник все-таки кого-то боится… А она — нет. Шаманка ей ничего не сделает, ведь им нельзя убивать.

Шевельнулась неприятная мысль, что у страха бывшего шамана, а ныне Отступника, должна быть какая-то причина, и, как знать, не стоит ли и ей поостеречься. Но Леяна прогнала ее. Вероятно, именно Тайра была наставницей Отступника, не удивительно, что он до сих пор остерегается ее.

В этой ситуации более всего раздражало, что она не могла переместиться непосредственно в нужное место. Отступник так ревниво оберегал свое убежище, что перемещающий кристалл мог привести княгиню лишь в помещение для охраны. Ей не удастся застать взломщиков врасплох… Ну что же, они все равно не опасны для нее.

Призвав стражу, Леяна активировала мощный кристалл, разом доставивший на место и ее, и ее маленькую личную гвардию. Ни следа охраны у входа в убежище. Леяна прищурилась, пытаясь представить, какие кары ждут изменников, если они еще живы, конечно. С другой стороны: кто мог их убить? Не шаманка же. Значит, они просто ее испугались. Эти старые суеверия так живучи… Конечно, шаманки обладают немалой силой и знаниями, но что в них проку, если они ими практически не пользуются. Ничего, если Отступник так боится шаманок, она сама избавится от них.

Леяна поводила рукой, проверяя, какие наложены чары. Похоже, что вовсе никаких. Те, что накладывал Отступник, уничтожены, а новых не чувствуется. Осторожно тронула массивную плиту, закрывающую вход. Ничего не произошло.

— Откройте, — бросила она стражам

Вперед выступил самый опытный из крыс, умелый маг в годах по имени Трой.

— Никаких чар нет, госпожа, — доложил он через минуту, в течение которой тщательнейшим образом осматривал и, казалось, обнюхивал вход.

Осталось только попробовать на вкус, — раздраженно подумала Леяна.

— Это я вижу и без тебя, — она топнула ногой, голубые глаза метали молнии. — Я приказала открыть.

Крыс быстро поклонился, нажал на рычаг сбоку от входа.

Леяна, не знавшая о его существовании, скрестила руки на груди, ожидая, когда плита отъедет в сторону. Она была здесь единственный раз, Отступник не желал допускать ее сюда, ревниво оберегая свои секреты. Вот и дооберегался. Теперь в его вотчине хозяйничает шаманка. Хорошо, если он прав, и она действительно не решится уничтожить Сферу Власти, держащую в повиновении мраков, а если ошибается?

Плита сдвинулась совсем немного и остановилась. Даже щели, чтобы заглянуть внутрь, и то не получилось.

— В чем дело? — прошипела Леяна.

— Что-то мешает, — невозмутимо ответил Трой.

Леяне на миг показалось, что он не очень-то стремится выполнить ее приказ и, что еще более странно, боится ее меньше обычного. Но она прогнала эти нелепые предположения.

— Так устрани помеху, — едва не завизжала она. — Забыл, что твоя жалкая жизнь и жизнь твоего семейства в моих руках? Если через минуту я не буду внутри… клянусь, кто-то из твоих многочисленных внуков отправится сюда, чтобы остаться навсегда. Отступник, помнится, хотел кое-что проверить… на крысах.

Трой сверкнул глазами и припал к открывшейся щели, водя руками и забавно подергивая носом. Ну прямо вылитая крыса.

— Теперь здесь есть чары.

— Так они есть или нет? — едва не взвыла княгиня.

— Только что не было, — терпеливо пояснил Трой. — Но когда мы начали открывать дверь, сработали чары "живой защиты". По ту сторону двери есть кто-то, защищающий вход при помощи своей магической и жизненной силы. И этот кто-то… достаточно силен… — Трой задумчиво почесал в затылке. — Есть только один способ — чистая сила, которая истощит защитника двери. Когда он потеряет все силы и впадет в беспамятство, мы сможем войти, — Трой взглянул на Леяну, и снова ей показалось, что в его взгляде куда меньше страха, чем она привыкла в нем видеть.

— Моя магическая сила не столь велика, — он с демонстративным почтением поклонился. — Я потеряю все силы, прежде чем этот неизвестный или неизвестная хотя бы слегка утомится.

Теперь уже Леяне начало казаться, что Трой намеренно тянет время.

— Так на что мне вы все, дармоеды, жалкие и трусливые крысы. Эй, вы там, — она махнула рукой троим медведям и лосям, также состоявшим в ее охране: — Вперед. Только на то и годитесь, чтобы двери вами проламывать. И того не можете сделать без понуканий. Ничтожества.

Стражи, бросая угрюмые взгляды, приблизились, Леяна предусмотрительно отошла. Волна соединенной силы далеко не слабых оборотней ударила, дверь дрогнула и… все. Больше ничего не произошло.

Крыс, до того отскочивший в сторону, снова приблизился, едва ли не засовывая нос в щель.

— Живая защита очень мощная, госпожа, — доложил он. — Вероятно… это шаманка. А у них сил очень много. И, кажется, она там не одна. Еще по меньшей мере один весьма сильный оборотень…

Медведи и лоси переглянулись. Шаманка. Только тут до них дошло то, что крысы поняли с самого начала: кто же еще мог взломать чары Отступника? Конечно, шаманка. Сомнения отразились на их лицах, но по приказу княгини они повторили удар, также не принесший успеха. Однако на этот раз Леяне показалось, что они вложили в атаку меньше силы, чем могли бы.

— Слизняки, мокрицы, тараканы пучеглазые, — выдала княгиня очередной образец изящного слога и лично приблизилась к непокорной плите, не без оснований полагая, что силы тех, кто находится по ту сторону двери, уже изрядно подорваны двумя объединенными ударами, а теперь самое время добить противников.

И действительно, Тьера уже не держали ноги, он сполз на пол, привалившись к двери спиной, браслет на его руке пылал алым. Тайра подошла и взяла его за плечо, вливая свою силу.

— Я этого не видела… — прошептала она, нахмурившись. — Дай-ка браслет мне.

— Нет, — Тьер упрямо помотал головой. — Ты должна завершить начатое. У меня еще остались силы. — Он повел плечом, сбрасывая ее руку. — А ты побереги свои, тетушка, — Тьер улыбнулся. — Если я не выберусь отсюда…

— Знаю-знаю, — проворчала Тайра. — Позаботиться о той девице. Только это не мое дело, а твое. Тебе и делать. — Она посмотрела на дверь.

Обычные глаза не могли видеть, но внутреннее зрение отлично различало, что там Леяна — готовится нанести удар, вложив в него всю свою силу, а она не зря княгиня Теновии. Ни ума, ни совести — ничего у нее нет, но силы — хоть отбавляй. Тайра приготовилась снова схватить Тьера за плечо, иначе следующий удар может его убить. Чем сильнее оборотень, тем больше вероятность того, что он отдаст слишком много, прежде чем потеряет сознание. И тогда его будет уже не вернуть. Но что-то происходило там, за дверью, — дальше, за спиной Леяны.

Тайра прикрыла глаза. Она плохо видела ближайшее будущее, но настоящее могла видеть отлично. Лума… Лума вернулась. Шаманка непроизвольно так сжала пальцы на плече росомахи, что тот охнул от боли.

— Что происходит, тетушка? — встревоженно спросил Тьер, всматриваясь в ее побелевшее от напряжения лицо.

— Не знаю… не знаю, что делать… Что же делать… Лума… Так вот же, — она открыла глаза, в которых снова загорелся свет надежды, разрывая пелену боли, отчаяния, непонимания. — Вот о чем говорила Муфра… Уж мне-то могла бы сказать пояснее. Хотя… что с нее взять… и хотела бы, да не может… шаманка — одно слово. Иной раз и сама себя не поймешь…

Тьер усмехнулся, тоже не понимая, о чем говорит Тайра. Но это даже успокаивало. Шаманки должны говорить так, чтобы ничего не понять. Ничего, кроме одного: надежда есть.

* * *

— Леяна.

Княгиня резко развернулась, не веря собственным ушам. Быть того не может. И все же — Лума действительно была там. Стояла у входа в зал, смотрела на бывшую воспитанницу устало и печально.

— Оставь их, Леяна, — попросила, ни на секунду не веря, что просьба будет исполнена.

— Тыыы… — выдохнула едва ли не позеленевшая от злости княгиня. — Да как ты посмела… Предательница, — голос ее, поначалу низкий, взлетел до пронзительно высокого, режущего.

— Ты сама себя предала, сама себя погубила… Как мне жаль ту девочку, которой ты была когда-то… А иногда я думаю: а была ли? Или мне только казалось, что сердце у нее доброе? Вестимо, так… Не видала я злых детей, видно, смотреть, как нужно, не умела. Злоба-то глубоко прячется, я все плохое за детские шалости да недомыслие считала, да не у всех оно так…

— Взять ее, — почти прохрипела Леяна, выглядевшая сейчас так, словно ее вот-вот хватит удар.

Стражники подчинились, но все в них выдавало нежелание выполнять приказ, каждым замедленным шагом, каждым взглядом они словно говорили: "беги, беги же. не заставляй нас это делать"

Лума стояла неподвижно, пока они не приблизились, а потом в один миг перекинулась в зайчиху и понеслась прочь.

— Догнать, — уже практически в ультразвуке заорала княгиня и, подозревая, что на стражу в этом деле полагаться нельзя, сама бросилась в погоню.

В конце концов, тайная нора Отступника никуда не денется. И если шаманка хотела уничтожить Сферу Власти, то давно могла бы это сделать. Подозрения Леяны были не напрасны — стражи бежали еле-еле, так — рысили по туннелю, явно не имея ни малейшего желания догнать беглянку, и пока княгиня разрывалась между желанием немедленно обрушить на них свой гнев и стремлением настигнуть вероломную зайчиху, Трой вовсе остановился и развернулся назад — в сторону зала, который они только что покинули.

— Смотрите, — выдохнул он.

Тут уж встали все, даже Леяна, успевшая перекинуться в лань для ускорения бега, остановилась и обернулась, мысленно обещая отдать Отступнику всех внуков Троя, если причина для остановки не была действительно стоящей. Но в следующий миг она напрочь забыла о Трое, его внуках и даже о коварной Луме.

Из бокового туннеля выскочила норенга. Леяна видела норенг, порабощенных Отступником, но те двигались медлительно, что вполне соответствовало их массивному телосложению, эта же неслась со скоростью ополоумевшего лося. Добежав до входа в зал, являвшийся преддверием тайного убежища Отступника, норенга остановилась, вытянула вперед лапы-ласты и… свод зала обрушился с глухим шумом и громким шорохом.

Картина выглядела совершенно невероятной и противоестественной, наверное еще и потому, что от такого обрушения неосознанно ждешь грохота — такого, чтобы уши заложило. А тут…молниеносно, неотвратимо, тихо, как-то почти торжественно.

Совершив свое черное дело, норенга быстро повернула голову на толстой шее, посмотрела на Леяну, застывшую, словно бы на гребне бешенства, готовую обрушиться с этого гребня вниз и накрыть лавиной злобы всех, кто окажется поблизости, на потрясенных лосей и медведей, на крыс… — тоже потрясенных, но не так уж сильно — они лихорадочно что-то обдумывали, быстро анализируя новую информацию, сопоставляя, делая выводы…

Окинув эту компанию взглядом, норенга взмахнула лапами, обрушив пласт земли между собой и оборотнями и поспешила прочь. Последнего, впрочем, ни Леяна, ни остальные видеть уже не могли.

Княгиня была к норенге ближе других, и на нее рухнуло не меньше бочки твердого слежавшегося грунта, правда, этого было мало, чтобы причинить ей серьезный вред, да норенга и не пыталась, она всего лишь хотела выиграть немного времени, чтобы скрыться и отыскать отважную Луму, предложившую отвлечь и выманить княгиню и ее стражу из зала.

Конечно, это было рискованно, Леяна могла остаться у входа в убежище, отправив за Лумой охранников, но зайчиха была почти уверена, что княгиня сама бросится в погоню, и оказалась права. Позже нужно будет позвать других норенг, чтобы открыть проход для шаманки и росомахи, у самой ТашНорШеры на это уж точно не хватило бы сил. Но воздуховод в убежище не поврежден, так что Тайра и Тьер хоть и замурованы, зато в безопасности.

Теперь до них сумеют добраться только норенги. И Отступник… Но ТашНорШера надеялась, что из всех вариантов будущего их ждет наиболее благоприятный, в котором, как говорила Тайра, Отступник доживает свои последние минуты в этом мире…

Тем временем, по другую сторону устроенного норенгой завала, землей изрядно присыпало не только Леяну, но и лосей с медведями, лишь увертливые крысы успели вовремя отскочить в сторону.

Княгиня, похоже, была оглушена, но уже начинала шевелиться, приходя в себя.

— Хватайте ее, — выкрикнул Трой. — Давай, Сатор. Вспомни, что она сделала с твоей семьей. Мер, Тано, хватайте ее, пока не очухалась.

Вера в непобедимость тандема Леяны и Отступника была уже достаточно подорвана, чтобы призыв Троя нашел живой отклик. Если в убежище Отступника хозяйничает шаманка, а норенги, порабощением которых он так гордился, нападают на княгиню, если даже ее старенькая няня идет против нее… Значит, закончилось время мечтать о возмездии и освобождении. Пришло время действовать — сейчас или никогда.

— Помогите же мне, — лань попыталась подняться, но у нее ничего не вышло. — Что вы застыли, ящерицы слабоумные.

Охранники переглянулись и бросились к своей госпоже.

Когда княгиня Леяна наконец сообразила, что происходит, когда ей, прижатой к земле тушами своих бывших телохранителей, пришлось поверить, что это не страшный сон, а ужасная реальность, она с внезапным ужасом осознала, что ей нечего противопоставить целой своре сильных оборотней, действующих заодно. Ее сил, хоть и немалых, было недостаточно, чтобы справиться с собственными охранниками.

Мысленный крик Леяны лишь в первые мгновения был полон ярости, потом все вытеснила боль, но никому здесь не было ее жаль. Видение Муфры сбылось.

ГЛАВА 53. Отступник, ворон и горлица

Ворон кружил над замком, над его защитниками и нападающими, поднимался выше, опускался. Ворон искал врага. Враг не желал быть найденным, но он совершенно точно был где-то здесь.

Темное пятно посреди лунной ночи, темнота, вытягивающая силы, парализующая волю, ненасытная, жадная тьма черной души, проданной не за бесценок, как поступают многие, сами того не замечая, проданной сознательно и с расчетом — за власть и могущество.

Вот он — Отступник. В стороне, в тылу, как паук, остающийся в тени, держащий в своих лапах нити паутины, отдающий приказы при помощи чар и подчиняющих амулетов, скрытый за пологом мощного морока, через который ничего не разглядеть даже ворону. Обычному ворону. Но Князь-ворон и Ворон Лориша видят сквозь любые чары.

Черная птица устремилась вниз, при приближении к земле мгновенно обернувшись человеком. Отступник ощутил приближение опасности и успел отпрыгнуть в сторону, глаза его расширились и в них полыхнул неприкрытый ужас. Верен видел его лицо, скрытое ото всех, но не от Ворона Лориша. Лориш видел его лицо — на первый взгляд совершенно обыкновенное, хотя, присмотревшись, виделось, что в глазах, от рождения голубых, плещется нехорошая муть, что изгиб губ говорит о привычной гримасе презрения, а все в целом — о жестокости и властолюбии.

— Нашел, — бросил Ярт, не мигая следя за малейшим движением Верена, но избегая смотреть ему в глаза. — Ну что ж… Это и к лучшему. Я не хотел войны с воронами, но раз ты так решил, — Ярт делано вздохнул, — так тому и быть. К счастью, война эта будет очень краткой. Ты принял неверное решение. А за ошибки, подобные этой, Князь-ворон платит жизнью. За тебя даже мстить не будут. Ты умрешь, и вороны уберутся восвояси, ведь твоя смерть будет значить, что ты неверно понял волю Лориша, не так ли? — Ярт издевательски ухмыльнулся.

Первый страх прошел. Он знал, что победит. Даже Князь-ворон не устоит перед Сферой Силы, ничего не сможет сделать. Хорошо, что он ее сберег. Просто отлично. Избавиться от надоедливой птицы, и дальше можно уже ничего и никого не бояться. Он победит всех врагов, если справится с Вороном Лориша, — таково было предсказание Шешхата.

Взмах руки — и Сфера Силы, невидимая прежде даже для ворона, словно возникла из воздуха между Яртом и Вереном. Эта сила не подвластна никому, кроме верного слуги Шешхата, для всех остальных она ядовита, смертоносна, неукротима.

Верен попытался прорваться к Отступнику, минуя сферу. Интуитивно он тут же понял, что нельзя соприкасаться с этой противоестественной мощью. Насильственно вырванная у душ энергия, принадлежащая иному измерению, изменила свои свойства и теперь могла только порабощать и убивать. Ворон пробовал обойти ее в человеческом теле и в птичьей ипостаси, но все было напрасно. Сфера, словно стремительное живое существо, повсюду оказывалась на его пути.

Наконец Отступник решил, что игра затянулась и взмахом руки начал атаку. Сила взметнулась мутной, лоснящейся лентой, более всего похожая на толстую змею, и бросилась на Верена, обхватила, обвила шею, начала душить, выпивая жизненные силы. Сила Лориша здесь была бесполезна, она ничего не могла поделать с тем, что не являлось живым существом.

Верен пытался вырваться, разорвать смертельный захват, но все было бесполезно. Задыхаясь, он упал на колени, в глазах темнело, сознание уплывало в черную бездну — бездну отчаяния. Он не справился, не сумел остановить Отступника.

* * *

Горлица металась над замком, над его защитниками и нападающими, поднималась выше, опускалась. Она искала любимого. Его нигде не было видно, но она точно знала, что он где-то здесь. У горлицы не было способностей ворона, она не могла видеть сквозь морок, наведенный Отступником, но сердце звало ее и указывало путь.

— Там что-то странное, — прошептала фея, прижавшаяся к ее шее. — Наверное, тебя не зря притягивает это место. Посмотри. Будто клок серого тумана… И взгляд никак не задержать — он так и проскальзывает мимо.

Горлица рванулась вниз.

— Осторожнее, — крикнула Фая. — Смотри, рядом Муфра. Лети к ней.

Полина ринулась к шаманке, лихо перекинувшись в человека у самой земли и даже не заметив собственных успехов.

— Где Верен? — она едва не схватила Муфру за руку, но в последний момент все же удержалась. Вдруг оскорбится и не станет отвечать?

— Здесь он, — Муфра качнула посохом, указывая на ту самую непонятную серость, с которой взгляд упорно соскальзывал, — ну никак невозможно было его удержать, — Не справится без тебя. А с тобой — не знаю. Ну-ка, покажи браслет, — она сама схватила Полину за руку и впилась взглядом в серебряный браслет в форме символа вечности.

— Молодец, — глаза шаманки удовлетворенно блеснули. — Зарядила его как надо.

— Зарядила? — удивилась Полина.

— Да. Добром бескорыстным его заряжают. Должно помочь. Если не боишься — иди туда. Никто не может противостоять силе душ. Только защита Великого Змея способна помочь… Но если ее не достанет, ты умрешь, — мрачно произнесла шаманка.

Полина уже не слушала, хотя последние слова и донеслись до нее, но они не имели значения, ничего сейчас не имело значения, кроме одного: Верен умрет, если она ему не поможет.

Фея сдавленно пискнула и пропала куда-то, но Поля этого не заметила. Фея тоже не могла прорваться за полог морока и отводящих чар, наложенных Отступником. Почти никто, рожденный в этом мире, не мог. Но Полина была рождена не здесь и принадлежала двум мирам, и кровь двух миров текла в ее жилах, как и жена Хранителя-нага, она была не столь уязвима. Но от краденой ядовитой силы мог спасти только браслет.

Поля не думала об этом, как и вообще ни о чем. Она ворвалась внутрь серого морока и увидела, как Верена душит омерзительная толстая змея, грязно желтая, осклизлая, чудовищная. А он, кажется, уже теряет сознание. На мгновение отвращение остановило Полю, она успела заметить застывшую рядом фигуру в черных длиннополых одеяниях и надвинутом на лицо капюшоне, но тут же бросилась к Верену: страх за любимого победил.

Она схватилась за отвратительную гадину, ожидая, что та окажется упруго-сильной и скользкой — так она выглядела. Но руки внезапно прошли насквозь, серебром вспыхнул браслет, кисти ожгло будто ядреной крапивой, и — нет уже никакой змеи, расплывается мутно-желтое облако, тает и исчезает.

Верен судорожно вдохнул, только один мгновенный благодарный и тревожный взгляд кинул на Полину и тут же перевел его на ошеломленного Полиным вторжением Отступника.

Тот успел лишь сделать шаг назад, хотел активировать перемещающий кристалл, но пальцы не слушались. Ни тело, ни даже мысли не подчинялись больше его воле. Больше не было Сферы, связанной с ним и укрывающей его от взгляда Лориша. С ним случилось то единственное, чего он боялся более всего: черные крылья, простертые над его головой, — он словно видел их, хотя перед ним стоял человек; мрак, ждущий его за гранью, — и его он будто бы уже видел, глядя в темные глаза Верена, будучи не силах отвести взгляд; гнев Шешхата, чью волю он не сумел исполнить до конца… — он уже ощущал его, знал, что разочарованный господин будет к нему беспощаден.

— Лориш смотрит на тебя, — тихо и глухо сказал Верен, и это было правдой.

Не человек смотрел на Отступника — сам Лориш. Бархатная тьма плескалась в этом взгляде, та, что обещает отдых и покой тем, кто их заслуживает, и возмездие тем, чья вина велика.

Полина, затаив дыхание, сделала шаг назад. Она лишь чуть-чуть, краешком, соприкоснулась с этим взглядом, и ощутила, что смотреть в глаза любимого сейчас нельзя. Сейчас это глаза Лориша.

— Лориш видит тебя, — Верен поднял руку — и это тоже была не его рука. Сейчас это была рука Лориша.

И она опустилась на плечо Ярта, — сына прежних князей Светании, бывшего шамана, Отступника, раба Шешхата, грезившего о власти, могуществе и бессмертии, но оставшегося смертным, как и все.

— Никто не укроется от взгляда Лориша, — закончил ритуальную формулу ворон.

Бархатная тьма расплылась под его рукой, окутывая фигуру Ярта. Сам Отступник уже не мог ни двигаться, ни говорить, ему оставалось лишь со всевозрастающим ужасом наблюдать за тем, как темнота медленно обступает его, накрывая легкой вуалью, превращающейся в плотную пелену, как меркнут цвета и отдаляются звуки, как безмолвие и непроглядная тьма надвигаются, чтобы поглотить, как распахивается перед ним небытие, чтобы растворить его в себе, небытие, ждущее тех, в ком не осталось света и тепла.

Это медленное угасание жизни было настолько жутким и такой ужас виделся во взгляде Ярта, что Верену стало страшно, ощущение погружения в небытие в какой-то мере передалось и ему, и это было почти непереносимо. Рука его дрогнула и почти готова была отпустить плечо приговоренного. Но сила Лориша не позволила, она нашла того, для кого была предназначена, и она перетекала соединяя исполнителя приговора и приговоренного, пока воля Лориша не была исполнена.

Когда последняя искра жизни погасла в глазах Ярта, не скрытых более мороком, когда лицо его, искаженное нечеловеческим страхом, застыло посмертной маской, только тогда Верен смог отвести руку, и Ярт рухнул на землю у его ног.

ГЛАВА 54. Круг судьбы

Переместившись, Райяна быстро осмотрелась. Страх, переходящий в панику, гнал ее вперед. Чувство, что она может опоздать, что каждый миг может стать тем, которого не хватит, чтобы спасти Ярона, буквально душило. Сердце колотилось где-то в горле, голова кружилась.

Темнота, лунные блики… нет, — это вспышки боевых кристаллов, мерцание силовых линий защиты, огоньки красных глаз мраков… И один из них — совсем близко… Рядом с ним — Ярон. Райяна рванулась вперед, одновременно поднимая руку, чтобы ударить мрака всей своей силой, уверенная, что опасность исходит именно от него. И пусть даже осталось совсем немного времени до того момента, как его можно будет излечить… она не готова пощадить мрака, позволив ему убить Ярона.

Но мрак не двигается… он делает шаг назад… на земле лежит чье-то тело… Ярон поворачивается… Как медленно и в то же время неотвратимо все происходящее… Там Грон. И болт его арбалета уже сорвался с ложа…

Всего доля мгновения — и уже не женщина, а волчица устремляется вперед в прыжке, бесконечно длинном, отчаянном, похожем на полет — полет к смерти, ради жизни того, кого любит. Арбалетный болт прерывает ее полет. Она успела.

* * *

Грон не хотел вмешиваться, он был почти уверен, что у Тамилы все получится, как надо. Однако… Мало ли что. На всякий случай следует подстраховаться. К тому же ему хотелось своими глазами увидеть, как умрет князь. Поэтому он отправился вслед за ним, чтобы быть поблизости, наблюдать. Ну и на всякий случай — быть наготове.

Этот арбалетный болт у него был припасен заранее, на нем стоял знак Светании. Когда князя найдут, никому и в голову не придет подозревать, что его убил кто-то из своих. Имелся и кинжал с клеймом Светании — у медведя было время на подготовку, и он все продумал. Все, кроме того, что произошло в реальности. Это было невозможно предсказать. Разве что шаманкам такое по силам.

Сначала мрак явно медлил и не хотел убивать Ярона. Потом он одним ударом свернул шею Тамиле. Это уже было за пределом любой вероятности и понимания. Должно быть, он взбесился. Или… творится что-то совершенно неожиданное. Может, шаманки нашли способ что-то сделать с мраками? Освободить их от власти Отступника? Вроде бы Тамила говорила что-то о Сфере Власти… Но думать об этом было некогда. И некогда было сожалеть о Тамиле.

Такая красавица. Жаль… Но теперь она по крайней мере не достанется его отцу. А то старый хрыч уже давно тянет к ней свои жадные лапы. И враждовать с ним не хочется — он опасен, кому и знать, как не Грону. И видеть Тамилу с ним — прям поперек горла. Но подозревать, что она сохнет по Ярону — еще хуже. Может, и мрак потому приказ не выполнил, что на самом деле Тамила его убивать не хотела? В общем, может, оно и к лучшему…

А теперь надо не упустить момент и избавиться наконец от Ярона. Пока он его не видит… Грон взвел арбалет, легкий щелчок, казалось бы, совсем не слышный, все же привлек внимание князя. Он поворачивается… Но он не успеет. Расстояние здесь совсем небольшое, болт уже летит, но что-то вытянутое, серое и мохнатое несется ему наперерез.

Грон не понял, кто или что это было, да его это и не интересовало, он лихорадочно готовился к новому выстрелу, хотя и мелькнула мысль, что надо активировать кристалл, надо бежать отсюда. Ярон, скорее всего, его уже узнал… Он вскидывает арбалет — запасной болт, еще одна попытка. Если и она не удастся, тогда — бежать. Ярон все равно не успеет приблизиться к нему на расстояние удара, даже удара силой — даже если зацепит, кристалл вынесет его отсюда.

Крик Ярона ударил по ушам и по натянутым не хуже тетивы нервам:

— Райяна.

"Почему он зовет Райяну? — успел удивиться Грон. — Откуда ей здесь взяться?" Он ощутил удар, от которого голова его дернулась назад, а прицел сбился. В первую долю мгновения он сожалел только об этом — прицел сбился… В следующую не мог понять, что стало с его зрением, потом пришла ослепляющая боль, и Грон вспомнил, как точно Ярон умеет метать ножи.

Кинжал князя вошел точно в глаз медведя, несколько секунд его тело покачивалось, словно не могло решить, стоять ли ему или упасть, а потом тяжело рухнуло на землю. И душу его приняла тьма, та тьма, что и раньше жила в ней.

* * *

Ярон не столько увидел и узнал Райяну, сколько почувствовал — это она. Так вот как это бывает, когда выбор сделан сердцем, сделан окончательно и бесповоротно, без отсрочек, оговорок, без условий и сомнений. Наверное, можно разлучиться с тем, кого выбрал, ради долга… Наверное, можно. Хотя умереть было бы легче. Но никогда нельзя забыть. Нельзя надеяться, что рана заживет.

Такая любовь пришла к нему впервые. Не потому, что Марийка была хуже. Сила чувства зависит не от достоинств любимого, а от глубины души любящего. Он сам был хуже тогда, он еще не знал настоящей цены любви, и самой любви — такой, доводящей до грани, уводящей за грань и возвращающей обратно — тоже не знал. Лишь единицам от рождения дано умение любить всем сердцем и понимать, каким сокровищем владеют. И лишь единицам дано этому научиться. Вот он и научился. На свою беду.

Так вот как это бывает, когда теряешь того, кого выбрало сердце. Оно должно остановиться после этой потери, но бьется… бьется, разрываясь от боли, заставляя жить, когда жизни в тебе не осталось, ничего не осталось, кроме отчаяния и оглушительной пустоты.

Еще несколько секунд мучительной надежды — и провал в пустоту. Надежды нет. Последний судорожный вдох, кровавые пузыри на губах — она снова в человеческом теле, оборотни всегда умирают в человеческом теле — и прощальный взгляд, в котором так много всего… и любви, и печали о несбывшемся, и радости от того, что он жив.

Да, у нее — лишь печаль, потому что она — спасла, и любимые синие глаза застывают в неподвижности смерти. А у него — лишь беспросветная тьма отчаяния, потому что он — не сумел.

Никого не сумел спасти. И зачем ему эта отвоеванная у смерти и предательства жизнь? Жизнь без любви и надежды. Ради долга? Да чтоб он провалился — этот долг. И он сам вместе с ним.

Ярон уткнулся головой в грудь Райяны, сжал ее в объятиях — осторожность уже ни к чему… — и вой вырвался из его горла, почти волчий, хоть и был он сейчас в человеческом теле. В мыслях осталось только одно — уйти бы следом, уйти за ней, быть вместе хотя бы там — за гранью. Если бы не прочно усвоенное с детства наставление шаманов: самоубийцы не могут соединиться с близкими, он не колебался бы.

— А дочь как? Не нужна уже? — раздался рядом печальный голос Муфры.

Ярон поднял голову, глядя на нее непонимающе. Он словно забыл человеческую речь, остался только внутренний горестный вой. Но слова постепенно дошли до сознания.

— А жива она? — спросил горько. — Или я всех похоронить должен?..

— Жива, — твердо ответила шаманка. — И родила только вчера. Дедом ты стал, князь. Наследники, которых родители твои хотели, ради которых столько боли причинено было, наследники — родились у нее. Двойня родилась.

— Наследники Света и Тени… — вспомнил Ярон слова Муфры.

Та кивнула.

— Помнишь. Это хорошо. Не совсем еще разум утратил. Ты нужен им. Они шли к тебе.

Ярон снова склонился к Райяне, теперь уже прощаясь. Жизнь удержала его. Крепки ее путы. Если он нужен дочери и внукам, значит, будет жить. Хоть и с половиной сердца. Слезы, прежде лишь обжигавшие глаза, но не проливавшиеся, наконец хлынули, закапали на побелевшее лицо. Дрожащие пальцы потянулись закрыть синие глаза, смотревшие в небо с равнодушием смерти.

— Постой, — остановила его Муфра.

Ярон поднял на нее взгляд, мимолетно удивился, что мрак, убивший Тамилу и почему-то отказавшийся убить его, все еще здесь — топчется чуть поодаль. Наверное, это и есть его кара — отказавшемуся от любви, найти ее снова и лишиться навсегда.

Круг судьбы, разомкнуть который не в человеческих силах.

ГЛАВА 55. Размыкая круг

Рядом с Муфрой откуда-то взялись Верен и Полина. Фея почему-то металась над телом Тамилы, вспыхивая до ослепительной яркости и тускнея до полного исчезновения. Все доходило до Ярона будто сквозь толщу воды, словно он ушел на глубину, лежит на дне, и воздух уже не нужен, и наступил покой, но где-то там — наверху — еще мелькают чьи-то лица и доносятся чьи-то голоса… Кто это, зачем и для чего все?..

Даже когда очертания массивной темной фигуры сына мрака вдруг начали расплываться, меняясь на глазах, а через минуту вместо монстра с горящими глазами обнаружился Атей, давно пропавший троюродный брат, даже это не привело князя в чувство. И только приблизившийся Верен, коснувшийся медленно остывающей руки Райяны, вызвал хоть какую-то реакцию.

— Позволь, — тихо сказал ворон. — У меня еще осталось немного силы Лориша. Как раз хватит.

Ярон посмотрел непонимающе, из горла рвался истеричный смех, но он задушил его, не позволил прорваться. Нет, даже лишившись половины сердца, он не имеет права истерить и вести себя недостойно. Надо встать, надо идти, надо… Да. У них же война… Он нужен людям. Он должен…

Нечеловеческое усилие потребовалось, чтобы заставить себя разжать руки, выпустить из объятий ставшее слишком тяжелым тело любимой.

— Зачем? — спросил Ярон. — Лориш уже забрал ее.

— Сила Лориша может залечить рану, — пробормотал Верен, отводя взгляд.

Смотреть в глаза Ярону было невозможно. Верен слишком хорошо понимал его. Знал, что сам смотрел бы так же страшно, если бы… И всего несколько минут назад это могло произойти.

Но Тена миловала, защитил Шере-Лоа-Ри. Благодаря его защите, Полине удалось невозможное и немыслимое — развеять силу душ, собранную Отступником. После Верен уничтожил все амулеты, что нашел на нем, — скопом, не разбираясь. А тело предал огню. И, судя по тому, что сын мрака обернулся давно пропавшим волком и родичем из стаи Ярона, Тайра влила Лунный Свет в Сферу Власти, и это действительно помогло. Значит, все было не зря. Вот только… Райяна…

Полина, сильно вздрагивая, сдавленно рыдала, уткнувшись в грудь Муфры, та поглаживала ее по плечам, глядя куда-то вдаль, и даже, кажется, губами шевелила.

Что-то еще происходит, понял Верен. И молнией в кромешной темноте сверкнула надежда. В какую такую даль смотрит Муфра? Что шепчет?.. Конечно, у них тут есть, куда посмотреть… Много чего произошло и происходит. Но зачем она велела ему исцелить тело Райяны? Только чтобы покойница получше выглядела? Вот уж вряд ли.

Верен с усилием вырвал болт из тела волчицы, скривился презрительно, разглядев клеймо Светании и ощутив наложенные чары — страшные чары. Этот выстрел стал бы смертельным даже если бы предатель попал не в грудь, а в ногу, к примеру.

— Что там… — деревянным голосом спросил Ярон у Муфры. — Как…

— Да все уж, — шаманка махнула рукой, но лицо ее все так же было обращено в сторону, напряжено и неподвижно, сосредоточено на чем-то далеком, нездешнем.

— Князь-ворон предал Отступника в руки Лориша. Тайра исцелила мраков. Леяна мертва. А у твоих людей и без тебя соображения хватит, чтобы исцеленных собрать и помочь им прийти в себя. Главное ты сделал. Продержались, сколько надо. — И лицо ее окончательно приняло то замкнутое выражение, которое без слов давало понять, что шаманку сейчас нельзя отвлекать от чего-то крайне важного.

Ярон повернулся к брату, потерянно стоявшему неподалеку, шагнул к нему, осторожно положил руку на плечо, сказал:

— Здравствуй, брат.

Тот кивнул, неловко мотнув головой, взгляд его блуждал, то останавливаясь на лежащем тут же теле Тамилы, то на шаманке, то на Райяне и Верене, положившем руку ее на грудь.

— Спа-си… бо… — проговорил с трудом, словно забыв, как разговаривать.

И не "словно", — понял Ярон. Ему и впрямь трудно говорить. Но все же это он, Атей, хоть и потерянный, но на самом деле, действительно — он, настоящий.

— За что? — спросил Ярон скорее машинально. Сердце словно облили льдом. Он ничего не чувствовал, только невыносимый холод.

— Ты… я… — бывший сын Мрака потряс головой. — Ты помог… вспомнить себя, — наконец выговорил он, сумев собрать вместе разбегающиеся мысли и слова.

* * *

В деревне Залесье, в мире обычных людей, где про оборотней только фильмы снимают и книги пишут, снова шел снег, застилая все вокруг. Романтики сказали бы, что он превращает мир в волшебную сказку, что так и кажется: на этом чистом белоснежном полотне можно оставить новые следы, начать новую жизнь, лучшую, чем прежняя. Но среди деревенских жителей преобладали другие настроения: снова снег чистить, а автолавка опять не приедет.

Наталья Петровна снег любила, хоть и жила в деревне. Но сегодня она была не просто деревенской жительницей, которую многие почитали знахаркой, сегодня она была той, кем родилась и стала — оборотнем, шаманкой из мира Залесья, Ташей, вестницей судьбы. А снег мешал.

Она бежала к дому Фаины, едва сдерживаясь, чтобы не ругаться на ленивых соседей: одни, как у них принято, свою часть улицы расчистили, другие — и не подумали. А она из-за этих сугробов может опоздать. Опоздать на целую жизнь… И не одну… Многим плохо будет.

Обернуться бы рысью. Живо доскакала бы. Перед мысленным взором тут же предстали потрясенные лица соседей. А что? Случай особый, ради него можно отступить от правил, ставших настолько привычными, что даже мысль об их нарушении не приходила в голову. Оборачиваться — только в лесу. Чары отвода глаз применять только в случае крайней необходимости. Как и другие-прочие. Но сейчас-то она и есть — необходимость. И самая что ни на есть крайняя.

Серо-голубоватая огромная кошка с кисточками на ушах понеслась по деревенской улице, одним прыжком перемахнула через забор дома Фаины — некогда с калиткой возиться, — и остановилась, только ткнувшись лобастой головой в дверь.

Тут-то Фаина ее и открыла. На лице тревога — та необъяснимая и вроде бы беспричинная тревога, которой часто оборачивается настороженное внутреннее чутье. Что-то происходит. Но что? Фаина распахнула дверь и ахнула, но не испугалась.

Это хорошо, — подумала Таша, мгновенно перекидываясь в человека. Почему-то это показалось ей добрым знаком.

— Что? — спросила Фаина, губы у нее задрожали, но взгляд остался твердым и требовательным. — Пора?

— Пора, — прямо ответила Таша. — Сейчас или никогда. Еще чуть-чуть и поздно будет. — Она оттеснила Фаину внутрь дома, закрыла за собой дверь, взглянула на хозяйку печально и испытующе.

— Ты можешь передумать. Никто тебя не осудит. Уж точно не я. А больше и не узнает никто. — Про шаманок Лоаниры, которым все отлично известно и которые ждут сейчас решения Фаины, Таша решила не упоминать.

— Но я знать буду, — вздохнула Фаина.

— Это главное, — согласилась Таша, вынимая из кармана прозрачный кристалл и бережно укладывая его на круглый стол, стоящий на крытой веранде. — Идем со мной, — она протянула Фаине руку. — Я чары накину, никто нас не увидит. Посмотришь сама и решишь. Еще минутка есть, может, две, но не больше.

Фаина только кивнула молча, бросила взгляд вокруг — на давно привычные вещи, пожалела, что сегодня не успела еще позвонить дочке… Вчера вечером говорили. С тех пор, как Полю забрали, мобильная связь здесь работала, как никогда прежде. Не иначе — Ташиными стараниями. Но что уж теперь… Правду говорят: перед смертью не надышишься.

Руки двух немолодых женщин соединились, и вот — вокруг уже не светлая веранда, в которую льется мягкий свет снежного утра, а летняя лунная ночь, запахи земли, травы и… крови.

Всхлипывает, содрогаясь всем телом от сдерживаемых рыданий, Полина, ее обнимает женщина в странном плаще, гладит по хрупким плечам, а сама смотрит… Кажется, прямо на нее — на Фаину и стоящую рядом Ташу. Больше-то их точно никто не видит.

Хотя молодой черноволосый мужчина, положивший руку на грудь явно мертвой девушки с пронзительно синими застывшими глазами, как-то странно косится в их сторону. Будто и не видит, но чувствует, что здесь кто-то есть.

Было и еще одно тело — тоже молодой и красивой женщины — лежащее поодаль, но на него никто не обращал внимания, только мельтешила над ним какая-то искорка, вроде светлячка, напомнившая Фаине о фее, которая у нее когда-то была. Где она теперь? Тамила сказала, что с ней все будет в порядке, но теперь-то Фаина понимала — нельзя было ей верить. Да это же и есть Тамила. Что ж… Теперь с ее враньем и подлостью разберутся там, где все ведомо.

А вот и Ярон… Почти не изменился — так показалось на первый взгляд. Но на второй стало заметно — изменился, стал суровее, заматерел, и видно, что жизнь у него тут была не сахарная. Даже если не смотреть ему в глаза — видно. А уж если заглянуть…

Фаину обожгло и оледенило одновременно, когда она перехватила его взгляд. Мертвый взгляд человека, у которого заживо вырвали кусок сердца, половину души, а потом оставили жить как есть, хотя с такими ранами не живут. А ему придется, и он это понимает, он с этим смирился, но назвать ли это жизнью…

Смотрит на девушку, пытается отвести взгляд, но тот снова и снова притягивается к ней, к застывшей синеве ее глаз, в которой даже сейчас больше жизни, чем в его угасшей темноте. Значит, это ее он полюбил. Что ж… Фаина вздохнула.

— Я готова, — сказала тихо, хотя готовой себя и не чувствовала, но вряд ли это вообще возможно.

— Ты уверена? — спросила Таша.

Фаина всхлипнула, глядя на внучку, сожалея, что не может подойти, обнять, попрощаться. Да может, оно так-то и лучше. Незачем еще сильнее душу рвать.

— Да что уж… — сказала она. — Я пожила. А она молоденькая совсем… Любит его, наверное?

— Любит, — кивнула Таша. — Заслонила его собой, спасла.

— Ох, — выдохнула Фаина. — И это по ней Полюшка так убивается?

— По ней. Она и Полину спасла — раньше. Тогда пожертвовала свободой, а сейчас жизнью.

— Ну, тогда я точно готова, — до конца решилась Фаина. — Пусть поживет, порадуется.

Таша удовлетворенно кивнула. Да, теперь решение принято твердо.

Она протянула руку к груди Фаины, и та ощутила холод, растекающийся от сердца, мгновенно онемели руки и ноги, начало темнеть в глазах, Фаина оседала на землю — ноги уже не держали. Таша поддержала ее, помогая опуститься на траву.

В руке шаманки вспыхнул золотой трепетный огонек. Она шагнула к Муфре, отдала его. Огонек мерцал, то ярче вспыхивая, то грозя угаснуть, словно пламя свечи на ветру… Муфра отстранила Полину, подошла и опустила руку с огоньком на грудь Райяны.

ГЛАВА 56. Искра жизни

— Искра Жизни. Добровольно отданная. Жизнь вдохнет, из-за грани вернет.

Еще несколько секунд ничего не происходило, потом тело Райяны выгнулось, будто в судороге, и таким же судорожным был ее первый вдох — первый в ее новой, в ее второй жизни.

И одновременно с ним Фаина выдохнула — в последний раз. Таша одним движением руки сняла покров невидимости с нее и себя.

— Райяна, — Ярон бросился к любимой, упал на колени, прижал к себе.

— Бабушка, — кинулась к Фаине Поля.

— Она отдала Искру Жизни Райяне, — весомо сказала Муфра. — Она… разомкнула круг судьбы.

Полина замерла, обернулась к шаманке, еще не понимая, не веря, но в глубине души уже надеясь на чудо. Еще одно чудо, так нужное им всем, а ей уж точно.

— Искра Жизни для того, кто разомкнет круг судьбы… — прошептала она и подняла руку с браслетом.

Красный камень в нем пылал живым пламенем.

— Истинно так, — кивнула Муфра, переглянувшись с Ташей и улыбнувшись.

— Она разомкнула круг судьбы. Дар Шере-Лоа-Ри — для нее. Второй шанс. Редко кому такое дается.

— Фаина… — не веря своим глазам прошептал Ярон.

— Узнал? — улыбнулась Муфра. — Она. Жизнь решилась отдать, чтобы любимую тебе вернуть.

Князь только молча покачал головой, не находя слов, а Таша легко сняла браслет с руки Полины и положила его Фаине на грудь. Тело пожилой женщины окутало мерцание, скрыв его ото всех.

— Так и должно быть? — шепотом спросила Полина, когда мерцание стало похожим на пляску алого пламени, а все в целом — на невероятный погребальный костер, а не на возвращение к жизни, как только что было с ошеломленной Райяной, уже сидевшей на земле в объятиях Ярона.

— Вестимо, да, — важно кивнула Таша. — Новая судьба ей выпадает, новая жизнь.

Когда алые сполохи угасли, ахнули все, даже невозмутимый Верен. Правда, шаманки ахнули не слишком убедительно, похоже, они на что-то такое и рассчитывали, однако даже им было неожиданно увидеть на месте пожилой женщины молоденькую девушку — лет двадцати, никак не больше.

Фаина села и с искренним недоумением ощупывала себя, наконец увидела свою руку и поднесла к глазам. Рука явно принадлежала не шестидесятилетней женщине, а юной девушке.

— Это что… тот свет, что ли? — спросила она.

Муфра фыркнула.

— Ну, в каком-то смысле, да. Для вашего мира наш, может, и другой свет. С днем рождения тебя, Фаина. Хоть от судьбы своей ты и убежала, но и цену за это заплатила высокую, ошибки осознала и даже исправила, а это большая редкость. Мало кому такая возможность дается. Теперь жизнь твоя тут — на Лоанире. Новая жизнь.

Фаина осторожно поднялась и обнялась с Полей.

— Бабушка… теперь тебя и бабушкой-то не назовешь. Ты такая красивая…

— Молчи уж… Тебе все красивы, кроме тебя. — Фаина всхлипнула, разрываясь между желанием рассмеяться и разрыдаться — от полноты нахлынувших чувств.

— А дочка как же? Ниночка?

— Навещать тебя сможет. Или ты ее, — подмигнула Таша. — Но лучше — она тебя. Найдем способ.

— А как же я… в таком виде…

— Ну знаешь, — Таша с деланым возмущением уперла руки в боки. — В виде трупа ты ей показаться не боялась? Ничего, переживет как-нибудь. Жить здесь станешь, так что женихов у дочери отбивать не будешь.

— Только у внучки, — хихикнула Муфра. — Хотя у нее не отобьешь, — она подмигнула Верену, ошеломленному таким развеселым поведением всегда отстраненных и часто мрачных шаманок.

А ведь они такие же люди, — подумалось ему. И как долго пришлось им жить в постоянном напряжении. Остальные — просто жили. Хоть и понимали, что что-то назревает, но не в такой степени. А они знали, все время знали и видели, что происходит, знали, как трудно будет удержать наш мир на краю, сколько всего должно совпасть и сложиться, чтобы все кончилось вот так, чтобы можно было сейчас выдохнуть: справились.

Конечно, есть жертвы — в основном это мраки, но ведь их можно было спасти, как спасли брата Ярона, значит, это и есть жертвы этой исподволь начавшейся тайной войны, которой этой ночью, к счастью, пришел конец.

Вон он, Атей, — сидит поодаль на земле, смотрит в небо. О чем думает? Каково сейчас ему и всем остальным, пришедшим в себя, еще только начинающим осознавать, что с ними было. Помнят ли они, как были мраками, что творили? Хорошо, если нет…

— Фаюшка. Это я так фею назвала, бабуль, — пояснила Полина, обернулась, поискала взглядом фею. Но ту нигде не было видно.

Шаманки снова помрачнели.

— Беда у Фаюшки твоей, — ответила Муфра.

— Какая еще беда? — снова расстроилась Полина.

— Жизнь свою прежнюю вспомнила… Дочь оплакивает.

— Дочь?

Муфра вздохнула, подошла к телу Тамилы. Фея обнаружилась здесь: тихо-тихо сидела на груди и почти совершенно не светилась.

— Я же говорила, что я чудовище… — прошептала она, когда заметила что все, кроме Ярона и Райяны, все так же сидевших на земле в объятиях друг друга, собрались вокруг. — Теперь я точно знаю, что я чудовище… Как много зла из-за меня… Из-за моего холодного сердца, из-за моего равнодушия… Девочка моя… — она льнула к остывающему телу Тамилы.

— Ей была нужна любовь матери, моя любовь. Тогда все было бы иначе, она выросла бы другой, была бы счастливой. А я никого не любила, только себя… Гуляла то с одним, то с другим, на дочь почти не обращала внимания. Ей было плохо… Она нуждалась во мне.

— Этим зла не оправдаешь, — тихо возразила Муфра.

— Все равно… Я виновата больше. Больше нее. Всю жизнь… мне было все равно, что с ней. Я… я родила, потому что забеременела, потому что так получилось, но матерью я так и не стала. Когда дочери было шестнадцать, я в очередной раз завела любовника. Снежного барса. У него тоже была семья, но мне было все равно. У нас было укрытие в горах, он соорудил там шалаш, притащил тепловые кристаллы… Там нас и застигла лавина. Мы ничего не замечали вокруг, даже приближения лавины не почувствовали, а когда поняли, было слишком поздно. Но он спасся… успел. А меня бросил. И никому ничего не сказал. Когда я умирала там, одна, тогда я вспомнила о дочери, тогда поняла, что нет никого роднее и ближе, тогда пожалела, что она при живой матери росла как сирота, да еще и смотрели на нее косо, потому что мать у нее гулена. Да поздно было. Ничего не изменить.

— Но ты же осознала свои ошибки, — сказала Поля, опускаясь рядом на колени. — Иначе ты не стала бы феей. Ты осознала и искупила.

— Разве можно это искупить… Да и какая разница — искупила или нет, если она — вот… И душа ее здесь… Я вижу ее, ей плохо. Ей так плохо… Она в темноте… Я хотела к ней, я хотела с ней поговорить, но она меня не слышит.

Муфра вздохнула.

— Ну хочешь, устрою вам разговор. Да только одного разговора мало будет. Если хочешь помочь ей, придется еще в этом мире задержаться. Ее душа слишком отягощена для святилища Душ, но… коли ты с ней своим светом, что успела собрать, поделишься… Может, и получится что. Могу вас к себе взять. Мороки, конечно, будет с доченькой твоей… Да что уж… — Муфра махнула рукой. — К спокойной жизни я не привыкла, а теперь и привыкать поздно. Согласна?

— Я… Конечно. Я согласна. На все согласна, только бы ей помочь.

— Поможешь, — обреченно кивнула шаманка. — Свет в ней все-таки есть. Верней сказать: тоска по свету. А это уже что-то. Ну а вы, идите отсюда. Эй, князь. Веди своих невест прошлых и будущих в замок, — Муфра хихикнула. — Устраивай. Да с Князь-вороном самое время переговорить, благо он недалече и, сразу скажу, зла на тебя не держит. А я ритуал проводить буду. Поможешь? — взглянула она на Ташу.

— С радостью, — улыбнулась та.

— Мы еще увидимся? — спросила Поля у феи.

— Вряд ли. Хотя как знать… может, и повидаетесь, — ответила за нее Муфра.

— Прощай, Фаюшка…

— Спасибо тебе за все, — фея, снова начавшая светиться, в последний раз взлетела на Полино плечо и прильнула к щеке. — Спасибо…

Верен обнял Полину за плечи и почти силой повел в сторону замка.

Далеко отсюда, в Светании, в княжеском замке, царила паника. Но пребывающих в замешательстве слуг организовали вернувшиеся из подземелья бывшие телохранители покойной княгини Леяны. Весть о смерти княгини сначала вызвала еще больший переполох, но затем крысам под руководством Троя удалось навести порядок, и первым делом они отправили лекарей к Рамиену и Дарине и убедились, что похищенные родители правящего князя Теновии вполне могут вернуться к нормальной жизни. Их освобождение должно было стать первым шагом к примирению с Яроном.

Тем временем ТашНорШера отыскала Луму и собрала норенг, чтобы освободить из подземного плена Тайру и Тьера.

Шаманка сидела на полу, на пушистом ковре, прикрыв глаза и покачиваясь из стороны в сторону. Уступив настояниям Тьера, время от времени она выныривала из своего транса и рассказывала росомахе, что происходит на поверхности, благо, было о чем рассказать. И чему порадоваться.

В бывшей Сфере Власти, ставшей теперь источником исцеления для насильно превращенных в сынов Мрака, переливалось молочное сияние, отливавшее лунным серебром. Паучьи лапы, прежде охватывавшие сферу, рассыпались в прах после смерти Отступника. И саму сферу Тайра собиралась уничтожить после того, как сияние Лунного Света окончательно угаснет, но пока он еще светился, возвращая истинную суть тем, кто был порабощен Мраком.

Память их была по большей части затуманена, они медленно, но верно приходили в себя, а те дни, месяцы, а то и годы, что провели они под темным воздействием, меркли в их сознании, превращаясь в страшный сон. Многих будут мучить ночные кошмары, будут приходить к ним в видениях крики убитых, запах и вкус крови, хруст костей… Но для того, чтобы справиться с этим, пожалуй, сгодится Вода Забвения, которую хранят вороны.

В нее погружают руки Вороны Лориша, когда их служение завершено, чтобы смыла она память о том, что сделано не их волей, но волей Лориша. Надо будет подумать. Обязательно сумеет та вода помочь и бывшим сынам Мрака, — решила Тайра и улыбнулась.

А в Теновии, над княжеским замком, небо начало светлеть, меркли звезды, утренние птицы пробовали голоса, готовясь рассыпаться переливчатыми трелями, приближался рассвет.

ЭПИЛОГ

Полина посмотрела на свое отражение в зеркале, вздохнула и нахмурилась.

Райяна за ее спиной демонстративно закатила глаза.

— Ну что опять не так? — волчица уперла руки в боки.

— А может, лучше все-таки было оставить то платье? — с сомнением спросила Поля.

— Которое? Третье, пятое, двадцать четвертое? Вот уж не думала, подруга, что ты окажешься такой разборчивой невестой. Мне при первом знакомстве показалась нормальной девчонкой. Штаны носить собиралась, туники, как все нормальные темные оборотни.

— Я и буду их носить, — снова вздохнула Поля, поправляя волнистую прядь, выпущенную из прихотливо уложенного узла волос, прикрытого жемчужной сеткой. — Но сегодня же… особый день. И все будут на меня смотреть. И гадать…

— Чем наш бесценный Князь-ворон заслужил такое счастье, — вставила Райяна.

— Нет, — не повелась на шутку Поля. — Что он нашел в этой моли бесцветной.

— Я надеялась, что этот предсвадебный ужас закончился вчера. Весь день тут мельтешило целое стадо портних, даже поговорить некогда было.

— Ну, не такое уж стадо… — протянула Поля. — Только две портнихи и одна помощница.

— А казалось, что их тут двадцать две. Вобщем, если ты продолжишь ныть, я за себя не отвечаю. Раскромсаю всю эту галантерейную лавку и ты пойдешь под венец в штанах и тунике. Черный низ, белый верх, ну и пояс нарядный подберем, а, как тебе? Между прочим, — Райяна мечтательно прищурилась. — Такая изящная прическа отлично смотрится с грубоватым мужским нарядом. Все попадают, гарантирую.

Поля фыркнула, хотя предложенный образ взяла на заметку, но все же для свадьбы он, по ее мнению, был слишком новаторским.

— Понимаешь, ладно бы, если бы Верен был обычным оборотнем, можно было бы так не волноваться. А тут…

— Что тут? — приподняла бровь Райяна.

— Весь цвет Лоанирского общества.

— Ага. И чье же мнение тебя так волнует? Ярона? Имей в виду, если ты вдруг решила передумать и выйти замуж за него… — Райяна красноречиво оскалилась. — Загрызу, так и знай.

— Не сомневаюсь, — хихикнула Поля. — Нет уж, твой женишок мне ни даром не нужен, ни с приплатой. Насильно не заставите.

Райяна успокоенно покивала.

— Тогда кто тебя беспокоит? Новоявленный князь Светании Сигирд? Так ему плевать, как ты выглядишь. Он готов тебе ноги целовать, за то, что спасла Мирну и детей. Мирна вообще смотрит только на своих бесценных младенцев, ну еще иногда на Сигирда и очень иногда — на Ярона. Думаешь, ее волнует твой внешний вид?

— Кстати… как там у тебя с Мирной? Вы поладили? Ты же теперь вроде как…

— Ну да, будущая мачеха, — Райяна фыркнула. — Поладили, не волнуйся. — Конечно, все это очень… странно, но мы уже почти привыкли. Мирна хорошая девушка, а кроме того, она вбила себе в голову, что своим спасением обязана и мне тоже. В другой ситуации я бы поспорила, так как в глаза ее не видела, когда пыталась помочь вам с Вереном сбежать. Да и погоня началась так скоро из-за меня, так что мои заслуги в этом деле весьма сомнительны. Но я не такая дура, чтобы разубеждать ее, раз у нас тут завязываются такие… интересные семейные связи.

— А с Яроном у них как?

— Хорошо, — Райяна пожала плечами. — Как я понимаю, здорово помогли Рамиен и Дарина. Ну, ты знаешь, родители Ярона, считавшиеся погибшими.

Полина кивнула.

— Они потихоньку приходят в себя, править отказались категорически, зато возятся с правнуками при каждой возможности, то есть почти постоянно. Ну так вот, они просили у нее прощения. Старый князь сказал, что это его вина, он фактически не оставил Ярону выбора, вынудил отослать Марийку. Да и Тамиле Ярон доверял потому, что доверял отец. Ну и Ярон, конечно, прощения у нее просил. На коленях стоял даже. Так и бухнулся при всех, прости, мол, что не позаботился как следует о тебе и о твоей матери.

— А она что? — Полина слушала, затаив дыхание.

— А она в слезы и ему на грудь. Сердце у нее доброе, простила. Так что все нормально.

— Ну и слава Тене, — вырвалось у Полины. — Надо же… совсем я у вас… ассимилировалась.

— Это хорошо. Скоро Лориша славить начнешь, не то что Тену. Жаль только, что твоей мамы тут нет… Тебе, наверное, очень ее не хватает…

— Для мамы все это… — Полина повела рукой, — оборотни, замки, магия, боги какие-то незнакомые, шаманки и все прочее… для нее это слишком. Таша ее приводила, она погостила у нас три дня, познакомилась с Вереном, благословила, так сказать. Но для нее вся эта жизнь… одно слово — другой мир. И он для нее чужой, ей здесь страшно, неуютно. Мы решили, что на свадьбу ей лучше не оставаться. К матери невесты будет повышенное внимание.

— Ясно, — кивнула Райяна. — Я ее понимаю. Даже мне что-то стало многовато внимания, когда Ярон объявил меня своей невестой, а тут — совершенно чуждый для нее мир…

— Мы решили представить, что я уехала в другую страну. Будем иногда видеться, Таша поможет. Бывает же такое в нашем мире. Там, правда, можно созваниваться, то есть, как тебе объяснить… общаться на расстоянии.

Райяна кивнула.

— Мама и знакомым сказала, что я уехала в другую страну, вышла там замуж. В сущности, так оно и есть.

— Да, — согласилась Райяна, — так вот я и говорю: на кого ты тут впечатление собралась производить? Тут, можно сказать, все свои.

Полина молчала, глядя в пол.

— Ну-ка, признавайся, что еще тебя пугает, горлица ты наша трепетная.

— Понимаешь… Мне, конечно, все равно, как я выгляжу для Ярона, Мирна и Сигирд и правда — свои. А вот… вороны. Они все на меня смотрят… И…

— Как смотрят? — нахмурилась Райяна. — Косо? Так ты только скажи, я им их перья черные повыдергиваю и не посмотрю, что они на особом положении и их все боятся.

— Да нет… не косо. В том и дело, что я даже и понять не могу — как именно. Знаешь, бабуля как-то легче меня здесь адаптируется. По-моему, за ней уже ухаживать начали, скоро за нее передерутся, — Полина хихикнула.

— Вот как? — заинтересовалась волчица. — А она что?

— Ничего, — Поля пожала плечами.

— Слушай… — начала Райяна смущенно. Смущение на ее лице выглядело довольно-таки странно — совершенно непривычно. — Ты не знаешь случайно, как Фаина… ну… насчет Ярона?

— Мне она сказала, что все отболело и перегорело, — Полина задумалась.

— Но ты думаешь, что это не так?

— Честно сказать, я не знаю, что думать. Ты была права, когда сказала мне, что я не слишком хорошо знаю свою бабушку. То есть — ее молодую. Конечно, сознание у нее осталось прежним, но… что-то все же изменилось. В общем, раньше она была для меня просто бабушкой, и… личной жизни у нее быть не могло, а все, что было, — все только с дедушкой и никак иначе. Я так думала. Вернее — я об этом вообще не думала. Ну, ты понимаешь, да?

— Конечно, — Райяна кивнула, глядя настороженно и тревожно.

— А теперь я понимаю, что все намного сложнее. Да, она, наверное, любила Ярона и не могла его забыть…

— Ради тех, к кому равнодушны, жизнью не жертвуют, — вздохнула Райяна.

— Да. И все-таки… Думаю, то, что она сказала, правда. Или… почти правда.

— Хорошо, если так. Я очень хочу, чтобы она была счастлива.

— Верю. И она верит. Ты ей нравишься. Она считает, что ты заслуживаешь счастья, как никто другой.

— Так, ладно. Спасибо, что успокоила. Или… почти успокоила, — Райяна усмехнулась. — А теперь вернемся к нашим воронам. Так что там у тебя с ними?

— Ничего. Со мной все очень… почтительны. Но мне все кажется, что они меня оценивают, что ли.

— Ключевое слово "кажется", — заявила волчица. — Они рады-радешеньки, что нашелся Князь-ворон, а Князь-ворон должен быть не только лином, но и непременно женатым. А женить ворона — та еще морока. Так что им тоже начхать, в каком ты платье. Главное, что Верена все устраивает.

— А вдруг нет? Раньше он был… простым оборотнем. А теперь…

— А вот эти глупости выкинь из головы, и чтобы я их больше не слышала, — нахмурилась Райяна. — Вернее — чтобы ты их больше не думала. Глупости в голове мешают нормальному мыслительному процессу. Надеюсь, ты пощипала перья своему ненаглядному за то, что он скрывал свое княжеское призвание?

— Пощипала, — усмехнулась Полина. — И даже не раз.

— А он что? — заинтересовалась волчица.

— Извинялся. Говорил, что до последнего надеялся избежать этого.

— Ну ладно, пусть живет. А насчет платья… Не в платье дело, пойми.

— Наверное, ты права. Мне все кажется, что тогда, когда Ярон представлял меня гостям, я выглядела лучше.

— Ну, все правильно. Это потому, что тогда тебе было все равно, а сейчас ты трясешься, как сусличий хвост. Прекрати сомневаться, улыбнись и вперед. Уже пора, между прочим.

— А ты что, так и пойдешь? — удивилась Полина, глядя на подругу, как и всегда облаченную в штаны и тунику.

— Ох ты ж… — Райяна проглотила ругательство. — С твоими капризами совсем забыла переодеться. Если бы не Ярон, я бы так и пошла… Но тут… — она вздохнула, — придется соответствовать. Ладно, подруга, я быстро. Пять минут максимум. И не вздумай за это время снова впасть в меланхолию.

Райяна сдержала слово и действительно была готова уже через пять минут, но, несмотря на сжатые сроки, она все равно выглядела сногсшибательно — это было первое слово, которое пришло Полине на ум при виде волчицы в длинном облегающем платье дымчато-голубого оттенка, синего в верхней части и более бледного внизу. Глаза Райяны казались еще более яркими, чем обычно, оттененные сапфировым ожерельем.

— Напомни мне, чтобы я сказалась больной, когда вы с Яроном наконец-то устроите свадьбу, — пробормотала Полина.

— Это почему еще? — возмутилась Райяна.

— Рядом с тобой я совсем мышь бледная…

— Я тебе сейчас покажу мышь, — зашипела Райяна. — Ну хоть ты ей скажи, — воззвала она к Фаине, как раз зашедшей в комнату.

— Еще одна красотка, — Полина рассмеялась. — Да уж, подружки невесты сделают для меня полезное дело: меня никто просто не заметит.

— Ну знаешь, внучка, — Фаина, действительно великолепно выглядевшая в персиковом платье в пол, того же фасона, что и у Райяны, даже ногой топнула. — Ты прямо какой-то педагогический провал, а не ребенок. Откуда у тебя эти комплексы, скажи на милость? Ну-ка, посмотри сюда, — она едва не волоком дотянула Полину до зеркала, от которого та успела отойти.

— Пойми, глупая, — тихо сказала Фаина, — Ярких красавиц всегда будет много вокруг, у тебя же другая красота, и для того, кто однажды сумел ее разглядеть, все остальные — как дешевые блестяшки рядом с прекрасной жемчужиной. Такая нежная красота, акварельная, хрупкая… Если бы твоему ворону нужна была яркая брюнетка с голубыми глазами, он бы в нее и втрескался. Но ему нужна ты. Тебя хочется оберегать… А это ж главное, понимаешь, нет, горе луковое?

Полина улыбнулась, и сама увидела, как расцвела, вновь обретая утерянную на какое-то время уверенность. Да и трудно было ее не потерять, когда в одночасье становишься не просто любимой женщиной для обычного, по меркам этого мира, мужчины, а невестой Князь-ворона, и все его подданные украдкой наблюдают, оценивают, а может, и обсуждают тебя, а на свадьбу собирается вся правящая верхушка Лоаниры. Хорошо еще, что с этой самой верхушкой повезло.

— А у нас для тебя сюрприз, — лукаво улыбнулась Фаина, выглядывая за порог.

— Мама. А ты что здесь делаешь? Мы же попрощались вчера утром, — удивилась и обрадовалась Полина, бросаясь в объятия Нины.

— Поленька… какая же ты красивая… Попрощались, да… Это, знаешь, все моя неуверенность. И у тебя она от меня, видно. Я домой поехала, да с полпути обратно вернулась. Ну нет, думаю, такой день раз в жизни бывает, я хочу быть рядом, хочу увидеть.

— Я очень рада, что ты будешь рядом, мама, — серьезно сказала Полина. — Несмотря ни на что.

Нина кивнула и запрокинула голову, чтобы не потекла тушь.

— Это еще что за сырость? — возмутилась Фаина. — Я тебе не для того глаза полчаса подводила.

— Все-все, — пообещала Нина. — А глаза, ох, все равно же потекут… Как тут удержаться-то?

— Сейчас мы этому горю поможем, — усмехнулась Райяна, приближаясь к Нине с таким видом, будто собиралась на нее напасть, но женщина не дрогнула, только смотрела выжидательно-удивленно.

Райяна плавно провела рукой перед лицом Нины.

— Закрепляющие чары. Для боевых оборотней, таких, как я, они очень сложны… Но пришлось овладеть. Когда училась маскирующим чарам, и эти заодно освоила. Теперь не потечет.

— Вот спасибо, — обрадовалась Нина. — И что, можно плакать?

— Плакать нельзя, — отрезала волчица. — Хотя… в такой день… пожалуй, что и можно. Даже я, наверное, не удержусь, если у меня родится и вырастет такая красавица и придется отдавать ее какому-то постороннему мужчине. Короче, краска ваша странная теперь не потечет. Ее теперь и нарочно не смоешь. Вечерком встретимся, я сниму, — успокоила она встревожившуюся Нину. — Ну что, пошли, что ли? Странная у вас семейка получилась… Не вдруг разберешь, кто чья дочь, про внучку с бабушкой и вовсе никто не поверит. Выглядите, как сестры.

Нина польщенно улыбнулась и поблагодарила, Полина в последний раз взглянула в зеркало, повернулась, расширяющаяся от линии бедра юбка взлетела, окутывая ноги шелковой волной. Тончайшая паутинка белоснежного кружева покрывала почти все платье, тоже белое, но это была белизна немного другого тона — отливающая в голубизну. Ожерелье из озерного хрусталя, когда-то так неудачно подаренное Яроном, после почти похищенное Полиной, а потом снова подаренное Яроном уже как свадебный подарок для невесты Князь-ворона, переливалось и оттеняло глаза.

— Хороша, — выдохнула Фаина. И на этот раз Полина вполне искренне с ней согласилась.

Но самое главное — восхищение, которое она увидела в глазах Верена, когда Фаина и Нина подвели невесту к жениху. К святилищу они переместились при помощи установленного в главном зале замка портала. И жених, и гости были уже здесь. Все, кроме князя Ярона, Сигирда и Мирны, склонялись в поклоне, а вороны опускались на одно колено.

Малое святилище Лориша располагалось в долине между тремя холмами, чьи склоны покрывали кусты и деревья, одетые пышными зелеными кронами с украшениями из пока редких золотых и багряных листьев. На Лоаниру пришла осень — теплая, солнечная, золотая. По-летнему теплый день, по-осеннему прозрачный воздух, хрустальная небесная синева, шелест листвы, восхищенный шепот гостей, стрекот припозднившихся кузнечиков, голоса птиц.

Позади, за холмом, виднелся замок, отличавшийся особым мрачным обаянием и притягательностью, словно вырастающий из горной гряды, впереди — между двумя другими холмами, открывался широкий простор и солнечные блики играли на голубой глади небольшого озера. А здесь, в долине, выложенная разноцветной плиткой дорожка бежала к изящной каменной ротонде, где высились статуи Лориша и Лоаны, перед ними горело Священное Пламя и стояла чаша с Водой Забвения. Там Полину ждал Верен, а также Муфра и Кейнор — шаман воронов.

Жених и невеста сначала поклонились священным изваяниям, Полина, как и всегда, посмотрела на золотую звезду, изображенную на внутренней стороне купола ротонды и символизирующую Всетворца. Потом они соединили руки, стоя лицом друг к другу.

— Перед лицом богов и людей я говорю, что люблю тебя и хочу прожить эту жизнь вместе с тобой, хочу быть с тобой и тогда, когда она завершится — за гранью жизни и в других жизнях, если они будут. Всегда. Вечно, — сказал Верен.

Это был полный ритуал, принятый только у воронов и разрешенный только здесь — в святилище Лориша, в отличие от ритуала обычного, когда говорили только о нынешней жизни.

— Перед лицом богов и людей я говорю, что люблю тебя и хочу прожить эту жизнь вместе с тобой, хочу быть с тобой и тогда, когда она завершится — за гранью жизни и в других жизнях, если они будут. Всегда. Вечно, — повторила Полина.

— Я молю богов дать мне сил, терпения, понимания и мудрости, чтобы стать для тебя достойным мужем.

— Я молю богов дать мне сил, терпения, понимания и мудрости, чтобы стать для тебя достойной женой.

Муфра подняла руку, в ней обнаружились два серебряных браслета: один для Полины — с черным зеркальным обсидианом, камнем Верена; другой для него — с горным хрусталем — камнем Полины. Брачные браслеты должны были еще больше укрепить связь между супругами, помогая им чувствовать друг друга и даже перемещаться друг к другу при необходимости и если в браслетах будет достаточно силы.

— Просим благословения и милости у Лоаны, — проговорила Муфра и опустила браслеты в чашу со Священным Пламенем.

Они не упали на дно, как можно было ожидать, а парили в воздухе, словно купаясь в белом огне. При этом они соединились так, что меньший браслет оказался внутри большего — размер как раз им это позволял. Шаманка протянула руку, и серебряные окружности словно сами прыгнули ей в ладонь.

— Лоана даровала свое благословение, — провозгласила Муфра. — Она подарит вам долгую и счастливую жизнь, — и шаманка передала браслеты Кейнору, а он опустил их в чашу с Водой Забвения.

— Просим благословения и милости у Лориша, — произнес он глубоким бархатистым голосом.

Браслеты погрузились в чашу, но тут же всплыли на поверхность, снова — один внутри другого.

— Лориш даровал свое благословение, — Кейнор протянул ладонь и браслеты сами скользнули в нее. — Он еще долго будет отводить от вас свой взгляд, а когда увидит вас, то позволит быть вместе после смерти и в новых жизнях.

Кейнор и Муфра надели браслеты на руки новобрачных.

— Молим Всетворца о прощении и милости, — хором произнесли шаманы и первыми опустились на колени, а вслед за ними и все остальные.

На минуту все замерли, каждый обращался к Всетворцу, лишь с Ним мысленно говоря о сокровенном. Первыми поднялись Муфра и Кейнор, Верен помог подняться Полине, гости последовали их примеру.

Полина запрокинула голову, и ей показалось, что золотая звезда на миг вспыхнула ярче, но она не могла бы в этом поручиться. Всетворец обычно не посылает видимых знаков, с Ним говорят в сердце, и там же слышат ответ.

— Отныне вы муж и жена перед богами и людьми, — объявила Муфра.

— Отныне вы — правители клана воронов, — прибавил Кейнор.

Верен и Полина обнялись, заглянули друг другу в глаза, слегка соприкоснулись губами, как это было здесь принято во время брачной церемонии.

Муфра и Кейнор смотрели на них и улыбались. Казалось даже, что улыбается изваяние Лориша и строгая Лоана, которая почему-то накрепко запомнилась Полине маленькой девочкой с широко распахнутыми глазами, какой она увидела ее в истинном святилище Лориша.

Дальнейшее слилось для жениха и невесты в череду непрерывных поздравлений, мелькание лиц, знакомых и незнакомых, улыбок и пожеланий — простых, искренних и вежливо-изысканных. Гости угощались за изобильными столами, раскинутыми, как по волшебству, прямо здесь, в долине, по обеим сторонам от дорожки, ведущей к ротонде.

И как по мановению волшебной палочки (а на самом деле, конечно, усилиями управляющего замком, строгого и неприступного ворона средних лет) появились музыканты — обычные люди, которые за хорошую плату с большим удовольствием посещали замки и поселения оборотней. Заиграла музыка — то нежно-романтичная, то задорно-плясовая. И были танцы, веселье, шутки и разговоры, песни и подношение подарков от глав кланов. А для Верена еще и бесконечные переговоры, без каких не обходятся подобные торжества.

Райяна сама представила Верену и Полине своих старых знакомцев и товарищей по заключению: Фера, нового главу клана медведей, Тьера — главу клана росомах — и его молодую жену, обычную девушку, не оборотня, что было для росомах редкостью. Традиционно росомахи, занимающие не последние места в иерархии клана, вступали в брак только со своими или в крайнем случае — с другими темными оборотнями, а уж глава клана — и подавно. Но Тьер сумел настоять на своем и добиться от соплеменников, чтобы они с уважением приняли его выбор.

Девушка, которая должна была стать для него "живым кормом" в застенках Отступника, поразила его своей нежностью и одновременно силой духа, какой могли бы гордиться сильнейшие из его племени.

Прибыла на праздник и Тайра. Шепталась о чем-то с Муфрой и Кейнором, озадачила присутствующих заявлением о том, что "корни мрака нужно вырвать", после чего Кейнор помрачнел и покинул общий праздник, а Тайра, устыдившись, в дальнейшем старалась вести себя не как шаманка, а как обычная женщина, но, как говорится, мастерство не пропьешь, а призвание в карман не засунешь, так что большинство гостей все равно по возможности держалось от нее подальше, а более всех — мать невесты, для которой шаманки были внове и производили устрашающее впечатление.

— Как там наша старая знакомая? — спросила у Тайры Райяна. — ТашНор… Шера, кажется?

— ТашНорШера, да… — шаманка улыбнулась. — Теперь ее зовут НорТашАриШера. Ее помощь нам признана великим деянием, поэтому ей позволено основать свой род.

— Здорово, — порадовалась за норенгу Райяна. — А Лума как?

— Лума, к счастью, крепкая зайчиха. Пришла в себя, переехала к родне, там ей хорошо. Сигирд уговаривал остаться, но она давно уже скучала по семье, ее теперь ничем в княжеский замок не заманишь. Обещала подобрать хорошую няню для его деток из своей родни или знакомых, с тем и пришлось ее отпустить.

— Я волнуюсь за Фаюшку, — улучив момент поделилась Поля с Муфрой. — Как она там?

— Да ничего, — шаманка вздохнула. — Сейчас уже получше. Может, и выйдет что из ее затеи. Дочь и правда нуждалась в ее любви, да и сейчас нуждается. Оттаивает она потихоньку. Да только больно это. Когда с души лед сходит — больно. Это как руки-ноги поморозить, в тепле потом-то волком взвоешь. Так и здесь… Когда душа отогревается, раскаяние приходит… Ну, эта боль целебная. Вместе справятся. Глядишь, скоро можно будет и фею из нее сделать. Куда только пристроить ее, ума не приложу. Бабуле твоей не нужна уже… Да и не подойдет ей такой вариант, — Муфра хмыкнула, а Поля согласно кивнула. — Хотя, как знать… — шаманка задумалась. — Как знать… Ну ладно, время еще есть, пока она до феи не доросла.

— А я, кажется, вижу Сая, — подскочила к Поле Райяна. — Ой, простите, если помешала… — она опустила глаза и слегка поклонилась Муфре.

— Ты не можешь мне помешать, — усмехнулась шаманка. — Ты всегда помогаешь. Вот и сейчас — идти мне пора.

И Муфра без дальнейших церемоний просто исчезла, видимо, использовав перемещающий кристалл.

— А может, и тропой теней ушла… — прокомментировала притихшая на секунду волчица. — Говорят, шаманки так умеют. Ну ладно, пойдем, пока нашего енота видно, а то тут такое стадо гостей… Себя потерять можно.

— А ты точно его видела? — озаботилась Полина.

— Точно-точно. Да вот он.

— Енотик, — Полина так обрадовалась неожиданной встрече, что кинулась ему на шею, забыв обо всех правилах благопристойного поведения для порядочных новобрачных.

Правда, у оборотней эти правила были не слишком строги, и никого не могло шокировать, что старые друзья, о чьих приключениях уже начали слагать легенды, обнимаются.

— И я рад тебя видеть, — расплылся Сай. — Только ты это… не очень. А то меня или Верен прибьет, или невеста бросит. А меня оба варианта равно не устраивают.

— Невеста? — улыбнулась Полина. — Правда? Самая настоящая? Всерьез?

— Еще как всерьез, — Сай вытянул из-за своей спины большеглазую миниатюрную девушку, выглядевшую смущенной и несколько потерянной.

— Это Тирини, — с гордостью представил ее енот.

— Я так за вас рада.

— Верю, — улыбнулся Сай. — И это все — благодаря тебе.

— Прекрати меня смущать. Все сделали другие, Верен, Ярон, Райяна, шаманки, норенги, Хранители, ты, в конце концов, ведь без тебя ничего бы не вышло. А я вообще — только рядом стояла.

— Ты очень правильно стояла рядом, — серьезно ответил Сай. — Иногда стоять рядом — это целое искусство. Искусство напоминать другим о лучшем, что в них есть.

— Прекрасно сказано, — одобрил подошедший сзади Верен.

Сай, не видевший его, едва ли не подпрыгнул от неожиданности.

— Ну вот. Раньше ты меня кусал, а теперь только пугаешь. Наши отношения развиваются в положительном направлении.

— Зубоскал, — фыркнул ворон и крепко обнял енота. — Я тебе еще и дом подарю, только хватит уже всем рассказывать, что я тебя кусал, — прошипел Верен ему на ухо. — Это вызывает у окружающих нездоровый интерес. Если тебе так нужно быть пострадавшей стороной, лучше уж говори, что я тебя клевал.

— А я всем и не рассказываю, — Сай приосанился. — Лишь единицы достойны чести узнать всю правду о нашем достославном походе.

— Боюсь представить эту "всю правду"… — пробормотал Верен. — Так ты подумал над моим предложением? Переедешь к нам? Дом для тебя и твоей невесты найдется, могу даже принять в клан — в виде исключения это возможно.

— Спасибо, — Сай улыбнулся. — Правда, я очень ценю. И спасибо, что разыскал меня и вытащил сюда, это было здорово. Но я уже как-то прижился на новом месте. Мы прибились к енотам, присягнувшим Ярону, — пояснил он для Полины. — Енотам все же лучше среди енотов. А среди воронов… Бррр, — он махнул рукой, указывая на замок. — Выглядит довольно зловеще. У нас там поприветливее все как-то.

— Ну, если что, обращайся. У воронов очень хорошая память, мы не забываем друзей и добра.

— Спасибо, — повторил Сай, — я запомню. Ну а ты тут как? Тяжело? Смотрю, даже на свадьбе тебе покоя не дают, сплошные переговоры с главами кланов, даже с молодой женой побыть некогда.

— Это да, — Верен вздохнул. — Еле вырвался. Но на свадьбах глав кланов и князей всегда так. Когда еще все правящие семьи соберутся? Самое время для заключения и подтверждения союзов, обсуждения… Ох, даже не буду перечислять. Было бы совсем туго, но Одал, прежний наместник, а теперь первый советник, мне во всем помогает.

— Как там Сигирд княжит теперь, вообще не представляю. Он же простой парень, его к этому вообще не готовили, — Сай почесал в затылке. — В Светании такое творилось… И сейчас все это надо приводить в порядок.

— Ярон отправил ему в помощь Тремира. Он опытный советник.

Когда Сай и Тирини, попрощавшись и обменявшись с новобрачными наилучшими пожеланиями, отошли, Полина сказала со вздохом:

— Снова тайны от меня? Ты, оказывается, разыскивал Сая, устраивал его прибытие сюда, а я даже ничего не знала.

— Это не тайны, любимая, — Верен улыбнулся и привлек ее к себе, обняв за талию, — это сюрприз. Я знал, что ты будешь рада его видеть, и еще больше рада, что он нашел свою любовь и… себя.

— Да, — Полина уткнулась лицом в плечо мужа, — точно. Он нашел себя. Как и все мы. Правда?

— Конечно, правда, — Верен коснулся губами ее щеки. — По-моему, нам уже можно сбежать отсюда. Ярон уже сбежал.

— И Райяна? — ахнула Полина.

— И Райяна, — кивнул Верен. — Кажется, она его и уволокла к порталу, а целоваться они начали еще на этой стороне. А что? Вы разве еще не наговорились?

— Ну… в общем-то… наверное… Но она же обещала.

— Обещала что? — нахмурился Верен.

— Ну… знаешь… это между нами, девочками…

— Не понимаю, — Верен нахмурился еще больше.

— Она краску для глаз закрепила чарами у моей мамы, — прошептала ему на ухо Полина. — Обещала, что вечером снимет, а сама… Я ее, конечно, понимаю… Но что теперь мама делать будет? Надеюсь, это ей хоть не повредит?

— Ей нужны очищающие чары, — задумчиво протянул ворон. — Но тут много нюансов. Чары разные, все зависит от того, какими именно воспользовалась Райяна. А снимать и правда лучше всего тому, кто и накладывал. Повредить может, если краска вредна.

— Сомневаюсь, что она полезна, — встревожилась Полина.

— Тогда… — Верен вздохнул и тут же ухмыльнулся. — Придется искать кого-то из шаманок. Они точно смогут снять. Не выдергивать же теперь Райяну… Подозреваю, что она и Ярон сейчас слишком заняты…

— Это уж точно. Но тревожить шаманок по такому поводу… — спала с лица Полина.

— Не страшно. Сегодня особый день, а твоя мама очень много сделала для всего нашего мира. Без нее не было бы тебя, без тебя… Страшно подумать, что было бы.

— Тайра и Муфра уже куда-то делись…

— Значит, придется звать Кейнора. С такими просьбами к нему еще не обращались…

Верен фыркнул, а потом начал смеяться и с минуту не мог остановиться. Полина, глядя на него, тоже не удержалась. Еще долго гости обсуждали и гадали, что так развеселило новобрачных, но правды так никто и не узнал, хотя им мог бы поведать об этом Кейнор. Однако суровый шаман воронов, которому пришлось минут пятнадцать разбираться с наложенными Райяной чарами, плотно спаявшимися с иномирной тушью и подводкой для глаз, никогда и никому об этом не рассказывал.

* * *

Райяна же вспомнила о данном обещании лишь под утро, пробудившись от сладкой дремы в объятиях Ярона.

— Что еще стряслось? — нахмурился князь, тут же отреагировав на тревогу любимой.

— Да я… чары кое-какие наложила на Нину — мать Полины. Обещала вечером снять да забыла. А все ты, — она боднула приподнявшегося на локте Ярона головой.

Он откинулся на подушку и потянул Райяну за собой.

— Даже не буду спрашивать, что это за чары, — усмехнулся Ярон. — Но в любом случае, не переживай. Думаю, и без тебя справятся.

Райяна убежденной и успокоенной не выглядела, она привыкла держать слово. А тут… растаяла от пламенных взглядов Ярона и обо всем забыла.

Князь вовлек волчицу в головокружительный поцелуй, надеясь, что ему удастся снова вернуть ее в состояние блаженного беспамятства. Его руки и губы плавили и обжигали.

Наконец-то они вместе по-настоящему, а не во снах, пусть и самых реальных, не в обманчивых астральных мирах, где каждый миг может унести любимого или любимую прочь. Вместе навсегда, и никому больше не позволят выбирать за них — ни родителям, ни долгу, ни камням, пусть даже сто раз священным.

Они сделали выбор сердцем и душой и готовы были отстаивать его перед всем миром. К счастью, мир больше и не думал покушаться на их долгожданное счастье.

— Люблю тебя, — прошептал Ярон, когда Райяна снова замерла в его руках.

Яркая синь ее глаз неожиданно наполнилась слезами, напугав Ярона.

— Что случилось?

— Случилось счастье, — тихо ответила она. — Я не знала, что от него может так… разрываться сердце. И что оно может так пугать.

— Пугать?

— А тебе не страшно?

— Страшно. Очень страшно снова тебя потерять.

Они слились в объятии и слушали биение сердец друг друга, слушали, пока снова не заснули, даже во сне не размыкая рук.

* * *

— Все-таки тебя что-то еще тревожит, — сказала Полина, заглядывая в темные непроницаемые глаза Верена. — Я же чувствую. Скажи мне. Скажи все, как есть. Я прошу, не скрывай больше ничего.

Он кивнул, отнимая у Полины щетку для волос и запуская в них руки, любуясь, как русые волнистые пряди рассыпаются по хрупким плечам, ложатся на тончайшую ткань кружевной ночной сорочки.

Эти изыски скорее озадачивали Верена, чем радовали. Разорвать — жалко. То есть, ему-то не жалко, но Полина, наверное, расстроится. А снимать — тут и не знаешь, как подступиться… Тонкая такая, что кажется — расползется под руками. Соблазнительно, да. Но ведь не эта тряпочка его соблазняет и привлекает, а то, что под ней. И кружево, хоть и мягкое, все равно кажется шершавым по сравнению с атласной шелковистостью теплой нежной кожи…

Да еще Полина чего-то хочет от него, каких-то слов… И ладно бы о любви. Нет ведь… хочет, чтобы он делился с ней тревогами. И нашла же время… Хотя следовало признать, что любое время, когда она рядом, казалось совершенно неподходящим для обсуждения проблем и вообще — для любых обсуждений и… ну для всего неподходящим, для всего, кроме любви и нежности.

Он потряс головой, понимая, что надо сосредоточиться, вынырнуть из сладкого дурмана, иначе потом может опять получиться, как с этим княжеством… И даже хуже. Полина обидится, хотя он всего лишь хочет оградить ее от лишних волнений. Но Верен умел учиться даже на чужих ошибках, а уж на своих и подавно, поэтому вздохнул и признался:

— Кейнор считает, что существует изначальная причина, по которой вообще стало возможным превращение оборотней в сынов Мрака. Это же ненормально, понимаешь? Оборотни не должны ни в кого превращаться, чтобы они ни делали и чтобы ни делали с ними. Он считает, что нужно отыскать и устранить эту причину. Тайра и Муфра с ним согласны.

— Так это об этом говорила Тайра… Что-то о корнях мрака.

— Да, — кивнул Верен. — И еще: не все священные камни возвращены в святилище Великого Змея. Теперь непросто отыскать, кому они достались, куда попали. Но их надо вернуть.

— И оборотни больше не будут выдергивать себе невест из нашего мира? — улыбнулась Полина. — Как жаль…

— Ну почему, — Верен прижал ее к себе, чувствуя, как затуманивается разум от тепла ее тела, от нежного запаха волос и кожи, присущего только ей. — Будут. Все равно будут. Но им придется полагаться на себя, а не на камни, придется учиться слушать свое сердце и самим отвечать за сделанный выбор.

— Да… Муфра говорила, что Всетворец дал нам свободу любить и выбирать, кого любить. А нам все хочется избавиться от этого дара, потому что он, хоть и прекрасен, но требует и смелости, и… многого требует.

— Да, — Верен заглянул ей в глаза. — Многого требует, но дарит неизмеримо больше. Если Всетворец его нам дал, никто не вправе отнимать у нас наше трудное право, право на выбор.

Он коснулся губами ее губ — таких манящих и ласковых, но не позволил себе утонуть в дурманящей бездне. Выдержка нужна не только на войне, но и в любви.

— Слушай… раз ты так хочешь честности и открытости, то я спрошу прямо: как избавиться от этого кружевного кошмара?

Полина, ощутимо напрягшаяся в начале этой фразы, услышав окончание, начала хохотать.

— Ты неподражаем.

— Честность так честность.

— А почему кошмара? Мне казалось, она красивая…

— Она мешает мне насладиться наконец-то своей женой. Поэтому, скажу откровенно: она ужасна.

Отсмеявшись, Полина с легкостью, которая дается только длительными тренировками, избавилась от "кружевного кошмара", который стек к ее ногам, заставив Верена в очередной раз забыть, как дышать.

— Ты ослепительна, — прошептал он.

А Полина в очередной раз удивилась, но уж конечно, не стала спорить. Вспомнился бабушкин совет: никогда-никогда не говори мужчине о недостатках своей внешности, будь то подлинных или мнимых. Даже если он любит тебя до потери сознания. Красота — не в зеркале. Красота в глазах любящего. И то, что может казаться тебе далеким от идеала, для него и есть идеал. Так не мешай ему верить в твое совершенство.

— Я люблю тебя, — ответила она, растворяясь в нежности его рук и темном пламени глаз. — А камни обязательно найдутся, и… все остальное… — мысли у нее начали путаться, но казалось важным сказать это, прежде чем они окончательно исчезнут, оставив лишь бесконечное падение в бездну наслаждения и взлет в небеса единения душ. — Все будет хорошо. Обязательно. Мы же вместе.

— Да, — прошептал Верен.

Он еще многое хотел сказать, но не осталось ни слов, ни мыслей, только один на двоих волшебный мир, наполненный любовью и нежностью. Мир, любовью созданный и хранимый.

Оглавление

ГЛАВА 1. Вместо пролога. Фаина

ГЛАВА 2. Светания. Леяна

ГЛАВА 3. Отступник и Лума

ГЛАВА 4. Чувства и тревоги

ГЛАВА 5. Те же и Сай

ГЛАВА 6. Райяна. Цена ошибки

ГЛАВА 7. Верен. Цена свободы

ГЛАВА 8. Лабиринт Лориша

ГЛАВА 9. Откровенно о тайном

ГЛАВА 10. Тепло и Свет

ГЛАВА 11. В пути

ГЛАВА 12. Первый Хранитель

ГЛАВА 13. Енот и Единорог

ГЛАВА 14. Ярон и Тремир

ГЛАВА 15. Райяна. В плену

ГЛАВА 16. Райяна. Разговор

ГЛАВА 17. Миражи и реальность

ГЛАВА 18. На той стороне

ГЛАВА 19. Тигорд

ГЛАВА 20. Ночь счастливая и опасная

ГЛАВА 21. Первая размолвка

ГЛАВА 22. Начало пути. Райтарский лес

ГЛАВА 23. Тарны

ГЛАВА 24. Ночной бой

ГЛАВА 25. Ярон. Долг и чувства

ГЛАВА 26. Тамила

ГЛАВА 27. В темноте

ГЛАВА 28. Побег

ГЛАВА 29. Побег. Продолжение

ГЛАВА 30. Наверху

ГЛАВА 31. И снова вниз

ГЛАВА 32. Освобождение

ГЛАВА 33. Подходящее место

ГЛАВА 34. Новая жизнь

ГЛАВА 35. Возвращение Хранителя

ГЛАВА 36. Хранитель и шаманка

ГЛАВА 37. Передышка

ГЛАВА 38. Путь к Лоришу

ГЛАВА 39. Истинное святилище

ГЛАВА 40. Живое Пламя. Фая и Сай

ГЛАВА 41. Счастливая долина

ГЛАВА 42. Легенда о Деве Моря

ГЛАВА 43. Затишье

ГЛАВА 44. Хранитель и Отступник

ГЛАВА 45. На грани

ГЛАВА 46. Лазурная лагуна

ГЛАВА 47. Сила проклятия

ГЛАВА 48. И сила прощения

ГЛАВА 49. Противостояние

ГЛАВА 50. В логове Отступника

ГЛАВА 51. Ярон и предательство

ГЛАВА 52. Леяна и возмездие

ГЛАВА 53. Отступник, ворон и горлица

ГЛАВА 54. Круг судьбы

ГЛАВА 55. Размыкая круг

ГЛАВА 56. Искра жизни

ЭПИЛОГ