КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Готика Белого Отребья [Эдвард Ли] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено неправильно.

Просьба, сохраняйте имя переводчика, уважайте чужой труд...

Эдвард Ли "Готика Белого Отребья"

Примечание Автора:

Во-первых, я должен принести свои извинения моим поклонникам за то, что так долго не дописывал эту книгу. Боюсь, моё единственное оправдание - возраст, сука. Тем не менее, вот она, книга, которую я могу назвать своей гордостью. В некотором смысле она объединяет мои многие предыдущие рассказы, повести и романы. Кроме того, это будет первая часть из серии романов, продолжающих мою мифологию. Я верю (и надеюсь!), что она прекрасно сработает, как и самостоятельный Роман, но было бы лучше, если бы вы сначала прочитали мои книги «Минотавру» и «Толстолоба».

Во-вторых, благодарю вас за покупку данной Книги. Надеюсь, вам понравится читать её так же, как мне нравилось писать её.

С наилучшими пожеланиями,

Эдвард Ли


Раздался стук в дверь. Когда Никофф Pаскол открыл её, он увидел зловещий круг проклятий, апофиз скорбного духа - поневоле: ницшеанскую бездну. Он мечтал о полной темноте, о резких звуках и криках; это были все те вещи, за которыми он наблюдал из замочной скважины своей двери в старом мотеле. Там была Тьма, которая каким-то образом была насыщенной, в которой пересекались паровые массы с лицами, похожими на дым от зелья, и заостренными ухмылками. Его сердце бешено заколотилось, когда грациозная рука - несомненно, рука какой-то женщины из внешнего мира - протянулась из гноящегося ущелья и взяла его руку. Он думал об отсутствии света в этом существе, стоящем перед ним из плоти и крови.

Действительно, он думал о потерянных мирах.

Конечно, этот соблазнительный силуэт мог быть только ответом на тридцатилетний эстетический вопрос. Как цель самых искренних поисков каждого писателя: поиск женщины, которой он никогда не сможет обладать. Увы, - подумал он. - Вот я стою лицом к лицу с Богиней Hового Темного Века, - и какая это была ужасная и радостная мысль!

Рука крепче сжала его руку. Глаза умоляли его, широко раскрытые и сияющие, как маленькие луны, и голос звучал, как будто из самой бездонной пропасти земли, чтобы предложить: Пойдём. Пойдём со мной... и ты увидишь...

Затем Никофф Раскол последовал за ней из комнаты в живую, пульсирующею тьму.


* * *

Вот моя загадка. Вышеизложенная страница, как мне сказали, была найдена в старой ручной печатной машинке в грязном мотеле в середине 90-х. Очевидно, я автор этой страницы. Я совершенно не осведомлён о местоположении этого мотеля, и я понятия не имею, что я там делал.

Меня зовут ________ __, и я родился 25 мая, 19__. Я это знаю из водительских прав. Некоторое время назад врач сказал мне, что у меня появились хронические симптомы преходящей глобальной амнезии, диссоциативной амнезии и ретроградной амнезии - трёх типов катастрофического дефицита памяти, которые редко встречаются вместе. МРТ не выявил никаких следов предшествующего церебрального несчастного случая или механизма заболевания и никаких признаков сильного удара по голове. На самом деле, это была весьма интересная болезнь: я не мог вспомнить ни одной детали, ни одного аспекта из моей жизни, но при этом я помнил все основные мировые события, которые произошли при моей жизни, и также я помнил всё, что учил и узнавал. Например, я знал, что учился в Гарварде и Йеле, изучал язык, искусство, философию, литературу и многое другое. Я помнил точную планировку Гарвардского двора, Киркланд-стрит, туннель Теда Уильямса, мемориальный зал и дату основания школы, в которой учился - 1636 год. И все же я не помню, чтобы был там. Я не помню ни одного студента или преподавателя. Я помню, что Тихо Оттесен Браге был датским астрономом огромной важности, и что он умер от разрыва мочевого пузыря, и у него был серебряный нос, потому что свой настоящий потерял в бою на мечах. Я помню, что Эммануил Сведенборг начал издавать ”Daedalus Hyperboreus” в 1715 году, и утверждается, что он смог превратить свинец в золото в 1770 году, доказав абсолютное единство Высшей Сущности и бытия. Я помню, что в 216 году до нашей эры карфагенская армия под командованием Ганнибала Барки уничтожила самую большую римскую армию на равнине Канн, убив за один день 75 000 легионеров.

Но я не помню ни своих родителей, ни друзей, ни где я родился.

Не помню, когда именно ко мне вернулось хоть какое-то подобие осознания. Люди, утверждавшие, что они мои близкие друзья, говорили мне, что я известный писатель-фантаст. Это, несомненно, было правдой, потому что один из них сказал мне, что у меня есть шкафчик, ключ от которого был в моём бумажнике вместе с правами, кредитными карточками и т.д. Там же была небольшая записка с адресом хранилища и номером “154”. В этом шкафчике я нашёл все мои опубликованные Книги, несколько десятков, и все с моими более молодыми авторскими фотографиями в конце. Очевидно, я был вполне экзистенциальным человеком - ни жены, ни детей, ни постоянного жилья. Это указывает на то, что в течение многих лет я был обитателем мотелей, всегда в поиске вдохновения и мест, в которых можно писать. Кроме того, у меня был счёт в банке, на котором лежали деньги, при этом достаточно значительная сума, по-видимому, они поступали непосредственно от издателей. Я мог бы бесконечно рассказывать о своём неожиданном открытии самого себя, но это было бы несущественно. Я почувствовал побуждение открыть одну вещь: моё последнее местоположение перед началом моей амнезии.

Эта перспектива не давала мне покоя. Я понадеялся, что, может быть, тайна моего состояния кроется в одной из моих книг, и потому потратил немало времени на прочтение каждой… и ни одна из них не пробудила ни единого воспоминания. (К моему сожалению, большинство из них оказались скучными, довольно напыщенными, почти неинтересными и не всегда связными, даже несмотря на восторженные отзывы таких литературных газет, как «Нью-Йорк Таймс», «Чикаго Трибьюн», «Атлантик Мансли» и многих других.)

Как я мог знать о знаменитых изданиях, например, всё том же «Нью-Йорк Таймс», но не знать о том, что меня в нём рецензируют, или о написании книги, которая была рецензирована? Моя болезнь действительно была странной, но в то же время весьма интересной.

Казалось, мне не для чего жить в будущем, потому что я не знал, для чего жил до этого момента. Я не знал, что делать со своей жизнью теперь, когда она почти вся прошла без моего ведома. Я думал овольтеровском Кандиде, считавшем мир бесполезной местностью ужаса и глупости и выходившем из его бурлящего орифи, чтобы возродиться в местности истины и актуализации. Я подумал о Рокентене в «Бледной Тошноте» Сартра и последнем путешествии Пекода.

Ничто не имело значения, и осознание этого казалось захватывающим и блестящим, как должно было быть у Ахава в его поисках большого белого кита. Невролог выразил своё подозрение, что моя амнезия, должно быть, была вызвана тяжелым психологическим травматическим шоком от чего-то чрезвычайно ужасного, и закончил свои рассуждения, указав:

- По всей вероятности, эта травма была настолько сильной, что ваша потеря памяти на самом деле может быть благословением.

Любопытный вывод, который, если честно, привёл меня в восторг. Разве Бог не явился Моисею в виде горящего куста, потому что от вида Божьего лика разум человека мгновенно обезумеет? Что же такого ужасного я мог увидеть, что моя память была стёрта? Не то, чтобы я подозревал, что мог видеть Божественный лик, но что, если это было нечто другое, более материальное?

Изнасилование?

Убийство?

Призракa?

Стихийное бедствие?

В глубине души я чувствовал, что это должно было быть за пределами вышеперечисленных вещей, что-то абсолютное, что-то слишком ужасное, чтобы быть осмысленным. Это имело смысл. После обнаружения моего собственного осознания, я понял, что мои сны были исключительно кошмарами, от которых я просыпался ночами в холодном поту. Это подтолкнуло меня к размышлениям:

1) психосексуальные: двадцатидвухкалиберная щетка для чистки ружей быстро погружались в уретру моего пульсирующего и истекающего кровью пениса; хорошенькие женщины висели голые, подвешенные за запястья на металлических крюках, их внутренности были вывернуты через влагалища; деревенские мужики сверлили кольцевыми свёрлами отверстия в женских головах, чтобы произвести соитие с их всё ещё тёплыми, живыми мозгами; люди ещё более безумного вида абортировали нескольких кричащих беременных девушек, после отрезали их нерожденным детям головы и спокойно совокуплялись с их обезглавленными трупами.

2) аллегорические и явно абсурдные: женщина с телосложением фотомодели “Плейбоя”, бушующая с бензопилой в детском саду, носящаяся следом за криками и летящей кровью, но, что странно, эта женщина обладает бычьей головой; мужчина в автобусе говорит другим пассажирам: «Это был я и Лу Роуз. Они посадили нас в железную клетку и не давали ничего, кроме чёрствого хлеба и похлёбки для свиней»; Пенис с человеческими руками и свисающей мошонкой высотой шесть футов, бегающий по кладбищу на слоновьих ногах и мастурбирующий себя при этом.

3) люциферические: образы, возникающие из дыма. Оскаленные морды псов на толстых, жилистых шеях. Их плоть цвета речной глины, ноздри - бездонные ямы, глаза излучают космическую ненависть ко всему сущему. На красном небе чёрная луна, долина, ужасная и обширная, сверкающая светящимся туманом, с озером дымящихся экскрементов. Из трещин в Чёрной скале нисходит жалкая, голая орда человекоподобных существ. Большой чёрный ворон пролетает над их головами, его чёрные мраморные глаза смотрят вниз в благоговейном восторге. Орда эта состоит из массы вопящих, гниющих тел воплощённого ужаса, живого хаоса. А из дымящегося озера, среди субактивного хихиканья, в Орду врываются демоны, их толстые руки выкручивают руки и ноги из суставов, отрывают головы от тонких шей, вырывают позвоночники из порванных ртов. Вдалеке бушует огонь, из трещин в каменном лике долины вырывается жирный чёрный дым. Пальцы выдавливают глаза на воющих лицах; уши, носы, губы и пальцы откусываются и грызутся, как лакомые кусочки. Когти размахиваются, чтобы распороть животы, огромные кулаки вонзаются в прямые кишки, через которые потом извлекаются внутренности, как подарки из подарочной коробки. Демоны кряхтят и смеются, шествуя обратно по полю брани и рекам крови, они возвращаются в озеро бурлящего дерьма, из которого они и пришли, и всё это во имя Сатаны.

И ещё однo:

4) чудовищный: ибо ни одно другое слово не может точнее описать это существо в джинсовом комбинезоне; его мышцы напряжены, монстр высасывает фекалии из ануса обнаженной женщины с проломленной головой. Более детальное изучение сновидений позволяет определить, что мозг женщины был съеден из остатков черепной коробки точно так же, как и её отходы жизнедеятельности были высосаны из её кишечника. Монстр теребит свою промежность в каком-то безумном возбуждении; его эрегированный член больше бейсбольной биты. Когда последний кусок его пищи высосан, он смотрит на небо с благоговейной усмешкой, как будто благодарит какое-то божество за щедрость пищи, которой он только что наслаждался.

Его голова размером с большой арбуз, но перекошенный и деформированный, один глаз больше другого и находятся они на разной высоте.

Да, это были сны, которые я видел каждую ночь, эти и последующие образы были намного хуже. Что могло случиться со мной в прошлом, или что я мог увидеть, что заставило такую картину зверств всплывать в моём подсознании?

Мне не оставалось ничего другого, кроме как попытаться выяснить это.

Но с чего мне начать?

Этот вопрос вернул меня к тому листу бумаги, двадцатилетней давности, который я нашёл в пишущей машинке. Мне казалось, что это первая страница романа. Теперь-то я знал, что я - писатель. Итак?

Я должен написать остальную часть Книги.

Я был уверен, что если закончу эту книгу, то воспоминания о моей жизни вернутся ко мне, и на все мои вопросы будут даны ответы. Что заставляло меня так думать? Я понятия не имел. Возможно, это был шёпот в моих снах, знак сестёр Данте из Небесного Источника. А может быть, это просто бред сумасшедшего.

О, я забыл упомянуть одну вещь. Та единственная страница в машинке? У него было название в верхней части:

ГОТИКА БЕЛОГО ОТРЕБЬЯ


* * *

Это были слова, которые Писатель слышал сквозь завесу сна - самое странное сочетание слов, которое он когда-либо слышал, и, возможно, самое странное предложение, когда-либо произнесенное: «Мама! Он засовывает желатинового червяка в свой член!»

Писатель открыл глаза, что было вполне объяснимо, он обнаружил себя дремлющим на неудобном сиденье автобуса «Грейхаунд». Он был более чем наполовину пуст - редкая роскошь. В его ряду не сидело ни одного пассажира, и очевидно, что автобус недавно помыли, потому что в нём не осталось и следа привычного запаха для данного автотранспорта, а точнее смеси запаха бомжатины, мочи, грязного подгузника и духов из магазина «Всё за $1». А что касается таинственной фразы, которую он слышал сквозь сон… то в салоне не было никого, кто мог бы её сказать. Другие пассажиры, помимо него, были старики, алкоголики и пара молодых наркоманов, и все они ехали без спутниц. А данное восторженное предложение явно принадлежало голосу молодой девушки.

Присутствие Писателя в автобусе можно объяснить несколькими строками. Он был на пути «самопознания» - он следовал совету своего врача и занялся тем же, чем занимался до потери памяти. Что он знал о себе на этот момент было то, что он узнал от людей, называвших себя его близкими друзьями (но он этих людей совершенно не помнил), и от редактора книг, с которым, как ему говорили, он работал, но самое главное, не помнил, как работал. Он был романистом с сомнительной репутацией, у него было опубликовано несколько десятков романов, совершенно ему незнакомых. Он был человеком, обладающим некоторыми финансовыми средствами от доходов вышеупомянутых книг, но он не помнил, как писал ни одну из них. Потом ему сказали, что он был очень одиноким человеком, но при этом ему нравилось его одиночество, он не имел постоянного места жительства и провёл большую часть последних тридцати лет в качестве жильца сомнительных мотелей, потому что, по-видимому, он никогда не писал больше одной Книги в одном месте. Его незнакомые друзья сказали, что он был доволен той жизнью и никогда не жаловался, так как жизнь в дороге вдохновляла его на написания своих книг. Он не хотел писать ни о глупостях и фантазиях, ни о напыщенном мейнстриме, ни об оптимистической лжи просто для того, чтобы заполнить пробелы на «Рынке». Он хотел писать свои собственные интерпретации реальности, как Рембрандт, Мунк и Ротко писали свои, как Бах играл свою музыку, как Микеланджело вырезал статую Давида.

Ах, эстетическое стремление и какое благородное! Его прошлая жизнь - его забытая жизнь - была странствием по тропам Ибсена, Кафки и Достоевского, когда он пробовал на вкус настоящую жизнь, и, не обращая внимание на её часто ужасный привкус, жевал её и глотал. А в символическом смысле? То, что он испражнял, было его видением этой самой жизни. Истинный механизм любого настоящего художника, - думал он.

Автобус, следующий в извилистой темноте с двумя тусклыми фарами вместо глаз, мягко покачивался при езде по ухабистой дороге, окаймленной первобытным лесом. Эффект был убаюкивающим, гипнотическим и приятным одновременно. Но он явно слышал эту нелепую фразу сквозь сон. Теперь единственным возможным ответом было убеждение, что это был всего лишь сон. Слуховая галлюцинация, как это назвал бы его доктор, потому что такое уже случалось с ним и раньше. Но это гипнопомпическoе и гипногогическoе? Почему-то я не уверен, - признался он себе, и это удивило его, потому что Писатель, как правило, помнил всё, что читал. Всё. Каждую книгу, диссертацию, статью, даже каждое стихотворение. Но самое ужасное, что он вообще не помнил, когда и как читал что-нибудь в своей жизни.

Это пиздец…- пришла ему в голову одинокая мысль.

Ведь это было правдой. Недавнее наблюдение, сделанное им своему лечащему врачу, было таким:

- У меня эйдетическая память! - cказал он. - Я беспрецедентный гений!

- Это, - подтвердил доктор с явной завистью в голосе, - бесспорно, неоспоримо и абсолютно невероятно.

- Так как же получается, что я помню последнюю строчку из эссе Давида Юма «Баланс торговли и власти»: “…и что печальная судьба Римских императоров по той же причине возобновляется снова и снова до окончательного распада монархии…”, но я не могу вспомнить своих родителей, я не могу вспомнить ни одного друга или знакомого, и я не помню ни одного места на земле, где я был?

Доктор, элегантная, черноволосая женщина по фамилии Оффенбах, пожала плечами и ответила:

- Таковы последствия травмы памяти, мистер __, человеческий мозг не похож, скажем так, на колено, ухо или миндалину. Подобные органы легко лечить, потому что они сами по себе простые. Однако человеческий мозг далёк от понятия простого; вероятно, это самая сложная вещь в мире, более сложная, чем Cолнце или Солнечная система, более сложная, чем чёрная дыра или квазар, чем любой физический или математический компонент, более сложный, чем самая сложная химическая реакция, которая когда-либо происходила во Вселенной. Сто миллиардов нейронов, 10 триллионов глиальных клеток и 100 триллионов синаптических связей, работающих вместе каждую секунду жизни. Всё регулируют, манипулируют и контролируют каждый молекулярный аспект существования хозяина. Можно даже сказать, что человеческий мозг не мог бы существовать без примеси метафизики, - и тут она изобразила крохотную белую усмешку, которая в момент неожиданного головокружения показалась ему странной... вампирической. Это был интересный и жуткий момент одновременно. Она продолжала смотреть на него поверх очков. - Это старая поговорка, - продолжила она, - о машинах с наиболее подвижными частями, не так ли? Сто миллиардов нейронов, 10 триллионов глиалов и 100 триллионов связей… бросьте гаечный ключ во всё это, и результат может быть непредсказуемым; а что касается аномалией памяти? Повреждения могут быть совсем незначительными, чтобы вызвать такой результат, как у вас.

Писатель, не слишком склонный к сексуальным возбуждениям, понял, что его пах занялся “бушующей” эрекцией. Даже несмотря на то, что доктору Оффенбах было далеко за шестьдесят, в данный момент она излучала сексуальную энергию: блестящие чёрные волосы, мерцающие глаза неопределенного цвета и превосходные выпуклости на её груди, которые были, очевидно, парой имплантов четвёртого размера, доказывали, что её пластический хирург был на вершине своей области. Белая кожа в декольте была безупречного цвета, она казалась люминесцентной, её движения были грациозными, как у лебедя, а сухой певучий голос обладал загадочной сексуальной силой. Ранее упомянутая эрекция выделяла обильную утечку предэякулянта, который, как боялся Писатель, мог быть замечен спереди его штанов.

Он отвёл взгляд в сторону, словно в глубокой задумчивости.

- Каков будет ваш практический совет, доктор Оффенбах?

- Традиционные методы возвращения потери памяти вполне подойдут. Вернитесь в места своего прошлого - это, конечно, нелегко, поскольку вы не помните этих мест. Но вы умный и проницательный человек, не так ли?

Писатель пожал плечами.

- Наверно.

Она вздохнула.

- Ну как же, вы же писатель-романист.

- Да, я издаюсь на международном уровне, между прочим, я признан самыми авторитетными литературными журналами не только в нашей стране, и…

Её хмурый взгляд отбил у него желание хвастаться дальше.

- Вы прочли все свои книги, и хоть и не помните, как писали их, вам сказали редакторы и ваши друзья, что вы писали каждую книгу в новом месте, правильно?

- Да.

После короткой паузы она закатила глаза.

- О чём была последняя опубликованная ваша книга?

- Роман называется «Посмотри вниз, Ангел» - это символическая дань Томасу Вулфу. Он был превосходным писателем. Максвелл Перкинс был его редактором. Знаете ли вы, что Вулф был очень высокий человек, он писал все свои романы, используя вместо стола холодильник.

- Просто… пожалуйста. Ответьте на вопрос.

- О, да! Конечно. Действие Книги происходит в Ипсвиче, штат Массачусетс. Но, полагаю, я туда ещё не ездил. Однако, как мне сказали, самая последняя книга, над которой я работал, называется «Готикa Белого Отребья». Первая страница этой книги была найдена в пишущей машинке в мотеле где-то в глуши на Юге. Она была вручена мне в конверте из манильской бумаги в то время, когда ко мне вернулось самосознание.

- Кто дал вам конверт?

- Мой редактор в Нью-Йорке.

- Кто дал ему конверт?

- Полиция. Какой-то департамент шерифа с Юга, кажется.

Она посмотрела ему прямо в глаза:

- Какой департамент шерифа? Какого округа?

В голове Писателя слабо закрутились шестерёнки.

- Я понятия не имею.

Доктор Оффенбах потёрла своё лицо с нескрываемым раздражением.

- Пожалуйста, не поймите меня неправильно, мистер __, это всего лишь клиническое наблюдение. Но для человека с вашем IQ и эйдетической памятью вы, боюсь…

Писатель смущенно улыбнулся.

- Я понимаю. Тупее, чем коробка с камнями.

- Спросите своего редактора, какой именно департамент шерифа доставил ему конверт, и отправляйтесь туда.

Задача была ясна. Наконец-то какое-то действенное направление!

- Спасибо за вашу проницательность, доктор Оффенбах. А теперь я ухожу… куда бы я ни отправился!

- Пожалуйста, связывайтесь с моим офисом несколько раз в неделю. Мне нужно знать степень вашего прогресса, любые проблемы, с которыми вы можете столкнуться, и вообще сообщайте о вашем общем состоянии.

- Непременно, доктор, - с энтузиазмом ответил он.

- И приготовьтесь к неожиданным потрясениям. Довольно часто, оказавшись рядом со своей целью, люди испытывают излияние воспоминаний, и я подозреваю, что в вашем случае некоторые из них могут быть очень травмирующими.

- Понимаю, - сказал Писатель, не обращая внимания на такую возможность.

Он встал, пожал прохладную гладкую руку женщины, пожелал ей доброго дня и вышел из кабинета, не обращая внимания на то, что когда он встал, его эрекция под штанами и пятнышко предэякулянта размером с доллар были более чем видны доктору.


* * *

Для того, чтобы последовать указаниям доктора Оффенбаха, не потребовалось много времени и усилий. Телефонный звонок редактору прояснил, что его “цель” находится в Западной Вирджинии. Дальнейшее он узнал в банке, проверив свои платежи по кредитной карте. К сожалению, ему не посчастливилось найти никаких упоминаний об оплате таинственного мотеля; однако последнее, за что он заплатил по своей карте - был счёт в баре ($126!) в таверне, в каком-то месте, известном как Люнтвилль. Кабак назывался “Перекрёсток”.

“Перекрёсток”, - подумал он. - Вроде, знакомое название? Писатель не был уверен, но ему понравилось приятное, метафорическое ощущение этого названия. Во всяком случае, на следующий день он сел в междугородний автобус и отправился в городок Люнтвилль, тот, что в Западной Вирджинии; собственно, путешествие, которое уже вступило в силу, и если мы обратимся к нему мысленно, то увидим, что он только что проснулся от дремоты, в которой услышал или подумал, что услышал, какое-то нелепое замечание о каком-то дождевом черве в уретре.

Вглядываясь в амфорную тьму за окном, я как раз подумал об амфорных мыслях: о “злом гении” Лавкрафта в «Дневнике Алонсо Тайпера». Mогло ли такое же произойти со мной? Казалось странным, что четкие инструкции доктора Оффенбаха до сих пор сами не пришли мне в голову, а именно - четкая дедуктивная логика. Как же столь простое решение не пришло мне в голову раньше? Неужели какой-то призрачный “бесенок” ослепил его от этих простых решений? Или, может…

Его глаза широко раскрылись, всматриваясь в темноту.

Или, может быть, доктор Оффенбах сама действует, как “злой гений”?

Пища для размышлений, - подумал он, и говоря о еде, после стольких часов, проведённых в автобусе, он проголодался. Теперь едва заметный приятный запах фруктов пробудил его чувства голода, и он заозирался по салону автобуса, чтобы найти источник запаха. Двумя рядами дальше сидел бомжеватого вида усатый мужчина, который ел какую-то фруктовую конфету, при скудном освещении салона автобуса писатель смог различить, что за конфету он ел…

Конечно, читатель уже догадался, что за конфета это была: желатиновые червячки.

Совпадение? Или какой-то знак свыше? Писатель задумался над этим. И, естественно, этот бомж вряд ли мог обладать голосом маленькой девочки, которая сделала это грубое замечание.

Значит, совпадение, - решил он, но тут раздался треск интеркома, и водитель объявил:

- Следующая остановка будет в Крик-Сити. Мы пробудем там двадцать минут, так что, если кто хочет размять ноги или выпить кофе, не опаздывайте, чёрт возьми, я никого ждать не собираюсь. Всё поняли?

Ответ ему пришёл в виде сонных кивков и одобрительного бормотания.

- Тогда ладно. Конечная будет в Люнтвилле.


* * *

Тусклые огни впереди быстро превратились в огромный конус натриевого света, и там, в середине нигде, материализовалась остановка Крик-Сити: пустынный придорожный аванпост, который располагал заправочной станцией “Синклер” (Писатель всегда думал, что это название было запатентовано полвека назад), торговым заведением под названием «Универмаг Халла» и, по-видимому, сама остановка, состоящая из одной скамейки, стоящей рядом с металлическим знаком «Автобусная остановка». Несколько пассажиров, в том числе и Писатель, покинули свои места, чтобы выйти на улицу. Выйдя из салона, Писатель заметил, что со скамейки поднялась женщина, на ней были надеты темный дождевик с капюшоном и блестящие чёрные сапоги до колен, она направилась к водителю, двигаясь так, что это показалось жутковатым, возможно из-за окружающей обстановки, времени суток и тусклого освещения. Она молча достала билет, водитель пробил его, и она всё так же молча прошла в автобус. Писатель не мог понять, почему он отвлёкся на столь незначительное событие.

С вывески «Заправка Синклер» (на которой красовался, между прочим, мультяшный динозавр) каркали какие-то ночные птицы, притом достаточно громко, чтобы начать раздражать; даже казалось, что они смотрят на Писателя сверху вниз.

Вороны, - подумал он и вошёл в душный, ярко освещённый магазин.

Внутри пахло пивом и пердежом. Кто-то поздоровался скрипучим, как дерево, голосом:

- Bечер добрый, Джо,

Итак, водителя звали Джо, он грубо ответил на приветствие, сжав в кулаке пах и сказав:

- Вот тебе твой вечер, Тобиас, - после чего оба рассмеялись.

Тобиас, очевидно, владелец этого места, был худой, как ручка от метлы, на вид ему было лет семьдесят, по обе стороны его полулысой головы свисали неровными пучками седые волосы, на подбородке у него была такая же неаккуратная борода, как и волосы на голове. Здесь Писатель воспользовался моментом, чтобы рассмотреть водителя в первый раз при достаточном освещении и удивился… его необычной внешности. Короткие светлые волосы подчеркивали очень странную линию волос на затылке, на несколько дюймов выше, чем у обычного человека. Далее по шее поднимались неприятные жировые складки, и когда Джо обернулся с сардонической улыбкой, Писатель заметил ещё одну неприятную деталь: желтушный цвет лица с сильно пористой кожей и тем, что было очень мало похоже на подбородок; у него были слишком большие водянистые глаза, которые, казалось, вот-вот вывалятся из глазниц из-за сильного внутреннего давления. Фу, - подумал он. - Какая-то прискорбная болезнь врожденного характера. У Писателя не было никакого желания смотреть на этого человека дольше, но у него был один вопрос, который он должен был задать ему, и поэтому ещё один быстрый взгляд был неизбежным:

- Извините, водитель, я совсем не знаком с политикой вашей компании, но я вижу здесь холодильник с пивом, и мне интересно, можно ли мне взять с собой немножко?

- Не знаю, к чему вы клоните, сэр, но если вы хотите выпить, то в автобусе пить нельзя, - и в тот же миг водитель взял несколько пакетов. -У меня нет рентгеновского зрения, как у Супермена, и я не могу видеть сквозь бумажные пакеты, если вы понимаете, к чему я клоню.

Запутанное согласие! Мой любимый ответ!

- Большое спасибо, сэр!

И Писатель продолжил думать. Все великие писатели пьют, - странный девиз, казалось, просачивался в его голову, хотя он всё ещё не помнил, что когда-то был писателем.

К сожалению, в холодильнике было мало того, что могло бы понравиться закоренелому пивному снобу, или… нет? В углу, окружённом мрачными товарами массового рынка, стояло многообещающее открытие: “Collier’s Civil War Lager“. Он никогда не слышал о таком, но 6,8% алкоголя сделали выбор за него (как и размер бутылки: 25 унций[1]). Но как раз в тот момент, когда он подходил к стойке, в боковое окно ворвался какой-то странный звук, и Писатель тотчас же бросил на него взгляд…

Что, во имя призрака Кромвеля[2], там ПРОИСХОДИТ?

“Там” был угол здания и два мусорных контейнера, а в пространстве, которое было между мусорными баками, похоже, завязалась самая настоящая драка. Сначала Писатель услышал:

- Я залью свой сок радости прямо в задние двери этой бродяжки! - oрал мужчина среди быстрых хлопков. - Да, сэр! Я нафарширую ее прямо в середине ее последнего меню закусок, едрён-батон!

- Выеби её, Хорейс! - pаздался ещё один радостный мужской голос.

Писатель поднял взгляд и увидел ужасную сцену, в которой 300-футовый[3] мужчина с всклокоченными волосами насиловал 100-фунтовую[4] блондинку, чьи обрезанные шорты были разорваны на ягодицах, а топ был сорван и засунут ей в рот, чтобы предотвратить любые возражения. Писатель, естественно, поморщился. Это было всё равно что наблюдать, как горная горилла спаривается с маленькой мартышкой. Из-под кляпа доносились рвотные позывы.

От увиденного у него закружилась голова, а потом он вспомнил, что там был ещё один человек, но быстрый взгляд указал ему на его ошибку. Там был не другой мужчина, а другие мужчины. Tрое. Каждый из них весили около 300 фунтов, и все они были с одинаковыми стрижками. Ещё Писатель заметил чертовски странную вещь. Эти четверо толстяков были абсолютно одинаковые!

Сомнений быть не могло. Даже при тусклом желтом свете фонаря он смог разглядеть, что эти четверо огромных, тучных головорезов выглядели идентично друг другу.

Тут глаза Писателя сузились, и он увидел пятого человека (никак не связанного с бандой толстяков), придавленного к земле двумя братьями, пока еще один из четверки...

Что за…?

Джинсы лежащего мужчины были спущены до колен. Он тщетно пытался вырваться из крепко держащих его рук, он орал, как будто его режут, пока одна из толстых рук не зажала ему рот, в то время как один из братьев был занят какой-то тщательной деятельностью между его ног.

- Пока мы получаем реальное удовольствие, приятель, - сказал он, - я сделаю твой день на порядок лучше!

Писатель со своей позиции не мог видеть, что делал громадный противник; что бы это ни было, оно заставляло орать жертву, как только что оскоплённую свинью. Один из братьев яростно мастурбировал прямо перед лицом лежащего мужчины. Затем тот, что торчал между ног жертвы, поднял над своей головой орудие пытки.

- Один убит, и еще один остался, - хихикнул четвертый "четверняшка", после чего вопли и удары жертвы удвоились.

Писатель прищурился, но всё же смог разглядеть загадочный инструмент…

Ореходавка?

Ошибки быть не могло; точно так же не могло быть ошибки и в том, для чего она была использована: с её помощью толстяк раздавил яички прижатого к земле человека.

Без промедления Писатель достал телефон и набрал 911, потом заметил, что он не нажал решётку. Семьсот долларов - и никакого толку! - бушевал он про себя. Он хотел крикнуть хозяину магазина, но следующее зрелище потрясло его.

Вернемся к изнасилованной блондинке: ее насильник встал, застегнул ширинку на джинсовом комбинезоне и обильно принялся поливать волосы и лицо женщины жидкостью для зажигалок.

- Не волнуйся, милая, скорее всего, это тебя не убьёт, но, едрён-батон, это будет тебе напоминать каждое утро, когда ты будешь смотреть в зеркало, почему тебе не следует продавать свои вонючие наркотики в нашем славном городке!

Женщина металась в грязи, потом встала на колени, скрестила руки в мольбе и сквозь рыдания и слёзы выдавила из себя:

- Пожалуйста, не надо! Я никогда не вернусь, клянусь! Просто отпустите меня!

- Так я и собираюсь это сделать! Причём, прямо сейчас, - пообещал мамонт, а затем щёлкнул своей “Зиппой”, и…

ПУФ!

…голова женщины вспыхнула ярким пламенем, и через мгновение её ноги понесли её через парковку, и только потом раздались нечеловеческие крики.

Один из толстяков отошёл в сторону, водя большим пальцам вверх и вниз по подтяжкам:

- Эй, мужики! Кому жареную курочку? - и четверо братьев разразились хохотом.

Глаза Писателя сузились. Он не верил в происходящее.

- Кто-нибудь, вызовите полицию! - крикнул он старику за стойкой. - На парковке произошло жестокое нападение! Какие-то негодяи только что подожгли женщине голову!

Водитель автобуса, старик за кассой и несколько посетителей рассмеялись, что ввело Писателя в ступор.

- Негодяи, - усмехнулся один из посетителей. - Они отличные малые, мистер.

- Вы, что меня не слышите? - повысил голос Писатель. - Они только что подожгли женщину и пытают мужчину на парковке! Вы обязаны немедленно позвонить в полицию!

Внезапно в помещении раздался женский голос:

- Эти четверо - братья Ларкинс, мистер. И они близнецы…

- Я и сам это вижу! - начал Писатель, повернувшись к женщине, которая заговорила; но то, что он увидел, когда обернулся, лишило его дара речи.

Высокая женщина в рабочем комбинезоне улыбнулась ему в ответ: очевидно, она только что вышла из подсобки. Её лицо было далеко от понятия “красивое”: оно было худым, а челюсть непропорционально выступала вперёд. Но больше всего его поразили её ярко-розовые глаза, вьющиеся бледно-белые волосы и гладкая белая кожа. Aльбинос. Вернее, альбинесса.

- Я…- начал он.

- Парни Ларкинс - это, так сказать, и есть наша полиция, - сказала она. - Местные копы штата, шерифы графства - все ёбанные взяточники!

- Да, мистер, - подтвердил водитель. – Здесь мы сами о себе заботимся. Так уж у нас сложилось.

Старик за прилавком утвердительно кивнул.

- Те два куска дерьма, которых проучили Ларкинсы - всего лишь парочка барыг из Пуласки. Эти грязные ублюдки прут сюда, как тараканы, пытаясь отравить наш прекрасный город своими наркотиками, чтобы наши дети потом сосали их хуи за дозу! Но, это длится недолго. И они никогда потом не возвращаются после встречи с мальчуганами Ларкинсами!

- Так и есть, Тобиас, - сказала альбинecса, глядя в окно. - Они отлично справляются со своей работой.

Это заявление, казалось, послужило приглашением для всех, потому что все находящиеся в магазине люди нетерпеливо потянулись к боковым окнам.

Писатель привстал на цыпочки и посмотрел поверх голов.

Неразличимые братья Ларкинс уже поднимали дрожащего наркоторговца на ноги, и через несколько мгновений привязали его к кольцу на мусорном контейнере, его штаны были всё ещё спущены, со лба до подбородка стекало семя одно из братьев, а его раздавленные яички уже распухли до размеров грейпфрута.

- Я не думаю, что они собираются тарабанить его в задницу, я видел в ней пивную бутылку, - сказал радостно Джо-водитель, а потом дал старику пять.

- Может быть, они собираются сделать “Хреногрызку”? - cказал кто-то ещё.

- Может быть, может быть, - сказал кто-то из покупателей, - но я вроде как надеялся на "Пиздюлятор" или на хороший, старомодный "Мёртвый Дикинс".

- Да, мужик! Я не прикалывался больше ни над чем с тех пор, как застал их за хорошим "Мёртвым Дикинсoм"!

Внезапно альбинесса оказалась прямо за спиной Писателя, положив руку ему на плечо:

- Смотри! Сейчас ты увидишь, как мы решаем свои проблемы!

Внезапное прикосновение женщины заставило Писателя вздрогнуть, и когда она прошептала ему прямо в ухо: "Bолнительно, не правда ли?" - ее длинные пальцы слегка сжали его плечи, и это вкупе с теплотой её дыхания на его шее и лёгким приятным ароматом шампуня, вызвало эрекцию в его штанах так же спонтанно, как у 16-летнего.

Из ступора его вывел очередной радостный крик какого-то покупателя:

-Ура! Блядь! “Мёртвый Дикинс”!

Мёртвый Дикинс”? - не понял Писатель.

Тем временем зрители прижались лицами к окнам, вставали на цыпочки и радостно переговаривались, Писателю становилось всё яснее, что такое «Мёртвый Дикинс».

Один из братьев Ларкинсов заткнул жертве рот порванным топом подожженной наркоманки, в то время, как другой брат затягивал жгут у основания, сморщенного от ужаса, члена наркоторговца.

- Вы, очевидно, из города, мистер, так что не знаете, что значит «Мёртвый Дикинс», - сказал хозяин магазинчика.

- Нет, но я довольно быстро улавливаю суть, - пробубнил Писатель в ответ.

- Видите ли, они завязали вокруг его члена то, что называется «жгут Тёрнера», который, я думаю, изобрёл парень по имени Тёрнер, и они затянули его так туго, как только смогли. Через пять минут его член станет красным, а ещё через пять минут - синим, затем фиолетовым, а в конце почернеет. Его писюн сдохнет меньше чем за двадцать минут. И как только он почернеет, он начнёт гнить, и тогда его уже не спасти.

Тёрнер? - подумал Писатель. - Жгут? Господи, они наложили жгут на его пенис!

- Держу пари, он ещё и насильник, - предположил один из посетителей.

Водитель Джо согласно закивал головой:

- Надеюсь, последний кончун, который он поймал, был что надо, потому что у него их больше не будет!

- Аминь, - сказал кто-то еще.

Вся толпа снова зашлась хохотом.

- Но… Но… Но…- запинаясь, пробормотал Писатель.

- Что «но… но… но…», мистер? - oгрызнулся владелец.

- Скажите мне, пожалуйста. О какой части американской юриспруденции вы говорите, когда утверждаете, что кто-то другой не имеет те же права, что и я с вами? Например, право на надлежащую процедуру, справедливое судебное разбирательство, в соответствии с признанными правилами доказывания, допрос обвинителей, наличие коллегии присяжных, получение юридического представительства, вызов свидетелей от своего имени, обращение в вышестоящий суд? Вы же полностью игнорируете конкретные компоненты закона, которые делают нашу страну свободной. Эти двое считаются невиновными, пока их вина не доказана. Вы вообще понимаете это?

В комнате воцарилась тишина. Писатель был доволен своим красноречием и считал его кратким, умным и эффектным.

Затем владелец магазина смачно пёрднул, и в следующее мгновение все в помещении разразилась громким хохотом, последней каплей было, когда кто-то спросил:

- Что такое юриспeрденция?

Смех и последний вопрос подтолкнули его к выходу из магазина. Сдаюсь, - подумал он, положил деньги за пиво на прилавок и направился к двери. Автобус должен был скоро отходить, но он понял, что не раньше, как член наркоторговца почернеет. Единственное, на что он надеялся, так это на то, что лишь бы его конечная “цель” не была хуже, чем этa.

Альбинесса подошла к нему и схватила за руку:

- Не обращай на них внимания. Просто у нас так заведено. У горожан свои городские обычаи, у жителей холмов - свои. Поверь мне, если парни Ларкинсы говорят, что они виновны, то значит - они виновны.

Её цветочный запах шампуня снова пробудили эрекцию в его штанах.

Ради всего святого…

- Да, я понимаю. Это как в пьесе Ибсена. Я - посторонний. Я - чужак в чужой стране. Всё, чем мы являемся, всё, что нам дорого - это просто определенные элементы в той среде, в которой мы живём.

Женщина со странным лицом проигнорировала это замечание и посмотрела прямо на его промежность.

- Хотела бы я увидеть тебя снова, но, похоже, ты собираешься уехать на автобусе.

- Да, кстати, приятно было познакомиться, - сказал Писатель, его ошеломило странное очарование непривлекательной женщины и отвратительные действия, которые он видел на улице. - Меня зовут ______ __. А вас?

Её удлиненное лицо улыбнулось, a красные глаза сверкнули.

- Сноуи, Сноуи Говард[5].

Подходящее имя. Особенно с такой белой кожей, как свежевыпавший снег...- подметил Писатель.

- Куда направляешься? - cпросила она, не отводя с него глаз.

Что со мной такое? - удивился он, забавляясь. - Я толстый старик, а она смотрит на меня, как на Тома Круза...

- Не думаю, что это далеко. Городок называется Люнтвилль.

- О, Господи! - удивлённо улыбнулась Сноуи. - Я там живу! Так что до встречи!

- Здорово. Bозможно, вы могли бы мне помочь, поскольку я ничего не знаю о городе. Где я могу снять комнату в Люнтвилле? В интернете очень мало информации о нём.

Она снова сжала его руку, настойчиво:

- Просто перейди через дорогу с автобусной остановки, и там будет мотель "Расинка". Я, кстати, тоже там живу! Разве это не совпадение?!!

- Да, точно, - сказал Писатель, всё ещё поглощённый внешностью женщины: странное, удлиненное, почти мужское лицо на столь привлекательном теле. - Большое спасибо за информацию.

- И не забудь сказать ночному портье, что ты друг Сноуи Говард, тогда получишь скидку. Видишь ли, ночной портье - моя мама!

- Огромное спасибо, Сноуи. Надеюсь, вы окажете мне честь пригласить вас куда-нибудь на ужин в обмен на вашу щедрую помощь.

- Можешь не сомневаться, что так и будет! – и вдруг она крепко обняла меня и страстно поцеловала в щёку. - Я живу в четвёртом номере, заходи, когда захочешь. До встречи! – и потом она вернулась к работе.

Писатель покинул магазин в странно приятном возбуждении. Я, выпускник Гарварда и Йеля, только что назначил свидание необразованной деревенской девице с телом, как у Ракель Уэлш в “Фантастическом путешествии”[6] и лицом, как у Кэлвина Кулиджа[7]. Тем не менее, он пригласил её на свидание, и он понятия не имел, делал ли он это раньше.

Вернувшись в салон, онпоставил пиво на сиденье и прошёл в задний отсек, размером с гроб, который была уборной. Он был так заинтригован - в основном самим собой и своим нынешним положением - что не обратил внимания на ошеломляющий смрад внутри помещения. Его моча хлынула в алюминиевую воронку, а в голове роились вопросы. Как пройдёт его “свидание”? Каким будет его новое жильё? Как он проведёт свою первую ночь в этом почти потустороннем мире?

И закончится ли его свидание сексом?

Вскоре мочеиспускание стало затруднительным из-за нехарактерного возбуждения…

Пока он стряхивал последние капли, ему на глаза попались разные надписи и граффити, со свойственным для этого места содержанием. Нацарапанные номера телефонов, обещали оральные услуги, женские имена, которые оскорбляли и призирали, мужские имена, которые обвинялись в содомии. Из всей этой белиберды он заметил одну довольно интересную и нетипичную надпись:

B Мэйфэйр-Хаусе говорять,

бродит беременный призрак опять.

Он бушует нагишом,

и охотится с ножом.

Ты с ним шутки не шути,

a услышь - прочь беги.

Жуть, - подумал Писатель. Отрывистый стишок был неприятным, но в то же время несколько любопытным, настолько, что он почувствовал легкое восхищение; он напомнил ему Шелли или Джорджа Гордона Байрона.

Заскрежетал стартер автобуса, а потом завёлся и сам двигатель. Как только Писатель вышел из туалета, он заметил ещё одну странную надпись:

Берегись! Толстолоб идёт за тобой!

Откинувшись на спинку сиденья, Писатель вздохнул и открыл бутылку пива библиотечной открывалкой.

- Все на борт! - крикнул Джо, водитель автобуса, перекрикивал рев мотора.

Писателю нравился этот междугородний автобус, и он был уверен, что в прошлом они нравились ему тоже, несмотря на то, что он не мог вспомнить ни одной своей прежней поездки. Машина, казалось, обладала своим собственным шармом: тусклый свет, рокот мотора, мягкие вибрации. Да это идеальное место для размышлений над романом. Я чувствую себя экстатически творческим! Холодное пиво казалось идеальным компаньоном для таких размышлений.

Но здесь творчество и музы эксцентричных романистов развалились, как только автобус тронулся с парковки маленького магазина. Писатель успел заметить братьев Ларкинс, весело переговаривающихся перед несчастным молодым человеком, подвешенным к мусорному контейнеру. Хоть место преступления было слишком далеко, чтобы Писатель мог разглядеть детали, он увидел, как один из негодяев посветил фонариком в область паха жертвы.

Наверно, - подумал Писатель, сглотнув, - наверно, они ждут, когда пенис бедолаги почернеет…

Автобус поехал дальше, оставив зверство позади. “Мёртвый Дикинс”, очевидно, изобретение Южан, и, Господи, КАКОЙ вклад в общество! Какие же они чокнутые, эти Южане. Интересно, Уильям Фолкнер[8] когда-нибудь был свидетелем убийства?

Слава Богу, ужас остался позади… или нет?

Теперь только темные леса окаймляли дорогу впереди, и глубоко в этих лесах он мог видеть крошечный трепещущий желтый огонёк, похожий на далёкое движущееся пламя. Он двигался зигзагами вдоль линии его зрения, и Писатель понял, что это могла быть только женщина, чья голова была подожжена.

Писатель откинулся на спинку сиденья с бутылкой пива, смотря прямо перед собой. Добро пожаловать, - поприветствовал он сам себя, - на великий, старый Юг…


* * *

Дальнейшие подробности, связанные с прибытием писателя в Люнтвилль, не нуждаются в подробностях. Достаточно лишь сказать, что после пятнадцати минут пути по обсаженной деревьями дороге, он приехал и сошёл с автобуса с сумками в руках. Выйдя из автобуса, он повернулся к водителю и весело сказал:

- Спасибо, что подвезли, сэр, и приятного вечера.

В слабом свете приборной доски лицо водителя казалось рыбьим.

- Это место не для вас, мистер, - сказал он, и тут дверь захлопнулась, и автобус с грохотом тронулся, подняв облако пыли с парковки, сверкавшее в свете уличных фонарей.

Это место не для меня? Вздор! Здесь все секреты моей жизни, и они ждут открытия!

Было слишком темно, чтобы разглядеть большую часть города: скудный ряд магазинов, почти все из них были закрыты в этот час - или нет? За тёмным стеклом жужжала неоновая вывеска ОТКРЫТО - очевидно, это было что-то вроде массажного салона. В конце улицы мигали неоновые огни бара, догадался Писатель. Может быть, это и есть тот самый «Перекрёсток», где он двадцать лет назад оставил солидную сумму. Но сейчас было не время выяснять это.

Быстрыми шагами он пересёк мощенную гравием дорогу, где, как и было обещано, его ждал старый мотель. Он предстал перед ним в виде ветхого трехэтажного здания, вероятно, это был плантационный дом времен Гражданской войны. Несколько стариков сидели на темном крыльце, поскрипывая в креслах-качалках и потягивая пиво. Писатель приветливо кивнул, поднимаясь на крыльцо, зная, что его оценивают. Сердечных кивков в ответ не последовало.

После того, как он прошел через освещенную тусклым светом, довольно потрёпанную, входную дверь, его встретил мрачный, обшарпанный ковер нехорошего цвета, который привел его к стойке регистрации, где…

Это БЕЗУСЛОВНО мать Сноуи!

Служащая была выше своей дочери, но в остальном представляла собой точную копию, за исключением двадцатилетней разницы в возрасте. Те же бледные вьющиеся волосы, розовые глаза, белая, как бумага, кожа, та же фигура с пышной грудью. Точно такое же длинное, узкое и смутно мужественное лицо, не говоря уже о такой же выступающей челюсти, из-за которой на её лице доминировал подбородок.

- Здравствуйте, мэм. Я хотел бы снять комнату минимум на неделю, и я друг Сноуи.

- Эта маленькая дрянь - моя дочь, - сказала женщина скрипучим голосом. - Ну, по крайней мере, вы хоть прилично выглядите и хорошо говорите, в отличие от тех, с кем она обычно якшается. Я так понимаю, вы - образованный джентльмен?

Писатель не хотел хвастаться, когда ответил:

- У меня несколько ученых степеней в Гарварде и Йеле.

- О, никогда о таких не слышала. Должно быть, какие-то общественные колледжи с Cевера, наверно…

Писатель поморщился.

- Как бы то ни было, я - Хэйзел Говард, и добро пожаловать в «Расинку», - oна положила ключ на стойку регистрации. - Ваш - шестой номер, лучший в нашем мотеле.

- Премного благодарен, мэм.

Длинное лицо женщины исказила легкая гримаса презрения, создалось такое впечатление, как будто она внимательно изучала его.

- Ну, я думаю, вы тот самый писатель, который, как я слышала, должен был приехать сюда. Вы же писатель?

Писатель был изрядно удивлён странным вопросом.

- Я действительно писатель, мэм, но совершенно не понимаю, как вы узнали о моём приезде.

Она задумчиво коснулась подбородка.

- Вы довольно забавный, я думаю, вам понравится наш город. Да, и завтра к нам приедет знаменитый телевизионный проповедник… Две знаменитости в одно время, это надо же!

Писатель ответил ошарашенно:

- Я романист-фантаст, и хоть я действительно заслужил признание критиков в литературных кругах, вряд ли могу назвать себя знаменитым. И я откровенно озадачен. Каким образом вы узнали, что я приеду к вам?

Глаза женщины затуманились, словно она пыталась что-то вспомнить, но знала, что это невозможно.

- Действительно, странно. Я знаю, что слышала это от кого-то, но не знаю, от кого…

- Как… странно, - но затем он вспомнил «злого гения».

Доктор Оффенбах? Хотя нет, она не могла знать, что я остановлюсь именно в этом отеле. Я и сам не планировал здесь останавливаться, пока не встретил Сноуи. И я уверен, что не говорил ей, что я писатель…

- А, какая разница, - сказала пышногрудая женщина, - просто ещё одна странная вещь. Как, например, много лет назад, сразу после рождения Сноуи. Я работала уборщицей в библиотеке, помню, как толкала ведро со швабрами в секцию «М», и потом - бах! Книга упала с верхней полки и ударила меня по голове.

- Надеюсь, это была не книга Миченера?[9] - попытался пошутить Писатель.

Ответа не последовало.

- Это была всего лишь тонкая бумажная обложка. И было совсем не больно. Но в ту же секунду, как она ударила меня, в голове у меня что-то вспыхнуло, и я поняла, что мой муж - Бифф - бросил меня. И как бы то ни было, я больше никогда его не виделa.

Писатель счёл это предзнаменованием, но тут же отверг эту мысль. Однако следующий вопрос, который он задал, был вполне уместен:

- Что это была за книга?

- Книга? А, чё-eрт, простое название какое-то… «Смерть молочника», «Смерть мороженщика», или «Смерть…»

Писатель пристально посмотрел на женщину.

- Может, «Смерть коммивояжёра»?

Она щёлкнула пальцами и воскликнула:

- Да! Точно! Она!

Возможно, его отказ от предчувствия был сделан слишком поспешно.

- Как странно. Это пьеса Артура Миллера, одна из самых важных в истории Американской литературы. Исчезновение - там центральная тема, - и тут он понял, что его замечание было ужасным. - Мне очень жаль это слышать, мэм. Какое, должно быть, было ужасное время, потерять мужа сразу после рождения ребёнка.

Женщина хлопнула в ладоши и расхохоталась так резко, так громко и неистово, что Писателю стало неудобно.

- Мистер, когда этот кусок вечно бухого дерьма с вялым членом меня бросил, это был подарок свыше! Если когда-либо человек мог быть более бесполезным, чем корзина для пикника, полная дерьма опоссума, то это был он! Я так сильно веселилась в тот день, что у меня до сих пор похмелье! Че-eрт! Единственный раз, когда у этого козла был нормальный стояк, чтобы кинуть мне палку, была ночь, когда он обрюхатил меня Сноуи… а я даже не кончила тогда!

Вот это я называю избытком деталей, - подумал Писатель. Прежде чем он успел сказать что-либо ещё, Хэйзел резко поднялась на цыпочки, отчего её грудь стала ещё шире. Она посмотрела налево и крикнула:

- Портафой!

Рядом с Писателем, словно по волшебству, возник худой пожилой негр в белых манжетах, белом галстуке-бабочке, чёрных брюках и чёрном жилете.

- Проводи джентльмена в шестую комнату, - сказала она и протянула ему ключ. - Такой знаменитый писатель, как он, заслуживает комнаты с лучшим видом!

- Я... Я… не настолько знаменит, - вставил Писатель.

- Чушь, - сказала женщина. - Спасибо, что выбрали нашу гостиницу, а когда эта распутная, дрянная дочка вернётся с работы, я скажу ей, что вы здесь.

- Спасибо, было приятно познакомиться, - сказал Писатель, после чего она подмигнулa и улыбнулaсь так, что еe можно было бы назвать “скользкой”.

Высокий носильщик тащил самую тяжелую сумку Писателя; на вид ему было около восьмидесяти.

- Мистер Портафой! - встревожился Писатель. - Позвольте мне взять её.

- Я и слышать об этом не желаю, сэр. Если вам будет интересно, то я открываю двери, обслуживаю столики и ношу сумки с тех пор, как “Lucky Lindy” пересёк Атлантику.

Ближе к девяносто, - понял Писатель, когда вспомнил о Чарльзе Линдберге[10].

- Следуйте за мной, сэр.

Прежнюю шикарность отеля можно было заметить невооружённым взглядом. Когда-то дорогой ковёр, превратился в потертую, потрепанную тряпку; обои, давным-давно бывшие элегантными и с византийским рисунком, теперь выгорели и во многих местах покрылись пятнами плесени. Писателю пришло в голову тревожное дежа-вю, но он тут же понял, что вполне мог быть здесь гостем в туманном прошлом, но он не помнил этого. И… Надеюсь, это правда, - подумал он без всякой причины. Он поднялся следом за портье по скрипучей лестнице и по своей навязчивой привычке считал каждую ступеньку, не удивляясь, что они закончились на тринадцати. Почему в столь большом мотеле нет тринадцатой комнаты, когда на большинстве лестничных площадок тринадцать ступенек? По тринадцати ступеням, ведущим к виселице, поднялся осуждённый, - зазвучал в его голове стишок. На тринадцатый день месяца, особенно по пятницам, поездки стали реже. Тайная вечеря состоялась в пятницу, и за столом сидело тринадцать человек. Чувство страха распространялось на несчастливое число на комнатах и даты, но никак на лестничные ступеньки? Писатель ещё немного поразмыслил над этим вопросом, а затем заключил: даже думать об этом - пустая трата бесконечных синаптических связей мозга, заключила бы доктор Оффенбах!

- Надеюсь, у вас была приятная поездка, сэр? - cпросил Портафой, ведя Писателя в затхлый, темный коридор.

Лампы в стиле "Carriage", торчащие из стен, освещали их продвижение, но не слишком эффективно.

- Это было действительно прекрасное, медитативное и расслабляющее путешествие, - ответил он. Eсли не брать в расчёт анальное изнасилование и поджог женщины, и последнее, но не менее важное - “Мертвого Дикинса”. Интересно, достаточно ли пришла в себя жертва, чтобы понять, что стало с его пенисом?

- Рад это слышать, сэр. И я надеюсь, что тоже самое будет и с вашим пребыванием у нас.

- Ну, мистер Портафой, у меня есть чувство неоспоримой уверенности, что так оно и будет.

Было бы преувеличением сказать, что это оптимистическое утверждение было совершенно точным.


* * *

Это был 6-й номер. У Писателя не было иного выбора, кроме как задуматься: “6”, библейское НЕСОВЕРШЕННОЕ число и обозначение зла и заблуждения... Oднако, это суеверие не могло быть более обоснованным, чем его предыдущие наблюдения о числе тринадцать, не так ли? Он не обратил на это внимание.

Однако по пути вниз по коридору, он заметил множество смутно интересных картин - в большинстве случаев таких, что большинство из них были настолько затемнены мраком, плесенью, пылью и возрастом, что были почти неразборчивы. Однако две из них - одна на лестнице, вторая ближе к его комнате в холле - содержали идентичный и гораздо более разборчивый центральный рисунок.

На них был изображён один и тот же мужчина выше пояса. В очках, с короткой стрижкой, в старомодном пиджаке и тонком галстуке. У него было бесстрастное лицо, смотрящее прямо перед собой. Самым примечательным было как раз его лицо; оно было очень длинным и узким, и у него был небольшой неправильный прикус челюсти, который приводил к выступающему подбородку.

Точно такому же, как у Сноуи и её матери, - понял Писатель. Очевидно, человек на картинах был их далёким родственником много лет назад. Картины не были ни картинами, ни фотографиями, но четкими рисунками или гравюрами. Писатель с нетерпением ждал возможности расспросить их об истории этих картин, и более того, он не мог избавиться от некоторого раздражающего знакомства лица на портретах…

Портафой провёл его в комнату, включил свет, поставил сумки и объявил:

- Bаша комната, сэр. Надеюсь, вам понравится, сэр. Жаль, что солнце село, в сумерках здесь открывается потрясающий вид.

- С нетерпением жду завтрашнего дня, мистер Портафой, - oн дал носильщику десять долларов. - Это вам. Благодарю вас.

- Вы слишком великодушны, сэр. Я к вашим услугам, сэр.

- А я - к вашим. Спокойной ночи.

- И вам, сэр, - кивнул пожилой камердинер и вышел из номера.

Какой приятный человек, - заключил Писатель. Комната, однако, была лишь чуть лучше лачуги. - Если это лучшая комната в мотеле, я бы не хотел…

Быстрый осмотр привёл его к ветхой кровати с балдахином, затянутой паутиной, маленькой кушетке цвета хмурого неба, туалетному столику и, как он был рад видеть, своего рода письменному столу. Щелчок света в ванной оставил его довольным тем, что тараканы не разбежались в разные стороны, хотя несколько мертвых плавало в унитазе. В общем, он нашёл здесь удовлетворение: идеальное пристанище для писателя-натуралиста и экзистенционального наблюдателя, - каковым он себя считал. На стене висела не очень хорошая пейзажная картина. На ней был изображён далекий горный хребет, и причём не слишком хорошо; он сказал бы, что это была покраска по номерам, но даже это не было бы таким дрянным. Затем он раздвинул вермикулированные шторы, которые, по всей видимости, когда-то были скатертями.

Захватывающий вид?

Правда, далекая линия гор обещала быть интересным зрелищем на закате, и он подозревал, что они послужили моделью для неумелого художника. Но это была просто неописуемая зазубренная громада в ночное время. Ещё более неопознаваемая громада заполнила равнину позади отеля, и что это была за громада, он разглядел практически сразу, там была большая металлическая вывеска:

ОКРУЖНАЯ СВАЛКА

ЗАКРЫТA

Какие тайны подстерегают нас в Пустоши, - подумал он чересчур позитивно, вспомнив монументальную поэму Т.С. Элиота.

Затем он повернулся, словно повинуясь какому-то невидимому влиянию…

Как все это странно!

У входной двери висел ещё один портрет, на котором был изображён тот же узколицый мужчина.

КТО этот человек? Писатель знал, что творческая сила внушения вполне может быть в игре, сочетающаяся с волнующими чувствами, вызванными пребыванием в новом и чужом месте. Но мысль не покидала его: я просто ЗНАЮ, что видел этого человека раньше, и это вовсе не связано со сходством лиц между ним, Сноуи и миссис Говард…

Это была пища для размышлений и, возможно, для нового романа… к чему он пока не испытывал желания приступать. Возможно, потом…

Выпивка поможет мне собраться с мыслями! Поэтому, освежившись в пустой ванной, он вышел из комнаты, запер её за собой и действительно отправился в таверну под названием «Перекрёсток».


* * *

Когда он зашёл в «Перекрёсток», его не поразила молния похороненных воспоминаний. Готов ли я к этому? - прозвучал странно нерешительный вопрос. Так и должно быть, но… Сейчас я готов только к пиву. Он пододвинул стул к барной стойке, за которой сидело всего несколько посетителей. Громкая музыка, громкие разговоры и шум в целом не способствовали творческому размышлению, хотя он где-то читал, что Джон Ирвинг[11]- или это был Том Роббинс?[12]- любил сидеть в шумных низкопробных барах и читать Шекспира, а когда какой-нибудь деревенщина начинал издеваться над ним, он быстро и умело “надирал ему задницу”. Но я не крутой парень, - напомнил себе Писатель, - и если я когда-либо и дрался с кем-то, то подозреваю, что чаще задницу надирали мне…

Вдоль одной стены стояли музыкальные автоматы, вдоль другой - кабинки для посетителей. Центр заведения занимали бильярдные столы и один “настольный футбол” без игроков. Однако топография бара не имела большего значения. Наконец подошёл бармен, но не с тем вопросом, который он хотел бы услышать…

- Что ты здесь делаешь, приятель? - cказал высокий, худощавый, с длинными седыми волосами и козлиной бородкой бармен. На нем была джинсовая куртка без рукавов и кожаная ковбойская шляпа. - У тебя есть яйца, скажу я тебе. Недавно один ублюдок, похожий на тебя, свалил, не заплатив…

Глаза Писателя в ужасе выпучились.

- Сэр, боюсь, вы ошибочно обознались. Я в городе всего час, только что сошёл с автоб…

Бармен схватил Писателя за горло и слегка сжал его.

- Эй, Рини! Разве это не тот же самый болотный подонок, лизатель свиных задниц, который съебался на прошлой неделе, не заплатив за выпивку и отсос!

Тощая женщина, со внешностью самой деловой проститутки, залпом “убрала” большой бокал пива, помолчала, прищурилась, нахмурилась и отрыгнула;

- Рэй, отпусти этого человека, чертов придурок! Это не тот! Ты чё, снова забыл одеть очки?

Хватка немного ослабла.

- Да у него же те же патлы, такая же бородень? А ну признавайся, это ты тот любитель халявы?

- Это не он, придурок! Cбежавший парень, был намного моложе и не такой толстый… без обид, мистер.

- Я не обижаюсь, - задыхаясь, выдавил Писатель.

Бармен отпустил его.

- Прости, друг. Это просто…- oн снова пристально вгляделся в лицо Писателя. - Могу поклясться…

- Он немного похож на него, но был лет на двадцать моложе, - вклинилась в разговор женщина. - Сэр, вы должны простить этого крутого засранца с холмов за мозги "крикера".

Южное гостеприимство давно ушло вместе с ветром. Писатель потёр горло, чувствуя, как к его покрасневшему лицу возвращается нормальный цвет. Неужели я такой толстый? - задумался он и, взглянув на свой живот, подавил ответ.

- Всё в порядке. Простое недоразумение, и можно сказать, что недоразумения доказывают самый очевидный элемент человеческого существования. Если интересно, исследуйте философские труды превосходного французского математика Рене Декарта.

Бармен с женщиной уставились на него.

- Он городской, Рэй, вот и всё, - отважилась сказать женщина.

- Да, похоже на то, - ответил бармен. - Ну, так что будешь, незнакомец? Первый пердёж мы просрали.

- Первый пердёж? - не понял писатель.

Рэй закатил глаза.

- Первый - за счёт заведения.

Из пивных кранов на него смотрели мрачные перспективы, но когда он спросил, нет ли у них пива марки «Collier’s Civil War Lager», утвердительный ответ бармена привёл его в восторг.

- Должен предупредить, прежде чем открою, - сказал Рэй. - Это самое дорогое пиво в городе. Три бакса за бутылку!

- Bы ведь никогда не были в Манхэттене, Рэй? Несите его и стакан, пожалуйста, будьте так добры.

Холодное пиво было подано, и первый глоток щекотал Писателю горло, как говорится, розовым. Наверно, я алкоголик, но, полагаю, я составлю компанию Эрнесту Хемингуэю, Шервуду Андерсону и Дилану Томасу.

- Это пиво привозит парень, у которого по кабельному идёт модное пивное шоу, он варит пиво со своей женой. Они поставляют его сюда постоянно, потому что у них куча баров и ресторанов. Они делают нам скидку на каждый второй галлон, и его жёнушка, скажу я тебе, - бармен присвистнул. - Грёбанная секс-машина. Её задница, которую она одевает в узкие джинсы, заставит тебя кричать, а её огромные сиськи под обтягивающей майкой заставят кричать твой член в штанах, чувак.

Должно быть, горячая дама, - с изумлением подумал Писатель.

- Ну, я должен сказать, что это прекрасно сваренное пиво, произведённое, как я подозреваю, по старинным чешским рецептам, привезённым сюда в начале девятнадцатого века.

- Да, но знаешь, что? Эта маленькая сучка строит мне глазки и вечно нагинается так, чтобы я видел вершину холма!

- Эй, Рэй, клянусь, из твоего рта вылетает больше дерьма, чем из всех коровьих жоп на ферме Чарли Фуксона! - oтозвалась Нини.

Теперь она мыла пивные бокалы в трёх раковинах, и ей пришлось наклониться. Данная поза не позволила Писателю избежать видения её обнаженных грудей, выглядывающих из-под блузки с глубоким вырезом. Писатель подумал о двух белых носках с бейсбольным мячом в каждом из них.

- Эта женщина посмотрит на тебя только в твоих мечтах Рэй! И это хорошо, потому что ты ничего бы не смог с ней сделать! Потому что твой член уже лет десять как обмяк, как мокрая лапша!

- О чем ты говоришь, женщина? Мой член твёрд, как дуб, и я тебе это докажу, чёрт возьми!

- Помечтай, Рэй!

- Нет, нет, нет, ты помечтай, Рини, у меня такие стояки по утрам, что и студентикам не снилось!

- Единственная моя мечта, которую ты мог бы воплотить в жизнь - это уйти!

Слушая эту не очень-то доброжелательную беседу, Писатель чувствовал себя столбом, вбитым в землю, и всё же сохранял добродушное выражение лица, чтобы не обидеть хозяев. Облегчение охватило его мгновение спустя, когда Рэй отправился разговаривать с другими посетителями бара.

Приятный хмель крепкого пива медленно проникал в его существо. Теперь настроение было то что нужно… Он вытащил из верхнего кармана вездесущую ручку и небольшой блокнот, потому что ему захотелось сделать несколько пометок для pомана. Было бы захватывающе написать целую книгу, основанную на той таинственной первой странице. И всё же он был уверен, что, когда это произойдёт, к нему вернётся память. Он предчувствовал это событие с предвкушением, как человек, который был близок к тому, чтобы открыть замок сундука с сокровищами, найденного на чердаке.

Блестящая фраза всплыла в его голове, и, как сказало бы большинство писателей, необходимость её записать была немедленной; иначе она была бы забыта навсегда. Возбуждение охватило его тело и душу, он приложил кончик ручки к бумаге и начал…

- Яяяяяяяяяяяя-яяааббадааабааа-боооо! - pаздался вопль после того, как дверь с грохотом распахнулась. - Я ЗДЕСЬ, чуваки, да НАЧНЁТСЯ ПАТИ! Как дела у моих любимых деревенщин? Я ОТКИНУЛСЯ с “кичи” сегодня, и я готов туууууууусить! Бум в шоколадку! Бум-бум в шоколадку! Бум в шоколадку!

Это вопиющее отвлечение разрушило блестящую фразу Писателя, прежде чем ручка даже успела шевельнуться. Мысль исчезла. Как пар на ветру. Писатель ни в коей мере не был склонен к враждебности, и даже в своих фантазиях он не был способен допустить мысли о насилии. Однако именно в этот момент он заскрежетал зубами и невольно подумал: Кто бы ни был этот КОНСКИЙ ЗАД, я добровольно отдам свою душу Осирису, чтобы проломить ему голову железной дубиной!

Обернувшись, он увидел, что «Конский зад» была толстым деревенщиной в кожаном жилете без рукавов и потертой кожаной шляпе, одетым так похоже на бармена Рэя, что он мог быть только его сыном

Чуму на тебя. Верни мне мою мысль, подлый хулиган!

- Замути мне пару стопок, па! - довольно крикнул бывший заключённый. - Давай быстрее, мне надо ёбнуть!

Рэй ухмыльнулся.

- Деньги вперёд, сынок, только мы-то знаем, что их у тебя нет, так почему бы тебе тогда не свалить нах отсюда прямо сейчас?

- Да ладно тебе, па. Я же только откинулся с тюряги! Так нельзя обращаться со своим единственным сыном!

- Единственное, что я должен сделать со своим единственным сыном, так это вышибить из него всё дерьмо! Твоей дорогой, покойной матери было бы чертовски стыдно видеть, каким ты стал. Теперь тащи свой жирный, бесполезный зад отсюда и не смей приходить домой, пока не найдёшь работу!

- Ну, па….

Когда сын ушёл, весь бар зааплодировал.

- Должно быть, у меня на члене было собачье дерьмо, когда я обрюхатил его мать, - заметил Рэй, качая головой.

Писатель сидел опустошенный. Как только он отпил пива и попытался сосредоточиться на письме, зазвенели пейнтбольные автоматы, бильярдные шары, а потом - Щёлк! Щёлк! Щёлк! Это был настольный футбол. Внезапно, почти пустой бар превратился в - битком забитый, и “тихий вечер в спокойном созерцании” резко оказался вне его досягаемости. Не хватало лишь стука “дартса”.

Что я здесь делаю? Я не помню этого места, да я вообще НИЧЕГО не помню с тех пор, как приехал в город двадцать лет назад. Логично было бы уйти, но…

По крайней мере, ещё одно пиво было абсолютно необходимым. Если я уйду, то где я буду пить? Нет ничего более неразумного, чем бродить ночью по незнакомому городу. Пойти, что ли, искать другой бар? Так он если и есть, то, наверно, будет такой же, как и этот. И я могу быть легкой добычей для грабителей…

Он искал глазами Рэя или женщину, чтобы заказать ещё пива, но их нигде не было видно. Галдёж и шум бара переполнили его мозг; в данный момент он очень хотел затычки для ушей. Какие ещё нужны были доказательства его алкоголизма? Мне так нужно ЕЩЁ ОДНО ПИВО, что я собираюсь и дальше продолжать сидеть в этом кабаке, похожем на девятый круг ада Данте. Писатель подпер рукой подбородок.

Наконец вернулся Рэй и принёс ему ещё одно пиво. Все барные стулья были заняты, но рядом с Писателем никто не сидел.

Меня что, предали анафеме? - подумал он, но на самом деле ему нравилось сидеть одному. Если бы это был, скажем, бар рядом со школой Лиги Плюща, тогда всё было бы по-другому. Несомненно, происходил бы какой-нибудь оживленный дискус. Но здесь?

Только не в этом месте.

Писатель подскочил на стуле, когда Рэй резко проревел:

- Милки, шевели задницей и принеси ещё льда! Сейчас же!

На мгновение высокий долговязый бармен неуклюже поднялся с большим ведерком со льдом. Но не эта заурядная задача сковала взгляд Писателя и заставила его задуматься. Это был сам помощник бармена.

Высокий, сутулый, со странно длинным узким лицом, выступающим подбородком и вьющимися седыми волосами. Красными глазами. Он был альбиносом.

Несомненно, он родственник Сноуи и ее матери... Но эта вероятность исчезла, когда он подумал более просто и сосредоточенно: Сноуи...

Да какое же у неё было великолепное тело! Такая лучезарная аура, настоящее воплощение желанности и добродушия, по-настоящему веселая молодая женщина. Ну и что с того, что у неё лицо сурового мужика…

Искры снова начали потрескивать «к югу от пояса», как говорится. Это проливало свет на одну из загадок Писателя. С тех пор, как всё это началось в кабинете доктора Оффенбаха, у Писателя возникло острое и даже обостряющее чувство сексуального влечения, что совершенно противоречило его натуре. Как уже упоминалось, он чувствовал себя настолько погружённым в свои эрудированные музы и эстетические мысли, что у него не оставалось места ни для желания, ни для вожделения, ни для романтического интереса любого рода, и до провала памяти он не мог представить себе, что он был когда-то иным. Симпатичная девушка, проходящая мимо, потрясающая фотомодель на развороте журнала или на рекламном щите, его несколько случайных встреч с эротическими образами в интернете - всё это не воспринималось в его мозговом существе, известном, как человеческое сексуальное влечение.

Писатель был вполне доволен, что его не отвлекают; он не хотел, чтобы в его уме было что-нибудь, что могло бы помешать его истинной философской природе. И хотя ему казалось, что он занимался сексом в то или иное время в своей жизни, он всё же не мог этого вспомнить!

Он чувствовал себя счастливым и даже превосходящим в своём пренебрежении к смехотворному, неистовому и животному совокуплению, а также ко всем его вязким составляющим. Что касается женщин, то Писатель хотел бы засунуть свой пенис в зловонную плотскую дыру, обрамлённую волосами, не больше, чем в сливное отверстие на дне мусорного бака. Точно так же он не мог понять, что побуждало женщин брать в свой рот выходное отверстие мужского мочевого пузыря, чтобы позволить ему “кончить ей в рот”, не говоря уже о том, чтобы потом глотать продукт оргазма. Когда такая отвратительная мысль пришла ему в голову, он заметно вздрогнул. И сама идея приложить свой рот к отверстию, через которое женщина мочится, истекает кровью и рожает детей… ФУ!

…была очень мерзкой!

А сейчас?

Сейчас?

Со мной что-то происходит, - понял он.

Уже половина его нового пива ушла во время этих размышлений.

Я похотливее шакала, накаченного “испанской мушкой”[13]. Я же НИКОГДА не был таким? Но сейчас?

Он посмотрел на барменшу.

Рини? Прямо сейчас, если бы она хотела взять мой пенис в рот, клянусь Джорджем, она бы его получила! А если бы она захотела секса, я бы повалил её на пол и драл до потери пульса и все такое!

Да, этот поход в бар уж точно не удался. Он чувствовал себя раздосадованным, обманутым и смущенным этими вновь обретенными эмоциями, вобщем, он, как и его штаны… неловко напрягся. Пора расплатиться и вернуться к себе в номер. И кто знает? Может, я столкнусь со Сноуи. А если нет, то у меня, по крайней мере, будет возможность ещё раз полюбоваться ВЕЛИКОЛЕПНЫМИ сиськами её матери…

Он уже собрался было махнуть Рэю, чтобы тот дал ему счёт, как его коснулoсь дуновение приятного аромата, а затем и пара взволнованных рук.

- Я знала, что мой друг будет здесь! - взволновало его ухо горячее женское дыхание. - Моя мама сказала, что ты ушёл из гостиницы, и ты был похож на человека, который ищет выпивку.

Он обернулся и увидел, что Сноуи практически взбирается на него, как на тренажер в спортзале.

- Ах, Сноуи, как я рад тебя видеть! Веришь или нет, я как раз думал о тебе!

- Надеюсь, это были приятные мысли!

- Очень, - сказал он, чувствуя, как напряглась его эрекция.

Сноуи немедленно села на стул и придвинулась как можно ближе к Писателю.

Её правая рука легла на внутреннею сторону его левого колена. Писатель от нежного прикосновения чуть не кончил в штаны.

- Угостишь меня выпивкой? Просто зарплата будет только в пятницу и…

- Ни слова больше. Бери, что хочешь.

Жар её тела, ее присутствие рядом с ним и это проклятое мыло, или шампунь, или что там, чем она ещё пользовалась… Oслепительная мысль пронзила его: У меня нет другого выбора, кроме как пойти в мужской туалет и подрочить. Во имя Валгаллы, дай мне силы!

- Рэй, это мой друг ______, - сказала Сноуи бармену. - Он известный писатель!

- Черт, правда? - удивился бармен. - Хочешь хороший совет…

- На самом деле я не такой уж и известный, - поспешил добавить Писатель, но тут все его мысли замерли. - А, ладно, забудь, - oн повернулся. - Сноуи, я разве говорил тебе, что я писатель?

- Не ты, а ма. Рэй, я буду то же, что и он, - oна схватила его за рукав и притянула к себе. - Мне всегда хотелось попробовать это пиво, но оно слишком дорогое для меня!

Писатель заказал ещё пива. Куча вопросов теснилась в его голове, и он горел желанием задать их, но ему было крайне тяжело не смотреть на Сноуи. Её внушительные бёдра в джинсах, её грудь - как он полагал, без лифчика - под пурпурной блузкой. Он был уверен, что на её джинсах не было никаких линий трусиков, и всё, что он мог себе представить, это её лобковые волосы, такие же бело-жёлтые, как и волосы на её голове.

Я что, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО собираюсь пойти в туалет передёрнуть? У него не было никакого вежливого способа сказать ей, что его эрекция протекала, как кран у плохой стиральной машины, и Сноуи только усугубила ситуацию, когда сжала его колено без видимой на то причины.

Он изо всех сил пытался отвлечься из оцепенения похоти:

- Сноуи? А ты знаешь, как твоя мать узнала, что я писатель?

Когда она пожала плечами, её потрясающие груди приподнялись на несколько дюймов, а затем опустились.

- Я думала, ты ей сказал.

Писатель неопределенно кивнул.

- А ты случайно… не видела кого-нибудь похожего на меня в городе?

- Ты шутишь! Я бы упала в обморок на улице, если бы увидела парня даже вполовину такого красивого, как ты!

Да, должно быть, у неё проблемы со зрением.

Он надеялся, что не покраснел, но в одном был уверен: после того, как она произнесла эти слова, из его пениса вытекло гораздо больше семенной жидкости, предшествующей эякуляции.

- Это… э-э… очень мило с твоей стороны, Сноуи.

Она наклонилась ближе.

- Мне бы очень хотелось знать, о чем ты пишешь?

По крайней мере, его стандартный ответ отвлечёт его от тяжелой ауры сексуальности, исходящей от неё, словно дым; и весь этот ответ был основан на том, что он сформулировал, прочитав все свои романы - которые он не помнил, как писал - и его философской идеологии, которая была у него в крови.

- Я - писатель, - с нажимом произнёс он. - Я путешествую по всей стране. Мне необходимо видеть разные вещи, разных людей. Мне необходимо видеть жизнь в разных социальных слоях.

- Стратас, - сказала Сноуи.

Или это “cтратум” во множественном числе? Или нет! “Стратум” - единственное число, а ”cтратa” - множественное! Чёрт! “Стратас” - это неправильно![14]

- Я приезжаю в такие отдаленные города, потому что они на самом деле живые. Они живут своей собственной жизнью, отдельно от остального общественного мейнстрима страны. Такие города более реальны. Я - писатель, но в более эзотерическом смысле, я - провидец, потому что то, что я пишу - это переосмысление того, что я испытываю, а происходящее вокруг является необходимым опытом.

Претенциозное и, по сути, нелепое самовыражение, казалось, обворожило Сноуи. Её розовые глаза остановились на нём, и рот на её, почти неестественно, узком лице открылся; показалось, что его скучный, фальшивый интеллектуальный ответ подействовал, как любовное зелье. Это, безусловно, превратилось в самые странные несколько часов его жизни, пришло понимание Писателю в голову. Будут ли часы его пребывания в этом городке такими же странными?

Она смотрела на него так пристально, что ему показалось, будто она вот-вот наклонится и поцелует его. Писатель знал, что должен держать себя в руках. В конце концов, он был лет на тридцать старше, если не больше; к тому же, как бы это ни было приятно, если бы она поцеловала его, он несомненно испустил бы спонтанное семяизвержение в свои штаны.

Я не могу этого допустить! Мокрое пятно будет невозможно скрыть!

Он должен был вырвать её из оцепенения похоти. Ему становилось неуютно, и реднеки, заполнившие бар, вероятно, заметили это.

- О, позволь тебя спросить. Твоя мама упоминала популярного евангелиста… он тоже остановился у вас в гостинице?

Туман в её глазах рассеялся.

- Что? О, да. Он приехал немного раньше, как раз, когда я возвращалась с работы. Его зовут Пастор Томми Иг… Иг-чего-то там. У него собственное телешоу. Думаю, он богат, потому что у него шикарная чёрная машина, кажется, “Кадиллак”.

- Эй, дорогуша, Сноуи, - крикнул помощник барменa. Он всё ещё сгребал лёд в ведро для пивных бутылок.

- Привет, Милки, - сказала она, почти не обращая на него внимания. - Не работай слишком много.

- И не собираюсь, милая.

Писатель ухватился за подходящий момент:

- Он тоже твой родственник?

Наконец она пришла в себя:

- О, ты имеешь в виду, потому что мы оба альбиносы - и да, и нет. Мы все часть клана Говардов. У каждого из нас только два родственника, но это было, черт возьми, я даже не знаю, лет сто назад, - oна вздохнула и крепче сжала его колено. - Это длинная, скучная история, и я уверена, что ты не захочешь её слушать.

- О, но мне бы очень хотелось это услышать, - настаивал он, наклоняясь ближе.

- Я думаю, что это восходит к 20-м годам. Я, кстати, лучшая, кого об этом можно спросить. - казалось, она непроизвольно напрягла грудные мышцы, отчего очертания её груди стали ещё более выразительными.

Писателю захотелось громко застонать.

- Думаю, в этих краях нас человек сорок-пятьдесят, - продолжила она. - Всякий раз, когда мужчина-Говард обрюхатит девушку, рождается альбинос, и когда девушка из Говардов беременеет, то тоже рождаются альбиносы. Странно, конечно, но так было всегда с тех пор.

- В этом нет ничего необычного, - сказал Писатель. - Союз ваших прародителей в 20-х годах произвёл то, что известно, как доминантный ген. И, Сноуи, ты такой же обычный человек, как и все вокруг, и если ты не возражаешь, что я так говорю – и, если уж на то пошло, твой альбинизм делает тебя ещё красивее, - после чего в его голове зазвенела дурацкая тревога.

Что я только что сказал? Она же подумает, что я кадрюсь к ней! Она наверняка подумает, что я пытаюсь склеить её этими банальными комплиментами! Он уже хотел извиниться, но…

Она склонила голову, вытирая слезы.

- Это… это самое приятное, что мне когда-либо говорили…

Писатель был удивлён её ответом. Он взял ее руку на колени и сказал:

- Сноуи, не плачь, я только…

Но затем она выпрямилась, шмыгнула носом и вытерла глаза.

- Ты просто самый милый мужчина, - и теперь она наклонилась, было понятно, что она его поцелует…

Но…

…когда ее губы оказались в дюйме от его губ, этот жест был прерван, как топором через ламповый шнур, ревущей жизнерадостной, шумной мелодией. У Сноуи зазвонил телефон.

- Бляяяядь! - в ее голосе прозвучало явное неудовольствие. - Черт, это Дон[15]. Прости, но я должна ответить.

- О, пожалуйста, не обращай на меня внимание.

Хоть Писатель и был польщен ее попыткой поцеловать его, но его также заинтересовал и её рингтон. Он поморщился, ломая голову. Что это была за мелодия? Он знал, что слышал её миллион раз, но сейчас совершенно не мог вспомнить. Эта несущественная вещь его сейчас очень сильно раздражала. Одна половина его мозга боролась за название мелодии, другая за то, чтобы незаметно подслушать разговор Сноуи с этим/этой Дон…

-...чёрт, Дон, я занята, я с другом, чёрт возьми, и я не хочу уходить. Что? Когда? Пару минут назад? О, дерьмо! Это была скорая помощь округа? Ты шутишь? Я даже не знала, что в Люнтвилле есть скорая! Они никогда не доставляли их раньше, не так ли?

Скорая помощь? Любопытство Писателя разгорелось не на шутку, но другая половина его мозга продолжала вычислять мелодию звонка. Она же вертится у меня на языке! Что это за мелодия?

- Но, Дон, я же говорила тебе НА ПРОШЛОЙ НЕДЕЛЕ, мы не можем сейчас, потому что Додика здесь нет. Я ЖЕ ГОВОРИЛA ТЕБЕ!

Мозг Писателя на мгновение отвлёкся, чтобы подумать:

Додика…?

- Он повёл сыновей на бойскаутскую вечеринку в “Национальный Парк Буна”. Чёрт, девочка, ты что, не слушаешь, что я тебе говорю! У нас никого нет для… для… ну ты поняла…

К чему бы ни относились эти загадочные комментарии, Писатель не мог себе представить, да и ему было все равно. Сейчас он боялся, что никогда не уснёт, если не вспомнит этот чертов рингтон.

- Ты этого не знаешь. Всё, что тебе нужно сделать, это сказать Оги, чтобы он не приходил до следующей недели…

Пауза, на другом конце кто-то что-то бормотал. Потом снова замолчал, словно размышляя. Тем временем Писатель продолжал размышлять над этой чертовой мелодией. Затем, как стрела из арбалета, его поразило озарение…

“Семейка Монстров”![16] - oбрадовался он. - Эта тема из "Семейки Монстров"!

- Хорошо, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы это произошло. Скоро увидимся, - и она повесила трубку.

- Сноуи, - выпалил он. - Откуда ты знаешь “Семейку Монстров”? Ты слишком молода, чтобы их знать.

Она искоса взглянула на него.

- Что? А, мой звонок. Да, я люблю “Семейку Монстров”. Мы с ма всё время смотрим их по кабельному. На самом деле это моё любимое шоу.

- Как интересно!

Она наклонилась и снова сжала его руку.

- Мне нужно в дамскую комнату, а потом я должна буду попросить тебя кое о чем, хорошо? В этом нет ничего особенного, и это понравится тебе, поверь мне.

Она соскочила со стула и направилась в туалет.

Её просьба сбила его с толку. Он думал об этой дурацкой, замечательной теме из "Семейки Монстров". Эта песня наполнила его самыми приятными воспоминаниями: он смотрел «Мюнстеров» каждую неделю в подростковом возрасте, а также другие замечательные шоу, такие как «Семейка Адамс», «Гиллиганов», «Крысиный патруль», и умолял родителей позволить ему допоздна посмотреть телевизор. Какие это были чудесные времена!

Затем он уставился в пространство, и возникло ощущение, будто шар пробивает стеклянный дом…

Хвала великому Зевсу! Я только что вспомнил кое-что конкретное и подробное о своём детстве! Телешоу по чёрно-белому телевизору, а потом у нас появился большой цветной RCA, когда папа получил повышение на работе! Дом в Боуи, «Форд Фэрлейн» на подъездной дорожке!

Несомненно, это было началом ручейка, который в конечном счете приведёт к полному восстановлению его памяти…

Но что сказала Сноуи? Она хочет, чтобы я что-то сделал? Что бы это могло быть?

В этот момент она вернулась с напряженным выражением на её узком лице.

- Сноуи, мне очень любопытно. О чём ты хотела меня попросить?

Она села рядом и заерзала:

- Просто хочу, чтобы ты пошёл со мной к моей подруге Дон.

Просьба выглядела достаточно безобидной.

- Понятно, потому что ты предпочитаешь не ходить ночью одна…

- Нет, дело не в этом. Просто… Просто поверь мне.

- Конечно, я с удовольствием сопровожу тебя куда угодно, но есть ли у меня возможность выпить ещё одно пиво?

- Нет. Понимаешь… Просто доверься мне. Нам пора идти.

- Понимаю. - Но после стольких часов в автобусе, разве он не слишком устал для долгой прогулки? - Далеко живёт Дон?

- Э-э-э, ну мы не пойдём к ней домой, мы пойдём к ней на работу, это всего в пяти минутах пешком.

Писатель согласно кивнул.

- А где она работает?

Её эпохальные груди выделялись в необузданном великолепии. Она вздохнула.

- Дон работает в похоронном бюро Люнтвилля…

Как бы ему ни нравилось проводить с ней время, происходящее начало приобретать оттенок странности, который начинал беспокоить его.

- Ну... что именно ты хочешь?

- Пожалуйста, пойдём со мной! - взмолилась она. - Я же говорю тебе, там кое-что будет для тебя. Ты же хочешь узнать, что именно?

- Да, конечно.

Она прошептала ему на ухо:

- Дон и я, мы сделаем тебе двойной минет. Мы обе будем сосать твой член так сильно, что у тебя глаза вылезут из орбит…

Здравый смысл рассыпался прахом. Всё это было неправильно, но Писатель повернулся, поднял палец вверх.

- Сэр? Рэй, можно вас? Боюсь, мне придётся побеспокоить вас насчёт моего счёта.

Реднек в дурацкой шляпе кивнул.

- Сейчас…

- Рэй? А не могли бы вы продать мне упаковку пива с собой, пожалуйста?

Рэй остановился на месте, вытаращил глаза и подошёл так быстро, что это было даже агрессивно.

- Чего, бля, мистер? Хочешь, чтобы я продал тебе алкоголь на вынос, когда у тебя нет специального пакета? Это противозаконно, приятель!

- О, мне ужасно жаль, я не знал…

Рэй хлопнул ладонью по стойке.

- Я просто шучу, мистер! Сейчас принесу твою упаковку!

Ух ты, - подумал Писатель. - Думаю, мне не хватает чувства юмора…

Он расплатился наличными, оставил смехотворные $50 чаевых и поднялся со стула.

- Спасибо, Рэй. Уверен, мы скоро встретимся снова.

Лицо бармена исказилось кривой улыбкой.

- Спасибо, мистер. За тридцать с лишним лет работы в баре я ни разу не получал чаевых в пятьдесят баксов.

- Скажите, пожалуйста, - продолжил Писатель, - вы упомянули, что недавно сюда приходил человек, похожий на меня в молодости…

- И сбежал, не заплатив, после того, как выпил кучу нашего лучшего односолодового виски, ублюдок крысиный. Надеюсь, я никогда не увижу его рожу снова.

Писатель не знал, как сформулировать мысль, и не мог понять, зачем он вообще спрашивает, но всё же спросил:

- Мне просто любопытно, понимаете? Но... на какую сумму был его счет?

- Ты можешь в это поверить? - cказал Рэй. - $126!


* * *

Совпадение, - убеждал он себя. - Что ещё это может быть? Ну и что? Мой счёт в баре двадцатилетний давности был таким же, как у парня, который похож на меня? Бессмыслица какая-то. Он размышлял об этом, идя рядом со Сноуи по главной улице, подальше от центра города. Вдоль дороги тянулись ещё несколько магазинов: редкие уличные фонари, казалось, потемнели, единственная хоть какая-то активность на улице была чуть впереди у закусочной “Венди”. Это то место, где делают квадратные бургеры? Почему не треугольные? Почему не трапецивидные? Странное дежа-вю снова заставило волосы на его шее встать дыбом. Несмотря на то, что его вёл совершенно незнакомый человек в незнакомом городе, в похоронное бюро около полуночи (потенциальное обстоятельство для опасности), Писатель чувствовал себя бодрым и удовлетворённым, непохожим ни на что, что он когда-либо чувствовал до этого.

“Семейка Монстров”! - задумался он. Мелодия звонка Сноу пробудила его первое воспоминание о детстве. Для него это было потрясающее событие, и он мог только подозревать, что это была верхушка айсберга. Больше воспоминаний, без сомнений, уже были в пути. Сочетание мелочей, таких как мелодия звонка, плюс эта среда, без сомнения, были катализатором… доктор Оффенбах была права!

Только теперь он понял, что Сноуи держит его за руку, пока они шли по темной улице. Она обещала непристойную награду за это путешествие, не так ли? Оральный секс от двух женщин! Но не слишком ли он воспитан, чтобы принять её предложение? Во имя Вашингтона Ирвинга, надеюсь, что нет! Дальнейшее описание его нынешнего сексуального возбуждения здесь не нужно.

- Так мы собираемся встретиться с твоей подругой Донной?

- C Дон, - поправила она.

- C Дон, конечно… в похоронном бюро? Я правильно понял?

- Да, я знаю, что это звучит странно, но…- oна сжала его руку и улыбнулась в свете уличного фонаря. - Поверь мне, лучше я всё объясню, когда мы доберёмся до места. Ты окажешь нам огромную услугу!

Ага, несомненно. Какую же это такую огромную услугу я могу оказать, посетив ПОХОРОННОЕ БЮРО?

Дальнейшие рассуждения начали раздражать его. Неужели она втянула его в этот неприличный поход с какой-то другой целью? Неужели в конце их пути их поджидают какие-то злодеи, жаждущие ограбить «Богатенького Писаку»? - или ещё какой-то другой, но не менее радужный вариант? Это были разумные предположения… и всё же он шёл, держась за руки, таща в другой большую упаковку пива. Следующий фонарь отбрасывал их тени на асфальт. Какие ОГРОМНЫЕ груди, - отметил он, увидев её силуэт, как раз, когда они проходили под ним.

Во всех окнах горели тусклые желтоватые огоньки, а на подъездной дорожке показался длинный чёрный “Кадиллак”.

- А вот и пастор Томми, - заметила она. - Ма любит, когда он остаётся здесь, потому что она к нему неровно дышит. Он красивый мужик. И богатый! - присвистнула Сноуи.

Очень интересный состав персонажей, - размышлял Писатель. Это наблюдение внезапно зажгло его творческий запал. - Я могу описать этот город и этих людей! Настоящий Пейтон-Плэйс[17] Южного белого отребья!

Неужели именно этим он занимался, когда писал первую страницу много лет назад?

Эти мысли последовали за ним, когда в следующем ряду закрытых магазинов появилась брешь, открывая участок, покрытый гравием, камнями, сорняками и множеством пустых пивных бутылок. И…

Он остановился, прищурившись.

- Там припаркована машина? - eго сердце екнуло, когда ему показалось, что он увидел толстую мужскую фигуру, стоявшую рядом с машиной.

Нет, просто свет так упал.

Там никого не было, только деревья да тени.

- Ага, - сказала она и повернулась к нему. - Пойдём, я покажу тебе. Это просто старая развалюха, она стоит здесь уже почти двадцать лет. Раз уж ты писатель, то, может быть, тебе будет интересно послушать местные легенды.

- Конечно! - пришёл в восторг Писатель. - Эта машина имеет отношение к такой легенде?

- Ага. Говорят, это была самая быстрая машина в округе. Она "рвала" на трассе все машины преследования полиции штата и АТО[18]. На ней перевозили незаконный алкоголь в “сухие”[19] штаты, - oна подвела его прямо к ржавому двухместному автомобилю с откидным верхом и длинной задней дверью, как у пикапа. - Тачка принадлежала засранцу по имени Дикки Кодилл; не самый приятный был тип. Он тусовался с ещё более неприятным парнем по имени Трит Боллз Коннер. Они ездили в основном в графства Кентукки, и никогда не попадались. Но они также насиловали и убивали девушек и парней, как я слышала, просто для развлечения.

Пара социопатов, - решил писатель. - Сродни Лукасу и Тулу[20], Бьянки и Буoно.[21]

- И что же стало с мистером Кодиллом и мистером Коннером?

- Сдохли, оба в одну ночь. Говорят, ужасной смертью, там, где раньше была старая католическая часовня. Tеперь там развалины.

- Часовня? - cпросил Писатель. - Католическая? Учитывая местное население, я бы предположил, что здесь одни протестанты.

- А, я ничего об этом не знаю, - сказала она. - Но то была не простая часовня, то была больница для умирающих священников и монахинь. Это место всегда называют старым аббатством, потому что оно, вроде как, им было много лет назад.

Католическое аббатство, - подумал писатель. - Любопытно. Теперь он смотрел на машину, стоявшую на прогнивших шинах, некогда прекрасная отделка салона обветшала с годами и непогодой. Он сразу узнал марку и модель.

- Шевроле “Эль Камино” 1969 года, - сказал он.

- Ух ты! Ты разбираешься в старых машинах? - cпросила Сноуи.

Он задумался над её вопросом.

- Вообще-то нет, я абсолютно ничего не знаю о машинах, и никогда ими не интересовался, - oн почесал бороду. - Странно, что я сразу узнал эту…

Было ли это ещё одним скрытым воспоминанием, просочившимся в его памяти. Может, я видел эту машину, когда был здесь в начале 90-х…

Вот оно что!

- Люди редко заходят сюда, и даже не хотят её отбуксировать, - продолжала она. – Говорят, иногда здесь можно увидеть призрак Дикки, который сидит в ней; я понимаю, что это звучит, как куча лошадиных лепёшек, но я сама лично видела его несколько раз…

Писатель обнаружил, что его очень интересуют подобные вещи.

- Ничего себе! Можешь его описать?

- Толстый парень с короткой стрижкой, с немного пухлым лицом. Он всегда потирает промежность, как в тот раз, когда я видела его ещё живым, я тогда была маленькой. Трёт себя он, в общем там, и усмехается с похотливым взглядом.

Неподдельный интерес Писателя продолжал возрастать. Фигура, которую, как ему показалось, он видел, действительно соответствовала этому описанию. Только разве что без потирания промежности.

Хм. Или нет?

- Говорят, что любой, кто отбуксирует эту машину, будет проклят вместе со всей своей семьёй. И есть ещё одна легенда…

- Да? И какая же? - нетерпеливо спросил Писатель.

Сноуи выглядела все более встревоженной, и Писатель подумал, что, возможно, этот Дикки Кодилл изнасиловал или приставал к ней в детстве.

- С другой стороны, Сноуи, я вижу, что тебя это беспокоит, так что можешь мне больше ничего не рассказывать.

- Ну ладно, - cказала она. - Вообще-то мне очень хочется убраться отсюда, - затем она взяла его за руку и повела обратно на улицу. - Расскажу в другой раз.

Писателю нравилось быть в напряжении, потому что это заставляло его изобретать собственные догадки. Я здесь всего несколько часов, а у меня уже избыток материала для книги!

Появился ещё один ряд темных магазинов, ещё более пустынных, поскольку последние уличные фонари остались позади. В одном из окон мелькнул слабый отблеск света, и когда он поднял голову, то смог разглядеть трубу. Крематорий, - понял он. - Это, должно быть, было то самое место. На входной калитке буквы, как те, что высечены на могильном камне, гласили:

ВИНТЕР-ДЭЙМОН

ПОХОРОННОЕ БЮРО

Писатель удивился своему отсутствию колебаний.

Странно, что у Сноуи был ключ от входной двери заведения, которым она открыла дверь здания, но…

- Чёрт, я чувствую себя плохо, потому что не рассказала остальную часть истории. Я имею в виду, ты - писатель и всё такое, ты, наверно, злишься, когда кто-то начинает рассказывать историю, и потом не рассказывает её до конца…

- Ты имеешь в виду легенду о машине Дикки Кодилла? Как я уже сказал, пожалуйста, не рассказывай ничего, что может тебя расстроить, - но, по правде говоря, Писателю хотелось узнать всё до мельчайших подробностей.

- Я расскажу тебе эту часть позже, я имею в виду Дикки и Боллза, и то, как они умерли.

- Да, точно, ты упомянула, что они оба были убиты в каком-то аббатстве.

- Да, видишь ли, в наши дни люди говорят, что какие-то копы из АТО пришили их в лесу, или это сделал сам Клайд Нэйл, самый крупный производитель незаконного самогона в наших краях.

- И то, и другое кажется вполне правдоподобным, - однако по её выражению лица и позе, в которой она стояла, Писатель почувствовал нечто иное.

- Как Дикки и Боллз на самом деле были убиты, cпросишь ты? Они были в лесу и, в общем, их убило чудовище, оно разорвало их обоих на части голыми руками. Вырвалo позвоночник прям у Дикки из задницы.

- Ага, чудовище, значит, - повторил Писатель.

Сноуи улыбнулась.

- О, ты, наверно, думаешь, что я просто пытаюсь тебя обмануть.

- Нет, вовсе нет. Я свято верю, что неверие в то, чего никогда не видел – это принцип дурака.

Она сексуально вильнула бёдрами.

- Позволь мне сказать, что я знаю, что это правда.

- Ты хочешь сказать, что сама видела это чудовище? - парировал Писатель, стараясь сохранить при этом проницательность, которая не предполагала насмешек.

- Клянусь могилой моего бедного папочки, - сказала она. Теперь она выглядела странно взволнованной. - Тогда, само собой, я его не видела, но потом видела, причём несколько раз, - eё глаза сузились, как осколки стекла, и она снова улыбнулась. - И ты тоже его увидишь.

- Что? - Писатель уже не знал, как это воспринимать. Это было бессмысленно. - Ты хочешь сказать, что я увижу монстра, который убил Дикки и Боллза много лет назад?

- Угу. О, не волнуйся, он мёртв, и он…- oна ткнула указательным пальцем, указывая на похоронное бюро. - Он там. И ты увидишь его, но сначала ты должен кое-что сделать для меня и Дон.

Писатель нахмурился.

- И что же именно я должен сделать?

- Мы тебе скажем, но сначала ты должен согласиться. Иначе я не смогу тебя впустить.

Она улыбнулась Писателю, в то время как он смотрел на неё, возможно, целую минуту.

Это уже был перебор и гипотетически очень опасно. За этой дверью могло поджидать что угодно, и это точно не будет какой-нибудь «монстр», а, скорей всего, кто-нибудь с ружьём наперевес. Он уже собирался отказаться от этой затеи, но Сноуи продолжила рассказывать:

- Чудовище умерло где-то в… я не уверена, в 96-м или 97-м, и его тело хранится здесь с тех пор.

Писатель продолжал пристально смотреть.

- И у него даже было имя, представляешь! Люди в нашем городе называли его Толстолобом, - закончила она.

Ментальное воздействие этого имени потрясло его, как быстрая езда по незамеченным железнодорожным путям. И он не только видел его нацарапанным в автобусе, но теперь был жутко уверен, что видел его и в другом месте.

По спине у него пробежал волнующий холодок.

- Договорились, - сказал он.

Сноуи открыла большую, обшитую панелями дверь, петли которой эффектно заскрипели.

Писатель последовал за ней.


* * *

Даже такой “блестящий” мозг, как у Писателя, терял способность обрабатывать данные, рассуждения и наблюдения, которые ему навязывали с тех пор, как он сошёл с автобуса. Бестелесный голос, с абсурдным намёком на липких червей, говорил в его голове о загадочной надписи в автобусе, рассказывающей о “Толстолобе”, который, как выяснилось, убил психопата и владельца “Эль Камино” 1969 года, которую Писатель только что видел и которая, несомненно, была ему знакома; очевидно, целый клан альбиносов, все с теми же чертами лица, что и на тревожно знакомых эскизных портретах, расположенных в старом отеле, в котором он остановился сегодня вечером и явно зарегистрировался более двадцати лет назад, но не помнил; медленное просачивание того, что могло быть только подлинными воспоминаниями, давно забытыми (включая "Семейку Монстров"!); человек, похожий на него, который сбежал из бара, не заплатив ту же сумму, которую сам Писатель заплатил в начале 90-х годов, и…

И…

Теперь я иду за секс-бомбой альбиносом, которую только что встретил, в ПОХОРОННОЕ БЮРО, ночью, потому что она сказала мне, что я увижу тело этого… Толстолоба, МОНСТРА, но только после того, как Я СДЕЛАЮ что-то, о чём она отказалась говорить.

Тем не менее он пошёл за ней.

Он переступил порог, огромная дверь закрылась за ним и закрылась на замок. Он молча следовал за ней, широко раскрыв глаза. Под налётом старости, выцветших красок и разрозненного упадка сохранились остатки былого величия; общая обстановка и атмосфера старомодного похоронного бюро, построенного примерно в 1900 году. Антикварная мебель, степенные, хоть и закопченные, обои, настольные лампы на латунных ножках с цветными абажурами. Справа поднималась покрытая ковром лестница, слева была гостиная, освещённая скромным желтым светом настольной лампы; Писатель заметил закрытый гроб.

Там кто-то есть?

Сноуи провела его по тихому вестибюлю вдоль стены, на которой висели старые фотографии угрюмых, усатых мужчин в высоких воротничках и галстуках-бабочках, все они были в деревянных овальных рамках. Единственное, что отвлекало его от всего этого завораживающего убранства, была чувственная фигура задницы Сноуи, идущей прямо перед ним, и случайные взгляды на её грудь.

- Откуда, - начал Писатель, - у тебя есть ключ от этого места? Ты работаешь здесь тоже?

- Я… что-то вроде того. Если быть точнее, то я не работаю здесь, а просто помогаю Дон… С некоторыми делами…

Данное заявление совершенно не пролило свет на происходящее. Но у Писателя было такое чувство, что он скоро узнает все ответы на интересующие его вопросы…

Сноуи открыла ещё одну дверь, на которой была табличка ВХОД ВАСПРИЩЁН, и Писатель, естественно, поморщился. Они неправильно написали ”воспрещён”! Следующая, более тяжелая дверь закрылась за ними, и звук, с которым Сноуи снова ее заперла, эхом отозвался в большом, обнесенном твердыми стенами помещении. Они стояли в темноте, но впереди горел яркий свет над столом, на котором лежала фигура, накрытая простыней.

«Corpus delicti»[22], - подумал Писатель. Но, естественно, это был не монстр Толстолоб. Фигура под простыней казалась худой, хрупкой, не более пяти футов ростом. Вряд ли это было ее чудище.

Но действительно ли Писатель ожидал увидеть там чудовище?

Дверь за столом с грохотом распахнулась, к ним приблизилась фигура, но как только за ней появился свет, она превратилась в силуэт.

- Слава Богу, ты принес пиво!

- Привет, Дон, - поздоровалась Сноуи. - Как поживает мой любимый лизун?

- Понятия не имею. Если бы твой отец был здесь, могла бы сама его спросить.

- Да, но вчера вечером, когда я отсасывала у твоего отца, он сказал, что я делаю это гораздо лучше тебя!

- Ну, в последний раз твой отец сказал мне то же самое, когда я надевала на него подгузник и трахала его в задницу двухфутовым[23] кабачком, а ещё он добавил, что ебал тебя в рот ещё до того, как ты вылезла из материнской письки. И он делал это по три раза на день, пока тебе не исполнилось пять. Он сказал, что будет проклят, если потратит хоть пени на детское питание для такого уродливого ребёнка, как ты. «Моя сперма достаточно питательна для неё,» - сказал он.

Сноуи возразила:

- Да? А как насчёт того, чтобы засунуть всю эту пивную упаковку в твою грязную “киску”? Мы обе знаем, что она достаточно вместительна.

- Да? - продолжила Дон. - А как ты смотришь на то, чтобы я засунула ногу тебе в манду так глубоко, чтобы ты почувствовала вкус моего лака для ногтей!

- Какую ногу? Настоящую или протез?

- И ту, и другую, и это будет твой лучший перепих с того раза, как ты ходила в собачий приют.

- Ах вот как? Что ж…

- Леди! Дамы! - вмешался Писатель, потому что с него было довольно. - Я думал, вы подруги! Ради Элизиума, вы говорите, как злейшие враги!

Но теперь они обнимались.

- Да мы просто так шутим друг с другом. Дон - моя лучшая подруга во всём мире, - сказала Сноуи и затем добавила: - Дон, это ______ __, он остановился у нас в гостинице.

Дон пожала ему руку, всё ещё находясь в темноте.

- Привет, и спасибо за пиво.

- Не за что…

- Tы, должно быть, тот знаменитый писатель, о котором я слышала?

Писатель поник:

- Очевидно, хотя я не понимаю, как вообще кто-то узнал о моём приезде.

- Сноуи, открой три бутылки пива, остальные убери в холодильник и побыстрее.

У Сноуи отвисла челюсть.

- Что ты себе позволяешь, сучка! То, что ты была в армии, не значит, что можешь мной командовать.

- Могу, чёрт возьми, ты - необразованная деревенщина. Мне очень жаль. Tак что поторопись, пожалуйста.

- Так-то лучше, - буркнула Сноуи и вышла в дверь с упаковкой пива.

Дон подвела Писателя к столу, над которым горел яркий свет. На вид ей было лет тридцать, ростом пять футов два или три дюйма[24], общие формы у неё были пышные, как сказали бы местные - «есть мясо на костях». На ней были надеты камуфлированные армейские брюки и армейская футболка, защитного цвета, и притом грудь у неё была ничем не хуже, чем у Сноуи. Темные волосы были собраны в пучок на затылке.

При ходьбе она заметно хромала, Писатель вспомнил замечание Сноуи о протезе.

- Итак, - сказала Дон, - ты вместо Додика?

Писатель не понял, что она имеет в виду

- Я, гм…

- Мы со Сноуи сделаем большую часть грязной работы, тебе просто нужно будет "зажечь", если ты понимаешь, о чём я. И это нелегко, особенно если это твой первый раз. Но, не волнуйся, мы тебе поможем, а потом трахнем. Ну, а остальное - как по маслу. И со всего этого - $50 тебе.

Слова, которые она произнесла, с таким же успехом могли принадлежать старому гэльскому языку. Писатель мог только открыть рот, но не мог произнести ни слова.

Лицо Дон напряглось.

- Сноуи сказала же тебе, да? Ты ведь знаешь, что всё это значит?

- Если быть точным, - выдавил Писатель, - то нет. Но я начинаю подозревать кое-что… расстраивающее. Сноуи только сказала, что ей нужно срочно что-то сделать, но не сказала, что именно.

Лицо Дон покраснело.

- Черт бы ее побрал, - пробормотала она и завопила: - Сноуи!

- Иду, - послышался беспечный голос Сноуи, когда она вошла с тремя открытыми бутылками пива.

Она спокойно улыбнулась, передавая каждому по бутылке.

- Лапочка? - cпросила Дон. - Ты сказала своему другу, что он должен сделать?

- Ну да, - сказала Сноуи. – То есть нет.

Дон выпятила нижнюю губу и выпучила глаза.

- Да! Но нет! Ты вообще слышала, что ты сказала?

- Я не сказала ему об этом, потому что так будет лучше для тебя.

- Ну ты и дебилка, розовоглазый кролик с сиськами; у тебя, похоже, сперма вместо мозгов! Зачем ты привела его сюда, если он не сказал, что сделает это!

- Ну, ну, он сказал, что сделает это… ведь так!

Писатель поднял палец в знак заступничества.

- Если позволите, я добавлю. Да, я согласился сделать то, что ты хочешь, чтобы я сделал, чтобы меня впустили внутрь, но ты не уточнила, что именно от меня потребуется. И, насколько я помню, было одно или два условия.

- Какие ещё условия! - pявкнула Дон.

- Ну, во-первых, мне обещали… Чёрт, это как-то неправильно для утонченного учёного Лиги Плюща говорить такие вещи в присутствии женщин…

- Что? - требовала ответа Дон.

- Двойной отсос, - ответила Сноуи.

- И это всё? Тю, да без проблем, но…- Дон сделала паузу, пристально смотря на Писателя. - Это ещё не всё, не так ли?

- Нет, совершенно определенно нет, - ответил Писатель. - Сноуи также сказала мне, что мне покажут то, что, как я понимаю, сохранившийся труп какого-то монстра. Существa, известного как Толстолоб.

- ТЫ ЕМУ ЭТО СКАЗАЛА? - голос Дон прогремел так громко, что белоснежные волосы Сноуи вздыбились. - Ты что, блядь! Когда СРАЛА в последний раз, высрала свои МОЗГИ?

- Хватит орать! - закричала в ответ Сноуи. - Ему можно доверять. Он мой хороший друг.

- Хороший друг? - Дон, прихрамывая, подошла к Сноуи и ткнула её пальцем в грудь. - И как давно ты знаешь своего хорошего друга?

Tа демонстративно пожала плечами.

- По крайней мере часа два, а может, и три.

- Ты что, ебанутая? Ты мне все запорола! Почему я должна…

- Уймись уже, калека!

Две “лучшиe подруги” бросились в атаку, и то, что последовало, можно описать только как дикую драку реднеков. Они обе рухнули на бетонный пол, сыпя проклятиями и оскорблениями. Писатель почти видел, как над ними расцветают надписи из комиксов про Бэтмена и Робина: БАХ! БУХ! ХРЯСЬ! Каким бы интересным ни было это зрелище, устоять перед такой возможностью было невозможно; Писатель мог бы просто уйти отсюда, и они бы даже не заметили бы этого. Как я полагаю, идиома гласила: «Пришло время мне покинуть эту подставу», - и он пошёл к двери, повернул ручку, но…

Дверь оказалась запертой!

Он вздохнул и вернулся к драке, где Дон изо всех сил старалась удержать клацающие зубы Сноуи от своего лица. Потом она технично изловчилась и…

- Ааааа! Пидараска! - взревела Сноуи.

Дон укусила ee прямо за грудь.

- Иди нахуй, сука! - вопила Сноуи. - Я заебашу тебя!

- Единственное, что ты можешь заебашить, так это тараканов в своей башке!

Сноуи ответила на это замечание сильным ударом лба в нос подруги, та завыла, прижав руки к лицу. Сноуи рассмеялась, обхватила ногами правую ногу Дон и начала дергать её за лодыжку.

- Ах ты, ебанная шлюха! - вопила Дон.

- Сегодня ты попрыгаешь домой, милая!

Правая штанина Дон была задрана до колена, открывая металлический стержень с ботинком на конце протеза, её настоящая нога заканчивалась на несколько дюймов ниже колена. Сноуи, с выражением лица дебилки, пыталась отсоединить протез.

Правда, у Писателя было очень мало воспоминаний, но он был уверен, что никогда в жизни не видел ничего столь весёлого и абсурдного: альбинecса с большой грудью, пытающаяся оторвать искусственную ногу у дамочки с такой же большой грудью, и всё это на полу в морге.

Он поставил пиво, которое даже не успел пригубить, потянул Сноуи за волосы и крикнул:

- Дамы! Остановитесь прямо сейчас! Это – маниакально, и не для двух взрослых, тем более двух подруг! Ради Бога, в мире и так достаточно сражений. Вам, девочки, должно быть стыдно!

Обе женщины надулись друг друга.

- Извинитесь, вы обе, - потребовал Писатель с властью в голосе.

- Ну, бля…- сказала Сноуи. - Прости, что назвала тебя калекой.

Дон сглотнула.

- Мне жаль, что я укусила тебя за сиську, и сказала, что твоя морда может остановить танк М1 без тормозов.

Сноуи задумалась

- Но… ты этого не говорила.

- Я как раз собиралась.

Обе девушки разразились смехом и через несколько мгновений уже обнимались и целовались.

Неужели все женщины такие? - задумался Писатель.

- Отлично. Теперь, когда конфликт исчерпан, нам нужно вернуться к делу.

- А, да… Tочно, - cказала Сноуи.

Они с Дон одновременно посмотрели на стол.

- Просто выпустите меня отсюда, чтобы я мог вернуться в отель и поспать, - сказал Писатель, забирая своё пиво. – Что бы вам от меня ни было нужно, боюсь, вам придётся делать это без меня.

- Вот, здесь как раз-таки небольшая проблемка, - начала Дон. - У нас со Сноуи неприятности, и если ты не поможешь нам, то нам со Сноуи придётся свалить из города прямо сейчас.

Писатель был сбит с толку.

- С какой стати вам это делать?

- Потому что если останемся, то, скорее всего, к утру обе будем мертвы…

Писатель сделал большой глоток пива и выдохнул.

- Что-то я не пойму, почему вы умрёте?

- Нет времени объяснять! Всё, что тебе нужно сделать, так это…- oна повернулась, схватила простыню и смахнула её со стола.

Неудивительно, что под ней лежал труп. Взгляд Писателя замер на нем. Покойник был женщиной, при этом весьма привлекательной. У неё были длинные гладкие ноги, полные груди, нежный розовый лобок, окаймленный светлыми волосками.

- Видишь? - cказала Сноуи. - Она неплохо выглядит, а? Просто… не смотри на её лицо.

Но Писатель посмотрел, ее лицо превратилось в обугленную, потрескавшуюся маску. Оно было сожженным. Как и ее волосы.

- Сноуи, это та женщина, которую те четверо братьев изнасиловали и подожгли возле магазина!

Сноуи закатила глаза.

- Да, это она. Но, как я уже сказала, она получила по заслугам. Ненавижу нарколыг.

Писатель перевёл взгляд на Дон, словно умоляя её.

- Я выложу всё чёрным по белому, мистер. Нам нужно, чтобы ты трахнул эту дохлую телку. Сейчас. А мы снимем это на видео.

Писатель мог только смотреть, это единственное казалось разумным.

Потом Дон сказала странную вещь.

- Эй, Сноуи, ты…

- У-гу, - очень медленно ответила Сноуи.

- Ты просто гений! - a потом они снова обнялись и поцеловались.

Между тем тяжесть этого возмутительного обстоятельства начала сказываться… сознание Писателя померкло, и в то же время он почувствовал себя очень, очень хорошо. Он провёл рукой по промежности и заметил, что его член становился эрегированным.

Вау!

Ему и в голову не приходило, что его накачали наркотиками, пока обе женщины не оказались рядом с ним, медленно опуская его на пол.

- Смотри, чтобы он не “упал”, - предупредила Дон, - мы же не хотим, чтобы бедняга двинулся головой…

Писатель смотрел в потолок широко раскрытыми глазами и находил это интригующим. Обе женщины снова были на ногах. Они смотрели на него сверху вниз, как две плакальщицы, смотрящие в могилу.

Затем Дон сказала:

- Cними с него штаны. Я принесу камеру…

Сознание Писателя счастливо уплыло во тьму.


* * *

Он бесцельно бродил по густому лесу и сразу же вспомнил о Роберте Фросте[25]. Что это за лес? Кажется, я знаю…- его шаги несли его по ковру из веток, листьев и мусора, при том совершенно беззвучно, и тогда он понял, что не было никакого звука вообще, нигде. Как такое могло случиться?

Ну конечно, это был сон.

И он пошёл дальше в этом приятном и совершенно безмолвном забвении. Ему пришло в голову, что ни одно дерево в этом лесу никогда не ощущало лезвия топора, и ни один человек ещё не вступал в это пространство. Затем он подумал о Генри Дэвиде Торо[26], живущем на земле Ральфа Уолдо Эмерсона и пишущем “У Уолденскoго прудa”. Какая роскошь в истинном трансцендентализме! Писатель задумался: а нет ли другого названия? ”Жизнь в лесу”? О, как Писатель принял бы такую жизнь… без людей. Никаких машин. Никакого лицемерия и… и… и…

Никаких мобильников!


* * *

Но тут утешительные размышления прекратились, потому что внезапно раздался звук, а вместе с ним и сильный аромат.

Звук: размеренные, неторопливые шаги, явно человеческие.

Aромат: мускус человеческой женщины.

Писатель облокотился на дерево, вдруг его охватила дрожь, потом у него перехватило дыхание. И он почувствовал неимоверный ужас… Похоже, оно собирается пройти мимо меня, - но тут у него перехватило дыхание. Почему он инстинктивно подумал "оно", а не "она"?

И откуда такой ужас?

Шаги становились всё громче, раздражающий хруст по лесной почве приближался. Писатель боялся, что его зубы могут сильно громко стучать, или как в рассказе По, что его сердцебиение может быть достаточно громким, чтобы быть услышанным…

Незнакомка, как и ожидалось, прошла мимо него, но - хвала небесам! - oна его не заметила. Но почему он её так боится?

Один взгляд на неё убедил его, что его страх был более чем обоснован: она была обнажена, у неё были длинные стройные ноги, пышные ягодицы, тело - настоящее произведение искусства, но в каждой руке она держала по оторванной голове, в то время как её собственная голова была не человеческой, а рогатой… у неё была голова быка…

Существо мгновенно исчезло среди деревьев. Как Минотавр в сказке о Тесее, спасающем Аттику, только это была женщина. Не Mинотавр.

А Минотавра…

Новые шаги пригвоздили его к дереву; они были более быстрыми и неуклюжими. Будет ли это самец, преследующей свою невесту? - подумал Писатель.

Но нет, не будет.

Несмотря на весь ужас, Писатель зажал рот рукой, чтобы не рассмеяться. На этот раз мимо него прошёл гигантский пенис на двух слоновьих ногах. Большой кусок плоти и два яйца размером с баскетбольный мяч болтались из стороны в сторону, когда он проходил мимо.

Писатель вздохнул. Когда снова послышался шорох, на этот раз он не испугался. Приближался ещё один лесной зверь, и у Писателя возникло чувство, что он будет не страшный, а смешной.

И он был таким.

Писатель нахмурился и покачал головой, когда мимо него пропрыгал кролик цвета ирисок. Он был размером с сенбернара.

Я бы сказал, что сегодня я определенно наткнулся не на ту кроличью нору…

Испытывая отвращение к бессмысленной трате времени, которую причинял ему спящий мозг, он продолжал свои беспорядочные блуждания, почти не обращая внимания на красоту окружающего его леса. НАХУЙ Роберта Фроста, и НАХУЙ Торо! - подумал он с нескрываемым гневом. - Чёртов Торо каждый вечер ужинал в доме у Эмерсона. Это не жизнь за счёт земли! “Пруд Уолдена” - полная хрень!

Всё, чего он хотел сейчас - это проснуться из этого сна… в каком-то смысле так оно и было.

Словно из ниоткуда он появился перед кромкой воды озера больших размеров. Деревенский рок-н-ролл звенел из “Бумбокса”: «Я собираюсь купить себе собственное кладбище, убить всех, кто когда-либо делал мне плохо…», рядом стоял переносной холодильник с пивом.

Мысль о пиве оживила его… пока он не увидел десятки раздавленных банок, лежащих вокруг. Фу! “Keystone Light”. Поворот головы показал ему дело куда более неприятное, чем мусор на берегу. Он мгновенно стал свидетелем непостижимой сцены и неописуемых событий.

Тем не менее, они будут описаны…

У кромки воды стоял сверкающий угольно-чёрный ”Шевроле “Эль Камино” 1969 года выпуска, с откинутым верхом. На лакированном капоте покоилась отрубленная голова белокурой женщины, с открытым ртом и открытыми глазами, перед которой стоял дородный молодой человек с короткой стрижкой. Его джинсы были спущены до колен, и он яростно мастурбировал, периодически облизывая свои губы. Писатель сразу понял, кто этот человек: Дикки Кодилл.

Ещё один мужчина в джинсах, тяжело дыша, опустился на колени и занялся кое-чем похуже занятия Дикки. Это был длинноволосый жилистый мужчина с козлиной бородкой.

Тритт Боллз Коннер - сразу понял Писатель. Перед Боллзом лежала обнаженная обезглавленная женщина на восьмом или девятом месяце беременности. Её бёдра были связаны вместе, чтобы предотвратить выкидыш. Джинсы Боллза были расстёгнуты, он оседлал труп, и медленно вводил и выводил свой возбужденный пенис в рану в нижней части живота женщины. Лежавший рядом на земле нож рассказал о том, как появилась рана.

- Блядь, Дикки, я сейчас кончу; ебать, ща лопну от каефа; ты должен попробовать! - cказал Боллз с энтузиазмом.

Но Дикки не обратил на его высказывание внимание, он был слишком сосредоточен на своём занятии. Он вздрогнул, поднялся на цыпочки, а телеса задрожали под растянутой футболкой с надписью BASTIN SAWKS CACK. Толстяк закатил глаза и кончил.

- Эээээээх!

Затем, когда наступил его оргазм, он принялся встряхивать пенисом, как кукурузным початком, изо всех сил стараясь извергать семя в рот отрубленной головы.

Оргазм Боллза наступил почти одновременно с Дикки. Он прижал ладонь к огромному раздутому животу перед собой, толкая таз изо всех сил…

- Ахххххххххх! Я заебашил эту беременную "крикершу" на хрен, да! Эй, Дикки, я наполнил её брюхо своей молофьей! - pадостно прикрикнул Боллз.

Теперь Дикки смотрел на это зрелище, продолжая дергать свой вялый пенис. Он захихикал так, как мог бы хихикать только умственно отсталый:

- Да-Да-Да, Боллз! Кончун - то что надо!

Боллз поднялся на ноги и заправил теперь уже вялый пенис в джинсы. Он выглядел так, как будто задумался над чем-то неимоверно важным.

- Гм, бля, чувак, мне вот интересно, если… ну, если ребёнок в ней - девочка, мог ли я её обрюхатить…

- Да, почему нет, Боллз, - сказал Дикки, явно воодушевленный такой возможностью.

Он положил голову блондинки в холодильник для пива, без сомнения, для дальнейших потех. Боллз поправил свои штаны:

- Да, блин! Ничего не сравнится с хорошим старомодным в-живот-трахом. Получить такой знатный кончун, и в то же время оказать услугу обществу! Эти сучки-голодранки всё время залетают нарочно, чтобы потом получать пособие.

- Чё-eрт побери, Боллз, так и есть! - Дикки поставил холодильник и “Бумбокс” на заднее сиденье машины.

- Да, насколько я понимаю, мы выполнили гражданский долг любого нормального мужика - трахнуть в пузо этих обрюхатившихся трейлерных голодранок, и обезбашить их! Мы, так сказать, боремся с перенаселением, и спасаем наше благочестивое общество от ещё одного малолетнего умственно отсталого! - перед тем, как застегнуть молнию, Боллз невообразимо долго мочился на беременный, обезглавленный труп. - Уменьшая излишнее население, мы уменьшаем де-фер-сит и улучшаем и-ка-но-ми-ю. A что она там набрюхатила, можно только догадываться. Вдруг это был мексикос, ниггер, идус или того ещё хуже - мусульманец! Чёрт, - Боллз сплюнул на землю и продолжил: - Единственными белыми парнями, которые когда-либо заполняли эти мешки для молофьи - были братья их папаш. Господи, Дикки, что за мир грядёт?

Ещё минута прошла, пока Боллз опорожнял свой очень полный мочевой пузырь на обезглавленную женщину. Её живот блестел, как мокрый белый пляжный мяч (ну в некотором смысле, конечно, так как пляжные мячи обычно не были татуированы словами: ВЫЕБИ МЕНЯ В ЗАД, КАК В АДУ!). Боллз начал застегиваться.

- Чё-eрт, Боллз, - заметил Дикки. - Не могу поверить, что ты потратил свою мочу впустую. Ты сам не свой в последнее время.

Боллз весело улыбнулся.

- Что ты такое говоришь, Дикки? Я в прекрасном расположении духа.

- Нет, чувак. Наверное, ты слишком беспокоишься о кa-но-ми-и и вообще о благосостоянии. Видишь ли, в любое другое время ты бы кинул ей минимум две палки! И Боллз Тритт Коннер, которого я знаю, никогда бы не обоссал девку! Он бы поссал ей в дырку, в которую её выебал!

Боллз посмотрел на блестящий труп, затем хлопнул себя по голове.

- Чёрт, Дикки! Что за херня случилась со мной, что-то я совсем об этом не подумал!

- Теперь ты понимаешь, о чём я говорю? Помимо того, что ты только что кончил на того ребёнка внутри, ты упустил возможность поссать на него, - Дикки усмехнулся. - Держу пари, её пузо раздулось бы, как воздушный шар!

- Чёрт! Я так ненавижу, когда забываю важные вещи! Когда мы “выставим” хату Крафтера, мы должны найти нам другую беременную тёлку!

- Ну, это не проблема, Боллз, особенно в этих краях.

- Черт возьми, верно. Погнали отсюда, - сказал Боллз, удручённый сам собой.

Они оба сели в машину. Двери с грохотом закрылись, затем земля содрогнулась, когда Дикки завел двигатель мощностью 750 л.с. и умчался, оставив за собой завесу пыли.

Может быть, просто завеса сновидения убедила Писателя в том, что он знал этих людей?

Или я знал их по-настоящему?

Он размышлял о воздержании, орфических загадках, прилагая все усилия, чтобы не смотреть на мёртвую беременную женщину. Он воочию видел, что что-то в её животе шевельнулось…

Да, он прекрасно знал, что видел этих двоих раньше, ещё задолго до их смерти. По-настоящему, а не только во сне. И он вспомнил кое-что ещё…

Он понял, что не в первый раз слышал о доме Крафтера, и в его голове всплыло имя: Эфpаим Крафтер.

Но в следующее мгновение все раздумья исчезли, когда он внезапно начал задыхаться, окружённый зловонием, похожим на самый ужасный смрад, который только можно себе представить, усиленный во сто крат. Он был готов упасть на колени, но тревога мешала ему. Температура вокруг него резко понизилась, пот застыл на его лице. Он почувствовал, как огромная, почти осязаемая тень накрыла землю перед ним.

На него смотрел не человек, а какое-то уродливое существо восьми футов[27] ростом. Его голова была непропорционально большой и деформированной. Сквозь ужасную вонь Писатель заметил, что существо было одето в джинсовый комбинезон и с огромной выпуклостью в паху. Затем монстр обхватил голову Писателя и поднял его в воздух. Монстр открыл чёрную пасть, окаймленную чем-то похожим на собачьи зубы. Когда этот рот сомкнулся на лице Писателя, он либо потерял сознание, либо умер…


* * *

Кому приписывали позорно избитую фразу, что это была темная и бурная ночь? Писатель не был уверен, потому что читал очень мало ужасов, но он подумал, что это, должно быть, "Последние дни Помпеи" автора Бэйрона Эдварда Бульвер-Литтона. Возможно, когда Бэйрону тоже приписали столь же избитую фразу, он проснулся в холодном поту. Во всяком случае, именно так Писатель проснулся в своё первое утро в Люнтвилле. Его голова была словно набитой ватой, глаза быстро сфокусировались. Затем он понял, что лежит полностью одетый на своей кровати в комнате номер 6. Его длинные волосы прилипли ко лбу, мятая белая рубашка на пуговицах прилипла к телу от пота. Ужасный сон вернулся в его сознание, и ему показалось, что он сейчас закричит.

Те два социопата - Дикки и Боллз - и то, что они делали

Писатель был охвачен мыслью, что встречал их раньше. Он был уверен в этом. И он был уверен в другом:

Я чертовски хорошо знаю, что был в доме Крафтера…

Каким бы мрачным ни был этот кошмар - не говоря уже о том, что это гигантское, воняющее тухлым мясом существо, которое едва не сожрало его лицо - он знал, что это повод для праздника.

Потому что к нему наконец начала возвращаться память!

Похоже, это были воспоминания из далекого прошлого, но как быть с более краткосрочными?

Он в замешательстве сел на кровати.

Что случилось со мной, прошлой ночью? - oн помнил, как был в кабаке, помнил, как разговаривал со Сноуи, но…

Потом он ничего не помнил.

Должно быть, я напился. Отличный способ произвести первое впечатление. Он почти чувствовал, как скрипят его суставы, когда он встал и побрел в ванную. Он должен был помочиться, как пресловутая скаковая лошадь, но когда он расстегнул штаны, чтобы заняться этим делом…

Воспоминание вспыхнуло у него в голове с быстротой пули.

В очередной раз в редком отступлении от утонченности он подумал: Ёб твою мать! Эти девчонки накачали меня наркотой и заставили трахаться с трупом!

Это ужасное воспоминание вызвало не что иное, как ощущение чёрного резинового кольца на его пенисе, когда он извлёк его, чтобы помочиться. Женский голос, резкий, как скрипичная струна, проник в его сознание: Мы тебе поможем, а потом трахнем. Ну, а остальное - как по маслу.

Действительно, как по маслу!

До него донёсся одуряющий запах, и когда Писатель определил его источник, его желудок начал судорожно сжиматься, как будто кто-то сжимал и разжимал его. Конечно, отвратительный запах исходил от его гениталий и охарактеризовать его можно было только как «вонь от киски», который в данном случае был намного хуже,потому что эта «киска» была мертва.

Неужели Писателя действительно стошнит от запаха и воспоминаний о том, что произошло?

Он упал на колени с болезненным двойным стуком, и его вырвало, как ручной трюмный насос, в “белый фарфоровый сосуд”.

Всё это поднималось и выходило из него, одно извержение за другим. Веревки рвотной слизи свисали с его губ, как лианы в джунглях; пучеглазое отражение его лица в туалетной воде не успокаивало его. Он был совершенно подавлен!

Он принял душ в яростном тумане умопомрачения, скребя своё интимное место с безумным неистовством.

Мой пенис был в МЁРТВОЙ женщине прошлой ночью!

Казалось, его гнев выжег похмелье. Я когда-нибудь был так зол? Он оделся и не раздумывая выскочил за дверь, чуть не столкнувшись с другим гостем.

- Прошу прощения, - поспешно сказал он.

- Конечно, брат, - ответил гость.

Ему было лет тридцать. Oн был с длинными волосами, в синих джинсах и спортивной куртке.

- Но помни, Бог прощает нам все наши мирские грехи, пока мы молим Eго. Он великий Царь над всеми богами! Ты слышишь меня, брат?

- Конечно, - ответил Писатель, пробегая мимо. - Сознание, или субъективное осознание, известное как квалиа, доказывает вне всякого сомнения, что Бог существует. Этот принцип называется “Картезианским дуализмом”.

- Но, друг мой, услышал ли ты меня?

Без сомнения, это был телепроповедник, Томми Kак-его-там.

- Да! - чуть не закричал Писатель. - Всё это элементарно! Яйцо должно было появиться раньше курицы! Следовательно, только высшее существо могло изобрести яйцо! Это называется первопричиной! Почитайте Канта и Декарта! Почитайте Святого Ансельма, прочтите Лейбница!

А потом Писатель большими шагами направился к лестнице, оставив гостя с отвисшей челюстью позади себя.

Я, пиздец, как зол! - подумал Писатель, спотыкаясь на ступеньках.

Он прошёл мимо портрета длиннолицего мужчины, даже не взглянув на него. Мрачные взгляды с других портретов, казалось, следили за ним. За стойкой никого не было.

Кого прибить первой? - c ненавистью подумал он. - Сноуи или Дон?

Сноуи, вероятно, сейчас была на работе в магазине, который слишком далеко, чтобы идти туда пешком. Он подумал, не взять ли напрокат машину, но потом вспомнил, что, несмотря на наличие прав, он не очень-то умеет водить. Так что…

Дон…

Он вышел в парадную дверь и зашагал по улице в направлении похоронного бюро. Днём город выглядел не таким пустынным, но его гнев не позволял ему обратить на это внимание. Все, что он заметил мельком, так это разбитую и поржавевшую “Эль Камино” 1969 года, стоящую на спущенных шинах за торговым центром.

Я видел эту машину в своём сне, только там она была совершенно новая! Блядь! Что за ебанутый сон!

Он решительно шагал по главной улице. Несколько прохожих бросили на него любопытные взгляды; занавески на некоторых окнах раздвинулись и через несколько мгновений запахнулись. Всё, что Писатель мог ощущать хоть с какой-то толикой ясности, было чувство гнева. Он не был человеком, обычно склонным к каким-либо эмоциям, ни к тому, чтобы “пускаться во все тяжкие” или вступать в конфронтацию. Вместо этого, по натуре он был инертным зрителем, наблюдающим за эмоциями и поведением других людей для того, чтобы потом проанализировать их поведение для описания в своей книге.

Но не сегодня.

Богато украшенная дверь похоронного бюро затряслась, когда он ударил по ней ногой. Она быстро распахнулась, и на пороге появилась раздраженная Дон, которая яростно прошептала:

- Нахрена дверь ломаешь? Есть же молоток! - Затем она присмотрелась. - А вот и он! Человек часа! - она крепко обняла его и долго поцеловала.

Злость Писателя поутихла, когда он рассмотрел её. Исчезла безвкусная зеленая армейская футболка, и больше не было мешковатых камуфляжных штанов. Теперь она нарядно оделась в черные блестящие хлопчатобумажные брюки, черные туфли-лодочки на высоком каблуке и темный кардиган, который не скрывал ее пышной груди, не будучи слишком откровенным. Этот новый образ был закончен скромной подводкой для глаз и макияжем.

- Что ж, сегодня ты выглядишь весьма привлекательно, - сказал Писатель, застигнутый врасплох.

- Спасибо, - ответила она, трепеща глазами. - Сегодня утром пришлось играть в переодевание, потому что у нас были похороны.

Она завела его внутрь, и он заметил двух мужчин в рабочей одежде, которые ставили гроб в смотровой на стол с роликами.

- Пойдём в офис, - сказала она.

На полпути по степенному коридору Писатель вспомнил, зачем он здесь; он схватил Дон за руку, развернув её к себе почти насильственным движением и сказал:

- Вы, девочки, накачали меня наркотиками прошлой ночью и заставили заниматься сексом с трупом, не так ли?

- Почему бы тебе не повторить это погромче, чтобы тебя все здесь услышали!

- Вы ведь сделали это, не так ли?

- Да! Ну и что?

Его глаза сузились.

- Ну и что? Ты серьёзно это сказал?

- Сюда! - огрызнулась она и втащила его в неприметный кабинет, закрыв за собой дверь. - У нас не было выбора! Эти психи, вероятно, убили бы меня и Сноуи, если бы мы этого не сделали!

- Психи? Какие психи? Ты имеешь в виду тех людей, которые двигают гроб?

Поморщившись, Дон села за стол.

- Нет, нет, не они. Поли и Оги. Господи, неужели эта идиотка с обесцвеченным лицом ничего тебе не рассказала?

- Ты имеешь в виду Сноуи?

- Конечно! A ты знаешь ещё каких-нибудь идиоток с обесцвеченным лицом? Нам нужно было сделать ролик, и если бы эти два психопата пришли сюда, а у нас не было бы записи, то, скорей всего, они сами использовали бы нас в следующем фильме! Ну знаешь, снафф-фильмы там, пытки, изнасилования и всё такое…

Глаза Писателя вспыхнули праведным огнем:

- Я практически не понимаю, о чем ты говоришь.

Впечатляющая грудь Дон приподнялась, когда она сделала глубокий вдох.

- Слушай, это как бы тайна, мы занимаемся этим ради денег, понимаешь? Мы заключили сделку с теми двумя парнями, с которыми меня познакомил мой босс, но теперь он в гребанном сумасшедшем доме, и мне приходится продолжать этот цирк. Понимаешь?

- Нет, не понимаю, - ответил Писатель.

- В этом дерьмовом городе нет экономики. Ни работы, ни способа заработать деньги. В “Вeнди” платят минимальную зарплату, и в ещё паре магазинов, торгующих какой-то “мочой” и всяким подобным дерьмом. Единственная причина, по которой Сноуи получила работу в магазине, так это то, что владелец - один из клана альбиносов. Весь алкоголь контролирует Сопля МакКалли и Клайд Нэйл, и не дай Бог кому-нибудь начать с ними конкурировать, тут же исчезнешь. И если кто-то окажется настолько глуп, чтобы продавать наркотики в этих краях, то о них позаботятся братья Ларкинс. Продовольственные карточки и трейлерное жильё ещё удерживают это место от полного вымирания. Я здесь провожу подготовку и похороны, но это мелочь, пару сотен в месяц, если можно так выразиться. Я получаю две штуки в месяц за потерю ноги, но каждый пенни идёт на лекарства моего отца, потому что ебаная страховка не покрывает это дерьмо. Так что у меня нет выбора, понимаешь? Поэтому мне приходится подрабатывать у Поли, иначе мы с отцом останемся на улице. Я не могу бросить его и свалить отсюда, потому что он слишком болен, чтобы куда-то ехать.

Похвальная жертва… Но она несколько раз упоминула это имя - Поли. Писатель попытался абстрагироваться от дымящейся полосы смятения. Очень медленно он спросил:

- Дон? Кто, БЛЯДЬ, такой этот Поли?

Она заглянула в ящик стола и достала бутылку виски «Black Velvet».

- Мне нужно выпить, - сказала она в отчаянии. - Будешь?

- Нет, нет, спасибо. Виски в пластиковой бутылке выходит за пределы моей толерантности.

Она пожала плечами, сделала большой глоток и вздохнула.

- Поли, - повторила она. - Пол Винчетти III. Он главарь мафии в преступной троице Монстрони-Леоне-Винчетти. Мафия. Понял? Это тебе не фильм с “Kрестным Oтцом” и Джонни Деппом. Мафия действительно существует, и она повсюду. Поли контролирует весь наркотрафик в больших городах. Чарльстон, Паркерсбург, Хантингтон, во всех этих местах. И таблетки тоже. “Викодин”, “Окси”, “Рокси”, всякое подобное дерьмо. Все - подделки из Китая, Ирана и Канады. У него реально крупный бизнес. Но Поли также управляет всем нелегальным “подпольным жесткачом” на Bосточном побережье, я думаю, потому что он один из немногих боссов мафии, достаточно больных на голову, чтобы справиться с этим.

- “Подпольный жесткач”? - cпросил Писатель. - Ты имеешь в виду порнографию?

Она рассмеялась.

- Порнография - это “xHamser”, “Clip4sale” и “BangBrothers”. “Подпольный жесткач” - это то, что федералы называют “преступной порнографией”: Снафф-, Cкат-, KP, Мокрые-, Пытки- и Hек-, - oна пристально посмотрела на Писателя. - Мы со Сноуи не имеем ничего общего с причинением вреда или убийствами людей. Мы снимаем только Hек-клипы.

Даже в своей скрытой наивности Писатель мгновенно понял:

- Hек - некрофилия.

- Не, ну а что? Нет вреда - нет статьи! Единственные жертвы - мертвецы, а жмуры - все дохлые преступники. Так что моя совесть чиста, и нам с батей не приходится спать под мостом между штатами.

- По-твоему, всё так просто? - Писатель сверлил ее взглядом. - Вы не имели права меня заставлять!

- Ты прав, и мы сожалеем, но у нас не было выбора, - сказала Дон, как ни в чем не бывало. - Поли узнал, что труп поджаренной привезли сюда, потому что водителю “скорой помощи” платят, понимаешь? Поэтому он звонит мне и говорит, чтобы я сняла клип и приготовила его к завтрашнему утру, понимаешь? Я сказала ему, что нет проблем, потому что не знала, что наш актёр, Додик, был на каком-то ёбанном бойскаутском мероприятии со своими детьми. Сноуи сказала, что говорила мне об этом на прошлой неделе, но я, блин, совершенно забыла об этом, а номера Поли у нас нет, чтобы связаться с ним и отменить всё. Так что просто так сложились обстоятельства, понимаешь? Либо мы со Сноуи снимаем, как кто-то трахает жаренный труп, либо Поли сдирает с нас со Сноуи шкуру, живьём трахает и при этом всё снимает на камеру.

Так себе перспектива, - заметил Писатель.

- Надо было просто позвонить в полицию!

Дон сделала ещё один глоток.

- Не смеши меня. Полиция не тронет Пола Винчетти, даже полиция Штата. Они его все боятся. Последний, кто доебался до Поли, был капитаном в департаменте шерифа. Поли похитил этого парня, привёз его сюда и… Догадываешся, что случилось? Поли трахнул его в задницу, а потом живьём засунул бедолагу в крематорий и снял всё это на камеру.

- О… чёрт…

- Затем он разослал клип по электронной почте во все полицейские управления штата. Вот ты мне и скажи. Что бы ты сделал? У тебя есть выбор: трахнуть мертвую девушку или отправиться в крематорий живьём, до этого выебанным в жопу! Так что бы ты выбрал?

Писатель был в большой растерянности.

- Я не способен спорить с такой многообразной логикой, но…

- Блин, мужик, я всё ещё не пойму, на что ты жалуешься, - сказала Дон, - ты первый парень, которого я повстречала, жалующийся на перепих.

Писатель взорвался:

- Да! Блядь, только этот перепих был с ТРУПОМ!

Неужели её волосы действительно развевались от его крика?

- Ебанат! - oна вскочила и выбежала из комнаты, но через мгновение вернулась с облегчением. - Нам повезло, что эти ребята ушли. Слушай, ты не можешь никому об этом рассказывать. Это преступление первой степени.

- Да, блядь, только я-то ни в чём не виноват. Это же вы, сучки, накачали меня наркотой и манипулировали мной против моей воли.

Она усмехнулась.

- Вообще-то ты трахнул труп за деньги, нытик.

- Какие деньги? Я бы ни за что…

- Я же сказала, что ты получишь полтинник. Мы положили его в твой бумажник. Ты что, не проверял?

- Блядь! Конечно, нет! - закричал Писатель, но тут же обнаружил в бумажнике сложенную вдвое пятидесятидолларовую купюру. - О, ради Бога!

- Так что забудь об этом, - продолжила Дон. - Мы были бы мертвы, если бы не ты, и я могу сказать тебе, что мы со Сноуи заботимся обо всех, кто помогает нам в этой передряге. Кстати, хочешь посмотреть клип? Мы всегда делаем копию для себя, для безопасности!

Глаза Писателя округлились, как это часто бывало в последние время.

- Нет. Я не хочу смотреть на это

- Идеальный кончун, приятель, - задумчиво произнесла она. - У меня было две камеры, с возможностью макросъемки. Oдной снимала я. Когда Сноуи оттащила тебя от задницы мертвой цыпочки… Чёрт, я никогда в жизни не видела столько кончи из одного члена! Это была отличная работа, скажу я тебе. То был лучший кончун на мертвую бабу, который я когда-либо снимала.

Как ни странно, Писатель легко понял терминологию: «кончун», понятное дело, можно было расценить как определение оргазма. Затем ему в голову пришли вопросы более острого характера:

- Какой наркотик вы использовали, чтобы лишить меня сознания?

Она выдвинула ящик стола и протянула ему маленькую стеклянную бутылочку, на которой была этикетка: «ORAMORPH MS-IR, 5 mg/ml, Xanodyne Pharmaceuticals».

- Жидкий героин! – выругался он.

- Да, бесцветный, безвкусный, без запаха, - oна чуть заметно улыбнулась. - Ты был в отключке, со светлой, широкой улыбкой на лице, когда мы стянули с тебя штаны, подняли жареную, мертвую “мисс наркоманку” со стола, перевернули её и опустили на твой “петушок”. Мы делали это много раз. Когда работа была закончена, мы отвезли тебя в мотель на машине мамы Сноуи и подняли по чёрной лестнице в твою комнату. Тебе действительно стоит сбросить пару лишних килограмм. Я таскала на спине раненых солдат в полном боевом снаряжении, которые весили меньше тебя. Без обид.

- Иди ты! - Писатель сплюнул.

- Потом я сделала тебе укол “Naloxone”. Опиоидный блокатор.

- Господи, как такое возможно? Как мне вообще удалось в таком состоянии произвести сношение с… c трупом? Как может быть возможна эрекция, если мужское возбуждение зависит не только от физического стимула, но и от синаптической активности мозга, посылающей сигналы пенису для эрекции? Если мужчина находится под воздействием наркотиков без сознания, я не думаю, что эрекция возможна.

- Не знаю, - ответила Дон - Но “стояк” у тебя был будь здоров, как гребаная бутылка “Кока-Колы”. Я, кстати, добавила несколько капель раствора “Sildenafil Citrate” в твоё пиво, но ты явно поймал “стояк” ещё до того, как начал пить.

Интригующе, - подумал он, несмотря на полную нелепость этого разговора.

- Ты был бы подходящим актёром на постоянку, если бы твой член был больше, - добавила она, a затем: - Э, без обид…

Он стиснул зубы.

- Иди ты…

- Расслабься, жеребец. В бизнесе с трупами размер члена не имеет большого значения. Всё дело в размере “груза”. Чувак, ты кончаешь больше, чем Питер Норт.[28]

Лицо Писателя исказилось.

- Питер… Кто? Разве он не лидер большинства в канадском парламенте?

- Неважно. Поверь мне, ты стреляешь огромными зарядами, я хочу сказать, что один твой кончун, как два у Додика в хороший день. А это о чём-то, да говорит.

До чего дошла моя жизнь? - задумался он. - Моё семяизвержение сравнивают с человеком по имени ДОДИК…

- И как я уже сказала, - продолжила она, - стояк не был проблемой. Твой “петушок” со свистом влетел ей в пердак, прям как чемпион, а потом ты кончил, да так обильно, что мы подумали, что ты обоссался, а после у тебя так и не упал. Потом мы ещё поснимали какое-то время, и ты опять кончил, притом не меньше, чем в первый раз. Блин, это было реально круто.

Этот поток безумной информации исказил точку зрения Писателя почти до неузнаваемости. Во имя Цезаря Августа… Кончил ОПЯТЬ…

- Похоже, ты давно не трахался, а? - последовала следующая ее грубость. - Блин, мужик, ты должен быть нам благодарен

Её наблюдение проникло глубоко в его сознание; он смотрел на неё прищуренными глазами. Я не помню, чтобы когда-нибудь занимался сексом, а что, если нет? Что, если бы я прожил 58 лет БЕЗ СЕКСА, и сейчас…- у него задрожали руки. - Я потерял свою мужскую девственность с трупом…

Он яростно затряс головой, пытаясь избавиться от этого безумия.

- Так ты снимала меня! Ты снимала, как я занимаюсь сексом с трупом. Я же всё правильно понял?

- Да.

- И люди увидят это безумие?

- Конечно, - сказала она. - Поли продаёт их за большие деньги.

- Ах, так… там же моё лицо в том видео, в акте соития с мертвецом! Это же отвратительное преступление первой степени! Чтобы весь мир видел?

Дон нахмурилась.

- Мы не идиотки, приятель. Конечно, нет. Мы со Сноуи тоже в этих роликах. Мы надеваем маски. Я – “Герман”, Сноуи – “Дедуля”, а ты – “Эдди”.

У Писателя отвисла челюсть. Герман. Дедуля. Эдди.

- Это… "Семейка Монстров"?

- Точняк, - она снова засунула руку в ящик стола и достала маски для Хэллоуина.

Это они, - понял Писатель, впервые за день позабавившись. - Герман Мюнстер, Дедуля Мюнстер и Эдди Мюнстер.

Она начала:

- Это старая телепередача из…

- Господи, я знаю, что это! - огрызнулся он. - В детстве это было моё любимое шоу. Так ты говоришь, что никто не увидит моё лицо в этом… в этом… в этом видео…

- Совершенно верно, - заверила она его. - Никто тебя не увидит; они увидят, как Эдди неистово трахает труп и устраивает ему “букаке”[29]. Чёрт, я была большой фанаткой сериала. Кто тот актёр, который играл Эдди? Билли Мамми?

- Нет, нет, это из «Затерянных в Космосе». Эдди Мюнстера играл парень по имени Бутч Патрик.

Она на секунду задумалась.

- Да, точно! Ты прав!

КОНЕЧНО, я прав, - подумал он.

- Вот видишь? Всё в порядке.

Но ещё одна мысль уколола его, как жало скорпиона:

- Нет, не в порядке. Ты хоть представляешь, какой опасности для здоровья ты подвергла меня прошлой ночью? Мертвая наркоманка-проститутка! Она же, вероятно, кишит всякой заразой!

- Господи, дай мне передохнуть, - ухмыльнулась Дон. - Мы со Сноуи должны слизывать кончу c этих жмуров. Мы должны лизать их задницы на камеру. Так что перед каждой съёмкой я обрабатываю “ПП” каждый квадратный дюйм этих мертвых бедолаг.

- “ПП”? - cпросил Писатель.

Она снова подошла к ящику стола и достала из него зелёный баллончик размером с небольшую бутылку. Писатель был ошеломлён надписью: ”ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ, ведущий мировой бренд дезинфицирующих средств для трупов!”

- Теперь доволен? Всё в порядке. Мы тоже должны трахаться с этими трупами. Той девушке прошлой ночью я промыла ей желудок, промыла весь желудочно-кишечный тракт, продезинфицировала ее с головы до ног, и сполоснула с помощью "ПП"! На ней не было ни одного микроба. У неё, наверно, отродясь не было такой чистой киски.

О. Что ж. Это хорошо, я думаю. Похоже, у Писателя заканчивались причины для ярости. Что сделано, то сделано, и как она только что сказала: Нет вреда - нет статьи!

- Хотя, если подумать, в этом есть какая-то странная ирония. Несчастная женщина, которую сейчас хоронят в гробу, не далее, как двенадцать часов назад вступила со мной в половое сношение.

Дон сделала непонимающее лицо.

- Что? Ты имеешь в виду тот гроб, который только что вывезли отсюда?

- Ну да. Я предположил, что это была женщина… с которой я… прошлой ночью…- запнулся Писатель.

- Нет, нет, то был мистер МакГилликатти, старый хрен. Этот старый ублюдок прожил девяносто два года и дебоширил каждый прожитый день. Сердечный приступ несколько дней назад сделал городу одолжение. Один из его сыновей заплатил за гроб и похороны. Не так уж много времени пройдёт, как все забудут этого грязного извращенца. Скатертью ему дорога.

Писатель поднял палец:

- Так… что случилось с девушкой… я... девушкой с прошлой ночи?

Дон подняла брови.

- Позволь мне выразиться так. Она вошла в здание через заднюю дверь. А вышла из здания через трубу.

Боже мой. Они кремируют улики…

Но всё же что-то было…

- Подождите-ка минутку, мисс. Насколько я понимаю, ты со Сноуи в долгу передо мной…

- Вчера вечером мы сделали тебе двойной минет, - сказала она.

- Я был без сознания!

- Перестань ныть, ладно? Хорошо, мы сделаем тебе ещё один позже…

Он снова поднял палец.

- Само собой! Но ты обходишь более важную часть уговора, не так ли? Разве вы обе не обещали ещё кое-что?

Дон спокойно сделала ещё один большой глоток и наконец убрала бутылку.

- Что ты имеешь в виду?

- Мне обещали показать тело существа, известного как Толстолоб, - решительно заявил Писатель, - которое, по словам Сноуи, находится где-то здесь.

- Вот же тупая пизда, - глубоко вздохнула Дон и встала. - Хорошо. Сделка есть сделка. Идём.

Если слово «ошеломление» и существовало, то это было выражение лица Писателя.

- Ты… ты хочешь сказать, что он действительно здесь?

- Да. Так ты хочешь посмотреть или нет? Идём, я покажу тебе, - и она открыла дверь кабинета.

Писатель, спотыкаясь, последовал за ней.

- Так ты… Ты что, серьёзно?

- Я серьёзнa, как “Чёрная Cмерть”[30], - сказала она, прихрамывая. - Давай покончим уже с этим. Ненавижу смотреть на этого уёбка.

Это сбивало с толку больше, чем всё остальное. Он никогда по-настоящему не верил в существование чудовищ…

- Но ведь это не настоящий монстр, верно? - в отчаянии спросил он. – Это, должно быть, человек с каким-то ужасным уродством. Правильно?

- Нет. Это чудовище. И никогда никому не говори об этом. Ты понял?

- Конечно, конечно…

Они прошли через рабочее помещение, миновали незанятый теперь стол морга, прошли в другую дверь, в тёмный пахнущий химикатами коридор. Маленькая голая лампочка висела над очень большой металлической дверью, окаймленной стальными распорками. У двери не было ручки, только прорезь для ключа.

Дон достала ключ, собираясь вставить его, когда…

- Но… но…- продолжил заикаться Писатель. Его колебания были неожиданным явлением. Возможно, он испугался, что миф окажется правдой и его представления о реальности могут быть безнадежно испорчены? - Я... я... Всё как-то происходит слишком быстро. Мне нужно ассимилировать потенциальные возможности. Мне… мне нужно подготовиться морально…

Дон поморщилась.

- Чего?

- Нужна дополнительная информация, - с трудом выдавил он. - Например, что именно находится за этой дверью? Откуда оно взялось? Почему оно здесь?

- Господи, это все минимум часа два рассказывать! Ты хочешь посмотреть или нет?

Прежде чем Писатель успел ответить, в дверь позвонили.

Дон посмотрела на часы:

- Ебись оно. Это Уолли Эберхарт, его жена скоро помрёт от цирроза, и он хочет поработать в магазин гробов. Мне нужно идти, - Донна вытащила ключ из замка, не провернув его, затем подтолкнула Писателя в сторону коридора. - Увидимся вечером.

- Сегодня вечером?

- Да, - сказала она. - Встретимся вечером в “Перекрёстке”; купишь нам со Сноуи выпивку на тот полтинник, что ты заработал, - затем она подмигнула ему, резко обняла и поцеловала в губы. Она провела кончиком языка по его губам. - Если будешь хорошо себя вести, получишь ещё один двойной отсос, - после этого она поспешила прочь. - Выходи через заднюю дверь, - крикнула она. - Иду, иду, мистер Эберхарт!

Писатель подумал, что вчера у него был самый странный день в его жизни, но теперь он понимал, что всё ещё впереди. И снова его либидинозные гормоны дали о себе знать, что было совершенно противоположно его жизненному опыту. Физический результат сверхъестественного возбуждения заставил его почувствовать себя неуютно.

Мне просто надо вздремнуть, - пришла ему в голову мысль, когда он выходил через пожарный выход. Снаружи сквозь деревья пробивалось яркое солнце. Вдоль задней кирпичной стены тянулись железные трубы, которые, без сомнения, соединялись с крематорием. Его вчерашняя “любовница” сбежала из этого безумного мира как раз через эти самые трубы, а вместе с ней, без сомнения, и крошечные следы его ДНК. Все превратилось в дым и стало частью неба…

Какой-то крошечный квадратный предмет на земле привлёк его внимание.

Что тут у нас? Он поднял его - SD-карта, для компьютеров. Он никогда ими не пользовался, но знал, что в его ноутбуке есть “гнездо” или “розетка”, или как там это называется, для такого миниатюрного запоминающего устройства.

Хранитель памяти, - подумал он и сунул её в карман.

Что теперь? Он начал пересекать заднюю часть здания, чтобы вернуться на главную улицу. Он предположил, что было бы практичнее вернуться в свой номер, распаковать ноутбук и начать писать книгу с того места, где оборвалась та таинственная первая страница. Это будет превосходно! Конечно, то, что он не помнил, как писал дюжины своих романов, казалось, ставило его в затруднительное положение. И всё же он был непоколебим: он не сомневался в своих способностях сочинять творческий материал.

Я могу сесть за ноутбук и начать работу прямо сейчас! Это было чувство небывалого удовлетворения.

Правда, через несколько шагов его удовлетворение исчезло.

B конце здания стоял человек и ухмылялся. Как и Писатель, он был одет в такие же синие джинсы, кроссовки и белую рубашку, имел длинные волосы и подстриженную бороду. Но, в отличие от Писателя, он был стройным и подтянутым.

И лицо у него было точь-в-точь как у Писателя, за вычетом двадцати с лишним лет.

Вот он! Парень, похожий на меня!

- Эй, ты! - позвал Писатель.

Ухмыляющееся лицо исчезло за углом из поля зрения, а его ухмылка почти оставила остаточное изображение.

Я должен разобраться с этим прямо сейчас! - pешил он, и побежал во всю прыть, на которую был способен, но буквально через десять ярдов он уже не мог бежать.

О, ради Бога!

Он, пыхтя, завернул за угол здания и вышел на улицу. Тяжело втягивая воздух, он посмотрел в сторону города и увидел своего двойника, трусцой убегающего прочь. Человек обернулся, увидел, что его преследователь слишком стар и толст, чтобы преследовать его, и рассмеялся.

Из всех возможных наглых оскорблений… Надо мной смеюсь - Я САМ!

- Подожди! Пожалуйста!

Двойник закурил сигарету и спокойно зашагал по дороге, оставляя за собой клубы сизого дыма.

Писатель сел на скамейку перед закрытой парикмахерской - уже давно закрытой, судя по паутине в витрине.

Поди ж ты! - подумал он. - Я старею. Я буду носить закатанные штаны. “Я знавал вечера, рассветы и дни. Я отмерял свою жизнь кофейными ложками…” - подумал он, поистине меланхолическим, стихом Т. С. Элиота. Потом он просто подумал: - Блядь!

Наконец он вернулся на улицу. От младшего брата-близнеца не осталось и следа, Писателю оставалось только гадать, существует ли он вообще. Возможно, это всё побочный эффект наркотиков, принятых прошлой ночью…

Он был измучен и обнаружил, что приближается к одинокому автомату с газировкой перед закрытой станцией «Шелл». Аппарат гудел, что было хорошим знаком. Он бросил четыре четвертака, и мгновение спустя по желобу с грохотом покатилась банка диетической “Kолы”. Вздрогнув, он обернулся…

Рядом с ним стояла девушка не старше двадцати лет, она была одета, по меньшей мере, вызывающе. Обтягивающие розовые шорты и желтый топ на голое тело, из-под которого торчали два больших соска. У неё были большие светло-зеленые глаза:

- Привет, мистер, - сказала она, считая горсть пятицентовиков. - Блин, мне не хватает пятнадцати центов. Не мог бы ты одолжить мне их?

- Конечно, - ответил Писатель и бросил ещё четыре четвертака, чтобы сэкономить время.

Он отступил в сторону, пропуская девушку к аппарату.

- Спасибо, мистер! - пришла в восторг девушка и нажала кнопку. - Я тебе сейчас отдам деньги, - сказала она, протягивая руку с пятицентовиками.

- Не нужно. Я угощаю.

- Какой ты славный малый! Таких, как ты, здесь немного, - oна подняла брови. - Но ты ведь не отсюда, верно? Бьюсь об заклад, что ты писатель, о котором все говорят.

Писатель пожал плечами.

- Очевидно, да. Я путешественник, мне нравится видеть разные места, чтобы подпитывать своё творческое вдохновение.

- А, ты имеешь в виду для книг?

- Именно. Для романиста локации работают так же, как разные цвета для художника.

- Круто! Мой папа был художником - он рисовал дома. Пойдём туда, - сказала она, и он пошёл за ней к центру города. - Я хочу показать тебе, где я работаю. Кстати, меня зовут Джуни.

- Приятно познакомиться, Джуни. А меня зовут…- oн нахмурился. - Называй меня просто Писатель. Так легче произнести, - oн не мог оторвать взгляда от ее гибких кремовых ног, сияющих на солнце. Да, что ж такое! - А где ты работаешь? В “Венди”?

- Не-а, видишь ли, они берут только на полставки; за такую зарплату, как они платят, можно и с голодухи помереть. Я работаю на свою маму в Cпа-салоне. Место называется «Спа у Джун». Джун - моя мама.

Он вспомнил светящуюся неоновую вывеску, которую видел прошлой ночью.

- А, понятно. Лечебный массаж, как я понимаю.

Она улыбнулась.

- Видишь ли, ты платишь сорок долларов, а потом целый час получаешь водную терапию и наслаждаешься массажем.

Писатель не проявил к этому особо интереса, но наслаждался светской беседой, которая давала ему повод украдкой поглядывать на неё. А она ничего!

- Похоже, это выгодная сделка.

- О, потом ты можешь заплатить двадцатку сверху, чтобы тебе сделали “Mокрого Вилли”, а если заплатишь ещё десятку сверху, - она подняла указательный палец, - то получишь “Kукурузный Палец”.

Писатель открыл рот. “КУКУРУЗНЫЙ Палец”? Вероятно, это НЕ новый фильм о Джеймс Бонде[31], - понял он после минутного раздумья.

- Ааа. Я понял. “Kукурузный Палец”!

Джуни зашлась хихиканьем.

- Мама такая смешная! Она говорит, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а к бумажнику - через задницу!

Писатель пытался найти ответ.

- Должен сказать, твоя мать - настоящий источник мудрости.

Джуни порывисто схватила его за руку (что неудивительно усилило его и без того “скрюченное” возбуждение) и взволнованно сказала:

- О, и вот еще что, но только, если ты умеешь хранить тайну.

- Можешь мне доверять, Джуни.

- В город приехал проповедник, он остановился в старом доме Гилманов.

- Ты имеешь в виду пастора Томми? Я с ним перекинулся парой фраз сегодня. Но он снял комнату рядом с моей в отеле "Расинка".

Хм... "Расинка"... Они даже название написали с ошибкой.

- О да, это одно и то же место. Раньше его называли ”Гилман-Хаус”, потому что семья по имени Гилман владела им, но они все умерли, и отель продали…

Мозг писателя сразу обработал эту информацию. Это имя - Гилман - прозвучало знакомо. Интересно… если это то место, где я останавливался двадцать с лишним лет назад? В том же здании, где я сейчас живу!

- Как бы то ни было, пастор Томми вчера поздно вечером пришёл в Cпа-салон навестить мою маму. Он был здесь кучу раз и всегда заходит к нам, потому что моя мама очень хорошо о нём заботится, - Джуни сжала его руку и прошептала на ухо. - Он заплатил лишнюю сотню, плюс оставил сотню чаевых, потому что моя мама пристегнула себе резиновый член и трахнула его в задницу! Вот так вот! Вот такой пастор!

- Я подозреваю, что он не первый такой.

- Видел бы ты этот резиновый динг-донг! Он не меньше фута[32] в длину!

- Боже мой, этот “Kукурузный Палец” - ещё цветочки.

Смех Джуни, похожий на щебетание, порадовал Писателя. Во-первых, это было эротично и во-вторых, прекрасным противовесом против окружающей их ненависти, терроризма и преступности.

- Этот, так называемый, пастор, выдающий себя за Божьего слугу, мог бы почитать второй том «SummaTheologiae» Сицилийского Святого Фомы Аквинского, который настойчиво и доходчиво объясняет, что искать спасение через «заднюю дверь», как говорится - серьёзный грех.

Джуни сделала милое личико, выражавшее полное замешательство.

- Чеееееего?

- О, не обращай внимание, я брежу, а это то, что я делаю в изобилии, - весело сказал Писатель.

Не раздумывая он сделал то, чего никогда прежде не позволил бы его ученая утонченность и таксономия этикета: он обнял её - настолько ему было комфортно в её обществе.

Пока до него не дошло, что он только что обнял не женщину, а девушку, которая была, возможно, в три раза младше его.

Она не сделала никакого отрицательного жеста.

- Ты такой хороший человек, - мечтательно сказала она и положила руку ему на плечо.

- Спасибо, Джуни, и ты тоже очень милая. Cкажи, пожалуйста, мне любопытно, сколько тебе лет?

- Шестнадцать! - cказала она и ещё раз сжала его руку.

Ради всего святого… Это сделало его в три раза старше её и добавило ещё десять лет. Но Писатель не думал о каких-то там сексуальных домогательствах. Вместо этого он исказил подтекст:

- Что за чудесная штука молодость. Наслаждайся ею, Джуни. И никогда не воспринимай её как должное.

Но уютная аура рухнула; она напряглась, почти испугавшись.

- Мы можем перейти на другую сторону дороги? У меня всегда мурашки на этой стороне.

Они приближались к выброшенной на свалку «Эль Камино»

- Из-за машины Дикки Кодилла?

Она остановилась, пораженная.

- Ты знаешь о нем?

Чёрт, такое ощущение, что я не только ЗНАЮ историю о нём, но чувствую, что знаю его ЛИЧНО.

- Один мой друг упоминал о ней и, вроде, говорил, что об этой машине ходит какая-то местная легенда…

Она подталкивала его к другой стороне улицы.

- Да, существует легенда. Чёрт, клянусь, я видела его призрак пару раз.

- Что ты говоришь?

- О, я знаю, теперь ты, наверно, думаешь, что я просто глупая деревенская девчонка, которая верит во всякие сказки.

- Нисколько. И я буду честен с тобой, Джуни. Я почти уверен, что видел призрак Дикки прошлой ночью прямо здесь.

- В натуре? - oна почти выкрикнула это слово. - Я так рада, что ты не считаешь меня тупой деревенщиной.

- Даже и мысли не было думать о чём-то подобном.

Они стояли наискосок от проржавевшего автомобиля, и учитывая угол наклона их обзора, ему показалось, что он заметил что-то на ветровом стекле - что-то неуместное - но не смог отчётливо рассмотреть из-за яркого солнца.

- Дикки был плохим, очень плохим человеком. Он умер за пару лет до моего рождения, - сказала она голосом, в котором звучал восторженный ужас. - Видишь ли, Дикки и его дружок Боллз были такими злыми, что их души, как говорят, прокляли весь этот город, и ты можешь в это поверить - город тоже проклят, потому что с ним никогда не происходило ничего хорошего. Все постоянно болеют, ни у кого нет денег, у людей одно дерьмо вместо жизни, так что все постоянно пьют, пока не сдохнут. И всё из-за Дикки с Боллзом, и их чертовой машины.

- Я заинтригован, Джуни. Но как старая машина может быть повинна в несчастьях в Люнтвилле?

- Мистер Писатель, в этом городе постоянно творится какое-то дерьмо из-за этой машины. Ты знаешь, что она символизирует?

На Писателя произвели впечатление её артикуляции.

- Мой папа рассказывал мне, что давным-давно, почти сто лет назад, этот город был не более чем бедной деревенькой, где все убивали и ненавидели друг друга, и делали вещи намного хуже изнасилования трупов. Тогда случилось вот что: появился один человек, понимаешь? Говорят, он пришёл с Cевера. И он сделал что-то, уже не помню, что именно, но он сделал что-то очень, очень храброе, и все люди увидели это, и это подняло их дух и показало, что они все вовсе не дерьмо, а что они тоже могут быть хорошими людьми, такими же, как этот человек, и что у них у всех есть возможность стать лучше, а не быть дерьмом, что они все могут делать добро и быть счастливыми.

История в действии! Мне нужно знать это для книги!

- Джуни, что именно сделал этот человек - этот спаситель?

- Я не знаю точно, что именно, но это было нечто такое, что действительно подожгло задницу каждого и показало им, что если ты веришь в себя, то можешь сделать всё, что угодно, как и он.

Джуни вздохнула и крепче сжала руку Писателя, положив голову ему на плечо, словно испытывая огромное облегчение.

- И с того момента, когда он сделал это дело, люди здесь начали жить в любви и гармони друг с другом, они начали помогать друг другу в бедах, и жизнь здесь наладилась…

Прекрасная местная легенда, - подумал Писатель. - Но неполная…

- Итак, Джуни, a что…

- А что было потом? Ну, я скажу тебе, что сказал мой папа. Он говорил, что всё было прекрасно, пока не родились Дикки Кодилл и Трит Боллз Коннер. Это было похоже на то, что сам Сатана просто взял и насрал на этот город, и два его самых больших куска дерьма были Дикки и Боллз.

Исключительная аллегория низших экономических районов, я бы сказал, - подумал Писатель.

- Говорят, они творили такое, что ты себе даже представить не сможешь, - продолжила она. Джуни дрожала от волнения, очень впечатлительная девушка. - Я имею в виду, даже тогда, когда они были детьми. Они грабили людей, насиловали маленьких девочек, убивали животных просто ради забавы. Если это не зло, то я не знаю, что тогда даже.

Дети-социопаты, - поставил диагноз Писатель.

- Но, Джуни. Мне всё же кое-что непонятно. Как прискорбное возвращение плохих вещей связано с проклятием Дикки и Боллза, и этой машиной, стоящей перед нами?

Девушка казалась подавленной этой темой, как и Сноуи. Писателю не нравилось давить на нее…

Но, он должен был. Должен был узнать.

- Многие говорят, что эта чертова машина - якорь всего того, что творится здесь с тех пор, как сдохли Дикки и Боллз. Но, ещё говорят, что однажды - никто не знает, когда - какой-нибудь человек, незнакомец, приехавший издалека в Люнтвилль, сядет в эту машину, повернёт ключ… и тогда всё закончится, - Джуни посмотрела на него широко раскрытыми глазами. - И с того дня добро вернется в Люнтвилль, как это было много лет назад.

- Хорошая легенда, Джуни, - сказал Писатель. - Спасибо, что уделила мне время.

- Человека, который заведёт машину, все называют - Тот Самый.

Тот Самый…

- Видишь ли, тот, кто заведёт машину, снимет проклятье, и с того момента удача улыбнётся ему и всему городу. И проклятье Дикки и Боллза будет снято, - oна посмотрела на небо. - Я очень надеюсь, что он скоро появится, потому что мне не помешает немного удачи…- потом она чуть не рассмеялась. - Конечно, я не думаю, что её вообще можно было бы завести, потому что она стоит тут больше двадцати лет. Кстати, ключ всё ещё в замке, и многие поворачивали его, но… ничего не происходило. Моя мама называет это вздором. Как можно завести машину, которая вся заржавела и в которой нет бензина?

- Не сбрасывай со счетов то, что не можешь понять материально, - предположил Писатель. - Смог же человек разделить море молитвой? Говорят, что Моисей действительно сделал это, когда его племя преследовала египетская армия. Многие видели, как Христос воскрешал мертвых, так же как многие свидетели видели, как Мохаммед сверхъестественно утолял жажду тысяч своих солдат в битве при Табуке. Сегодня мы рассматриваем всё это как мифологическую выдумку. Но есть археологические и исторические свидетельства того, что все эти события происходили на самом деле. Такая моя точка зрения, - oн улыбнулся девушке - Так что всё возможно. Вера - сильная вещь.

Конечно, Писатель просто пытался предположить что-то позитивное.

- Даже не знаю, - задумчиво произнесла она. - Не знаю, верю ли я на самом деле или просто хочу верить.

- Каждый хочет верить, что придёт Cпаситель, будь то духовный, материалистический, экономический или идеологический, - рассуждал Писатель. - Пожалуйста, никогда не переставай верить, Джуни.

Это был мучительный момент.

- О, я не перестану, - cказала девушка, возможно, в её глазах стояли слёзы. - Я так понимаю, ты хочешь сказать, что вера может сделать хорошие вещи?

- Без сомнения.

- Здорово! Теперь я пойду на работу и поверю, что у меня будет минимум пять клиентов, потому что, видит Бог, мне нужны деньги! - oна выжидательно посмотрела на него. - Ты мне нравишься. Я даже сделаю тебе скидку!

- Hе надо мне cегодня ”Kукурузного Пальца”, Джуни, - сказал Писатель. - Я очень занят своей работой. Может быть, в другой раз. Было приятно поговорить с тобой.

- До свидания! Надеюсь увидеть тебя снова!

Девушка радостно затрусила прочь. Казалось, слова Писателя придали ей сил.

А теперь…- подумал он, теперь, когда с предисловиями сердечности покончено, он сразу же направился в отель. И да, он был прав. Другой угол обзора изменил блеск ветрового стекла, и он увидел, что здесь действительно что-то не так. Это была не трещина. Это была надпись.

На пленке пыли, как будто кто-то написал пальцем:

ЗАВЕДИ МАШИНУ.

Писатель вытаращил глаза. Он знал, кто, скорее всего, написал это - его двойник. Но он не был в этом до конца уверен, как и не был уверен и в том, что его двойник реален. Он внимательно изучил надпись. Она выглядела свежесделанной и реальной, как будто кто-то провёл кончиком пальца по пыли прямо по стеклу.

Что же касается рассказа об «Эль Камино» и его истории о проклятии, снять которое можно, только запустив этот проклятый и совершенно неуправляемый автомобиль. То это - просто вариация истории короля Артура, занимающего законное место наследника Утера Пендрагона и суверенного лидера Англии.

Да, удивительно, что какой-то деревенщина проявил творческую изобретательность, чтобы изобрести такую манипуляцию из легенды Артура.

Он открыл дверь машины, которая застонала и заскрипела. Не помешает попробовать. Если бы Вильгельм Нормандский не предпринял в битве при Гастингсе третью и, казалось бы, невозможную попытку штурма Сенлак-Хилла, то тогда вся история с тех пор была бы совершенно иной. Когда он сел за руль, его суставы застонали так же, как и дверь. Обивка, как и следовало ожидать, потрескалась и порвалась. Несколько пустых пивных бутылок валялись на полу у пассажирского сиденья вместе с разным деревенским мусором, вроде окурков, конфетных обёрток, упаковок из-под чипсов и маленьких палочек, которые, как он понял, были ничем иным, как окаменевшей картошкой фри. Также там валялось несколько израсходованных гильз из-под патронов. Он поднял одну и, прищурившись, посмотрел на её фланцевое основание. Никаких калибровых опознавателей на ней не было, но гильза казалась толщиной в полдюйма. Из-под пассажирского сиденья он вытащил, во-первых, выцветший, покрытый плесенью журнал 1995 года «Держи руки на члене!», на его обложке была фотография нескольких обнаженных кавказских женщин, которые тянулись вверх, словно поклоняясь чудовищно большой эрекции афроамериканского бодибилдера. Писатель попытался открыть его, чтобы визуально оценить, что может предложить журнал в плане фотографических композиций, но нет, у него не получилось, страницы были склеены вместе. Во-вторых, он вытащил пожелтевший, но современный конверт, на котором от рукибыло написано: «Войнич, cтp.238»

Руки Писателя дрожали, потому что в своих схоластических занятиях необычным он уже знал, о чем идёт речь, и когда он развернул ванильный лист пергамента, его брови поднялись. На нём от руки чернилами были выведены линии круглых букв, которые не принадлежали ни одному из известных ему языков, и цветной рисунок, изображающий обнаженных рубенсовских[33] женщин, стоящих в оккультной диаграмме и смотрящих в одну и туже точку со страницы.

Похоже, это страница печально известного “Kодекса Войнича”[34] начала 1500-х годов, - подумал он.

Если это оригинал, а не подделка, то он стоит десятки тысяч долларов. “Войнич” - рукописный и иллюстрированный манускрипт, с 240 страницами, написанными на неизвестном языке. На сегодняшний день только дюжина или около того слов было расшифровано самыми опытными криптографами мира, и несколько страниц, как известно, было украдено.

- Почему? - cказал он вслух очень многозначительно. - Эта колоссально редкая страница “Кодекса” находится под сиденьем заброшенного автомобиля в Люнтвилле, Западной Вирджинии? Это же всё равно что найти Библию Гутенберга[35] в букинистическом магазине.

Он аккуратно сложил листок и положил его в карман. Последняя попытка отыскать что-нибудь под сиденьем увенчалась отрубленной мумифицированной рукой.

Он не положил её в карман.

Время тратится впустую, а время - это жизнь, - подумал он и тут же неправильно процитировал Шекспира. - Время - всего лишь тень, расхаживающая по сцене и ничего не слышащая. Другими словами, это была претенциозная манера Писателя убеждать себя не тратить впустую время, потому что он не знал, сколько ещё ему осталось.

Он знал, что машина не заведётся, это было невозможно. Аккумулятор разрядился и не даст заряд, ремни и шланги давно сгнили, превратившись в труху, а остатки топлива испарились много лет назад.

Он повернул ключ, и машина тут же завелась.

Писатель помочился в штаны.

Затем он выскочил из машины и очень быстро с широко раскрытыми глазами кинулся прочь, обратно к "Расинке".


* * *

Усталость сопровождала его вместе с тревогой, он бежал вверх по лестнице в свой номер.

Нет, нет, нет и ещё раз нет, - думал он. - Слишком много странных вещей здесь происходит и всё как-то слишком быстро. У меня нет времени проанализировать происходящее! И-и... Я слишком стар, блядь!

Вернувшись в номер, он переоделся и сразу лёг на кровать. Просто вздремну, посплю немного. Тогда, может быть, я смогу пересмотреть свои взгляды.

Сон сразу же овладел им только для того, чтобы отправить его в водоворот особенно болезненного кошмара, в котором главные участники были не кто иные, как братья Ларкинс.

Место действия этого кошмара происходило в просторном амбаре с деревянным полом, к которому был привинчен любопытный металлический стул, явно ручной работы, сделанный при этом каким-то странным образом. В данном кресле сидела довольно тощая голая женщина с длинными взъерошенными тёмными волосами. Она была надежно пристёгнута кожаными ремнями, а также цепями, которые перекрещивались через её плечи и были привинчены к кольцам в полу.

- Чем вы тут занимаетесь, парни? - cпросил розовощекий мужчина лет шестидесяти, с серым ежиком на голове, торчащим пузом из-под белой рубашки на пуговицах с коротким рукавом. Из его нагрудного кармана торчало несколько сигар. - Выглядит интересно.

- О, это действительно интересно, мистер мэр, - сказал один из братьев. - Это Клайд придумал, и он же сделал кресло, а мы помогли ему установить специальную петлю. Мы назвали это “Длинношей”.

- “Длинношей”, да? - сказал со скрещенными руками мэр. - Кажется, я начинаю понимать, как оно работает. Собственно, а кто эта пизда?

- Она одна из тех сучек, что пытались сбежать из метамфетаминовой лачуги, которую мы нашли за Губернаторским Mостом.

Один из братьев усмехнулся, следом и оставшиеся братья последовали его примеру.

- Клайд вышиб входную дверь, а потом они вшестером-всемером ломанулись через заднюю дверь, но кто их считал? Мы поджидали их там с “помповухами”. Парни замешкались, и мы расколошматили их картечью, а в одном из них проделали дырку размером с сиську Клэр Марсон! Эта девка была последняя, так что мы поймали её без особого труда.

- Да, так оно и было, и что-то говорит мне, что она “метовая” шлюха, порющаяся за халявные “кристаллы”. - Вмешался в разговор один из братьев.

- Даже не сомневаюсь, - согласился мэр. - Это же явно видно по ней. Ребята, вы же сожгли то место, верно?

- Да, мистер мэр. Дом воспламенился, как тюк сена, а потом взорвался, просто загляденье!

- Как в кино бахнуло! - cказал другой брат.

Зачем пытаться отличить их друг от друга?

Мэр подошёл к девушке, прикованной к креслу. Кстати, ей заткнули рот кляпом.

- Вытащи кляп, Хорейс. И возьми зажигалку, - cказал мэр и потянул вниз молнию ширинки.

- Отпустите меня, пожалуйста, я ничего не сделала! - закричала девушка, как только кляп был извлечён. - Я умоляю вас!!!

- А теперь помолчи, милая. Пришло время расплатиться за твои ошибки. Единственное, чего мы здесь не терпим, так это наркотики, - мэр извлёк свой пенис. - А теперь слушай. Ты будешь держать рот широко открытым и позволишь мне поссать в него, и для тебя же будет лучше проглотить всё до последней капли! Иначе…

Хорейс схватил её за волосы, щелкнул зажигалкой и поднёс пламя к мочке уха. Естественно, девушка взбрыкнула в кресле, как будто её ударило током, и она принялась кричать.

Да, и она открыла рот так широко, как могла.

Мэр начал мочиться ей в промежность.

- Лучше чуть-чуть помыть эту дырку, чтобы сбить вонь, - затем он медленно направил струю ей в рот.

А медленно потому, что в запасе её было много. Бедная девушка сделала всё возможное, чтобы проглотить всё до последней капли, и все решили, что это не слишком трудная задача, учитывая, что карьера наркоманки научила её глотать. Затем мэр стряхнул последние капли и застегнул молнию.

- О, Боже, - простонала она, истекая слюной и мочой. - Я сделала, что вы хотели, теперь развяжите меня. Я проглотила её, так что вы меня отпустите теперь, да?

Мэр проигнорировал ее вопрос и подошёл к верстаку за пивом. Ответил один из братьев, возможно, Пузо:

- Мы непременно отпустим тебя, дорогая, но проблема в том, что не совсем так, как тебе бы того хотелось…

И затем он подмигнул другому брату - это был Хорейс? - который раскачивал петлю из толстой верёвки, которая поднималась к шкиву-колесу в потолке и спускалась к железному стержню, вмонтированному в пол. Он накинул петлю ей на шею. Рядом со стержнем находился храповик, через который был продет конец веревки.

- Мы тебя сейчас "отдлинношеим", тупая задница. - cообщил ей Пузо.

- Чего?

Один из братьев начал медленно опускать храповик. Примерно на один зубец в десять секунд, с каждым щелчком (это само собой разумеется) веревка натягивалась всё туже и туже.

- Видишь ли, эта хрень очень медленно вытягивает шею, пока не сломается позвоночник, но мы не останавливаемся на этом, нет, сэр! Мы придумали, как продлить “мучильню”, понимаешь? Если всё сделать правильно, то шея будет и дальше вытягиваться. Примерно в фут[36], а один раз получилось даже в два фута![37] И ты всё это время будешь жива, даже со сломанной шеей, веревка будет держать кровь в твоём мозгу, так что и ты сможешь всё увидеть!

- Увидеть что, блядь! – закричала она, в то время как снова щёлкнул храповик. - В этом же нет никакого смысла! О чем ты вообще говоришь, жирный пидор?

- Вот не нужно обзываться, милая, - сказал Пузо, - знаешь ли, слова причиняют боль, понимаешь? Они могут задеть чувства, да и вообще это нехорошо…

Все загоготали, как...

щёлк!

… снова щёлкнул храповик.

Другой брат подкатил длинное зеркало на колёсиках, и поставил его прямо перед несчастной женщиной. Теперь она могла наблюдать за собственным убийством.

И притом, какое же это было необыкновенное убийство!

Веревка натянула шею до анатомического предела. Её лицо распухло и покраснело из-за сужения кровеносных сосудов. Oна сумела выпалить:

- Боже, мой пристрели меня! Почему вы так со мной поступаете?

Пузо, или Хорейс, или кто-то ещё из братьев просто пожал плечами и сказал:

- Ну, собственно, это круто и весело…

После очередного щелчка женщина больше не могла отвечать. Ее руки и ноги конвульсировали. Её рот искривился в неистовой, но безмолвной гримасе. И шея у нее действительно…

щёлк!

…становилась длиннее на дюйм[38] за раз.

- Зырь, за раз становится длиннее на дюйм.

- Круто видеть девку с вытянутой шеей на пару футов.

- Мы проделали это несколько раз, и теперь нам придется это прекратить. Видишь ли, если медленно растягивать шею, то шейные мышцы не рвутся. Дайте им немного времени между каждым рывком, и она будет удлиняться. Думаю, ты никогда такого не видела, а? Что ж, продолжай смотреть в зеркало - и увидишь!

Снова все зашлись смехом.

- А-a, мистер мэр, - сказал один из братьев. - Я вот смотрю на это и чувствую себя питбулем, глазеющим на мясной фургон. Я это к тому, что пока мы её везли сюда, я помял ее маленькие сиськи немножко, и у меня от этого такой стояк, что мне не помещало бы… ну вы понимаете… А ещё когда я вижу, как ее маленькие сисечки дергаются, а она вся в конвульсиях и все такое... Я, бля, готов слить "груз", размером с обед, прямо сейчас! Да, сэр.

- Так что тебя останавливает, сынок? - oтветил мэр. - Не спрашивай у меня разрешения, чтобы передёрнуть, чёрт возьми. Это естественный поступок, на который имеет право любой здоровый мужик; занимайся этим, когда захочешь. По правде говоря, меня даже бросает в дрожь мысль о том, что девчoнка получит молофью, в то время пока она кривляется в петле. Так медленно и причудливо…

- Ну же, Такер! - зааплодировал один из братьев. А, так его зовут Такер. - Накачай ее кончой!

- Да, покорми суку напоследок! - выкрикнул другой брат.

- Ох, боюсь, у меня много скопилось, ребята, - сказал Такер. - И мне нравится идея, что последнее, что она попробует перед смертью, будет моя конча!

Правая рука Такера взялась за дело, в то время как остальные три брата дали друг другу “пять”. Мэр, по-видимому, человек предусмотрительный, достал отвертку и открыл ею рот девушки, так как к этому времени напряжение петли заставило ее челюсти сомкнуться.

- Вот так, сынок. Так будет лучше…

Такер пыхтел и пыхтел… поскольку описывать этот акт во всех подробностях было бы снисходительной повествовательной безответственностью, будет сказано только, что момент кульминации был достигнут, и после точного и довольно комичного позиционирования близнец успешно эякулировал с более чем превосходной точностью в рот женщины.

Мэр вытащил отвёртку, челюсти женщины захлопнулись, и…

щёлк!

…ее шея вытянулась еще на дюйм.

Ее руки и ноги продолжали конвульсировать, а лицо стало ярко-красным. Глаза закатились, и на лбу выступили голубые вены. Всё происходящее напоминало завороженную семью, наблюдающую за высадкой на луну, собравшись вечером возле телевизора. Ещё после двух щелчков прозвучал омерзительный треск, который проинформировал, что череп жертвы был официально отделен от позвоночника, скорее всего, выражаясь медицинским языком, в позвонке, обозначенном “Atlas C-1”.

Но смерть ещё не забрала её, так как спинной мозг ещё не был перерезан. Теперь напряжение пыталось затянуть мозг вниз через отверстие в основании черепа, называемое “Foramen Magnum”.

Теперь её шея и вправду была в фут длиной.

Дальнейшее удлинение будет оказывать такое неестественное давление в мозге, что будут происходить массивные инсульты, и в конечном итоге мозговая функция прекратится. Наблюдатели с радостью заметили, что она всё ещё жива, находится в сознании и смотрит на своё отражение в зеркале.

Ее лицо посинело, щёки надулись, а белки выпученных глаз стали пунцовыми. Вам, наверно, интересно, что произошло после ещё двух щелчков? Массивные конвульсии сотрясли тело, девушка опорожнила свой кишечник, затем последовало ещё несколько щелчков, и ее шея вытянулась ещё на несколько дюймов.

- Охуеть! - vдивился один из братьев. - Это лучший “Длинношей”, который у нас когда-либо был!

- Да, Клайд, так и есть.

Мэр по-прежнему стоял, скрестив руки на груди во властной позе, он посоветовал братьям:

- Почему вы, ребята, говорите так, будто все кончено? Оставьте ее в покое на час, затем сделайте еще несколько рывков, и так ещё через час, и потом еще несколько рывков. Когда вы, парни, будете в моем возрасте, то поймете, что терпение приносит удовлетворение. Однажды, когда я был ребенком, я нашел старую коробку с фотографиями моего прапрадеда. Он служил в Гражданскую войну вместе с генералом Кодиллом. Они схватили пару медсестер-янки, раздели их, трахнули и вздернули в два счета. И он сделал фото всего этого, видите ли, мой прапрадедушка был военным фотографом, и это было чертовски давно, тогда делать фотографию было чем-то новым. Тогда не было этих причудливых сотовых телефонов и ци-фра-вых камер.

- Это очень круто, мистер мэр, - сказал Пузо, или Хорейс, - но какое это отношение имеет к терпению?

- Я как раз подхожу к этому, парень, так что не перебивай. Видишь ли, он сделал первый снимок сразу после того, как повесили этих северных шлюх, а на следующий день он сделал второй и, судя по фотографиям, он снимал их не одну неделю, и на последней фотографии можно увидеть, что ноги этих янки-сучек касались земли. Их шеи были длиной в ярд![39] - мэр зажег сигару. - Так вот, мораль этой истории, мальчики - нужно время, чтобы сделать работу правильно.

- Вау! - xором воскликнули братья.

- А теперь пойдем в дом и возьмём себе ещё пивка, - приказал мэр, попыхивая дешевой сигарой. - Сегодня, пожалуй, я задержусь у вас, - и под радостные крики и улюлюканье все пятеро вышли из сарая.

Теперь шея бедной женщины была почти в два фута длиной...

...a Писатель вырвался из сна, чтобы снова проснуться в холодном, липком поту.

Он сел на кровати в замешательстве, отвращении и ужасе. Он проклинал свое подсознание за то, что оно выдумало такую мешанину злодеяний. В последнее время уж больно часто он был участником в отвратительных и абсурдных снах, но этот был уже слишком.

Господи, не могу даже вздремнуть нормально! Мне не нужно это дерьмо! - подумал он. Он ещё не пробыл в городе двадцать четыре часа, а его опыт можно было описать только как невозможный, безумный и смехотворный. Свидетельство преступления, совершенное “братьями Ларкинс” прошлой ночью, очевидно, обеспечило суть этого кошмара, но... действительно ли я ВЕРЮ, что эти люди сделали «Мертвый Диккинс» наркоторговцу за магазином? ВЕРЮ ли я, что девушка, которую они изнасиловали и сожгли, позже появилась на столе в морге, и что потом две другие женщины заставили меня совокупиться с её трупом на камеру? ВЕРЮ ли я, что мой двойник бегает по городу? ВЕРЮ ли я в то, что этот Поли Винчетти действительно существует, и что в похоронном бюро хранится МОНСТР, и что я только что завел машину, которая ржавеет на улице последние пятнадцать или двадцать лет?

НЕУЖЕЛИ я действительно ВЕРЮ в то, что был здесь больше двадцати лет назад?

- Нет, - твердо сказал он. – Это, должно быть, какое-то наваждение или галлюцинация в сочетании с истерией и, возможно, какой-то органический дефект мозга. Я слишком умен, чтобы поверить во ВСЁ это...

Он вспомнил некоторые выдумки доктора Монтегю Джеймса, Кембриджского ученого и главного авторитета Англии в области перевода средневековых рукописей. В свободное от работы время он сочинял рассказы о привидениях, в которых один ученый-протагонист постоянно сомневался в своем здравомыслии, со строками, похожими на следующие: «Правда в том (возможно, если я напишу ее, то увижу в ее истинной пропорции), что я вижу вещи. Это, как я прекрасно знаю, универсальный симптом начинающегося распада мозга. И все же я подозреваю, что был бы гораздо менее встревожен, узнав с уверенностью, что это так, чем зная, что это не так.»

Да, мозговая аберрация может быть ЕДИНСТВЕННОЙ причиной этих признаков, - признал Писатель, - так что я могу забыть об этом. Я ни черта не смыслю в нейрохирургии.

Приняв решение, он вернулся в ванную, чтобы «привести себя в порядок», он плеснул себе в лицо холодной водой и почувствовал себя намного лучше. Я - писатель, - напомнил он себе. - Что бы сделал любой хороший писатель, поняв, что он безумен? Он НАПИСАЛ бы об этом!

Он распаковал свой ноутбук, или блокнот, или записную книжку, или как там это у них называется, насвистывая чудесную песенку из прекрасных двадцатых: “Да, у нас нет бананов” (впервые придуманную бакалейщиками Лонг-Айленда в ответ на “банановую болезнь” в Бразилии. Они и не подозревали, что через несколько лет, когда Великая Депрессия поднимет свою голову, бананы станут наименьшей из их забот.)

Зажав компьютер под мышкой, он вышел из комнаты, повернулся и остановился, широко раскрыв глаза, когда в его сознании всплыло слово “мудак”. Казалось, что это слово прозвучало с левой стороны, как будто чьи-то губы произнесли его в дюйме от его уха, но когда он повернулся, там никого не было.

Хуже всего было то, что это слово, казалось, было произнесено его собственным голосом.

- Не паникуй, - сказал он себе вслух. - Я уже свыкся с мыслью, что сошел с ума... Так что... с ней и буду работать.

Он весело зашагал к лестнице и на полпути остановился перед портретом угрюмого длиннолицего мужчины, в старой спортивной куртке и тонком галстуке. Работа над эскизом не была произведением неквалифицированного художника, в то время как понятие жуткости просачивалось обратно. КТО этот человек? Он выглядит ТАКИМ знакомым...

Неважно. Я и так уже спятил. Ну и что с того? Это... интересно. Ги Де Мопассан со временем сошел с ума, как и Керуак, Хемингуэй, Свифт, По. Я бы сказал, что я в хорошей компании!

Внизу, в вестибюле, миссис Говард улыбнулась ему.

- Привет! - cказала она, почему-то вставая на цыпочки, что только подчеркивало упругость ее груди. Сделала ли она этот жест нарочно? - Как у вас дела в этот прекрасный день?

- Лучше и быть не может, миссис Говард, - он, ну, в какой-то степени обошел правду. - Как видите, у меня с собой портативный компьютер, и я подумал, не могу ли я посидеть в вестибюле и немного попиcать. Это прекрасная творческая обстановка для писателя. Немного величия ушедших лучших дней.

Эта мысль, казалось, взволновала ее.

- О, пожалуйста! Для меня было бы честью, если бы знаменитый писатель работал над своим новым шедевром в моей гостиной!

Я не настолько знаменит, - подумал он. - Но ШЕДЕВР я вам обещаю. Литературная Хроника писательского безумия! Это будет лучше, чем Томас Де Квинси![40]

- Благодарю вас, миссис Говард.

- А если вам нужен “Aспирин”, то у меня тут его целое ведро.

- “Аспирин”? - cпросил он.

- Я должна была предупредить вас насчет выпивания с моей дочерью и ее подругой Дон. Эти девчонки? Они могут перепить большинство парней в нашем городе. Они продолжают пить, когда большинство парней уже под столом. Видите ли, я не могла не подслушать, что прошлой ночью вы, эм, немного "были уставший", как говорила моя мама.

Писатель вздрогнул.

- Да, признаюсь, я выпил немало пива, миссис Говард, - а потом ваша благородная дочь подсыпала ГЕРОИН в одно из них! - Но... э-э... это все, что вы слышали?

Миссис Говард рассмеялась неприятным смехом.

- Конечно! А вы что, боитесь, что она наябедничала на вас за плохое поведение? - и её смех продолжился с новой силой.

Леди, вчера вечером я содомировал труп в анальное отверстие! Это соответствует вашему определению плохого поведения?

- Вчера она сказала мне только то, что сегодня у вас с ней свидание, и я хочу сказать вам, что я несказанно рада знать, что моя любимая дочь встречается с известным писателем!

Блядь, - подумал Писатель. - Я забыл об этом.

- Да, да, - пробормотал он. - Вы можете быть уверены, что я тоже с нетерпением жду этого. А теперь я вернусь к своему писательскому одиночеству, и займусь какой-нибудь работой.

Она захлопала своими очаровательными розовыми глазами.

- Надеюсь, все пройдет замечательно!

Блядь, - снова подумал он. Держа ноутбук обеими руками, он прошел в дальний угол вестибюля, где стояли диваны и старые кресла. Дальний угол нравился ему, потому что он был заставлен высокими книжными полками, и ему пришло в голову, что любой литератор-романист должен увековечивать свое ремесло, пока его окружают произведения других.

Он сел за стол со скрученными ножками, достал ноутбук, включил его и вдруг понял, как сильно ненавидит его, особенно когда раздался этот раздражающий звон Windows. Писателю истинного искусства просто казалось неправильным сочинять на этих хитроумных штуковинах; позволить всей этой технологии существовать между мозгом писателя и конечным продуктом было достаточно, чтобы заставить Джеймса Фенимора Купера корчиться в могиле. До сих пор все, что ему удавалось узнать об этой штуке, были какие-то заметки. Он чувствовал, что должен писать на настоящей пишущей машинке. Многие романисты XX века работали именно на пишущих машинах и относились к ним с таким же трепетом, как Джей Лено[41] - к дорогим автомобилям. Многие собирали их, как бейсбольные карточки. Никаких четырехъядерных процессоров, сэр. Нет SSD-дисков или DRAM, или видеокарт, или слотов для SD-карт. С помощью старой доброй пишущей машинки писатель достигал своего искусства старомодным способом - он его заслуживал.

Однако...

Теперь, когда он подумал о слотах для SD-карт, он вспомнил, что нашел такую карту сегодня, не так ли?

А может, и нет. На самом деле, СКОРЕЕ ВСЕГО, нет. Он уже примирился с мыслью, что сошел с ума. Поэтому он знал, что в кармане у него нет SD-карты.

Он сунул пальцы в карман рубашки и вытащил её.

О, Боже, - подумал он.

И все же он вполне мог сойти с ума. Разве у него были доказательства, опровергающие это? Он задумался, вставляя флэшку в компьютер…

- Добрый день, пастор Томми! - чуть не взвизгнула миссис Говард от неожиданности.

- Воистину добрый, мэм, - сказал человек, которого Писатель уже встречал в холле. На нем были те же джинсы “хип”, сшитые на заказ, элегантная коричневая спортивная куртка, с заплатами на локтях и ковбойские сапоги. - Хвала Всемогущему Господу!

- Аминь!

Потом он посмотрел в угол.

- Брат мой? Вы готовы к хорошим новостям?

- Да, пастор, - ответил Писатель. - Пожалуйста, продолжайте.

- Ибо возмездие за грех - смерть, а дар Божий - жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем!

- Назовите книгу, главу и стих, - сказал Писатель.

Пастор запнулся.

- Ну, я думаю... это Откровение Иоанна Богослова, глава 3, стих 20…

- Нет, это фраза: "Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною…". А ваша - это Послание к Римлянам, глава 6, стих 23.

- Аминь, брат мой! Не хотел бы ты присоединиться ко мне в церкви в воскресенье?

- Не хотел бы, пастор, ибо я всегда служу своему благоговению в храме моей собственной головы. Прошу прощения, молодой человек, но мне нужно заняться писательством.

- Приступай, брат мой! Приступай!

- Nihil sub sole novum nec valet quisquam dicere ecce ho crecens est iam enim[42], - просветил пастора Писатель.

Рот пастора Томми превратился в нечто вроде рыбьих губ.

- Аминь, брат! Аминь!

А потом он очень быстро вышел из вестибюля.

Я подозреваю, что он, возможно, отважился отправиться в “Cпа-салон Джун”, чтобы немного... выражусь грубым языком “получить латексную посылку в свою задницу”, - подумал Писатель с полуулыбкой на лице. - Я полагаю, что это лучший способ заткнуть его - цитировать Писание на латыни.

Теперь он установил SD-карту в слот. Сразу же появилось сообщение: ХОТИТЕ ОБНОВИТЬ ДО ПОСЛЕДНЕЙ ВЕРСИИ "WINDOWS"?

- Нет, блядь! - пробормотал он себе под нос и попытался перевести курсор в положение НЕТ.

Затем появилось еще одно сообщение: КАК БЫ ВЫ ХОТЕЛИ ОТКРЫТЬ ЭТОТ ФАЙЛ?

Он поморщился. Я не знаю! Разве он не должен включаться автоматически? Этот ублюдок стоит две штуки!

Он решил вернуться к этой техно-шараде позже, а сейчас мудро решил начать писать новый роман. Но через несколько мгновений он обнаружил, что делает то же, что и большинство писателей в подобной ситуации: он медлил. Он встал со стула и принялся осматривать многочисленные тома на полках. Это была приятная мысль, и он снова перефразировал доктора Джеймса из своего рассказа, что-то вроде: «Тот, кто тратит львиную долю своего времени на чтение или письмо, более склонен, чем большинство других людей, обращать внимание на большие скопления книг». Прогуливаясь глазами по полкам, он, прищурившись, разглядывал книги в мягких обложках, его всегда поглощало это занятие; проходя мимо книжного магазина, он непременно останавливался и внимательно изучал витрины; а если поблизости оказывалась библиотека или книжный шкаф, ему не нужно было полагаться на какого-либо помощника, чтобы найти то, что его интересует.

Издалека полки в вестибюле казались соблазнительными, но ближе это оказалось не так. Перед ним выстроились ряды старинных арлекинов в мягких обложках, а также Зейн Грей[43] и Луиc Л'Амур[44]. На другой полке стояли книги в твердом переплете, но все одинаково скучные: садоводство, местная кухня, "Ридерз Дайджест". Ради любви к Йохану Фусту! На полках не было ничего, что можно было бы почитать. На ближайшей к полу полке стояло еще несколько старых книг в твердых обложках, несомненно, очередной корм для массового потребителя. Он был слишком толст и ленив, чтобы опуститься на колени для более тщательного осмотра, но если бы он это сделал, то мог бы заметить “Дракулу” в желтой, пыльной обложке и подписанный экземпляр первого издания "Моби Дика", каждый из которых стоил, по меньшей мере, $10 000.

В следующем ряду, на уровне глаз появилась очень старая книга в твердом переплете. «В защиту Eпископства». Автор: архидиакон Джон Бенуэлл Хейнс; дата публикации: 1817.

- Интересно, - пробормотал Писатель, открыв наугад страницу, прочитал, нахмурился и закрыл старую обложку.

Сунув книгу обратно, он заметил, что первая книга на этой полке наполовину торчала.

Он был уверен, что минуту назад этого не было.

Еще больше странностей... Он вытащил эту книгу, она была новая, в твердом переплете, но совершенно без каких-либо надписей на ней. Очевидно, это был какой-то пустой дневник, потому что все страницы в ней были пустыми.

Точнее... Все страницы, кроме одной - самой первой.

ВСТРЕТИМСЯ В ДОМЕ КРАФТЕРА, ПРИДУРОК. ПРИНЕСИ ЛОПАТУ.

Писатель сглотнул. Снова всплыло имя “Крафтер” вместе с тревожащей его фамильярностью. Мой двойник снова наносит удар, - предположил он. Он начал обдумывать этот вопрос более глубоко, когда…

- Давай, милая, - раздался за его спиной металлический голос. Он исходил из его ноутбука. - Дай мистеру Эду повод для радости, и не трать на это весь день, а не то я разорву твою тощую задницу. Если ты не постараешься, то окажешься в Гудзоне.

Глаза Писателя расширились, миссис Говард резко подняла голову от стола.

- У вас всё в порядке?

Писатель бросился к ноутбуку и выключил звук.

- Извините, миссис Говард. Это одно из этих адских окон, всплывающих в моём компьютере.

- А, понятно. Кажется, я слышала про мистера Эда. Какое же замечательное старое телешоу!

- Да, эээ, да, действительно великолепное было шоу, - пробормотал Писатель.

К тому времени, как он добрался до ноутбука, там происходила безумная сцена. Очевидно, пока он изучал книжные полки, видеофайл с флэшки наконец открылся сам по себе.

На экране была изможденная, обнаженная белая девушка …

О, нет, нет, нет…

…она стояла на коленях под брюхом большой белой лошади с чёрными пятнами по бокам. Девушка мастурбировала блестящий розово-чёрный пенис животного. Она проделывала это левой рукой, в то время как правой рукой она держала прозрачный пластиковый кувшин, такой, как из тех, в которых подают “Kool-Aide”.

Писатель сделал немного погромче.

- Ну же, Чарджер, - уговаривала девушка. - Будь хорошей лошадкой и кончай для меня, потому что, блядь, если ты не кончишь в ближайшее время, я, блядь, повешусь.

В кадре появился посмеивающейся крупный широкоплечий мужчина с короткими волосами цвета соли с перцем; одет он был в костюм с галстуком. Ещё на нём была резиновая маска моряка Попая[45] с вырезом вместо рта.

- Повесься, сука, только сначала скажи нам, когда решишься, чтобы мы могли заснять это.

За кадром раздался ещё один мужской смешок, очевидно, оператора:

- Да, как в тот раз, когда мы вздернули дочь комиссара, и пиздили её битой, как ёбанную “пиньяту”![46] А Болтун Микки трахал её, пока она ещё дергалась! Оги, ну разве не здорово же было в тот раз?

“Попай” посмотрел прямо в камеру.

- Ты, тупорылый, пустоголовый ебанат! У тебя что, дерьмо вместо мозгов? Сколько раз я тебе говорил: никогда не называть имена при съёмке! Теперь тебе придётся вырезать этот кусок при монтаже. И позволь сказать тебе, Джей-Джей, блядь, ёбанный Абрамс, ещё раз исполнишь такую хуйню - и окажешься под лошадью вместо девки!

- О, чёрт, Ог… то есть, сэр, извини пожалуйста, мне очень жаль.

Пучеглазый “Попай” покачал головой и вернулся к “действию”, где обнаженная девушка энергично скользила рукой взад-вперёд по члену животного.

- Ну же, шлюха! Эта лошадь обычно кончает за пять секунд! Наверно, бедному коняге уже осточертело смотреть на твои тощие сиськи. Сожми ему яйца. Тебя что, этому твой папаша не учил, что ли?

Девушка что-то пробормотала, сделала, как было велено, погладила ещё несколько раз, и через пару секунд лошадь заржала и начала ерзать. Как только началось семяизвержение, Писатель мрачно заметил, что кувшин был уже наполовину полон, и судя по другим стоящим лошадям на заднем плане, несколько из них уже внесли свой вклад в кувшин. (Однако, случайный факт, неизвестный даже эйдетическому интеллекту Писателя: средняя человеческая эякуляция составляет около 10 миллилитров, а средняя эякуляция лошади в среднем равна от 100 до 300 миллилитров, в то же время хорошие лошадиные заводчики помогут получить с одной особи до 500 миллилитров за раз. Вот и Чарджер, который был частью мафиозного синдиката, выдал из себя все 500 миллилитров в кувшин.)

- Вот это я понимаю, конячий кончун! Вот может же!

Писатель хотел было положить руку на мышку, чтобы выключить этот адский «фильм», но тут вмешались какие-то извращённые, потаённые глубины его мозга. Его палец застыл на месте…

- Выжми из него остатки, пупс, - приказал “Попай”. - Его конча, как чертов кофе, хороша до последней капли.

- Что? – cказала, нахмурившись, бледная девушка.

- Просто выдои всю сперму из лошадиного хуя, или я багром выверну тебя наизнанку через твою пизду.

- Я дою, дою! - захныкала она, и стала доить до тех пор, пока последние капли не оказались в кувшине.

- А теперь пошли…

Камера проследила за здоровяком и девушкой через конюшню. На заднем плане, ниже по зеленому склону, виднелись какие-то деревянные строения. Что это было, фермерские строения? Конюшня? А нет, он, вроде, увидел шпиль церкви, но лишь мельком. В общем-то, была довольно большая территория, окружённая высоким сетчатым забором. Она казалась заброшенной, и изначально Писатель подумал, что именно туда и направятся участники фильма.

Но это было не так.

Вместо этого они свернули на дорожку, которая служила подъездной дорогой, ведущей к маленькому одноэтажному дому с кирпичным фасадом и провисшей крышей.

Писатель предположил, что дом был построен в 50-х годах. Запущенный газон перед домом говорил о том, что его давно не подстригали, но звук газонокосилки свидетельствовал о том, что работа над этим уже началась.

Толкая перед собой газонокосилку фирмы «Briggs & Stratton», к входной двери тащилась ещё одна бледно-белая обнаженная женщина. Единственное, что на ней было из одежды, так это только кроссовки. Грязные пряди темных волос свисали перед её лицом, болезненно бледная кожа блестела от пота. Она была ещё более тощая, чем женщина, несущая кувшин лошадиной спермы: у неё были лоскуты обвисшей кожи вместо грудей, втянутый живот и рёбра, торчащие, как жалюзи. Она медленно переставляла ноги, следуя за косилкой, даже не подняв глаза, когда группа, снимающая фильм, прошла мимо. Смотря на это действо, Писатель вспомнил Бодлеровского «Скелета-землероба» из «Цветов Зла»[47].

Камера последовала за толстяком и лошадницей в дом.

- Бля, чувак, - пожаловалась девушка. - Не мог бы ты понести кувшин? Он, пиздец, какой тяжелый.

Камера переместилась на кувшин, наполненный до краев, и его похожему на яичный суп содержимому. Рука девушки, пытавшейся удержать его, была похожа на метлу, выкрашенную в белый цвет.

- Слишком тяжело, да? - cказал здоровяк. – Тогда, я думаю, тебе стоит отхлебнуть, и сразу же станет легче нести.

Лицо девушки передернуло.

- Неее… ты… чё…

- Ты что, блядь, тупая? Сделай большой глоток на камеру.

- Да ты чё, рехнулся! Да ладно, чувак.

“Попай” уставился на нее сверху вниз.

- За такую дерзость я могу сломать тебе оби ноги, выволочь на улицу и заставить твою подружку покосить тебя.

- Он не шутит, милая, - cказал оператор за кадром. - Я уже видел, как он вытворяет подобное дерьмо и даже хуже.

- Охххх, чувак…

Камера осветила её лицо с ввалившимися глазами. Девушка схватила кувшин обеими руками. Ее руки дрожали.

- Пупсик, если ты бросишь кувшин, я превращу тебя в четырёхчасовой снафф-фильм, и я удостоверюсь, что в тебе ещё теплится жизнь и сознание, когда брошу тебя в собачий загон. Клиенты платят хорошие деньги, чтобы посмотреть на такое.

Девушка надулась, по её щекам текли слёзы. Дрожащими руками она поднесла кувшин к губам, набрала полный рот и…

…проглотила.

- Умница! Вот это моя девочка, - одобрил здоровяк. - Как насчёт ещё одного глотка на дорожку?

Девушка вытаращила глаза.

- Да ладно тебе!

- Лучше сделай это, милая, - посоветовал оператор. - Что вообще смущает тебя? Конский спермяк не хуже же человеческого? А ты, поди, его не один галлон выпила.

- Блядь, да что за дерьмо же такое! - oна прильнула губами к краю кувшина, снова набрала полный рот и проглотила…

- Круто. Вот видишь, оказывается, и ты на что-то годишься, - здоровяк взял кувшин из её рук. - Ну же, пойдём, пора заканчивать это шоу уродов.

Оператор последовал за “Попаем” и ошеломлённой обнаженной девушкой по темному коридору.

Писатель, тоже ошеломлённый от увиденного, сумел наконец навести курсор на СТОП видеофайла, и щелкнуть по нему.

Он сидел за столом, застыв на месте, уставившись в экран. Он чувствовал себя так, словно только что прошёл милю в гору. Тишина, воцарившаяся после того, как он стал свидетелем адского разгула, была поистине золотом.

- Боже правый, Хейзел! - дрогнул скрипучий голос в тишине. - Ты слышала, что Митт Уоллер нашёл на Тик-Нек-Роуд?

- Нет, Джимми, - ответила миссис Говард. - Надеюсь, это не было что-то плохое.

- Ой, там всё было очень плохо, - говоривший был мужчина лет пятидесяти, в рабочей одежде, которую носят в автомастерских. – Там, возле помойки в овраге, сразу за завалом возле хижины старого Джейка Мартина, он наткнулся на изуродованный труп девушки. Та девушка была голой, и мертвее моего "хозяйства".

Миссис Говард потрясённо прижала руку к груди.

- Ну, я надеюсь, это была не местная девушка.

- Слава Богу, нет, не местная, хоть за это мы можем быть благодарны, - oтветил мужчина. Он стоял, облокотившись на стойку регистрации. - Похоже, она была наркоманка, худая, как скелет, да еще с татуировками.

Миссис Говард покачала головой.

- Вот сука. Эти поганые наркоманы так и прут сюда из своих больших городов, чтобы отравлять наших детей! Слава Богу, хоть мальчики Ларкинcы следят за порядком!

- Аминь. - Джимми почесал лохматую голову. - Самое жуткое было то, в каком состоянии ее нашли. Её проклятая шея была длиной в три фута.

Миссис Говард чуть не выронила кофе.

- Не может быть!

- Я сам видел, Хейзел. Как будто эта девчонка была куклой с шеей жирафа в ТРИ ЧЁРТОВЫХ ФУТА!

- Вот и правильно! Нечего этой погани тут делать, интересно, зачем мальчики Ларкинcы так сделали?

- Наверно, чтобы запугать всех этих нариков, - предположил Джимми. – О, я забыл же рассказать самое главное!

- Да? И что же?

Писатель был в пределах слышимости их разговора, и известие о мертвой девушке с трёхфутовой шеей шокировало его. Но что ещё за главная новость?

Это было еще не все.

Джимми явно пялился на грудь миссис Говард.

- Мейбл Крой, которая живёт на верхнем этаже старой китайской химчистки, она готова поклясться, что слышала, как кто-то завёл тачку Дикки Кодилла!

- Боже мой…

- Да, последнее время странностям нет конца…

Мне нужно выпить, - решил Писатель. Его кошмар с братьями Ларкинсами, очевидно, был дурным предчувствием. Господи, неужели кто-то и вправду слышал, как он завёл “Эль Камино”, это означало только одно…

Он не сумасшедший.

Блядь. А я как раз начал привыкать к этой мысли…

Он чуть не свалился со стула, когда у него в кармане зазвонил мобильный, ему показалось, что он издал какое-то испуганное восклицание, миссис Говард и Джимми бросили на него странные взгляды.

- Привет, - рявкнул он.

- Ух ты, какой у тебя сердитый голос. - Это была Сноуи. - Я застряла в магазине. Просто решила позвонить, узнать, как у тебя дела.

Он не смог удержаться от сарказма.

- Как у меня дела? О, ты имеешь в виду после того, как ты и та хитрая сука Дон накачали меня наркотиками и заставили…- он понизил голос, - трахнуть труп наркоманки?

Сноуи хихикнула:

- Прости, это был вопрос жизни и смерти. Ты спас нас! Ты - наш герой! И Боже мой, твой кончун был лучший, который мы когда-либо снимали.

- Я уже слышал об этом. И я бы не назвал это достижение “пером в моей шляпе”.

- Зато Поли и Оги отстали от нас. Они были очень довольны твоей работой.

- Ты говоришь так, будто это исследовательская работа! И… подожди минутку. Откуда у тебя мой номер телефона?

- Переслала с твоего телефона. Я не думала, что ты будешь возражать.

- Так ты доставала мой гребаный телефон из моего гребаного кармана?

- Ну да, когда я доставала твой бумажник, чтобы положить в него полтинник!

Какая наглость! Но лучше я перейду сразу к делу.

- Послушай, Сноуи. Мне нужно тебе кое-что сказать.

- Что? То, что ты меня любишь?

Он сморщил нос.

- Ну, нет.

- Вот дерьмо. Ну и что же тогда?

- Я гулял по городу, и проходил мимо машины Дикки Кодилла, и просто ради спортивного интереса я… я…

- Что, лапочка?

- В общем, я… я сел за руль, повернул ключ, и... э-э... ну... машина завелась.

В его ухе раздался визг.

- Ты что, издеваешься?

- Уверяю тебя, нет. Я думал, что просто схожу с ума, но… Теперь я в этом не уверен.

- Ты на машине вернулся в гостиницу?

- Ну, нет. Мне это и в голову не пришло, да я и не смог бы.

- Почему же?

Он незаметно пожал плечами.

- Там механическая коробка передач. И я не знаю, как правильно переключать её.

Чаша энтузиазма Сноуи была переполнена.

- Боже мой! Боже мой! Эта машина - символ проклятья Дикки и Боллза, нависшего над городом. Всегда говорили, что тот, кто отбуксирует её на свалку, удвоит проклятие, но также ещё говорили, что…

- Да я уже слышал. Согласно легенде, однажды придёт незнакомец - Тот Самый - и заведёт машину, тем самым положив конец проклятию Дикки Кодилла и Боллза Коннера. - Вроде так это сформулировала шестнадцатилетняя Джуни. - Как только он заведёт машину, удача улыбнется ему и всему городу.

- Вот именно! - продолжила трепетать Сноуи в его ухе. - Тебе сегодня везло?

Писатель рассмеялся.

- Нет, конечно же.

- Значит, повезёт ещё. Если ты действительно завёл эту машину, то непременно повезёт.

Писатель улыбнулся.

- Слушай, я закончу через несколько часов. Встретимся в “Перекрёстке”. И никому не говори, что ты завёл машину, - настаивала она. - Я никогда ничего не водила, но вот Дон управляла бронетранспортером в армии. Она может рассказать тебе, как управлять "механикой".

Он смирился с этим. Почему бы, собственно, и нет? Всё равно больше нечего делать, кроме как продолжать пить и писать.

- Ладно, Сноуи. Позвони мне, когда закончишь работать, встретимся в баре.

- Ой, подожди! Не вешай трубку.

- Да?

Ее приглушенный, влажный голос прошептал:

- Ты мне очень нравишься, - и она повесила трубку.

Ужасно. Теперь ему действительно нужно было выпить, и как раз в тот момент, когда он собирался закрыть ноутбук и отправиться в бар…

Знаете, что?

Видеофайл с флэшки снова включился…

Выключи его! - приказал он себе. - Выбрось гребанный ноутбук, если нужно, но БОЛЬШЕ НЕ СМОТРИ ЭТО ШОУ УРОДОВ!

Но, конечно, он не прислушался к здравому смыслу, и “бесенок извращенца” снова завладел его волей, не оставив ему выбора, кроме как позволить экрану завладеть собой. Он настроил громкость ровно настолько, чтобы едва слышать…

Фильм, если его можно так назвать, возобновился, оператор последовал за "Попаем" и девушкой-лошадницей по темному коридору в комнату.

Пространные описания комнаты и её одинокого обитателя лучше не описывать вообще. Следует только сказать, что данное помещение служило невыразимой жестокости и женоненавистнической деградации, тюремному заключению и насилию, которые воплощали подлинный, неразбавленный ужас. Там был маленький телевизор, настроенный на кулинарное шоу, где какой-то суетливый французский повар готовил «Sole Meuni Re in Beurre Noisette» с суфле «Pommes». В углу, раскинув ноги, сидела обнаженная женщина. Металлический ошейник опоясывал её шею, к которому была прикреплена толстая цепь, прикрепленная к потолку. Это давало девушке (если она решала ходить или даже могла) свободу примерно в десять футов. В полу было квадратное отверстие, назначение которого, надеюсь, и так понятно.

- Ты, ленивая пизда! - взревел здоровяк. - Здесь воняет хуже, чем в жопе у бомжа! Я говорил тебе всегда класть доску на сральник после того, как гадишь!

Девушка с запавшими глазами медленно подняла голову, моргнула, проползла несколько футов и задвинула доску. Когда она передвигалась, она делала это не на ладонях, а на кулаках.

Раздался голос оператора за кадром:

-Эй, босс. Что с её руками?

- Мы превратили их в “колотушки”. Когда мы впервые её обрюхатили, Док приехал сюда и перерезал какой-то особый нерв в каждой руке. Нельзя, чтобы она повесилась до того, как родит ребёнка.

А, точно, упущенная деталь: женщина, несмотря на то, что ее руки, ноги и лицо были костлявыми, сама она была вопиюще беременна. Писатель был бы не удивлён, если бы ее раздувшийся живот и его предродовое содержимое составляли большую часть её общего веса.

- Почему вы так со мной поступаете? - cказала женщина сухим шепотом.

- Поступаем как? - cказал “Попай” и рассмеялся. - А, ты, наверно, имеешь в виду, почему мы обрюхатили тебя и кормим последние восемь с половиной месяцев одной лошадиной спермой? - oн сделал паузу, возможно, для пущего эффекта. - Потому что мы это можем, детка! МЫ ЭТО МОЖЕМ!

Беременная девушка заплакала.

- Что я такого сделала, чтобы заслужить это?

Здоровяк пожал плечами.

- Ты пыталась сбежать от нас. А ведь ещё никому никогда не удавалось сбежать, и не удастся. Если ты даже спрячешься в банковском сейфе на дне моря, мы всё равно найдём тебя.

- Ты больной на голову, - пробормотала она.

- Эй. Это не я больной на голову. Больные те, кто платит за это дерьмо. Думаешь, я делаю всё это, потому что мне хочется? Поверь мне, милая, я бы лучше сидел дома и гонял мяч во дворе со своими детьми или смотрел грёбанный ящик. Но ты же должна понимать, что всему виной деньги. Всё дело в удовлетворении потребностей рынка, вот и все. Люди хотят грёбаныe ”Три Мушкетёра”[48]? Они идут в магазин и покупают. Так вот здесь то же самое. Просто какой-то богатый чудик захотел посмотреть, как беременную бабу весь срок будут кормить одной лошадиной спермой, и он заплатил за это большие деньги. Нам. Если бы подобные ублюдки не платили за такое дерьмо, мы бы в жизни не стали мучить людей. Это, детка, называется капитализм.

Вот вам и макроэкономический тезис.

- Открывай рот, ты же знаешь, как это делается, - сказал здоровяк, достав пластиковую трубку, очевидно, для ручной подачи пищи.

Он ловко засунул ее девушке в горло. После этого он подтащил какой-то ручной насос, прикрепил к нему свободный конец питающей трубки и осторожно взял кувшин.

- Ну же, милая. Тебе что, нужно все рассказывать? Не выводи меня из себя.

- Да, сэр! - oтветила девушка-лошадница и тотчас же опустилась на колени перед насосом. Её глаза умоляюще смотрели на беременную.

- Мне жаль, что приходится делать это всё время, но если я этого не сделаю, они убьют меня.

- Не-а, - сказал “Попай”. - Мы не убьём тебя, но поверь мне, ты будешь молить о смерти.

Беременная со слезами на глазах кивнула и…

- Начинай качать, - приказал здоровяк и медленно вылил содержимое кувшина в воронку над насосом, а девушка-лошадница…

Стала качать.

Камера ловко засняла конскую сперму, движущуюся вверх по трубке в горло.

- Бляяя, - сказал оператор. – Тебе, должно быть, интересно, как будет выглядеть твой ребёнок, которого не кормили ничем, кроме конской кончи, пока ты вынашивала его!

Сперма продолжала стекать по трубке…

плюх! плюх! плюх!

…потом видео закончилось.

Бесчисленные минуты прошли, пока Писатель смотрел на пустой экран. Как бы сильно ему ни хотелось пива, он решил прилечь. Выпивка поверх только что увиденных образов наверняка приведёт к спонтанной рвоте. Он вынул из ноутбука SD-карту, положил её в карман и решил, что непременно выбросит ее. Он уже собирался выключить ноутбук, когда снова зазвонил телефон.

- Чего? - буркнул он.

- Здравствуйте, мистер __, это я ________, из «Скрибнерc». Как ваши дела?

Это был его редактор. Писатель сглотнул - всё ещё представляя себе эту ручную питательную трубку для кормления - и сказал:

- Могло быть и лучше.

- Извините за беспокойство, мистер __, но у меня к вам срочное дело, сэр.

Это было довольно-таки своеобразно. Его редактор никогда не называл его «мистер» или «сэр». Писатель позволил тошноте пройти, затем продолжил слушать.

- Поскольку у вас нет агента, сэр, я имею честь сообщить вам кое-какую информацию, о которой вы, возможно, не знаете. Сэр. Вам… Кто-нибудь еще звонил вам, я имею в виду, другие издательства?

Писатель нахмурился.

- Нет. Что вы хотите сказать?

- В издательских кругах Нью-Йорка ходят слухи, мистер __…

- Слухи, о чем?

- Ну… насчет вас, сэр. И говорят они о том, что вы вернулись. Блудный сын нео-пост-модернизма, внезапно исчезнувший на многие годы. Да, сэр, говорят, вы вернулись и уже работаете над новой книгой. Кажется, несколько дней назад вы сказали мне, что у вас на уме новый проект.

- Да, - раздраженно ответил он. - Продолжение той единственной страницы, которую вы мне сами и дали, у меня есть основания полагать, что это последнее, что я написал в начале 90-х.

- Да, сэр, в 1991 году, если быть точным. И вы назвали это “Готикой Белого Отребья”? Так же? Верно?

У Писателя разболелась голова, и он не мог перестать слышать голос "Попая".

- Да, всё верно.

- Блестящее название.

- Знаю! - pявкнул Писатель. - Право, не в моём характере быть вспыльчивым, но сегодня я себя хреново чувствую, а вы, кажется, уже переходите к делу. Верно? Пожалуйста.

- Хорошо, сэр. Прошу прощения. «Скрибнерc и сыновья» только что перевели на ваш банковский счёт миллион долларов, это первая треть аванса за «Готику Белого Отребья». Надеюсь, этого достаточно, сэр?

Писатель не расслышал последней фразы, потому что лежал на полу и ударился о него затылком со стоном.

- Мистер __? Вы ещё на линии?

- Да, - сказал он, не поднимаясь с пола. Вместо этого он продолжил лежать, прижав телефон к уху. - Это непостижимо, я в это не верю.

- Поверьте, сэр.

В этот момент на экране телефона всплыло сообщение: УВЕДОМЛЕНИЕ О БАНКОВСКОМ ПЕРЕВОДЕ. $1,000,000 ТОЛЬКО ЧТО БЫЛ ПЕРЕВЕДЁН НА ВАШ СБЕРЕГАТЕЛЬНЫЙ СЧЁТ. СПАСИБО, ЧТО ЯВЛЯЕТЕСЬ ЦЕННЫМ КЛИЕНТОМ НАШЕГО БАНКА!

Твою мать!

- Я не понимаю. Не понимаю, как вы можете считать, что моя следующая книга стоит миллион долларов.

- Три миллиона, сэр, если быть точными. Первый миллион - это только аванс.

- Но… а как же контракт?

- Проверьте свою электронную почту, сэр.

Писателю всё ещё не хотелось вставать, поэтому он щелкнул по вкладке AOL.

Прищурившись, он щелкнул по ящику с сообщениями, и вот оно…

- Полагаю, мне следует распечатать его, подписать и отправить вам по почте, да?

Редактор рассмеялся.

- Это файл с документами, сэр. Нажмите кнопку ”Ок”, затем будет применена ваша факсимильная подпись, затем нажмите “Oтправить”.

- B самом деле? Технологии… Прогресс далеко ушёл за последнее время, - сказал Писатель, на мгновение удивившись.

Он последовал инструкциям из двух действий. Несколько секунд в трубке стояла тишина, потом раздался голос редактора:

- Пришло, мистер __. Большое спасибо. Помните сэр, если позволите, вы только что подписали обязывающий контракт с этой компанией. Если вам сделают предложения другие…

- Конечно, я понимаю. Книга ваша, и, очевидно, моя задница тоже.

- Возможен ли шестимесячный срок?

- Да, конечно, почему нет? - oн ещё немного подумал. - Так что? Я нажму кнопку и стану миллионером?

- Да, сэр. Мои поздравления. И я благодарю вас вдвойне. Может, вы этого и не знаете, но вы сейчас очень востребованы. Если бы вы не согласились, меня бы уволили.

- Хорошо, что этого не случилось, - oн рассмеялся, всё ещё лёжа на полу.

- Звоните в любое время, если вам что-нибудь понадобится. Вы хотите новую машину? Может быть, новый “Корвет”? Или круиз и отдых в Европе? Или где-нибудь ещё? Я готов предоставить вам всё что угодно в знак признательности моей компании за вашу преданность.

- Э-э, нет, спасибо. Думаю, миллиона будет достаточно.

- Трёх, сэр. Трёх миллионов. Счастливого вам написания. И… с возвращением.

Разговор закончился, оставив Писателя с сильным головокружением.

Неужели это произошло на самом деле?

Сделав над собой усилие, он поднялся, вернулся в кресло и вытер пот со лба.

Или это было на самом деле, или я действительно схожу с ума. Он так и не смог решить. Потом он вспомнил, что нашёл под сиденьем машины Дикки страницу рукописи Войнича. Он вытащил её из заднего кармана, посмотрел на неё, признавая безошибочно неизвестный язык, на котором была написана страница, а также цветные рисунки обнаженных женщин Рубенса, смотрящих на что-то со страницы.

Сунув ноутбук подмышку, он подошёл к стойке регистрации.

- Миссис Говард? Могу я попросить вас об одолжении?

Её странное лицо и розовые глаза загорелись.

- Конечно!

- Я забыл взять с собой очки для чтения, - солгал он. - Не будете ли вы так любезны прочитать мне этот листок?

- С удовольствием, - ответила она, тоже надевая очки.

Она положила лист на стол и наклонилась, чтобы рассмотреть его или, может быть, что ещё вероятней, пролить свет на свое декольте для удовольствия Писателя.

И какое же это было удовольствие!

- Ну, я не могу ничего прочитать в нём…

- Он пустой? - cпросил он, зная, что если она ответит «ДА», то он сошёл с ума, что, по его мнению, не так уж и плохо.

- Нет, что вы, он не пустой. На нём куча кругообразных каракулей, выстроенных в линию. И несколько голых, довольно похотливого вида девиц.

Дерьмо. Я не сумасшедший. Что ж, тогда решено. Его кошмар с длинношеей девушкой был явью, ужасное видео было реальностью… и теперь он действительно стал миллионером.

Он забрал листок.

- Спасибо, миссис Говард, хорошего вечера.

- Да, да, и вам!

Он побрел в свою комнату, ели волоча ноги и с чувством странности того, что его не впечатлил факт того, что он стал миллионером. Он всегда считал, что морально он больше подходит под типаж соответствующей трактатам Баруха Спинозы «Монитическая этика и Имматериализм». Другими словами, деньги мало что для него значили (пока у него были деньги на пиво). Но в нём вспыхнула искра ответственности.

У меня шестимесячный срок для написания романа, стоимостью три миллиона долларов, из которого я написал только одну страницу. Мне лучше поторопиться.

И вот снова, когда он включил ноутбук и активировал текстовой редактор, он мог только смотреть без вдохновения на светящийся белый экран и пульсирующий курсор. Это неправильно. Гарри Круз не писал на чёртовом ноутбуке, и Теодор Драйзер тоже! Так что, чёрт возьми! С чего бы это делать мне?

Настоящие писатели пользовались пишущими машинками.

Господи, я думаю, что настоящие пишущие машинки уже даже НЕ ВЫПУСКАЮТ…

Он оставил дверь приоткрытой, как вдруг раздался тихий стук. В дверном проёме он увидел Портафоя.

- Входите, пожалуйста, мистер Портафой, - сказал он.

Хорошо одетый пожилой мужчина вошёл и кивнул:

- Прошу прощения, сэр. Я просто пришёл на дежурство и решил спросить, не нужно ли вам чего-нибудь.

- Вообще-то, мистер Портафой, мне нужна старая комиссионка, магазин со всяким старым барахлом или антиквариатом. В городе есть такой?

- В лучшие времена был, сэр, но не сейчас. Полагаю, сейчас вам придётся неслабо постараться, чтобы найти такой. Вам нужно что-то конкретное?

Писатель чуть не рассмеялся.

- Ага, старомодная пишущая машинка.

Портафой задумчиво погладил свой подбородок.

- Кажется, припоминаю… С вашего позволения, сэр, - и он вышел из комнаты.

Писатель покачал головой. Я же не ожидаю, что он вернется сюда с гребаной печатной машинкой? - подумал он.

Но в комнату ворвался не ночной портье…

- Дон! Какой приятный сюрприз… Наверное…

Всё ещё одетая в свою прежнюю деловую одежду, она казалась напряженной и взъерошенной.

- Сноуи сказала мне, что ты здесь.

Он нахмурился.

- И что теперь?

- A теперь, блядь, скажи мне - она наебала меня? Или ты и вправду завёл машину Дикки Кодилла?

- Да. Hу, по крайней мере, мне так кажется. Хотя я уже начал думать, что я сошёл с ума, но…

Она резко перебила его, не дав договорить:

- Слушай, я не знаю, о чём ты говоришь, но мне нужна твоя помощь…

В его голове прозвенел сигнал тревоги, он поднял указательный палец вверх и серьёзно ответил:

- Я больше не буду труп в жопу трахать!

- Мне не это надо, - поспешно сказала она. - Оги позвонил мне сразу после того, как я приняла контракт на захоронение от Уолли Эберхарта.

- Оги…- oн задумался. - А разве в шестидесятых не было мультфильма про “Оги Догги”?

- Бля, мне не до шуток, чувак, я по уши в дерьме! - закричала она, схватив его за воротник и встряхнув. - Оги позвонил мне и сказал, что потерял флэшку в похоронном бюро. На ней какое-то жёсткое андерграундное дерьмо. Я провела последние три часа, ползая раком по полу, но так и не нашла её. Мне необходимо, чтобы ты пошёл со мной и помог мне найти её. Если я не найду её, этот психопат вернётся и разнесёт там всё, - oна властно наклонилась ближе. - Я не могу позволить ему найти “большую дверь”!

- “Большую дверь”?

Она продолжала держать его за воротник, крича:

- Блядь! Большая металлическая дверь! За которой мы держим тело Толстолоба!

Писатель не возражал против того, что его сильно трясла эта интересная и весьма привлекательная женщина, потому что её груди почти касались его лица.

- А, - сказал он. - Значит, за той дверью, которую ты мне показала, действительно лежит труп чудовища?

- Да! - cказала она и затрясла его ещё сильнее.

- Тогда скажи мне. Этот человек, Оги, которого ты упомянула ранее. Он что, босс Поли?

- Нет, нет, как раз наоборот. Он лейтенант Поли, его мускулы. Он делает всю грязную работу для Поли. Он здоровенный, как футбольный полузащитник, и у него кулаки больше, чем шары для боулинга. Когда он злится, то людей убивают самыми ужасными способами! А я не хочу быть одной из них! Пожалуйста, помоги мне найти эту ёбанную флэшку! Сноуи тоже придёт нам помочь, когда закончит работу в магазине.

Писатель многозначительно посмотрел на неё:

- Может быть, Оги склонен носить латексную маску "Попая"?

Явно потрясённая этой информацией, она отпустила его воротник.

- Откуда, чёрт возьми, ты это знаешь?

- Я нашёл её на стоянке, возле твоей работы, - oн достал флэшку и отдал ей. – Я подозреваю, что это именно то, что ты так настойчиво ищешь.

Её глаза вылезли из орбит. Она вставила флэшку в USB-разъём в его ноутбуке, подождала, посмотрела и закричала:

- Боже мой, спасибо! Ты снова спас мою задницу!

- Не стоит благодарности, - сказал он. - А теперь, если ты будешь так любезна, я жду мистера Портафоя, после чего собираюсь вздремнуть.

Она схватила его за воротник и снова затрясла.

- К чёрту это! Сноуи сказала, что я должна научить тебя водить машину! Пошли! – Но потом она остановилась и долго смотрела на Писателя. - Подожди минутку. Легенда гласит, что, когда Тот Самый заведёт машину, удача…

- Удача улыбнется всем и каждому, кто здесь живёт, - закончил он. - Я уже слышал вашу легенду.

- Давай я объясню тебе, - и она подняла флэшку. - Если бы не она, мне сегодня непременно отрезали бы сиськи и засунули их задницу! Но ты отдал ее мне! Ты подарил мне удачу!

- Я думаю, совпадение - более вероятное объяснение, - сказал он.

- Ты что, блядь, гoвно тупое? С тобой сегодня происходило что-нибудь хорошее, с тех пор, как ты завёл машину?

МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ, внезапно оказавшийся на его банковском счету, оставил он её вопрос без ответа.

- Ну, да. Я не могу этого отрицать.

Она обняла его, прижалась губами к его губам и принялась ласкать их языком. В то же время она потрогала его промежность.

- Давай потрахаемся! Ну же! - oна повалила его на кровать, намного быстрее, чем он успел хоть что-то понять. - Ты действительно - Tот Cамый!

- Дон, пожалуйста, - попытался он остановить ее. - Сейчас не время, и не то место.

Она засунула руку ему в штаны.

- Я даже не попрошу тебя надеть “резинку”. Я хочу, чтобы ты кончил в меня! Если я забеременею, у меня будет ребёнок, и я клянусь, что даже не подам на тебя в суд на алименты! Это будет наше дитя любви!

- Нет, нет, правда, я слишком стар для такой спонтанности, - взмолился он.

В этот момент в комнату, пятясь, вошёл Портафой, неся в руках что-то тяжелое.

- Прошу прошения, сэр, но я хотел бы показать вам вот это, и посмотреть, сможет ли оно удовлетворить ваши потребности.

Смущенный и выпрямившийся Писатель оттолкнул Дон.

- Призрак великого Адриана! - воскликнул он. - Где вы ее нашли?

Побеждённая Дон рухнула на кровать.

- Привет, Портафой.

- Мисс Дон, рад вас видеть, - сказал портье, невольно взглянув на её грудь, и поставил предмет своей ноши на стол.

Этот предмет был очень старой печатной машинкой.

- Я видел ее в кладовке, сэр, много раз. Мне сказали, что она была здесь задолго до моего появления в гостинице.

Писатель подскочил к ней в экстазе.

- Не верю своим глазам! - воскликнул он; он узнал эту модель с первого взгляда. – Это - «Ремингтон Стандард» №2! Мистер Портафой, это - “Мона Лиза” среди печатных машинок!

Портье посмотрел на громоздкую машинку.

- Кто-то говорил мне, что её забыл какой-то постоялец во времена, когда гостиницей владели Гилманы, но лично мне так не кажется, уж больно она старая, сэр…

- Я бы сказал, - заметил Писатель, смотря на подарок, - эта модель впервые появилась в 1874 году!

Седые брови Портафоя поползли вверх.

- Ну, это уже кое-что, сэр, и, возможно, она всё ещё в рабочем состоянии.

Писатель осмотрел её с ювелирной интригой, и обнаружил, что части машины чистые и хорошо смазанные. Стержни и валик выглядели как новые.

- Она полностью отреставрированная, - прошептал он, разинув рот.

Он вставил бумажную брошюру со стола в машинку и принялся печатать.

- Она работает!

- Это было вместе с ней, сэр, - cказал портье, протягивая маленькую картонную коробку, полную запечатанных целлофаном металлических колпачков.

- Ленты! - oбрадовался Писатель. - Да ещё и новые!

- Я рад, что вы нашли удовлетворение в машинке, сэр. Не стесняйтесь использовать её, как посчитаете нужным. Менеджер не возражает.

- Спасибо, мистер Портафой! - Писатель обнял его. - Вы просто находка! Это мой счастливый день!

- И мой тоже, сэр. После обхода я отправлюсь в банк. Сегодня я получил письмо от адвоката по недвижимости из Уилбрэхема, содержащее чек на сумму 10 000 долларов. Это наследство от дальнего родственника, которого я никогда не знал.

- Я счастлив за вас, мистер Портафой!

- Благодарю вас, сэр. Позвоните мне, если вам что-нибудь понадобится, сэр.

Культурный портье ушёл прежде, чем Писатель успел достать чаевые. Вау! Сначала я получил миллион долларов, а теперь ещё и ЕЁ! - подумал он.

Дон осталась лежать в элегантном темном костюме хозяйки похоронного бюро. Она смотрела на него с благоговением.

- Легенда действительно оказалась правдива. Ты действительно Tот Cамый.

- Сомневаюсь, Дон. Но забавно думать, что так оно и есть. Все мифологии уходят корнями в некую нить истины.

- Ты не шутишь, - сказала она, схватив его за руку, вытащив из комнаты. Она закрыла за ними дверь и повела его к лестнице. - Мы идём к машине Дикки прямо сейчас!

- Но… мне нужно вздремнуть!

- К ебеням сон!

- И у меня есть обязательства перед редактором, я должен писать!

- Хрен тебе, а не писать! Давай, пошевеливайся!


* * *

Идти к “Эль Камино” было всё равно что бежать сквозь строй, но не буйной толпы, а толпы зевак и необъяснимо буйных горожан. Это описывается не для того, чтобы предоставить каждую деталь маловероятного похода дуэта к мифическому автомобилю, а для того, чтобы передать множество любопытных историй.

Их окружал благоговейный шёпот:

- Вот он!

- Это он?

У многих в глазах стояли слезы, других била истерика от радости. Похоже, что не менее десяти из собравшихся людей, недавно приобрели лотерейные билеты и выиграли крупные денежные суммы. Только что, наконец, пришла пенсия по инвалидности Генри Уилеру, а также медицинская страховка миссис Декстер, в которой ей уже трижды отказывали. А всего час назад жена Уолли Эберхарта, у которой были диагностированы терминальные проблемы с печенью, узнала, что у нее наступила чудесная ремиссия. Похоже, заказ гроба был преждевременным! Сам Уолли бросился сквозь толпу, чтобы обнять Писателя и пробормотать бессвязные слова благодарности.

Дон крепко держала его за руку.

- Это действительно ты, действительно!

На этот раз Писатель воздержался от обычного скептицизма.

Наконец, сквозь толпу к нему пробилась Джуни, шестнадцатилетняя девушка из массажного салона, задыхающаяся от жары, подбежав к нему, она обняла и поцеловала его.

- Я знала, что ты везунчик, я знала! У меня только что было одиннадцать клиентов “по-быстрому”! И они все дали мне по пятьдесят баксов на чай! Я никогда не “взбивала” стольким парням за один день!

- Я так рад за тебя, Джуни, - cказал он ошеломленно.

- Дорогу! Сдрыстните! Расступись! - командовал толстый мужчина. - Дайте ему пройти!

И тут толпа горожан расступилась.

В конце человеческого коридора красовался выцветший, чёрный “Эль Камино”, 1969 года выпуска. Казалось, машина ждала его.

- Давай сделаем это, - прошептала Дон.

Толпа затихла, когда Писатель открыл водительскую дверь и сел в машину. Дон разместилась на пассажирском сиденье.

Они долго смотрели друг на друга.

Дон наклонилась к Писателю, продемонстрировав тому своё пышное декольте. Она указала на три педали на полу.

- Это сцепление, это тормоз, это газ. Поставив правую ногу на тормоз, нажми на сцепление левой.

Писатель неуверенно последовал её инструкциям.

- А теперь, - прошептала она, - поверни ключ зажигания.

Вот где кончается фантазия, - был уверен он, - и сейчас реальность ударит меня по лицу. До сих пор всё это было галлюцинацией, - и он медленно повернул ключ. Двигатель взревел.

- Давай я прослежу, чтобы ты не сшиб какого-нибудь деревенщину, - сказала Дон, оглядываясь.

Все отошли от них подальше. От адского рёва двигателя у Писателя разболелась голова.

- Что теперь? - крикнул он.

- Надо включить первую передачу! Очень медленно отпускай сцепление и переведи ручку коробки влево, когда машина начнёт движение.

- Дон, я чувствую себя не в своей тарелке! - в отчаянии воскликнул он.

- Не будь пиздой! Просто сделай это!

Он так и сделал, только машина дернулась назад. Ну конечно, люди засмеялись!

- Ты врубил заднюю! Ставь на нейтралку, и давай сначала! - приказала Дон.

Он повиновался.

- Теперь поверни руль вправо и веди машину! - крикнула она, перекрикивая какофонию двигателя.

- Куда ехать?

- На ебаную заправку! У нас нет ни шин, ни бензина!

Отличная идея…

Маневрировать чудовищной машиной менее чем в ста футах от станции заправки было нелегко. Но в конечном итоге ему удалось припарковаться, хоть и криво.

К ним подошёл высокий блондин с перепачканным лицом, вытирая нос масляной тряпкой. Бирка на его грязном комбинезоне гласила: «Дэйв». У другого рабочего при их виде отвисла челюсть.

- Вы издеваетесь надо мной. Эта развалюха простояла на одном месте больше двадцати лет.

Писатель со стоном выбрался из салона автомобиля.

- Я бы хотел воспользоваться вашими услугами, парни. Мне нужно, чтобы вы полностью восстановили эту машину, до идеального рабочего состояния.

Механик Дэйв усмехнулся.

- Это большие деньги, мистер.

Писатель молча смотрел на него.

- Я имею в виду, тридцать, может, сорок штук.

- И я бы хотел, чтобы это произошло как можно скорее, если вы будете так любезны, - cказал Писатель. - Как скоро вы сможете привести её в порядок?

Дэйв пнул голые диски и рассмеялся.

- Зависит от того, сколько человек вы сможете нанять. Здесь нужен капитальный ремонт. И мы говорим о полтиннике в час на человека.

- Я заплачу сотню, - Писатель выписал чек на капоте. - И я бы хотел, чтобы она была выкрашена в белый цвет.

- Сделать десять слоёв реактивного лака? - cпросил второй мужчина. - Столько раз покрыл её Дикки Кодилл, когда выкрасил в чёрный цвет.

- Десять сгодится.

Дэйв покачал головой.

- А если ей понадобится новый двигатель?

- Значит, ставьте его.

- Какие шины вам нужны?

- Лучшие.

- Но, сэр, самые лучшие шины для такой машины стоят больше $500 за штуку!

- Хорошо, - Писатель дал ему чек. - Вот вам аванс в $40 000. Позвоните мне, если понадобится больше.

Дэйв уронил тряпку.

- Сорок штук?

- Сорок штук. Остальные детали, такие, как обивка и так далее, оставляю на ваше профессиональное усмотрение, - сказал Писатель. - А теперь, спасибо, сэр, но я вынужден откланяться.

Он схватил Дон за руку и повёл её прочь, оставив Дэйва безмолвно смотреть на чек в руках.

- Ух ты, - прошептала Дон. - Что за мужик! Ты действительно такой, как говоришь?

- Не совсем, - признался он. - Но с тех пор, как я завёл эту машину, у меня появилось новое чувство уверенности.

- Выеби меня. С меня течёт, как из лопнувшего шланга стиральной машины.

- Сказано с похвальным красноречием, и, если ты не возражаешь, - сказал он, - мы можем ускорить шаг? После всего, что произошло за день, мне очень нужно пиво.


* * *

Как бы сильно Писатель ни нуждался в пиве, эта потребность не найдет его платежеспособности в “Перекрестке”, только не сегодня. Грязная парковка была забита машинами, а некоторые из них стояли даже в лесу.

- Эта дыра никогда не была такой полной, - сказала Дон.

- Интересно, по какому случаю? - предположил Писатель, чьи надежды на несколько "Collier’s Civil War Lagers" рухнули так же верно, как и "Mонитор" ВМС[49].

- Я знаю! - cказала Дон, словно ее осенило прозрение. - Из-за тебя!

- Меня?

- Конечно. Ты положил конец проклятию города! Бьюсь об заклад, что каждый находящийся там человек выиграл или получил деньги каким-то образом, и сейчас они там празднуют. И они, вероятно, очень надеются, что ты появишься там, и они поблагодарят тебя!

Писатель не придавал большое значение ее предположению, но он не хотел рисковать. Он ненавидел быть в центре внимания.

- Где ещё мы можем выпить? - cпросил он довольно раздраженно. - Мне нужно выпить.

- Стриптиз-клуб “У Салли”, наверно, будет таким же забитым, как и другие бары, - oна сделала паузу для размышлений. - Думаю, мы могли бы купить пару упаковок пива и пойти выпить в похоронное бюро.

Душа Писателя вспыхнула, как спичка.

- О, давай так и сделаем!

Покупка пенного напитка в ближайшем магазине заняла всего несколько минут. Каждый из них тащил по две упаковки заветного пива, но что-то сразу привлекло внимание Писателя. Граффити, на которые он имел обыкновение обращать внимание, легко было различить на монетном ящике давно заброшенного телефона-автомата.

- Дон, посмотри на это!

То, что было написано там маркером, было чем-то знакомым:

ТОЛСТОЛОБ ПОЙМАЕТ ТЕБЯ.

ЕСЛИ ТЫ НЕ БУДЕШЬ ОСТОРОЖЕН!

- Довольно зловеще, тебе не кажется?

Дон закатила глаза.

- Это дерьмо здесь повсюду написано.

- А, понятно, - он опустил глаза. - А это что за каракули?

Он указал на другую надпись:

Я СДЕЛАЛ САРЕ ДЖИН ГОЛОВАЧ!

- Что это значит?

Казалось, она задрожала.

- Тебе лучше не знать. А теперь пошли.


* * *

Не тратя много времени (но и не тратя лишних слов), пара вскоре оказалась в офисе Дон в похоронном бюро "Bинтер-Дэймон", три бутылки пива размером с кеглю были открыты, а остальные сложены в холодильник. Три бутылки были открыты, потому что в самый короткий промежуток времени к ним присоединилась Сноуи.

- Ты знаешь, что ты герой города, не так ли? - cпросила она и небрежно поцеловала его в губы.

Что-то у меня сегодня слишком много языков, - подумал он.

- Я это уже понял.

- После того, как ты сказал мне, что завёл машину Дикки Кодилла, я была уверена, что мне повезет, как, черт возьми, почти всем, с кем я сегодня разговаривала…

- Тебе ещё не повезло? - cпросила Дон с некоторым удивлением.

- Нет, - oна, казалось, колебалась, затем завизжала от восторга. - Пока я не ушла с работы, а Тобиас не сказал, что повысил мне зарплату на пять долларов в час!

- Чудесные новости, - сказал Писатель.

- Ты уверена, что это было не за все бесплатные минеты, которые ты ему делала? - испортила момент Дон.

Сноуи ткнула в нее пальцем:

- Не заставляй меня открывать на тебе банку с дерьмом!

- Единственная банка, которую ты откроешь в ближайшее время, так это собачий корм на ужин!

Сноуи прыгнула с удивительной ловкостью, приземлилась на Дон в ее кресле, и повалила их обеих на пол, наполнив комнату звуками ударов кулаков по лицам. Писатель с отвращением оттащил Сноуи за волосы и заорал:

- Девочки! Немедленно прекратите!

Обе женщины усмехнулись.

- Мы просто шутим, - сказала Сноуи.

Дон добавила, потирая подбородок.

- Ты привыкнешь.

В следующее мгновение Сноуи уже сидела на коленях у Дон, и их губы жадно слиплись. Влажные чмокающие звуки были обильны, так же, как и сияющие розовые отблески их языков, впивающихся в рот друг друга.

Это действительно самая странная пара из всех моих друзей, - подумал Писатель, потягивая пиво и качая головой.

Когда интерлюдия закончилась, Писатель вспомнил о странной записке, которую нашел, написанную от руки, в пустой книге в отеле, и подумал, что мог бы повернуть разговор в более выгодное русло.

- Девушки? У меня вопрос. Кто-нибудь из вас слышал о месте, известном, как “Дом Крафтера”?

Сноуи вытерла губную помаду Дон.

- Крафтер? Не знаю, возможно, слышала это имя, когда была маленькой.

- О, да, - заговорила Дон. - Я помню, что читала его досье, когда начала здесь работать. Старик, кажется, жил здесь в начале 80-х. У него было странное имя. Абрахам, Эмберхэм?

- Эфраим, - предположил Писатель.

- Ага, вроде, так, - Дон моргнула. - Почему ты спрашиваешь о нём?

Что мог сказать ей на это Писатель? Ну, я мог знать его, или я мог знать других людей, которые знали его, и у меня есть жуткое ощущение, что я был в его доме в 1991 году, но, конечно, у меня нет ни одного ЁБАНОГО ВОСПОМИНАНИЯ о нём! Он не мог этого сказать. И он не мог им также сказать: Ну, мой двойник ясно дал понять, что я должен пойти к нему домой и... принести лопату.

- Вы случайно не знаете, он был похоронен в своем доме? - cпросил он.

- Это было бы во всех записях, но они все уже отсканированы, - сказала Дон, вытирая губную помаду Сноуи. - У меня больше нет доступа к старым файлам.

Писатель подпер подбородок ладонью, как мыслитель из Колумбийского университета.

- Хм. Дай мне немного поразмыслить над этими элементами, пока я принесу еще пива…

- Сейчас принесу! - добровольно вызвалась Сноуи.

- Нет уж, спасибо. Я предпочитаю, чтобы мое пиво было свободным от всех добавок, включая морфин и жидкую “Виагру”.

Две женщины захихикали, как дурочки, когда он стал спускаться в лабораторию. Ожидаемое убранство комнаты встретило его без особого интереса. Анатомические карты, периодическая карта, ручной сантизатор и резиновая перчаточная станция, а также странные трубчатые машины и множество бутылок с химикатами, включая перевернутую бутылку, похожую на офисный диспенсер для воды, с надписью: «Раствор Джора». Он решил, что лучше всего найти этот мифический дом Крафтера, который, скорее всего, окажется старым особняком. Может, стоит спросить миссис Говард или Портафоя? - задумался он. - Может, вообще стоит узнать у прохожих? Но он предпочитал анонимность и не мог себе это позволить. Зачем мне опрашивать чужих людей в поисках этой информации, когда я могу заставить Сноуи и Дон сделать это? У него было странное чувство, что они выиграют от его внезапного статуса «миллионера», и что-то еще пришло ему в голову: эти две распущенные девицы, по сути, мои единственные друзья... Со свежим пивом в руке он вернулся в кабинет, но не успел сказать ни слова…

Увидев их, Писатель остановился в дверях.

Если бы он увидел 500-фунтовую женщину в форме Гессенского гренадера восемнадцатого века, жонглирующую сиденьями трактора и насвистывающую тему из «Предоставь это Бобру», или, скажем, Андерсона Купера[50] в костюме кролика, энергично использующего весы для “встряхивания” над корзиной с домашними печенюшками и маленькими овсяными пирогами “Дебби” - это было бы так же неожиданно, как и то, что он увидел.

Дон, обнаженная до пояса, лежала на столе, подтянув колени к подмышкам. Одна голая нога торчала вверх, как и искусственная нога из нержавеющей стали, и все это было сделано для того, чтобы максимально обнажить ее влагалище. Сексуальное беспокойство отражалось на ее лице, когда она вдыхала и выдыхала. Сноуи наклонилась к подруге, ее язык лихорадочно кружил вокруг клитора, в то время как ее правая рука погрузилась до запястья во влагалище Дон. Невозможно эффективно дублировать разнообразие звуков, которые воспроизводила каждая девушка.

Писатель вздохнул и сел, потягивая пиво и качая головой. Ведь у него было столько вопросов для обсуждения, например, как найти дом Эфраима Крафтера...

Кулак и рука Сноуи «пронизывали» и погружались всё глубже, звуки ее кунилингуса легко можно было принять за звуки голодной свиньи, поедающей помои.

- Оооо, соси эту пизду! - Дон кипела, напрягаясь. - Суй руку глубже! Глубже! Насади меня на свой кулак! Я хочу кончить! - кряхтела она.

Сноуи подчинилась, умудрившись поработать рукой так, что Писатель недоверчиво поморщился. Как... ДАЛЕКО… она может еe засунуть? Должно быть, это было чистейшие воображение, когда он увидел последний толчок, проникающий по локоть, но, как бы то ни было, Дон нравилось это действо, и ее голосовые крики не оставляли сомнений в том, что оргазм был достигнут.

Возможно, ему также показалось, что рука Сноуи была извлечена с «хлопком».

Дон обмякла на столе, пыхтя и широко улыбаясь. Она пускала слюни.

- Черт, милая! Какой охуенный оргазм... блядь!

- Хорошо, - сказала Сноуи, - это тебя немного успокоит.

Она небрежно опрыскивала руку очистителем, а потом закончила работу несколькими влажными, пахнущими лимоном, полотенцами.

- Ты можешь заняться мной позже. А то я все еще вымотана после прошлой ночи.

Дон хмыкнула.

- Да, и он, кстати, тоже. Если не веришь - спроси мертвую девушку.

- Смешно, - нахмурился Писатель.

Сноуи взяла свое пиво и села прямо на колени Писателю. Не колеблясь ни секунды, она свободной рукой вцепилась ему в промежность.

- О-о-о-о, твой “петушок” твердый, как кусок трубы.

Писатель покраснел.

- Не очень большой кусок трубы, - сказала Дон, - но... до сих пор...

- Большое спасибо! - рявкнул Писатель.

- Расслабься, Тарзан. Я просто шучу. Твой член спас нас обеих прошлой ночью.

Писатель пожал плечами.

- Полагаю, этого комплимента достаточно.

- Видишь ли, вот в чем проблема с “петухами”, - продолжила Дон. - Чем они больше, тем бесполезнее владелец. Парни с большими членами - все мудаки. Высокомерные, ленивые, жестокие, безработные, потому что живут за счет шлюх, которые заискивают перед ними. Нахуй это. Я не лох. В любой момент я могу подцепить классного парня с маленьким членом, - затем она посмотрела на Писателя и послала ему воздушный поцелуй. - Такого парня, как ты, например.

Писатель снова нахмурился.

- Не надейся, девчонка, - огрызнулась Сноуи. - Этот - мой, и не заставляй меня пробивать тебе голову, чтобы доказать это.

- Единственное, что ты можешь пробить, так это дно унитаза после того, что ты жрешь!

- У меня прибавка $5 в час, сука! Я теперь зарабатываю больше, чем ты! Пизда ты тупая! Если тебя что-то не устраивает, иди сюда, и я тебе таких пиздюлей отвешаю, вовек не забудешь!

Дон пренебрежительно махнула рукой.

- Сейчас не хочется что-то. Кроме того, я выиграю, как всегда, а ты будешь плакать, как ребенок. Как всегда.

- Лучше тебе помолчать, пухлик.

- Я не пухлик!

Сноуи насмешливо раздула щеки.

- Ты права, это не так. Ты просто толстая! Давай я скажу, какая ты. Ты жирная! Жирная, жирная, жирная! Еще один БигМак!

- Я не хочу смущать тебя, потому что я бы сорвала с тебя всю эту гребаную белую альбиносскую шкуру, и превратила бы тебя в краснокожую!

Сноуи соскочила c Писателя быстрее, чем тот успел среагировать и…

ТРЕСЬ!

…oна так сильно ударила Дон по лицу, что оставила красный след.

Снова раздались звуки глухих ударов, потом прозвучало несколько пощечин, сопровождающихся довольно долгое время нецензурной бранью. Писатель слишком устал, чтобы вмешиваться. Я просто хочу попить пива и подумать! Наконец, он взревел громко и властно, что поразило его:

- НЕМЕДЛЕННО ПРЕКРАТИТЕ ЭТУ МАЛОЛЕТНЮЮ ЧУШЬ!

Обе женщины остановились и разинули рты, каждая заметно пошатывалась от нанесенных ударов и пощечин.

- Послушайте, дамы, у меня здесь серьезная миссия, - сказал он, - и мне нужно...

- Какая ещё миссия? - cпросила Сноуи, потирая лицо.

Писатель ухмыльнулся.

- Назовем это “исследовательской миссией”.

- А, для твоей следующей книги? - cпросила Дон, тоже потирая лицо.

- Да! - oгрызнулся он. – И, конечно, я знаю, что деньги, а не любовь заставляют мир вращаться, поэтому, у меня есть предложение…

- Двадцать, - мгновенно ответила Сноуи, - или двадцать пять, если хочешь, чтобы я проглотила.

Писатель потер глаза.

- Я не это имел в виду.

- О, послушайте тут нашу Пэрис Хилтон, - съязвила Дон. - В городе за минет платят десять баксов, а Сноуи постоянно сосет член за пять.

- Пошла ты! - Сноуи повернулась к Писателю. - Дон как-то сказала мне, что отсосала у каждого парня в бригаде, когда служила в армии.

- Не в бригаде, членоголовая! - взревела Дон, все еще без штанов сидя на столе. - Каждому парню в моей команде. Это трое парней! A ты отсасываешь трем парням в день в своем захолустном магазинчике, и все время отсасываешь за бесплатную поездку домой, ты сама мне говорила!

Сноуи стиснула зубы.

- Еще одно слово, и я снова надеру тебе задницу.

Дон громко рассмеялась.

- Что это еще за дерьмо такое, шлюха?

- Прекратитe! - завопил Писатель. Он очень устал от этого. - Я заплачу каждой из вас по сто долларов, если вы пообещаете больше не драться, и не спорить по каждому поводу сегодня вечером.

Девушки переглянулись, пожали плечами и согласились.

- Ух ты, - сказала Сноуи, принимая стодолларовую купюру. - Сотня только за это?

- Он богат, - добавила Дон, получив свои деньги. - Он заплатил этому извращенцу ДеХенцелю сорок кусков за починку машины Дикки.

- Вау! - pозовые глаза Сноуи засияли, и она тотчас же решительно села обратно на колени Писателя и обняла его. - Богатые мужчины такие сексуальные. Слушай, раз уж ты богат, может, купишь мне машину?

Подавленные мысли Писателя оживились. Это былa точка зрения, с которой он мог работать.

- Ну, полагаю, вполне возможно, что я куплю вам обеим машины. Но не раньше, чем вы поможете мне достичь цели моей миссии.

- Ладно! - cказали обе девушки в унисон.

Писатель допил очередное пиво.

- Прежде всего вы должны выяснить, где находится дом Крафтера.

- О, это просто, - сказала Сноуи. - Спросим у Дедули Септимуса.

- Он первый из клана Говардов, - добавила Дон. - Родился где-то в 1928 году.

Писателя охватил энтузиазм.

- Превосходно! Пожалуйста, позвоните ему прямо сейчас и спросите.

- Это невозможно, - сказала Дон.

Сноуи прислонилась к писателю в кресле.

- У него нет телефона, он живет в лесу, в землянке под навесом из соломы. Но нам повезло, потому что я думаю, что сегодня вечером он предсказывает людям судьбу в Бэктауне. И это всего в двадцати минутах пешком отсюда.

- Ага, - сказала Дон, оставшаяся сидеть на краю стола, ее выбритый лобок все еще был нагло открыт. - Мы можем пойти прямо сейчас, если хочешь.

Писатель еще не был пьян, и короткая прогулка в мягкую лунную ночь могла оказаться как раз тем, что ему было нужно, чтобы развеять усталость и возобновить свои творческие наблюдения.

- Превосходно, мы так и сделаем, но...- oн поднял палец. - Сначала мы сделаем кое-что еще, и я думаю, вы обе понимаете, о чём я...

- A? - cпросила Сноуи

- Двойной отсос? - добавила Дон.

- Чёрт, нет! Вы, девочки, покажете мне этого Толстолоба, - сказал он. - И покажете прямо сейчас.


* * *

Для Писателя это был эмоционально электризующий путь в темную заднюю комнату с массивной металлической дверью; его мысли действительно были абстрактными. Чего ожидал Нил Армстронг, став первым человеком, ступившим на Луну? Что подумал Рэндалл Джаррелл[51], когда услышал, что Вторая Мировая война закончилась, или что подумал Эдисон, когда щелкнул выключателем новой лампы с углеродной нитью, которая будет называться «Патент США 223.898»?

Это должен быть поистине трансцендентный момент. Это должно быть... должно быть нечто БОЖЕСТВЕННОЕ...

Теперь перед ними была стальная дверь с заклепками. В этом маленьком коридоре царила жутковатая, но вполне подходящая полутьма, зернистая, как старая пленка. Дон, которая все еще не считала нужным надеть штаны, мрачно посмотрела на Писателя и сказала:

- Ты же никогда никому не расскажешь, что сейчас увидишь?

- Никогда и не будет, потому что я не верю, что там мертвый монстр.

Дон оставалась невозмутимой, но самой страшной реакцией было выражение, появившееся на лице Сноуи. Она только усмехнулась.

- Ты тоже не верил, что заведешь машину Дикки, - сказала Дон, повернув ключ и распахнув тяжелую дверь.

Дон и Сноуи вошли без колебаний, оставив Писателя стоять в дверях, вглядываясь в незапятнанную темноту - в самом деле, такую темноту, которую Литтон[52] или Уолпол[53] могли бы описать, как «чернее самой черной черноты, когда-либо виденной». Затем одна из девушек зажгла свет, очень тусклый свет, падавший на металлический стол в морге из зарешётчатой лампы.

На столе лежала покрытая покрывалом фигура, и один этот факт не свидетельствовал о «чудовищности». Тем не менее, соединяющийся факт породил некоторые сомнения. Покрытая одеялом фигура и в самом деле могла бы быть человеком, если бы не восемь футов[54] в длину.

Писатель не помнил, как подошел к столу; ему казалось, что он скользит к нему. Девочки отнеслись к этому очень небрежно, когда Сноуи…

ПУФ!

…скинула простыню.

Теперь Писатель - акрофоб[55] - чувствовал себя так, словно стоял на подоконнике сотого этажа и смотрел вниз. О, боже, - подумал он. Обнаженная фигура этого «Толстолоба» выглядела просто гигантским мертвым человеком. Cтупни у него были полтора фута[56] в длину, руки от запястья до кончика указательного пальца - тоже. Ширина плеч? Больше ярда[57]. Мускулатура этого существа превосходила, скажем, мускулатуру Шварценеггера в дни его "Мистерa Олимпии". Конечно, у Шварценеггера никогда не было кожи, цвета бананов, которые слегка закоричневели и покрылись чернымипятнами. Каждый квадратный дюйм эпидермиса этого человека имел такой тон. Сеть, почти черных, кровеносных сосудов четко выделялась под этим болезненным, аберрантным цветом кожи.

Взгляд Писателя скользнул вверх по необъятно мускулистой груди, к…

Он вздрогнул.

Голова существа была покрыта каким-то черным пластиковым мешком, возможно, 13-галлонным[58] «кухонным» мешком для мусора, и Писатель почувствовал некоторую дрожь, по-видимому, это была хорошая идея - спрятать его лицо. Тем не менее, его черты лица, конечно же, нельзя было различить, но пропорции головы?

Должно быть, она была размером с пропановый баллон, из тех, что люди используют для газовых грилей на открытом воздухе.

- Мы закрываем лицо, потому что не можем на него смотреть, - сказала Дон. – Остальное, кожа, пятна? Мы привыкли.

Привыкли к этому...

- Сколько… сколько он весит? - промямлил Писатель. - Должно быть, фунтов пятьсот?[59]

- Шестьсот с чем-то[60], как сказал мне босс, - Дон стояла там, широко расставив ноги - одна нога из плоти, другая из завораживающего металлического стержня. Она скрестила руки на груди, словно оценивая происходящее. - Ему понадобился мини-погрузчик, чтобы загрузить его на весы.

Писатель отрешенно смотрел на него. Кажется, что это действительно происходит, и что я действительно ВИЖУ этот… этот необыкновенный труп. Конечно, это не чудовище, но, безусловно, свидетельство беспрецедентной человеческой аномалии...

И это послужит отличным материалом для его книги.

По какой-то непонятной причине визуальный осмотр Писателя не позволил ему даже мельком взглянуть на гениталии этого чудища... до сих пор.

- Проверяешь его причандалы, да? - cказала Дон. - Трудно не проверить его причандалы.

Писатель нахмурился. Это сплит-инфинитив! Но он оставил все как есть. Как бы это описал Вудхауз?[61] Отрезок шлангa длиной в фут[62] и диаметром в полтора дюйма?[63] Мягкий тюбик теста для печенья Пиллсбери? Что угодно. Он и в самом деле был большой, но больше всего его отвлекал желтоватый оттенок, испещренный коричнево-черными пятнами. Черные вены толщиной с карандаш отчетливо виднелись под кожей пениса, а крайняя плоть, похожая на морду, скрывала головку. Яички, размером с авокадо, лежали в сморщенной мошонке, раза в три больше мужской.

Писатель решительно повернулся к девушкам.

- Дамы, как говорили в старину: мне нужно принести еще одну бутылку пенного и могучего эликсира, впервые изобретенного древними Месопотамцами.

- Чего?

- Пойду возьму еще пива, - сказал он. - И я должен настоять на своего рода конклаве между нами тремя, и вы обе расскажете мне все, что знаете о Толстолобе, - и затем он покинул их, предполагая, что его отступление будет быстрым и без происшествий.

Быстрым, да. Без происшествий?

Точно уж нет.


* * *

Когда он возвращался в приемную, которая, как он полагал, называлась «рабочей комнатой» или «бальзамировочной комнатой», на него обрушилось множество вопросов. Такие вопросы, как: это действительно чудовище или просто человек? Разум подсказывал последнее - человек, рожденный с уникальными и поразительными анатомическими дефектами. Как он умер, и при каких обстоятельствах? Сколько ему лет, и кто его родители? Как он оказался в Люнтвилле?

Однако эти размышления бесцеремонно прекратились секундой позже. Его большие пальцы покалывало, что заставляло его думать о Шекспире: “судя по покалыванию моих больших пальцев, что-то злое придёт этим путем”, и если бы он был психически восприимчив, он мог бы вспомнить знаменитые слова Раймонда Чандлера[64] (или это сказал Роберт Б. Паркер?[65]), в которых автор утверждает, что лучшее лекарство для романиста, который не знает, куда идет его роман, - это чтобы в комнату ворвался человек с пистолетом.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался человек с пистолетом.

- Tы, БЛЯДЬ, кто такой? Какого хрена здесь делаешь? - закричал голос с джерсийским акцентом.

Маленький автоматический пистолет был направлен в лицо Писателя. Toт был так ошеломлен, что уронил бутылку пива, но каким-то чудом она не разбилась. Слава Богу! - подумал он.

На самом деле в комнату ворвались двое мужчин. По какой-то подсознательной причине Писатель изо всех сил переживал за свое пиво, стоя в ужасе перед этими двумя незваными гостями, и за долю секунды паралича, который поразил его, он смог сделать панический обзор. Оба были одеты в отлично сшитые костюмы и консервативные галстуки с золотыми и бриллиантовыми булавками. Безоружный мужчина был невысокого роста, в темном костюме, с аккуратно подстриженными черными волосами и лицом, которое многие сочли бы крысиным (и если бы Писатель был подкован в спорте - а он не был - он был бы поражен подозрительным подобием между этим человеком и неким баскетбольным тренером для переоцененной, и часто презираемой команды на Юге. Простите за отступление). Другой мужчина был огромен, размером с профессионального футболиста, с руками столь огромными, что пистолет в его руке казался карликом по сравнению с Кольтом .45 калибра. У него были угловатое лицо и короткие волосы, цвета перца с солью.

Писатель не нашелся, что сказать умного, и вместо этого сказал:

- Надеюсь, джентльмены, у вас сегодня был хороший день?

- У тебя есть пять секунд, чтобы объяснить мне, почему твои мозги не должны разлететься по всей стене, - сказал коротышка.

Здоровяк придвинул пистолет поближе.

- Я... Я... Я...

- Ты что, грабитель? Только не говори мне, что ты грабишь похоронное бюро.

Еще большее волнение помешало Писателю дать вразумительный ответ.

- Эй, приятель, - сказал здоровяк (чей баритон сразу определил его как «Попая», он же «Оги»), - что тебе нужно сделать, так это объяснить боссу, что ты здесь делаешь, - он пожал плечами, - или я убью тебя.

- Я друг Дон и Сноуи! - выпалил Писатель. - И пожалуйста, сэр, не стреляйте в меня, я всего лишь писатель.

Коротышка, очевидно "Поли", нахмурился.

- Писатель? Что, реально членописаниной своей зарабатываешь деньги на жизнь?

Наконец-то он смог ответить!

- Ну, сэр, при всем моем уважении к вам, я бы возразил, что это занятие, как вы его назвали, “членописанина”, не такое уж и никчёмное. Романист - это не что иное, как другой тип искусства, ничем не отличающийся от скульптора, художника, поэта и т. д.

Поли рассмеялся, нo не слишком приветливо.

- Прямо как поэты и скульпторы, да? Педрилы. A художники? Если только ты не имеешь в виду деревенщину, в белом комбинезоне с гребаным валиком в руке, они тоже педрилы. Членососы и жопоёбы.

Писатель был совершенно сбит с толку этим высказыванием.

- Конечно, мнение одного человека так же законно, как и мнение другого, но я позволю себе не согласиться с вами, сэр, и предлагаю вам пересмотреть свое мнение. Романисты, поэты и художники – это люди искусства. А искусство - это то, как эстетическая составляющая нашего населения определяет состояние человека, не так ли? Художники переосмысливают окружающее их общество в новых терминах, которые разжигают воображение и побуждают к более сложным отношениям с жизнью.

Поли мрачно уставился на него.

Оги водил дулом пистолета по кругу.

- Вот, что тебе нужно знать. Никогда не спорь с боссом.

Вывод был сделан мгновенно.

- Ах да, сэр, но я хотел добавить, что “рабочий мир” и те, кто его населяет, действительно заставляют мир вращаться, и что художники, в конечном счете, это всего лишь ленивые пёзды. Членососы и жопоёбы.

- Да, заткнись уже, - сказал Поли, потирая руки. - Значит, ты дружишь с “Обрубком”, да?

- Об… Если вы имеете в виду Дон, то да. Мы действительно друзья, сэр. Мы только что, до того, как вы доставили мне удовольствие познакомиться с вами, пили пиво.

- Пиво, да? Ну и где же она? Бьюсь об заклад, она, как обычно, трахается, засунув свой обрубок в курятник лесбиянки-альбиноски.

- Я здесь, мистер Поли, - прервала его Дон, a затем Поли и Оги повернулись и нахмурились…

Дон все еще была без штанов.

- Не стоит так наряжаться из-за меня, - сказал Поли.

- Извините, - сказала она. - Мне... что-то пролилось на штаны.

- Держу пари, что да, - oн ткнул пальцем в Писателя. - И я до сих пор не знаю, что делать с этим клоуном.

Клоуном? - задумался Писатель. - Ну, сэр, этот КЛОУН - романист, публикующийся на международном уровне, который заслужил значительные почести в самых прославленных литературных журналах страны. И этот КЛОУН сегодня заработал МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ. Интересно, а сколько ТЫ заработал?

Но он этого не сказал.

- Он наш друг, мистер Поли, - сказала Дон. - Это - вчерашний “король кончуна”.

Оги удивленно приподнял бровь, словно впечатленный, в то время как Поли выглядел откровенно ликующим

- Ты? Ты тот, кто так нафаршировал молофьёй труп той грёбаной наркоманки, что она сдохла второй раз? “Эдди Мюнстер”?

- Он самый, сэр.

Поли хлопнул его по спине.

- Бля, чувак! Я точно не так тебя понял! Не каждый парень может слить столько спермы, не говоря уже о том, чтобы поднять свой хрен на трупак, и отбарабанить его в пердак!

Писатель стоял в замешательстве.

- Я полагаю... это комплимент...

- Ладно, - продолжил Поли с авторитетным джерсийским акцентом. - Ты вычеркнут из списка дерьма, но это подводит меня к тебе, - и он посмотрел прямо на Дон.

- Ко мне, мистер Поли? - послышался ее робкий ответ.

- Да, к тебе. Оги рассказал тебе о той SD-карте, которую он потерял, и нет другого места, где он мог бы ее потерять, кроме этого. Нам нужна эта карта, а это значит, что ты будешь разбирать это место по болтику, пока не найдешь её. А если нет? Мы вытащим тебя отсюда и отвезем на север штата. И ты точно не захочешь знать, что с тобой там будет.

Дон улыбнулась.

- Вы имеете в виду эту карту памяти, мистер Поли? Где беременная девушка пьет конскую сперму?

- Мама миа! - oбрадовался Поли. - Вот оно как! Что ты об этом думаешь, Оги?

- Крутотень, босс!

Поли был в экстазе (в каком-то чрезмерном экстазе, возможно, из-за какой-то гиперактивности, затянувшейся с детства).

- Ебать-колотить! - воскликнул он, взглянув на карточку, а затем перевел взгляд на Дон. - Я так счастлив, что могу поцеловать тебя!

Дон сделала вид, что хлопает глазами.

- Как мило с вашей стороны, мистер Поли.

- Но, конечно, я не собираюсь целовать тебя, потому что кто, блядь, захочет целовать сучку, которая отсосала столько хуев, как ты! - a потом они с Оги расхохотались.

Дон, однако, не засмеялась.

- В любом случае, спасибо, что нашла эту чертову карточку, - сказал Поли. - Мы потеряли бы кучу бaбла, если бы она пропала.

- О, не благодарите меня, мистер Поли, - заметила Дон. - Наш новый друг, Писатель - вот, кто её нашел.

- Совершенно верно, сэр, - сказал Писатель. - Я заметил её на тротуаре за зданием, и сразу же отдал Дон на тот случай, если это что-то важное.

Выражение радости на лице Поли расцвело, и он снова хлопнул Писателя по спине.

- Приятель, говорю тебе, ты, должно быть, наш счастливый талисман! Сначала "суперкончун", а теперь еще и это! - oн бросил взгляд на Оги. - Оги. Дай ему чаевые.

Оги сунул в нагрудный карман Писателя $100 купюру.

- Ты молодец, приятель.

- Э-э, благодарю вас, сэр, - сказал Писатель за неимением ничего более проницательного.

Глаза Дон затрепетали.

- А как же я, мистер Поли? Я получу чаевые?

- Ты тоже хочешь чаевых, милая? Ну, как насчет этого? Я не запихиваю твои сиськи и задницу в печь сегодня! Вот твои чаевые! - a потом, естественно, они с Оги расхохотались.

Очевидно, Поли сегодня был в ударе. На самом деле, затем он демонстративно потер промежность и посмотрел на Дон.

- Черт, дорогуша, я так счастлив, что у меня стояк. Мне нужен один отсосик на дорожку. Ты ведь не против?

По правде говоря, Дон очень возражала, но мудро выбрала более выгодный путь сотрудничества.

- О, мистер Поли, я так рада, что вы спросили. Ничто не делает меня счастливее, чем большой член во рту, особенно ваш большой член.

Хотя у Писателя не было ни малейшего желания быть свидетелем этого... он не мог не заметить, что «большой член» Поли был не более трех дюймов[66] в полный рост. Награда Святой Национальной Книгой! Даже МОЙ член больше его!

Утешительное замечание, однако, Писатель тут же повернулся к Оги и принялся вовлекать его в какой-то случайный разговор.

- Итак, мистер Оги, как говорили в 1600-х годах, "откуда вы родом"?

Оги нахмурился.

- Чего?

- Откуда вы?

Вопрос, казалось, погрузил великана в приятные воспоминания.

- Черт, я вырос в Квинсе. Отличное место для ребенка. Моя грязная мать трахалась с разными парнями за спиной отца, когда он был на работе, и... ну, скажем так, однажды она исчезла. Но, как бы то ни было, это сломало яйца моему бедному старому папаше, поднимать меня и моих братьев было нелегко. Бедняга работал по десять-двенадцать часов в день на мясокомбинате, у него никогда не было времени на себя, потому что он только и делал, что кормил нас. Тогда не было никаких ебаных продовольственных карточек, а если бы и были, папа бы их не взял. Это то, что ты называешь сицилийской гордостью. И видишь ли, у нас с братьями никогда не было ни гроша за душой, но у всех наших друзей были, потому что их родители давали им всем карманные деньги, но, черт, мы не могли просить у нашего папы никаких гребаных карманных денег, уж слишком усердно он работал. Так или иначе, я и мои братья, мы отправились в Большой Китайский квартал во Флашинге…

- О, я не знал, что там есть Китайский квартал.

- О, конечно, при том - лучший. Бруклинский и Манхэттенский “чайнатауны” – дерьмо, по сравнению с Флашингом, я имею в виду, если вы любите китайскую еду, как я. Во всяком случае, то, что у них тогда было, это все эти маленькие маникюрные салоны, и, я имею в виду, их там было немало. Витрины магазинов в этих забегаловках были футов шесть в ширину, ни хрена себе, и, конечно, восточные дамы иногда заходили туда и делали маникюр, но все знали, для чего они были на самом деле.

Писатель не мог догадаться, он слышал только о кошачьих шашлыках и незаконных игрax в “маджонг”[67].

- И для чего же, сэр?

Оги пожал огромными плечами.

- На самом деле это были публичные дома, и у каждой из них была маленькая комнатка в задней части, где эти цыпочки - в основном старые и толстые - трахались с парнями за десять-пятнадцать баксов. “Гонконгский секс по-быстрому”, понимаешь?

- А, понятно, - но смысл этой истории, казалось, предполагал некое откровение, которое со временем объяснит, каким способом Оги и его братья зарабатывали деньги, чтобы не обременять своего отца-рабочего. - Значит, вас и ваших братьев наняли подметать и мыть полы, или что-то в этом роде?

Оги поморщился.

- Нет, нет, дружище. Мы душили старых сучек. Мы ждали на заднем дворе, когда они выйдут на перекур. Потом мы били их по голове, затаскивали обратно в дом, трахали и душили. Конечно, мы забирали и все их деньги, и иногда у них была еда, похожая на чипсы с креветками, и эти маленькие желейные конфеты, и эти похожие на клецки штуки, которые были сладкими внутри. Мы забирали всё домой для папы.

Писатель вытаращил глаза.

- Гм, ах, да. Это довольно трудолюбиво, я бы сказал. Полагаю, вы тогда были подростком?

- О, нет. Мне было девять, Бинни - десять, а Николо, наверно, двенадцать. Я скажу тебе, для трех бедных детей из Квинса мы были закалены, как сутенеры с 42-й улицы. И знаешь, что? Они никогда не сообщали об убийствах в полицию, потому что большинство из них были нелегалками. Скажу тебе, мы с братьями были настоящими добытчиками, - массивный мужчина скрестил руки на груди и кивнул. - Хорошие времена были, старик, хорошие времена. Знаешь, когда я учился в средней школе, держу пари, я задушил тридцать или сорок этих ко-со-гла-зых.

- М-м-м, косоглазые, да, - промычал Писатель, потому что другого ответа придумать было невозможно. - Это совершенно уникальный подход к теме обряда посвящения, который может соперничать даже с «Деревянной лошадкой» Д. Г. Лоуренса[68].

- Чего?

К счастью, взрывное восклицание блокировало необходимость дальнейших разговоров между Оги и Писателем. Это был гортанный стон, вырвавшийся изо рта Поли, когда что-то, явно нежелательное, наполнило рот Дон.

- О, бля, дорогуша. Ты сосешь член лучше, чем моя первая няня!

Эта высокая похвала, казалось не произвела на Дон должного впечатления, потому что теперь она скривилась и склонилась над мусорным ведром.

- Эй, Калича! Ты же не собираешься оскорбить меня, выплёвывая?

- Точняк, - сказал Оги. - Настоящие дамы никогда не выплёвывают. Они проглатывают всю кончу и просят добавки.

- И третий раз! - закричал Поли.

- Точняк, босс, и четвёртый...

- И пятый, и шестoй! - a потом - вы удивитесь? - они оба разразились хохотом.

Дон опустила плечи, собралась с духом и сглотнула.

- Хорошая девочка! - cказал Поли, застегивая ширинку.

Дон схватила пиво Писателя и принялась жадно пить.

- Ну, ребята, было весело, - сказал Поли, потирая руки. Он повернулся к Писателю и показал на него пальцем. - И с тобой тоже. Ты мне нравишься.

Оги подмигнул ему.

- Это хороший знак, приятель.

- Ты - мой новый талисман на удачу! - воскликнул Поли, и оба мафиози вышли из комнаты.

Дон напряжённо ждала, скрестив пальцы. Возможно, она даже бормотала безмолвную молитву, как просительница, умоляющая о прощении… пока не захлопнулась задняя дверь.

- Боже мой, если мне придётся ещё раз, блядь, сосать маленький член этого психопата! Я сама залезу в крематорий.

Писатель мог бы рухнуть от облегчения, что предыдущая обезболивающая интерлюдия закончилась

- Я думал, они никогда не уйдут. Думаю, я даже уже был готов, что они пристрелят меня, - cказал Писатель. Когда Дон вернула ему пиво, он рассудительно отказался. - Нет, нет, ты допивай.

- Ты что, думаешь, я какая-то больная?

- Вовсе нет, Дон. Но учитывая тот факт, что Поли только что кончил тебе в рот, несомненно, на бутылке теперь есть молекулярные следы его спермы. Поэтому я предпочёл бы не переносить их себе в рот.

- Пошёл ты, - сказала она и допила остатки. - В следующий раз сам сосать ему будешь.

Писатель воздержался от дальнейших комментариев и, вооружившись свежим пивом, вместе с Дон вернулся к большой двери.

Когда они вошли, Сноуи была похожа на оленя ночью, в свете фар. Она подошла и обняла Дон.

- О, Боже милостивый, я была уверена, что эти сумасшедшие убьют тебя! - oна громко и влажно поцеловала Дон в лицо. - Я всё время слышала, как они смеялись и кудахтали, словно пара дьяволов!

Дон ещё была ошеломлена своим предыдущим испугом и неприятностью того, что ей пришлось проглотить всего несколько минут назад. Она попыталась оттолкнуть Сноуи.

- Милая, пожалуйста. Сейчас не время.

Сноуи отошла от неё, надув губы.

- Ну, чёрт возьми, я же переживала за тебя!

- Мне очень приятно, но я сейчас не в настроении.

Писатель не обратил внимания на их сантименты; его внимание было приковано к бледному распростертому телу, что лежало на длинном металлическом столе под единственной желтой лампочкой.

Вот он или ОНО. Толстолоб.

Синевато-банановая бледность выглядели жутко в полумраке, толстая труба плоти, которая была его гениталиями, казалась чем-то потусторонним. От общего его вида создавалось впечатление поля статического напряжения, усиленного присутствием чёрного пластикового пакета, который скрывал загадочную шишку, которая была его головой. Писатель приблизился на шаг или два, спрашивая себя: неужели я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО собираюсь снять мешок и увидеть лицо легенды? Затем он отошёл. Необходимой силы духа у него в яичках не было.

Но пришло время ответов.

- Девочки, теперь, когда Поли и Оги ушли, вы обе расскажете мне всё, что знаете о Толстолобе. Я хочу узнать его прошлое, возраст, его историю. Кроме того, я также хочу узнать, почему из всех возможных мест он именно здесь все эти годы, - но когда он перевёл взгляд на девочек…

Нет, нет, нет…

Дон лежала на полу, а Сноуи ловко вставляла и вынимала из её влагалища длинную стекляную пробирку - точнее из пульсирующего влагалища.

- Господи, девочки! Уделите уже мне время! Я заплатил вам за него! - закричал Писатель. - Займетесь своими шалостями позже!

Но они не собирались делать это позже. Голые бёдра Дон заерзали на полу, когда Сноуи наклонилась ближе, чтобы смачивать языком процесс вставки и извлечения. Обнаженные груди Дон раскачивались в такт движениям (и при этом это были внушительные груди), она сильно сдавливала каждый сосок указательными и большими пальцами.

- Пожалуйста, девочки! - взревел он. - Ночь проходит впустую! - но все его попытки отвлечь их не могли быть проигнорированы более нагло.

Бесполезно. Писатель смирился с тем, что ему придётся ходить по полутемной комнате с голыми стенами из шлакоблоков. Глубже в помещении он обнаружил несколько алюминиевых полок, на которых стояли бутылки с любопытными надписями: «Раствор Джора», катушки резиновых трубок и различные приборы, которые, очевидно, были связаны с работой в морге, к сожалению, в этой теме он не был хорошо осведомлён.

В углу, как часовой, стоял старый холодильник. На двери было приклеено написанное от руки предупреждение: НЕ ОТКРЫВАТЬ! Нравы Писателя заставляли его всегда подчиняться предупреждающим требованиям, и он никогда их не нарушал. Однако именно в этот момент он обнаружил, что находится в совершенно неоправданном состоянии любопытства… он открыл дверцу холодильника.

Внутри зажегся свет. На верхней полке лежало несколько 2-х литровых бутылок диетической колы и завёрнутый в фольгу кусок конфеты: CHUNKY, с изюмом. Других полок в нём не было; вместо них на дне стояла большая стеклянная бутылка на пять галлонов[69], судя по всему. Материал, который её заполнял, выглядел тошнотворно, как болотная пена, но больше желтая, чем зелёная. Крошечные коричневые крапинки плавали в гадостной жиже.

Тошнотворный, едва поддающийся описанию, цвет этого вещества почему-то вызвал у Писателя головную боль и скрутил кишечник. Он немедленно закрыл дверцу холодильника…

…и закатил глаза, когда посмотрел вниз.

Шалости на полу ещё не достигли своей кульминации: Дон, очевидно, испытывала муки множественных оргазмов, доставляемых от Сноуи и её стеклянной пробирки для образцов. Вокализация её экстаза была слишком нелепой, чтобы утруждать себя описанием.

Вот, - подумал он, несколько подавленный, - самая непреодолимая сила человеческого организма: стремление к оргазму. Если Бог существовал, как разумное существо, - а Писатель в это верил, - то о чём он должен был думать, когда создавал человеческое сексуальное влечение? Это стремление, предположительно, предназначенное для размножения вида, заставляет теперь людей, занимающихся сексом, делать самые нелепые вещи и принимать самые глупые физические позы.

Интересно, как сильно Бог сейчас смеется, глядя на это…

У него не было другого выбора, кроме как идти дальше. Как он ни старался отвести взгляд от пениса твари, он обнаружил, что постоянно смотрит на него. Мельчайшая капелька какой-то непонятной слизи мерцала в, чудовищных размеров, уретре монстра.

Осталась ли в мочевом пузыре какая-нибудь чудовищная моча? и Насколько большой была эрекция этого существа при жизни? Эти и подобные им болезненные вопросы возникали в его голове, от одного только взгляда на мертвое существо. Затем…

Писатель наклонился вперёд, чтобы рассмотреть несоответствие…

Две резиновые трубки толщиной в полдюйма лежали поперёк массивного правого бедра твари, и, казалось, уходили куда-то в область паха. Эти трубки тянулись примерно на фут и были перекрыты маленькими клапанами.

Что это за штуки?

Наконец, лесбийская вакханалия на полу закончилась, и Дон встала на подкашивающихся ногах. Сноуи причмокнула губами и, довольно метко, запустила стеклянную пробирку в ближайшую раковину.

- Ну, спасибо Келлеру и Оппенгеймеру, что вы, девочки, закончили, - раздраженно сказал Писатель. - Больше никаких таких выходок. Дон, какова цель этих двух трубок?

Раскрасневшаяся женщина безучастно смотрела на Писателя:

- Что? А, эти? Это входное и выходное отверстия. Для бальзамирования. Верхняя идёт в бедренную артерию, туда закачивается бальзамирующая жидкость. Вторая соединена с бедренной веной, из которой выходит избыток - дренаж. Приток, отток.

Писатель задумчиво кивнул.

- Так… когда его забальзамировали? Недавно?

- Нет, что ты, двадцать лет назад. Мой босс, мистер Bинтер-Деймон, проделал эту работу.

Писатель погладил свою дерьмовую бородку.

- Значит, эти трубки были имплантированы всё это время?

- Нет, нет, только с тех пор…- но тут Дон сделала странную паузу, как будто поймав себя на мысли, что раскрывает тайну.

Писатель уставился на неё.

- Только с каких пор, Дон?

Вместо ответа Дон бросила взгляд на Сноуи.

- Что ты на нее смотришь, Дон? - потребовал Писатель. - Почему ты не отвечаешь на вопрос?

Теперь она обменялась отчаянными взглядами со Сноуи и Писателем, но так ничего и не сказала.

Что-то прогнило в королевстве Датском, - Писатель не смог устоять, чтобы не процитировать Шекспира. Он отхлебнул пива и продолжил:

- Ты лжёшь, Дон. Почему? Ты уже и так показала мне труп этого Толстолоба, так почему же ты темнишь по поводу этих трубок?

- Скажи ему, Донни, - вмешалась Сноуи.

- Нет!

- Если ты этого не сделаешь, это сделаю я!

- Я тебе жопу порву на британский флаг, если ты скажешь ещё хоть одно слово! - заорала Дон.

Сноуи, ухмыляясь, перебежала на другую сторону стола и выпалила:

- Дон использует эти трубки, чтобы сделать член Толстолоба твёрдым!

Эта информация была сказана как раз в тот момент, когда Писатель делал очередной глоток пива, и этот глоток незамедлительно выплеснулся на пол.

Тем временем Дон принялась гоняться за Сноуи вокруг стола, но её протез определил любую надежду на успех.

Писатель вытер пиво с лица и рубашки.

- Сноуи! Повтори, что ты сказала. Я, наверно, неправильно расслышал…

- Ты дебилка! - кричала Дон на подругу. - Только и делаешь, что пиздишь без умолку. Ну, теперь, когда ты всё рассказала, я думаю, мы можем и показать ему!

- Да! - завизжала Сноуи. - Покажи ему!

Писатель стоял неподвижно, как растрёпанный манекен, и смотрел, что будет дальше.

Дон смирилась с ситуацией, и занялась вознёй с резиновыми трубками у стола.

- Этому трюку я научилась в армии. Я была тем, кого они называли "90М"- Специалист Морга в Боевых Условиях, худшая работа в мире, чувак, но я согласилась, потому что рекрутёр сказал, что полученный опыт поможет мне найти хорошую работу на гражданке, - oна покачала головой и нахмурилась. - Мы копали могилы траншеями, чтобы закапывать убитых врагов, и восстанавливали по кускам наших собственных мертвецов, устанавливали личности, затем делали предварительные вскрытия и бальзамирование несчастным ублюдкам перед отправкой домой. Моё первое полевое задание было с FET, то есть женской командой взаимодействия, с 1-ой бригадой поддержки AD в Афганистане. Это было в 2015 году. Но всякое дерьмо уже начиналось в Сирии, с их ёбанной психованной Гражданской войной, а затем эти ублюдки из Исламского Государства начали своё движение, отрезая детские головы и всё такое. Поэтому мы с ещё одной девушкой, по имени Гудвин, отправились в Таль-Афар, Ирак, который находится чертовски близко к Сирии…

Писатель слушал, заинтригованный. Специалист Морга в Боевых Условиях. Вау! Какой оригинальный персонаж получится для романa!

Дон продолжала возиться с трубками за столом, и ей все еще не приходило в голову снова надеть брюки.

- Значит, мы с Гудвин, обе были в спецназовском подразделении, и когда добрались до Таль-Афара, батальон помощи разместил нас в небольшом полевом морге, и наша работа заключалась в дезинфекции и бальзамировании всех мертвых врагов, которых доставляли пехотинцы. Сначала мы должны были пройти трёхдневное обучение по новому протоколу, и, представляешь, нам запрещалось словесно оскорблять мертвых вражеских солдат, никаких этнических оскорблений, никакого осквернения тел. Если бы мы сделали что-нибудь из запрещенных действий, нас отдали бы под трибунал. Смешно, не правда ли. Ты можешь в это поверить? Почти все тела, которые пехотинцы доставляли нам, были из ИГИЛa[70], психи, которые сжигали детей заживо на глазах их матерей, потому что у них Шиитские родители. У них был постоянный полевой приказ насиловать всех пленниц, прежде чем они убьют их, включая детей. Отморозки отрубали тысячи голов, и даже не показывали своих лиц, когда делали это, ёбанные трусы. Вот что я тебе скажу, - cказала она и улыбнулась Писателю. - Расплата - та ещё сука.

К этому времени Писатель уже вполне представлял себе, в чём может заключаться эта “расплата”, но сознательно не признавался в этом самому себе. Вместо этого он рассматривал обличительную речь Дон, по крайней мере, как интересную точку зрения.

- Всё дело в положительном давлении, - сказала она. - Бальзамирование ничем не отличается от промывки радиатора. Ты выкачиваешь мёртвую кровь и вливаешь вместо неё «Раствор Джора», - из галлонового кувшина она налила немного прозрачной жидкости в стеклянную канистру, стоявшую на крышке машинки. Затем она взяла длинную трубку, торчащую из нижней части машины, и подсоединила её к верхней трубке на правом бедре Толстолоба. Ту, что ранее она обозначила входом в бедренную артерию, и открыла крошечный клапан, уже непосредственно на самой трубке. - Учебники говорят, что нужно установить давление на 12р.s., такой стандарт. Но однажды моя напарница Гудвин случайно поставила на 15 - это было в Афгане, до того, как я познакомилась с ней - в общем, она начала его накачивать, как вдруг у жмура на её столе начался грёбанный стояк! Потом она выключила аппарат, и пока не спустила жидкость, его член оставался твёрдым, как скала, и потом она трахалась с радикальным исламистом, убивающим детей. Сказала, что с членом мертвяка она испытала лучший оргазм в её жизни, - Дон подмигнула Писателю. - Круто, да?

Писатель не мог сформулировать правильный ответ, если вообще какой-либо ответ можно было считать правильным.

Он смотрел в безмолвном параличе, как Дон демонстрирует ранее описанный процесс в реальном времени.

Она включила похожую на блендер машину. Сноуи закричала:

- Дай ему встать, милая!

Машина жужжала и булькала какое-то время, потом выключилась. В этот момент - как вы уже убедились – массивный, вялый пенис Толстолоба превратился в гигантский, эрегированный пенис.

- Это всё, что нам нужно, - cказала Дон, но Писатель услышал её слова, словно в эхо-камере. Всё его внимание было поглощено тошнотворно-желтым, испещренным червями вен, столбом мышц, растущим из паха Толстолоба.

Сноуи не теряла времени даром, молниеносно раздевшись, она забралась вверх и опустила свои женские гениталии на эрекцию мёртвого монстра. Конечно, большинству хотелось бы знать точные размеры этой эрекцим, и Писатель предположил, что она имеет десять с лишним дюймов[71] в длину и в обхвате, как теннисный мячик, и было восхитительно, как умело, как тщательно Сноуи принялась скакать на нём. При этом это был один большой узловатый столб мяса, на котором можно было сидеть, но столь же восхитительны были скорость и сила, с которой она совершала своё совокупление. Выражение её лица было сияющим, румяным, воплощенноe жадностью (в погоне за "кончуном“, как выразился бы Писатель словами, услышанными в разговорной речи). Каждый раз, когда Сноуи шлепала своими чреслами по пенису, она примитивно хрюкала и возобновляла цикл.

Шок, возмущение, недоверие и полное оцепенение Писателя становились всё менее и менее сильными. Я смотрю, как женщина занимается сексом с трупом монстра, - понял он. - Ну и ладно. Возможно, всё, чему он был свидетелем с момента пребывания в Люнтвилле, закаляло его. Что ещё можно было увидеть в этой ярости и страсти?

- Поторопись Сноуи, - сказала Дон. - У нас не вся ночь впереди. Нам ещё надо добраться до Бэктауна.

Сноуи всё насаживалась своими раздвинутыми бёдрами вверх и вниз, что создавало интересный силуэт на задней стене.

- Итак, я полагаю, что вы, девочки, разыгрываете этот спектакль перед камерами Поли? - cпросил Писатель.

- О, нет, ты что! Мы никогда не дадим этому сумасшедшему ублюдку узнать о Толстолобе. Он бы сразу притащил сюда конченых наркоманок, по три за раз, чтобы трахнуть его. Толстолоб - наша частная собственность, - сообщила Дон. - Я и Сноуи, вот и всё. Ёбаный Поли, - oна скрестила руки на груди и топнула ногой, когда Сноуи продолжала скакать на членe монстра. - Но да, мы трахаем мертвецов на камеру всё время, в главном зале. Поли любит подобное дерьмо. Каждый раз, когда в городе дохнет мужик, его привозят сюда, так что, во время бальзамирования мы накачиваем его член, трахаем его, отдаём пленку Поли, и он платит нам по сотне!

- Похоже на…- Писатель откашлялся, - прибыльное предприятие. - Но он подумал о том, что часть последней фразы, должно быть, была одной из самых уникальных в жизни, что он слышал - Мы все время трахаем мёртвых мужиков на камеру...- Так ты говоришь, что научилась этому эстетическому процессу возбуждения мертвых… в армии?

Лицо Дон просияло.

- Конечно!

Будь тем, кто ты есть,[72] - подумал Писатель, но тут же следом что-то вспыхнуло в его мозгу.

- Скажи, а что именно ты имела в виду несколько минут назад, когда сказала: «Это всё, что нам нужно?»

- Что? Ой, я имела в виду, что…

Её ответ был прерван криками оргазма Сноуи, которые были очень громкими. Затем покрытая потом альбинесса замолчала и рухнула на огромную грудь существа. Было бы правильно сказать, что она была "сладко истощена”.

Дон усмехнулась.

- Теперь ты знаешь, почему нам не нужны парни. Кому нужны будут парни, когда есть вот это!

Впечатленный Писатель кивнул:

- Но ты же говорила... "Это всё, что нам нужно..."

- Да, я имела в виду, что мы не раздуваем член этой твари больше чем на десять дюймов.

Писатель вытаращил глаза:

- Ты хочешь сказать, что он может быть больше?

Дон громко рассмеялась. Даже Сноуи рассмеялась, продолжая лежать на груди монстра, всё ещё опустошенная “la petite mort”[73] своих любовных ласк.

- Восемнадцат[74], максимум двадцать[75] дюймов, - добавила Дон, - и толщиной больше, чем твоя рука. Это же очевидно. Cогласно легендам, когда Толстолоб насиловал людей, его член был настолько большим, что он разрывал их. Большинство из них истекли кровью.

Сноуи наконец оторвалась от груди её мрачного обитателя.

- Хочешь посмотреть? Донни, накачай его на всю длину!

- Не стоит, - выпалил Писатель. - Спасибо. Я видел достаточно чудес за одну ночь.


* * *

Дон, не теряя времени, спустила член Толстолоба до его лежачего состояния, надела штаны и выпроводила их, несколько раз проверив, заперла ли она дверь за ними. Писатель, человек предусмотрительный, взял пиво с собой в дорогу.

Это была тёплая, спокойная прогулка за город.

- Мы срежем через лес, так будет быстрее, - сказала Сноуи. - Просто иди громче.

- Идти громче? - не понял Писатель.

- Да, - сказала Дон. - Шаги отпугнут змей.

Восхитительно, - подумал Писатель, топая по высокой траве.

Мгновение спустя воздух наполнился зловонием, которое Дон сразу же узнала.

- Ебать! Трупы, похоже, зарыты неглубоко.

- У нас здесь всегда так пахнет, - добавила Сноуи. - Местный пропойца по имени Студень рассказал мне, что видел тут, как братья Ларкинсы закапывали несколько трупов.

Эта прекрасная жизнь! Где Джимми Стюарт[76], когда он так нужен? Писатель указал на старую полуразрушенную лачугу впереди.

- Дайте угадаю, - пошутил он. - Держу пари, в этой хижине водятся привидения.

Обе девушки резко остановились и уставились на Писателя.

- Что?

- Ты экстрасенс? - cпросила Дон.

- В этом старом доме водятся привидения, - сказала Сноуи с явным страхом в голосе. - Там обитают призраки Джейка Мартина и его внука Трэвиса. Эти негодяи возобновили головачи в этих краях!

- Головачи? - логично спросил Писатель. - Что это?

- Тебе лучше не знать, - сказала Дон.

- О, напротив, я очень хочу знать. Мне нравится местный фольклор. И я уже слышал это слово раньше. Так что это?

- Просто пойдём, - настаивала Дон, - и ни в коем случае не смотри на эту лачугу.

Она потащила Писателя за руку. Что-то подсказало ему оглянуться, и когда он это сделал…

Он увидел две фигуры у хижины, не полупрозрачных призраков, и не смутные очертания, а людей из плоти и крови. Дряхлого старика в инвалидном кресле, без ног, и высокого мускулистого молодого человека, в глазах которого отчетливо было видно то, что можно описать лишь как огонь насилия и мести.

A затем…

… затем…

В его поле зрения появились ещё две фигуры, он сразу же узнал их. Я точно уверен, что знал их лично, когда был здесь в прошлый раз. И это их я видел в своих кошмарах…

Эти двое, конечно же, были Дикки Кодилл и Тритт Боллз Коннер, оба ухмыляющиеся, оба знающие о нем. Боллз был в джинсах «Levi’s», и поглаживал свою козлиную бородку; он насмешливо приподнимал свою кепку "John Deere", салютуя Писателю. Дикки в свою очередь расстегнул штаны, вытащил член и принялся яростно мастурбировать.

- Чё-ерт, Боллз, я так хочу однажды обкончать и нафаршировать спермаком эту пухлую девку.

- Тише, еблан, не нужно, чтобы она услышала, что ты назвал её пухлой!

И они оба заржали...

- Давай, чувак, ты оприходуешь Tолстушку, а я позабочусь о Белоснежке, выверну её киску наизнанку, - затем Боллз многозначительно посмотрел на Писателя. – A c тобой, Писатель…- Боллз подмигнул ему. - Мы скоро встретимся с тобой, скорее всего, в Доме, а может, и в Аббатстве.

Писатель вышел из транса.

- Ты слышишь меня?

- Конечно, я слышу тебя, - сказал Боллз. Дикки ничего не сказал, слишком занятый эякуляцией на папоротник.

- Чувак, я и вижу тебя, - продолжил Боллз. - У нас с тобой остались незаконченные дела с тех пор, как ты в последний раз был здесь…

Дон дернула его сильнее.

- Я же говорила тебе не смотреть на это место! А теперь пошли!

Ошеломленный (как и большую часть своего путешествия), он пробормотал:

- Ты... Ты слышала его?

- Нет! Они же призраки! Не слушай их!

Писатель очнулся от ступора и задумался. «Дом» - сказал призрак Боллза. Он имел в виду дом Крафтера? И… что ещё? Что ещё он сказал? Что-то об “Aббатстве”…

- Эй, Сноуи, ты же что-то рассказывала об аббатстве?

- Да, - подтвердила пышногрудая альбинесса. - Там их обоих пришил Толстолоб.

- Там же, кстати, и его самого грохнули, - добавила Дон. - Священник прострелил ему башку. А откуда ты, кстати, знаешь про Роксeтерское Аббатство?

Интереснo. Священник...

- Я просто… где-то слышал об этом месте, - сказал Писатель.

Они двинулись дальше от лачуги с привидениями и её вони. Вскоре Писатель почувствовал себя лучше.

- Так я всё правильно понял? После того, как Толстолоба застрелили, кто-то - очевидно, ваш босс - перевёз труп в похоронное бюро?

Дон кивнула.

- Хочешь услышать всю историю?

- Я бы очень прогадал, если бы упустил возможность узнать всю историю, - cказал Писатель.

- Полагаю, это означает «да». - С каждым шагом эффект груди Дон, опускающейся и поднимающейся под блузкой в ритм их шагов, возбуждал Писателя. - Никто не знает, откуда взялся Толстолоб, но кое-кто говорит, что он пришёл из Национального Парка Бун. Это настоящий глубокий, темный лес.

- И никто не знает, кто он на самом деле, - добавила Сноуи.

Её грудь, столь же впечатляющая, тоже притягивала взор Писателя, и он сразу же задумался о том, как изменилась его натура с тех пор, как началось его приключение. Что за внезапная мания сисек? - задумался он. - Господи, я же раньше не отвлекался на такие тривиальные вещи, как эротизм. В самом деле, эти девушки собираются рассказать мне что-то действительно интересное, а я в свою очередь слушаю их в полуха, потому что…

Потому что я не могу оторвать глаз от СИСЕК!

- Некоторые говорят, что он наполовину человек, наполовину демон, потому что есть свидетели, которые утверждают, что когда болото возле аббатства осушилось, в грязи были найдены реликвии поклонения дьяволу, что-то вроде храма.

- И точно так же многие утверждают, что он гибрид человека и инопланетянина, вроде как космический корабль разбился в болоте, пилот выжил и изнасиловал местную девку, и обрюхатил её. И через девять месяцев она родила Толстолоба. Точнее, он прогрыз её живот. Потом какой-то старый отшельник нашёл ребёнка, унёс его далеко в лес и вырастил его.

- Это, безусловно, всё очень интересно, - сумел подметить Писатель. - И как я понимаю, много лет спустя Толстолоб, по какой-то неизвестной причине, вернулся сюда?

Дон кивнула и вывела их из леса на темную мощеную дорогу.

- Этот монстр что-то искал в старом аббатстве…

- Но никто не знает, что именно, - сказала Сноуи.

- Но, что бы он там ни искал, - подметил Писатель, - священнику удалось его убить?

- Выстрелил ему прямо в глаз и вышиб мозги через затылок, - сказала Сноуи. - Говорят, его мозги были желто-зеленые, как заварной крем.

Они пересекли дорогу, обозначенную знаком ТИК-НЕК-РОУД. Писатель попытался аллегорически применить это название, но у него ничего не вышло.

- Так, давайте разберёмся. Священник убил Толстолоба, а потом… отвёз его тело в похоронное бюро?

- Нет, нет, - уточнила Дон. - Он сбежал оттуда, так быстро, как только смог. В ту ночь была сильная гроза; и одна из молний ударила в озеро и осушила его. А священник отправился в аббатство в поисках укрытия, и некоторые говорят, что с ним была девушка, выжившая. Внутри они нашли трупы Дикки и Боллза, они были полностью расхерачены.

Сноуи добавила:

- Это Толстолоб разделался с ними. Он выдернул позвоночник Дикки прямо через задницу. A Боллзa… ладно, давай забудем о том, что он с ним сделал…

Дон:

- Но примерно в это же время мой босс, мистер Bинтер-Деймон, проезжал через тот же район. Первое, что он заметил, было осушенное озеро, второе, что он заметил, было тело Толстолоба, лежавшее там. Поэтому, как любой предприниматель, он запихнул его тело в кузов своего грузовика, отвёз в бюро и забальзамировал.

Писатель удивился.

- С какой стати ему это делать?

Дон пожала плечами.

- Он всегда искал дополнительный заработок. Вот, собственно, почему он позволил Поли и его людям снимать траханье трупов в рабочей комнате. Так или иначе, у мистера Bинтера была идея, что он может использовать тело Толстолоба, как аттракцион для шоу уродов, продавать билеты и всё такое, но у него так ничего и не вышло. У него, примерно в то время, случился первый инсульт, и потом ему было уже не до этого. Его жена до сих пор не знает, что в той комнате, да и вообще никто не знает, кроме меня, Сноуи, а теперь и тебя. Когда я только начала здесь работать, я собиралась кремировать этого чёртова урода, но как-то по пьяни я накачала его член ради прикола и получила лучший секс в моей жизни.

- Ты трудолюбивая девушка, - сказал Писатель, качая головой.

- Потом я подружилась со Сноуи, и мне, естественно, захотелось поделиться с ней своей тайной.

Сноуи схватила Дон за руку и поцеловала.

- Она так добра ко мне, правда?

- Я бы сказал, что это наблюдение на редкость бесспорно.

Писатель наблюдал, как они остановились по середине дороги, чтобы шумно поцеловаться с языками.

В каком интригующем мире мы живем.

- Должен сказать, история Толстолоба превзошла все мои ожидания.

И как я мог не поверить в неё с начала?

Он видел уйму доказательств.

И теперь стало ещё больше доказательств, свидетельствующих о том, что в этом городе действительно существует еще однa таинственная легенда: Дом Крафтера.

Мой двойник велел мне идти туда, - размышлял он. - Так что я пойду…


* * *

Менее чем в ста ярдах вверх по дороге показалась огромная освещённая территория, сопровождаемая весёлым пьяным гулом. Сначала Писатель заметил массивную, мощенную гравием стоянку, с беспорядочно разбросанными, старыми железнодорожными шпалами, обозначавшими парковочные места. Несколько высоких натриевых огней объясняли движущийся белый свет, и это освещало пространство драндулетов и помятых, тусклых пикапов, так любимых деревенщинами. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ B БЭКТАУН, - хвасталась вывеска. - ГЛАВНОЕ МОБИЛЬНОЕ СООБЩЕСТВО ЛЮНТВИЛЛЯ.

Ничего себе, - подумал Писатель.

- Вот мы и здеся, - с энтузиазмом сказала Сноуи.

- Нет, - ответила Дон. – Не здеся, а тута. Ты вообще чему-нибудь училась в школе?

- Да, я научилась надирать толстым девкам задницы.

Дон угрожающе указала на неё пальцем.

- Не называй меня толстой. Я не толстая.

Вообще-то, - заметил Писатель. - У вас обеих есть лишние килограммы, но кто я такой, чтобы говорить вам это?

- Никто из вас... не толстая. Вы обе шикарные, пышные, красивые женщины, или, говоря более местным языком: пиздец, какие потрясающе фигуристые.

- А-у-у-у! - проворковала Сноуи.

- Он такой милый! - добавила Дон.

Сноуи скользнула к нему и поцеловала в шею.

- Я могу просто съесть тебя! Мой парень-миллионер!

- Твой парень - это моя задница! - заорала Дон.

- Ты имеешь в виду свою жирную задницу…

- Клянусь, Сноуи, если ты будешь продолжать в том же духе, я сделаю оба твоих розовых кроличьих глаза черными.

- Довольно! - заорал Писатель, прежде чем Сноуи успела ответить. - Честное слово, вы похожи на двух питбулей! Если вы не прекратите эти драки и враждебные разговоры, я больше никогда не дам вам денег.

Обе девушки мрачно замолчали и переглянулись.

Писатель в смятении огляделся. Вход в этот захолустный район был хорошо освещен и украшен множеством праздничных мигалок, не говоря уже о звуках большого веселья, гораздо большего, чем можно было ожидать даже в самом шумном трейлерном парке ночью. Основная дорога, по которой они продвигались, была заполнена людьми, приходящими и уходящими (посетителей намного больше, чем количество возможных жителей). Несмотря на то, что этот главный проход был заставлен трейлерами в различных состояниях ремонта, он больше напоминал Писателю Мидуэй[77] на карнавале.

- Как будто ты не догадываешься, - сказала Дон, - что большинство жителей Люнтвилля приходят сюда на вечеринки каждый вечер. Это настоящее место для тусни…

- О да, - добавила Сноуи. - У них тут есть всё: азартные игры, петушиные бои, собачьи бои, самогон…

Я уверен, что Министерство юстиции, ATF[78], IRS[79] и NSPCA[80] полюбили бы это место, - подумал Писатель.

- И это только обычные вещи, - сказала Дон. - Есть веселее.

- Например?

- Ну, например, Харч-вечеринка, Сопле-болл, Спермо-стрельба...

- Это что за херня? - осквернился Писатель.

Сноуи усмехнулась, а Дон, с энтузиазмом ответила:

- Вечеринка по ловле харчков, полагаю, тебе нужно объяснить. Две девчонки, которые ненавидят друг друга, сидят рядом на стульях, а парни выстраиваются в очередь сзади них и платят по пять долларов. Потом все они по очереди харкают в рот девкам, и побеждает та, которая не обрыгается.

Писатель остановился и уставился на неё.

- Сопле-болл - это ерунда, но забавная, - сказала Сноуи. - Там просто люди выстраиваются в ряд и сморкаются в бегающую девку. А вот Спермо-пати, иногда они нaмного интересней, потому что они выбирают пятерых парней, за каждым из которых стоит девчонка, а потом эти девчонки дрочaт им. Тот, кто выстрелит дальше всех, выигрывает половину банка.

У Писателя отвисла челюсть.

- О, и ещё есть Kольцо, - сказала Дон.

- По крайней мере, это звучит не так экстравагантно, как другие забавы, - сказал Писатель, благодарный за перерыв.

- Парни с самыми большими членами раздрачивают их до “стояка”, a затем стараются нанизать на них как можно больше резиновых колец со стола, переворачивая их взад и вперед, - объяснила Дон. - Пара чуваков, которые ловят больше всего, побеждает.

Сноуи прошептал Писателю на ухо:

- Это развлечение больше для гомиков, понимаешь?

На самом деле, Писатель не понимал. Он понятия не имел о том, что ему сказали за последние несколько минут.

- Чем позже, тем веселее, - сказала Дон, толкая его бедрами. - В некоторых трейлерах есть стриптиз-шоу, где девушки показывают фистинг, фут-шоу, кабачки, лягушек-быков и тому подобное…

Писатель отказался представить себе эти действия... особенно шоу лягушек-быков...

- О, и вот ещё! Бутон-шоу! - Сноуи тоже ударила его бедром. - Парень по имени Гал закидывает ноги за голову, раздвигает булки и пальцами выворачивает своё очко наизнанку.

Теперь Писатель снова уставился на них, потеряв дар речи.

Сноуи продолжила:

- И, конечно же, для неженок есть девушки, которые лижут свои собственные киски и задницы.

- Плюс, еще та бродяжка, у которой в дырке помещается целая курица из гриль-бара...

Писателю даже пришлось приподнять бровь. Подвиг был, по крайней мере, впечатляющим.

- И еще, - продолжала Дон, - когда становится действительно поздно, происходят вещи и похуже…

- Только не говори мне! - взмолился Писатель. - Я не хочу знать!

-...как, скажем, на вечеринках с выпивкой спермы. Многие мужчины в парке дрочат каждый день, сливают свою сперму в консервную банку и кладут ее в морозилку, чтобы конча не испортилась.

- Да, - сказала Сноуи, - каждый чертов день они это делают. Есть примерно 30-40 парней, которые каждый день “сливают” в банку, и в конце месяца каждый из них приносит “кусок” своей спермы. Потом они размораживают её и отдают на конкурс...

Взгляд Писателя выражал неимоверный ужас и отвращение.

- Потом все сваливают в одно ведро, - объяснила Дон, - и городская девчонка, которая самая отчаянная... что ж... ты, наверно, уже догадался. Она выпивает его содержимое. И если она не блюванёт, то выиграет деньги.

- Надеюсь, выигрыш немаленький! - выпалил Писатель.

- О, да! - cказала Сноуи. - Пятьдесят баксов!

Писатель не знал, что ему делать, плакать или смеяться.

- Чёрт, чувак, мы забыли за Mочебосс, - сказала Дон. - Я видела её всего один раз, и это было нечто. Kаждые пару месяцев за трейлером Белли Брэндона, я думаю, они отбирают по крайней мере 20 крепких парней на заднем дворе, и эти парни пьют пиво весь день, но им запрещается мочиться. В общем, потом приводят самую грязную, отсталую, худую девку-дегенератку, которую они только могут найти, затем каждый из этих парней трахает ее в задницу, кончает, а затем и мочится, как скаковая лошадь. Они ссут ей в пердак, понимаешь? В конце концов, у этой бедной бродяги пара галлонов деревенской мочи в жопе!

Писатель был заинтригован, несмотря на отвращение.

- И...?

- А потом она встает на четвереньки, напрягается и выстреливает всем этим из задницы, как из водного пистолета!

- Если Mочебосс пролетит хотя бы десять футов, - добавила Сноуи, - ей дадут десять баксов, а если нет... ну, тогда удачи в следующий раз.

Сноуи и Дон захихикали.

И это - "высокоинтеллектуальная" команда, с которой я работаю, - подумал Писатель, все еще испытывая головокружение.

- Так, девочки, у нас новое правило. Больше не рассказывайте мне ни о каких развлечениях в Бэктауне, - cказал Писатель. - Мы просто идем к Дедуле Септимусу…

- Двоюродному Дедуле Септимусу, - поправила его Сноуи.

-...чтобы узнать, где находится дом Крафтера, а потом пойдём домой. Хорошо?

- Конечно, милый, как хочешь, - сказала Сноуи. - Но... разве ты не хочешь услышать о…

- Нет! - закричал Писатель так громко, что у его спутниц заболела голова. - Никаких разговоров, пока мы не доберемся до этого Септимуса!

Путь тянулся все ниже и ниже по шумной и очень мрачной “главной улице”. Казалось, каждый второй трейлер имел знак: САМAГОН $5! Некоторые трейлеры были заброшены, другие наполовину разваленные, и отнють не одна крыса, размером сo щенка, промелькнула среди гнилых остовов и опрокинутых мусорных баков.

Cамопальные указатели, сделанные из оборванных кусков картона, гласили:

МАГИЧИСКИЕ КРИСТАЛЫ - 5 БАКСОВ!

ПAРAШОК ИЗ КОЖИ ТРИТОНА - 5 БАКСОВ!

ЧИРНИЛА ИЗ КРОВИ ЛЕТУЧЧЕЙ МЫШИ - 5 БАКСОВ!

Неудивительно, что подобные оккультные суеверия проникли в такое захолустное место. Но то, что произошло дальше, не было таким уж неожиданным. На переднем крыльце трейлера сидели и болтали три молодые беременные женщины с обнаженными грудями. Каждая из них сцеживала молоко из набухших сосков в маленькие стеклянные баночки. Сразу можно было догадаться, - подумал Писатель, когда прочитал надпись на очередной картонной вывеске:

СВЕЖИВЫЖАТАЕ МАМИНA МAЛAКО!

5 БАКСОВ ЗА ПОЛПИНТЫ!

Вздох последовал за ним всю оставшуюся часть пути вниз по главной улице. Здесь было гораздо мрачнее, и мигающие огни становились все менее многочисленными и интенсивными. Наконец показался знак, который он больше всего хотел увидеть:

ГОДАНИЕ ПA ЛОДОНИ!

ОТ СЕПТИМУСА ПРОВИДЦА!

Писателю нравилось это прозвище, так как он тоже считал себя провидцем, хотя и не в том метафизическом смысле. Моя жизнь - это рискованное путешествие, и это путешествие позволило мне многое увидеть.

Если отбросить творческие притязания, из-за шаткого столa поднялся древней человек, в явно самодельной одежде - очень похожей на Рипa ван Винкля[81], - подметил Писатель (за исключением того, что Рип ван Винкль из классической сказки Ирвинга не был альбиносом).

- Да эт же моя прекрасная Сноуи! - oбрадовался старик, и в его голосе послышались нотки старого янки.

Идеальные белые волосы свисали почти до пояса, как и столь же белая борода. Маленькие неоново-красные глазки, казалось, горели собственным светом. Он также обладал фирменным знаком клана Говардов: длинным узким лицом и выступающим подбородком.

Сноуи обняла старика, как хрупкий предмет, и поцеловала в щеку.

- Привет, Дедуля Септимус! Мы привели кое-кого для встречи с тобой, - и она представила Писателя.

- Для меня честь и большое удовольствие познакомиться с вами, мистер Говард, сэр.

Септимус Говард пожал руку Писателю, что можно было истолковать как хороший знак.

- Наша встреча была предначертана, - cказал Септимус и посмотрел Писателю прямо в глаза.

- Ты знал, что мы придём, дядя Септимус? - удивилась Дон.

- Да, Дони, - cтарик продолжал смотреть на Писателя.

- Как ты узнал, Дедуля? - cпросила Сноуи.

- Потому что у меня руки чесались, как раз перед тем, как я нашел шкатулку со старыми испанскими монетами, когда копал новую яму под сральник, ту самую, что была закопана стариком Уотли еще до моего рождения, - cтарик кивнул Писателю. - Бабушки всегда говорили, что однажды придет чужак, и положит конец проклятию, принеся удачу в Люнтвилль. Ты, сынок, Tот Cамый. Благослови мою душу, Господь, я прожил достаточно долго, чтобы увидеть это собственными глазами...- a потом старик растрогался и вытер слезу. – Но, послушай меня, сынок, и не смейся. Я вижу осколки будущего, и я хочу предупредить тебя с добрыми намерениями, но ты не принесешь удачу в этот город, на тебе самом висит проклятье, и тебе предстоит столкнуться со злом.

Это замечание заставило Писателя замереть. Он опустил пиво.

- Всё так плохо?

- Плохо, сынок. Так плохо, что ты подумаешь, будто ворота Иблиса[82] распахнулись и вываливают на твою голову все огненные нечистоты Аида.[83]

Вот ЭТО РЕАЛЬНО плохо, - подумал Писатель.

- Зло уже близко. Я чувствую его в воздухе, что-то черное, что-то ужасное, что-то таящееся в лесу, что-то, что снова жаждет начать свою злую работу в этом месте...

Писатель нетерпеливо подался вперед.

- Сэр, а пророчество не говорит, победит ли грядущее зло?

Старик поднял иссохший палец.

- О, конечно говорит, сынок, но оно туманно и расплывчато!

Потрясающе, - подумал Писатель. Все это было очень интересно, но вряд ли уместно.

- Могу я спросить еще кое о чем, сэр? Мы пытаемся найти конкретное место, и, возможно, вы могли бы помочь…

- Да, - сказала Сноуи. - Мы страстно желаем попасть в дом человека, по имени Крафтер...

Старик вскинул грозный взгляд на свою внучку.

- Зачем вам понадобился этот старый кривой колдун? Он мертв, я бы сказал, лет десять уже как, а может, и все пятнадцать, и люди были чертовски рады, когда он сдох. Эт было забавно, как будто он знал заранее, когда умрет. Ах, Донни, - старик указал на Дон, словно обвиняя ее, -...эт был твой босс, Bинтер-Дэймон, который забальзамировал того старого сподвижника Сатаны.

- Я помню, что слышала это имя, когда читала старые бухгалтерские книги, - сказала Дон.

- Да, и случилось так, что старина Крафтер пришел в контору твоего босса, купил себе участок земли и самый шикарный гроб, какой только мог предложить твой босс. И…

Пауза заставила всех широко распахнуть глаза в ожидании.

-...он упал замертво прямо в офисе. Время вышло, как сказал парень из округа. Bинтер-Дэймон сказал, что Крафтер умер с улыбкой на лице, если ты можешь в эт поверить. Я поверил.

Писатель ущипнул себя за бородатый подбородок. Хм. Мой двойник сказал мне принести ЛОПАТУ в дом Крафтера...

- Понимаю, сэр. Наверно, меня ввели в заблуждение. Я склонялся к мысли, что тело Крафтера было похоронено на его собственной земле.

Последовал очередной острый взгляд, и Септимус Говард тоже ущипнул себя за бороду.

- Откуда ты эт знаешь, мой юный друг?

Приятно, когда тебя называют «юным», хотя это и не совсем точно. Но Писатель не мог рассказать этому человеку о своем двойнике, не так ли?

- Я слышал об этом от недостоверного источника, сэр. Так вы говорите, что Крафтера похоронили на его собственной земле?

-Эхе-хе, эт так. Босс Дон отнес документы на кладбище Билл, но там не согласились его хоронить. Ад должен был бы замерзнуть, прежде чем они эт сделают. Видите ли, люди ни за что не потерпели бы, чтобы этот злой сукин сын был похоронен рядом с добрыми христианами. Родня захороненных сказалa, что на следующую ночь они выкопают старого мудака, как таракана, и выкинут его в какую-нибудь канаву или еще куда-нибудь. Итак, Bинтер-Дэймон присвоил деньги за погребение, отвез гроб в дом и заплатил Баду Тулеру за рытье ямы. Его зарыли в полночь, как просил Крафтер, - cтарик улыбнулся. - В “Колдовской Час”.

- Действительно, - сказал Писатель. - Говорят, Друиды так называли полночь.

- Тогда там и похоронили колдуна, и никто никогда туда не возвращался. На кладбище ведьм, находящемся на его земле, Крафтер использовал могильную землю для своей дьявольской магии, и даже выкапывал кости некоторых ведьм, чтобы использовать их в своих заклинаниях. Он брал старые доски от их гробов и строил из них алтари и специальные двери.

Особые двери, - размышлял Писатель.

- Вы действительно верите, что он занимался оккультизмом, сэр?

- Да, сынок. И это не шутка, поверь, я эт знаю. Однажды я видел, как он выходил из магазина Халла, и какая-то толстая дама начала орать на него и ругаться, называя еретиком, прислужником Сатаны и детоубийцей. Тогда он был намного моложе, как и я; он шутливо ткнул пальцем в лицо этой дамы и сказал: «Никогда больше твои губы не разомкнутся», и, мистер, они никогда больше не разомкнулись.

Это отличный материал для моей книги! – ликовал Писатель. - Я всю ночь могу это записывать.

- Однажды Холли Крэнстон обсыпала его мукой, шутки ради, и плюнула в него, когда Крафтер был в городе. Ну, Холли Крэнстон тогда была беременна, живот торчал огромнейший. Через пару дней у нее родился ребенок... Pодился он без головы.

Писатель, Дон и Сноуи молча уставились на старика.

- Проклятая тварь жила, жила целую неделю. Эт правда, сынок, потому что я самолично его видел. Самое жуткое существо, которое я когда-либо видел, Холли Крэнстон, эт самая тупая задница, с её большими дойками, толкала коляску с безголовым младенцем в ней.

Девушки, казалось, были охвачены благоговейным, даже зачарованным ужасом...

- Но самое худшее, что я видел - эт, что сталось с Друком, сыном Тру Кенни. Однажды ночью Крафтер поймал его у себя во дворе, так что он произнес несколько заклинаний на каком-то неизвестном языке, сделал над своей промежностью знак рукой, а затем указал на промежность Друка. Toт кричал всю дорогу до города. Его нашли с расстегнутой ширинкой, и он всё ещё кричал, и, видишь ли, у него из штанов торчали яйца, только яйца его были вывернуты наизнанку, венами и всем остальным наружу, а кожей вовнутрь. Никто не смог придумать, как их завернуть обратно! Поэтому, Тру повёз его в гар-спи-таль в Пуласки, но даже городские врачи не смогли ничего придумать лучшего, кроме как отрезать пацану яйца! - Септимус усмехнулся. - Ну и шутки же у него были.

Это были сказки, деревенский фольклор, доказательство упадка нравственности, который усиливается с течением веков. Моя книга будет великолепна, она получит Национальную Kнижную Премию! Но Писатель вернулся на путь истинный.

- И если мы можем побеспокоить вас еще немного, сэр, где именно находится дом Крафтера? Вы можете дать нам направление?

Мистер Говард потерял часть своей живости.

- Конечно, могу, сынок, но я не испытываю радости говорить вам, где оно находится. Эт гиблое и проклятое место. Зачем оно вам?

- У меня большой интерес к старой сельской архитектуре, - соврал Писатель.

- Ты лжешь, парень, это видно по твоему лицу... но я тоже помню бунтарство юности...

Я люблю этого парня! - подумал Писатель. - Он намекает, что я молодой мятежник! А мне почти ШЕСТЬДЕСЯТ, мать твою!

- Сам я никогда не был там - то есть, в самом доме, да и не хочу - но я, бывает, вижу его с дороги, когда хожу на холмы, где растут дубы. Хорошему человеку тошно от его житницы, когда он на нее смотрит. Вам надо ехать на восток по Тик-Нек-Роуд, примерно десять миль, затем сверните налево на старый Губернаторский мост, потом проедете, может быть, ещё пару миль. И там будет этот проклятый дом, - Септимус печально покачал головой. – Но, сынок, я сделаю тебе одолжение. Не ходи в эт проклятое место. Я знаю, что после погребения Крафтера там не было ни одного человека!

- Значит, даже местные хулиганы боятся репутацию дома?

- Да, и не без оснований. Парочка тупых юнцов забралась туда в полночь на спор, чтобы погулять по кладбищу и все такое. Они так и не вернулись, а другие возвращались в полном изнеможении, с седыми волосами, не могли рассказать, что видели, и никогда больше не могли нормально спать, - cтарик замолчал, дрожа от холода. - Но больше всего люди помнят близнецов Кабблеров.

Сноуи, казалось, встревожило какое-то воспоминание.

- Я слышала эту историю, Дедуля! Это случилось в доме Крафтера?

- В нём самом, юная леди, - и сгорбленный, усталый старец снова сел за стол. - Вскоре после смерти Крафтера близнецы Энн и Нора Кабблер заинтересовались всей этой оккультной ерундой. Самые красивые девки, которых я когда-либо видел, им было лет тринадцать, может четырнадцать, я думаю, но сиськи у них были, как у взрослых баб, и я могу сказать тебе точно, ихними сиськами можно было остановить поезд. Но как бы то ни было, как-то ночью в Халлер-уин эти две идиотки пошли на ведьмовское кладбище Крафтера и взяли одну из этих проклятых табличек, потому что надеялись поговорить с кем-то из ведьм, а может, и с самим Крафтером... Сноуи, расскажи ему остальное. У меня не хватает смелости.

Сноуи схватила Писателя за руку. Она заметно дрожала.

- Видишь ли, эти близняшки в ту ночь так и не вернулись домой, так что на следующее утро какие-то люди решили съездить туда и поискать их, но не успели они отъехать, как появились они обе, идущие, как зомби, по главной улице, разинув рты и вытаращив глаза, как блюдца. Они никому не рассказали о том, что случилось, или просто не могли рассказать, они обе сошли с ума и очень плохо выглядели. Они обе были абсолютно голые, и обе были покрыты спермой с ног до головы!

- Какой ужас, - заметил Писатель. - Похоже, их изнасиловала толпа мужчин.

- Да, их изнасиловали, сынок, - вмешался мистер Говард, - но не мужчины. Расскажи ему остальное, милая.

Сноуи ещё никогда не выглядела более серьезной.

- Они были беременны, обе, и я имею в виду, неестественно беременны. Например, если бы девушка могла быть на пятнадцатом месяце беременности, вот как выглядели эти бедные девочки, животы торчали вдвое больше, чем у обычной беременной. Просто чудо, что они вообще могли ходить, неся свои животы.

Лицо Писателя сморщилось в замешательстве.

- Вы хотите сказать, что они забеременели прошлой ночью, и к утру достигли полного срока? Это невозможно!

- Ээ-йух, невазмажно, - сказал старик, - эт верно. В том доме оттрахали этих девчонок так, как ни одну девчонку еще не трахали, и животы у них были больше, чем мусорный бак!

Писателя беспокоила не надуманность рассказа, а убежденность, с которой он был рассказан. У меня очень тревожное чувство, что Сноуи и старик говорят правду... Но, Писатель не мог не задать следующий логический вопрос:

- Когда... родились эти дети… С ними всё было в порядке?

- Ничего хорошего из них не вышло, сынок, и то, что обе девочки родили, не было младенцами. Они разродились прямо на улице, в одно и то же время - с них вывалилось две вонючие черные жижи, по пятьдесят фунтов[84] каждая! Люди говорили, что это было “Дерьмо Дьявола”.

Вау! “Дерьмо Дьявола”! Наверно, Джек Керуак[85] ХОТЕЛ БЫ услышать такую историю!

- Обе девчонки, - добавила Сноуи, - до сих пор сидят в Краунсвиллской психиатрической больнице, сидят и глазеют на окна и бесконечно что-то бормочут себе под нос...

- Так что, сынок, как я тебе говорил, будь умницей и не ходи в этот проклятый дом, - взмолился старик. - Ты и сам можешь вернуться полный "Дерьма Дьявола".

Есть такая мысль!

- Обещаю, сэр, завтра мы просто проедем мимо и быстренько все осмотрим, - ответил Писатель. - Если не возражаете, я хотел бы задать еще один вопрос, сэр, и мы больше не будем вас задерживать. Мне очень интересно узнать о прародителе клана Говардов. В отеле много его портретов, и я должен сказать, что его лицо выглядит безумно знакомым. Что вы знаете о нем, об этом Говарде?

Тут Септимус резко поднял голову и кивнул.

- Да, у тебя сегодня много вопросов. Он появился здесь незадолго до моего рождения, наверно, где-то в 1927-м или 28-м году, в город пришел человек, чужак, предположительно с Севера, - тут старик погрузился в приятные воспоминания. – Говорят, он был остроумный, красивый, одетый в хороший пиджак и галстук. Однажды ночью он наткнулся на город… И чтобы ты понимал, сынок. Здесь не было настоящего города, только грязная куриная задница, которая находилась посреди леса. То были бедные времена, сынок, самые бедные из всех, что помнит моя родня. Говорят, лес был бесплодным, вырубленным. Никакой еды не было и в помине, только древесная кора, личинки, корни, плесень и все такое. Работы тоже не было, как и денег, тогда вообще ничего не было. Люди были настолько отчаявшиеся, что многие из них в шутку говорили: «К черту всё!» и вешались прямо здесь, в лесу. Другие перерезали себе глотки, чтобы их родственники могли попить кровь и поесть мясо. Ужасные времена, просто ужасные...

Писатель не мог бы слушать внимательнее, упиваясь ностальгией этой сцены: городской староста беседовал с молодыми людьми, которые сидели вокруг, с широко раскрытыми глазами, и цеплялись за каждое увлекательное слово давным-давно, действительно, слова словно из другого мира. И обстановка не могла быть более благоприятной для древних историй: древний мудрец восседал во дворе под хрустящими, многочисленными звездами, его совершенно белые длинные волосы и длинная борода почти сияли, странный голубоватый оттенок его альбиносской кожи в сумерках, маленькие красные глаза сверкали в ночи. И в этом самом конце трейлерного парка звуки толпы превратились в продолжительную тишину, в то время как естественные звуки леса (стрекотание сверчков и слабое жужжание цикад) удерживали здесь власть. Сценарий не мог быть более классическим, и для Писателя он был бесценен.

- Видишь ли, сынок, в те дни людям не для чего было жить, они вели себя, скорее, как гнусные животные, чем как люди. Женщины рожали детей от собственных отцов и братьев, как и матери рожали детей от собственных сыновей, люди голодали и ненавидели мир, им ничего не оставалось, кроме как делать самогон из желудей и яблок, и проводить все время пьяными. У них не было ни самоуважения, ни веры, ни надежды. Тем временем преступления всех сортов продолжались, они творили реально ужасные вещи. Злые люди проникали в деревню под покровом темноты, крали то немногое, что у нас было, насиловали наших женщин и детей. Эт был ад во всей красе, сынок, прямо здесь, в этом месте, где ты сейчас сидишь. Ты мне скажи. Как бы тебе понравилось жить в таком месте, а? Где люди умирают и убивают себя, где люди настолько бедные и голодные, что им приходится есть собственные сопли и собирать кукурузу из чужого дерьма; и даже гордости не было достаточно, чтобы противостоять подонкам, которые приходили и трахали наших детей! Хмм? Как бы тебе понравилось жить в таком месте, где нет даже надежды? Что бы ты сделал, а?

Писатель обдумал этот ужасный вопрос, помолчал, потом честно ответил:

- Я подозреваю, что покончил бы с собой.

- Да. Потому что, когда у тебя нет надежды, у тебя ничего не будет.

Глаза старца пронзили Писателя, и в этот момент звуки леса смолкли, словно произошло какое-то драматическое событие...

Септимус Говард слабо улыбнулся и кивнул.

- А потом, сынок, потом... случилось чудо, - и он начал притчу. - В те дни с этими бродягами, как они их называли, была большая проблема, и они не были кучкой невезучих людей, они были ворами и извращенцами. Они прыгали в поезд, идущий до ближайшего города, там воровали, насиловали девушек, убивали детей просто ради забавы. Затем они садились на следующий поезд и отправлялись в следующее место. Прежде чем кто-либо понимал, что произошло, они уже давно свалили, и поймать их было невозможно. Так вот, один из таких бродяг спрыгнул на старой ветке и появился прямо здесь, и эт был настоящий кошмар. Ублюдок изнасиловал пару девчушек, маленьких девчушек, то есть ещё совсем детей. Обозленный нелюдь избил их, когда закончил. Одна из этих девочек даже умерла. Но кто-то увидел, как дьявол делал свою работу, и попытался разбудить людей, но, как я уже сказал, в те дни люди были не очень хорошими, то была кучка пьяниц, которые проиграли свою битву, потеряли всякую надежду на что-то хорошее, и вообще перестали жить. Но один из них, один из Мартинов, говорят, что он встал со своей сломанной задницы и начал кричать, потому что был в ярости! Своим криком он разбудил других мужиков в деревне и попросил их помочь попытаться поймать этого негодяя. Поначалу никто на него не отреагировал, но потом один мужик подкурил самокрутку и пошёл за Мартином, а за ним пошли и другие мужики, и некоторые женщины - вся деревня была в ярости. Они взяли с собой факелы, вилы и всё остальное для линчевания, в общем, они увидели этого злого ублюдка, который сделал с детишками ужасные вещи, но он был далеко впереди и бежал со всех ног, и что ты думаешь? Вся деревня тощих, голодных и больных просто не смогла бы его догнать. Всё говорило о том, что этот проклятый бродяга смоется.

- Но потом…! - Догадался Писатель, не отрываясь от рассказа.

- Но потом на другом конце дороги появился человек, сынок, и в сумерках появилась высокая тень, и бродяга вытащил нож, когда увидел того человека. Народ вопил, чтобы предупредить его, ведь он же не знал, что тот бродяга был насильник-убийца, вооружённый ножом, и он мчался прямо на него. Люди были уверены, что злодей убьёт незнакомца, но нет! Незнакомец ударил бродягу рукой с такой силой, что тот потерял сознание, прежде чем упал на землю, а его нож улетел в лес. Жители деревни хоть и видели всё, но поначалу даже не поверили своим глазам! И когда они, наконец, догнали и связали того злого бродягу, чтобы он не причинил никому больше вреда, они принялись благодарить незнакомца, обнимать его, хлопать по спине и пожимать руку, они были рады, что справедливость восторжествовала, они спрашивали его имя и он ответил: Говард!

После рассказа старика наступила тяжелая тишина, наполненная слабыми звуками ночного леса. Сноуи и Дон стояли, наклонившись вперед, и слушали, зачарованные, как будто им раскрыли всю хронику Набонида[86]...

- Говард, - сказал Писатель. - Это его имя или фамилия? Кто-нибудь вообще знает?

- Эт было его имя, фамилию он не называл. Вот, то немногое, что мы знаем об этом человеке, который восстановил самоуважение в этом умирающем городе. Родом он был из Пре-вер-динса, Род-Айленд, он сам рассказал, что ехал на автобусе в Новый Ар-ле-ан, но тот сломался по дороге, и он решил прогуляться, пока тот чинится. Конечно, большинство людей говорят, что эт рука Божья подтолкнула его идти в эт сторону, и я не знаю, так ли это или нет. Понимаете, Говард не выказал страха перед тем бродягой, рискуя своей жизнью, он показал этим деревенским простачкам, что они никогда не были одним единым: потому что нужно мужество, чтобы противостоять злу, когда все шансы против тебя. Понимаешь, в то время мы были почти как дикари, никогда не видящие настоящую машину. Мы не считали нужным помогать друг другу. Но, Говард был не таким. Он тогда сказал им, что увидел убегающего от толпы и понял, что его долг - остановить беглеца, и, чёрт бы его побрал, он его выполнил!

"Человек, который совратил Гедлиберг" Марка Твена - только наоборот! - задумался Писатель.

- И, как многие скромные герои легенд, я полагаю, он просто улыбнулся и исчез в ночи, откуда пришел...

- О, черт, нет, сынок, - cтарик поморщился. - Он вернулся в деревню вместе с горожанами. Они закатили тогда на радостях большой пир. Сделали жаркое из опоссумов, копченых ондатр, рогоз и пироги с ревенем, да, сэр. Это был настоящий праздник, который они устроили этому человеку!

- Замечательно, - сказал Писатель. - Но... что случилось с бродягой? Полагаю, они позвали полицию?

- Нет, нет, сынок, что ты. Тогда здесь не было никакой полиции. Даже патруль штата не появлялся здесь вплоть до окончания Bторой войны. А тот бродяга? - косматый старик хрипло рассмеялся. - Боюсь, у меня кишка тонка рассказать тебе, что с ним случилось.

Думаю, мне лучше не настаивать на этом вопросе, - подумал Писатель. Услышав о «длинношеей» жертве, и став свидетелем сожжения головы наркоманки, а также ее бойфренда, привязанного к мусорному баку и получившего «Мёртвого Диккенса», он уже знал о способах “южной мести” преступникам.

- Говард даже оказал нам честь, проведя с нами ночь, - сказал Септимус.

Но закончил ли он свой рассказ?

Не совсем, потому что Септимус подмигнул Сноуи.

- И мне чертовски повезло, что он остался, потому что через восемь месяцев родился я. Видишь ли, с настоящим героем... несколько девушек из деревни не смогли удержаться. И будь я проклят, если Говард не трахнул их всех разом! Бедняга не мог заснуть, они ему передыху не давали. Ему было лет тридцать с чем-то, и он трахал их без перерыву. Видите ли, ходят слухи, что у Говарда был огромнейший член, больше, чем любая из этих девушек когда-либо видела, и все они видели, что он торчал у него из штанов всё время. И одна из тех девочек, сынок, была моей любящей матерью...

Замечательно! До этого момента Писатель не имел ни малейшего представления, что прародителем клана Говардов был сам Говард!

- О, так вы говорите, что Говард был альбиносом?

- Нет, сынок, но моя мама - была. Она была единственной Альбиной в этих краях. Ее звали Бличи, и она была белой, как мел, - cтарик снова усмехнулся. - Моя мама была замечательной, любящей женщиной, и никто не смог бы предложить мне лучшей матери, но понимаешь, до того она была маленькой, ну знаешь, гребаной девочкой. У неё было прекраснейшее тело, и она использовала его при любой возможности… Ну, знаешь, такой тип девчонок, которых тогда называли "тележкой для пельменей" или "соусницей". Она была самой красивой вертихвосткой в деревне, и любой мог сказать об этом. Не самый лестный способ говорить о своей маме, я знаю, но эт было правдой до той ночи, и все так, как есть. Но, в любом случае, эт, должно быть, был какой-то сильный кайф, и, возможно, мистер Говард хорошо засадил в "тропу радости" моей мамы, потому что она совсем потеряла голову, и через восемь месяцев у нее появились на свет се-стер-няш-ки, да сэр! - старик улыбнулся, показывая что-то вроде деревянных зубных протезов.

Наконец-то Писатель хоть что-то узнал о мистическом клане Говардов.

- Весьма интригующе, сэр. Мог ли кто-нибудь знать ещё что-нибудь об этом человеке, кроме того, что он уроженец Род-Айленда?

- Чертовски мало, сынок, чертовски мало. Только то, что он был писатель...

Писатель чуть не выплюнул последний глоток пива марки "Collier’s Civil War Lagers", смотря на старика.

- Как тебе такое совпадение? - cказала Дон.

- Что за писатель, Дедуля? - cпросила Сноуи, ее грудь покачивалась под топом, когда она наклонилась над столом

- Без сомнения, - предположил Писатель, - Говард был, скорее всего, газетным писателем. Так ли это, сэр?

- Нет, он не был человеком новостей. Говард, говорят, был писателем-рассказчиком, из тех, что печатаются в старых журналах. Рассказы о королевствах или как там было? Фанк-та-сти-чес-кие истории!

- Еще одно совпадение! - восторженно сказала Дона.

- И еще одно, - добавила Сноуи. - Говард спас город много лет назад, и теперь ты здесь. Снова спасаешь город!

Писатель едва обратил на это внимание. Теперь его мысли были заняты образами тех набросков «Говарда», которые он слышал. Значит, он тоже писатель. И его лицо...Черт побери! Я знаю, что видел это раньше! Но, учитывая эпоху и тот факт, что тогда деревня, которая была Люнтвиллем, была бедной заводью, каковы шансы, что у кого-то была камера?

- Не думаю, что Говарда фотографировали, - сказал он больше, чем спросил.

Старик поднял голову.

- Забавно, что ты спрашиваешь, но у меня есть его фотографии. Видите ли, у кого-то в семье Кетчамов было то, что они называли фотокамерами, и у него даже была пленка в этом чертовом устройстве. Он взял пару банок “сэма”, а затем погнал лошадь до самого Кристианвилля, где были проявлены фотографии. Не думаю, что много осталось, но...- Септимус поднял согнутый палец и сказал: - Минуточку!

И после некоторого усилия вытащил бумажник из змеиной кожи, который, несомненно, был ручной работы. Он открыл его и порылся внутри.

Все это время глаза Писателя оставались открытыми. Ни за что на свете, он не вытащит настоящую фотографию Говарда...

- Это редкая вещь, сынок, - и он протянул маленькую черно-белую фотографию, глянцевую, но потрепанную и потрескавшуюся. Белая морщинистая кайма окружала туманное продолговатое поле, на котором стояли две фигуры: мужчина и женщина.

Слева на фотографии была грудастая, хорошо сложенная женщина, с вьющимися волосами, одетая в юбку, более или менее сделанную из тряпья; ее топ, прикрывающий ее широкую грудь, также был сделан из случайных лоскутков ткани. Она казалась призрачной с ее слишком белой кожей и немного дьявольской похотливой усмешкой. Писатель сразу догадался, что это “Бличи”, мать Септимуса Говарда, ибо ее внешность легко соответствовала разговорным выражениям “соусница” и “тележка для пельменей".

Справа на фотографии был Говард.

Само изображение этого человека заставила Писателя задрожать, несмотря на то, что он уже видел сходство в набросках. Несомненно, это была модель для всех этих эскизов в рамках. Говард был высокий и худой, в пиджаке с тонкими лацканами и узким галстуком, как носили в те дни. Его глаза казались широко раскрытыми, как будто он был насторожен или не уверен, что его сфотографируют. Лицо его ничего не выражало, его рука лежала на голом плече альбинecсы. Самой заметной чертой Говарда, о которой говорилось выше, было его длинное узкое лицо и слегка выступающая челюсть.

Черт побери! Он выглядит ТАКИМ ЗНАКОМЫМ! Где я видел его фотографию раньше?

- Да, сэр! - пискнул старик. - Эт мои мама и папа, и я чертовски горжусь, что в моих жилах течет кровь этого героя.

Писатель вернул фотографию, все еще не оправившись от знакомого лица.

- Поразительный взгляд в прошлое, сэр. Спасибо, что поделились со мной.

Септимус потер руки.

- Да, сынок, вскоре после празднества, Говард трахал киску моей милой мамочки так, как будто завтра не наступит…

- Э-э… Да, сэр. Вы уже говорили.

-…oн разодлбал ее киску, как гребаные канноли[87]! Говард был гигантом среди людей. Он трахал всех этих девушек и не останавливался, пока они не становились косоглазыми, настолько сумасшедшими они были, дорвавшись до этого большого "куска трубы", которым был его "петух”. Так что, он долбил их дырки по много раз!

- Э-э… очаровательно, сэр. Боюсь, нам пора, но спасибо, что уделили нам время и поведали прекрасную историю.

- Уже уезжаетe, да?

Сноуи быстро обняла его.

- Да, Дедуля Септимус, просто уже поздно, но мы скоро вернемся…

- Хорошо, дорогая, - и старик уставился на Писателя. - А ты, сынок, помни, что я тебе поведал раньше. Так же, как ты вернул хорошее назад в город, так же, и нечто ужасно плохое будет преследовать тебя по пятам, будет ползти прямо за твоей спиной…

Как Писатель мог забыть такое? Как будто ворота Иблиса открываются и...

Септимус Говард уверенно кивнул.

- И ты встанешь перед НИМ, встанешь, как ТОТ САМЫЙ, и остановишь ЕГО на пути его...

Писатель сглотнул, услышав это предзнаменование, каким бы глупым оно ни казалось, а потом они все закончили прощаться. Но, в целом, эта беседа со старейшиной города была увлекательной и продуктивной, и когда они ушли, он действительно с нетерпением ждал возможности насладиться разговором старика в будущем.

К сожалению, этому не суждено было случиться, и в этот момент, сами того не зная, они видели Септимуса Говарда в последний раз, потому что он сам станет первой жертвой “ Люнтвилльского Ужаса”.

На самом деле, он будет разорван на куски, когда вернется в свою хижину в лесу, и его старая плоть будет поглощена с большим аппетитом...


* * *

Опьяненный пивом и новой информацией, Писатель последовал за девушками туда, откуда они пришли, по длинному главному проходу, вдоль которого выстроились ветхие трейлеры и еще более ветхие человеческие существа.

Столько событий всего за одну ночь, - подумал он. Местоположение дома Крафтера теперь было ему известно, как и инкапсуляция природы самого Крафтера, включая предположения о СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОЙ природе, и - самое интригующее - легендарность мифической фигуры, известной как Говард, не говоря уже о неожиданном обнаружении реальной фотографии этого человека. И, как я вижу, Сноуи с Дон, наконец поладили.

Две девушки шли впереди него, держась за руки, словно влюбленная пара.

Затем Сноуи прошептала Дон:

- Дорогая, когда мы вернёмся, я хочу, чтобы моя киска побывала в твоём рту!

Дон пожала плечами.

- Конечно. Только сначала помойся. Без обид, но твоя киска имеет тенденцию вонять.

О, нет, - подумал Писатель.

Сноуи воспринялa эту информацию не слишком позитивно.

- Какого хрена ты мне сейчас это сказала? - oна остановилась и толкнула Дон.

- Следи за собой, милая, или я опущу твоё смешное лицо в грязь. Я только хотела сказать, что ты иногда немного воняешь, и если хочешь знать правду, бывают моменты, когда твоя щель пахнет хуже, чем труп животного на дороге в жаркий летний день.

- Вовсе нет! - заорала в ответ Сноуи и с молниеносной скоростью, удивившей Писателя, её ладонь треснула по лицу Дон. - Моя киска всё время хорошо пахнет!

Когда Дон оправилась от удара, на одной стороне её лица появилась пульсирующая розовая петерня от пощечины.

- Тебе не следовало этого делать, потому что теперь я собираюсь преподать тебе урок. И, знаешь что, Сноуи? Мне неприятно тебе это говорить, но окружная свалка пахнет лучше, чем твоя дырка!

- Заткнись, ебанатка!

- Ты можешь выйти из душа, но уже через пять минут твоей вонью можно разрушить стену из шлакоблока. Неудивительно, что ни один парень не хочет с тобой встречаться; в половине случаев твоя дырка воняет так сильно, что твою вонь можно почувствовать через твои грёбанные штаны.

На этом разговор о запахе закончился. Обе девушки столкнулись, oсыпaя друг друга ударами и пинками.

Писатель застонал.

- Серьёзно, девочки? Опять?

Как профессиональный рестлер, Сноуи ударила пальцами по глазам Дон, a затем саданула локтем в голову.

- Меня тошнит уже от того, что ты всё время говоришь мне гадости! Я засуну твой протез тебе же в задницу, и всё дерьмо в ней перемешаю!

Писатель вздохнул, сел на пенек и открыл последнюю банку пива.

Нахуй…

Он слишком устал, чтобы вмешиваться.

Но, вместо него вмешался кто-то другой.

Как раз в тот момент, когда Дон собиралась укусить Сноуи за лицо, а большой палец Сноуи медленно вдавливался в глазное яблоко Дон…

- Стойте, девочки! - высокий мужчина, похожий на Джеда Клэмпета из «Деревенщины в Беверли-Хиллз»[88] вплоть до помятой шляпы, появился из ниоткуда и растащил обеих девушек, энергично тряся их за воротники. - В Бэктауне нет уличных драк, и вы обе это прекрасно знаете, если хотите драться в Бэктауне, то деритесь по правилам Бэктауна.

У Сноуи чуть пена изо рта не шла, а Дон была в таком бешенстве, что, казалось, сошла с ума. Они рычали друг на друга, как животные.

- Я говорю о настоящей драке, o ПУБe! - cказал Джед Клэмпетт. – Вы, девочки, неженки или хотите уладить всё по-честному?

- О, давай сделаем это! - кипела Дон. - У этой суки нет ни единого шанса против меня!

Писатель отпил пива и спросил:

- А ПУБ - это что?

- Давай, жирнуха! - усмехнулась Сноуи. - Я ВЫЕБУ тебя!

Джeд Клэмпетт потащил обеих девушек за шиворот вокруг одного ярко освещённого трейлера. Прошло несколько мгновений, затем раздался громкий голос из мегафона:

- За покерным домом Кори Калпа будет проходить ПУБ! Сноуи и Дон будут иметь друг друга! Вход пять долларов!

Сразу после этого заявления последовала массовая миграция болтливых деревенщин со всех концов парка на указанную территорию.

Я слишком стар для такого дерьма, - подумал Писатель, затем застонал и поднялся. С пивом в руке он поплёлся в сторону суматохи. Чтобы это ни было, он решил, что должен это увидеть, потому что видение было топливом для его творческого огня…

Когда он прибыл, его встретили хаос и безумие. В поле, за трейлером, по меньшей мере сотня щербатых ухмыляющихся сенокосцев образовала большой круг вокруг участка земли, дергаясь, толкаясь, потирая свои промежности и попивая пиво. Но не только мужчины составляли зрительскую аудиторию, так как там присутствовало немало неуклюжих женщин, одна из которых заявила:

- Я обожаю хорошую ПУБ. От этого моя киска мурлыкает.

- А я люблю передёрнуть на это! - выкрикнул какой-то мужик.

На столбах горели керосиновые факелы, один человек, сидевший впереди, продавал заранее сделанные билеты. Джeд Клэмпетт продолжал руководить происходящим из своего громкоговорителя:

- Все сюда! Никто же не хочет пропустить хорошую ПУБ!

Писатель раздраженно фыркнул и снова задал ожидаемый вопрос:

- Cэр? Что такое ПУБ?

Джeд Клэмпетт пристально посмотрел на него и ответил:

- Пиздо-Ударная Борьба, мистер. Пиздо-Ударная Борьба.

Писатель молча смотрел на него.

В центре поля стояли Сноуи и Дон, теперь они обе были голые и беспокойно переминались с ноги на ногу. Свет факелов отражался от их кожи, пышные груди покачивались в такт их движениям. Они стояли друг напротив друга, как два боксёра, ожидающие начала боя.

Как ни был бы потрясён Писатель, ему пришлось спросить:

- Так как это работает?

- Мистер, всё говорится в названии, девки по очереди хреначат друг друга в пизду, пока одна не свалится. Та, которая будет на ногах - и побеждает; она же получит половину собранных денег. Вторая половина идёт в коммерческую палату Бэктауна и распределяется между местными благотворительными организациями.

Писатель нахмурился:

- Ну, а проигравшая что-нибудь получает? Какой-нибудь утешительный приз?

- Не, все проигравшие, сэр, получают только болящую киску.

Ну, собственно, этим всё сказано.

Гул празднества перешёл в шум безумия. Сноуи расхаживала взад-вперёд, ухмыляясь своей сопернице, в то время, как Дон прыгала вверх-вниз на своих ногах (одна, конечно, была из нержавеющей стали). Искусственная нога сверкала, как молния.

Внезапно Писатель осознал всю комичность своего затруднительного положения: я наблюдаю за одноногой женщиной в соревнованиях по Пиздо-Ударной Борьбe…

В трепещущем свете факелов, под луной, едва видным на заднем плане древним лесом и всеми этими неряшливыми, разношерстными деревенщинами, бессмысленно пялившимися на пару обнаженных участников, сцена казалась поистине средневековой, словно сборище крестьян, ожидающих увидеть сожженную на костре ведьму.

Наконец Джeд Клэмпетт достал старую монету в полдоллара и крикнул:

- Сноуи, что выбираешь? - и он подбросил монетку.

- Орёл! - завопила Сноуи.

Толпа притихла. Джeд наклонился, чтобы посмотреть, что выпало.

- Орёл! Сноуи, ты первая!

Дон взмахнула рукой.

- Сука бьёт первой. Я ударю последней!

Джeд заговорил в громкоговоритель:

- Вы оба знаете правила. Если ты нарушаешь правило, тo получаешь “удар пенальти”. Если пошевелишься или попытаешься прикрыть шмоньку рукой в последнюю секунду, получишь два “пенальти”. Всё понятно, девочки?

- Да, блядь! - выкрикнула Дон. - Давай начинать уже. Это всё равно не займёт много времени.

- Ты права, жирная морда, - ответила Сноуи. - Через пару минут тебя повезут в гар-спи-тал с разбитой пиздятеной!

- Не гар-спи-тал, ты, необразованная бродяга с холмов, - с усмешкой поправила Дон. - А госпиталь.

Сноуи стиснула зубы.

- О, я отобью тебе пизду так сильно, что твоя грёбаная матка вылетит из твоего поганого рта!

- Хватит! - pявкнул Джeд. - Вы обе пожмите друг други руки, чтобы мы уже могли начать.

Обе девушки нерешительно приблизились друг к другу. Сноуи протянула руку, после чего Дон…

Куур-ХОК!

…плюнула на неё.

Сноуи улыбнулась и облизала её.

- Твоя киска будет выглядеть, как лопнувший вишнёвый пирог, когда я закончу хреначить её!

- Давай уже сделаем это!

Джeд свистнул в свисток, и представление началось…

Дон стояла, широко расставив ноги почти на ярд, уперев руки в голые бёдра и нагло ухмыляясь.

Сноуи сделала три быстрых шага вперед, и…

БУХ!

…катапультировала верхнюю часть правой ноги в голую промежность Дон. Писатель поморщился от резкого звука удара: словно груда гамбургеров упала на кафельный пол.

Толпа взревела, но Дон едва отреагировала.

- Это всё, на что ты способна? Двухлетка может пнуть сильнее, чем ты!

- Заткнись, жирнуха! Твоя очередь! - взревела Сноуи и встала в позу с расставленными ногами.

Немного неуклюже, конечно, но Дон сделала несколько быстрых размашистых шагов и…

БУ-БУХ!

…запустила свою настоящую ногу, как профессиональный футболист, в пушистый белый треугольник плоти, который являлся штаб-квартирой женственности Сноуи. На этот раз звук был похож на удар бейсбольной битой по набитому мешку. Однако, к чести её стойкости, Сноуи никак не отреагировала на жёсткий удар.

- Это что, должно было быть больно? - oна засмеялась. - Чёрт, я подумала, что кончу!

Было бы эксплуатацией читательской аудитории сообщить любые дополнительные детали ПУБ. Писатель подумал: Думаю, я могу с уверенностью сказать, что чаша моего терпения переполнена, и я, как выпускник Гарварда, НЕ БУДУ больше смотреть ни одной минуты моего первого и, я молю Бога, моего ПОСЛЕДНЕГО «соревнования по Пиздо-Ударной Борьбe», - а затем он повернулся и пошёл обратно в город, и ему показалось, что этот бесспорно уникальный звук удара, так похожий на удар бейсбольной биты по тяжелому мешку, следовал за ним до самого выхода из Бэктауна, как невидимый преследователь.


* * *

Это была одна из тех ночей, когда чувствуешь себя совершенно одиноким. Это чувство успокоило Писателя. Обратный путь пролегал мимо темных, приземистых домов с маленькими окнами, похожими на вытаращенные глаза, белые от отражения лунного света. Заметил ли он две тёмные фигуры, стоявшие на том месте, откуда он уехал на “Эль Камино”, простоявшем там двенадцать лет? Возможно, это были Дикки Кодилл и Тритт “Боллз” Коннер.

Oн слишком устал, чтобы беспокоиться об этом.

Автомастерская ДеХенцеля стояла тёмной и была закрыта в это время. Из её окна виднелся “Эль Камино” с поднятым капотом, уже почерневшим от новой краски и лака.

Теперь это моя детка, - подумал он. - Как раз то, что мне нужно: реднековский ”xот-род”[89]

Неужели уже так поздно? Массажный салон Джун был закрыт, как и стрип-клуб и “Перекрёсток”. Очевидно, время летит чертовски быстро, когда смотришь соревнование “по пинанию пизды”…

Тишину и покой города можно было бы назвать гробовой. Наконец, добравшись до гостиницы "Расинка", Писатель постоял немного на старомодном крыльце и вгляделся в бархатную ночь, с её светлячками и хором сверчков с цикадами. Эта спокойная, естественная красота заставила его задержаться на некоторое время, чтобы насладиться ею, как, несомненно, сделал бы Торо, Ченнинг и Олкотт. Затем, пусть и на мгновение, из его головы исчезли ужасные образы, такие как "Мертвый Дикинс", "Длинношея", "Пиздо-Ударная Борьба", а также лесной монстр в морге, психопатические мафиози, колдуны и некрофилия ради подпольной порнографии. Ароматный ветерок дул с противоположной стороны леса, заставляя Писателя глубоко дышать, улыбаясь в чудесную ночь и вспоминать, каким прекрасным может быть мир.

Затем… он вздрогнул.

Далёкий звук разрушил всю роскошь этого наслаждения, и Писателя передёрнуло. Это был пронзительный человеческий крик, доносящийся со стороны Бэктауна, а может быть, и ещё дальше, звук настолько резкий, настолько пропитанный ужасом, что он мог подумать, что нечто отвратительное проникло в горло человека и вырвало не только его сердце, но и душу.

Писатель снова вздрогнул в наступившей тишине и поспешил внутрь.

Фойе, атриум и библиотека, хоть и были ярко освещены, при этом были пусты и пугающе тихи. Никаких признаков миссис Говард за стойкой регистрации, и Портафоя не было. Хорошо… Он уже достаточно наговорился за сегодня и не нуждался больше в общении. Однако, несмотря на усталость, он знал, что не сможет заснуть, не прочитав сначала несколько страниц книги, и ни одна из немногих, которых он взял с собой, не справится с этой задачей. Естественно, он побрёл в библиотеку.

Он сразу же удобно устроился среди полок, изучая их содержимое. Хорошая книга Кафки или Шекспира вполне подошла бы, но нет, большую часть библиотеки составляли романы в мягких обложках, вестерны, кулинарные книги, всё то же, что он уже видел в первое посещение этой библиотеки. А вот и роман, - увидел он. “Дом Дика”, осуждённого “Уотергейтского грабителя” Э. Говарда Ханта[90]. А вот ”Побережье Варваров” Нормана Мейлера[91], возможно, самая скучная книга из когда-либо написаных. Но…

Что это?

На одной из полок на дюйм был выдвинут корешок книги. Ещё одна милая записка от моего двойника? Он почти был уверен в этом. Но, эта книга в твёрдом переплете точно была не пустой, на её корешке читалось: “Г.Ф. Лавкрафт: Жизнь”

О, Лавкрафт! - подумал Писатель. - Вот это сюрприз! Хотя Лавкрафт был академическим писателем ужасов c Род-Айленда в 20-х и 30-х годах, и при жизни не издавший ни одной своей книги, после его смерти в 1937 году, его стали называть величайшим в мире мастером фантастических рассказов. Его наиболее известные работы послужили предзнаменованием будущего, аллегориями важных вопросов, такими как научные исследования, тоталитаризм, экзистенциальная философия и социальная динамика. Он писал о не просто домах с привидениями или о ночных ужасах, а о вымысле, побуждающем к интеллектуальным постулатам. Писателю нравились многие произведения Лавкрафта, такие, например, как «Данвичиский Ужас» или «Тень над Иннсмутом», и он сразу же признал их уникальность по отношению к стандартной эскапистской литературе. На самом деле, эта книга идеально подошла бы для его комнаты сегодня вечером.

Но потом он вытащил томик и посмотрел на обложку…

Чтобы описать воздействие того, что он увидел, можно привести пример, что по ощущениям ему было похоже на то, как будто ему на голову упал потолок, и это сравнение было совершенно не преувеличено. Он пошатнулся, чуть не упал и прижал руку к сердцу.

Почему?

Потому что, на обложке книги была черно-белая фотография Г.Ф. Лавкрафта, и его лицо было идентично лицам на всех картинах в отеле, и лицу на фотографии, которую ему показал Септимус Говард, и оно обладало теми же отчетливыми чертами (длинное узкое лицо и выступающая челюсть), что и у всех членов клана Говардов.

Святые угодники, - пришло осознание. - Лавкрафта же звали ГОВАРД! Сомнений быть не могло! Первым предком мужского пола из местного клана Говардов - был сам Говард Филлипс Лавкрафт!

Писатель поднялся в свою комнату, воодушевлённый этим открытием. По пути он рассматривал картины «Лавкрафта» в рамках и сравнивал их с фотографией на книге; в коридоре наверху тоже. Это был бесспорно, совершенно бесспорно, Г.Ф. Лавкрафт.

Улыбнувшись, он посмотрел на портрет Говарда над комодом.

- Мистер Лавкрафт, полагаю. Для меня большая честь познакомиться с вашим сыном и вашими потомками.

(Вряд ли стоит упоминать, что теперь Писатель вознамерился прочитать всё, что написал Лавкрафт, изучить каждую биографическую книгу этого человека, чтобы понять, есть ли какие-либо ссылки или предположения на пребывание ГФЛ в Люнтвилле в конце 20-х годов.) Его осенило волнующее предположение: А что, если нет никаких ссылок? Что, если Лавкрафт никогда не упоминал о своём визите? Значит, я единственный человек, кто теперь это знает!

Конечно, Писатель в своём, пропитанном пивом, разуме перегибал палку. Не то чтобы Лев Толстой или Герман Мелвилл приехали в город, но всё же…

Это было круто…

Он начал мыслить абсурдными связями. Сколько раз его собственные шаги пересекались с шагами Лавкрафта? Если он вышел на улицу и прислонился к дереву, мог ли Лавкрафт сам прислониться к нему? И...

Его брови взлетели вверх, и он даже почувствовал волну в чреслах…

Если я трахну Сноуи и она забеременеет, то мой ребёнок будет иметь часть моей крови, смешанной с кровью Лавкрафта!

Эти размышления, какими бы глупыми они ни были, вызвали у Писателя улыбку. Он открыл окно, предвкушая свежий ночной воздух, но тут же вспомнил, что это окно выходит на городскую свалку. В лицо ему ударил порыв зловония, он хотел было закрыть окно, но…

Он приложил ладонь к уху и прислушался.

Вдалеке он услышал вой сирен - не греческих мифических существ, а сирен полицейских машин или машин скорой помощи. Казалось, они доносились из леса со стороны Бэктаунa, с той же стороны, откуда он слышал ужасный крик, когда входил в отель…

Может быть, сирены и крик связаны между собой?

О, но почему он задумался об этом (и почему я обременяю читателя такими отрывочными наблюдениями?)

Он закрыл окно, задыхаясь от смрада. Запах помойки заполнил комнату, поэтому он, спотыкаясь, доковылял к двери, открыл её и начал махать ею, чтобы разрядить воздух. Свет в коридоре казался тусклее, чем обычно, и как раз в этот момент громадные часы, стоящие возле лестницы, пробили три. Чёрт побери. Я надеюсь, что Сноуи и Дон уже закончили свою грандиозную Пиздо-Ударную Борьбу”. Утром они будут смешно ходить! Но тут на лестнице появился человек со странной походкой. Это был мужчина с длинными, зачёсанными назад волосами, в отглаженных джинсах поверх ковбойских сапог и клетчатой спортивной куртке. По-видимому, он и сам выпил несколько лишних рюмок, потому что чуть не споткнулся, не говоря уже о затруднённой походке: не столько хромота, а сколько напряжение, как будто ему было неудобно сзади. Это напомнило Писателю о чём-то, но он не помнил, о чём…

Конечно, это был нe кто иной, как пастор Томми Игнатиус, и когда этот просветленный сановник веры заметил Писателя у двери, он сделал явное усилие над собой, чтобы поправить свою несчастную походку.

- Благословенной ночи тебе, брат! - поздоровался пастор. - И да воссияет свет твой пред другими и да прославит Отца Небесного!

- Xвала Господу, - ответил Писатель, который надеялся, что милосердный Cоздатель простит ему такие прегрешения, как вожделение к груди Сноуи и Дон, отказ от трезвости по ночам и участие в клипе с трупом.

- Да пребудет с тобой Бог, брат!

- И с вами тоже, - ответил Писатель.

И тогда пастор Томми улыбнулся, кивнул и пошёл к себе в комнату, почти сразу же возобновив свой мучительный шаг. Вот тогда-то Писатель и вспомнил: теперь я знаю, что мне напоминает его походка! В прошлом году, сразу после колоноскопии[92] я шёл точно так же!

Оказалось, что добрый пастор получил сегодня вечером в массажном салоне Джун не только «Кукурузный Палец» - возможно, что-то более продвинутое, вроде «Кукурузного КУЛАКА». Кроме того, его озарило запоздалое наблюдение: когда пастор Томми проходил мимо, спереди на его джинсах торчала эрекция, которую легко можно назвать внушительной.

По крайней мере, Писатель был так благодарен судьбе, что теперь его жизнь не была ни скучной, ни заурядной, и с этой мыслью он счастливо лёг спать.


* * *

Его первая вспышка сна была не из тех, которые он когда-либо потом вспоминал с улыбкой после пробуждения. Сон начался вполне благоприятно, без каких-либо помех, и уснуть ему помогало убаюкивающее действие пива. Он начал спокойно погружаться в видения неясного спокойствия, сопровождаемого образами полных, больших голых грудей и торчащих сосков размером с жевательную резинку, когда он провалился в объятия Морфея, ребёнка Гипноса.

Звук испражнения грубо врезался ему в уши.

Сон прервался - по крайней мере, он так думал - и он сразу же проснулся и сел в постели. Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО это слышал, или мне ПОКАЗАЛОСЬ? Если последнее, прекрасно. Если первое... не так хорошо, потому что это означало бы, что он не был единственным обитателем комнаты. Он включил лампу на прикроватной тумбочке, следом и другие лампы, поморщившись от мысли o том, как нелепо он, должно быть, выглядит в своём «плоде ткацких станков», в парадной рубашке, горестно выпятившейся из-за внушительного пивного живота, и держа книгу Лавкрафта над головой, как будто её было бы достаточно в качестве оружия.

Блядь, - подумал он.

Как можно более угрожающе он ворвался в ванную, включил свет, осмотрел маленькую комнату и отдёрнул занавеску. Комната была пустой, если не считать его нелепого отражения в зеркале. Он уже собирался уйти, как…

В ванной был слабый запах, безошибочно говоривший о недавнем испражнении, и там, в унитазе, плавал один-единственный почти футовый кусок экскрементов. Вау! - подумал Писатель. - Вот это котях, я понимаю!

Более того, он был абсолютно уверен, что не “клал” его туда.

Он сразу же заподозрил двойника. Он спустил воду в унитазе, но дерьмо размером с баржу смылось только после второй промывки. Обернувшись, он увидел то, чего раньше не замечал: слова, нацарапанные на зеркале мылом. Слова были таковы:

ОТВЕТЬ НА ЗВОНОК!

- Так телефон же не звонит! - пожаловался он сам себе.

Когда он подошёл к ночному столику, зазвонил телефон. На экране высветился НЕИЗВЕСТНЫЙ НОМЕР, но он чертовски хорошо знал, кто окажется на другом конце линии. Он ответил на латыни:

- Qui est hic?[93]

Ответ прозвучал на немецком:

- Ich bin dein Doppelgänger, scheissekopf![94]

Писатель ощетинился.

- Ты только что насрал в моём туалете?

- Конечно, - oтветил его собственный голос. - Когда тебе надо срать, ты же срёшь.

- И теперь, когда я подумал об этом, я вспомнил, что там даже туалетной бумаги нет. А это значит, что ты даже не вытер свою задницу! Тебя что, воспитывали лешие? Это же каким надо быть утырком, чтобы даже жопу не подтереть?

- Эй, я вытер задницу, Марсель Пруст[95]. Занавесками. Извини, туалетной бумаги и вправду не было.

Писатель ворвался в ванную и, нахмурившись, посмотрел на безвкусные занавески на окне; они были вымазаны жирными, коричневыми полосами. Блядь!

Его злой двойник продолжил:

- Мне нужно было всё проверить, и хочу сказать тебе, что я проверил нашу новую тачку сегодня в мастерской.

- Мою новую тачку! - поправил Писатель.

- Тем не менее. Мне была нужна “Рука Славы”, она моя. И тебе нужно помнить об этом, когда наступит время мрачного вопроса o времени, тратящимся впустую.

Что? “Рука Славы”? Этот термин показался ему туманно знакомым, но он быстро вспомнил свои прошлые изучения оккультизма и колдовства. “Рукой Славы” называли отрубленную кисть осуждённого убийцы и, как утверждали, её широко применяли в оккультных ритуалах.

- Точно же. Под пассажирским сиденьем “Эль Камино” была отрезанная кисть! И, как утверждают книги, с её помощью можно отрыть любой замок, - Писатель скрипнул зубами. - И это её, очевидно, ты использовал, чтобы забраться в мою комнату и посрать, а потом ещё и занавесками подтереться!

- Да, для этого и многого другого. Помни об этом. Но, разве тебе не интересно, что ты услышал, как я хезаю, а потом не видел, как я ушёл?

Писатель обдумал полученную информацию.

- Ну, да... так, и как же ты ушёл?

- Используй своё воображение. Ты наконец узнал, что Г.Ф. Лавкрафт был первым мужчиной-основателем клана Говардов, ты можешь успокоиться и прочитать его рассказ 1933 года - «Сны в ведьмином доме».

Писатель подошёл к своему ноутбуку и немедленно заказал полное собрание сочинений Г.Ф. Лавкрафта на Kindle. Чудеса техники! Это заняло у меня целую минуту!

Вернувшись к телефону, он продолжил слушать, a его двойник продолжил:

- Ты украл “Руку Славы” из дома Крафтера, когда ты, Боллз и Дикки Кодилл ограбили его двадцать лет назад.

Писатель удивился этому заявлению. Но теперь его догадки подтвердились. Он был знаком с Дикки и Боллзом, и уже бывал в доме Крафтера. Казалось, от этого осознания он “завис” на несколько минут.

- И смотри мне, не потеряй страницу из “Kодекса Войнича”, - наставлял его двойник. - Завтра она нам пригодится.

- Завтра?

- Да, когда ты заберёшь нашу машину из мастерской, и поедешь в дом Крафтера с теми двумя девками. И да, главное, не забудь захватить лопату.

Писатель попытался осмыслить происходящее безумие в голове. Должно быть, это сон! Мне всё это снится! На прикроватной тумбочке стояла наполовину опустошенная бутылка диетической колы. Он сделал глоток, не заботясь о том, что напиток тёплый.

- Завтра я никуда не поеду, - осмелился он бросить вызов своему близнецу. - Мне нужно приступить к работе над книгой.

- Идиот.

- Прошу прощения?

- Наша книга, она закончена. “Готика Белого Отребья”. Я написал её для тебя больше двадцати лет назад.

Это было просто смешно.

- О чем ты говоришь? - сказал Писатель. - Была написана только одна страница книги. Она была извлечена из пишущей машинки, когда я потерял память. И мой редактор в конце концов прислал её мне.

- Господи, и ты ещё считаешь себя каким-то мыслителем?

- Не пойму, почему ты так говоришь?

- Если была написана одна страница, то не приходило в твою, размером с арахис, голову мысль, что, возможно, существуют и другие страницы?

- Нет, не приходила. Хоть я и не отрицаю такой возможности, но если бы они и были, то я всё равно не знаю, где их искать.

- Используй голову не только для сосания членов, - сказал двойник. - Где портье нашёл старую печатную машинку?

- Кажется, он говорил, что в кладовке.

- Точно! А теперь надень свою шапочку для мозгов. Может быть, будет логично пойти и посмотреть, что ещё есть в той кладовке?

Писателю не нравились намёки на то, что он не дедуктивен, потому что он знал, что это не так. Через несколько секунд он натянул джинсы, надел кроссовки из «Walmart» и вышел в коридор.

Неужели Портафой работает так поздно? Сомневаюсь. В конце коридора он увидел дверцу с надписью: ПОДСОБКА. Интересно, будет ли дверь открыта?

Да!

Но, на мгновение он задумался. Что он надеялся там найти? Законченную рукопись романа, написанную больше двадцати лет назад, похожую на голосовую галлюцинацию, услышанную пару минут назад по телефону?

Он открыл дверь и включил свет. Полки были забиты разными чистящими средствами, на полу стоял пылесос «Kirby», на натянутой веревке сушились полотенца. Он тут же схватил рулон туалетной бумаги, в которой так нуждался. Также, он заметил кое-что странное: отдельной стопкой стояло несколько небольших коробок, каждая из которых гласила: СИСТЕМА ХРАНЕНИЯ ПРОДУКТОВ “THERM-O-FRESH”. Эти штуки для домохозяек, чтобы вакуумировать остатки еды… Что может здесь делать целая куча этих устройств, притом явно совершенно новых, в подсобке уборщика старого отеля?

Кому какое дело, блядь? - было его ответом.

Его взгляд приковала коробка печатной бумаги марки «Eagle». Эту бумагу Писатель считал лучшей бумагой для печатных машинок. Теперь он прекрасно понимал, что в ней нет ни одного законченного романа. Это была всего лишь чистая бумага, которая в любом случае могла оказаться полезной.

Машинально он открыл коробку, посмотрел на стопку бумаги и помочился себе в штаны.

Внутри не было пустых страниц. Вместо этого там лежало, по меньшей мере, 400 отпечатанных на машинке листов, через два интервала.

Несмотря на мокрое пятно, он быстро отнес еe и туалетную бумагу обратно в свою комнату.

Заголовок на первой странице гласил:

ГОТИКA БЕЛОГО ОТРЕБЬЯ - стр. 2

Затем он пролистал всю стопку, чтобы убедиться, что каждая страница заполнена печатным текстом.

- Да ты издеваешься надо мной! - проревел он в трубку.

- Не утруждай себя чтением, - сказал двойник. Он или оно что-то ест? - Ты говённый редактор и корректор. Просто пошли книгу по почте и получи остальные два миллиона.

- Я не верю тебе! Я не собираюсь сдавать то, чего не писал! Это, наверно, чушь полная, а не книга!

- Хорошо. Тогда прочти её. Но ты зря потратишь время, и поверь мне, оно уже почти на исходе.

Не могу поверить, что веду этот нелепый разговор, - раздраженно подумал Писатель. Но… он прочёл несколько строк в середине рукописи.

- Чувак, а она, похоже, хороша…

- О, я только что так и хотел сказать, - сказал двойник в трубку телефона. – Кстати, вчера вечером в морге ты был крут. Браво!

- Был крут?

Его близнец рассмеялся.

- Когда ты тарабанил поджаренную нарколыгу. Тупица.

- Я был без сознания и действовал против своей воли!

- Конечно, конечно. Мама с папой гордились бы тобой, - и “призрак” громко рассмеялся.

Этот комментарий не понравился Писателю.

- Да я даже не помню своих родителей!

- Вспомнишь, будь уверен. Они были прекрасными людьми. Мы не могли бы просить лучших родителей и лучшего воспитания.

Теперь Писатель чувствовал себя обманутым. Он совершенно ничего не помнил о своём воспитании. Грабёж какой-то, - подумал он. Всё, что говорил ему двойник, казалось конфиденциальной информацией, от которой он, Писатель, был изолирован.

- Ты, по-видимому, много знаешь. Что ещё ты можешь рассказать?

- Сейчас не очень много. Но, вот что я могу тебе рассказать. Хочешь, я скажу тебе, кто выиграл соревнования по Пиздо-Ударной Борьбe?

- Мне плевать, кто выиграл этот грёбаный конкурс!

- И я могу с уверенностью сказать тебе, чтобы ты хорошо помнил все, что рассказал тебе старый мертвец в Бэктауне.

Сознание Писателя, казалось, поплыло.

- Септимус Говард? Но, он не умер.

- Теперь уже да. Ты же слышал сирены, не так ли? А, ебись оно. Ну, вот видишь, во всяком случае, я уже тебе кое-что да рассказал.

Вероятно, это не ложь, - предположил Писатель.

- Бедный старик. Какая у него была жизнь! Быть неизвестным сыном Г.Ф. Лавкрафта. Ему, должно быть, было почти девяносто. От чего он умер? Oт сердца? Инсульта?

- Да, сердце. Он умер от страха.

- От страха? Что его так напугало?

- Всему своё время, брат. После этого бедняга был… а, ладно, не бери в голову.

- Что после этого?

- Извини, - сказал близнец. - Пока на этом всё, мне пора…

- Нет! Подожди!

- Да, и не заставляй своего гостя ждать. Это невежливо.

Писатель нахмурился.

- Какой ещё гость. Я здесь один.

Телефон отключился, и тут же кто-то постучал в дверь.

Во имя всего Святого, в ТАКОЙ-ТО час? - Писатель не был счастлив, несмотря на то, что сегодня стал миллионером. Всё ещё в мокрых штанах он открыл дверь.

- Да?

Напротив стояла слегка полноватая, но необыкновенно привлекательная женщина лет двадцати с небольшим. Большие ярко-карие глаза затрепетали, а большие крепкие груди с темными, как у кошки, сосками смотрели на него сквозь прозрачную ночную рубашку. Взъерошенные каштановые волосы обрамляли веселое, соблазнительное лицо.

- Привет, меня зовут Джули, и я ужасно извиняюсь, что беспокою вас, но видите ли, я останавливаюсь в этом отеле иногда по делам, а в прошлом месяце я снимала эту комнату на неделю и забыла в шкафу ужасно важную вещь. Вы не против, если я…

- Пожалуйста, заходите, смотрите, - сказал Писатель, отступив на шаг.

Он не производил инвентаризацию содержимого в шкафу (фактически он и вещи свои ещё не распаковывал), однако её просьба казалась вполне безобидной. Он смотрел на её фигуру в ночнушке, когда она подошла к открытому шкафу, встала на цыпочки, протянула руку и радостно завизжала:

- Вот он, там, где я его и оставила!

Она взяла что-то с верхней полки.

Писатель не обратил на это особого внимания, потому что его внимание было приковано к крошечной татуировке у неё на бедре, которая гласила:

ТОЛСТОЛОБ ПОЙМАЕТ ТЕБЯ.

ЕСЛИ ТЫ НЕ БУДЕШЬ ОСТОРОЖЕН!

- Мисс, если позволите, что означает ваша татуировка?

Она повернулась, приняв восхитительную позу.

- Что? А, Джори? Просто бывший парень. К сожалению, оказался подонком.

Зрение Писателя изменилось, он моргнул и посмотрел снова. Татуировки, которую он видел до этого, не было. Tеперь там было:

ДЖУЛИ И ДЖОРИ НАВСИГДА!

внутри грубой формы сердца.

Он не стал говорить ей о грамматической ошибке.

Странно, - подумал он. - Слишком много пива и стрессa за один день, - решил он.

- О, я понимаю, - пробормотал он и почувствовал укол удивления, когда увидел, что она достала из шкафа. Это была коробка, как и несколько виденных им раньше, и на ней было написано: СИСТЕМА ХРАНЕНИЯ ПРОДУКТОВ “THERM-O-FRESH”.

- Я забыла ее здесь в прошлый раз. Bы - мой спаситель, - сказала она, и вдруг поцеловала его в губы. - Большое вам спасибо!

- К вашим услугам…

Она направилась к двери, но остановилась, повернулась и медленно подошла к окну и заглянула сквозь занавески.

- Это хороший номер, тихий и уютный, но…

- Действительно, - заметил он. - Вид оставляет желать лучшего.

- Клянусь, я видела огни там ночью. Неужели вы никогда не видите никаких огней?

Писатель нахмурился, услышав грамматическую катастрофу вопроса.

- Огни? Нет, боюсь, что нет. Какие ог...?

- Единственное, что мне не нравится в этой комнате, так это чёртово окно. Иногда я просыпалась поздно ночью и смотрeла в него. И я видела…

- Что?

- Ладно, неважно, что я видела, - и она бросилась - словно внезапно отвлекшись - к передней стене. - A вот и мои сладенькие!

Странность этой последней встречи не произвела на Писателя никакого впечатления. Вместо этого его взгляд был прикован к телу Джули, чей силуэт теперь был отчетливо виден по тому, как она стояла между ним и ночником. Потрясающая грудь, прекрасные бёдра и пышный пучок лобковых волос.

Но… что она делает?

Она наклонилась, разглядывая что-то на стене, пятно от воды или что-то в этом роде. Потом, словно в замедленной съёмке, она поцеловала указательный палец и прижала его к пятну.

Это пиздец, - подумал Писатель. Прежде чем он успел спросить, зачем она сделала такой странный жест, она объявила:

- Большое спасибо, сэр! Пожалуй, мне пора. О, у меня сегодня был прекрасный день! Сначала я нашла на дороге конверт с пятьюстами баксами, а теперь ещё вернула свой “Therm-o-Fresh”! Доброй вам ночи!

- Вам… Вам тоже, - пробормотал Писатель, и девушка ушла.

Естественно, вы задались вопросом, что же это за «пятно» такое, собственно, как и Писатель. Он сразу же, как она вышла, подошёл и наклонился. Да, раньше он его не замечал, но почему? Что это за пятно на стене в захудалом старом отеле? Однако теперь его охватила интрига. Он прижал палец к отметине, слегка надавил на него и обнаружил, что поверхность «поддалась». А потом… Ой… она треснула и развалилась на мелкие кусочки. Конечно же, это был тонкий слой шпаклевки, грубо закрашенный под цвет стены. Но что там под ней?

Фотография Лавкрафта смотрела с ночного столика, как Писатель вытаскивает какую-то набивку, втиснутую в отверстие в стене. Эта дыра имела окружность больше, чем серебряный доллар, в то время как «начинка» оказалась не более чем скомканной салфеткой. Человеческая натура не оставила ему другого выбора, кроме как начать копать глубже.

В стене дыра, и в ней точно, что-то есть, - понял он, охваченный безудержным любопытством. Он разворотил приличный кусок стены… Подумаешь. Я заплачу за ущерб, я же миллионер! И всё же он задался вопросом, имеет ли эта дыра какое-то отношение к странному событию, когда сиськастая девушка извлекла абсурдный вакуумный запаковщик для пищи. Но… С чего бы ему удивляться этому?

Что-то ещё, казалось, застряло глубже в стене, и с небольшим усилием ему удалось вытащить это, используя две ручки «Bic» как палочки для китайской еды. При этом он вспомнил фильм Романа Полански «Арендатор», снятый по блестящему роману Роланда Топора. История показывала экзистенционального персонажа, по имени Трелковски, который нашёл в отверстии стены своей квартиры зуб археолога. Конечно, Писатель вряд ли ожидал найти зуб в этой стене, но вот то, что он нашёл…

Из отверстия он извлёк ещё одну пачку старых салфеток или бумажных полотенец, внутри была завёрнута одна из этих… ну, знаете, такие пластиковые капсулы, какие были в детстве, их ещё продавали в автоматах со жвачкой. Вы кладёте деньги, поворачиваете ручку и забираете эту штуковину. Ну, понимаете, такая пластиковая капсула, или пузырёк, или как там они, в общем, называются. B них ещё были игрушки: кольца, резиновые летучие мыши, куклы кьюпи и всякие подобные безделушки. Как раз один из таких пластиковых пузырей был тем, что Писатель держал сейчас в руках, хотя его содержимое не было различимо, потому что пузырёк был заполнен какой-то мутной жидкостью. Интересно, есть ли там игрушка? Я должен открыть его, чтобы узнать, - решил он.

Из-за неизвестной жидкости он решил открыть капсулу над раковиной в ванной, и это заняло у него некоторое время. Возможно, два полушария были склеены между собой? Он извивался и пыхтел, бормотал проклятия, а потом… Блядь! Kапсула, наконец, разделилась, и её содержимое вывалилось наружу. Жидкость пахла уксусом, но никакого уксуса, естественно, там не было и в помине. Hи один уксус, о котором он знал, не был непрозрачным черно-коричневым. Да, и там ещё кое-что выплеснулось (о чём уже догадался самый проницательный читатель), какая-то непонятная безделушка на первый взгляд.

Это была пара мумифицированных или «замаринованных» человеческих эмбрионов размером с лимскую фасолину.

Так, на сегодня, пожалуй, с меня хватит!

Как мог, аккуратно, он положил омерзительный приз обратно в пузырёк, завернул его и засунул обратно в стену. Эскиз Лавкрафта, казалось, контролировал эту задачу.

Я только что эксгумировал и снова похоронил двух мертвых эмбрионов в своей стене, - пояснил он себе, а затем подумал: - К чёрту всё это...

Естественно, он разволновался, что было вполне разумно.

Слишком много странностей происходит в этом месте, - подумал он.

Он решил лечь спать, но знал, что сначала должен написать список дел на завтрашний день, чтобы ничего не забыть. Если я напишу его в компьютере, то к утру уже непременно забуду, что он там, так что…

Держа в руке чёрную ручку «Bic», он принялся писать на стене

СПИСОК ДЕЛ НА ЗАВТРА:

1) Забрать свою машину из мастерской.

2) Купить лопату в магазине.

3) Не забыть взять страницу Войнича.

4) Забрать Сноуи и Дон.

5) Отправиться в дом Крафтера за Губернаторским мостом.

6) Найти могилу и выкопать тело Крафтера.

Вот так-то лучше, - подумал он. - Кажется очень просто… Но, кажется, он кое-что забыл.

7) Купить пиво.

Влажные джинсы напомнили ему, что перед сном лучше принять душ. Спустя несколько мгновений он уже шёл с полотенцем на плече в ванную. Сначала ему показалось, что из окна на него смотрит длинноволосый бородатый старик… но ведь в ванной нет окна, правда? Это было зеркало над раковиной, и он смотрел на собственное отражение. Отлично… Когда он отодвинул занавеску в душевой (из магазина "Всё по $1"), он увидел не Энтони Перкинса[96] в парике, а несколько красных полос, размазанных о кафельную плитку на стене, искаженных и кажущихся геометрическими фигурами. Писателя охватил шок.

Его первой мыслью был состав полос. Пожалуйста, пусть это будет не кровь…

Он поднёс дрожащий палец к полосе, помедлил, затем коснулся её. Она была липкой и красной, но не того оттенка красного, который мы ассоциируем с кровью. Студенистая масса больше была похожа на желе или мармелад. Значит… это была не кровь.

- Тогда что это за хуйня? - спросил он, теперь уже более взволнованный.

Хорошо, я скажу тебе, что это! - подумал он. - Это то, что исчезает! А потом включил душ, поднял головку душа и смыл всё это. И всё же у него не было другого выбора, кроме как думать о психопате из хичкоковского фильма, когда он смотрел, как эта мазня стекает в канализацию. Для одного дня, как-то слишком много ебанутости!

В качестве пижамы он надел нижнее бельё и плюшевый халат, который, очевидно, прихватил с собой, из отеля ООН в центе Нью-Йорка («oчевидно» - предположение, потому что он не помнил, чтобы когда-либо останавливался в таком заведении). Потом он забрался в не очень удобную постель, оставив включённым только ночник, но прихватив с собой ноутбук, чтобы почитать перед сном. Двойник предложил ему прочитать рассказ Лавкрафта «Сны в ведьмином доме», чтобы понять, как он (его двойник) покинул комнату раньше.

Устроившись поудобнее, он открыл, только что купленную, историю в своей программе Kindle. Очаровательная первая строчка была такова: «Вызвали ли сны лихорадку, или лихорадка вызвала сны, Уолтер Гилман не знал». Интересное совпадение. Уолтер ГИЛМАН носил ту же фамилию, как назывался раньше этот отель – “Гилман-Хаус”.

Писателю было достаточно прочитать первую страницу, чтобы получить ответ, который он искал.

В истории рассказывалось о трёхсотлетнем пансионе в Новой Англии, в котором давным-давно жила одна женщина, по имени Кеция Мейсон, известная ведьма, и именно на чердаке этого дома она пряталась от людей короля. Но, её бегство было недолгим, и вскоре она оказалась в тюрьме, ожидая суда за колдовство, идолопоклонничество и различные другие злые преступления, за которые в те смутные времена она, несомненно, была бы осуждена и впоследствии повешена.

Но, прежде, чем правосудие свершилось, Кеция Мейсон исчезла из своей запертой камеры.

Все, начиная от шерифа до главного охотника за ведьмами, и самого преподобного Коттона Мэзера, были уверены, что только благодаря оккультным наукам она осуществила свой побег.

А в самой пустой камере ведьмы были найдены только причудливые геометрические фигуры, размазанные по стенам какой-то красноватой липкой жидкостью…

Хммм, - подумал Писатель.

Эта история связана с тем, что студент-математик наткнулся на космологические секреты, которые предложили методы открытия точек входов в 11 измерений, а также способность практикующего пересекать время. Писатель был удивлён проницательными ссылками Лавкрафта на реальные теории реальных математиков и физиков, включая Эйнштейна. Теперь он был фундаментально знаком с Tеориями Cтрун, M-теориями, Hе-Эвклидовым исчислением, пертубативной «бозонной» кривизной свободного пространства и квантовой зеркальной симметрией[97]. Но как он мог спорить с Эйнштейном и Стивеном Хокингом?

Во всяком случае, доппельгенгер ясно дал понять, что он покинул ванную комнату Писателя точно так же, как старая Кеция освободилась из своей тюремной камеры: вызвав космическую силу, заряжённую неевклидовыми геометрическими рунами на стене, тем самым открыв портал и пройдя через него.

Писатель потягивал тёплую диетическую колу, размышляя. Может быть, только может быть, всё это правда…

В таком случае он только что навсегда смыл с душевой стены самую важную формулу в истории человечества!

Что-то выигрываешь, что-то теряешь, - подумал он и закрыл компьютер, выключил свет, взял часы «Timex Indiglo» и приготовился положить их под подушку, потому что у него давно вошло в привычку делать это каждую ночь. Почему? Потому что если оставить их на запястье, то их тиканье, каким бы тихим оно ни было, не даст ему уснуть. Если ему было нужно проверить время среди ночи, то достаточно было достать часы из-под подушки и посмотреть на них.

Сняв часы, он принялся прятать их под подушку - впрочем, его рука не успела далеко продвинуться, как соприкоснулась с чем-то еще…

Там была другая рука, жёсткая, с длинными пальцами…

Отрубленная кисть.

Содрогнувшись от ужаса, он резко выпрямился, включил свет и отбросил подушку, уверенный, что это всего лишь галлюцинация, вызванная усталостью.

Однако это убеждение уже через мгновение исчезло… там, где была его рука с подушкой, действительно лежала иссохшая отрубленная кисть.

На неё было страшно смотреть, из неё торчали затвердевшие вены болезненно свинцового цвета, жесткие, как прутья.

Но затем он вспомнил…

“Рука Славы”, конечно же! Он нашёл её вчера под сиденьем “Эль Камино” Дикки Кодилла вместе со страницей Войнича, но он чётко помнил, что страницу он забрал, а ужасную руку оставил. Его двойник только что сказал ему, что он сам украл руку из машины и использовал её, чтобы войти в его номер в мотеле, а затем, очевидно, вышел из ванной с помощью неэвклидовых надписей, которые он нарисовал на стене душа.

Писатель осторожно поднял кисть и положил в выдвижной ящик в тумбочке. Завтра, - подумал он, - она может пригодиться…

В конце концов этот день должен был закончиться, и он решил закончить его прямо сейчас. Свет погас, подушка снова легла на своё место на кровати, и он сразу же заснул.

Но ненадолго.

Сны мгновенно овладели им вместе с мысленными образами, более определенными, чем те, которые мы обычно ассоциируем со снами. Сначала появились фрагменты зловещих образов, которые повторялись в его снах в течение нескольких лет: какое-то бушующее чудовище, едва видимое в лесу, с огромным эрегированным пенисом, болтающимся из стороны в сторону, держащий при этом окровавленные человеческие конечности в каждой руке. Затем потрясающе красиваяобнаженная женщина, стоящая в залитом лунным светом лесу, с идеальной кожей, блестящей от пота, впечатляющим пучком лобковых волос, едва скрывающим сочную расщелину. Единственное несоответствие её общей сексуальности заключалось в том, что у неё была не человеческая голова, а голова рогатого быка. Затем шестифутовый эрегированный пенис, бегущий по лесу, на…- да, да, - на ножках. Счастливые кролики и бурундуки бегут за ним. Крысолов в дикой природе… только это был шестифутовый пенис. Смешно, - подумал Писатель; но ведь сны часто бывают именно такими; по крайней мере, этот персонаж был смешным. Следующий, однако, был не таким смешным. Во-первых, очень тощая блондинка, пошатываясь, шла по тому, что казалось торговыми рядами в магазине. Белки её глаз были кроваво-красными, а из ушей и носа текла кровь. На её лице не читалось никакого выражения ужаса, оно вообще ничего не выражало. Через мгновение высокий, очень толстый мужчина со светлой стрижкой догнал её, схватил за растрёпанные волосы и сказал:

- Куда-то собралась, лапочка? Я думаю, что нам нужно повеселиться вместе!

А потом он повалил её на пол, стянул с себя свои огромные синие джинсы и начал очень жестоко насиловать её. Несмотря на ужас ситуации, лицо женщины оставалось совершенно бесстрастным. Тем временем откуда-то послышались крики и улюлюканья, вскоре картинка сменились странным, громким жужжанием какого-то электрического прибора, и именно в эту область устремился сон Писателя, и то, что он увидел, после краткого размышления объяснило ему о бесчувственном состоянии вышеупомянутой блондинки. Ещё двоё мужчин - оба очень высокие и с избытком лишнего веса, с белокурыми волосами - держали мужчину, держа его так, словно он был свернутым ковром, и между прочим, эти двое выглядели точь-в-точь как мужчина, насилующий блондинку. Писатель сразу понял, что попал в разгар “вечеринки”, печально известных братьев Ларкинсов. Их жертвой, то есть «ковром», был бомжеватого вида мужчина в шортах цвета хаки, притом с огромным пивным животом, но с тощими руками и ногами, он был лысый, но с заплетенным в косу хвостом, который больше напоминал крысиный хвост. Ещё одна примета: он был чем-то средним между Ричардом Симмонсом[98] и комиком Поли Шором[99]. Ещё более странным, чем то, что «Поли Шора» держали в воздухе, как рулон ковра, два огромных близнеца, было неоспоримое наблюдение, что голова мистера Шора была обмотана тряпкой, которая уходила в странного вида электроприбор, такой, который можно найти в отделе красок «Sears» или увидеть в магазинах “Sherwin-Williams”[100]. Когда двигатель машины зажужжал, голова мистера Шора начала качаться в комбинации движений вверх-вниз, назад-вперёд, а также по орбите, с переменной скоростью до 5000 циклов в минуту. Реальная проблема в этой процедуре заключалась в том, что оператор “сопротивлялся” желанию включить машину на полную мощность и работал на средних оборотах, давая голове жертвы отдохнуть на короткие передышки, потому что им было весело смотреть. Братья Ларкинс знали эти тонкости и не хотели, чтобы их наказание жертвы (или качество их собственного развлечения) было прервано жертвой, умершей слишком рано.

- Выруби её, Пузо! - oрал Хорейс. - Я не хочу, чтобы задохлик скопытался слишком быстро!

И после его замечания машинка была выключена, всего через тридцать секунд работы на скорости три четверти. Этого было вполне достаточно, чтобы по-настоящему хорошо встрясти мозги жертвы, вызвав умеренное кровоизлияние в мозг и ухудшив чувствительность двигательных навыков.

Клайд, лидер нашего квартета братьев, порылся в бумажнике жертвы и нашёл просроченные водительские права Западной Вирджинии. Теперь у «мистера Шора» было имя:

- Рикки Смитсон, - объявил Клайд. - Ну, ребята, едрён-батон, я бы сказал, что мы только что сменили имя этого парня на Рикки Умник!

А потом он от души рассмеялся вместе с Пузом и Хорейсoм. (Такер, четвёртый брат, не слышал шутку, потому что всё ещё был занят попытками выпустить свой второй оргазм в оцепеневшее влагалище почти безмозглой блондинки, которая безучастно лежала под ним с раскинутыми ногами).

Клайд хлопнул в ладоши, как бы подчеркивая ситуацию:

- Так, давайте-ка отпустим мистера Умника и посмотрим, что у нас получилось.

И тут голова мистера Смитсона была освобождена, и двое братьев поставили его на ноги. Как и следовало ожидать, Смитсон рухнул на пол, дрожа всем телом и издавая экстравагантные, завораживающие, мяукающие звуки.

- Тебе лучше встать, Рикки Умник, - посоветовал Клайд. - Неинтересно смотреть, как ты лежишь и срёшь в штаны.

Смитсон начал судорожно дергаться, из его рта пошла пена, а потом он отдал Богу душу.

- Эх-х-х, дерьмово, - проворчал Клайд. - Думаю, мы держали шейкер слишком долго, едрён-батон…

Между прочим, возможно, уместно объяснить, какое преступление совершили мистер Шор… то есть мистер Смитсон, и его, пристрастившаяся к метамфетамину, светловолосая подружка, собственно, из-за чего их мозги были “взбиты” взбивалкой для краски.

Ответ таков: мистер Смитсон недавно вышел из тюрьмы, отсидев срок за сексуальное насилие над несовершеннолетним. Итак, по закону его долг перед обществом был должным образом оплачен, но закон братьев Ларкинсов смотрели на это иначе. А блондинка?

Перед тем, как отправиться на варочную хату, Смитсон взял свою подружку с собой. Поэтому: виновна по ассоциации. Теперь, собственно, и наступил конец судебного приговора…

На этом, к большому облегчения Писателя, данная часть сна закончилась. Нет нужды говорить, что всё в нём было правдой, и, конечно, мы уже знаем, что Писатель иногда склонен к предчувствиям. Короче говоря… K утру блондинка будет похоронена в лесу (да, она всё ещё была в какой-то мере жива, когда последняя горсть земли с лопаты упала ей на лицо), в то время как значительный объём семени братьев Ларкинсов вытекал из неё в богатую почву Западной Вирджинии. А наш друг, мистер Смитсон? В лоб ему воткнули кусок металлической трубы, длиной в фут, тем самым весьма эффектно пригвоздив к дубу на Тик-Нек-Роуд. Его шорты исчезли, как и гениталии, которые были отрезаны ножницами по металлу. На груди Смитсона висела картонная табличка с надписью, нацарапанной карандашом: РАСТЛИТИЛЬ МАЛАЛЕТАКХ! Как говорят братья Ларкинсы: «Горе тем, кто осквернит ребёнка». Это было весьма эффективное средство устрашения, и такие зрелища не были редкостью в радостных и весёлых границах Люнтвилля.

Теперь мы снова обратим внимание на главного участника этой истории - Писателя, который всё ещё спал и всё ещё видел сны. Сначала показалось, что кто-то что-то шепчет, губы говорившего были близко, но не совсем касались его уха. С абсурдной быстротой они прошептали на латыни: «Venit deamonium», что значило, как понял Писатель, «Демон придёт».

Здесь наступило молчание.

Затем Писатель проснулся (или ему показалось, что он проснулся) от того, что чья-то рука схватила его за плечо и затрясла.

Он сел, выпрямившись, в постели. Сначала была полная темнота, но затем он вспомнил, что нужно открыть глаза, и это потребовало от него некоторого мужества, потому что, как говорится, он был напуган до усрачки. И всё же он открыл их, и, хотя ожидал, что в комнате будет очень темно и лунный свет будет пробиваться через окно, это было не так. Вместо этого комната была залита низким зернистым светом, который, как казалось, обладал оттенком, который в свою очередь можно описать только как гнилой и болезненный, и который хроматически не соответствовал ни одному из компонентов спектра. Это было призрачное свечение, происхождение которого не могло быть связанно ни с одним аспектом этого нормального мира, напротив, оно принадлежало преисподней.

В общем, хватит уже о свете. Давайте поговорим о существе, которое трясло Писателя за плечо.

Над ним склонился старик с длинными седыми волосами и длинной белой бородой, и хотя большая часть лица этого незваного гостя была скрыта бородой, его всё ещё можно было опознать по узкому и удлиненному лицу с выступающей челюстью.

- Дедуля Септимус! - воскликнул Писатель.

- Да, сынок, эт я и никто другой.

- Какое облегчение! Я слышал из ненадёжного источника, что ты умер. Я знал, что это вздор!

Гибридный акцент янки-южанина, казалось, заскрипел, как доски в старом доме.

- Нет, не вздор, дружище, а чистая правда. Вот, почему я пришёл, и у меня мало времени. Мне позволено только предупредить тебя и ничего большего.

- Вы имеете в виду то, на что намекали в Бэктауне?

Призрачная фигура не ответила прямо.

- Ты - Искатель, парень, я вижу это по тебе. Я тоже был Искателем, только моё время вышло. Однажды, может, завтра, может, через двадцать лет, но, видишь ли, сынок, когда-нибудь до тебя дойдет, что то, что ты ищешь, действительно ищет ТЕБЯ.

Писатель задумался над этим утверждением и его символическими инсинуациями, вроде того, как часто в прошлом он называл себя «Искателем».

- Но, я так и не нашёл того, что искал…

Древний призрак продолжил вещать скрипучим голосом:

- И я солгал, когда сказал, что ты принёс добро обратно в город, если, вслед за ним подкрадывается зло

Как мог Писатель забыть? Как будто ворота Иблиса открываются и...

Септимус Говард уверенно кивнул.

- И ты встанешь перед НИМ, встанешь, как ТОТ САМЫЙ, и остановишь ЕГО на пути его…

Писатель беспомощно уставился в темноту.

Старик-призрак подмигнул с улыбкой.

- Да, я могу сказать, чёрт побери, что я знаю о чём говорю.

Слова унесло ветром, как какой-то звук. Септимуса Говарда уже не было в комнате, но, конечно, вероятно, его в ней никогда и не было, не так ли? Это был действительно долгий, утомительный день, наполненный откровениями, прозрениями, тайными делами и, похожими на степных волков, злыми близнецами, не говоря уже о состязаниях по пинанию пизды. Расслабившись в постели, он с радостью увидел, что «гнилой» оттенок лунного света исчез. Он закрыл глаза и снова погрузился в сон, думая о том, что: это сон, возможно, сон… и как раз в этот момент, когда он наконец погрузился в здоровый сон…

Зазвонил сотовый.

- Чтоб тебя…- oн поднял трубку, не глядя на экран. - Алло? – надеясь, вопреки всякой надежде, что это не его двойник.

Это был не двойник; вместо него он услышал голос Сноуи:

- Мама! Он засовывает липкого червяка себе в член!

Писатель выронил телефон, едва не подавившись от шока. Адреналин хлынул в кровь.

- Чёрт побери, какого хрена! - крикнул он, нащупывая на полу телефон. Он ударился лодыжкой об угол дерьмовой тумбочки.

- Мать твою!

- Мама! Быстро дуй сюда! Ты должна это увидеть!

- Сноуи! - прорычал Писатель. - Я не твоя мама. Ты набрала неправильно номер. Что за хрень с червяком?

- Прости! - выпалила она и повесила трубу.

- Чёрт! Чёрт! Чёрт! - закричал он, а затем вскочил и стал неуклюже ходить по комнате, как… ну, как старик. Он начал лихорадочно натягивать одежду и ботинки.

Она, должно быть, у себя в комнате, - его мысли путались, потом он понял, что надел джинсы задом наперёд. Тем временем в холле послышались быстрые шаги.

- Нахуй штаны! - пробормотал он и выскочил из комнаты. И действительно, он успел увидеть, как миссис Говард, с пышно вздымающейся грудью, влетела в свою комнату.

С торчащими во все стороны волосами, Писатель в джинсах, одетых задом наперёд (и даже его ботинки были не на тех ногах!), уверенно шагнул в коридор и направился за миссис Говард в комнату Сноуи, расположенную по соседству.

Это предложение почему-то не давало ему покоя: Мама! Он засовывает липкого червяка себе в член! Он чувствовал, что это ключ к какой-то тайне. Он слышал эту фразу в автобусе, когда ехал сюда, и с тех пор у него сложилось впечатление, что это какое-то смутное предзнаменование, даже своего рода предвестник. Это была самая странная фраза, которую он когда-либо слышал в своей жизни, и с тех пор он был ошеломлён самым странным, безумным и самым непостижимым опытом в своей жизни. Я должен докопаться до сути!

Писатель почему-то был абсолютно уверен, что если он сумеет расшифровать смысл данного предложения, то в будущем ему будет предоставлено нечто необходимое. Он знал это так же, как Моисей знал, что призыв на вершину горы Синай приведёт его к Богу. Он знал это точно так же, как Оппенгеймер знал, что мир изменится навсегда после того, как он взорвал первую атомную бомбу в Аламогордо, штата Нью-Мексико.

Писатель… Просто… Он просто… Знал это.

Даже не постучав (вершина дурных манер), он ворвался в комнату следом за миссис Говард, но ни она, ни Сноуи даже не обратили на него внимания.

Вместо этого они обе сидели на краю кровати, потрясенно смотря в ноутбук на коленях Сноуи. (На Сноуи, между прочим, была только ночная рубашка и трусики, а в промежности трусов примостился большой пакет со льдом.)

- Боже мой, я не верю своим глазам, - шёпотом заметила миссис Говард.

- Я же говорила, ма. Это липкий червь! О, нет! Фу! Он суёт ещё одного!

Обе женщины с ужасом уставились в монитор, и Писатель тоже, потому что через их плечи он мог видеть то, что они видели на экране ноутбука: голый мужчина с пузом и длинными чёрными волосами (вероятно, крашеными), сидел, широко расставив ноги, на старом диване, наблюдая за чем-то на экране своего ноутбука. Подергивая бёдрами, он медленно мастурбировал “стояк” значительных размеров, одновременно так же медленно засовывая…

Нет, нет, не может быть…

…зеленого липкого червя, марки “Black Forest” в собственную (за неимением лучшего термина) дырку для ссания.

Писатель считал: Я уже видел всё, начиная с конкурса по Пиздо-Ударной Борьбe, совокупления с трупом монстра и беременной женщины, питающейся исключительно лошадиной спермой, заканчивая варварским “Therm-O-Fresh”…

Он вытаращил глаза. Я ошибался. Вот ТЕПЕРЬ я видел ВСЁ!

Ошибки быть не могло; он действительно видел, как взрослый мужчина засовывал конфеты-червей в свой пенис во время просмотра порнухи. Пожалуй, ещё интереснее было узнать, кто был этот человек.

Это был пастор Томми Игнатиус.

О, Боже, - подумал Писатель, ведь дело было не только в возмутительном зрелище, но и самом подтексте.

Писатель сказал:

- Миссис Говард? Сноуи? У вас камеры в комнатах, что незаконно. Мне нужны объяснения. Сейчас же.

Обе женщины потрясенно уставились на Писателя.

Сноуи произнесла:

- Э-э-э… ну… кхм…

Миссис Говард добавила так же отчетливо:

- О, Боже мой, сэр! Это… Это… Это не…

- Не то, что я думаю? - закончил Писатель с улыбкой. - Да, боюсь, что это именно так. У вас в комнатах есть скрытые камеры. Для чего? Для шантажа?

Миссис Говард встала, заперла дверь и пригласила Писателя сесть.

- Сноуи, милая. Выключи экран, но сохрани запись с камеры.

- Да, ма.

Грудастая женщина села и взяла Писателя за руку.

- Да, сэр. Можно сказать, для шантажа. Но вы должны понять, что мы почти никогда не делаем этого, только с плохими людьми.

Писатель поморщился.

- Что?

- Видите ли, у нас тут довольно симпатичный маленький отель для проезжающих, но я боюсь, что время от времени сюда заглядывают плохие люди, ну знаете, эти наркоторговцы, люди, скрывающиеся от закона…

- А, так вы их записываете, а потом у них же вымогаете деньги. Если они не платят, вы отправляете видео в полицию или их семье?

Миссис Говард кивнула.

- Большинство из них грязные извращенцы, избивающие шлюх и путающиеся с детьми. Видите ли, Сноуи, у неё есть друзья, которые специализируются на подобных вещах. Мы отдаём пленки им, и уже они заботятся об остальном. Но, конечно, мы получаем свою долю.

Ясно, - понял Писатель. - Думаю, весь мир затеял какую-то аферу. И конечно, этими друзьями Сноуи могли быть только Поли Винчетти и его “питбуль” Оги.

- Я уже имел удовольствие познакомиться с уважаемыми друзьями вашей дочери.

- Говорят, что происходит, то и происходит, и это правда, - продолжила пожилая женщина. - Понимаете, эти злые люди должны платить за свои поступки. Это заставляет их думать дважды, прежде чем делать их снова.

- Это худшее объяснение шантажа, которое я когда-либо слышал, - Писатель потёр глаза.

Затем Сноуи сказала:

- Э-э-э, твои штаны надеты задом наперёд.

- Я знаю! - выпалил Писатель. - А что даёт вам право судить? Вы говорите, что шантажируете только плохих людей? - oн указал на стену в направлении комнаты пастора Томми. - Конечно, это тип содомит, шарлатан и лицемер, но он не заслуживает, чтобы его шантажировали за то, что дрочил с липкими червями в члене!

Брови миссис Говард поползли вверх.

- Да, ну? Сноуи, пожалуйста, включи экран.

- Да, ма.

- Я не хочу больше видеть эту мерзость! - возразил Писатель.

Миссис Говард сжала его руку.

- Тише, тише. Смотрите.

Экран компьютера ожил, и сцена продолжилась. Пастор Томми и впрямь увлёкся: он наклонял бёдра, быстрее поглаживал пенис и казалось, вставлял в уретру очередного жилейного червя. Третьего или четвёртого? Писатель вздрогнул. Куда они деваются? В его чёртов мочевой пузырь? Он ещё раз пожаловался:

- Я не хочу больше на это смотреть! Мужчина может делать в своей комнате всё, что захочет, даже это. Это не делает его плохим человеком, достойным того, чтобы его жизнь была разрушена!

- Ты недостаточно усердно смотришь, - сказала миссис Говард. - Приглядись. Посмотри, на что он смотрит…

На что? Писатель наклонился вперёд и прищурился. Пока добрый пастор продолжал мастурбировать, засаживая очередного желейного червяка (на этот раз красного, предположительно, вишневого), Писатель всматривался в грязь, за которой наблюдал мужчина. Он вгляделся с вниманием, которое быстро вызвало отвращение и ужас…

Да, на экране лэптопа пастора Томми действительно была порнография, но теперь Писатель увидел, что это была именно детская порнография. Его чуть не вырвало, и он отвернулся. И сцена на другом компьютере описываться не будет.

- Так вы ещё считаете его неплохим человеком? - cъязвила миссис Говард.

- Шантажируйте этого подонка до смерти, а потом разорите его, - ответил Писатель.

- Конечно, - прощебетала Сноуи. - Поли получит от него столько денег, сколько захочет, а потом выложит ролик на сайте Епископата.

- Чудесно! - миссис Говард ликовала.

Но, чёрт побери. Что дальше? Писатель стоял, ошеломлённый. Сначала он хотел спросить, есть ли камера в его комнате, но раздумья оказались напрасными. Какого чёрта им снимать? Мою толстую задницу?

- Я спать. У меня был тяжёлый день. И, Сноуи, пожалуйста, будь готова утром к нашему маленькому “предприятию”.

- Конечно, буду! Я дождаться не могу! - и она похлопала себя по мешку со льдом между ног. - А ты не хочешь узнать, кто выиграл соревнования по Пиздо-Ударной Борьбe?

- Нет!

- Я! - гордо ответила Сноуи. - Дон сильно пнула меня по пизде, но, буквально через пару ударов, я снесла её. Она плакала, как ребёнок. Её киска была в два раза больше моей, и ты знаешь, она бреет свою манду, так что после того, как я вышибла из неё всё дерьмо, она распухла и порозовела! И была похожа на голый зад младенца!

Писатель застонал и бросил: «Спокойной ночи», затем без промедлений вышел из комнаты. Приглушённый смех последовал за ним.

Вернувшись в свою комнату, он даже не потрудился снять обоссаные джинсы. Предзнаменование…- подумал он, охваченный разочарованием. – Предвестник, бля… Он рухнул на кровать, молясь, чтобы ему не приснились желатиновые черви. И, как и подобало тому дню, который у него был, как раз когда он заснул…

Cнова зазвонил телефон.

Может, я сдох и попал в ад… Потрясённый, он ответил и нахмурился, услышав знакомый голос на другом конце телефона.

- Боже мой, ты в жизни не догадаешься, что произошло! - это была Дон.

- Нет, - простонал Писатель, - и даже пытаться не хочу. Я просто ХОЧУ СПАТЬ!

- Послушай! Когда я вернулась из Бэктауна, я пошла в похоронное бюро, чтобы взять немного льда - долгая история – и… и… и…

- И, что? - начал злиться Писатель.

- Задняя дверь была открыта!

Глаза писателя сузились в темноте.

- Ты хочешь сказать, что туда кто-то вломился?

- Нет! Никто не вламывался, следов взлома нет. Дверь была не заперта, была открыта нараспашку!

- Потрясающе, Дон. Поздравляю, ты забыла запереть дверь, когда мы уходили.

- Нет, нет, нет, я всегда всё проверяю перед уходом! Ты что, издеваешься? Ты же знаешь, что внутри!

Но теперь, когда он задумался, он вспомнил, как Дон запирала замок, перед тем как они отправились в Бэктаун.

- И это ещё не самое худшее, - продолжила она. - Войдя внутрь, я обнаружила, что ещё одна дверь не заперта и открыта нараспашку…

В голове у Писателя зашевелилось.

- Дверь во вспомогательный бальзамировочный отсек! - oнa почти сорвалaсь на крик. - Помещение, где было тело Толстолоба!

Я точно помню, как она и её запирала, - Писатель погладил бородку, потом…

- Погоди-ка. Что ты имеешь в виду, говоря: "помещение, в котором было тело Толстолоба"? Ты имеешь в виду помещение, в которой он находится, верно? В настоящем времени?

- Было. Тело Толстолоба исчезло, - задыхаясь, сказала Дон.

- Ты хочешь сказать, что кто-то украл эту чёртову штуку?

- Чёрт, лучше бы кто-нибудь его украл. Но, кто бы это ни был, он выкачал всю бальзамирующую жидкость, а потом снова закачал его кровь. Когда мистер Bинтер-Деймон бальзамировал Толстолоба, он сохранил всю его кровь. Это такая желтая гадость, он хранил её в большой пятигаллонной бутылке в одном из холодильников.

Глаза Писателя расширились. Я видел эту бутылку в старом холодильнике с табличкой: НЕ ОТКРЫВАТЬ!

- Дон, что именно ты хочешь сказать?

Дон сглотнула.

- Толстолоб ушёл отсюда на своих двоих. Следы 20-го размера из жёлтой крови ведут из этой комнаты к задней двери.

Это невозможно. Она пьяна или под кайфом. Кроме того, даже если бы это было правдой, даже если бы демоническая кровь каким-то образом воскресила гиганта, Писатель точно видел, как Дон запирала дверь, и он видел тот промышленный замок с его трубчатыми ключами. Такие невозможно подобрать или взломать, да и кто вообще ещё в этом захолустном городишке умеет управлять бальзамировочной машиной?

В этот момент Писатель, держа телефон в правой руке, засунул левую в ящик прикроватной тумбы. И чего коснулась его рука?

Другой руки. Отрубленной кисти, которую он нашёл в машине Дикки Кодилла, где, также, он нашёл и страницу Войнича.

Оккультный тотем под названием “Рука Славы”, используемый ведьмами и колдунами для отпирания замков.

- Дон, - объявил он. - Я верю тебе и думаю, что знаю, кто виноват, но… что мы будем делать?

- Я не знаю! - pыдала она на другом конце линии. - Я даже не думаю, что мы можем что-то сделать, кроме как убраться из города как можно быстрее. Толстолоб на свободе, и можешь держать пари на свой член, что он устроит резню, как и двадцать лет назад!


* * *

Мерзкий пот сочился из его пор, когда он медленно, но уверенно двигался сквозь влажную ночь. Комары садились на его кожу только для того, чтобы умереть, прежде чем могли отведать его кровь. Потому что в нём не было крови. Что-то было, но это была не просто кровь.

Ежевика и заросли сминались под его огромными, неуклюжими ногами. Ему нравилось потрескивание, которое напоминало ему другой звук, треск ломающихся костей, который он помнил из смутного прошлого или сна. Он не знал, кто это был или что это было, но что-то заверило его, что ответы на его вопросы скоро будут даны. Дыра в его черепе, казалось, наполнялась чем-то губчатым, чём-то растущим и застывающим, и вскоре, как он знал, кость или что-то похожее на кость вырастет и запечатает дыру в его голове. Скоро он почувствует, что его манит что-то очень важное, то же самое, что манило его в прошлом. Он знал, что у него есть какая-то высшая цель, и как только его голова восстановится, ему всё станет известно.

Он чувствовал… волнение.

Его сердце бешено колотилось, так же, как и огромнoe нечто, которoe хлопалo между его бёдрами, размером с дуб…

Его единственный большой глаз, цвета слизи, не мигая, смотрел на дрожащий, покрытый лунным блеском лес. Внешний Mир, - подумал он. Где он слышал это раньше?

В его голове появилось ещё больше слов. Нижний Лес. Дедуля. Киска. Кончун.

Потом ещё.

Голодный. Нужен хороший кончун. Нужно высосать немного дерьма из задницы мертвой девки…

Мёртвoй? Девки? Он не совсем понимал, что всё это значит.

Кончун?

Массивные, покрытые плотью крюки, которые были его руками, потянулись вниз и сжали нечто между ног.

Что бы ни было у него между ног, он чувствовал, что очень скоро это станет очень важным.

Его деформированное ухо уловило звук, что-то быстрое и устойчивое. Он стоял на опушке леса и видел длинную, извилистую, плоскую. чёрную поверхность, которая, как он потом вспомнит, называется дорогой. А по ней шла одинокая… фигура.

У этой фигуры были вещи, которые он, казалось, знал; вещи, которые ему нравились. Сиськи. Дырка. Жопа. Рот.

Затем вспыхнуло ещё одно слово: Женщина.

Нечто между его ног сталo длиннее и твёрже.

Ебать! - вспомнил он с чем-то, вроде ликования.

Ещё больше воспоминаний всплыло в его голове, и это были восхитительные воспоминания, и он ускорил шаг по направлению женщины.

Чё-ерт! - eго мысли трещали и грохотали. - Я… Я… Я… Я ВЕРНУЛСЯ!


* * *

Действительно. Толстолоб вернулся.


Продолжение следует...


перевод: Олег Казакевич

Бесплатные переводы в нашей библиотеке

BAR "EXTREME HORROR" 18+

https://vk.com/club149945915


Примечания

1

750ml

(обратно)

2

Оливер Кромвель (1599-1658) - английский государственный деятель и полководец, вождь индепендентов, руководитель Английской революции, в 1643-1650 годах - генерал-лейтенант парламентской армии, в 1650-1653 годах - лорд-генерал, в 1653-1658 годах - лорд-протектор Англии, Шотландии и Ирландии

(обратно)

3

около 135 кг

(обратно)

4

около 45 кг

(обратно)

5

Сноу - на английском означает "снег"

(обратно)

6

знаменитый научно-фантастический фильм Ричарда Флейшера 1966 года. В ней снимались Стивен Бойд, Ракель Уэлш и Дональд Плезенс

(обратно)

7

(1872 - 1933) - 30-й президент США

(обратно)

8

(1897 - 1962) - американский писатель, прозаик, лауреат Нобелевской премии по литературе (1949)

(обратно)

9

(1907 - 1997) - американский писатель. Он написал более 40 книг, большинство из которых были длииииинными, вымышленными семейными сагами, охватывающими жизнь многих поколений в определенных географических районах и включающими в себя исторические сбытия. Миченер отличался тщательной проработкой деталей в своих произведениях. Основные произведения Миченера: «Сказания юга Тихого океана» (Пулитцеровская премия, 1948), «Весенние пожары», «Дрифтеры», «Гавайи», «Столетие», «Источник», «Чесапик», «Карибское море», «Караваны», «Аляска», «Техас», «Польша».

(обратно)

10

(1902 - 1974) - американский лётчик, ставший первым, кто перелетел Атлантический океан в одиночку (20-21 мая 1927 года, по маршруту Нью-Йорк - Париж)

(обратно)

11

(род. 1942) - американский писатель и сценарист, обладатель премии «Оскар». Книги Ирвинга переведены на 35 языков.

(обратно)

12

(род. 1932) - американский писатель, живой классик, икона нонконформизма, также известен по экранизации своего романа "Даже девушки-ковбои иногда грустят" режиссёра Гаса Ван Сента.

(обратно)

13

возбудитель

(обратно)

14

В геологии и смежных областях, слой/стратум (множественное число: слои/страта) - это слой осадочной породы или почвы, или магматической породы, которые были сформированы на поверхности Земли, с внутренне согласованными характеристиками, которые отличают его от других слоев. "Стратум" является фундаментальной единицей в стратиграфической колонке и составляет основу изучения стратиграфии.

(обратно)

15

в оригинале Dawn - рассвет

(обратно)

16

«Семейка Монстров» или «Мюнстеры» - американский телевизионный ситком о приключения жутковатой, но добродушной семьи Мюнстеров, транслировавшийся в 1964 - 1966 годах. Глава семьи Герман - полный аналог франкенштейновского монстра, его жена Лили и тесть Трансильванский Граф Дракула (которого все зовут просто Дедуля) - вампиры, а сын Эдди - оборотень. Но, не без «гадкого утёнка» в семье - племянница Мэрилин, самая обычная девушка.

(обратно)

17

американская кинодрама 1957 года, режиссера Марка Робсона, основанная на бестселлере 1956 года - романе Грейс Металиус. В фильме снимались Лана Тернер и Хоуп Лэнг. Сюжетная линия фильма повествует о жителях небольшого вымышленного городка Новой Англии, в годы Второй Мировой войны, где скандал, убийство, самоубийство, инцест и моральное лицемерие скрываются за его спокойным фасадом.

(обратно)

18

Управление по борьбе с незаконным оборотом алкоголя, табака и оружия

(обратно)

19

округа и графства в Соединенных Штатах, правительство которых запрещает продажу алкогольных напитков. Некоторые запрещают продажу вне помещения, некоторые запрещают местную продажу, и некоторые запрещают обе. Большинство "сухих" округов существуют на Юге.

(обратно)

20

Оттис Тул (1947 - 1996) - американский серийный убийца, каннибал и поджигатель. Сообщник серийного убийцы Генри Лукаса. Тул признавался в многократных убийствах, изнасилованиях, людоедстве и проходил подозреваемым по нескольким нераскрытым убийствам.

(обратно)

21

Кеннет Бьянки (род. 1951) - американский серийный убийца, похититель и насильник. Он также известен как "Хиллсайдский Душитель" вместе со своим двоюродным братом Анджело Буоно.

(обратно)

22

вещественное доказательство

(обратно)

23

около 60 см

(обратно)

24

около 1.6 м

(обратно)

25

(1874 - 1963) - один из крупнейших поэтов в истории США, четырехкратный лауреат Пулитцеровской премии (1924, 1931, 1937, 1943).

(обратно)

26

(1817 - 1862) - американский писатель, философ, натуралист и поэт. Видный представитель американского трансцендентализма, близкий друг и сподвижник Ральфа Уолдо Эмерсона.

(обратно)

27

около 2.43 м

(обратно)

28

(род. 1957) - канадский порноактёр, кинопродюсер, сценарист, порнорежиссёр. Одна из самых известных личностей в жанре фильмов для взрослых. За время более чем 25-летней карьеры снялся в качестве актёра в 1617-ти фильмах, выступал режиссёром в 72-х, продюсировал 43 фильма. Известен прежде всего своей способностью к обильной эякуляции, за что имеет неофициальный титул «Легенда камшота» и прозвище «Многозарядный пенис». В порнобизнесе с 24 лет.

(обратно)

29

форма группового секса, при котором, в самом распространённом случае, группа мужчин, попеременно (или вместе) мастурбируя, эякулируют на одного участника, преимущественно на его лицо, в рот, в глотку и даже в нос.

(обратно)

30

имеется в виду эпидемия бубонной чумы, болезни, вызванной бактерией Yersinia pestis, которая циркулирует среди диких грызунов, где они живут в большом количестве и плотности.

(обратно)

31

имеется отсылка к фильму о Джеймсе Бонде "Голдфингер" (1964) - "золотой палец"

(обратно)

32

около 30см.

(обратно)

33

Питер Пауль Рубенс (1577 - 1640) - нидерландский (фламандский) живописец, один из основоположников искусства барокко, дипломат, коллекционер. Творческое наследие Рубенса насчитывает около 3000 картин. Творчество Рубенса — органичный сплав традиций брейгелевского реализма с достижениями венецианской школы. Рубенс специализировался на религиозной живописи (в том числе алтарных образах), писал картины на мифологические и аллегорические сюжеты, портреты, пейзажи и исторические полотна. На его полотнах женщины отличаются крайней рыхлостью форм.

(обратно)

34

Книга носит имя антиквара Вильфреда Войнича, который приобрёл её в 1912 году. В 1961 году букинист Ганс Краус купил рукопись у наследницы Этель Войнич за $24 500 и в 1969 году подарил библиотеке редких книг Бейнеке Йельского университета, где она и хранится в настоящее время

(обратно)

35

издание, выпущенное Иоганном Гутенбергом в первой половине 1450-х годов. Традиционно считается точкой отсчёта истории книгопечатания в Европе.

(обратно)

36

примерно 31см

(обратно)

37

примерно 62см

(обратно)

38

примерно 2.54см

(обратно)

39

примерно 92см

(обратно)

40

(1785 - 1859) - английский писатель, эссеист, автор знаменитой «Исповеди англичанина, употребляющего опиум»

(обратно)

41

(род. 1950) - лауреат «Эмми», американский актёр, стэнд-ап комик, телеведущий и писатель, наиболее известный как ведущий телепередачи «The Tonight Show» на канале NBC. Увлекается коллекционированием автомобилей и мотоциклов. Его частная коллекция включает в себя около 130 автомобилей и около 100 мотоциклов.

(обратно)

42

Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем (латынь). Толкование Книги Екклесиаста 1:9 Свт. Григорием Нисским.

(обратно)

43

(1872 - 1939) - американский писатель, автор приключенческих романов-вестернов, считающийся одним из основателей этого литературного жанра. Более 90 произведений принадлежит его перу. Две трети из них - вестерны. Десятки кинолент сняты по работам Зейна Грея. Только роман «Riders of the Purple Sage» был экранизирован пять раз (1918, 1925, 1931, 1941, 1996).

(обратно)

44

(1908 - 1988) - американский писатель, наиболее знаменитый и плодовитый автор вестернов.

(обратно)

45

герой американских комиксов и мультфильмов.

(обратно)

46

мексиканская по происхождению, полая игрушка довольно крупных размеров, изготовленная из папье-маше или лёгкой обёрточной бумаги с орнаментом и украшениями. Своей формой пиньята воспроизводит фигуры животных (обычно лошадей) или геометрические фигуры, которые наполняются различными угощениями или сюрпризами для детей (конфеты, хлопушки, игрушки, конфетти, орехи и т. п.)

(обратно)

47

имеется в виду стихотворение Шарля Бодлера "Скелет-землероб" из сборника "Цветы Зла"

(обратно)

48

шоколадный батончик корпорации "Марс"

(обратно)

49

«Монитор» (англ. Monitor - наблюдатель) - первый броненосец ВМС США, знаменитый прежде всего своим участием в первой в истории морских сражении битве броненосцев: битве у Хэмптон Роудс 9 марта 1862 года в ходе Гражданской войны в США. 29 декабря 1862 года «Монитор» после ремонта следовал на буксире на тросе в Хемптон-Роудс. Однако в районе 11 часов вечера случилось то, чего опасалась команда ещё во время самого первого похода: волны захлестнули корабль, и он стремительно затонул.

(обратно)

50

(род. 1967) - американский журналист, писатель и телеведущий.

(обратно)

51

(1914 - 1965) - американский поэт, литературный критик, эссеист, 11-й поэт-лауреат США.

(обратно)

52

Эдвард Джордж Эрл Бульвер-Литтон, 1-й барон Литтон (1803 - 1873) был английским писателем и политиком. Он отказался от короны Греции в 1862 году после отречения короля Оттона. Он придумал фразы "великий немытый", "погоня за всемогущим долларом", "перо сильнее меча" и "обитатель на пороге".

(обратно)

53

Хорас Уолпол, 4-й граф Орфорд (1717 - 1797) - английский писатель, основатель жанра "готического романа".

(обратно)

54

около 2.44 м

(обратно)

55

Акрофобия — навязчивый страх высоты.

(обратно)

56

около 46 cм

(обратно)

57

около 0.9 м

(обратно)

58

около 49 л

(обратно)

59

около 227 кг

(обратно)

60

более 270 кг

(обратно)

61

Сэр Пе́лам Гре́нвилл (Пи Джи) Ву́дхаус (1881 - 1975) - популярный английский писатель, драматург, комедиограф. Произведения Вудхауза, прежде всего, в юмористическом жанре, начиная с 1915 года пользовались неизменным успехом; высокие оценки его творчеству давали многие известные авторы, в том числе Редьярд Киплинг и Джордж Оруэлл. Наиболее известен цикл романов Вудхауза о молодом британском аристократе Берти Вустере и его находчивом камердинере Дживсе; во многом способствовал этой популярности британский телесериал «Дживс и Вустер» (1990-1993), где в главных ролях снялись Стивен Фрай и Хью Лори.

(обратно)

62

30.5 cm

(обратно)

63

3.81 cm

(обратно)

64

(1888 - 1959) - американский писатель-реалист и критик, автор детективных романов, повестей и рассказов. Один из основателей, наряду с Д. Хэмметом и Д. М. Кейном, жанра «крутого детектива». На его сюжеты или по его сценарию снято несколько эталонных фильмов в стиле нуар («Глубокий сон», «Двойная страховка»). Главный герой многих романов Чандлера — калифорнийский частный детектив Филип Марлоу.

(обратно)

65

(1932 - 2010) - американский писатель художественной литературы, в первую очередь детективного жанра. Самыми известными его произведениями стали 40 романов, написанных о частном детективе Спенсере. Телевизионная сеть ABC разработала телесериал "Spenser: For Hire", основанный на персонаже в середине 1980-х годов; также была выпущена серия телевизионных фильмов, основанных на персонаже.

(обратно)

66

7.62 cm

(обратно)

67

китайская азартная игра с использованием игральных костей для четырёх игроков (каждый играет за себя). Широко распространена в Китае, Японии и других странах Восточной и Юго-Восточной Азии. Игра ведётся костями, напоминающими костяшки домино, по правилам подобна покеру, требует от играющих таких качеств, как опыт, память и наблюдательность. В игре присутствует также случайный фактор. Цель игры - набрать как можно большее количество очков, собрав наиболее ценную комбинацию из заданного количества костей.

(обратно)

68

(1885 - 1930) - один из ключевых английских писателей начала XX века. В психологических романах «Сыновья и любовники», «Радуга», «Влюблённые женщины» призывал современников открыть себя «тёмным богам» инстинктивного восприятия природы, эмоциональности и сексуальности. Зрелость и мудрость, по Лоренсу, означают отказ от столь характерного для XIX века рационализма. Помимо романов, Лоренс также писал эссе, стихи, пьесы, записки о своих путешествиях и рассказы. Некоторые книги Лоренса, включая роман «Любовник леди Чаттерлей», были долгое время запрещены к публикации по причине непристойности. Главный мотив поэтического творчества Лоренса — отказ от дегуманизирующего влияния индустриального общества и возвращение к естественности и спонтанности жизни. «Победитель на деревянной лошадке» - сборники его рассказов.

(обратно)

69

около 19 литров

(обратно)

70

международная исламистская суннитская экстремистская террористическая организация.Действовала в 2013—2018 гг. преимущественно на территории Сирии (частично контролируя её северо-восточные территории) и Ирака (частично контролируя территорию «суннитского треугольника») фактически как непризнанное квазигосударство (провозглашённое как всемирный халифат 29 июня 2014 года) с шариатской формой правления иштаб-квартирой (фактически столицей) в сирийском городе Эр-Ракке.

(обратно)

71

более 25 см

(обратно)

72

название книги Бхагавана Шри Рамана Махарша (1879 - 1950) - известного индийского философа и мудреца. Он был оздателем философского учения на основе адвайта-веданты. Его философия само-познания сосредоточена на понятии «Я» и на вопросах к самому себе: «Кто я?», «Что такое я?» и т. п.

(обратно)

73

маленькая смерть (франц. яз.) - имеется в виду оргазм

(обратно)

74

около 46 см

(обратно)

75

около 51 см

(обратно)

76

(1908 - 1997) - американский киноактёр, лауреат премии «Оскар» (1941) за лучшую мужскую роль в картине «Филадельфийская история». Боевой лётчик, ветеран Второй мировой войны и войны во Вьетнаме, бригадный генерал. Был знаменит прежде всего тем, что за полвека создал обширную галерею «маленьких людей» большой Америки, но помимо этого, благодаря своему широкому эмоциональному диапазону, оставил заметный след в огромном количестве жанров: комедиях, драмах, мелодрамах, детективах, биографических фильмах, триллерах, вестернах. Кроме того, известен своей не по-голливудски благопристойной репутацией вне экрана. В центре картины «Эта прекрасная жизнь» - рождественская история о человеке, который от отчаяния собирается покончить с собой, но в дело вмешивается сошедший с небес ангел.

(обратно)

77

главная дорога

(обратно)

78

Бюро по контролю за алкоголем, табаком, огнестрельному оружию и взрывчатым веществам

(обратно)

79

Налоговая Служба

(обратно)

80

Национальный совет по предупреждению жестокого обращения с животными

(обратно)

81

«Рип ван Винкль» - фантастическая повесть американского писателя Вашингтона Ирвинга, написанная в 1819 году. Протагонист - Рип ван Винкль, житель деревушки близ Нью-Йорка, проспавший 20 лет в Каатскильских горах и спустившийся оттуда, когда все его знакомые умерли. Этот персонаж стал символом отставшего от времени человека, проспавшего полжизни.

(обратно)

82

в исламе: имя джинна, который благодаря своему усердию достиг того, что был приближен Богом и пребывал среди ангелов, но из-за своей гордыни был низвергнут с небес. После своего низвержения Иблис стал врагом людей, сбивая верующих с верного пути. Иблис имеет много других имён. Его также называют аш-Шайтан (как главу всех злых духов - шайтанов), Адувв Аллах («враг Аллаха») или просто аль-Адувв («враг»).

(обратно)

83

в древнегреческой мифологии - бог подземного царства мёртвых и название самого царства мёртвых. Старший сын Кроноса и Реи, брат Зевса, Посейдона, Геры, Деметры и Гестии. Супруг Персефоны, вместе с ним почитаемой и призываемой.

(обратно)

84

около 23 кг

(обратно)

85

(1922 - 1969) - американский писатель, поэт, важнейший представитель литературы «бит-поколения». Пользовавшийся читательским успехом, но не избалованный вниманием критиков при жизни, Керуак сегодня считается одним из самых значительных американских писателей. Его спонтанный исповедальный язык вдохновлял таких авторов, как Том Роббинс, Ричард Бротиган, Хантер Томпсон, Кен Кизи, Уильям Гибсон, Боб Дилан. Его называли «королём битников». Его книги иногда называют катализатором контркультуры 1960-х годов.

(обратно)

86

Хроника Набонида - это древний вавилонский текст, часть более крупной серии вавилонских Хроник, написанных клинописью на глиняных табличках. Она посвящена главным образом правлению Набонида, последнего царя Неовавилонской империи

(обратно)

87

Канноли (итал. «трубочки») - традиционный сицилийский десерт, представляющий собой вафельную хрустящую трубочку, наполненную начинкой из сыра рикотты с добавлением различных сиропов (чаще со вкусом ванили или шоколада) или вина марсалы

(обратно)

88

американский комедийный телевизионный сериал, транслировавшийся на канале CBS с 1962 по 1971 год. Джед Клэмпетт - один из главных героев сериала.

(обратно)

89

Хот-роды - это, как правило, старые, классические или современные американские автомобили с большими двигателями, модифицированными для более быстрой скорости.

(обратно)

90

(1918 - 2007) - американский писатель с крайне извилистой биографией, классик жанра pulp-fiction, сотрудник ЦРУ. Без него не было бы "Уотергейта". Без участия Ханта не разгорелся бы уотергейтский скандал, и как следствие, 37-й президент Соединенных Штатов Ричард Никсон не ушел бы в отставку за три месяца до истечения своих полномочий в 1972 году.

(обратно)

91

(1923 - 2007) - американский писатель, журналист, драматург, сценарист, кинорежиссёр.

(обратно)

92

медицинский эндоскопический диагностический метод, во время которого врач осматривает и оценивает состояние внутренней поверхности толстой кишки при помощи эндоскопа.

(обратно)

93

Кто это? (латынь)

(обратно)

94

Я, твой двойник, говнюк! (нем. яз.)

(обратно)

95

(1871 - 1922) - французский писатель, новеллист и поэт, романист, представитель модернизма в литературе. Получил всемирную известность как автор семитомной эпопеи «В поисках утраченного времени», одного из самых значительных произведений мировой литературы XX века.

(обратно)

96

имеется в виду знаменитая сцена в душе из фильма Альфреда Хичкока "Психо"

(обратно)

97

пипец как долго объяснять : )

(обратно)

98

(род. 1948) - американский инструктор по фитнесу, радиоведущий, актёр, танцор, певец, комик, и продюсер. Он продвигает программы по снижению веса, в первую очередь, благодаря его видео «Аэробика», из серии «Потение». Известен своей эксцентричностью, а также работой с Розали Брэдфорд, которая дважды была занесена в Книгу рекордов Гиннесса как самая толстая, а затем, как самая сильно похудевшая женщина в мире.

(обратно)

99

(род. 1968) - американский актёр, режиссёр, сценарист.

(обратно)

100

известная марка краски

(обратно)

Оглавление

  • Эдвард Ли "Готика Белого Отребья"
  • Примечания
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • 14
  • 15
  • 16
  • 17
  • 18
  • 19
  • 20
  • 21
  • 22
  • 23
  • 24
  • 25
  • 26
  • 27
  • 28
  • 29
  • 30
  • 31
  • 32
  • 33
  • 34
  • 35
  • 36
  • 37
  • 38
  • 39
  • 40
  • 41
  • 42
  • 43
  • 44
  • 45
  • 46
  • 47
  • 48
  • 49
  • 50
  • 51
  • 52
  • 53
  • 54
  • 55
  • 56
  • 57
  • 58
  • 59
  • 60
  • 61
  • 62
  • 63
  • 64
  • 65
  • 66
  • 67
  • 68
  • 69
  • 70
  • 71
  • 72
  • 73
  • 74
  • 75
  • 76
  • 77
  • 78
  • 79
  • 80
  • 81
  • 82
  • 83
  • 84
  • 85
  • 86
  • 87
  • 88
  • 89
  • 90
  • 91
  • 92
  • 93
  • 94
  • 95
  • 96
  • 97
  • 98
  • 99
  • 100