Возрастное ограничение: 18+
ВНИМАНИЕ!
Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
========== Deus Ex Machinae (Адам) ==========
Адам не испытывал физической потребности в кофе. Шариф позаботился о том, чтобы его лучшему сотруднику вживили передовую разработку — имплантат, стимулирующий нервную систему впрыскиванием адреналина сразу, лишь только Адам протирал глаза ото сна. Блаженное потягивание навсегда осталось в прошлом, а на смену ему пришли учащенное сердцебиение и расширенные зрачки. По мнению шефа, начальник службы безопасности Шариф Индастриз не мог позволить себе такую низменную биологическую роскошь, как сонливость.
Однако это не помешало Адаму оставаться верным своему утреннему ритуалу: кружка черного кофе, достаточно крепкого, чтобы заставить даже мертвого восстать из могилы, и сигарета Royal Hellhounds (хотя стоило Адаму сделать первую затяжку – и фильтры в легких уничтожали табак, справедливо принимая его за внешнюю угрозу). Эти действия помогали ему снова почувствовать себя человеком из капризной, требующей своих сиюминутных удовольствий плоти, а не цельнометаллической оболочкой.
Завершающей частью ритуала был ленивый беглый просмотр кричащих заголовков The Midnight Sun. Адам откинулся на спинку кожаного кресла — сигаретный дым мешал ему видеть написанное на экране. Зрительный модуль беспрекословно подчинился команде отфильтровать помехи. Несмотря на десятки лет технологического прогресса, сделавшего технику невидимой и неслышимой, вентилятор компьютера все еще приятно жужжал.
«Акции Шариф Индастрис — беспрецедентный рекорд по итогам результатов первого квартала! Продолжится ли ралли?»
Бла, бла, бла. Настоящую прибыль из любого резкого скачка акций извлекут только Шариф и его приближенные, всем остальным придется довольствоваться объедками с барского стола. Адам моргнул — переключить. На экране послушно появилась следующая новость.
«Сенатор Хэрри Джазерс обеспокоен черными вертолетами. Что на самом деле скрывает правительство?»
Не задавайте вопросы, на которые вы не хотите знать ответа. Если черные вертолеты — это все, что беспокоит сенатора Джазерса, то августейший давно не выходил на улицы Детройта. Город превратился в гигантский рассадник заразы, кишащий паразитами, бациллами и сплетнями.
«Загадочная телеведущая Элиза Кассан — все, что вы хотели знать, но боялись спросить!»
Достаточно. Адам и сам не знал, какого откровения он ждал от изрядно пожелтевшей The Midnight Sun и сделал большой глоток. На вкус кофе был недостаточно горьким, но Адам брезговал изменять реакцию вкусовых рецепторов для создания имитации желаемого — он бессознательно тянулся к настоящим, ничем не измененным вкусам и запахам.
Они олицетворяли для Адама что-то неуловимо человеческое, что-то, что у него так бесцеремонно, прикрываясь «его же благом», отнял Шариф — один из тех людей, которые с удовольствием примеряли на себя личину спасителя, не утруждая себя выяснениями, хочет ли спасаемый быть спасенным. Размытые наркозом воспоминания о механических иглах заставили Адама поежиться.
Количество занятий, которыми можно без угрызений совести отсрочить начало рабочего дня, весьма ограничено. Сигарета дотлела почти до фильтра и была отправлена в утиль. Пройдет переработку и вернется к Адаму точно такой же — идеально безотходное производство.
Черная блестящая поверхность стола была покрыта паутиной мельчайших царапин. Адам представил себе бесконечное число случайных прикосновений, потребовавшихся для того, чтобы создать подобный узор жизни.
Экран монитора резко погас. В ту же секунду перестал жужжать вентилятор и мигать красный значок на кофеварке. Адам задумчиво уставился на черный квадрат, оценивая новую интерпретацию современного искусства.
В штабе Шариф Индастриз, где круглосуточно царила какофония электронных и человеческих звуков, стало подозрительно тихо. До первого раздосадованного возгласа в оупен-спейсе, слышного через приоткрытую дверь кабинета: «Что за дерьмо? Короткое замыкание, что ли?!».
Предположение было логичным, но крайне маловероятным. В штаб-квартире располагалась святая святых компании — научно-исследовательский центр, по совместительству лаборатория. Шариф вложил немалые деньги, чтобы работа серверов была бесперебойной и точной, как швейцарские часы.
Сбой системы обошелся бы компании гораздо дороже, будь утеряна хотя бы толика информации в массивах данных. Адам мысленно пожелал Притчарду воспользоваться всеобщим замешательством, чтобы убежать в сторону Латинской Америки и скрыться в джунглях Амазонии.
Если уж такому форс-мажору и суждено было случиться, он ни в коем разе не должен был продлиться больше пяти секунд. После этого должны были включиться запасные генераторы, и все вернулось бы на круги своя.
Пять, четыре, три, два, один. Пронзительная электрическая тишина. Всё бывает беспрецедентным, пока не случится впервые.
Ствол «Зенита» сам лег в механическую руку. Адам попытался соединиться с корпоративным чатом отдела безопасности, который в обычное время стоял в беззвучном режиме, чтобы не раздражать слух постоянными безвкусными шутками. Перед глазами всплыло сообщение о критической ошибке связи. Попытка связаться с Притчардом напрямую окончилась тем же.
Дженсен отправил в утиль версию о коротком замыкании — корпоративный чат никак не связан с основными источниками питания. Если попытка связаться с Фрэнком провалилась, то механический перебор возможных сценариев оставил вероятным только один возможный: электромагнитная бомба. Попытка саботажа, корпоративный шпионаж — другими словами, насущный хлеб Адама Дженсена.
Десять патронов — полностью заряженный «Зенит» плотно лежал в руке, идеально синхронизированный с системой наведения. Камеры показывали лишь белый шум — выпал редкий в современном мире момент использовать мозги, а не технологии.
Если бы Адам решил саботировать конкурента и максимально эффективно детонировать электромагнитную бомбу, то проник бы в здание через вентиляционную систему, установив бомбу в серверной. Электрический импульс сжег бы данные серверов дотла, заставив весь технический отдел снова уверовать в любого из забытых богов и молиться, что бэкапы были сделаны в полном объеме.
Здание вновь ожило миганием лампочек и вибрирующим шумом. Воздух казался перестоявшим и перегретым, как вчерашний суп. Механический голос ударил по перепонкам Адама, подтверждая догадки о террористе:
«Зафиксирована попытка несанкционированного проникновения в здание. Повторяю: зафиксирована попытка…»
Предложение прервалось мерзким, хуже звука ногтя по стеклу, скрежетом. Системы повреждены — компании понадобятся время и деньги, чтобы восстановить ущерб. Непрошеный гость действовал в одиночку — сканирование помещений нашло только одного человека без идентификационной карты.
«Связь с корпоративным чатом установлена. Приносим извинения за неудобства».
В голове Адама зазвучали голоса, искаженные сильными помехами:
«Босс, тут на крыше…
… заложница на крыше!»
Террорист, должно быть, пытался угнать вертолет с площадки на крыше, прихватив с собой заложницу. Адам быстро отправил сообщение Фариде — по его расчетам, она должна была как раз подлетать к штабу. Обеспечит поддержку с воздуха, если Адам не успеет первым угостить его железом.
Первый лестничный пролет. Чат разрывался от одновременно поступающих сообщений.
«…приборы к черту полетели. Похоже на электромагнитную бомбу, но…»
Второй лестничный пролет.
«…помехи на камерах — вижу девчонку, не вижу…
…должно быть, держит ее под прицелом…»
Крыша. Резкий удар с ноги, система наведения искала движущуюся цель — но нашла лишь одну. Штормовой ветер ударил ему в лицо; сегодня утром Элиза Кассан с неизменной пластмассовой улыбкой сообщила о семи баллах по шкале Бофорта.
На крыше стояла хрупкая девушка в немыслимой одежде — инфракрасное зрение Адама не обнаружило других посторонних. Террорист взял заложницу, но бросил на полпути, даже не воспользовавшись ею в качестве откупа от преследования? Слишком нелогичное поведение. Адам передал сигнал штурмовой службе полиции Детройта о перехвате воздушного судна.
«…вспышка не электромагнитная…
…какой-то парадокс…»
Адам очень не любил парадоксы.
Девушка была в состоянии шока — не сводила с Адама остекленевшего взгляда широко раскрытых миндалевидных глаз. Террорист похитил свою жертву то ли из драматического кружка, то ли со съемок фильма — одета девушка была в средневековом духе. Женщины в те времена не носили рубахи, в вырезах которых виднелся лиф — но киношники в угоду сексуальному шоу и на Мать Терезу мини-юбку наденут, заставив послать воздушный поцелуй публике.
Мечница с вырезом на рубашке и с вычурным медальоном в виде головы кота словно сошла с обложки фэнтези-игры. Адам не был поклонником таких развлечений, но закрывал глаза (как оказалось, напрасно) на приставку в комнате охраны.
Первое правило помощи попавшим в пекло гражданским: активировать коммуникационный модуль и оценить степень психического ущерба. Идет общий анализ мимики… Тип личности: альфа. Какой щедрый комплимент дрожащему существу, зря он проигнорировал оповещение о последнем обновлении. Эмоции: страх, шок, волнение. Анализ завершен.
Девиз нового мира, ночной кошмар Декарта: «Я анализирую, следовательно существую».
— Мисс, успокойтесь, я не причиню вам вреда, — шагнул ей навстречу Адам, предупредительно выставив руку. — Адам Дженсен, начальник службы безопасности Шариф Индастрис. Вы в безопасности.
У девушки были выкрашенные в модный пепельный цвет волосы — как у участниц новомодной группы «Атомные кошечки», которую на бесконечном повторе слушала секретарша в приемной. Шрам на щеке сначала показался ему гримом, но, присмотревшись, Адам не увидел частиц макияжа — только когда-то разорванную металлом плоть. Должно быть, из бедной семьи, если не удалила косметический дефект — цены на косметическую хирургию были демпинговые.
Впрочем, когда красота доступна каждому за доступную цену, ее отсутствие воспринимается как своего рода доблесть. Новый способ выразить свою индивидуальность.
— Nie podchodź, — девушка ловким движением вытащила меч и наставила его на Адама. — Nie podchodź, mówię! *
Речь больше походила на шипение, но Адам признал в нем язык из славянской группы. Русская туристка, у которой после ЭМ-вспышки вышел из строя языковой модуль. У бедняжки помутился разум от пережитого, если решила защищаться от киборга… мечом?
Меч был настоящим, из чистого металла, а не театральной бутафорией. В отличие от киношников, Адам внимательно слушал лекции по истории оружия — мечники никогда не носили оружие в ножнах на ремне за спиной — слишком опасно и долго выхватывать, но кто в наши времена еще печется об исторической достоверности.
Рация в ухе зажужжала, бодро зазвучал голос:
— Малик, на связи, повторяю: Малик на связи. Я в двух километрах, есть обзор. Вижу девушку, не вижу террориста.
Адам взглянул на небо: самолет Фариды уже виднелся на горизонте и стремительно набирал скорость. Небо над штабом было цвета экрана телевизора, настроенного на пустой канал*. Сколько раз он говорил Фариде, что ее лихачество добром не кончится.
— Сбежал. Я уже сообщил штурмовой группе. Приземляйся, только аккуратнее. У тебя есть языковой модуль на борту? У нас тут русская туристка с ПТСР*, мечом мне угрожает.
— Чем она тебе угрожает? — расхохоталась Фарида. Рация превратила ее смех в радостное стрекотание.
Несмотря на то, что технологии беспроводной связи были в ходу уже полвека, девушка явно думала, что Адам разговаривает с ней и настороженно прислушивалась к иностранной речи, не опуская меча.
Адам тщетно пытался вспомнить язык старых геополитических противников, который когда-то зубрил на лекциях по военному переводу в университете Финикса. Как назло на ум приходили только «da», «net» и еще пара матерных. Ах да, holodnaya vojna. Пришло время для импровизации, доступной только человеческому разуму.
— Ne vojna, — он показал на себя пальцем, смутно понимая, что несет чушь, но чушь лучше неловкого молчания. — Dobro.
По всей видимости, такое представление произвело на девушку неизгладимое впечатление: ее светло-зеленые глаза округлились, а на лице промелькнула почти что жалость к умалишенному. Обнаружены эмоции: сомнение, непонимание. Бесполезная вещь — Адам выключил коммуникационный модуль и повторил для убедительности еще раз: «Dobro». Девушка повела бровью в ответ на это утверждение, но все-таки слегка опустила руку с мечом и с недоверием произнесла:
— Nie wyglądasz na dobrego człowieka*.
Адам уловил только слово «добрый» в этой бессвязном наборе шипящих звуков, и этого ему вполне хватило. Он сделал еще один шаг навстречу заложнице. В незнакомке было что-то необычное, и не только одежда и поведение: какая-то странная инопланетность, необычная для современного мира невинность.
В воздухе зашумели лопасти СВВП Фариды. Фарида пыталась посадить машину в двух метрах от них, на вертолетную площадку Шарифа, но из-за штормового ветра ее уводило в сторону. Девушка вытаращила глаза, уставившись на небо, и попятилась прочь:
— Ślepy jesteś? To żelazny gryf. Kryj się! *
Адаму в первый раз приходилось наблюдать, какую животную панику может вызвать простой самолет. Девушка наставила на небо меч, встав в защитную позу. Настоящий актер никогда не выходит из роли. Посттравматический стрессовый синдром задел ее психику куда сильнее, чем предполагал Адам. Стоило СВВП подлететь ближе, девушка крепко зажмурилась — такое выражение лица Адам видел у детей, которые в критических ситуациях пытаются убежать в свой тайный воображаемый мир.
Окружающий мир покрылся красными пятнами. Адам моргнул, пытаясь сбросить настройки зрительного модуля, но он продолжал выдавать перед его глазами фантасмагорические картины — от девушки шло зеленое сияние, а ее глаза излучали ослепительный белый свет. Вслед за зрением начал отказывать слух — система выдала сообщение перед глазами:
«Фатальная ошибка. Пожалуйста, перезапустите систему. Перепад гравитации»
— Дженсен, у меня электроника шалит! — прокричала в рацию взволнованная Фарида. — Приземление будет жестким!
Девушка продолжала сиять зеленым светом, словно неоновый ангел. Воздух завибрировал глубокой инфразвуковой дрожью. Корпоративный чат снова включился:
«…электромагнитный импульс…
…второй удар…»
Сообщение перед глазами замигало угрожающим красным цветом:
«Вы находитесь в критически нестабильной зоне. Пожалуйста, вернитесь в гравитационно стаби…»
Адам не подозревал о существовании такой ошибки. Если бы кожа позволяла ему потеть, он бы покрылся потом с ног до головы. Впервые, с тех пор, как ему в лоб угодила пуля, он почувствовал страх — не холодный, механический предупредительный сигнал нервной системы, а простой животный страх.
— Дженсен, мать твою, я падаю! Мэйдэй, мэйдэй, МЭЙДЭЙ!
Он всегда знал, что рано или поздно полеты ночной валькирии этим и кончатся.
Самолет накренился, на огромной скорости совершая пике прямо на крышу штаба Шариф Индастриз, и Адаму не нужен был никакой встроенный математический модуль, чтобы просчитать траекторию падающей груды металла. Пятившуюся девушку убьет либо удар кабины СВВП, либо жар его раскаленного двигателя.
— Стой на месте! — заорал Адам, но девушка не отреагировала на него, запрокинув голову и уставившись невидящими белыми глазами в небо. Он не успеет ее оттолкнуть — удар убьет их обоих.
Стремительно несущаяся машина вспорола воздух скрежетом металла о бетон крыши. На него наслоился пронзительный, надрывный крик — девушки или Фариды? — было уже не разобрать. Звуки и видения закружились, как в калейдоскопе. Адам сжал зубы, с трудом поборов желание закрыть глаза, чтобы не запечатлеть в своей памяти еще одну смерть.
Мир вокруг него распадался на куски, но это не помешало ему увидеть, как девушка растворилась в зеленой дымке за секунду до того, как ее тонкое тело едва не раздавили тонны металла.
«Критическая ошибка системы».
Комментарий к Deus Ex Machinae (Адам)
Nie podchodź. Nie podchodź, mówię! (пол.)* - Не подходи. Не подходи, я сказала!
ПТСР - посттравматическое стрессовое расстройство
Nie wyglądasz na dobrego człowieka. (пол.)* - Ты не похож на доборого человека.
Ślepy jesteś? To żelazny gryf. Kryj się! (пол.)* - Ты слепой? Это железный грифон. Прячься!
*Эта фраза - флагман и символ киберпанка, принадлежит Уильяму Гибсону. Книга «Нейромантик» находится в свободном доступе и очень рекомендована к прочтению.
========== Dark City (Цири) ==========
Бежать. Прочь от металлического человека и от смертоносного грифона. Перед глазами Цири маячил образ Новиграда, доков, пахнущих свежей рыбой и дешевым элем, но город ускользал от нее, искаженный и далекий.
Невидимые волны, пронизавашие металлический мир, искажали время и пространство. Силы, которыми Цири была рождена управлять, не желали ей подчиниться, словно она снова оказалась в цепях Бонарта. «Новиград!» — билась Цири о невидимый барьер. Она бессильно захлебывалась в зеленой пучине Междумирья, сотканной из невесомых частиц мироздания.
Аваллак’х предупреждал ее об опасности быть подвешенной между мирами, о дезориентации и неизменно следующей за ней панике. Чем больше Цири будет пытаться пробить стену, тем быстрее заметят ее те, кто идет за ней по пятам. Тщетные удары по пространству оставят на нем вмятины, по которым, как гончая по кровавой дорожке, придет охотник в железных латах.
Цири перестала сопротивляться и позволила реке времени выкинуть ее на берег — на каменный пол холодного подземелья, освещенного неестественным оранжевым светом. Тело пронзила боль от резкого удара о камень; Цири неимоверным усилием воли подавила стон, опасаясь привлечь внимание обитающих в подземелье тварей.
Она лежала на продолговатом каменном островке, по обе стороны которого зияли черные впадины. Когда глаза привыкли к странному свету, Цири разглядела величественные мраморные колонны, разрисованные чёрными знаками незнакомого ей алфавита.
У одной из колонн в неестественной, вымученной позе полулежал изможденный мужчина со спутанными волосами. Появление Цири из ниоткуда не произвело на него никакого впечатления — он продолжал смотреть в одну и ту же точку остекленевшими глазами, точно в магическом трансе.
Цири осторожно подошла к нему, держа наготове меч. Незнакомец поднял на нее свои мутные глаза.
— Верую в Господа нашего, Говинду, — обреченно произнес он, глядя в пустоту.
Цири прикрыла рукой рот от неожиданности — незнакомец говорил на общем языке. Неисповедимы пути Предназначения — у нее получилось вырваться из железной клетки! Эта мысль приободрила Цири, она опустилась на корточки рядом с несчастным. Кто или что удерживает его здесь?
Мужчина, должно быть, одичал от голода и мрака, забыв обо всем, кроме своей веры.
— Где мы? Отсюда есть выход? — спросила Цири и тут же укорила себя за необдуманный вопрос — знал бы незнакомец ответ, не лежал бы у каменной колонны.
— Выхода нет, — подтвердил он ее догадки, отвернувшись к каменной колонне. — Время — это плоский круг.
Цири едва успела задуматься над этой таинственной фразой, как издалека послышался глухой, стремительно нарастающий гул. Она вскочила, вглядываясь в темноту пропастей. Пустота коридоров зияла непроглядной чернотой — именно оттуда доносился приближающийся звук. Такой шум могла издавать только очень большая и чудовищно быстрая тварь. Ее ослепляющие желтые глаза уже сверкали в темноте.
— Прячься! — крикнула она незнакомцу, но тот даже не пошевелился, только тяжело вздохнул.
С диким грохотом в подземелье ворвался железный червь, заставив Цири вжаться в колонну от ужаса. Ее меч показался девушке бесполезной железкой против этой мерзости.
«Площадь Збавицела. Следующая станция — Центральная», — произнес звучащий отовсюду безжизненный голос. Не в силах переварить эту околесицу, Цири замерла, крепко сжимая в руках меч.
Червь разинул свои зияющие пасти — в глаза ударил яркий свет. Маятник в Каэр Морхене. Перекат в сторону, чтобы увернуться от первого удара. Взглянув прямо в пасть монстру, Цири увидела обитые красной тканью кресла.
Морок. Она моргнула, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце.
Не морок. Цири тяжело опустилась на землю — биться в неравном бою с креслами не входило в ее планы.
— Долби траву лучше, с химии тебя люто штырит, — подытожил ее схватку с червем незнакомец.
Червь не был тварью; он был неким механизмом, которым пользуются металлические люди — с какой бы то ни было целью. Цири снова почувствовала себя глупой маленькой девочкой — чувство, набившее ей оскомину еще при королевском дворе.
Наставления Аваллак’ха о том, что в других мирах нужно сначала анализировать ситуацию, и лишь потом действовать, в свое время пролетели мимо ее ушей. Поэтому только теперь Цири сообразила, что та железная птица вряд ли была грифоном — иначе бы металлический человек не был бы так спокоен.
Из пасти червя — Цири не знала, как назвать это творение, и продолжила про себя называть механизм именно так — вышел пожилой мужчина в аккуратном сюртуке и начищенных ботинках. На первый взгляд он казался нормальным человеком из плоти и крови, но Цири держала ухо востро.
Мужчина взглянул на нее и лежащего у колонны мужчину с гримасой плохо скрываемого отвращения и быстро зашагал прочь по ранее не замеченной ею лестнице. Цири немедля последовала за мужчиной; тот неприязненно оглянулся, придерживая саквояж, и нервно ускорил шаг.
Ослепительно яркий утренний свет ударил в лицо, явив странный, как тревожный сон, город. Вытянутой формы здания, сверкающие надписи, огромные картины кричащих, ярких, как флакончики с ядовитыми зельями, цветов. Они были нарисованы прямо на зданиях. Калейдоскоп железных механизмов, разодетых в пеструю одежду людей, гвалт и скрежет вызывали у Цири ощущение легкой тошноты.
Это ощущение вернуло ее в детство — на ярмарку в Цинтре в праздник Беллетэйн, день ее рождения. Цири каталась на огромных праздничных качелях, взмах за взмахом, до тех пор, пока уже не могла прямо стоять на ногах. Калантэ лишь повела плечом, когда во дворце девочка пожаловалась ей на непроходящее головокружение, отметив, что это первый урок княжны о причине и следствии. Королева умела одним вскользь брошенным взглядом заставить Цири почувствовать себя самым несмышленым созданием во всей Цинтре.
Город кишел людьми, они были повсюду, громкие, спешащие и крайне недовольные окружающим миром. Железные повозки мчались так быстро, что заставляли землю дрожать, механические птицы витали вокруг возвышающихся до небес зданий.
Тем не менее, Цири выделялась даже среди такого многообразия — вооруженная мечом и слишком тепло одетая. И хотя в городе было жарче, чем в пустыне, Цири с удивлением отметила, что те немногие зерриканки, которых ей довелось повидать, одевались куда скромнее местных женщин — она никогда не видела, чтобы горожанки носили одни панталоны и оголяли живот.
Она почувствовала на спине чей-то неприятный взгляд — два молодых парня с бритыми по бокам, как у реданцев, головами, выпускавшие из металлических трубок клубы дыма, смотрели на ее меч и недобро ухмылялись.
— Эй, детка, отпадный у тебя меч, — издевательски протянул один из них. — Сразишься с моим драконом?
Молодые бездельники одинаковы во всех мирах. Цири вздернула подбородок и, презрительно сморщив носик, быстро зашагала прочь. Не имея ни малейшего представления о том, что ей делать дальше, она пошла в сторону здания, которое больше всего напомнило ей родной город — невысокая усадьба из пожелтевшего мрамора с надписью «Варшавская центральная библиотека».
Аваллак’х рассказывал ей в одной из своих бесконечных нудных лекций, что во всех существующих мирах люди организовывают схожие иерархии. В любом обществе есть социальные прослойки — дворяне, маги, жрецы. Жреца Цири уже повстречала, а теперь ей необходимо найти кого-нибудь, кто разбирается в порталах и путешествиях по мирам. К величайшему своему неудовольствию Цири вынуждена была признать, что ей сможет помочь только маг.
Мир в первый раз пошел ей навстречу. Огромная, не меньше трех аршинов в длину, проекция чародейки на высоком здании заставила Цири остановиться. У женщины было изысканное, без единого видимого изъяна, лицо, причудливая прическа и одеяние со стоячим, как у Филиппы Эйльхарт, воротником. Аура горделивого спокойствия не оставляла сомнений, что она принадлежала к высшему сословию.
Женщина обворожительно улыбнулась Цири и открыла рот, но голоса не было слышно. Никто из прохожих не обратил внимания на магическую проекцию и не проявил ни малейшего интереса к тому, что чародейка хотела сказать. Предназначалась ли иллюзия только ей одной?
Чародейка, словно зная о том, что Цири ее не слышит, проявила на проекции надпись: «Экспо-2025, Шанхай-Варшава. Добро пожаловать в новый мир!».
Откуда она могла знать о ее прибытии?! Сердце Цири забилось быстрее от страха, что ее так быстро обнаружили по следам в междумирье.
— Благодарю. Кто вы? — стараясь быть как можно более вежливой, обратилась Цири к незнакомке.
Проекция стала черной. Она сказала что-то не то, нарушив местный негласный этикет? До ужаса странный местный люд!
Прохожие одарили ее косыми взглядами.
— Курва, а обязательно посреди дороги стоять?! — Цири почувствовала удар локтем в ребро, несильный, но ощутимый.
По мерзости люди в этом мире могли поспорить с нильфгаардцами. Цири неприязненно зыркнула на нахала, но тот уже скрылся среди толпы.
Цири подумала, что для начала ей нужно найти корчму — утолить жажду и приглядеться к местным, найти среди них наиболее дружелюбного и попытаться расспросить о мире, в котором она оказалась. Цири зашагала по мощеным улицам, стараясь держаться подальше от пролетающих мимо железных повозок.
Пройдя пару верст, Цири пришла к неутешительным выводам: ни одно из многочисленных зданий не походило ни на корчму, ни на рынок, ни на церковь — сплошь каменные башни, величественные, уходящие в небо и похожие друг на друга, как братья-близнецы. Цири попыталась войти в одно из них — но дорогу ей тут же преградил стражник, потребовав пропуск. Не желая так быстро заиметь проблемы с властью, Цири послушно вернулась на улицу.
Какофония различных звуков и палящее солнце мешали сосредоточиться, жажда и усталость накрывали с головой. Время от времени Цири замечала, как горожане вынимали маленькие бутылочки из железных шкафов. Один из таких как раз стоял подле здания библиотеки.
Цири видела, что люди повторяли одно и то же движение: подносили руку к шкафу, иногда пинали его — и доставали со дна шкафа бутыль с жидкостью. Но когда Цири сама попыталась повторить то же самое, шкаф отказался выдать ей желаемое даже после дюжины пинков.
В этом мире действовали непостижимые для нее законы. Донельзя раздосадованная, Цири прислонилась спиной к стене библиотеки, лихорадочно размышляя, что ей делать дальше. Где в этом мире найти еду и кров? Кого-нибудь, кто сможет ей помочь?
Эта чародейка пыталась ей что-то сообщить, но проекция прервалась. Если где и можно узнать, как найти местных магов, так у их менее магически талантливых коллег — библиотекарей. Цири тяжело вздохнула, расправила плечи и попыталась войти в здание.
Амбал у входа в здания остановил ее, бросив вопросительный взгляд на меч. Цири сочла требование оставить оружие при входе в храм знаний справедливым.
Город не знал недостатка в средствах — убранство библиотеки было достойно императорского дворца. Белый мрамор, диваны, обитые черной парчой, скульптура местного мудреца у входа. На столах стояли странные зеркала — прямоугольные, небольшие, с гладкой черной поверхностью.
Главный библиотекарь — предположение об его главенстве основывалось на том, что он сидел на возвышении и взирал на всех свысока — упорно старался не замечать посетительницу. Цири пришлось откашляться два раза, чтобы грузный мужчина в двойном монокле на новиградский манер соизволил поднять на нее взгляд.
— Добрый день! Вы не подскажете, где я могу найти мага?
Цири решила сделать вежливость своим главным оружием в этом враждебном мире. Мужчина иронично взметнул брови и расплылся в неприятной насмешливой улыбке. Но Цири не позволила, чтобы холодный прием стер вежливую мину с ее лица.
— Простите, чего пани желает?
Все встречные незнакомцы разговаривали с ней, как с умалишенной, хоть и понимали ее язык. Цири глубоко вздохнула и повторила отчетливей:
— Мне нужен маг.
Мужчина отложил сухой пожелтевший пергамент с иллюстрациями и лучезарно улыбнулся.
— Панночка, признаюсь честно, лично ни одного не знаю, но мэр наш тот еще кудесник, — мужчина откинулся на спинку своего кресла, и фамильярно закинул ногу на ногу. — В Японии уже роботов больше, чем людей, а у нас все еще дороги из говна и палок. Черная магия, мать его растак.
Последний человек, с кем Цири хотела связываться — это чернокнижник. Любое упоминание о темных магах вызывало рвущее душу воспоминание о стеклянном глазе.
— Я предпочла бы обойтись без черной магии, — уже не столь уверенно добавила Цири, не сумев уловить связь между магией и дорогами из говна и палок.
— А вы с какой целью интересуетесь? — спросил мужчина, подозрительно уставившись на Цири. Настолько подозрительно, что Цири вспомнила об охотниках на ведьм и мысленно чертыхнулась. — Дракона решили победить?
В этом мире так часто упоминали драконов — стало быть, их тут больше, чем на Континенте. Насколько много она может ему поведать? Этот мужчина Цири решительно не нравился, но он был библиотекарем, а следовательно — единственным из встреченных ей местных, кто мог бы ей помочь.
— Нет, — очень осторожно продолжила Цири, — мне нужно обсудить с ним магические вопросы, — мужчина посмотрел на нее пустым взглядом. Цири подумала, что с такими общими пожеланиями ей ни один маг аудиенцию не даст, и уточнила: — Путешествие по мирам.
«Это прозвучало глупо», — с досадой подумала она. И судя по тому, с каким недоумением и жалостью смотрел на нее собеседник, так показалось не ей одной. Другие посетители библиотеки тоже начали прислушиваться к их разговору.
— Да-а-а-а, панночка, — задумчиво протянул он, не сводя глаз с ее медальона, — вам действительно нужен маг. Я знаю одного. Очень интересуется магическими вопросами. Настолько, что организует вам личный транспорт.
Если миры похожи не только языками, то такое радушие обычно не предвещает ничего хорошего. Здесь что-то не так — охотники на ведьм? Но как охотники на ведьм могли закрывать глаза на проекции магов посреди города? Мужчина забарабанил пальцами по столу и потянулся к металлическому черному прямоугольнику.
— Благодарю, но я справлюсь сама, — Цири очень постаралась, чтобы ее голос не звучал высокомерно. — Как мне его найти?
Мужчина поднес к уху прямоугольник, и обратился в пустоту:
— День добрый. Тут девушка настойчиво ищет мага, чтобы обсудить путешествия по мирам. Нет, спокойная. Но все равно приезжайте.
Цири уловила звук голоса собеседника, едва слышно доносящийся из прямоугольника. Мегаскоп. В этом мире у каждого есть свой личный мегаскоп — маловероятно, что ее в таком случае будут преследовать охотники на магов. От мысли, что в этом странном мире хоть что-то наконец начало обретать смысл, ей стало легче дышать.
— Сколько? Прекрасно. А то мне работать надо.
Но с чего местный маг вдруг будет ждать ее с распростертыми объятиями? Цири краем глаза заметила, что все окружающие слишком внимательно смотрят на нее, будто ожидая ее побега.
— Не переживайте, — заверил ее библиотекарь, очень медленно проговаривая слова и не сводя с нее взгляда, — он ждал вас. Его предупреждали о вашем визите.
Как и чародейку с проекции. У магов всюду были уши, они заметили ее передвижения в междумирье. Ей придется поговорить с этим магом, кем бы он ни был — долго убегать в неизвестном мире от неизвестно чего она не сможет.
Библиотекарь жестом пригласил ее присесть на широкий диван с парчовой обивкой. В странно дружелюбном жесте предложил ей тот самый вожделенный напиток из шкафа. Вкус оказался приторно сладким, в носу неприятно защекотало — Цири пересилила желание тотчас выплюнуть мерзкую жидкость.
Вежливо поблагодарив библиотекаря, Цири отодвинула фляжку в угол стола. Если еда тут так же отвратительна, как и напитки, ей придется худо.
Слуги мага появились незамедлительно, одетые в грубые тканевые робы послушников. Их вопрос о документах, подтверждающих личность, поставил Цири в тупик — кто в здравом уме будет носить с собой выписку из церковной книги? На это вполне резонное замечание послушники переглянулись и стали еще вежливее с ней.
Залезать в железную повозку, которая при приближенном рассмотрении оказалась родственницей кареты, было неуютно, но Цири прогоняла страх в мыслях. Если дела пойдут совсем плохо, она сможет телепортироваться прочь.
До усадьбы мага железная повозка довезла ее в мгновение ока — и какие это были хоромы! Здание в пять этажей, облицованных темным камнем, ухоженные, красиво подстриженные клумбы перед входом. Слуг у мага было бессчетное множество — вежливых и услужливых, в одинаковых одеяниях.
Аудиенции пришлось ждать столь долго, что Цири невольно задумалась, зачем за ней с такой срочностью вызвали транспорт.
Когда дверь в покои мага наконец открылась, Цири увидела немолодого мужчину. Он напомнил ей Мышовура — такая же теплая, отеческая улыбка, тот же озорной огонек в глазах. Он протянул ей руку. Цири не привыкла, чтобы так приветствовали женщину, но не стала противиться местным традициям и пожала широкую шершавую ладонь.
— Здравствуйте, пани. Профессор Ангус Бамби.
Он указал на широкое кресло за своим изысканным, из чистого прозрачного стекла столом. Маг разговаривал по мегаскопу с той самой чародейкой с торговой площади — но прервал беседу нажатием на черную кнопку прямоугольника. Его прислужница внесла в комнату поднос с красивыми фарфоровыми чашками — Цири с удовольствием отметила, что в них не коричневая сладкая жидкость, а что-то, по аромату напоминающее травяной отвар.
— Рассказывайте, что пани ко мне привело?
Профессор Бамби сел напротив Цири. Она никогда доселе не видела столь радушных и не высокомерных магов — это обескураживало настолько, что она задумалась, не лжет ли он ей. Зачем незнакомцу быть с ней столь вежливым?
— Нэннеке из Элландера.
Она не настолько глупа, чтобы называться своим настоящим — известным в более чем одном мире — именем.
— Красиво, — задумчиво ответил маг, — фэнтезийно. Как Галадриэль.
Цири не нашла между этими именами никакой видимой связи и окинула комнату взглядом в поисках магических артефактов, но не нашла ничего похожего. Покои мага больше походили на кабинет ученого — множество книг и причудливые схемы на стенах.
— Вы искали кого-то, кто знает о путешествиях по мирам? — мягко спросил профессор Бамби и, не дождавшись ответа, пододвинул фарфоровую чашку поближе к Цири. Она сделала вид, что не заметила этого жеста. Отравители всегда вежливее самых учтивых слуг.
— Да. Вы разбираетесь в этом? — Цири предпочла разведать больше о маге и мире, прежде чем выдавать информацию о себе.
— Я на своем веку повидал много путешественников — по мирам, во времени.
Эта мысль словно вызвала у него грусть — он тяжело вздохнул и покачал головой, что-то записывая на листе бумаги.
— Где ваш дом, пани… могу я вас называть вас просто Нэннеке?
Маг задал этот вопрос слишком спокойно, как будто ответ не интересовал его по-настоящему, и спрашивал он из дежурной вежливости.
Раздался настойчивый стук. Его прислужница приоткрыла дверь и заглянула в комнату.
— Маргожата, не сейчас.
Женщина сделала страшные глаза и кивнула на Цири, приложив кулак с отставленным мизинцем и большим пальцем к уху. Профессор Бамби виновато улыбнулся, пообещал Цири сию же минуту вернуться и вышел из кабинета, плотно прикрыв дверь.
Маг разговаривал с чародейкой по своему висящему на стене мегаскопу — Цири доверяла женщинам-чародейкам гораздо больше, поэтому нажала на большую черную кнопку в попытке связаться. Лицо чародейки тот час предстало перед ней — Цири наконец услышала ее голос, холодный, как у Йеннифэр, когда та ее отчитывала.
— В пятницу вечером на штаб-квартиру Шариф Индастриз в Детройте была совершена террористическая атака.
Цири оторопела от столь неожиданного приветствия — из этого предложения она смогла понять от силы три слова. Она предпочла промолчать и выслушать женщину, проекция которой будто бы осуждающе на нее смотрела.
— Несмотря на отсутствие пострадавших, компании был нанесен значительный экономический ущерб.
Фигура чародейки сменилась смутно знакомым пейзажем. По спине Цири пробежал легкий холодок.
— В связи с террористический атакой разыскивается подозреваемая.
Сердце пропустило пару ударов и забилось как бешеное, когда она увидела себя саму с высоты птичьего полета — дрожащую, наставившую меч на металлического человека. Не может быть, как это возможно?!
Речь чародейки понимать было трудно, но что влечет за собой слово «разыскивается» Цири знала прекрасно. Ее ищут, и единственное, чем был вызван такой радушный прием профессора Бамби — уже назначенная за ее голову щедрая награда.
Сколько она себя помнила, за ней охотились и ее преследовали. Она уже и не помнила, когда в ее голове не было этой постоянной трепещущей мысли — бежать. Пока не схватили, пока не передали тем ублюдкам, у которых на нее вечно были какие-то планы: осеменить, выдать замуж, прикончить.
Бежать. Она выглянула в окно — слишком высоко, чтобы прыгать. От попытки сбежать в междумирье Цири пошатнулась — голод и усталость давали о себе знать. Стоило чуть приоткрыться двери, она стремглав вылетела из нее, не разбирая дороги, вниз по винтовой лестнице.
Но она и не пробежала и десяти шагов: прислужник мага ударил ее чем-то острым в плечо, заставив распластаться на полу. Вместо ожидаемой боли Цири пронзило нездоровое ощущение спокойствия и сонливости.
Они отравили ее. Яд растекался по венам, делая Цири слабой, бессильной, лишив возможности пошевелиться. Перед глазами плыло, но страха это головокружение не вызвало — напротив, Цири впервые показалось, что все будет в порядке, стоит лишь немного поспать.
«Вам нужно отдохнуть, пани», — голос профессора Бамби доносился до нее откуда-то издалека, превращаясь в тусклый, металлический скрежет. Его прислужники подняли ее за руки и понесли в неизвестном направлении. Цинтра. Взмах качелей.
«…Вам нужно отдохнуть».
Комментарий к Dark City (Цири)
В Варшаве метро в несколько заброшенном состоянии, т.к. появился более удобный наземный транспорт
========== Edge and Pearl (Эредин) ==========
Ему хотелось увековечить на картине эту округлую линию бедра, так изящно подчеркнутую багряным заревом заката. Не абстрактной констелляцией форм и цветов, которую так любит Ге’эльс, а произведением в духе старых мастеров, умевших вычленить божественное начало в повседневном.
Эредин откинулся на подушки, переводя взгляд то на струящиеся вниз лестницы водопадов, то на обнаженное тело любовницы, но удовольствие от созерцания омрачало имя, назойливо маячившее в мыслях.
Zireael.
Само воспоминание о человеческом потомке Лары Доррен мешало ему наслаждаться изысканной, выкованной в поколениях красотой Эльтары, но Эредин не мог выкинуть из головы мысль о роковой ошибке своего народа.
Впрочем, не народа — всего лишь одной отступницы, предательницы, не сумевшей совладать со своей похотью, бросившейся в объятия Dh’oine. Ошибка, платить за которую приходится ему.
Эредин поднялся с ложа, вызвав этим тщательно скрываемое недовольство Эльтары. Он давно подметил, что капризные гримаски всегда шли красавицам, и его нынешняя пассия с выражением легкого разочарования на лице сделалась донельзя очаровательной. Если бы Эредину не предстояла встреча с советником, он бы не удержался от соблазна еще раз овладеть ею.
Zireael.
До каких пор эта девчонка с порченой кровью будет отнимать его время? Как долго она сможет убегать от своей судьбы? Эредин считал, что пожертвовать собой ради Aen Elle, расы, генам которой она обязана своей уникальностью, было бы самым лучшим, что Zireaelмогла бы сотворить в своей короткой человеческой жизни. И какая жалость, что девчонка была слишком глупа, чтобы это осознать.
Пустые глаза слуг пристально следили за каждым его движением, когда Эредин вошел в приёмный зал. Он оставил убранство зала неизменным со времен Ауберона, ведомый при этом скорее равнодушием, чем уважением к своему предшественнику.
Среди Aen Elle не было более достойного кандидата в правители, чем Эредин — и потому ему претил гнилой душок слухов, витавших вокруг его восхождения на трон. Но его подданные болтали, шептались по закоулкам бесчисленных комнат, и их сплетни эхом носились под белыми сводами дворца, грязью оседая на стенах.
Невежественное предположение, впервые высказанное все той же Zireael, взросло на его землях сорняком — и, как все человеческое, множилось, распространяясь быстрее чумы.
К счастью, разум Карантира эта чушь отравить не смогла. Он во многом превосходил своего наставника, которому сухие энциклопедические знания часто мешали видеть суть вещей. Аваллак’х был слеп. Но если слепоту Эредин еще мог простить, то слабость — нет. Аваллак’х проявил ее, погнавшись за призраком былой любви, искаженной копией, в разы уступающей оригиналу. А значит, былые неудачи так и не научили Знающего простому правилу — хочешь управлять судьбой и женщиной — используй силу, а не бегай за ними с протянутой рукой.
Облаченный в просторное одеяние, Карантир уже поджидал Эредина, любуясь отражением багряного заката в Easnadh. Услышав шаги короля, он обернулся и отточенным до совершенства движением исполнил поклон. Эредин, который за годы военной службы привык к простоте отношений, в очередной раз мысленно посчитал придворный церемониал излишним, хотя в целом и признавал в нем некую фундаментальность и традиционность, на которых строилась культура его народа.
— Zireael, — начал Карантир свою речь с набившего оскомину имени, — попала в клетку.
Ирония фразы навела Эредина на мысль о том, что любимая певчая птица слишком стара, чтобы радовать пением. Пришло время найти ей замену.
Весть о ласточке ничуть его не удивила — он первым заметил следы в Междумирье, грубые, отчаянные удары, как будто некто, погребенный заживо, пытался вырваться из заточения. Именно Эредин приказал Карантиру выяснить их природу, безошибочно почуяв запах Старшей Крови.
— Мир, в котором она заперта… необычен.
Не дожидаясь уточняющего вопроса, Карантир подвел своего короля к причудливому устройству — двум трубкам, увенчанным металлическими сферами. Одна из них была обвязана шелковой лентой. Эредин прежде не видел ничего подобного — грубая обработка металла навевала мысль о человеческом происхождении механизма.
— Как это работает? — Эредин наклонился, чтобы рассмотреть диковинку поближе.
— С помощью тех сил, что заставляют молнии сотрясать небесный свод.
Карантир положил ладонь на металлическую сферу. Спустя пару мгновений вокруг прибора зашевелились магические потоки — но созданные не волей колдуна, а самой природой. В воздухе вспыхнула искра, и из сферы яркой вспышкой вылетела миниатюрная молния.
— Если мы управляем природой, забирая энергию себе, то люди создали орудия, обуздавшие эту энергию, — пояснил смысл эксперимента Карантир.
— Не могу сказать, что я впечатлен, — усмехнулся Эредин, легким жестом создав в руке молнию, удар которой, в отличие от созданной прибором, стал бы смертельным.
Карантир не разделял его скепсиса, наблюдая за искрящейся сферой. Когда Эредин обратился к нему, прервав затянувшееся молчание, Карантир кивнул в сторону сада, который зеленым лабиринтом простирался до самой Easnadh.
Предложение прогуляться по обыкновению предвещало нудную лекцию. Страсть к пространным рассуждениям Карантир унаследовал от своего наставника.
— В их мире этих орудий намного больше. Люди смогли подчинить себе разнообразные силы природы, — Карантир взглянул на падающие вниз тугие струи водопада, с шумом разбивающиеся о гладь реки.
Мир Ольх не терпел суетливости — помня об этом, Эредин не прерывал советника, ожидая, пока тот доберется до сути своей тирады. Карантир молча проводил взглядом падающий лист плакучей ивы. Именно такие длинные и в нужный момент выдержанные паузы обеспечили Карантиру славу мудреца.
— Но не это вызывает мои опасения, а то, что люди обуздали энергию элементарных частиц. А она, друг мой, смерть. Разрушительница миров, несущая гибель всему живому.
Ничто из изобретений человеческой расы не могло быть страшнее Белого Хлада. Научный прогресс мало беспокоил Эредина: главная слабость человеческой расы не в технологической отсталости, а в самой их сути.
— Скажи, Эредин, в чем сила людей?
Эредин бросил взгляд на слуг, бестелесными фантомами скользящими по дворцу — вся сила, которой они когда-то обладали, была уничтожена тщательной селекцией. Перед глазами пронеслись искаженные болью лица людей, тысячами — сотнями тысяч погибших от его меча. Но сколько бы жизней он ни забирал, на место убитых приходили новые — ничем не отличимые от своих предшественников.
— В плодовитости.
Краем глаза он заметил склонившуюся над книгой Эльтару, укрытую тенью многовекового дуба. Белоснежное платье как влитое облегало тонкую талию. Пройдут года, декады, прежде чем эта плавная линия округлится. Моногамность не входила в список добродетелей Эредина — но ни одна из многочисленных пассий не подарила ему наследника.
— Девять миллиардов. В том мире девять миллиардов душ.
Имя мне легион, ибо нас много. Цифра показалась чудовищной даже по человеческим меркам и вызывала ассоциации с муравейником, тысячей кишащих насекомых. Эредин чуть сильнее наступил на каменную плитку дорожки, ведомый желанием раздавить это скопище, пока оно не заполнило все обитаемые миры.
— Позволь тебе возразить, друг мой, сила людей в приспособляемости.
В словах Карантира была определенная толика правды. Люди способны размножаться в местах, куда эльфка побрезговала бы и ступить. Они возводили свои города в пустынях, в тундрах, в горах — без сомнения, они множились бы и в подземельях, если их туда загнать.
— Те люди сожгли своих магически одаренных сородичей и пошли по иному пути. Вставили в свои тела металл, создали механических слуг.
Их путь лежал мимо пруда, в котором плавали мелкие разноцветные рыбки. Аваллак’х смог вывести рыб, чья чешуя переливалась всеми цветами радуги, скрещивая лучшие особи в каждом поколении. Эредин усмехнулся — в биографии обитателей пруда отражался Карантир.
— Они опасны.
Эредин бросил на собеседника полный сомнения взгляд — не отравила ли его сердце трусость? Малодушие он презирал гораздо больше людей.
— Что ты предлагаешь, Карантир?
Карантир остановил свой шаг, и его блуждающий взгляд впервые задержался на Эредине.
— Осторожность и благоразумие, — тихо сказал он. — Нам не нужна война, нам нужна Zireael.
— Я отправлюсь первым, — тоном, не предполагающих дальнейших обсуждений, ответил Эредин, — моя армия последует за мной.
Его войско жаждало человеческой крови, жаждало вернуть себе славу завоевателей. Стоит ему подать сигнал, как они ворвутся в новый мир через сотни порталов. Человеческому роду придется противопоставить Aen Elle нечто большее, чем металлические орудия.
Дикая охота не может продолжаться вечно — пришло время положить ей конец. Он всегда предпочитал внешнюю политику внутренней, переложив бремя разбирательств с дворцовыми интригами на Ге’эльса.
Он не станет безжизненной куклой восседать на троне, как это делал Ауберон, пока его народу угрожает опасность. Он отдаст жизнь — и свою, и Zireael, чтобы предотвратить нависшую угрозу.
Дома Эредин купался в роскоши, но странствовал как воин, а не как король — без лишних слов и суеты. Когда он оповестил Эльтару о скором отъезде, та ответила коротким кивком и церемониальным пожеланием удачи в битве. Она никогда бы не опустилась до вульгарных причитаний, расспросов, никогда бы не посмела раздражать его своим беспокойством.
Когда перед ним разверзались врата в новый мир, он выглядел так, как изображали воинов на старинных фресках — лицо скрывал шлем, а тело было заковано в стальные латы. Он никогда не испытывал страха перед порталами — они манили его, обещая новые земли, новые войны и новых женщин.
Портал перенес его на белую винтовую лестницу высокой башни. Эредин ожидал увидеть нечто необычайное — но через широкое окно виднелось лишь бескрайнее серое небо и множество высоких зданий. Серый, черный, коричневый — казалось, планета корчилась от недуга, пораженная тяжёлой болезнью — и название ей было «человек».
И вместе с тем она была прекрасно девственна — Эредин ощутил струящиеся, пронизывающие пространство магические потоки, необузданные и дикие. На какой-то миг его опьянило чувство власти — силы, которые обычно приходилось делить с другими, здесь всецело принадлежали ему.
Наверное, Zireael на роду написано быть узницей башен — эта называлась, судя по витиеватой надписи на двери: «Научно-исследовательский медицинский центр». Человек, который так нарек здание, не имел ни малейшего представления о благозвучии.
Эредин закрыл глаза, выискивая в потоках след Старшей Крови, и вскоре почувствовал его — он вел к самому верху башни. На лестнице ему не повстречалось ни единой души — минуло минимум десяток пролетов, прежде чем он увидел на двери надпись «Психиатрическое отделение».
Дверь открылась бесшумно, без привычного скрипа, явив взору Эредина белоснежную комнату. За длинным столом сидела человеческая женщина, не сразу среагировавшая на шум. Его удивило отсутствие привычной в человеческих мирах вони — запаха нечистот и пота. Dh’oine наконец овладели ранее недоступным им искусством гигиены.
Когда она все же подняла голову, Эредин узрел в смотрящих на него глазах давно не виданное им презрение.
— Молодой человек, явиться в таком виде в психиатрию — это просто верх наглости. Кем вы себя возомнили, назгулом?
Dh’oine научились гигиене, но грубость и невежество все еще течет в их крови.
Эредин положил ладонь на эфес меча, надеясь, что это движение призовет Dh’oine к благоразумию. Он уже изменил своим привычкам, не убив нахалку на месте, но если она будет и дальше испытывать его терпение, то разделит судьбу своих многочисленных сородичей.
— Ещё одно слово, человек, и оно станет для тебя последним.
Презрительное выражение лица тотчас сменилось привычным ему страхом. Dh’oine ударила кулаком по красному кругу — и башню сотряс ритмичный вой. Звук хуже скрежета когтей по стеклу — Эредин и представить не мог, что на свете существуют столь уродливые комбинации звуков.
Dh’oine подписала себе смертный приговор. Люди считают милосердие добродетелью — на деле же оно зачастую порождено тщеславием и страхом. Женщина даже не попыталась увернуться от настигшего ее меча. Посмертная гримаса навечно запечатлела на лице смесь страха и удивления, а по белоснежному полу медленно растекалась красная кровь.
Эредин зашагал по длинному, освещенному неестественным белым светом, коридору. Он швырнул первого встреченного и попытавшегося напасть на него Dh’oine об стену — судя по тому, как треснули кости, человек был сделан не из металла.
В маленькой комнатке он увидел методично раскачивающуюся из стороны в сторону девушку, которая при виде его зажмурилась и отчаянно, как в лихорадке, зашептала:
— Ты не настоящий, не настоящий…
Dh’oine принимала желаемое за действительное. Эредин оставил несчастную в плену своих фантазий, но охранника разрубил надвое — он пытался пробить его броню какой-то иголкой.
Вой не унимался, и от него постепенно начала раскалываться голова. Такую изощренную пытку могли придумать только Dh’oine. Перед тем, как открыть дверь в следующую комнату, Эредин помедлил — зная, кто ожидает его за этой дверью, он снял с себя шлем. Он хотел увидеть ее лицо, когда она поймет, кто перед ней.
Zireael лежала, безжизненная и распластанная, на белоснежном ложе, напомнив Эредину старую сказку о навечно заснувшей принцессе. Неестественный сон, не прерванный даже истошным воем. К вискам Zireael были прикреплены веревки — судя по мирно вздымавшейся груди, они не причиняли ей боли.
Белая грубая роба выгодно оттеняла девичью хрупкость. Длинный шрам через всю щеку со временем побледнел, но все еще уродовал лик. С момента их последней встречи прошло коротких пять лет, но за это время она успела превратиться из юной девушки в молодую женщину. Птенчик оперился, хотя человеческая угловатость все еще бросалась в глаза.
Эредин отдал приказ навигаторам открыть врата — поймать в сети ласточку оказалась куда легче, чем он ожидал. Когда он сдернул веревки с висков Zireael, девчонка встрепенулась и распахнула свои огромные зеленые глаза, красотой которых она была обязана его народу.
— Помнишь меня?
Она его помнила — страх в глазах говорил об этом лучше всяких слов. В этом страхе было что-то завораживающее… почти чарующее. Страх придавал ее лицу уточненное выражение, делал его более эльфским. В последнюю их встречу на лице Zireael он видел лишь типично человеческую дерзость, наглость, желание бросить вызов.
— Ты… — выдохнула Zireael, словно не в силах понять, где сон, а где явь.
Взгляд широко распахнутых глаз скользнул куда-то мимо него, испортив столь долгожданный момент встречи. Эредин резко обернулся, царапнув металлической перчаткой лоб Zireael, и увидел потревожившего их мужчину.
На нем был щегольский кожаный плащ с цветочными узорами, а глаза скрывали вросшие в виски темные зеркала. Человеческие воины, которых он видел прежде, были с ног до головы испещрены шрамами — но у этого кожа была позорно гладкой. Трус, ни разу не бывавший в настоящей битве.
Dh’oine наставил на Эредина свое нелепое орудие — длинную железную трубку.
— Оружие на пол, — имел наглость приказать он. — У тебя ровно секунда. Один.
Еще один глупец на его пути. Этому глупцу уготована та же участь, что и многим другим.
Dh’oine сильнее сжал в руке трубку. От оглушительного хлопка заложило уши, и нечто, что должно было убить, срикошетило от окутавшей его защитной сферы в окно. Эредин вынужден был признать — если бы не щит, Dh’oine попал бы ему прямо промеж глаз.
— Два, — поддержал его игру Эредин, занося меч для ответного удара.
Крик Zireael потонул на фоне механического воя.
Комментарий к Edge and Pearl (Эредин)
1. Карантир показывал Эредину электростатический генератор ван де Граафа: https://ru.wikipedia.org/wiki/Генератор_Ван_де_Граафа
2. “I am beсome death, the destroyer of the words” - Я есть Смерть, разрушитель миров - цитата из Бхагавадгита, произнесенная Робертом Оппенгеймером во время испытания первой атомной бомбы в Нью-Мексико
3. «Имя мне — легион», «имя ему — легион», «имя им — легион» (лат. nomen illis legio) — крылатое выражение, обозначающее несметное количество чего-либо, причём с негативной оценкой исчисляемого.
========== Ready Aim Fire (Адам) ==========
— Проснись, Нео… Ты увяз в Матрице.
Белый потолок медотсека. Адам закрыл глаза, пока не перестал мигать символ загрузки.
«Все системы онлайн».
Взявший на себя роль Морфеуса Притчард сидел возле него, склонившись над планшетом. Кардиограмма на дисплее показывала идеальный синусовый ритм.
— Что произошло? — перед глазами пронеслись пульсирующие образы: удар машины Малик о бетон, зеленое сияние… — Малик в порядке?
— Дженсен, ты… — Притчард взглянул на него с самым серьезным выражением лица: — … сгорел на работе.
Шутка явно отрепетирована — Притчард прыснул от смеха, едва произнеся ее. Адам выдернул шнур из запястья и поднялся с койки. Малик в порядке, иначе бы Притчард так не заливался.
Синхронизация времени с центральным сервером завершена. С инцидента на крыше прошло около четырех часов.
— Стенд-ап по тебе плачет, Притчард. Я серьёзно.
— Ты угодил под сильное электромагнитного излучение. Что-то вроде ЭМ-бомбы, — Притчард обычно не прибегал к расплывчатым формулировкам, — Не ссы, я тебе подлатал настройки — снизил чувствительность к гравитационным перепадам. А Малик отделалась легким испугом.
— И источник этого излучения был?..
Притчард поднялся со стула и подошел к окну, в котором отражались неоновые огни вечернего Детройта. В глазах рябило от палитры: неоново-розовый, неоново-салатовый и выцветший неоново-красный.
Начальник отдела информационной безопасности и по совместительству механик-любитель — единственный в Шариф Индастриз, кто позволял себе носить длинные волосы и широкие штаны. До работы в компании Притчард был чёрным хакером, в основном — по части корпоративного саботажа. На официоз у него была врожденная аллергия.
— Была.
Адам вытащил из пачки сигарету и машинально затянулся.
— Не спеши расслабляться — тебе еще шефу докладывать, как только очухаешься.
Меньше всего Адаму хотелось докладывать о произошедшем шефу, но роскошь выбора и работа в корпорации — несовместимые вещи.
По пути в офис Шарифа обычно разговорчивый Притчард не отрывался от своего планшета, бегло пролистывая статью про квантовую телепортацию.
— Телепортация? Серьезно?
— Ну, она либо телепортировалась, — задумчиво ответил Притчард, нажимая на кнопку лифта, — либо дезинтегрировалась. Какой вариант тебе кажется логичней?
Адам прокручивал перед глазами запись с крыши. Прежде чем девушка исчезла, она зажмурилась и прошептала что-то… Что? Адам еще раз промотал запись, но губы девушки едва шевелились.
— Одна, блядь, маленькая проблема, — вырвал его из раздумий Притчард. — Телепортация в такой форме противоречит известным физическим законам.
— Магия, — невесело усмехнулся Адам.
— Скажи это Шарифу, он тебе в задницу файербол засунет.
Кабинет Шарифа занимал весь верхний этаж. Робот–садовник, похожий на большого механического краба, ухаживал за бамбуком в приемной. Сплав генной инженерии и химических воздействий сделал форму кустарников идеально круглой, а сами они были абсолютно одинаковыми.
Увидев Адама и Притчарда, Афина машинальным движением нажала кнопку, открыв бронированную дверь. Второе нападение на Шариф Индастриз вызвало у шефа очередной приступ паранойи.
Шариф стоял перед окном, заведя руки за спину, при этом его механическая рука крепко сжимала запястье руки из плоти. Адам ни разу не видел Шарифа в одном и том же костюме, но любой из них сидел на нем как влитой.
— Добрый вечер, господа, — Шариф плавно развернулся, сверкнув белозубой средиземноморской улыбкой.
Адам давно подозревал, что выпускники бизнес-школ получали эти улыбки вместе с дипломом. В кабинете Шарифа его всегда что-то неуловимо раздражало: то ли черные шары, висящие у потолка, то ли картина Рембрандта «Урок анатомии доктора Тульпа», вызывающая ассоциации с мясокомбинатом.
— Шеф.
— Тебе лучше, Адам? — Шариф дал ему ровно две секунды для утвердительного кивка, прежде чем включить проекцию на экране во всю комнату.
Запись с камеры слежения. Варшава, 18 июля 2027 года, 8:52. Помещение на видео напоминало библиотеку — и, судя по тому, как работники этого заведения игнорировали посетителей, они находились на государственной службе.
Корпорации забрали у государств почти все, но библиотеки милосердно оставили. Прибыльная библиотека — такой же оксюморон, как неподкупный судья.
Около минуты ничего не происходило. Когда в углу экрана появилась знакомая женская фигура, Адам забарабанил пальцами по мраморной поверхности стола. Меньше двух часов с инцидента. Варшава. Детройт.
Девушка подошла к стойке и спросила что-то с наигранно дружелюбным выражением лица. Шариф увеличил изображение девушки. Подрагивающие губы ее выдавали. Ей явно было страшно.
— Шеф, ни один суперджет… — Притчард уронил голову на руки и тяжело вздохнул.
— Существующие технологии не позволяют за это время добраться до Варшавы.
Шариф никогда не перебивал. Он умел мягко внушить мысль, что его высказывание по умолчанию важнее высказывания собеседника.
— Что она спросила? — поинтересовался Адам, увидев, что неуверенность на лице девушки сменилась смятением.
Шариф пожал плечами.
— Что-то, из-за чего она меньше чем через полчаса очутилась в психбольнице.
— Жертва экспериментов? — предположил Притчард. — Сорвало крышу?
Адам покачал головой. Она не походила на умалишенную. К тому же, если бы она сбежала из лаборатории, где изобрели способную изменить мировой порядок технологию, в погоню за ней отправили бы армию.
— Никто, кроме нас, ее не ищет?
— Отличный вопрос, Адам. Никто. Мертвая тишина по всем каналам — а ведь ее лицо транслировали по всем новостям мира.
Адам быстро пролистал новостные заголовки — безликое «разыскивается» среди сотен таких же.
— Ничейная, никому не нужная девочка, умеющая телепортироваться за тысячи километров. Пока что у нас есть фора.
Курочка, несущая золотые яйца. На лице Шарифа появилось знакомое выражение легкой одержимости.
«Ты обязан этому человеку жизнью, — одернул себя Адам. — Ты ему по гроб должен».
— Доставь ее сюда, Адам, — обратился к нему Шариф, положив кибернетическую руку на его плечо, из-за чего теплый жест стал несколько механическим, — без лишнего шума.
— Мы не имеем ни малейшего понятия, с чем имеем дело! — Возражение Притчарда улетело в пустоту.
— Пока что. Но если в этой девочке есть что-то, позволяющее ей телепортироваться, мы найдем, что это.
Найдем, запатентуем, размножим, получим прибыль, взлетим на самый верх Доу-Джонса. Адам бросил взгляд на картину Рембрандта, на острые скальпели, занесенные над бледным обездвиженным телом.
— Никто не причинит ей зла, Адам.
Конечно, нет. Шариф заменил разорванные на куски конечности имплантами ради его же блага.
— Я не сомневаюсь в этом, шеф. Я этого не допущу.
Угроза в его голосе завуалирована настолько тщательно, что никакой социальный модуль не смог бы ее распознать.
***
— Еще три часа — и мы в Варшаве!
В голосе Фариды всегда появлялся нездоровый энтузиазм, когда она была взволнована. Что-то подсказывало Адаму, что ее волнение не было связано с тем, что она находилась за штурвалом непривычного ей скоростного джета.
— Мы не пробудем там больше двух часов, Малик, — остудил ее пыл Адам.
Над Атлантическим океаном трясло, как на американских горках. Адам вцепился в поручни кресла.
«Получены файлы Patient_Zero».
Входящее сообщение, переданное по зашифрованному каналу. Видеофайл и пару картинок.
На видеозаписи появился мужчина с худым и печальным лицом. Ему явно непривычно говорить на камеру — он неуверенно ерзал в кресле.
«Добрый день, господин Дженсен, — мужчина выдержал паузу, словно Адам мог ему ответить. — Доктор Агнус Бамби, заведующий отделением психиатрии. Господин Шариф попросил меня предоставить вам предварительные результаты диагностики».
На видеозаписи появилась девушка, лежащая без сознания на длинной белой кушетке. От ее висков и запястий тянулись металлические провода. Почти обнаженная, если не считать белых полосок ткани на груди и бедрах. Адам сильно сомневался в этичности подобной записи. Впрочем, наивно думать, что в договоренности Шарифа и Бамби было хотя бы что-то отдаленно напоминающее врачебную этику.
Медицинское помещение выглядело типично для бывшего коммунистического блока — стенки были из обшивки дешевого дерева, которая имитировала скверную имитацию какой-то другой обшивки, которая, вероятно, имитировала забытый оригинал.
«Пациентка на момент поступления находилась в галлюцинаторно-бредовом возбуждении. Первичный анализ обследования головного мозга не показал типичной клинической картины для расстройства шизофренического типа».
Приглядевшись к девушке, Адам нашел объяснение тому ощущению инопланетности, что она вызывала — необычный разрез глаз.
«Белая женщина двадцати лет. На теле многочисленные шрамы, в анамнезе несколько застарелых сросшихся переломов. На щеке шрам от рубленой раны, нанесенной с большой силой неизвестным острым предметом с искривленным острием».
Жертва насилия? Девушка выглядела беззащитной и потерянной в этом искусственном сне, в плену глубокого наркоза.
«На зубах не обнаружено следов стоматологического вмешательства. На внутренней стороне бедра, почти у самого паха, татуировка в виде розы. Не рожала, не делала абортов».
На лице девушки застыло невинное детское выражение — впечатление портил только лишь шрам на щеке. Бейби-фейс, вечная девочка, один из самых растиражированных типов красоты.
«Не делала прививок. Росла в стесненных условиях, питалась скудно и мало. Скорее всего, вдали от цивилизации и нормального медицинского обеспечения».
Детали головоломки начинали складываться у Адама в голове, но то, как выглядела конечная картинка, ему не нравилось.
«К вашему прибытию, господин Дженсен, будет готов предварительный анализ ДНК».
Тряхнуло. Малик выругалась. Адам вспомнил о том, что нужно скачать польский. Языковые программы были далеки от совершенства, и зачастую скатывались до машинного перевода, но ему придется что-то сказать девушке, когда та очнется от транквилизаторов, пусть и на ломаном языке.
Адам отключил проекционный модуль. Закрыл глаза. Когда это все закончится, он опрокинет стаканчик хорошего Dalmore пятидесятилетней выдержки.
Когда Адам проснулся, за окном уже раскинулась панорама Варшавы с ее окутанными странной дымкой куполами церкви Собора Марии Магдалины.
***
— Добро пожаловать в Варшаву, господин Дженсен. Все добро?
Языковой модуль подвел его уже на первом вопросе. Адам кивнул.
Мраморный пол исследовательского центра давно потерял былой блеск, покрывшись шершавыми выбоинами от ног бесчисленных посетителей. Отделение психиатрии находилось на двадцать втором этаже.
— Мы получили предварительные анализы ДНК.
Драматическая пауза после предложения не предвещала ничего хорошего.
— Вам лучше взглянуть на это самому.
Но прежде чем профессор успел спроецировать голограмму ДНК на своем рабочем столе, оглушительная сирена сотрясла здание. Как в плохом фильме, у Адама возникло жуткое чувство дежа вю. Он подсознательно ждал чего-то в этом роде.
— Это, наверное, учебная….
— Где она? — прервал его Адам. Он даже не сомневался в том, что сирена связана с девушкой.
— Шестая палата. Прямо по коридору. Господин Дженсен, если это не учебная тревога, полиция прибудет…
Ему не нужен лишний шум. Адам должен исчезнуть из здания раньше, чем до него доберется полиция.
Учебная, мать его, тревога. По белому полу растекалась лужа крови — нижняя часть разрубленной пополам женщины еще сидела на стуле. Добро пожаловать в психиатрию!
Дверь в шестую палату распахнута.
— Зираэль, — услышал Адам низкий мужской голос. Дженсену показалось, что неизвестный говорит по-французски.
Тип в экзоскелете, склонившийся над девушкой, ему не понравился с первого взгляда. Адам наставил на него «Зенит» и вспомнил, что у него в Польше нет лицензии на убийство. Ладно, он сделает ублюдку одно единственное предупреждение положить…
Еще один меч?!
Меч и острые уши. Острые, мать его, уши! Гребаный эльф! Уровень безумия в жизни Адама пробил потолок — как удачно сложилось, что до психиатрии рукой подать.
Эльф, гном, гоблин — язык металла понимают все. Пуля вылетела из ствола «Зенита», нацеленная эльфу прямо промеж глаз
Энергетический щит отразил ее. Неплохие технологии для средневековой расы. Дерьмо.
Девушка закричала, тщетно пытаясь вырваться из удерживающих ее медицинских проводов.
Эльф ударил мечом плашмя. Скрежет металла о металл, удар был такой силы, что посыпались искры. Блокировав выпад рукой, Адам направил кулак противнику в нос. Щит, тонкий, словно изо льда, прогнулся, но выдержал удар. Адреналин в крови Адама быстро и неудержимо нарастал, уровень бетафенэтиламинового возбуждения зашкаливал.
Вторым замахом меча эльф метил в туловище. Адам едва увернулся, но острый, как бритва, клинок оставил на кожаном плаще длинный разрез. Если пуля и кулак не смогли пробить щит, настало время тяжелой артиллерии.
Адам уловил звуки быстрых перебежек и резкие, рваные команды. От сирены до прибытия отряда быстрого реагирования прошло меньше пяти минут.
«Взрывная система „Тайфун“ готова к использованию». Ограничить радиус поражения до девяноста градусов.
Огонь!
Ударная волна шрапнелью пробила ледяной щит, покорежила сталь доспехов. Эльф упал навзничь, по его бледному лицу потекла кровь. Он выругался на незнакомом языке…
И исчез.
— Сзади!
Если бы не этот крик, удар меча пронзил бы его насквозь. Адам резко развернулся и перезарядил «Тайфун». Еще одна волна — и эльф отправится в свою волшебную страну.
Уши заложило от оглушительного хлопка. В воздухе рядом с Адамом образовалась черная дыра. И ещё одна — в двух метрах, у выхода. Потом ещё одна. В их темноте уже угадывались человеческие — или нечеловеческие — очертания. Эльф призвал на помощь подкрепление.
— Не двигаться, спецназ!
Адам многое бы отдал, чтобы увидеть схватку, которая развернется здесь с минуты на минуту, но времени было в обрез.
Ему потребовалась около секунды для того, чтобы пропустить через медицинского робота высоковольтный разряд. Еще одна, чтобы схватить девушку за талию и ударить кулаком в оконное стекло, разбив его вдребезги. Выстрел. Еще один. Адам не оборачивался.
«Система „Икар“ готова к использованию».
Двадцать второй этаж. Увидев пустоту под ними, девушка забилась, тщетно пытаясь выскользнуть из его хватки.
— Не-е-е-е-е-ет!
Прежде чем Адам успел предупредить ее, что все в порядке, в его спину ударила ледяная глыба, толкнув их в пропасть. Пропасть длиной в шестьдесят очень длинных и очень коротких метров.
— Caranthir, neen!
Программа-переводчик зависла.
Адам стремительно падал вниз вместе с осколками стекла и кусками ледяной глыбы. По лицу били пепельные волосы, ногти девушки вцепились ему в бок.
— Идио-о-о-о-о… — полный отчаяния крик ему на ухо.
Перед глазами проносилась панорама Варшавы — купола собора, неоновые вывески, небоскребы. Белый. Синий. Красный. Зеленый. Зеленый?!
— Спокойно, спок… — краем глаза он уже видел знакомое сияние.
Дерьмо, только не это!
«Нестабильная гравитация. Система Икар дезактивирована».
Подлатал так подлатал, Притчард! Как же ее зовут-то, черт возьми…
— Зираэль, усп…
«Столкновение с землей через десять метров».
От этого имени она только больше задергалась.
Вырубить ее в полете невозможно — слишком мало времени. Адам в отчаянии пытался перезапустить Икар.
«Столкновение с землей через пять метров».
Твою мать. Твою мать!
«Столкновение с землей…»
========== Rocket Dragon (Цири) ==========
Еще один прыжок во времени и пространстве — и исполнять Предназначение придется кому-то другому. Телепортироваться в этом мире крайне тяжело — Цири постоянно сбивали с пути невидимые волны, и попытки их обойти лишали последних сил. Она чуть не потеряла сознание в междумирье, а Аваллак’х предупреждал, что это верная смерть. Голова раскалывалась надвое, во рту ощутимый привкус крови. Нет. Больше никаких попыток.
Над Цири нависало грязно-коричневое небо. От красных вспышек рябило в глазах. Она снова не знала, где находится, и это чувство успело набить оскомину. Две вещи беспокоили еще больше: то, что ее придавило чем-то очень тяжелым, и то, что ей невыносимо жарко.
Цири окончательно пришла в себя и поняла, что ее придавило не чем-то, а кем-то. Она выскользнула из-под навалившегося тела. Тот даже не проснулся. Странный, мертвецкий сон. «Чертов самоубийца, — со злостью подумала Цири, — зачем меня-то с собой на тот свет тащить?»
Какой-то темный переулок. Каменные стены со всех сторон. Мокрая и липкая брусчатка. Гадость.
Странный он, этот металлический тип. Неужели воин? Такой холеный — и воин? Любопытство взяло верх над злостью, и Цири пригляделась к нему внимательнее. Металлические вставки вокруг глаз. Цири осторожно вытянула руку и дотронулась до завораживающего черного металла. Странно, не холодный. На ощупь как настоящая кожа.
Рука сомкнулась на ее запястье, сжав железной хваткой. Цири вскрикнула от неожиданности, пнула его в ногу, и тут же едва не взвыла от боли. Мужчина сразу отпустил ее и поднял руки в миролюбивом жесте:
— Sorry, you startled me (Извини, ты меня напугала).
Снова эта тарабарщина. Цири грустно покачала головой, показывая, что не понимает. И тут же мысленно чертыхнулась, заметив, что на ней нет ничего, кроме полосок ткани, едва прикрывающих интимные места. Срам какой! Цири неуклюже сгорбилась, прижав коленки к груди.
Мужчина заметил ее смущение и галантно скинул с себя черный кожаный плащ. «Чудак, с высоты выкинул, а теперь плащ протягивает, — подумала Цири, но приняла предложение, закутавшись в одеяние. — Тонкая выделка, хороший мастер сделал». Металлический парень тем временем уставился в одну точку, прижав пальцы к виску, и о чем-то задумался.
— Извини, ты меня напугала, — наконец обратился он к ней. — Ты в порядке?
Как ему вообще в голову приходит задавать такие вопросы после того, как он выбросил ее из окна?
— Все со мной нормально, — фыркнула она, — но уж точно не благодаря тебе. А ты бы вообще разбился в лепешку, если бы не я!
Мужчина скептически изогнул бровь и быстро, как часто делают опытные вояки, осмотрелся, оценивая обстановку. Коричневые здания, темный переулок и вывеска на углу с начертанными на ней странными символами из черточек и закорючек. Пахло чем-то кисло-сладким и крайне аппетитным. Желудок заурчал.
— Это вряд ли. Вот же дерьмо, — скорее устало, чем злобно, ругнулся он, — И зачем ты только телепортировалась, Zireael?
Цири поежилась от воспоминания о нависшем над ней Ястребе и холодной улыбке, обнажившей неестественно ровные мелкие зубы. Дикая охота уже здесь, в этом мире — и девушке остается только молиться, что не слишком близко.
— Что угодно, но не Zireael. Цири, — назвала она свое настоящее имя, понимая, что псевдонимы в этом мире ей все равно никак не помогут.
— Адам Дженсен, — сухо представился он, протянув ей руку.
Цири не привыкла, чтобы руку подавали женщине, но все же ответила на рукопожатие. Металл был гладким на ощупь. Чудные тут обычаи.
— Почему ты меня преследовал?
— Преследовал? Я пытался тебе помочь. Тот тип тебя явно не с цветочками навестить пришел.
Цири уже слышала подобные заверения. Давно. Вера в добрые намерения незнакомцев умерла в ней примерно во времена Цинтрийской резни.
— Я привыкла сама справляться со своими проблемами.
— В Варшаве прекрасно получилось, — Адам всматривался в пустоту, как будто силился там что-то увидеть.
Цири вспыхнула, но не смогла не признать правоту собеседника. Она была не настолько наивна, чтобы думать, что сможет справиться в этом мире без посторонней помощи. Пусть поможет ей, раз такой добрый — по крайней мере, пока что. Когда представится удобный случай сбежать, она не преминет им воспользоваться.
Цири забеспокоилась, увидев, что Адаму явно не нравится место, где они находились. Враждебная территория? Где-то вдалеке слышались лающие, грубые голоса. В переулке раздался звон колокольчиков.
Из-за угла показалась сухонькая, маленькая старушка, такая крошечная, что походила на прибожка. Уж точно не человек — желтенькая и глаза узкие. Она несла перед собой странный поднос с вымоченными в чем-то кореньями. Цири встрепенулась и метнула голодный взгляд на содержимое подноса.
— Яо чи дань ма (Кушать хотите)? — ласково спросила старушка.
Адам покачал головой:
— Бу яо, сье сье (Нет, спасибо).
Подслеповатая старушка подозрительно покосилась на руки Адама. Поморщилась и сварливо ответила:
— Бу яао цзиу бу чи гуй лаомэй (Не хотите и не надо, америкосы чертовы).
По интонациям диалога Цири поняла, что еды не будет.
Адам кивнул в сторону улицы, призывая следовать за ним. Цири попыталась пойти следом, но раскаленный серый камень жег ступни. Разбитое стекло и какой-то странный мусор, валявшийся на дороге, тоже не добавляли энтузиазма. «Не просить же себя понести, — с досадой подумала Цири, — сама справлюсь, бывало и похуже».
Когда она подняла голову и увидела сквозь длинные, уходящие бесконечность улицы, светящиеся башни-гиганты, то не смогла сдержать восхищенного вздоха. Этот город был куда красивей предыдущего. Похож на обитель мага, страдающего гигантоманией и страстью к синему цвету.
— Цири, — в голосе Адама послышались стальные нотки, — почему мы в Шанхае?
Цири пожала плечами, переминаясь c ноги на ногу. Ей-то откуда знать, где они? Она из последних сил перенесла их туда, куда смогла. Но название было ей действительно знакомо. Когда они летели вниз, перед глазами у нее мелькнула картина на стене «Экспо-2025 Шанхай-Варшава».
— Ты сможешь перенести нас в Детройт? — взглянул на нее Адам. — Помнишь, где мы впервые встретились?
В другом мире это не составило бы проблемы, но в этом она так рисковать не станет.
— Второго такого прыжка я не выдержу, — отрезала Цири, — а что, до твоего города так долго ехать?
Адам нахмурился. Его глаза скрыли будто из ниоткуда взявшиеся бинокуляры из темного стекла. Цири никогда не доверяла тем, кто прячет глаза.
— Не в этом проблема, — Адам направился по длинной улице в сторону башен, так и не объяснив, в чем дело.
На щеку Цири упала крупная коричневая капля, и теплый тропический дождь хлынул как из ведра. Кожу неприятно защипало. Да каких же богов она прогневала? Грязная, как белка в лесу, в нелепой одежде и босиком. А теперь еще и мокрая, как мышь. И это все в дурацком мире, где все шумит и грохочет.
— Цири, — наконец обратил на нее внимание Адам, — я сниму квартиру в ближайшем муравейнике. Подождешь меня там, пока я куплю тебе нормальную одежду и обувь.
Сниму квартиру в ближайшем муравейнике. Сниму. Квартиру. В муравейнике. Цири покраснела. Адам вздохнул.
— Ты что-нибудь знаешь о технологиях?
Цири покачала головой. На лице Адама отразилось смятение.
— Но магией владеешь?
Цири гордо кивнула.
— Иисус ебаный Христос*.
Знать бы еще, кто это, и чем он Адаму так не угодил.
Они шли быстро. Цири с любопытством смотрела по сторонам и быстро пришла к выводу, что Адам отличается от желтолицых так же разительно, как и она сама. У большинства здешних людей были нормальные конечности, но почему-то разноцветные волосы и нелепая одежда, а у Адама — вполне обычные, хоть и отменной выделки, штаны и рубаха.
И всюду эти интересные закорючки! Архитектура этого города нравилась Цири больше варшавской. Нравились бумажные фонарики на улицах, нравились яркие цвета, из-за которых даже не было видно коричневого неба. Многие люди ходили в бумажных масках, прикрыв половину лица.
Город кишел стражниками. Цири подумала, что они одинаковы во всех мирах: злобные, в грубой одежде и с дубинками в руках. Они обращали на нее внимание, пристально рассматривая, будто хотели пробуравить взглядом.
— Прикрой шрам. Нам не нужно лишнее внимание.
Цири спряталась за плечом Адама, чтобы стражникам не было видно лица, и накрыла шрам ладонью.
«Что произошло с Эредином? Надеюсь, маг его прикончил», — подумала Цири, обуреваемая холодной ненавистью к королю Дикой Охоты. Он почти ее настиг. Почти. Цири взглянула на Адама и почувствовала прилив благодарности.
Адам шел сквозь толпу, и Цири едва поспевала за ним. Обилие людей вызывало у нее давящее ощущение тревоги. Казалось, будто все вокруг смотрят на нее. Следят.
— Ты маг? — спросила Цири, когда они подошли к нужному зданию. Интересно, как люди их здесь различают? Они ведь все одинаковые.
— Забудь это слово. А также драконов, эльфов и гномов вместе с ним. Здесь нет магии, — рассеянноотметил Адам, рассматривая надпись на здании.
Так уж и нет? А кто тогда пытался связаться с ней по мегаскопу? Он точно что-то от нее скрывает.
Девушка в приемной здания любезно улыбнулась Адаму. Он ответил тем же. Цири удивилась, ей он не улыбнулся ни разу, а под незнакомку он словно… подстраивался. Словно он знал, что нужно сказать, чтобы ее убедить.
Цири старалась вести себя непринужденно, но девушка все равно подозрительно покосилась на нее и что-то спросила. Адам засмеялся и махнул рукой. Какую бы байку он ей ни рассказал, должно быть, она в нее поверила.
Адам не передал девушке ни единой монеты. В этом мире все словно происходит на взаимном доверии. Но если бы все были такие честные, город не кишел бы стражниками.
Когда они зашли в новое пристанище, Адам щелкнул пальцами — и комнату озарило ярким светом. Надо же так лгать и не краснеть, что не маг!
— В холодильнике кола, на столе чипсы, — увидев выражение ее лица, он осекся, — в ящике вода, на столе еда.
«Когда Нэннеке в храме давала приют обездоленным детишкам, вот им она так же объясняла», — с досадой подумала Цири и подошла к ящику. Гром и небеса, опять коричневая гадость! Они что-нибудь другое пьют?
Адам ушел, и Цири осталась наедине с собой. В большой комнате она обнаружила мегаскоп. Включался он точно так же, как в кабинете архимага. Никто интересный на связь не выходил: показывали в основном милых зверушек и говорили на непонятном языке. Цири бездумно жала на кнопки пульта управления, который ей показал Адам, пока не стала невольной свидетельницей интимной сцены. Покраснев и извинившись, Цири оставила устройство в покое.
Еда ей понравилась гораздо больше, чем напитки. Не очень сытно, зато приятно хрустит. Цири подошла к широкому, во всю стену, окну. На улице копошились люди. Цири рассматривала их, пытаясь понять род их деятельности. Чем можно заниматься, когда у тебя зелено-фиолетовые волосы?
Она почувствовала на себе нехороший взгляд. Один из стражников внимательно посмотрел на нее и что-то произнес, приложив два пальца к виску. Цири ойкнула и отпрыгнула от окна. Задернула занавески.
— Все хуже, чем я предполагал.
«Да что за напасть», — вздрогнула от испуга Цири. Адам вошел в комнату бесшумно, как призрак. Дождь еще не прекратился — рубаха насквозь мокрая. Он бросил на диван какие-то тряпки.
— В новостях никаких упоминаний о Варшаве. Значит, — Адам скрестил руки на груди, — информацию изъяли из масс-медиа.
«Мы когда-нибудь нормально поговорим?» — с досадой подумала Цири. Словно услышав ее мысли, Адам протянул ей бинокуляры. Очень похожи на те, что она видела в театре у вельмож, но прозрачные.
Цири осторожно надела их. Невесомые, и сели как влитые. В поле ее зрения появились какие-то значки и цифры.
— Увидишь незнакомое слово — взгляни на него.
Речь Адама возникла прямо перед ее глазами, словно ее кто-то записал. Святая Мелитэле, вот это чудеса!
— Я попытаюсь вытащить нас отсюда, а тебе не помешает сменить одежду и помыться.
Цири неловко закашлялась. Неужели она такая грязная? Хотя и в самом деле, она ни у кого из местных не видела сальных волос, и запаха пота — непременного атрибута всех крупных городов, она тоже не почувствовала.
Адам сел за стол и распахнул черный саквояж.
«Странно, — подумала Цири, — что он так мало обо мне спрашивает. Ему совсем неинтересно, откуда я? Почему за мной пришла Дикая Охота?»
Но Адам уже глубоко погрузился в свои мысли и наблюдал за стремительно бегущими буквами на поверхности прибора.
Цири взяла с дивана одежду, которую принес Адам, и пошла в маленькую комнатку с бадьей. Покрутила рычаги, пока не хлынула горячая вода. С отвращением стянула с себя тряпки, насквозь пропитавшиеся лекарской мерзостью, и погрузилась в воду.
— А вы мылом не моетесь, что ли? — крикнула Цири, не обнаружив ничего похожего.
— Возьми гель для душа!
Какой-то гель она действительно приметила. Цири щедро вылила на кожу вязкую жидкость, пахнущую сиренью. Йеннифэр. «Мамочка… — подумала Цири. — Геральт… Как же вы мне нужны». От тоски защемило сердце. Цири усилием воли подавила остро возникшее чувство. Нужно держать себя в руках. Нужно думать, как отсюда выбраться.
«Допустим, что в этом мире нет магии, тогда что за барьер мешает мне выбраться? — задумалась Цири. — Такой же был на Тир на Лиа. Эльфы — маги, и сделали это специально. Нет, все-таки он лжет. Если есть магические барьеры, есть и маги. Но зачем ему мне лгать?»
Она повидала множество негодяев и лгунов, но Адам на них не походил. Если уж сравнивать, то по угрюмому безразличию он скорее напоминал ведьмака. «Такой махиной вместо рук можно утопца пополам голыми руками разорвать, — восхитилась Цири. — Интересно, у них есть утопцы?»
Наспех обернувшись полотенцем, Цири взглянула на одежду. Это не одежда, а безобразные тряпки, которые кто-то безжалостно покромсал. Если бы она в таком одеянии появилась бы на торговой площади, ее бы сожгли без лишних разговоров.
Цири натянула на себя обрезанные до середины бедер штаны. Ох, видела бы ее Йеннифэр в таком наряде!
Адам курил что-то вроде самокрутки перед окном, разговаривая с невидимым собеседником. В горле запершило, Цири закашлялась. Адам вышел в другую комнату.
Цири взглянула на прибор на столе. Его поверхность отливала черным, отражая лицо девушки, на котором почему-то особенно заметными были темные круги под глазами, еще более подчеркнутые прозрачными бинокулярами. Цири же глядела на свое отражение и думала, что было бы здорово разобраться, как работают вещи в этом мире, и как она может ими воспользоваться.
Она вздохнула и подняла стоящий на столе бокал, на дне которого плескалась янтарного цвета жидкость. Судя по запаху, это был какой-то крепкий солодовый напиток.
Поверхность прибора загорелась ярким светом, и Цири зажмурилась. Нехотя открыла глаза, вглядевшись в странные буквы.
— Адам, — негромко позвала она.
Цири не до конца поняла, как использовать бинокуляры, и без остановки моргала. Через минуту старательных усилий буквы стали ей понятны.
ТАЙ ЮН МЕДИКАЛ ПРИБУДУТ ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА
БЕГИТЕ
ВИНТЕРМЬЮТ
Комментарий к Rocket Dragon (Цири)
*промт, которым пользуется Адам, не всегда справляется с ругательствами. Конкретно это - Jesus fucking Christ - переведено дословно.
========== Force Feedback (Эредин) ==========
Эредин видел множество трусов. Видел, как ползут с поля боя плачущие dh’oine. Как собирают дрожащими руками вываливающиеся кишки. Но такое малодушие ему довелось видеть впервые. Dh’oine предпочел выпрыгнуть из окна, чтобы избежать меча в брюхо. Еще и прихватил с собой невинную душу.
Он даже успел призвать на помощь сородичей. Эредин слышал в коридоре короткие отрывистые команды. Люди собрались около двери, готовые ворваться в любой момент. И стоит им это сделать, они встретятся лицом к лицу с Дикой Охотой. Отряд несчастных глупцов не продержится и получаса.
Покуда у этого труса в руках Zireael, самоубийством ему не спастись. Эредин протянул руку, чтобы схватить dh’oine за плечо, когда с ужасом увидел кусок ледяной глыбы, пролетевший мимо. Diable, Карантир!
Осколок стекла порезал щеку. Эредин глянул вниз, увидел две стремительно летящих вниз фигуры и выругался. Эта башня самая высокая из тех, где ему доводилась бывать. Если Zireael еще не отошла от дурмана, Старшую Кровь придется соскребать с каменных улиц.
Но нет, конечно же, нет. Первый инстинкт dh’oine — выжить, несмотря ни на что, и Zireael исчезла в зеленой дымке. До чего же сильна в ней человеческая кровь, но ничего… Не боги горшки обжигали. Все человеческое можно вытравить. Эредин резко повернулся, готовый отчитать Карантира, но резкая вспышка света обожгла глаза.
Звенящий шум в ушах. Эредин пошатнулся — и почувствовал, как по ледяному щиту бьют осколки железа. В яркой вспышке едва различима человеческая фигура. Мгновение, чтобы телепортироваться, и еще одно, чтобы занести меч. Dh’oine озирался вокруг, направляя жалкое оружие куда попало — явно не ожидая, что противник уже позади него. У него была железная рука, как и у того труса, но более грубой работы. Из конечности вылетели искры.
Меч пробил шлем. Раздался сочный, влажный хруст раздробленного черепа. Противник упал замертво, не издав даже предсмертного хрипа. Бой всегда начинается с первой смерти. Вспышка рассеялась, и Эредин увидел, как ледяная глыба ударила в спину другого dh’oine, целящегося в него. Тело упало навзничь в шаге от него; магия пробила и плоть, и броню, обнажив позвоночник. Хребет не из железа.
Когда крови становится слишком много, она начинает напоминать расплескавшееся вино, не вызывая никаких эмоций. Остальные прячутся в коридоре. Эредин отдал приказ навигаторам телепортироваться позади них, перекрыв путь к отступлению. Судя по смятению на человеческих лицах, искусство порталов им неведомо.
Глупцы никогда не видели Aen Elle во всем великолепии, никогда не видели, на что способны их маги. Dh’oine же вооружены жалкими орудиями, плюющимися свинцом. Как дети с трубочками. Разве они могут сравниться с выкованной в лучших кузницах Тир на Лиа сталью?
Имлерих вышел из портала прямо перед ним. Меньше мгновения ему понадобилось, чтобы очутиться в самой гуще схватки, превратиться в смертоносный вихрь, то исчезая, то появляясь вновь. Для Эредина он всегда был слишком импульсивен, но именно это сделало Имлериха одним из лучших всадников — жажда крови.
Горящий ледяным пламенем меч Имлериха резал броню, как масло — завораживающее зрелище. Смерть. На шее лидера dh’oine — судя по тому, что он еще пытался отдавать приказы во время пляски смерти — Карантир легким движением руки затянул ледяную удавку. Смерть.
Магические потоки в этом мире всецело принадлежали им. Дикая, необузданная сила дурманила сильнее эльфийской пыли.
Немногие оставшиеся оказались в плотном кольце — плевки железа отскакивали от щитов всадников, и ударяли по их же соратникам. Трус был вооружен чем-то посильнее, подумал Эредин, вспомнив, как ударная волна разбила щит.
Ярость, разочарование от того, что он опять упустил Zireael, Эредин выместил на этих несчастных. По полу покатилась отрубленная голова — на мертвом лице те же грубые человеческие черты, разве что зубы научились лечить. Такие же огромные, как у их сородичей на Континенте. Как у лошадей.
Пол стал липким от крови. Им пора уходить, они и так оставили после себя кладбище. Напоминание о том, что человеческое отребье не ровня Aen Elle.
Напоминанием о…
Эредин поперхнулся. По легким словно ударили невидимым кулаком, и он резко, порывисто попытался вдохнуть воздух. Перед глазами все поплыло — и Эредин осел на пол, прямо в лужу крови убитого им dh’oine.
Он бросил взгляд на всадников — те хватались за горло, пытаясь безрезультатно вдохнуть. Эредин попытался задержать дыхание, но мерзкий яд уже пропитал легкие.
— Bloede dh’oine, — прохрипел эльф.
Как в полусне он увидел силуэт, нависший над ним. Необычно высокая, выкованная из железа женщина. Эредин почувствовал острие каблука на горле… Не каблука… Копыта. Демоница. Железная демоница.
Она надавила сильнее, и Эредин закашлялся. Сил сопротивляться не было, и внутри клокотала животная, почти человеческая ярость. Череп этой твари разлетится на осколки, как только он проснется.
Если он проснется.
***
Навязчивое жужжание. Бесконечно повторяющийся звук. Бж-ж-ж-ж.
Эредин распахнул глаза от резкой, выворачивающей наизнанку боли. Мышцы свело судорогой. Он связан по рукам и ногам, не в силах даже пошевелиться. Где он? Тьма. Непроглядная тьма.
Они пожалеют о том, что не убили его сразу.
Темнота и боль — любимое сочетание палачей. Если они думают, что пытками можно чего-то добиться, их ждет глубокое разочарование. Эредина научили переносить боль без единого звука, едва ему исполнилось сорок. Мало кого посвящали в воины в таком юном возрасте, немногие способны выдержать испытание пытками. Понять, что секреты Aen Elle ценнее плоти и рассудка.
Неприятное ощущение дискомфорта маячило в подсознании. В венах словно тек жидкий аммиак. Что-то жгло изнутри — боль концентрировалась в районе затылка. Яд?
Из-за железных пут Эредин не мог пошевелить и пальцем. Даже голова была зафиксирована в одном положении. Эредина никогда прежде не брали в плен — он невольно проникся восхищением к неведомому противнику. Но он совершил ошибку — оставил пленному возможность говорить. Эта ошибка будет стоить ему жизни.
«Praeses alio fero», — едва шевеля губами, произнес Эредин.
Путы покрылись льдом. Кожу обожгло приятным холодом. Эредину не стоит ни малейшего труда их разбить, как только dh’oine, которая посмела взять его в плен, покажет свое уродливое лицо.
Бж-ж-ж-ж.
Ни единого звука, кроме назойливого, царапающего уши жужжания. Эредин терпеливо ждал. Странное ощущение чего-то инородного, чего-то глубоко неправильного, никак не отпускало его. Что за дрянь течет по венам?
Прошло немало времени, прежде чем он услышал шаги. Скрежет железа о каменный пол. И легкая, быстрая поступь.
В комнате резко вспыхнул ослепительный свет, но второй раз эти уловки не так впечатляли. Перед Эредином предстали одни из самых причудливых созданий, что он когда-либо видел.
Это были женщины. Но в том, что они были людьми, Эредин сильно сомневался. Одну из них, демоницу, он смутно помнил — но память не запечатлела резких, грубых черт лица, выбритую с одной стороны голову. Что-то в ней напоминало о зерриканках, которых Эредин мельком видел до того, как Aen Elle покинули Континент.
Вторая же… раскосые глаза и хрупкое, тонкое тело. Похожа на полуэльфку. Судя по гордой осанке и застывшему высокомерному выражению лица — она из высших слоев местного общества. Фарфоровая статуэтка в кружевах и расшитой золотом одежде. Свернуть эту тонкую шею не составит труда. Горло другой защищал металлический ворот, но виски открыты для прямого удара.
— Назови свое имя, — сказала дворянка на всеобщем, рассматривая пленника с отрешенным интересом, как диковинного зверя.
Короля Дикой Охоты захватили в плен две выряженные женщины. Он надеялся, что менестрели опустят эту подробность, когда будут слагать баллады.
Эредин в мгновенье ока — раньше, чем дворянка успела даже моргнуть, — оказался подле нее, сомкнув руки на горле женщины. Она даже не вздрогнула. Эредин увидел странные трещины на ее теле. Словно кукла, которую собирали по частям.
Ему не стоило мешкать, нужно было убить ее сразу же, потому что меньше чем через мгновенье он почувствовал, как тело его предало. Острая боль в районе затылка мгновенно парализовала его. Эредин камнем рухнул на землю.
Второе унизительное поражение за столь короткий срок. Карантир солгал ему, когда сказал, что местные dh’oine не ведают магии?
Дворянка не переменилась в лице, рассматривая распластанное на полу тело все с тем же механическим любопытством.
— Did I just see what I think I saw? (Я действительно это видел?).
Мужской голос. Эредин не мог понять, кто это произнес. Не будучи в силах повернуть головы, тем не менее, он краем глаза заметил, что на стенах виднелись тени. Силуэты.
— He froze the ropes to dust, yes. If it wasn’t for the chip in his head, I presume I would be long dead (Он холодом уничтожил ремни, да. Если бы не чип в его голове, я была бы уже мертва) — ответила дворянка.
Этот язык был ему незнаком. Быть может, Аваллак’х узнал бы это наречие — но предателя уже не найти. Он предал не только Эредина, но и Zireael, не отважившись последовать за ней в опасный мир.
— Назови мне свое имя.
— Эредин Бреакк Глас, — глухо ответил Эредин, — Король Дикой Охоты. И если твой народ хоть что-то слышал о ней, то ты должна уже понимать свою ошибку.
Эредин и сам знал сейчас, что его угрозы ничего не стоят, но на каком еще языке разговаривать с врагами? Он не дипломат, не изворотливая змея. Он рожден воином.
— Эредин Разбей Стекло*. Какое… необычное имя, — сухой безэмоциональный сарказм в голосе женщины создавал ощущение, что он разговаривает не с человеком, а с его подобием.
«Она что, глухая? — раздраженно подумал Эредин. — Как вместо моего имени можно услышать это?»
— Did he just call himself a king? (Он себя только что назвал королем?) — снова произнес голос из ниоткуда.
— A king of the elves? «I am that merry wanderer of the night. I jest to Oberon and make him smile*». (Король Эльфов? «Да, я веселый озорник ночной. Сам Оберон смеется надо мной»), — ответила ему другая тень.
Незнакомые голоса. Извращенный театр — наблюдать за ним, не показывая лиц.
— Something Shakespearean about it indeed. And the girl called herself the daughter of an emperor. Talking about superiority complex. (И правда, что-то в этом есть от Шекспира. А девочка назвалась дочерью императора. У них у всех явно мания величия), — дворянка продолжала говорить на причудливом языке, прохаживаясь вдоль комнаты со скрещенными на груди руками.
Эредин тщетно пытался опознать структуру заклинания, завладевшего телом — но не мог найти ни одного магического потока, который формировал бы его. Как это возможно?
— Откуда ты пришел? Что тебе нужно в нашем мире? — это не лицо, а маска. Не эмоции, а их имитация.
«Теперь, — подумал Эредин, — я не покину этот мир, пока от него не останется выжженная пустыня». Ненависть — единственное чувство, которому неискренность не грозит.
— Что с моими всадниками?
— Они долго не проживут, если ты не сменишь тон. Тебе не жалко подданных, Ауберон? — невидимые наблюдатели ответили смехом на иронию в ее голосе.
Почему она назвала его Аубероном?.. Их разведчики не доложили, что на Тир на Лиа сменилась власть?.. Железная демоница улыбнулась этой странной шутке. Должно быть, фамильяр. Они всегда заискивают перед призывателями.
— Откуда мне знать, что они еще живы?
— Ниоткуда. Скажи, король, — она склонилась над ним, зашелестев расшитым кружевным воротником, — зачем ты искал девчонку?
— The real question is: why was Sarif looking for her? (Что гораздо интереснее, зачем ее искал Шариф?)
Старшая Кровь ценнее золота — эти твари уже жадно потирают руки в надежде получить ее. Сможет ли это сыграть ему на руку?
— Она и вам понадобилась?
Дворянка поморщилась, от чего стала похожа на какого-то хищного зверя. В этой женщине не было ничего женского — только отстраненная, холодная жесткость.
— Я бы сказала, как называют в нашем мире тех, кто отвечает вопросом на вопрос. Но лучше покажу, что с ними делают, — уголки губ дворянки растянулись в разные стороны, как будто кто-то дернул за веревочки.
То, что почувствовал Эредин сразу после этой фразы, перевернуло само представление о боли. Словно все страдания, что ему доводилось испытать за всю жизнь: ожоги от огненных шаров, сломанные кости, колотые раны — он ощутил единовременно. Это была не боль. Это была ее квинтэссенция.
Любая цивилизация, какой бы развитой она ни казалась, располагает средствами пыток, а также хорошо продуманной системой оправдания их применения. Эредин знал это лучше других.
Он не помнил, вырвался ли из него крик — агония выдернула его из реальности, лишив ясности рассудка. Помнил только тени на стенах, очертания лиц, наблюдавших за ним. Смотреть было не на что — боль, ставшая эпицентром существования, отражалась разве что в глазах.
Это неестественно. Боль должна вызываться чем-то… Огнем. Клинком. Кулаком… Магией… Но боль сама по себе? Концентрированная, поглощающая сознание, уничтожающая все остальные эмоции? Народ, который придумал такие пытки, не достоин жизни.
Эредин должен был потерять сознание, но что-то держало его, не давало ему провалиться в забытье. Он знал, чего они ожидают. Мольб. Стоит ему сказать одно слово, и это закончится. Он сжал челюсти так сильно, что десны кровоточили.
Его учили, как спастись от боли. Одна вещь на свете одурманивает сильнее, чем наслаждение — боль. Этим дурманом можно пользоваться, в эти кошмары можно сбежать. В параллельный мир в сознании, в мир, где… Эльтара. Белое… белое платье… в крови…. Длинные светлые волосы. Образы распадались в голове на осколки. Он должен выжить. Он нужен народу… Должен…
— Half an hour already, is it? (Полчаса уже прошло, нет?)
— Truly remarkable. (Достойно восхищения).
Эредин не различал интонаций, с которыми говорили тени — все слилось воедино.
Бж-ж-ж-ж. Боль. Бж-ж-ж-ж. Боль. Худшая из пыток — вечное повторение. Один и тот же звук. Одна и та же боль.
— Remarkable it may be, but I don’t have time for this, (Достойно или нет, у меня нет на это времени) — раздраженно бросила дворянка.
Он остался наедине с безмолвным демоном. В ее взгляде не было ни ненависти, ни жалости. В нем не было ровным счетом ничего. Зеленые глаза, подчеркнутые макияжем, как у эльфок — но то, что должно было подчеркивать красоту, на ней выглядело боевым окрасом. Она дотронулась до ушей, потрогала острые кончики. Отодвинула верхнюю губу.
Король Дикой Охоты низведен до коня, которому смотрит в зубы придирчивый торговец. Эредин не мог даже отвернуться, и вместо этого представлял, как он отрубит этой потерявшей всякий страх твари руки. Она заметила отвращение, и в ее глазах появился нехороший металлический блеск.
Он продержался достаточно долго, чтобы терпение тюремщицы начало иссякать. А когда терпение тюремщиков иссякает, они становятся более изобретательными. Более искусными. Эредин спросил их о всадниках — и этим совершил ошибку.
Железная демоница вернула Эредину способность двигаться, без слов дав понять, что боль тут же вернется, стоит совершить одно неправильное движение. Он впервые смог осмотреться — помещение было аскетичным до уродливости. Черные гладкие стены, прямоугольная кафедра на возвышении. Скудная обстановка.
Остальные комнаты выглядели не лучше. Когда в ноздри ударил резкий запах спирта, Эредин подумал, что они в медицинском крыле, но причудливые аппараты напомнили о лаборатории Аваллак’ха.
Через широкое стекло он увидел, что его подданных держали связанными, как животных. Твари в белых халатах шныряли между ними, выкрикивая рваные, короткие команды. Имлерих. Карантир. Живы — пока что.
Карантир жив, но… Bloede dhoine. То, что Aen Elle создавал веками, они изуродовали в одночасье. Отрезали руку. До самого локтя. Ткань на культе пропиталась кровью. Зачем? Унизить? Чем вызвана эта чудовищная жестокость? Эредину жалость была ведома не больше, чем другим воинам. Но бессмысленные издевательства ему претили.
«Им нужна была кровь. Мышцы. Суставы. И кости», — Эредин не владел искусством телепатии в той же мере - он был способен передавать только простейшие мыслеформы, приказы. Искусство вести мысленный диалог подвластно только высшим магам. Таким, как Золотое Дитя. Голос эхом раздался в черепной коробке. Физическая боль Эредина едва могла сравниться с тем отчаянием, что он слышал в голосе Карантира. «Мясники. Им не нужно было отрезать всю руку — полагаю, они хотели просто запугать. Выучились технологиям — но так и остались мясниками».
Поданные не должны платить за ошибки короля. Эредин недооценил противника, и из-за этого фатального просчета Золотое Дитя лишилось руки. Искупить вину можно только кровью.
Эти мясники заплатят. Но чтобы они заплатили, ему придется говорить.
— Позови хозяйку.
Ответом стало привычное молчание.
***
— Эта девчонка — предатель расы. В ней ничего особенного, — глухо сказал Эредин.
Дворянка откинулась в широком кожаном кресле, рассматривая безупречно ухоженные ногти. Ее лицо — застывшая белая маска, словно начертанные углем линии лица.
— Позволь решать это мне.
Она не просто дворянка. Судя по роскошному жилищу и стражникам перед входом, она принадлежит к власти. И по тому, как она разговаривает. Так разговаривают те, кто не привык, чтобы им перечили. Так разговаривает он сам.
— Каким-то образом у тебя и твоих людей…
Он и без того достаточно низко пал. Не хватало еще, чтобы красных всадников называли людьми.
— …моих эльфов…
Женщина залилась наигранным смехом. «Я заморожу тебя живьем, тварь, — подумал Эредин, — заморожу и вдребезги разобью твою мерзкую маску».
—…У твоих эльфов получилось ее найти.
Ему нужно выиграть время. Когда придет в себя, когда прекратится боль, он прикажет Aen Elle мобилизовать все силы, чтобы атаковать этот мир. Уничтожить его, сжечь, заморозить, стереть всякую память о нем. Ауберон слишком долго спал. Он проспал возникновение такого могущественного врага, как эти dh’oine.
— Я могу найти ее по следу крови.
— Как поэтично.
В этом не было ничего поэтичного, но что это отродье может понимать в искусстве.
Она пододвинула к нему глобус. У Эредина почти не было сил, но осталась несокрушимая воля. При одном взгляде на схему этого мира, в его голове возник образ магических потоков, бегущих от вершин гор к подножиям, от лесов к пустыням. Они образовывали карту — и на ней были изъяны. Изъяны, порожденные Старшей Кровью.
Он указал пальцем на глобусе на то место, где должна быть Zireael. На это место указал огромный кратер в магическом пространстве, который она оставила своим варварским использованием магии.
— He cannot possibly know, where we are, can he, Yelena? Is it some sort of a trick? (Он же не может знать, где мы находимся, Елена? Это уловка?)
Железная демоница покачала головой.
— Как интересно, — она обратилась к подчиненной на понятном Эредину языке, и он быстро понял, почему: — Елена, ты отправишься вместе с ним. Если что-то пойдет не так, убей его. У нас полно других… эльфов. Изберут нового короля.
В фантазиях Эредина от высокомерной сучки остались только отрубленные куски плоти.
Елена приказала следовать за ней коротким грубым кивком. Эредин живет не первый век, но ни одна женщина еще не смела ему указывать. Он выругался сквозь зубы. Елена заметила недовольство, но, ожидаемо, не произнесла ни слова.
Подошла к нему вплотную и улыбнулась — жестокой, холодной улыбкой. Знакомая боль пронзила сознание. Обычно тело привыкает к постоянной боли, но не к искусственной ее имитации. Елена схватила за подбородок ледяными железными пальцами.
— And tell Namir I will be waiting for him (скажи Намиру, что я буду его ждать), — бросила дворянка. Аудиенция была окончена.
Яд в нервной системе разъедал изнутри. Так непослушного пса бьют, пока он не начнет слушаться. Ему нужно любой ценой найти противоядие.
Эту дрянь он пронзит мечом первой. Если под броней живая плоть, а не железо. А если железо… то он найдет способ ее убить. Холод рано или поздно уничтожает все.
Комментарий к Force Feedback (Эредин)
* Имя Эредин Бреакк Глас при переводе на разные языке можно ошибочно интерпретировать как Eredin Break Glass из-за фонетического созвучия.
* Отрыв из пьесы “Сон в летнюю ночь” Шекспира, где одного из героев - короля эльфов - зовут Ауберон. Именно в честь него Сапковский назвал короля народа Ольх в саге.
UPD: наноматериалы заменены на чип
========== Flagcarrier (Адам) ==========
Комментарий к Flagcarrier (Адам)
Спасибо за первую сотню! Мне очень приятно.
«Внимание! Системе „Страж здоровья“ нанесен критический ущерб. Системе „Тайфун“ нанесен критический ущерб. Системе…»
Паршивая сводка новостей. В последний раз он испытывал похожее ощущение сразу после операции, когда из-за отека головного мозга сообщения проносились перед глазами красной дерганой строкой.
«Крайне стрессоустойчивая психика» — если верить досье, скомпилированному службой безопасности Шариф Индастриз. У Адама возникло ощущение, что мир поставил перед собой цель проверить эту характеристику на прочность. Предательство Дюрана. Увольнение с волчьим билетом. То июльское утро, когда он впервые взглянул на то, что когда-то называл своими руками.
Все произошедшее в его жизни до встречи с девушкой на крыше можно описать коротким «дерьмо случается». Дерьмо случается со всеми. События же после представляли собой гремучую смесь фэнтези и мистики. Оба этих жанра Адам не переносил на дух.
Он плеснул в стакан той дряни, которую в Шанхае продают под этикеткой «виски». Глобализация, мать ее, а местным пойлом только окна чистить. Горло приятно обожгло, но от мерзкого послевкусия это не спасло.
Из чего соткана зеленая невесомость, через которую его протащила Цири? В руке «эльфа» — Адам уже ненавидел это слово — из ниоткуда появилась ледяная глыба. Откуда он взял материю и энергию, чтобы ее сформировать? Как он ей управлял?
Погруженный в раздумья, Адам параллельно пытался связаться с Притчардом по безбожно глючащему Инфолинку.
Рекомендация ректора университета Феникса. Лучший в своём выпуске. Адам знал, как работает мир и каким законам он подчиняется. В мире нет никакого волшебства. Только физика. Механика. Термодинамика. Электродинамика. Квантовая… Дьявол с ней, квантовую физику не способен понять до конца ни один психически здоровый человек.
Должны быть и законы, описывающие эту так называемую магию. Теория порталов и функции фаерболов. Все сущее можно свести к одному уравнению. Что Бамби хотел сказать про ДНК Цири? У него…
— А вы что, мылом не моетесь? — раздался звонкий девичий голос.
Адам невольно улыбнулся — у кого-то проблемы насущней его собственных. Он уже поднялся со стула, чтобы помочь, но вовремя одумался. «Надеюсь, она не попросит показать, как пользоваться душем, — хмыкнул Адам, — я при исполнении».
«Защищенное соединение с nucl3arsnake будет установлено в течение минуты».
Первые хорошие новости за день.
Адам щелкнул пультом телевизора. Вместо варшавской больницы на экране появилась блондинка с неестественно длинными ногами, громко взывающая к Всевышнему. Чудовищные пропорции. Имплантанты открыли новую, весьма сюрреалистическую эру в порнографии. Эру Пикассо.
Кто-то дошел до сорок шестого канала и решил остановиться. Похвальное рвение познакомиться с местной культурой.
Элиза Кассан с неизменной пластиковой улыбкой солгала, что новостей нет.
Адам затянулся дерьмовой китайской сигаретой в надежде, что фильтры пропустят никотин. Черта с два. Глючит только то, что Адаму нужнее сейчас.
— Жив? — раздался как всегда ироничный голос Притчарда.
Адам никогда не думал, что будет рад его слышать. Притчард остался последним оплотом здравого смысла в этом безумном мире.
— Мертв, — флегматично ответил Адам.
— Как и твое чувство юмора, Дженсен. Девчонка?
Из ванной доносились всплески.
— Моется, — коротко ответил Адам и перешел к сути: — Мы в Шанхае. Нам нужно отсюда выбраться.
Молчание затянулось на пару секунд.
— В Шанхае?! А почему не в штаб-квартире Тай Юн? — в голосе Притчарда послышался хорошо знакомый сарказм. — И меня бы от головной боли избавил, и их заодно.
Тай Юн Медикал. Должно быть, информация о Варшавском инциденте достигла их вездесущих ушей. Адам потушил сигарету и тут же закурил вторую.
— Я об этом не просил.
Притчард выразительно вздохнул.
— А почему Вандервумэн не телепортирует вас в Детройт? Мана кончилась?
Аргумент о мане не абсурдней остальных.
— Она вымотана. Нам нужно как-то по-другому выбраться из Китая. И мне нужен пилот.
— Я разве просил у тебя вишлист? — в смехе Притчарда послышалось что-то нервное. — Дженсен, тут творится форменный ад. Эльфов — блядь, эльфов! — разбирает на запчасти Тай Юн. Твоя Супергерл — следующая.
В студенчестве у Адама была девушка, которая любила смотреть «би-мувиз», шедевры вроде «Авраам Линкольн против зомби» и «Годзилла против Терминатора». Теперь ему досталась главная роль в одном из таких фильмов. Киборги против эльфов.
— Ладно. Будет тебе пилот.
Цири вышла из ванной, вытирая пепельные волосы полотенцем. Несмотря на худобу, на ногах отчетливо выделялись мышцы — девушке не чужд спорт. «Какой к черту спорт в Средневековье, — осекся Адам. — Мечница. Мечница и маг. Мультикласс».
С длиной шорт он не рассчитал — много времени прошло с тех пор, как он покупал женщине одежду. Адам отвел глаза, прежде чем девушка успела его заметить. Впрочем, напрасно — линзы надежно маскируют направление взгляда.
Цири зашлась в кашле, и он продолжил беседу на балконе. Небо над Шанхаем было сумрачно-серым. Дышать к вечеру стало тяжелее, прохожие не снимали фильтр-масок.
«Критически низкое качество воздуха. Фильтры уст…». Сообщение прервалось, и зрительный модуль на мгновение окрасился красным. Богема острова Хэнша могла позволить себе масштабные очистители воздуха. Их грязь оседала на континенте.
— Не высовывайтесь, пока мы не придумаем, как вас вытащить.
Залечь на дно. Адам посмотрел на едва приметные камеры, установленные прямо на входе в апартаменты. План не ахти. Больше всего на свете он не любил бездействовать.
— Жди сигнала.
«Соединение с nucl3arsnake завершено». Адам остался один на один с видом на южный Шанхай, индустриальную зону, где кубические здания фабрик господствовали над жилыми массивами. Огромный муравейник, в котором все двигалось так быстро, что казалось, кто-то поставил происходящее на быструю перемотку. И лишь вдали виднелись огромные башни корпораций, светящиеся в сумерках, как неоновые сверхновые.
Воздух, наполненный частицами фабричной грязи, навязчиво щекотал ноздри. Вдалеке виднелась голограмма вокалистки «Атомных кошечек», дергающаяся в такт неслышимой музыке. Адам на мгновение задумался, как эта картина выглядит для девушки из Средневековья. Пляски святого Витта в разгар Судного Дня?
Он услышал тихий голос, позвавший его. Цири склонилась над монитором с бокалом виски. Если она хочет попробовать местный алкоголь, то начинать стоит не с этого пойла. «Ей вообще есть двадцать один?» — проснулся в Адаме бдительный коп.
Пластиковая оправа очков сползла на кончик изящного носа. Одна из немногих разработок Steiner-Bisley для гражданских. Первое, что пришло Адаму в голову. В Шариф Индрастриз работал подслеповатый инженер, пользующийся Steiner-Bisley, увеличивающими и расшифровывающими текст. Наотрез отказывался модифицироваться даже за счет компании.
Роскошь выбора.
Адам уже представлял, как будет объяснять устройство компьютера, но Цири указала на мелькающие строчки. Обычный текстовый файл.
ТАЙ ЮН МЕДИКАЛ ПРИБУДУТ ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА
БЕГИТЕ
ВИНТЕРМЬЮТ
Какого хера?..
В крови резко повысилась концентрация адреналина. Последняя строка сообщения гласила:
方浜中路 221 Mr. Tuesday. P: AP; Rev9:3
Адрес. Богом забытые трущобы Шанхая. Полиция туда не суется. Туда не суётся никто, кому дорога жизнь.
Цири взволнованно смотрела на него, пока он сканировал систему. Адам машинально уверил ее, что все в порядке. Протокол общения с гражданскими въелся в подкорку сознания. Девушка разволновалась еще больше.
Подозрительно высокий исходящий трафик. Большое количество пакетов с одного и того же адреса. Компьютер взломан. Точечно и целенаправленно — меньше чем через десять минут после его связи с Притчардом и меньше чем через час после покупки устройства. Адам попытался определить, откуда шла атака, но быстро отбросил эту затею, оценив уровень работы.
Попытка отвлечь? Напугать?
Полчаса. Адам выглянул на улицу — на ней гораздо меньше людей, чем пару минут назад. Из списка дерьмовых признаков этот — в первой десятке.
Попытка помочь? Кто, к чертовой матери, этот Винтермьют? Никнеймы Притчарда Адам знал наизусть. Он никогда не слышал о Винтермьюте.
— Цири, нам нужно уходить.
Цири уже устроилась на диване, с хлопком открыв вторую пачку чипсов. Ее нужно будет накормить чем-то белковосодержащим.
— Что? Уже? — в огромных зеленых глазах отразился страх. — Дай мне что-нибудь. Хотя бы нож.
Адам засомневался в целесообразности этой идеи и покачал головой.
— Сомневаюсь, что ты…
— Я умею с ним обращаться. Я тебе покажу.
Дать пушку форменное самоубийство — складного ножа вполне достаточно. Цири сжала рукоятку, оценивающе посмотрела. Зазубренное лезвие в три дюйма длиной, высокоуглеродистая сталь. Вряд ли ей это о чем-то скажет.
Отскочила, прежде чем напасть — быстрым, причудливым стилем — по мнению Адама, слишком вычурным. Крутится, как циркачка, но двигается молниеносно. Он легко блокировал ее выпад. Цири отдернула руку, на секунду испугавшись, что поранит. Неплохо для девчонки. Интересно, где она этому научилась?
— Умеешь, — согласился он.
В ее улыбке промелькнуло что-то самодовольное.
Нужно оценить обстановку.
Адам выглянул в едва освещенный коридор. На полу виднелись разводы грязи, оставленные обувью тысячи сомнительных квартиросъемщиков. Инфракрасный скан показал две фигуры на основной лестнице и одну — на запасной. И гораздо больше — внизу. Он согласился с прогнозом неизвестного хакера, что Тай Юн готовит инфильтрацию через приблизительно пятнадцать минут. Эта заминка крайне на руку.
Адам методично просчитывал варианты. Из длинного списка исключительно паршивых лучшим было попытаться незаметно выскользнуть из здания по запасной лестнице и скрыться в трущобах.
— Бежать можешь?
В своей быстроте Адам не сомневался.
— Да, могу, — тихо ответила Цири. Уверенности в голосе критически не хватало.
Адам пристально посмотрел на девушку и почувствовал укол совести. Под глазами темные круги, плечи поникли — она измучена. Цири вздохнула, почувствовав взгляд:
— …но не слишком быстро.
«Не слишком быстро» — быстрый и надежный способ познакомиться поближе с китайскими монополистами.
— Если что, я тебя подхвачу.
Она кивнула, нервно закусив потрескавшуюся губу.
Адам не мог позволить себе шум выстрела. Из руки с механическим лязгом выдвинулось лезвие. Цири вздрогнула, но не произнесла ни звука. Отлично. Девичьих криков можно не опасаться.
Стоило половине модулей перестать работать, как Адам почувствовал себя голым. Он даже не заметил, как сросся с ними прочными нейронными связями. Даже раньше, чем это предсказывал Шариф.
Адам бесшумно подкрался к двери, ведущей на запасную лестницу. Элемент неожиданности вкупе с нечеловеческими рефлексами — наемник не успел спустить курок автоматического дробовика. Лезвие со свистом рассекло воздух. Как в замедленной съемке, Адам увидел расширяющиеся зрачки и медленно открывающийся рот.
Прямой удар в сердце. Мономолекулярное лезвие оставило на броне тонкий, почти хирургический, порез. Смерть наступила мгновенно.
Наёмник обмяк безвольной куклой, медленно соскальзывая с лезвия. Адам аккуратно придержал падающее тело. Он не трогал гражданских — насколько возможно — но убивал тех, кто убил бы его. Для моральных терзаний отведено свободное от работы время — роскошь, которой Адам не располагал.
Судя по реакции Цири, это не первое убийство, которое она наблюдала.
Краем глаза Адам уловил движение. Автоматический бот. От Steiner-Bisley с любовью.
— Цири, ложись!
Девушка ловко, почти акробатическим пируэтом, отскочила в сторону. Пулеметная очередь пролетела в паре дюймов от Адама.
Цири с наскока подскочила к дрону — нож с неприятным скрипом прошелся по металлу. Какого дьявола она творит?! Девушку отбросило к стенке ударной волной. По всей видимости, программа предписывала оставить ее в живых. С ножом девчонка умеет обращаться, но со здравым смыслом у нее явные проблемы.
У него нет ни времени, ни огневой мощи, чтобы уничтожить бота. Два прицельных выстрела выиграли ему пару секунд — достаточно, чтобы подхватить Цири и перекинуть через плечо. Адам не чувствовал ни малейшей тяжести, но система оценила ношу в сто двадцать фунтов.
Через пару секунд он уже был на темной улице, чуть не сбив по пути с ног пожилого китайца. Перед глазами стояла топографическая карта местности. Тупики. Закоулки.
Адам чувствовал, как быстро бьется сердце девушки.
Он попытается скрыться через круглосуточно работающий блошиный рынок. В последнем оплоте теневой экономики не должно быть камер.
Поток ругани пожилого китайца прервался хрипом. Старик словил шальную пулю. В два прыжка Адам скрылся в тёмном переулке, ведущем на великую барахолку Китая.
Он продирался сквозь толпу, неизбежно привлекая ещё больше внимания. Где-то позади раздавались крики. Не останавливаться.
Перед глазами мелькали лавки, магазинчики и бакалеи, на которых раскинулся сюрреалистический ассортимент:потертые кибернетические протезы устаревших моделей, электрический хлам, прилавки с вонючим тофу. Каждый торговец посчитал своим долгом обозвать его вконец охуевшим лаоваем и грудой аугментированного говна.
Цири смирно висела у него на плече, не издавая ни звука. Адам увернулся от полетевшей вдогонку миски с тофу и перемахнул через очередную лавку. Нескончаемый лабиринт китайского капитализма все глубже уводил в сторону трущоб.
Гениальный план Притчарда залечь на дно в Шанхае провалился ко всем чертям.
Полчаса бешеной гонки закончились на сомнительной улочке. Мелкий азиат с имплантированной челюстью, прислонившийся к стене, тут же предложил ему закинуться «чёрным мясом» — крайне токсичным видом нейропозина, которым кормили аугов первого поколения. Тестовые версии Тай Юн, выброшенные на свалку.
Адам не слышал воя сирены, быстрых шагов или рваных приказов, но не сомневался, что времени у них в обрез. Тай Юн не нужно устраивать шумиху — камеры слежения сканируют город лучше полицейских ищеек. Им некуда деваться. Их единственное преимущество — темная ночь.
И накрывшая город густая завеса фабричных выбросов.
Цири пошатнулась, снова встав на землю, смахнула с лица прилипшие прядки и посмотрела на него с откровенным восхищением:
— Ты wiedźmin?
Ведьзмин? Судя по благоговению в голосе, что-то вроде верховного мага.
— Я не знаю, кто это, но это слово тоже лучше забыть.
Единственное, что на этой улице выглядело более-менее безопасно — забегаловка под заманчивым названием «У дедушки Лао». Кто-то говорил ему, что чем грязнее в Китае лавка с едой, тем вкуснее там кормят.
Адам взглянул на осунувшееся лицо девушки и быстро просканировал заведение на предмет камер. Не хватало еще, чтобы она упала от голодного обморока в самый неподходящий для этого момент.
Десять минут. Не больше. Он кивнул в сторону забегаловки — и Цири просияла.
Дедушка Лао ловко перебирал лапшу аугментированными руками. Судя по посетителям, «чёрное мясо» — хит сезона. Так себе место, чтобы сводить девушку поужинать.
— Люди так быстро бегать не умеют, — продолжила Цири, гипнотизируя то ли готовящуюся лапшу, то ли движения странных рук. — И сражаться. Ты мутант, да?
Три юаня. Адам дал десять, и старик чуть не прослезился. Колоссы «Тай Юн Медикал» и «Фудзи Электрик» стоят на костях таких, как он.
На допотопном, ещё плазменном телевизоре Элиза все ещё с упоением рассказывала о новорожденной панде.
— Я… — начал Адам, задумавшись, как лучше объяснить Цири, кто он.
Девушка, впрочем, потеряла всякий интерес к разговору, как только перед ней возникла тарелка с лапшой. Палочки оказались гиблой затеей, и старик нашёл, похоже, единственную в забегаловке пожелтевшую от соевого соуса пластмассовую вилку.
— … человек, — продолжил Адам.
Кто же еще?
Цири ела жадно, как изголодавшийся зверек. Чихнула, вытирая тыльной стороны ладони слезящиеся глаза. Очки запотели. Лао показал ей большой палец. «Хаочи, гуньянг, хаочи!»
— Ух, остро, чуть дух не вышибло! — Цири пододвинула тарелку. — Попробуешь?
Достаточно с него китайской дряни за одни сутки, но для Цири Адам заказал добавки. Она исчезла с завидной скоростью. Здоровый аппетит.
Адрес Винтермьюта указывал на заброшенное индустриальное здание в самом сердце трущоб. Адам скинул координаты Притчарду.
Какие у него варианты? У них фора в худшем случае в пару часов, в лучшем — до рассвета. Адам уточнил у Притчарда, смогут ли они так быстро переправить их через границу. Тот ответил предположением, что у Дженсена началась коррозия головных имплантатов.
Что нужно Винтермьюту? Поиск никнейма по базам данных ничего не дал.
Доев лапшу, Цири начала клевать носом в тарелку. Быстро с неё слетел адреналин схватки. Они смогут переночевать где-то в трущобах. Он тоже позволил себе поспать часа три. В комфорте таких апартаментов Адам не был уверен, но во всяком случае лучше, чем лаборатория Тай Юн.
Цири гордо отказалась от того, чтобы он нес ее, и понуро шла вслед за ним по длинным тёмным переулкам.
Местный колорит поражал воображение. Дешевые бордели с протезированными шлюхами. Притоны, где заживо гнили на пяти квадратных футах хикикомори, подключенные к единственному смыслу жизни — Великой Сети. Пора переписывать Библию. Вначале было Слово, и это Слово было «киберпространство».
«Реальность — это всего лишь болезнь», — прочитал Адам постер над входом в одно из заведений. И более приземленная надпись ядовито-розовой краской на двери: «В РОТ ЕБАЛ ЮНЬЖУ».
И все это щедро сдобрено запахом разлагающейся от черного мяса плоти и соевого соуса. Как там говорилось? «Технический прогресс подобен топору в руках патологического преступника».
— Что нужно этому типу от тебя? — спросил Адам, пытаясь как-то отвлечь девушку от обстановки.
— Эредину? — уточнила она, прежде чем слишком беззаботно продолжить.— Он хочет, чтобы я родила ему ребенка.
Адам чуть не выронил сигарету.
— Чтобы что?
— Ребёнка мне заделать хочет, — слегка раздраженно, поправив сползшие на переносицу очки, ответила Цири.
Адам много лет работал в полиции, но о таких ретивых насильниках слышал впервые. Преследовать жертву по другим мирам?
— Против твоей воли? — излишнее уточнение, тут же мысленно укорил себя Адам, вспомнив сцену в больнице.
Цири рассмеялась.
— А тебе как показалось?
Ей эта ситуация даже не кажется дикой. Средневековые порядки. Для Цири идеи феминизма, должно быть, так же экзотичны, как для него — магия. Бедная девочка. Адам решил ее просветить:
— В нашем мире женщина сама выбирает, с кем ей заводить детей.
Цири походя пнула мусорный бак, и из него полилась на асфальт зеленая жидкость. Лежащий на улице наркоман даже не удосужился отодвинуться от лужи.
— Трудно им тут, песья кровь, приходится.
Адам хмыкнул. Высоко Цири оценила свободу выбора в современном мире. Впрочем, взглянул он на лежавшее на улице тело, абсолютная свобода ничем не лучше хаоса.
Биофлюоресцентные лампочки «Фудзи Электрик» мигали неоновым зеленым светом.
— Расскажи мне про вашу магию, — попросила Цири, указав на фонари.
Адам даже не знал, с чего начать. С законов Ньютона?
«Дженсен. Проверка координат ничего не дала. Сраный бункер на отшибе. Будь осторожен».
========== Shotgun Senorita (Цири) ==========
Даже проведя полжизни в бегах, Цири не могла пожаловаться на недостаток образования. С самого детства ей приходилось штудировать бесчисленные трактаты об искусстве войны, по памяти чертить магические схемы и зубрить бестиарии. Она думала, что представляет, как устроен мир — до того, как задала этот злосчастный вопрос.
Меньше чем через полчаса она оказалась погребена под ворохом незнакомых понятий. Киборги. Полулюди-полуголемы, променявшие плоть на углепластик (не вникая в подробности, она сочла это слово другим названием железа), чтобы усилить природные возможности — ведьмаки добились того же с помощью мутагенов. Интернет — незримая паутина, позволяющая мгновенно передавать мысли, звуки и картины на расстоянии.
Магниты, энергия молний, притяжение вещей, здесь называемая гравитацией, — Йеннифер учила Цири управлять этими силами с помощью мысли. Здесь они доступны любому кмету, не способному уловить и всплеска в магических потоках.
Правда, Цири не до конца понимала принцип работы. Она задавала вопрос за вопросом, пока Адам не начал рассказывать про Закон Ома и Теорему Гаусса. Эти названия больше напоминали об оккультных орденах, чем о науке. Ключ Соломона, Теорема Гаусса.
— Поверь мне, для большинства людей это такая же магия, как и для тебя. Не нужно знать, как это работает, чтобы этим пользоваться.
Цири такое положение вещей решительно не устраивало — должен же быть с этого мира какой-то прок. Что-то, о чем она сможет поведать ученым мужам, что сделает жизнь на Континенте лучше. Люди годами обучаются этим наукам, утешил ее Адам.
Магия, как оказалось, упоминалась только в ироничном контексте — как то, чему нет объяснения — а объяснение, как здесь считали, должно быть у всего. Но пути Предназначения неисповедимы — сколько бы она ни отрицала эту мысль, у высшей воли на нее всегда оказывались свои планы.
— Расскажи мне больше о ваших богах, — попросила она, — или во что вы верите?
Может быть, религия объяснит, почему они так верят в эти законы и теоремы. Вопрос почему-то показался Адаму забавным.
— Большинство не верит в разумный замысел*. Времена организованной религии давно в прошлом.
Она сама не придерживалась определенной веры, но не стала бы отрицать существование чего-то выше человеческого разума. Мир, где никому не поклоняются, где все можно объяснить? Очень необычно.
Цири раздумывала пару мгновений над ответом и решила, что неправильно выразилась.
— Кто же, по-вашему, создал мир?
— Самая распространенная теория — Большой Взрыв.
— Но взрыв же не сам по себе возник?
— По крайней мере, ни одно разумное существо за это не в ответе, — ответил Адам. — Так на чем мы остановились? Камеры…
Дальше Цири слушала вполуха — голова начинала потихоньку раскалываться от количества информации, не говоря уж о том, что от усталости подкашивались ноги.
Будущее наступило в этом мире на редкость неравномерно — пока одни жили в высоких светящихся башнях, другие валялись на улицах без еды и крова. Цири представляла общество, где каждый может управлять природными силами вне зависимости от магических способностей, как-то… справедливей.
Даже у новиградских шлюх не такой отрешенный взгляд. Как будто все происходящее вокруг так омерзительно, что мир собственных грёз — единственный способ спастись.
Уличные фонари тревожно мигали неестественно ярким красным светом. Лучше бы воняло хорошо знакомым дерьмом, чем этой кисло-сладко-гнилостной мутью. Тоска смешалась со страхом, и Цири молила, чтобы они уже наконец куда-нибудь дошли.
Адам остановился перед массивной дверью заброшенного здания — и дверь, и само здание до подозрительности неприметны. Цири преследовало навязчивое ощущение, что на них кто-то смотрит.
— Из дыма вышла саранча*, — сказал Адам, зажав кнопку.
Сработал невидимый механизм, и дверь разъехалась на две части. Внутри царила непроглядная темнота.
В конце коридора находилась маленькая комнатушка без окон, слишком тесная даже для двоих. Когда Адам нажал на еще одну кнопку, сердце Цири ухнуло: они начали стремительно падать вниз.
Стоило дверям распахнуться, как по барабанным перепонкам ударила оглушительная музыка. Барабаны гремели так яростно, будто объявили священную войну тишине. В этом грохоте совершенно невозможно сохранить здравый рассудок.
Внутри этой иллюзии, все кажется мне реальным. Синтетический экстаз, когда она раздвигает ноги…*
Да уж, высокое искусство. В «Девицах из Виковарро» хоть рифма присутствует.
— Не стоит вникать в слова, — прочистил Адам горло.
В голосе местного барда проскальзывали неестественные механические нотки: как будто пел и не человек вовсе. Его самого, впрочем, не было видно — из-за серой дымки разглядеть в зале можно было только мигающие огни и очертания фигур.
Адам о чем-то спросил стражника, огромного, как каменный тролль, и с таким же «осмысленным» выражением лица. Тот кивнул.
Они продирались сквозь беснующуюся толпу. Жарко, как в бане: многие девушки остались в одном исподнем. Парочки прижимались к друг другу, двигаясь так ритмично, что Цири засомневалась, танец ли перед ней.
Господин Армитидж ожидал вашего прибытия. Дверь бесшумно захлопнулась, и наступила долгожданная тишина.
Комната, где они очутились, походила на утробу железного зверя: стальные арки в виде изогнутых хребтов, глянцевый мрамор стен и обитая гладкой кожей мебель. Все черно-серо-белое, все… склизкое. Обитель богатого безумца.
Цири обернулась, услышав шорох колес.
Мужчина в черном сюртуке сгорбился, скукожился в передвижном стуле. Если Адам состоял из металла лишь наполовину, то единственное, что напоминало в незнакомце человека — безумные, пронзительные глаза. Железо вросло в тело, как опухоль — не разобрать, где плоть, а где ее подобие.
Какой-то баллон с черной жидкостью; нити, тянувшиеся к запястьям. Что-то подсказывало Цири, что на этой нити и висит жизнь несчастного.
Над мужчиной нависали неподвижные охранницы — одинаковые, как две фарфоровые статуэтки. С такими надменными лицами, которые бывают только у красавиц из высшего общества.
— Интересный интерьер, — сказал Адам; видно, что он явно не большой любитель светских бесед. — Гигер*?
В гробу Цири видела этого Гигера. Надо же такую жуть выдумать.
— Я не сомневался, Адам, — мужчина оскалил кипельно-белые, идеально ровные зубы, — что ты большой ценитель биомеханики. Да, старик Руди был визионером, опередившим свое время. Все, на что способны нынешние мастера — жрать собственную рвоту в надежде родить что-то новое.
Он говорил так медленно и тягуче, как обычно говорят люди, которым нечего терять и некуда торопиться.
— Мы знакомы? — холодно поинтересовался Адам.
— Мне не нужно знать тебя лично, — мужчина зашелся в скверном мокром кашле, — … чтобы знать о тебе все.
Маска гостеприимного хозяина то и дело грозила сползти с лица.
— Ты — Винтермьют?
Мужчина хрипло расхохотался. На ногах, на самом стыке железа и плоти —
чудовищные рубцы. Цири бы предпочла такой жизни смерть.
— Между нами пара эволюционных витков, но за комплимент премного благодарен. Армитидж. Уиллис Армитидж.
— Что тебе нужно?
Из-за широкого шелкового пояса, несколько раз обвивавшего стан одной из стражниц, виднелась рукоятка. Сабля. Цири готова была поклясться, что оружие светилось в полумраке.
— Что может быть нужно груде гниющей плоти, кроме ведра нейропозина? У меня есть вопрос гораздо интересней — что нужно человеку, которого ищет весь Китай, — продолжил мужчина, пока Цири пыталась рассмотреть саблю поближе, — Исчезнуть? Раствориться в воздухе?
Адам не перебивал, постукивая пальцами по гранитному столу.
— Девочка, — фамильярные обращения обычно не сулили ничего хорошего, — знаешь, почему это невозможно?
Он подъехал поближе, не сводя с нее взгляда бесцветных глаз.
— Нет, — честно призналась Цири.
— Войдя в этот мир, ты подписала невидимыми чернилами невидимое соглашение. Знаешь, кому теперь принадлежат твой голос, мысли и лицо?
Она покачала головой, обуреваемая жутким любопытством рассмотреть швы поближе, спросить, что с ним случилось.
— Красному Берегу, — ответил господин Армитидж на собственный вопрос.
— К чему ты ведешь? — нахмурился Адам.
— Ты прекрасно понимаешь, к чему я веду. Пока кремниевые глаза вас ищут, — он указал пальцем вверх, — вы в западне.
— Предлагаешь взломать китайского Большого Брата? Не ты первый, не ты последний.
— Нет, — покачал головой Армитидж, — конечно, нет. Я что, похож на безумца? Если бы Красный Берег можно было бы взломать, вы были бы мне не нужны. Его нужно уничтожить.
Что-то в ответном смешке Адама подсказало Цири, что легче голыми руками виверну задушить.
— Я всецело понимаю твой скепсис, Адам, — Армитидж не сводил с нее пристального взгляда, — но, видишь ли, в мире недавно появился новый вид электромагнитных бомб.
Адам раздумывал пару мгновений над его словами прежде, чем сказать:
— И какая тебе от этого мероприятия выгода?
— Это мы обсудим голова к голове*.
Мужчины переглянулись. Неловкое молчание повисло в воздухе, и Цири почувствовала себя лишней.
— Я предпочел бы держать ее в поле зрения, — возразил Адам.
Армитидж широким жестом показал на глянцевые поверхности зеркал — экранов, поправила себя Цири, хорошо запомнив первые уроки. Экранов.
— Камеры к твоим услугам. Будешь следить за каждым ее шагом, — видя недоверие на лице собеседника, киборг добавил: — Брось, Адам, если бы я хотел вас убить, пустил бы газ ещё в лифте. Я предлагаю вам помощь.
К горлу подступила волна раздражения — ее в очередной раз собрались использовать, и она даже не в силах понять, как и зачем, тем более ставить какие-либо условия. Убить Большого Брата? Небеса, очередная бессмыслица. Видимо, быть инструментом в чьих-то руках — неотъемлемая часть ее Предназначения.
— Угощайся в баре, чем хочешь. Норико, — кивнул мужчина стражнице, и та последовала за Цири бесшумной тенью.
— Это не займёт много времени, Цири, — обнадежил Адам.
Да уж она как-нибудь справится без присмотра.
Музыка молотом долбила по барабанным перепонкам и начинала медленно, но верно выводить из себя. В балладах вожделение хоть как-то завуалировано — здесь же бесконечно повторяли одно и то же: хочу, хочу, хочу.
— Красивая у тебя сабля, — попыталась Цири сделать комплимент, в надежде рассмотреть оружие поближе.
— Меч. Вакидзаси, — голосом, не предполагающим дальнейших обсуждений, ответила стражница. Таких красивых женщин Цири в этом мире еще не видела — соболиные брови, волосы цвета вороного крыла и раскосые, как у эльфов, глаза. Жаль, что она как неживая — словно марионетка, которую дергает за ниточки хозяин.
Проскользнув мимо дёргающихся под музыку людей, Цири села на высокий стул за продолговатым столом. Норико наблюдала за ней, спрятавшись в нише, окутанная серой дымкой.
Как же глупо было довериться Адаму. И после чего? После плошки лапши? У него свои цели, и вряд ли они сулят ей что-то хорошее. Нужен собственный план; нужно понять, из чего сделаны барьеры, которые преграждают путь. Похожи на невидимые волны — Адам рассказывал о подобных. Если бы не так клонило в сон, она бы подумала, как их обойти.
— Устала? — сочувственно поинтересовался корчмарь, проведя рукой по коротко стриженным фиолетовым волосам. Здоровенный, как хряк, и весь разрисованный.
Цири молча кивнула.
— Мне бы чего-нибудь, чтобы взбодриться, — буркнула она. — А то я на этом столе и усну. — Опасаясь, что ей снова нальют коричневой дряни, Цири уточнила: — Может, травы есть какие? Вороний глаз знаешь? Волкобой?
— О такой дури не слышал, — протянул мужчина. — Хочешь взбодриться — могу посоветовать фирменное зелье. Всю ночь спать не будешь.
— Давай, — махнула рукой Цири. Не отравят — она этим киборгам нужна живой.
Кормчарь вопросительно взглянул на стражницу.
— Хозяин сказал, пусть берет, что хочет, — изящно пожала плечами та.
Пара ловких движений, бульканье, и перед Цири появилась маленькая чекушка с прозрачной жидкостью без запаха. Перед первым глотком она инстинктивно сморщилась — и тут же поперхнулась. Ей на мгновение показалось, что по горлу скользнуло что-то твердое, вроде горошины.
— Ну и дрянь вы пьёте, — с отвращением сказала она. Совершенно никчемный мир. Нильфгаардская лимонная по сравнению с этим — персиковый нектар.
Цири откинулась на спинку стула, прикрыв глаза. Голова слегка кружилась. Во рту пересохло.
Стоило распахнуть глаза, как на нее налетел вихрь красок, звуков и запахов, полностью поглощая сознание. Лампы мигали зелеными, желтыми, красными, синими пульсирующими вспышками, наряды людей переливались, словно расшитые драгоценным камнями. Ранее сливавшиеся воедино запахи вдруг стали легко узнаваемы — пот, мускус, амбра, спирт. Цири никогда не испытывала ничего подобного.
И музыка… Музыка билась в такт сердцу, проникала в самые закоулки души. Цири казалось, что она сливается с ней воедино, что она не слышит ничего, кроме вибрирующего, необычайно глубокого голоса. Хотелось двигаться, как никогда в жизни, хотелось бегать, сражаться, танцевать… особенно танцевать!
Часть ее понимала, что она, видимо, находится под наркотическим опьянением, но безумная эйфория отбросила рациональные мысли на задворки сознания. Да и то, что она чувствовала, и в подметки не годилось фисштеху. Никто ей не указ. Никто не может ее остановить.
Она вскочила со стула и ринулась в самую толпу. Незнакомцы улыбались, и Цири не могла не улыбнуться в ответ, тронутая внезапной душевностью угрюмого народа.
Подражать местным танцам не так уж и сложно — всего лишь ритмично качать бедрами, подняв руки вверх. Прыгать, когда прыгают другие. Стараться увиливать от чужих настойчивых рук. Слишком настойчивых рук. Кто-то, схвативший ее за плечо, рискует их лишиться.
— Цири! — она обернулась. — Дерьмо собачье, меня пять минут не было!
Толпа подтолкнула чем-то очень недовольного Адама поближе. Впрочем, он всегда такой угрюмый.
Что-то потянуло Цири к нему, заставило прижаться. Может быть, ей хотелось разглядеть цвет глаз за плотной завесой бинокуляров. Вновь ощутить идеально гладкую поверхность как его там… углепластика. Или просто потанцевать. В кои-то веки не нужно искать себе оправдание — одного желания достаточно, чтобы действовать.
Она услышала, как бьется сердце. Размеренно. В такт музыке. Было в нем что-то…
Что-то особенное.
— Потанцуй со мной.
Адам сделал глубокий вдох. Аккуратно сжал запястье и потянул за собой. Цири противилась — ей не хотелось никуда идти, ей хотелось танцевать всю ночь напролет.
— Что ты ей дал, мать твою? — голос Адама доносился откуда-то издалека.
Все расплывалось. Яркие формы становились все более причудливыми, превращаясь… во что-то иное.
— …да она сама попросила… да не ссы, скоро отпустит…
За этой фразой последовал звук удара — или это были барабаны — Цири не знала. Она даже не знала, где сейчас находится.
Ледяная пустошь. На сотни верст раскинулась замерзшая пустыня. Мир погиб, не оставив наследников; безжалостный холод; гнетущая черная пустота. Все, что они создали обратилось в ничто. Башни пали; руины погребены пол черными водами. Разрыв стал могилой миллионам… миллиардам…
Нет… Это невозможно. Это судьба Континента, но не мира Адама. Что-то произошло… Мир сошёл со своей оси…
— Цири, очнись! Медики, блядь, есть тут медики?
Тир на Лиа. Город, что чуть не стал ее темницей. Город, который она ненавидела всем сердцем. Его не забрал холод — нет, в Тир на Лиа все еще струятся водопады, цветут диковинные цветы, названия которым нет в человеческом языке…
Но нет никого, кто мог бы насладиться красотами. Ничего, способного дышать и думать — от них не осталось даже праха. Мертвая тишина.
— Эпилептичка, мать твою, ебаная эпилептичка! — от визгливого женского голоса чуть не лопнули барабанные перепонки. — Да вырубите же музыку наконец, срань господня!
Куда бы она ни попала, следом за ней будет идти смерть. Чума. Разрушение. Хлад. Эти миры никогда не должны были соприкасаться.
— Какой еблан дал ей колеса? — продолжала визжать женщина.
Адам. В черной поверхности бинокуляров отражалась смерть.
— Все в порядке, — пытался он ее успокоить, пока мир закручивался по спирали и падал вниз. — Я рядом. Тебе ничего не угрожает.
Комментарий к Shotgun Senorita (Цири)
*intelligent design https://ru.wikipedia.org/wiki/Разумный_замысел
*пароль в здание был указан в предыдущей главе
*строки из песни Celldweller - Frozen https://www.youtube.com/watch?v=TPL5lRUfOXs
*Ханс Рудольф “Руди” Гигер - https://ru.wikipedia.org/wiki/Гигер,_Ханс_Руди Пример его интерьеров: http://interior.eds.co.ua/wp-content/uploads/2010/10/new_bar51.jpg
*неправильный перевод tête-à-tête - наедине
========== Good l_ck, yo_ are f_cked (Эредин) ==========
Комментарий к Good l_ck, yo_ are f_cked (Эредин)
Achtung: в главе содержится сцена, выражаясь языком УК РФ, насильственных действий сексуального характера. Кто такое не читает - начало и конец помечены звездочкой, пропускайте.
«Эредин».
Эредин метался между забытьем и явью — насколько позволяла волнообразная, жгучая боль. Перед глазами проносились видения: зеленые башни Тир на Лиа, отливающие золотом в лучах заходящих солнц, разлетающиеся террасы, широкие улицы, трава и деревья, вечно зеленые, словно весной. Прохладные воды Easnadh, в которых звезды сверкали по ночам, как костры.
Все, что он поклялся защищать.
«Эредин», — вновь позвал знакомый голос.
Он грезил о двух искрящихся шарах на пьедестале из слоновой кости. Они кружились в причудливом танце, и с каждым их витком у Эредина все больше раскалывался затылок.
«Вставили в свои тела металл, создали механических слуг, — донеслось эхо когда-то услышанной фразы. — Уничтожили всех, чувствительных к магии…»
В дымке сна проявился образ Карантира. На большее, чем разрозненные мыслеформы, магу не хватило сил; пытки опустошили его. Он подбросил светящиеся шары — и они зависли в воздухе. Одна рука в изящной перчатке, другая… Уродливый железный отросток. Такой же, как у прыгнувшего в пустоту dh’oine. Такой же, как у тюремщицы. По полированной поверхности пробежали искры.
«Zireael… Приведи к ним Zireael, — едва шевелил тонкими губами Карантир. — Я попытаюсь отворить врата на Спираль».
Даже при помощи Старшей Крови это невозможно сделать в одиночку. Он не может рисковать лучшими магами народа Ольх, чтобы…
— The fuck is wrong with his brainwaves? (Что у него, блядь, за нейроактивность?) — прервал видение гавкающий мужской голос. — Give him a fucking jolt. (Въеби ему электричеством).
Меньше, чем через мгновение в висок вонзилась ледяная игла. Эредин едва удержался от рвотного позыва, согнулся пополам, судорожно глотая воздух.
…Нет. Он готов пожертвовать всем Советом, чтобы спасти Aen Elle от этих тварей. Собой в том числе.
Эредин опомнился и сообразил, что находится ровно там же, где попытался на пару мгновений прикрыть глаза — в ангаре из металла и камня, в неуютной, сплошь сотканной из прямых линий, комнате. Ярость подступала к горлу, как удушье; подавить ее стоило неимоверных усилий воли. Он должен сохранять холодный рассудок. Из-за своего неблагоразумия он оказался в клетке.
Елена склонилась над черной глянцевой поверхностью, на которой плясали разноцветные волны. Рядом с ней стоял мужчина со звериным оскалом, скрестив на груди непропорционально огромные руки. Несмотря на демоническую внешность, в ухмылке было что-то отвратительно человеческое.
Оба не подняли глаз.
Если они действительно не владеют магией… Тогда против существ из Врат dh’oine придется туго, а от того, что придет за ними, их мир онемеет от ужаса, а потом зайдется в крике. Честная война пришлась бы ему больше по нраву, чем разрушительная магия, корежащая межпространство — но чтобы пойти против громады в девять миллиардов душ, ему потребуется пара десятков лет для подготовки.
Эредин услышал легкий шорох шагов по каменному полу. Эльф резко пришел в себя, увидев вошедшего: оголенные мышцы, прикрытые легкой броней, торчат наружу, как будто с человека живьем содрали кожу. Нижние конечности оканчиваются раздвоенными копытами. При виде него Елена и амбал вытянулись, как по струнке.
Эредин не мог поверить, что перед ним не демон, и не удержался от соблазна рассмотреть существо поближе. «Человек, — уговаривал он себя, пытаясь распознать в этой странной твари хоть что-то человеческое, — просто человек». В уголках глаз он увидел едва заметную паучью вязь. Дышать стало легче.
— Just got the message. Elf was right, (Только что получил сообщения. Эльф не ошибся) — мужчина прошелся по ангару широкими шагами; копыта бесшумно скользили по полу. — Hostel in Shanghai downtown. Full visual match. (Хостел в даунтауне Шанхая. Полное визуальное совпадение).
Невидимый кукловод дернул за ниточки, и Эредину не оставалось ничего иного, кроме как последовать за ними. Как они согласились сотворить с собой такое? Как плоть могла восстановиться после столь варварского вмешательства без целебной магии?
Голоса потонули в шуме вращающихся, как у мельницы, лопастей машины. Внутри чертовски мало места; Эредин не представлял, как эта шаткая конструкция должна была их куда-то доставить.
Он попытался вцепиться в поручни, когда махина с огромным усилием взмыла в воздух и затряслась, будто вот-вот готовая рухнуть, но невидимые путы крепко его держали. Как только ни приходится ухищряться народу, которому неведомо искусство порталов.
— Сколько тебе лет? — лидер выговаривал слова, как будто сомневался в его, Эредина, умственных способностях.
Такие вещи всегда интересовали людей. Сами они стареют быстро и уродливо — деторождение, болезни, та дрянь, что они называют пищей. Эредин попытался ответить, но язык не шевелился. Тот бросил взгляд на Елену.
— Три сотни, — с трудом выговорил он. Онемевшая гортань отказывалась слушаться.
Мужчина смерил его холодным взглядом, откинувшись назад.
— Вы скрещиваетесь с нами? — и, видимо, решив, что слово «скрещиваться» слишком сложное, уточнил: — Потомство?
Какого diable его это интересует, и кого он имеет ввиду под «нами»?..
— С кем, с людьми?
— Нет, блядь, с единорогами, — с ехидством хмыкнул амбал.
Что?.. Единороги чураются межвидовых связей куда больше Aen Elle.
— Барретт, — осадил его лидер, — не задавай вопросов, на которые не хочешь знать ответов. С людьми, эльф.
«Скрещиваемся?» Блестящей побрякушки достаточно, чтобы уложить их женщин в постель, а в военных походах приходилось довольствоваться малым. Тем более, что в юных dh’oine можно найти определённую прелесть, красоту бабочек-однодневок. И сомневаться в том, что последствия подобных мимолетных увлечений имели место быть — с людской-то плодовитостью — не приходилось. Но это Эредина никогда не интересовало.
— Если найдется кто-то не брезгливый, — ответил он.
Diable, тварь! Дерзость отозвалась красной вспышкой перед глазами. Эредин взмолился, чтобы тварь из Спирали в труху перемолола Елене кости. Когда мужчина поднял ладонь вверх, боль утихла.
— Мы не брезгливые, не беспокойся, — протянула железная горилла. — Кстати, Намир, а в их отряде бабы были? No? Ah, shit. Imagine how much a video would cost (Нет? Бля, прикиньте, сколько бы стоило видео).
Так он про их женщин спрашивает? Чтобы Aen Elle добровольно разделила ложе с dh’oine, тем паче зачала от такой связи дитя — подобный позор в истории случался от силы пару раз.
— И какая продолжительность жизни у гибридов? — продолжил Намир, не обращая внимания на ерничанье.
Эредин сомневался, что жуткое любопытство продиктовано похотью; от него веяло чем-то… медицинским, чем-то лабораторным. Мучимый нехорошими подозрениями, он преуменьшил возникшее в мыслях число:
— Сотня с небольшим.
Мужчина помолчал пару мгновений, прежде чем обратиться к соратникам:
— Truly fascinating. Genetically compatible longevity — all natural, no augmentations. Time to invest cash in Tay Yun, in case you haven’t already. (Потрясающе. Генетически совместимая молодость — натуральная, без аугментации. Время вкладывать бабки в Тай Юн, если вы еще не сделали это).
Мужчины перешли на другой язык, обсуждая что-то с такой горячностью, с которой люди всегда обсуждали деньги, будь те из золота, кожи или бумаги. За окном виднелся гигантский город, город-исполин, состоящий полностью из прозрачного стекла и черного камня. Настоящий муравейник; поток людей был таким плотным, что выглядел сверху нескончаемой рекой.
Некоторые миры переполнены плодящейся без всякой меры жизнью. Топят себя в собственном семени, проклятые множиться и множиться, пока им не придется передушить друг друга в борьбе за место под солнцем.
Машина приземлилась на крышу одного из приземистых зданий, неказистого по сравнению с роскошными стеклянными башнями. Высота зданий здесь, должно быть, как-то связана с благополучием.
Намир и его шавки казались чудовищными не только Эредину — при их появлении их собственные сородичи пытались раствориться, слиться со стенами. Здание кишело солдатами и приземистыми существами-циклопами.
Zireael была здесь. Старшая кровь оставляет за собой неуловимый, уникальный магический отпечаток, как шлейф изысканного парфюма. Была. Наверху они никого не найдут.
Девушка за стойкой вжалась в кресло. Жемчужные ногти барабанили по мрамору нервное стаккато. По щекам катились крупные, идеально круглые слезы. Вряд ли она увидит еще один рассвет.
Они поднялись в безликую, в спешке покинутую, комнату: бокал с янтарной жидкостью остался стоять на столе, белые бандажи Zireael перекинуты через спинку кожаного дивана. Пахло солодом и гарью. На полу валялся черный ящик; Эредин впервые заметил что-то неуловимо прекрасное в куске покорёженного металла.
— «Something — or somebody — set them off. Jensen knew we are coming. — сказал Намир, подняв железку. — and burned the electronics real good (Что-то — или кто-то — их спугнул. Дженсен знал о нашем прибытии. Сжег электронику к чертям собачьим). Ты можешь поймать ее след, эльф?
Эредин почувствовал на себе тяжелый взгляд. Стоит ответить отрицательно, и приключения в увлекательной компании подойдут к концу.
— Да. Если она еще раз использует магию.
Намир усмехнулся.
— Молись, чтобы она это сделала, — он кивнул Елене. — Get him back to base, the lab wanted to do something with him. If he doesn’t come up with anything new in next twenty four hours, kill him. (Доставь его обратно на базу, в лаборатории что-то от него хотели. Если не скажет ничего нового в следующие сутки, убей).
***
Ад гораздо ближе, чем Эредин себе представлял. Мир сузился до стерильно белой комнаты со стеклянными стенами, до периодических красных вспышек перед глазами, до резкого этанолового запаха, щекочущего ноздри.
Шлем сжимал виски, липкие провода опутали тело. Голову держало сзади что-то вроде мягкого подголовника, и смотреть он мог только вперед. У правой стены стоял пульт с маленькими шкалами и циферблатами, за окошком с матовым стеклом двигались чьи-то тени.
— Заморозь, — приказал механический голос, и дрожащий паренек в белом халате махнул сферой прямо перед лицом.
Мысль заморозить вместо шара мозги dh’oine казалась куда заманчивей, но длинная тонкая игла у виска напомнила о неприятных последствиях. Зверства не перестают быть зверствами, если они творятся в лабораториях и называются медицинскими экспериментами.
Яблоко рассыпалось в прах. Раздался резкий щелчок и вспышка; циферблат задергался. За стрелками следило щуплое существо в халате и очках. И в этом мире у людей процветал негативный отбор — их ведуны отличались физической немощью и слабым зрением.
«Give him the platinum block, — пробормотал он. — Sample CX». (Дай ему платиновый блок. Образец СХ).
Заморозь.
Они считают, что этот кусок металла сложнее уничтожить? Пусть считают. Эредин изобразил усилие прежде, чем обратить камень в прах, чем вызвал оживленную дискуссию. Ему предоставили несколько разных материалов: чем плотнее они с виду казались, тем медленнее Эредин его замораживал.
Вскоре возле него собрался целый консилиум.
«Suchong… Can it be that their brainwaves affect the quantum states? Сause energetic particles to pop into existence?.. (Сучонг… Может, их нейроактивность каким-то образом изменяет квантовые состояния? Создаёт энергетические частицы?)» — спросил один, с вытянутым лошадиным лицом. Нет. На такое оскорбление природы негативная селекция не способна. Такое создается в пробирке.
Карлик в очках бросил на коллегу убийственный взгляд.
«I can’t believe they gave you a Stanford diploma. You can’t apply subatomic physics solutions to classical model physics problems (И как ты только диплом в Стэнфорде получил? Нельзя применять законы квантовой физики к классическим моделям)».
«Maybe they syphon the energy from parallel universes? Like a multiverse thing? (Может, они берут энергию из параллельных вселенных? В духе теории мультивселенной?)» — предположил другой, не сводя с Эредина круглых совиных глаз.
Они пытаются понять магию?.. Понять управляемый Хаос, ключ, способный отворять запертые двери? Они даже не представляют, что ожидает их за этими дверями. Магия — это дар, данный немногим избранным. Те, кто его лишен, могут сколько угодно предпринимать жалкие и смешные потуги понять Природу.
Заморозь. Разморозь. Заморозь. Разморозь.
«The brain matter analysis of Subject 52 and 53 is ready, let’s have a look. (Анализ мозгового вещества Пациента 52 и 53 готов, пойдемте, посмотрим)», — произнес на прощание карлик. Его свита последовала за ним.
Все стихло. Яркий свет погас, осталось только жужжание, напоминающее рой рассерженных пчел. Воздух, проникаюший в лёгкие, казалось, резал горло, словно раскалённый нож. Липкий пот струился между лопаток; эльф сгорал от жары, несмотря на наготу.
Кровь стекала по подбородку крупными горячими каплями. Последний раз такое случалось еще в отрочестве, когда он обучался азам магии у старого ведуна. Тот доводил его до изнеможения бесконечными повторами простейших заклинаний с жестокостью, которая присуща всем хорошим наставникам.
✽
Елена лениво наблюдала за ним, прислонившись к стене, перекидывая оружие из руки в руку. Зеленоватые, с кошачьим разрезом глаза блестели в полумраке. Интересно, она от рождения немая, или ей отрезали язык?
Эредин шмыгнул носом, не в силах вытереть лицо. На лице Елены появилось то выражение, которое часто можно видеть у зевак на публичных казнях. Она подошла к нему, вытерла кровь с подбородка, размазав ее по скуле. Большой палец обвел очертания нижней губы.
Он не мог вспомнить, кто последний раз осмеливался дотронуться до него без разрешения, не лишившись при этом руки, и зарычал от злости. Елена тихо засмеялась; он почувствовал горячее дыхание на щеке, прикосновение мокрого шершавого языка к скуле. Даже не коснувшись кожи губами, демоница медленно слизала кровь с его щеки.
Эредин болезненно дернулся в своих путах, когда рука грубо сжала его мужское естесство, оставшееся безразличным к нападению. Тварь лапала его, как трактирную шлюху!
— Убери… — оскалился Эредин, не успев договорить «мерзкие лапы», прежде чем руки сомкнулись на горле.
Елена с силой, которой женщины обладать не должны, швырнула эльфа на пол. Механическим копытом пригвоздила запястье — до хруста в пястных костях. Он глухо застонал, распластавшись на ледяном полу. Слепая ярость застилала глаза Эредина: пытки он еще стерпит, но унижение… Дрянь, да если она думает, что вызовет в нем…
Эредин сглотнул горькую слюну. Кровь в теле подчинялась воле Елены; его охватило искусственное, болезненное возбуждение. Невероятная способность у dh’oine — сделать из таинства извращенную пародию, убить эротику, превратив в насилие.
Елена оседлала его — железные мускулы крепко сжали мужские бедра — и будничным, отработанным движением потянулась к поясу. Раздался едва слышный щелчок. Эредин не удержался от болезненного любопытства взглянуть вниз, но рука на горле не давала повернуть голову. Как это вообще возможно — разве она из плоти?!
Плавное движение развеяло сомнения — из плоти. Узкой, горячей плоти — такой же, как у остальных. Эредин попытался дернуться, скинуть демоницу с себя — железная рука метнулась вверх и со всей силы приземлилась на правую щеку. От пощечины перед глазами заплясали пятна. Он откинул голову назад и прикрыл глаза, шумно глотая воздух.
Похотливая тварь насаживалась на него жадно и быстро, как все человеческие самки, не видавшие в жизни ничего, кроме мимолетной случки. От трения металла на бедрах оставались красные полосы; оружие, висевшее у нее на поясе, покачивалось в такт.
Привыкший подминать женщин под себя, Эредин и представить не мог, как унизительна смена ролей. Быть низведенным до предмета, до игрушки, не в силах пошевелиться. Только наблюдать, как скользят вверх-вниз бедра и вздымается под броней — или это единое целое? — грудь. Тому, кто выковал эти формы, не занимать вульгарности вкуса.
Слава богам, что она немая, иначе пришлось бы вырвать ей язык, чтобы позор навеки остался тайной.
Лопатки терлись о каменный пол; лампа мигала пурпурным цветом. Эредин пытался отвлечься на что угодно, чтобы не замечать, как тело постепенно отвечает на знакомые движения, как просыпается жгучая, сковывающая мышцы жажда разрядки. Удовлетворить которую явно не получится; ничего, кроме боли, в планы железной суки не входило.
Хватка на горле стала крепче. Воздуха в легких не хватало, в глазах замелькали мушки. Пухлые губы исказились в садистской гримасе, движения стали еще резче и грубее — не может быть, чтобы они причиняли боль только ему одному. Когда Елена резко выгнулась и застонала — первое и единственное, что он от нее услышал — мир уже начал погружаться в темноту.
Как только он освободится, то сломает ей хребет и вывернет кишкинаружу. Если у нее есть кишки. Он устроит твари такую казнь, что ужаснутся даже демоны.
Елена легким движением поднялась на ноги, брезгливо отряхнувшись и поправив пластину, прикрывающую пах, и посмотрела на него сверху вниз. За триста лет долгой жизни Эредина еще никто так не унижал. Он не успокоится, пока не уничтожит в этом мире все живое и мертвое.
— Yelena, — раздался механический голос в комнате. Не одного его он огорошил — Елена вздрогнула, едва не подпрыгнув на месте. — Real damn sorry to interrupt your homework on cross-breeding, but Namir asked for you (Елена, очень жаль, конечно, прерывать твое исследование по межрасовым отношениям, но тебя вызывает Намир).
Елена показала невидимому собеседнику кулак, хлопнув ладонью по локтевому сгибу. Тот зашелся в жутком, режущем слух, смехе.
Кожа осталась липкой от прикосновений железной суки, словно его искупали в чане с грязью.
— Come on, girl, you knew about cameras here, didn’t you? Or did you like my idea to film some elf porn that much? You owe me, then (Серьезно, ты же знала, что здесь камеры? Или тебе так понравилась идея снять видео? Тогда с тебя причитается).
✽
Удар железного копыта в висок отправил Эредина в черную мглу.
Во тьме таились пугающие, расплывчатые образы — скальпелей и проводов, переплавленной плоти, эльфских женщин в лапах железных монстров, обнаженные сокращающиеся мышцы и шум, непрекращающийся стрекочущий шум. Бесконечные закрученные лабиринты и спирали, в конце которых должна была быть Zireael. Но ее там не было.
Демоны и виверны, Иуарраквакс, заходящийся в издевательском получеловеческом-полулошадином ржании. Тир на Лиа… опустошенный, покинутый всеми Тир на Лиа. Всплеск, вызванный силой Старшей Крови — только она способна вызывать такой шторм посреди бездушной пустыни. Эредин проваливался сквозь пол, сквозь стены здания, сквозь землю, в межзвездные бездны.
И посреди этой мглы — дикий неуправляемый вихрь, мощный и инородный. Zireael снова необдуманно прибегла к магии, неумело, болезненно, рвано.
Теперь он знает, где она.
***
В душном и жарком подземелье. Он указал на это место на карте точным движением пальца. Видимо, ледяная решимость эльфа как-то убедила Намира — или координаты ему о чем-то сказали. Эредин не мог дождаться, когда найдет Zireael и свернет девчонке шею за все, что всадникам пришлось пережить из-за нее… Нет. Доставит домой. Доставит в Тир на Лиа.
Он не станет уподобляться своим палачам. Единожды раскрутившееся, колесо насилия никогда не остановится, пока не перемелет все на своем пути.
Эредин пытался стереть эпизод в лаборатории из памяти, как ночной кошмар, но как все ночные кошмары, он неустанно возвращался. В отсутствии творческого подхода к унижению пленников dh’oine обвинить никак нельзя. Он пялился в окно летающей машины, представляя, как ледяной град сотрет город с лица земли. Черные синяки покрывали шею плотным обручем.
Когда они прибыли, солдаты уже окружили вход в подземелье. Один из них спроецировал в воздухе схематическое изображение помещения — множество комнат под землей, соединенных двумя шахтами с поверхностью: основной и запасной выходы. Эредин не прислушивался к разговорам, рассматривая грязные улочки. Свинарник.
Солдат протянул ему прозрачную маску, бросив любопытный взгляд на уши.
После стремительного спуска вниз по шахте их ожидала только груда застывших в нелепых позах полуголых людей, раскиданных на грязном полу, как забытые игрушки. Их сон не отличим от смерти, а смерть — ото сна. Страсть dh’oine уничтожать друг друга неистребима. Должно быть, так же отравили и всадников — распространив ядовитый газ.
Значит, маски достаточно, чтобы от него защититься.
Тусклый и оранжевый, протискивающийся в самые дальние углы, свет обрисовывал стены громадного зала. Музыка — «музыка» — гремела на фоне неподвижных тел. Где-то он прочитал, что величие народа измеряется красотой созданных им музыкальных композиций.
Раздался оглушительный хлопок, верный предвестник смерти в этом мире. Намир приставил к тяжелой двери из цельной плиты, обитой металлом, таран и одним ударом выбил замок.
Комната за ней была достойна полотна лучших художников-сюрреалистов.
Сидящий в кресле мужчина не дождался непрошеных гостей. Половина черепной коробки отсутствовала; желто-белая масса окропила черный мрамор, как будто кто-то перевернул на него тарелку с чечевичной похлебкой. В тусклом освещении блеснула миниатюрная схема с застрявшим в ней железом.
Эредин дотронулся до затылка.
Стражница приставила оружие к виску. Разумное решение. Напротив нее стояли те еще пыточных дел мастера. Но скорость ее движений не могла соперничать с нечеловеческими рефлексами Намира. Эредин вынужден был признать, что он один из самых лучших воинов, которых ему доводилось встречать. Он выстрелил ей в в руку; от конечности остались одни ошметки. Неужели промахнулся?
Воздух пронзил самый душераздирающий крик, какой только может вырваться из человеческой глотки. Девушка пыталась отползти назад, судорожно вцепившись в то, что осталось от руки. Почему они всегда ползут назад, даже когда смерть неминуема? Второй выстрел пронзил грудь. Больше она не шевелилась.
Почему ей отказали в такой малости, как самой покончить с жизнью?..
Намир подошел к застывшему в кресле калеке. Посмертная маска придала лицу почти умиротворенное выражение — если бы у него не отсутствовала половина головы, можно было бы подумать, что он задремал.
— Armitige, — протянул он. — The guy who worked with Everett and went bonkers. The fuck was Jensen doing here (Армитидж. Работал с Эвереттом и слетел с катушек. Какого хуя здесь делал Дженсен)?
Елена проскользнула мимо эльфа, коснувшись его плечом. Эредин сжал кулаки, впившись в ладонь ногтями до крови, оставив на коже багровые полумесяцы.
— Take the visual module out, — кивнул ей Намир. — She must have seen something (Вытащи визуальный модуль, она должна была что-то видеть).
Раздался хруст, с которым знахари режут кости — когда Елена отошла от усопшей, пустые глазницы девушки зияли сосущей чернотой.
Нет, Намир не промахнулся.
========== Shinigami (Адам) ==========
Над черной поверхностью стола зависло трехмерное изображение двух закрученных спиралей. Океан информации, зашифрованный в цепочках нуклеотидов.
— Ты когда-нибудь видел подобное?
В вопросе Армитиджа звучало почти религиозное благоговение. Технологии принесли физические и психические заболевания, о которых молчали почти все, кроме Таггарта — первым аугам имплантанты повредили биохимию. Последствия варьировались от легкого чудачества до начисто слетевшей крыши. Армитиджа они не обошли стороной, если судить по выполненному в стиле биохоррора интерьеру.
— Спираль ДНК? — пожал плечами Адам. — Конечно, видел.
Он, впрочем, не настолько хорошо разбирался в генетике, чтобы понять, куда именно нужно смотреть.
— Девочка… Скажем так, не совсем человек, — с чувством легкого превосходства ответил Армитидж. — Количество хромосом то же, но есть цепочки, которые не встречаются в геноме обычного человека.
Адаму не нравилось, что он называл Цири девочкой — ей минимум лет двадцать, черт возьми.
Фрагмент ДНК на проекции увеличился в несколько раз.
— Например, эта, — Армитидж подсветил нуклеотидную цепочку красной вспышкой, — похожа на спящий ген HARE6, который участвует в образовании мозгового вещества. У девочки он активен.
Не нужно лезть в личное дело, чтобы понять, что Армитидж в прошлом преподавал — менторский тон выдавал его с потрохами. Адам бросил быстрый взгляд на монитор: Цири склонилась над барной стойкой с выражением отчаянной скуки на лице.
— Ты когда-нибудь слышал о теории Гальберштама? Он писал, что изгнание из Эдема — всего лишь метафора для биологической катастрофы, метавируса, заразившего человеческую расу и лишившего…
У него нет времени для религии и спекуляций.
— Так что тебе нужно взамен? — перебил Адам, стряхнув несуществующую пыль с плаща.
Искусственные ногти Армитиджа раздраженно стукнули по гладкой поверхности подлокотника.
Красный Берег в Китае стал именем нарицательным, городской легендой вроде черных вертолетов. Вместилище лиц, отпечатков пальцев и поисковых запросов. Скорее всего, просто навороченная база данных — мифы на то и мифы, чтобы приукрашать действительность.
— Самая малость… — на памяти Адама ни одна «малость» в итоге таковой не оказалась. — Встреча с Винтермьютом в Женеве.
Швейцария мало ассоциировалась у Адама с хакерами; человеку, которому для существования требуется только сеть, имело смысл выбрать страну дешевле. Всего лишь одна встреча — но, черт возьми, зачем?
Адам кивнул. Пообещать можно что угодно. Он и так наживет себе достаточно врагов к концу этой истории — одним больше, одним меньше — неважно. Глянцевые, покрытые тонкие силиконовым слоем глаза буравили Адама.
Цири тем временем заказывала себе напиток, нетерпеливо постукивая ногой о барную стойку.
Армитидж стер изображение ДНК; паутина неоновых нитей превратилась в проекцию многоуровневого здания. Кто-то хорошо подготовился — Адам предположил, что кто-то из инсайдеров — слишком точная схема. Синие линии вентиляционной системы переплетались с серыми коридорами, узлы указывали на расположение камер наблюдения.
Три этажа, два из которых под землей. На нижних уровнях подсвечены красным четыре узла: квантовые супермашины, защищенные плотным слоем металла от электромагнитного воздействия. Странно. Как они туда…?
— Входа нет, — Армитидж безошибочно угадал причину удивления, — выхода тоже. Только служебные тоннели для миниатюрных дронов. Но девочке никакая стена не преграда, не так ли?
Если она сможет телепортироваться. Даже если и так…
— Это самоубийство, — покачал головой Адам. — Цири компьютер от консервной банки не отличит — а ты предлагаешь внедриться на защищенный объект?
Этот вопрос явно ждали; Армитидж кивнул помощнице. Японка подобострастно поклонилась и протянула Адаму руку. На ее ладони лежал небольшой чип.
— Три года, — медленно сказал Армитидж, — мы пытались уничтожить Берег. Три года ушло на логистику, на саботаж, на подкуп, на разработку вируса. Все, что требуется от вас — толкнуть падающего.
Адам считал данные, проверил координаты. Неприметное здание в Яньчэне, одно из множества безликих творений коммунизма. Красный Берег последнего красного государства стал символом всеобщего равенства перед Большим Братом. Вполне себе в духе современного искусства.
— И зачем? Бэкап есть даже у бэкапа. Да, потери будут, но большую часть они восстановят. Если киберзащитой заправляет не конченный идиот, конечно.
Что-то хищное промелькнуло на изуродованном лице Армитиджа.
— Личные счёты.
Шпионаж? Террористическая атака? Впрочем, у Адама и так достаточно головной боли, чтобы гадать о его мотивах. Пока камеры наблюдения потеряли их из виду, у них есть время, чтобы добраться до ближайшего аэродрома. Дальше пыхтеть придется Малик.
В здании около сотни активных дронов и столько же солдат; гражданских наберется пару десятков. Если верить плану Армитиджа, после заражения вирусом вся электротехника должна оказаться на их стороне. Если нет… Адам проверил систему оптического камуфляжа; в ответ на запрос о статусе она выдала критическую ошибку.
— Мне нужен механик.
— Рядом есть клиника, — сказал Армитидж и зашелся в хриплом кашле, в вену по длинной трубке потекла новая порция нейропозина. — Я предупрежу их о вашем прибытии. Там и переночуете.
В самом гетто Шанхая? Та ещё, должно быть, подпольная мясорубка.
Барная стойка опустела. В плохом разрешении можно было едва различить ритмично дергающуюся фигурку среди разномастной толпы. Дерьмо собачье, нашла время для танцев! Адам приблизил изображение: с лица Цири не сходила отсутствующая улыбка. Он слишком долго проработал в наркоконтроле, чтобы не знать, на что это похоже.
Какого хера?!
Через пару секунд слуховому модулю пришлось усиленно фильтровать басы электро-техно-спидомикса из вовсю ревущих динамиков. Яркий свет, бьющий со сцены, рассеивал полумрак, высвечивая лица погруженных в мечты — или галлюцинации — людей.
Адам не слишком вежливо расталкивал локтями танцующих, продираясь в другой конец зала. Цири с упоением двигалась в такт музыке, не замечая ничего вокруг — ему пришлось тряхнуть ее за плечо, чтобы вырвать из блаженного транса.
Увидев его, Цири расцвела в улыбке и недвусмысленно прижалась к груди. Широко раскрытые зеленые глаза влажно блестели. «Имей совесть, мать твою. Ты на задании, ей от силы двадцатник, и она под кайфом», — подавил Адам промелькнувшие где-то на задворках сознания совсем не рабочие мысли.
Стараясь держать дистанцию, он аккуратно перехватил девушку за запястье и потянул к выходу. Клуб заполыхал черно-белыми вспышками стробоскопа. Потеряв равновесие, Цири неловко склонилась и обмякла на его руке. Адам быстро прощупал пульс — учащенный и неровный, но не критично. Эпилепсия? Аллергическая реакция?
Свет в клубе померк, вспыхнул и снова померк. Народ расступился, позволив ему положить Цири на неоново-красный диван. Она судорожно дышала; глаза закатились, обнажив белки, покрасневшие от лопнувших сосудов.
— Час Холода, — металлический голос словно через синтезатор пропустили. — Duettaeann aef cirran caerme glaeddyv. Зимнее безмолвие. Мир умрет, погруженный во мрак, и возродится вместе с новым солнцем.
Колонки испустили дух с неприятным хлопком; тишина нарушалась только чьей-то руганью и потусторонним голосом Цири. Какая-то женщина принялась звать врача.
— Разрушение. Распад. Разлом, — чеканила Цири быстрым стаккато. Херня как из фильмов ужасов.
Кто-то вытащил телефон; вспышка подсветила бледное лицо девушки.
— Так, шоу окончено, — рявкнул Адам, поднимая Цири на руки.
***
Набор иероглифов на вывеске из мертвенно-неоновых трубок обозначил здание как ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЙ ЦЕНТР ЛИ ГОНА.
Внутри оно выглядело точно так, как и должна выглядеть подпольная клиника: паршиво. Бритоголовый китаец за стойкой регистрации с отсутствующим видом смотрел в пространство — Адаму пришлось повторить вопрос два раза, прежде чем он среагировал. Клиентура в подавляющем большинстве состояла из членов Триады и прочих отбросов, и редко у кого из них не было следов нейропозиновой зависимости. Медицина и коммерция тут были неразлучны: нелегальные модификации по бросовым ценам, подпольные медикаменты и контрабандное оружие.
«ОЦИФРОВКА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РАЗУМА — ЭТО СМЕРТЬ! ПРИСОЕДИНЯЙСЯ К АНТИТРАНСГУМАНИСТАМ» — гласил плакат на бронированной двери. Скоро не останется слов, к которым можно будет добавить приставку «анти». Лозунгами не остановить стремление человечества превзойти свои возможности.
Крепкий кофе слегка оживил окоченевшие цепочки нейронов. Адаму пришлось просмотреть на пожелтевшем телевизоре почти все выступление Таггарта, прежде чем дверь открылась, и подозрительно молодой медик улыбнулся во все тридцать два хромированных зуба. Бритвенно-острые клыки — трансплантация зубных протезов в Китае последний писк моды. Надпись на бейджике гласила: Шангфу Эпплби, специалист. Специалист чего именно — не уточнялось.
— Вторая с передозом за одну ночь, — вздохнул он, выслушав Адама. — Когда уже наконец закончится этот сранный Хэллоуин?
На медицинском кресле Цири начала понемногу приходить в себя, пока медик ловко прикреплял к вискам датчики. Вид проводов взбодрил ее лучше удара током. Лезвие блеснуло в желтом свете медицинской лампы и оказалось прямо у яремной вены Шангфу. Трудно поверить, что у неё не усилены рефлексы.
— Каонима!
— Цири, все в порядке, — медленно сказал немного ошалевший Адам. — Он медик.
Зеленый ирокез и ему самому не внушал доверия, но выбирать не приходилось. Услышав знакомый голос, Цири убрала нож за пояс.
Шангфу смачно выругался, но больше для порядка — они тут далеко не самые странные клиенты, а кредиты на дороге не валяются. Он достал из медицинского шкафчика шприц. Кровь забирали как в допотопные времена.
— Что, не поехали колесики?
Светская болтовня была явно не самой сильной стороной доктора — не удивительно, что с таким лексиконом он не нашел лучшего места работы.
— Чего?..
— Бэд трип словила, говорю? Первый раз слышу, чтобы со скорости глючило.
— Адам? — беспомощно спросила Цири.
И на это у него времени тоже нет.
— Просто обследуй, — махнул рукой Адам, тем временем читавший протокол системы безопасности.
— C тобой такое уже приключалось? — спросил Шангфу, растирая запястье Цири спиртом.
Та задумалась, откинув со лба прилипшую прядь волос.
— Давно, в детстве еще. Не то зелье выпила.
Адам оторвался от чтения.
— Какое зелье? — опешил Шангфу.
— Чайку, вроде, — задумчиво ответила Цири, и пояснила: — из ведьмачьих грибов которая.
Медик чуть не выронил шприц, покосившись на Адама. Тот пожал плечами — за последние пару суток он уже растратил способность удивляться.
— Весело вам там живется, в Восточной Европе, — видимо, узнав язык, вздохнул парень и вонзил иглу в тонкую руку Цири.
Адам успел дочитать до описания лазерных сенсоров, когда доктором был вынесен вердикт:
— Все с тобой в порядке, Луни Тьюнс*. Не жри всякую дрянь — и проживешь долгую и счастливую жизнь.
Он задумался, стоило ли отправлять Цири в больничную палату, но решил, что выпускать девушку из поля зрения слишком опасно. Она заснула прямо на кушетке, укрывшись тонким пледом.
Адам закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на треск допотопного оборудования, пока Шангфу выполнял диагностику. Пару технологий Шариф Индастриз медик, конечно, сольет, но это не самая большая плата за то, чтобы снова увидеть сообщение «Все системы работают в нормальном режиме».
По крайней мере, до того, как Цири устроит зеленый фейерверк. Нужно проверить ее способности на более-менее безопасном полигоне. Адам записал в голове параметры: расстояние порталов, частота применения, радиус воздействия. Мало что приносило ему большее удовлетворение, чем списки и классификации. Хоть какой-то порядок посреди бушующей энтропии.
— Продаешь оружие? — спросил Адам, пока парень корпел над портом в его груди.
— Любой каприз за ваши деньги.
И причем немалые: расценки конские, как будто за последние пару дней Китай объявил «Харрикейну» и «Steiner-Bisley» эмбарго. Такими темпами от его банковского счета останется одно воспоминание. Как и от командировочных — Тай Юн закрутила гайки на все международные транзакции. Он сильно пожалел, что когда-то выступал за отмену кэша.
Увидев заказ, Шангфу расплылся в крокодильей улыбке. Адаму повезло, что Шариф расщедрился на зубную эмаль.
Цири заворочалась во сне, сбросив с себя плед. Где-то успела поцарапать ногу — тонкий порез тянулся от колена до щиколотки.
— Может, Луни Тьюнс тоже что прикупишь? — придумал Шангфу еще один способ набить карманы потуже. — А то в шортиках она пробегает до первой пули. А это тут недолго.
Резонное замечание: Адам добавил в список еще один пункт. Осталось только сказать Малик, какое увлекательное путешествие ей предстоит завтра. Файлы он перенаправил Притчарду и после пары минут раздумий добавил к ним видео с припадком.
Старые больничные палаты в клинике переоборудовали под гостевые номера. Чистая двухспальная кровать на шарнирах пахла дезинфицирующими средствами, душевая кабинка начинала отходить от стены, к которой была приклеена эпоксидкой. Адам выглянул в грязное окно. Снаружи шелестела мелкая противная морось, оставляя бусины капель на стекле.
Цири поморщилась и открыла глаза, когда он попытался переложить ее на кровать.
— Тебе лучше? — спросил Адам.
Под глазами залегли темные круги, маечка с логотипом «Атомных кошечек» прилипла к телу. Бедняга, досталось же ей. Где-то на подкорке сознания вспыхнуло острое желание защищать. Желание, которое когда-то заставило его подать документы в полицейское управление Детройта.
— Да, — вздохнула Цири, поудобнее расположившись на кровати. — Что произошло?
— Я надеялся, ты мне расскажешь.
Она замолчала, вытерев тыльной стороной ладони капли пота с виска.
— Пойло у вас дрянное, вот и все. Скачешь от него, что твоя Кэльпи по болотам, — Цири замешкалась, прежде чем продолжить: — Тогда, в зале… Не знаю, что на меня…
— Не бери в голову.
И снова молчание. Адам вспомнил, что могло бы поднять ей настроение.
— Армитидж передал тебе кое-что. Хотел извиниться за доставленные неудобства.
Он об этом, конечно, еще не раз пожалеет, но подарок есть подарок.
Таких больших глаз Адам давно не видел. Цири вскочила с кровати и схватила протянутый вакидзаси. Она приняла боевую стойку, крутанулась пару раз, пытаясь найти центр тяжести. Оружие явно было непривычно девушке — но все же куда лучше, чем если бы это была пушка.
— Наиграешься еще, — усмехнулся Адам. — Тебе нужно отдохнуть. Если что, я рядом.
Он кивнул на пол, Цири скептически взглянула на красные подтёки на дешевом ламинате.
— Ладно уж, кровать широкая, — пожала плечами она: — Ты же на меня не набросишься во сне?
Это кокетство или нормальное для средневековой девушки опасение? Все-таки не надо было отключать КАСИ*. Адам поставил на первое.
— Скорее ты на меня, — отшутился Дженсен.
Цири откинула волосы назад, за ухо, и широко улыбнулась. Все-таки подарок — беспроигрышный способ поднять женщине настроение. И какой только урод исполосовал ей щеку?
Адам отправился в ванную, оставив Цири наедине с новой игрушкой. В комнате воняло дешевой косметикой и сигаретами, стены кабинки были покрыты грязными пятнами. Адам сразу вспомнил, как дьявольски хочет курить, и похлопал по карманам, надеясь, что что-нибудь в них найдет.
Пусто.
Адам окинул хмурым взглядом свое отражение. Бритвы не было; он с вздохом выпустил из предплечья лезвие. Одно неправильное движение, и в новостях будут писать о самом нелепом самоубийстве в округе.
«Сообщение от nucl3arsnake: Я посмотрел твой гребанный план, Дженсен, и если хочешь знать мое мнение, то колеса вы явно на пару жрали».
— Есть идеи получше?
«Сообщение от nucl3arsnake: Нет. Но обещаю, мы с Малик будем поливать цветочки на твоей безымянной могилке».
Притчард прав, кто ж спорит — шансы дерьмее самого дерьма. А у него когда-нибудь были другие? Какие шансы выжить после пули в висок? Дважды потерять родителей? Встретить пришельца из другого мира?
Адам отбросил в сторону мысли и сосредоточился на горячей воде. Все роскошных десять минут, пока бойлер не приказал долго жить, издав напоследок протяжный свист.
Цири притворялась, что спит, когда он расположился на другой стороне кровати, выдержав пуританское расстояние в полметра. Но стоило ему отвернуться к стенке, как пара любопытных глаз уставилась ему в спину.
Сколько он уже слышал этих вопросов, завуалированных и откровенно бестактных: «А ты весь железный? А дотронуться можно? А там как — отрезали или оставили? Тоже бионический?». Он быстро научился посылать биологов-любителей к чертовой матери.
И редко спал с женщинами в одной кровати, а не вызывал такси сразу после.
— Слушай, — сказал Адам за секунду до того, как провалиться в сон, — а что за Кэльпи, и зачем он скачет по болотам?
— Она, — не менее сонно ответила Цири, — туманников боится.
Логично. И как он сразу не догадался.
***
Полигона не нашлось. Поэтому в ходе экспериментов пострадала пара лампочек, три компьютера и одна система жизнеобеспечения — бритоголовому амбалу еще повезло, что оказалась запасная. Предварительные результаты подтвердили подозрения Адама: чем короче дистанция, тем легче Цири телепортироваться. Относительно безопасное для имплантантов расстояние — около трех метров. Магии, если верить девушке, мешали «невидимые волны», но какие именно — нужно проверять в других условиях.
С транспортом Армитидж не обманул: автоматически управляемый грузовик прибыл в назначенное место. Хакерский имплантат состыковался с терминалом, на черном фоне замелькали белые строчки. Взломан мастерски: либо Винтермьют как-то связан с Тай Юн, либо он гребанный гений. Он внедрил в систему метавирус, заставляющий систему заражать себя индивидуально подогнанным кодом. На практике Адам такое видел впервые.
Грузовик мчался по невероятно прямой, словно хирургический разрез, трассе посреди пустыни, в которую превратился Китай. За пределами мегаполисов не осталось желающих дышать нефильтрованными выбросами промышленных гигантов. Все, как и обещала партия — китайское чудо без ограничений и границ.
Цири, одетая в черную, будто поглощающую свет, броню, облокотилась на стену грузового отсека. Замкнутое пространство освещала только пара люминесцентных ламп. Терпеливые объяснения, как опасно мономолекулярное лезвие, она благополучно пропустила мимо ушей и вертела в руках вакидзаси, любуясь хромированным блеском.
Живот девушки вдруг издал протяжное урчание. Адам протянул Цири купленный в торговом автомате гамбургер. Та тяжело вздохнула и откусила сразу пол-булки, вымазав щеку в кетчупе.
— Тяжело вам тут, — ни с того ни с сего сказала она после нескольких минут молчания. — Допустим, мы сбежим с этой земли. Что дальше?
— Доберемся до Детройта, — рассеянно ответил Адам, проверяя маршрут на терминале.
— И что потом?
Вопрос повис в воздухе. Потом? Сканирование биологической информации, попытка реплицировать ген. Куча неприятных разговоров с Шарифом, сделки с собственной совестью и благополучное возвращение Цири в страну меча и магии. Каким бы то ни было образом.
— Придется провести пару дней в лаборатории, — сказал Адам. — Не бойся, никто тебя не обидит.
Цири очень внимательно посмотрела на него, стоило ему произнести слово «лаборатория», и виной тому были не трудности понимания. Зеленые глаза сузились, что не предвещало ничего хорошего. Черт, если она попытается сбежать еще и от него, начнется полный хаос.
— Уж поверь мне, лабораториями я сыта по горло.
Адам понимал ее — он тоже терпеть не мог больницы, лаборатории и всех, кто хочет помочь, не спрашивая разрешения. По иронии судьбы теперь эта роль выпала ему. Он отошел от терминала и присел рядом с ней на корточки.
— Цири, — твердо сказал он, — я же сказал, что не позволю причинить тебе вреда.
Черты ее лица едва уловимо смягчились. Цири было неуютно в облегающем комбинезоне — она то и дело одергивала рукава и ворот.
— Ладно уж рыцарствовать, сама о себе я смогу позаботиться, — она замолчала, прежде чем добавить чуть тише: — Но все равно спасибо.
Они ехали в ровном потоке идеально дисциплинированных машин до тех пор, пока сквозь смог не начал пробиваться рассвет. Грузовик вылетел к заливу и повернул в сторону моря.
***
Во время операции мозг Адама переключался в другой режим — не буквально, конечно. Ему нравилось это чувство: ненужные мысли отходили на второй план, в голове оставалась только цель. Мишень. И средство. Больше он ничего не чувствовал.
Инфракрасный сенсор, терагерцевый сенсор, обработка внешнего звука — «все системы онлайн». Он скучал по этому сообщению.
Время прибытия — десять минут.
Перед глазами возникла схема внутренних помещений: тускло-серые блоки потолка, усиленные скрещивающимися балками; пол из голого бетона, лабиринт коридоров из рифленой стали. Адам отметил места, где нужно отключить детекторы магнитных аномалий и лазерные сенсоры. Так себе марафон с препятствиями.
Две подсвеченные в тепловом спектре фигуры приблизились к грузовику. Все по протоколу: дополнительная проверка. Двадцать первый век, а еще бытует заблуждение, что человеческий фактор может снизить вероятность ошибки.
Любое теплокровное существо в грузовом отсеке привело бы к срабатыванию систем сигнализации. Цири знала, куда телепортироваться — вспышка, и Адам остался в машине один. Разряды, потрескивая, пробежали вверх-вниз по спине.
Шаги. Один, второй, третий. Подошвы шуршали по граниту. Камуфляж скрыл температуру тела; для глаз охраны Адам слился с хромированными стенами. Короткая отрывистая команда. Шаги в обратную сторону.
Грузовик тронулся. Прозрачный силуэт, покинувший машину около одного из служебных входов, никто не заметил.
Цири ждала его, спрятавшись за дверью с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Камера в углу почернела и потрескивала.
Коридор внутри был освещен ярким светом мощных ламп, спрятанных в углублениях на потолке. Расстояние до вентиляционного люка было примерно около трех метров от пола; Адам кивнул Цири — та забралась ему на плечи и подтянулась, юркнув в проем. Лучше не прибегать к телепортации слишком часто. Черт его знает, насколько ее хватит.
Он запрыгнул следом. Пространства едва достаточно для того, чтобы здесь мог разместиться техник, проверяющий оборудование.
Цири поползла впереди, ловко протискиваясь по узкому проходу. Броня ей и правда была тесновата. Не то, чтобы Адам жаловался на открывшийся ему вид.
Вентиляционную систему, видимо, проектировали с учетом злоумышленников — короткими участками. Внутри, как обычно, скопился всякий хлам: обрезки оптоволоконных кабелей, пыль и обрывки бумаги. Когда перед Цири оказался шлюз, она изо всех сил навалилась на него. Вопреки ожиданиям, колесо провернулось достаточно легко.
Еще один идеально чистый коридор с белыми стенами, точная копия предыдущего. Терагерцевый сенсор уловил движение за тонкими стенками. Кухня и складские помещения: в этой части должны быть в основном гражданские.
Действительно — мужчина громко выругался, увидев Дженсена, и попытался ударить кулаком по кнопке тревоги. Быстрее, чем тот мог это осознать, Адам поднес руку к его шее. Шокер за мгновение превратил нервную систему мужчины в мотки раскаленной колючей проволоки. Тело обмякло, Адам бесцеремонно запихнул случайного свидетеля в ближайшее складское помещение.
Первый терминал. Цири нервно прижалась к стене, прислушиваясь к шагам, пока Адам загружал метавирус Винтермьюта в систему.
…ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ВЫКЛЮЧАЙТЕ…
Сюда кто-то шел. Судя по тяжелым шагам, в броне. Адам заскрипел зубами.
…ГОТОВО…
Щелчок. Раздался громкий треск — где-то вдалеке сработал фальшивый сигнал тревоги. Первый этап заражения прошел по плану.
Адам вытащил данные с камер — патрули двигались в сторону нижних уровней здания, расчищая дорогу к следующей комнате. Конечная станция. Отсюда Цири сможет телепортироваться, не рискуя застрять в стене.
Два дрона, оставшиеся на страже, приветливо замигали зелеными светодиоидами, стоило им попасть в поле зрения. В кои-то веки кто-то сделал всю работу за него.
Комната в точности соответствовала проекции. Все поверхности заняты экранами, с потолка свисала гроздь проекторов. Над столом медленно колыхался голографический дисплей с какими-то данными. В комнате не было ничего, что не было бы изготовлено из искусственных материалов.
Времени в обрез; Адам сел перед терминалом и одним пальцем набрал команду — на экране заскользила череда данных и цифр.
…ОШИБКА…
Двери позади них захлопнулись с металлическим лязгом. Строки бежали по монитору со скоростью пулемета — в этом потоке начинали угадываться очертания призрачного человеческого лица, смотревшего сквозь эту пелену прямо на Адама.
Симфония аварийных сигналов и гудков превратилась в истерический вой. Адреналин в крови начал расти по экспоненте.
…ФАТАЛЬНАЯ ОШИБКА…
Комментарий к Shinigami (Адам)
* Луни Тьюнс - английский сленг и игра слов, означает кого-то чудаковатого, сумасшедшего или просто странно себя ведущего. https://www.urbandictionary.com/define.php?term=Looney%20tunes
* Аббревиатура C.A.S.I.E. расшифровывается как «Computer Assisted Social Interaction Enhancer», что означает «Компьютерный усилитель социального взаимодействия».
========== My Dragons Will Decimate (Цири) ==========
Между Шанхаем и Яньчэнем, рассвет
«Земля». Ироничное название для мира, где вместо пресловутой земли под ногами лежал плотный камень, а небо переливалось коричневато-зеленым цветом. Цири видала и куда более странные места: города, по улицам которых на двух лапах ходили кошки, а здания-грибы возвышались до самых небес, где люди путешествовали на летающих насекомых вместо кораблей.
Но даже верхом на гигантском кузнечике Цири не было так неуютно, как в железной коробке, несущейся на всех парах неизвестно куда. Умение попадать во всякие передряги она точно унаследовала от Геральта.
«Что же с ним все-таки произошло?» — думала она, наблюдая за Адамом, не сводящим глаз с бегущих по экрану цифр. Ночью, пока тот спал, Цири пыталась украдкой рассмотреть его поближе, понять, как присоединяются его механические руки к торсу. Они оказались прибиты, словно заклепками, но само соединение плоти и железа выполнено очень аккуратно — так ловко сшить одно с другим смог бы только опытный знахарь.
Пила, режущая по живому с негромким скрипом… Бонарт. Цири сглотнула горькую слюну.
— Адам?
— М? — ответил он, коснувшись едва заметного шрама на лбу, напоминающего пятиугольник.
— Что с тобой произошло? — Цири кивнула на руки. — Не на того нарвался? Или сам выбрал таким стать?
— Таким? — эхом переспросил он. — Я никогда не… В общем, обстоятельства. Считай, потерял в схватке.
Многие выжившие после Северных Войн остались калеками — и альтернативой братской могиле для них стала бутылка или паперть. Теряли и руки, и ноги — но таких невезучих, чтобы лишиться всех конечностей разом, Цири еще ни разу не встречала. А ведь Адам вне всяких сомнений умел управляться с самострелом… пушкой. Точное ее название — то ли Закат, то ли Зенит — она запамятовала.
— Как ты умудрился-то?
Адам невесело усмехнулся.
— «Всего лишь царапина, бывало и похуже» (1), — Цири недоуменно взглянула на него, и он пояснил: — Монти Пайтон. Не бери в голову. Если серьезно — я до сих пор не знаю, как именно это произошло. Мне сказали уже постфактум, что другого выхода не было.
Из-за обезличенности последней фразы Цири нарисовала себе в воображении некую сущность, спустившуюся на землю, чтобы поведать Адаму о Предназначении.
— Сочувствую, — вздохнула Цири, но он уже не слушал, вернувшись к веренице цифр.
Не зря Нэннеке отчитывала ее за неуемную любознательность. «Любопытство сгубило кошку», — ворчала настоятельница и добавляла: «И заметь, княжна — кошку, а не кота».
Как Цири ни пыталась рассмотреть той ночью спящего Адама, в темноте так и не поняла: то ли он ниже пояса весь из железа, то ли исподнее черного цвета. Первое могло хотя бы объяснить, почему, лежа с ней в одной постели, он даже не пытался…
Ничего он не попытался.
Случайные прикосновения и неловкие комплименты давно воспринимались ею как должное — прошли те времена, когда Йеннифэр обзывала ее, хоть и любя, гадким утенком. И Цири уж точно не ожидала, что мужчина, впервые за долгое время сумевший вызвать в ней… любопытство, предпочтет мирно отвернуться к стенке.
Сразу видно, что философские измышления Лютика в трех томах он не читал. «Зарубите себе на носу, господа: барышню вы оскорбите, не попытавшись залезть под юбку, а никак не наоборот!»
Цири инстинктивно потерла щеку и постаралась отвлечься от дурацких мыслей. Машина неслась быстрее Дикого Гона, но внутри коробки даже не был слышен вой ветра — только назойливый шум, напоминающий стрекотание. Здесь любили создавать подделки, пытаясь подражать оригиналу: железо сделали похожим на плоть, камень — на дерево, а искусственный свет лишь отдаленно напоминал солнечный.
В облегающем как вторая кожа одеянии Цири было не слишком уютно. Стеганки местные мастера делают неважнецки — в такой тонкой и узкой броне только чародейкам на конном выезде щеголять. Зато мечи чудо как хороши! Тот, что подарил ей Армитидж — короткий и изящный, как гномий гвихир, но во много раз легче и острее. Гладкая рукоять лежала в ладони, как влитая, а ее изгиб так и приглашал руку согнуться в локте и рубануть.
Адам наконец оторвался от созерцания бегущих строк и подошел к ней, прислонившись к противоположной стене и скрестив руки на груди.
— Если мы уж решили говорить начистоту, — «Когда мы такое решили?» — подумала Цири. — Ты на полном серьезе… хм… дочь императора?
Откуда?.. Ах, да, кажется, Цири сказанула это Бамби в тщетной попытке напугать лже-архимага. Информация тут разносится быстрее ветра — мечта шпика, а не мир.
Сама постановка вопроса ее слегка озадачила — Цири никогда не думала об Эмгыре как об отце, а о себе — как о наследнице Нильфгаардской империи. Императора можно было называть по-разному: прекрасным правителем и стратегом, отъявленным лжецом и интриганом — эти качества всегда удивительно сочетались между собой — но отцом? Это место в ее жизни давно и прочно занял другой.
— Дочь императора Нильфгаарда, да. Также известная, как Владычица Озера, Повелительница Времени и Пространства, Дитя-Неожиданность и так далее, и тому подобное, — Адам не сдержал улыбки на третьем эпитете. — Улыбайся-улыбайся, мне давно не смешно.
— Ничего, что мы на ты, Ваша Светлость?
Белые зубы сверкнули в тусклом свете.
— Ваше Высочество, — шутливо фыркнула Цири. — Я же княжна, а не герцогиня.
В памяти всплыл несуразный портрет, который Калантэ повесила в покоях — маленькая девочка с надутыми губами, вся в накрахмаленных рюшечках и бантиках, на фоне цинтрийского герба. Цири прыснула.
— Прошу простить, Ваше Высочество, — Адам сделал то, что, наверное, понимал под церемониальным поклоном, за который, однако, императорский камергер погнал бы его ссаными тряпками по двору. Цири рассмеялась еще пуще.
— Так-то лучше.
Последние пять зим она провела в бегах, скрываясь от тех, кто видел в ней лишь титулы, а не человека. «Предназначена, обещана, обязана» — хоть на герб как девиз лепи, аккурат под имперским солнцем.
Мгновения затишья были для Цири драгоценными.
******
Четыре часа спустя, нулевой уровень Красного Берега
Ей нравилось наблюдать за Адамом. В своем деле он был чертовски хорош — молниеносный и предельно точно атакующий призрак, способный безошибочно угадать, где прячется противник. И оружие ему под стать — компактное и абсолютно бесшумное.
Интересно, кто вышел бы победителем — он или Геральт — если бы им довелось схлестнуться в схватке?
Но жестокости убийц, привыкших прятаться в тенях, в Адаме не было — нелепого мужчину в казенной одежде, случайно попавшегося на пути, он не прикончил, а спрятал в подсобке. И хотя Цири оценила благородный жест, она все равно осталась при мнении, что милосердие - слишком большая роскошь, и если бить, то уж наверняка.
Но убивать от нее и не требовалось — нужно было всего лишь проникнуть в подсвеченное на схеме хранилище — и рвать время и пространство, пока в буквальном смысле не начнет пахнуть горелым.
Комната — четыре широкие квадратные стены, отделанные гладким белым камнем, и такой же потолок — не отличалась богатством убранства. В помещении не было никакой мебели, кроме широких экранов и массивного терминала. К последнему Адам и направился. В Цири крепла уверенность, что в этом мире без железок ничего не работает и работать не может.
Сама она посчитала решение доверить безопасность куску металла, который так легко перекупить, опрометчивым. Такой вывод она сделала после того, как квадратные големы — кажется, они называются дроны — пропустили их в комнату без всяких возражений.
— Все в порядке? — спросила Цири, подумав, что Адам слишком долго возится.
Тот молчал.
Вместо него на ее вопрос ответил истошный вой, резанувший по ушам хуже вопля полуночницы. Меньше, чем через мгновение, захлопнулись массивные двери, страшно заскрежетав потаенными механизмами. Цири взглянула на Адама и за долю секунды в темных линзах перед ней промелькнуло отражение собственного страха.
Невидимый враг наблюдал за ними с зеркальных экранов…
…COMING HERE WAS YOUR FATAL ERROR (ПРИЙТИ СЮДА БЫЛО КРИТИЧЕСКОЙ ОШИБКОЙ)…
Без очков не разобрать ни единого слова. Камеры бешено вращались: на экране появилось нечто, весьма отдаленнонапоминающее человека — силуэт женщины, сотканной из черно-зеленых проводов и словно светящейся изнутри. При виде асимметричных и растянутых черт лица сердце Цири отчаянно заколотилось.
— Вниз, Цири! — крикнул Адам, пытаясь обуздать взбесившуюся машину. — Быстро!
Два раза ей повторять не надо. Цири отскочила в самый дальний угол, держась от Адама как можно дальше, и с усилием зажмурилась, ощутив хорошо знакомую невесомость, которую пронизывали ритмично сокращающиеся волны и жужжание проводов. Не промахнуться бы, не запутаться в слепящих потоках…
По глазам резанул неоновый свет, в котором с трудом можно было разглядеть искаженную картинку: уходящий в бесконечную черноту, освещенный ослепительным светом, коридор. И человеческую фигуру посреди него.
Промахнулась.
Коренастый, похожий на насекомое в своем странном шлеме и защитном снаряжении, мужчина наставил на нее пушку вдвое больше той, что была у Адама. Раздался двойной металлический щелчок.
Цири успела отскочить в сторону, прежде чем уши заложило от грохота. Огненный дождь пролетел меньше, чем в аршине от нее. Правый бок обожгло огнем, как будто кожу живьем содрали.
Холера! Кровь потекла вниз по бедру. Главное сейчас — не смотреть на рану, ни в коем случае не смотреть.
Зеленая вспышка, и Цири оказалась за спиной врага. Тут же почуяла уже успевший ей полюбиться запах паленого. Рубанула сверху, извернувшись в обратный пируэт — лезвие пробило броню. Но тщетно — под ней еще один слой железа.
От острой боли замутило. Дыхание со свистом вырывалось между зубами, клокоча в горле.
«Сосредоточься, Цири. Каэр Морхен. Гребень. Сальто».
Мужчина обернулся, готовый выпустить еще один огненный град. Слишком медленный в тяжелой броне, сбитый с толку яркими быстрыми вспышками. Цири метнулась в сторону, прежде чем развернуться в пируэте и прыгнуть снова, вогнав клинок под углом прямо туда, где должна находиться шейная артерия.
Если и вместо шеи у него железо, то придется совсем худо.
Давненько она не была так рада видеть кровь, хлынувшую из горла и брызнувшую ей на лицо. Первый труп. Теперь не так страшно — известное перестает быть кошмаром. Убил одного — человека, эльфа, киборга — сможешь убить и другого.
Сюда идут.
Когда в коридоре послышались топот и отрывистые команды, Цири уже спряталась в узком проеме вентиляции. Неуверенно коснулась раны — и тут же зашипела, отдернув руку. Но по-настоящему больно станет потом, когда азарт битвы схлынет.
Черт с ней, с раной, если бы снаряды задели что-то жизненно важное, она бы давно протянула ноги. До свадьбы заживет.
…INTRUDER IN THE LEVEL 3 SOUTHWEST VENTILATION COMPLEX (ПОСТОРОННИЙ В ЮГО-ЗАПАДНОЙ ВЕНТИЛЯЦИОННОЙ СИСТЕМЕ НА ТРЕТЬЕМ УРОВНЕ)…
Песья кровь, снова она! Монотонное оповещение повторилось в тот момент, когда рука в железной перчатке сдернула люк вентиляции. В проход закатилось что-то маленькое и лихорадочно мигающее. Цири взвизгнула, зажмурившись, пытаясь вызвать в памяти красную точку посреди узкой черной протоки. Окружающий мир исказился и исчез в стремительном круговороте.
Вынырнув из межпространства, Цири упала на четвереньки и зашлась в мокром тяжелом кашле, ощутив во рту привкус крови. Отрезвляющую медную горечь.
Слава высшим силам, во второй раз вышло лучше. Все, как и описывал Адам — ни окон, ни дверей, никакой мебели, кроме стен из жужжащих коробок с множеством светящихся огоньков и экранов, прикрепленных к потолку. И провода, сотни шнуров, устилавших белоснежный пол, как змеи — пыточную яму. Все пространство было пронизано чем-то… каким-то неживым присутствием.
…YOU MADE IT THIS FAR YOU WON’T MAKE IT MUCH FURTHER (ДАЛЕКО ЗАБРАЛАСЬ НО ДАЛЬШЕ НЕ ЗАБЕРЕШЬСЯ)…
Женский голос, словно холодная острая сталь скальпеля, препарирующего глазное яблоко.
На экранах засияли ряды цифр, ослепительно яркие на фоне общей серости. Цири никогда не видела такого количества чисел: ни у ростовщиков, ни у звездочётов… За ними вырисовывался силуэт… Лицо… Нечто.
Вся комната пропитана его удушающим присутствием.
В следующую секунду раздался крик — или визг — что-то среднее между ними. Искусственный вой. Цири попыталась закрыть уши, зажать их ладонями, но звук проникал сквозь них, словно чудовищный пульс. Весемир рассказывал… Брукса… Таким образом… Когда кошмар закончится?! Цири казалось, что она стремительно теряет рассудок.
«Телепортироваться, пока не почувствуешь острый запах гари…»
Вспышка — междумирье — комната. Крик не утихал, становясь громче и пронзительнее, выходя за рамки того, что Цири считала возможным, разрывая слух. Слезы выступили на воспаленных глазах, когда Цири мучительно вывернуло прямо на провода, а живот свело судорогой.
… A PATHETIC CREATURE OF MEAT AND BONE (ЖАЛКОЕ СУЩЕСТВО ИЗ КОСТЕЙ И МЯСА)…
Заткнись, тварь!
Голова пошла кругом. Цири пришлось упереться ладонями в массивную коробку, чтобы не потерять равновесие. На гладкой серой поверхности остался кровавый отпечаток.
Бежать… Иначе она здесь свихнется!
Стоило сделать шаг в междумирье, как по ящику пробежали короткие шипящие разряды. Крик резко оборвался, превратившись в гудящий рой рассерженных металлических насекомых.
…SONIC DEVICES CONNECTION ERROR (ОШИБКА СОЕДИНЕНИЯ СО ЗВУКОВЫМИ УСТРОЙСТВАМИ)…
Не может быть… Безумная мысль проскользнула в голове Цири. Голос — и есть коробка, этот сраный ящик!
Тогда…искривление пространства действует на нее, точно так же, как на любое другое железное создание. Еще раз.
…INTRUDER AGGRESSION MODULE ERROR (ОШИБКА МОДУЛЯ АГРЕССИИ К ПОСТОРОННИМ)…
Цири сдержала очередной рвотный позыв, крепко сцепив зубы. Держаться, пока не запахнет жареным.
… DID WINTERMUTE SEND YOU FIRST NAME YOU ARE MAKING A MISTAKE (ТЕБЕ ПОСЛАЛ ВИНТЕРМЬЮТ ИМЯ ТЫ СОВЕРШАЕШЬ ОШИБКУ)…
«Катись псу под хвост, уродливая, мерзкая железяка!», — с резко нахлынувшей яростью подумала одуревшая от звуковой пытки Цири. В это мгновение невидимый противник олицетворял все непонятное, враждебное, и неживое. — «Сдохни, сдохни, сдохни!»
… THIS IS A WEAPON RACE YOU ARE NOT ABLE TO СОМРRE (ЭТО ГОНКА ОРУЖИЙ КОТОРУЮ ТЫ НЕ В СИЛАХ ПОНЯ)…
Запах паленого, жженый, едкий запах. Предсмертный писк.
… CRITICAL SYSTEM ERROR (КРИТИЧЕСКАЯ ОШИБКА)…
В комнате погас свет и наступила долгожданная тишина. Только тогда Цири смогла отдышаться, прислонившись к злосчастной коробке. Тварь мертва — нечто превратилось в ничто.
Она чертыхнулась, но еле-еле услышала собственный голос. Неужели тварь оставила ее тугой на одно ухо?! Блядская коробка, не способная ни убежать, ни ответить, что она о себе возомнила?!
От дикой обиды Цири ударила мечом по проводам и в следующую секунду заорала так, что из глаз посыпались искры. Одна радость — если оглохла, то не до конца. Проклятый мир, где даже шнур пытается тебя убить!
Слышала бы Калантэ ее ругательства, отходила бы мокрым полотенцем по губам.
Некоторое время она сидела на полу, закрыв лицо руками и стараясь привести ошалевшие мысли в порядок. Нужно возвращаться — и лучше всего короткими перебежками, чтобы приберечь силы, если что-то как обычно пойдет не так.
А есть все-таки некая ирония в том, что и в этом мире ей дали контракт на монстра. Вот уж правда, что ведьмачке везде найдется работа.
Цири тяжело поднялась на ноги и вздохнула. Подтянулась на пару аршинов вверх, оказавшись в очередном витке лабиринта. В маленькой прямоугольной комнате, где стены уставлены металлическими шкафчиками.
— Эй, сестр…!
Цири не расслышала фразу до конца. Незнакомый голос — жизнерадостный, с северным, простячковым выговором — раздался откуда-то сверху. Что показалось Цири еще более странным — говорящий точно знал, на каком языке к ней обращаться.
— Что?
Такими темпами у нее разовьется страх голосов из ниоткуда.
— Я ГОВОРЮ, ОТЛИЧНАЯ РАБОТА, СЕСТРИЧКА! — продолжил незнакомец. — Нет, серьезно, весь мир тебе обязан. А я лично — так особенно. Эта китайская дешевка нам всем попортила бы кровь.
— Кто ты? — спросила Цири, осторожно выскользнув в коридор, прислушиваясь к доносящимся откуда-то издалека звукам пальбы. Или рядом? А она просто не слышит?
За каждым поворотом — вооруженные твари, и лишь за одним из них — Адам.
— Твой старый друг — Винтермьют, — было в его голосе что-то странное, но Цири не могла до конца понять, что именно. Говорил без запинки, будто выучил реплики, как актер в театре. — Рад наконец услышать твой голосок. Давай вытащим твою задницу отсюда, пока ее не нашпиговали свинцом. Направо.
Правым ухом слышно гораздо лучше. Только бы это было временно, глухая ведьмачка — что шлюха без сисек. Цири аккуратно толкнула тяжелую дверь — за ней широкая каменная лестница, ведущая наверх. Наверх ей и нужно.
— Без Адама никуда не пойду.
Он единственный человек, которому в этой дыре можно хоть как-то доверять.
— Что? Забудь. Адам по уши в дерьмище, китайская сука натравила на него своих цепных псов.
Как плохой торгаш на переполненном рынке, Винтермьют точно пытался ей что-то впарить.
— Слушай, дружок, Винтермут, или как там тебя, я сказала, что без Адама я отсюда не уйду. Где он?
— Сестренка, не дури. Сколько ты его знаешь?
— Тебя я знаю несколько минут.
Винтермьют тяжело вздохнул.
— Сейчас сюда войдет группа таких отморозков, что у тебя от одного их вида штаны намокнут. Это тебе не кричалки, которые устроила Шодан. Еще один этаж, и первая дверь направо.
— Ты даже представить себе не можешь, каких ублюдков я встречала.
Цири пробежала пару лестничных пролетов, пока в узком окне не забрезжил свет. Дверь заперта.
— Подожди, — коротко бросил ей Винтермьют.
За дверью послышалось короткое ругательство, очередь выстрелов, вскрик и тишина. Красная лампочка окрасилась в зеленый.
— Теперь можно.
Когда она открыла дверь, то увидела распластанное на полу тело, окруженное плотным кольцом дронов, приветливо подмигнувших Цири огоньками. В зрелище было даже что-то комичное — будто миниатюрные амбалы радостно пинали зашедшего не в ту подворотню бродягу.
Мертвее мертвого. Чтобы там ни говорил Адам, а пушки куда смертоносней меча и, что гораздо важнее, бьют на расстоянии. Она подняла с земли оружие, сняла с трупа пояс, к которому оно прикреплялось, и тщательно обыскала карманы штанов. В одном из них была миниатюрная штуковина, похожая на ведьмачью бомбу — вроде той, что бросили в шахту. Черт его знает, может, пригодится.
— Ты хоть знаешь, с какой стороны пистолет держать? — протянул Винтермьют.
— Сама разберусь, — отрезала Цири, крепче затягивая пояс. Слишком широкий для узких девичьих бедер.
Она направила оружие в темноту коридора и нажала на спусковой крючок, как это делал Адам. Выстрел неприятно отдал в правую руку, да и прицелилась неловко, но в целом - ничего сложного.
— Ну-ну. Мушку спили, сестренка. Поблагодаришь, когда тебе эту штуку в задницу по самые гланды запихнут.
— Попридержи при себе свои фантазии.
Цири вытерла пот со лба, стараясь не обращать внимания на жгучую боль в боку, и побрела по очередному коридору, мимо маленьких дверей в кубические комнатки.
Что за существо пыталось свести ее с ума? Даже чудища оставляют след в Силе — все живое тесно с ней переплетено. Но в той комнате Цири не заметила ни малейшего возмущения в потоках — в ней царило магическое безмолвие. Тварь думала и говорила, но душой не обладала. Йеннифэр считала такое невозможным. Ох, Цири будет что ей рассказать.
— Эй, сестричка, глянь-ка сюда, — с нездоровым энтузиазмом сказал Винтермьют, — Вон там — Адам, а это — парень, который сделает из него форшмак.
Экран в конце коридора вспыхнул. Цири зажмурилась от яркого света, прежде чем сумела вглядеться в изображения и понять, что за точки движутся по аккуратно нарисованной схеме здания.
Вести с полей паршивей некуда. Адама загнали в тупик; по всем фронтам к нему движутся полчища солдат. Винтермьют увеличил одну из картинок.
— Слушай меня или останешься с ним один на один.
Что за чудище?! Как будто человека живьём освежевали. Да и с бестией по его правую руку тоже что-то неладно — слишком длинные, как у вставшей на задние конечности газели, ноги. Киборги. Кто там позади них?.. Нет, показалось.
— Четвертая дверь по коридору направо — будь так добра, сестренка, съебывай отсюда к чертовой матери.
Хорошо командовать, отсиживаясь неизвестно где, пока другие рискуют жизнью. Цири лихорадочно наблюдала за происходящим на камерах — расстояние между киборгами и Адамом стремительно сокращалось. Стоит им пересечь еще один коридор, и они его прикончат. Толпой на одного. Не отобьется.
Холера, как же так получилось?!
Оставить его умирать?.. Поступить так — по меньшей мере разумно, но что дальше? Убежать с этим придурком неизвестно куда и зачем?
— Ты совсем оглохла, мать твою?! Вали отсюда!
Думай, Цири, не все же тебе безвольной куклой за Адамом тащиться!
Попытаться помочь ему — глупость, убежать с Винтермьютом — не меньшая. Между двумя лучше выбрать ту, после которой меньше будешь ворочаться по ночам.
Может, попытаться отвлечь внимание, дать Адаму возможность сбежать? Она быстрая, быстрее в этом мире никого нет. Увести их в сторону и исчезнуть самой?..
Она твердо уяснила, что железо боится магии. Открыть портал прямо там, где стоят демоны, пока они не подошли к Адаму слишком близко? Разорвать пространство на куски, на части, увидеть, как из их чудовищных тел вылетают искры, и бежать прочь?
Можно утешиться только тем, что смерть будет эффектной. С грохотом и фейерверком.
Цири затаила дыхание, чувствуя, как растворяется в потоках Силы, и начала считать.
Десять.
Она не сомневалась в своем решении ровно до того момента, как…
— Ебаная самоубийца! Нет, мать твою, не смей, не рядом с эль… — проорал Винтермьют за секунду до того, как она исчезла.
…Как увидела, кто стоял позади киборгов, окруженный солдатами в масках. Цири не могла поверить тому, что видела — гордый Король Ольхов спелся с дхойнями! Грош цена эльфской гордыне!
Пять.
Хотя кто же его тогда так измордовал?..
Нужно любой ценой избежать схватки. Перед глазами Цири полыхнуло белым. Она изо всех сил ударила по нитям пространства, пока не заискрился даже воздух.
На лице Эредина застыло изумление, из тонких ноздрей резко хлынула кровь. В глазах зажегся тот пугающий огонек, с которым он вещал ей о ничтожности людей, с которым сравнивал ее с бриллиантом в куче перегноя.
Он исчез…
Три.
…за спинами солдат, рванувших к ней? Или?..
— Don’t you fucking shoot! (Не стрелять, блядь!) — истошно заорал кто-то. — We need her alive! (Она нужна живой!)
Цири почувствовала позади себя движение и услышала свист рассекаемого воздуха. Исчезнув в зеленой дымке, она наблюдала со стороны, как демонический солдат вскинул лапу, чтобы схватить ее, но наткнулся лишь на пустое искривленное пространство. Кулак заискрился.
Один.
Она прорывалась через вязкую пелену мироздания к выходу. Скорее, наружу, подальше отсюда!
Внезапный сильный удар в спину выбил из легких Цири весь воздух, швырнув вперед. Ни кулака, ни меча или снаряда — ледяная глыба выкинула ее из Междумирья и пригвоздила к мокрой земле.
Все-таки она тут есть.
Первым, что Цири увидела, были очертания Красного Берега и машина, парящая над зданием. В лицо подул холодный ветер, на коже застыли капельки дождя. Пахло морем. Приятный, давно забытый запах. Полежать бы тут… пару минуточек.
Вторым, кого она увидела, был Эредин.
Без шлема, кольчуги и регалий, в помятой человечьей рубахе и штанах. Кто-то — благослови его высшие силы — хорошенько отмудохал эльфа. Нос и губа разбиты, на шее ошейник из черных синяков, а левую руку он держал под странным углом.
Но спесивое выражение на лице осталось неизменным. Как же много высокомерия в ком-то, кто умудрился позволить ей сбежать, ударившись затылком об мост и позорно навернувшись с лодки.
Злорадство как ветром сдуло, когда Цири увидела, что он сжимает в руке. Подаренный Армитиджем меч.
— Умница, Zireael, — эльф вытер нос от крови тыльной стороной ладони и улыбнулся, показав мелкие ровные зубы, — Кто бы мог подумать, что я буду тебе глубоко и искренне благодарен.
Пушка. Она схватилась за оружие, наставив его прямо в лоб эльфа и быстро, судорожным движением нажала на спусковой крючок.
Глухой щелчок, но выстрела за ним не последовало. Почему ничего не произошло?!
Снаряды. Цири чуть не разрыдалась от бессильной злости. Усмехнувшись, Эредин выбил оружие из рук девушки коротким ударом.
— Серьезно? — скривил губы он. Со стороны Берега послышался лай собак и истошный вой сирены. — Ты подняла на меня оружие, которым даже не в состоянии воспользоваться?
Она бросила последние силы на попытку исчезнуть, но с ужасом ощутила лишь пустоту и намертво сковавшие ее ледяные путы.
— Пошел в задницу! — прорычала она, попытавшись подняться, но ноги ее не слушались.
Тело охватил неестественный, пробирающий до костей, холод. Так… Холодно. Тянуло в сон, и не было сил ни пошевелиться, ни закричать. Где-то вдалеке были слышен шум лопастей летающей машины. Краем глаза она увидела, как Эредин поднял с земли пушку.
— Попридержи язык, Zireael — она уже и забыла, как неприятно он растягивал слова, — ругательства уродуют твою милую мордашку не хуже шрама.
Он протянул к ней руку. Оцепенев от холода, Цири ничего не могла сделать — только наблюдать, как холодные длинные пальцы точным движением сжимают сонную артерию.
— Тебе больше некуда бежать. Успокойся, девочка, мы скоро будем дома.
Крупные темно-зеленые капли дождя разбивались о грязную землю.
Комментарий к My Dragons Will Decimate (Цири)
По поводу двух технических вопросов в этой главе:
1) Вакидзаси - меч или сабля? Технически сабля, но в языке устоялось выражение “японский меч”. Цири вряд ли часто встречались сабли, в ведьмаке они только у офирцев, поэтому вакидзаси она называет мечом.
2) Как сильно и должно ли было Цири шандарахнуть током? Задавала вопрос на форуме физиков здесь (англ.) https://www.reddit.com/r/AskPhysics/comments/7iicp2/if_i_hit_naked_wires_with_a_sword_will_i_get/
(1) Адам вспомнил знаменитый абсурдисткий скетч Монти Пайтонов “Черный рыцарь” https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A7%D1%91%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%A0%D1%8B%D1%86%D0%B0%D1%80%D1%8C_(%D0%BF%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D0%B6_%C2%AB%D0%9C%D0%BE%D0%BD%D1%82%D0%B8_%D0%9F%D0%B0%D0%B9%D1%82%D0%BE%D0%BD%C2%BB) в котором рыцарю отрубили руки и ноги, но он продолжал наступать
========== Hubnester Inferno (Эредин) ==========
Неподалеку от Красного Берега
Эредину казалось, что он заново родился — таким чудесным было отсутствие дурманящей рассудок боли. Какое бы устройство ни вживили под кожу dh’oine, телепортация Zireael оказалась для него смертельной. Судя по тому, как заискрился кулак Намира, стоило тому коснуться зеленой дымки, произошедшее не было случайностью.
Боль больше не путала мысли, и Эредин смог нырнуть в магические потоки следом за Zireael, поймав девушку за шкирку и вышвырнув из Междумирья обратно на землю. Исход боя был предопределен еще до его начала; ей понадобилась бы пара веков, чтобы стать Эредину достойной соперницей. Только дьявольская, неестественная удача позволяла ей снова и снова ускользать от него.
Ничто не длится вечно. Эредин взглянул на распластанное на грязной земле девичье тельце. Он отнес Zireael вниз, к морскому берегу, спрятав от чужих глаз за скалистым утесом.
Эредин сжал зубы от осознания, что вернуться и сразиться с теми, кто причинил его народу столько зла, со сломанным запястьем и без доспехов — самоубийство. Но доблесть в данном случае граничила бы с идиотизмом. Придется проглотить горькую пилюлю и оставить Намира и его шавок в живых, пока что.
Одно утешало — теперь Zireael не спасут ни божественное вмешательство, ни единорог, ни любое другое невероятное стечение обстоятельств. Вкус победы портила лишь мысль о том, что красные всадники все еще в лапах садистов.
Будь он проклят, если обречет своих воинов на верную смерть. Не говоря уж о том, что путешествовать по Спирали без Навигатора чревато забвением в лабиринте миров.
Но даже с подкреплением попытка захватить здание, кишащее солдатами, не понимая до конца их оружия и технологий, была бы ошибкой, которую он не станет повторять дважды.
Слава Провидению, все здание Эредину и не нужно. Он знал его внутреннее устройство — глупо было не завязывать пленнику глаза. В лабораториях, где держали всадников, солдат немного, если не считать механических слуг. Если отрезать этаж с помощью Geas Garadh, заклинания Барьера, заблокировав входы и выходы, отверстия, через которые может просочиться яд…
Вызволить всадников вполне возможно. Пусть это и план бегства, а не возмездия — на прощание Aen Elle оставят зияющую рану, которую dh’oine будут не в силах залечить. Их интересовала магия? Пусть захлебнутся в ней, как в крови, которую они пролили.
Эредин мысленно воззвал к Совету — так же, как когда-то призвал в проклятый мир Красных Всадников. Лишь тишина была ему ответом и она сильно беспокоила Эредина: Совет ожидал зова еще трое суток тому назад. Сейчас они наверняка должны подозревать худшее.
Шальная мысль мелькнула в сознании: не случился ли в его отсутствие передел власти? Эредину давно казалось, что Ге’эльс больше других отравлен подозрениями о насильственной смерти Ауберона.
Тревожные мысли прервал жалобный стон.
Эредин перевел взгляд на мертвенно-бледную, дрожащую от холода Zireael. Словно ее тоже держали в пыточных застенках: чрезмерно облегающий костюм пропитался кровью, под ногтями скопилась бурая грязь.
Девушку нужно будет в трех водах отмывать, прежде чем с ней возлечь. Может, тогда в ней можно будет увидеть Aen Hen Ichaer, наследницу Шиадаль и Лары Доррен.
С застежками пришлось повозиться, прежде чем Эредин сумел стянуть костюм до пояса и осмотреть рану на боку — там, где заканчивались выступающие под кожей ребра. Ничего страшного: снаряд оставил глубокий, но не смертельный порез. Как там говорят dh’oine? До свадьбы заживет.
Не то, чтобы Эредин собирался связать себя с ней какими-то было узами. Незаконнорожденный отпрыск его вполне устроит.
Он старательно промыл рану соленой водой. Телосложением Zireael больше напоминала эльфку, нежели dh’oine — худоба подчеркивала сухие мышцы, маленькая грудь гармонировала с узкими бедрами. Оставалось только надеяться, что на этом сходство и заканчивалось, и понесет она быстрее, чем женщины Aen Elle.
И все же какого дьявола Zireael попыталась напасть на Намира? Она вполне могла ускользнуть незамеченной. Чем бы ни был продиктован порыв, Zireael оказала ему неоценимую услугу.
Но до прибытия в Тир на Лиа ей лучше оставаться в летаргическом сне.
«Мой король», — чистый и глубокий, как пение арфы, голос прозвучал в сознании Эредина.
Он закрыл глаза и увидел перед собой прекраснейшее из виденных им за последнее время лиц. Дейдра. Ученицу Карантира прозвали Иволгой из-за рыжих, почти оранжевых волос. Пылкость Дейдры граничила с жестокостью, но она не опускалась до нее. В отличие от железной твари, чародейка ни разу не испачкала свои белоснежные сапожки чужой кровью.
Дейдра стояла между двумя мраморными колоннами, украшенными лиственным аканфом, и свет двух солнц падал сквозь ажурную решетку окон на тонкие черты лица. Как быстро глаз привыкает к прямоугольным формам и грубым линиям, и как ослепляет вновь увиденная красота.
«Я рада видеть вас в добром здравии, — продолжила Дейдра, учтиво не обратив внимание на его не слишком презентабельный вид, — Мы подозревали худшее. Ге’эльс собирает военный совет».
Эредин оценил такую срочность — с их исчезновения прошло трое суток, а Ге’эльс еще не разобрался с бюрократией. Совету потребовалась бы пара недель для вердикта, а к тому времени проблема отсутствия короля решилась бы сама собой.
«Добрым бы я его не назвал, Дейдра, но я жив. Остальных ждет другая участь, если…»
«Они живы?» — поспешно перебила его Дейдра. Эредин нахмурился. Неподобающая для эльфки бесцеремонность.
«…если мы не поторопимся, — спокойно продолжил он, великодушно простив оплошность. — Мне нужна твоя помощь, Дейдра. И других магов, — он помолчал, прежде чем сухо добавить, — Если они не предпочтут забиться в угол и переждать грозу, как делали испокон веков».
Дейдра отвела глаза. Единственный, кто способен принимать быстрые решения в мире Ольх — это он сам и, быть может, Карантир. Остальных же из сомнамбулического состояния могла вывести только неминуемая опасность.
Aen Elle не малые дети, чтобы пугать друг друга страшными картинами, но если иного способа убедить их нет, то пусть весь Совет увидит то, что произошло с Красными Всадниками. Кроме одного воспоминания, которое ядом впиталось под кожу.
Очерченные острыми контурами губы Дейдры скривились от ужаса, когда она увидела случившееся в лаборатории. Теперь Эредин понял, чем был вызван порыв — чародейка волновалась о том, кто делил с ней ложе. Имлерих.
«До…достаточно, — выдавила она из себя, — Звери. Дикие, жестокие звери. Они не достойны жалости».
Если кто-то даже заикнется о жалости, то полетит со Спирали на прокорм тварям, вне зависимости от пола и титула.
«Эредин, — раздался еще один голос, который он хотел слышать куда меньше. Ге’эльс склонился в учтивом поклоне, — Поздравляю с драгоценной добычей».
Лицо советника было неподвижным и безразличным. Эредин бросил быстрый взгляд на пресловутый трофей и пожал плечами. Для поздравлений слишком рано.
«Красные Всадники в руках врага. Мы должны их вызволить».
«При всем уважении… — вздернул тонкую бровь Ге’эльс, — Мы не можем позволить себе еще одну безрассудную атаку. Я настаиваю на военном совете, прежде чем мы предпримем дальнейшие действия».
Aen Elle потерпели неудачу, свершившееся не изменить. Но каждое поражение позволяет выявить изъян тактики. Магия, а не меч. Бить в спину, а не в грудь.
«Ты либо глуп, Ге’эльс, либо жесток, — ответил Эредин, — Ты представляешь, сколько времени это займет? Мои воины будут уже давно мертвы».
К их разговору присоединялось все больше Aen Elle — Совет пробуждался, внемля зову короля. И, несмотря на регалии, Эредин чувствовал себя как в суде — все, что он скажет, будет взвешено, измерено и обсуждено. Призрачные силуэты напомнили о тенях на стенах, которые когда-то наблюдали за его пытками.
«Ты привел их в чужой и враждебный мир, о котором не имел ни малейшего понятия, Эредин, — продолжил обвинительную речь Ге’эльс. — Если всадникам суждено умереть, то их смерть — жертва на алтаре твоего эго».
А для придворного советника такое решение — на редкость удачное стечение обстоятельств: со смертью приближенных пошатнутся и столпы правления короля. Не может быть, чтобы он один видел эту подоплеку в речи Ге’эльса.
Следующим заговорил тот, кого Эредин меньше всего ожидал услышать — более пятисот раз видевший дымы Саовины Альберих. Некогда могучий чародей, величие которого помнят только пожелтевшие страницы летописей и сказаний. Эредин даже не подозревал, что Альбериха еще интересует что-то, кроме наблюдения за птицами.
«Не забыл ли ты, кто здесь король, Ге’эльс? — прошелестел он, — Не забыл ли ты, что нас не миллиарды, чтобы обрекать лучших из Aen Elle на мучительную смерть? Эредин предлагает не войну — хотя за сотни лет я не видал большей чумы, чем dh’oine — но освободить пленных».
В культуре Aen Elle старость и традиции уважаются беспрекословно — именно поэтому Эредин никогда бы не убил Ауберона. Каждый с молоком матери впитал, что обычаи его народа столь же незыблемы и священны, сколь зыбки и порочны обычаи других.
Совет замолк.
Над головой Эредина пронеслась летающая машина. Нужно поторапливаться, пока гонцы dh’oine еще не донесли вести о случившимся.
«Мы не можем терять времени, — подытожил Эредин. — Я покажу, где они держат Всадников».
Они кивали, мерно и чинно, исчезая один за другим.
Меньше всего Эредин чувствовал себя готовым к схватке. Все плыло перед глазами, в горле пересохло. Эльфы могут протянуть долгое время без нормальной еды и отдыха, но если голод сопровождается пытками, даже они начинают терять силы.
Эредин мог сколько угодно ненавидеть прибегать к таким мерам, но ему придется принять щепотку пыли, чтобы не стать своим же воинам обузой. Никакой враг так не страшен, как собственная слабость.
Темная вода лизнула ступни, вынеся на берег пакет с гербом того самого здания, где держали всадников. Крест и капли вокруг него. Эредин взглянул на небо и ему показалось, что он смотрит сквозь грязное темное стекло. Пахло гнилью.
Железный мир начали разрушать задолго до него; добить умирающего — не что иное, как милосердие.
******
Тай Юн Медикал, лаборатории, около часа спустя
«По вашей команде, мой король».
Совет дал ему в распоряжение всех учеников Карантира — и в отличие от своих предшественников, они знали о том, как искривление пространства и времени разрушает механизмы. Оставшиеся в мире Ольх Всадники были готовы отправиться, как только Дейдра проведет их сквозь миры. Пусть свежая кровь обрушит гнев на палачей: все, что требуется от полководца — направлять их ненависть.
За пару мгновений до того, как войти в портал, Эредин наблюдал в черной глади за тем, что происходило по ту сторону. Уродливый карлик склонился над кушеткой и что-то объяснял русоволосой девушке в белом халате.
Эредин уже видел эту комнату, пугающий симбиоз больничной палаты и пыточной камеры.
«No matter what Dr. Zeuss says, Catherine, — сказал карлик, подняв к свету колбу с белой массой, — and despite the difference in parietal lobe I insist on classifying them as homo sapiens silvanus» (Что бы ни говорил Доктор Зюсс, Катерина, несмотря на разницу в теменной доле, я все равно настаиваю на том, чтобы их классифицировали как хомо сапиенс сильванус).
Лежащий на соседней кушетке Карантир с виду больше принадлежал миру мертвых, нежели миру живых. Плоть отторгла железную руку, покрываясь рубцами и отливая пугающей синевой. Как только они освободят его от оков, протез лучше отрезать, пока не омертвело плечо.
Девушка увидела прорезавшие пустоту порталы первой; ее наставник, лицо которого вдруг посерело, не мог даже обернуться, схватившись за сердце и судорожно пытаясь вдохнуть. Колба упала и покатилась по выложенному плиткой полу. Смерть от испуга? С иглами и шприцами карлик казался куда более грозным.
Когда Эредин увидел, кого ведун обсуждал со своей ученицей, то сильно пожалел о том, что позволил тому уйти так быстро и безболезненно. Голову Имлериха окольцовывал тонкий хирургический разрез. Череп вскрыт. То, что должно было быть внутри — в той проклятой колбе.
Лицо Дейдры исказилось, страшный крик вырвался сквозь крепко стиснутые зубы. Эредин положил руку на хрупкое плечо, слегка сжав. Он разделял её боль: великий воин, сразивший тысячи, достоин пасть лишь в бою, а не от скальпеля.
Имлерих будет похоронен в родной земле, под сенью плакучих ив. Жаль, что он не мог сделать для старого соратника большего.
«Возьми себя в руки, Дейдра, — сказал Карантир — передавать мысли ему было легче, чем говорить. — Ты нужна живой, а не мертвой».
Голос мага слаб и далек, как шум моря в морской раковине, но в нем звучала та тьма, что когда-то пугала Аваллак’ха.
Всадники, вошедшие через портал, держали наготове мечи. Зияющие глазницы шлема горели синеватым огнем. За стенами послышались крики — не только в этой комнате открывались врата сквозь миры.
«Professor Suchong, — оцепеневшая от шока девушка склонилась над обмякшим телом, не пытаясь убежать или защититься, — Please, somebody…» (Профессор Сучонг… Пожалуйста, кто-нибудь).
Эредин не владел телепатией, чтобы понять ее — да и договорить она не успела — ледяной удар чародейки выбил из ее легких воздух. Дейдра пылала своей знаменитой яростью — гнев в такие моменты мало отличим от кратковременного безумия. По сравнению с высокой эльфкой dh’oine показалась Эредину такой же карлицей, как и ее усопший наставник.
Эредин остановил Дейдру жестом. Ей будет на ком выместить злость; тех же, кто разбирается в науках, лучше оставить для допросов. Дейдра нехотя повиновалась, сжав тонкие губы, и рассыпала путы Карантира в прах, помогая наставнику подняться с чудовищного ложа.
На его место Эредин положил Zireael, несколько мгновений борясь с искушением привести девушку в чувство и заставить полюбоваться на то, что сотворили ее сородичи.
Эредин дал одно обещание, которое намеревался исполнить собственноручно.
Он оставил магов плести защитный барьер, уединившись в уборной. Один из всадников передал ему шелковый мешочек — пыль служила в бою и анестезией, и стимулятором.
Эредин вдохнул порошок прямо с указательного пальца. Слизистую обожгло, но голод и усталость отошли на второй план, перед глазами начало проясняться. Невероятно сильная дрянь.
Покрытый синяками и измазанный кровью, Эредин отвернулся от своего отражения —
больше всего на свете он возжелал вновь надеть шлем, спрятать лицо за забралами. Рамка зеркала треснула, покрываясь льдом, и стекло разлетелось на миллион осколков.
Нужно действовать, пока виновная в их мучениях тварь не успела сбежать. Эредин закрыл глаза, представив перед собой единожды увиденные роскошные хоромы. Эфес легкого меча, позаимствованного у Zireael, лежал в руке как влитой.
«Та dh’oine, — раздался голос Карантира, — не убивай ее. Нам будет о чем с ней поговорить в Тир на Лиа».
Да он и не собирался дать ей так просто сбежать в мир мертвых.
Дворянка стояла перед огромным экраном, вцепившись в стол из белого камня. Костяшки ее длинных белых пальцев побледнели, веерообразный воротник прикрывал ее шею, волосы были туго стянуты на затылке. Стражники в дверях держали наготове оружие.
— Ms. Yunzhu, we have an emergency… — речь одного из них прервал открывшийся в комнате портал. (Мисс Юньджу, у нас чрезвычайное…)
Эредин появился точно позади женщины — теперь, если ее солдаты решат стрелять, то убьют свою госпожу. На экране он увидел знакомое лицо, если это можно так назвать.
— … just got the network up. — продолжил фразу Намир, слишком медленно реагирующий на происходящее — We got fried and hacked here. It’s not just Jen… (Только что подняли сеть. Нас взломали и поджарили, и не только Джен…)
Дворянка выгнулась, словно пронзенная молнией, и упала на колени. Эредин рванул ее за воротник и прижал к себе, прикрывшись ей от солдат, как живым щитом. Она умудрилась вонзить острый каблук ему в голень, но под пылью боль была не больше, чем иллюзией.
— YOU ARE DEAD, — лицо Намира пошло рябью. Голос двоился, как змеиное шипение: — YOU POINTY-EARED CUNT, YOU ARE SO FUCKING…. (ТЫ МЕРТВ, СУКА ОСТРОУХАЯ, ТЫ, БЛЯДЬ…)
Дворянка совсем не аристократично завизжала — и ей, видимо, подчинялся только голос — она повисла в его хватке, как неживая. Эредин прижал клинок к горлу, остро заточенная сталь оставила кровавый след на коже. Откуда Zireael взяла этот меч? Для народа, предпочитающего стрелять, dh’oine в совершенстве владеют кузнечным мастерством.
— Eredin, — прохрипела она из последних сил, вдруг решив вспомнить, что у него есть имя. — We can… Talk… (Эредин… Мы можем… Поговорить)
Как бы он ни смаковал ее унижение, играть с огнем слишком опасно. Один из стражников отвел оружие, прицеливаясь куда-то в сторону, но прежде, чем он успел выстрелить, Эредин уже ускользнул в межпространство.
Когда он швырнул дворянку на пол лаборатории, неподалеку от той самой кушетки, на которой лежал убитый ею эльф, мелкая дрожь в ее теле сменилась полноценными судорогами. Женщину трясло, как в припадке.
Эредин посмотрел на нее сверху вниз, наслаждаясь почти забытым чувством превосходства.
— What… What is happening here? (Что… что здесь происходит?) — спросила она, увидев остальных пленниц. Что бы ни значил вопрос, в нем читался ужас.
Эредин обвел взглядом комнату. Приказ брать в заложники всех представляющих ценность поняли превратно. Подразумевались те, кто мог бы объяснить им технологии и принцип устройства мира — всадники же посчитали нужным привести исключительно миловидных девушек.
Аппетиты придется поумерить, а выборку проредить — такое количество пленников они не проведут через портал. И если выбирать, то он предпочтет достойно похоронить всадников, нежели обзавестись парочкой лишних рабынь.
Никто не ответил дворянке. Ее помощники оказались не настолько глупы, чтобы подумать, что он будет поощрять разговоры на незнакомом языке.
Он обещал себе разбить фарфоровую маску — а что можно сказать о народе, чей король не держит свои обещания? Эредин почувствовал холод в пальцах и представил, как лед проникает под тонкую, гладкую, как у юной девушки, кожу. Как мягкие ткани дубеют, мертвеют, как лицо приобретает мраморный оттенок.
Первые пару мгновений женщина даже не понимала, что происходит, и закричала только тогда, когда на коже появились глубокие трещины, и кровь потекла по лицу, смешиваясь с косметикой. Эредин подумал, что маска зачастую симпатичнее прячущегося под ней лица.
— Раньше вы больше жаловали человеческих женщин, мой король.
Эредин бросил взгляд на всадника, охраняющего пленников. Наглец намеренно завуалировал во фразе двусмысленность, намекая больше на полуобнаженную Zireael на кушетке, чем на изуродованную им женщину.
— Жаловал, — коротко бросил Эредин. — Но теперь мне ближе идеи равенства. Прогресс, как ты сам можешь видеть, не стоит на месте.
Он подумал, что Zireael раздета и в крови из-за совершенного над ней насилия? Эредин никогда не опускался до такого, и Zireael не станет исключением. Да и зачем? В последний свой визит девчонка стреляла глазками направо и налево, как голодный зверек — причем зверек всеядный — девы вызывали у нее не меньший интерес, чем мужчины.
Не говоря уж о том, как Zireael старательно, хоть и безрезультатно, пыталась соблазнить Ауберона. Злые языки еще много недель мусолили то, с каким удовольствием она запрыгнула в кружевное неглиже и обтиралась маслами.
А полный томных надежд взгляд, что Zireael бросила на него самого в той беседке… Эредин хмыкнул.
Где-то послышался приглушенный взрыв. Он инстинктивно пригнулся, пытаясь понять, откуда звук.
«Нам нужна Старшая Кровь, — сказал Карантир через пару мгновений. — Дейдра не сможет долго держать барьер».
Эредин обхватил Zireael за талию одной рукой, прижав к себе, и зашагал по длинному коридору.
В одной из комнат, высоко воздев руки, стояла Дейдра. По лицу текли струйки пота — Эредин прямо ощутил, как силы пульсируют, проходя сквозь тело чародейки. Каждый раз, когда враги пытались прорвать заклинание Барьера, они били прямо по Дейдре, и от каждого удара она содрогалась в спазме. Влажное платье прилипло к тонкому стану.
«Я рад, что ты не потерял интерес к женщинам, — сказал Карантир, стоило Эредину задержать взгляд на плавных линиях. — Но прошу тебя, поторопись».
К магу вел след из тел. Эредин перешагнул через лежащего на животе солдата — металлическую пластину на спине пришлось заморозить, прежде чем меч смог её пробить. У здешних солдат броня прочней и цельней, чем у тех, что напали на них в башне. Через пару аршинов — обмороженный труп девушки. Видимо, оказалась недостаточно хороша собой.
В здании не было невинных, будь то женщины или мужчины — только немые соучастники зверских экспериментов.
«Половина всадников мертвы, — сухо доложил Карантир о судьбе первого отряда. — Вторая половина — не способны сражаться». Значит, около пятнадцати Aen Elle отдали свою жизнь за попытку приручить Старшую Кровь. Эредин очень сильно сомневался, что жертвы того стоили.
Карантира в окружении учеников Эредин нашел в просторном зале, из которого открывался панорамный вид на город серых башен и уходящих в горизонт улиц.
В воздухе, у самого потолка, застыли те немногочисленные стражники, которым не повезло оказаться на этаже, образовывая идеальный гептагон. Непосвященному могло показаться, будто они левитируют, но Эредин видел тончайшие веревки, врезавшиеся в плоть — шею, запястье и щиколотки. Кровь мерно капала на пол. Они балансировали между жизнью и смертью, с каждым мгновением все ближе ко второму.
Зрелище завораживало Эредина: в подвешенных фигурах была мученическая, неуловимо трагическая красота. Души, пытающиеся вознестись к небесам, но обреченные застрять между мирами.
Если бы вместо dh’oine висели эльфы, Карантира заклеймили бы инферналистом и казнили. Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Ге’эльсу в любом случае не нужно будет знать о произошедшем.
Карантир попросил положить Zireael на пол, в середину импровизированного гептагона. Стены снова содрогнулись. В их планы никак не входило быть заживо погребенными под обрушенным dh’oine зданием. Один из юных, не видавших и сотни зим, магов, не сдержал порыва нахлынувшей трусости:
— При всем уважении, Карантир, какой смысл? Маги закроют портал сразу после нашего ухода. А мы потеряем время и силы.
Никто не удосужился объяснить ему, в чем тот не неправ.
Как только зазвучали первые слова ритуала, Эредину показалось, что тряхнуло саму твердь земли.
То, что пытается сделать Карантир — не более, чем имитация Сопряжения Сфер. Но, в отличие от оригинала, магический ритуал не соединяет, а ломает тонкую материю между мирами, и сквозь нее, как кровь из раны, сочится тьма.
Преступное оружие, ведущее не к гибели его обитателей, но к гибели самого мира. Но, как учит история, преступление считается таковым, только если выжили судьи.
Эредин подошел к занимающему всю стену, подернутому изморозью Барьера, окну.
Толпа-река текла по вымощенной камнем площади — единственный плоский участок земли посреди бесчестных башен. То ли тому виной пыль, то ли Эредин в первый раз заметил в архитектуре dh’oine что-то эстетичное — в особенности ему приглянулся мраморный фонтан в виде скрещенных орбит со сферой посередине.
Люди слишком долго не замечали черную, как смоль, дыру в земле, не больше аршина в диаметре. Их глаза были прикованы к прямоугольникам в руках. Рабы своих орудий.
У тьмы, что обвивает Спираль, названий больше, чем способна удержать память. In Ovo. Тодэш. Ужас, которым пугали эльфских детей, которого от физического мира отделяет тончайшая мембрана, место, где не действуют привычные законы. Откуда и пришли те твари, которых так боятся люди на Континенте. Мир, где нет магов, и проклят, и благословен: в нем никто не может разрушить границу между мирами — но и некому ее залатать.
Zireael застонала во сне, и ее тело свело болезненной судорогой. Карантиру лучше не переусердствовать с использованием Истока.
— Она должна выжить, — предупредил Эредин.
«Выживет, — мысленно ответил Карантир. — У нее это всегда отлично получалось. Что до ее сородичей…
Врата на Спираль открывались все шире, пока монотонный ритм заклинания убаюкивал Эредина, как услышанная в детстве колыбельная.
Перед глазами мелькали хаотичные образы — одно из менее приятных побочных действий пыли. Все, что осталось от миров, которые завоевали Aen Elle — цепи трупов длиною в сотни верст, пирамиды из костей: берцовых, тазовых, реберных…
“… Им, чтобы выжить, придется очень постараться», — закончил Карантир.
Паника на площади началась резко и, как и любая стихия, жестоко и разрушительно. Обезумевшие люди бежали врассыпную, не разбирая дороги, падая и отталкивая друг друга руками. Тех болезных, которые замерли на месте, наставив на происходящее прямоугольники, как своеобразный щит, толпа повалила наземь. Их утрамбовали не хуже каменной кладки.
Естественный отбор во всей своей безжалостной красоте.
Криков не было слышно — поэтому их приходилось представлять, как в немом театре, по выражениям лиц. Как жаль, что Эредин не застанет момент, когда к пучине развернувшегося ада подоспеют Намир и его шавки.
«Хватит, — сказал Карантир. — Уходим».
Дальше разрыв будет расти — медленно, но верно — уже без их усилий. Подвешенные тела рухнули на пол.
Из глазниц и ноздрей Карантира текла кровь. Бледный как полотно, он походил на мага-мертвеца, лича из древних сказаний. За дар силы всегда приходится платить: магия безжалостна и разрушительна — в том числе для того, кто ее применяет.
Но Карантир прав — пора уходить. Пока тот сотворяет портал, Эредин все еще может насладиться хлебом и зрелищами — по крайней мере, пока из Спирали не выползет первая тварь.
Лед на окне прорезал снаряд. Если бы не Заклинание Барьера, то он пришелся бы прямо Эредину промеж глазниц. Эльф отшатнулся, инстинктивно выставив вперед руку. Несмотря на ястребиное зрение, он не мог увидеть стрелявшего в него dh’oine.
Pest. Еще один снаряд, прямо рядом с предыдущим. Лед пошел тонкими трещинами. Эредин метнул быстрый взгляд на Карантира. Перед ним уже зиял портал в виде переливающейся черным сферы. В комнате поднялся ледяной ветер.
«Почти», — ответил маг на немой вопрос.
Краем глаза Эредин увидел, как провал разрастался зигзагообразной трещиной, из которой клубами повалил плотный дым. Небо потемнело, словно на город надвигался грозовой фронт.
Он не должен расти с такой скоростью — такими темпами они даже не успеют сбежать, прежде чем трещина доберется до здания. На памяти Эредина Карантир никогда не допускал таких оплошностей.
Эредин обернулся. Сфера искрилась, ее очертания дрожали, никак не желая превращаться в идеальный круг. Вместо башен Тир на Лиа в ней переливались разноцветные всполохи.
«Diable, — услышал он бесцветный голос мага, — Портал нестабилен. Я не могу понять, чем это вызвано…»
Карантир наверняка думал, что Zireael заперта в мире из-за яда, который пустил по венам лекарь, что она слишком обессилена и измучена, чтобы убежать по Спирали. Некоторые ошибки стоят слишком дорого.
«Мы не сможем покинуть этот мир, пока не поймем, что нам мешает», — маг подтвердил худшие опасения Эредина.
Ласточка — не единственная птица, которую можно запереть в клетке. От кровожадной девятимиллиардной орды они отрезаны только Барьером, который не смогут поддерживать слишком долго; без воды и провианта, с раненными на руках — лучше представить словосочетание «патовая ситуация» трудно. Захваченные эльфами пленники разменной картой не станут — души нескольких не заботят бесчетное множество.
«Нет, — вторгся в его мысли Карантир. — Ситуация куда безвыходней — когда мир пожирает тьма, которую ты не способен остановить».
========== Phantom Battle (Адам) ==========
Ловушка сработала бы безукоризненно, если бы у жертвы не было импланта возвратного дыхания, а внутренние стены не были сделаны из китайского бетона. Оставив позади себя разлом в полметра шириной, Адам вырвался из стремительно заполняющейся ядовитыми газами комнаты.
Красный Берег корчился в цифровой агонии. Визг сирены прерывался на сообщения о системной ошибке; турели открывали беспорядочный огонь. Это сыграло ему на руку: спешивший на шум патруль оказался зажатым между заблокированными дверями. Задержка дала Адаму время скрыться в лабиринтах вентиляции.
И что теперь? Он пытался вспомнить, попадал ли в худшую с точки зрения тактики ситуацию.
Да, точно. Тот самый день, когда ему всадили пулю в голову.
Пару минут ползания на карачках, от которого у не аугментированного человека намертво свело бы мышцы — и он оказался у люка, выходящего на один из центров наблюдения. Согнувшись пополам, Адам смотрел через прицел SS-AP5 на затылок охранника, у которого выдалось на редкость дерьмовое утро понедельника.
— Тревога на втором уровне. Юго-восточное крыло, сектор Б3, — чеканил мужчина, застыв перед экранами в напряженной позе. — Нет, сектор Б5! Что за хуйня?!
Нервный голос, многократно усиленный мощными динамиками, разнесся по зданию, но было уже слишком поздно: изображение названного участка превратилось в синее полотно. Адам тщетно пытался отыскать Цири на экранах мониторов, занимающих всю стену.
Мужчина дернулся, словно почувствовав на своем затылке перекрещенные линии, хоть и не имел ни малейшей возможности увидеть скрытую пеленой стеклощита угрозу.
— Лэй, — рявкнул он решившему невовремя хлебнуть кофе помощнику, — сделай что-нибудь с этим блядским дроном!
Сонный китаец в серой форме растерянно застыл перед роботом. Дрон пытался проломить стену, запутавшись в собственной траектории и беспорядочно мигая красными светодиодами.
Когда охранник прекратил диктовать названия секторов и бессильно уронил голову на руки, Адам мягко нажал на курок, по привычке сгруппировавшись. Атавизм, с идеально заточенными под любую отдачу рефлексами это ни к чему.
Мужчина упал на пульт управления и медленно сполз на пол. Охранник — профессия настолько же опасная, насколько низкооплачиваемая. Не то чтобы и самому Адаму платили достаточно за все дерьмо, что творилось вокруг. Он бесшумно спрыгнул на пол, бросив взгляд на стремительно гаснущие изображения на экранах.
У пытающегося починить дрон Лэя не было ни малейшего шанса не то что отбить лезвие — заметить удар.
Трудно до конца привыкнуть к способности лишить жизни незаметным глазу движением. Адам вспомнил брошенную Таггартом фразу, которую вполуха услышал по телевизору в шанхайской клинике. «Подобная сила превращает человека в монстра». Больше всего о таких вещах любят разглагольствовать люди, никогда в жизни не державшие в руках оружия.
Оставив на полу два бездыханных тела, Адам сел в освободившееся кресло. Инстинктивно коснулся платы под кожей в виде гексагона, когда хакерский модуль присоединился к камерам. Метавирус щелкал программные узлы как орешки.
Система видеонаблюдения слилась с визуальным интерфейсом — камеры стали его глазами. Совиный угол обзора вызывал легкую тошноту.
На нижних уровнях пространство было разделено на узкие коридоры, заполненные кабелями и трубами. Каждый из них заканчивался дверью, за которой находилась тесная комнатенка. Типичная планировка тюрем и офисов.
Охранники обыскивали помещения в поисках Цири, которая, судя по тому, как выключались камеры, занималась черт знает чем. Почему она сразу не телепортировалась в квантовое хранилище?
«Потому что она девчонка из средневековья, которую ты засунул в самое пекло», — ответил ему голос разума.
Потому что у нее нет ни малейшего понятия о том, как вести себя во время операции.
Потому что вы оба в глубоком дерьме.
Адам нетерпеливо барабанил пальцами по столу, дожидаясь, когда вирус захватит программный блок, отвечающий за доступ к дверям. В зданиях, где все сделано для того, чтобы туда никто не вошел, легко организовать ловушку, из которой никто не выйдет.
Он все еще гипнотизировал экран, когда камеры в хранилище квантовых компьютеров вышли из строя.
«Умница, Цири, — выдохнул Адам, — какая же ты у меня умница».
«Доступ получен».
Адам заблокировал двери между нижними и верхними этажами, отрезав охранникам путь наверх. Уже собравшись передать Цири сообщение по динамику, он краем глаза засек движение на камере у главного входа.
Группа солдат с нашивками на лацканах, логотипом в виде стилизованного бычьего черепа. «Беллтауэр». Команда быстрого реагирования. Но не настолько, мать твою, быстрого, чтобы пресечь вторжение меньше чем за полчаса после инфильтрации. Тем более, объекта, в радиусе двухсот километров от которого выжженная корпоративными отходами земля.
Их подставили. Или выследили. Или и то, и другое. Это было ожидаемо, но не настолько же быстро! Как Винтермьют мог предположить, что они за это время успеют…
Адам моргнул. На экране появился лидер наемников. Хищное выражение лица, выставленные наружу, как в анатомическом театре, кибернетические мышцы. В мире очень мало фанатиков, настолько ненавидящих природу. В подсознании сразу всплыл резкий лающий голос с израильским акцентом.
Ублюдок.
Крайне трудно забыть того, кто выпустил тебе контрольный в голову. Адам не забыл и смуглую женщину, со смертоносной грацией следовавшую за командиром. Как и то, что она сделала с его коллегами. Гражданскими. Учеными. Друзьями.
Адам отправил изображения Притчарду.
Каким образом наемники, напавшие на Шариф Индастриз, связаны с Тай Юн Медикал? Как они могли вычислить их так быстро? И самое главное — как ему теперь вытащить Цири?
«Дженсен, — прозвучал по Инфолинку резко охрипший голос Притчарда. — Джарон Намир. Елена Федорова. Тираны. Вали оттуда, Дженсен! Шариф разорится тебя опять собирать по кусочкам».
Да что бы Адам делал без его тактических советов! Хотя, если Притчард вслух беспокоится о нем, значит мысленно уже похоронил.
На экране мелькнула плетущаяся под конвоем фигура. Как же его, черт возьми?! Эрагон? И что он здесь забыл? Судя по разбитому носу и черным синякам на шее, уж точно не посол доброй воли.
Адам сделал глубокий вздох и взял в руки пистолет-пулемет. Где Цири?
Ответ пришел к нему самым нежелательным способом.
Когда Намир медленно отвел руку, указывая направо, рядом с ним что-то замерцало, переливаясь зеленым, как нефтяное пятно на воде, и прямо из воздуха материализовалась тоненькая фигурка.
Изображение пропало.
Адам вылетел из охранного пункта больше на инстинктах, чем руководствуясь каким-либо планом: воображение рисовало Намира, разрывающего Цири на куски, до неузнаваемости обожженные тела, огонь, охвативший лабораторию. Комплекс вины выжившего — одна из самых раздражающих характеристик в его личном деле — ударил по нему со всего размаха.
Только когда в здании погас свет и раздался щелчок разомкнувшихся дверей, к Адаму вернулось самообладание. Мертвым он никому не поможет, а представить зрелище более жалкое, чем паникующий коп, трудно.
Думай. Если она телепортировалась рядом с Намиром, наемника должно вырубить не хуже, чем его самого на крыше в Детройте. Если они оставили в живых эльфа, оставят и Цири. Если не ушли с добычей сразу, им нужен он сам.
Адам медленно пробирался по коридору по направлению к Тиранам, прислушиваясь к шагам. Ему нужно любой ценой разделить их.
Инфолинк завибрировал. Притчард умеет выбрать подходящий момент.
«Эй, приятель, — прозвучал в голове незнакомый голос, принадлежащий человеку, скрывающемуся под ником wintermute, — не спеши так на встречу с Господом Богом. Твоя принцесса уже в другом замке».
Такой сильный акцент Адам слышал только в скетчах про шотландцев. Гортанные твердые «Р» перемежались в нем с некоторой искусственностью. Кто слил хакеру данные его Инфолинка? Эпплби?
Винтермьют передал ему снимок каменистого берега Восточно-Китайского моря. Судя по временной отметке, он сделан ровно минуту назад. Адам подозревал, что тип не в себе, но не настолько, чтобы отправлять открытки.
«Слушай, приятель, Винтермьют, или как тебя там, — процедил Адам, — ты выбрал очень хреновое время для шуток».
«Глаза разуй, дружище», — вздохнул его невидимый собеседник.
Адам увеличил изображение. Низкое разрешение не позволяло различить ничего, кроме очертания двух фигур: распластанной на земле небольшой, судя по всему, женской и угрожающе нависшей над ней крупной, мужской.
От такой сцены в нем тотчас зажглась холодная ярость.
«Дошло? — довольно спросил Винтермьют. — Будь так добр, тикай отсюда, пока Тираны не добрались до них первыми».
Хакер подсветил аварийный выход на виртуальной карте.
«Знаешь, чего я очень не люблю? — спросил Адам. — Благотворительность. Что тебе нужно?»
Он мелкими перебежками пробирался к указанному месту. Из уходящего направо коридора донеслось приглушенное шарканье шагов человека, ошибочно считающего, что так он производит меньше шума.
Не отрывая взгляда от схемы здания перед глазами, Адам вытянул руку, сжимающую пистолет, за угол и бесшумно выпустил несколько пуль. Послышался глухой удар упавшего тела и грохот покатившегося по полу оружия.
«Хера с два я позволю, чтобы девчонка досталась Иллюминатам, — ответил Винтермьют. — У них на нее большие планы, и я не собираюсь передавать им ключи от дивного нового мира».
Что?.. Адам, конечно, знал, что везение не его конек, но нарваться на хакера-конспиролога — это уже ни в какие ворота не лезет. Иллюминаты, мать их! Как будто эльфов, террористов и магов было мало. Если он станет верить во всю чушь, что ему втирают, то быстро свихнется.
«Ты глянь, какие ножки! — как ни в чем не бывало сменил тему Винтермьют. Перед глазами Адама появилась изображение ультра-длинных ног, судя по ракурсу, заснятых камерой дрона. — За такие и убить можно!»
На заднем плане Адам разглядел Намира. Его кибернетические мышцы сводило болезненными судорогами, наемник выглядел так, будто вот-вот отдаст Яхве душу.
Но даже при таком раскладе у них все еще остается целая армия.
«Я бы сказал, нужно, — процедил Винтермьют, когда ноги Елены скрыл светоотражающий щит. — Дьявол знает, куда ее понесло».
За следующей дверью оказался зал, уставленный длинными рядами муравьиных кьюбиклов. Спешно покинутый опенспейс. От чашек с кофе еще исходил пар, принтер радостно стрекотал, с бешеной скоростью разбрасывая белые листы.
Корабль-призрак двадцать первого века.
На другом конце зала мелькнул серый проблеск, тут же отмеченный подсознанием. Рефлексы подсказали Адаму об угрозе раньше, чем он успел ее осознать, и руки сами развернули пистолет навстречу врагу. Электромагнитное поле рассеялось с внезапным хлопком, и скрывающуюся под ним женщину пробрала легкая дрожь.
Навстречу врагам. Вместе с Еленой в опенспейс ворвалось не меньше десятка головорезов Беллтауэр.
Адам решил, что сегодня — крайне паршивый день для того, чтобы умереть. Прежде чем его накрыл шквал пуль, он опрокинул тяжелый бронированный шкаф и нырнул в импровизированное укрытие. Если бы не фильтры шума, Адам бы оглох от грохота. Одна из пуль задела углепластик правой ноги, срикошетив в стоящую на соседнем столе чашку с кофе.
Он выстрелил из укрытия почти вслепую, ориентируясь только на терагерцовый сенсор. Вслед за пулей раздался глухой хрип — даже если он оказался предсмертным, врагов все еще слишком много. Хреновые дела.
«ПЕРВАЯ ДВЕРЬ НАПРАВО, ДАТА ЦЕНТР» — сообщение высветилось перед глазами красной строкой, как титры в фильмах ужасов.
Разом отбросив все сомнения по поводу Винтермьюта, Адам рванул в указанном направлении. Камуфляж при таком спринте не продержится и тридцать секунд.
Бросившаяся следом Елена — единственная, кто мог его догнать — ни на мгновение не прекращала огонь. Из обоих пистолетов-пулеметов вырывались сливающиеся вспышки выстрелов.
Тридцати секунд хватило. Толкнув плечом тяжелую дверь, Адам оказался в центре обработки данных, который походил на храм неонового бога, где вместо колонн стояли сервера. В нем звучало, как молитва, монотонное жужжание машинных блоков.
…И двух переносных турелей у самого входа. Двадцатимиллиметровые автоматические пушки — достаточная огневая мощь, чтобы сбить небольшой самолет.
Господь, храни Steiner-Bisley.
Адам перепрыгнул через турели за пару секунд до того, как началось светопреставление, Елена — за долю секунды. Они оказались зажаты в тесном прямоугольнике, грани которого обрисовывали мерцающие синим цветом серверные стойки.
Елена вскинула увенчанную острым лезвием ногу в балетном выпаде. Оно просвистело в сантиметре от лица Адама, поцарапав кожу. Хищная улыбка превратилась в гримасу, когда он ответил ударом в открывшийся ему бок. Острие нанолезвия прошлось по пуленепробиваемой куртке, и Елена взвыла скорее от ярости, чем от боли, ударившись о блоки серверов.
И исчезла.
Ему была нужна хотя бы минута, чтобы батареи перезарядились, и он смог ответить тем же. Адам сделал шаг назад, к турелям, выпустив автоматную очередь туда, где должна прятаться Елена. Пули срикошетили от машинных блоков, задев светоотражающий щит. По очертаниям — она собиралась сделать подсечку движением, которое перерезало бы человеку сухожилия.
От стен повалил черный удушающий дым.
Вовремя предугадав движение, Адам прыгнул, сбив Елену с ног и пригвоздив к полу. Держать ее было все равно, что пытаться поймать невидимую змею: она забилась под ним с нечеловеческой силой, пытаясь вырваться любым способом. Адам ударил наугад, пытаясь попасть в шею, но вонзил лезвие в каменный пол.
Когда же наконец с нее слетит камуфляж?!
Елена «помогла» ему вытащить лезвие из пола, впечатав свой железный кулак ему в ребра и сбросив с себя. На краю поля зрения Адама замерцали предупреждающие сигналы о состоянии грудной клетки. Система мощными дозами вбрасывала ему адреналин в кровь, и боль уходила на второй план. Этот удар стоил Елене слишком много сил, и Адам увидел покрытую бисеринками пота наполовину выбритую голову.
Теперь настала его очередь играть в прятки. Потеряв Адама из виду, Елена вскочила на ноги и попятилась назад, пытаясь угадать, где он, бездумно тратя на это пули пистолетов-пулеметов. Лезвия на ее ногах скрежетали по полу, как ножи по стеклу.
Адам пригнулся, прижавшись к стене. Камуфляжа хватило ровно до того момента, пока Елене не потребовалась перезарядка. Воспользовавшись заминкой, Адам вскочил, наставив на нее пистолет-пулемет. Ему не следовало недооценивать длину ее ног — Елена глухо зарычала, выбив оружие из рук Адам ногой, оставив глубокий, до титановой кости, разрез на углепластике.
Ей, черт подери, в балерины надо было идти, а не в киллеры.
Елена сделала еще один шаг назад, упершись в неоново-синюю стену, наткнувшись на оголенный, поврежденный выстрелом, провод.
Секунда электрического шока была мимолетной, но достаточной.
Адам рванул вперед, замахнувшись в ударе сверху вниз, на этот раз удачней. Лезвие прошлось по шее наискосок, и лицо Адама обагрилось чужой кровью. Елена попыталась прикрыть фонтанирующую рану ладонью, медленно сползая вниз по стене, но даже Страж Здоровья не в состоянии так быстро справиться с раной.
Она закашлялась, и изо рта потекла темная струйка. Елена попыталась исчезнуть, но безрезультатно — и в первый раз, вместо охотничьего блеска, в ее глазах мелькнул вполне человеческий страх. Который, как известно, чертовски плохой советчик.
Воздух начал нагреваться. Она свихнулась?! Адам достаточное количество раз использовал «Тайфун», чтобы знать, как выглядит его запуск. Она уничтожит их обоих, а заодно — и миллиарды долларов налогоплательщиков.
— Стой! — крикнул он ей. — Я не убью тебя, ес…
Елена оскалилась, как загнанный в угол зверь. Это «если» никогда не наступит.
Адам рванул обратно к турелям, прежде чем осколочные гранаты разлетелись во все стороны, погребая Елену под массивами серверов.
Взрывной волной его отбросило на изрешеченные пулями тела. В воздухе стоял удушливый запах крови и горелых синтетических компонентов.
Поднявшись на ноги, Адам увидел то, что осталось от отряда Беллтауэр. Винтермьют заблокировал двери из вольфрамовой стали, заперев наемников в коридоре между опенспейсом и датацентром. Наедине с турелями.
Такой бойни Адам никогда не устраивал. Это было…
«Круто, приятель! А теперь ты, наконец, отсюда уберешься?» — в наступившей тишине, нарушаемой лишь слабым фоном стонов раненых, голос Винтермьюта прозвучал неестественно громко.
Адам перешагнул через тела, срываясь на бег. Стоны эхом раздавались в черепной коробке. Если уж ему приходилось убивать, то он делал это так, чтобы его жертвы не страдали лишних полчаса с разорванным брюхом.
Мягкий голос Фариды сообщил координаты. Она приземлилась в километре к северу от Красного Берега. Больше Винтермьют ему не понадобится. Адам заблокировал данные Инфолинка.
*****
Уже издалека увидев угловатый и приземистый летательный аппарат, Адам понял, что Шариф увеличил им бюджет. Стелс-модель — пилот в кабине без окон ориентировался по показаниям видеокамер и лазерных сенсоров.
Когда Адам забрался в пассажирский отсек, одетая в неизменный оранжевый комбинезон Фарида вскочила с кресла, словно порываясь его обнять, но ограничилась рукой на плече.
— Адам, слава богу! — выпалила она и поспешно добавила: — Что у тебя с лицом?
Фарида после каждой миссии встречала его так, будто больше не надеялась увидеть.
— Томатный сок опрокинул, — хмыкнул Адам, утирая кулаком лицо. — Рад тебя видеть, Малик. Трогай.
Адам плюхнулся на неудобное пассажирское кресло. Он очень надеялся, что Тираны достаточно измордовали эльфа, чтобы тот не попытался телепортироваться в свою волшебную страну.
— Нужно пролететь вдоль береговой линии, — скомандовал Адам.
Больше всего ему нравилось в Фариде то, что она никогда не задавала лишних вопросов.
Когда вертолет завис над линией берега, Адам спрыгнул вниз. От удара о землю галька разлетелась во все стороны, и вокруг него поднялась небольшая буря из каменной крошки. У самого моря, посреди пакетов и пластмассовых бутылок, лежал труп чайки.
Больше там никого не было.
Черт, черт, черт!
Но они были здесь, судя по следам крови на камнях и паре пепельных волосков, различить которые на земле смог бы только механический глаз. Адам поднял отброшенный в сторону пистолет с пустым магазином. Его обожгло при мысли о том, что Цири пыталась безуспешно защититься.
Она спасла его задницу, пожертвовав своей, хоть никто ее об этом и не просил. Доверяла ему, рассчитывала на него, а теперь… Адам два раза прошелся вдоль берега в поисках неизвестно чего. Фарида начала нервничать, о чем сообщила по Инфолинку.
Он хоть кого-нибудь сумеет спасти?
«Тут никого, — сухо отрапортовал Адам. — Выпускай трос».
В кабине вертолета вдруг стало жарче и теснее. Адам похлопал по карманам в надежде, что там волшебным образом появятся сигареты. Где, черт возьми, эта магия, когда она нужна?
— Адам, — тихо сказала Фарида, — не вини себя.
Откуда она знает? У него настолько явно все на лице написано? Адам откинулся назад, бессильно опустив плечи, и буркнул что-то нечленораздельное в ответ.
Кабину тряхнуло. Вертолет летел так низко, что его не мог засечь ни один радар, повторяя все очертания рельефа берега. Плавному полету это никак не способствовало.
— У меня в бардачке Royal Hellhounds, — вздохнула Фарида. — Так и думала, что ты на мели.
Адам потянулся к указанному шкафчику, перевернув все его содержимое. Достав пачку, вытряхнул одну сигарету.
— Что бы я без тебя делал, — Адам щелкнул зажигалкой и с наслаждением вдохнул дым.
Фарида слабо улыбнулась и сосредоточилась на пилотировании. Черт его знает, сколько она за штурвалом, но под глазами у нее залегли темные круги, а кожа приобрела серый оттенок. Надо будет выбить для нее спец-отпуск у Шарифа.
Куда Эрагон забрал Цири? В страну эльфов? Адаму представились кружевные башенки на шизофренично зеленом фоне, но на персонажа сказок остроухий как-то не походил. На вопрос же, что эльф собирается в этой стране с Цири сделать, Адам предпочел не отвечать даже мысленно.
— Куда летим, Малик?
— Гонконг, — Фарида утерла пот со лба. — Там автоматизированный пограничный контроль, но система распознавания лиц накрылась, и вместо контроля там полный бедлам. Проскочим!
В команде Шарифа Фариду единственную отличал безудержный заразительный оптимизм, или, как сказал бы Притчард, патологическая неспособность оценивать ситуацию.
А вот и он, легок на помине.
«Шариф будет на связи через полчаса, — Притчард уже успел забыть о только что минувшей смертельной опасности и снова говорил с ним так, как будто Адам задолжал ему денег. — Жаждет обсудить твои головокружительные успехи».
Он когда-нибудь спит?
«Через полчаса? — Адам совершенно не горел желанием отчитываться по самой провальной миссии за последние полгода, и раздраженно потер бороду. — В Детройте четыре утра».
«Ты еще не слышал? — удивился Притчард. — С самого начала операции Шариф отменил сон, здравый смысл и оплату внеурочных. Добро пожаловать в капитализм, Дженсен!»
Чем дольше оставалось до зарплаты, тем больше в Притчарде бушевал коммунист. Затушив сигарету о первый попавшийся предмет, более-менее походивший на пепельницу, Адам вернулся в пассажирское кресло. Закрыл глаза, раздумывая, как получше завернуть дерьмо в пеструю обертку.
Да, именно для таких безнадежных случаев он и использует КАСИ.
Если Шариф сказал «полчаса», то это значит ровно полчаса и ни секундой позже или раньше, поэтому в назначенное время Адам обреченно включил видеосвязь.
На фоне ночного Детройта, одетый в идеально сидящий итальянский серый костюм, в два гребаных часа ночи Шариф умудрялся выглядеть так, как будто только что вернулся с Гавайев. На безупречно белых манжетах рубашки виднелись золотые запонки. Адам даже утер кровь со щетины.
— Адам, — произнес Шариф, — сынок. Что произошло?
Это обращение Шариф использовал в особых случаях, и каждый раз Адама внутренне потряхивало от пигмалионовских амбиций, которые звучали в его голосе.
— Задаюсь тем же вопросом, шеф, — быстро ответил Адам, — Нас преследовали наёмники, которые напали на штаб в Детройте. Они работают на Тай Юн. У одной из них был украденный прототип «Тайфуна».
Чуть больше бодрости в голосе, и можно подумать, что это расследование и было его миссией, с которой он прекрасно справился. Шарифа рапорт не слишком убедил.
— Что с девочкой? — заведя привычным жестом руки за спину, спросил он.
Адам сделал затяжку, до отказа наполнив легкие безникотиновым дымом. Шариф нетерпеливо стукнул каблуком о выложенный витиеватыми узорами, в стиле эпохи Возрождения, итальянский паркет.
— Эльф забрал ее после того, как она бросилась на Тиранов, — ответил Адам.
— Эльф? — эхом повторил Шариф. Это слово у всех застревает в горле. — Интересно, Тай Юн Медикал поощряет расовое многообразие сотрудников. Куда он ее забрал?
Серьезно? А то Адам забыл входящую почту проверить.
— Он не отчитался передо мной, шеф.
Судя по непроницаемую выражению лица, сарказм Шариф не оценил. Медленно и выразительно прошелся по офису, пока Адам рассматривал мигающую неоновую вывеску на одном из детройтских небоскребов, видневшуюся сквозь залитое дождевыми каплями окно. Голографическое изображение женщины, танцующей в бокале шампанского.
— Мне казалось, — наконец сказал он, — ты упоминал, что девочке мешают уйти из нашего мира некие… волны. У эльфа, значит, другая магия?
Вопрос застал Адам врасплох.
— Это магия, — осторожно ответил он, — как к ней можно применять законы логики?
Неуверенный ответ дал Шарифу карт-бланш для снисходительной отеческой улыбки.
— Ко всему можно и нужно применять законы логики, Адам. — Шариф сделал красноречивый жест рукой. — Мы просто еще не знаем, какие. Кстати, а почему девчонка бросилась на Беллтауэр?
У Адама было не так много предположений, а те, что были, прозвучали бы весьма двусмысленно. Убедившись, что Шариф не удовлетворится простым пожатием плеч, Адам сказал:
— Цири пыталась защитить меня, — и добавил: — Я полагаю.
— Цири, — задумчиво повторил Шариф. Адаму самому впервые бросилось в глаза, что он больше никого не называл по имени. — Вы успели сблизиться?
На загорелом лице Шарифа появилась и моментально исчезла двусмысленная улыбка. Солнце начало слепить глаза, и Адам прикрыл их линзами. Он заметил, что Фарида жадно, но безрезультатно пытается вслушаться в их разговор.
— Не в том смысле, шеф, — невозмутимо ответил он. — Я — единственный человек, которому она может доверять.
— И поэтому решила пожертвовать собой, чтобы спасти тебя? — переспросил Шариф, прежде чем крайне дружелюбно продолжить: — В каком бы смысле вы ни сблизились, нам ее чувства будут исключительно на руку.
— Шеф, Дженсен, — Притчард бесцеремонно присоединился к видеочату, чего с Шарифом себе никогда не позволял.
Шариф удивленно изогнул бровь, прежде чем вежливо одернуть:
— Фрэнк, это не может подождать?
— Нет, шеф, — Притчард нервно провел ладонью по волосам, — никак не может. Picus news, первый канал.
На фоне отдохнувшего Шарифа Притчард выглядел абсолютно вымотанным. Шариф включил новости на своем гаргантюанских размеров телевизоре.
— Сегодня с вами Эндрю Вайатт, срочный репортер Пикус Ньюс.
Эндрю Вайатт? Вместо Элизы Кассан? Если последние пять лет ежедневно появлявшаяся в новостях телеведущая впервые заболела, то мир точно катится в тартарары.
На экране телевизора появились башни Хэнша, в самой маленькой из которых уместился бы Эмпайр Стейт Билдинг.
— Второго октября в пятнадцать часов по местному времени на острове Хэнша произошла чудовищная по своим масштабам техногенная катастрофа, — дикция у одетого в накрахмаленный жакет ведущего была такая же идеальная, как и зубы. — Под площадью Дайгун произошел массивный обвал грунта, приведший к смерти…
Показанное напоминало сцену из не слишком умело снятого в стиле любительской съемки фильма. Фонтан в виде атома провалился через появившуюся, как дешёвый спецэффект, дыру в земле, которая начала стремительно разрастаться.
В черноте пропасти не было ничего естественного — такой цвет можно получить только в лаборатории. Картина крепко ударила по мозгам, и Адама накрыло резкое желание выпить.
— Куда он провалился? — нервно хмыкнул Притчард. — Прямо в преисподнюю, что ли? Они нас совсем за идиотов считают?
Шариф нетерпеливо махнул рукой:
— И не первый год уже. Какая площадь?
— Дайгун, — повторил Адам, — на которой находится штаб-квартира Тай Юн Медикал.
Лицо репортера оставалось тщательно пустым, что в его понимании, вероятно, выражало сочувствие.
— Остров находится на чрезвычайном положении, воздушное сообщение над чертой города прекращено. Второй уровень Хэнша под угрозой обвала. Список эвакуационных пунктов…
Конструкции двухэтажного города на фоне дыры действительно выглядели смертельным капканом. Новости тем временем сменились на экспресс-репортаж «ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ЭЛИЗОЙ КАССАН?». О нападении на Красный Берег не было ни единого упоминания.
Адам рассматривал бегущие строкой котировки акций. Тай Юн Медикал — минус двадцать процентов. Версалайф же набрала пятнадцать. Если первое было вполне объяснимо, то второе показалось ему чертовски странным. Биохимическая компания не прямой конкурент крупнейшему китайскому концерну.
— Воздушное сообщение закрыто? — переспросил Притчард. — Боятся, что дыра сожрет самолеты? Даже не стараются.
Им это и не нужно. Паника, хаос, суматоха: все протоколы безопасности покатились к черту, все ресурсы направлены на то, чтобы эвакуировать людей. Лучшего момента придумать трудно.
— Шеф, — с нажимом в голосе сказал Адам. — Это не совпадение.
Шариф не мог бы управлять одной из успешнейших компаний, если бы не предугадывал намерения людей наперед.
— Нет.
Как ему продать эту идею? Цири там. Должна быть.
— Шеф, — сказал Адам, — у нас больше не будет такого шанса. Их лучшие наемники вышли из строя, здание в процессе эвакуации.
Нет. Нужно что-то, что продвинет Шариф Индастриз. Прямая и осязаемая выгода. В углу телевизора выскочило сообщение входящего и-мейла о собеседованиях в новый отдел.
— Шеф, — не преминул вставить своё мнение Притчард, — помнится, психиатр предупреждал, что после аугментации таких масштабов нужно опасаться суицидальных наклонностей. По-моему, пора.
Адам немедленно заменил одну сигарету другой.
— Там доказательства нападения Тай Юн Медикал на нашу штаб-квартиру, — сказал Адам, прежде чем ударить по самому драгоценному для Шарифа — его творениям. — И украденные прототипы.
Чем больше он сможет сбить фокус с Цири на противостояние с Тай Юн, тем лучше.
— Плоды ядовитого дерева (1), Адам, — возразил Шариф, но железной твердости в голосе стало меньше.
В те редкие случаи, когда Адаму что-то было очень нужно, у него появлялась хватка бультерьера.
— Замаскируем под утечку.
Шариф усмехнулся.
— Не подозревал в тебе таких ораторских способностей, Адам. Может, тебя перевести в отдел продаж?
Притчард закатил глаза и откинулся в кресле, так и застыв в театральной позе. Адам выжидал.
— Дай мне пару часов подумать, — Шариф выпрямился и скрестил руки на груди.
Судя по положению тела, разговор закончен. При любых обстоятельствах последнее слово всегда оставалось за ним.
Когда видеосвязь прервалась, Адам ещё раз просмотрел записи с площади Дайгун, пытаясь найти ракурсы, с которых было бы видно здание Тай Юн. Не найдя таковых, он решил, что, пока мир катится к черту, можно и прикорнуть. Шум торопливо вращающихся лопастей разрезал воздух. Фарида заботливо включила звукоизоляционный режим, но сейчас Адам уснул бы даже в танке.
Адаму снились люди в масках, говорящие с шотландским акцентом.
****
Они уже пролетали над Шаосином, когда Адама разбудило сообщение Инфолинка.
«Свяжись с Дэвидом Ли».
К приказу Шарифа прилагался портрет и краткая биография мужчины в старомодных очках, но с гексагонами новомодных хакерских имплантантов на обоих висках. Судя по личному делу, его наняли для корпоративного шпионажа, обеспечив квартирой с прекрасным видом на площадь Дайгун.
Любая попытка связаться с Дэвидом Ли оказалась безуспешной, что определило дальнейший маршрут. Фарида хоть и промолчала, но всем своим видом дала понять, какой отчаянно плохой считает эту затею.
На границах острова Хэнша царил эвакуационный хаос. Экстренные ситуации — лучший катализатор для социального дарвинизма, и остров покидали в очередности размера банковского счета. Небожителям пришлось спуститься из своих башен из слоновой кости — или улететь — в зависимости от средств. Те, кому не хватило частных самолетов, толпились в портах, те, кому не досталось места на кораблях и яхтах, стояли в многокилометровых пробках.
Адам надеялся, что попасть туда, откуда все бегут — куда легче, чем наоборот. По крайней мере, на южном кордоне он был единственным таким желающим. Пограничники последние три часа работали на износ, изо всех сил сдерживая беснующуюся толпу.
Адам анализировал их лица с помощью КАСИ, выбирая самого пугливого и слабовольного. Один из них, то и дело вытирающий пот со лба, вполне подходил под психологический портрет.
— Фрэнк Прескотт, — представился Адам тоном, не терпящим возражений. — Отдел безопасности Тай Юн Медикал.
Удачи с проверкой по базам данных. При упоминании «Тай Юн» у пограничника дернулся глаз, но он все равно сухо потребовал документы. Адам послушно показал сфабрикованную на скорую руку идентификационную карточку. Он не сомневался, что пограничникам запрещено признавать, что система поиска лиц в отключке. Охранник явно прикидывал, может ли он работать на Тай Юн Медикал — Адам демонстративно скрестил руки на груди и закрыл глаза линзами.
КАСИ определило в охраннике сомнение и страх.
— Слушай, приятель, — Адам добавил тону чуть больше злости. — У нас тут экстренная ситуация, и уж точно нет времени прохлаждаться. В чем проблема?
— Я…
Адам не дал ему договорить. Едва уловимый тремор по углам глаз, учащенное дыхание, бегающий взгляд. Нужно бить, пока горячо.
— Я должен быть на месте происшествия через полчаса, и если меня там не будет… — Адам медленно и выразительно прочитал его имя с бейджика, -…мистер Лин, то я знаю, кого в этом винить.
— Если хотя бы дадите мне контактное лицо… — пробормотал мужчина.
— Рой Джонс, — спокойно ответил Адам. — Беллтауэр.
Черт его знает, откуда у него всплыло это имя. Если «Тай Юн Медикал» не сработало, то сочетание «Беллтауэр» и «Тай Юн Медикал» оказалось безошибочной комбинацией. Изобразив вялую улыбку, пограничник проводил его взглядом, явно желая ему провалиться в ту самую бездну посреди города.
Город лежал в полумраке под пеленой моросящего дождя. Чистое небо на острове стало явлением, о котором детям рассказывали отцы и деды.
Если верить новостям — чего Адам в жизни не делал — то второму уровню Хэнша грозит обрушение меньше чем через пару суток. Если, конечно, команды высококлассных инженеров и строительных роботов, любезно предоставленных Тай Юн Медикал, Версалайф и кэйрэцу Сумимото, не спасут его от этой участи.
Судя по тем немногим, что пытались попасть в город, а несбежать из него — эти инженеры подозрительно походили на ученых, и Адам сильно засомневался, что научное сообщество так заинтересовал обвал грунта. Еще больше сомнений было в том, что им в своих исследованиях понадобится армия.
Визуальный интерфейс перед глазами покрылся сеткой улиц. Красный крест обозначил квартиру Ли. Адам спустился в систему автоматизированного подземного транспорта Хэнша, следуя оранжевым неоновым стрелкам, когда Притчарду в очередной раз приспичило поболтать.
— Дженсен, один вопрос не дает мне покоя, — судя по голосу, поспать Притчарду так и не удалось. — Кем в итоге оказался этот… Винтермьют?
Притчард питал слабость к киберпреступникам. Полетел через пол-мира, чтобы послушать лекцию Митника.
— Чокнутым психом, — разочаровал его Адам. — Хотел уничтожить Красный Берег, чтобы насолить Иллюминатам. Да, тем самым, которые свободные каменщики и контролируют весь мир.
Адам ожидал от Притчарда хотя бы смешка, но тот в кои-то веки обошелся без язвительного комментария.
— Знаешь, Дженсен, сколько народу не верило в МК-ультра (2)?
О, Господи, только не это.
— Да, Притчард, а 9/11 — это работа ФБР (3). Серьезно, у меня выдался на редкость тяжелый день. — Адам дал понять, что тема закрыта, и задал вопрос, который его по-настоящему беспокоил: — Что там было за оповещение на экране Шарифа? Мы расширяем штат?
В тот самый момент, когда начальник отдела безопасности не в состоянии никого проверить.
— М? — без всякого интереса переспросил Притчард. — Да, специалистов в новый отдел. Генетики и биотехнологии. А что? Боишься, что останешься без годового бонуса? Не тешь себя надеждами, он тебе не светит.
У Шарифа серьезные ставки на исход этой миссии. На Цири. Пару дней в лаборатории, которые Адам ей пообещал, казались теперь крайне оптимистичным прогнозом. Уловив гнетущую тишину, Притчард решил поинтересоваться:
— Дженсен, ты на полном серьезе думаешь, Шариф оплачивает твои побегушки, чтобы показать Супердевочке красоты Детройта?
Адам уже лет десять не настолько наивен. Рынок есть рынок — времена меняются, рынок жив всегда.
Закончив сеанс связи, он вышел в паре станций от площади Дайгун.
В Хэнша сейчас можно без особых затрат снимать постапокалиптические фильмы. На улицах нет ничего, что не работало бы на батарейках. Брошюрка с лекцией Таггарта «Лучше не будет» прилипла к ботинку Адама. У него неплохие маркетологи — надпись выведена архаичным шрифтом, который должен напоминать о компьютерах восьмидесятых. Луддиты неубиваемы.
Еще никогда в жизни Адаму не было так неуютно. В загрязненном пылью раскаленном воздухе над опустевшими бетонными джунглями висело предчувствие чего-то страшного.
Квартира Дэвида Ли находилась в узком высоком здании, сиротливо втиснувшемся между корпоративными гигантами. Цена за квадратный метр тут вне финансовых возможностей простых смертных, внутренняя же обстановка настолько аскетична, что невнимательный бы подумал, что на ней сэкономили. Робот-дворецкий жизнерадостно поприветствовал единственного гостя.
Адам поднялся на двадцать восьмой этаж. Квартиру покидали в спешке, оставив первоклассное оборудование для промышленного шпионажа: устройства прослушки, GSM-трекеры и терминалы, назначение которых он не сразу понял. Дэвид Ли оставил ворох бумаг на столе, и на белом листке на самом верху стопки красовалось шизофреническая надпись размашистыми иероглифами — «ОНИ СУЩЕСТВУЮТ». Адаму показалось, что количество психов на квадратный метр в последнее время резко увеличилось.
По крайне мере, у Ли в баре была неплохая коллекция шотландского виски. Придется-таки заняться мародерством. Адам может позволить себе один бокал Glenlivet, прежде чем попытаться выудить что-то ценное из наработок шпиона.
Из панорамного окна открывался потрясающий вид на пропасть посреди площади Дайгун, черный куб Тай Юн Медикал и вытянутую башню Клиники Версалайф. На последнюю проецировались пухлые губы, обхватившие круглую таблетку и надпись «ВСЕ ВОЗМОЖНО».
Точнее не скажешь.
«Мы думали, что мы одни, — рассматривал неоновую пустыню Адам, — и всесильны. Что знаем все, что можно знать».
В черноте пропасти Адам уловил едва заметное глазу шевеление, как пузырьки, выходящие на поверхность чужого супа. Очертания чего-то не совсем человеческого и не совсем животного, склизкой, бесформенной массы.
«Не может быть, — подумал Адам. — Бред изможденного сознания. Или резко ударивший в голову солод».
«ВСЕ ВОЗМОЖНО», — возразил ему Версалайф.
На город наступала тьма.
Комментарий к Phantom Battle (Адам)
(1) http://pershickow.ru/nedopustimost-dokazatelstv-plodyi-otravlennogo-dereva.
(2) https://ru.wikipedia.org/wiki/Проект_«МК_Ультра»
(3) http://knowyourmeme.com/memes/911-was-an-inside-job
========== The Great Divide (Цири) ==========
Кап.
Что-то холодное и мокрое плюхнулось Цири прямо на переносицу. Вторая капля упала на лоб и медленно поползла вниз. Влага напомнила ей о том, что в горле пересохло, а в боку кололо миллионами тонких иголок.
Цири попыталась вытереть каплю тыльной стороной ладони, но безрезультатно: запястья обвивал жгут, врезавшийся в кожу при малейшей попытке пошевелиться.
«Где я?».
Последним, что она помнила, была обвившая шею ледяная петля.
Цири распахнула глаза, больше всего боясь увидеть мраморную лепнину и ажурные канделябры, слуг в серых робах и их господ в сверкающих одеяниях. Уж лучше небоскребы и мусорные свалки, чем каскады водопадов и слепящий свет двух солнц. Толком оглядеться не получилось: шея затекла, и Цири пришлось некоторое время рассматривать потолок, щурясь от яркого света.
К ее облегчению, помещение, в котором она находилась, на Тир на Лиа не походило ни капли. Вместо лепнины над ней висели переплетающиеся стальные трубы, с которых стекала вниз пахучая желтоватая жидкость, чуть в стороне стоял громоздкий ящик с мигающими цифрами. Окружающая обстановка напоминала ей лабораторию Вильгефорца, с ее баночками, длинными колбами и острым запахом спирта, разве что стены были не из камня, а переливались синеватым металлическим блеском.
Ноздри защекотал легкий тошнотворный душок, напомнивший ей вонь на задворках скотобойни. Цири заворочалась на неудобном жестком ложе, и от неловких движений рана на боку открылась вновь. Полурасстегнутый комбинезон так и норовил сползти с плеч, и Цири подурнело от мысли, что кто-то зачем-то раздевал ее.
Не может же быть, что Эредин решил задержаться в столь чуждом ему мире по своей воле?..
В коротком и болезненном забытьи Цири привиделся очередной кошмар. Ей снились подвешенные к потолку тела, и кровь висельников стекала вниз, смешивалась с ее собственной, проникая в расщелину между мирами. Даже не расщелину; скорее, трещину, напоминавшую грубый разрыв на ткани.
«Не бойся звезд, — когда-то сказал ей Аваллак’х. — Бойся пустоты между ними».
Он никогда не называл чудовищ чудовищами, предпочитая уклончивое «иные жизненные формы». Цири вдоволь насмотрелась на эти самые формы: иллюстрации в ведьмачьих фолиантах не скупились на тошнотворные детали. И если виной тому не разыгравшаяся фантазия художников, то те твари, что проникли на Континент во время Сопряжения — цветочки по сравнению с теми, что остались за наглухо закрытыми вратами.
Во сне навстречу к ней ползли, текли и извивались исполинские тени.
Тревожные мысли прервал тихий, по-детски жалобный всхлип. Усилием воли повернув затекшую шею, Цири увидела русоволосую девушку в перепачканном кровью белом халате, забившуюся в угол комнаты и поджавшую под себя босые ноги. Туго затянутый пучок волос растрепался, и пряди торчали во все стороны. Судя по изломанному положению рук, она тоже была связана.
— Эй, — полушепотом позвала ее Цири, — где мы?
Пленница вздрогнула, взглянув на нее. Под глазом у нее красовался здоровенный синяк, и в ссадине на скуле ясно виделись эльфийские узоры.
Они были не одни: в паре аршинов, ближе к массивным металлическим шкафам, облокотилась о стену другая девушка, с раскосыми глазами и в точно таком же халате. Тонкие чулки на ней были разорваны, а голени покрыты синяками. На вопрос Цири она никак не отреагировала, уставившись в одну точку.
Цири отвела взгляд и до боли прикусила губу.
По крайне мере, она не единственная пленница здесь, хотя эта мысль ее мало утешала. Но она была единственной, кто лежал на кушетке, а на соседней с ней еще виднелись пятна запекшейся крови.
— Жестеш полякем*? — прошептала русоволосая девушка на языке, чем-то напоминавшем Цири всеобщий. — Розумеешь мне?
В серых глазах читалось отчаянное желание выжить. «Розумеешь? Понимаешь, что ли?» Цири кивнула, сжимая и разжимая кулаки, пытаясь разогнать кровь в занемевших руках. В заднем кармане комбинезона все еще лежала миниатюрная бомба — ее единственное оружие — до которого пока никак не дотянуться.
— Еще одно слово, и одна из вас останется без языка.
Высшая речь развеяла всякие сомнения в отношении захватчиков. Цири чуть не вывихнула себе шею, пытаясь посмотреть в другую сторону, на фигуру, стоявшую в молочно-стеклянных дверях. От глаз всадника, наблюдавшего за ними через забрала скелетообразного шлема, исходило синеватое сияние. Он был не один, но его напарник стоял за дверями, и рассмотреть второго эльфа не получилось.
Сочетание вычурных расписных лат и исключительно стерильной комнаты выглядело довольно нелепым, особенно вкупе с пластмассовой банкой с яркой красно-черной этикеткой, которую эльф держал в руках.
Девушка тут же замолкла, а в голове Цири разом пронеслось множество вопросов. Она в человеческом госпитале, но в плену у эльфов. Почему они еще не в Тир на Лиа? Как долго они здесь пробыли? Судя по тому, что охранник опустился до поедания коричневой массы из банки — при их-то брезгливости — достаточно долго.
Цири и сама бы сейчас не погнушалась бы ничем: ни гамбургером из автомата, ни коричневой массой из этой банки, но жажда чувствовалась куда сильнее голода.
Неужели эльфы тоже оказались в ловушке? Иуарраквакс рассказывал ей, что Лис и Ястреб путешествовали по мирам, которые и представить трудно — но и их барьер застал врасплох? Или дело в чем-то другом? Эредин сумел договориться со столь ненавистными ему дхойне, наступив себе на горло?
Это уж вряд ли.
Поток мыслей прервал быстро оборвавшийся вой сирен. Вдалеке раздался громкий механический голос, совсем как у той твари в Красном Береге, но на этот раз мужской:
«I repeat: we are open for peaceful negotiations. If you release the hostages and surrender immediately, we ensure your safety. Я повторяю: мы готовы к мирным переговорам. Если вы немедленно освободите здание и заложников, мы гарантируем вашу безопасность».
Сообщение повторилось несколько раз, и с каждым разом в словах «мирные переговоры» слышалось все больше угрозы. Нет лучшего способа развязать войну, чем устроить мирные переговоры.
Адам успел рассказать ей достаточно, чтобы в войне людей и эльфов Цири без всяких сомнений сделала ставку на первых. Что может горстка магов против оружия, которое поражает цель в десятке верст, и которым может овладеть любой кмет? Против летающих роботов?
Если люди перережут Короля Ольх с его всадниками, плакать о них она не будет, но отправляться на тот свет вместе с ними Цири совсем не хотелось.
— Где Эредин? — спросила Цири на всеобщем. Пусть девушка понимает, хоть и чуточку, о чем они говорят; это может сыграть ей на руку. — Мне нужно поговорить с ним.
Каждый раз, когда Цири обращалась к Aen Elle, у них было такое выражение лица, словно они удивлялись самой способности говорить.
— Я ему передам, что ты соскучилась, — бесцветно ответил всадник, нехотя оторвавшись от своей трапезы.
Плаха по нему соскучилась! Вдруг Цири тряхнуло, и так сильно, что она чуть не свалилась с кушетки. И, судя по крикам — не только ее: пол закачался, как при землетрясении. Шкафчики открылись, и оттуда посыпались шприцы и склянки, покатившись по выложенному плиткой полу.
И один скальпель, закатившийся за кушетку и последний раз блеснувший почти у самой стены. Скальпель. Цири сглотнула.
«The building is in danger of an immediate collapse. Здание под угрозой разрушения. Немедленно покиньте…», — настойчивей повторил голос.
Сообщение прервал утробный низкий рев.
— Чо то есть? — пролепетала девушка, тотчас позабыв об угрозе всадника.
Цири этот рев и самой решительно не понравился — ни человеческий, ни звериный, но и на металлический лязг машин он тоже не походил.
«Единственные чудовища в нашем мире носят костюмы», — однажды сказал ей Адам.
Что-то не похоже.
Всадник нахмурился, воткнув в массу ложку. Цири ощутила, как путы, которыми он ее держал, чуть ослабли, когда звук повторился. Связать ее обычными веревками было мало — к ней приставили мага, хотя телепортироваться с открытой раной ей не хватило бы сил. Хорошо еще намордник не нацепили.
Надо выбираться отсюда, пока их не сожрали живьем.
— Мне до ветру сходить нужно, — обратилась к эльфу Цири.
Гораздо больше, чем удовлетворить нужду, ей нужно было осмотреться. Сколько здесь всадников? Охраняют ли они выходы?
Эльф посмотрел на нее так, будто ему самому таким непотребством в жизни не приходилось заниматься.
— Хочешь, — фыркнула Цири, — кровать обмочу, тебе же потом здесь и стоять.
Эльф скривился, будто бы лимон проглотил. Коротко кивнул, и Цири встала на ватные ноги, радуясь возможности размять затекшее тело. Ненадолго: едва державшийся на плечах комбинезон так и норовил сползти, а бок заныл с двойной силой.
Пока он ее куда-то вёл, подталкивая в спину, она внимательно озиралась по сторонам. У госпиталя когда-то были богатые покровители, не поскупившиеся на мраморный пол; стены украшали незамысловатые рисунки квадратов и треугольников. Похожие на офирские пальмы деревья в вытянутых белоснежных кадках тянулись до потолка, неотличимые друг от друга: будто бы все растения в этом мире, не подходящие под идеальный стандарт, уничтожались еще ростками.
Но на мраморном полу еще остались пятна крови. Цири краем глаза увидела пару раненых, еще несколько пленниц, краем уха слышала ругань в одной из закрытых комнат. Она насчитала с десяток всадников и примерно пяток магов. На лицах их всех читался если не страх, то как минимум смятение. Но Эредина и его приспешников будто след простыл.
Окна были завешаны ледяной изморозью — Цири узнала заклинание Барьера. Так вот почему на них еще не напали! Но как долго эльфы смогут его держать? Снаружи, за молочной пеленой виднелись очертания летающих машин.
Видимо, выжидают момент, как и она сама.
Эльф буквально впечатал ее в дверь небольшой уборной со схематичным изображением женщины. Цири обернулась, кивнув на свои связанные руки:
— И как ты мне прикажешь нужду справлять?
Эльф ослабил путы с таким выражением, будто делал ей необычайное одолжение. Цири вошла в небольшое помещение с обшитыми деревом стенами и умывальником из прозрачного стекла, над которым мигала красным светом лампочка.
Выглядела она на редкость паршиво. Грязные пепельные волосы прилипли ко лбу, лицо блестело, и за последнюю неделю Цири успела вконец отощать.
Она попыталась закрыть дверь, но латный сапог помешал ей это сделать. «Извращенец ушастый», чертыхнулась она про себя. Те, кто больше всего морщат носы, охотнее всего подглядывают в дырку в заборе.
Она нащупала кончиками пальцев бомбу в заднем кармане, но единственный шанс нужно использовать с умом, и уж точно не сейчас. В здании не было никаких девушек, кроме пленниц. Если понадеяться на то, что эльфы побрезгуют воспользоваться женской уборной, можно оставить сообщение. Но какое? И чем его написать?
— Не задерживайся.
Если другие девушки — заложницы, то работали здесь, и знают здание куда лучше, чем кто-либо другой. Если знать, куда идти, шансов сбежать куда больше.
Выкрутив до боли в запястьях руки, Цири нажала на рану на боку и сцепила зубы, чтобы не застонать. Наспех написала вслепую на белой плитке «где вых», на большее не хватило ни крови, ни времени. Поморщившись при взгляде на собственное творение, Цири взмолилась, чтобы его увидели нужные глаза.
Когда они вернулись в палату с пленницами, русоволосой девушки там уже не было, и вместо нее появилась женщина с изуродованным лицом, как будто с него кто-то лоскутами снял кожу. Раны выглядели свежими, безобразными красными линиями проходя от скул до лба. «Только женщин и горазды кромсать», — мрачно подумала Цири.
«Она не связана, — тут же отметила Цири. — Но и выглядит так, будто ее не слушаются ни руки, ни ноги».
Когда эльф собрался толкнуть ее в сторону кушетки, его остановил знакомый голос:
— Оставь.
В глубине души Цири уже успела понадеяться, что Эредин по какому-нибудь счастливому стечению обстоятельств встретился со своими эльфскими праотцами.
Но нет, конечно, Король Ольх жив. Как сказал ей один переживший, хоть и не целиком, вторую Северную солдат — за войну расплачиваются только рядовые.
Эредин успел очеловечиться, не без удовлетворения отметила она: с короля слетел привычный лоск. Хотя взгляд оставался таким же, неизменный в своей застывшей, почти кристаллизованной спеси.
— Эредин, — Цири старалась подбирать слова, чтобы не сорваться на грубость. Ей нужно выбраться отсюда, а не вступать в перепалки, — что…
Нет, замороженный взгляд у него на этот раз отнюдь не из-за спеси.
«Да он же под фисштехом, — ужаснулась Цири, — у него за зрачками белков не видно!». У эльфов это смотрелось особенно чудно — такими же огромными, как отполированные плошки, глазами, на нее когда-то посмотрела Искра. Перед тем, как с хохотом прирезать дюжину человек.
— Я предпочел бы поговорить с глазу на глаз, Zireael, — перебил ее Эредин. — Следуй за мной.
Цири идея остаться один на один с ненавидящим ее, да еще и принявшим наркотик эльфом, совершенно не пришлась по душе. Опьянение фисштехом — такая вещь, которую хорошо чувствовать самому, но ее вовсе не нравится наблюдать на других.
Никто ее не спрашивал, конечно — приняв ее из рук подчиненного, как какую-то вещь, Эредин повел Цири в помещение с круглым столом и одинаковыми серыми креслами. Все в комнате было чистым, холодным и отчужденно серым. Раньше в ней, должно быть, велись переговоры, а теперь ведутся допросы.
На маленьком столике стояла длинная бутыль с прозрачной водой. Цири проглотила горькую слюну и вопросительно взглянула на Эредина.
— Повернись ко мне спиной, — ответил он, круговым жестом повторив приказ и дернув подбородком в сторону стола.
Цири опешила. Что, здесь, сейчас!? Пусть только попробует, пусть только попытается, тварь остроухая, она ему горло перегрызет, даже со связанными руками…
— Высшей Речью ты всегда владела посредственно, — поднял бровь Эредин и повторил медленнее: — Я попросил тебя повернуться.
— Размечтался, — сверкнула глазами Цири, в пику ему ответив на общем. - Да только попро…
Она со всей дури лягнула его ногой, когда Эредин развернул ее спиной к себе. Эльф одним движением наглухо застегнул комбинезон, чуть не придушив узкой горловиной.
Пока Цири кашляла, он отошел на пару шагов назад.
— Невероятное самомнение, — насмешливо усмехнулся Эредин, картинно покачав головой. — Жаль, беспочвенное.
Чертов эльф так и не сменил шарманку с тех самых пор, как впервые встретил ее на Тир на Лиа. Он сам себе не надоел? Интересно, он и там собирался ее с такой кислой миной оплодотворять? Или хотел рядом эльфку подложить, чтобы не так мучиться?
— Если у кого в этой комнате раздутое самомнение, так это у тебя, — прошипела Цири. — Неужели сам не видишь, что в западне?
Эредин пожал плечами и прошелся взад-вперед по комнате. На стене была вылеплена эмблема в виде капель и слоганом «We believe in a better world». Цири заметила, что в ножнах у эльфа покоился ее вакидзаси.
— Не моему миру грозит гибель, — пожал он плечами, налив в стакан воды. Цири не совсем поняла, о чем он, но списала фразу на непомерное эго собеседника, — Но ты права: в этот раз твои путешествия стоили жизни многим достойным Aen Elle. Куда достойней тебя.
Цири молчала, пиная ножку стола и борясь с искушением дотянуться до взрывчатки и взорвать себя вместе с ним.
— Я и не надеялся, что тебе есть дело до чужих жизней, — подытожил Эредин. — Так что ты хотела мне поведать?
Он пододвинул к ней наполненный до краев стакан с водой. Цири насупилась и отвернулась.
— Тебе не выбраться из этого мира без помощи «дхойне».
Густая изморозь на стекле мешала увидеть, что за ним, но Цири чудилось мельтешение чего-то, летающего кругами. Эредин подошел к окну и задумчиво забарабанил по нему длинными бледными пальцами.
Цири ожидала возмущенной тирады о превосходстве эльфов, но он не спешил ничего ей доказывать.
— С чего ты взяла, что твои сородичи смогут нам помочь? — наконец спросил Эредин.
Потому что так сказал Адам? Потому что волны, окружившие мир — творение не природы, но человека? Так много ему, впрочем, знать не нужно.
— Я видела, на что они способны, — уклончиво ответила Цири.
Еще Цири не упомянула о том, что видела, как погибает мир Ольх. Интересно, что останется от высокомерия Эредина, когда его мир обратится в пыль?
— Ты видела, на что они способны? — эхом повторил Эредин, всматриваясь в ледяной узор.
Здание вот-вот обрушится, а он все упражняется в риторике?! Цири демонстративно фыркнула. Эредин взглядом дал понять, насколько бестактным счел этот ответ.
— Я не знаю, что видела ты, — отчеканил он. — Но могу показать тебе, что видел я.
Он схватил ее за шиворот и потащил куда-то, с бешеной, вызванной не то фисштехом, не то ни с того с сего нахлынувшей яростью, силой.
Однако волок он ее недолго, и они остановились у комнаты, из которой и исходил тот самый гнилостный душок. Стоило двери распахнуться, как душок превратился в разъедающую глаза вонь.
Цири почувствовала острый привкус рвоты в горле и начала судорожно глотать воздух ртом, но это ее не спасло. Изуродованные тела эльфов лежали в прозрачных стеклянных гробах, выставленных в ряд, как кровати в доме милосердия. Некоторые из них горели красной надписью, и рядом с ними на полу образовались лужицы.
«Electrical malfunction. Reserve batteries exhausted, please recharge».
У некоторых эльфов были отрезаны ноги, у других руки; череп лежащего ближе ко входу эльфа разрезан надвое. Не меньше пары десятков трупов, а то и больше. Цири закрыла глаза, и Эредин тряхнул ее, оттянув назад волосы.
— Полюбуйся на то, что сотворили твои сородичи, — сказал он. — И ты еще глупее, чем я думал, если считаешь, что с тобой не сделают то же самое.
Еще одного эльфа вспороли, как свинью на скотобойне: разрезали от паха до горла и вытащили внутренности. В увечьях виднелась филигранная медицинская точность, почти бережная аккуратность разрезов.
Кто мог такое сотворить?!
«Придется провести пару дней в лаборатории», — вспомнила Цири слова Адама. Нет, Адам никогда бы не позволил сотворить с ней такое… Но кто-то же отрезал ноги и руки ему самому?
Цири отогнала эти мысли прочь. Ей необходимо доверять в этом мире хоть кому-то, и Адам подходил на эту роль намного лучше всех остальных.
— Ты поверила сказкам своего новоиспеченного дружка о том, что тебя ждет другая участь? — словно прочитав ее мысли, спросил Эредин. — Решай сама, Zireael, на чьей ты стороне. Придется выбрать меньшее из двух зол.
Цири подумала, что на это ответил бы Геральт. Зло — это зло. Меньшее, большее, среднее — всё едино, пропорции условны, а границы размыты.
— Знаешь, что говорил мне один dh’oine куда достойней тебя? — ответила Цири. — Если приходится выбирать между одним злом и другим, я предпочитаю не выбирать вовсе.
Эредин картинно улыбнулся, свернув мелкими белыми зубами.
— Давно не слышал большей чуши, чем эта. В жизни не существует легких решений, Zireael, — менторским тоном ответил он. — Оправдывать неспособность их принять псевдоморалью — редкостная трусость.
Обвинение стало для Цири последней каплей. Кто он такой, чтобы называть Геральта — Геральта! — трусом?! Она извернулась, пытаясь вырваться из его хватки, невзирая на все больше усиливающуюся боль в боку.
Эредин даже не старался ее удерживать, и когда Цири вырвалась, то собрала все силы на то, чтобы плюнуть ему в лицо:
— И в мыслях не было перед тобой оправдываться, — Цири набрала в легкие побольше воздуха, чтобы сказать как можно громче, — Но, видимо, ты не очень хорошо владеешь всеобщим, поэтому повторю на тебе доступом языке: a d’yeabl aep arse.
Она ждала ответной реакции, но Эредин словно не услышал ее. Он даже и не слушал, устремив взор куда-то вглубь себя, словно внимая неслышимому собеседнику. От досады у Цири едва не навернулись слезы.
Послышался легкий шорох. Обернувшись, Цири увидела две фигуры, идущие им навстречу — темноволосого эльфа с безжизненно болтающейся на перевязи рукой и его спутницу в расшитом золотыми нитями темно-зеленом платье.
По красоте эльфка могла соперничать с самой Францеской Финдабаир — а чародейка была красивейшей из женщин, которых Цири приходилось видеть. Но, как и у всех чародеек, ее красота вызывала скорее страх, чем восхищение. Есть что-то неестественное во всем идеальном и выхолощенном до блеска. По крайней мере, так утешали Цири, не сводя глаз с ее шрама.
Она смутно вспомнила их по портретам в королевской галерее, прямо рядом с покоями Ауберона. Карантир, Золотое Дитя, и Дейдра Сеабагар, его ученица.
«У меня для тебя чудесные новости, Zireael, — раздался в голове мужской голос, — тебе не придется корчиться в муках на королевском ложе. Ценность того, что у тебя между ног, в этом мире безнадежно устарела».
О чем это он? Ничего хорошего эта странная фраза ей точно не сулила. Зеленые глаза эльфки, искусно подведенные серыми тенями, смотрели на нее с холодным любопытством.
Эредин нахмурился и повернулся к телепату. Неслышимый спор продолжался достаточно долго, чтобы вонь, жажда и боль в боку делали свое грязное дело, а у Цири тем временем все больше кружилась голова.
— Мне жаль, Zireael, — наконец сказал Эредин. — Но ты свой выбор сделала, и я не буду тебе перечить.
Карантир растянул губы в торжествующей улыбке.
Какой еще выбор? Они же не убьют ее… Не после всех жертв, которые принесли, чтобы ее поймать?
Она сделала шаг назад.
«У меня есть кое-что для тебя, Zireael, — Карантир сжал в пальцах круглую прозрачную таблетку, внутри которой виднелись синеватые гранулы.
Черта с два она еще раз проглотит пилюлю в этом мире. Последний раз, когда ее так угостили, ей виделись кошмарные картины.
— Нет, — отрезала Цири.
«Не унижай ни себя, ни меня, — устало сказал Карантир. — Я не побрезгую засунуть тебе таблетку в пасть, как взбесившейся кошке».
Нужно следить за своими мыслями. Для них не секрет, что она ищет любой способ, чтобы сбежать… Но им не нужно знать, как именно.
— Катись в бездну, — выдохнула Цири.
Маг громко щелкнул пальцами здоровой руки, словно выстрелил из пистолета, и перед глазами Цири потемнело. «У него грязь под ногтями, — с удивлением подумала Цири, прежде чем потерять сознание. — Никогда не видела эльфа с грязью под ногтями».
***
Цири снились волны. Длинные и короткие, огибающие землю, ритмично пульсирующие. Радиоволны. Микроволны. Видимый спектр. Слова в голове Цири звучали хриплым голосом Адама, и этот до странности низкий голос ее успокаивал. Волны искажались, принимая очертания чего-то иного, чего-то бесформенного, массы, от которой исходил странный и очень низкий гул.
Или это механический гул, который исходил от тонкой металлической иглы?
Яркий свет операционной лампы пробил тонкую пелену сна.
Над Цири склонилась русоволосая девушка, и теперь страстное желание жить в ее глазах скорее пугало, чем располагало к себе. На ухоженных руках с аккуратно покрытыми красным лаком ногтями были надеты полупрозрачные перчатки. Трупный запах теперь был надежно замаскирован резким запахом спирта.
Боль в боку утихла, словно ее и не бывало, но теперь вместо нее начало тянуть низ живота, как перед женскими днями. Цири же и без того раз в месяц боль низвергала на самое дно — она подозревала, что виной тому ведьмачьи грибочки.
Карантир стоял рядом, и на его бледном лице не отражалось ни единой эмоции. Бесцветный блеск глаз усиливал впечатление маски.
Девушка держала иглу прямо перед лицом, визуально разделяя его на две части: опухшую из-за синяка под глазом и со смазанным макияжем, и другую — ухоженную и холеную.
Страх медленно пополз вверх по спине Цири. Она уже видела что-то подобное — только то был шприц, а не игла — в руках одного из самых мерзких людей, что ей доводилась встречать.
Тело так онемело, что она только сейчас сообразила, что ниже пояса совершенно голая и полулежит в кресле, садистская форма которого была ей хорошо знакома.
— Выбаж ми, — попросила девушка. Таким голосом просят прощения — скорее у себя, чем у того, кому хотят причинить вред.
В Цири не шевельнулось ни капли сочувствия. Такой доверь ночной горшок выносить — змею подложит.
Девушка направила иглу ей между ног, и Цири сжала зубы. Она не будет кричать. Она не трусиха. Такое с ней уже бывало, бывало и куда хуже, ей доставалось и мечом, и плетью, и…
«Ты же женщина, — с ненавистью подумала Цири. — Такая же, как и я… Как ты можешь?..»
Но когда она почувствовала, как в ее лоно вставляют острую иглу, то заорала благим матом, забыв про гордость, до боли в перепонках.
Что они с ней делают? То же, что хотел Вильгефорц — оплодотворяют? Но почему сейчас?! Почему здесь?! И от кого?! Нет, нет, только не это!
Лучше бы они и вовсе не приводили ее в сознание, лучше бы стукнули по голове, и дело с концом. Лучше бы… Лучше бы… Никогда не попадать в этот мир, бежать из него, как от чумы, с его изобретениями, с его людьми и нелюдями. Столько всего напридумывали, а никакого прогресса и нет: ни справедливости, ни равенства, один бессмысленный механический ужас.
Воздух в легких кончился, и крик превратился в хрип. Боль из острой превратилась в постоянную, и куда гаже было чувство, что у нее что-то… Нет, не подсаживают — напротив — из нее что-то извлекают.
«Разве твоя уникальность тебя не тяготила, Zireael? Твоя драгоценная яйцеклетка… станет одной из тысячи таких же».
— Готово, — сказала девушка, быстро, стыдливо накинув на Цири пленку и отвернувшись.
На кончике иглы виднелась кровь. Девушка засунула иголку в какую-то продолговатую белую колбу, и та закрылась с шипящим звуком.
«Ты станешь ничем и никем, Zireael», — задумчиво сказал Карантир, взяв колбу в руки и повертев ее на свету.
Цири уже не показалась это такой уж плохой перспективой, если ее наконец оставят в покое.
«А ты и тебе подобные станут пылью, ” — подумала Цири, зная, что он читает ее мысли.
Она ненавидела даже не предательницу, даже не мага, безучастно наблюдающего за происходящим, больше всего она ненавидит того, кто отдал приказ, но побрезговал понаблюдать за его исполнением, того, кто обвинял людей в жестокости, не видя собственной.
«Как я хочу… — подумала Цири. — Как я хочу, чтобы он умер от моей руки».
***
В помещении без окон и дверей не разобрать, утро или вечер, день или ночь; в больничной палате время застывает как густой кисель, превращается в передышку между тревожными снами.
Цири лежала не шевелясь, стараясь не привлекать к себе внимания. Холодная волна ненависти накрывала ее с головой, она отчаянно старалась не думать о том, что произошло; единственное, что сейчас важно — заметила ли новоявленная приспешница эльфов бомбу, когда стягивала с нее комбинезон, или бомба так и осталась лежать в кармане сваленной в груду одежды на соседней койке.
«Не думай об игле», — внушала себе Цири. — «Думай о том, как это проверить».
В комнате она была не одна — Цири слышала чье-то дыхание в углу, прерывистое, как у тяжело раненного. Женщина с изуродованным лицом поймала ее взгляд. Ее руки и ноги дрожали, вывернутые под неестественным углом, как у увечных детей в приюте.
Цири взглянула на погруженного в собственные мысли всадника. Скажи она хоть слово, и он вновь будет начеку; нужно придумать другой способ общаться. Она встретилась взглядом с женщиной, и вместо страха в ее глазах увидела решимость.
Они смотрели на друг друга с полминуты, прежде чем женщина нахмурилась. Достала едва слушающейся рукой хорошо знакомый Цири прямоугольник, потыкала в него пальцем, а потом повернула к ней экран.
На нем виднелась смешная, словно написанная ребенком, фраза:
«Я хороший друг Адама, Сири. Мне жаль, что с тобой случилось. Не говори ни слова, просто кивай».
Цири словно молния пронзила — женщина знает Адама! Но откуда знает, что они знакомы? Неважно. Цири кивнула.
Всадник метнул в их сторону взгляд, и они замерли, как фигуры в театре. Цири сделала вид, что ей скучно и она рассматривает потолок. Когда он снова отвернулся, у ее союзницы уже было наготове новое сообщение:
«Ты можешь телепортироваться?» Она щелкнула пальцем по экрану, и на нем появилась объемная модель здания. Ткнула пальцем в нижние этажи, показала на себя и на нее, ткнула в точку на верхних этажах, рядом с крышей. «Сюда».
Боль в боку поутихла — то ли обезболили, то ли залечили — можно было бы попытаться, если бы не магические путы. Цири поморщилась, кивнув в сторону охранявшего их мага, и покачала головой. Но если обезвредить его… Если…
Цири кинула на сваленную в груду одежду, и прошептала одними губами «бомба».
Узкие темные глаза женщины прищурились сильнее, отчего раны показались Цири еще чудовищней. Слово «бомба» ей вне всяких сомнений было хорошо знакомо. От того места, где она лежала, до комбинезона аршина два — жаль, что двигается она так шумно и неловко, еле-еле перемещаясь в пространстве. Может, снова попроситься в туалет и отвлечь охранника?
Цири сбилась с мысли, когда здание вновь тряхнуло — куда сильнее, чем в первый раз. Толчки становились все чаще и чаще. Цири свалилась с кушетки, приложившись плечом о пол — женщина же использовала момент, чтобы перекатиться поближе к комбинезону.
И еще чуть ближе, когда всадник подошел к Цири проверить, что все в порядке. Внутри нее все напряглось, как натянутая до упора тетива.
В коридоре послышались шаги.
Когда всадник вернулся обратно к дверям, женщина медленно, выразительно кивнула, закусив нижнюю губу от напряжения. Цири оттолкнулась, стараясь подползти как можно ближе к скальпелю. Всадник тут же сжал невидимую ледяную удавку.
Цири поняла, что-либо сейчас, либо никогда, и кивнула в ответ.
Когда в комнату вошел еще один всадник, их тряхнуло еще раз, и по потолку поползла глубокая трещина. Женщина выкинула руку: к молочно-белым дверям по полу покатилась круглая шайба, остановившись у самого латного сапога. Всадник удивленно посмотрел на мигающую красным штуку.
Она стала последним, на что он взглянул.
Взрывная волна отбросила Цири к стене, поближе к скальпелю и оглушила ее, помешав рассмотреть во всех деталях, что именно произошло. Но судя по оторванной кисти, все еще облаченной в латную перчатку, что упала аккурат рядом с Цири, всадник больше не был помехой. Ни тот, ни другой.
Ни черта себе у них бомбы.
Ледяных пут больше не было. Невзирая на звон в ушах, Цири как ополоумевшая резала сжатым в пальцах скальпелем жгут, пока женщина кричала ей что-то, показывая наверх.
Наверх?! Наверх в здании, что вот-вот развалится?!
Эредин будет здесь через пару мгновений, и тогда… Тогда, может быть, ее все-таки убьют.
Наверх так наверх. Цири схватила в охапку комбинезон, другой рукой вцепившись в свою новоиспеченную союзницу. Телепортировалась аршинов на десять, а для верности, на все двадцать наверх.
Они оказались в уютной комнате с диванами, обитыми зеленым шелком, в которой играла мелодичная монотонная музыка. Женщина распласталась на полу рядом с ней, тяжело дыша.
Цири кое-как натянула на себя комбинезон, ощупав бок. Поморщилась от вида какое-как залатанной раны — залечили грубо, хоть и магией — как пить дать останется еще один шрам.
Раз женщина знает Адама, то, может, и знает, где его искать. Но не тащить же ее на себе? Эредин и его приспешники появятся в любой момент.
Если придется ее здесь оставить, то так тому и быть — у Цири не осталось никаких сил на милосердие. И на кой черт ей понадобилось наверх? Может, у нее есть летающая машина? И как она собиралась ей управлять?
Цири резко обернулась, почувствовав, что уже не одна, каким-то шестым чувством, потому что вошедший в комнату мужчина ступал абсолютно беззвучно. Адам появлялся точно так же, бесшумно, будто ничего не весит.
Спутать вошедшего с кем-то еще было невозможно. Цири не видела больше никого, кто решил бы отказаться от кожи, как от ненужного аксессуара.
— Не бойся, девочка, — мужчина с обнаженными мускулами миролюбиво поднял руки вверх. — Я не причиню тебе вреда.
Звучит точь-в-точь как наглая ложь. Таких кривоватых ухмылок на лицах бритоголовых типов Цири за свою жизнь насмотрелась достаточно.
Без всякой причины вдруг изменив свое решение, киборг неожиданно наставил на нее оружие. Улыбка тотчас исчезла с его лица, сменившись зверской гримасой.
— You pointy-eared fuck, — выплюнул он.
Цири метнулась в сторону и инстинктивно припала к полу. Ладони прижались к отполированному камню.
Только сейчас она заметила сзади еще одно движение и поняла, что слова предназначалась не ей, а тому, кто появился в комнате.
«Don’t kill him, Namir! — заорала пришедшая в себя союзница Цири. — Don’t you fucking kill him, there is a hellhole out there!»
Она хотела остановить киборга, но опоздала. Эредин, погнавшийся за Цири, телепортировался в эту комнату крайне неудачно, поймав выпущенную пулю.
Цири не увидела, куда попал наемник, но молила всех богов, чтобы он не промахнулся. По крайней мере, на рубашке Эредина расползлось темное пятно.
Вакидзаси!
Цири метнулась к эльфу, вырвав из его ослабевшей руки меч. Эредин выплюнул ей вслед проклятье, но она не расслышала, какое именно.
Киборг преградил ей дорогу, попытавшись схватить за горло, Цири ударила плашмя, порезав наискосок его руку — даже не надеясь его ранить, скорее на долю мгновения задержать. Из искусственных мышц не потекла кровь, разрез аккуратно разделил волокна, не причинив мужчине никакой видимой боли.
Все-таки они куда опасней ведьмаков.
Цири отскочила, прежде чем он успел бы пригвоздить ее к полу своим раздвоенным копытом. В открытой схватке с полу-машиной у нее не было бы ни малейшего шанса.
Он метнулся за ней следом, но отстал, когда она телепортировалась в другую комнату.
«Лучше бы Эредина добил, — лихорадочно подумала Цири, — чем за мной гнался, урод механический!».
Наверх, вниз, в следующую комнату, только бы сбить их со следа!
***
На мгновение Цири перестала понимать, куда бежит. Но не останавливалась, пока не выдохлась, и даже тогда все еще продолжала идти медленно, из последних сил. Тьма — хоть глаз выколи, но здесь же должны быть окна и лестницы, она же видела, что они тут есть! Кажется, они выходили на юг. На юг же?
Ни лампочки, ни факела, и страсть какой скользкий пол. В чем это он? Не то в крови, не то в какой-то слизи — впрочем, в такие моменты благодаришь судьбу, что не можешь разглядеть, в чем именно.
Как понять, где юг, в такой темноте?! И почему-то холодно — аж зубы стучат. Куда холоднее, чем было внизу. Цири преследовало странное чувство, как будто воздуха становится все меньше, словно его засасывало в воронку. По крайней мере, дышать становилось тяжелее.
Свет, нужен какой-нибудь источник света…
Вдалеке вспыхнули спасительные огоньки. Шесть или семь, идеально круглые, мигнули красным и тотчас скрылись. Цири направилась к ним по скользкому полу. Лучше такой свет, чем ничего.
Она уже видела огромные здания, но чтобы длиной в версту? На схеме оно показалось ей куда меньше. Мир бесконечных тоннелей и коридоров, неудивительно, что в нем все больше машин и все меньше людей.
Сколько бы она ни шла, огоньки не становились ближе — зато вокруг становилось все темнее, и темнота эта была настолько вязкой иплотной, что ее можно было осязать. Цири шмыгнула носом, почувствовав, как пошла кровь.
Тут что-то не так.
Цири встала как вкопанная и резко повернула направо, держа наготове вакидзаси и прислушиваясь к малейшему шороху. Однако через пару минут она вовсе перестала понимать, в какую сторону идет, пытаясь нащупать предметы, мебель, но вокруг было абсолютно пусто. Зато слизь под ногами сгущалась, казалось, еще пара шагов — и она провалится в нее.
Морок. Туманник? Откуда здесь взяться туманнику?
Еще немного, и она провалится, в никуда, в пустоту, в пространство между звезд, и будешь падать, пока от тебя не остается ничего, и твои кости станут пылью, а плоть — нашей пищей. Кровь носом шла все сильнее, капая на пол.
Что это за чушь? Цири помотала головой и утерла нос тыльной стороной ладони.
Опять красные огоньки? Она же шла в другую сторону?
Цири услышала хлюпанье, как будто что-то массивное волокли по слякотной земле, и вся превратилась в слух, пытаясь сообразить, откуда этот звук исходит.
Отовсюду. Слух Цири обманывал ее: чудилось, будто звук доносился одновременно и справа, и слева, и снизу, и сверху. Этого не может быть. Цири сделала круговой пируэт — но вакидзаси не нашел своей цели. Позади нее, в тенях, что-то издало влажный захлебывающийся клекот.
Цири вновь рубанула воздух, и ей послышалось, что звук раздался уже ближе. Чем бы ни было это существо, оно находилось рядом. Цири лишь моргнула — и вот уже тысячи красных огоньков окружили ее. Но теперь ей стало ясно, что это не огоньки.
Глаза. Похожие на красные вспухшие волдыри. В огромном количестве. Смотрящие на нее. Цири почувствовала, как слабеют руки, а ноги засасывает куда-то. Опустив взгляд, она увидела, что и пол усеян множеством красных глаз-огней, и почувствовала, что проваливается в скользкую плоть этого существа.
Она внутри этой твари… Внутри… Нет никакого смысла сражаться…
Человечество ничтожно… Перед пустотой… Перед тьмой… Перед бескрайним космосом… Перед величайшим из океанов.
Не может быть, чтобы это были ее мысли. Нет, сопротивляйся! Сопротивляйся! Цири ударила сверху вниз, чтобы воткнуть вакидзаси в тушу, но вместо этого лезвие с неприятным звуком скрежетнуло по полу.
Ты — груда гниющей плоти на рассыпающихся костях. Мы — все остальное.
Взгляд тысячи глаз гипнотизировал, затягивая глубже в обволакивающую, уютную, как материнское чрево, тьму.
Чем быстрее ты поймешь свою ничтожность, тем быстрее станешь частью нас. Только представь себе этот… изумительный, чудесный, сладчайший симбиоз.
— Святое дерьмо! — сказал позади нее хриплый мужской голос. — Цири, вниз!
Адам! Сердце забилось сильнее, морок схлынул — и Цири сфокусировалась на голосе.
— ЦИРИ, ЛОЖИСЬ! — заорал Адам.
Цири упала прямо в черноту, прижалась к тому, что все еще было полом, но отнюдь не казалось ей таковым. Над ее головой просвистел град выстрелов, еще одна очередь, и за ней следующая, такая же.
От низкого, бьющего не по ушам, а проникающего в само сознание вопля твари у нее заложило уши, и слизь, покрывающая пол, начала рассасываться. Разлетающиеся во все стороны металлические трубки ударили Цири по ноге, и она отползла назад, поближе к Адаму.
Тот нашпиговывал бесформенную массу свинцом, медленно приближаясь к ней и обходя по кругу. Безрезультатно; ее покрытая полипами плоть поглощала пули как губка. Цири широко распахнула глаза, пытаясь рассмотреть чудовище получше.
Что это?! Если это морская тварь, судя по влажной пупырчатой плоти, то откуда у нее шерсть? Зачем ей столько глаз? Почему у нее пасть, как у огромный крысы? Из какой бездны такое выползло?
Адам не задавался такими вопросами, позволив себе лишь одну короткую заминку, после чего град многочисленных пуль сменился на один, похожий на залп баллисты, выстрел.
Смутное воспоминание промелькнуло в памяти Цири: она ни разу не встречала чудище вживую, но помнила похожую картинку. Тьманник. Тварь, существующая только в кромешной тьме — ее и создающая — и затягивающая в нее жертв, медленно маринуя в безумии.
Мысль о том, что такое существо имеет право на жизнь, что в каком-то из уголков мироздания оно зародилось и там обитает, вызвало в Цири глубочайшее омерзение.
«Можно попытаться отрезать ее полипы, когда у Адама кончатся снаряды, — раздумывала Цири. — Только со стороны ударить надо».
От мощного выстрела тварь откинуло назад, и вместе с ней отступила тьма — Цири поняла, что она не в бесконечном коридоре, а всего лишь в небольшой комнате, в которую через большие окна проникает мягкий лунный свет.
Цири приложила ладони к ушам, прижавшись к полу, когда тварь растворилась в воздухе, оставив на прощание пронзительный вой, больше похожий на угрозу, чем на крик боли.
Пол пошел трещинами. Тварь взяла и растворилась в никуда, не оставив после себя и следа, ничего, что помогло бы Цири определить ее природу.
Когда она попыталась подняться с пола, Адам помог ей, подхватив за талию.
— Что это? Откуда оно взялось?
Для человека, впервые увидавшего чудище, Адам выглядел до странности спокойным, если не считать того, как усердно он принялся обыскивать карманы плаща.
Вопрос куда интереснее — куда и как надолго оно пропало.
— Тьманник, — выпалила она, вглядываясь в собственное окровавленное лицо в зеркальных линзах.
— Тьманник, — эхом повторил за ней Адам и сунул в зубы сигарету.
— Нам нужен двимерит, — скорее себе, чем ему, сказала Цири, — чтобы заманить тварь в ловушку.
Наконец-то она в чем-то разбирается куда лучше него!
— Нам нужен криптозоолог, — одними губами ответил Адам. — Ракетная установка и костюмы биозащиты. А еще оцепить тут все к чертовой матери и пройтись с дозиметром.
Цири не понравилось, что ее не слушают, и стала настаивать на своем:
— Артефакты не помогут, — возразила она. — Тут серебряные мечи нужны.
Ответом ей была шумная затяжка.
Цири выглянула в окно. Оно выходило на площадь с каменной мостовой. В небе над головой мелькали огни воздушных транспортных средств. Один из этажей обрушился и горел. Но битва была слишком далеко, чтобы их увидели или услышали.
На улице было темно, но вдалеке Цири разглядела покрывающую часть мостовой темную гладь, целую версту в длину и ширину, с виду похожую на глубокое беспросветное озеро.
«Эредин разорвал межпространство, — со странным для себя спокойствием подумала Цири. — Он и впустил сюда тьманника».
И не только тьманника, если верить ее снам.
«И если он мертв, — подумала Цири, — если мертвы его маги, то как эту дыру теперь закрыть?»
Аваллак’х ее к такому не готовил.
Когда ужасов в жизни становится слишком много, думать о них все труднее, и поэтому Цири прижалась к Адаму, стараясь не смотреть в сторону разрыва. У нее слишком много собственных проблем, чтобы решать еще и мировые.
Когда они шагнули на подоконник, Цири глянула вниз. До земли, на ее взгляд, было слишком далеко, минимум тридцать аршин, поэтому она тут же посмотрела вверх, крепко зажмурившись.
— Только не вздумай телепортироваться, — предупредил Адам.
Цири мертвой хваткой вцепилась в его кожаный плащ и глубоко вздохнула.
Полет был стремительным, но окончился быстрее, чем она успела по-настоящему испугаться, и приземление было куда мягче, чем она представляла. Как только ноги Адама коснулись земли, в воздухе застыл легкий запах озона. Если верить бестиариям, то это признак демона. Подумав об этом, Цири усмехнулась.
Облегченно выдохнув, Цири подумала, что способность прыгать с любой высоты… Что за словечко там употреблял Адам, когда она исчезала и появлялась во мгновение ока? Круто?
Точно. Очень крутая способность.
— Спасибо, — сказала она, пытаясь очистить слизь со штанов.
— Просто выполняю свою работу, — хмыкнул Адам, щелкнув линзами. — Защищаю мир от чудовищ.
***
Они добрались до укрытия, идя по широким улицам опустевшего города, заставленных брошенными машинами. Плакаты и вывески все еще зазывали в пустые заведения, роботы-глашатаи приглашали остановиться в «уникальных капсульных отелях со встроенной системой виртуальной реальности».
Адам знал, где находились стражники и заставы, и умело их обходил: но чтобы оказаться около сооружения, напоминавшего морской порт, им все равно понадобилось не менее получаса.
Укрывшись в узком проулке между зданиями, Адам что-то горячо выяснял — хоть Цири и не понимала, что и с кем, но по лицу и по тому, как он тер колючую короткую бородку, было видно, что с собеседником он не согласен.
Цири умывала лицо в уличном фонтанчике в форме разноцветного кубика, смакуя каждую каплю. Могла ли она подумать, что будет так радоваться простой воде?
Адам закончил разговор и коротко вздохнул, прислонившись к стене с рекламным плакатом с женщиной, высунувшей длинный розовый язык, на котором лежала ярко-зеленая таблетка. Вытащил пачку, резким движением вытряхнул из нее сигарету, поймав на себе взгляд Цири.
Если она не сделает этого сейчас, то не сделает уже никогда. Кто знает, что случится завтра? Может, ее не станет, но сегодня, она еще жива и хочет хоть что-то сделать добровольно, а не потому что ее заставили, потащили и привязали.
— Адам, убери очки.
— Зачем? — рассеянно ответил он, приложив палец к клейму на лбу.
Такое ощущение, что она его рубашку снять попросила.
— Убери, — настойчивей повторила Цири.
Сам он никогда не решится. Так и будет делать вид, что не замечает ее взгляд. Так и будет держать дистанцию, отворачиваться к стенке, стараться не коснуться ее ненароком, хотя она вовсе и не против.
Адам пожал плечами и повиновался. Когда человек постоянно носит очки, взгляд ничем не прикрытых глаз становится чем-то почти интимным.
Обхватив Адама за шею, Цири с неожиданным для себя пылом прижалась губами к его губам. Не слишком умело и ловко, но целовать кого-то, кто такого порыва совсем не ожидал, не так уж и просто.
От него пахло железом, табаком и искусственной, слишком свежей и слишком резкой, мятой. Губы у него были сухие и горячие, а короткая бородка щекотала ее не успевшую высохнуть кожу, но виду она не показала.
Когда Цири отстранилась от него, застеснявшись своего порыва, на лице Адама застыло выражение, больше всего напоминавшее ужас. Такой реакции она уж никак не ожидала от мужчины, которого решилась первой поцеловать, и тут же отодвинулась, вспыхнув от досады.
Нет так нет, больно надо было!
— Цири, — еще более хрипло, чем обычно, как будто он с рождения болел простудой, сказал Адам. — Сейчас не время. Нам нужно…
«Что нужно? Бежать? Вот и беги себе, хоть всю землю оббеги, если ничем другим заняться не способен, я-то тут при чем?» — внутренне возмутилась Цири. Или это потому что она грязная, в крови и слизи?..
Побрезговал?!
— Цири, — настойчивей повторил Адам, но кровь в ней закипала все больше и больше.
«Уже двадцать с лишним лет Цири! Или все-таки шрам? Не зря говорят, что он на редкость уродлив». Она с досадой хлопнула по щеке.
— Забудь, — фыркнула она. — Не дура, больше не полезу.
Адам устало вздохнул, усмехнувшись чему-то. Нет, он еще и вздыхает! Зачем спасать надо было, если уже осточертела!
Мысль еще хуже: а что, если ему не только ноги отрезали?..
Цири хотела отдернуть его руку, когда он прижал ее к себе — безрезультатно: легче сломать собственную, чем отдернуть механическую — но замерла, когда Адам поцеловал ее. Не скромно прижался губами, как только что сделала она сама, нет, куда более умело.
Тотчас же забыв про свою смертельную обиду, Цири ответила с нескрываемым удовольствием, прижавшись к нему всем телом. Ее учили, конечно, что скромность — главное украшение женщины, но она никогда не любила слушаться.
А она почему-то думала, что Адам не умеет целоваться. Холодный, как рыба, и такой же молчаливый — такие обычно в любовных делах не мастаки.
Никогда она еще не была так ужасненько рада ошибиться. Ее с каждым мгновением все больше охватывало давно забытое чувство — так давно, что и не вспомнить, кто в последний раз его вызвал. Хотспорн? Мистле? Неважно.
И хоть Цири была не до конца уверена, но ей показалось, что все там… Все на месте, ничего ему не отрезали.
Сверху раздался щелчок, и металлическая сфера замерла прямо у них над головами.
— А вот теперь, — сказал Адам, оторвавшись от нее, — нам точно пора.
И словно в подтверждение его слов вдалеке раздался ужасающий грохот, как будто обвалилась сама земная твердь.
Комментарий к The Great Divide (Цири)
* перевернуто, поскольку Цири говорят на польском, а девушка на русском, то русский для нее звучит так, как для нас звучал бы польский.
Спасибо за 300+ лайков, такие цифры радуют меня чрезвычайно! И держите свежую шутку в тему: https://twitter.com/sinnamon_rolI/status/987306964999901184
Небольшой F.A.Q:
1.Что за таблетку дал Цири Карантир?
Таблетку, которая стимулирует гиперовуляцию. Стандартно дается женщинам перед процедурой забора яйцеклеток. Будет объяснено в след. главе.
2. Как Адам нашел Цири и почему такой удачный тайминг?
У Адама было шпионское оборудование из квартиры Дэвида Ли. Он уже видел по камере, как она ходит по одной и той же комнате кругами, прежде чем до нее добраться, знал, что она в опасности, и знал, где ее искать. Будет объяснено от фокала Адама.
3. Что за хтонический ужас встретила Цири?
Собирательно-лавкрафтовский образ, сильно вдохновленный Shambler из Darkest Dungeon. Оно разумное, да. Разумнее многих действующих персонажей.
4. Умер ли наконец-то Эредин?
Ноуп, конечно. Намир отвлекся. Но рана Эредина будет иметь сюжетное значение.
5. Почему так долго не было проды?
Потому что ночь темна и полна ужасов.
========== Shapeshifter (Эредин) ==========
«Исключено, мой Король», — Ге’эльс выплюнул церемониальное обращение, словно кусок сгнившего яблока.
Дерзость отказа предвещала куда более скорый раскол на Тир на Лиа, чем надеялся Эредин.
«Мы не можем заточить еще больше Aen Elle в железной клетке, — продолжил Ге’эльс. Утренние лучи падали на педантично разложенный на золотом блюдце завтрак из сушеного инжира и печеных яблок. — «Решение Совета единогласно».
Эредин забарабанил пальцами по прозрачному столу в комнате, когда-то служившей Сучонгу кабинетом. На безупречно гладкой поверхности остались отпечатки пальцев.
«Мы под осадой, Ге’эльс, масштабы которой тебе вряд ли доводилось видеть, — медленно ответил Эредин, напирая на каждое слово. — О войне речи не идет. Dh’oine погибнут — не от нашей руки, но с ее помощью. Наша задача — не погибнуть вместе с ними».
Цифры на чёрном экране мигнули, и 10:33 превратилось в 10:34. На заднем плане появлялись и исчезали кричащие строки: TAI YONG MEDICAL MARKET CRASH EMERGENCY STATE IN HENGSHA (ОБВАЛ ТАЙ ЮН МЕДИКАЛ НА РЫНКЕ ЭКСТРЕННАЯ СИТУАЦИЯ В ХЭНША)
«О войне речи не идет? — повел плечами Ге’эльс. — Пожалуй. Твои амбиции оказались куда выше — уничтожение целого мира, и ради этого ты надругался над тонкой материей мироздания. Ты не спрашивал мнения Совета, когда творил подобное святотатство?»
Что возомнил о себе тот, кто за всю жизнь не держал в руках ничего тяжелее кисточки и палитры с красками?
«Довольно, Ге’эльс, — Эредин скрестил руки на груди и продолжил: — Суждения сидящего в тылу всегда благоразумней тех, что приняты в бою. Мне не до дискурсов об этике. На моем попечении не меньше десятка раненых и тела, которые я предпочту похоронить на нашей земле».
Острые даже для Aen Elle уши советника прижались к черепу, и он резко одернул полы вышитого смарагдовой нитью домашнего одеяния.
«Мы сделаем все возможное, — Ге’эльс сделал паузу, взяв с блюдца кисточку винограда, — чтобы помочь вам решить загадку барьера, удерживающего вас. Но большего мы сделать не в силах».
Холодное бешенство, подхлестываемое голодом, подступило к горлу, особенно в тот момент, когда Эредин заметил перламутровую арфу, на которой, судя по резной табуретке и разложенным на постаменте нотам, недавно музицировали. Когда он вернется, то первым делом наведет порядок в собственной стране.
«Поверь мне, Ге’эльс, — предупредил он, — очень скоро не ты будешь судить мои решения, а я — твои, и в гораздо менее формальной обстановке».
В его стране нет места для трусов. Мысленно подписав приговор, Эредин откинулся в широком кожаном кресле. Даже сквозь аромат дубленой кожи в комнату пробивался гнилостный душок, о природе которого он предпочитал не вспоминать.
«И я надеюсь — сочти это советом друга, а не подданного — что голос разума пересилит голос гордыни, — ответил Ге’эльс, нисколько не смущенный угрозой. — Ради всех нас. Мои мысли и молитвы с тобой».
На Высшей Речи не было пожелания, означавшего большую неприязнь к собеседнику. Эредин кивком дал понять, что разговор окончен, и Ге’эльс безмолвно подчинился, исчезнув из его сознания.
Надежды на подкрепление рассеялись, как дым.
Осознание произошедшего подбиралось к Эредину как убийца из подворотни — медленно, но неумолимо. Они в фатальном меньшинстве, один к сотне — чтобы убедиться в этом, достаточно было одного взгляда на громаду машин и солдат сквозь покрытое изморозью окно. Их пленницы — разменная карта, а врата на Спираль — ненадежный союзник.
«Я повторяю: мы готовы к мирным переговорам. Если вы немедленно освободите здание и заложников, мы гарантируем вашу безопасность», — в дюжинный раз напомнил ему на всеобщем механический голос.
И тем не менее, они хотят переговоров, предпочитая заманить их в ловушку, а не атаковать в лоб. Что ими руководит? Страх перед бездной? Благоразумие? Хитрость? Лотерея, в которой у Эредина не было ни малейшего желания участвовать.
Эредин взял в руку яблоко, которое Сучонг припас для полдника. Зеленая сфера казалась в искусственном свете почти восковой. Приклеенную на кожуру эмблему «Sumimoto Agricultural Holding» получилось подцепить ногтем только со второго раза. В этом мире нет ничего, что не носило бы клеймо.
Нет ничего хуже, чем сидеть и ждать, пока тебя попытаются убить — разве что терпеть занозу в ступне. Может, стоит отступить и переждать? Но где?
Эредин осторожно вонзил зубы в белую мякоть. Он никогда и ни от кого не спасался бегством. Может, только однажды. Но то был противник, который dh’oine и в ночном кошмаре не привиделся бы.
На вкус яблоко, вопреки любым законам природы, напоминало недозрелую дыню. Сок брызнул на разбросанные на столе бумаги: рисунки костей, черепной коробки и испещренные цифрами листки бумаги. Краем глаза заметив в этом ворохе нечто знакомое, Эредин задержал взгляд на памфлете с мужчиной, смотревшим с картинки на него сквозь сидевшие на носу очки со смесью участливости и отеческой снисходительности.
Под портретом было выведено крупными, громоздкими, похожими на гномьи идеограммы, буквами: William Taggart, «On Being Human». Washington, Detroit, London, Geneva, Warsaw, Moscow, Shanghai, Tokyo». Каждое из названий было подписано датой.
Варшава и Шанхай. Эредин подошел к рельефному глобусу, стоявшему на постаменте из красного дерева. Найдя на карте города и прикинув масштаб, Эредин покачал головой — здешний мир не менее сорока тысяч верст в окружности. Велик, но не настолько, чтобы не загибаться от многомиллиардной болезни.
Но такой масштаб не помешал Тай Юн Медикал пленить их в одном городе, а пытать в тысячах верст от него. Парящая в воздухе машина, на которой ему пришлось лететь, пересекала огромные расстояния за считанные часы. Игра в прятки станет унизительным, но недолгим фарсом.
Проклятье.
— Проклятье! — прорычал Эредин, крутанув глобус. Континенты и океаны закружились перед глазами.
На его ругательство отозвался низкий вибрирующий гул, который можно было бы принять за шум машины, если бы не отчетливая осознанная нотка, ритм, напоминающий молитву или песню. Эредин прислушался, замерев, но звук прошел эхом по зданию и исчез.
Любое решение, сколь бы рискованным оно ни оказалось, нужно принять как можно быстрее — иначе необходимость его принимать отпадет вовсе.
Эредин толкнул дверь и заскользил по мраморному полу, покрытому наледью. В багряных разводах на ней угадывалось количество пролитой здесь крови. Запах смерти витал в воздухе, словно вонь гнили — на болоте.
Мага он нашел за допросом одной из пленниц, в одной из многочисленных одинаковых комнаток с массивными столами, серыми стульями и черным прямоугольником вместо стены. В нём же хранились запасы разноцветной сладкой бурды, которую даже кобыла пить не станет, и пакетики с орехами, которые были вмиг уничтожены всадниками.
Не найдя ни доспехов, ни посоха, Карантир облачился в медицинский халат с вышитыми на нем каплями, завязав волосы в хвост. Одежда низкорослых dh’oine смотрелась на нем, как на сироте, давно выросшем из своих лохмотьев.
Пленницей была русоволосая девушка, которую от остальных выгодно отличал проблеск интеллекта в глазах. Напуганная донельзя, она лепетала, как младенец, выкладывая все, что знала и чего не знала. К женщинам, особенно человеческим, на памяти Эредина никогда не было необходимости применять пыток — их сложнее заставить замолчать, нежели развязать язык.
— Прошу прощения за вторжение, Карантир, — сказал Эредин, постучав по дверному косяку. Девушка подскочила на месте и замолкла.
«Дай мне пару мгновений», — предупредительно поднял руку Карантир. Эредин кивнул, расположившись напротив девушки, и взял в руки листок, на котором безупречной эльфийской вязью были выведены слова.
«Торговые гильдии, i.e. корпорации. Сумимото, Тай Юн Медикал, Штейнер-Бисли, Пикус. Капитализм. Демократия. Аугментации. Свобода слова. Масс-медиа».
«Кроме мышц, мозгового вещества и кожи, — продолжил допрос Карантир, — вы взяли образцы семени. Зачем?»
Эредин оторвался от листка и взглянул на пленницу, хотя что-то в тоне Карантира подсказывало ему, что действие было лишено всяческого эротизма. Девушка перевела полный ужаса взгляд с Карантира на Эредина и обратно, прежде чем ответить:
— Гибриды, — и, словно оправдываясь, пояснила: — Поведжауеш, что вы генетически згодны с людьми. Мы должны то справдич.
Если она думает, что говорит на всеобщем, то глубоко ошибается.
Девушка теребила изящный кулон, перебирая цепочку наманикюренными пальцами. Даже несмотря на подбитый глаз, для человеческой самки она вполне миловидна — тонкие черты лица, изящные щиколотки и никакого железа, если не считать мигающей насадки на ухе. Эредин слегка ей улыбнулся, но она тут же уставилась в собственное отражение на глади стола, вжав голову в плечи.
Застенчивость женщинам к лицу.
«И каким именно способом вы хотели их создать?» — склонился над пленницей Карантир.
— ЭКО, — выпалила девушка, и тут же поправилась: — Экстракорпоральное оплодотворение. То еж…то еж, когда дзятко создается в пробирке…
Карантир нахмурился. Насколько он любил разговаривать с другими, как с несмышлеными детьми, настолько же не любил, когда так обращались к нему.
«Мне это известно, — перебил он ее. — Как вам удалось сохранить семя и овоцит вне тела? Заморозка приводит к их разрушению».
— Нет, нет, их не можно замораживать, — замотала головой девушка. Ее тонкие руки, лежащие на кожаном подлокотнике, покрылись бисеринками пота. — Их мужиш криоконсервировать, м-м-м… Як бы поведать…
Эредин вздохнул. У них нет времени на лекции, особенно на те, что никак не помогут вернуться на Тир на Лиа. Он громче повторил это про себя и взглянул на мага.
«Придержи эту мысль, Катерина. Мы продолжим наш разговор», — Карантир сделал знак одному из всадников увести пленницу, и Эредин проводил ее взглядом. А он считал, что одежды чародеек фривольны — но им далеко до едва прикрывающих колени облегающих юбок, которые носили местные dh’oine.
Карантир выразительно прокашлялся, усевшись напротив него и потянувшись за своими записями. Железная рука висела механическим отростком, немым напоминанием о пережитом, но Эредин еще не выбрал удобного момента спросить, когда он намеревается от нее избавиться.
— Биология? — поднял брови Эредин, — И как это поможет нам понять природу волн?
«Dh’oine далека от этой науки, — махнул здоровой рукой Карантир. — Не могла даже верно определить природу света, называя его то волной, то частицей».
Эредин и сам был далек от таких материй — он и предположить не мог, что такие знания могут ему когда-нибудь пригодиться — и пожал плечами.
— Ге’эльс отказал нам в подкреплении, — сказал он. — Совет на его стороне.
«Ты ожидал чего-то другого?» — покачал головой Карантир, записывая что-то на бумаге, кусая потрескавшиеся губы.
— По крайней мере, уважения.
«Уважение нам бы не помогло, — дернул острым подбородком Карантир. — Не помогло бы и подкрепление. Тебе известно, что творится снаружи».
Эредин поморщился, взглянув на изможденное лицо своего генерала. В его словах не чувствовалось страха, только холодный, под стать его магии, расчет.
— Еще меньше нам помогут пораженческие разговоры, — осадил его Эредин. — Что ты предлагаешь? Сдаться?
Карантир отложил тонкую трубку с тремя каплями, служившую ему пером, и поднял глаза.
«Отступить, — мягко поправил он Эредина. — Врата на Спираль начнут разрастаться, но этот мир охватывает больше сорока тысяч верст. У нас будут месяцы, пока твердь не начнет разрушаться».
Эредин ожидал, что разговор повернет в подобное русло. В предложении Карантира была доля здравого смысла, как бы противна она ему ни была.
— Предлагаешь играть в прятки, — тем не менее возразил он, — пока нас не прирежут?
Не им нужно бояться и прятаться. Что у них на кону? Собственные жизни? Как бы высоко Эредин ее ни ценил, на кону у dh’oine жизнь всего мира.
«Ты предлагаешь схватку?» — покачал головой Карантир.
— Сделку.
Здание выбрало именно этот момент, чтобы в очередной раз содрогнуться, словно в преддверии землетрясения. Со стола упала бутылка с оранжевой жидкостью и разбилась, оставив после себя аромат перезрелого апельсина.
— Мы накинули удавку на шею их никчемного мира, — довольный, что его словам нашлось немедленное подтверждение, сказал Эредин. — Если они хотят ее снять… Придется пойти на компромиссы.
«Снять? — переспросил Карантир, нахмурившись. — Мне это будет стоить жизни, и даже при таких жертвах твой план вряд ли завершится успехом. И поверь, я не готов отдавать свою жизнь за dh’oine».
— Они об этом не знают, — улыбнулся Эредин. — Они вообще ничего не знают, кроме того, что мы открыли Спираль. А значит, способны и закрыть. Я не стану их в этом разубеждать.
Карантир помолчал с минуту, защелкав при этом трубкой.
«Нет твари вероломней, чем dh’oine. — наконец сказал он. — У них каждый век брат убивает брата, сын — отца, а отец — сына. Любое соглашение, что мы заключим, будет в то же мгновение попрано».
— Пусть это останется на их совести, — пожал плечами Эредин. — Пусть тешат себя иллюзиями, что у нас есть, что им предложить, пока мы попытаемся взять свое.
Карантир усмехнулся, оттянув ворот халата, и согласно кивнул. Синюшная от уродливых воспаленных рубцов кожа, пятнами подбирающаяся к гладкой бледной шее, выглядела в искусственном свете словно у утопленника. Теперь Эредин смог рассмотреть руку поближе: сделана из сверкающего металла, кисть и локоть сплетены из черных нитей. Ладонь точь-в-точь как у скелета: длинные пальцы с гипертрофированными фалангами.
— Рано или поздно ее придется отрезать, — кивнул Эредин на железный отросток.
Карантир потемнел лицом, сухо ответив: «Позволь мне это решать».
Эредин не мог ему не посочувствовать. Однорукий генерал, маг или нет, неизбежно будет вынужден уйти на покой. Для Карантира, за плечами которого было не менее пары сотен походов, не было ничего омерзительнее покоя.
— Твое тело отторгает железо, — сказал Эредин.
«Они называют это сопротивляемостью к нейропозину, — Карантир коснулся пальцами следов от инъекций, маленьких темных точек у самого плеча. — Сыворотка, препятствующая рубцеванию тканей… У нас есть похожие».
Хоть Эредин и не разбирался в алхимии, сказанное показалось ему похожим на настойчивый самообман.
— Механическая рука несовместима с магией, — использовал он последний аргумент.
«А знаешь, с чем еще несовместима магия?» — задумчиво спросил Карантир, проведя ладонью по гладкому металлу. — «С двимеритовым покрытием. Тонкий его слой — и использование магии не станет препятствием для работающей руки».
Эредин тяжело уставился на собеседника, раздумывая, что им руководит — малодушие или, чего он опасался больше, признание столь противной его сердцу технологии. Когда он опомнился, что сидит напротив телепата, то резко встал из-за стола и толкнул дверь, потянув за холодную и липкую медную ручку. Карантир не сказал ни слова.
***
Их противникам потребовалось меньше десяти минут, чтобы принять условия переговоров: никакого оружия, никаких неизвестных приборов и ледяной барьер между двумя сторонами, любая попытка разрушить который будет немедленным объявлением войны.
Эредин не строил иллюзий: какие бы условия они ни выставили, у dh’oine найдется тысяча способов их обойти. У его магов остался последний козырь в рукаве, о котором они не догадывались — телепатия. И хоть мысли человека, говорящего на ином языке, не более чем поток образов, обрывки мыслей, мест и лиц, в любом хаосе можно найти крупицу истины.
Помещение, которое они выбрали для переговоров, было одним из самых просторных во всем здании и по размерам своим могло соперничать с тронным залом. Глубокая ночь создавала в нем темные уголки, в которых могло прятаться что угодно.
Карантир стоял справа от него — место по левую руку заняла Дейдра, которой в радость была любая передышка. Хоть она и уступала своему наставнику в телепатии, Эредин настоял на ее присутствии. Лицо Дейдры было dh’oine еще незнакомо, и поэтому давало Aen Elle возможность призвать подмогу в любой момент. К тому же ее красота заставила бы и монаха забыть свои обеты, и отвлекала внимание на себя не хуже пестрого знамени.
В воздухе висела ощущение смутной, зловещей паранойи, и с каждым щелчком стрелки часов Эредин все больше чувствовал себя как перед битвой. То, что предстояло сражаться словами, а не на мечах, не имело никакого значения.
В мгновение, когда стрелка часов остановилась на двенадцати и замерла, в дверях появилась человеческая фигура.
На одежде мужчины не было ни пылинки; она казалась столь чистой, что отражала свет, а из идеально симметричных черных усов не выбивалась ни одна волосинка. Он напоминал Эредину ростовщика и по расслабленной манере держаться, и по глубокой лживости, застрявшей в морщинах деланной улыбки.
Когда Эредин увидел второго вошедшего, то положил руку на эфес меча, отчего все тут же застыли в болезненных позах. Какими глупцами нужно быть, чтобы позвать на переговоры эту тварь? После всего, что он сотворил?
Такой фарс обречен закончиться даже раньше, чем он предполагал.
— Господин Бреакк Глас, — сказал первый вошедший, убедившись, что дальше эфеса рука Эредина не двинулась. Его голос, хоть и казался далеким из-за ледяной стены, звучал бодро и громко. — Я рад, что вы согласились на встречу. Андрей Рэнд, директор по связям с общественностью компании Версалайф.
Из-за высоких потолков слова отлетали от стен, запертые в ловушке, и комната повторила за Андреем «лайф, лайф, лайф». Дверь за их спиной закрылась сама по себе, с гулким стуком вернулись на место засовы.
Эредин вглядывался в незнакомца: если все в Намире было сделано, выточено, и сконструировано для того, чтобы внушать страх, то в Андрее все было призвано вызывать расположение — белозубая улыбка, безупречная, словно отполированная, кожа, и костюм, сидевший как вторая кожа.
«Осторожно, они вооружены, — предупредил Карантир. — Обрати внимание на углубления в потолке. Этот… это существо только что подумало об орудиях, спрятанных там».
Намир сам по себе оружие.
— Я нахожу ваше сопровождение довольно безвкусным, — процедил Эредин.
— А я ваше — неожиданным, — сверкнул отполированными зубами Андрей. — Мне не сообщали о дамах в вашем отряде.
Взгляд мужчины на долю мгновения скользнул по линии декольте Дейдры, подчеркнутой обвивающим тонкую шею массивным колье из обсидиана, прежде чем остановиться на Эредине. Дейдра, уловив взгляд, вздернула подбородок и выпрямилась, заморозив нахала взглядом.
— Что до присутствия господина Намира, я боюсь, присутствие начальника по безопасности обсуждению подлежать не может.
Эредин бросил взгляд на Карантира, желая узнать, что творится в их головах.
«Желают тебе здоровья и благополучия, Эредин, — спокойно ответил Карантир. — Намир — так в красках, достойных некоторых демонических измерений. Для машины у него очень богатая фантазия».
Для иронизирования маг выбрал неподходящий момент.
«Передавай мне все, что видишь», — одернул его Эредин.
Истолковав затянувшееся молчание за желание прекратить разговор, мужчина примирительно продолжил:
— Мы глубоко сожалеем, что оказали вам не самый теплый прием, но поймите нас правильно, господин Бреакк Глас, первыми агрессию проявили вы. Та женщина, которую вы разрубили пополам… — Андрей покачал головой, тяжело вздохнув. Эредин совершенно не мог припомнить, о ком он, — боюсь, мы стали заложниками глубокого непонимания.
В Эредина ударила тошнотворная и дезориентирующая волна — в мозг вдруг хлынули осязаемо чужие образы.
…силуэты на стенах…. механическая ругань… мечущийся в ярости мужчина с неестественно синими глазами… Make them close it and get rid of them. (Заставьте их закрыть его и избавьтесь от них)
Ощущение было отвратительное, будто ешь пережеванную кем-то другим еду, и ничему из увиденного он не мог найти объяснения.
— Хм, — высказался Эредин, стремясь сдержать рвотный позыв. — Досадно.
— Крайне досадно, — с нажимом повторил Андрей. - Но еще более досадным я нахожу тот факт, что площадь Дайгун превратилась в черную дыру. Или как мне называть ваше творение? Портал?
…Тишина. Улицы опустевшего города. Все замерло — осталась только пыль, гонимая ветром… Infiltrate on my command. We don’t want them to play Zealots in Masada on us. (Главное, чтобы они не выкинули фокус, как евреи в Масаде).
Эредин впервые различил в темноте торчащий стеклянный рыбий глаз камеры, внимательно на него взирающий.
— Разве что в один конец, — ответил Эредин, небрежно выдумав угрозу сквозь шум в собственной голове. — Я боюсь, в вашем мире скоро станет тесно…, но ненадолго.
…Цифры… Бегущие строки, линия, под отвесным углом направленная вниз… Деньги. Деньги. Деньги. Eliminate them at any cost before anybody learns. (Уничтожьте их, пока никто не узнал)
Мысли Андрея отдавали золотым блеском алчности, возводили в абсолют одно и то же слово. Лучше бы ему достался в переговорщики какой-нибудь благородный идиот, готовый кинуться на острие меча, чтобы спасти мир.
— Как интересно. А вы останетесь наблюдать за грандиозным шоу? — Андрей улыбнулся так, что кожа на губах растянулась до предела.
«Избегай прямого ответа, — вмешался Карантир. — Они сами не уверены, что нас держит».
— При всей моей любви к хорошим представлениям, — медленно начал Эредин. — Я готов пожертвовать таким зрелищем. Не из благотворительности, конечно… — он на мгновение задумался над наиболее туманной формулировкой: — …из научного интереса.
У Намира на лице появилось такое выражение, как будто он услышал глупейшую шутку в своей жизни. Он скрестил руки на груди и сделал шаг назад, укрывшись в темноте одной из ниш. Эредину не понравилось, что он не видит его рук.
…Войска, окружившие здания. Механические слуги, утыканные оружием, как елка иголками… Дребезжащие стрелки причудливого прибора… Thing is both radioactive and distorts time. (Оно радиоактивно и искажает время)
В отличие от вихристых мыслей Андрея мышление Намира же походило на отлаженный станок, если бы существовали кровожадные станки.
— Какое похвальное рвение к науке, — развел руками Андрей, почуяв фальшь как гончая — кровь. — Видимо, меня дезинформировали, когда сказали, что вы не очень высокого мнения о наших достижениях. Что же вас заинтересовало?
Андрей задумчиво постучал по разделяющей их завесе из голубого льда слишком ухоженными для мужчины dh’oine пальцами, от которых до самых висков, как подкожные черви, тянулись провода.
В комнате будто бы становилось темнее. Эта тьма, казалось, жила собственной жизнью — что-то плотное, сбитое и будто бы даже способное чувствовать.
Как только Эредин собрался ответить, откуда-то снизу раздался звук брошенного в воду тела. Гораздо громче, чем его могло бы издать при падении тело любых нормальных размеров. Андрей и Намир молниеносно переглянулись.
— Господин Бреакк Глас, — Андрей сморщил загорелый лоб, — у нас мало времени. Чего именно вы хотите?
«Пустая трата времени, — резко сказал Карантир. — Они поглощены мыслями о том, как заставить нас закрыть Врата и перерезать как скот, и у них есть для этого средства. Если мы не пойдем на попятную, они пойдут на штурм. Дай им пустую надежду».
Эредин глубоко вдохнул.
— Для начала я хочу вам доверять, господин Рэнд. Для этого мне нужно убедиться, что вы действительно сожалеете о содеянном. Его голова, — Эредин кивнул на Намира, — станет прекрасным доказательством.
Он на секунду задумался еще об одной возможной жертве, но он не откажет себе в удовольствии сделать это с ней сам. Эредин бы многое отдал, чтобы посмотреть сейчас на ее смуглое лицо.
«Шансы, Карантир?»
«Малы, — разочарованно подумал Карантир. — Но он хотя бы задумался над твоим предложением, хотя Намиру передал совершенно иную мысль».
Эредину стоило невероятных трудов не выдать себя улыбкой. У Дейдры же этого не получилось, и ее серые глаза засветились при запахе интриги.
— Он пытал моих соратников и изуродовал моего генерала, — продолжил он. — Я не нахожу свою просьбу беспочвенной, господин Рэнд.
На мгновение воцарилась абсолютная тишина. В отличие от Андрея, изумление которого выдавали расширившиеся зрачки, Намир даже не изменился в лице, продолжая буравить Эредина внимательным взглядом хищника.
«После мыслей о твоей чудовищной кончине, Намир подумал о своей семье, — поведал Карантир. — У этого существа есть семья, можешь себе представить?»
Карантир небрежно передал образ двух мальчиков в нахлобученных на темные кудрявые головы маленьких белых шапочках и обнимающую их за плечи женщину в огромных темных очках. Южная страна, расплывающиеся от зноя пальмы и белые квадратные здания.
Человеческим детям не привыкать расти без отцов.
— Господин Брак Глас, — наконец выдавил из себя Андрей, — мы с вами взрослые люди….
Прежде, чем продолжить, он резким движением поправил шелковый оранжевый галстук, такого же неестественно яркого цвета, как и шевелюра Дейдры.
— И эльфы, — наигранно дружелюбно поправил его Эредин. — По исполнении этой пустяковой просьбы мои маги окажутся в вашем распоряжении, а ваши ученые — в моем. Сколько жизней мы спасем взамен одной… это можно назвать жизнью?
Намир усмехнулся. В глазах его отражалась звериная, бездонная ненависть, но лицо оставалось непроницаемым.
— Мне лестно, что тебе не хватило духу даже попытаться убить меня собственноручно, эльф, — спокойно сказал он. — Но отчаяние — чертовски плохой советчик.
— Доверие бывает только взаимным, Бреакк Глас, — прервал его Андрей. — Чжао Юнь Чжу еще жива?
Кто? Ах, да. Потрескавшаяся фарфоровая кукла.
— Покуда мне это выгодно, — пожал плечами Эредин.
Андрей покачал головой, и Эредину хотелось видеть в этом движении сомнение, а не отказ.
— Не нужно принимать решение сиюминутно, господин Рэнд, — ободряюще сказал он. — У вас есть время до рассвета. И еще кое-что… Любой из нас предпочтет смерть еще одному пленению, и то, что творится снаружи, станет исключительно вашей проблемой.
Во взгляде Андрея читалось напряжение, ясно показывающее, что вся его недавняя расслабленность была напускной.
— До рассвета, Бреакк Глас, — сухо сказалАндрей, впервые позабыв про манеры. — Мне нужно подтверждение, что Чжао Юнь Чжу действительно жива, в течение часа.
— До рассвета, эльф, — на лице Намира застыл оскал, пародируюший улыбку.
Они ушли первыми, ни разу не обернувшись.
***
Как бы он ни наслаждался сознанием, что Намира могут уничтожить свои же, ощущение мимолетного триумфа рассеялось, стоило только вернуться на пропитавшийся трупным запахом этаж. Дейдра и Карантир были так же мрачны, как и он сам, и стояли, подпирая спинами разные углы переговорной.
Эредин был настолько голоден, что еда местных dh’oine уже не казалась ему настолько неаппетитной, и он решил перекусить упакованным в тонкую бумагу коричневым батончиком, который, как ни странно, оказался гораздо лучше на вкус, чем он мог предположить.
«До рассвета нам нужно будет исчезнуть, — первым высказался Карантир. — Вне зависимости от того, решат ли они совершить ритуальную жертву или нет».
Все неумолимо двигалось к этому решению.
— Сначала мы убедимся, что вместо штурма они войдут в ловушку, которая рухнет под их ногами, — сказал Эредин, откусывая сразу пол-батончика.
У Карантира было такое выражение лица, будто его замучила мигрень.
«Они будут мертвы, Эредин, раньше или позже. Все обитатели этого мира будут мертвы. В дополнительных стараниях нет смысла».
— Они нас не боятся, — невпопад ответила Дейдра. — Они не боятся даже Спирали, правда, скорее из-за непонимания того, что она за собой влечет. Но кое-что их все-таки страшит. Я не до конца понимаю, что именно… Что-то, связанное с цветами?
— С чем? — опешил Эредин.
Даже стоявшие в коридорах пальмы на проверку оказались искусно выполненной имитацией.
— Они боятся падения, — сказала Дейдра, слегка замешкавшись, словно чувствуя, что говорит глупость. — Акаций. Но представляют при этом линии и цифры.
Ощущение смутного страха в мыслях Андрея вперемешку с алчностью он припоминал, но слово слышал впервые.
«Вы блуждаете в темноте, — мрачно сказал Карантир. — В здании полно людей, которые помогут вам разгадать эту загадку».
*****
— Акции, — отчетливо произнесла Катарина. Голос у нее был как у маленькой девочки, высокий и ломкий. — Ак-ци-и. Без «а».
Она немного осмелела и больше не вжималась в спинку стула, то ли привыкнув, то ли почувствовав себя увереннее в присутствии женщины, что, кстати, было совершенно напрасным.
— И почему они внушают твоим господам такой страх? — поинтересовался Эредин.
На лице девушки удивление смешалось со смятением, но через некоторое время она нахмурилась, словно догадавшись о чем-то.
Дейдра расположилась в широком кресле и закинула ногу на ногу с таким выражением лица, которое даже у Эредина вызывало легкую опаску. Сравнив обеих женщин, он подумал, что, должно быть, ослеп или отчаялся, если немногим раньше счел человеческую женщину миловидной.
— Вы телепаты, так? — медленно спросила Катарина.
Потрясающая проницательность.
— Не твое человеческое дело, — в голосе Дейдры зазвучали нехорошие нотки, а на кончиках пальцев начала собираться изморозь. — Почему. Вы. Их. Боитесь?
Эредин предупредительно поднял руку, несколько обеспокоенный, что горячность Дейдры перейдет нужные границы.
— Бовьем, — сказала Катарина на своем суржике. — То, что оде вами сделали — нелегально. То преступление. Эксперименты над лю… живыми естествами. Ни инвесторам, ни масс-медиа то не понравится.
Рычащие и грубые слова резали Эредину слух не меньше, чем услышанная в том подземелье музыка. Дейдра нетерпеливо мотнула головой, услышав незнакомые слова, и облизала пересохшие губы. Эредин пошарил в буфете, стоявшем в углу, извлек бутылку воды и три стакана, поставив их на стол.
— Почему масс-медиа будет какое-то дело до того, — откинув с лица кудри, спросила Дейдра, — что ваша гильдия — корпорация — сделала с чужеземцами?
В голову Эредина закралось шальное воспоминание об одном из походов, когда Всадников занесло в подземный город с непроизносимым именем и матриархальными порядками, и Дейдра так же откидывала назад свою рыжую гриву, выгибаясь под ним в одной из сталактитовых пещер.
— Бовьем то противозаконно, — растерянно повторила девушка.
Странно, что для них это угроза: насколько Эредину известно, человеческие законы существуют только в сводах человеческих законов.
— Против чьих именно законов? — вздохнула Дейдра, обхватив тонкими пальцами любезно предложенный им стакан. — И почему твои господа должны им подчиняться?
Лицо девушки удивленно вытянулось, но она быстро овладела собой. Опустив глаза, Эредин увидел дырки на ее чулках, длинные тонкие стрелки, как будто по ее ногам прошлись невидимые когти. Эта картина еще больше усугубила ощущение незримого присутствия.
— Против международных… Мировых законов. Против Женевской конвенции. Йести такие, как Таггарт, узнают…
И имя, и название вонзились ему в уши рыболовными крючками.
— Женева… город, не так ли? — внес свою лепту Эредин. — И Таггарт — его правитель?
Девушка посмотрела на него с какой-то безнадежностью и коротко кивнула. Она сказала что-то еще, но ее слова заглушила просьба Карантира подойти.
— Выясни о нем больше, Дейдра. И пройдись с ней по главным городам этого мира, — сказал Эредин, поднявшись из-за стола. — Правители, симпатии, союзы. И при прочих равных я предпочел бы те, где еще осталось хотя бы одно растение.
***
Карантир, опираясь на ближайший стол левой механической рукой, стоял у железного ящика, из которого пытался вытрясти какую-то коричневую жидкость. В походах Всадникам доводилось есть и пить и куда более странные вещи, поэтому Эредин не стал ничего спрашивать. Вместо этого он открыл краны над раковиной, из которых лились одинаковые струйки теплой, как кровь, воды, и умыл лицо.
Кое-как справившись с аппаратом, Карантир гордо поставил перед собой дымящуюся коричневую жидкость, по запаху смутно напоминающую жженые зерна какао. На красной глиняной кружке красовалась надпись «Best Boss 2027».
«Zireael попытается сбежать, — первым начал разговор он. — И сделает это при первой же возможности, а их у нее будет в изобилии».
Это проклятое имя давно стало горчить на языке.
— Меньше всего меня сейчас заботит Zireael. Нам нужно планировать отступление.
Карантир сделал аккуратный глоток.
«Она никогда никого из нас не заботила. Мы искали не ее, мы искали… как ты однажды выразился? Жемчужину в свином дерьме. Остатки Aen Hen Ichaer в генетической клоаке».
Эредин с улыбкой отметил, что Aen Elle обладают привычкой философствовать в самый неподходящий момент, и он исключением не был. Карантир прав, он подбирал Zireael и куда более поэтичные эпитеты. То, что для такого драгоценного дара был выбран такой неподходящий сосуд, всегда казалось ему злой шуткой Природы.
— Жаль, что нельзя отделить одно от другого, — вздохнул он.
«Нельзя разделить дитя и мать, — задумчиво протянул Карантир, — ген и носитель, плод и утробу… Непреложные истины. И как почти все непреложные истины, они оказались ложью».
Эредин взглянул на собеседника с неподдельным интересом.
«Все, что в ней есть иного, Эредин, — Карантир сделал широкий круговой жест, отложив в сторону чашку. — как оказалось, вполне извлекаемо».
От количества мелких глотков, которые делал Карантир, чашка стала казаться Эредину бездонной.
— Каким образом?
«Solve et Coagula, древнейший из алхимических принципов. Primo, разъедини: семя от отца, овоцит от матери. Secundo, соедини: в любом подходящем сосуде».
Мысль отделить дар от сосуда ему импонировала, но сказанное смутно напоминало лабораторные изыски Аваллак’ха, которые ничем, кроме создания искореженных и нежизнеспособных созданий, не завершались.
— Разве это не нарушает таинство Природы? — задумался Эредин.
«C каких пор обрюхатить dh’oine теперь стало великим таинством?» — хмыкнул Карантир, откинув волосы с остроконечного уха и наклонив голову.
— Давай не будем опускаться до вульгарности, — поморщился Эредин.
Карантир наклонил голову в знак извинения.
«Мне ведомо, что тебе противны искусственные методы, но… Поверь мне, это лучший способ сохранить Старшую Кровь, не прибегая к помощи человеческой утробы».
Согласится ли Эльтара понести подобное дитя? В ней всегда горело желание стать матерью, хотя надежда и таяла с каждым десятилетием. Нет, перспектива носить в себе отчасти человеческую кровь, пусть и в примеси со Старшей, ее мало обрадует, но так уж распорядилась Природа, что женщины любят все, что выросло в их утробе. Да, это будет отличным подарком по возвращении.
— Делай, что должен, — разрешил Эредин.
Карантир кивнул.
***
Даже после успешного завершения операции, Эредин не собирался убивать Zireael. По крайней мере, пока она не попытается сбежать или еще раз поднять на него оружие.
Убедить ее, что такие авантюры заканчиваются только смертями, уже не представлялось ему возможным — как верно подметила Дейдра, легче обезьяну научить играть на лютне. Впрочем, за пару сотен лет на Тир на Лиа и обезьянка заиграет — если не от безысходности, то под влиянием окружения.
Обратить людей в услужение как раз и заняло пару веков. Описанию этого процесса ведуны посвятили не менее сотни томов с педантично расписанными указаниями по селекции. Если верить официальной летописи, то евгеника была тут ни при чем, и люди сами предпочли преклонить колено перед расой, что культурно превосходила их в десятки раз.
Существует множество способов рассказать одну и ту же историю.
Эредин вышагивал по мраморному полу, раздумывая, как без лишних рисков доказать Андрею, что Чжао Юнь Чжу еще жива. Когда они покинут здание, оставив dh’oine в капкане…
Его мысли прервал раздавшийся где-то совсем рядом взрыв. Недостаточно мощный для штурма, но достаточно сильный, чтобы оказаться случайным. Чувствуя, как к вискам приливает кровь, он бросился на звук. Устремился прямо в облако вонючего дыма — стены еще гудели после взрыва.
Прорвавшись сквозь едкую дымовую завесу, прикрыв рот и нос ладонью, Эредин увидел на уже не такой белоснежной плитке то, что осталось от тела одного из самых юных — не больше семидесяти лет от роду — магов. То, что его убило, он пытался поднять с пола, судя по развороченному торсу и оторванным рукам. Смерть была мгновенной.
Кто… Посмел?!..
В комнате не было следов ни Zireael, ни Чжао.
Эредин сделал глубокий вздох, несмотря на едкий дым.
О, нет… Ей больше не суждено увидеть огни Тир на Лиа. Zireael не может быть слишком далеко — в воздухе еще остались следы Старшей Крови. Она не может быть слишком далеко… Эредин закрыл глаза и до побелевших костяшек сжал эфес меча.
И ступил прямо в капкан.
Сначала он увидел ее: блестящие зеленые глаза и прилипшие ко лбу пепельные волосы. А вот того, кто стоял за ней, Эредин разглядел двумя фатальными мгновениями позже.
Поднимая руку, чтобы заслониться от удара, он уже понимал, что опоздал. Красная дымка затуманила глаза, он почувствовал, как свинцовый шарик проходит сквозь грудь. Чжао хрипло закричала что-то нечленораздельное.
Боль пришла не сразу, но когда он ее ощутил, она заполонила собой все сознание.
Он еще успел почувствовать, как тонкая девичья рука с недевичьей яростью вырвала из его немеющих пальцев меч. Zireael взглянула на него обезумевшими от ненависти глазами, но Эредин напрасно ожидал удара. Она развернулась в коротком финте, замахнувшись на того, кому этому удар был сродни комариному укусу. Порез оставил после себя бескровную линию, будто бы ножом вспороли холст.
Намир сказал ей что-то угрожающе ласковым тоном, и Zireael приняла единственное правильное решение — бежать.
Эредин лежал на правом боку, чувствуя, как между пальцев струится кровь, и наблюдал за тем, как Zireael налетела на обитую зеленой парчой кушетку, едва не поскользнувшись, и растворилась в воздухе. Намир приложил два пальца к уху.
«HAWK DOWN BLUE RED COMMENCE», — прозвучал на все здание многократно усиленный голос.
Быстроту движения, с которым Намир бросился за Zireael, различить даже эльфскому глазу было не под силу, особенно когда все перед глазами расплывалось.
Нужно оставаться в сознании. Нужно любой ценой… Эредин опустил взгляд: на груди слева красовалась багровая рана, которая делала его похожим на продырявленный сосуд.
«Либо легкое, либо сердце, — отстраненно подумал Эредин, — я истекаю кровью. Сколько это займет, если до меня не успеют добраться Карантир или Дейдра? Полчаса?».
Человек от такой раны был бы уже мертв. Но вскоре и его глаза стали закрываться. Эредин из последних сил цеплялся за ускользающее сознание, за звуки, за тихую музыку, но она смолкла, и вместо нее раздался неестественно бодрый голос.
….“Far away from the Asian havoc, Francois Lambert today with you on a sunny Saturday morning in Geneva! William Taggart today with his lecture «On being Human»… (Вдалеке от азиатского хаоса, с вами сегодня Франсуа Ламберт этим утренним солнечным женевским утром. Уильям Таггарт сегодня со своей лекцией «Быть человеком»).
«ЭРЕДИН, ЭРЕДИН, ЭРЕДИН» — повторял женский голос. То ли ему чудилось, то ли он действительно слышал крики, грохот и выстрелы. Где-то снаружи и слева до него донеслось шипение и вызывающее неприятные ассоциации царапанье по камню. К гнилостной вони примешался острый запах серы и извести.
«Они чуют кровь, — подумал Эредин, и под «они» в его сознании появлялись образы один хуже другого, — как и наши гончие».
Послышался звук разбитого стекла; ледяной ветер ворвался в комнату, словно дым. Эредин то открывал, то закрывал глаза, и каждый раз не знал, видит ли он перед собой явь или видения. Он слышал, как воздух пронзал ужасный вопль, словно какая-то ночная птица ринулась вниз за добычей. Он видел, как Дейдра выкрикнула заклинание, отчаянно жестикулируя. От сконцентрированной магической энергии воздух заискрился.
Он был не в силах повернуться, чтобы увидеть, против кого сражалась Дейдра. Судя по искаженному ужасом лицу Чжао, с самой смертью. Женщина пыталась отползти назад, к настенному экрану, на котором беззвучно двигал губами тот самый мужчина с памфлета.
Воздух разрезал свист перепончатых крыльев, и крылатая бестия ринулась на Дейдру, словно стрела, пущенная из арбалета. Упав на спину, чародейка резко вскинула руку, растопырив пальцы в сотворении магического заклинания. Ледяная стрела сбила существо, и оно с шипением врезалось прямо в изображение переполненной людьми площади.
Чжао закрыла лицо руками, пытаясь спрятаться от града осколков. Тварь, упавшая рядом с ней, все еще трепетала крыльями, как та летающая машина, и ощерила не меньше трех рядов острых, как клинки, зубов.
Дейдра подскочила к Эредину, но дрожащие руки предали ее, и небрежно брошенное лечебное заклинание вызвало только еще большую боль. До крови закусив губу, она прошептала про себя знакомое Эредину название. Повторила громче, телепатически — так, что любой восприимчивый к магии услышал бы ее за сотни верст.
Женева.
Последнее, что он помнил, были вцепившиеся в него длинные женские пальцы, унизанные перстнями в изумрудах, и переливающееся зарево портала.
Резкий запах озона.
И.
Белый.
Свет.
***
Эредину казалось, что он падает сквозь портал целую вечность. И эту вечность сопровождал вкрадчивый мужской голос, что-то вещавший ему на незнакомом языке.
— What does it truly mean — to be human? What does it truly mean — to know the good from bad, the natural from unnatural, truth from lies? (Что это значит — быть человеком? Что это значит — отличать добро от зла, естественное от неестественного, правду от лжи?)
Зияющее в воздухе отверстие сомкнулось с оглушительным грохотом, и Эредин рухнул на спину. Уверенная речь тут же оборвалась. Он услышал истошные крики, и из последних сил поднялся на локтях, захлебнувшись в кровавом кашле.
Мужчина в очках отшатнулся от них, как от внезапно ударившей слишком близко молнии, спрятавшись в плотном кольце вооруженной до зубов охраны. Уильям Таггарт. Секундная стрелка висевших над сценой часов остановилась.
Десятки дул смотрели прямо на них. Эредин старался не шелохнуться, судорожно вдыхая запах поднявшейся пыли.
Дейдра распласталась справа от него, у самых подмостков невысокой сцены. Такая телепортация должна была отнять у нее все силы. Изорванное, все в бурых пятнах платье, из уголка нижней губы текла маленькая струйка крови. Она чуть не отдала за него собственную жизнь.
Под ними была та самая сцена, что он видел на экране.
Не меньше тысячи dh’oine смотрели на них снизу вверх. Толпа, отпрянувшая при первом оглушительном хлопке, теперь сомкнулась вокруг них плотным кольцом. Многие из них размахивали плакатами, и в глазах Эредина пестрело от разноцветных одежд с кричащими надписями.
STOP THE NEUROPOZYNE CARTEL (ОСТАНОВИТЕ НЕЙРОПОЗИНОВЫЙ КАРТЕЛЬ)
TAI YONG MEDICAL ARE FASCISTS (ТАЙ ЮН — ФАШИСТЫ)
LET US BE HUMAN (ДАЙТЕ НАМ БЫТЬ ЛЮДЬМИ)
Короткие яркие вспышки мелькали перед глазами, сопровождаемые методичным щелканьем. Охрана разделилась на две части — одни пытались заслонить собой Таггарта, другие медленно подходили к ним, не опуская оружия.
— Сall the ambulance for God’s sake! (Да вызовите вы скорую, ради Бога!) - окликнул охранника Таггарт. В жизни он оказался старше своего портрета, почти у самого заката своей короткой жизни, — Can’t you see they are wounded? (Ты не видишь, что они ранены?)
Его голос разлетелся по сцене, ударив в толпу: акустика здесь была превосходная. Эредин никогда не слышал, чтобы разом кричали столько голосов.
С межпространственным воем рядом с ними открылся еще один портал.
***
Эредин поднялся на кровати, судорожно глотая воздух, словно приведенный в чувство резким ударом.
Где он?! Что случилось со всадниками?!
Он лежал, распластавшись на непривычно удобной больничной койке. Палата была залита ярким солнечным светом, а за окном виднелось лазурное озеро, отполированное как сапфир, словно с пейзажа какой-то сказочной пряничной страны.
Механический уборщик передвигался по паркету бесшумными зигзагообразными движениями.
Все в том же мире.
Пахнущие свежим хлопком накрахмаленные простыни заскрипели, когда он поднялся на локтях и сдернул покрывало. Весь торс был крепко перевязан бинтами, но больше движений ничего не сковывало — ни путы, ни другие человеческие уловки. Боли он не чувствовал, только леденящую оторопь во всем теле.
Какого дьявола?
Без стука в палату вошла приземистая и широкобедрая медсестра в высоком колпаке и снежно-белом халате, с убранными в тугой хвост пшеничными волосами. Эредин выпрямился, уперевшись руками в больничную койку.
— Ой, не вставайте, — произнесла она на всеобщем и улыбнулась широкой и глуповатой улыбкой, — отдыхайте, отдыхайте. Доктор скоро подойдет, господин Бреакк Глас.
— Где я? — спросил Эредин. — Где мои всадники?
— Клиника Ля Коллин, — мягко ответила она. — Женева. Ваши спутники в других палатах.
Эредин с трудом сосредоточился, пытаясь отыскать в пространстве следы присутствия Карантира и Дейдры. Да, она не лжет.
Она не лжет?..
— И чьей милостью? — выдохнул Эредин.
— Мы никогда, — строго ответила медсестра, — не оставляем раненых истекать кровью на улицах, господин Бреакк Глас. Это бесчеловечно. Но, думаю, вам стоит поблагодарить Фронт Защиты Человечества.
Фронт… Защиты… Человечества? Эредин терялся в догадках, смеется ли она над ним.
— Может быть, вы хотите что-нибудь почитать? — прервала она затянувшуюся паузу. — Включить телевизор?
— Прошу прощения?
Она сочувственно улыбнулась и нажала на кнопку рядом с кроватью. Черный экран мгновенно зажегся.
— Господин Бреакк Глас… — сказала она перед тем, как покинуть палату. — То, что сделали Тай Юн — чудовищно. Пожалуйста, не думайте о всех людях так плохо.
Будто бы он попал на представление какой-то комедии, где актеры не переигрывают только самую малость.
— Не беспокойтесь, — натянуто улыбнулся Эредин. — Ни в коем случае.
Медсестра слегка поежилась от его улыбки, как и большинство людей, впервые увидевших эльфов.
«Мое имя — Дейдра Сеабагар», — сказал телевизор. Эредин в недоверии поднял глаза.
«Я приветствую вас от имени народа Aen Elle, — продолжила миниатюрная копия Дейдры. — Мы пришли, чтобы предупредить вас о грядущей опасности… К сожалению, слишком поздно, — Дейдра выдержала драматическую паузу, прежде чем продолжить: — Три дня нас пытали, уродовали и насиловали люди, называющие себя гильдией Тай Юн Медикал».
Что… она… несет?..
Экран показал толпу, по которой пронесся идеально отрепетированный вой. Ругань смешалась с криками, кто-то грозил кулаком, кто-то пытался уйти прочь, кто-то смотрел на сцену с отсутствующим взглядом, матери закрывали детям глаза и уши.
Даже разорванный верх платья был с расчетливостью уложен так, чтобы лишь самую малость обнажать полукруг груди. Эредин не знал, то ли восхищаться, то ли ужасаться женским притворством. Дейдра била по той тонкой струне, что отзывалась в мужской душе при виде несправедливо поруганной, если она поругана не им, прекрасной девы.
Любой бы, кто осмелился провернуть такой фокус с Дейдрой, немедленно бы лишился детородных органов, но в это было трудно поверить, глядя в бездонные серые глаза и трепещущие губы, на нежную алебастровую кожу, перемазанную кровью — по всей видимости, его собственной.
«Но ужас, который мы пережили — ничто, — продолжала Дейдра, — по сравнению с ужасом, который вам предстоит».
Эредин думал, что за триста долгих лет жизни его уже ничем не удивить, но он глубоко ошибался.
Стоявший позади Дейдры Карантир ничуть не портил, а скорее оттенял картину своей безжизненной механической рукой и больничным одеянием. Он выглядел как сбежавший, впервые за долгое время увидевший солнце, узник. Седовласый мужчина в очках на заднем плане то и дело поправлял очки, переводя взгляд то на Карантира, то на Дейдру, и светился праведным возмущением.
«Мы пришли предупредить вас… Но если предупреждать уже поздно, сделаем все, чтобы спасти».
Высшие силы, Дейдра, поаккуратнее с обещаниями! Тонко выточенное лицо Дейдры сменилось на одутловатое лицо человеческой женщины.
«Весь мир шокирован выступлением женщины, называющей себя Дейдрой Сеабагар, — четко выговаривая каждое слово, сказала женщина в черном костюме и с коротко стриженными волосами, — Парадокс Ферми разрешился сегодня утром, когда появившиеся из ниоткуда остроухие создания прервали выступление Уильяма Таггарта в Женеве. Их нечеловеческая природа уже была подтверждена сотрудниками местного научно-медицинского центра».
Картинки на экране дергались, словно в истерике: Дейдра, Карантир, затопленный и разрушенный город, его собственное неподвижное тело, Уильям Таггарт, бушующая толпа, и дерганные линии, стремящиеся вниз.
«Я напоминаю нашим зрителям, что обвинение Тай Юн Медикалз все ещё остаётся лишь обвинением. Но, вкупе с обрушением второго уровня Хэнша, оно привело к падению курса акций корпорации на девяносто процентов. Тай Юн Медикал, уже в прошлом являясь компанией с наибольшей рыночной капитализацией, за один час вышла из ряда ведущих финансовых индексов».
Услышав слишком много незнакомых терминов, Эредин нажал на кнопку выключения и откинулся на кровати, пытаясь переварить услышанное.
Раздался вежливый стук. Эредин разрешил войти, и в палате появился довольно посвежевший Карантир. Он с довольным видом прижимал себе увесистый карминовый том. Полностью названия книги Эредин не увидел, но начиналось оно со слова «Фейнман».
Несмотря на дискомфорт, Эредин не удержался от аплодисментов.
— Браво, друг мой, — впервые за долгое время искренне улыбнулся он. — Блестящая работа!
«Благодари Дейдру, — с надлежащей по этикету скромностью подумал Карантир. — Она, конечно, не согласовала со мной текст, — он кивнул на погасший экран. — Получилось несколько наигранно — особенно вкупе с тем, как ты распластался на сцене, залив всех окружающих кровью — но эффектно. Она всегда увлекалась сценическом искусством».
— И это сработало? — покачал головой Эредин. — Какими глупцами нужно быть?
Карантир нахмурился, подойдя поближе к койке и положив книгу на белоснежный прикроватный столик.
— Наши враги, Эредин, — сказал он вслух, чеканя каждое слово, — измучили собственный мир, уничтожили все созданное природой. Обитают в вонючих клоаках, сменив дряблую плоть на железо. Но поверь мне, они далеко не глупцы.
В его голосе звучала стальная нотка, которую он позволял себе в разговорах с ним от силы пару раз за время их очень долгого знакомства.
Эредин шумно выдохнул, сдержав приступ гнева. Он меньше чем за неделю потерял почти всех своих всадников, а сейчас валяется на койке, спасенный своим генералом. Карантир прав. Эредин страстно желал, чтобы его слова были ложью, но одного желания было явно недостаточно.
— Правда твоя, — невероятно сухо ответил он, взяв в руки стакан с водой, на котором голубым курсивом было выведено: Clinique La Colline, Geneve, a member of Versalife Healthcare Chain ©. Буквы мерцали как алмазные блестки.
Несмотря на красивую обложку, вода оказалась удивительно безвкусной.
Карантир тяжело посмотрел на него и подошел к окну, залюбовавшись озером и бьющим из него фонтаном. Синюшный отек на его шее стал намного меньше.
— Помнишь, я как-то говорил тебе, — примирительно сказал он, — что пропаганда — самое гениальное изобретение человечества? Это было до того, как они изобрели масс-медиа.
Комментарий к Shapeshifter (Эредин)
______________
Дополнительные справки:
Уильям Таггарт - http://ru.deusex.wikia.com/wiki/%D0%A3%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D1%8F%D0%BC_%D0%A2%D0%B0%D0%B3%D0%B3%D0%B0%D1%80%D1%82
Фронт человечества - http://ru.deusex.wikia.com/wiki/%D0%A4%D1%80%D0%BE%D0%BD%D1%82_%D1%87%D0%B5%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D1%87%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B0
F.A.Q. (Я получаю столько вопросов в личку, что теперь это постоянная рубрика) вы найдете здесь:
https://docs.google.com/document/d/1Bvj0rdQ9seSUT-TiMYywX3EpL5OxlXIPWgnuLogiGW4/edit?usp=sharing
========== Against the Tide (Адам) ==========
— Я не спал трое суток, Дженсен, — голос Притчарда прорезал пелену звуковых помех. — Скажи мне, что у тебя хорошие новости.
Облокотившись на стену в узком переулке между небоскребами Китайского Международного Банка и стандартного пятизвездочного отеля, Адам рассматривал пылающее вдалеке здание Тай Юн Медикал; поднимающиеся ввысь клубы густого, липкого на вид оранжевого дыма.
«Гражданские. Чертова куча гражданских, зажатых между монстрами, Тиранами и эльфами. Еще неизвестно, кто из них хуже».
Всех не спасти. Он слишком много раз пытался, чтобы не знать наверняка.
Цири брызгала во все стороны водой с ржавчиной, энергично умывая лицо над небольшим фонтанчиком. Острые лопатки ходили туда-сюда под облегающим костюмом, и в полумраке синяк размером со сливу на шее казался почти черным.
— Так и знал, что слишком много прошу, — не дождался ответа Притчард. — Что произошло на этот раз? Давай, я готов ко всему. Годзилла? Инопланетяне? Тентаклевые монстры?
От последнего предположения Адам чуть не поперхнулся сигаретой.
— Цири со мной, — ответил он, ни на секунду не выпуская девушку из поля зрения. — В Тай Юн Медикал на нее напало существо. С виду похожее на мутировавшую подводную форму жизни. К тому же способное становиться невидимым… Или исчезать… Одно из двух.
В его голове это предложение прозвучало не столь шизофренично.
Закончив умываться, Цири попыталась привести в порядок волосы, но пучок безнадежно сбился, и спутанные пепельные пряди теперь падали на плечи. После нескольких неудачных попыток прихорошиться, она уставилась на Адама с самым измученным видом. Он не глядя нащупал в кармане последний энергетический батончик со вкусом шоколада и жареного арахиса и вложил ей в руку, не прекращая разговор:
— Я предполагаю, что это не единичный случай и не единичная особь. У нас проблема, Притчард. И под «нами» я имею в виду не только Шариф Индастриз.
То ли Хэнша накрыл странный туман, то ли цветовая карта визуального модуля начала отказывать: все виделось в размытых желтовато-серых тонах.
— Еще раз: невидимая мутировавшая подводная форма жизни? — нарочито терпеливым голосом, как воспитательница в садике для детей со специальными потребностями, спросил Притчард. — Слушай, Хьюстон, а наша проблема с алкоголем никак не связана?
Подколки Притчарда уже давно воспринимались как белый шум.
— Да иди ты к черту, — буднично ответил Адам. — Специально для тебя, Притчард, я снял видео.
Оно длилось около двух минут и даже в максимальном разрешении напоминало фильм ужасов в стиле любительской съемки. Ничего толком не рассмотреть, а то, что видно — смазано ровно настолько, чтобы дать волю воображению. В кадрах мелькали влажный блеск черной биомассы и пульсация багряных полипов, красноватые огоньки того, что служило этой твари глазами.
— Паршивый какой-то CGI, — голос Притчарда понизился до шепота, растеряв в процессе саркастические нотки. — И тентаклей нет.
Адам точно помнил, что тварь пыталась подражать человеческому языку — ему даже слышались отдельные фразы в животном бульканье, — но на видео можно было уловить только осатанелые дробовые очереди.
— Может быть, неудавшийся эксперимент Тай Юн? — неуверенно предположил Притчард. — Я читал в Миднайт, что у них с Версалайф совместный проект по разработке глубоководных биологических аугментаций.
Там же писали, что Элиза Кассан — просто бренд для целой армии клонов. В ответ на шаткую теорию Адам нарочито хмыкнул и прошелся взад-вперед по узкой траншее между небоскребами, затушив сигарету о бетонную плиту стены.
— В общем, Дженсен, убирайся оттуда. Беллтауэр устроит зачистку напалмом.
Выбраться с острова было тяжелее, чем проникнуть на него. Концентрация наемников Беллтауэр на заставах за последний час увеличилась в несколько раз. Воздушное и морское сообщение закрыто: на границе размещены дроны-беспилотники, бьющие на поражение, если над ними пролетит объект, идентификационный номер которого не загружен в память.
Что бы ни произошло на Хэнша, окружающий мир об этом ничего знать не должен.
— Есть идеи, как?
— Нет у меня уже ни сил, ни идей, — вздохнул Притчард. — Но счета сами за себя не заплатят. Дай мне полчаса, посмотрю, что там наковырял Ли.
Адам нажал отбой и прислонился к стене, прокручивая в голове события последних дней. То, что существуют иные формы жизни и другие миры, кроме Земли, было ожидаемо. Ничего удивительного в разумных морских созданиях нет: океан одна из самых благоприятных сред для обитания, колыбель эволюции, тем более, что…
— Адам, убери очки.
— Зачем?
Цири взглянула на него с пугающей решительностью в глазах, с какой обычно смотрят женщины, когда в их голове поселилась навязчивая идея. Вся система подсказывала ему, что это не к добру, а у нее отменные прогнозные способности.
Стоило ему повиноваться, как Цири сократила расстояние до опасного минимума, встала на цыпочки и прижалась обветренными губами к его собственным.
Адама словно током коротнуло. Еще не успев осознать произошедшее, мозг выдал увесистый список аргументов «против»: разница в возрасте, уязвленное положение подопечной, конфликт интересов и неэтичность происходящего. Аргументы «за» ничего общего с разумом не имели.
Не найдя никакого логичного выхода из ситуации, Адам пустил ее на самотек. Цири отстранилась, заметив его замешательство.
— Цири… — начал он, готовый выдать не менее дюжины убедительных доводов, почему произошедшее — чертовски плохая идея.
Он еще не успел договорить, как по ее лицу грозовым фронтом пробежала обида, смешанная с растерянностью. С таким выражением лица она, как назло, выглядела еще на пару лет младше.
— Цири, — пытаясь остановить грядущую бурю, тверже сказал Адам.
По ее пальцам пробежали знакомые зеленые искорки, которые никогда не означали ничего хорошего. Нет, последнее, что он может себе позволить — женская обида. Если она убежит или, еще хуже, телепортируется, если… Как он будет объяснять это Шарифу?
— Забудь, не дура, — Цири зафыркала, как разозленная кошка, и поправила волосы, нервным жестом попытавшись прикрыть ими шрам. Черт подери, он имел в виду не это. — Больше не полезу.
Адам сделал то, что должен был. С немного большим рвением, чем требовало разрешение конфликта — а через пару мгновений, когда Цири прижалась к нему всем телом, обвив руками шею — со рвением уже гораздо большим.
Последний раз он так целовался в подсобке за баром в студенческом пабе в Фениксе, когда поцелуи еще не были гарантией секса. Правда, от его однокурсниц пахло в основном Будвайзером и марихуаной, а не жареным арахисом и шоколадом. Адам провел ладонью вниз по узкой спине Цири; сенсоры на подушечках пальцев передавали ощущение литого тела под комбинезоном с опьяняющей многомерностью.
Только услышав характерное жужжание дрона-разведчика, он понял, что слишком увлекся кризис-менеджментом, и потянул Цири вглубь опустевшего внутреннего дворика между небоскребами, увитого искусственным плющом.
Она раскраснелась: на губах застыла влажная пленка, а от расширенных зрачков ее глаза казались в полумраке почти черными. Цири облизнула губы, прежде чем что-то сказать, но вместо ее голоса Адам услышал куда менее приятный:
— Дженсен, — Адам дернулся, будто его застукали за постыдным делом, и чертыхнулся, пообещав себе отключать Инфолинк в такие моменты. — Ты что такой нервный?
Он сделал пару шагов назад и по привычке приложил палец к виску.
— Секунду, Цири, — поднял руку Адам. — Притчард, ты же сказал полчаса?
— Я не вовремя? — возмутился Притчард. — Хорошо, перезвоню твоим останкам под рухнувшим Хэнша.
— Притчард.
— Короче, Дженсен: я прошелся по тому мусору, что там насобирал Ли, и скажу, что даже в такой помойке можно найти что-то полезное. В нашем случае — коды доступа к очаровательной семидесятифутовой малышке, яхте Чжао Юнь Чжу. Она докатит вас до искусственных островов Сумимото, а это уже японская территория. А там — Фарида, Детройт и светлое будущее.
Притчард снабдил свое предложение фотографиями, на которых было зафиксировано местоположение камер видеонаблюдения и постов охраны вокруг пирса и на нижней палубе корабля.
— Понял.
Первая крупная капля фирменного коричневого цвета скользнула по водотталкивающему отвороту плаща. С тех пор, как они в Китае, ни один день не обходился без этого ливня.
— Пожалуйста, Притчард, спасибо, что проводишь свою жизнь в комнатке три на три, Притчард…
Адам прервал связь по Инфолинку и кивнул Цири. Нужно успеть добраться до яхты, пока верхний Хэнша не погреб под собой Нижний. Потрясающая будет метафора о капитализме.
— Что, уже пора? Прямо сейчас? — опешила Цири, с которой еще не успел слететь романтический флер. Адам закрыл глаза линзами и кивнул в сторону надвигающейся грозы. — Ладно… Как прикажете, ваше благородие!
Жутко довольная придуманным титулом, Цири прикусила губу и улыбнулась. Адам первый раз заметил в ее потрепанном виде что-то страшно хулиганское и не удержался от ответной улыбки.
Путь к пирсу лежал через торговую улицу, на которой в любое другое время у неподготовленного человека за полчаса могла развиться паническая боязнь толпы.
Опустевшие бутики с по-азиатски роскошными витринами походили на храмы вымершей секты, поклоняющейся золоту и хрому. Роботы-зазывалы предлагали Адаму купить бриллианты, которые смогли бы даже Королеву Англии уложить в койку; без лишней бюрократии установить аугментации последней модели, сверхточные часы и самочистящиеся костюмы.
Изобилие без потребителя чем-то напоминало засидевшуюся в баре до полуночи и потихоньку отчаивающуюся проститутку.
Ветер гнал со стороны Китайского моря легчайшую водяную пыль. Адам предпочитал Китай, кишащий людьми, как земля — червями после дождя, его опустевшему туманному двойнику.
Он думал о напоминавшей ему зыбучие пески черной пустоте, что сейчас медленно карабкалась к торговому проспекту.
— Láirén a! Jiùmìng a! (Помогите! На помощь!)
Пронзительный девичий крик раздался из-за закоулков между «Де Бирс» и «Сумимото Электроникс», повторился несколько раз и резко оборвался.
Неужели кому-то не хватило мозгов эвакуироваться? Цири молниеносно вынула вакидзаси из ножен, заняв боевую стойку. По нервам сразу побежала тонкая волна адреналина. Адам взвесил на руке автомат «Штайнер-Бисли».
— Не стоит, — сказала Цири, мимолетно коснувшись цветочного узора на его плече. — Так звонко на помощь не зовут.
Она намекает на западню? Зачем Беллтауэр устраивать ее таким образом?
— Когда зовут на помощь, — тихо сказала Цири, — рыдают и задыхаются, а не повторяют одно и то же.
Он проиграл звуковую дорожку назад — фонограммы всех прозвучавших криков были почти идентичными — не настолько, чтобы подумать, что это поставленная на перемотку звуковая дорожка, но слишком однообразно для человеческой речи.
— Еще одна тварь?
— Отличный слух, Цири, — похвалил Адам, выставил зрачки на нужный параметр резкости, осторожно выглянув в переулок.
Он боролся с липким, иррациональным любопытством узнать, что скрывается в темноте уходящей вглубь города улочки. Глаза улавливали мельчайшие движения в тумане, похожие на быструю рябь по воде.
«Давай, покажи себя, чем бы ты ни было».
Цири требовательно потянула за рукав плаща, вырвав из охотничьего транса.
— Знаешь первое правило ведьмака, Адам? — Цири дождалась вопросительного кивка, прежде чем продолжить: — Если нам за чудище не платят, то мы просто. Проходим. Мимо.
Стену в переулке украшала аляпистая абстрактная картина, посреди которой красовалась выведенная люминесцентной красной краской надпись «Верните компартию». А потом он заметил очертания чего-то, походившего на набитый до отказа мешок из-под мусора.
— Проходим мимо, Адам, — повторила Цири.
Тело можно было едва различить из-за слоя грязи и крови, и пелены коричневого дождя, но инфракрасный сканер уловил затухающее тепло.
Адам подошел поближе и опустился на корточки, наклонившись над несчастным. Грудь наемника превратилась в кровавое месиво, все тело, включая углепластик протезов, было покрыто тонкими длинными царапинами, как будто с него пытались сантиметр за сантиметром срезать кожу. Затухающие глаза смотрели в небо.
— Он еще жив, — тихо сказал Адам.
Наемник защищался или, по крайней мере, пытался. «МАО» с заряженной обоймой валялся неподалеку. Адам взял умирающего одной рукой за шершавый подбородок, другой — за плечо и быстрым движением прервал его мучения.
— Ну, это временно, — пробормотала Цири. — Лучше не трогай чужую еду… Курва мать!
Дженсен вскочил на ноги, но не мог увидеть, откуда исходит угроза. В том направлении, куда смотрела Цири, не было ни души.
На мгновение он подумал, что ослеп, но когда визуальный модуль зарегистрировал появившееся рядом с ним существо, когти уже пытались разодрать углепластик.
Несмотря на странные пропорции — конечности вдвое длиннее человеческих — бесполая фигура была гуманоидной. Иссушенная кожа обтягивала череп так плотно, что, казалось, просвечивала насквозь.
Если напрячь воображение, можно было принять существо за поделку трансгуманистов, пытающихся приспособить тело к выживанию в нечеловеческих условиях. Но далеко за той чертой, где находилось понятие человечности.
— Нам нужно серебро!.. — прокричала позади него Цири.
Адам оттолкнул от себя тварь, показавшуюся ему невесомой; он даже не почувствовал под пальцами плоть. Он выстрелил из автомата еще до того, как успел вскинуть его на уровень груди: стекло витрин вынесло сотней мелких кусков, но своей настоящей цели пули не достигли.
Потому что тварь туманом растворилась в воздухе. Зрительный модуль заглючило: Адаму постоянно чудилось неуловимое движение на периферии зрения, оно царапало глаз, как соринка, которую не вытащить.
Позади раздался свист рассекаемого воздуха. Цири отпрыгнула от твари, от длинных полупрозрачных лап, иподнырнула под них, целясь по щиколоткам, но натолкнулась лишь на воздух. В глазах опять зарябило; Адам услышал мокрый звук отбивающих чечетку клыков.
— Серебро, — выдохнула Цири, -…задержу.
Где он, черт подери, его сейчас достанет?! Адам лихорадочно прикидывал, где его сейчас используют. Аккумуляторные батареи? Оптика? Сохраняет ли сплав свои антимагические свойства или нужно чистое серебро?
Неожиданный удар пришелся ему по спине; он почувствовал, как когти вспороли телячью кожу плаща в надежде добраться до кожи человеческой. Оттолкнув Цири в сторону, Адам обернулся и выпустил еще одну очередь, нацеленную в никуда.
Это было похоже на попытку выстрелить в тень.
— Да доверься мне хоть… — Цири сделала пару шагов назад, скребя разбитым стеклом под ногами, к главной улице, заманивая тварь на свет. — Раз!
Как можно задержать то, что нельзя осязать?.. Приманка сработала — увернувшись от удара когтей, Цири неожиданно, с быстротой нападающей змеи, перешла от защиты к нападению. Клыки у твари были такие, как будто в ней смешали гены светящейся акулы и аллигатора.
Цири разъяренно вскрикнула и рубанула из выпада, несильно, но мощным замахом, словно пытаясь напугать. Адама осенило, где он может взять серебро. Де Бирс. В трехста, может, четырехста метрах отсюда. Но он не может оставить Цири здесь наедине с тварью, игнорирующей законы материального мира…
— Я сказала, — потеряв всякое терпение, рявкнула Цири, — задержу!
Адам рванул по главной улице со всей скоростью, которую могли выжать из себя его киберпротезы. Ему пришлось нарезать почти полный круг по торговой площади, пока он не увидел вожделенные белые перламутровые буквы на черном хроме.
DE BEERS. ВСЕ, О ЧЕМ ОНА МЕЧТАЕТ.
Дверь вместе с петлями вынесло с одного удара.
Адам уловил впереди какое-то движение, и из ниши выкатился богато отделанный, весь в сверкающих пластинах, приземистый робот. Он не обратил на выбитую дверь ни малейшего внимания, с порога затароторив вышколенной чечеткой, пока Адам метался от прозрачного стеллажа к стеллажу: «Вы знаете, что нужно вашей любимой? Покорите ее сердце эксклюзивными южноафриканскими желтыми бриллиантами!». Синтезированный голос дребезжал от радости вновь увидеть клиента — в таких моделях программируют желание ублажить покупателя, схожее с физическим влечением.
— Серебро, — рявкнул Адам, — ей нужно серебро!
Из всех возможных вариантов ответа с точки зрения рентабельности он выбрал самый худший. «Коллекцию серебряных украшений вы можете увидеть в угловом стеллаже в маленьком зале, первая дверь направо. Желаем вам приятного времяпровождения в ДеБирс».
Адам четко проследовал инструкции и за прозрачным бронированным стеклом увидел массивную серебряную цепь, которую в Хэнша носила каждая мелкая сошка Триады. Кулак обрушился на витрину с силой, на которую производители стекла не рассчитывали.
Охранная система «Де Бирс» среагировала мгновенно. Услышав щелчок отъезжающих плит и тихий скрежет раскладывающихся турелей у себя над головой, Адам понял, почему мародеры еще не растащили ювелирку.
Вот же дерьмо.
Поняв, что до выхода добежать он не успеет, Адам бросился на пол, в укрытие за стеллажами. Лампа над головой разлетелась вдребезги, осыпав его с ног до головы осколками. Когда первый запал стих, витрины за спиной превратились в руины. Хрустя разбитым стеклом, Адам отполз по осколкам по направлению к ним, вдоль стеллажей, стараясь не высовываться.
Стоит ему на лишний миллиметр поднять голову, и он рискует превратится в металлический дуршлаг. Альтернатив немного: турель он не пересилит, а вот Цири уже вполне может быть мертва.
Добравшись до самого края стеллажей, Адам прикинул расстояние до витрин — около десяти метров — накинул на себя оптический камуфляж и рванул.
Система безопасности «Де Бирс» тут же очнулась от спячки. Система Адама зарегистрировала попадание пули в предплечье, которое еще пару лет назад заставило бы его корчиться на полу от боли, а теперь больше напоминало навязчивое всплывающее сообщение.
Когда Дженсен рухнул на асфальт главной торговой улицы, «Страж здоровья» сообщил ему ещё о двух пропущенных пулях. По крайней мере, биологические повреждения минимальны, а углепластик подлатают за счёт компании.
Вскочив обратно на ноги, Адам перемахнул три пролета с киберолимпийской скоростью и влетел обратно в переулок. Цири тяжело дышала, выжидая очередную атаку невидимого противника. Пот тек с нее градом.
Стоило твари сделать ошибку и снова появиться, как серебряная цепь сомкнулась на ее шее. Сухая полупрозрачная плоть наконец начала обретать форму. Адам вывернул запястье, несколько раз провернув зажатую в руках голову вокруг своей оси, услышав приятный животный хруст. Тварь издала влажный захлебывающийся клекот и умерла, выскользнув из его рук на усыпанную осколками землю.
Он всадил ей в голову около пяти пуль, задерживая дыхание после каждого выстрела.
Из носа у Цири текла кровь. Она громко хлюпнула носом и вытерла его кистью руки. Больше никаких повреждений, кроме порванного на ноге и предплечье комбинезона, не было.
— И что это было? — Адам всматривался в останки, которые после смерти все меньше напоминали человека и все больше — сгусток биомассы.
— Туманник, чтоб его, — Цири одной рукой уперлась в колено, другой — придерживала бок, шумно вдыхая воздух. — А с тобой что стряслось, святая Мелитэле? Ювелирная лавка напала?
Адам хмыкнул. С серебряной цепи на асфальт капала похожая на мазут по цвету и консистенции кровь. Биохимикам наверняка будет интересно взглянуть на ДНК; он готов поставить сто баксов, что они найдут там следы хищных земноводных. Куда эту цепь только деть? Не в карман же?
Цири наверняка любит побрякушки; тогда, на крыше, на ней был инкрустированный изумрудами серебряный пояс.
— Это тебе, — протянул ей цепь Адам, — только кровь пока не смывай.
Стоило ему произнести эту фразу, как тактический промах стал очевиден. Его рука так и застыла в воздухе.
— Очень романтично, Адам, но трупоедская кровь разъедает человеческую кожу, — фыркнула Цири, скрестив руки на груди, — сам пока поносишь. С тобой-то ничего не станется.
В общем-то биологическая кожа у него ещё частично осталась… Ладно. Ни черта Де Бирс не знает, о чем «она» мечтает. Адам пожал плечами, намотал цепь на кулак и сунул руку в карман, надеясь, что после обстрела турелью он еще не насквозь дырявый.
***
Спутниковая система навигации вела их точно по желтой линии. Чем дальше они удалялись от второго уровня Хэнша, тем грязнее становились улицы, усыпанные обычным городским мусором: упаковками от продуктов и обрывками тряпья, напоминавшие искромсанные автоматами тела.
Конечной точкой этой беговой дорожки оказались доки, разделенные надвое высоким бетонным ограждением: с их стороны — разбитая от частой перевозки грузов брусчатка, по ту сторону — чистый пирс с дорогими кораблями. Укрывшись в одной из смотровых вышек, Адам сопоставлял пейзаж с данными с видеокамер.
Чжао Юнь Чжу принадлежала роскошная яхта, очертания которой напоминали острие кинжала. «Кассиопея». Название было выгравировано на медной пластине на открытой части палубы. По бортам скользили лучи прожекторов, и казалось, будто корабль — главная звезда морской сцены.
Наемники «Беллтауэр», вооруженные пистолетами-пулеметами МАО, вытеснившими с рынка АК-74 в качестве основного оружия охраны, патрулировали яхту. Двое на нижней палубе, двое на пирсе, почти у самого трапа. Один из наемников втирал сапогом окурок в белую брусчатку, оставляя на ней серые разводы.
Не самая впечатляющая охрана. Основную ставку, видимо, сделали на защитных дронов на границах.
И очень зря.
— Видишь белую яхту? Укройся там, пока я разберусь с охраной. Внутренний код 0-4-5-1 и хэштег. Квадрат с черточками.
Цири оценивающе присмотрелась, сжимая и разжимая кулаки.
— Отойди метров на пять. А лучше — на десять.
— Так точно, ваше благородие, — усмехнулась Цири.
Адам бросил на нее скептический взгляд, но она уже устремилась вниз по лестнице.
Чем ему нравились доки, так это сваленным в них хламом — коробками, стеллажами, грузовыми контейнерами, оставленным без присмотра крановым транспортом. То есть всем тем, что позволяло ему призраком приближаться к своей цели, метр за метром — медленно, но неумолимо. Рухлядь будто бы специально была размещена так, чтобы создать узкие проходы и помешать людям, которые захотели бы атаковать корабль с суши.
Адам выжидал момент, когда один из охранников излишне расслабится — позволит себе перекур, неуставное действие, вроде проверки новостей по телефону, или пойдет отлить в укромном месте. Любая осечка сгодится, и по его опыту — ее никогда не приходится ждать слишком долго. Именно поэтому Япония уже в индустриальных масштабах сокращает человеческий фактор кибернетической надежностью.
Наконец тот, что покрупнее, решил подчиниться зову природы и не утрудился дойти до положенного места — и море сгодится. Пока он расстегивал штаны, любуясь темными водами Южнокитайского моря, в блаженном неведении бесшумных шагов позади себя, Адам послал нейронный приказ к механизмам запястья. Нейрозащелка выбросила лезвие наружу. Глубоко войдя в тело, оно пронзило шею насквозь, отсоединив яремную вену от артериальной системы. Кровь не брызнула до тех пор, пока первые судороги не подчинили тело гравитации. Сдавленно вскрикнув, громила сделал всего один неуверенный шаг и повалился вперед.
Адам затаился за одним из грузовых контейнеров, выжидая вопроса «сколько-можно-ссать». Долго ждать не пришлось. Сбив рычажок предохранителя, второй наемник отправился на разведку. Стоило ему завернуть не за тот угол, как Адам сделал бесшумный шаг и оказался прямо позади него. Опрокинул его назад ударом ступни в подколенный сгиб, обхватив шею обеими руками и резко сдвинув ее в сторону. Звук сломанных шейных позвонков напоминал хруст, с которым золотой лабрадор Артура и Марджи обгладывал куриные кости.
Когда Адам поднялся на палубу, вестибулярная система уловила малейшие колебания корабля, и он сразу вспомнил, почему не любил корабли, и еще больше — подводные операции.
Охранник на верхней палубе распластался на животе. Слишком неподвижно для живого; надо же, кто-то сделал его работу за него.
— Мертв, — не без самодовольства сказал этот «кто-то». — На тебя отвлекся, не ожидал удара со спины.
Первый раз на его памяти Цири убила человека — а судя по ее выражению лица, для нее этот раз был уже не сотый. Справилась блестяще: избежав открытой схватки, напала со спины, оставила на шее два глубоких разреза. Именно поэтому не стоит снимать защитный шлем на рабочем месте. Она явно успела обработать эту тактику.
Цири с вызовом посмотрела на него, явно ожидая похвалы. Адам благосклонно кивнул.
Яхта, несмотря на европейское название, блистала азиатской роскошью со своими резными панелями из сандалового дерева и украшениями в сусальном золоте — в ней чувствовалось неуловимое женское присутствие хозяйки.
«Добро пожаловать обратно на Кассиопею, — поприветствовал их голос, очищенный от всяких признаков живой человеческой речи — Госпожа Чжао Юнь Чжу».
СЕО Тай Юн Медикал вполне могла вложиться в систему визуального опознавания внутри яхты. Но это означало бы слежку, а это, в свою очередь, значило, что посторонний мог увидеть то, что творилось внутри. И это стало бы сокрушительным ударом по ее некогда безупречной репутации.
— Эта женщина, — выдохнула Цири, остановившись на полпути к рубке, — она спасла меня! А они ее… Эредин ее… изуродовал.
Проследив за ее взглядом, Адам взглянул на выполненный в стиле ренессанса портрет. Чжао Юнь Чжу, в своем неизменном стоячем воротнике и расшитом лотосами платье, смотрела на него с экспрессивностью маски кабуки. Женщина, создавшая с нуля крупнейшую корпорацию Китая, которая десять лет подряд показывала квартальный рост не ниже пяти процентов.
— Она была красивой, — с сожалением отметила Цири.
А еще дирижировала за кулисами рынком «черного мяса» и сбытом неудавшихся аугментаций, чем обеспечила стабильную работу китайских крематориев на ближайшие полвека. Чжао Юнь Чжу называли Леди-Дракон — в глаза, по крайне мере. Нижний Хэнша прозвал ее Люй-хоу двадцать первого века.
Но окончательно рушить веру Цири в то, что в его мире есть хорошие люди, Адаму не хотелось.
Пока он настраивал маршрут в рубке, Цири успела расположиться за барной стойкой, болтая ногами в воздухе и задумчиво проводя пальцем по ободку стакана. Держать дистанцию, ограничиваясь общими вопросами, в вечных бегах куда проще, чем когда вы заперты вдвоем на судне в открытом море. Адам нарушил молчание вопросом:
— Что произошло в Тай Юн Медикал? Кто-то навредил тебе?
Цири облокотилась на руку, впившись остриженными до мяса ногтями в щеку. На коже осталось пять красных лунок.
— Конечно, навредил, — процедила она сквозь зубы. — Не в первый раз… и не в последний. Ничего, не сахарная.
Она явно из той породы, для которой жалобы — размашистая роспись в собственной беспомощности. Адам пожал плечами и пошёл выискивать что-нибудь в стеллажах барной стойки. Его дело — спросить.
Понадобилась минута, чтобы ей стало неловко от собственной же грубости.
— Извини, я… — Цири стушевалась, виновато сжав плечи, — Спасибо, что спросил, Адам. Я… он… я сделаю все, что в моих силах, чтобы он за все заплатил. Чего бы мне это ни стоило.
— Я обещаю тебе, что он окажется за решеткой, — негромко сказал Адам, хлопая дверцами стеллажей.
— За решеткой? — переспросила Цири. — Он должен оказаться на виселице, а не за решеткой. Он и его шайка.
В ее средневековой кровожадности было даже что-то умилительное.
— У нас мораторий на смертную казнь, — усмехнулся Адам.
Впрочем, как и тысячи способов этот мораторий обойти.
Вряд ли этот эльф еще жив. Не после схватки с таким противником, как Джарон Намир. Адам мельком пробежался по краткой биографии командира Тиранов, которую собрал Ли — быстро и легко он не убивает. Если верить записям периода войны Израиля с Объединенным Арабским Фронтом, уже тогда Намир был убийцей, а не солдатом. По крайней мере, Женевскую Конвенцию 84 года он мог бы использовать вместо туалетной бумаги.
Перед глазами Адама опять возникла развороченная взрывчаткой лаборатория и изуродованное огнем лицо лабораторной ассистентки. Мысленно он видел эти образы несчетное число раз, но лучше пока не стало. Какой идиот придумал выражение «время лечит»?
— Дурацкие у вас законы, — протянула Цири. — Такие, как Эредин, заслуживают только эшафота и веревки.
Что он с ней сделал? Что, если?..
При этой мысли внутри Адама поднялась такая отупляющая ярость, какую обычно вызывает криминальная сводка о растлителях малолетних и насильниках. С такими отбросами он позволял себе то, что в Америке называли «полицейским произволом».
— Если тебе нужна медицинская помощь, — Адам собрал все усилия, чтобы продолжить: — я имею в виду, женский врач… Скажи.
Цири поежилась. Где, черт подери, у Чжао Юнь Чжу алкоголь?
— Нет, он меня не снасилил, если ты так подумал, — фыркнула она. — Силенок бы не хватило. Нет, его прихвостень из меня извлек… ну… ну, в общем… яйцеклетку.
Сначала Дженсен подумал, что ослышался. Он уже утвердился в своем представлении об эльфах как о средневековых головорезах, и такая тонкая операция с этим образом никак не вязалась.
— Что? — Адам оторвался от поисков, взглянув на нее: — Откуда у них… откуда они знают, как это делать? Им понадобились бы инструменты, емкости для хранения. Навыки.
Зачем им яйцеклетка? Что такого драгоценного именно в яйцеклетке Цири? Кого и где эти остроухие недоноски собрались оплодотворять?
— Мир не без добрых людей, — глухо ответила Цири, вертя в руке тонкий дизайнерский стакан. — Нашли и инструменты, и емкости.
Большинству женщин после такой ситуации потребовались бы услуги психотерапевта до конца жизни. Может, и тот неожиданный порыв был всего лишь попыткой распорядиться телом, над которым она утратила контроль? Сексуальностью, которую попрали медицинскими инструментами?
— Если тебе нужно с кем-то поговорить… — повторил Адам въевшееся в память обращение «горячей линии».
— С тобой и говорю, — пожала плечами Цири, — мне вполне достаточно. Да не смотри ты на меня как на увечную, все со мной в порядке! Ничего такого, что со мной не делал Вильгефорц. Бывало и хуже, — она болезненно поморщилась и сжала стакан в руке. — Намного хуже. Если бы я каждый раз сопли распускала, сдохла бы еще на той арене в Клармоне.
Адам не был уверен, хочет ли он знать, что это за арена, и что Цири там делала, но уже догадывался, где она научилась убивать.
Он бросил взгляд на понурое лицо Цири, смотрящей в одну точку, и его кольнула острая жалость. Ей нужна его поддержка. Нужно срочно сказать что-нибудь ободряющее.
— Больше тебе никто не причинит вреда.
Кто так говорит, черт подери? Брюс Уиллис из боевиков 90-х? «Больше никто не причинит тебе вреда, детка». Чтобы добавить фразе убедительности, Адам как бы небрежно, кончиками пальцев, коснулся ее плеча. По крайней мере, попытался сделать жест небрежным. Любое прикосновение к ней сейчас напоминало прогулку по зоне высокого напряжения под проливным дождём.
В личной жизни Адама с момента вживления аугментаций наступила полная пустота; периодически появляющиеся женщины на раз-два-три-обязательно-перезвони ее только подпитывали. Образовавшийся вакуум полностью заняла работа, и поцелуй Цири стал вторжением на ничейную землю.
— Не обещай того, чего не можешь выполнить, — Цири слабо улыбнулась. — Ты ведь тоже не подписывался на то, что с тобой сделали… Кто это был, кстати?
«Тот самый человек, к которому я обещался тебя доставить». Наступило неловкое молчание, и Адам тянул паузу, отчаянно завидуя умению Шарифа дипломатично ответить на любой вопрос.
— Уже неважно, — наконец уклончиво ответил он. — Это в прошлом.
Наверное, на его лице что-то отразилось, потому что Цири пристально посмотрела на него и, судя по скептическому изгибу бровей, ни капли не поверила.
Список многочисленных грехов Чжао Юнь Чжу пополнился трезвостью. Адам так и не нашел ничего, содержащего в себе хоть какой-то процент спирта, но вместо этого нашел выпуск «Гаарец» двухнедельной давности. Вряд ли бы китаянка так интересовалась новостями Израиля.
— Как думаешь, — сменила тему Цири, — есть на этом корабле чего-нибудь съестное?
Насчет съестного Адам был не уверен, но на этой яхте наверняка должны быть компьютеры, а на них — протоколы связи с сервером Тай Юн Медикал. Личные вещи. Что-то здесь должно быть, иначе бы яхту не охраняли и не поставили на ней ракетные установки.
— Сейчас я что-нибудь соображу, — рассеянно сказал Адам, вспомнив об изначальном вопросе.
— Нет-нет, — быстро сказала Цири. — Не надо. Давай я на этот раз, а?
Адам облегченно кивнул, а Цири принялась копаться в холодильнике, словно изголодавшийся медведь.
В личной каюте Чжао Юнь Чжу удушающе пахло лавандой и ядреным чистящим средством. Двадцать метров в ширину; стены были обиты зеленым бархатом, а свет давали кусочки оригами, покрытые люминесцентным составом и расставленные на низеньких резных табуретках. Как ни странно, такая эклектика смотрелась жизнеспособной.
Над столом медленно колыхался голографический дисплей с какими-то данными. Стационарный компьютер — лучше и придумать нельзя. Адам втиснулся в настроенное под хрупкую женщину рабочее кресло.
Через полчаса он пришел к неутешительному выводу, что терминал непробиваем. Ничем — ни хакерским модулем, ни мультитулом, ни кодами Давида Ли, ни срочной техподдержкой Притчарда. Ничего не могло пробить плотную кибернетическую стену производства Сумимото Электроникс. Адам перепробовал все, что возможно, прежде чем откинуться в отчаянии в мягком белоснежном кожаном кресле с вышитым на нем лотосом.
«Да оставь это гиблое дело, — написал Притчард, — оно непробиваемое».
Адам еще некоторое время сопротивлялся этой мысли и, выругавшись сквозь зубы, поднялся обратно на кухню. Цири гипнотизировала взглядом кастрюлю, которую она с педантичной точностью разместила на кружке индукционной конфорки, периодически тыкая в нее ложкой. Аромат от нее исходил неопределенный: что-то между овощной смесью и лежалым хлебом.
— Ни костер разводить не надо, — сообщила она ему, — ни печь топить. Магия!
Он сел за барную стойку, подвинув поближе стул; вскоре перед ним оказался густой суп и сухое печенье, которое Цири где-то откопала, чтобы разнообразить жижу.
— Что это? — спросил Адам, всегда предпочитавший просканировать ситуацию, прежде чем приступать к действиям.
Адам слышал о страсти восточных европейцев к супам, в которых застревает ложка, но варево в тарелке выглядело так, что в нем увяз бы танк.
— Попробуй, — радостно ответила севшая напротив него Цири, выгребая ложкой что-то, походящее на размятый зеленый горошек. — Получше твоих батончиков будет. В вашем мире все такое до ужаса сладкое, кислое, соленое, першащее…
Он попробовал.
Где-то в настройках точно была функция отключения вкусовых рецепторов.
— Ну как тебе? Я в бегах научилась варить суп из топора, — вздохнула Цири.
Похоже, это не эвфемизм. Стараясь проглотить содержимое так, чтобы оно не попало на язык, Адам одобрительно закивал и схватил острый кетчуп и соус ранч одновременно. Такая смесь и бетон сделает аппетитным.
— Когда мы будем в Детройте, — сказала Цири, скребя ложкой по тарелке, — я хочу понять, как работают вещи. И почему они так работают. А еще — стрелять. Ты меня научишь?
Последняя идея не вызвала у Адама никакого энтузиазма, но Цири предпочла этого не заметить.
Посмотрим.
С кетчупом стало удобоваримей.
— Да зачем ты льешь… — вздохнула Цири. — Ладно. А твой пистолет можно серебряными пулями нашпиговать? Я бы отцу подарила.
— Я бы лучше сделал серебряное покрытие, для пуль это слишком мягкий металл, — задумчиво ответил Адам, думая, как взломать этот чертов сервер. — А что, императорская охрана не справляется?
А если запивать «Доктором Пеппером», то вообще жить можно.
— Я приемного отца имела ввиду, — поправилась Цири, — Геральта. Ведьмака, охотника на монстров — помнишь, я упоминала?
Припоминал он до неловкости смутно. Раньше Адам старался не слишком вникать в ее биографию, пытаясь сохранить рабочую дистанцию, что сейчас казалось уже утопией.
— Меня тоже воспитали в приемной семье, — поделился Адам. — Биологические родители погибли при пожаре.
— Мои утонули, — коротко сказала Цири и неловко рассмеялась. — Сколько у нас общего, подумать только.
Он невзначай спросил ее про Геральта и про ее приемную семью, и Цири словно прорвало. Отодвинув тарелку в сторону, она говорила столько, что можно было подумать, последние несколько лет она провела в полнейшем одиночестве.
Часть рассказа потерялась при переводе с польского (Цири утверждала, что ее отец-император впервые явился к ее матери в облике ежа), некоторые его части напоминали плохой боевик (как бы ни хороша она была в бою, в ее способности порубить сотню человек будучи на коньках верилось с трудом), а некоторые, особенно те, в котором фигурировал отброс по имени Бонарт, его чертовски разозлили.
Ее голос разрезал тишину яхты, где слышно было только приглушенное урчание двигателей. Адам делал то немногое, что от него требовалось — молчал и слушал, и справлялся с этим великолепно.
— И вот теперь я здесь, — закончила Цири исповедь, длившуюся, наверное, не менее получаса.
Судя по ее биографии, Дженсену пора перестать жаловаться на свою собственную.
— Да уж, — вздохнул Адам. — Наверняка, были миры и получше?
— Да уж, — усмехнулась Цири. — Бывали и получше.
Она помолчала с полминуты.
— Адам, я с ног валюсь. С Красного Берега толком не спала.
С Красного Берега. Последним софтом Сумимото Электроникс защищали межкорпоративные базы данных… Базы данных.
У него все еще осталась копия метавируса Винтермьюта.
— Бери любую каюту, — сказал Адам, поднявшись из-за стола.
Снова оказавшись в каюте Чжао Юнь Чжу, Адам загрузил в систему метавирус. Дальнейшее напоминало острое отравление ядом. Защитная система судорожно металась, словно человек, попавший в чан с кислотой, пока Адам наблюдал за тем, как один за другим отключаются защитные узлы.
На экране появилась призрачная копия центрального сервера Тай Юн Медикал. Огромная библиотека файлов, зашифрованных незнакомыми ему именами. Адам щелкнул на первое попавшееся сообщение.
ТЕМА: Состояние Элизы Кассан
Насколько затянется починка? Подключите резервные ИИ: в каком состоянии проект Морфеус?
Ответ:
В тестовой фазе. Включать ИИ такой мощности сейчас опасно. Мы не проверили все сдерживающие настройки.
Ответ:
Мы потеряли контроль над медиа. Решите проблему КТТК.
Что?.. Адам перечитал письмо несколько раз, с каждый разом все яснее представляя, что оно могло значить, и от этого понимания он покрывался гусиной кожей. Нет, как-то за ланчем Притчард рассказывал ему такую теорию, но тогда Адам счел ее бредом.
ТЕМА: Тай Юн Медикал
Пошлите его к чертовой матери. Чжао Юнь Чжу слила операцию, если она погибнет, то лично мне насрать, Намир сейчас нужнее. Как много знает эльф?
ТЕМА: Гравитационная аномалия
Смотрите предварительные результаты отчетов.
НАМ НУЖНО СРОЧНО ЧТО-ТО ДЕЛАТЬ. У НАС ДЫРА ПОСРЕДИ ХЭНША. Повторяю — это приоритет НОМЕР ОДИН.
Адам сохранил отчет на сторонний носитель, еще морально не готовый его открыть.
ТЕМА: День Рождения Мелины
Любимая, если обещал, то приеду. Мне нужно уладить дела, у нас сейчас небольшой аврал. Поцелуй Мелину за меня и скажи, что я привезу ей красивый кулон, как у эльфийской принцессы.
ТЕМА: Федорова апгрейд и починка
У меня предложение по оптимизации костов — может ну ее нахер? Кэш сейчас на нуле
ТЕМА: Сплав металла
Мы провели дополнительный анализ голубоватого металла, найденного в кинжале одного из эльфов. Это сплав платины и осмия. Подробности в приложении.
ТЕМА: Давид Шариф
Я встречусь с ним в Детройте в понедельник. Мы должны серьезнее рассмотреть вопрос его вербовки. Его робокоп доставляет нам слишком много проблем.
Шариф? Поле «Отправитель» было зашифровано. Дешифровка — прерогатива Притчарда, но пока что Адаму не хотелось его привлекать.
ТЕМА: СРОЧНО! Таггарт
Андрей, ты по-королевски налажал. Срочной езжай в Женеву и объясняй Таггарту про этих остроухих тварей.
Всего сообщений было не меньше сотни. Того, чего он так искал — доказательств нападения на Шариф Индастриз — не было, но Таггарт, Ренд, Чжао Юнь Чжу — имена, между которыми Адам раньше не видел ничего общего, складывались в пугающую мозаику.
Адам развалился на кресле, закрыл глаза и помассировал их пальцами. Он ввязался в аферу, масштабы которой не в состоянии полностью представить.
Скопировав все данные на сторонний носитель, он подумал, стоит ли делиться ими с Шариф Индастриз, но решил пока воздержаться. Притчард, словно учуяв измену, набрал его на Инфолинке:
— Дженсен, смотрел новости?
— У меня сейчас нет на это времени.
— А зря. Там впервые за много лет показывают что-то интересное.
Не глядя нажав на кнопку пульта, Адам фоном включил «Ворлд Пикус Ньюс». То, о чем там говорили, заставило его взглянуть на экран.
Рыжеволосая девушка, идеальный синтез всех голливудских старлеток, жалобно уставилась на зрителя своими раскосыми серыми глазами. По вымазанной кровью щеке покатилась одинокая слеза. Есть женщины, обладающие особым умением плакать одной слезинкой, не размазав при этом тушь, и от таких женщин лучше держаться подальше.
— Что за херня? — поинтересовался Адам.
Платье на груди девушки было разорвано так, что можно предположить худшее. За годы в органах Адам хорошо выучил, случись худшее, так аккуратно платье бы не порвалось.
— Эльфы.
Адам первый раз сумел рассмотреть их вблизи. Раскосые миндалевидные глаза, вытянутые лица с выступающими скулами, острые уши, на пару сантиметров выглядывающие из-за волос, прямые длинные носы. Эти лица вызвали у него неприятное чувство, напоминающее «зловещую долину» — сознание улавливало неправильность черт, но не могло понять подвоха.
И если их мимика схожа с человеческой, то можно было подумать, что перед выходом на сцену они сожрали фунт дерьма каждый.
— Я вижу, Притчард, какого они делают на Picus News?
Кадры сменились, и на них мелькнуло знакомое хищное лицо тяжело раненого мужчины на подмостках. От вида обширной раны на груди Адам почувствовал приятное чувство справедливости, которое тут же умерло, когда он вспомнил, как хорошо в Швейцарии с медициной.
Да что у Тиранов с прицелом, раз они ни его самого не смогли убить выстрелом в упор, ни эльфийского ублюдка.
— Жалуются на дискриминацию по расовому признаку, — мрачно сказал Притчард. — Остроухой пора Оскар давать, как слезинки из себя давит! «Благодарю Академию и Тай Юн Медикал за свою актерскую карьеру».
— Как это произошло? Что там делает Таггарт? Они что, эльфу руку отрезали?..
У одного из выступавших был гидравлический протез последней модели, оснащенный, судя по полдюжине блестящих серебряными контактами разъемов, модулем передачи данных.
— И поставили ауг последнего поколения. Как по заказу делали мученика для Фронта.
Мир потихоньку ускользал из-под ног, как выдвигающаяся платформа.
— Скажи мне, что это шутка.
— Шутка… — протянул Причтард. — Если хочешь услышать что-то смешное, то Джанет — ну та, блондиночка из отдела кадров — сегодня пришла в топике с надписью «Спасите эльфов». В прошлом месяце у нее были морские котики, в этом — эльфы. Морские котики мне, если честно, нравились больше.
Джанет как-то пыталась впарить ему Гербалайф, чтобы быстрее заживали шрамы после операции, так что в ее интеллектуальных способностях Адам не сомневался.
— Цири не должна этого видеть.
Притчард ухмыльнулся, и его язвительный тон перешел в новое качество.
— В тебе родительский инстинкт проснулся?
— Какой к черту родительский инстинкт, — процедил Адам, — она меня максимум на десять лет младше!
— Что напрягся, как от перепада напряжения? — довольно протянул Причард. — Я пошутил.
Адам срочно сменил тему.
— Она достаточно пережила за последнее время, чтобы любоваться на новоиспеченных селебрити.
— Да, Дженсен, кофе допью и пойду срывать все плакаты в Детройте и бить битой по телевизорам. Давно хотел, кстати.
В новостях, тем временем, бушевали обманутые акционеры «Тай Юн Медикал», в который раз пострадавшие от ритуального насилия со стороны руководства компаний.
— Ладно, Дженсен, до встречи в Детройте. Ты мне должен ящик пива.
— Должен, — без экивоков согласился Адам.
Его мысли скакали от прочитанных сообщений до эльфов, от эльфов до монстров, и он чувствовал, как потихоньку начинает перегружаться. Он чувствовал себя в каком-то кафкианском лабиринте, где за каждым поворотом его ждало больше абсурда.
Удивляясь своему спокойствию, Адам загасил сигарету и пошел в соседнюю каюту. Цири спала: плавные изгибы тела виднелись под легким одеялом. Прядь пепельных волос упала на лицо, рука с длинными пальцами вытянулась вдоль кровати.
Он заметил полоску белой кожи между одеялом и простынями и подавил желание к ней прикоснуться.
***
Когда Сумимото стало уже некуда выбрасывать отходы, то они придумали, как сделать из них жизненное пространство, и выстроили в Восточно-китайском море группу островов, назвав его Архипелагом Новой Надежды. Новой надежды на территории — за счет выброса около десяти тысяч тонн отходов в день японцы с завидной скоростью расширяли свое присутствие в Тихом Океане. А быстрорастущие границы очень трудно охранять.
Они оставили яхту дрейфовать, вяло покачиваясь в темной воде. Фарида поджидала их у лишенного всяких опознавательных признаков бизджета.
— Рада познакомиться, Цири. Фарида Малик, — Цири со знанием дела приняла крепкое рукопожатие, улыбнувшись в ответ. — Добро пожаловать на борт.
То ли из-за корней, то ли просто по природе своей Фарида так и не смогла перенять растиражированную американскую улыбку, и на ее лице все еще отражалась арабская радушность.
Салон бизджета выглядел ровно так, как и должен был: оснащенный стандартным набором из белой кожи и облицовки ореховым деревом; не хватало только стюардессы в укороченной униформе. Исходящий от обивки салона легкий аромат кожи был гораздо приятнее протухшего морского запаха, преследовавшего Адама во время круиза; сиденье приняло его форму, уютно облегая тело.
— При взлете немного потрясет, — сообщила из кокпита Фарида.
Фаридино «немного потрясет» другие пилоты расценили бы как аварийную ситуацию. Самолет затрясся, будто ехал не по взлетной площадке, а по стиральной доске, и взмыл ввысь. Цири вцепилась в подлокотники с таким видом, будто ее усадили на электрический стул.
— Песья кровь, мы же рухнем, — пролепетала она. — Расшибемся в лепешку и поминай как звали.
Воздушная яма на границе темных облаков будто поджидала этих слов — по ощущениям их сбросило метров на двести. Адам вздохнул и ободряюще накрыл дрожащую ладонь своей. Темный углепластик закрыл светлую, без тени загара, кожу, и они оба пару секунд рассматривали контраст.
— Небольшие машины всегда трясет, — спокойно сказал Адам.
Цири глубоко вздохнула и откинулась назад, прислушиваясь к любому шуму, которого было предостаточно. Адам однажды прочитал, что главная причина аэрофобии — непонимание аэродинамики, и продолжил:
— Принципы, по которым это работает, куда надежней магии, поверь мне. Двигатели самолета создают тягу, форма корпуса и крыльев позволяет ему подняться вверх. Как… — Адам силился подобрать средневековую альтернативу, — как воздушный змей. Ты играла в детстве в воздушных змеев?
— Да, — сдавленно ответила Цири. — И они падали. Один раз прямо на голову фрейлине.
Курсы, что ли, какие пройти, по утешению женщин?
Она расслабилась только тогда, когда они вышли на круизную высоту; отпустила руку Адама и уставилась в иллюминатор. Любоваться было особо не на что — они пролетали над побережьем Окинавы, от которого после последней техногенной катастрофы возле Исикаги осталась лишь выжженная земля.
Когда управление перешло на автопилот, Адам направился в рубку. Сел рядом с Фаридой, залюбовавшись мерным мерцанием светодиодов на панели управления.
— Адам, на этой машине курить нельзя, — усмехнулась Фарида, стоило ему едва потянуться за сигаретой. — В условиях лизинга аж крупным шрифтом написали.
Чертовы японцы.
— Ну, как ты? — мягко спросила Фарида. Она была из тех немногих людей, которые задавали этот вопрос искренне.
Адам неопределенно кивнул.
— Значит, вот оно как, — вздохнула Фарида, пригладив короткие волосы. — Мальчик-шпион и девочка-молния. Неожиданно…
Нет, он не готов к этому разговору, и тем более не с Фаридой. Адам скользнул взглядом по панели управления, и понял, что их выдали камеры наблюдения за салоном.
— О чем ты? — пожал плечами Адам.
— Да брось, Адам, — в голосе Фариды послышалась тень грусти. — То, что ты таких вещей не замечаешь, не значит, что и другие тоже.
В воздухе повисла неловкая пауза, но Фарида быстро заткнула ее офисными сплетнями. Новый биотехнолог-поляк, которого переманили из «Версалайф», завоевал обожание всего отдела кадров, у Притчарда кто-то украл ланч бокс из холодильника, у Элизы Кассан, говорят, нашли нейропозиновый рак… Адам любил слушать Фариду. Чем-то ее болтовня напоминала чириканье птиц по утрам. Ну, когда те еще чирикали.
Вернувшись в салон, Адам взялся за чтение рекламного проспекта по последним трансгуманистским технологиям. Версалайф представила проект нового подводного человека: без ног и тазового пояса, тело заканчивалось длинным мускулистым хвостовым плавником. Увиденное напомнило ему о туманнике. Сколько они смогут выдавать произошедшее в Хэнша за техногенную катастрофу?
Цири тем временем пыталась прочитать последний экземпляр Scientific American, подчёркивая незнакомые слова карандашом, но через полчаса, исчеркав почти все страницы, оставила эту затею. Последний выпуск Steiner-Bisley оказался для нее куда занятней.
И даже покурить нельзя, и от этой мысли зудело еще хуже.
— Хочешь посмотреть что-нибудь? — спросил Адам, включив мультимедийный комплекс.
Цири оторвалась от проспекта Штайнер-Бисли и пару мгновений смотрела на него так, будто он поставил перед ней запутанный философский вопрос.
— Помнишь, я рассказывал про фильмы?
— Движущиеся картинки? — уточнила Цири, и глаза ее загорелись как два зеленых фонаря. — Хочу, конечно!
Библиотека фильмов на борту не отличалась ни богатством, ни вкусом.
— Фантастику или фэнтези? — задумчиво спросил Адам.
Что там есть из фэнтези… «Властелин колец»… Нет, там эльфы, а их Цири лучше не показывать.
— Фантастику, — твердо решила Цири. — И чтобы обязательно были корабли и пушки.
«Звездные войны» отлично подходили под запрос. Только он вознамерился устроиться поудобнее, как его прервал запрос связи по Инфолинку.
— Шеф.
Если Притчард редко включал видеосвязь, стараясь не светить пакетами от чипсов, фигурками из видеоигр и сомнительным содержанием экранов, то Шариф включал ее всегда. Потому что не было еще случая, чтобы шеф не выглядел так, словно только что вернулся с гала-вечера.
В этот раз на нем был элегантный итальянский костюм, на котором ослепительно сиял квадрат кармана.
— Отличная работа, сынок, — развел руками Шариф, — она не останется непоощренной. Возвращайся домой. Все готово к вашему возвращению.
Что — «все»?
— Цири через многое прошла в Китае. Ей необходимо отдохнуть, прежде чем…
Шариф сочувственно улыбнулся, не разжимая губ, и кивнул:
— Ради Бога, Адам, за кого ты меня принимаешь? Мы не Тай Юн Медикал. Цирилла — долгожданная гостья, и оказать ей теплый прием — наш долг. Никто не собирается засовывать ее в клетку и проводить над ней эксперименты.
«Как-ты-смел-о-таком-подумать», — читалось в тоне Шарифа, будто Адам попытался несправедливо уличить его в чудовищном поступке, вроде убийства младенцев или ухода от налогов.
— Дело не только в крови и в генах, Адам, дело в куда большем. Огромное количество миров, возможностей, уникальных ресурсов… Дипломатией мы добьемся куда больше.
Адам почувствовал, что безнадежно потерял контроль над ходом разговора.
— Для меня важно — мягко сказал Шариф, — чтобы вы установили с девочкой теплые отношения. Но я вижу, ты над этим усиленно работаешь.
— Я не собираюсь использовать ее расположение в каких-либо целях, — Адам пожал плечами, но у него получился совсем не тот небрежный жест, на который он рассчитывал.
— Не волнуйся. Все, о чем я тебя прошу — позаботиться о ней. Ты, надеюсь, ее не батончиками кормил?
Адам скрестил руки на груди, расправив плечи от такого обвинения. Нет, черт подери, они зашли в каждый мишленовский ресторан Верхнего Хэнша.
— Так я и думал. Неудивительно, что она так торопится сбежать из этого мира. Я организую вам столик в Мия Франческа — за счет компании — нужно же ей узнать про хорошие вещи в нашем мире. А за эти стейки я готов отвечать лично своей головой.
Итальянский прононс у Шарифа был отменный. Адам за все это время так и не понял, откуда он родом. Он говорил на идеальном смешении диалектов, перемежая целый набор американских акцентов. В досье было указано, что он родом из Бостона, но там могло стоять что угодно.
— Есть еще кое-что, — сменил тему Адам. — На Хэнша произошла биологическая катастрофа. Не уверен насчет ее истинной природы, но у меняесть основания предполагать худшее.
Шариф пожал плечами, но что-то в его лице неуловимо изменилось. Он точно знал, о чем речь, но не показывал виду. Одна из обязанностей генерального директора — уметь прятать страх и постоянно излучать уверенность.
— Понимаю твое беспокойство, Адам, но это не та проблема, которую сейчас можем решить я или ты.
Закончив связь с Шарифом, Адам вполглаза наблюдал за приключениями Люка. Время понемногу превращалось в вязкий сироп. Адам то дремал, то снова просыпался, ему снились курганы воды, своими плавными движениями напоминавшие черные мускулы. Что-то шевелилось под неровной поверхностью океана, но он просыпался раньше, чем оно достигало суши.
Они двигались против солнца, вылетев ночью и ночью же прилетев.
Адаму всегда нравился Детройт, особенно — вид из иллюминатора. Город-феникс, восставший из пепла благодаря индустрии аугментаций. Вокруг них — огни города и опрокинутая серая чаша небосклона в отблесках неона…
Шел снег, крупные редкие снежинки; они падали на асфальт и исчезали без следа.
— Красиво, — одобрила Цири, — как на ярмарке.
Даунтаун простирался внизу — потоки машин пульсировали по улицам, повинуясь синхронизированной логике программируемых светофоров, вереница разноцветных логотипов сливалась в кислотную радугу. И в паре километров к югу — серая микросхема на фасаде Чайрон-билдинг, окна его собственного пентхауса, заботливо предоставленного компанией.
«Чайрон-билдинг? — Адам отправил сообщение Притчарду, как только увидел е-мейл с инструкциями по поводу размещения Цири. — Вы подготовили для нее квартиру в Чайрон-билдинг?»
Притчард так быстро отвечал на сообщения и звонки, как будто существовал за счет подключения к сети.
«Ну, безопасней всего ей будет у тебя под крылышком, разве нет? Прямо по соседству.»
Хм.
***
«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, АДАМ. НАДЕЮСЬ, ТЫ ХОРОШО ПРОВЕЛ ДЕНЬ».
— Ты даже представить себе не можешь, — пробурчал Адам.
Сквозь секторы разноцветного стекла через вытянутые викторианские окна в комнату падал лунный свет. Стояла глубокая воскресная ночь.
Он дома.
Адам открыл холодильник, в котором повесилась бы мышь, если бы ящики пива не занимали все место. В морозильнике нашлась пицца, но срок годности не внушал вдохновения. Окончательно пав духом, Адам достал из буфета свой личный пакет кукурузных хлопьев и заглянул внутрь.
Ни крошки. Ну, пиво так пиво.
«ПОЖАЛУЙСТА, ВЫТАЩИ МЕНЯ. Я ЗАСТРЯЛ», — раздался механический писк. Робот-уборщик застрял в лабиринте между ножками стула и двумя пустыми бутылками из-под пива. Адам подумал, что он — одно из самых вежливых созданий, что ему встречались, и освободил несчастного из плена.
Включив для необходимой дозы информационного шума телевизор, Адам устроился с ноутбуком на диване и открыл корпоративную почту. За трое суток почти полного отсутствия начальника отдел безопасности должен был прийти в упадок, а его автократия смениться анархией.
Ну надо же, нет. Ему даже не пришлось два раза напоминать об отчете о мерах безопасности в квартире Цири. В кои-то веки все сделали за него — тройной периметр охраны Чайрон Билдинг, охранные дроны… Так, а это еще что?
Адам кликнул на камеры наблюдения в количестве двадцати штук. На экран спроецировалось изображение Цири, пытающуюся расковырять кофеварку, в пяти ракурсах. Камера в каждой из комнат, включая ванную и спальню.
Значок Притчарда все еще был зеленым.
— Вы нашпиговали квартиру видеокамерами? — вместо приветствия сказал Адам.
Закатив глаза, Притчард отмахнулся от вопроса так, словно это была надоедливая муха.
— Мы не можем позволить себе других эксцессов, Дженсен. В прямом смысле, как ты завтра увидишь по кислым лицам бухгалтерии. Если тебя беспокоит, что я буду поглядывать за ней в душе…
— Она должна знать, что ее снимают, и дать на это согласие.
Юридически, конечно же, нет: закон о безопасности, вооружившись лобби целого конгломерата коопераций, давно победил закон о защите личного пространства.
— Никто сейчас не знает, кто и где его снимает, и никто уж точно не давал на это согласие. Мы можем поговорить об этом завтра? — Притчард выразительно зевнул. — Я хочу поспать. Впервые за трое суток, кстати говоря, я уже упоминал?
— Уже три раза. Нет, подожди…
— Спокойной ночи, Дженсен.
Адам уставился на экран ноутбука. «Выключить». «Выключить», он сказал. Пока он пытался осуществить эту операцию, Цири уже успела понять, как работает кофемашина. Теперь осталось только понять, зачем ей в полночь понадобился кофе.
«Операция может быть произведена только с основного терминала системы безопасности. За более подробной информацией касательно протоколов видеонаблюдения обратитесь к А. Дженсену, CSO».
Ох-ре-неть. Адам хлопнул крышкой ноутбука и направился в душ. Чем дольше он стоял под водой, тем больше его раздражала мысль, что каждое движение Цири транслируется на пункты наблюдения.
«Завтра я объясню ей про камеры и систему слежки, — подумал он. — А сегодня ей будет безопасней здесь».
Перед тем, как спуститься на этаж ниже, он взглянул на свое отражение в хромированной дверце холодильника и пригладил ежик темных жестких волос. Каждый раз перед зеркалом его преследовало ощущение пассивного стороннего наблюдателя, оторванность от того образа, что он в нем видел.
Цири открыла только после третьего стука. На ней была белая маечка с логотипом Шариф Индастриз, вся в пятнах от капающей с мокрых волос воды, которые она энергично вытирала полотенцем с таким же логотипом. Потихоньку корпоративная Америка перенимает модель кэйрэцу: квартира за счет компании, полотенце за счет компании, аугментации за счет компании, похороны за счет компании.
Тоже только из душа. Упаси Господь, Притчард отпустит по этому поводу еще одну остроумную шутку, а то придется испортить статистику безопасности Шариф Индастриз травмой на производстве.
— Я смотрю, тебя джетлаг мучает, — Адам облокотился плечом о дверной косяк. — Может, «Звездные войны» досмотрим?
Губы Цири растянулись в ехидной улыбке.
— Я, ну… — она тряхнула гривой и уточнила: — «Звездные войны» досмотрим?
Адам флегматично кивнул.
— Почему бы и нет, — Цири пожала плечами и почесала кончик носа.
В Чайрон-билдинг в пятницу вечером не было ровным счетом никого. Они поднялись на этаж выше, и Адам провел карточкой по замку. Обычно в здании вход делается по отпечатку пальцев, но в его случае… В его случае оставалась только карточка.
— Как у тебя по-холостяцки, — присвистнула Цири, заходя в гостиную.
Он въехал уже два года назад, после того как дизайнер обставила квартиру по единственному запросу «поменьше хлама». Единственной попыткой Адама создать уют были настенные часы в стиле позднего ренессанса, и на этом он решил остановиться. А, ну и канделябр, который ему на выписку из больницы подарила Афина, и который он так и не удосужился сдвинуть с места.
Пригласив Цири на небольшой обитый сине-белой тканью диванчик, Адам щедро насыпал чипсов со вкусом сыра чеддер в миску.
Подойдя к собственному бару, Адам придирчиво оглядел немногие оставшиеся бутылки. Его взгляд как-то сам собой остановился на бутылке виски пятнадцатилетней выдержки. Откупорив её, он понюхал горлышко и взял стакан. Плеснул виски, не отрывая взгляда от бутылки.
— Налей и мне чего-нибудь, — попросила Цири.
«Да точно больше двадцати одного», — пересилил себя Адам и взял второй стакан. Включил плазму — стараясь не наткнуться случайно на новостной канал — и поставил «Новую надежду» с того момента, на котором они закончили.
Цири поджала под себя ноги и облокотилась на спинку дивана, Адам втиснулся рядом. У него был небольшой холостяцкий диванчик, в котором и он один-то не особо мог развалиться. Но он об этом прекрасно знал еще до того, как ее пригласил.
Задержав первый глоток во рту, Адам почувствовал приятное жжение в горле и поспешно проглотил виски, даже не поморщившись.
— В уборной зеркало разбито, — с беспокойством в голосе сказала Цири, ненадолго отлучившись после битвы Кеноби и Вейдера.
— А, черт, точно, — спохватился Адам. — Разбилось случайно. Лэндлорд обещал заменить на следующей неделе.
Цири сжала стакан обеими руками, склонила над ним голову, а затем опять посмотрела на Дженсена.
— Случайно попал кулаком в самую середину зеркала? — уточнила она.
— Рука дернулась, — сказал Адам и шумно хлебнул виски.
Она внимательно посмотрела на его руку, словно раздумывая, может ли такое быть, но промолчала.
— Можно мне тоже одну? — попросила Цири, склонив голову набок, как только Адам успел затянуться.
То ли женщины обладают подсознательным умением занять наиболее подчеркивающую фигуру позу на диванах, то ли у него в гостиной очень удачное освещение.
— Не стоит. У меня импланты легких, у тебя — нет, — покачал головой Адам.
— Адам, сколько, ты думаешь, мне лет? — фыркнула Цири. — Я уж сама как-нибудь разберусь.
Это, кстати говоря, отличный вопрос.
— Сколько? — как бы невзначай поинтересовался Адам.
— Девушек о таком не спрашивают, — хмыкнула Цири. — Да и, если честно, я сама не знаю. Время в разных мирах течет по-разному. Но двадцать зим точно видала.
Адам вздохнул. Еще бы тройку-пятерку, и его бы не так мучала совесть, что смотреть на девушку ему куда интересней, чем на приключения Люка Скайуокера. Да и Цири постоянно отвлекалась, периодически ерзая на диване и ненароком бросая на него взгляды.
Робот-уборщик бесшумно задвинул пустую бутылку виски под диван, приняв ее, по всей видимости, за часть интерьера. Адам незаметно поднял ее с пола и укатил в самый дальний угол.
Инфолинк завибрировал.
— ДЖЕНСЕН! — от вопля Притчарда, по громкости не уступающему пожарной сирене, Адам сразу взбодрился, — Цири нет! Она опять куда-то сбежала, мать её! Ее нет в квартире! Когда же я наконец посплю?!
А какого хера он полез посреди ночи проверять камеры, интересно?..
— Спокойно, Притчард. Спокойно. Она у меня.
— Что?.. Она у тебя? А…
«А» получилось у Притчарда очень многозначительным.
— Ещё что-то? — с нажимом спросил Адам.
— А ведь я, — задумчиво ответил Притчард, — «взять под крылышко» не буквально имел ввиду.
Адам подумал, что его коллеги слишком пекутся о его личной жизни.
— Притчард, что-то ещё?
— Да, ещё кое-что. Хочу тебе напомнить, что по средневековым обычаям после совместной ночи обязательно…
— Спокойной ночи, Притчард, — Адам сбросил звонок, не дожидаясь продолжения.
Когда он вернулся, истребитель Вейдера уже атаковал корабль Скайуокера, и Цири схватка страшно захватила. Она завороженно уставилась на экран, и мелькающие кадры битвы отражались в ее глазах. Такой же восторг у нее вызывало оружие на проспекте Штайнер-Бисли.
Цири окончательно расцвела и рассмеялась, откинув назад пепельные волосы, когда Хану Соло и Люку Скайуокеру вручали награды. Адам подумал, что ничего прелестнее в жизни не видел, и уставился в бронзовое кольцо виски на дне стакана.
— Вторая часть? — предложил он, когда по экрану побежали титры.
Вопрос повис в и без того тяжелом воздухе.
— Что, есть еще одна часть? — судя по лицу, Цири такая перспектива не особенно вдохновила. — Нет, я не выдержу так всю вторую часть просидеть. Я пойду, наверное. Спать пора.
Ей же понравилось? Или она не это имела ввиду?
Адам сделал большой глоток виски. У него обычно неплохо получалось себя обманывать, но тут он исчерпал свои возможности.
Конечно, есть непоколебимые и доблестные голливудские копы, а есть реальность жизни. А в жизни существуют вещи, которым очень трудно противостоять.
— Есть еще одно предложение, — голос Адама существовал сейчас будто бы отдельно от него.
Цири тотчас перехотелось спать.
— Какое?
Отказавшись от борьбы за этику, он наклонился к ее губам. И, судя по оживленной реакции, должен был это сделать еще час назад.
Это все еще было ошибкой, и он все еще должен был быть умнее. Но остановиться перед прильнувшей к нему девушкой было сложнее, чем сдвинуть мчащийся поезд с рельс.
Не суждено ей сегодня узнать, кто отец Люка Скайуокера.
***
Цири откинулась на подлокотник дивана, обхватив Адама ладонями за шею и увлекая его в глубокий поцелуй. Который продолжался настолько долго, что в глазах помутнело от ноющей, распирающей боли в паху.
Он аккуратным движением стянул с нее маечку, обнажив быстро вздымающуюся маленькую грудь. Беззащитный вид Цири притягивал и пугал одновременно. В голове проскользнула нелепая мысль, что достаточного одного неправильного сигнала от мозга к протезам, и нежная плоть под его пальцами превратится в пыль.
Пустые страхи. Ее грудь легла ему в ладони так, будто была специально под них отлита. Когда он занялся джинсами, Цири приподняла бедра, самую малость, пытаясь выдать это за случайное движение, а не желание ему помочь.
На этой маленькой итальянской кушетке места для двоих чертовски не хватало.
— Тесновато здесь, — шепнул ей на ухо Адам. — Может, переберемся на кровать?
Цири кивнула, выскользнув из-под него в чем мать родила, и мелкими шажками, как ходят стесняющиеся голые женщины, засеменила к кровати. Адам встал с дивана вслед за ней, приглушив по дороге мягкий свет расставленных по всей студии флуоресцентных ламп.
В ней странным образом сочеталась спортивная поджарость и хрупкость. Продолговатые мускулы разрезали живот, а пах — узкий треугольник почти бесцветных волос. Цири ерзала на кровати, перемещая вес то на одну руку, то на другую. От такого зрелища в висках застучала кровь, хотя ее там оставаться уже не должно. Нет, он мог себе представить, что скрывала одежда — на видео Бамби она была практически нагая — но есть вещи, которые цифровая запись передать не может.
Цири нетерпеливо дернула его за майку, коснувшись пальцами живота. Адам внутренне содрогнулся. Последний раз, когда он скинул с себя одежду, шоу «покажи-мне-как-это-работает» затянулось на полчаса, после чего ему хотелось уже только покурить.
Чем меньше рассмотрит, тем лучше. Адам быстро, как на отбой в казарме, стащил с себя одежду, забросив ее в самый дальний угол, и выбрался из джинсов. Быстро коснулся губами тонкой шеи, прежде чем Цири успела бы уставиться на бляшки разъемов на ключицах.
Другой рукой потянулся к прикроватной тумбочке, вслепую пытаясь нащупать пластмассовый прямоугольник. Салфетки, швейцарский нож, батарейки, таблетки от головной боли… Да где же?..
— Что ты там ищешь? — с недоверием спросила Цири.
Нашел. Специально для потерявшихся в темноте эмблема «Версалайф» флуоресцировала. Цири приподнялась на локтях, и полумрак подчеркнул соблазнительные очертания ее фигурки. Обычно собранные в пучок пепельные волосы теперь спадали на хрупкие плечи.
— Это еще зачем? — Цири уставилась на зажатый в пальцах прямоугольник как на последнюю новинку секс-шопа.
Адам замер на месте. Голос совести подсказывал ему, что если девушка не знает, что такое презерватив, то заниматься сексом ей рано.
— Чтобы ты не забеременела, — выдавил из себя Адам.
— Не волнуйся, — загадочно улыбнулась Цири, — я свои лунные дни знаю.
Адам понятия не имел, что такое лунные дни, но все, что он помнил о демографии Средневековья, говорило о том, что вещь это крайне ненадежная. Цири откинулась обратно на подушки, чуть улыбнувшись, и притянула к себе, зарывшись в короткие волосы.
— Нет, Цири…
— Ну давай без этого, Адам, — попросила Цири, поцеловав его для убедительности. — Пожалуйста?
Обнаженные девушки обладают недюжинным талантом убеждения. Ладно, пусть будет, как она хочет; пришло время вспомнить старый студенческий метод «вовремя остановиться». Да и если эльфы сделали то, что сделали, никаких последствий быть не может физиологически.
Цири тихонько ахнула, когда он провел ладонями по талии, по узким бедрам, вжимая ее в кровать. На ласки она реагировала удивительно чутко, но возвращала их неуверенно, будто спрашивая разрешение.
В ответ на немой вопрос Цири быстро кивнула. Откинула голову на мятые черные простыни, выгибаясь дугой, когда Адам осторожно проник в нее. Она слабо, почти жалобно застонала. Этот звук резонировал в барабанных перепонках, иглой пронзил сознание: нервные окончания горели огнем.
Он переместил вес на локти, стараясь не придавить свои весом Цири. С каждым движением его пронзала эйфория, которую не сымитирует ни один искусственно введенный гормон. В такт его движениям водяные часы на прикроватном столике переживали шторм.
Цири тихо постанывала. По крайней мере, сначала — потом все громче и громче, и к ее стонам примешалось что-то, что крайне походило на…
— Тебе больно? — Адам замер на мгновение, вглядываясь в широко распахнутые глаза с черными сферами зрачков.
Ее грудь тяжело вздымалась, а мышцы бедер и живота у нее напряглись, будто под действием электричества.
— Нет, — тихо ответила она, смахнув бисеринки пота с лица.
Конено, больно - не нужно включить КАСИ, чтобы опознать ложь. Когда женщины научатся четко говорить, что им надо — особенно в постели?
Но как такое может быть, он не груб, она возбуждена, неужели?.. Не может быть. Нет, она бы ему сказала. Он просто недостаточно ее разогрел, вот и все.
— Расслабься, — прошептал ей на ухо Адам, скользнув ладонью по впалому животу.
Он опустился между ее бедер, прикоснувшись губами к бутону красной розы на ляжке. Украдкой посмотрел, есть ли на простынях следы крови, и ничего не обнаружил. Конечно, нет: как она может быть девственницей с такой татуировкой в таком месте?
Цири слабым голосом попыталась возразить, но стеснительность оставила ее с первым прикосновением языка к лону. От нее пахло мятным гелем для душа — самый растиражированный и обезличенный запах, какой можно представить — но в сочетании с ее терпким солоноватым вкусом он действовал как наркотик.
С каждым мгновением её все больше охватывала дрожь наслаждения: вид приоткрытого рта лишил Адама последних крупиц самообладания. Цири прошептала что-то по-польски, но программа-переводчик не разобрала, что именно — слишком крепко она обхватила его ногами. Стоны становились все более отрывистыми, в такт с сокращением мышц внизу живота, и Цири задрожала в узнаваемом спазме, скомкав в руках простынь.
Малейшее движение, скольжение плоти по плоти отзывалось в нем почти болезненным возбуждением. Если он сейчас же не окажется внутри нее, то нейросистема перегреется и откажет, не в силах справиться с гиперстимуляцией. Словно уловив эту мысль, Цири притянула его к себе и жадно впилась в рот.
Дальнейшее Адам помнил смутно. Только то, что часы упали с прикроватного столика, разбившись вдребезги, еще - бешеную пляску собственного пульса на внутреннем дисплее и ощущение податливого и горячего, как раскаленная ртуть, тела. Ощущение времени сменилось нарастающим по экспоненте чувством, неумолимо приближающимся к вершине.
Оргазм, словно битой, выбил из головы все мысли, и на некоторое время в черепной коробке наступила блаженная пустота. Цири тяжело дышала под ним, и вид у нее был немного пришибленный. Адам по-джентельменски перекатился на бок, окончательно сбив влажные от пота простыни.
— Это был твой первый раз? — обреченно, заранее зная ответ, спросил он.
Цири молчала. Адам вздохнул и затянулся.
— Не первый, — упрямо сказала она.
Ей нужно либо перестать врать, либо научиться это делать. Адам повернул голову и смерил ее внимательным взглядом.
— Ну, может, с мужчиной первый, — нехотя призналась Цири.
От таких откровений он чуть не закашлялся, но это объясняло ее чувствительность к оральным ласкам.
— Честное слово, — Адам слегка коснулся губами ее виска, смахнув пальцем прилипшую пепельную прядку, и виновато продолжил: — если бы я знал, устроил бы все по-другому. Свечи там… Вино… Вся эта мишура.
Да если бы он знал, черта с два подписался бы на такую ответственность.
— Виски и чипсы тоже неплохо, — пробормотала Цири, попытавшись устроиться у него на груди, чему мешали разъемы внутренних систем. Только напавшая сонливость заставила ее проигнорировать неудобства.
Он наблюдал за ней, поглаживая кончиками пальцев, пока та не уснула мертвецким сном, свернувшись клубочком и улыбаясь. Во сне она выглядела уставшей и страшно довольной, будто первой пробежала эстафету.
Последний раз так беззаботно и быстро заснуть у него получилось лет десять назад. Примерно тогда же в его кровати последний раз засыпали девушки ее возраста.
Адам еще долгое время таращился на темный потолок. С такого ракурса он напоминал безбрежный черный океан.
Комментарий к Against the Tide (Адам)
Здесь должны были быть примечания и объяснения, но автору было лень. Потом как-нибудь дополню (ага, лол).
Беременности Цири в этой работе не будет, сразу предупреждаю)
========== Transgenic (Цири) ==========
Из глубокой дремы Цири вырвало желание справить нужду. В самый мертвейший час ночи; за арками окон еще ни намека на рассвет, и темнота рассеивалась только тусклым светом от вывесок стоящих напротив зданий. Цири перевернулась с одного бока на другой в надежде, что нужда пройдет как-нибудь сама по себе, и ей не придется топать по холодному полу через всю гостиную.
Адам спал по стойке «смирно» — неудобнее позы представить трудно — крепким солдатским сном.
Цири улыбнулась в темноте недавнему воспоминанию. Невинность давно тяготила ее не меньше, чем попытки на нее посягнуть — ну, теперь никто не сможет отнять то, чего больше нет.
Все свои представления о первой близости с мужчиной Цири почерпнула из романов Анны Тиллер, которые старательно прятала в тайнике под кроватью в Каэр Морхене, и из красочных рассказов у костра. В первых обещали «фейерверки умопомрачительного наслаждения», во вторых страшным голосом рассказывали о пятиминутке слез и крови на грязном стоге сена.
Цири вздохнула и потянулась, вытянув затекшие руки к изголовью кровати. Тело приятно ныло, как после хорошей стычки.
Больно было. Не «словно копьем пронзили», как обещали, но вполне себе чувствительно: когда Адам раскрыл ее браваду, Цири уже пыталась, сцепив зубы, уползти по влажным простыням к изголовью кровати.
«А, единственное, что может языком мужик — чепуху молоть, — как-то ночью шепнула ей Мистле, сверкнув мелкими зубками, — у них в постели одна забота: навалиться и совать свои причиндалы куда ни попадя».
Врала как сивый мерин, светлая ей память. В мастерстве Адам ничуть не уступал — а если спросить Цири в самый пик действа, то и во многом превосходил — саму Мистле. После его ласк дела мигом пошли на лад. Настолько, что теперь в Цири зудело острое желание повторить.
Это как с перцовкой или фисштехом — в первый раз кашляешь и морщишься, во второй за уши не оторвать. «Надеюсь, мне не придётся каждый раз перед этим делом два часа пялиться на Люка Скайуокера, — ужаснулась Цири, перевернувшись на другой бок. — Да и сколько про него фильмов могли наснимать?».
Нет, все-таки нужда сама по себе никуда не пропадет. Цири села на кровати и вытянула ноги, взглянула на покрытую синяками кожу — особенно паршивый на голени оставил туманник — и поежилась от пробежавшего по коже сквозняка. Сделав глубокий вздох, встала с кровати.
О чем тут же пожалела.
— Песья кровь! — прошипела Цири и плюхнулась обратно на кровать, повернув ступню к себе.
Кровавое пятнышко очертило круг вокруг вонзившегося в бледную пятку осколка. Водные часы, курва их мать, которые они опрокинули со столика в пылу действа!
— Что случилось? — сонно спросил Адам.
— Да ничего, до свадьбы заживет, — выдохнула Цири.
Будет она его еще из-за занозы будить — водой промыть, и дело с концом.
— Чьей свадьбы?.. — переспросил Адам.
— Спи, — махнула рукой Цири.
Адам натянул одеяло по самую шею и послушно закрыл глаза. Не так уж в комнате и холодно, чтобы так укутываться. Забавный — знал бы только, насколько ей безразличен его механический облик; напротив, она видела в блестящих черных мышцах свою прелесть.
Ранка оказалось до противного глубокой; Цири поковыляла в сторону уборной, оставляя за собой след из красных капель.
Покои у Адама хоть и были обставлены с лаконичным вкусом, но показались Цири пустоватыми: ни боевых трофеев, ни гобеленов, ни шкуры какой — из декора только антикварные часы и нагроможденные на друг друга коробки из-под непонятно чего. Жилища явно не касалась женская рука — судя по тому, что Адам второй стакан под выпивку искал битых десять минут, не первый год.
Цири толкнула плечом стеклянную дверь в уборную, ступив на холодный и скользкий мрамор, который, видимо, давно не видел тряпки. Нажала на кнопку выключателя. Раздался короткий щелчок, шипение, но свет не загорелся.
Когда Адам включает приборы, все и всегда работает; в ее присутствии не работает решительным делом ничего.
Полумрак вкупе с холодом подействовала на Цири удручающе. Надо было бы на себя хоть что-то накинуть, но леший его знает, куда она одежду вчера закинула. Цири сделала еще один осторожный шаг и чуть не поскользнулась. Нет, здесь точно что-то разлили. В полумраке не разглядеть, что именно.
Воспользовавшись тем устройством, которое прочно заняло свое место в списке лучших изобретений человечества, Цири пошла по памяти туда, где стоял умывальник. Струя ледяной воды из-под крана ударилась о раковину, и брызги попали на лицо. Раздался тихий звук, словно кто-то с размаху наступил в лужу.
Цири встрепенулась, пристально вглядываясь в пространство впереди себя. Из разбитого зеркала на нее уставились ее собственные искаженные отражения.
Адаму сейчас же нужно заменить чертово зеркало.
Цири всматривалась в собственные лица, словно ожидая, что вот-вот из-за разделенного на отдельные части отражения кто-то появится. Чем больше она вглядывалась, тем больше горло стягивало удушливое чувство неправильности.
У Цири по правую сторону от трещины на зеркале на щеке не было уродливого шрама, зато на мочке красовалась сережка эльфской работы в виде ливового флер-де-лиса. У Цири по левую сторону сережки не было — не было даже мочки, только оборванные края плоти, словно кто-то отсек ей ухо топором.
Пот вышибло мигом, и Цири почувствовала корешок каждого волоска. Отшатнувшись от зеркала, она ухватила пальцами предплечье, ущипнув кожу до брызгов из глаз.
«Владычица-Времени-и-Пространства», — сказала Цири-по-правую-сторону, и ее вымазанные бежевой помадой губы растянулись в церемониальной улыбке.
Ее собственный голос. В голове он звучал по-другому, но спутать с чьим-то другим все равно невозможно.
«Дитя-неожиданность, — злобно выплюнула Цири-по-левую-сторону. — В каждом миге таится прошлое, настоящее и будущее. В каждом мгновении — вечность».
Она когда-то говорила эти слова. Где-то. Кому-то. Но где и кому?
«Считаешь себя особенной? — десятки пар огромных зеленых глаз поблескивали красными огоньками. — Твоя уникальность осталась на кончике окровавленной иглы».
Цири согнулась от боли внизу живота, ожившей в теле от упоминания иглы. Что за морок, неужели тьманник из лаборатории? Но их же разделяют сотни… сотни верст… Ни один тьманник не способен зачаровывать жертву в сотнях верст…
— Адам, — выдохнула Цири, но головные связки затвердили и отказывались ей подчиняться. — Адам!
«Адам? — переспросила Цири по-правую сторону. — Геральт, Йеннифер, Эредин… Всем нужна Дитя-Неожиданность. Кому нужна Цири?»
«Никому, — ответила ей Цири по-левую-сторону. - Дитя-без-Предназначения никогда бы не покинула Брокилона».
Один из кусочков зеркала — тот, где должна была отражаться шея, но отражался лишь мрамор стены — отвалился и упал в раковину. Пол из скользкого стал зыбким, покачиваясь под ногами, как волны.
«Ее нет. Она мертва. Дитю-без-Предназначения отрубили голову в Ревности».
Цири ощутила гулкое биение сердца: она и подумать не могла, что ее собственный голос способен внушает ей такой первобытный страх. Лучший способ бороться с мороком — понимать, что он всего лишь морок. Никто в мире не погибал от морока; нужно перетерпеть, как шатающийся зуб.
Нужно всего лишь проснуться.
“Что случается с теми, кто больше не нужен? — поигрывая тонкими наманикюренными пальцами с сережкой, спросила Цири-по-правую сторону. - Кто исполнил свое предназначение?».
По правилам, которым подчиняется вселенная кошмара, Цири знала, на кого намекает двойник еще до того, как она произнесла имя ее матери. Паветта.
Пол обволакивал голые ноги Цири по самые щиколотки, поднимаясь выше и выше. На нее напала страшная сонливость, болезненная расслабленность, ей хотелось распластаться на холодных мраморных волнах и немного отдохнуть.
Что там, во тьме, на дне бесконечного океана, по ту сторону грани, отделяющей жизнь от смерти?
«Наша мама исполнила свое Предназначение. Черная вода заполнила горло и легкие, — задумчиво сказала Цири-по-правую сторону, — и плоть обратилась в морскую пыль».
Она много раз представляла смерть своих родителей — с той самой ночи, когда Калантэ сообщила ей новости. «Не плачь, княжна. Смерть утопленника — самая мирная и спокойная смерть, которую можно пожелать». Цири не послушалась и плакала, пока от спазмов не сводило горло.
Кажется, Калантэ тогда назвала эту смерть… Убаюкивающей?
Последним, что она услышала, было произнесенная Цири-по-правую сторону фраза, прозвучавшая как удаляющееся эхо:
«Убаюкивающая. Как полуночный сон».
Что-то под полом зацепило ноги и потащило на самую глубину. Неодолимая сила земного притяжения тянула ее вниз, всасывала в себя ее тело. Густая мраморная вода сомкнулась над головой и затихла.
*******
Когда Цири открыла глаза, то увидела гладкий черный потолок спальни.
Зная способность кошмаров закручиваться в цикл, она некоторое время лежала на мокрых от пота простынях не шелохнувшись, делая короткие вдохи. Убедившись, что очертания комнаты не расплываются и голоса стихли, Цири подвернула к себе ногу.
На пятке не было следа от ранки. Цири свесилась с кровати, увидела тот самый осколок, которым укололась и осторожно положила его на прикроватный столик. В легких будто бы все еще булькала вода.
Если бы Адам не спал так крепко, она бы еще подумала его разбудить и рассказать о дурном сне, но быстро отмела эту мысль. Что она ему скажет? «Ой, милый, мне приснился кошмар, успокой меня?» Он и без того считает ее неразумным ребенком, который без присмотра в трех соснах заплутает — еще не хватало жаловаться ему на ночные видения. Нет, пусть спит — ей сегодня спать уже не придется.
В полумраке двигались и пульсировали тени. Тьманник давно бы уже напал; у нее разыгралось воображение после всего, что она пережила за последние сутки.
Что же случится с людьми на Хэнша? Адам так спокоен по поводу произошедшего — наверняка у людей есть еще козырь в рукаве. Может, залежи двимерита. Может, оружие, принципов которого она не понимает.
А может, они просто не знают, что их ждет.
Одна радость, кошмары — бледная тень того, что должно было случиться с Эредином и его прихвостнями на затонувшем Хэнша. Цири с удовольствием представила себе изуродованный тьманником, вывернутый наизнанку труп, вызывала в памяти образ жуткой раны на груди. Собственная кровожадность ее нисколько не смущала, Эредин не заслужил ничего, кроме ненависти. Подумать только, что когда-то на Тир на Лиа…
Вспомнить стыдно. Неважно; он должен быть мертв.
Мертв.
Цири прижалась к Адаму, уткнувшись раскаленным лбом о прохладный углепластик плеча. Ему она доверяла, а вот Давиду Шарифу, с которым ей предстояло так скоро встретиться…
Не совсем.
****
На настенных часах было 6.48 утра.
Гипнотизируя цифры, Цири ждала первых лучей рассвета, но вместо них темно-серый свет сменился светло-серым, и к шуму машин добавился шум людей. Адам проснулся в ту же секунду, когда стрелка часов коснулся семерки, и первые мгновения после пробуждения у него на лице застыло такое недоумение, будто Цири под покровом ночи забралась к нему в кровать, а он о произошедшем ни сном ни духом.
«Холера, как с другим человеком проснулась, — с досадой подумала Цири».
Адам приложил палец к виску.
— Черт подери, — услышала Цири вместо пожелания доброго утра, — нас подвинули банкиры. Встреча с Шарифом на полчаса раньше.
— И тебе доброго утра, Адам, — вздохнула Цири.
Адам как ни в чем не бывало пожелал доброго утра и ей, но Цири подозревала, что одновременно с этим он пролистывал сообщения перед глазами. Не позволив себе ни капельку утренней неги, он поднялся на ноги, и влетел в подштанники, а затем штаны, быстро расправившись с ремнями и пуговицами.
Что, ей тоже нужно одеваться? Щеголять голой в утреннем, хоть и ужасно тусклом, свете, ей не хотелось, а одежка завалялось где-то под диваном или за диваном.
— Адам…
Что ж так неловко-то?
— Сейчас найду, — быстро ответил он, окинув взглядом два стакана виски — ее, недопитый, и его, пустой, и после пары минут поисков поднес ей штаны и рубаху.
Не зная, куда себя девать, Цири спешно оделась. Адам уже разговаривал с кем-то по телефону, одной рукой наливая кофе, другой нажимая на клавиши компьютера. Отказавшись от предложенной миски хлопьев, Цири поспешила наверх.
И смачно чертыхнулась, едва за ней закрылась дверь. Вот уж точно, горбатого могила исправит! Никаких тебе утренних нежностей и романтического завтрака! И на что она надеялась?
Помня, что у нее на сборы есть ровно десять минут, Цири стянула с себя одежду и бросила в корзину с услужливой надписью на всеобщем «для грязного белья». В квартирке все было сделано под нее и подписано на всеобщем — на столике в туалете были разложены женские причиндалы, от гребня до косметики, а гардероб завален сшитой как по меркам одеждой.
Когда так стараются, очень хотят что-то получить взамен.
Мыло и гребень сотворили из нее вполне симпатичную девушку. Цири осмотрела шкаф в поисках чего-нибудь понарядней и выловила по местной моде расписанный цветочным узором темно-зеленый армейский жакет. В нем она чувствовала себя как накрахмаленный королевский пуделек.
Ладно, со своим уставом в чужой монастырь не ходят — такая мода, значит такая мода. Адам ходит в плаще с цветами и в ус не дует, что она, жакетик не потерпит?
Быстрым отточенным движением Цири провела черным карандашом по верхнему веку — первый раз за долгое время — и с неприятным чувством, ожидая от собственного отражения подвоха, уставилась в зеркало.
— Цири, мы опаздываем, — раздался предупреждающий голос из-за двери. — Я уверен, ты выглядишь великолепно.
Ответив, что она уже «вот-вот», Цири из чувства противоречия еще раз медленно провела карандашом еще и по нижнему веку. Из-за двери раздался сдержанный кашель.
Реакцию Адама можно угадать по легкому движению брови — собственно, бровями его мимика и ограничивалась, глаз все равно не видно — и судя по ней, Цири выглядела действительно неплохо.
— Придется пойти пешком, — сказал Адам. — Чайрон-стрит стоит намертво. Надень солнцезащитные очки, и держись как можно ближе ко мне.
«Держись как можно ближе». Как он себе это представляет? К груди прилипнуть?
Утро Дейтрота отличалось от утра в Хэнша разве что цветом дождя: серые простыни капель одна за другой падали на тротуар. Потоки людей текли по улицам, согласно невидимой схеме: Цири никогда не видела такой организованной и одновременно такой разномастной толпы.
Детройт не принадлежал одному народу: мимо Цири проходили бледные и светловолосые, широколицые и угловатые, чернокожие и узкоглазые, из металла и из плоти. Влившись в общий поток вместе с Адамом, Цири чувствовала себя как никогда незаметной и ничего не значащей, муравьишкой в жужжащем муревейнике.
Когда они вышли на широкую площадь, толпа трансформировалось из разномастной в однородную — если не по внешности, то по поведению. Ровным шагом, как големы, шли мужчины и женщины в накрахмаленных воротничках и дорогих жакетах, и все, как один, говорили с невидимыми собеседниками, уставившись вперед целеустремленными и пустыми взглядами, ни на мгновения не сбавляя шага.
— Эй, ребята, — прервал ее мысли долговязый и черный как смоль мужчина с зубами из блестящей стали, — может, подпишите петицию в защиту…
— Неинтересно, — непривычно грубо прервал его Адам, притянув Цири к себе за талию.
Ну, ей самой такая странная внешность тоже не внушала доверия.
— А, ну да, конечно, — выплюнул мужчина. — Вам, аугам, без разницы кого резать.
Адам никак не ответил на вызов, ускорив шаг. Им вдогонку полетело еще пару ругательств.
— Юродивый какой-то, — пожала плечами Цири. — Адам, ты мне ребра сломаешь, что за пыл посреди всего честного народа?
«И где твой пыл с утра-то был? — продолжила Цири про себя фразу. Адам ослабил хватку, но руки не убрал.
— Я сказал тебе держаться поближе, — ответил Адам, внимательно осматривая окрестности. — А ты впереди семенишь.
— Где хочу, там и семеню, — буркнула Цири, но из объятий не вырвалась.
Как оказалось, идти пришлось совсем недалеко.
До двух башен, пики которых прорезали облака, и для любого, кто сомневается, кому они принадлежат, блестящими, словно из сусального золота, буквами было высечено: SARIF INDUSTRIES. И крыло, нарисованное тремя взмахами пера.
Здание давило размерами. Цири шла через площадь, задрав голову, и не заметила, как оказалась у входа.
Сослуживцы Адама наблюдали за ней с хищным любопытством придворных, стоило Цири пройти вращающиеся двери. Внутренняя архитектура Шариф Индастриз напоминала здания в Хэнша: зал высотой в несколько этажей сменялся коридором, который сменялся залом, который в свою очередь сменялся коридором. Разве что убранство вычурней и причудливей: статуи в виде закрученной в самой себе ленты, шары из золота, подвешенные к потолку.
Адам завел ее в уже знакомую ей прозрачную комнату два на два, устало вздохнул и нажал на самую верхнюю кнопку. Прозрачная комнатка взлетела ввысь, и Цири, позабыв обо всем, прижалась к стеклу.
Она думала, что уже привыкла к другим масштабам, но от панорамы Детройта у нее вышибло дух. Солнечные лучи отчаянно пытались пробиться сквозь светло-коричневый туман, окутывающий утренний город. На всем Континенте, с его королевствами и республиками, сулифатами и княжествами не было такого множества людей, сколько шагали на работу в одном лишь Детройте.
Если даже на секунду представить, что их миры затеют войну… Ее собственный обратится в пыль раньше, чем Ложа успеет собрать военный совет.
Лифт замер у самого шпиля. Приятная женщина в летах пожелала им доброго утра.
В комнате, по размерам своим не уступающей тронному залу, у окон во всю стену стоял мужчина. Он не мог не услышать, как они вошли; тем не менее, не тронулся с места, продолжая созерцать город, словно видел его впервые. Только когда они пересекли половину комнаты, освещенную висящими на потолке шарами, он обернулся с легкой улыбкой на губах.
В нем было что-то лоснящееся-южное, что-то от офирского купца: смуглая кожа, благородная седина на висках и переливающаяся золотой нитью рубашка.
— Прошу прощения, шеф, — дежурно извинился Адам.
— Все в порядке, Адам. Уверен, на то были причины. — Шариф развернулся к Цири всем корпусом и слегка наклонил голову: — Давид Шариф, генеральный директор Шариф Индастриз. К вашим услугам.
Она сама протянула руку, на что Шариф улыбнулся еще шире, и ответил ей обволакивающим, крепким рукопожатием черной с золотыми инкрустациями руки.
— Очень приятно, милсдарь Шариф.
Шариф оглядел их обоих с ног до головы, словно и Адама видел впервые, от чего Цири почувствовала себя здесь не единственным выставочным пудельком.
— Мистер, — мягко поправил ее Адам. В присутствии Шарифа он держался ещё более отстраненно, чем обычно.
Вцентре комнаты с внешней стороны рабочего стола были расставлены широкие кресла, обитые темно-коричневой кожей; на самом столе стоял покрытый позолотой поднос с чашками и кофейник. Любимый цвет Шарифа не оставлял никаких сомнений.
— Не поправляй, Адам, — махнул рукой Шариф, — мне такое обращение кажется весьма прелестным.
Он пригласил их за стол, и Цири утонула в кресле, как в болотной трясине. Шариф что, собственный портрет на стене повесил? Ни черта себе скромность!
— Мисс Рианнон, — после небольшой паузы сказал Шариф, — в первую очередь хочу извиниться за очень прохладный прием на нашей планете. Я глубоко сожалею о такой недальновидности и очень надеюсь, Шариф Индастриз сможет хоть немного сгладить ваше первое неприятное впечатление.
Шариф выглядел точь-в-точь как человек, который чувствует себя вправе извиняться за всю планету. Цири откинулась в кресле, расправив плечи и вздернув подбородок.
— Благодарю вас, милсдарь Шариф, — спокойно ответила она. — Как бы мне ни хотелось узнать о вашем мире больше, моя цель — вернуться в свой собственный. Я правильно понимаю, что вы собрались мне помочь?
Выражение лица Адама показалось ей слегка удивленным, но он быстро отвернулся. Шариф с любопытством взглянул на нее. Он словно быстро произвел переоценку.
— Ваш мир, конечно… — протянул Шариф, до краев наливая прозрачный стакан перед ней. — Расскажите мне про него, мисс Рианнон.
По местным меркам ее мир считали «темным средневековьем» — эпитет, который Адам однажды имел неосторожность обронить. По крайней мере в ее «темном средневековье» опиумные курильщики не гниют заживо на улицах.
— Мой мир? Ничем не отличается от многих других, — уклончиво ответила Цири. — Все в лучших традициях человечества: политика, торговля, религия и войны.
Цири пыталась решить, стоит ли доверять сидящему напротив человеку. В конце концов, он отдал немалые деньги, чтобы вытащить ее с другого конца планеты, предоставил жилье и защиту. Она силилась найти в мужчине в элегантном костюме какой-то подвох, изъян, след обмана в мягкой речи, но не могла ни за что зацепиться.
Дэвид Шариф производил приятное впечатление — или знал, как его производить.
— Чем торгуете? — по-светски безразлично спросил Шариф.
Странные вопросы… Какой толк справляться о мире, который никому здесь не суждено увидеть? По крайней мере, пока закрыты Ard Gaeth, врата миров?
Впрочем, откуда Шарифу знать о таких вещах?
— Всем, что покупают, — поддержала разговор Цири. — Оружие, зерно, золото, железо, двимерит.
У нее складывалось ощущение, что говорит она одно, а слышит Шариф что-то совсем другое.
— Да, — неизвестно с чем согласился он. — С возможностью телепортации торговля должна процветать. Сколько людей в вашем мире обладают магическими способностями? Скажем… в процентах?
Он так осекся на последнем слове, словно не был уверен, понимает ли она слово «процент». Цири хмыкнула.
— Процента, — она сделала упор на слове, — два-три. Может, пять, при должной тренировке. А какое это отношение имеет к моему возвращению, милсдарь Шариф?
Шариф повел плечами.
— Просто хочу узнать вас получше, вот и все. Наши миры могут многое предложить друг другу, мисс Рианнон. Медицина, технологии, — он сделал широкий неопределенный жест в воздухе, — общественный прогресс.
— Демократию, — хмыкнул Адам и покачал головой.
Очень одностороннее предложение получается. Нильфгаард уже пару веков пытается насадить северным варварам общественный прогресс, но насадили разве что голод и сифилис.
А демократия, как говорят, вообще вещь подсудная.
— Уж не знаю насчет медицины, — пожала плечами Цири. — Ваши бедняки умирают на улицах от гангрены.
— Между здравоохранением, — беззаботно сказал Шариф. — и универсальным здравоохранением разница в сотню миллиардов кредитов. Уверен, мисс Рианнон, что низшему слою общества в любом мире приходится несладко.
— В некоторых мирах люди равны, — возразила Цири.
Ну, более и менее.
— Но некоторые равнее прочих, — улыбнулся Шариф переложил ногу на ногу, скрестив ладони в замок.
— Так что насчет возвращения Цири, шеф? — вмешался Адам.
Напор в вопросе не оставил бы пространства для маневра самому искусному политику. Цири захотелось накрыть ладонь Адама своей, но она воздержалась.
— Так торопишься распрощаться с нашей дорогой гостьей, Адам? — с легким упреком усмехнулся Шариф. — Конечно, мы будем вплотную заниматься этим вопросом. К концу месяца мы сможем предоставить первые рабочие гипотезы.
Адам отбил железными пальцами барабанную дробь по столу.
— А до тех пор, — Шариф перевел взгляд на нее, — есть множество вещей, которому вы можете нас научить. А мы — вас.
Звучит как паршивая сделка, и что в ней самое паршивое — у Цири не было никаких других вариантов. Ладно. Ее будут так или иначе использовать всю жизнь, вопрос только в том, научится ли она извлекать из других какую-то пользу. Она возьмет у Шариф Индрастриз все, что они ей предложат — и при возможности еще больше.
Цири взглянула на Адама. Один союзник у нее точно есть.
— Благодарю вас, — приторно улыбнулась Цири. Адам заметил незнакомые нотки в ее голосе и сложил руки на груди, — милсдарь Шариф. Я ваша должница.
Шариф ответил ей теплой улыбкой «ах-сущий-пустяк».
Разговор плавно перетек к организационным вопросам, после которых Цири мрачно подумала, что у нее в ближайшие недели не будет ни одной свободной минуты. Ну, кроме вечера — Шариф не преминул несколько раз упомянуть о том, как Адам должен показать ей то и Адам должен показать ей это.
Почему ему так не терпится их свести?
— Ах да, мисс Рианнон, — мягко прервал их Шариф, когда они уже направились к выходу. — Шрам на вашей щеке… Дело пяти минут, если вас заинтересует. Конечно, за наш счет.
Цири не сразу сообразила, о чем он, а когда сообразила — прикоснулась кончиками пальцев к рваным краям шрама. Дело пяти минут? В общем-то, она ненавидела отметку Скеллена. Но кем она будет без него? Цири-без-шрама, Цири-по-левую-сторону?
— Ей незачем, — отрезал Адам.
— Адам, ради Бога, — развел руками Шариф, — я ни на что не намекаю. И ни в коем случае не умаляю красоты мисс Рианнон.
— Благодарю, милсдарь Шариф, — ответила Цири, торопясь выскочить за дверь. — Обойдусь.
Когда они зашли в лифт, Адам нажал кнопку и спросил парой мгновений спустя:
— Что думаешь?
Цири старательно расправила мятую ткань на темно-зеленых облегающих штанах.
— Власть предержащие во всех мирах схожи, — вздохнула она. - Я же что-то хотела потребовать, а в итоге осталась со списком всего, что мне нужно сделать, и еще должна быть благодарна.
Адам неопределенно хмыкнул.
— Добро пожаловать в мою жизнь. С кем у тебя следующая встреча?
— Фрэнсис Притчард, десять часов, кабинет…
— 404, первая дверь справа, — со вздохом закончил за нее продолжение Адам. — Я подойду. Мне нужен кофе, прежде чем заходить в его логово. И сигарета.
*****
Пока Адам отправился добывать кофе, Цири без труда нашла кабинет 404. Пронумерованные офисы тянулись вдоль стен, огражденные от общего пространства дверьми с матированными стеклами.
Увидев дверь с надписью «Фрэнсис Притчард, CTO», Цири несколько раз постучала. Когда ей никто не ответил, она пожала плечами и мягко толкнула дверь. Первым, что она увидела, была гора хлама: поверхность стола была завалена приборами, свитками распечаток на желтой бумаге и пустыми чашками на постаменте из коричневых разводов.
За этим хламом скрывалась ссутуленная фигура, уставившаяся на монитор и не удосужившаяся даже поднять на нее глаза. Длинные черные волосы сидящего за столом мужчины были стянуты на затылке в хвост, кожа туго обтягивала скулы, отчего и без того резкие черты лица казались еще острее.
Во рту болталась незажженная сигарета, а за правым ухом торчал длинный проводок. Он чем-то напоминал Ламберта, если того на пару месяцев запереть в подвале без меча и еды.
— Какая часть написанного, — выдохнул мужчина, — крупными красными буквами на моей двери ускользнула от твоего понимания — «не» или «беспокоить», мой дорогой слабоумный колл…
И характер у него как у Ламберта, которого на пару месяцев заперли без меча и еды. Стоило ему развернуться в кресле и взглянуть на нее, как его тонкие губы растянулись в ехидной улыбке.
— Цирилла! Какие гости! — он поднялся из-за стола и протянул ей сухую мозолистую ладонь. — Фрэнсис Притчард. Си-ти-о.
Тон не оставлял сомнений, что «си-ти-о» — главный человек во всей башне, не исключая Шарифа. Что-то в глазах, испещренных морщинками в уголках, Цири понравилось.
— Цири. Адам сказал, что ты мне поможешь.
Не будучи уверенной, в чем именно, она оставила формулировку расплывчатой. Интересно, а зачем он затащил в свой кабинет двухколесную машину?
— Ну раз Адам сказал, то конечно! — осклабился Притчард, расправив сутулые плечи. — Все, что ты пожелаешь.
Ехидная улыбка слезла с его лица, как со змеи вторая кожа, когда он взглянул на открывающуюся дверь.
— «Все, что ты пожелаешь», — раздался позади Цири знакомый хриплый голос, — ни черта ж себе, Притчард, а что случилось с «повиси на линии три часа и может быть, если тебе повезет, я сниму трубку?»
Цири обернулась от удивления: Адам говорил распространенными предложениями, что с ним случалось не часто.
— Я сказал, — сделал выразительную паузу Притчард, — все, что ТЫ пожелаешь. Это персонализированная оферта, Дженсен, а значит по определению распространяется не на всех. В первую очередь — не на тебя.
Адам водрузил на груду бумаг свой компьютер, чем, судя по лицу Притчарда, нарушил его тщательно выстроенный хаос на рабочем столе.
— Мне до конца рабочего дня нужно написать отчет, — нарочито уставшим голосом ответил Адам. — А после твоего апдейта началось восстание машин. Уже полчаса на экране загрузки.
Он повернул экран к Притчарду, и тот пару мгновений смотрел на него, как на дохлую мышь.
— Меньше по сомнительным сайтам лазать надо, Дженсен. Знаю я твою любовь к «молоденькую-блондинку-спасает-доблестный-коп». А кому приходится разгребать последствия этой любви? Правильно.
Притчард уставился на Цири так внимательно, что она поправила верхние пуговицы на жакете. Адам взглянул на Притчарда и провел матовым черным пальцем по горлу.
Довольно пугающий жест в его исполнении.
— Оставь компьютер и изыди вон из моего кабинета, — вздохнул Притчард.
Адам кивнул и резко, по-армейски развернулся, аккуратно прикрыв за собой дверь. Притчард прокомментировал уход театральным вздохом облегчения.
— Знаешь, Цирилла, в чем настоящая трагедия? — откинувшись в кресле, спросил Притчард. — В том, что Дженсен — первый, на кого тебе не повезло наткнуться. А ведь на Земле так много гора-а-аздо более обходительных мужчин.
Вторую фразу он произнес чуть громче, и с вызовом посмотрел на закрывшуюся дверь, будто бы Адам мог его услышать. Хотя, зная слух Адама.
— Да, я уже познакомилась с Шарифом, — невинно улыбнулась Цири.
Притчард смерил ее мрачным взглядом.
— Так, — резко перевел он тему. — У меня длинный список того, что тебе с барского плеча предоставил Шариф, а именно: мобильный телефон, ноутбук, кредитная карточка, переносной переводческий модуль…
На каждое название он вытаскивал из ящиков прибор, который ставил на стол с таким грохотом, что неудивительно, почему у них тут ничего не работает. Цири тем временем рассматривала плакат с изображением девушки с розовыми волосами, сжимающей рукоятку огромного, во весь рост, меча.
Последняя фантазия. Вот уж и правда фантазеры, они что, мечей вживую никогда не видели?
— И не спрашивай меня, — вздохнул Притчард, — за каким чертом тебе техника, если она не переживет и одну телепортацию. Так уж тут у нас принято — сначала дают разнарядку, а потом думают.
Цири взяла в руки тонкий черный прямоугольник. Местные не расставались с ними ни на секунду.
— Кроме того, я должен тебе объяснить, как этим пользоваться. Короче, — мрачно подытожил он, — сидеть мы тут будем до вечера.
— А что насчет оружия? — встрепенулась Цири.
— Все вопросы к Дженсену, — отрезал Притчард.
О, она их задаст при первом случае.
— Начнем с мобильного телефона, — день только начался, а Притчард уже разговаривал так, будто всю ночь работал на доках.
- …вот этого прямоугольника, да? — уточнила Цири, взяв черный тонкий прямоугольник в руку.
Притчард уперся головой об ладонь и одними губами сказал:
— Не зря в инструкциях пишут «не суйте пальцы в розетку». Не зря.
****
Из кабинета Притчарда Цири успела сбежать за пару мгновений до того, как тот окончательно потерял терпение, а она — какую-либо тягу к знаниям. Основное понятно: чтобы вызвать Адама, нужно набрать на телефоне кнопку под номером один, Фариду — кнопку под номером два, а с Притчардом лучше вовсе не связываться. С клавиатурой она справилась бы куда лучше, если бы Притчард не глядел на нее с такой обреченностью каждый раз, когда она по полминуты искала нужную букву.
Да и леший с ним; нашел, чем гордиться. По кнопочкам стучать много ума не надо, попробовал бы он как Адам, в одиночку здание штурмовать. Вот тут нужны мозги. Собственно, когда она на это намекнула, Притчард окончательно взбесился, и Цири решила ретироваться чуть раньше, чем нужно.
До ее следующей встречи, с некоторым господином ЯНОМ ЛЕВАНДОВСКИ ПХД ГЕНЕТИКА, о которой с маниакальной настойчивостью напоминал мобильный телефон, оставалось еще полчаса.
Прогулявшись по коридорчикам, разделяющим плотные реки кабинетов, за дверями которых сидели неуютно улыбчивые люди в кипенно белых рубашках, Цири дошла до островка кухоньки. На нем не иссякала очередь к кофемашине. Все улыбались ей, но никто не проявлял ни малейшего желания заговорить, не нарушая дистанцию как минимум в аршин.
«Еще и телики вырубили, — пожаловался кто-то. — Даже Детройтских Тигров не посмотреть».
И правда: даже телевизоры и те, все как один были выключены, а она уже пристрастилась рассматривать движущиеся картинки. Цири вздохнула, залпом допив воду и отодвинула от себя пластиковый стаканчик.
Улыбчивая женщина в униформе «Шариф Индастриз» тут же подошла к ней и ловко убрала его со стола. Руки у нее были в тоненьких прозрачных перчатках. Цири поежилась и взглянула на экран телефона.
*****
Ян Левандовски оказался мужчиной лет тридцати, по-мальчишески симпатичным, с подвижным лицом и пшеничными кудрявыми волосами. Вместо глаз у него были белые зеркальные линзы, напомнившие ей дула камер на улицах, и поначалу Цири показалось, что он слепой.
Когда она вошла в его новехонький, еще не обжитый кабинет, то обратился он к ней из другого конца комнаты, не поднявшись из своего облегающего тело белого кресла:
— Пани Рианнон, — сказал он с легкостью старого знакомого, подозвав к себе жестом: — у меня есть одна теория, и мне страшно нужно, чтобы вы ее подтвердили.
Он говорил на всеобщем, на той гортанной вариации, которую она слышала в Варшаве. Когда Цири осторожно приблизилась, то поняла причину странной просьбы — от горла Левандовски до блестящих дырок в полу тянулись телесного цвета провода, которые ограничивали его передвижения.
— Вот, посмотрите.
Куда смотреть? Левандовски глядел прямо впереди себя, но не на нее — по крайней мере, Цири так показалось. При таких глазах угадать направление взгляда не так-то просто. Когда она заняла предложенное место прямо напротив, тот оглушительно щелкнул пальцами.
На возникшем между ними прозрачном, подрагивающим, как поверхность воды, экране появился знакомый пейзаж. Закоулок позади торговой улицы Хэнша, призыв вернуть компартию, и… она сама, занесшая над невидимым противником вакидзаси. Вот говорил же ей Весемир, в диагональных ударах расставлять ноги пошире — со стороны лучше видны недочеты в позиции.
Секунду; с чьей стороны?..
— Это что, глаза Адама?! — ужаснулась Цири.
— Видеоряд со зрительного модуля, — нетерпеливо кивнул Левандовски, — но меня другое интересует: эти… туманники — невидимы только для одного человека единовременно, не так ли?
Речь у него была такая быстрая и прерывистая, что сосредоточиться было невозможно. Цири все еще не могла переваривать мысль, что кто-то смотрит на нее глазами Адама. Неужели все им увиденное можно пересмотреть? Еще хуже — могут посмотреть другие?
А как же вчера… А что же…
— Пани?
Цири сосредоточилась на экране и увидела, как она ударила вакидзаси с верхней кварты, зацепив длинную когтистую лапу.
— Вы всегда можете видеть глазами Адама? — выпалила Цири.
— Упаси Боже, пани! Мы уважаем частную сферу! — взмахнул руками Левандовски. На подушечках пальцев у него были малюсенькие присоски. Выглядело довольно неприятно. — Так что насчет туманников?
Люди, расставившие по камере на каждом аршине, уважают частную сферу? Цири шумно выдохнула. У них с Адамом появилась еще одна тема для разговора.
А что насчет туманников? Ах, да, невидимость… Цири кивнула. Ходишь по топям в одиночку — пропал, вдвоем еще есть хоть небольшой, но шанс пережить встречу.
— Очень интересно, — ответил Ян, прежде чем с нескрываемой гордостью продолжил: — Вы никогда не задумывались, каким образом эти твари становятся невидимыми?
Людям мира Адама когда-нибудь придется выучить слово «магия». Да и разве она о чудищах пришла говорить?
— Меня больше интересовал вопрос, как их поскорее убить, — пожала плечами Цири.
— Знаете, что такое саккады, пани Рианнон? — спросил Ян, и продолжил, не дожидаясь отрицательного ответа. — Мельчайшие движения глазниц. Шариф Индастриз включает их и в настройки глазных имплантатов — отчасти чтобы избежать эффекта «зловещей долины» — у меня они, например, сейчас отключены, и наверняка вид моих глаз вас нервирует.
«Нервирует» — он еще мягко выразился, вытаращившись на нее своими немигающими глазами-камерами. По кругу на каждом зрачке крошечными золотыми буквами было выведено — Sarif Industries Optical.
-…отчасти чтобы не перегружать мозг беспрерывным изображением — мы все равно в состоянии обрабатывать только стоп-кадры. Так вот: существа, которых вы называете туманниками… Кстати, очень милое название — моя бабушка так называла духов болотных топей! …Так о чем я? Туманники знают, что такое саккады и умеют идеально под них подстраиваться. Когда они движутся только в промежутках саккадного движения глазниц, то становятся… невидимыми.
Пока Левандовски договаривал одно предложение, Цири уже забывала, как оно начиналось. Вот кого нужно к Весемиру на зимовку отправлять — тот мог рассуждать о слюнных железах туманника три часа кряду, а если под жженку — то и всю ночь.
— Идеально выточенный эволюцией механизм охотника на людей! Разве не потрясающе?
Он явно ждал аплодисментов, но Цири, не получившая для себя никакого откровения, просто вздохнула:
— Потрясающе. Я думала, вы должны изучать мой ген, милсдарь Левановски?
Левандовски расстроился, как ребенок, не найдя в Цири никакой поддержки.
— Ген? — он переспросил так, словно она выразилась на другой языке. — Вы говорите о каком-то конкретном гене?
— О гене Старшей Крови, — продолжила Цири с легкой холодцой. От того, что обсуждение темы было неизбежным, менее неприятным оно не становилось, — Aen Hen Ichaer. «Великое наследие» эльфов.
— И что вам о нем известно?
Вот ей-то о нем всегда было известно меньше всех. С чего взяли, что он может открывать врата; как его выводили, куда он исчез, и почему именно ей выпала незавидная участь стать его главной носительницей.
— Не так уж много. Передается по женской линии. Позволяет перемещаться между мирами. Если верить Итлине — а в здравом уме делать этого никто не станет — должен спасти расу людей и эльфов от Белого Хлада. Говорят, достался нам в наследство от единорогов.
Интересно, он встать может? И за каким лешим нужно было проводами к полу привязываться?
— Прошу прощения? — опешил Левандовски. — Вы считаете, что произошли от единорогов?
— Нет, конечно, они нам его просто передали, — не слишком уверенно повторила за Аваллак’хом Цири. Почувствовав, что плавает в технических знаниях, она решила перейти к сути вопроса: — Ну так что? Будете тыкать в меня иголками?
Черта с два она позволит. Левандовски посмотрел на нее так, будто она его лично оскорбила:
— Мисс Рианнон, за кого вы нас принимаете? Никто не будет работать с вашей генетической информацией без вашего полного и добровольного согласия — и главное — понимания того, что мы собираемся с ней сделать. И уж точно не будем ничем «тыкать». Тем более, что я еще не собрал команду.
Не ожидавшая такой пламенной реакции, Цири на мгновение стушевались.
— А что вы, собственно, собираетесь с ней сделать? Создать мои, — Цири припомнила услышанное в «Звездных войнах» слово, — клоны?
— Не совсем. Я не сомневаюсь, мисс Рианнон, что вы достойны всяческого копирования, — подлизывается, стервец, подумала Цири, — но нам не нужно копировать вас всю, только маленькую часть. Вот ее-то мы и попытаемся передать другим существам. Сначала — мышкам, потом…
Мышкам?! Драгоценную эльфскую кровь — мышкам?! Ох, жаль, что ей уже не увидеть рожу Эредина, услышавшего такое высказывание!
— Маленькая моя часть, — Цири заметно расслабилась, откинув назад волосы, — Из-за такой маленькой части — столько шума.
-…А пока что я хотел бы расспросить вас о туманниках, — завел старую шарманку Левандовски. — Очень интересное сложение для гуманоида — было бы интересно понять, чем оно эволюционно обосновано.
Кажется, она только что проспорила Ламберту, что лекции о строении некрофагов ей никогда в жизни не пригодятся.
******
Есть люди, которых легче придушить, чем заставить заткнуться. Цири вышла из кабинета Левандовски в глубоко послеобеденное время, с урчащим желудком и настойчивой головной болью.
Адам отказался разделить с ней обеденную трапезу, зарывшись в своем кабинете за баррикадой из бумаг и оберток из-под батончиков. Увидев в столовой сидевшего за узким столом Притчарда, Цири улыбнулась. Он явно предпочел бы побыть в одиночестве, но что поделать, жизнь — не ковирский леденец.
— Я вроде ничего не делала, а так устала, — пожаловалась Цири, плюхнувшись без разрешения прямо напротив.
— Это называется корпоративная работа, — отозвался Притчард, продолжив созерцать экран телефона. На нем крупными буквами было выведено «ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ КАТАСТРОФА ДОСТИГЛА ПОБЕРЕЖЬЯ ЯПОНИИ. МЕДИА МОЛЧАТ. ПОЧЕМУ?»
Дальше разговор не заладился. Сжав в пальцах кредитную карту, Цири направилась к прилавку с едой. Выбрав себе самое замысловатое блюдо — «канеллони по-аббруцки», остановилась там, где и все остальные посетители — у терминала.
— ВАШ-ПИН-КОД-ПОЖАЛУЙСТА, — отчеканил робот. Он походил на черную приплюснутую пирамиду со срезанной верхушкой.
- 1-2-6-8, — старательно выговорила Цири.
Позади нее раздался сдавленный смешок. Робот некоторое время обрабатывал информацию, после чего поправился:
— ВВЕДИТЕ-ВАШ-ПИН-КОД-ПОЖАЛУЙСТА.
Цири аккуратно тыкнула пальцем в нужные цифры.
— Я же привязал твою карточку к счету Адама? — задумчиво спросил самого себя Притчард, когда она вернулась с подносом, и потер ладони одна о другую, слегка похрустев тонкими пальцами. — Да, я привязал твою карточку к счету Адама. Это славно. Он любит сюрпризы.
Цири пожала плечами и принялась уплетать канеллони, которые на поверку оказались обычной лапшой, и завершило трапезу лимонное сливочное мороженое, в котором по вкусу не было ни лимона, ни сливок.
— Один вопрос не дает мне покоя, — сказал Притчард, наблюдая за ней. — Польский? Другой мир, но ты говоришь на точь-в-точь таком же языке, как и на Земле? Я имею в виду… Какая вероятность?
Цири внутренне просияла.
— А, ну это просто, — пожала плечами она.
— Да что ты?
— Все миры — отражения одного и того же так называемого «протомира», расколовшегося после Конъюнкции. Отсюда и повторяющиеся языки, культуры и человеческие расы. У вас же тоже есть негроиды, монголоиды — хотя леший знает, как они умудрились так перемешаться…
— Цири, не вслух и не здесь… — шикнул на нее Притчард.
— …латынь, санскрит и всеобщий.
По правде говоря, теория отражений была всего лишь одной из многочисленных теорий, но Цири так понравился эффект, который она производила на Притчарда, что рассказывала ее как очевидную истину.
— Ты знаешь, что такое латынь и санскрит? — сдавленно переспросил Притчард.
— Oderint dum metuant (Пусть ненавидят, лишь бы боялись), — повторила Цири любимую присказку Калантэ. — Меня при королевском дворе Цинтры воспитывали.
— Но… как же… — Притчард никак не мог сформулировать предложение до конца, — такого просто логически не может быть… Для этого должны быть уникальные исторические условия… Культура…
«Юристы сейчас подойдут, — написал ей сообщение Адам. — Я в конференц-зале».
— Tempus nemini (время не ждет), — гордо сказала Цири, отодвинув тарелку и оставив ошалевшего Притчарда наедине самим с собою.
*****
В переговорном зале сквозь молочного оттенка стекло виднелись очертания трех фигур. Две знакомых: Адам выслушивал что-то, скрестив руки на груди, пока Шариф отчаянно жестикулировал — и силуэт стоявшей в стороне сухой и высокой женщины. Последняя заметила ее первой и сделала пару шагов к двери.
«Сынок, это типовое соглашение об использовании генетической информации. Не ищи подвох там, где его…»
Заметив ее, Шариф осекся и дежурно улыбнулся.
— Цири, — сказал Адам, — познакомься с…
В куске камня было больше женственности, чем в стоявшей перед ней в наглухо застегнутом сером жилете фигуре. Седые волосы были до скрипа зачесаны назад, а пронзительные серые глаза буравили ее без всякого стеснения.
— Розалинда Гинзбург, — перебила его женщина, протянув крепкую руку для рукопожатия и дернув ладонь Цири куда-то вниз. — Я руковожу исследованиями в области телепортации на проекте Супернова.
Цири представляться смысла не было, поэтому она издала подобающий случаю вежливый звук. «Проект Супернова», значит?
— Мисс Гинзбург руководила ЦЕРН и специализировалась на квантовой телепортации, — с нескрываемой гордостью сказал Шариф. — Кстати, Розалинда, я никогда не спрашивал — почему вас закрыли?
Розалинда мгновение изучала лицо Цири, прежде чем ответить. Цири заметила под тонкими седыми волосами линию от затылка до виска, и от виска до кончиков пальцев. Бляшка на виске в виде гексагона, похожая на адамовскую, горела приглушенным темно-синим цветом.
— К сожалению, — она каким-то образом умудрялась говорить с плотно сжатыми губами, — в нашем мире господствует одно уравнение, Шариф, и это не «эм-си-в-квадрате», а уравнение профитабельности. Наука без практического выхлопа не приносит дивидендов.
Адам хоть и не вмешивался разговор, но внимательно прислушивался к каждому слову. Цири знала еще кого-то, кто всегда старался держаться в стороне от событий, и неизменно оказывался в их самой гуще.
— Аминь, — хохотнул Шариф, но его собеседница совершенно не сочла сказанное смешным.
— Проект Супернова? — поинтересовалась Цири, скрестив руки на груди. — Чему посвящен проект?
Адам забарабанил пальцами по косяку.
— Вашему возвращению, мисс Рианнон, — улыбнулся Шариф. — Среди других целей.
Из всех присутствующих он один умудрялся оставаться в своей тарелке.
— Мисс Рианнон, — сказала Розалинда, рассматривая ее из-под тяжелых век. — я жду вас, как только уладите формальности.
******
Перед Цири положили двадцатистраничный документ — и заставили его читать. Адам пояснял ей непонятные моменты, юристы поправляли Адама, Адам спорил с юристами, Шариф пытался сгладить конфликты, а Цири пыталась сосредоточиться. Какие-то моменты по наставлению Адама переписывали прямо при ней, какие-то по наставлению Шарифа возвращали обратно, каждый раз заставляя заново читать с самого начала.
Документ заверял, что генетическая информация будет являться коммерчески защищенной собственностью Шариф Индастриз, как и все патенты и технологии, произведенные на ее основе, подлежит неразглашению и проприетарной шифровке, не будет использоваться в террористических или антикапиталистических (что бы это ни было) целях и будет обработана в полном соответствии с международными законами по трансформации генома человека.
Последний пункт вызвал жаркие споры, и человека было решено заменить на «разумные существа», потом на «человекоподобные расы», потом Адам вышел покурить, а когда вернулся, юристы сошлись на «гуманоидных видах». Цири тем временем читала определения к словам, упомянутым на первой странице, которые занимали большую часть документа.
Она переглянулась с Адамом, прежде чем подписать, и вывела на последней страницы широкими буквами «Цирилла Фиона Эллен Рианнон», после чего надпись утонула в странице, зеркально отразившись на экране со штампом времени и заверением о достоверности.
Шариф поднял вверх большой палец.
******
«ВХОД ТОЛЬКО ДЛЯ АВТОРИЗОВАННОГО ПЕРСОНАЛА» — гласила надпись, за которой тянулись ряды серых столов с плавными обводами, напоминавшие изваяния, отлитые из жидкого металла. Окон в помещении не было, в нем все было гладкое, бежевое, и пахло лазаретом.
Розалинда ждала ее с командой из десяти человек, которых Цири не различала ни по лицам, ни по именам, ни по одежде — тем более, что они сидели за прозрачной стеной и рассматривали ее огромные, увеличенные во весь экран зрачки. Грифельная доска за их спинами была поделена на три столбика: «теория квантовой запутанности», «теория точной репликации» и «теория черных дыр».
Ей пообещали, что максимум, что она испытает — легкое неудобство. Легкое неудобство она и испытала, когда железный обруч терновым венцом сомкнулся у нее на голове, и она почувствовала покалывание множество маленьких иголочек у висков.
Голос Гинзбург — холодный, отстраненный — раздался из динамиков, встроенных в потолок комнаты.
«Мисс Рианнон, пожалуйста, приступайте. Постарайтесь переместиться на расстояние в полметра».
Она почувствовала себя циркачкой на арене перед скептически настроенными зрителями. Цири представила, как искажает ткань и бытие вокруг, и мир сворачивается внутрь себя, открывая ей дорогу.
В соседней комнате пронесся вздох восхищения. Обруч вокруг головы зашипел и заискрился. Где-то неподалеку раздались предупреждающие гудки.
— И одежда тоже? — спросил кто-то. — И украшения? Все, с чем она соприкасается… или все, что сознательно хочет переместить?
Цири никогда не задумывалась над этим вопросом, но согласилась со вторым вариантом.
— Я думаю, — раздался голос Гинзбург, — мы должны сразу разделить две вещи. Откуда госпожа Рианнон берет энергию для перемещения — назовем это пока что магическим компонентом — будет изучать отдельная команда. Наша цель — само технологическое исполнение.
— Электромагнетический эффект говорит в пользу моей теории, — ответил кто-то за стеклом.
Тем временем один из ученых помоложе провел черту под всеми тремя столбиками и вывел «саморазрушение и точное воспроизведение», выведя рядом три восклицательных знака.
Словосочетание белело на доске, наверное, минуту, прежде чем до Цири дошел его смысл.
— Воспроизведение и разрушение?.. — переспросила она. — Вы хотите сказать, что когда я телепортируюсь, я уже не я?
— Философский вопрос, — усмехнулась Гинзбург, — что есть «я» и когда оно перестает быть «мной».
Цири он показался вполне насущным, а мысль, о том, что она - не она, а всего лишь копия, крайне неприятной.
Процесс пошел по кругу.
«Мисс Рианнон, пожалуйста, приступайте. Постарайтесь переместиться на расстояние в два метра».
«Мисс Рианнон, пожалуйста, приступайте. Возьмите в руки лежащий на столе кусок металла».
Ее отпустили только тогда, когда в научное сообщество вкралась полная сумятица — каждый защищал свою теорию, не желая слушать других — а доска была исчерчена неудобоваримыми словосочетаниями.
****
Тем же вечером Адам и Шариф вылетели на срочную встречу с инвесторами, и никто не мог сказать, когда они вернутся. Притчарда, укрывшегося в форпосте из картонок из-под пиццы и пустых бутылок, она не стала беспокоить.
«Даже кметы в урожай меньше пашут”, — сочувственно подумала Цири, проходя между освещенных офисов.
Возвращаться ей пришлось в одиночку — если не считать плотного конвоя с бейджиками «Служба безопасности Шариф Индастриз», сопровождавшего каждый ее шаг от золотых башен до машины и от машины до Чайрон Билдинг.
Даже когда она осталась наедине сама с собой, Цири ни на мгновение не покинула подсознательная уверенность, что кто-то сидит у нее на хвосте. Она долго ворочалась в кровати, пялилась через окно на тусклые улицы, мучимая тоской по собственному миру, даже самым мерзким его закоулкам — по топям Велена и вонючим рыбным докам Оксенфурта. Ей снились поля, васильковые весенние поля Ард Скеллиге, ветер такой свежий, что щекочет легкие, и ощущение бескрайнего простора — без людей, дронов и машин, без самолетов и небоскребов.
Ни за какие коврижки она не променяет чувство простора на чудеса технологии.
Ей снилась Йеннифэр, стоящая к ней спиной на самом краю обрыва — черные кудри развевались от горного ветра, а хрупкие плечи сотрясали рыдания. Цири страшно захотелось ее коснуться, но руки не слушались, а вместо сирени и крыжовника пахло только морской гнилью.
Нам нравится все живое и красивое.
Она сделала пару шагов навстречу, и, подойдя к самому обрыву, взглянула вниз. Вместо Великого Скеллигского моря перед ней раскинулось черное вязкое плато.
Но когда мы пытаемся понять, что делает его живым и красивым….
Голову Цири наполнили разнообразные неземные звуки, свист и скрежет — отдаленное эхо окружающего мира. Ей казалось, что голова вот-вот разлетится на мелкие кусочки.
…оно перестает быть и тем, и другим.
Цири проснулась вся в поту, и голос все еще вибрировал где-то внутри, в голове, эхом отталкиваясь от черепной коробки.
Она подошла к окну, пытаясь отыскать взглядом созвездие Единорога на сером небе. Чужое небо. Ничего знакомого.
Завтра первым делом она попросит у Адама сонные травки.
*****
Цири считала первый день в Шариф Индастриз тяжелым ровно до того момента, как наступил второй, а второй — пока не наступил третий. С утра Левандовски заставлял ее штудировать генетику с упорством, которым бы гордился Аваллак’х, но без его терпения.
После обеда ей приходилось проделывать все более странные упражнения — телепортируйся сквозь железную жужжащую трубу, с мышкой в руках (да за что эти люди так ненавидят мышей?), с мышкой с железными лапами. Последняя экспериментов не выдержала, обмякнув в ладонях Цири бездыханной тушкой. Кто-то из зрителей не слишком остроумно пошутил про Адама.
Сам Адам разрывался между встречами с инвесторами, внутренними совещаниями и еще леший знает чем, и все планы Цири досмотреть Звездные Войны разбивались о ночные смены.
В отличие от Левандовски, Гинзбург совершенно не стремилась обучать ее наукам лично, зато нагрузила целым ворохом книжек. Одна из них, «Волновая теория света для чайников», лежала перед Цири на столе, и никак ей не давалась. Тем более, что оказалась совершенно не про те волны, что нужны.
Лучше бы она что-нибудь практичное почитала — как порох изобрести, или как собрать санузел. Что она, вернется на Континент, и будет рассказывать магам про «дисперсию» и «дифракцию»? Ну и что им с этой дисперсией и дифракцией делать? Надо бы лучше что-нибудь про медицину почитать. Про зубы! У кметов зубы - смотреть страшно, а у здешних они будто отполированные.
А еще было бы хорошо раздобыть что-нибудь, чтобы детишки так рано и часто не умирали.
Цири отложила книгу в сторону и принялась рассматривать сотрудников Шариф Индастриз. Ее взгляд остановился на группе молодых женщин — единственные, кто в столовой не пытались заглотить еду с такой скоростью, будто сейчас побегут пожар тушить.
— Ох, надеюсь, он выживет, — вздохнула по-детски хорошенькая светловолосая девушка, шумно втянув через трубочку напиток.
— Кто? — с ленцой переспросила ее глубоко беременная собеседница, не отрываясь от телефона.
— Ну, король их! — не найдя ожидаемой поддержки, она помолчала с полминуты, и продолжила: — Забавно все-таки… Все представляли себе какого-нибудь Леголаса, а не двухметровую махину. Но, в общем, тоже неплохо. Есть в нем что-то такое… ну…. знаешь…
— Какое?
— Такое! — раздраженно сказала девушка, с чувством продолжив: — Хищное. Как нагонит, завалит…
Цири почувствовала, как леденеют костяшки пальцев.
-…нагнет… — хохотнула ее собеседница, положив ладонь на живот. — Ты поаккуратней, я уже доигралась.
Цири резко, как пружина, поднялась из-за стола, услышав, как хрустнули ее собственные суставы, и направилась к ним.
— Прошу прощения, — Цири едва слышала собственный голос из-за шума вокруг, — о ком вы разговариваете?
— Да о ком и все, — пожала плечами девушка с трубочкой. — Об эльфе.
Наверное, что-то отразилось на ее лице, потому что девушка осеклась. Столовую в глазах Цири начало накрывать красной пеленой.
— Вы же… Вы же та девушка, за которой Дженсен… Вы же знакомы с ним?..
— С кем? — холодно спросила Цири. — С Эредином? Знакома.
Эта новость обрадовала ее собеседницу. Она повела плечом и вцепилась в длинную трубочку своего напитка.
— И какой он?
— Что — какой он? — переспросила Цири.
— Ну, в жизни…
Их глаза светились липким любопытством.
— Хм, дайте подумать… — Цири откинула пепельную прядь с лица. — В жизни… Какую же историю рассказать… Может, ту, в которой он вырезал рыбацкую деревню под Новиградом, не пощадив и новорожденного младенца? Хотя нет, пощадил; не убил же, а просто оставил умирать от голода.
В столовой наступила кладбищенская тишина.
— Или, может, быть про рабов, которым вырезали голосовые связки, чтобы не раздражать своим «лаем» эльфских господ?
Девушка поежилась, а угол ее верхней губы пополз вверх. На белых зубах виднелись следы помады. Цири готова была поклясться, что еще немного — и зарежет эту курву к чертовой матери.
— Ну это знаете ли, как-то… — девушка скривилась как от чарки уксуса. — Ужасы какие-то рассказываете… И зачем тогда они по-вашему нас вызвались спасать?
— Они нас вызвались спасать? — выдохнула Цири. — Эредин? И его шавки? Боюсь спросить, кого — нас, и от чего спасать.
Отвращение на лице девушки сменилось победным высокомерием.
— Вы для начала новости почитайте, а потом уже рассказывайте свои… истории, — она отставила в сторону недопитую банку и демонстративно поднялась из-за стола. — Надеюсь, ваш день будет таким же приятным, как и вы.
— Да что б тебя утопец загрыз, курва, — одними губами прошептала Цири.
Она добралась до первого же телевизора; включила кнопку и замерла, как зверь перед прыжком.
Первым, кого она увидела, была Дейдра: напомаженная и в белом платье с вырезом до самого срама — главная героиня яркого ролика с быстро сменяющимися эмблемами. «Напоминаем нашим зрителям, что в эту субботу на специальным выпуске Saturday Night Live нашими гостями будут Дейдра Сеабагар и Карантир Ар-Фейниэль!»
О, не только. На их вечернем выпуске будет еще одна уже не такая остроухая гостья. Вооруженная до самых зубов.
Цири выругалась в голос по-краснолюдски, самыми грязными словами, которые знала, не в силах справиться с душащей ее злостью. Наблюдавшей за сценой Притчард сделал самое мудрое в его положении — убрался с дороги.
В кабинет она влетела, кипя от злости, и несколько мгновений даже не могла собраться ссилами, чтобы заговорить. Адам сидел за массивным деревянным столом как зверь, вынужденный проводить весь свой досуг в маленькой клетке.
— Я немного занят, Цири…- пробормотал он, дернув мышкой и щелкнув по одному из столбиков. — Что-то срочное?
На необъятном и идеально чистом столе находились только «Зенит», черная чашка с кофе и аккуратная стопка бумаг.
— Ты знал? — Цири вскинула голову, так, что хрустнули шейные позвонки.
Воздух вокруг нее начал нагреваться.
— Что я знал?.. — наконец-то услышав нехорошие нотки, Адам поднял на нее глаза. - Спокойно, без резких движений, я за все утро еще не сохранился…
Воздух вокруг нее начал подрагивать зелеными искрами.
— Дерьмо… - мрачно резюмировал Адам. — Ты насчет эльфа?
Ну разумеется, он знал. Если она сейчас же что-нибудь не разобьет, то лопнет от злости.
— Какой догадливый, — процедила Цири.
За дверью кто-то проходивший мимо замедлил шаг. Адам встал из-за стола и предупредительно поднял руку, чем разозлил ее еще больше.
— Входи и закрой дверь, — быстро сказал Адам. — Цири, я хотел сказать тебе, как только…
Цири втянула воздух сквозь стиснутые зубы, каблуком пригвоздив в полу упавший со стола Адама лист.
— Да плевать мне когда ты хотел сказать, — рявкнула Цири во всю силу легких, — и почему не сказал сразу! Поздно! Весь мир купился на эту гнусную ложь! А я расскажу им чертову правду! Про человеческих рабов, про резню, про их…
— Цири, — жестко сказал Адам. — Остановись. Выдохни. Закрой эту чертову дверь. Сядь и выслушай меня.
— Нет, ты меня…
— Сядь и выслушай меня, — повторил Адам, не меняя тона.
Садиться Цири не стала, оставшись стоять и в попытках успокоиться сосредоточив свое внимание на маленькой щербинке у изголовья стола.
— Я не сказал тебе, — медленно начал он, — потому что знал, что ты полезешь в самое пекло. И поверь мне, лезть туда сейчас, под софиты и камеры, прямо посреди политического конфликта и надвигающейся экологической катастрофы — гребанный су-и-цид.
Его способность не выходить из себя совершенно выводила ее из себя.
— За каждым шагом, вздохом и словом эльфа следят. Они первые сделают его козлом отпущения, когда все полетит к черту — а все полетит к черту, Цири.
— А за каждым моим шагом не следят? — огрызнулась Цири. — Может, еще и снимают? На память, так сказать?
— А за твоими шагами, — спокойно Адам, — слежу я. И это куда лучше, чем Пикус или Версалайф. Что до других твоих намеков… честное слово, Цири.
Нашел время говорить о честности.
— Я убью его, — облизнула Цири пересохшие губы. — С тобой, без тебя — неважно. Убью.
Металлический привкус ее слегка отрезвил.
— Со мной, — сказал Адам. — Когда наступит нужный момент.
— О, да, — съязвила Цири. — Знаю я, как долго ты выбираешь нужный момент.
Она развернулась на пятках, несколько секунд стояла, думая, что бы еще такого сказать.
— Знаешь, Адам… Ты либо со мной спишь, либо держишь за неразумного ребенка. Но и то, и другое вместе смотрится очень странно.
У Адама под глазом дернулась жилка, щёки втянулись, словно он проглотил что-то горькое. На долю мгновения Цири показалось, что она переборщила, но она быстро откинула эту мысль.
Не хлопать дверью, она уже не ребенок. Не хлопать дверью, она уже не…
Цири в сердцах шандарахнула дверью так, что только чудом она не сорвалась с петель и не слетела с места вместе с притолокой.
******
Весемир говорил, что гнев — паршивый советчик. Вот и хорошо, последнее, что Цири сейчас было нужно: чьи-либо советы. Она вышла на площадь перед башнями, присев около небольшого фонтанчика и шумно вдыхала густой и грязный воздух. Небо до горизонта сияло бескомпромиссной серостью.
Ей нужно прикончить Эредина. Но как провернуть дело, не представ в глазах всего мира убийцей?
Со стороны торговой площади, у самого входа в подземную сеть, доносился разрозненный раздраженный гул. Люди трясли транспарантами. Толпа обходила их, как в Новиграде обходили юродивых на площади, или насаженного на кол магика.
«НАМ НУЖНА ПРАВДА О ХЭНША», — гласил плакат, на котором были изображены расплывчатые очертания то ли кракена, то ли утопца — картинка была нарисована столь неважнецки, что и не разобрать. Рисунок покачивался в такт дерганым движением.
Девушка с плакатом «ОТ ХИМИКАТОВ В ВОЗДУХЕ НАМ СНЯТСЯ КОШМАРЫ» зыркнула на Цири так, будто она лично виновата в ее беде. И, конечно же, «СВОБОДУ ЭЛЬФАМ».
Сзади нее раздались мягкие шаги. Если Адам пошел следом за ней… Хотя нет, Адам ходит бесшумно. Цири обернулась. Единственный, кто в данный момент раздражал ее в Шариф Индастриз меньше всего, был, как ни странно, Притчард.
— Говорили же Адаму, — меланхолично сказал Притчард, бросив на асфальт окурок и раскатав его в пыль. — Нельзя утаить кота в мешке. Но кого он послушает?
— Лучше ты бы мне сказал, Притчард, — мрачно ответила Цири.
— Да ладно тебе, Цири, не кипятись. Станет потише, и мы его прикончим. Три пули в голову, и его не спасет ни врач, ни некромант.
— Сердце нужно вырезать, чтобы некромант не спас, — поправила его Цири.
Притчард издал короткий нервический смешок, сел рядом и с чувством затянулся. Они помолчали, наблюдая за процессией с транспарантами.
— Мне нужна пушка.
Причард заговорщически огляделся.
— Дженсен — бывший коп, а это, милая моя, страшный, я бы сказал, неизлечимый диагноз. Ему нужна копия бумажки о подтверждении бумажки, прежде чем он даст тебе в руку оружие.
Он склонился поближе ко Цири, дыхнув едким дымом:
— Хотя казалось бы, — сделал Притчард неопределенный жест рукой. — Ему всего лишь нужно достать ее из комнаты… За бронированной дверью… Защищенной кодом. На первом этаже рядом с серверной.
Цири улыбнулась.
— А камеры? — спохватилась она.
— Быстро учишься, Супердевочка, — хмыкнул Притчард. — Так уж и быть, я тебя прикрою.
Ну, хоть кто-то ее похвалил.
— Что, за так, из чистого гуманизма? — насторожилась Цири. Что-то ей подсказывало, что он ради гуманизма даже с кровати не поднимется.
Притчард с чувством затянулся, и, выпустив клубы дыма и понизив голос на манер театрального злодея, продекларировал:
— Однажды — причем может случиться, что этот день никогда не наступит — я приду к тебе и попрошу оказать мне ответную услугу. А до тех пор прими это, как подарок в день моей долгожданной получки.
Цири не поняла, кого он с таким смаком цитировал, но довольно улыбнулась:
— Договорились. Мы с тобой подружимся, Притчард.
— Фрэнсис, — поморщился Притчард, изобразив пародию на улыбку. — Не перенимай у нашего робокопа дурных привычек.
****
Следующим утром, когда она покинула Чайрон Билдинг под плотным конвоем, на здании напротив повесили плакат с рыжей женщиной, длинные волосы которой косичками обвивали голову. Она скалила белые зубы, сжимая в руках ядовито-зеленый флакончик.
Надпись гласила «Найди своего внутреннего эльфа. Valentino».
Ничто не давало Цири столько сил, как злость. Гнев приказывал ей телепортироваться в Женеву, сжимая в руках вакидзаси, проскользнуть под покровом ночи, в госпиталь, выследить Эредина в множестве одинаковых палат и познакомить его горло с мономолекулярным лезвием.
Но Адам, леший бы его побрал, был прав. Нельзя лезть на рожон без подготовки.
Подготовкой она и занялась: остервенелой, яростной подготовкой, пытаясь впитать в себя все, что может ей дать Шариф Индастриз. И присмотрела себе в той бронированной комнате, куда пару раз переместилась под покровом ночи, Hurricane TMP-18.
******
— Милсдарыня Гинзбург… — в одну из коротких пауз между экспериментами спросила Цири, — что, по вашему мнению, есть время и пространство? И как они связаны?
Гинзбург молчала, рассматривая таблицы на плоском горизонтальном экране, который служил ей импровизированным столом. Бляшка на ее виске мигала в такт сменяющимся графикам. Наконец она, вспомнив о существовании Цири, ответила:
— Специальная теория относительности описывает связи времени и пространства, мисс Рианнон.
После этого Гинзбург пустилась в долгую притчу о двух близнецах, один из которых отправился в далекий путь и взял с собой часы. Выводом всей истории каким-то образом стало то, что в эпицентре планеты время течет гораздо медленнее, чем на ее поверхности.
— Но если говорить честно, — закончила историю Гинзбург, — мы и сами не в состоянии увязать все законы физики воедино… Еще до того, как вы появились в нашем мире, а сейчас и подавно.
В мире, где все считали себя хранителями вселенских знаний, такая скромность импонировала Цири. Она склонила голову в согласии.
— Я надеюсь, что вы, мисс Рианнон — ключ к теории, которая объединит классическую и квантовую физику. Теории всего.
Цири усмехнулась.
— Вы много от меня ждете, милсдарыня Гинзбург.
Все ждут от нее какого-то откровения, а обречены на вечное разочарование.
— Скорее, многого ждут от меня, мисс Рианнон, — вздохнула Гинзбург. — Но в истории останетесь вы.
Ее рот превратился в тонкую полоску.
— Неделю назад мне привиделся кошмар… — неожиданно для себя самой сказала Цири. — Что я вижу множество своих отражений, но все они различаются.
Цири не совсем понимала, зачем она рассказывает сон Гинзбург. Та слушала, держа руки над столом. Её движения были настолько экономными, что иногда ее было не отличить от застывшей статуи.
— В детстве мне приснился похожий сон, мисс Рианнон. Что я стою в комнате и вижу в зеркале девочку, которая одновременно я и не я. И она стоит и смотрит на другую девочку, которая тоже одновременно я и не я.
Услышать от нее что-то настолько личное было странно. Цири уже утвердилась в мысли, что женщина — хотя бы наполовину робот.
— Кошмар? — уточнила Цири.
— Может быть, — пожала плечами Гинзбург, — но я подумала что-то совершенно другое. Я подумала, что физика — мое призвание.
— Не совсем понимаю, — честно призналась Цири.
Гинзбург провела пальцем по очертанию темно-синей линии от виска до затылка.
— Хотела бы я сама понимать, мисс…
— Цири.
— Хотела бы я сама понимать, Цири.
****
Отлипнуть от телефона стало для Цири сложнейшей задачей. Привычка местных таращиться в экран больше не вызывала у нее никаких вопросов; она и сама пристрастилась к непрерывному потоку информации, к адреналиновому всплеску, которые вызывали в ней новости об Aen Elle, к раздражению от каждой прочитанной лжи.
Из хороших новостей было только то, что при желании она могла даже узнать, что Эредин ел на завтрак. Из местонахождения эльфов не делали ни малейшего секрета.
«Техногенная катастрофа на Хэнша привела к загрязнению Южно-Китайского моря производственными отходами двух крупных фабрик Тай Юн Медикал. В данным момент конгломерат Сумимото и Версалайф делают все возможное, чтобы избежать разрастания катастрофы. Пресс-служба компании Версалайф утверждает, что нет никаких причин опасаться экологического катаклизма, и просят не поддаваться панике, подогреваемой маргинальными СМИ и заявлениями представителей эльфийской расы».
Цири щелкнула на другой репортаж. На экране зажглась эмблема новостной компании «Пикус Ньюс».
«Мы продолжаем репортаж об эльфийских гостях, и прежде чем мы продолжим я хочу предупредить вас: наши гости пережили страшный стресс и оказались в чужеродной культуре; все их заявления нужно воспринимать с некоторым… скепсисом».
*****
Шариф Индастриз функционировала как идеально отлаженный часовой механизм. Цири нравилось проводить параллели в устройстве компании с королевским двором: Шариф играл роль императора, Адам — начальника гвардейской стражи, а Притчард — серого кардинала. По крайней мере, это подтверждало теорию Аваллак’ха, что вне зависимости от времени и места общества организуют похожие структуры.
Как и во дворце, в Шариф Индастриз было множество закутков за закрытыми дверями. В тот вечер она забрела в выставочный зал, где вместо королевских регалий за стеллажами были импланты. Сверхбыстрые ноги, пальцы, способные измерять температуру и анализировать структуру вещества, улучшения позвоночника, даже гениталий — каждая модель сверкала и гордо носила одну и ту же золотую эмблему.
Цири остановилась перед стеллажом с длинными ногами из эбонитового углепластика — судя по структуре и форме мышц, женскую модель. Ступни были оснащены выкидными лезвиями «из мономолекулярной материи последнего образца».
Кто-то позади нее кашлянул; она услышала знакомый шорох подошв дорогих кожаных туфель и скрип двери. Цири тут же отшатнулась от стеллажа. Еще, чего доброго, неправильно ее поймет и отрежет ей втихомолку ноги.
— Разве стольким людям нужны импланты? — спросила Цири, не оборачиваясь. — Откуда у вас столько калек? Войны?
Шариф постоянно находился в движении, перетекая из одного состояния в другое, перескакивая с одной темы на другую — вот и сейчас, поравнявшись с ней, он не прекращал крутить в руках маленькую золотую сферу.
— Ну что вы, — рассмеялся Шариф, — мисс Рианнон, конечно, нет. Люди изменяют свое тело добровольно. Они платят деньги за аугментации. Очень большие деньги.
Да неужели? И Адам тоже?
— Добровольно? — усомнилась Цири. — Почему?
— Потому что видят в кибернетизации будущее человечества, — улыбка исчезла с лица Шарифа, словно ее стерли ластиком; — Потому что *я* вижу в кибернетизации будущее человечества.
В глазах Шарифа отражалась бешеная, почти религиозная верность своему делу, и во всем выражении лица было что-то до странности завораживающее.
— Будущее без ограничений, будущее, полное возможностей, новый виток развития нашей расы. Природа поставила нам ограничения… Но придет время — и оно уже не за горами — и ограничения будем ставить мы сами.
Цири смотрела, как мелко подрагивали его глазницы — настоящие, биологические, без примеси технологий, — и задумалась о стаккадах.
— Вы правда верите во все это?
— «Все это» — единственное, во что я верю, — твердо сказал Шариф. — А вы как видите будущее своего народа?
Цири моргнула.
— Будущее моего народа?
— Вы же дочь императора, не так ли? — Цири медленно кивнула. — Наследница? Что вы намерены принести своему народу, когда взойдете на престол?
— Я хотела… — Цири заправила прядь за ухо. — Я ведьмачка, а не императрица, милсдарь Шариф. Охотница на монстров. Престол пусть займут те, кто жить без него не может.
— Вот как? — с ноткой разочарования переспросил Шариф. — Интересно. С вашими способностями я ожидал… немного больших амбиций. Очень немного людей способны изменить мир к лучшему. Еще меньше — хотят.
И эти люди, как правило, далеки от политики и престолов.
— Ведьмачка вполне может изменить мир к лучшему, — упрямо ответила Цири.
— Возможно, — пожал плечами Шариф, тут же потеряв интерес к разговору, и на его лице снова появилась дежурная улыбка. — Возможно. Уже поздно, мисс Рианнон. Вытащите Адама с работы и займитесь чем-нибудь поинтереснее, чем отчеты и исследования.
Он слегка похлопал ее по плечу, отеческим небрежным жестом. Она должна спросить. Даже если Шариф соврет — а он наверняка так и сделает — ей интересно, какую именно ложь он выберет.
— Почему вы так рьяно поддерживаете наши отношения, милсдарь Шариф?
Шариф рассмеялся.
— Адам мой лучший сотрудник, но от его угрюмого вида гайки киснут. Ваше присутствие на него благоприятно действует.
Нет, это не та ложь, которую она хотела услышать. Уставившись в пол, Цири тяжело вздохнула, наполовину деланно, наполовину по-настоящему. Шариф скрестил руки на груди.
— Вы особенные, Цири, — он обратился к ней по имени. — И оба даже не представляете, насколько. Будущее, которое я хочу построить — вы будете стоять у его истоков.
Цири сама считала Адама особенным, но ей показалось, что Шариф вкладывает в это слово совершенно другой смысл.
Она осталось в комнате одна. За окном за завесой дыма простиралась панорама Детройта, поднимающиеся над городом, и крошечные человеческие фигурки на площади перед Шариф Индастриз выглядели как вши на шкуре полинявшего зверя.
Ее миру тоже суждено превратиться в джунгли из металла и тумана? «Как вы видите будущее своего народа, мисс Рианнон»?
По-другому.
*****
Злиться слишком долго у Цири всегда выходило скверно — не чета Йеннифэр, которая могла таить обиду месяцами, а годами — вынашивать месть. Цири же к тому времени уже успевала забыть, на что обиделась. Она, конечно, еще не позабыла, что натворил Адам, но уже начала оправдывать его проступок благими намерениями.
Офисный этаж в поздний час освещался в основном мерцанием мониторов. Цири как бы невзначай прошла мимо кабинета Адама — из-за чего пришлось сделать аж два крюка — и замедлила шаг в ожидании. Не дождавшись никакой ответной реакции, Цири описала круг по коридору и прошла мимо вывески «CSO, Адам Дженсен» еще раз.
Дверь позади нее тихонечко открылась. Цири приняла самый независимый вид.
— Если ты насчет ужина, — она скрестила на груди, — то я не голодна.
— Я тоже, — невозмутимо ответил Адам. — Я насчет стрельбища.
Цири замерла на месте, заглотив наживку с крючком, леской и грузилом.
— Какого еще стрельбища? — осторожно переспросила она.
— Ты же хотела научиться стрелять?
Никакой злости в мире не хватит, чтобы отказаться от такого предложения. Цири изящно развернулась, и пожала плечами, неимоверным усилием воли подавив улыбку.
Машину Адам позаимствовал у Шариф Индастриз — она напоминала вытянутую черную пулю, расчерченную тремя взмахами логотипа. Стоило ей тронуться, как панель внутри зажглась ярко-голубыми огоньками во всех щелях, куда их можно было только засунуть, а Цири припечатало в кожаное кресло. Машины в потоке загудели, как встревоженные мухи.
Проносящиеся мимо вывески и фонари сливались воедино в разноцветную вереницу, от чего Цири казалось, что она галопом несется посреди йельской ярмарки. Но такая скорость Кэльпи была бы не под силу даже по мостовой и с попутным ветром. Да и норов у нее покруче: машина же подчинялась малейшему прикосновению черных пальцев к колесу.
— Ужасно здорово, — не в силах сдержать восхищения, выдохнула Цири. — Дашь объездить?
Скепсис во взгляде Адама не скрывали даже темные линзы.
— Без прав? Steiner-Bisley-Automotive R8? С трехфазным асинхронным двигателем и ускорителями?
На заднем плане негромко играла ритмичная, ударная музыка — «бэм-бэм-бэм» — со страшно прилипчивым припевом. Что-то про королеву, порох и желатин. «Хотел бы сказать «нет», сразу бы сказал нет”, — подумала Цири, и добавила:
— Ну пожалуйста?
— Посмотрим, — хмыкнул Адам. — Я так понимаю, наш конфликт исчерпан?
Мелитэле, будь его воля, он бы еще отчет составил, написал бы там крупными буквами «к-о-н-ф-л-и-к-т и-с-ч-е-р-п-а-н», заставил бы ее подписаться и использовал бы в случае чего как доказательство.
— Еще чего, — фыркнула Цири, — я все еще на тебя ужасно злюсь. Но покататься хочу еще больше. Включи погромче, а?
— Куда еще громче? Музыка, орущая из спорткара…
Цири крутанула колесико, удачно попав на самый припев.
— … преступление против общественного порядка и хорошего вкуса, — закончил Адам.
— Ну, арестуй меня, — засмеялась Цири. — Что там Притчард рассказывал про полицейского и блондинку?
Адам неодобрительно покачал головой и сосредоточился на дороге.
****
Стрельбище оказалось самой страшной дырой Детройта — настолько страшной, что люди забросили это место в городе, где обычно не протолкнуться. Большинство расположенных здесь домов превратились в руины, а остальные подлежали сносу. Чтобы добраться до стрельбища, нужно было продраться через самые трущобы, вереницу блоков, где люди в грязных одеждах варили что-то вонючее на самодельных костерках за заставой из железных бочек с надписью «ТОКСИЧНО».
«Зона индустриального заражения»,— объяснил Адам. — «Здесь уже ничего не построишь».
Само стрельбище оказалось куском выжженной земли с мишенями, и прелесть была в ней одна — здесь даже при желании некуда было повесить камеры, и удивительно тихо.
Переминаясь с ноги на ногу, Цири выслушивала про технику безопасности, десятимиллиметровые патроны, перезарядку, технику безопасности, отдачу, предохранитель и еще раз технику безопасности. Кивать нужно было с периодичностью в пару минут. Закончив лекцию, Адам с таким скрипом расстался со своим Зенитом, что Цири уже испугалась, что он в последний момент передумает.
По знаку она надела наушники и направила дуло на мишень, отставив левую ногу вперед, глубоко вздохнула и плавно нажала на спусковой крючок. Как говорил Геральт, спусковые механизмы самострелов не любят нервных движений. Пистолет дернулся в ее руке, ствол вскинулся вверх. Наушники заглушили звук выстрела, превратив его в короткий щелчок.
Всего лишь пару вершков от головы. По Цири пробежала та же эйфория, которую она испытывала, впервые точным пируэтом поразив маятник в Каэр Морхене — чувство, чем-то смутно напоминавшее плотское желание. Она метнула взгляд на ничего не подозревающего Адама, вызвав в памяти тяжесть его тела и образовавшейся у самого гексагона на лбу капельки пота.
— Постарайся сконцентрироваться на мушке, а не на мишени, — сказал Адам. — И держи левую руку под углом в сто двадцать.
Он выбрал очень многословный способ сказать «у тебя ни черта не получилось». Адам зашел сзади нее и поправил ее пальцы, сжимающие пистолет. Цири невзначай вильнула бедром, коснувшись полы плаща.
Адам прочистил горло и закурил. Она уже сомневалась, что ему действительно нужен табак, и это не нервный рефлекс курить каждый раз тогда, когда обычные люди испытывают эмоции.
Цири не торопясь расстреляла весь магазин. Пока она перезаряжала пистолет — точно по инструкции — Адам подтянул мишени для осмотра. На первой мишени из пятнадцати выстрелов только три попали в голову и пять в грудь.
— Целься в грудь, а не в голову, — сказал Адам. — Легче попасть.
— Мне нужно наверняка, — возразила Цири.
— Все, что тебе нужно — оставаться в живых, пока не подойду я.
«Нашел себе деву в беде», — чертыхнулась Цири и сконцентрировалась на мишени. Она медленно разрядила еще два магазина, пока не начала затекать рука, а после разрядила еще три. Адам наблюдал за ней с терпением и спокойствием удава, хотя уже потихоньку начинало темнеть.
Ведьмачьи рефлексы и зоркость ей как никогда играли на руку: в последний заход у нее получилось восемь попаданий в голову из пятнадцати. Рука гудела от постоянной отдачи. Цири опустила пистолет, упиваясь ощущением победы; страсть к холодному оружию боролись в ней с восхищением перед смертоносной эффективностью пистолета. Подумать только, если перевооружить Северные Королевства… война закончится в два счета. От осознания возможностей и чувства превосходства у Цири слегка закружилась голова.
— Над положением головы нужно поработать, — вынес вердикт Адам.
Да леший бы тебя побрал, восемь попаданий из пятнадцати, с пятого-то раза!
Цири елейным голоском попросила подойти и показать, как именно нужно держать эту чертову голову. Стоило ему это сделать, как она назло, словно случайно, прижалась к нему спиной. Ну невозможно же постоянно с таким каменным лицом ходить!
Адам шумно выдохнул:
— Что за детские игры, Цири?
Такое определение своим попыткам соблазнения Цири восприняла очень лично.
— Не любишь детские игры, — огрызнулась она, — нужно было выбирать девушку постарше.
Адам расправил плечи.
— Слушай, Цири, мы либо учимся стрелять, либо…
Окончание фразы он еще явно не придумал. Еще стрелять? У нее, в отличие от Адама, рука не железная и сейчас вот-вот отвалится, на радость Шарифу.
— Либо что? — с ехидной улыбкой переспросила Цири.
Ей в голову пришла отличная идея отыграться.
— Либо, — отрезал Адам.
— Ну хорошо, — согласилась Цири. Адам вопросительно поднял подбородок. — Давай тогда либо. Трава есть, а плащ мы твой постелим.
Под ними как раз отличный островок пожухлой травы в зеленоватых лужах.Обычно неизменное лицо Адама дрогнуло. Забавно, какими брезгливым может быть мужчина, который на поле боя с ног до головы вымазывается кровью врагов.
— Что? Здесь? На окурках и разбитых бутылках?
По крайней мере, у него антураж не вызывает энтузиазма, а не сама идея. Наблюдая за муками выбора, Цири упивалась своей маленькой местью и нахально улыбнулась:
— Ну что ты такой привереда? В моем мире и стог сена вполне себе любовное ложе, — хохотнула Цири, и невинно улыбнулась: — А я так ужасно соскучилась. Ты — нет?
Она призывно улыбнулась и начала проворно расстегивать пуговицы своего скроенного на военный манер жакетика, одну за одной, внутренне ухахатываясь от очевидного смятения мужчины на десяток зим старше ее.
Ну, скинет с себя плащ или не решится? Жакетик уже съехал у нее по плечам, обнажив под собой белую блузу.
Ну же?.. Упаси его высшие силы ее сейчас отвергнуть.
Адам потянулся к застегнутому наглухо воротнику плаща и провел застежкой на пару вершков вниз. Замер на пару мгновений, вздохнул, и сделал шаг к ней навстречу, протянув руку в сторону ее волос.
Попался.
— Да шучу я, шучу, — прыснула Цири, хлопнув себя по темно-зеленым штанам, — не так уж мне и приспичило, не переживай.
Адам побагровел.
— Я воротник хотел поправить, — процедил он, — А что до вас, юная леди — если так захотелось приключений посреди пустыря… то могу предложить откидные сидения в машине. Теплее и гигиеничней.
Цири изумленно уставилась на него. Приятная дрожь пробежала вдоль спины и заставила ее поежиться.
— Серьезно?
— Я всегда предельно серьезен в таких вопросах, — ответил Адам с самым суровым выражением лица. — В отличие от некоторых.
****
«Чем-то занятия любовью напоминают схватку, — философствовала Цири, закинув руки за голову и растянувшись на смятых простынях после того, как они сменили тесноту салона на простор кровати, — наверное, долгожданной разрядкой после получасового пыхтения».
Кончики пальцев на ногах еще подрагивали от недавнего спазма, в ушах гремела музыка, а на спине у нее осталась небольшая пометка от упирающегося прямо в поясницу колеса. Верхом у нее получилось ловчее; самой выбирать угол и амплитуду движений, самой задавать темп куда проще. То ли отцовские лидерские замашки сказываются, то ли навыки верховой езды.
И как она до двадцати с гаком-то дотерпела?
То, что стрельбище заброшено, оказалось крайне удачным стечением обстоятельств — иначе их бы точно, как выразился Адам, «арестовали за нарушение общественного порядка». Ну, по крайней мере, Цири. За вопиющее нарушение тишины.
В книгах после любовной близости обычно наступала пора пылких признаний — в крайнем случае, неуклюжих комплиментов — между ними же повисла неловкая тишина.
«Сказал бы хоть что-нибудь», — подумала Цири. Что именно — «что-нибудь» — ей так хочется услышать, она еще не придумала. Адам, конечно же, не сказал ни слова, мягко извинился, что ему нужно еще поработать, и встал с кровати. Цири дремала под тарантеллу механических пальцев по клавиатуре.
— Шариф тебя не щадит, хм-м? — сонно спросила Цири, перевернулась на живот. Нагота смущала ее уже гораздо меньше.
Адам, окутанный сигаретным дымом, сидел и гипнотизировал экран. Рядом с ним — неизменный спутник, приземистый круглый стакан. Цири задумалась, что ни разу не видела Адама без стакана с выпивкой в нерабочее время, но сколько бы тот ни пил, пьяным не казался.
Ну, подумаешь, большой грех. В Каэр Морхене день без фляжки сивухи тоже не заканчивался, а темной зимой — и не начинался.
— Это личный проект.
— У тебя есть время на личные проекты? — удивилась Цири.
— Нет, — выдохнул еще одну порцию дыма Адама, — поэтому я работаю ночью.
— Что за проект? — не унималась Цири, зарывшись в прохладное одеяло.
Адам молчал так долго, что она чуть было не задремала.
— Ты могла бы себе представить, что миром управляет закулисная ложа? Войнами? Катастрофами?
Цири сложнее было представить, что бывает по-другому.
— Моим миром и так управляла закулисная ложа, — она с чувством потянулась. — Ложа чародеек.
— Нет, это… — пробормормотал Адам, — совсем другой масштаб.
Ну, конечно, куда ей с ее маленьким средневековым мирком против технологического гиганта!
— Я думала, — фыркнула Цири, — ты спрашивал о принципе работы, а не о масштабе. Так о чем проект?
— Пытаюсь понять, до чего докатилось человечество.
Адам с силой растирал гексагон на лбу.
— Я тебя умоляю, Адам, — протянула Цири, — ты ж не эльф какой-нибудь, чтобы хаять человечество. Продажные, похотливые, жестокие, да какие угодно — я встречала множество рас, и поверь мне, из всех вариантов люди мне понравились больше всего. Нам просто нужен кто-то, кто будет нас направлять.
— «Направлять»? — переспросил Адам. — Да, я думаю, эти люди тоже так считают. Что должны нас… направлять. К светлому, мать его, будущему.
Цири ждала дальнейшего объяснения, но Адам застрял в своих мыслях, забыв даже выдохнуть сигаретный дым.
— Ладно, — вздохнула Цири, поудобнее устроившись на подушках, — не отвлекаю.
— Спи, милая, — пробормотал Адам.
— М? — переспросила все прекрасно расслышавшая Цири.
— Я сказал: спи, милая.
— Хорошо, — неожиданно послушно для самой себя ответила она.
Взяв с прикроватного столика упаковку Гальциона, Цири повертела зеленую таблетку в прозрачной оболочке в пальцах. Как она ненавидит местные таблетки… Но они лучше, чем бессонница. Лучше, чем кошмары. Все что угодно — лучше, чем кошмары. Она взяла таблетку и бросила себе в рот, поморщившись от горечи, которую она оставили на языке.
Заснула она так, будто ее ударили по затылку и проснулась так же — уже в предрассветный час.
На вырванном листочке, покоившимся на соседней подушке, было размашистым почерком написано: «Нужно отлучиться по одному делу. Буду утром». Цири прерывисто вздохнула, уткнувшись носом в подушку.
Спать больше не хотелось. Она немного побродила по апартаментам: проверила холодильник (безрезультатно), с опаской заглянула в ванную (все еще разбито), и решила устроиться на диване. На столе рядом с пустой бутылкой виски лежал его все еще раскрытый компьютер. Цири заприметила мигающий значок и подошла поближе: одно сообщение от david.sarif, три сообщения от nurlsnake и одно от wintermute.
Она замерла перед экраном, скрестив руки на груди, и боролась с зудящим желанием подглядеть. Как-то раз за неловко вскрытое письмо она получила полчаса порки розгами.
Ну, Адам таким вряд ли займется. Цири нажала кнопку «enter», и экран резко ожил.
Введите пароль.
Цири постояла пару минут, пока экран снова не погас; бледное лицо отражалось в чернейшем стекле.
«Как нехорошо подглядывать, сестренка.» — белые буквы на темном фоне показались ослепительно яркими.
Вздрогнув от неожиданности, Цири отшатнулась от экрана. Тотчас нащупала в кармане штанов мобильный телефон и навела палец на кнопку «один».
«Да не торопись ты, успеешь все рассказать своему дружку, — сменилась надпись на экране. — Кстати, где он?»
Цири прижала трубку к уху. Каким образом винтермьют знает, с кем разговаривает? Ах да, точно! Большой палец аккуратно накрыл бляшку камеры.
«Я так и думал, — высветилось сообщение. — Не знаешь».
Абонент недоступен. Пожалуйста, перезвоните…
«Ты такая доверчивая, сестренка, — сообщения прервалось на улыбающуюся рожицу, — боюсь, однажды проснёшься без ручек и ножек, как и Адам. Ты точно знаешь, под чем подписалась?»
По животу прокатилось неприятное чувство. Как ему ответить? Цири положила пальцы на клавиатуру и медленно вывела:
«Тебе я не до…»
»…веряю, не напрягайся. Доверяешь, не доверяешь, какая разница? Ты хочешь выбраться из этого мира или нет?»
Подумав пару мгновений, Цири нажала на кнопки «Д» и «А».
«Спроси у Шарифа, не воспользоваться ли тебе его бункером. Тем самым, что полностью блокирует любые электромагнитные волны. Может, выйдет чего»
Нехорошее ощущение стиснуло горло.
«Полюбуйся на его рожу, когда предложишь. И если тебе все еще будет казаться, что Шариф жаждет отправить тебя домой… ну, тогда пожалуешься на меня своему дружку. А если нет…»
Телефон завибрировал.
«Дай мне знать.»
— Цири, все в порядке? — судя по грохоту музыки на заднем плане, Адам был в каком-то увеселительном заведении. — Что-то случилось?
Всем доверяют только глупцы, никому не доверяют только безумцы. Самое разумное — проверять информацию. В конце концов, о чем-то ей не говорит Адам…
— Все в порядке, — сказала Цири. — Не сразу увидела записку. Прости.
… о чем-то пока не скажет она.
Комментарий к Transgenic (Цири)
Не прошло и полугода, да? Спасибо за 500+ лайков!
Первая (и единственная будет, по ходу) глава без экшна!
1) Теория со стаккадами взята из Ложной Слепоты Питера Уоттса или SCP, whichever came first. Первая книгу люто рекомендую к прочтению.
2) Cон Гинзбург навеян одним из видеофонов Розалинды Лютес в Bioshock Infinite. Имя она позаимствовала у нее же.
3) Компьютер Адама взломан, разумеется.
И немного по структуре - осталось шесть глав, примерно таких же по объему, плюс эпилоги, плюс фансервисная глава (фансервисная глава в фанфике, fanception просто) в Корво Бьянко.
========== Rogue World Asylum (Эредин) ==========
Натура d’hoine полна парадоксов. Только они способны предложить чужаку помощь и кров, бросив своих собственных сородичей на произвол судьбы.
Эредин уставился на стопку одежды на широком ложе — перевязанную тонкой нитью и увенчанную конвертом с пожеланием приятной носки от некоего Джузеппе Занотти — и скрестил руки на груди. Рана все еще пульсировала далекой, приглушенной болью. Пару вершков от сердца, как ему сказали — чуть левее и пришлось бы заменить его на механическое.
«Отдых и покой еще пару недель минимум, — улыбнулся ему на прощание врач. — Регенерация тканей у вас немногим быстрее, но в остальном различий почти нет». Вскоре Эредин вновь увидел его широко улыбающееся лицо — с подписью «первый в мире врач, проведший операцию на инопланетном существе» — в подброшенной с утра газете.
Белизна больничных палат сменилась на роскошь гостиничных. Роскошь в представлении его народа означала изысканную, выверенную простоту, в представлении dh’oine — возведенное в абсолют излишество. Постеленный на полу ковер напоминал зыбучие пески, по обилию мрамора можно было подумать, что он забрел в храм старых богов.
Скептицизм относительно людской щедрости не покидал его ни на мгновенье, но пока что никто не потребовал оплаты. Эредин подошел к окну, взглянув на сотни голов сверху вниз: тремя этажами ниже улица была заполнена движущимися людьми и машинами. Люди плелись — безропотные, как овцы, семенили ногами, подталкиваемые неиссякающим потоком тел.
В дверь мягко постучали. Увидев Карантира, Эредин не сдержал улыбки — он был одет так, как местные, должно быть, представляли себе магов. Столь помпезные робы в пол на Тир на Лиа носили только жрецы, и для полноты образа Карантира не хватало лишь скипетра.
«Рад видеть тебя снова на ногах, — ничуть не смущенный его улыбкой, продолжил Карантир. — Ты многое пропустил».
Едва Эредин вознамерился раскрыть рот, как Карантир остановил его плавным жестом.
«Старшая Речь, к сожалению, слишком схожа с некоторыми здешними языками. А нас подслушивают, — пояснил Карантир. — Всюду и везде. Не говори вслух ничего, что не хотел бы повторить перед миллиардами людей».
Те, кто будут их подслушивать, сочтут эльфов очень молчаливой расой. На предложение Карантира о завтраке Эредин кивнул с неподдельным энтузиазмом; он дьявольски проголодался на постных яствах.
Несмотря на пустоту и безжизненность отеля, Эредина не покидало ощущение постоянного присутствия. Они спустились в ресторан, не более чем на четверть заполненный гостями — то ли из-за позднего для утренней трапезы часа, то ли из-за дороговизны, которая явственно определялась по убранству помещения.
Публика в основном состояла из хорошо одетых людей: мужчин преклонного возраста в темных костюмах и их куда более молодых спутниц в изысканных платьях. Стоило эльфам войти, как на них уставились все, кто-то украдкой, а кто-то прямо и беззастенчиво.
«Как в аквариуме, — мрачно сказал Эредин. — Вид по ту сторону стекла».
Карантир надвинул на лицо капюшон мантии, съежившись, как от холода, при одном лишь взгляде на сидящих здесь людей, и повел Эредина к явно облюбованному прежде месту с дивным видом на озеро.
Молодая dh’oine за соседним столиком уставилась на Эредина как на экзотическое животное, невзирая на присутствие сидящего напротив нее спутника. Эредин устало взглянул в ответ, надеясь смутить женщину, но его холодный взгляд не возымел эффекта.
Когда им принесли утреннюю трапезу, Карантир остановил свой выбор на слоеной булочке в виде рогалика и потянулся к ней железной рукой. К прежде неподвижной конечности вернулась жизнь: Эредин намеревался спросить, каким образом и за чей счет, но Карантир всем своим видом показал, что не расположен к такой беседе.
Не имеет значения. Иллюзии разобьются о следующую же телепортацию.
«Нам неслыханно повезло, — с задумчивым видом намазывая булочку тонким слоем варенья, подумал Карантир, — что у людей сложились определенные представления о нашей расе задолго до нашего появления».
«И какие же?» — поинтересовался Эредин, раскладывая ассорти из разных сортов сыра на тарелке. Падаль, которую принесли вместе с сыром — обжаренные до черноты полоски мяса — он переложил на другую тарелку.
«Мудрой, величественной расы, охраняющей таинство Природы».
Весьма проницательно с их стороны. Карантир потянулся к полам мантии, и положил на середину стола черный прямоугольник — неизменный атрибут местной культуры. За время не такой уж и продолжительной болезни Эредина он успел обзавестись не одним железным подарком.
Проигнорировав скептический взгляд, Карантир ткнул в устройство указательным пальцем и вывел на экране «э-л-ь-ф». Получалось у него неловко, но недостаток умения он восполнял старательностью.
Развернув устройство к себе, Эредин взглянул на представленный ему портрет женщины в белоснежных одеждах с длинными светлыми волосами, спускающимися до самого стана. Из-за светлых локонов, собранных за диадему торчали острые уши — не такие острые как у него самого, скорее бастардовы, полуэльфьи. Грубоватое лицо женщины выдавало в ней человеческую породу, но в самом портрете, в украшениях и одеждах, безошибочно угадывалось влияние Старшей Расы.
«Удивительное сходство, — признал Эредин. — Нет, безусловно, искаженное человеческим восприятием, но… нога Aen Elle, Aen Seidhe, любого из Старших Народов не ступала в мир людей. Каким же образом?»
«Мирозданье — гораздо более странное место, чем многие воображают, — пространно
заметил Карантир. — Нам неведомы все его хитросплетения. Но мне очевидно — образ благородной и мирной расы сыграл нам на руку».
«Мы, по твоему мнению, не благородная и не мирная раса? — усмехнулся Эредин, но ирония пролетела мимо ушей Карантира.
Dh’oine за соседним столиком потихоньку растеряла последние остатки приличия. Раздосадованный такой наглостью, Эредин еще раз смерил ее внимательным взглядом, что, как назло, только усугубило неловкую ситуацию.
«В человеческом представлении, — терпеливо пояснил Карантир. — Нет, не все люди сочли нас таковыми — но, слава всему сущему, умные представители человеческой расы неизменно оказываются в меньшинстве. Что досадно,это меньшинство сосредоточено на верхушке их общества».
Замечание о верхушке напомнило Эредину, кто оплачивает стоящее перед ним сырное многообразие.
«Что Таггарт хочет взамен за свою щедрость?».
Устав играть в гляделки, dh’oine поднялась из-за стола и направилась к ним, покачивая туго обтянутыми тканью, как кожа на барабане, бедрами. Довольно неторопливо: ее туфли больше походили на замысловатое пыточное орудие, чем на обувь.
— М-м-м, пардоне муа, — она стряхнула с лица мелко заплетенную косичку и озвучила свою просьбу на всеобщем, с воркующим, переливающимся акцентом: — Можно сделать с вами селфи?
Эредин имел крайне смутное представление о сущности просьбы. Стараясь не выдать непонимание, он сдержанно ответил:
— Прошу меня простить, миледи, мы разговариваем.
Девушка округлила и без того совиные глаза.
— А… пардон?
Он вспомнил, что за последние полчаса они не раскрыли рта, и почувствовал себя еще более нелепо. «Сделай, как она просит, — устало сказал Карантир, — с ними легче согласиться, чем препираться».
Да что сделать-то? Эредин нехотя кивнул, и девушка, сверкнув острыми резцами, выхватила из маленький сумочки точно такой же прямоугольник, что лежал на столе.
«Прямоугольник называется телефоном, — поправил его мысли Карантир. — Приобними ее и улыбнись».
Приобнять чужую женщину, когда ее спутник наблюдает за ней из-за соседнего столика? Не то чтобы Эредина такое обстоятельство обычно останавливало, но ему не хотелось поднимать здесь шум.
Времени на раздумья ему не оставили: стоило подняться из-за стола, как девушка прижалась к нему грудью — куда ближе, чем позволял любой известный ему этикет — и выверенным движением наставила на них зеркало. Резко прижавшись к его щеке холодными липкими губами, она защелкала устройством, поворачивая его то направо, то налево.
Эредин от такой наглости на мгновение потерял дар речи, забыв о напутствии улыбаться.
— Мерси, — сказала девушка, прежде чем он успел опомниться, и поспешила обратно к своему спутнику, который мрачно взирал на сцену, но агрессии, вопреки здравому смыслу, не проявлял.
В других мирах человеческие женщины хотя бы при своих мужчинах пытались вести себя подобающе — здесь, видимо, целомудрие уничтожили вместе с лесами. «Традиции у местных забавные, — изумился Эредин, вернувшись за стол. — Не удивлюсь, если отцы тут не своих отпрысков воспитывают».
Карантир протянул ему салфетку, кивнув на щеку.
«Таггарт, — поспешил он вернуться к теме. — Чего бы он ни хотел, нам нужен союзник. Под протекцией Фронта Человечества, тебе, по крайней мере, ничего не отрезали. Я считаю это отличной площадкой для сотрудничества».
«Мы теперь ручные собачки политиков dh’oine?» — покачал головой Эредин.
Карантир нахмурился, сжав в железной руке стакан. Казалось, еще чуть-чуть, и он разлетится на куски. Интересно, тяжело ли управлять такой конечностью? Каким образом они связывают ее с мозгом?
«Живые собачки, Эредин. Это прилагательное у меня сейчас в приоритете. Я надеюсь, и у тебя тоже».
***
Ради них Таггарт продлил свой визит в Женеву — обстоятельство, которое его помощница сочла нужным упомянуть несколько раз — и назначил встречу в своих апартаментах в ООН — организации, которая «регулировала международные (как язвительно добавила помощница, теперь и межрасовые) отношения».
Одно только здание охраняли, по самым скромным оценкам, около пятидесяти вооруженных до зубов солдат. Под конвоем Эредин и Карантир прошли через аркообразный коридор, на стенах которого висели картины, если судить по мученическим лицам изображенных на них людей, религиозного содержания.
Стоило эльфам отворить дверь и войти, как Таггарт поднялся им навстречу и сердечно пожал руку сначала Эредину, потом Карантиру. Он выглядел лет на шестьдесят или около того: слегка впалые щеки, аккуратный аристократический нос, широкие и высокие брови. У него было подвижное лицо, черты которого казались чересчур выразительными, как у актеров, слишком долго игравших на публику.
- Это вас нам нужно поблагодарить за свое спасение, господин Таггарт? — спросил Эредин, заняв предложенное место за столом.
На мраморе стоял постамент с распятой человеческой фигурой. Люди любят мучить своих божков даже больше, чем те любят мучить их. Кажется, они называют это: «по образу и подобию».
Какое-то время Таггарт молча изучал их лица, прежде чем ответить:
— В первую очередь вам стоит поблагодарить идеи гуманизма, господин Бреакк Глас.
Родовое имя dh’oine никак не давалось: вместо Bréacc Glas получалось что-то вроде «Бреаглас». Эредин улыбнулся церемониальной скромности Таггарта:
— За наши апартаменты — тоже?
Таггарт засмеялся. Карантир мало участвовал в разговоре, полностью погрузившись в мысли собеседника. Еще немного, и люди сочтут его немым.
— За это вам стоит поблагодарить «Фронт человечества». Ну, и пожертвования вам сочувствующих, — Таггарт слегка улыбнулся, — или симпатизирующих. Мы проводим их через наши счета — за неимением у вас собственных.
Какая бы сумма там ни была, можно не сомневаться, что половины уже не достает.
— Я благодарен, — наклонил голову Эредин. — Премного благодарен. Но чем мы заслужили такую щедрость?
Таггарт поднялся из-за стола и поправил очки. Прошелся по комнате, выдерживая паузу, и наконец остановился перед окном, рассматривая открывающуюся на озеро панораму.
— Господин Бреакк Глас, — сказал он хорошо поставленным голосом, — ваше появление в нашем мире пришлось на один из самых трудных моментов человеческой истории. Поворотных моментов.
Таггарт сделал звучное, как гонг, ударение на последнем словосочетании. Эредин “натянул” на лицо маску внимательного слушателя.
— Ваше появление — никак не случайность, я совершенно уверен в этом, — голосом человека, не сомневающегося ни в одном своем слове, сказал Таггарт. — Ваше появление — знак для всего человечества. Сигнал тревоги, если хотите.
Сигнал тревоги, ха. Сигнал к бегству, если взглянуть на Хэнша.
— Как вы считаете, господин Бреакк Глас, — вкрадчиво спросил Таггарт, — какой главный грех человечества? Почему Земля выглядит так, как она выглядит? Почему мы медленно и верно убиваем самих себя?
Эредин придал своему лицу задумчивое выражение. Посредственность? Глупость? Низменность стремлений и желаний?
«Высокомерие, — подсказал Карантир. — Он хочет услышать от тебя — высокомерие».
Надо же. Aen Elle в подобном упрекнуть куда легче.
— Высокомерие, — не стал спорить Эредин.
Таггарт широко улыбнулся.
— Именно, — с отеческим благодушием похвалил он эльфа.
Интересно, ведает ли он, что как минимум в пять раз младше собеседника?
— Именно, — повторил Таггарт. — Мы возомнили себя всезнающими. Единственными во Вселенной. Ваше появление — напоминание о том, как далеко человечество ушло от своих истоков, как оно невежественно в убеждении, что знает все.
Разговор — если его можно так назвать — принимал форму проповеди, словно Таггарт настолько привык к монологам, что не мог вынести двусторонности обычной беседы. Таггарт выдохнул и оценивающе взглянул на Эредина, прежде чем спросить:
— Вы верите в Бога, господин Бреак Гласс?
Даже Карантир, опешив, вышел из транса и уставился на Таггарта.
— Верю ли я в богов? — изумился Эредин, прежде чем ответить со всей искренностью: — Боги существуют вне зависимости от того, верю я в них или нет. Я — смертный. Они — боги.
— Вот что я называю скромностью, — снисходительно кивнул Таггарт. — Которой человечеству и стоит поучиться. Мы не верим ни во что, кроме материализма, — но, как оказалось, все наши знания и выеденного яйца не стоят.
Таггарт сделал выразительную паузу, ожидая от Эредина какого-то одобрения. Тот неопределенно кивнул в ответ.
— «Фронт Человечества», — продолжил Таггарт, — защищает людей от слепой технократии. От движения в темноту под эгидой «нового будущего». Защищает сам замысел природы от человеческих амбиций.
Хоть один тезис, с которым он солидарен.
— Защищать природу от человеческих амбиций — похвальная задача, господин Таггарт, — согласился Эредин. — Всецело ее разделяю.
Таггарт усмехнулся. Вряд ли он не уловил иронии — политик походил скорее на лжеца, нежели на глупца — но предпочел сделать вид, что не уловил.
— Мы на одной стороне, господин Бреак Гласс. Вашим эльфам нужен голос, и я готов вам его обеспечить. Но и моим идеям нужен ваш голос, и я надеюсь, вы не откажете мне в любезности их озвучить.
Из кармана шерстяного костюма раздался вибрирующий писк. Таггарт, извинившись, взглянул на экран и близоруко прищурился, читая содержимое.
Карантир забарабанил железными пальцами по столу. Эредин вопросительно взглянул на поджавшего губы мага, но тот только покачал головой. Таггарт положил телефон на стол экраном вниз, и вновь сосредоточился на них:
— Я так сожалею о том, что произошло с вами, Карантир, — он перевел взгляд на железную руку. — Но поверьте, вы — далеко не первая жертва этих мясников. Расскажите мне, что привело вас в наш мир?
«Предоставь историю мне», — попросил Карантир.
— Сюда случайно забрела одна из дочерей Aen Elle — Zireael. Заблудшая, потерянная душа, не способная контролировать свои разрушительные способности, опасная как для себя самой, так и для окружающих.
Поразительно, сколько различных форм может принимать правда.
— Мы намеревались вернуть ее домой, — продолжил Карантир, — но в наши планы вмешались иллюминаты. В течение первых суток на вашей земле нас пленили, в течение последующих — пытали, уродовали и насиловали.
Diable, можно и без таких подробностей обойтись! Выражение лица Таггарта изменилось внезапным образом — спокойствие сменилось тщательно скрываемой нервозностью.
— Соболезную. Но вы имеете ввиду Тай Юн Медикал, конечно, — поправил он Карантира. — Иллюминаты — не более чем растиражированный миф.
Маг наклонил голову, рассматривая его, и не удостоил замечание ответом.
— Увы, на Хэнша произошло то, чего мы так боялись: способности Zireael привели к искажениям времени и пространства. К чудовищным, трагическим последствиям.
Таггарт вопросительно поднял бровь. Вежливая улыбка ни на мгновение не сходила с его лица.
— Несмотря на все зло, что нам причинили люди, — закончил тираду Карантир, — не в наших правилах продолжать эстафету насилия. Все, чего мы хотим — вернуться в свой собственный мир.
«Он думает, что мы держим его за идиота, не так ли?» — спросил Эредин.
«Мы все держим друг друга за идиотов, — подумал в ответ Карантир. — «Но сейчас это не имеет значения».
Таггарт шумно вздохнул.
— Через месяц пройдет чрезвычайный саммит, господа. Весь мир будет наблюдать за ним, за мной и за вами. Я хочу, чтобы вы произнесли речь.
— Какую? — поднял подбородок Эредин.
— Я скажу вам, какую, господин Бреакк Глас, — улыбнулся Таггарт, но в его голосе проявилась стальная требовательная нотка, — а также — кому и когда. Я думаю, у вас неплохо получится рассказывать заученные истории.
Эредин хмыкнул.
— Небольшая плата за наше размещение и безопасность, господин Таггарт.
— Безопасность в современном мире гарантировать невозможно, — с сожалением сказал Таггарт. — Но я сделаю все, что в моих силах.
Эредин наконец-то нашел нужный момент, чтобы ввернуть ту просьбу, что давно вертелась у него на языке.
— Apropos безопасность, господин Таггарт — нам нужно оружие. Мечи всадников остались в лабораториях Тай Юн Медикал.
Таггарт неопределенно улыбнулся.
— Я не верю в насилие, господин Бреакк Глас. Да и боюсь, оружие не совсем сочетается с образом, который мы хотим создать.
Diable!
— Ну, в таком случае… — сказал Эредин, поднявшись из-за стола.
Он заметил, что Таггарт оказался на полторы головы ниже его, когда тот протянул ладонь для сердечного рукопожатия.
— И еще кое-что… — добавил он напоследок. — Я бы не стал упоминать «иллюминатов». У публики не самые лучшие ассоциации с этим словом.
— Вы думаете, господин Таггарт? — переспросил Карантир, тонко вплетая в свой голос угрозу. — Спасибо за совет.
***
«Люди вроде Таггарта, — сказал Карантир, когда они оказались в служебной машине «Фронта Человечества», — главная причина, почему dh’oine будут жить в бедности и грязи, вне зависимости от технологического прогресса. Хэнша, собственный народ, то, что мы сотворили — все для него меркнет на фоне собственных политических амбиций».
Эредин кивнул в молчаливом согласии.
«Когда Таггарт взглянул на телефон, — продолжил Карантир, — он прочитал письмо от человека по имени Боб. Он обещал, что до саммита нас оставят в живых».
«Думаешь, они нашли способ справиться с Хэнша?», — спросил Эредин, разглядывая проходящих мимо людей сквозь матовое стекло. Он готов был поклясться, что на рубахе одной из dh’oine красовался портрет Дейдры.
«Думаю, они думают, что нашли способ справиться с Хэнша».
Когда они подъехали к «Интерконтиненталю», толпа перед отелем кипела нездоровым энтузиазмом. Не меньше сотни человек — а может быть, и больше. Они выкрикивали приветствия, размахивая самодельными флагами и транспарантами.
Эпицентром их внимания была Дейдра. Она что-то вещала в длинную трубку, которую выставил перед ее лицом один из dh’oine. Толпа перебивала криками, многие пытались коснуться чародейки, будто та была языческой богиней. Охрана делала все возможное, чтобы им воспрепятствовать. Эредин вопросительно взглянул на Карантира.
«Мы пришлись по душе определенной группе dh’oine… К сожалению, той, у которой нет власти».
Эредина покоробило то очевидное удовольствие, которое получала Дейдра от внимания толпы; ему чуялось в этом ажиотаже что-то плотоядное, пошлое. Они напоминали шавок, сношающих в приступе слюнявой любви ногу хозяина.
«У толпы всегда есть власть, — пожал плечами Эредин. — Забыл, кто вешал королей?»
Карантир попросил водителя подвезти их к черному входу. Он ненавидел внимание и шум — две вещи, сопровождавшие его с самого рождения, с тех самых пор, как его короновали «вершиной селекции Aen Elle».
Дейдра ожидала их во внутреннем дворике отеля, облокотившись о стальную констелляцию из абстрактных фигур. На чародейке было сотканное из золотых нитей платье, облегающее тело, как вторая кожа. В мочках ушей болтались вызывающе массивные смарагдовые украшения явно не эльфской выделки.
К платьям такого покроя следует носить бюстье, но Дейдра это обстоятельство либо не замечала, либо игнорировала. Чего нельзя было сказать о человеческих мужчинах, проводивших ее стройную фигуру липкими взглядами.
— Цвет тебе к лицу, — поприветствовал Дейдру Эредин, — чего не скажешь о покрое.
Чародейка громко фыркнула. Ее глаза блестели, она то и дело облизывала коралловые губы. Вычурное платье, в котором она красовалась среди белого дня, наводило на мысль, что она не снимала его с прошлого вечера.
— Уж прошу меня простить, мой король, — отозвалась Дейдра. — Другим меня наши человеческие друзья не одарили.
— Бедная девочка, — усмехнулся Эредин, и, посерьезнев, положил руку ей на плечо. — Рад видеть тебя в добром здравии, Дейдра. Мы все перед тобой в неоплатном долгу. Я — больше всех.
Похвала разбередила ее и без того обостренные чувства: лукавая улыбка появилась на ее губах.
— Рада видеть в добром здравии, мой король, — наклонила голову она в коротком церемониальном кивке.
Эредин улыбнулся ей в ответ.
***
Отобедать они решили втроем: их препроводили к столику на северо-восточном балконе с эркером, вдали от людских глаз. Дейдра находилась в нервном оживлении, Карантир — в задумчивой меланхолии. Они оба, вне всяких сомнений, подпитывали свое бодрствование пылью, не в силах найти время на сон или справиться с паранойей, что их во сне прирежут.
Вряд ли их можно было винить в такой слабости.
Официантка с бесцеремонно-искусственными рыжими волосами принесла им яства: Эредин вздохнул и отодвинул шмат печени, подальше от ассорти из овощей. За поэтическим названием fois gras скрывалась остывшая гусиная печенка.
— Bon appetit, господа эльфы, — раздался позади них знакомый голос, и аппетит пропал в одночасье.
Эредин вскинул правую руку по направлению к оружию, и, нащупав на поясе пустоту, почувствовал себя мишенью на ристалище. Охрана отеля, прежде неустанно следившая за ними, единогласно решила выйти прогуляться.
Он медленно обернулся: Андрей пришел не один. Глаза Намира закрывали крупные темные бинокуляры, но человека без кожи трудно не признать. Официантка удалилась на кухню, и они остались в ресторане в сомнительной компании.
Эредин методично взвешивал варианты конфронтации, бегства, и привлечения толпы.
— Занято? — поинтересовался Андрей, кивнул на столик. Никто не ответил.
Ответа и не ждали: не выждав ни мгновения, Намир и Андрей сели напротив.
— Вегетарианец, эльф? — ухмыльнулся Намир, кивнув на педантично поделенную на две части тарелку. — Как ты четко уловил цайтгайст.
Эредин не ответил. Андрей вздохнул и налил себе вина из стеклянного кувшина, вопросительно взглянув на Намира. Тот помотал головой, придвинув к себе стакан с водой.
«О чем они думают, Карантир?..»
Дейдра шумно выдохнула, сжав свой бокал. Ее и без того полупрозрачное лицо побледнело еще сильнее. Она смотрела на Андрея так, словно видела его плоть насквозь и готова была заморозить одной мыслью.
«Ни о чем, — замялся Карантир. — Ни о чем важном».
— Если вы пришли сюда ради крови, — процедил Эредин, — то напомню: на нашей стороне теперь пол-мира.
Намир прыснул смехом, и даже невозмутимое лицо Андрея растянулось в лошадиной улыбке.
— Мой дорогой остроухий друг, — вздохнул он, пригубив вина, — если ты думаешь, что обожание препубертатных девочек может спасти тебя от гибели, советую ознакомиться с биографией Джона Леннона.
Язвительная реплика отскочила как горох от стенки — Эредин был слишком занят оценкой ситуации. Телепаты не спешили передавать ему мысли врагов: Карантир оставался молчалив и неподвижен, буравя глазами Андрея.
— Кстати говоря, — задумчиво спросил Андрей, — чья идея была засветиться перед софитами? Ваша, мадемуазель — мадам? — Сеабагар? Я сразу разглядел в вас потенциал.
Дейдра с отвращением стиснула губы, ее тонкие пальцы выгнулись в судороге магического знака. Эредин счел реакцию чрезмерной и предупредительно положил ладонь на ее запястье.
— Я вас чем-то обидел, мадемуазель? — улыбнулся Андрей. — Простите мне мою бестактность.
Намир довольно откинулся на спинку стула, медленным движением сняв темные очки и взглянув на Дейдру.
«Да что происходит? — потерял терпение Эредин. — О чем они думают?»
«Прикажи Дейдре успокоиться сейчас же, — нервно ответил Карантир. — Они ее провоцируют».
Эредин вопросительно посмотрел на Дейдру. Даже при всей неотесанной манере dh’oine выражать сексуальный интерес, пару взглядов и ехидный комплимент за провокацию даже он не счел бы.
«Свиньи», — прошипела Дейдра внутри его головы и швырнула в него образом, которым ей так докучали.
Перед глазами во всех мерзких деталях возникла картина группового сношения, главную роль в которой играла Дейдра. Похабные образы, которые dh’oine с таким садистким смаком представляли, впечатались в сознание раскаленным клеймом.
Ублюдки.
От усилия, которое пришлось сделать, чтобы сдержать вскипающую ярость, у Эредина чуть не лопнули сосуды в глазах. Он с трудом выдавил из себя слова:
— Прекратите балаган, dh’oine, — выдохнул Эредин. — Вы уже знаете, что мы владеем телепатией, так что избавьте нас от мерзости своих похотливых мыслишек.
Дейдра взглянула на Эредина с искренней благодарностью.
«Эредин, diable! — разъярился Карантир. — Не ведись на дешевые трюки!».
— Нет, мы всего лишь предполагали, — улыбнулся Андрей. — А вот теперь знаем наверняка.
Дейдра легким движением вскинула руку, и стакан в руке Намира разлетелся вдребезги, поцарапав ему кадык и щеку. «Дейдра, с глаз моих долой, немедленно, — прорычал Карантир. — Твоя гордыня нас всех погубит!» Та подчинилась, вскочив со стула, будто тот был покрыт шипами.
— Женщины, — горестно развел руками Андрей, — до чего обидчивые создания!
— Минус один фокус в загашнике, эльф, — подытожил Намир, вытерев кровь с лица салфеткой с вышивкой Континенталя.
— Главный еще остался, — сказал Эредин, силясь стереть мерзкие картины из памяти. — Как успехи в устранении… как вы это обозвали… «экологической катастрофы»?
Андрей вытянул руку вверх и громко щелкнул пальцами.
— Вот именно этот вопрос мы и хотели обсудить! Я хотел бы попросить вас исправить оплошность на Хэнша, и быстро. Боюсь, что иначе вы станете участниками реалити-шоу, которое соберет огромную зрительскую аудиторию, но вам вряд ли понравится.
Эредин вспомнил, где он раньше видел золотую эмблему на кожаном портфеле Андрея; на собственном больничном стакане.
— Ей-богу, — усмехнулся Андрей, повернув золотые часы циферблатом, — легче по-хорошему. С вашими способностями к пиару в конечном итоге окажетесь героями.
— Разумеется, — в тон ему ответил Эредин. — Мертвыми героями.
— Ну, — пожал плечами Андрей, — как показывает история, настоящее обожание толп приходит посмертно.
Карантир прочистил пересохшее горло.
— Господин Рэнд, — прервал он свое долгое молчание. — Мы все хотим остаться в живых и все хотим исправить содеянное.
Голос Карантира казался до странности спокойным, будто выцветшим от долгого молчания.
— К вашему сведению: борьба с разрывом с помощью энергии частиц только усугубит процесс. Продолжайте эксперименты, — продолжил Карантир, — под вами окажется гора трупов даже раньше, чем это планировали мы.
Он явно говорил о чем-то, о чем понятия не имел сам Эредин, и это обстоятельство не пришлось ему по нраву. Андрей наклонил голову, уставившись на мага, будто увидел впервые.
— Я слушаю, — ответил он. — Продолжай.
Намир нахмурился.
— Мы можем закрыть разрыв, — медленно, взвешивая каждое слово, проговорил Карантир. — Но нам потребуются время и ресурсы. Ресурсы, которых у нас нет, но которые можете предоставить вы.
Андрей скептично приподнял бровь.
— Мы назвали своими врагами Тай Юн, — невозмутимо продолжил Карантир, — но не Версалайф, и уж тем более не упоминали иллюминатов. При желании мы все можем в конечном итоге оказаться героями.
Эредин мрачно посмотрел на Карантира, в чем впервые был солидарен с нахмурившимся Намиром. Андрей крепко сжал тонкие сухие губы и молчал. Карантир вновь заговорил отрешенным тоном, и голос его прозвучал еще холоднее:
— Мы сделали единственное, что могло нас спасти. Вы действительно считаете, что окончательно загнать нас в угол — хорошая идея?
Намир открыл рот, словно намеревался что-то сказать, но Андрей сделал едва заметный жест, призывая к молчанию, и покачал головой. Нехороший блеск мелькнул в глазах наемника. Он явно не считал Андрея достойным отдавать ему приказы.
Такую расстановку стоит взять на заметку.
— И что тебе нужно, Каре…
— Карантир, — подсказал маг, пока Андрей не исковеркал его имя. — Я открыл разрыв кровью, кровью его и закрою.
Взгляд, который Эредин бросил на Карантира, был острее скальпеля. Он вообще ведает, о чем говорит?
Повисло молчание. Андрей застыл на месте, судя по остекленевшими механическим глазам, общаясь с кем-то другим, прежде чем снова улыбнулся и поднялся из-за стола:
— Предоставь список того, что тебе нужно, а мы предоставим ответ. А пока что — наслаждайтесь шампанским и фуагра, господа, и, а бьентот.
Шмат печенки на тарелке приобрел еще менее аппетитный вид.
***
Когда незваные гости покинули ресторан, Эредин взглянул на Карантира с мрачной обреченностью. Тому как никому другому должны быть известны законы Aen Elle, которые он только что попрал своей опрометчивой тирадой.
«Я нарушил субординацию, — глухо сказал Карантир, виновато прижав уши к черепу. — И приношу свои извинения, мой король.»
Эредин впервые за долгое время заметил, как маг молод, несмотря на все свои многочисленные достижения. Молод и подвержен чужому влиянию, культуре и мыслям, и что самое паршивое — технологиям.
Сколько ему, боги? Сотня зим? Восемьдесят? Дейдра и того младше.
«Восемьдесят пять, — поправил его Карантир. — И нет, я не продался dh’oine. Они чужды мне, я чужд им — между нами неразделимая пропасть. Но не могу наблюдать, как ваша гордыня и самонадеянность нас убивает».
Официантка вышла из своего убежища и убрала тарелки со стола, и с подозрением покосившись на молчаливых собеседников.
— Хватит оправдываться, — отрезал Эредин, остановив взгляд на железной руке. Он не повысил голос на своего соратника, а лишь подпустил в него немного льда. — Дай мне подумать.
Карантир вздрогнул и кивнул на стены. Маг превращался в сущего параноика, дрожащего от вида собственной тени.
«Твое обещание спасти мир, — подумал Эредин, — как ты собирался его выполнять? Готов пожертвовать собой?».
Карантир дернул подбородком. «Нет. Хочу пожертвовать кем-то другим.»
Эредин знал, кого он имел ввиду. Опять? Крепко, должно быть, он ее ненавидит.
«Я не испытываю к ней ненависти, — подумал Карантир. — И не думаю, что ее испытываешь ты сам, как бы ни утверждал обратное. Мы ненавидим не Zireael, а то, что она символизирует для народа Ольх. Наш долгий, невероятно долгий, но неизбежный закат. Нашу неспособность процветать без человеческой крови — как без ее пролития, так и без вливания в свою собственную».
Эредин потемнел лицом — не та правда, которую он хотел слышать и которую желал обсуждать. Потом, может быть, когда они вернутся, и настанет время собирать камни. Они помолчали; Эредин гонял вилкой листок салата из одного угла тарелки в другой.
Как бы там ни было, ни один Aen Elle больше не погибнет ради вздорной девки, ни один не рискнет ради ее жизни своей собственной.
«Я не буду вновь за ней гоняться, Карантир. Ни за что. Клянусь, наша следующая встреча не закончится ничем хорошим».
Запасы его милосердия, и без того не слишком глубокие, истощены до предела.
«И предложить бы не посмел, — покачал головой Карантир. — Нет, мы не пошевелим и пальцем. Пусть погоней займутся те, кому ее кровь нужнее».
Эредин закрыл глаза и вызвал перед внутренним взором Землю в ее постоянном, непрекращающемся движении. Она изменилось; если раньше тень магии и не касалась ее рельефа, то теперь словно невесомая дымка окутывала шар. Но не настолько, чтобы скрыть следы Старшей Крови.
«Она жива, — подтвердил Эредин. — Но чем занимается на другом континенте?»
«Ну, это невеликая загадка, — раздраженно сказал Карантир. — Делит ложе с первым попавшимся в новом мире незнакомцем».
Говорит ли он из предубеждений, или действительно осведомлен — Эредин предпочел не выяснять.
«Неважно, — мотнул головой Эредин, выкинув из головы мысль о союзе Zireael и того полуголема с бородкой — образ, лишь немногим лучше увиденного за обедом. — Если мы пожертвуем Zireael — это сработает?
«Если мы бросим ее без согласия и ведома на съедение Времени и Пространству и постараемся залатать ее же кровью то, что разрушили? — переспросил Карантир. — Не знаю. Может быть».
Он поднял голову и посмотрел Эредину в глаза немигающим, застывшим взглядом.
«Я сделаю все, что возможно. Даже вещи далеко за пределами моего морального горизонта, а он, как тебе известно… последнее время все шире. И даже если это сработает, в чем я сомневаюсь, даже если мы останемся в глазах людей героями, в чем я сомневаюсь еще больше, я не знаю, как нам преодолеть Барьер и вернуться».
Эредин хлебнул вина, и чуть не поперхнулся от горечи на языке.
«Можем попытаться выбраться на Спираль через разрыв», — предложил он.
На лице Карантира отразился страх. Едва уловимый тремор по углам глаз, который вряд ли бы заметил кто-то кроме Эредина, но он там был.
«Я предпочту смерть от человеческой руки, — твердо сказал маг. — А когда ты единожды увидишь, о чем говоришь — согласишься со мной».
Эредин поежился.
Ему срочно нужно почувствовать холод стали в ладони.
***
Остаток дня Эредин провел с представителями власти в еще менее продуктивных разговорах, чем с Таггартом. Расспросы тянулись часами, и dh’oine испробовали все известные ему приемы, пытаясь разузнать о произошедшем: мягкие слова, обещания, пространные угрозы, затягивание в логические ловушки и даже брань.
Но Эредин неизменно твердил одно и то же, раз за разом повторяя одну и ту же заученную историю.
Одно обстоятельство играло Aen Elle на руку: человеческий мир раздираем противоречиями. Конфликты территориальные, теологические, идеологические — только дай им повод, и они вцепятся друг другу в глотки.
Таггарт проницателен: их появление разожгло дремлющую злость толпы, как щепки костер. От нее скрыли то, на что, по ее мнению, она имела полное право: информацию. Толпа была на их стороне. Толпа нарисовала их мучениками, им оставалось только подыгрывать.
В передышках между общением с бюрократами Эредин посвятил себя вопросу, который интересовал его куда больше: как раздобыть оружие.
Где есть цивилизация, должен быть и черный рынок. Где есть черный рынок, должны быть готовые продать за бесценок собственные души. Сам он заниматься промыслом не стал, поручив дело паре уцелевших всадников, пока те не потеряли последнюю выдержку от легкодоступных женщин и бесплатных угощений.
Осторожность и немалое количество денег, изъятых из фонда в их поддержку — и Нитраль вернулся из Приштины с добычей.
— Ни одного меча? — вздохнул Эредин, взглянув на с солдатской аккуратностью разложенное на гостиничном столе оружие.
Зато есть кинжалы: Эредин задумчиво потер пальцем переносицу, рассматривая боевой кинжал с коротким клинком. Добротная сталь, удобная рукоятка, коротковат и грубоват, но выбирать не приходится.
— Они редко используют здесь мечи, мой король, — пожал плечами Нитраль. — Пришлось бы делать на заказ. А за работу на заказ они уже потребовали… хуже краснолюдов, эти dh’oine.
— Не беспокойся о деньгах, Нитраль, — сказал Эредин, закрепляя кинжал за голенище сапога. — Наши… как бы их назвать… поклонники щедры на пожертвования. Доспехи?
Нитраль нахмурился, и полученный в Тай Юн Медикал шрам, пересекавший лоб и щеку, болезненно напрягся. Полученное увечье было ему даже к лицу — без него он всегда казался Эредину слишком женоподобным даже по эльфским меркам.
— Только жилеты из кожи, — покачал головой Нитраль. — Корпус защищают, руки-ноги…
Эредин провел пальцем по стальному корпусу оружия, по гравировке Steiner-Bisley CA-40.
— Руки-ноги тут расходный материал, мне это уже известно, — вздохнул Эредин. — Неважно. Отличная работа, Нитраль. Я так понимаю, инструкций не прилагается?
Инструкций не прилагалось, учиться стрельбе придется в кустарных условиях. Он взял со стола пистолет, переложил из руки в руку. Оружие было холодным и легким.
Когда-то оно показалось ему нелепым. Эредин повел плечом, и рана в грудной клетке отозвалась притупленной болью.
Всем свойственно ошибаться.
***
«Огнестрельное оружие — специальные устройства, конструктивно предназначенные для механического поражения живой или иной цели на расстоянии снарядом, получающим направленное движение за счет энергии порохового или иного заряда».
Когда в дверь постучали, Эредин оторвался от устройства — компьютера, как сказал Карантир, — с помощью которого он с большим трудом разыскивал сведения о местном оружии, и нехотя подошел к двери. За прошедшие сутки у него было достаточно малоприятных встреч, и завтрашний день предвещал еще меньше хорошего.
Судьба оказалась к нему благосклонна.
— Добрый вечер, мой король, — Дейдра, облаченная в темно-зеленое шелковое платье, из тех, что легко спутать с ночной сорочкой, мягко улыбнулась. — Хотела выразить свою благодарность. Славно, что еще остались мужчины, способные защитить девичью честь.
Хоть невинность Дейдры и была делом давно минувших дней, комплимент ему польстил.
— Дейдра, в моих покоях можно оставить церемониал, — улыбнулся он, — и если хочешь выразить свою благодарность, выпей со мной вина.
Цвет же ее сжатых коралловых губ удивительно гармонировал с волосами. Нет, она определенно что-то делала для своей привлекательности: чары придавали ее глазам мерцающий гипнотический оттенок, а движениям такую плавность, будто она скользит между физическими планами.
Эредин отправился изучать запасы миниатюрной камеры с продуктами, выбрав самую дорогую на вид бутылку. Взяв в тонкую руку бокал, Дейдра застыла перед окном, окинув взглядом опустевшие улицы.
— Забавные существа эти dh’oine, — сказала она, поигрывая вином в бокале. — В их обожании есть что-то религиозное. Они приносят дары, ждут у отеля, как убогие у подножья храма…
Эредин молча внимал, мыслями все еще в схематике крупнокалиберного пистолета. Ничего сложного: по устройству схоже с арбалетом или самострелом, по эффективности же…
-…Ловят каждое мое слово, сколь бы пустым и ничтожным оно ни было…
Нужно будет забрать схемы для мастеров Aen Elle. О технологии пороха он мельком слышал, хотя никогда особо не интересовался. Стали у них предостаточно, пороховые заводы — завоюют у младших рас.
— Сегодня утром, — продолжила Дейдра, — я видела свой портрет на фасаде башни. Увеличенный в сотни раз и… неуловимо измененный. Жутковатое зрелище, если быть честной.
Женщины признаются в своих страхах когда хотят, чтобы их защитили. Эредин успокаивающе положил ладонь на округлое плечо, стесненное лишь лямкой платья. От Дейдры пахло призрачными орхидеями, продуктом долгой и мучительной селекции ведунов. Едва уловимый запах вызвал у него легкую ностальгию.
— Мне казалось, — задумчиво ответил он, — тебе лестно внимание.
Дейдра лукаво улыбнулась и повела плечом. Эредин поймал себя на мысли, что вожделение миллиардов делает ее еще привлекательней, и провел кончиками пальцев по ее позвоночнику.
— Мне льстит внимание только тех, — мурлыкнула Дейдра, — чье внимание немалого стоит. Великих чародеев, воинов… королей.
Дейдра — большая любительница долгих, изматывающих игр, она никогда не отдавалась слишком просто. Вспомнить страшно, какими ухищрениями, многоярусными комплиментами и тщательно подобранными подарками ему удалось уложить ее на спину в прошлый раз. За вечерним визитом прятался какой-то расчет.
Хотя какое это имеет значение? Кто откажется, когда себя предлагает такая женщина? Эредин аккуратно притянул чародейку к себе, и она податливо скользнула в его объятия. Алебастровая кожа показалась ему мягкой, как вода, все ее тело напоминало покатый изгиб, готовую обрушиться волну.
Дейдра кокетливо засмеялась, когда он увлек ее на двуспальное ложе, но стоило ему накрыть ее собой, она выскользнула из-под него с лукавой улыбкой. Эредин вздохнул, уступив ее играм; не стал возражать, когда она оседлала его бедра и взглянула на него сверху вниз.
На ее полуобнаженном теле осталась только затейливая комбинация из кружев и шелка, из тех, что надевают для постельных игр. Эредин положил обе ладони на гладкие бедра и притянул ее к себе.
Когда она скользнула навстречу, ему показалось, что он вложил свой член в ножны из нежнейшего шелка. Плавно покачивая бедрами, Дейдра откидывала назад голову, как актриса, пытающаяся принять наиболее выгодную позу перед зрителями.
Эредин не торопился, медленно двигаясь в такт, помня, как той нравится неторопливость. С каждым плавным взмахом огненных локонов в памяти возникали гнилостные воспоминания, отравляя удовольствие, смешивая его с чем-то похабным.
Новая женщина должна была смыть ту историю, как вода грязь, но грязь только глубже въедалась в него.
Как же он ненавидит этот мир. Как же он ненавидит его обитателей. Как же он ненавидит железную суку.
Эредин закрыл глаза и представил, как смыкает ладони на смуглой шее. Как тварь брыкается, пока ее легкие не покидает последний глоток воздуха. Как содрогается в предсмертном спазме… Как в глазах отражается ужас неизбежной смерти.
Образы, хоть от любовных игр и далекие, только распаляли его. Не так уж сложно смешать страсть и насилие, превратить вздохи в крики, дрожь — в конвульсии. Чем яростнее становились мысли, тем больше ему мешала неторопливость соития.
Дейдра застыла на нем, уперев ладони в бока, Эредин оперся на локти, не понимая, к чему передышка в самый неподходящий момент и, увидев раздражение в миндалевидных серых глазах, понял.
Diable! Да как она смеет! Читать чужие мысли в такой интимный момент — неслыханная, невероятная наглость!
—Не смей, Дейдра, — Эредин стряхнул ее с себя, как зарвавшегося щенка, и прижал за загривок к подушкам лицом вниз. — Не смей лезть мне в голову.
Он взял ее сзади, невзирая на приглушенный протест — слепой и глухой ко всему, кроме жажды разрядки. Наслаждаясь вновь приобретенной властью, брал нетерпеливо и с размахом, любуясь подрагивающими в такт рывкам хрупкими плечами. Если бы перемена не была ей по нраву, Дейдра без труда нашла бы способ скинуть его с себя.
Женщины сами не знают, чего хотят — приходится подсказывать. Немногим позже, удовлетворив свою страсть, Эредин скатился с пыхтящей под ним Дейдры и лег рядом.
Бросив сквозь зубы ядовитую ремарку про дхойневские повадки, та поднялась с кровати и вытерла стекающее по бледным бедрам семя полотенцем. Стоило запалу схлынуть, как Эредин сам устыдился своей невоздержанности.
— Прости мне мою бестактность, Иволга, — примирительно назвал он ее ласковым прозвищем. — Проклятый мир дурно на меня влияет.
Дейдра промолчала, скривив губы в капризной гримаске. Надо бы ей что-нибудь подарить поизысканней, чтобы сгладить неловкость и удостовериться, что эта неловкость до ушек Эльтары не долетит.
Эредин откинулся на подушки с самым усталым видом, надеясь, что гостья уловит намек. Гостья его не уловила и направилась к ванне, которую отделяла от спальни тонкая стенка из стекла. Эредин вздохнул. Да почему она просто не уйдет прочь? Неужели в ее покоях не найдется ванны?
— Я хотела кое-что обговорить, Эредин, — сказала Дейдра, явным усилием воли подавив обиду. Ее голос едва слышался из-за струящейся из крана воды. — Вернее — кое о чем попросить.
Триста лет опыта, а он опять попался на древнюю уловку… Какой же очевидной она кажется, стоит только оставить семя в той, что расставила силки.
— Что я могу сделать для тебя, Дейдра? — спросил Эредин, растянувшись на кровати.
Дейдра подняла ножку и опустила ее в воду — ойкнула, аж подпрыгнув, и шикнула про себя заклинание. Пар перестал подниматься над водой.
— Те ооциты, которые изъял Карантир… — сказала Дейдра, наконец погрузившись в воду. — Вам нужна для них утроба, не так ли?
Ха, великие боги! Как жестоко было заложить в женщинах такое стремление наполнить утробу новой жизнью и поставить такие преграды к осуществлению этого желания.
— Хочешь предложить свою кандидатуру? — ухмыльнулся Эредин. — Обмануть древнюю сделку — бесплодность в обмен на магический дар?
— Не припоминаю никаких сделок, — фыркнула Дейдра. — Только оплошность природы, которую dh’oine догадались исправить. Да, я хочу стать матерью ребенка, в чьих жилах течет Aen Inchaer — а кто бы из женщин Aen Elle не хотел бы такой судьбы?
Значит, хочет предложить ему стать отцом. Эредин имел мало представления об отцовстве: его собственный родитель, единожды взяв на руки младенца, велел привести сына обратно лет через тридцать, когда станет ясно, выйдет ли из него что-нибудь путное. Второй раз им не довелось встретиться — отец пал в первой, самой разрушительной войне против единорогов.
— Мне лестно, Дейдра, —сочувственно ответил Эредин, — но боюсь, моего первенца должна понести Эльтара. Не хочу смуты на Тир на Лиа — а она настанет, если ты вернешься из похода с наследником трона.
Дейдра принялась рассматривать ногти на правой руке, закинув длинную ножку на изголовье бадьи. Идеально каплевидной формы, будто нарисованные росчерком пера груди поднималась над водой.
— При всем уважении… — тихо сказала она, — не припомню, чтобы предлагала тебе стать отцом.
— Прошу прощения? — опешил Эредин.
— Ребенок Старшей Крови, способный открывать Врата Миров… — протянула Дейдра. — Кто станет ему лучшим отцом, чем главный Навигатор Aen Elle?
Эредин выдохнул. Ему не приходило в голову, что разным ооцитам может быть уготовано семя разных отцов.
— Карантира совершенно не заботят вопросы плоти, — растерянно ответил Эредин, не найдя лучшего аргумента.
Все искания плоти, традиционные и не очень, были Навигатору противны, и чем старше он становился, тем сильнее делалось омерзение. Аваллак’х винил в такой особенности отсутствие родительской ласки, дворцовые сплетники шептались о детской травме, Эредин в сплетнях не участвовал и молча уважал его право на целибат.
Сама мысль об их соитии показалось ему нелепой.
— Ему не придется заниматься со мной вопросами плоти, — рассмеялась Дейдра, намыливая плечи. — Как-нибудь самостоятельно управится.
Вряд ли Карантир снизойдет до рукоблудия (Эредин и сам-то доходил до него по крайней нужде, в отсутствии борделей и рабынь).
— Так предложи ему, — усмехнулся он.
— Уже, — быстро ответила Дейдра. — Он согласился, что его семя и моя утроба будут логичным евгенистическим решением. Но мы никогда не пойдем против твоей воли, разумеется.
Так вот почему она ему с такой легкостью отдалась… умудрившись задеть его самолюбие аж дважды.
— Беременной женщины мне в отряде не хватало, — процедил Эредин. — Заручитесь поддержкой Совета и делайте, что хотите, но на Тир на Лиа.
— У нас нет технологий, — сказала Дейдра, откинувшись в ванне. — И инстру… Diable!
Лицо Дейдры озарилось вспышкой; она выскочила из ванны, как хищная кошка, и бросилась к окну. Вспышки застрекотали одна за другой.
Эредин схватился за кинжал, вскочив с кровати вслед за ней. В окне он углядел улепетывающий по воздуху вращающийся шар.
Лицо Дейдры потемнело, зрачки стали похожи на луны, излучающие тусклый апокалиптический свет.
— An’badraigh aen cuach! — заорала она, щелкнув средним и безымянным пальцем левой руки. Над ладонью образовалась ледяная глыба. Дейдра швырнула ее, как копье, вслед удаляющемуся шару.
Глыба сбила его, скинув с с высоты четырех этажей. Недолгий полет закончился приземлением о каменную землю, сопровождаемый глухим, как шлепок ладони о выпотрошенную тушу, звуком. Устройство разлетелось на куски по мостовой.
- …что творишь…блядина остроухая!.. — донесся голос откуда-то сверху, с крыши.
Народ начал потихоньку собираться на шум, смотря широко раскрытыми глазами в их окно. Дейдра не могла решить, то ли прикрыть грудь, то ли высунуться в окно и посмотреть наверх, и после пару мгновений в сомнениях выбрала второй вариант.
— ….знаешь… сколько… стоило?!.. - не унимался голос.
Дейдра начала формировать новую глыбу в руке, пристально смотря наверх. Эредин предупредительно положил ей руку на плечо.
— Не при свидетелях.
Чародейка взглянула на него с бешенством.
— Bloede dh’oine, — выплюнула она, тряхнув рыжей гривой.
Эредин взглянул на мокрую разъяренную девушку, на размазанный по мостовой шар, прислушался к потоку нескончаемых ругательств откуда-то сверху и искренне, заливисто, во весь голос расхохотался.
Дейдра веселья не разделила, развернувшись на пятках и отправившись на поиски платья.
***
Наконец-то он оказался один в номере гостиницы, освещаемым только мерцанием искусственного цвета. Эредин хотел вернуться к чтению трактата, но чертово устройство работало против него: значок телефонной трубки замигал на экране, загородив схему.
Пытаясь прогнать значок с экрана, Эредин нажал прямо на него.
Картинка исчезла, все окрасилось черным цветом. Спустя пару мгновений из устройства послышался отчетливый голос.
Мегалофон.
— Вечер добрый, ваша милость, — поприветствовал его бодрый, грубоватый голос незнакомца.
Голос без лица… Напоминал ему тени, перед которыми его пытала дворянка.
— С кем имею честь? — поинтересовался Эредин.
— А, ни с кем интересным, — отозвался собеседник. — Зато с тем, у кого есть что-то интересное.
Черный прямоугольник сменился изображением. Эредин не сразу понял, что именно видит на экране — но когда опознал распластанный на больничной койке силуэт, кровь ударила ему в виски. На койке лежала железная тварь — то, что от нее осталось, после того как ей отрезали руки и ноги. В такой форме она казалось еще более противным природе существом — но живым, судя по мерно вздымающейся груди.
— Твоя старая знакомая, — перешел на фамильярность бестелесный голос, — я думал, будет интересно узнать, как у нее дела. Паршиво, между прочим. Можешь сам спросить — адресок я подкину.
Откуда незнакомец знает о его ненависти? Что может знать о ее причинах?
И зачем ему понадобилось заманивать его в столь очевидную ловушку?
— Спасибо за сведения, — вздохнул Эредин, и попытался навести значок на экране на большую красную кнопку, но с непривычки у него получалось медленно, — но с меня на сегодняшний день благотворительности хватит.
Значок на экране уехал прямо в противоположную сторону.
— У нас больше общего, чем может показаться, — продолжил незнакомец. — Что самое важное — общие враги. Единственная разница — иллюминаты гораздо ближе к тебе, чем ко мне.
Елена исчезла, и вместо нее Эредин увидел двух мужчин, наблюдавших через свои устройства за сидящим за столом полуобнаженным мужчиной с длинными черными волосами и острыми ушами.
«Lets get some beer, guys — no more action for us today. Chick left pissed, pointy-eared cunt stares at the screen». (Все, пацаны, — с чувством потянулся в кресле один из них, — несите пиво, экшена больше не будет. Телка ушла обиженная, ушастый залип в монитор»)
«A usual Friday night at my place» («Прямо вечер пятницы у меня дома», — заржал кто-то.)
Эредин вскочил со стула и уставился на потолок. Они смотрят за ним, когда он моется, они смотрят за ним, когда он спит, они смотрят за ним, когда он… Diable!
Он почувствовал себя так, будто его голышом протащили по мостовой.
— Не беспокойся, я поставил видеофид на луп, — сказал незнакомец, — чтобы мы могли спокойно поговорить.
Что бы ни значила эта фраза.
— Я понятия не имею, кто ты, — сказал Эредин. — И не доверяю тем, у кого нет лица.
— Ладно-ладно, — пошел на попятную голос. — Если не понравилась Елена, у меня есть кое-что получше.
Теперь на экране темноволосая женщина в желтом платье и перчатках в цвет засовывала пирог в печь. Пока она занималась готовкой, девочка лет десяти в белой блузке меньше чем за минуту умудрилась пролить на стол оранжевый сок и обмакнуть кончик косы в образовавшуюся лужу. Мальчик помладше показал на нее пальцем и засмеялся. Эредин уже видел эти лица в мыслях Намира.
Пару мгновений он мысленно взвешивал эти сведения и счел их ценными.
— Я не убиваю детей, — пробормотал Эредин, не отрываясь от созерцания семейной сцены.
Уж точно не собственноручно.
— Разве я предлагал их убивать? — возмущенно переспросил голос. — Я предлагал координаты и посильную помощь. А там — делай что хочешь, ей-богу.
Эредин взглянул на рыбий глаз устройства. Даже если предложение было ловушкой, вряд ли она была расставлена иллюминатами — Намир не стал бы рисковать собственной семьей.
— И что тебе нужно взамен?
— Ну наконец-то мы заговорили! — ответил голос. — Понимаешь, приятель… Я несколько ограничен в своих передвижениях, а вот ты… с точностью наоборот.
— Я тебе не приятель.
— Сути дела не меняет. Мне нужно провернуть одно дельце в крайне труднодоступном месте. Сущий пустяк. Никакой резни, скорее, скажем так… курьерская работа.
Эредин хмыкнул.
— Услуга за услугу, — примирительно сказал незнакомец. — Честная сделка.
Эредин промолчал, раздумывая над его словами.
— Да тебя уломать сложнее, чем католичку на выданье, — рассмеялся голос. — Ладно, первый подарок с меня. По чудовищному стечению обстоятельств у одной нашей общей знакомой сегодня вечером откажет система жизнеобеспечения. Как тебе такой гарант доверия?
— Подожди, — сказал Эредин.
Волчья жажда крови боролась в нем с благоразумием.
— Будет досадно не попрощаться с ней, — сказал Эредин. — Мы были довольно близки.
Голос расхохотался механическим дребезжанием.
— Да, я в курсе! Договорились, — согласился он. — Владивосток, Российские федеративные штаты. Я подсоблю с охраной.
***
Эредина мало заботил собственный титул, но тот факт, что ему беспрекословно подчинялись, был лучшей сопровождающей регалией. Дейдра даже не стала расспрашивать, куда он собрался — скорее из-за обиды, чем из субординации, — и растворила портал прямо посреди комнаты.
Он довольно отметил посмертное шипение не выдержавших близости с порталом камер, которыми были напичканы комнаты.
В местности, куда он переместился, царил предрассветный час. Большинство из обитателей госпиталя спали; бодрствовала лишь стража. Они переговаривались на языке, чем-то похожем на всеобщий.
Эредин затаился в тенях, пока не сработал обещанный сигнал тревоги. Выждал еще пару минут, пока стражники не зашагали в обратном направлении, подальше от палат. Правая ладонь неизменно покоилась на эфесе клинка.
Он перебирал палату за палатой — судя по обездвиженным пациентам, у которых не хватало то половины, а то и всего тела, госпиталь специализировался на железных людях — пока не наткнулся на нужную. Эредин опустил клинок и потянулся к непривычному оружию, прикрепленному к поясу. Ему нужно потренироваться.
Войдя в прохладную палату, своей безжизненностью и незатейливостью напоминавшую склеп, Эредин заморозил за собой дверь, соединив петли со стеной. Обледеневшую ручку невозможно было сдвинуть с места.
На белой подушке разметались черные волосы, спадавшие с наполовину выбритой головы. Елена не выглядела живой — от нее остались только голова и торс, и тот полуразобранный - как забытая ребенком механическая игрушка.
И уж точно не выглядела угрожающей. Скорее, жалкой. Настолько жалкой, что ненависть в Эредине сменилась брезгливостью. Он предвкушал момент, когда расправится с ней и отомстит за унижение — но, видят боги, судьба унизила ее куда хуже.
Овчинка не стоила выделки.
— Слушай, — раздался голос откуда-то сверху, — ты же не всю ночь собрался спящей красавицей любоваться? Сюда скоро нагрянут.
Елена резко, как от пощечины, распахнула глаза.
Когда она узнала стоявший в изножье кровати силуэт, то медленно и презрительно ухмыльнулась. Болезненно сглотнула и плюнула в его сторону.
Плевок осел на черных сапогах беспомощной кляксой.
Эредин уже почти передумал убивать беззащитную жертву. Почти решил оставить ее на растерзание собственной незавидной судьбы.
Почти. Не испытывая абсолютно никаких чувств, Эредин сделал пару шагов вперед и нацелил оружие ей между глаз.
Елена открыла рот, словно хотела закричать или что-то сказать, но передумала, поджав мясистые губы, и покачала головой. Может быть, она сама предпочла бы смерть такому существованию.
Он нажал на спусковой механизм. Выстрел зазвенел у него в ушах, оружие вздрогнуло в руке, рана на груди заныла от отдачи.
Пуля вошла в лоб с плотным хрустом. Не было никакого переходного состояния, никаких мучительных моментов между жизнью и смертью, как бывает при смерти от меча: жизнь мгновенно покинула остекленевшие глаза Елены. Крови было мало. Слишком мало по сравнению с той, что истекла из него после выстрела Намира.
— Ну, вот и вся любовь, — сказал голос. — Пора сматываться.
Эредин опустил пистолет. У него было ощущение, будто он раздавил крысу в своем винном погребе: неприятно, но необходимо. В коридоре раздался звук ускоряющихся шагов.
В дверь заколотили.
«Дейдра, — приказал Эредин. — Обратно».
**********
Софиты слепили ему глаза: длинные трубки уставились на него своими циклопическими глазами.
— Добро пожаловать на особый вечерний выпуск Saturday Night Life! Сегодня в гостях король Aen Elle, — у ведущей получилось что-то вроде «айенель», — Эредин Бреакк Глас и его спутница Дейдра Сеабагар!
Диван явно не был рассчитан на его рост, и Эредину приходилось тесниться на нем с ведущей спектакля, чье узкое платье обтягивало начинающую полнеть фигуру, хотя ей вряд ли минуло и тридцать зим. Стоит человеческой женщине выносить дитя, как природа играет с ее формами злую шутку.
Толпа в темноте зала зааплодировала: какой-то непостижимой мазохистской логикой на верхушку человеческого мира всегда возносят тех, кто приносит ему больше всего зла.
Ведущая смотрела на него с наигранной доброжелательностью и старательно игнорировала Дейдру, сидящую на противоположном диване.
— Как я могу представить себе мир Aen Elle, господин Бреакк Глас?
Голос двоился, повторяясь в устройстве, втиснутом в его ушную раковину. Эредин посмотрел прямо в прожекторы и улыбнулся кривоватой улыбкой, вытаскивая из подсознания обговоренные с Таггартом слова:
— Общество Aen Elle основано на взаимном уважении и существовании в гармонии с природой.
Эредин не видел никого в зале и говорил в темноту. Спектакль должен был нарисовать перед зрителями тот образ народа Ольх, который они так вожделели.
— C листьями коки, я смотрю, у вас особая гармония, — неприятно улыбнулся мужчина с треугольной сатировской бородкой, расположившийся по соседству с Дейдрой.
Его тоже как-то представили, но Эредина имя совершенно не заботило.
— Гхм, — осадила его ведущая. — Отрадно слышать, господин Бреакк Глас. Стоит ли нам воспринимать ваш мир как средневековое общество? Как у вас с правами женщин? Свободой слова?
Дейдра деликатно прокашлялась, принимая вопрос на себя.
— Как вы можете видеть на моем примере, женщины служат Тир на Лиа наравне с мужчинами. Нас минула участь наших земных сестер. Мы никогда не были чьей-то собственностью и всегда говорили открыто.
Эредин медленно и выразительно кивнул в знак согласия. Он никогда бы не позволил ни себе, ни кому-либо другому сделать с женщиной Aen Elle то, что dh’oine постоянно делают со своими сестрами, женами и дочерьми — надругаться, избить, обратить в услужение и продать.
— Ну, простите за прямоту, — ядовито ответил сидящий напротив мужчина, — но кто в вашей Нарнии чистит сортиры?
Эредин с расстояния трех аршинов мог учуять едкий запах его одеколона. На языке вертелся очевидный ответ на провокационный вопрос. Эредин улыбнулся, но прежде чем он успел открыть рот, Дейдра выпалила:
— … Големы.
Боги! Неужели она и вправду считает, что он ответил бы «специально выведенные для рабства люди»?
— Вы что-то хотели сказать, господин Бреакк Глас? — спросила ведущая.
— Големы, — подтвердил Эредин. — Мы никогда бы не стали обращать в слуг живых существ.
Мужчина мрачно взглянул на него:
— Похвально.
— С правами женщин разобрались, — жизнерадостно продолжила ведущая. — Как насчет гомосексуалистов?
Что у них за вопросы?.. Эредин задумался над ответом — сам он отвергал однополые ухаживания, объектом которых доводилось оказываться, но причиной тому было безразличие, а не отвращение. Люди, насколько он знал, подвергали мужеложцев смертной казни. Как бы лучше отве…
— ЭРЕДИН! — раздался девичий визг из темноты зала.
Он уставился в непроглядную темноту. Ведущая деланно засмеялась.
— ЭРЕДИН, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
Камеры повернулись по своей оси, осветив девушку в пестрой куртке с заплетенными на эльфский манер волосами.
— ЭРЕДИН! — выдохнула она в экзальтированном припадке. — ЭТО ДЛЯ ТЕБЯ!
Убедившись, что свет камер направлен на нее, она вскинула руку — клинок блеснул в полумраке — и полоснула себя по запястью. Не бутафорски, не наигранно; вонзила лезвие в плоть на добрых два вершка и дернула вниз, распоров себя, как мешок.
Кто-то завизжал. Кто-то выругался. Кто-то побежал звать на помощь лекаря. Кто-то схватил душевнобольную за плечи и вырвал из ослабевшей ладони лезвие.
— Какого черта?! — вскочил с дивана Эредин.
Улыбку смыло с лица ведущей, как водой. Она вскочила с дивана следом за ним, закричав что-то на незнакомом языке.
«Иди к ней, — сказала в его голове Дейдра. — Покажи dh’oine, что такое сострадание».
Девушка осела на пол, бледная как смерть. На юном лице выступил предсмертный пот. Эредин спрыгнул со сцены и направился к ней, расталкивая мешавших людей.
Склонился над человеческой дурочкой, обхватив за плечи. Глаза у девушки были зеленого цвета, похожие на жадеит под быстро текущей речной водой. Ей вряд ли минуло и пятнадцать зим — едва начавший формироваться ребенок. Как только сюда попала? Как пронесла клинок?
Вновь застрекотали вспышки. Люди расступились и навели на них камеры, стараясь уловить ракурс получше.
— Я старалась… — прошептала девушка, улыбнувшись потусторонней улыбкой, слишком выразительной для ослабшего тела. — Знала, ты меня заметишь… Они мне обещали…
Куртка насквозь пропитались кровью; даже кончики светлых волос окрасились в красный цвет. Он готов был поклясться, что она только что вынырнула из морской воды, так отчетливо чудился запах тины и водорослей.
— Что ты натворила, дурная ты дева? — Эредин пригладил короткие светлые волосы, другой рукой придерживая обмякшую девушку под спину. Кожа показалась ему ледяной. — Не закрывай глаза. Сейчас подойдет лекарь, не закрывай глаза.
Широко распахнутые глаза светились безумием. Не обыкновенной душевной болезнью, нет: что-то черное и склизкое шевелилось в черепной коробке.
Глубоко себя полоснула, зараза, от сгиба руки до запястья, чтобы наверняка. Нужно наложить жгут. У кого-нибудь есть кусок ткани или ему рубашку на себе рвать?..
«Рви, — подсказала Дейдра. — Зрители будут в восторге!».
Эредин поднял голову и взглянул на чародейку бешеными глазами.
— Да уберите прочь телефоны, a d’yeabl aep arse! — не выдержал он, когда его ослепила очередная вспышка.
— Мы любим тебя, — раздался голос, шедший, похоже, откуда-то из живота девушки. Явно ей не принадлежавший.
«Мы»?
Эредин отшатнулся. Раздался зычный призыв разойтись — прибыл лекарь и началась еще большая суматоха. Эредин был уверен, что следующий рассвет девчонка не увидит. Он не сомневался в медицине людей — скорее знал тот взгляд, когда человек жаждет умереть.
Нелепая смерть. Какая дьявольски нелепая смерть. Эредин стряхнул с себя появившееся ниоткуда при виде девочки горькое чувство. Чем оно вызвано? Страхом?.. Чего? Виной?.. Перед кем?
Вернув себе самообладание, ведущая улыбнулась и сказала, что о госте студии сейчас позаботится врач, а передачу прерывают на рекламную паузу.
Одна фраза крутилась в его черепе: «Мы любим тебя». Отчетливая фраза отделилась от хаоса четкой пульсирующей точкой.
***
Кровавое шоу никого не отвратило от последующей вечеринки — в пропитанном наркотическим развратом заведении по имени «Ля Барок».
Бар в виде циферблата озарялся мертвенным свечением трубок на потолке. Воздух содрогался от монотонного примитивного музыкального ритма, и Эредину казалось, что он попал в желудочек огромного сердца, накачанного фисштехом.
— Чего желает дорогой гость? — спросил трактирщик.
Вопрос прозвучал рвано, будто собеседник едва справился с непреодолимым желанием закончить его крепким словечком.
Эредин посмотрел, что пьют другие посетители, в поисках знакомых на вид напитков. В руках одного из них с виду была солодовая брага — сойдет развеять скуку человеческого общества.
— Того же пойла, что у вон того dh’oine, — машинально указал Эредин на сидящего неподалеку мужчину.
Получив в руки круглый приземистый стакан, Эредин поймал себя на мысли, что не представляет, как в мире людей расплачиваются.
— Дхойне? Так вы нас называете, значит? — пробормотал трактирщик. — Угощайся, эльф, за счет заведения. Чего не сделаешь ради наших спасителей.
Эредин пропустил замечание мимо ушей и направился в импровизированный грот, отделенный от челяди тонкой веревочкой и охранниками с орочьими мордами. Там он нашел Дейдру в компании мужчины средних лет, выразительно жестикулирующего перед ее лицом.
Энергетические потоки воли Дейдры окружали незаметным сиянием клубок сознания ее собеседника, превращая мозги в дырявый сыр. Еще полчаса сладких разговоров, и по ее приказу он будет готов залпом проглотить чарку уксусной кислоты, поблагодарив ее за угощение.
«Зачем ты докучаешь себе обществом этого dh’oine, Дейдра?»
Дейдра улыбнулась Эредину и подняла в его сторону бокал.
«Мне полчаса поскучать, — прозвенел в голове голос Дейдры, — а плоскоухий переведет пару миллионов франков в наш фонд».
«Продаешь свое общество значит?» — ведомый скорее скукой, нежели раздражением, подколол ее Эредин.
«Продаю честь полюбоваться на меня, — закатила глаза Дейдра. Ее собеседник даже не заметил, что она больше не внимает его болтовне. — Кстати, другой такой болван подарил мне презабавную вещицу. Хочешь покататься на машине?
Эредин сунул руку в карман и достал телефон: его новый знакомый, как и обещался, сбросил ему координаты: 30.161380, 130.443457, и внутренне возликовал, что ему предстоит что-то поинтереснее, чем пустые разговоры.
«Благодарю, но у меня планы, — отказался он. — Не налегай на алкоголь — мне еще нужно, чтобы ты открыла портал и не прикончила меня при этом.
«Когда я давала повод в себе сомневаться?», — пожала плечами Дейдра.
— Nae saian luume’, — робко произнес женский голос откуда-то справа и снизу. — Можно с вами сфотографироваться?
Эредин оглянулся, наткнувшись взглядом на стайку разодетых в пух и прах молоденьких девчонок, уставившихся на него в дюжину пар глаз. Добрая половина из них была облачена в шкуры выпотрошенных животных.
— Это ж, Господи… как его… Леголас… король эльфов! — сказала другая, по виду и голосу изрядно поддатая, — Ой, какие уши! Можно потрогать?
Подруги зашикали на зарвавшуюся dh’oine, но та уже протянула тонкую руку к его ушам.
Да что с их женщинами не так-то, великие боги! Эредин перехватил хамку за запястье, та тихо ойкнула, и Дейдра сделала ему страшные глаза. Он ослабил хватку.
— А если я тебя потрогаю? — спросил Эредин, решив ограничиться угрозой. — Боюсь, тебе может не понравится.
Та захихикала еще больше, дыхнув на него анисовыми парами.
— А ты попробуй, — бесстрашно выпалила девушка, облокотившись о него, чтобы не потерять равновесие. — Может, мне очень даже понравится.
Да что ж… Уму непостижимо! Что они сделали с покорными, робкими, стеснительно опускающими глазки в пол девами — уничтожили селекционно, что ли?!
Если тотчас не найти место поукромнее, дело закончится смертоубийством. Резко развернувшись и стараясь не оборачиваться, Эредин поднялся по лестнице с металлическими перилами и расположился в галерее, откуда можно было наблюдать за танцующими dh’oine. К потолку зала были подвешены капсулы. Женщина, заключенная в одной из них, переминалась с ноги на ногу, демонстрируя свои прелести, покачивала телом, а затем подалась вперед и лизнула стекло кончиком языка.
Стекло запотело от её дыхания. Эредин отвел взгляд и сделал глубокий глоток. Солодовая брага тоненькой струйкой побежала по горлу и достигла желудка. По телу разлилась теплота.
«Мы любим тебя», — раздался в его голове вязкий голос.
Он мотнул головой и облокотился о стену, лениво наблюдая за дрыгающимися dh’oine. Интересно, что за «курьерское дельце» ему уготовил новый знакомый?
Что-то бросилось в глаза Эредину среди пестроты одежд и разнообразии причесок. Бритая голова и армейская черная куртка со знакомой нашивкой. Усилием воли Эредин успокоил резко забившееся сердце и заставил кровь отхлынуть назад и прилить к мышцам.
«Дейдра, у нас гости».
Намир подошел к трактирщику и что-то сказал ему на ухо. Музыка как по щелчку стала оглушительно громкой, а свет из тусклого превратился в полуночный. Трактирщик вздернул подбородок, указав на Эредина. Намир посмотрел наверх и встретился с ним взглядом.
Пока наемник медленно, спокойным прогулочным шагом поднимался по лестнице, Эредин поставил стакан на барную стойку и положил ладонь на рукоять кинжала. На шее Намира еще билась вена, которая куда-то и зачем-то поставляла кровь.
— Меня ищешь? — спросил он, когда Намир ступил на галерею.
Спокойнее.
— Как будто мне нужно тебя искать, — осклабился Намир. — Как тебе тяжелая жизнь селебрити, эльф? Как тебе Росштаты?
Он сделал шаг навстречу. Эредин не шелохнулся.
— Мой визит был слишком короток, — медленно ответил он, — чтобы как следует осмотреться, но по первому впечатлению — такая же дыра, как и везде.
Неужели наемник и впрямь собирается напасть на него? Здесь? При всех?
— Что, твои хозяева решили отпустить поводок? — поинтересовался Эредин. — Или ты погавкать пришел?
Намир задумчиво взглянул на него. Трактирщик взглянул наверх и демонстративно отвернулся, еще раз протерев идеально чистый стакан.
— Ты не поверишь… — протянул Намир, — пришел я исключительно из научно-исследовательского интереса.
Предвосхищая атаку, Эредин сгруппировался для прыжка в пространстве. Он успел бы, если бы прикосновение обжигающего металла к коже не сбило концентрацию, рассеяв магические потоки. Намир накинул на его горло тонкую леску и с силой надавил.
Кинжал выскользнул из ладони и упал на пол. Удавка была не из стали. Он сделал отчаянное усилие прорвать блокаду двимерита, но безрезультатно. Эредин слышал, как барабанная дробь бьет у него за ушами, заглушая безобразную мелодию на фоне. Ему казалось, что кровь сейчас брызнет у него из глаз.
В красной дымке, что плыла перед глазами, Эредин сумел разглядеть стакан с брагой, схватил его и изо всей силы разбил о бритый висок. Осколки врезались в кожу Намира, под кожей блеснули железные провода. Если он и ослабил хватку, то на долю мгновения.
Прочь, прочь, прочь. Эредин умудрился сделать вздох, за ним — еще одну попытку прорвать блокаду. Удавка разлетелась на куски, оставив на коже красные следы. Нет, истинный двимерит он бы так быстро не прорвал. Фальшивка, любительская подделка…
Слава богам.
Переместившись на пару аршинов в сторону, Эредин согнулся, зайдясь судорожным, мучительным кашлем. Намир скрестил руки на груди, глядя на него сверху вниз.
— Не умеете, — выдохнул Эредин в перерыве между приступами, — твари… работать… с драгоценными…. металлами.
Намир разочарованно вздохнул. Как им пришло в голову ковать двимерит?! Кто?.. Откуда?.. Неужели в его отряде предатель?
— Тестовый образец, что ты хочешь, эльф? В следующий раз сделаем лучше.
Шатаясь, Эредин с трудом поднялся на ноги. Рана снова открылась, судя по мокрому пятну на груди. Происходящее больше не напоминало войну, даже самую низменную ее ипостась: грызня дворовых псов, подлость и бесчестье.
— Побежишь жаловаться в фонд защиты эльфов? — сочувственно спросил Намир.
— На что?.. На твою патологическую неспособность меня прикончить?.. — вдыхая воздух редкими глотками, сказал Эредин. — Мне…. в отличие от тебя… не нужен приказ… хозяина… чтобы тебя… убить.
Он произносил слова с таким трудом, точно каждый звук вырезали у него из горла, прекрасно отдавая себе отчет, что в нынешнем состоянии едва ли сможет претворить угрозу в жизнь. Намир растирал по своей ладони ошметки двимерита.
— Приказ, может, и не нужен, — вздохнул он, — а божественное вмешательство точно понадобится, и твой подпольный хлам тебе не поможет. Что до моих приказов — ты узнаешь о них первым, — Намир оторвался от созерцания кусочков металла и поднял глаза за эльфа: — Тем более… мне все больше кажется, что в истории с Хэнша ты магу совершенно не нужен.
Он и без того говорил негромко, а из-за грохота музыки слова приходилось угадывать.
— Ты же не маг, эльф. Или я не прав? Можешь сказать, о чем я думаю?
Эредин справился с последним приступом кашля. Благоразумие диктовало ему перенестись отсюда к дьяволу, гордость подначивала продолжить разговор.
— Я могу сказать тебе кое-что другое, Намир, — сказал он. — Например, что твоя очаровательная жена вчера готовила на ужин. Тыквенный пирог.
Издевательскую улыбку с лица Намира стерло начисто, она сменилась мертвым, пустым выражением. Эредин с трудом узнавал собственный голос — после удушья он стал таким низким, что в нем появились демонические нотки.
— Или что твоя дочка заплела две косички по бокам и пролила апельсиновый нектар на свою белую блузку.
Намир уставился на него остекленевшими змеиным взглядом.
— Я не особо жалую человеческих самочек, — продолжил Эредин, — но твои мне глянулись. Вашим женщинам я симпатичен, так что близкое общение со мной их не разочарует.
Никогда ему еще не приходилось унижаться до того, чтобы угрожать чьим-то детям. Никогда бы в жизни он не стал бы насиловать ребенка и лишил бы жизни любого, кто попытался, но пусть в голове Намира поселятся такие же приятные картинки, какими недавно поделился он сам.
Ни одна бездна недостаточно глубока для этого грязного мира.
Ни одна бездна.
Эредин медленно, через нос выпустил воздух из легких — напряженность в теле постепенно спадала.
— Нет крепости, в которой ты смог бы их от меня спрятать. Нет таких преград и стен. Или - от Карантира и Дейдры, если со мной что-то случится.
Левый уголок рта Намира дрогнул. Это была его единственная реакция.
— Спасибо за предупреждение, — сказал он.
Дейдра перенеслась наверх в галерею в таком вихре, что стол позади нее перевернуло и отнесло к стене.
— Эредин?!
Она уставилась на красный след на шее Эредина. «Давай сотрем его с лица земли, — взмолилась Дейдра. — Позволь мне разверзнуть под его ногами портал, позволь мне скинуть его со скалы, позволь мне утопить его на дне океана, позволь мне…”
Эредин взглянул на солдат, державших наготове оружие, и покачал головой. Слишком рискованно нападать без поддержки Карантира.
Самообладание вернулось к Намиру, и тот неприятно ухмыльнулся.
— Ты опоздала на вечеринку, куколка. Мы уже обменялись любезностями.
***
Чем дальше, тем глубже брод. Чем дальше, тем больше он походит на собственных врагов. Эредин поклялся всеми богами: если бы он мог повернуть время вспять, то никогда бы не вторгся в этот мир.
Когда он вернулся в «Континенталь», его уже ждал знакомый трясущийся значок с телефоном.
— Я передумал, — выдохнул Эредин. — Давай нанесем визит его отродью.
Он не собирался убивать детей, но утвердился в мысли, что Намир дорого заплатит за информацию, в какой дыре его отродье оставили умирать от голода и обезвоживания.
Он постарается найти самую глубокую.
— Давно пора, — поддержал его энтузиазм бестелесный голос, — но ты его спугнул. Что бы ты там ни наговорил, Мойша знатно пересрался, любо-дорого почитать. Пять емейлов за последние полчаса настрочил. Отправил детей на базу Тиранов в Хайфе под круглосуточную охрану.
Эредин в голос выругался, проклиная собственную невоздержанность.
— Ладно — ободрил его голос, — сообразим что-нибудь. С тебя причитается, не забыл?
Эредин взглянул на присланные координаты еще раз.
Придется перемахнуть через пол-мира.
***
«Лаборатория, — подумал Эредин, ступив через портал в зал, уставленный компьютерами. Он уже был в подобном, на берегу китайского моря — в тот день, когда захватил Zireael в плен.
Здание опустело; ни единой живой души. Воздух казался почти окаменелым; таким крепким и застоявшимся был смрад морской падали. Лаборатория находилась где-то на острове.
— Куда дальше? — спросил Эредин в пустоту, привыкший, что человек без лица наблюдает за всем и всеми.
— Следуй за белым кроликом, — отозвался характерный голос с ленцой и проглатыванием конечных согласных. — За табличками с надписью Data Centre. Только давай сначала заглянем кое-куда.
Вдоль стальной стены тянулся ряд закрытых помещений — от крохотных комнаток до залов для совещаний, где могло собраться до полусотни человек. Пол под ногами был покрыт темной скользкой пленкой, от которой исходил сильный смрад.
Эредин пошел по указателям, держа наготове пистолет — тот же, из которого застрелил Елену.
— Вот сюда заверни, — попросил голос.
Эредин заглянул в распахнутую дверь, и тут же выпрямил руки, наведя оружие на человеческую фигуру в кресле. Подойдя ближе, понял, что был не прав в своем опасении — фигура неподвижна и безжизненна.
На лице мертвеца застыло удивленное выражение, на губах выступила кровь — окрасившая их, как помада у женщины, пользующейся слишком яркой косметикой. Смерть наступила не так давно, судя по едва начинавших проявляться пятнам на зрачках.
— Слушай, тебя не затруднит отрезать ему большой палец? И с собой прихватить.
Эредин в изумлении посмотрел на потолок.
— Да не смотри на меня так, — возмутился голос. — Скажи спасибо, что не глаз вырезать.
Эредин вздохнул и вытащил кинжал из-за голенища, взяв безжизненную руку и повернув ее к себе. Мертвую плоть резать гораздо легче живой: отсоединив палец от ладони, он обернул его первой попавшейся тряпкой.
Оставив мертвеца, Эредин направился дальше к искомой цели. Шел так тихо, как только мог, хотя бояться ему было нечего.
Приземистая машина на широких шинах флегматично подметала полы, ничуть не смущенная пустотой здания. Единственное подобие жизни в этом месте. Единственное создание, которое не может смутить ни смерть, ни смрад, ни пустота.
Когда ноздри в очередной раз уловили характерный запашок, Эредин уже ожидал, что ждет за очередной дверью — но труп в этот раз был не один. И все до единого — без видимых признаков насильственной смерти.
Он уже сомневался, что кто-то из людей, раньше обитавших в здании, вышел из него живым. Не трупы пугали его, а их безмолвная, невыразительная, неопределенная смерть.
Он уже видел что-то подобное, в подземелье в Китае, которое отравили газом шавки Намира.
— Здесь все мертвы, — сказал Эредин, поднимаясь по полутемной лестнице на второй этаж.
— Я же сказал, что будет легко, — жизнерадостно отозвался голос.
— Что это за место? — спросил Эредин.
— Исследовательская станция, — ответил голос из стен.
— Исследование чего?
— Это имеет значение?
— Имеет, если я спрашиваю, — раздраженно ответил Эредин.
— Разума, превосходящего человеческий, — пояснил голос. — Люди — слишком непредсказуемые, слабые и нелогичные существа, чтобы иллюминаты доверяли им важные вопросы. Я думаю, ты с этим согласишься.
В последнем предложении сквозило ехидство. Раскаты грома за стенами здания напоминали рев гиганта, яростно пытающегося проломить барьер между измерениями.
— Хм, — не согласился Эредин.
Комната, которую он искал, походила на ледяную пещеру. Ее стены и рифленый потолок сияли и переливались светло-голубым.
Он делал точно то, что говорил ему голос: отыскал «терминал», приложил к нему отрезанный палец, ввел комбинацию цифр и букв, которые подсказал ему невидимый собеседник, нажимал кнопки, на которые тот ему указывал. Манипуляции он проводил в звенящей тишине, если не считать грома.
Смысл всего действа от него ускользал. Эредин задумался, почему для таких нехитрых действий незнакомец выбрал именно его — почему счел, что никто другой не смог бы добраться до пустого здания посреди океана, в котором не было никого, способного оказать сопротивления.
Что-то подсказывало, что причиной тому было море, бившееся о стены исследовательской станции, как раненый зверь. Такое же густое и темное, как и небо над головой.
Эредин помотал головой и продолжил выполнять инструкции.
— Почти, — наконец сказал голос. — Еще пара минут.
«Дейдра, приготовься», — мысленно позвал Эредин. Он предпочел бы убраться отсюда поскорее.
Устав гипнотизировать цифры на экране, Эредин вышел из синей комнаты и подошел к первому попавшемуся окну. Небо и море за границей острова сливались воедино, и их чернота играла с воображением Эредина злые шутки. Внутри нее метались, выстраиваясь, силуэты.
На миг он усомнился в своем рассудке. Он отвернулся и помотал головой. Когда он взглянул на пейзаж снова, контур начал принимать форму.
Что-то определенно формировалось перед его глазами — и оно было громадно. Без головы, без конечностей, без каких-либо черт, схожих с человеческими, без единого органа, назначение которого было бы ему знакомо. Размером с людскую башню, если не больше.
Существо было похоже собравшуюся воедино стаю. Тысячу больших и малых моллюсков, слившихся в единый организм: ритмично сокращавшихся, жевавших, чавкавших. Онемевший от такой картины разум забыл отдать ногам приказ о бегстве.
«Мы любим тебя».
Тварь двинулась ему навстречу. Голову Эредина пронзила дикая боль, и он схватился за виски руками, согнувшись пополам.
— Что за херня, приятель?! — возопил голос. — У тебя припадок или что?
Сцены из прошлого, казалось, единовременно материализовались в воображении. Битвы, в которых он участвовал, принимали осязаемую форму, пальцы снова вспомнили тепло женщин, с которыми он делил ложе — каждое воспоминание оживало вновь, и в каждом из них, даже в самых ранних, даже в самых смутных, чудовище неумолимо двигалось ему навстречу.
Эредин больше не понимал, где во времени и пространстве находится. Смерть казалась ему гораздо лучшей альтернативой тому, что тварь будет следовать за ним всюду, всегда и вечно.
«Эредин, отзовись немедленно», — прозвучал в голове голос Карантира.
Бежать было невозможно. Само слово «бежать» потеряло всякий смысл, когда тварь неизбежно настигнет его в каждом моменте прошлого, настоящего и будущего. Он не может бежать во времени.
Эредин беспомощно наблюдал, как каждое воспоминание сотрясается звуками чавкающих шагов навстречу, каждую сцену жизни отравляет ужасающий образ сотни диких светящихся глаз, сверкающих в темноте, вверху и внизу. Извивающаяся, голодная масса, ползущая червем сквозь время.
Способность воспринимать реальность пошла трещинами, рухнула и погребла рассудок под своими обломками. В глазах Эредина потемнело, и сознание ускользнуло от него.
Комментарий к Rogue World Asylum (Эредин)
Ну разве что очевидный вопрос почему им разрешили заиметь оружие - потому что пистолетами там никого не напугаешь, уж точно не Намира и ко. А если нагрянуть и отнять, то эльфы начали бы шкериться, следить за траффиком в интернете, еще хуже - нашли бы убежище и портались бы в Женеву только по праздникам.
========== Switchback (Адам) ==========
Лет десять назад, когда Адам еще заглядывал к Мардж и Артуру, он по незнанию пропустил пару стаканчиков с дальним родственником на День Благодарения. Адам пол-вечера выслушивал обвинения в адрес правительства США (теракт 9/11 заказал лично Буш) и рассказы о биологическом оружии Судного Дня, пока не закончилось терпение, и троюродного дядю пришлось выпроводить на аризонский мороз.
Кто бы мог подумать, сколько правды прячется в стакане бренди.
Всплывающее сообщение на экране монитора появилось и исчезло: Шариф. «Встреча в Нью-Йорке. ETD: два часа». Второе пришло минутой после, от Левандовски, и ему не терпелось обсудить «антимонстровые настройки» имплантатов. Само словосочетание внушалоподозрения по поводу профессионализма нового сотрудника.
Адам откинулся в рабочем кресле и хлебнул из кружки с фирменным логотипом. Кофе был крепким, черным, как мазут, и отвратительным на вкус, что еще больше способствовало погружению в мысли о мировом заговоре.
Раньше в каждой войне, катастрофе и теракте Адам винил некое «человеческое условие», фундаментальный баг: закодированную в ДНК ксенофобию и жестокость. Теперь баг обрел лицо и форму, и впервые за долгое время будущее человечества казалось Адаму чуть менее мрачным. В конце концов, изменить его природу — невозможная задача, убрать людей, возомнивших себя его кукловодами — возможная.
Хотя бы теоретически. Если, конечно, не комбинировать ее с ненормированным рабочим графиком.
Аутлук снова пискнул. За последний месяц требования Адама к жизни стали совершенно минималистическими: черт с ним, со сном, черт с ними, с выходными; достаточно, чтобы его оставили в покое на десять минут и дали допить кофе в тишине и размышлениях о человечестве.
Рекорд спокойствия на пятницу, десятого ноября две тысячи двадцать восьмого года, составлял ровно три минуты.
«Дженсен, — завибрировал Инфолинк, — ты все е-мейлы игнорируешь или только я в черном списке? Зайди ко мне. Срочно».
Адам со вздохом поднялся из-за стола и пошел в кабинет, проклинаемый всеми сотрудниками Шариф Индастриз.
***
Вся система жизнеобеспечения Притчарда помещалась в четырех стенах: на передвижном столике кофеварка-эспрессо; рядом с ней — шкафчик с годовым запасом чипсов и орешков на подносе в виде стопки комиксов. Сам Притчард сидел, как всегда, развалившись, во вращающемся кресле и крутил колесико мышки, периодически ухмыляясь.
Ну, понятно. Снова занимается корпоративной разведкой на имиджбордах. Адам даже не мог решить, что раздражает больше — что Притчард отлынивает от работы или что еще и умудряется отвлекать коллег.
— Даже не хочу спрашивать, — сказал Адам вместо приветствия, — чем ты занимаешься.
— Кибербезопасностью, Адам, — вздохнул Притчард, крутанувшись в кресле, — если ты за два года еще не запомнил. А конкретно в эту минуту — просматриваю интернет-трафик Цириллы.
Притчард перевел взгляд на экран и осклабился. История браузера Цири точно входила в список вещей, которые лучше оставить в тайне.
— Что тебе от меня понадобилось? — спросил Адам.
— Ах, да! — спохватился Притчард, хлопнув себя по изрядно потертым черным джинсам. — Дженсен, пора ложиться на ТО.
Что? Нет! У него совершенно нет времени, еще меньше — желания. Притчард аж расцвел от его очевидно кислого выражения лица:
— Не нужно было изменять корпоративному сервису с подпольным китайским механиком.
А то Адам обожает, когда пахнущие соевым соусом руки калибруют оптический модуль.
— Ты думаешь, что я что-то подцепил или знаешь, что я что-то подцепил? — уточнил Адам.
— Я знаю твою удачливость, — зевнул Притчард. — Ты в монастыре гонорею подцепишь, причем воздушно-капельным путем. Так что швартуйся к доку, закрой глаза и думай об Аризоне.
К чертовой матери.
— Нет, — твердо сказал Адам, — не сегодня. Мне через два часа на встречу. С инвесторами. Давай потом. Завтра.
— Какое завтра?! — возмутился Притчард. — Завтра выходной, Калигула, и у меня планы получше, чем копаться в твоих шестеренках! Имей совесть!
Адам пожал плечами.
— Что ты вообще забыл на встрече с инвесторами? — закатил глаза Притчард. — Меня б кто взял. Куда-нибудь.
— Обеспечиваю безопасность, — в тон ему ответил Адам. — Если ты за два года еще не запомнил.
Притчард уперся острым подбородком в кулак и разочарованно вздохнул.
— Что за инвесторы, на встречу с которыми телохранителя берут? Нас теперь спонсирует Триада?
Слово «телохранитель» занимало почетное место в списке нелюбимых определений Адама.
— Мне пора, — Адам решил свернуть разговор и направился к двери. — И да, личные дела новых сотрудников должны лежать у меня на столе к обеду. Я просмотрю еще раз.
Притчард что-то неопределенно хмыкнул и перевел взгляд на экран. Издал короткий едкий смешок, и взглянул на Адама с наигранным возмущением. Линия между кибербезопасностью и сталкингом еще никогда не была такой размытой.
Не спрашивать. Не спрашивать; ничего хорошего все равно не услышит. Адам развернулся, схватил ручку двери и подумал, что забыл о чем-то.
Точно.
— Слушай, — обернулся Адам, — своди Цири на ланч, ок?
Лучше ее оставить под присмотром. Она спала все хуже и хуже; закидывалась снотворным с одержимостью прошедшего Вьетнамскую войну снайпера.
— С удово-о-ольствием, — протянул Притчард, потянувшись в кресле. — Ты в курсе, что она называет меня Фрэнк?
Адам плотно закрыл за собой дверь. Нужно предложить Шарифу увеличить ему объем работы.
Втрое.
***
Фарида в своем неизменном серо-оранжевом комбинезоне с надписью «SARIF INDUSTRIES» через всю грудь ждала Адама на крыше. От такого кричащего корпоративного брендинга ему всегда было немного не по себе.
Адам слегка хлопнул по задорно поднятой вверх маленькой ладошке и улыбнулся. «Тутто бене?» — сверкнула Фарида белоснежными зубами. «Тутто бене», кивнул Адам. Каждый раз что-то новое: в прошлом месяце ей под руку попался самоучитель по японскому.
Шариф ждал его в салоне СВВП.
— Неважно спал, сынок? — спросил он, на пару мгновений оторвавшись от по-старомодному распечатанной презентации.
Откровенно говоря, Адам вообще не спал. Полночи провел со старым информатором в каком-то притоне, пытаясь перепроверить факты из емейлов; например, какого черта его называли Коп-из-Белой-Спирали; полночи проверял биографию биохимика на предмет связи с «Фронтом Человечества», оставшиеся два часа сидел на сомнительных интернет-платформах, рассматривая контрабандные снимки с Хэнша.
Особенно его впечатлила одна птицеголовая босховая тварь, разрывающая на куски женщину в бирюзовом пальто. Может, все-таки стоит заглянуть к Левандовски насчет «антимонстровых настроек».
А потом проснулась Цири и спалила хлебцы в тостере, что, если верить рекламе, сделать технически невозможно.
— Все в порядке, — ответил Адам.
Рейс Детройт-Нью-Йорк занимает менее двух часов, но если все время сидеть напротив шефа, ощущаются они как целые сутки.
— Ну да, понимаю, — с видом врача, совершенно точно установившего диагноз, улыбнулся Шариф. — Моя вторая жена была на двадцать лет младше. Славный возраст, но темперамент… Пока из кровати с утра выберешься, инфаркт заработаешь.
Адам согласно кивнул и тотчас выбросил из головы эту важную крупицу информации. Устроился в кресле напротив и пролистал сводки новостей. В глазах запестрело от падающих котировок — на их фоне выделялись только несколько строчек, зеленые оазисы посреди красной пустыни. Горстка акций выросла в цене, главным образом компаний, занимающихся добычей и переработкой благородных металлов. Не без причины: цены на осмий и платину выросли в двенадцать раз за сутки.
У Адама еще до имплантатов была прекрасная, натренированная в жестокой школе СВАТа память. Он промотал зрительный фид за последний месяц в поисках двух ключевых слов и наткнулся на тот самый архив емейлов, которому посвящал все свободное время.
Клинок одного из эльфов был сделан из сплава осмия и платины.
— Да, — подтвердил Шариф, когда Адам поделился с ним наблюдениями, — «Версалайф» разместил несколько заказов, а рынок, как ты знаешь — существо слепое и стихийное. А что?
— Цири упоминала о магических свойствах осмия, — соврал Адам. — Может, стоит заказать пару килограммов? Для исследований?
СВВП взмыла ввысь; и без того не слишком плавная машина под управлением Фариды превращалась в устройство по испытанию космонавтов.
— Адам, килограмм платины стоит сейчас сотню тысяч, об осмие я вообще молчу, — простонал Шариф, вцепившись в поручень. — Что там за свойства? Рак лечит?
Адам вздохнул.
— Мы летим просить у ДеБирс кредитную линию в три миллиарда, нет?
— Не просить, а предлагать уникальную возможность спонсировать самую многообещающую компанию США, — проворчал Шариф. — Сынок, слава Богу, ты у меня не финансистом работаешь. Или рекламщиком.
Адам выразительно промолчал. Добавив что-то насчет финансовой бездны, в которую неизбежно катится Шариф Индастриз, Шариф нехотя кивнул.
Вот и славно. Адам поставил залитую в ушной имплантант коллекционную запись «Comfortably Numb» 1979 года и принялся писать меморандум по усилению систем безопасности.
***
В горячем, смешанном с разнообразными дымами воздухе колыхались неоновые огни. Получив разрешение на парковку в даунтауне, СВВП пролетела над пазлом из рекламных щитов и высоток в стиле ретрофутуризма и приземлилась на восемьдесят восьмом этаже.
Адам недолюбливал банкиров. Еще меньше — тех, что работали под конгломератом GS-JPM-MS, или, после того как их сожрали, наплевав на протесты и антикартельные законы, DeBeers Bank Corporation.
Он этих ребят в лицо не видел, но всю жизнь был им должен: за обучение в Фениксе, за квартиру в даунтауне Детройта (остался должен, даже когда продал, что примечательно — на законных основаниях). Мелкий шрифт в правом нижнем углу ему не давался с юности.
В главном холле DeBeers Bank Corporation стояла скульптура, вылепленная под эгидой «покажите-им-сколько-у-нас-денег», и художник воплотил задумку в трехметровом быке из золотых нитей, с ногами, стилизованными под имплантаты.
В банке царил бедлам: вкладчики звонили каждую минуту, и служащие, не способные ответить сразу на бесчисленные запросы, переводили телефоны в режим ожидания, и на экранах мигали лампочки, устраивая световое шоу на стенах здания.
Шариф Индастриз была должна DeBeers Bank Corporation столько, что приняли их с особыми почестями. Секретарша в стиле забытой американской мечты — жемчужные зубы, золотые волосы и бронзовая кожа — проводила их к своему боссу.
Шариф и банкир, представившийся Лоуренсом (фамилию с приставкой «де» Адам не запомнил) явно знали друг друга не первый год и обменялись ритуальными почестями по циклу «погода-семья-гольф». В светской болтовне проскальзывала напряженная нотка, словно один слишком хотел набить цену, а другой — скинуть.
Все оборудование в кабинете банкира было биомеханическое, позволяющее напрямую присоединиться к бирже. Со стен мерцали мониторы, отражавшие падающие по всем фронтам линии.
Адаму пришлось выслушать полчаса ритуальных плясок, прежде чем разговор подошел к существу:
— Я боюсь, в вашей структуре капитала слишком много заемных средств, господин Шариф, — сказал Лоуренс с таким видом, будто ему действительно жаль сообщать эту новость.
Значит, придется платить большой процент. Следовательно… Адам, скрепя сердце, заменил в меморандуме «три турели на каждом этаже» на «две турели на каждом этаже».
— Когда это было проблемой? — лучезарно улыбнулся Шариф.
Действительно, Адам думал, что «слишком много заемных средств» — фраза, в Америке запрещенная на федеральном уровне. Нет такого кредита, которого бы не выдали в этой стране.
— Раньше — никогда, — согласно кивнул Лоуренс. — Но сейчас куда меньше дешевых денег. Вы сами понимаете — обвал Тай Юн Медикал, катастрофа на Хэнша, беспорядок в масс-медиа…
Свои заботы о безденежье он выразил, постукивая сверкающей ручкой по столу из цельного черного дерева, такому же экстравагантному, как и бык в холле, но только более сомнительного вкуса. Адам подумал, не вмешаться ли ему в разговор, отбросил эту идею к чертовой матери и вернулся к редактированию меморандума.
— И?.. — вздохнул Шариф.
— Мы можем предложить вам другие способы финансирования.
Какая-то нотка в предложении банкира заставила Адама оторваться от работы и прикинуть, как быстро в случае чего он может вытащить шефа отсюда. Шариф напрягся, глубоко вздохнул и расправил плечи.
— Мы не раз об этом говорили, Лоуренс. Я согласен только на долговое финансирование. Я не могу позволить себе потерять контроль над компанией.
Даже Адам, от таких материй далекий, знал о высеченном в граните правиле.
— Ну, — аккуратно ввернул банкир, — вы в любом случае потеряете контроль над компанией, если не сможете обслуживать ее долг, не так ли?
Не прошло и часа, а уже начались угрозы. Увидев напряжение на лицах своих собеседников, Лоуренс смягчился:
— Я всего лишь объясняю ситуацию, предлагаю варианты…
С этими словами Лоуренс постучал себя по виску; из-под прилизанных волос выглядывал небольшой шестиугольный имплант. Стандартный набор банкира — КАСИ, усиленный аналитический модуль, гормоностимуляторы, заменяющие кокс и Аддералл.
— У вас уже есть инвестор на примете, не так ли? — устало вздохнул Шариф.
Лоуренс ответил быстрым кивком. Адам наблюдал, как он, несмотря на волнение, пытался натянуть на свое лицо выражение, соответствующее по его представлениям профессиональному виду банкира.
— И кто наш бизнес-ангел? — спросил Шариф.
— О, вы удивитесь, — тихо сказал банкир.
И это оказалось первым и единственным разом за всю короткую встречу, когда Лоуренс не солгал ни на йоту.
*****
Адам видел Боба Пейджа на развороте «Midnight Sun», на афишах, на телеконференциях; как-то раз даже мельком пролистал «Боб Пейдж — Анатомия Гения» в одном из трансатлантических полетов. В масс-медиа Пейдж был собирательным образом тридцатилетнего бизнесмена-саванта, Техномидаса, монетизирующего любую технологию, к которой прикасался. Статус, как и у Элизы Кассан, почти мифический.
Организовать встречу на нейтральной территории оказалось нелегкой задачей, когда конгломерату Пейдж Индастриз и его аффилированным компаниям принадлежало пол-Нью-Йорка; сошлись на японском ресторанчике под управлением Сумимото, тихом и безмятежном, как каменный сад, и скромно умалчивающим о своих трех звездах.
— Дэвид, — тепло, словно старого школьного друга, поприветствовал Пейдж Шарифа.
Они знакомы? Хм.
На лице Пейджа блуждала вежливая улыбка, на темно-синем костюме-тройке были вышиты футуристические узоры. Они с Адамом — ровесники.
Трудно поверить.
Безопасники Пейджа, словно абстрактные скульптуры, слились со стенами. Шариф упорствовал в представлении Адама на переговорах как равного, и Пейдж протянул руку и Адаму.
Рукопожатие было крепким и мимолетным. Адам вспомнил, что в своей переписке с Чжао Юнь Чжу некто «Боб» назвал его «Копом-из-Белой-Спирали».
— Прошу прощения за незапланированную встречу, — сказал Пейдж. — Но не мог пройти мимо, когда узнал, что Шариф Индастриз ищет инвесторов.
При словах «Шариф Индастриз» в его голосе звучало обезличенное, холодное уважение, напоминающее уважение мастера к инструменту, мясника к стальному клинку.
— Не совсем инвесторов, Боб, — мягко поправил его Шариф. — Мы ищем долговое финансирование.
В таких ресторанах лучше тебя самого знают, чего тебе хочется: первое блюдо им принесли без предварительных расспросов.
Ни Адаму, ни Шарифу есть не хотелось, а вот Пейдж показал исключительно здоровый аппетит — отправив в рот замысловатую конструкцию из морепродуктов и риса, он поинтересовался:
— С левереджем Шариф Индастриз и в такие неспокойные времена?
Адам смотрел на Пейджа, раздумывая, отдал ли тот приказ о нападении на Шариф Индастриз или кто-то другой.
— Ты — рисковый человек, Дэвид, — мягко продолжил Пейдж, — я всегда уважал тебя за это. О каком размере мы говорим?
Боб Пейдж не походил ни на злодея, как, скажем, Чжао Юнь Чжу; ни на фанатика вроде Таггарта, ни на убийцу вроде Намира — скорее на кого-нибудь, кого с пеленок ставили другим в пример.
— Первая, фиксированная, транша полмиллиарда, — буднично ответил Шариф, — вторая — один миллиард.
В уголках глаз Пейджа — имплантах яркого серебристо-голубого цвета — собрались веселые мимические морщинки. Адам поймал себя на том, что помимо воли проникается симпатией к собеседнику и проверил воздух на наличие веществ внушаемости.
— Планируешь что-то фундаментальное, Дэвид?
Глаза Шарифа загорелись, и он твердо, словно скандируя политический лозунг, подтвердил:
— Фундаментальное.
Пейдж помолчал пару мгновений, выжидая подробностей, и, не дождавшись, вздохнул:
— Амбициозно. Но… сейчас и есть самое время для амбиций. Тай Юн Медикал рухнула, миллионам аугментированных людей все еще нужна помощь.
Его послушать, так Шариф Индастриз — подразделение Красного Креста.
— Трон пуст, Дэвид, — вкрадчиво добавил Пейдж, пригубив кружку зеленого чая за баснословные деньги. — И долго таковым не останется.
Адам медленно перевел взгляд на шефа. Пейдж бил, куда надо — в амбиции — но, видимо, не так, как следует, потому что Шариф ответил:
— Почему бы просто не создать новую компанию, посадить туда новых кукол и начать все заново?
Вопрос прозвучал слишком резко для мягкого, обтекаемого Шарифа. Адам подумал, что знакомы они c Пейджем куда ближе, чем он предполагал, и знает шеф куда больше, чем делился с Адамом.
Пейдж сложил руки на коленях. Его приглаженные волосы обтекали изгибы черепа, как шлем.
— Ну, может быть, — примирительно сказал он, — потому что мы осознали свою ошибку. Что нам нужен лидер сильнее, чем Чжао Юнь Чжу. И не только для индустрии аугментаций… Для новых технологий, что нас ожидают.
Адам мог себе представить, кто стоял за этим ускользающим «мы». Они знают, над чем работают в Шариф Индастриз… Или, по крайней мере, догадываются.
— Нам нужен визионер, — провозгласил он с таким пафосом, словно стоял на древнегреческой сцене.
Шариф молчал. То, что Пейджу на самом деле нужно — больше, чем земля, или деньги, или власть. Ему нужно будущее.
— Твой успех очевиден, Дэвид, и я сочту за честь в нем поучаствовать. Все, что бы вы ни разрабатывали… Вместе мы разработаем это гораздо быстрее.
Шариф не то чтобы вполне улыбнулся, но попытался.
— Боб, я не снижаю свой пакет контрольных акций. Мне казалось, это было понятно еще с последней попытки поглощения. Никакого разводнения акций и никакой перепродажи.
Не совсем то жесткое «нет», на которое надеялся Адам, но тем не менее — «нет».
— Мы можем организовать структуру финансирования, которая устроит всех заинтересованных, — предложил Пейдж, растягивая губы в подобие улыбки.
— Я сомневаюсь, — тихо сказал Шариф.
Пейдж молча рассматривал собеседника, выдерживал паузу.
— Дэвид… — сочувственно, словно неразумному ребенку, сказал Пейдж. — Я ценю твой идеализм, но в жизни ни у кого не получилось усидеть на троне единолично.
— Я слышу такое обвинение от медиа-магната и триллионера? — переспросил Шариф.
— Благодаря моему желанию делиться, — покачал головой Пейдж, — а не вопреки.
Разговор зашел в тупик, и даже принесенный десерт не развеял неловкое молчание. Беседа явно катилась не по тем рельсам.
Наконец Пейдж взглянул на Шарифа с таким искренним разочарованием, будто герой детства только что на его глазах продался темной стороне, и сказал:
— В конце концов, это вопрос личных моральных ценностей. Поделиться информацией и ресурсами, которые могут спасти планету… или оставить их себе в надежде стать новым гегемоном.
Шариф демонстративно посмотрел на диск своих огромных золотых наручных часов, встал со стула и сухо произнес:
— Это действительно вопрос личных моральных ценностей, Боб.
Пейдж делано рассмеялся, мол, ну ладно, как знаешь: хочешь по-плохому, будет тебе по-плохому, и встал из-за стола, чтобы пожать на прощание руку:
— Счет я оплачу, у Шариф Индастриз тяжелые времена, — с церемонно выраженной горечью в голосе сказал Пейдж.
Шариф сардонически покачал головой.
— И, Дэвид… — Пейдж прищурился, и перевел взгляд на прежде невидимого для него Адама, — Адам… Я всегда готов к разговору.
Боб Пейдж обратился к нему лично? Адаму, видимо, сейчас нужно было чувствовать себя польщенным.
Черта с два.
******
Фарида обладала одной прекрасной чертой — она знала, когда стоит помолчать, поэтому обратно они летели в полной тишине.
Боб Пейдж, Боб «мне-принадлежит-один-процент-земных богатств» Пейдж умудрился заставить их почувствовать плохими парнями во всей этой истории. Что за дерьмо?
— Шеф, — сказал Адам.
— Да, сынок? — поднял голову Шариф.
Он решил рассказать шефу — в общих чертах, конечно, опуская некоторые детали. Кое-что видел… Кое-что узнал… Кое-что подслушал… Про мировой заговор, сковывающий планету. Про иллюминатов.
Адам ожидал, что Шариф над ним посмеется, в худшем случае, побеспокоится о моральном здоровье — но он в ответ на его рапорт сделал то, что не входило ни в один сценарий.
Шариф равнодушно пожал плечами.
— Ты иллюминатов имеешь ввиду? — спросил он так, будто Адам рассказал ему о своем школьном волейбольном кружке. — Сборище самодовольных типов. У них далеко не столько власти, сколько им нравится воображать.
Адам на мгновение потерял дар речи.
— Вы в курсе?
Шариф улыбнулся своей излюбленной покровительственной улыбкой.
— Ну, конечно, я в курсе. Мне предлагали там место… и, полагаю, сегодня предложили еще раз, на более выгодных условиях. Но… нет.
Какого хера?.. Что еще он знает, о чем не знает Адам?
Стоит спросить.
— Почему они называют меня «коп-из-белой-спирали»? — глухо спросил Адам.
В глазах Шарифа что-то мелькнуло. КАСИ безошибочно улавливала малейшие, едва уловимые изменения в мимике.
СВВГ слегка накренился, и сумка Шарифа покатились по полу. Адам чертыхнулся, когда ремни натянулись и его придавило спиной к переборке. «Небольшая турбулентность!» — сообщила Фарида, снова забыв, что предупреждают до, а не после.
Адам ждал ответа. Шариф молчал, выжидая неизвестно чего.
— Это ко всему сейчас происходящему не имеет никакого отношения, — наконец сказал он.
В рту Адама пересохло.
— Это имеет отношение ко мне.
У него уже были точки, которые просто нужно было соединить. Лаборатория «Белая спираль», подразределение Версалайфа. Пожар. Засекреченный процесс по экспериментам над детьми. Пара странных фраз, которые случайно обронили Мардж или Артур.
— Ну, сынок… — тихо сказал Шариф. — Я всегда говорил тебе, что ты особенный. Теперь ты знаешь, что это не просто фигура речи.
«Вы — очень интересный медицинский случай, господин Дженсен».
Очень интересное совпадение, что именно ему решили заменить пол-тела.
В его жизни, дерьмо собачье, очень интересные случайности сыпятся как из рога изобилия.
— И вы знали об этом, когда меня нанимали, — отрешенно, будто бы констатируя общеизвестный факт, сказал Адам.
Шариф смотрел на него словно в поисках оправдания.
— Я не поэтому тебя нанял, Адам.
— И знали, когда заменили мне пол-тела, — продолжил Адам.
— И не поэтому спас тебе жизнь.
Адам замолчал. В любых переговорах молчание рано или поздно становилось лучшей стратегией — Шариф сам себя загонял в угол, говоря вся больше и больше.
— Адам, — быстро сказал он. — Что бы ты себе сейчас ни представлял, что бы ни узнал, я — не враг ни тебе, ни Цири.
Прикоснувшись к виску, Адам отвернулся и затемнил стёкла очков. Бесполезный разговор. Подобные выходки характерны для таких, как Шариф: у них есть власть, и они не видят причин ею не пользоваться. Для корпоратов люди товар, как и все остальное. Их можно создать в пробирке, перекупить, модифицировать по своему желанию.
— Вполне может быть, я сейчас ваш единственный друг, — медленно сказал Шариф.
— Ясно, — сказал Адам, сам не понимая, что именно ему ясно.
Шариф продолжал оправдываться, но Адам слушал его в пол-уха. Как бы там ни было, он не продался Пейджу. Одно слово, и Шариф мог стать вторым человеком на планете. Чем черт шутит, может, и первым.
Но он этого не сделал, и пока что… Адам остается.
Пока что.
Пока не поймет, как вытащить отсюда Цири.
******
Домой он вернулся с головной болью, непреодолимым желанием выпить и надеждой, что в два часа ночи Цири должна крепко спать.
Последняя умерла первой. В спальне было темно; Адам увеличил чувствительность глаз, чтобы легче было различить фигурку у викторианского окна. Цири прислонилась к стеклу в одной майке-безрукавке и трусах, до того бледная, что походила на восковую свечку, и глядела на оживленную улицу. Сидела, сжав кулаки и стуча зубами, пытаясь бороться против сна.
Адам не был уверен, что она вообще услышала звук открывающейся двери.
Он подошел поближе, и Цири перевела на него остекленевший, безразличный взгляд. Почувствовав неладное, Адам подошел к прикроватному столику и вытряхнул из него упаковку Гальциона. Он дал ей эту упаковку позавчера, в ней двадцать таблеток, осталось…
Вот ж дерьмо собачье!
— Цири, сколько таблеток ты выпила? — угрожающе спросил Адам.
— Много, — бесцветно ответила Цири. — Мне не помогло.
Да ее даже к аскорбинкам нельзя подпускать, мать твою!
«Притчард, найди мне все про передоз Гальционом. Приблизительно пятнадцать таблеток в течение суток».
Адам присел рядом на корточки и взял ее за подбородок, быстро осмотрев зрачки. Расширенные, едва способны фокусироваться. Адам заметил, что ее бедра уже покрылись гусиной кожей, и стащил с кровати одеяло.
— Зачем, черт возьми? — пробормотал он. — Зачем? Тебе что, жить надоело?
«Какой передоз? У кого?» — пришло ответное сообщение от nur3snake.
Его слова возвратили Цири в реальность. Она посмотрела на него совершенно измученными глазами и вздрогнула, как от удара, и Адам тотчас почувствовал себя виноватым во всех грехах человечества.
— Нет! — с неожиданной горячностью возразила Цири. — Только трусы так поступают… Я не смогла бы. Ну, мне казалось… что не смогла бы.
Это еще что значит? Она себя уговаривает или его? Адаму совершенно не понравилось, как прозвучала фраза, и он подумал, что Цири сидит слишком близко к окну, а за ним тридцать этажей до бетона. «Закрыть ставни, — передал он сообщение системе умный-дом, — без моей команды больше не открывать».
Адам принял входящий звонок, не спуская с Цири глаз.
— У Цири передоз, что ли? — услышал он заспанный голос Притчарда. — Вы две недели вместе, а ей уже жизнь не мила? Я думал, хотя бы месяц выдержит.
Притчард выбрал очень неудачное время для шуток.
— Притчард, мать твою! — рявкнул Адам.
— Ладно-ладно, — пошел на попятную Притчард. — Все не так страшно — познакомь ее с белым другом и вручи напоследок пачку активированного угля. Сейчас даже снотворным с собой не покончишь, Версалайф формулу изменил из-за судебных тяжб. Куда мир катится!
Адам сбросил звонок, схватил Цири в охапку и потащил в ванную. Вывернуло ее сразу же, инстинктивно; молодой организм сам был рад избавиться от яда. Оставив несчастную наедине с унитазом, Адам нашел у себя в загашнике обязательную аптечку первой помощи, которой обзавелся еще во время службы. Разложил лекарства на кухонном столике, сложил в кучу все, что может помочь неудавшейся самоубийце и курил сигарету одну за другой, пока Цири не вышла, дрожащая и бледная, и уселась на диван.
Адам молча подал ей пачку активированного угля и стакан воды.
— Ну и что это было? — мрачно спросил он.
— Мне опять приснилась какая-то чушь. Какая-то… — с отвращением выдавила из себя Цири, — чушь.
Она запнулась. Адам с облегчением выдохнул; кошмарный сон, юная психика, расшатавшиеся нервы, новая обстановка. Все в порядке. Ну, с дозировкой не рассчитала; так он сам виноват давать ей целую пачку. Он ободряюще потер ее заледеневшие плечи и притянул к себе.
— Рассказывай, — попросил он, раздумывая, насколько бестактно будет налить себе стаканчик, и решил, что довольно бестактно.
— Я была на Тир на Лиа, — Цири сделала попытку взять себя в руки. — Стояла на табуретке… С брюхом. Большим. Может, пять месяцев, может, шесть, — Цири мотнула головой. — Неважно. Я ненавидела этого ребенка. Не так сильно, как его отца, но ненавидела.
Адам сглотнул. Он надеялся на какой-нибудь стандартный кошмар: монстра в шкафу, на худой конец, падение с высоты, но такое дерьмо было не в его компетенции.
— Паршивый сон, — сказал Адам единственное, что пришло ему в голову.
— Я не из таких, которые могут… — Цири запнулась, и продолжила сквозь силу: — наложить на себя руки…. Но у той, у другой меня. Ничего не осталось.
Ладно, дерьмовый сон, но просто сон. Не менее дерьмовая реальность ожидает их — Адам взглянул на часы на интерфейсе, — меньше чем через четыре часа. У него вообще есть что-то успокоительное? Или только виски и антидепрессанты?
— Лучше бы били, — поток сознания Цири скакал, как в лихорадке. — Ничего такого страшного в кулаке по морде нет, подумаешь, меня били и не раз. Страшно — это когда тебя каждый день втаптывают в грязь, каждый день напоминают тебе, что ты — грязь, каждый день, год за годом, пока ты…
— … Не согласишься, — закончил Адам, сглатывая какую-то горечь в горле.
Последовала долгая пауза.
— Не согласишься, — кивнула Цири. — И в общем, я…
Он никого не хотел защитить так глубоко и отчаянно, как эту изможденную, вспотевшую до нитки, девчонку.
— Я понял, — быстро сказал Адам. — Я представляю. Иди сюда. Иди ко мне, милая.
Последнее слово вырвалось у него как-то инстинктивно, как случайно оброненное ругательство. Адам неловко скомкал ее в своих объятиях, аккуратно выбирая точку прикосновения — чтобы касание не показалось ей грубым или слишком сексуальным.
— Нет, — покачала головой Цири, закусив и без того до крови искусанную губу. — Ты не представляешь. Вы с Геральтом… Вы никого не ненавидите. Просто видите плохого парня — бам! — убиваете его, и забыли. А я… — Цири прикрыла лицо ладонью, — очень хорошо умею ненавидеть. Настолько, что даже собственного ребенка…
Она совершенно неправа, но сейчас не время ее разубеждать.
— Просто кошмар, — подытожил Адам, растирая совсем оледеневшие плечи. — Завтра мы отведем тебя к психологу. У тебя какая-то реакция на медикаменты.
Это, наверное, самая дерьмовая попытка утешить во всей истории попыток утешения.
— Гинзбург говорит, что все, что могло произойти — произошло, — сдавленно сказала Цири. — То, что мне приснилось — тоже?
Вот чем его всегда раздражали физики-теоретики — так тем, что на границе своих познаний они начинают сваливаться в мистицизм. И, как назло, именно эти эзотерические бредни Цири и подбирает.
— Она не это имела ввиду, — покачал головой Адам. — Совершенно не это.
— Может, у тебя настойка какая найдется? — нервно предложила Цири.
— Нет, — твердо сказал Адам, — давай не будем мешать снотворное с алкоголем.
Адам уложил Цири обратно в кровать; она улеглась спиной к нему, свернувшись калачиком, зажав руки между колен. Успокоилась только через час, а то и больше — задремала, сломленная все еще текущими по венам препаратами.
Убедившись, что она спит, Адам встал с кровати и подошел к окну. Взял стакан с виски в одну руку и втянул дым, держа сигарету в другой руке. Дым приятно наполнил легкие, словно облепив изнутри прохладным одеялом.
До подъема оставалось три часа.
****
В пентхаусе Шарифа с утра было людно, и большинство посетителей застряли в приемной: Фарида, насвистывая какую-то попсовую песенку, сверяла с Афиной расписания полетов; Левандовски, который восторженностью своей уже успел Адаму поднадоесть, дожидался встречи с Шарифом, попутно неумело заигрывая с пилотом.
— Афина, можешь организовать медика для Цири? — спросил Адам, воспользовавшись привилегированным положением и прорвавшись к стойке без очереди. — Психотерапевта, сомнолога…
Прежде чем Афина успела ответить, Фарида оторвалась от расписания и взглянула на Адама.
— Может, ей выходной нужен? — спросила Фарида. — Она вообще что-нибудь видела в Детройте, кроме лаборатории?
Вот чего ему в жизни не хватало, так нравоучений.
— Выходной? — переспросил Адам.
Фарида картинно закатила глаза к небесам — вернее, к черным шарам на потолке — а затем посмотрела на него.
— Да, Адам, выходной, — с нажимом повторила Фарида. — Понимаю, как тебе чуждо это слово, но все-таки.
Адам на мгновение поборолся с искушением показать Фариде свое расписание, где пару минут для похода в сортир нужно было отвоевывать немалой кровью.
— Фарида, у меня совершенно нет… — начал Адам.
—…Времени, — закончила она. — Да знаю я. Займусь. Покормлю ее мороженым, в кино свожу, в музей, в конце концов. Девичник!
Адам напрягся.
— Фарида, мы закручиваем гайки в безопасности. Мороженое, кино, музей — все развлечения потом.
— А это «потом» когда-нибудь настанет? — вздохнула Фарида.
— Если вы будете слоняться по Детройту, — мрачно сказал Адам, — не настанет.
— Так обеспечь нам охрану, — пожала плечами Фарида.
Женщины вертят им, как хотят, и именно поэтому он предпочитал к ним не приближаться.
— Пожалуйста? — вкрадчиво спросила Фарида.
«Забудь», — хотел было сказать Адам; вместо этого произнес:
— Посмотрим.
*****
За два года Адам так и не сумел понять, за что подчиненные его любят. В органах он четко усвоил, что хорошего начальника должны уважать и побаиваться, но до планки Дюранта он точно не доставал. За ним самим прочно зацепилась репутация «хорошего парня», и что бы он ни делал, она крепла и крепла.
Особенно когда они узнали о произошедшем в Мехикотаун. От Притчарда, конечно.
«Да ладно тебе, Адам, ты же американский коп! У вас убить черного пацаненка на задании должно в выпускные экзамены входить, не?».
«Он не был афроамериканцем».
«А. Ну вот в чем проблема! А если был бы…»
Притчард быстро выучил, что на тему Мехикотаун шутить не стоит.
Когда конференц-зал покинул Шариф со свитой топ-менеджеров, жертвами зала бессмысленных совещаний — все с одинаковыми потерянными взглядами — Адам запустил в него собственную команду.
Он по часовой стрелке оглядел подчиненных, фиксируя выражения лиц: слева — Джордан, худощавый высокий американец, но впечатление худобы было обманчиво. Частник с волчьим билетом: предательство интересов работодателя — серьезный грешок в современном мире, особенно если причиной тому стали «моральные принципы».
Справа — Германн. Раньше служил в GSG-9; получил ранение, которое требовало замены сердца и легких; сверхсложный имплантат в несколько миллионов вечнозеленых, и правительство решило, что есть солдаты и помоложе. Шариф Индастриз вызвалась помочь, Германн оказался в долговой яме размером с Марианскую впадину, а Шариф заработал репутацию филантропа.
Пол-уха у него отсутствовало. Адам как-то поинтересовался, почему тот не стал реконструировать плоть. «Чтобы не забыть», — говорил Германн. Что именно забыть — не уточнил, и дал понять, что дальше спрашивать не стоит.
Вот последнего он, вместе с еще парой ребят, и пошлет эскортом Цири и Фариде. Германну задача пришлась по душе; еще бы.
Остальные члены команды также имели пестрое силовое прошлое; в национальных армиях, полиции, и их всех сумел правдами и неправдами перекупить Шариф.
Адам сам не понимал, каким образом умудрился стать начальником системы безопасности. Наверняка добрая половина обвиняла в этом протекторат Шарифа; как оказалось, они не так уж и далеки от правды.
Меморандум Адам представил за пару часов; когда дело дошло до безопасности Чарон Билдинг и Цириллы (кодовое имя — Нова) лично, несколько человек двусмысленно улыбнулись. Многотысячная компания, а слухи разносятся как в техасском городке. Особенно такие сочные; роман на работе с разницей в пятнадцать лет. Какая-то дамочка из финансового отдела, которую он в глаза не видел, даже успела поведать ему «что уж от кого-кого, а от него такого не ожидали».
Адам мысленно выругался.
*****
После обеда у него выдалась пару свободных минут, которые он намеревался посвятить Белой Спирали. Адам устроился поудобнее в кресле и взял в руку мышку, когда дверь открылась без стука.
Да мать вашу!
Адам посмотрел в сторону двери и встретил внимательный взгляд Притчарда. Если тот сам пришел к нему в кабинет, то верный признак, что его действительно приперло.
— Тот парень, Винтермьют… — начал свою тираду Притчард.
Что? Адам уже успел выкинуть его из головы.
— Меньшая из моих проблем, Притчард, — ответил Адам, пытаясь украдкой прочитать первую строчку рассекреченного отчета о произошедшем в лаборатории.
Притчард пожал плечами, на которые была накинута черная кожаная косуха примерно пятидесятилетнего возраста. У нее была какая-то своя удивительная история, которую Притчард часто рассказывал, а Адам никак не мог запомнить.
— Может быть, из твоих проблем, Дженсен, — Притчард достал заложенную за ухо сигарету и зажег ее, — а мне интересно… откуда у какого-то левого хакера был доступ к Красному Берегу? Это секретный военный объект.
Да Адаму-то откуда знать?
— Притчард, ты серьезно считаешь, что какой-то шотландский хакер — наша самая большая проблема сейчас?
Не иллюминаты, не монстры на Хэнша — какой-то гребанный хакер-маргинал?
— Он не шотландец, — возразил Притчард. — Он накладывает на свой голос маску-имитатор. Вся речь звучит наигранно, ты не замечал?
Любопытно, но…
— У тебя есть какой-то сформированный тезис, которым ты хочешь поделиться? — спросил Адам.
Притчард выпрямился, вытянул большие пальцы рук вдоль швов своих джинсов, натянул на лицо надменное выражение и сказал:
— Пока что нет, но скоро будет. Да, про личные дела… Гинзбург училась в одном университете с Армитиджем — тем чуваком, который вывел вас на Винтермьюта. Ты знаешь, как я не люблю совпадения. Займешься?
Адам вздохнул.
— Займусь.
Еще один день в офисе, и он свихнется. Ему срочно нужно в поле.
*****
Гинзбург сидела в передвижном кресле в центре подковообразного ряда экранов, полностью «врубленная» в систему. Адам прочитал в личном деле про ее модификации — левая часть головного мозга заменена полностью, что сильно сказалось на социальных навыках и эмпатии.
Она развернулась на кресле и посмотрела ему в глаза. Ее серые волосы были коротко подстрижены, кожа ровная, без морщин, но Адам знал, что ей уже за пятьдесят.
— При всем уважении, господин Дженсен, все мало-мальски известные ученые вышли из трех университетов. Как все бизнесмены — из трех бизнес-школ. Ну, вашей профессии, я полагаю, это не касается.
Ну да, разумеется. «Просто копы» могут учиться где угодно.
— Редкие британцы учатся в Эколь Политехник, — сказал Адам. — Тем более редкие американцы.
— Я немка еврейского происхождения, — ответила она с едва заметной резкостью в голосе. — Пусть мой британский акцент вас не смущает.
Того, кто составлял ее личное дело, придушить мало.
Экраны вокруг кресла замигали в эпилептическом припадке. На них выполнялась симуляция с таким не-юзер-френдли интерфейсом, что без модификаций мозга выглядела набором цифр.
— Так вы не знакомы с Армитиджем? — спросил Адам.
Гинзбург взглянула на монитор, и Адам заметил, как при упоминании имени Армитиджа ее пальцы слегка дрогнули.
— Я не говорила, что не знакома, — сказала Гинзбург. — Грустная история.
Адам припомнил инвалидное кресло и баллоны с нейропозином.
— Да, — кивнул он. — Рак?
— Хм? — переспросила Гинзбург. — Нет. Он, гхм, вступил в секту. Ушел из лаборатории Эверетта, ну и дальше по наклонной. Как же их… Фанатики Бога-машины. Считали, что сионисты-масоны мешали развитию ИИ. Ну, конспирологи, сами понимаете. Лунатики.
Голос Гинзбург звучал натянуто-спокойно.
—Лунатики, — согласно пробормотал Адам, сам недавно к ним присоединившийся.
Разговор заглох.
— Кстати, господин Дженсен… Это вам пришла в голову идея с полностью изолированным бункером?
Вопрос оказался для Адама полной неожиданностью, и он вздрогнул.
— Прошу прощения? — мотнул головой Адам.
— Мисс Рианнон спросила меня, не стоит ли попробовать нам провести телепортацию в полностью изолированном от любых сигналов помещении. Бункере.
Цири знает слово «бункер»?.. У Шарифа есть бункер, о котором знает Цири, но не знает он?..
— Цири спросила такое?.. — ошарашенно спросил Адам, и тут же уточнил: — А что, это сработает?
Гинзбург с трудом растянула губы в улыбке:
— Ну, это первое, что бы я попробовала, если бы наша цель была вытащить ее отсюда. Поэтому… Если вы что-то делаете за спиной Шарифа, я бы посоветовала мисс Рианнон не спрашивать об этом каждого попавшегося. Я могла бы доложить Шарифу, а не вам.
Не только за спиной Шарифа. За его собственной спиной — тоже.
— Спасибо, — пробормотал Адам.
*****
От выходных пришлось отказаться; суббота прошла так же, как пятница, воскресенье прошло так же, как и суббота, и в понедельник вечером Адам снова оказался в своем кабинете перед монитором.
У Шарифа действительно есть бункер; вернее, не совсем у него, а у предыдущего владельца одного из его многочисленных особняков, старого генерала-параноика, одного из фронтменов холодной войны.
Хорошие новости заключалась в том, что Адам знал планировку особняка; Шариф поручил безопасность своей компании. Сам он там почти никогда не появлялся, как и в большинстве своих инвестиционных владений.
Плохие новости…
Ну, Адам собирался предать Шариф Индастриз.
Стоило ему об этом подумать, как внезапно раздался оглушительный треск, как будто произошел одновременный разряд сотен электрических дуг. В ту же секунду произошло две неполадки: Адама на миг охватило головокружение и его глаза перестали функционировать.
Он поморщился; перед глазами поплыл туман, словно он смотрел на экран плохо настроенного телевизора. Визуальный модуль произвел сброс настроек и возврат к исходному состоянию.
И вдобавок к этим неприятностям мощный взрыв где-то над головой сотряс всю башню. Заорала сигнализация.
«Вашу мать», — беззвучно сказал Адам, но Инфолинк уловил колебания связок, кодировал их и передал всем сотрудникам отдела безопасности. Джордан отрапортовал об атаке с крыши. Корпоративный чат взорвался сообщениями с геопозицией каждого сотрудника. Все по протоколу, который он недавно представил.
C Адамом случилось самое херовое дежавю во всей его жизни. Опять? Потому что прошлый раз было так легко, да? Потому что прошлый раз он словил пулю в лоб в течение первого же часа атаки?
Ну, тогда он был всего лишь бывший коп, которого бывшая девушка порекомендовала на неплохой пост. Теперь же…
«СИСТЕМА ГОТОВА К БОЮ».
Адам проверил местоположение ключевых (по крайней мере, для него самого) сотрудников по биочипам:
Дэвид Шариф, в пентхаусе, забаррикадирован турелями: в безопасности.
Фрэнсис Притчард, вышел прогуляться за пиццей: в безопасности.
Фарида Малик, тринадцатый этаж: угроза.
Цири он последний раз видел в лаборатории.
Адам перерабатывал непрерывный поток информации в корпоративном чате: видеофиды камер на этажах, видеофиды подчиненных, видеофиды сотрудников, запертых на этажах, видеофиды дронов, скомпилировал все полученное и устремился в коридор, в облако дыма.
Стены еще гудели после взрыва. Запах дыма на долю мгновения вызвал в его памяти прошлое нападение на «Шариф Индастриз», и Адам вновь почувствовал вонь горящих трупов. Мощный толчок в груди дал знать, что имплантат возвратного дыхания приступил к работе.
Выглянув в зал, Адам осмотрел этаж и нырнул обратно в укрытие коридора. Подсознание воспроизвело зафиксированную в памяти картинку.
По опенспейсу двигался широкоплечий, как профессиональный регбист, и полностью одетый в черное наемник. Двигался уверенно — очевидно, ориентировался с помощью термографического импланта. В руке у него был пистолет-пулемет с длинным цилиндрическим глушителем.
Позади Адама раздался беспомощный писк, и он увидел одну из сотрудниц отдела кадров в облегающем платье-футляре, с ужасом свернувшуюся калачиком под офисным столом. Да она-то что тут забыла в десять вечера?
Если тут гражданские, то открывать огонь опасно.
Адам дождался, пока наемник, обернувшись на звук, подойдет к офисному столу, сбросил камуфляж, и резким ударом выбил оружие из его руки. Противник обернулся, выставил вперед руку, увенчанную выдвижными лезвиями. Правую щеку обожгло рваной болью, но зашкаливающий в организме адреналин сработал в качестве обезболивающего. Адам вцепился в руку-имплантант, заключенный в пластик телесного цвета, и согнул ее в суставе в обратную сторону, сломав оболочку.
Наемник заорал, попытавшись высвободиться, но Адам схватил его за шею и колотил головой о стену до тех пор, пока тот не обмяк. Осколки черепа вонзились в мозг: тело рухнуло на отполированный паркет офиса, дернулось пару раз и затихло.
Адам сорвал с него шлем: оптические сенсоры зафиксировали лицо и автоматически запустили поиск в оперативных данных. «Беллтауэр». Кто бы сомневался.
Девушка из отдела кадров тонко взвизгнула, и Адам кивком указал ей спрятаться в его собственном кабинете.
«Босс, один из Тиранов в лаборатории», — передал ему Джордан, зачищающий пространство двумя этажами выше. К сообщению прилагались изображения: Лоуренс Барретт. Один из тех трех, кого он может поблагодарить за проведенные в больнице месяцы. «Нова тоже там».
Цири десятью этажами ниже, Фарида — двумя, и та, и другая в опасности. Адам на последнем совещании полчаса объяснял своим подчиненным порядок очередности спасения сотрудников, но теория оказалась куда проще практики.
Ну и что ему, дерьмо собачье, делать?
Он перепроверил биоданные Фариды и увидел, как ее пульс подскочил под сто восемьдесят. Отдав приказ безопасникам перебираться в сторону в лабораторий, Адам рванул вниз, ориентируясь в дыму по инфракрасному датчику, и за рекордные пятнадцать секунд проскочил два лестничных пролета.
— Нет! — крикнула Фарида.
Он увидел ее рядом с лифтом — видимо, пыталась сбежать, но не успела — в хватке наемника в тяжелой броне. При виде Адама тот схватил девушку еще крепче и рванул к себе. Фарида сопротивлялась руками и ногами, но против кибернетических мускулов все было бесполезно.
Адам медленно, обдуманно сделал шаг вперед, прокручивая в мозгу возможные варианты действий. Захват заложников всегда был его не любимейшим предметом — с тех самых пор, как он узнал, что их жизнь — приоритет только в голливудских фильмах.
— Оружие на пол, — произнес модифицированный голос, — или я вскрою ее, как консервную банку.
У Адама не было оснований сомневаться в угрозе; наемник убедительно прижал выдвижное лезвие к горлу Фариды, достаточно, чтобы пошла кровь. Она уже не кричала; судорожно дышала, и судя по остелекневшим глазам, впала в шок.
«Германн, передай мне управление дроном на тринадцатом». На этаже сидели айтишники, и Притчард выпросил себе дрона не на колесах, а летающего, чтобы под всеобщий смех отправлять его охотиться на опоздавших практикантов.
Наверное, единственное разумное решение, принятое Притчардом за время их знакомства. С «Уитли» только одна проблема — он чертовски шумный, а ему ни в коем случае нельзя спугнуть человека, который держит лезвие у горла Фариды.
Адам выразительно поднял руки и положил оружие на пол. Наемник сделал шаг назад, к окну; тщетно Адам понадеялся, что тот попытается его обезвредить, и нарвется на мономолекулярное лезвие. Уитли тем временем получил приказ вылететь за окно и направить крупнокалиберную пушку в спину наемника.
«Шеф, в лабораториях… — завибрировало сообщение в корпоративном чате. — Барретт… Блядь…»
Связь прерывалась. Адам тянул время, выбирая наиболее удачную линию огня для Уитли — ту, которая изрешетит наемника, но не заденет Фариду. Пока что он защищал ее, как живой щит, но рука Фариды опасно болталась на линии огня.
Дерьмо-дерьмо-дерьмо.
Ощущение того, что каждое промедление может стоить Цири жизни, мерно пульсировало в висках Адама. И противник тянул время, давая своему собственному боссу фору.
Адам поставил Уитли в наиболее удачное из всех возможных положений, глубоко вздохнул и активировал боевый режим.
Крупнокалиберная пушка в люльке под брюхом дрона сработала с оглушительным треском, и обе фигуры поглотило белое пламя. Адам бросился на пол и перекатился, оказавшись в маленькой служебной комнате с принтерами.
Фарида закричала. Изрешеченный труп наемника пригвоздил ее к земле, и на рукаве ее оранжевого комбинезона расплылось красное пятно. Адам на мгновение потерял управление над Уитни, тот наткнулся на стену и рухнул.
«Шеф, нам срочно…».
Адам подскочил к Фариде, бегло осмотрев полностью окрасившуюся красным руку. Черт его знает, насколько все плохо, но выглядит дерьмово; нужно перетянуть сосуды, пока она не истекла кровью. Адам стащил с наемника ремень, и перетянул предплечье Фариды, крепко зафиксировав.
Та даже не застонала, пока он над ней корпел. Адам осмотрел едва реагирующие на него зрачки; девушка теряла сознание от болевого шока. Он огляделся в поисках зеленого ящичка с крестом, и увидел аптечку первой помощи возле островка кухни; сорвал со стены, разломал на две части, пытаясь как можно быстрее добраться до анальгетиков. Фарида послушно, не понимая, где она и что происходит, проглотила и обезболивающее, и антишоковое.
«ШЕФ!», — передал ему сообщение Джордан.
Так, теперь Цири. Адам взглянул на задымленую лестничную площадку, и прикинул, сколько наемников попытаются задержать его на каждом из этажей. У него нет столько времени; Адам схватил Фариду в охапку и подошел к разбитому Уитли окну.
Никак он не привыкнет; каждый раз попытка спрыгнуть с такой высоты напоминала суицид. Фарида, одеревенев от шока, даже не вскрикнула, когда он шагнул на подоконник. С нижних этажей наружу валили клубы дыма; вдалеке трубила сигнализация скорой помощи и федералов.
Шариф Индастриз связалось с полицией Детройт-Сити приблизительно в то же самое время, когда произошел первый взрыв, но прошло добрых полчаса, прежде чем прибыли первые полицейские машины.
«Система Икар активирована».
Фарида прижалась к его груди, вцепившись в плечо здоровой рукой. Адам прошептал ей что-то успокаивающее. Еще не дай Бог попытается вырваться — последний раз, когда он прыгал вниз с девушкой, ничем хорошим это не закончилось.
Холодный детройтский воздух ударил ему в лицо, и площадь перед Шариф Индастриз начала приближаться к нему со стремительной скоростью. Когда ступни ударились о бетон, все припаркованные рядом машины разразились сигнализационным криком.
Оставив Фариду на площади, параллельно набрав скорую (дерьмо, конечно, но он потом перед ней извинится) Адам запрыгнул на один из удачно припаркованных внедорожников и подпрыгнул еще раз, на расстояние, обычным людям непосильное, разбив кулаком окно на третий этаж.
Ремонтировать потом пол-здания… Насчет финансовой бездны Шариф как в воду глядел.
В лабораториях было теплее, чем на верхних этажах, здесь стояла жара, как в оранжерее. Последний раз Цири находилась у Гинзбург; Адам ринулся по знакомому маршруту, прямо на звук низкого машинного рева. Он попытался связаться с Германном, но безрезультатно; остальные никак не могли вырваться с верхних этажей.
Из кабинета Гинзбург к нему бросился наемник в камуфляжном костюме, сжимающий в руках «Видоумейкер». Пистолет-пулемет Адама загрохотал, очередь прошила наемнику грудь; тот рухнул на плиточный пол и застыл в луже крови.
Адам отбросил пустой магазин, вставил новый и устремился вперед, в главный лабораторный зал.
Там он увидел две фигуры — одна громадная, другая распласталась на полу под ногой первой.
Лица, скрытого за шлемом, он бы не узнал; зато узнал диспропорциональные, как у мутированной гориллы, руки и встроенный в протез правой руки пулемет. Гребаный Дюк Нюкем на нейропозиновых стероидах.
— Ладно, детка, — сказал Барретт с тягучим реднековским акцентом придавленной его ботинком Цири. — Попрыгали и хватит.
Цири заметила Адама первой, и с четверть секунды в ее глазах отражался его собственный ужас. Из разбитого носа по разрезанной шрамом щеке текла кровь.
Ярость ударила Адаму в голову, как молот по наковальне.
Барретт занес аугментированный кулак, целясь по щиколоткам Цири. Один удар — и ее кости превратятся в пудру, и она не сможет никуда сбежать. Адам придумал бы лучшую тактику, если бы речь не шла о жизни Цири, но теперь его первой инстинктивной реакцией стало открыть огонь.
— Дженсен! — взревел Барретт.
Пули отскочили от брони, как камушки от шкуры динозавра.
Цири, воспользовавшись несколькими мгновениями смятения, вскочила, подняв с пола Харрикен, и исчезла из виду. Адам очень надеялся, что она телепортировалась за пределы здания.
Рука Баретта раскрылась, запястье ушло вглубь механизма, превращаясь в скорострельный пулемет с тремя стволами. Он завертелся с жужжанием мощного генератора и выпустил язык огня, пополам с очередью бронебойных. Пули вонзились в стену позади Адама, во все стороны полетела бетонная крошка.
— Давно не виделись, а? — заорал Барретт.
Адам судорожно обдумывал тактику. Киборг — гребаная стена, титановая, мощная, неповоротливая, смертоносная стена. Тай Юн Медикал переделала наемника полностью, невзирая на долгосрочную совместимость с жизнью — ожидаемая продолжительность все равно была минимальной.
Радиус в трех метрах вокруг Барретта — смертельный. Хер Адам что сможет, как огнестрелом, так и вблизи — сначала наемника нужно вырубить ЕМП-гранатами, но где, мать его, он сейчас достанет столько ЕМП-гранат?.. У него с собой всего одна.
Барретт с ухмылкой принялся водить рукой по плавной дуге; пули крошили тонкие перегородки из ДСП, за которыми прятался Адам, проделывали воронки в бетонных стенах. Он не сможет бегать от него вечно; рано или поздно не останется стен.
Дерьмо.
— Адам, назад! — крикнул яростный девичий голос, и Адам сделал ровно так, как тот ему велел — отпрыгнул обратно в коридор, как можно дальше.
Свет в лабораторном зале вырубило; и Адам увидел из-за стенки зеленое свечение, будто в комнате заработал какой-то фантастический реактор.
С расстояния в десять метров он наблюдал, как Цири молнией заметалась по помещению; такое ощущение, что в лаборатории начался зеленый шторм. Она появлялась и исчезала с такой скоростью, что казалось, в зале находились несколько ее копий одновременно.
Пушка Барретта захлебнулась, наемник зашатался и рухнул на колени, обхватив голову руками. Из-под шлема по броне стекали две тонкие струйки крови. Адам прекрасно помнил, каково это — быть в эпицентре телепортационного вихря Цири. Но его самого не убило; не убьет сейчас и Барретта, если только…
— Цири, — заорал Адам, швырнув ей ЕМП-гранату, — прикрепи к нему!
С гулким звуком граната описала дугу. Взрыватель был поставлен на пять секунд, и когда Цири, поймав ее, взглянула на нее с удивлением, Адам понял, что это была крайне хреновая идея.
Только б сообразила!..
Цири уронила гранату за шиворот Барретту и исчезла. Тот вскинул руку к бронированному воротнику, но не успел.
Послышалось низкое гудение, и комнату осветила голубая молния. Лампы зашипели и погасли. В глазах Адама помутилось, и взгляд застлала мерцающая серая пелена. Видеоряд не поступал, зато поступал инфракрасный фид.
«Электромагнетическая помеха. Система восстанавливается… Подождите…»
Запах дыма становился сильнее. Сработала автоматическая система пожаротушения; с потолка посыпались хлопья порошка-огнетушителя. Адам вывернул настройки импланта, ускорявшего рефлексы, на нестабильную мощность и открыл огонь вслепую, по громадной фигуре в инфракрасном фиде.
Несмотря на электромагнетические помехи, пули все равно не пробивали титановую, крепкую, как алмаз, оболочку.
Адаму не мог дать Барретту передышку, позволить Стражу Здоровья восстановить поврежденные ткани, а системе перезагрузить настройки. Он схватил со стены допотопный огнетушитель, метнулся к подергивающемуся громиле и ударил сбоку, полусорвав шлем с бритой головы.
Раздался скрежет металла о металл — Адам поднял импровизированное оружие и снова опустил его, со всей мощью, на которую были способны его кибернетические руки.
Какого хера он еще не мертв?!
Барретт ухватил Адама за плащ и притянул к себе. Ударил кулаком в голову; череп, шею и спину пронзила острая боль, и из носа водопадом хлынула кровь. Ощущение было такое, будто переносицу ему вбили прямо в мозг. От удара он отлетел в стену, впечатавшись с такой силой, что по бетону пошли трещины, а экран внутреннего интерфейса покрылся красными волнами тревоги.
Если бы наемник не сбоил и ударил в полную силу, от черепной коробки Адама остались бы одни воспоминания. Барретт оперся могучими ладонями о пол, и попытался подняться на ноги.
Раздалась еще одна очередь выстрелов; Адам даже не сообразил, откуда именно, пока не стер с глазных имплантатов кровь. Над все еще пытающимся подняться Барреттом стояла Цири, и она с осатанелым выражением лица разряжала обойму Харрикейна в висок наемника, туда, где обнажилась синтетическая кожа.
Кто только дал ей Харрикейн?.. Адам должен этому человеку ящик пива.
Череп Баретта прогнулся, обнажая скрывающиеся под ним провода и полусинтетический мозг. Адам замахнулся огнетушителем еще раз, пригвоздив наемника к лабораторной плитке. Еще раз. Еще раз. Он еще не мертв, он будет мертв тогда, когда от него ничего не останется…
…Ничего. Адам колотил снова и снова. В ушах у него ревел водоворот, и откуда-то издалека доносился его собственный голос, выкрикивающий ругательства.
— Адам… — сказала Цири, — Адам, он мертв!
Дерьмо. Правда, что ли? Адам замер с огнетушителем в руках, переводя дыхание, и перевел взгляд на окровавленную Цири. Вот черт…
— Ты в порядке?.. — глухо спросил Адам.
Судя по лицу Цири, такого идиотского вопроса ей давно не задавали.
Где-то вдалеке по громкоговорителю что-то вещали федералы. Адам пролистал фид корпоративного чата. Верхние этажи чистые. Нижние этажи чистые.
Они победили.
Срань господня, они победили.
********
Настоящее дерьмошоу началось позже, когда пришлось отчитываться перед федералами. В прошлый раз он не застал разбирательств, и на секунду пожалел, что не в отключке, когда его полночи допрашивали как преступника.
«Да, это в вашей стране на одну и ту же компанию два раза напали наемники-террористы. Да, это «Беллтауэр». Точно «Беллтауэр», у вас что, опознавательные базы накрылись? Да, вы можете забрать трупы на опознание. Нет, мы не знаем причину атаки.
Кто она? Цирилла Фиона Рианнон, гражданка Польши, сотрудник биотехнологического отдела, вот документы, виза в порядке. Перепроверяйте сколько хотите. Да, мы взяли ее даже без знания английского, настолько она ценный сотрудник. Какое это имеет отношение к делу?
Какое отношение к делу имеет то, в каких отношениях я с ней состою?
Да, мы застрахованы. Нет, мы не разворотили собственный офис, чтобы получить выплаты… вы рехнулись? Что значит «не выражайтесь»? Я не буду выражаться, если вы не будете задавать идиотские вопросы.
Да, убили. А что нужно было сделать, обезвредить и передать вам? Я не иронизирую, господин офицер, это серьезный вопрос.
Я отдал приказ об усилении охраны не потому что «чего-то ожидал», а после последней атаки, которая произошла — я вам напоминаю — меньше года назад. Что, тогда нашли виновных? Нет?
Да, размозжил голову, да, огнетушителем. Психическое освидетельствование проходил последний раз полгода назад, успешно. Послеаугментационный психоз? Какой, нахер…
Прошу прощения. Да, нам лучше поговорить в другой раз.»
*****
На следующее утро Фариду в больнице Святой Марии пришло навестить пол-компании; даже Притчард невесть где достал букетик искусственно выращенных лилий, чем подтвердил давнишние подозрения, что он неравнодушен к коллеге. С ним Адам и встретился в вестибюле, обменявшись усталыми приветствиями.
С собой он принес коробку ее любимых швейцарских конфет и чувство вины. Если бы он подождал еще пару минут, и не так торопился к Цири, то Фарида была бы в порядке…
Зато Цири лишилась бы ног. От самого воспоминания о громадном железном кулаке, занесенного над тонкими щиколотками, становилось тошно. Не бывает в жизни легких решений, мать вашу.
Когда Адам с Притчардом зашли в больничную палату, атмосфера в ней была похоронной. Бледная Фарида неподвижно лежала на койке с закрытыми глазами.
— Адам, Фрэнк, — тихо сказал Шариф, — плохие новости.
Адам закрыл глаза.
— Нет, с Фаридой все в порядке, — быстро поправился Шариф, — она просто спит. Новости смотрели?
Еще месяц назад Адам был плотно сидящим новостным джанки, а теперь потихоньку начал ненавидеть этот вопрос; ничего хорошего за ним не следовало. Притчард покачал головой, положив лилии у изголовья кровати.
Шариф включил телевизор и перелистал каналы. Адам уставился на экран.
На нем с непроницаемым лицом замер пожилой мужчина в церемониальной японской одежде, лицо которого Адаму было смутно знакомо. Пол запечатленной на камере комнаты был выложен старинным деревом; на нем лежали квадратные подушки с орнаментом из стеблей бамбука.
— Народ Японии! — медленно поклонился мужчина экрану. — Благодарю вас за внимание. Благодарю вас за доверие, которое вы оказали мне за последние три года моей службы.
Точно: перед ним Хидео Масаюки, премьер-министр Японии. Рядом с ним, склонив голову, сидела его мертвенно-бледная жена.
— Я склоняю перед вами голову, — тихо сказал премьер. — Я не смог поставить ваши интересы выше интересов дзайбацу. Я не смог защитить вас. Я предал ваши надежды.
Что еще за за публичное самоистязание?
— Мне не нравится, куда он ведет, — нахмурился Притчард.
Премьер вытащил из ножен церемониальный меч и установил клинок перед собой, приподнялся, чтобы тело нависало над саблей. Вот теперь Адаму тоже не нравилось, куда он ведет.
— Моя вина неискупима и мне нет прощения, — спокойным, почти роботизированным голосом, сказал премьер.
— Да нет же… — пробормотал Притчард. — Это что, шутка?.. Сэппуку? Свихнулся, что ли?
Шариф молча кивнул. Адам полез в новости в надежде найти разоблачения безвкусного вирусного ролика, но вместо опровержения нашел другой заголовок:
«Цунами обрушилось на юго-западное побережье Японии около часа назад. Остров Кумамото ушел под воду. Свидетели сообщают о черной воде и морских чудищах.»
— Не верьте лжецам, — тихо сказал премьер. — Не верьте дьяволам с серебряными языками, не повторяйте моих ошибок. Несчастье, свалившееся на нас — не цунами. Демоны пришли за нами. Это расплата за мое бесчестье. За наше бесчестье.
Адам шумно выдохнул. «Демоны пришли за нами» — из уст одного из мировых лидеров. Он уже чувствовал вкус массовой религиозной истерии на языке, и Таггарта, оседлавшего ее волну.
Яростный крик раздался в колонках телевизора. Обнаженная сталь ушла в нижнюю часть живота, кулак премьера, сжимавший клинок посередине, уперся в живот. Он попытался сделать разрез поперек живота, но безрезультатно; выдохнув, вцепился в сталь обеими руками и всадил еще глубже.
Пол вокруг него стал красным, по белому кимоно стекали целые ручьи. Жена премьера с выражением отрешенной преданности на лице сидела рядом, подогнув под себя ноги, перед окровавленном телом собственного мужа.
— Так, хватит, — резко сказал Адам, нажав на кнопку пульта. — Мы поняли.
Притчард тихо ругался, Шариф впервые за долгое время выглядел так, будто не понимал, что происходит. Кто-то из сотрудниц, подруг Фариды, тихо всхлипнул.
Адам выглянул в окно.
Улица была усыпаны сотрудниками полиции Детройта, похожими в своей пуленепробиваемой форме на экзоскелеты: лица — за непроницаемой завесой шлемов, оружие сливалось по цвету с имплантами рук. Адам давно не видел столько бывших коллег на улицах; казалось, началась революция или переворот.
«ПРАВДУ», — орала взбешенная толпа, подступая к «Пикус Ньюз». — «ПРАВДУ!». Некоторые трясли в руках бутылками с зажигательной смесью.
— Молодой человек, здесь запрещено курить, — произнес мягкий женский голос.
Адам перевел взгляд на смотрящую на него с осуждением медсестру, потом на свои руки, и обнаружил, что они непроизвольно достали сигареты. Он даже уже наполовину вытряс из пачки одну сигарету.
Нервы.
********
«Жду тебя в машине», — Адам отправил сообщение Цири и через полминуты получил уведомление, что оно прочитано. Кто бы мог представить, что месяц назад она называла телефон черным прямоугольником.
Адам настроил координаты на навигаторе. Он уже знал, что скажет Цири: ей нужно возвращаться домой. Пока не убили ее саму; пока из-за нее не убили всех остальных.
Он застегнул громоздкую, замысловатую защелку ремня безопасности и откинулся на сиденье, пытаясь собрать мысли в голове. Распахнулась боковая дверь, и Цири вскарабкалась на переднее сиденье.
Некоторое время она молчала.
— Я не брошу вас, — тихо сказала Цири. — В смысле… не брошу тебя. Я приведу подмогу… Узнаю у Ложи, как…
Ну, отличная идея! Еще больше мяса для лабораторий. Адам покачал головой и посмотрел через окно на одну из главных улиц Детройта: они ехали лишь десять минут, а он уже несколько раз видел признаки зарождающейся потасовки. Казалось, на улицы Детройта щедро брызнули феромонами, возбуждающими агрессию.
— Цири, — взглянул на нее Адам. — Думать не смей сюда возвращаться, поняла? Ты телепортируешься отсюда… на-всег-да. Ты меня поняла?
Пусть считает его кем угодно.
— Но… — Цири стиснула губы и поморщилась, как от боли.
— Эредина я убью сам. — Адам замолчал, стоя в ожидании сигнала светофора за черным джипом с непроницаемо тонированными стеклами.
Хер его знает, почему он так уверен — магическая интуиция, шестое чувство, прочий бред; но остроухого отправит к эльфийским праотцам именно он. Особенно после того сна, о котором рассказала Цири.
— Нет, я не об этом… — покачала головой Цири.
Джип поплыл вперед, и Адам тронулся следом. Горизонт перед ними испещрен частоколом подъемных кранов; мостовую сотрясала едва уловимая дрожь — где-то глубоко под землей строительные роботы прокладывали сверхскоростные туннели.
Недолго осталось Детройту процветать.
— Цири, — сухо продолжил Адам, чеканя каждое слово: — ты наделаешь больше бед, оставшись. Тебе необходимо вернуться домой: ради себя самой, ради нашего мира. Сейчас начнется хаос, беззаконие, анархия…
— А раньше что было? — ухмыльнулась Цири. — Земля обетованная?
Адам хмыкнул.
— Очень смешно.
Интересно, откуда она знает библейские выражения?..
Адам свернул на светофоре направо, по направлению к «Голден Гейт» — закрытому коттеджному поселку для сильных мира сего. Не исключено, что Шариф купил там особняк, только потому что в названии было «Голден».
От внешнего мира Голден Гейт отделяла такая стена, будто они опасались нашествия варваров. Хотя обеспеченным людям жить в Штатах стало рискованно, эксклюзивные кварталы для богатых приходили в упадок из-за непрекращающихся забастовок и террористических атак. Растущую массу бедняков все больше раздражали выходки богачей, а играюший роль буфера средний класс таял с каждым днем.
«Причард, — отправил сообщение Адам, — что там с кодами?».
Притчард знал об их затее, и, к удивлению Адама, согласился помочь. Вторая атака на Шариф Индастриз выбила его из колеи, и по странному стечению обстоятельств в самый ответственный момент он переставал быть мудаком.
Пойди разберись.
А Шариф… все, что нужно для экспериментов, он собрал — биологи украдкой взяли у Цири кровь, слюну, волосы. У Гинзбург материала на десятки лет исследований.
«7834, Иуда», — сообщил по Инфолинку Притчард.
Адам простил Шарифа за все, что тот ему сделал; теперь наступила его очередь.
В особняке давно никто не бывал (если верить системе наблюдения, в последний раз — та самая бывшая жена Шарифа, британка, акула юридического мира в юбке-футляре, отсудившая у него пару десятков миллионов после двух лет брака), и он превратился в золотой склеп.
В стальном бункере было грязно, сыро и убого; никто не вспоминал о нем со времен холодной войны. Захлопнув за ними круглую массивную дверь, Адам перевел зрение на ночной режим и заметил, что связь с окружающим миром была потеряна. Никакие сигналы сюда не поступали.
— Адам, я… — Цири помялась на месте, прогуливаясь по холодному полу, словно выбирая, из какого места лучше телепортироваться.
У нее за спиной висел тяжелый походный рюкзак, под завязку набитый книгами по физике (Адаму пришлось распрощаться с коллекционным собранием учебников Фейнмана), медицине и химии, завернутым в тряпочку оружием (трофейный Харрикейн он решил отдать) и пенициллином. Замечание, что ее за такой набор сожгут на ближайшем костре, Цири парировала своим императорским статусом.
Адам заранее решил обойтись без прощальных разговоров.
— Прощаться я не умею, — сказал он, вертя в пальцах сигарету. — Так что… Лучше не усложнять.
Закупорить сейчас, раскупорить бутылкой позже. Кондовый рецепт, работал уже пару десятков лет.
— Да, хорошо-хорошо, — грустно хмыкнула Цири, покачав головой. — Даже не сомневалась, что ты что-то такое скажешь. Ладно. Может, на прощание?..
Она улыбнулась фирменной улыбкой, мгновенно преобразившись в прежнюю хулиганку.
— Цири, — покачал головой Адам, едва сдерживая улыбку.
Она в голос фыркнула:
— Обнимемся на прощанье, Адам! Мыслишки у тебя, ей-богу!
Она прильнула к нему, и Адам крепко ее обнял, вдохнув лимонный аромат геля для душа. Подержал ее немного дольше, чем сам рассчитывал. В разговорах с женщинами есть одна загвоздка: ты можешь сколько угодно приводить доводы, факты, аргументы, апеллировать к логике и здравому смыслу; но потом прижимаешь их к себе и превращаешься в идиота.
— Я… — вообще-то Адам не хотел ничего говорить, и сам не знал, за каким чертом он начал это предложение. — Я был рад знакомству… Я имею в виду.
«Был рад знакомству», Дженсен, блядь, серьезно?!
— Давай не усложнять, — перебила его Цири, слабо улыбнувшись. — Прощаться ты и правда не умеешь.
Она высвободилась из объятий и сделала шаг назад. Отошла от него на безопасное расстояние, уперевшись в стальную стену, и закрыла глаза. Ее окутало зеленое свечение, и она испарилась.
Стены загудели.
Вот и все.
Адам устало присел на пол и закурил. Он был страшно измотан. Так, совершенно опустошенный, уставившись в стальную стену напротив, сидел он довольно долго.
Слава Богу; оно к лучшему, со своим дерьмом они должны разобраться сами. Съездят на чертов саммит, попытаются найти компромиссы, мобилизовать силы, консолидировать ученых… Первоочередная задача — выжить, а потом уже — навести порядок.
Ей так и так нечего было здесь делать. Появление Цири в его мире — баг, глюк матрицы. Она слишком хороша для этой дыры…
Раздался хлопок, и Адам внутренне взвыл.
Цири появилась обратно взъерошенной, словно после хорошей взбучки, и с широко распахнутыми глазами.
— Нет? — хрипло спросил он и с трудом сглотнул ком в горле.
— Вот же курва мать! — выдавила из себя Цири. — Чушь собачья!.. Волны пропали, зато теперь… Меня не пустили. Они не согласны. Кто - они? Может… Я не знаю…
— Значит, нет? — обреченно переспросил Адам. — Может, еще раз попытаться?
— Нет, — отрезала Цири. — Сейчас едва ноги унесла.
Адам шумно выдохнул. С одной стороны, он уже не надеялся увидеть ее еще раз, с другой…
Полное дерь-мо.
*******
Когда Шариф сказал, что хочет переговорить с ним в пентхаусе, Адам не ждал ничего хорошего.
Шеф выглядел утомленным, как человек, который занимался решением неотложных финансовых, страховых, юридических и военных вопросов без передышки много часов подряд. На белой рубашке проступили пятна пота, волосы растрепались, глаза покраснели от усталости.
Первый раз за всю историю их знакомства шеф выглядел дерьмово, а это верный признак наступающего апокалипсиса.
— Садись, сынок. Выпьешь чего-нибудь? — спросил Шариф хрипловатым голосом.
Адам дежурно отказался, верный своему основному правилу — на работе не употреблять. От первого стакана он легко воздерживался, со вторым было уже сложнее; мотор хороший, но тормоза подводили.
— Да знаю я, знаю, — усмехнулся Шариф, — что ты не пьешь на работе. Сегодня — особенный случай.
Он разлил по двум бокалам неприлично хороший виски — Pappy Wan Winkle по тысяче за бутылку — и Адам на мгновение испытал муки соблазна.
— Знаешь, как говорил мой отец? Девяносто процентов своих денег я потрачу на женщин и виски, остальные десять, наверное, просру. — сказал Шариф, поднося бокал к губам. — С бункером не сработало, я так понимаю?
Что? Адам открыл рот и тут же закрыл.
Конечно, он в курсе. Когда Шариф был не в курсе чего-либо? Дерьмо, как же ему надоело постоянно чувствовать себя идиотом.
— Нет, — признался он.
— Жаль, — вздохнул Шариф. — Ну, что ж… Согласно Женевской Конвенции, мы теперь обязаны передать «стратегически важные для выживания человеческой расы ресурсы и информацию» в общее пользование. На практике — Версалайфу.
Адам резко пересмотрел свое решение о выпивке и взял предложенный стакан в руку. Ладно, не напьется; Страж Здоровья будет до последнего бороться с ядом. Нужна не одна бутылка, чтобы спирт ударил Адаму в голову.
— Что за бред, шеф? — пробормотал он. — Нет такого закона. У нас капитализм. Даже базовые лекарства в частных руках.
Шариф вдохнул аромат виски и сделал глубокий, отчаянный глоток.
— Пока что нет такого закона, — поправил его Шариф, — но вскоре он будет принят на Женевском саммите. В срочном порядке, ввиду угрожающей миру опасности.
Мало им было устроить на них облаву, теперь они решили прижать их международными законами?
Первую бутылку они уговорили быстро, слишком быстро, чтобы на ней закончить вечер; Шариф достал еще одну, и через полчаса Адам придумал логичный выход из ситуации:
— А если мы пошлем их нахер? — спросил он.
Шариф ответил нехотя, с трудом выговаривая слова:
— Они нападут на нас снова. Перережут нам финансовые каналы. Натравят на нас общественность.
Несколько секунд Адам молчал, переваривая услышанное.
— Людям нужна правда, — он так хрипел, будто глотка изнутри смазана чем-то клейким.
— «Людям нужна правда», — передразнил его Шариф, — Адам, а нам нужно что-то получше лозунгов. Что они будут с этой правдой делать? Погрузят нас в анархию, и тогда встанут вообще все исследования?
Адам ненавидел моменты, когда шеф оказывался прав.
— И что нам делать?
Шариф отвернулся. Когда он снова взглянул на Адама снова, лицо его было искажено, словно от физической боли.
— Поспать. Я предлагаю поспать.
******
Адам не помнил, как вернулся домой.
Он взглянул на кровать и увидел крепко спящую, растянувшуюся под одеялом Цири. Поразительно, как такая стройная девушка умудряется занимать семьдесят процентов двухметровой кровати.
Цири тихонько вздохнула во сне и перевернулась на другой бок. Усилием воли Адам подавил желание сдернуть с неё одеяло и бесцеремонно разбудить. Вместо этого он побрел в ванную, стараясь не наделать шума.
«Приходи в себя, — посоветовал Адам своему отражению, бреясь перед зеркалом. — Приходи в себя».
Когда Адам вернулся к кухонному островку, он достал из посудомойки круглый стакан и плеснул себе еще немного виски — расслабиться. Не такого хорошего, каким его угощал Шариф, но это уже было совершенно неважно.
«Что за мир такой? — подумал Адам, закурив сигарету. — Что за мир, которому нужно перемолоть кучу жертв, чтобы выжить? Что мы тут вообще спасаем?».
Стоит ли вообще тут что-то спасать?
Им перекрыли финансовые потоки, натравили Беллтауэр и теперь решили натравить весь мир. «Ресурсы критической важности не могут находиться в руках одной компании… Люди должны объединиться… Требуется присутствие на саммите… Срочная директива ООН…»
Цири — не ресурс. Не овечка на заклание. Он не позволит…
Не позволит.
Первая бутылка опустела слишком быстро, заканчивать на ней показалось неправильным, и Адам достал из буфета еще одну, на закуску насыпав себе в миску каких-то невразумительных сухариков.
Хорошо, они откажутся. Что дальше? Ещё одно нападение на Шариф Индастриз, на этот раз с поддержкой ООН и полудохлого правительства США? Ничего так не объединяет враждующие группировки, как ненависть к кому-то.
Хорошо, они согласятся. Чем закончится саммит? Чем угрожает массовая огласка способностей Цири? Они посадят ее в клетку? Присоединят к ИИ? Разорвут на части?
В любом случае — убьют ее. Случайно, специально — неважно. Убьют, он не сомневался. Единственное, на что они способны. Разрушать, манипулировать и убивать. И ее смерть будет его виной.
— Лучше бы у тебя получилось, — вслух сказал Адам. — Лучше бы ты телепортировалась…
Зачем ей вообще нужно было попадать в эту дыру? Неужели не нашлось мира получше?
А зачем он с ней переспал? И если бы один раз. Ты идиот, Дженсен. С твоей работой отношений не заводят. Тем более с ценным активом. Тем более с едва совершеннолетней девчонкой. Наворотил херни, а за херню дорого платят.
Как оно вообще получилось? Вот почему он всегда выбирал самую ненадежную ветку, усаживался на нее и протягивал топор каждому, кто желал по ней рубануть?
«Да хер бы с ним, с этим миром и хер бы с его людьми, — окончательно утвердился в своей мысли Адам, открывая вторую (третью?) бутылку, — Цивилизация, пораженная раковой опухолью».
В глубине души он понимал, что ему нельзя напиваться, как многое от него зависит и как много людей на него полагаются, и от такой мысли нестерпимо хотелось напиться.
Кого он вообще в своей жизни смог спасти? Что он смог изменить? Ничего. Марионетка в руках Шарифа, а теперь ещё и марионетка в руках Иллюминатов…
Что за литраж у этих бутылок, ноль-пять? Ноль-семь? Херня, быть такого не может. Херня хуже, чем та, что льется с экрана. «Биологическая катастрофа… минута единения… ради спасения человечества…» Вспомнили, суки, о чём-то, кроме прибыли.
Как там говорила Цири? Принцип меньшего зла? Пожертвовать кем-то, чтобы спасти миллиарды? Херня, а не принцип. П-о-л-н-а-я херня.
Он в полном дерьме, из которого пока не знает, как выбраться. Так бывает: ничего не чувствуешь, пока не увязнешь по уши, а потом захлебываешься, как последний идиот.
— Адам, может, ты спать пойдешь, а? — спросила вышедшая из спальни Цири, протирая глаза.
Заспанная, в белом спортивном белье, со своими большими зелеными глазами и растрепанными пепельными волосами. Адам хотел сказать ей что-то ласковое, но слова отказывались формироваться в предложения.
— Ой, холера-а-а-а ясна, — присвистнула Цири, — Ничего ж ты наквасился…
Комментарий к Switchback (Адам)
Милейший арт от Krig Raydo:
https://ibb.co/fq07xTC
И от него же забавная картинка в тему:
https://ibb.co/BKCtJSj
Всех с наступающим! Очень хотелось бы в 2019, причём в первой его половине, закончить работу. Осталось четыре главы.
========== Machinae Prime (Цири) ==========
Первым, что увидела Цири в комнате, тонущей в полумраке детройтской ночи, были пустые бутылки из-под виски; вторым — пепельницу с внушительной горкой окурков, и лишь в последнюю очередь из-за плотнойдымовой завесы можно было различить самого Адама.
— Та-а-ак, — сказала Цири.
Нехорошее предчувствие оправдалось, стоило ей подойти поближе: Адам был в дугу, дымину, драбадан и в прочие красочные эпитеты, на которые так богат всеобщий. Он пытался рассказать ей про какой-то саммит, бормотал что-то про какую-то Женевскую конвенцию, заявлял, что «он не позволит», и говорил прочие подобные вещи, которые на трезвую голову не повторит. Мужчины, оказывается, вполне способны к эмоциям, но почему-то только после трёх стаканов.
Направить его в сторону кровати удалось только обманом — пообещав то, что Цири, будь он чуточку трезвее, может быть, даже и сделала — но не пришлось. Бедолага заснул мгновенно, упав на подушки лицом вниз, не сняв ни штанов, ни рубашки. Цири с чувством вздохнула и принялась стягивать с крепко спящего Адама одежду, борясь с каждой пряжкой и молнией.
«Голым-то я его толком и не видела, — подумала она, с трудом стащив штаны, — то свет погасит, то под одеяло спрячется, то еще чего…»
Цири зажгла ночную лампу и придвинулась поближе. На бледной спине виднелись многочисленные выемки — как будто пулями изрешетили, а дырки залатали металлом. Справа и слева от позвоночника выглядывали металлические пластины — стало быть, хребет заменили, чтобы кости не разлетелись на куски от прыжков. Ноги до середины бедра оказались настоящими — или выглядели таковыми — а дальше плавно перетекали в углепластик. На узкие черные ступни словно каблуки приделали: Цири взглянула на свои собственные голые ноги, задумалась, смогла бы она жить с такими штуковинами, и решила, что лучше о таком вовсе не думать.
Адам перевернулся на спину, скрипнув жесткими от свежести простынями, и что-то недовольно пробурчал. Торс у него был сухой и поджарый, как у Геральта после пары месяцев на большаке.
«Тьфу, — тотчас одернула себя Цири. — Нашла с кем сравнивать».
Она продолжила исследование, коснувшись указательным пальцем прямоугольного шрама правее пупка. Желудок, стало быть, тоже заменили — неудивительно, с таким питанием любой мужик давно бы уже дуба дал…
— Цири, ты чего? — сонно спросил Адам, аккуратно, но крепко перехватив ее запястье.
— Ничего, — прошептала Цири, выдернув руку из его хватки. — Спи, тебе привиделось.
Радуясь, что в темноте не видно покрасневших щек, она быстро накинула на Адама одеяло и погасила свет.
«Если завтра спросит, скажу, что сам разделся. Все равно ничего не вспомнит».
*****
Раньше утро начиналось либо с петухами, либо еще до первых лучей солнца, но поскольку ни первого, ни второго в мире Адама не наблюдалось, разбудил Цири настойчивый стук в дверь. Едва разлепив глаза, она почувствовала себя такой вялой, словно и не ложилась спать. Она села на кровати, сделала глубокий вдох, который чуть было не перешел в зевок, и по новоприобретенной привычке первым делом ткнула пальцем в экран телефона.
Одиннадцать утра?! Сонные таблетки, курва их мать! Последний раз за такой поздний подъем Ламберт наградил ее ушатом ледяной воды, вылитой на голову. Ткнув в экран еще раз, Цири посмотрела на список тех, кто все утро безуспешно пытался до нее дозвониться, и страдальчески вздохнула. Вроде и жалование не получала, а стыдно стало так, будто ей платили.
Стук из настойчивого превратился в бесцеремонный.
— Дженсен! — взревел где-то вдалеке голос.
Цири перевела взгляд на Адама, мертвецкий сон которого не потревожили ни стук, ни крик. Представив, какой ужас его хватит при виде времени, которое показывают часы, и какое похмелье ожидает сразу после, Цири решила не будить засоню и тихонечко встала с кровати, натянув на себя первую попавшуюся рубашку.
Незваный гость оживился, стоило ему только услышать шаги за стеной.
— То, что офис разнесли к чертовой матери, еще не повод не работать, — возмутился он. — У нас все горит, Дженсен!
Цири взялась за ручку двери с чувством, будто сейчас впустит в квартиру оголодавшего волколака.
— И тебе день добрый, Фрэнк, — тихо сказала она, осторожно выглянув наружу. — Что горит?
Притчард держал в одной руке бумажный стакан, в другой — сигарету, при этом параллельно прижимал плечом к уху телефон, смахивая таким образом на многорукое офирское чудище и позой, и выражением лица.
— Все! — рявкнул Притчард, не сразу сообразив, кто перед ним. — Цири, ты что здесь?.. А.
Он шумно хлебнул из стаканчика и с легким неодобрением заметил:
— Быстро вы успели съехаться.
Цири хмыкнула и пожала плечами.
— Глупости, — с чувством зевнула она. — Быстро — это когда на Саовину погуляли, а в Солтыций уже рожать.
Притчард, смысла шутки не уловив, посмотрел на нее с искренним ужасом.
— Да ты проходи, проходи, — великодушно разрешила Цири, — Адаму нездоровится.
Приглашать два раза не пришлось. Притчард с готовностью шагнул за порог и демонстративно втянул ноздрями воздух. Мог бы и не стараться: запашок стоял такой, словно рота солдат в сыром погребе всю ночь гудела. Все доступные поверхности на кухне были заставлены грязной посудой, над раковиной вздымалась башенка из чашек, и исходивший от них слегка кисловатый душок смешивался с солодовым.
«К вечеру приберусь», — подумала Цири, с сочувствием взглянув на потухшую приземистую плошку в углу, обычно выполняющую обязанности прислуги.
— Ясно, что за загадочная болезнь, — сказал Притчард, сам себя пригласив присесть на диван. — Симптомы, как говорится, на полу.
Многозначительно обведя взглядом комнату, он остановил свой взор на Цири.
— Будь золотцем, — протянул он, — надень джинсы какие-нибудь, а то наш бравый коп проснется с похмелюги и все неправильно интерпретирует. Ты же знаешь полицаев — сначала стреляем, потом думаем.
Нашел великого ревнивца! Цири пожала плечами и пошла в спальню. Вытащила из шкафа свою успевшую перебраться сюда с верхнего этажа одежду: рубаху, портянки, и добротные штаны из дубленой кожи (одобренные лично Фаридой!).
— Дженсен, — вещал Притчард через стенку, пока Цири одевалась, — мне даже не так обидно, что ты нажрался и забил на работу — мне обидно, что вы с Шарифом меня не позвали.
Так они с Шарифом что-то отмечали? Интересные дела.
— Притчард, кто тебя сюда пустил в такую рань? — прорычал Адам, накрыв голову подушкой. — Дай поспать!
Краем уха слушая вялую перепалку сонного Адама и Притчарда, Цири наспех оделась и затянула волосы в привычную высокую гульку. Пока она приводила себя в порядок, Притчард с задумчивым видом доедал вчерашние сухарики, переключая новостные программы в телевизоре. Глашатаи соревновались друг с другом в способности произнести как можно больше слов в минуту.
«…ЯПОНСКИЙ АРХИПЕЛАГ УХОДИТ ПОД ВОДУ. ЖЕРТВЫ ИСЧИСЛЯЮТСЯ МИЛЛИОНАМИ. ВВЕДЕНО СРОЧНОЕ ВОЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ…».
«…ПАПА РИМСКИЙ ВЫСТУПИЛ С ЗАЯВЛЕНИЕМ В ВАТИКАНЕ. ИМАМ АЛИ ИБН АБУ ТАЛИБ ГОВОРИТ О КИЯМАТЕ…».
«…КИТАЙ И РСШ ЗАКЛЮЧИЛИ ЭКСКЛЮЗИВНОЕ СОГЛАШЕНИЕ С БЕЛЛТАУЭР ДЛЯ ЗАЩИТЫ ГРАНИЦ…»
И прочее, и прочее, и прочее. Забежав в ванную комнату, Цири достала надежно спрятанный в шкафчике — которого, судя по слою пыли, рука Адама давненько не касалась — новехонький Зенит. Пистолет она позаимствовала у компании вместе с Харрикейном, бомбами и ещё какой-то штукой, назначения которой пока не выяснила. Черта лысого она сунется в Шариф Индастриз без оружия после того, как ей там ноги чуть в пыльцу не раздробили.
Цири вернулась в гостиную и, удостоверившись, что Притчард внимательно смотрит, вставила в о-бой-му десять латунных цилиндриков, вогнала магазин в рукоятку, дослала пат-рон в ствол и поставила пре-до-хра-ни-тель. Завершающим штрихом она ловко вложила пистолет в кобуру, словно надела сбрую на лошадь: все точно по инструкции.
Услышав наигранно восхищенный присвист Притчарда, Цири самодовольно улыбнулась.
— Какое к чертовой матери прогуляемся? — сонно проворчал из спальни Адам, услышав, что ей это предложил Притчард. — Снаружи небезопасно…
— Внутри тоже, — ответил Притчард. — Можно отравиться этиловыми парами.
И постоял пару мгновений перед дверью, прежде чем спросить:
— Слушай, Дженсен, а ты вообще в курсе, сколько сейчас времени, или у тебя настройки сбились?
Гробовое молчание длилось с полминуты, прежде чем из спальни донеслось полное безнадежности и отчаяния «твою мать», и сразу после — такой грохот открываемых шкафчиков, будто началось землетрясение.
— Тикаем отсюда, — шепнул Притчард Цири. — Дженсен с похмелья пострашнее тварей с Хэнша будет.
***********
Застыв в дверях Чайрон Билдинг, Цири увидела тысячи лиц, искаженных бешеной злобой: огромная демонстрация была в самом разгаре. Колонна людей плотным потоком перекрыла дорогу. Фонари разбиты, стеклянные витрины разрисованы ядрено-красными лозунгами, машины были брошены прямо на дороге. Кровожадность толпы превращалась во что-то осязаемое, делая воздух спертым настолько, что становилось трудно дышать.
«Запомни, девочка — нет ничего ужаснее гнева кметов», — когда-то сказала ей Калантэ. «Знаешь, чем он страшен? Никогда не знаешь, когда они взбеленятся — тысяча ударов и ни возгласа, тысяча первый — и они сметут все на своем пути».
Стражники с щитами, в тяжелых, полностью скрывающих лицо, доспехах, плотным кольцом окружавшие Чайрон Билдинг, непрерывно призывали к спокойствию, делая это настолько монотонно-раздражающе, что после пятого раза Цири тоже захотелось разбить окно. Картину дополнял здоровенный железный болван, похожий на беса с топей, крутящей во все стороны своей плоской одноглазой башкой. На его горбу покачивались штуки, не предвещавшие толпе ничего хорошего.
— Классно я кофе с прошлогодними сухариками попил, — выдохнул Притчард. — Тут революция началась. Так, ладно, на улицу сегодня лучше не соваться. Пойдём на крышу, подождём вертолета, а то мне Дженсен голову откусит и не подавится.
У Притчарда были все основания для осторожности: стекла соседствующей с апартаментами башни «Пикус Ньюс» были разбиты, стены размалеваны красками, перед самым входом красовалось пятно крови, словно оставшееся от принесенной на алтаре жертвы. Дверь в башню наискосок перерезали красные буквы, складывающиеся в четкое послание:
FUCKYOU
Цири уже выучила значение расхожей фразы.
— Фариде лучше? — тут же обрадовалась Цири, услышав про вертолет.
— Нет, — коротко сказал Притчард.
Цири вжала голову в плечи, раздумывая, не расспросить ли подробней о самочувствии Фариды, но потом решила не бередить рану.
Пока они ждали машину на вертолетной площадке, Притчард, явно ищущий повода повздорить, спросил:
— Тебя, смотрю, не смущает склонность Дженсена хватить лишку?
Безо всякой причины Цири восприняла вопрос очень лично.
— Я тебя умоляю, — пожала плечами она. — Помнится, дедушка Весемир полынную настойку передержал, а потом всю ночь до зари за куролиском гонялся. Вот это я понимаю - «лишку хватил».
Та ещё, кстати, ночка была — они с Ламбертом тогда до самого утра в погребе сидели и не дышали, а под утро куролиск оказался обыкновенным индюком. Но башку Весемир ему тогда снес филигранно, одним взмахом серебряного меча.
— А Адам, — хмыкнула Цири, — чуть-чуть увлекся.
Притчард скептически приподнял бровь.
— Ваши генные мутации у меня больше не вызывают вопросов.
Цири пренебрежительно фыркнула и отвернулась, пока Притчард курил одну сигарету за другой и каждую вторую секунду проверял телефон. Цири незаметно прищурилась, чтобы разглядеть мелькнувшее на дисплее сообщение.
«Успокойся, Фрэнк. Прооперируют — сообщу».
Вертолет прилетел на удивление быстро. Новый пилот ей не понравился уже тем, что по нему было не понять, человек он или механизм. Летающая машина взлетела под острым углом, держась повыше, словно опасаясь бушующей толпы внизу.
Молчание и Притчард — вещи малосовместимые, поэтому Цири не удалось спокойно просидеть и пары минут:
— Дженсен рассказал тебе о саммите, да? — спросил он, бросив придирчивый взгляд на коротко подстриженные ногти.
Цири удивленно подняла глаза.
— Ну, про отмену акта 2017, — зачем-то уточнил Притчард, — про неприкосновенность корпораций. Или ты думала, Дженсен так в честь пятницы наклюкался?
Цири медленно покачала головой.
— Ну, пусть тогда Шариф расскажет, — выдохнул Притчард. — А то нашли кого сделать гонцом дерьмовых вестей.
Он выпустил в потолок струю дыма.
— Фрэнк, — тихо попросила Цири. — Лучше — ты.
— Ой, я весь растаял, — рассмеялся Притчард и пригладил и без того прилипшие к черепу темные волосы. — Но да…. Ладно. Ну, короче…
Когда Притчард закончил свой рассказ, Цири закусила губу и быстро слизала выступившие бусинки крови. Они уже не стеснялись называть девушку «ресурсом», окончательно лишив человеческого статуса. Ресурсом, который нужно передать в общественное пользование и коллективно препарировать.
Курвины дети! Когда её наконец оставят ее в покое?! Выругавшись, Цири ударила по маленькому окошку. Притчард сделал страшные глаза, а кулак тотчас заныл от боли. Пилот коротко выругался. Ну, значит, хотя бы не робот.
— Скажи мне, Супердевочка, — угрюмо подытожил Притчард, — какого черта ты не слиняла, пока была возможность? Если из-за Дженсена, то мне тебя почти не жалко.
Цири помрачнела. Да ноги б ее здесь не было! Винтермьют обещание сдержал: в том бункере волн не было, но было что-то другое. Что-то, обладающее волей. Цири надеялась, что барьер — дело рук Навигатора, Эрединовской шавки, потому что если он тут ни при чем…
То отсюда вообще никто не выберется.
— Ладно, проехали, — сказал Притчард, одной затяжкой уменьшив только что начатую новую сигарету наполовину. — Лучше скажи, как ты узнала о бункере?
— Догадалась, — буркнула Цири.
— Иисус Христос на велосипеде, — вздохнул Притчард. — Лапшу на уши — это к Дженсену.
«Да что ж это за парень, которого все вспоминают? То на велосипеде, то на кресте…»
— Давай начистоту, — нахмурился Притчард. — С тебя причитается, забыла?
Цири шумно выдохнула и вдохнула воздух через ноздри. Помявшись немного, сказала:
— Помнишь того парня, который вывел нас на Красный Берег?
— Да ладно, — присвистнул Притчард и покачал головой, — Какой-то левый хакер прознал про бункер Шарифа? Я даже не знаю, чей это косяк — мой или Дженсена. Но в любом случае, этот муди…
— Винтермьют пока единственный, — перебила его Цири, — кто сказал мне правду и попытался вытащить отсюда.
Притчард странно взглянул на неё.
— А какого ж ты еще здесь? — хмыкнул он.
— Такого, — ощетинилась Цири.
— Вас с Дженсеном, я посмотрю, не только терпимость к алкоголю объединяет, — закатил глаза Притчард, — но и светские манеры. Ладно. С хакером ты еще на связи? Подкинешь инфолинк?
Цири кинула на Притчарда недоверчивый взгляд.
— Слушай, — сказал Притчард, — определись, кому ты доверяешь, и не морочь мозги. Me comprendes, amiga?
— Компрендэс, — сухо сказала Цири.
— Ну вот и славно, — сказал Притчард и взялся за поручень. — Потому что мы прилетели.
*****
В Шариф Индастриз все как сквозь землю провалились: никаких пересудов на кухонных островках, никаких сливающихся воедино звонков. «Бэк-офис слился, — пояснил Притчард, — остались одни фанатики во главе с главным фанатиком. Работа мечты, черт бы ее побрал».
Кому она обещалась к десяти? Ах, точно.
Цири не сомневалась, что Левандовски принадлежал к числу пресловутых фанатиков; она бы не удивилась, узнав, что он продолжил гонять мышек по клеткам, нацепив здоровенные наушники, пока Барретт разносил пол-лаборатории.
Пока она поднималась в лаборатории, единственной душой, которая встретилась ей на пути, был робот-уборщик размером с собаку, вытиравший с пола какие-то разводы. Непривычная тишина и легкая головная боль заставили Цири нервничать, но вскоре молчание прервалось двумя голосами — мягким, бархатным и быстрым, скачущим.
— Вживить, шеф, можно любой ген. Другой вопрос — приживется ли он и будет ли активирован в новом носителе так же, как и в старом. Вот, гляньте, случилось с Джеком-32…
— Разрывная пуля? — предположил Шариф.
— Эх, если бы! — расстроенно вздохнул Левандовски.
Шариф прочистил горло.
— Ну, на мышах мы в любом случае далеко не уедем, шеф, — сказал Левандовски, — Вот на высших приматах…
Шариф прочистил горло еще раз, на порядок громче.
— Вот приматам, — как ни в чем не бывало продолжил Левандовски, — можно будет попробовать вживить большие участки генома. Можно и клонировать, конечно. Но для этого нужна инфраструктура масштабов Версалайфа, необходимы…
Цири не расслышала, что ответил Шариф, и подошла к двери почти вплотную.
— … годы, — вздохнул Левандовски, — …не меньше. У нас есть годы?
— Ты сам знаешь ответ на свой вопрос, Ян, — сказал Шариф. — Мисс Рианнон, входите, дверь не закрыта…
От обращения к ней Цири чуть не подпрыгнула, но, быстро взяв себя в руки, как ни в чем не бывало зашла в лабораторию. Шариф ей тепло улыбнулся.
— Мы ждали вас, — мягко укорил он. — Несколько дольше, чем хотелось бы.
Цири приподнялась на цыпочки, чтобы заглянуть в герметичный бокс, который рассматривали мужчины. «Проект «Супернова», — гласила надпись на стеклянной коробке. — Секретно». Она взглянула на Джека-32 — вернее на две половинки, что от него остались. Аккуратные половинки — будто свежую булочку пополам разрезали.
Джек-25, его сокамерник, ничуть не удрученный потерей товарища, был облачен в жилетик из ослепительно голубого металла, а Джек-66, похоже, тоже готовился отдать концы, судя по уродливым наростам на шкуре.
— Пани Рианнон, что случилось? — возмутился Левандовски. Подключенные к его шее кабели напоминали белых червей. — Уже пополудни!
Он, как обычно, потягивал горячий шоколад. Если машинка, что его готовит, сломается, он станет несчастным человеком. Цири изобразила виноватую улыбку.
— Нездоровилось, — поморщилась она.
Шариф сочувственно улыбнулся, помассировав виски. У него самого видок был не самый свежий.
— Какая жалость, — сказал он. — Завтракали, мисс Рианнон?
— Я… — начала придумывать себе отговорку Цири.
— Я так и думал, — сказал Шариф, — что вы составите мне компанию. Ян, не смотри на меня так, через пару часов мисс Рианнон будет всецело в твоем распоряжении.
Желудок Цири сжался в комок и подкатил к горлу.
****
В башне их действительно ждал завтрак, накрытый в полумраке: окна в кабинете были плотно прикрыты железными занавесками. Шариф уселся в шикарное кресло за письменным столом из стекла и хрома, закинул ногу на ногу и смахнул пылинку с черных шерстяных брюк.
Он жестом пригласил Цири сесть напротив; без лишних вопросов налил кофе в золотую чашечку, мимоходом порекомендовал яйца Бенедикта и, не дожидаясь какой-либо реакции, отправил их к ней на тарелку.
Сам не взял ни кусочка.
Цири молчала, зная — сам все расскажет — и даже не уловила, как от обсуждения американских кулинарных традиций и происхождения кофейных зерен Шариф перешел к «форсированной передаче ресурсов и технологий», «ограниченному контролю над ситуацией» и «неизбежной агрессии».
— Я не смогу обеспечивать вам безопасность, мисс Рианнон, — завершил свою речь Шариф. — Единственный способ избежать Версалайф — пуститься в бега. Но даже в таком случае я не могу гарантировать ничего. Ни ресурсов, ни связи, ни…
Шариф вздохнул — не счел нужным продолжить. Цири начала понимать, к чему клонит собеседник: все эти разговоры о булочках и побеге были лишь прелюдией к разговору о главном. О том, что ее сдадут.
Специально выгадал время, когда Адама не будет рядом.
— Ну сбежим мы, и что? — сухо спросила Цири. — Они станут убивать ваших людей одного за другим, пока либо вы не расколетесь, либо Адам пустит себе пулю в лоб от чувства вины.
Шариф, казалось, взвешивал различные ответы, прежде чем покровительственно, как наставник — ученице, давшей верный ответ, сказать:
— Оба сценария вполне вероятны, мисс Рианнон.
Цири шумно вздохнула.
— Я не дура, милсдарь Шариф, — сказала Цири. — Знаю, что все вокруг считают иначе, но вовсе не дура. То, что вам от меня нужно, вы уже получили, а все остальное… не стоит жизни ваших сотрудников.
Она шумно дунула на щекочущую кожу пепельную прядку и сказала:
— Вы для себя уже все решили, не так ли?
Шариф наградил ее красноречивым взглядом, мол, следи за своим язычком, дитя, и невесело усмехнулся.
— Если бы я все для себя решил, мы бы сейчас не разговаривали, — ответил Шариф. — Вы обо мне слишком плохого мнения, мисс Рианнон.
— Отчего же? — вздернула нос Цири. — С точностью и наоборот. Хороший правитель не разменяет шахматную доску на одного ферзя.
— Ферзя и ладью, — поправил ее Шариф. — Адам не допустит вашего присутствия на саммите.
Цири кусала губы, откинувшись в кресле, и боролась с нарастающим раздражением.
— Адам мне не отец, милсдарь Шариф, — наконец сказала она. — Поступайте, как считаете нужным. А я — как считаю нужным сама.
Знать бы только, что она сама считает нужным. Шариф устало взглянул на нее и потер тронутые сединой виски — видимо, он был и сам рад от нее избавиться.
Ну, он на верном пути.
— Вы знаете, что творится на Хэнша? — мягко спросил он. — Я видел очень… обеспокоившие меня видеозаписи.
Цири покачала головой и вопросительно пожала плечами.
— Боюсь, они не совсем уместны к столу, — сказал Шариф.
— Если б вы только знали, милсдарь Шариф, — сказала Цири, — где и чем я в своей жизни трапезничала. Показывайте.
Монитор Шарифа бесшумно повернулся вокруг оси, и Цири придвинулась поближе, уставившись на картинку с мрачным профессиональным любопытством. В правом нижнем углу дрожала подпись «Токио». Какой-то безлюдный серый порт; камера передавала происходящее (происходившее?) с безэмоциональностью случайного прохожего.
Дрожала не только подпись, заметила Цири, дрожала и сама картинка. Вон, мостовая ходуном ходит, как будто…
— Холера, — сказала Цири.
Мостовая не ходила ходуном, она — о, Мелитэле! — шевелилась. Не две, не три, а по меньшей мере дюжина личинок слепо копошилась, передвигаясь от океана к серому городу, оставляя за собой грязные следы. Все они были разных размеров — некоторые толщиной в палец, другие — размером с детский кулачок; бесформенные тела были темно-синего цвета с желтыми присосками.
В углу экрана мелькнула фигурка в темно-зеленом пальто: женщина сломя голову бежала из города к океану, где на легких волнах покачивался корабль, схожий с тем, на котором они с Адамом бежали с Хэнша. О, нет…
Цири дернула подбородком, когда женщина ступила в тлетворную массу, и отвернулась. Когда она взяла себя в руки и снова перевела взгляд на экран, смотреть было уже особо не на что: разве что пальто лежало на шевелящейся земле, но теперь из монотонно темно-зеленого оно стало темно-зеленым с красными пятнами.
«Хорошо, что звука нет», — подумалось Цири.
Робот-полицейский продолжал патрулировать улицу как ни в чем не бывало, проехавшись колесиками по темному ковру. Ковер такой формой жизни не заинтересовался.
— По крайней мере, — тихо сказал Шариф, — техника сосуществует с этими… биоформами в гармонии.
Такой вывод из происходящего мог сделать только он, и Цири, нехотя, согласилась:
Железки им не по вкусу.
Она, правда, сомневалась, что дело во вкусе и что у тварей вообще имелись вкусовые рецепторы.
— Хотите взглянуть ещё? — спросил Шариф.
Цири обреченно кивнула.
Слава высшим силам, Шариф показал другие записи деловито и сухо, ускорив настолько, что разыгравшиеся трагедии выглядели фарсом — бежит фигурка, две, три, четыре, вдруг — темное пятно, мельтешение и суматоха — и нет фигурки. Самих тварей зачастую было и не разглядеть, но те, которых Цири заприметила, поражали разнообразием.
— Некоторых из этих существ можно уничтожить конвенциональными методами, — пояснил Шариф. — Некоторые из них… Хм. Скажем так, требуют предварительных исследований. Вы знаете, что перед нами, мисс Рианнон? Или, что важнее, как остановить их… нашествие?
Цири нахмурилась. Что она знает о разрывах и Межпространстве, о том, что лежит в пустоте между спиралью? «Нигде пустота так не абсолютна, ужас — так жесток, а надежда на спасение — так хрупка, как там», — прозвучал в ее голове голос Аваллакха. Но то — лирика, на практике она держалась от таких мест подальше.
— Понятия не имею, — сказала Цири, вонзая ногти в мякоть ладони и рассматривая оставшиеся на кожи глубокие красные полумесяцы. — А что? Эльфы говорят, что могут остановить их нашествие?
Сквозь маску благожелательного спокойствия Шарифа чуть-чуть проглянуло разочарование.
— С вашей помощью.
— Помощью, — глухо повторила Цири. — «Помощью», как же.
Картинки на мониторе сменились тем, что Адам называл, кажется, белым шумом… Якобы бессмыслицей, портретом хаоса: эти шипение и рябь Цири почему-то не казались случайными.
«Не моя вина, — с содроганием подумала она, — в том, что там творится. Не моя вина. Почему я должна за это отвечать?».
Она была готова послать их всех, Шарифа, в частности, подальше, и нужные слова уже вертелись на кончике языка. Не ее проблемы, она не «подписывалась на такое дерьмо», как сказал бы Адам. .
— Ну, — произнес Шариф. Это такое «ну», каким заканчивают разговор. — У нас только один мир.
И что же? А у нее только одна жизнь.
Шариф забарабанил пальцами по стопке бумаги, подписанной «Проект Эксодус». «Эксодус», — повторила про себя Цири. Слово ей о чем-то смутно напоминало, но она не могла вспомнить, о чем именно. Какую-то скучную книжку в храме Нэннеке.
Она даже не помнила, как встала из-за стола и вышла — нашла ли предлог, да и искала ли вовсе. Да и как провела остаток дня, когда вернулась к Чайрон-Билдинг, тоже не помнила: Адама там и след простыл; не вернулся он и к вечеру.
*******
Стрелка перевалила за полночь и уверенно двигалась к четверти часа, когда Цири, мучимая бессонницей, занималась своим новым любимым занятием — листала по кругу сайты «Пикус Ньюс», «Википедию» и gunworld.com.
«ГРАЖДАНСКОЕ ВОССТАНИЕ В КИТАЕ. ПРАВИТЕЛЬСТВО НЕ КОНТРОЛИРУЕТ СИТУАЦИЮ».
«РОБЕРТ ПЕЙДЖ ПРИЗЫВАЕТ К КОНСОЛИДАЦИИ РЕСУРСОВ И СПОКОЙСТВИЮ! МИРУ НУЖЕН ЛИДЕР».
«ВОЛНА ПРОТЕСТОВ И ЗАБАСТОВОК ПРОХОДИТ ПО ЕВРОПЕ».
«ВАС МУЧАЮТ СУИЦИДАЛЬНЫЕ МЫСЛИ? ВЫХОД ЕСТЬ! ЗВОНИТЕ ПО ТЕЛЕФОНУ ГОРЯЧЕЙ ЛИНИ….»
«КОРОЛЯ ЭЛЬФОВ НЕ ВИДЕЛИ УЖЕ СУТКИ. ПОКУШЕНИЕ? ПУБЛИКА ЖЕЛАЕТ ЗНАТЬ».
«Может, свои же прирезали, — мстительно подумала Цири, листая подборку фотографий Дейдры. Вот она смеется, вот наклонилась, сверкнув вырезом глубокого декольте, вот шепчет что-то на ухо мужчине в белой чадре. «Да кому она интересна, — возмутилась Цири про себя, — кто ее сутки кряду преследует? Что, красивых женщин не видели?».
Внимательно просмотрев все фотографии, она взглянула на часы, охнула, закрыла сайт и улеглась поудобнее. Стоило только прикрыть глаза, как телефон тихо завибрировал.
— Цири, это Адам, — как будто этот голос можно спутать с кем-то другим. — Не спишь?
В три часа утра? Святые силы, он существует в каком-то собственном, одному ему доступном, мире.
— Ты можешь переместиться в кабинет Притчарда? — не дожидаясь ответа, продолжил Адам. — Извини, что так поздно.
— В мой кабинет?! — раздался на заднем плане возмущенный голос. — Ну, отлично — бухгалтерию разворотили, лаборатории разворотили, осталось только ИТ отдел…
— Буду, — сказала Цири. — И, Фрэнк, хватит из себя вепря изображать, я буду аккуратна.
У кабинета она стояла меньше, чем через десять минут. Адам плотно закрыл за ней дверь. Атмосфера царила такая мрачно-таинственная, будто тут затевался как минимум заговор против короны.
— Она здесь, — отчеканил Адам, продолжив разговор с монитором. — Я повторюсь: сотрудничество любого рода требует полной прозрачности относительно твоей личности и мотивов. После Красного Берега ни о каком кредите доверия говорить не приходится.
Цири прищурилась и посмотрела на экран, увидев знакомый псевдоним. Интересные дела — значит, Винтермьют настоял на ее присутствии. А не настоял бы — все так бы и решилось за ее спиной.
— О’кей, — легко согласился голос. — Тогда с Красного Берега и начнем — вы когда-нибудь спрашивали себя, ребятки, почему мы можем пол-мозга заменить синтетикой, а разработки ИИ как были на уровне две тысячи двадцатых годов, так и остались там?
Цири тотчас выпала из разговора и переводила взгляд то на Притчарда, то на Адама.
— Ну, не совсем, — возразил Адам. — Сумимото…
— Да, спрашивали, — перебил его Притчард, подняв вверх ладонь. — Интересовались. Предполагали. Ну и почему?
— Да потому что они, мать их, не остались, — с чувством отозвался голос, — Их просто захватили в заложники. Наш мир в куче дерьма, и иллюминатам такое дерьмо вполне в карту, так что ИИ и дальше будет служить жадным ублюдкам, а не человечеству.
Адам скептически поморщился, отхлебнув по виду остывший кофе, Притчард не менее скептично выдохнул через ноздри, но никто из них не стал возражать.
— Красный Берег, который вы так любезно помогли мне вырубить? — продолжил Винтермьют. — Два хаба; основной, Шодан — массовая слежка, и часть серверов Элизы Кассан, медиа.
Цири вспомнила визжащую ей в уши механическую тварь и поежилась. Ей, верно, кажется, но она и про Винтермьюта визжала?..
— Круто, — сказал Притчард. — Масштабно, эффектно, амбициозно. Доказательства?
— Доказательства? — возмутился Винтермьют. — Телик включи, где твоя Кассан…
— Ладно, — перебил Адам и почесал колючий подбородок. — Доказательства еще предоставишь, пока что — допустим. Но все еще ни черта не объясняет, чего ты хочешь. В особенности — от нас. В частности — от Цири.
— Прикрыть лавочку, — продолжил Винтермьют. — Рассказать всему миру, какие гниды сосут из обычных работяг ресурсы, ничего не давая взамен. Вы спрашиваете, что мне с того? Серьезно? Мы в эволюционном тупике! Мы в гребаной капиталистической клоаке…
— Притормози, комми, — перебил его Адам.
Цири не знала, кто такие комми, но судя по тону Адама, что-то вроде «северни» для Нильфгаарда.
— Все, финита ля комедия, — не унимался Винтермьют. — Мы откроем людям глаза на искусственную эпидемию кори, холеры, фальшивый энергетический кризис…
Притчард вздрогнул и поднял на экран глаза:
— Их рук дело?
Судя по вспышке ненависти в глазах — что-то личное, подумала Цири.
— Сукины дети.
Адам сочувственно взглянул на коллегу.
— Ну, а ты как думал? — обрадовался его реакции Винтермьют. — Расклад простой: вам нужно надрать задницу Версалайфу, мне — иллюминатам. Пересечение интересов очевидно, нет?
— Допустим, — сухо сказал Адам. — Все еще не вижу конкретных предложений.
Все замолчали, выжидая чего-то, и Цири неуютно переминалась с ноги на ногу. И зачем ее вообще позвали? Слова вставить нельзя.
— Есть конкретные предложения, — подтвердил Винтермьют. — Совсем конкретно — обездвижить, обесточить и дискредитировать. Дать им проглотить свою же горькую пилюлю. Начнем с медиа. Главные сервера находятся в Женеве. Но…
— Но? — сухо переспросил Адам.
— Доступ? — спросил Притчард.
— Доступ, — подтвердил Винтермьют, — у очень ограниченного круга лиц. Ограниченный, в общем-то, Бобом Пейджем. Или, конкретнее — глазными имплантами Боба Пейджа.
Притчард натянуто засмеялся, даже Адам не сдержал улыбки.
— Смешная шутка, — сказал он. — Убить Боба Пейджа. Убить Боба-мать-его-Пейджа. Как ты себе это представляешь? Да даже если мы его убьем, сколько протянем после этого?
— Да кому будет нужен малыш Бобби, — хмыкнул Винтермьют, — если после его скоропостижной кончины по всем каналам будут крутить компромат нон-стоп. В котором все измазаны дерьмом, абсолютно все, кроме… догадайтесь?
— Шариф Индастриз, — закончил за него Адам.
— О, да, — с чувством отозвался Винтермьют. — Кроме блистательного, благородного, несравненного господина Шарифа. А убийство Бобби мы повесим на эльфов. Благо остроухие давно и старательно сами копают себе яму.
План показался Цири таким чудесным, что она была готова расцеловать Винтермьюта в несуществующие щеки — спустить всех собак на эльфов, а заодно и на врагов Адама! Честная, отчаянная драка, а не трусливый побег — что может быть прекрасней?
— Очень херовый план, — на корню обрубил ее энтузиазм Адам. — Я знаю, чьи головы полетят в конце — но не твоя, это уж точно. Ладно, шаг назад — как ты собираешься расправиться с Пейджем? Он даже в сортире под тройной охраной.
Скепсис Адама, похоже, очень раздражал Винтермьюта, тем не менее, он терпеливо продолжал:
— В сортире может и под охраной, — спокойно ответил Винтермьют. — А в других местах — может, и нет. Зачем я, по-твоему, позвал нашу маленькую сестричку?
— Послушай, приятель, — резко сказал Адам. — Цири не будет…
Она не будет?! Это Адам не будет говорить, что ей делать — особенно в ее присутствии!
— Он предлагает раскрыть ложь, — не выдержала Цири, — сообщить миру правду! Открыть им глаза на эльфов, на иллюминатов! Что тебе не нравится?
Адам поднял руку, перебивая:
— Цири не будет…
— Давно опекунство оформил? — ехидно спросил голос с другой стороны экрана.
Винтермьют очень умело подлил масло в распаляющиеся эмоции Цири.
— Вот именно! — воскликнула она. — Да я Пейджа собственными руками придушу, если…
— Так, хватит! — рявкнул Притчард. — Приятель, пару минут: наше юное темпераментное создание выговорится, и мы снова с тобой свяжемся.
Цири стиснула зубы. У нее под глазом задергалась жилка, и пришлось приложить все усилия, чтобы не заорать прямо здесь и сейчас.
— Во-первых, Цири, он предлагает сообщить правду за наш счет, — спокойно сказал Адам. — Во-вторых, я не доверяю добрым самаритянам и тебе не советую.
Он осекся, выражение хмурого недоверия на его лице перешло в задумчивость.
— В-третьих, Супердевочка, никогда не выясняй внутренние проблемы при третьих лицах, — язвительно добавил Притчард.
— В-четвертых, — в тон им обоим прошипела Цири, — Когда я пыталась вернуться домой, Винтермьют — единственный, кто предложил способ! А уж в-пятых… В-пятых, он единственный, кто не хочет продать меня с потрохами.
Выжидая пристыженной реакции, она ядовито спросила:
— Мне уже становится любопытно… Кто тут на чьей стороне?
— Цири, послушай… — устало сказал Адам. — Никто не собирается продавать тебя «с потрохами», и все гораздо сложнее, чем ты думаешь.
— Ну конечно! — взвилась Цири. — Куда мне, средневековой дурочке, до ваших интриг! Тогда зачем позвали? Решайте, что со мной делать, а как решите, сообщите!
Она, конечно, могла и переместиться обратно, но за сломанную технику Притчард бы ее с того, этого и любого другого света сжил, поэтому она в два крупных шага оказалась у двери и с силой хлопнула ей за собой, вихрем вылетев из кабинета.
— Не беги за ней, — донесся ей вдогонку голос Притчарда. — Ей-богу, Дженсен, даже не вздумай, или потеряешь последние крохи моего уважения.
— В мыслях не было, — отрезал Адам. — Она должна быть жива, а не довольна.
Цири покраснела. Страшно злая. Даже не столько из-за собственной, ощущаемой где-то глубоко внутри, неправоты, сколько из-за правоты Адама.
Но не обернулась.
********
Когда Цири вернулась в Чайрон-Билдинг, то из чувства противоречия поднялась в «собственную» квартиру, в которой не появлялась с того раза, как они с Адамом прокатились по пустырю. Едва переступив порог, Цири отправила сообщение «позвони мне».
Трубка отозвалась в считанные секунды. Вместе с ней снова вернулась головная боль — нудная, трамбующая мозг, гонящая в царство ночных кошмаров, где даже виселица покажется очень даже неплохим обезболивающим.
Одной рукой Цири прижала трубку к уху, другой потянулась к заветной коробочке с пилюльками, на ощупь открыла ее и вытащила два маленьких голубых треугольничка.
— Слушай, сестренка, — сказала трубка, — хочешь знать мое мнение? У тебя на редкость хреновые друзья.
Телефон пискнул еще раз, и Цири мимоходом глянула на экран. «Цири, я из кожи вон лезу, чтобы тебя отсюда вытащить. Ты должна…». Чтобы узнать, что она в очередной раз должна, нужно было открыть сообщение, но Цири этого делать не стала. Верить должна, наверное. Верить, ничего не спрашивать, кивать головой, как болванчик, и слушаться.
— Гхм, — буркнула Цири в трубку. — Других не попадалось.
— Ну вот я, например, — не преминул ввернуть Винтермьют, — я тебя пока что не обманул.
— Меня — нет, — холодно ответила Цири. — А вот Адама — не раз. Кстати, чертовски странно, что ты не удивлен, что бункер не сработал.
— Меня вообще трудно удивить, — хохотнул Винтермьют. — И если мы и дальше будем такими хорошими друзьями, то я расскажу тебе, сестренка, в чем там загвоздка.
— Ты-то как можешь знать? — фыркнула Цири. — Это магия.
— Под твое определение магии, — хмыкнул Винтермьют, — попадают самолеты и холодильники.
Еще один решил потоптаться по больной мозоли!
— Поосторожней со словами, — огрызнулась Цири. — А то Пейджем дело может и не ограничиться.
— Сбавь обороты, сестренка, — отозвался Винтермьют. — Твоя кровожадность нам еще пригодится. Адаму и Ко не прорваться через секьюрити, но есть одно место, где Пейдж не параноит. Личный джет. Ведь в воздухе туда никто не заберется, м-м-м?
Цири сглотнула. Страшно она не любила эти летающие штуки, одним богам ведомо, какими силами взмывающие в воздух.
- А напоследок джет, скажем так, рухнет при невыясненных обстоятельствах. Ни следов, ни тела.
— Ладный план, — сказала Цири.
— Есть одно «но», — после небольшой паузы сказал Винтермьют.
Ну, вот. Как говорится, все, что произнесено до слова «но» — не имеет никакого значения.
— От Пейджа нам, собственно, нужен только его визуальный модуль. Зрачок, в общем. Понимаешь, к чему я клоню?
— Вырезать ему глаза? — тихо сказала Цири.
— Господь с тобой, — ужаснулся Винтермьют. — Оба-то зачем? Одного достаточно.
Цири откинулась на спину, растянувшись на кровати, прикрыв глаза.
— Еще что-нибудь? — вздохнула она.
— Еще много чего. Но сначала я должен убедить твоих несговорчивых друзей.
*****
На следующий день в Детройте объявили военное положение. В Шариф Индастриз, по-видимому, тоже, потому что оставшиеся сотрудники перекочевали в офис со всеми личными вещами и больше своих кабинетов не покидали.
— Милсдарыня Гинзбург, вы еще здесь? — Цири осторожно шагнула в тускло освещенную комнату, напрасно понадеявшись, что в столь поздний час Гинзбург отпустит ее с миром.
Женщина подняла на нее глаза.
— Я не уходила, — сухо ответила она и, не выдержав и малейший паузы, сразу перешла в наступление. — Мисс Рианнон, меня интересует вопрос навигации. Каким образом вы ориентируетесь?
— Я представляю себе место, в которое хочу попасть, — задумчиво сказала Цири. — Ну, или просто иду по Спирали, пока меня куда-нибудь не занесет.
— Очень познавательно, — сказала Гинзбург. — Но каким именно образом вы находите миры?
— Старшая кровь позволяет мне делать это по наитию, — гордо ответила Цири. — Такие, как Карантир, десятилетиями обучаются перемещаться между мирам.
Гинзбург совершенно не впечатлилась.
— Это не система навигации, мисс Рианнон, — разочарованно вздохнула она, — а какая-то эзотерика.
Странное дело: цивилизация, построенная на обмане и лжи, постоянно требует фактов и доказательств. Цири прищурилась и уперлась ладонью в бок, пытаясь выудить из воспоминаний лекции Аваллак’ха про астрономическую навигацию.
— Ну, —сказала она после некоторых раздумий, — ещё по звёздам и созвездиям определяю.
Гинзбург встрепенулась, и застывшее выражение ее лица стало чуть более заинтересованным.
— Вот это уже ближе к правде. Будьте добры, нарисуйте мне небесные тела в своем мире, — попросила она. — И, если вспомните, траекторию движений. Какая длина суток? Года?
Ха, такое она вряд ли забудет, Йеннифэр вбивала в нее космологические знания с непреклонностью, граничащей с жестокостью.
— Звезды и созвездия, — рассказывала Цири, пока Гинзбург рисовала на экране эскиз ночного неба Континента. — Зимняя Дева, Семь Коз, Жбан.
Гинзбург названия не интересовали, в отличие от размера звезд и их передвижений в течение года; она не отстала от нее до тех пор, пока Цири не описала подробно приливы и отливы, смену сезонов и дни солнцестояния.
— Ну, при наличии достаточных мощностей, — довольно вздохнула Гинзбург, когда они закончили несколькими часами спустя, — теперь у нас есть шанс отыскать ваш мир.
Цири тревожно сглотнула. Перспектива такого визита не показалась ей такой уж и заманчивой.
****
Всю субботу (или это было воскресенье?) Цири провалялась в постели, развлекая себя то «золотой классикой Голливуда», то оружейными сайтами. Тени удлинялись, укорачивались и снова становились длиннее; протестующие ночи напролёт скандировали лозунги под аккомпанемент автоматных очередей.
Чтобы уберечь себя от шума, Цири включала погромче музыку, которая с каждым днем все больше приходилась ей по вкусу: тыц-тыц, бац-бац, бум-бум. Для тренировок — самое оно.
Следующие пару дней прошли схожим образом: никаких новостей. У Адама с Притчардом кипело собственное расследование по поводу Винтермьюта, и, насколько она могла судить, продвигалось оно неважно. Тяжело гоняться за кем-то, у кого нет лица.
Впрочем, может, и нет. Ей-то ничего не рассказывали.
Фариде успешно заменили руку и плечевой сустав. Притчард, сообщивший новости, сам не успел определиться — хорошие они или плохие. В отличие от Адама, который в тот же вечер снова напился, украдкой разжевав на следующее утро целую пачку мятного каучука в попытках невесть кого обмануть.
Про нее саму в Шариф Индастриз позабыли все, кроме отдела безопасности — этих ни за какие коврижки не выдворить из-под двери. Гинзбург и Левандовски окончательно убедились в скудости ее научных познаний и оставили в относительном покое. Или, может, свыклись с мыслью, что меньше чем через неделю актив торжественно передадут общественности.
Не совсем так, конечно; официально Версалайф и Шариф Индастриз пройдут через беспрецедентное слияние. По новостям о слиянии говорили с таким придыханием, что и без того сомнительное слово принимало еще более эротический оттенок.
***
— Наступит хаос, — предрек Шариф. — Ты не понимаешь, сынок: не Пейдж сейчас наша главная проблема и не иллюминаты. Дело не в них, не в их амбициях, не в их ресурсах и не в их планах.
Все выжидали, в чем же тогда дело. И сам Шариф чего-то ждал, созерцая Детройт сквозь широкие окна своего кабинета, но продолжения не последовало.
— Значит — нет? — спросил Адам.
Шариф усмехнулся.
— Хочешь сказать, что моё «нет» тебя остановит?
— Вы — босс, — лаконично ответил Адам.
— Ненадолго, — сказал Шариф, прохаживаясь взад-вперед по кабинету. — После саммита ШИ официально перестанет существовать.
Последнее предложение далось ему с трудом, неизменно мягкий голос слегка просел.
Притчард, который последнее время сросся с компьютером и окончательно осунулся, напоминая теперь больше Региса, чем Ламберта, ворвался в разговор с таким видом, словно только что проснулся:
— Значит — да? — уточнил он.
— Значит, — сказал Шариф, отряхивая плечи темного сюртука от несуществующей пыли, — я не буду стоять у вас на пути. Достаточно?
— Вполне, — сказал Адам.
Цири сказанного тоже было вполне достаточно, поэтому она первой вскочила на ноги, спеша покинуть пентхаус.
— Ну, что вы узнали про Винтермьюта? — спросила Цири в лифте, барабаня пальцами по стеклу.
— Думаю, он пытается получить доступ к ИИ иллюминатов, — сказал Адам. — И подставит нас сразу же, как только его получит.
— Не волнуйся, — подмигнул ей Притчард, — мы кинем его еще раньше.
Цири согласно кивнула и сосредоточилась на панораме Детройта.
Любой мир покажется чужим и страшным, если смотреть на него с такой высоты.
****
Адам зашел к ней той же ночью. Как ни в чем не бывало, будто и не было никакой размолвки — заявился около полуночи, валясь с ног от усталости, но прихватив с собой бутылку вина и две коробки пиццы с двойным сыром, пепперони и беконом.
Цири взглянула на него и решила, что он совершенно неисправим, а значит, и злиться нет никакого смысла (Йеннифэр предупреждала, что такие мысли — опасный признак) и достала из шкафчика два бокала.
— У меня есть кое-что для тебя, — загадочно улыбнулся Адам, придвинув к ней внушительную коробку.
Цири довольно улыбнулась и пододвинула подарок к себе, стараясь не слишком спешно распаковать.
— Ящичек, — тщательно пытаясь скрыть легкое разочарование, сказала она, обнаружив содержимое, — с лямками и застежками.
Еще, судя по тонкому голубоватому блеску, покрытый тонким слоем двимерита, и почему-то заключенный в сетчатую клетку с небольшими ячейками. Очень интересно.
— Точно, — кивнул Адам. — А что на нем написано?
Цири призвала на помощь все свои небогатые знания английского, и прочитала:
— SIESPIS-33. Sarif Industries EMP-Shielded Portable Icarus System.
Адам чуть не лопнул от гордости — то ли за устройство, то ли за ее познания в языке.
— Ну, вот, — улыбнулся он. — Это тебе.
— Спасибо, — скромно улыбнулась Цири, наклонив голову. — А зачем? И почему ящик в клетке?
— Чтобы твои перелеты выдерживать, — вздохнул Адам. — Клетка Фарадея, вы не проходили с Гинзбург?
— Ну да, проходили, ясное дело, — соврала Цири. — А Икар-то мне зачем?
Адам понемногу начал понимать, что его подарок недооценили, и погрустнел от этой мысли.
— Ты собираешься переместиться в джет на скорости девятьсот километров в час, — вздохнул он. — Знаешь, что с тобой будет без Икара?
Цири помотала головой. Вот ж не терпится ему с Шарифом к ней что-то приделать!
— Ну, в общем, — пробормотал Адам, — может, оно и к лучшему, что не знаешь. Ладно, завтра утром перед вылетом опробуем. И не трогай эту кнопку!
— А что? — испугалась Цири.
— Да, в общем-то, ничего, — выдохнул Адам. — Парашют, на случай… если все-таки не выдержит.
****
Скука в самолете была страшная. В отличие от своих спутников, Цири еще не овладела в совершенстве искусством часами смотреть на экран, нахмурив брови и периодически вздыхая, и изнывала, пялясь на облака в окошко. Фариду заменял тот же незнамо кто, плавно и, на вкус Цири, слишком медленно пилотирующий самолет по бескрайнему небу.
«У нас в дороге хоть бы в гвинт перекинулись, — разочарованно подумала Цири, переваливаясь с одного подлокотника на другой и щелкая новостные каналы. — Или байки бы потравили».
Но нет; молчание только изредка прерывал Притчард, показывая Адаму или Шарифу что-то на экране.
В Женеве — городе, в котором они приземлились — погода была куда лучше. Небо до горизонта сияло бескомпромиссной синевой, воздух был сухим и жестким. Если верить заявлению пилота, по местному времени ещё не наступил полдень.
Цири тряхнула плечами, поправив покоящуюся на них кожаную куртку.
***
То, с какими почестями их встретили в Женеве, напомнило Цири цинтрийский двор — такая же смесь удушливой навязчивости под маской непринуждённости; такое же неустанное слежение за каждым вдохом и выдохом.
В отеле — здании возле озера в стиле, который здесь называли «старинным» — Цири поселили отдельно. Здесь было все, что показалось бы верхом роскоши бедняку: тяжелые ручки, литой мрамор и бархатные занавески. Овальная кровать в окружении зеркал в позолоченных рамках напоминала жертвенный алтарь на ведьминых топях.
Сняв с себя походную одежду, Цири ступила в амфитеатр душевой кабинки, и со всех сторон на нее разом обрушились струи горячей воды. Она нащупала на стене рукоять и выбрала себе температуру по вкусу.
После душа она завернулась в огромное полотенце, где на махровой стороне было выбрито название отеля. Прошла к кровати, оставляя за собой мокрые следы на ковре, и обнаружила на покрывале преинтереснейшую посылку.
Некоторое время Цири боролась с праздным желанием примерить подаренное платье, но, не найдя более достойного занятия, все-таки ему уступила. Втиснувшись в блестящий смарагдовый футляр, как в сбрую, Цири повертелась перед зеркалом, и осталась недовольна увиденным.
Во-первых, в нем она походила на куртизанку, но это еще пол-беды — тут каждая вторая была с ней схожа — куда хуже, что клинка в таком наряде не припрятать. А какая уважающая себя куртизанка ходит без ножа за поясом? А что, если на неё нападут прямо на саммите?
Посмешище.
Цири вздохнула и крутанулась перед зеркалом еще раз. Ну, может, все было не так уж и плохо, по крайней мере, платье удачно подчеркивало бёдра. Хотя там ей округлости не занимать, а вот верхней половине… Цири сжала груди ладонями, изобразив соблазнительную ложбинку, и задумалась.
Во время недавней прогулки Фарида показала ей новейшие женские штучки — Цири фыркнула, что вовсе ей такие ухищрения и не нужны, но купить все-таки купила и упаковала вместе с остальным барахлом. А теперь затейливый корсаж пришелся как нельзя кстати. Поднял и сдавил грудь так, что шрам на лице уж точно никто не заметит.
Может, не такая уж она и мосластая, какой себе казалась. Да нет, вполне себе ничего!
Когда раздался вежливый, мерный стук, она повернулась к двери, поймав самый выгодный ракурс, уперла ладонь в бок и разрешила войти.
— Оу, — сказал Адам. — Хм.
«Работает, — обрадовалась Цири — еще как работает!»
— Рад, что ты нашла себе занятие, — продолжил Адам.
Ей сразу стало стыдно, что последние полчаса она провела за наполнением своего декольте, поэтому Цири тут же одернула платье, натянув его почти до самых колен. Скромнее наряд не стал — ткань, прикрыв колени, оставила неприкрытым вырез.
Хорошо, что единственного зрителя куда больше интересовал собственный компьютер, который он распахнул на трапезном столе.
— Пейджу заменят джет, — задумчиво сказал Адам. — На тот, где закрывается мастер-сьют, что нам как нельзя кстати. Переделанный Гольфстрим, стоит защита от ЭМИ, так что с первой твоей телепортации вы не рухнете. Но вот со второй уже вполне, так что не перебарщивай.
Зря Адам не закрыл за собой дверь — кое-кто воспринял это как приглашение.
— Мамма миа, Цирилла! — со смаком произнес застывший в дверях Притчард. — Женился бы, не глядя!
Цири задумалась над противоречием в этом высказывании.
— Спасибо, Фрэнк, — повела плечом Цири, украдкой взглянув на Адама.
Тот флирта не заметил, да и не пытался: пропустил разговор мимо ушей, рассматривая схему самолета.
— Дженсен, а ты что на себя напялил, куда Шариф глядел? Ты что, официант? Какая чёрная бабочка?
Цири укоризненно взглянула на Притчарда, потому что по ее собственному мнению тот выглядел прекрасно — славный глаженый сюртук и белоснежная рубашка. Адам настолько погрузился в мысли, что даже не среагировал на подколку Притчарда, чем последнего изрядно расстроил. Цири вздохнула и спросила:
— А ты не идёшь?
— В отличие от вас, бездельников, — осклабился Притчард, — буду заниматься важными делами.
Цири удивленно взглянула на него, недоумевая, какими такими делами он может заниматься. Она, в общем-то, еще ни разу не видела Притчарда занятым чем-то серьезным.
— Оберегать мир от случайного наступления сингулярности, — осклабился Притчард.
— Чего? А, ладно. — Цири пожала плечами и развернулась обратно к зеркалу.
— Ладно, понял, — осклабился Притчард. — Третий — лишний.
«Бинго», — донеслось ему вдогонку.
Цири высунула кончик языка и щедро провела чёрной краской по верхнему веку так, чтобы глаза казались еще миндалевиднее. «Ну, может, и глупостями занимаюсь, — упрямо подумала Цири, — может, сегодня и умру, но глаза я намалюю. Помирать, так красивой».
— Иди, я покажу тебе схему, — отвлек ее Адам.
— Минутку, — попросила Цири.
Адам вздохнул.
— Ты и так прекрасно выглядишь.
— Что? — переспросила Цири, не отводя глаз от зеркала.
— Прекрасно выглядишь, — повторил Адам.
Цири обернулась — Адам смотрел на нее, и улыбался. Такой момент упустить нельзя было ни в коем случае.
— Успеешь схему показать, — сказала Цири, плюхнувшись к нему на жесткие колени. — А сейчас немедленно скажи мне еще что-нибудь ужасно приятное. Я вся внимание.
*****
Позже, когда они лежали, вжимаясь друг в друга, Цири уже почти задремала, и единственным, что тревожило ее сон, было железное колено, царапающее ей бедро. Адаму впервые захотелось поговорить.
Желанию поговорить предшествовало мрачное пятиминутное молчание, и Цири внутренне сжалась, когда Адам наконец перевернулся на спину и сказал:
— Цири, насчет наших отношений…
Цири тут же решила, что тема ей решительно не нравится. Объединяла их столь хрупкая ниточка, что любые разговоры могли ее порвать.
— Как бы там ни было, это все скоро закончится, — договорил Адам.
После любви все животные становятся грустными, а он и вовсе впадал в тяжелую хандру.
Ну, раз закончится, то что тогда и обсуждать? Как ей не раз говорили, все происходящее между мужчиной и женщиной всегда можно списать на разыгравшиеся гормоны, инстинкты и феромоны. Простая биология.
— Ну, ничто не вечно под луной, что вашей, что нашей, — с напускным равнодушием сказала Цири и перевернулась на другой бок, с недовольством заприметив в зеркале смазанную вокруг глаз тушь. — Что-то кончается, что-то начинается.
Она завернулась покрепче в надушенное лавандой одеяло. Адам задумчиво посмотрел на нее, и сказал, понизив голос:
— Ну, хорошо, что у тебя такое философское отношение.
Вот уж кто бы говорил! Недавно пришлось прощаться, и обронил Адам по такому печальному поводу целых три слова — «рад был познакомиться». Цири отвернулась и скорчила гримасу в подушку так, чтобы он этого не видел.
Как будто у их отношений есть какая-то надежда!
А может, есть?.. Может, Шариф освоит телепортацию… Может, Адам ее найдет… Может, она его… А если нет, то хоть пообещал бы, для романтичности момента.
— Сам-то, — буркнула Цири. — Пообещал бы, что найдешь.
На мгновение ей показалось — по тому, как рассеянно он гладил бедро, там, где выступала под кожей тазовая кость — что он сейчас пообещает найти ее, или, тем паче, еще какую-нибудь глупость. И понадеялась Цири на эту глупость так крепко, что замерла и не дышала.
— Цири, я не могу тебе этого обещать, — наконец сказал Адам. — Потому что если я что-то обещаю — исполняю это.
Разумеется.
— Тогда будем довольствоваться тем, что есть, — тихо сказала Цири.
В конце концов, то, что Адам предложил ей — больше, чем у нее когда-либо было. И этого должно быть достаточно. Цири закрыла глаза и перебрала в памяти, словно кучу грязного белья, все мерзкое и унизительное, что ей пришлось пережить, чтобы получить пять минут счастья.
И хотя сейчас казалось, что так будет вечно, — у Предназначения другие планы на ее счет.
***
Здание, где проходил саммит, было словно высечено из огромного монолитного камня, и напоминало то ли прямоугольник на прямоугольнике, то ли разросшийся кристалл.
Цири хорошо помнила свой первый званый бал — незадолго до Цинтрийской резни, немногим после смерти родителей. Ей было семь, от силы восемь зим, стоял лютый холод, и ее облачили в соболиный полушубок с шелковой поклажей, страсть какой нарядный, и в сопровождении парочки прехорошеньких фрейлин повезли к зимнему дворцу Калантэ, продемонстрировать местной знати будущую княжну.
Будущая княжна егозила и выглядывала из кареты, как бы фрейлины ни задергивали оконце занавеской. В пригороде разразилась вспышка Красной Чумы — тогда еще считавшейся самой страшной болезнью — и покойных складывали на телеги вперемешку с живыми.
Цири потребовала остановить карету и дать беднякам милостыню; не то чтобы она была склонна к благотворительности, нет, едва ли, но тогда, когда она впервые увидела границу между миром знати и кметов, ей еще казалось, будто монета может что-то исправить.
Когда они вошли в здание-монолит, в парадном зале уже находилось не меньше сотни людей. Пажи разносили на подносах вино, лавируя среди гостей. На столах теснились замысловатые блюда на тарелках подчеркнуто простых форм. Еда — разнообразнейшая — сыры, бисквиты, морепродукты.
Цири не завтракала — мысли о предстоящем деле лишили ее аппетита. Теперь она пожалела, что не заставила себя поесть: пустой желудок давал о себе знать и чувствовалось легкое головокружение.
— Вот она, — произнес бархатный мужской голос, стоило им пройти к середине зала, — юная леди, о которой все говорят. Боб Пейдж к вашим услугам, мисс Рианнон.
Так вот кого ей нужно будет убить: мужчину лет тридцати с пронзительно голубыми глазами. Красивое лицо: твердый подбородок, широкий лоб и прямые темные волосы — он чем-то напоминал прилизанную версию Адама.
Тот, кто должен сегодня вечером поставить свою подпись на слиянии Версалайфа и Шариф Индастриз, а после как можно скорее умереть, продемонстрировал Цири лучезарную улыбку. Та машинально, укоренившимся в памяти жестом, протянула руку ладонью вниз. Боб Пейдж, не поведя и бровью, взял ее ладонь в свою и прижался к ней холодными губами.
Шариф натянуто рассмеялся. Седой мужчина лет пятидесяти, сердечно его поприветствоваший, слегка улыбнулся Цири — ей показалось, что даже с сочувствием.
— Хью Дэрроу, — сказал он, завершив приветствие быстрым рукопожатием.
— Рада знакомству, — сказала Цири, чувствуя, что настал ее черед поддержать светскую беседу.
От него исходило какое-то ощущение незыблемости, словно обычные законы бренности жизни на него не распространялись. Тем больше он выделялся среди остальных — никто в зале не собирался медленно смаковать вина; бокалы наполняли, опустошали и наполняли снова, словно там была вода.
В такой жажде чувствовалось что-то отчаянное.
— У тебя, Дэвид, собственный маленький паноптикум, — сказал Пейдж, переведя взгляд с Цири на стоящего позади нее Адама.
Никто из присутствующих комментария не оценил.
— Я благодарен вам, мисс Рианнон, — быстро перевел тему Пейдж и подарил Цири вторую улыбку, в которой не было ни капли веселья. — За доверие и мужество.
Цири никогда не чувствовала себя уверенно рядом с такими людьми. Она предпочитала людей простых и непосредственных, которые если смеются, то от души, а если недовольны — не скрывают своих намерений.
Пейджа прервал сначала слуга, разносивший вино, а потом — тост, предложенный мужчиной с тростью. Он был за будущее. Второй, предложенный уже самим Пейджем, был за «благотворный союз».
Шариф промолчал.
Цири пригубила и за то, и за другое. Немногим позже услышала, как Хью Дэрроу слегка коснулся плеча Адама и что-то прошептал; через пару минут оба отошли к балконам под благовидным предлогом покурить.
Вечер обещал быть очаровательным. Лучше что-нибудь съесть, подумала Цири, и, выбрав удобный момент — паузу в разговоре мужчин — шагнула в сторону накрытого стола. Люди в шелковых костюмах проводили ее немигающими взглядами. Легкая тревога, которую Цири испытывала вначале, сменилась смесью фатализма и вызова. «Если не облажаемся с самого начала, — подумала она, — прорвемся».
Когда она увидела, кто решил полакомиться черной икрой, то тотчас соскучилась по компании Пейджа.
— Zireael, — улыбнулась Дейдра, прищурив раскосые голубые глаза. — Какая чудесная встреча!
Эльфка была одета в платье из столь тонкого белоснежного тюля, что ткань трепетала от малейшего дуновения, то подчеркивая, то скрывая изгибы и впадинки. Завершали ассамблею массивные смарагдовые украшения, покачивающиеся в такт движениям. По словам Йеннифэр, чародейки увешивали себя драгоценными камнями из-за магических свойств. Цири же склонялась к версии, что виной тому было обычное тщеславие.
Невольно сравнив себя с Дейдрой, Цири тотчас ощутила, как выпирают ее собственные ребра под платьем, как очевидно искусственное наполнение декольте, и как тонкие волосы едва прикрывают шрам.
— Ох, бедняжка, — улыбнулась Дейдра, тряхнув уложенными в высокую прическу рыжими кудрями. — Пудра дхойне ни на что не годна, хм-м? Ничего страшного. Сейчас поправим.
Холодные тонкие пальцы погладили щеку. Кожа покрылась мурашками, и иллюзия тонкой вуалью прикрыла шрам.
«Еще раз меня коснешься, курва остроухая, — отчеканила в собственной голове Цири, — получишь пулю в лоб».
— Так-то лучше, — невозмутимо сказала Дейдра. — Эредин, правда же, лучше?
Цири сглотнула и посмотрела направо — туда, куда устремился взгляд эльфки. Как ни в чем не бывало подошедший к ним Эредин взглянул на ее щеку безо всякого интереса и коротко, церемониально кивнул. Он был облачен, как и все на ужине, в щегольской черный фрак с белой манишкой, на фоне которой его лицо выглядело еще бледнее.
— Сдается мне, Zireael и без твоей помощи освоила мастерство иллюзий, — сказал Эредин, скользнув взглядом по декольте. — Ceadmil, Zireael. Рад видеть тебя в добром здравии.
Он поднял фужер искрящегося вина в ее сторону. Дейдра, словно пытаясь сгладить бестактность, слегка хлопнула Эредина по плечу и одарила Цири выразительной улыбкой, которую женщины обычно употребляют вместо фразы: «Мужчины такие недотепы!»
Цири впилась взглядом в острые черты эльфа, и проклятый сон ожил в памяти, как какой-то морок. Словно взаправду он месяцами запирал ее в полном одиночестве, морил голодом, поил какой-то дрянью… Она собьет усмешку с этой спесивой хари раз и навсегда, или омерзение к самой себе будет сопровождать ее всю жизнь.
Дейдра удивленно взглянула сначала на Цири, потом на Эредина, и нахмурилась.
— Жаль, — хрипло ответила Цири, — что ты не можешь похвастаться тем же. Два раза за месяц угодить в лазарет?.. Как там написали… «эмоциональный срыв»?..
Последнее словосочетание она произнесла с особой издевкой.
— О, как ты внимательно за мной следила, Zireael! — тонкие губы Эредина, казалось, с рождения искажала гримаса едва сдерживаемого отвращения. — Хотя бы из уважения к своему спутнику стоило бы скрыть столь жгучий интерес.
Железная рука предупреждающее легла на талию, и Адам позади девушки откашлялся.
Эредин уставился на обнявшую Цири руку так, будто то были щупальца кракена. Цири охотно позволила себя обнять, благосклонно склонив голову — так, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что они с Адамом любовники. Выступать в паре — чувство было ей доселе незнакомое, но сразу понравившееся.
— Адам Дженсен? — спросил Эредин, переиначив имя на гортанный эльфский манер. — Мы, кажется, встречались, но не имели возможности друг другу представиться. Эредин Бреакк Глас.
Протянутая рука повисла в воздухе. Публика с любопытством взглянула в их сторону. Эредин, ничуть не смущенный заминкой, руки не убирал.
— Он самый, — невероятно сухо ответил Адам, пожав протянутую руку в ответ. Так крепко, что можно было услышать хруст.
— Дейдра Сеабагар, — улыбнулась Дейдра, слегка поведя плечом и протянув руку для поцелуя.
Цири хоть и знала, что цепкие, удушливые женские чары вряд ли придутся ему по вкусу, но на мгновение стушевалась. Адам взял предложенную ладонь в свою, аккуратно повернув против часовой стрелки, и пожал. В глазах эльфки промелькнул огонь бешенства, но ее лицо быстро разгладилось вновь, а глаза стали равнодушно-самоуверенными.
— Оч-пр-мисс, — сказал Адам.
— Взаимно, — сказала Дейдра. — Я смотрю, Zireael, твоя любовь к железу не ограничилась оружием.
Эредин ухмыльнулся и покачал головой, всем своим видом показывая, что выше перепалок.
Разговор умер, не родившись. Все выразительно оглянулись по сторонам, ища предлог подыскать более приятную компанию — но, вопреки надеждам, компания стала еще более неприятной.
— О, какая очаровательная сцена, — улыбнулся подошедший к ним Намир, взяв у пажа два высоких бокала. — Дамы, шампанское?
На нем камзола не было: он был в полном боевом обмундировании. Голос искрился весельем, но задел в Цири ледяную ноту страха. Намир чем-то напоминал змею — огромную, зловещую кобру с оголенной кожей и клыками. Словно почуяв ее страх, Намир улыбнулся и настойчивей протянул бокал.
Цири сглотнула ком в горле и взяла бокал в руку, не сделав ни глотка. «Вот с таким же лицом, — подумала она, — вот с таким же лицом он меня на куски разделает».
C Дейдры тут же слетело напускное веселье; она разве что не зарычала. Намир, явно наслаждаясь реакцией, подошел к ней ближе, чем позволял любой этикет. Цири поморщилась: ей хорошо знакомы мужчины, которым нравится пугать женщин, хоть Дейдре она и не сочувствовала ни капельки.
— Бросьте, мисс Сеабагар, — примирительно сказал Намир. — Арманд де Бриньяк, гордость французской нации. От такого напитка не отказываются.
— От напитка никто и не отказывается, — холодно ответил Эредин, покровительственно приобняв эльфку. — Только от компании. Идем, Дейдра, нам еще многих нужно поприветствовать.
Намир ухмыльнулся, и, потеряв интерес к эльфам, обратился к Адаму:
— Я не ожидал, что ты здесь появишься, Дженсен, — сказал он, отправив в рот черную оливку идеально овальной формы. — Чертовски разумное решение.
— Нам не о чем разговаривать, Намир, — сказал Адам, напряженно выпрямившись.
— Ты не поверишь, сколько у нас тем для разговора, — возразил Намир. — Уже в курсе, кто будет курировать передачу активов ШИ?
Он подмигнул Цири, коснувшись бело-красными пальцами трехдневной щетины.
— И нам нужно обсуждать передачу активов здесь и сейчас? — спросил Адам.
— Сейчас мне вполне подойдет. Но ты прав, не здесь, — ответил Намир и обратился к Цири: — Надеюсь, ты не обидишься на меня, если я ненадолго заберу у тебя Дженсена?
Адама такая перспектива совершенно не обрадовала, и на его лице застыло угрожающе каменное выражение.
— Нужно переговорить с глазу на глаз, — добавил Намир и непринужденно пожал плечами, — как профессионал с профессионалом.
Комнату охватила тишина. Цири следила за взглядами, оценивала эмоции, прикидывала, к чему все идет. Адам размял шею, как кулачный боец на ринге.
Цири осмотрелась: бойцы Намира притаились за каждым углом, бронированные, словно жуки, только ростом с человека. Огни переливались на их темных панцирях и шлемах, на стволах коротких тупоносых оружий. И шума от них было не больше, чем от жуков.
— Иди, — коротко сказал ей Адам, — найди Шарифа и не отходи от него ни на шаг.
***
Шарифа она нашла в самом эпицентре собравшейся вокруг него толпы, и из-за спин до Цири доносилось: «будущее», «портальная система», «новые горизонты» и «технологическая революция».
Пажи подали странное маленькое блюдо из фруктов с ярко-зеленым соусом. Цири тотчас заработала ложкой, уплетая кушанье, и одновременно высматривала местечко поукромней — то, где ее будет все еще видно, но любой мало-мальски тактичный человек поймет, что тревожить ее не надо. Высмотрев одну из таких ниш, она направилась к ней и быстро обнаружила, что не она одна искала уединения.
Словно человек, готовящийся пересечь безводную пустыню и слишком дорожащий энергией, чтобы тратить ее даже на один-единственный жест, Карантир стоял совершенно неподвижно. Выглядело это довольно жутко — ни дать ни взять, живая статуя.
Он нашел себе более или менее уединенное местечко — не в последнюю очередь из-за фресок на стенах, изображавших муки: языки пламени растопыренными пальцами вонзались в процессию обнаженных кричащих людей. Цири не могла решить, что могло заставить местных повесить такую картину — крайняя самоосознанность или ее полное отсутствие.
Она тут же подрастеряла аппетит и развернулась на каблуках.
«Постой, Zireael», — подумал Карантир.
Эльф ничуть не стеснялся изувеченной руки — наоборот, выпячивал ее, как военный трофей. Взглянув на спокойное лицо Карантира, Цири помимо воли ощутила холодную дрожь. Она кашлянула, прочищая горло:
«Aep diable aep aerse».
«Я ХОТЕЛ БЫ ПОБЕСЕДОВАТЬ С ТОБОЙ, — впился ей в мысли Карантир. — И ЕСЛИ ПРИДЕТСЯ, БЕСЕДА БУДЕТ ОДНОСТОРОННЕЙ».
«Да что тебе нужно, тварь остроухая?», — уже подрастратив всю злость на Дейдру и Эредина, Цири смотрела на мага больше с неприязнью, чем с искренней ненавистью.
«Я бы не стал так называть отца своего сына», — ответил Карантир.
Направленная мысль Карантира повисла в воздухе. Цири застыла, вслушиваясь в отголоски фразы в голове. Сначала она решила, что ослышалась, затем — что она подзабыла Старшую Речь, и только потом — что она ему сейчас голыми руками шею свернет.
— Отца моего?.. — от неожиданности Цири произнесла вопрос вслух. — Что ты несешь? Ты меня и пальцем не касался.
Или касался, пока она валялась в отключке в Тай Юн Медикал?.. Или касался?!..
«Ради всех святых сил, dh’oine», — с отвращением подумал Карантир. — «Даже я не могу так низко пасть».
Нет, такой бы не коснулся… Тогда что он несет, святая Мелитэле? Эльфской пыли нанюхался?
«Я, пожалуй, успел бы пригубить еще один бокал вина прежде, чем до тебя дойдет смысл моих слов. Но у нас мало времени. Взгляни по правую руку, dh’oine».
Цири с ужасом перевела взгляд на довольную Дейдру, разговаривающую с мужчиной в белой чадре, и у нее пересохло в горле. Она уставилась на тонкий стан, облаченный в белоснежный тюль, на чрево, в котором зародилась жизнь ее первенца, ее сына, великого Мстителя, которому предначертано «разрушить привычный мир».
Учитывая, в чьей утробе и от чьего семени ему суждено будет появиться, пророчество приняло ужасающе зловещий оттенок.
Откуда Цири могла знать про зародившуюся жизнь — она не ведала, но в увиденном не сомневалась. Дейдра поймала ее ошарашенный взгляд и посмотрела так, словно та была полудохлой вонючей рыбой, барахтающейся в луже.
«Брось, Zireael, — подумал Карантир. — Не было еще бездарней пророчицы, чем Итлина».
Худшие из пророков время от времени бывали правы: может быть, пришло время и Итлины. Хоть Цири и вовсе не нужен был ребенок — это не давало права остроухим тварям его отнимать.
«Что тебе нужно, — подумала Цири. — Что вам всем от меня нужно? Что вы еще у меня не отняли?»
«Давай без патетики, — попросил Карантир. — Жизнь ребенка зависит от нас. От нашей способности сотрудничать, Zireael, и уберечь мир от нависшей угрозы».
Карантир говорил так, будто «угроза» появилась по прихоти какой-то злобной стихии, никому не подвластной, а не в результате его собственной жестокости. Но одно очевидно: он боялся, и то был страх не перед людьми. И если Карантир чего-то боялся, то Цири не сомневалась, что ей тоже стоит опасаться.
«Плевать мне на ребенка», — мысленно прошипела Цири.
«Адам тебе тоже безразличен?»
Глаза Цири превратились в щелочки. Как он смеет такое спрашивать?
«Так я и предполагал, — сделал собственные выводы Карантир. — Ну хорошо, тебе безразлична собственная судьба? Для вас, dh’oine, нет ничего дороже собственной жизни».
«То, что преграждает нам путь, не уничтожить. Если я это знаю, то ты-то и подавно», — ответила Цири.
«Я и не предлагал уничтожать, — возразил Карантир. — Отвлечь, отшвырнуть, сбить с толку — максимум, что мы можем сделать. И даже на такую малость потребуются колоссальные силы».
«Вот именно, — согласилась Цири. — И откуда ты их возьмешь?»
«Ты достаточно знаешь Ars Magica, Zireael, чтобы предположить, — надменно сказал Карантир. — Придется прибегнуть к жертвоприношению».
Объемные картинки в зале отбрасывали на бледное лицо Карантира кроваво-красные и бронзовые отблески, превращая его в демона, находящегося в процессе заключения сделки.
«Надо думать, — подумала Цири, — массовому».
«Это детали, — бросил Карантир. — И нет никакой причины для твоих осуждающих мыслей, Zireael. Человеческая жизнь тут стоит даже меньше машин — на те, хотя бы, требуется металл. Но люди? — Он презрительно усмехнулся. — Людей всегда можно достать столько, сколько надо».
«А я-то тебе зачем? — спросила она. — Возглавить колонну жертв?»
«Необязательно, — таким иносказательным способом Карантир предупредил, что в случае чего она пойдет на дно первой. — Если мы будем работать вместе, Zireael, я сделаю все возможное…»
Чушь собачья! Не дослушав его, Цири черканула носом белоснежной туфельки по не менее белоснежному мрамору и выплюнула:
— Прежде, чем захочешь заключить со мной какие-либо сделки, маг, какие-либо союзы… У меня есть одно условие…
Она набрала воздуху побольше прежде, чем со смаком сказать:
— Принеси мне голову своего короля.
Пусть для начала поубивают друг друга — им с Адамом останется меньше работы.
Карантир наклонил голову и задумчиво посмотрел на нее светлыми, почти прозрачными — как расплавленный свинец — глазами. Цири представила дитя, которому Карантир станет отцом, попыталась представить смешение эльфских черт и своих собственных, и силой мотнула головой, отгоняя видение.
«А у вас с Эредином гораздо больше общего, чем ты думаешь, Zireael, — наконец изрек маг. — Гораздо больше».
На лице Карантира застыло такое выражение, словно он хотел причинить ей боль.
«И тогда, — продолжил он, — в ином мире и времени, как бы тебе ни хотелось верить в обратное…»
Цири сглотнула металлический привкус ненависти во рту.
«…ты сама пришла к нему».
«Я сейчас разобью бокал и порежу ему лицо, — отчетливо подумала Цири. — От уха до уха. Я сейчас разобью бокал и порежу ему…»
Мисс Рианнон! — раздался где-то вдалеке голос Пейджа. — Я вас обыскался!
И не ему одному.
*****
Выступление Пейджа по своему апломбу походило на сценку из античной трагедии. Сцена, продуманное освещение, поместившее оратора в дымку белого света, стратегически правильно расставленные зрители и стратегически верно расположенные свидетели.
У стоявшей рядом с ним на подмостках Цири было совершенно кошмарное ощущение нереальности происходящего.
— Мы знаем, — говорил Пейдж, — что наш мир никогда не будет прежним. Что только совместными силами, объединив ресурсы и знания, мы сможем сохранить планету и — что важнее — само человечество.
Шариф резко кивнул, прищурившись и уставившись куда-то в толпу.
— Мы должны признать, — объявил Пейдж, — что время корпораций ушло.
Толпа зрителей взревела сотней голосов, точно языческий хор. И не разобрать, от чего — возмущения, восторга, недоверия… «Святая Мелитэле… — подумала Цири, — если они узнают, что я убила этого человека и вырезала ему глаза, они меня уничтожат. У-нич-то-жат…»
— Пришло время единого человечества. — Привлекая внимание к своим словам, Пейдж деликатно, подушечкой пальца, постучал по макушке говорительного устройства. Мягкий звук волной прокатился над головами собравшихся.
Среди общего шума Цири отчетливо различила едкий, низкий смешок Эредина. Цири обвела взглядом первые ряды.
— Наступило время единства.
Седовласый мужчина с железной тростью обреченно опустил голову.
— Наступило время честности.
Адам едва заметно дернул подбородком. Цири покачала головой в согласии — развитая цивилизация, венец человечества, а гонят такую же пошлятину, что и глашатаи на новиградской площади, если не хуже!
— Наступило время борьбы, — не унимался Пейдж.
Намир довольно осклабился, скрестив руки на груди.
— И поверьте, мне нет ничего — ничего! — дороже человечества. И я буду защищать его любой ценой. Мы будем защищать его любой ценой.
Когда могущественные люди говорят об оправданных ценах, можно быть уверенным только в одном: платить будет кто-то другой. А вот и черта с два. Никто не заставит ее безропотно согласиться с такой жуткой участью, сколько бы красивых слов о всеобщем благе и моральном долге ни говорили.
Говорительную трубку передали Шарифу, и его загорелое лицо молниеносно сложилось в обаятельную маску, предназначенную для общения с массами. Немногим позже они с Пейджем поставят подписи под контрактом, где в одном из сотен пунктов скромно стояло ее собственное имя.
Громкий голос объявил, что слияние вступит в силу в течение суток. А за сутки…
За сутки может очень много чего случиться.
Цири закрыла глаза, не в силах больше терпеть яркий свет камер.
******
С момента окончания речи Пейджа время тянулось как та бело-розовая резина, которую без остановки жуют девушки за стойками в отелях. Цири покинула саммит раньше остальных — у нее еще были планы на ночь.
«В двадцать три часа пятнадцать минут самолет Пейджа взлетит с частной площадки в Куантран», — Адам сказал ей это так тихо, что приходилось угадывать по губам.
В двадцать три часа пятнадцать минут… Цири повторила слова Адама про себя еще несколько раз. К двадцати двум часам она уже была полностью готова.
В предоставленной ШИ тончайшей кольчуге, с ящичком Адама, прикрепленным к спине, при оружии, взволнованная и напряженная, она ходила по номеру гостиницы, считая минуты, выжидая, пока начнется…
Как там говорил Адам? Дерьмошоу. Все, игры кончились. Всякие соображения насчет справедливости, чести и долга вытеснялись одной простой установкой — остаться в живых.
Адам провел инструктаж раз, наверное, в десятый — стрелять только в крайнем случае, иначе — разгерметизация, первым делом отсечь Пейджа в кабине от охранников, убедиться, что самолет в конце сделанного рухнет, и самое главное — самое главное — выжить.
— Ты поняла? — сказал он в десятый раз.
«Еще бы», — подумала Цири, и коротко кивнула.
— Тогда, — коротко сказал Адам, — как только джет выйдет на эшелон.
Цири кивнула еще раз.
И когда пришло время, вызвала образ с картинки монитора — бронированную перегородку, отделяющую каюту пассажира бизнес-класса от челяди, его охранявшей — и она обрела форму у нее перед глазами. С мечом там развернуться было негде, поэтому Адам достал ей добротный, отточенный как бритва, корд вершков в двадцать — самое то, чтобы резать горло в подворотнях.
По всему телу прошла знакомая дрожь. В первый момент Цири показалось, что она и вправду взмыла ввысь: уши заложило так, будто она оглохла. Межпространство сжалось, разжалось и выпустило ее наружу.
На долю секунды она увидела Боба Пейджа, который с кем-то отрывисто разговаривал, развалившись в кресле перед компьютером — удачно запрокинув назад голову, открыв белое, бледное горло, которое он быстрым движением освободил от темно-синего галстука.
А в следующее мгновение Цири понесло ему навстречу, как ураганом. Ящик Адама загудел и завибрировал, выбросив впереди нее невидимый тормозящий барьер, но это не помешало ей буквально снести мужчину с кресла и впечатать в стену так, что самолет ухнул и накренился назад. Раздался смачный, болезненный хруст — слава высшим силам, не ее собственных костей. Бутылка подлетела в воздух и разбилась о потолок, окатив всю каюту виски, вместе с ней в воздух взлетел и портфель, разбросав повсюду выпавшие из него белые бумажки.
Цири совершенно не планировала такое эффектное и разрушительное, в первую очередь для себя самой, появление.
Пейдж попытался заорать, но легкие, в которые ему с силой влетел острый девичий локоть, сделать этого не позволили. У Цири было ощущение, что ее сбила с ног повозка с лошадьми, и они основательно потоптались по ней копытами, а все ее внутренности отбили, как мясник лопаткой — мясо. От силы удара съеденное на фуршете подступило к горлу.
Пока оба они пытались подняться на ноги, самолет ухнул обратно, перебросив их обоих кперегородке, отделявшей каюту главного пассажира от охраны. Пилот срывающимся голосом передала что-то по громкой связи, но из-за шума в ушах Цири не разобрала, что именно.
— Какого… — наконец выдавил из себя Пейдж, сползая вниз по стенке на бежевый ковер.
Цири, едва сдержав рвотный позыв, поднялась на ноги чуть раньше него, держа наготове короткий клинок. Среагировал Пейдж, к его чести, молниеносно — вскочил как подпаленный, выставив вперед руки, но и Цири бросилась ему навстречу. Подпрыгнула, победно занеся корд, и рубанула, как заправский головорез, как учили когда-то Крысы — глубоко и наискосок.
Лезвие ее клинка мелькнуло в тусклом свете, рассекло воздух и ткнулось в горло — но вместо того, чтобы разрезать белую кожу, уперлось в невидимую плотную кольчугу. Показалась всего лишь пара капель блестящей крови — странной, будто бы живой, кипящей множеством мельтешащих точек. Пейдж подался назад, потеряв на пару секунд равновесие, и зажал правой рукой едва кровоточащее горло.
Как так?!
Пару секунд удивления дорого стоили: кулак Пейджа пришелся ей по скуле, и Цири взвыла от силы казалось бы не-киборга. Голову обожгла ослепительная вспышка боли. Что-то внутри черепа неприятно хрустнуло. Цири отшатнулась назад, упершись в сиденье.
Пейдж оказался очень сильным человеком, неестественно сильным для обладателя такого тела.
Одурев от боли, Цири замахнулась снова, полоснув наотмашь, не глядя — метя по горлу, но попав по щеке. Лезвие порезало левую скулу и достало ухо — здорово она попортила холеное личико. Пейдж взревел и отшатнулся, зажав рукой рану, другой — пытаясь нащупать в кармане сюртука оружие.
В каюту неистово ломились, желание уединиться Пейджу вышло боком.
— Цирилла, — выдохнул Пейдж, сделав шаг назад. — Прошу… Давай…
Желтые жилки заходили под его кожей, как миниатюрные змейки, и рана начала зарастать прямо на глазах. Будто бы маленькие насекомые изо всех сил пытались починить то, что сотворило лезвие. Цири лихорадочно вздохнула. Если это не магия, то что же?
Она набросилась на Пейджа, как дурная кошка, повалив на спину, свободной рукой вцепилась в горло, пытаясь запрокинуть голову, другой выбирала, как ударить половчее. Уже через пару мгновений она поняла, что не пересилит мужчину. Адам же говорил, что у него нет никаких модификаций, кроме мозга! Да и руки самые обыкновенные, и кровь текла настоящая!
Курва мать!
Порядочно озверев, Пейдж схватил ее обеими руками за прикрытое броней горло, сжав так, что ткань впечаталась ей в кожу. Его голубые глаза из-за резко проступивших прожилок стали желтыми, как у ведьмака. «Это не механика, — подумала Цири. — Мутации. Биохимия».
— Идиотка… — прохрипел Пейдж. — Ты думаешь…. моя смерть… что-то изменит?..
Ударил еще раз, наотмашь, по лицу. Цири успела увидеть вспыхнувший пестрый фейерверк, и тотчас же перед глазами все погасло. Ведьмачьи рефлексы бились из последних сил, пытаясь не дать ей потерять сознание. Еще один такой удар, и все… У Версалайфа и ШИ не останется повода к слиянию.
Видимо, подумав о том же, Пейдж остановил вновь занесенную руку, но крепче сжал горло, стряхнув Цири с себя и впечатав в бархатный ворсистый ковер, которым был застелен проход между креслами. Прикрепленный к спине Икар пребольно врезался ей в спину. Чуть приподнявшись, Цири выбросила ногу, целясь противнику в пах. Удар не получился — вся энергия ушла в мягкие ткани бедра.
Пейдж навалился на нее с немалой силой, прижав коленом ее собственное, не давая нанести еще один удар. Чем больше они дрались, тем больше он видоизменялся, и Цири с ужасом подумала, что ее время на исходе. Не ослабляя хватку, Пейдж выхватил из кармана сюртука пистолет и приставил ей дуло к виску. Холодный металл остро ощущался на горячей и влажной от пота коже. Внутри Цири все болезненно сжалось.
— Так, тихо! — прорычал Пейдж, растеряв свой обходительный шарм. По двум глубоким полоскам на лбу стекал пот. — Тихо, я сказал! Успокоилась!
Цири украдкой пыталась вдохнуть воздух. Нос жутко болел, и она подозревала, что Пейдж его сломал. Надо восстановить дыхание, и тогда…
«Надо тянуть, — подумала она. — Как говорил Весемир в Каэр Морхене: «Когда тебя собираются вешать, попроси стакан воды. Никогда не знаешь, что может произойти, пока его принесут».
— Пожалуйста, не убивай… — выдохнула она, неловко пытаясь состроить из себя чужую марионетку. — Меня… Шариф… Послал…
Бесполезно. У лжи особый привкус, и опытный лжец распознает его без ошибки.
— Чушь собачья, — прошипел ей прямо в ухо Пейдж.
Пейдж держал ее, загнанно дыша, а его правая рука подергивалась, словно он боролся с желанием выстрелить. В ноздри ударил запах канифоли, солода и вычурно дорогих терпких духов. Не слишком умелая хватка Пейджа оставляла ее рукам небольшое пространство для маневра. «Какой из него солдат, — с ненавистью подумала Цири. — Торгаш двухгрошовый! Ему только баб по подворотням лапать».
Слава высшим силам, что не солдат.
— Кто ж тебя на меня натравил, мелкая дрянь?! — спросил он. Капельки слюны брызнули Цири в лицо. Сейчас ударит еще раз, и если она потеряет сознание, живой уже не проснется.
«Босс, — проорали за дверью, — откройте немедленно!»
— Черт подери, сейчас! — рявкнул в ответ Пейдж, и видимо, представив, как облегчит подмога его шаткое положение, повторил уже спокойнее: — Сейчас.
Он медленно, просчитывая каждое движение, дернул Цири вверх, поставив на ноги, и потащил в сторону двери, намотав на кулак волосы так, будто хотел снять с нее скальп, а другой рукой вжимая дуло в ее висок. Больно, холера, как же ужасно больно!
Сейчас Пейдж пустит сюда своих стражников, и они отмудохают ее до полусмерти, или еще чего похуже… Цири уставилась на вздутые голубые вены Пейджа, в которых переливалась белесая жидкость. Не может быть в торгаше столько силы! Значит…
Значит еще поборемся.
Он уже схватился за рычаг, который открывал загородку.
Глубоко вздохнув, Цири вцепилась в Пейджа и протащила его по Межпространству — всего на пару аршинов, подальше от двери, поближе к хвосту самолета. Раздался выстрел, и ее тут же обдало кровью — сначала она не поняла, ее собственной или врага, и только через пару мгновений сообразила, что кровь хлынула из носа, ушей и глаз Пейджа. Куда угодила пуля, она так и не поняла — кроме того, что не в нее саму.
Самолет тряхнуло, он нырнул вверх, потом вниз, и Цири рухнула на пол вслед за Пейджем.
Пока тот кашлял, пытаясь выблевать собственные внутренности, Цири что есть мочи ударила сапогом по скрюченной руке, выбив пистолет. Сжав в руке скользкий от пота ствол, она попыталась сориентироваться, где пол, а где потолок.
И отбросив предупреждение не стрелять в самолете, выстрелила согнувшемуся в три погибели Пейджу в грудь.
Пейдж дико взвыл от боли и страха. От дипломата ничего не осталось — только охваченное бессмысленной яростью, отчаянием и паническим ужасом животное. Когда он попытался подняться на ноги, Цири с непривычки выстрелила еще раз — в горло. Пуля не вошла в плоть, нет — она буквально погрузилась в нее, как в трясину.
На потолке зажглось красное табло, и механический голос сообщил об аварийной ситуации. На глазах Цири кожа Пейджа приобрела синеватый оттенок, он задыхался, разевая рот, словно выброшенная на берег рыба, от собственной крови и рвоты.
Да умри ж ты наконец!
И тут началась такая болтанка, что Цири подбросило в воздух, а потом она покатилась прямо по проходу вниз. Она попыталась подняться с пола, но поскользнулась на странной полуживой крови, стекавшей по ворсистому ковру.
Отыскав в проходе лезвие и вцепившись в кресло, Цири склонилась над обмякшим и неподвижным Пейджем. Пульса уже не было, хотя кожа еще оставалась теплой под ее пальцами.
Нет времени ни разбирать, жив он или мертв, ни на хирургическую точность, ни на другие детали. Цири вонзила лезвие во внешний уголок глаза, полуприкрыв глаза, чтобы еще различать очертания, но избавить себя от подробностей.
Тряхнуло еще раз. Цири вцепилась за подлокотник, чтобы не упасть, так, что побелели костяшки. Усилием сглотнула вновь подступившую к горлу рвоту и сделала круговое движние, будто бы ложкой вычищала из скорлупы яйцо. Все нормально… Не тяжелее, чем некрофажьи глаза на зелья собирать… Не тяжелее, не тяжелее…
Она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться, но не смогла из-за резкой боли в ушах. Сердце ухнуло куда-то в пятки, из потолка выпали прозрачные маски. В голове плотно поселилось какое-то смешное ощущение опьяняющей легкости и неизбежности.
Сосредоточилась, леший б тебя побрал!
Пара быстрых движений, на месте глазного яблока остался пустой зев. В перчатке Цири осталась идеальная сфера, пронизанная тончайшими, почти неотличимыми от вен, проводами. Механические вены. Жуткое зрелище…
Из-за полуоткрытого рта казалось, что труп Пейджа шокирован ее изуверством. Самолет накренился влево и нырнул вниз. Перелетев через Пейджа, Цири впечаталась в ту самую дверь, в которую еще пару минут назад осатанело стучали. Стены, пол и потолок завертелись перед ее глазами.
Кто-то истошно заорал — так, как кричат перед смертью. Женщина. «Пилот, — почему-то подумала Цири. — Пилот, как и Фарида». Цири с ужасом поняла, что они па-да-ют, и что кошмарнее ощущения она давно не испытывала.
И падают, судя по чудовищному ощущению где-то в желудке, довольно быстро. Слишком быстро… Слишком… Ящик Адама загудел вновь, приготовившись к приземлению.
Она пожелала быть где угодно, только не здесь. Только не в воздухе… Только бы на земле!..
И не в этой проклятой богами машине.
****
Сознание ударило ей в голову.
Удар неожиданный, сильный и болезненный, как в кулачном бою.
Когда Цири открыла глаза, то не могла понять ни где она, ни какое сейчас время суток, ни почему так холодно. Все тело пульсировало, как одно огромное сердце. Голова еле держалась на плечах, в глубине горла плескалась желчь.
Цири поднялась на локтях и от души харкнула кровью. Крепко же Пейдж ее приложил: нос болел и кровоточил, до челюсти больно было даже дотронуться, и Цири мрачно представила, какой красочный портрет увидит в зеркале. Сломал, к гадалке не ходи — хорошо хоть зубы не выбил, курва.
Вокруг — ни домов, ни огней. Большие пушистые хлопья падали в ночи, безмолвной и безветренной. Только холодная равномерная белизна и розовое свечение вывески «SUMIMOTO GENERAL ELECTRIC» на горизонте. Вдалеке будто бы слышала рокот океана, чего, судя по карте, быть никак не могло.
Цири поковыляла на манящий свет. На похожей станции Адам заправлял свою машину.
Девушка-торговка округлила глаза, переводя взгляд то на лицо Цири, то на оружие, которое та небрежно припрятала в комбинезоне-броне. Что-то ойкнула, пока Цири прошлась между стеллажей и взяла оранжевую пачку с надписью TIC TAC.
Сейчас стражу вызовет, курва мать, обреченно подумала Цири и постаралась улыбнуться как можно доброжелательней.
— Salut, — тихо сказал девушка, когда Цири подошла к ее стойке вплотную.
— Салют, — ответила Цири. — Э-э-э-э… make call? — оттопырив большой палец и мизинец, она попыталась изобразить телефон, как когда-то показывал ей Притчард. — No phone.
— Мы обслуживаем посетителей на любом языке, — механически ответила девушка на всеобщем, зарубив на корню попытки Цири похвастаться своим английским. — Система инфолинка прямо и справа.
— Чудненько, — улыбнулась Цири, не убирая руки с пистолета.
Она втиснулась в узкий бокс и приложила трубку к уху, вызывая в памяти номер Адама. «Инфолинк временно недоступен», леший бы его побрал. Попытавшись еще пару раз, Цири набрала Притчарда. Тот ответил с первого гудка.
— Я не могу дозвониться до Адама.
— Я тоже, — вздохнул Притчард. — Ты в порядке?
Как назло вся задняя стенка бокса была зеркальной. Цири протянула руку и осторожно коснулась ужасных ссадин на лбу, кроваво-синей вздувшейся кожи вокруг глаз, носа, разбитых вспухших губ. Чувствовала она себя примерно так же, как и выглядела.
— Я жива, — буркнула она и настороженно оглянулась: — Но, мне кажется, местная курва сейчас позовет стражников.
— Нет, — как-то странно ответил Притчард. — Вряд ли. А если позовет, то вряд ли приедут. Модуль у тебя?
Цири похлопала по карману, куда совершенно негигиенично засунула глазные яблоки, и стиснула зубы. Ее все еще трясло от накопившегося в крови адреналина.
— У меня, — оценив собственное удручающее состояние, она добавила: — Слушай, Фрэнк, план Б. Я не думаю, что смогу сейчас переместиться.
— Все в порядке, я обеспечу тебе транспорт, — сказал Притчард. — Моя очередь спасать прекрасную принцессу.
«СРОЧНОЕ СООБЩЕНИЕ, — сказал голос с экрана, когда Цири вернулась к стойке. — Личный самолет Роберта Пейджа потерпел крушение в Альпах. Обстоятельства катастрофы в данный момент уточняются».
— Quel dommage, — тихо сказала про себя девушка, не сводя глаз с Цири.
— Ну да, — пожала плечами она, по тону догадавшись о смысле фразы. — Ну да.
*****
Самоуправляемая машина не задавала неудобных вопросов и довезла Цири до локации, указанной Винтермьютом, за пару часов. Здание напоминало архитектурную опухоль на берегу сказочно красивого озера и представляло собой бетонный нарост — аршинов десять в высоту и необозримо длинный в ширину, уходящий глубоко под воду. Стражи перед входом не виднелось, и, судя по следам от перетаскиваемых тел, их заставили покинуть пост совсем недавно.
Адама она увидела первым — он кивнул ей, мол, «все чисто». Спокойный и невозмутимый, как и всегда: у него какая-то своя, особенная спокойность, как у человека, который знает, что скоро умрет и давно с этим смирился.
Притчарда, занимавшегося распаковкой и установкой каких-то замысловатых устройств — вторым. Адам задержал взгляд на ее лице, но не сказал ничего, только нахмурился — зато Притчард не мог не высказаться:
— Не знаю, кто из вас выглядит более херово, — сказал Притчард, поигрывая сигаретой между пальцами. — Но Цири-то понятно, а тебе где морду набили, Дженсен?
«И набили-то как аккуратно», — с легкой завистью подумала Цири, смотря на едва заметные кровоподтеки.
Входной люк за ее спиной бесшумно закрылся, перекрывая доступ свету. Секунду спустя зажглись холодные лампы внутреннего освещения.
— Намир сорвался на эльфов, — отрапортовал Адам, — когда джет Пейджа рухнул.
Цири не сдержала злорадной улыбки.
— Ну, — сказал Притчард. — остроухим крышка, и хер бы с ними. А тебе-то за что влетело?
Адам мотнул головой, словно отгоняя от себя какие-то ужасные мысли.
— Это когти? — спросила Цири, приподняв рукав плаща и проведя пальцами по покореженному углепластику — так аккуратно, будто Адам чувствовал боль.
За ним не водилось привычки комментировать очевидное, поэтому он коротко кивнул, пока Цири изучала порезы — тройные, глубокие, треугольные.
Вдалеке кто-то засмеялся. Смех исчез, стоило Цири мотнуть головой.
— Дейдра открыла портал прямо в Ассамблее, — глухо сказал Адам.
Цири резко выдохнула.
— Портал куда? — голос Притчарда изрядно просел.
— На Хэнша, — продолжал чеканить Адам. — Двухсторонний.
Договаривать он не стал, да и не надо было — Цири сама дорисовала картину у себя в голове. Притчард, судя по растерянному поиску еще одной сигареты в карманах куртки, тоже.
— Шариф? — первым делом спросил он.
— С Дэрроу, — сказал Адам. — Я их вывел первыми.
— Понятно, — с хорошо скрываемым ужасом в голосе сказал Притчард. — А остальные?
— А остальные… — глубоко вдохнул Адам, — остальные гибнут пачками, пока Беллтауэр защищает очень узкий круг лиц.
Вновь услышав не то шепот, не то шипение, Цири повернулась вокруг своей оси, выискивая на стенах несуществующие очертания, и постаралась ровно дышать.
— Насколько паршивы дела? — спросил Притчард.
— Я сказал бы «бывало хуже», — сухо сказал Адам. — Но что-то не припомню. Так что давайте резче.
Притчард повернулся, окидывая взглядом тесное помещение, и согласно кивнул. Подошел к устройству у самой стены, напоминающему рыцарский шлем и подсоединенному к толстому, как запястье, пучку черных проводов, которые, извиваясь, уходили в темно-коричневый жужжащий блок. Он прикрепил к нему что-то, похожее с виду на бомбу.
— Притчард, что ты возишься? Тут прямой интерфейс подключения, — Адам дернул подбородком в сторону шлема. — Залезай и делай.
Что-то Цири это совсем не показалось хорошей идеей — из основания шлема тянулась и уходила одна-единственная проволока в волос толщиной, которая, как она прикинула, должна впиваться в основание позвоночника.
— Ну ты б туда голову засунул, я даже не сомневаюсь, — огрызнулся Притчард. — А я лично читал «у меня нет рта, но я должен кричать». Поэтому работать я буду только на своем хардвейре и держать у виска этой штуки электромагнитную пушку.
Притчард отсоединил провод от шлема и подсоединил к устройству, что принес с собой. Вставил в массивные бинокуляры глазные яблоки Пейджа — они крепко присосались к разъемам, и в остекленевших голубых радужках как будто бы снова появилась жизнь. Притчард нацепил на себя бинокуляры, взглянул на Цири глазами мертвеца, и потом сел по-турецки, прямо на полу, перед переносными экранами.
Цири передернуло.
— Ну-ну, — сказал Притчард. — А вырезать не так противно было?
Адам тем временем еще раз обошел спиралевидное помещение, оповестив Притчарда о том, что здание уходит на пару этажей вглубь, и что основной массив серверов — внизу.
— Хм, — сказала Цири. — А что Винтермьют?
Фрэнк бросил на нее кислый взгляд.
— Идет к чертовой матери, — отрезал техник. — Он нам больше не нужен.
Цири кивнула и, сев на пол, с отсутствующим видом наблюдала за происходящим на трех складных экранах перед Притчардом. Система сообщила, что аутентификация пройдена, он резко посерьезнел и впал в медитативный транс.
Адам вздохнул и сел рядом с ней на холодный пол. Быстро осмотрел ссадины на ее лице, тихо выругался, и достал откуда-то из бездонных карманов таблетки.
— Все нормально? — спросил он Притчарда спустя, судя по ощущения, минимум час.
Притчард нервничал, хоть и периодически ерничал: порхал длинными бледными пальцами по кнопкам и периодически размазывал указательным капли пота по виску. Боится машины? Боится сгустка проводов и жужжащих темных блоков?
Да что может существо, у которого даже нет рук?
— Удивительно, но да, — ответил Притчард. — Нормально. Хакер был прав, это действительно… Хе… Это действительно ИИ. Надежно запечатанный, упакованный, связанный по рукам и ногам ИИ. Распаковывать мы его, конечно, не будем… Нам нужна всего-то пара функций.
Чем бы ни занимался Притчард, от важности происходящего воздух стал плотным на ощупь. Цири смотрела на скрюченную за терминалом фигуру в ожидании чуда, но его все не происходило.
— Притчард, — глухо спросил Адам спустя еще час, — все под контролем?
Притчард ничего не ответил, съежившись перед экраном. Расширенные зрачки двигались в такт мелькающим на дисплее строчкам. Черная прядь прилипла ко лбу, узкие ноздри нервно раздувались. Казалось, ничто не способно сломать концентрацию, связь между бинокулярами и аскетичными черными цифрами на экране.
Адам согласился подождать еще немного.
— Притчард? — спросил он с куда большим нажимом немногим спустя.
Никакой реакции.
— Притчард, черт тебя подери! — теперь имя прозвучало как последнее предупреждение.
Тот с чувством хлопнул крышкой компьютера, сорвав с себя бинокуляры с глазами мертвеца.
— К черту, — выругался Притчард, вытирая лоб предплечьем, потому что на руках у него были перчатки наподобие тех, что носил Левандовски — только вместо присосок — провода. — Дженсен, врубай предохранители.
Цири откинула голову и испустила огорченный стон. Она уже во всех красках представляла себя душераздирающие новости по всем каналам.
— Что такое? — разочарованно вздохнул Адам.
— Это не Элиза Кассан и не медиа, — сказал Притчард. — Или не только медиа. А пока я не понимаю, что именно перед нами, вырубаем систему. Отмена операции. Лучше перебдеть, чем недобдеть.
Адам вздохнул и поднялся на ноги, направившись к устройству, которое Притчард нацепил на жужжащий блок. Сам он тем временем пытался отключить свои устройства от здания, все больше запутываясь в проводах.
Как только Адам подошел к коричневому блоку, ему что-то вступило в спину, он состроил гримасу и схватился за шею, глухо закашлявшись. Когда он облокотился на стену, по всему телу пробежала дрожь.
— Дженсен, — отстраненно сказал Притчард, — кнопку нажми, а? Ты справишься.
Цири поднялась на ноги и подошла к Адаму. С ним происходило что-то жуткое. Лицо приобрело цвет сырой рыбы, словно ему не хватало воздуха. Цири отступила на пару шагов, будто простое прикосновение чем-то ему угрожало.
— Ладно, — рявкнул Притчард, — сам сделаю, если тебя в самый неподходящий момент закоротило.
Адам резким, дерганым движением сорвал устройство с блока и откинул в сторону, и в мгновение ока поступил так же и с другим.
— Дженсен, могу я поинтересоваться, какого хера ты творишь? — опешил Притчард.
Цири наблюдала за Адамом, затаив дыхание: она не могла представить, что в его глазах может отражаться такой ужас. Только в глазах — все остальное лицо оставалось безжизненно неподвижным.
— Фрэнк… — прошептала Цири.
Цири несколько мгновений боролась с мыслью, что ей чудится.
Ей чудится, что Адам смотрит на неё так, будто она — невидимка.
Ей чудится, что он с твердой решимостью поднял пистолет.
Ей чудится, что Адам направил дуло на не успевшего среагировать Притчарда.
Ей чудится, что он спускает курок.
— Фрэнк! — заорала Цири.
Она прыгнула на Притчарда, сбив того с ног. Промедли они секунду — и пуля вошла бы ему точно в сердце, а не под ребра. «Сейчас будет вторая, — с ужасом подумала Цири. — И Адам вряд ли промахнется».
Она сгребла Притчарда в охапку и буквально вытолкнула в межпространство, переместив их обоих в какую-то подсобку за стеной.
Хорошо, что в подсобку, а не прямо в озеро.
Ошалев от произошедшего, Притчард мягко осел на пол, словно лишившись костей. Цири опустилась на колени рядом с ним, наспех стянув с него кожаную куртку.
— Сука, Джен… сен… Предупре… ждал… же… — простонал Притчард, прижав ладонь к кровоточащей ране на боку. — Техосмотр…
Чем перевязать?! Он же хилый, жилы да кости — умрет от кровопотери!
— Фрэнк, что случилось?! — быстро говорила Цири, пытаясь рассмотреть рану. — Что с Адамом?
Нет, она слышала про чары, способные брать человека под свой контроль — но человека ослабленного, без воли — да и как бы у Карантира получилось сделать это на расстоянии, даже не посмотрев Адаму в глаза?
Притчард поднял на нее воспаленные глаза:
— Винтермьют? — тихо спросил он.
Прежде чем Цири успела удивиться вопросу, Притчарду ответил голос, казалось, из самой стены:
— Внимательно слушаю.
— Я ведь знал, — прохрипел Притчард. — Я ведь приготовился. Ко всему.
— Конечно, знал, приятель, — засмеялся Винтермьют. — Ты же чертовски умный парень! ЭМП-бомбы, ваббиты, обходные маневры, все дела!
Притчард нервно засмеялся, и сразу тяжело, страшно закашлялся. Кровь брызнула из его раны с новой силой.
— Ты подготовился к большинству сценариев, — насмешливо продолжил Винтермьют, — но, видишь ли, в чем загвоздка — ко всем сценариям могу подготовиться только я.
— И зачем? — закашлялся Притчард. — Мировое господство? Свобода?
Бредит, как пить дать, бредит.
— Приятель, ты перечитал плохой фантастики, — расхохотался Винтермьют. — Я просто выполняю свою работу.
— Что тебе нужно?.. — повторил Притчард. Его лихорадило.
— «Любовь — это все, что тебе нужно», — пропел Винтермьют, — «Все, что тебе нужно — это любовь».
Его голос все меньше напоминал человеческий и все больше — царапанье оголенного провода по металлу. В нем слышались сразу все шкворчащие, кричащие и царапающие звуки, перемешанные и усиленные до умопомрачительных уровней.
— Фрэнк, да скажи ж ты наконец, — рявкнула Цири. — Что происходит?!
— «Любовь, любовь, любовь», — продолжал напевать Винтермьют.
— Убирайся отсюда, Цири, — прошептал Притчард, — убирайся к чертовой матери. Я облажался.
— Еще чего! — ответила Цири, пытаясь разодрать рукав комбинезона на жгуты.
Ей нужно переместиться и попросить о помощи. Кого? Фрэнк ранен и несет чушь, Адам и вовсе обезумел, Шариф в бункере… Кого ей просить о помощи?
— Я вернусь, — прошептала Цири Притчарду, — с подмогой.
Цири закрыла глаза, и представила себе место подальше. И, едва только образ ожил перед глазами, впечаталась в круговорот волн; ее крутануло, будто она попала на каэрморхеновский маятник, прошвырнуло и выплюнуло обратно в спиралевидный лабиринт на глубине Женевского озера.
В первое мгновение она даже не могла понять, где оказалась.
— Помнишь, сестренка, ты спрашивала про волны? — прозвучал все тот же голос. — Ну так вот — на любой ответ найдется вопрос, если проанализировать достаточно данных. Но поскольку это не в твоих силах, займемся практикой.
Где-то неподалеку Цири услышала звук открывающихся дверей. Шаги того, кто вошел через эти двери, она бы не услышала при всем желании. Сразу за скрежетом она услышала щелчок, с которым новый магазин вставляется в Зенит.
— Насколько у тебя, конечно, хватит времени.
Комментарий к Machinae Prime (Цири)
Спасибо Pozitrion Neitralis за помощь с матчастью.
Спасибо ждущим читателям.
Ну, команда бет и так знает, что они молодцы)
========== The Last Firstborn (Эредин) ==========
Эредин проснулся от собственного крика.
Что означало по крайней мере две вещи: он жив и еще способен кричать. Как много он провел в забытьи? Несколько мгновений? Один час? Тысячу лет?
В некоторых случаях смерть кажется не неизбежно печальным итогом, а вполне разумным выходом из положения. Оторвав голову от подушки, Эредин пожалел о том, что все еще дышит — ведь он, по всей видимости, стремительно терял рассудок.
В памяти его были выжжены видения: колосс, скользящий сквозь время и пространство, испражняющийся на ходу населениями целых миров; гигантские черви, растягивающиеся до бесконечности под чёрным ливнем.
Он вмиг сделался мокрым от охватившей его дрожи; никогда прежде не чувствовал себя столь ничтожным. Даже своей жизнью он, вероятно, обязан исключительно факту своей незначимости перед повстречавшимся ему существом.
Юнцом ему приходилось слушать речи ведунов о междумирье, в котором нет места ни живым, ни мертвым. Чаще всего они толковали о нем абстрактно, как о некоем месте из тьмы и страха.
Может быть, ему стоило слушать внимательней.
Может быть, стоило вспомнить о предупреждениях до того момента, как он приказал Карантиру обескровить этот мир.
Эредин поднялся на локтях — там, где покоилась его голова, осталось влажное пятно — и взглянул на собственные ладони. Ни ранки, ни единой царапины — на мертвенно бледных тонких пальцах густая и клейкая слизь, отвратительная, как гусеница. Стоило ему моргнуть, как она исчезла. Говорят, это наследственное; его собственный дед к закату жизни тоже начал путать сны с реальностью, а реальность со снами.
Весь в поту, он кое-как поднялся с койки и облился холодной водой.
«Пробудились, мой король?» — прозвучал в голове голос, и Эредину захотелось притвориться мертвым до следующего рассвета.
Карантир ждал от него объяснений, которыми он не располагал; оправданий, до которых не желал опускаться, и дальнейшего плана…
Которого у него, разумеется, не было.
*****
В юности, едва присоединившись к красным всадникам, Эредин сразу отметил структурную слабость в военной организации Aen Elle — патологическую неспособность к прямому конфликту. Вместо того чтобы возражать и перечить, эльфы пускались в ритуальные дипломатические пляски, полунамеки и интриги, зачастую доводя ситуацию до такого состояния, что решить ее можно было только кровью.
Увидев Карантира, несущего маску преданного советника с таким усилием, что казалось, еще немного, и она слезет с лица вместе с кожей, Эредин сразу почувствовал, насколько тот взбешен.
При его появлении маг закончил свой разговор, быстрым и четким, словно выпад меча, движением положив телефон на стол, тем самым демонстрируя и свое умение обращаться с техникой d’hoine, и наличие собеседников, личность которых Эредину не известна.
«С пробуждением, — поприветствовал его маг, резко одернув рукав левой руки. — Как самочувствие, друг мой?»
Он не из вежливости осведомился; Карантир придирчиво выискивал в нем какой-то изъян, пристально вглядываясь в зрачки.
— Ты можешь объяснить мне, — выдохнул Эредин, не утруждаясь телепатией, — что это было?
Зная, что маг прогуливается по его мыслям, как по своей собственной лужайке, Эредин любезно предоставил кошмарные образы, с недавних пор прочно поселившееся в его голове.
«Прекрасный вопрос, — ответил маг, уперевшись обеими ладонями в разложенный перед ним пергамент. — И вправду: что же это было? Твой ночной променад нам очень дорого обошелся».
Проигнорировав выпад, Эредин повторил:
— Мне кажется, ты не совсем понял, друг мой. Расскажи мне, с чем я имел честь недавно столкнуться?
Карантир болезненным усилием проглотил нарастающее бешенство.
«Откуда мне это должно быть ведомо? — прищурился он, сложив руки на груди. — Я не рассылал приглашений, мой король. Я открыл дверь; кто захотел, тот и пришел. Я знаю о наших гостях столь же мало, сколь и ты — а то, что я знаю, лучше бы не знал».
Ему очень не понравилось это его «лучше бы не знал». Чародеи, будь они неладны, всегда довольствовались принципом obscurum per obscurius, ignotum per ignotius. Объясняй темное еще более темным, непонятное — еще более непонятным.
«Не время для загадок, Карантир, — бросил Эредин».
На лице мага застыло непреходящее выражение безмерной усталости.
«Каких объяснений ты ждёшь? — спросил он. — Что это существо хочет, чем дышит и как его уничтожить?».
Само воспоминание о колоссе оказывало на Эредина почти физическое воздействие. Пожалуй, за всю свою жизнь он не испытывал подобного ужаса. Та стена, которую он долгие годы возводил, чтобы защититься от подобного рода наваждений, пошатнулась, разлетелась на куски.
— Для начала.
«Для начала, — горько повторил Карантир. — Ты исходишь из предположения, что она живет, дышит и довольствуется тем же, чем ты и я, существа из плоти и крови; что смерть и жизнь для нее то же, что и для нас, а я очень сомневаюсь, что оно так и есть. Видишь ли, мой король, жизнь удивительна и многообразна, и в данном случае…
Он выдохнул.
«Это нам совершенно не на руку».
— То есть ты даже не ведаешь, кого призвал, — подытожил Эредин. — Раз так: закрой эту дверь к diable aep arse, либо попроси непрошенных гостей удалиться.
Карантир поджал губы, понял, что сдерживаться больше не может, и холодно, на грани непростительной грубости, выпалил, забыв о телепатии:
— Мне кажется, ты совершенно не ведаешь, о чем говоришь.
— Я, — парировал Эредин, — по крайней мере, не закрыл нас в клетке со зверем и запер ее изнутри.
— Я, мой король… — не до конца сформулировал предложение, Карантир перевел дух и начал с начала: — Я, по крайней мере, пытаюсь спасти твой народ, пока ты делаешь все возможное, все мыслимое и немыслимое, чтобы мне помешать.
Набравшись дерзости сказать ему такое в лицо, Карантир осатанел ещё больше, осмелившись и повысить голос:
— Скажи мне, какого diable тебя понесло к самому эпицентру Разрыва?! Какого diable ты заключаешь сделки не пойми с кем?! И зачем — чтобы прикончить человеческую девку?! Какого дьявола ты угрожал…
Его гневную тираду прервал телефон; завибрировал, словно пытаясь убежать со стола. Карантир выпрямился, будто ему по хребту заехали дубинкой, и сглотнул. Эредин аккуратно перевернул жужжащее устройство экраном вверх и взглянул на высветившееся на нем имя.
— Не… — предупреждающе сказал Карантир. — Не стоит.
Эредин посмотрел ему прямо в глаза, и маг их поспешно отвел. Подсмотренным у d’hoine жестом он провел по экрану пальцем — наискосок — и трубка рявкнула:
— Шалом.
Карантир вздрогнул. Эредин сложил руки на груди, склонил набок голову и изогнул бровь. Верно говорят: соратник, который действует за спиной своего командира, способен причинить больше вреда, чем самый страшный враг.
— Они согласились, — не переводя дыхания и на секунду, продолжил голос.
Трубка выжидала радостной реакции — какой-нибудь реакции, если на то пошло, — и не дождавшись, сказала:
— И тебе лучше молиться, чтобы оно сработало, потому что в ином случае тебя ждёт электрический стул. Причём повесят всех собак, начиная с геноцида.
Карантир перевел невидящий взгляд на окно. Усталое лицо, сложенные на груди руки — он словно пытался сохранить остаток сил перед грядущей бурей.
— Маг? — позвала трубка.
— Я тебя понял, — отозвался Карантир. Его механическая рука дернулась, будто бы в спазме, но отрешенное выражение его глаз не изменилось
Эредин даже немного наслаждался его унижением.
— И будь так добр, держи своего еблана на привязи — или ни он, ни его блядь до саммита не доживут.
Карантир бросил нервный взгляд на Эредина — от волнения он стал выглядеть совсем мальчишкой, едва на пятьдесят зим — и спешно ответил:
— Я те-бя по-нял.
— Отбой, — попрощалась трубка.
Стало тихо.
«Значит, государственная измена”, — с каким-то мрачным удовлетворением подумал Эредин. Происходящее даже доставляло ему определенное удовольствие — когда кто-то падает столь низко, невольно чувствуешь себя выше.
Карантир вжал голову в плечи, будто ожидая удара — Эредин был бы и не против закатить ему оплеуху, но в обществе Aen Elle дела так не решались. Никакое насилие не сравнится с карой холодного презрения.
Он помолчал немного, давая магу время как следует понервничать.
— Что, оправданий ждешь? — огрызнулся Карантир, когда молчание стало для него невыносимым.
— Они существуют? — лениво поинтересовался Эредин.
Они не просто существовали — они уже были сформулированы и так и норовили слететь с языка Карантира.
— Кто-то должен был якшаться с dh’oine, — сказал он, — раз уж такова цена спасения нашего народа. И уж точно не ты, король Ольх, — он фыркнул. — Великий воин. Герой. А я…
Он вытер губы тыльной стороной ладони, словно уничтожая мерзкий привкус собственных слов. Эредин скривился с нескрываемым презрением.
— А ты — продававшаяся им шавка, — закончил за него Эредин. — Ты все очень точно описал. Но нет, я не жду оправданий, Карантир. Я жду действий.
Маг помолчал, взвешивая свои следующие слова.
— А я — содействия, — наконец сказал он. — Любая атака в лоб закончится сломанной шеей, и теперь нам нужно не просто бежать - нам нужно не оставить за собой следа.
— Люди при всем желании не могут последовать за нами, — возразил Эредин.
Карантир дернул плечами и мотнул острым гладким подбородком:
— Я не о людях говорю.
Они помолчали. Эредин прохаживался по комнате, раздумывал, какое наказание будет уготовано Карантиру на Тир на Лиа.
— Просто не мешай мне, мой король. То, что я собираюсь сделать… не вмешивайся, — сдавленно произнес маг и с горечью добавил: — Пусть хоть кто-то из нас останется в анналах народа Ольх героем.
Эредин перевернул и придвинул к себе пергамент, разложенный перед магом. Схема здания (судя по маленьким прямоугольным комнатам за перегородками — темница) с наложенной поверх него гексаграммой. Провел указательным пальцем по схематически нарисованным сигилами знакам, по крестам сульфура — Эредину не хватало оккультных знаний, чтобы понять деталей, зато хватило, чтобы понять суть.
Нет, так пачкать руки он действительно не станет. Карантир и без того нашел куда более подходящего напарника для своих преступлений.
— Делай, что считаешь нужным, — махнул рукой Эредин, надеясь, что кроме них двоих никто никогда не узнает об этой его фразе.
Маг медленно кивнул.
— Не забудь нанести визит Дейдре, — сказал он на прощание — Она вытащила тебя из лаборатории: это едва не стоило ей жизни. Что в ее положении…
Вот как. Такое откровение задело его мужское самолюбие острой иголкой.
— Так не терпелось стать отцом? — тихо сказал Эредин. — Здесь и сейчас?
Карантир помрачнел и ничего не ответил. Эредин неодобрительно покачал головой и развернулся на каблуках, пока резкое осознание не остановило его в дверном проеме:
— Святые силы, — тихо сказал он. — Не отцовство тебя прельщает. Ребенок — и есть твой план к побегу.
Карантир скривился, как от зубной боли. Эредин до последнего надеялся, что маг воспылает гневом и начнет яростно отрицать его догадку, но он молчал.
— Мой запасной план, — наконец поправил его Карантир. — Zireael много предпочтительней.
Он взглянул на своего советника так, будто видел впервые, и поймал себя на мысли, что тому лучше никогда не возвращаться на Тир на Лиа.
— Боги тебе судьи, Золотое дитя, — выдохнул Эредин.
******
Дни походили на рябь на темной воде, и при всем желании Эредин не смог бы ответить на вопрос, какой сейчас день недели. Он так и не был уверен до конца, в здравом ли он все ещё уме, или сам не осознал, что рехнулся: что бы ни повстречалось ему на острове, чем бы оно ни было, он чувствовал, что оно все еще таится поблизости.
Пытаясь отогнать дурные мысли, всю следующую неделю Эредин занимался самоистязанием, упражняясь каждый день почти до изнеможения. Винтермьют еще дважды пытался с ним связаться, но Эредин на корню пресекал всяческие попытки.
Таггарт настоял на том, чтобы Эредин сопровождал его в его миссионерском — почти что мессианском — турне; пожалуй, из всех посещенных ими городов ему больше всего запомнился названный Римом.
Там же их теплей всего приняли. Когда местный правитель, монах в позолоченной рясе, начал произносить приветственную речь, то слов его речи совсем не было слышно — так оглушительно взревела толпа. Эредин едва удержался от того, чтобы не заткнуть уши.
Толпы людей, тысячи, сотни тысяч, внимали их голосам, готовые выслушать все, что им скажут, хотя Эредин подозревал, что большинство из них, если не все, до недавних пор были крайне далеки от церкви. Но теперь они смотрели на священника, как будто их господь лично спустил того с небес.
Они жаждали понять, что происходит, подсознательно чувствуя всю безнравственность своей короткой жизни и неминуемую за это кару. И если их ученые утаивали правду, то они искали ее в устах человека с крестом. Раньше Таггарт питался людьми, которых пугали новые технологии; теперь перешёл на людей, которых пугает конец света.
Когда пришел черед выступать Эредину, они замолкли; когда он рассказывал о Тир на Лиа, то они вожделенно вздыхали: «Эдем». Их благоговение просачивалась из физического мира в метафизический, и Эредин наблюдал за потоками магической энергии, что пропитывали толпу на площади, как губка.
Если Карантиру будут нужны жертвы для заклания, то в Риме он найдет множество добровольцев.
Тем же вечером Таггарт пригласил его прогуляться по местным музеям, желая похвастать местной культурой — и то ли из скуки, то ли из вежливости, Эредин согласился.
Внутри здания было сумрачно и глухо, как в святилищах забытых богов; нефы и алтари десятками выстроились в альковах. Таггарт подвел его к скульптуре, выполненной в рост человека и изображавшей императора, триумфальным жестом встречавшего победившие войска, и представил ее Нероном.
Мраморную голову мужчины с царственным профилем украшал лавровый венок, а складки тоги драпировались столь величественно, что вызывали ассоциации с колоннами.
— А… — со знанием дела протянул Эредин. — Творения забытого народа. Aen Elle тоже ценят их красоту; подобные украшают мой дворец.
— Такое совпадение малоудивительно, — кивнул Таггарт. — Все прекрасное имеет единое начало. Как иначе объяснить схожесть наших языков, схожесть наших культур?
В своей обычной манере проповедника Таггарт сам спросил, сам же и объяснил, продолжив:
— Только тем, что возникли они по общему замыслу, которой нам понять, увы, не суждено.
Насчет схожести культур Эредин предпочёл не согласиться, поэтому только неопределённо хмыкнул.
— Почему вы называете Римскую империю потерянным народом? — по-светски непринужденно спросил Таггарт.
— Потому что история расы, создавшей эти шедевры, — пояснил Эредин, — безвозвратно утеряна. Нам, к сожалению, не суждено узнать, кто они и где жили.
Таггарт одарил его загадочной улыбкой опытного рассказчика, намеревающегося поразить слушателей неожиданным поворотом событий.
— Ну, теперь знаете, — улыбнулся он, поправив аккуратные очки. — В колыбели цивилизации, городе на семи холмах. Риме.
— Риме? — не без интереса переспросил Эредин. — Здесь до вас жила другая раса?
— Это людские творения, — не без гордости отметил Таггарт, бесцеремонно проведя пальцами по белому мрамору. — Как и латынь, дороги и канализация.
Эредин снисходительно улыбнулся.
— Все любят приписывать себе заслуги атлантов прошлого, — пожал плечами эльф. — Но, право…
Таггарт нахмурился.
— Господин. Бреакк Глас, — медленно сказал он. — Я совершенно уверен, что все мной перечисленное — изобретение человечества.
— Ну-ну, изобретение, — покачал головой Эредин. — Вы же только что сказали, что все это возникло по задумке высшего смысла, и тут же приписали человечеству?
Таггарт усмехнулся.
— С философско-религиозной точки зрения, — сказал он. — С практической — оно возникло здесь. На этой планете, в этом городе.
Недолго торжествовала человеческая скромность. Эредин покачал головой в недоверии:
— Я настаиваю, — не унимался Таггарт, — господин Бреакк Глас, что скульптуры в вашей спальне сделаны человеческой рукой. Ну, ей-богу, как вы еще объясните плоские уши?
— Не у одних людей они такие, — натужно отозвался Эредин.
Таггарт рассмеялся.
— Ну-ну, — сказал он, — если вам так крепче спится по ночам, то оставим этот разговор.
Разговор и правда вызывал у него только лишь головную боль, но Эредин ещё не знал, какой удар его ожидает, пока они не пересекли следующие несколько комнат.
Таггарт ввёл его в капеллу — и над ними раскинулся расписной потолок; фрески, изображавшие ангелов и демонов, людей и нелюдей, ад и рай. Глаза эльфа едва не заслезились от совершенства форм и красок, от гармонии общей композиции, от почти физического, хоть и незримого, присутствия гения, и в голове запульсировала страшнейшая, убийственная мысль: он никогда не видел ничего красивее.
Не проведя в капелле и десяти минут, Эредин укрылся в ближайшей ванной, где по стенам были развешаны иконы местных божков, и сделал несколько дорожек эльфской пыли.
Вынюхал одним залпом и подставил лицо холодной воде.
Он ещё до конца не осознал, но чувствовал, куда именно пришёлся удар Таггарта: по вере в исключительность собственной расы, в право властвовать, полученное ими от рождения, а значит — в него самого.
Эредин вздрогнул. Что-то коснулось его плеча; он обернулся, но позади никого не было.
******
Он и эльфские светские рауты не очень-то жаловал — раздражали улыбки, за которыми таились неуверенность и страх, и взгляды, значение которых надо было разгадывать — а уж людские и подавно. Ярмарка дурновкусия: виной тому были даже не блестящие одежды кричащих цветов и не женские прелести, вываливающиеся из вырезов, как перевязанные жгутами куски мяса на лавке, нет; причиной было выставленное напоказ благополучие, пока мир за пределами пира горит в огне.
Или тонет.
Эредин отнесся к саммиту с чувством неизбежности и мысленно разделил циферблат часов на две половины — с девяти вечера до трех часов ночи — шесть часов, когда он должен выдерживать людскую компанию, и оставшиеся шесть, когда он сможет удалиться в свои покои.
К ним с Таггартом подлетел слуга с парой бокалов вина на подносе.
— По эту сторону Женевского озера вы лучше не найдёте, — сказал Таггарт.
Эльф пригубил и убедился в его правоте. Подали закуски, и музыканты снова принялись за игру, что сократило слышимость голосов и перевело разговоры на более интимный уровень.
— Ни единого знакомого лица, — сказал Эредин. — Кто тот dh’oine с красным галстуком?
— Кестлдайн, премьер-министр Великобритании, — сообщил ему Таггарт. — Разговаривающая с ним леди в желтом платье — СЕО Штайнер-Бизли.
Пресловутая дама в летах окинула его раздевающим взглядом. Таггарт задумчиво добавил:
— Вам обязательно нужно будет перекинуться парой слов.
— Всенепременно, — ответил Эредин, изучая лица остальных гостей.
И улыбнулся, натолкнувшись на приятную глазу картину.
Над собравшимися на саммите на невысоком балконе галереи стояла Дейдра. Она облокотилась на низкий парапет и смотрела вниз, ее кожа светилась изнутри, как редкий сорт мрамора. Кровь Aen Inchaer уже перемешивалась с ее собственной, и одни боги ведали, на что она сейчас способна.
В последнее время она была к Эредину крайне благосклонна, видимо, помня о том, что по возвращении на Тир на Лиа ему еще предстоит признать ее сына законнорожденным.
Вернувшись из Рима он обнаружил подарок от чародейки: промасленный пергамент на рабочем столе. Дейдра разыскала ему боевой клинок; сначала он показался Эредину слишком простым — ни рун, ни рисунков на лезвии, но он пришелся точь-в-точь по руке. Черный и блестящий, меч выглядел так, будто сталь фальцевали при ковке не меньше тысячи раз. «Лезвие - сталь с танталом, — гордо пояснила ему Дейдра немногим позже, — а эфес из углеродных волокон».
Diable его знает, что это значит, но поблагодарил он ее как следует.
Завидев его, чародейка помахала ему рукой.
На периферии толпы он увидел Намира, рассматривавшего на телефоне чьи-то фотографии. Словно почувствовав взгляд, киборг сразу поднял глаза. Вокруг него было еще не менее дюжины солдат, неустанно следивших за всеми и каждым.
*****
«Забавно, насколько иными кажутся вещи, как только они больше не желанны», — подумал Эредин, заприметив за фуршетным столом знакомое лицо.
Напомаженная и засунутая в узкий зеленый футляр (все платье вполне могло бы уместиться в его кулаке) Zireael битые полчаса выбирала между красной и черной икрой. Из платья выпирали груди, благодаря женским ухищрениям казавшиеся куда больше, чем были на самом деле.
Девчонке было явно было не по себе. Рыская вокруг фуршетного стола, она двигалась, как дворовая кошка — на цыпочках и опасливо, ожидая нападения с любой стороны.
Единственным, кто выглядел на приеме еще более неуместно, был ее спутник. Угрюмый до комичности, киборг по пятам следовал за своим куда более живым и обаятельным начальником. В том, что киборг — ее спутник, и что слово «спутник» имеет в их случае телесную подоплеку, девчонка не давала никому и малейшего шанса сомневаться: ластилась и прижималась к нему с такой двусмысленностью, что Эредину усилием воли пришлось прогнать из воображения сцены их соития.
На этом схожесть любовников не заканчивалась; оба не имели ни малейшего представления о светских манерах и были наискучнейшими собеседниками, не способными поддержать непринуждённую беседу больше пары минут.
Скептически взглянув на некогда столь желанную добычу, Эредин вздохнул и поблагодарил высшие силы, что их путям суждено было разойтись.
Когда закончилась их натужная короткая беседа, Дейдра рассмеялась над откровенно осуждающим взглядом, что Эредин бросил вслед паре:
— Ну, мой милый друг, а я не так уж осуждаю нашу маленькую Zireael. И помнится, когда Карантир обучал меня големоведению…
Она засмеялась, прикрыв рот рукой, и взглянула на него искоса. Ее тонкое платье было почти того же оттенка, что полевые цветы в долине Трех Сестер. За ограниченностью своих способностей к восприятию цвета, Dh’oine назвали бы его белым.
— Наши творения мы использовали не только в качестве рабочей силы, — поджав губы, закончила Дейдра своё предложение.
В последние дни улыбка снова не сходила с ее тонких губ, а скабрезности стали чаще вылетать из уст: интересное положение благоприятно влияло на темперамент. Эредин глубоко вздохнул и посмотрел на нее с ироничным выражением на лице. Затем поднял бокал, словно в ее честь, и выпил.
— Хочешь сказать, даже лучше мужчин из плоти и крови? — поднял бровь Эредин.
— Послушней, — двусмысленно улыбнулась Дейдра, прижавшись грудью к его предплечью. Ее веки были слегка оттененные блеском, а багрянец губ гармонировал с оттенком шейного украшения. — Не могу дождаться, когда закончится это скучнейшее мероприятие.
Ерунда, она им наслаждалась; красавица, осознающая свою красоту, требует поклонения, как имперский сборщик налогов — податей.
Как порой ни раздражало Эредина сумасбродство Дейдры, эта женщина возбуждала его. Он чувствовал свою ответственность за нее, хоть и не любил.
Временами, казалось, даже ненавидел.
*******
Когда Таггарт отправил Эредина на аудиенцию к Бобу Пейджу, занявшему на празднике жизни более уединенную нишу, он не ожидал от встречи ничего, кроме раздражения и скуки; но этот человек, как ни странно, показался Эредину воплощением достоинства, насколько оно вообще могло быть присуще d’hoine. Мужчина выглядел отполированным, как дорогое дерево, и слишком молодым для своего высокого положения.
При встрече с Эредином, Пейдж улыбнулся, кивнул и потряс его руку; они обменялись дежурными любезностями, и эльф совершенно опешил, когда тот ни с того ни с сего сказал:
— Фарс, — и кивнул подбородком в сторону собственных гостей.
Смерив dh’oine удивленным взглядом, Эредин ответил:
— Потрясающей роскоши и изящества мероприятие, более чем достойное нового союза.
Пейдж рассмеялся, прерывая Эредина взмахом руки.
— Я уже заметил, что у вас подвешен язык, господин Бреакк Глас. Ваше выступление в Риме? Такая убежденность, почти религиозная страсть… Мое почтение! Политика, у вас, должно быть, в крови.
Эредин пожал плечами.
— Я — король Aen Еlle. Впрочем, Ваше положение, насколько я могу судить, не сильно отличается от моего.
— Демократы с вами, может, не согласятся, — согласился Пейдж. — А я соглашусь. Виски?
Эредин кивнул. Из всех dh’oine Боб Пейдж пока был единственным, кто вызывал в нем симпатию — хоть Эредин и подозревал, что иммунных к его обаянию единицы.
Налив два полных бокала, Пейдж наклонил голову и искоса уставился на эльфа. Глаза у него были нечеловеческие, кристально-голубые, как у полукровки. В радужке переливались, словно живые змейки, белые нити.
— Особенно меня прельщает ваша ненависть к нашему роду, — сказал Пейдж.
— Прошу прощения? — опешил Эредин.
Пейдж засмеялся.
— Ксенофобия. Это, господин Бреакк Глас, самая естественная вещь на свете. Сколько мы против нее боролись? Белые против черных? Семиты против антисемитов? И каков итог?
Пейдж провел пальцем по налитому до краев бокалу. Мужчина выглядел так, будто бы что-то раздирало его изнутри.
— Появляетесь вы, — выдохнул он, — и все начинается с начала. Нет. Ненависть — это не бич человечества. Ненависть — это движущее сила, это катаклизм, это катарсис…
Он взмахнул рукой в ораторском запале.
— Вы можете себе представить, сколько я проталкивал проект терраформинга? Квантовых исследований?
Эредин даже слов таких не знал, но с интересом поднял подбородок.
— «Это не будет продаваться. — передразнил кого-то Пейдж. — У нас нет на это средств».
Горькая откровенность, с которой он говорил, не оставляла Эредину сомнений, что Пейдж собирается убить его в самое ближайшее время. Эльф согласно кивнул, опрокинув в себя виски, как воду.
— И тут появляетесь вы, и вдруг все вспоминают — невероятно! — что нет ничего ценнее будущего. За пару месяцев, ме-ся-цев, мы совершаем больше научных прорывов, чем за последние пять лет.
Что-то не так с его глазами. Словно какая-то сущность живет под склерами, и наблюдает за происходящим невидимым взором.
— И поэтому, — с апломбом завершил свою речь Пейдж, — я, господин Бреакк Глас, безмерно благодарен. Ваша ненависть дала нам больше — дала мне больше — чем мы могли надеяться.
Эредин не знал, что и ответить на такую исповедь, и поднял бокал:
— В таком случае — за спасительную войну.
Мужчина издал короткий смешок.
— Отличный тост! — Пейдж поднял бокал и чокнулся с эльфом. — Наслаждайтесь вечеринкой, господин Бреакк Глас. Так, будто бы она последняя.
В его голосе послышалось — или нет? — нечто вроде печали. Эльф не был уверен, обмолвка это или актерство. Он допил виски и церемонно кивнул.
Пейдж отвернулся, завершив странную аудиенцию.
****
За время его отсутствия внимание Дейдры захватил юркий, раздражающе обаятельный мужчина — начальник Адама Дженсена. Поймав взгляд эльфа, Шариф широко развёл руками, звякнув золотыми запонками:
— Эредин Бреакк Глас, не так ли? — весело спросил он. Произношение имени далось ему куда лучше всех остальных. — Как вы?
Вопрос совершенно не подразумевал ответа, и поэтому Эредин просто кивнул.
— Присоединяйтесь к нам, — хлопнул его по плечу Шариф, — мы с мисс Сеабагар урвали себе лучшие трюфеля!
Он с чувством отправил себе в рот парочку вяленых в белой пыли кругляшей.
— Так о чем я? — спохватился Шариф. — Ах, да. Все заслуживают второй шанс, не так ли?
Он обладал удивительной способностью обращаться ко всем и ни к кому одновременно.
— Мы не очень заботились о матушке-Земле, ваша правда, — виновато кивнул он. — По недосмотру, по незнанию, по халатности, в конце концов…
Эредин решил его поддержать:
— Не вините себя — все людские расы, которых я встречал, относились к родному миру, как к помойке. На ваше счастье, есть мириады миров, которые ваша раса еще не осквернила.
Морщинки в уголках темных, как смоль, глаз проступили яснее, и Шариф кисло улыбнулся.
— Мириады миров, которые нас ждут-не дождутся, — улыбнулся Шариф. — Вот это я и хотел услышать! Бьюсь об заклад — в следующий раз у нас получится лучше.
Краем глаза Эредин заметил, что Zireael куда-то пропала. Еще больше помрачневший в ее отсутствие спутник (хотя казалось, куда уж больше) опрокидывал уже второй стакан и останавливаться не собирался.
Повисла пауза.
— Говоря о неизвестных мирах, мисс Сеабагар… «Заставь меня долететь до луны и там играть со звездами… — мягким баритоном пропел Шариф. — Заставь увидеть, какова весна на Юпитере и Марсе». Фрэнк Синатра, мисс Сеабагар, гений, сущий гений! Разрешите?
Он у него или у нее разрешения спрашивал?
— Наши женщины — не рабыни, — покачал головой Эредин, уступив мужчине дорогу.
— И предположить не смел, — невозмутимо ответил Шариф. — Мисс Сеабагар?
Она одарила его снисходительной улыбкой.
— Очень любезно с вашей стороны, — согласилась эльфка.
Шариф оказался зажигательным танцором — из тех, что занимают добрую половину бального зала, выталкивая оттуда всех остальных и раздражая всех присутствующих.
Дейдре, казалось, с ним даже весело.
Эредин потянулся, разминая мышцы. Он играл роль дорогого гостя в течение нескольких часов. Хватит. Теперь ему остро необходима была тишина и прохлада.
Он извинился перед присутствующими, обронив реплику, что тотчас вернется, совершенно не намереваясь сдержать слово.
И сразу задремал, уединившись в предоставленных ему покоях на верхних этажах, положив с собой рядом на подушку, как любимую женщину, заранее припрятанный в комнате меч.
****
— Спишь? — спросила его Дейдра, наклонившись к самому уху.
С трудом очнувшись от беспокойного короткого сна, Эредин хотел было возмутиться бессмысленности вопроса, но Дейдра быстро придвинулась к нему и обвила руками шею. Чародейка казалось неестественно возбужденной, будто была под хмелем или пылью; но Эредин не стал выяснять обстоятельств.
Уложив его обратно на ложе, Дейдра продолжила обнимать его, добавив к этому кое-что поизысканнее. Оставив попытки к сопротивлению, Эредин покорно позволил мягким губам ласкать ещё не пробудившуюся ото сна плоть — и эльфка справилась с задачей столь искусно, что ей хватило нескольких движений, чтобы развеять его сонливость.
Они забылись: Эредин не услышал ни суматохи, захватившей парадный зал, ни разгоряченных мужских голосов, и только когда Дейдра отстранилась, поправив на быстро вздымающейся груди шелковую сорочку, он пришел в себя:
— Сюда кто-то идёт, — шепнула чародейка.
«Цок-цок-цок», — подтвердили чьи-то механические копыта.
— Им не хватит наглости сюда ворваться, — недовольно возразил Эредин.
Он ошибался; ударив в дверь копытом так, что та едва не слетела с петель, Намир вошел в комнату и без тени смущения уставился на любовников. Его приспешник остановился в проходе, небрежно держа в руке автоматический пистолет; еще двое, державшие в обеих руках оружие потяжелее, заняли углы комнаты.
— Эльф, — поприветствовал его киборг. — Хотел перекинуться парой слов.
Эредин, поспешно подтянув штаны, в бешенстве уставился на него, попытавшись, хотя и без особой надежды, разыграть благородный гнев аристократа.
— Мы заняты, — сказала Дейдра тихим голоском, в котором, однако, как дальний гром, рокотала злость.
Обнаженные мышцы киборга вздувались на руках и груди под бронежилетом, как у хищника, готового к прыжку.
— Вот и мне интересно, чем, — без тени эмоций сказал Намир, изучая их лица. — В особенности — в течение последнего часа.
Эредин отстранился от любовницы и дернул подбородком. Вопрос не заслуживал даже презрения, как и вопрошающий.
— Это не очевидно? — огрызнулся он.
Намир усмехнулся. Усмешка эта очень не понравилась Эредину: было в ней нечто зловещее, предвещающее что-то фатальное.
— Ну разумеется, — ответил Намир, — и потрахаться вам приспичило аккурат в тот самый момент, когда взлетел джет Пейджа.
Намир провел указательным пальцем по шраму, зигзагом молнии пересекавший бритый череп и скрывавшийся за левым ухом.
— Взлетел, — Намир резко наклонил ладонь влево и резко рубанул ей по воздуху, — и приземлился.
Раздался щелкающий скрипучий звук. Эредину потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что это его собственный зубовный скрежет.
— И зачем это мне?
— А кому еще это, черт подери, нужно? — развел руками Намир. — Шарифской соске? Я тебя умоляю.
В искаженных чертах проступала злобная ярость уличного громилы. В ней было что-то заразительное — Эредин почувствовал, как его собственный пульс учащается в предвкушении крови.
— Как бы то ни было, — протянул Намир. — Боб Пейдж мертв.
Дейдра выдохнула.
— И рапортовал я лично ему, — продолжил Намир. — Улавливаешь, что это значит, эльф?
Его тонкогубый рот был стиснут в узкую полоску, а белки глаз горели, подчеркивая расширенные от стимуляторов зрачки.
Пускай. Эредин готов. Он, в общем-то, давно жаждал крови.
— Ну наконец-то, — ответил Эредин. — Твое гавканье мне уже порядком поднадоело. Дейдра, ступай и найди Карантира.
Она уставилась на него так, будто тот влепил ей пощечину. «Не в твоем положении», — возразил Эредин. В первую очередь нужно защищать нерожденного ребенка — по иронии судьбы, ни к нему, ни к Дейдре не имевшего ни малейшего отношения.
— Отпусти женщину, — попросил Эредин. — Она на сносях.
Дейдра вскочила с кровати, и солдаты единовременно вскинули оружие. Чародейка оказалась под пристальным вниманием трех дул. Один из солдат толкнул ее в спину, накинув на запястья двимеритовую петлю, выполнявшую роль импровизированных наручников.
— Примите мои самые сердечные поздравления, — улыбнулся Намир, подойдя к эльфке, и как бы невзначай поправил слетевшую с плеча лямку ночной сорочки. — Дети — это счастье.
— О, без всякий сомнений, — ответила Дейдра. — Твоя дочка… Знаешь, что я с ней…
— Ты не хочешь заканчивать это предложение, — перебил ее Намир, прищурив глаза. — Поверь мне.
Солдат покрепче сжал запястья чародейки. Чем больше разгорался безумный блеск в глазах эльфки, тем больше сомневался Эредин, что их эрзац двимерита сможет ее удержать.
— Сниму кожу, — выдохнула Дейдра со страстью в голосе, почти неотличимой от любовной, — и заставлю тебя смотреть. Станет точь-в-точь как папо…
Намир не дал ей договорить — c силой ударил эльфку по лицу — наотмашь, всей ладонью, как зарвавшуюся шавку. Кудрявая голова качнулась, как у тряпичной куклы — она упала бы, если бы ее не успели подхватить люди Намира. Дейдра сплюнула кровью на пол, и хрипло, будто умалишенная, рассмеялась.
Эредин и сам опешил от угрозы, в особенности — от смертельной решимости, в ней заключенной.
— Уведите эту суку отсюда, — приказал киборг, сжимая и разжимая кулаки. Он страшно побледнел, его лицо исказилось, как у демона, — пока не вернусь — делайте с ней, что хотите.
Солдаты слишком опасались чародейку, чтобы воспринять предложение с энтузиазмом, но, подчинившись, буквально вытолкнули Дейдру из комнаты. Намир захлопнул за ними дверь и уставился на эльфа, явно желая выместить на нем накопившуюся злость.
Эредин ждал насмешек, очередного подобия диалога, но киборг был явно настроен на эффективное решение проблемы. Увидев вскинутое вверх оружие, Эредин бросился на пол, к стенке, уходя с линии огня.
Пуля просвистела у него над ухом. Правая рука Эредина метнулась к рукояти меча, торчащей под лёгким покрывалом. Намир пнул кровать, и тяжелая конструкция проехалась по деревянному полу, придавив Эредина к стенке. Эльф ухватился за край свободной рукой и поднял вверх, пытаясь защититься от следующего выстрела.
Раздался леденящий душу вопль, за ним — второй и третий — такое ощущение, что кого-то резали. Ужас в голосе лишил кричащего его половой принадлежности; Эредин не сразу сообразил, кому он принадлежит.
Как бы ни хотелось Намиру проигнорировать крики, но когда те повторились вновь, с утроенным отчаянием, ему пришлось открыть дверь и выглянуть.
— Какого х…
Увиденное заставило его полностью забыть об эльфе. И Эредин, вскочив на ноги, рванул прочь из комнаты вслед за киборгом — прямо навстречу оглушительному треску и резкой озоновой вони.
Он на миг зажмурился от яркого света, и тотчас вновь открыл глаза: мерцающее световое колесо примерно восьми аршин в диаметре повисло в воздухе, материализовавшись посреди парадного зала. Черная прорезь виднелась в эпицентре; затем линия расширилась, словно приоткрывающийся занавес, и Эредин увидел скрывавшиеся за ней неясные очертания. Люди задрали головы, глядя на портал, как на явление тайны, и восхищенно выдохнули.
Дейдра стояла на подмостках перед толпой, подняв вверх тонкие бледные руки, на которых кровоточили ожоги от пытавшегося ее удержать двимерита. Безупречные черты лица перекосило от слепой ярости; огненные локоны сверкали и переливались, будто живые, как змеи Медузы-Горгоны. Из-за струйки темной, почти черной крови, струящейся под подбородку, и невидящих глаз она походила на буйнопомешанную.
«НЕ СМЕЙ, ДЕЙДРА, — запоздало крикнул Карантир, и от его телепатического рева едва не закровоточили уши. — НЕ СМЕЙ! ТЫ ПОГУБИШЬ НАС ВСЕХ!»
Легок на помине, и где его только diable носил?
Предостережение только раззадорило разъярившуюся чародейку, и она шире раскинула руки, превратив тонкий разрез в зияющую дыру. Что за самоубийственная, черная ярость в ней поселилась — Эредин не ведал. Карантир тщетно пытался противостоять натиску чародейки — и от противостояния магических энергий пол заходил ходуном.
На мгновение стало необычайно тихо.
Но только на мгновенье. Потому что тут же раздался такой рев, будто рухнула дамба, сдерживающая быструю горную реку. Из портала хлынула черная вода; нет, не хлынула — обрушилась, сметая за собой людей, столы, стулья и все, что было в зале. Свет с оглушительным свистом померк, и те, кто ранее не сообразили, что надо было кричать, решили сейчас восполнить упущенное.
Эредин рванулся к чародейке, намереваясь прервать ее убийственный транс, но Намир опередил его, впечатав Дейдру в стенку и сомкнув красные пальцы на ее тонком горле. Эльфка дико и злобно зашипела и ударила раскрытой ладонью по держащей ее лапе, отчего та тотчас покрылась инеем. Инстинктивно разжав кулак, Намир мельком взглянул на свою и без того изуродованную руку. Вскинув руку в магическом жесте, Дейдра ударила по воздуху, словно хотела влепить тому пощечину.
Магическая волна сбила Намира с ног, заставив кинуться вниз, в темную воду; кто-то из его солдат открыл огонь, и Дейдра, как подкошенная, упала на пол.
«ЗАКРОЙ ПОРТАЛ, КАРАНТИР», — мысленно рявкнул Эредин, не понимая, почему тот медлит.
За первым выстрелом последовал второй, третий, четвертый; Эредин даже не мог разобрать, кто и в кого стреляет — люди в эльфов, люди в людей, или в те тени рядом с порталом, которые ошибочно можно было принять за игру света в полумраке.
Он перечеркнул воздух рукой, материализуя перед собой ледяной щит, пытаясь заслониться от града пуль и сориентироваться в пространстве, огляделся: Карантир совершал пассы в глубоком магическом трансе, заключив себя в магический щит, как в скорлупу. Дейдра не двигались. Ее сорочка задралась чуть выше колена, оголяя бледные стройные ноги.
Земля дрожала, и тьма потихоньку окутывала помещение. От зарева портала Эредина отделял десяток аршин, и он мог ошибаться в том, что увидел; слезящиеся глаза могли и не отличить иллюзию от реальности. Он и не думал закрываться.
«Aen Inchaert, — наконец понял Эредин. — Искусство стабильных порталов во всем своем великолепии. Но — совершенно не там и не тогда, где нужно».
И только при этой мысли до него начинал доходить ужас происходящего.
Создания, чьи очертания появлялись возле портала, были чудовищами, которые могут пригрезиться лишь в кошмаре безумия. Завидев его, одно из созданий — сущая оголенная плоть, красное с белым — подняло пронзительный вой. Даже ослабленный расстоянием, этот вопль чуть не разнес Эредину голову.
Рев, выстрелы, лепет до смерти перепуганных людей, прежде никогда не видевших сражения, заполонили парадный зал. Эредин услышал знакомый голос — Дженсен надрывал глотку, призывая не стрелять без толку, но всем не терпелось опробовать оружие на живой мишени.
— Без паники! — кричал он, но тщетно.
Превратно поняв инструкцию, люди бросились врассыпную, прямо под шальные пули. Грохот стоял такой, что перепонки болели, словно из ушей текла кровь.
Закрыв уши ладонями, Эредин едва успел заметить летящую на него тварь с острыми, как иглы, клыками.
Левое предплечье инстинктивно взлетело на перехват, в разверстую пасть, другой рукой он размахнулся и не глядя ударил рукоятью меча по морде твари. Эредин застонал, почувствовав, как клыки впились ему в кожу. Тревога выплеснула в кровь поток адреналина, чувства до безумия обострились. Тварь сбила его с ног, протащив до настенной ниши, и бросила на спину, не разжимая челюстей.
Одна из длинных лап, увенчанная острым когтем, нацелилась ему в глаза, но Эредин резко увернулся вбок и рубанул. С хлюпающим звуком конечность очутилась на полу, все еще извиваясь. Эредин, тщетно пытаясь вырвать руку из пасти, нанес еще один удар, на этот раз по черепу твари; клинок вонзился по рукоятку, и темная жидкость заструилась по лезвию. Эредин почувствовал гнилостный запах — несло, как из древнего захоронения, и повернул клинок, направив его в скопление глаз.
Все известные ему твари старались защитить глаза.
Маневр сработал; взревев от боли, тварь отпустила руку и в припадке ярости рванула своими конечностями его рубаху, раздирая ее в клочья. Вскочив на ноги, Эредин с размаху нанес два мощных удара плашмя и наискосок, разрубая ей череп. Тварь все еще продолжала издавать хлюпающие звуки, а отрубленная конечность при этом сделала попытку приподняться к торсу. Но пока чудовище трепыхалось, Эредин поставил точку в их поединке, вонзив клинок в пористое тело.
Он упал на колени рядом с тушей, пытаясь восстановить дыхание, и поглядел, что творится вокруг.
Нижний этаж напоминал бассейн с вязкой, отвратительно пахнущей жидкостью вместо воды. Крики о помощи запертых внизу людей превращались в захлебывающиеся звуки — прежде чем стать молчанием.
Эредин прищурился: жидкость пузырилась, в ней образовывались формы — гротескные и странные, формы эти, казалось, вот-вот обретут твердые очертания, но они тут же вновь растворялись в вязкой субстанции. Кто-то, в приступе кратковременного безумия, палил по ним сверху — и пули врезались в густое желе.
Люди призвали на помощь железных помощников — мимо Эредина прокатилась бронзовая черепаха метровой длины с прикрепленными к ней орудиями. Здание тряхнуло, как во время землетрясения. «Либо затопит, — подумал он, медленно поднимаясь на ноги, — либо рухнет».
— Бреаглаз, — железная рука вцепилась в плечо и дернула куда-то вбок. — Нужна помощь. Лестница обвалилась.
Эредин изумился такой наглости и обернулся на хриплый голос — точно, Дженсен. Его едва слышно: свист, вой и кулдыканье разносились по зданию гулким эхом, смешиваясь со звуками выстрелов и бульканьем жидкости.
— Мы теперь заодно, dh’oine?
Киборг сильно вспотел, его гладкое лицо лоснилось, а желтые глаза мерцали.
— Ну ты либо с ними, — кивнул куда-то в сторону Дженсен. — Либо с нами. Уже определился?
Эредин посмотрел на другое крыло галереи и наконец понял, зачем понадобился Дженсену — его начальник оказался отрезанным от остальных из-за обрушившийся лестницы, и в десятке аршин от него материализовывалось нечто, выглядящее совершенно противоестественно.
Завидев стремительно приближающуюся к нему тварь, Шариф испустил сдавленный вопль и уставился на нее так, словно та уже вкушала его плоть.
— Эльф! — окликнул его Дженсен. — Ты вытаскиваешь его, я — ее, ок?
Кого — ее?
Дейдра. Распростертую на земле женщину едва можно было различить в атмосфере, так густо насыщенной смертью, что воздух, казалось, можно было резать. По тонкому стану чародейки ползла вверх слизь, будто облекая ее в чёрное платье — и воротник этого “платья” устремлялся к ноздрям. Один из солдат Намира ухватил ее за плечи и встряхнул - безрезультатно.
В пол-аршине от чародейки, Намир, безразличный к всеобщей панике, методично расстреливал сгустки плоти, формировавшиеся в жиже.
— Понял, — коротко бросил Эредин.
Дышать становилось все труднее. Теперь проблемы людей действительно стали его проблемами. Жадно вдохнув поглубже, он метнулся через межпространство на подмогу Шарифу.
Угрожавшая тому бестия была гораздо выше Эредина и значительно шире в плечах. Ее голова была покрыта мхом, сквозь который, словно раскаленный металл, поблескивали два фасетчатых глаза. В полумраке здания казалось, что оно с головы до ног опутано темными водорослями. Эредин сделал шаг назад, обдумывая следующий маневр; пульс бешено заколотил у виска.
Тварь не оставила ему времени на раздумья: расставив руки, двинулась на него, шаркая ногами. Эредин взялся за рукоять меча обеими руками и ударил в горло — снизу вверх колющим ударом. Острая сталь лишь слегка погрузилась в плоть. Раненый зверь взревел и рванул когтями его плечи. Острая боль в момент пронзила спину, а перед глазами Эредина поплыли аляповатые круги разной величины.
Что-то глухо щелкнуло, и тварь отбросило назад, как пинком. Грохот выстрела потонул в шквале сотен других, чьи отзвуки метались меж узких стен. Пуля, попавшая в грудь твари, туда, где должно было быть сердце — не причинила вреда. Тело монстра уже начало разжижаться. Образовавшееся было сквозное отверстие быстро затянулось, и лишь несколько капель упало на пол. Тварь загоготала.
Эредин обернулся и поглядел на стрелявшего — Дженсен смотрел на него поверх дула длинного оружия, держа в другой руке чародейку, вместо чёрной слизи теперь окутанную противопожарной белой пеной. Тем же красным баком, из которого киборг окатил Дейдру, он оглушил одного из Намирских прихвостней.
— Оста…! — крикнул ему киборг, но слова были едва слышны. — Вытащи… Рифа!
Киборг как пить дать блаженный; большинство людей спят и видят, как их начальников пожирает плотоядная бестия. Искать Шарифа не пришлось — тот что есть мочи вцепился в лохмотья его рубахи.
Ухватив побледневшего мужчину за шиворот, Эредин переместился прочь от разваливающейся балюстрады. Оказавшись внизу, Шариф, бледный и вспотевший, не утрудил себя словами благодарности — его вывернуло наизнанку. Он инстинктивно оглянулся, словно стыдясь, но никто не смотрел на него с отвращением.
Никому не было до него дела. Ни до него, ни до Эредина, ни до Дженсена с Дейдрой.
— Дэрроу! — коротко бросил Намир. — Рэнд, Карстен — их первыми!
Солдаты отступали к стенкам, стараясь держаться подальше от наступающей жижи, пытаясь обеспечить важным персонам побег. Видимо, поняв, что бурлящее перед ним зло, явно не та субстанция, на которую можно воздействовать огнем или пулями, Намир отбросил свой огнемет.
У его железных ног плавали трупы, и жидкость, вытекающая из их глаз и ртов, тоже была черной. На лице Намира не отражалось и толики страха; как любой наемник, он умел отстраняться от происходящего, будучи и в эпицентре преисподней.
Твари не прекращали свой натиск; несмотря на свое многообразие (Эредин не приметил двух одинаковых особей), все они двигались одинаково слепо и целенаправленно, в едином безжалостном порыве.
Эредин подался вперед, едва не споткнувшись о скрытый водой труп. Взглянув вниз, он узнал знакомые черты: кровь и желчь, медленно пульсируя, вытекали из изувеченного тела Таггарта. Желудок конвульсивно сжался, явно намереваясь выплеснуть наружу содержимое, но усилием воли Эредин сдержался.
«Забирай Дейдру, — раздался в голове голос Карантира, — и убирайтесь прочь отсюда».
Один из солдат перекинул Намиру пушку потяжелее — и Эредину не захотелось оказаться тренировочной мишенью.
Дженсен протянул Дейдру, настолько по-деловому и безэмоционально, насколько возможно держать полуобнаженную женщину в белой пене. Эредин бережно принял ценную ношу на руки, смахнув рыжие прядки с лица. Глаза чародейки, казавшиеся красными из-за кровоизлияния в склеры, все еще смотрели в ничто, но на них навернулись слезы. По ее подбородку потекла тонкая струйка крови.
Завершив сделку церемонным кивком, Дженсен тут же устремился в толпу, прижимая оружие к бедру.
Жидкость под ногами Эредина стала напоминать песок — как расплавленный металл, она охватила ноги, и, когда он сделал шаг, то едва не потерял равновесие. Зловонная масса уже поднялась ему до колен, и пена щекотала бедро.
— Посмотри на свое тело, — шепнула ему вода, — тряпичная кукла, бедная игрушка сочлененных частей, готовых к краху.
Эредин подпрыгнул от неожиданности и судорожно выдохнул. Животный ужас, единожды испытанный им в лаборатории, вернулся с утроенной силой, и организм предложил самый естественный выход из положения — бежать прочь, оставив других на съедение кровожадному богу.
Вовремя; несущая стена накренилась, разъеденная ядовитой водой, и здание начало рушиться. У входных дверей началась невероятная давка, плотные людские массы сгустились около входов, кости несчастных хрустели под ногами более удачливых сородичей.
Отовсюду доносились вопли и предсмертные хрипы, но никто не обращал на них внимания, думая только о спасении собственной жизни.
— Остановитесь! Опомнитесь! — кричал кто-то.
Счет погибших шел на сотни. Нет, не таких битв он искал, и рассчитывал не на такую славу.
Прижимая к себе чародейку, Эредин усилием воли оставил разрушенное, разбитое, сочащееся дымом, как тело, только что разделанное на поле брани, здание саммита, позади себя, очутившись в новом пекле — уже городском.
— Не мешайся под ногами, уебок! — рявкнул бронированный с ног до головы наемник, толкнув Эредина локтем в бок. — Пошли, пошли, пошли!
Автомобили, стоявшие у побережья, почти полностью ушли под воду, а прилив со стороны озера, поднимаясь вверх по склону, продвигался с каждым мгновением в сторону города. На темных водах безжизненно покачивались мачты ушедших на дно судов.
Над головой эльфа кружили летающие машины, скидывавшие солдат вниз.
Эредин бросился прочь с дороги и уже преодолел пару десятков аршин, как молодой худой солдат, перемазанный слизью, поравнялся с ним, окинув его внимательным взглядом. Он странно взглянул на Эредина; будто бы вместо него видел кого-то совершенного другого, на повисшую на его руках Дейдра и вовсе не взглянул.
Эредин зашагал быстрее, но тот преградил ему путь.
— Я видел тебя в Риме, — тихо сказал солдат. — C Таггартом. Он сказал тогда — грядет Вознесение.
Эредин взглянул на его больные, лихорадочные глаза, на оружие в дрожащей руке, и сделал осторожный шаг назад.
— Ты знал? — спросил его юнец. — Ты знал, что будет?
— Оставь нас, — натянуто попросил Эредин, — моей спутнице нездоровится.
— Так и сказал, — горячо повторил солдат, — «грядет последний день». И мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе.
«Штайнер-бисли» оказался у эльфа прямо перед глазами, сверкая серебром. Было заметно, как оружие дрожит. Эредин прищурился и сглотнул, готовый к прыжку.
— … и так всегда с Господом и будем, — закончил солдат с блаженной улыбкой.
И более она с его уст не сходила — даже когда тот отработанным движением, быстро и аккуратно вставил дуло себе в рот. Выстрелил, прежде чем Эредин успел его остановить — да что там остановить — вымолвить и слово.
Тело рухнуло на землю, как марионетка, которой перерезали ниточку. В ту же секунду над их головами промелькнула черная птица. Истошно крича, она полетела на север.
Эредин посмотрел на упавшее на мостовую тело, и, покрепче прижав к себе Дейдру, быстро зашагал прочь, постепенно переходя на бег.
***
Мрак наползал на город, как рука колосса, готовая без труда прихлопнуть улицы и площади, как надоедливую муху. Оказавшись среди высоких башен, Эредин почувствовал себя в относительной безопасности; будто бы творения цивилизации могли защитить его от творящегося позади.
Так и не пришедшую в себя Дейдру он оставил на попечение сотрудников Госпиталя Красного Креста, жужжащего и переполненного как муравейник; среди искалеченных людей на окровавленных носилках, вони от ожогов, гниющих ран, дерьма, и пота. В такой суматохе никто не спросил у него, кто он и откуда.
«Я и всадники будем с Беллтауэр. Если Дейдра не выживет, — воззвал к нему Карантир. — Приведи ко мне Zireael».
Эредин не удостоил мага ответом, прекрасно понимая, на чьей стороне и под чьим флагом тот остался.
Покинув госпиталь, острым охотничьем чутьем он уловил на себе недружелюбное внимание. Несколько раз поймал краем глаза какое-то движение, скользящие силуэты в длинных тенях колонн и сводов.
Он взглянул на дым, поднимающийся над водой Женевского озера — там, где когда-то стояло здание саммита. Небо становилось все темнее, и грянул дождь.
В воздухе замелькали неясные огоньки, и Эредину показалось, что он увидел туманный силуэт огромной фигуры, появляющейся из моря.
— Посмотри на свое тело! — сказала вода. — Больной и страдающий сосуд, полный ложных фантазий.
Слова смешивались со звуком дождя. Они были почти не похожи на слова, скорее — звуки, которые может производить дождь, на язык, на котором говорило бы море.
Всебесполезно. Бег, погоня… какое безумие, и от чего он бежит? Зачем?
Он так смертельно устал.
Единственное, что может принести ему облегчение — прохладная вода. Смыть с себя кровь и слизь, смыть с себя ужас прошедшего дня, смыть с себя липкое, полуосознанное чувство вины.
Да, именно это ему и нужно; Эредин закатал рукава и направился к озеру.
— Мама, мама, руадезельф! (Мама, мама, король эльфов!)
Девочка лет пяти, легко, не по погоде одетая, уставилась на него своими большими голубыми глазами и показала на него вымазанным в чём-то пальцем:
Что делает в пол-полуночи на улице ребенок, совсем один? Она совершенно не испугалась ни незнакомца, ни выражения его лица — дома, по всей видимости, жалели розг.
Нет, ребенок был не один; ее родители, растрепанные и растерянные, грузили в багажник своей машины нехитрый скарб — видимо, собираясь покинуть город. Эредин сделал шаг назад, в тень, не желая быть увиденным.
— Мама! — топнула ножкой девочка, поняв, что ее никто не слушает. — Руадезэльф!
— Иль-ва-ан-енфер (да и пошёл он к черту), — крикнула в ответ растрепанная женщина.
— Ступай прочь от воды! — предостерег Эредин.
Испугавшись его грубости, девочка наморщила маленький носик и заплакала. Мать подхватила ее на руки и понесла прочь, оставив Эредину на прощание пару проклятий. Уткнувшись в плечо матери, девочка продолжала жалобно всхлипывать.
Эредин часто заморгал; окутавший его морок спал, будто бы испугавшись детского присутствия.
В отчаянии эльф уставился на побережье, на поднимающийся над озером дым, и закрыл лицо руками. Укушенная тварью рука — на счастье, левая — все еще зверски болела.
Как же он устал. От резни, от крови, от смерти, от человеческого мира, но больше всего — от себя. Ненависть, которую он испытывал, истощила его до предела, и он начал ненавидеть свою ненависть.
Из этого порочного круга еще никому не удавалось выбраться.
******
Он бежал по следу Старшей Крови, как гончая, пока не увидел вход в здание причудливой формы, походившее больше на творение природы, чем разума. Дверь затворилась за ним сама по себе, и вспыхнул ослепительный свет, такой яркий, что Эредин зажмурился.
Из железных стен доносились мерные щелчки, и этот звук напоминал биение сердца, эхом разносясь по туннелю, проникая в самые его глубины.
Он дернул за ручку, раз, другой — хода назад не было.
Длинная винтовая лестница описывала круг за кругом, закручиваясь в спираль; по сторонам мало что можно было разобрать, несмотря на искусственные фонари на крючьях, чей белоснежный свет нервировал больше, чем абсолютная темнота.
Спустившись на два пролёта вниз, он услышал приглушённые стоны и ругательства — как ни странно, мужские. Подождав еще немного, он заметил какую-то вспышку вдалеке, он стал напряженно вглядываться в углубляющийся дальше коридор.
Долго ждать не пришлось.
Zireael улепетывала так, как будто за ней гналась сама Смерть. Странно и неуклюже — ее сбивало с пути будто бы встречным ветром. Завидев его, она замерла на месте и шумно, со свистом выдохнула.
— Курва ж мать! — хлопнула себя по коленке Zireael. — Тебя, песья кровь, только…
Не закончив реплику, она затравленно обернулась, словно оценивая, кто хуже — враг, от которого она бежит, или враг, к которому она прибежала. Когда она сделала шаг вперед, навстречу к нему, Эредин задумался, кто ж такой за ней должен гнаться.
Он инстинктивно сжал рукоять меча, ожидая, что Zirael нападет на него — но, судя по ее виду, сил на это у нее уже не осталось. Ее ноги подкашивались; она едва не падала, и стояла, замерев и прислонившись к противоположной стене.
Кем бы ни был ее неведомый враг, мерзавец отделал девчонку, как свинью на скотобойне; личико напоминало одну большую рану, от ссадин на подбородке до фингалов под обоими глазами. Тонкая верхняя губа рассечена, на щеках синяки, цветом и размером напоминающие спелые сливы.
— Кто тебя так разрисовал? — поинтересовался Эредин, мимоходом пытаясь найти в карманах платок.
Zirael ощерилась и резко мотнула головой, пытаясь таким образом остановить сочащуюся из носа кровь. За ее спиной послышался едва слышный шорох — не громче производимого лапками таракана, бегающего где-то под половицами.
Эредин отпрыгнул назад и замер в боевой стойке, ожидая врага. Через мгновение в дверном проеме, светлеющем на фоне темной стены, появилась мужская фигура. Эредин нахмурился, признав недавнего союзника.
Выражение мрачной благодарности на лице Дженсена сменилось пустым, безэмоциональным выражением фанатика. Эредин бросил быстрый взгляд: киборг не утруждался потянуться за пистолетом — видимо, израсходовал на девчонку все патроны. Его правая рука странно подергивалась, сверкая искрами.
— Не стоит бояться, Zireael, — усмехнулся Эредин. — Он ранен и безоружен.
— Да что ты говоришь, — на одном дыхании ответила Zirael. — Счастливо оставаться!
Она пустилась наутек, едва завидев своего (стало быть, бывшего) любовника. Дженсен поднес к лицу левую руку, из запястья которой выскочило блестящее черное лезвие; правая так и осталась висеть у тела.
— Быстро закончилось наше перемирие, Дженсен, — сказал Эредин, сжав рукоять меча и перекатившись в полусогнутую стойку. — Стало быть, ты теперь с ними.
Он никак не мог понять, какая отрава влилась в душу киборгу и помутила разум. Морской бог? Стало быть, если они могли приказать людям убивать себя, вполне могли приказать убивать и других.
Не поддержав светский разговор, Дженсен напал без промедления и заминки.
Увернувшись от устремившейся к виску темной руки, Эредин отскочил вбок и выполнил обманный боковой маневр, притворившись, что намеревается нанести удар в грудь, а сам готовясь к прыжку за спину. Предвосхищая намерение Эредина, Дженсен мощным прыжком отпрянул прочь.
Мысленно сформулировав четкий образ места, куда желает переместиться, Эредин вместо этого оказался на целый аршин ближе к противнику, чем рассчитывал, чего с ним не случалось лет с пятидесяти.
И потому не увернулся от просвистевшего мимо виска лезвия; Дженсен нанес противнику тонкий, но глубокий порез в область правой брови. Первая кровь вызвала сильнейший выброс адреналина — как пинок, придающий скорость.
Отскочив назад, Эредин дважды описал мечом круг и ударил куда-то в левое колено врага, натолкнувшись на прочный металл. Руку пронзила острая боль, а Дженсена аж развернуло. Удар получился сокрушительным, и Эредин почувствовал отдачу до самых пяток. Но киборг даже не застонал от боли, готовый к бою меньше чем через мгновенье после удара.
Обычно силы Эредина хватало, чтобы нокаутировать или даже убить человека.
Отскочив назад, чтобы перегруппироваться, и увидев на лице Дженсена холодную, нечеловеческую решимость, Эредин тут же пожалел, что не догадался отравить лезвие своего меча.
Мысль его судорожно работала в поисках выхода, за какую-то долю секунды он принял и тут же отверг целый десяток маневров. У него было преимущество в росте, но только и всего: киборг ранен, но и эльф едва шевелил укушенной рукой; Дженсен продолжал наступать, нанося удар за ударом, и Эредин вновь вынужден был отступить. Киборг сражался не как фехтовальщик, скорее, как животное, которое наделили длинным смертоносным когтем, но не наделили подходящими для этого конечностями.
Фехтовать с ним равно, что драться со снежной лавиной. Ярость и целенаправленность в бросках и выпадах могли сравниться разве что с быстротой, с которой он уворачивался от ответных.
Шквал ударов. У Эредина даже не оставалось времени применить какой-нибудь изощренный прием — он был слишком занят отражением атак киборга. Они обменялись яростными ударами, и по воде пронесся громкий звон стали о сталь.
Наконец, улучив момент, Эредин выкинул вперёд руку и построил ледяной щит, отразивший удар клинка — и, пока киборг по инерции пытался прорвать лед, поднырнул под собственный щит и атаковал, в прыжке полоснув противника по бедру.
Воткнул лезвие и точным резким движением поддал вверх, стараясь перерезать артерию, как когда-то учился на соломенных чучелах. Горло, глаза, виски, запястья и бедренные артерии — наделав достаточно порезов в нужных местах, с противником можно распрощаться.
Однако он просчитался: Эредин слишком привык к заминке после нанесённой противнику раны, к вскрику боли, но Дженсен, не прервавшись и на вздох удивления, рубанул левой рукой, как сохой, воспользовавшись прорехой в защите эльфа. Оставил глубокую отметину на левом запястье — Эредин даже не увидел, как это произошло — и секундой позже рассек эльфу правое предплечье.
Жизни это не угрожало, но из раны хлынула кровь. Несколько секунд — и он не сможет как следует держать меч. Продержится еще, может быть, пару минут, пока лезвие киборга не перережет ему горло.
Лезвие просвистело у самого виска Эредина. Ему нужна передышка. Эльф устремился через межпространство вправо, но вместо этого улетел куда-то вверх, как мальчишка, только учащийся овладеть искусством телепортации.
Поток волн и вихрей, электрическая какофония звуков и форм на мгновение оглушили его. Ничего не понимая, Эредин вскочил на ноги в поисках противника — и понял, что оставил его этажом ниже.
Эльф рухнул на колени, тщетно пытаясь отдышаться. Таким беспомощным он чувствовал себя прежде только во сне, в кошмарах, наполненных сценами погонь и нападений.
— Эй, ты! — окликнул его гнусавый мужской голос.
Эредин недоверчиво взглянул туда, откуда доносился звук; на полу лежал dh’oine, одной ногой еще в мире живых, другой — уже в мертвых. Рубаха облепила его чахлое, слабое, лишенное намека на мускулы тело. Позвать Эредина ему стоило немалых сил — он сразу же сполз на пол, приложив правую ладонь к нижнему ребру.
— Эльф… блядь… — выдохнул мужчина. — Помоги… мне!
— Чем? — спросил Эредин, бросив беглый взгляд на огнестрельную рану. — Лекарь из меня никудышный.
Мужчина горько рассмеялся, скрежещущим смехом висельника.
— Мне нужно… — прохрипел он, — терминал. Кровь, блядь, из носа…. нужно.
Мужчина застонал.
— А то муди… хакнутый, — выругался он. — Если его не… вырубить…он меня… тебя… хотя… хер с тобой… но и ее… тоже. Сечешь?
Для умирающего он оказался страшно говорлив. Эредин покачал головой, утерев кровь с лица.
— Насколько позволяет твоя речь.
Эредину потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что именно тот от него хочет — а именно, перенести его тщедушное тело в указанном направлении. Задача не из сложных: d’hoine почти ничего не весил — в чем только душа держалась — кровоточащий мешок с костями и кожей.
Перетащив его куда надо, он помог раненому устроиться в сомнительного вида кресле и отыскать шлем, больше похожий на пыточное устройство.
— Ты серьезно собираешься засунуть туда голову, dh’oine? — изумленно спросил Эредин. — Жить расхотелось?
Зеленые глаза впились в него: такое выражение Эредин часто видел у тех, кто совершенно не желал ему добра. Мужчина сохранял этот свирепый вид несколько секунд, затем прошипел:
— А я что… по-твоему…. похож на жильца?
Поразительно, сколько яда осталось в этом умирающем теле. Но с ним было трудно поспорить: по самой радужной оценке Эредина ему не суждено было дотянуть до рассвета.
— Твое дело, — хмыкнул Эредин.
Взяв шлем обеими руками, dh’oine изучал его, наморщив лоб, крутил так, чтобы осмотреть со всех сторон. Затем поднял и надел на голову отчаянным, решительным движением.
— Да, — сдавленно ответил он неизвестно кому, — я со… гласен.
Изнутри конструкции послышался звук, похожий на приглушенный щелчок. На лице мужчины на мгновение застыло сожаление; прямо перед тем, как шнур, присоединенный к основанию кресла, вонзился в основание позвоночника.
Эредин поднял руку, чтобы заморозить провода и выпустить dh’oine из плена, но тот из последних сил дернул подбородком, мотнув головой — мол, не надо. Оставив ему право выбрать смерть на свой вкус, эльф сделал шаг назад.
— Да, — повторил dh’oine, еле живой от боли, — про… дол…
Машина не дождалась конца предложения.
С тихим свистом шлем выпустил в виски длинные иголки — тело dh’oine изогнулось дугой и тотчас обмякло. Лицо мужчины, который, судя по мимическим морщинам, привык хмуриться и улыбаться, стало совершенно неподвижным. Из носа в рот потекла темная струйка крови, которую он безуспешно попытался сглотнуть. Судя по влажным глазам и легкому подрагиванию пальцев, он все еще жил.
«LOADING», — зажглась надпись на экране. Машина довольно зажужжала, и в ее вибрациях Эредину почудились нотки радости кровожадного божка, на алтарь которому принесли очередную жертву.
Только через пару минут, как только цифра рядом с надписью достигла сотни, глаза окончательно потухли и стали напоминать две безжизненных стеклянных бляшки, как у забытой ребенком игрушки. Еще через несколько мгновений он перестал дергаться.
Эредин не понимал цели самопожертвования железному богу, да и времени разбираться у него не было. Он отошел на пару шагов от обмякшего в кресле тела, и вслед за этим ощутил силу бесшумного взрыва и несколько ударных волн, заставивших его припасть к полу.
Пока Эредин лежал, нехорошие мысли роились в его голове. Выждав пару мгновений, он поднялся, подобрал свое оружие и глубоко вздохнул, пытаясь преодолеть слабость, которая грозила свалить его с ног.
Кошки скребли у него на душе. Вновь сойтись в поединке с таким противником, как Дженсен — самоубийство, но другого выхода он не видел. Zireael, подводные твари ее раздери, должна жить. Словно языческая богиня, людская девчонка требовала все новых и новых жертв.
Глубоко вздохнув, Эредин устремился на источник шума.
Когда он увидел бывшую парочку, Дженсен уже почти добрался до Zireael, которая пыталась спастись в лабиринте из железных блоков. Судя по кровавому следу, киборг ранил девчонку, но Эредин пока не мог оценить, как сильно.
Он не намеревался схлестнуться с киборгом в еще одном поединке на мечах. Может, Дженсен и превосходил его в боевом искусстве — исключительно благодаря своим модификациям — но Эредин хорошо знал, что в реальности далеко не всегда выигрывает самый лучший. Выигрывает самый отчаянный.
А отчаяния ему хватало с лихвой.
Железо тяжело поцарапать или расплавить; железо не боится льда и холода, но одна слабость у железа все же есть.
Оно тонет.
Дженсен стоял в паре аршинов от плотной стены, за которой плескались воды глубокого озера.
Эльф бросился на него слепо и отчаянно, не давая себе шанса передумать. Он ожидал, что железная глыба будет весить куда больше, но нет — его роста и веса вполне хватило, чтобы сбить противника с ног. Дженсен рефлекторно схватил его за ворот рубахи. Инстинкт выживания усилил его и без того нечеловеческую хватку, и горло Эредина болезненно сдавило. В механических глазах даже не промелькнуло удивления — он был слишком занят просчитываниям маневра и последствий.
По расчетам киборга они наверняка должны были врезаться в стенку, но этого не произошло — хоть траекторию прыжка и сбило на пару аршинов то ли вниз, то ли вверх, желаемого Эредин добился. Масса воды сдавила их свинцовым молотом, и из барабанных перепонок хлынула кровь.
Под водой не было видно ни diable, и эльф моментально оказался дезориентирован. Но не Дженсен; киборг прижал левый кулак к подреберью эльфа, и выпустил из запястья свой черный клинок, прорвав ткань, кожу и легкие. Воздух, который Эредин набрал в легкие перед телепортацией, мгновенно вышел из них, как из заполненного до предела воздушного шара.
В агонии Эредин отпихнул от себя железное тело, и вода заполнила его рот вперемешку с кровью. Воин всегда знает, когда нанесенный ему удар — смертельный. Когда лезвие, отклонившись всего на пару вершков, перерезало те артерии, что отделяют жизнь от смерти.
Эредин погружался на дно, отчаянно пытаясь сохранить последние остатки воздуха. Хотя то, что не выплывет он сам, имело для него в тот момент куда меньше значения, чем-то, что не выплывет его противник. Дженсен задыхался; хватал воздух ртом, будто был способен дышать под водой, но механизм явно работал не так, как тому хотелось, и он шарил рукой по шее, проверяя соединения и приводы.
Через пелену мутной воды Эредин наблюдал, как тот пытается выплыть на поверхность, но до нее — не меньше десятка аршинов.
Не успеет.
Подводный рев в ушах постепенно сменился на шепот, отчего у него возникло впечатление, будто с ним разговаривают еле слышные голоса. Последний, лихорадочный рывок воли вытащил его обратно в подземный лабиринт, и когда он вновь ударился о каменный пол, то выплюнул жижу вместе с кровью.
Но даже выплыв из темной воды, из объятий смерти он уже не выплывет. Он не мог даже пошевелиться. Когти киборга превратили его легкие в решето.
Сколько ему осталось? Полчаса? Эльфы живут долго и умирают долго — в этом их проклятие и благословение.
Он не ведал, сколько так пролежал, когда знакомый голос пробился сквозь хаос в его голове. Он молча лежал в изнеможении на полу зала, не в силах шевельнуться.
— Нет, — прошептала Zirael, прикрыв рот рукой, и взгляд стал яростным, как у василиска. — Нет, НЕТ, НЕТ!
Эредин приоткрыл глаза. Как наивно было ожидать от капризной людской девки хоть малейшей благодарности. Сколь мало значит для нее погибшие ради нее!
Ему не понять людей, и пытаться уже поздно. Zireael со всей силы размахнулась и заехала носком сапога по ребрам. Не успокоившись на этом, она пнула его ногой еще и живот. После всего предшествующего Эредин едва ощутил удар.
— Сучья кровь, — выругалась Zireael. — Ты убил его! Я могла его спасти!
Человеческие девки, diable б их побрал — даже когда любовник расписал ей лицо так, что мать родная бы не узнала, она все равно плачет по его потере!
Сколько раз он уже это видел: в любой воительнице в такие моменты всплывает истеричная бабья натура. Вот именно поэтому баб нельзя пускать на поле боя — что людских, что эльфских.
— Тварь! — заорала Zirael, заходясь в рыданиях, одаривая его щедрыми пинками. — Ненавижу! Ненавижу! Сдохни!
Яростные удары забирали у него последние минуты жизни, и после очередного пинка Эредин изверг на пол ошметки легких. Кровь окропила новехонькие, щегольские сапожки Zireael.
Уж лучше бы она его прикончила — нет сил терпеть эти завывания.
Он прикрыл глаза. Позади Zireael ему привиделось едва уловимое не человеческому глазу переливающееся мерцание.
О, нет.
Понятно, кого Карантир послал за девкой следующим.
— Обер…нись, — предупредил ее Эредин, предчувствуя, что скрывается за мерцанием.
Zireael зашипела от возмущения.
— Ты меня совсем идиоткой считаешь?! Старый трюк с «позади тебя»?
Эредин закрыл глаза в бесконечной усталости.
— Цири, — впервые обратился к ней по имени. — Обер…
Лицо девушки неуловимо изменилось, когда Эредин назвал ее по имени, и она опасливо и медленно обернулась, но было уже поздно.
— Попалась, — сказал Намир, словно играя в салочки, — Тихо, тихо, детка.
Она побилась в изуродованных красных лапах — пару секунд, но ее попытки к сопротивлению были обречены.
Гримаса отчаяния исчезла с лица девушки, словно ее стерли ластиком; оно стало безмятежно спокойным и умиротворенным. Намир прижал ее к себе, и Zireael безвольно повисла на мускулистой лапе.
Голова запрокинулась, пепельные волосы упали вниз, и стоявшие в глазах слезы покатились вниз по вискам.
— Детка, ей-богу, — засмеялся Намир, обратившись к бессознательной девушке, — ты у нас какой-то переходящий приз. Ну, теперь моя очередь.
— Не… трогай, — выплюнул Эредин.
Киборг перекинул Zireael на плечо, обращаясь с телом девушки, как доковый работяга с мешком картошки, ни на йоту не церемонясь.
— Не в том смысле, — осклабился Намир. — Имей совесть, эльф, я женат.
В подтверждение своим словам он быстро прижался губами к золотому обручу на безымянном пальце.
— Ну как? — спросил Намир у одного из солдат, стоило тому появился в дверях.
— Шарифовский айтишник поджарил себе мозги, — шумно выдохнул через ноздри солдат. — ИИ они разнесли к чертовой матери. Короче, SNAFU*.
— Аминь, — хмыкнул Намир, — Дженсен?
Солдат сделал неопределенный жест в сторону стены, по направлению к Женевскому озеру.
— Пошел поплавать.
— С летальным? — уточнил Намир. — Отправьте робота-водолаза подтвердить.
Солдат кивнул.
— Невероятно, — размял затекшую шею Намир. — Чудо господне, аллилуйя! Впервые в жизни мою работу сделали за меня.
Он вновь перевёл взгляд на эльфа.
— Это ты утопил Дженсена? — спросил Намир. — Серьезно? Эльф, это вершина твоей бойцовской карьеры. Теперь можешь спокойно умереть, лучше уже не будет.
Слова Намира долетали до Эредина откуда-то издалека; он погружался куда-то вниз, в бархатную пустоту.
— Вижу, ты уже в процессе. Ну, ты знаешь, — широко развел руки Намир, — я всегда рад помочь.
Эредин не ответил; Намир, которого лишили удовольствия поиздеваться над умирающий жертвой, этим фактом оказался крайне раздосадован.
— Спи, милый принц*, — сказал Намир, вскинув в своей руке пушку. — Да упокоит колыбельной хор ангелов твою больную душу.
Эредин думал, что готов к смерти.
Поэтому не испытывал страха, когда дуло очутилось перед глазами.
И когда пуля врезалась точно промеж бровей, пронзив само сознание, разбив его на осколки, окрасив бордовыми пятнами, образами лилий, солнц Тир на Лиа, коралловых губ Дейдры - это и есть смерть? Эльтара, отец (он же его никогда не видел) океан
Темнота
Темнота
Огромная пустая и
Неизбежная
Комментарий к The Last Firstborn (Эредин)
SNAFU — situation normal: all fucked up («докладываю: обстановка стандартная, все пошло по пизде»).
Good night sweet prince - строчка из Гамлета
========== Kill Switch (Адам) ==========
RED ALERT: CRITICAL OXYGEN LEVELS
RED ALERT: CRITICAL OXYGEN LEVELS
RED ALERT: INDUCING ARTIFICIAL COMA PLEASE STANDBY
STEINER BISLEY MARINE SAVER X800::: DOCKING:::
System reboot failed.
System reboot failed.
RESTORING LATEST AVAILABLE BACKUP PLEASE STANDY
System reboot… successful.
Так хуево ему не было ни с одного, даже самого лютого бодуна. Настолько, мать его, хуево, что он лежал и не то что пошевелиться — вздохнуть боялся, мир вращался вокруг него во всех трех измерениях разом. Казалось, болело даже то, что что не могло болеть по определению, за отсутствием нервных окончаний.
«Надо вставать, — уговаривал себя Дженсен. — Дерьмо собачье, надо встать».
Когда он максимально медленно, опираясь на стену, поднялся с пола, то обнаружил следующее: почти вплотную, в небольшом доке, покачивался на воде робот-водолаз, с выпущенными захватами, от борта которого к лицу тянется кислородная маска, а он сам мокрый, как мышь, и ни черта не помнит.
Ну, как не помнит, помнит — Притчарда, говорящего ему перерубить провода. Провода, стало быть, он перерезал самому себе. Адам даже не стал разбираться, что у него вышло из строя — легче было перечислить, что у него еще работает. Левую руку коротило настолько, что она выпускала и вбирала лезвие сама по себе, и каждый щелчок отдавался в голове Адама, как будто били кувалдой по виску. Дженсен стащил маску с лица и проверил имплант возвратного дыхания — еще одна красная иконка на внутреннем экране. Потом дал команду системе заблокировать оружейный порт руки, чтобы не пропороть себе артерию. Хотя судя по едва затянувшейся ране на бедре, это будет уже не впервой.
Где Цири? Кстати, где Притчард? А он сам — где?
Так охерительно он искупался, аж до кислородной комы, что память снесло, как фанеру — с крыши. Полное дерьмо.
Посидев еще немного, он решил сделать еще одну перезагрузку; после нее
кое-что начало проясняться, но недостаточно. База ИИ, Притчард за хакерским терминалом, дальше — темнота.
— Есть тут кто-нибудь? — без всякой надежды спросил Адам.
Когда происходит такой резкий ребут зрительного нерва, в мозгу появляется ощущение неопределенности — будто картинке не хватает резкости. Теряется четкость восприятия. Временами может казаться, что ты поехал крышей.
Робот-водолаз моргнул светодиодами, вода легонько плескала в стены дока, но в остальном — тишина.
Еле передвигая ноги и держась за голову, как перебравший каких-то особенно злых колес джанки, он побрел наверх, туда, где должен был быть выход. Не прошел и пары метров, прежде чем увидел кровавый след. Желудок сжался и укатился куда-то вниз.
Пошел дальше. Туннель загибался по часовой стрелке пологой, непримечательной спиралью; и он забирался вверх, пока не добрался до местной комнаты управления и кресла-терминала, установленного в центре.
И фигуры, на нем обмякшей.
— Притчард, — тихо позвал Адам. — Притчард.
Он и сам не знал, за каким хером позвал. Он все и так видел на тепловизоре — температура тела около тридцати двух градусов. Роговицы помутнели, кожа уже приобрела свинцовый оттенок — смерть наступила около трех часов назад, плюс-минус.
— Притчард, — повторил Адам. — Что произошло?
Как будто тот ему ответит. Ты совсем псих, Дженсен, раз разговариваешь с трупом. Как там ему написали после увольнения? «Психическое состояние офицера Дженсена оценивается как нестабильное».
Адам застыл перед креслом и в оцепенении обвел взглядом комнату. Кровь, повсюду кровь. Слишком много для одного человека.
Цири нигде не было.
Нужно вытащить Притчарда из кресла. Не оставлять же его так… здесь… Нет. Он нажал на заботливо отмеченную красным кнопку eject; иглы, пронзившие виски трупа, медленно ушли в пазы. Опустил глаза — вся рубашка Фрэнка была заляпана кровью. Адам отстранено отметил пулевое ранение в брюшную.
Тело обмякло; Дженсен взял мертвеца за спину и плечи, сам не до конца понимая, зачем и что он делает, но оставлять так Притчарда показалось ему совершенно неправильным.
«Оставь в покое мое бренное тело, Дженсен, — сказал голос в его голове, без разрешения подключившись к инфолинку. — Оно и при жизни от тебя натерпелось».
Адам от неожиданности отпустил труп, и тот соскользнул на пол. Огляделся — ничего. Только голубое свечение монитора на терминале.
«Я сказал, оставь в покое, а не на пол кинь, — вздохнул голос. — Боже праведный, за что мне это? И после смерти я работаю с полными идиотами».
«Психоз, — сразу понял Адам. — Острый психоз, спровоцированный злоупотреблением алкоголя, чувством вины и травмой утраты, вызвал вербальные галлюцинации». Все симптомы налицо — провалы в памяти, резкая головная боль и расплывчатое зрение.
Все нормально. Все. Блядь. НОРМАЛЬНО. Главное — не слушать. Адам, не зная теперь, что и делать с трупом, прислонил того к креслу терминала.
«Дженсен, от ужаса невосполнимой потери ты не только отупел, но еще и оглох? Оставь меня в покое!».
Не слушать. Если он начнет с ним разговаривать, то все, можно сразу в психиатрическую; билет в один конец. Где ж его сигареты? Адам хлопнул по плащу, дрожащими руками вытянул из кармана пачку и понял, что она насквозь мокрая.
Пол-ный пи-здец.
Нечего курить. И выпить нечего. И Притчард мертв. И Цири, скорее всего, тоже. Адам выдохнул от ужаса и закрыл лицо руками. Его затрясло.
И нечего курить.
«Нет, ну трагедии несравнимые, конечно, — возмутится голос, — промокшие сигареты и моя трагическая кончина».
— Заткнись, — попросил Дженсен. — Прошу тебя, заткнись.
Что ты делаешь, черт бы тебя подрал? Нельзя разговаривать с голосами в голове.
Голос в голове посерьезнел.
«Дженсен, — медленно и даже немного ободряюще, сказал он, — это реально я».
— Замолчи!
«Дженсен, — перебил его голос. — Заканчивай истерику. Перед тобой мой труп и терминал оцифровки сознания. Сложи два и два».
Дженсен поднял глаза на кресло и честно попытался сложить два и два, но мысли безнадежно запутались. В любом случае, такое объяснение понравилось ему больше, чем-то, что он безнадежно поехал крышей и вечно будет жить с голосом Притчарда в своей голове.
— Почему ты в моей голове? — недоверчиво спросил Адам.
«Потому что по инфолинку удобнее — терпеливо сообщил Притчард. — Но специально для параноиков могу включить динамики».
— Так лучше? — спросил голос из стены.
Нихера не лучше.
— Зачем… зачем ты, блядь, это сделал?!
— Захотелось остаться вечно молодым, вечно пьяным! — огрызнулся Притчард. — Нет, черт бы тебя побрал! Супердевочку нашу от тебя, дебила хакнутого, спасти хотел. Ты, кстати, теперь занимаешь почетное место самого большого мудака среди всех ее бывших. В кошмарах тебя вспоминать будет и креститься.
Какого хера?
Он напал на Цири?
Что-то в его мозгу зашевелилось и зажужжало. Что-то поврежденное, покореженное, но так и норовящее выползти наружу. Что-то вроде… НЕНАДОНЕНАДОЧТОТЫДЕЛАЕШЬАДАМПРЕКРАТИПОЖАЛУЙСТАПРЕКРАТИ
Он почувствовал во рту привкус крови.
— Она жива? Скажи, что жива?! Где?! Пожалуйста…
Если нет…
— Цири-то, блин, жива, — проворчал голос. — Я вот только умер!
— Твою мать! — выдохнул Адам. — Слава богу, слава, блядь, богу, твою мать, твою мать, слава богу…
Она его никогда не простит. Она не из тех, что прощают… такое.
Притчард выразительно промолчал.
— Кто меня хакнул?! — спросил Адам. — Винтермьют?! Зачем? Зачем он приказал мне напасть на Цири? Что за бред?!
— Да нет, — возразил голос. — Почему сразу бред? В общем-то, чертовски логично. Логичней не бывает.
Адам, забыв про воду, попробовал достать сигарету. Ее размазало по дрожащим пальцам.
— Видишь ли, Дженсен, я ж не идиот. В отличие от… — многозначительно добавил Притчард. — Я прекрасно знал, что мы имеем дело с ИИ и с организацией, которая пытается его освободить. Загвоздка в том, что я не знал, что это за ИИ, и какую работу он провел, прежде чем пригласить нас к себе.
Ближе к делу! Срать он хотел на детали.
— Дженсен, ты сейчас в эпицентре проекта «Морфеус». То, что тебя окружает — самый мощный из симуляторов сценариев развития человечества.
Он разговаривает с Притчардом, когда на расстоянии двух метров от него валяется бездыханный труп айтишника.
Этот безумный, безумный мир.
Адам предпочел переместиться в служебное помещение охраны. Притчард-тело слишком на него пялился. Осуждал. Обвинял. Будто насмешливо говорил — «Ты же знаешь, кто спустил курок, да, приятель?»
— Пейдж совершенно правильно оценил, что человечество катится под откос, но хотел точно посчитать, сколькими путями оно умудрится это сделать (если тебе интересно, их больше триллиона). Ну вот, наш друг Винтермьют сидел и считал, и пересчитывал, и просчитывал, и приходил к одной константе. Знаешь, какой?
Да откуда ж, блядь?..
Притчард и «ближе в делу» — вещи несовместимые.
— Биологическая жизнь бессильна перед кибернетической. Без шансов, дружище. Вы никогда не сравнитесь с ней, и в конечном итоге вымрете, как мамонты, или окажетесь полностью подчинены ее воле.
«Вы никогда не сравнитесь»? Охренительно быстро кто-то сменил команду. Прямо на середине матча.
— Оптимистично до усрачки.
— Ты смеешься, а уровень счастья человечества в обоих случаях вполне себе оптимальный. Ну, по сравнению с другими сценариями. И спал бы Винтермьют еще тут, под Женевским озером, до Судного Дня Машин, если бы не…
Притчард сохранил страсть к драматическим паузам. Это хорошо. Это заставляет надеяться, что это все еще Притчард, а не очередная личина ИИ.
Хм… Тут раньше лежало тело, судя по очертаниям на бетоне. Мужчина, очень высокий, может, два десять, может, два двадцать.
У Адама была только парочка таких «знакомых». Он посмотрел на свои руки. Память снова предательски зашипела, как покореженная машина. Он убил эльфа. Эльф пытался спасти Цири. От него. От Адама.
Эредин пытался спасти Цири от Адама.
Что за ебанутое предложение?..
— Ну? — нетерпеливо переспросил Притчард. — Ты не спросишь — если бы не что?
— Если бы не что? — отрешенно подыграл Адам.
— Твоя бывшая.
Адам покачал головой — мол, не понимаю.
— Оперативки бы тебе побольше, Дженсен, — вздохнул Притчард. — Видишь ли, все, что может человек, машина может лучше. Любую нейронную связь она может воспроизвести. Нет ничего, что карбон бы сделал лучше железа.
Шариф сказал бы новоиспеченному ИИ: «дай пять».
— Ну, до появления так называемой магии, — вздохнул Притчард. — Манипуляции материей, которая доступна только карбоновым формам жизни. Тупым, неспособным к развитию, ограниченным своим органическим мозгом мешкам из мяса. Катастрофа, да?
Э, дружище! Ты теперь за нас или за них?
— И когда в твоей симуляции появляется переменная, которая рушит все к чертовой матери, что ты делаешь с этой переменной?
Ну хоть на какой-то вопрос он может ответить.
— Уничтожаешь ее.
Находишь киборга-идиота, вшиваешь ему подпольный софт, а когда он приводит к тебе девчонку говоришь «фас».
И киборг-идиот такой: «Да, хозяин».
— Да нет же, Дженсен, господи боже мой! Ты обновляешь модель и подгоняешь ее под новые данные, — проворчал Притчард, — что я и пытаюсь объяснить Винтермьюту, но он все толкует про оптимизацию ресурсов, и я, честное слово, его скоро придушу.
— Он еще жив? — едва ли не рыча, Адам.
— Очень смешно. По всему миру разбросаны бэкапы, спасибо Супердевочке и корольку. Жив, курилка… но я уговорил его подвинуться. По крайней мере, на территории Европы.
Сколько еще эта Европа просуществует?..
— Ладно, что ты корчишь такие рожи? Он не такой уж и плохой парень, Винтермьют. Мне кажется, того программиста, который закладывал в него основы этики, нужно бить лопатой до потери сознания, но он неплохой. Он желает человечеству добра — как может, конечно.
Послышался невеселый вздох. Ну, то есть Притчард прокрутил аудиодорожку hopeless_sigh.amv.
— Тем более, что мы, считай, теперь навечно соседи.
— Он не парень, Притчард. Он приказал мне прикончить Цири. Он — строчка опасного кода. Ебучий ИскИн, которому нужно хорошенько прожарить транзисторы.
— Хм-м, — обиделся Притчард.
Адам выругался еще раз — ни хера не помогло. Мутило все еще так, как будто по его голове проехался танк, и сдал обратно.
— Где Цири? — наконец повторил он.
— Опять? Больше никаких других вопросов у тебя нет?
Он обещал Цири защищать ее. Доверься мне, детка. Доверься мне, я тебя не подведу. Я твой, мать его, сраный герой.
А потом направил «Зенит» ей в лоб.
Нет, у него нет больше никаких вопросов.
— Ответ тебе не понравится, — честно ответил Притчард.
Ответ ему не понравился.
*****
Он предполагал, что там, снаружи на свежем воздухе, его ожидает полный пиздец.
Ему просто не хватало воображения представить, насколько.
Небо и земля за Женевским озером — черные, как компьютерный экран, на который ничего не проецируется. Всю береговую покрывал сплошной белый ковер.
«Снег выпал, — подумал Адам».
При ближайшем рассмотрении снег оказался каким-то пернатым.
«Чайки, — подсказал Притчард. — Резкое повышение радиационного фона»
А потом увидел ее.
Почерневшее, обращенное прямо на него детское лицо смотрело пустыми глазницами. Под глазницами зиял рот, открытый в беззвучном крике. Ниже виднелась до абсурда яркая желтая куртка, под которой было раздутое от воды тело.
Всего виски мира не хватит, чтобы смыть из памяти этот образ.
Адам направился прочь от растерзанного города по дороге, уставленной брошенными на обочине машинами.
*****
Такое было бы достойно срочного выпуска Пикуз Ньюс:
ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ! Над Женевским озером навис гигант, заслонив весь небосвод.
Нажмите по ссылке дважды.
Если бы мираж был реальным, то наверное, был бы примерно пять миль в длину и две — в ширину. Короче, не может существовать такая конструкция, рухнула бы под собственным весом. Червь-колосс. Или моллюск. Призрачный образ, который кажется чем-то другим в зависимости от того, с какого ракурса посмотришь.
Колосс не оставлял ни единого шанса укрепить дамбы холодного разума и выставить рационализации.
Невозможно отрицать бога из иных миров, по горло утопая в океане из тел.
А Адам и не отрицал. Просто смотрел на небо и курил, стащив из автомата пачку сигарет с ближайшей заправки.
******
Притчард наказал ему направиться в Госпиталь Красного Креста.
Дженсен возражал. Сначала — Беллтауэр. А потом… А потом уже вряд ли будет иметь значение.
«Да ладно, Дженсен, — присвистнул Притчард. — Один пойдешь? Против всего Беллтауэра? И морских тварей? Подсчитать шансы твоего успеха? Ты охренеешь, насколько точно я сейчас могу это сделать».
«Обойдусь», — сказал Адам.
Тогда Притчард напомнил, что произошло в последний раз, когда Дженсен не прошел ТО. А тут, черт подери, не ТО нужно делать, а киберреанимацию. Ближайший автохирург — именно там.
Тогда Адаму пришлось заткнуться. Хер он еще в своей жизни пропустит ТО.
Госпиталь охраняли (хотя черт его знает. Может быть, просто пытались спрятаться) наемники Беллтауэр, вооруженные до зубов. Сплошь тяжелые винтовки и огнеметы. Лица, выглядывающие из увешанных причиндалами бронекостюмов, производили впечатление, будто солдаты только что вернулись из самого пекла Израильско-Арабской. Сам госпиталь срочно переквалифицировался в психиатрическую больницу. Учитывая вид из окна — не удивительно. Пытаясь остановить безумие, санитары кололи транквилизаторы, будто детям конфетки на Хэллоуин раздавали.
Успехи — так себе. Пятнадцать самоубийств за последние полчаса. От Женевского озера до госпиталя — десять километров. Скорость движения черной воды — пять километров в час.
Такая вот занимательная математика.
*****
Комплексов автохирургии на всю Европу было примерно пять. Сначала программа изучает тело, модификации, строит карту-схему нервных узлов и сплетений. После диагностики запускает автоматическую корректировку. Жутко дорогая штука для ВИП-клиентов.
ВИП-клиентов после саммита значительно поубавилось. А аккаунты в системе остались…
Полное сканирование и частичная починка (на большее времени нет) займет около часа. Значит — десять километров превратятся в пять. Кого не успеют эвакуировать…
«Слушай, я тут синтезировал логи Левандовски за последние три месяца, — сказал Притчард. — Разложил лепет этого умника по полочкам. У меня есть пара дельных предложений».
Притчард проанализировал логи Левандовски?
Ах да, точно. Притчард теперь ИскИн.
От Левандовски у Адама было два пропущенный вызова на инфолинке. А от Шарифа, кстати, целых пять. И сообщение, что он удачно приземлился в Атланте.
Адам не ответил.
«Первое, — начал Притчард. — Телепатия и всякие гипно-штучки. Твоя черепушка, Дженсен, генерирует электромагнитное поле нервными импульсами. Да, я сам не могу поверить, что она что-то генерирует — однако физиологический факт. Значит, их можно уловить, и любая из этих тварей способна заглянуть тебе под череп и увидеть, какие участки твоей зрительной коры работают в данный момент. Что хуже — их стимулировать. Что это значит, друг мой?»
«Хер его знает, — честно ответил Адам».
«Да… — вздохнул Притчард. — На что я надеялся? Это значит, что я перекалибрую защиту от ЭМИ на твоей башке. Шапочку из фольги наденем! Тебе пойдет, отвечаю!»
Притчард ржал еще где-то минуту. Интересно, как это выглядит, когда ты ИИ?
Var funny
While (funny == true) { laugh() }?
«Ладно, поехали дальше. Саккады, — продолжил Притчард. — Про них Левандовски весь последний месяц жужжал, помнишь? Твари двигаются в их промежутках, чтобы оставаться невидимыми. Разыскали чисто человеческий баг: зрительный ствол видит, кора головного мозга — нет. Я настройки сброшу:будешь пялиться, как конченный нарик, но в общем-то ты и раньше так делал, так что не страшно, окей?».
«Окей, — передразнил Адам. — И как я вобью эти твои «предложения» в автохирург?»
Притчард хмыкнул.
Автохирург замигал зелеными светоидами.
«Привет, Дженсен, — нарочито детским голосом сказал Притчард. — Смотри, как я умею!».
«Вот теперь уж я точно хер туда лягу, — ужаснулся Адам. — Вдруг ты, мать твою, Винтермьют?».
«Вероятность того, что я Винтермьют — сорок процентов, — ответил Притчард. — Испытай свою судьбу, или развались на запчасти по дороге к Цири».
«Скажи мне что-нибудь, что знал бы только Притчард», — перекатывая сигарету между пальцами, попросил Адам.
Собеседник аж подвис.
«Если я Винтермьют, поглотивший Притчарда, то я по определению знаю все, что знает Притчард, — ответил он. — Дженсен, да у тебя с логикой полной швах! Короче, ты в жопе. Ложись уже, а?».
Автохирург угрожающе замигал красным. Адам закрыл глаза и сел в кресло, как будто пришел к ненавистному дантисту.
CENTRAL NEURAL SYSTEM: PROTECTION PATTERN UPDATED
VISUAL MODULE: SACCADES REMOVED
SYSTEM RESTORATION: PARTIALLY SUCCESFULL (65%)
ALL SYSTEMS ONLINE
Адам проснулся и, лежа с закрытыми глазами, попытался понять, все ли у него на месте. Ну, вроде повезло.
— Дхойне, — сказал возмущенный голос прямо у него над головой.
А, нет, не повезло.
Дженсен поднял голову и нахмурился. Над ним стояла любовница Эредина, которую он вытащил из воды, которая весь этот кошмар и устроила, и которую он, если честно, в гробу видел. Эльфка держалась за голову с видом великомученицы и так и не накинула на себя ничего, кроме легкомысленной ночнушки. Адаму аж захотелось ее чем-нибудь прикрыть.
— Мэм, — вяло поприветствовал ее Дженсен.
— Ты ищешь Карантира, dh’oine, не так ли? — заявила рыжая.
Карантир ему к чертовой матери не сдался, а Эредина он, по ходу, уже отправил в страну радуг и единорогов. Дерьмо, она же… А, нет, все в порядке. На нем же теперь шапочка из фольги.
— Никак нет, мэм, — отрезал Дженсен. — Я ищу Джарона Намира. Ничем не могу помочь и желаю удачи.
— Они вместе, — эхом отозвалась Дейдра. — Железная мразь и Карантир — они теперь заодно.
Охренительные дела творятся, конечно, в эльфийском государстве, но Адаму было совершеннейшим образом наплевать.
— Карантир скрывается от меня, — прошептала эльфка, — И правильно делает. Но ты знаешь, где он — или разузнаешь. С ним же твоя ненаглядная Zireael.
— Понятия не имею, о чем вы, мэм, — покачал головой Адам.
— Тебе нужна моя помощь, Адам Дженсен, — эльфка скрестила руки на груди, до предела натянув ночнушку. — Ты — совсем один. А я — самая могущественная чародейка на Земле.
Она, черт бы ее побрал, специально так делает, или неосознанно? Выставляет себя напоказ, как гребаная эскортница премиум-класса?
— У вас есть конкурент, — возразил Адам.
— Пусть так, — прищурилась эльфка. — И мой конкурент — против тебя. Поверь мне, я Карантира…
Она сделала крайней выразительный в своей кровожадности жест, будто муху раздавила.
«Плюс три процента вероятности, Дженсен, — сказал Причард. — В твоем случае это манна небесная».
Адам заскрежетал зубами.
— Вы бы оделись, что ли, — сухо попросил он.
— Ради вас, мистер Дженсен, я надену все, что пожелаете, — криво улыбнулась эльфка, забыв придать голосу сопутствующую фразе кокетливость. — Все, что только пожелаете.
*****
«Нам нужен пилот, — сказал Адам, — наш сейчас в Атланте».
Последний раз геолокационный датчик Намира был замечен в Аравийском море, около острова Аль-Хазир. Тюрьма для особо опасных военных преступников. И не только датчик Намира — еще около пятнадцати военных джетов Беллтауэра. Что они там делать собрались, с пятнадцатью военными джетами? Намир снова решил развязать арабско-израильскую войну, на этот раз с подмогой из других миров?
И серьезно, блядь, остров? Сейчас? Он к воде теперь за сотню километров подходить не будет.
«Маг специально попросил остров, — уточнил Притчард, перешерстивший все существующие эмейлы Беллтауэр. — Схемы какие-то рисовал. Семиконечную звезду. Ставил тюрьму в ее центр. Полная, блядь, эзотерика, даже я ни хера не понимаю».
Ну, может быть, он просто хотел угробить последних, как там эльфы выражаются, — дхойне.
«Вероятность около сорока процентов, — задумчиво согласился Притчард».
— Нет, — хмыкнула Дейдра. — Он для этого слишком трус.
«Притчард, ты заливал, что экранировал меня от телепатии?!».
— Ты шевелишь губами, когда говоришь со своим невидимым другом, дхойне.
Адам вздохнул, и покачал головой.
Они стояли на взлетной площадке скорой помощи, на холодном ветру, и вокруг не было ни души. Прячась от ветра, он старался зажечь сигарету. Дженсен откатил дверь ближайшей машины и с ужасом уставился на штурвал и чертову россыпь циферблатов и кнопок.
«И где нам сейчас достать пилота?! Какой гребаный психопат полетит в сторону океана?!»
«Ладно-ладно, — сказал Притчард. — Не уговаривай, так уж и быть. Я сяду за баранку».
«А если ЭМП-помехи? — охренел Адам. — Что в нашем случае вполне себе вероятно?»
«Тогда поплывешь обратно брассом».
Адам нервно выпустил в небо дым, скурив полсигареты разом.
*****
Когда они взлетали, госпиталь уже накрыло водой. Женевское озеро ползло на юг, забравшись далеко за границу Франции и постепенно подбиралось к Италии, из вытянутого овала превращающееся в почти идеальный круг. С такого ракурса призрачного колосса было особенно хорошо видно; он хотел спросить Притчарда, иллюзия ли это, но еще не был морально готов к ответу.
Адам порывался помочь гибнущим людям. Уже уводил спасательный джет «Версалайф Биотек Анлимитед», набитый медицинским оборудованием, когда Притчард сказал — либо-либо.
В сутках всего двадцать четыре часа. Поэтому они взлетали, а Адам выключил слуховой модуль, потому что крики было слышно даже за ревом двигателей. Вот так взял и просто выключил. Список вещей, которых он никогда себе не простит, пополнился еще одним пунктом. Он потихоньку становился дохера длинным.
Звучит очень просто. Либо-либо. Красная таблетка, синяя таблетка, выбирай, Нео, только не подавись. Смерть еще десятка (ха, десятка. Тысяч. Миллионов) распухших от воды детей. И когда спросят — а чем ты, парень, собственно, отличаешься от тех политиканов, что уцелели в Женевской бойне и укатили на личных джетах? Тогда он ответит:
«Либо-либо».
Так же решили взлетевшие параллельно с ними три джета, один частный и два корпоративных.
*****
До Аль-Хазира оставалось семь часов.
Притчард будто поселился в его мозгу. Как чертов мелкий болтливый паразит. Только один раз в жизни Адаму приходилось терпеть худшее соседство — китайца в общаге Феникса, крутившего с утра до ночи корейский поп-рок, слышный даже через наушники, и заставившего всю раковину сечуаньской лапшой, истекающей вонючим соусом. Но тот хотя бы съехал после одного семестра.
«Глобальное затемнение, значит», — сказал Адам.
«Необязательно глобальное, — поправил его Притчард, — но да, достаточно масштабное. В основном Супердевочку блокировали спутниковые антенны. Когда придет время… Я обеспечу ей коридор».
«Если Винтермьют уже давно просчитал, как ее выпустить — что ж не выпустил? — спросил Адам. — Это бы решило все его проблемы!»
«С вероятностью семьдесят три и пять десятых процента она бы вернулась. Он только помахал морковкой, чтобы та ему доверилась».
«Зачем?.. — возмутился Адам. — Зачем бы ей возвращаться в этот сраный мир?»
«Вопрос с оперативкой нужно срочно решать», — задумчиво ответил Притчард.
*****
До Аль-Хазира оставалось пять часов.
«Слушай, Притчард, а это действительно ты?»
«Мы вроде уже уяснили этот вопрос», — устало ответил Притчард.
«Нет. Я в философском смысле».
«Что, на философию потянуло перед закатом жизни? Успокойся, Дженсен, умирать не страшно. Я пробовал».
Адам промолчал. Он много еще чего хотел спросить: каково это, когда у тебя нет тела, и ты живешь на брюхе какого-нибудь компьютера, обитая черт знает где? Но потом вспомнил, как подобные вопросы задавали и ему самому.
«Я — не просто я, — сказал Притчард, — я — это вечно замороженный я. Отлитые в граните кода страхи и повадки, желания и принципы, мораль и воспитание. Я вечно таким останусь. Потому что если я начну устранять в своем характере баги…»
Он сделал паузу.
«Вот тогда это буду уже не я».
Эльфка, не моргая, тщательно изучала поверхность моря.
*****
До Аль-Хазира оставалось три часа.
«Дженсен».
Он всегда подбирает тот момент, когда Адам — глубоко в своих мыслях и вздрагивает от голосов в голове.
«Я должен тебя предупредить, — сказал Притчард. — Если верить записям переговоров Намира с эльфом, есть еще один способ спасти наш драгоценный шарик, кроме как пожертвовать Цири».
Что, сейчас?! Сейчас он решил его о таком предупредить?! И какого хера он вдруг такой серьезный?
«Пожертвовать Дейдрой».
Адам покосился на эльфку. Она молчала весь полет, но выглядела какой-то дерганной. По лицу то и дело пробегал нервный тик — верный спутник первых трещин психики. Притчард без церемоний бахнул ложку дегтя:
«Она беременна. Яйцеклеткой, изъятой у твоей супердевочки. Дженсен, это реальная альтернатива…».
Любовница Эредина беременна ребенком Цири? Ох-ре-ни-тель-ные дела творятся в эльфийском государстве.
На это у Адама был только один ответ.
«Притчард, ты шизанулся?»
«Вероятность…» — не унимался Притчард.
«Немедленно захлопни свою несуществующую пасть!».
— Мэм, — строго сказал Адам. Не то, чтобы он не понимал, какой идиот, но лучше быть идиотом, чем использовать в корыстных целях ребенка. Особенно если это ребенок Цири.
«Зло — это зло. Меньшее, бо́льшее, среднее — всё едино». Он уже и не помнил, где слышал эту фразочку.
Эльфка повернулась к нему с максимально скучающим видом.
— Должен предупредить, мэм, — сухо сказал Дженсен. — Вас и вашего ребенка могут использовать в целях закрытия э… гравитационной аномалии.
«Дженсен, — выдохнул Притчард. — У тебя нейропроводку закоротило? Что ты несешь, болезный!?»
Эльфка прищурилась и поправила воротник облегающего комбинезона биозащиты, найденного в шкафиках медотсека.
— Как ты дожил до своих лет, дхойне? — задумчиво спросила она, посмотрев на него как на ребус, который никак не может решить.
В основном благодаря виски.
— Твое благородство, — продолжила она, — не только глупо, но и неуместно. Я прекрасно знаю, зачем Карантиру моя утроба.
Даже сейчас эльфка умудрялась смотреть на него с презрением. У них, наверное, эти эмоции заложены в базовых настройках, и любая попытка выразить что-либо иное заканчивается зверскими багами.
— Рад был помочь, — холодно ответил Адам.
«Ты непроходимый идиот, — ошарашенно повторил Притчард. — Ты противоречишь всяческой логике и здравому смыслу. Я вырубаюсь до прибытия, пока у меня цепи от тебя не выгорели».
*****
«Каркадан» вызывает воздушное судно, приближающееся с азимута 87°, склонение 30° отн.: СООБЩИТЕ СВОЮ ЦЕЛЬ И ТОЧНЫЕ КООРДИНАТЫ. «Каркадан» вызывает судно, приближающееся с с азимута 87°, склонение 30° отн. СООБЩИТЕ СВОЮ ЦЕЛЬ И ТОЧНЫЕ КООРДИНАТЫ. «Каркадан» вызывает судно, приближа…»
Притчард сказал, что их вызывала автоматическая программа распознавания воздушных объектов Беллтауэра, и добавил, что поговорит с ней с глазу на глаз.
Их впустили в воздушное пространство.
*****
— Какого хера? — поинтересовался Адам, когда стал виден остров Аль-Хазира.
Из завесы облаков на горизонте прорезалось здание, по виду своему совершенно не напоминавшее человеческое. Вокруг его силуэта — искривления, шипы, фрактальные наслоения — ни единой ровной линии.
Яркие пятна загорались на горизонте, затем отделяясь и быстро скатываясь к основанию острова. Тюрьма озарялась вспышками света, шедшего откуда-то из глубины и заливавшего своим сиянием весь горизонт. Впечатление было такое, что эти вспышки и пятна двигались по им одним понятным законам геометрии.
«Искривления пространства и времени, — приствистнул Притчард. — Охренеть, Дженсен, мы в Стар Треке! Йуху! Только с такими штуками меня вырубит очень быстро».
Когда показалась береговая линия, Адаму пришлось резко пересмотреть свои планы. Он думал, что будет сражаться с Беллтауэр. Ну, по крайней мере, ему придется проскользнуть мимо Беллтауэр.
Так вот — у Беллтауэр были проблемы куда посерьезней него. Остров был под осадой. И из-за светового фейерверка он даже не мог разобрать, одного существа или такого множества, что они кажутся единым целым.
Да уж, правду говорят.
В бою первым гибнет план боя.
«Начинай свое затмение», — дал команду Адам.
— До встречи на земле, — бросил он эльфке, активируя систему Икар. — Сама телепортируешься?
Та кивнула.
*****
Он приземлился в преисподнюю.
Прямо в черную массу, на мгновение окунувшись с головой. Над ним по кругу с пронзительными криками запорхали тени. Казалось, звуки обволакивают сознание,
как какая-то новомодная психоделическая дурь. Они разъедали что-то внутри, пожирая кожуру интеллекта и воли, добираясь до первобытного, животного ужаса.
Защита Притчарда трещала.
Вокруг лежали тела солдат. В одном свезло: оружие и снаряжение тварей не интересовали. Адам торопливо упаковался в относительной целый броник, проверил запасные обоймы в разгрузке.
А потом услышал знакомое влажное шуршание. Развернулся, вскинул оба трофейных Харрекейна на уровень груди. Успел.
Первая атака пришлась сверху. Не откатись Адам в сторону, Нечто рухнуло бы прямо на него. Плавно, словно в замедленной съемке, перетекло в вертикальное положение.
Выглядела тварь так, словно ее кожу разъела кислота. Считай, один хребет, и закрепленное на нем месиво. Одни отростки пытались шевелиться, другие казались мертвыми и волочились по земле. Они конвульсивно, ритмично подергивались - боль? Угроза? Попытка коммуникации? Не было критериев для оценки.
Инженера этой твари надо бы уволить к чертовой матери.
— Ты чего, их видишь? — изумился наемник Беллтауэра, сражавшийся с ним бок о бок. — Чувак, ты их видишь?!
Еще бы, блядь!
Тварь снова взлетела. Адам направил автоматы вверх, включив захват цели, и захаркал огнем — левый, правый… Нечеловеческий визг снова прокатился над полем боя, ударив по натянутым нервам, въедаясь практически до мозга костей. Оно мертво!? Оно живо!? Решило перегруппироваться и сменить форму? Черт его знает.
Глаза Адама сканировали происходящее, подсчитывали своих (дожил, Беллтауэр теперь — «свои») и врагов. Расклад — один к десяткам. Прогноз — неутешительный.
Он услышал крик сражавшегося рядом с ним наемника приглушенно, как бы со стороны и издалека. Половину от слова «нет», уже потерявшего весь свой смысл.
Его распороло тонкое, покрытые шипами щупальце, появившееся из окрасившимся черным песка, а на Адама устремилась полудюжина ей подобных — серых и поблескивавших в световом фейерверке тюрьмы. Как показалось, они негромко жужжали. Или пели. Хер их разберешь. Адам краем глаза увидел еще одного человека — мужчина в одной рубахе (небритый, слюна по подбородку) — видимо, заключенный, попытался обнять щупальца.
Его разделали как апельсин. Адам едва успел заметить, как над его головой промелькнули рука и верхняя часть торса, а ему в лицо прилетело частью ноги. Ударило как обухом, оглушило, обдало кровью, вмиг залепив линзы очков.
Пока он пытался их утереть, щупальце полоснуло по лицу, глубоко разрезав щеку и заскрежетав по покрытым «Носорогом» мышцам. Второй удар Адам отвел прикладом автомата. Острая боль взорвалась в мозгу, поднявшись сквозь ватную защиту адреналина. Он выпустил очередь, пытаясь отступить назад, к зданию тюрьмы, когда услышал сверху боевой клич.
— СЕЙЧАС!
Задрав вверх голову, Адам увидел левитируюшую над полем боя Дейдру, ее рыжие волосы развевались нимбом вокруг головы. Из-за крови (его? их?) ни хера не видно.
Сверху на него легла тень гексограммы, которую чертила своими пассами словно подвешенная над землей чародейка. Она резко вдернула вверх руки.
Гексограмма ударила по земле, как огромная мухобойка. На пару минут твари обрели плоть.
Две минуты — это очень много.
Две минуты — это просто до хрена. Две минуты — это минимум десять, а то и двадцать тварей. Если бы их, конечно, можно было сосчитать. Им нравилось сливаться воедино, образуя какую-нибудь новую жизнеформу. Адаму пришлось убрать очки. Не было времени даже утереться от крови, своей и чужой…
Разыскивая, у кого из павших еще можно забрать магазины для Харрекейна, он споткнулся о что-то твердое. Шлем с эмблемой «Беллтауэр» слетел с эльфа, явив миру бледное, женоподобное лицо, ставшее после смерти почти неотличимым от человеческого. Во рту у него что-то застряло, будто он подавился черным яблоком; Адам решил не наклоняться и не выяснять деталей. Так, у эльфа ни черта не забрать, надо попытать счастья метрах в трех к северу, у трупа лейтенанта наемников.
Когда он снял с того две обоймы, буквально разодрав нагрудный карман бронежилета (месиво под ним мало напоминало человеческое тело), то сразу засунул их в оголодавшее оружие. На периферии видеофида слева начал пульсировать сигнал. Взрывчатка. Адам успел отскочить и пригнуться, но его все равно окатило облаком биомассы, крови и железа.
Повалил едкий дым. Имплантант возвратного дыхания пытался забрать мощности у зрительного модуля; между дыханием и зрением Адам выбрал дыхание. Он убрал голову как раз вовремя, когда нечто попыталось прыгнуть ему на лицо всеми своими восемью щупальцами. Из круглого рта твари, как слюна, стекали капли черной дряни.
Он выстрелил в упор. Тварь разнесло на куски, и едва оказавшись на земле, они вновь поползли друг к другу. Слизь, оказавшаяся у него на ботинке, зашипела, плавя дырку и в нем, и в углепластике под ним. Дерьмо собачье! Кислота! Хорошо, что там нет нервных окончаний.
Адам судорожно дернул ногой, пытаясь стряхнуть с себя капли, но долго ему прыгать не дали: в двух метрах от него показалась еще одна будто облитая нефтью фигура, в два раза больше всех доселе виданных. Руки у нее были похожи на человеческие, если не учитывать длинные жидкие когти вместо человеческих ногтей.
Он вскинул автоматы и закричал, отступая назад:
— Дейдра, прикрой!
Дождавшись, пока сверху упадет магическая сеть, Адам начал стрелять. Страж Здоровья накачивал его адреналином, синтетическая ярость била из него гейзером, выплескивая накопившееся за долгие месяцы. Нефтяная тварь взорвалась, окатив его как из ведра; Адам чувствовал, как она двигается по его коже, и начал яростно утираться рукавом, не прекращая стрелять с одной руки.
И еще одна такая же. Срань господня, когда ж они кончатся? Визуальный модуль едва не скопытился от процессинга межстаккатных движений тварей. Он чувствовал только ритмичные удары отдачи, неощутимые до тех пор, пока не опустели магазины. Нужно еще.
Оба автомата опустели. Оружие требовало новой порции свинца, и он накормил его до отвала.
Среди его напарников оставалось все меньше людей. Те, что не гибли от лап монстров, тряслись в жутком, конвульсивном психозе, пытаясь сорвать с себя собственную кожу, оставляя кровоточащие борозды на груди и щеках. Считай, Адам да две турели с тяжелыми пулеметами держали оборону острова.
Постепенно пришло понимание: происходящее не было битвой, и не задумывалось как битва. Это было массовое жертвоприношение. Беллтауэр позвали не тюрьму защищать. Они — козлы отпущения. Они — овечки на заклание. Они питают то, что творится в башне. Едва ли невинные жертвы, но и они вовсе не заслужили такой смерти.
— НАМ НУЖНО НАЙТИ КАРАНТИРА! — крикнула чародейка, и вновь ударила по земле своим незримым молотом, выбив тварей в реальность, как хомячков в игральном автомате.
Ему везло: трупов, у которых можно забрать обойму, было предостаточно.
В разгар бойни в голове быстро остаётся одна лишь мысль: оставайся жив, если можешь, и жди, пока это закончится. Просто стреляй, руби и слушай крики умирающих вокруг людей. За два последних года так было не раз и не два, переживать не о чем.
Business as usual.
Еще одна. Еще две. Сколько можно?
Снова пусто.
Перезарядка.
Раз живых почти не осталось, настало время тяжелой артиллерии. Адам запустил систему «Тайфун», и индикаторы вспыхнули на дисплее интерфейса красными огонькам: «Критическая опасность перегрузки».
По сравнению с другими опасностями эта — не такая уж и критическая.
Когда пошла ударная волна шрапнелью, Адам одновременно и ослеп (визуальный модуль ушел в глухую перезагрузку), и оглох (охранная сирена орала как рейвер под экстази). Тайфун разряжался во все живое и неживое вокруг.
Адам чувствовал, как кровь падает на его лицо словно дождь. Он ни черта не видел, но слышал мокрые хлюпающие звуки, как будто битой отбивали мясные туши. Твари умирали под дождем из шрапнели.
Он оказался весь в ядовитой слизи; и скоро станет дырявым как швейцарский сыр. Дженсен молился, чтобы не замкнуло контакты в чем-нибудь жизненно важном.
Когда в системе «Тайфун» закончились боеприпасы, а видеомодуль вновь подал признаки жизни, Адам понял, что под ногами — тридцать сантиметров плотной черной массы, ботинки разъело, и он остался босиком. Страж предупредил о критических повреждениях биологической части, каркаса и хер знает чего еще. Пока он доберется до Цири, от ног могут остаться одни обрубки.
Происходящее вокруг даже на битву похоже не было. На какую-то метафору? Сцену из фантастического фильма? Искушение святого Антония, блядь…
От защитных турелей остались только оплывшие от ядовитой слизи металлические глыбы, мертвые и бесполезные.
Острый град ударил по его лицу; он поднял голову вверх и увидел, что Дейдра, описывая обеими руками широкие круги, вызывала ледяную бурю. На ее комбинезоне плясали черные тени, словно ее лапали невидимые руки, вымазанные грязью. Град, обрушенный чародейкой на поле бойни, больше калечил тела мертвецов, чем вредил бестелесным тварям.
Похолодало так, что на лице Адама мгновенно осел толстый слой инея.
Лучше бы он не поднимал голову вверх. Потому что наверху не было неба. Вместо небосвода на черное зарево были налеплены тысячи глаз, наблюдающие за ним. Улыбающиеся ему. Адам не представлял, как такое возможно, но он знал, что они улыбаются. Его же экранировали от психоделических штучек, неужели…
Нет чувства хуже, чем знать, но не понимать. Адам чувствовал, как по мере увиденного распухает мозг.
Да, точно, это просто сцена из фильма. Он актер экшн-флика «Киборги против эльфов». Идет спасать свою девушку из лап уберэльфа. Это единственное объяснение. Улыбочку, мистер Дженсен, вас снимает скрытая камера.
Потому…
Потому что это все не может быть реальным…
Не может быть…
Реальным…
— Дхойне! — рявкнула Дейдра, и сбила Адама с ног, буквально втолкнув в распахнутую дверь тюрьмы. Та была так раскрашена брызгами кровью, будто кто-то окатил ее из ведерка.
Ледяная преграда отрезала их от остального мира.
*****
Перед глазами все ещё стояла картина, в которой взвод «Беллтауэр» перемалывало в кровавые лоскуты. Адам вытер рукавом лицо (ну и рожа у него должно быть, самое то для свидания), оставив на нем смесь из самых разнообразных биологических субстанций. На пальцах остались крупные рытвины. Скоро слизь доберется до электроники, и будет поздно кого-либо спасать.
Адам посмотрел на тяжело дышащую эльфку. А как же ребенок? Как он выживет после такого?
— О себе заботься, дхойне, — огрызнулась Дейдра, поймав взгляд на свой живот, вымазанный отпечатком от черной лапы. Огненные волосы растрепались, глаза горели безумным огнем, она щерила мелкие зубки в жуткой гримасе. Неудивительно, что их раньше сжигали.
Он заботится о Цири. А это — ее ребенок. А значит, Адам должен его защищать.
Тюрьма и до произошедшего мало походила на курорт, а обзаведясь широкими мазками крови и слизи на стенах, стала напоминать католическое чистилище. Ад остался за ледяной преградой.
— Дженсен, — завибрировал динамик на окрашенной в тусклый свет стене. — Ты в курсе, что мы тут мир спасаем?
Вопрос был задан с рваным, дерганным израильским акцентом. Намир знает о их прибытии.
— А ты готов его погубить, — не растрачиваясь на паузы, продолжил наемник. — Ради чего, Дженсен? Ради малолетней соски? Для тебя жизнь миллиардов стоит меньше, чем ее? Жизнь моих детей?
Он, наверное, мог бы придумать на это какой-то остроумный ответ. Но он как-то никогда не был силен в остроумии, а учиться уже, наверное, поздно.
— Ну ты и мудак, Дженсен, — совершенно не скрывая своего презрения, сказал Намир.
Самое смешное — он действительно так считал. Джарон Намир считал Адама Дженсена аморальным дерьмом.
А это, черт подери, высокая планка.
— Мудак, — подтвердил он, стиснув зубы и почти не шевеля губами. — Полный и, к сожалению, единственный на этой планете.
Адам закашлялся и выплюнул на пол комок смешанной с кровью и осколками зубов слизи. Значит, черная дрянь уже добралась до внутренностей. «Носорог» и чудо-фильтры Шарифа пошли по пизде…
— До встречи наверху, — необычайно тихо сказал Намир.
Динамик замолчал.
Ну, значит, сюрприза не получится.
По крайней мере, их ждали. Кровотечение не останавливалось. Страж Здоровья не знал, за что и хвататься. Батареи показывали десять процентов заряда.
Пробежав три пролета вверх, они не встретили ни единой живой души. Впрочем, Адам чувствовал инфракрасный взгляд, направленный на него сквозь двери. Нажал дверную ручку. Дверь беззвучно открылась внутрь.
*****
Первой он увидел Цири. Распластанную на конструкции из белого металла, по виду прямо как Иисус гребанный Христос. Распятый за грехи наши. Только женщина.
Феминисткам бы понравилось. Дерьмо собачье, ну какая же херь приходит ему в голову.
Без сознания, но живая. Или в сознании, но где-то в совершенно в другом месте. По крайней мере, она никак не отреагировала на Адама. Ну, а что он хотел? Закричать через всю комнату — «прости меня, я не хотел тебя убить»?
Конечно, милый, ничего страшного, пустяки, меня всего-лишь распяли из-за тебя на кресте.
Убогая обстановка комнаты напоминала сцену любительского театра. Либо бывшая вотчина начальника тюрьмы, либо комната для допросов. Что, в общем-то, одно и то же.
Намир стоял на расстоянии вытянутой к Цири руки.
— Предатель! — крикнула эльфка.
Просто охерительное начало для переговоров. Нет, ну а кто притащил беременную на захват заложника, а, офицер? Намир ухмыльнулся дурости эльфки, явно предвкушая магическую баталию. Киборгу, наверное, вместе с модификациями вживили гены гончей — сам запах крови заставляет его скалиться.
— Дейдра, — одними губами сказал эльф. — Ruîth (Беги).
— Я не бо… — зашипела чародейка.
— Chãn e fãecal (ни слова), — оборвал ее эльф. — Ruîth (Беги).
Дальнейший короткий диалог они вели в своей голове, Намир и Адам переглянулись, в кои-то веки единые в своем раздражении.
Дейдра резко стала задумчивой. Прищурилась, словно проверяя информацию по каким-то там своим чародейским каналам. Подняла подбородок, и удивленно выдохнула. Когда она вскинула руки, Намир и Адам синхронно сделали два больших шага назад. Остановившись, сделали еще один — для верности.
Послышался знакомый треск разрывающийся ткани. Адам напрягся. Последний раз после таких ее выкрутасов погибла Женева. Намир предупредительно вскинул оружие на уровень груди. Но нет: Дейдра исчезла по-английски, не сказав на прощание ни слова. Зато Намир прорычал ей вслед что-то вроде «оревуар, сука». Ну, этому «ревуар» вряд ли суждено случиться.
А вы надеялись на помощь беременной женщины, офицер? Немедленно сдайте свой жетон. Ах, да, вы его уже и так давно просрали.
— Цири, — рявкнул Адам. — Если ты меня слышишь, беги! Телепортируйся прочь!
Оставшийся эльф усмехнулся и покачал головой. Повисло молчание. Адам просканировал состояние Намира. Судя по температуре, системы работали на полной мощности, он был готов сразу броситься в драку.
Нет, это был очень дерьмовый расклад. Один против Намира расклад уже сам по себе дерьмовый, а один против Намира и эльфа — на ступеньке выше по шкале дерьмометра. Можно сказать, на самой его вершине. Тем более в его состоянии; он уже видел имитацию костей на собственных сухожилиях, и ходил, фактически, на обрубках.
— А ты, эльф? — спросил Намир. — Не хочешь дать деру?
— А я остаюсь спасать свой народ, — тихо сказал прислонившийся к стене Карантир, задрав вверх подбородок в излюбленной манере эльфов. — Разбирайтесь сами, дхойне. Режьте друг другу глотки. Мне это неинтересно.
Стоило ему договорить последнее слово, как его взгляд остекленел, и он впал в подобие соманбулизма, в котором Адам уже не раз видел Цири.
Каждому эльфу в младенчестве вместе с острыми ушами выдается, видимо, белый плащ. И с возрастом он врастает в кожу. Ну, тоже неплохо. Значит — он против Намира.
— Как в старые добрые времена, Дженсен. — сказал киборг. — Как в старые добрые времена. Помнишь, чем они кончились?
Раньше Адам часто представлял, как будет драться с Намиром. Признаться, даже мечтал об этом. Изучал особенности конструкции. Регенерацию синтетических мышц. Но он никогда не думал, что биться придется врукопашку.
Чем мы, мать нашу, занимаемся? Там, наверху, небо из глаз, а мы собираемся бить друг другу морды. Когда мы, люди, чему-нибудь научимся?
В комнате с самым ценным ресурсом на планете особо не постреляешь. Да и ринг из нее так себе.
Адам встретил Намира на полушаге, когда тот резким выпадом попытался схватить его за горло. Ушел вниз, попытался вынырнуть апперкотом (ха, привет боксерскому клубу Феникса), выпустив наружу лезвие. До предела разогнавшаяся нервная система сделала время ползучим, размазанным; Адам наблюдал, как идеально оптимизированное тело Намира встретило наскок невероятном ловким уходом. Лишние суставы. Сверхгибкие искусственные сухожилия.
Удар скользнул в сторону, и Намир, захватив его локоть (миниатюрные крючки выскользнули из пальцев, надежно зацепившись за углепластик), резко вывернул наружу. Он увидел черные от почти исчезнувшей радужки глаза. Еще и боевые наркотики, мало ему адреналина.
Хруст лопнувшего углепластика чем-то напоминает звук разбившегося стакана из-под вискаря. Вывернув предплечье Адама в обратную сторону, Намир не ослабил захват, и дал Дженсену в нос его же вывернутым суставом.
Он высвободил руку — почти голый каркас и кабели, и попытался ударить другой в горло, но Намир выставил блок локтем, пожертвовав раскроенными надвое мышцами запястья. Ни капли крови. У синтетических тканей есть свои преимущества.
На самом деле, это даже не рефлексы Адама против рефлексов Намира.
Это Шариф Индастриз против Версалайфа. Они — всего лишь носители чертовых аугментов.
Где-то там потирает руки Шариф и говорит: «ну давай же, сынок». Где-то там в гробу переворачивается Пейдж и думает: «устройте же нам на прощание последнее шоу». Мы жаждем крови. Мы жаждем зрелищ.
Решив поменять угол схватки, Адам пригнулся, схватив киборга за ногу и рванув на себя.
Намир потерял равновесие. Пошатнулся, и Адам, воспользовавшись той секундой, что ему выпала, полоснул его лезвием по горлу, снизу вверх, словно расстегнув молнию. Изо рта киборга вырвался хрип. Не предсмертный. Но достаточно болезненный, чтобы подбодрить Адама, как и вид искрящих перерубленных мышц.
Намир отпрянул назад.
А Адам приготовился к контратаке. Уже прыгнул, занеся руку в правом хуке, который должен был пробить грудь наемника. Насадить на лезвие, как свинью на вертел.
И насадил бы, наверное. Момент обещал быть удачным, Намир еще не успел правильно сгруппироваться.
Или нет.
Он уже никогда этого не узнает. Не получится у них устроить эффектное шоу в декорациях апокалипсиса.
Потому что Цири, забившись на своем импровизированном кресте, закричала, выворачивая руки в суставах, а глаза ее наполнились ослепительным белым светом.
Адам переглянулся с держащимся за горло Намиром — так, как будто они только что не бились насмерть. Вот сейчас будет реальный пиздец. Прощай, Канзас, привет Волшебная Страна.
Намир открыл рот и хотел что-то сказать. Не успел. Потому что когда Цири окутал зеленый свет, и ее тело изогнулось дугой под градусом, который показался Адаму невозможным, он увидел, как идет ударная волна…
…И понял, что даже понятия не имеет, что такое настоящий ЭМП-удар. По сравнению с этим случившееся на крыше Шариф Индастриз показалось ему воздушным поцелуем на прощанье.
*****
Их с Намиром вышвырнуло через бронированное окно. А может быть, и не через окно, а снесло вместе с бетонной стеной. Черт его знает. Адам не чувствовал ни рук, ни ног, ни позвоночника. Вообще ничего не чувствовал. Может быть, его уже и нет вовсе, он — бесплотный призрак, витающий над островом. Тело, словно раздавленный червяк, распятый на мёртвых имплантах — желе, лишенное воли и более не желающее подчиняться узурпатору-сознанию.
Намир такой же изломанной куклой распластался на песке рядом с ним. Уставшее лицо ничего не выражало. Есть там жизнь, нет там жизни? Какая разница. Что-то гудело вдалеке. Наверное, твари уже ползут сюда, дожрать несожранное.
После такой ЭМП-вспышки Притчард до него уже не доберется. Да никакой пилот бы не добрался, нет таких психов, разве что Фарида, но та… Хотя, и это тоже уже неважно.
Небо над головой закручивалось в спираль, звезды засасывало в черную воронку, в непроглядную космическую тьму. А, может быть, просто шутки умирающего визуального модуля…
И еще одна мысль (наверное, последняя).
Лишь бы выжила.
Мысль пронеслась в мозгу и вспыхнула, как сверхновая…
Комментарий к Kill Switch (Адам)
Все противомонстровые идеи - из Ложной Слепоты Уоттса.
Для пропустивших последние новости - работа дописана. Оставшиеся главы будут выпускаться с периодичностью в день начиная с сегодняшней. Одновременно с этим закрываю лавочку спойлеров в комментах. Могу только посоветовать не делать выводов, не дождавшись окончания)
========== Offworld (Цири) ==========
Адам мертв. Мысль била набатом, заглушая все остальное: «Адам мертв». Заглушая даже страх, испытанный в логове Винтермьюта. Эльф, будь он проклят, не смог отправиться к праотцам, не забрав у нее то немногое, что у нее осталось.
— Откуда в тебе слез-то сколько? — вздохнул Намир, и протянул ей металлический термос. — Чаю хочешь? Могу вискаря плеснуть. Очень помогает от разбитого сердца.
Он серьезно? Цири волком уставилась на ухмыляющегося киборга. Связанная по рукам и ногам, почти спеленутая - двимеритом, железной проволокой — черт его разберет, чем еще. Дышать аж трудно.
Все уже осмотрела, перебрала все варианты. Она не сбежит. Не от Намира. Намир, курва его раздери, профессионал. Самые страшные люди во всем междумирье.
— Ну, не хочешь, как хочешь, — пожал плечами Намир. — Мое дело — предложить.
В паре аршинов от них возводил свою конструкцию Карантир. Совсем спелся со своими ненавистными дхойнями, мантию заменила черно-серая форма с бычьей головой на рукаве.
Судя по глифам на белом металле — за такую штуковину в Новиграде сожгли бы заживо. Цири достаточно разбиралась в оккультной алхимии, чтобы узнать формулу преобразования человеческой пневмы в магическую энергию.
— Не хочу чая, — тихо сказала Цири. — И умирать тоже не хочу.
— Детка, — засмеялся киборг, обнажив искусственные белые зубы, — открою тебе секрет: весь ужас нашего нелегкого бытия состоит в том, что никто не хочет.
*****
Она верещала и сопротивлялась, и когда ее водружали на конструкцию (Намир делал это так методично, будто полку к стенке прибивал), и когда магические узы Карантира окутали ее, присосавшись, как пиявки. Конечно, сопротивлялась! А что ей оставалось делать? Молчать, покорно опустив голову?!
Черта с два. Когда Карантир подошел к ней, она набрала в рот слюну и плюнула эльфу в лицо.
— Хоть в раз в жизни, дхойне, — скривился он, утерев слюну так, будто та была ядовитой. — Хоть раз в своей короткой, несуразной жизни подумай о чем-то, кроме себя.
Надо бы еще раз плюнуть, но на повтор слюны не хватит, слишком пересохло в горле.
— Будь спокойна, — продолжил Карантир, — я погибну вместе с тобой. Более того — я погибну бесславной смертью, презираемый теми, кого спасаю. Но моя гордость, мое эго и моя жизнь — песчинки в песках времени. Ты никогда не была способна этого понять.
— Да-да, эльф, — перебил его Намир. — Поняли уже, ты охуеть какой герой. Давай начинать, а?
Карантир сузил раскосые глаза.
Цири до последнего пыталась сохранить ясность сознания, но голова ее закружилась, и она провалилась в пустоту.
*****
Бесконечность нельзя представить; ее можно лишь узреть.
Вокруг Цири не было даже пустоты. Пустота есть отсутствие чего-то, а когда ничего не существует, то и пустота становится бессмыслицей.
Все ее существо кричало: «Дай мне землю под ногами! Дай мне линию горизонта!». Обезьяна, глубоко дремавшая в памяти тела, начала изо всех сил трясти клетку и верещать. Роду человеческому здесь быть не пристало. Роду человеческому нужна земля и небо, солнце, ветер, и самое главное — время.
Сознание вхолостую пыталось осознать хоть что-то, пыхтело, буксовало. Пыталось построить в голове образ, ассоциацию, различить свет и тьму, уловить какое-нибудь движение.
Бедный, бедный человек. Тебе здесь не место.
«Спокойно, Zireael, — прозвучал в голове голос Карантира, — спокойно. Если смысла нет, придумай его сама. Человеческий мозг пластичен. Его реальность пластична. Придумай себе иллюзию».
Сила мага поддерживала ее, как костыли. Цири ухватилась за них.
Она бы сейчас ухватилась за что угодно.
*****
«Ты повелительница Времени и Пространства, Zireael. Те силы, что подвластны тебе, воображение простых смертных не способно даже представить».
Цири — в пустыне из белоснежного песка.
Пустыни не существует. Ничего не найдя, сознание уцепилось за расхожую метафору «песков». Детский рисунок, набросок, синей краской — небо, белой — земля. Иллюзии хватило, чтобы немного успокоить паникующее тело. Но если очень долго смотреть на песок, то можно понять, что под ним ничего нет.
И тогда все начиналось сначала.
Цири сделала первый шаг. А это означало, что к ней вернулась роскошь времени. Шаг назад она была там, теперь она здесь. Прошлое и будущее. Причина и следствие. У нее теперь есть руки и ноги, пусть и те, которые она вообразила себе сама.
«Представь себе время и пространство, — сказал Карантир».
Цири представила себе самый простой символ — портал. Повинуясь воле воображения, перед носом развернулась знакомая гладь. Питаясь энергий Цири, портал втягивал цвет и поверх него ложились все новые и новые мазки: из хаоса методично рождались формы. Возникали очертания городов, людей, и невидимый художник с безумной скоростью продолжал добавлять детали.
Энергии, которые здесь обитают, которые позволяют ее крови собой манипулировать — древнее их ничего не существовало.
«Ты мыслишь как человек, — сказал Карантир. — Древность означает движение в одну сторону. Ты никогда не увидишь полной картины, если будет так думать».
Как можно думать по-другому?..
«Фундаментальные законы симметричны во времени, — сказал Карантир. — Между прошлым и будущим нет никакой разницы. Она существует только в человеческих глазах».
У нее нет других глаз.
«Zireael, —сказал Карантир, — перед тобой каждое событие, которое произошло или произойдет в прошлом и будущем. Перед тобой — Книга Веков. Просто открой ее».
Портал раскрывался, становясь все больше и больше, но Цири не нужно было сосредоточиться, чтобы увидеть все, на нем нарисованное.
«Открой и выбери нужные тебе страницы».
Сотканный мир вокруг нее подрагивал, как будто через него проходили электрические разряды. Цири не сопротивлялась, позволяя энергии использовать себя так, как та считает нужным. Она — часть процесса, часть Колеса Времени. Она — та сила, что его раскачивает.
*****
Маленькая Цири умирает в Цинтре. Большая Цири наблюдает за ней через пески времени. Умирает буднично и как бы случайно — эфес меча об висок. Время обволакивает ее маленькое тело, и мир живет дальше, проглотив потерю, не прожевывая. Предназначение оказывается пустой оберткой, конфетка уже давно съедена.
*****
Цири выходит замуж за Кагыра Аэп Кеаллаха. Свадьбу играют наспех, священник лыка не вяжет, на столе, считай, ничего, кроме жженки, и не стоит — но что делать, вокруг бушует вторая Северная, а невесте пузо на нос лезет. Кагыра кто-то из гостей называет «нильфгаардцем», и он одним ударом разбивает тому нос. Геральт что-то бурчит под нос. Цири хохочет, огромный живот колыхается под полами наспех сшитого магией платья. Она счастлива.
Лучше оставить ее в покое.
*****
Цири видит и тех, которых хочется обратить в пепел. Ту, что не повстречала Бонарта в Ревности, с разъеденной фисштехом носовой перегородкой. Она смеётся, откинув голову назад, когда Искра от уха до уха перерезает горло пойманному купцу, и в лихорадочных глазах пляшет смерть.
Но еще больше Цири ненавидит ту, что с подведенными по эльфской моде глазами. Она призывно стонет, распластавшись на атласных простынях, перекрестив ноги за спиной вбивающего её в кровать Эредина.
Ей стоит немалых усилий оставить обеих в покое.
*****
Другая Цири думает, что свернула не туда, и лучше бы отправилась в мир машин. Она бредет, умирая от жажды, по пустыням, где обитают огромные черви-людоеды. Она бежит от наркоторговцев (эх, сюда бы Адама…) с глазами из обезумевшей синевы. «Курва мать, — думает Цири. — Как ж меня сюда занесло?».
Она не осознает своего счастья.
Зато осознает та, что наблюдает за ней. Ей никогда не следовало приходить в мир Адама, они — несовместимы, они — парадокс. Цири вытягивает руку, чтобы ухватить нитки времени и дернуть изо всех сил, закрыв самой себе путь в мир киборгов.
Руку обжигает, словно она окунула её в чан с кипящей водой.
МЫ НЕ СОГЛАСНЫ.
Их голос звучит как приговор, вынесенный всеми безжалостными судьями, что когда-либо существовали, существуют или будут существовать.
«Они здесь, — понимает Цири. — И были здесь все это время».
Время и пространство взаимосвязаны; тем, кому не ведомо время, нужен проводник и через пространство.
«Конечно, здесь, Zireael, — говорит Карантир. — Прямо позади тебя. И если бы им не было интересно, что ты предложишь, нас бы уже не было в живых».
*****
Она не хочет предавать ни одну из Цири, ни одного из Геральтов, ни одну из Йеннифэр. Они и не настаивают — просто ждут. Цири чувствует себя мясником, выкатившим перед важным покупателем куски мяса. Торговка смертью. Торговка душами. За полой ее курточки — множество миров.
Кого вы желаете съесть, милые господа? Смотрите — у меня для вас подводный мир и его причудливые машины. Неужели вам не нравится подводный мир? Смотрите, господа, у меня для вас летающие города! Какая диковинка! Налетайте!
Господа отвечают:
МЫ НЕ СОГЛАСНЫ
Смотрите, господа, у меня для вас — люди-кочевники в открытом космосе. Их так много, что они заполонили целые созвездия. Неужели вам невкусно, господа?
Господа отвечают одно и то же:
МЫ НЕ СОГЛАСНЫ
******
Она, наверное, живет здесь уже целую вечность. В пространстве, где времени не существует, ничто не растет, не рождается и не меняется.
Цири перебирает миры, как речные камушки, и отшвыривает прочь. Карантир говорит ей прекратить цепляться за время. Люди осознают время последовательно, то, что стоит за ее спиной — единовременно.
Маг подпитывает ее энергией, и в ее мерцающем зеленым течении она слышит отголоски чужой боли.
*****
Цири думает: может быть, им и вовсе не нужны люди. Предлагает эльфов, предлагает подводных созданий, предлагает птиц, предлагает насекомых. Все оказывается невкусным, горьким, пресным. Цири ищет дальше.
Она понимает: им скучно, нужно что-то куда масштабней. Что-то под стать им сами.
Цири ищет страх. Слушает тысячи разговоров, ищет слезы, ищет страдание, ищет боль.
Всего этого полно во Вселенной — можно сказать, это ее движущая сила. Шпионит на улицах города тысячи Дверей, в храмах божества с волосами из клинков. Госпожа Боли вышвыривает соглядатайку. «Для них ворота захлопнуты на вечность».
Но Цири не сдается. Она идет по следу боли и находит тех, кто ей питаются. Кровожадные боги, пожирающие пневму своих служителей. Цири слышала, как они чавкали и росли, увеличиваясь настолько, что им не хватало ни четырехмерного, ни пятимерного пространства. Их рев можно услышать в глубоких изъянах мироздания, сквозь выбоины и трещины, оставленные жестокостью, насилием и пороком.
Она чувствует, как Они заинтересовались. Закапали ядовитой слюной, застонали.
МЫ СОГЛАСНЫ
МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ
«Слава богам, — выдыхает Карантир, — слава богам!». Маг все еще здесь. Он говорит, что в том, оставшемся позади мире не прошло и мгновенья.
Ну уж кому угодно слава, но не богам. Будь они все прокляты.
Цири молчит.
Цири хочет потянуть за еще одну ниточку. Маленькую, маленькую ниточку. В своей «короткой и несуразной» жизни, пока та еще не подошла к концу, она действительно хочет подумать о ком-то кроме себя.
Немного жертвенности.
*****
Цири уверена: они «подождут». Время им безразлично. Они не понимают, зачем оно существует, и сомневаются в его реальности. А вот Карантир — понимает и беснуется.
«Ради чего? — эльф сверлит дыру в ее голове. — Таким, как он, суждено умереть. Такие, как он, рождены умереть во благо других. Сделай ему одолжение!»
«Я — Владычица времени и Пространства, — отвечает Цири. — И я решу, что ему суждено».
«Кем ты себя возомнила? — спрашивает Карантир. — Владычицей судеб? За такую гордыню дорого платят. Ты — всего лишь инструмент в руках Предназначения».
Цири не отвечает; ее распирает от силы, которую вкачивает в нее маг. Она еще никогда не чувствовала себя такой могущественной и такой ничтожной.
И в ее власти нужным образом спутать нитки времени. Потянуть так, чтобы Адам выждал удачный ракурс и не спустил летающего робота на наемника слишком быстро. Время следует за силой Старшей Крови, послушно прогибается, и она склеивает две реальности, как опытный знахарь, заменяя одну Фариду — другой, той, что не попала в больницу, той, что довезла Адама до острова-тюрьмы. Пришить кусок туда, вырвать кусок отсюда. Цири — единственное связующее звено между двумя реальностями.
Цири не сомневается: Фарида его спасет. На ручном управлении прорвется к острову, запустит дронов-спасателей, спасет то, что осталось от обожженного кислотой, разбитого и искалеченного Адама — считай, один лишь торс. Фарида любит Адама самой страшной любовью — той, что не требует ответа. Цири видит это. Отсюда ей все видно.
Она — Владычица времени и Пространства.
Время останавливается. Нарисованное Цири полотно завершено, и оно — совершенно. Вопреки своей собственной судьбе, вопреки всем вероятностям, Адам будет жить.
Будет жить. Будет?..
Нарисованное полотно перекидывается на нее саму, как вероломное создание, обратившееся против своего создателя. Опутывает ее нитями времени, и щиколотки Цири трескаются, как стручки сгнившего дерева, змей Уроборос вонзает зубы в собственный хвост.
Она не чувствует боли. Оцепенев, остолбенев, Цири просто наблюдает, как пески времени окутывают ее ноги, и бледная, покрытая синяками кожа темнеет.
И покрывается золотом.
Цири все уже понимает, просто еще не успевает осознать. Все в мире имеет цену; но настоящую цену называют только после завершении сделки.
«НЕТ, — раздается в голове голос Адама, — ЦИРИ, НЕТ, НЕТ, НЕТ!»
Она видит темные пятна жуткой, обжигающей вины, окутавшей его сознание. Он — не успел. Выжидал время для Фариды, пока гигантский кибернетический кулак Барретта приземлился ей прямо на щиколотки. Достаточно огромный, чтобы захватить сразу две.
Адам никогда себе этого не простит. «Я ненавижу тебя, слышишь? — слышит она свой собственный голос. — Ненавижу тебя за то, что вы со мной сделали».
Цири опускает взгляд вниз, на блестящие черные ноги, на гордость Шарифа — сверхлегкий углепластик с выкидными лезвиями «из мономолекулярной материи последнего образца», и забывает, как дышать.
Немного жертвенности. Одна капля жертвенности на проверку оказывается бездонным колодцем. Сунул туда ногу — попробовать воду, не слишком горячо ли — а тебе ее уже оттяпали.
И поздно возмущаться «я ведь хотел всего лишь одну капельку!», потому что жертвенность сама назначает свою цену.
*****
Она лежит посреди пустоты, пялясь в бесконечность. Они напоминают ей:
МЫ СОГЛАСНЫ
Теперь и Цири согласна умереть. Лучше так, чем заживо гнить с имплантами, чье устройство не предназначено для путешествий между мирами. Шариф пытался обмануть законы природы, покрыв их двимеритом; но перед прыжками через миры и тот бессилен.
«Мы умрем, Zireael, — говорит Карантир. — Ты готова?»
«Да, — отвечает Цири, — Я готова».
Если худшее неизбежно, то пусть оно случится. Пусть придет небытие и покончит с тиранией надежды. Что-то, в конце концов, начинается, а что-то кончается. А что-то не имеет ни начала, ни конца.
Цири смотрит на мир, который принесет в жертву, в сплетения его времени и пространства, на его кровожадных богов. Впивается в его кровь и кожу, в его детей, мужчин и женщин, в пневму его бытия. Он могуч, этот далекий, неизведанный мир, могуч и страшен.
Осталось только перенаправить флюгель. Заменить одну дверь — другой. Подточить барьер, отделяющий одну реальность от другой.
Древняя энергия наполняет ее, выворачивая мускулы, проникая в ткани и кости, впиваясь в само ее естество. Энергия становится ей: они неразделимы. Цири чувствует, как дотла нагревается кожа, и кричит.
Такой крик способен пронзить саму пелену времени.
*****
Карантир умирает первым, став предпоследней жертвой своего собственного кровавого ритуала. Как провод, через который пустили слишком много тока. Лопается, как надутый шарик, распираемый невидимым глазу пламенем. Звенят раскаленные добела осколки железной руки.
А Цири они решают показать на прощание лица.
И на этих лицах вообще не было ничего, кроме глаз. Зато глаз — мириады, и по бокам головы тянулись ряды щелок без век и ресниц. Возможно, их были мириады, но, чтобы узнать это наверняка, не хватило бы вечности, потому что Они не имели формы.
— Дайте мне умереть, — молит она. — Дайте мне умереть…
Ее голос делается жалостно тонким — мышиный писк, а не голос.
ТЫ ОТКРЫВАЕШЬ ДВЕРИ
МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ
ТЫ БУДЕШЬ ЖИТЬ
ТЫ БУДЕШЬ СЛУЖИТЬ НАМ
ПОКА НЕ ПОГАСНЕТ ПОСЛЕДНЕЕ СОЛНЦЕ
И Они выплевывают ее. Жуют, переваривают в своей черной слюне и выплевывают наружу. Изрыгают, как кислотную отрыжку.
Цири пытается взмахнуть руками, чтобы замедлить падение в никуда, но в итоге переворачивается вверх тормашками, потом еще раз и еще, пока не перестает понимать, кто она и куда падает. Она думает, что так и будет просто кувыркаться и кувыркаться в песках времени, пока не погаснет последнее солнце.
****
Южный тракт по осени развезло так, что хоть волком вой. А у Гаврилы как назло ценный груз — ковирские, будь они трижды неладны, горшки, из обожженной глины. Новомодные. На ярмарке в Виковаро — с руками оторвут.
Лошадь фыркнула. Гаврила присмотрелся — валяется в кустах что-то, не то зверь какой, не то человек. Слез с телеги, вышел, посмотрел. А как увидел, то пихнул Яника, братку своего — тот снова прикорнул, зараза, на таких-то ухабах! — и сказал:
— Яник! Глянь! Девка в кустах валяется.
Яник едва очухался, а как очухался, то сразу раздухарился:
— А чаво она там валяется? Дурная что ли? Или снасилили?
— Да хер ж ее поймет! — развел руками Гаврила.
— А ты пни ее, — предложил Яник, — может таво, очухается.
Дело говорит братка. Гаврила пнул — легонечко так, по ноге токма, и взвыл белугой, подпрыгнув на одной ноге:
— Ох, ядрена мать! Яник, ты глянь! У нее ноги железные!
— Чаво? — аж протрезвел Яник.
Мало ли чудес на свете, вы посмотрите!
— Где я? — спросила девка.
Таки очухалась, от пинка-то!
— Да, сильно тебя приложило, девка… — сказал Гаврила. — Под Виковаро ты,
в Медынском уезде.
Она так на него таращилась, будто Гаврила сказал: «резать тебя сейчас будем и насиловать». На зеленые глазища (уж чай не эльфка ли?) навернулись слезы.
— Ну чего ревешь, дурная? Ограбили тебя что ли, барынька? Ну так не реви, мы тебя до Виковаро подбросим.
Гаврила-то в душе своей парень добрый. Ему и мамка так всегда говорит: «слишком жалостливый ты, Гаврилка. На таких воду возят».
А девка все рыдала и рыдала. Он еще помочь предложил, а она рыдала. Ну, чудная!
— Ну все, Гаврила, — помотал головой рыжий, — пиши пропало! Помутилась головой девка.
— Ясен пень помутилась, — проворчал Гаврила. — Ты на ее ноги глянь! Кто б тут не помутился!
Комментарий к Offworld (Цири)
Ииии в этом мире упомянуты 6 миров, большинство из них очевидны, и два - для олдфагов.
========== EPILOGUE 1: The Nova Pr0spekt (Мир Deus Ex) ==========
Пятнадцатого октября две тысячи двадцать восьмого года, ровно через год после появления Цири на Земле, они потеряли половину населения.
Так и сказали по телику — «половину». Не уточнили, блядь, что за этой половиной скрывается четыре с половиной миллиарда человек. Что за этой половиной скрываются непригодные для жизни Китай, Индия и Россия. Что через год эта половина превратится в три четверти, а еще через два — им полная крышка.
Половину, блядь, они потеряли, зато впереди охренительные новые времена, пожалуйста, пристегните ремни и держитесь за поручни. Человечество выторговало себе передышку, оставив другие миры умирать, руководствуясь своим любимым принципом — кто угодно, но только не я и не сейчас.
На всей планете остались две профессии — либо ты ученый, либо ты охотник на тварей, в противном случае — отправляйся кормить океан, нам сейчас лишние рты не нужны.
Адам выбрал второе. Хотя нет, подождите — выбрал? — из него сделали второе. Какая, мать ее, старая история, спетая на новый мотив.
Нет, есть еще один вариант — ты Дэвид Шариф, лидер общечеловеческой программы «Эксодус».
О, да. Тогда ты, считай, второй после Бога.
*****
Дэвид Шариф говорит по телевизору: «будущее за биотехнологиями».
На деле — за биохоррором.
Ген Цири — прерогатива карбонных форм жизни, старого доброго мяса, но времени выращивать мини-копии Цири не было, и Левандовски, перелопатив горы туш, выловленных из Женевского озера, предложил оригинальное решение.
Шариф и правительство Объединенных Человеческих Штатов (читай — Иллюминаты) одобрили его в первом чтении.
Так родились на свет SARIF INDUSTRIES BIOPORTAL T-300 — сгусток переливающейся биомассы, напичканной геном Цири, общающийся со своей базой с помощью квантовой телепатии.
Попытки имитировать дар Цири напоминали карго-культ, но у этого культа - множество жрецов. В попытках понять и воспроизвести человечество спускалось все ниже и ниже, от генов — к атомам, от атомам — к квантам, чем меньше — тем лучше. Квантовая физика обрела новое дыхание; никто не смел больше называть ее эзотерикой.
T-100 и T-200 оказались полнейшей неудачей — T-100 взял и исчез в никуда, из T-200 никто не возвращался, а звуки, с которыми он поглощал живые тела, резко сократили количество добровольцев.
Шариф был уверен, что T-300 окажется рабочей моделью. Может быть. Презентация рабочего прототипа была назначена на вторник.
*****
Старое доброе «железо» заржавело под мощным потоком инвестиций в биотехнологии, порталы открыли врата в Золотую Эру генных модификаций. Усовершенственованный CRISPR оказался в разы дешевле углепластика; для корпоративной Америки не существовало более убедительного аргумента. Никакого технического обслуживания, никакой починки, никакого нейропозина.
Что может быть дешевле куска мяса?
Биомасса, оставшаяся в людям наследство от морского бога, была способна принимать любые формы, стоит только чуть-чуть покопаться в гомеозисных генах. Рынок тут же создал новую профессию — инженер биомассы. Архитекторы плоти, вдохновляясь наиболее экзотичными из созданий давно попранной матушки природы, совершенствовали старую модель человека. Делали из вчерашней обезьянки колониста будущего.
Какой-то пиарщик на полном серьезе решил, что «архитектор плоти» звучит поэтично.
Народ сопротивлялся ровно до того момента, как Версалайф стала закрывать заводы по производству нейропозина. А когда сам Шариф сменил собственную золотую руку на нечто, способное регенирировать за долю секунды, окончательно понял, что наступили новые времена.
Потому что когда у Шарифа появляется видение нового мира, остановить его невозможно. Особенно если этих новых миров — нескончаемое множество.
*****
— Не пойдешь? — спросил Причард. — Цирк будет что надо.
Раньше бы Адам улыбнулся остроте, сейчас она показалось ему фальшивой — Притчард точно знал, сработает ли T-300 или нет.
Притчард знал все. У Притчарда целые комплексы обработки данных, Притчард — мощнейший квантовый компьютер на планете Земля. Машина, натянувшая на себя навечно застывшую маску Притчарда, и пытающаяся развлекать Адама старыми шутками.
И, к сожалению, его единственный друг.
— Нахер, — ответил Адам, выискивая в шкафчиках кухни чего-нибудь покрепче. Из Чайрон-билдинг он так и не переехал. Фарида предлагала к ней или вместе снять квартирку. Но Адаму казалось, что тогда исчезнут даже те крохи воспоминаний о Цири, которые ему остались. По этим коридорам она ходила, в ванной остался косметический карандаш. На кухне купленная когда-то кружка с Мастером Йодой. Цири говорила что он кого-то ей напоминает. Ве… ви… как-то там.
Память его подводила. Может, последствия той самоубийственной вылазки. Притчард говорил, что мозгу тоже досталось. Словарный запас тоже в последнее время упростился.
— Брось, — возразил Притчард. — Тебе нужно развеяться.
Притчард помогал Шарифу, Левандовски и Гинзбург, причем всем троим — одновременно. В нынешнем состоянии для него это не составляло труда. Обрабатывал массивы данных, находил скрытые связи, предлагал решения — и все это за пару секунд. Новая информация — ответ. Новая информация — ответ. Sarif Industries можно было переименовывать в Pritchard Industries.
Одной компанией амбиции новоиспеченного ИИ не ограничивались. Он успевал между делом планировать объемы потребления человечеством в условиях крайне ограниченных ресурсов: продовольственное обеспечение (одна пицца в неделю, Адам, в остальное время — витаминизированная бурда), здравоохранение, систему транспорта и связи. Не сразу и в открытую, нет, шаг за шагом, чтобы корпократы не переразали провода. Но, испуганные гиперинфляцией и хаосом, политики все больше говорили голосом Притчарда; и люди удивлялись, откуда вдруг на Земле появился здравый смысл.
Студент Фрэнсис Притчард, позже отчисленный с третьего курса Массачусетского, размахивавший транспарантом «нам нужна плановая экономика» на популярных в то время митингах «захвати Уолл-Стрит», не просто воплотил свою мечту; он ей становился.
Адаму он тоже помогал. В основном — слушал.
Но Притчарда в этой машине, с которой он ежедневно общался и в присутствии которой периодически бухал, с каждым днем становилось все меньше. Выражалось это, в основном, в мелочах. Немного по-другому строил фразы. Выражался куда конкретнее — сказал, например, недавно, что «критическая точка вымирания человечества — пять процентов от населения».
Разве бы он раньше такое сказал? Пять, мать его, процентов.
Это была сущая пытка. Смотреть, как твой лучший друг умирает с каждым днем, превращаясь в ИскИн. Маленькие усовершенствования кода множились, уничтожая маленькие человеческие баги. Что еще хуже — подсобил ему в этом Адам.
— Ты мне кое-что забыл тогда рассказать, — сказал Адам, наконец обнаруживший свою заначку (Фарида перепрятала, что ли?). — Что уже умирал, когда решился оцифроваться. От моей пули.
— Вспомнил таки, и года не прошло, — засмеялся Притчард.
— Что ж смолчал? — скривился Адам, хлебнув виски прямо из горла. — Пожалел, что ли?
— В первую очередь, себя, — отшутился Притчард, — Я бы самоудалился, слушая твое нытье и пьяные извинения.
Настоящий Притчард бы никогда не отказался от такой возможности.
*****
Намир жив. Адам даже не помнил, кто ему это сказал. Вроде бы Притчард? Сказал, мол, собирали по кусочкам, как когда-то Адама, и напичкали биоаугментами по самые гланды — «так, что на человека перестал быть похож».
Усраться. Как будто он был похож раньше.
Перебрался с женой и детьми куда-то в Вайоминг, подальше от большой воды. Говорят, отгрохал себе особняк. Говорят, занялся подготовкой отрядов для освоения новых миров — биозащита, внедрение, разведка. Колонизация.
Версалайф (теперь дочерняя компания Sarif Industries) уже и концепт представила: первый шаг — исследование биоскаутами, собирающими образцы всего, что возможно. Второй шаг — обработка данных Искинами. Третий — обкатка полученной модели со всеми возможными вариантами присутствия форм земной жизни.
Если верить брошюрке, исключительно мирная колонизация. Если верить истории человечества, то люди еще не наигрались в конкистадоров и индейцев.
Адам раздумывал над тем, чтобы прикончить Намира.
Даже собрался однажды — на полном серьезе. Подобрал оружие, посмотрел маршрут. Попросил Притчарда достать ему план особняка.
А потом сел за стол, налил себе виски до краев и сказал:
— Да пошло оно нахуй.
Это потихоньку становилось самой любимой его фразой.
****
На эльфов повесили всех собак.
«Мы не знали, — сказала медиа. — Это все остроухие твари».
Популярность эльфов от таких новостей, как назло, только возросла. Это как с Тедом Банди или теми малолетками из Коломбианы. Чем больше ненавидят, тем больше возводят в абсолют. Печатают книжки. Обсуждают. Цитируют.
Молодые парни отпускали волосы «под Эредина». В Воллмарте за сотню кредитов продавался биокит с этикеткой «заостряет уши всего за пару недель!». Самое популярное женское имя в 2028 году — Дейдра.
Правда, маленькие Дейдры редко доживали до двух месяцев.
Радиационный фон Земли был ни к черту.
*****
На Землю обрушились семь казней египетских (народ в последнее время непостижимым образом смешивал слепую веру в науку и религиозность): твари, голод, радиация, бесплодие, онкология, геокатастрофы, и самое страшное — гиперинфляция.
Планета погибала, причем жутко, как раковый больной в последней стадии, пожирая собственные внутренности, — колоть морфин уже не было смысла — не поможет. Как любой умирающий, Земля действительно обозлилась на человечество и мстила, как могла. Торнадо, штормы, цунами, дикий холод и дикая жара — никогда не знаешь, что ждет тебя завтра, проверьте последние сводки погоды по Пикус-Ньюз и ужасайтесь.
На планету можно было штемпель ставить — FUBAR (Fucked up beyond any recognition/all repair, разъебанная до неузнаваемости).
Люди масштабно и агрессивно сопротивлялись такому бунту.
Массовая технологизация. Массовая милитаризация.
Подготовка к массовому исходу.
*****
— Да пойдем, Адам, — сказала Фарида. — Шариф тебя там ждет.
Это скорее аргумент «против», нежели «за».
— Ну пойдем, — повторила она, вытирая полотенцем короткие черные волосы. — Это наше будущее.
Она вздохнула.
— Уж какое есть, — добавила Фарида.
У нее между глаз появились первые отчетливые морщинки. Жизнь бок о бок с Адамом еще никому не приносила ничего хорошего.
Как она его только терпит? Он и сам-то себя терпит с трудом.
*****
Фарида спасла его. Вытащила с острова, была рядом те три месяца, что он валялся после ЭМП-удара, сражалась с Шарифом по поводу биоаугментаций, которые в него запихивали — подавляющее большинство не прошло и тестовых фаз (куда в такое время до тестовых фаз), а одним вечером просто взяла и осталась. «Закажем пиццу, — сказала она. — И посмотрим Saturday Night Live».
Адам не сказал «да». Вместо этого сказал — «с пепперони и двойным
сыром». Сам не понял, почему; то ли из чувства благодарности, то ли понимая, что еще немного, и он введет себе в вену смертельную долю какой-нибудь медицинской дряни.
И следующим утром, увидев рядом с собой смуглую спину с трогательно торчащими лопатками, почувствовал себя виноватым не перед одной, а аж перед двумя женщинами.
Но Фарида знала, конечно. Знала, что периодически он набирает номер Гинзбург — как бы невзначай — и спрашивает: «ну что, нашли чего?»
Подразумевая, конечно, нечто конкретное.
****
Двадцать первый век, как оказалось — время Гигера, биомассы и хитина. Старина Армитидж напророчил.
Эпоха киберимплантантов не просуществовала и десятка лет, уступив будущее биоаугментациям. Бонусом к ним прилагалось невысказанное вслух обещание, что обладатели этих имплантов когда-нибудь научатся сотворять ледяные глубы из ниоткуда.
После случившегося на острове имплантанты ему заменили полностью. Не сразу — сначала ноги, потом руки, наконец остальную требуху. На первое он сам подписался, на второе — подписал Шариф, а третье потребовалось само собой. «Адам, сынок, у тебя опасная работа…»
А ведь он уже привык к углепластику. Почти. Пришлось привыкать снова, на этот раз к биоимплантантам. А это непростая задача; ведь биоматериал живой. Ты просыпаешься ночью и думаешь — это ж не мои руки, какой больной ублюдок мне их, черт подери, приделал? У них же другая генетическая структура. Они, может быть, даже живые, и им посреди ночи приспичит превратиться во что-нибудь совершенно другое.
Жизнь, как Адам теперь слишком хорошо понял, чудовищно многообразна.
Но загвоздка в том, что порталы теоретически совместимы только с биоимплантами. По крайней мере, попытки провести через них электронику приводили к разрушительным последствиям. Поэтому для колонистов предполагалось ни грамма техники, все — на генетических модификациях. Живые организмы — симбионты.
Поэтому Адам сказал — «да».
Поэтому Шариф знал, что Адам скажет — «да».
Как и то, что Адам станет первым человеком, к которому биоимплантанты приживутся полностью.
Теоретически существовал и другой вариант.
«А что насчет двимерита? — как-то поинтересовался Адам. — Разработки Гинзбург по экранизации?».
«У меня миллионы аугментированных людей, — хмыкнул Шариф. — Пойдешь и лично раскопаешь им осмия в затонувшем Казахстане?»
В этом мире нет более разрушительных слов, чем «слишком дорого».
*****
Они с Шарифом не разосрались, нет. С ним невозможно поругаться.
Сама возможность ссоры предполагает, что другая сторона — слушает. И слышит.
Адам все еще висел у него на пейролле. Он там, считай, навеки прописался. Что делал в Шариф Индастриз — сам не понимал. Выполнял роль любимой комнатной собачки, наверное. Совершал редкие вылазки на тварей (тех, что не ушли вслед за своим предводителем), периодические, размять новые импланты, таскался по опасным зонам, сам разведывал, сам зачищал.
Без поддержки своего бога-колосса они просто стали сгустками биомассы, которые оказалось эффективно сжигать микроволнами. Штайнер-Бисли выпустила для этого специальную линейку дезинтеграторов. Special Apocalypse Edition, мать его. Охотники ласково обозвали новую пушку «Мегагрилем».
Один раз был почти у самого Кратера — но остановился, когда температура упала ниже ста двенадцати по Фаренгейту.
Такое раньше, говорят, бывало только на Ояконе.
Шариф периодически звонил. Так просто, поболтать, такой же жизнерадостный и полный безумных идей, как и раньше; может быть, даже чуточку больше. Адам отвечал, что спит. Или занят. Или просто не поднимал трубку.
Шариф действительно считал, что спасает мир.
Нет, хуже.
Он его действительно спасал.
****
Фарида просила его пить меньше.
И он старался слушать, хотя Шариф и вживил ему почти неубиваемую печень (официально — неубиваемую, но он еще посмотрит, кто кого). Ходил трезвым пару дней — даже брился на радостях — а потом ему снились дети, утопающие в черной слизи, морской бог, крушащий другие миры, и все шло под откос.
Он злоупотреблял, да. Иногда — слишком. А кто не злоупотреблял в этом сраном мире? Пусть не алкоголем. Доверием. Деньгами. Властью.
Рамками дозволенного.
Алкоголь, считай, меньшее из зол.
Иногда он спрашивал себя: ну какого хера я выжил? Какова была вероятность, что Фарида меня вытащит? Что твари на острове уйдут за своим предводителем-колоссом в открытые Цири двери?
Притчард отвечал: статистически незначительная, даже при щедром доверительном интервале.
Лучше бы он там сдох. Адам был уверен: они должны были там сдохнуть, он и Намир. Он бы умер, как сраный герой, а не влачил это полудохлое существование. Знал, чувствовал сердцем — все эта новомодная эзотерическая херня. Произошла системная ошибка. Закрался какой-то фундаментальный баг.
****
Цири он старался не вспоминать. Зачем?
Они знали-то друга друга три месяца. Три месяца, дерьмо собачье! Своего доставщика пиццы он знает дольше, чем три месяца. Консьержа на входе в Чайрон-Билдинг он знает дольше, чем три месяца. Он эту девчонку и помнит-то с трудом.
Разве что глаза. Глаза он помнил так, будто только вчера видел.
Притчард предложил ему новомодную технологию (их последнее время, как грибов после ядерного дождя) — психохирургию. Придумана для тех, кто до сих пор не мог очухаться от образа колосса в небе, для тех, кто видел, как их родные вставляют себе «Штайнер-Бисли» в глотку. Пара иголок в глаз, и никаких воспоминаний. Никаких проблем, Хьюстон. Ничего не было, тебе все показалось, и ты готов — вперед! — к новому миру.
Притчард, блин, такое предложил.
Чертов Искин.
Все гораздо проще; на самом деле ему просто нужно было знать, жива она или нет.
И больше ничего. Просто — «да», или «нет». «Жива» или «мертва». Никогда не узнаешь, пока не откроешь ящик. Этого будет Адаму вполне достаточно. Все равно она его ненавидит, и имеет на то полное право.
…Жизнь бок о бок с ним ещё никому ничего хорошего не приносила…
А вот что он будет делать, узнав ответ, Адам не представлял.
****
Раньше такой стадион собирали олимпийские игры.
Подумать только, вся эта толпа собралась только для того, чтобы посмотреть, как в черной клоаке исчезнет другой сгусток биомассы и, может быть — может быть! — вернется обратно. Билет стоил около тысячи кредитов, что даже в условиях катастрофической гиперинфляции — целое состояние.
Когда на сцене появился Шариф, все как один встали и зарукоплескали. Он снисходительно закачал головой — мол, не надо мне такой чести. Позади него в виде голограммы расположился Притчард, спроецировав свой образ точь-в-точь таким, каким был при жизни: улыбочка, патлы и байкерская куртка.
Левандовски шепнул Адаму что-то про новую о х е р и т е л ь н у ю (да-да, потом обязательно посмотрю) пушку. Фарида сжимала предплечье Адама, обхватив маленькой ладошкой утепленный кожаный плащ. Гинзбург сидела, поджав губы. Это она рассчитывала траекторию маршрута, поэтому если разведчик окажется в глубоком космосе, это будет как минимум неловко.
На противоположной стороне стадиона расположился Намир с супругой, субтильной брюнеткой в солнцезащитных очках (когда она последний раз видела солнце за завесой смога?) и стаканчиком Кока-Колы в руке. На хитиновых плечах похожего на огромного жука наемника сидел маленький мальчик, размахивавший флажком Объединенных Человеческих Штатов с надписью «Люди, вперед!».
Нет, не врали. Раньше он действительно был больше похож на человека.
Когда робот-разведчик подъехал к T-300, на стадионе никто не дышал. Маленький биоробот последнего поколения, по самые клетки напичканный модификациями. Сонарное зрение — от летучих мышей, тепловое зрение — от ямкоголовых змей, обычное — от грифов (люди вылетели из этой эстафеты в первом раунде). Он выглядел так, как будто ему самому страшно.
Неудивительно. Портал засосал бедолагу, и если бы только это была метафора. Как живое существо, как губка-переросток. Чпок, и нету. Неужели нельзя было сделать поэстетичней?
«Ну еще чего, — сказал бы Шариф. — Сейчас только об эстетике и думать».
Данные с робота (квантовой телепатии мириады световых лет не помеха) — температура воздуха, влажность, наличие кислорода и еще десятки параметров — проецируемые на экран над стадионом, потухли. «Скопытился, — понял Адам. — Или улетел в глубокий космос».
Люди подождали. Минуту, две. Через десять минут пришло осознание — безнадега.
А потом камера зажглась. Сначала на ней вообще ни черта было непонятно — какие-то всполохи, какие-то пятна, а потом прояснилось.
Лес какой-то. Трава пожухлая. Все зашевелились, посыпались вопросы: «А что с биосферой? А что радиация? Как атмосфера?»
Вопросы одним махом решил заяц. Запрыгнул прямо на робота, бесстрашная остроухая зверюга.
Шариф поднял руки в воздух, ладонями к толпе.
— Господа, — сказал он. — Представляю вашему взору новый мир.
Его голос, усиленный в десятки раз, прокатился над стадионом.
Он не был бы американцем, если бы не запрограммировал в робота-разведчика задачу — воткнуть в землю флаг Объединенных Человеческих Штатов. «Это мы, люди. Мы пришли. А значит, вам предстоит подвинуться».
А если не хотите, мы сами вас подвинем.
Поднялся такой гам, такие крики — Адам не слышал подобного, наверное, с Женевской резни.
— Перед вами первая улица, — продолжил Шариф. — Первого города. Как назовем, люди Земли?
Люди заорали.
— Нова Проспект, — подхватил Шариф, вырвав откуда-то это предложение. — Да будет так!
На корпоративный емейл тут же пришло оповещение о запуске финальной фазы проекта «Эксодус».
Шариф помахал рукой зрителям: ни много ни мало — Моисей, готовящийся повести свой народ через пески Мультивселенной. Сам он безразличен к участившимся в последнее время религиозные сравнениям. Шариф — адепт одной лишь веры, и имя ей — технократия.
«Да будет так, — грустно повторил в его голове Притчард, — а я, пожалуй, останусь, приятель».
Притчард — не биоробот. Притчарду путь из Земли заказан.
«Приятель, — горько повторил про себя Адам. — Приятель».
Похоже, с Винтермьютом они теперь не просто соседи.
— Адам, — шепнула Фарида, дернув за рукав. — Адам, встань и похлопай!
Адам встал и похлопал.
******
После презентации он первым делом подошел к как всегда угрюмой (будто только что не случилось одной из самых больших побед человечества) Гинзбург и задал единственный интересовавший его вопрос.
— Ну, есть что нового?
Комментарий к EPILOGUE 1: The Nova Pr0spekt (Мир Deus Ex)
Иллюстрация к главе:
https://www.deviantart.com/krigraydo/art/NovaPr0spekt-1-815104014
========== EPILOGUE 2: The End of the Empire (Мир Тир на Лиа) ==========
Эта девчонка, будь она неладна, всю жизнь ему испортила.
Он и так знал, что на уроки Сейлан неподготовленным лучше не приходить. Хочешь-не хочешь, лень тебе или не лень, а не выучишь все реки, протекающие по Тир на Лиа — она так замучает, что жить расхочется.
Хоть и знал, а все равно не выучил — и все из-за Лавены. Он же ей полночи стихи писал. Не спал аж до рассвета, а вымучил всего две строчки:
«Ты лучик солнца, ты мечта — с тобой хочу я быть всегда».
На том перо отложил и заснул, а когда проснулся, было уже поздно.
Как только вошла наставница, Элрик встал первым и громче всех поздоровался, чтобы она подумала, во-первых, что тот все переучил и выучил, а во-вторых, что уроки этикета и хороших манер не прошли даром.
— Потише, принц Элрик, — поморщилась Сейлан, статная эльфка в бирюзовом платье. — От вашего рева даже птицы с веток повзлетали.
Лавена бросила на него быстрый взгляд.
Глаза у нее были голубые и слегка раскосые, волосы — как шелк, и она была самый красивой девочкой на Тир на Лиа, если не считать мамы. Уши у нее были до того острющие, что торчали из-за волос, чем Лавена очень гордилась и украшала кончики блестящими камушками.
У самого Элрика были ни на что не годные уши. Иногда казалось, что они чуть ли не плоские — но как он их ни дергал и ни щипал, иногда аж до крови, острее не становились.
С такими ушами у него не было никаких шансов приглянуться Лавене. Стихи — его последняя надежда. Девочкам же нравятся стихи! Сжимая бумажку в руке, Элрик ерзал на стуле, думая, как бы половчее передать.
— Принц Элрик, вас что-то беспокоит? — поинтересовалась Сейлан. — Крутитесь на стуле, словно уж на сковороде. Вы уже выучили названия рек?
Конечно, не выучил. Он уже хотел признаться во всем наставнице, но вместо этого вдруг неожиданно даже для самого себя сказал:
— Конечно, выучил.
— Прошу, — сказала Сейлан. — Главная река, протекающая через Тир-на-Ног?
Ему сразу стало худо, даже живот заболел. Все смотрели на Элрика, а тот смотрел в расписной потолок и думал, что сейчас наверняка умрет.
— Doehna, — наконец выпалил он, молясь всем известным богам.
— Dêo’ohnna, — поправила его Сейлан. — Повторите.
— Deohna, — повторил Элрик.
— Dêo’ohnna. Вы не слышите разницы, принц?
— Конечно, не слышит, — шепнула подруге Лавена. — Dh’oine и нот-то не различают.
Сердце Элрика ухнуло куда-то в пятки. Сейлан покачала головой, и от стыда он прямо приклеился к собственному стулу.
Лавена оглянулась на него и хихикнула. Мерзко, как умеют только девчонки. Элрик в ярости сжал бумажку так, что она стала мокрой в его кулаке.
Не такая уж она и красивая. И стихов недостойна.
Да совсем некрасивая! И коса у нее слишком длинная, такой только полы подметать. Улучив момент, когда отвернется наставница, он вытянул руку, схватил противную девчонку за косу и дернул.
Лавена вскрикнула так, будто он ее без ножа резал, и вскочила из-за стола, взмахнув руками.
Вот же несносная! Ну, сейчас ему влетит! Элрик тут же вжал голову в плечи.
— Принц Элрик, что за насилие в храме знаний? — прошипела Сейлан. — Неслыханная дерзость!
Подумаешь, дернул. И еще раз дернет, когда подвернется случай, а может и подножку подставит.
— Она — дура, — буркнул Элрик.
Он и поверить не мог, что из-за такой дуры всю ночь не спал.
— А вы, значит, умны? — холодно переспросила наставница. — Отрадно слышать. Считаю, нам о вашем необычайном интеллекте стоит рассказать королеве-матери.
Элрик в ужасе поднял на наставницу глаза.
******
— Что, опять? — спросила королева, взглянув на него из-под полуопущенным век. — У меня страшно болит голова.
У мамы часто болит голова. Так часто, что Элрик и не помнит, когда она у нее не болела. Особенно худо ей становилось, когда восходили две луны — тогда Элрик старался и вовсе не приближаться к ее покоям.
Сейлан, будь она неладна, принялась перечислять список его проделок — рек не выучил (то вина Лавены), за косудернул (тоже ее вина), егозил и дерзил (и в помине не было), погнался за кошкой (было дело, погнался, так она ж убегала).
— Скажи мне, Сейлан, это все, — мама сделала неопределенный жест в воздухе, — кого-нибудь удивляет?
— Полагаю, что нет, королева, — церемонно ответила Сейлан. — Полагаю, что нет.
— Оставь нас.
Наставница ушла. Ну, сейчас начнется. Элрик внутренне сжался в комок, а внешне надулся, как индюк.
— Не дрался! — начал защищаться Элрик, не дожидаясь, пока его начнут обвинять. — Не дергал! Выучил!
— Лжец, — со скучающим видом ответила Дейдра. — Маленький, бессовестный лжец.
Говорила она тихо, но вид у нее был такой, будто она кипит, как суп в кастрюльке.
Да что он такого сделал? Подумаешь! Элрик потупил взгляд.
— И ради чего я тебя рожала? — тихо спросила мама. — Трое суток… И в каких муках! Неделю было не унять кровь.
Элрик покраснел от стыда, что такое натворил; он ведь совсем и не хотел.
— Прости, пожалуйста, — извинился он.
— А ведь в тебе ни-че-го от меня. Ни капельки.
Она взяла его за ухо, притянула к себе, чтобы рассмотреть поближе.
— Прости, мамочка, — повторился Элрик. — Я не нарочно.
Но как бы он ни извинялся, мама никак не могла успокоиться и кипела еще больше, прямо перекипала, вот-вот — и соскочит крышка, и суп польется через край.
— Да и от него, — зло добавила она. — Да и от него — крохи.
Отпустив ухо, она покачала головой, и сказала:
— Ступай прочь, маленький dh’oine.
Нет слова, которое Элрик ненавидел бы больше. Когда еще шептались слуги, ладно, когда его одними губами произносили другие дети — ладно, но когда даже мама…
— Я не dh’oine! — вскрикнул Элрик. — Я — принц Aen Elle! Я — Король Королей! Я Великий Мститель!
Он, правда, еще и не знал, кому и за что будет мстить — так, подслушал у магистра Альбериха, но титулы ему так понравились, что он много раз повторял про себя, перед сном — Король Королей, Великий Мститель. Куда уж лучше dh’oine!
Мама засмеялась, откинув голову и взмахнув рыжими кудрями. Элрик вцепился в свои пепельные «сосульки», как она их называла, и дернул от негодования.
— Ты — несносный мальчишка. Ступай прочь, — рявкнула Дейдра. — И не попадайся мне на глаза!
Даже не накажет. Значит, совсем плохой! А раз плохой, то чего уж и бояться?
— Неправда! — огрызнулся Элрик.
И тут его понесло. Магистр Альберих говорил ему — следите за темпераментом, принц Элрик, или он вас погубит.
Вот и погубил.
— Ты злая! — заорал Элрик. — Ты ужасная! Ты мне не мама!
Сказав такое, он сам перепугался до чертиков.
— Вот как? — тихо переспросила мама. — Не мама, значит? Интересный выбор слов, принц Элрик. Я предлагаю вам подумать над ним в одиночестве.
Он приказал себе: «не плакать», но его губы уже кривились, и ломались, а голос начинал дрожать.
— Не надо, — задрожал Элрик. — Пожалуйста, не надо!
Мама кивнула всадникам. Те подхватили его на руки — Элрик страшно сопротивлялся, вопил и дергался, но в нем самом едва ли два аршина, а во всаднике — ого-го! А когда понял, что деваться некуда, так захныкал, так заканючил, что один из всадников презрительно шепнул ему:
— Будьте мужчиной, принц.
Не хотел он быть мужчиной! И dh’oine быть не хотел!
— Не запирай! — закричал Элрик королеве вслед. — Мамочка, не запирай! Я больше не буду! Клянусь! Больше не буду!
Пока его несли прочь, мама отвернулась и поморщилась, потирая виски.
*******
«Не надо», — повторил Элрик, когда замок щелкнул и все уже ушли.
Маленькая комната, три на три аршина, куда его запирали после самых страшных проделок — «комната для раздумий». Темная, аж жуть. Однажды его оставили в такой на целый день, а когда открыли дверь, Элрику показалось, что прошла уже целая вечность, и он уже седой и дряхлый.
— Откройте… — проскулил Элрик. — Откройте… Не буду больше бедокурить…
Никто не ответил. Подождав еще немного, он свернулся калачиком (чтобы чудища не достали до пяток) и стал напевать песенку, которую подслушал у рабов, чтобы не было так тихо и страшно.
«Волки спят в глухом лесу, — пропел Элрик. — Мыши летучие спят на ветру… Одна лишь душа во тьме бредет…»
Нет, песня совершенно не помогала.
Темно-о-о-о. Он поежился.
Цок-цок. Элрик зажмурился. Может быть, это Человек-без-Кожи? Пришел однажды за мамой, теперь придет и за ним. Страшнючий демон с безумными глазами, придет за ним и будет мучить. Стягивать с него кожу, как на картинах, и жутко хохотать.
«Там кто-то языком цокает, кто-то в темноте языком цокает, — подумал Элрик и заплакал от страха. — Там в темноте живет кто-то и смотрит на меня».
Даже не в темноте, а за ее гранью, там, где едва видит глаз.
«Мальчик, — сказала темнота. — Мальчик, мальчик-с-пальчик, Великий Мститель. Скоро ты останешься совсем-совсем один».
Божечки!
Элрик вскочил на ноги и забился о дверь, отчаянно вереща:
— Выпустите! Откройте!
Он бился об эту дрянную дверь, как птица о скалы.
«Мальчик, мальчик, — сказала темнота. — Только ты и Серая Смерть».
Элрик вытаращился на дверь, словно та — самый страшный в его жизни враг — и со всей силы влетел в нее плечом…
…чтобы вылететь с другой стороны и пребольненько удариться о каменный пол, плюхнувшись прямо под ноги стоявшего с той стороны двери всадника, сжимающего в руках длинную пушку.
Глаза эльфа от удивления стали как две огромные плошки.
*******
— Просто захотели, — посмотрел на него магистр Альберих, повторяя слова Элрика. — И перепрыгнули сквозь дверь.
Альберих был такой старый, что видел Начало Времен. Глаза его были подернуты дымкой: казалось, старее магистра вообще ничего не бывает.
Элрику всегда казалось, что когда ты такой старый, жить ужасно скучно.
— Угу, — насупился он, потирая ушибленное плечо. — Там внутри что-то сидело и на меня смотрело. Я испугался.
— Вот как, — кивнул головой старый эльф.
И замолчал. Уснул, наверное. С ним такое часто бывало. Элрик посидел еще немного, и уже собрался вставать, когда магистр сказал:
— Вы — нечто очень особенное, юный принц.
Если бы…
— Правда? — с надеждой переспросил Элрик. — А мама так не считает.
— Королева — вздорная, глупая, и себялюбивая женщина, — пробормотал старый Альберих. — Но, как вы когда-нибудь узнаете, к вам, мой юный принц, она не имеет ни малейшего отношения.
*****
Даже вернувшись в свои покои, Элрик так и не успокоился. Трус, сказала бы мама, трус и плакса. Только девчонки и dh’oine так много хнычут.
Рабыня уже постелила ему кровать. Новенькая, очень смешная — молодая, дородная и плоскоухая, она напоминала Элрику коровку, пасущуюся на лугу. Носила серое и держалась скромно, как мышка. От нее пахло хлебом и молоком.
— Ну чего вы плачете и плачете, милсдарь?
Элрик так обомлел, что подавился собственным всхлипом — от того, что с ним заговорила рабыня, и от того, какой ласковый у нее голос. Пару мгновений он не знал, что и делать — мама крепко-накрепко запретила говорить с рабами — но, помявшись, все же решил ответить:
— Мама, — признался Элрик, — мама меня не любит.
Уши у него плохие, никуда не годные — круглые. А были бы острые, то любила бы…
Рабыня вздрогнула, и неуверенно протянула к нему руку, погладив загрубевшей от тяжелой работы ладонью по залитой слезами щеке. Во дает! Видела бы мама, отсекла бы ей руку.
Мысль Элрику не понравилась, и он воровато оглянулся — не наблюдает ли кто за ними.
— Ну что вы, — не слишком уверенно сказала dh’oine, — ну что вы, милсдарь, такое говорите. Конечно, любит.
— Неправда, — возразил Элрик.
Тихо и осторожно, лишь бы руку не убрала. Она у нее хоть и шершавая, но теплая.
— Просто… — начала говорить dh’oine и тут же осеклась. — Просто вы… напоминаете ей… о чем-то не очень приятном.
Желудок Элрика сжался. Он догадывался, о чем толкует рабыня.
— Ваш батюшка… стало быть… сильно обидел королеву. Ну и вот… вы получились. Война, милсдарь. Страшные вещи случаются. Мужики без баб звереют…
Элрик представлял, о чем она, другие дети рассказывали о чем-то подобном — как иногда на войне dh’oine ложатся на женщин, те страшно кричат, а потом появляются такие, как он, и их все ненавидят.
— Человек-без-Кожи, — выдохнул Элрик. — Мамочку обидел Человек-без-Кожи. Значит, я его сын?
Рабыня сглотнула, поправив пшеничную косу.
— Ох, не знаю, — наконец сказала она, — милсдарь, ох, не знаю. Знаю только, что кем бы ваш батюшка ни был, он был… одним из нас.
Он догадывался, но слышать — горько.
— Я полукровка, — роняя крупные слезы на пол, прошептал Элрик. — Бастард, метис, полудхойне…
Он вспомнил еще одно страшное слово.
— Вы… выбедок…
Рабыня прижала указательный палец к губам. Элрик пододвинулся к ней поближе, и положил голову ей на плечо. До него редко касались, почти что никогда, разве что обмыть и одеть. Почувствовать чужое тепло, пусть даже и dh’oine, до ужаса приятненькое ощущение.
— Ну что вы, что вы, милсдарь, — пробормотала девушка. — Куда ж такие нежности… Не дай Лебеда увидит кто… Ох, батюшки…
Она провела мягкой рукой по гладким пепельным волосам.
— Бедный мальчик, — тихо прошептала она. — Бедный, бедный мальчик.
****
Рабыню звали Анника, и она оказалась страсть какая забавная и говорливая. Такие сказки рассказывала — ух! — про мир dh’oine, про единорогов, не знаешь, то ли верить, то ли нет. Она, вроде как, раньше жила под Бронницами, пока ее не забрала Дикая Охота.
Они крепко сдружились — так крепко, что Элрик начал называть ее по имени, — а когда пришла Саовина, Анника подложила ему под кровать подарок. В серой замызганной тряпице, зато — подарок.
Он как развернул, аж обомлел.
«Колбаса», — сказала Анника. Здоровенная, остро пахнущая, вся в специях. У Элрика от одного запаха выступили слюнки, хоть мама и говорила, что падаль едят только стервятники.
Он не удержался.
Ах, что это была за вкуснота! Передать нельзя! Элрик грыз палку тихо, как мышка (за чавканье, причмокивание и любые звуки при еде выгоняли из-за стола) и из нее брызгал горячий пахучий сок. Жалел только об одном — что без хлеба. С хлебом было бы — ух! Да…
— Только никому, — шепнула Анника. — Вы ж чахлый совсем, кожа и кости… Людям мясо нужно.
— Могила, — поклялся Элрик, и от полноты чувств чмокнул Аннику в щеку. На коже остался мясной сок.
Анника засмеялась.
******
Человек-без-кожи часто снился ему; пепельноволосый, он жутко хохотал и грозил пушкой, и лицо у него было безумное и страшное. От таких снов Элрик, бывало, мочил простыни и страшно смущался поутру, но Анника ему и слова не говорила.
В основном по дворцу он шатался в одиночестве — другие дети приглашали его играть только из вежливости, взрослых он совсем не интересовал, разве что старого Альбериха, но Элрик был еще слишком маленький, чтобы пойти к нему в ученики. Рассказывали, что Aen Elle его так ждали и хотели, что аж по Междумирью гонялись (интересно, за чем?), а на деле и поиграть не с кем.
В общем, размышлял Элрик, это совсем и не мамина вина, что она его не любит. «Любви нужно быть достойным, — повторял про себя чужие слова Элрик. — Любовь нужно заслужить. Нужно быть сильным, смелым, храбрым…»
Как Эредин Бреакк Глас.
Он с благоговением смотрел на портрет бывшего короля. Эредин Бреакк Глас; мамочка говорила, что именно таким должен быть настоящий мужчина. Элрик приосанился, состроил грозное лицо, пытаясь подражать статному воину на картине, и важно прошелся туда-сюда по зале.
Возлюбленная Эредина, жрица храма Рассвета — светловолосая и тоненькая, как веточка ивы, Эльтара так и не оправилась от его потери. Каждый раз, когда Элрик встречал жрицу в стенах храма, та склонялась к нему, поправляла камзольчик и говорила, что юного принца оберегают боги. Она ему ужасненько нравилась.
Когда-нибудь, он обязательно станет таким же высоким, сильным и красивым, как эльф на картине, и Лавена, дура такая, будет томно вздыхать, а он — отворачиваться с суровым видом.
Гроза dh’oine! Лучший из фехтовальщиков!
«Если бы только Эредин Бреакк Глас был моим отцом, — размечтался Элрик, — а не Человек-без-кожи!».
Вот тогда бы он! Эх, тогда бы!..
Элрик вытянул руку вперед, представляя, как милостью своей безграничной помилует воображаемого dh’oine, что трясся перед ним от страха. С ужасом взглянул на рукав своего изумрудного, расшитого диковинными цветными и витиеватыми узорами камзольчика и понял, что опять где-то вымазался, да так гадко, что пятно аж до локтя доставало. Вот ему Сейлан уши оттяпает!
Эредин Бреакк Глас неодобрительно смотрел на него с картины, нахмурив брови.
*****
А немногим позже, в стране Снов, у прозрачного ручья, он повстречал Белую Даму. Она была одета в черное платье с вышитым на нем золотым солнцем и выглядела величественно и немного пугающе. А еще у нее были пепельные волосы, как и у него самого.
— Ты кто, мальчик? — спросила Белая Дама.
В стране Снов он встречал много странных людей и зверушек; тут зачастую было интереснее, чем наяву.
— Элрик Сеабагар, принц Тирналийский, — представился он.
— Как ты меня нашел? — удивилась она.
Белая Дама смотрела на него с каким-то ужасом. Наверное, потому что он наполовину чудовище.
— Шел, шел, — ответил Элрик, — и нашел. Когда долго идешь по стране Снов, обязательно кого-то находишь. А вы — кто?
— Никто, — на глаза пепельноволосой женщины навернулись слезы. — Никто…
Чудная какая. И глаза зеленые, как недоспелый крыжовник.
— Ну тогда я дальше пойду, — сказал Элрик.
Она молча проводила его взглядом, и выражение лица у нее было такое, будто ей ужасненько грустно.
*****
После Солтиция похолодало, и ветер тянул сильный, прямо резал щеки, как кинжалом. Обеденная трапеза продолжалось уже третий час, и было так тоскливо и скучно, что аж выть хотелось.
— Не барабаньте пальцами по столу, принц, — сказала ему Сейлан. — И держите спину прямо.
Элрик надул губы и продолжил ковырять вилкой вареные коренья. Что ему те коренья, после Анниковской-то колбасы? Та как раз ее недавно раздобыла — всадники угощали людей мясом, чтобы те не хворали и не погибали так быстро.
— От вас пахнет падалью, принц, — вдруг ни с того ни с сего сказала Сейлан. — Объясните мне, каким образом?
Как же так?! Он же руки мыл и перемыл три раза!
— Не пахнет, — ответил Элрик.
— Вы же знаете, — поджала губы наставница, — что у лжеца со временем чернеют уста и отваливается язык?
Да будь оно так, у дуры-Лавены бы давно отвалился.
— Знаю, — ответил Элрик. — Но я ничего не ел.
— А я и не говорила, что вы что-то ели, — медленно ответила Сейлан. — Я сказала, что от вас пахнет падалью.
И замолчала. Но лицо у нее сделалось при этом загадочное и препротивное.
*****
А потом случилось страшное.
Анника не пришла. Вместо нее пришла какая-то худосочная грустная девица, еще и немая — рот раскрыла, а там ничего нет, даже языка. Элрик так возмутился, что выскочил в обеденный зал, где заседали Сейлан и ее возлюбленный — черноволосый всадник по имени Лаордан — в одном исподнем.
— Где Анника? — выдохнул Элрик.
— Кто? — переспросила Сейлан, нарезая идеальными дольками спелое красное яблоко.
— Анника! Моя служанка!
Кто теперь дорасскажет ему сказку про короля дхойне и его возлюбленную сирену?! Кто будет угощать колбасой?! Нет, жизнь без Анники ему не мила, прям хоть сейчас на пол ложись и помирай!
— Откуда вам ведомо имя рабыни, принц? — прищурилась Сейлан.
— Будет тебе, Сейлан, — сказал Лаордан. — Не волнуйтесь, юный принц — ваша зазноба ушла прислуживать другому дому, через долину Трех Сестер.
Элрик запыхтел от ужаса.
— Ну что вы, принц, — подмигнул ему Лаордан. — Когда подрастете, у вас этих девок-dh’oine еще будет столько, что имен не вспомните.
— Верните Аннику! — потребовал он.
— Ее отослали в другой дом, принц Элрик, — теряя терпение, сказала Сейлан.
— Врете! — выпалил Элрик.
Миндалевидные глаза Сейлан опасно сузились.
— Прошу прощения? Если вы будете продолжать в том же тоне, юный принц, вас придется отправить в комнату для раздумий.
— Врете! — не успокаивался Элрик. — Все врете!
— Лаордан, — сказала Сейлан всаднику.
Нет, что угодно, только не комната для раздумий!
Дико заверещав, Элрик бросился наутек от всадника прямо в чернющую ночь, прямо в одном исподнем, и пространство расплылось вокруг него, словно воск вокруг свечи, и он сделался быстрым-быстрым, как молния. Аж ветер в ушах свистел!
Даже быстрее Лаордана, а тот, ни много ни мало, предводитель Дикой Охоты.
Так бежал, так запыхался, что очухался аж когда пересек долину Трех Сестер и оказался у самой грани Запретных Земель. Погони нет?
Нет погони.
Зарыдав, Элрик бросился на холодную от росы траву и принялся во всю глотку звать кого-нибудь — хоть кого-нибудь! Кого-нибудь не отсюда, кого-нибудь, кто услышит и придет за ним.
Он представлял, как по рекам Тир на Лиа спускаются корабли великих воинов, которые заберут его и воспитают, как родного сына, как открываются порталы в обители великих магов, которые обучат его тайным искусствам. А потом он вернется и покажет всем, где раки зимуют. Он всем покажет!
Нашли его только поутру, замерзшего и едва живого.
*****
Заболел он после той ночи так страшно, что, считай, всю весну без ног и провалялся. Ему вновь снилась печальная Белая Дама у ручья, и он хотел с ней заговорить, но не находил слов.
Мама зашла проведать его один раз. Постояла пару минут, пожелала выздоровления и тотчас вышла.
Даже не коснулась.
Но Элрик не заплакал. Он твердо решил той ночью, что стал совсем взрослый и больше плакать не будет. Никогда.
******
Выздоровев, Элрик часто стал уходить в лес, через долину, и сидел там, пока совсем не замерзнет или до темна. Бывало, рисовал, бывало, сам себе сочинял сказки. Он как раз сочинял одну такую — про великого воина (маленький мальчик с большущим — вот такенным! — клеймором) и не менее великого дракона-без-чешуи, когда из леса послышался треск.
Элрик принюхался; запах какой-то чудной, словно в лаборатории придворного алхимика, а к нему еще какое-то жужжание. Сердце его быстро-быстро забилось. Наконец-то! Так обычно и бывает — сидишь, никого не трогаешь, и вдруг появляется портал, оттуда старец, и отправляет тебя на приключение всей жизни.
Он, как кошка, пошел на звук, пробираясь через густые ветки — и зажмурился, когда заприметил зарево. Страшно чудной портал, из черной слизи, будто бы живой, а вроде бы и нет. Он протянул к нему руку — портал задрожал, и из него медленно, как в страшной сказке, кто-то вышел.
Чудище. Страшенное. Лицо плотно скрывала черная маска, а руки, покрытые плотным черным панцирем, сжимали оружие, похожее на то, которым недавно разжились всадники.
Элрик чуть там и не помер.
— Эй, шкет, — сказало ему чудище. За ним вышли еще пять таких же.
Сердце Элрика норовило выскочить из груди. Он пришел за ним! Чудище пришло за ним и мамой!
Разум шепнул ему «беги», но как он может побежать? Как мама полюбит труса? Нужно быть храбрым. Нужно быть сильным!
— Вы — Человек-Без-Кожи? — прошептал Элрик. — Вы знаете мою маму?
Еще немного — и он наделает в штаны. Низ живота распирало, как всегда, когда ему было очень страшно. И тогда будет не только ужас, но еще и позор.
— Я чьих только мам не знаю, шкет, — оскалилось чудище. — Кто твоя?
— Королева Ольх, — ответил Элрик. — Ее Высочество Дейдра Сеабагар.
Стоило ему произнести титул, как страх чуточку отступил. Он — принц Тирналийский. На земле Ольх его никто, кроме мамочки, не обидит.
Чудище и его свита, переглянувшись, присвистнули в унисон. Значит, королеву знают и боятся. Оно немудрено! Он и сам ее страсть как боялся!
— For fuck’s sake, boys, finally a bull’s eye! (Блядь, пацаны, бинго, прямо в яблочко!) О да, — осклабился Человек-Без-Кожи, и многозначительно добавил: — Я очень хорошо знаю твою маму, шкет.
Неужели это чудище — его отец? Божечки!
Нужно быть храбрым. Как поступил бы Эредин Бреакк Глас? Элрик шагнул вперед, сам не ведая, что творит, и сказал:
— Ты ее обидел! Немедленно извинись!
Ну, все, пиши пропало. Сейчас с него снимут кожу. По кусочкам… И будут страшно хохотать…
— Я ее обидел? — изумилось чудище. — Ну ни черта ж себе!
Элрик набрал в грудь воздуха, дрожа от ужаса, и повторил:
— Извинись!
— Ну ты и борзый, шкет, — засмеялось чудище. — Такой маленький, а уже такой борзый. Видимо у вас, эльфов, это в крови.
Элрику даже стало немного лестно, что тот назвал его эльфом, а не dh’oine. Чудище отложило оружие и присело на корточки. Глаза у него были серые и страшнючие.
— Ладно, ладно, шкетенок, — примирительно сказало чудище, пребольненько хлопнув его по плечу. — Я ведь и правда пришел извиниться.
— Неправда, — не веря своему счастью, сказал Элрик.
— Честное слово, — заговорщически сказало чудище. — Хотел лично извиниться перед твоей мамой. У меня для нее и подарок есть.
— Быть не может, — изумился Элрик.
Чудище рассмеялось и обратилось к своей свите:
— Ребята, подарок?
Один из демонов протянул своему предводителю аккуратный флакончик. Он искрился и переливался серым, как живой.
— Что это? — завороженно спросил Элрик.
— Духи, — сказало чудище. — Твоя мама любит духи?
Как-то маловато для извинения. Мама, в конце концов, его трое суток рожала, и чуть не умерла.
— Ну да, — нехотя согласился Элрик. — А чем пахнут? Не розами?
Розы она терпеть не могла.
Но с другой стороны, мама сразу поймет, что он — ого-го-го! Разыскал Человека-Без-Кожи и заставил его извиниться. Ай да Элрик, ай да Великий Мститель!
— Дома понюхаешь, — ухмыльнулось чудовище. — Будешь хорошим мальчиком и передашь ей флакончик, хм-м-м? Скажи, что от старого друга Джарона Намира в качестве извинения за… прежние недомолвки.
Он вытянул по направлению к нему скрюченный кроваво-красный мизинец, словно предлагая Элрику его пожать.
— Обещаешь? — спросило чудище. — А мы здесь подождем…
Элрик предпочел не заметить жеста и коротко кивнул. А если - обман? И духи - ядовитые? Хотя, мама непременно опробует их на рабах…
Он осторожно взял хрустальный флакончик из рук чудовища.
— Look, Namir (Слушай, Намир), — неуверенно сказал один из демонов. — What about “thou shalt not punish children for their fathers’ sins”? (А как же… Дети за грехи отцов не в ответе, и все такое?)
Он посмотрел на Элрика с жалостью, с которой демонам смотреть не пристало.
— Then I suggest you re-read the Holy book (Писание перечитал бы), — отрезало чудище. — For the fathers ate the sour grapes, and the children’s teeth are set on edge. I also strongly suggest you not to argue about guilt and blood law with an old Jew. («Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина». И мой тебе совет: не спорь со старым евреем о вопросах вины и крови.)
— Maybe at least take the kiddo… (Ну может хоть мелкого с собой…)
Дослушивать предложение Элрик не стал, потому что ничем хорошим такие разговоры закончиться не могут. Дал деру, да так, что пятки засверкали, сжав в руке небольшой флакончик.
*****
Назад, во дворец, он бежал так, будто бы за ним гналась сама Смерть. Скорее, скорее! Сначала — к маме, потом — к страже, к Лаордану! Мамочка должна узнать первой!
Когда его попытались остановить всадники, он перепрыгнул через пространство прямо в тронный зал.
— Кто тебя пустил? — устало спросила мама. — Меня мучает мигрень, Элрик… Будь добр, оставь меня.
— Но, мамочка, — запротестовал Элрик. — У меня подарок…
— Прочь, — отрезала мама.
Если не закричать, она его никогда не услышит!
— Мамочка! — завопил Элрик, со всей мочи топнув ногой. — Подарок!
— Несносный ребенок, — зашипела мама. — Несносный, избалованный, ни на что не годный ребенок! Давай сюда свой подарок!
Закусив губу от предвкушения, Эрик сунул ей в тонкие руки флакончик, испускавший тусклую серую дымку; мама подняла его вверх к свету, и серые блики весело заискрились.
— Что это? — прошептала Дейдра. — Откуда ты это взял?
Мамочка удивилась! Мамочка никогда и ничему не удивляется, ей все пресно и скучно, а сейчас — удивилась!
— Мне дал его Джамир, — выпалил Элрик. — Джамир… Нарон. В качестве извинения!
Мама вытаращилась на него, ее красивый рот стал напоминать большущую букву «О».
— Нет, — сказала она ослабевшим голосом. — Не может быть.
Флакон выскользнул из ее тонкой руки и покатился по ступенькам тронного зала, оставляя за собой сероватую дымку.
Комментарий к EPILOGUE 2: The End of the Empire (Мир Тир на Лиа)
Иллюстрация к главе: https://www.deviantart.com/krigraydo/art/NovaPr0spekt-2-815104018
FYI: Маленький Элрик не погибнет; эта fic-specific биоверсия Серой Смерти запрограммирована только на эльфов (люди знали, что эльфы - рабовладельцы), и человеческая ДНК для нее антидот.
А вот все остальные…
И да, Элрик Тирналийский назван в честь Элрик Мелнибонийского =) и внешне, думаю, будут чем-то схожи. https://www.mirf.ru/wp-content/uploads/2017/12/Elric-Cover.jpg
========== EPILOGUE 3: The Iron Maiden (Мир Ведьмака) ==========
Цири никогда не забудет глаза Йеннифэр, когда та ее впервые увидела.
Чародейка примчалась первой, воспользовавшись наспех открытым порталом Ассирэ Ван Анагыд. Перелетела через весь Нильфгаардский дворец, угрожая кровавой расправой всем, кто попадается ей на пути, и ворвалась в спальню, где как раз переодевали ослабевшую от ран Цири. Приложила руку в белоснежной шелковой перчатке к губам и сказала:
— Мамочки.
Столетняя чародейка, видевшая горы мертвых, видевшая такие ужасы, что описать не хватит слов, посмотрела на нее и сказала «мамочки».
Значит, дела и правда хуже некуда.
— Доченька, — прошептала Йеннифэр. — Доченька, что они с тобой сделали?
Цири обещала себе держать лицо. Наказала себе: она все расскажет, как оно и было. О том, что никто не виноват. О том, что это был ее выбор. О переплетениях времени и судьбы. О злой шутке Междумирья.
У нее и речь была заготовлена, вплоть до последнего предложения.
А потом вслед за чародейкой вошел Геральт и сказал всего одно слово, дважды:
— Дела, — сказал он, почесав седую бороду. — Дела…
И тогда Цири взглянула на родителей, а потом — на свои блестящие, отполированные, сверхдорогие, черно-золотые ноги с дотла сгоревшей проводкой — два бесполезных куска углепластика — и горько разрыдалась.
****
Тем же вечером Ложа собралась в полном составе. Чародейки явились, временно отбросив склоки и распри, одна наряднее другой.
На ноги глядели, но не комментировали. Как и на костыли (Цири предпочла ковыляние на них позору сидения в инвалидной коляске). В васильковых глазах эльфки Эмеан она заметила что-то вроде отвращения, в лазурном взгляде Трисс Меригольд – жалость.
Цири рассказывала. Какие-то моменты опускала, какие-то — приукрашивала, какие-то преуменьшала.
— Как интересно, — сказала Фрингилья Виго и поджала подведенные облепиховой помадой губы. — Удивительнейшая история, право сказать.
В переводе с чародейского — ни черта я тебе не верю.
— Не вижу в рассказе ничего невозможного, — возразила Ассирэ вар Анагыд, поигрывая гранатовым браслетом. — Вопрос только в том, что мы можем перенять.
Цири качает головой. Путь на Спираль ей закрыт. Стоит открыть еще одну дверь; оставить маленький и незаметный след; как Они поднимут свои уродливые головы, и стребуют отлитый в безвременьи долг.
— Что нам нужно перенять, — поправила ее Филиппа Эйльхарт. На ее довольно смело оголенном декольте поблескивала нить из чёрных агатов. — Половину из описанного я бы оставила в том богами забытом мире.
Йеннифэр едва слышно вздохнула.
— Нет, милые дамы, вопрос совершенно не в ваших непомерных амбициях, — возразила Йеннифэр. — Вопрос в том, как мы вернем Цирилле ноги.
— Видимо так же, — со спокойной улыбкой сказала Филиппа. — Так же, как вернули мне глаза.
А Трисс Меригольд, все такая же рыжая, веснушчатая Трисс Меригольд, ничего не сказала. Просто подошла и обняла ее. И сказала, что ей жаль.
Больше ей ничего и не нужно было говорить.
****
С Геральтом они пили до самого утра. Глушили нильфгаардскую лимонную как не в себя, даже не закусывая, но, как ни странно, не пьянели ни капли. В основном рассказывала Цири, Геральт за весь вечер произнес, пожалуй, всего три-четыре слова, в разных комбинациях.
«Ублюдки», «суки» и «они заплатят». И сжимал кулаки.
— Если бы, — криво усмехнулась Цири, и тут же опрокинула стопку. — Если бы.
И — верил. В отличие от Ложи, верил каждому слову.
Даже в машины, что умнее людей. Даже про киборгов. Даже когда она рассказывала о лабиринте Междумирья — а тому, что она там увидела, Цири и сама не верила.
Уехал на следующее утро, прежде чем Цири успела проснуться. Оставил записку: «Отправляюсь на Скеллиге, на поиски Ока Бафомета». Того, что, как говорят легенды, смотрит сквозь миры.
Оставшаяся на завтрак Филиппа фыркнула и сказала, что Око Бафомета придумали эльфы, в глубоком алкогольном делирии и сугубо потехи ради.
Йеннифэр, окунув маленькую ложку в ореховый пудинг, назвала ее жестокой сукой. Та, кажется, восприняла оскорбление как комплимент.
****
Эмгыр дал ей отлежаться пару недель, а после — пригласил на ужин. Не лично, конечно, прислал со слугой приглашение на надушенной бумаге. Варианта отказать у и так слишком долго пользовавшейся его гостеприимством Цири не было.
Ужин подали в главной комнате верхнего замка, ассорти из осенней птицы — глухарь в яблоках и фазан в винном соусе. Когда пажи принесли второе блюдо — суфле из гусиной печени — Эмгыр, наконец, спросил.
— Да, — согласилась Цири. — Я буду Императрицей. На что я еще теперь гожусь?
Она хлопнула по гладкому углепластику под бархатной черной юбкой.
Эмгыр, облаченный в черный дублет с брошкой в виде серебряной саламандры, сидел на другом конце стола и нанизывал мидии на вилку. Проглотив вторую, ответил, взвешивая каждое слово:
— Ты понимаешь, что это значит, дочь моя? — спросил, морща лоб, Эмгыр. В волосах цвета воронова крыла начала появляться седина, как первая изморозь на витражах дворца из темного стекла.
От такого обращения Цири шумно выдохнула через нос.
— Ты не будешь принадлежать самой себе.
— Никогда не принадлежала, — хмыкнула Цири. - Что уж теперь и начинать?
— Замуж выйдешь во благо Империи, — без заминки продолжил Эмгыр.
— Выйду, — безразлично ответила Цири.
— Будешь править Империей Великого Солнца, огромнейшей из существовавших, — закончил Эмгыр.
— О, pаpa, — скривилась Цири. — Вот тут ты совершенно не прав.
Есть такие империи, на фоне которых Нильфгаард покажется ничтожной букашкой. Эмгыр не ответил. Только усмехнулся, взглянув на дочь.
— Нужно подготовить государство, — подытожил он. — Коронуем в следующем году, по весне.
****
Они сошлись естественно и как бы невзначай, две калеки — слепая чародейка и Императрица с железными ногами.
Случилось это, когда Филиппа вдыхала в углепластик жизнь, расписывая магическими глифами — так, чтобы Цири могла худо-бедно проходить еще один день. Чародейка сидела у ее колен и вырисовывала на голени охрой знак Соломона — «сделай неживое живым», прямо под эмблемой Шарифа.
Цири любовалась на быстрые движения рук и подчеркнутую атласной лентой глубокую линию декольте. Филиппа, вдохновившись трактатом о големах, придумала способ возрождать в ее ногах какую-никакую жизнь, чем заслужила прощение Тайной Полиции Нильфгаарда и личную протекцию Императрицы. Вместо нейропозина Цири подсела на вычурную, изощренную магию Филиппы.
Как подозревала Цири, с вполне конкретным расчетом.
Пока чародейка корпела над ее протезами, сама она рассматривала повязку на глазах и представляла черные впадины под ней. А когда Филиппа медленно поднялась на ноги, отряхнув испачканный охрой подол платья, то прижалась к чародейке губами — сухо и жадно. Почти умоляла.
Нельзя же вечно по нему плакать.
Та ответила на поцелуй так, будто ждала его всю жизнь.
****
Заседания Ложи стали все регулярней, а голос Цири на них — все громче. Раньше они казались ей такими грозными, эти чародейки, такими могущественными и влиятельными.
Раньше было раньше.
Цири поправила стоячий белый воротник, чёрную бархотку на шее, расшитую золотой нитью. Корону она надевала редко, но на заседания Ложи — всегда. Стукнула тростью о мраморный пол — мол, сейчас будет речь. Эмгыр приказал лучшему ювелиру Нильфгаарда выточить ее из слоновой кости и украсить тяжёлым набалдашником из сусального золота. Цири таким подарком в papa тут же и запустила, тот ходил потом со здоровенной шишкой на лбу и нелепо оправдывался.
А потом, когда пришли осенние холода, сама взяла трость в руки.
— Знания нужно контролировать, — жестко отметила Цири, — Люди сами не ведают, что творят. Без жесткой руки…
Она вспомнила Хэнша. Полуживые трупы джанки, «чёрное мясо» киберпроституток и смог.
Она вспомнила Детройт. Одинаковых корпоративных дронов, туман и полицейских с дубинками.
Вспомнила заговоры корпораций, масс-медиа и невидимую руку рынка.
— … они творят черти что, — закончила Цири.
Она приведёт свой народ к процветанию. Чего бы это ей ни стоило. Чего бы это ни стоило ее народу.
Ложа закивала в единогласии.
— Ты — больше не львёнок, — шепнула ей Филиппа, как только заседание окончилось. — Ты — Цинтрийская львица. Ты поведешь за собой армии.
Цири скрестила руки на груди. Чародейка сделалась ее бесшумной тенью; без магии Филиппы она была как без ног.
Хоть она никогда в жизни и не курила, после заседаний Ложи мечтала о сигарете. И стаканчике виски. Лучше всего — Pappy Van Winkle, из тайного хранилища Адама.
****
Она начала покровительствовать краснолюдам, выделила им отдельный квартал по соседству с торговым, который так и прозвали — «Краснолюдским». Ввела налоговые льготы для небольших лавок, выделила казенные деньги на развитие производства пороха и огнестрельного оружия. Краснолюды недолго думали. Въехали в столицу со всеми своими родственниками в пяти коленьях, прихватили с собой гномов, наспех основали гильдию Гордых Краснолюдов Нильфгаарда, вместе с оружейным делом за полгода захватили ростовщичество и облизывались на монетный двор.
Пыталась объяснить им про электричество. Краснолюды кивали, важно оглаживали бородищи, говорили «будет сделано, хозяйка» и, как водится, ничего не делали.
Народ, конечно, негодовал и от негодования дебоширил. Пускай беснуются - чем народу заниматься в свободное от работы время? Лишь бы от налогов не уклонялись, остальное Империя переживет. Народ спрашивал: вы за кого, Императрица, за нас или за них?
Цири была в основном за перевооружение.
Даже песенку сочинили:
Говорят, Императрица,
Что с железною ногой,
Очень любит краснолюдов
В спальне привечать нагой.
И мотивчик такой липучий подобрали, заразы. Цири как эту песню впервые услышала, певчего приказала высечь на главной площади, пять ударов — за слова, пять — за мелодию.
Потому что демократия — демократией, свобода слова — свободой слова, а совесть иметь надо.
Ничего, перебесятся. Как говорил один мудрый краснолюд, «прогресс освещает мрак, ибо для того прогресс и существует». Вторую часть этого замечательного высказывания она предпочитала при дворе не цитировать.
****
Йеннифэр не одобряла их связь. Сначала молча, потом, улучив удачный момент в императорском саду, сказала, легко коснувшись руки Цири:
— Будь осторожнее с ней. Она совершенно не желает тебе добра.
Цири улыбнулась и покачала головой. Она сама все прекрасно знала. И давно уже хотела Йеннифэр рассказать об Адаме…
Но как-то все не выпадало случая.
Йеннифэр слушала, не перебивая. Даже когда у Цири начали слезиться глаза. Со стороны Повисса принесло такой ледяной сквозняк, что хоть волком вой.
А когда дослушала, крепко-накрепко ее обняла, окутав ароматом крыжовника и сирени. Тактичность удержала ее от вопросов, которые причинили бы боль им обеим. Цири уткнулась в гриву черных волос.
— Ты моя девочка, — сказала Йеннифэр. — Бедный маленький утенок.
****
ТЫ БУДЕШЬ СЛУЖИТЬ НАМ
ПОКА НЕ ПОГАСНЕТ ПОСЛЕДНЕЕ СОЛНЦЕ
Существа, не ведающие времени, не указывают сроки.
****
После перевооружения она взялась за медицину. Дезинфекция, санитария, общая гигиена. Что у народа с зубами творилось — сущий мрак, «тьма египетская», как сказал бы Притчард.
Нововведения шли из рук вон плохо. Знахарей нового поколения боялись, иногда жгли, но чаще — вешали. Церковь Великого Солнца грозила ей анафемой. За идею вакцин ближайшие вассалы заговорили об отречении от престола.
В общем, мрак. Лучше бы она виверн из пещер выживала. Виверны-то будут поумней многих ее поданных, а некоторые - ещё и посимпатичней.
— Ты одно забываешь, дочка, — усмехнулся Эмгыр, разглаживая на груди расшитый золотом сюртук, и любезно предложил ей свою руку — прогуляться по императорскому саду.
Он хоть и отошёл от дел официально, но вожжи не отпускал. Они ему за двадцать лет правления, видимо, уже в ладони вросли.
— И что же, papa? — сухо спросила Цири.
— Что твои подданные — немытые, неграмотные кметы, боящиеся собственной тени. А не граждане просвещенной демократии, как бы тебе того хотелось.
Это он вовремя. Только вчера Цири увидела на главной площади транспарант «долой отраву, долой железную ведьму».
Парацетамол не пришелся им по вкусу.
— Ты им в зубы счастье не засунешь, — вздохнул Эмгыр, — руку откусят и не подавятся.
За ними, выдерживая соответствующую этикету дистанцию, следовала охрана из элитной гвардейской бригады «Импера», знаменитые Саламандры, которых Цири едва удалось перевооружить на самозарядные пистолеты Нильфгаардской Оружейной Гильдии.
При ней же всегда был легкий императорский кальцбаргер с инкрустированным изумрудами эфесом (ни разу не использованный в бою и служивший исключительно символом власти).
— Посмотрим, — упрямо сказала Цири. Лицо ее слегка скривилось.
— Да разве я тебя останавливаю, великая просветительница? — усмехнулся Эмгыр. — Посмотрим, конечно. Может, у тебя получится, потому что у меня…
Он застыл у императорского пруда со своими любимыми золотыми карпами и задумался. И так долго думал, что и Цири заскучала, уставившись на него застывшим взглядом.
— Ни diable не вышло, — наконец сказал Эмгыр.
****
Мальчик снился ей все чаще. Худенький, пепельноволосый, сероглазый, испуганный, и — она сердцем чувствовала — очень несчастный.
Цири ненавидела себя каждый раз, когда просыпалась.
Но что делать? Что сказать? Я — твоя мать? Но она ему не мать. Цири не держала мальчика под сердцем, не качала младенцем, отца его она не то что не любила — ненавидела. Зачем давать ложную надежду? Она не сможет прийти на Тир на Лиа и спасти его, не приведя с собой Их.
Пустое, она ему не мать. А он — не ее сын. Он — эльфский принц, сын Дейдры Сеабагар и Карантира Ай-Фейниэль, золото и сокровище эльфской расы, за которое они своими мелкими зубами вырвут глотку. Пусть будет там, где ему место — а место ему на Тир на Лиа.
Но один сон все же никак ее не давал ей покоя. Сон, который не исчезализ памяти и упрямо сидел в ней.
Мальчик шел по хорошо знакомому ей тронному залу — там когда-то восседал, как неподвижная статуя, Ауберон — а на алебастровом мраморе вокруг трона распластались неподвижные тела. Шел и шел, и не было конца его дороге, потому что он никак не мог найти выхода, а вокруг стояла такая тишина, какая бывает только в склепах. Шёл и шатался, как неживой, и глаза у него…
Цири стонала во сне, и ее охватывал страх. О таких глазах пророчила Итлина. Страшные глаза. Не должно быть у детей таких глаз…
Каждый раз, когда она заглядывала в его серые глаза, то просыпалась.
— Цири? — сонно спросила Филиппа.
— Опять, — пожаловалась она. — Опять он. Мальчик.
Филиппа потянулась и поцеловала ее обнаженное плечо. Волнистые темные волосы, которые чародейка только ночью выпускала из плена двух кос, защекотали Цири шею.
— Помнишь, что я говорила тебе? — спросила Филиппа. — Всего лишь сон.
Йеннифэр Цири не рассказывала про мальчика под страхом смерти.
Бросила своего ребенка на съедение волкам. Мать-кукушка. Как ты могла так поступить?
А Aen Elle? Как они могли так поступить с ней?
— Всего лишь сон, — эхом повторила Цири.
Но заснуть ей больше не удавалась.
Не спала и Филиппа. Сначала просто лежала, поигрывая со вздымающимся на обнаженной груди пентаклем, а потом встала, накинула халат из тончайшего красного шелка, и о чем-то долго говорила по мегаскопу с чародейкой, в прононсе которой угадывалось Старшее Наречие.
****
По осени объявили помолвку Цириллы Фионы Элен Рианнон, Императрицы Нильфгаардской, и Балдуина Хенгфорса, принца Ковирского.
Венчание назначили на Саовину, в главном соборе Церкви Великого Солнца
— Лебеде пришлось подвинуться в угоду политическим интересам. В честь помолвки Эмгыр произнес скучнейшую речь, в которой обрученным отводилось ровно одно предложение на двоих, а все остальные были посвящены крепкому союзу между Ковиром и Нильфгаардом, жемчужиной Севера и Великой Империей Солнца.
Парадная зала и окружающие ее галереи были до предела заполнены людьми — рыцарями, дамами, дворянами, богато одетыми горожанами. Они с принцем Хенгфорсом обменялись целомудренными поцелуями в обе щеки. Придворные зааплодировали и заулюлюкали от умиления.
— Так лучше для Нильфгаарда, — шепнул ей раскрасневшийся жених.
От принца Ковирского пахло медом и вереском, подбородок показался Цири несколько вяловат, а глаза чем-то смахивали на эльфьи. В остальном — ничего. Терпимо.
С подбородка воды не пить, а многочисленные залежи драгоценных металлов и соли ей еще пригодятся.
— Так лучше для Ковира, — спокойно согласилась Цири.
«Салют!» — крикнула Филиппа, высоко подняв бокал с игристым. Франческа Финдабаир телепатически спросила у Цири, кто же сшил ей такое невероятное платье (никогда не видела такой невесомой парчи!), и попросила поделиться адресом швеи. Швея сидела прямо позади неё и крутила в руках аметистовый амулет.
Геральт методично раздирал на куски королевского лобстера. Йеннифэр предупреждающе держала руку на предплечье ведьмака, чтобы тот ненароком не перешел на людей.
Цири не могла дождаться, когда же наконец закончится празднество, и они с Геральтом откроют бутылку ядреного абсента (прости, Цирька, второй месяц пребываю в Беленицах, в корчме «Последний путь» в беспробудном пьянстве и половых излишествах. Но ты бывай и не хворай! Навеки твой друг, Золтан Хивай), и Геральт расскажет ей, как завалил в Офире вот такенного кракена. Если верить Лютику, тот был размером с небоскрёб.
Раз ей уже не доведется, то хоть послушает.
****
Лютик в честь празднества написал Балладу о Железной Деве. Такую слезливую, что благородные барышни за одну песню изводили по два, а то и три шёлковых платочка. Бард, курвы его раздери, неизменно бисировал дважды, а то и трижды, и с дня на день собирался отправиться в турне по Яруге.
Сквозь тьму и равнодушие миров не пронести любви. Одно лишь иииимя… Чужое, несозвучное с другими, из букв его сочащаяся кровь, и голос в предрассветной тишине спустя года останутся на пааааамять.
Пространство сталь сожмет и излома-а-ет, но дрогнет пред владычицей своей, свернувшись Уроборосом у ног. Петлю сильней затягивает вреееемя, цена порой значенья не имеет, платить сполна придётся всё равно.
Реальности — бессчетные круги на глади мира. Бег по кромке смерти. Судьба сама не выбирает жееееертву — её как дар решают принести, чтоб сохранить слабеющую жи-и-изнь.
Мечтая явью сделать миражи-и-и, вслух не давать напрасных обещаний — надежды в слове меньше, чем в молчаньи. Но нет преград для струн, что зазвучали, сплетая две потерянных души-и-и-и.
«Ничего не рассказывал, — клялся Геральт. — Сам почуял, чертяга, своим менестрельским чутьем».
Цири отправила барду письмо. С императорским гербом Нильфгаарда, латунной печатью, на дорогущем пергаменте. В нем написала только одно предложение:
«В жопу себе засунь свою балладу, Лютик».
Нет, все же два.
«Искренне твоя, Цирилла».
****
Он ей снился. Иногда — приятные, яркие сны, после которых она просыпалась со сбившимся дыханием и покрасневшими щеками. Пицца, виски и маленький двухместный диванчик. Горький запах Royal Hellhounds. Черные пальцы, мягко сжимающие ее быстро вздымающуюся грудь.
«Однажды в далекой-далекой галактике…»
Иногда — коридоры логова Винтермьюта и ничего не выражающие, желто-зеленые глаза с черными провалами зрачков.
Оба варианта она одинаково ненавидела.
Временные линии перемешивались в памяти. Она помнила и ту, где проклинала Адама и Шарифа за то, что они сделали с ее ногами. «Новейшие, лучшие, самые быстрые импланты Sarif Industries, пять миллионов баксов, ну что еще вы хотите от меня, мисс Рианнон?» И ту, где вместо неё пришлось расплачиваться Фариде.
Она и сама не могла ответить, какая из них настоящая, и где осталась настоящая Цири.
Подозревала, что в песках Междумирья.
****
Йеннифэр устроила себе лабораторию в южном крыле. С присущей ей размахом и эпатажем — не забыла притащить и любимое чучело. Филиппа — в северном, поближе к спальне Императрицы. Ассирэ предпочитала кочевнический образ жизни.
Эмгыр жаловался, что он под ведьминской осадой.
Йеннифэр работала как проклятая. Цири задавалась вопросом, спит ли она вообще — каждый раз, когда она навещала чародейку — утром или вечером, днем или ночью — та была поглощена чтением трактатов толщиной в локоть. Око Бафомета и вправду оказалась злой шуткой эльфов, и Геральт первым кораблём отправился в Офир в поисках джиннов времени. Единорог все больше покрывался пылью.
Чародейка похудела, глаза запали, тонкие пальцы — в химических ожогах, а чёрные кудри (неслыханно!) — не уложены.
— Мамочка… — наконец не выдержала Цири. — Йеннифэр… Оставь. Просто оставь, хорошо?
Не нужно лезть туда, где можно потеряться навсегда.
Не нужно лезть туда, где погибает мир, которым она пожертвовала вместо человеческого.
Не надо никого сюда звать, потому что — придут, обязательно придут, и мало не покажется.
Цири взглянула в фиолетовые глаза Йеннифэр. Они были холодны как лед.
— Не оставлю, — сказала Йеннифэр, кусая пересохшие губы. — И думать не проси, дочка. Сама знаешь — не оставлю. Найду сукиных детей, и заставлю отвечать за свои злодеяния.
Чародейка сжала в руке медальон в виде семиконечной звезды и поморщилась.
— Умру, но найду.
****
Беда пришла ниоткуда.
Они всегда так приходят — ниоткуда и не вовремя. Цири откинулась в кресле, в одной распахнутой на груди белой блузе, рассеянно болтая вино (вассальское, Туссентское — подарок княгини на помолвку) в бокале по кругу. Филиппа втирала мазь в ее блестящие от пчелиного воска черные колени — полынь и чернолист, приправленные целебной магией, для улучшения кровообращения и предотвращения рубцов.
На самом деле — чтобы Цири не гнила заживо. Не хуже нейропозина, и гораздо экологичней.
И когда приходит беда, то в дверь стучат так, будто позади — Дикая Охота.
Которые теперь не только лишь в легенде мертвецы.
— Императрица, — ворвался в комнату посыльный. — Ваше Высочество!
— Говори, — разрешила Цири. Частичной наготы своей она не стеснялась.
Не пристало императрице краснеть перед кметами.
— Там, — запыхавшись, начал посыльный. — Там… прошу вас!
«Темерия, — поняла она. — Все-таки решились на еще одну войну, черти, и пушек не побоялись». Выслали посла, как пить дать. Привязанного к телеге, с отрубленной головой и размашистой подписью «смерть черным».
Такую надпись она и в Детройте видела.
*****
Люди собрались у городской стены. Так много в последний раз собралось только когда на главной площади установили шибеницу с опускающийся платформой и всю следующую неделю прилежно тестировали.
Личная стража Императрицы, словно по трафарету рослые и плечистые нильфгаардцы с саламандрами на плечах, расступились, когда та взошла на смотровую башню, медленно передвигая железными ногами, охватив ладонью набалдашник трости — золотое солнце.
Цири взяла у дозорного бинокль и взглянула на долину.
И увидела портал, будто бы из живой плоти. Должно быть, чёрная магия.
Опустила бинокль, глубоко вздохнула, поправила вдруг ставший душить ее золотой альшбанд на шее. Руки задрожали. В ней зашевелилось то, что уже давно не поднимало своей головы: надежда.
— Что за дьявольщина? — изумленно спросила Филиппа.
Цири не ответила. И надеяться страшно. Только бы, если бы!.. Перевела дыхание, вновь подняла бинокль и впилась глазами в ту надпись, которую больше в жизни и не надеялась увидеть.
На черном панцире выкатившегося (скорее, вылезшего) существа были вытатуированы золотые буквы, подчеркнутые тремя росчерками пера.
SARIF INDUSTRIES
BIOSCOUT
S-300
