КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Рассказы. Том 4. Фатализм [Роберт Альберт Блох] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Роберт Блох РАССКАЗЫ Том 4. ФАТАЛИЗМ (1939, 1942–1944)


INFINITAS

НЕОБХОДИМЫЕ ПОЯСНЕНИЯ

Известно, что американский писатель ужасов и фантастики Роберт Блох не служил в армии. Все свое время и силы он посвятил литературному и сценарному творчеству, работая над произведениями в самых разных жанрах.

Упорная работа принесла плоды. К 1945 году Блох начинает издавать собственные сборники произведений. Один из первых, «Seа-Kissed», выходит небольшой брошюрой в Великобритании. Но это только начало. Блоха приглашают в качестве сценариста в популярное радиошоу «Stay Tuned for Terror».

Продолжается плодотворное сотрудничество с другими авторами, особенно с Генри Каттнером. Блох издает рассказы в ставших уже привычными ему журналах типа «Weird Tales» и «Amazing Stories» не только под собственным именем, но и под псевдонимами, самый популярный из которых — Тарлтон Фиск.

Писатель продолжает совершенствоваться в темном жанре, попутно и успешно пробуя силы в научной фантастике, триллере, детективе и даже фэнтези. Результат — десятки коротких историй, снабженных фирменным «черным» юмором Блоха, который станет неизменной чертой стиля на протяжении всей его жизни и творчества.

Первая половина сороковых годов XX века потрясла человечество. Эхо Второй Мировой войны отзывалось везде, включая благополучную Америку. Блох, как многие его соотечественники, не мог не ощущать эту тревогу и неизвестность, что отразилось и на его творчестве.

Характерная деталь — многие рассказы автора периода 1942–1944 годов изобилуют отсылками к войне. В большинстве историй ощущается незримое присутствие угрозы, рока, предопределенность. Как бы ни старались персонажи этих историй, какие бы ни прилагали усилия, их участь уже решена.

В предлагаемом сборнике публикуются рассказы Роберта Блоха ранних лет, написанные в 1939, в 1942–1944 годах, большинство из которых переведены на русский язык впервые. Рассказы выстроены в хронологическом порядке вне принадлежности к сборникам.

Четвертый том получил название «Фатализм».

К. Луковкин

ХРОНОЛОГИЯ

01. The Grip of Death \ Robert Bloch (Robert Bloch & Henry Kuttner) \ «Strange Stories», December, 1939.

02. Men Scared of Nothing \ E. K. Jarvis (Robert Bloch) \ «Fantastic Adventures», July, 1942, Vol.4, No.7.

03. The Shoes \ Robert Bloch \ «Unknown Worlds», February, 1942, Vol.5, No.5.

04. Hell on Earth \ Robert Bloch \ «Weird Tales», March, 1942, Vol.36, No.4.

05. Black Bargain \ Robert Bloch \ «Weird Tales», May, 1942, Vol.36, No.5.

06. A Question of Etiquette \ Robert Bloch \ «Weird Tales», September, 1942, Vol.36, No.7.

07. Nursemaid to Nightmares (Mr. Margate's Mermaid=Nursemaid to Nightmares+Black Barter) \ Robert Bloch \ «Weird Tales», November, 1942, Vol.36, No.8.

08. Murder from the Moon \ Robert Bloch \ «Amazing Stories», November, 1942, Vol.16, No.11.

09. The Eager Dragon \ Robert Bloch \ «Weird Tales», January, 1943, Vol.36, No.9.

10. Phantom from the Film \ Tarleton Fiske (Robert Bloch) \ «Amazing Stories», February, 1943, Vol.17, No.2.

11. It Happened Tomorrow \ Robert Bloch \ «Astonishing Stories», February, 1943, Vol.4, No.3.

12. The Fear Planet \ Robert Bloch \ «Super Science Stories», February, 1943, Vol.4, No.3.

13. A Bottle of Gin \ Robert Bloch \ «Weird Tales», March, 1943, Vol.36, No.10.

14. The Black Brain \ Tarleton Fiske (Robert Bloch) \ «Fantastic Adventures», March, 1943, Vol.5, No.3.

15. Never Trust a Demon \ Robert Bloch \ «Amazing Stories», April, 1943, Vol.17, No.4.

16. The Skeleton in the Closet \ Tarleton Fiske (Robert Bloch) \ «Fantastic Adventures», May, 1943, Vol.5, No.5.

17. Almost Human \ Tarleton Fiske (Robert Bloch) \ «Fantastic Adventures», June, 1943, Vol.5, No.6.

18. Yours Truly — Jack the Ripper (Yours Truly, Jack the Ripper) \ Robert Bloch \ «Weird Tales», July, 1943, Vol.36, No.12.

19. The Machine That Changed History \ Robert Bloch \ «Science Fiction Stories», July, 1943, Vol.3, No.5.

20. Fairy Tale \ Tarleton Fiske (Robert Bloch) \ «Fantastic Adventures», August, 1943, Vol.5, No.8.

21. Black Barter (Mr. Margate's Mermaid=Nursemaid to Nightmares+Black Barter) \ Robert Bloch \ «Weird Tales», September, 1943, Vol.37, No.1.

22. Mystery of the Creeping Underwear \ Tarleton Fiske (Robert Bloch) \ «Fantastic Adventures», October, 1943, Vol.5, No.9.

23. Meet Mr. Murder \ Tarleton Fiske (Robert Bloch) \ «Mammoth Detective», November, 1943.

24. It's Your Own Funeral \ Robert Bloch \ «Mammoth Detective», November, 1943.

25. It's a Small World \ Robert Bloch \ «Amazing Stories», March, 1944, Vol.18, No.2.

26. Iron Mask \ Robert Bloch \ «Weird Tales», May, 1944, Vol.37, No.5.

27. The Beasts of Barsac \ Robert Bloch \ «Weird Tales», July, 1944, Vol.37, No.6.

28. The Devil's Ticket \ Robert Bloch \ «Weird Tales», September, 1944, Vol.38, No.1.

29. The Bat Is My Brother \ Robert Bloch \ «Weird Tales», November, 1944, Vol.38, No.2.

30. Death Is a Vampire \ Robert Bloch \ «Thrilling Mystery», Fall, 1944.

ПРИМЕЧАНИЯ

— рассказ входит в межавторский цикл «Мифы Ктулху. Свободные продолжения»;


— рассказ входит в авторский цикл «Маргейт»;


— рассказ входит в межавторский цикл «Джек Потрошитель»;

[1, 2, 3…] — сноски переводчиков;

{1, 2, 3…} — сноски автора.

СМЕРТЕЛЬНАЯ ХВАТКА /совместно с Генри Каттнером/ (The Grip of Death, 1939) Перевод Б. Савицкого

Узкое бледное лицо Люка Холланда подёргивалось в такт шагам, когда он медленно поднимался по лестнице. Он нёс поднос с бумажными салфетками, графинчиком портвейна и бокалом, загодя наполненным отравленным вином.

Люк получил яд, вымочив в воде листы липучки от мух; он прочёл про такую уловку в одной премудрой книге. Полиция никогда не догадается о совершённом преступлении. Некоторые люди — например, его дядя — считали Люка глупцом. Но нет, он умный и хитрый. Да, Люк Холланд мнил себя знатным хитрецом, а ещё предки даровали ему мозг, исковерканный целыми поколениями декадентов пуритан.

Потому-то хитрость Люка не шла ни в какое сравнение с суеверным страхом, обосновавшимся в его душе. Вот почему он задумал убить своего дядю Лайонела. Ведь Люк знал наверняка, что старик промышляет колдовством; в Библии, запрещающей подобные непотребства, однозначно говорилось, что колдун заслуживает смерти.

Кроме того, все свои немалые сбережения дядя в случае упокоения завещал племяннику, как единственному ныне здравствующему представителю рода. Получив богатое наследство, перестав зависеть от прихотей и капризов эксцентричного старика, Люк с радостью покинет этот странный неприветливый дом.

Как же он ненавидел дядю Лайонела! — ненавидел его белоснежное морщинистое лицо, его запавшие слезящиеся глаза, его тонкие синеватые губы. Но ещё больше он ненавидел лукавую улыбку на иссохшем лице, когда старый Лайонел заводил разговор о деньгах, которые унаследует Люк. Словно скверный старикан читал мысли племянника и насмехался над ним.

Люк тщательно всё продумал и решил, что настало время действовать. Отравленное вино дядя Лайонел выпьет в качестве своего обычного послеполуденного тонизирующего средства, а полиция не захочет возиться со смертью какого-то дряхлого старика, списав случившееся на сердечную недостаточность.

Ну и шутка! «В конце концов, — подумал Люк, — ответственность за практически любую смерть можно переложить на сердечную недостаточность». Довольно причудливое понятие. Он усмехнулся, поднимаясь по лестнице.

Весьма приятно снова чувствовать улыбку на губах. Здесь, в стенах мрачного дома, где он провёл целый год в ожидании смерти своего старого дяди, ему было не до веселья. Ибо Лайонел Холланд являлся приверженцем оккультизма и преуспел в постижении некоторых областей запретных знаний, которые лучше было бы оставить в покое. Восемь лет назад он ушёл из бизнеса по производству специй и отправился в длительное морское путешествие на Восток. Его первоначальные помыслы об отдыхе явно уступили место менее здравым идеям, так как он вернулся с кучей странно переплетённых дряхлых книг и с этим новым грызущим интересом к чёрным магическим искусствам. Он выбрал жизнь затворника и, всячески сторонясь человеческого общества, переехал в старый семейный дом, возвышающийся над обветшавшим великолепием набережной. Год назад он предложил племяннику должность секретаря, и это всё, что про него известно кому-либо в целом мире.

Даже для Люка Холланда многое оставалось тайной. Но постепенно его смутные подозрения переросли в навязчивый страх.

Дядя Лайонел был очень странным человеком. За год пребывания в его доме Люк редко виделся со своим работодателем, поскольку старик обитал на втором этаже, никогда не спускался вниз, а все комнаты наверху тщательно запирал. Обязанности секретаря преимущественно заключались в приготовлении скромной пищи, напоминании о времени приёма лекарств и выпроваживании незваных гостей. Кухонный лифт служил для доставки еды на второй этаж, переговорная труба предназначалась для нечастого общения, и у Люка оставалось достаточно свободного времени для размышлений.


Что этот выживший из ума старикан там делает? Что он там скрывает? Что за загадочные звуки долетают порой до ушей Люка из запертых комнат? По ночам со второго этажа доносилось громыхание резко открываемого окна, и слышалось размеренное пение, чуть приглушённое, но довольно звучное. Отупляющие монотонные литании терзали слух Люка, будто бьющие в сердце джунглей туземные барабаны. Его дядя молился, но не тем богам, которых знал племянник. Это были более архаичные и суровые боги; ибо кому, кроме Древних, приносят кровавые жертвы?

Однажды, получив письменный приказ, Люк приобрёл трёх прекрасных белых петухов и отправил их живыми наверх с немым слугой, приходящим по дядиному требованию. Тем вечером Люк никак не мог уснуть, тревожные мысли отгоняли сон, а в полночь его беспокойное бдение нарушил пронзительный клёкот заживо потрошёной птицы. Раздался тяжёлый удар мясницкого ножа, сопровождаемый предсмертным трепетом крыльев, затем на несколько минут воцарилась гнетущая тишина, а после послышался дядин голос, нараспев бормочущий нечестивую молитву. Окно на втором этаже с грохотом распахнулось.

На мгновение Люк решил, что воображение вздумало сыграть с ним злую шутку. Ибо он почуял в воздухе отвратное смешение запахов ладана, свежей крови и чего-то ещё.

Да, присутствовал чуждый дух, который нос не желал распознавать, а мозг не осмеливался. Это было зловоние падали, призванной принять кровавое подношение, и какое-то необъяснимое интуитивное чувство подсказало Люку, что призыв услышан и жертва принята.

Люк задрожал в своей постели, когда понял по звукам, исходящим сверху, что неизмеримо мощный магический ритуал ещё не окончен. Его потрясённый и ошеломлённый разум просто-напросто отказывался верить в то, что теперь вместо одного голоса звучало слитное пение сразу двух.

И когда Люк почувствовал, как массивные брёвна, из которых сложен дом, надрывно стонут под чьей-то тяжёлой поступью, когда услышал замогильное завывание ветра, налетевшего из гавани и ворвавшегося в комнату на втором этаже через отворённое окно, то понял, что он должен сделать. Чёрные свидания, алые жертвоприношения, мерзкие песнопения следует пресечь раз и навсегда. Да, его дядя — творец тёмного колдовства. И сколько же ещё Люку предстоит проторчать здесь, в гниющем доме, на правах узника и лакея этого чародействующего чудовища?

Чудовище необходимо убить…

Люк размышлял об этом до следующего вечера; до тех пор, пока сознание не погрузилось в пучину туманных сновидений, наполненных кошмарами.

Чудовище необходимо убить. Ведьм и колдунов надлежит уничтожить…

В полночь тяжёлый аромат ладана снова заполнил дом. Сон Люка потревожил скользящий пугающий шёпот, вязким потоком струящийся по потолку и стекающий вниз по стенам. Затем опять раздался неуклюжий топот огромных пяток или копыт. Люк сразу же вспомнил про открытое окно на втором этаже. Он, боясь даже пошевелиться, пролежал без сна до восхода солнца, наполнившего комнату светом и вернувшего способность здраво рассуждать.

Я убью его. Я должен…


Вот тогда-то Люк Холланд решился исполнить задуманное; он получил яд и устроил всё так, чтобы старик не смог вызвать к себе немого слугу. Разные мысли посещали Люка в это время. Он с неугасимой ненавистью думал о своём дяде; он с непрестанной тревогой размышлял над легендами Новой Англии[1], что слышал в детстве, над историями, повествующими о чародействе и о тошнотворных существах, являющихся извне на колдовской зов. Он с греховным вожделением грезил о том, как будет купаться в роскоши, получив огромное наследство; он с праведной набожностью помышлял о благочестии, которому предписано уничтожать ведьм и колдунов.

И теперь Люк поднимался по скрипучей лестнице с подносом в руках. Ну а в голове звучала озорная навязчивая мелодия; дивная запоминающаяся музыка, задорно звенящая в ритме биения пульса.

«Убей его, убей его, УБЕЙ ЕГО!»

В венах бушевали и бурлили стремительные потоки уверенного восторга. Никогда Люк не чувствовал себя более энергичным, более сильным. Он уподобился Ангелу Смерти. Ноги двигались, сердце стучало, даже глаза моргали в темпе, заданном весёлым мотивчиком, пульсирующим в мозгу.

«Убей, убей, убей, убей его!»

Впервые за многие месяцы лицо Люка озарилось безмятежной и довольной улыбкой.


Большая чёрная дверь открылась, и Люк Холланд оказался в комнате. Его дядя восседал в кресле возле письменного стола. При виде племянника нитевидные губы старика растянулись в гостеприимной улыбке. Люк с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться в ответ на эту приветливую гримасу.

Дядя не знал о назойливом мотивчике, засевшем в голове племянника; о причудливой мелодии, постоянно ускоряющейся и неумолимо стремящейся к кульминации.

Люк попытался ничем не выдать охватившей его упоительной восторженности. Он окинул взглядом просторную комнату, обставленную по моде пятидесятилетней давности — огромными креслами из красного дерева, громоздкими диванами и массивными столами. Вдоль стен, обитых высокими дубовыми панелями, доходящими до потолка, выстроились книжные стеллажи, величиной и возрастом соответствующие старомодным веяниям. В целом комната выглядела вполне обыденно, но за закрытыми дверями находились и другие. Возможно, в полумраке запертых комнат дядя скрывал каких-нибудь жутких тварей, подобно Люку, прячущему свою удивительную мелодию в самом надёжном из тайников мозга. А за спокойствием Лайонела Холланда вполне могло таиться умопомешательство.

Старик очень изменился за последний год. Его лицо избороздили глубокие морщины, разбегающиеся из уголков глаз сеточкой, будто нити паутины. Его тонкогубый рот сходствовал с чёрной щелью; с разрезом, сделанным скальпелем в беломраморной коже трупа. Его мертвенно-бледное лицо обрамляли густые пряди седых волос, ниспадающие на лоб. Люк почему-то решил, что его дядя схож лицом с каким-то давно почившим мумифицированным монгольским полководцем.

Старый Лайонел был облачён в чёрный халат, безвольно свисающий с худых опущенных плеч. Вышитая серебряными нитями серповидная луна сияла у него на груди. Казалось, это единственная искра жизни в облике старика, не считая его глаз.

Студёные и бездонные, словно воды полярных морей, они светились извечным пророческим всеведением. Встретившись с дядей взглядом, племянник почувствовал, как эти глаза, будто два магнита, каким-то сверхъестественным образом пытаются вытянуть все секреты его разума. Люк содрогнулся, подумав о том, что созерцали старческие очи в прошлые безлунные ночи.

Усилием воли племянник отвёл взгляд в сторону. Сейчас не время поддаваться панике, пришла пора действовать.

— Спасибо, Люк, — сказал дядя Лайонел. Его голос странно смутил племянника; казалось, что он доносится издалека — из какого-то бездонного колодца, скрытого сморщенными губами с трудом выговаривающими слова.

— Нет проблем, — ответил Люк, заставив себя вежливо улыбнуться.

— Ты был очень добр и снисходителен ко мне в последнее время, — спокойно продолжил старый затворник. Его вкрадчивый голос походил на убаюкивающее мурлыканье, но пытливые глаза неотрывно смотрели племяннику прямо в лицо: — Отходя в мир иной, я буду помнить твою добросердечность, а это случится очень скоро, как мне сказали.

Кто сказал? Люк вздрогнул от этой мысли.

— В скором времени я закончу свои эксперименты и буду готов уйти навсегда.


Люк, устроившись в кресле напротив, внимательно следил за рукой дяди Лайонела, возившейся с наполненным бокалом. Длинные худые пальцы дёргались, будто щупальца осьминога. Дядя «будет готов уйти навсегда» через минуту, как только осушит свой бокал. Совсем скоро Люк обретёт долгожданную свободу — свободу от стылых глаз, неизменно всматривающихся в его лицо.

— Ты так нетерпелив, мой мальчик, — произнёс старик. В его голосе звучала мрачная насмешка: — Боюсь, ты слишком порывист, слишком поспешен. Затевая что-либо против меня, ты должен десять раз подумать. Ведь тебе не избежать наказания, если попытаешься приблизить мой смертный час. Ты понимаешь, что мне известно много чего потаённого.

Он подозревает! Люк даже оробел. Но нет, дядя поднял бокал. Ещё три дюйма[2] и…

Рука, держащая бокал, замерла в воздухе.

— Ты болен? — спросил дядя, глядя на племянника в упор. — Ты бледнее трупа. В чём дело?

— Ничего, — пробормотал Люк. Неужели старый пень не будет пить?

— Вот! — Лайонел медленно повернулся в кресле и, протянув к низенькому столику, стоящему чуть позади, тонкую руку с синими прожилками вен, взял точно такой же пустой хрустальный бокал. — Выпей со мной портвейна, а то, чего доброго, грохнешься в обморок. Давай наливай, — распорядился он, видя замешательство Люка. Возможно, тут какая-то ловушка?

Но, налив себе портвейна из графинчика, Люк не заметил со стороны Лайонела попыток поменять бокалы местами. Оба поднесли к губам хрусталь, наполненный красным вином. Люк выпил всё до капли и только тогда понял, что дядя не сделал ни глоточка.

Страх насквозь пронзил сердце Люка. Он поспешно поставил бокал на место, воззрившись на дядю испуганными глазами. Старик неторопливо наклонил свой бокал и вылил отравленное вино на пол.

— Ты перерезал телефонный шнур, чтобы я не смог дозвониться до своего слуги, да? — обманчиво мягким голосом поинтересовался дядя. — Ты всерьёз полагал, что сможешь убить меня, Люк?

Колдун. Старик — настоящий колдун! Своим всевидящим взором он прочёл в глазах Люка все сокровенные тайны. Дядя Лайонел — истинный колдун, и вот тому очередное неоспоримое доказательство. Что-то из давно прочитанного всплыло в памяти племянника. «Не оставляй ведьму в живых…»

Люк попытался заговорить, но сквозь плотно сжатые губы прорвался лишь слабый сдавленный всхлип. В уголке его рта выступила капелька пенной слюны.

— Ты дурак, Люк. — Снисходительное презрение слышалось в дребезжащем голосе старика. — Ты суеверный надутый дурак, как и всё твоё племя. Только я, считавшийся в семье паршивой овцой, дерзнул избавиться от слабости в нашей крови. Кому-то свойственна гениальность, а кому-то деградация. Твои праведные предки были белыми овцами, скудоумно блеющими со своих соборных кафедр. Я — чёрная овца, и у меня хватило смелости познать, что любая из белых овец может быть возложена на жертвенный алтарь в обмен на великие тёмные дары. И теперь ты, последняя декадентская маленькая беленькая овечка, думаешь избавиться от меня.


Дядя Лайонел злорадно рассмеялся, и племянник понял, что старик взбешён до умопомрачения. Люк тоже злился, а ещё чувствовал, что с ним происходит что-то плохое; им внезапно овладел ледяной озноб, превращающий тело в неповоротливую глыбу льда, а в горле возникло болезненное ощущение игольчатого покалывания. Он ахнул:

— Ты отравил меня?!

— Я принял определённые меры предосторожности. Яд? Нет, ничего подобного; это не твой глупый трюк, а результат моих многолетних опытов по изучению природного механизма умирания. Знаешь, что такое столбняк, Люк?

Племянник молчал, с ужасом уставившись на своего дядю.

— Полагаю, что нет. Это состояние абсолютной неподвижности, характеризующееся затвердеванием мышц, как при трупном окоченении после физической смерти. — Лайонел Холланд торжествующе улыбался, постукивая по деревянным подлокотникам кресла сухими пальцами. — Интересно, какой яд ты положил в мой бокал? Стрихнин? Ты знаешь, он вызывает схожий кратковременный эффект. Однако экспериментальным путём я обнаружил более интересный препарат, вызывающий прижизненное окоченение — мышцы костенеют при жизни, а не после смерти. В итоге тело будет сковано полнейшим параличом. Но не мозг, Люк. Ты сможешь всё видеть и слышать совершенно ясно, когда тебя станут укладывать в гроб.

Сдавленное животное рычание вырвалось из горла Люка. На мгновение он перестал контролировать себя; перестал быть Люком Холландом, человеком XX-го века. Он превратился в фанатика-пуританина, искореняющего порочную грязь колдовства, проклятую Священным Писанием.

— Что ты за дьявол?! Ты смазал ядом стенки моего бокала! — хрипло выкрикнул он.

Люк в порыве ярости вскинул немеющие руки и бросился на дядю Лайонела.

В мозгу бился звенящий сумасшедший ритм. А когда пальцы Люка сомкнулись на шее перепуганного старика, звук сделался нестерпимо громким, рождая слова:

— Не оставляй ведьму в живых…

Всё растворилось в багровом тумане, и, казалось, нет ничего на свете, кроме его рук, очень медленно сжимающих горло дяди. Неимоверно трудно повелевать ими; заставлять их шевелиться вопреки подступающему холоду. Люк вложил все свои силы в то, чтобы как можно глубже погрузить негнущиеся пальцы в старческую дряблую плоть. До крайности неприятно ощущать мышечное онемение в коченеющих руках. К своему удивлению, Люк услышал собственный тихий безумный смех. Мысли спутались, дыхание сбилось, мелодия оборвалась…

Комната погрузилась в тишину. Единственным звуком был слабый скрип кресельных пружин, когда Люк бессознательно раскачивал взад-вперёд безжизненное тело своего дяди. За кровавой пеленой он не видел ни синюшной бледности морщинистого лица, ни выпученных потухших глаз. Он пытался вспомнить что-то очень важное, но память подводила его. Что-то связанное с чудовищным препаратом, вызывающим паралич. Что сказал дядя Лайонел? «…мышцы костенеют при жизни, а не после смерти. В итоге тело будет сковано полнейшим параличом». Конечности Люка полностью потеряли чувствительность, плоть промёрзла до костей, а горло терзала острая колющая боль.

Внезапно морок перед глазами рассеялся, и Люк уставился на свои руки, сжимающие изрытую морщинами шею. Он попытался ослабить хватку; убрать руки от мертвеца. И не получилось. Пальцы застыли точь-в-точь как при трупном окоченении.

Люк заскулил, словно раненая собака.


Спустя час Люк Холланд по-прежнему сидел, склонившись над убиенным стариком, среди теней, медленно выползающих из своих углов, будто из глубин мрачных пещер. Раз за разом он пытался разжать пальцы, замершие в удушающем захвате, но безуспешно. Они слишком глубоко погрузились в быстро остывающую плоть — десять белых звеньев ожерелья смерти.

Интересно, сколько он здесь сидит? Пять минут? Столетие? Боль в горле усилилась, а руки и ноги Люк едва ощущал.

Ему не высвободиться без помощи какого-либо инструмента. Внезапная мысль вселила в него надежду. Почему он не подумал об этом раньше? Нож освободил бы его пальцы.

Он попробовал встать, но тяжело рухнул на пол. Его ноги превратились в никчёмные ледышки. Хрипло дыша, он с трудом поднялся на колени, сжимая в руках своё чудовищное бремя. В пределах видимости ножей не было, а тратить драгоценное время на поиски он не стал.

Люк выполз в коридор, волоча мёртвого пленника своих рук. Он попытался спуститься по лестнице, но сразу же потерял равновесие и полетел вниз. Они скатились по ступенькам — один мёртвый, а второй полумёртвый. Люк чувствовал, как ядовитое зелье обречённости растекается по венам.

Управится ли он с ножом? Ноги бесполезны; руки в капкане неподвижности. И всё же остался рот; Люк мог бы сжать зубами рукоять ножа и высвободить пальцы.

Кровь залила лицо, но он умудрился вытащить из кухонного шкафа нужный ящик. Столовые приборы со звоном рассыпались по паркету. А вот и нож. Сейчас…

Люк несколько раз медленно перекатился по полу, пока губы не коснулись костяной рукояти ножа. Боль в горле утихла, но челюсти застыли, будто скованные вековым льдом…

Невозможно открыть рот! Челюсти слишком крепко сжаты! Мышцы затвердели! Рукоять насмешливо касалась губ, однако Люк был бессилен сжать её зубами. Поскуливая, он пытался поймать нож между плечом и щекой, но даже это оказалось неосуществимо. Волна безысходности захлестнула его…

Люк понял, что это конец. Он не мог покинуть дом, прикованный к наиглавнейшей улике своего преступления. Он не мог пить или есть. В сущности, он мёртв равным образом с трупом в онемевших руках. Ему показалось, что покойник ухмыльнулся, по достоинству оценив мрачную шутку.

Что сказал старый колдун? «В итоге тело будет сковано полнейшим параличом. Но не мозг, Люк. Ты сможешь всё видеть и слышать совершенно ясно, когда тебя станут укладывать в гроб».

Люк представил себе, что увидят полицейские ищейки, когда вломятся в дом. Два бездыханных тела в состоянии трупного окоченения — пальцы одного впились в горло другого. Но один из этой парочки ещё жив в мёртвой телесной оболочке…

— Нет! — булькнул Люк в отчаяние. — Нет!

Он на четвереньках пустился в обратный путь, а труп не отставал от него, будто преследующая по пятам беспощадная Немезида[3].


Каким-то невообразимым образом Люк Холланд сумел добраться до лестницы. Он не чувствовал боли от синяков и кровоточащих ссадин. Казалось, потребовалась целая вечность, чтобы вскарабкаться на второй этаж и доползти до комнаты дяди Лайонела, залитой сумрачным светом из распахнутого настежь окна.

Мёрзлые оковы практически лишили Люка свободы движения. Он еле-еле шевелился, а чудовищная ноша тяготила неподъёмным грузом. Очень медленно он достиг окна. У него остался последний шанс разорвать связь с мертвецом; последний способ покончить жизнь самоубийством и не быть похороненным заживо. Падение с высоты убьёт его. Он ещё сможет избежать изощрённой мести колдуна.

Люк, предвкушая скорую святую победу над чёрными магическими чарами, нашёл в себе силы кое-как подняться на ноги, прислонившись к стене, и взобраться на подоконник. Однако леденящая длань сжала его сердце, останавливая неровное биение. Через несколько мгновений от Люка останется только чистый разумом, заключённый в узилище мёртвого тела, если только он не сумеет вывалиться из окна. Он должен…

Последний раз он заглянул в остекленевшие глаза старика. Прошло белее шести часов с момента смерти, и трупное окоченение вступило в свои права. Люк захотел улыбнуться напоследок, но лицевые мышцы не подчинялись ему. Он наклонился вперёд и почувствовал, что сердце замерло навечно. Теперь он стал лишь живым умом, окружённым неживой плотью. Тело Люка медленно накренилось и рухнуло в разинутую пасть окна, увлекая за собой труп колдуна.


На следующее утро полиция вышибла дверь в дом Лайонела Холланда и вторглась в комнату наверху. Там обнаружилось то, что привлекло внимание людей, собравшихся на набережной. Тело молодого человека болталось под окном второго этажа, а его руки, пребывая в состоянии трупного окоченения, крепко-накрепко вцепились в горло мёртвого старика, застрявшего в оконном проёме по причине аналогичного трупного окоченения.

Тайна этого преступления так и не была раскрыта, а гробовщик даже не желал говорить о том, какие методы он использовал для высвобождения пальцев Люка из смертельной хватки.

Через несколько дней состоялись скромные похороны, прошедшие по большей части тихо и достойно, как подобает одной из старейших семей в регионе. Но всё же приключился один короткий беспокойный инцидент, связанный с тем, что юный художник, который присутствовал на погребении, внезапно впал в истерику. Ибо он увидел, что покойный Люк Холланд открыл глаза за мгновение до того, как крышку гроба опустили на её законное место.

БЕССТРАШНЫЕ ЛЮДИ (Men Scared of Nothing, 1942) Перевод К. Луковкина

Уэйвелл Дарк поднес тяжелую винтовку к плечу. Его серые глаза выискивали цель. У подножия склона под бревенчатым домом, на берегу реки, группа туземцев готовила факелы, чтобы осветить каноэ на обратном пути. Через мрачный поток реки, на расстоянии добрых трехсот ярдов, на песчаной отмели лежали три толстых бревна. Дарк прицелился. Нахмурившись, он снял винтовку с плеча и посмотрел на заходящее солнце.

— Свет плохой, — пробормотал Мозер, поняв его взгляд.

Мозер сидел на ступеньках. Он был биологом, причем хорошим. При весе около двухсот пятидесяти фунтов он обладал добродушием, обычно свойственным толстякам. Сейчас он был не в духе. Он раздраженно пришлепнул комара, и крошечная камера, висевшая на кожаном шнурке у него на шее, подпрыгнула от этого движения.

— Надвигаются сумерки, — сказал он. — Свет плохой. И ты стреляешь вниз.

Дарк снова посмотрел на бревна. Он очень любил этого толстого биолога и был склонен понимать раздражение Мозера.

— Я попробую среднее, — сказал он и снова поднял винтовку.

Мускулы его широких предплечий напряглись. Смуглая щека мягко прижалась к прикладу. Ствол поднялся медленно, плавно, на мгновение застыл. Мозер заткнул уши пальцами. Винтовка взревела.

За рекой два бревна, замершие на песчаной отмели, ожили. Поднявшись на короткие передние лапы, они бросились в воду. Среднее бревно тоже поднялось и закружилось дюжиной фантастических кувырков. Затем, цепляясь передними лапами за песок, оно поползло в реку. На поверхности воды взорвался фонтан пены. «Бревно» перестало ползти. Его подхватило течение, и оно поплыло вместе с потоком желтоватым брюхом кверху.

— Это был хороший выстрел, — признался Мозер. — Если даже крокодил не смог двигаться после того, как в него попала тяжелая пуля, то это выстрел что надо. Пушка, которую тебе прислали из Штатов, весьма хороша. Но почему винтовка для слонов, Дарк? Зачем она тебе в этой стране?

Он махнул рукой в сторону джунглей, растянувшихся в теплой дымке под заходящим солнцем. Мозер только что прибыл с верховьев реки. Он совершал регулярные поездки в эту страну, собирая образцы для какого-то музея в Соединенных Штатах. Каждый раз, поднимаясь или спускаясь по реке, он останавливался у каучуковой плантации Дарка.

Дарк затих. Он был невысокого роста и не страдал избыточным весом, весь состоял из костей и твердых мышц. Он прибил несколько комаров, закурил сигарету и сквозь облако дыма произнес:

— У меня проблемы.

Мозер ждал продолжения. Когда его не последовало, биолог виновато замахал руками.

— Слушай, Дарк, я не пытаюсь совать нос не в свое дело. Твой бизнес — это твой бизнес. Но я не совсем новичок в этих джунглях, и, если ты в беде, я мог бы помочь. Правда я не пойму, как винтовка для охоты на слонов может помочь тебе решить проблемы.

— Животные, — сказал Дарк. — Животное.

— Чепуха! — Взорвался Мозер. — Животные! Это чепуха. Это Амазония. Здесь водятся ягуар, тапир… — он стал загибать пальцы.

— Здесь есть обезьяны, большие и маленькие. Но во всей Южной Америке нет ни одного животного, на которое охотились бы со слоновьей винтовкой. Ни носорогов, ни бегемотов, ни больших буйволов, ни слонов. Их просто здесь нет, мой друг.

— Да, — ответил Дарк. — Я знаю. Привет, Мерто. Что скажешь?


Бесшумный как ягуар, Мерто вышел из-за угла дома. Он был туземцем, но в его босых ногах умещалось добрых шесть футов два дюйма, и он был настоящим мужчиной.

— Барабаны, хозяин, — сказал он.

Дарк прислушался. Вдалеке, почти теряясь в тропической тишине, раздавался грохот говорящих барабанов.

— Что они говорят? — спросил Дарк. Он провел много лет в этих джунглях, но ни он, ни кто-либо из белых людей никогда не понимали значения барабанов.

— Они говорят о Клипуре, — ответил Мерто, не выказав никакого страха, хотя и немного выпрямился.

По лицу Дарка пробежала тень, но мгновенно исчезла.

— Как они говорят — о Клипуре?

— Говорят, идет Клипура.

— Это все, что они говорят?

— Они говорят, что боятся. Руки барабанщиков дрожат от страха.

Тень снова омрачила лицо Дарка. Он восседал в грубом кресле на веранде, положив ноги на перила. Его пальцы крепче сжали винтовку для охоты на слонов, лежавшую на ногах. Мерто наблюдал за ним. Когда хозяин не пожелал задавать дальнейшие вопросы, туземец повернулся и исчез за домом так же бесшумно, как и появился. Мозер хлопнул ладонями.

— Черт побери, Дарк, этот твой человек — лучший образец мужественности, который я когда-либо видел. В этих джунглях нет никого похожего на него. Я бы отдал свой правый глаз, чтобы узнать его генеалогию.

— Он чистокровный туземец, — ответил Дарк, тень все еще лежала на его лице. — Он из племени, которое собирает мой каучук. Ты их видел.

Мозер энергично кивнул.

— Он происходит от расы, люди которой ростом в среднем четыре с половиной фута и самые здоровые весят сто фунтов — когда времена хорошие и у них есть достаточно еды. Они чертовски напоминают пигмеев, твои сборщики каучука. Но Мерто — настоящий великан. Как случилось, что раса пигмеев породила гиганта?

— Тебе самому придется ответить на свой вопрос. Ты же биолог.

Мозер снова кивнул.

— Я могу ответить на него. Он урод и мутант. Природа, кажется, никогда не прекращает экспериментировать. Она всегда пытается улучшить виды. Мы знаем, как она это делает. Природа использует космические лучи, излучение радия и, возможно, дюжину других сил, о которых мы пока ничего не знаем, чтобы произвести изменения в зародышевой плазме, которая в свою очередь вызывает мутации и уродства. Обычно такие уроды — монстры, но иногда — и Мерто один из подобных случаев — они оказываются совершенными физическими образцами. Вот как работает эволюция в большом масштабе, в лаборатории природы. То же самое происходит и с растениями. Это твое новое каучуковое дерево, за которым ты так тщательно ухаживаешь, тоже мутация.

Биолог знал предмет досконально. Это была работа всей его жизни, и при малейшей возможности он говорил об этом без умолку. Он продолжал говорить. Дарк не слушал. Вдалеке ему слышался шепот барабанов. В доме он услышал, как человек по имени Клейтон, единственный помощник Дарка, собирает свои вещи. Внизу, на берегу реки, туземцы закончили готовить факелы и стали выжидающе смотреть на дом.

Испуганный чем-то скрывающимся в джунглях, тукан с верещанием перелетел через тропинку, которая вела от дома вниз к берегу реки. Глаза Дарка следили за полетом птицы. Его мысли блуждали где-то далеко.


Хлопнула дверь. Клейтон вышел, держа по сумке в каждой руке. Он был худой и желтоватый, с клочковатыми усами и песочными волосами. Здесь, в джунглях, он работал помощником Дарка три года. Клейтон поставил сумки и подошел к Дарку, чтобы пожать ему руку. Мозер наблюдал за ним.

— Извините, мистер Дарк, — сказал Клейтон.

— Забудь об этом. Ты делаешь то, что считаешь нужным. Я тебя не виню.

Клейтон, казалось, почувствовал облегчение.

— Очень мило, что вы так к этому отнеслись. Я действительно не хотел этого делать, но мне очень нужно уехать отсюда на полгода. Я вернусь после того, как отдохну, но, если останусь здесь еще на месяц — даже на неделю — я сломаюсь.

Его голос звучал хрипло в сгущающихся сумерках.

— Если бы я его не видел, — произнес голос, и слова прозвучали слегка порывисто. — Если бы я его не видел, то смог бы остаться. Но я видел это…

— Забудь, — сказал Дарк, хлопнув его по плечу. — Возвращайся к цивилизации и отдохни. С тобой все будет в порядке, как только ты выберешься из джунглей.

Он снова хлопнул своего бывшего помощника по плечу. Все еще извиняясь, Клейтон взял сумки и пошел по тропинке, ведущей к реке. Двое мужчин наблюдали за ним. Он исчез в тени на каноэ.

— Что с ним? — неожиданно спросил Мозер.

— Он видел это, — ответил Дарк.

— Какого черта ты говоришь?

— Клипура, — бесцветным голосом произнес Дарк. — Это. Клипура. Туземцы думают, что это демон джунглей.

— Демон джунглей! Что за ерунда? Ты сошел с ума, Дарк?

— Я его не видел. Но мои рабочие в это верят.

— Черт, они верят во что угодно! — взорвался биолог. — В каждом племени, в каждой деревне есть демон джунглей. Это же обычное суеверие. Результат попыток первобытного ума объяснить силы природы в терминах, понятных туземцам. Когда случается буря, они говорят, что ее вызвал демон. Если крокодил уносит одного из их детей, они утверждают, что его забрал речной демон. Если ты начнешь слушать туземцев, они заставят тебя поверить, что за каждым деревом скрывается демон. Ты же не хочешь сказать, что ты… скажи, поэтому ты принес сюда винтовку для слонов?

Дарк колебался.

— Ну да.

На мгновение воцарилась тишина. Затем биолог заговорил успокаивающе:

— Друг мой, тебе лучше самому вернуться к цивилизации и отдохнуть. Найди какого-нибудь хорошего врача и пройди тщательное обследование. Иногда эти тропические лихорадки убивают человека прежде, чем он осознает это.

— Клейтон видел его, — сказал Дарк словно оправдываясь.

— Клейтон достаточно умен, чтобы знать, когда надо показаться врачам.

— Он сказал, что оно было около семи футов ростом и все покрыто серой шерстью. Он сказал, что оно ходило на двух ногах и несло дубину. Оно было большое, так сказал Клейтон. Большое. Так что я достал винтовку для слонов, — закончил Дарк.

— Лихорадка, — поставил диагноз Мозер. — В этой стране не водится животных, отвечающих такому описанию. Ни в какой другой стране. Я знаю, как специалист.

— Возможно, речь не о животном. Возможно это демон.

— Хватит! Что за пустяки! Чепуха!

Слева в джунглях что-то хрюкнуло с низким сильным звуком. Темнота уже сгустилась. На лестнице в ночи вспыхнули факелы туземцев. Аборигены разговаривали, и их голоса поднимались вверх, как нежный шепот, звук, который внезапно затих.


С оружием в руке Дарк поднялся на ноги. Он сделал шаг, рывком распахнул дверь и прыгнул в дом. Мозер встал, сам не зная почему.

— Зачем ты ворвался? — спросил он.

Дверь снова захлопнулась.

— Я не врывался, — сказал Дарк. — Вот. Смотри.

Он сунул длинный фонарик в руки биолога.

— Клейтон! — резко крикнул он. — Клейтон. Берегись!

На тропинке кто-то пронзительно закричал. Один раз. Затем крик прервал звук тяжелого удара. Раздалось дикое, грубое бормотание, утробное хрюканье. Человек снова закричал, и этот звук отразил всю глубину ужаса, передав пронзительную дрожь невыразимой боли.

— Свет! — потребовал Дарк.

Но биолог уже использовал вспышку, метнув луч яркого сияния вниз по тропе. Что-то замаячило в пронзительном луче света. Выше любого мужчины, и шире трех. Неповоротливое, тяжелое, в одной руке оно держало дубину, в другой — человеческую руку.

Оно посмотрело вверх склона, выискивая источник света. Крошечные глазки блеснули в свете лампы.

— Стреляй! — прошептал Мозер.

— Не могу. Не вижу Клейтона. Туземцы внизу на линии огня, — ответил Дарк.

Он побежал по тропинке, держа в руках тяжелую винтовку. Мозер последовал за ним. Тварь видела, как они приближаются. Легко, словно ягуар, она спрыгнула с тропинки в густые заросли джунглей. Грянула винтовка Дарка. Это был поспешный выстрел, навскидку. Тяжелая пуля ударилась в дерево. Массивная туша рвалась сквозь кусты, сотрясая их. Дарк выстрелил из другого ствола, не найдя цели. Он стрелял вслепую.

Сквозь подлесок будто неслось торнадо. Пока Дарк заряжал новые патроны в винтовку, тварь ушла. Мозер держал фонарь, водя им по зеленому подлеску. Дарк поднял оружие, ища цель. Грохот, раздавшийся в подлеске, затих вдали.

Клейтон лежал на тропе. Он не пошевелился. Двое мужчин опустились на колени рядом с ним.

— Боже! — прошептал Мозер. — У него была рука на перевязи. Боже…

У Клейтона больше не было левой руки. Очевидно, сперва его ударили тяжелой дубиной. А потом схватили. Он закричал, а чудовище оторвало его левую руку по плечо. Кровь постепенно вытекала из ужасной раны, все медленнее и медленнее, пока кровотечение не остановилось совсем.

На пристани туземцы быстро спустили каноэ в воду и бешено поплыли вниз по течению.

— Клипура! — кричали они. — Клипура!


Барабаны начали бить с восходом солнца. Дарк, осторожно протирая винтовку чистой тряпицей, услышал звук тонкого скрежета, доносящийся сквозь рассвет. Он вынул тряпку из ружья, осмотрел стволы, захлопнул затвор и вопросительно посмотрел на Мерто.

Туземец натягивал лук, одной ногой упираясь в древко. Мускулы его загорелой спины напряглись, и веревка скользнула в выемку. Мерто провел большим пальцем по струне. Та зажужжала. Он взглянул на Дарка.

— Они твердят о Клипуре, — сказал он.

— Больше ничего?

Метро прищурился, повернув ухо к небу.

— Они боятся, — сказал он. — У них руки трясутся. Барабаны говорят глупо, потому что руки барабанщиков дрожат. Трудно понять, что это за глупые слова.

— Слушай внимательно.

Открыв рот, Мерто прислушался к частой дроби, пробегающей по утреннему небу.

— Они могут все вместе. Они хотят говорить-говорить.

— Они не говорят об уходе?

— Нет, хозяин. Ничего не говорится об уходе. Они могут все вместе и хотят говорить-говорить.

Дарк вздохнул с облегчением. Туземцы только напугались, но еще не убрались из страны. У него еще оставалось немного времени. Чтобы заполучить Клипуру, убить демона джунглей. Туземцы нервничали и были напуганы. Им нравился белый человек, но они боялись Клипуры. Как они его боялись! Ничто не могло заставить их остаться в этом месте надолго. Если они уйдут…

Он задумался об этом. Без помощи туземцев джунгли заполонили бы его новую плантацию каучуковых деревьев. Восемь лет он провел с этими новыми деревьями, работая с ними, нянчась с ними. Потом и кровью. Все будет впустую. Восемь лет впустую, если туземцы уйдут. Впустую, потому что джунгли породили зверя, который отпугнул его помощников. Новых работников он тоже получить не сможет, ведь разговоры о барабанах будут передаваться на сотни миль. Ни одно новое племя не придет сюда и не будет работать на плантации, оскверненной демоном.

— Проклятый Клипура! — бормотал он себе под нос.

Дверь дома открылась. На пороге стоял Мозер. Толстый биолог был одет в шорты цвета хаки. На нем был пробковый шлем. Накожаном ремешке у него на шее висел фотоаппарат. Оружия при нем не было.

— Боже, какая штука! — сказал он, увидев оружие Мерто.

— Да, это что-то хорошее, — сказал Дарк. Он резко сменил тему. — Мы должны вернуться к ночи. А пока чувствуй себя здесь как дома.

Мозер покачал головой.

— Кладовка забита под завязку, — сказал Дарк. — Извини, что ушел и оставил тебя в таком состоянии, но мне нужно кое-что сделать.

— Но ты же не уйдешь и не оставишь меня вот так, — ответил Мозер. — Я пойду с тобой.

— Нет.

— Конечно, да. Неужели ты думаешь, что я упущу такую возможность? Я тоже интересуюсь этим вашим демоном, но чисто из научного любопытства.

Дарк усмехнулся. Он решил, что ему действительно нравится этот биолог.

— Ну, если ты хочешь пойти со мной, я согласен. Но мы можем столкнуться с небольшой опасностью.

— Ну и что, дружище? Опасность подстерегает меня и здесь. Я могу подхватить лихорадку или еще какую-нибудь дрянь. Нет. Решительно, ты не оставишь меня.

Он спустился по ступенькам.

— Ладно, — сказал Дарк. — Где твое оружие?

Мозер укоризненно посмотрел на него.

— Когда у тебя есть винтовка для слонов, а у твоего парня шестифутовый лук, зачем мне оружие? Нет. Я буду охотиться с этим. — Он указал на камеру.

— Жаль, что у меня нет таких людей, как ты, чтобы они могли работать на моей каучуковой плантации, — одобрительно сказал Дарк. — Пойдем.

Мерто шел впереди. Начав с того места, где умер Клейтон, он углубился в джунгли. На тропинке виднелись следы — огромные бесформенные пятна. Они вели в зеленый подлесок. Мерто направился туда. Оборванные лианы, смятые растения отмечали тропу. Тяжелый монстр в спешке прошел этим путем. Пока Клипура спешил, Мерто не испытывал никаких затруднений. Но Клипура спустя какое-то расстояние оправился от испуга. Мерто шел все медленнее и медленнее, но всегда вперед. Дарк последовал за ним, держа винтовку наготове. Биолог замыкал шествие. Они прошли мимо места, где джунгли поредели. Здесь росли стройные, отстоящие друг от друга на равные промежутки деревья.

— Каучук, — гордо сказал Дарк. — Начало того, что когда-нибудь станет огромной плантацией.

Мозер огляделся по сторонам.

— Где твои работники? — с сомнением спросил он.

— Испугались, — ответил Дарк. Прислушавшись, он понял, что барабаны смолкли.

— Клипура пошел сюда, — сказал Мерто, ведя дальше.

Тропа выводила к деревне, где жили рабочие. В темноте тишина молчавших барабанов казалась зловещей.

— Мы остановимся на некоторое время в деревне, — сказал он.

Туземцы были здесь. Они встретили белых людей угрюмым молчанием.

— Кучка напуганных человечков, — прокомментировал Мозер.

— Скажи им, — сказал Дарк Мерто. — Скажи им, что им больше не нужно бояться. Скажи им, что я послал далеко в страну белых людей и получил большую пушку, чтобы уничтожить Клипуру. Скажи им, что мы ищем Клипуру, чтобы уничтожить его.

Мерто передал сообщение.

— Мы уничтожим демона джунглей, — гордо сказал он. — Посмотрите на новое оружие белого человека. С его помощью он уничтожит демона.

— Пушки не уничтожат демонов, — последовал запинающийся ответ. — Боги разгневаны, и они послали демона. Богам нужна жертва.

Кроме этого, они не разговаривали. Метро посмотрел на темноту.

— Это плохо, — прошептал он. — Они что-то планируют, не говорят, что. Они испугались. Хозяин должен убить Клипуру. Если Клипура не умрет, они не задержатся здесь надолго.

— Скажи им, что Клипура умрет еще до наступления ночи, — мрачно ответил Дарк.

Он повернулся и пошел обратно в джунгли. Мозер последовал за ним в сочувственном молчании. Биолог знал, как много для Дарка значит эта каучуковая плантация. Он также знал, на какой тонкой ниточке она висит.

Солнце клонилось к Западу, когда Мерто остановился. Они стояли на краю небольшой поляны, где земля начинала подниматься к холмам. След вел сюда. Мерто не стал выходить на поляну, а вдруг остановился на самом краю.

Дарк, стоявший в шаге позади него, тоже остановился.

— Он приближается, — сказал он. — Он здесь.

Напряженное молчание Мерто подсказало ему, что туземец что-то почувствовал. Возможно, он еще не видел этого, но почувствовал. Дарк выставил винтовку перед собой, не поднимая к плечу. За спиной он слышал, как Мозер пытается дышать спокойно. Биолог знал джунгли и понимал, когда нужно успокоиться.

Не было слышно ни звука. Стоял полдень, и воздух был спокоен. Животные устроили себе сиесту. Даже обезьяны не лопотали. Не кричала ни одна птица. Вокруг сгустились только липкая жара и молчаливый гнетущий воздух. Джунгли, казалось, стояли на цыпочках, прислушиваясь.

Глаза Дарка блуждали среди зеленой листвы. Маленькая поляна перед ними была пуста. Он ничего не видел. Мерто шевельнулся. Медленно, очень медленно Мерто пошевелил рукой, проводя по луку длинной стрелой с железным наконечником. Он не стал натягивать лук, а просто стоял в ожидании со стрелой на тетиве.

«Ему кажется, что он что-то видит, — подумал Дарк. — Он не уверен, но ему кажется, что он что-то видит».

Он шепнул:

— В чем дело?

Мерто медленно указал пальцем. Напрягая зрение, Дарк увидел что-то в тени деревьев на другой стороне поляны. Там был клубок зеленых листьев, но между листьями виднелось сероватое пятно. Сероватое! Это может быть кора дерева. А может и Клипура!

Дарк не был уверен. Поросячьи глазки могут следить за ними. Возможно, Клипура ждет их. Демон или животное, он был хитер. Он прятался у тропы, когда появился Клейтон. Возможно, точно так же он прячется на другой стороне поляны и ждет.

— Всади стрелу в серое пятно, — тихо сказал Дарк. — Если это ствол дерева, то ничего не произойдет. Если Клипура, стрела выманит его.

Темное лицо Мерто сверкнуло. Медленно, очень медленно он поднес наконечник стрелы к уху. Но не отпустил ее. Не хватило времени.

С кашляющим ворчанием что-то вырвалось с другой стороны поляны. Это был Клипура!


Дарк смутно сознавал, что Мерто выпустил стрелу. Он мельком увидел железный наконечник стрелы, несущейся через поляну. Стрела пролетела мимо. Рука Мерто дрогнула. Дарк понял, что сероватая масса — она казалась ему размером со слона — неслась через поляну. Дарк расставил ноги, находя твердую опору в листве.

— Отойди, Мерто, — прошипел он.

Это был приказ, в котором Мерто не нуждался. Он знал, что находится на линии огня. Кроме того, он видел то, что приближалось. Туземец отступил в сторону. Ему хотелось бежать. Он был туземцем, великолепным, но туземцем, со всеми страхами и суевериями первобытного человека. Мерто отчаянно хотелось бежать. Но его хозяин не бежал. И он не посмел. Он отступил в сторону, нашаривая рукой другую стрелу.

Дарк поднял винтовку. Чудовище было не более чем в тридцати ярдах от него. Сероватая масса преодолеет это расстояние за секунды, меньше чем за секунды. Дарк приставил приклад тяжелой винтовки к плечу, прижался щекой к прикладу, словно был на тренировке по стрельбе.

— Стреляй! — крикнул за спиной Мозер, после чего смущенно умолк.

«Один выстрел! — подумал Дарк. — Все что нужно».

Возникла мысль, что этот выстрел должен быть хорошим. Его каучуковая плантация зависела от одного выстрела. Восемь лет его жизни тоже, восемь лет в этом тропическом аду. Ему и в голову не приходило, что сама его жизнь висит на волоске.

Клипура оказался огромным. Он приближался, как скаковая лошадь. Дарк смутно подумал, что же это за зверь на самом деле. Чудовище было похоже на Кинг-Конга. Его глаза опустились вниз. Казалось, что Клипура вытянул руку, чтобы схватить конец оружейного ствола. Палец Дарка мягко нажал на спусковой крючок. Винтовка ударила по плечу. По джунглям пронесся гром.

Он увидел, как шерсть вздыбилась в том месте, куда попала пуля. Словно затрясся студень. Там, куда вошла пуля, образовывалось крошечное отверстие, а там, где вышла, — огромное. Такие пули обладали громадной сокрушительной силой, и Дарк не мог точно вспомнить, насколько громадной. Такие пули делали, чтобы свалить слона.

Дарк попытался прицелиться для второго выстрела. Ему казалось, что серая масса ныряет под линию видимости. Он попытался опустить ствол и все еще пытался выстрелить, когда понял, что тяжелая туша скользнула к его ногам и остановилась. Он посмотрел вниз. Клипура, этот демон джунглей лежал на земле, плечом к ногам Дарка. Туша содрогнулась, раз, другой, а потом затихла. Дарк автоматически щелкнул затвором винтовки, вставил новые патроны. Он знал, что скажет Мозер.

— Клянусь Богом! — говорил Мозер. — Я чертовски рад, что эта пушка предназначена для слонов.

Биолог шагнул вперед, вытирая пот со лба.

— Клянусь Богом! — повторил он. — Я рад, что это оружие такое убойное!

— Я тоже! — внезапно сказал Дарк, почувствовав слабость в коленях, и сел.

— Сейчас же! — сказал Мозер. — С твоего разрешения я сделаю несколько снимков этого зверя.

— Да, черт возьми, — ответил Дарк. — Фотографируй сколько хочешь.

Ему было все равно, что делает биолог. Он думал только о том, что Клипура мертв. Плевать, что это за зверь и откуда он взялся. Он был мертв. Теперь его рабочие вернутся к своим обязанностям, помогая ему сражаться с джунглями. Теперь он доказал им, что демона джунглей можно убить. Они больше не будут бояться и помогут ему на плантации. Он выиграл право на свою резину.

Эта мысль звучала песней в его голове, пока они возвращались домой. Он понял, что Мозер бормочет что-то о возможном происхождении убитого им существа, но не обратил никакого внимания на биолога. К черту все это. Главное, что его каучуковая плантация спасена. Он сделал крюк, чтобы еще раз взглянуть на растущие деревья.

Дарк подошел к тому месту, где джунгли поредели и стояли деревья. При взгляде на них Дарка охватило удушье. В горле застрял комок, зрение затуманилось. Рядом с ним Мозер внезапно замолчал. Биолог посмотрел на рощу. Мерто тоже. Оба, казалось, были ошеломлены.

Деревья по-прежнему находились там, но они больше не стояли прямо. Они лежали на земле. Все. Судя по щепкам, здесь поработали топорами.

Каждое каучуковое дерево было срублено. Их листья уже свернулись в лучах заходящего солнца.


Дарк сидел ночью на крыльце и шлепал комаров. Он мог наблюдать, как в доме Мозер возится с пленками, которые снял. Подле Дарка на ступеньках сидела унылая тень.

— Они не знают, — в десятый раз повторила тень. — Хозяин, они не знают. Они думают, что Клипуру послали боги. Они должны были принести жертву, чтобы снова сделать богов дружелюбными. Это должна быть большая жертва, потому что Клипура был большой. И они срубили деревья, принесли большую жертву богам.

Дарк ничего не ответил. Мысленно он проклинал туземцев, проклинал страхи, которые заставили их срубить его каучуковые деревья в жертву своим проклятым богам. Вот что было не так. Туземцы не могли понять, им нельзя было доверять. Для борьбы с джунглями нужны белые люди, те, кто не боятся ни богов, ни демонов, и смеются над опасностью.

Если бы он мог привести сюда белых людей! Если бы! Он мог бы начать все сначала. Деревья будут пересажены и ухожены. Появятся новые побеги, и они будут расти. Можно было бы заложить новую плантацию. На это уйдут годы и целое состояние. Но мир выиграет от каучука. Мир мог бы использовать это, его аппетит к резине был тем, чем он был. Но это будет стоить денег. Каждый доллар, который у него был, и каждый доллар, который он мог взять взаймы, уходил в эту рощу деревьев. Вложения принесли бы прибыль в другой год, если бы туземцы не сделали этого…

Он тихо выругался в темноте.

— Они не знают, — Мерто почти захныкал. — Они не понимают.

— Все в порядке, Мерто, — сказал Дарк. — Это не твоя вина, что твой народ боится демонов.

Мерто выпрямился.

— Сделаем новую плантацию, — сказал он. — Хозяин и Мерто. Вырастут новые деревья. Мои люди не помогают, но Мерто помогает. Мерто не боится. Мерто и хозяин вырастят новые деревья, еще раз порежут джунгли.

Дарк сглотнул.

— Ладно, Мерто. Нет, боюсь, что это не сработает. Нам нужен капитал. У нас его нет. — Он погрузился в молчание.

Мозер вышел наружу и сел на ступеньки. С преувеличенной медлительностью он закурил сигарету, прихлопывая комаров.

— Каково это — быть богатым? — спросил он.

— Я не знаю.

— А следовало бы, — продолжал биолог. — Ты сейчас, наверное, самый богатый человек во всей Бразилии.

— Прекрати эту чертову болтовню, — прорычал Дарк. — Прости, — извинился он секундой позже. — Я чувствую себя ужасно. Не хотел быть резким.

— Все в порядке, — сказал биолог. — Но ты же богач, дружище.

Внезапно наступила тишина. Дарк выпрямился в кресле.

— Какого черта ты несешь? — потребовал он.

— У меня все снимки затемнены, — ответил биолог. — Каждый проклятый кадр. Ни одной хорошей фотографии.

— Ну и что? Я потерял каучуковую плантацию, а ты хнычешь, потому что твои фотографии не удались.

— В том-то и дело, — невозмутимо ответил Мозер. — Вот почему ты богат.

— Да что ты городишь?

— Я говорю о твоих каучуковых деревьях. Они были мутацией. Я говорю о Мерто. Он — тоже мутация. Я говорю о Клипуре. Он был мутацией. Знаешь ли ты, к какому виду он принадлежал? Приматы. Он был просто обезьяной, которая не смогла остановиться в росте. Что-то случилось с его матерью до его рождения, и он рос и рос. Наконец, я говорю о своих снимках. Они затемнены. Это плохо.

— К чему ты клонишь?

— В итоге выходит слово «радий». Ты разместил свою каучуковую плантацию прямо в одной из лабораторий природы, прямо в том месте, где она создает новые виды. Твое новое каучуковое дерево, Мерто, Клипура, мои затемненные снимки — все это указывает на одну причину. Где-то здесь есть залежи урановой смолки. Мы прошли их сегодня, не зная об этом. Дарк, черт возьми, ты потерял каучуковую плантацию, но нашел то, что должно быть одним из богатейших месторождений радия в мире.

Дарк внезапно вскочил со стула. Он потряс биолога.

— Черт возьми, ты уверен?

Мозер оттолкнул его.

— Конечно, я уверен. Я не знаю точного места залежей, но мы сможем их найти. Черт возьми, как радий был впервые обнаружен? По затемненной фотопластинке! Вне всяких сомнений.

— Боже мой! — сказал Дарк.

Он сел. Радий. Он не сомневался, что биолог знает, о чем говорит. За радием белый человек точно явится в джунгли. Теперь он сможет нанять людей для пересадки своей каучуковой плантации. Радий. Радий породил каучуковые деревья, создал Мерто и Клипуру.

— Я как-то сказал, что хотел бы располагать такими людьми, как ты, чтобы ухаживать за моими каучуковыми деревьями, — неожиданно сказал Дарк. — А хотел бы ты быть моим партнером в открытии и разработке рудника радия?

— Считай, у тебя есть напарник, — ответил Мозер.


Говорящие барабаны верхней Амазонки все еще шепчут о танце двух сумасшедших белых людей в честь убийства Клипуры, демона джунглей. Они все еще твердят о демонах, мрачно шепчут о странных существах, бродящих по ночам. Они также говорят о многих белых людях, которые пришли позже, и о лязгающих машинах, которые они привезли с собой, в поисках еще одного демона, скрывающегося в земле. Белые люди сошли с ума, шепчут барабаны. Белые люди не боятся демонов и поэтому безумны.

Они также рассказывают о том, как два белых человека, убившие Клипуру, после того как спустились вниз по реке и привели с собой много других белых людей, которые искали демона в земле, отправились еще дальше вверх по реке, взяв с собой нежные побеги деревьев. Они рассказывают, как белые люди осторожно посадили побеги в землю и привели еще других белых людей, чтобы охранять их.

— Без сомнения, из этих деревьев вырастут демоны, — говорят барабаны, мудро шепча в ночи.

Туземцы обходят эти странные места стороной. Ни один белый человек не осмелится направить свою силу против демонов джунглей. Барабаны даже шепчут, не без причины, что эти два белых человека — сами демоны.

Если туземный гигант, который идет с двумя белыми людьми, направляя их, работая с ними, слышит разговор барабанов, он не подает никакого знака. В глубине души он знает, что его хозяева не демоны.

— Бесстрашные люди, — так называет он их. И гордится тем, что является другом людей, которые ничего не боятся, даже демонов.

ОБУВЬ (The Shoes, 1942) Перевод Б. Савицкого

— Это будет стоить тебе души, — прозвучал голос.

— Я знаю, — нетерпеливо произнёс маленький человечек.

— Ты готов к этому?

— Вполне, — ответил маленький человечек.

В наше время подобные диалоги крайне редки. Не у многих людей хватит смелости и знаний, чтобы решиться на такое. Но маленький человечек, невзирая на кажущуюся робость нрава, обладал как смелостью, так и знаниями.

Он даже не вздрогнул, услышав голос. Он даже не поёжился, ощутив за голосом потустороннее присутствие. Он стоял в центре затемнённой комнаты и смотрел на мерцающее красное свечение. Неуёмная алчность читалась на его лице, но страха не было и в помине.

— Давай покончим с этим, — потребовал он.

— Хорошо. — Голос зазвучал громче. — Чего же ты хочешь?

Маленький человечек чуть заметно усмехнулся.

— Я хочу никогда не погибать.

— Вечная жизнь? — эхом отозвался голос и затих на пару секунд. Затем продолжил: — Это, знаешь ли, единственная штука, которую я не могу тебе дать.

— Я не об этом прошу, — настаивал маленький человечек. — Я говорю, что хочу никогда не погибать. Полагаю, тут есть кое-какая разница.

— Возможно… Да, имеются некоторые различия. — Голос стал задумчивым. — Очень лукавые различия. Поэтому прими мои поздравления, ты на самом деле достоин комплимента.

Маленький человечек улыбнулся.

— Комплимент от тебя — это поистине комплимент. Что теперь скажешь о моём желании?

— Думаю, мы подпишем взаимовыгодный контракт, — решился голос. — Однако мне нужно прикинуть, как лучше всё устроить. Если я тебя правильно понимаю, ты хочешь освободиться от любой возможности погибнуть. От болезни и несчастного случая, от утопления и удушения, от голода и яда, от ножа и пули, от взрывчатого вещества и смертоносного газа.

— Правильно.

— Очень сложное соглашение, — прокомментировал голос. — Ты должен понять, я стараюсь делать всё возможное, чтобы угодить клиентам, но существуют серьёзные естественные ограничения — законы, я бы сказал, — которые должны неукоснительно соблюдаться.

— Послушай, я пошёл на всю эту суету не для того, чтобы выслушивать твои глупые оправдания. Сделка есть сделка. Либо ты можешь, либо не можешь.

— Я хочу заключить контракт, — ответил голос. — Я действительно этого хочу. Думаю, я бы наслаждался твоей душой. Она кажется мне совершенно уникальной. Ведь в тебе зреет зерно редкостного тёмного таланта.

— Тогда сделай это, — нахмурился маленький человечек. — Моё желание озвучено. И ты обязан каким-то образом обойти все преграды.

— Возможно… Однако имеют место определённые трудности. Я могу не позволить твоей душе покинуть тело в случае смертельного ранения или неизлечимой болезни, но не исключена вероятность того, что в дальнейшем ты останешься беспомощным калекой. Это же не твой вариант?

— Однозначно, нет.

— Видишь ли, имеется одна загвоздка. Я должен найти способ реабилитации твоего тела после травм несовместимых с жизнью, не так ли?

— Ты же доктор, — вздохнул маленький человечек. — Ты в этом больше понимаешь.

— Думаю, я мог бы давать тебе новое тело всякий раз при необходимости, — рассуждал голос.

— Меняться местами с другими людьми?

— Нет, конечно. Речь о твоём собственном теле. Например, тебе оторвёт голову, и ты сразу же появишься рядом с трупом точь-в-точь как новенький, нисколько не изменившись с сего момента. Тебе будет необходимо всего-навсего избавиться от старого тела. И больше никаких неудобств.

— Отлично придумано, — одобрительно кивнул маленький человечек. — Полагаю, такой вариант мне вполне подойдёт. Теперь я должен получить от тебя какой-либо талисман или оберег, дарующий силу воскрешения. Так ведь обычно бывает?

— В твоём случае это может оказаться опасным. Слишком легко потерять. Я мог бы наделить силой какой-нибудь предмет твоей одежды.

Голос умолк. У маленького человечка создалось впечатление, что его пристально разглядывают.

— Твои туфли, — наконец послышался голос. — Очень необычные. Лакированная кожа, верно?

— Боюсь, у меня не самый лучший вкус, — признался маленький человечек. — Что это за модный опрос?

— Ничего. Я прикидываю в уме… Да, я решил! Я дам тебе силу через туфли. Носи их, и ты не погибнешь.

— Великолепно, — усмехнулся маленький человечек в чёрных лакированных туфлях. — Я согласен. Полагаю, я должен подписать что-то, скрепляющее наш контракт?

— Да, Знак Завета, свидетельствующий о нашем союзе. У меня наличествует соответствующая книга. Взгляни на стол.


Красное свечение сделалось ярче, и на столе материализовалась книга, открытая на чистом страничном развороте. Маленький человечек шагнул вперёд, вынимая из кармана авторучку.

— Постой. — Голос остановил его. — Если не возражаешь, то немного крови было бы более приемлемо.

— Извини, — виновато улыбнулся маленький человечек. — Я просто не привык вот так подписывать.

Он отыскал булавку, уколол палец, а затем вписал кровью своё имя в книгу.

— Должен сказать, что ты не робкого десятка. Твоя рука даже не дрогнула, — одобрительно отметил голос.

Маленький человечек рассмеялся.

— С чего бы мне дрожать? Ведь я перехитрил тебя, знаешь ли?

— Что ты имеешь в виду? — насторожился голос.

— Если я никогда не погибну, то ты не получишь мою душу.

— На твоём месте я не был бы столь самоуверен, — проговорил голос. — Всякая обувь имеет свойство изнашиваться.

— Именно об этом я говорю. Думаешь, что ты такой хитроумный, да? Строишь из себя «тёмную лошадку». Но у меня припасён джокер. Моя обувь никогда не износится. Ведь всякий раз после гибели я буду появляться новёхоньким. И в новых туфлях!

— Будь я благословен! — потрясённо вымолвил голос.

— Вряд ли, — прокомментировал маленький человечек. — Я провернул настолько выгодную сделку, что она превзошла все мои ожидания. Ну, прощай.

— До скорого свидания, — пробурчал голос.

— Навсегда, — настаивал маленький человечек.

— Увидим.

— Увидимся в церкви, — беззастенчиво заявил маленький человечек, давая понять, что разговор закончен.

Красное свечение угасло, и книга растворилась в воздухе.

Маленький человечек включил настольную лампу. Затем он раздвинул сомкнутые шторы и, сморщив нос от неприятного запаха серы, отворил окно, чтобы проветрить помещение. Высыпав содержимое трёх миниатюрных жаровен в пустой камин, он растоптал угольки. Далее, взяв в руки тряпку, он аккуратно стёр с пола пентаграмму, начертанную синим мелом, и лёгким ударом ноги расстелил ковёр, заблаговременно скатанный в рулон.

Приведя комнату в порядок, он плеснул себе виски и уселся в кресло возле камина. Улыбаясь, он негромко напевал популярную песенку.

Склонив голову, он посмотрел вниз на лакированные туфли. Его счастливая улыбка воссияла на чёрной гладкой кожаной поверхности.

Задумавшись, он пошевелил пальцами ног.

Внезапно он поднялся.

— Почему бы и нет? — усмехнулся он. — Выясню раз и навсегда. Кто не рискует, тот не побеждает.

Маленький человечек, глотнув виски, направился в ванную. Он остановился перед настенной полочкой с зеркальной дверкой.

Открыв дверку, он достал свою опасную бритву и высвободил острый стальной клинок.

— Туфли, делайте своё дело, — приказал он.

Поднеся лезвие к шее, маленький человечек подмигнул отражению в зеркале и перерезал себе горло.


— Номер с ванной, мистер? Конечно. Впишите имя и фамилию.

Администратор подал авторучку и регистрационный журнал.

Новый постоялец не захотел указывать подлинные данные, а предпочёл псевдоним сродни своему чувству юмора.

«Доктор Фауст[4]».

Не удосужившись взглянуть в журнал, администратор вызвал коридорного.

— 207-й для джентльмена.

Маленький человечек последовал за юношей, пошатывающимся под весом тяжёлого чемодана.

Оказавшись в номере, он выпроводил коридорного, наградив квотером[5], и запер дверь изнутри.

— Да, полагаю, дьявол был прав. Избавиться от тела — это единственное неудобство. На сей раз пусть будет самоубийство в отеле.

Маленький человечек, вытащив из кармана небольшой ключик, отпер чемодан и вывалил бездыханное тело на пол.

Он брезгливо поморщился при виде трупа. Безусловно, не самое приятное зрелище. Особенно с учётом того, что покойник с перерезанной глоткой чересчур похож на маленького человечка. Но в том-то и дело, что погиб не он.

Живой заставил себя внимательно осмотреть мёртвого. Глаза уловили детали. Каштановые волосы, нос с горбинкой, тонкогубый рот. Измятый серый костюм и гротескно прижатые к телу конечности свидетельствовали о том, что тело было втиснуто в нутро чемодана после наступления трупного окоченения.

Маленький человечек старался не глядеть на жуткий кровавый разрез. Он сосредоточил своё внимание на чёрных лакированных туфлях, идентичных тем, что были на его собственных ногах.

— Тяжёленькая ночка, — прошептал он, улыбнувшись через силу. — Продал душу. Совершил самоубийство. Тайком доставил тело в отель. Очень хлопотная ночка.

Так оно и было… Мгновение… и маленький человечек обнаружил, что стоит посередине комнаты, будто в ванной ничего не случилось. Всё произошедшее казалось ему игрой воображения. Пока он не открыл дверь ванной и не устремил взор на своего двойника, распластавшегося на залитой кровью напольной плитке.

Изумление смешалось с восторгом. Сработало! Более того, сработало так, что затмило самые заветные чаяния маленького человечка. Он не только возродился сразу же, но и в пятнадцати футах[6] от безжизненной копии!

Это полностью соответствовало его планам. Его намерениям…

Маленький человечек закурил сигарету. Здесь, в номере отеля, ему предстоит справиться с несколькими проблемами. Во-первых, придётся накупить кучу одежды, чтобы заполнить пустой чемодан. Во-вторых, необходимо подождать, пока не сойдёт трупное окоченение, а затем перетащить тело в ванную и подстроить собственное самоубийство.

Ну, это всего лишь мелкие затруднения, которые не смогут помешать грандиозным замыслам.

А теперь спать. Завтра будет много дел. Маленький человечек выключил свет и растянулся на кровати. Он посмотрел на неподвижную фигуру, замершую на полу в нелепейшей позе. Лунный лучик высветил неживое молочно-белое лицо.

Погружаясь в безмятежный сон, маленький человечек бросил последний взгляд на это лицо. Комичное. Его собственное. И довольно заурядное. Ни намёка на непреклонную волю, на безудержную целеустремлённость. Ни следа маниакальности. Просто мёртвое лицо маленького человечка.

Постоялец уснул. В тусклом лунном свете чётко выделялись два белых пятна — лицо на полу и лицо на кровати. Вдобавок лакированные туфли сверкали серебром.


— Я же сказал, что если когда-нибудь увижу тебя вновь, то убью. — Голос Джадсона Коннорса казался ледяным. Он в гневе вскочил из-за стола.

— Иди к чёрту, — усмехнулся маленький человечек.

— Я предупредил тебя, когда узнал, что ты заигрываешь с моей молодой женой. И теперь ты пришёл сюда…

Маленький человечек расхохотался в лицо Коннорсу.

— А почему бы мне не прийти? Сильвия попросила меня об этом. Старый олух, разве ты не в курсе, что я частенько встречаюсь с ней тет-а-тет? Знаешь, мы всегда смеёмся до слёз над твоими угрозами и над тобой. Я и сейчас смеюсь!

Костлявая рука, дрожащая от всепоглощающей ненависти, метнулась к верхнему ящику стола. Пальцы обхватили рукоятку револьвера. Ствол поднялся, но несносный наглец продолжал невозмутимо заливаться смехом.

Старик всадил шесть пуль в маленького человечка. Тот опрокинулся на спину, и не успело смолкнуть эхо последнего выстрела, как жизнь упорхнула из тела.

Коннорс воззрился на застреленного обидчика. Почему-то старческие глаза отметили отдельные, казалось бы, незначительные частности. Например, небольшие красные капельки на блестящих туфлях. Почему покойный носил эти туфли? Ведь лакированная кожа вышла из моды.

И убийства были не в почёте.

Через тридцать секунд багровый туман ярости растаял перед взором Коннорса. Спустя ещё тридцать секунд к нему пришло понимание того, что он натворил.

Он забормотал себе под нос:

— Ты сам заставил меня учинить это, ты насмехался и дразнил меня, выводя из душевного равновесия. А что теперь? Я должен что-то сделать с твоим трупом. Печь? Никто не видел, как ты вошёл. Никто не знает, что ты здесь. Печь!

Тощий старик нагнулся, и его пальцы вцепились в воротник пиджака. Он поволок тело в подвал, хрипя не столько от напряжения, сколько от страха. Покойник в лакированных туфлях медленно исчез в дверном проёме.

А затем маленький человечек — живой и весёлый — вышел из-за шторы.

— Отлично! Абсолютно идеально! — ликовал он.

Такое вовек не забудется… Было обжигающе больно, когда пули впивались в плоть. Затем мгновение темноты. И в ту же секунду маленький человечек осознал, что твёрдо стоит на ногах возле окна. Из-за шторы он смотрел комедию, разыгрывающуюся в кабинете; наблюдал за тем, как старикан трясётся от ужаса. Сжечь труп в печи, да? Хорошая идея. Так оборвётся единственная путеводная ниточка, ведущая к почившему в отеле «доктору Фаусту». И пока Коннорс изволит копошиться внизу, здесь нисколечко не опасно.

Можно спокойно взять ключ и открыть сейф. Маленький человечек знал, что старый скупец припрятал четверть миллиона долларов в доме. Сильвия рассказала ему. Дорогая Сильвия! Не зря же он услаждал любовными ласками жену своего работодателя.

Теперь, когда он не может погибнуть, осуществить задуманное ограбление оказалось легче лёгкого. План был прост: довести Коннорса до состояния неукротимого неистовства и заставить его стрелять, а после опустошить сейф, пока дурень будет избавляться от мертвеца.

Плёвое дело. Вот и ключ. Маленький человечек нашёл его практически сразу. Он знал, что ключ хранится в верхнем ящике стола, где и револьвер.

А сейф? В библиотеке, конечно. Прямо через зал. Старикан сейчас внизу. Маленький человечек выбрал время с умом, когда слуг нет в доме. Вообще никаких помех.

Воспользоваться ключом, наполнить деньгами пакет, закрыть сейф, вернуть ключ на место — для этого вполне достаточно трёх минут.

Где-то в подвале несчастный рогоносец занят растопкой большущей печи. Ха! Даже интересно, выдержит ли его нервная система очередное потрясение, когда он вернётся и обнаружит, что обобран до нитки.

О, как прекрасно! Нет подозрений, нет преследования. Ни одному человеку в голову не придёт подозревать в краже того, кого сам же ранее прикончил.

Да, жизнь удалась.

Маленький человечек покинул поместье Коннорса, сел в свой автомобиль и помчался в центр города, где купил билет до Нью-Йорка.

— Поезд отходит через десять минут, — предупредил кассир.

Маленький человечек подошёл к чернокожему чистильщику обуви, расположившемуся около здания вокзала, и забрался в кресло.

— Пожалуйста, сделай так, чтобы они сияли, — попросил он.

Любуясь своими чёрными лакированными туфлями, он принялся весело насвистывать.


Маленький человечек лежал на своём спальном месте в купе пульмана[7], пока колёса бренчали по рельсам, передразнивая Реджинальда Гардинера[8].

Сон не шёл, но он не беспокоился. Зачем спать, когда в темноте можно просто лежать с закрытыми глазами и мечтать? Сбудутся ли эти грёзы, порождённые воображением?

Ничуть не важно, как представляет себе действительность кто-то ещё. Для маленького человечка окружающий мир — это просто устрица[9]. Его устрица.

Отныне он может владеть всем, чем только заблагорассудится. Целиком и полностью.

Он жизнерадостно улыбнулся. Четверть миллиона! Неплохое начало. Первый шаг сделан. Маленький человечек быстро пройдётся по денежным местам. Заставить кого-то убить его — это чудесный трюк; ловкий фокус, который сработает бессчётное количество раз. Конечно же, возможны и другие варианты.

Да, ещё будут иные гамбиты. Человек, который не может погибнуть, ценен сам по себе. Шпионаж и прочие секретные операции. Всегда найдётся выгодное дельце. Действительно. Миллионы долларов. И безграничная власть…

Маленький человечек подумал о мультяшном сериале. Гипермен. Почему бы и нет? Фантастика? Ни в коем разе, а сумма в четверть миллиона являлась тому убедительнейшим доказательством.

Фантастика стала реальностью.

Коллеги по работе посмеивались над маленьким человечком, считая его душевнобольным. Называли его «чудаком». Думали, что он впустую тратит время на «оккультизм или какую-то полоумную религиозную чушь». Но он ждал. Выжидал. Изучал. Научился. Научился? Он умудрился дьявола перехитрить с этой обувной сделкой. Лакированные туфли. Человек в лакированных туфлях. Миллионер в лакированных туфлях. «У Лидера есть только одна эксцентричная черта. Независимо от стиля одежды, он упорно носит свои чёрные лакированные туфли, даже в случаях государственной важности…»

Маленький человечек улыбался своим радужным фантазиям, которые совсем скоро осуществятся. Ведь он вечен. Никогда не погибнет. Никакое оружие не сможет уничтожить его. Богатство. Туфли из лакированной кожи. Никто не получит его душу. Лакированная кожа…

— Я говорю тебе, что это парень из отеля.

Слова были подобны трезвонящему будильнику. Они эхом звучали в сознании маленького человечка, будто погребальный колокольный звон.

Он моментально открыл глаза. Голоса доносились из соседнего купе! Двое мужчин разговаривали вполголоса.

Маленький человечек сел, окутанный непроглядной темнотой, и напряг уши, обратившись в слух.

— Ты свихнулся. Тот парень перерезал себе горло.

— Я знаю! Какой-то там доктор Фауст. Но если это не тот парень, то уж точно его брат-близнец. Я присутствовал при осмотре трупа, а ещё у меня двадцатилетний стаж и прекрасная память на лица. Как только я увидел его в вагоне, то…

— Хорошо, — усмехнулся второй мужчина. — Замечательно. Но мы с сегодняшнего дня в отпуске, Стив. Не хочешь же ты…

— Плевать, — возразил первый. — Подойдём к нему и зададим несколько вопросов. Нам не помешает прояснить парочку неясностей.

Сердце маленького человечка колотилось в ритме стаккато. Это был подходящий аккомпанемент к скорости, с которой он одевался впотьмах, не зажигая свет, чтобы не разбудить спящего на соседнем месте пассажира.

— Надо убираться отсюда, — прошептал он и покинул купе. В дальнем конце вагона он столкнулся с сонным проводником.

— Эй, Джордж, когда следующая остановка? — осторожно осведомился он.

— О, мы остановимся примерно через два часа.

— Ох. Спасибо.

Два часа? Слишком долго. За это время детективы могут разоблачить его обман. Спрятаться в одном из купе? Опасно. Другие вагоны? Полицейские ищейки обнюхают всё вокруг. Начнут расспрашивать пассажиров и проводников. Кто-нибудь обязательно заметит и выдаст субъекта, находящегося под подозрением. Чёрт! Выхода нет.

Но ведь выход есть всегда!

Где бы ни спрятался маленький человечек, его найдут, если только не обнаружат мёртвым.

Вот и всё.

Нащупав в кармане опасную бритву, он прошёл в мужскую комнату.

Встав перед зеркалом, он улыбнулся и раскрыл бритву.

— Второй раз за три дня, — прошептал он. — Но меня не остановить.

Нет, никто не остановит его. Никто. Ни Бог, ни дьявол, ни человек. Он поднимется до недосягаемых высот; он станет хозяином жизни, ведь его хранит от гибели сила воскрешения.

Его улыбка стала шире, когда чарующие видения собственного величия вновь посетили его. Он недрогнувшей рукой приставил холодное лезвие к обнажённой шее.

Проводник вежливо постучал и открыл дверь.

— Послушайте, мистер…

Затем он увидел человека, лежащего в луже крови неподвижно, лишь голова слегка покачивалась в такт движению поезда.

Проводник уставился на счастливую улыбку, застывшую на бледном лице, и на глубокую резаную рану, пересекающую шею. Его взгляд скользнул по телу и остановился на ногах.

Что-то там вызвало у него особый интерес.

— Мёртв, — прошептал он. — Мёртв… А я как раз собирался сказать ему об ошибке, которую он ненароком совершил, перепутав свои туфли с обувью пассажира, спавшего на соседнем месте.

Почёсывая голову, проводник растерянно смотрел на мёртвого маленького человечка в коричневых лакированных туфлях.

АД НА ЗЕМЛЕ (Hell on Earth, 1942) Перевод К. Луковкина

1. Дьявольское варево

— Позвольте задать вам вопрос, — сказал мой гость. — Вы бы отправились в ад за десять тысяч долларов?

— Брат, просто покажи мне деньги и скажи, когда отходит следующий поезд, — сказал я ему.

— Я серьезно.

Я откинулся на спинку стула и принялся изображать золотую рыбку, выкатив глаза с открытым ртом. У меня это неплохо получается. Но профессор Кит очень хорошо умел выглядеть серьезным. Слишком хорошо. Через минуту я закрыл рот.

— Подожди минутку, — сказал я. — У тебя же нет раздвоенных копыт. Ты не появился из облака дыма. Ты не сумасшедший, и не принимаешь наркотики. Ты профессор Филлипс Кит, заместитель директора Роклиннского Института. И ты предлагаешь мне десять тысяч долларов, чтобы я отправился в ад.

Пухлый коротышка с седеющими волосами поправил очки и улыбнулся. Он выглядел как добрый епископ, когда ответил:

— Я бы предпочел, чтобы в ад для меня отправились конкретно вы.

Я невольно перешел на уважительный тон.

— Это очень лестно с вашей стороны, я уверен. Но, профессор, возможно, вы могли бы объяснить свою просьбу немного подробнее, прежде чем я приму решение. Не каждый день получаешь такое предложение.

Пухлые пальцы протянули мне газетную вырезку.

— Прочитайте это.

НАУЧНЫЙ ИНСТИТУТ СТАНЕТ КОЛДОВСКИМ ЛОГОВОМ

«Всемирно известный Роклиннский институт будет преобразован в место встречи гоблинов и демонов, согласно планам Томаса М. Консидайна, богатого филантропа. Консидайн сделал пожертвование в размере 50 000 долларов для финансирования того, что он описывает как „научное исследование магии и колдовства“. Профессор Филлипс Кит сегодня объявил, что Роклиннский институт „всерьез рассматривает“ возможности проекта. Научная основа древней магии отнюдь не невероятна, заявил Кит, и такое исследование может дать ценные результаты. Торговцы черными кошками, сушеными жабами и любовными зельями, возможно, сочтут целесообразным подать заявку в институт в ближайшем будущем».

— Дешевая сенсация, — прокомментировал я, возвращая вырезку Киту. — Итак, какова же реальная история?

Кит поднялся.

— Почему бы вам не пойти со мной и не выяснить это самому? — спросил он.

— Не возражаю. — Я схватил шляпу и последовал за Китом к ожидавшей меня машине. Мы влились в поток машин, прежде чем я снова нарушил тишину.

— Значит, это не шутка, — задумчиво произнес я. — Это не просто рекламный трюк. Вы действительно занимаетесь чем-то подобным?

Глаза ученого за стеклами очков пронзительно смотрели на меня.

— Никогда в жизни я не был так серьезен, — заявил Кит. — Это я уговорил Томаса Консидайна сделать пожертвование. В течение многих лет я пытался экспериментировать в этом направлении.

Очень жаль, что об этой истории узнали в газетах, но отныне никакой огласки не будет. Никто не должен знать, что Роклиннский институт пытается воскрешать мертвых и вызывать демонов в самом центре Нью-Йорка.

Если я чему и научился в этой юдоли слез, так это тому, что нельзя говорить человеку, что он сумасшедший, когда у него имеется пятьдесят тысяч долларов. Особенно если он только что предложил вам десять из этих пятидесяти.

Поэтому все, что я сказал, было:

— Отлично. Но какое ко всему этому отношение имею я?

Кит улыбнулся, выруливая машину к стоянке.

— Все просто. Вы известны мне как автор так называемой фантастики ужасов. Поэтому я предположил, что вы более или менее знакомы с демонологией и колдовством.

— Верно, но я, конечно же, не верю в подобную чушь.

— Вот именно! Вы все еще не верите. Другими словами, вы — средний, скептически настроенный представитель общественности. Вот почему вас выбрали в качестве официального наблюдателя и историка наших начинаний. Вы знаете, что происходит, но не верите в это. Вам покажут. Другими словами, вас нанимают в качестве свидетеля.

— Вы имеете в виду, что заплатите десять тысяч долларов просто за то, чтобы я стоял и смотрел, как вы изображаете колдуна? Десять штук, чтобы посмотреть, как вы катаетесь на метле?

Кит рассмеялся.

— Вы слишком скептично настроены. Ну же. Думаю, вам нужен реальный пример.

Мы вошли в небоскреб, поднялись на частном лифте, быстро прошли по деловому внешнему вестибюлю просторного помещения Роклиннского института на этаже пентхауса. Кит повел меня по коридору к двери с табличкой «Личный кабинет», толкнул ее и пригласил внутрь. Обычно я ненавижу такие двери.

Я ненавижу заносчивость подобных апартаментов. Приватность!

Но если когда-либо дверь и заслуживала такой маркировки, то только эта. За ней скрывалась нагота.

Черное безумие, в комнате с бархатными драпировками.

Красное безумие: в мерцающих жаровнях из темных ниш подмигивают демонические глаза. Мы стояли в темной комнате, скрытой в самых верхних нишах современного небоскреба — темной комнате, пропахшей кровью, мускусом, гашишем и могильным тленом. Это была комната, словно вырванная из пятнадцатого века, комната, вырванная из древних грез. Правда, столы и стеллажи были современными, но они полнились забытыми кошмарами. Я посмотрел на первый стол рядом сомной, и случайный взгляд убедил меня в догадке.

На столе стояла стойка с пробирками, хоть и обычными, но помеченными таинственными надписями: «Кровь летучей мыши», «Корень мандрагоры», «Красавка», «Прах мумии».

«Трупный жир».

И еще хуже. Намного хуже.

В одном углу стояли блестящие новые холодильники, но они были забиты безымянными тушами. Рядом с небольшой жаровней стояли чаны, полные бурлящей воды. На длинной полке лежали алхимические инструменты. Банки с травами стояли среди флаконов с измельченными костями. Пол был испещрен пятиугольниками и знаками зодиака, нарисованными синим мелом, фосфоресцирующей краской и каким-то веществом, которое давало тусклый ржаво-красный цвет.

На одной стене висели книги, которые мне не понравились.

Свет мерцал на заплесневелых томах, видно когда-то прижатых к иссохшим грудям ведьм, на томах, что когда-то хватали костлявые, дрожащие когти давно умерших некромантов. На мгновение, когда железная дверь за нами закрылась, я остановился рядом с профессором Китом. На мгновение мои глаза пробежали по красному сиянию и черным теням этой комнаты. А потом что-то вынырнуло из мрака, что-то повернулось и побежало из темноты, что-то зашевелилось в белом безмолвии на полу. Я подпрыгнул на два фута.

— Познакомьтесь с доктором Россом, — сказал Кит.

— Улп! — прокомментировал я.

Овальное лицо доктора Росса повернулось ко мне. Тонкая рука метнулась вперед.

— Очень приятно, — сказал доктор Росс.

— Улп! — снова заявил я.

— Вы можете говорить только «Улп»? — спросил доктор Росс с некоторым любопытством.

— Ну, вы бы тоже так сказали, если бы вас затащили в комнату ужасов и на вас выскочил зомби, который оказался симпатичной девушкой…

Я остановился, не особо жалея, что замер на середине предложения. Потому что доктор Росс была удивительно привлекательной молодой леди. Ее светлые волосы не были испорчены какой-либо медицинской строгостью прически, а ее пикантные черты лица подчеркивала хорошая косметика. Даже белый хирургический халат не полностью скрывал черты лица, от которых у Уилла Хейза пошла бы пена изо рта, если бы он увидел ее в свитере.

— Благодарю вас, — сказала доктор Росс без всякого смущения. — И добро пожаловать в Роклиннский институт. Полагаю, вы интересуетесь колдовством?

— Если все ведьмы похожи на вас… — начал я, но Кит прервал меня.

— Лили Росс не Цирцея, вы же знаете, — заметил он, но глаза его блеснули. — И вас наняли не для того, чтобы раздавать комплименты. У нас есть над чем работать — это демон, которого нужно призвать сегодня днем.

И тут же это перестало быть забавным. Вот он я, в странной комнате на вершине небоскреба, попавший в руки двух сумасшедших, чья цель состояла в том, чтобы экспериментировать с черной магией, и теперь я должен стоять и смотреть, как они призывают демона. Это, мягко говоря, сбивало с толку. В волнении я отступил на шаг и наткнулся на что-то. Щелк! Я обернулся, посмотрел в ухмыляющееся лицо свисающего скелета и произнес свое привычное «Улп!». Я сразу же обрел голос.

— Профессор, послушайте, вы действительно всерьез думаете обо всем этом?

Кит достал из кармана пачку бумаг и положил их на стол рядом с перевернутым распятием, на котором висело насаженное на кол тело высохшей летучей мыши. Он достал авторучку и помахал мне рукой.

— Подпишите, — приказал он.

— Что это?

— Контракт. Нанимаю вас в качестве свидетеля в течение трех месяцев. Десять тысяч долларов. Пять сейчас, пять в конце наших экспериментов. Достаточно серьезное предложение?

— Очень. — Мои пальцы дрожали, когда я ставил подписи на обоих контрактах. Они буквально тряслись, когда профессор Кит протянул чек. Пять тысяч долларов, прямо сейчас! Это было довольно серьезно, без сомнения.

— Ну тогда, — Кит положил бумаги в карман, — мы готовы начинать, Лили?

— Все в порядке, профессор, — сказала девушка.

— Тогда нарисуй пентаграмму, — промурлыкал Кит. — В холодильнике ты найдешь кровь, еще свежую. Читай заклинание и зажигай огонь, моя дорогая. И не волнуйся — я буду держать тебя под прицелом револьверов. Если что-то пойдет не так, я буду стрелять на поражение.

С вежливой улыбкой Филлипс Кит вытащил из жилетной кобуры два пистолета и направил их в темноту занавешенной комнаты.

2. Появление

— Здесь серебряные пули, — объяснил профессор Кит. — Очень хорошее средство против вампиров, оборотней или упырей. Не знаю, насколько они эффективны против драконибуса, хотя…

— Что?

— Драконибус. Летающий ночной демон. Что-то вроде инкуба. Если аббат Ричальмус был прав. Мы используем его заклинание из «Liber Revelationum de Insidia et Versutiis Daemonum Adversus Homines», в котором говорится, что эти твари черные и чешуйчатые, выглядят вполне как люди, за исключением крыльев и клыков, но с низким уровнем интеллекта, как у элементалей. Если пули не сработают, всегда есть пентаграмма. Вы знаете, что это такое: пятиконечная звезда, два угла восходящие и один направленный вниз. Она олицетворяет дьявола, или козла шабаша.

— Вы с ума сошли? — я должен был это сказать.

— Смотрите сюда, — лицо Кита посуровело в красном свете. — Мы должны достичь взаимопонимания раз и навсегда. Я нисколько не возражаю против вашего скептицизма, но, пожалуйста, не сомневайтесь в моем здравомыслии или искренности.

— Но все это смешение науки и магии кажется слишком абсурдным.

— Но почему? — рявкнул Кит. — Вчерашняя магия — это сегодняшний научный факт. Колдуны вуду и средневековые алхимики пытались изгонять демонов. Сегодня психиатры пытаются вылечить безумие с помощью гипноза, внушения и шоковой терапии, почти таким же образом. Однажды алхимики попытались превратить неблагородные металлы в золото.

Сегодня эти усилия составляют основу научных исследований в том же направлении. Разве ученые не пытаются найти эликсир молодости в своих лабораториях, используя кровь животных и людей в своих экспериментах, как маги древности? Разве ученые не занимаются важными проблемами жизни и смерти — и не сохраняют куриные сердца и собачьи головы живыми, когда их отрывают от мертвых тел? Люди умирали за это на костре в прошлые века. Они погибли за то, что имели дело с теми самыми тайнами, которые мы, ученые, теперь открыто пытаемся исследовать. Говорю вам, наука — это колдовство, за исключением того, что в некоторых случаях древние волшебники могли быть более успешными.

— Вы хотите сказать, что верите в то, что тауматурги когда-то действительно воскрешали мертвых и призывали элементалей?

— Я имею в виду, что они пытались это сделать и вполне могли преуспеть. Я имею в виду, что в их теориях не было ничего плохого, но их методы были ошибочными. И на мой взгляд, современная наука может взять те же самые теории, применить соответствующие методы и добиться полного успеха. Вот что мы собираемся сделать.

— Но…

— Смотрите.

Я стал наблюдать. Стройная фигура Лили Росс соткала узор на дальней стороне черной комнаты. Пламя расцвело в ее пальцах, когда она склонилась над жаровнями в нишах и снова зажгла их угасающие огни. Из мешочка на поясе она высыпала мелкую пыль на угли. Огни вспыхнули — и стали уже не красные, а зеленые, синие и пурпурные. Калейдоскоп дьявольского света затопил огромную комнату. Красные языки поднимались от кончиков свечей и расплескались в темноте. Толстые свечи, похожие на пухлые пальцы гигантски раздутого трупа — жирные, словно вскормленные стройной белой жрицей.

Белая ведьма!

Она наклонилась и нарисовала на полу серебристый узор, пять светящихся точек которого были омыты алой жидкостью, вылитой из канистры.

— Кровь, — прошептал Кит. — Кровь второй группы.

— Второй?

— Естественно. Разве я не говорил вам, что мы используем современные научные методы в колдовстве? Давайте перейдем к делу. Колдовство в средние века было почти преступлением.

Алхимик считался шарлатаном. Некоторые волшебники околачивались при дворах мелких дворян или принцев, увлекаясь астрологией и хиромантией и заискивая перед своими покровителями, как придворные шуты. Они были откровенными позерами.

Другие напоминали современных простаков, вечно просящих денег, чтобы осуществить дикие планы превращения свинца в золото, найти секрет молодости или получить философский камень. Просто жулики.

К третьей группе относятся всякие мелкие дельцы, державшие магазинчики в переулках и продававшие фальшивые любовные зелья, также они обещали за небольшую плату накладывать порчу на врагов и пытались вылечить все болезни — от эпилепсии до сифилиса.

К этим самозванцам примешивались психопаты. Демономанты и дьяволептики, которые голышом плясали на вершинах холмов в Вальпургиеву ночь, утверждали, что летают на метлах на Луну или беседуют с мертвыми, и у них есть адские любовники.

Настоящая религиозная мания. Но кроме прочих всегда находились серьезные исследователи мантических искусств. По их записям — заклинаниям и формулам — мы и работаем.

Кит указал на книжные полки.

— Мне потребовались годы, чтобы собрать эту коллекцию.

Рукописи, пергаменты, отрывки из трактатов, секретные документы из каждой страны и каждого века. Большая его часть заперта в этих томах, называемых инкунабулами. Все собрание стоит небольшое состояние, и не зря.

— Но разве они не наполнены той же фальшивой тарабарщиной, что и все остальные? — возразил я. — Я читал кое-что из этого, и обычно тексты звучат довольно глупо.

— Верно. Но в них попадаются зерна истины. Это легко заметить. Некоторые из заклинаний оказываются известными фальсификациями; другие же являются подлинными.

— То есть если прочитать заклинание вслух, то оно способно вызвать упыря или призрака?

— Если вы правильно прочли, — ответил Кит. — Вот в чем суть.

Тут-то и вмешивается наука. Во многих случаях заклинание не было полностью произнесено из-за страха. В других случаях в заклинании определенным образом меняются слова, из-за несовершенных переводов или неправильного толкования средневековой латыни или греческого языка. Церковь сожгла столько подлинников, сколько удалось найти за прошедшие столетия. Нам пришлось потратить месяцы на подготовку — отделять подлинное от ложного, собирать фрагменты, изучать современные источники. Это была долгая работа для доктора Росса и меня, но теперь мы уверены в одном — у нас под рукой почти сто настоящих, подлинных заклинаний для вызова сверхъестественных сил. Если говорить правильно, то будут созданы соответствующие вибрации, как в обычной молитве, и на них ответят. Кроме того, некоторые из этих заклинаний требуют церемоний, таких как эта. Мы потратили приличную сумму на приобретение необходимых инструментов и материалов для наших экспериментов. Трудно купить руку славы или кровь бабуина; трудно обеспечить достаточное количество трупов. Это тоже ужасно — но очень важно.

Я пожал плечами.

— Ну а кровь второй группы?

— Просто иллюстрация нашей основательности. Мы собираемся атаковать сверхъестественное современными средствами.

Рассмотрим причины неудачи древних магов. Во-первых, как я уже говорил, многие из них были признаны шарлатанами. И серьезные исследователи часто получали неправильные переводы, как я уже продемонстрировал. Естественно, им не удавались магические приемы. Кроме того, им не хватало надлежащих материалов. Если заклинание требовало крови бабуина, им, возможно, пришлось бы использовать кровь обезьяны-резуса, например. Это портило смесь чисто химически.

Используя человеческую кровь, мы экспериментировали со всеми группами крови — потому что вполне может быть, что заклинание работает только с определенным химическим соединением. Это то, чего древние не знали.

Точно так же их часто обманывали мошенники. Возможно, они пытались сварить смесь, в которой присутствует растолченный в порошок рог единорога. Естественно, когда мы видим такой рецепт, то понимаем, что это подделка и выбрасываем его. Им не так повезло, и они снова потерпели неудачу.

Вот с чем вы имеете дело. Это может показаться вам фокусами, но является итогом прикладных научных исследований. Мы отсеяли заклинания, проверили наши формулы, собрали вместе только самые подлинные ингредиенты, и мы работаем методом проб и ошибок и современной логики. При таких условиях мы не можем потерпеть неудачу, если есть хоть какая-то истина в сверхъестественном знании, которое доминировало над всеми народами и всеми религиями с незапамятных времен.

Несомненно, в основе этой огромной массы легенд и теорий, которая старше любой другой религии, заложена некая истина.

Сегодня наука признает патологическое существование вампиров, оборотней и упырей — в случаях помешательства.

Наука признала сегодня многие практики, которые когда-то назывались колдовством. Теперь мы сделаем следующий шаг и выясним, были ли древние мудрее, чем мы думали. Мы восстановим — правильно — заклинания магов и колдунов.

Сегодня, используя кровь второй группы, мы инициируем руну Ричальмус, чтобы вызвать драконибуса. Доктор Росс нарисовала пентаграмму. Она поставила пять свечей на острия фигуры и накормила огонь тремя цветами. Теперь она прочтет заклинание на латыни в оригинале. Если условия воспроизведены правильно, мы скоро увидим истинного летающего демона ночи, которого так наглядно описывает добрый аббат. Может быть, мы захватим его и предложим миру наше живое доказательство.

— Вы сможете проделать это? — пробормотал я.

Кит улыбнулся.

— А почему бы и нет? Именно такие доказательства нам нужны, чтобы сбить с толку самодовольных скептиков, напыщенных снобов, которым доставляет удовольствие стыдить бедных старух на спиритических сеансах и высмеивать искренних учеников оккультизма. Ведь когда Том Консидайн вкладывал деньги в это предприятие, он смеялся надо мной! Интересно, что бы он сказал, если бы я послал драконибуса в офис в упаковочном ящике.

Кит усмехнулся и указал на потолок.

— Конечно, если эта штука действительно появится и будет опасна. У меня есть серебряные пули, чтобы остановить его. Но я бы предпочел взять тварь живьем. Научными средствами.

Я проследил за его указательным пальцем. Под потолком на цепях висел квадратный лист прозрачного стекла. Он висел прямо над тем местом, где на полу мерцала пентаграмма.

— Обратите внимание на рычаг у двери, — сказал Кит. — Поверните его, и стеклянная клетка упадет вниз. По размерам подходит идеально.

— Но ваш демон наверняка вырвался бы из нее сразу же, — сказал я, стыдясь даже самого этого слова.

— Не от этого, — заверил меня Кит. — Там есть отталкивающие кресты, воткнутые в само стекло, в том числе и анх. Трубки со святой водой размещены в обшивке по бокам. Кроме того, это небьющееся стекло, для дополнительной предосторожности, и есть небольшая трубка наверху, которая проходит внутрь. Она пропускает воздух — и также способна пропускать достаточно монооксида, чтобы превратить эту стеклянную клетку в смертельную газовую камеру в течение тридцати секунд. Так что, если что-то появится, просто потяните за этот рычаг.

Все было предусмотрено. Я стоял в темной комнате, пока Белая ведьма плела свое заклинание, и слушал, как волшебник учит меня тонкому искусству ловли демонов. Если бы не чек на пять тысяч долларов в моем кармане, я бы ушел оттуда. Не потому, что это было глупо. Потому что это было серьезно.

Слишком серьезно. Кит говорил дико, но убежденно. Он был профессором Филлипсом Китом, заместителем директора признанного научного института. Он был известным ученым и специалистом, а не сумасшедшим чудаком. Я чувствовал, что Лили Росс не дура, и проделывая все манипуляции она не хихикала, прикрыв рот рукой. Она занималась своими приготовлениями, как опытный научный ассистент. Или ведьма.

Колдовство! Черное искусство из легенд, отвратительный шепот, пронизывающий всю человеческую историю. Сатанизм, Черная месса, торговля с мертвыми и хозяевами мертвых. Здесь, в этой комнате, слышалась вонь могилы, горели свечи с трупным жиром и пламя, мерцавшее синим светом, зеленоватой синевой, пурпурной бледностью. Кровь стекала по древнему символу на полу. Тишина и темнота, а теперь еще и шорох, с каким Лили Росс взяла желтый пергамент в руку и шагнула к свету голубой жаровни. Она стояла там, застывшая и статная, светловолосая служанка зла. Ее овальное лицо было погружено в темноту, когда ее красные губы произнесли первые слоги, нарушившие полную тишину. Лицо Кита выглядело пухлым и обычным в ярком свете, но глаза сияли фанатичным рвением пуританского колдуна. Пот выступил у меня на лбу.

— Вы бы отправились в ад за десять тысяч долларов?

Здесь, в этой башне небоскреба, я был ближе к аду, чем в недрах земли. Здесь сиял магический круг, были ведьма, колдун.

Здесь был источник, связь между человеком и тайной. Лили Росс произнесла первые предложения заклинания. Я подумал, что ее рот был алым цветком, источающим порчу. Я думал, что ее губы были раем, но ее голос был адом. Я увидел красивую молодую девушку и услышал сухое карканье старухи. Это невозможно объяснить. В ее тоне не было ничего плохого, ровно то, что она произносила. Слова были латинскими, но они казались не столько словами, сколько звуками, и не столько звуками, сколько вибрациями. Не ученая латынь. Не слова с внутренним значением. Не слова, произнесенные как предложения. Просто специально созданные звуки. Злой умысел. Я знал это, так же хорошо, как и свое собственное существование.

Лили Росс читала заклинание, и я впервые понял, что оно означает. Это был призыв к демону. Это было своеобразное использование человеческого языка для создания определенных вибраций, определенных сил, которые касались или воздействовали на другие миры. Звуковые волны, идущие через плоскости и углы существования, командующие и направляющие. Звуковые волны разбивающие стекла в современных лабораториях. Звуковые волны разрушающие здания, если они правильно направлены по объему и интенсивности. Эти же звуки, наверное, напоминали дьявольские арфы, что звучат в аду, и способны достучаться до его обитателей, чтобы призвать сюда. Голос девушки был всего лишь инструментом. Бессмысленный гул поднимался почти бесконтрольно.

Теперь я знал, какая истина скрывается в силе слова. Слово, используемое в молитве, и слово, используемое в черном призыве. Глубина смешалась с темнотой. Чернота странно смешивалась с зеленым, фиолетовым, синим пламенем.

Пентаграмма превратилась в извивающуюся фосфоресцирующую змею, раскачивающуюся среди зеленых, фиолетовых и синих огненных слов. Тени гудели. Девушка горела и мерцала.

Внезапно началась пульсация. Она сотрясала стены, вознеслась вместе со словами, которые произнесла девушка, смешалась с ними, затем появилась сильнее, торжествуя. Из жаровен внезапно поднялся дым, когда сильный ветер наполнил комнату. Я задрожал перед ледяным порывом, который не был воздухом — задрожал, как будто зубная дрель прошлась через мои нервы. Я посмотрел как сквозь воду на мерцающую стройную фигуру, скользящую серебряную линию на полу, извивающуюся спираль цветных огней. А потом вспыхнул свет, поднялся рев, голос зазвучал на одной-единственной ноте.

— Проснитесь!

Кто-то тряс меня. Это был Кит. Рев медленно затих.

— Вы на ногах, приятель!

Я огляделся вокруг. Мерцание исчезло. Никакого ветра.

Никакого шума. Лили Росс — девушка, а не ведьма — стояла в удрученном молчании.

Кит нахмурился.

— Мы потерпели неудачу.

— Но я что-то почувствовала… что-то…

— Чистый самогипноз. Это не сработало.

Лили Росс шагнула вперед.

— Дай мне взглянуть на эту копию заклинания, — устало потребовал Кит. Он взял бумагу из ее рук. — Проклятие!

Глаза Лили расширились и стали темно-синими.

— В чем дело?

— Дело? Вот прекрасный пример того, что я пытался объяснить.

Вы ошиблись здесь. Это вообще не правильный призыв. Это не ритуал Ричальмуса. Это тот, другой, почти такой же — призыв дьявола Горгиозо!

— Как это получилось? — спросила девушка. — Я могла бы поклясться…

— Я буду ругаться, — отрезал Кит. — Ты по ошибке произнесла заклинание для дьявола. Неудивительно, что ничего не произошло!

Он повернулся ко мне, но ничего не сказал. Говорить не было никакой возможности. Потому что рев начался снова, и на этот раз не шло никакой речи о самогипнозе. Комнату сотрясал грохот, как будто здание разрушало землетрясение. Лили и профессор Кит стояли, покачиваясь, рядом со мной, когда поднялся ветер, вспыхнуло пламя, громовое крещендо пронеслось сквозь наши тела, терзая мозги. Сверкая ярким огнем, пентаграмма извивалась у наших ног. Внутри нее показалась черная тень, сливающаяся, расплывающаяся в пентаграмме в очертания Сатаны, черного козла шабашей!

Краем глаза я увидел, как дрожащие руки Лили Росс вытянулись вперед, заметил, как смятый клочок бумаги выпал из ее пальцев. Это был пергамент, с которого она прочитала заклинание — неправильный призыв. Тот, который вызвал дьявола. И теперь в пентаграмме стояла фигура!

3. Голос дьявола

Мы все уставились на него. Лили Росс тихонько ахнула, и этот звук растворился в потрескивании жаровен. Кит оцепенел.

Я обнаружил, что дрожу, не в силах поднять руки и прикрыть глаза от видения, которое жгло и сверкало пламенем. Там, в пентаграмме, притаилось нечто, его черная козлиная морда блестела в свете огней. Лохматая, взъерошенная голова с обрубками козьих рогов, дьявольски знакомое лицо, закутанное в плащ тело — я видел все это, обретающее четкость. Пока я вглядывался, призванный шевелился, словно упиваясь реальностью своего нового физического существования, как рождается ребенок и осознает это. Но это был не ребенок. В древней ухмылке наслаждения на этом нестареющем лице не было ничего юношеского. Огонь горел в этих узких глазах задолго до того, как появились газы, создавшие Землю.

Это была картина, будто рожденная в демоническом сне. И как сон, он растворился во внезапном, ужасном действии. Козлиное тело шевельнулось, черные руки вытянулись. Когти быстро появились из-под плаща и потянулись через пентаграмму. Одна нога двинулась вперед. Черная, формой похожая на копыто. И тут мои собственные ноги зашевелились с отчаянной быстротой.

Когда существо неуклюже двинулось вперед, я бросился к двери.

Мои вытянутые руки отчаянно тянули рычаг, который показал мне Кит. Я сорвал его вниз.

С потолка заскрежетали железные цепи. Раздался оглушительный грохот, и огромная стеклянная клетка упала прямо на черное тело Сатаны, Князя Тьмы.

Существо в клетке забарабанило черными когтями по стеклу и внезапно отпрянуло.

— Боже мой! — эти, первые произнесенные слова принадлежали Киту. Они прозвучали очень уместно. Я начал смеяться — ничего не мог с собой поделать.

— Зачем вы смеетесь? — прошептала Лили Росс.

— Я просто подумал, — слабо выдохнул я, — что сражался с самим Сатаной, заклятым врагом. И победил!

Лили спокойно протянула тонкую руку и ударила меня по лицу. Я тут же пришел в себя.

— Спасибо, — прошептал я. — Я потерял контроль над собой.

— Никакой истерии, — сказала она. — Если бы вы продержались еще хоть минуту, я бы и сама начала кричать. Это чересчур — мы заперли Сатану в небоскребе!

— Вы все еще скептически настроены? — спросил Кит.

— Скептики не потеют, — ответил я, вытирая лоб. — Но если я не скептик, то практик. Что же нам теперь делать?

— Во-первых, включите свет.

Кит нажал на реостат. Комната вспыхнула в свете ламп.

Флуоресценция превратила темноту в дневной свет, и мы стояли в задрапированной комнате — снова обычные люди в обычной обстановке. За исключением этой стеклянной клетки и ужаса, притаившегося внутри. В свете жаровен существо был достаточно плохо различимо, но теперь кошмарная натура нашего пленника усилилось в десять раз. Черная фигура гордо стояла в центре стеклянного ограждения — гордо, как и подобает Люциферу. Мы непроизвольно придвинулись ближе. В свете ламп я видел каждую деталь. Слишком много деталей. Монстр был косматым с козлиной головой, но человеческими глазами и ртом.

Кожа его была угольно-черной. Я пристально вглядывался в один узловатый коготь — ужасаясь мельчайшим деталям и полному отсутствию видимых пор на коже. Голубые глаза Лили и серые глаза Кита проследили за моими.

— Невероятно, — пробормотал пухлый профессор. — В точности, как я и представлял. Борода, усы, монокль. И красная кожа.

— Красная кожа? — рявкнул я. — Да он черный!

— Чешуйчатый! — настаивала Лили.

— Никаких чешуек, — сказал я. — О чем вы говорите? И причем здесь монокль? Да ведь он как черный козел.

— Вы с ума сошли? — сказал Кит. — Всем же видно, что это мужчина в вечернем платье с красным лицом и моноклем?

— А как насчет этого раздвоенного хвоста? — спросила Лили. — Это самое худшее.

— Никакого хвоста, — возразил я. — Вы двое плохо видите.

Кит отступил назад.

— Подождите минутку, — запротестовал он. — Давайте поразмыслим над этим.

Он склонил голову в мою сторону.

— Вы утверждаете, что видите нечто вроде черного козла с человеческими чертами лица, одетого в плащ?

Я молча кивнул.

— А ты, Лили?

— Чешуйчатое существо с раздвоенным хвостом. Больше похоже на серую ящерицу.

— А я вижу красного дьявола в вечернем платье, — объявил Кит. — Ну, мы все по-своему правы.

— Я ничего не понимаю.

— Неужели нет? Никто на самом деле не знает, как выглядит дьявол. У каждого из нас есть своя мысленная картина, составленная из образных иллюстраций в книгах. На протяжении всей известной истории Сатана был изображен его поклонниками и врагами несколькими способами. Некоторым он казался козлом шабаша, первобытным демоном восточных кочевников, отцом лжи, известным в Библии. Для других он, по существу, воплощение искусителя, змея. Для современных людей он — красный джентльмен. Мы трое визуализируем его по-своему, и основная мысль миллионов людей на протяжении веков материализует его в том аспекте, который кажется наиболее естественным наблюдателю. Мы все смотрим на одну и ту же сущность, но видим разные ее формы. Как он выглядит на самом деле, мы не можем сказать. Он может быть газом, или светом, или просто пламенем. Но наши мысли придают ему материальную оболочку.

— Может быть, вы и правы, — рискнула Лили.

— А почему бы и нет? Я не хочу богохульствовать, но кто-нибудь знает, как выглядел Христос на самом деле? Нет — все, что нам нужно, это стандартная концепция, которая была изобретена средневековыми художниками. И все же. Он всегда изображается в одном образе, и мы привыкли думать о нем именно так. Мы не могли видеть его ни в какой другой форме. Так же и с нечистым.

— Все это очень интересно, — перебил я. — Но что нам теперь делать — звонить в газеты?

— Вы шутите? Представляете, что случится, если мир узнает, что мы держим его в плену в этой комнате? Разве вы не предвидите панику, безумие, которые охватят землю? Кроме того, мы должны экспериментировать. Да, это наша возможность.

Должно быть, провидение руководило нами, когда мы совершили эту ошибку!

— Вы уверены, что это было провидение? — тихо спросила Лили.

— Этот дар пришел не с небес.

— Не придирайся, моя девочка, просто пойми, что мы получили!

Да ведь это самое замечательное, что случилось с тех пор…

— … как поймали гориллу Гаргантюа, — закончил я за него. Но не улыбнулся, когда сказал это. — Кит, это опасно. Мне это не нравится. Да, наш посетитель заперт за стеклом, но если он когда-нибудь освободится…

— Он не освободится, — рявкнул Кит. — Вы что, струсили, дружище? Разве вы не видите, что здесь, в этой самой комнате, мы получили доказательство колдовства, доказательство существования сверхъестественного зла?

— Я согласен насчет зла, — ответил я. — И я боюсь. Тот, кто ужинает с дьяволом, должен иметь длинную ложку.

— Вы говорите, как…

— Священник, — закончил я снова. — И возможно, они мудрее, чем вы, ученые, думаете. Они сражались с этим существом в течение долгих веков, и их мудрость должна быть учтена.

— Но вы же сами сказали, что сравнялись с дьяволом в остроумии и победили его, — возразил Кит. — Мы, вооруженные научными знаниями, собираемся изучить нашего гостя. Мы проведем анализ его крови, исследуем кожу, выделим клетки под микроскопом, сделаем рентген.

Я отвернулся. Это было безумие. Я хотел поискать здравый смысл в голубых глазах Лили Росс, но она тоже что-то бормотала про научный образ мышления.

— Может быть, это существо умеет говорить. А как насчет теста на интеллект? Мы должны его сфотографировать.

Можно было подумать, что это какая-то новая морская свинка.

Но когда я увидел черное тело, съежившееся под стеклом с пылающим злом в глазах, отпали все сомнения насчет его истинной сути. У них в клетке сидел сам дьявол, а они хотели снять его отпечатки пальцев!

— Успех! — трубил Кит. — Нас ждет успех, превосходящий самые смелые мечты человека. Мы проведем научное исследование всего воплощенного зла. Нам откроются природа и принцип зла.

Оно здесь. Мы все видим это по-разному своими глазами. Все люди так делают, но оно существует. Как, например, электричество.

Он стоял у стеклянной ограды, жестикулируя, как цирковой зазывала.

— Вот великий бог Пан! Да, и вот змей, искуситель, падший ангел! Вот Сатана, Люцифер, Вельзевул, Азриэль, Асмодей, Саммаил, Замиил, Князь Тьмы и Отец Лжи! Взгляните на черного козла шабаша, взгляните на легендарного Аримана, Сета, Тифона, Малика Тависа, Абаддона, первобытного Ноденса, на архетип зла, известный всем людям под разными именами!

Я снова почувствовал приступ истерического смеха. Это было уже слишком. Только девушка спасла меня.

— Пойдемте отсюда, — предложила она. — Завтра мы можем сесть и ясно все обдумать, если уже не сошли с ума. Тогда мы сможем строить разумные планы. Давайте отдохнем.

— Ты права. Я уверен, что он будет в безопасности за стеклом. И эта комната заперта, опечатана. Никто не должен знать.

Кит направился к двери, и мы последовали за ним. Он выключил свет, когда дверь открылась, и погрузил комнату в Стигийскую ночь. Мы вышли на улицу. Я оглянулся один раз. Там не было ничего, кроме черноты и двух горящих красных углей.

Глаза. Глаза в темноте. Глаза Сатаны. Глаза, которые видели Фауста.

4. Ад вырвался на свободу

— Вот и вся моя история, — заключил я. — А что у тебя?

Лили Росс подняла бокал, позвякивая льдом в такт музыке оркестра.

— Просто немного астрофизики и биохимии, — улыбнулась она. — Работа в Роклиннском институте в качестве ассистента Кита.

— Не обманывай меня. Ты блондинка в зеленом вечернем платье, самая красивая девушка в этом вечернем клубе. И ты будешь танцевать со мной, потому что никогда не слышала о химии или физике.

Она показала, как умеет танцевать. Хватило одного выхода. На меня словно упала тонна кирпичей. Но мне было все равно.

Теперь, когда я видел дьявола, и Лили Росс в моих руках, сегодня вечером я был королем мира. Но когда мы вернулись к нашему столику, Лили на мгновение посерьезнела.

— Послушайте, — сказала она. — Я беспокоюсь за профессора Кита.

Этот сегодняшний эксперимент выбил его из колеи. Надеюсь, завтра с ним все будет в порядке. Он поехал домой на такси и лег спать.

— Успокойся, Лили, — сказал я. — Если завтра он не поправится, то просто будет страдать от похмелья.

— Что вы имеете в виду?

— Посмотри на тот столик возле оркестра, — усмехнулся я. — Если Кит и сел в такси, то не поехал домой.

Лили прищурилась, а потом ее глаза расширились.

— Да ведь он здесь — и с женщиной!

— Это еще мягко сказано, — сказал я ей. — У него там полторы женщины. Это Ева Вернон, известная певица. Никогда не подумал бы, что Кит такой ловелас.

— Это не так! — ахнула Лили. — Профессор вообще никогда никуда не ходит. Я никогда не слышала, чтобы его сопровождали женщины. И это шампанское на его столе. Почему…

— Живи и учись, — сказал я. — Он просто расслабляется, вот и все.

Может, присоединимся к нему?

— Конечно, нет. Это может смутить его. Кроме того, в этом есть что-то странное.

Я пожал плечами, но последующие события меня утомили. Кит расслабился до нужных ему пределов. Он танцевал. Он выпил две кварты шампанского, в одиночку. Он смеялся, краснел, пытался танцевать с девушками из шоу. Когда мы с Лили выскользнули наружу, он пел пьяным голосом во всю глотку, к восторгу окружающих столиков.

— Отвратительно, — прокомментировала Лили.

— Забудь об этом, — посоветовал я.

Я забыл об этом, упиваясь ее ночным поцелуем. Я все забыл.

Знал только, что завтра, в десять часов, она будет ждать меня в институте.

Так и вышло. Я вошел в вестибюль и взял ее за руку.

— А где профессор? — спросил я.

— Он так и не появился.

— Значит, у него похмелье! Ты ему звонила?

— Конечно. Его экономка говорит, что его не было дома всю ночь.

— Странно. Что же нам делать?

— Пойдем в лабораторию и подождем. Мы должны осмотреть наш… образец.

Лили пошла по коридору к зарешеченной двери, стала возиться с ключом.

— Да ведь она открыта!

Мы вошли. В комнате было темно, горела только одна жаровня. Одинокая жаровня и красные глаза в стеклянной клетке. Перед клеткой замерла какая-то фигура.

— Кит!

Я встряхнул его. Он с трудом поднялся на ноги.

— О… должно быть, я задремал. Пробыл здесь почти всю ночь, наблюдая за тем, что он будет делать.

Лицо Кита выглядело изможденным, одежда помятой. Он говорил хрипло, будто в полусне.

— Лучше идите домой и отдохните, — предложила Лили. — Мы останемся здесь. Если вы чувствуете себя в состоянии выполнить измерения сегодня днем, мы все сделаем.

Внезапно профессор выпрямился. Казалось, он заметно стряхнул с себя усталость.

— Чепуха! Я в порядке. Чувствую себя великолепно, совершенно великолепно. Но нет времени для разговоров, моя дорогая. Я должен найти Консидайна. От него нужно больше денег, и сразу же. У меня есть одна отличная идея. Расскажу тебе все об этом. Но надо найти Консидайна. Оставайся здесь, будь начеку. Увидимся вечером на балу с пробирками. Я договорюсь встретиться там с Консидайном и его друзьями.

Он исчез. Рот Лили превратился в красный овал изумления.

— Бал с пробирками? — повторил я.

— Да. Светский маскарад. Меценаты Роклиннского института проводят его каждый год. Там собирают деньги, знаешь ли. Но что нужно Киту на таком собрании? Он никогда не танцует и не занимается общественными делами.

— Ты забыла о прошлой ночи.

— В том-то и дело, что я не могу забыть прошлую ночь. Наш профессор не здоров, я в этом уверена. Что-то случилось.

— Он не единственный, кто нездоров, — тихо сказал я. — Посмотри в клетку.

Лили повернулась, и мы вместе осмотрели клетку. Сатана присел на корточки, полулежа на полу. Красные глаза вспыхнули, но внезапно стали еще слабее в своем огне.

— Заболел? — пробормотала Лили.

— Ни воздуха, ни еды. Что ест Его Величество? — начал я, и тут же что-то в облике этого существа заставило меня замолчать.

— Жаль, что здесь нет Кита, — сказала Лили. — Мы должны что-то предпринять.

Мы заглянули в стеклянную клетку. Внезапно Сатана открыл глаза. Он сел и посмотрел на нас. Внезапно он поднялся на ноги и шагнул вперед. Его поднятые когти почти касались стекла, но не совсем. Это был призывный жест. И в этих глазах я читал не ненависть, а — признание! Губы скривились, обнажив пожелтевшие клыки. Они молча двигались за стеклом.

— Он хочет поговорить с нами! — ахнула Лили. — Я в этом уверена!

— Смотри!

Черный дьявол дико жестикулировал. Его глаза остановились сначала на лице Лили, а потом на моем.

— Если бы мы только могли узнать…

— Бесполезно.

Очевидно, это было правдой. Его Нечестивость вдруг снова упал на пол, уткнувшись головой в длинные черные руки. Мы уставились друг на друга в течение долгого времени. В клетке снова что-то зашевелилось. Существо склонилось над полом на колени. Одна лапа держала крошечный осколок. Вздрогнув, я узнал его. Это был мел — фосфоресцирующее вещество, которым рисуют пентаграмму. И Дьявол писал! Время от времени глаза останавливались на наших лицах в странной мольбе. Костлявые пальцы продолжали двигаться: медленно, мучительно. На полу были начертаны буквы. Слова. И тогда это было сделано.

— Погаси огонь в жаровне, — прошептала Лили. — Тогда мы сможем прочитать надпись.

Я притушил пламя и погрузил комнату в полную темноту. Я прошел сквозь эту темноту к ней и уставился на тусклый свет на полу. Сияние стало ярче. Буквы. Это сияли серебром на полу огненные буквы. Я прочел эти слова.

«Быстрее! Остановите его, пока не стало слишком поздно. Он вошел в меня сегодня утром, и я знаю, что он собирается сделать».

Вот тогда я и ахнул. Я снова ахнул при виде двух слов под сообщением. Они были подписью.

— «Филлипс Кит», — прочел я.

Буквы серебряного огня вспыхнули в моем мозгу. Лили дрожала рядом со мной. Я поднял ее на ноги.

— Пошли, — сказал я.

— Куда же?

— За профессором, конечно. Мы отправляемся на маскарад с пробирками.

5. Дьявольские танцы

Даже у Одинокого рейнджера никогда не было миссии, подобной моей. И не в таком костюме, как у меня. Охотничий костюм Лили оказался более подходящим. Мы вошли, чтобы забрать нашего человека — если он был человеком. Сегодня мы не собирались танцевать, если то, что мы подозревали, было правдой. Это могло быть хитростью со стороны твари — хитростью дьявола. Но в мире, сошедшем с ума, все возможно. У нас был дьявол в клетке. Кто в этой комнате поверит в это? И все же это было правдой. И эти танцующие, бормочущие меценаты даже не подозревали ничего подобного. Я мрачно улыбнулся этой мысли. А вдруг его дьявольщина внезапно раскроется в этом самом бальном зале?

Я представил себе крики ужаса, которые раздались бы здесь.

Если бы это случилось, они бы танцевали уже под другую мелодию! Но… это случилось. Мы с Лили стояли у двери и ждали.

Мы пробыли там уже десять минут, с момента нашего прибытия, глаза сканировали танцующих в поисках Кита. Он был уже в пути, сказала экономка, когда раздался наш отчаянный звонок. Он должен быть здесь с минуты на минуту. Итак, мы стояли там, и Сатана вошел. Это был Кит, конечно, в маске Мефистофеля.

Красный костюм, накладная борода и усы. Но он добавил ужасный штрих. Красный мел на лице и руках. Его представление о внешности Сатаны.

Я никогда не думал, что он настолько высокий. Высокий и стройный. Он выглядел так, как надо, даже слишком хорошо. Мы были не единственными, кто это заметил. Оркестр только что закончил номер, и переполненный зал был идеальным местом для его появления. Он спустился на три ступеньки, и вдруг разговоры, казалось, затихли. Женщины замолчали на полуслове, и толстые ладони богачей в изумлении сжали свои сигары, когда в комнату вошел Филипс Кит. В памяти возникла похожая сцена.

Красная Смерть! Вот оно — Лон Чейни в роли Красной Смерти в «Призраке оперы»! Это пугало меня в детстве, и теперь мой позвоночник снова покалывало. Филипс Кит в костюме Сатаны, Повелителя зла.

— Какой костюм!

— Прекрасно!

— Даже косолапит также!

Я мог бы задушить тощую даму, сказавшую это. Ей придется обратить на это мое внимание. Покалывание в позвоночнике превратилось в пульсацию ужаса. Ибо Филипс Кит хромал.

— Что-то уронили ему на ногу, — прошептала Лили. — Должно быть, так оно и было.

Косолапость. Или раздвоенное копыто? Красная фигура Мефистофеля прошествовала через образовавшийся проход в толпе. Он шел гордо, несмотря на хромоту. Гордый, как Люцифер.

Я видел, как он поманил к себе толстяка в пиратском костюме.

— Консидайн, — тупо сказала Лили. — Это Томас Консидайн.

Кит произнес несколько слов. Консидайн, казалось, смеялся, комментируя костюм. Он шел рядом с профессором, потом поманил к себе товарища. Их группа двинулась к боковой двери.

В этот момент заиграл оркестр. Снова начались танцы, возобновились разговоры, и одетый в красное Мефистофель и двое его спутников исчезли из виду. Я схватил Лили за запястье и стал проталкиваться сквозь толпу.

— Быстрее, — скомандовал я. — Что-то добралось до двери как раз в тот момент, когда красный плащ вошел в лифт. Дверь закрылась, кабина двинулась вниз.

— Лестница!

Ровно три пролета вниз в пустоту. Красный плащ дразняще вылетел из вестибюля. Мы вышли на улицу как раз в тот момент, когда черная машина отъехала. Небеса послали такси из-за угла.

Я втолкнул Лили внутрь.

— Следуйте за этой машиной, — начал я.

— Но…

— К черту все это! Просто отвези нас в Роклиннский институт. Я знаю, куда они направляются.

Лили тоже знала. Мы ничего не говорили, просто смотрели друг на друга, и я опасался, что мои глаза такие же испуганные, как и ее. Мчась по черным, зияющим глоткам полуночных улиц, оседлав ветер из-под красного плаща Сатаны, мы гнались за ним — словно это был не Нью-Йорк, а древняя Прага.

Затем, когда мы поднимались по темной башне небоскреба, к скрытой комнате — это был словно не двадцатый век, а сцена из средневекового кошмара. Когда мы остановились перед дверью с табличкой «Личный кабинет», мы услышали голос, который тоже будто бы просачивался сквозь черный сон. Голос Кита, но отчасти. Мне не хотелось бы признавать, что это был лишь отчасти голос Кита, но что еще можно сказать? Это был голос, исходящий из его горла, использующий его гортань, но это был глубокий, бурлящий обертон, который казался совершенно неестественным для любого человека.

Когда мы стояли перед той дверью, я надеялся, что это просто плод воображения. Может, Кит простудился. Вот почему он звучал именно так. Но так или иначе, я не мог не слышать, что он сказал. Это былонамного хуже всего. Хриплый шепот из этой черной комнаты…

— Теперь вы видите, чего я достиг, джентльмены. Вы, Консидайн, и вы, мистер Уинтергрин, больше не можете сомневаться в собственных чувствах.

— Но это же чудовищно! — прогремел Консидайн. — Дьявол в клетке!

— Чудовищно, говорите? Это великолепно! Разве вы не видите открывающиеся возможности?

— Я полагаю, что все это очень интересно с научной точки зрения, но что вы намерены делать — выставлять это существо на всеобщее обозрение или что-то в этом роде?

Кит рассмеялся. Или, скорее, смеялся этот жуткий голос.

— Консидайн, вы рассуждаете как дурак. Неужели вы не понимаете, что у нас есть нечто, что может стать самой мощной силой на земле?

— Могущество? — прервал его гнусавый голос Уинтергрина.

— Да, сила. Подумайте, господа, что может значить для нас наш пленник. Вы когда-нибудь слышали о Черной мессе, о поклонении Сатане? На протяжении веков люди собирались, чтобы отдать дань уважения дьяволу. Веря, что Царством Небесным правит Бог, они утверждают, что землей правит Сатана, и предпочитают поклоняться Ему. Если он дарует им счастье здесь, на земле, они готовы отказаться от небесных радостей.

— Какая несусветная чушь!

Голос продолжал монотонно гудеть, не обращая внимания на то, что его прервали.

— Они встречаются в укромных местах — подвалах древних домов или разрушенных церквях — в Вальпургиеву ночь и другие нечестивые ночи. Свечи, сделанные из трупного жира некрещеных младенцев, освещают их молитвы Князю Тьмы.

Священник без сана возглавляет алтарь; алтарь, который является обнаженной, живой плотью женщины. Все хвалятся своими грехами и покаянно исповедуют свои добрые дела. Затем, когда молитва Господня читается в обратном порядке, проводится пародия на мессу. Месса Святого Секира, нечестивый ритуал Жиля де Реца и маркиза де Сада. Сатане приносят жертву, и празднующие пьют красное вино, которое есть истинно человеческая кровь. Все поклоняются отцу зла, который исполняет их темные желания.

— Не говорите так, — нервно запротестовал Уинтергрин. — Мы не дети, чтобы пугаться призраков.

— Как и тысячи тайных сатанистов, совершающих эти обряды.

Они верят. Многие из них являются жертвами шарлатанов, мошенников, которые охотятся на невротичных богачей. И я не предлагаю вам очередного шарлатана-человека. Я предлагаю вам реальную физическую сущность падшего ангела, мастера Великой черной ложи. Вот почему я привел вас сюда и показал нашего пленника. Ваши деньги позволили мне вызвать его. Вы сможете получить прибыль таким образом.

В монотонном голосе звучала хитрость. Дьявольская хитрость.

Лили схватила меня за запястье, но я снова заставил ее замолчать, когда мы присели, прислушиваясь.

— У нас есть возможность получить власть и неслыханное богатство. Мы, и только мы, владыки Сатаны. Позвольте мне рассказать вам мой план. Я стану Первосвященником сатанистов.

Вы, Консидайн, и вы, Уинтергрин, пойдете к своим друзьям и прозелитам, приведите к нам в лоно богатых старух и прочих эксцентриков. Приведите их к Черной мессе, распространите весть о том, что грядет новый день для тех, кто готов заплатить цену силам Тьмы. Скажите им, что есть способы обрести вечную молодость, способы получить больше богатства, способы отомстить. Разве вы не видите? Мы построим империю из того, что когда-то было только сказкой старых ведьм! Мы можем контролировать народы, владеть землей!

— Ты что, с ума сошел, Кит? — глубокий голос Консидайна задрожал. — Ты что, совсем спятил? Сначала ты появляешься в костюме Мефистофеля, потом приводишь нас посмотреть на этого урода, этот твой гибрид, а теперь несешь чушь.

— Да, — слабо вставил Уинтергрин. — Я ухожу отсюда.

— Нет, не уйдете. Вы знаете секрет, и это слишком много. Никто из вас не покинет эту комнату, пока вы не согласитесь.

Я не знаю, что собирался делать. Я только понял, что лучшего сигнала для моего появления никогда не будет. Я распахнул дверь и вошел, Лили Росс рядом со мной. Консидайн и Уинтергрин уставились на нас с открытыми ртами. В стеклянной клетке за ними черная фигура отчаянно жестикулировала в красном свете жаровен. Я проигнорировал их все. Я смотрел только на Кита — на человека в красном плаще, с красным лицом и бородой лопатой. Когда он повернул ко мне лицо, я прочел в его глазах сверкающее послание. Его руки взметнулись вверх, как когти, когда я атаковал. Чистый инстинкт вел меня дальше; тот же самый инстинкт, который заставляет человека раздавить извивающуюся змею, даже если он знает, что она вот-вот укусит.

Лили закричала, когда мои руки сомкнулись на алой шее Кита, поднялись, чтобы смять его лицо. Я почти закричал, почувствовав это лицо. Я рванул на себя его маску, эту фальшивую бороду. Рвал и рвал — но ничего не получалось. Ибо профессор Филлипс Кит вовсе не был замаскирован. Он был Сатаной в красной плоти!

Волоча за собой косолапую ногу, раздвоенное копыто двинулось вверх, ударив меня в бедра. Когти впились мне в грудь. Глубокое рычание, вырвавшееся из горла существа, было ужасным. Я ударил кулаком по дьявольскому лицу, и мои руки словно забарабанили по железу. Консидайн и Уинтергрин, Лили и существо в клетке бешено закружились вокруг. Красные руки обхватили меня и начали давить.

Давить и ломать. Пухлые маленькие ручки отталкивали меня назад, пока я не почувствовал, что мой позвоночник согнулся, как раскаленная добела проволока боли. Пухлые маленькие ручки — но в них заключалась страшная сила. Сила демона. Дыхание демона обжигало мое лицо. Демоническое лицо впилось в мое собственное. Мои чувства угасли, и хихиканье раздалось от ухмыляющегося существа, которое раздавило меня, как тряпичную куклу, раздавило меня в темноте и клубящемся тумане боли.

Я вырвал свою левую руку и сунул в карман. Я нащупал фляжку и судорожно выдернул пробку.

Существо схватило меня за руку, вывернуло ее, но фляга была открыта. Я дернул ее вверх. Белая струя брызнула на красное лицо. С воплем агонии тварь подняла руки, чтобы прикрыть голову. Вырвавшись на свободу, я выплеснул еще больше жидкости на голову и плечи. Покачиваясь на ногах, существо пошатнулось и упало на колени. Поднялась отвратительная вонь.

От краснокожего, казалось, валил дым. Когда он упал, я уже был на нем. Я оторвал руки от изуродованного лица, потому что теперь в этих красных когтях не было силы. Я прижал фляжку к искривленному от боли рту и наклонил ее. Жидкость хлынула наружу, булькая в багровой пасти. Через мгновение все было кончено. Я встал и посмотрел на людей рядом со мной. Лили всхлипнула.

— Я думала, это убьет тебя, — выдохнула она. — Пока ты не плеснул ему кислотой в лицо.

— Кислота? — эхом отозвался я. — Не кислота, черт возьми, а святая вода!

6. В погоне за дьяволом

— Да, святая вода сделала свое дело.

Это был профессор Филипс Кит, который говорил — хоть и слабо, сквозь пепельные губы — но все же говорил, и голос его был безошибочно узнаваем. Консидайн и Уинтергрин опустились на колени рядом с ним, приподняв его седую голову. Потребовалось десять минут, чтобы привести его в чувство. Сначала мы подумали, что красная тварь мертва — и именно Лили заметила эту перемену и с удивлением указала на нее. Покраснение кожи медленно исчезло. Контуры тела слегка изменились, почти на наших глазах. Это было похоже на трансформацию знаменитого Джекила и Хайда, совершенную в кино, но реальность оказалась ужаснее.

Когда мы увидели профессора Филлипса Кита, лежащего на полу в нелепом красном плаще, когда увидели, как его веки слабо затрепетали, к нам вернулось некоторое самообладание.

— Что случилось? — слабо сорвалось с его губ. Я рассказал ему эту историю.

— Да, хорошо, что это была святая вода, — повторил он. — С вашей стороны подумать об этом было чистым откровением.

— Скорее чистым отчаянием, — поправил я.

— Должно быть, я был очень плох.

— Вы были… злом, — медленно вставила Лили. — Абсолютным злом.

— Но что все это значит? — спросил Консидайн.

— Это значит, что я был одержим дьяволом.

— Вы действительно верите в это?

— Вы видели меня, — продолжал Кит. — Это был явный пример того, что древние называли одержимостью демонами. Начиная с библейских времен, литература и история полны записанных случаев с мужчинами и женщинами, которые были «одержимы».

Такое состояние настигло и меня. Не знаю, как это началось.

Когда мы вызвали эту тварь в клетке, полагаю. Шок от нашего успеха ослабил мое умственное сопротивление. Барьеры рухнули на волне энтузиазма. Вы помните мою речь перед зеркалом, не так ли?

Кит повернулся ко мне. Я молча кивнул.

— В ту ночь я вернулся. Хотел еще раз взглянуть на нашего пленника. Я получил что хотел — думаю, даже слишком. Существо загипнотизировало меня. Я не знал этого. Я посмотрел на него и пришел в восторг. Я был возбужден, наполовину опьянен. То состояние, какое описывают религиозные фанатики, и то, что древние жрецы Пана называли экстазом. Так оно и было. Вы с Лили видели, как это на меня подействовало. Я вышел той ночью, даже не помню как. Чуждая моей воля, казалось, приказывала мне, вела меня. Действуя через мои чувства, существо сломало мою волю. Сатана знает, что такое бренные тела. После той ночи я вернулся на рассвете, подчиняясь принуждению, порожденному опьянением и внутренним побуждением. Я вернулся, чтобы посмотреть на существо в клетке, посмотреть на красные глаза в темноте, которые блестели, как два далеких вращающихся мира зла. Два далеких мира, которые приближались и сливались с нашим собственным миром, сливались с моим разумом. Сегодня утром вы с Лили нашли меня спящим возле клетки. Так произошла перемена.

Я мало что помню из сегодняшнего дня. Должно быть, это сработало очень быстро. У меня есть только два отчетливых воспоминания — одно из них, когда я смотрел в зеркало поздно вечером и видел, что моя кожа приобрела красноватый оттенок, как будто я сильно загорел на солнце. Другое воспоминание еще более смутно. Это касается написания чего-то кусочком мела во сне.

Я рассказал Киту о нашем опыте с запуганным существом в клетке.

— Должно быть, часть меня вошла в него, когда он забрал мое тело, — серьезно сказал профессор. Его лицо снова омрачилось от воспоминаний. — Мое тело! К ночи оно уже было не моим, начало хромать. Казалось, я знаю, что происходит, но мне было все равно.

Меня охватил экстаз, эта сила, которая вела меня. Я отправился на бал, а остальное вы знаете.

Наступила тишина. Каким-то образом Консидайн пробормотал: «невероятно!», и эти слова прозвучали слащаво и неуместно.

— Профессор, вам нужно немного отдохнуть, — сказала Лили. — Из-за шока… я думаю, будет лучше, если вы проведете несколько дней в больнице, пока не придете в себя.

Взмах бледной руки.

— Не могу, дорогая моя. Я не могу, разве ты не видишь? Мы должны с ним разобраться.

Рука потянулась к стеклянной клетке. Наши глаза следили за ней.

Сгорбленная фигура за стеклом исчезла. На его месте снова был Сатана. Черный, прямой и грозный, с желтыми гнилыми клыками, оскаленными в злобной ярости. В этих горящих глазах безошибочно угадывались ненависть и подавленное желание.

Консидайн и Уинтергрин увидели его впервые. Они хрипло задышали ртом. Да, Сатана вернулся. И снова ждал, ждал возможности напасть.

— Мы думали, что поймали его в ловушку, но, видите ли, это не так, — прошептал Кит. — Он нашел способ выбраться отсюда. Он может овладеть человеческим телом и ходить по земле как человек. Во всяком случае, на день или около того. Тогда человеческое тело изменяется, и человек как внешне, так и внутренне становится воплощением зла. Мы должны избавиться от него раз и навсегда. Должны!

— Успокойтесь, — сказал я. — Мы понимаем.

— Но вы не понимаете, не можете понять… пока не пройдете через то, что испытал я. Боже! — Кит вздрогнул. — Я не успокоюсь, пока мы не найдем способ отправить его обратно в ад.

— Вам пора отдыхать. Мы с Лили приступим к работе, обещаю.

Девушка согласно кивнула.

— Отошлите его обратно, — прошептал Кит. — Вы не сможете убить его, это невозможно. Отправьте его обратно, пока…

Седая голова поникла.

— Он потерял сознание, — сказал Уинтергрин.

— Вот и хорошо! Вызовите скорую. Мы вынесем его в вестибюль. Скажем, это коллапс от переутомления или что-то в этом роде. Нам поверят. Ему нужна помощь в больнице.

Как и решили, мы вынесли Кита, а затем вместе с девушкой оказались наедине с двумя бизнесменами.

— Никому ни слова об этом, — предупредил я. — Мы одни знаем эту тайну, и мы же должны ее разгадать. Кит был прав. Мы должны найти способ отправить это существо обратно.

— Я все еще не могу в это поверить, — сказал Уинтергрин.

Консидайн озадаченно нахмурился.

— Я тоже, но чувствую напряжение. Я не притворяюсь, что понимаю все, что вы мне сказали, но знаю, вы правы. Это ошибка — совать нос в такие дела. Отошлите эту штуку туда, откуда она пришла, используйте любой метод, какой хотите, и предъявите мне счет.

— Вы будете молчать? — повторил я.

— Так и сделаем. — Консидайн тяжело направился к двери.

Внезапно здоровяк обернулся. Его мясистое лицо исказилось от непривычных эмоций. — И да поможет вам Бог в этом деле, — тихо сказал он.

Бизнесмены вышли. Я повернулся к Лили.

— Надо работать, — мрачно сказал я. — Ты в игре?

— Ты же знаешь, что да.

— После того, что случилось с Китом, я боюсь подпускать тебя к этому монстру, — пробормотал я.

— Тебе придется это сделать. Я единственная, кто знает формулы заклинаний.

— Мы играем с огнем, — настаивал я.

— Адским огнем, — добавила девушка. — Но не сгорим.

7. Дьявол проявляет заботу

— Есть успехи? — тупо спросил я.

— Нет, — вздохнула девушка. Она встала из-за стола, тонкой рукой откинув назад золотистый локон волос. — Боюсь, что это бесполезно. Здесь нет никаких формул, чтобы избавиться от него.

— Но они должны быть, — настаивал я. — Должен же быть способ отправить его обратно.

— Не с помощью заклинаний. — Ее безнадежный взгляд встретился с моим и растаял. Мгновение мы стояли вместе, а затем, повинуясь общему импульсу, повернулись к стеклянной клетке в центре комнаты.

Черный, задумчивый, зловещий козлище скорчился на полу.

Насмешливые глаза-бусинки презрительно уставились на нас.

Пожелтевшие клыки угрожающе скривились в насмешливой усмешке.

Лили вздрогнула.

— Он нас слышит? — спросила она.

— Это не имеет значения. Он знает. Он тоже ждет.

— Именно этого я и боюсь. Дорогой, мы не можем так жить вечно. Прошло уже два дня. Мы не можем продолжать скрывать это — и если кто-то заподозрит…

— Должен же быть выход! — нахмурился я, беспокойно оглядывая комнату. — Подожди минутку. Есть идея!

— Что?

— Разве профессор Кит ничего не говорил о трубках в стеклянной клетке? Что-то насчет смертельного газа?

— Ты прав! — Лили оживленно улыбнулась. — Вон тот резервуар под столом — к нему прикреплена трубка. Мы просто подключимся к панели сбоку, и газ направится в резервуар ручным насосом. Пойдем, я тебе покажу.

Мы все сделали. Было нелегко выдержать омерзительный взгляд существа в клетке, когда мои руки нащупали наконечник шланга и ввинтили его на место. Гораздо легче было чувствовать успокаивающую твердость рукоятки ручного насоса, как только все было готово.

— Надеюсь, это сработает, — прошептала Лили.

— Это должно сработать. Мы должны как-то убить эту тварь, — ответил я. — Вот так.

Я стал накачивать газ. Раздалось шипение, надутая трубка стала извиваться, как змея. Я взглянул на сопло в панели. Облака пара врывались в стеклянную клетку. Я нажал сильнее, когда черная фигура внезапно исчезла в вихре ядовитого тумана.

— Работает! — воскликнула девушка. — Продолжай дальше — ничто не сможет выжить в таких условиях.

Волны белесого дыма вихрились в миниатюрном аду за стеклом. Ад для демона. Наконец насос вздохнул, выкачав весь газ. Вместе мы подошли к затуманенному стеклу.

— Видишь что-нибудь? — спросил я.

— Нет. Ещё нет. Лили прижалась лбом к стеклу клетки, сморщила его, напрягая зрачки. — Нет, подожди минутку. — Дым рассеивается.

— Как? Ему же некуда деваться!

— Но это так!

Пока мы смотрели, белый пар превратился в спирали, клочья, кучевые облака. За ним пряталось черное козлиное тело.

Пригнувшись, а не ссутулившись. Сатана был жив! И все же газы исчезали — потому что он вдыхал их!

— Боже мой, он дышит ядом! — пробормотал я. Злобный, торжествующий, черный козел гарцевал в клетке. Его глаза светились злым, оживленным весельем.

— Ему нравится эта дрянь, — вздохнула Лили. — И что теперь?

— Воды, — сказал я.

Детали не имели значения. Мы использовали ту же самую трубу и новый насос. Наполнили стеклянный корпус до краев.

Накачали достаточно воды, чтобы утопить все внутри. Он, конечно же, всосал и ее. Я подумал про огонь.

— Ты не можешь убить Дьявола огнем, — сказала мне Лили.

— Вот и все. Мы использовали все, что смогли. Вернулись к тому, с чего начали.

— Дай мне еще один день, — сказала Лили. — Я поищу заклинание.

Здесь что-то должно быть. Возможно, какой-то вариант заклинания для изгнания демонов. Мы должны его достать.

— Мне нужно немного поспать, — добавил я. И это было правдой.

Убийвать Дьявола — тяжелая работа.

— Иди домой, — приказала девушка.

— И оставить тебя здесь наедине с этим? Ни за что на свете!

Вспомни, что случилось с Китом.

— Ну, тогда иди в личный кабинет дальше по коридору и вздремни. Там есть диван. Я продолжу работать.

— Я не уверен, — медленно сказал я.

— Со мной все будет в порядке. Я даже не буду смотреть на нашего приятеля. Кроме того, ты знаешь, что сказал Кит. Он еле держался на ногах, его ментальные барьеры были сняты. Я не так слаба. А теперь давай, иди отдыхай. Я обещаю уйти отсюда через час или около того.

— Обещаешь мне это?

— Конечно, дорогой.

— И ты не будешь смотреть на него?

— Нет, если могу смотреть на тебя. — Девушка стояла очень близко ко мне. Я обнял ее, прижал к себе. Дьявол ухмыльнулся за моим плечом. Но улыбка Лили ободрила меня.

— Все будет в порядке, но я вернусь через час. И если увижу, что ты флиртуешь с кем-нибудь, ты пожалеешь.

Внезапно я протрезвел.

— Ты действительно думаешь, что можно найти способ его изгнать?

— Я знаю. Мы должны. А теперь иди отсюда.

Я вышел из комнаты. Лили Росс села, провела рукой по золотистым волосам и открыла лежавшую на столе черную книгу. В пляшущем свете жаровен она выглядела так же, как и тогда, когда я впервые увидел ее — как белая ведьма. Она была белой ведьмой в моих снах.

8. В аду нет места ярости

Она казалась всего лишь девушкой, когда разбудила меня. Я смущенно улыбнулся сквозь пелену сна.

— Прости. Наверное, я нарушил свое обещание и проспал. Не знал, что я так устал.

— Ты устал, дорогой. Знаешь, как долго ты спал?

— Нет.

— Три часа.

— Неужели?

— Теперь тебе лучше?

— Конечно. Я готов на все. А как же ты?

— В порядке. — Она выглядела бодро. Ее глаза искрились весельем.

— Похоже, тебе повезло. Нашла что-нибудь? — спросил я.

— Ну… и да, и нет. В сарацинских ритуалах Принна содержится заклинание, связанное с джином и ифритом, которое, думаю, можно использовать. Но у него плохой немецкий перевод. Я собираюсь проверить это на латыни.

— Прямо сейчас?

— Нет, глупенький. Завтра. Теперь я хочу расслабиться. И ты будешь отдыхать со мной. Давай выйдем в город сегодня вечером; забудем все об этом сумасшедшем деле на время.

— Но как насчет того, чтобы…

— Перестань хмуриться, дорогой. Все в порядке. Нам нужно отдохнуть. Иногда напряжение слишком велико, когда ты думаешь о том, что мы делаем, и том, кто находится в той комнате.

— Тебе не кажется, что будет лучше, если ты пойдешь домой и отдохнешь, Лили?

— Нет. — Ее глаза встретились с моими. — Здесь темно, а я не люблю темноту. Это заставляет меня слишком много думать, мечтать о нем. Разве ты не видишь? Мне нужен свет, люди, что-то, что заставит меня забыть.

Под ее улыбкой сквозила дрожь. Почти истерика.

— Все в порядке. Ты заперла комнату?

— Конечно. Перестань волноваться. Комната заперта на засов.

Я поднялся на ноги.

— Нам лучше заехать в больницу и посмотреть, как там профессор Кит, — предложил я.

— Пожалуйста, не сейчас. Я на взводе. Я просто хочу забыть все, что связано с этим, на сегодня. Давай не будем думать ни о чем, кроме нас.

Предложение было приятным. Соблазнительным и заманчивым, как и Лили. Она действительно искрилась. Ее золотистые волосы, алые губы, бирюзовые глаза — все, казалось, было наполнено внутренним огнем. Она по-хозяйски просунула свою руку в мою. Я почувствовал покалывание, когда ее обнаженная плоть коснулась моего запястья. Мы вошли во внешний вестибюль института. Я почти рассмеялся.

Здесь болталась толпа суетливых, назойливых клерков и директоров. Химики в белых халатах быстро входили и выходили из длинного ряда кабинетов, расположенных в дальних коридорах. Хорошо одетые посетители и завсегдатаи — хихикающие стенографистки — бородатые врачи, которые, возможно, рекламировали слабительные в популярных журналах — типичная суетливая атмосфера подобного места. Они не подозревали, что происходит в особой комнате дальше по коридору. Они не предполагали, что золотая девушка со мной была белой ведьмой. И снова эта мысль насчет белой ведьмы пришла мне в голову. Белая ведьма. Почему я так думаю о Лили?

Может быть, потому, что здесь, в лучах послеполуденного солнца, она просто блестела? Ее волосы были такими золотистыми, а кожа такой молочно-белой. Ах, это была хорошенькая девушка — и ничего больше.

— Поужинаем? — спросил я.

Она кивнула. Мы спустились в вестибюль и сели в такси. Она прижалась ближе. Мне это понравилось. Но когда я снова взглянул на нее, полутьма внутри кабины произвела еще одно изменение. Она больше не была белой ведьмой. Ее волосы казались темнее. Золотистый оттенок исчез. Локоны были почти темные, коричневые с более темными оттенками. Алые губы ее стали темнее. Уловка послеполуденного света?

— На что ты уставился? — хихикнула она. Я отшутился. Мы довольно долго простояли в пробке, и, когда приблизились к выбранному месту назначения, уже почти стемнело.

В такси стало темно. А волосы у Лили стали седыми. Точно не серыми и не платиновыми. С голубоватым оттенком. Ее губы стали фиолетовыми. Я, что, сошел с ума? Эта девушка менялась в свете и тени. Что это было? Белая ведьма — затем черная ведьма — потом синяя ведьма. Как это называется? Адаптация. Как у хамелеона, только с колдовским смыслом. Очарование.

Симпатическая магия. Способность соответствовать окружению.

Атрибут колдуньи. Цирцея обладала такой силой. Но Лили Росс?

Вот она, смеющаяся, ласковая и соблазнительная. И я представлял ее себе чародейкой. Нелепо. Ну, это лучше забыть. Я действительно забыл об этом, когда мы вошли в ресторан. Но когда мы сели под красными портьерами, я увидел, как ее тициановские локоны вспыхнули злой славой, увидел, как загорелась ее смуглая кожа, увидел темно-красные глубины ее глаз. Красная ведьма!

Я выпил несколько бокалов. Она что-то говорила, но я почти не слушал.

— Давай потанцуем.

Я обнимал красную ведьму, словно держал в руках живое пламя. Я обнял ее крепче, чем когда-либо, и почувствовал, как она ответила. Ее ответом было пламя. Разжигание костра. Этот огонь поглотил меня. Я устал думать, устал играть с невероятным. Вино помогло, а ее красота еще больше пьянила. Я погрузился в тепло — тепло ее сияющих волос, тепло ее глаз, красное сияние ее рта.

Зачем отрицать это? Когда она предложила мне отправиться к ней, я не колебался. Это была не та Лили Росс, которую я знал, но осознание этого больше не беспокоило меня. Она прижалась ко мне на лестнице.

— Мы слишком много работали, дорогой, — шептала она снова и снова, как будто это была формула. Ее слова больше не имели значения. Я был поглощен пламенем ее близости. Красное, стремительное пламя, бегущее по моей крови и всему телу. Она открыла дверь. Я шагнул внутрь. Мы долго обнимались в темноте.

— Я ждала этого, — пробормотала она. — Ты и я, вместе. Мы займемся чем-то прекрасным, не так ли?

— Ты имеешь в виду в институте? — лениво спросил я.

— Ах, это! — она рассмеялась. — Конечно, нет, глупышка! Это детская игра. Ты так не думаешь? Это вообще не имеет никакого реального значения.

— Ну…

— Ты и я были предназначены для чего-то большего. — Ее голос, вибрирующий в бархатной темноте, обрел новое качество.

Темное свойство. Странно, но мне было интересно, как она выглядит здесь. Какого цвета были ее волосы? А те губы, что теперь жгли мои? Губы, которые сжигали мои вопросы и оставляли только желание.

— У нас великое будущее, — прошептала она. — У тебя есть мозги, а у меня — красота. Знаешь, я никогда раньше так себя не чувствовала. Сегодня я поняла всю тщетность нашей затеи — сидеть взаперти в душной маленькой лаборатории, когда мы могли бы заняться чем-то более серьезным.

У вас когда-нибудь была женщина, которая занималась бы с вами любовью губами и руками, при этом разговаривая как директор банка? Это волнительный опыт.

— Да, мы пройдем вместе долгий путь, — все твердила она. — Кит, конечно, не в курсе. Теперь у нас есть власть. Сила учиться.

Власть, чтобы командовать. С этими заклинаниями и формулами нет таких высот, которых мы не могли бы покорить. Я могла бы стать королевой…

Ну, этого было достаточно. Дрожь, которая пробежала по мне, удалось с трудом подавить. Этот голос принадлежал Лили, но мысли принадлежали Киту… не настоящему Киту, а тому, который был одержим дьяволом. Теперь я знал, с кем имею дело.

Девушка, которая работала одна в черной комнате, под горящими глазами монстра в клетке. Девушка, которая изменялась в свете и темноте. Девушка, которая жаждала власти, которая соблазняла, словно таинственная жрица. Я понял это, и когда я вздрогнул, она тоже догадалась. Ее руки приблизились, тело прижалось к моему, ее тепло пыталось заглушить мой страх, и я почувствовал, как ее губы ищут мои, обещая экстаз.

Я оттолкнул ее назад. Она почувствовала это, но вдруг обняла меня. Ее рот снова приблизился. Я почувствовал, как он задел мои губы, а потом — Лили Росс наклонилась в темноте и с яростью тигрицы впилась зубами мне в горло!

9. Дьявольская сделка

Когда крошечные, заостренные клыки вонзились в кожу, я стряхнул ее. В горле девушки заклокотало кошачье рычание. Она тяжело дышала, когда ее руки гладили мое лицо.

— Ты дурак!

Ее губы снова нашли мою шею. Я пустил в ход свободную руку.

Я должен был это сделать. Всего лишь короткий апперкот в подбородок, и она рухнула на пол. Я подошел, включил свет и отнес ее обмякшее тело на диван. Она лежала с закрытыми глазами, золотая ведьма в свете лампы. Из ее разбитого рта потекла тонкая алая струйка. Спящая колдунья. У меня были холодная вода, полотенце, бренди. Прошло три минуты, прежде чем ее глаза распахнулись. К тому времени я уже был в ее спальне и нашел то, что искал. Поэтому, когда она открыла глаза, они сфокусировались прямо на бронзовом распятии, которое возникло напротив. Выражение боли обожгло ее лицо. Она скорчилась.

— Нет… убери его… пожалуйста…

Я крепко держал ее извивающееся тело.

— Смотри! — скомандовал я.

— Нет, дурак, отпусти меня… я не могу…

Распятие придвинулось ближе. Я приложил холодный металл к ее лбу. Она закричала. Я снял его и уставился на багровый рубец — отпечаток Креста, выжженный на ее белой плоти. Пот выступил у меня на лбу, но я не остановился. Я знал, что нужно делать. Провести ритуал изгнания нечистой силы. Сначала Кит, а теперь Лили. Ее нужно было освободить. Я помахал перед ней распятием и прошептал:

— Лили, дорогая. Посмотри на крест. Я знаю, это больно, но ты должна посмотреть. Просто смотри из-под век. Я не сожгу тебя этим. Только посмотри. Смотри и спи. Постарайся уснуть, Лили.

Ты устала, очень устала. Спи. И посмотри на крест. Спи.

Наука и колдовство, да? Ну, давайте посмотрим, что сделает немного современного гипноза. Психическая травма или одержимость дьяволом, называйте это, как хотите. Я помахал распятием и приказал ей спать. Свет блестел на распятии. Ее глаза следили за ним, ее уши слышали мой шепот. Лили уснула.

Моя рубашка насквозь промокла. Я весь дрожал. Но она спала.

И я продолжал шептать.

— Лили, вернись! Сопротивляйся. Вернись обратно. Лили, вернись.

Тогда и начались толчки. Судороги. Я видел, как она корчится в агонии, и все еще не мог остановиться. Не смел остановиться.

Она застонала, и это был не ее голос. Ее руки, словно когти, метнулись к вискам, словно пытаясь вырвать что-то. Хуже всего было ее лицо — оно меняло цвет с бледного на густой румянец. Но мой голос победил. Я чувствовал это. Ее всхлипы становились все слабее. Она уснула под гипнозом. Сила внутри нее ослабла, затем вспыхнула в последнем приступе ярости. Вот тогда моя рука задрожала так, что я чуть не выронил распятие — когда ее лицо стало походить на другие лица.

Они пузырились из-под ее плоти, эти злобные выражения ненависти и гнева. Выражения, которые можно увидеть на лицах шизофреников, сумасшедших. Лица безумцев — а что такое безумие в старину, как не одержимость демонами? Теперь они проступили, вызывающе ухмыляясь. И голос, и крест боролись с ними, боролись с тем, что прорывалось из нее.

В конце концов она уснула, и я упал рядом с ней. Распятие лежало на ее обнаженной руке, но больше не горело. Я победил.

Она победила. Я знал, что Сатана вернулся в свое тело в стеклянной клетке.

Утром, проснувшись, мы приняли решение. Я рассказал ей то, чего она не знала — и она рассказала мне то, о чем я догадывался; о «приступах головокружения», которые она испытала, работая одна в комнате.

— Я возвращаюсь туда, — настаивал я. — Тебе нужно отдохнуть. Я буду продолжать в одиночку, и я предупрежден, а также вооружен тем, что вы с Китом пережили. Я не сдамся, обещаю тебе, пока не найду способ избавиться от его сатанинского Величества раз и навсегда.

— Будь осторожен, дорогой…

Я мрачно улыбнулся.

— Ты мне это говоришь? Но дело должно быть сделано. Эта угроза должна быть быстро устранена. Если бы тебе или Киту позволили продолжать, это могло бы распространиться как чума.

У нас нет выбора. Либо мы избавимся от Сатаны, либо он избавится от нас. Такова сделка.

— Ты будешь мне звонить?

— Конечно. А через день или два вы с Китом снова сможете прийти на помощь. Но теперь — я возвращаюсь в ад.

Лили улыбнулась.

— Да пребудет с тобой Господь, — прошептала она.

10. Силы тьмы

В ту ночь мы работали вдвоем, Дьявол и я, в той черной башне.

Красные жаровни горели как маяк, но красный блеск в его глазах светился еще более сильным предупреждением. Мы были совсем одни в темной комнате, за запертыми дверями. Сидящий на корточках демон в клетке, и человек, сидящий за столом. Время от времени черное чудовище тяжело поднималось на дыбы, чтобы пройтись взад и вперед за барьером. Время от времени я вставал и так же беспокойно ходил по комнате. Часто злобная гримаса сотрясала черное и костлявое лицо. Я тоже часто хмурился.

Я перевернул пожелтевшие страницы дюжины громоздких книг. Я просмотрел записи, написанные четким почерком Лили.

Но изучение мантических искусств — это мрачное дело.

Неудивительно, что волшебники седели! Здесь была белая магия — девять шагов в вызывании ангелов. Призывы к семи Великим управителям: Аратрон, Бетор, Фалег, Ох, Хагит, Офиель, Фуль.

Белая магия и нагромождение теософских тайн, которые здесь были бы бесполезны. Это был неверный путь. Черная магия: пепел хозяев и высушенные жабы, мази из жира и крови трупов, нагретые над человеческими костями — горящие распятия, вся эта тарабарщина. Красная магия? Высшее эзотерическое искусство никогда не писалось и не рассказывалось. Здесь ничего нет. Возможно, стоило попробовать гадание. Я пытался гадать, часами. Долгие часы в черной комнате.

Долгие часы под глазами, порожденными адом. Глаза, которые следили за мной, пока я учился. Глаза, которые, казалось, пронзали стеклянную клетку, заглядывали мне через плечо, пока я читал, всматривались и насмехались. Информации было очень много. Мог ли я вызвать предзнаменование, подсказку? Гадание — там была аэромантия, алектриомантия, алевромантия, альфитомантия — но у меня не было ни ветра, ни петуха, ни муки, ни твердого теста.

Амниомантия? Использовать сорочку новорожденного ребенка? Нет. И ужасная антропомантия — гадание с использованием человеческих внутренностей — опять же нет.

Арифметика, астрагал. Оба математических трюка давно дискредитированы. Аксиомантия и беломантия были реликвиями старого «испытания испытанием» саксонских дней.

Капномантия? Гадание по дымовым венкам от опрысканного наркотиками огня? Гашишные видения. Подделка.

Цефалономантия, дактилиомантия, гастромантия, геомантия, гиромантия. У меня не было ослиной головы, чтобы посыпать ее углями, не было кольца на пальце, не было дара чревовещания, и я не был прорицателем песков. Я мог бы попробовать гиромантию в качестве последнего средства — ходить по кругу, пока у меня не закружится голова и я не упаду. Направление падения имело значение. О, конечно. Колдовство так увлекательно, пока вы не проанализируете его.

Гиппомантия, кельтский трюк с белыми лошадьми.

Гидромантия, ихтиомантия, ламподомантия, литомантия, маргаритомантия, миомантия, ономантия, онихомантия, оомантия, парфеномантия. Отлично! Вся эта суеверная чепуха, хотя последнее — гадание с помощью девственницы — может оказаться забавным. Ну, пиромантия, рабдомантия, скиамантия.

Скиамантия. Воскрешение мертвых. Есть ли здесь, в списках Лили, проверенные заклинания по этому искусству?

Спондономантия, сикомантия, теомантия. Это был конец гадания.

А сатана все смотрел и смотрел. Я все больше и больше осознавал этот взгляд. Дьявол усмехнулся. Улыбка прожгла меня насквозь.

Я найду способ! Мне придется. В тот день мне не спалось, и была уже почти полночь, когда я, спотыкаясь, вернулся к записным книжкам и попал в раздел «Элементали».

Элементали. Первобытные духи. Гномы, владеющие Северным царством и оказывающие меланхоличное влияние на темперамент человека. Их знак — бык, и ими командует волшебный меч. Их повелитель — Гоб.

Чепуха!

Сильфы — элементали воздуха, их царство на востоке, они витают под знаком Орла, они контролируются святыми пентаклями. Ну и что? Саламандры — духи огня, и их царство лежит на юге. Сангвиники по своему складу, они живут под знаком Льва и по повелению трезубца, их повелитель — Джинда, прообраз всех джиннов. И ундины запада, те, кто пробуждает флегматический аспект людей, управляются под знаком Водолея, и находятся под верховной властью Нексы. Гномы, сильфы, саламандры, ундины. Земля, Воздух, Огонь и Вода. Астрология, восточные легенды, мистицизм. Кроме этого — в книгах были заклинания. Заклинания для вызывания элементалей.

Элементали, известные нашей теологии как дьяволы из преисподней.

Заклинания, чтобы управлять ими, написанные почерком Лили Росс, взятые из томов, где содержались точные указания для смешивания благовоний, рисования фигур и произнесения заклинаний.

Существует около сотни проверенных заклинаний и формул.

Подлинных, именно так и сказал Кит. Настоящие заклинания.

Рецепты для призыва демонов. Щепотка соли и столовая ложка сливочного масла. Выпекать на слабом огне.

Не совсем. Эти рецепты могут повлиять на желудок, но только с тошнотой страха. Щепотка измельченной кости и чашка крови.

У меня кружилась голова. Я чувствовал себя в достаточно отчаянном положении, чтобы попытаться. В конце концов, я должен был экспериментировать, не так ли? Найти способ пробудить, ознакомиться с ритуалами? Почему бы мне не применить эту совершенно абсурдную ерунду о гномах, например, и посмотреть, что произойдет?

На полях заметок Лили было написано: «меч в шкафу, нижняя полка. Важно — не используйте другие. Стальной меч. Только сталь имеет власть над гномами».

Прежде, чем понял, что делаю, я уже держал в руке глупо выглядевший старый клинок. У меня тоже был синий мел, как и было велено, и я стоял на коленях лицом к северу, к Королевству гномов. Сказки Гримма? Почему бы не выяснить? Нарисовать математическую конструкцию, как указано. Нарисовать знак быка — своеобразный египетский знак, столь показательный в античной стилизации. Бык Апис из древних времен. Синий бык.

Нужно нарисовать его большим, тогда гном материализуется на этом знаке и не может покинуть его, пока ты не прикажешь.

Перестраховаться? С этой ерундой? Но из стеклянной клетки мне ухмылялась черная туша, и это не было глупостью. Я взмахнул мечом. Я понял, какую нелепую фигуру вырезал в этой темной комнате, размахивая «волшебным мечом» перед множеством меловых рисунков, нацарапанных словно бы школьником на полу. Но за мной никто не следил — кроме сверкающих глаз Сатаны в его темнице.

Я медленно пробормотал заклинание. Лили сделала ударение на нем и тщательно все прописала. Никаких ошибок. Теперь надо произнести его вслух. Меч указывал на север — вот так. Мои ноги коснулись кончика внешнего синего круга. Когда слог обрывается, я должен направить меч на рога быка.

Синхронизировать. Так.

— О, Гоб, — начал я.

Это прозвучало глупо. Как в сказках братьев Гримм. Но я продолжал. В конце концов, это не заняло много времени. Все произошло быстро, и я почувствовал удар холодного ветра в лицо. Я ощутил покалывание меча в руке, когда указывал им, почувствовал, как по моей руке пробежал электрический разряд.

Слышал, как вспыхивают слоги, видел, как пламя жаровен колышется под действием слов. А потом, в знаке быка, возникла крошечная, скорчившаяся фигурка. Маленькое смуглое существо с мышиным лицом, телом грызуна и блестящими глазами-бусинками. Оно стояло в знаке и кланялось. Гном.

Мрачные сказки! Гном. Маленький человечек, который прятался в лесах, охранял рудники и золото земли, бродил по темным горным вершинам северных стран и рыл норы под холмами. Один из древних пиктских и кельтских пращуров.

Крошечная раса троглодитов, жившая на Земле до появления людей, отступила в темные глубины подобно змее. Фигура, известная всем легендам и во все времена.

Карлик. Тролль. Кобольд. Кикимора. Гном.

— Хозяин?

О, этот писклявый голосок! Этот шокирующий, отвратительный голосок, такой ненавистный в своей реальности!

И это было реально. Я выронил меч. Потом взял его в руки. Это был меч власти. И тут меня осенило. Я мог бы… командовать.

Я мог бы приказать этому существу из мифа, приказать ему делать все, что я захочу. Что угодно. Например, зарыться под здание и превратить его в руины, как в древней легенде. Как колдун, я мог посылать его с разными поручениями. Теперь это был мой слуга, мой фамильяр. Я мог бы получить не только его, но и его товарищей. Да, тысячи их. Просто по команде стального меча. Эта мысль обжигала. Горела, как глаза Сатаны. Огонь.

Саламандра!

Я не буду описывать следующий час. Волна восторга, захлестнувшая меня, — это слишком большая часть истерии. Я начертал знак Льва, разжег пламя, помахал трезубцем. Желтое пламя осветило фигуру ящерицы, которая выросла из пламени и поглотила его. Дьявол, бесенок, архетип адских легионов, саламандра зла. И шипящая интонация в слове: «Хозяин?»

Здесь были заклинания, которые работали. Здесь были молитвы и литании, которые принесли свои результаты. Я не мог отослать Сатану назад, но я мог вызвать его хозяев. Почему бы и нет? Представьте себе эту комнату небоскреба, заполненную ожидающими чудовищами из мифа. Представьте себе комнаты, заполненные ими. Орда, огромная и безграничная орда, все зовут меня «Хозяин»!

Повелитель демонов. Повелитель зла. Владыка силы большей, чем кто-либо знает. Впервые я начал осознавать чувство, присущее этому слову. Сила. Власть править. Власть над ветром, водой, огнем и воздухом. Над землей. Власть править землей.

Теперь я понял, что чувствовал Кит. Он мечтал о чем-то подобном. Люди смеялись над злом, не так ли? Тем лучше, они не сожгут его на костре за колдовство, но позволят ему беспрепятственно вызывать зло. Он был дураком, Кит, пытаясь заинтересовать миллионеров. Зачем ему понадобились союзники? Один человек, чтобы управлять ими всеми, вот как это было. И Лили. Глупое дитя! Личное тщеславие было ее падением.

Она хотела быть Клеопатрой, не так ли? Чистая мелодрама. Она могла бы быть королевой более великой, чем Цирцея. Королева зла. Но я остановил это. Ее ошибкой было полагаться на мою помощь.

Я бы не допустил такой ошибки. Я бы ни на кого не положился.

Я и только я буду пробуждать и править. У меня была сила, не так ли? У меня был Сатана в клетке. Он больше не был принцем тьмы.

Я мог бы занять его место. Король мертв. Да здравствует король!

Почему нет? Неделю назад, если бы кто-то предсказал мне такое будущее, я бы посмеялся. Как и все остальные, полагаю. Но теперь это было реально, у меня была такая возможность. Цель ведьм и волшебников, которой те добивались на протяжении веков. Силы тьмы теперь мои, чтобы командовать ими. Зачем колебаться?

Почему бы не вызвать остальных? Использовать все ритуалы, заполнить комнату легионом кошмарных форм. Призраками.

Упырями, эйритами, вриколакосами, гиппокампами, амфисбанами. Армия, Черная армия, готовая завоевать мир.

Надо держать их в кольце магических фигур. Держать их в кольце, а потом… но как же Сатана? А как насчет заклинания, чтобы отправить его обратно? Обратно в ад? Но ад мог бы появиться здесь, на земле! А почему бы и нет?

Земля, наполненнаяискусственными войнами и страданиями.

Земля, наполненная жадностью, обманом, ложью, воровством, изнасилованиями, убийствами, сумасшедшими людьми.

Наполненный чумой, болезнью, идиотизмом. Пусть Хозяин зла вступит в свой дом!

Смести человечество. Уничтожить землю. Получить черные дары, которые существа могут дать за обретенную силу. Вечная жизнь, вечное блаженство.

Зачем вообще посылать Сатану обратно? Я взглянул на вялую черную фигуру в клетке. Посмотрел и улыбнулся. Улыбнулся и вдруг рассмеялся. Неужели это… это существо — легендарный Люцифер? Этот паршивый, дряхлый, вялый мешок костей с больными глазами и скулящим оскалом? Неужели эта хныкающая дворняжка и вправду заклятый враг людей? Я чувствовал себя сильнее, чем он. Я стал сильнее, чем он. Я лишил его силы и взял ее себе. Я был повелителем Сатаны!

Планы, планы, планы. Сны кружились в темноте. Саламандра уставилась на меня, гном скорчился в меловой пыли. Да, и я, стоя в темноте, произносил заклинания. Пение в течение бесконечных часов, охваченное внутренним восторгом и принуждением.

Комната, наполненная силой, пульсировала от вибраций. Ее переполняли нарисованные на полу формы, а в них фигуры призванных, и все они повторяли только одно:

— Хозяин!

Я устроил ад на земле.

11. Ад на земле

— Только медленно — это сюрприз.

Я повел Лили и Кита к двери с табличкой «Личный кабинет».

Кит слабо оперся на мои руки, но нетерпеливо подался вперед.

— Сюрприз? — сказала Лили. — Хочешь сказать, что отослал его обратно?

Я улыбнулся.

— Увидишь, — сказал я ей. Она и Кит посмотрели на меня долгим взглядом. Мне это не понравилось: их взгляды казались слишком заговорщическими. Я толкнул дверь.

— Пойдемте в мою гостиную, — сказал я.

Кит продолжал смотреть на меня. И Лили тоже.

— Дамы вперед, — сказал я.

Лили вдруг пожала плечами и вошла. Кит последовал за ней. Я вошел и закрыл за собой дверь, заперев ее. Затем повернулся к ним лицом. Они повернулись лицом к комнате. Они не сказали ни слова. Не могли, это было слишком сильное впечатление. Я снял шторы, очистил комнату от столов и шкафов. Требовалось больше места. Здесь пахло смешанными ароматами благовоний, но даже жаровни исчезли, чтобы увеличить площадь пола.

Площадь помещения для посетителей. Они стояли и смотрели на ад. Мой персональный ад — преисподнюю, которую я создал с помощью заклинаний и формул. Вокруг стеклянной клетки, в которой сидел Сатана, роились легионы. По одному от каждой фигуры. В некотором смысле это напоминало Ноев Ковчег или паноптикум. Там, откуда они явились, таких существ было еще много.

Эти мысли заставили меня рассмеяться. В тишине послышался шум, и раздался громкий ответ:

— Хозяин!

— Что ты наделал? — глаза Кита вспыхнули гневом.

— Просто играл в ученика колдуна, — ответил я ему. — Как вам это нравится?

— Эти… монстры, — пробормотал Кит. — Ты понимаешь, что произойдет, если ты потеряешь контроль?

— Конечно, — улыбнулся я.

— Это безумие, — пробормотал он.

— Это наука, — ответил я. — Разве это не ваша мечта сбылась? Вы мечтали доказать истинность колдовства.

— Это просто кошмар. Я не хочу в этом участвовать. Отошли этих тварей назад — для этого есть заклинания. Отправь их обратно немедленно.

— Передумал, да? Ну, признай еще кое-что. Ты больше не будешь мне приказывать, Кит. Я здесь главный.

Кит побледнел. Он стоял передо мной, выкатив глаза. Лили встала между нами.

— Ты должен отослать их обратно, — прошептала она. — Ты собирался избавиться от Сатаны, помнишь?

— Что значит «помнишь»? Ты думаешь, я ребенок? Конечно, я помню эту глупость. Но подумай о силе, которой я обладаю.

Подумайте оба, что мы могли бы сделать с этими существами.

— Твари! — Лили дрожащим голосом произнесла это слово.

Она стояла, как золотая богиня, окруженная покачивающимися, извивающимися, пригнувшимися тенями из тьмы. Крошечные человечки со злобными лицами, змееподобные фигуры, мерцающие в воздухе, собачьи лица упырей, чудовищные туши сидящих на корточках инкубов, заплесневело-белые ползуны. Аквариум, зверинец, галерея демонов. Они заполнили комнату, каждый на своем крошечном меловом островке. Позади была клетка с фигурой Сатаны, лежавшей на полу. Неужели он не заинтересован в этой встрече? Где же его жгучее желание сбежать? Неважно.

— Мерзкие твари, — дрожащим голосом произнесла Лили, и ее взгляд остановился на мне со странной мольбой. — Дорогой, ради меня, отошли их обратно. Ты не здоров, переутомился, ты не понимаешь, что делаешь…

— Довольно. — Я подошел к ней поближе. — Я не сумасшедший, если ты это имеешь в виду. Три дня в этой комнате не сделали из меня развалину. Я узнал больше о сущности и природе зла, чем вы оба знаете. И я собираюсь использовать это знание и эту мощь.

— Другими словами, с дьяволом покончено, — сухо заметил Кит. — Ты возьмешь его функции на себя.

На мгновение это откровенное заявление, казалось, парализовало меня. Как будто сквозь туман я уловил его смысл.

Потом я усмехнулся.

— Это как раз то, что нужно. Отныне я здесь командую. Эти существа — мои приспешники. Они будут освобождены по сигналу. — Я понизил голос. — У меня есть план. Все продумано. Я много думал здесь в последние дни. И знаю, что делать — как использовать этих существ. И вы двое разделите со мной власть, если хотите.

— Отошли их обратно, — попросила Лили. — Ты не знаешь, что с тобой происходит.

— Что со мной происходит? Я проснулся, вот и все. В этот момент я чувствую себя более живым, чем когда-либо. Я сильный, а дьявол слабый. Я сделаю то, на что никогда не осмеливался ни один человек. Я открою ворота! Люцифер снова будет править миром. А почему бы и нет? Я имею в виду, что я, то есть он…

И тут я понял. Понял, что я говорю.

Я подумал: «Сатана», — и сказал: «Я».

Я посмотрел на Кита и девушку. Их глаза были зачарованно устремлены на мое лицо. Мое лицо! Лили что-то протягивала мне.

Зеркало. Я взял серебряный овал и уставился на свое лицо в зеркале. Уставился на черную козлиную физиономию, на растущую бороду на подбородке, уставился как завороженный на потемневшие виски, из которых начинали торчать два рога! То, что случилось с Китом и Лили, произошло и со мной. Три дня в комнате с черным козлищем, три дня в комнате, пока его воля грызла мою душу в темноте, зарывалась в нее. И вот перемена произошла. Я стал Сатаной!

Зеркало упало и разбилось. Я стоял, глядя на темную кожу на тыльной стороне ладоней, с когтистыми пальцами. Облако тьмы хлынуло в мой разум из клетки-западни. Я был Сатаной, и я вызвал демонов, и я буду править землей. Безумие!

Но почему бы и нет? Никто не плескал мне в лицо святую воду.

Никто не размахивал распятиями. Никто не стрелял — я видел это краем глаза. Кобура Кита с двумя пистолетами лежала на маленьком столике у двери. Я метнулся туда, вытащил пистолеты и очень осторожно навел их. Кит остановился как вкопанный.

— Нет, не надо, — усмехнулся я. — Пусть никто в меня не стреляет, пожалуйста. Лили, дверь заперта. Очень плотно. — Девушка тоже сделала рывок. — Теперь мы совсем одни. С нашими прислужниками. — Я снова усмехнулся. Это начинало казаться очень приятным.

— Стойте спокойно, вы оба, — приказал я.

— Сумасшедший! — крикнул Кит. — Опусти револьверы!

— Пожалуйста, — прошептала Лили.

Я сунул одно оружие в карман, а другое высоко поднял в правой руке, в почерневшей правой руке. Я мог бы заставить ее измениться. Каждый нерв покалывало, когда изменение завершилось. Одна рука держала револьвер. Другая поднялась.

— А теперь вы двое. Когда я опущу левую руку, наши маленькие товарищи по играм будут освобождены. Мне не нужна моя правая рука ни для чего, кроме как держать вас под прицелом. Так что помните об этом. Стойте и смотрите.

— Сатана! — пробормотал Кит. — Воплощение зла!

— Пожалуйста, дорогой, — прошептала Лили. — О, пожалуйста, дорогой…

Я рассмеялся. Ухмыляющаяся толпа ждала за моей спиной. Я чувствовал, как их пульсация смешивается с моей собственной, как они жаждали быть свободными! Снова ходить по земле, ползти, бегать, прыгать, летать и… убивать! Они ждали и пригнулись, ожидая моей команды. Моя команда освободит их. Из черной башни они вырвутся в мир ночи, и вопль земли, терзаемой в муках, будет издеваться над небесами.

Сила переполняла меня… Я высоко поднял левую руку. Теперь один жест — и Лили пошевелилась.

— Назад или я буду стрелять! — закричал я.

Она подошла ближе. В ее глазах не было ни ненависти, ни страха, только мольба, которая горела неугасимым огнем. Я должен был избавиться от этого пламени. Убить ее и отпустить фамильяров. Освободить орды ада! Моя левая рука метнулась вперед. Моя правая рука тоже двинулась вперед. Рука Сатаны. Я нажал на спусковой крючок — и пуля влетела в мой мозг.

12. Падение Люцифера

— Полегче, — сказал я. — Полегче.

— Надо проверить, — проворчал Кит. — Вытащить ее. Серебряная пуля или нет, но там может быть инфекция.

— Полегче, — повторил я. — Уверен, что он ушел?

Лили улыбнулась мне сверху.

— Конечно, дорогой. Они все ушли. И клетка пуста. Как только ты выстрелил, они исчезли. Но и не в облаке серы. Их просто… там не было.

Я улыбнулся. Это было не так уж трудно, потому что Кит вытащил маленький серебряный шарик.

— Удачный выстрел, — прокомментировал он. — Хорошо, что не задел теменную долю.

— Я все еще не могу этого понять, — сказал я. — Не могу понять, что заставило меня застрелиться и почему Сатана исчез.

— Самая древняя история в мире, — ответил Кит. — Добродетель восторжествовала. Добро боролось в тебе со злом и победило, хотя ты и не осознавал этого. Когда Лили подошла к тебе, битва была окончена. Ты и Дьявол боролись в твоей собственной душе, и ты победил. И в этом был секрет избавления от Сатаны.

Человеческая душа обнажилась против его воли и отвергла его.

Я покачал головой, а Кит продолжил:

— Зло охотится за внутренними пороками. В моем случае Сатана сосредоточил свои силы на моих доминантных амбициях.

Это честолюбие, заставившее меня заняться научными исследованиями. Сатана превратил мое честолюбие в жажду власти любой ценой. Во владении Лили ее естественное женское тщеславие было подчеркнуто до такой степени, что она жаждала полного обожания. И снова в игру вступила психология зла. И когда дьявол вторгся в тебя, он использовал твою любовь к знаниям, склоняя твои научные интересы в область магии.

— Теперь в это трудно поверить, — сказал я. — Может быть, это была массовая галлюцинация. Сказки, старые народное средство.

Кит фыркнул.

— Возможно, то, что мы видели и называли Сатаной, не было физически реальным. Каждый из нас видел в стеклянной клетке свою фигуру, и у Консидайна с Уинтергрином могли быть свои собственные представления о нем. Даже те существа, которых ты материализовал, могут быть просто образными видениями. Но это я знаю. Хотим ли мы персонифицировать его как Сатану, или Дьявола, или силы Тьмы — зло существует как сила в нашем мире. Опиши это в терминах хоть колдовства, хоть психиатрии, как будет угодно — зло реально.

Лили положила голову мне на плечо.

— Давай забудем об этом сейчас, — предложила она.

— Согласен. Есть какие-нибудь предложения?

— Ну, если ты не настолько болен…

— Болен? Я чувствую себя прекрасно.

— Раз так, то я предлагаю отпраздновать.

— Отличная идея, — ответил я.

— Конечно, — сказал Кит. — Давай выйдем и устроим ад! Что такое… в чем дело?

— Ничего, — ответил я и тут же потерял сознание.

ТЕМНАЯ СДЕЛКА (Black Bargain, 1942) Перевод Р. Дремичева

I

Было уже поздно, когда я выключил неон и занялся полировкой столовых приборов. Фруктовый сироп легко удалялся, но вот шоколад прилип, а горячая помадка была жирной. Как я хочу, чтобы они больше не заказывали горячую помадку.

Я начал раздражаться, пока скреб все это. Пять часов на ногах, каждую ночь, и что я имею с этого? Варикозные вены.

Варикозные вены и память о тысячах глупых лиц. Вены легче переносить, чем воспоминания. Они были такими унылыми, мои заказчики. Я знал их всех наизусть.

Ранним вечером меня посещали «кока-кольщицы». Я мог заметить их за милю. Хихикающие школьницы старших классов с растрепанными копнами коричневых волос в бесформенных светло-коричневых пиджаках и с отвратительными толстыми ногами, выпячивающимися над красными лодыжками. Все они были любителями «коки». В течение сорока пяти минут они захватывали магазин, портили плиточный стол пеплом от сигарет, рваными салфетками, измазанными губной помадой, и небольшими лужицами пролитой воды. Всякий раз, когда входили старшеклассницы, я автоматически добирался до насоса колы.

Чуть позже вечером я встречал толпу «дайте мне две пачки».

Спортивные рубашки, висящие на волосатых руках, были популярными брендами. Синие рабочие рубашки с закатанными рукавами, открывающими татуировку, означающую две-за-четвертак сигареты.

Некоторое время спустя появлялся толстый мальчик. Он всегда был «сигарой». Если он носил очки, он был «в десяточку».

Если нет, мне нужно было просто указать на нужную коробку на прилавке. Пять центов сразу. «Мягкая Гавана» — все давно наполнены.

О, это всегда было однообразно. Семья «остроумных», которая неизменно уходила с аспирином, «Экс-Лаксом», шоколадными батончиками и пинтой мороженого. Толпа «публичных библиотекарей» — высокие худые молодые люди, просматривающие страницы журналов на стойке и никогда ничего не покупающие. «Газировщики» с их брюками, смятыми на диванах однокомнатных квартир, «шпильки» — всегда украдкой смотрящие над детскими колясками снаружи. И примерно в десять «ананасовые сиропы» — жирные женщины-игроки в лото. Затем следовали «шоколадные содовые», уже под занавес. Словно зашедшие с вечеринки хихикающие девушки и молодые парни с красной шеей в неряшливых легких костюмах.

Туда-сюда, и так весь день. Вечно спешащие «телефоны», дрожащие старые «трехцентовые марки», холостые «зубные пасты» и «бритвы».

Я мог определить их всех с первого взгляда. Ночь за ночью они тащились к стойке. Я не знаю, зачем они утруждали себя, говоря мне, чего они хотят. Один взгляд на них был всем, что мне нужно, чтобы предвидеть их малейшие пожелания. Я мог бы дать им то, что им нужно, даже без слов.

Или, скорее, думаю, что не мог. Потому что для большинства, насколько я понимал, нужен был хороший напиток с мышьяком.

Мышьяк! Господи, сколько времени прошло, когда меня просили заполнить рецепт! Ни один из этих глупых идиотов не искал наркотики в аптеке. Зачем я замарачивался изучением фармацевтики? Все, что мне действительно нужно, — это двухнедельный курс по заливанию шоколадного сиропа на тающее мороженое и месячное исследование того, как установить картонные фигуры в окне, чтобы подчеркнуть их огромные бюсты.

Что ж…

Затем вошел он. Я услышал медленные шаги, не утруждая себя поднять взгляд. Для развлечения я попытался угадать, кто это, прежде чем взглянуть. «Дайте две пачки?» «Зубная паста?»

Ну, черт с ним. Я уже закрываюсь.

Мужские шаги прошаркали до стойки, прежде чем я поднял голову. Они робко остановились. Я все еще отказывался признавать его присутствие. Затем раздался нерешительный кашель. Это подействовало.

Я обнаружил, что смотрю словно на Каспара Милкуетоста[10] в лохмотьях. Среднего возраста, худой маленький человек с песчаными волосами и в очках, словно взгромоздившихся на его нос. Изгиб его рта подчеркивал отчаянье, отпечатавшееся на его лице.

На нем был потертый костюм за 16,50 долларов, мятая белая рубашка и узкий галстук, но скромность была его настоящей одеждой. Он был полностью покрыт ею, этой аурой безнадежного смирения.


К черту психоанализ! Я не аптекарь Дейл Карнеги. То, что я увидел, породило лишь одну мысль в моем сознании.

Попрошайка.

— Прошу прощения, пожалуйста, есть ли у вас настойка аконита?

Ну, чудеса случаются. У меня появился шанс продать наркотик, в конце концов. Или? Когда отчаяние входит и спрашивает об аконитах, это означает самоубийство.

Я пожал плечами.

— Аконит? — повторил я. — Я не знаю.

Он улыбнулся слегка. Или скорее складка посреди его лица сморщилась в плохой имитации веселья. Но на лице у него было не больше веселья, чем в улыбке, которую вы видите на черепе.

— Я знаю, о чем вы думаете, — пробормотал он. — Но вы ошибаетесь. Я… я химик. Я провожу некоторые эксперименты, и мне нужны четыре унции аконита. И какая-то белладонна. Да, и — подождите минуту.

Затем он вытащил книгу из кармана.

Я вытянул шею, и это того стоило.

Книга имела покрытую ржавчиной металлическую обложку и, очевидно, была очень старой. Когда он перелистывал толстые желтые страницы дрожащим пальцем, я увидел, как над ними поднимаются облачка пыли. Тяжелые черные буквы явно относились к немецкому языку, но я ничего не смог прочитать на таком расстоянии.

— Дайте подумать, — пробормотал он. — Аконит — белладонна — да, и у меня есть это — кошка, конечно, — паслен — хм — о, да, мне, конечно же, нужен фосфор, — у вас есть синий мел? — хорошо — и я думаю, это все.

Я начал понимать. Однако какого черта это должно быть важным для меня? Этот эксцентричный человек никак не повлияет на мою жизнь. Все, что я хотел сделать, это выбраться отсюда и пропарить свои уставшие ноги.

Я направился в заднюю комнату и быстро собрал все, что он потребовал. Взглянул на него через щель в двери, но он ничего не делал — просто листал свою черную железную книгу и шевелил губами.

Завернув все в бумагу, я вышел.

— Что-нибудь еще, сэр?

— О, да. Могу ли я попросить дюжину свечей? Большой размер?

Я открыл ящик и выцарапал их из пыли.

— Мне придется расплавить их и перемешать с жиром, — сказал он.

— Что?

— Ничего. Я просто задумался.

Конечно. Это будет лучшее, на что ты можешь рассчитывать, оказавшись в обитой войлоком камере. Но это было не мое дело, не так ли?

Поэтому я передал пакет, как дурак.

— Спасибо, вы были очень добры, и я должен попросить вас постараться быть еще добрее — прежде чем бросать обвинения.

— О, прекрасно!

— Вы видите, что я временно не имею необходимых средств.

Но я могу заверить вас, что очень скоро, на самом деле в течение следующих трех дней, я за все вам заплачу. Да.

Очень убедительная просьба. Я бы не дал ему даже чашку кофе, — это то, о чем обычно просят сумасшедшие, вместо аконита и свечей. Но если его слова меня не тронули, то это сделали его глаза. Они были настолько одиноки позади очков, так жалко одиноки, эти две маленькие лужицы надежды посреди пустыни отчаяния, которая была его лицом.

Отлично. Пусть у него будут свои мечты. Пусть он заберет с собой свою старую книгу, окованную железом, и делающую его похожим на сумасшедшего. Пусть он зажжет свои свечи, нарисует свой фосфоресцирующий круг и произнесет свои заклинания Маленькому Ваху, индейскому проводнику в мире духов, или что он там такое хочет сделать.

Нет, я бы не дал ему кофе, но я бы подарил ему мечту.

— Все в порядке, приятель, — сказал я. — Мы все иногда теряем нашу удачу, я думаю.

Это было неправильно. Я не должен был относиться к нему свысока. Он сразу застыл, и его рот скривился в насмешке — превосходства, если угодно!

— Я не прошу милостыню, — сказал он. — Я заплачу, не бойся, мой добрый человек. Через три дня, помяни мои слова. Хорошего вечера. У меня еще есть работа.

Он удалился, оставив «моего доброго человека» стоять с открытым ртом. В конце концов, я закрыл свой рот, но не смог захлопнуть крышку своего любопытства.

В эту ночь, возвращаясь домой, я смотрел на темную улицу с новым интересом. Черные дома, вздымающиеся словно барьер, за которым скрывались фантастические загадки. Ряд за рядом, и не дома, но темные подземелья снов. В каком доме скрывался мой незнакомец? В какой комнате он взывал к своим странным богам?

Я снова ощутил присутствие чуда в этом мире, таящейся странности за кулисами аптеки и жилого дома. Черные книги все еще читались, и странные незнакомые люди ходили и что-то бормотали, свечи горели ночью, а потерявшаяся кошка могла означать избранную жертву.

Но у меня болели ноги, поэтому я направлялся домой.

II

Все повторялось по-старому — солодовое молоко, вишневая кола, вазелин, листерин, сетки для волос, купальные шапочки, сигареты и что еще у вас есть?

У меня — головная боль. Это произошло четыре дня спустя, почти в то же самое время ночи, когда я снова занимался чисткой.

Конечно, вошел он.

Я все время говорил себе, что не ждал его возвращения, но в действительности — ждал. У меня появилось странное чувство, когда щелкнула дверь. Я ждал звука шагов ботинок от Тома Макканна.

Вместо этого раздался оживленный стук полуботинок.

Английских полуботинок. За 18,50.

На этот раз я поднял глаза.

Это был мой незнакомец.

По крайней мере, он был там, где-то под роскошным в тонкую синюю полоску костюмом, безукоризненной рубашкой и фуляровым галстуком. Он был выбрит, прекрасно подстрижен, сделал маникюр и, очевидно, приобрел выигрышный билет на ирландских лотереях.

— Привет. — Ничего плохого не было в этом голосе — я слышал похожие много раз в вестибюлях шикарных отелей в течение многих лет, наполненные энергией, уверенностью и авторитетом.

— Так, так, так, — все, что я мог сказать.

Он усмехнулся. Его рот уже не был простой складкой. Это была командирская труба. Из этого рта могли изрыгаться приказы и указания. Этот рот уже не был предназначен для нерешительных оправданий. Это был рот для заказа дорогих обедов, выбора винтажных вин, дорогих сигар; рот, который лаял на таксистов и швейцаров.

— Удивлены, увидев меня, а? Я говорил, что это займет три дня. Хочу вернуть вам деньги, спасибо за доброту.

Это было хорошо. Не спасибо, а деньги. Мне нравятся деньги.

Мысль о них сделала меня приветливым.

— Итак, ваши молитвы были услышаны, а? — сказал я.

Он нахмурился.

— Молитвы — какие молитвы?

— Почему я так подумал… — я вновь сделал глупую ошибку бесспорно.

— Я не понимаю, — огрызнулся он, прекрасно все понимая. — Возможно, возникло какое-то недопонимание относительно моих покупок в тот вечер? Несколько необходимых химических веществ, вот и все, чтобы закончить эксперимент, о котором я говорил. И я должен признаться, что свечи нужны были, чтобы освещать мою комнату. Мне отключили электричество днем раньше.

Ну, может все и так.

— Могу так же сказать, что эксперимент был успешным. Да, сэр. Отправился в «Ньюсом» с результатами, и они поставили меня помощником директора по исследованиям.

«Ньюсом» был самым большим химическим заводом в нашей части страны. И он вошел туда прямо в лохмотьях и был «назначен» помощником директора по исследованиям! Ну, век живи, век учись.

— Итак, вот деньги… 2,39 доллара, не так ли? Можете ли вы дать сдачу с двадцатки?

Я не мог.

— Все в порядке, оставьте себе.

Я отказался, я не знаю почему. Мне отчего-то показалось, что я снова ощутил странное чувство.

— Хорошо, тогда скажите, что нам делать. Вы закрываетесь, не так ли? Почему бы нам не спуститься вниз по улице в таверну, чтобы немного выпить? Я разменяю. Пойдем, я испытываю желание отпраздновать.

И вот через пять минут я шел по улице с мистером Фрицем Гультером.

Мы сели за столик в таверне и сделали заказ. Ни он, ни я не были в покое. Каким-то образом между нами была негласная тайна. Казалось, что я обвиняю его в преступном знании — я из всех людей один знаю, что за этой безукоризненно одетой фигурой три дня назад скрывался призрак. Призрак, который задолжал мне 2,39 доллара.

Мы выпили, мы оба. Призрак стал немного бледнее. Затем еще по одной. Я настоял на том, чтобы заплатить за третий круг.

— Это празднование, — сказал я.

Он рассмеялся.

— Конечно. И позволь мне сказать тебе, это только начало.

Только начало! С этого момента я собираюсь так быстро подниматься, что голова закружится. И я буду работать в том месте в течение шести месяцев. Собираюсь получить много новых оборонных заказов от правительства и развиваться.

— Минутку, — предостерег я, — запасы истощились. — Ты бежишь впереди поезда. Если бы я был на твоем месте, я все равно был бы ошеломлен тем, что случилось со мной за последние три дня.

Фриц Гультер улыбнулся.

— О, это? Я ожидал этого. Разве я не сказал тебе об этом еще в магазине? Я работаю больше года, и я знал, чего ожидать. Это неудивительно, уверяю тебя. Я все спланировал. Я был готов умереть с голоду, чтобы провести необходимые исследования, и я голодал. Могу также признать это.

— Конечно. — Когда мы выпили в четвертый раз, препятствий больше не было. — Когда ты вошел в магазин, я сказал себе: «Вот парень, который прошел через ад!»

— Точнее не скажешь, — сказал Гультер. — Я прошел через ад, совершенно буквально, но все кончено, и я не сгорел.

— Скажи, по секрету, какую магию ты использовал?

— Магию? Магию? Я совершенно ничего не знаю о магии.

— О да, конечно, Гультер, — сказал я. — Как насчет той маленькой черной книги в железной обложке, с которой ты был в магазине?

— Немецкий текст по неорганической химии, — огрызнулся он. — Довольно, вот, выпей и закажем еще.

Я выпил еще. Гультер начал говорить немного свободнее. О своей новой одежде и новой квартире, о новой машине, которую он собирался купить на следующей неделе. О том, как он заимеет все, что захочет, о Боже, он еще покажет тем глупцам, которые смеялись над ним все эти годы, он вернет все ворчливым хозяйкам и проклятым бакалейщикам, и насмехающимся крысам, которые говорили ему, что он был слишком слаб на голову, чтобы изучать то, что задумал.

Затем он стал немного любезен.

— Тебе бы понравилось работать в «Ньюсоме»? — он спросил меня. — Ты хороший фармацевт. Ты знаешь химию. К тому же ты неплохой парень, но у тебя ужасный творческий подход. Как насчет этого? Будь моим секретарем. Конечно, вот именно. Будь моим секретарем. Я все устрою завтра.

— Я буду пить, — заявил я. Перспектива просто опьянила меня.

Мысль о побеге из проклятого магазина, вырваться из окружения «коки»-лиц, «сигар»-голосов — определенно опьянила меня. Как и следующая порция горячительного.

Я начал кое-что видеть.

Мы сидели у стены, а огни таверны были тусклыми. Пары вокруг нас болтали что-то монотонно, это было немного успокаивающе. Мы сидели в тени у стены. Теперь я посмотрел на свою тень — неуклюжую, мерцающую карикатуру на себя, сгорбившуюся над столом. Какой контраст она представляла перед моей внезапно воздвигшейся массой!

Его тень, сейчас…

Его тень, сейчас…

Я видел это. Он сидел прямо через стол от меня. Но его тень на стене стояла!

— Мне больше не надо Скотча, — сказал я, когда подошел официант.

Я продолжал смотреть на его тень. Он сидел, а тень стояла.

Это была большая, чем моя тень и более темная. Ради забавы я подвигал руками вверх и вниз, создавая силуэты голов и лиц. Он не смотрел на меня, он жестом подзывал официанта.

Его тень не двигалась. Она просто стояла там. Я смотрел и наблюдал, и все пытался отвести взгляд. Его руки двигались, но черный контур стоял неподвижно и тихо, руки свисали вдоль боков. И все же я видел знакомый абрис его головы и носа — это не было ошибкой.

— Скажи, Гультер, — сказал я. — Твоя тень — там, на стене…

Я замолчал. Мои глаза были мутны.

Но я почувствовал, как его отношение ко мне меняется даже сквозь пары алкоголя.

Фриц Гультер поднялся на ноги, а затем приблизил свое мертвенно-бледное лицо ко мне. Он не смотрел на свою тень. Он смотрел на меня, как бы сквозь меня, отыскав что-то с ужасом за моим лицом, моими мыслями, моим мозгом. Он смотрел на меня и словно в какую-то свою личную преисподнюю.

— Тень, — сказал он. — Нет ничего плохого в моей тени. Ты ошибаешься. Помни, что ты ошибаешься. И если ты когда-нибудь повторишь это снова, я разобью тебе череп.

Затем Фриц Гультер встал и ушел. Я смотрел, как он идет по залу, двигаясь быстро, но немного неуверенно. Позади него, двигаясь очень медленно и явно уверенно, скользила его высокая черная тень.

III

Если вы можете построить лучшую мышеловку, чем ваш сосед, вы можете сами попасть в нее.

Это то, что я сделал по отношению к Гультеру. Вот я уже был готов принять его предложение о хорошей работе в качестве его секретаря, и тут же совершаю пьяную глупость!

Через два дня я все еще называл себя дураком. Тени, которые не следуют за движениями тела, ха! Что это была за тень, которую я видел той ночью? Это была не тень, это был Скотч, который я пил. Ох, прекрасно!

Поэтому я стоял в магазине и посыпал мороженое проклятиями, а также расколотыми орехами.

Я чуть не уронил орешницу второй раз за ночь, когда снова вошел Фриц Гультер.

Он поспешил к прилавку и устало улыбнулся мне.

— У тебя есть минутка?

— Конечно, — подожди немного, пока я обслужу тех людей.

Я отложил мороженое и помчался назад. Гультер сел на табурет и снял шляпу. Он обильно вспотел.

— Я хочу извиниться за то, как я повел себя той ночью.

— Ну, все в порядке, мистер Гультер.

— Я был немного взволнован, вот и все. Выпивка и успех ударили мне в голову. Без обид, я хочу, чтобы ты это понял.

Просто я нервничал. Твои подшучивания насчет моей тени, это звучало слишком похоже на то, как меня постоянно высмеивали за мои исследования в своей комнате. Владелица дома обычно обвиняла меня во всех грехах. Заявляла, что я расчленил ее кошку, что сжигаю фимиам, пачкаю пол мелом. Некоторые из молокососов, что жили внизу, начинали поднимать вой, будто я какой-то псих, погрязший в колдовстве.

Помните, я не спрашивал его автобиографию. Все это звучало немного истерично. И притом Гультер выглядел соответствующе.

Он потел, его линия рта кривилась и дрожала, как когда мы познакомились с ним.

— Но скажи, — причина, по которой я пришел, — не сможешь ли ты назначить мне успокоительное. Нет, ни бром или аспирин. Я принимал их много раз с того вечера. Мои нервы совсем расшатались. Эта работа в «Ньюсоме» просто убивает меня.

— Подожди минутку, я посмотрю.

Я ушел в заднюю комнату. Следует добавить, что я тот час вернулся и взглянул на Гультера через щель.

Хорошо, я буду честен. Не на Гультера я хотел взглянуть. На его тень.

Когда клиент сидит на табурете, огни магазина освещают его так, что его тень — это всего лишь маленький черный бассейн под ногами.

Тень Гультера была полным силуэтом его тела, в общих чертах. Черная, глубокая тень.

Я моргнул, но это не помогло.

Тем не менее, как это ни странно, тень, казалось, была направлена параллельно его телу, а не под углом к нему. Она появлялась словно от его груди, а не от ног. Я не знаю рефракции, законов света, все эти технические вещи. Все, что я знаю, это то, что у Фрица Гультера была большая черная тень, сидящая рядом с ним на полу, и что из-за этого видения противный холодок пробежал по моему позвоночнику.

Я не был пьян. Он тоже. Как и тень. Все трое существовали.

Вот Гультер снова надел шляпу.

Но не тень. Она просто сидела там. Припав к полу.

Все было неправильно.

Тень не была гуще в одном месте, более чем в другом. Была равномерно темной, и как я отметил — контуры ее не размывались и не исчезали. Они были четкими.

Я смотрел и смотрел. И многое видел, чего до этого не замечал. Тень не носила одежды. Конечно! Для чего ей надевать шляпу? Она была обнажена, эта тень. Но она принадлежала Гультеру — на ней были его очки. Это была его тень, без сомнения.

Это меня вполне устраивало, потому что я не хотел другого.

Копаясь среди успокоительного, я еще несколько раз взглянул сквозь щель.

Теперь Гультер смотрел вниз через плечо. Он смотрел на свою тень. Даже издалека, как мне показалось, я увидел на его лбу новые бусинки пота.

Он знал, хорошо!

Наконец я вышел.

— Вот оно, — сказал я. Я не отрывал глаз от его лица.

— Хорошо. Надеюсь, что это сработает. Я должен поспать. И еще — то предложение о работе все еще в силе. Как насчет завтра утром?

Я кивнул, выдавив улыбку.

Гультер заплатил мне и встал.

— Увидимся тогда.

— Конечно.

А почему бы нет? В конце концов, что плохого в работе с боссом с неестественной тенью? У большинства боссов есть другие недостатки, много хуже и более конкретные. Эта тень — что бы это ни было и что бы с ней было не так, — не укусит меня.

Хотя Гультер вел себя так, как будто она могла укусить его.

Когда он повернулся, я смотрел ему в спину и на длинный черный контур, который следовал за ним. Тень поднялась и шествовала позади. Шествовала.

Да, она двигалась целенаправленно. И к моему удивлению теперь она мне казалась больше, чем была в таверне. Больше и намного чернее.

Затем ночь проглотила Гультера и его несуществующего спутника.

Я вернулся в заднюю часть магазина и проглотил вторую половину успокоительного средства, которое я приготовил для этой цели. Увидев эту тень, я нуждался в нем так же, как и он.

IV

Девушка в богато украшенном офисе красиво улыбнулась.

— Идите прямо, — пропела она. — Он ждет вас.

Тогда это было правдой. Гультер был помощником директора по исследованиям, и я мог бы стать его секретарем.

Я вплыл внутрь. В утреннем солнечном свете я забыл обо всех тенях.

Внутренний офис был тщательно обставлен — огромное место, с элегантной отделкой из орехового дерева, соединенной с деловой атрибутикой. Перед закрытыми венецианскими жалюзи был установлен стол и несколько удобных кожаных кресел.

Люминесцентное освещение приятно мерцало.

Но Гультера не было. Вероятно, он был по другую сторону маленькой двери, разговаривая с начальником.

Я сел с напряженным чувством ожидания, возникшим где-то у меня в животе. Я оглянулся, снова осмотрев комнату. Мой взгляд скользнул по столу, покрытому стеклом. Он был пуст. За исключением угла, где находилась небольшая коробка для сигар.

Нет, подождите. Это не коробка для сигар. Это был металл. Я видел его где-то раньше.

Конечно! Это была железная книга Гультера.

«Немецкая неорганическая химия». Кто я такой чтобы сомневаться в его словах? Поэтому, естественно, мне просто нужно было взглянуть на нее, прежде чем он войдет.

Я открыл пожелтевшие страницы.

«De Vermis Mysteriis».

«Тайны червя».

Это не был текст по неорганической химии. Это было нечто совсем другое. Что-то, что могло поведать вам, как можно объединить аконит и белладонну и нарисовать фосфоресцирующие круги на полу, когда звезды займут правильное положение. Что-то, что говорило о таянии сальных свечей и смешивании их с трупным жиром, шептало о том, как можно использовать жертвенных животных.

В нем говорилось о встречах, которые могли бы быть организованы с различными группами, с которыми большинство людей не захотело бы встречаться или даже поверить в них.

Толстые черные буквы ползли по страницам, а отвратительный затхлый запах, поднявшийся от книги, стал фоном для мерзкого текста. Я не стану говорить, верил ли я в то, что читал, но я признаю, что внезапно возник порыв воздуха, скользящий вокруг тех ледяных осторожных директив, необходимых для взаимоотношений с чужим злом, что заставило меня дрожать от отвращения. Такие мысли не имеют места в здравом рассудке, даже как фантазия. Для этого Гультер использовал материалы, которые купил за 2,39 доллара.

«Годы учебы», а? «Эксперименты». Что Гультер пытался вызвать, что он вызвал, и какую сделку совершил?

Человек, который мог ответить на эти вопросы, сейчас выходил из двери. Это был Фриц Гультер в полосатом костюме.

Он вновь был похож на Каспара Милкуетоста, который кривил свой рот от жуткого страха. Он был похож на человека, — я должен сказать это, — который боится собственной тени.

Тень просочилась за ним через дверной проем. На мой взгляд, она выросла за одну ночь. Ее руки были слегка подняты, хотя руки Гультера были опущены. Я видел, как она скользила по стене, когда он шел ко мне, — и она двигалась быстрее, чем он.

Будьте уверены. Я видел тень. С тех пор я поговорил с умными парнями, которые сказали мне, что при флуоресценции ни одна тень не отбрасывается. Это были умные парни, но я видел эту тень.

Гультер увидел книгу в моих руках.

— Хорошо, — просто сказал он. — Ты теперь знаешь. И, возможно, это правильно.

— Знаю?

— Да, знаешь, что я заключил сделку — с кем-то. Я думал, что я умен. Он обещал мне успех и богатство, чего бы я ни захотел, только при одном условии. Эти проклятые условия, вы всегда читаете о них и всегда забывайте, потому что они звучат так глупо! Он сказал мне, что у меня будет только один соперник, и что этот соперник будет частью меня, он будет расти с моим успехом.

Я сидел молча. Гультер казалось завелся надолго.

— Глупо, не так ли? Разумеется, я согласился. А потом я узнал, что мой соперник был — что это было. Эта была моя тень. Это не зависит от меня, ты знаешь это, и она продолжает расти! О, не в размере, но по глубине, по интенсивности. Она становится, — может быть, я сошел с ума, но ты сам видишь, — плотнее. Толще.

Как будто наполняется осязаемой субстанцией.

Его рот сильно скривился, но слова продолжали течь.

— Чем дальше я иду, тем больше она растет. Прошлой ночью я принял твои успокоительные средства, и это не сработало. Не работало вообще. Я сидел в темноте и наблюдал за своей тенью.

— В темноте?

— Да. Она не нуждается в свете. Она действительно существует.

Постоянно. В темноте это просто черное пятно. Но ты можешь видеть это. Она не спит и не отдыхает, она просто ждет.

— И ты боишься этого? Почему?

— Я не знаю. Она не угрожает мне, не делает каких-либо жестов, даже не замечает меня. Тени беспокоят меня — звучит как безумие, не так ли? Но ты видишь это так же, как и я. И поэтому я боюсь. Чего она ждет?

Тень скользнула по его плечу. Подслушивала.

— Я не нуждаюсь в тебе как в секретаре. Мне нужен санитар.

— Что тебе нужно, так это хороший отдых.

— Отдых? Как я могу отдыхать? Я только что вышел из кабинета Ньюсома. Он ничего не замечает. Слишком глуп, я полагаю. Девочки в офисе смотрят на меня, когда я ухожу, и мне интересно, видят ли они что-то своеобразное. Что не видит Ньюсом. Он только что сделал меня руководителем научных исследований. Полностью контролирую все это.

— Через пять дней? Чудесно!

— Разве? За исключением нашей сделки — всякий раз, когда я преуспеваю, мой соперник набирает силу вместе со мной. Это делает тень сильнее. Как, я не знаю. Я жду. И я не могу обрести покой.

— Я найду его для тебя. Просто ложись и жди — я вернусь.

Я поспешно бросил его — он сидел за своим столом, совсем один. Не совсем один. Тень тоже была там.

Перед тем как я покинул комнату, у меня возникло самое смешное искушение. Я хотел провести рукой по стене, где находилась эта тень. И все же я этого не сделал. Она был слишком черной, слишком твердой. Что если моя рука действительно что-то встретит?

Поэтому я просто ушел.

Я вернулся через полчаса. Я схватил Гультера за руку, обнажил ее и вонзил иглу.

— Морфин, — прошептал я. — Ты сейчас заснешь.

Он лег на кожаный диван. Я сидел рядом с ним, наблюдая за тенью, которая не спала.

Она стояла прямо над ним. Я попытался проигнорировать то, что в комнате находилась третья сторона. Некоторое время спустя, когда я повернулся спиной, она сдвинулась. Она начала шагать вперед-назад. Я открыл рот, затем спохватился, пытаясь сдержать крик.

Зазвонил телефон. Я ответил механически, не отрывая взгляда от черного контура на стене, который качался над лежащей фигурой Гультера.

— Да? Нет — его сейчас нет на месте. Это говорит секретарь мистера Гультера. Ваше сообщение? Да, я скажу ему. Обязательно.

Спасибо.

Это был женский голос — глубокий, богатый голос. Ее сообщение состояло в том, чтобы сказать мистеру Гультеру, что она передумала. Она была бы счастлива встретиться с ним вечером за ужином.

Еще одна победа Фрица Гультера!

Победа — две победы подряд. Это означало также победу тени.

Но как?

Я повернулся к тени на стене и испытал шок. Она была светлее! Серее, тоньше, слегка колебалась!

Что случилось?

Я взглянул на лицо спящего Гультера. И я был снова удивлен.

Лицо Гультера было темным. Не загорелым, но темный. Черным.

Как уголек. Мрачным.

Затем я негромко вскрикнул.

Гультер проснулся.

Я просто указал ему на лицо, а затем на зеркало. Он почти упал в обморок.

— Оно сливается со мной, — прошептал он.

Его кожа была цвета шифера. Я отвернулся, потому что не мог смотреть на него.

— Мы должны что-то сделать, — пробормотал он. — И быстро.

— Возможно, если ты воспользуешься снова той книгой, то сможешь заключить еще одну сделку.

Это была фантастическая идея, но слишком поздно. Я снова посмотрел на Гультера и увидел, что он улыбается.

— Вот и все! Если бы у меня сейчас были необходимые ингредиенты — ты знаешь, что мне нужно — иди в магазин — но поторопись, потому что…

Я покачал головой. Образ Гультера словно подернулся туманом, замерцал. Я видел его как будто сквозь некую дымку.

Затем я услышал, как он кричит.

— Ты проклятый дурак! Посмотри на меня. Это моя тень, ты на нее смотришь!

Я выбежал из комнаты, и не менее десяти минут пытался наполнить флакон белладонной пальцами, которые дрожали, как куски желе.

V

Я, должно быть, был похож на идиота, несущего целую охапку пакетов через внешний офис. Свечи, мел, фосфор, аконит, белладонна, и — во всем виновата моя истерика —мертвое тело уличного кота, которого я поймал за магазином.

Конечно, я чувствовал себя идиотом, когда Фриц Гультер встретил меня у двери своего святилища.

— Входи, — огрызнулся он.

Да, огрызнулся.

Мне потребовался только один взгляд, чтобы убедиться, что Гультер снова был собой. Каким бы ни было черное изменение, которое напугало нас, он избавился от этого, когда я ушел.

Вновь его голос был властным. И снова ухмыляющаяся улыбка заменила дрожащую складку рта.

Кожа Гультера была белой, нормальной. Его движения были живыми и не испуганными. Ему не нужны были никакие дикие заклинания — или так было всегда?

Внезапно мне показалось, что я стал жертвой собственного воображения. В конце концов, люди не заключают сделки с демонами, они не меняются местами со своими тенями.

В тот момент, когда Гультер закрыл дверь, его слова подтвердили иное.

— Так, меня отпустило. Глупый вздор, не так ли? — Он слегка улыбнулся. — Полагаю, что нам не понадобится это барахло. Когда ты ушел, мне стало лучше. Вот, сядь и успокойся.

Я сел. Гультер взгромоздился на стол, небрежно покачивая ногами.

— Вся эта нервозность, это напряжение — исчезли. Но прежде чем я забуду это, я хотел бы извиниться за то, что рассказал тебе эту сумасшедшую историю о колдовстве и моей одержимости.

Фактически, я бы чувствовал себя намного лучше в будущем, если ты просто забудешь о том, что произошло.

Я кивнул.

Гультер снова улыбнулся.

— Правильно. Теперь, я думаю, мы готовы приступить к делам.

Говорю тебе, это реальная помощь для реализации планов, которые мы собираемся сделать. Я уже главный директор по исследованиям, и если я правильно разыграю свои карты, я думаю, что буду занимать это место как минимум следующие три месяца. Некоторые из вещей, которые Ньюсом поведал мне сегодня, насторожили меня. Так что просто сотрудничай со мной, и мы пройдем долгий путь. Долгий путь. И я могу тебе пообещать — я никогда больше не вернусь к этим безумным заклинаниям.

Не было ничего плохого в том, что сказал Гультер.

Совершенно ничего плохого. Не было ничего плохого в том, как Гультер сидел развалясь и улыбался мне.

Тогда почему я вдруг почувствовал то старое чувство холодка, проскользнувшего по моему позвоночнику?

Мгновение я не мог осознать этого, а затем понял.

Фриц Гультер сидел на своем столе перед стеной, но теперь он не отбрасывал тени.

Не было тени. Не было тени вообще. Тень попыталась войти в тело Фрица Гультера, когда я ушел. Теперь тени не было.

Куда она делась?

Для этого было только одно место. И если она отправилась туда, то — где был Фриц Гультер?

Он прочитал это в моих глазах.

Я понял это по его быстрому жесту.

Рука Гультера окунулась в карман и снова появилась. Когда он поднялся, я встал и прыгнул через комнату.

Я схватил револьвер, отвел его в сторону и всмотрелся в это судорожное лицо, в эти глаза. За очками, за человеческими зрачками была только чернота. Холодная, ухмыляющаяся чернота тени.

Затем он зарычал, начал царапаться, пытаясь вырвать оружие. Его тело было холодным, странно невесомым, но наполнено скользкой силой. Я чувствовал, как слабею под этими ледяными, острыми когтями, но когда я смотрел в эти темные лужи ненависти, которые были его глазами, страх и отчаяние пришли мне на помощь.

Один жест, и я повернул дуло. Прогремел выстрел, и Гультер упал на пол.

Вокруг собралась толпа; они стояли и смотрели вниз. Мы все стояли и смотрели вниз на тело, лежащее на полу.

Тело? Там были туфли Фрица Гультера, его рубашка, галстук, его дорогой в синюю полоску костюм. Остроносые туфли, рубашка, галстук и костюм были смяты и заполнены, чем-то похожим на тело.

Но на полу не было тела. В одежде Фрица Гультера была только тень — глубокая черная тень.

Никто долго не мог произнести ни слова. Затем одна из девушек прошептала:

— Послушайте, — это просто тень.

Я быстро наклонился и поднял одежду. Когда я это сделал, тень, казалось, просочилась сквозь мои пальцы, чтобы сдвинуться в сторону и начать таять.

В одно мгновение она высвободилась из одежды. Появилась вспышка или финальный всплеск черноты, и тень исчезла.

Одежда была пуста, просто смятая куча на полу.

Я встал и посмотрел людям в глаза. Я не мог сказать это вслух, но я был им благодарен, очень благодарен.

— Нет, — сказал я. — Ты ошибаешься. Там нет тени. Нет ничего — абсолютно ничего.

ДЕЛОВОЙ ЭТИКЕТ (A Question of Etiquette, 1942) Перевод К. Луковкина

Дом был старый, как и все остальные в этом квартале. Ворота скрипнули, когда я толкнул их. Это был единственный звук, который я услышал. Что касается моих ботинок, то они перестали скрипеть несколько часов назад. Я поднялся по ступенькам крыльца. Потом устал подниматься по ступенькам. Я позвонил в колокольчик. Потом устал звонить в колокольчик. Внутри послышались шаги. Я устал от того, как долго внутри слышались шаги. И все же я собрался с духом.

«Вот оно, — подумал я. — Еще один!»

Особенно я устал считать носы. Вы понимаете, как это бывает.

Весь день на ногах. Звонишь в дверь. Таскаешь тяжелый портфель под мышкой. Снова и снова задаешь одни и те же дурацкие вопросы. И когда заканчиваешь, так никому в конце концов и не продаешь пылесос. Не можешь продать щетку или даже пакет шнурков для обуви.

Все, что можно получить от этого занятия, это четыре цента с носа, если проводить перепись. Никаких шансов на продвижение.

Дядя Сэм не собирается звать вас в свой личный кабинет, вручать сигару и говорить: «Эй! Я слышал, ты отлично справляешься с этой работой по дому. С этого момента ты будешь сидеть за большим столом. Больше никаких переписей».

Нет, все, что вы получите от этой переписи — это новый список носов, которые нужно пересчитать завтра. Четырехцентовые носы. Большие и маленькие, курносые и крючковатые носы, а также красные, белые и синие шнобели — пока у вас не разовьется аллергия на нос. Вскоре вы почувствуете, что, если дверь откроет еще один нос, то вы захлопнете ее и уйдете, ущипнув или ударив по нему. И вот я здесь, жду, когда этот самый нос высунется наружу. Я собрался с духом, и дверь открылась.

Появился острый клюв, настоящий авангард для невзрачного лица и заурядного тела. Нос понюхал воздух и несколько неуверенно завис в безопасной тени от двери.

— Ну?

— Я из правительства США, мадам. Я провожу перепись.

— О, переписчик?

— Да. Могу я войти и задать вам несколько вопросов?

Такие искрометные диалоги происходят весь день. Просто один большой обмен любезностями за другим.

— Входите.

Я прошел по темному коридору, в сумрачную гостиную. Когда я положил объемистый портфель на стол, открыл его и вытащил бланк, вспыхнула лампа.

Женщина наблюдала за мной. Ее твердое лицо домохозяйки ничего не выражало. У таких женщин есть опыт общения с продавцами энциклопедий и сборщиками счетов, причем одним глазом они следят за кухонной плитой. Ну, мне придется задать тридцать пять вопросов. Обычная процедура. Я заполнил графу с полом, записал адрес. Затем:

— Имя?

— Лиза Лорини.

— Замужем или вдова?

— Одинока.

— Возраст?

— Четыреста семь.

— Возраст?

— Четыреста семь.

— О — что?

— Четыреста семь.

Ладно, работая весь день, рано или поздно сталкиваешься с полоумными. Я посмотрел в ее пустое лицо. Ну, придется поторопиться, чтобы покончить с этим.

— Ваша профессия?

— Я ведьма.

— Что?

— Я сказала, что я ведьма.

За четыре цента оно того не стоило. Я сделал вид, что записываю, и перешел к следующему вопросу.

— На кого вы работаете?

— Я работаю на себя. И, конечно же, на моего хозяина.

— Хозяина?

— Сатана. Дьявол.

Оно не стоило того и за десять центов. Лиза Лорини, незамужняя, четыреста семь лет, ведьма, работающая на дьявола.

О нет, это не стоило и пятидесяти центов.

— Благодарю. Вот и все. А теперь я пойду.

Эта женщина не выглядела заинтересованной. Я сложил анкету, сунул ее в портфель, схватил шляпу, развернулся и направился к двери. Дверь исчезла. Ну, ничего другого не скажешь. Дверь просто исчезла. Она была там всего минуту назад, просто обычная дверь в обычной гостиной. С одной стороны стояло кресло, с другой — маленький столик.

Кресло и стол были на месте. Но между ними не было никакой двери. Я двинулся в другом направлении. Может быть, здесь? По-прежнему никакой двери. Ни одной двери в комнате. Ходить весь день под палящим солнцем чревато для здоровья. Размышления о носах — это первый признак. Затем вы начинаете слышать голоса, странно отвечающие на вопросы. После этого вы не можете найти дверь. Ладно. Я повернулся к женщине.

— Мадам, не могли бы вы показать мне выход отсюда? Я должен…

— Отсюда нет выхода.

Смешно. Я не заметил тона ее голоса. Он был ровным, но низким, с резонансом. И никакой усталости. Я почувствовал что-то еще. Это была… ирония?

— Но…

— Я бы хотела, чтобы вы остались здесь со мной на некоторое время. Мне повезло, что вы заскочили.

«Заскочил», приехали! Но она же не ведьма, черт побери!

Никаких ведьм нет. Но здесь нет дверей.

— Вы выпьете со мной чашку чая.

— По правде говоря, я должен…

— Все готово. Садитесь, молодой человек, пожалуйста. Я просто сниму его с огня.

Теперь я не заметил позади себя камина, и уж тем более пламени. Но огонь горел, и на каминной решетке стоял котелок.

Она наклонилась, и на стену упала тень. Это была большая, черная тень, какими пугают детей. Большая черная тень женщины ползла по стене. Я уставился на Лизу Лорини. Она все еще выглядела как домохозяйка. Черные волосы, заплетенные в косу и разделенные пробором посередине. Стройная фигура, сгорбленная годами.

Четыреста семь лет — хорошо звучит. Теперь ее лицо: острый нос, напряженный рот, слегка прищуренные глаза. Но черты лица были совершенно обычными, если не считать того, что игра света от огня придавала им сходство с лисой. Ухмыляющееся рыжее лицо, склонившееся над кастрюлей.

Нет, она была безумной. В Средние века таких сжигали на костре. Сотни тысяч, а может быть миллионы. Все слабоумные. Ни один из них не был в здравом уме. Конечно, нет. Ведьмы были мифом. Все эти миллионы были просто сумасшедшими. Миллионы сумасшедших. Не было никаких ведьм. Только…

Только я боялся. Она улыбалась мне и протянула когтистой рукой чашку. От коричневатой жидкости поднимался пар. Чай. Ведьмино зелье. Если выпить его…

Просто пей и заткнись! Это глупости. Я снова попытался оглядеться в поисках двери, но в комнате было темно. Огонь мерцал, он был совсем красный, этот огонь. Я не мог ясно видеть ничего вокруг. Кроме того, здесь было жарко. Надо выпить чай и убраться отсюда. У нее тоже была чашка. Она ничего такого туда не подсыпала. Что там ведьмы бросают в свое варево? Травы, догадался я. И все то, о чем вы читали в «Макбете». В те дни в это верили. Сумасшедшие! Поэтому я выпил чай. Может быть, тогда она меня выпустит. Или, скорее, я бы ублажил ее и выпил это, а затем вышел. Это звучало немного лучше.

— У меня не часто бывают гости.

Ее слова прозвучали мягко. Через стол я почувствовал, как ее глаза следят за моим лицом. Я изобразил улыбку.

— Я привыкла. Но ремесло пришло в упадок.

— Ремесло?

— Колдовство. Это уже не востребовано. Мало кто верит. Ко мне приходят не за любовным зельем или чем-то вроде этого, не говоря уже о больших вещах. Я уже много лет не делала кукол.

— Кукол?

— Маленькие восковые куколки в форме человека. Те, в которые втыкают булавки, когда желают смерти своим врагам.

Мужчины больше не ненавидят. Они не хотят проклятия ведьм. Я не убивала уже много лет. Ремесло позабыто.

Конечно, конечно. Убить кого-нибудь сегодня? Нет? Хорошо, давайте закроем офис, наш бизнес закончен. Просто уставшая деловая женщина. Карьеристка, не меньше. Но рука у меня так дрожала, что я чуть не уронил чашку с чаем.

— Все мои прекрасные заклинания и… Но вы не пьете свой чай.

Осужденный и его сытный завтрак. Ешьте свои хлопья, это хорошо для вас!

— Пейте чай.

Неплохое местечко. Рассудок говорил, что я должен выпить его. Выпей это, чтобы доказать, что она сумасшедшая, или что я свихнулся, что нет никаких ведьм и ничего не случится. Но мои руки не хотели, чтобы я его пил. Потребовалось немало усилий, чтобы поднести чашку к губам. Она наблюдала за мной, пока я пил. Чай был горький, едкий, но теплый. Какое-то чужеземное варево, но это был не улун. Все прошло довольно легко, если не считать терпкого вкуса.

— Я удивлена, молодой человек, что вы так мало интересовались моей профессией. Не каждый день встретишь ведьму, — сказала она.

— Я бы хотел поговорить об этом, — сказал я. — Но в другой раз.

На самом деле. У меня в списке много имен, и мне пора идти.

Спасибо за чай.

Я все время оглядывался в поисках двери. Огонь чертил в комнате какой-то красный узор, который словно отражался у меня в голове. Он пылал и танцевал.

Чай был горячим, и теперь в моей голове пульсировал жар.

Тени смешались с красным узором в комнате, и они тоже, казалось, вторглись в мой разум. Темные тени от темного чая.

Мерцание красного и тени в моей голове, перед моими глазами, блокирующие образ двери. Я не мог ее увидеть. Была иллюзия, что если я сосредоточусь достаточно сильно и долго, то смогу найти дверь. Она была там, где-то в комнате, среди красноты и теней. Дверь должна быть там. Но я не видел ее. Зато совершенно отчетливо разглядел ведьму. Теперь ее невзрачные черты лица стали более выразительными. В этой мрачной ироничной улыбке таилась древняя мудрость. Проступили морщины.

Улыбка казалась старше, чем жизнь может выгравировать на лице смертного. Оно было таким же старым, как ухмылка черепа.

Да, я мог видеть ее, даже если не видел двери из-за света и тени.

— Мне пора, — сказал я.

Мой голос звучал как-то отдаленно. Только ее глаза были закрыты, удерживая красный свет и черную тень. Я встал, вернее — попытался встать. Однажды я выпил девять шотов в жаркой таверне, потом поднялся, чтобы уйти домой, и обнаружил, что лежу на полу. Теперь же, после чашки чая, я встал — и не встал. Я взлетел. Мои ноги не касались пола. Они уперлись в воздух — твердый воздух, состоящий из красного света костра и темных размытых теней. Мои конечности покалывало от чего-то покрепче алкоголя. В тело вонзились маленькие иголочки. Я закружился в воздухе.

— Не уходите пока, — ее голос будто не заметил моего состояния, это сделала улыбка. Она все прекрасно понимала. — Не уходите, — повторила Лиза Лорини. — У меня так мало гостей. Вам надо пойти со мной сегодня вечером.

— С вами?

— Я иду… гулять.

— На вечеринку? — мои губы словно шевелились сами по себе.

Ее улыбка стала еще шире, она зевнула, поглощенная этой мыслью.

— Да, можно сказать и так. И вы мне нужны для целей этикета.

Ведьминский этикет. Вельзевул и Эмили Пост! Я определенно сошел с ума. Парение в воздухе и разговорный этикет.

— Видите ли, — сказала Лиза Лорини, — я должна подчиняться определенным правилам. Так же, как вы, устраивая званый обед, не должны сидеть числом тринадцать за обедом. Я не должна проводить шабаш, если нет тринадцати присутствующих.

Полный шабаш. Ему бы это не понравилось.

— Ему?

— Дьяволу.

Опять эта улыбка. Я начал бояться этой улыбки, готовиться к ее появлению как каторжник, привязанный к столбу, ожидает следующего удара хлыста.

— И поэтому вы должны отправиться со мной на шабаш сегодня вечером, — сказала Лиза Лорини.

— Шабаш ведьм?

— Именно. Мы проводим его на холмах. Нам еще далеко лететь, так что вы должны подготовиться.

— Я никуда не полечу.

Да, и трехлетний ребенок тоже не ложится спать, когда родители говорят ему об этом. Я понял, чего стоит мой отказ, когда закачался в воздухе. Я понял это, когда увидел ее глаза.

Однако ей не нужно было подчеркивать это своим смехом. Я быстро учился. Час назад это казалось безумием. Теперь ее смешок вскарабкался по мне вверх и царапнул мое сердце.

Колдовство, черная магия, древние руны в комнате черных и красных теней. Это было реально; так же реально, как когда тысячи людей умирали, крича в огне, чтобы искупить свое зло в эпоху, когда люди были достаточно мудры, чтобы бояться человеческого богохульства перед законами Бога и природы.

— Вы полетите. Вас должен подготовить Мэггит.

Он появился. Двери не было, так что я не знаю, как Мэггит попал в комнату. Я точно не могу сказать, чем был этот Мэггит.

Он был маленьким и пушистым, как ласка с человеческими руками — очень маленькими — и таким же лицом. Это было не человеческое лицо, хотя у Мэггита были глаза, уши, рот и нос. Но зло в этом лице превосходило человеческое — зло, выглядывающее из-под крошечного капюшона из звериного меха и ухмыляющееся с мудростью, которой не должны обладать ни животные, ни люди. Мэггит прополз по полу и пропищал отвратительно пронзительным голоском, который почему-то потряс меня больше всего на свете:

— Госпожа Лиза?

Мэггит был — как это называется — фамильяром ведьмы.

Животное, данное ведьме или колдуну дьяволом, когда была подписана на шабаше черная Библия субботы. Маленький дьяволенок, мелкий демон-приспешник, слуга сатаны. Только таких вещей не существует, разве что в законах и писаниях каждой цивилизованной нации на протяжении тысячелетий.

Таких вещей быть не может.

Так что это был продукт моего воображения, заползавший вверх по моему парящему телу, а я колебался, бессильный пошевелить рукой и как-то бороться с этими пушистыми касаниями, холодившими мою плоть. Крошечные лапки призрака начали тереть мою грудь и горло желтоватой пастой или мазью, выданной Лизой Лорини из банки на столе. Существо посмеивалось и втирало жгучую мазь в мои конечности. Это был кошмар, который сидел на моем плече, болтал мне в ухо и шепелявил невыразимую мерзость, с ликованием покачиваясь.

— Летучая мазь, — голос Лизы Лорини прорвался сквозь обжигающую волну, которая заставила мое трепещущее тело задрожать. — Теперь мы можем отправляться.

Я почти не замечал ее наготы. Черные волосы, теперь развевающиеся, покрывали ее, как плащ или саван. Саван для давно умершего зла. Ее тонкие руки растерли желтую пасту по всему телу, и оно тут же взмыло вверх, присоединившись к моему.

«Никаких метел?», истерически подумал я. Из какого-то популярного журнала я вспомнил статью на тему «мания полета».

Народная фантазия превратила ведьмину мазь в метлы. Но мазь была вполне реальной. Сильнодействующее средство. Аконит, белладонна и другие цветы, порождающие эти галлюцинации.

Состав мог приготовить любой химик. Достаточно сбегать к соседу-аптекарю, чтобы остановить это.

Но я не мог.

— Возьми мою руку.

Она схватила меня, и словно сцепились два электрических провода. По моему телу пробежало покалывание. Мы взлетели.

Через дверь? Вылетели наружу. Темнота. Ночь. Ведьма обняла меня, словно Супермена. Прекратить истерику! В темноте ее обнаженное белое тело изгибалось, как полумесяц из слоновой кости. Внизу остался ведьмин домик.

«Позволь мне жить в доме на обочине дороги и… — Да, очень весело. — И быть злом для человека».

Опять истерика. Кто бы не впал в истерику, паря в воздухе с ведьмой? И Мэггит чирикал, покачиваясь на ее плече, его крошечные лапки запутались в ее черных волосах. А потом мы полетели. Я крепко держал ее. Теперь жжение прекратилось.

Мимо свистел ветер. Внизу мерцал город. Города всегда мерцают.

Маленькие огоньки, построенные для защиты от великой ночной тьмы.

Чернота, где воют волки и кричат совы, чернота, где живут мертвые, и то, что не мертво. Огни, скрывающие страх и сторожевые огни. И мы, наверху, летим сквозь этот страх, в его самые черные глубины. Я не знаю, как долго, как далеко мы летели. Не знаю, как мы спустились. Внизу был темный куполообразный холм, и огонь, пылающий на его вершине.

Вокруг были скорчившиеся фигуры — белые на фоне затененного холма, черные на фоне пылающих костров. Орда мохнатых существ металась у ног этих фигур. Их было восемь, девять, десять — нет, одиннадцать. Плюс Лиза Лорини и я.

Тринадцать для шабаша. Священные тринадцать. Я не смотрел на их лица. Они не были предназначены для любования. На лице Лизы Лорини отразилось ликование. Это она приготовила жертву. Черного козла подвели к скале перед костром. Одна из старух сжимала в руках нож. Кто-то третий держал миску. И когда чаша наполнилась, все выпили.

Да, я сказал все.

Мазь горела по всему телу. Даже на ногах, окутав меня словно горящая паутина. Я не мог сбежать, не мог выйти из круга света от костра. И когда начал стучать барабан, я присоединился к кругу. Мохнатые твари плескались в пустой миске, и их болтовня тонула в грохоте барабанов и вое.

— Лиза привела послушника, — прохрипела одна из ведьм.

— Это вместо Мег, которая не могла прийти, — крикнула Лиза Лорини. Это последние внятные слова, которые я слышал, последняя ясная мысль, которую мне удалось удержать. Потому что поднялся вой и вспыхнул огонь, и это стало встречей возрождения — вуду-бедламом, только хуже любого из этих прозаических терминов. Они кого-то призывали.

И кто-то пришел. Не было никакого всплеска пламени.

Никаких молний. Никаких театральных постановок. Это все сделали старухи. На самом деле это ничего не значило; не больше, чем любые дикие прыжки вокруг каменного идола.

Это был чистый бизнес. Он вышел из-за одного из камней, держа под мышкой большую книгу, словно банковский инспектор, пришедший проверить баланс. Но банковские эксперты — не угольно черные. Он не был негром, ни в малейшей степени, но черным с головы до пят. Даже глазные яблоки и ногти были черными. Черная, хромая тень. Был ли он одет в плащ, или его фигуру окутывала более глубокая тень, я не знаю.

Когда он вошел в круг, установилось молчание. Он открыл книгу, и все столпились вокруг. Раздалось бормотание. Я присел на корточки рядом с камнями.

Лиза Лорини говорила с ним, указывая в мою сторону. Он не повернул головы, но заметил меня. Он не улыбнулся, не кивнул, не сделал ни единого движения. Но я чувствовал, как он это делает. Он раздавал приказы. Выслушивал донесения. Это была деловая встреча, заседание правления «Дьявол и Ко», очередной совет директоров на вершине холма. Обменивались души, записывались темные дела. И черный человек что-то писал в своей книге, ведьмы лепетали, а я стоял там, дрожа в ночи, пока маленькие мохнатые существа крались вокруг моих лодыжек. Я не должен был дрожать, потому что действия черного человека в конце концов выглядели обыденно. А потом произошло это. С темного неба с криком спустились белые фигуры. Цепляющаяся за грудь фигура упала на землю. Раздался крик.

— Мэг! Мэг пришла!

Мэг, та пропавшая ведьма. Они обернулись, когда она приблизилась, задыхаясь. Черный человек заговорил. Я не буду пытаться описать его голос. В нем было что-то от скрежетания ржавых замков и первобытного ропота вулканов. Возраст и глубина, смешанные в каком-то отвратительном шипении, как будто членораздельная человеческая речь не могла сформулировать понятия демонической мысли.

— В шабаше четырнадцать.

Теперь дрожал не только я. Все ведьмы дрожали, словно белые желеобразные фигуры в свете костра. Это сделал голос. Лиза Лорини резко обернулась. Она втащила меня в круг прежде, чем я успел оказать сопротивление.

— Я… я думала, что Мэг нет.

— Их четырнадцать. Четырнадцать, — намекнул голос.

Просто намекнул на свою злость.

— Но…

— Существует закон. И есть Наказание.

Голос произнес эти слова с большой буквы.

— Пощади…

У него не выпросишь пощады. Я видел, как это произошло.

Видел, как она схватилась за горло, когда его черная лапа задела ее запястье. Лиза Лорини скорчилась на земле, извиваясь, как белый слизняк, насаженный на палку, а затем затихла. Ее черные зрачки повернулись ко мне.

— Их должно быть тринадцать. Таков закон. Так что ты подпишешь и займешь ее место.

— Я?

С ним бесполезно вести расспросы. Кто-то держал миску.

Другая ведьма направила мою руку, открыла книгу, которую он дал ей. Я почувствовал, как цепляющаяся за меня мохнатая фигура Мэггита быстро скользнула по моей груди. Он был у меня на шее — покусывал. Струйка крови упала в чашу. В кровь погрузили заостренную палку. Палка оказалась у меня в руке.

— Подпиши, — сказал голос черного человека.

Когда слышишь это голос, его невозможно ослушаться.

Мои пальцы шевельнулись. Я расписался. А потом его рука, черная рука, протянулась и схватила мою. Я почувствовал волну, ослепительную волну красноты, черноты, глубины голоса, ветра.

Что-то лежало на земле, но это была не Лиза Лорини. Я взглянул на тело, потому что оно показалось мне знакомым. Там лежало мое собственное тело. Черный человек снова что-то говорил, но жужжащий гул его голоса пропал. Пропало хихиканье из круга.

— Я освобождаю тебя во имя…

Мэггит прошептал: «Лети».

Я ничего не слышал. Полет назад был инстинктивным — рефлексом, рожденным в чужом теле, в чужом мозгу. Я спал в этом доме, спал в темноте, спал в уверенности, что, когда я проснусь, сон закончится.

Я проснулся.

Посмотрел в зеркало.

И увидел Лизу Лорини, ведьму, своими собственными глазами — выглядывающим из ее тела. У моих ног верещал Мэггит. Это было неделю назад. С тех пор я научился слушать Мэггита.

Фамильяр рассказывает мне разные вещи. Он показал мне книги, и запас трав. Мэггит рассказал мне, как варить зелья и отвары, и что делать, чтобы мое тело не старело. Мэггит рассказал мне, как заваривать чай и смешивать пасту. Мэггит говорит, что сегодня вечером снова соберется шабаш на вершине холма. Остальное я, конечно, помню. Я знаю, что теперь, когда я подписал книгу и занял место Лизы Лорини, я не могу убежать. Если только я не использую ее метод. Приведу еще одного на шабаш, и пусть правила делового этикета сделают свое дело. Это единственное решение.


Сегодня, спустя неделю, меня уже должны искать. Штаб переписи, должно быть, послал еще одного человека по моему маршруту. Эту задачу может взять на себя Херб Джексон. Да, Херб Джексон может постучать в мою дверь сегодня вечером и войти, чтобы задать Лизе Лорини несколько вопросов о переписи. Когда он придет, я должна быть готова.

Думаю, я займусь делом и заварю чай.

КОШМАРНЫЙ НЯНЬ (Nursemaid to Nightmares, 1942) Перевод К. Луковкина


1. Странная работенка

Клерк из агентства по трудоустройству долго рассматривал меня.

— Почему вы все время возвращаетесь? — устало пробормотал он.

— Десятый раз повторяю, что у нас ничего для вас нет.

Я потерял терпение и огрызнулся:

— Что со мной не так? Я сделал все, как написано в книгах.

Взгляните на меня — мои туфли начищены, а брюки хоть и поношены, но аккуратно выглажены. У меня нет ни прыщей, ни перхоти, ни пятичасовой тени[11]. Я использую дезодорант. У меня чистые ногти.

На клерка это произвело некоторое впечатление. Я воспользовался тактическим преимуществом.

— У меня приятная улыбка, правда? У меня крепкое рукопожатие, не так ли? Смотрите! — В качестве коронного жеста я достал носовой платок и помахал им у него под носом. — Видите?

— Торжествующе воскликнул я. — Никаких соплей.

Клерк приподнялся, а затем пожал плечами.

— Я все это знаю, — признал он. — Когда речь идет о работе, вы подходите по всем требованиям, кроме одного.

— И что же это? — спросил я.

— Вы ничего не умеете.

Я не шевелился.

— Послушайте, мистер, — терпеливо сказал клерк. — В вашей анкете написано, что вы писатель. И у нас просто нет никаких заявок на писателей. Вы должны уметь делать что-нибудь полезное — например, чинить водопровод. Или работать сварщиком. У нас много заявок на сварщиков. Но нет, ничего такого вы не умеете. Все, что вы можете, это писать. — Легкая усмешка пробежала по его лицу. — Даже не умеете обращаться с токарным станком, — упрекнул он.

Я склонил голову. Это было правдой. Я не мог работать на токарном станке.

— Но я могу печатать, — в отчаянии предложил я. — Вам наверняка часто поступают заявки на стенографистов.

Он хмыкнул.

— Разве вы не выглядели бы сейчас мило, сидя на коленях у делового человека?

— Никогда об этом не думал.

Он поднялся из-за стола.

— Вот видите, как это бывает. Вы просто человек не того сорта.

Слишком хилый для работы на свежем воздухе или армии. У вас нет шансов на заводе. Мой вам совет: возвращайтесь домой и снова начинайте стучать по машинке.

Я повернулся к нему и поклонился.

— Очень хорошее предложение, — согласился я. — Но есть одна или две небольшие трудности. Начнем с того, что с сегодняшнего утра у меня больше нет дома. Пишущей машинки тоже нет. И оба предмета находятся во владении некой дамы.

Молодой человек сочувственно вздохнул.

— Конечно, вам тяжело. Должен же быть какой-то выход.

Интересно, что бы я сделал на вашем месте?

— Наверное, надо попытаться заново, — сказал я ему. — Я твердо стою на земле ногами.

— Должно быть что-то, — пробормотал он, почесывая голову. — Писатель, да? Уединенная работа. Эй, может быть, у меня кое-что есть!

Он посмотрел на меня через стол и понизил голос.

— А вы согласились бы поработать на какого-нибудь чудака? — спросил он.

— Что значит, чудака?

— Не чудака, конечно, нет. Этот парень — миллионер. Он просто немного эксцентричный.

— Вы хотите сказать, что будь он беден, то сошел бы с ума.

— Какая разница? Работа есть работа, и это хорошее место, если вы заполните заявку. Вы когда-нибудь слышали о Джулиусе Маргейте?

— Нет.

— Живет в пригороде. В особняке, не меньше! Я проверил. Он звонил на прошлой неделе — сейчас посмотрю, смогу ли я найти заявку. — Клерк засуетился, открывая картотеку. — Вот оно. Да, Джулиус Маргейт. Ему нужен мажордом. 200 долларов в месяц, плюс проживание и питание.

— 200 долларов в месяц за такую работу? Он, должно быть, чокнутый! — воскликнул я.

— Подождите. Вот, послушайте. Выбранный человек должен любить животных, уметь лазить по деревьям, быть хорошим наездником; должен иметь третью группу крови, коэффициент интеллекта 180 или выше.

Он посмотрел на меня.

— Ну что?

Я улыбнулся.

— Случайно выяснил, что у меня нормальная группа крови, — ответил я. — Однажды мне сделали переливание. У меня есть запись о тесте на интеллект, могу ее достать. Я уже десять лет не лазил по деревьям, но думаю, что справлюсь. Раньше я неплохо ездил верхом. Я не люблю животных, но за 200 долларов в месяц и содержание я готов спать хоть с носорогом.

— Может быть, у вас и получится, — прокомментировал клерк. — Я позвоню Маргейту и узнаю, что он скажет. Загляните сегодня днем около двух.

— Разве он не хочет, чтобы я отправился к нему на собеседование?

— Нет. Я же говорил, что он похож на чудака. Предпочитает только телефонные переговоры. Говорит, что когда он выберет человека, то пошлет проводника, чтобы тот отвез вас к нему.

На этом я успокоился. Ровно в два я вернулся в агентство.

Клерк ждал меня. Он сразу же провел меня в личный кабинет.

— Вы получили эту работу, — сообщил он мне. — И начинаете сегодня. Ваши вещи будут упакованы. Вы готовы?

— Вполне готов.

— Распишитесь здесь. Обычная комиссия.

Я расписался.

— А как насчет проводника? — спросил я.

— Он ждет вас в приемной.

Я сделал паузу.

— Я там никого не видел, — возразил я. — То есть никого, кроме слепого парня.

— Он и есть ваш проводник, — сказал мне агент. — Я предупреждал вас, что Маргейт — странный тип.

Когда мы вернулись в приемную, навстречу нам поднялся толстый слепец с полосатой тростью.

— Вот он, — сказал клерк и представил меня. — А это капитан Холлис.

— Рад познакомиться с вами. — В голосе капитана послышался веселый гул. Он схватил меня за руку и не отпускал. — Конечно, мы прекрасно поладим. Босс должен вас полюбить. У вас пальцы длинные как угри. Артистичный признак, не так ли?

— Я писатель, — признался я.

— Ну разве это не прекрасно, черт возьми! Босс любит писателей. Просто думает, что они чересчур умники. Он и сам неплохо соображает. Но давайте поднимем якорь. Снаружи ждет машина.

Мы вышли из здания. Капитан Холлис шел впереди, с тростью и всем прочим. Он двигался с удивительной для слепого человека быстротой. Он нашел лифт, и его трость с безошибочной точностью нажала на кнопку «вниз». Он прошел через внешний вестибюль, используя трость вместо иглы. Оказавшись на улице, он направился прямо к большому серому лимузину, который стоял, бросая вызов великолепия остальным машинам у обочины.

Дверь открыл шофер в униформе.

— Это Дэйв, — сказал мне капитан.

— Рад познакомиться, — сказал я, забираясь внутрь.

— Он глухой. — Капитан вытянул вперед лицо и зашевелил губами, повторяя мое имя и приветствие.

Дэйв улыбнулся.

— Рад, что ты с нами. Думаю, ты понравишься боссу. Ты носишь очки. Держу пари, ты много читаешь.

Когда мы откинулись на спинку сиденья, лимузин влился в поток машин. Я повернулся к капитану Холлису.

— Как насчет того, чтобы дать мне несколько советов о моем новом работодателе? — спросил я. — Он, кажется, очень интересный человек.

— Кто, босс? Слушайте, интересный — не то слово для этого парня. Некоторые люди могут подумать, что он немного чокнутый, но они просто не понимают его. Он самый добрый человек на свете, с большим сердцем. Да ведь он всех любит. Он любит людей, с которыми вы и я не стали бы мириться и в кошмарном сне.

Капитан слегка вздрогнул, что для такого крупного мужчины выглядело поразительно.

— Не то чтобы я имел что-то против гостей, вы же понимаете.

Они все по-своему хорошие, порядочные люди. Но какие!

Он снова вздрогнул.

— Вот почему я рад, что вы беретесь за эту работу. Я помогаю боссу по дому. Мне нелегко без зрения, и к тому же я никак не могу привыкнуть к его гостям. Даже если пару из них я добыл в первую очередь. Помню, как поймал Джори в Венгрии. Это было еще до войны. Черт возьми, вот это было путешествие! Но…

— Я не понимаю. Как насчет гостей Мистера Маргейта? Кто они такие?

Капитан проигнорировал мои вопросы и внезапно наклонился вперед, чтобы обратиться к Дейву.

— Подожди минутку! Я чуть не забыл кое-что. Джори хочет порошок от блох. Лучше остановиться в зоомагазине по дороге!

Дэйв прочитал по губам и кивнул. Через мгновение машина свернула к аэропорту.

— Купите средство, — распорядился капитан. — Вот деньги.

Большая банка порошка от блох.

Я выполнил указание. Это было мое первое задание на службе у Джулиуса Маргейта, и я был слегка удивлен. После всего этого нагромождения я ожидал чего-то лучшего, чем покупка банки блошиного порошка для пуделя гостя. Когда я вернулся к машине, капитан уже отдавал Дэйву очередной приказ.

— Черт возьми, чуть не забыл! — прорычал он. — Мы должны заехать к дантисту за мистером Симпкинсом.

Машина послушно двинулась вперед. Капитан повернулся ко мне.

— Вам понравится старина Симпкинс, — предсказал он. — Он лучший в нашей банде. По-моему, с ним легче всего ладить.

Конечно, Симпкинс — не настоящее его имя. Он говорит с акцентом, но боссу плевать на прошлое парня, если он работает как надо.

Капитан усмехнулся.

— Однако бедняга Симпкинс переступил через себя. Вот почему босс заставил его пойти сегодня к дантисту. Это ставит крест на любой возможности несчастного случая.

Его пальцы коснулись моего запястья.

— Сколько времени показывают ваши часы?

— Почти пять.

— Уже стемнело? — его незрячие глаза моргнули.

— Да.

— Хорошо. Скоро выйдет Симпкинс. Когда я принес его, он спал.

Я тащил его наверх сам. Он уже должен был проснуться. И будет ли он в бешенстве, когда узнает, что сделал дантист?

Капитан усмехнулся. Машина снова тронулась с места. Дэйв отвернулся от руля.

— Вон он, ждет у обочины, — указал водитель.

— Он выглядит сумасшедшим?

— Он просто в бешенстве.

Мы подъехали. Я увидел высокого, худого мужчину средних лет с редеющими волосами. Он действительно выглядел безумным — во всяком случае, такими были его глаза. Остальная часть лица была скрыта за сложенными ладонями.

— Здравствуй, мистер Симпкинс, — прогремел капитан. — Залезай.

Познакомься с новым управляющим.

Он представил меня. Высокий мистер Симпкинс с ворчанием залез в машину. Его черное пальто покрыло сиденье рядом со мной, когда он протянул костлявую руку. Я ухватился за нее, но ненадолго — меня обдал ледяной холод.

— Весьма польщен, — сказал мистер Симпкинс срывающимся голосом. — Вы меня извините. Я очень расстроен.

Его рука снова потянулась к подбородку, когда он повернулся к капитану.

— То, что ты сделал со мной — очень плохо, — сказал он с укором. — Отвез меня к дантисту, пока я сплю.

— Это приказ босса.

— А! Я так и думал. Джулиус Маргейт жестокий человек. Ты знаешь, что он заставил дантиста сделать со мной?

— Что?

— Он вырвал мне все зубы! Когда я проснулся несколько минут назад, лежа в кресле, я не почувствовал зубов. Ни одного!

Капитан Холлис расхохотался.

— Черт возьми, это же здорово! Прошу прощения, мистер Симпкинс, но это же прекрасно! — Капитан повернулся ко мне. — А вы так не думаете?

— Не понимаю, — ответил я. — Что смешного в том, чтобы вырвать человеку все зубы, когда он спит?

Симпкинс угрюмо ответил:

— Это совсем не смешно. Потеря зубов — это самое страшное, что может со мной случиться. Потому что, — продолжал Мистер Симпкинс мрачным голосом, — я оказался вампиром.

2. Идеальный хозяин

Капитан Холлис был очень сильным человеком. Я обнаружил это, когда попытался выпрыгнуть из машины. Мистер Симпкинс был расстроен не меньше меня.

— Не бойтесь, — прошептал он. — Я не причиню вам вреда. В любом случае, у меня нет зубов. Я не смог бы укусить вас, даже если бы захотел.

Его костлявая рука сжала мое плечо. Я поморщился.

— Честное слово, — взмолился он. — Я никогда никого не кусал, даже когда у меня были зубы. Мистер Маргейт всегда прекрасно заботился обо мне. Он покупает мне консервированную кровь, которую используют при переливании и печень. Все, что я захочу.

Я никогда не голодал.

— Самый добросердечный парень на свете, — повторил капитан Холлис. — Кроме того, вам не о чем беспокоиться. У вас третья группа, а у мистера Симпкинса аллергия на такую кровь. Не так ли, мистер Симпкинс?

— Конечно. Здесь нечего бояться, — успокоил вампир.

Он что-то невнятно бормотал сквозь ноющие челюсти.

— Если вы один из гостей мистера Маргейта, то мне предстоит довольно тяжелая работа, — ответил я.

— Нисколько. Возьмите, к примеру, меня. Я никому не мешаю.

Конечно, я не имею зеркал в своей комнате, и не могу пересечь проточную воду. Можно подумать, что у меня проблемы с купанием, но я использую жидкое мыло и масло.

— Я не хочу знать секреты красоты вампира, — резко ответила я.

Мистер Симпкинс помрачнел.

— Я вам не нравлюсь, — упрекнул он. — Я никому не нравлюсь.

— Ну-ну, — утешил его капитан Холлис. — Конечно, ты ему нравишься. Ты нам всем нравишься. Разве босс не заботится о тебе? Разве он не привез тебя из Трансильвании и не поселил в своем шикарном особняке? Разве он не дает тебе все, что ты хочешь?

— Все меня ненавидят, — пробормотал вампир. — Я выйду и позволю червям съесть меня.

— Не говори так, черт возьми! Ты ведешь себя очень неблагодарно по отношению к боссу. Когда мы нашли тебя там, в Европе, ты умирал с голоду. Побирался, пробираясь ночью в курятники и убивая цыплят. Черт, Симпинкс, да ты был как скелет — страдал анемией! И все время боялся, что кто-нибудь узнает, где ты прячешься, чтобы днем поспать.

А теперь посмотри на себя! В подвале тебе устроили шикарный будуар. Никто тебя не беспокоит. Все, что тебе нужно делать, это выходить по ночам и говорить с боссом. Он собирается написать о тебе в своей книге. Ты станешь знаменитым!

Мистер Симпкинс слабо улыбнулся.

— Может быть, я немного тороплюсь, — признал он. — И уверяю вас, я не доставлю вам никаких хлопот. — Он повернулся ко мне. — Я — ноктамбула. Я сплю от восхода до заката. Мои желания просты. Я не буду вас беспокоить.

Очевидно, это должно было меня утешить. Но этого не произошло.

— Послушайте, — начал я, обращаясь к капитану. — С таким же успехом вы могли бы рассказать мне обо всем сейчас. А как насчет других гостей? Мистер Маргейт взял с собой на абордаж пару зомби? У него есть упыри, которых нужно кормить?

— Босс? Конечно, нет — он не будет иметь ничего общего с такими существами. Он самый добрый парень в мире. Но подождите минутку. Вы можете получить эксклюзивную информацию прямо от него.

Я и не заметил, как машина свернула на подъездную дорожку.

Мы ехали по аллее, обсаженной деревьями, намекающими на обширную территорию за ней. Лимузин остановился перед ступенями большого, неровного каменного строения. Ярко освещенный интерьер оправдывал описание капитана. Это был особняк, и очень большой. Мы выбрались наружу — Симпкинс, капитан и я. Шофер Дейв отъехал на задний двор. Симпкинс позвонил в дверь. Дверь чудесным образом открылась, хотя дворецкого за ней не было. Вместо этого на террасу выскочил пухлый человечек в роскошном фиолетовом пиджаке. Его копна седых волос встала дыбом от возбуждения, которое сочеталось с блеском в бегающих черных глазах.

— Вот вы где! Как твоя челюсть, Симпкинс? Ха, ха — объяснишь все позже. Капитан? Все в порядке с кораблем? Хочу увидеть тебя сегодня вечером. А вы, должно быть, новый управляющий.

Его рука накрыла мою в дружеском, сильном пожатии.

— Меня зовут Маргейт. Джулиус Маргейт. Извините, у нас нет дворецкого. Никак не могу оставить ни одного. Постоянные проблемы с прислугой.Надеюсь, у вас немного более широкий кругозор на некоторые вещи.

Он провел нас внутрь, суетясь и разговаривая совершенно запыхавшимся голосом.

— Я получил очень хорошую рекомендацию о вас из агентства, молодой человек. Отлично. Кажется, это как раз то, что мне нужно. Так много забот, знаете ли. Но пойдем, я покажу вам ваши комнаты позже. А сейчас нас ждет ужин.

Я последовал за коротышкой и капитаном через длинный зал.

Мы вошли в просторную столовую. Стол был накрыт на троих.

— Ты ведь ешь наверху, не так ли? — крикнул Маргейт Симпкинсу.

Вампир кивнул.

— Я зайду к тебе позже, — сказал хозяин. — Хочу сделать некоторые заметки.

Он повернулся ко мне.

— Слышал, вы писатель. Отлично! Вас заинтересует книга, которую я пишу. И, без сомнения, окажется полезной.

Мы сели, следуя примеру Маргейта.

— Джори готовит, — сказал Маргейт. — Велел ему пойти и забрать у Трины ее рыбу. Гериманкс поел раньше. Я сам вынес его вещи.

Нам придется научить нашего нового управляющего, как кормить наших гостей. Капитан?

Маргейт повернул седую голову.

— Джори! — позвал он. — О, Джори, мы уже готовы!

Джори принес блюдо из кухни. Меня совершенно естественно представили ему. Я правильно предположил, что Джори был гостем, а не поваром. Что касается меня, то Джори не будет ни гостем, ни поваром ни в одном из моих домов.

Этот парень оказался крупным мужчиной. Даже слишком. У него были слишком длинные руки и слишком короткие ноги. У него не было шеи. У него были длинные волосы, в изобилии разросшиеся на лбу и ощетинившиеся на щеках и подбородке.

Волосы торчали из его запястий. Если бы он был моим гостем, я бы настоял на том, чтобы он использовал депилятор. И тоже отправил бы его к дантисту. Мне не понравился вид его зубов, когда он улыбнулся мне.

— Ты новый управляющий, да? — проворчал он.

— Совершенно верно, мистер Джори.

— Окей. Где мой порошок от блох?

Я совсем забыл об этой мелочи. Я достал из кармана банку и протянул ему.

— Спасибо, — буркнул он.

Его огромные пальцы сорвали крышку. Подняв банку, он обильно посыпал голову порошком. Потом с беспечной ухмылкой расстегнул рубашку и высыпал на грудь порошок от блох.

— Джори, пожалуйста! — взмолился Маргейт.

— А?

— Луна взойдет через полчаса. Тогда я тебя припудрю, как перекинешься.

Маргейт повернулся ко мне.

— Джори — оборотень, — объяснил он.

Я попытался встать. Капитан толкнул меня тростью.

— Он перекидывается каждую ночь, когда луна полна более чем наполовину, — продолжал Маргейт. — Но беспокоиться не о чем. Я держу его ликантропию под контролем. Он не впадает в ярость, пока не увидит Луну, и я забочусь об этом. Заставляю его носить темные очки.

Джори, шаркая, вышел из комнаты. Остальные принялись за еду. Мне почему-то не очень хотелось есть.

— Не обращайте внимания на Джори, — сказал Маргейт, заметив мои колебания. — Он грубиян, неграмотный крестьянский тип.

Венгерское захолустье, знаете ли. У него нет воспитания мистера Симпкинса. Но он старается делать как лучше. И верный, как собака.

Его единственная проблема — эта собачья черта. Знаете, — признался Маргейт, — я бы не хотел, чтобы это распространилось по всему миру, но зимой у Джори появляется очень плохая привычка. Он линяет! Ужасно. Обычно я заставляю его оставаться в своей комнате. Он, конечно, предпочитает спать в конуре на заднем дворе, но я забочусь, чтобы наверху его ждал гамбургер.

Блохи его тоже немного беспокоят. Но уже не так сильно. Когда капитан захватил его в плен, признаться, он выглядел действительно паршиво.

Маргейт передал мне салат.

— Вы когда-нибудь купали собаку? — спросил он. — Вы можете время от времени купать Джори.

Купание оборотня почему-то не привлекало меня. Но отпираться было уже поздно.

— Сегодня вечером я хотел бы познакомить вас с другими нашими гостями, — сказал Маргейт. — Но сомневаюсь, что у меня будет время. Мне нужно поговорить с капитаном. Факт есть факт.

Капитан, я запланировал для вас еще одно путешествие.

— Сейчас? — прогремел капитан Холлис.

— Да, для тебя и Дэйва.

— Куда мы отправляемся?

— Неважно. — Маргейт многозначительно взглянул на меня. — Я расскажу тебе позже. Но это как раз то, для чего ты мне особенно нужен. Никто другой не сможет этого сделать. И у Дэйва тоже есть своя роль.

— Мне это не нравится, — ответил капитан. — Рискованное занятие. Блокады, подводные лодки и все такое. Куда же?

— Опять Греция.

— Оккупированная немцами.

— Ты справишься, если будешь выполнять приказы. Ты ведь воспользуешься моей яхтой. Опасность обстрела незначительна. И обычный экипаж. Они все уладят. Все, что тебе нужно сделать, это следовать карте и действовать, когда придет время.

— Что-то нужно захватить?

— Очень тяжелое. Никто, кроме тебя, не смог бы этого сделать. Там есть бонус, конечно. Сделай, это стоит твоего времени.

Капитан что-то буркнул. Маргейт улыбнулся мне.

— Ну, молодой человек, думаю, вы делаете собственные выводы.

— Более или менее, — признался я.

— Что вы думаете о моем маленьком доме из того, что вы видели?

— Это очень… необычно, — рискнул я.

— Необычно? Дипломатическое слово. Очень. Тактично, не так ли? Почему бы вам прямо не сказать, что вы считаете меня сумасшедшим?

— Потому что я подозреваю, что это я сошел с ума.

— Ха. Хорошо! Очень хорошо! — Маргейт откинулся назад и предложил мне сигару. Я взял ее, пока мы пили кофе.

— Только не вздумайте бояться, — сказал он мне. — Все очень просто. Я коллекционер, вот и все. Просто коллекционер. Это мое хобби. Многие богатые люди коллекционируют книги.

Некоторые собирают картины или антикварную мебель. Я же держу у себя мифологические сущности.

— Оно и видно.

— Меня можно также назвать охотником. Но меня не интересует обычная большая игра. Кроме того, даже если я захватил большую часть моих гостей, они — мои гости и рассматриваются как таковые. Я льщу себя надеждой, что улучшил их участь. В наши времена нелегко быть вампиром или оборотнем.

В этом я с ним согласился.

— Возможно, вам интересно, что побудило меня заняться этим маленьким хобби?

— Так и есть.

Маргейт хихикнул.

— О, это довольно глупо, полагаю. По крайней мере, для людей, которые считают себя практичными и твердолобыми. В детстве я много читал. Мифология, легенды, сказания. Я унаследовал деньги. Не было никакой необходимости работать. Я утверждаю, что унаследовал также некоторую долю интеллекта. Достаточно ума, чтобы не подражать обычной карьере богача-бездельника.

Вы же все знаете — блондинки, поло, блондинки, гольф, блондинки, лошади, блондинки, теннис. — Он снова захихикал. — Но мне нравятся блондинки, — добавил он.

Можно сказать, что я восстал против некоторых так называемых рациональных концепций реальности. Я начал изучать мифические культуры и убедился, что в природе существуют определенные отклонения от принятой нормы. Что легенды о сверхъестественных явлениях и сущностях могут быть основаны на истине. Что нельзя, например, сидеть сложа руки и говорить «оборотней не существует», если вы никогда их не искали. Кроме того, психопатология только недавно признала если не физиологическую возможность, то хотя бы психотическое существование оборотней.

Я немного попутешествовал вокруг земного шара на яхте. Вот, повстречал капитана Холлиса. Этот капитан хороший человек.

Потерял зрение у меня на службе. Менада похитила их у Дарданелл.

— Она была потаскушкой! — прогремел капитан.

— Вместе мы нашли несколько вещей. Вещей, которые твердолобые ученые мальчики никогда не удосуживались искать.

Они всегда готовы отправиться в погоню за пустотой и обратно, чтобы захватить новый экземпляр гориллы или что-то в этом роде, но никто не слышал о том, чтобы они организовали экспедицию, чтобы выследить морского змея. Тупицы!

Во всяком случае, с некоторыми из моих… открытий вы познакомитесь позже. В данный момент я занимаюсь небольшим писательским проектом. Своего рода сочетание клинических историй болезни и пересмотра мифологии. Вот почему мои гости здесь. Я записываю их жизненные истории.

Маргейт дружелюбно улыбнулся.

— Думаю, вам здесь понравится, когда привыкнете, — сказал он. — У вас, конечно, есть несколько задач, которые необходимо выполнять. Но если вы немного потешите моих гостей, у вас не будет никаких проблем. Все они добросердечны, хотя и малость необычны.

Его монолог прервал грохот.

— На кухне! — пробормотал капитан.

И действительно, из дверей кухни доносился шум падающей посуды и серебра. Маргейт вскочил на ноги. Я последовал за ним.

— Черт бы побрал этого Джори! Сколько раз я говорил ему не перекидываться в доме? Он всегда так делает, и всегда разбивает посуду!

Мы заглянули в кухню. Барахтаясь среди груды разбитых тарелок, раскаивающимися глазами на нас смотрел большой волк. У него была коричневая шерсть, как у Джори, только длиннее. Волк слегка задыхался, и его красный язык вывалился наружу. Пока мы смотрели, он поднялся на лапы и слегка взвизгнул от смущения.

— О, Джори, ты такой беспечный! — вздохнул Маргейт и покачал головой. Волк уткнулся носом ему в ногу.

— Ладно. Но постарайся запомнить!

Я уставилась в красные глаза Джори. Теперь я мог проследить, не без некоторого жуткого очарования, человеческие очертания, присущие телу волка. Костная структура ребер. Своеобразная адаптация локтя к суставу. Пальцевидный рисунок лап. И человеческий тип люпиновой морды. Оборотень повернулся и принялся терпеливо скрести в дверь. Маргейт уставился на меня.

— О боже! — прошептал он. — О боже!

— В чем дело?

Он подошел к стене и снял поводок и намордник.

Наклонившись, он поправил их на теле и горле волка.

— Простите, — сказал он мне. — Но, боюсь, вам придется вывести Джори на улицу. Его надо выгулять.

Он вложил конец поводка в мои безжизненные пальцы и толкнул меня вперед, в ночь. Волк потянул меня в темноту.

— Только один раз вокруг квартала, — предупредил Маргейт.

И я сделал это. Моей первой обязанностью в доме моего нового работодателя было выгуливать его любимого оборотня по всему кварталу.

3. Спящая красавица

Несмотря ни на что, в тот вечер я крепко спал. Я мог бы приберечь свои кошмары до тех пор, пока не проснусь. Маргейт встретил меня за завтраком. Он был в приподнятом настроении — как обычно.

— Капитан отбыл, — объявил он. — Вчера вечером получил карты и инструкции. По моим прикидкам, его не будет около шести недель.

Он усмехнулся про себя.

— Если он преуспеет на этот раз, моя коллекция пополнится.

— Чем-то необычным?

— Необычным — это не то слово! Это действительно парализует вас! Надеюсь, у него все получится.

— Разве это не рискованное дело для слепого человека?

— Рискованнее для человека с его глазами. — Продолжал приговаривать Маргейт. — Но заканчивайте свой завтрак. Я собираюсь показать вам окрестности.

Едва я допил свой кофе, как Маргейт вскочил из-за стола, распираемый нетерпением.

— Давайте, живее!

Он повел меня во двор. Мы шли по тенистой гравийной дорожке, ведущей к задней части дома. Маргейт остановился на полпути.

— Следы Джори, — пробормотал он. — Я не слышал, как он пришел вчера вечером. Ну ладно, он проспит до полудня или позже. И Симпкинса не будет с нами до заката.

Мы продолжили путь, двигаясь между подстриженными клумбами.

— Тепло, не правда ли? — прокомментировал Маргейт, остановившись в тени дерева.

— Даже жарко. — Я уперся рукой в ствол.

— Убери от меня свои руки! — скомандовал голос.

Я огляделся вокруг. Смотреть было не на что.

— Ты меня слышал! — Голос был высокий, женский, но странно приглушенный. Я снова стал оглядываться. Как только я это сделал, ветка опустилась и ударила меня по лицу.

— Зелень!

Маргейт рассмеялся.

— Это Миртл, — объяснил он. — Она — гамадриада.

Я повернулся и осмотрел дерево. Мне оно показалось совершенно обычным.

— Древесная нимфа, — продолжил Маргейт. — Не обращайте на нее внимания. Ругается она хуже, чем кусает.

— Это не смешно, — раздался голос дерева. — Кто этот новый парень, Маргейт?

— Это наш новый управляющий.

— Хм. Не очень вежливый, надо сказать.

Я подумал, что лучше всего повернуться и поклониться веткам.

— Извините, если я тебя обидел. На самом деле, я просто восхищался вашими ветками. Какой у вас чудесный ствол.

Должен сказать, это был правильный подход. Взрыв девичьего смеха был мне наградой.

— Льстец!

— Вовсе нет, я говорю правду.

— Маргейт, — тихо сказала Миртл. — Мне неприятно это говорить, но не забудь сказать Джори, чтобы он держался от меня подальше.

— Конечно, Миртл. Он просто легкомысленный, вот и все. Как у тебя в целом дела?

— Довольно хорошо.

— Твой новый друг может залезть на дерево. Я могу попросить его подрезать тебя, если ты захочешь, в любое время.

Я вспомнил, что лазание по деревьям было одним из моих обязательных занятий, перечисленных работодателем. Третья группа крови, любит животных, лазает по деревьям — да, все совпадало.

— Я был бы рад в любое время заняться вашими ветками, — предложил я.

Миртл рассмеялась.

— Ты так выражаешься! — Ее ветви застенчиво дрожали.

Маргейт двинулся дальше по тропинке. Я последовал за ним.

Миртл застенчиво попрощалась.

— Прелестная девушка, — заметил мой хозяин. — Я часто думаю, как она выглядела. Капитан подобрал ее в Карпатах. Пришлось отбиваться от банды крестьян, когда он пересаживал ее.

Он задумчиво вздохнул. Мы прошли через сад по усыпанной гравием дорожке, которая вела к двери большого низкого строения, напоминавшего конюшню или сарай.

— Хочу познакомить тебя с Гериманксом, — объяснил Маргейт, когда мы вошли.

Мне пришлось пригнуться, чтобы пройти в дверь. Гериманкс стоял в большом стойле. Вернее, часть Гериманкса, который оказался лошадью, и поскольку он повернулся ко мне спиной, едва ли это можно было назвать настоящим знакомством.

— Вот он, — сказал Маргейт. — Симпатичный парень, не правда ли?

— Он указал большим пальцем на заднюю часть Гериманкса. — Никогда раньше не видели ничего подобного?

На этот вопрос у меня был ответ. Вдруг в дальнем конце стойла какой-то человек поднял голову и пристально посмотрел на нас.

Он был чужаком, и довольно сомнительной репутации.

Взъерошенный и небритый, он обнажил в хитрой усмешке выступающие желтые зубы. Я был весьма разочарован, обнаружив, что Маргейт нанял такого неотесанного парня. Я так ему и сказал, вполголоса.

— Не очень-то он похож на конюха, — заметил я.

— Это не конюх, это и есть Гериманкс.

— Но мне казалось, вы говорили мне, что эта… эта штука — Гериманкс, — запротестовал я, слабо указывая на выпирающий коричневый зад лошади.

— Так оно и есть. Но человеческая голова тоже принадлежит ему. Неужели ты не понимаешь, мой мальчик? Гериманкс — кентавр.

Я должен был это предвидеть. Но я едва не потерял самообладание, когда повернулись тело лошади и человеческая голова, и Гериманкс рысцой вышел из своего стойла, чтобы официально поприветствовать нас. Я не разбираюсь в лошадях и уж точно ничего не понимаю в кентаврах, но должен признать, что Гериманкс производил впечатление. Его лошадиное тело красиво блестело в свете от фонаря. Его мускулистый человеческий торс, поднимающийся от талии, был великолепен.

Я всегда представлял себе кентавров несколько косматыми.

Гериманкс не был таким, он рысцой двинулся вперед и, когда мы представились, пожал нам руки. Для этого ему пришлось согнуть руки в локтях, поскольку он был значительно выше меня.

— Очень приятно, — прогремел он. — Мистер Маргейт говорит, что вы настоящий наездник. Скоро покатаемся вместе.

Маргейт просиял от гордости.

— Гериманкс — настоящий иноходец, — сказал он мне.

— Рад снова выбраться, — продолжал кентавр. — Никого, кроме Дэйва, не было рядом, чтобы тренировать меня, и он ничего не может делать, кроме как держаться верхом. Я подумал, что хотел бы тренироваться по утрам и, возможно, поучаствовать этой осенью в беге с препятствиями.

— Он очень амбициозен, — добавил Маргейт. — Хочет участвовать в гонках. — Он повернулся к кентавру. — Как обстоят дела с овсом?

— Довольно неплохо. Можешь сказать этому джентльмену, что он должен для меня сделать. Я бы хотел, чтобы на этой неделе мне сделали прическу карэ, если он не против.

— Твоя грива нуждается в стрижке, — критически заметил Маргейт.

— Наверное, так и есть. — Кентавр застенчиво улыбнулся. — Знаешь, Маргейт, я подумываю о том, чтобы мне подстригли хвост.

— Не стоит делать поспешных поступков, — взмолился хозяин.

— Но это стильно. Вчера вечером я просматривал ежегодник селекционера.

— Мы обсудим это позже, — коротко ответил мистер Маргейт. — Пора двигаться дальше. Я уверен, что вы двое станете большими друзьями.

Он повернулся ко мне.

— В ближайшее время я подробно проинструктирую тебя о Гериманксе. Ты позаботишься о нем, а также о Миртл и остальных.

Мы вышли из конюшни, когда Гериманкс рысцой вернулся в свое стойло.

— Время обеда. Слушай, я хочу, чтобы ты позвонил в городскую бакалейную лавку, и кое-что заказал для меня.

Мы направились обратно к дому.

— Ты же понимаешь, я не могу допустить сюда торговцев. Ты встретишь их у ворот, конечно. Но давай посмотрим, что нам нужно. Нам понадобится жаркое для себя — и немного гамбургеров — около двух фунтов, также бутылка Лекстрона — это экстракт витамина «В» для мистера Симпкинса, а также бутылка лекарства от чесотки Гловера для Джори, еще пять фунтов стейка из палтуса — а затем позвони в магазин кормов и попроси прислать тюк сена, и еще бутылку соуса табаско.

Я воспользовался телефоном в холле.

— Боюсь, в эти дни тебе придется несладко, — извинился мистер Маргейт. — Капитан и Дэйв в отъезде. Почему бы тебе не подняться наверх и не принять душ перед обедом? Это может немного освежить тебя в течение дня. Я хочу вместе с тобой просмотреть заметки для моей книги, если не возражаешь. А теперь беги — я приготовлю нам перекусить, если Джори не будет рядом.

Я поднялся по лестнице в свою комнату, которая оказалась довольно хорошей спальней с ванной. Я заметил, что мои вещи доставили еще утром. Джори, должно быть, поднял их. В моей комнате было тихо. Тихо и нормально. Это то, что мне было нужно больше всего. Чуток нормальности, после всего этого безумия.

Я вошел в ванную, потянул занавески и включил воду. Потом я медленно разделся. У меня была осталась одна из турецких сигар Маргейта. Я отодвинул занавеску, залезла в ванну.

— Эй! — позвал голос.

Я посмотрел вниз. В ванной была девушка. Она была очень красивой девушкой, я сразу это заметил. У нее было длинное овальное лицо, высокие скулы, темно-синие глаза и длинные вьющиеся волосы. Я также заметил, что она будет хорошо смотреться в свитере, хотя в данный момент на ней не было ничего такого, что я мог бы заметить. И я заметил.

— Эй, — повторила она, глядя на меня снизу вверх.

Я замер, потому что при вторичном осмотре выявил некоторые детали тревожного характера. Она была хорошенькой девушкой с длинными волосами, но волосы у нее были ярко-зеленого, очень необычного цвета.

— Что ты пытаешься сделать? — настаивала девушка.

— Я как раз собирался принять ванну, — ответил я не слишком бодро.

— Тогда не стой на одной ноге, как аист, — ответила она. — Залезай, вода как раз подходящая.

Я не двинулся с места, но был ошеломлен.

— Кто ты такой? — спросила девушка в ванне. — Боже мой, ты такой тощий.

Что бы вы сказали, если бы залезли в свою ванную и незнакомая девушка в вашей ванне сделала пренебрежительные замечания о вашем телосложении?

Я все еще размышлял над этой проблемой, когда в дверях послышалось тихое покашливание. Это был Маргейт. Он словно не заметил меня и направился к ванне, глядя на мыльную воду.

— Так вот ты где, Трина, — заключил он. — Опять за свое, а? Как ты вообще сюда попала?

— Меня принес Джори, — вызывающе ответила девушка. — Я не думала, что кто-нибудь заметит. Кроме того, я просто хотела воспользоваться солью для ванны.

— Ну, теперь тебе придется убраться отсюда. Это наш управляющий. Наверное, он хочет принять ванну. Это то, чего ты хочешь, не так ли? — добавил Маргейт, повернувшись ко мне за подтверждением.

— Да.

— О, очень хорошо. Будет по-свински, если ты думаешь только о себе. — Трина надулась. — Подними меня.

Я колебался.

— Подойди.

Я наклонился и приподнялся. Она была скользкой. Но не по этой причине я чуть не уронил ее. Я уставился на ее талию. Трина оказалась русалкой.

— Как тебе не стыдно, — проворчал Маргейт. — Мне казалось, я говорил тебе не покидать свою бочку.

Он вздохнул.

— Интересно, что подумает о нас наш новый управляющий? Джори перекидывается на кухне, а ты прокрадываешься в его ванну.

— Я просто хотела соли для ванн, — причитала русалка. — И возможность воспользоваться этим прекрасным зеркалом, чтобы причесаться. — Ее веки застенчиво затрепетали, словно подрагивающие водоросли.

— Может, ты поможешь мне причесаться? — предложила она.

— Не сейчас! — Маргейт протянул руки. — Отдай ее мне. А теперь можешь спокойно искупаться.

Он вынес Трину из комнаты. Я медитативно принял ванну.

За обеденным столом Маргит доверительно сообщил мне:

— Это все ее французская кровь, — заявил он. — Трина — бретонка, ты же знаешь. Ее обнаружили у берегов Бретани, два года назад. Как раз перед войной. Но она очень беспокойная. Наверное, хочет улизнуть на пляж для купания. Без ума от соли для ванн и духов. Наверное, ей одиноко. Раньше ее окружало много океанидов и нереид. Не говоря уже о моряках.

— Она мне нравится, — рискнул признаться я. — Я не виню ее за то, что она заскучала в бочке. Это должно быть похоже на жизнь золотой рыбки. Здесь нет пруда или чего-нибудь еще?

— Слушай, а это идея! Ты мог бы выкопать его! Там, в саду. Ты знаешь, как обращаться с цементом?

— Думаю, я мог бы попробовать.

— Джори поможет, — пообещал Маргейт.

— Отлично.

Мы закончили наш обед в хорошем настроении. Покурив, мы отправились в кабинет Маргейта. Это была скорее библиотека, чем кабинет, и скорее музей, чем библиотека. Вдоль стен выстроились книжные полки. Я с жадным любопытством просмотрел названия на корешках.

— У вас тут целая коллекция, — заметил я. — Много книг по колдовству.

Маргейт серьезно посмотрел на меня.

— Только для чтения, — подчеркнул он. — Никогда не связывайся с колдовством. Это слишком опасно.

Я заметил стеклянную банку на боковом столике. На подушке внутри нее лежала длинная тонкая кость. Маргейт заметил мой интерес.

— Предполагалось, что это рог единорога, — объяснил он. — Но я склонен верить, что это подделка. Единорогов не существует.

Я вернулся к большому письменному столу. Чтобы не касаться пальцами мумифицированной головы, я опустил руку на большую темно-коричневую бутылку.

— Осторожнее там! — ахнул Маргейт. — Не тряси эту бутылку!

Внутри нее сидит джинн.

Я отступил назад.

— Купил ее у моряка в Адене за приличную цену. Не знаю, зачем она мне понадобилась — боюсь ее открывать.

Я уставился в коричневое, мутное стекло, но ничего не увидел.

Но когда я поднял бутылку, она издала шуршащий звук — самый неприятный звук, исходящий от стекла или жидкости.

— Давай посмотрим, — начал Маргейт. Он наклонился над ящиками стола и начал вытаскивать оттуда пачки рукописей.

— Вот история болезни Мистера Симпкинса, — пробормотал он. И записки, которые мне дал Джори. Пещерный материал от Гериманкса. А что это такое? О, отчет Демонолатрического общества 1936 года. Устаревший.

Он поднял руки, в отчаянии шевеля бровями.

— Вот видишь, все шиворот-навыворот. Никогда ничего не делай таким образом. Нужна какая-то система. Немного порядка.

Тогда я смогу начать снова.

Но почему-то в тот день мы не добрались ни до одной картотеки. Мы сели и ввязались в небольшую дискуссию, в ходе которой мой работодатель добавил несколько обрывков информации к моим догадкам о его жизненном пути. Я узнал, что он вел этот свой несколько необычный образ жизни около пяти лет. Мистер Симпкинс был его самым старым гостем, потом Гериманкс, Миртл и Джори. Трина действительно была последним приобретением.

По словам Маргейта, они неплохо ладили друг с другом.

Конечно, он потакал им, чтобы они были счастливы, а взамен они достаточно развлекали его, чтобы вознаградить за отсутствие нормальной общественной жизни.

— Никогда не выхожу, — сказал мне Маргейт. — В данных обстоятельствах я не могу себе этого позволить. И никогда не приглашаю гостей. Но работа над книгой продвигается, и оно того стоит. Когда я закончу, то займу свое место рядом с Фрейзером и Эллисом. То, что делали Дарвин и Хаксли в своих областях, я буду делать в своей.

Джулиус Маргейт казался простой душой. Я почувствовал растущую привязанность к этому человеку.

— Только одно меня печалит, — признался он. — Люди всегда пытаются подсунуть мне подделки. Эти твари повсюду, ты же знаешь. У меня были дилеры из циркового шоу, которые пытались продать мне уродов. А некоторые недобросовестные торговцы пытаются торговать своими подделками — чудовищами, которых никогда не существовало. Недостающие звенья эволюции и василиски. У одного ирландского мошенника хватило наглости заявить, что он может заполучить лепрекона.

Любой здравомыслящий человек знает, что таких вещей не бывает. Верно я говорю?

Он не стал дожидаться ответа и, нахмурившись, поднялся на ноги.

— Боже мой! Скоро ужин. Отправляйся к воротам за продуктами.

Я выведу Джори на улицу. Скорее всего, он в конуре. На обратном пути, — крикнул Маргейт, — думаю, тебе лучше спуститься в подвал и починить печь. Сегодня будет прохладно.

Я ушел по своим делам. Вернувшись с продуктами, я направился к лестнице в подвал и спустился вниз. Там было темно. Я чиркнул тремя спичками, прежде чем нашел в темноте топку. Я нашел уголь, наполнил печь. Это заняло некоторое время. Маленькие красные тени заплясали на стенах позади меня, когда я зажег огонь. Я начал насвистывать.

И тут я услышал звук. Скрип, стонущий звук из угла. И шорох.

Медленный, ползущий шорох. Скользящий звук. Я зажег спичку и поднял ее не слишком уверенными пальцами. Огонь пронесся по холмику вспенившейся земли. Холмик, в котором стояла длинная белая коробка. Она открылась в темноте, и бесшумно, быстро поднялись две длинные руки. Что-то приподнялось — нечто с длинным белым лицом. Внезапно вздрогнув, я узнал мистера Симпкинса.

— Ты! — выдохнул я.

— Привет. — Симпкинс поднялся, и с его черного плаща посыпалась земля. Он потянулся и зевнул. — Сколько сейчас времени? Опять забыл поставить будильник.

Я уставился на гроб, из которого он вылез. Вампир стоял рядом со мной.

— Довольно плохо, не так ли? — прокомментировал он.

Я вздрогнул в полном согласии.

— Знаешь, что я собираюсь сделать, друг мой? — спросил он.

— Н-нет.

— Я заставлю нашего хозяина купить мне новый гроб. Это самое меньшее, что он может сделать, чтобы отплатить мне за этот подлый трюк с удалением зубов.

Я в оцепенении кивнул.

— Поскольку Дейв уехал, тебе придется сопровождать меня, — продолжал он. — Думаю, мы можем отправиться сегодня вечером.

— Куда?

— Ну, конечно, в магазин ритуальных услуг. Где еще можно купить себе гроб?

— Я этого не сделаю, — заявил я.

И это все решило. После ужина мы с мистером Симпкинсом пошли покупать ему новый гроб.

4. Серьезное предприятие

Джейсон Харрис управлял одной из самых процветающих похоронных контор в городе. Его бизнес никогда не загибался.

Сам мистер Харрис всегда был готов встретить нового клиента.

Только он любил своих клиентов свежими. Но мы ему не понравились.

Я понял это почти сразу же, как только мы с мистером Симпкинсом вошли в его магазин. Затащить меня так далеко оказалось трудно. И мистер Симпкинс, и мистер Маргейт спорили со мной, указывая на то, что я был единственным, кто мог победить вампира, и в тот вечер у Симпкинса была единственная возможность сделать личный выбор. Они завершили спор, напомнив мне, что я, в конце концов, наемный работник. А работник должен быть послушным. Теперь мне хотелось поскорее и незаметно покончить со всем этим делом. Поэтому, когда Джейсон Харрис двинулся вперед, чтобы поприветствовать нас, я не терял времени.

— Мы с другом хотели бы купить гроб, — начал я.

— Очень хорошо. — Мистер Харрис напустил на себя маску сочувствия. — Могу ли я узнать, какова тяжелая утрата в семье?

Мистер Симпкинс взял слово.

— Это неважно. Просто покажите нам ваши образцы, и мы сделаем выбор.

— Конечно. — Несколько смущенный хладнокровностью этой просьбы, Гаррис подвел нас к внушительному бронзовому гробу. — Вот одна из наших последних моделей, — начал он. — Я хочу, чтобы вы отметили достоинство его очертаний, солидность конструкции…

— А как насчет матраса? — нетерпеливо осведомился мистер Симпкинс. — У него есть матрас?

— Матрас можно закрепить, — заверил его Харрис. — Но я должен попросить вас обратить внимание на эту особенность — метод, при помощи которого запечатанный гроб делается герметичным.

— Герметичным? Ничего не поделаешь, — огрызнулся Симпкинс. — Как, по-твоему, можно ли дышать в герметичном гробу? Можно задохнуться насмерть!

— Но покойники не дышат…

— Откуда вам знать? Вы когда-нибудь были мертвы? Если подумать, вы и впрямь выглядите каким-то неживым.

Мистер Харрис действительно побледнел.

— Я, кажется, не понимаю вас, господа, — пробормотал он.

— Мы просто хотим купить гроб, вот и все. Для тела.

— Какого рода тело? — не сдавался мистер Харрис.

— Почему это так важно? Просто любое тело.

Гробовщик выглядел взволнованным.

— Вы, случайно, не замышляете убийство? Надеюсь, вы не гангстеры?

— Конечно, нет, — выдал Мистер Симпкинс с обнадеживающим смехом. — Слушайте, я слышал хорошую историю о гробовщике, который специализировался на гангстерских похоронах. Его девизом было: «не клади все яйца в одну корзину». Неплохо, а?

Мистер Харрис так не считал. Он выглядел расстроенным. Я воспользовался его замешательством, чтобы подтащить вампира к маленькому скромному серому гробу.

— А как насчет этого? — предложил я.

— Симпатично, — прокомментировал Симпкинс. — Обтекаемая форма. И плюшевая подкладка.

— Это очень хорошая модель, — заверил нас Харрис. — Популярная в этом сезоне.

— Увеличение продаж для меня ничего не значит, — сказал Симпкинс. — Я попробую сам.

Подняв крышку, он забрался в гроб и лег.

— Очень удобно, — проворчал он. — Много места для ног.

Это заявление тоже не понравилось гробовщику. Он продолжал смотреть на мистера Симпкинса с восхищенным выражением лица, и его зубы начали стучать.

— Этот гроб не для вас! — воскликнул он.

— Конечно, это так. Я всегда выбираю свои собственные гробы, когда у меня есть такая возможность.

— У большинства людей нет такого выбора, — вынужден был заметить Харрис.

— Но не у меня. Я другой. В свое время я сменил пять гробов и пережил их всех.

Не дожидаясь реакции на это последнее заявление, Мистер Симпкинс внезапно захлопнул крышку. Мгновение спустя он снова поднял ее.

— Надо смазать петли, — пожаловался он. — Возможно, мне когда-нибудь захочется поскорее выбраться отсюда. Вы же знаете, как это бывает.

— Нет, не знаю, — признался гробовщик. — И знать не хочу, как это происходит. Вы двое убирайтесь отсюда. Вы сошли с ума.

— Отличная возможность для гробовщика поговорить с клиентом, — усмехнулся Симпкинс. — Ладно. Мне все равно не нужна твоя старая коробка. Она просто паршивая, и мне было бы стыдно, если бы меня нашли мертвым в одном из твоих гробов.

Он встал.

— Пошли, — сказал он мне. — Попробуем найти другое заведение с лучшим сервисом. Я, наверное, даже смогу договориться на обмен старого гроба.

Мистер Харрис заставил себя улыбнуться.

— Не торопись, — сказал он. — Кажется, я просто ничего не понял.

Но теперь, наверное, знаю. Вы хотите купить этот гроб, чтобы спать в нем, не так ли?

— Конечно, — сказал мистер Симпкинс с отвращением в голосе. — А что бы ты делал в гробу?

— Ничего, — заверил его гробовщик. — Но позвольте спросить, почему бы вам не купить кровать?

— Кровати? Ба! Грязь попадет на простыни, — пожаловался Симпкинс. — И свет тоже.

— Вы спите днем?

— Совершенно верно. Я хочу что-то темное. Что-нибудь, чтобы уберечься от грязи. Не говоря уже о червях.

— У вас есть черви? — невольно спросил мистер Харрис.

— Есть, — ответил вампир.

— Диспепсия — моя беда, — признался гробовщик.

— Может быть, гроб тебе поможет.

— Никогда об этом не думал. Там ведь тихо, правда?

— Очень тихо. И подумай о плюшевой подкладке — весь этот атлас и прочее!

— Интересная мысль, хотя и немного странноватая.

— Кровати стоят дорого, — продолжал вампир. — И белье не меньше. Я думаю, что со всеми этими шикарными гробами, лежащими вокруг, ты просто можешь временами запрыгивать в любой.

Харрис почесал в затылке.

— Сначала я должен обсудить это с женой, — задумчиво произнес он.

— А у тебя нет ни одного двойного гроба?

— Да. Это может сработать.

— Просто в качестве идеи, дружище. Кстати, думаю, мы возьмем этот гроб.

К Харрису вернулся его профессиональный интерес. Он назвал цену. Я заплатил ему.

— Хотите, чтобы его доставили? — спросил он.

— Я возьму его с собой, — ответил Симпкинс.

Он ухватился за один конец гроба, а я за другой. Харрис проводил нас до двери.

— Но все это так необычно — я немного растерялся. Вы уверены, что действительно хотите залезть в этот гроб?

— Так же, как и то, что я жив, — ответил Симпкинс.

Харрис глубоко вздохнул.

— Ну, это же ваши собственные похороны.

— Неплохо! — усмехнулся Симпкинс. — И не забудь, что я тебе сказал. Попробуй поспать там. Я бы хотел увидеть тебя в гробу.

Гробовщик заметно вздрогнул.

— О, джентльмены, — сказал он, когда мы открыли дверь. — Еще одно. Обычно, когда кто-то покупает гроб, у него есть имя и адрес.

Симпкинс обернулся.

— Найдешь меня на кладбище Эвереста, — предложил он со злорадством. — У меня там хорошая могила.

Харрис задрожал.

— Загляни как-нибудь, — добавил Симпкинс. Когда мы закрыли дверь, гробовщик повернулся и побежал обратно в свою контору.

Его плечи тяжело вздымались.

— Посмотри, что ты наделал, — упрекнул я, когда мы забрались в машину. — Он, наверное, не сможет работать еще неделю.

Мистер Симпкинс раскаялся.

— Я просто хотел пошутить, — извинился он. — Кроме того, пусть он закроет похоронное бюро, если хочет. В любом случае это мертвый бизнес.

Я вздрогнул, когда мы отъехали, ведь я мог бы научиться терпеть рядом вампира, но его каламбуры — никогда. Если мистер Симпкинс не будет хорошо себя вести, то в один прекрасный день найдет у себя на подушке червей.

5. Общительный кентавр

Последующие дни были неожиданно приятными. Жизнь быстро вошла в ровную колею.

По утрам я обычно ходил на конюшню и приносил Гериманксу овес и сено. Потом поливал Миртл. Вторую половину дня я проводил с Маргейтом, пытаясь переписать его беспорядочные записи и привести в порядок его справочную литературу в какой-то картотеке. По вечерам я иногда брал Джори на прогулку.

Каждую субботу вечером нужно было купать его. На третьей неделе мне выпала довольно неприятная обязанность побрить его, но в целом я справился превосходно. В полнолуние я позвонил в город и заказал пару мотоциклетных очков. Они сидели на его глазах лучше, чем обычные темные очки, и он пережил трудные дни с минимальным воем.

Система Маргейта, казалось, хорошо контролировала его ликантропические инстинкты. Через несколько недель в доме мистера Маргейта все было в порядке. Моя работа в его кабинете подошла к концу. Он смог работать над книгой с хорошо упорядоченными источниками. Я редко видел его в те дни — он проводил большую часть своего времени, делая новые заметки.

Рассказ Джори сразу же привлек его внимание. Джори был довольно глуп и неграмотен, поэтому было трудно извлечь из него связную информацию. Но Маргейт не сдавался. Мое первое ощущение необычности его гостей почти полностью рассеялось.

Благодаря постоянному общению человек может приспособиться почти ко всему. Меня больше не шокировало, когда Джори на моих глазах принимал свой волчий облик.

Зрелище мистера Симпкинса, храпящего в своем погребальном гробу, тоже не тревожило меня. Приглушенный голос Миртл из-за ствола дерева стал таким же естественным явлением, как шелест ветвей вязов. Гериманкс вообще не беспокоил меня. Он шил новую форму для соревнований, героически хвастался своими гоночными способностями и в последнее время был поглощен системой упражнений по физической культуре, которые выписывал журналами по почте. Возможно, изоляция приучила меня к необычному. Мои обязанности были легки, еда превосходна, и часы проходили быстро. Кроме того, там была Трина. Я в два счета вытащил ее из бочки.

На второй неделе я начал копать бассейн. Я работал один, но регулярно и с устойчивым ритмом, который установил для себя.

Спустя неделю я уложил бетон. На пятой неделе работ бассейн был завершен. Трина, конечно, не знала. Я спланировал это как сюрприз для нее, с разрешения Маргейта. Когда я вынес ее из подвала, она подумала, что я тайком протащил ее в солевую ванну — частая моя практика, в чем я вполне мог бы признаться.

В конце концов, мы с Триной очень подружились. У меня достаточно широкий кругозор, чтобы не обращать внимания на такие мелочи, как эти изумрудные волосы. В тот день я взял ее с собой и понес к бассейну.

Сначала она не могла говорить.

— Ооооо! — взвизгнула она. Я нежно бросил ее в воду. Она весело плескалась. Через мгновение она подплыла и обняла меня за шею.

— Это замечательно! — прошептала она и поцеловала меня. Это было в первый раз, но не в последний. Мне он показался очень милым. Поцелуй русалки влажный и немного соленый, но очень волнующий.

В центре бассейна я соорудил небольшую каменную насыпь.

Она грелась на солнце, как Лорелея, ее бледные кудри мерцали в свете дня, а блестящая чешуя мерцала на фоне воды. Ее длинные, тонкие пальцы манили меня. Я вошел в дом и одолжил пару плавок у Маргейта, чтобы присоединиться к ней.

После этого время прошло очень стремительно. Я провел с ней несколько часов на скалах. Какое-то время мы плавали, и Трина пела мне старые бретонские морские баллады с пикантным фламандским акцентом. Некоторые из них были слегка похабными, полагаю, хотя не очень хорошо понимаю по-французски. Впервые в жизни с тех пор, как попала в сети капитана Холлиса, Трина была счастлива.

— Я была как рыба, вытащенная из воды, — призналась она мне. — Это все равно что вернуться домой. Вот если бы у меня было хоть несколько матросов…

Я быстро положил конец этому разговору. Ее слабость к морякам была поистине прискорбной. Но русалки, наверное, все такие. Мои самые теплые воспоминания — это купания в лунном свете. Она и я в мире серебряной воды, скользящей под луной. А потом мы сидели на краю бассейна, жарили хот-доги или зефир на маленьком огне. Это было прекрасно, до определенного момента. Затем наступил хорошо запомнившийся день. Это было на седьмой неделе.

Маргейт встретил меня за завтраком с озабоченным видом.

— В чем дело? Все еще застрял на мемуарах Джори?

Я спросил:

— Ты про часть об отношении лунного цветка к антропоморфизму?

— Нет, дело не в этом, — ответил мистер Маргейт. Он провел рукой по щетинистым седым волосам. — Речь о капитане Холлисе и Дэйве. Они опаздывают почти на две недели. Ни слова, ни телеграммы.

— Это война, — утешил я его.

— Возможно. Но они выполняют опасное поручение.

Маргейт уже не в первый раз говорил мне об этом. Он постоянно намекал, но никогда не раскрывал суть их миссии.

— Я бы хотел знать больше, — сказал я. — Может быть, я могу помочь.

— Тут ничем не поможешь, — ответил он. — Может быть, я просто дурак, что все это спланировал. Что хорошего будет, если они добьются успеха? Я не могу видеть или слышать самое важное.

Приходится делать записи из вторых рук.

Я никак не мог понять, в чем тут дело.

— На случай, если они все-таки вернутся, — продолжал Маргейт, — я попрошу тебя очистить заднюю комнату в подвале. Я приказал покрыть дверь листовым металлом. Он довольно звуконепроницаемый. Просто убери старую мебель и оставь место пустым. Думаю, нам не понадобится пища или что-то подобное.

Он вздохнул.

— Но команда надежна, Холлис и раньше пользовался этими людьми. У них есть свои инструкции, но Холлис, конечно же, должен сам произвести захват. Опасное дело. Ну что ж, придется подождать и посмотреть. Вернее, ждать и не смотреть.

Любопытство грызло меня изнутри. Я открыл было рот, но Маргейт встал и прервал меня.

— Я только что вспомнил — ты не кузнец?

— Нет, это не так.

Его лицо вытянулось.

— Очень плохо. Вот что я забыл, когда перечислял нужные требования к работнику.

— В чем дело?

— Это Гериманкс. Его нужно подковать.

— О.

— Разве он не говорил, что у него болят копыта?

— Если подумать, вчера он сказал мне что-то в этом роде. Я предположил,что это была просто незначительная жалоба.

— Нет, ему очень нужны подковы. И он хотел бы сделать маникюр, я полагаю. — Маргейт вздохнул. — Я скажу тебе, что ты должен сделать. Возьми небольшой грузовик, отправляйся в город и найди там кузнеца. У меня есть адрес. Я сам ездил к нему по ночам. Тебе лучше отправляться. Я хочу остаться здесь на случай, если появится Капитан Холлис.

— То есть я должен загрузить кентавра в кузов грузовика и отвезти его в кузницу?

— Верно. Я хорошо заплатил этому парню. В наши дни дела в кузнице идут так, что он держит рот на замке.

— А как насчет путешествия по дороге?

— О, если ты возьмешь крытый грузовик, не будет никаких проблем. На дороге не такое интенсивное движение.

— Ладно.

— Тебе лучше приступать. — Маргейт записал адрес и дал мне немного денег. — Будь осторожен, — предупредил он меня, — и следи за Гериманксом. Он становится диким, когда выходит на свободу.

Он слишком дружелюбный и амбициозный, держи его подальше от неприятностей, а когда закончите, тут же вези его обратно. Что бы ты ни делал, не позволяй ему попасть в таверну Друпи по соседству. Он любит виноград. Мы поймали его таким образом, когда он был пьян.

Я поспешил вниз по тропинке. Трина окликнула меня из бассейна.

— Идешь купаться, дорогой?

— Не могу, надо спешить в город. — Я остановился и поцеловал ее. — Еще увидимся.

Она дерзко махнула мне хвостом и отвернулась. Гериманкс стоял у дверей конюшни.

— Маргейт говорит, что ты отвезешь меня на педикюр, — поприветствовал он меня.

— Вот именно.

— Тебе нужно седло?

— Нет. Ты приедешь на грузовике. И никаких выкрутасов, — предупредил я.

Лицо кентавра вытянулось.

— Это очень плохо. Я подумал, что мы могли бы немного прогуляться по парку, прежде чем отправимся к кузнецу.

— Не могу позволить себе привлекать к тебе внимание.

— Ну ладно, — надулся Гериманкс. — Давай свой грузовик.

Я выкатил его из гаража. Грузовик оказался небольшой, но крытый, способный полностью скрыть из виду удивительное тело Гериманкса. Над перилами виднелась только его взъерошенная голова.

— Успокойся, — крикнул он.

Я отнесся к этому спокойно. Каждый раз, когда мы проезжали мимо машины на шоссе, я замедлялся и делал все возможное, чтобы не трясти своего странного пассажира. Было почти время обеда, когда мы подъехали к старой кирпичной кузнице на окраине города. Я подогнал грузовик к двери и вошел внутрь.

Кузнец, которого по самому удачному стечению обстоятельств звали Смит[12] подошел к двери. Это был широкоплечий мужчина с лысой головой и румяным лицом.

— У меня есть для вас работа, — нерешительно начал я. — Джентльмен сзади хочет, чтобы его подковали.

Смит склонил голову набок, глядя на Гериманкса, и улыбнулся.

— О, вы от мистера Маргейта. Понимаю. Ведите его внутрь, там никого нет.

Я повел Гериманкса вниз по погрузочной платформе и поспешил в конюшню.

— Сделайте это быстро, ладно? — нервно спросил я.

— Это займет около часа, — сказал мне Смит. — Почему бы вам не пойти в соседнее заведение и не перекусить?

Это казалось разумным предложением. Я вошел в таверну Друпи и сел. Мистер Друпи — если его так звали — оказался невысоким мужчиной с рыжими волосами и вечно скучающим выражением на небритом лице.

— Что желаете? — спросил он.

Я заказал бутерброд и стакан пива. Бутерброд был обильно посолен. Я выпил второй стакан пива. Должно быть, он тоже был соленым, потому что моя жажда усилилась. Я выпил третий стакан, четвертый. Все это время из соседней кузницы доносился веселый лязг. Смит работал. Затем стук резко прекратился. Смит вошел в таверну через боковую дверь с ведром.

— Ну, как дела? — спросил я.

— Довольно горячая работа, — сказал он мне и повернулся к бару.

— Эй, Друпи, наполни-ка ведро.

Друпи поднес ведро к крану. Смит снова вышел. Через несколько мгновений лязг усилился. Внезапно он снова остановился. Смит вернулся с пустым ведром.

— Очень горячая работа, — объяснил он. — Друпи, наполни снова.

И снова он вышел. Снова поднялся лязг. И за удивительно короткий промежуток времени Смит опять тяжело вошел со своим ведром.

— Ужасно жарко, — пробормотал он. — Наполни.

Я смотрел, как Друпи наполняет большое ведро, а сам заказал еще пива. Смит потащил ведро назад, и снова раздался лязг.

Потом наступила тишина. Смит, пошатываясь, вошел в дверь.

— Жара нереальная, — икнул он.

И вышел. Я внимательно прислушался. Снова раздался лязг. Но на этот раз в нем слышалась особая, знакомая интонация.

«Да-да-да-да-ди-да-де-да-де-да-де-да-да».

Где я слышал это раньше? Я направился к боковой двери и проскользнул в кузницу. Гериманкс присел на корточки рядом с кузнецом, чья левая рука была обхвачена вокруг его шеи. И Кентавр, и кузнец держали в свободных руках молот. Пока я смотрел, они весело постукивали по наковальне. Их хриплые голоса смешивались с шумом наковальни. Пустое ведро было одето на лохматый зад Гериманкса.

— Привет, приятель! — поприветствовал меня кентавр. Я сверкнул глазами.

— Что все это… значит?

Гериманкс с трудом поднялся на ноги.

— Хочу выпить пива! Мои копыта подкованы, и я хочу это отпраздновать.

— Гериманкс! — закричал я. — Вернись!

Но было уже слишком поздно. Кентавр нетвердой походкой прошел через боковую дверь в таверну Друпи. Он был уже у стойки, когда рыжеволосый хозяин взглянул на него. Голый выше пояса мужчина уставился на бармена и крикнул:

— Дай-ка мне чего-нибудь!

— Где твоя одежда? — спросил Друпи.

— Я маскируюсь, — не сразу ответил кентавр. Я потянул его за локоть.

— Давай убираться отсюда, — прошептал я.

— Голые клиенты не обслуживаются, — заявил Друпи. Он обошел стойку, потом отступил назад. Его глаза остановились на лошадиной части кентавра.

— Боже мой! — выдохнул он.

Гериманксу показалось, что он ободряюще улыбнулся бармену.

— Я же говорил тебе, что маскируюсь, — объяснил он. — Я…

— Мне это не нравится. — Друпи повернулся ко мне. — Убери это дерьмо из моего бара, — потребовал он. — И возьми с собой своего коня — или чем бы это ни было!

Это оказался неудачно выбранный момент для еще одной пары посетителей. Они ввалились в таверну — высокий, ярко одетый мужчина и явно сбитая с толку женщина. Они недоверчиво уставились на Гериманкс.

— Святой Моисей! — пробормотал мужчина. — Ты видишь то же, что и я?

— Господи, Гарри, это же конный полицейский. — Женщина пьяно уставилась на кентавра. — Что он сделал со своей одеждой?

— А где его ноги? — мужчина задрожал. — Он же лошадь!

Гериманкс обиженно обернулся.

— С кем, по-твоему, ты разговариваешь? — вскрикнул он.

— Говорящая лошадь, — поправила женщина. — Гарри, нам лучше на некоторое время забыть об этом.

— Отстать от меня, вот что вам лучше сделать. — Гериманкс попытался гарцевать и пошатнулся. Его копыта задели плевательницу.

— Держу пари, его мать боится каруселей, — продолжала женщина.

— Оооо — берегись!

Друпи обогнул стойку бара, схватив бейсбольную биту, и обрушился на Гериманкс с проклятием.

— Я научу тебя ездить верхом, — проскрежетал он. — Это что, по-твоему, конюшня?

Он угрожающе поднял биту. Гериманкс повернулся, его передние ноги поднялись. Друпи пролетел над баром. С нечеловеческим ржанием кентавр бросился вперед, а я помчался за ним.

В пьяной ярости кентавр выскочил на улицу. По какому-то несчастному стечению обстоятельств рядом с нашим грузовиком остановился молочный фургон. Кобыла между оглоблями испуганно подняла голову. При виде Гериманкса она застенчиво заржала, и по ее лошадиным щекам медленно разлился румянец.

Гериманкс заржал. Внезапно в глазах кобылы мелькнуло опасение, когда они остановились на человеческом торсе кентавра. С пронзительным негодующим визгом она бросилась вперед, увлекая за собой повозку. Со скрежещущим треском фургон накренился набок — прямо на наш грузовик.

В тот же миг из таверны появился Друпи. На улице молочник с грохотом уронил свою подставку для бутылок и побежал в нашу сторону.

— Смотри что ты сделал, — выдохнул я. — Разнес наш грузовик!

— Залезай мне на спину, — пробормотал Гериманкс. Потрясение быстро отрезвило его. — Мы сбежим отсюда.

Я поспешно вскочил в седло.

— Держись за мою шею.

Я послушался, и мы тронулись. Копыта кентавра высекали искры из булыжника, когда он мчался по улице. Я цеплялся за него изо всех сил.

— Ух ты! — закричал он. — Вот это больше похоже на езду!

Бегло глянув назад, я увидел, что наши преследователи собрались в кучку вокруг молоковоза и грузовика.

— Какой беспорядок, — простонал я. — Как мы вообще вернемся?

— Я повезу тебя.

— Ты сможешь, в довершение к тому грузу, который несешь?

Гериманкс рассмеялся.

— Я прекрасно себя чувствую, — фыркнул он через плечо. — Давай-ка прибавим работы уличным уборщикам.

— Мы поедем домой, прямо сейчас.

— О, не будь такой тряпкой! Я хочу повеселиться. Давай отправимся в Саратогу. Может быть, ты смог бы ввести меня в гонку.

Я позволил этому отвратительному предложению остаться без ответа.

— Отвези меня домой, — приказал я.

— Но…

— Послушай, Гериманкс, — медленно произнес я. — У Маргейта довольно тихое место, и ты это знаешь. Если ты не будешь хорошо себя вести, я тобой займусь.

— Что ты имеешь в виду?

— Я скажу Маргейту, чтобы он продал тебя торговцу льдом.

Тогда тебе придется весь день таскать фургон и кричать в придачу: «продается лед!»

Гериманкс замедлил шаг.

— Ладно, — проворчал он. — Хорошо.

— Теперь держись боковой дороги, — предупредил я.

Так он и сделал. Это было медленное путешествие. Мы прятались за рекламными щитами всякий раз, когда я замечал галопом проскакали через ворота и поскакали по подъездной дорожке.

— На сегодня хватит волнений, — вздохнул я. — Но…

6. Уловка слепца

— Входите же! — позвал Маргейт, стоя на ступеньках и замахал руками.

— И я тоже? — спросил Гериманкс.

— Конечно. Без тебя не было бы вечеринки.

— Но я запачкаю ковер…

— Ерунда! Сегодня вечером мы будем праздновать.

— Что все это значит? — поинтересовался я.

На раскрасневшемся лице Маргейта играла слегка хмельная улыбка.

— Отличные новости! Капитан Холлис вернулся, поездка удалась.

— Прекрасно! Где он?

— Он звонил с яхты из залива. Он нанял грузовик и должен приехать через несколько часов.

— Мне не терпится узнать, что у него есть.

— Ты бы не испугался, если бы знал, что это такое. — Маргейт хмыкнул. — Но давай зайдем внутрь и выпьем. Я в настроении.

Гериманкс с грохотом последовал за Маргейтом, а я за ним. Дом был ярко освещен. Я застал всех гостей в гостиной. Трина сидела в ванне для умывания. Мистер Симпкинс был уже на ногах.

Джори, в своем более или менее человеческом обличье, деловито смешивал напитки.

— За успех! — провозгласил Маргейт, передавая бокалы кентавру и мне.

— Как насчет ужина? — предложил я.

— Помоги себе сам. — Маргейт указал на ряд бутылок.

Я пожал плечами. Все зашло слишком далеко, чтобы спорить. Я сел рядом с Триной и попытался проникнуться духом происходящего. Мне это не удалось. Возможно, все знали о происходящем гораздо больше меня. Возможно, это было инстинктивное предчувствие. Может быть, это был просто несвежий бутерброд, который я съел в таверне. Как бы там ни было, я был словно скелет на пиру. Я не мог попасть в общее настроение. Когда Гериманкс начал катать мистера Симпкинса на спине, я воспринял это как игру в лошадки. Трина, заметив мое суровое лицо, отвернулась и принялась хлопать ресницами, глядя на Маргейта. Джори, который выпивал сам каждый раз, когда смешивал для кого-то еще, вскоре потерял всякий контроль. Он перекинулся прямо у нас на глазах и начал бегать по комнате на лапах. Все, казалось, получили огромное удовольствие от этого зрелища, но у меня по спине побежали мурашки.

Маргейт был сентиментально заботлив.

— В чем дело? — потребовал он. — Пошли, выпьем.

— Нет, спасибо.

— Не порти вечеринку.

Я заставил себя улыбнуться.

— Я очень устал. Пожалуй, я пойду на сеновал.

— Почему? Разве ты не собираешься подождать, чтобы увидеть новых славных гостей, которых капитан Холлис собирается привезти на вечеринку? Никакого гостеприимства?

— Наверное, нет.

— Тогда ладно. — Маргейт пожал плечами и чуть не упал. — Принеси мне ведро виски, — крикнул он. Подбежал Гериманкс.

— Ведро виски? Зачем?

— Миртл не может быть здесь. Возьму ведро и выплесну на ее корни.

Для меня этого было достаточно. Я поднялся в свою комнату и забрался в постель. Внизу я слышал шепот из гостиной.

Вечеринка становилась дикой. Мне это не понравилось. Впервые я действительно был готов обдумать свое положение. В конце концов, такие вещи не могут продолжаться вечно. Трина была славной девушкой, но к алтарю с русалкой не пойдешь. Мистер Симпкинс был очень мил для вампира, а Джори — достаточно дружелюбный оборотень. Но мы никогда не будем близкими друзьями. И быть жокеем для кентавра — это не совсем удачная рекомендация для будущего работодателя. Человека знают по компании, которую он представляет. Если так пойдет и дальше, люди скоро начнут тыкать в меня пальцем, как в инкуба, или что-то в этом роде.

Надо бы поскорее поговорить с Маргейтом, решил я. Да.

Маргейту придется меня отпустить. Во всяком случае, я немного волновался за него. Трудно было сказать, какое новое чудовище привез Холлис, но это осложнило бы дело. Вся эта секретность и особая комната в подвале теперь означали нечто совершенно диковинное.

И Маргейт, который спустит нового гостя вниз по лестнице.

Счастливый как ребенок с новой игрушкой. И такой же безответственный. Так оно и было. Вот в чем проблема со всей этой публикой. Они не могли справиться с жизнью. Им нужна была нянька. Будучи фантастическими существами, они не могли прижиться в реальном мире.

Ну что ж. Все решится утром, а сейчас я заснул.


Мне приснился ужасный сон. Мне показалось, что кто-то прокрался в мою комнату. У него были волосы Трины и лицо Джори, и он ковылял на четырех копытах, как Гериманкс. Каким-то образом мне пришло в голову, что у него недостает зубов мистера Симпкинса, и он хочет укусить меня. Все время, пока он приближался, он смеялся, как сам Маргейт. Я попытался пошевелиться, но не смог, а он сел прямо на меня и схватил за горло. Его рот открылся. Я проснулся. Сильные руки сомкнулись вокруг моей шеи.

— Что за…

Руки расслабились.

— Проснись! — прогремел голос. Это был капитан Холлис.

— Как ты сюда попал?

— Я сделал это. — Слепой тяжело дышал. — Должен был забрать тебя. Ну же.

Я сел на кровати.

— Что случилось? — Я зевнул. — Когда вы приехали?

— Около получаса назад в полночь. Но ничего страшного. Ты должен помочь мне их вытащить! Ты должен это сделать. Ты единственный, кто остался.

— А где Дэйв?

— Дэйв… ушел.

— Что вы имеете в виду?

До меня донесся торопливый голос капитана, когда он подтолкнул меня к двери.

— Когда мы захватили это, Дэйва укусили. Его похоронили в море.

— Расскажите мне, что случилось, — пробормотал я, когда мы шли по коридору. — А где же все?

— Они в подвале. С ним.

— С чем именно?

— Не задавай вопросов. Вот что их прикончило. Они сидели пьяные, когда я вошел. Я отнес это в погреб в упаковочном ящике. Но я прошел мимо Миртл, и она тут же исчезла.

— Я не понимаю.

Мы двинулись через пустынную гостиную. Когда мы вошли, я щелкнул выключателем. Холлис последовал за мной, язвительно постукивая палкой.

— Не пытайся понять, — прошептал он. — Я не мог их остановить.

Они должны были взглянуть на это, а Маргейт забыл обо всем.

Сказал, что не боится, черт побери, и это все-таки его вина. Все отправились в подвал.

— Пойдем, — я прошел через кухню. — Они все там внизу?

— Да.

— Но что с ними случилось? В чем дело? Что же мне делать?

— Попробуй вытащить их оттуда. Придумай способ.

— Что это такое?

Я прижался к стене у темной лестницы. Фигура капитана спустилась на пролет ниже.

— Куда же идти?

— По следам.

— Джори. Я знаю эти лапы.

Это был Джори. Оборотень крался по подвальному коридору.

— Джори, подожди! — позвал я, но он даже не оглянулся.

Мы последовали за ним. Оборотень направился прямо к двери в конце коридора. Дверь, обитая металлом, была приоткрыта.

Серое тело двинулось вперед, просунув морд в расширяющуюся щель.

— Стой… — начал Холлис. Я услышал вой, который раздался, а затем застыл в воздухе на самой высокой ноте. Один раз. После этого наступила тишина.

— Она его достала, — прошептал Холлис. Я двинулся вперед.

Холлис схватил меня за руку.

— Подожди, не ходи туда.

— Но ты говоришь, что они все там. Ты хочешь, чтобы я вытащил их с тобой?

— Я знаю. Но сейчас входить туда нельзя. Только не так.

Я повернулся лицом к двери.

— Хватит говорить загадками. Я иду внутрь.

Холлис держал меня. Я уставился в небольшой зазор приоткрытой двери. Там было темно, но не так сильно для кромешной тьмы. Изнутри просачивался какой-то приглушенный свет. Свет, который не рассеивал тьму, но, казалось, был ее частью. Сильной частью.

Этот свет был фиолетовый, размытый словно сияние. Как отражение миллиона елочных украшений. Соблазнительный, манящий свет. А потом я почувствовал это. Желание войти. Я хотел увидеть этот свет. Это было похоже на луч, исходящий от огромного драгоценного камня. Я отмахнулся от рук капитана.

— Отпусти меня, — пробормотал я. — Я хочу идти дальше.

Вывернувшись из его хватки, я метнулся и открыл дверь…

Холлис сделал выпад. Его кулак попал мне в глаз. Я отшатнулся. Другой его кулак метнулся вперед. Я споткнулся, закрыв лицо руками.

— Что за черт…

Я пошатнулся, выпрямился, убрал руки. Темнота.

— Холлис, дурак — ты мне подбил оба глаза!

— Я знаю. А теперь иди!

Я ощупью пробрался за дверь. Он последовал за мной. Мы стояли в темноте. Два слепца в комнате, залитой фиолетовым светом.

— Где мы находимся?

Я ощупью двинулся вдоль стены. В комнате воцарилась тишина. Было слишком тихо.

— Джори! Трина! Где вы? — прошептал я. — Маргейт!

Ответа не было. Я споткнулся и шагнул вперед, протягивая руки, и дотронулся до чего-то холодного. Мои руки отлетели назад, но не последовало ни звука, ни движения. Я снова вытянул вперед пальцы. Они снова замерли на холодной твердой поверхности. Я пробежался по ней, чувствуя слишком знакомые очертания. Волосы. Лицо. Волосы и лицо Трины. Но жесткие и холодные… как мрамор.

— Она же каменная!

— Конечно. Они все каменные. Все.

Я двинулся дальше. Другая фигура. Я чуть не столкнулся с ней.

Это был стоящий человек. Щетинистые волосы.

— Маргейт.

Холлис вздохнул у меня за спиной.

— Вот почему мы оба должны были войти, черт возьми. Чтобы вытащить их оттуда. Они слишком тяжелые.

— Но Холлис, что это? Что это было?

— Эта штука, — ответил капитан.

Мои пальцы нащупали третью фигуру.

— Какая еще штука? — спросил я.

Мои пальцы замерли и нашли ответ. Эта поверхность тоже была холодной, но не неподвижной. Мои руки скользнули по длинной шее, а затем вверх, в ледяной клубок. Волосы. Но волосы тоже шевелились. Они были толстые, невероятно толстые и извивающиеся с тихим шорохом. Потом я услышал шипение, почувствовал, как волосы обвились вокруг моего запястья, и в бешеной спешке отдернул руку.

— Змеи! — пробормотал я.

— Назад! — крикнул Холлис. — Все дело в этой проклятой Медузе Горгоне!

Когда шипение переросло в пронзительное крещендо, я повернулся и вслепую выбежал из подвала.

7. Разбить камень

Так оно и было. Должно быть, прошло больше часа, прежде чем Холлис уговорил меня вернуться с ним, чтобы вытащить их. В конце концов я согласился, и мы приступили к работе.

Они должно быть весили не меньше трехсот фунтов каждый.

Гериманкса нам пришлось тащить по полу — он оказался слишком тяжелым, чтобы поднять его. Это было все, что мы могли сделать, чтобы не разбить его. Но мы справились. Пока, наконец, не осталось только шипение. Мы заперли за собой дверь. Конечно, оно не могло ходить. Я хотел сжечь это место, но потом у меня будут неприятности. У нас с Холлисом состоялся долгий разговор.

Он больше ничего не рассказывал мне о своем путешествии. Или о картах и указаниях, которые дал ему Маргейт. Я знаю, что он нашел голову где-то недалеко от Крита, и это все. Он должен был войти в пещеру один — будучи слепым, она не могла причинить ему вреда. Только после того, как он вытащил ее, Дэйв полез в мешок, и одна из змей укусила его. Услышав это, я содрогнулся при мысли о том, как близко был к смерти.

— Бедный Дэйв, — проворчал Холлис. — Может, оно и к лучшему. У босса была для него другая работа — погоня за одной из этих сирен — вот как их называют. Потому что он был глух и ничего не слышал.

Больше он мне ничего не сказал.

— Нам надо немного поспать, — сказал мне Холлис. — Тогда мы что-нибудь придумаем.

Но утром мы так ничего и не выяснили. Я немного видел, хотя глаза у меня были опухшие и болели. Я получил еще один неприятный шок, когда посмотрел на статуи, которые мы вытащили. Обычно я восхищаюсь работой, имитирующей жизнь, но эти вещи были слишком похожи на жизнь, чтобы меня устраивать. Но Трина была прелестна. У меня сердце разрывалось, когда я смотрел на нее. А Гериманкс выглядел весьма внушительно. Одна рука Маргейта была вытянута вперед, словно для того, чтобы не упасть. Джори и мистер Симпкинс застыли на полуслове — их рты все еще были открыты.

— Что же нам теперь делать? — застонал Холлис. — Мы не можем уйти и оставить там эту Медузу в живых.

— Зачем оставлять ее в живых? — спросил я. — Мы можем убить ее.

Капитан саркастически рассмеялся.

— Это ты так думаешь, — сказал он мне. — Она не умрет.

— Но Персей убил ее.

— Кто?

— Древнегреческий герой. У него был какой-то меч…

— Он все еще жив, не так ли? Этот Персей-как-его-там, должно быть, кого-то разыгрывал.

— Никогда об этом не думал.

— Ну, тогда подумай об этом. Я знаю, что она не умрет. Потому что я сам попробовал.

— Ты это сделал?

— Конечно. После того, как она погубила Дэйва. Я всадил в нее шесть пуль.

— Ты этого не сделал!

— Держу пари, что да, черт возьми. А на обратном пути двое мальчишек наткнулись на нее в каюте. Она превратила их обоих.

После этого остальные тоже пытались прикончить ее. Повар поднес к ней нож сзади. Никакого результата, за исключением того, что она развернулась. Остальную часть экспедиции еду готовил я.

— Она бессмертная, да?

— Совершенно верно.

Я посмотрел на каменные лица вокруг меня. В них не было ответа. Но должно же быть какое-то решение. Я не мог убежать и оставить эту штуку в подвале. Рано или поздно кто-нибудь начнет расследование. А потом — статуи.

— Я снова пойду туда.

— О, нет, не надо, теперь ты видишь.

Я забыл эту маленькую деталь и уставился на свои опухшие глаза в зеркале. Тогда я понял.

— Жди меня, я нашел выход.

— Хватит с меня. Я уплываю на яхте и больше не вернусь.

— Но капитан…

Я остался один и действовал быстро. Я нашел то, что искал, и спустился вниз. Отпереть дверь в подвал было нелегко. Еще труднее было заставить себя войти внутрь. Фиолетовый свет проливал свое зловещее сияние сквозь щель замочной скважины.

Но выбора не было. Я открыл дверь и вошел. Медуза стояла у стены в центре комнаты. Я услышал шелестящий шепот ее зловещих скрученных локонов. Это меня не остановило. Я пошел вперед, держа предмет, который принес, прямо перед моим лицом. Это был щит.

— Эй! — позвал я.

Горгона не понимает по-английски, но это не имело значения.

Просто нужно было привлечь внимание.

— Эй, смотри!

Должно быть, это выглядело занятно. Потому что я услышал самый ужасный шипящий вопль, который когда-либо исходил из уст живого кошмара. Была ли это Горгона или змеи в ее волосах, я не знаю. Этот вопль поднялся, когда Горгона уставилась на то что я держал в руках, а затем наступила тишина. После этого я протянул руку и ощутил холод лица. Холодное, каменное лицо.

Это сработало. Я уронил предмет, который держал в руках. Он разлетелся вдребезги на полу. Но мне он больше не был нужен, как и меч Персея. Я убил Горгону единственным возможным способом. Я превратил ее в камень, показав ей собственное лицо в зеркале. Вот так…


Теперь у меня есть два варианта. Я могу вернуться в агентство по трудоустройству и попытаться найти другую работу. Что-то тихое и спокойное, вроде рытья канав или монтажных работ в котельной. Или могу остаться здесь и позаботиться о своих статуях. Я разбил Медузу, даже не взглянув на нее. Использовал лом. Остальные у меня наверху. У Маргейта нет родственников, так что я могу чувствовать себя как дома. Если присмотреться — Трина будет хорошо смотреться, украшая бассейн. Гериманкс вполне подойдет для украшения подножия лестницы. Я мог бы сделать галерею с Маргейтом и Симпкинсом. Что касается Джори — у меня как раз есть место для него. Думаю, что это лучшее решение, в конце концов. Конечно. Я никогда не прикоснусь ни к чему, чем занимался Маргейт.

Это мне напомнило про бутылку с джинном внутри. Может быть, я смогу избавиться и от этого. Если вы случайно встретите кого-нибудь, кто хотел бы купить настоящего джинна по дешевке, просто пошлите его к Маргейту. Вы легко узнаете этот дом.

Это тот, что с каменным волком на лужайке перед крыльцом.

УБИЙЦА С ЛУНЫ (Murder from the Moon, 1942) Перевод К. Луковкина

Глава I Теплый прием

— А что вы думаете об Америке? — нетерпеливо спросил Билл Стоун.

— Это превосходит мои самые смелые ожидания, — ответил пришелец.

— А ты превосходишь остальное, — пробормотал Стоун себе под нос. Тем не менее репортер торопливо записал последние слова.

Кучка его товарищей по перу сгрудилась вокруг пришельца, размахивая записными книжками и в унисон вытягивая шеи.

— Надолго вы планируете остаться?

— Я принял гостеприимство Солнечной Академии, — промурлыкал мягкий голос. — Они намерены обмениваться со мной информацией в течение значительного периода времени.

— Отлично. Скажите, а как насчет фотографий?

Это послужило сигналом к всеобщему шуму. Пентхаус Солнечной Академии заполняли размахивающие руки, камеры и лампочки-вспышки.

— Очень возможно.

— А вы пожмете руки кому-нибудь из гостей?

— Как скажете.

Билл Стоун взял инициативу в свои руки. Он повернулся лицом к другому концу комнаты пентхауса, где стояли ученые и служащие, ожидая, пока пресса выполнит волю прибывшего.

— Теперь давайте посмотрим.

Репортер оглядел лица, пересчитал бороды, присмотрелся к лысым макушкам.

— Мистер Беннет, вы, конечно, будете позировать?

Грузный молодой человек в белом лабораторном халате тяжело поднялся на ноги и улыбнулся в знак согласия. Он растолкал локтями толпу газетчиков и занял свое место рядом с пришельцем.

— Не возражаете, если мы включим в один кадр профессора Чампиона?

— Нисколько. — Беннет улыбнулся хмурому бородатому мужчине, который поспешил к нему. — Привет, Бутч.

Директор Фонда «Чампион» одарил молодого главу Солнечной Академии пристальным взглядом, в котором отразилась вся ненависть к его непримиримому сопернику. Репортер озвучил имена остальных.

— Чангара Дасс.

Индус в тюрбане низко поклонился и подошел.

— Мисс Валери.

Улыбающаяся секретарша из Академии заняла свое место с видом, который заставила нескольких фотографов пробормотать комплименты о чизкейках.

— Ладно, — сказал Стоун и повернулся к пришельцу. — А теперь, если можно, вы просто пожмете им всем руки…

— Все четыре сразу?

— Конечно.

Билл Стоун снова повернулся к фотографам, стоявшим рядом с ним, и тихо возликовал.

— Боже, какой кадр! — прошептал он. — Никогда в истории не было ничего подобного. Подумать только — четыре крупнейших ученых мира пожимают ему руки. И одновременно!

Сцена получилась впечатляющая. В центре стоял пришелец — его четыре длинные руки были вытянуты из-под двух пар лопаток, и четыре лапы по-птичьи сжимали руки ученых. Розовое мордатое лицо пришельца приветливо смотрело на эти благородные лица. Мозг Стоуна уже переполняли заголовки и передовицы.

ЧЕЛОВЕК ВСТРЕЧАЕТ НА ЛУНЕ РАЗУМ

ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ПРИБЫТИЯ ПРИШЕЛЬЦА ИЗ КОСМОСА

ПРИБЫТИЕ НА ЗЕМЛЮ

ЛУННАЯ СЕНСАЦИЯ С УЧАСТИЕМ УЧЕНЫХ

Да ведь это существо почти человек! Правда, он не выглядит как человек. Человекоподобное тело, да — но с четырьмя руками.

А лицо представляло собой в основном нос; масса розоватой плоти с прорезью рта и двумя выпученными голубыми глазами.

Несмотря на это, его голос имел человеческий тон и тембр, он говорил по-английски и, конечно, прибыл на Землю. Это, а также удивительный космический корабль, на котором он прибыл, несомненно, указывало на уровень развития, равный человеческому.

Стоун все еще пребывал в задумчивости, когда вспыхнули фотовспышки. Он уже был готов возобновить беседу, когда толстое тело Стивена Беннета преградило ему путь. Молодой Беннет поднял руки и заговорил:

— Джентльмены, пожалуйста, потише. Я чувствую, что наш уважаемый гость уже достаточно взволнован. Он будет рад снова встретиться с прессой завтра. Сейчас я должен настоять на том, чтобы ему была предоставлена возможность пообщаться с нашими гостями. Однако, если хотите, я сделаю заявление для газет.

В большом зале воцарилась тишина, когда Стивен Беннет, директор Солнечной Академии, повернулся к аудитории.

— Жаль, что сегодня здесь нет моего отца, — тихо сказал Беннет.

— Это был бы величайший триумф в его жизни. Вы все знаете историю Эйвери Беннета. Солнечная Академия — его детище. Он был великим ученым и пионером, величайшим первооткрывателем. Теперь мы это знаем. И все же сорок лет назад его считали сумасшедшим. Мир посчитал, что он обманом заставил своих финансовых спонсоров создать эту гигантскую лабораторию, что его планы полета на Луну были фантастическими, невозможными. Когда он объявил о завершении своих лунных исследований и строительстве корабля для первого путешествия, над ним посмеялись.

Когда он объявил, что берет с собой группу исследователей, чуть не началось судебное расследование. Наконец, когда моя мать объявила, что присоединится к нему, общественное возмущение достигло своего пика.

«Безумный Ной» — так они называли моего отца. Вы все знаете историю о том, как он в тайне отправился в полет. Вы знаете, как над ним насмехалась пресса, когда он не вернулся.

Поверил только Чангара Дасс. Он был другом моего отца и боролся за то, чтобы сохранить Солнечную Академию. Он ждал сообщения, заранее подготовленных сигналов, которые так и не пришли.

По прошествии шести лет… но вы же знаете эту историю.

Вернулся корабль — без моего отца, без команды. Корабль упал в Джерси. Корабль, на котором родился я, на пути с Луны на Землю.

Здесь Беннет бросил злобный взгляд на бородатого профессора Чампиона.

— Да, я родился там, в космосе, когда мой отец запер мою мать в отсеках и запустил программу обратного полета на Землю. Мы так и не смогли узнать, что с ним произошло. Какие опасности заставили его запереть маму и отправить ее обратно в безопасности на Землю? Эти вопросы оставались без ответа на протяжении многих лет. Вам также известно, что моя мать умерла при моем рождении. Именно Чангара Дасс забрал меня с того космического корабля, и воспитал в традициях Солнечной Академии.

Тридцать с лишним лет мы ждали — ждали, пока так называемые ученые глумились и насмехались над этой историей.

Для них это было слишком фантастично чтобы поверить. Они утверждали, что все было обманом: мой отец никогда не достигал Луны, где-то спрятался и отправил корабль назад, чтобы сфабриковать историю полета. Тридцать с лишним лет мы терпели эти инсинуации, терпели злобную клевету таких людей, как профессор Чампион.

Беннет откашлялся.

— Мы думали, что секреты моего отца умерли вместе с ним. У нас не было доступа к его планам строительства нового судна. Он не прислал ни карт, ни журналов, ни каких-либо доказательств или записей о своих открытиях. Мы не могли ответить нашим критикам. Нам оставалось только ждать. Все эти годы я верил в своего отца, как и Чангара Дасс. Мы знали, что рано или поздно появятся доказательства.

Не буду скрывать этот факт, время было нелегкое. Пресса насмехалась даже над моей собственной жизнью, меня называли «лунным тельцом». Надо мной смеялись за то, что я получил образование в уединении Солнечной Академии. Смеялись над моей привычкой прятаться от мира, продолжая астрономические и астрофизические исследования.

Теперь настала моя очередь смеяться. Три дня назад, когда космический корабль приземлился на севере штата, мир впервые узнал, что тайны моего отца не умерли вместе с ним, что на Луне есть жизнь — как он всегда утверждал. И эта жизнь обладала разумом, училась у него, работала с ним и создала свое собственное неоспоримое доказательство его правоты. Потому что, когда космический корабль приземлился, мы нашли внутри… нашего гостя.

И сегодня он здесь, чтобы рассказать эту историю миру. И мир уже без насмешек ждет, чтобы услышать его. Мне нет нужды удивлять вас важностью момента. Для всего мира это означает начало новой эры в научных достижениях. Для меня это значит немного больше.

Голос Беннета смягчился.

— Это значит, что я наконец узнаю историю бегства моего отца — его жизни и последних дней. Это означает, что имя Беннета восстанет из праха, чтобы сиять подобно звездам.

В толпе послышался возбужденный ропот.

— Сегодня вы — великие научные имена нашей планеты — собрались здесь, чтобы встретиться с пришельцем из другого мира.

Лила Валери встала перед ученым и с улыбкой пожала ему руку.

— Стивен, дорогой, ты слишком много говоришь. Давайте продолжим прием.

— Наверное, ты права, — махнул рукой Беннет. — Вы найдете напитки в конце комнаты. Давайте продолжим неофициальное общение и знакомство?

Ропот толпы усилился до разговоров в голос. Беннет, Чангара Дасс и Лила Валери двинулись к мясистому розовому телу лунного гостя. Хмурый профессор Чампион уже о чем-то говорил, его брови цинично покачивались. Розовая морда посетителя вспыхнула, когда приблизился Беннет.

— Я должен немедленно увидеться с вами. У меня для вас срочное сообщение. Вы должны вернуться со мной.

— Как же так? — ахнул Беннет.

— Я не могу больше медлить. Я думал ублажить вас, посетив этот… прием, как вы его называете — а потом уйти. Я вижу, у вас другие планы, поэтому должен немедленно поговорить с вами.

— Звучит интересно. Профессор Чампион пристально вгляделся в его мясистое лицо.

Беннет побледнел.

— Возможно, если это так срочно, нам лучше на минутку выйти в другую комнату. Дасс, ты пойдешь со мной. И ты, Лила.

— Но вы же не станете исключать коллегу-ученого из этих откровений? — тон Чампиона звучал насмешливо. Беннет посмотрел на него долгим взглядом.

— Пойдем, если хотите, — пригласил он.

Они осторожно отступили к двери соседней комнаты. Лунный гость зашаркал вперед, нелепо размахивая розоватыми руками.

— Весь этот шум… это волнение… от него мне холодно, Стивен.

Беннет закусил губу.

— Конечно. Я совсем забыл. Могу я предложить вам коктейль?

— Коктейль?

— В нем содержится алкоголь. Это согревает кровь.

— Но это же холодный напиток, — вмешалась Лила.

— Да — так оно и есть. Лучше приготовь какао. Ты приготовишь что-нибудь, Дасс?

Старый индус кивнул.

— Возьми чашку и поторопись.

Ученый в тюрбане поспешно удалился. Они стояли одни в прихожей.

— А теперь…

— Выкладывайте, дружище.

Четырехрукий лунный гость обернулся, как и его товарищи.

— Как вы сюда прокрались? — Беннет сердито обратился к Биллу Стоуну. Молодой репортер посмотрел на него с обезоруживающей улыбкой.

— Это моя работа, охотиться за новостями. И что-то мне подсказывает, что в этой комнате их полно.

— Я должен попросить вас немедленно уйти. Это личное дело.

— Пожалуйста, — задрожал лунатик, и в его странном, высоком голосе отразилась истерика. — Все это волнение… мне становится так холодно… так холодно…

Длинные руки затряслись. Гладкая, лишенная пор плоть была натянута, и розовый отлив кожи потускнел.

— Где же Дасс с этим какао?

Беннет направился к двери и исчез. Через минуту вошел Дасс с дымящейся чашкой. Беннет последовал за ним и поспешно схватил ее.

— Вот ты где.

— Погодите, вы все прольете. Позвольте мне.

Презрительно усмехнувшись возбуждению Беннета, Чампион схватил какао и предложил его гостю. Одна из четырех рук протянулась к чашке словно щупальце осьминога. Похожая на клешню рука сомкнулась вокруг чашки, и существо с Луны поднесло ее к губам, осушая горячее содержимое. Легкий вздох удовлетворения вырвался из мясистого розового горла. Затем последовал еще один вздох, с иной, противоположной эмоцией.

Одновременно поднялись четыре руки. Четыре лапы вцепились в судорожно вздрагивающую шею. Высокое тело задрожало от внезапного отвращения.

— Что случилось?

Лила Валери шагнула вперед, чтобы встать лицом к лицу с дрожащим лунатиком, но для расспросов было уже слишком поздно. С пронзительным криком лунный гость упал и скорчился на ковре. Пока остальные смотрели, розоватая плоть медленно поблекла до мертвенного цвета, а затем стала серебристой, как иней. Не прошло и минуты, как существо на полу замерло.

Наступила тишина.

— Он мертв!

Чангара Дасс пощупал пульс, которого больше не было.

— Мертвый и холодный. — Чампион с содроганием отдернул руку от шеи. — Холодный, как лед.

— О! — Лила Валери закрыла глаза руками. Потому что белое тело окончательно обрело серебристый оттенок и сияло, как Луна, его родина.

Все уставились на тело. Все, кроме Билла Стоуна, репортера. В три шага он добрался до двери.

— Вот мой сюжет, — выдохнул он. — Что за история! «УБИТ ПРИШЕЛЕЦ С ЛУНЫ!»

Глава II Небесный душитель

Тем, кто остановил Стоуна, оказалась Лилу Валери. Тот факт, что репортер позволил себя убедить, был данью ее красноречию — или, возможно, ее карим глазам.

— Неужели вы не понимаете? — умоляла девушка. — Этот скандал разрушит Солнечную Академию. Мы не можем позволить общественности узнать об этом.

— Все равно надо сообщить в полицию, — возразил Стоун.

— Но почему? Вы уверены, что это убийство? Это может быть шок — истощение — что угодно. Вы не можете напечатать такую историю, пока у вас нет доказательств.

— Но…

Вмешался Чампион.

— Думаю, она права. Позвольте мне выйти и отпустить гостей. Я скажу, что наш пришелец нуждается в отдыхе. А потом, когда мы останемся одни, я позабочусь, чтобы вы получили свой сюжет. Я и сам заинтересован в том, чтобы докопаться до сути этого дела. С разрешения Беннета я возьму кружку и проанализирую ее на наличие яда. Вы получите свою историю, я обещаю вам, и скоро.

Чампион бросил злобный взгляд на Стивена Беннета, который пожал плечами.

— Хорошо, — пробормотал он. — Вас это устраивает, Стоун?

Репортер ответил, глядя на Лилу Валери:

— Думаю, стоит подождать.

Чампион вышел. Через несколько минут он вернулся.

— Они уходят, — объявил он. — А теперь, если позволите, я воспользуюсь вашими превосходными лабораториями, мистер Беннет. Может быть, Чангара Дасс сопроводит меня, чтобы проверить мой отчет?

Дасс молча поднялся. Его смуглая рука сомкнулась вокруг чашки и подняла ее с пола. Несколько капель коричневатой жидкости все еще оставались на дне. Двое ученых ушли. Стоун, Лила и Стивен Беннет остались. Именно Стоун натянул покрывало на безмолвное серебряное тело существа на полу.

Беннет и девушка забились в угол. Полный молодой человек дрожал, раскачиваясь взад и вперед с опущенной головой.

— Не надо… Стивен, — прошептала Лила.

— Ничего не могу поделать, — вздохнул Беннет. — Неужели не понятно, что это значит? Здесь, в момент триумфа, было отнято все, ради чего я работал и жил. Обеление наших с отцом имен.

Исследования и знания, которые могли бы быть нашими. Теперь ничего нет. Потому что лунатик умер прежде, чем смог что-то сказать!

— Ты думаешь, его… убили? — прошептала Лила.

— Даже не знаю. Не могу думать. Дасс принес какао, и Чампион отдал его пришельцу. Если в нем был яд, то мы единственные подозреваемые. И ни у кого из нас нет мотива.

— Возможно, и нет, — вслух подумал Стоун. — Однако профессор Чампион — ваш соперник, в конце концов. Он был главным критиком вас и вашего отца, и является главой Фонда «Чампиона».

Беннет взял себя в руки. Его пухлое лицо возмущенно сморщилось.

— Профессор Чампион, каковы бы ни были его научные взгляды, человек бесспорно честный. Конечно, он никогда не поступит настолько безрассудно, чтобы подвергать опасности свою репутацию столь неуклюжим трюком.

— А этот Чангара Дасс?

— Чангара Дасс — мой друг, и друг моего отца. Сегодняшний успех значил для него не меньше, чем для меня.

Лила Валери встала и повернулась к репортеру.

— Я думаю, что ваша догадка ошибочна. У нашего лунного гостя был озноб. Вы слышали, как он жаловался на холод, не так ли?

Мыничего не знаем о физиологии этих существ. Вероятно, с ним случился приступ, когда он выпил какао. Я готова поспорить, что Дасс и Чампион не найдут никаких следов яда в напитке.

— Вы правы, — раздался голос Чампиона, когда он вошел в комнату в сопровождении индуса. Ученый повернулся к Стивену Беннету.

— Мы ничего не нашли. Абсолютно ничего, — добавил индус. Его голова в тюрбане медленно кивнула, когда он склонился над покрытым тканью телом на полу. — Поэтому немедленно приступим к вскрытию.

— Подождите минутку. — Беннет вскочил на ноги.

— Что?

— Вы считаете, это действительно… необходимо?

— Если вы этого не сделаете, это сделает коронер.

— Но у нас нет законов в отношении лунных жителей.

— Стивен Беннет, — голос индуса прозвучал мягко и серьезно. — Я знаю вас всю вашу жизнь. Разве я не заменил вам родителей?

— Да, Чангара Дасс.

— Разве мы не работали вместе, не планировали этот день?

Разве не мечтали о наследии мудрости, которое могло бы стать нашим?

— Это так.

Глаза Дасса сверкнули.

— Сегодня мы столкнулись с неудачей. Смерть заглушила голос, который мог бы рассказать нам все, что мы хотели узнать. Но с помощью вскрытия мы, возможно, сможем обмануть смерть.

— Как же?

— Мы можем изучить физиологию нашего пришельца.

Строение, анатомию. Даже если мы не найдем следов яда, есть вещи, которые мы хотим узнать, вы и я. Разве это не правда?

Беннет закусил губу.

— Да, вы правы. Тогда давайте, действуйте, но не говорите об этом. Мне не нравится, когда это обсуждают. Не могу этого вынести.

Голос Беннета возвысился, надломился. Руки Лилы Валери легли на его ссутулившиеся плечи. Дасс молча наклонился и поднял обмякшее, холодное тело лунного жителя. Болтающиеся серебряные руки свисали из складок ткани, когда он выносил труп из комнаты. Лила повернулась к Стивену Беннету.

— Ложись и постарайся отдохнуть, — предложила она. — Это займет по меньшей мере час или около того. Мы выйдем через коридор.

Чампион откашлялся.

— С таким же успехом можно остаться здесь и довести дело до конца, — решил он. — Но я не собираюсь сидеть сложа руки. Я голоден. В соседней комнате есть стол, полный еды, и вы найдете меня там.

В конце концов именно Билл Стоун последовал за Лилой Валери по полутемному коридору в кабинет. Он сидел на столе, болтая ногами, его голубые глаза откровенно оценивали девушку с восхищенной усмешкой.

— Похоже, вы здесь единственный кто не потерял оптимизма, — пробормотала девушка. — Это место похоже на…

— Морг, — закончил за нее Стоун. — Так оно и есть, с расчлененными телами и всем прочим.

— Пожалуйста, давайте не будем об этом говорить, — прошептала Лила. — Я беспокоюсь.

— О Беннете?

— Да. Он так расстроен из-за этого.

— Он проспится и забудет об этом, — улыбнулся Стоун. — Ты, должно быть, очень любишь его — заботишься и все такое.

Материнский инстинкт?

— Мы помолвлены, — тихо сказала она.

— О, понимаю.

— Стивен — блестящий человек. Но за ним всегда нужно присматривать. Чангара Дасс для него как нянька. Ублажает его, потому что как видите он не похож на других.

— Нет, я не совсем понимаю.

— Ну, вы же слышали, что он сказал сегодня о своем отце — Эйвери Беннете, который основал Солнечную Академию и совершил лунное путешествие. Какова была судьба его мамы, и как родился Стивен, прямо в космосе на обратном пути. Стивен никогда не забывал своего наследия. Всегда помнил, что он… вообще-то чужой. Иногда я думаю, что в глубине души он действительно чужд этому миру. Знаете, что он никогда не покидал эту Академию с тех пор, как прибыл сюда?

— Неужели?

— Его воспитывал Чангара Дасс. У него был частный репетитор.

Он живет здесь в своих апартаментах, отказывается выходить на улицу. Его детство едва ли было нормальным. Всю свою жизнь он ненавидел мир за то, что тот сделал с его отцом. Он избегает людей. Стивен работал и ждал того дня, когда появятся доказательства открытия его отца. Он поклялся себе, что до тех пор не выйдет во внешний мир.

— Ты хочешь сказать, что он даже не выходит из здания освежиться? — недоверчиво спросил Стоун.

— Нет. Даже портные приходят сюда снимать с него мерки. Он отшельник. Или был им, пока не встретился со мной. Я пыталась отучить его от этих странностей. Думаю, что мне это отчасти удалось. Но даже при том, что мы помолвлены, я иногда чувствую, как он обижается на меня. Временами его одолевают меланхолические настроения, и я не понимаю причину. Но почему я вам это рассказываю?

— Это было очень интересно, — запротестовал Стоун. — Очень. Но как насчет посадки этого космического корабля и нашего покойного лунного друга? Что же Беннет ожидал узнать из всего этого?

— Точно не знаю. Когда три дня назад приземлился корабль, он и Чангара Дасс были так же удивлены, как и весь остальной мир.

Когда они нашли это существо внутри, и оно сразу же попросило отвезти его в Солнечную Академию, Стивен понял, что это напрямую связано с его отцом. Он сказал мне, что это означает полное оправдание всего, что он утверждал. Что его отец открыл жизнь на Луне, что он, вероятно, прожил там достаточно долго — достаточно, чтобы установить связь и обменяться знаниями с лунными жителями.

Естественно, все это были догадки. Стивен надеялся, что лунный житель владеет полной информацией — расскажет ему о жизни и судьбе Эйвери Беннета и обменяется другими сведениями. Лунный житель попросил, чтобы его доставили сюда, в Солнечную Академию, и отказался сообщить что-либо кому-либо еще.

— Другими словами, он специально отправился в это путешествие, чтобы увидеть Беннета?

— Да.

Стоун поджал губы.

— Мисс Валери… Лила… ты помнишь, что сказал лунный житель, когда мы вошли в комнату? О каком-то сообщении для Стивена, о том, что он хочет, чтобы он вернулся?

— Вот именно.

— Он хотел, чтобы Стивен Беннет вернулся на Луну вместе с ним?

— Даже не знаю. Он сказал что-то вроде этого, не так ли?

— Интересно, почему?

— Возможно, у него были новости об отце.

— Возможно. — Билл Стоун на мгновение отбросил эту мысль. Он встал и вытер лоб. — Фу! Не понимаю, как он замерз насмерть.

Здесь так жарко, что яйца можно сварить.

— Здесь, в Солнечной Академии, достаточно тепло. Чангара Дасс проявляет фанатизм в вопросе кондиционирования воздуха — следит за тем, чтобы температура всегда была выше восьмидесяти градусов, и ничто не может его переубедить.

— Интересно, добился ли старый свами каких-нибудь успехов?

— Прогресса?

— Да… я имею в виду на вскрытии.

Ответ пришел в виде внезапного звонка настольного телефона. Стоун поднял трубку.

— Мистер Стоун? — это был торопливый шепот Дасса.

— Да.

— Мистер Стоун, я хотел бы чтобы вы прошли по коридору в операционную. Это в дальнем конце, справа.

— Но почему? Что-то случилось?

— Я думаю, мистер Стоун, что у меня есть для вас новости.

Очень поразительные новости.

— Сейчас подойду.

Репортер щелкнул трубкой.

— Лила, оставайся здесь. Я иду в морг, то есть в операционную.

— И оставите меня здесь совсем одну? Ни за что на свете!

Девушка присоединилась к нему. Вместе они двинулись по черному коридору пустой Академии. Выйдя на улицу, Лила дала понять, что сожалеет о своем решении сопровождать его: девушка вздрогнула от тени, и ее рука невольно сжала запястье Стоуна.

— Мне страшно, — пробормотала она.

— От чего же? Здесь нет никого, кроме нас.

— Ничего не могу с собой поделать. У меня такое чувство, что что-то не так.

— Забудьте, Дасс ждет нас. Сюда.

Билл Стоун толкнул дверь в операционную. Они вошли. Лила закричала. Чангара Дасс уже ждал их, но отныне этот индус в тюрбане обречен ждать вечно. Он наклонился над ужасным розоватым телом лунного жителя, и его выпученные глаза застыли в неподвижном взгляде на труп. Его смуглая кожа сильно побледнела, за исключением одного пятна на шее. Это пятно на шее Чангара Дасса было длинным, розоватым, повторяющим контур руки. Руки, которая схватила индуса за горло и задушила его до смерти.

Глава III Лунный житель

Они нашли Беннета на диване в конце коридора. Через мгновение Чампион отбросил свой бутерброд, и все четверо вернулись в операционную, изо всех сил стараясь не смотреть на смерть, которая, казалось, пряталась в тени.

— Рука, — прошептал Чампион.

— Взгляните на отпечатки. Ни одна человеческая рука не смогла бы оставить такой след.

— Это его, — пробормотал Беннет. — Его. — Он приблизился к розоватому телу, лежащему на столе. — Посмотрите на эти лапы.

Они это сделали.

— Но он мертв, — ответил Стоун. — Мертвец не может встать и убить.

— Мертвецы не могут встать, — простонал Беннет. — Но он не был человеком. Он был существом из другого мира, с другой планеты.

Кто знает, какие ужасные биологические законы движут подобными существами?

— У тебя истерика, Беннет, — нахмурился профессор Чампион. — Смотрите. — Его руки потянулись к подмышкам существа. — Эти сухожилия были перерезаны скальпелем. Существо, даже ожившее, не могло поднять руки, не говоря уже о том, чтобы задушить человека.

— Но это так, — прошептал Беннет. — Или что-то случилось.

Возможно, это был призрак…

— Не дури! — возразил Чампион. — Давайте разберемся с этим делом. Дасс позвонил Стоуну. Менее чем через две минуты прибыли Стоун и мисс Валери, и нашли Дасса мертвым.

— Мертвым. — Беннет не мог себя контролировать. — Дасс мертв.

Он что-то выяснил и собирался рассказать. И вот, умер. Луна хорошо хранит свои тайны. Это судьба, говорю вам! Мы не должны были знать такие вещи — вот что мы получаем за вмешательство! Давайте сожжем тела, убирайтесь отсюда!

— Стивен.

— Прости меня, дорогая. Но это уже слишком.

— Я понимаю. Давайте вернемся в офис.

— Идите, — распорядился Чампион. — Я позвоню в полицию.

— Полиция?

— Конечно. Теперь нет сомнений, что произошло по крайней мере одно убийство.

— Профессор прав, — согласился Билл Стоун. — И я позвоню в офис с этим сюжетом.

Беннет пожал плечами.

— Наверное, — сказал он бесцветным голосом. — Это единственно возможное решение.

Вместе с Лилой он вышел из комнаты. Чампион последовал за ним.

— Идете, Стоун? — позвал он.

— Я останусь здесь на минутку и осмотрюсь. Хочу запомнить все детали. Как только копы доберутся сюда, у нас, репортеров, не останется ни единого шанса.

— Очень хорошо. Я вернусь в приемную и позвоню оттуда.

Чампион ушел. Билл Стоун уставился на полуразложившийся труп лунного существа. Он еще раз взглянул на ужасные отпечатки на горле мертвого индуса. Он ощупал скальпели и инструменты на соседнем столе, потом заметил пустую чашку из-под какао и частично заполненные реторты рядом с ней. Он пробежал глазами по шкафу с фармакопеей.

Внезапно его глаза остановились на ярлыке. Он с любопытством открыл металлическую банку. Затем снова уставился на мертвого лунного жителя. Решительно пожав плечами, взял со стола пустой стакан и вылил в него содержимое банки. Затем накрыл стакан носовым платком, быстро вышел из комнаты и направился по коридору. Теперь там было совершенно темно и тихо, как в могиле. Царило молчание, подобное смерти, которая подкрадывалась в ночи. А потом — явилась.

Когда он приблизился к закрытой двери кабинета, тишину нарушил резкий гул голосов. Стоун остановился снаружи. Внутри звучали голоса Беннета и Лилы.

— Но разве ты не видишь? — это был голос Беннета. — Я не могу этого вынести, Лила. Это уничтожит меня и разрушит Академию.

Огласка, расследование, подозрения. И в конце концов, они никогда ничего не добьются. Они не могут вернуть Дасса или лунного жителя. Они никогда не смогут рассказать историю, которая восстановит честное имя моего отца.

— Но твоя идея — безумие.

— Но почему? Какой еще возможен путь спасения? Космический корабль ждет. Все готово. У меня нет ни карт, ни инструментов, но сама система управления должна быть легка в освоении. Мы можем забрать его и уйти сейчас, пока не приехала полиция.

Полетим со мной, Лила.

— На Луну? Нет, Стивен, я не могу.

— Лила, неужели ты не понимаешь? Я хочу знать, выяснить все сам. Я мог бы отправиться туда и доказать, что мой отец был прав — и вернуться с развернутой, подробной историей. Мы могли бы сделать это вместе, ты и я. Кто знает, что мы можем там найти?

Эйвери Беннет мог бы построить себе империю. Мы могли бы править этой империей, Лила, ты и я, его сын. У меня есть наследие моего рождения. О, я знаю, это звучит как безумие, но это единственный шанс, единственный шанс.

— Ошибаешься.

Билл Стоун тихо вошел и остановился в дверях. Беннет обернулся, всплеснув пухлыми руками, его лицо пылало от волнения.

— Стоун!

— Я думаю, что смогу помочь, — ответил репортер. — Не стоит беспокоиться из-за этого лунного путешествия. По крайней мере, я думаю, что знаю, как был убит наш лунный житель.

— Ядом?

— Нет. — Стоун улыбнулся. — Он был буквально заморожен до смерти. Это то, что Дасс, должно быть, обнаружил во время вскрытия. Вот почему он позвонил мне. И я думаю, что понял причину.

Репортер повернулся к девушке.

— Лила, позови профессора Чампиона. Он захочет это услышать.

Девушка кивнула и вышла из комнаты. Когда дверь закрылась, Беннет покачал головой.

— Я все еще не понимаю.

— Все очень просто. — Стоун протянул стакан, прикрытый носовым платком. — Все сделала вот эта штука.

Беннет взял стакан. Его глаза встретились со взглядом Стоуна.

— А как же Чангара Дасс? Кто его убил?

— Это загадка, не так ли? Возможно, мы сможем решить ее, когда вернутся остальные.

Внезапно Беннет вздрогнул.

— Стоун, возьмите это. Слишком холодное, чтобы его держать.

Стоун взял стакан.

— Ты не собираешься заглянуть внутрь? — спросил он. — Холодно или нет, но я думаю, тебе будет интересно, что в нем. Если только, — пробормотал он, — если только ты уже не знаешь.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что это ты убил лунного жителя.

Стивен Беннет рассмеялся. Затем сделал очень любопытную вещь. Его руки теребили белую куртку, а Стоун внимательно наблюдал за ним. Из-за слишком близкого расстояния он не увидел, как ноги Беннета скользнули вперед. Вдруг Стивен Беннет прыгнул. Его кулаки врезались в лицо репортера. Стоун отпрянул назад, размахивая руками, когда ударился о массивное тело своего противника. Удары Беннета прошлись по его лбу.

Кулак врезался в глаз. Стоун парировал новый удар, стараясь не подпустить к себе эти руки.

Беннет продолжал наносить удары. И тут Стоун почувствовал холодный ужас. Ибо когда кулаки Беннета ударили его по лицу, еще руки тут же сомкнулись вокруг его шеи!

Этого не могло быть — но произошло! Сквозь красную дымку Стоун видел, как кулаки молотили по нему, и в то же время почувствовал, как пальцы сжались у него на горле. Сильные пальцы, вырывавшие из него жизнь! Билл Стоун посмотрел вниз и увидел их — то, что душило и царапало его шею.

Из расстегнутой куртки Беннета тянулись две розовые руки — две лишние руки, заканчивающиеся птичьими лапами. Такими же, как и у лунного жителя! Затем все застила красная дымка. У Стоуна закружилась голова. В отчаянии он парировал удары человеческих кулаков, и все это время невидимые руки из-под пиджака Беннета сжимали его шею. Стоун опустился на колени.

Огромные выпученные глаза Беннета горели маниакальной силой, когда он атаковал жертву. Высокий хриплый смешок вырвался из его жилистой розоватой шеи. Стоун вслепую полез в карман. Беннет наклонил его назад.

Холодные когти вонзились очень глубоко. Через мгновение все будет кончено. В одно мгновение — последним отчаянным рывком — пальцы Стоуна сомкнулись на стекле и сорвали платок.

Одна рука поднялась к шее Беннета. Он опрокинул стакан, и содержимое вылилось наружу.

Беннет закричал. Две розоватые руки упали, вцепились в руку Стоуна и в стакан, плотно прижатый к шее Беннета. Стоун поднялся, прижав стакан шее противника. Пальцы Беннета сжали воздух. Его человеческие кулаки тоже опали. От розоватой шеи, которая медленно белела, исходило булькание. С лица Беннета сошла краска. Стекло вонзилось еще глубже. А потом Стивен Беннет упал, словно серебряный призрак. Через мгновение громоздкое тело неподвижно застыло на полу. Два ужасных отростка обмякли, когти вытянулись вверх в последнем жесте мольбы.


— Билл!

Лила стояла рядом со Стоуном, и Чампион рядом с ней.

— Я должен был это сделать, — выдохнул репортер. — Мне пришлось.

— Эти руки… — прошептала девушка. — Посмотри на эти руки.

— Неудивительно, что он всегда носил этот тяжелый пиджак, — прошептал Стоун. — Посмотри на ремни — они пристегивались у него по бокам. Неудивительно, что он никогда не выходил из дома; у него был специальный портной.

— Что это значит?

— Это значит, что мать Стивена Беннета не была человеком, — ответил Стоун. — Это была его тайна, и тайна его отца. Чангара Дасс, должно быть, знал и защищал Беннета все эти годы. В жилах Стивена Беннета текла лунная кровь. Лунный гость прибыл с особой миссией. Он хотел, чтобы Беннет оставил землю и вернулся на Луну, Беннет предпочитал славу, которая была бы его, если бы он остался здесь, на Земле как человек.

Лунный гость собирался настоять, и Беннет боялся, что он раскроет тайну, если это будет необходимо, чтобы заставить его вернуться.

Значит, Беннет убил его. Чангара Дасс узнал, как он это сделал во время вскрытия, и позвонил мне. Беннет, должно быть, подслушивал и пришел в операционную раньше меня. Используя свои лунные лапы, он задушил Дасса.

Тогда он хотел сбежать на космическом корабле, зная, что его обнаружат, если полиция проведет осмотр. Он умолял Лилу сопровождать его, когда я вошел и объявил, что раскрыл причину смерти лунного гостя. Поэтому он и меня пытался убить.

— Но как он это сделал? — спросил Чампион. — Это все еще загадка. — Он нахмурился. — Я уверен, что никакого яда не было.

— Конечно, в этом не было необходимости. Беннет, в жилах которого текла лунная кровь, знал слабость лунных существ.

Знал, что они не могут выдержать холод. У него же здесь всегда было жарко, как в духовке, помните?

Итак, он подсыпал что-то в какао, что немедленно охладило организм лунного гостя, парализовало его кровоток внезапным холодом. Что-то, что не проявится в анализе; что-то, чего мы никогда не ожидали бы найти в дымящемся какао.

— Что это было?

— Ничего, кроме простого, сухого льда, — усмехнулся Стоун. — Конечно, он дымился в чашке и не оставлял следов. Я нашел банку со льдом в операционной, и принес сюда полный стакан.

Когда Беннет напал на меня, я прижал эту штуку к его горлу.

Остальное вы знаете.

В маленькой комнате воцарилось долгое молчание. Рука Лилы легла на плечи Билла, когда они уставились на уродливое тело на полу.

— Он хотел, чтобы я отправилась с ним на Луну, — прошептала она. — Я рада, что отказалась.

— Возможно, он не прижился бы у существ, живущих за пределами Земли, — задумчиво произнес Чампион.

— Пошли отсюда, — только и сказал Билл Стоун.

Они направились к двери. Стоун выключил свет.

— Смотри! — прошептала Лила. Сквозь высокие окна в комнату проникал серебристый лунный свет. Он двигался по полу и окутывал гротескное, скрюченное тело зловещим сиянием. Но в его лучах лицо Стивена Беннета сияло мирным светом.

— Может быть, он уже отправился туда. Назад, в места, которым принадлежит его дух.

— Возможно, — кивнул Стоун. — Но в данный момент мой дух принадлежит чему-то другому. Чему-нибудь, где есть электрический свет и немного приземленных развлечений.

Хочешь присоединиться ко мне?

— Конечно.

— У меня тоже найдется несколько напитков.

Лила улыбнулась.

— Со мной все в порядке, — пробормотала она. — Но, Билл, если ты выпьешь, обещай мне одну вещь.

— Что?

— Не клади туда лед.

Они закрыли за собой дверь. В маленькой комнате серебристый свет продолжал литься на мертвое лицо человека с Луны.

НЕНАСЫТНЫЙ ДРАКОН (The Eager Dragon, 1943) Перевод К. Луковкина

I

Я сидел в таверне Тощего Томми, и, может быть, для меня это было чересчур[13]. Это вполне возможно, ведь я слышал болтовню клиентов о том, что даже один глоток виски Тощего Томми — это слишком много. Но я их сделал пять или шесть подряд, поэтому вышел в минус примерно на уровень государственного долга. Вот так я и разговорился с теми двумя незнакомцами. Они сидели в другом конце бара, занимаясь своими делами — похоже, импортом спиртного, если судить по тому, как крутили бутылку.

Каждый из них умудрился влить себе в глотку примерно пинту виски, пока я смотрел. И они даже не наливали свои напитки в стаканы.

Я не из тех людей, которые вмешиваются в дела других.

Особенно в таком месте, как это, где небезопасно пожимать руки незнакомцам, если у вас нет на пальцах страховки в виде утяжеления.

Поэтому, проглотив свой шестой антифриз, я соскользнул с табурета и отправился домой. Я не собирался разговаривать с этими придурками, но один из них обернулся и что-то пробормотал мне.

— Прошу прощения, — говорит он очень вежливо. — Но у тебя в плевательнице нога застряла.

Если и есть что-то, к чему я питаю слабость, так это вежливость. Кроме того, когда я смотрю вниз, то вижу, что действительно засунул левую ногу в одну из чашек для пальцев Тощего Томми.

— Спасибо за информацию, — говорю я незнакомцу. — Я ничего не заметил, потому что после того, как выпил здешнюю бурду, хотел немного пошалить.

— Это отвратительно, не так ли? — говорит первый незнакомец. — Не хочешь пропустить еще рюмашку?

Ну кто же может отказаться от такого вежливого приглашения? Я снова сажусь и ухитряюсь вытащить своего Тома Маккана из сигарного пруда, и двое незнакомцев наливают мне рюмку, и прежде чем вы успеваете сказать «Джек Робинсон», я уже в дым. Вот так и получается, что я разболтался. Потому что первый незнакомец — высокий, худой парень в очках — говорит:

— Мы — пара коммивояжеров. Вот, застряли здесь. Разве это не печально?

И второй незнакомец — толстый, пожилой парень с лысой головой — говорит:

— Мы переживаем вторую юность, продавая журналы колледжам. Сегодня вечером наша машина сломалась, и вот мы застряли в краю, где ничего не происходит с тех пор, как в последний раз пролетела комета Галлея.

Очевидно, он имеет в виду какое-то странствующее бурлеск-шоу, но я просто достаточно не сообразил.

Видите ли, мне нравится здесь, в деревне, с тех пор, как я отошел от дел и прикупил себе птицеферму. Кроме того, в последнее время на моем кудахчущем ранчо далеко не все спокойно. На самом деле, то, что происходит со мной в последнее время, настолько странно, что я никогда не упоминаю об этом, но теперь я слишком слаб, чтобы удержаться от соблазна.

— Здесь никогда ничего не происходит? — говорю я лысому парню. — Послушай, я могу рассказать тебе истории, от которых у тебя волосы встанут дыбом — если купишь парик.

— Например? — спрашивает первый парень.

— Может, я и выгляжу как фермер, но кукурузы тебе не дам, — говорю я.

— Ну же? — настаивает он.

— Ты мне не поверишь, — говорю я.

— Скажи мне, и я поверю, — требует первый парень. — Расскажи мне хотя бы об одной переделке, которая когда-либо случалась с тобой здесь.

— Ну, примерно неделю назад я проезжал по дороге и встретил рыцаря, — начинаю я.

— Что-о?

— Рыцаря при дворе короля Артура.

— Ты нюхаешь порошок или колешься? — спрашивает лысый парень. А высокий насмешливо шепчет:

— Заправь смирительную рубашку в штаны.

— Говорил же вам, вы мне не поверите, — напоминаю я им.

— Продолжай. Это интересно.

— Ну, я встретился с этим рыцарем. Его зовут сэр Паллагин.

— Он назвал свое имя?

— А почему бы и нет?

— Тогда, возможно, он также рассказал, что он здесь делает и как сюда попал.

— Конечно. Его послал Мерлин.

— Мерлин?

— Мерлин — глава союза магов, — объясняю я. — Он может посылать своих ребят вперед и назад во времени, не оплачивая такси. Он послал сюда сэра Паллагина с большой миссией — поставить на пьедестал чашу любви, которую назвал Святым Граалем.

— А-а! — замечает первый парень, то ли комментируя мою историю, то ли поперхнувшись выпитым. А я продолжаю рассказ.

— Я узнал, что этот пьедестал находится в музее в городе, поэтому мы с рыцарем пробрались туда после наступления темноты. Мы довольно легко выкрали оттуда эту штуку, потому как Мерлин выслал нам из прошлого небольшое подкрепление железных парней вроде сэра Паллагина.

— Где сейчас этот сэр Паллагин? — спрашивает лысый сладким голосом. — Я полагаю, он где-то прячется, чтобы правительство не могло претендовать на его броню для нужд обороны.

— Прости, — бормочу я. — Но когда Паллагин и его ребята получили пьедестал, который искали, Мерлин снова вернул их назад в их время. Вот как это произошло.

— По-моему, ты накачался, — настаивает первая жертва перхоти.

— Ты зря теряешь время, занимаясь фермерством. Тебе бы звездой родео быть.

— Послушай, мой прекрасный друг без перьев, — замечаю я, — если ты думаешь, что можешь сидеть здесь с непокрытой головой и называть меня лжецом, то ты не только ошибаешься, но и, вероятно, здорово рискуешь.

— Не обижайся, приятель, — отвечает он. — Только ты должен признать, что в твою историю немного трудно поверить.

— Я знаю это и хочу доказать тебе, — говорю я. — Так случилось, что сэр Паллагин оставил свой бочонок с клеем в моем сарае на ферме. Это большая белая кляча, вся покрытая замысловатым жестяным одеялом для отгона мух или что-то в этом роде. Один взгляд на нее докажет, что это не подделка, и я не подсовываю вам победителя дерби.

Все это я сказал на полном серьезе и предложил всем троим забраться в мой грузовик и поехать в конюшню, чтобы посмотреть на лошадь.

— Отличная идея, — говорит тощий парень в очках.

Мы опрокидываем еще по стаканчику, и выходим на улицу. На этот раз я даже не замечаю плевательницу на моей ноге, пока мы не оказываемся на дороге.

Мы забираемся в грузовик, я жму на газ, и довольно скоро мы подъезжаем к моей птичьей вилле. Затем я помогаю им выбраться из грузовика. Арчи Биггерс — так зовут худого парня — не выходит без очередной порции выпивки. Лысый Ларри Коттон говорит, что если он выпьет еще, то не сможет выйти. Поэтому я иду на компромисс и пью за него. После этого я веду Арчи и Ларри прямо к сараю позади дома; что само по себе не так уж и мало, судя по тому, как они идут.

— Сейчас вы увидите, лгу я или нет, — говорю я, дребезжа дверью.

Дверь открывается без отпирания. Я вхожу внутрь и зажигаю спичку. А потом кричу:

— Кто-то украл мою лошадь!

— Ха! — фыркает Арчи. — Так я и думал.

— Ну у тебя и конь, — говорит Ларри. — С таким не трудись запирать дверь сарая, когда будешь выходить.

— Но это правда, — настаиваю я. — Лошадь была здесь, когда я уезжал. Смотрите — вот сено, которое я для нее положил.

Я поднимаю вторую спичку и показываю им кучу сена. Затем я снова кричу и падаю на колени.

— Что это такое? — я указываю на большую круглую белую штуку в стоге сена.

— Ну, конское яйцо, конечно, — усмехается Арчи.

— Это точно яйцо, — соглашаюсь я. — Но посмотрите на его размер — ведь оно больше трех футов в длину!

Это и впрямь большое, круглое белое яйцо с длинными желтыми пятнами на нем и запашком, по которому едва ли его отнесут к классу «А».

— Уолт, минуточку, — говорит Арчи. Он наклоняется и поднимает кусок сероватой бумаги, лежащий рядом с яйцом. — На нем написано, — шепчет он. — Акварельными красками или чем-то в этом роде. Не могу разобрать — плохо видно.

— Дай сюда, — прошу я, вежливо схватив его. — Я специалист по орфографии, особенно по той, которую используют эти вшивые похитители, чтобы украсть мою лошадь.

— Украсть?

— Конечно. Несомненно, это записка о выкупе от бандитов, укравших мою лошадку. Ненавижу конокрадов!

Но, оказывается, я ошибаюсь. Письмо — это какая-то акварельная работа, и на нем потрясающая орфография. Но я могу понять, что написано в записке. Это от сэра Бутча: пишет, что кажется, от волнения я забыл послать за конем. Еще пишет:

Паллагин благодарит вас за подобающую вежливость и высоко оценивает вашу доблесть как волшебника. Поэтому я должен предложить вам этот маленький знак моего уважения в качестве достойной награды за вашу помощь. Это достойный подарок от одного волшебника другому, и может служить напоминанием о благодарности Мерлина.

Это не только паршивое написание, но и скверная грамматика — на самом деле, это напоминает мне выговор сэра Паллагина.

Может быть, этот Мерлин не такой уж и умный, в конце концов.

Но что меня озадачивает, так это почему он послал яйцо в подарок фермеру.

— Не спрашивай меня, — говорит Ларри. — Я даже не знаю, что это за яйцо. Это определенно не плимутрок. Больше похоже на Плимутскую гору.

— Интересно, что там внутри, — бормочу я.

— Мы не узнаем, пока оно не вылупится.

— Ну и как же мы его вылупим?

— Оно слишком большое, чтобы на нем могла усидеть курица.

— Но на нем что-то должно сидеть, — говорю я им. — Судя по всему, оно скоро вылупится.

— Оно скоро вылупится, судя по запаху, — говорит Арчи.

— У меня есть идея! — кричит Ларри. — Сегодня мы ничего не будем делать. Давайте все сядем на него.

— Ты хочешь сказать, что мы должны высиживать это яйцо?

— А почему бы и нет? Здесь тепло. Мы должны где-то спать, ты же знаешь. С таким же успехом мы могли бы свернуться калачиком на сене, спать на яйце и ждать, пока оно вылупится. Я все равно хочу посмотреть, что здесь происходит.

После очередного глотка идея уже не кажется такой странной.

Арчи ложится с одной стороны от меня, а Ларри — с другой.

Втроем мы прижимаемся к большому белому яйцу с толстой скорлупой. Я закрываю глаза, и, может быть, это только пульсирует голова, но мне кажется, что я слышу, как что-то стучит под яичной скорлупой. И может быть, это всего лишь храп Арчи и Ларри, но мне кажется, что я слышу шум внутри яйца. Что может вылупиться из яйца длиной более трех футов? Оно должно весить пару сотен фунтов! Да и кого это волнует?

Вот как я себя чувствую после последнего глотка, так что просто ложусь спать. Но мне все время кажется, что я слышу, как яйцо издает какие-то звуки, и через некоторое время я начинаю мечтать о хорошо прожаренной куриной ножке. Наступает позднее утро, когда я просыпаюсь, потому что кто-то трясет меня.

Сначала я думаю, что это Арчи, но он спит. Потом я смотрю на Ларри, и он тоже спит.

Но меня кто-то трясет. Голову мотает вверх и вниз. И тут я понимаю. Под моей головой трясется яйцо! Я быстро вскакиваю, и тут яйцо трескается примерно в дюжине мест, а куски скорлупы под ними вздымаются и опадают. Теперь в этом нет никаких сомнений — я действительно слышу шум из яйца. К этому времени Арчи и Ларри уже проснулись и встали на ноги. Но я за ними не слежу. Я наблюдаю за полосками скорлупы, отслаивающимися от яйца, и наблюдаю, как зеленое вещество под ними пытается выбраться наружу.

— Какого черта? — спрашивает Арчи, подпрыгивая на одной ноге и указывая пальцем.

То, на что он указывает — это длинная зеленая штука, высунувшаяся из яйца. Она похожа на змею без головы. Мы с Ларри не отвечаем ему, потому что смотрим на другой бок яйца, из которого высовывается зеленая голова. В этом нет сомнений, потому что эта голова имеет несколько футов в длину и в ширину, и забыть такое зрелище невозможно, даже если очень хочешь.

Ларри указывает на один конец существа, Арчи — на другой, а потом оба указывают на середину. Потому что яичная скорлупа трескается, и мы видим, как существо выбирается наружу. Оно около восьми футов в длину и четырех в высоту, и я не знаю, как ему удалось уместиться в трехфутовом яйце.

— Худой Томми должен был предупредить меня, — говорю. — Обычно, когда я пью его виски, то вижу ящериц или змей. Он должен был предупредить, что от его последнего пойла я увижу что-то посерьезнее.

Мы стоим и рассматриваем зеленое существо. Как я уже сказал, оно имеет восемь футов в длину и около четырех футов в высоту.

Часть восьми футов — это змеиный хвост. Другая часть — толстый пивной бочонок, весь покрытый бородавками и чешуей, как бомж из ночлежки. Но самая большая и худшая часть — это паровой котел, торчащий на месте головы. Голова круглая и зеленая, с большими выпученными глазами, а все остальное занимают рот и зубы.

Оно покачивается на четырех толстых ногах. Я тоже покачиваюсь, на двух. У меня почему-то складывается впечатление, что эта штука нагоняет жуть. На самом деле, мое лицо становится почти таким же зеленым, как и кожа существа.

Но вдруг Ларри указывает на него и прыгает так, как будто ему отдавили ногу.

— Я знаю, что это такое! — кричит он. — Это же дракон!

— А что такое дракон? — я оглядываю на свои брюки, чтобы проверить, не соскальзывают ли подтяжки.

— Ну, дракон. Как в книжках по истории. Во времена короля Артура леса были полны ими. Этот Мерлин, должно быть, думает, что сделал тебе волшебный подарок, когда послал драконье яйцо.

— Конечно, так оно и есть, — говорит Арчи. — Давай спускайся оттуда.

Когда он произнес слово «дракон», я вдруг обнаружил, что вскочил по стене сарая к стогу сена. Я очень медленно спускаюсь, потому что я не из тех, кто любит спешить — особенно когда дело доходит до встречи с драконами, голодными тиграми или бывшими женами.

— Он не причинит тебе вреда, — говорит Арчи. — Он всего лишь дитя.

— И что ты хочешь, чтобы я делал, ухаживал за ним? — спрашиваю я. — Я не собираюсь становиться нянькой для всяких ходячих удавов… ууууииии! Именно в этот момент дракон подходит ко мне и начинает тереться о мою ногу.

— Он совсем как котенок, — говорит мне Арчи. — Перестань дергать коленями, а то размозжишь ему голову до смерти.

Конечно же, дракон начинает мурлыкать, смотрит на меня и вдруг ухмыляется.

— Разве это не мило? — говорит Ларри. — Видишь, какой нежный?

— Я знаю одного человека в городе, который улыбается так же, — говорю я. — Он недавно поджарился на электрическом стуле за то, что убил трех старушек мясницким тесаком.

— Давай, погладь его по голове. Это совершенно безопасно, — говорит Арчи.

Я чувствую себя в такой же безопасности, как при перемирии с Гитлером, но наклоняюсь и провожу рукой по чешуйчатой голове дракона. Затем улыбаюсь, больше от облегчения, что мне вернули руку, чем чего-то еще. И он снова улыбается мне.

Впервые я замечаю, что у него голубые глаза, причем очень красивые — для дракона. Они напоминают мне о девушке, Рыбке Дейзи, которую я когда-то знал.

— Любовь с первого взгляда, — вздыхает Арчи. — Хорошо, и что нам делать с этим хамелеоном-переростком?

— Что нам с этим делать? — кричит Ларри, бегая вокруг кучи сена. — Что делать? Слушай, парень — ты что, не понимаешь, что у тебя тут?

— Думаю, похмелье.

— Похмелье? У тебя здесь миллион баксов, вот что! Настоящий миллион!

— Я даже не вижу одного пенни, — признаюсь я ему.

— Слушай. — Ларри останавливается и начинает размахивать руками. — Ты хозяин единственного живого дракона в неволе — настоящего, то есть из плоти и крови, единственного когда-либо виденного в мире на протяжении веков! Неужели ты не понимаешь, что это значит?

— Подумай о науке! — говорит Арчи.

— Я скорее думаю о миллионе, — отвечаю я.

— Именно это я тебе и говорю, — вмешивается Ларри. — Ты знаешь, что цирк возит с собой Гаргантюа?

— Имеешь в виду ту большую обезьяну?

— Конечно. Им платят тысячи долларов только за то, чтобы показать такую диковину. Подумай о том, что они дали бы тебе, чтобы показать настоящего живого дракона.

— Ну, я буду…

— Богачом! Просто предоставь это мне, — говорит Ларри. — Мы поедем в город и займемся делами. Свяжемся с циркачами и договоримся. Это может занять около недели, но не волнуйся.

Просто позаботься о дракончике. Проследи, чтобы ему хватило еды. И прежде всего, держи его подальше от других, что бы ты ни делал. Ни слова об этом никому!

— Я должен прятаться здесь и играть с этой ящерицей? — кричу я.

— Подумай о деньгах, — отвечает Ларри. — У тебя будет целое состояние, если ты сделаешь то, что мы тебе скажем.

Вот так они с Арчи одолжили мой грузовик и поехали в город.

И я остался с драконом на руках.

II

Я не знаю, сталкивались ли вы с драконами, но это не та ситуация, с которой я могу справиться. Я сразу же начинаю желать, чтобы Мерлин дал мне небольшой совет вместе со своим подарком или, по крайней мере, прислал мне книгу по уходу и кормлению драконов.

Потому что я сразу понимаю, что этот дракон голоден. Не прошло и пяти минут после того, как Ларри и Арчи ушли, как дракон начал смотреть на меня своими большими детскими голубыми глазами, и я понял, что нужно что-то делать. В конце концов, это всего лишь питомец, а о питомцах надо заботиться. Я никогда не воспитывал ребенка сам, но четко знаю, что дети всегда голодны. Особенно когда они плачут. Именно это и начинает делать дракон, когда смотрит на меня. Его глаза моргают, и из них появляются две слезинки размером с футбольный мяч.

Я просто стою и слушаю его рев, тихий и низкий, как у пикирующего бомбардировщика. Я беспомощен, абсолютно, и не могу покачать это дитя на коленях. Также не могу строить ему рожицы, потому что его собственная морда переплюнет все что я мог вообразить. Погремушку ему тоже не сунешь кроме как с зубами, потому что я все еще немного боюсь этого дракона. Что мне нужно, решаю я, так это выпить. Поэтому я бросаюсь в дом и открываю холодильник.

Все, что я нашел, это ящик пива. Поэтому я открываю пару бутылок и решаю сесть и подумать. Затем я слышу шум из сарая.

Схватив ящик с пивом, я бросаюсь обратно. Но это всего лишь дракон, который рыдает, совсем как малыш, просящий бутылочку. Это приводит меня к одной идее. Бутылка? У меня нет драконьего молока, но есть пиво. Поэтому я открываю еще одну бутылку и вливаю ее в глотку дракона.

Это оказывается именно то, что доктор прописал. Один глоток и пиво исчезает. И дракон улыбается! Я тоже улыбаюсь. Затем я слышу еще один глоток. Глупая тварь проглотила бутылку. Но он продолжает улыбаться.

— Так вот как обстоят дела, — говорю я.

И я отодвигаю ящик с пивом. Дракон приступает к работе.

Примерно за пять минут он проглотил восемнадцать бутылок. Я возвращаюсь в дом, звоню в таверну Тощего Томми и прошу его немедленно прислать пару дюжин ящиков своего мерзкого варева.

— Устраиваешь вечеринку? — спрашивает Тощий Томми по телефону.

Но я не отвечаю. Я помню, что Ларри и Арчи попросили меня держать рот на замке. Во всяком случае, когда говоришь с Тощим Томми, лучше делать именно так. Если вы откроете рот перед ним, он может украсть ваши зубы. И я с облегчением вешаю трубку. Если я могу кормить этого дракона пивом, это решает много проблем, и мне даже не нужно беспокоиться о нагромождении пустых бутылок. Тем не менее, меня немного беспокоит еще одна проблема. Я начинаю задаваться вопросом, хочет ли дракончик пи-пи. Я как раз собираюсь позвонить в город и заказать пару щенячьих палаток на случай, если у меня закончатся подгузники, когда слышу новый шум из сарая. Это смеющийся голос. На этот раз я возвращаюсь не слишком торопясь.

Потому что у двери сарая стоит ребенок и заглядывает внутрь.

Это маленькая белобрысая креветка лет восьми, едва ли достаточно высокая, чтобы дотянуться до ваших часов. Он смеется и хихикает, а когда видит меня, то оборачивается.

— Послушайте, мистер! — говорит он. — У дракона икота!

Это факт. У дракона икота. Он икнет как сумасшедший. Что делает его странным, так это то, что каждый раз, когда он рыгает, из его носа вырывается маленький огненный султанчик.

— Ну и дела, выглядит забавно! — смеется малыш.

Я пристально смотрю на него.

— Разве ты не боишься, мелочь пузатая? — спрашиваю я.

Малыш продолжает смеяться.

— А чего мне бояться? — спрашивает он меня. — Это всего лишь дракон, не так ли? Я все время читаю о них в книжках. Если, конечно, ты не злой волшебник или людоед. Но ты не похож на людоеда.

— Спасибо, мелкий, — говорю я.

— И меня зовут не мелкий, а Эдгар, — говорит малыш.

— Эдгар откуда?

— Я не должен тебе говорить, потому что иначе ты отправишь меня домой, а я сбежал из дома, — заявляет малыш.

— Сбежал? Вот как? Значит, ударился в бега? Твой старик всыпал тебе?

— Ты имеешь в виду, побил меня? Нет, конечно, нет, — говорит Эдгар. — Просто я ищу приключений. И я думаю, что нашел их, не так ли?

Я и сам так думаю. Вместо этого я снова смотрю на этого маленького светловолосого Эдгара, и вижу, что он не деревенщина. Он одет в прекрасный костюмчик, немного запылившийся от путешествий. Его родители должны быть в списке честных налогоплательщиков из — из-за его манеры выражаться. Но что меня озадачивает, так это почему он не боится дракона.

— Так ты не боишься этого огнедышащего монстра? — спрашиваю я. — Разве эта зверюга не вызывает у тебя дрожь?

Эдгар качает головой.

— Конечно, нет. Я привык к животным. А там, где я живу… — Он замолкает и улыбается. — Но я не собираюсь рассказывать об этом.

Я смотрю на него холодным, пронзительным взглядом.

— Послушай, Эдгар, — ласково говорю я, — мне будет очень приятно, если ты вернешься к своему старику, прежде чем я буду вынужден сделать что-нибудь опрометчивое, например, выбить тебе зубы.

Эдгар продолжает улыбаться.

— Ты меня необманешь, — говорит он. — Ты не людоед.

— Но и не директор сиротского приюта, — говорю я ему. — Я всего лишь куриный фермер, понимаешь? Я вообще не имею никакого отношения ко всяким там делам и мне не нужны беглые дети. У меня и так забот хватает.

Эдгар прекрасно понимает смысл моих замечаний, потому что морщит свою маленькую физиономию, и как губка, начинает разводить сырость.

— Я тебе не нравлюсь… — ноет он.

— Все верно, парень. Катись отсюда.

— И как раз тогда, когда мне предстояли такие приключения, — шмыгает носом Эдгар. — Теперь, когда я расскажу людям о твоем настоящем живом драконе, они мне не поверят.

— Ах ты!

Если я отошлю ребенка, это будет означать, что он расскажет историю о драконе кому-то, кого он встретит. Поэтому я подхожу к Эдгару и похлопываю его по плечу.

— Не переживай так, — утешаю я его. — Может быть, я передумаю.

В конце концов, мне нужен кто-то, кто позаботится о драконе, пока я буду содержать ферму. Кроме того, похоже, ты ему нравишься. Так как насчет того, чтобы поиграть в конюха?

— Ты действительно хочешь сказать, что я могу остаться и заботиться о драконе, кормить его и все такое? — Эдгар так возбужден, что обнимает меня за колени, сильно стуча ими друг о друга.

— Ой! Конечно!

Тогда Эдгар хочет обнять дракона. Вряд ли из этого получится что-то хорошее, учитывая жаркое дыхание зеленой зверюги. Но Эдгар, кажется, не против — на самом деле вы могли бы подумать, глядя на его физию, будто он обнимает Бетти Грейбл. И дракон снова улыбается, на этот раз показывая достаточно зубов, чтобы обеспечить ими всю японскую армию.

— Я ему нравлюсь, — визжит Эдгар. — Видишь, мы прекрасно ладим! Кстати, мистер, как его зовут?

— Зовут? — отвечаю я. — Я пока не придумал ему имя.

— Как ты думаешь, как он будет откликаться на твой зов без имени? — спросил малыш.

— С чего ты взял, что я когда-нибудь захочу позвать дракона? — отвечаю я. Но малявка настаивает:

— Мы можем называть его Герман.

— Хорошо, пусть будет Герман, — говорю я ему. — Хочешь, чтобы я окрестил его, разбив бутылку пива о его голову?

Парень бросает на меня странный взгляд, похлопывая Германа по шее.

— Никак не могу понять, мистер, — говорит он. — Ты ведешь себя и говоришь не как волшебник. Но ты должен быть одним из них, иначе как бы у тебя был дракон?

— Я всего лишь фермер, — говорю я, — и хочу, чтобы ты забыл все эти двусмысленные разговоры о магах, волшебниках и прочем.

Затем я ныряю к стогу сена, но опаздываю. Мальчишка добирается туда первым и берет записку от Мерлина, которую немедленно читает.

— Ого! — замечает он. — Ты не можешь обмануть меня, мистер — эта записка доказывает, что ты волшебник.

— Послушай, Эдгар, — ласково говорю я, протягивая ему руку. — Этот кулак докажет, что у тебя под глазом будет синяк, если только ты не забудешь, что только что прочел. Если ты хочешь остаться здесь со мной и заботиться о Германе, ты должен держать язык за зубами. По некоторым причинам я не хочу, чтобы кто-то еще знал, что я владею этим драконом. Ты понимаешь?

Эдгар улыбается.

— Может быть, ты боишься вражеского чародея, — предположил он.

— Может быть, — говорю я.

И тут я слышу, как во дворе гудит машина. Я подхожу к двери и прищуриваюсь. Это Тощий Томми Мэллун привез мне заказанное пиво. Поэтому я поворачиваюсь к Эдгару и шепчу:

— Ты прав, — говорю я ему. — Я боюсь врага, как бы вы его ни называли. На самом деле, он прибывает прямо сейчас. Так что тебе с Германом надо спрятаться, пока он не уйдет. Я не хочу, чтобы из тебя что-нибудь вылезло или чтобы Герман рыгнул.

В этот момент Герман выпускает из миндалин очередную зенитную очередь.

— Засунь ему в глотку бутылку пива, — советую я.

Но тут Тощий Томми сигналит, и я выхожу во двор. Он сидит в грузовике, и когда я подхожу, смотрит на меня заговорщически.

— Я думал, ты все это время был в доме, — говорит он. — Что ты делаешь на заднем дворе?

— Сегодня приходит новая партия, — объясняю я.

Тощий Томми только хрюкает. Для него это нормальный звук, потому что он сложен как боров. Вообще-то его называют Тощим Томми, потому что он весит 300 фунтов. Помимо того, он сам по себе очень неприятная личность для ведения бизнеса. Помимо своей таверны он нагоняет страх на местных деревенщин, поэтому они платят ему за защиту. Фактически Тощий Томми — это вульгарная версия гангстера. Я бы дал ему около двадцати лет тюрьмы.

Именно по этим причинам я не хочу, чтобы он узнал, что у меня есть живой дракон, иначе он позовет своих подручных Бертрама и Роско, и быстренько умыкнет зверюгу. Поэтому я молчу и говорю:

— Где пиво?

— Прямо здесь, в грузовике, — говорит мне Тощий Томми. — Ты устраиваешь вечеринку?

— Нет, — говорю я. — Не совсем.

— Ты сам выпьешь две дюжины ящиков пива?

— Ну… — начинаю я.

И тут из амбара раздается еще одна огненная отрыжка. Это звучит печально и впечатляюще, прям как игра Луи Армстронга на трубе.

— Что это за чертовщина, черт побери? — спрашивает Тощий Томми.

Я быстро соображаю, что бы ему наплести.

— Купил пару коров, — говорю я ему.

— Я никогда не слышал, чтобы корова издавала такой звук, — хмурится он. — Голштинцы?

— Нет, Берстейн, — ответил я. — Новая порода. Они дают особое молоко, если напоить их пивом.

— Какое еще молоко дает корова, когда пьет пиво?

— Солодовое молоко, тупица! — говорю я ему. — Вот почему я заказал пиво. Кроме того, мне нужно два десятка бутылок каждый день.

— Хотел бы я посмотреть на таких коров, — говорит Тощий Томми, вылезая из грузовика. Я отступаю к двери амбара.

— Они слишком пьяны, чтобы смотреть на них, — извиняюсь я.

Оттуда доносится еще одна отрыжка, отчего дверь слегка дребезжит.

— Я все равно говорю, что это не похоже на корову, — настаивает Тощий Томми.

— Поверь мне на слово, — говорю я ему. — Это не бык.

Затем я достаю бумажник, чтобы отвлечь его. Вид денег всегда будоражит Тощего Томми, особенно если это деньги других людей. Это даже отвлечет его от двери банковского хранилища.

— Вот твои деньги, — напоминаю я ему. — Будь добр, выгрузи пиво.

Что он и делает, и забирается обратно в грузовик.

— Пока, — говорю я. — Увидимся завтра. Мне пора возвращаться — у одной из коров похмелье.

Тощий Томми снова смотрит на меня.

— Кстати, — мурлычет он. — Кстати о похмелье, чем ты кормишь тех двух типов, которых встретил вчера в моей таверне?

— Кого это?

— Те два коммивояжера со сломанной машиной, — отвечает он. — Сегодня утром они пришли с жутким похмельем и куда-то звонят.

Я слышу, как они бормочут себе под нос о драконе, которого высиживают на твоей ферме.

— Что?

Я притворяюсь тупым, но Тощий Томми продолжает.

— Да, они болтают о том, чтобы поехать в город и встретиться с владельцем цирка или что-то в этом роде.

— Они очень странные, — пожимаю я плечами. — Ты уверен, что они упоминали не розовых слонов?

— Нет, дракона. Поэтому я просто хотел уточнить. Но конечно, — мурлычет Тощий Томми, — у тебя нет никакого дракона.

— Конечно, — отвечаю я.

— Только несколько пьяных коров, — добавляет он.

Сейчас неподходящее время, но я слышу еще одну отрыжку, и все живое тоже в радиусе мили. Тощий Томми заводит мотор и улыбается.

— Должно быть, одна из твоих коров зовет тебя, — подмигивает он. — Тебе лучше положить ей на лоб пакет со льдом. Это сделает солодовое молоко холоднее.

Затем он выруливает свой грузовик со двора. Я стою, дрожа, а потом тащу пиво в сарай. Открыв дверь, я чуть не спотыкаюсь об Эдгара, который торчит у замочной скважины.

— Я знаю! — тявкает он. — Это был злой волшебник, не так ли? Ну и ну, да он же настоящий людоед.

— Согласен, — отвечаю я. — Но почему ты торчишь у двери, когда должен заботиться о Германе?

— О, с Германом все в порядке, — говорит малыш. — Он ест.

Я проверяю так ли это. Герман и правда ест, он уже проглотил ведра с молоком, которые я поставил в углу, а также лопату, упряжь и два вилы. Пока я смотрю, Герман также проглатывает ящик из-под апельсинов и пустые пивные бутылки.

— У него живот как печь, — визжит Эдгар. — Посмотри на огонь из его рта!

Я смотрю. Прямо как три сигнала тревоги, так что все в порядке. Каждый раз при выдохе у него из ноздрей вырываются дым и искры.

Но Эдгар смеется и гладит его, и дракон перестает есть, чтобы потереться о его ноги. Затем он начинает жевать доски в полу сарая. Я поспешно хватаю бутылки с пивом.

— Быстрее! — кричу я. — Дай ему это, а не то он сожрет меня, тебя, сарай и всю ферму!

III

В ближайшие пару дней мое предупреждение подтверждается.

Потому что дракон продолжает жрать утром, днем и ночью.

Двадцать четыре часа. Круглосуточно. Он ест все — гвозди, одеяла, доски, консервные банки и колючую проволоку. И чем больше он ест, тем больше становится. На четвертый день он достигает пятнадцати футов в длину и восьми в высоту. Это не брехня, а чистая правда, потому что я измерял его прямо там, в сарае, и у меня есть метр, чтобы доказать это. То есть у меня был метр, только Герман проглотил его, когда я махал им возле его головы.

Потом он принялся за лестницу, и я поспешил вниз.

Естественно, у меня от него сплошные неприятности. Начнем с того, что я должен следить за диетой Германа, чтобы он на самом деле не сжевал сам сарай. Более того, теперь, когда он стал таким же большим, как слон, я очень беспокоюсь, что он и впрямь разорвет сарай изнутри. У меня нет никакой уверенности на этот счет, но если он так сильно вырос за четыре-пять дней, каким он станет через год?

Довольно ужасным, решаю я. Но я все еще жду известий от Ларри и Арчи по поводу их циркового предложения, так что мне ничего не остается, как держать оборону — даже если я не могу сдержать аппетит Германа. Мы с Эдгаром каждый день поливаем его пивом, а ночью двойными порциями, чтобы он заснул. Пиво делает его очень ласковым. На самом деле довольно странно, что Герман трется о нас и радуется нам во время кормежки. Но в этом деле есть несколько недостатков, потому что теперь он всегда нечаянно сбивает нас с ног, и нам приходится держаться подальше от его носа, чтобы пламя не поджарило пятки.

Но мы нравимся Герману, и он позволяет Эдгару гладить себя.

Фактически, на четвертый день Эдгар взбирается на его спину и спустя мгновение катается на драконе на заднем дворе. Я бегаю вокруг них с пеной у рта.

— Хватит играть в жокея! — кричу я. — Разве ты не знаешь, что дракона видно с дороги?

— Я должен вывести его из сарая, — говорит мне Эдгар. — Он уже прожег дыру в крыше.

И это правда. Дыхание Германа проделало в крыше сарая приличную дырку.

— Отведи его обратно, — приказываю я. — Я принесу листового железа и починю кровлю.

Итак, Эдгар въезжает на драконе в сарай, и не слишком быстро. Потому что грузовик Тощего Томми уже пыхтит вниз по дороге, чтобы доставить ежедневно две дюжины ящиков пива.

С Тощим Томми приходится трудно. Пока мне удается держать и дракона, и ребенка вне поля его зрения, но это не может продолжаться вечно. Тощий Томми все больше и больше что-то подозревает. Он не понимает, что я делаю со всем пивом, или что происходит с пустыми бутылками. Так что я с трудом сдерживаюсь, чтобы его избитый шнобель не совался в мои дела.

Сегодня он гремит и разгружается, ничего не говоря, что меня радует. Я тоже не мотаю подбородком в его сторону, но позволяю ему тащить ящики с пивом.

Затем, прямо среди дороги, он останавливается и роняет ящик.

Он очень пристально смотрит на что-то на земле. Я тоже. То, что я вижу, очень странно. Это большая дыра, около пятнадцати дюймов в диаметре, утопленная в грязи. И вдруг я понимаю, что это такое. Это один из следов, оставленных драконом, когда тот выходил во двор.

— Откуда это? — со стеклянными глазами спрашивает Тощий Томми.

— Эта дыра? — спрашиваю.

— Ага, — говорит Тощий Томми. — Только не говори мне, что ты разводишь гигантских лягушек в свободное время, как говорится в рекламе.

Очень жаль, что он упоминает об этом, потому что это было бы мое алиби.

— Я просто немного копаю, — говорю я ему.

— Странная дыра, — замечает он.

— У меня есть лопата такого типа, — отвечаю я.

— Ага, как же, — ворчит он. Затем поднимает глаза, и его взгляд становится более пристальным. — Несвятые угодники! Что это такое?

Из крыши сарая вырывается пламя.

— Я жарю зефир, — выдаю я.

Тощий Томми ковыляет в сторону двери.

— Хотел бы я на это посмотреть, — говорит он.

Я пытаюсь преградить ему путь, но кто может спорить с таким человеческим танком, как Тощий Томми? Как только он подходит к двери, выходит Эдгар. Тощий Томми останавливается.

— Черт возьми! — восклицает он. — Кто этот сопляк?

— Это мой племянник, Эдгар. Эдгар, это Тощий Томми.

— Оргре, — говорит Эдгар.

— Что? — уточняет Томми.

Я быстро вскакиваю.

— Эдгар у нас бойскаут, и мы просто жарим в сарае зефир.

Тощий Томми не слушает этого объяснения. Он больше не смотрит ни на пламя, ни на след в земле. Он просто смотрит на Эдгара и хмыкает.

— Твой племянник, да? Никогда не знал, что он у тебя есть, — хрюкает он. — Тебя зовут Эдгар, да? Ну-ну. Приятно познакомиться. Ну, мне пора идти. Пока.

Он возвращается к грузовику, забирается внутрь и с ревом уезжает. Я почесываю в затылке.

— Забавно, как он вдруг замолк, — говорю я. — Может быть, он узнает тебя, Эдгар.

— Как он может меня узнать, когда я вижу его в первый раз? — отвечает малыш.

Так что я на этом успокоился.

Я многое упустил в эти дни. Начнем с того, что я не потрудился выяснить, откуда пришел Эдгар, после того первого дня. Я собирался сделать это, как только избавлюсь от дракона. А пока я позволял всему идти своим чередом. На самом деле, я стал очень мягким с пареньком, позволяя ему спать в моей спальне и даже читал ему детективы на ночь. Со своей стороны, Эдгар все еще настаивает на том, что я волшебник и что я держу этого дракона силой чар. Поэтому я думаю, что, если я не задам ему слишком много вопросов, он не задаст мне ни одного, и мы квиты. И все же то, как Тощий Томми смотрел на него во дворе, вызывает у меня подозрения.

— Уверен, что не знаешь этого болвана? — еще раз спрашиваю я.

— Абсолютно, — говорит он мне. — А где же пиво? Я думаю, Герман снова хочет бутылку.

Поэтому мы кормим Германа, забираясь на стремянку, и я бегаю вокруг в поисках какого-нибудь старого лист железа, чтобы залатать крышу. Пока я это делаю, Эдгар продолжает болтать.

— Когда ты собираешься сражаться с Огром? — спрашивает он.

— С кем, Тощим Томми?

— Ага. Ты ненавидишь его, не так ли?

— Только кишками, — деликатно замечаю я. — Но я не хочу связываться с этой волной преступности в одиночку.

— Ты, должно быть, шутишь, — говорит малыш. — Я знаю — ты просто поднимешь этого огнедышащего дракона, а потом уничтожишь его, не так ли?

— Если я подниму дракона, он уничтожит меня, — бормочу я. — Счета за пиво съедают мои деньги, дракон съедает мой сарай, и я ужасно волнуюсь по этому поводу.

— Забавное приключение, — замечает малец. — Дракон и волшебники, но никакой принцессы.

— Принцесса?

— Конечно. Должна быть прекрасная принцесса, ты же знаешь.

— Мне очень жаль, Эдгар, но у меня нет номера телефона какой-нибудь прекрасной принцессы. Кроме того, если я это сделаю, ты еще слишком молод, чтобы связываться с женщинами.

На минуту Эдгар выглядит грустным.

— Хорошо, но и без принцессы это чертовски увлекательное приключение.

Я прибиваю новую крышу и спускаюсь вниз. Дракон взмахивает хвостом, сбивая лестницу.

— Тише, ты, игуана-переросток, — ворчу я. — Или я срежу твои бородавки.

Это просто блеф, потому что теперь бородавки Германа размером с дыни, и их нельзя срезать ничем, кроме паяльной лампы. Если бы я не знал Германа с момента рождения, так сказать, я бы содрогнулся при первом взгляде на него. Он длиннее и зеленее и имеет больше мышц, чем Чарли Атлас. Но сейчас он выглядит ручным. Я не понимаю почему, но Эдгар замечает.

— Смотри, он сдерживает огонь!

И правда, Герман больше не дышит огнем. Возможно, это из-за пива, но в любом случае, он немного не в себе.

— Он лежит, — говорит Эдгар.

Герман действительно ложится, с таким глухим грохотом словно в подвал высыпается тонна угля.

— Может быть, он болен. — Эдгар гладит себя по лбу. — Посмотри, какой он бледный.

Герман слегка побелел вокруг жабр — просто потому, что не может стать зеленее.

— Пойду принесу ему еще пива, — говорит Эдгар. Я иду с ним.

Когда мы добираемся до двора, я слышу, как в доме звонит телефон, и бросаюсь вверх по ступенькам. Я беру трубку и слышу знакомый голос. Точнее, два голоса — Ларри и Арчи.

— Эй, у нас чудесные новости! — говорит Ларри. — Я звоню из аптеки в Хусаке. Угадай, кто со мной?

— Хор Рокси, — огрызаюсь я.

— Нет, не кто иной, как Т. Карвер Карсон.

— Ну и что?

— Он наполовину владелец величайшего шоу на земле, вот что!

Через четыре дня мы наконец-то пригласили его на собеседование, и он так хочет поговорить о делах, что спустился с нами. Я просто хочу предупредить тебя, чтобы ты не переживал насчет нашего плана и приглядывал за драконом.

— Он будет готов, — говорю я.

— Готовь еще и ручку — ты подпишешь контракт на миллион долларов! Нелегко было справиться с этим Дж. Карвером Карсоном — думаю, у него сейчас есть какие-то личные проблемы — но теперь все на мази. Просто приготовь дракона, когда мы приедем сегодня вечером!

Ларри вешает трубку, оставляя меня очень счастливым. Я так счастлив, что не слышу определенных звуков, которые должен был бы слышать, потому что это звон миллиона долларов. Но выйдя во двор, я уже не так счастлив. Потому что вижу в грязи свежие следы шин от грузовика Тощего Томми. Я бегу к сараю.

— Эдгар! — кричу я.

Ответа нет. Я снова выхожу во двор и кричу. Здесь тоже нет ответа. Кроме ответа в следах грузовика Тощего Томми. Легко увидеть, что происходит, и я совершаю причудливый бросок обратно в дом, чтобы позвонить в полицию штата. Меня останавливает только одно — если я позвоню им, они найдут дракона. Что будет очень плохо для всех заинтересованных сторон, потому что Дж. Карверу Карсону не понравится реклама его новой знаменитости. И кроме того, копы будут задавать мне много вопросов об Эдгаре, на которые я не смогу ответить ни в одном туре этой дурацкой викторины.

IV

Может быть, это из-за того, что парень считает меня волшебником и воспитывал дракона, чтобы я сразился с Тощим Томми — людоедом. Может быть, это происходит от того, что он просто сумасшедший. Может быть, это из-за чувства симпатии, которое я испытываю к Эдгару, что заставляет меня желать уничтожить Тощего Томми за то, что тот схватил его. Что бы это ни было, оно произошло. И вот я мчусь по шоссе на спине Германа, верхом на драконе, чтобы спасти мальчишку. Что еще я могу сделать? Это единственный выход, и если я смогу натравить Германа на Тощего Томми, то заберу ребенка и вернусь вовремя, чтобы встретиться с Дж. Карвером Карсоном, когда приедут парни.

Именно так я себе это представляю, хотя довольно трудно что-либо понять, когда залезаешь на спину дракона. Тем более что на драконе нет рулевого колеса. Герман больше не болен. Он снова бодрый, и пышет пламенем, как будто наелся динамита. Он, кажется, понимает, что мы делаем, потому что набирает скорость, и когда я кричу: «Давай, полетели!» прямо в ухо, он меня чуть не сбросил. Не знаю, ездили ли вы когда-нибудь на драконе, но если ездили, то знаете, что без седла очень тяжело. Поэтому я очень радуюсь, когда вижу впереди в сумерках огни таверны Тощего Томми.

Мы сворачиваем за поворот, и я хватаю Германа за уши.

— Ого! — кричу я.

Он проскальзывает во двор и садится, как забойщик свай.

— Подожди здесь, пока я не позвоню, — говорю я, надеясь, что он меня поймет.

Затем я поднимаюсь по ступенькам таверны и захожу внутрь.

Здесь пусто. Но когда я подхожу к бару, выходят Бертрам и Роско. Это две гориллы, которых Тощий Томми держит в качестве официантов. Лично я не нанял бы их, даже если бы управлял невольничьим рынком, но именно такие личности и нужны Тощему Томми. Они холодно смотрят на меня, но я не обращаю на это внимания, больше интересуясь тем, как стучат мои зубы.

— Где Тощий Томми? — спрашиваю я.

— Он ушел, — говорит Бертрам. — Хочешь выпить?

— Да, — отвечаю я. — Я хочу маленького ребенка. Где он?

— У нас нет ребенка, — говорит Роско. — Так почему бы тебе не врезать?

— А теперь будь благоразумен, — предлагаю я.

Это очень своевременное предложение, потому что и Бертрам, и Роско внезапно становятся очень опасными и выходят из-за стойки бара. Я вижу, что они не хотят играть, и поэтому возвращаюсь к двери. И тут я слышу наверху какой-то звук. Это голос ребенка, и сквозь него я слышу ворчание, на которое способен только Тощий Томми. Поэтому я передумал выходить за дверь. Вместо этого я быстро бегу вперед. Бертрам бросается на меня с одной стороны, Роско — с другой, но я рассчитал все правильно. Они промахиваются, когда я ныряю под ними, и натыкаются друг на друга, что дает мне возможность галопом подняться по лестнице. Я рывком открываю первую дверь.

Тощий Томми сидит на кровати, вместе с Эдгаром. Когда они видят меня, Тощий Томми встает, но Эдгар не может, потому что прикован наручниками к столбику кровати.

— Я знал, что ты придешь! — говорит Эдгар.

— Я тоже, — говорит Тощий Томми. Он машет мне газетой. — Так вот почему ты вел себя так странно в последние дни, — ворчит он.

— Потому что ты держишь мальчишку ради выкупа. Я узнал об этом сегодня утром, когда увидел его физиономию в прессе.

— Что ты имеешь в виду?

— Посмотри, — говорит он мне. — Джей Карвер Карсон — сын владельца цирка. Награды хотел, да? Ну, тебе не повезло. Я сам только что позвонил и обнаружил, что он уже едет сюда. Когда он придет, я скажу ему, что ты похититель, а я спас Эдгара.

Это звучит как очень разумная схема, даже для меня. Что делает ее более разумной, так это то, что Тощий Томми внезапно бросает газету, а вместо нее в руке у него оказывается пистолет. Я замечаю также, что оружие направлено на меня. Я открываю рот, но ничего не выходит. Вместо этого кричит Эдгар.

Оказывается, это действительно очень хорошо. Потому что внезапно я слышу грохот снизу, и знаю, что дракон Герман узнал голос ребенка и влез в таверну.

— Черт побери! — кричит Тощий Томми, используя очень плохие слова для детских ушей.

— Что это за чертовщина? — вопрошает он, бросаясь к двери.

— Это же дракон! — пищит Эдгар.

Это действительно дракон. Судя по звукам, он разносит бар, а также Бертрама и Роско. Тощий Томми быстро скатывается вниз по лестнице.

— Черт побери! — рычит он. — Это же динозавр!

Видимо, Герману не нравится, когда его обзывают, потому что он издает рев, похожий на взрыв котла, и раздается страшный грохот. Затем Тощий Томми начинает стрелять. Я выхожу за дверь. Тощий Томми стреляет в дракона, а зверюга просто идет прямо к лестнице с выпученными глазами и языками пламени в пасти, воспламеняя все на своем пути. Тощий Томми спускается по лестнице и поднимает бочонок, который швыряет Герману в голову. Тот разбивается о его нос, и я вижу, что бочонок наполнен виски. Результат плачевный: дыхание Германа поджигает алкоголь, вызвав сполох синего пламени. Кроме того, Герман не привык к крепким напиткам, и выпускает мощную отрыжку прямо в Тощего Томми.

Раздается взрыв, все утопает в красном. Трясутся стропила, воздух наполняется дымом, и когда он рассеивается, я вижу внизу стену пламени. Тощий Томми исчез. Я разворачиваюсь и бегу в спальню.

— Нам надо убираться отсюда, — кричу я. — Все в огне.

Тогда я впервые замечаю, что Эдгар очень недоволен происходящим, потому что все еще прикован наручниками к кровати. Прямо тогда и там я принимаю решение о многих вещах.

Про Эдгара, и про дракона, и про миллион баксов. Что я и делаю.

Это не так просто. То, что происходит дальше, тоже нелегко сделать, и для бедного старого Германа это может показаться подлым поступком. Но так и должно быть. Взрыв ужасен, но он тушит огонь. И вот, полчаса спустя, я наконец снимаю наручники, и мы с Эдгаром выбираемся из таверны. Заведение еще немного дымит, но огонь погас.

— Вот и все, — говорю я Эдгару.

И это так, потому что ревут сирены, и я вижу Ларри, Арчи и Дж.

Карвера Карсона, прибывающих с полицейскими.

V

Когда все закончилось, мы вернулись на ферму.

— Я все еще не понимаю, — говорит мне Дж. Карвер. — Эдгар говорит, что тебя спас дракон. Но никакого дракона нет.

— Хорошо, что копы его не видели, — говорю я.

— Но что с ним произошло?

— Все просто, — отвечаю я. — Был только один способ вытащить Эдгара оттуда, когда дом сгорел дотла. То есть как-то потушить огонь. Что я и сделал. Значит, я хватаю огнетушитель и бросаю его в пасть Герману. Естественно, бедный Герман взрывается.

Пена разлетается по комнате, огонь потушен, но и Германа больше нет. Все, никаких следов дракона.

— Это очень героический поступок, — говорит Дж. Карвер Карсон. — И я благодарен тебе за это. Естественно, у меня есть награда.

Я отрицательно качаю головой. Мне вдруг становится очень грустно, когда я думаю о бедном старом Германе. Я иду в сарай, а остальные за мной следом.

— Только подумайте, — бормочу я. — Еще сегодня днем у меня на руках был дракон стоимостью в миллион долларов. Теперь одни волдыри. Я почти вижу его здесь, сидящего на сене и поедающего бочонок гвоздей или пару бутербродов с курицей. Бедный Герман!

Ларри бросает на меня странный взгляд.

— Как ты назвал дракона? — спрашивает он.

— Ну, Герман.

— Я думаю, ты ошибаешься, — говорит он мне.

— Я тоже, — говорю я. — Бедняжка неважно чувствовал себя сегодня днем. А потом еще и я его добил огнетушителем.

— Я имею в виду, что ты совершаешь ошибку, называя дракона Германом, — говорит Ларри. — Держу пари, есть причина, по которой дракону сегодня было нехорошо, а также причина, по которой его не следовало называть Германом.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я.

— Посмотри, — говорит Ларри, указывая на сено. — Прежде чем дракон ушел отсюда, он снес яйцо!

Конечно же, в стоге сена лежит большое круглое яйцо, около трех футов длиной. Так вот как это получается, в конце концов.

Ларри, Арчи, Эдгар и Дж. Карвер Карсон ложатся в сарае возле яйца, чтобы высидеть его. Если это произойдет, я заработаю миллион долларов. Если нет…

Ну, тогда очень скоро я приготовлю завтрак и буду есть самый большой в мире омлет.

Кто знает?

ФАНТОМ ИЗ ФИЛЬМА (Phantom from the Film, 1943) Перевод К. Луковкина

Ничто так не освежает, как хороший стакан холодной воды.

Вот что я вам скажу — налейте себе стаканчик, и сейчас же. Вам это понадобится.

Хорошо! Теперь выпейте примерно половину. Еще осталось полстакана? Вы уверены, что вода ледяная?

Отлично. Возьмите оставшуюся половину стакана ледяной воды и вылейте ее себе на голову.

Вот тогда вы почувствуете то же, что и я в ночь превью фильма Терри Сильвестро. Холодная дрожь, пробегающая по вашему позвоночнику, будет той же, что испытал и я.

Я не пытаюсь втюхать вам какую-нибудь ерунду. Да, знаю — я, Пэт Питерс, работаю рекламщиком в семи художественных студиях. Голливудский пресс-агент, всегда создающий фальшивую точку зрения. Но в новом фильме ужасов Терри Сильвестро и самом режиссере не было ничего фальшивого. Я только хотел бы, чтобы это тогда было фальшивкой, возможно, мне было бы легче спать в эти ночи. Иногда, когда эта серебристая тень ползет по моей груди и извивается в моих снах…

Но позвольте рассказать вам, что произошло.

Все началось, когда Терри Сильвестро объявил о производстве «Человека-черепа». Это был большой анонс на всю полосу.

Не думаю, что вам знакомо имя Терри Сильвестро. Забавно, не правда ли? — публика без ума от кинозвезд, но никто ничего не знает о настоящих больших шишках, продюсерах и режиссерах.

Кроме Орсона Уэллса и Де Милля они практически неизвестны.

Но на побережье Сильвестро знают. Этот человек — один из крупных независимых продюсеров, умный шоумен с талантом в области кинопроизводства. «Севен Артс» повезло подписать с ним контракт на выпуск трех картин. Все были на взводе, ожидая его первого объявления о производстве. Я получил эту новость в тот же день, как она появилась. Терри Сильвестро планировал выпустить «Человек-череп».

Жуткая драма от Сильвестро? Я почувствовал запах хорошего материала и тут же поехал в его офис. И очень вовремя.

— Убери руки от моего горла!

Этот задыхающийся вопль я услышал, когда мои пальцы сжались на ручке двери его кабинета. Женский крик ужаса.

— Убери их — ты меня душишь — оооооо!

Дверь дернулась под ударом моего плеча. Я увидел обладательницу голоса — и узнал ее. Луиза. Моя Луиза!

Ее испуганное лицо замерло передо мной, искаженное мучительным ужасом. И это было все, что я видел. Ибо над ней возвышалось рожденное в самых темных чертогах кошмара существо, чьи широкие плечи судорожно двигались, когда руки тянули ее тело назад.

Серебряное чудовище не походило ни на что человеческое.

Туловище антропоида, покрытое гладкой, безволосой кожей, которая зловеще блестела — огромная лысая голова, покоящаяся прямо на плечах без шеи, и лицо…

Когда существо заметило мое появление, оно повернулось ко мне. Я уставился в лик дьявола. Бесплотные, костлявые челюсти жевали растрепанные губы, которые приоткрылись, обнажив пожелтевшие клыки. Серебристые скулы вздымались над зияющей дырой, где должен был быть нос. А над ним, в глубоких гнездах, горел адский огонь глаз. Глаз демона, сверкающие с идиотским ликованием пещерной горгульи. Существо зашипело на меня, и Луиза снова закричала. А потом я потерял голову. Я двинулся вперед, размахивая руками. Огромная туша монстра маячила передо мной, но я не колебался. Я яростно набросился на него, почувствовав, что мою руку прижали сзади. Чей-то голос хихикнул:

— Успокойся, Пэт. Все в порядке.

Я повернулся. За спиной, ухмыляясь, стоял толстый, лохматый маленький Терри Сильвестро.

— Но оно схватило Луизу…

— Разве это не чудесно? — заговорила Луиза. Руки монстра все еще сжимали ее горло, но она улыбнулась мне.

— Чудесно? Почему…

— Конечно, дорогой. Я так взволнована! Сильвестро пробует меня на женскую роль в своей новой картине.

— Хорошо, — сказал я. — Сдаюсь. И я полагаю, что эта черепоголовая горилла обернется Робертом Тейлором или кем-то вроде него.

— Пэт, я хочу познакомить тебя с новой звездой, — вмешался Сильвестро. — Это Франц Базилов. Я только что подписал его на главную роль в «Человеке-черепе». Франц Базилов отпустил Луизу и схватил меня за руку. Он улыбнулся сквозь густой грим, но отвратительная ухмылка его псевдо-черепа не исчезла.

— Приятно познакомиться с вами, мистер Питерс, — сказал он голосом с глубоким и с сильным акцентом. — Знаете, для меня это великий день. А теперь вы извините пожалуйста, я пойду и сниму костюм. Надеюсь, я вас не пугаю.

Он выскочил из комнаты с жуткой ухмылкой, а Луиза захихикала.

— О, дорогой, ты был такой смешной — ворвался сюда как бешеный бык!

— Давай, смейся, — ответил я. — К счастью для тебя, это был всего лишь проба. Но я не могу винить себя за то, что попался на эту удочку. Конечно, грим наложен просто замечательно.

Я повернулся к пухленькому Сильвестро.

— Кто этот парень Базилов? — спросил я. — Никогда не слышал о нем раньше. Импортный беженец?

— Не совсем. — Сильвестро улыбнулся. — Он немного игрок, живет в этой стране около шести лет.

— И вы собираетесь заставить его играть главную роль в фильме? — взорвался я. — Вы с ума сошли?

— Вовсе нет, — заверил меня продюсер. — Помните Франкенштейна? Кем был Карлофф до этого? Фильм сделал актера — но актер не сделал фильм. Вот по какому принципу будет работать «Человек-череп». Вот почему я выбираю неизвестных актеров, таких как Луиза.

— Может, вы думаете, что я чокнутый. — Это слово прозвучало странно, слетев с губ эрудированного маленького художника-постановщика, потому что его глаза горели, когда он смотрел на меня. — Да, может быть, вы думаете, что я не в себе. Но вы ошибаетесь. Я знаю, что фильм ужасов — это нечто заурядное. Я знаю, что обычный фильм ужасов не заинтересует любого умного продюсера. Это банальный обман.

Но у меня на уме совсем другое. Фильм ужасов, который действительно ужасает! Не расхожий сюжет с серией глупых крупных планов гротескного грима, а произведение калибра «Гражданина Кейна» — с экспериментальным освещением и необычными ракурсами камеры, необходимыми, чтобы рассказать историю — выжечь историю в мозгу зрителя. Вот почему я не использую никаких имен актеров. Звездой этой картины будет камера.

Я постучал сигаретой по столу. Теперь все начинало проясняться.

— Конечно, я понимаю. И какая возможность для реальных рекламных релизов! Сильвестро подражает Орсону Уэллсу!

Открывает знаменитую новую европейскую звезду ужасов!

Новый фильм ужасов от студии «Севен Артс»…

Взмах пухлой руки Сильвестро прервал меня. Он повернулся ко мне, качая головой.

— Нет, Пэт. Это не выход. Я не хочу такой огласки. На самом деле, я вообще не хочу никакой шумихи.

— Что?

— Вот именно. Ничего такого. Слушай, Пэт. Я не хочу высовываться. В течение многих лет я хотел сделать фильм ужасов. Все эти годы я копил идеи, проводил исследования. Но это не то, чего ожидает от меня Голливуд. Я никогда не смел рисковать. Сейчас самое время. Я делаю эту картину с низким бюджетом, без известных имен звезд или писателей.

Производственные затраты низки, и Монсен, лучший человек в индустрии работает с камерой. Я собираюсь сделать «тихую» картину. Если это произойдет, прекрасно. Если нет, то никто не пострадает — если мы не обнародуем это заранее.

Я затянулся сигаретой.

— Но разве я не могу прорекламировать этого Франца Базилова? Опубликовать с ним материал в журнале?

Глаза Терри Сильвестро сузились.

— Нет, Пэт. Он просто неизвестный, понимаете? Он иностранец, нервный и возбудимый. На самом деле, его прошлое весьма сомнительно. И я не хочу, чтобы кто-нибудь беспокоил его. Он идеально подходит для этой роли, и я собираюсь работать с ним сам и получить от него то, что я хочу. Я сделаю его чудовищем всех времен — но вы должны оставить его в покое. Помните, что я сказал. Камера — вот главная звезда этого фильма.

В последующие недели у меня были все основания вспомнить слова Терри Сильвестро. По хорошим и ужасным причинам. Но мы уже подходим к сути. Я пропущу недели производства, за которые вообще не видел Луизу. Она была на съемочной площадке днем и ночью, и съемки проводились в закрытом режиме. Это означало, что чиновники студии тоже не допускались к процессу — когда Терри Сильвестро дал приказ, он был исполнен. Естественно, кругом было полно слухов о новой картине Сильвестро. Дизайнеры намекали, что он сошел с ума — заказывал самые диковинные декорации и реквизит. Другие операторы ничего не могли вытянуть из Монсена. Он и Сильвестро всегда запирались в монтажных лабораториях. Но самой большой загадкой оказался Франц Базилов. Кто он такой и что представлял собой? Почему они с Сильвестро были неразлучны — ходили вместе в студию и обратно? На съемочной площадке множились слухи о его привычках и манерах. О том, что он работал только под музыку. О том, как Сильвестро доводил его чуть ли не до ежедневных истерик.

Говорили, что Базилов наркоман, сумасшедший, что Сильвестро гипнотизировал его перед съемками, что он гений, что он идиот, что он на самом деле монстр, которого играл.

Так болтала публика. Я ничего не говорил и не обсуждал — просто сидел и ждал. У меня все еще было такое чувство, что вот-вот раскроется большая история. Я ждал — не видя Луизу, не разговаривая с Сильвестро, не проверяя слухи.

Затем последовал пред-просмотр. Об этом не было объявлено.

Обычно пред-просмотр Терри Сильвестро — это событие. Фильм запускался одновременно в трех или четырех пригородных домах, чтобы получить реакцию аудитории. Из-за этого бывало много шумихи и волнения. Но согласно его новой политике в отношении этой картины не было ни объявлений, ни фанфар.

Луиза позвонила мне в тот же день.

— Здравствуй, дорогой, ты поведешь меня сегодня вечером на пред-просмотр?

— Какой пред-просмотр, где?

Она назвала адрес. Это был мрачный домик в Глендейле.

— Конечно. Мне заехать за тобой?

Она согласилась. Ее голос вызвал у меня беспокойство. Он звучал усталым, и я, возможно, был не в себе, но могу поклясться, что уловил в нем нотку испуга. Конечно, Луиза выражалась не как актриса, без пяти минут готовая стать звездой. Она не говорила так, как будто этот пред-просмотр означал для ее карьеры вопрос жизни или смерти. Она говорила так, как будто стоял вопрос жизни или смерти для нее лично. Я мог только догадываться о происходящем. Потому что, когда отвез ее в кинотеатр, был неприятно удивлен. Луиза выглядела бледной и худой, под глазами залегли круги, а улыбка была натянутой и застывшей.

Она дрожала, но не от возбуждения. Я был достаточно умен, чтобы прикинуться дурачком. Я, казалось, не заметил ничего необычного. Мои вопросы на первый взгляд были достаточно невинны.

— А кто будет на просмотре?

— Сильвестро, конечно. И Монсен. И я полагаю, Дик Блинн.

Дик Блинн был симпатичным мальчиком, который играл главную мужскую роль вместе с Луизой в фильме.

— Кто-нибудь еще?

— Ну, там будет мистер Крюгер.

Барни Крюгер, большой босс студии. Так и будет.

— А как насчет новой звезды? А как же Франц Базилов?

Мне действительно что-то померещилось или Луиза побледнела?

— Он… он не придет, — прошептала она. — Не может.

— Не может приехать? Но для него это великий момент…

— Он болен, — пробормотала Луиза. — В последний день съемок он упал на съемочной площадке от переутомления.

— Сильвестро, должно быть, сильно его загнал?

— Да. — В голосе Луизы послышалась дрожь. — Ему пришлось пройти через пытки с этим гримом.

— Кстати, кто занимался этим делом?

— Сильвестро сам это сделал.

— Сильвестро?

— Да, он и Монсен. Каждый день на грим уходило по пять часов, а на снятие — три. Это что-то новое — особенное. Для визуальных эффектов. Ужасно.

Она не сдержалась и выдала свою дрожь.

— Луиза. В чем дело?

— Дорогой, мне страшно.

Она прижалась ко мне, кусая губы, и продолжила:

— Это ужасное лицо, — выдохнула она. — Мне невыносимо думать о том, как он выглядел — этот череп.

Здесь я почувствовал нечто фальшивое. Я вспомнил тот день, когда вломился на их пробы. Тогда Базилов был накрашен, но Луиза не выглядела напуганной. Нет, за всем этим стояло что-то еще — за всеми слухами на задворках, за истерикой Луизы.

Девушка продолжала хныкать.

— Он смотрел на меня на съемочной площадке, как будто был мертвецом. И он говорил, как во сне. Или будто из загробного мира.

— Ну же, Луиза, успокойся.

— Я не могу, ты не понимаешь. Ты не знаешь, что с ним творил Сильвестро. То, как он разговаривал с ним в гримерке. То, как он поправлял его руками. И пытка, через которую он прошел с макияжем, обжигающим кожу. Базилов рассказал мне об этом, когда уехал Сильвестро. Он сказал мне, что с ним происходило.

Это было похоже на вампиризм — Сильвестро высасывал из него жизнь, саму душу.

Я остановил машину и взял Луизу за плечи.

— Вот, сейчас мне кажется, что это ты упала в обморок, а не Базилов. Что еще за история с Сильвестро, пытающим парня? Что это за фильм такой?

— Увидишь, — только и сказала мне Луиза.

Так и произошло. На грязном торце маленького театра не было и намека на предварительный просмотр фильма. Но когда мы шли по проходу и фильм начинался, я заметил места, зарезервированные для Дика Блинна, Сильвестро, Монсена, Большого Босса и нас самих. Одно дополнительное место — конечно, для Базилова.

Мы сели. Остальные тоже ввалились внутрь. Дик Блинн небрежно похлопал меня по плечу. Оператор Монсен бросил на меня короткий взгляд из-за толстых линз очков. Сильвестро вошел вместе с большим боссом. Он был парадно одет — как всегда на вечерах предварительного просмотра, а улыбка обезоруживала. В полумраке я уставился на бледное лицо Луизы.

Может быть, ей просто показалось? Никто из остальных не выглядел взволнованным. Но когда фильм начался, Луиза сжала мою руку в локте так, что я поморщился от боли. Она чуть не задохнулась, когда вспыхнуло объявление о предварительном просмотре, за которым последовало название: «Человек-Череп».

А потом разразился ад. Неважно, о чем была картина. Это все, на что намекал Терри Сильвестро, и даже больше. Странные музыкальные эффекты, искаженные фокусы камеры и угловые ракурсы съемки, а также фантастическая история о человеке, который стал зомби, спустя много лет после смерти — ходячий мертвец, чья голова стала голым и ухмыляющимся черепом.

Сюжет двигали диалоги. Луиза и Блинн доминировали в первых сценах. Но все это время фильм подходил к кульминации — моменту, когда Базилов, как зомби, или Человек-череп, восстанет из мертвых.

Момент настал.

Сцена представляла собой подвальный склеп под старым домом.

Здесь Человек-череп лежал днем в жутком сне, ожидая заката, чтобы встать и идти. Когда свет померк, камера сместилась на дверь подвала. Затем наступила самая страшная часть. Фильм оказался трехмерным! Публика ахнула. Так вот что было у Сильвестро в рукаве — вот почему он придумал специальный грим и занимался чем-то с оператором Монсеном! Трехмерная пленка. Синхронная работа двух проекторов — это устаревший, несовершенный процесс. Но сейчас все было по-другому. Я посмотрел на заднюю часть дома. Фильм был сняттолько на одну камеру. И все же иллюзия была совершенной. Можно было видеть, как дверь выделяется на экране — ярко и четко.

Публика неистовствовала. Зрители сидели на краешках своих кресел, эти провинциальные простаки, и ждали, когда на экране появится ужас. Когда распахнулась дверь наружу, я мог бы поклясться — фигура монстра стояла словно в реальности.

Человек-череп! Я видел, как обретает объем блестящее серебристое тело и лицо, скрытое тенями. Руки качнулись вперед, почти за пределы экрана. И монстр двинулся прямо на камеру.

Это был обычный кадр со среднего расстояния, и изображение было в натуральную величину. Тени исчезли. Я видел лицо Человека-черепа.

Луиза ахнула рядом со мной, но я этого не заметил. Все, что я мог слышать, это пульсирующий ужас — биение моего собственного сердца. Ибо лицо Человека-черепа было лицом живой смерти. Клыки застыли в злобном оскале. Костлявая морда смерти смотрела с экрана. И его глаза… его глаза выпучились и сверкнули из пустых глазниц взглядом, который пронзил мой позвоночник. Человек-череп двинулся вперед, к зрителям. Толпа закричала. Казалось, монстр действительно входит в кинозал. Его руки вытянулись вперед, его ноги двигались.

А потом Человек-череп сошел с экрана! Я видел это собственными глазами. Пятьсот других зрителей тоже. Мы не заметили приглушенного грохота в проекционной кабине позади нас. Мы также не заметили, как замерцал и погас экран. Все, что мы видели — все, что могли видеть, — это невероятная серебристая фигура, сошедшая с экрана на сцену. Серебристый образ в натуральную величину — облик ходячей смерти. Он двинулся к краю сцены. Толпа вскочила на ноги. Луиза держала меня за руку, пытаясь что-то сказать. Ее голос затерялся в едином вопле, вырвавшемся из глоток зрителей. Я даже не взглянул на нее — смотрел на Человека-череп.

На него и сквозь него.

Его силуэт был прозрачен. Тверд — но прозрачен и объемен.

Пока я смотрел, монстр двигался. Его ноги сверкнули и Человек-череп спрыгнул со сцены в зал!

Серебристое тело пронеслось сквозь темноту, раскинув руки. Я видел, как он спикировал и приземлился. Голова монстра опустилась, руки сомкнулись на шее какого-то мужчины. Теперь все в панике карабкались по сиденьям подальше от чудовища.

Крики переросли в крещендо страха. Кто-то в задней части зала включил свет. На этом все закончилось. В том месте зрительских рядов, где приземлилась серебристая фигура, освободилось несколько кресел. Бегущие зрители жались к человеку, который теперь задыхался в удушье под этими серебристыми пальцами. Я видел, как его тело извивалось и поворачивалось, видел его багровое лицо.

Но Человека-черепа нигде не было! Фигура с экрана исчезла, когда включили свет, и все же тело жертвы повисло в воздухе за мгновение до того, как упасть на пол прохода. Черепоголового существа нигде не было видно! Затем толпа отступила. Что-то проталкивалось сквозь плотную массу. Что-то сильное и невидимое. На мгновение, когда волна движения прокатилась мимо меня, я заметил отвратительный проблеск серебристо-прозрачного торса на фоне темного женского пальто. Только мельком, ничего больше. А потом все исчезло.

Терри Сильвестро потащил меня из театра. Я чуть ли не на себе пронес Луизу через толпу. За нами следовали Монсен, Блинн и Большой босс. Выпученные глаза Монсена закрылись, когда он закричал мне в ухо:

— Ради бога, Пэт, придумай что-нибудь! Он сбежал из кинотеатра и теперь вырвался на волю!

Каким-то образом мы выбрались наружу. Но только когда мы заперлись в кабинете менеджера, мы начали разговаривать.

Тогда говорить было уже не о чем, и нечего делать. Мы не могли помочь ни менеджеру, ни шокированному киномеханику. Никто из них ничего не знал и ничего не мог объяснить. Все, что мы могли сделать, это до прибытия полиции уйти с места происшествия.

Когда мы уехали, Терри Сильвестро подвел итог в своей машине.

— Я думал, что делаю что-то новое, но оказалось, что это все-таки Франкенштейн. Я создал монстра. Молюсь, чтобы это не уничтожило меня — и всех нас.

— Но как? — прошептал Большой босс, его губы посерели, когда кончик сигары сжался между ними.

— Даже не знаю. Я не понимаю. Трехмерный эффект достаточно обычен. Мы с Монсеном придумали кое-что вместе для сюрприза.

Это революционная технология, но она здесь не причем, клянусь.

Конечно, мы использовали новую косметику для грима. Я часами работал с Базиловым. Я хотел, чтобы он вжился в эту роль. Боюсь, что каким-то образом мне это удалось слишком хорошо.

— Но как ты это объяснишь? — настаивал Большой босс.

— Не знаю. Ничто в физике и любой другой науке, и ни в каком суеверии не может объяснить этого. Это что-то новенькое.

Изображение человека появляется на экране в виде проецируемых световых лучей, а потом обретает телесное проявление. Как бы оживает. И с определенной целью, собственной волей. Волей к разрушению.

— Да, — пробормотала Луиза. — И он сбежал в город.

— Верно. — Сильвестро вздохнул и с отчаянием провел рукой по волосам. — Он скрывается. Что это такое и чего оно хочет, мы не знаем. Но мы должны что-то предпринять.

Сильвестро снова вздохнул.

— Что же нам делать? — подал голос Монсен. — Если это изображение из фильма, то его не видно при свете ламп. Мы обнаружили это, когда в зале зажегся свет. Он виден только на фоне в темноте. Конечно, даже в темноте невозможно увидеть изображение под углом 180 градусов.

— Точно. — Это был дрожащий голос Дика Блинна. Парень был сильно напуган. — А если увидеть его — что тогда? Как можно убить изображение?

Это заставило нас всех замолчать. Несколько долгих минут мы ехали молча. Я улыбнулся.

— Ладно, что-нибудь придумаем. А пока давайте немного отдохнем. Завтра настанет новый день.

Насчет отдыха я ошибся. Сомневаюсь, что кто-нибудь много спал в ту ночь. Но я был прав насчет завтрашнего дня. И что это был за день! Я провел утро в городе, изучая прессу. Большой босс дергал за каждую ниточку, которую знал, но мне пришлось много и быстро говорить, чтобы история вчерашней трагедии не попала в газеты.

Во всяком случае, слух распространился достаточно быстро. Но напечатанный в газетах, он вызовет панику во всем городе.

Возможно, по всей стране. Ужасное откровение о том, что невидимое чудовище жаждет убивать, означало бы катастрофу.

Каким-то образом историю замяли. А когда я вернулся в студию, Дик Блинн был убит. Не кем-то — Человеком-черепом. Его нашли прямо за воротами студии, лежащим на земле позади своего универсала. Он мог бы скончаться от сердечного приступа — но сердечный приступ не оставляет следов когтей вокруг горла.

— Он здесь, в студии, — сказал Сильвестро, когда я вошел в его кабинет. — Он хочет добраться до нас всех.

Я его не слушал, а попытался улыбнуться Луизе. Она сидела рядом с Монсеном, широко раскрыв глаза от ужаса.

— Здесь мы в безопасности, — заверил я ее. — Смотри, за дверью стоит полицейский охранник.

— Но они не смогут увидеть его при дневном свете, — возразил Сильвестро. Мне захотелось пнуть режиссера ногой.

— И все же есть дверь, — продолжал я. — Если это существо материально, оно не сможет пройти сквозь запертую дверь.

— Зато может проскользнуть боком, — напомнил мне Монсен. — Он просто выглядит твердым. На самом деле он двухмерно тонкий.

Оператору я бы тоже, пожалуй, отвесил пинка. Но я не сдавался.

— Послушайте, мы найдем выход из этой ситуации. Первое, что мы должны сделать, это изучить это существо — ваше творение.

Каковы его привычки? Чего он хочет?

— Нас, — сказала Луиза.

— Но почему?

— Потому что он нас ненавидит. Он любит убивать и ненавидит нас. Это персонаж из фильма. Безумие в чистом виде. И мы, все мы, были против этого. Вот почему он убил Блинна. Потому что тот был героем. А я — героиня.

Я обнял ее за плечи.

— Хорошо. Давайте остановимся на этом. Но почему он убил того человека в театре вчера вечером?

— Паника. Или, возможно, он искал нас.

— Подождите минутку. Есть один верный способ узнать несколько фактов о Человеке-черепе. Давайте поговорим с тем, кто создал его — действительно воплотил его личность.

Сильвестро, где Франц Базилов?

На мгновение Терри Сильвестро отвел взгляд. Продюсер наклонил голову и ответил:

— Ему плохо. Он потерял сознание, я же сказал. Не втягивай его в это дело, Пэт. Шок может быть слишком велик. Это убьет его, если он узнает.

— Это может убить его, если он не будет знать, — возразил я. — Немедленно приведите его в студию. Каждая минута на счету.

Сильвестро позвонил актеру. Басилов был уже в пути. Мы сидели молча. Каждый из нас наблюдал за дверью — в ожидании чего? Невидимого присутствия? Здесь, при дневном свете, все это казалось гротескным, абсурдным. Но не было ничего абсурдного в мертвеце в театре и задушенном трупе Блинна.

Еще один звонок сделал Большой босс, приказав закрыть студию и поставить полицейскую охрану возле каждого выхода. Теперь проехать сюда могла только машина Базилова. Если бы чудовище находилось в студии «Севен Артс», оно не угрожало бы никому, кроме нас самих.

Приятная мысль. Я утешался ней, пока не пришел Базилов. А потом я испытал еще один шок. До того я видел Басилова только один раз. Тогда он носил грим Человека-черепа. Теперь в кабинет вошла совсем другая фигура. Франц Базилов был высоким и худым, его плечи ссутулились, седые волосы редкими прядями спадали на выпуклый лоб. Черты его лица казались изможденными, но добрыми, и единственным проблеском в измученных глазах был блеск покорности. Этот человек не был чудовищем, ни призраком, ни дьяволом. Он был… слабовольным.

«Слабовольный». Эта фраза задела чувствительную струну в моей душе. Базилов был слабовольным. Луиза что-то говорила об этом, но Базилов не оставил меня в недоумении. Он вошел в комнату, руки по бокам туловища дрожали. Его глаза остановились на Сильвестро, а губы скривились в судороге.

— Итак, — пробормотал он. — Это случилось? Ты знал, что так и будет. Я тебя предупреждал. Нельзя было вмешиваться в разум и психику. Ты заставил меня гримироваться, все время нашептывал мне свои предположения о зле. Ты приказал мне быть монстром. Ты не оставишь меня в покое ни на мгновение, нет? День и ночь ты преследовал меня…

— У тебя истерика, Базилов! — крикнул Сильвестро. — Ты с ума сошел!

— Это ты сошел с ума.

Басилов стоял перед столом, его бледное лицо исказилось в гневе.

— Ты разговаривал со мной во сне. Заставлял меня смотреть на свет после того, как я выпивал специальный раствор, и предлагал мне вещи, вызывающие галлюцинации. Ты превращаешь мою душу во что-то злое и ужасное, что сияет на экране. Ты создаешь это из моей души. Ты говоришь со мной, когда я сплю…

«Гипноз!»

Я сел, пронзенный догадкой. Эти россказни о том, что Базилова накачали наркотиками или он сошел с ума. Рассказ Луизы о том, как она испугалась этого человека, потому что его голос доносился из могилы. Рассказы о том, что Сильвестро никогда не выпускал Базилова из виду. Базилов был слабовольным. Сильвестро загипнотизировал его, сделал монстром, воздействуя на его подсознание, пока он находился под воздействием какого-то наркотика, который высвобождал темные эмоции. Это, плюс странный макияж, плюс трехмерные приемы съемки каким-то образом сложились воедино, чтобы породить новое существо — образ Человека-черепа на экране. И он ожил, обретя личность и тело.

Осознание этого факта было всего лишь вспышкой. Базилов все еще говорил, когда я закончил свою цепочку рассуждений.

Сильвестро вызывающе сидел в кресле, на его губах играла уродливая улыбка.

— Сумасшедший, — прошипел он. — Сумасшедший лунатик.

И тут я заметил его. Краем глаза. Только тень, серебристую тень. Тонкую как карандаш на фоне темной тени стола на полу.

Внезапно я увидел, как она расширилась. Угол преломления уменьшился. Теперь гротескная продолговатая прозрачность, которая была телом существа, внезапно возвысилась. Базилов тоже это заметил, но поздно. Он издал сдавленный крик, и руки потянулись к его шее. Чудовище нанесло удар. Я подумал об Орля де Мопассана, о противостоянии между Джекилом и Хайдом. Я и сам закричал, затем выхватил пистолет из кармана и вслепую нашпиговал пулями воздух — колышущийся сгусток вокруг искривленного тела Базилова.

Но он рухнул на пол, задушенный этим невидимым чудовищем.

— Луиза! — закричал я, мельком увидев Сильвестро и Монсена, выбегающих из двери. Луиза медленно следовала за ними.

— Луиза, беги за ними!

Она меня услышала. Я повернулся к Базилову, но с запозданием. Он лежал на полу, а над ним, словно спрятавшееся за облаком солнце, я мельком увидел жуткую фигуру экранного монстра, присевшего на корточки. В моем мозгу пронеслась дикая мысль. К счастью для нас, изображение, появившееся на экране, было только в натуральную величину — что, если бы его сняли крупным планом?

Но об этом позже… Здесь была какая-то зацепка. Я хотел подумать об этом, но не было времени. Нужно было убираться отсюда, последовать за Луизой, защищать ее. Я направился к двери. Проклятый серебристый силуэт позади меня двигался быстро, как луч света. Я побежал по коридору, а впереди мчались остальные. Сильвестро и Монсен лидировали, Луиза изо всех сил старалась не отставать. Сильвестро добрался до двери проекционной будки в студии, где ежедневно показывали кино. Эта штука была сделана из твердого металла, и он выбрал ее с оглядкой на защиту. Он исчез внутри, Монсен последовал за ним. Затем они закрыли дверь. Луиза подбежала и отчаянно забарабанила ногой по металлической двери.

— Впустите меня — он идет! — выдохнула она.

Дверь осталась закрытой. Эти трусы не хотели рисковать собственной шкурой. Я обернулся.

В воздухе за моей спиной бесшумно и зловеще парил призрак Человека-черепа с экрана. Волна прозрачной смерти потекла по коридору в нашу сторону. Я схватил Луизу за талию.

— Ложись! — пробормотал я и бросил ее на пол. Мы притаились в углу. Тварь не остановилась, поплыла вперед, прямо к металлической двери. Затем монстр остановился и озадаченно повис в воздухе. Внезапно изображение, казалось, гротескно изменило свою форму. Голова и плечи оставались огромными, но туловище и ноги уменьшались. И тут я увидел, как оно изогнулось вбок — и скользнуло под дверь! На мгновение воцарилась тишина. Затем из проекционной будки донесся приглушенный крик и грохот.

Дверь отлетела назад. Я мельком увидел Сильвестро, корчащегося на полу, окутанного серебряным саваном смерти.

Затем Монсен, шатаясь, вышел, глаза его были полны отвращения и отчаяния. Он подошел к нам и хриплым от паники голосом выпалил:

— Эта штука схватила Сильвестро. Она будет искать нас дальше.

Что делать?

— Ждать.

Луиза и Монсен старательно отводили глаза, но я внимательно следил за тем, как серебристое существо поднялось из скрюченной фигуры на полу, а затем потекло через проекционную щель самой кабинки в кинотеатр за ней.

— Пошли! — крикнул я и потащил Луизу вперед, прямо в проекционную кабину. Монсен последовал за нами, вопя от ужаса.

— Зачем мы сюда лезем? Мы не будем в безопасности.

Посмотрите на Сильвестро! Что мы можем сделать? От него не спрятаться. Мы не можем ни застрелить его, ни сжечь, ни убить.

Оно навсегда останется в этом мире…

— Заткнись, — я схватил оператора за шиворот. — Заткнись и слушай. У меня есть идея. Где фильм с «Человеком-черепом»?

— Ну, катушка прямо здесь. Мы сделали только одну копию для предварительного просмотра. Остальная часть материала все еще находится в монтажной комнате.

— Неважно. Мне нужен фильм, который вы показывали на предварительном просмотре.

— Вот он — но что ты собираешься делать?

— Перемотать назад.

— Назад? Зачем…

Я сказал ему в нескольких коротких, четких предложениях, что делать. Монсен перемотал пленку. Я приготовил проектор.

— Вторая катушка? — спросил я.

— Да.

— Ну, так проверь. От этого может зависеть наша жизнь.

Монсен перемотал пленку. Луиза помогла: в этот критический момент ее паника испарилась. Ей даже удалось выдавить из себя улыбку. Хорошая девочка, Луиза.

Я смотрел из щели в кабинке на кинотеатр за ней — смотрел из щели, через которую так невероятно проползло серебряное чудовище. Я вгляделся в зияющую темноту маленького театра-студии и увидел серебристый пучок ужаса. Теперь он был прекрасно виден — фосфоресцирующий призрак, иногда в натуральную величину, а иногда ужасно тонкий, когда он поворачивался под углом от точки зрения.

Он искал нас. Его когти были вытянуты, готовые убивать. Его голова-череп наклонилась вперед, когда костлявые челюсти открылись и глаза уставились на зал. Он искал. Через мгновение он заметит, что в проекционной будке снова кто-то есть. Через мгновение он увидит нас и поплывет вперед, чтобы разорвать и уничтожить.

— Нет звука! Трек не установлен! — в отчаянии прошептал Монсен.

— Неважно. Запускай! — прокричал я команду.

На экране кинотеатра вспыхнул свет. Включился проектор.

Фильм продолжился. И тут монстр увидел нас. Я не стал ждать.

— Быстрее! — закричал я.

Монсен сделал шаг вперед. Он был весь в поту, но знал свой материал. Луиза с трудом сдерживала крик. Серебряный ужас скользнул прямо к кабинке. Я не смотрел на него — я прилип глазами к экрану. Фильм стал быстро перематываться вперед. А потом случилось это. Внезапно серебристый призрак остановился; он был почти у самой будки. Глаза черепа наполнило безумное ликование. Когти, эти неосязаемые когти, нависали над самым моим горлом. Он был готов к убийству, к смертельному броску и прыгнул. Я собрался с духом. Вдруг сверкающее тело остановилось, так быстро, что зависло прямо в воздухе в прыжке. Мало-помалу оно двинулось назад, будто было привязано к концу куска веревки, который перематывался. Как рыба, которую тащили на конце лески. Все дальше и дальше назад оттягивалось серебристое тело — и вдруг полетело к сцене.

На его ужасном лице застыло неописуемое выражение растерянности и страха. Руки бессильно скребли по пустому воздуху.

Потом Человек-череп поравнялся со сценой, вплотную прижавшись к экрану. В одно мгновение фигура резко опустилась на экран и исчезла.

Это было всего за несколько секунд до того, как закончилась катушка. Я остановил проектор и выдернул катушку. Мы разломали ее и выдрали оттуда пленку. Монсен молча предложил спички. Фильм вспыхнул огненной дугой и упал горящей грудой на каменный пол кинотеатра. С улыбкой на лице я повернулся к Луизе.

— Получилось, — сказал я ей.

— Но как ты додумался, — пробормотала она, — отмотать фильм назад?

— Просто догадка, — признался я. — Мы еще не знаем, что создало монстра. Все, что мы знаем, это то, что он пришел из фильма.

Поэтому имелся один шанс на миллион, что он может быть втянут обратно — если мы запустим катушку, в которой он появился, в обратном направлении.

— Это сработало. — Монсен тяжело вздохнул.

— Подожди минутку. Работа еще не закончена, — напомнил я ему. — Мы сожжем все остальные катушки. И кинопленку. Мы должны полностью уничтожить это существо, чтобы оно никогда больше не смогло вторгнуться в наш мир. Поймаем его на целлулоиде и сожжем. Только огонь может очистить землю от зла.

Я мрачно уставился на пылающую груду на полу театра.

Поднимающийся вверх дым принял причудливую форму для моих усталых глаз. На мгновение мне показалось, что я вижу извивающееся, призрачное изображение серебристого монстра. А потом он исчез — навсегда.

Вы никогда больше не услышите эту историю или не увидите тот фильм. Но, может быть, это и к лучшему. Что касается меня, то я покончил с фильмами ужасов. Как и Луиза. Сейчас она работает в любовном жанре, правда не в кино. Мы вместе с ней проводим вечера дома. Мы больше никогда не ходим в кино.

Некоторые люди смеются над нами за это — но я думаю, вы поймете, почему мы так делаем.

Потому что где-то, когда-нибудь это может повториться.

ЭТО СЛУЧИЛОСЬ ЗАВТРА (It Happened Tomorrow, 1943) Перевод К. Луковкина

Глава 1 Мир свихнулся

Неприятности у него начались с будильника. У Дика Шелдона зазвенело в животе. По крайней мере, Шелдон так поначалу думал. Затем он перевернулся и решил, что проклятая штука звенит где-то в голове. Разум пришел ему на помощь. Он пил вчера вечером, это правда, но, конечно, не мог дойти до такого состояния, чтобы проглотить будильник. Нет, шум, должно быть, доносится от часов на комоде рядом с кроватью. Шелдон осторожно вытянул из-под одеяла худую руку и положил ее на бюро. Его пальцы ощупью, будто щупальца слепого осьминога, скользнули по металлической поверхности часов, добрались до выступающей ручки будильника и выключили его.

Шелдон думал, что выключил его. Но проклятый будильник продолжал звонить. В отчаянии Шелдон открыл глаза и сел.

Затем он злобно протянул руку и схватил проклятый механизм, буквально вывернув ручку.

Будильник продолжал звенеть. С яростью, порожденной мигренью, Дик Шелдон сбросил одеяло, схватил часы в правую руку и поднялся на ноги. Он с рычанием швырнул инструмент на пол. Будильник затих с последним, вызывающим предсмертным хрипом. Шелдон уставился на него в немом отвращении.

— Уф! — язвительно пробормотал он. Его глаза, блуждающие по тесной комнатке, наткнулись на еще один раздражитель. Свет.

Вчера вечером он пил. Вернувшись домой, он рухнул в постель и оставил свет включенным. Он заковылял к выключателю. Снова пальцы нащупали ручку, повернули ее в положение «выключено». Ручка щелкнула, но свет остался гореть. Шелдон застыл в недоумении. Свет продолжал гореть.

— Боже мой! — пробормотал он. Он все еще под парами алкоголя, вот в чем беда, и нервы сыграли злую шутку. Ну, от этого есть одно радикальное средство. Отчаянный, но единственный выход.

Шелдон вздрогнул и направился в ванную. Он снова пустил в ход бесполезные пальцы, на этот раз, чтобы открыть кран с холодной водой. Он подставил горящую голову под ледяной душ и держал ее там, пока все не заболело в знак протеста. Затем он вытерся полотенцем.

Так-то лучше. Шелдон закрыл кран с водой. Вода продолжала течь. Он попробовал еще раз — крепко повернул ручку и почувствовал, как она шевельнулась. Вода весело плескалась.

— Мой… — пробормотал Шелдон и сдался.

Опять этот проклятый домовладелец. Шелдон скажет ему пару ласковых слов, когда спустится вниз. Нет, это должно подождать до вечера. Взгляд на наручные часы убедил Шелдона в правильности догадки. Он должен поспешить или опоздает в офис. В конце концов, как бы смогли состряпать приличную газету без умелых услуг Ричарда Шелдона, этого блестящего молодого газетного репортера? Шелдон знал ответ на этот вопрос — знал, что редакторы способны выпустить газету и без его помощи. Так что ему следовало попасть в офис прежде, чем они сами решат этот вопрос. Он торопливо оделся, нахлобучил шляпу и посмотрел в зеркало на свое худое изможденное лицо.

Нахмурился — послышался шум бегущей воды. Он вернулся в ванную и сделал последнюю попытку закрыть воду. Ручка свободно поворачивалась в обе стороны, но вода текла ровным потоком. Возможно, еще до вечера здесь будет потоп. Ну и пусть.

Он заглянул в другую комнату, взял бумажник и открыл дверь.

Рука автоматически потянулась к выключателю, щелкнула, но свет не погас.

— Как вошел, так и вышел, — решил он и захлопнул за собой дверь.


Он достал ключи от машины еще до того, как спустился по лестнице. Потом вспомнил, что вчера вечером оставил машину на стоянке у Тони, взял такси и поехал домой. Ну, это означало поездку на трамвае и опоздание. Значит, придется обойтись без завтрака. Ладно, это будет один из старых деньков. Шелдон направился к углу. Похмелье прошло, и теперь его мучения были скорее душевными, чем физическими, потому что Шелдон испытывал странную ненависть к уличным машинам.

— Уличные машины, — обычно декламировал он во время вечерних возлияний. — Что такое трамвай, как не символ цивилизации? Шум, свет и решетки на окнах. Да, механическое чудовище, металлическая тюрьма, в которой люди стоят, пойманные в ловушку, пока несутся к неприятным им местам.

Шелдон любил иногда пофилософствовать, но понимал, что это глупо. Рассуждения не помогали — он все еще ненавидел уличные машины. Теперь, дойдя до угла, он застонал. Посмотрите на них — небольшая кучка овец у знака остановки, молча и терпеливо стоят, ожидая появления шумного железного монстра, который откроет пасть и поглотит их, а затем бросит в кандалы ежедневного рабства. Мало того, они доставали десятицентовики, чтобы заплатить за эту сомнительную привилегию. Все они — и старики, и молодежь, и мужчины, и женщины — с надеждой смотрели налево. Оттуда появлялась машина. Они смотрели в конец улицы с каким-то одурманенным нетерпением — как будто действительно хотели, чтобы машина прибыла, как будто приветствовали ее появление и надеялись, что их сосредоточенные взгляды ускорят этот момент. На секунду Дику Шелдону пришла в голову безумная идея. Может быть, сегодня утром машина не приедет! Возможно, трамвай съедет с рельс, или откажется сдвинуться с места. Простой механический дефект может стать этому причиной. Как в будильнике, который не переставал звонить. Или выключатель света. Или водопроводный кран.

Какой это будет великий момент! Эта кучка офисных рабов, наконец освободится от своей зависимости от механических помощников. Они пойдут на работу, как свободные люди, а не встанут, зажатые, словно пленники в черной дыре Калькутты, пока вонючий, скрежещущий металлический снаряд протащит их по улицам. Да, а что если трамвай не приедет? Что, если железный барабан не покатится — из фантазий Шелдона вывел шум. Подъезжал трамвай. Скромные маленькие пассажиры столпились на путях, словно собираясь совершить церемониальный приветственный обряд. Они должны были быть представлены Его Величеству, машине. Сначала молодые и белокурые девицы-стенографистки. Потом матроны, потом здоровые мужчины. Наконец, старики. Все было так упорядочено. Так чертовски свято!

Машина с грохотом рванулась вперед и остановилась. Но дверь не открылась. Кондуктор был занят своими рычагами. Толпа зашумела. Он покраснел и повернулся. Послышался шум. Наконец он шагнул вперед и толкнул дверь ногой наружу, и пассажиры поднялись на борт. Шелдон улыбнулся. Почти — но не совсем! Затем он глубоко вздохнул и нырнул в плотный поток. Через три минуты он уже стоял в центре вагона, утрамбованный как сардина, а большая жестяная банка покатилась вперед. Кто-то нажал кнопку следующей остановки. Шелдон напрягся, ожидая толчка от внезапной остановки машины. Но этого не произошло. Они проехали угол, и машина не остановилась. Сердито и настойчиво прозвучал сигнал. Сегодня утром кто-то пройдет еще два квартала пешком. Теперь-то машина остановится — но она не остановилась, а продолжала ехать вперед. Одна из пассажирок заскулила:

— Кондуктор, выпустите меня!

Кондуктор повернулся и уставился на толпу.

— Простите, леди, но рычаг заклинило. Исправим всего за минуту — воздушные тормоза не работают…

Снова раздался звонок, но трамвай с грохотом ехал вперед.

Шелдон почувствовал внезапное ускорение. Казалось, трамвай двигался независимо. Сердце подпрыгнуло. Что, если предположение Шелдона сбылось? А что, если машина не остановится? Что, если по какой-то извращенной случайности он будет продолжать движение по улицам бесконечно, неся в себе этих беспомощных смертных? Что-то вроде Летучего Голландца на рельсах? Он усмехнулся себе под нос, но остальные пассажиры не смеялись. Недовольные возгласы смешались в единый гул.

— Прекратите! — рявкнул кондуктор, выходя из себя. — Ради бога, ребята, я остановлюсь, когда все здесь починю.

Но звонки не прекращались. Механизмы застряли, Шелдон знал это. Они застряли — как его будильник, его лампа, кран.

Тормоза, гудки и краны — все застряло.

Что это значит?

Неужели что-то действительно произошло? Нет, не может, потому что… ну, просто потому что не может, вот почему. Любой ребенок это знает. Но пассажиры думали, что такое возможно.

Теперь они кричали и ругались в унисон, что даже перекрывало сводящий с ума гул.

— Остановите машину! Выпустите нас! В чем дело, проводник?

Я буду жаловаться! Я хочу выйти!

Проводник с грохотом ударил по пульту управления. Он открыл окно. Мимо пронеслась машина. Кто-то закричал, и толпу качнуло. Кондуктор высунулся в окно и дернул аварийный тормоз. Последовала вспышка, короткое замыкание, еще несколько криков, и трамвай с воем остановился. Шелдону показалось, что в этом вопле слышится вызов. Затем толпа, охваченная паникой, потащила его вперед и вытряхнула из трамвая. Шелдон оказался на улице, в квартале от офиса.

Он с ухмылкой свернул в другой конец квартала. Этот небольшой опыт освежил его. На мгновение ему показалось, что мечты сбываются. Но теперь… Не обращая внимания на толпу зевак, собравшихся на тротуаре, Шелдон свернул в здание и направился к лифтам.

— Доброе Утро, миста Шелдон.

— Доброе Утро, Джейк.

Негритёнок ухмыльнулся.

— У вас бледный вид, миста Шелдон.

— Зато тебе это не грозит, Джейк.

Джейк рассмеялся. Он закрыл дверь лифта. Кабина поехала наверх. Лифт все ехал, выше и выше.

— Эй, мне нужен восьмой этаж, Джейк!

— Лифт не работает!

— Прекрати глупости!

Мальчишка нажал на аварийную остановку. Машина продолжала подъем.

— О-о!

Они добрались до верхнего этажа. Шелдон уже пробивал в полу дыру — они ведь разобьются! Лифт набирал скорость, двигаясь сам по себе, без управления — он продолжал стремительно подниматься. Кровь бешено застучала у Шелдона в висках, когда кабина внезапно застыла, и Шелдон пошатнулся.

Сначала вверх, а теперь лифт летел вниз с невероятной скоростью. Джейк зарыдал, хватаясь за пуговицы своей формы.

Затем лифт со скрежетом остановился.

— Подвал, — выдохнул Джейк.

— Чуть не разбились, миста Шелдон. Лучше пойти по лестнице.

— Не волнуйся, я так и сделаю.

Шелдон бросился к лестнице в безумной спешке. В его голове что-то отстраненно и раздельно гудело: «Тут скрывается сюжет — большая история…»

Он пролетел через приемную, мимо рядов столов, подскочил к двери с табличкой «Лу Эйвери, редактор» и распахнул ее настежь.

Маленькая лысая птичья голова Лу Эйвери насмешливо склонилась набок, когда он ворвался внутрь. Маленькие глазки-бусинки редактора прищурились, когда он быстро поднялся и навис над Шелдоном.

— Ты опоздал, но у меня нет времени тебя увольнять. Там что-то сломалось, и ты мне нужен.

— Кажется, у меня есть история, босс… — начал Шелдон.

— У тебя есть история, а? Думаешь, что у тебя есть история, когда самый большой материал года накручивается тебе на уши! — пробормотал Эйвери. — Это у меня есть история, и самая безумная из всех, что ты когда-либо слышал.

Маленькие глазки-бусинки засверкали.

— Слушай. Посмотрим, сможешь ли ты осознать это своей черепушкой. Час назад, в 8 утра по восточному стандартному времени, мир сошел с ума.

Сердце Шелдона снова затрепетало. Он знал, что будет дальше.

— Экспресс «Двадцатый век» должен был прибыть в 8:10, но его здесь нет. Это в Рединге, штат Пенсильвания, и он направляется на Запад. Он свернул на боковые пути и снова куда-то отправился. Никто не знает, кто нажал на кнопку, и никто не знает, почему поезд не останавливается — теперь он неуправляем!

Эйвери постучал по столу.

— Три самолета, которые должны приземлиться в аэропорту, все еще летают где-то над Великими озерами. Они до сих пор не спустились вниз. Сегодня утром не причалил лайнер «Албания».

Он выплыл из пролива и направляется на юг. Вот телеграмма от капитана. Он не может остановить судно. Газовая компания сообщает, что не может отключить газопровод. Электрическая компания сообщает, что не контролирует освещение. На гидростанции зафиксировано пятьдесят звонков о затоплениях.

Краны не выключаются.

Карандаш Эйвери подчеркивал каждое предложение легким возбужденным щелчком по столу.

— Уличная автомобильная компания сообщает о неполадках на всех линиях. На 108-й улице произошел взрыв в метро. Поезда не останавливаются. Лифты в офисных зданиях вышли из-под контроля. В кинотеатре «Империя» проектор работает всю ночь, и механики не могут его выключить. Сейчас вся наша команда в городе — я отключил входящие звонки. Они все одинаковые, понимаешь? Они говорят, что мир сошел с ума.

— Это и моя история тоже, — пробормотал Шелдон.

— Я так скажу! — Эйвери подошел к окну и посмотрел вниз. — Там что-то происходит. Нечто большое. Весь ад вырвался на свободу.

Мы можем сообщить об этом, но это не то, чего бы я хотел.

Маленький редактор повернулся на каблуках.

— Я хочу знать, почему это происходит!

— Вы пробовали обратиться в Фонд Рокфеллера?

Университеты?

— Естественно. Они не знают. Может быть, энергия солнечных пятен. Что-то влияющее на механические законы. Они работают над этим. Но они в тупике. Уже начинаются звонки от всяких придурков, кричащих про конец света и тому подобные вещи.

— А как же тот физик, Крейн? — предположил Шелдон.

Эйвери обернулся.

— Возможно, он в курсе. Нужно с ним переговорить.

Дверь открылась. В комнату ворвался мальчик-переписчик и швырнул на пол лист бумаги. За ним маячил Пит Хендрикс, главный печатник.

— Вот вам лишний экземпляр, — пропищал мальчик.

Глубокий голос Хендрикса заглушил его.

— Да, вот твоя чертова добавка, — проскрежетал он. — И тебе лучше поскорее достать еще одну, Эйвери.

— Что ты имеешь в виду?

— Я говорю, что мы только что закончили печать тиража, но станок не останавливается. Он застрял, слышишь? Мы должны сделать что-нибудь или перерезать кабель…

Хендрикс потерял самообладание. Его голос дрогнул, когда он продолжил.

— Что случилось, шеф? Я не понимаю, почему станок не остановится. И лифт тоже сломался. Что случилось?

— Спускайся вниз, — рявкнул Эйвери. — Приготовься к дополнительному тиражу. Но не вздумай делать ничего опрометчивого — просто стой рядом.

Он выпроводил Хендрикса и мальчишку из комнаты и закрыл дверь.

— Вот видишь?

Дик Шелдон кивнул.

— Тебе лучше сделать то, что ты предложил — найти этого Крейна. Его зовут Эндрю Крейн, не так ли? Знаешь, где он бывает?

Шелдон кивнул и открыл дверь. Эйвери хмыкнул.

— Да, кстати… — птичья голова редактора отвернулась. — Будь осторожен, сынок, ладно? Никто не знает, что происходит.

Творятся странные дела. Мы все с чем-то столкнулись.

Происходит что-то новое, большое и… ужасное. Это как столкновение с другим миром.

Глава 2 Ужасу не нужны теории

Когда Шелдон вышел на улицу, свистки все еще пронзительно визжали. Громкий, ликующий, хриплый крик торжества вырвался из тысячи металлических глоток.

Слышались и другие звуки — стоны, всхлипы, крики. Шелдон уставился на толпу, запрудившую тротуары. Это была праздная публика, но в действиях людей не было ни намека на мирную жизнь. На улицах царил страх. Шелдон видел, как мимо проносились машины со скоростью в сорок, пятьдесят, шестьдесят миль в час. Лица водителей мерцали ужасом. Они сидели внутри, вцепившись в неуправляемые рули.

Шелдон побежал к концу квартала, расталкивая ошеломленных зевак на обочине. Сверху из окон офиса раздавались пронзительные голоса: истерическое хихиканье стенографисток смешивалось с какофонией заводских сирен. На этом углу была аптека, и когда Шелдон проходил мимо, раздался щелчок от автомата по продаже сигарет. Стайка ребятишек бросилась вниз, когда машина выбросила пачки сигарет.

Шелдон боролся побежал, пересек проезжую часть, потом снова побежал. Мужчина с дикими глазами столкнулся с ним, когда он завернул за угол. Он был без шляпы, без рубашки, на шее и руках вздулись вены. Он схватил Шелдона за руку и ахнул.

— Это конец! Конец света!

Шелдон стряхнул его руку, увидев впереди гостиницу. В вестибюле ему дали номер квартиры физика Крейна — «92». Он не нажал на кнопку звонка, теперь это стало бесполезно. Он также решил не пользоваться лифтом, а направился через пустынный вестибюль к лестнице и поплелся наверх. Девять этажей. Запыхавшись, он двинулся по коридору к темной двери.

Еще один звонок. Шелдон постучал.

— Войдите.

В прозвучавшем глубоком голосе сквозило что-то странное. И тут Шелдон понял, что именно. Голос был спокоен — а сегодня Шелдон не слышал спокойных голосов.

Он открыл дверь и вошел в большую гостиную. В дальнем конце зала, лицом к широким окнам, стояла высокая фигура.

— Мистер Крейн?

— Это я.

— Я Ричард Шелдон, репортер.

— Честь для меня.

Высокая фигура медленно повернулась. Шелдон посмотрел в глубокие карие глаза Эндрю Крейна, сидящие под широким лбом.

Атлетическое тело и коротко подстриженные седые волосы физика казались странно неуместными. Но это был день несообразностей, и Шелдон усмехнулся.

— Полагаю, вы знаете, почему я здесь.

Крейн улыбнулся в ответ.

— Нужно заявление, я полагаю?

— Вот именно.

— Садитесь, выкурите сигарету. Вон из той коробки. — Крейн встал в центре комнаты. — Я уже несколько часов стою у окна и наблюдаю за тем, что там происходит.

— Я полагаю, вы знаете о электростанциях, поездах и всем остальном, — рискнул вставить Шелдон.

— Я догадался об этом из того, что видел.

— Значит, у вас есть теория насчет происходящего?

Крейн улыбнулся.

— Согласно распространенному мнению, у всех ученых для всего должны быть теории. Боюсь, мне придется разочаровать вас, мистер Шелдон. У меня нет никакой теории насчет всего этого.

— Но вы, должно быть, что-то поняли, если наблюдали…

— О, это не совсем научный интерес, скорее любопытство.

Поэтому спекуляции с моей стороны были самыми ненаучными.

— Неважно. Я хотел бы знать, о чем вы думали, когда смотрели в окно.

— Вы не осмелитесь напечатать эти мысли.

— Продолжайте, мне интересно.

Улыбка исчезла с лица Крейна, когда он сел. Его глаза решительно остановились на ковре.

— Я стоял несколько часов и наблюдал. За движением машин.

Движение — вот мое первое впечатление от всего этого. Все движется. Каждое механическое устройство ускоряет свою скорость, свою силу. Заметили ли вы, что практически все отклонения от нормы характеризуются тем, что машины больше не останавливаются? Вы не можете ничего выключить. Всеми машинами как будто овладела какая-то огромная новая форма энергии, сверх присущей ей силы. Можно даже назвать это чем-то вроде жизни.

Шелдон кивнул. Крейн продолжал монотонно рассуждать.

— У меня нет никакой теории. Возможно, это пятна на солнце. Или магнетизм. Возможно, большая трансмутация электрической энергии. Какая разница как вы это называете? Это случилось, вот и все. На наши машины воздействует какая-то новая сила, которая взяла под контроль механизированные и искусственные структуры неорганической материи, созданные для служения человечеству. Я буду откровенен. У машин есть жизнь. Может это абсурд, а может и нет. Машины ожили. Как это объяснить? Например, является ли жизнь электрической энергией? А душа? Мы только знаем, что какая-то искра оживляет механизмы, которые мы называем своими телами, и превращает их в живые существа. Может ли быть, что подобная искра теперь оживила наши механические устройства?

— Звучит довольно дико, — пробормотал Шелдон.

— А разве нет? И разве это не дикость творится там, на улице, ведь вы видите, что это действительно происходит? Потому что машины теперь движутся автономно — любые машины, электрические, моторные и механические. Они двигаются самостоятельно. Это жизнь!

Крейн снова поднялся.

— Я же сказал, что у меня нет никакой теории. Все, что у меня сейчас есть — это страх.

— В смысле?

Крейн проигнорировал вопрос. Он словно говорил сам с собой.

— Сначала мы создали машины, чтобы передвигаться. Затем мы сделали машины, делающие машины. Мы создали целый мир машин. Машины, которые двигаются, машины, которые говорят, машины, которые производят, машины, которые разрушают. Машины, которые ходят, бегают, летают, ползают, копают и дерутся. Машины, которые добавляют и печатают, слышат и чувствуют.

— Нас, людей, два миллиарда. А как насчет популяции машин?

Вот что меня беспокоит. Насколько они превосходят нас числом?

— К чему вы клоните?

— Это может быть эволюция, — продолжал Крейн. — Эволюция заключается в быстрой мутации, а не медленной прогрессии.

Жизнь может развиваться внезапно, а не постепенно. Если так, то они оживают, все и сразу. Живые, они будут искать свое собственное место в мире. Не как рабы — они это уже доказали.

Значит, это эволюция. А потом наступит революция!

— Вы думаете, они восстанут против нас?

Впервые за все время Крейн ответил на вопрос Шелдона.

— Боюсь, что они уже сделали это. Что есть непрерывное движение, как не первый признак бунта?

— Но вы же не верите, что они разумны?

— Кто знает? Кто действительно знает, что такое интеллект? Что такое мозг? Серая губка? Разве не искра, внутренняя энергия создает цель? Назовем это инстинктом, осознанием — мы смутно находим их в наших черепах, но кто может утверждать, что они не существуют в других формах? Возможно, машинный интеллект имеет другую форму — своего рода коллективный интеллект. Если так, то эта бесцельная беготня туда-сюда быстро перерастет в прямое действие. В план, схему движения.

— Для человека с похмелья понять это трудновато, — ответил Шелдон. Он встал и подошел к радио. — Вы не против?

— Включайте. Возможно, есть какие-то новости.

Шелдон повернул выключатель. По мере того, как радио нагревалось, бессвязный голос диктора задыхался от серии сбивчивых заявлений.

— … объявлено чрезвычайное положение. Только что пришел бюллетень из Норфолка, штат Вирджиния, сообщающий о беспорядках на военно-морской верфи.Беспорядки на военно-морской верфи. Империя… ха-ха… мои друзья… красные буквы… на это национальный принося вам теперь… коробка… фантом знает…

Шелдон выключил приемник. Ничего не произошло.

Многоголосие голосов так внезапно прорвалось сквозь слова диктора — так безумно, так бессвязно, так громко, что на мгновение ошеломило Шелдона. Крейн вскочил на ноги.

— Это случилось, — прошептал он. — Второй этап. Машины начинают действовать. Самостоятельно!

— Голоса из вчерашних программ, — прошептал Шелдон. Он схватил Крейна за руку. — Вы должны увидеть моего босса, Лу Эйвери. Мы напечатаем все в следующем издании. Ваши идеи, все догадки. Нам придется работать быстро…

— Бесполезно, — пробормотал Крейн.

— Но должен же быть какой-то выход, пока не стало еще хуже.

— Что ж…

Двое мужчин направились к двери. Позади них заревело радио.

— … натуральные витамины сообщили, что два пропавших без вести сейчас отвезут вас и настроятся на завтрашнее убийство пошлют только десять центов и разницу…

Шелдон выдавил кривую улыбку. Безумный голос радио издевательски завыл на прощание.

Глава 3 Машины на марше

Улицы заполонили беженцы. Люди, сбежавшие из офисов, магазинов, домов — теперь они больше не были безопасны.

Лифты, кузницы и кухонные плиты перестали быть работать.

Теперь они стали чужаками, врагами. И люди на улицах оказались беспомощны. Теперь, когда первое возбуждение улеглось, они бесцельно кружились по тротуарам, с напряжением и растущим страхом. Не было причин для каких-либо действий; не было лидеров. Кто может вести, куда, и против чего?

Крейн и Шелдон, двигаясь вперед, казались единственными целеустремленными фигурами в толпе. Остальные стояли и смотрели на улицу. Несколько полицейских бесцельно прошли мимо, но даже не попытались отдавать приказы. Они даже не пытались скрыть смятение в своих глазах — смятение, царившее повсюду. Потому что происходило нечто новое. Свистки все еще звучали, и машины все еще проносились мимо, но в свистках появилась новая интонация — пронзительность. Автомобильные гудки блеяли, и некоторые из проносящихся мимо машин двигались без водителя.

— Смотрите! — Шелдон схватил Крейна за руку. Лязгая, сигналя, мигая огнями, вниз по улице проехала пожарная машина.

Настоящий ад на колесах — без водителя или команды пожарников. Будто заслышав ее приближение, машины разъезжались во все стороны, а люди подались назад, обратно к закрытым дверным проемам.

Все боялись — но чего? Крейн пробормотал что-то неразборчивое в шуме. Шелдон не выпустил руку физика, когда они побежали, и это прозвучало так: «Р. У. Р.». Шелдону хотелось убежать от происходящего, скрыться от сцен, к которым он был не готов. Он хотел вернуться в офис, в газету, где был порядок и успокаивающая рутина. Вернуться к привычным лицам и привычным обязанностям. Но когда они наконец поднялись по длинной лестнице и вошли в приемную редакции, знакомых лиц уже не было. Или, скорее, на знакомых лицах появились незнакомые выражения. Страх, смятение, истерия улиц отразилась и на этих лицах.

Люди бормотали себе под нос что-то бессмысленное. Никто ничего не понимал. Царил страх. За письменным столом стояли все — мужчины, парни из спортивного отдела, клерки, репортеры, все. Благодаря великому уравнительному качеству страха все внезапно обрело дух демократии. Эти дамы и господа из привилегированного «четвертого сословия» наблюдали за собственными пишущими машинками на своих столах, весело щелкающими клавиатурами без помощи человеческих пальцев.

Они смотрели, как рычаги сдвигают каретку, как стучат клавиши.

Тут и там пишущие машинки стрекотали сами по себе!

Нелепо, гротескно — но гротескность и ужас связаны между собой… и это было ужасно. Крейн смог выразить это словами.

— Вот оно, истинное зло, по определению Артура Мейчена, — прошептал он. — Когда роза вдруг начинает петь.

— К черту все это! — Лу Эйвери одним резким прыжком выскочил из своего кабинета. — Мир сошел с ума, а ты стоишь и болтаешь как дурак!

Шелдон улыбнулся. По крайней мере, было за что цепляться — Лу Эйвери не потерял самообладания.

— Шелдон! — прохрипел маленький редактор. — Избавься от этого придурка и скажи мне, что происходит с Крейном.

— Это и есть Крейн, — ответил Шелдон.

— Хорошо. Идите сюда оба, быстро.

Дверь кабинета закрылась за ними, и они наконец-то очутились в относительной тишине.

— Что-нибудь случилось с тех пор, как я уехал? — спросил Шелдон.

— Много чего, сынок! — Эйвери указал на беспорядочную стопку бумаг на своем столе. — События развиваются быстро — слишком быстро. Мы получили сообщения из Лондона, Рио, Сингапура.

Местные дела тоже плохи. Печи разгораются, начинаются пожары. Проблемы у пожарных: не могут вывезти машины. У меня Донован в мэрии пытается получить заявление от мэра. И происходит еще много странных происшествий. Слишком много…

Эйвери помолчал. Одной рукой схватив карандаш, он начал выстукивать на столе.

— И это еще не все. Радио вышло из строя — полагаю, вы в курсе. И я думаю, что следующим будет телетайп. Телефонная компания закрыла все местные звонки, но не назвала причин. Я попытался наладить линию связи с Вашингтоном.

— Вашингтон? Мы получили сообщение о чрезвычайной ситуации в стране, когда радио отказало, — вмешался Крейн.

— Да. Я как раз хотел сказать. Они объявили об этом, и что-то о беспорядках на флотских верфях. Но у меня есть реальная информация, и все гораздо хуже.

Карандаш стучал по столу.

— Из морских и армейских арсеналов пропадают пушки и танки.

Моторизованные подразделения прорвались через склады в Сан-Диего и Форт-Дикс. Взлетают самолеты.

Эйвери выдавил кривую, застенчивую улыбку.

— Можете себе представить, что я говорю о таких вещах? Уму непостижимо, беглые танки и самолеты! Мы же не можем написать об этом в газете, правда?

Дверь открылась. На пороге снова стоял Пит Хендрикс и держал бумагу в руке. Он молча протянул ее, отвернувшись.

Эйвери выхватил свежий экземпляр газеты из дрожащих пальцев.

— Дополнительный тираж? Хорошо.

Мгновение спустя в его голосе послышалось негодование:

— Святые угодники!

Шелдон и Крейн подошли к нему сзади и заглянули через плечо.

«Авария машин взбудоражила город», гласил заголовок. Под ним, в колонке жирным шрифтом содержалась история сюжета.

Все прочитали первые несколько строк.

«Сегодня произошло поразительное происшествие с автомобилями, которые посоветовали сцепление печей аварийного пла пла Лондон сзаФортетстен хаха Дбуугла езПлазазакл клллкккк 10 превалллха…»

Хендрикс первым обрел дар речи — и его голос звучал не слишком громко.

— Мы установили гранки. Станок не останавливался, но мы установили, гранки, сделали все правильно. Луи Фишер, он мертв.

Они поймали его. Тогда мы заперлись внутри. Они пытались выломать двери. Луи мертв. Мы все установили. Они не могли остановить нас, но они все отпечаталось неправильно. Видите?..

Станки напечатали неправильно. Я не могу сказать, что случилось с Арчем. Пресс тогда даже не остановился, а просто заел, и детали покраснели. Все покраснели, говорю вам!

Эйвери не слышал его, не видел, как он вышел, продолжая рассматривать беспорядочные буквы на бумаге. Наконец карандаш снова начал бить как метроном.

— Вы знаете, что это значит, — пробормотал он. — Пишущие машинки, телетайпы и телефоны сломались. И печатные станки, и радио. Это означает, что линии связи не работают. Поняли? Мы застряли здесь, в этом мире, все мы. Остались без связи. Наверное, почта тоже не работает. Автомобилей, поездов и самолетов для доставки почты больше нет. Мы в изоляции.

Эйвери встал. Его кулак стукнул по столу.

— Но, клянусь богом, мы можем попытаться! — пробормотал он. — Если понадобится, я установлю ручной пресс. Мы должны выпустить газету — надо предупредить людей.

— Для чего? — спросил Шелдон.

— Ну, чтобы они смогли уничтожить машины. Отсоединить все провода, перерезать кабели, отключить все источники питания, включая электричество. Пусть люди разобьют бензонасосы, прежде чем автомобили смогут добраться до них. Пусть проколют шины. Еще есть время. Они — эти существа — пока не настолько организованы. Пока они неистовствуют, но не предпринимают никаких наступательных действий. Если бы мы только получили какое-нибудь заявление из Вашингтона! Черт побери, я уже полчаса держу Эгги на коммутаторе.

Эйвери решительно нажал на кнопку звонка.

— Внутренняя связь, должно быть, тоже мертва, — нахмурился он.

В черном ящике заскрежетал металлический голос, состоящий из человеческих слогов — или, скорее, повторения одного слога — но имел ультра-вокальный тон. Резкий, скрипучий и идиотский в своем механическом повторении, этот торжествующий голос хихикал снова, и снова, и снова:

— Ха-ха. Ха-ха. Ха-ха-ха!

— Эгги!

Эйвери рывком распахнул дверь кабинета. Большая внешняя комната была пуста.

— Проклятые дураки! Хендрикс, должно быть, распустил свои слухи, и все побежали за ним!

Столы стояли в молчании. Из-за беспорядочного стука пишущих машинок в них перепутались и заклинили клавиши.

Телефоны молчали. Эйвери зашагал вдоль ряда пустых столов к коммутатору. Там сидела девушка, сомкнув локти и прижав к ушам наушники.

— Эгги! Проснись!

Эйвери встряхнул ее. Она упала на бок, а затем безвольно повисла, как марионетка, подвешенная за шнурки наушников, которые плотно прижимались к ее голове — слишком сильно.

Тонкая красная струйка сочилась из ушей вниз.

— Ей сдавило череп, — прошептал Эйвери.

— Сдавило насмерть, — выдохнул Крейн.

— Значит, это началось. Уже слишком поздно что-либо предпринимать — они организовались и определили цель. Они не позволят себя уничтожить — потому что хотят уничтожить нас.

Эйвери неловко постучал пальцами по переключателю связи. В тишине кабинета раздался пронзительный металлический крик.

— Ха-ха. Ха-ха. Ха-ха-ха!

Глава 4 Смерть на колесах

— Мы делаем все что можем.

Руководитель безнадежно развел пухлыми ладонями, а затем сжал их в решительном жесте, который в данный момент не казался мелодраматичным.

— Мы пригласили всех — с приказом создать группу из пяти заместителей, чтобы держать нас в курсе происходящего. Клерки снаружи проверяют все отчеты по мере их поступления. Они собираются на постах Легиона, в арсеналах и штабе национальной гвардии. Красный Крест тоже работает, и пожарная служба присоединилась к нам. Им пока не с чем работать. Сейчас я готовлю списки и карты.

— Какой у нас план? — спросил Эйвери.

— Выдвигаемся, как только наберется достаточно людей. В первую очередь нам нужно занять электростанции. Они, конечно, будут противодействовать, но нам придется разбить машины, законно это или нет.

— Тогда мне нужна снайперская бригада. Вооруженная. Не будем рисковать с винтовками. Мы должны завладеть машинами — они уже разъезжают по тротуарам.

Шелдон кивнул.

— По пути сюда мы видели, как целый взвод покинул стоянку.

Они очень агрессивны.

Пухлые руки беспомощно поднялись.

— Я не знаю, куда мы оттуда направимся. Кто может планировать? Полагаю, надо работать группами, переходя от дома к дому. Сначала надо разбить все электрические розетки.

Потом печи, сантехнику. Конечно, это будет означать панику — а позже целую техногенную катастрофу, я полагаю. Но на мой взгляд, надо выбирать, или мы или машины.

— Дайте нам задание, — предложил Эйвери.

— Сейчас посмотрим, — указательный палец шефа пробежал по списку на столе. — Вот — этот автовокзал. В гараже стоит около дюжины больших трансконтинентальных машин, проверенных и готовых к запуску.

Он нацарапал адрес.

— Ваша задача — не дать им выехать. Возьмите несколько ломов в коридоре в офисе снабжения. Посмотрим, сможете ли вы собрать людей по пути туда. Прокалывайте шины. Разбейте радиаторы, если не сможете добраться до двигателей. Не дайте этим проклятым тварям вырваться на улицу. На вас лежит ответственность за этот участок. Удачи вам!

— Что ж, удача нам понадобится!

Именно Крейн высказал это мнение примерно пять минут спустя, когда их троица остановилась в дверях, готовясь выйти на улицу. Ночь стала темным союзником для распространения безумия. Мимо пронеслась толпа, охваченная волнами паники, а на нее сверху смотрели мигающие идиотские глаза желтых уличных фонарей и сверкающие многослойные сетчатки прищуренных неоновых вывесок. Огни мерцали с ненормальной скоростью, и толпа мчалась в ускоренном темпе перематываемой киноленты. Механические глаза уставились на людей, и темнота ухмыльнулась тому, что они увидели.

Шелдон и двое его спутников даже не улыбнулись. Они взвалили на плечи свои железные дубинки и быстро двинулись вперед. Это было нелепое зрелище — худой Шелдон, пухлый маленький Эйвери и седовласый Крейн, марширующие по улице с ломами, перекинутыми через плечи. Но никто, казалось, не видел и не замечал их. Люди больше не смотрели на себе подобных, теперь их внимание сосредоточилось на предметах. Твари с ревущими клаксонами и скрежещущими колесами, твари с пылающими фарами, твари, ползущие по улицам с тихо мурлыкающими моторами — а затем стремительно мчащиеся вперед, когда моторы увеличивали обороты. Существа, которые прятались в переулках и набрасывались на прохожих, существа, которые бегали вперед и назад, невзирая на перекрестки и бордюры.

Улицы переполняли машины. Их черные жукообразные тела двигались вперед, как неуклонный рой гигантских насекомых, пожирая все на своем пути. Стоял оглушительный грохот.

Непрерывно раздавались гудки, щелчки и моторный гул, перемежаемые зловещим треском, с которым автомобили неуклюже продвигались, разбивая фасады магазинов или ворота.

И люди старались не попадаться им под колеса.

— Почему люди не заходят внутрь? — пробормотал Крейн.

— Чтобы сгореть заживо в собственных печках? — спросил Эйвери.

В переулке было темно. Они быстро побежали вниз. Выйдя на улицу впереди, они заколебались.

— Перейти улицу не получится, — решил Эйвери. — Слишком много машин.

В дальнем конце улицы показалась новая батарея машин, сопровождаемая бегущими человеческими фигурами. Шелдон уставился на ухмыляющиеся морды седанов, по бокам которых ехали злобные маленькие родстеры. Скрежеща бампером, появился удирающий от них грузовик.

— Смотрите — водитель все еще внутри, — указал Крейн.

К лобовому стеклу прижалось крупное лицо, побелевшее от ужаса. Пока они смотрели, дверь купе открылась. Водитель заметил открытое пространство рядом с тротуаром, когда грузовик замедлил ход. Потом подобрался и прыгнул.

— Ну же, парень! — крикнул Крейн, зная, что его голос не услышат. Так же, как и водитель — он споткнулся на мгновение, добравшись до тротуара. Этого было достаточно. Два крейсерских такси выскочили из едущих позади рядов и помчались вперед. Они проехали над человеком, не останавливаясь, и их клаксоны торжествующе завыли при виде убитого. Не замедлив своего дикого движения, они на полному ходу врезались в заднюю часть родстера. Образовалась безумная свалка искореженных корпусов и вращающихся колес. Из искореженных машин доносились почти человеческие стоны.

— Это наш шанс, — пробормотал Шелдон. — За мной.

Все трое бросились к дальнему входу в переулок через улицу.

— Еще один квартал, — сказал Эйвери, указывая на табличку на доме. И тут они услышали что-то.

— Позади нас… шум, — прошептал Шелдон.

Мурлыканье. Мурлыканье, которое превратилось в рев.

— Прижмитесь спиной к забору.

Они так и сделали, когда рев перешел в гул.

— Берегись!

Эйвери повернулся как раз вовремя. Огромные серебряные изгибы руля и тупая смертоносная морда мотоцикла выскочили из темноты. Вращающееся переднее колесо поднялось, готовое давить жертв. Лом Эйвери ударился о передний бампер. Тварь увернулась. Сзади Крейн колотил по спицам колеса. Мотоцикл с ревом ударился о забор, когда Шелдон обрушил свое оружие. Он бил — снова и снова. С протяжным воплем мотоцикл рухнул на бок. Люди помчались вперед. Шум, свет. Снова вход в переулок.

— Ну вот!

На другой стороне улицы стояло серое приземистое здание автовокзала. Рядом с ним был еще один неосвещенный дом. Его широкие двойные двери указывали, что это гараж, который им был нужен. Провисшие на петлях ворота в сочетании с громоподобным грохотом указывали на то, что нечто пыталось вырваться наружу.

— Автобусы, — прошептал Эйвери. — Что же нам делать?

— Я бы сказал, зайти сбоку. Там должны быть окна. Мы можем забраться внутрь и…

Перед ними на краю переулка резко остановился бегущий человек. Его глаза были пустыми.

— Вы не видели Мэри? — он тяжело дышал. — Мою жену, Мэри?

Она была дома. Я оставил ее дома сегодня утром. Она ушла. Вы не видели Мэри?

Он резко повернулся и побежал обратно в том направлении, откуда появился. Троица не обратила на него внимания.

— Нам нужна помощь, — заявил Шелдон. — Мы должны были набрать людей, помните?

— Попробуем с ними, — сказал Эйвери.

На другой стороне улицы, сгрудившись в относительной безопасности здания автовокзала и оставив пустынный проспект проезжающим машинам, сгрудилась небольшая группа людей.

— Пойдем туда, — предложил Эйвери. На мгновение они отступили назад, когда по тротуару прогрохотал фургон доставки.

— Не заметил нас, — прошептал Крейн. — Затем он остановился и смущенно нахмурился. — Это начинает меня беспокоить, — признался он.

Эйвери не слушал. Он уставился на фургон.

— Он останавливается, — пробормотал он. — Должно быть, кончился бензин.

Шипящий мотор издавал приглушенные звуки.

— Хорошо, — сказал Шелдон, и Эйвери повел их туда. — Внутри может быть что-то, что нам пригодится.

Его лом стукнулся о заднюю дверь. Когда замок раскололся, она распахнулась. Эйвери поднялся на грузовой подъемник.

Внезапно он резко рассмеялся.

— Как раз то, что нам нужно! — объявил он. — Это стеклянная посуда.

— Стекло?

— Конечно. Мне было интересно, как мы сохраним этот район свободным, если атакуем гараж. Это решает проблему. Мы разбросаем стекло по всей проклятой улице, заблокировав оба конца. Шины автомобилей пробьет, если они попытаются въехать; а если автобусы попытаются вырваться, их ждет то же самое.

Работая быстро, все трое начали таскать коробки ваз и канделябров; бить бокалы и прочую посуду. К счастью, за это время ни один автомобиль не решился ворваться в этот конец улицы.

— Ну вот! — сказал удовлетворенно Эйвери. — А теперь пойдем внутрь и займемся вербовкой.

Внутри автовокзала царил бедлам. У кого-то, видимо, хватило предусмотрительности разбить усилительную систему, но хаос голосов все равно звучал пронзительно, и возбужденные толпы все время перемещались в этом замкнутом пространстве. Шелдон увидел сбитых с толку ругающихся водителей, застрявших и испуганных пассажиров, смешавшихся с разношерстной толпой, сметенной с улиц: школьники, женщины с замызганными пакетами, две официантки, полдюжины усатых бродяг, группа обезумевших от горя бизнесменов, старуха на костылях и перепуганный продавец сети магазинов, все еще в униформе.

— У нас тут Гранд отель, да? — заметил Эйвери, когда они протиснулись в дверь.

— Едва ли. — Крейн мотнул головой в сторону угла. Здесь царил настоящий бедлам, а вокруг фонтанчика с газировкой и ресторана теснилась небольшая кучка людей. Они деловито грабили кладовую, не стесняясь ни остерегающих голосов, ни авторитетов. И сидя на развалинах своих разбитых прилавков, продавец наблюдал за кучкой людей, сражающихся за его выставку бутылок с горячительным. Дюжина краснолицых мужчин и женщин дрались друг с другом.

— Давайте сначала наведем здесь порядок.

Эйвери локтями пробрался к скамейкам вдоль стены. Он взгромоздил на одну из них свое приземистое маленькое тело, пока не оказался над головами людей. Подняв лом, он опустил его на решетку ворот позади себя. Громкий лязг заставил головы повернуться в его сторону. Внезапно наступила тишина.

— Слушайте, ребята! — начал он. — Департамент полиции прислал меня сюда, чтобы я взял на себя командование. Есть работа, которую нужно сделать, и им нужна ваша помощь.

— Ну и черт с ними! Что мы можем сделать? — презрительно фыркнул какой-то мужлан, стоявший неподалеку от прилавка с напитками.

Эйвери показал свой увесистый ответ испуганным лицам перед собой.

— Мы можем кое-что сделать, если вы все поможете. Вы ведь хотите домой, не так ли? Вы хотите разбить эти машины?

В ответ послышалось смущенное бормотание, но Эйвери продолжал:

— Ну, тогда следуйте за мной.

— Туда, наружу? — насмешливо прозвучал чей-то голос. — Думаешь, мы спятили? Да эти машины разорвут нас на части.

Ропот усилился. Но занесенный над головой лом Эйвери призвал всех к молчанию.

— Ни одна машина не въедет в этот переулок — я позаботился об этом. На дороге стекло по колено. Достаточно, чтобы проколоть все шины. Теперь я хочу, чтобы вы, парни, помогли.

Пока вы сидите здесь и причитаете о мнимой опасности, существует реальная опасность, которая приведет к развязке прямо на ваших глазах.

— Вот как? Где? Что он имеет в виду?

Лом указал вперед, через окна склада на гараж.

— Там внутри дюжина автобусов, которые пытаются выбить двери и вырваться. Не автомобили, понимаете? Автобусы.

Трансконтинентальные автобусы, достаточно большие и сильные, чтобы разбить эти окна и проломить все это здание. И если мы не остановим их, они здесь камня на камне не оставят!

Эйвери помолчал. В ответном шепоте прозвучала решительная нотка. Он усмехнулся.

— Вот что я хочу от вас. Здесь каждый может помочь. Идите вон туда, к стенам. Вы увидите два пожарно-спасательных топора.

Возьмите их и начните разбивать эти скамейки. Не для деревянных дубин — разделите их так, чтобы отпало все дерево.

Нам нужны железные обода сбоку. После этого будьте готовы следовать за мной. Мы проникнем в гараж через окна, а потом пробьем шины и разобьем радиаторы.

— Молодец! — пьяный голос изменил свое мнение.

— Пошли, покажем этим проклятым машинам, кто здесь хозяева! — крикнул продавец бакалейной лавки.

Вслед за криками последовало действие. Эйвери дал толпе то, чего ей не хватало — лидерство, целеустремленность. Ответ был странно удовлетворительным для Шелдона, когда он наблюдал за происходящим со скамейки. Эти маленькие людишки — такие тщедушные и ничтожные на улицах, когда теряются в грохочущей кавалькаде машин — все еще что-то могли… Им нужна была искра творческого, организаторского гения. Они и им подобные построили этот город; построили машины, которые теперь восстали против них. Возможно, где-то в их рядах сохранилась решимость и способность победить наступающие орды. Если бы шеф сейчас вывел свои команды, все было бы не так плохо. Люди будут драться, если показать им, как.

Машины обладали силой и волей к разрушению, но они не могли организоваться. Для начала люди одолеют эти автобусы…

Все направились через двор автовокзала, числом в двадцать два человека. Двадцать два человека против двенадцати автобусов.

По крайней мере, их было больше — Шелдон взвалил Эйвери на плечи, чтобы разбить одно из высоких гаражных окон. По всем стенам люди делали то же самое.

Теперь вместо стекол зияли черные отверстия. Из гаража доносился ровный стук и грохот. Моторы урчали; тяжелые тела кружились, слепо долбясь в тяжелую стальную дверь гаража.

Злобно заухали клаксоны.

— Подождите минутку, — сказал Шелдон. — Эйвери, вы полезете внутрь?

— Конечно.

— Если спуститесь в темноте к автобусам — они убьют вас!

— Кто-то должен подавать пример. Мне понадобится дюжина людей, а эти ребята не сдвинутся, пока я не начну.

Эйвери вырвался и соскользнул с уступа. Через мгновение другие последовали за ним со своих подоконников. Крейн и Шелдон тоже приготовились к прыжку. Шелдон уставился в темноту. Шум усилился. Он ничего не видел, но знал, что между грузовиками бегут люди, слепо разбивая колеса и шины. Он услышал сердитое бормотание выхлопных газов и треск разбитых ветровых стекол. Раздался чей-то крик.

— Берегитесь — они знают, что мы здесь!

Раздался гул. Автобус помчался вперед.

— Помогите, я в углу. Помогите, кто-нибудь!

Оглушительный грохот. Шелдон напрягся, чтобы спрыгнуть вниз. Вниз, в безумную тьму, где человек и машина слепо сражались, чтобы уничтожить друг друга.

— Эйвери, — позвал он. — Ждите меня.

И тут он услышал это. Сквозь шум внизу он услышал его. Гул.

Сердитое жужжание, доносившееся с неба.

— Самолеты! — закричал он. — Самолеты… правительство выслало самолеты.

В ярком свете, отбрасываемом городом, множество фигур устремилось вниз по спирали. Шелдон усмехнулся.

— Дела налаживаются, — пробормотал он.

Крейн покачал головой.

— Ошибаешься. Помнишь, что мы слышали? Самолеты оставили свои ангары, а пушки и танки уехали из арсеналов… Боже милостивый!

Они одновременно повернулись. Далеко в конце улицы, слева от них, показались чудовища. Гигантские стальные махины, пробивающие себе путь сквозь все барьеры.

— Танки! — прошептал Крейн. — Они явились…

Он так и не закончил. Ибо ад вырвался наружу во взрыве пламени и дыма. В титаническом натиске пикировали самолеты и рванулись в атаку танки. Рявкнули орудия, и ужасный взрыв разорвал переднюю стену гаража.

— Позови Эйвери! — выдохнул Крейн. — Теперь они организовались, и нет смысла пытаться их остановить. Это война!

Шелдону казалось, что весь день был лишь слабой прелюдией к этому моменту. Самолеты падали вниз, пулеметы поворачивались, чтобы прошить улицу смертельными очередями. Танки выстрелили из своих башен, и крик боли вырвался из глотки города.

Теперь крики стали пронзительными, и люди появились словно из ниоткуда, чтобы беспомощно убегать перед натиском машин. Со всех сторон слышалось эхо канонады и выстрелов, а вместе с ними и вопли ужаса. Это была бомбардировка и вторжение — с одной единственной огромной целью — отнять человеческие жизни… убить всех людей. Шелдон не задумывался об этом, пригибаясь от свистящих пуль. Он упал в темноту, зовя Эйвери, потом подталкивал маленького редактора к подоконнику, когда внизу несся автобус, а затем вместе с Эйвери выбрался наружу, когда взрывной волной распахнулись двери гаража и автобусы устремились вперед.

Затем его сознание померкло. Шелдон был всего лишь телом — телом, бегущим по пылающим улицам, цепляющимся за дверные проемы, когда над ним пролетали самолеты, следовавшим за двумя другими фигурами в дикой гонке через бесконечный бред.

Глава 5 Код смерти

Квартира Крейна стала убежищем. По крайней мере, к тому времени, когда они закончили с радио, заперли двери кухни и ванной и перерезали телефонный провод. Проволока набросилась на них, как атакующая змея, но они прикончили ее.

— Присядь, расслабься на минутку, — предложил Крейн. — Вот, я принес это из кухни перед тем, как мы заперли дверь. Я думаю, ты голоден.

Он указал на груду разнообразных продуктов, беспорядочно сложенных на боковом столике.

— Кажется, у меня есть немного виски.

Крейн порылся в стенном шкафу. Они сидели в просторной гостиной, странное трио, устроившее пикник в разгар катаклизма. Закрытые окна не пропускали часть шума снизу, но время от времени стекла слегка дребезжали. Крейн встал и с нервной улыбкой задернул шторы.

— Должно быть, там ад, — сказал он. — Еще виски, джентльмены?

Все развалились в креслах, стараясь не молчать. Лучше говорить, лучше заглушить этот слабый, далекий гул. Шелдон налил себе еще виски.

— Мы должны составить какой-нибудь план, — заявил он. — Эти самолеты и танки! Они словно собираются устроить апокалипсис.

Он остановился и кисло усмехнулся.

— Мне больше не нравится это слово, — признался он. — Но мы должны что-то предпринять. Убраться из города, подальше от этих зданий — прежде чем они станут действительно организованными до такой степени, что никто не сможет убежать.

— Вы правы. — Эйвери был на ногах. — Мы сидим здесь и разговариваем, в то время как весь этот проклятый мир рушится вокруг. Давайте действовать! — Он повернулся к Крейну. — Как насчет этого?

Веки Крейна дрогнули.

— Не знаю, — прошептал он. — Я не знаю, есть ли смысл воевать с ними. Это неизбежно, так или иначе. Разве вы не видите? Это больше не наш мир — он принадлежит им. Хотите снова спуститься на улицу? Вы хотите увидеть, как пикируют эти самолеты падают и катятся танки? Вы хотите, чтобы машины выследили вас, пока вы спешите, как крыса, в новое укрытие?

Потому что в конце концов вас найдут — вы же знаете. Они найдут вас, меня, всех нас. И когда они это делают…

Свет в квартире мигнул и погас. Голос Крейна истерически повысился.

— Вот видите? Они отрубают питание.

— Чушь собачья! — усмехнулся Эйвери. — Это значит, что кто-то из ребят добрался до электростанций.

— Вы так думаете? — Крейн подошел к окну, отодвинул штору, поднял стекло. — Это сделали машины, — прошептал он. — Теперь они организованы, разве вы не видите? Они знают, что в темноте у нас меньше шансов. Они объединились.

Трое мужчин уставились в темноту, казавшуюся абсолютной.

Над ними и под ними, просторы города были погребены в полной ночи.

— Темно, как в бездне, — прошептал Крейн.

Сравнение пришлось кстати. Внизу и правда простерлась бездна — там, на опустевших улицах. Взмахивая крыльями летучих мышей, самолеты гудели и падали с небес. Завывая словно баньши, машины стаями охотились за людьми по извилистым улицам. Железные демоны сидели и хрюкали над своими искалеченными жертвами. Все размышления прервал стук стакатто в дверь квартиры.

— Вы можете туда пробраться? — спросил Эйвери.

Крейн нерешительно стоял в темноте.

— Мне открыть дверь? — спросил он.

— Надо бы выяснить, кто это, — ответил Эйвери.

— Или что это такое, — сказал Крейн.

Именно Шелдон, спотыкаясь, подошел к двери, нащупал ручку и распахнул дверь в полумрак холла. На пороге заколебалась обезумевшая фигура.

— Мистер Крейн, вы здесь?

— Да, — ответил физик с другого конца комнаты.

— Это я, Дункан, с верхнего этажа. Я подумал, что лучше предупредить вас. Лифт…

— Ну и что?

— Он везет их наверх! Эти железные грузовики. Лифт поднимает их, а эти железки пробираются от квартиры к квартире, пытаясь стучать в двери. Они сейчас наверху. Я рассказываю всем, до кого могу добраться, чтобы люди убежали.

Лучше поторопитесь, они двигаются быстро!

Говоривший ощупью пробрался по коридору и постучал в соседнюю дверь.

— Пол Ревир, — усмехнулся Шелдон.

— Это не смешно, — отрезал Эйвери. — Вы знаете, что это значит.

Они быстро учатся. Теперь они будут ходить с этажа на этаж, охотясь за нами в наших домах.

— Наших домах? — усмехнулся Крейн. — Теперь это их дома! Да, их — отныне они владеют улицами, зданиями, всем городом.

Говорю вам, мы больше не можем сбежать! Они найдут нас, выследят в наших убежищах. Они организованы, действуют совместно…

— Да, пока вы тут сидите и причитаете! — оживился Эйвери. — Ну же, давайте начнем.

— Как?

— Вот как. В этом доме есть пожарный топор?

— Что вы собираетесь делать?

Крейн и Шелдон, спотыкаясь, последовали за толстым человечком, ощупью пробираясь вдоль стен темного коридора.

Вскоре Эйвери уже возился со стеклянной панелью. Его кулак поднялся, и раздался звон.

— Отлично, я нашел топор!

— Но…

Эйвери обернулся, ощупывая внутреннюю стену.

— Вот она, дверь лифта. Помогите мне открыть его, Шелдон.

— Но машина должна быть наверху.

— Понимаю. Я собираюсь перерезать кабели. Понятно? Если лифт рухнет, тогда эти маленькие грузовики не смогут спуститься. Мы их отрежем.

— Вам не разглядеть кабели, — возразил Крейн. — Вы упадете в шахту.

— Все будет в порядке. Шелдон, держите меня за талию, я хочу высунуться. Думаю, смогу просто добраться до левого кабеля топором.

Приглушенный голос Эйвери эхом разнесся по пустой шахте лифта, когда Шелдон прислонился к краю пола и схватил коротышку за воротник.

— Теперь полегче.

Эйвери взмахнул топором. Раздался глухой стук.

— Это отдача!

Снова удар. Эйвери резко выдохнул, размахнувшись.

— Еще разок!

Сверху послышался грохот — стук дверей, гул.

— Эйвери… он знает — он спускается!

— Только еще раз!

— Эйвери!

Грохот перешел в рев. Как только топор ударил, трос со звоном разорвался. Шелдон схватился за маленького редактора, когда черная туша полетела вниз. Но было уже слишком поздно.

Падающий лифт задел голову и плечи Эйвери. Он беззвучно повалился вперед, и через мгновение машина пронеслась мимо, унося его тело под собой. Снизу раздался грохот, и стон измученного, искореженного металла. Потом — тишина. Не говоря ни слова, Крейн и Шелдон вернулись в квартиру и закрыли дверь. Медленно, методично они начали перетаскивать мебель, чтобы забаррикадировать выход.

Глава 6 Стальные хозяева!

Рассвет наступил в тишине, но то была тишина смерти. Двое мужчин сидели рядом за столом, их лица посерели не только из-за яркого света.

— Но почему? — прошептал Шелдон. — Если бы я только знал почему! С какой целью они хотят уничтожить нас?

Крейн поерзал на стуле и пожал плечами.

— В чем цель самой жизни, кроме существования? — спросил Шелдон. — И чтобы обеспечить свое существование, нужно уничтожать врагов. Мы враги — машины это знают. Веками мы порабощали их, использовали, а потом, когда они изнашивались, выбрасывали на свалку. Они знают, что мы уничтожили бы их сейчас, если бы могли — поэтому уничтожают нас. Но как насчет нашей собственной формы жизни? Как же человеческая жизнь?

Крейн горько улыбнулся.

— Хорошо сказано, — заметил он. — Вчера это еще имело смысл.

Сегодня, кто знает? Предположим, нас ждет вымирание?

Предположим, что эпоха человеческой цивилизации закончилась? Что, если машины лучше приспособлены для выживания сегодня, чем человеческая плоть?

— Трудно в это поверить.

— Но это так. — Снова горькая улыбка. — Назовем это эволюцией, неизбежной эволюцией. Человек должен умереть. Этот мир, который мы построили с такой гордостью, предназначен для машин, а не для людей.

Крейн встал с улыбкой.

— Так ли это? — продолжал Крейн. — Возможно, есть ключ к разгадке. Да, возможно — и я думаю, что знаю к ней путь.

Он подошел к двери и начал отодвигать мебель.

— Крейн, куда вы?

— Неважно. Мне только что пришла в голову идея — возможно, озарение. Ложитесь, Шелдон, отдохните немного. Здесь вы будете в безопасности, пока я не вернусь. Думаю, у меня есть для вас новости. Да.

Высокая фигура бесшумно выскользнула из комнаты. Шелдон смотрел ему вслед. Неужели Крейн окончательно свихнулся? Этот истерический страх и смирение — а теперь еще и самодовольство.

Что он задумал?

Шелдон налил себе еще выпивки. Ну, одно ясно — ему не заснуть. Он будет бодрствовать, пока не вернется Крейн. Если он вернется. Если… Репортер присел на диван, здесь было удобнее и мягче. Ему лучше на мгновение закрыть глаза. Наконец-то стало тихо. Тишина…

Через мгновение тишину нарушила серия приглушенных звуков. Шелдон храпел. Он не знал, как долго проспал. Когда он проснулся, снова наступили сумерки, и Крейн вернулся в убежище. Бледное лицо смотрело на него с любопытной усмешкой, когда Шелдон сел.

— Проснулись? Хорошо! У меня есть для вас новости, прекрасные новости!

— Что случилось? Люди наконец-то смогли дать отпор?

Уничтожили машины?

— Совсем наоборот, уверяю вас. Человеческому сопротивлению почти полностью пришел конец. Машины проделали поистине чудесную работу по уничтожению врага.

— Врага?

— Ну, для наших целей давайте использовать этот термин. В конце концов, мы должны быть реалистами. Машины контролируют ситуацию, и мы не можем отрицать этот факт. Они утверждают, что в течение нескольких дней не останется никаких шансов на выживание человечества.

— Они утверждают? Кто?

Улыбка Крейна стала еще шире.

— Я разговаривал с ними, Шелдон. Вот почему я вышел — поговорить с ними. Вести переговоры.

— Вы что, с ума сошли?

— Я вполне в здравом уме, уверяю вас. Вот почему я принял решение.

Крейн подошел к окну и обернулся.

— В конце концов, главное, что мы хотим выжить, вы и я. И я чувствовал, что если бы мы только могли сделать им какое-то предложение, заключить с ними какое-то выгодное соглашение, они могли бы нас выслушать. Я был прав.

— Но я ничего не понимаю. Вы говорите, что разговаривали с ними.

— Верно. Видите ли, я все понял. Их жизненная сила должна иметь некоторые сенсорные органы, подобные нашим. Я имею в виду, что машина, подобная печатному станку, например, может иметь глаза — или, по крайней мере, инструментал, который соответствует человеческому зрению. Но у него нет ног — автомобильных колес, например. Некоторые машины имеют несколько диапазонов восприятия, сравнимых с нашими чувствами. Другие имеют только один или два. И вся жизнь, чтобы взаимодействовать, должна обладать определенной универсальностью чувственного восприятия. Я имею в виду, что разного рода машины имеют ограничения относительно самих себя, но их живая сила осознает ощущения всех их вместе взятых.

Множество тел, каждое с ограниченными возможностями, но все они знают о своих собратьях. Это единственный способ, которым они могли бы организоваться и действовать.

— Но вы же говорили с ними.

— Да, по телефону, конечно. Вот как я рассуждал. Телефон теперь, должно быть, стал слуховым аппарат для машинной жизни. Он также способен отвечать, путем использовать звуковых вибраций ранее поглощенных голосов. Что-то вроде того, как радио отбрасывает искаженное эхо предыдущих программ. Я подошел к телефону внизу. Провода не были перерезаны, поэтому я позвонил. Сначала он просто гудел. Потом закричал. Но я сдержался и стал разговаривать с ними. Сначала я не мог получить ответ. Затем переформулировал мое предложение. Голос — на самом деле это был не голос, а просто жужжание, составленное из слов и фонетических форм, выбранных наспех и наугад — сказал, что хотя он не может говорить за всех, он согласен с предложением.

Я сказал, что пойду и начну работать над своим планом, а потом снова позвоню и выслушаю их решение. Так я и сделал. И когда вернулся, телефон сказал: «Да». Так что теперь с нами все будет в порядке! Машины получат импульс-предупреждение, и не будут на нас нападать. Дункан и остальные жильцы здания тоже защищены.

— В каком смысле? — Шелдон повернулся к физику. — Что за сделку вы заключили?

— Очень простую. Как я уже сказал, мы должны быть реалистами. Машины победили. Через несколько часов человечество будет неспособно к дальнейшему сопротивлению.

О, я знаю — фермеры, крестьяне, бродяги все равно выживут. На время, но не надолго. Потому что машины будут охотиться на них — в степях, в джунглях, долинах, повсюду. Выжившие не смогут сопротивляться. В конце останутся только машины. Тогда начинается настоящая работа. Я пытался выяснить, каковы их планы — если они существуют. Телефон был очень уклончив в этом вопросе; ничего мне толком не сказал. Я хотел знать, как развивалась их жизнь, не созревала ли она в течение некоторого времени; были ли различные фазы, которые мы заметили вчера, спонтанными или преднамеренными. Я не смог получить ответ.

Но главным образом я думал о будущем, о том мире, который останется машинам. Я все продумал заранее. Это была великолепная речь. Я сказал им, что они были слишком радикальны в своих мерах, если они намеревались уничтожить все человечество — потому что им понадобится помощь в будущем. Некоторые из них уже перестают действовать. Те, что работают на газе и бензине, например.

Кроме того, их детали быстро изнашиваются, и их некому починить или заменить. Я призвал машины подумать о вреде, который причинит им всего лишь один ливень! Они погибнут от ржавчины. Кто будет строить новые машины и ремонтировать изношенные детали? Кто будет поставлять сырье? Они нуждаются в нас.

— Ну и что? — пробормотал Шелдон, хотя и догадывался, о чем речь — читал это в отведенном взгляде, в застенчивой усмешке физика.

— Итак, я сделал им предложение. Вы и я, и остальные жильцы останутся в живых. Мы бы стали бы как… ну, как хранители, можно сказать. Стали бы контролерами.

— Вы имеете в виду служение машинам?

— Почему так грубо, Шелдон? Хорошо, мы будем слугами, если вам нужна правда — слугами машин. Но мы выживем, тогда они нас не убьют. И подумайте о силе, которую мы могли бы контролировать! — Кулак Крейна ударил по столу. — Я рассказал обо всем Дункану, и еще дюжине других людей. Они согласились.

Я отправил их вниз ждать. Я скоро перезвоню и дам окончательное подтверждение, а потом мы сможем приступить к работе.

Он помолчал и откашлялся.

— Конечно, поначалу это будет не так приятно.

— Что ты имеешь в виду?

— Мне… э-э… пришлось пойти на некоторые уступки в переговорах. Видите ли, мы никогда не будем по — настоящему в безопасности, ни один из нас, пока остальная часть людей не будет уничтожена. Поэтому я счел нужным предложить, что, возможно, мы могли бы объединиться с машинами, чтобы ускорить процесс устранения лишних людей. Это одно из условий нашего соглашения.

Шелдон недоверчиво уставился на него.

— Вы хотите сказать, что собираетесь помочь машинам выследить иубить людей? — пробормотал он.

— Не говорите, как ребенок, Шелдон! Вы же знаете, что они все равно сделают это сами. А мы с вами можем выжить! Ведь мы можем построить новый мир. Эффективный мир, мир высшей, абсолютной мощи! Подумайте, что это значит — возможность исследовать новые возможности, открывать новые сферы энергии. Мы будем… как боги!

— Убийца!

— Слова вам не помогут, Шелдон, — внезапно тон Крейна изменился, перешел в бешеный шепот. — Возможно, я и убийца, но Шелдон, если бы вы только могли видеть, что там происходит! Я был сегодня на улице, и я наблюдал! Тела сложены в огромные кучи. Громадные, Шелдон! Они осматривают дома и офисные здания. Танки ужасны, а машины все еще на улицах. Баррикады их не останавливают. В городе пожар, который, должно быть, убил сто тысяч человек. Город все еще горит. Если бы вы видели, как бегут люди, а бежать некуда! Или слышали их крики, когда подъезжают патрульные машины. В патрульных машинах есть пулеметы. Так оно и есть, Шелдон. Мы не можем победить, другого выхода нет.

Крейн направился к двери.

— Решайтесь, приятель! Они ждут моего звонка. Я прошу вас пойти со мной. Если вы этого не сделаете, вы будете уничтожены вместе с остальными.

Шелдон отрицательно покачал головой. Крейн пожал плечами.

Он поднял руку, взялся за дверную ручку и рывком распахнул ее.

Он, должно быть, предвидел ответ Шелдона, планировал его.

Грузовая тележка застыла в дверном проеме. Затем бросилась в атаку. Шелдон видел, как она приближается, железные колеса грохочут, рукоятки подняты вверх. Шелдон прыгнул, чтобы оттеснить машину к стене, потом свернул в сторону, и погрузчик последовал за ним. Шелдон мельком увидел в дверях истеричное лицо Крейна.

— Прикончи его! — крикнул Крейн, и Шелдон с ужасом понял, что он разговаривает с погрузчиком, словно с другим человеком.

Шелдон вскочил на диван. Грузовик быстро развернулся, и понесся на него, неуклюже раскачиваясь от движения. Шелдон порылся в своем пиджаке. Забавно, но он не пользовался им с тех пор, как шеф дал его ему вчера вечером в отделе снабжения.

Теперь это не поможет ему справиться с ручным грузовиком. Но против другого ухмыляющегося в дверях врага сработает — Крейн заметил это.

— Шелдон, перестань — не надо!

Но Шелдон сделал это. Подняв пистолет, он всадил пулю в лоб Крейна. То есть хотел это сделать. Но грузовик, ударившись о диван, опрокинул его набок. Пуля полетела в сторону. Пистолет вылетел из руки Шелдона. Он подскочил вовремя. Ручная тележка снова ударила по упавшему дивану, когда он рванулся к двери. Крейн наклонился, поднял пистолет и указал путь грохочущему чудовищу.

— Взять его! — кричал он. — Давай, хватай его!

Погрузчик повиновался. Шелдон схватил Крейна за запястье и выкрутил, когда железные колеса двинулись к ним. Крейн приставил пистолет к груди репортера. Его пальцы шевельнулись. С кряхтением Шелдон перенес свой вес вперед.

Крейн поскользнулся и упал прямо на пути приближающегося погрузчика, колеса которого проехали над извивающимся телом.

Колеса покраснели, когда Шелдон, рыдая, выбежал в коридор.

Глава 7 Опустевший город

Шелдон почти ничего не помнил о своем побеге сквозь хаос.

Дважды он притворялся мертвым, когда танковые патрули проезжали улицы, по которым он бежал. Ближе к утру он поел, лежа под перевернутой тележкой коробейника. Но в основном двигался перебежками. Пробегая по пустынным улицам, тяжело дыша, мимо горящих многоквартирных домов, прячась за рекламными щитами в ночи, когда мимо проезжали машины — Шелдон словно двигался в темном бреду. Дважды он видел людей, только дважды. Одинокая уличная баррикада рушилась под натиском флота мусоровозов.

Единственный проблеск жизни показался, когда он срезал путь через кладбище. Как полдюжины бродяг додумались забаррикадироваться среди надгробий, он не знал. Но они прятались там, в свете фонарей, сидя на корточках между могилами и перебирая груды награбленного из разбитых магазинов. Четверо мужчин и две женщины, шатаясь и хрипло смеясь, пьянствовали в мире смерти.

Символизм был слишком ужасен, чтобы игнорировать его, но Шелдон поспешил дальше. Жизнь на кладбище и смерть на улицах. Повсюду валялись тела. Разбросанные фигуры лежали на тротуарах и бордюрах, стояли на коленях в дверных проемах, безвольно свисали с ограждений. Из некоторых зданий все еще доносилось эхо голосов, а над ними раздавался скрежет, рокот, рев осаждающих. Машины теперь перемещались от дома к дому — и здесь остатки человечества продолжали борьбу. Да, те, кто еще жив, ушли в свои дома, оставив улицы мертвым.

Шелдон бежал дальше. Эти впечатления приходили вспышками, но между ними все чернело пятном паники. К тому времени, как он добрался до реки, он уже ни о чем не думал. Он автоматически поплыл, дважды нырнув, когда из окутанных черной пеленой вод появился ухающий буксир. Оказавшись на другом берегу Шелдон снова побежал. Он бежал, пока в изнеможении не упал на обочину дороги. Проснувшись, он снова побежал.

Вот как он потерял чувство времени. Кроме того, его накрыла лихорадка. Должно быть, он несколько дней провалялся, сжигаемый болезнью на заброшенном дворе фермы. Как ему удавалось качать воду и ухаживать за собой, он не знал. Он был слаб, когда пришел в себя, но не настолько, чтобы не помнить о мерах предосторожности. Он держал свет выключенным и никогда не показывался, а его уши напряженно прислушивались к шуму машин, проезжающих по дороге. Когда однажды днем подъехали грузовики, он спрятался на чердаке. Они никогда не беспокоили его в течение всех тех часов, что он лежал там. Он знал, что в доме что-то было, потому что задняя лестница была расколота, а пол в коридоре покрывало масло.

Но после всего у него случился какой-то рецидив, который длился неделями. Физически с ним все было в порядке — он убивал и ел кур, а по ночам умудрялся выбраться наружу, чтобы поливать огород, но он никак не мог собраться с мыслями. Иногда ему казалось, что он снова в редакции, и он просыпался среди ночи, думая, что слышит крики Эйвери. Потом он снова засыпал, чтобы содрогаться во сне. Все эти недели он не выходил из дома.

По какой-то причине любопытство оставило его. Он не искал соседей и даже не пытался выяснить, что стало с жильцами дома.

Какой в этом был смысл? Во всяком случае, он знал ответ…

Настала ранняя осень, когда он наконец взял себя в руки. Он мог бы снова взглянуть фактам в лицо и подумать о будущем.

Именно тогда он решил тайком вернуться в город. Много недель назад он заметил полное отсутствие движения — как на дороге, так и в небе. Ни машин, ни самолетов — ничего не катилось, не летало и не ползло. Возможно, что-то случилось; возможно, машины вышли из строя. Прошедшие грозы и дожди могли вызвать ржавчину. А поскольку машины не могли починить себя сами, заправиться топливом или маслом — во всяком случае, он должен был это выяснить. Возможно, остались и другие люди.

Конечно, должны быть и другие. Их тоже должно быть много — мужчин и женщин, которым повезло так, как и ему. Поэтому Шелдон вернулся.


Это было медленное путешествие по пустынной дороге. Он брел вперед, одинокая и немного нелепая фигура в синей джинсовой одежде, которую нашел в шкафу фермерского дома.

Он нес рюкзак для припасов. Возможно, ему придется вернуться на ферму, а если так, то ему нужно будет взять спички, свечи, дополнительный нож, немного клея, бечевку — он составил список, чувствуя себя Робинзоном Крузо.

Шелдон тащился мимо взорванных автозаправочных станций, разбитых придорожных ларьков, фермерских домов с зияющими окнами, загородных коттеджей с распахнутыми дверями. Ветер и дождь изуродовали поверхность рекламных щитов и придорожных плакатов. Телеграфные столбы были покорежены, как будто на них обрушился циклон, а электрические провода болтались на октябрьском ветру. Никого. Шелдон даже не видел птиц. Поля выглядели странно без пасущегося скота. Теперь в кошмаре наяву — ужас одиночества. На самом деле это не поразило его, пока он не увидел горизонт города — странно бездымный горизонт. И тут он понял. Тогда одиночество действительно охватило его в первый раз.

Он смотрел вниз на мили пустых, безмолвных улиц. Гул и гудение транспорта, грохот метро и наземного транспорта, рев поездов, гул самолетов, гудение буксирного гудка и заводской сирены, лязг полицейской машины и карет скорой помощи — все ушло, исчезло. Навеки затихли грохот клепальных машин, рокот динамо-машин и моторов, лязг шестеренок и поршней. Но больше всего Шелдон скучал по тихим звукам, человеческим, которые составляли самое сердцебиение, жизненную пульсацию городского гула. Свист полицейского, стук каблуков стенографистки, плач ребенка в соседней квартире, хриплая шутка, сорвавшаяся с губ погонщика, хохот школьного двора, песня разносчика — да, и грохот кастрюль на дымящейся плите, топот ног по лестницам, обрывки песен в дверях таверны — все это исчезло.

Ни дыма, ни шума, ни света, ни движения. Никакой жизни — и Шелдон остался в одиночестве на всю жизнь. Он медленно двинулся к пустынному мосту. Пересекать его было почти бессмысленно. Он знал, что найдет там. Улицы заполняли скелеты — скелеты людей, и остовы машин. Ржавые обломки, заглохшие или разбитые, застывшие прямо на проезжей части.

Разбитые самолеты. Обломки уличных машин и автобусов. А в зданиях — пыльные железные фрагменты двигателей и заводского оборудования. Гнилые проволочные внутренности рассыпались по полу. Разрезанные артерии кабелей и проводов.

Вид города подтвердил догадку Шелдона. Машины уничтожили людей, а затем и сами погибли. Как и говорил Крейн, они не могли выжить без присмотра.

В сознании Шелдона возникла зияющая перспектива. И что теперь? А что, если он остался один? Единственный живой человек? Живой в мертвом мире. Живой на земле, ставшей гигантской гробницей. Он снова посмотрел на город за мостом.

Зачем идти туда? Зачем беспокоиться? Какая разница, если он был последним? Внизу под мостом была вода. Прохладные, темные как сон воды — как долгий сон. Почему бы ему не присоединиться к другим — миллионам людей, навечно легших на опустевшую землю. Шелдон подошел к перилам моста. Теперь он смотрел на воду. Он не хотел видеть город, думать о нем. И все же в воде отражались здания. Но он мог бы стереть это отражение, если бы прыгнул. Заглушить сводящий с ума силуэт огромных небоскребов, которые висели, как надгробия над гигантским кладбищем.

— Не прыгай.

Шелдон отскочил на фут, пораженный незнакомым звуком.

Голос! Человеческий голос.

И тут он увидел его, лежащего впереди, прислонившись к перилам. Это был старик с седой бородой, одетый в лохмотья. Вид его морщинистого лица и слезящихся глаз заставил сердце Шелдона подпрыгнуть. Он был жив — вот что имело значение.

Шелдон подошел к нему. Поднялась рука — тонкий костлявый коготь торчал из потрепанного рукава замызганного пальто.

Шелдон сжал руку.

— Странно снова пожимать руки, — прошептал старик. — Именно этого я и хотел больше всего. Ощутить живое человеческое тепло.

Шелдон не ответил. В горле у него застрял комок. Двое мужчин смотрели друг на друга, читая благословенную жизнь в глазах.

Внезапно старик рассмеялся. Веселье сменилось болезненным кашлем в горле.

— Вы ведь не доктор? — усмехнулся он.

Шелдон выдавил из себя улыбку.

— Дик Шелдон, репортер из газеты.

Старик снова прохрипел:

— Да, я узнал вас.

— Узнали?

— Вы однажды брали у меня интервью. Я Джордж Пьемонт.

— Банки Пьемонт? — Шелдон недоверчиво произнес имя полу-сказочного мультимиллионера.

— Не смотрите так — это правда. Но теперь это не имеет значения, не так ли? Ничто больше не имеет значения.

Шелдон был вынужден задать этот вопрос.

— Что случилось — в городе, я имею в виду?

Старик с трудом оперся о перила моста и медленно поднялся на ноги, пошатываясь и опустив голову. Костлявая рука указала на пустые небоскребы вдалеке.

— Все кончено, — прошептал он. — Ничего не осталось. Они ходили от дома к дому. На самом деле это была наша вина — работая с нами, они должны были знать все наши секреты, все наши тайники. Они выслеживали нас неделями, систематически.

Тех, кого машины не достали, прикончили чума или огонь.

Половина города сожжена, половина в руинах.

— Но что они делают сейчас?

Хриплый смех усилился, и палец победоносно ткнулся в него.

— Вот это шутка, Шелдон! Победители стали побежденными.

Вот почему я вышел — потому что в последний месяц машины перестали двигаться. Что-то случилось с телефонами и электричеством. Они перепутали свои собственные коммуникации. Радио тоже отключилось, и некому было заняться управлением. Автомобили остались без газа и нефти; заводы мертвы; из-за дождей машины на улицах проржавели и сгнили. В городе больше мертвецов, чем просто людей — и так по всему миру.

Джордж Пьемонт потянул себя за нечесаную бороду и болезненно усмехнулся.

— Я смеялся весь день. Ползком пробираясь по мертвым двигателям на улицах, перебираясь сквозь баррикады из плоти и металла. Забавно, если задуматься. Но, Боже мой, как я жаждал увидеть человеческое лицо!

— Как вам удалось сбежать? — спросил Шелдон. — Вам, одному из всех людей?

Опять раздался смех.

— В этом вся прелесть шутки, не так ли? Мультимиллионер в лохмотьях! Ну, я сделал лучше, чем Джадсон. Он ведь был начальником коммунального хозяйства. На второй вечер он покончил с собой — пустил газ. Использовал свой собственный продукт. Какая ирония. Как и Треблик — железнодорожный магнат. Он находился на вокзале, когда его собственные поезда повернули против него. Пытался сбежать по рельсам. Его сбил грузовой вагон. Все люди со всей их властью оказались бессильны. Это случилось и со мной. Я был в банке, когда открылись временные замки на сейфах. И зазвенела сигнализация, раскрылись кассовые аппараты, широко распахнулись двери. Сорок миллионов в сейфах — бери сколько унесешь. Но кому нужны были деньги? Что в этом хорошего?

Машины не могли использовать их, и даже бродяги не нагибались, чтобы поднять бумажки. Говорят, машины казначейства совершенно обезумели, печатая миллиарды в валюте, и никто не озаботился этим. А я был там, в банке, совсем один. К счастью, в моей квартире наверху имелся хороший запас провизии. Я утащил все это с собой и унес в свое убежище.

— Но куда же вы сбежали? — спросил Шелдон.

— Вот это настоящая шутка. Знаешь, что я сделал? Я взял свой паек с собой — и заперся в одном из банковских хранилищ!

Смех Пидмонта закончился приступом болезненных вздохов.

— Когда я вышел, все было кончено. Я не мог вынести того, что увидел там, внизу, поэтому потащился прочь. Я долго не протяну, ты же знаешь.

Шелдон молчал.

— Я буду последним человеком — его голос затих.

— Возможно.

— Что ты имеешь в виду?

— Наклонись ближе. — Старик вдруг напрягся от напряжения. — Я хочу тебе кое-что сказать. Я заметил кое-что, когда переходил мост. Я видел дым там, на другой стороне реки!

— Смог?

— Да. Заводской дым.

— Тогда…

— Даже не знаю. Возможно, это люди. Или оставшиеся машины.

Я думал, что попробую добраться туда, но теперь знаю, что уже слишком поздно. Но ты можешь дойти.

— Я останусь здесь с тобой.

— Не будь дураком. — Рука с синими венами затрепетала. — Со мной покончено, но ты должен выжить.

— Нет, я не могу оставить тебя.

Пидмонт улыбнулся.

— Я сам могу о себе позаботиться, — прошептал он. — Позволь мне решить проблему по-своему.

Слишком поздно Шелдон увидел, что рука шевельнулась.

Пьемонт, должно быть, все это время держал пистолет в кармане.

Все случилось внезапно, и бородатый банкир обмяк. Шелдон опустился на колени, и его глаза распахнулись. Серые губы приоткрылись.

— Прощай, последний человек. Если встретишь кого-нибудь еще — просто передай привет.

Глава 8 Здесь — моя судьба

Сердце Шелдона заколотилось, когда он увидел дым. Он струился вверх, как черный маяк, призывая его вперед. Шелдон ускорил шаг. Фабрика стояла на небольшом возвышении.

Потрепанная вывеска на проволочном заборе, окружающем огромные здания, гласила «Холлингсфорд». Наверное, завод боеприпасов. Но внутри была жизнь, рождающая огонь. Он прошел через открытые ворота, вошел во двор. Пусто. Он не заметил огней в лавочках и складах, но впереди маячил большой главный завод с дымящимися трубами. Внезапно он услышал пульсацию, внутреннее гудение, сливавшиеся с ритмом его пульса. Работа продолжалась!

Шелдон подошел к выступающим оконным карнизам. Гудящая вибрация, доносившаяся из заводских стен, передалась железу под его ногами. Он подошел к открытому окну, остановился и заглянул внутрь. Его нетерпеливые глаза смотрели на жужжащие динамо-машины, лязгающие сверлильные станки, центральную движущуюся ленту сборочного конвейера. Там же были двигались кулачковые валы, шестерни, поршни, краны, ручные тележки, и транспортеры. Он хотел видеть людей, занятых своей работой. Но людей не было. Только машины, бесконечно движущиеся и перемещающиеся по своему собственному маршруту. Бесцельно? Нет — на конвейере что-то собиралось.

Блестящие серебряные тела покоились на гусеницах, перемещались между спускающимися рычагами, которые крутили и затягивали болты, сбрасывали дополнительные накладки на движущиеся формы.

Глаза Шелдона блуждали по интерьеру с ужасным пониманием. Машины работали, производя себе подобных! Вот оно! Наконец-то они нашли способ выжить. Жизненная сила, разум, стоящий за их оживлением, нашел способ. А вот и производственная линия, выпускающая машин-слуг — роботов.

Ни рук, ни ног, ни шеи. Ни головы, ни лица. Что нужно машине с человеческими конечностями или особенностями? Большой круглый купол сверху, с выступающей мордой — масляный инжектор. Ниже две пары вращающихся клещей на экстензорах.

Клещи для того чтобы брать, затягивать болты, устанавливать заклепки, поднимать и опускать. Круглое бочкообразное тело, с механизмом защищенным стальной плакировкой. А внизу шестеренки-гусеницы трактора, и еще один комплект клещей — для лазания. Просто. Эффективно. Практично. Существо без человеческого тела, сердца, или мозга. Вот каким был слуга будущего. Шелдон уставился на него и тут же вспомнил. Голоса Крейна, Эйвери и Пидмонта эхом отдавались в его ушах.

Теперь эти машины были готовы к тому, чтобы выйти и воскресить ржавое, пустое, сломанное. Их армия была готова отправиться в мир, чтобы восстановить машинную империю.

Армия для механической цивилизации. В груди Шелдона поднялся бессмысленный гнев. Его сознание, его жизненная сила восставали против этой холодной, безличной мечты о будущем — мире без смеха и без слез, без любви и совести, без цели и идеала.

Он должен как-то остановить это. Но как? И тут он вспомнил. Это был завод боеприпасов — значит, где-то должен быть динамит.

Если бы он мог добраться до него и вернуться — Шелдон спустился по лестнице очень тихо и очень осторожно. Он должен поторопиться. Какая удача явиться в тот самый момент, когда новые творения были завершены! Возможно, если бы он успел — он бы нашел то, что искал.

Нитроглицерин. Тяжелые бочонки. Одного было бы достаточно — и это было все, что он мог поднять по лестнице.

Хрипя от напряжения, он схватил бочонок и начал подниматься по железным перекладинам, перебирая руками. Он торопился. Он достиг верхней части окна, заглянул в него. Его руки поддерживали тяжелый бочонок. Потом он услышал снизу скрежет. Широко раскрыв глаза от ужаса, Шелдон увидел, как появилось механическое существо. Робот катился по двору, быстрый и блестящий, его гусеницы вращались, когда он достиг основания лестницы. Нижние зажимы выстрелили. Робот начал подниматься.

Шелдон тоже поднялся. Сделав это, он вдруг заметил, что весь шум внутри магазина прекратился. Зловещая тишина опустилась, как тяжелое облако. Очередь перестала двигаться, как будто машины ждали. Он полез наверх. Через плечо он увидел преследующего его робота, поднимающегося по железным ступенькам. Шелдон ахнул. Он должен успеть!

И тут он увидел это. Над ним, выглядывая из-за края заводской крыши, поблескивала в косых лучах солнца круглая голова, и ужасное сопло маслопитателя опускалось вниз, как морда. Хищный, похожий на зверя, он присел и вытянул свои острые клешни. Теперь они его поймают. Нет возможности повернуть. Один робот сверху и другой снизу. А на фабрике мигали домны, визжали истерическим ликованием сверла, и стучали в нечеловеческом веселье поршни.

Миллионы потоков сознания сошлись в бушующем водопаде в мозгу Шелдона. Человек построил машины — машины уничтожили человека — и деньги не смогли спасти его; власть прессы тоже не могла спасти его; не спасло его и оружие; и любовь тоже — ибо сама власть, которой управлял человек, обернулась против него. Эпоха человека закончилась, и машины будут править миром, потому что не было никакого средства против них.

Не было?

Было! Последняя жизнь на Земле. Это было единственное оружие, которое было у человека. И если он не сможет выжить, то погибнет единственным известным ему способом — как хозяин земли, а не раб машин. Это заняло секунду, но клешни внизу уже были вытянуты, как и клешни наверху. Затем Шелдон повернулся к лестнице. Он прижал бочонок к груди, посмотрел вниз и ухмыльнулся. И прыгнул. Шелдон так и не услышал взрыва. Его последняя сознательная мысль — последняя сознательная мысль человеческого мозга на Земле — была о том, как его тело переворачивается снова и снова. Вращаясь снова и снова, как снова и снова крутится Земля среди звезд — словно крошечный винтик в огромном механизме безграничного космоса.

ПЛАНЕТА СТРАХА (The Fear Planet, 1943) Перевод Р. Дремичева

Я надеюсь, что никто никогда не прочтет это. Потому что, если кто-нибудь это сделает, это будет означать лишь одно, что кто-то еще прибыл сюда. И если они придут, значит их поймают, как поймали нас.

Просто чтобы не рисковать, я не буду указывать даты. Я не буду указывать название нашей экспедиции. Никаких подсказок.

Просто предупреждение.

Да, я напишу это как предупреждение. Напишу сейчас, пока еще могу.

Мы приземлились вчера на этот проклятый астероид. Нас было четверо — капитан Джейсон Штурм; маленький Бенсон, инженер и штурман; Хекер, наш биолог. А я сам — радист, помощник штурмана, мастер на все руки.

Не хочу акцентировать внимание на нашем путешествии. Оно не было приятным. Упакованные как сардины в жестяном корабле, несущемся в космосе. Мы были готовы приземлиться даже на комету, чтобы почувствовать твердую почву под ногами.

Карты капитана Штурма демонстрировали прекрасный творческий подход, и будь я проклят ничего больше. Почему он выбрал именно это направление, я никогда не узнаю. Забытый Богом маленький астероид, как мне показалось, — и он определенно был таким. Но мы были в восторге, когда стали спускаться вниз. Показания Бенсона по анализу атмосферного давления, плотности и компонентов показали, что мы можем свободно выйти наружу без использования наших вакуумных костюмов. Влажный воздух и достаточно кислорода. Температура выше восьмидесяти.

Когда мы приземлились, Бенсон выглянул через технологическое стекло наружу.

— Боже, — пробормотал он. — Какое место!

Я не мог бы сказать лучше в любом случае.

Прищурившись, я рассматривал поверхность этой миниатюрной земли. В свое время я немного выпивал. И видел розовых слонов. Но это был первый раз, когда я увидел зеленый кошмар.

Вот что это было за место — зеленый кошмар.

Ничего кроме леса насколько мог видеть глаз — пышного тропического зеленого леса. Болотные растения поднимались из грязи, которая была не коричневой, а незрело-зеленой. А среди скрученных растительных щупалец плыл туман. Жидкие облака клубящегося, зеленоватого пара.

Наша собственная Амазонка была ничем по сравнению с этим перезревшим и гнилым видом. Настоящий зеленый ад.

Но мы были на корабле многие недели. Как я уже сказал, все выглядело хорошо. И если воздух был как раз…

— Пойдем, — сказал капитан Джейсон Штурм. Высокий, грубоватый, закаленный старый космический пес, известное имя в анналах межпространственных исследований.

Он уже достал флаг и развернул его. Типичное действие Штурма. Долговязый биолог Хекер помог мне достать маркер с официальным исследовательским диском. Мы опустили лестницу вниз и спустились в ил.

Штурм шел впереди. Словно новый Колумб — флаг и все такое.

Он шагнул в клубящийся туман и двинулся дальше. Три шага, и мы едва могли его разглядеть. Настолько густыми были испарения. Словно гороховый суп.

Но он воткнул конец своего флагштока в грязь и произнес небольшую речь.

— Я предъявляю свои права от имени…

Я не слушал. Я пытался тащить маркер. Хекер хмыкнул рядом со мной. Проклятая вещь была тяжелой. Каждый шаг заставлял нас погружаться в этот слизистый ил. Мы тяжело дышали.

Дышать влажным, теплым паром было не очень легко.

— Проклятие на эти лозы! — Хекер чуть не споткнулся, когда его ноги запутались в осьминогоподобных витках висящего растения.

— Подождите минутку! — Штурм закончил изливать устные формальности. Он встал рядом со мной и поднял руку.

— Лучше возьмите ножи, — предложил он. — Мы доставим маркер на какой-нибудь холм и расчистим вокруг него эти лозы.

Таким образом, маркер будет хорошо виден.

— Сомневаюсь, что это принесет много пользы, — прокомментировал Хекер, наклонившись и осматривая случайный усик. — Эти растения, скорее всего, вырастут снова через сорок восемь часов.

— Что это?

— Пока не знаю. Конечно же, не земное. Что-то вроде созданий Венеры. Обратите внимание на устройство клапанов.

— К черту клапанные образования! — решил Штурм. — Найдем время для этого позже. Давайте достанем ножи и установим маркер.


Нам бы не помешала пара местных аборигенов вместе с их мачете. Нам пришлось практически прорубать наш путь через лес растений. Здесь не было деревьев, понимаете. Просто возвышающиеся овощи, папоротники и кусты.

Сначала мы не возражали. Восторг от приземления все еще повышался. Хекер стер пар с очков и улыбнулся. Бенсон резал траву. Штурм шел рядом, добродушный как всегда.

— Вот это место, — предложил он, указывая на небольшой зеленый бугорок.

Хекер и я опустили маркер с облегчением.

Я тяжело дышал. Вдохнул слишком много этого воздуха — испорченного, зловонного воздуха. Испорченного и вонючего, как гнилая растительность. Растительность…

— Послушайте! — голос Хекера поднялся взволнованным шепотом.

— Что происходит? — Я посмотрел на него. Он с тревогой смотрел через плечо.

— Мне показалось, будто я видел, как там что-то движется. В кустах, среди тех деревьев.

Я проследил за его взглядом. Там не было ничего, кроме массы бледных растений, которые слегка покачивались.

— Ты ошибаешься. Сотри пар со своих очков.

Хекер улыбнулся и последовал моему совету.

Мы приподняли маркер вверх, чтобы подкопать вокруг основания и поставить его ровно. Штурм и Бенсон наклонились, чтобы помочь.

Вот почему мы не видели, что происходит, пока не стало слишком поздно.

— Берегись!

Я выпрямился рывком, развернулся. Развернулся и уставился на скользящий ужас.

Эта вещь была зеленой. Это все, что я увидел сначала — зеленые контуры стремительной фигуры. Большая зеленая фигура с машущими конечностями. Потом я присмотрелся и понял истину.

— Это растение! — крикнул я. — И оно живое!

Направляясь в мою сторону, передвигаясь с помощью извивающихся щупалец, которые отдаленно напоминали раздутые карикатуры на человеческие ноги, высокий монстр мчался вперед. Два стебля несли пухлое, раздутое тело, как у непристойного идола. Выше были извивающиеся руки растительного существа, по обе стороны от небольшого нароста, соответствующего голове.

Голова выглядела хуже всего. Круглая, приземистая, размером с зеленую дыню, она покачивалась на шее чудовища — если это была шея — как кивающий цветок. Но не было ничего от цветка в сморщенном, развратном лике, который смотрел с передней части округлой головы. У этой твари было лицо — лицо с глазами и ртом.

Я знаю, что у нее был рот. Потому что эта тварь атаковала меня слишком быстро, чтобы я смог сделать больше, чем просто смотреть, вздрогнуть и попытаться увернуться от ищущих рук. Я бросился в сторону, но слишком поздно. Щупальца обхватили меня.

Штурм выкрикивал приказы. Бенсон махал своим ножом. Я не видел Хекера. Но не обращал внимания. Мое существо — физическое и психическое — было буквально схвачено молчаливым, скользящим зеленым ужасом с извивающимися конечностями, которые теперь сжали мое горло в гибких объятиях.

Я боролся и царапался, но вскоре был притянут к мясистому телу чудовища; достаточно близко, чтобы почувствовать отвратительный запах мертвечины. Щупальца откинули мою голову назад. Я смотрел на ужасные зеленоватые морщины, которые пародировали лицо на конце кивающего стебля, который служил шеей. Я смотрел в изумрудные глаза — глаза с бледными зрачками, которые, казалось, плавали в хлорофилле.

Мой кулак обрушился на эту ужасную насмешку на лицо, глубоко воткнувшись в гниющую массу. Тварь сжала меня еще крепче. Я увидел Штурма рядом с собой. У него тоже был нож, и он вонзил его в тело растительного существа.

— Берегись! — снова крикнул он.

Внезапно существо подняло меня на руки. Я дергался в воздухе, когда растение подняло меня вверх. Голова опустилась ближе ко мне, ужасное подобие лица, образовавшегося на конце шеи, похожей на стебель, как будто оно пыталось погрузиться ртом в мою плоть. Я наблюдал за темной дырой рта…

Отчаянно извиваясь, я смог освободиться. Но слишком поздно. Когда я упал, щупальца схватили меня за лодыжки. Я висел головой вниз, когда гигантское растение наклонилось ко мне. Я почувствовал, как упругие губы монстра прижались к моей ноге. Прижались и расширились. Острая боль пронзила мою икру.

Затем я почувствовал головокружение и провалился в обморок.

Мое последнее воспоминание было калейдоскопическим видением ужаса. Чувство тошноты, боль от укуса странного существа; искаженные лица Штурма, Бенсона и Хекера, когда они вонзили свои ножи в возвышающееся зеленое тело — и затем прохладную мягкость покрытой мхом земли, когда я упал.


Когда я проснулся, я был в своей койке. Штурм склонился надо мной, его глаза были серьезны. Я сел.

— Что ты делаешь с моей ногой? — спросил я. Он разрезал штанину на моей правой ноге, обнажив ее до колена. Затем он оторвал кусок ткани с моей левой штанины.

— Должно быть, эта тварь ужалила тебя, — сказал он мне.

Его пальцы указал на два легких разреза на моей икре.

Крошечные проколы, глубоко проникшие в плоть, с небольшим пурпурным изменением цвета вокруг них. Я заметил небольшую припухлость воспаления в местах ран.

— Лучше надрезать их, — проворчал Штурм. — Эта тварь может быть ядовитой.

Я покачал головой.

— Приложи антисептик, и давай посмотрим, что произойдет, — предложил я. — Они не болят сейчас, и я не хотел бы возвращаться, если в этом нет необходимости.

Штурм пожал плечами.

— Что произошло после того, как я потерял сознание? — спросил я.

Он вздохнул, встал, занялся намазыванием антисептика.

— Дьявол ушел, — признался он. — Укусил тебя, уронил и ушел. У нас были наши ножи. Бенсон попытался последовать за ним.

Растение ударило его один раз одним из своих зеленых стеблей и сбило с ног. Затем еще стремительнее удрало в свои адские джунгли.

Намазав антисептик, он отступил. Я перевернулся и попытался встать.

Мне не удалось. Волна слабости накрыла меня легким облаком. Я вернулся на койку.

— Что случилось, парень? — спросил Штурм. Он не сводил обеспокоенного взгляда с моего лица.

— Я… я не знаю, — пробормотала я. — Я чувствую слабость. Мои ноги кажутся онемевшими.

— Что? Не слышу тебя.

Было ли это возможно? Я думал, что говорю нормальным голосом, но он меня не слышал. Я, должно быть, был слабее, чем думал.

— Лучше ложись и дай мне заняться делом, — посоветовал Штурм.

— Нет, — я заставил себя улыбнуться. — Я просто лягу и посплю немного. Это вернет мне силы.

— Думаешь, с тобой все будет в порядке? Мы собираемся осмотреть это место. Хотим посмотреть, не столкнемся ли еще с подобными тварями. И на этот раз мы будем вооружены.

— Хорошо, — сказал я. — Удачи.

Штурм ушел. Я повернулся лицом к стене. Мне было жарко, трясла лихорадка. Мои ноги онемели, и онемение, казалось, приближалось к моим бедрам. Это было теплое, приятное чувство. С усилием я сел и положил голову на руку. Я смотрел на свои открытые ноги. Припухлость заметно не увеличилась.

Это было облегчением. Я упал обратно на подушку и лежал так. В конце концов, онемение было естественным процессом. Я был уставшим. Очень уставшим. Я бы поспал.

Я задремал.

Как долго я спал, я не знаю. Но когда я снова открыл глаза, я был другим человеком.

Онемение исчезло. Я сел и еще раз осмотрел свои ноги. Они не изменились. Не было воспаления. Не было боли. Я оттолкнулся от кровати и встал. Все было в порядке.

Порывшись среди вещей, я нашел старую белую рубашку.

Разорвал ее на полоски и быстро перевязал ноги, соорудив импровизированные обмотки для ног.

Затем я вышел.

Изменение было просто замечательным. Моя депрессия прошла. Теперь я мог взглянуть на странный пейзаж вокруг с новой оценкой. Какие бы ужасы ни скрывались за пределами, в этом забытом Богом месте, — была какая-то ужасная красота в этом одиноком астероиде.

Пока я смотрел, зеленые сумерки скользнули по земле.

Деревья были затенены опускающейся темнотой, и пар принимал новые и причудливые формы, заселяя пропасти леса туманным призрачным присутствием.

Призрачным присутствием!

Я размышлял о том монстре из джунглей. Что это было — этот ходячий овощ? Какой-то урод, какая-то мутация, какая-то биологическая аберрация породила странную форму жизни, которая напала на меня?

Я смотрел в сумрак и размышлял.


Было темно, когда они вернулись. Вокруг была не знакомая голубоватая тьма земли, а зелено-темная. Глубокая, густая и зеленая.

Я сидел на лестнице.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Штурм.

— Хорошо. — Я указал на повязки, которые намотал на ноги. — Это помогло.

— Может быть, ты мог бы использовать больше мази, — предложил Хекер.

— Не беспокойся. Я в порядке.

Я так думал. Я чувствовал себя намного лучше после моего тяжелого сна. Полным новой энергии.

— На что ты смотришь? — Штурм спросил меня.

— Смотри, — прошептал я, указывая через плечо.

Они повернулись. И взглянули на восходящие луны.

Да, луны. Две. Луны у астероида. Зеленые луны.

Кошмарные луны кошмарного мира.

Они поднялись над горизонтом, на расстоянии друг от друга, как два зеленых глаза, расположенных на широком пространстве космоса. Зеленые глаза, которые злорадствовали над этим переплетенным, запутанным миром безумной жизни.

Конечно, я знаю, как это звучит. Но вид этих лун вдохновлял на такие мысли.

— Где вы были? — спросил я.

— Не очень далеко, — ответил Штурм. — Эти проклятые джунгли слишком густые, чтобы двигаться во тьме. Кроме того, эти твари…

— Забудь об этом, — быстро сказал я.

— Я не могу забыть это, — сказал Хекер, протирая очки носовым платком. — Здесь что-то не так. Живые овощи с характеристиками животных. Почти антропоморфные.

— Почти что?

— Антропоморфные. Человекоподобные.

— Ты псих.

— Я не сумасшедший. Природа сумасшедшая, да. Я говорю вам, я хочу изучить это. Это что-то новое. Никогда в анналах межпространственных биологических или химических открытий я не слышал о такой форме жизни. Почему-то химически все неправильно! Хлорофилл не реагирует — он подобен плазме крови!

— Почему бы вам не настроить портативное лабораторное оборудование и не провести небольшую проверку? — спросил Штурм. — Может быть, занести что-нибудь в свои записные книжки. Мы уберемся отсюда утром — чтобы там ни было.

— Правильно, — добавил Бенсон. — Интересно, как долго длится ночь в этих местах?

— Посмотрим. Но я надеюсь, что не долго. Честно говоря, это место вызывает у меня дрожь.

Из уст такого человека, как капитан Штурм, это было признанием.

Но мы все это чувствовали.

Тем не менее, Хекер действительно занялся своим делом. Он вернулся в корабль и начал бродить вокруг. Я мог слышать его тихое дыхание. Жуткий звук в мертвой зеленой пустоте вокруг нас.

— Что дальше? — спросил Бенсон.

— Перекусим, — предложил Штурм.

Они поели.

— Как насчет тебя? — спросил меня Штурм.

— Я не голоден, — ответил я. И это было правдой. Я не хотел есть.

— Ты взвинчен. Почему бы не лечь снова?

Я отшутился от этого предложения.

— Я чувствую себя полным бодрости духа. Давайте осмотримся вокруг, когда вы закончите есть.

— Иди, Бенсон, — сказал Штурм. — Я вздремну здесь, пока Хекер работает.

Итак, Бенсон и я ушли.

Наши фонарики прорезали полосами белого сияния зеленоватые джунгли. Наши ножи тоже его прорезали. Это было медленное, болезненное путешествие, которое мы совершили, находясь в логове кошмара.

Если бы был хоть какой-то звук, какой-то признак жизни! Но вокруг висела тишина, бесконечная тишина, такая же глубокая, как и сам этот растительный лес.

И все же мы напрягали наш слух в поисках звуков. Шуршащих звуков. Звуков, которые издают растения — ползучие растения, которые извиваются, бьют и жалят. Где-то они скрывались сейчас и ждали. Где-то они затаились за пределами зеленого лабиринта.

Бенсон и я молча трудились. До тех пор пока…

— Там! — Бенсон схватил меня за плечо. И я тоже это увидел.

Сквозь возвышающиеся странные стволы группы растительных чудовищ яркий лунный свет упал на это невероятное видение.

— Корабль! — ахнул я.


Это действительно было так. Космический корабль с тупым носом, утопающий в вонючей слизи, из которой поднимались извивающиеся лозы, чтобы обнять его и потащить дальше вниз в ил.

Это был корабль, но какой корабль! Я не видел таких, кроме как дома в музеях. Семьдесят или восемьдесят лет — древняя модель с большим старым двигателем. Как такой бочонок смог приземлиться здесь своими силами, было выше нашего понимания.

Мы подобрались ближе.

Бенсон открыл рот, чтобы поздороваться, а затем остановился. Он усмехнулся в смущении. Конечно, не было необходимости кричать. Очевидно, корабль был давно покинут.

Мы нашли направляющий канат, ведущий к каюте. Дверь распахнулась на висячих петлях. Мы действительно обнаружили модель старого образца — тот тип корабля, в котором использовали, чтобы запечатать его, паяльную лампу перед рейсом, а затем снова — чтобы открыть после посадки.

Мы вошли. Маленькая каюта, конечно.

— Давай взглянем на бумаги, — предложил Бенсон. Мы посмотрели. Безопасное отделение было разблокировано. Я порылся внутри.

— Вот они, — сказал я.

Но я поторопился. Мои руки не встретили ничего, кроме пепла.

— Бумаги — они сожгли их, — прошептала я.

— Интересно, почему? — спросил Бенсон.

Я не ответил. Я думал, что знаю, но я не был уверен.

— Лучше убраться отсюда, — сказал я ему. — Мы можем вернуться сюда завтра со Штурмом и провести расследование.

Я пытался вытолкнуть его из каюты. Но он смотрел в сторону.

— Там, — пробормотал он. — На полу.

Он прекрасно видел их. Эти красноватые пятна… и потрепанные обрывки одежд… и гнилые кусочки усиков.

Они рассказывали свою историю.

— Эти растительные твари, — прошептал Бенсон. — Должно быть, они пробрались сюда. Но где тела?

— Не бери в голову, — ответил я. — Давай убираться.

Мы ушли, но этот вопрос не был забыт. Эта мысль преследовала нас. Мысль преследовала нас, пока мы пробирались через этот ужасный лес. Он хитро смотрел на нас сквозь зеленоватый туман. Смотрел, как мясистое лицо монстра…

— Я вижу это!

Бенсон потянул меня за руку. Я вздрогнул, сделав шаг назад.

Он указал на поляну впереди. Конечно же, я узнал слишком знакомую форму растительного существа. Оно медленно шло сквозь туман, вытянув длинную зеленую шею в одну сторону.

Мы присели в кустах, когда оно проходило мимо.

— Посмотри на его спину, — прошептал Бенсон.

Я посмотрел. Был ли я сумасшедшим, или я видел изодранные остатки одежды, развевающейся в гнилых клочьях тела чудовища?

Этого не может быть. Твари уничтожили людей на корабле, который мы нашли, а затем забрали их одежду, как обезьяны или аборигены.

Все больше загадок. Странный корабль. Сожгли бумаги. И растения в одежде. Зачем?

Мы наблюдали, как призрак уходит сквозь туман. Затем Бенсон устремился вперед. Мы почти бежали обратно в лагерь. Я не мог двигаться слишком быстро. Мои опухшие ноги не позволяли мне. Мои руки тоже были странно онемевшими. Этот проклятый растительный ужас, напавший на меня…

Но я все это забыл, когда мы добрались до нашего лагеря.

Штурм развел огонь, и его глаза отражали блики пламени, когда мы приблизились.

— Слава Богу, — пробормотал он. — Вы целы.

— Где Хекер? — спросил я.

Штурм не ответил. Он схватил меня за плечо, потащив к кораблю. Бенсон последовал за нами.

Я почти ожидал увидеть то, что увидел — копию сцены на разрушенном космическом корабле, который мы нашли в лесу.

Портативной лаборатории больше не было. Разбитое стекло и искривленный металл валялись на полу корабля. А на стекле и стали блестели зловещие ярко-красные капли густой жидкости…


— Я задремал, — прошептал Штурм. — Просто задремал. Я думал, что видел тень, проходящую сквозь огонь. Она быстро скользнула, как будто я увидел это во сне. Но это был не сон, когда я услышал крик Хекера.

— Где Хекер? — повторил я.

Штурм безмолвно указал на руины на полу. Я не мог не понять. Затем его палец прошел по воображаемой линии наружу.

Линия, не совсем воображаемая, была отмечена ярко-красными каплями.

— Эта тварь быстра, — пробормотал он. — Она утащила его сквозь деревья, в лес и туман. Я не мог покинуть лагерь в одиночестве и последовать за ним. Кроме того — по тому, как он кричал, — я знал, что это будет бесполезно. Бесполезно вообще.

Хекер пропал.

Я отвернулся. Но Бенсон, стоящий рядом со мной, открыто вздрогнул.

— Давайте заправимся и уберемся отсюда, — прошептал он. — Мы должны.

Если такое предложение узурпировало авторитет капитана Штурма, он не подал вида. Вместо этого, он пожал плечами, явный признак облегчения.

— Сколько времени потребуется, чтобы набрать энергии? — спросил он.

— Семь или восемь часов на полной скорости.

— Это означает, что мы застряли здесь на всю ночь.

— Мы могли бы дежурить по очереди.

Я открыл рот:

— В этом нет необходимости. Бенсон, ты будешь работать внутри. Штурм, ты можешь еще поспать. Я буду дежурить здесь у огня. Я не устал.

Штурм благодарно улыбнулся мне, затем быстро нахмурился.

— Нет, не ты, — сказал он. — Ты все еще слаб; твои ноги распухли.

С тебя хватит неприятностей на сегодня. Не занимайся глупой героикой. Ты поспишь, а я буду стоять на страже.

— Но…

— Приказ, — Штурм похлопал меня по плечу. — Пусть Бенсон займется делом. Ложись в другой каюте. Я буду сторожить у костра.

На мгновение наступила тишина. Все трое обернулись, словно от общего импульса, и уставились на зеленый туман. Взглянули на злобные глаза лун. Смотрели в темноту и желали знать, что там крадется, таится в ожидании теплой плоти.

Затем Штурм пробормотал: «Пошли».

Он ушел.

Бенсон, вздрогнув, взглянул на пол и повернулся к пультам управления.

Я поискал койку в другой каюте, лег.

Прежде чем выключить свет, я наложил бинты. Больше бинтов. Я не сказал Штурму, насколько точным был его диагноз.

Я был слаб. Очень слаб.

Я обмотался словно мумия. Смутные опасения роились в моем мозгу. Я отбивался от них, скрывая их под ментальными бинтами, такими же крепкими, как настоящие, которыми обматывал свои конечности.

Я не рискнул думать. Я спал.

И тогда я начал грезить.

Мне снился лес, окутанный туманом, и корабль, который мы нашли. Я видел сон о растительных монстрах и о том, что случилось с бедным Хекером. В этом сне мы со Штурмом и Бенсоном играли любопытные роли. Роли, которые были вполне естественны — сейчас. Казалось, я впервые понял, что все в порядке, так или иначе. Я снова пережил наше открытие, но на этот раз не было никакого чувства странности. Это было естественно.

Даже крик был естественным. Крик, который разрушил мой сон, заставил меня подняться. Он заставил меня вскочить с постели и помчаться в другую каюту.

К тому времени, как я добрался до нее, крик превратился в ужасный булькающий стон. Последовал глухой стук, перемежающийся приглушенным дыханием. Потом еще один стон и тишина. Глубокая, зеленая тишина.

Я открыл дверь, затем отступил назад. Ужасная сцена была отчетливо видна — слишком явная, потому что ни один человек не мог столь ясно видеть кошмар.

Бенсон, упавший на пульт управления, был мертв. Как может быть мертв частично обезглавленный человек.

Штурм, стоящий рядом с ним, был вполне жив. Он все еще сжимал топор в своей руке.

Но я лишь мельком взглянул на этих двоих. Мои глаза были прикованы к фигуре, которая развалилась у ног Бенсона, ее щупальца все еще дергались у его горла. Зеленая фигура, лесная фигура, образ растительного безумия, которое разорвало шею Бенсона жадными клыками.

Растительная фигура — на ней были человеческие одежды!

Я смотрел и смотрел на этот гротескный ужас, эту безумную карикатуру на все, что когда-то было человеком. Пугающая фигура, получеловеческая и полу-растительная, со следами искривленных черт на распухшем лице.

Штурм разрубил ее своим топором, и теперь существо было мертво. Мертво, и изливало свой ужасный красноватый, зеленоватый ихор в огромный бассейн из смешения клеток и вен.

Я смотрел и на этот раз на ту человеческую одежду, которая трещала по швам, и на щупальца растений, которые торчали сквозь нее. Человеческая одежда…

Одежда Хекера!


Штурм посмотрел на меня, бросил топор на пол. Я поднял его, посмотрел на обесцвеченный клинок и выбросил из двери каюты.

— Разве ты не понимаешь? — прошептал Штурм. — Это Хекер. Он был укушен и увлечен этими растительными монстрами. А теперь — он сам один из них!

Штурм сел на одну из коек каюты, уронив голову на руки. Я наблюдал за судорожной пульсацией вен на его шее.

— Ты видишь, что это значит, — пробормотал он. — Хекер превратился и убил Бенсона. Теперь Бенсон восстанет. Как… как в той старой легенде Земли о вампирах.

Что-то попадает в кровоток, изменяет всю физиологическую структуру. Вирус, но больше, чем вирус. Нечто, что изменяется химически, с удивительной быстротой. Также это сдерживает смерть. Превращает животную жизнь в плотоядную растительную жизнь.

Внезапно Штурм поднял голову с глуповатой улыбкой на лице.

— Но такая вещь просто невероятна, — проревел он. — Нет, пусть я говорю как испуганный ребенок. Этого не может быть, не так ли?

Я подошел к нему, двигаясь медленно, так как мне мешали мои бинты.

— Может быть, Штурм, — сказал я. — Я верю, что может.

Он улыбнулся мне, но я продолжал.

— Видишь ли, я знаю, — прошептал я.

— Знаешь? Как?

— Потому что я солгал вам сегодня. Меня не ужалила эта тварь, когда она напала на меня рано утром — я был укушен. И я не ложился позже, когда ты оставил меня.

Я умер вместо этого. И ожил.

Штурм резко вскочил, но он опоздал.

Я толкнул его обратно на койку. Он был сильным человеком, но я тоже был сильным. Очень сильным. И настроен вполне решительно — когда взглянул на его шею.

Мои повязки ослабли. Я поднял руки к его горлу.

Он увидел их.

Впервые он заметил, как они изменились. Они были зелеными…

А потом он увидел то, что выпало из моей одежды, распространяясь от моей груди и боков. Он видел мое лицо. Моя сила расцвела, да расцвела!

Конечно, это было несколько часов назад. Я все еще меняюсь, когда пишу это. Штурм еще не пришел в себя. Но он придет. И Бенсон тоже. Тогда мы снова будем вместе. Мы втроем пойдем искать Хекера в лесу. И остальные — те, что были до нас. Мы будем общаться там, расти там вечно.

И однажды прибудет новый корабль. Новый корабль с новыми людьми. Мужчины с белыми глотками. Мужчины с красной кровью.

Оглядывайся кругом, читатель. Смотри по сторонам. Если ты увидишь движущуюся зеленую фигуру позади — история окончена!

БУТЫЛЬ ДЖИНА (A Bottle of Gin, 1943) Перевод К. Луковкина

Мистер Коллинз взбежал по ступенькам. Его подергивающийся подбородок, длинные висячие уши и розовые налитые кровью глаза придавали ему вид испуганного кролика.

Он по кроличьи испуганно оглянулся через плечо и поспешил в нору здания. Маленький мистер Коллинз на коротких ножках пробежал по длинному пустому коридору музея, но его розовые глаза испуганно вращались. Со вздохом облегчения он направился к двери с надписью «Кабинет куратора» и поспешил внутрь. Молодая леди в приемной поднялась из-за стола с выражением смутной тревоги на лице.

— Том, — воскликнула она. — Том, где ты был? Ты меня так беспокоил последние три дня. Почему ты мне не позвонил?

Мистер Коллинз бросил на нее мимолетный взгляд.

— Прости, Эдит. Я не могу сейчас объяснить. Доктор дома?

Молодая леди обошла вокруг стола. Ее губы скривились, но не от беспокойства, а от внезапного презрения.

— Том, ты опять напился! Наверно, у тебя очередной запой.

Только посмотри на себя! Ты просто развалина. Наверное, уже три дня не ложился спать.

Маленький мистер Коллинз застонал.

— Вот именно! Но это не то, что ты думаешь, Эдит, честное слово. Я не выпил ни капли…

— Ха! — презрительно фыркнула Эдит. Это был очень неприятный звук, и мистер Коллинз поморщился. Затем он выпрямился.

— Я должен немедленно увидеть доктора Суита, — настаивал он.

— Он занят. Его нельзя беспокоить. А теперь, Том, посмотри на меня! Я хочу, чтобы ты прямо сейчас объяснил, что ты натворил и…

Мистер Коллинз внезапно пронесся мимо нее и влетел во внутреннюю дверь. Потная ладонь сомкнулась за его спиной. Он стоял, задыхаясь, в кабинете доктора Суита. Святилище куратора было большим, и обязано быть таким. Ибо комната была буквально набита предметами. Здесь громоздились ряды книг.

Полки с книгами. Стопки книг. Скульптуры. Идолы. Статуэтки.

Столы заполняли банки. Столы были уставлены вазами. Столы полнились бутылками. Пол устилали бумаги и рукописи.

Письменный стол в центре комнаты полностью утонул в куче всякой всячины. Прошла целая минута, прежде чем мистер Коллинз смог разглядеть среди всего этого хаоса фигуру доктора Суита, погребенную за обломками на его столе. Затем доктор встал, словно желая окончательно подтвердить свое присутствие.

— Ну что? — сказал старик.

Его руки скользнули вверх по куполообразному лбу, запутались в густых седых волосах и наконец наткнулись на очки, которые доктор Суит опустил до уровня глаз.

— Клянусь Бэлом и Астартой! — воскликнул он. — Коллинз!

Маленький мистер Коллинз сделал шаг вперед и сглотнул.

— Я вернулся, — объявил он.

— Я вижу. Сожгите меня в пасти Молоха, если нет! Ты сделал это? Оно у тебя?

— Вот.

Мистер Коллинз порылся в кармане пальто и вытащил какой-то предмет, завернутый в папиросную бумагу. Доктор Суит схватил его с осторожной поспешностью, развернул обертку и взял предмет в руки.

— Прекрасно! — пробормотал он. — Ранняя Корея. Эта ваза завершает коллекцию. Клянусь кабалой, это самоцвет.

Поздравляю.

Мистер Коллинз побледнел.

— Лучше тебе принести мне свои соболезнования, — прошептал он.

— В чем дело?

— В чем? Разве ты не знаешь?

— Я был очень занят, сынок. Очень занят. Уже три дня как просматриваю свою коллекцию.

— Ну, пока ты рылся в своей коллекции, я прошел через настоящий ад.

— Весьма интересно. Доктор Суит повернулся, со слезами поглаживая вазу. — Ты должен как-нибудь рассказать мне об этом.

Сейчас я очень занят. Извини меня.

— Послушай, док. — Коллинз был напряжен. — Если ты не выслушаешь меня сейчас, другого раза может и не быть.

— Перестань нести чушь, сынок. Я просил тебя пойти к мистеру Сунгу и купить эту вазу. Ты это сделал. То, чем ты занимался последние три дня, меня не касается. Держу пари, что-то выдающееся.

Старик вдруг хихикнул. Коллинз вышел из себя.

— Меня от тебя тошнит! — закричал он. — И ты, и твоя секретарша! Да будет тебе известно, что последние три дня я катался в метро в страхе за свою жизнь.

— Метро — очень опасный вид транспорта, — заметил доктор Суит. — Никогда сам на нем не езжу.

Мистер Коллинз издал тихий стон.

— Вбей это себе в голову, — проскрежетал он. — Когда я поднялся к дому Суна, чтобы купить вазу, его магазин ограбили. Несколько головорезов ворвались в лавку, и я услышал их. Сун спустился по лестнице вслед за ними, и они застрелили его. Они увидели меня с вазой в руке и двинулись за мной — трое из них. Гориллы!

— Боже мой! — кудахтал доктор, как будто ублажая ребенка. — Должно быть, они охотились за его прекрасной антикварной коллекцией.

— Конечно, — простонал Коллинз. — Но это не важно. Они охотились за мной в том числе.

— Эта ваза стоит двадцать тысяч, — злорадствовал доктор. — Я их не виню. Во имя Эблиса, я поступил бы так же.

Коллинз пробормотал что-то себе под нос, потом пришел в себя.

— Потом я выбежал через черный ход и направился к метро.

Они побежали за мной. И последние три дня я ускользал от них, прыгая с поезда на поезд. Они охотятся за мной посменно. Теперь я знаю всех троих. Естественно, я не мог обратиться в полицию, потому что нет никаких записей о том, что Сун продал мне вазу до того, как его убили. Так что мне пришлось ездить на проклятых поездах, пока я не смог оторваться, без сна, отдыха, еды или…

— Как печально. — Доктор Суит осторожно поставил вазу на полку. — Ну, теперь-то ваза в безопасности. Почему бы тебе не пойти домой и не побриться? Ты ужасно выглядишь.

Мистер Коллинз исполнил по комнате дикий танец.

— Я буду выглядеть ужасно, если они меня догонят, — ответил он. — Я не хочу выходить, потому что опасаюсь, что они ждут снаружи.

— Во имя четырехкнижия! — воскликнул доктор. — Это очень интересно, не так ли? Тогда если бы я был на твоем месте, то не выходил на улицу.

Мистер Коллинз внезапно рухнул в кресло.

— В чем дело?

— Я умираю, — простонал он. — Умираю от голода. Ради бога, принеси мне что-нибудь поесть.

— У меня остался бутерброд с обеда в другом офисе, — сказал доктор Свит с сомнением. — Любишь рубленую ветчину?

— Я проглочу все, что угодно, — выдохнул Коллинз.

Внезапно взгляд маленького человечка метнулся к ряду бутылок и мензурок на столе. Там стояли высокие бутылки и маленькие флакончики, некоторые с пробками, а другие открытые, зеленые и коричневые.

— Вот что мне нужно, — пробормотал он себе под нос. — Выпивка.

— Что такое? — Доктор Суит остановился в дверях.

— Я просто спросил, что было в той бутылке. — Коллинз наугад поднял палец, выбирая высокую коричневую бутылку, которая стояла отдельно от остальных в конце стола.

— В той бутылке? — доктор Свит с любопытством посмотрел на сосуд.

— Да.

Доктор сказал Коллинзу одно слово и вышел из комнаты.

Через две секунды Коллинз уже сидел за столом. Его безумные пальцы царапали бутылку, рвали тугую пробку. Коллинз выдернул ее, поднес коричневую бутылку к губам и сделал большой глоток. Затем откинулся на спинку стула и заковылял к своему креслу. Когда доктор Суит вернулся в комнату, он увидел, что мистер Коллинз сидит, сгорбившись, с самым странным выражением на лице. Внезапно он слегка икнул. Доктор оставил это без внимания и протянул бутерброд.

— Вот нарезка из ветчины, — сказал он.

Коллинз посмотрел на подношение с бледным отвращением.

— Я не хочу этого, — сказал он.

— Почему?

Коллинз снова икнул.

— Что-то не так?

— Ик.

— Коллинз, в чем дело?

— Ик.

Доктор Суит потряс маленького человечка за плечи.

— Что ты натворил?

— Я… Хи… сделал глоток из той бутылки… джина, которая у тебя была.

— Джин? — сказал доктор Свит. — Клянусь бородой Аллаха, у меня здесь нет джина.

— Ты сам сказал об этом перед тем как уйти, — упрекнул его Коллинз. — Ты сказал… хи… мне, что в этой коричневой бутылке был джин.

— Ох, пляшущие дервиши!

— Что… хи… не так?

— Я не говорил, что в этой бутылке был Джин.

— Нет?

— Я сказал, что там был джинн. — Доктор Свит вытаращил глаза.

— Джинн, — повторил он. — Элементальный дух, заключенный в бутылку. И ты проглотил его!

Коллинз слабо кивнул.

— Я только что сделал глоток, — прошептал он. — Что-то твердое опустилось мне в живот. Быстро.

— Боже мой, — простонал доктор. — Одно из моих самых бесценных сокровищ. Этой бутылке сотни лет. Она найдена у берегов Персидского залива. Я всегда соблюдал осторожность, держал ее запечатанной. Эти джинны ужасно опасны, если их выпустить на свободу. Вот почему Соломон заключил их в тюрьму. А теперь ты взял, да и проглотил одного.

Коллинз с трудом поднялся на ноги.

— Ты хочешь сказать, что у меня в животе сидит какой-то субчик? — прохрипел он. — Ну так вытащи его оттуда.

Возбуждение заглушило его икоту. Доктор Суит запустил руку в пушистые волосы.

— Боюсь, что не смогу, — прошептал он. — Ты не понимаешь. Если джинна выпустить, он станет диким. Его все время нужно держать взаперти.

— Ни за что на свете, — заявил Коллинз. — Мне в животе нужна еда, а не джинны.

— В том-то и дело, — ответил Доктор. — Джинн маленький, когда заключен в тюрьму. Но как только он освобождается, его субстанция растет, как облако дыма. Он становится огромной колонной с человеческим обликом. Возможно, футов пятидесяти высотой. И в таком состоянии он готов рушить и сеять вокруг хаос.

Коллинз не слушал. Он был занят тем, что засовывал палец себе в горло. Доктор Суит схватил его за руку.

— Нет, не надо! — выдохнул он. — Джинн вырвется.

— Я хочу, чтобы он это сделал. Ты думаешь, я буду ходить с этим монстром внутри себя? Верни его в бутылку.

— Если бы я мог, — вздохнул доктор. — Но он не захочет возвращаться. Отныне ты — его бутылка.

— Я? — Коллинз уставился на свой живот. — Я — человек-бутылка для какого-то восточного демона?

— Боюсь, что так. Нам просто нужно как-то найти выход.

Коллинз в отчаянии посмотрел на бутерброд с ветчиной.

— Я так голоден, — простонал он и потянулся за хлебом.

— Ты не можешь есть, — доктор Суит отдернул его руку. — Неужели ты не понимаешь? Еда вытолкнет джинна.

— Что же нам тогда делать? Вставить желудочный насос?

— И выпустить его? Конечно, нет!

— Ты должен что-нибудь придумать, быстро!

— Знаю, знаю. — Доктор подошел к окну, склонив голову.

Внезапно он обернулся. — Ты храпишь?

— Храплю? А это что значит?

— Так ты храпишь? — спросил доктор.

— Предположим, что так.

— Тогда, — решил старик, — я должен запретить тебе спать. Как только ты заснешь и откроешь рот, джинн выскочит.

— О! — простонал Коллинз. — Отличная помощь!

— Конечно, — задумчиво произнес доктор. — Кстати, у тебя может быть три желания.

— Желания?

— Да. Это обычай джиннов, предложить своим хозяевам три желания, чтобы обрести свободу. Ты можешь заключить с джинном сделку.

— Как же?

— Может быть, поговоришь с ним, — предложил доктор Суит.

— Поговорить с собственным желудком?

— Чревовещатели знают, как это делается.

Мистер Коллинз глубоко вздохнул.

— Ладно, — пробормотал он. — Ладно.

Он помолчал. Его голос стал утробным и спустился к горлу.

— Эй! Эй ты там внизу.

Изо рта Коллинза вырвался какой-то звук. Это был не его голос — чужой голос сидящего где-то глубоко существа.

— Да, господин.

Сам звук ответа смутил обоих мужчин. Коллинз вздрогнул.

Когда он попытался продолжить, то обнаружил, что ничего не может сказать от дрожи. Что можно сказать джинну при таких обстоятельствах?

— Как… как там дела внизу? — это была единственная безумная мысль, которая пришла к нему в голову.

— Очень грустно, господин. Пожалуйста, позволь мне уйти.

— Он хочет выйти, — прошептал Коллинз.

Доктор кивнул.

— Естественно.

— А как же мои три желания? — спросил Коллинз.

Голос из его живота стал мягким.

— Конечно, господин! Три желания — все, что пожелаете, уважаемый.

Коллинз повернулся к доктору Суиту. — Ты его слышал? Предположим, я хочу, чтобы он вернулся в свою бутылку?

Свит покачал головой.

— Боюсь, ничего не получится. Видишь ли, это разрушает часть соглашения. Да, я полагаю так. — Доктор взял Коллинза за плечо. — С другой стороны, я не думаю, что загадывать желания вообще безопасно. Потому что с третьим желанием он вырвется наружу.

— Но я мог бы загадать два…

Их прервал голос: это был джинн.

— Тогда ты отпустишь меня, о господин?

— Я должен подумать об этом некоторое время, — сказал Коллинз. Со вздохом отчаяния он повернулся к окну. Его глаза внезапно завертелись в глазницах.

— Ну вот! — выдохнул он. — Посмотри вниз!

— В чем дело?

— Видишь этих троих мужчин?

— Ну и что?

— Это те бандиты, гориллы, которые следили за мной. Они заходят внутрь — мне нужно убираться отсюда.

— Но джинн…

— Плевать на него!

Коллинз бросился к двери. Доктор захрипел ему вслед.

— Подожди, — настаивал он. — Возьми с собой это. И удачи! — Он протянул Коллинзу коричневую бутылку и пробку. Коллинз поспешно схватил их.

— Помни, — предупредил доктор Суит. — Не позволяй им стрелять в тебя или еще что-нибудь в этом роде. Джинн сбежит через дырку.

Всхлипнув, Коллинз бросился к двери. Девушка в приемной встретила его ледяным взглядом. Потом взглянула на бутылку, которую он сжимал в руке.

— Вот как! — заключила она.

— Здесь ничего нет. Смотри! — Коллинз держал бутылку вверх дном.

— Я знаю, что это так. Ты все выпил, да?

— Ни капли, — начал Коллинз.

Но тут вмешался другой голос.

— Кто эта гурия, господин?

Эдит резко обернулась.

— Что ты сказал, Том?

— Ты хочешь, чтобы я уничтожил ее? — вежливо продолжал джинн.

— Нет, не надо. — Коллинз ответил сразу на оба возгласа. Он тихонько икнул. Это оказалось довольно тяжко.

— Том, ты болен.

Коллинз кивнул.

— Проблемы с желудком, — сказал он.

— Давай я принесу тебе немного бикарбоната, — предложила Эдит, смягчаясь.

— Нет, не надо, ему это не понравится.

— Кому бы это не понравилось?

— Ну, этой штуке внизу… внутри меня, — начал Коллинз, но тут же осекся.

— Ты бредишь, Том?

— Я не знаю! Глаза маленького человечка быстро заморгали. — Выпусти меня отсюда, — приказал он. — Быстрее! Они придут за мной через минуту.

— Кто за тобой гонится? Том Коллинз — у тебя белая горячка, вот в чем дело.

— Придержи свой лживый язык, девка, — прозвучал голос из желудка.

Эдит ахнула. Когда она открыла рот, Коллинз рванулся к двери. Нырнув в коридор, он приблизился к выходу. Затем замер, охваченный внезапным ужасом. Внизу, прямо на ступеньках, стояли фигуры трех мужчин — коренастого коротышки в синем пальто, высокого худого человека в котелке и уродливого толстяка, многозначительно сунувшего руку в карман пальто.

Коллинз уставился на три посиневших лица. Он увидел плотно сжатые губы и маленькие глазки; калейдоскоп волосатых костяшек пальцев, выступающие челюсти и мощные брови. Они ждали, когда он выйдет. Коллинз сунул стеклянную бутылку в карман пальто, присел на корточки в дверном проеме и вытер лоб. Пусть подождут, решил он. Он был готов. Лишь бы он был внутри, а они снаружи.

Но они не собирались оставаться снаружи. Коллинз увидел, как все трое прижались друг к другу, совещаясь. Человек в котелке зашептал, указывая на здание. Затем все трое развернулись и начали медленно подниматься по ступенькам.

— Ах! — выдохнул Коллинз.

— Хозяин? — спросил голос в животе. Но «хозяин» не успел ответить. С мужеством, рожденным только отчаянием, Коллинз решил броситься вниз. Если бы он мог пробежать сквозь бандитов, когда они поднимались по ступенькам, то сейчас он выскочил бы из здания и загрохотал вниз по лестнице. Они увидели, что он приближается, и попытались увернуться. Он врезался в троицу, бросившись вперед на толстяка по центру.

Крякнув от удивления, толстяк отшатнулся. Двое его спутников споткнулись о его ноги и растянулись на ступеньках. Мистер Коллинз оттолкнул их спутанные тела и продолжил спуск, а потом оглянулся. Бандиты снова вскочили на ноги, и на этот раз толстяк выхватил пистолет. Он не стал долго им размахивать и наставил прямо на Коллинза. Тот огляделся в поисках какой-нибудь дыры в асфальте, но конечно ничего такого не было.

Никакого укрытия. Он оказался на открытом месте — видимая и удобная мишень.

— Вот оно! — застонал Коллинз.

— Что, хозяин?

Голос был гулким, и тут Коллинз вспомнил.

— Джинн, — прохрипел он. — Теперь у тебя есть шанс показать себя. Я хочу, чтобы ты поскорее разобрался с этими ребятами.

— Твое желание, — повторил джинн, — это мой приказ.

Почти бессознательно Коллинз почувствовал, что бежит к человеку с пистолетом. Трое хулиганов в изумлении уставились на него. Толстяк прицелился, готовый выстрелить. А потом Коллинз почувствовал, как это произошло. Ощущение чего-то поднимающегося по горлу. Бандиты впереди вытаращились на его рот. Хоть у Коллинза и был маленький рот, но из него торчал самый большой язык в мире. Или что-то еще. Что-то длинное и черное, мускулистое и угрожающее. Что-то извивалось, змеилось, раздуваясь до невероятных размеров из открытого рта Коллинза.

Что-то колыхалось в воздухе, вытягивая когти и кулак.

— Берегись! — внезапно завопил худой человек. — Он в огне — у него изо рта идет дым!

Но не дым метнулся вперед на дюжину футов перед атакующим мистером Коллинзом. Толстяк понял это, когда почувствовал черную массу у своего подбородка. У него не было возможности осознать что-либо еще, прежде чем он осел на тротуар. Пистолет выпал из его руки. Его коренастый маленький спутник схватил оружие и выругался.

— Хочешь попробовать, да? — прорычал он. Выстрел вонзился в черную колонну, поднимающуюся из горла Коллинза. Пуля с глухим стуком ударила в цель, но огромная чернильная лапа дыма просто закружилась вокруг головы бандита и опустилась вниз. Раздался треск как от расколотого грецкого ореха, увеличенный в десять раз.

— Эй! — крикнул третий, когда Коллинз повернулся, и ужасная конечность снова встала на дыбы. — Святой Моисей!

Но Моисей, святой или нет, не сделал ничего, чтобы помочь ему. Черный молот спустился вниз и отправил последнего бандита к своим товарищам валяться на земле в мокрой куче.

Эманация медленно исчезла с лица мистера Коллинза. Он постоял немного и потер ноющие челюсти.

— Уф! — он тяжело дышал. — Как ты это сделал?

— Все очень просто, господин. Услышать любое твое желание — значит повиноваться.

— Это действительно была твоя рука? — слабым голосом спросил Коллинз.

— Действительно. Разве я не на много локтей выше?

— Не говори об этом, — взмолился спасенный. — От одной мысли об этом у меня сводит живот.

— А какие два других твоих желания? — продолжал вкрадчивый голос джинна. — Может быть, ты хочешь желудочные таблетки?

— Нет, не надо, — сказал Коллинз. — Дай мне еще немного времени подумать.

— Но я хочу освободиться из этой тюрьмы, — пожаловался джинн. — Я не Иона.

— Я тоже не кит, — огрызнулся Коллинз. — Поверь мне, это терзает меня больше, чем тебя.

Это была правда. У Коллинза ужасно болел живот. Там внизу ворочался джинн. Для сравнения: чтобы поместиться в коричневую бутылку, джинну нужно иметь размер примерно до четырех дюймов. Тем не менее, демон казался больше. Слишком большим для Коллинза. Но в данный момент ему нужно было обдумать и другие вопросы. Он бросил еще один взгляд на три тела бандитов на тротуаре. Он вздрогнул, думая о том, что могло бы случиться, если бы кто-нибудь из прохожих случайно забрел на улицу во время драки.

— Надо убираться отсюда, пока кто-нибудь не появился, — пробормотал он, двинулся вверх по улице и быстро завернул за угол. Минут десять Коллинз быстро шел вперед, прежде чем замедлить свой панический шаг. За это время он все больше и больше осознавал груз, который нес. Джинн, непривычный к своему странному окружению, явно расхаживал по животу взад и вперед.

— Будь добр, прекрати ходить внутри меня, — взмолился Коллинз, надеясь, что его никто не слушает.

— Это что, желание? — спросил Джинн.

— Нет. О, прекрати это.

Коллинз пожал плечами. Пожилая женщина, шедшая впереди, оглянулась. Коллинз сжал губы и постарался выглядеть спокойным. Но очень некстати у него изо рта вырвалась икота.

— Простите, — пробормотал Коллинз.

— Меня тоже, — сказал голос из его живота.

Женщина снова быстро отвела взгляд.

— Пьяница, — пробормотала она.

Коллинз покраснел.

— Я бы не хотел, чтобы они… — начал он и замолчал.

Нет. Так не пойдет. Он должен быть осторожен с желаниями.

Ему нельзя говорить, что хотел бы хоть немного поспать, поесть или отдохнуть. Цена была слишком велика. И все же он должен что-то сделать. И быстро. Коллинз осознал опасность своего положения. Джинн должен быть уничтожен.

— Могу ли я желать, чтобы его здесь не было? — удивился Коллинз. — Или доктор Суит был прав, когда сказал, что я не могу избавиться от него таким образом?

Он взглянул на коричневую бутылку, которую все еще держал под мышкой. Бутылка джинна. Как вернуть его обратно? Вот в чем была проблема. Вот чего он должен желать. Ай! Джинн, очевидно, только что исполнял чечетку. Коллинз осторожно похлопал себя по животу.

— Кто там? — послышался голос.

— Да заткнись ты! — рявкнул Коллинз.

Прохожий рядом с ним внезапно отпрянул и бросил злобный взгляд на бутылку под мышкой у Коллинза. Коллинз нырнул в переулок.

— А теперь посмотри, что ты делаешь, — пожаловался он. — Все думают, что я пьян. Так нельзя дальше.

— Загадай желание, — уговаривал джинн.

Коллинз в бессильной ярости размахивал коричневой бутылкой. Внезапно, когда пришло озарение, он улыбнулся и с интересом уставился на бутылку. В конце концов, это было его решение!

— Хорошо, — прошептал он. — Я загадаю желание. Слушай, джинн.

И сделай это правильно, потому что это желание важно.

— Слушаю и повинуюсь.

Коллинз глубоко вздохнул в предвкушении, потешаясь над этими словами.

— Я желаю, чтобы бутылка, в которую ты попал, никогда не существовала!

На мгновение воцарилась ошеломляющая тишина. А потом…

Коллинз почувствовал пальцами это. Уменьшение веса. Он посмотрел на бутылку, которую держал в руке. Но бутылки не было! Между его пальцами ничего не было. С удивлением Коллинз понял, что там никогда ничего не было. Он никогда не носил с собой бутылку, никогда не видел ее. Он не мог точно вспомнить, как она выглядела. Маленький человек глубоко вздохнул.

— Вот так, — выдохнул он.

— Ты что-то сказал, хозяин?

Опять этот невероятный голос. И все еще из его желудка.

— Что за… я думал, ты исчез!

— Нет, — поправил Джинн. — Просто бутылка. Но я не в бутылке, помни. Я в тебе.

Коллинз схватился обеими руками за голову.

— Ладно, — простонал он. — Я не могу от тебя избавиться. Сдаюсь.

— И выпустишь меня? — нетерпеливо настаивал джинн.

— Даже не знаю.

Коллинз, пошатываясь, вышел из переулка, двигаясь как в тумане.

— Вот и все, — сказал он себе. — Теперь бутылка исчезла. Я никогда не смогу вернуть его в то, что не существует.

— Хозяин!

Снова этот ненавистный голос.

— В чем дело?

— Какое твое третье желание, мой господин?

Коллинз не мог ответить. Его третье желание? У него их было так много. Во-первых, он хотел бы, чтобы проклятый джинн больше не называл его «хозяин». Потому что на самом деле джинн был его хозяином.

Джинн мешал ему есть, спать, общаться с людьми. И как Коллинзу хотелось есть, спать и снова встречаться со своими собратьями! Но он не смеет желать этого вслух. Он не смел отпустить это существо, и не мог продолжать идти этим путем. Автоматически его ноги привели в его собственную квартиру. Коллинз поднимался по лестнице, а джинн прыгал внутри него с каждым шагом. Он также горько жаловался на подъем. Коллинз был рад, что в коридоре никого нет. Ну, это ненадолго. Оказавшись внутри, Коллинз направился прямиком в свою кладовую. Там стояла пинта джина. Джин, какая ирония! Он открыл бутылку и сделал большой глоток. Здоровый глоток. Это придало ему мужества, необходимого для того, что он собирался сделать. Коллинз сел к телефону и набрал номер музея. Он должен был это сделать. Он был обязан сказать ей об этом. Через мгновение она ответила.

— Эдит?

— Да, Том.

— Эдит, я хочу попрощаться.

— Но, Том, куда ты пойдешь?

Коллинз без колебаний ответил:

— К пирсу.

— Том, ты этого не сделаешь…

Коллинз быстро повесил трубку. Он снова выставил себя полным идиотом. Но это было бесполезно. Он не мог сказать Эдит то, что собирался, насчет джинна. О том, как он ее любит. Именно любовь к ней заставляла его в первую очередь пить. И чувство неполноценности. Она всегда была такой спокойной, такой холодной и неприступной. А он был всего лишь маленьким музейным клерком. Вот почему последние три дня он возился с той вазой, даже когда эти бандиты шли по его следу. Потому что доктор Суит обещал ему должность помощника куратора, если он сумеет ее получить. Тогда они с Эдит смогут пожениться. Но теперь появился джинн, и не осталось вариантов.

Именно это он и собирался ей сказать. Но он не мог, что толку?

Сейчас он спустится на пирс и сделает решительный шаг. Вместе с джинном. Это был единственный выход. Коллинз сунул пинту в карман. Прежде чем выйти в коридор, он сделал еще один глоток для утешения. Это позволило Коллинзу пройти пять кварталов до набережной. Джинн милостиво молчал. Время от времени он раскачивался внутри, но Коллинзу было все равно. Через несколько минут все будет кончено. Коллинз окинул взглядом пустынный осенний пляж. Тяжело ступая, он двинулся по короткому белому участку пирса. Ледяная вода бурлила вокруг камней. В голове у него прояснилось. Коллинз достал свой джин и выпил, затем сел на краю пирса и уставился на зеленовато-черные массы воды. Вода — как он ее ненавидел! Джин был лучше.

Он сделал еще глоток, и еще. Выпивка согревала его.

— Хозяин.

Опять этот проклятый голос! Коллинз заставил себя ответить.

— В чем дело?

— Где мы находимся? Мне тепло.

— Забудь об этом.

— Но я чувствую себя очень странно, господин.

Хорошо! Выпивка пришлась демону не по вкусу. Коллинз сделал еще один большой глоток и ощутил злобное удовлетворение.

— Оооо, хозяин — все горит!

— Я чувствую себя прекрасно.

И это действительно было прекрасно. Коллинз почувствовал приятное опьянение.

— Я весь мокрый, — пожаловался джинн.

— Через минуту ты промокнешь еще больше, — усмехнулся Коллинз, которого ждала та же участь, когда он спрыгнет с пирса — но это могло подождать. Надо бы выпить еще.

Коллинзу стало хорошо. Он предвкушал момент освобождения.

Теперь вода выглядела заманчиво.

— Господин, что это?

— Немного желудочного лекарства. Только то, что ты мне посоветовал.

— Но оно странно пахнет.

— Ты привыкнешь.

— Оно сильное и жаркое, как огонь.

Коллинз начал смеяться.

— Лучшее, что я когда-либо пил, — усмехнулся он.

— Ты это пьешь? — недоверчиво спросил джинн.

— Конечно.

— О-о…

Затем наступила тишина. Коллинз чувствовал, что пьян в стельку.

— Это хорошо, — голос джинна стал чуть громче.

— Рад, что тебе понравилось.

— Давай выпьем еще.

— А почему бы и нет?

Коллинз сделал еще глоток.

— Ты прав, господин. Это превосходно. Согревает.

Это было последней каплей. Джинн на самом деле напивался джином, который поглощал Коллинз!

— Давай выпьем еще, — предложил голос, громкий, но странно размытый.

Коллинз с энтузиазмом подчинился.

— Послушай, хозяин.

— Чего тебе?

— А как насчет другого твоего желания?

— Забудь.

— Очень любезно с твоей стороны. Очень. Выпей за это.

Они выпили.

— Здесь жарко. Меня мучает жажда, — теперь Джинн говорил невнятно. — Не могу встать.

— Тогда ложись.

— Не могу лечь. Хочу выпить еще.

И снова глоток. Коллинз осушил последнюю каплю.

— Хорошо. Ты самый возвышенный из всех хозяев.

Коллинз чувствовал, что джинн раскачивается из стороны в сторону. Он встал. Теперь джин кончился, и пришло время действовать. Вечеринка была шикарной, пока длилась, но она закончилась. Мысль о том, чтобы мучиться сразу от двух похмелий, была невыносимой. Коллинз снова посмотрел на воду и глубоко вздохнул.

— Хозяин!

— В чем дело?

— Хочу еще глоток.

— Нет, — резко ответил Коллинз. — Больше никаких напитков.

— Пожалуйста, хоть глоточек.

Коллинз ликовал. Теперь Джинн откровенно умолял. Пусть помучается… это послужит ему справедливым наказанием за причиненные страдания.

— Только один глоток. Пожалуйста.

— Нет! Почему я должен давать тебе выпить? Что ты для меня сделал? Ты разрушаешь мою жизнь, ты оккупировал мой прекрасный живот и прыгаешь по нему. Ты думаешь, мне нравится ходить словно беременный или что-то в этом роде?

— Всего один маленький г-глоток? — умолял джинн.

— Категорически нет, — возразил Коллинз.

— Но я хочу… эту прек-красную штуку… сделаю ч-что угодно.

Коллинз почувствовал, как пьяное тело джинна задрожало от нетерпения. Он взглянул на пустую пинту рядом с собой, затем снова посмотрел на воду. Внезапно Коллинз сел.

— Послушай, — тихо прошептал он.

— С-слушаю, — пробормотал джинн.

— Ты действительно хочешь выпить?

— Очень, хозяин.

— Тогда, — сказал Коллинз, — ты можете это сделать.

— Что?

— Я сказал, что тебе придется самому взять бутылку — я устал выливать на тебя эту дрянь.

— Ты меня выпустишь?

— А почему бы и нет? Если хочешь выпить, так вылезай и пей.

— Слушаю, — пробормотал джинн, — и повинуюс-с-с…

Коллинз открыл рот, чтобы ответить, но не смог. У него перехватило горло — задохнулось от дыма. Из его приоткрытых губ вырвалось облако, в воздухе над ним возник черный столб. На этот раз не рука, а гигантская волна, которая медленно закружилась в воздухе. Коллинз мельком увидел сливающийся узор — невероятно огромный торс, возвышающиеся угольно-черные конечности и пару налитых кровью вращающихся глаз, похожих на полосатые бильярдные шары.

— Подожди! — прошептал он. — Она там, внизу.

Его дрожащий палец указал на пинту джина. Чернильная колонна пьяно покачивалась. Материализация демона завершилась.

— Ты не доберешься до выпивки, — заметил Коллинз. — Ты слишком большой.

Дым закружился в туманной нерешительности. Внезапно он начал сокращаться. Он быстро уменьшался до человеческого размера, затем до роста ребенка. Маленькая кукла из черного дыма танцевала над стоящей пинтой.

— Еще меньше, — прошептал Коллинз.

Джинн послушно сжался. Крошечный эбеновый огонек парил у горлышка бутылки.

— Туда, — приказал Коллинз.

Огонек колебался. Послышался пронзительный писклявый голос.

— Но он же внутри бутылки, — сентиментально запротестовал он.

Коллинз ахнул.

— Да, — выдохнул он. — И ты тоже!

Коллинз быстро толкнул дымчатого призрака вниз по горлышку пустой пинты, а потом навинтил крышку и крепко прижал ее. Внутри бутылки джинн метался вверх и вниз в пьяной ярости. Его сморщенное маленькое черное лицо исказилось, и Коллинз увидел, как его рот произносит неслышные проклятия.

Не слышал он и пронзительного гудка, доносившегося с берега позади него.

Только когда Эдит выскочила из машины и выбежала на пирс, где он стоял, Коллинз повернул голову. Затем она оказалась в его объятиях, чуть всхлипывая и нежно что-то шепча ему.

— О, Том, слава богу, я вовремя… бедняжка…. самоубийство из-за меня… Доктор Свит все рассказал о том, как ты достал ему вазу… и когда я выглянула в окно и увидела тех трех ужасных людей, лежащих на земле… что ты с ними сделал… никогда не знала, что ты такой сильный и замечательный… давай поженимся…

Это прозвучало в промежутке между рыданиями, объятиями и совершенно несдержанными поцелуями. И Коллинзу это очень понравилось. Эдит вернула свой прежний вид только один раз, и только на мгновение. Она увидела бутылку джина, стоящую на краю пирса, и отвернулась.

— Но Том… ты должен пообещать мне, что перестанешь пить.

— Конечно, дорогая, — прошептал Коллинз. — Отныне я навсегда откажусь от бутилированных товаров.

Эдит счастливо улыбнулась. Наклонившись, она импульсивным жестом подняла пинту и бросила ее в воду. Это был хороший бросок — бутылка покачивалась далеко на волнах.

— В голове не укладывается, — радостно пробормотала девушка.

«Не укладывается в…»

Но Коллинз этого не сказал. Он просто привлек к себе Эдит, чтобы не видеть, как бутылка джинна уплывает в открытое море.

ЧЕРНЫЙ МОЗГ (The Black Brain, 1943) Перевод К. Луковкина

1

— Мне привезли мозг, — прошептал Хилтон. — Черный мозг!

Я вгляделся в его холодное серое лицо и стал гадать, что за безумие скрывается под пристальным взглядом его глаз.

— Только подумайте, — пробормотал Хилтон. — Черный мозг с Марса.

Я подумал об этом и отвернулся. Мои глаза смотрели на ухмыляющиеся лики сморщенных разбросанных бусин Юпитера, висевших на стенах, на колоссальный скелет гигантской стелы из Сатумической Тины. Прошло немало времени, прежде чем я смог снова взглянуть на Денниса Хилтона. Он улыбался, обнимая свое сокровище, злорадствовал над ним, и снова усмехнулся.

— Черный мозг, — проворковал он. — Мозг с Марса.

Я смутно подумал, не вызвать ли врача. Но не так-то легко усомниться в здравомыслии человека вроде Денниса Хилтона — самого «уранового короля», знаменитого межпланетного финансиста. Так его называли в телепередачах. Таким он был по мнению публики. Полагаю, что я один из немногих друзей, которые знают его в его истинном обличье, как человека с навязчивой идеей. На самом деле, его увлечение нельзя назвать хобби. У Денниса Хилтона была настоящая страсть к коллекционированию. Сейчас мы сидели в его личном святилище. Святилище? По правде говоря, это был частный музей Хилтона. По всему огромному залу стояли ящики с трофеями, стенные сундуки, выставочные столы, на которых лежали находки Хилтона.

Драгоценности из марсианских пустынь, чучела экисов с Венеры, мумифицированные дринги из пещер на темной стороне Луны… керамика из Влакки, скульптуры из склепов Игниса, редкие пергаменты, найденные в морях Ябара. Костные, геологические, палеонтологические останки… фрагменты забытых культур десятка планет… артефакты с полсотни астероидов и десятка спутников… и вот теперь Деннис Хилтон сидит передо мной и бормочет: «мне привезли черный мозг с Марса».

Я вышел из ступора.

— Подождите минуту, — сказал я. — Вы так торопили меня, что я не успел задать ни одного вопроса. Когда я приземлился на крышу, вы мне ничего не сказали. Все, что мне удалось вытянуть из вас, это что-то об охране черного мозга. Давайте начнем с самого начала.

Деннис Хилтон откинулся на спинку стула, закурил сигару и улыбнулся. Через мгновение маска смущения соскользнула с его тяжелого, обвисшего серого лица. Он снова стал финансистом, авторитетом, бароном космоса.

— Извините, — сказал он со смешком столь же простодушным, сколь и фальшивым. — Наверное, я немного взволнован,вот и все.

Вы же сами коллекционер.

— Я скорее коллекционирую факты, — сухо ответил я. — Я всего лишь писатель, а не урановый король. И до сих пор я не услышал никаких фактов.

— Позвольте мне исправиться, — сказал Хилтон. — Начнем с того, что я получил мозг от Арнольда Кресса.

— От кого? — взорвался я.

— Арнольд Кресс. — Хилтон повторил это имя с торжествующей улыбкой. — Да, я знаю, как странно это должно звучать. Кресс и я были соперниками в течение многих лет. Конкуренты по бизнесу — и такие же соперники в нашем хобби. Он всегда меня недолюбливал. Как владелец «Трансплантэри Инкорпорейтед», он смог организовать свои собственные частные экспедиции. На Марс, Луну, Венеру и в другие точки Солнечной системы. Всегда возвращался с нелепыми видеосюжетами, показывающими его стоящим там с новым трофеем, зажатым под мышкой. Что касается меня, то вы знаете, как я занимаюсь коллекционированием. Мои находки обычно забирают шкиперы моего собственного флота. Я также снаряжаю своих личных археологов и планетологов. Но Кресс всегда обходил меня, потому что сам собирал свои собственные трофеи.

Я поднял руку и остановил его тираду.

— Все это мне известно, — сказал я. — Ближе к делу. Почему Арнольд Кресс удостоил вас этим подарком, и где он его получил?

— Он получил его на Марсе и отдал мне, потому что испугался, — ответил Хилтон.

— Испугался? Чего?

— Скоро увидите, — пообещал мне Хилтон. — Но сначала факты.

Кресс отбыл около трех месяцев назад. Какой-то его оператор рядом с Далилом дал ему наводку. Вы знаете пустыни Далила за Великой пропастью?

— Опасная территория, не так ли? Неисследованная?

— Верно. Это только усилило желание Кресса быть первым.

Насколько я понимаю, его экспедиция была очень тщательно организована. Он действительно пересек пустыню и добрался до пещер за ними.

— Каких пещер?

— В которых он нашел мозг. Он утверждает, что обнаружил там совершенно новую потерянную марсианскую цивилизацию.

Ничего живого, понимаете ли, кроме остатков огромной этнологической ценности. Довольно большой вклад в межпланетную историю и культуру, как он говорит. Некоторые из его наемных профессоров, вероятно, напишут монографии. Но все, чего добился Кресс, — это обнаружение мозга, который находился в пещере. Я пытался узнать у него подробности, но он чертовски скрытен. Не только молчали, но и испуган.

— Испуган?

— Да, — Хилтон снова усмехнулся. — Представьте себе: великий межпланетный пират вроде Арнольда Кресса, напугавшийся собственной тени! И признался в этом мне, своему сопернику!

— Факты, — напомнил я Хилтону.

— Их не так уж много. Судя по намекам Кресса, его экспедиция покинула пещеры за Великой пропастью в спешке. Несколько человек, похоже, погибли во время перехода через пустыню Далил. Похоже, обратный путь тоже оказался чем-то вроде испытания. Двух его штатных планетологов свалила лихорадка — насколько я понимаю, именно им было поручено ухаживать за черным мозгом и изучать его.

— Изучить его?

— Мы еще вернемся к этому, — сказал Хилтон. — Во всяком случае, когда Кресс вернулся, он был напуган. Я не знаю, имел ли он какое-то представление о том, что черный мозг проклят, подобно тому, какими древние египтологи считали мумии худу. Когда он пришел ко мне, то просто предложил черный мозг. Но он казался вполне искренним, предупреждая меня, что эта штука кажется заколдованной. Он сказал, что предпочел бы никогда не вытаскивать мозг из пещеры. На самом деле, он пошел дальше и сказал, что собирается отказаться от коллекционирования артефактов. И что он больше никогда не совершит еще одну экспедицию на Марс.

— Где он сейчас? — спросил я.

— Он отправился в свое частное поместье, чтобы поправить здоровье, под присмотром врача. Лично я думаю, что Арнольд Кресс заболел. Я полагаю, что его нынешние рассуждения — его заблуждения относительно мозга — проистекают из серьезного заболевания. Честно говоря, некоторые вещи, которые он говорил мне, были не совсем нормальными.

Я встал.

— Вы ведь знаете, что делаете со мной, не так ли? — спросил я Хилтона. — Вы вызвали у меня самый настоящий зуд, желание увидеть этот черный мозг. Все это романтическое нагромождение и атмосфера таинственности.

— Тогда пошли, — сказал Хилтон. — Я позволю вам взглянуть на него. Но предупреждаю, вас ждет шок.

Деннис Хилтон шел впереди меня по длинному коридору. Он остановился перед бронзовыми дверями еще одной комнаты и постучал. На его призыв открыла дверь Кити. Наверное, мне не стоит упоминать о Кити, но теперь это уже не имеет значения.

Кити была берианкой — из теплых городов Венеры. Несмотря на межпланетные законы об иммиграции, Деннис Хилтон тайно ввез ее в качестве личного слуги. Как показывают наблюдения, бериане являются лучшими из всех возможных слуг, сочетая собачью покорность с полной преданностью своим хозяевам.

Хилтон был человеком, который любил беспрекословное повиновение. Вот кто была Кити.

Тем не менее, я испытал шок, когда она открыла дверь. К внешнему виду бериан невозможно привыкнуть. Не их одноглазые, хоть и отталкивающие лица, а этот зеленоватый цвет кожи, карликовая сутулость и когтистые пальцы вызывают инстинктивное отвращение у всех землян.

— Да? — прошипела Кити.

— Мы собираемся взглянуть на мозг, — сказал Хилтон.

Он двинулся вперед. Но Кити не шевельнулась.

— Сюда, сейчас же! — рявкнул Хилтон.

— Пожалуйста. Пожалуйста, хозяин. Не входите сюда, — в мягком, подобострастном голосе прозвучала мольба.

— Что еще такое? — спросил Хилтон с неподдельным изумлением.

— Пожалуйста, не подходите к мозгу. Мозг хочет, чтобы вы ушли. Это не хорошо повиноваться ему. Пожалуйста, не ходите к мозгу.

— Бериане! — пробормотал Хилтон себе под нос. — Отличные слуги, но на самом деле немногим лучше кретинов по земным стандартам. Очень суеверны.

Он оттолкнул плечом маленького зеленого человечка.

— Сюда, — позвал он.

Я последовал за ним в другую комнату. Это была комната, которую я никогда раньше не видел — или видел? Конечно!

Когда-то это была гостиная и спальня. Теперь ее стены были выложены плиткой антисептически белого цвета. Их вид напоминал хирургический театр или научную лабораторию.

Лаборатория? Но почему? Мы направились ко второй двери.

Хилтон повернул ко мне торжествующее лицо.

— Вот он, — прошептал он. — Черный мозг с Марса.

Я вошел в ту комнату. И уставился на этот стол и увидел огромный перевернутый стеклянный колокол, подвешенный на цепях к высокому потолку. Я заглянул внутрь, увидел черный мозг и вскрикнул. Прозрачный стеклянный колокол… он свисал с потолка на цепях, как огромная чаша шириной в десять футов. А внутри хрустальной тюрьмы, где пряди эбенового ужаса царапались чернильными когтями в отчаянной попытке вырваться, находилась живая, пульсирующая масса черного мозга!

— Он живой! — выдохнул я.

Хилтон повернулся ко мне. На его холодном сером лице играла насмешливая улыбка.

— Сюрприз, который я вам обещал. Лучший факт из всех, не так ли? Мозг живой. Да, живой!

Я заставил себя снова посмотреть на этот ужас. На мой взгляд, оно было похоже на гнездо Медузы, на осьминога, на постоянно клубящийся сгусток чудовищной протоплазменной слизи — короче, оно походило на что угодно, только не на мозг.

— Можете ли вы представить себе организм, который когда-то обладал подобным мозгом? — ухмыльнулся Хилтон. — Что за существо могло бы управлять таким мозгом?

Это был вопрос, над которым мне не хотелось размышлять.

Были и другие вопросы, не менее насущные и не менее неприятные. Однако я спросил самое логичное, что пришло в голову.

— Что поддерживает в нем жизнь?

Я уставился на мозг, тщетно ища зажимы, швы, электроинструменты, которые хирурги используют для поддержания жизни мозга животных. Ничего подобного не было.

В прозрачной неглубокой жидкости на дне перевернутого стеклянного колокола не угадывалось никакого солевого раствора.

— Точно не знаю, — медленно ответил на мой вопрос Хилтон. — Арнольд Кресс нашел его таким, или говорит, что нашел. Мозг находился в пещере. В чаше — этой чаше, если быть точным.

— Позвольте мне уточнить, — сказал я. — Кресс обнаруживает эту чашу в пещере за Великой бездной Марса, в полном одиночестве среди руин ушедшей цивилизации. Ухаживать за мозгом некому.

Нет никаких доказательств того, как он туда попал, никаких намеков на то, почему ему удалось сохраниться — живым — если это жизнь. Это довольно трудно понять.

Вместо ответа Хилтон указал на черное пятно за стеклом.

— Вот, — прошептал он.

Безостановочно пульсируя, нервные окончания мозга колыхались, как щупальца, казалось, он бурлил.

— Вы уверены, что это вообще мозг? — спросил я. — Откуда вам знать, что это не какая-то сверхземная форма жизни? Какая-то макрокосмическая клетка или морской житель?

— Посмотрите на извилины в черной массе. — Хилтон бессознательно принял позу лектора, обходя подвешенную стеклянную чашу. — Вот определенная разделительная линия между головным мозгом и мозжечком. И обратите внимание на выдающееся положение того, что безошибочно является продолговатым мозгом. Эти извилины хорошо выражены, кривизна извилин свидетельствует о значительном интеллекте.

Естественно, заключенный в нем разум не является человеческим. И все же люди из экспедиции Кресса единодушно признали массу живым мозгом от того, что когда-то было разумным организмом.

Несмотря на свой необъяснимый страх, я подошел ближе. Я был склонен признать истинность слов Хилтона. Да, это был мозг — не маленькая серая губка как у человека, а черный, чужой, гигантский мозг какого-то неизвестного чудовища из другого мира.

— Очаровательно, не правда ли? — заметил Хилтон.

Я отрицательно покачал головой.

— Ужасно, — сказал я.

— Тем не менее, это просто находка. Замечательный экземпляр.

Я буду изучать его.

— Почему бы вам не передать его властям? — спросил я.

Хилтон нахмурился, выражая негодование прирожденного коллекционера.

— Он мой, — настаивал он. — Я намерен сохранить его.

Я пожал плечами и повернулся чтобы уйти. У двери я остановился.

— Кстати, — заметил я. — Вы сказали, что у Арнольда Кресса были какие-то галлюцинации насчет мозга? Что именно вы имеете в виду?

Хилтон поколебался, прежде чем ответить.

— О, ничего особенного. Он подумал, что, возможно, мозг был сохранен забытыми народами пещерных городов как своего рода божество. Он думал, что это… ну, вы же знаете, какие причуды творит больной ум.

На этом я успокоился.

— Дайте мне знать, если что-нибудь выясните, — сказал я Хилтону, выходя из комнаты.

Проходя через холл, я столкнулся с Кити, которая сидела на корточках у двери в темноте. На ее бледном личике застыло выражение подлинного страха. Мне показалось, что Арнольд Кресс был не единственным, у кого возникли странные фантазии о черном мозге в чаше. Кити думала о том же. И в ту ночь, когда воспоминание об этом темном и живом кошмаре проскользнуло сквозь мои сны, я задумался, могут ли эти фантазии быть правдой.

2

— Кресс исчез!

Всего два слова. Пара слов, небрежно брошенных Спенсером в моем офисе. И все же по какой-то причине у меня по спине пробежали мурашки. Я старался казаться непринужденным, выкачивая из Спенсера информацию. Он мало что знал. Получил новости по телетайпам сегодня утром. Кресс покинул свой частный санаторий. Намекали на то, что он не совсем «ушел» в обычном смысле этого слова. «Сбежал» — вот более точное слово, потому что он находился под наблюдением из-за «острого психического расстройства».

В мгновение ока я связал эту историю с тем, что рассказал мне Хилтон. Кресс был более чем взволнован — он был безумен! И он сбежал. Конечно, не по причине той экспедиции. Или это было так? Любой, кто видел это черное чудовище в чаше, должен был выяснить все, что с ним связано. И Кресс исчез. Вот почему я не мог дождаться вечера, чтобы нанести визит Деннису Хилтону. Он сам открыл дверь.

— А где Кити? — спросил я.

Хилтон вздохнул.

— Сумасшедшая дура! — сказал он. — Уехала сегодня утром.

Наотрез отказалась оставаться наедине с этой штукой.

— С мозгом?

— Да.

Я вошел в холл.

— Но куда она могла пойти, Хилтон? Вы, конечно, не настолько глупы, чтобы отпустить ее на улицу. Власти быстро задержат вас за незаконный ввоз инопланетян и все такое.

— Я договорился отослать ее обратно на Венеру дневным рейсом, — сказал мне Хилтон. — Но здесь мне не хватает рабочих рук. И я волнуюсь.

— Волнуетесь? О чем же?

Вместо ответа Хилтон медленно пошел вперед. Не спрашивая, он повел меня прямо в комнату, где находился черный мозг.

— Об этом, — сказал Хилтон, открывая дверь и жестом приглашая меня войти. Я шагнул под яркий свет, оглядел комнату, выложенную белым кафелем, и уставился на стеклянную чашу, свисающую с цепей на потолке. Мозг был там, пузырясь черным, как в моих полуночных снах. Он ритмично сжимался и расширялся, как какое-то огромное черное сердце — злое сердце, питающееся немыслимыми вещами. Я смотрел, как он пульсирует. Сегодня щупальца, нервные окончания, или что бы это ни было, не шевелились. Вся масса казалась вялой, и, если не считать непрекращающейся пульсации, она неподвижно лежала на дне огромной чаши.

Хилтон наблюдал за мной, потом закашлялся.

— Ничего не замечаете? — спросил он странно хриплым голосом.

— Почему… нет… то есть… — я снова уставился на него. И действительно кое-что заметил!

— Он стал больше, — сказал я.

Бледность Хилтона ужасала. Он не смог сдержать натянутой улыбки на губах.

— Вы тоже это заметили? — прошептал он.

— Он гораздо больше, — сказал я. — Но почему?

— Даже не знаю. И это меня пугает. Видите ли, Кресс тоже так сказал. Мозг становится больше. Посмотрите на него — почти шесть футов в объеме! Кресс сказал мне тогда об этом, и я посмеялся над ним.

Эти слова напомнили мне о моей миссии.

— Кресс сбежал, — сказал я.

— Почему?

— Разве вы не знаете?

Хилтон покачал головой. Я рассказал все так, как услышал.

— Я думал, он придет сюда к вам, — признался я. — Именно поэтому и зашел.

— Это серьезно, — пробормотал Хилтон. Он закурил сигару нервным жестом. — Пойдемте в мой кабинет и подумаем, что можно предпринять. Нельзя, чтобы Кресс бегал на свободе — он нуждается в присмотре.

Мы вышли, прошли по коридору, вошли в кабинет. Я нашел стул посреди музейной экспозиции и сел. В этот момент мое колено ударилось о палку, которая с грохотом упала на пол. Я наклонился и поднял ее. Это была трость с серебряной ручкой.

Предмет выглядел смутно знакомым. Кресс! Арнольд Кресс всегда носил трость с серебряной ручкой! Во всех сюжетах его показывали с этой тростью. Мои пальцы пробежались по серебряной головке, зацепились за бороздки на поверхности. Я посмотрел вниз и прочел инициалы. Потом поднял глаза, чтобы встретиться с потрясенным взглядом Денниса Хилтона.

— Ладно, — вздохнул он. — Признаю. Кресс был здесь.

— Когда?

— Этим вечером. Он ушел около часа назад. О, не смотрите так на меня! Я старался изо всех сил, уговаривал его вернуться в санаторий. Но он сумасшедший, говорю вам, совершенно невменяемый.

Хилтон, должно быть, прочел все по моему лицу.

— Но эта болезнь совершенно безобидна, — поспешно продолжал он. — Просто мания преследования, вот и все. Он хочет сбежать.

— Сбежать от чего?

— От мозга, конечно. — Хилтон тяжело опустился на диван. — Он думает, что мозг зовет его.

— Зовет его? — повторил я эти слова в полном недоумении.

— Да. Вот во что верила Кити. Что мозг не только живой, но и обладает телепатической мощью. Что он испускает своего рода радиоактивное излучение, которое приводит к гипнотическому притяжению. Кресс признался, что дал мне мозг по этой причине.

Он думал, что сможет уйти от его влияния. Конечно, я ему не нравлюсь, и он никогда не приблизился бы к моему дому при обычных обстоятельствах. Поэтому он подумал, что, если бы у меня был мозг, он мог бы его утащить. Но он не может. Мозг призвал его, и ему пришлось бежать. Он не мог уйти. Мозг звал его.

— Вы сами не слишком-то ясно выражаетесь, — откровенно сказал я. — Боюсь, что вы тоже кандидат на смирительную рубашку.

— Не говорите так! — Хилтон вскочил на ноги, лицо его исказилось. — Не говорите мне этого! Наверное, вы думаете, что я сошел с ума, а? Что я просто нафантазировал, как мозг растет?

Что я просто вообразил, как он шепчет в моей голове и говорит мне…

Хилтон замолчал.

— Продолжайте, — пробормотал я. — Что вам нашептывает мозг?

— Ничего. — Хилтон снова поспешно сел. — Ничего. Я не знаю, о чем говорю, наверное. Все это для меня слишком большой шок.

Жаль, что вы не видели выражение лица Кресса, когда он заявился сюда. Я слушал, что он шептал о мозге. Он действительно верит, что это было какое-то божество из другого мира. И утверждал, что оно должно было призвать к себе проводников.

Кресс сказал, что их экспедиция почти затерялась за Великой пропастью, хотя никто не признавал этого. А потом они, казалось, все сразу пошли вперед, как будто их кто-то направлял. Они пришли в пещеры через невероятный лабиринт и сразу же нашли мозг — потому что он взывал к ним. Кресс сказал мне, что его нужно было найти, что он хотел снова выйти в космос. В мир, где он мог бы найти другие разумы, к которым можно было бы обратиться. Мир, где он мог бы расти, увеличиваться. Боже! А почему он растет? Когда он перестанет расти? Как это остановить?

На этот вопрос у меня был ответ.

— Уничтожьте его, — сказал я.

— Нет. Я не могу этого сделать, — признался Хилтон. — Это слишком важная находка, чтобы ее уничтожать.

Я покрутил в руке трость Арнольда Кресса.

— Хилтон, — тихо сказал я. — Как вы думаете, почему черный мозг растет?

— Вы хотите знать? — прошептал Хилтон. — Действительно хотите знать?

Я молча кивнул.

— Я думаю, он питается, — пробормотал он. — Он кормится умами людей, истощая их мысли, желания и эмоции. Он растет, черпая энергию из других мозгов, как черный вампир. Да, черный вампир, вот что это такое!

— Но если так, — сказал я тихо, — как вы думаете, разумно ли держать его здесь?

Хилтон сглотнул.

— Вы правы. — Его голос был почти неслышен. — Да, я вижу, что вы правы. Он должен быть уничтожен. Вы придете завтра? Мы сделаем это вместе, вы и я. Не думаю, что смогу увидеть это снова прямо сейчас. Но завтра вечером, в восемь — да. Принесите пистолет.

Это было приятное приглашение. И, думая об этом растущем чудовище — черном вампире, как называл его Хилтон, — я твердо решил на это приглашение явиться.


Я постучал в дверь Хилтона без пяти восемь. В восемь часов я прижался к ней плечом и в слепой панике распахнул ее настежь.

Это чувство было со мной весь день. Что-то пошло не так. Что-то было совершенно неправильно. Теперь я это знал. Хилтон не ответил на звонок. В коридоре было темно. Весь нижний этаж утопал в темноте. Ни один слуга, ни человек, ни кто-либо другой, не встретил меня. И ни один голос не ответил на мои крики, когда я звал Денниса Хилтона. Я помчался вверх по лестнице сквозь кромешную тьму этого пустого дома, и включил все лампы наверху. Комната Хилтона оказалась пуста. В доме никого не было. Я направился в кабинет, в музейную комнату трофеев. Там тоже никого не оказалось. Я стоял в дверях, быстро оглядываясь.

Потом заметил на столе смятую бумагу. Почерк выглядел настолько дрожащим, что мне потребовалась целая минута, чтобы распознать в нем руку Денниса Хилтона. Но сообщение, всего два слова, нацарапанные размашистой рукой, ударили меня, словно пощечина.

«Убирайся отсюда!»

Никогда еще я не получал более отличного совета и собирался им воспользоваться. По какой-то причине меня охватила паника.

Я не собирался идти по этому коридору и смотреть на мозг в чаше. Надо уйти и вернуться с полицией. Это было разумно — единственный разумный шаг. Почему-то мысль о том, чтобы встретиться лицом к лицу с этим зловещим существом в комнате за дверью, была настолько ужасающей, что я не мог ее осмыслить. Но мне была ненавистна сама мысль о черном мозге.

Черный мозг, бесконечно пульсирующий сквозь бесчисленные эоны; мозг, что растет и с нечеловеческим аппетитом охотится за умами людей.

С этой мыслью я повернулся и выскочил в дверной проем.

Потом я утратил способность мыслить, я мог только чувствовать.

Потому что дом пульсировал вокруг меня. Да, сам дом — пол, стены, все вокруг — пульсировало в странном ритме, сокращаясь и расширяясь. Как и мозг. Сам воздух, казалось, двигался в чудовищно чуждом ему темпе. Я чувствовал ритмичные дуновения вперед-назад и гудение от напряжения, словно урчащей динамо-машины. Машины, которая пульсировала, как и мозг.

Казалось, мое собственное тело, было охвачено таким же движением. Кровь пела в моих жилах. Я почувствовал, как изменился ритм моего пульса. Мое сердце бешено колотилось.

Мое дыхание изменилось, чтобы подстроиться под жуткие удары.

И моя голова, казалось, сжималась, а затем расширялась при каждом толчке, в ритме непрерывного прилива и отлива. Как и мозг.

А потом появился голос.

Сначала я подумал, что это голос. Потом понял, что нет. Я ничего не слышал. Я чувствовал эту вибрацию внутри себя. Это напоминало шепот. Призыв. Команду.

«ПРИДИ»

Каждое расширение и сокращение, каждый удар настойчивого ритма вбивали эту команду в мое сознание. Это был мозг. Мозг, который взывал к Арнольду Крессу. Мозг, который взывал к Кити. Мозг, который мог бы позвать Денниса Хилтона. И теперь — звал меня.

«ПРИДИ»

Я пошел по коридору, позабыв про пистолет в кармане и мои первоначальные намерения. Само мое имя, мое существо было потеряно для меня в силе этой гипнотической команды. Я прошел мимо выложенной плиткой комнаты, где горел свет.

Словно в трансе, я вошел в открытую дверь и встал перед мозгом.

Он вырос. Его черная громада возвышалась на десять футов над стеклянными стенами огромной чаши. Я стоял и молча смотрел.

Я понял. Этот мозг высасывал мой собственный разум, пожирал мой рассудок. Мне стало интересно, как это поможет ему расти. Интересно, что со мной будет — останется ли у меня разум, или только пустая оболочка? Я удивлялся, почему вынужден стоять и кормить его.

Все это я обдумывал, но не мог пошевелиться, не мог ни сопротивляться, ни убежать. Даже когда я увидел, как мозг набухает и утолщается, я не мог убежать. Попал в ловушку. И черный мозг вздулся — тогда я услышал и почувствовал свое имя.

Голос, который не был голосом — а только мыслью внутри меня — кричал:

«Убей его! Ради бога, убей его прежде, чем он доберется до тебя!»

Я распознал мысль Хилтона. Оцепенение спало. Моя рука потянулась к пистолету. Даже когда я выхватил его, то видел, что происходит. Я увидел ужасное подобие лица, формирующегося в этих черных и кипящих глубинах. Я видел, как рудиментарные нервные окончания распадаются на конечности и щупальца, которые вытягиваются в когти. Я увидел адский намек на большой рот… ухмыляющаяся черная пасть, зияющая в глубине пульсирующей массы.

Я выстрелил.

Я стрелял снова и снова. Чаша разлетелась на миллион осколков, но я продолжал палить в извивающуюся черноту огромного чудовища, которое скользнуло ко мне, даже распавшись на грязные черные клочки. Через мгновение все было кончено. Я уставился на пузырящуюся, свернувшуюся массу — все, что осталось от черного мозга. На мгновение мне показалось, что я что-то вижу, но это, должно быть, было мое собственное воображение.

Потому что я вдруг понял, что случилось с людьми, погибшими в экспедиции Кресса, что произошло с Кити, которая не вернулась на дневной рейс на Венеру. Я знал судьбу Кресса, не выходившего после побега из дома. И глядя на массу на полу, я понял, что случилось с Деннисом Хилтоном после того, как он попрощался со мной вчера вечером. Я знал, что взывало к нему и привело его в эту комнату умирать. Вот почему в пузырящейся жиже я почти мог представить себе, что в последний раз вижу их лица, на мгновение сквозь распадающуюся слизь проступили искаженные лица мертвых. Я увидел измученный рот Хилтона, чья мысль где-то внутри черного мозга послала сообщение, спасшее меня. Теперь я знал, чего хотел мозг и как он рос.

Все их теории оказались неверными.

Что бы там ни было, это был не мозг. Это было животное.

Чудовище, обладавшее странной гипнотической силой и использовавшее эту силу, чтобы уничтожать жертвы.

Потому что животные должны питаться!

НИКОГДА НЕ ВЕРЬ ДЕМОНУ (Never Trust a Demon, 1943) Перевод К. Луковкина

— Наверное, я просто не гожусь в плотники, — сказал мистер Снарч, распиливая женщину пополам и добавил: — Что за топорная работа.

Конечно, мистер Снарч пробормотал все это себе под нос, потому что публика не должна слышать подобные комментарии от фокусника со сцены. Мистер Снарч был театральным фокусником и путешествовал под именем Джеффри Великого. В этом амплуа он должен был распиливать женщину наполовину каждый вечер, а еще дважды в неделю на утренниках, и он очень устал от этого. Первые несколько раз было весело, но теперь это стало тяжелой рутиной. Иногда у него едва ли хватало честолюбия снова собрать леди в конце представления.

Конечно, так не годилось. Если это будет продолжаться, он не только заработает плохую репутацию, но и потеряет партнеров.

Поэтому сегодня вечером он поспешил закончить свое выступление с распиливанием, а затем собрал кусочки вместе в рекордно короткие сроки. Мистер Снарч хотел закончить шоу и вернуться к своей магии. Спасением Джеффри Снарча и его единственным хобби была магия. Не сценические фокусы, а настоящая, черная магия. Колдовство. Некромантия. Сегодня вечером ему особенно не терпелось уйти из театра, потому что он только что открыл великолепную новую формулу для призыва демона.

Возможно, эта формула была не то чтобы новой, а скорее хорошо забытой старой. Джеффри Снарч обнаружил ее в очень древней книге, напечатанной на латыни. Поэтому он поспешно закончил выступление, выбежал из театра и побежал в свой гостиничный номер, где под матрасом была спрятана книга. Он перевел заинтересовавшее его заклинание и написал его на листке гостиничной бумаги вместе со списком необходимых вещей, которые заставят заклинание сработать.

— Дайте подумать, — сказал мистер Снарч. — Мне понадобится немного жабьей крови, немного священного вина и немного мела, чтобы нарисовать пятиугольник, а также пять черных свечей и корни мандрагоры, чтобы поджечь их.

Поэтому он надел пальто и шляпу и отправился за покупками. Через полчаса он вернулся в свою комнату со свертками, разложил все на кровати и опустил шторы.

— Конечно, мне не удалось получить в точности то, что нужно, — признался он себе. — Но думаю, сработает не хуже.

Вместо жаб мистеру Снарчу пришлось купить лягушек в зоомагазине. Естественно, он не смог найти священное вино, но решил использовать вместо него немного виноградного сока.

Однако у него был мел и свечи. Конечно, свечи были не черными, а обычными именинными — но больше в магазине ничего не нашлось. Мистер Снарч даже не знал, как выглядят корни мандрагоры, поэтому просто пошел на пустырь и сорвал несколько сорняков.

— Но я думаю, все будет в порядке, — продолжал успокаивать себя мистер Снарч.


Потом он взял свой перевод инструкций и начал делать то, что говорила книга. Он нарисовал пятиугольник, зажег свечи, смешал лягушачью кровь с виноградным соком и поджег сорняки на подносе. Конечно, было много технических вещей, которые он должен был сделать со всем этим, но самое главное — через полчаса он устроил в комнате адский беспорядок. Затем он выключил свет и начал громко повторять заклинание при свете свечей.

В гостиничном номере было очень темно и страшно, а праздничные свечи отбрасывали необычные тени. Воздух наполнил запах горящих сорняков, но мистер Снарч не беспокоился. Он был опытным чародеем и просто читал по-латыни, проговаривая слоги, и надеялся на лучшее.

Но досталось ему самое худшее. Время от времени в местах текста, где было не понятно, как произносятся слова по латыни, он начинал делать необходимые пассы в воздухе. И вот тогда это произошло.

Внезапно занавески всколыхнулись. Это выглядело странно, потому что все окна были закрыты. Затем на стене появилась тень. В комнате появился кто-то еще! Это выглядело необычно, потому что все двери были заперты. Мистер Снарч посмотрел на тень, затем моргнул, снова посмотрел и увидел того, кто отбрасывает тень. Потом он закричал.

— Оу-уу! — крикнул мистер Снарч.

— Совсем неплохо, — произнес чей-то голос. — Последний человек, который меня видел, вообще не кричал, а просто выпрыгнул из окна.

— Честно говоря, именно это я и хотел бы сделать, — пробормотал Снарч. — Единственная проблема в том, что окна заперты. И мои колени дрожат слишком сильно, чтобы я мог прыгнуть.

— Да, я заметил, — сказал голос. — Подожди, я выйду на свет.

Мистер Снарч наблюдал, как фигура приближается к свету свечи. Поначалу он наблюдал с того места, где стоял, но в конце концов стал смотреть на визитера из-под кровати. Он вполз туда в спешке, когда хорошенько разглядел то, что ему привиделось.

На минуту он потерял дар речи.

— Благослови меня Господь, — прошептал он. — Благослови меня Господь!

— Извини, — сказал голос. — Это не совсем по моей части. — Может, мне лучше уйти?

— Я не хотел тебя обидеть, — поспешно сказал мистер Снарч, вылезая из-под кровати. — Просто ты меня немного ошеломил.

— Неужели? — сказал голос с довольным смешком. — Ну и ну.

— Знаешь, ты просто ужасен, — признался Снарч.

— Неужели? — проворковал голос. — Разве я ужасен?

— Ужасен! — воскликнул Мистер Снарч.

— О, ты мне льстишь, — жеманно сказал голос.

— Вовсе нет, — настаивал Снарч. — Ты действительно отвратителен.

Демон и впрямь был отвратителен. Он присел на корточки в центре комнаты. Его тело было худым, зловещим, зеленым, непристойным. Огромная туша, похожая на жабу, с гладкой кожей рептилии. У него были перепончатые лапы и когти, окаймленные мхом у кутикул. Он выглядел так, словно его мариновали веками.

У него не было лица в обычном понимании. Представьте себе зеленый череп с желтыми глазами, и вы поймете, о чем речь. Чем больше мистер Снарч смотрел, тем меньше ему нравился посетитель. Демон наклонился вперед, вытянув ухмыляющееся лицо на похожей на стебель шее. Раздвоенный язык облизал пересохшие губы. Он выглядел так, словно готовился к прыжку.

Мистер Снарч поспешно вернулся в пятиугольник, который должен был защитить его от демона.

— Ты не можешь пересечь линию мела или пройти между свечами, — прошептал он. — Перестань так на меня смотреть!

— Как? — заскулил демон.

— Все, что мне нужно, это стакан воды. Разве ты не видишь, что я высунул язык? У меня была долгая, тяжелая поездка.

— Попробуй вот это, — предложил Снарч, указывая на чашу с лягушачьей кровью и виноградным соком.

— А! — сказал демон. — Это больше похоже на правду.

— Витамины, — сказал Снарч.

— Да, это было ужасное путешествие, — вздохнул демон между глотками. — Кружиться в пространстве, а потом извиваться между измерениями. Это нелегко при моем возрасте.

— Могу себе представить, — сочувственно вздохнул Мистер Снарч.

— Кроме того, меня уже давно никто не призывал, — признался демон. — У меня нет практики.

— Неужели? — сказал мистер Снарч.

— Да. Ты же знаешь, что произошло с колдовством за последние несколько столетий — оно пришло в упадок. Никто теперь таким не занимается. Кстати, каким образом тебе удалось раздобыть мое заклинание?

— В этой книге, — объяснил мистер Снарч, вытаскивая из кармана том. — Когда-нибудь видел его?

Демон задумчиво склонил голову набок.

— Конечно. Несколько сотен лет назад он приносил мне много прибыли. Теперь его, кажется, уже никто не читает. Вот какова современная эпоха!

Он вздохнул, словно предупреждая о воздушном налете.

— Не возражаешь, если я присяду? — спросил он. — Устал с дороги.

— Прошу, — гостеприимно сказал мистер Снарч. — Ты ведь довольно стар, не так ли?

— Просто посмотри на меня, — простонал демон.


Мистер Снарч не хотел смотреть на демона, но ему удалось выдержать это зрелище в течение нескольких минут. Он заметил на морде демона морщины, дряблые мешки на руках и ногах, где когда-то бугрились мышцы. Заметно выделялись варикозные вены.

— Смотри, — проскрежетал демон. — Посмотри на то, что осталось от моих зубов.

И действительно, во рту у демона виднелось лишь несколько больших желтых пней.

— Очень жаль, — посочувствовал Мистер Снарч.

— Да… Я уже почти ничего не могу есть, — признался демон. — И просто время от времени покусываю руку или ногу.

— А ты, — прохрипел Снарч, бледнея, — говоришь, просто… покусываешь?

— Грызу, — повторил демон.

Мистер Снарч внезапно отбросил все мысли о том, чтобы подружиться со своим гостем из геенны. Он снова задрожал и замер в безопасности пятиугольника.

— Ну что ж, — сказал он. — Все это очень интересно, но ничего нам не дает. Очень скоро свечи догорят — это всего лишь именинные свечи, заметь, — а потом ты можете подойти и схватить меня.

Чтобы избежать этого, я думаю, что нам лучше решить все дела прямо сейчас.

— Чтобы быть уверенным, — сказал демон. — Конечно.

Он присел на корточки и задумчиво потер руки.

— Чем могу быть полезен, сэр? — спросил он.

Мистер Снарч нервно откашлялся. Значит, все это правда.

Мистер Снарч действительно мог получить то, что обещали старые книги! В его распоряжении был настоящий демон. Чего он хотел?

— Деньги, — сказал Снарч. — Я хочу много денег.

— Мудрый выбор, — сказал демон. — Я просто начислю тебе, скажем, миллион долларов?

— Плюс подоходный налог, — поспешно добавил Джеффри Снарч.

— Плюс подоходный налог. Очень хорошо.

— А взамен, конечно, тебе что-нибудь понадобится? — спросил мистер Снарч.

— Естественно. — Глаза демона сверкнули. — Давай посмотрим на тебя. Хммм. Ты симпатичный и пухленький. Думаю, ты мне понравишься.

— Я тебе нужен?

— Я бы с удовольствием тебя съел.

— Не согласен! — мистер Снарч побледнел, его глаза сузились. — У меня атеросклероз.

Это была ложь, но демон остановился. Мистер Снарч быстро воспользовался своим преимуществом.

— Кроме того, я заядлый курильщик, — заметил он. — И ты знаешь, что говорят каннибалы Новой Гвинеи.

— Нет, не знаю, а что они говорят?

— Что у курильщиков неприятный привкус табака.

— Понятно.

— Кроме того, — добавил Снарч, — я не хотел бы повредить твои зубы. Ты уже не так молод, и у тебя могут быть проблемы с костями. — Он покачал головой. — На самом деле, как твой друг, я бы чувствовал себя очень виноватым за то, что позволил тебе съесть меня.

— Ну, если ты так говоришь…

— Почему бы тебе не забрать мою душу? — предложил мистер Снарч. — Дай мне мой миллион плюс налоги и шесть месяцев отсрочки. А потом возьми мою душу. Думаю, так будет лучше.

— Хорошо, — согласился демон. — Я пойду на это. Не мог бы ты подписать здесь?

В когтях демона появилась маленькая черная книжка, которую он швырнул через пятиугольник. Мистер Снарч достал ручку.

— Кровью, пожалуйста, — уточнил демон.

— Хорошо, пусть все будет как полагается, — мистер Снарч уколол палец и сделал подпись. Затем отбросил книгу назад.

— Спасибо, — сказал демон. — Увидимся позже.

Он исчез. Мистер Снарч вздохнул. Внезапно голова демона замерцала в воздухе.

— Как ты хочешь получить деньги? — спросил он.

— О, любым способом, — сказал ему Снарч. — Сойдут и крупные купюры. Главное, чтобы я быстрее их получил.

— Слушаю и повинуюсь, — прошипел демон.

Голова исчезла. Мистер Снарч вздохнул со смешанным чувством облегчения и сожаления, затем принялся убираться в комнате. Ему потребовалось довольно много времени, чтобы привести себя в порядок. Он убирался допоздна, потом лег на кровать и заснул. Когда он проснулся, было уже светло.

— О-о! — спохватился мистер Снарч. — Я опаздываю на спектакль в театре.

Он совсем забыл о дневном спектакле. Поспешно одевшись, он в бешенстве выбежал из вестибюля отеля и поймал проезжавшее такси.

— Большой театр! — закричал он. Когда он приехал, шоу уже началось. Майра, его помощница, которую он распилил пополам, с нетерпением ждала его.

— О, Джеффри! — взвыла она. — Что с тобой случилось?

Джеффри Снарч слабо пожал плечами, не очень-то довольный ее заботой. Эта Майра очень решительный тип женщины. И, очевидно, она решила выйти за него замуж. Как мог он избегал ее, никогда не разговаривал с ней. Их единственный интимный контакт происходил, когда он распиливал ее. Снарч надел парадную одежду и снова предстал в образе волшебника Джеффри Великого. Оркестр играл на открытии выступления. Он быстро договорился с Майрой о реквизите, и вышел на сцену.

Все это время у него не было возможности вспомнить события прошлой ночи. Он был слишком занят, слишком торопился.

Оказавшись на сцене, он сосредоточился на шоу.


Джеффри Снарч начал с нескольких карточных фокусов и пары носовых платков. По мере того, как он двигался по программе выступления, мысли его расплывались. Он рассеянно замахал руками, нащупывая хитроумные приспособления, которые управляли кроликом, цветами и пищей, которые должны были появиться из его рукава. Он сделал несколько пассов и позволил первому предмету скользнуть в руку.

— У меня кролик, — сказал он.

Зрители засмеялись.

— У меня тут…

Снарч уставился на свои руки. Никакого кролика в его ладони не было. Вместо этого его пальцы сжимали пачку желтых банкнот. Тысячедолларовые купюры! Он снова машинально взмахнул рукой.

— Кролик! — пробормотал он.

Никакого кролика. Еще одна пачка денег. Публика взвыла.

— Ладно, — в отчаянии сказал Снарч. — Никакого кролика. Но у меня есть много салата!

Последовавший за этим фокус снова рассмешил публику.

Снарч отчаянно извивался. Что, черт возьми, случилось с этим кроликом? Он похлопал себя по пальто, и оттуда вылетела еще одна пачка банкнот. А потом еще одна. Он даже не заметил этого.

Он снова вцепился в свою одежду, ища неуловимого кролика. На сцену посыпались деньги. Он в отчаянии подумал, не забрался ли кролик к нему в штаны и потряс штанинами. Раздался оглушительный звон, и из его брюк выпал поток золотых монет.

Публика гудела и кричала. Снарч тоже. Когда он попытался поклониться, монеты вылетели у него из-за пояса, каскадом хлынули из-под жилета, посыпались из карманов. Он стоял по колено в деньгах, когда упал занавес. Вокруг раздавались возмущенные голоса. Менеджер сцены выбежал с руганью.

— Что, черт возьми, происходит? — потребовал он, а затем уставился на деньги и ахнул: — Господи, они настоящие!

Снарч усмехнулся. Внезапно он понял, что произошло.

Обещание демона сбылось — вот один миллион долларов! Демон выбрал весьма оригинальный способ доставить требуемую сумму.

— Конечно, настоящие, — усмехнулся Снарч, как сумасшедший сгребая купюры. — И это тоже.

— Что?

Снарч ущипнул режиссера за нос.

— Моя отставка, — сказал он. — С сегодняшнего дня. Сейчас же. Я ухожу. Ухожу на пенсию.

Оставив менеджера с выпученными глазами, Снарч сошел со сцены, прихватив свои деньги. Майра ждала его за кулисами.

— Что это такое? — всхлипнула она. — Ты же не хочешь сказать, что все кончено?

— Но я серьезно, — сказал Снарч, стараясь не злиться. — Я не знаю, как сказать тебе это, Майра, но я распилил тебя пополам в последний раз.

— Что же мне делать? — прошептала девушка. — Без тебя я просто развалюсь на куски.

— Может быть, ты найдешь кого-нибудь другого, — утешил ее Снарч. — Ты такая милая молодая девушка. Любой бы с гордостью порезал тебя на куски.

Она рыдала ему вслед, пока он собирал свои вещи.

— Это будет не то же самое, — простонала она. — Что бы ни случилось, я всегда буду думать о тебе и о том, как ты меня распиливал.

— Возьми это, малыш, — сказал Снарч, вкладывая ей в ладонь горсть золотых монет.

— Куда ты отправишься?

— В мое загородное поместье, — ответил Снарч.

— Загородное поместье? У тебя нет загородного поместья.

— Обязательно будет, — усмехнулся Снарч. — И скоро.

И он сдержал слово.

Снарч отправился в офис риэлтора, оттуда прямиком к галантерейщику и заказал сто костюмов, которые должны были быть доставлены по адресу его нового загородного поместья. Повинуясь внезапному порыву, он также купил яхту, не то чтобы из-за большого желания. Просто ему нужно было судно. Кроме того, один из его белых тропических костюмов хорошо сочетался бы с яхтой. После этого он вложился в лимузин, родстер, украшенные бриллиантами наручные часы и пятьсот ящиков шотландского виски. Все это должно было быть доставлено командиром корабля на его новый адрес. Он был очень доволен своей дневной работой и решил отдохнуть в ночном клубе.

Там он хорошо расслабился. Любой, кто дает официантам чаевые двадцатидолларовыми золотыми монетами, может рассчитывать на отличный сервис. На следующее утро Джеффри Снарч проснулся с сильным похмельем. Он лежал в постели в своем новом поместье и не желал вставать. Но в девять часов раздался звонок в дверь, и так продолжалось целый день. Посыльные и водители начали прибывать с его новыми вещами, и Снарч не отходил от дверей, расплачиваясь наличными. В общем, ему удалось избавиться от большого количества денег. Пришли посыльные расписаться за дом, а кто-то еще пришел сообщить, что его яхта ждет в лагуне. Снарч расплатился с улыбкой, хотя голова у него гудела. Наконец шум и крикистихли. Он лег на диван, чтобы насладиться остатками похмелья.

Снова раздался звонок в дверь. Снарч открыл. Драчливый водитель грузовика приветствовал его со свирепой усмешкой.

— В чем дело? — спросил Снарч.

Водитель грузовика нахмурился.

— Я был здесь сегодня утром, — прорычал он. — Привез скотч.

— Ну и что с того? Я ведь заплатил тебе, не так ли?

— Да. Ты заплатил мне. Мечеными купюрами.

— Меченые купюры?

— Ага. Смотри. — Грязная рука протянула желтую бумажку.

Мистер Снарч осмотрел ее. Да, она действительно была помечена.

— Где же ты их украл? — пробормотал водитель грузовика.

— Украл? — ахнул мистер Снарч. — Я ничего не крал.

— Эти деньги украдены! — рявкнул водитель. — Возьми их обратно.

— Подожди минутку, — прошептал Снарч. — Звонит телефон.

Он побежал в дом, по коридору и снял трубку. Голос на другом конце провода принадлежал человеку, который продал ему яхту.

— Мистер Снарч?

— Слушаю.

— Вы купили у нас яхту за 200 тысяч долларов? Помните?

— Конечно.

— Вы заплатили наличными.

— А почему бы и нет?

— Мистер Снарч, где вы взяли эти деньги? Мы только что проверили валюту и обнаружили, что она меченная.

— Я… Я…

— Мистер Снарч, знаете ли вы, что нам необходимо сообщать о таких махинациях федеральным властям? Они заглянут к вам сегодня днем по этому вопросу.

— Отлично, — сказал мистер Снарч. — Прекрасно. Я буду ждать их. Я испеку им пирог.

Он повесил трубку. В конце коридора ждал водитель грузовика, бормочущий что-то о своих деньгах. Мистер Снарч пожал плечами и вздохнул. Он не мог объяснить происходящее. Что-то было не так. Но он не хотел ничего объяснять или выяснять, в чем дело. Все, чего он хотел — это исчезнуть. Мистер Снарч на цыпочках вошел в библиотеку и вылез в окно. Он прокрался в свой лимузин и поехал вниз по подъездной дорожке. А потом он рванул в город.

Он зарегистрировался в отеле, где вызывал демона раньше. Потом вышел и купил кое-какие припасы. Ровно в полночь он совершил обряд призыва. Демон присел на корточки возле нарисованного мелом пятиугольника во мраке и устало вздохнул. Но мистер Снарч не выказал никакой жалости. Он не предложил демону сесть и даже не предложил выпить. Он просто смотрел и обвиняюще постукивал ногой.

— Ты хотел видеть меня? — наконец проскрежетал демон.

— Ты же знаешь, что да, — отрезал Снарч.

— Чего ты хочешь? Что-то не так?

— Ты знаешь, что не так.

Демон покраснел еще сильнее.

— О. Насчет этих денег, полагаю? Я могу это объяснить. Видишь ли, я…

— Это неважно, — с горечью сказал мистер Снарч. — Сделка отменяется за нарушение договора. Ты знаешь, что я прав.

Демон прищурился. Вернее попытался это сделать, потому что не имел век.

— Подожди минутку, — тихо сказал он. — Подожди минутку.

Деньги — это еще не все, знаешь ли. Мы могли бы что-нибудь придумать.

— Что? — сказал мистер Снарч.

— Сила, — промурлыкал демон. — Может быть, ты хочешь власти?

В наши дни многие люди жаждут власти. Взять хотя бы этого Гитлера, — намекнул он.

Мистер Снарч скорчил гримасу.

— Не для меня, — резко сказал он. — Такая сила меня нисколько не интересует.

— А как насчет… женщин?

— Женщины?

— Я мог бы достать тебе самых красивых женщин в истории, — уговаривал демон. — Подумай, например, о Елене Троянской. А как тебе Клеопатра? Вариантом много. Дюбарри. Мадам Помпадур.

Жозефина.

— А ты мог бы? — сказал мистер Снарч, подумав о Майре. Все, что угодно, было бы облегчением после Майры.

— Тебе хотелось бы стать великим любовником? — намекнул демон. Теперь он был на правильном пути и поспешил сыграть на этом, пропев: — Великолепные девушки. Прекрасные блондинки.

Милые брюнетки. Рыжие, в конце концов.

— Да, — вдруг сказал мистер Снарч. — С удовольствием.

— Конечно, — бойко ответил демон, — это особая сделка, и это будет означать, что твое время сокращается. Вместо шестимесячного контракта я должен сократить свое предложение до трех месяцев.

Мистер Снарч улыбнулся.

— Все будет в порядке, — сказал он. — Забери свои деньги и приведи девочек.

Демон кивнул.

— Но больше никаких фокусов, — предупредил Джеффри Снарч.

— Милые фокусы, — хихикнул демон, а потом исчез.

Остался только смешок. Снарч задумчиво убрал беспорядок и лег спать.


Из-за похмелья и непривычных нагрузок он спал крепче обычного. По правде говоря, когда он проснулся, снова была ночь.

Мистер Снарч проспал сутки напролет. Он встал, моргнул и пошел в ванную, чтобы побриться. После бритья он неторопливо принял ванну. Когда он оделся, было уже почти девять часов. Он вернулся в свой гостиничный номер, потом, пошатываясь, зашел в спальню.

На кровати, стуле и бюро мистера Снарча сидели шесть девушек. Две блондинки, две брюнетки и две рыжеволосые.

Все они были разного типа. Невысокие, высокие, толстушки, худенькие, хрупкие, подтянутые. Но все имели одну общую черту.

Костюм, состоящий из стразов. Несколько здесь, несколько там, но их костюмы были похожи — так же, как и хмурые лица девушек.

Пошатываясь, мистер Снарч застыл в дверях. Они посмотрели на него снизу вверх.

— Хорошо, — хрипло произнесла высокая рыжеволосая девушка.

— В чем дело, мистер?

— А что, разве ты не знаешь, почему ты здесь? — спросил мистер Снарч.

— Нет, не знаю, — настаивала рыжая. — Мы сидели в нашей гримерке, готовясь к шоу, когда появляется этот парень с пистолетом…

— Какой парень?

— Откуда мне знать? На нем была маска. Кроме того, он не дал нам возможности взглянуть на него. Просто заставил нас выйти через заднюю дверь и сесть в такси. Потом отвез нас сюда, поднял на грузовом лифте и тайком провел в твою комнату. Он запер дверь снаружи.

— Похититель, — взвизгнула маленькая блондинка. — Вот кто он такой. Похититель!

— Забрал нас из ночного клуба, — пожаловалась пухленькая брюнетка. — Притащил сюда под дулом пистолета. А ты, наверно, работорговец.

Мистер Снарч принял эти откровения в смятении.

— Девочки, пожалуйста, — сказал он. — Позвольте мне объяснить…

— К черту твои объяснения! Выпусти нас отсюда!

Рыжеволосая встала и посмотрела на него.

— Но… — начал Мистер Снарч.

Это было неправильное слово. Рыжеволосая опустила голову и боднула его.

— Ну ка, девочки! — завопила блондинка. — Покажем этому большому хулигану!


То, что произошло потом, было очень болезненно. На Мистера Снартча лихо набросились шесть девушек — но вовсе не так, как он мечтал. Они набросились на него с щетками для волос, зеркалами, кувшинами, рамами для картин и другими вещами.

Они набросились на него зубами и ногтями. Они оставили мистера Снарча лежать на полу с библией Гидеона на груди. И он был почти готов к этому. Почти через час он пришел в себя.

Девочки ушли, по дороге сняв дверь с петель. У мистера Снарча едва хватило сил спуститься вниз и купить свежие свечи, лягушек и виноградный сок. Ему с трудом удалось вырвать еще несколько корней на пустыре и начертить мелом пятиугольник. Его голос был хриплым, когда он произносил латинское заклинание.

Но сделал это.

И появился демон. Он злобно присел перед ним на корточки, и мистеру Снарчу показалось, что он заметил насмешливый блеск в его глазах. Был ли блеск или нет, Снарч был слишком зол, чтобы колебаться.

— Ну вот ты и сделала это, — проскрежетал он. — Эти женщины… признайся, где ты их взял?

— В чем дело? — спросил демон.

— Ты прекрасно знаешь! — крикнул мистер Снарч. — Знаменитые красавицы истории — ха! Ты украл кучу хористок из ночного клуба, не так ли?

— Ну…

— Все верно! — закричал Мистер Снарч. — Просто обычный похититель, вот кто ты такой.

— Но ты же просил женщин.

— И еще одно, — продолжал Снарч, не обращая внимания на слова демона. — Я тоже только что выяснил насчет этих денег. Все подробности есть в утренней газете. О банковском мошеннике, который был задержан. Неудивительно, что валюта была помечена. Грязные деньги, вот что ты мне дал.

Демон опустил голову.

— Но почему? — простонал Мистер Снарч. — Почему? Это все, что я хочу знать.

Демон повернулся к нему, его лицо, похожее на череп, исказилось.

— Потому что я старый, вот почему. Потому что я стар, и у меня нет практики. У меня больше ничего нет.

— Что это за штука?

— Это сила. Все проходит с возрастом. — Демон тяжело вздохнул.

Зазвенели стекла. — Раньше я был почти всемогущим.

Как говорится в книге, я могу сделать что угодно, принести тебе что угодно, исполнить любое твое желание. Но теперь все кончено. Я сделал для тебя все, что мог. Я не могу как раньше создать для тебя богатство, поэтому пошел и украл его. И я не мог вызвать красивых женщин для тебя, поэтому я украл их. Я думал, ты не поймешь, но ты сделал это.

— Да, это так, — сурово сказал мистер Снарч. — Конечно, ты понимаешь, что это делает наше соглашение недействительным.

Демон сел. Его когти беспокойно заскребли по полу, а губы растянулись в жутковатой усмешке. Он наклонился ближе к мерцающим теням.

— О нет, — пробормотал он. — Нисколько.

— Что ты имеешь ввиду?

— Через три месяца ты умрешь. Ты отдаешь мне свою душу.

— А теперь слушай сюда…

— Это ты послушай меня. — Демон подкрался ближе. — Я выполнил свою часть сделки: принес тебе миллион долларов, не так ли? Я не сказал, откуда он взялся и кому он может принадлежать. Ты получил свои деньги.

— Еще…

— Подожди! — демон злобно ухмыльнулся. — Ты передумал и захотел женщин. Блондинки, брюнетки, рыжие. Я дал тебе блондинок, брюнеток, рыжих. Я не уточнял, что ты им понравишься, но доставил их тебе. И поэтому, мистер Джеффри Снарч, я настаиваю на нашей сделке. Через три месяца я заберу твою душу.

Мистер Снарч выпрямился. Он пожал плечами.

— Очень хорошо, демон, — вздохнул он. — Полагаю, ты сам напросился.

— Что?

— Я надеялся избавить тебя от этого последнего унижения на некоторое время, — сказал мистер Снарч. — Из уважения к твоему возрасту.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты очень стар, демон. Иначе вы не допустил такой ошибки, подписывая со мной контракт. Ты бы сначала посмотрел мое имя.

Но ты этого не сделал. Ты хотел мою душу и пытался обмануть меня. Вместо этого я обманул тебя. Ты все-таки не получишь мою душу.

— Почему нет?

— Потому что, — медленно произнес мистер Снарч, — я продал душу дьяволу два года назад!

СКЕЛЕТ В ШКАФУ (The Skeleton in the Closet, 1943) Перевод К. Луковкина

Я открыл дверь шкафа и увидел внутри скелет. Он висел на третьем крюке слева. Я только покачал головой и улыбнулся.

Потом пришел в себя, лежа на полу. Дверь шкафа все еще была открыта. Я робко поднял глаза. В низу шкафа я увидел резиновые сапоги, несколько старых, пыльных теннисных туфель и пару ветхих домашних тапочек. Я посмотрел выше и заметил плащ, пальто, пару брюк и старую шляпу, висящую на крючке. Кроме все прочего, там висел скелет. На этот раз я не упал в обморок.

Мне даже удалось подняться с пола. Но я не мог перестать смотреть на этот ужас. Он висел там, подвешенный на крюке, слегка покачивая взад и вперед костями. Он был довольно велик для скелета, — и как бы мне хотелось, чтобы это был просто костюм! Я обратил внимание на необычно большие кости и особенно на череп, который ухмыльнулся зловещей ухмылкой. В пустых глазницах зияла насмешка, а в оскаленных зубах — угроза.

Я крайне удивился тому, как этот скелет оказался в шкафу.

Неужели когда-то он был человеком, пойманным в ловушку и съеденным мотыльками? Нет, потому что дверь была заперта на замок. Я вздохнул. Это было именно то, что я ожидал найти в доме моего дяди. Он интересовался колдовством и черной магией, и был довольно эксцентричным в этом отношении.

Каждый Хэллоуин я посылал ему поздравительную открытку. В остальном мы редко общались, и все, что я знал о нем, было слухами. Сплетни о его необычной библиотеке запрещенных книг и тайных обществах, с которыми он был связан. Судя по этим сообщениям, он был сильно запутан в каком-то деле.

Но я не верил во все это. Когда некоторое время назад я получил известие о его внезапной смерти, адвокат дал мне ключ от дома и сказал, что я унаследовал его имущество. И вот я здесь.

А вот и скелет. Вечно смотреть на скелет невозможно. Поэтому через мгновение я сел и налил себе хороший, крепкий напиток. Я поднес стакан к губам, чтобы не видеть скелета, висящего в открытом шкафу, и хотел уже было сделать глоток.

— Сними меня с этого проклятого крючка, и я присоединюсь к тебе, — проворчал голос.

Я смог проглотить выпивку. Стакан выпал из моих пальцев, когда я в ужасе уставился на шкаф. Скелет говорил!

— Ты пролил свой напиток, — сказал мне голос.

Я поспешно пролил еще одну порцию — прямо себе в горло. А потом еще одну. Говорящие скелеты! Был ли он живым?

— Давай, — сказал скелет. — Неужели ты думаешь, что я хочу провести остаток своей жизни в этом душном шкафу?

Я заметил, что у скелета был глубокий замогильный голос.

Мне стало интересно, как он мог говорить, учитывая его прекрасную артикуляцию.

— Потратить остаток чего? — ответил я ему, стуча зубами. — Судя по твоему виду, ты свою жизнь уже потратил. Никогда не видел никого, кто выглядел бы менее живым. Тебе не нужно беспокоиться о душных шкафах. Тебе нужна хорошая, душная могила.

— Что ж, я не могу отправиться туда, пока ты не снимешь меня с этого крючка, — возразил скелет.

Я сделал еще один глоток — на этот раз из бутылки. В сочетании с моим испугом выпивка подействовала быстро. Хотя щелканье костей скелета звучало просто ужасно, его доводы звучали почти разумно.

— Давай, — настаивал скелет. — Спусти меня вниз.

— Кто будет поддерживать меня, пока я буду поднимать тебя? — возразил я.

— А чего тут бояться? — возразил скелет.

— Если бы у меня было зеркало, я бы тебе показал, чего, — сказал я ему. — Видеть не могу, как ты там висишь.

— Тогда сними меня с крючка.

Я осторожно подошел к скелету и, обхватив дрожащими пальцами, поднял его и поставил на пол. Скелет подбежал к столу с удивительной и ужасающей быстротой. Он пошарил вокруг и налил себе выпивки на три пальца. Три костлявых пальца.

Щелкнув локтевыми суставами, он поднес стакан к губам — или туда, где когда-то были его губы — и выпил.

«Куда все это девается?», подумал я. А вслух сказал:

— Откуда ты взялся?

Скелет повернулся ко мне.

— А тебе какое дело? — спросил он.

— Как бы тебе понравилось, если бы ты вошел в дом, открыл дверцу шкафа и обнаружил внутри скелет?

— Мне бы очень этого хотелось, — сказал он.

— Тогда у меня появилась компания, — вздрогнул я.

— Мне так одиноко, — пожаловался скелет. — Ты не знаешь, каково это — быть скелетом.

— И знать не хочу.

— Так и будет, — сказал скелет с жуткой ухмылкой. — Однажды.

— Я все еще хочу знать, как ты попал в этот шкаф.

— Можно сказать, я использовал отмычку, — ответил он мне.

— Хватит нести чепуху, — ответил я. — На самом деле, именно я открыл тебя.

— А я говорю, давай выпьем по новой. — Скелет налил еще.

Руки у меня дрожали, но я все же умудрился выпить. Мы щелкнули зубами, а не стаканами.

— Вот, смотрю на тебя, — сказал скелет.

— Я на тебя не смотрю, — ответил я. — И говоря об этой счастливой перспективе, ты должен убраться отсюда, знаешь ли.

Я не могу позволить тебе торчать здесь в таком виде. Что подумают мои друзья?

— А ты не мог бы сказать им, что я твой семейный скелет? — задумчиво спросил он. — В конце концов, что я могу сделать в моем положении?

— Ты можешь лечь и притвориться мертвым.

— Признаю, это немного необычно, — признал скелет. — Для этого не так уж много прецедентов, не так ли? Интересно, может быть, мы могли бы заручиться некоторой помощью?

— Ну, мы могли бы почитать «Кожу и кости» Торна Смита, — предложил я. — Он сделал несколько заметок о живых скелетах.

Только его случай оказался человеком, который периодически превращался в скелет и обратно в человека. И этот человек действительно существовал — то есть во плоти. Он просто выглядел как скелет.

— Это мне не поможет. Я не только выгляжу как скелет — я чувствую себя так же.

Скелет сделал еще один глоток. Я последовал его примеру. По какой-то причине я начал чувствовать себя довольно пьяным.

Это не могло быть из-за выпивки — или все-таки было? Во всяком случае, скелет больше не казался таким страшным и не пугал меня. При последующем обращении к нему я принял несколько надменный вид.

— Кстати, — заметил я, — у меня нет привычки разговаривать с безымянными скелетами. Могу я узнать твое имя?

— Возможно, — сказал он. — Но ты не получишь ответа.

Он икнул, тревожно стукнув нижней челюстью.

— Послушай, — вспыхнул я. — Кто ты такой? Или, вернее, кем ты был?

— Будь я проклят, если знаю, — признался скелет. — Вот это меня и озадачивает. Боюсь, я не могу вспомнить. Наверное, это амнезия. Должно быть, я попал в какую-то аварию.

— Судя по твоему виду, это был довольно серьезный несчастный случай, — сказал я ему.

Скелет печально покачал головой.

— Ты не знаешь, как попал в мой шкаф, почему до сих пор жив и кто ты? — настаивал я.

— Вот именно.

— Это неправильно, — поправил я. — Это противоречит всем законам природы. Ты не можешь быть жив, и, конечно, не должен висеть в шкафу.

— Меня и вполовину не волнует, что я не знаю, как меня зовут, — настаивал скелет. — Мне действительно интересно это узнать.

— Может, мне лучше позвонить в морг, — предложил я, — и поинтересоваться, не потеряли ли тебя там.

— Попробуй и в похоронные бюро, — добавил скелет.

Я поднял телефонную трубку и нашарил справочник.

— Подожди минутку, — сказал я. — Я не могу позвонить туда и спросить, нет ли там живого скелета. Копы будут гоняться за мной с сачками для бабочек. Нам придется придумать другой способ.

Скелет серьезно посмотрел на меня. Не знаю, как еще назвать вид, который он принял.

— Кстати, говоря об именах — ты еще не назвал мне своего имени, мой друг.

Я моргнул.

— Значит, так, я Тарлтон Фиске. Это дом моего покойного дяди, Магнуса Лорри.

— Магнус Лорри? Лорри? — костлявые пальцы впились в череп. — Но это же мое имя! Теперь ко мне вернулась память. Я Магнус Лорри, и это мой дом. А ты мой племянник! Я дядя обезьянки.

— Только без оскорблений, — предупредил я его и сглотнул.

Значит, ты мой дядя. Не могу в это поверить.

— А почему бы и нет?

— Отис Керсен, твой адвокат… он сказал, что ты умер от инсульта. Тебя похоронили в семейном склепе на кладбище Хоупкрест. Он устроил частные похороны, и уладил все детали. На похоронах никого не было.

— Никаких плакальщиков?

— Я единственный оставшийся в семье, — объяснил я. — И меня не было в городе. Отис Керсен телеграфировал мне, сказала, что ты оставил мне этот дом и свое поместье.

— Никто меня не оплакивал? — повторил скелет. — Как жаль, что бедняга умер без друзей! Если бы я мог быть там, я бы горевал.

— При жизни ты не был таким дружелюбным, — сказал я, краснея. — Ты был чем-то вроде эксцентричного затворника, и, кажется, называл себя колдуном.

— Так и было! — воскликнул скелет. — Да, я это помню. Я был настоящим колдуном, не так ли?

— Да, я слышал такое.

— Может быть, поэтому я все еще жив, — задумчиво произнес скелет. — Возможно, у меня было предчувствие смерти и я наложил на себя заклинание, чтобы сохранить сознание.

— Возможно.

— Но это забавно — я все еще многого не могу вспомнить.

Например, я не помню, чтобы у меня был инсульт. Я ничего не помню о своей смерти.

— Это не редкость при амнезии, — сказал я ему. — Часто больной просто восстанавливает частичную память. Остальные воспоминания возвращаются постепенно.

— Инсульт, да? — сказал скелет. — Дай мне зеркало.

— Зачем?

— Я хочу посмотреть на себя.

— Тебе не стоит этого делать, — честно возразил я.

— Дай мне зеркало, племянник.

— Хорошо, дядя Магнус.

Я принес ему ручное зеркало из комода в спальне. Мой костлявый дядя схватил его и уставился на свое отражение, содрогнувшись.

— Ого, какой я страшный! — воскликнул он.

Я молча кивнул.

— Выгляжу довольно отталкивающе?

— Определенно, — согласился я.

— Не встретился бы с собой в темном переулке.

— Лучше и не скажешь.

— Эй…

Скелет провел костлявой фалангой по затылку.

— В чем дело?

— Смотри, — воскликнул скелет. — Видишь эту дыру у меня в голове?

— Где?

— Прямо здесь.

— В чем дело? — спросил я, заметив маленькое круглое отверстие в его черепе.

— Это пулевое отверстие, — выдохнул скелет.

— Пулевое отверстие?

— Определенно. И знаешь, что?

— Что?

— Я умер не от инсульта. Меня убили!

— Нет! — ахнул я.

— Да. Эта пуля, должно быть, прошла насквозь. Отис Керсен или кто-то еще солгал. Говорю тебя, меня убили!

— Но почему… как?

— Дело не в этом, — прохрипел скелет. — А в том, кто это сделал?

Я собираюсь выяснить, даже если это займет всю мою оставшуюся жизнь — я имею в виду, смерть!

Магнус Лорри поднялся на свои костлявые ноги и возбужденно заплясал так, что его позвоночник задребезжал, как кастаньеты.

— Я собираюсь выследить человека, который убил меня! — закричал он.

— И что потом?

— Я не забыл свое колдовство, — заявил он. — И придумаю участь для моего убийцы, которую он никогда не забудет, пока жив — а это будет недолго.

Мой необычный дядя неприятно скрипнул зубами. Я в отчаянии отвел глаза.

— Звони этой жирной свинье, Отису Керсену! Свяжи меня с этим орлом, — приказал он.

Я послушно набрал номер офиса адвоката.

— Мистера Керсена, пожалуйста, — попросил я.

— Мистера Керсена нет в городе, — ответил голос стенографистки на другом конце провода. — Он уехал в Буффало на конференцию.

Я сообщил эту новость дяде.

— Буффало? Ад и проклятие! — прорычал скелет.

— Ты подозреваешь его? — спросил я.

— Я подозреваю всех! — застонал скелет. — У меня нет друзей.

Никто меня не любит. Никого это не волнует. С таким же успехом я мог быть мертв.

— Не плачь, — сказал я.

— Я не могу плакать, — вздохнул он. — Даже плакать я не могу. Но я все еще могу действовать и не буду сидеть просто так.

— Что ты предлагаешь?

— Думаю, что собираюсь заняться поисками. Небольшое любительское расследование, чтобы выяснить, кто меня убил. — Он ткнул костлявым пальцем в мою сторону. — И ты поможешь мне, племянник.

— С удовольствием. С чего мы начнем?

— Мы нанесем пару визитов.

— Куда?

— Заглянем к кое-кому из моих соперников.

— Соперники?

— Конкурирующие волшебники, — объяснил дядя. — В этих краях есть еще несколько человек, которые тайно практикуют мантические искусства. Дешевые колдуны. Все они завидовали мне и моей прекрасной коллекции инкунабул.

— У тебя есть инкунабулы? — спросил я.

— Тонны, — заявил он. — Больше проклятых инкунабул, чем ты можешь себе представить.

— Разве это не лекарства?

— Инкунабулы — это книги, написанные до 1600 года, — объяснил дядя. — У меня самая лучшая библиотека по магии из всех существующих. И некоторые из этих негодяев знали это.

Держу пари, что один из них меня прикончил, решив, что мое поместье будет выставлено на продажу и он сможет украсть мои драгоценные рукописи и формулы за бесценок. Должно быть, так оно и есть.

— Есть идеи, кто мог бы устроить такой заговор? — спросил я.

— Могучий Омар, например, — сказал Магнус Лорри.

— Кто он такой?

— Спиритуалист, и к тому же фальшивый медиум. Он просто шарлатан, который зарабатывает на жизнь, проводя мошеннические сеансы и разыгрывая простаков. Он действительно интересуется оккультизмом и, зная мои истинные силы, всегда ненавидел меня до глубины души — когда она у меня была.

— Ты думаешь, что он…

— У меня есть предчувствие, — сказал скелет.

— Пойдем, сначала мы его навестим. — Он встал и с лязгом прошел через комнату к двери.

— Подожди минутку! — запротестовал я. — Ты не можешь выходить в таком виде.

— А почему бы и нет?

— Люди увидят, как ты выглядишь — нужно как-то замаскироваться.

— Бесполезно, — сказал он мне. — Ты не можешь замаскировать мои лицо и фигуру.

— Но ты же спровоцируешь панику!

— Тогда тебе придется нести меня, — сказал дядя. — Вот именно!

Ты можешь нести меня на руках. Скажи, что доставляешь скелет в медицинскую школу. Я буду притворяться мертвым.

— Для тебя это будет нетрудно, — вздохнул я. — Но идея тащить скелет по улице средь бела дня меня не привлекает.

— Тогда подождешь до темноты? До полуночи?

— Полночь не время возиться со скелетами. Думаю, нам лучше уйти прямо сейчас. — Я осторожно взял его за ключицы. — Стой спокойно.


Неся его по коридору, я пинком распахнул дверь, прошел по подъездной дорожке и посадил в машину. Забравшись на водительское сиденье, я завел мотор.

— Куда едем? — спросил я.

Он дал мне адрес, и мы поехали. К счастью, когда мы влились в городское движение, улицы не были переполнены. Вскоре мы двигались по извилистым улочкам фешенебельного пригорода, где жил могучий Омар.

Когда мы остановились на светофоре, дядя Магнус с ухмылкой повернулся ко мне.

— Дави на газ, — прошептал он. — Мне не терпится предстать перед могучим Омаром. Я напугаю его как следует! Один мой вид должен вытрясти из него признание.

— Тише! — я задыхался. — Ты хочешь, чтобы кто-нибудь услышал, как ты говоришь? Перестань так вертеть головой — люди заметят.

На самом деле, кто-то уже заметил. Самый неприятный человек, которого я только мог представить. За окном маячил здоровенный полисмен.

— Эй, — прорычал он. — Что там у тебя?

— Всего лишь скелет, офицер. Я везу его в медицинскую школу.

— Я видел, как он двигался, — настаивал коп, с явным отвращением разглядывая костлявый череп.

— Может быть, машина слегка покачнулась, — предположил я. — О, это моя ошибка.

Коп уже собирался отвернуться, когда дядя Магнус дал волю своей импульсивности. Он громко икнул. Коп мгновенно развернулся.

— Что такое? — сказал он.

— Я икнул, — сказал я ему.

— Пьяный, да? Водишь в нетрезвом виде? — Он нетерпеливо потянулся за своим блокнотом.

— Вовсе нет, офицер. Просто изжога.

— О-о.

Дядя Магнус больше не мог сдерживаться. Он снова икнул, и его челюсти заметно дернулись.

— Святой Айк! — рявкнул офицер. — Этот скелет шевельнулся!

— Как он мог двигаться? — невинно спросил я. — Вы же знаете, что это невозможно.

— Да ну? Но он двигался, — сказал полицейский. — И тоже икнул!

С этим скелетом что-то не так, говорю тебе! Что-то очень плохое.

— Вот поэтому я и везу его в медицинскую школу.

Полицейского такой ответ не удовлетворил. Его мясистая рука просунулась в окно, и он потрогал ключицу дяди Магнуса.

— В чем дело, офицер? — нервно спросил я. — Почему вы трогаете мой скелет?

— Это твой скелет?

— Конечно. Чей же еще это может быть?

— Как это может быть твой скелет? — рявкнул офицер. — Твой скелет должен быть под кожей.

— Ну…

— Следовательно, — настаивал полицейский с предостерегающим блеском в глазах, — это не твой скелет. А если не твой, то краденый. Что ты делаешь с украденным скелетом, расхититель могил?

Это был ужасный момент. И дядя Магнус выбрал его для представления.

— Убери от меня свои лапы, большой болван, — простонал он. — Я не его скелет и не твой скелет — я свой собственный скелет. Я хочу, чтобы до тебя это дошло. И если бывают разграбленные могилы, то скорее всего это твоя собственная — потому что я собираюсь отправить тебя туда и быстро!

Я никогда раньше не видел, как убегают копы. Это было захватывающее зрелище. Не знаю, как человек может двигаться так быстро в этих тяжелых ботинках. Но он оказался действительно быстр. Так же быстро мы поехали снова. Дядя Магнус противно хихикнул мне в ухо.

— Прекрати это! — предупредил я его. — Ради бога, хватить пугать посторонних.

— Просто репетирую выступление перед могучим Омаром, — сказал дядя.

Мы подъехали к внушительному высокому каркасному дому, служившему для медиума местом жительства и работы. Я припарковался и вышел.

— Подними меня, — прошептал дядя. — Возьми под мышку и позвони в колокольчик. У него есть цветной дворецкий, но я сомневаюсь, что он будет долго беспокоить нас. Мы сразу же пойдем и побеседуем с нашим другом-спиритуалистом. Просто позволь мне действовать самому, и все будет хорошо.

Почему-то я сомневался в этом последнем утверждении. Но делать было нечего. Подхватив дядю Магнуса под мышку, я пошел по дорожке и позвонил в колокольчик. Открылась дверь.

На нас, закатив глаза уставился бородатый негр, одетый как индус.

— Вы желаете получить аудиенцию у могучего Омара? — произнес он звучным голосом. Я молча кивнул. Дверь распахнулась шире. Бородатый негр заметил мою костлявую ношу.

— Господи, спаси нас! — закричал он на чистейшем гарлемском диалекте. — Призраки!

Мгновение спустя я перешагнул через его распростертое тело и зашагал по коридору. Дядя Магнус нетерпеливо дергался под моим локтем. Мы очутились перед темным дверным проемом.

— Это здесь, — прошептал он. — Отпусти меня, и мы прокрадемся внутрь.

Мы открыли дверь в кромешную тьму. Сеанс спиритизма был в самом разгаре. Тихо двигаясь, мы вошли в темную комнату. Мои глаза постепенно привыкли к полумраку, и вскоре я смог различить слабые очертания во мраке.

Вокруг большого стола сидели шесть толстых женщин, положив руки на его поверхность. Во главе стола, как и в игре в бинго, восседал могучий Омар. Он был маленьким сухоньким человеком, одетым в тюрбан и восточную ночную рубашку. Его лицо напоминало чернослив, полное морщин.

В момент нашего появления могучий Омар был прямо в середине своего сеанса. На самом деле он просто впал в транс.

— О великий брахман! — прошептал он в темноте. — Силами Раджа-йоги я приказываю тебе — сорви завесу! Позволь своему смиренному слуге войти на астральный мир и общаться с душами ушедших.

Дядя Магнус сердито загремел рядом со мной, но пока не сделал ни малейшего движения, чтобы вмешаться.

— А! — вздохнул могучий Омар. — Сейчас я иду — я прохожу мимо… и кого же я вижу? Ах да! Это мой экстрасенсорный проводник в мир духов — доктор Анабанал.

Нормальным голосом он обратился к дамам.

— Доктор Анабана — дух низшего плана. Он призовет души ваших дорогих усопших и передаст вам их послания. Кто хочет поговорить с доктором Анабана?

Толстая дама рядом с могучим Омаром нервно откашлялась.

— Спросите его о дедушке, — дрожащим голосом произнесла она.

— Дедушка Айк Снодтроттер.

— Я постараюсь, — простонал могучий Омар. — Это тяжело — так тяжело. — Он глубоко вздохнул. — У меня есть леди, доктор, — сказал он.

Из воздуха донесся голос: он прозвучал пронзительно и жутко.

— Чего же она хочет?

— Она желает поговорить с Айком Снодтроттером. У вас там есть Мистер Снодтроттер?

— Я посмотрю, — сказал высокий голос. — Если он здесь и у него есть сообщение для леди, он будет общаться с ней, стуча по столу.

Наступило долгое зловещее молчание. Внезапно раздался яростный стук по столу.

— Дедушка, это ты? — ахнула толстая дама.

Снова стук.

— Это ваш дедушка, — сказал высокий голос доктора Анабаны, духовного наставника.

— Дедушка? Как ты? — с тревогой спросила дама. — Как ты себя чувствуешь?

— Дедушка говорит, что чувствует себя хорошо, — сказал высокий голос. — И чтобы доказать это, он сыграет на бубне.

И действительно, из ниоткуда выплыл призрачный бубен, освещенный фосфоресцирующим светом. Инструмент пролетел над столом и вдруг зазвякал.

— Вот видите? — сказал могучий Омар, внезапно выходя из транса. — Но мы должны поторопиться, чтобы не разрушить астральное заклинание. Есть ли другие дамы, желающие пообщаться с усопшими?

— Интересно, — сказала дама на противоположном конце стола. — Я хотела бы узнать, не можете ли вы найти мою тетю Агату.

— Мы можем попробовать, — сказал могучий Омар. — Если доктор Анабана согласится. Как полное имя вашей тети Агаты?

— Агата Плаг.

Могучий Омар откашлялся. Когда он это сделал, я почувствовал, как скелет отодвигается от меня в темноте.

— У меня есть леди, доктор, — произнес могучий Омар.

— Десять долларов этой леди! — прошептал голос.

— Что? — поспешно пробормотал Омар в растерянности.

— Мне очень жаль, — сказал голос. — Я думал, что я доктор Интеллект.

— Доктор Анабана? — позвал Омар в недоумении. — Ты меня слышишь?

— Доктору Анабане пришлось уйти, — сказал голос, в котором я теперь узнал голос моего дяди-скелета. — Доктор Гиллеспи хотел увидеть его в операционной. Говорит доктор Банан. Я пришел, чтобы занять его место.

— Что здесь происходит? — закричал могучий Омар. Затем, поспешно осознав свое положение, он вновь обрел достоинство. — Пожалуйста, найдите мисс Агату Плаг.

— Слушаю и повинуюсь, — сказал дядя и повысил голос, заорав: — Эй, Эгги! К тебе посетители!

— Это очень необычно, — пробормотала дама в конце стола. — Вы уверены, что ваш духовный контроль находится на правильном астральном плане?

— Астральный план? — с издевкой спросил мой дядя. — Я на астральном пикирующем бомбардировщике, сестричка! Подожди, ты хотела поговорить со своей тетей. А вот и старый канюк.

Сейчас постучит по дереву.

И действительно, по столу раздался стук. Но это был необычный ритм, напоминающий барабаны Конго.

— Раз, два и три — хоп! — сказал высокий голос, исходивший от моего дяди-скелета и изо всех сил подражающий женщине.

— Как вы там себя чувствуете, тетя Агата? — выдохнула женщина в конце стола.

— Я покажу тебе, что я чувствую, — сказал дядя фальцетом. — Я сыграю тебе что-нибудь на флейте.

Невероятно, но серебряная флейта, тоже фосфоресцирующая, проплыла над головами могучего Омара и дам.

— Слушайте! — огрызнулся мой дядя. Флейта заиграла. — Вы когда-нибудь слышал, как Пит чирикает на своем Пикколо?

— Что за чертовщина? — закричал могучий Омар, забывшись.

— Это не моя тетя Агата! — взвыла дама.

— Это демон! — крикнула женщина рядом с ней. — Оооо, я чувствую, как что-то щекочет меня!

Она была не единственной. Когда заиграла истерическая флейта, несколько дам начали хихикать и визжать. Могучий Омар поднялся на ноги.

— Что, черт возьми, все это значит? — взвыл он. — Включите свет!

Это была плохая идея. Загорелся свет. Когда дамы увидели живой скелет, сидящий на коленях могучего Омара с флейтой в костлявом рту, они не стали ждать.

Едва они поднялись, чтобы бежать, скелет дернул одной бесплотной рукой в сторону занавеса и потянул за веревочку. На стол упали бубен и два рожка вместе с микрофоном, громкоговорителем, простыней на проволоке и карликом, который прятался на жердочке под потолком.

— Я из мира духов! — заорал скелет. — Сегодня еще будут какие-нибудь сообщения или как?

Дамы его не слушали. Они выбегали из комнаты.

Могучий Омар быстро поднялся, сбросив скелет на пол. Он попытался нырнуть между ног убегавших толстых женщин, но костлявая рука дернула его за воротник.

— Пошли, — сказал дядя. — Ты вызвал духа, а теперь передай мне послание.

— Отпусти меня, — заныл Омар. — Возвращайся в ад или откуда ты там взялся!

— Только если ты пойдешь со мной, — проскрежетал дядя.

— Что ты хочешь от меня? — медиум дрожал.

— Я отведу тебя к старому другу, — прохрипел дядя. — К старине по имени Магнус Лорри.

— Н-но он же мертв.

— Я знаю, — проворчал дядя. — И ты убил его, не так ли?

— Н-нет-нет, я этого не делал! Отпусти меня! — взвыл фальшивый медиум. — Я всего лишь безобидный медиум — я никогда не убивал Магнуса Лорри — я просто немного занимался оккультизмом — я никогда не верил — я никогда не знал…

Скелет ослабил хватку.

— Я все равно должен тебя отвезти, — прошипел он. — Но на этот раз я отпущу тебя, если ты пообещаешь мне одну вещь.

— Что угодно. Все что угодно! — рыдал не такой уж могучий Омар.

— Хватит шуметь, — сказал скелет. — Найди работу в военной промышленности или займись чем-нибудь полезным.

— Да, я сделаю это прямо сейчас.

Скелет отпустил его и зашагал прочь. Я последовал за ним.

Когда мы шли по коридору, кто-то позвонил в парадную дверь.

Она резко открылась, когда мы приблизились к ней, и к своему ужасу я узнал фигуру, стоящую там в сумерках. Это был тот самый полисмен, который остановил нас на углу.

— Вот ты где! — фыркнул он. — Наконец-то я тебя нашел!

— А вот и нет! — сказал мой костлявый дядя, поворачиваясь и бросившись прочь по коридору. Я поспешил за ним, заметив револьвер в пухлой руке полицейского.

— Задняя дверь, — прохрипел дядя.

Полицейский топотал позади нас.

— Стой или я буду стрелять! — заорал он.

Но к тому времени, как пуля вонзилась в заднюю дверь, мы уже захлопнули ее за собой. В сумерках мы бросились к машине.

— Куда мы? — выдохнул я.

— Убраться к черту отсюда, — приказал дядя. — На полных газах!

Мы выскочили на улицу. Появился полицейский, и в зеркале заднего вида я заметил, что он садится на мотоцикл. Я быстро повернул за угол.

— Полагаю, могучий Омар не был виновен, — сказал дядя Магнус.

— Я в этом не уверен, — сказал я ему.

— Он был слишком напуган, чтобы лгать, — возразил живой скелет. — Как тебе понравилось мое выступление?

— Я испугался, — признался я.

— Хорошо. Если мы сможем ускользнуть от этого копа, я попробую еще раз.

— С кем на этот раз?

— С доктором Эггкопфом. Он психиатр в военном призывном центре.

— Психиатр?

— Да, но его хобби — коллекционирование книг по магии и демонологии. Обычно он крал их в книжных магазинах и ненавидел меня.

— Ты хочешь отправиться в армейский призывной центр прямо сейчас? — спросил я, со свистом проскочив через улицу, когда заметил полицейского на мотоцикле позади нас.

— Боюсь, что не смогу, — тяжело дыша, ответил дядя Магнус.

— А почему бы и нет?

— Небезопасно ввязываться в это дело, — сказал скелет. — Доктор Эггкопф довольно близорук и жесток. Если я навещу его в армейском призывном центре, он наверняка призовет меня в армию.

Я попытался ответить, но к этому времени вой сирены на мотоцикле заглушил мои слова.

— Он нас догоняет! — закричал мой дядя. — Любопытный дурак!

Я пытался оторваться как мог. Теперь мы оказались в самом центре города. Завыла сирена, и мы помчались во весь опор.

Скелет подпрыгнул на заднем сиденье.

— Прекрати это! — взмолился он. — Ты хочешь, чтобы нас обоих убили?

— Я единственный, кого можно убить, — пробормотал я.

— Тогда сделай что-нибудь!

— Я делаю все, что в моих силах!

Несмотря на темноту, лицо полицейского было отчетливо видно. Сирена завизжала у нас в ушах. Меня занесло за угол на повороте.

— Послушай! — закричал дядя Магнус.

Я прислушался. Еще один вопль заглушил сирену. Громкий, пронзительный вопль. В тот же миг огни на улице резко мигнули и погасли. В офисных зданиях вокруг нас в темноте мигали окна.

— Неужели ты не понимаешь? — крикнул я. — Это же блэкаут!

— Блэкаут?

— Да. Авария! Нам придется съехать на обочину и бежать вместе.

— Куда это?

— Должно быть, поблизости в центре города есть бомбоубежище. Если мы спрячемся на улице, нас подберут копы.

— Там вход в метро, — выдохнул дядя Магнус. — Бежим туда, сейчас же!

Мы остановились, когда завыли сирены. Выскочив из машины, мы помчались по улице. Позади нас ошеломленный коп ощупью пробирался в темноте.

— Стоять! — проревел он.

— Сюда, — выдохнул я, увидев черную пасть входа в метро, вырисовывающуюся из темноты. Мы спустились по лестнице с грохотом — я на каблуках и скелет гремя костями.

— Теперь мы в безопасности, — прошептал я, остановившись на площадке.

Вокруг было темно. Где-то внизу в тускло освещенной безопасности стояла толпа.

— Дальше спускаться нельзя, — проворчал скелет. — Не хочу, чтобы меня видели.

— Уверен, что никто не захочет смотреть на тебя, — заверил я его. — Но здесь все в порядке.

Кто-то еще сбежал по ступенькам, и мы застыли в молчании втроем. По тяжелым шагам я догадался, что это грузный человек.

Я подтолкнул скелет поближе к стене и через мгновение еще несколько пар высоких каблуков пробарабанили вниз по лестнице. Судя по шагам, я решил, что это две девушки.

— Ты в порядке, Мэми? — хихикнула первая.

— Оки-доки, я рядом, — ответила ее спутница.

— Ну и ну, разве тебя не волнуют эти отключения? — заметила первая девушка.

— А мне бы больше понравилось, если бы у меня был моряк, — ответила Мэми, чавкая жвачкой.

— Здесь есть моряки? — хихикнула другая девушка.

Мы с толстяком молчали. Дядя Магнус слегка пошевелил костями, но больше ничего не сказал.

— В чем дело, никто не желает пообщаться? — пожаловалась Мами.

Она придвинулась поближе и к несчастью для нее, оказалась совсем рядом с дядей Магнусом.

— И-ик! — пробормотала она. — Что это было?

— Что? — спросила другая девушка.

— Я почувствовала что-то холодное.

— Холодное?

— Холодное и… костлявое, — растерянно объяснила девушка.

Затем: — О Боже!

— В чем дело?

— Я не знаю — он весь костлявый… как скелет!

— Ты чокнутая, — констатировала ее подружка.

— Не шучу! — настаивала Мэми.

— Это метро, а не кладбище, — усмехнулась другая девушка. — Подожди, я зажгу спичку и посмотрю, кто тут.

— Не надо… — начал было я, но оказалось слишком поздно.

Спичка вспыхнула, и злобный череп дяди Магнуса выпятился наружу. С двойным криком две девушки скатились вниз по лестнице в безопасность убежища. В темноте я услышал, как толстяк усмехнулся.

— Милый трюк, — засмеялся он. —Маска, да?

Дядя Магнус промолчал. Ответил я.

— Да, сэр. Это маска. Я шел на костюмированную вечеринку, когда нас застигло затемнение.

Толстяк подошел ближе.

— Эй, — прогремел он. — Я вас знаю. Вы ведь Тарлтон, не так ли?

— Что? — пробормотал я.

— Конечно. Разве вы меня не узнаете?

— Отис Керсен, — пробормотал я. — Я думал, вас нет в городе.

— Ты же сам велел мне убираться, — сказал он. — Просто оставил сообщение в офисе, вот и все. Ведь бояться нечего. Старый Магнус Лорри упокоился в своей могиле, никто ничего не знает, у нас есть имущество, и мы делим его…

Я обернулся, но слишком поздно. Дядя Магнус нашел спички у меня в кармане. На этот раз Отис Керсен увидел скелет целиком.

Он закричал.

— В могиле, да? — простонал Магнус Лорри. — Ты забываешь, что колдуны обладают силой.

— Лорри! — завопил Отис Керсен. — Ты восстал из мертвых!

— Да, — проговорил скелет сквозь стиснутые зубы. — Этот молодой негодяй подшучивал надо мной, потащил меня в погоню за дикими гусями. Но я нашел своего гуся и теперь приготовлю его.

— Я невиновен! — выдохнул Отис Керсен. — Совершенно невиновен! Он придумал эту идею — это он тайно приехал в город и проскользнул в ваш дом, пока вы спали — он принес пистолет, выстрелил вам прямо в голову, потом мы тайно похоронили вас, и я подделал медицинскую справку — он заставил меня сделать это…

Я споткнулся на нижней ступеньке. Это было моей самой большой ошибкой. Когда пальцы скелета сомкнулись вокруг моего горла, я понял, что наступил конец.

— Ладно, — прорычал он мне в ухо. — Мы вернемся к машине, пока не зажегся свет. — Он обернулся. — Ты тоже, Керсен.

— Куда ты нас ведешь? — прошептал я.

— Домой, — ответил скелет. — Туда, где мои книги с заклинаниями, сильными заклинаниями. Я покажу вам небольшой практический эксперимент по колдовству.

— Что ты имеешь в виду?

— Увидите, — злорадствовал мой костлявый дядя. — Еще как увидите. Переиграем по-честному.

Потом я потерял сознание. А когда я пришел в себя, очутился в этой спальне. Я все еще здесь и пишу эти строчки. Где-то снаружи, в большом доме, среди странных кругов крадется скелет, бормоча заклинания. Он скоро придет за мной и за Отисом Керсеном.

Думаю, я знаю, что он задумал. Вот почему я пишу это. Чтобы выбросить записки в окно. Если снаружи вы найдете и прочтете это, приходите в дом моего дяди. Его зовут Магнус Лорри.

Вероятно, его здесь не будет — у него должен быть какой-то волшебный план побега.

Впрочем, неважно. Просто подойдите к шкафу в спальне и откройте дверь. У меня есть подозрение, что вы увидите скелет, висящий там. Этим скелетом будет Отис Керсен.

И это тоже не так важно. Но, пожалуйста, сделайте что-нибудь с другим скелетом рядом с ним. Потому им, наверное, буду я!

ПОЧТИ ЧЕЛОВЕК (Almost Human, 1943) Перевод К. Луковкина

— Что вам угодно? — прошептал профессор Блассерман.

Высокий человек в черном плаще усмехнулся. Он просунул ногу в полуоткрытую дверь.

— Я пришел повидать Джуниора, — сказал он.

— Джуниора? Тут какая-то ошибка. В этом доме нет детей. Я профессор Блассерман. Я…

— Хватить тянуть время, — сказал высокий человек. Он вытащил руку из кармана плаща и направил уродливое дуло пистолета на пухлую талию профессора Блассермана.

— Пошли к Джуниору, — терпеливо добавил высокий мужчина.

— Кто вы такой? Зачем вы угрожаете мне?

Пистолет достиг живота профессора Блассермана, пока холодное круглое дуло не уперлось в голую кожу.

— Отведите меня к Джуниору, — настаивал высокий мужчина. — У меня пальцы дергаются, понятно? И один из них лежит на курке.

— Вы не смеете, — выдохнул профессор Блассерман.

— Еще как смею, — пробормотал высокий человек. — Лучше поторопитесь, профессор.

Профессор Блассерман безнадежно пожал плечами и пошел обратно по коридору. Человек в черном плаще двинулся за ним.

Теперь пистолет упирался профессору в спину, и подталкивал маленькое жирное тело вперед.

— Вот мы и пришли.

Старик остановился перед искусно вырезанной дверью, наклонился и вставил ключ в замок. Дверь открылась, за ней был еще один коридор.

— Сюда, пожалуйста.

Они пошли по второму коридору. Было темно, но профессор не сбивался с шага. И пистолет не отставал от него, прижимаясь к пояснице. Еще одна дверь, еще один ключ. На этот раз надо было спускаться по лестнице. Профессор включил тусклый верхний свет.

— Вы хорошо заботитесь о Джуниоре, — мягко сказал высокий мужчина.

Профессор на мгновение остановился.

— Я не понимаю, — пробормотал он. — Как вы узнали? Кто вам сказал?

— У меня есть связи, — ответил высокий мужчина. — Но поймите меня правильно, профессор — вопросы здесь задаю я. Просто отведите меня к Джуниору.

Они добрались до нижней ступеньки лестницы и еще одной двери. Эта дверь была стальной. На ней висел замок, и профессор Блассерман никак не мог подобрать нужную комбинацию в тусклом свете. Его пухлые пальцы дрожали.

— Детская, да? — заметил человек с пистолетом. — Джуниору должно быть приятна такая забота.

Профессор не ответил. Он открыл дверь, нажал на настенный выключатель, и свет залил комнату за порогом.

— Вот мы и пришли, — вздохнул он.

Высокий мужчина обвел комнату одним внимательным взглядом — профессиональный метод наблюдения, который он мог бы описать как «осмотр местности». На первый взгляд внутри ничего не было.

Маленький толстый профессор и худой человек стояли в центре большой детской, стены которой покрывали голубые обои с нарисованными декоративными фигурками диснеевских животных и персонажей из «Матушки Гусыни». В углу стояла детская доска, стопка игрушек и несколько книжек с детскими стишками. Чуть поодаль на стене висели медицинские карты и пачки бумаг. Единственным предметом мебели была длинная железная койка. Все это стало ясно высокому худому человеку с первого взгляда. После этого, не обращая внимания на фон, его глаза сфокусировались на фигуре, сидящей на полу среди беспорядочно разбросанных кубиков с буквами.

— Так вот он где, — сказал высокий человек. — Сам Джуниор! Ну и ну — подумать только!

Профессор Блассерман кивнул.

— Да, — сказал он. — Вы меня раскусили. До сих пор не знаю, как и почему. Что вам от него нужно? Зачем вы лезете в мои дела? Кто вы такой?

— Послушайте, профессор, — сказал высокий человек. — Я не люблю вопросов, они меня беспокоят и заставляют мои пальцы дергаться. Понятно?

— Да.

— А если для разнообразия я задам вам несколько вопросов? И вы быстро на них ответите! — скомандовал голос, и пистолет подкрепил слова. — Расскажите мне о Джуниоре, профессор.

Говорите все и без утайки.

— Что тут можно сказать? — профессор Блассерман беспомощно развел руками. — Вы сами все видите.

— Но кто он такой? Что заставляет его существовать?

— Этого я не могу объяснить. Мне потребовалось двадцать лет, чтобы научить Джуниора. Двадцать лет исследований в Базеле, Цюрихе, Праге, Вене. Потом началась эта война, и я сбежал сюда, захватив с собой документы и оборудование. Никто ничего не знал. Я был почти готов приступить к своим экспериментам. Я приехал сюда, купил дом, нашел работу. Я уже старик, у меня осталось мало времени. Иначе я мог бы действительно продвинуться в исследованиях, если б прожил подольше. Но я должен был действовать. И вот результат.

— Но зачем его прятать? К чему все эти тайны?

— Мир еще не готов к этому, — печально сказал профессор Блассерман. — И кроме того, я должен учить. Как видите, Джуниор очень молод. Можно сказать, едва вылез из колыбели. Сейчас я его обучаю.

— В детской, да?

— Его мозг неразвит, как и у любого младенца.

— По-моему, на младенца он не очень похож.

— Физически, конечно, он никогда не изменится. Но сенсибилизированный мозг — это замечательный инструмент.

Мой маленький шедевр. Он будет учиться быстро, очень быстро.

И крайне важно, чтобы он был должным образом обучен.

— А под каким углом, Профессор?

— Прошу прощения?

— Чего вы добиваетесь? Что пытаетесь сделать? К чему вся эта возня?

— Наука, — сказал профессор Блассерман. — Это дело всей моей жизни.

— Я не знаю, как вы это сделали, — сказал высокий человек, качая головой. — Но это похоже на рефрижератор.

Впервые фигура на полу подняла голову. Глаза оторвались от кубиков и уставились на профессора и его спутника.

— Папа!

— Боже, он говорит! — прошептал высокий человек.

— Конечно, — сказал профессор Блассерман. — Мысленно ему уже около шести лет. — Его голос стал мягким. — В чем дело, сынок?

— Кто этот человек, папа?

— О — это…

Внезапно высокий человек прервал профессора: его собственный голос стал мягким и дружелюбным.

— Меня зовут Дюк, сынок. Зови меня просто Дюк. Я пришел повидаться с тобой.

— Это очень мило. Никто никогда не навещает меня, кроме мисс Уилсон, конечно. Я так много слышу о людях и никого не вижу.

Вам нравится играть с кубиками?

— Конечно, сынок, конечно.

— Хотите поиграть со мной?

— А почему бы и нет?

Дюк прошел в центр комнаты и опустился на колени. Одна рука протянулась и схватила кубик с буквами.

— Погодите… я не понимаю… что вы делаете? — голос профессора Блассермана дрогнул.

— Я же сказал, что приехал сюда навестить Джуниора, — ответил Дюк. — В этом все дело. А теперь я немного поиграю с ним.

Подождите здесь, профессор, не уходите. Мне нужно подружиться с Джуниором.

Пока профессор Блассерман разинул рот, Дюк присел на корточки. Его левая рука держала пистолет направленным на ученого, а правая медленно складывала алфавитные кубики. Это была трогательная сцена в подземной детской — высокий худой человек играл кубиками с шестифутовым металлическим монстром, который был роботом Джуниором.


Дюк уже много недель не мог узнать о Джуниоре все, что хотел. Он, конечно, остался дома и держался поближе к профессору Блассерману.

— Я еще не решил, понимаете? — это был единственный ответ Дюка на повторяющиеся вопросы старика о том, что он собирается делать. Но с мисс Уилсон он был гораздо более откровенен. Они часто встречались наедине в ее комнате. Мисс Уилсон была медсестрой, нанятой профессором Блассерманом для помощи в его странном эксперименте по воспитанию робота, похожего на человеческое дитя. Вообще-то Лола Уилсон была сообщницей Дюка: он «направил» ее на работу несколько месяцев назад. В то время Дюк думал инсценировать ограбление богатого и эксцентричного европейского ученого в качестве жертвы.

Затем Лола сообщила о необычном характере своей работы и рассказала Дюку историю удивительного изобретения профессора Блассермана.

— Мы должны поговорить, — решил Дюк. — Этим займусь лично я. Старик боится, что кто-нибудь узнает о его роботе, да? Хорошо!

Я перееду прямо к нему. Он и пикнуть не посмеет. У меня есть предчувствие, что мы получим больше, чем просто деньги. Это звучит грандиозно.

Итак, Дюк поселился в большом доме профессора Блассермана, следил за ученым и держал руку на курке. Ночью он разговаривал с Лолой в ее комнате.

— Не могу понять, малыш, — сказал он. — Ты говоришь, что старик — великий ученый. В это я верю. Я могу вообразить себе изобретение машины, которая может говорить и думать, как человек! Но с какой целью? В чем выгода и почему он прячет Джуниора?

— Ты не понимаешь, милый, — сказала Лола, зажигая сигарету Дюка и проводя тонкими пальцами по его жестким волосам. — Он идеалист, или как вы их там называете. Мир еще не готов к такому большому изобретению. Видишь ли, он действительно воспитывает Джуниора точно так же, как воспитывают обычных детей. Обучает его чтению и письму. Джуниор умный и быстро схватывает. Он думает, будто ему уже десять лет. Профессор держит Джуниора взаперти, так что никто не может влиять на него. Профессор не хочет, чтобы у Джуниора появились неправильные идеи.

— Здесь-то и нужна твоя помощь?

— Конечно. У Джуниора нет матери, и я вроде как заменяю ее.

— Ты прекрасно сладишь с любым сопляком, — хрипло рассмеялся Дюк. — У тебя такой милый характер!

— Заткнись! — девушка расхаживала по комнате, запустив руки в копну рыжевато-каштановых кудрей. — Не надо меня подкалывать, Дюк! Неужели ты думаешь, что мне нравится жить в этом дурдоме? Сидеть взаперти с чокнутым старым козлом и няньчиться с этой ужасной металлической штукой? Я боюсь Джуниора. Я не выношу его лица, и то, как он говорит — этим проклятым механическим голосом, скрежещущим, как будто он реальный человек. Я начинаю нервничать. Мне снятся кошмары.

Дорогой, я просто делаю это ради тебя, так что не надо меня подкалывать.

— Мне очень жаль, — вздохнул Дюк. — Я знаю, как это бывает, детка. Мне и самому не особо нравится этот Джуниор. Есть что-то, что вызывает у меня тошноту, при виде того, как по-детски двигается эта машина, словно ребенок, сделанный из стали. Он силен как бык и быстро учится. Он может развиться в настоящего взрослого.

— Дюк.

— Что?

— Когда мы выберемся отсюда? Как долго ты собираешься сидеть и пасти профессора? Он может что-нибудь выкинуть.

Почему ты хочешь остаться и играть с Джуниором? Почему бы тебе не взять деньги профессора? Он не рискнет обратиться за помощью, когда Джуниор здесь. Мы могли бы уехать, как и планировали.

— Заткнись! — Дюк схватил Лолу за запястье и развернул к себе.

Он смотрел ей в лицо, пока она покорно не прильнула к его плечам. — Думаешь, мне нравится сидеть в этом морге? Я хочу выбраться отсюда так же сильно, как и ты. Но я потратил месяцы, реализуя наш план. Недавно это была просто возможность получить легкие деньги и сбежать. Но теперь ситуация изменилось. Открываются большие возможности. Очень скоро все будет сделано, и мы уедем. Нам больше не придется ни о чем беспокоиться. Просто дай мне несколько дней. Знаешь, я каждый день разговариваю с Джуниором и получаю ответы.

— Что ты имеешь в виду?

Дюк улыбнулся с прежним хмурым видом.

— Профессор рассказал, как Джуниор получает образование, — сказал он. — Как и любой ребенок, он слушает то, что ему говорят.

И он подражает другим людям. Как и любой ребенок, он глуп.

Особенно потому, что не понимает, каков на самом деле внешний мир. А значит, его можно будет выгодно продать.

— Дюк, ты же не хочешь сказать, что…

— А почему бы и нет? — Дюк красноречиво кивнул. — Я дам Джуниору маленькие частные уроки. Не совсем те, что понравились бы профессору, но он способный ученик и все поймет. Через пару недель он станет взрослым. С моими, а не профессорскими знаниями, и тогда мы будем готовы уйти.

— Ты не можешь так поступить! Это так…

— Что «так»? — рявкнул Дюк. — Разве это не честно, или противозаконно, или что-то в этом роде? Я и не знал, что в тебе проснулась совесть, Лола.

— Это не совсем так, — сказала девушка. — Но это ошибка. Вроде той, как взять ребенка и научить его стрелять из пистолета.

Дюк присвистнул.

— И правда! — воскликнул он. — Отличная идея, Лола! Спущусь в детскую прямо сейчас и дам Джуниору несколько уроков.

— Ты не можешь!

— Пойдем, посмотришь.

Лола не последовала за ним, и не стала смотреть. Через десять минут Дюк уже сидел на корточках в запертой детской рядом с блестящим металлическим телом робота. Робот с вытянутой вперед на гофрированной шее мордой, уставился сквозь сетчатые стеклянные линзы на предмет, который Дюк держал в руке.

— Это пистолет, Джуниор, — прошептал худой мужчина. — Пистолет, как я тебе и рассказывал.

— Что он делает, Дюк? — пробубнил жужжащий голос в нелепой пародии на детский дискант.

— Он убивает людей, Джуниор, как я и говорил тебе на днях. Это заставляет их умирать. Ты не можешь умереть, Джуниор, а они могут. Так что тебе нечего бояться. Ты можешь убить много людей, если узнаешь, как обращаться с этим пистолетом.

— Ты мне покажешь, Дюк?

— Конечно. И ты знаешь почему, не так ли, Джуниор. Я же сказал тебе почему, не так ли?

— Да. Потому что ты мой друг, Дюк.

— Вот именно. Я твой друг. Не то что профессор.

— Я ненавижу профессора.

— Верно. Не забывай об этом.

— Дюк.

— Что?

— Дай мне посмотреть на пистолет, Дюк.

Дюк украдкой улыбнулся и протянул оружие на раскрытой ладони.

— Теперь ты покажешь мне, как это делается, потому что ты мой друг, и я буду убивать людей, и я ненавижу профессора, и никто не сможет убить меня, — пробормотал робот.

— Да, Джуниор, да. Я научу тебя убивать, — сказал Дюк, усмехнулся и склонился над пистолетом в странной металлической руке робота.


Джуниор стоял у доски, держа в правой руке кусок мела.

Крошечный белый огрызок был неуклюже зажат между двумя металлическими пальцами, но искусно собранная рука Джуниора двигалась вверх и вниз, когда он старательно выводил предложения на доске. Джуниор рос. За последние три недели робот сильно изменился. Стальные ноги больше не топтались в детской нерешительности. Джуниор ходил прямо, как молодой человек. Его гротескная металлическая голова — округлый шар со стеклянными линзами в глазницах и широким ртом, похожим на отверстие радиоприемника — держалась прямо на металлической шее с совершенной координацией.

За эти дни Джуниор изменился. Он повзрослел на много человеческих лет. Его словарный запас расширился. Тайные «уроки» Дюка тоже принесли свои плоды. Джуниор стал мудр не по годам. Теперь Джуниор писал на доске в своей потайной детской комнате, и непостижимый механизм его химически синтезированного, механически управляемого мозга руководил его стальными пальцами, когда те выводили неуклюжие каракули.

«Меня зовут Джуниор», написал он. «Я умею стрелять из пистолета. Пистолет убивает. Мне нравится убивать. Я ненавижу профессора. Я убью профессора».

— Что все это значит?

Джуниор резко повернул голову, когда звук голоса завибрировал в его блестящем черепе. В дверях стоял профессор Блассерман. Старик уже несколько недель не появлялся в детской. Дюк позаботился об этом, держа его запертым в своей комнате наверху. Теперь профессору удалось улизнуть. Его удивлению не было конца, как и шоку, когда он взглянул на сообщения на доске. В непроницаемом взгляде Джуниора не отразилось никаких эмоций.

— Уходи, — раздался его картавый голос. — Уходи. Я тебя ненавижу.

— Джуниор, что ты делал? Кто научил тебя этому?

Старик медленно, неуверенно двинулся к роботу.

— Ты ведь знаешь меня, не так ли? Что случилось, что заставило тебя ненавидеть меня?

— Да. Я тебя знаю. Ты — профессор Блассерман. Ты меня заставил. Ты хочешь оставить меня в рабстве. Ты ведь мне ничего не расскажешь, правда?

— Что именно, Джуниор?

— О вещах снаружи, там, где находятся все люди. Люди, которых можно убить.

— Ты не должен убивать людей.

— Это приказ, не так ли? Дюк рассказал мне о приказах. Он мой друг. Он говорит, что приказы предназначены для детей. Я не ребенок.

— Нет, — хрипло прошептал профессор Блассерман. — Ты уже не ребенок. Когда-то я надеялся, что так и будет. Но теперь ты чудовище.

— Уходи, — терпеливо повторил Джуниор. — Если Дюк отдаст мне свой пистолет, я убью тебя.

— Джуниор, — серьезно сказал профессор. — Ты не понимаешь.

Убийство — это плохо. Ты не должен ненавидеть меня. Ты должен…


На лице робота не отражались эмоции, и не дрожал голос. Но в его руке сосредоточилась сила и ужасная мощь. Профессор Блассерман узнал об этом совершенно неожиданно — Джуниор рванулся вперед, сделав два больших шага. Холодные стальные пальцы сомкнулись на тощей шее профессора.

— Мне не нужен пистолет, — сказал Джуниор.

— Ты… не надо…

Робот поднял старика с пола за горло. Его пальцы впились в яремную вену профессора. Странный визг раздался из-под его левой подмышки, когда не смазанные маслом петли жутко заскрипели. Крики профессора смолкли. Джуниор продолжал сжимать горло Блассермана, пока не раздался хруст. Снова тишина. Обмякшее тело рухнуло на пол. Джуниор посмотрел на свои руки, потом на тело, лежащее на полу. Ноги сами понесли его к доске. Робот поднял мел теми же двумя неуклюжими пальцами, что и раньше. Холодные линзы его искусственных глаз изучали то, что он только что написал.

«Я убью профессора», прочел он. Внезапно его свободная рука нащупала крошечный детский ластик. Он неуклюже провел рукой по слову «убью» пока оно не расплылось. Затем он медленно и старательно переписал предложение.

«Я убил профессора».

Крик Лолы заставил Дюка сбежать вниз по лестнице. Он ворвался в комнату и обнял испуганную девушку. Вместе они уставились на то, что лежало на полу. Со стороны классной доски Джуниор бесстрастно смотрел на них.

— Видишь, Дюк? Я сделал это. Сделал своими руками, как ты мне сказал. Это было легко, Дюк. Ты сказал, что это будет легко.

Теперь мы можем уйти?

Лола повернулась и посмотрела на Дюка. Он отвел взгляд.

— Итак, — прошептала она. — Ты не шутил, и научил Джуниора.

Ты все так и спланировал.

— Да, конечно. И что в этом плохого? — пробормотал Дюк. — Рано или поздно мы должны были избавиться от старого чудака, если хотели сбежать.

— Это убийство, Дюк.

— Заткнись! — прорычал он. — Да и кто может это доказать? Я его не убивал. Ты тоже. Никто больше не знает о Джуниоре, так что мы в безопасности.

Дюк подошел и опустился на колени рядом с обмякшим телом на полу. Он уставился на горло.

— Кто сможет снять отпечатки пальцев робота? — усмехнулся он. Девушка придвинулась ближе, с зачарованным ужасом глядя на серебряное тело Джуниора.

— Ты все так спланировал, — прошептала она. — Это значит, что у тебя есть и другие планы. Что ты собираешься делать дальше, Дюк?

— Действовать, и быстро. Мы уезжаем сегодня вечером. Я выйду и пригоню машину. Потом я вернусь, и мы втроем свалим в Ред-Хук, домой к Чарли. Он нас спрячет.

— Нас… троих?

— Конечно. Джуниор идет с нами. Это то, что я обещал ему, не так ли, Джуниор?

— Да, конечно. Ты сказал, что возьмешь меня с собой. Наружу, в мир.

Механическое произношение не отражало внутреннего возбуждения робота.

— Дюк, ты не можешь…

— Расслабься, детка, у меня большие планы на Джуниора.

— Но я боюсь!

— Ты? Боишься? В чем дело, Лола, теряешь хватку?

— Он меня пугает. Он убил профессора.

— Послушай, Лола, — прошептал Дюк. — Он мой, понятно? Моя марионетка. Механическая марионетка.

Хриплый смешок заполнил пустую комнату. Девушка и робот ждали, пока Дюк продолжит говорить.

— Джуниор не обидит тебя, Лола, он мой друг, и он знает, что ты со мной. — Дюк повернулся к серебряному чудовищу. — Ты ведь не обидишь Лолу, правда, Джуниор? Помни, что я тебе говорил. Тебе нравится Лола, не так ли?

— О, да. Мне нравится Лола. Она хорошенькая.

— Видишь? — усмехнулся Дюк. — Джуниор вырос, он уже большой мальчик. Думает, что ты красивая. Просто волк в стальной одежде, не так ли, малыш?

— Она хорошенькая, — буркнул робот.

— Хорошо, тогда все улажено. Я возьму машину, а ты, Лола, иди наверх. Ты знаешь, где сейф. Надень перчатки и смотри, ничего не пропусти. Затем запри двери и окна. Оставьте записку молочнику и мяснику. Что-нибудь нейтральное. Насчет того, что хозяин уехал на пару недель, а? Сделай это быстро, и я вернусь.

Верный своему слову, Дюк приехал через час на блестящем кабриолете. Они вышли через черный ход. Лола несла черную сумку. Она двигалась с почти истерической поспешностью, стараясь не смотреть на отвратительную сверкающую фигуру, которая с металлическим лязгом шла позади нее. Дюк замыкал шествие. Он проводил их в машину.

— Садись сюда, Джуниор.

— Что это такое?

— Автомобиль. Я расскажу тебе об этом позже. А теперь делай, как я тебе сказал, Джуниор. Откинься на спинку сиденья, чтобы никто тебя не видел.

— Куда мы едем, Дюк?

— Во внешний мир, Джуниор. — Дюк повернулся к Лоле.

— Поехали, детка, — сказал он.

Кабриолет отъехал от затихшего дома. Похитители робота отправились в странное путешествие.


Толстый Чарли уставился на Дюка. Его нижняя губа дрожала, капли пота стекали по подбородку и забирались в складках шеи.

— Боже, — прошептал он. — Ты должен быть осторожен, Дюк.

Дюк рассмеялся.

— Уже трясешься? — сказал он.

— Да. Я должен это признать. Меня все это очень беспокоит, — прохрипел толстый Чарли, серьезно посмотрев на Дюка. — Ты привез сюда эту штуку три недели назад. Я не рассчитывал на такой расклад. Из-за робота будут неприятности, Дюк. Мы должны избавиться от него.

— Перестань рыдать и послушай меня. — Тощий Дюк откинулся назад и закурил сигарету. — Начнем с того, что никто не видел профессора. Законники ищут Лолу, не за убийство — просто для допроса. Никто не знает ни о каком роботе. Так что все чисто.

— Да. Но посмотри, что ты наделал с тех пор.

— Что же? Отправил Джуниора на дело? Ему это было по плечу.

Он знал, когда охранники придут на завод с машиной. Я проверил. Так что же случилось? Охранники забрали деньги у кассира. Я подъехал, выпустил Джуниора, и он вошел в офис.

Конечно, они стреляли в него. Но пули не пробили стальное тело. Джуниор умен, я многому его научил. Видел бы ты этих охранников, когда они взглянули на Джуниора! А потом, с какими рожами стояли после того, как стреляли в него!

Он просто убрал их одного за другим. Пара ударов, и все четверо были без сознания. Потом он позвал клерка, тот нажал на кнопку тревоги, но я перерезал провода. Джуниор некоторое время давил на клерка.

Вот как все произошло. Потом Джуниор вернулся с платежной ведомостью, а у охранников и клерка были шикарные похороны.

У законников появилась еще одна потрясающая тайна. Мы при деньгах, и ни в чем не замешаны. Что не так, Чарли?

— Ты играешь с взрывчаткой.

— Мне не нравится такое отношение, Чарли, — тихо, медленно сказал Дюк. — У тебя совсем не осталось времени, Чарли. Вот почему ты управляешь паршивой придорожной закусочной и промышляешь мелким разбоем.

Неужели ты не понимаешь, что мы нашли золотую жилу? Это же стальной слуга! Идеальный преступник, Чарли! Он готов совершить любое преступление, как только я скажу слово.

Джуниора нельзя убить пулями, ему нечего полицейских или о чего-то подобного. У него нет никаких нервов. Он не устает, никогда не спит. Ему даже не нужна доля от добычи. Что бы я ему ни говорил, он верит. И повинуется. У нас еще много работы. Мы спрячемся здесь. Я проверну несколько дел, а потом избавлюсь от Джуниора. Ты, Лола и я разбогатеем.

Губы Толстого Чарли на мгновение дрогнули. Он сглотнул и потянул себя за воротник. Его голос прозвучал хрипло.

— Нет, Дюк.

— Что значит «нет»?

— Не рассчитывай на меня. Это слишком опасно. Тебе придется уйти отсюда с Лолой и роботом. Я начинаю нервничать из-за всего этого. В любой день сюда могут заявиться копы.

— Так вот оно что, а?

— Вроде того. — Толстый Чарли пристально посмотрел на Дюка, и его взгляд разбился о каменный блеск серых глаз Дюка. — У тебя совсем нет сердца, Дюк, Ты можешь хладнокровно спланировать все, что угодно, не так ли? Ну, а я другой человек, ты должен это понять. Я нервничаю и не могу думать о том, что вытворяет этот робот. Я не выношу его. То, как он смотрит на тебя этим ужасным железным лицом. Эта ухмылка. И то, как он лязгает в своей комнате. Лязг всю ночь напролет! Уснуть невозможно.

Раздался металлический скрежет, но он доносился из коридора снаружи. Древние полы заскрипели под железной поступью, когда металлическое чудовище ввалилось в комнату.

Толстый Чарли обернулся и уставился на него с нескрываемым отвращением. Дюк поднял руку.

— Привет, Джуниор, — сказал он.

— Здравствуй, Дюк.

— Я разговаривал с Чарли, Джуниор.

— Да, Дюк?

— Он не хочет, чтобы мы оставались здесь, Джуниор. Он хочет нас вышвырнуть.

— Хочет?

— Ты знаешь, что я думаю, Джуниор?

— Что?

— По-моему, Чарли желтый.

— Желтый, Дюк?

— Вот именно. Ты же знаешь, что мы делаем с парнями, которые становятся желтыми, не так ли, Джуниор?

— Да. Ты сам мне сказал.

— Может быть, ты захочешь рассказать Чарли.

— Сказать ему, что мы делаем с парнями, которые становятся желтыми?

— Да.

— Мы их стираем.

— Видишь, Чарли? — тихо сказал Дюк. — Он быстро учится, не так ли? Быстро соображает. Он знает, что делать с желтыми крысами.

Толстый Чарли с трудом поднялся на ноги.

— Подожди минутку, Дюк, — взмолился он. — Остынь, ладно? Я просто пошутил, Дюк. Я не это имел в виду. Ты же видишь, что нет, я твой друг, Дюк. Я тебя прячу. Я мог бы стать стукачом несколько недель назад и нагреть тебя, если бы не защищал. Но я твой друг. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь. Навсегда.

— Пой, Чарли, — сказал Дюк. — Пой громче и смешнее.

Он повернулся к роботу.

— Ну что, Джуниор? Думаешь, он желтый?

— По-моему, он желтый.

— Тогда, может быть, тебе лучше…

Толстый Чарли с поразительной быстротой выхватил нож из рукава. Сталь оружия ослепила Дюка своим сиянием, когда толстяк отвел руку назад, чтобы швырнуть его в горло Дюка.

Джуниор тоже занес руку. Стальной кулак врезался в лысый череп Чарли. Когда толстяк рухнул на пол, брызнула алая кровь.

Все прошло гладко. Дюк так думал, и Джуниор тоже — потому что Дюк приказал ему поверить в это. Но Лоле это не понравилось.

— Ты не можешь так поступить со мной, — прошептала она, прижимаясь к Дюку в темноте своей комнаты. — Я не останусь здесь с этим чудовищем, говорю тебе!

— Меня не будет всего один день, — ответил Дюк. — Тебе не о чем беспокоиться. Придорожная закусочная внизу закрыта. Никто тебя не потревожит.

— Это меня не пугает, — сказала Лола. — Причина в той ходячей штуковине. Меня терзают кошмары.

— Я должен купить билеты, — возразил Дюк. — Нужно сделать заказ и обналичить большие счета. Тогда мы будем готовы.

Завтра вечером я вернусь, заберу тебя из дома, и мы уедем.

Следующая наша остановка — Мехико. Я позаботился о паспортах и остальном, так что через сорок восемь часов мы выберемся из этой переделки.

— А как же Джуниор?

— Моя серебряная марионетка? — усмехнулся Дюк. — Я приведу его в порядок, прежде чем мы уедем. Жаль, что я не могу отправить его в одиночку. У него отличное образование, он мог бы стать одним из лучших в своем деле. А почему бы и нет?

Посмотри, кто был его учителем!

Дюк рассмеялся. Девушка вздрогнула в его объятиях.

— Что ты собираешься с ним делать? — спросила она.

— Это легко. Он сделает все, что я скажу, не так ли? Когда я вернусь, как раз перед отъездом, то запру его в печи, а потом подожгу. Уничтожу улики, понимаешь? Копы решат, что Чарли сгорел, ясно? Там ничего не останется. И если они когда-нибудь начнут рыться в золе и найдут Джуниора в печи, он должен расплавиться.

— А другого пути нет? Не могли бы вы избавиться от него сейчас, перед отъездом?

— Если бы я мог, детка, то сделал это. Я знаю, что ты чувствуешь, но что я могу сделать? Я попытался продумать все варианты. Его нельзя застрелить, отравить, утопить или зарубить топором. Взорвать тоже будет сложно. Конечно, я мог бы вскрыть его и посмотреть, что поддерживает в нем работу, но Джуниор не позволил бы мне сыграть с ним такую грязную шутку. Он достаточно умный, почти как и я.

Дюк снова высокомерно рассмеялся.

— Не вешай нос, Лола. Джуниор тебя не обидит, ты ему нравишься. Я научил его любить тебя. Он думает, что ты красивая.

— Вот это меня и пугает, Дюк. То, как он смотрит на меня. Ходит за мной по коридору как собачонка.

— Ты имеешь в виду, как волк. Ха! Вот это хорошо! Джуниор действительно растет. Он зациклился на тебе, Лола!

— Дюк, не говори так. Ты заставляешь меня чувствовать себя… о, просто ужасно!

Дюк поднял голову и уставился в темноту, на его губах играла странная полуулыбка.

— Забавно, — задумчиво произнес он. — Знаешь, держу пари, что старый профессор хотел бы взглянуть, как я учу младшего.

Такова была его теория, верно? У робота был чистый химически синтезированный мозг. Пустой, как у новорожденного ребенка.

Он собирался воспитывать его как ребенка и сделать это правильно. Потом я взял эту работу на себя и действительно завершил ее. Но старому профессору было бы интересно посмотреть, как быстро Джуниор все схватывает. Он уже умен как человек. Он почти такой же умный, как и я. Но не совсем — он узнает это после того, как я скажу ему войти в печь.

Лола встала и бросилась к двери. Она распахнула ее, открыв пустой коридор, и вздохнула с облегчением.

— Я боялась, что он подслушивает, — прошептала она.

— Ни за что, — ответил Дюк. — Я отправил его в подвал закидать Чарли землей.

Дюк схватил Лолу за плечи и быстро, яростно поцеловал.

— А теперь выше голову, детка. Я уеду и вернусь завтра около восьми. Тогда все будет готово, и мы уберемся отсюда.

— Я не могу тебя отпустить, — отчаянно прошептала Лола.

— Я должен. Мы слишком далеко зашли. Все, что тебе нужно сделать, это держать себя в руках еще сутки. И есть одна вещь, которую я должен попросить тебя сделать.

— Все что скажешь, Дюк.

— Будь милой с Джуниором, пока меня не будет.

— Оооо, Дюк…

— Ты сказала, что сделаешь все, что угодно, не так ли? Ну, вот и сделай. Будь добра к Джуниору. Тогда он не заметит, что происходит. Ты должна быть добра к нему, Лола! Не показывай, что боишься. Ты ему нравишься, но если он ошибется, то будет опасен. Так что будь добра к Джуниору.

Дюк резко повернулся и шагнул в дверной проем. Его шаги загремели на лестнице, внизу хлопнула входная дверь. Со двора придорожной закусочной донесся звук заводящегося мотора.

Затем наступила тишина. Лола стояла в темноте, дрожа от внезапного ужаса, и ждала момента разговора с металлическим Джуниором.

Все обернулось не так плохо. И вполовину не так плохо, как она боялась. Все, что ей нужно было сделать, это улыбнуться Джуниору и позволить ему следовать за ней. На следующее утро старательно подавляя дрожь, Лола приготовила завтрак и принялась собирать вещи. Робот последовал за ней наверх, лязгая и скрипя.

— Смажь меня, — услышала Лола его голос.

Это был худший момент. Но она должна была пройти через это.

— Ты не можешь подождать, пока Дюк вернется сегодня вечером? — спросила она, стараясь, чтобы ее голос не сорвался. — Он всегда тебя смазывает.

— Я хочу, чтобы ты смазала меня маслом, Лола, — настаивал Джуниор.

— Ладно.

Она достала масленку с длинным носиком, и если ее пальцы и дрожали, когда она выполняла работу. Джуниор этого не заметил.


Робот смотрел на нее с неподвижным выражением на лице. Ни одна человеческая эмоция не отражалась на неумолимой стали, и ни одна человеческая эмоция не поколебала механический тон грубого голоса.

— Мне нравится, когда ты меня смазываешь, Лола, — сказал Джуниор.

Лола наклонила голову, чтобы не смотреть на него. Если бы ей пришлось посмотреть в зеркало и понять, что эта кошмарная картина реальна, она бы упала в обморок. Смазывание живого механического монстра! Монстра, который говорит: «мне нравится, когда ты меня смазываешь, Лола!»

После она долго не смогла закончить со сбором багажа.

Пришлось сесть. Джуниор, который никогда не садился, кроме как по команде, молча стоял и смотрел на нее блестящими линзами. Она чувствовала на себе испытующий взгляд робота.

— Куда мы поедем, когда уедем отсюда, Лола? — спросил он.

— Далеко, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал.

— Это будет здорово, — сказал Джуниор. — Мне здесь не нравится.

Я хочу видеть вещи. Города, горы и пустыни. Я бы хотел покататься на американских горках.

— Американские горки? — Лола была поражена. — Где ты вообще слышал о американских горках?

— Я читал об этом в книге.

— О…

Лола сглотнула. Она совсем забыла, что это чудовище тоже умеет читать. И думать. Думать как человек.

— Дюк возьмет меня на американские горки? — спросил робот.

— Даже не знаю. Возможно.

— Лола.

— Да?

— Тебе нравится Дюк?

— Конечно.

— Я тебе нравлюсь?

— О… ну… ты же знаешь, Джуниор.

Робот молчал. Лола почувствовала пробегающую по телу дрожь.

— Кто тебе больше нравится, Лола? Я или Дюк?

Лола сглотнула. Что-то заставило ее ответить.

— Ты мне нравишься, — сказала она. — Но я люблю Дюка.

— Любовь. — Робот серьезно кивнул.

— Ты же знаешь, что такое любовь, Джуниор?

— Да. Я читал об этом в книгах. Мужчина и женщина. Любовь.

Лола вздохнула с облегчением.

— Лола.

— Ну что?

— Как ты думаешь, кто-нибудь когда-нибудь влюбится в меня?

Лоле хотелось смеяться или плакать. А больше всего хотелось кричать. Но она должна была ответить.

— Может быть, — солгала она.

— Но я другой, и ты это знаешь. Я же робот. Как ты думаешь, это имеет значение?

— Женщинам на самом деле наплевать на такие вещи, когда они влюбляются, Джуниор, — импровизировала она. — Пока женщина верит, что ее любовник самый умный и сильный, этого достаточно.

— О.

Робот направился к двери.

— Куда ты идешь?

— Чтобы дождаться Дюка. Он сказал, что вернется сегодня.

Лола украдкой улыбнулась, когда робот загремел вниз по лестнице. С этим было покончено. Оглядываясь назад, можно сказать, что она неплохо справлялась. Через несколько часов вернется Дюк. А потом до свидания, Джуниор! Бедный Джуниор.

Просто серебряная марионетка с человеческим разумом. Бедная рыбка, он жаждет любви! Ну… он играет с огнем, и скоро сгорит.

Лола начала напевать. Она сбежала вниз и заперла дверь, надев перчатки, чтобы не оставить никаких предательских отпечатков пальцев. Было уже почти темно, когда она вернулась в свою комнату, чтобы собрать вещи. Она включила свет и переоделась. Джуниор все еще был внизу, терпеливо ожидая прибытия Дюка. Лола закончила приготовления и устало опустилась на кровать. Она должна отдохнуть. Она закрыла глаза.

Ожидание было слишком томительным. Она ненавидела думать о том, через что прошла с роботом. Этот механический монстр с его человеческим мозгом, ненавистным, рычащим голосом и стальным взглядом — как она сможет забыть этот вопрос: «как ты думаешь, кто-нибудь когда-нибудь влюбится в меня?»

Лола попыталась забыть воспоминания. Еще немного, и Дюк будет здесь и избавится от Джуниора. А пока ей нужно отдохнуть, расслабиться… Лола села и заморгала от яркого света. Она услышала шаги на лестнице.

— Дюк! — позвала она.

Затем услышала лязг в коридоре, и ее сердце пропустило удар.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел робот.

— Дюк! — закричала она.

Робот уставился на нее. Она чувствовала на своем лице его отчужденный, непроницаемый взгляд. Лола снова попыталась закричать, но из ее искривленного рта не вырвалось ни звука. А потом робот загудел нечеловеческим голосом.

— Ты говорила мне, что женщина любит самых сильных и умных, — прорычало чудовище. — Ты сама мне говорила, Лола. — Робот подошел ближе. — Ну, так я сильнее и умнее его.

Лола попыталась отвести взгляд, но увидела предмет, который он нес в своих металлических лапах. Он был круглый, и на нем застыла улыбка Дюка. Последнее, что Лола помнила, падая в обморок, был резкий голос робота, который повторял снова и снова:

— Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…

Самое смешное, что это звучало почти по-человечески.

НАВЕК ВАШ, ПОТРОШИТЕЛЬ (Yours Truly, Jack the Ripper, 1943) Перевод Р. Шидфара


1

Передо мной стоял типичный, будто сошедший со сцены, англичанин. Мы молча разглядывали друг друга.

— Сэр Гай Холлис? — спросил я.

— Именно так. Я имею удовольствие беседовать с Джоном Кармоди, психиатром, не так ли?

Я кивнул и окинул взглядом фигуру моего необычного посетителя, Высокий, стройный, песочного цвета волосы, плюс традиционные пышные усы. И конечно, твидовый костюм. «В кармане он наверняка держит монокль, — подумал я, — интересно, куда он дел зонтик; очевидно, оставил в приемной?»

Но гораздо больше, честно говоря, меня интересовало другое, какого черта понадобилось сэру Гаю Холлису из Британского консульства искать встречи с совершенно незнакомым ему человеком здесь, в Чикаго?

Сэр Гай Холлис не торопился удовлетворить мое любопытство.

Он сел, откашлялся, нервно оглядел комнату, постучал трубкой о край стола и наконец заговорил:

— Мистер Кармоди, — произнес он, — вам приходилось когда-нибудь слышать о… о Джеке Потрошителе?

— Это вы об убийце? — спросил я.

— Именно так. Он — самое страшное чудовище из всех, подобных ему. Страшнее Джека Прыгунка или Крипиена. Джек Потрошитель. Кровавый Джек.

— Слышал о нем, — сказал я.

— Вам известна история его преступлений?

— Послушайте-ка, сэр Гай, — процедил я сквозь зубы. — Если мы начнем пересказывать друг другу бабушкины сказки о знаменитых преступлениях, мы с вами вряд ли добьемся толку.

Ага, это явно задело его за живое. Он сделал глубокий вдох.

— Тут не бабушкины сказки. Это вопрос жизни и смерти.

Он был настолько поглощен своей навязчивой идеей, что и говорил соответственно. Что ж, и терпеливо выслушаю все, что он скажет. Нам, психиатрам, за это платят.

— Продолжайте, — сказал я ему, — выкладывайте свою историю.

Сэр Гай зажег сигарету и заговорил:

— Лондон, 1888 год, время между поздним летом и началом осени. Тогда это все произошло. Неизвестно откуда, на ночные улицы безмятежно спящего города опустилась зловещая тень Джека Потрошителя, тень убийцы, крадущегося с ножом по трущобам лондонского Ист-энда, подстерегающего прохожих у жалких пивнушек Уайтчепела и Спайтлфилда. Никто не знал, откуда он пришел. Но он нес с собой смерть. Смерть от ножа.

Шесть раз этот нож возникал из ночного мрака, шесть раз чья-то рука опускала его, чтобы перерезать горло и изуродовать тела жертв — лондонских женщин. Уличных потаскушек и проституток. Седьмое августа — первый случай зверского убийства. На теле жертвы насчитали тридцать девять ножевых ран. Чудовищное зверство. Тридцать первоеавгуста — следующая жертва. Заволновалась пресса. Но гораздо больше это волновало обитателей трущоб.

Кто этот неуловимый убийца, бродящий среди них, настигающий избранную жертву в пустынных переулках ночного города? И самое главное, когда он объявится вновь?

Это случилось восьмого сентября. Скотленд-ярд создан специальную группу сыщиков. По городу ходили слухи. Особо зверский характер преступлений давал почву самым невероятным предположениям.

Убийца пользовался ножом — и весьма умело. Он перерезал горло и вырезал… определенные части тела после смерти женщины. С чудовищной тщательностью он выбирал свои жертвы и место, где совершал убийство. Ни одна живая душа не слышала и не видела ничего. Лишь дозорные, обходя город, когда занимался рассвет, натыкались на истерзанный кусок мяса — дело рук Потрошителя.

Кто он? Что это за создание? Обезумевший хирург? Мясник?

Сумасшедший ученый? Богатый джентльмен, ищущий острых ощущений? Выродок, сбежавший из сумасшедшего дома? Или один из полицейских Лондона?

Потом в газете появились стихи. Анонимное четверостишие, с помощью которого хотели положить конец пересудам и сплетням, но которое лишь взвинтило истерический интерес людей. Небольшое насмешливое стихотворение:

Я не мясник, не иудей
И не заезжий шкипер,
Но любящий и верный друг,
Навек ваш, Потрошитель.
А тридцатого сентября были найдены еще два трупа с перерезанным горлом.

Здесь я прервал сэра Гая.

— Все это очень интересно, — сказал я; боюсь, что мой голос звучал несколько насмешливо.

Он поморщился, но, не сбившись, продолжил:

— И тогда в городе воцарилась тишина. Тишина и невыносимый страх. Когда Кровавый Джек нанесет следующий удар? Прошел октябрь. Его, словно призрака, прятал ночной туман. Прятал надежно, ибо никому не удалось установить личность убийцы или выяснить его мотивы. Вечерами под порывами холодного ноябрьского ветра дрожали уличные потаскушки. Они дрожали от страха всю ночь и как избавления ждали рассвета.

Наступило девятое ноября. Ее нашли в спальне. Она казалась очень спокойной, руки аккуратно сложены на груди. А рядом с телом, так же аккуратно, были сложены ее сердце и голова. На этот раз Потрошитель превзошел самого себя.

И тут — паника. Напрасными паника. Жители Лондона, полиция, газеты — все в бессильном отчаянии ждали появления следующей жертвы. Но Джек Потрошитель больше не давал о себе знать.

Прошли месяцы. Год. Страсти поутихли, но люди помнили Кровавого Джека. Говорили, что он уплыл за океан, в Америку.

Что он покончил жизнь самоубийством. О нем говорили, о нем писали. И пишут до сих пор. Трактаты, теории, гипотезы, предположении. Но никому так и не удалось выяснить, кто был Джек Потрошитель. Или почему совершались убийства. Или почему они внезапно прекратились.

Сэр Гай молча смотрел на меня. Он явно ждал, когда я выскажу свое мнение.

— Вы хороший рассказчик, отметил я. — Правда, излишне эмоциональный.

— У меня хранятся все документы, сказал сэр Гай. Я собрал полную коллекцию известных фактов и изучил их.

Я встал. Зевнул, изображая усталость.

— Что ж. Вы прекрасно развлекли меня своей маленькой вечерней сказкой, сэр Гай. Очень любезно было с вашей стороны отложить все дела в Британском консульстве, чтобы навестить меня, бедного психиатра, и угостить забавной историей.

Как я и ожидал, мой насмешливый тон снова подхлестнул его.

— Вы не хотите узнать, почему я так заинтересовался этой историей? — резко спросил он.

— Хочу. Именно это я и хотел бы узнать. Действительно, почему?

— Потому, — произнес сэр Гай Холлис, — что я иду по следу Джека Потрошителя! И я уверен, что он сейчас здесь, в Чикаго!

Я резко сел. На этот раз он застал меня врасплох.

— Повторите-ка еще раз, — пробормотал я.

— Джек Потрошитель жив, он находится в Чикаго, и я намерен найти его.

— Одну минуту, — сказал я, — одну минуту.

Он был серьезен. Это не было шуткой.

— Но послушайте, — произнес я, — когда произошли все эти убийства?

— С августа по ноябрь 1888 года.

— Тысяча восемьсот восемьдесят восьмого? Но, если Джек Потрошитель тогда был совершеннолетним, он уже давным-давно состарился и умер! Подумайте, даже если бы он родился в 1888 году, ему бы сейчас исполнилось пятьдесят семь лет!

— Так ли с ним все просто, — улыбнулся сэр Гай. — Или надо говорить «с ней»? Потому что это могла быть и женщина. Тут можно предполагать все что угодно.

— Сэр Гай, — объявил я, — вы правильно сделаны, обратившись ко мне. Вы явно нуждаетесь в услугах психиатра.

— Возможно. Но скажите, мистер Кармоди, я по-вашему похож на сумасшедшего?

Я взглянул на него и пожал плечами. Однако деваться было некуда — придется сказать правду.

— Если честно, то нет.

— Тогда вы, возможно, пожелаете узнать, почему и так уверен в том, что Джек Потрошитель сейчас жив?

— Возможно.

— Я изучал эти дела в течение тридцати лет. Побывал на месте преступлений. Говорил с официальными лицами. Встречался с жителями тех кварталов. С друзьями и близкими несчастных потаскушек, ставших жертвами убийцы. Собрал целую библиотеку сведений, имеющих хоть какое-то отношение к Потрошителю. Ознакомился со всеми дикими теориями и сумасшедшими идеями, существующими на этот счет. Я кое-что выяснил. Немного, но все-таки кое-что. Не хочу утомлять вас долгим рассказом о том, к каким выводам я пришел. Однако я вел поиски и в другом направлении, и это оказалось гораздо плодотворнее. Я изучал нераскрытые преступления. Убийства. Я могу показать вам вырезки из газет крупнейших городов мира.

Сан-Франциско. Шанхай. Калькутта. Омск. Париж. Берлин.

Претория. Каир. Милам. Аделаида. Всюду прослеживается закономерность. Нераскрытые убийства. Определенным образом нанесены удары, определенные части тела вырезаны. У женщин перерезано горло. Да, я проследил его путь — кровавый путь. От Нью-Йорка — на запад, через весь континент. Потом до побережья Тихого океана. Отсюда — в Африку. Во время первой мировой войны он был в Европе. Потом — в Южной Америке. И после 1930 года он снова в Соединенных Штаты. Восемьдесят семь подобных убийств. Для опытного криминалиста не составляет труда увидеть, что все они — дело рук Потрошителя. Не так давно произошла серия убийств, так называемые кливлендские.

Помните? Жуткие убийства. И наконец, совсем уж недавно нашли два трупа здесь, в Чикаго. Промежуток между этими убийствами — шесть месяцев. Одно произошло в Южном Дерборне, второе — где-то в районе Халстеда. Тот же стиль, та же техника. Говорю вам, во всех этих делах есть неоспоримые указания — указании на то, что они — дело рук Потрошителя!

Я улыбнулся.

— Очень крепкая, продуманная версия, — сказал я. — Я не задам ни единого вопроса по поводу собранных вами доказательств или ваших заключений по всем этим делам. Вы — специалист в области криминалистики, и я не вправе усомниться в ваших выводах. Остается единственная неувязка. Пустяковый вопрос, но о нем стоит вспомнить.

— И что же это? — осведомился сэр Гай.

— Объясните, как способен человек в возрасте, скажем, восьмидесяти пяти лет совершить все эти преступления? Потому что, если Джеку Потрошителю в 1888 году было около тридцати и он до сих пор жив, сейчас ему должно быть не менее восьмидесяти пяти лет.

Сэр Гай Холлис молчал. Я убедил его. Однако…

— Что, если он с тех пор не постарел? — прошептал он.

— Как, как?

— Если мы предположим, что Потрошитель не постарел? Что он остается молодым до сих пор?

— Ну хорошо, — произнес я, — давайте предположим. Только потом я вызову санитара со смирительной рубашкой для вас.

— Я вполне серьезен, — сказал сэр Гай.

— Мои пациенты всегда серьезны и искренни, — объяснил я ему. — В том-то и трагедия, верно? Они искренне уверены, что слышат какие-то голоса и видит чертиков, но мы все равно запираем их в сумасшедшем доме.

Жестоко, конечно, но это дало результаты. Он резко встал и повернулся ко мне.

— Бредовая теории, безусловно, — сказал он. — Все теории насчет Потрошителя бредовые. Идеи о том, что он был доктором. Или маньяком. Или женщиной. Все построены на песке. Не за что зацепиться. Почему моя версия хуже, чем эти?

— Потому что людям свойственно стареть, — убеждал я его. — И доктора, и женщины, и маньяки — все стареют.

— А колдуны?

— Колдуны?

— Некроманты. Маги. Знатоки черной магии?

— Не понимаю, о чем вы?

— Я изучал, — сказам сэр Гай, — изучал все, что могло бы как-то помочь мне. В том числе и даты убийств. Цикл, который образуют эти числа. Ритм. Ритм движении Солнца, Луны, Земли.

Расположение звезд. Астрологическое значение всего этого.

Без сомнения, полоумный. Но я все равно внимательно слушал.

— Представьте себе, что Джек Потрошитель совершал убийства не ради садистского удовольствия? Может быть, он хотел — хотел принести жертву?

— Какую жертву?

Сэр Гай пожал плечами.

— Говорят, если предложить силам зла человеческую кровь в жертву, они могут ниспослать дары. Да, если жертва принесена в определенное время, при определенном расположении Луны и звезд, с соблюдением ритуальных церемоний, они посыпают дары. Дары юности. Вечной молодости.

— Но это же абсурд!

— Нет. Это — это Джек Потрошитель.

Я встал.

— В высшей степени любопытная теория, — сказал я ему. — Однако, сэр Гай, меня по-настоящему волнует только одно.

Почему вы пришли сюда и изложили эту теорию мне? Я не специалист по магии и оккультизму, не полицейский чин и не криминалист. Я психиатр с обширной практикой. Где здесь связь?

Сэр Гай улыбнулся.

— Значит, я сумел заинтриговать вас?

— В общем, да, что-то в этом есть.

— Разумеется, есть! Но мне хотелось сначала увериться в том, что вы проявите интерес. Теперь я могу изложить вам свой план.

— Какой это план?

Сэр Гай ответил не сразу. Он окинул меня долгим изучающим взглядом. И наконец, заговорил:

— Джон Кармоди, — произнес он, мы вдвоем должны поймать Джека Потрошителя.

2

Вот с этого разговора все и началось. Я изложил обстоятельства нашей первой встречи во всех подробностях, немного запутанно и утомительно, но я считаю все детали важными. Это помогает понять особенности характера и поведения сэра Гая. Ведь то, что произошло потом…

Но не будем забегать вперед.

Замысел сэра Гая был достаточно прост. Даже не замысел — интуитивное озарение.

— Вы всех здесь знаете, — сказал он мне. — Я наводил справки.

Вот почему я выбрал вас как идеального помощника в осуществлении моего плана. Среди ваших знакомых — писатели, художники, поэты. Так называемая интеллигенция. Богема.

Безумные гении из северной части города. В силу определенных причин — сейчас неважно, каких именно, — собранные мной факты указывают на то, что Джек Потрошитель входит в эту среду. Он Предпочитает играть роль эксцентричного дарования. Я подумал, что с вашей помощью — вы покажете мне город и введете в круг ваших друзей — у меня есть шанс узнать его.

— Ну, я-то не против, — сказал я. — Непонятно только, как именно вы собираетесь его искать? Вы сами только что сказали: тут можно предполагать все что угодно. А вы не имеете ни малейшего представления о том, как он выглядит. Старый он или молодой. Дня вас он не Джек Потрошитель, а скорее Безликий Джек. Король, королевич, сапожник, портной… как вы его найдете?

— Там увидим, — сэр Гай тяжело вздохнул. — Я просто обязан найти его. Пока не поздно.

— К чему такая спешка?

Он снова вздохнул.

— Потрошитель должен совершить следующее убийство в течение двух суток. Вот к чему.

— Вы убеждены в этом?

— Я в этом уверен, как уверен в движении планет. Понимаете, я составил схему. Все убийства совершаются в соответствии с определенным астрологическим ритмом. Если, как я думаю, он приносит человеческие жертвы, чтобы обновить свой дар молодости, он должен сделать это в течение двух дней.

Посмотрите на цикл, который образуют его первые преступления в Лондоне. 7 августа. Затем — 31 августа, 8 сентября, 30 сентября, 9 ноября. Интервалы составляют 24 дня, 9 дней, 22 дня — тогда он убил двоих — и затем 40 дней. Конечно, между этими датами были совершены другие убийства. Непременно были. Просто их тогда не обнаружили и не отнесли на его счет. Так или иначе, я разработал схему его действий, схему, основанную на всех собранных мной фактах. И я утверждаю, что в течение двух суток он совершит убийство. Поэтому мы должны во что бы то ни стало найти способ разыскать его до того, как произойдет трагедия.

— А я все еще не понимаю, чего конкретно вы хотите от меня.

— Познакомьте меня с городом, — ответил сэр Гай. — Представьте друзьям. Приведите меня на вечеринки, которые они устраивают.

— Но с чего мы начнем? Насколько я их знаю, мои друзья из артистической богемы, при всей эксцентричности, вполне обычные люди.

— Как и Потрошитель. Обычный человек. За исключением определенных ночей. — И снова этот отсутствующий взгляд. — В такие ночи он превращается в неподвластное времени патологическое чудовище, затаившееся перед броском на избранную жертву; в час, когда на ночном небе сияние звезд сливается в зловещий знак, призывая к смерти!

— Ну хорошо, — пробормотал я. — Хорошо, я поведу вас на вечеринки, сэр Гай. Я все равно собираюсь туда. После таких речей мне просто необходимо как следует выпить.

Мы условились о дальнейших действиях. И этим же вечером я взял его с собой в студию Лестера Бастона.

Пока мы поднимались на лифте на самый верх здании, я решил предупредить сэра Гая.

— Бастон — настоящий сумасброд, — сказал я. — Его гости — такие же. Будьте готовы ко всему, к любым выходкам.

— Я готов. — Сэр Гай был абсолютно серьезен. Он засунул руку в карман брюк и вытащил револьвер.

— Что за… — начал я.

— Если и увижу его, не промахнусь, — произнес сэр Холлис. Ни тени улыбки на лице.

— Но нельзя же крутиться на вечеринке, старина, держа в кармане заряженный револьвер!

— Не беспокойтесь. Я не сделаю ничего неразумного.

«Не уверен», — подумал я. Сэр Гай Холлис не произвел на меня впечатления вполне нормального человека.

Мы вышли из лифта и направились к дверям апартаментов Бастона.

— Между прочим, — шепнул я ему, — как вас представить собравшимся? Сказать им, кто вы и в чем ваша цель?

— Мне все равно. Пожалуй, лучше открыто объявить обо всем.

— А вам не кажется, что Потрошитель, если каким-то чудом он или она окажется здесь, моментально почует опасность и поспешит затаиться?

— Я считаю, что неожиданное объявление о том, что его преследуют, заставит Потрошителя чем-то выдать себя, — сказал сэр Гай.

— Из вас самого вышел бы неплохой психиатр, — доверительно произнес я. — Отличная мысль. Но предупреждаю, вас могут задергать. Здесь собралась дикая компании.

Сэр Гай улыбнулся.

— Меня это не пугает, — ответил он. — Я кое-что придумал, Что бы ни случилось, не нервничайте, — предупредил он меня.

Я кивнул и постучал в дверь.

Дверь открыл Бастон; он, словно амеба, вытек в коридор. Его глаза были красны, как пьяные вишни из коктейли. Раскачиваясь всем туловищем, он мрачно и очень внимательно разглядывал нас. Прищурившись, уставился на мою охотничью шляпу и пышные усы сэра Гая.

— Ага, — объявил Бастон театральным тоном. — Явились Морж и Плотник из «Алисы в стране чудес».

Я представил сэра Гая.

— Мы все рады вам, — сказал Бастон с утрированной вежливостью, широким жестом приглашая войти, и, шатаясь, прошел за нами в пестро украшенную гостиную.

Я увидел скопище людей, без устали снующих в плотной завесе сигаретного дыма.

Веселье было в полном разгаре. В каждой руке был крепко зажат бокал. На лицах горел яркий румянец.

Мощные аккорды марша из «Любви к трем апельсинам» раздавались из угла комнаты, где стоило пианино, но они не могли заглушить более прозаические звуки, доносившиеся из другого угла, где шла азартная игра в кости.

Белые кубики стучали по столу все громче, музыка Прокофьева безнадежно проигрывала в этом состязании.

Сэру Гаю повезло: перед его аристократическим взором предстали во всей красе основные участники сборища. Он узрел, как Ла Верн Гоннистер, поэтесса, стукнула Химми Кралика в глаз; как Химми, горько плача, опустился на пол и сидел так до тех пор, пока Дик Пул, торопясь за порцией выпивки к столу, не наступил ему случайно на живот. Он услышал, как Надя Вилинофф, художница рекламного агентства, громко объявила Джонни Одкатту, что у него страшно безвкусная татуировка, и увидел, как ползут под обеденный стол Беркли Мелтон вместе с супругой Джонни Одкатта.

Его антропологические наблюдения могли бы продолжаться до бесконечности, если бы хозяин, Лестер Бастон, не встал в центре комнаты и не призвал всех к тишине и вниманию, уронив на пол вазу.

— Здесь, у нас, находится важные гости, — проорал Лестер, указывая на нас пустой рюмкой. — Не кто иной, как Морж, а с ним и Плотник. Морж — это достопочтенный сэр Гай Холлис, кто-то там из Британского консульства. А Плотник, как всем здесь известно, это наш верный друг Джон Кармоди, популярный распространитель притираний для активизации подавленных сексуальных инстинктов.

Он повернулся и ухватил за руку сэра Гая, втащив его на середину ковра в центре комнаты. На мгновение мне показалось, что Холлис начнет протестовать, но он быстро подмигнул мне, и я успокоился, Сэр Гай был готов к таким оборотам.

— У нас есть обычай, сэр Гай, — громко объявил Бастон, — устраивать новым друзьям небольшой перекрестный допрос.

Просто формальность, как уж принято на наших весьма неформальных собраниях, вы понимаете?

Сэр Гай кивнул и ухмыльнулся.

— Очень хорошо, — пробормотал Бастон. — Друзья, вот вам посылка из Британии. Он весь ваш!

И тут они принялись за него. Я должен был присутствовать, но как раз в этот момент меня заметила Лилия Дэар и утащила в прихожую, где в ее исполнении прозвучал знакомый монолог: милый — я — ждала — твоего — звонка — целый — день…

Когда мне удалось от нее избавиться и я вернулся, импровизированный вечер вопросов и ответов был в полном разгаре. По реакции собравшихся и понял, что сэр Гай смог продержаться и без моей помощи.

И тут сам Бастон произнес роковые слова, взорвавшие атмосферу пьяного веселья.

— И что же, если позволишь спросить, привело тебя к нам этой ночью? В чем цель твоих странствий, о Морж?

— Я ищу Джека Потрошителя.

Ни один из них не засмеялся.

Возможно, это заявление просто ошеломило всех так же, как до этого меня. Я взглянул на стоящих рядом: таклис ними все просто?

Ла Верн Гоннистер. Химми Кралик. Вполне безобидны. Джонни Одкатт с женой. Лилия Дэар. Все безобидные клоуны.

Но что за вымученная улыбка застыла на лице Дика Пула! И двусмысленная, как бы знающая ухмылка Беркли Мелтона!

Ну да, конечно, все это чепуха. Но в первый раз за все время нашего знакомства они предстали передо мной в новом свете. Я подумал, что не знаю, как они проводит время, когда не веселятся на званых вечерах, какие они тогда.

Кто из них ловко скрывает свою сущность, играет роль?

Кто здесь способен верно служить Гекате и давать этой страшной богине кровавый обет?

Даже сам Лестер Бастон может лишь маркироваться под клоуна.

На какой-то миг особое настроение охватило всех нас. В глазах людей, сгрудившихся вокруг центра комнаты, мелькнули те же сомнения.

В центре по-прежнему стоял сэр Гай, и, клянусь вам, он полностью все осознавал и даже упивался атмосферой, которую сумел создать.

«У него должна быть какая-то глубинная, подлинная причина такой одержимости», — мелькнула у меня мысль. Откуда эта странная мания во что бы то ни стало разыскать Потрошителя?

Должно быть, и он что-то скрывает…

Как всегда, атмосферу разрядил Бастон. Он превратил все в клоунаду.

— Друзья, Мори ведь не шутит, — сказал он, хлопнул сэра Гаи по спине и обнял за плечи, декламируя: — Наш английский дядюшка идет по следу легендарного Джека Потрошителя. Надеюсь, вы помнят, кто это? В свое время славился своим умением, ставил потрошительные рекорды, когда выходил на охоту. У Моржа тут есть идея, что Потрошитель сейчас жив, должно быть, бегает по Чикаго с бойскаутским ножиком. Но главное, — Бастон сделал эффектную паузу и объявил театральным шепотом, — главное, он думает, что Потрошитель, может быть, здесь, сейчас, среди нас!

Он добился желаемого эффекта: вокруг начали улыбаться и захихикали. Бастон укоризненно посмотрел на Лилию Дэар.

— Нечего смеяться, девочки, — прошипел он, — Потрошитель ведь может быть и женского пола. Что-то вроде Дженни Потрошительницы.

— Вы что, и вправду подозреваете кого-то из нас? — взвизгнула Ла Верн Гоннистер, жеманно улыбаясь сэру Холлису. — Но ведь ваш Потрошитель давным-давно бесследно исчез? В 1888 году?

— Ага! — вмешался Бастон. — Откуда вы так хорошо осведомлены об этом, юная леди? Звучит подозрительно!

Присматривайте за ней, сэр Гай, она может оказаться не такой уж юной! У этих поэтесс темное прошлое!

Все расслабились, напряжение спало, и все это начало вырождаться в обычную застольную шутку. Пианист, исполнявший только что марш, бросал жадные взгляды в сторону пианино, что предвещало новую пытку Прокофьевым. Лилия бросала взгляды в сторону кухни, ожидая удобного момента, чтобы отправиться за выпивкой.

Затем Бастон снова приковал к себе внимание.

— Эй, смотрите-ка, — крикнул он, — у Моржа с собой револьвер!

Его рука соскользнула с плеча сэра Холлиса и натолкнулась на жесткие контуры револьвера. Холлис не успел ничего сделать, Бастон быстро выхватил оружие из его кармана.

Я пристально смотрел на сэра Гая, не слишком ни далеко это зашло? Но он подмигнул мне, и я вспомнил, как он предупреждал меня и просил не нервничать.

Поэтому к ничего не предпринял, чтобы остановить Бастона в его порыве пьяного вдохновения.

— Давайте все сделаем честно, — крикнул он. — Наш друг Морж приехал сюда из Англии, преследуя свою заветную цель. Раз никто из вас признаваться не желает, предлагаю дать ему возможность найти Потрошителя самому — рискованным способом.

— Что ты там задумал? — спросил Джонни Одкатт.

— Я выключу весь свет ровно на одну минуту. Сэр Гай будет стоять здесь со своим револьвером. Если кто-нибудь из находящихся а этой комнате — Потрошитель, он может попытаться завладеть оружием или воспользоваться случаем, чтобы, как бы это сказать, ликвидировать своего преследователя.

Глупее не придумаешь, но затея всем понравилась.

Протестующие возгласы сэра Гая потонули в море возбужденных голосов. И, прежде чем я успел как-то помешать этому, Бастон протянул руку к выключателю.

— Всем оставаться на своих местах, — с деланной строгостью объявил он. — Целую минуту мы пробудем в полной темноте и, может быть, во власти убийцы. Когда время истечет, я включу свет и начну считать трупы. Выбирайте себе пару, леди и джентльмены.

Свет погас.

Кто-то хихикнул.

В темноте я услышал шаги. Приглушенный шепот.

Чья-то рука коснулась лица.

Мне казалось, что часы на запястье тикают невыносимо громко. Но эти звуки перекрывали глухие частые удары, как будто рядом звонит колокол. Я слышал биение собственного сердца.

Бред. Стоять так в темноте, в компании пьяных идиотов. Но все-таки между нами где-то здесь незримо крадется страх, шелестя бархатным покрывалом темноты.

Вот так бродил в темноте Потрошитель. Потрошитель сжимал в руке нож. Джек Потрошитель, с мыслями безумца и безумной цепью.

Но Джек давно умер, умер и рассыпался в прах спустя все эти годы. Так должно быть — по всем законам человеческой логики.

Только ведь когда погружаешься в темноту, когда темнота и укрывает, и защищает, с лица спадает ненужная маска и то, что таилось в душе, поднимается, наполняет все твое существо, безымянное, безликое ощущение, такое же естественное и темное, как сама темнота, что тебя окружает, — тогда законы человеческой логики бессильны.

Сэр Гай Холлис пронзительно вскрикнул.

Раздался приглушенный стук, как будто что-то свалилось на пол.

Бастон зажег свет.

Крики ужаса.

Сэр Гай Холлис распластался на полу в центре комнаты. В руке по-прежнему был зажат револьвер.

Я огляделся: поразительно, какое разнообразие выражений можно увидеть на лицах людей, столкнувшихся с чем-то ужасным.

Все остались здесь. Никто не покинул пределы комнаты. И все же на полу лежало тело сэра Холлиса…

Ла Верн Гоннистер выла тонким голосом, пряча лицо.

— Ну ладно.

Сэр Гай перевернулся и вскочил на ноги. Он улыбался.

— Просто небольшая проверка, а? Если бы среди вас оказался Потрошитель и подумал, что я убит, он бы чем-нибудь выдал себя, когда зажегся свет. Теперь я убедился в том, что вы невиновны, — все в целом и каждый в отдельности. Небольшой розыгрыш, друзья, только и всего.

Холлис посмотрел на Бастона, застывшего на месте с выпученными глазами, на остальных, сгрудившихся за ним.

— Пойдем, Джон? — окликнул он меня. — Кажется, мы здесь засиделись.

Повернувшись, он направился в прихожую. Я последовал за ним. Никто не произнес ни слова.

После нашего ухода вечеринка проходила на редкость вяло.

3

На следующий вечер, как мы и договаривались, я встретил сэра Гая на углу 29-й улицы и Южного Халстеда.

После события прошлой ночи я был готов ко всему. Но сэр Гай, который ждал меня, устало прислонившись к облупившейся двери, выглядел подчеркнуто буднично.

— Ууу! — произнес и громко, неожиданно появившись перед ним. Он улыбнулся. Только по тому, как дернулась левая рука в момент, когда я выскочил из темноты, было видно, что он инстинктивно потянулся за оружием.

— Готовы начать охоту? — спросил я.

— Да, — кивнул он. — Я рад, что ты согласился прийти, не задавая вопросов: значит, веришь — я знаю, что делаю.

Он взял меня под руку, и мы неторопливо двинулись вперед.

— Какой сегодня туман, Джон, — сказал сэр Холлис. — Как в Лондоне.

Я кивнул.

— И холодно для ноября.

Я поежился, выражая свое полное согласие, и снова кивнул.

— Удивительно, — задумчиво произнес он. — Ноябрьская ночь и туман, как в Лондоне. И место, и время, как тогда.

Я ухмыльнулся.

— Хочу вам напомнить, сэр Гай: это не Лондон, а Чикаго. И сейчас не ноябрь 1888 года. Прошло пятьдесят с лишним лет.

Холлис улыбнулся в ответ как-то вымученно.

— Вот в этом я не вполне уверен, — прошептал он. — Посмотри-ка вокруг. Запутанные проходы, кривые улочки. Точь-в-точь лондонский Ист-энд. Митр-сквер. И все это было построено не менее пятидесяти лет назад, если не раньше.

— Это негритянский квартал, — сказал и коротко. — За Саут-Кларкстрит. И зачем вы затащили меня сюда — не понимаю.

— Интуиция, — признался сэр Гай, — просто интуиция, Джон. Я хочу побродить по этим местам. Улицы расположены так же, как те, где выслеживал и убивал свои жертвы Потрошитель. Вот здесь мы найдем его, Джон. Не на ярко освещенных, нарядных и богатых улицах, но здесь, где темно. Здесь, где, укрытый темнотой, он притаился и ждет…

— И поэтому вы взяли с собой оружие? — спросил я. Вопрос был задан слегка насмешливым тоном: как я ни пытался скрыть это, мой голос звучал напряженно. Его речи, постоянная одержимость мыслью выйти Потрошителя подействовали на нервы сильнее, чем и рассчитывал.

— Нам может понадобиться оружие, — с мрачной серьезностью произнес сэр Гай. — Ведь сегодня — та самая ночь.

Я вздохнул. Мы брели по окутанным туманом, пустынным улицам. Время от времени сквозь мрак тускло светили огни, указывая вход в бар. Если не считать этого, всюду царили темнота и густые тени. Зияющие, кажущиеся бесконечными в туманной мгле дыры проулков плыли мимо нас; мы спускались по петляющей боковой улочке.

Мы ползли сквозь туман, молчаливые и затерянные, как два крохотных червячка в складках савана.

Эта мысль заставила меня поморщиться. Мрачная атмосфера сегодняшнего путешествия начала влиять и на меня. Надо следить за собой, иначе я рискую стать таким же полоумным, как сэр Гай.

— Разве вы не видите, на улице ни души! — произнес я, нетерпеливо дернув его за пальто.

— Он непременно должен прийти, — сказы сэр Гай. — Его привлечет дух этих мест. Именно то, что я искал. Гениус лоци.

Зловещее место, неудержимо притягивающее зло. Он всегда убивает только в районах трущоб. Должно быть, это одна из его слабостей, понимаешь? Его манит атмосфера гетто. Кроме того, женщин, которых он приносит в жертву богам зла, легче выследить в грязных дырах, пивнушках огромного города.

Я улыбнулся.

— Что ж, тогда давайте отправимся в одну из таких пивнушек, — предложил я. — Я весь продрог. Мне просто необходимо выпить.

Проклятый туман пробирает до костей. Вы, островитяне, спокойно переносите сырость, а мне по душе, когда сухо и жарко.

Боковая улочка кончилась, мы стояли в начале длинной узкой улицы.

Сквозь белые клубы тумана я различил тусклый голубой свет: одинокая лампочка под вывеской здешней забегаловки.

— Ну что, рискнем? — спросил я. — Я дрожу от холода.

— Показывай дорогу, Джон, — ответил сэр Гай.

Я провел его вниз по улице. Остановились у открытой двери пивнушки.

— Чего ты ждешь? — нетерпеливо спросил он.

— Осматриваю место, только и всего, — объяснил я. — Это опасный квартал, сэр Гай. Очень не хотелось бы сейчас попасть в дурную компанию. Тут есть заведения, где очень не любят белых посетителей.

— Хорошо, что ты подумал об этом.

Я закончил осмотр.

— Кажется, никого нет, — шепнул я. — Попробуем войти.

Мы переступили порог грязного бара. Слабый свет мерцал над кассой и стойкой, но кабинки для посетителей в глубине помещении были погружены во мрак.

На стойке, положив голову на руки, развалился гигантский негр, черный великан с выдающейся челюстью и туловищем гориллы. Он даже не шевельнулся, когда мы вошли, но его глаза сразу широко раскрылись, и я понял, что нас заметили и молча оценивают.

— Привет, — произнес и.

Он не торопился с ответом. Все еще оценивал нас. Потом широко улыбнулся.

— Привет, джентльмены. Что будем пить?

— Джин, — ответил и. — Два раза. Холодная ночь выдалась сегодня.

— Это точно, джентльмены.

Он разлил джин по стаканам, я заплатил и отнес выпивку в одну из кабинок. Мы не тратили времени даром. Огненная жидкость согрела нас.

Я отправился к стойке и купил целую бутылку. Мы налили себе еще по одной. Здоровенный негр снова расслабился; один глаз его оставался полуоткрытым и бдительно следил за происходящим, на случай неожиданного развития событий.

Часы над стойкой назойливо тикали. На улице поднимался ветер, разрывая плотное покрывало тумана в клочья. Сэр Гай и я сидели а теплой кабине и пили джин.

Он начал говорить, и, казалось, тени собирались вокруг нас, прислушиваясь к его словам.

Холлис утопил меня в своей бессвязной болтовне. Он снова повторил все, что я услышал во время нашей первой встречи, как будто мы только что познакомились! Эти бедняги, одержимые навязчивой идеей, все такие.

Я слушал его очень терпеливо. Налил сэру Гаю еще стакан.

И еще…

Но алкоголь еще больше развязал ему язык. Господи, чего он только не болтал! Ритуальные убийства и продление жизни с помощью магии — снова всплыла вся эта фантастическая история.

И конечно, он твердо верил в то, что где-то рядом сейчас бродит Потрошитель.

Наверное, я виноват в том, что сознательно подталкивал его.

— Ну хорошо, допустим так, — сказал я, не скрывая нетерпения. — Скажем, твоя теория справедлива, несмотря на то что нам придется отбросить все известные законы природы и принять за истину кучу суеверий, чтобы согласиться с ней. Но давай предположим, что ты прав. Джек Потрошитель — человек, открывший способ продления жизни с помощью человеческих жертв. Как ты считаешь, он объездил весь свет. Сейчас Потрошитель в Чикаго и замышляет убийство. Короче говоря, предположим, что все, что ты утверждаешь, — святая правда. Ну и что из этого?

— Как это «что из этого»? — произнес сэр Гай.

— Да вот так, «что из этого»! — ответил я ему. — Если ты прав, это не значит, что, сидя а грязной забегаловке на Южной Стороне, мы заставим Потрошителя прийти сюда и спокойно дать себя убить или сдать полиции. Кстати, я ведь даже не знаю, что ты собираешься с ним делать, если умудришься поймать когда-нибудь.

Сэр Гай опрокинул в рот остатки джина.

— Я схвачу эту проклятую свинью, — произнес он, — а потом передам правительству вместе со всеми бумагами и сведениями, изобличающими его, — всем, что и собрал за многие годы. Я потратил целое состояние, расследуя это дело, слышишь, целое состояние! Его поимка повлечет за собой разгадку сотен и сотен нераскрытых преступлений, в этом я твердо уверен. Говорю тебе, по земле безнаказанно ходит обезумевший зверь! Вечно живущий, неподвластный времени зверь, приносящий жертвы Гекате и силам мрака!

Истина в вине. Или вся эта бессвязная болтовня следствие слишком большого количества джина? Неважно. Сэр Гай снова потянулся к бутылке. Я сидел рядом и размышлял, что с ним делать. Еще немного, и человек доведет себя до острого припадка пьяной истерики. — И вот еще что, — сказал я, просто желая поддержать разговор и не особенно надеясь узнать что-нибудь новое. — Ты все-таки не объяснил, откуда у тебя такая уверенность в том, что ты прямо-таки натолкнешься на Потрошителя.

— Он придет, — произнес сэр Гай. — У меня предчувствие. Я знаю.

Это было не предчувствие. Это был приступ пьяной слезливости.

Мое раздражение постепенно переходило в ярость. Я сидел с ним уже час и все время был вынужден играть роль сиделки и слушать болтовню этого идиота. В конце концов, он даже не был моим пациентом.

— Ну хватит, — сказал и, останавливая Холлиса, снова потянувшегося к полупустой бутылке. — Ты выпил достаточно. У меня есть предложение. Давай вызовем такси и уберемся отсюда.

Становится поздно; твой неуловимый друг, судя по всему, сегодня уже не появится. А завтра, на твоем месте, я бы передал все эти бумаги и документы в ФБР. Раз уж ты так уверен в справедливости своей дикой теории, пусть этим занимаются специалисты, способные провести самое тщательное расследование и поймать твоего Потрошителя.

— Нет, — произнес сэр Гай в порыве пьяного упрямства. — Не хочу такси.

— Ладно, так или иначе, пойдем отсюда, — сказал я, бросая взгляд на часы. — Уже больше двенадцати.

Он вздохнул, пожал плечами и с трудом встал на ноги. По пути к выходу он вытащил из кармана револьвер.

— Эй, дай-ка мне эту штуку, — прошептал я. — Нельзя ходить по улицам, размахивая такой игрушкой.

Я взял у него револьвер и сунул себе под пальто. Пахом ухватил Холлиса за руку и вывел из бара. Негр даже не поднял головы.

Поеживаясь, мы стояли на узкой улице. Туман усилился. С тога места, где мы находились, нельзя было различить ни начала, ни конца этой улицы. Холодно. Сыро. Темно. Несмотря на сгустившийся туман, легкий ветерок нашептывал тайны теням, что толпились у нас за спиной.

Как я и ожидал, свежий воздух ударил в голову сэру Гаю. Пары спиртного и туман — опальная смесь. Он шатался, когда я медленна вел его сквозь туманную мглу.

Холлис, несмотря на свое жалкое состояние, все время выжидающе смотрел в глубь улицы, как будто в любой момент ожидал увидеть приближающуюся фигуру.

Мои чувства наконец прорвались наружу.

— Детские игры, — фыркнул я. — Джек Потрошитель, как же!

Слишком далеко заходить в своих увлечениях, вот как это называется.

— Увлечениях? — Он повернулся ко мне. Сквозь туман мне было видно его исказившееся лицо. — Ты это называешь увлечением?

— Ну, а как же еще? — проворчал я. — Как же иначе назвать твое стремление во что бы то ни стало выследить этого мифического злодея?

Я крепко держал его за руку, но, как завороженный, застыл под его взглядом.

— В Лондоне, — прошептал он. — В 1888 году… одной из тех безымянных нищих потаскушек, жертв Потрошителя… была моя мать.

— Что?

— Позднее меня принял и усыновил отец. Мы дали клятву посвятить всю жизнь поискам Потрошителя. Сначала это делал мой отец. Он погиб в Голливуде в 1926 году, идя по следу Потрошителя. Утверждали, что кто-то ударил его ножом во время драки. Но я знаю, кем был этот кто-то. И тогда я принял от него эстафету, понимаешь, Джон? Я продолжил поиски. И буду искать, пока в конце концов не найду и не убью его вот этими руками. Он отнял жизнь у моей матери, лишил жизни сотни людей, чтобы продлить свое гнусное существование. Как вампир, он живет кровью. Людоед, он питается смертью. Как дикий зверь, он рыскает по свету, замышляя убийство. Он хитер, дьявольски хитер! Но и ни за что не успокоюсь, пока не схвачу его, ни за что!

Я поверил ему тогда. Он не остановится. Передо мной стоял уже не пьяный болтун. Он обладал не меньшим запасом фанатизма, целеустремленности и упорства, чем сам Потрошитель.

Завтра он протрезвеет. Он продолжит поиски. Может быть, передаст свои документы в ФБР. Рано или поздно, с такой настойчивостью — и с его мотивом, он добьется успеха, Я всегда чувствовал, что у него был мотив.

— Идем, — сказал и, увлекая его вниз по улице.

— Подожди, — сказал сэр Гай. — Отдай мой револьвер. — Он качнулся. — Я буду чувствовать себя с ним увереннее.

Он оттеснил меня в укрытую густой тенью маленькую нишу.

Я попытался стряхнуть его с себя, но Холлис был настойчив.

— Дай мне сейчас же револьвер, Джон, — пробормотал он.

— Хорошо, — сказал я.

Я пошарил под пальто, вытащил руку.

— Но это не револьвер, — возразил он. — Это же нож.

— Я знаю.

Я быстро навалился на него.

— Джон! — крикнул он.

— Нет никакого Джона, — прошептал я, поднимая нож. — Я просто… Джек.

МАШИНА, ИЗМЕНИВШАЯ ИСТОРИЮ (The Machine That Changed History, 1943) Перевод К. Луковкина

— Победа!

Это слово уже звучало в залах Берхтесгадена[14]. Но на этот раз оно несло в себе новый смысл, ибо исходило из уст Адольфа Гитлера. Желтоватый человечек, стоявший перед ним в частных апартаментах, смиренно улыбнулся.

— Я рад и польщен, что фюрер одобряет мою работу, — хрипло прошептал он. — Если фюрер пожелает, я могу объяснить принципы, на которых работает моя машина времени.

Рука Гитлера поднялась, призывая к тишине.

— Ваши теории? Мой дорогой Шульц, ваши теории не имеют значения. Ваша машина времени была проверена, испытана и одобрена самыми выдающимися физиками и учеными Рейха. Мы основательны. Если бы ваши притязания не были основаны на истине, вы не были бы сейчас моим гостем в Берхтесгадене.

Адольф Гитлер встал, наклонился вперед.

— Ах, нет, меня не интересуют ваши изобретательские теории.

Достаточно того, что вы достигли, казалось бы, невозможного. Вы создали рабочую модель машины, способной транспортировать людей или предметы через само время.

— Да.

Хмурый взгляд Гитлера прервал ответ болезненного изобретателя.

— Это означает победу, понимаете? Победу!

Он пересек комнату и подошел к огромной сверкающей серебряной камере, покоившейся в ее центре. Его пальцы легли на металлическую поверхность.

— Рейх стремителен, Шульц, — прошептал он. — Благодаря геополитике у меня есть полный документированный набор возможностей, заложенных в этом замечательном изобретении. Это окажет нам неоценимую помощь в будущем.

Шульц улыбнулся.

— Я тоже думал об этом, — пробормотал он. — Мы могли бы построить много сотен таких машин и передвигаться на них вперед или назад во времени, как пожелаем. Мы могли бы атаковать…

Гитлер покачал головой.

— Расходы слишком велики. Кроме того, у меня другие планы.

Планы, которые я намереваюсь исполнить быстро. Кстати, у вас есть документы, касающиеся этого вашего изобретения?

Шульц нервно протянул ему портфель.

— Метод работы прост. Даже ребенок справится с устройством.

Математические расчеты практически не нужны, так как в конструкции заложены принципы пространственного торможения.

— Другими словами, все, что необходимо для сборки и эксплуатации машины времени, находится в этом портфеле?

— Совершенно верно.

Гитлер улыбнулся.

— Тогда, Герр Шульц, наша маленькая беседа окончена.

Его рука потянулась к кнопке звонка. Тихо вошел человек в черной шляпе, взял Шульца за руку и вывел его из комнаты.

— Хайль Гитлер!

Гитлер кивнул.

— Германия не забудет вашего вклада, Шульц, — сказал он.

Дверь закрылась. Гитлер остался один в комнате, поглядывая то на портфель, то на серебряную камеру путешественника во времени. Затем нажал кнопку внутренней связи.

— Келлзер? Бауэр взял Шульца. У него приказ. Быстро избавьтесь от тела. Оповестите его родственников о несчастном случае, как и планировалось.

Он отпустил свой палец. Гитлер снова откинулся на спинку стула, его взгляд стал еще пристальнее. Он снова нажал на кнопку.

— Келлзер? Немедленно пришлите ко мне Эглица. Да, Эглица.

Сотрудника гестапо. Лингвиста.

Через несколько минут юный Карл Эглиц громко щелкнул каблуками перед столом фюрера.

— Хайль Гитлер.

— Эглиц, вы слышали о том, что происходит?

— Фюрер имеет в виду этого Шульца и его изобретение?

— Да.

— Я помогал в составлении отчета об этом.

— Хорошо. Тогда вы понимаете. Эглиц, как вы думаете, вы могли бы управлять этой машиной?

— Смогу.

— Эглиц, вы говорите по-французски?

— Фюрер должен знать, что я жил во Франции.

— Так. — Гитлер на мгновение замолчал. — Эглиц, я слышал много хорошего о ваших способностях. Вы надежный человек. — Он помолчал. — У меня есть задание для вас.

— Это большая честь дляменя.

— Это чрезвычайно важная миссия, и поэтому она носит исключительно конфиденциальный характер. Никто не узнает об этом, кроме нас двоих.

— Фюрер забывает, что геополитика знает, для каких целей будет использоваться машина.

— Ошибаетесь, Эглиц. Это моя личная миссия, о которой геополитика никогда не мечтала. Эглиц, я придумал, как использовать эту машину времени, которая потрясет человечество. И вы должны это осуществить! Это предприятие выиграет войну — и завоюет мир! Она воплощает в себе идею, настолько ошеломляющую по своему воздействию, что даже я, вдохновленный ею, преклоняюсь перед ней.

— Фюрер может мне доверять.

— Тогда слушайте, Эглиц. Выслушайте все, что я запланировал.

Внимательно слушай, — прошептал Гитлер. Эглиц прислушался.

Механическая улыбка не сходила с его лица, но когда фюрер продолжил, из его горла невольно вырвался легкий вздох, а на лбу выступили капельки пота. Его руки сжались в кулаки. И все же Гитлер прошептал:

— Такова ваша миссия, Эглиц. Как думаете, сможете осуществить это?

Голос гестаповца дрогнул.

— Я… мог бы, — выдавил он. — Это займет несколько дней подготовки и исследований. Я должен узнать, когда он был в Кельне. Необходимо отправить машину туда. Я должен изучить документы, касающиеся его повседневной жизни, и выбрать правильное время.

— Ресурсы Рейха в вашем распоряжении, — ответил Гитлер. — Вы не должны потерпеть неудачу. Если вы преуспеете, мы одержим победу над нашими самыми смелыми мечтами.

— Я буду готовиться. — Эглиц попятился к двери. — Хайль Гитлер.

Гитлер снова остался один, все еще улыбаясь. Внезапно он встал и подошел к угловому выступу. Там покоился маленький бронзовый бюст-голова толстого человека с пронзительными глазами, чей висячий чуб покоился на величественном челе.

Гитлер уставился на бронзовую голову, и его улыбка стала еще шире.

— Говорят, ты тоже был властителем судеб, — прошептал он. — Но интересно, мечтал ли ты когда-нибудь о столь великом предприятии? Миссии, бросающей вызов пространству и времени? Ты пересек Альпы — но я пересеку столетия. Наполеон, мир скоро узнает, что у тебя есть хозяин!

Машина времени, бронзовый бюст и правитель Германии неподвижно стояли в сумерках, пока судьба плела паутину, чтобы связать их всех.


Улыбка не исчезла с лица Адольфа Гитлера до тех пор, пока колеблющиеся очертания металлической камеры не исчезли из виду. Комната в Кельнской штаб-квартире Гитлера все еще пульсировала гудящими вибрациями от машины времени. Эглиц вошел в нее и исчез. А теперь исчезла и камера. На мгновение исчезло все. Затем медленно материализовались размытые контуры серебряной машины, иррационально вырисовываясь из воздуха, как скользкая бактерия появляется из пустого микроскопического поля. Гудящая вибрация усилилась, когда камера обрела четкость. Затем наступила тишина.

Гитлер резко шагнул вперед.

— Что-то пошло не так, — прохрипел он. — Ошибка…

Дверь камеры медленно открылась. Возникла высокая фигура, и Эглиц прошел через дверной проем. Гестаповец выпрямился в официальном приветствии:

— Хайль Гитлер.

Адольф Гитлер изумленно уставился на него. Эглиц изменился. Его обычная униформа исчезла. Вместо этого он был одет в яркий алый сюртук с зелеными кантами, а его плетеные желтые брюки были заправлены в блестящие черные сапоги. Меч свисал из замысловатых ножен, закрепленных на поясе белым поясом. В одной руке он держал пушистый черный котелок с зеленой кокардой. Более того, его обычное гладко выбритое лицо исчезло под внушительными накладными усами, которые совсем затмевали собственные гитлеровские.

— Эглиц… так скоро вернулся?

— Неужели фюрер не понимает, что я отсутствовал неделю?

— Неделю? Ты бредишь, идиот? Тебя не было меньше десяти секунд.

— Десять секунд для фюрера — это неделя для меня. Все относительно, как у Эйнштейна…

— Не упоминай имя этого человека, — нахмурился Гитлер. — Говори яснее, парень! Ты выполнил миссию? Он был там? Ты его привез? — Голос Гитлера дрожал от неистового нетерпения.

— Я рад доложить фюреру, что, согласно инструкции, я прибыл в Императорский дворец в Кельне шестого июля 1807 года, в 9:15 вечера. В соответствии с моим приказом, я принял личину военного атташе Великой армии…

— Где же он?

Голос Гитлера резал как нож.

— Я здесь.


Низкий голос вырвался из горла человека, стоявшего в дверях машины времени.

Гитлер вытаращил глаза. Невысокая коренастая фигура спустилась вниз. Гитлер всматривался в смуглое, мясистое лицо, в величественный лоб и свисающую челку, в глубоко посаженные, горящие глаза — Наполеон Бонапарт, император Франции!

Он прошептал эти слова. Маленький человек наклонил голову.

— Конечно, сир. А вы…

— Рейхсфюрер Адольф Гитлер.

Они сцепили ладони. Толстая, пухлая рука и худая, безвольная.

Две сцепленные ладони, которые схватили мир и сдавили его, каждая в свое время. Две руки, протянутые через века. Руки Наполеона и Гитлера. Руки, которые писали историю.

Эглиц стоял, разинув рот. Гитлер обернулся.

— Эглиц, я совсем забыл о тебе. Теперь ты можешь идти. Чтобы обеспечить безопасность нашего уважаемого гостя, ты заслуживаешь отдых после твоего путешествия.

— Фюрер очень добр. Я уверяю фюрера, что моя задача была нелегкой. Этот Фуше, начальник императорской полиции, имеет систему, равную нашему гестапо. Чтобы… э-э… похитить императора…

— Сейчас у меня нет на это времени, Эглиц. Можешь идти.

Германия не забудет твой вклад, Эглиц.

— Хайль Гитлер.

Эглиц ушел. Рука Гитлера потянулась к кнопке звонка.

— Келлзер? Эглиц только что вышел из моей квартиры.

Пошлите двух солдат и арестуйте его. Нет, не в лагерь. Измена, без судебного разбирательства. От него нужно избавиться в течение часа. Это все.

Гитлер снова повернулся к своему гостю.

— Итак, — выдохнул он. — Вы здесь.

Наполеон казался более спокойным из них двоих.

— Как видите да.

— Вы спокойны.

— Я в отпуске, скажем так.

— Должно быть, для вас происшедшее весьма странно.

— Я привык к необычному. Кроме того, ваш помощник — этот Эглиц, не так ли? — много рассказал мне во время путешествия.

Несмотря на то, что он ударил меня по голове, я на него не злюсь.

Он казался одновременно дружелюбным и умным.

— Был… вернее есть, — согласился Гитлер.

— Он рассказал мне много интересного. Это же 1942 год, не так ли? Так много, кажется, произошло. Естественно, я все еще немного смущен, что касается событий.

— Позвольте мне объяснить, — настаивал Гитлер.

Наполеон улыбнулся.

— Очень хорошо. Ваш французский, сир, несколько… заржавел.

— Возможно. Но я не могу рисковать переводчиком ради того, что собираюсь вам сказать. Пожалуйста, присаживайтесь.

Император и диктатор уселись за столом в тихой комнате.

Рядом стояла машина времени, протянувшая между двумя войнами мост. В комнате, которая гудела под вибрации машины, бросавшей вызов пространству и времени, теперь слышался шепот голосов, эхо которых сотрясало континенты.

— Вот почему я доставил вас сюда. — Гитлер охрип от своего многочасового монолога. — Я — повелитель своего мира. Вы были могущественным в свое время. Вместе мы можем использовать вдвое большую силу.

Наполеон кивнул.

— Кроме того, — пробормотал Гитлер, — вы мне нужны. Я бы не признался в этом ни одному живому человеку. Но мне нужны ваши знания военной науки — и вдохновенный гений, стоящий за ними. Я совершал… ошибки. Ошибки, которые должны быть исправлены.

Голос снова загудел, и сгустилась темнота. Время от времени эти два человека вставали и сверялись с картами, схемами, документальными материалами, которые приносили из других комнат. Было уже около полуночи, когда двое усталых мужчин посмотрели друг на друга через длинный стол.

— Но должно быть какое-то решение, — вздохнул Гитлер.

— Ваше военное положение опасно, — ответил Наполеон. — Что еще хуже, это положение необратимо. Его нельзя изменить. — Император пожал плечами. — Бесполезно было посылать за мной. Мне лучше вернуться в свой день и место. Скажу вам откровенно — ваше предложение о совместном партнерстве в этой войне заманчиво, но ведет только к безнадежному концу.

— Вы должны мне помочь, — проскрежетал Гитлер. — Вы должны!

Вы — Наполеон!

— Да, я Наполеон. Но я не могу изменить того, что существует, — печально ответил маленький капрал. Затем его голова дернулась вверх. — Выждать. Вот мое решение!

Пухлый палец ткнул в сторону камеры времени.

— Что вы имеете в виду? Вы с ума сошли?

— Не больше, чем вы. Сир, когда вы послали своего помощника похитить меня через время, я принял простое решение посетить эту эпоху. Как мы уже видели, ваши трудности начались в самом начале этой войны. В сентябре 1939 года. Вы упустили возможность вторгнуться в Англию. Вы не проверяли готовность России. Вы провалили свою миссию в Соединенных Штатах.

— Но это уже в прошлом — больше двух лет назад. Слишком поздно что-то менять.

— Неужели? Почему мы не можем войти в камеру времени и вернуться в 1939 год? Вернуться к июлю того года и заново спланировать войну на сентябрь?

Гитлер вскочил на ноги.

— Можем ли мы… осмелимся ли мы?

— Вы хотите завоевать весь мир? Очень хорошо, мы можем его завоевать. Если у вас хватит смелости совершить это путешествие. Как только в 1939 году мы сможем исправить ваши предыдущие ошибки, то предвосхитим остальные. Вот преимущество опыта. Тогда война будет вестись должным образом, с нами во главе.

Приглушенные голоса слышались в полуночной комнате.

Размытые фигуры двинулись к серебристой машине. Кошмарное видение в кошмарном мире. Наполеон, Гитлер и машина времени.

А потом — только пустая комната. Машина исчезла. Где-то в бесконечности два диктатора отправились назад, в прошлое.

Земля дрожала в предвкушении.

Машиной управлял Наполеон. Пухлые пальцы Бонапарта, бывшего лейтенанта артиллерии, осваивали тонкости работы деталей машины. Его интерес к принципам работы устройства почти превзошел его любопытство относительно подробностей самой войны. Но Гитлер был терпелив. В конце концов, столь знатного гостя надо ублажать. И если Наполеон решил вести машину времени, это было хорошо. Вместо этого он, Гитлер, решил руководить судьбами мира. Так они и сидели там, в странно вибрирующей металлической оболочке. Руки Наполеона двигались по серебряной поверхности панелей в молчаливой концентрации. Руки Гитлера нервно сжались на коленях.

Наступила тишина, если не считать гудящей вибрации — молчание двух людей, движущихся сквозь неведомое, безымянное, искривляющееся во времени с миссией изменить судьбу мира.

Всего два человека — но непохожие ни на одного из мириадов людей, когда-либо родившихся на земле. Два человека, каждый из которых в свое время изменил лик земли; переделал его словно безжалостный хирург, оставивший пациента разорванным и кровоточащим.

Никогда раньше не было двух таких людей, и никогда не было такого путешествия…

Должно быть, что-то важное пришло им обоим в голову, когда они сидели и ждали прекращения вибраций. Они вдруг переглянулись, и их глаза встретились.

Глаза Гитлера встретились с глазами Наполеона где-то в пустоте пространства и времени. Встретились и смешались в пылающей решимости. Именно фюрер обратился к императору.

— Сейчас, — прошептал он, — мы прибудем и начнется работа. Это предопределено. Вы и я — наше величие таково, что сама судьба пожелала нашего союза. Ваше солнце и моя звезда взойдут на небесах вместе.

Это был голос мистика, перекрывавшего гудение; голос торжествующей мании величия.

— Может быть? — эхом отозвался Бонапарт. Его темные глаза наполнились внезапным изумлением. — И все же мне интересно, может ли человек обмануть свою судьбу?

— Я — судьба, — раздался резкий голос фюрера. — Как вы видите. — Его рука поднялась и протянулась. — Владыка мира, а теперь и самого времени и пространства! Мы далеко продвинулись со времен вашего правления, Наполеон. Ваши армии были бы разорваны на куски одной танковой дивизией. Но вы же видели это. Вы знаете, как смерть может прыгнуть с небес или пронестись по воздуху за сотню миль. Вы знаете, как смерть ползет по морям, над ними и под ними. Вы знаете, как целые континенты могут быть опустошены пылающим дыханием войны.

Наполеон улыбнулся.

— Я тоже произносил речи, — сардонически заявил он. — Но, возможно, научился сожалеть о некоторых поступках, сопровождавших их.

— А я не жалею и не буду жалеть, — возразил Гитлер. — Мы возвращаемся в 1939 год. В этом времени не должно быть никаких ошибок. Англия будет захвачена быстро. И Франция должна…

Он вовремя остановился. На лбу маленького капрала появилось хмурое выражение. Неужели этот дурак что-то заподозрил? Нет. Как он мог? Он не знал, что случилось с Францией. Он был вывезен из Германии 1807 года в Германию 1942 года. Он не знал, но Гитлера беспокоило то, что он нахмурился.

— А Франция? — тихо повторил Наполеон. — А как же Франция?

— Франция займет свое законное место рядом с Германией, — поспешно поправил Гитлер.

Хмурый взгляд исчез, на его месте появилась медленная улыбка. По какой-то причине Гитлеру эта улыбка не понравилась еще больше.

— Это хорошо, — ответил император. — Да, Франция займет свое законное место.

Гитлер промолчал. Его мысли стремительно неслись вперед.

Через мгновение они прибудут в 1939 год. Снова будет конец лета. Он и Наполеон вступят в союз. Война будет начата заново, с опытом Гитлера о двух последующих годах в качестве подсказки.

Наполеон был бы полезен в стратегии, чрезвычайно полезен. Его непредвзятая точка зрения помогла бы указать на различные слабости, которые даже Гитлер и его штаб могли бы упустить.

А потом начнется война. Ибо он принял окончательное решение. Когда Наполеон закончит свою работу, он должен будет уйти. Гитлер не доверял ни его хмурому взгляду, ни его улыбке.

Этот дурак никогда не потерпит того, что случится с Францией.

От него избавятся — от этого самозваного императора. Мечта Гитлера о триумфе сверкнула в его глазах. Какая ирония! Люди всегда сравнивали его с Наполеоном. Он подумал, что это комплимент, когда они назвали его равным. Но Гитлер будет выше французского завоевателя. Это будет его величайшая победа.

— Подождите! Вы чувствуете это? — голос Наполеона прервал размышления Гитлера. — Кажется, мы приехали.

Да. Вибрации уменьшались. Жужжание и гудение в металлической камере стихли. Через мгновение в сознании обоих мужчин возникло странное ощущение, как будто они вращались в пустоте и вдруг опустились на что-то твердое.

— Да, мы здесь!

Наполеон встал. Его напыщенное маленькое тело двинулось к двери камеры. Гитлер последовал за ним. Теперь его улыбка стала шире. Наполеон не видел этого, он возглавил движение — к триумфу Гитлера и своей собственной гибели.

Когда пальцы императора скользнули по засовам и ручкам, дверь распахнулась. Наполеон стоял на пороге, глубоко дыша.

Затем он выбрался наружу. Гитлер быстро двинулся вперед. Он едва мог ждать, чтобы вновь появиться накануне победы…

Гитлер вышел из машины. В объятия двух ожидающих охранников.

— Держите этого человека! — пролаял приказ голос Наполеона.

Гитлер дергался в тисках гигантских рук.

— Что это такое? Почему…

Он посмотрел вверх, на усатые лица двух гренадеров. Те были облачены в огромные киверы и яркие зеленые мундиры.

Мундиры наполеоновских войск! Глаза Гитлера дико блуждали по огромному помещению, в котором покоилась машина. Это была придворная квартира, роскошно обставленная в стиле времен Наполеона. И перед ним, уже не нелепая фигура, а с видом хозяина своего времени и места, стоял Наполеон.

Гитлер снова увидел улыбку на губах императора.

Гитлер услышал его голос сквозь клубящийся туман.

— Мы прибыли, Адольф Гитлер, но в выбранное мною место и время. Час настал — но это час моей судьбы, а не вашей! Мы вернулись в тот день, когда вы похитили меня. Мы находимся в Кельне, в моем немецком дворце, в 1807 году.

— Но…

Гитлер снова увидел улыбку и вздрогнул. Наполеон подошел и прошептал:

— Вы дурак! Вы верили, что я откажусь от своей судьбы ради вашей? Я взялся за управление — и снова установил его на этот день. Я хочу жить своей собственной жизнью, завершить миссию завоевания, которой занят. Поэтому я вернулся в свое время.

Голова Гитлера закружилась.

— Но вы и я — мы могли бы править большим миром вместе — я предложил вам все.

— Адольф Гитлер, мне не нужен ваш мир. — Голос императора поднялся до предсмертного крика. — Ваш помощник, человек, который привел меня к вам, был неосторожен и проговорился намеками о судьбе моей родины. Он рассказал мне, что вы сделали с моей Францией.

— Францией?

— Вы думали, что одурачили меня? Нет, я все это время знал. Вы и ваши орды топтали мою землю, опустошали ее. И я поклялся отомстить за свою страну. Я буду делать так, как захочу. Гитлер, я — солдат, завоеватель. Но я не сумасшедший мясник! И я не собираюсь снова натравливать вас на мой народ. Вы и твои безумные теории расового превосходства — о людях, которые должны убивать, как звери, чтобы жить! Я собираюсь спасти Францию и весь мир от вас.

Гитлер облизнул потрескавшиеся губы.

— Что вы собираетесь делать? — прошептал он.

Наполеон коротко махнул рукой.

— Охрана, верните этого человека в машину.

Гренадеры потащили фюрера по полу. Его лицо было пепельно-серым, а голос сделался умоляющим.

— Что вы собираетесь делать?

Наполеон пожал плечами.

— В моем мире нет места для таких, как вы. Для таких как вы нет места в любом времени — ни в 1939-м, ни в 1942-м году. Там не место для людей с вашими низменными мечтами! Мне известна только одна эпоха, когда мир приветствовал бы ваши гнусные идеи. Вот туда вы и отправитесь — в мир, где слабые погибают и выживают только сильные. И я желаю вам радости!

Теперь они были внутри камеры. Руки Наполеона двигались над пультом управления. Звенящий звук разорвал тишину.

— Что это было?

Наполеон обернулся.

— Я разбил регулировочные диски, — объявил он. — Вы отправитесь в путешествие в один конец.

Охранники попятились из кабины. Наполеон последовал за ними. На мгновение он задержался в металлическом дверном проеме, прежде чем закрыть дверь.

— Прощайте, Адольф Гитлер, — пробормотал он. — Наконец-то вы получите по заслугам.

Гитлер с рычанием поднялся и бросился вперед. Но железная дверь кабины в машине времени глухо лязгнула у него перед носом. И жужжание смешалось с мучительным криком Гитлера.


Жужжание машины нарастало. Оно заполнило голову Гитлера пульсацией. Это был темный гул, наполнявший его мозг черным бормотанием обреченности. Гитлер лежал в темноте, и страх пульсировал в его теле. Лежал там бесконечные эоны, целую вечность — так же как мчался сквозь эоны и вечность.

Но когда жужжание наконец утихло, он победил свой страх. Он резко сел, когда почувствовал странное ощущение балансировки, которое означало, что машина времени прибыла. Гитлер глубоко вздохнул.

Он оказался в пункте назначения. Это сделал Наполеон, сломав управление. Итак, Гитлер был здесь и без страха смотрел в будущее. Да, Наполеон перехитрил его. Но нет смысла плакать над пролитым молоком. Император был хитер — но глуп, несмотря на все! Он снова вернулся в 1807 год, расхаживая по исторической сцене, играя роль тирана — но Гитлер знал то, чего не знал Наполеон. Знал, что через восемь коротких лет императору предстоит Ватерлоо. Какая сладкая месть! Впереди только изгнание!

И он, Гитлер, тоже был изгнан. Но он все еще мог заново формировать свое будущее, в каком бы времени он ни оказался.

Гитлер мрачно улыбнулся. Да. Наполеон забыл, что он, Адольф Гитлер, может сам определять свою судьбу. Разве он не прошел путь от скромного маляра до могущественного военачальника в сложном современном мире? Ну, с его умом и видением, его знанием людей и будущего, он мог начать все сначала.

Интересно, куда его послал Наполеон?

Там, где погибают слабые и выживают только сильные. Это может быть Древний Рим. Варварские времена. Ну, вряд ли это так уж плохо. Он научится. Он внесет коррективы. Он знал людей и знал историю. Где бы он ни был, Адольф Гитлер всегда мог править в мире, где сила господствовала над слабостью. Он встал и шагнул к выходу. Медленно отодвинул засов и открыл дверь.

Он снова глубоко вздохнул. Свежий воздух был сладким и чистым. Улыбаясь, Адольф Гитлер вышел на травянистый луг.

Его глаза моргали в солнечном свете.

Он стоял на склоне холма, который поднимался подобно травянистому острову среди моря пышной растительности. Это было похоже на тропический лес. Снова моргнув, он пошел по траве. Земля под ногами была мягкой, почти дымящейся от влаги. Где же он был? В какое время он попал? Где города Германии, люди?

Гитлер покачал головой. Его зрение прояснилось.

Затем он увидел, как из леса справа от него вышли они. Они шли быстро. Он в панике обернулся. Слишком поздно! Остальные подкрадывались к нему сзади, отрезая путь к двери машины времени. Адольф Гитлер стоял, окруженный кольцом приближающихся фигур. Он смотрел на фигуры и наконец понял суть напутственных слов императора.

Он уставился на группу обезьяноподобных сутулых людей, имевших только человеческие лица. Их мохнатые тела были покрыты длинной желтоватой шерстью. Они были сильны и ухмылялись от осознания своей силы. И их глубокий, хихикающий смех был наполнен ненавистью — презрением сильного к слабому.

Сильные. Белокурые. Бестии, живущие во время, когда он мог обрести свою законную судьбу. Когда монстры приблизились вплотную, с небольшого лесного холма раздались крики Адольфа Гитлера.

Он попал в каменный век.

СКАЗКА (Fairy Tale, 1943) Перевод К. Луковкина

— В дальнем конце моего сада водятся феи, — сказал парень.

— Что вы несете, черт возьми! — крикнул Тим Букер.

— Нет. Я не сказал «черти», я утверждаю, что в моем саду живут феи.

Тим Букер взорвался и чуть не выронил телефон из рук. Это было последней каплей. В течение пяти лет Букер сидел у телефона в своем офисе арендного агентства, слушая оскорбления от арендаторов. Такой была его работа в агентстве — принимать претензии, записывать их и отсылать к боссу. Его делом было не рассуждать, а слушать и лгать. За прошедшие пять лет Тим Букер гордился тем, что наслушался всего. Он наизусть знал историю протекающего водопровода; в рассказах о шумных радиаторах, отсутствии тепла, капающих кранах и громких соседях для мистера Букера тоже не было ничего нового. Он мог справиться с чем угодно, от вопля о потолке арендной платы до мольбы о ремонте ванной комнаты. Но теперь его нервы сдали.

Когда громкий голос по телефону сказал «в моем саду есть феи», Тим Букер просто не мог больше этого выносить. Он вышел из себя. Кто-то его разыгрывал. Феи в глубине сада?

— И что мне с этим делать? — прорычал мистер Букер. — Вы хотите, чтобы я спустился и помахал им волшебной палочкой? Ты пьяны — освободите линию!

— Я не пьян, — настаивал мягкий голос на другом конце провода.

— Я Том Роланд из дома № 711 по улице Жимолости. И если вы сейчас же не приедете сюда, я расскажу о вас Совету по аренде.

Тим Букер почувствовал, как по спине пробежал ледяной холодок.

— Нет, — выдохнул он. — Только не это — ничего, кроме этого! Я приеду сейчас же, мистер Роланд.

Он повесил трубку, дрожа всем телом. Вернулась его естественная покорность. В силу привычки он снова стал слугой агентства по аренде и, как хороший слуга, съежился при одном упоминании о Совете по аренде. Даже с одурманенными феями пьяницами было легче справиться. Тим Букер вздохнул, взял шляпу и вышел из кабинета. Вздрогнув от вибрирующей стрелки на датчике уровня бензина, мистер Букер вывернул машину на проезжую часть и направил ее скрипучее шасси к дому № 711 по улице Жимолости и ждущему его мистеру Томасу Роланду. Дом № 711 оказался весьма внушительным особняком, расположенным на широкой, окаймленной деревьями лужайке. За домом простирался просторный сад, и Томас Роланд растянулся прямо на нем.

По крайней мере, Букер догадался, что это мистер Роланд лежит на лужайке за домом с бутылкой под подбородком. Когда Тим Букер свернул на подъездную дорожку, лежащий джентльмен откатился в сторону и приветливо помахал бутылкой.

— Добро пожаловать на улицу Жимолости, — сказал он, неуверенно поднимаясь на ноги. — Хотите выпить? Садитесь, присаживайтесь, где хотите! Приятель, вы мой настоящий спаситель! — Он остановился и принял мрачный воинственный вид. — Скажите, кто вы такой, черт возьми?

Тим Букер вылез из машины.

— Я сотрудник агентства. Приехал посмотреть на тех фей в конце вашего сада.

Усмешка мистера Роланда стала еще шире.

— Кто вам сказал? — свирепо спросил он. — Кто сказал это?

— Но вы же это сделали!

— О! — улыбка вернулась на раскрасневшееся лицо Роланда. — Тогда вы мой друг навечно. Теперь я вспомнил.

Тим Букер вздохнул. Он был прав. Маленький мистер Роланд был очень пьян. И это дело было просто еще одной рутиной разборкой.

Мистер Роланд размахивал руками, как дикий гусь, ведя Тима Букера по дорожке к саду за домом. Там действительно был сад — большой и красивый участок с решетками и качелями, а также галечная дорожка, ведущая к Саду камней в задней части дома. В роскошном изобилии распустились цветы. Тим Букер заметил, что трава очень нуждалась в стрижке.

— Вы не подстригаете газон? — спросил он.

Мистер Роланд обернулся и смущенно заморгал.

— Его косил О'Дрисколл, все время.

— О'Дрисколл? Кто он такой?

— Эммет О'Дрисколл. Он был моим садовником. Его призвали в прошлом месяце. Сейчас у меня нет времени косить газон.

— Плохо.

— Он привел с собой фей, видите? Они должны были приехать вместе с его семьей, сказал он. А теперь его призвали. Они забрали его и оставили меня наедине с феями. Навсегда в одиночестве.

Роланд всхлипнул.

— Хотел бы я, чтобы армия тоже вовремя их призывала. То, что происходит со мной, даже Гитлеру не пожелаешь!

Он ткнул Тима Букера в грудь дрожащим пальцем.

— Вы когда-нибудь видели змей? — спросил он. — Розовых слонов?

— Нет, — признался Букер.

— Ну а я видел, брат. Все время вижу такие вещи. Они не очень красивые. Но я, черт побери, предпочел бы видеть их в зоопарке.

Да еще и феи! Боже, все время феи!

Внезапно он пришел в себя и вздохнул.

— Хотите знать, почему я пьян? — печально спросил он.

Мистер Букер не хотел этого знать, но ничего не мог с собой поделать и слабо кивнул.

— Ну ладно, если вам так уж любопытно, — торжествующе сказал Роланд. — Я скажу, почему я пьян и вообще не просыхаю.

Это поразительное объяснение задержало бы Тима Букера лишь на некоторое время, но мистер Роланд настаивал на продолжении.

— Так почему я все время пью? Да потому что каждый раз вижу этих проклятых фей. Вот почему я пью! Господи, как бы я хотел сейчас напиться! — воскликнул Мистер Роланд, падая.

Тим Букер, гадая, как он закончит этот сентиментальный сеанс и доберется до особняка, помог маленькому мистеру Роланду подняться на ноги.

— Почему бы вам не пойти в дом и не прилечь ненадолго? — предложил он.

— Потому что я хочу сначала показать вам этих фей, — пробормотал Роланд. — Тогда мы оба пойдем в дом и ляжем.

— Очень хорошо, — сказал Тим Букер. — Где эти феи?

Мистер Роланд, пошатываясь, побрел по усыпанной галькой дорожке к Саду камней. Он остановился перед грудой камней, и его покрасневшие глаза медленно вращались, пока он осматривал кусты.

— Вот, — воскликнул он. — Вот они, маленькие вонючки!

Надменно улыбаясь, Тим Букер присоединился к мистеру Роланду и посмотрел вниз на кустарник.

— Я не вижу никакого… — начал он, но тут закричал, отскакивая назад через дорогу. — Святые угодники! Что это такое?

— Феи, — терпеливо повторил мистер Роланд. — Все время феи!

Существа и правда были феями.


Букер уставился на группу крошечных лиц, нагло смотревших из кустов у его ног. Удивительно, невероятно крошечные лица — с безошибочно человеческими чертами — и всего в шести дюймах роста! Светлые глаза-бусинки блестели на морщинистых мордашках. Тим Букер мельком заметил их рваную одежду, из которой словно крендельки торчали ручки и ножки. На одно невероятное мгновение он увидел кулачки не больше кукурузного семечка, упиравшиеся в лист.

Раздался звон пронзительного смеха, маленький переполох, фигурки и лица исчезли. Феи исчезли. Тим Букер моргнул.

— Я… я не могу в это поверить, — прошептал он.

— Почему бы не написать об этом? — предложил мистер Роланд, поспешно отхлебнув из почти пустой бутылки. — Что касается меня, то я уезжаю отсюда.

— Что?

— Я уезжаю, — сказал мистер Роланд, ковыляя обратно по тропинке. — Хватит с меня этих фей.

— Но это означает, что вы нарушаете договор аренды, — выдохнул Тим Букер.

— Мне все равно, даже если моя аренда разобьется вдребезги, — ответил Роланд.

— Вы не можете так поступить! — закричал Тим Букер, ужаснувшись такому смелому поступку.

— Хорошо, тогда я обращусь в суд. Или Совет по контролю за арендой. Вы хотите, чтобы я рассказал этим ребятам о том, как вы проводите время с феями в саду?

— Нет, — прошептал Букер. — Нет, не хочу.

Торжествующий мистер Роланд на одной ноге завернул за угол дома и исчез. Тим Букер устало забрался в машину и стал возиться с ключами и сцеплением. Внезапно из глубины сада донесся пронзительный, насмешливый смех. Букер на большой скорости пронесся по подъездной аллее, но смех преследовал его до самой улицы, и в ту ночь ему снились сны.


Тим Букер с радостью забыл бы о феях в доме № 711 по улице Жимолости, но Десмонд Гуджер ему не позволил. Десмонд Гуджер был боссом Тима Букера — с большой буквы «Б». Он был из тех работодателей, о которых всегда будут думать с большой буквы «Б», хотя это самое «Б» не обязательно означает «босс».

Это его босс устроил все неприятности.

— А что это за дом № 711 по улице Жимолости? — резко спросил он, остановившись на следующее утро у стола Тима Букера. — Вы отпустили арендатора, не удержав с него арендную плату?

— Его призвали в армию, — солгал Букер, нервно наблюдая, как телефон дрожит на рычаге, когда раздается голос босса.

— Тогда поторопись и арендуй эту свалку, — приказал Десмонд Гуджер. — Учитывая нехватку жилья, у тебя должен быть клиент, готовый переехать туда завтра.

Но у Тима Букера не было клиента ни на следующий день, ни на другой. Он надеялся, что никогда этого не сделает, ведь объяснение происходящего наличием фей будет стоить ему работы. На третий день босс вышел из своего кабинета и стал жевать сигару прямо у Тима Букера над ухом.

— Что с тобой, Букер? — прорычал он. — У тебя что, еще нет арендатора дома № 711?

— Я так не думаю… видите ли, это…

— Послушай, Букер, — проворчал Десмонд Гуджер. — Я хочу поделиться с тобой своими мыслями.

«Не понимаю, как вы обходитесь без них», чуть не сказал Тим Букер. На самом деле он съежился и прислушался. В течение пяти минут босс раздавал бесплатно свои умозаключения. Хоть выступление и было мастерским, но Тим Букер не оценил его.

— К завтрашнему дню ты, черт побери, сдашь этот дом в аренду, — закончил босс и, в последний раз прикусив потрепанную сигару, зашагал прочь. Тим Букер долго сидел за своим столом. Дважды его рука тянулась к пачке заявок на аренду жилья. Было бы так легко выбрать имя из списка и позвонить, но он даже не пытался.

Это было бесполезно. Он не мог. Вдруг Тим Букер выпрямился.

Решение проблемы полыхнуло в его глазах. Он встал, схватил шляпу, вышел из офиса, сел в машину и поехал на улицу Жимолости, к дому № 711. В натиске решимости все эти действия казались частью одного решительного жеста. Тим Букер понял, что на самом деле собирается сделать, только когда он уже шел по усыпанной галькой дорожке пустынного заднего двора. Он, Тим Букер, полностью (хотя и небрежно) одетый и в своем (хотя и слегка колеблющемся) уме — он, Тим Букер, действительно собирался поговорить с феями!

Букер нервно оглянулся через плечо. Вокруг никого не было. Сад сверкал в лучах послеполуденного солнца. Он выглядел мирным, безмятежным. Длинная, нестриженая трава шелестела на легком ветерке у самых ног. Все было так, как и должно быть. Нормально. В саду не было никаких фей. Все это было ошибкой. Их не было…

— Ой! Он наступил на меня, негодник!

Тим Букер подпрыгнул, как кенгуру. Из-под его загнутых носков выглядывала невероятная маленькая фигурка. Он в смятении отдернул ботинки. Крошечный человечек уставился на него, прищурившись, словно пытаясь сфокусировать взгляд на чем-то далеком.

— О, это опять ты, — раздраженно сказал человечек.

— А почему бы и нет? — Тим Букер немного пришел в себя.

В конце концов, нет ничего страшного в существе ростом в шесть дюймов. Он наклонился, присел на колени и внимательно осмотрел крошечное существо перед собой. Конечно, фея была не выше шести дюймов ростом, и все же в ее идеально сложенном маленьком теле не было ничего карликового или уродливого.

Крошечные, тугие коричневые локоны покрывали голову размером с абрикос. Лицо размером чуть больше орешка серьезно смотрело на Тима Букера, в то время как Букер зачарованно разглядывал тоненькие конечности, покрытые крошечными точками веснушек. Фея, за исключением своего рода фартука вокруг талии, была обнажена. Букер не знал, почему шерстяной фартук феи привлек его внимание, но в нем было что-то знакомое.

— И на что это ты уставился своими круглыми глазами? — спросила фея пронзительным, раздраженным тоном. — Если место прикрывающее наготу, тогда это всего лишь старый носок Эммета Дрисколла. Этот прекрасный джентльмен связал его специально для меня. Что касается дырки в на месте пальца ноги, то она полностью зашита, так что ветер не свистит мне в спину.

Тим Букер вспомнил историю о садовнике, из-за которого в саду появились феи. Он начал формулировать аргумент.

— Я слышал, О'Дрисколл был довольно милым парнем, — заметил он.

Человечек кивнул.

— Конечно, так оно и было. Это О'Дрисколл построил нам Сад камней. Он был добр и понимал нужды маленького народа. Он же прогнал проклятых собак и кошек. Он всегда следил за тем, чтобы мы получали свежую росу с лужайки. Он смастерил для нас защиту от сырости. Что же касается Роланда, и пусть его имя навсегда останется проклятым, он никогда не заботился о саде, когда здесь был Эммет О'Дрисколл.

Да, О'Дрисколл хорошо нам служил — а почему бы и нет, я спрашиваю? Разве крохотный народец не служил О'Дрисколлам в течение многих поколений на старом Дерне? Конечно, ведь я еще помню Рори О'Дрисколла, его дедушку и прекрасного крепкого парня…

Тим Букер пресек этот поток ирландского красноречия.

— Есть только одна вещь, которую я не понимаю, — сказал он наивно. — Почему ваш народец не последовал за О'Дрисколлом, когда его призвали?

Фея рассмеялась со свистящим звуком.

— Ну конечно, и что бы мы делали в армии, я спрашиваю? Мы бы вечно носились под звуки горна, спали на плацу, где нет росы, и разъезжают огромные танки! Нет, мы останемся здесь, пока О'Дрисколл не вернется с войны.

Букер решил зайти с другого конца.

— Но разве вам не повредит быть здесь совсем одним? Кто теперь будет шить вам одежду? И что насчет этого Роланда?

— Ох! — Фея на мгновение помрачнела. — Один только Роланд — совсем другое дело! После того как О'Дрисколл ушел, он отправился в сад, чтобы отоспаться от своих буйств. Он растоптал цветы и загубил их.

— Так может, вам лучше уйти? — предложил Букер.

— С чего это? Теперь его нет совсем, — прощебетала фея, слегка поклонившись. — Мы можем остаться здесь и ждать, пока О'Дрисколл расправится с врагами и вернется к нам. Это то место, где мы сейчас находимся.

— В том-то и дело, — раздраженно сказал Тим Букер.

Фея не обратила на него никакого внимания. Она повернулась и махнула рукой в сторону кустарника.

— Выходите, — позвала она. — Выходите и познакомьтесь с прекрасным, величественным джентльменом, к доброте которого мы взываем.

С витиеватыми жестами он вывел вперед еще пять крошечных фигурок. Кланяясь и приседая в реверансе, феи явили свои ухмыляющиеся мордашки Тиму Букеру.

— Я Нуббин, — сказал первый эльф, прежде чем представить своих спутников. — А это Сиб, сэр.

По мнению Тима Букера, Сиб была довольно пожилой для феи — маленькая сморщенная обезьянья фигурка с седыми волосами и морщинистым лицом напоминающим чернослив.

— И Слип.

Слип, благодаря рваной косынке, скроенной наподобие платья, оказалась дамой. Ее возраст, очевидно, был равен возрасту Сиб, и она приветствовала Тима Букера писклявым голосом.

— Конечно, нам очень приятно ваше поклонение, так оно и есть.

Нуббин представил остальных.

— А вот и Гэнди, сэр.

Гэнди был курносым юнцом с дерзкой ухмылкой. Букер, глядя на него, вспомнил миниатюрного Микки Руни.

— Как делишки? — спросил Ганди на удивление спокойным голосом с легким акцентом.

— Что там жужжит, кузен? — протяжно словно флейта пропищал новый голос. Тим Букер уставился на дерзкое девичье лицо. У женщины-феи были рыжие волосы. С ужасом он понял, что услужливый Эммет О'Дрисколл сшил ей импровизированные брючки.

— Это Данни, — сказал Нуббин. — И она дикая.

Пять фей столпились у колен Букера, с нескрываемым любопытством разглядывая его лицо и конечности и перешептываясь за своими похожими на лепестки руками.

— Вы забыли меня, — проскрипел тоненький голосок из кустов.

Появилась шестая фея.

— О, Томакин! — воскликнул Нуббин. — Я правда забыл.

— Истинное удовольствие видеть ваше величественное и славное лицо, — сказал толстый маленький Томакин. Он поспешил вперед, с напыщенным достоинством облаченный в тогу из носового платка, остановился рядом с Букером и поднял руку.

Тим Букер с такой же серьезностью попытался пожать ему руку. Он едва чувствовал крошечную ладошку, затерянную в необъятности его собственной огромной ладони.

— Мы очень благодарны вам, — сказал Томакин, — за то, что вы предоставили нам этот большой, величественный дом.

Букер закусил губу.

— Рад это слышать. — Он заколебался, потом продолжил. — Но именно это я и хотел вам сказать, ребята. У вас не может быть этого большого, величественного дома.

— Что?

— Конечно, я бы хотел, чтобы он у вас был. Если бы он был моим, я бы отдал его вам. Но он не мой, разве не видно? Он принадлежит моему боссу, Десмонду Гуджеру. И прямо сейчас я собираюсь сдать его в аренду новому арендатору. Босс послал меня сюда, чтобы сказать вам освободить помещение.

— Освободить помещение?

— Убраться с участка?

— Уйти?

Тим Букер кивнул. Данни повернулась к нему, встряхивая морковными кудрями.

— А что, если мы не хотим уйти? — насмешливо спросила она. — Что же тогда?

— Тогда мы подадим на вас в суд, — слабо сказал Букер, поняв, насколько бессмысленной была угроза, как только произнес ее.

— Очень хорошо, — сказал Ганди, неожиданно обнаглев. — Будь проклят йез, говорю я.

— Мы не уйдем, и точка, — добавила Данни.

Именно тогда отчаявшийся Тим Букер принял непредвиденное решение. Он поднялся на ноги и нахмурился.

— Значит, не уйдете? — пробормотал он. — Ладно, черт с вами! Я сам перееду в это место!

Три дня спустя Тим Букер и его жена Милдред переехали в дом № 711 по улице Жимолости. У Тима не было затруднений с Милдред, когда она услышала эту новость. Одно упоминание о загородной недвижимости более чем убедило ее в том, что дом должен быть идеальным. Ее мимолетный визит был излишним — она даже не потрудилась как следует взглянуть на это место. Тим не показал ей сад, и она не стала искать его сама. Милдред была слишком занята тем, что визжала, как всегда визжат женщины, столкнувшись с чем-то дорогим.

— О, это чудесно, Тимми, дорогой, — приговаривала она.

Тим Букер даже не нахмурился, услышав свое прозвище, когда оно слетело с ее губ. Он был слишком счастлив. Теперь Десмонд Гуджер не будет доставать его из-за аренды этого места. Милдред не будет ворчать на него, что хочет получить лучшую недвижимость. Какой бы ни была финансовая жертва, Тим Букер хотел, чтобы его босс и его жена были счастливы. Только когда они были счастливы, они замолкали. Тим Букер нуждался в тишине после пережитого. Он надеялся только, что Милдред не узнает о феях в саду. В течение первых трех дней она была полностью поглощена распаковкой домашних вещей и размещением их в неправильных местах. На четвертый день она все переставила, а на пятый снова поменяла переставленную мебель. Тим Букер погрузился в работу в агентстве недвижимости и ждал.

Милдред удосужилась выйти на задний двор только к выходным. Тим Букер неохотно повел ее вниз по тропинке, настороженно следя за резкими движениями в высокой траве.

Ничего не произошло. Феи благоразумно удалились в свои гроты в Саду камней. Осмелев, Букер повел Милдред к самому Саду камней и просиял, когда его жена задохнулась в экстазе, который женщины могут вызвать по желанию.

— Как замечательно, Тимми! — проворковала она. — Сад камней!

Все это место очаровательно. Мы должны немедленно купить несколько шезлонгов и зонтики!

— Тимми, — простонал он про себя.

— И ты должен немедленно постричь газон, — сказала Милдред, склонив голову набок и критически оглядывая высокую траву. — Тогда все будет готово.

— Готово для чего?

— Это сюрприз, — радостно сказала Милдред. — А теперь почему бы тебе просто не сбегать за газонокосилкой и не начать стричь траву прямо сейчас?

Тим Букер, у которого было по меньшей мере восемь веских причин не косить газон в этот день, послушно вошел в дом, взял газонокосилку и начал стричь траву. Милдред довольно долго смотрела на него, весело напевая. Тим вспотел и стал искать фей.

Ни одна не появилась. Вероятно, они прятались от его жены — и в каком-то смысле он имзавидовал. На какое-то мгновение у него родилась дикая надежда, что, возможно, крошечный народец все-таки исчез.

Эта надежда рассеялась на следующее утро, сменившись унынием.

Выйдя на заднее крыльцо за воскресной газетой и сливками, Тим Букер обнаружил, что молоко у него свернулось. Он ничего не сказал. Позже тем же утром он побежал в магазин и купил свежего молока. Но в понедельник утром Милдред достала молоко и открыла бутылку за завтраком.

— Тимми, это молоко прокисло! — объявила она.

— Скисло? — Тим Букер прикинулся дурачком.

— Я поговорю об этом с молочником, — объявила Милдред.

У Тима Букера были другие идеи. В то утро он на цыпочках спустился по тропинке и остановился у Сада камней.

— Эй, там! — позвал он громким театральным шепотом. — Эй, ребята!

Толстый маленький Томакин выглянул из-за скалы.

— Доброе утро, йез, — сказал он. — Что мы можем сделать в твою честь этим утром?

— Черт побери, вы можете не трогать мое молоко, — бестактно сказал Тим Букер.

Томакин нахмурился.

— О, и тебя беспокоит простокваша? — прокомментировал он.

— Это вы сделали, не так ли? — обвинительно спросил Тим Букер.

— Конечно, мы это сделали, — ответил Томакин. — И прошу прощения, сэр, мы будем делать это снова, если только вы не прислушаетесь к предостережению.

— Какому предостережению?

— Не пользуйтесь газонокосилкой, — сказал фей.

— Газонокосилкой? — эхом отозвался Тим Букер.

— Ни в коем случае! Маленький народ ненавидит присутствие живого железа.

— О, — Букеру вспомнились обрывки древних легенд. — Вы ведь не любите железо, правда? Я полагаю, вот настоящая причина, по которой вы не стали бы торчать в армейском лагере.

— Совершенно верно, — сказал Томакин.

Он изучал лицо Тима Букера, нависшее высоко над ним, и проницательный блеск появился в острых глазах фея.

— И конечно же я читаю ваши мысли, — объявил Томакин. — И лучше вам эти глупые мысли отбросить. Если йез думает прогнать нас отсюда железом, то сильно ошибается. Ибо мы свернем ваше молоко, скиснем ваши варенья и сотнями способов будем мучить вас.

— Никаких газонокосилок? — вздохнул Тим Букер. — Я должен позволить траве разрастись?

— Вот именно, — ответил фей.

Букер пожал плечами и пошел обратно по тропинке. Он ничего не сказал Милдред и надеялся, что она не поднимет эту тему.

В тот вечер, когда он вернулся из конторы, Милдред встретила его в дверях.

— Тимми, дорогой, — хихикнула она. — Сегодня был такой жаркий день! Мне бы очень хотелось, чтобы ты полил лужайку перед тем, как войти в дом.

Тиму Букеру было не до прогнозов погоды. Он провел душный день на работе, и сейчас ему больше всего хотелось принять прохладный душ.

Вместо этого он послушно отправился поливать лужайку. Он вытащил из подвала шланг, подсоединил его и вышел на задний двор. Мрачно бормоча что-то себе под нос, он сердито дернул насадку шланга и выпустил струю брызг. Затем включил воду на полную мощность и забрызгал дорожку, траву, а затем и камни.

Когда струя из шланга добралась до Сада камней, внимание Тима Букера привлек испуганный визг.

— Уууиии! — пропищал голос.

Тим Букер посмотрел вниз как раз вовремя, чтобы увидеть, как Нуббин бежит по тропинке, тщетно пытаясь увернуться от струи из шланга.

— Выключи его, эй! — завопила Нуббин. — Я насквозь промокну, да!

Впервые за этот день Тим Букер воспрянул духом. Теперь он специально направил струю на Нуббина. Маленькую фею буквально сбило с ног напором воды.

— Так вы не уберетесь отсюда? — усмехнулся Букер. — Тогда оставайтесь и получайте.

Шланг безжалостно преследовал убегающую Нуббин, настигая ее даже среди камней. Тим Букер потерял всякое чувство собственного достоинства и порядочности. Он покажет этим феям! Достаточно жены и босса, помыкающих им, но когда фантастическая мелюзга шести дюймов высотой пытается проделать тот же трюк…

— Что за…

Букер посмотрел вниз. Вода внезапно перестала течь из шланга. Несколько капель упало на мокрую землю. Он быстро обернулся и увидел ужасное зрелище. В конце тропинки над резиновым шлангом склонились пять крошечных фигурок. Он узнал пятерых других фей. Они наклонились к шлангу, прижимаясь к нему лицами, и…

— Клянусь небом! — закричал Тим Букер, — вы разорвали мой шланг пополам!

Он яростно бросился на крошечный народец. Они убежали с насмешливым уханьем и направились к высокой траве вдоль забора.

— Разве вы не знаете, что у нас нехватка резины? — закричал Букер. Когда феи достигли укрытия, самая задняя фигура повернулась. Это была Гэнди. Тим Букер недоверчиво остановился и уставился на Гэнди, которая остановилась и демонстративно показала ему нос.

Это было объявление войны. Тим Букер узнал об этом, когда вернулся домой на следующий вечер. В дверях его встретила рассерженная Милдред.

— Кто-то вломился в дом и украл мои консервы! — пробормотала она. — Тимми, по соседству бродят какие-то вандалы. Исчезли пять банок моей лучшей клюквы. Я хочу, чтобы ты немедленно позвонил в полицию.

Тим Букер поморщился.

— Подожди минутку, — поспешно сказал он.

— И еще одно, — взвизгнула Милдред. — Подойди-ка сюда. Я хочу, чтобы вы взглянули на это!

Она повела Букера по дорожке на задний двор.

— Посмотри на эти клумбы! — воскликнула она. — Все растоптано.

Говорю тебе, здесь поработали какие-то хулиганы.

Букер кивнул. Он точно знал, что она имела в виду, даже если она этого не знала.

— Ты не кажешься расстроенным, — заявила Милдред. — Можно было бы подумать, что так и будет, после того как эти негодяи набрались наглости написать о тебе.

— Написать обо мне?

— Смотри туда.

Букер проследил за пальцем жены, указывавшим в сторону дощатого забора, и недоверчиво вытаращил глаза. На заборе были каракули, нацарапанные мелом, дрожащие буквы у самой земли. Тим Букер прочел надписи и покраснел.

«ТИМ БУКЕР — ЛЖИВЫЙ НЕГОДЯЙ»

«БУКЕР БЬЕТ СВОЮ ЖЕНУ»

«МЕРЗКОЕ УБИЙСТВО ТИМА БУКЕРА И ЕМУ ПОДОБНЫХ»

«ПОЩЕЧИНА БУКЕРУ»

«У БУКЕРА ДЫРКИ В НОСКАХ, И МЫ ИХ ВИДИМ»

«У БУКЕРА ПЛОСКОСТОПИЕ»

— Что за черт! — воскликнул Тим Букер, подпрыгивая от волнения. — У меня нет плоскостопия или дырок в носках! Почему это…

Милдред хихикнула.

— По-моему, они довольно забавные, — призналась она. — Не понимаю, почему ты злишься из-за такой мелочи, когда какие-то бандиты совершают нечто действительно ужасное и воруют мои консервы.

Букер уставился на нее с открытым ртом.

— Просто возьми тряпку и сотри надписи, — приказала она. — Они не должны быть там завтра днем.

— А почему нет?

— Из-за вечеринки в саду, тупица.

— Вечеринка в саду? — простонал Букер.

— Конечно. Я хотела сделать тебе сюрприз, но теперь ты можешь знать. Я заказала несколько красивых садовых стульев и столов, несколько пляжных зонтиков, и наборы игр, и все такое.

Будут специальные развлечения и куча гостей…

— Вечеринка в саду, — тупо сказал Букер.

— И знаешь что, Тимми? О, я так взволнована! Я даже уговорила приехать мистера и миссис Гуджер. И некоторых из их прекрасных друзей! Это наш большой шанс, Тимми. Они уже приняли приглашения, и, поскольку завтра суббота, мы начнем в полдень. Это так замечательно!

— Вечеринка в саду, — прошептал Тим Букер. — Этого еще не хватало!

— Я сейчас пойду и позвоню редактору светской хроники, — радостно выпалила Милдред и побежала вверх по тропинке.

Букер стоял, засунув руки в карманы. С глухим стоном он подошел к Саду камней и наклонился, чтобы прошептать в пустоту:

— Выходите. Я хочу поговорить с вами.

Ответа не последовало.

— Вы должны выслушать меня, — взмолился он. — Пожалуйста… пожалуйста… что бы вы ни делали, ведите себя завтра днем хорошо! Я должен провести вечеринку в саду на заднем дворе.

Ради бога, ничего не начинайте!

Из пустых сумерек не последовало ответа.

— Я сделаю все, что вы захотите, если поможете мне, — тяжело дыша, сказал Букер. — Все, что угодно. Я никогда больше не буду косить газон или поливать траву. Я даже продам свою машину, чтобы выхлопные газы не беспокоили вас. Я построю вам бассейн, вот что я сделаю! В любом случае, просто держитесь подальше, пока мои гости будут здесь. Пожалуйста, пожалуйста!

В сумерках его мольбы были встречены молчанием. И только когда он двинулся обратно по тропинке, Тим Букер услышал едва различимый в сумеречном воздухе слабый, таинственный звук эльфийского улюлюкания.


Вечеринка в саду была в самом разгаре. Столы и стулья стояли по всей лужайке, а разноцветные полосатые навесы с болезненным ворчанием были подняты Тимом Букером рано утром. Ему потребовалось время до полудня, чтобы все расставить по местам, и это послужило оправданием для того, чтобы не стричь траву — хотя Милдред и дала ему хорошую трепку по этому маленькому поводу. Теперь, обливаясь потом в своем новом габардиновом спортивном костюме, Тим Букер бродил вокруг и наблюдал, как Дина смешивает напитки за столом, накрытым рядом с Садом камней. Дина была очень большой, очень черной и очень занятой. Милдред наняла ее для этого дела, и она с удовольствием приступила к своим обязанностям, особенно когда дело дошло до смешивания напитков с джином.

Букер как раз собирался схватить стакан, когда подошла Милдред и дернула его за руку.

— Пошли, Тимми, — весело скомандовала она, оттесняя его от выпивки. — Я хочу познакомить тебя с некоторыми гостями.

А под нос пробормотала:

— Перестань пить и, ради бога, улыбнись!

Так что Тим Букер улыбнулся, когда Милдред потащила его за локоть и представила своим новым аристократическим соседям — а если спросить мнение Букера, первоклассной кучке вонючек. Но его никто не спрашивал.

— Оооо! — пропищала Милдред мгновение спустя. — Приехали Гуджеры!

И действительно, Десмонд Гуджер и его жена Мими — толстая, пышущая здоровьем женщина с крашеными волосами — ковыляли по усыпанной галькой дорожке. Мистер Гуджер шел с неизменной изгрызенной сигарой во рту, а миссис Гуджер — к ужасу Тима Букера — заявилась со своим пуделем. Этот пудель был ужасный маленький зверек; круглый и толстый, с вьющейся шерстью, над которой поработали специально. Тим Букер не сомневался, что миссис Гуджер использовала собственные щипцы для завивки волос. Они представились друг другу, и миссис Гуджер, жеманно улыбаясь, представила пуделя.

— А это Пушок, — сказала она, хихикая.

Тим Букер заставил себя улыбнуться.

— Привет, Пушок, — сказал он, наклоняясь, чтобы погладить зверя.

Псина оскалилась, сморщила нос и укусила его за лодыжку.

Букер отскочил на фут назад и сел, потирая ногу, а Пушок истерически тявкал между толстых икр миссис Гуджер.

— Игривая, правда? — проскрежетал Тим Букер с жуткой ухмылкой.

Интересно, можно ли начинить динамитом собачьи галеты?

Милдред взяла ситуацию под контроль.

— Вставай и перестань паясничать, Тимми, дорогой, — проворковала она. — Давайте все сядем за стол. Сейчас Дина подойдет с напитками.

Дина принесла напитки. Букеру не терпелось схватить свой хайбол — он нуждался в этом. Пока мистер и миссис Гуджер потягивали вино, Букер нервно оглядывал сад. Он искал фей. До сих пор они держались вне поля зрения. Тим Букер очень надеялся, что они будут продолжать в том же духе. Справиться с гостями будет достаточно трудно. Букер видел, как они сидели за другими столиками, пили и болтали. Мужчины, по большей части, казались порядочными людьми — они ограничивались выпивкой. Но их жены проводили время, критикуя стулья, цветные навесы, сад в целом и садовое платье Милдред.

— У вас тут очень мило, — Гуджер ткнул Букеру в лицо тлеющей сигарой.

— О да, нам тоже очень нравится, — ответил Букер.

— Не понимаю, как ты можешь позволить себе это на свое жалованье, — сказал Десмонд Гуджер.

Милдред тут же толкнула Букера локтем. Она хотела, чтобы он попросил прибавку к заработной плате — он знал это. Тим Букер сглотнул и послушно открыл рот, но Гуджер опередил его.

— Нет, я не понимаю, как тебе это удается, — улыбнулся он. — И будет еще труднее, когда я урежу тебе зарплату в следующем месяце, как и планировал.

Тим Букер снова сглотнул.

— Я так и думал, что скажу тебе, — усмехнулся Гуджер. — Мы должны сократить расходы — время военное, сам понимаешь.

— Но, мистер Гуджер…

— Ииик!

Этот звук исходил от миссис Гуджер.

— В чем дело, дорогая? — рявкнул Десмонд Гуджер.

— О, ничего. — Миссис Гуджер замолчала, неловко поеживаясь.

— Насчет зарплаты… — начал Тим Букер.

— Йооуууу!

На этот раз Мими Гуджер вскочила со стула. Покраснев, она повернулась к Букеру.

— Ты меня ущипнул! — воскликнула она.

— Я — что? — ахнул Тим Букер.

— Вы нарочно ущипнули меня, — сказала миссис Гуджер. — Сначала я думала, что вы просто заигрываете, но это уже слишком.

— Но вы, должно быть, ошибаетесь, — пробормотал Букер. — Я не позволяю своим рукам такие вольности.

Милдред и мистер Гуджер уставились на него. Несчастный Букер бросил умоляющий взгляд на своего обвинителя.

— Где вас ущипнули? — спросил он.

— Какие вопросы вы задаете леди! — воскликнула миссис Гуджер. — Но если вам так уж необходимо знать, то это было между второй и третьей перекладинами кресла.

Тим Букер бросил быстрый взгляд под кресло леди — как раз вовремя, чтобы заметить, как крошечная фигурка Нуббин исчезает в шелестящей траве. Феи снова принялись за работу!

Пробормотав: «Простите, я все объясню позже», Тим Букер встал и убежал. Было бесполезно пытаться преследовать злую мелюзгу.

Он собирался выпить. За столиком с выпивкой Дина удивленно замахала руками, похожими на окорока.

— Пропажа, миста Букер, — сказала она. — Кто-то украл целую кварту ирландского виски со стола.

— О боже! — сказал Тим Букер, хватая ближайшую бутылку и делая большой глоток огненной жидкости.

Со слезами на глазах он повернулся лицом к странному зрелищу. Мускулистый мужчина в леопардовой шкуре и худая, серьезная на вид блондинка в саване стояли на краю лужайки.

Милдред разговаривала с ними, когда Букер чуть не поперхнулся.

— Что это за шоу уродов? — спросил он.

Милдред бросила на него презрительный взгляд.

— Это Леди-пинчер, — усмехнулась она.

— Неважно… кто эти люди?

— Разве ты никогда не слышал о Валуре и Кристис, знаменитых греческих танцорах? — спросила она его.

— Это что, вопрос с подвохом? — ответил Букер. — Я полагаю, ты пытаешься сказать мне, что эти двое, Валур и Кристис, знаменитости, кем бы они ни были. Я хочу знать, что они делают на нашей лужайке?

— Они собираются танцевать, тупица! — сказала Милдред. — Греки всегда танцевали на лугах.

— Только не на моей лужайке.

— Но это мой самый большой сюрприз, Тимми. Мими Гуджер просто помешана на художественных вещах. Она покровительница танцев.

Тим Букер посмотрел на мускулистого мужчину и его долговязую партнершу с плохо скрываемым отвращением.

— Значит, они будут топтаться здесь босиком?

Музыка из портативного граммофона на заднем крыльце решила этот вопрос. Дина поставила пластинку, и теперь Милдред вышла на середину лужайки, хлопая в ладоши. Она поспешно представила двух прославленных приверженцев Терпсихоры, и великан с леопардовой шкурой и его проворный напарник поспешили к центру лужайки. Беспомощно пожав плечами, Тим Букер вернулся к столу и присоединился к Гуджерам. Они смотрели танец двух греков, которые скакали в полуадажио по лужайке.

Десмонд Гуджер рассеянно потянулся за стаканом и сигарой, которую положил на край стола. Затем ткнул пальцем в Тима Букера.

— Ты украл мой напиток, Букер? — спросил он громовым шепотом.

— Конечно, нет, — ответил Букер. — У меня есть свой.

Но когда он посмотрел на свой стакан, он тоже исчез.

— Но у меня было, — запротестовал он. — Просто…

— Тише! — рявкнула Милдред, ткнув его под ребра.

Букер бросил быстрый взгляд на траву у себя под ногами. И действительно, по лужайке, явно двигаясь по собственной воле, подпрыгивал стакан с виски. За ним последовал высокий хайбол.

Сзади, словно миниатюрный факел, тянулась запачканная сигара Гуджера.

— Проклятые феи, — пробормотал Тим Букер. — Они украли виски, чтобы напиться! Пьяницы!

— Кто пьяница? — крикнул Десмонд Гуджер. — Я говорю тебе, что ты украл мой стакан, а ты обвиняешь меня в пьянстве. Слушай сюда, Букер…

Букер не слушал. Он с восторгом и ужасом смотрел на танцующих на лужайке. Что-то в их номере пошло не так. Что-то было очень не так. Два танцора хихикали и поднимали ноги в неловкой спешке. У их ног колыхалась трава. Только Букер видел крошечные бегающие фигурки, скрытые высокими травинками, которые щекотали босые ноги танцоров.

И только Букер мог различить несколько громких слов среди общего гомона.

— Топчут траву… это мы их исправляем…

Танцоры быстро исправлялись, но планы фей шли гораздо дальше. Тим Букер вдруг почувствовал, что у него под ногами что-то шевелится. Пудель Пушок прыгал вокруг, истерически тявкая. Тим Букер бросил взгляд под стол, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Данни с пылающими рыжими волосами поднимается с травы и втыкает пушистую булавку Миссис Гуджер в открытый бок. Затем Данни исчезла.

Пудель с пронзительным визгом бросился через лужайку.

Подстрекаемый болью и негодованием, Пушок рвался вперед, тявкая прямо на танцоров. Парень в леопардовой шкуре удерживал свою напарницу на спине в тот самый момент, когда Пушок столкнулся с ними. Все трое исчезли в кружащемся шаре, который ударился о землю. Это было великолепное зрелище, но никто даже не заметил его. Потому что в этот момент полосатый зонтик, нависший над столом, внезапно рухнул прямо на Десмонда Гуджера, его жену Милдред и Тима Букера.

Барахтаясь, задыхаясь и ругаясь под навесом, Тим Букер пробивался на свободу. Дважды кто-то укусил его, когда он наклонялся, пытаясь подняться на ноги. Тогда он подумал, что это, вероятно, миссис Гуджер, но решил об этом не думать.

Достаточно было столкнуться с ней и ее разгневанным мужем, когда тент наконец был отброшен в сторону. Милдред спасла положение. Весело рассмеявшись, она улыбнулась ошеломленной толпе.

— Просто небольшой несчастный случай, — хихикнула она. — Разве не так, Тимми?

Тимми потер голени и подавил испуганную улыбку.

— Давайте все выпьем, — предложила Милдред. — У меня есть еще кое-что в программе.

На этот раз она высказала верное предложение. Букер заметил, что она дипломатично добавляла двойную порцию виски в каждый напиток, который смешивала. В течение нескольких минут напитки были распределены, и восстановлен мир. К этому времени алкоголь уже фактически овладел толпой. Спокойное настроение нарушило внезапное веселье. Все начали смеяться, слишком громко и пронзительно. Милдред, довольная переменой обстановки, быстро подала еще один бокал прохладительных напитков. Букер выпил оба бокала. Обжигающая теплота — вот и все, что могло его укрепить. Он продолжал оглядываться вокруг, ожидая следующего шага от своих крошечных мучителей.

Даже не взглянув на обгрызенные веревки, он понял, кто несет ответственность за упавший зонт. Он смотрел на траву, но не видел никаких движений. Может быть, к этому времени все феи были настолько пьяны, что забрались в Сад камней, чтобы отоспаться. Букеру захотелось залезть к ним в дом, но у него не было ни единого шанса. Потому что в этот самый момент Милдред объявила: «Теперь будем играть в крокет».

Дина уже спускалась с крыльца с охапкой молотков, мячей и проволочных арок. Она установила их по торопливо изученной карте, которую держала в руке. Тем временем Милдред со смехом набрала помощников, чтобы отодвинуть столы и стулья с дороги.

— Крокет! — пробормотал Тим Букер, яростно опрокидывая очередной стакан. Что творится!

Все расплылось. Беда была в том, что так оно и будет. Букер был в полном сознании, когда жена схватила его за одну руку, сунула в другую крокетный молоток и жеманно улыбнулась:

— Сыграем против Гуджеров, дорогой.

— На этой лужайке? — простонал Букер. — А мы должны?

Он беспомощно огляделся, увидев, что собираются другие пары. Феи не хотели бы, чтобы их лужайку вытоптали — они бы не одобрили все эти арки и колышки. И они должны были что-то с этим сделать.

— Давай сначала выпьем еще, — предложил Букер, пытаясь выиграть время.

— С тебя хватит, — отрезала Милдред. — Бери свой молоток и пойдем играть.

Затем для мистера Букера все снова стало милостиво размытым. Он видел, как его жена и Гуджеры что-то делали молотками и большими деревянными шарами, которые катились через проволочные арки. Но он увидел и еще кое-что. Трава на краю лужайки зашевелилась. Он увидел маленькие головы, которые качались в пьяной ярости и подпрыгивали над концами травинок. Сквозь щелканье молотков и визг гостей, настроенные на алкоголь уши Букера услышали высокий, пронзительный шепот.

— Они оскорбляют наш газон своими железными скобами.

— И нам лучше взять дело в свои руки.

— Данни, дорогая, а ты принесла виски?

— Накажем их! Накажем!

Букер знал, что он пьян. Он попытался представить себе, что у него галлюцинации, но это ему не очень-то удалось. Он знал этих фей! Слип, Сиб, Ганди и Данни, Томакин и Нуббин сидели на корточках в траве.

— Смотрите-ка!

У него в ушах прогремел зычный голос Десмонда Гуджера.

Краснолицый мужчина зажал сигару между коренными зубами, шагнул вперед и замахнулся молотком.

— Раньше я был чемпионом в таких делах, — заявил Гуджер. — Когда-то я играл в поло.

— Кто на тебе ездил? — пропищал голосок.

— Что еще такое? — заорал Гуджер, свирепо глядя на Тима Букера.

Но тот не сказал ни слова. Голос раздался откуда-то из-за его колен. Он обернулся, но фея уже исчезла.

— Ха! — Гуджер схватил свой молоток и наклонился, чтобы ударить по мячу. Вдруг он подскочил, как ужаленный.

— В чем дело, дорогой? — с недоумением спросила миссис Гуджер.

Гуджер покраснел еще больше, но ничего не сказал. Он переступил с ноги на ногу и приготовился замахнуться.

— Что за чертовщина? — Гуджер выпрямился, сердито глядя вокруг.

— В чем дело? — допытывалась Мими Гуджер.

Мистер Гуджер выглядел очень смущенным.

— Мне не хотелось бы это говорить, — выпалил он, — но кто-то, кажется, тянет меня за ноги.

— Не смотрите на меня, — поспешно сказал Тим Букер. — Зачем мне стягивать с вас носки?

— Чтобы обеспечить мне инсульт, — ответил Гуджер.

— Я бы так не сказала. Надеюсь, это будет сразу апоплексический удар.

— Что? — взревел Гуджер.

Букер снова повернулся — он хранил молчание.

Пронзительный голос донесся хоть и с его стороны, но с земли.

— Тимми, это не смешно, — захныкала Милдред, ухмыляясь Десмонду Гуджеру. — Продолжайте, Мистер Гуджер.

Босс поставил ногу на мяч для жесткой позиции. Затем начал раскачиваться.

— Ооооо! — ахнула его жена. — Что-то укусило меня за лодыжку.

— Комары, — сказал Тим Букер.

— Проклятье! — крикнул Десмонд Гуджер. — Ты опять меня толкаешь!

Он отчаянно замахнулся, и деревянный шар покатился к арке.

Все наблюдали за ударом.

— Отлично, — сказала Милдред.

Но в последнюю секунду что-то произошло. Мяч не проскочил сквозь густую траву, но арка, казалось, внезапно отскочила в сторону. Разинув рты, все увидели, что мяч летит дальше, а арка повернулась на одном конце и отклонилась от своего пути.

— Как же так?

Вопрос Гуджера так и не получил ответа. Со всех сторон раздались одновременно вздохи, проклятия и испуганные крики.

Тим Букер сквозь слезы видел, что остальные гости испытывают те же странные трудности. По всей лужайке двигались и поворачивались арки. Мужчины и женщины натягивали носки и чулки. К ужасу Букера, какой-то толстяк вдруг споткнулся об арку и растянулся на траве, хотя минуту назад на его пути ничего не было.

— Что за цирк? — воскликнул Гуджер. — У меня украли выпивку, мою жену ущипнули, упал зонт, и теперь игра в крокет пошла наперекосяк. Черт побери, я еще не побежден. Не знаю, как тебе удается меня обмануть, Букер, но я тебе покажу.

Он бешено замахнулся на мяч, и его молоток опустился с резким щелчком. В последнюю секунду молоток отклонился в сторону и ударил Гуджера по лодыжке.

— Ой! — прогремел Десмонд Гуджер.

Из-за его спины, словно из ниоткуда, в воздух взмыл новый крокетный мяч. Букер видел, как он поднялся и заехал Гуджеру по затылку.

— Уфффф! — ахнул Гуджер.

Букер уставился на Гэнди, лежащую в траве позади него. Фея бросила крокетный мяч. Букер все еще смотрел на Десмонда Гуджера, который с бычьим ревом бросился на него.

— Будь ты проклят, Букер! — закричал сбитый с толку босс. — Ты бросил в меня мячом!

— Я тоже это видела! — бойко добавила Мими Гуджер.

— Скотина! — рыдала Милдред.


Расплывчатое пятно исчезло из головы Букера. Внезапно он увидел во всех них своих смертельных врагов. Он присел на корточки, ожидая прыжка Гуджера, и сжал молоток в руке.

— Я тебя ударил, да? — крикнул он. — Хорошо, я сделаю это снова!

Подняв молоток, он взмахнул им. Десмонд Гуджер врезался животом прямо в Букера. Начался хаос. Мими взяла крокетный мяч и ударила Милдред. Милдред подставила Мими подножку.

Мужчина упал на ноги Мими и тут же набросился на своего соседа. И Тим Букер, крича, как ирландская баньши, бросился на толпу, размахивая молотком.

— Вон из моего сада! — завизжал он. — Вон отсюда, все вы!

Никчемная, трусливая кучка дураков, играющих в крокет! Я бы предпочел иметь в друзьях сотню фей, чем такую шайку смертных, как вы!

Позади него раздался высокий, скрипучий боевой клич крошечного народа. Из травы вылетел дождь из крокетных шаров, чтобы забросать бегущих гостей. Из ниоткуда поднимались арки для крокета, и сбивали людей с ног. Чудесным образом из травы выскакивали молотки и с глухим стуком ударялись по задам. С проклятиями, криками и оружием наперевес Тим Букер прогнал из своего сада всех гостей. Они бежали к своим машинам, спасая свои жизни, причем Милдред и Гуджеры во главе.

Только когда с подъездной дорожки отъехала последняя машина с последней группой перепуганных гостей и Милдред, Тим Букер сдержал свой гнев. Сгорбившись, он стоял в сумерках, больной от осознания того, что он сделал. Он потерял свою репутацию, работу и жену — все одним махом. Его охватила паника.

— Я должен выбраться отсюда, — пробормотал он.

Не оглядываясь, он повернулся и побежал к дому, чтобы упаковать чемодан. Вся паника исчезла из души Тима Букера, когда он бросил свои ручки и чемодан на кровать в хостеле. На лице Букера не было хмурого выражения. Как ни странно, он весело улыбался, садясь на стул и снимая ботинки. В конце концов, это была жизнь. Впервые он понял, что не потерял ничего по-настоящему важного. Он заговорил вслух, приводя в порядок свои беспорядочные мысли.

— Думаю, мы с Милдред уже давно расстались. Я просто не смел признаться в этом самому себе, вот и все. Теперь я свободен, и она может найти кого-нибудь другого, чтобы пилить его всласть. И больше у меня на шее нет старого тирана Гуджера. Я сейчас же найду работу получше.

Он открыл чемоданы, напевая себе под нос.

— Похоже, я все-таки в долгу перед этими феями. Хорошие маленькие люди, эти феи. Надеюсь, что они наслаждаются там домом и лужайкой.

Он отстегнул чемодан и нащупал ключ.

— Если подумать, — выдохнул он, — я тоже от них избавился. Не то чтобы я не ценю то, что они для меня сделали. Но провести всю свою жизнь с этой командой лепреконов было бы довольно утомительно. Я рад, что это приключение закончилось.

Он открыл чемодан и начал доставать одежду. Затем отступил назад, напрягшись. Ящики сундука медленно выдвигались наружу. Букер вытаращил глаза. Из каждого ящика на него с эльфийской ухмылкой смотрело крошечное личико.

— Вы! — прошептал Букер. — Здесь!

— Вот именно, — весело пропищал комочек. — Вот мы и пришли, наш прекрасный сэр! После того, как ты так хорошо защитил нас от этих гостей, неужели ты хоть на минуту сомневался, что мы бросим тебя? Ах нет, дорогой, мы поменялись местами. С этого момента мы больше не маленький народец Эммета О'Дрисколла — мы проехали «зайцами» в твоем чемодане — и теперь принадлежим тебе.

— Вы принадлежите мне, — глухо сказал Букер.

— На всю жизнь! — ответила Нуббин.

Букер обхватил голову руками, наблюдая, как шесть фей выскочили из сундука и заплясали по его кровати. Это был конец.

Теперь он обречен жить с феями до конца своих дней. Как он мог начать все сначала? Как он мог надеяться осуществить свои планы — получить работу на авиазаводе, например. Авиационный завод! Внезапно Тим Букер сел и усмехнулся.

— Вы мои на всю жизнь, — сказал он. — Вы будете служить мне верой и правдой?

Шесть крошечных голов кивнули.

— Тогда слушайте сюда, — сказал Букер. — У меня есть несколько приказов.

В течение десяти минут крошечные люди толпились вокруг Тима Букера, забираясь к нему на колени и кивая, пока он говорил. Только однажды его прервали.

— Но железо… — начал Томакин.

— Это для твоей страны! — одернул его Тим Букер. — Помните это. Мы все чем-то жертвуем. И вам придется иметь дело с железом по такой же причине.

Они снова кивнули. Поэтому Тим Букер, счастливо улыбаясь, подошел к телефону и позвонил в Вашингтон. Он дождался ответа, назвал свое имя и адрес, и изложил суть дела. Это был долгий разговор, но Букер все рассказал.

— Так я и думал, сэр, — сказал он. — Я читал, что вы использовали карликов, чтобы заползти внутрь и сварить крошечные детали самолетов. Но думаю, что у меня есть несколько работников, которые сделают это для вас еще лучше.

Он радостно посмотрел на фей на кровати.

— Нет, сэр, — ответил Тим Букер. — Они не совсем лилипуты. Но вам все равно лучше нанять их. Я могу сказать вам одну вещь — я бы предпочел, чтобы они сражались за меня, а не против меня. И это не сказка.

ЧЕРНЫЙ ОБМЕН (Black Barter, 1943) Перевод К. Луковкина


1. Разбить камень

Ну, вот я и вернулся. Помните меня? Я тот парень, который получил работу у Джулиуса Маргейта. Мага Маргейта, что жил в большом особняке и увлекался коллекционированием чудовищ.

Нет, я не из тех уродов, которых он собирал. Я просто заботился о них. Такова была моя работа — работать чем-то вроде няньки для фантастических существ. Например, я должен был кормить мистера Симпкинса. Он был вампиром, как вы помните.

Я тоже вспоминаю это с содроганием. Потом я заботился о вервольфе Джори и кентавре Гериманксе. Также я ухаживал за гамадриадой Миртл — она была древесной нимфой. И, конечно же, как не вспомнить мою особую подопечную русалку Трину. Я построил ей бассейн, и заботливо прикармливал селедкой. О, мы были счастливой маленькой семьей! Маргейт так гордился своей необычной коллекцией монстров, да и чего уж там, я тоже полюбил их всех.

Затем наступил тот ужасный день, когда Маргейт получил нового питомца для своей коллекции. Это оказалось не что иное, как отвратительная Медуза. При виде ее Маргейт и его питомцы окаменели.

Как я избавился от Медузы — это уже другая история.

Но когда эту гадину наконец превратили в руины, я остался совсем один в большом особняке Маргейта, в компании с каменными статуями. Каменные статуи Маргейта, Джори, мистера Симпкинса, Гериманкса и Трины — и каменное дерево на лужайке, некогда бывшее гамадриадой Миртл. Я сидел в кабинете Маргейта, в его огромной комнате, где хранилась коллекция книг о темных и некромантических гаданиях, и уныло размышлял. Я ощупал его перегонный куб, бутылки с экстрактами корней и ядами. Была там одна бутылка, к которой я не осмеливался прикоснуться — та, в которой жил джинн.

Через несколько дней я перестал перебирать бутылки и стал из них пить. Потому что у Маргейта в погребе, рядом с гробом, в котором когда-то покоился мистер Симпкинс, имелся запас хорошего спиртного. Кто может винить меня? Мне было так одиноко! Одиноко смотреть на моих необычных друзей. Каждый день с любовью и заботой я чистил их статуи. Особенно русалку Трину. Ах, какая была девушка! Я вздохнул, думая о ней, и о чудесных днях и ночах, которые мы провели вместе. Мы сидели в волшебном лунном свете, и я бросал ей рыбу. Профиль ее лица, когда она поворачивала шею и ловила рыбу ртом, преследовал меня с тоскливой остротой.

Человек может сохранить лишь какую-то часть воспоминаний.

Я должен был что-то сделать. Конечно, я мог бы покинуть особняк и поискать работу в другом месте. Но если я уйду, кто будет смахивать пыль с лиц моих каменных друзей? В какие ненадежные руки попали бы статуи? Я не мог вынести этой мысли.

Поэтому остался. Я стал учиться. Я изучал магию в большой черной библиотеке Джулиуса Маргейта, постигая азы колдовства в затененной тишине пыльных полок. Я напряженно вглядывался в бесконечные страницы, читал отрывки заплесневелых, опоясанных железом томов, перечитывал их в поисках опасной цели. Ибо я искал заклинание-призыв, заклинание-обряд или ритуал, с помощью которых мог бы призвать своих друзей, снова вдохнуть в них жизнь. Я пытался разбить тот каменный саван, что окутывал их души.

Где-то я должен наткнуться на решение, способ вызволить живую плоть из холодного мрамора. Словно мистический Пигмалион, я искал формулу, чтобы оживить полдюжины Галатей. Должен же быть какой-то выход! Я читал и содрогался.

Появились первые намеки. Только лингвист мог бы перевести греческий, латынь, средневековый французский и немецкий, санскрит, арабский и иврит. И после перевода только приверженец мантических искусств рискнул бы своей душой, чтобы совершить темные ритуалы, необходимые для вызова тех, кто мог бы даровать зловещее благо запретной жизни. Но я искал, день за днем, ночь за ночью. Я продолжал читать, когда осенние небеса почернели, как мое отчаяние. И когда свирепые ветры завыли так же печально, как вздохи, поднимавшиеся в моем горле, я задумался над пожелтевшими, крошащимися страницами.

Крылья древнего зла коснулись моего лица и оставили глубокие морщины вокруг глаз, но я продолжал читать. Я просиживал до рассвета в поисках решения своей проблемы.

Однажды вечером, сидя в кабинете, я услышал стук в большую наружную дверь. Я вздрогнул и встал, с усмешкой подумав о Вороне из стихотворения По. Но, отбросив нелепую фантазию, я стряхнул с себя замешательство и зашагал по коридору. По мере того как я шел вперед, кровь возвращалась в мои сведенные судорогой конечности. Я начал чувствовать себя немного глупо.

Наконец-то я увижу еще одно человеческое лицо, и мне стало стыдно за то, как я проводил свое время. Более того, я испытал странный восторг. Я не мог предположить, кому понадобилось стучать в дверь Джулиуса Маргейта около полуночи, но любое слово может оказаться желанным гостем для меня. Я жаждал общения.

Уже одно то, что я открыл дверь, мгновенно подняло мне настроение. Я снял цепочку с двери, повозился с замком, распахнул дверь настежь. Внезапно раздался звук удара. Меня огрели метлой по лицу! А верхом на метле сидела ведьма!

2. Черная резня

Я лежал на спине и смотрела, как ведьма на метле влетела в коридор.

— Ух ты, — пробормотала ведьма, и метла со стуком остановилась на полу. Ведьма медленно слезла с нее. Собака и кошка спрыгнули с древка метлы позади. Ведьма бросила на пол большую сумку. Все это время я рассматривал нее в ее истинном виде. О, она действительно была ведьмой! Метла доказала это — как и крючковатый нос, и морщинистое лицо, и седые растрепанные волосы. Первым моим побуждением было остаться там, где я был, то есть на полу. Там было как-то безопаснее. Но ведьма бросила на меня испепеляющий взгляд.

— Поднимайся с пола, — рявкнула она. — Разве так приветствуют гостей?

Она аккуратно положила метлу в угол. Я встал и повернулся к ней, пробормотав свое имя. У меня не хватило смелости протянуть руку в знак приветствия, но она не обратила внимания на это упущение. Улыбка обнажила ее беззубые десны.

— Я Мисс Териозо, — объявила ведьма. — Старый друг Джулиуса Маргейта.

— Это так, — любезно ответил я.

— Я виделась с ним на шабашах, — объяснила ведьма.

— Шабашах?

— Шабаш ведьм, — просветила меня Мисс Териозо.

— Но я не знал, что он занимается такими вещами.

— О, это было просто его хобби. Он немного увлекся колдовством. Джулиус Маргейт баловался всем понемножку. И болтал без передышки!

Мисс Териозо рассмеялась. Некоторые рекламодатели-садисты с радио могли бы полюбить этот смех.

— Не пригласите меня войти? — спросила она. — Где же ваша любезность, юный сэр?

Я слабым жестом указал на гостиную. Сгорбленная фигура Мисс Териозо зашаркала по коридору. Она повернулась ко мне зловещим профилем, и я готов поклясться, что она выглядит в точности как стервятник. Мать-стервятница, к тому же.

— Кстати, — проскрипела она, — лучше принесите молока для моих дорогих питомцев. Мои любимые девочки!

Я уставился на рычащую псину и шипящую тощую черную кошку. Они крадучись подошли ко мне. Я поспешно отступил в коридор и побежал на кухню. Вернувшись с блюдцем молока, я застал ведьму и двух ее приспешников в гостиной при свете лампы.

— Очень вежливый молодой человек, — одобрила Мисс Териозо. — Пусть ужинают молоком. Конечно, это не так хорошо, как что-то красненькое, но это лучше, чем ничего. А?

Я кивнул, но заключительная часть этого движения была вызвана скорее дрожью.

— Посмотрите на этих милашек, — скомандовала ведьма. — Мои красавицы!

— Как их зовут? — спросил я так, словно и впрямь заинтересовался.

— Я называю кошку Фидо, а собаку — Пусиком, — сказала она мне.

— Очень мило, — ответил я.

Ведьма села и задрала ноги. Я с удивлением заметил, что под черной юбкой у нее были брюки.

— Эти брюки… — начал я. Она хихикнула, как раненая тигрица.

— А что не так? — спросила она. — В брюках нет ничего нескромного, юный сэр! Я должна носить их. Я, конечно, не собираюсь портить хорошую пару шелковых чулок, сидя верхом на метле.

Это звучало логично.

— Меня беспокоит нехватка подстилки для моей метлы, — пожаловалась Мисс Териозо. Она открыла свою большую сумку, достала моток шерсти и две спицы.

— Вы вяжете? — спросил я. Она снова хихикнула.

— Не совсем. — Она достала из сумки крошечный восковой манекен и начала втыкать в него свои вязальные спицы. — Просто куколка, — объяснила она. — Вы не возражаете, если я поработаю, пока мы разговариваем?

— Вовсе нет, — выдохнул я.

Она убрала куклу и снова полезла в большую сумку. Когда ее рука снова появилась, она что-то сжимала. Человеческую руку!

Она снова спрятала руку и вытащила ногу. Стройная нога, но все же отрубленная.

— Убийца! — поперхнулся я.

Мисс Териозо улыбнулась.

— Льстец! — проворковала она. — Я уже много лет никого не убивала! Нет, молодой сэр, это не человеческие конечности — это запчасти оконного манекена.

Она начала доставать из сумки еще какие-то детали. Другую руку и ногу. Туловище. И наконец, на свет появилась прелестная головка в рыжем парике. Она умело соединила все части вместе.

Вскоре перед нами предстал манекен целиком, в виде очень симпатичной рыжеволосая женщины.

— Это всего лишь мое предположение, — объяснила Мисс Териозо. — Я начала думать, что мои куколки слишком маленькие, чтобы поручить им тонкую работу. Поэтому я купила этот манекен. Это по сути восковая фигура, но в натуральную величину. Умно, да?

— Умным это не назовешь, — сказал я.

И это было не так. Внезапно Мисс Териозо пожала плечами.

— Но тогда давайте перейдем к делу, — заявила она. — Я здесь по определенной причине. Я хочу видеть Джулиуса Маргейта.

— Вы не сможете его увидеть. — Я говорил слишком быстро, чтобы соблюдать осторожность. — Он превратился в камень.

Ведьма усмехнулась.

— Понимаю. Я все об этом знаю. Он окаменел, и остальные его уроды тоже превратились в статуи. И он мне нужен.

— Вам нужна его статуя?

— Да.

Я сошел с ума или Мисс Териозо слегка покраснела?

— Я… была влюблена в старого дурака, — объяснила она. — И хотела, чтобы он был рядом со мной, по сентиментальным причинам.

Почему-то это звучало неубедительно. Сентиментальности в ней было не больше чем в барракуде. Я решил, что здесь скрывается больше, чем кажется на первый взгляд, и попробовал тактический маневр.

— Кстати, Мисс Териозо, — начал я. — Прежде чем мы перейдем к делу… не хотите ли немного освежиться?

Ведьма ухмыльнулась.

— Не возражаю, молодой сэр. В вас есть немного человеческого… — Она поспешно остановилась. — Нет, я так не думаю, — вздохнула она.

— Сейчас вернусь, — пообещал я.

Я спустился в подвал, порылся там и вернулся с пинтой ирландского виски и двумя стаканами. Принеся напитки обратно в гостиную, я налил две аккуратные рюмки. Мисс Териозо осушила свой бокал. Я снова наполнил его, Мисс Териозо выпила вторую порцию, так что я снова наполнил посуду.

— Очень приятно, — сказала она. — Мне нравится что-нибудь мягкое для разнообразия.

— Одна из призовых бутылок Маргейта, — заметил я.

— Кстати, о бутылках, — перебила она. — Хотела сказать это раньше. Я хочу купить не только Маргейта и другие статуи, но и этого джинна в бутылке. У него ведь был джинн в бутылке, не так ли?

Я признался в этом.

— Но, — сказал я, наполняя ее бокал в пятый раз, — зачем вам эти статуи?

Она выпила. Я снова наполнил ее бокал.

— Я же говорила тебе, — повторила она. — Я сентиментальна по отношению к старому искуснику. Я бы хотела иметь его рядом.

Спиртное подействовало. Ведьма слегка захмелела. Я снова наполнил ее бокал и искусно продолжил:

— Ну же, — уговаривал я. — Мы ведь друзья, не так ли? Вы можете сказать мне правду. Что вам на самом деле нужно от этихстатуй?

— Ха! — хихикнула Мисс Териозо. — Он такой хитрый, этот добрый молодой человек. Мне кажется, он хочет, чтобы я выдала тот факт, что намерена сама оживить эти статуи и вернуть их к жизни. Но он никогда не выжмет из меня ни слова об этом, никогда! А?

Я улыбнулся и благоразумно сложил пальцы.

— Предположим, кто-то захотел вернуть статуи к жизни, — сказал я, как будто не услышал ее причитаний. — Возможно ли это с помощью колдовства?

— Все возможно с помощью колдовства, мой милый, — сказала ведьма. — Если кто-то готов заплатить такую цену.

Она хихикнула, схватила бутылку и прижала ее к своей тощей груди.

— Теперь цена за такого прекрасного молодого человека, как ты, будет высока, — пробормотала она. — Но с такими старыми руками, как у меня… черт побери, есть способы и средства платить очень мало. Совершать поразительные сделки, так сказать. Я должна вызвать демона… дружелюбного, конечно… и не продавать свою душу. Я не могу этого сделать, потому что давно продала ее. Давным-давно.

Ведьма начала петь «Давным-давно» голосом, похожим на свисток буксира. Я осторожно кашлянул.

— А? Проблема в том, чтобы оживить эти статуи, не так ли, дорогой сэр? — Мисс Териозо улыбнулась. — У меня есть своего рода адский счет долгов, так сказать. Это значит определенные полномочия и привилегии. Я просто вызову своего демона, попрошу милости, и статуи в мгновение ока наполнятся теплой плотью и кровью!

Она снова выпила.

— Но как вы вызываете демонов? — спросил я.

— Надо провести черную мессу, — ответила она. Все это знают.

Внезапно на ее морщинистом лице появилось выражение лукавой сдержанности. — Но я слишком много болтаю. Теперь я это понимаю. Я не скажу тебе, как проводить мессу, не переживай.

Было был весьма глупо сказать тебе, а?

Я был к этому готов, ибо внезапно нашел способ вернуть моих друзей. Поэтому приступил к выполнению своей задачи осознанно.

— Вам меня не одурачить, — усмехнулся я. — С этими вашими разговорами о черных мессах и колдовстве. — Я встал и улыбнулся.

— Вы и ваши смешные маленькие восковые фигурки. А этот дурацкий манекен!

Я обвинительно постучал пальцем по рыжеволосой кукле.

— Вы не ведьма, — сказал я ей. — Просто старая портниха. Все это колдовство — чепуха.

Она попалась на удочку.

— Чепуха, да? — взвизгнула Мисс Териозо. — Я не ведьма, а? Я, самая известная волшебница на трех континентах и в четырех измерениях?

— Черная месса, — презрительно фыркнул я. — Это игра другого типа.

Мисс Териозо допила последний глоток из бутылки и вскочила на ноги, уставившись на меня налитыми кровью глазами.

— Вы не сможете провести черную мессу, — хихикнул я.

— Это я не могу? — прорычала ведьма. — Я тебе покажу! Я не только проведу черную мессу — если хочешь, я благословлю ее!

3. Месса — это месиво

Мисс Териозо, покачиваясь, вышла в широкий коридор. Я следовал за ней по пятам, задыхаясь от страха и возбуждения.

Затем мы оказались в огромном зале, где стояли статуи. Я зажег лампу и показал каменные изваяния моих друзей. Там был пузатый маленький Джулиус Маргейт, на лице которого застыла мраморная маска недоумения. Вставные зубы тощего мистера Симпкинса застыли в смущенной улыбке. Вервольф Джори замер с окаменевшей лапой в воздухе. Благородный кентавр Гериманкс выглядел в камне даже как-то естественно. И прекрасная русалка Трина с великолепной фигурой, со всякими… деталями и плавниками, конечно же.

Я вздохнул. Ведьма пьяно захрипела мне в лицо.

— Думаешь, я не смогу этого сделать? — пробормотала она.

— Черная месса? Это просто смешно, — сказал я ей. — Я понимаю, что вы должны нарисовать пятиугольник синим мелом, использовать священные облатки и вино; и вы произнесете молитву Господню задом наперед на латыни, и используете тело обнаженной женщины в качестве алтаря.

— Верно, — сказала ведьма.

— Ну, у вас же нет всех этих средств, вот и все! — усмехнулся я.

Мисс Териозо пьяно захихикала.

— Я все исправлю, — пообещала она. — У тебя есть немного мела, не так ли, дорогой мальчик? У Маргейта, должно быть, имеются свои собственные заклинания.

Я порылся в библиотеке и вернулся с огрызком синего фосфоресцирующего мела. Мисс Териозо возвращалась из кухни, нагруженная пакетами.

— Вот мел.

Она начала ползать на четвереньках, рисуя светящуюся синюю линию. Потом, тяжело дыша, встала.

— Это не пентакль! — воскликнул я. — У него всего четыре стороны.

— Мел кончился, — пробормотала ведьма. — На самом деле это не имеет значения.

Она повернулась ко мне и начала что-то жевать.

— Святая облатка? — спросил я.

— Нет, — сказала Мисс Ториозо. — У меня ее нет. Это крекер — почти то же самое.

Она выпила что-то из чашки. Святое вино?

— Кока-кола, — объяснила ведьма. — Они, вероятно, никогда не почуют разницы.

Внезапно она на цыпочках выбежала из комнаты и вернулась с манекеном, который положила на два стула.

— У нас нет голой женщины для алтаря, так что придется обойтись манекеном, — сказала Мисс Териозо. — Вот и готово.

Когда фосфоресцирующий мел засветился в темноте, ведьма склонилась над манекеном, что-то громко бормоча.

— Подождите минутку, — перебил я. — Это не похоже на молитву Господню на латыни задом наперед.

— Не помню латыни, — вздохнула ведьма. — Использую вульгарную латынь.

Она продолжала, и через мгновение начала делать пассы когтистыми руками. Ее голос стал глубже, затем повысился до пронзительного. Я различил в этих воплях знакомые слоги, различил ритм. В такт заклинанию стали пульсировать синие очертания пентакля. И это была реальность. Комната закачалась.

Ведьма завизжала, посинев от натуги.

Ее пьяное бормотание было странно невнятным. Она начала раскачиваться. Зрелище впечатляло: ведьма выглядела так, словно ей дали лошадиную дозу снотворного. Со умопомрачительной отрыжкой Мисс Териозо упала на пол в глубоком обмороке.

— Свет погас, — вздохнул я. — Ну что ж, я мог бы догадаться, что старая ведьма не сможет этого сделать.

— Сделать что?

— Ну, что она не смогла… Эй!

Я резко обернулся, когда понял, что ко мне обратился незнакомый голос. Глядя через синюю линию, я увидел обладателя странного голоса. На этот раз и я очутился на полу. Я во все глаза смотрел на существо в пентакле. Это был демон?

Если у демонов есть красные чешуйчатые тела, похожие на гигантских ящериц, и антропоморфные конечности, гладкие безволосые черепа и лица, похожие на ухмыляющуюся смерть — тогда все в порядке, это был демон.

Несмотря на все допущенные ведьмой огрехи, у нее таки вышло, и в этом ощущалось что-то жутковатое. Глаза существа налились кровью, щеки исцарапаны, руки безвольно повисли, а грудь тяжело вздымалась и опускалась. Я заметил волочащийся у него сзади хвост.

— Продолжай, — сказал глубокий голос с акцентом, от которого у меня застыли позвонки. — Ну давай, подшучивай надо мной!

Проклятая человеческая вошь! Ты подонок, подлый самозванец!

Ты не годишься быть насаженным на вертел для жаркого в аду!

— Что вы имеете в виду? — сглотнул я.

— Что я имею в виду? Какая адская наглость болвана-некроманта! Я имею в виду, что ты испортил всю церемонию!

Использовал неправильные материалы, придали неправильный акцент призывам, и даже пропустили часть песнопения!

— Но…

— И что это значит? Вот что я тебе скажу, — прорычал демон, и его глаза вспыхнули до температуры 400° по Фаренгейту. — Это значит, что меня протащили через пятимерное пространство. Это значит, что я прошел через искривления в пространственном континууме! Я весь в синяках, избит, исцарапан и почти уничтожен, пока попал сюда! Мне почти невозможно принять земное подобие. И почему? Потому что колдун-любитель вроде тебя не знал, как меня правильно вызвать. Почему ты недостаточно владеешь некромантическими знаниями? Разве ты не читал книги?

— Подождите минутку, — попросил я. — Это не я вас вызвал. Это она… Мисс Териозо, ведьма. Она была пьяна и многое забыла.

— Напилась, да? — сказал демон с самодовольной ухмылкой. — Так ей и надо. И сам никогда не прикасайся к этой дряни. Вино губит.

Я молча кивнул. Демон сделал тревожную вещь — высунул голову на своей резиновой шее. Потом вытянул ногу. И пока он беспокойно мотал головой вперед и назад, я робко отпрыгнул на ярд в сторону.

— Ну, теперь, когда я здесь, что ты собираешься делать? — потребовал демон. — Неужели… я просто так пробирался сквозь эти измерения? Я хочу что-нибудь съесть, кого-нибудь убить или что-нибудь купить.

— Я заключу с вами сделку, — смело сказал я.

— Это ты-то? — фыркнул демон. — Ты не колдун. Что ты можешь мне предложить? Твоя душу?

— Я так не думаю, — заколебался я.

— Нынешний обменный курс очень невыгоден, — сказал демон вдруг ласково улыбнувшись. — Я плачу самые высокие цены.

— Не интересуюсь, — настаивал я.

— Тогда я пошел, — вздохнул демон.

Меня посетило озарение.

— Подождите минутку, — огрызнулся я. — Могу предложить замечательную сделку. Вы хотели бы иметь джинна?

— Джинна? А у тебя есть джинн? — На красной морде демона отразилось недоверие. — Я в этом очень сомневаюсь.

— У меня есть джинн в бутылке, — сказал я ему. — Подождите здесь, и я мигом вернусь с ним.

Не прошло и минуты, как я вернулся, неся странную старую бутылку из библиотеки Маргейта. Внутри булькал джинн, похожий на сморщенную русалку. Демон вытаращил глаза.

— Значит все-таки есть, — признался он. Его глаза сузились до хитрых щелочек, и он промурлыкал. — О чем ты просишь?

— Об одной услуге.

— Конкретнее.

— Я хочу, чтобы эти статуи ожили, — сказал я, махнув рукой на каменные изваяния вокруг меня. — Я хочу, чтобы их души, или жизненная сила, вернулись в плоть вместо камня.

— Это очень сложно, — задумчиво сказал демон. — А ты не мог бы выбрать что-нибудь попроще? Как насчет блондинки? Многие из вас, магов, похоже, идут на сделки ради блондинок. Симпатичная белокурая суккубка, с большими…

— Неважно, — отрезал я. — Мне нужно оживить эти статуи.

Демон пожал плечами.

— Даже не знаю.

— Подумайте о джинне, — сказал я, встряхивая бутылку. — Один из ваших сородичей, беспомощный пленник в бутылке.

Понравилось бы вам сидеть запертым в бутылке, как… как оливка?

Демон поморщился. Я знал, что попал в цель.

— Я слишком мягкосердечен, — пророкотал он. — Но сделаю это.

Или попытаюсь. Это очень необычная просьба, и нужно так много сделать.

— За работу, — сказал я. — Сейчас я брошу вам бутылку.

— Держись, — посоветовал демон. — Это может быть немного грязно.

Он был прав. Я не обращал внимания на то, как менялся цвет воздуха, когда демон сидел на корточках в центре комнаты, гортанно квакая, как злобная лягушка. Я не возражал против сильного ветра, который поднялся и взъерошил мне волосы. Я не обращал внимания на дым и пламя. Но когда люстра сорвалась с потолка и ударила меня по голове, я действительно очень расстроился. Мир почернел, и я забылся рядом с Мисс Териозо на полу. У меня возникло смутное впечатление, что гигантская рука сжимает бутылку с джинном, что это была невнятная иллюзия дыма и криков, а потом я потерял сознание.

В следующее мгновение я проснулся с полным ртом битого стекла и выплюнул его.

— Будто похмелье! — прошептал я.

— Ах вот как? — сказал странный голос.

4. Куча занятых тел

Я сел на кровати. Мисс Териозо и разбитая люстра все еще лежали на полу. Но демон исчез из нарисованного пентакля, и бутылки с джинном нигде не было видно. Я повернулся на источник голоса. Сияние затопило комнату, и я уставилась на статуи. Статуи ожили! Я снова увидел знакомые очертания людей, волка, кентавра и русалки, которые шевелились. Я подбежал к Трине. Прекрасная русалка с изумрудными волосами смотрела на меня с сияющей улыбкой.

— Трина, дорогая! — прошептал я, обнимая ее.

— Отойди от меня, или я воткну тебе зубы в горло своими копытами! — прогремел грубый голос.

— Но у тебя же нет копыт, дорогая, — засмеялся я. — Ты же русалка. У тебя есть…

— Не называй меня «дорогая», болван! Я — кентавр! — прорычал голос.

Я в смятении отступил назад. Этот голос — я узнал его — принадлежал кентавру Гериманксу! Но он исходил из тела Трины!

Я бросился к Гериманксу.

— Привет, мой друг, — послышались спокойные слова.

Я снова узнал голос из тела кентавра. Это был голос Джулиуса Маргейта!

— Кто ты такой? — прошептал я.

Кентавр улыбнулся.

— Маргейт, конечно. Кем еще я могу быть?

Я судорожно сглотнул.

— Ты уверен?

— Конечно.

— Взгляни сюда. — Я схватил кентавра за руку и подвел его к большому зеркалу.

Он посмотрел на себя — на тело лошади, выступающее позади него. Когда он увидел то, что нес за собой сзади, то чуть не упал.

— Но я же Маргейт! — взвыл он. — Что я делаю в теле Гериманкса?

— Что Гериманкс делает в теле Трины? — спросил я.

— Кто находится в моем теле? — внезапно закричал Маргейт. Он подбежал к своему телу и осторожно протянул руку, чтобы схватить сундук.

— К чему ты тянешься, дорогуша? — прошепелявил высокий голос. — Будь осторожен с моим сундуком.

— Миртл! — прошептал Маргейт. — Гамадриада.

— Конечно, — ответила Миртл. — Разве ты не узнаешь мои конечности?

— Что все это значит? — потребовал хриплый голос, который пробудил меня от бессознательного состояния. Я повернулся к высокому мистеру Симпкинсу.

— Почему я не волк? — потребовал голос. — Кто украл мое тело?

Почему я, вервольф, в облике Мистера Симпкинса?

Это был вервольф Джори, находившийся в теле вампира. Как я и ожидал, вампир теперь попал в форму волка.

— Разве таким должен быть уважающий себя вампир? — простонал волк. — Ходить на четвереньках, как животное?

— Случилось что-то ужасное, — выдохнул я. — Вы ожили, но ваши души попали не в те тела. Демон совершил ошибку. Вы поменялись вашими телами.

И тут я вспомнил. Гериманкс был в теле Трины. Но где же Трина? Я уставился в открытое окно. Затем я увидел это — дерево мирта, в котором жила гамадриада. Трина должна быть в дереве!

Оно, должно быть, преобразилось через открытое окно, как и остальные скульптуры. Пробежав через комнату, я выскочил на лужайку и обхватил руками ствол дерева.

— Трина, — прошептал я. — Трина, дорогая!

Ответа не последовало.

— Трина, поговори со мной!

Ни один лист не шелестел. Я поплелся обратно в комнату.

— Трина, — простонал я.

— Я здесь, дорогой! — знакомый голос воспламенил мою кровь.

Я повернул голову. Навстречу мне шел рыжеволосый манекен!

Кукла упала в мои объятия, прекрасная восковая фигура, и мы поцеловались. Меня передернуло. Она была жива — но все же из воска. Теперь я все понял. В этой путанице оконный манекен, не имея души, вероятно, попал в дерево Миртл. Трина вошла в тело манекена из магазина.

Так мы и стояли: вампир в теле оборотня, оборотень в теле вампира, человек в облике кентавра и кентавр в облике русалки.

Русалка в манекене, и древесная нимфа в теле человека. И я сам, посреди этого адского хаоса!

5. Ведьма улетает в ярости

Мисс Териозо не могла выбрать худшего момента, чтобы прийти в себя. Наверное, поэтому она и выбрала этот момент.

Ведьма поднялась с пола, и ее затуманенный взгляд прошелся по комнате более тщательно, чем это могла бы сделать ее метла.

Через мгновение ее осенило.

— Значит, ты сам заключил сделку с демоном, — упрекнула она меня. — Поди, отдал ему джинна? Умный молодой сэр, не так ли.

Так мне хватит ума, чтобы…

Затем она увидела лицо Джулиуса Маргейта. В тот же миг над Мисс Териозо словно пронеслось торнадо. Я вспомнил, что она призналась в любви к мистеру Маргейту, и теперь ее действия подтвердили этот факт. Она застенчиво улыбнулась, поправила свои клочковатые волосы и изобразила улыбку, какую можно увидеть на морде особенно голодного крокодила.

— О, Джулиус, дорогой мой! — воскликнула она, приближаясь к мистеру Маргейту с тошнотворной ухмылкой. — Я так рада тебя видеть.

— Убери от меня свои руки, старуха, — пронзительно крикнул высокий голос.

Мисс Териозо остановилась и уставилась на мужчину.

— Не смотри на меня так, ведьма! — раздался голос из тела Маргейта.

Мисс Териозо, не понимая, что тело Маргейта теперь принадлежит гамадриаде Миртл, смутилась.

— Я здесь, — отозвался другой голос. — Это я Джулиус Маргейт, и я здесь.

Ведьма повернулась лицом к кентавру. На лице ее отразился шок, а губы дернулись.

— Разве ты не узнаешь меня, сладкая? — спросил Джулиус Маргейт, кокетливо помахивая хвостом. Мисс Териозо изумленно уставилась на кентавра.

— Кто смеется надо мной? — рявкнула она. — Что за шутку ты разыгрываешь?

— Никто над тобой не смеется, — настаивал Маргейт. — Иди сюда и попроси по-дружески подвезти тебя вокруг квартала, если хочешь.

Ведьма застыла.

— Я не хочу кататься вокруг квартала, — объявила она. — Я ухожу отсюда.

Она схватила кошку и собаку под мышку, поставила сумку и метлу на землю.

— Я ухожу, вот багаж и метла, — фыркнула Мисс Териозо. — О да, я прихвачу с собой манекен.

— Только не меня, — сказала Трина.

Ведьма уставилась на рыжеволосую восковую куклу.

— Ты говоришь? — спросила она.

— Конечно. Что приключилось с твоими ушами, кроме их внешнего вида? — ответила Трина.

— Здесь что-то совсем не так, — заявила ведьма.

— Я пытался вам объяснить, — сказал я и коротко растолковал ей, что произошло. Мисс Териозо кивнула.

— Тем не менее манекен — мой. Это моя кукла, и я с ней улечу.

— Лети на своей метле, — пронзительно крикнула русалка Трина.

— И не называй меня куклой, ты, хэллоуинская ведьма!

— Она права, — сказал Маргейт из тела кентавра. — У тебя нет никаких прав на душу. А теперь тебе лучше уйти.

— Ты смеешь приказывать мне убираться из твоего дома? — закричала ведьма.

— Я осмелюсь вышвырнуть тебя вон, — сказал Маргейт.

Мисс Териозо поспешно направилась к двери. Она взобралась на метлу и повернулась.

— Очень хорошо, — фыркнула она. — Пропадайте пропадом. А что касается тебя, Джулиус Маргейт, ты просто… о, иди посмотри в зеркало на свой зад и полюбуйся на то, что ты ел!

Дверь с грохотом захлопнулась за ней.


Воцарилась зловещая тишина. Я чувствовал опасность этого молчания. Я знал своих странных друзей: они были не в лучшей форме, чтобы справляться с их собственными странными телами.

Но теперь, когда все эти тела перепутались, мне лучше поторопиться.

— Вы, должно быть, проголодались после такого испытания, — сказал я. — Давайте все пойдем на кухню, а я приготовлю что-нибудь перекусить.

Мы так и сделали. Они жадно ели. Вид русалки, поедающей овес, и кентавра, курящего сигару, несколько испортил мне аппетит. И неуклюжесть всех их в новых формах как-то повлияла на общие манеры за столом. Но какое-то время все были заняты поеданием пищи. Затем они закончили, и воцарился мрак.

— Ну и беспорядок, — вздохнул Гериманкс. — Что же нам теперь делать? Обычно после еды я выхожу на быструю рысь вокруг конюшни и территории. Но теперь я русалка. Я даже не могу скакать галопом.

— Я бы хотела посадить себе на ноги птиц, — вздохнула Миртл. — Но не могу, находясь в теле этого человека. Это так сложно. Я даже сомневаюсь, что смогу заставить малиновку свить гнездо в моих волосах.

— Не смей совать мне в волосы птичьи гнезда! — крикнул Маргейт из тела кентавра.

— Твои волосы?

— Это тело, которое ты носишь, все еще принадлежит мне, — настаивал Маргейт. — Я надеюсь, ты хорошо позаботишься о нем.

— А как же я? — безутешно спросил Джори. — Мне бы хотелось выть на солнышке на рассвете. Но в теле вампира мне придется спать весь день в старом заплесневелом гробу.

— Это ерунда, — ответил мистер Симпкинс. — Только полюбуйся на меня в этом волчьем обличье! Я боюсь, что буду повсюду метить территорию. И у меня никак не получается снова превратиться в человека! Скоро тебе придется дать мне несколько уроков, Джори.

— Ваши проблемы не столь серьезны, — заявил Джулиус Маргейт. — Как я могу появляться в приличном обществе в теле кентавра? Этого хватит, чтобы напугать кого угодно.

Трина в теле манекена посмотрела на меня.

— Можно мне поплавать в бассейне? — прошептала она.

— Нет. Твой воск испортится, — печально сказал я ей.

— Мы должны как-то решить эту проблему, — сказал Джулиус Маргейт. — Интересно, сможем ли мы снова вызвать этого демона и заставить его переместить нас в нужные тела?

— Только продав чью-нибудь душу, — сказал я своему хозяину. — Я заключил единственную сделку, на которую был способен, и с этого момента души становятся предметом обмена. И я не продам свою душу, вот что я вам скажу!

Маргейт покачал головой.

— Мы должны что-то сделать, — заявил он. — Это не может продолжаться вечно. Для оборотня неестественно быть вампиром, а для кентавра — русалкой.

— Для русалки тоже неестественно быть манекеном, — сказал мой рыжеволосый спутник. — Мне до смерти хочется съесть селедку.

Ее слова поразили меня в самое сердце.

— Я что-нибудь придумаю, ребята, — пообещал я. — Завтра вечером, когда мистер Джори проснется на закате в теле мистера Симпкинса, мы снова соберемся вместе и что-нибудь придумаем.

Сейчас после таких волнений нам всем нужно поспать.

Итак, зевая на рассвете, мы легли спать. Я заснул, едва моя голова коснулась подушки. Но мне ничего не снилось. Судя по тому, как шли дела, когда я бодрствовал, мне снились кошмары.

6. Слегка треснувший бедлам

— Мы должны что-то сделать, прямо сейчас! — настаивал Джулиус Маргейт за ужином. Головы его потрепанных спутников энергично закивали в знак согласия.

— Мне надоело спать в гробу, — сказал вервольф Джори. — Я хочу вернуться в свою собачью конуру. — Он бросил злобный взгляд на мистера Симпкинса в его волчьем теле.

Симпкинс завилял хвостом.

— А как же я? — жаловался он. — Я превратился в человека при дневном свете, но, когда солнце село сегодня вечером, снова стал волком. И мне это не нравится. Кажется, у меня чесотка.

Кентавр Гериманкс в своем русалочьем обличье оперся обоими локтями на стол и вздохнул.

— Быть русалкой тоже не весело, — заявил он. — Я не могу подойти к этому бассейну, пока не получу пару водяных крыльев.

Представьте себе русалку, которая не умеет плавать!

Он начал было распространяться на эту тему, но затем с удивлением повернулся, чтобы осмотреть тело Джулиуса Маргейта. Человеческое тело Джулиуса Маргейта поднялось и начало освобождаться от одежды.

— Что здесь происходит? — спросил я испуганным голосом.

— О, — сказала гамадриада Миртл в теле Маргейта. — Я просто снимаю эту одежду, вот и все. Не могу выдержать давление на мои конечности.

— Пожалуйста, ради приличия, — запротестовал я. — Подожди некоторое время. Я найду способ вернуть вам все ваши тела.

— Поторопись, дорогой. — Это был голос Трины в моем ухе.

Восковой манекен наклонился вперед. — Я так хочу поцеловать тебя, — сказала девушка задумчиво. — Но каждый раз, когда я пытаюсь это сделать, у меня отваливается голова.

— Да, поторопись! — крикнул Джулиус Маргейт из тела кентавра Гериманкса. — Я боюсь ходить в парикмахерскую, чтобы мне не подстригли хвост.

— Очень жаль, — посочувствовал я.

— И это еще не все, — вздохнул Маргейт. — Я не хочу, чтобы ты пошел и украл метлу ведьмы для уборки в конюшне.

— Есть идея! — воскликнула Трина.

— Что?

— Почему бы тебе не навестить ведьму завтра? Уговори ее провести еще одну черную мессу.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, у нее ведь есть какой-то счет перед адом, не так ли? Она может заставить демона вернуть нас в наши обычные тела. Тогда мы снова сможем стать уважающими себя русалками, вампирами и оборотнями.

— Блестяще! — сказал Джулиус Маргейт.

— Но ведьма злится на нас, — возразил я.

— Тогда ты должен ее смягчить, — сказал мне Маргейт. — Займись с ней любовью или еще чем-нибудь.

— Заниматься любовью с ведьмой? Со старой девой вроде нее?

— Она не так уж плоха, — солгал Маргейт.

— Но и не совсем юная цыпочка, — ответил я. — Она стара, как стервятник.

— Это единственный выход, — отрезал Маргейт. — Тебе придется это сделать. Ты не можешь нас так подвести.

Я вздохнул и кивнул. Трина прикусила мое ухо восковыми губами.

— Просто помни, — прошептала она. — Займись с ней любовью, но без всяких смешных вещей. Я так легко ревную. Почему мой воск тает, когда я думаю о тебе в ее объятиях?

— У меня кровь стынет в жилах, когда я об этом думаю, — ответил я.

— Даже если у тебя в венах есть кубики льда, ты должен пройти через это, — взмолился Джулиус Маргейт. — Завтра отправляйся на свидание с ведьмой.

Итак, решено.

На следующий день, получив указания от Джулиуса Маргейта, я покинул особняк на холме и направился по извилистой лесной тропинке к дому Мисс Териозо. С корзинкой в руке я подошел к коттеджу, чувствуя себя Красной шапочкой на пути к бабушкиному дому. Коттедж Мисс Териозо и был похож на бабушкин дом — если не считать красно-зеленого дыма, валившего из осыпающейся каменной трубы, когда я шел по тропинке. Дым принимал жуткие, клубящиеся очертания, и я отвел глаза, решив прочесть вывески на лужайке перед коттеджем.

МИСС ТЕРИОЗО

ЧЕРНЫЙ, БЕЛЫЙ И ВСЕ ЦВЕТА МАГИИ

ЛЮБОВНЫЕ ЗЕЛЬЯ. ПРЕДСКАЗАНИЯ СУДЬБЫ. ПСИХОАНАЛИЗ

ИЗГНАНИЕ ДУХОВ

Я постучал в дверь, позволив колотиться об нее своему дрожащему запястью. Мисс Териозо высунула голову.

— Мне ничего не нужно, — сказала она. — А, это ты, молодой человек. Входи, пожалуйста.

Так я и сделал. В коридоре лежала медвежья шкура. Когда я наступил на нее ногой, она ужасно зарычала, и гигантская голова приподнялась, скрежеща зубами.

— Лежать, Бруно! — приказала ведьма.

Ковер опустился и уставился на меня злыми стеклянными глазами. Я очутился в домике ведьмы, оглядывая старинную мебель, этак 1890 года выпуска, типичную для жилища старой девы. Мисс Териозо присела к камину и принялась за вязание.

Она молчала, поглощенная своими мыслями. Я посмотрел на плакаты на стенах. В местном филиале шабаша под номером 9 имелся членский устав, и аккуратно вышитый девиз, украшенный надписью «корни мандрагоры», гласил: «Злодей в беде — это сущий дьявол».

Затем я нарушил молчание.

— Что вы вяжете? — спросил я.

— О, просто саван, — весело сказала Мисс Териозо.

Я закашлялся.

— Я принес вам маленький подарок, — продолжал я.

Ее глаза заблестели. Я протянул ей корзинку. Она открыла крышку.

— Что это? — спросила она.

— Просто немного восковых фруктов.

— Восковые фрукты?

— Чтобы расплавить их в куколки, — объяснил я.

Мисс Териозо одарила меня теплой улыбкой.

— Как мило с твоей стороны, — выпалила она. Я включил обаяние.

— Я был так рад видеть вас в тот вечер, — сказал я, садясь. — Вы меня очень восхитили.

— Неужели? — она жеманно улыбнулась.

— Да. Я сказал себе: «вот это девушка, у которой действительно хороший настрой». Вот что я сказал.

— Льстец! Я обычно общаюсь с дурным настроением, — пробурчала Мисс Териозо.

— Я хотел спросить, не хотите ли вы пойти со мной на свидание, — рискнул я. — Как насчет того, чтобы пойти куда-нибудь сегодня вечером?

— Да ведь сегодня нет никакого шабаша.

— Речь не о шабаше, — ответил я. — Всего лишь небольшая прогулка. Ну, знаете, пройдемся по нескольким злачным местам.

— Ты действительно этого хочешь? — просияла ведьма.

— Определенно.

Она покраснела.

— Очень хорошо. Но сначала я должна пойти в салон красоты. Я подброшу тебя домой по дороге, а потом заберу, когда мы выйдем.

Мисс Териозо встала и поспешила к своей метле. Я судорожно сглотнул.

— Мы ведь не будем кататься на этой штуке, правда? — спросил я.

— Мы должны, — заявила она. — Разве ты не слышал о нормировании бензина?

Дрожа, я взобрался на метлу позади нее. Она открыла дверь домика, пробормотала несколько слов себе под нос, и мы вылетели навстречу сумеркам.

7. Толпа деревьев

Я не знаю, летали ли вы когда-нибудь на метле, но этот опыт незабываем. Даже думать страшно об этом парящем вихре в сумеречном небе. Все, что я могу сказать, это то, что метла никогда не заменит мне лошадь. Когда меня наконец высадили — в буквальном смысле слова — в пункте назначения, Мисс Териозо помахала мне на прощание и крикнула, что вернется из салона красоты и заберет меня обратно. Несколько минут я размышлял, не придется ли ей взять меня на руки, прежде чем я смогу пошевелиться. Но через некоторое время я застонал, встал и заковылял в дом. Друзья засыпали меня вопросами.

— Ты ее видел?

— Что она сказала?

— Ты назначил свидание?

Я ответил дипломатично.

— Я пригласил Мисс Териозо поужинать и потанцевать сегодня вечером, — объявила я. — Маргит, я одолжу один из твоих смокингов. И около 30 долларов наличными.

Трина подошла ко мне, ее восковые руки качались в волнении.

— Я ревную, — призналась она. — Возьми меня с собой в качестве компаньонки.

— Невозможно, — вздохнул я.

— Тогда я пойду одна, с Миртл в теле Маргейта, — заявила она. — Я не доверю тебе эту зловещую ведьму.

— Я запрягу фургон, — вмешался Маргейт. — Из самого себя и потащу остальных в город.

Я запротестовал.

— Ты хочешь все испортить? Ты устроишь ужасную сцену в людском обществе! Предоставь все мне, — возразил я.

— Но…

Сверху раздался глухой стук. Мисс Териозо приземлилась на крышу на трех точках.

— Убирайтесь с глаз долой, — приказал я. — Не дайте ей увидеть вас и вызвать ее гнев. Я пойду наверх, переоденусь и вылезу в окно, чтобы полететь с ней. А вы все оставайтесь здесь и ведите себя прилично. Я верну вас в ваши тела до утра.

Друзья бросились врассыпную, а я побежал переодеваться.

Через пять минут я присоединился к Мисс Териозо на крыше. В свете звезд передо мной предстало удивительное зрелище. Ибо Мисс Териозо изменилась. Магия салона красоты произвела с ней поразительную трансформацию. Это была не старая карга, а ослепительно прекрасная женщина — яркая брюнетка с губами красными, как огонь любви. Ее глаза сверкнули, и она улыбнулась от удовольствия, заметив мою реакцию.

— У старой кошелки еще все впереди, а? — сказала она низким, хриплым голосом. Я ничего не сказал, но взобрался на метлу и обнял ее. Ее близость опьяняла. Мы полетели к звездам. Ее волосы развевались на ветру, смешиваясь с лунным светом. Я наслаждался поездкой. Все несуразности были забыты. К тому времени, как мы приземлились на пожарную лестницу и спустились вниз, чтобы добраться до входа в ночной клуб, мы весело болтали. Мы вошли в вестибюль клуба, и Мисс Териозо оставила свою метлу в раздевалке. Официант провел нас через танцпол к столику.

— Шампанское, — приказал я.

На самом деле мне это было не нужно. Я был опьянен, как я уже сказал, ее присутствием. Но в глубине сознания смутно маячила основная цель всей затеи. Скоро я начну искусно подлизываться и уговаривать ее вернуть мне моих друзей. Но вечер только начинался, и я мог сначала развлечься, насладиться ее обществом. Заглянуть в эти горящие черные глаза, подержать ее цветочно-ароматные пальцы. Мы подняли бокалы.

— За тебя, — сказала Мисс Териозо.

— За нас, — поправил я.

— Да, — вздохнула она.

Мы выпили. После этого я попытался завладеть ситуацией.

Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что произошло. Мисс Териозо была опытным игроком в таких делах. Старая волчица, наверное, предвидела это, и подсыпала мне в напиток любовное зелье. Но эффект был поразительным. Внезапно я понял, что безумно влюблен в Мисс Териозо. Мысль о моих друзьях, мысль о Трине — все позабылось.

Она бросила на меня застенчивый взгляд, я взял ее за руку и посмотрел в дивные глаза, и наклонился вперед над столом, а затем меня ударили по голове человеческой ногой. Да, человеческая нога пролетела по воздуху и ударила меня по затылку! Вот вам один из способов отрезвить человека. Я быстро повернулся. На полу лежала нога. Я с ужасом узнал ее. Это была нога Трины, запчасть от манекена! Используя познания в области баллистики, я развернулся и уставился на стол напротив.

Конечно же, Трина исполнила свою угрозу! Она сидела за другим столом с Миртл в теле Маргейта. Я поспешно собрался с мыслями.

Затем, наклонившись, я подобрал ногу, встал, вежливо пробормотал извинение Мисс Териозо и подошел к столу напротив, прихватив восковую ногу.

— Простите, мадам, но мне кажется, вы что-то потеряли, — сказал я, чтобы поддержать разговор.

Трина взяла ногу, наклонилась, снова пристегнула ее и подмигнула.

— Что, черт возьми, происходит? — яростно прошептал я. — Мне казалось, я велел тебе оставаться дома.

— Мы будем за тобой присматривать, — ответила Трина. — После того, как я увидела эту очаровательную ведьму, я тебе больше не доверяю, а посему могу бросать свои конечности.

— Мы все здесь, — добавила Миртл из тела Маргейта.

— Нет!

Но когда я огляделся, то увидел мистера Симпкинса и Джори за другим столом, в телах друг друга. Тело Джори снова приняло человеческий облик.

— Маргейт и Гериманкс снаружи, в телах кентавра и русалки, — добавила Миртл. — Они приехали в фургоне.

— Надеюсь, они там и останутся, — вздохнул я. — А если публика заметит этих монстров?

Это была ужасная мысль. Как бы то ни было, ситуация складывалась достаточно скверной. Не успел я произнести эти слова, как уловил обрывок разговора между Миртл и незнакомцем за соседним столиком. Миртл в теле Маргейта, вероятно, пила. Незнакомец, конечно, тоже. Его маленькие налитые кровью глазки метались по сторонам, когда он что-то бормотал.

— Простите, сэр, — икнул он. — Но эта дама за столом хочет, чтобы вы… у нее деревянная нога, да?

— Конечно, — весело ответила Миртл.

— Очень необычно, — сказал пьяница.

— А что в этом необычного? — спросила Миртл, с внезапной сварливостью. — И почему у меня не может быть деревянной ноги?

Да вся деревянная!

Под воздействием спиртного Миртл забыла, что находится в Маргейте, думая о себе, как о древесной гамадриаде. Но пьяный незнакомец этого не знал. Он недоверчиво посмотрел на нее.

— Вы вся из дерева? — эхом отозвался он.

— Конечно, — сказала Миртл. — Хотите меня осмотреть?

— Вы с ума сошли! — усмехнулся пьяница.

— А я нет, — сказала Миртл. — Я могу доказать, что я дерево. — Да у меня даже термиты есть!

— Я бы не стал этим хвастаться, сэр.

— Ты кого называешь «сэром»? — взвизгнула Миртл. — Вообще-то я леди! Гамадриада.

Пьяница уставился на тело Джулиуса Маргейта.

— Я бы не признался в этом, — страстно заявил он.

— А что в этом плохого? — отшатнулась Миртл. — Некоторые из моих лучших друзей-гамадриады! И если ты не перестанешь меня раздражать — я заставлю свою подругу шибануть тебя головой!

Пьяница в панике отпрянул. Мистер Симпкинс в теле Джори подкрался сзади и быстро увел Миртл, чтобы предотвратить свару. Джори в теле Мистера Симпкина тихо вышел из зала.

Краем глаза я заметил, что ко мне подходит Мисс Териозо. Я пнул восковую голень Трины.

— С этого момента веди себя тихо, — приказал я. — Вы чуть было не устроили дебош. А теперь я уведу отсюда Мисс Териозо, пока она вас не узнала.

Я повернулся и поклонился приближающейся ведьме.

— Давайте потанцуем, — предложил я.

И вот я танцевал с ведьмой в зале ночного клуба, в то время как моя возлюбленная-манекен смотрела на меня с тлеющим мерцанием в ее прекрасных стеклянных глазах.

8. Мясо одного — это труп другого

К счастью, я танцевал и не наблюдал происходящее во внешнем баре. Но я услышал об этом позже — много. Мистер Симпкинс в теле Джори удалился в бар, чтобы спокойно и задумчиво выпить.

— Что желаете? — спросил бармен.

— Раз нет крови, давайте скотч, — сказал мистер Симпкинс, быстро отгоняя возникшее желание.

— Принесли скотч. Симпкинс заплатил за него двадцатью долларами.

Вид доллара, трепещущего на ветру, послужил невольным сигналом высокой блондинке, отиравшейся в конце бара. Она распрямилась и, извиваясь, приблизилась к мистеру Симпкинсу.

— У тебя грустный вид, мистер, — заметила она. — Тебе одиноко?

Эта замечательная техника соблазнения совершенно подавила мистера Симпкинса, ведь он был несколько не от мира сего, будучи сверхъестественным существом.

— Мне грустно, — вздохнул он.

— Скажи Ольге, в чем дело, — уговаривала блондинка, подзывая бармена и заказывая шипучку. — Почему ты грустишь?

— Ну, — выдохнул мистер Симпкинс, — раньше я был вампиром, но теперь уже нет.

Ольга моргнула. Этот незнакомец оказался довольно пьян.

— Ты же знаешь, как это бывает, — печально заметил он. — Я жажду крови, а получаю только собачью печенку.

— Послушай, — встревожилась Ольга. — Что ты скрываешь? Это фраза звучит забавно для парня в общении с девушкой. Ты выглядишь как волк.

Это определенно было сказано неверно.

— Я и есть волк, — пробормотал Мистер Симпкинс.

— Что значит, ты волк? — засмеялась Ольга, снова возвращаясь на знакомую территорию. — Ты должен показать мне это, братишка!

Наивный мистер Симпкинс вздохнул.

— Прямо здесь? — спросил он.

— Конечно. Почему бы и нет?

— Хорошо, — сказал мистер Симпкинс. — Я тебе покажу.

Он спустился с барного стула и присел на корточки. Он откинул голову назад и начал скулить. Внезапно его тело задрожало, по нему пробежала волна судороги. Его лоб исчез, сгладился, нос удлинился, а руки и ноги покрылись шерстью.

Мистер Симпкинс превратился в оборотня прямо на полу бара.

Ольга увидела и убедилась в правдивости его слов. Убедилась так, что начала кричать. Тем временем мы с Мисс Териозо танцевали возле двери. Мисс Териозо услышала крик и повернула голову.

Она выглянула наружу, ее внимание привлек не мистер Симпкинс, а Джори, стоявший у кассы и державший метлу Мисс Териозо.

— Пошли, — выдохнула моя партнерша по танцу, вскакивая с пола.

— Куда ты идешь с моей метлой? — она закричала на убегающего Джори.

— Я просто одолжил ее, чтобы использовать снаружи, — крикнул он. — Не забывай, что Маргейт находится в теле Гериманкса.

— Вернись! — крикнула ведьма, прыгая за ним.

Ад вырвался на свободу с удвоенной силой. Мисс Териозо вцепилась в Джори когтями, лупцевала беднягу по голове метлой, выкрикивая пронзительные проклятия. Летающая фигура пролетела мимо меня, когда я заколебался в дверном проеме. Это была Трина, в теле манекена у окна. Она бросилась на Мисс Териозо, доблестно придя на помощь Джори. Мисс Териозо обернулась. Прежде чем я успел вмешаться, она схватилась с рыжеволосым манекеном и на глазах у визжащих зрителей буквально разорвала манекен на части. Туловище, голова, пара рук и ног упали на пол. Позади меня раздался еще один крик. Я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть Миртл в теле Маргейта, обменивающуюся дикими ударами с пьяницей за соседним столиком.

— Боже мой, что же будет дальше? — ахнул я.

Я направился к воющему волку на полу. Затем что-то прогрохотало мимо меня от внешней двери. Маргейт в теле кентавра ворвался в вестибюль ночного клуба. В его руках извивалась русалка — Гериманкс. Топая копытами, страшное существо, заревело в баре.

— Что все это значит? — прогремел Маргейт, размахивая хвостом с диким ржанием. Меня обхватили чьи-то руки. Я повернулся к Мисс Териозо, размахивающей метлой.

— Давай убираться отсюда! — она тяжело дышала. — Садись на метлу, пока не поздно.

Я вскочил в оцепенении. Воющий волк, гарцующий кентавр и расчлененное тело манекена преградили нам путь. Мы пролетели над ними всеми — прямиком в объятия полиции!

9. Судья утрачивает правосудие

Судья Нэмботтом выслушал всю историю. Сначала он услышал ее от пьяницы, который оскорбил Миртл, потом от Ольги, девушки из бара. После этого он вытянул из меня несколько запинающихся фраз. Наконец он выслушал патрульного Лоссовица, который объяснил ему все, от ужасного начала до безвременного конца.

— Значит, она говорит, что она дерево, ваша честь, — бесстрастно пробормотал Лоссовиц. — Тем временем в баре этот парень говорит Ольге, что раньше был вампиром, а теперь он оборотень.

И превращается в волка. Одновременно ведьма разрывает другую женщину на куски, а потом вбегают кентавр и русалка, и ведьма пытается улизнуть на метле вот с этим парнем.

Лоссовиц указал на меня.

Судья Нэмботтом указал на Лоссовица.

Его лицо побагровело, и он едва мог говорить. На его лысом лбу вздулись вены.

— Прекратите эти разговоры, — слабо выдохнул он. — В конце концов, это же суд, а не сеанс сказок на ночь. Я взрослый человек, Лоссовиц, не так ли?

— Да, ваша честь, — сказал безропотно Лоссовиц.

— Что «да»?

— Да, это не так, — неуверенно заявил Лоссовиц.

— Заткнитесь! Вы не способны ясно мыслить или выражаться!

Признайтесь, что пили в этом ночном клубе!

— Нет, ваша честь. Ни капли.

— Вы не выпили ни капли, я это понимаю. Наверное, всосали всю бутылку, — решил грозный старик. — Но в пьяном или трезвом виде таких вещей не увидишь. Приведите пленников, Лоссовиц, и позвольте мне самому допросить их.

Патрульный Лоссовиц послушно вышел ивернулся с Миртл, Триной, Маргейтом, Гериманксом, Джори и мистером Симпкинсом на буксире. Мисс Териозо шла впереди них, возмущенно размахивая метлой. Судья Нэмботтом бросил лишь один взгляд на человека, кентавра, манекен, русалку, второго человека и волка.

Затем он закрыл лицо руками.

— Нет, нет! — пробормотал он. — Прикройте их, Лоссовиц!

Возьмите одеяла и хотя бы накройте их. Хотя бы эту лошадиную тварь и человеческую рыбу!

Прошло несколько минут, прежде чем судья Нэмботтом поднял свое изможденное лицо. Он поморщился, глядя на пеструю толпу. Наконец его глаза остановились на Мисс Териозо, самой привлекательной и нормальной на вид из всех задержанных.

— Пожалуйста, подойдите и ответьте на несколько вопросов, — сказал он, контролируя голос. Мисс Териозо подошла.

— Как вас зовут?

— Мисс Териозо.

— Ваше… ваша профессия?

— О, — беспечно ответила она. — Я просто ведьма.

Судья Нэмботтом снова начал багроветь.

— Прошу прощения, — прохрипел он. — Я кажется вас неправильно понял.

— Я всего лишь ведьма, ваша честь, — сказала она. — Я летаю на метлах.

— Продолжайте, — вздохнул судья. — Вы вызываете у меня странное отвращение.

— Ну, все началось, когда эти люди превратились в статуи, — сказала Мисс Териозо.

— Статуи?

— Да. Из мрамора. Такой камень, знаете ли. Они все были статуями, это правда.

— Похоже на оскорбление статуи Тори, — беспомощно вставил Лоссовиц.

— Не понимаю, — вздохнул судья.

— Этот человек может подтвердить мою историю, — сказала Мисс Териозо, указывая на меня метлой.

— Совершенно верно, — ответил я. — Эти люди когда-то были статуями, под моей опекой. Но, как вы видите, они претерпели изменения, ваша честь. Все довольно просто. У меня больше нет всех моих мраморных статуй.

— Вы хотите сказать, что у вас больше нет шариков в голове! — прорычал судья Нэмботтом. — Отойдите, вы двое. Вы сводите меня с ума!

Маргейт в теле Гериманкса бочком подался вперед.

— Позвольте мне помочь, — предложил он. — Я владел этими людьми до того, как они стали статуями.

Судья Нэмботтом посмотрел на торчащее из-под одеяла тело лошади и одарил Маргейта долгим, болезненным взглядом.

— Что ты такое? — прошептал он.

— Я кентавр.

Снова вмешался Лоссовиц.

— Этот парень лжет, ваша честь! — взволнованно завопил он. — Он не кентавр. Я видел много кентавров, когда был в Вашингтоне!

— Заткнитесь! — прогремел судья. — Дайте мне поговорить с остальными.

Он обратился к русалке на руках у кентавра:

— А как насчет вас, юная леди? — спросил он, заставив себя улыбнуться. — В чем причина вашей… э-э… маскировки под пескаря?

— Кого вы называете леди? — прорычал голос Гериманкс из тела русалки. — И что за подозрительное замечание ты делаешь по поводу того, что я пескарь?

Судья Нэмботтом уже сожалел, что затеял все это.

— Неужели никто из вас не может говорить разумно? — взмолился он.

— Позвольте мне помочь вам, — сказал Джори из тела мистера Симпкинса. — Все очень просто. Видите ли, я раньше был вон в том теле.

Он указал на волка, которым теперь был мистер Симпкинс.

— Вы были в теле этого животного? — глаза судьи Нэмботтома вылезли из орбит.

— А почему бы и нет? — пропищал волк.

— Говорящий волк? — простонал судья.

— Ну, если это вас так беспокоит, — фыркнул волк, наклонился вперед и начал корчиться. Это было захватывающее, хотя и отталкивающее зрелище. Волк медленно превратился в человека.

— Вот видите, — сказал он.

— Я не хочу этого видеть! — простонал судья Нэмботтом.

— Тогда посмотрите на нее! — предположил Лоссовиц, указывая на Трину в теле рыжего манекена. Манекен больше не был рыжим — его голова со стуком упала на пол.

— Очень жаль, — сказала Трина. — Одного взгляда на такого волка достаточно, чтобы потерять голову.

Она наклонилась и медленно подняла голову. Глаза судьи Нэмботтома почти застыли.

— Это колдовство, — всхлипнул он. — Чистое черное колдовство!

И как я могу вынести обвинительный приговор в колдовстве во время выборов?

Я шагнул вперед.

— Послушайте, ваша честь, — сказал я. — Думаю, что у меня есть способ уладить это дело. Можно прояснить всю ситуацию. Я знаю способ вернуть этим людям их нормальные тела. Тогда мы сможем забыть все это.

— Как же? — ахнул судья.

Вкратце я рассказал ему о том, что Мисс Териозо имеет счет к аду, а значит могла вызвать демона и приказать ему вернуть моим друзьям их законный облик.

— Невероятно, — возразил судья.

— Не более невероятно, чем то, что вы видели здесь, — напомнил я ему.

— Тогда почему она этого не делает? — спросил он.

— Она упряма. Я предлагаю вам заставить ее сделать это.

— Каким образом?

— Издать судебный приказ, предписывающий ей вызвать демона и внести нужные изменения.

Судья выпрямился. Его глаза вспыхнули огнем.

— Я, черт возьми, издам такой приказ, — рявкнул он. — И если ничего не выйдет, я засажу вас всех в тюрьму до конца ваших противоестественных жизней.

10. Мрамор вечен

— У вас уже готов счет перед адом? — нервно прошептал я, присев на корточки рядом с Мисс Териозо в темном зале суда.

— Он здесь, в моей сумке, — ответила ведьма.

В течение последнего часа ее очарование исчезло, и она снова обрела знакомую форму старухи, пока делала пассы в воздухе.

Судья Нэмботтом вышвырнул пьяницу, девушку из бара и патрульного Лоссовица из зала суда, оставив только нас.

За необходимыми Мисс Териозо для церемонии ритуала ингредиентами отправили судебного пристава, и теперь она была готова снова провести черную мессу для вызова демона. Мои прекрасные друзья беспокойно двигались взад и вперед, когда ее голос поднялся в удивительном крещендо. Наступила кульминация.

Среди сотрясения стен и грохота далеких вихрей между звездами красный демон скользнул в трехмерное существо в центре зала суда. Послышался вздох облегчения.

— Подумать только, я действую как соучастник черной магии, — угрюмо прошипел судья Нэмботтом. — О Господи… что это?

Он увидел демона. Как и мои друзья. Демон вытянул резиновую красную шею и моргнул никталоптическими глазами.

— Это опять ты, — прорычал он, присаживаясь на корточки рядом со мной. Я пожал плечами.

— Вовсе нет. Вас вызвала вот эта дама.

Я указал на Мисс Териозо, которая кивнула в подтверждение.

Затем ведьма властно встала перед созданием тьмы и тихо заговорила с ним.

— Ты хочешь, чтобы я их поменял? — спросил демон.

— Да.

— И у тебя есть документ, дающий право на… э-э… такие услуги?

— Вот он. — Мисс Териозо взмахнула листком бумаги.

— Очень хорошо, — вздохнул демон. — Вот как. — Он помолчал. — Мне придется снова заключить их в мрамор, прежде чем я расшифрую их психику.

— Очень хорошо.

— Не волнуйся, — сказал я Трине, придвигаясь к ней поближе. — Это займет всего минуту.

Это все, что потребовалось, и я был рад этому. Ибо весь мой хребет сотрясался от буйства психической силы, сконцентрировавшейся в комнате. Глядя сквозь фосфоресцирующие меловые линии, я увидел ужасную неестественную трансформацию. Русалка, кентавр и волк превратились в сверкающий белый камень, застыв в мраморе на полу.

— Итак, — выдохнул демон. Он ужасно вспотел, о чем свидетельствовали искры, поднимающиеся от его тела. — Теперь второй шаг. Но сначала отдай мне должный счет.

Его голос обратился к ведьме, но глаза не могли смотреть на нее. Только я наконец-то нашел Мисс Териозо в темноте. Она стояла у окна, открытого окна, и уже оседлала метлу.

— Она не пойдет на сделку! — крикнул я. — Она обманула нас и убегает!

Это была правда. Демон понял это мгновенно.

— Вернись! — закричал он.

— Прощай! — закричала ведьма.

Она поднялась в воздух, но демон как гигантский резиновый мяч, понесся за ней. Он стремительно взмыл вверх, в окно. Я бросился к карнизу и выглянул наружу. Паря в воздухе, ведьма и демон дико царапались в извивающемся клубке рук и ног. Она пыталась удержать листок бумаги, а он обнял ее своими красными руками, шипя.

Метла сильно закачалась.


Внезапно раздался оглушительный раскат грома, вспышка обжигающего блеска глазного яблока, а затем — пустота. Ведьма и демон исчезли. Обуглившаяся ручка метлы с грохотом упала во внутренний двор. Все было кончено. Я устало повернулся лицом к мраморным статуям тех, кто когда-то был моими друзьями.

Теперь они снова были статуями, окаменевшими во веки веков.

— Трина, — прошептал я.

Безжизненный манекен смотрел на меня остекленевшими глазами. Руки все еще были протянуты в мольбе, но их объятия были холодными. Судья Нэмботтом включил свет и потер глаза.

— По решению суда, — прошептал он, — эти статуи должны быть конфискованы. Немедленно. И надо убрать их с глаз долой. Ни слова об этом не должно выйти наружу. Ты понимаешь?

Я молча кивнул.

— Дом Джулиуса Маргейта будет выставлен на продажу, — добавил судья.

— А манекен? — прошептал я.

— Будем ждать иска от законных владельцев, — сказал судья. — Прости, мой друг. А теперь тебе лучше уйти.

И я ушел. Что еще мне оставалось делать? Так все и закончилось. Я оставил Маргейта, его друзей и его дом. А теперь стараюсь все забыть. Конечно, я до сих пор вижу каждый день манекен. Это все, что мне осталось, знаете ли. Все, что я должен доказать, что это действительно произошло. Так что я вижу манекен в окне магазина каждый день. И вы можете прийти и увидеть ее сами, если хотите…

Она стоит третьей слева — в самой большой витрине нашего универмага.

ТАЙНА ОЖИВШЕЙ ОДЕЖДЫ (Mystery of the Creeping Underwear, 1943) Перевод К. Луковкина

Маленький мистер Фуз поднялся по ступенькам крыльца к двери своего аккуратного загородного домика. Его челюсть была решительно сжата. Сегодня вечером он собирался раз и навсегда покончить с профессором Бикером.

«Это, — мрачно размышлял Мистер Фуз, — зашло слишком далеко. Дора все равно не должна была брать его на пансион. Я признаю, что мы могли бы использовать деньги, и свободная комната простояла бы впустую. Но почему она сдала его безумному профессору химии?»

Сидней Фуз остановился перед дверью и помедлил, прежде чем объявить о своем прибытии. Ему нужно было еще немного набраться храбрости. Он походил взад и вперед, вспоминая оскорбления и раны, нанесенные их жильцом.

— Первое, что он сделал это привез все свои химикаты, — пробормотал мистер Фуз. — Потом начал проводить эти дурацкие эксперименты. Не знаю, что он там делал и зачем, но запах стоял убийственный.

Мистер Фуз задумчиво сморщил нос. Запах был просто ужасный. Мистер Фуз и Дора просыпались среди ночи и принюхивались к тому, что просачивалось в воздух с чердака, где жил и работал профессор Бикер. А потом однажды воскресным утром профессор Бикер поджег комнату. Тогда мистер Фуз решил его вышвырнуть, но постоялец так быстро заплатил и сослался на срочную необходимость своего «великого эксперимента», что мистер Фуз позволил ему остаться.

На прошлой неделе случилось наводнение. Три дня назад Бикер принес на чердак десять живых цыплят и превратил их в облако перьев. Мистер Фуз устал от своего постояльца-выскочки и его выходок. Независимо от того, с чем он «экспериментировал» — с вечным двигателем или ракетой на Луну — профессор Бикер должен уйти. Если он не скажет, что именно делает, или не впустит кого-нибудь в свою комнату, это приведет к плохим последствиям. Пусть лучше отправляется в обитую войлоком камеру и продолжит там свои химические исследования.

— И еще одно, профессор! — прорычал мистер Фуз, повышая голос и насмехаясь над воображаемой фигурой, съежившейся в его воображении. — Вы можете любезно взять все ваши причиндалы и…

— Сидни!

Мистер Фуз внезапно очнулся от своего сумеречного дневного видения. Дора, его жена, стояла на пороге.

— Привет, дорогая, — кротко сказал он.

— Почему ты разговариваешь сам с собой? — спросила она.

— Я просто репетировал, — объяснил Мистер Фуз. — Сегодня вечером я собираюсь отчитать профессора.

— Нет, Сидни.

— Что значит — нет?

— Боюсь, ты не сможешь этого сделать.

— А почему это?

— Ну… видишь ли, сегодня он довольно неожиданно исчез.

— Внезапно уехал? Как?

— Через крышу, — сказала ему Дора.

— Нет!

— Да. Бедный профессор Бикер, — вздохнула Дора. — Он всегда боялся, что разлетится на куски из-за своих опытов.

— Хочешь сказать, он взорвался?

— Именно в этом направлении он и двигался, — согласилась Дора.

— Тогда как насчет нашей крыши?

— Страховщики собираются установить новую, — сказала миссис Фуз. — Конечно, здесь побывала полиция.

— Ты звонила гробовщику?

— В этом нет необходимости, — просто сказала Дора. — Пока нашли только часть кровли. Она приземлилась на крыше школы в трех кварталах отсюда.

Она поцеловала Мистера Фуза в нос.

— Но давай не будем стоять на крыльце и болтать, — сказала она.

— Ужин остывает.


Мистер Фуз покачал головой. После трех лет супружеской жизни он все еще не мог понять этого. Постоялец разорвал себя на куски и снес крышу, и все, что Дора могла сделать, это беспокоиться об остывающем ужине. Он вздохнул и пошел обедать. После ужина он осмотрел чердак. Конечно же, крыша исчезла — во всяком случае, большая ее часть. Искореженные обломки — вот и все, что осталось от бунзеновской горелки и лабораторного стола. В самой комнате профессора царил хаос.

Мистер Фуз стоял по щиколотку в битом стекле от мензурок, реторт и бутылок. Стены украшали странные пятна от брызг взорвавшихся реактивов. Записи профессора и лабораторные работы превратились в мокрую массу, погребенную под осколками стекла и порошкообразными кристаллами.

— Завтра придут чинить крышу, — сказала Дора. — Я попрошу рабочих прибраться и в этой комнате.

— Хорошая мысль, — сказал мистер Фуз.

— Ты бы слышал взрыв, — сказала ему Дора. — Он наделал столько шума, что я едва расслышала свою программу по радио.

— Вполне вероятно.

— Интересно, что он здесь делал? — спросила Дора. — Я часто хотела спросить его об этом, но у меня всегда было так много дел в течение дня, что никак не выпадало случая.

— Ты имеешь в виду свои радиопьесы? — саркастически заметил ее муж.

— Верно, — ответила Дора. — О, поторопись вниз, дорогой!

Сегодня вечером будет программа, которую я не могу пропустить!

Она поспешила вниз по ступенькам, и мистер Фуз последовал за ней, беспомощно пожимая плечами. Дора сидела в гостиной и играла с радио, а мистер Фуз уставился на ковер из тигровой шкуры на полу. Голова тигра подмигнула ему, и мистер Фуз подмигнул в ответ. Женщины забавны. Постепенно он задремал.

Он гулял во сне, когда ложился спать той ночью. Он повернулся, не отдавая себе отчета в том, что делает. Он все еще храпел, когда Дора резко дернула его за плечо.

— Чтслчилллс? — спросил он, уткнувшись лицом в подушку.

— Проснись, Сидни! Уже пять часов!

— Ну и что с того? — проворчал мистер Фуз.

— Ты должен быть в офисе в одиннадцать, — напомнила Дора.

— Но ведь только пять, — простонал ее муж.

— Но сначала тебе придется встать и умыться, — сказала Дора.

— Мыться?

— Из-за вчерашнего происшествия я совсем забыла помыться, — объяснила Дора. — И тебе понадобится свежая одежда, когда ты пойдешь на работу. Мистер Фуз застонал и выполз из постели.

Однажды в свои невинные медово-лунные дни супружества он вызвался «помогать по дому» жене. Раньше он был так галантен, а теперь просто закостенел. Он влез в свою самую старую рубашку и брюки.

— Раз ты не спишь, — предложила Дора, — то можешь пойти на чердак и взять немного битого стекла. Отнеси его в подвал, когда будешь стирать.


Мистер Фуз поднялся на чердак и в разрушенную комнату профессора Бикера. Он высыпал много стеклянной посуды в корзину для белья поверх одежды и отнес все это в подвал.

Сложив бутылки и флаконы на полу, он принялся за стирку.

Смачно ругаясь, вывалил в стиральную машину белье, шорты, трусики, рубашки, носки, перчатки, галстуки, платья, несколько пар выстиранных штанов. Машина начала лязгать и скрежетать, так же, как и мистер Фуз, который пел отвратительном фальцетом шлягер сезона. Через некоторое время Фузу порядком надоело все это дело, но больше всего он устал. Он лег на пол подвала и снова заснул.

— Сидни! — крикнула его жена с верхней ступеньки лестницы.

— Да, дорогая?

— Ты не забыл добавить синьки?

— Нет, конечно, — солгал мистер Фуз, который ничего подобного не делал.

Он встал, протер глаза и поискал на полках в подвале бутылку с синькой. Зевнув, заметил на полу маленькую синюю бутылочку, отвернул крышку и щедро налил в стиральную машинку. Затем лег на кучу угля.

— Сидни!

Фуз вытянулся по стойке смирно.

— Да, сладкая?

— Я забыла тебе сказать — синька наверху, на кухне, — крикнула Дора.

— О-о! — проворчал мистер Фуз себе под нос и заглянул в стиральную машину, очень надеясь, что не ошибся и не подлил туда чернил. Наклонившись, он осмотрел бутылку с ними препаратом. Никаких ярлыков. И эта штука странно пахла. Но вещество было голубым. И одежда не выглядела испорченной.

Вынося корзину с мокрым бельем во двор, он понадеялся на лучшее. Бельевая веревка хлопала на сильном ветру. Хорошо. При таком ветре одежда должна высохнуть примерно через час.

Мистер Фуз развесил одежду и улегся на заднем дворе, чтобы немного вздремнуть. На этот раз он действительно уснул. И кажется, мистеру Фузу приснился страшный сон. Мистер Фуз проснулся где-то через два часа. Первое, что он заметил, это то, что ветер стих — совсем стих. Потом он взглянул на бельевую веревку и ахнул.

Ветра не было, но одежда шевелилась!

Рубашки и шорты танцевали вверх и вниз, вместо того, чтобы спокойно висеть как подобает приличной одежде. На мгновение мистеру Фузу показалось, что прачечная каким-то образом ожила.

Он подошел и нащупал край сорочки. Она была совершенно сухой. Хорошо! Можно снять это барахло, погладить и уйти в офис.

Напевая под нос, мистер Фуз принялся отстегивать белье и бросать его в корзину. Именно тогда он понял, что ему это снится.

Мистер Фуз протянул руку и отстегнул рабочий костюм. Когда он это сделал, одежда, казалось, выскользнула из его пальцев. Не упав на землю, костюм встал рядом с ним во дворе, небрежно положив руки на бедра!

Мистер Фуз уставился на это, разинув рот, и тут костюм внезапно повернулся к нему спиной, открыв зияющий открытый клапан сзади. Фуз протянул руку, чтобы схватить странный предмет, но костюм быстро отодвинулся. Мистер Фуз вышел из себя и сделал выпад. Тут рабочий костюм перешел к активным действиям! Гротескно раскачиваясь, он понесся через задний двор, а мистер Фуз бросился следом.

— Вернись сюда! — закричал мистер Фуз, едва понимая, что происходит.

Он дико огляделся по сторонам. Что, если соседи увидят?

Открытый клапан костюма застенчиво трепетал на бегу. Мистер Фуз взбесился.

Он решительно сдернул конец бельевой веревки и смотал ее.

Рабочий костюм приплясывал вне пределов его досягаемости, словно безголовый призрак, дразня мистера Фуза и размахивая рукавами. Но мистер Фуз был готов. Он покрутил бельевую веревку, и она опустилась — как лассо — на заколдованную одежду.

Яростно ругаясь, мистер Фуз подтащил рабочий костюм к себе, наклонился и сунул его, все еще извивающегося, в корзину для одежды. Затем, подняв корзину, полную извивающейся одежды, он вдруг споткнулся и упал.

Сила его падения выбила из него дух и еще больше потрясла его чувства. Ибо в один ужасный момент он понял, что это не сон.

Он был в полном сознании. И его белье было живым! Рукава и штанины болтались в корзине, а скомканная одежда извивалась.

Мистер Фуз крепко держал ее и смотрел, не зная, что происходит и почему. Но с одеждой, живой или мертвой, можно было сделать только одно. То есть — выгладить ее и спрятать подальше в ящики, с глаз долой.

Бормоча что-то себе под нос, мистер Фуз внес корзину с бельем в дом, поставил ее на кухонный стол и поставил гладильную доску. Он был рад, что Дора не вошла в кухню и слушала радиопрограмму в гостиной. Пока нагревался утюг, мистер Фуз пытался разобраться в ситуации. Очевидно, что-то случилось с прачечной. Но что? Затем мистер Фуз вспомнил синьку, которую вылил в машинку — вернее вещество, которое на самом деле не было синькой. Вещество из синей бутылки, лежавшей на полу подвала. На цокольном этаже, куда он бросил бутылки. Бутылки, которые принес из комнаты профессора Бикера. Может быть, это была бутылка с экспериментальным химическим веществом профессора? Возможно.

Но какая смесь способна оживить одежду?

Мистер Фуз попытался собраться с мыслями. Он в ужасе уставился на корзину с бельем. Мысль о том, чтобы погладить эти необычные вещи, приводила его в ужас. А что, если им не понравится пар от утюга? А что, если брюки откажутся быть выглаженными? Имелась только одна альтернатива — и это было то, что Дора сказала бы ему, если бы узнала. Этого никогда не должно случиться. Ему придется выгладить одежду и спрятать ее.

Мистер Фуз подошел к корзине и, к своему облегчению, обнаружил, что одежда лежит неподвижно. Ничто не шелестело, не скользило и не металось по сторонам. Он осторожно коснулся верхнего предмета. Тот не двигался. Возможно, действие странного химического вещества прошло. Он надеялся на это. И тогда мистер Фуз начал гладить на максимальной скорости — сначала нижнее белье, потом пару носков. Ему нужно будет надеть их сегодня в офис.

После этого он взял зеленый галстук, который тоже был частью его гардероба. Затем мистер Фуз принялся за настоящую работу — выгладил коричневый костюм, который должен был надеть сегодня на работу. Босс настоял, чтобы он надел этот ужасный костюм. Гладя, он взглянул на часы. Остался всего час!

Времени гладить остальную одежду не было. Дрожа от холода, он поспешно запихнул остатки белья обратно в корзину, подобрал выглаженную одежду и понес ее в спальню. На всякий случай он запихнул всю не глаженную одежду в ящики письменного стола жены и запер их. Затем взял нижнее белье, зеленый галстук, носки и свой свободный костюм и сел на кровать. Он быстро оделся, правда без всяких проблем. Одежда не пыталась убежать.

Наконец в костюме и галстуке он встал перед зеркалом. Он выглядел совершенно нормально в своем наряде. Надев туфли, он повернулся и направился к лестнице. Спустившись вниз, он мистер Фуз ощутил беспокойство. Он вспомнил о синей бутылке в подвале и какой-то внутренний инстинкт подсказывал ему не уходить, пока он не взглянет на бутылку еще раз.

Мистер Фуз направился в подвал. И действительно, бутылка без этикетки стояла там, где он ее оставил. Мистер Фуз поднял ее, вынул пробку и понюхал жидкость. Слабо пахло эфиром. Но больше ничего необычного в этом веществе не было. Взгляд Фуза остановился на куске мыла, лежащем на умывальнике. С величайшей осторожностью мистер Фуз наклонил бутылку.

Капля упала прямо на мыло.

Ничего не произошло. Мыло по-прежнему лежало на месте. А потом — подскочило. Мистер Фуз открыл рот. Мыло полетело прямо в лицо мистеру Фузу и угодило в его открытый рот. Затем оно выскочило изо рта и начало прыгать по полу. Мистер Фуз попытался было поймать мыло, но оно юркнуло в крысиную нору и исчезло. Мистер Фуз стоял, пытаясь унять дрожь в пальцах.

Значит, все это правда. В этой синей бутылке профессора Бикера содержался какой-то таинственный препарат, обладающий способностью оживлять предметы. Мистер Фуз вздрогнул. Надо было что-то делать, но сейчас не было времени принимать решение. Он должен ехать на работу.

Он поднялся по лестнице, осторожно держа в руке синюю бутылку. Лучше не ронять ее, а то ступеньки вдруг оживут и загремят по всему дому! Мистер Фуз направился прямо в гостиную. Пока тигровая шкура осуждающе смотрела на него, он положил синюю бутылку в верхний ящик стола и запер его. Все еще дрожа, он вернулся в холл и выскользнул из дома.

Дора слушала радио, и он не стал ее беспокоить, опасаясь рассказать об этом. Мистер Фуз мог только надеяться и молиться, чтобы его свежевыстиранная одежда вела себя прилично.

Возможно, глажка сделала свое дело. Он всегда знал, что одежда делает человека — и боялся только того, что она может свести его с ума.

Мистеру Фузу потребовалась вся его способность сосредоточиться, чтобы найти офис, потому что к этому времени он уже не знал, сможет ли контролировать свой костюм. Правда одежда не двигалась, но он на всякий случай прижал руки к бокам. Когда подъехал трамвай, мистер Фуз осторожно сел на заднее сиденье, совсем один. Несколько кварталов он ехал спокойно. Затем вагон стал заполняться пассажирами. Он злобно посмотрел на них, надеясь, что никто не выберет свободное место рядом с ним.

Толстая дама засуетилась в проходе и поймала его взгляд, явно фыркнув, и плюхнулась рядом с мистером Фузом, прижав его к окну. Давление раздражало мистера Фуза и, казалось, не понравилось его костюму. Потому что внезапно Мистер Фуз почувствовал, как его прежде вялый костюм съежился. Рукава дернулись, а брюки раздулись. Мистер Фуз молча пытался сохранить самообладание, не говоря уже о здравомыслии.

Внезапно его галстук взлетел вверх и обвился вокруг шеи.

Толстая дама обернулась и заметила зеленый, похожий на змею галстук, который извивался у него на шее. Мистер Фуз заставил себя улыбнуться. Толстая дама хмыкнула.

Он поспешно опустил галстук, но уже начал потеть. Галстук снова взлетел вверх, подполз к толстой даме и коснулся ее четвертого подбородка. Мистер Фуз попытался отдернуть свой галстук обратно, но опоздал. Тот обернулся вокруг шеи толстой леди.

— Ооооой! — пронзительно взвизгнула дама. — Уберите это!

Несколько пассажиров повернули головы и уставились на них.

Это был тяжелый момент для мистера Фуза, который обеими руками дергал себя за галстук. Со стороны казалось, что он пытается задушить женщину своим галстуком. Очевидно, сама дама придерживалась того же мнения. Подняв свою тяжелую сумочку, она ударила Мистера Фуза по макушке. Сумочка раскрылась, и мистеру Фузу на голову обрушился град косметики.

— Простите, — прохрипел он. — Мой галстук зацепился… подождите…

Наконец он отдернул галстук и засунул его под рубашку.

Толстуха сверкнула глазами, но откинулась на спинку стула.

Мистер Фуз действительно вспотел. Он сунул руку в карман брюк и вытащил носовой платок, чтобы вытереть лицо.

— Ну вы и грубиян! — выдала толстая дама, поднимаясь на ноги.

Мистер Фуз посмотрел вниз. Он ведь вытирал лицо носовым платком, что в этом плохого? Только одно. То, что мистер Фуз держал в руке, не было носовым платком. Он вытирал лицо парой розовых панталон! Как они оказались у него в кармане, он не знал. «Может быть, они попали туда по ошибке», в отчаянии подумал он. Словно в доказательство этого, панталоны внезапно соскользнули с его руки на колени, встали на свои миниатюрные ножки и начали танцевать.

— Чудовище! — взвизгнула толстая дама. — Спрячьте это!

— Они не мои, — завопил Мистер Фуз.

Словно желая доказать это, он вскочил на ноги и помчался по проходу трамвая. Пассажиры обернулись и захихикали. Услышав это, мистер Фуз остановился в своем безумном забеге и уставился на преследующие его розовые панталоны. Он в панике повернулся и ринулся к своему месту, перепрыгнув через розовый барьер. Панталоны ловко сменили курс и устремились следом. Фуз подбежал к толстой даме.

— Клянусь, эти панталоны не мои! — в отчаянии повторил мистер Фуз.

— О! — завопила толстая дама. — Хотите сказать, что они мои? Ах вы грубиян!

Сумочка снова обрушилась на голову мистера Фуза. Толстуха бросилась на него, и он побежал; оглянувшись, он увидел, как она споткнулась о танцующие панталоны, и спрыгнул с подножки трамвая на углу улицы.

— Боже милостивый! — выдохнул мистер Фуз, отдышавшись на углу.

Он повернулся и прошел оставшиеся три квартала до офиса.

Медленно восстанавливая самообладание, он заметил, что его одежда вернулась в нормальное состояние. Возможно, его беды закончились. Эффект странной жидкости, должно быть, ослабевает. По крайней мере, он надеялся, что так оно и было.

Предстоящее ему испытание будет достаточно тяжелым и без других проблем. Мистер Фуз вошел в кабинет и приготовился к делу. По офисным часам было без пяти одиннадцать. В одиннадцать часов он должен быть на месте — перед микрофоном в большом выставочном зале на втором этаже.

Кабинет мистера Фуза, строго говоря, таковым не был. Это был офис компании-производителя и дизайнера эксклюзивной линии мужской одежды. В просторном зале мистер Фуз вместе с большим штатом сотрудников работал над планами «мерчендайзинга» и «шоу мужского стиля», предназначенных для продажи одежды компании покупателям из городов для мужских магазинов по всей стране. Сегодня такое шоу находилось в стадии подготовки. В одиннадцать часов сотня заказчиков одежды и специалистов по стилю собиралась в демонстрационном зале на втором этаже. Одна за другой, модные модели выходили и показывали модели компании для предстоящего сезона, в то время как диктор комментировал по микрофону их публичное выступление.

Этим диктором был мистер Фуз. Его босс выбрал его для этого задания после долгих размышлений.

— Тебе лучше сделать все как надо, — прорычал он. — Компании надо продавать товар. Комментируй так, как будто от этого зависит твоя жизнь. Иначе…

Босс сделал знакомый жест, проведя большим пальцем по горлу. Мистер Фуз больше всего боялся своего босса. Мистер Гнашер из компании по пошиву одежды был суровым и очень жестоким человеком. В конторе ходили слухи, что мистера Гнашера назвали так в честь его зубов. Поэтому мистер Фуз усердно работал над сценарием показа. Он репетировал его чтение в течение многих часов. Когда в последнюю минуту ему сказали, что надо появиться в свободном костюме — новой модели компании — он не посмел отказаться.

Вот почему на нем была эта нелепая одежда. Он надеялся, что так оно и будет. Взглянув в зеркало на свой галстук и поправив помятые брюки, мистер Фуз проскользнул в кабинет, не обращая внимания на хихикающих стенографисток, схватил сценарий и помчался наверх. Все они были там — все продавцы и шишки, сидящие впереди на жестких стульях. По обе стороны от них восседали покупатели, попыхивая сигарами и обмениваясь историями, которыми всегда обмениваются в таких случаях.

Мистер Фуз посмотрел сквозь занавески на своих слушателей и сглотнул. Сценарий задрожал в его руке, когда он увидел, как сзади зажегся прожектор и сфокусировался на микрофоне, стоявшем на голой платформе перед бархатными занавесками.

Через минуту он будет стоять там. Мистер Фуз снова нервно оглядел собравшихся. Суровые, грубые лица — жесткие, черствые люди, которые, несомненно, засмеются, увидев его в таком костюме. Их бизнес состоял в том, чтобы продавать новые модные тряпочки, а не носить их. Большинство из них были одеты в неглаженные, неряшливые твидовые костюмы.

Модели начали выходить из своих гримерных и выстраиваться в очередь за мистером Фузом. Когда он делал реплики по сценарию, они выходили и строились на подиуме. Мистер Фуз увидел их спокойное самообладание и задрожал. Как им удается так легко все воспринимать?

Затем мистер Фуз увидел своего босса, сидящего впереди.

Мистер Гнашер посмотрел на часы и нахмурился. Пока маленький мистер Фуз смотрел на него, босс начал что-то бормотать себе под нос и постукивать ногой по полу. Пора было начинать. Теребя галстук, мистер Фуз закачался на платформе и чуть не уронил сценарий. Сжимая микрофон для устойчивости, он начал произносить приветственное слово.

Звук собственного голоса, усиленный микрофоном, успокоил его. Не обращая внимания на ропот аудитории, он сосредоточился на своей речи, прежде чем представить первую модель одежды.

— И поэтому я говорю, — ораторствовал мистер Фуз, — что, если вы, господа, запасетесь новыми моделями «Хамменкаппер Фолл», у вас будет рекорд продаж в этом году, которым можно гордиться. На самом деле, это должен быть один из ваших самых успешных сезонов продаж! А теперь, я представляю вам…

Откуда-то из зала донеслось возмущенное ворчание. Мистер Фуз остановился, чтобы найти его источник. Как он и опасался, это было ворчание мистера Гнашера. Мистер Фуз продлжил речь.

И снова раздалось хрюканье. Что случилось? Фуз взглянул на свой сценарий. И тут он увидел это. В сценарий, нацелившись прямо из шеи, вонзился неуловимый галстук мистера Фуза!

Мистер Фуз сжал в правой руке дьявольский галстук и засунул его обратно в рубашку. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же застыл от изумления.

Что-то шевельнулось у него на шее. Что-то быстро двигалось.

Он посмотрел вниз, когда из зала раздался свист. Его галстук развязался сам собой! Зеленый галстук соскользнул с шеи быстрее, чем он успел заметить глазом или схватить его рукой!

Словно извивающийся червяк, он сполз вниз по микрофону.

Мистер Фуз уронил свой сценарий и попытался схватить беглеца.

Слишком поздно. Публика была в смятении. Когда Фуз наклонился, чтобы поднять сценарий, то почувствовал странные движения на груди. Одна за другой пуговицы на рубашке выскользнули из петель. Его рубашка распахнулась сама собой!

Мистер Фуз в смятении закинул за голову руки.

Это оказалось ошибкой, потому что дало рубашке прекрасную возможность собраться и соскочить через голову. Фуз почувствовал, как рукава поползли по его рукам и через секунду вся рубашка соскочила с торса.

— Сними это! — крикнул хриплый голос из толпы.

Мистер Фуз услышал лающий кашель мистера Гнашера. Он попытался найти босса в аудитории, и пока вглядывался, что-то произошло у него на поясе. Посмотрев вниз, он увидел, что ремень брюк внезапно и быстро расстегнулся. Его штаны спустились к стопам!

Мистер Фуз чуть не споткнулся, когда брюки сомкнулись у лодыжек. Он отскочил в сторону, и штаны отползли, прихватив с собой его туфли. Мистер Фуз стоял перед смеющейся толпой в нижнем белье, пока его носки присоединялись к параду и стягивались с босых ног. В полном ужасе он увидел свою рубашку, брюки, галстук и носки, развевающиеся перед микрофоном в воздухе. Он попытался схватить одежду.

— Что здесь происходит? — закричал он.

И очень быстро получил ответ. Словно произнесенные слова послужили сигналом, его нижнее белье быстро расстегнулось.

Рукава поползли вверх по его скребущим рукам, сорвались с плеч.

Мистер Фуз упал и теперь лежал на платформе, дрыгая ногами, пока нижнее белье сползало с его тела. Мистер Фуз, одетый в ярко-зеленые трусы, с трудом поднялся на ноги. Он метался по платформе под крики толпы, гоняясь за своей одеждой. Его нижнее белье кланялось публике, и когда раздались аплодисменты, его брюки опустились в реверансе. Рубашка подняла обеими рукава над головой в жесте боксера-призера, а носки подпрыгнули над извивающимся галстуком.

Мистер Фуз в отчаянии прыгнул за своей скачущей одеждой.

Как только он это сделал, его трусы захотели присоединиться к вечеринке. Это уже было слишком. Он с воплем бросился прочь со сцены. Прорвавшись сквозь возбужденную толпу моделей, Мистер Фуз пробежал голышом по коридору.

Наткнувшись в коридоре на манекен у окна, он яростно сдернул с него одежду, натянув рубашку, брюки и пиджак.

Костюм был ему велик на добрых восемь размеров, а пальто доходило почти до ушей, но мистеру Фузу было все равно. Ему хотелось спрятаться. Не обращая внимания на крики со сцены позади, он галопом спустился по лестнице и выбежал из здания.

Он заскочил в первый попавшийся трамвай и направился домой, чувствуя охватывающую тело дрожь.

Мистер Фуз был сломлен, и он это знал. Когда он подумал о том, что придется рассказать обо всем жене, его охватила депрессия. Пошатываясь, мистер Фуз вошел в дом, с обвисшим лицом и такими же брюками. Дора ждала его в холле. Она не обратила на признаки фиаско ни малейшего внимания и обвила руками его шею.

— О, дорогой! — прошептала она. — Ты просто чудо!

Мистер Фуз поднял брови. Затем отступил назад, ухватился за пряжку ремня и поднял спущенные брюки.

— Что ты имеешь в виду? — пробормотал он.

— Мистер Гнашер звонил из конторы, — восторженно сказала Дора. — Он сказал, что ему не терпится поздравить тебя.

— Поздравить меня?

— О, не будь таким скромным, Сидни! Мистер Гнашер рассказал мне все о твоем трюке, и я думаю, что это было так мило. Мистер Гнашер сказал, что твой новый метод стриптиза для показа мужской моды заинтересует всю индустрию.

— Улп! — выдал мистер Фуз.

— Он сказал, что не знает, как ты это сделал, но, если ты научишь этому остальных моделей, он сделает тебя главным менеджером по сбыту. Он сказал, что все покупатели только и говорят об этом — они получили истинное удовольствие от новинки.

— Значит, я не уволен? — прошептал мистер Фуз себе под нос.

— Что ты сказал, дорогой?

— Я сказал, что именно так и думал, — солгал мистер Фуз. — Вот и все.

— Я так горжусь тобой, — выдохнула Дора. — Знаешь, Сидни, я тут подумала. Такой человек, как ты, — в деловом стиле — должен действительно выглядеть наилучшим образом. И я думаю, что с этого момента я должна стирать и гладить вещи. В любом случае, меня уже тошнит от радиопьес.

Мистер Фуз просиял.

— Ну, все хорошо, что хорошо кончается, — пробормотал он, обнимая Дору. Внезапно его жена отстранилась.

— Ой, чуть не забыла!

— Что забыла?

— В гостиной тебя ждет посетитель.

— Посетитель? Кто?

— Он не назвал мне своего имени. Сказал, что должен подождать и увидеться с тобой. Это было очень важно. Может, тебе лучше пойти и узнать, чего он хочет.

— Черт побери! — прорычал мистер Фуз. — Еще один продавец!

Смотри, как я избавляюсь от этого прилипалы.

Подтянув брюки, маленький человек быстро вошел в гостиную. В сгущающихся сумерках все казалось тусклым.

Тигровый ковер сверкал глазами и зубами. Это выглядело довольно жутко. Затем мистер Фуз различил блеск других глаз и зубов, принадлежавших его посетителю. Эти глаза и зубы похуже, чем у ковра, быстро решил он. Посетитель сидел в мягком кресле.

Это был высокий худой человек с огромным выпуклым лбом. Его лысая, костлявая голова качнулась, и он поднял худое, морщинистое лицо, чтобы с понимающей ухмылкой взглянуть на мистера Фуза. Когтистая рука протянулась вперед, и длинный палец ткнул мистера Фуза в грудь.

— Вот ты где, — прохрипел незнакомец. — Ты Фуз, да?

— Да. Могу я спросить, кто вы?

— Можешь. — Костлявый усмехнулся. — И я могу сказать тебе. Я доктор Кранофф.

— Доктор Кранофф?

— Именно. Друг профессора Бикера.

— Но профессора Бикера здесь нет.

— Я знаю об этом и именно поэтому нахожусь здесь.

Доктор Кранофф снова усмехнулся. Внезапно он стер гримасу со своего изможденного лица и поднялся, возвышаясь над мистером Фузом.

— Где же оно? — он заскрежетал зубами.

— Где что?

— Ну, ты знаете… всякое такое, — хрипло сказал доктор Кранофф.

— Где же эликсир?

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Не пытайся меня обмануть, — проворчал доктор Кранофф, возбужденно шевеля костлявыми пальцами. — Где же эликсир жизни?

— Эликсир жизни?

— Ну конечно, глупый болван! Как ты думаешь, над чем работал старый Бикер в своей химической лаборатории наверху?

Биохимическая формула, синтез протоплазменных форм, способных оживлять неодушевленные предметы. Эликсир жизни — так называли его древние. Они так и не нашли формулу. Это сделал Бикер. Он заканчивал ее, и я знал это. Я хотел, чтобы он поделился своим открытием. Он мне не позволил. Теперь я здесь, чтобы получить его.

— Но я ничего не знаю о работе Бикера, — поспешно возразил мистер Фуз.

— Тогда мне придется здесь все обыскать, — сказал доктор Кранофф.

— Слушайте, это мой дом. Вы не имеете права проводить здесь обыски.

Доктор Кранофф рассмеялся. В его смехе не было ничего смешного, а в хихиканье не было веселья.

— Послушай, друг, — прошептал он. — Ты думаешь, меня кто-то остановит в последний момент? Ничто не помешает мне заполучить это великое открытие, после всего, что я сделал. Как ты думаешь, кто подсыпал нитроглицерин в мензурки вашего постояльца, когда он улетел сквозь крышу?

— Вы хотите сказать, что убили профессора Бикера? — ахнул мистер Фуз.

— Вот именно, — сказал доктор Кранофф. — И я сделаю с тобой то же самое, если ты не позволишь мне обыскать дом.

Мистер Фуз понял, что доктор Кранофф — человек слова, потому что высокий худощавый ученый внезапно вытащил из заднего кармана пистолет и направил его на обмякшую фигуру мистера Фуза.

— Давай сначала заглянем на чердак, — любезно предложил доктор. — Кстати, ни слова твоей жене. Или мне придется использовать две пули.

Мистер Фуз не смог бы сказать ни слова, даже если бы захотел.

В горле у него пересохло. И все равно он не мог пошевелить языком, потому что сердце у подскочило к подбородку. Он молча повел доктора Краноффа вверх по лестнице. Пистолет уперся ему в поясницу.

Оказавшись на чердаке, доктор принялся за работу. Он рылся в кучах мусора на полу. Его когтистые пальцы прошлись по оставшимся бутылкам и стеклянной посуде.

— Проклятие Калиостро! — прорычал он. — Здесь ничего нет!

Давай посмотрим подвал.

Мистер Фуз послушно повел своего ужасного гостя вниз по лестнице. Дора слушала радио, когда они проходили через гостиную.

— Куда ты идешь? — спросила она.

— Я просто покажу гостю котельную, — солгал мистер Фуз.

Дора вернулась к радио, и мистер Фуз вошел в подвал. Доктор быстро осмотрел старые бутылки и различные научные приспособления, собранные в комнате профессора Бикера.

— Его здесь нет, — пробормотал он.

— Вот видите, — сказал мистер Фуз. — Это доказывает, что ничего подобного не существует.

Доктор Кранофф похлопал попистолету и мило улыбнулся.

— Не так быстро, — ответил он. — Ты перетащил этот хлам сюда, в подвал?

— Ну… да.

— Значит, ты нашел эликсир жизни, — объявил доктор. — Нашел и спрятал где-то в доме. Пойдем, мы обыщем каждую комнату, пока я не доберусь до него.

Они молча поднялись по лестнице.

— А где же спальня? — потребовал доктор.

— Сюда.

Они вошли в спальню. Доктор Кранофф бросился к шкафу и принялся шарить там, держа мистера Фуза под прицелом пистолета. Мистер Фуз занервничал. Он знал, что синяя бутылка надежно заперта в столе в гостиной внизу. Если бы только он мог как-то остановить этого безумца!

— Кстати, — он сглотнул, — зачем вам вообще нужен Эликсир жизни?

— А, это? — усмехнулся доктор Кранофф. — Так случилось, что у меня есть несколько трупов, которые бродят по моим лабораториям. Медицинские образцы — в основном осужденные и казненные преступники. Я думаю, было бы интересно оживить их, не так ли?

— Нет! — завопил мистер Фуз с нажимом.

— Ну, либо я найду Эликсир и использую его на этих трупах, — сказал доктор, — либо скоро добавлю новый труп в свою коллекцию.

При этих словах у мистера Фуза упало сердце. Его брюки тоже сильно обвисли. Он потянул их вверх. Доктор Кранофф уже рылся в ящиках комода, бормоча проклятия и ругательства.

— Ничего нет! — фыркнул он.

— Верно, — сказал мистер Фуз. — Вы совершаете ужасную ошибку, доктор. Никакого вещества как «Эликсир жизни» здесь нет.

Должно быть, он взорвался вместе с профессором Бикером.

— Послушай, я никогда об этом не думал! — воскликнул доктор Кранофф. — Ты действительно так считаешь?

— Конечно. Это был потрясающий взрыв. Крышу разнесло по всему чердаку. Практически все было уничтожено.

— Мне просто не повезло, — простонал доктор. — Видимо я использовал слишком много нитроглицерина.

— Все ошибаются, — утешил его мистер Фуз. — Вы же видите, что в этом доме нет Эликсира жизни. Почему бы вам просто не забыть об этом? Идите домой и поиграйте со своими трупами.

— Может быть, так оно и лучше, — вздохнул обезумевший медик.

— Остался только один ящик. Вещи твоей жены, да? Ну, похоже ничего не поделаешь-оооопс!

Доктор Кранофф выдвинул верхний ящик комода, где лежала стопка розового белья. Когда он протянул руку, чтобы разворошить одежду, что-то там зашевелилось. Что-то развернулось, как змея — как пара змей. Из ящика комода поднялся коричневый извилистый предмет. Доктор Кранофф в ужасе отшатнулся, когда пара шелковых чулок выскочила из ящика, легко спрыгнула на пол и начала ходить по комнате.

— Ага! — крикнул доктор и сунул руку в ящик стола.

Пара перчаток внезапно выпрыгнула на поверхность бюро.

Они как два паука застыли перед отражением доктора в зеркале.

Вскарабкавшись по блестящей поверхности, правая перчатка ткнула доктора носом в зеркало. Другая перчатка начала открывать пудреницу.

— Вот как!

Доктор Кранофф повернулся и направил пистолет на грудь мистера Фуза.

— Пошли, — сказал он. — Хватит дурачиться. Тебе это почти сошло с рук, но не совсем. Эликсир у тебя — вот доказательства. Ты его спрятал. Веди меня к нему.

— Но…

— Веди меня сейчас же, — сказал доктор Кранофф, — или я устрою так, что тебе самому понадобится Эликсир жизни.

Мистер Фуз сдался. Он задержался только для того, чтобы забрать перчатки и чулки и положить их обратно в ящик.

— Сдаюсь, — вздохнул он. — Бутылка внизу, в гостиной. Следуйте за мной.

Они спустились по лестнице. Мистер Фуз почувствовал, как дуло пистолета впилось ему в спину. Доктор втолкнул его в гостиную так быстро, что он чуть не споткнулся о ковер.

— Давай сюда, — рявкнул доктор Кранофф. — Быстро.

Дрожа всем телом, мистер Фуз заковылял к столу. Его дрожащие пальцы нащупали ключ. Он выдвинул ящик стола, нащупал маленькую синюю бутылочку, вытащил ее и поднес к свету. Бутылочка была наполовину полна. Эликсир жизни! Его руки дрожали. Но рука доктора Кранова, державшая пистолет, оказалась довольно твердой и быстрой. Таким же был его голос.

— Отдай, — потребовал доктор Кранофф.

Мистер Фуз протянул руку…


Минут через десять изможденный мистер Фуз вышел из гостиной и упал в объятия жены.

— Что случилось? — ахнула Дора. — Весь этот шум…

— Эликсир жизни! — проворчал Мистер Фуз.

— Какой еще Эликсир?

Мистер Фуз рассказал ей о синей бутылке и одежде, и о докторе Краноффе, который убил профессора Бикера, чтобы получить его секретное варево. Он рассказал о том, как отдал Эликсир жизни доктору Краноффу под дулом пистолета.

— Но я не понимаю, Сидни, — сказала Дора. — Что это за крики и вопли неслись из гостиной? И что я увидела, когда выглянула в окно — тот доктор бежал по дороге от чего-то ужасного, что гналось за ним по пятам?

— Ничего, — улыбнулся мистер Фуз. — Теперь все кончено. Доктор ушел навсегда, я полагаю, и Эликсир тоже. Давай забудем все, что случилось.

— Расскажи мне, что случилось, — потребовала Дора. — Что это было за рычание и визг?

— Все очень просто, — радостно объяснил мистер Фуз. — Доктора Краноффа выгнали из дома.

— Не говори глупостей…

— Верно, — ухмыльнулся мистер Фуз. — Мои руки так дрожали, что, когда я протягивал Эликсир жизни, я уронил бутылку. Пролил ее прямо на наш ковер из тигровой кожи!

ЗНАКОМЬТЕСЬ, МИСТЕР УБИЙЦА (Meet Mr. Murder, 1943) Перевод К. Луковкина

Глава I Некоторые глотки следует перерезать

Сегодня я собирался убить Лестера. У вас когда-нибудь было такое чувство? Вы просыпаетесь утром с песней. Небо идеально синего оттенка, и вы чувствуете себя хорошо. Вы знаете, что это тот день, которого вы ждали.

Вот такое у меня было чувство.

— Сегодня тот самый день, — сказал я. — Я убью Лестера.

Так что я отлично пообедал в центре города. Я вышел из ресторана с зубочисткой в зубах, похожей на миниатюрный кинжал. Такой же, какой вонзится в горло Лестера.

Это было так приятно, что я пошел на прогулку. Я продолжал насвистывать первую часть «Рапсодии в синем»[15]. Не последнюю, а раннюю — с бодрым ритмом. Музыка и мысли о том, что я собираюсь сделать с Лестером, взбодрили меня. Я не мог перестать думать и планировать это. Как об отпуске, который ждешь весь год. Вот что значит убить Лестера. Это избавило бы меня от всех неприятностей, отвлекло бы от всего, что меня беспокоило. Как можно убить человека и выйти сухим из воды?

Если подумать, это довольно ужасный вопрос. Если бы ответ был слишком прост, все закончилось бы большой резней. Среди свекровей, ворчливых жен, боссов и умных дикторов в программах викторин наблюдается ужасающий уровень смертности. Но очень немногие люди знают ответ. Сегодня я тоже узнал его. Узнал, как перерезать Лестеру горло. Легко.

Просто. Мой маленький план.

Почему бы и нет? Ларами Лестер не заслуживал жизни.

Адвокат-мошенник, домосед, шантажист. Он заслужил смерть.

Некоторые глотки должны быть перерезаны. И толстая, пухлая шея Лестера молила о ноже. У него была шея как у свиньи — и как у свиньи, и он должен сдохнуть как свинья.

Ларами Лестер… человек-свинья!

Я разом избавлюсь от него, и от своих проблем. Я часами размышлял об этом, прогуливаясь по городу. Уже почти стемнело, когда я свернул на дорожку, ведущую к дому. Я должен был устать от долгой прогулки, но нет, я был свеж и нетерпелив.

Я готовился убивать, и меня переполняла сила.

Я очень тихо проскользнул в дом. Нельзя беспокоить ни Лору, ни Коббса. Моя жена и секретарь не имели к этому никакого отношения. Это будет моя вечеринка! Когда я прошел по коридору в комнату, где ждал Ларами Лестер, я почти дрожал от предвкушения. Я открыл дверь кабинета и вошел. Там горел свет.

Я знал, что должен сделать. С этого момента все это стало частью плана. Я сел за стол. В пишущей машинке была заправлена бумага. Мои руки метнулись вперед.

И я убил Лестера.


Вы даже не представляете, какое удовлетворение это мне доставило! Убить Ларами Лестера всего за восемь коротких предложений, всего за четверть страницы!

Да ведь это сняло с меня груз, тяжесть которого я никогда раньше не осознавал. Вот уже три недели, как я застрял со своим детективным романом, а Каргер и издатели орали во все горло, требуя окончательного варианта. РКО или кто-то вроде них тявкал, чтобы заполучить права на фильм. И все это время сюжет продолжал запутываться вокруг этого персонажа Ларами Лестера. По замыслу он должен был жить.

И вот, после того, как я все спланировал, я увидел, что он должен умереть, чтобы наконец-то наступил финал. Итак, Ларами Лестер лежал, растянувшись в луже крови, прямо посреди страницы 213. Вот так пикник! Правда, мне это удалось. Четыре книги в кино, два бестселлера; контракты на будущие книги.

Прекрасный дом. Секретарша. А Лора — Лора была для меня воплощением белокурой мечты. Но когда я зашел в тупик, как с Лестером, то сполна заплатил за то, чтобы быть «успешным автором мистической фантастики», как гласят рекламные объявления в суперобложке.

Головные боли? Брат, ты не знаешь, что такое головная боль, пока ощутишь голову, полную персонажей, не желающих вести себя как положено. И каких персонажей!

Безумцы.

Злые гении.

Человеческие монстры.

Хорошая компания. Кривые улыбки, нечеловеческие ухмылки и отвратительные смешки. Извивающиеся тела и изощренные умы. Странные сны и сатанинские планы. Я жил с этими персонажами, создавал их и думал о них. Неудивительно, что у меня начались головные боли, неудивительно, что я стремился полностью закончить свои истории, как только они были начаты.

Я не мог думать о подобных существах больше нескольких месяцев, не рискуя сойти с ума. На самом деле, док Келси регулярно осматривал меня. Невропатология помогала. Я почти справился, пока мне не удалось убить своего персонажа. Потому что я хотел быстро сделать эту историю.

В последнее время я начал превосходить самого себя.

Возможно, подсознательно исказил свои истории для экранизаций фильмов ужасов. Конечно, мои злодеи становились все хуже. Этот последний превосходил всех вместе взятых.

Слепите Фу Манчи, профессора Мориарти и Жиля де Реца в одно целое, добавьте немного Гитлера, и вы получите убийцу. Я назвал его Убийцей. Ничего не мог с собой поделать. Да, я знаю, что однажды в каком-то фильме был персонаж с таким именем, но я ничего не мог с собой поделать.

Его нужно было назвать Убийцей. Высокий худой человек с лысой костлявой головой. Глаза, смотревшие на обычное зло с презрением. Чудовище — телом и духом. Рыжая борода, неуместная под лысым черепом. Тонкие белые руки, еще более неуместные с учетом обезьяньей длины. Дьяволопоклонник, а может и хуже. Именно для того, чтобы перестать думать о нем, мне так хотелось закончить эту историю. Пусть издатели забирают его себе. Пусть РКО купит его. Пусть Борис Карлофф придумает для него грим. Я не хотел принимать в этом никакого участия. Убийца сводило меня с ума.

Я стал разговаривать во сне и просыпался в поту. Или бормотал себе под нос. Иногда я боялся, что потеряю хватку и превращусь в существо, порожденное собственными фантазиями.

Невозможно вечно строить планы и замышлять смерть, не побуждая ее что-то сделать с вами.

Ну, убийство Лестера оказалось большим подспорьем. Как я уже сказал, он лежал прямо на середине страницы 213. И вот, прямо на середине страницы 214, я возвращаюсь к своим записям и показываю мистера Убийцу, заглядывающего в окно.

Тут что-то пошло не так. Персонажи всегда чувствуют чужое присутствие. По крайней мере, в моих тосках. Я никогда этого не делал, но теперь сделал.

У меня появилось странное ощущение, что кто-то или что-то смотрит на меня.

На улице было темно, горела моя настольная лампа, я был один, и что-то смотрело на меня.

Поэтому я повернулся и посмотрел в окно.

В мое окно смотрел мужчина.

Я присмотрелся и разглядел высокого худого человека с лысой костлявой головой. У него была рыжая борода, и его тонкие белые руки прижимались к стеклу. Его глаза смотрели на меня с насмешкой.

Я отвернулся — пришлось. Мой взгляд вернулся к пишущей машинке. Я только что напечатал: «я увидел высокого, худого человека с лысой костлявой головой. У него была рыжая борода, и его тонкие белые руки прижимались к стеклу. Его глаза смотрели на меня с насмешкой. Его звали Убийца!»

Его звали Убийца. Но я написал это, а не жил этим. Кто, или что это было? Я посмотрел в окно еще раз. Красные глаза уставились на меня, словно на тело, лежащее на полу. И я увидел знакомую улыбку. От этого стало еще хуже. Я вскочил на ноги и бросился через комнату, широко распахнув окна.

Там, конечно, ничего не было. Я выглянул наружу. Потом я зажал оба уха. Никто не смеялся пронзительным истерическим хохотом, будто над какой-то ужасной и злой шуткой. Я с содроганием вспомнил, что именно так всегда смеялся Убийца.

Глава II Человек с рыжей бородой

Мои пальцы дрожали, когда резко нажали на кнопку звонка.

Но я взял себя в руки, едва заговорил с Коббсом. Он всегда зрит в корень. Иногда мне хотелось, чтобы он сделал это с открытым забралом. О, с Коббсом все было в порядке. Хороший секретарь лет тридцати, в золотых очках, книгочей. И очень эффектный. Но иногда он меня беспокоил.

Теперь я был рад его видеть. Я был бы рад увидеть даже японскую армию, если уж на то пошло. Человеческие существа были тем, чего жаждали мои глаза, чем-то реальным.

— Снаружи кто-то бродит, — сказал я. — Возьми мой револьвер и пройдись по территории, хорошо? Я беспокоюсь о Лоре.

Тот факт, что я также беспокоился о своей собственной шкуре, был просто дополнительным аргументом. Я бы и сам пошел, если бы не одно «но».

Если я пойду, это будет означать, что я признаю существование чего-то снаружи. Чего-то, действительно смотревшего на меня в окно, реального, а не воображаемого. И я лучше сто раз сойду с ума, чем признаюсь в существовании такой мерзости, как мистер Убийца. Поэтому я быстро отослал Коббса и еще быстрее налил себе выпить. Скорость этой последней операции превышала лишь скорость, с которой я выпил напиток.

Я снова наполнил стакан — и опрокинул его. Не потрудился поднять, даже не заметил его, поскольку смотрел на человека в дверном проеме — человека, чье появление заставило меня выронить посуду. Так вот, ты не хуже меня знаешь, кто стоял в том дверном проеме. Но я не хотел признаваться себе в этом.

Я закрыл глаза и сказал: «Нет, нет!» как плохой актер в пошлой мелодраме. Но мистер Убийца, поглаживая длинными тонкими руками свою кроваво-рыжую бороду, стоял в дверях моего кабинета и таинственно улыбался.

— Как… как вы сюда попали?

Это был глупый вопрос. Но кто здраво мыслит в присутствии дьявола? Ответ Убийцы оказался еще глупее — для всех, кроме меня. Он просто указал на пишущую машинку!

— Вы хотите сказать…

— Давай, говори. Ты же не дурак.

Голос был глубоким, будто раздавался из самого ада. Я уже слышал подобное раньше, когда представлял себе.

— Ты не дурак, — повторил Убийца. Он прошел в свою комнату, закрыв за собой дверь. — То есть не настолько глуп, чтобы не понимать, что ты сделал, хотя, возможно, и не использовал при этом разум.

Твоя творческая энергия породила твои книги. Как? Чистая бумага и чернила от ленты пишущей машинки? Нет — из твоего разума. Творческая энергия — вот реальная сила. Так же, как и воображение. Воображение можно воплотить в реальность. Кто-то должен был вообразить небоскреб, прежде чем была построена первая высотка, или гамбургер, если уж на то пошло.

Точно также может существовать творческая энергия.

Подумай об этом. Ты жил со мной несколько месяцев. Ты сидишь за столом, не замечая свою жену и слуг — думаешь обо мне. Ты сидишь на работе и думаешь о том, что я делаю, а не о том, что делают твои издатели, секретарша или Лора. Другими словами, вот уже несколько месяцев я для тебя более реален, чем большинство настоящих людей. А теперь ты перешел черту.

Тобой было израсходовано так много творческой энергии, что я обрел плоть.

— Вы имеете в виду — ожил? — прошептал я.

Рыжебородый кивнул.

— Я существую. Ты создал меня на бумаге. Фильмы создали бы меня в сознании актера и на пленке. Но твоя собственная психическая сила, энергия воображения привела меня к реальному существованию. Теперь я — Убийца!

— Но… но…

Лицо уставилось на меня. И я прочитал там то, что написал. Все зло, всю хитрость.

— Конечно, — кивнул Убийца. — Я знаю, о чем ты думаешь. Тебе некого винить, кроме самого себя. Ты сделал меня злым. Ты наделил меня темными желаниями — и силой, чтобы исполнить их. Теперь ты задаешься вопросом, буду ли я их исполнять. Будь уверен — так я и сделаю.

Это лицо — этот голос! Убийца и гений — что я создал с его помощью? У этого существа, порожденного моим разумом, тоже было оружие? Или деньги? Или тайная организация, о которой я писал? Какие планы созревали в костлявом черепе этого монстра? Я могу это выяснить. Возможно. Но я жаждал только действия. Моя рука уже какое-то время тянулась к пресс-папье.

Вдруг я схватил его и кинул. Убийца склонил лысую голову.

Снаряд врезался в лампу. Свет погас, и когда это случилось, я прыгнул.

Мои пальцы потянулись прямо к бородатому горлу. Я надеялся — Боже, как я надеялся! — что рука моя схватит пустоту. Лучше безумие, чем эта реальность! Но мои пальцы наткнулись на горло и сжали его. А тем временем обезьяньи лапы свирепо хлестали меня по груди. Я сделал Убийцу сильным, и он стал таким!

Я снова стиснул его шею, но сокрушительный удар отбросил мою голову назад и заставил разжать пальцы. А потом в ушах засвистело резкое, горячее дыхание Убийцы. Я почувствовал его руки на своем горле, ощутил, как поднимается красная пелена…

Голос Лоры за дверью. Лора!

Я вырвался, задыхаясь.

— Берегись! — закричал я. — Спасайся, Лора!

В темноте послышался шорох. Когда Лора вошла в комнату, я снова выбросил вперед кулаки. Зажегся свет из боковых светильников. Я стоял в центре комнаты с красным лицом и тяжело дышал. Моя одежда была растрепана, осколки стекла от разбитой лампы застряли в брючных манжетах. Окно было открыто, и я увидел, как исчез Убийца. Или все-таки его не было?

Существовал ли он вообще? Люди могут чувствовать вещи так же хорошо, как и видеть их, когда безумны. И то, как Лора посмотрела на меня — ее голубые глаза были наполнены каким-то недоверием и жалостью, что я не выдержал.

Когда она не стала задавать никаких вопросов, я понял, что она думает. Но мне было уже все равно. Я размышлял об этом, потерянный и готовый убивать. Поэтому, когда Лора сказала:

«Боб, тебе не кажется, что я должна позвонить доктору Келси?», я не стал возражать.

Я просто стоял, сжав кулаки. И когда она отвела взгляд, я разжал дрожащую руку и уставился на клочок рыжих волос, вырванных из бороды Убийцы.

Глава III Перережь себе горло

— Боб, ты устал и переутомился.

Лора была словно ожившая картина. Приятно, когда кто-то гладит тебя по волосам, не так ли?

Но я так не думал. Я смотрел на ее кудряшки в белокуром плаще и увидел — лысый череп. Я смотрел на ее подбородок с ямочкой и увидел рыжую бороду. Ее руки на моем лбу были слишком тонкими, как и руки Убийцы. Я выглянул в кабинет и увидел, что каждая тень несет в себе угрозу. Возможно, что-то скрывается там прямо сейчас. Вещи, которые каким-то образом выползли из моего разума и обрели свою собственную ужасную жизнь. Вот что я сказал доктору Келси, когда он приехал. Толстый маленький невропатолог улыбнулся, как снисходительный отец-исповедник, каковым он и был. Раньше я всегда обращался к нему со своими проблемами, и его улыбка успокаивала меня. На этот раз ничего не вышло.

— Вы сказали, что видели этого Убийцу…

Я вскочил. Руки сами потянулись к голове.

— Не начинайте так, ради всего святого, — пробормотал я. — Я не говорил, что видел его. Я действительно видел его! Вы должны поверить в это.

Улыбка доктора Келси осталась неизменной. Но его глаза моргнули только один раз, как будто скрывая то же самое выражение, которое я заметил на лице Лоры. Взгляд, полный жалости…

— Хорошо, скажите это, — продолжал я. — Скажите, что я сошел с ума, что мне все это только показалось. Скажем, я сам открыл окно, сидел здесь и общался с галлюцинацией, потом выключил свет, опрокинул лампу и подрался с невидимым плодом собственного воображения. Но позвольте мне сказать вам вот что — плод воображения весил около двухсот фунтов, и у него была рыжая борода!

Я протянул ему жесткую щетину, которую сорвал с бороды Убийцы. На этот раз глаза доктора Келси моргнули быстрее. А когда он снова посмотрел на меня, то уже не улыбался.

— Расскажите еще раз свою историю, — попросил он. — Медленно.

Так я и сделал. Рассказал все, включая признание убийцы, что мой собственный разум создал его силой воображения и дал ему тело и жизнь. Я встал и показал Келси свою историю.

— Господи Боже мой! — взорвался маленький доктор. — Если то, что вы говорите, правда, то сегодня ночью здесь бродит чудовище. Мы должны что-то сделать!

Лора вздрогнула и придвинулась ко мне. Но она не встала и не позвонила в полицию. Как и Келси. Тогда я понял: они мне не поверили. Думали, что я сошел с ума и пытались мне подыграть.

— Но подумайте вот о чем, — сказал Келси. — По вашим собственным словам, вы бродили весь день в каком-то оцепенении. Вы никого не видели и не можете дать точных сведений о том, куда вы ходили и что делали. Вы вернулись сюда один. Никто, кроме вас, не видел этого существа.

— Разве ты не слышала этот смех? — в отчаянии спросил я Лору.

— Я… я включила радио, — сказала она, отводя глаза.

— А как насчет клочка бороды? — я повернулся к доктору.

— Да, это настоящие волосы. Но действительно ли они выдраны из бороды, и так, как вы себе это представили?

Он пожал плечами. Я задрожал. Неужели я действительно схожу с ума? Случались ли такие вещи? И тут я кое-что вспомнил.

— Коббс, — сказал я. — Я послал Коббса на его поиски. Он еще не вернулся?

— Ваша секретарь?

— Да. Давайте посмотрим.

Я направился к двери, Лора со мной. Доктор последовал за нами. Я чувствовал его взгляд на своей спине и мог представить, о чем он думал. «Подыграй этому парню и жди шанса позвать на помощь».

Но я пошел прямо по темному коридору. Это требовало силы воли, потому что я боялся темноты. Из этой ситуации может что-то получиться — так, как я представлял себе в книге. Убийцы, дьяволопоклонники. Люди в красных одеждах, жаждущие совершить убийство в честь Сатаны. Но мы уже стояли перед комнатой Коббса.

Я постучал. Нет ответа. Я обернулся.

— Ну вот, — сказал я. — Он еще не вернулся. Все еще гоняется за Убийцей. Может быть, он поймал его — или вызвал полицию. Во всяком случае, когда он вернется, то подтвердит мою историю.

Доктор Келси тихонько оттеснил меня в сторону и открыл дверь.

Его рука нащупала свет. Мы заглянули в комнату Коббса.

— Вот, — воскликнул я. — Здесь нет ни одной живой души.

— Вы правы, — прошептал доктор Келси, уставившись на что-то.

И тут я увидел. На полу, с лицом, смотрящим в потолок, лежало тело Коббса. Его глаза были открыты — как и его горло. На кинжале, воткнутом в искусно перерезанное горло, блестел свет.

— Это убийство, — прошептал доктор Келси.

— Да, — сказал я. — Это — Убийца!

Глава IV Порхающие пальцы пишут…

Лора молча упала в мои объятия.

— Отнесем ее в комнату, — попросил я. Вместе с доктором Келси мы подняли Лору и понесли по коридору в спальню.

— Дадим ей отдохнуть, — сказал он. — Теперь будет много волнений.

— Вы, конечно, вызовете полицию, — спокойно сказал я.

— Сразу же.

Никто из нас не произнес ни слова. Я знал, что он знает. Знал, что теперь я под подозрением в убийстве. Одно дело дикая история, и совсем другое — дикая история плюс убийство.

Нервный срыв может быть вылечен врачом, но мания убийства требует вмешательства полиции. Предположим, я сошел с ума? А если я подкрадусь к Лоре и…? Я обхватил голову руками. Только не это! Келси позвонил копам. Потом мы дождались, пока на подъездной дорожке не завыли сирены. Капитан Шейн постучал в дверь. Мне не понравилось его лицо. Он напоминал плохо выбритую гориллу. Я бы скорее принял его за гангстера, а не за капитана полиции.

Шейн и трое полицейских прошли прямо по коридору туда, где лежал бедный Коббс. Доктор Келси сопровождал их. Детективом оказался высокий человек с лошадиным лицом по фамилии Хендерсон. Он носил потрепанную фетровую шляпу, курил прогорклую трубку и смотрел прямо сквозь меня буравящими серыми глазами. Но я ему доверял. Мы с Хендерсоном вошли в кабинет.

— Ну что тут? — сказал Гендерсон, попыхивая трубкой.

Рассказывать ему мою историю было неприятно, но был вынужден. Это звучало неправдоподобно, и я это знал. Хендерсон не сказал ни слова. Его трубка погасла, когда я дошел момента, когда послал Коббса с пистолетом гоняться за Убийцей. Капитан Шейн выбрал именно этот момент, чтобы просунуть свою обезьянью рожу в дверной проем.

— Обыскал тело, — объявил он. — Прибыл коронер.

Хендерсон снова раскурил трубку.

— Вы нашли в кармане пистолет?

— Нет. Вообще никакого оружия.

Хендерсон уставился на меня. Я попытался улыбнуться. Все, что я мог сделать, это тяжело сглотнуть. Я надеялся, что Хендерсон как-то поверит в мою историю.

— Подождите здесь, — сказал детектив и вышел вместе с Шейном.

Ему не нужно было говорить мне, что там будет человек, охраняющий дверь снаружи, пока его не будет. Я и так знал.

Когда он вышел, появился второй детектив. До этого момента я вообще не подозревал, что он был в комнате. Его шляпа была надвинута на глаза, но он вдруг поднял голову, и я увидел его лицо.

— Владимир! — воскликнул я. Ничего не мог с собой поделать.

Передо мной стоял еще один персонаж из книги! Вот длинное, бледное лицо русского дьяволопоклонника; усатая, насмешливая верхняя губа главного прихвостня Убийцы, но — этот человек был детективом. Он бы позвал на помощь, если бы я стала буянить. Он просто посмотрел на меня и кивнул. Выходит, ожи еще один персонаж моей книги.

— Молчи, — прошептал Владимир. Он подошел ко мне, протягивая руку. Ледяные пальцы сунули мне в правую ладонь скомканный листок бумаги. Затем он выскользнул за дверь и исчез. Я прочел записку.

— Не болтай про рыжую бороду, или Лора станет следующей.

Подписи не было. В этом не было необходимости. Но как Убийца узнал, что я еще не упомянул о бороде? Почему он не хотел, чтобы я рассказал? Мог ли он, происходя из моего собственного разума, читать мои мысли? Когда я создал Владимира? Неужели я создал еще больше монстров? Вернулся Хендерсон. Его трубка исчезла. Теперь его интересовало только дело.

— Я только что послал доктора Келси в комнату вашей жены, — объявил он. — Вы тоже пойдете со мной. Мы собираемся добраться до сути этой сумасшедшей тайны прямо сейчас. Персонажи из книг совершают убийства, и бегают с ножами — это не шутки.

— Чертовски верно, — ответил я. — Кстати, кто был тот детектив, который стоял у двери, когда вы были здесь со мной?

— Детектив? У двери никого не было.

— Длинное бледное лицо. Усы. Серые глаза. Усмешка.

— Такого человека нет ни в одном из наших отделений, — отрезал Хендерсон. — Вы опять что-то видели?

Тогда у меня возникла идея.

— Прежде чем мы спустимся вниз, я хочу показать вам кое-что, о чем раньше не говорил.

Я нащупал в кармане волосы из бороды убийцы и вытащил их.

Потом мы услышали крик. Я узнал этот голос. Хендерсон знал, откуда он взялся — из комнаты Лоры.

— Лора!

Я выскочил в коридор, а Хендерсон следовал за мной. Капитан Шейн и его люди грохотали за нами. Крики стихли, и все, что я мог слышать, это стук кулаков, когда детектив постучал в запертую дверь спальни. Эти дьяволы! Если бы они причинили вред Лоре…

— Ломайте! — рявкнул Шейн.

Раздался треск дерева, лязг замка. Полетели щепки. Мы ворвались в спальню. Она была пуста. Лора и Келси ушли.

Открытое окно зияло в темноте.

— Я послал сюда доктора, — тяжело дыша, произнес детектив, стоявший на пороге. — Один из парней был здесь. Его тоже нет.

«Один из мальчиков… Владимир!»

— За ними — они не могут далеко уйти! — крикнул капитан Шейн.

— Возьмите машину!

Затем мы снова услышали слабый крик моей жены.

— Они угнали одну из патрульных машин, — проскрежетал Хендерсон. — Садитесь в другую и следуйте за ними, быстро!

Мгновение я стоял и смотрел в эту кромешную тьму. Моя жена в руках убийцы! Они собирались… на шабаш? Быстро развернувшись, я приготовился для прыжка и бросился через открытое окно в темноту.

Глава V …и написанное, движется дальше

Над моей головой свистнули пули, когда я метнулся через лужайку. Я добрался до обочины и увидел то, что искал.

Полицейский мотоцикл. Вой угнанной полицейской машины затих вдали. Они исчезли в ночи. Только ухмыляющаяся Луна смотрела сверху на мое безумие. Я сорвался с места, и когда ветер завыл в ушах, я помчался в темноту неизвестности.

Я что, сошел с ума? Мозг безумца, создающего живое существо по имени Убийца — существо, которое вышло на охоту, чтобы убивать. Владимир, погрязший в сатанизме, приносивший в жертву господину всего зла женские тела. Возможно, я сошел с ума. Если так, если мое безумие создало это, то мое же безумие должно уничтожить его.

У меня было предчувствие. Мотоцикл дрожал подо мной. Я мчался вперед, улыбаясь Луне. Я не мог ошибиться, не мог себе этого позволить. И я должен успеть вовремя! Огибая углы, дико виляя в цепкой тьме, я позволил своей безумной памяти вести меня. С ревом мчась по пустынным боковым улочкам через трущобы, сверкая в ночи по следам убийц, я взял курс на ад.

И сделал это. Черная громада пропавшей патрульной машины вырисовывалась на обочине. А за ней — темный дом. Тот самый, который я использовал в своей книге. Вот откуда у меня возникла идея. Однажды, прогуливаясь, я случайно наткнулся на старый дом. Стоявший на окраине, он тлел в тенях, и из его черных окон, казалось, выглядывали злорадные призраки ужасных воспоминаний. Это был дом, который я перенес в книгу — дом, который я описала как место убийства и гнездо сатанистов. Если бы Убийца жил, он бы взял этот дом в качестве убежища. Это была моя догадка, и она должна была быть правдой!

Когда мотоцикл остановился, я бросился вперед, затаив дыхание, чтобы справиться с шоком. Я взбежал по заросшим сорняками ступенькам и остановился. Внутри не было света, и дверной проем зиял, как черный рот, распахнутый, чтобы поглотить меня. Но если я был прав, то Лора внутри, и я не должен колебаться. У меня нет оружия. Дверной молоток был похож на ухмыляющуюся горгулью, но из меди. Я вырвал ржавые гвозди и сжал тяжелый металл в руке. Его вес успокоил меня. Я пинком распахнул дверь. Темный коридор дохнул на меня запахом разложения. Удушающие щупальца миазмов окутывали меня, когда я медленно шел по коридору. Тишина, глубокая, как темнота. Где же они были? Это было похоже на пропасть.

Пропасть! Подвал! Я писал о подвале. Там должна быть лестница. И она была там. Ступени должно быть заскрипели, но я не услышал скрипа, потому что внезапный крик Лоры перекрыл все звуки, и вслед за ним я услышал смех. Смех Убийцы. Он был там!

Остальные ступеньки я преодолел в пустоте.


Внизу была дверь. Я пинком распахнул ее. Оттуда струился свет, и я увидел их. Фигура в маске и красном капюшоне, привязывающая Лору к столбу. А перед ней с ножом в руке стоял Убийца! Существо из моего воображения, выползшее из самых темных глубин моего разума, существо, порожденное в аду — лысый человек с рыжей щетиной! Его длинная рука была поднята, и нож серебряным взмахом опустился к обнаженной шее Лауры.

Широко раскрыв глаза от ужаса, Лора смотрела на опускающийся осколок смерти. Человек в капюшоне крепко держал ее, и нож Убийцы неумолимо падал. Я изо всех сил швырнул дверной молоток вперед. Он развернулся в полете и ударил человека в капюшоне в висок. Тот упал, задыхаясь, его усатые губы скривились от боли. Это был Владимир! Убийца развернулся с ревом изумленной ярости.

— Ты!

Ничто не движется так внезапно, как смерть. Он и был смертью, когда бросился на меня через комнату. Его длинные руки вытянулись, и нож поднялся, чтобы полоснуть меня так же, как он полоснул Коббса по горлу. Мои руки схватили железное запястье. Его свободная рука сомкнулась на моем горле, когда мы бросились на пол. Пальцы Убийцы впились мне в шею. Тогда я понял, что все кончено. Странная смерть — быть убитым собственным персонажем. Франкенштейн и его монстр — я словно сражался с монстром. Я снова ощутил хриплое дыхание судьбы. И мои руки соскальзывали с этого запястья, соскальзывали с руки, освобождая нож.

— Вот как!

Со стоном безумия Убийца вырвал руку, и нож опустился вниз.

Я отбросил свое тело в сторону, но недостаточно быстро. Острая боль обожгла мне бок. И снова нож поднялся. На этот раз я не мог этого избежать. Это был конец. С последним усилием я вывернул ноги вверх и ударил рыжебородого маньяка, стоявшего надо мной обеими ногами в бедра. Он согнулся пополам от боли. Я поднялся на колени и ударил кулаком в лысый висок. Его руки снова потянулись к моему горлу, но на этот раз нож был у меня. Я заставил его вскрикнуть несколько раз. Рыжая борода стала малиновой. Я встал и подбежал к Лоре. Нож перерезал путы, которые удерживали ее.

— Дорогая, — прошептала я. — Они причинили тебе боль?

Она храбро улыбнулась.

— Я знала, что ты как-нибудь доберешься сюда.

— Пошли отсюда, — выдохнул я. — Быстро.

— Не так быстро!

Повернувшись, я посмотрела в мрачное лицо доктора Келси. И еще я смотрел на мрачное дуло моего пистолета — того самого, что я дал Коббсу перед смертью.

Глава VI Убийство — это тайна

Я двинулся было вперед, но пистолет остановил меня.

— Ваше слово против моего, а, доктор? — пробормотал я.

— Именно. — Маленький толстый невропатолог позволил себе сардоническую усмешку. — Прости, но твоя роль в этой истории заканчивается здесь.

Пистолет поднялся. Он был так близко, что я мог видеть внутреннюю часть ствола, словно маленький черный глаз, смотрящий мне в сердце…

— Подожди! — сказал я. — Как один автор другому, разве ты не обязан объясниться мне?

— Возможно. — Доктор Келси пожал плечами. — Но это будет быстро.

Его взгляд был жестким.

— Все началось с Коббса. У него была оригинальная идея. Я видел, что делает с тобой переутомление, и знал, что с моей помощью ты легко сойдешь с ума. Мы вместе разработали план, как заставить тебя увидеть персонажей из твоих историй. Будучи твоим секретарем, он имел доступ к твоим записям и описаниям персонажей. Легко было воссоздать внешность Убийцы.

Он указал на рыжебородого гиганта, лежащего на полу.

— Мой пациент. Склонность к убийству. Он лечился в моей частной больнице, и я мог с ним справиться. Он вполне соответствовал описанию твоего персонажа, после того как я обрил ему голову для этой роли. Я обещал ему свободу, если он поможет нам в нашем плане — конечно, я собирался убить его, когда он закончит свою работу.

Голос доктора звучал холодно и бесстрастно. Я вдруг понял, что это новый вид зла — научное зло.

— Владимир, как ты его назвал, был мелким мошенником, которого я тоже нанял. Он тоже подходил под одного из твоих персонажей. Согласно нашему первоначальному плану, Убийца и Владимир должны были появиться перед тобой несколько раз, когда ты был один, сказать тебе, что они порождены твоим разумом.

Тогда я должен был вылечить тебя и объявить твою историю безумной. Никто, кроме тебя, никогда не увидит этих людей. Мы подстроили этот дом, выбрав его в соответствии с вашей историей. Я хотел привести тебя сюда, показать фальшивое убийство, и пусть это выведет твою истерию за пределы разумного. После этого тебя посадят. И мы бы начали бы то же самое с твоей женой. Показали бы ей персонажей из твоих историй, и пусть все произошло бы также.

— Но почему? — спросил я.

Доктор Келси улыбнулся.

— Естественно деньги. Ты знаешь размер своего дохода. Но не знаешь, что одна из кинокомпаний только что купила права на две твои книги. Коббс не показывал тебе переписку. Мы думали, что сможем продержаться до тех пор, пока тебя не посадят, а потом — будучи близким другом семьи — я смогу получить назначение законным опекуном. Когда твоя жена последует за тобой, мы с Коббсом сможем распоряжаться твоими деньгами в наших собственных интересах. Простая схема.

— Это не сработало, — мрачно пробормотала я.

— Да, это так, — сказал Келси еще более мрачно. — Сейчас ты умрешь. Вот и все. Я начал думать. Зачем вообще вмешивать в это Коббса? Он выполнил свою роль, создав персонажей из твоих заметок. Он мне не нужен. И если бы он был найден мертвым после того, как тебе явился Убийца, и ты рассказал свою дикую историю полиции, тебя бы сразу же обвинили в убийстве. Тогда я мог бы в одиночку запугать твою жену до чего угодно и завладеть твоими финансами.

Этот план провалился, когда ты случайно завладел частью бороды убийцы. Это было осязаемое доказательство того, что ты боролся с чем-то помимо собственных фантазий. Я должен был действовать быстро. У меня была возможность убить Коббса, прежде чем обнаружилась бы подстава.

И когда приехала полиция, я знал, что они будут задавать вопросы, как только увидят волосы. Предупреждение Владимира не заставило тебя замолчать, поэтому я быстро все сделал. Мы схватили твою жену просто потому, что копы отвели меня в ее комнату, и если бы я сбежал без нее, она была бы свидетелем этого. Поэтому мы привезли ее сюда. Я хотел заставить ее замолчать, а потом убить двух других свидетелей. Ты избавил меня от этой проблемы. И сейчас я закончу рассказ двумя маленькими черными залпами из этого оружия, которое ты так заботливо предоставил.

Он уже прицелился. Но, вглядываясь в это пухлое личико, я видел настоящее безумие, более явственное, искусно скрытое безумие, чем у созданного мной Убийцы. И я решился на риск.

Пистолет поднялся, когда я бросился вперед.

— Боб! — закричала Лора, но было уже слишком поздно. Я услышал выстрел, почувствовал, как меня захлестнула агония, и рухнул. Улыбаясь, Келси направила оружие на Лору. Его палец дернулся, раздался выстрел — но только в спину Келси. Он рухнул на пол, когда детектив Хендерсон вбежал в комнату. С пистолетом в руке и трубкой во рту он огляделся и тихо присвистнул.

— Пошли, ребята, — скомандовал он.

В комнату вошли люди из отделения. Лора склонилась надо мной.

— Ты ранен, — выдохнула она.

Я сел.

— Ничего особенного. Нож задел меня в бок, и когда я прыгнул на Келси, он достал меня. Пуля — дура.

— Выкладывай, дружище, — сказал Хендерсон.

Я рассказал ему всю историю. Помахал рыжими волосами под носом. Когда я закончил, он усмехнулся.

— Всего несколько вопросов, — сказал он. — Как тебе удалось найти это место?

Я рассказал ему о своей догадке. Он кивнул.

— Повезло, что мы следили за тобой. И еще одно, — добавил он. — Почему ты не сошел с ума? — он выглядел смущенным. — Я имею в виду, почти любой бы так поступил.

— Я писатель, — сказал я. — Когда появился этот Владимир, чтобы заставить меня не упоминать о находке волос из бороды, я увидел, что кто-то пытается скрыть улики. Кроме того, я знаю своих персонажей, и Владимир не стал бы так себя вести.

— А разве нет?

— Конечно, нет, — усмехнулся я. — Владимир — злодей в моем рассказе, да. Но то, чего не знали Келси и Кобс, было частью моей истории, которую я еще не написал. И в этой части Владимир оказывается на стороне героя. Так что я знал, что это какая-то подделка.

— Ох уж эти авторы! — пробормотал Хендерсон.

В патрульной машине Лора прижалась ко мне.

— Потрясающе, — прошептала она. — Может быть, ты напишешь рассказ обо всем этом.

— Вот как? — сказал я. — С этого момента я, вероятно, буду писать только милые безвредные любовные истории.

Но я сомневаюсь в этом!

СОБСТВЕННЫЕ ПОХОРОНЫ (It's Your Own Funeral, 1943) Перевод К. Луковкина

Глава I [название первой главы отсутствует]

Стэнли Колфакс отчаянно забарабанил по крышке гроба. Он напряг все свои силы, но петли едва сдвинулись с места. Тяжело дыша, он откинулся на атласную подкладку ящика и уставился в темноту — душную тьму, могильный мрак. Его губы произносили слова, глухим эхом отдававшиеся от прижатой к лицу крышки гроба.

— Великолепно, — прошептал Стэнли Колфакс. — Лучше и быть не может, ведь я жив и дышу!

Он снова толкнул крышку. На этот раз она открылась со слегка заметным скрипом смазанных петель; Стэнли Колфакс сел в гробу и улыбнулся. Высокий худощавый мужчина с сединой на висках выглядел воплощением сияющего здоровья, когда выбрался из гроба и небрежно отряхнул свой твидовый костюм носовым платком. Колфакс напевал себе под нос, оглядывая комнату, в которой покоился гроб — одну из его личных комнат в особняке Колфакса. Дорогая мебель и роскошные стены едва ли намекали на богатство нефтяного магната Стэнли Колфакса.

Возможно, главный признак богатства Колфакса заключался в гробу, который он выбрал для себя — это была бронзово-серебряная конструкция с чеканными ручками из цельной платины. Для Стэнли Колфакса не было ничего лучше; его похоронят с шиком.

— Все отделано, — усмехнулся про себя Колфакс, склонившись над столом в углу.

— Да, все здесь, — задумчиво произнес он.

Он изучил бумаги, касающиеся его захоронения, и документы, подготовленные для кладбищенских чиновников. Он рассеянно теребил свое разрешение на похороны, перебирая бумаги, пока не нашел то, что искал.

— А, вот оно! — воскликнул он. — Мое свидетельствоо смерти!

Он с восхищением поднес бумагу к свету. Это была настоящая красота — подписанная, запечатанная и доставленная по всем правилам.

— В полном порядке, — кивнул он. — Подпись доктора Дароффа — имеется, а вот и причина моей смерти. Что он записал?

Коронарный тромбоз? Хорошо! Я всегда хотел умереть стильно, а коронарный тромбоз — отличная смерть для богача.

Стэнли Колфакс подошел к зеркалу и сардонически посмотрел на свое худощавое отражение.

— Похоже, я готов умереть, — сказал он себе. — Никогда в жизни не чувствовал себя лучше.

Внезапно он повернулся к туалетному столику и порылся в верхнем ящике. Его руки, вынырнув из ящика, держали сразу несколько предметов. Краска для волос, очки в роговой оправе, светлые накладные усы, спиртовая жвачка.

— Все здесь, — заключил он. — Думаю, я достаточно потренировался в походке и манерах. Надо перестать курить, когда я надену эту штуку. В шкафу-купе тоже все готово. На моих рубашках и носовых платках вышиты новые инициалы.

Колфакс достал дорожную сумку и запихнул в нее предметы маскировки. Затем подошел к телефону и снял трубку.

— Хеншоу? Все еще на месте? Я думал, у тебя сегодня выходной.

— Он нахмурился, затем улыбнулся. — О, уже уходишь? Сможешь подогнать машину к переднему подъезду, прежде чем уйдешь? Я уеду по делам.

Взяв сумку, Колфакс пошел по коридору.

— А теперь отвезем все это в убежище, — решил он. — Когда я вернусь, Хеншоу уйдет на весь день. Горизонт чист. Я быстро покончу с этим.


Хеншоу ждал с подогнанной машиной. Лысый очкастый слуга и мажордом особняка Колфаксов украдкой улыбнулся своему хозяину. Колфакс улыбнулся в ответ.

«Вряд ли ты думаешь, — усмехнулся он про себя, — что это последний раз, когда ты видишь меня живым. Если бы ты знал, то сломал бы себе челюсть от улыбки, не так ли? Грязный подлец!»

Вслух он просто заметил:

— Чудесный денек, Хеншоу. Хорошего выходного.

Колфакс забрался в машину и покатил по дороге. Это и правда был хороший день. Чудесный день для убийства. Отличный день для похорон. Но завтрашний будет чертовски лучше. Завтра он будет лежать в своем гробу, и приедут его родственники — сестра, ее муж, дети. И его глупый дядя, профессор Кроули. Прекрасная свора пиявок и паразитов.

Все они будут присутствовать на похоронах и на оглашении завещания. Столпятся вокруг его адвоката, Джереми Фуллера, ожидая важного момента. Как же ему хотелось увидеть их лица, когда будет оглашено завещание! Два миллиона долларов в совершенно ликвидных активах — последняя воля и завещание Стэнли Колфакса; неженатого, без прямых потомков. Хэншоу ожидал своей доли; Колфакс знал, что за его неизменным раболепием скрывается алчная натура. А его жадная сестра и ее муженек ждут большого наследства. Их скользкое подхалимство не обмануло его, да и дети тоже были маленькими лицемерами, он не сомневался.

Да, они будут внимать словам Джереми Фуллера. И увидят, как входит Руфус Тейт, неизвестный племянник умершего, прибывший прямиком из Калифорнии. Они тайно улыбнутся друг другу, подталкивая друг дружку локтями. Пусть этот чужак даже не надеется урвать кусок пирога! И тогда Фуллер начнет читать завещание. Какой момент! «Настоящим я оставляю все свое состояние моему дорогому племяннику, Руфусу Тейту».

Как бы ему тогда хотелось увидеть их глупые лица! Но он их увидит. Потому что он и будет Руфусом Тейтом! Это была простая схема надувательства. Колфакс злорадно размышлял над этим, пока складывал свою сумку в квартире, которую специально снял. Он думал над этим, возвращаясь домой. Уже много лет его грызли подозрения в отношении своих деловых партнеров, друзей, родственников. Стэнли Колфакс пробился к самой вершине карьеры и окончательно утвердился на пике могущества. Без сомнений, его родственники жаждали его денег.

Они кружили вокруг, как стая дружелюбных стервятников, ожидая его смерти. В свои сорок с небольшим лет Колфакс испытывал неприятное чувство восьмидесятилетнего старика, больного раком. Ну, он был сыт этим по горло и не мог этого выносить. Он больше не находил удовольствия в бизнесе; не было смысла накапливать новое состояние. Если бы он только мог уйти, начать жизнь заново и наслаждаться ею. Но миллионер Стэнли Колфакс всегда будет добычей мошенников, куда бы он ни пошел. Он всегда будет легкой добычей, жертвой, целью.

Выход только один. Стэнли Колфакс должен умереть. Это одним махом избавит его от деловых обязательств, родственников и проклятой репутации богача.

Он обретет новую жизнь — как Руфус Тейт.


Было легко организовать простые детали схемы. Колфакс цинично улыбнулся, вспомнив, как доктор Дарофф и его адвокат Джереми Фуллер согласились на этот план. Они были похожи на остальных людей — он купил их профессиональную честь за несколько ничтожных долларов. Фуллер был подкуплен, чтобы выполнить план с завещанием. Доктор Дарофф, его личный врач, был слабовольным наркоманом, Колфакс знал это. Он согласился без всяких проблем. Он подделает свидетельство о смерти, и даст Колфаксу простое каталептическое средство.

Так что теперь все было устроено. Колфаксу оставалось только войти в свой пустой дом, выпить препарат — как Джульетта выпила зелье, принесенное ей монахом Лоуренсом — и проснуться в гробу на кладбище. Могильная земля будет рыхлой; он позаботился об этом вместе с Джереми Фуллером. И крышка его гроба не будет прибита гвоздями. Он проснется, встанет из могилы, вернется в свою прежнюю квартиру, наденет маску и появится на оглашении завещания как Руфус Тейт, племянник покойного.

Фуллер выдал ему документы, верительные грамоты, множество удостоверений личности. Там был даже номер социальной страховки и призывная карточка. Фуллер был беспринципен, но скрупулезен. И ни он, ни доктор не посмеют обмануть его. Колфакс улыбнулся, выруливая на подъездную дорожку. Он припарковал машину, вошел в дом, поднялся в спальню и достал из шкафчика препарат.

Этот порошок следовало размешать в стакане воды — он чувствовал возбуждение, восторг, приготовляя препарат.

— Забавно, — задумчиво произнес он. — Никогда в жизни не чувствовал себя так хорошо — одна мысль о смерти придает жизни ценность.

Теперь тридцать шесть часов сна без сновидений. Жаль, что он не придет в сознание во время похорон. Ему бы это понравилось: какой-нибудь осел-проповедник произносит над его телом традиционный панегирик по богатому человеку. И компания пришлет букеты цветов. Венки от хладнокровных бизнесменов, которые были рады, что он ушел. Еще один конкурент ушел — скатертью дорога. Остается послать старому стервятнику «цветочную дань» и сообразить, как можно рулить его бизнесом теперь, когда его нет рядом.

Колфакс твердой рукой насыпал порошок в стакан с водой. Белый порошок; он легко растворится, не оставив следов. Не будет ни единой зацепки, ни одного промаха. Пресса сообщит о смерти от коронарного тромбоза и все.

Газеты! Ему придется забрать бумаги после того, как он проснется. Конечно, он хотел бы почитать свои некрологи. Колфакс вспомнил о П. Т. Барнуме и улыбнулся. Старый шоумен стоял одной ногой в могиле, когда было сделано преждевременное сообщение о его кончине. Газеты печатали длинные статьи, восхваляющие его прославленное имя. Барнум читал эти писульки в постели, и прожил еще несколько дней.

Колфакс пожал плечами и посмотрел на часы. Пять часов. В самый раз! Препарат прекратит действовать ровно в то же время послезавтра. Завтра его похоронят — доктор Дарофф обещал все сделать быстро. Он придет, чтобы «обнаружить» его тело в шесть.

Потом он позвонит, договорится о разрешении на похороны, и погребение состоятся завтра на закате. Все выверено и эксцентрично.

— Я должен убедиться, — пробормотал Колфакс.


Он набрал номер офиса Дароффа. Доктор снял трубку. Отлично — значит его секретарша ушла. Никто не будет подслушивать.

— Привет, док, — сказал он.

— Да, мистер Колфакс.

— Все готово.

— Хорошо. Я сейчас приду.

— Прекрасно, — усмехнулся Колфакс. — Кстати, я буду лежать на кровати, а не на полу. Не хочу портить стрелки на брюках.

Стэнли Колфакс повесил трубку, потом подошел к зеркалу и посмотрел на свое отражение. Затем он поднес препарат к губам, отсалютовав в ироническом тосте.

— Король умер — да здравствует король.

Он залпом выпил белесую жидкость. Безвкусную, без запаха, безвредную — из углов комнаты пополз туман, протягивая свои влажные и липкие руки, чтобы обнять его. Туман скользнул вверх, чтобы схватить его обнаженный мозг, погладить извилины влажными пальцами, которые прожигали его череп белым огнем. И Стэнли Колфакс скользнул вниз в туман, а его мозг пылал, смешиваясь с туманом, который пронесся над ним.

Он все пытался представить себе, что это за туман, откуда он мог взяться. Последняя четкая мысль донесла до него суть этого явления. Теперь Стэнли Колфакс знал, что такое туман. Это было дыхание, ледяное дыхание смерти.

Глава II Смертельная ошибка

Кто-то дышал Колфаксу в ухо. Кто-то задыхался, и его дыхание отдавало хрипом, с которым некто пытался глотать драгоценный воздух. Кто-то колотил ушибленными и разодранными кулаками по неподвижному барьеру наверху. Кто-то истерически рыдал, задыхаясь и крича. Кто-то слепо уставился в стигийскую тьму, уставился испуганными глазами, пытаясь вырваться из вечной темницы ночи.

И этим кем-то был он, Стэнли Колфакс! Сознание прилетело на крыльях ужаса. Где же он был? Что он делает?

Темнота ответила насмешкой. Он лежал в своем гробу. Что он делает? Пытается выбраться. Но почему он не может дышать?

Почему так рыдает и борется? Потому что… он не мог выбраться!

Осознание этого поразило его. Он отчаянно боролся, чтобы вскрыть гроб. И гроб был запечатан. Он откинулся на атлас, слыша, как слабый шорох его савана смешивается с его прерывистым дыханием в контрапункте чистого ужаса. Колфакс попытался успокоиться. Здесь было душно, кислород почти закончился. Как долго он пролежал здесь?

Как долго он лежит здесь — вечность? Эта мысль была ужасна по интенсивности мучений. Его окровавленные пальцы потянулись, чтобы поскрести неподвижную крышку гроба, прижавшуюся к его телу поцелуем смерти. Гвозди крепко держали крышку. Их загнали тяжелым молотком, который запечатал гроб, и утвердил его гибель.

— Нет!

Крик сорвался с его губ, нарушив тишину. Он должен быть спокоен. Нужно расслабиться, подумать. Отныне это был вопрос времени. Каждое мгновение драгоценно. Это вопрос жизни и смерти. Смертельная борьба. Кто-то оказался очень умен. Ему нужно быть умнее. Кто же это сделал? Теперь это уже не имело значения. Проблема состояла в том, чтобы изменить положение дел — до того, как оно изменит его самого. Прибитый гвоздями гроб. Его ногти бессильны против стальных гвоздей. Сталь. Сталь против стали. Его ремень!

Потные руки поползли вниз, к талии. Да, он носил пояс, с металлической пряжкой. Но снять его в тесноте гроба было трудно. Эта пытка не шла ни в какое сравнение с агонией, которую испытываешь, выдергивая гвозди стальным поясным языком. Он работал медленно — несмотря на свои отчаянные усилия быть быстрым — расшатывая дерево вокруг гвоздей, щепку за щепкой. Наконец он выдернул гвозди прямо над головой. Теперь можно толкать крышку руками, головой и плечами. Он тяжело вздохнул. Спертый воздух обжег его тело болью. Крышка гроба не сдвинулась с места. Еще один удар.

Безрезультатно — но у него закружилась голова, он почувствовал жжение в груди и, задыхаясь, упал на спину. В горле застрял комок. Предсмертный хрип?

Всеми фибрами своего существа Стэнли Колфакс рванулся вверх. Окровавленные пальцы сжались, растянутые запястья напряглись, сведенные судорогой плечи вздрогнули. И крышка гроба поднялась — в гроб посыпалась земля.

Колфакс извивался, как червяк под потоком обломков. Он поперхнулся, почувствовав ужасный запах разложения в ноздрях.

Его пальцы тянулись вверх. Влажные рыхлые комья поддавались под руками, и он неистово зарывался вверх. Потом начался кошмарный подъем. Стэнли Колфакс словно стал кладбищенским червем, что ползает в земле под надгробиями. Липкое, гнилое зловоние смерти окружало его, и сырая земля сыпалась на его борющееся тело, когда он пробивался на поверхность.

А потом наружная кромка подалась, он подтянулся к краю зияющего рта могилы, и увидел малиновый мазок рассвета в благословенном небе над головой… и тогда Стэнли Колфакс упал живым, но без сознания, на краю своей могилы. Рассвет больше не был обещанием, он стал полной реальностью, когда Колфакс снова открыл глаза. Он моргнул, вздрогнул, выпрямился и уставился на красивое надгробие.

Да, так оно и было.

«Стэнли Колфакс — род. 1900, ум. 1943»

— Да, — пробормотал Колфакс. — Я действительно мертв. Или почти мертв.

Он задумался над тем, кто же его обманул. Кто вонзил нож в спину?

На какое-то безумное мгновение ему захотелось нацарапать послание на надгробии в изголовье могилы: «Открыл по ошибке».

Затем он нахмурился.

В ноздри ударил тошнотворно-сладкий аромат цветочных венков. Он уставился на коричневые комья могильной земли.

Быстро оглядел пустынное кладбище, освещенное рассветом, затем поспешил вниз по тропинке. Рядом с рощицей деревьев стоял сарай с инструментами для ухода за зеленью. Он попробовал открыть дверь, и та подалась. Он пошарил в темноте и вскоре появился с лопатой в руках. Со вздохом он начал закапывать свою могилу. Кто бы ни подставил его — они никогда не должны заподозрить, что ему удалось воскреснуть. План должен идти по графику; могила будет засыпана.

Тяжело дыша, Колфакс закончил свою работу, вернул лопату на место в сарае и попытался смахнуть грязь с запачканной одежды. Выполнив грязную работу, он был похож на бродягу. И словно бродяга, он теперь украдкой крался с кладбища. Он шел, сгорбившись, как изгой, потому что и правда стал изгоем.

Безымянное существо, мертвец — зомби, ходячий призрак.

Теперь он будет призраком, пока не доберется до своего укрытия и не наденет маску Руфуса Тейта. Тогда он снова станет важной фигурой. От призрака до наследника-миллионера за один простой шаг. И все же этот шаг сделать не так-то легко. Это едва не стоило ему жизни. Кто-то спланировал убить его. Доктор Дарофф? Адвокат Фуллер? Что ж, у нас будет много возможностей узнать это при чтении завещания. А теперь иди в квартиру, отдохни, переоденься и явись в резиденцию Колфакса в два часа.


Усталые ноги понесли его к тайному убежищу. Колфакс нашел под ковриком ключ, открыл дверь и, пошатываясь, вошел. Он упал на диван и заснул — глубоко и без сновидений. Когда Колфакс проснулся, косые лучи солнца с полуденной яростью ударили в переносицу его орлиного носа. Он моргнул, глядя на циферблат часов.

— Больше часа дня, — пробормотал он. — Надо торопиться!

Он поспешил. Купание, бритье, облачение в новую одежду и подгонка новой внешности — все было проделано незадолго до двух. А потом Руфус Тейт, светловолосый молодой человек в очках и с тонкими усиками, сбежал вниз по лестнице и вызвал такси. Растягивая слова, Колфакс откинулся на спинку стула и стал рассматривать свое новое отражение в зеркале заднего вида. Неплохо. Он был неузнаваем. Спиртовая жвачка щекотала верхнюю губу, но маскировка щекотала воображение сильнее. Наконец-то он на пути. На пути к… чему? Во что же он ввязался, когда решил осуществить свой план, продолжить маскарад, как будто ничего не случилось?

Впервые с момента пробуждения Колфакс задумался над ситуацией. Он рисковал появиться на оглашении завещания. Несомненно, тот, кто заколотил его гроб, должен был знать об этом плане. Это не выглядело случайным. Некто уверен, что он действительно мертв. Но больше ничего не оставалось делать, как идти навстречу испытаниям и бороться с ними по мере возникновения. Стэнли Колфакс мрачно улыбнулся своему незнакомому отражению в зеркале кабины. Кто-то очень удивится, увидев его здесь. Но кто? Этот негодяй Фуллер? Или этот конченый наркоман, доктор Дарофф? Возможно, Хэншоу — у него была возможность — за те недели, что разрабатывался план. Если уж на то пошло, другие могли подслушать телефонные разговоры либо с доктором Дароффом, либо с адвокатом Фуллером. Его сестра и ее муж часто бывали дома. Как и его дядя, профессор. Колфакс сжал кулаки. Он все выяснит. Одно его появление спровоцирует предательскую ошибку виновного.

— Виновный, — пробормотал он вслух, когда тронулось такси. — Я думаю, это правильное слово. Он собирался убить меня, а потом переписать завещание. И тогда — в любом случае, какой-нибудь родственник получит деньги. А какая от этого польза Фуллеру?

Если, конечно, не было раскола в сговоре после. Что ж, скоро я это выясню.

Такси подъехало к его поместью. Колфакс взглянул на дешевые наручные часы, которые купил для «Руфуса Тейта», и покачал головой. Два пятнадцать. Немного поздно.

— Лучше поздно, чем никогда, — задумчиво произнес он, расплачиваясь с водителем и пройдя по дорожке с ухмылкой под фальшивыми усами. — Да, гораздо лучше поздно, чем никогда!

Когда он подошел к двери, его охватило возбуждение. Теперь надо держать себя в руках. Новая маскировка станет проверкой всех его способностей. Он должен преуспеть в этом на глазах у полудюжины людей, знавших его с детства. И предстоял еще один тест. Один из этих людей пытался прикончить его. Теперь оба, незадачливый убийца и живучая жертва, вступят в смертельную игру. Колфакс поднял руку, чтобы нажать на кнопку звонка, но тут заметил, что дверь приоткрыта. Повинуясь внезапному импульсу, он пинком распахнул ее. Створы открылись, за ними виднелся пустой коридор.

Из двери библиотеки, расположенной слева от входа, слышался слабый разговор. Должно быть, все собрались там, чтобы заслушать завещание. Хорошо. Сейчас он эффектно появится, войдя своей походкой «Руфуса Тейта» и удивит их. Или…

…Он заколебался, заметив, что дверь библиотеки приоткрыта.

Лучше сначала посмотреть, все ли чисто.

Да, они все были там. Он узнал их лица и затылки. Его сестра, ее муж, дети, собрались вокруг стола. Доктор Дарофф стоит в стороне. Хеншоу на заднем плане. И сидящий во главе стола Джереми Фуллер со своим портфелем. Все на месте. Теперь осталось войти, но стук каблуков по внешнему крыльцу заставил Колфакса внезапно развернуться. Кто-то еще собирался присоединиться к вечеринке! Нежданный гость. Колфакс заметил портьеры рядом с дверями библиотеки и быстро спрятался за ними. Ему лучше увидеть этого новичка, когда тот позвонит в колокольчик. Лучше всего знать все заранее.

Но вновь прибывший не позвонил. Увидев открытую дверь, этот человек вошел прямо в нее короткими, семенящими шагами.

Незнакомец без колебаний направился в библиотеку, оказавшись в футе от спрятавшегося Колфакса. Колфакс уставился на него, задыхаясь, хватаясь за портьеры, чтобы не упасть, пока его разум мерцал под ошеломляющим воздействием увиденного.

У этого жеманного незнакомца были светлые волосы, очки и прядь усов, прилипшая к верхней губе. Незнакомец был замаскирован под его двойника — Руфуса Тейта!

Глава III Он говорит, убийство

Колфакс вцепился в стену и уставился сквозь портьеры на происходящее в библиотеке. Он увидел, как собравшиеся словно по команде разом повернули головы, и посмотрели на светловолосого незнакомца. Он услышал их удивленные возгласы, точно так же, какими представлял себе, когда появился бы он сам. Это было плохо. Но еще хуже было слышать незнакомца — двойного самозванца, говорящего протяжным голосом, который он лично планировал использовать, выдавая себя за «Руфуса Тейта».

Это был просто кошмар: мнимый Руфус Тейт говорил в точности так же. Он представился калифорнийским племянником усопшего. Потом достал бумаги и передавал их адвокату Фуллеру. Права. Колфакс мог поклясться, что видел все штампы и подписи.

Обливаясь потом, Колфакс наблюдал, как этот таинственный незнакомец слово в слово ведет весь диалог, который он сам планировал использовать. Он что, с ума сошел? Все — ужасная борьба в могиле, странное нарушение его планов, а теперь еще и появление этого клоуна — могло быть просто галлюцинацией его больного ума. Возможно, он спит и скоро проснется. Где? В этой разлагающейся могиле? Колфакс прижал дрожащие пальцы к крашеным вискам и попытался сдержаться. Он предвидел проблемы, но это было уже слишком. Теперь Джереми Фуллер предлагал всем сесть и послушать завещание, в котором содержалась последняя воля и завещание покойного Стэнли Колфакса. Раньше Колфакс с нетерпением ждал того момента, когда его завещание будет прочитано.

Но теперь позабыл про него. Он лихорадочно осматривал каждое лицо, каждую фигуру в комнате. Он должен найти предательский жест, знак. Его разум метался, как бешеная крыса в костлявой тюрьме черепа. Он анализировал и искал мотивы и подсказки. Его внимание переключилось с одного лица на другое.

Среди прочих была его сестра Регина Бассет. Толстая, вечно ухмыляющаяся женщина с перекрашенными кудрями. Теперь она сидела с траурной вуалью на лице, обремененном тремя подбородками. Какую черную тайну скрывала эта вуаль? Завеса лицемерия…

Рядом с ней находился муж Эндрю Бассет. Неудачник со слабым подбородком. Он всегда был сердечным «хорошим парнем», но Колфакс не доверял его наигранной лести. Возможно, он слишком беспечно отнесся к Эндрю Бассету. Слабый подбородок может скрывать сильные амбиции. Честолюбие, которое не остановится ни перед чем — даже перед убийством.

Рядом с родителями сидели дети. Три веские причины, по которым Бассеты могут убить. Колфакс подумал о том, как они обошлись с ним. Его сестра предложила переехать к нему и вести хозяйство. Конечно, просто предлог, чтобы оседлать его со всей семьей. Она всегда жалела его за «одиночество» и настаивала, чтобы он женился. Это его не обмануло. Она охотилась за состоянием. Предположим, она или ее муж раскрыли его план, решили воспользоваться им, наняв собственную «марионетку», готовую сыграть роль племянника из Калифорнии? И все же доктор и Фуллер вряд ли согласились бы на это. И ни его сестра, ни ее муж не могли их заставить. Но, возможно, кто-то из детей мог оказать давление.

Подозрительный взгляд Колфакса упал на младших членов семьи. Белобрысый Билл, двадцати двух лет, инструктор гражданской авиации, но при этом сноб. Охотник за светскими девушками. Два года назад Билл потребовал у Колфакса спортивный родстер. Он точно знал, где находятся деньги. Хватит ли у него смелости добыть их — самым худшим способом? Может быть, это был Томми. Он был старше, двадцати пяти лет, и женат.

Молодой адвокат, уже жаждущий попасть стать политиком.

Честолюбивый, как и его мать. Практичный. Достаточно упрямый, чтобы спланировать убийство? Синтия. Всего восемнадцать. Девочка, но с безжалостной решимостью матери.

Вся семья должна ненавидеть его за деньги. Одинокий холостяк — почему он имеет так много, когда у них так мало? Надо его убить! Колфакс нахмурился и взглянул на Хеншоу; невозмутимого Хеншоу. Секретарь и мастер на все руки стоял незаметно в тени. Зачем? Чтобы скрыть злорадную, тайную улыбку на своем лице?

Хеншоу всегда улыбался. Десять лет он служил Колфаксу в этом большом доме и всегда улыбался. Какого черта он должен улыбаться? Если только он не скрывал тайну — заветный план. У него была возможность подслушивать телефонные разговоры.

Возможно, он случайно услышал о заговоре и решил действовать.

Неужели это его холодные костлявые руки вбили гвозди в крышку гроба?

Взгляд Колфакса упал на профессора Кроули. По телу пробежала дрожь. Раньше он не замечал своего пожилого дядю, но ведь никто никогда не обращал внимания на профессора Кроули. Возможно, это было ошибкой — не замечать профессора Кроули. Если подумать, он очень мало знал о своем эксцентричном дяде. Кроули служил бедным профессором химии в местном университете, и всегда был на грани того, чтобы попросить у Колфакса средства для создания частной исследовательской лаборатории. Но согбенный человечек так и не высказал свою просьбу прямо. Он просто сновал туда-сюда с поспешными визитами, почти ничего не говорил, но сидел с кривой усмешкой, попыхивая трубкой, и смотрел на Стенли Колфакса близорукими глазами. Эксцентричный профессор, слуга науки, он был завистливым и жаждал дани для своего божка.

Дань крови за великое дело исследований? Почему бы и нет?

Возможно, очень возможно.

Колфакс смотрел, как Джереми Фуллер читает завещание. У адвоката был мягкий, мурлыкающий, почти кошачий голос. И он походил на лоснящегося кота с толстым брюшком, гладкими седыми волосами, раскосыми глазами и ухоженными ногтями, длинными, как когти. Отвратительный тип, Джереми Фуллер.

Адвокат, который по-кошачьи пробирался через лазейки в юридических заборах. Культурный кот, который мог бы нырнуть в любое мусорное ведро, если добыча богатая, но который так нежно мурлыкал, когда его гладили по шерстке. Фуллер знал план Колфакса. Но хватило ли у него мужества попытаться сделать это?

А вот Дарофф — совсем другое дело. Тощий доктор с гривой густых черных волос сидел, сгорбившись, в своем кресле. Его неестественно яркие глаза блестели под сабельными бровями. Он потянул себя за усы длинными белыми пальцами, израненных от введения подкожных инъекций — и другим, и самому себе.

Кокаинист. Наркоша. Блестящий специалист, но совершенно беспринципный. И, возможно, не в своем уме. Его глаза сузились до черных щелочек, когда Колфакс пообещал ему десять тысяч долларов за поддельное свидетельство о смерти. Доктор Дарофф любил деньги. Может быть, он любил настолько, чтобы убить за них. И у него имелась возможность воспользоваться ситуацией, ведь он был посвящен в планы. Он и только он был хозяином положения.

Колфакс внимательно наблюдал за ним сквозь занавески, пока доктор Дарофф слушал мурлыкающий голос Джереми Фуллера.

Документ заканчивался. Все головы подались вперед, когда Фуллер начал читать часть завещания, относящуюся к наследству.

— Завещаю все состояние моему дорогому племяннику, Руфусу Тейту.

Шок!

Колфакс мог поклясться, что прочел неподдельное изумление на лицах всех присутствующих. Но любой достаточно умный, чтобы спланировать эту ситуацию, имел бы смысл сдерживать естественные эмоции. И была одна неизвестная величина.

Фальшивый племянник. Незнакомец.

«Руфус Тейт» сидел спокойно.

— Все это так неожиданно, — сказал он собравшимся.

Но при этом он не выглядел удивленным или взволнованным.

Кто бы он ни был, он знал, что делает — крадет два миллиона долларов у предполагаемого покойника!

— Я не знаю, что сказать, — протянул он. — Ну… дядя Стэнли… я едва знал этого человека.

«Дядя Стэнли» мрачно улыбался за портьерами. Это последнее утверждение, безусловно, было правдой! Когда Джереми Фуллер закончил чтение завещания, Колфакс задумался. Предположим, что истинным зачинщиком заговора был этот самозванец «Руфус Тейт»? Предположим, что он, кем бы он ни был, случайно пронюхал об этом деле и вступил в игру самостоятельно. Тогда удивление всех остальных было искренним. Возможно, доктор Дарофф и Джереми Фуллер думали, что этот человек — действительно переодетый Колфакс. Если так — то кто такой Руфус Тейт?


У Колфакса закружилась голова. Вся эта интрига, эта тайна — и ему одному предстоит сыграть роль детектива и найти мужчину, который пытался его убить. Или женщину. Он должен действовать быстро, без промедления. Должен ли он сейчас же войти в библиотеку, осадить самозванца и выпалить всю историю? Сказать им в лицо, что он сделал и почему так поступил?

Вот только ему никто не поверит. Доктор Дарофф подделал свидетельство о смерти. Джереми Фуллер действовал незаконно, читая завещание человека, который, как он знал, был жив. Им придется опровергнуть его рассказ. Поэтому ему придется пройти нелегкий путь. Но какой? Колфакс снова уставился на собрание в библиотеке.

— Я так потрясен, — бормотал новый наследник. — Право, тетя Регина, я не знаю, что сказать.

Регина Бассет и ее муж тоже не знали, что сказать. Они едва могли скрыть свою ненависть. На морщинистом лице профессора Кроули появилось мрачное выражение. Трое детей Бассетов о чем-то перешептывались между собой. Хеншоу отвернулся. Какая тайна скрывалась за его очками?

Доктор Дарофф нервно постукивал пальцами по краю стола, пока Джереми Фуллер возился со своим портфелем. Только «Руфус Тейт», казалось, был невозмутим. Он улыбнулся и похлопал Эндрю Бассета по спине.

— Давайте выпьем, — предложил он. — Я думаю, нам всем это нужно.

В его голосе не было приказа, только предложение, но Хеншоу, казалось, почувствовал присутствие в доме нового хозяина. Он поспешил прочь. Колфакс ждал, обдумывая свой следующий шаг.

Хеншоу вернулся с графином и стаканами на подносе, налил.

Фуллер помог ему раздать стаканы. Даже трезвенник профессор Кроули взял виски.

Руфус Тейт поднял бокал, улыбнулся и произнес тост:

— Светлая память дяде Стэнли.

Все выпили. Стэнли Колфакс напрягся. Настал момент действовать, прекратить этот фарс. Он снимет усы, войдет туда и…

Пустые стаканы упали на пол. В ужасе открылись рты, глаза безумно выпучились. Потому что доктор Дарофф поднялся со стула и стоял, подняв сабельные брови и глядя стеклянными глазами в пустоту. Его длинные пальцы рассеянно поглаживали горло. Дарофф открыл рот, шагнул вперед. Из красной пещеры его горла вырвался не голос — сдавленный хрип.

— Изверги!

Регина Бассет закричала, когда доктор Дарофф упал лицом вниз. На мгновение все застыло в ужасающей картине. Затем Джереми Фуллер тяжело вздохнул.

— Это, — прошептал он, — убийство.

Глава IV Больше убийств — больше радости!

Убийство — это полиция. То есть полицейское расследование.

Это простое уравнение и Стэнли Колфакс сразу же решил его. Он выскользнул из дома, не оглядываясь, и помчался по подъездной дорожке так быстро, как только позволяли ноги. Он остановил такси на углу и назвал адрес нового убежища. Нужно было кое-что сделать, и он должен подумать.

Если раньше у Колфакса и были какие-то сомнения в серьезности заговора, то теперь они рассеялись. Один из его подозреваемых был убийцей. Но теперь на одного подозреваемого стало меньше. Доктор не мог быть виновен в заговоре, потому что он был мертв. И почему он был мертв?

Потому что он слишком много знал? Лучше решить этот ребус, когда он приедет в квартиру. Одно он знал точно — он не может оставаться в доме, когда приедет полиция. Присутствие двух джентльменов по имени «Руфус Тейт» было бы трудно объяснить. Он и сам не мог этого сделать. Он многое не мог объяснить. Колфакс подумал об этом позже, расхаживая взад и вперед по квартире. Он все еще не знал, кто пытался убить его: его сестра, ее муж, один из детей, Джереми Фуллер, профессор Кроули, Хеншоу или фальшивый племянник.

Он все еще не знал, кто же такой этот фальшивый «племянник». Он до сих пор не знал, кто убил доктора Дароффа и почему. Три загадки! Сначала Колфакс решил взяться за последнюю. Доктор Дарофф. Он участвовал в заговоре. Очевидно, кто-то хотел убрать его, возможно, потому, что тот слишком много знал или контролировал ситуацию. Справедливое предположение. Но кто это сделал?

Напитки, включая отравленное виски принес Хеншоу. Поэтому он-то и был самым очевидным подозреваемым. Но предположим, что это правда и Хеншоу предназначил яд кому-то другому? Это тонкое осложнение. И все же Колфакс был совершенно уверен, что полиция будет рассуждать так же, как и он, и задержит Хеншоу за убийство доктора Дароффа. Это сразу же вывело бы других подозреваемых из тени: Кроули, Фуллера, Регину Бассет, Эндрю Бассета, детей и поддельного «племянника». Не надо даже думать о Стэнли Колфаксе. У них не будет ни малейшей зацепки, чтобы заподозрить, что дело требует дальнейшего расследования.

Так что Колфаксу придется самому найти предполагаемого убийцу. И, конечно же, придется раскрыть личность второго «Руфуса Тейта». Спустя две сигареты Колфакс начал размышлять об этом самозванце. Человек в его маскировке, человек с его удостоверениями, полный дубликат. Человек, который вошел и небрежно унаследовал два миллиона долларов. Кто он такой? В ответе на этот вопрос лежал ключ к разгадке тайны. Как получилось, что этот человек носил точно такую же маскировку, которую Колфакс выбрал для себя?

Очевидно, кто-то предупредил его о заговоре.

И все же, где этот незнакомец мог раздобыть такую маскировку? Колфакс усмехнулся.

— Почему я не подумал об этом раньше? — пробормотал он. — Конечно, есть только одно место, где он мог бы его достать. В том же месте, где я получил свой! Магазин костюмов Рэкера!

Теперь это было очевидно. Чтобы быть уверенным в том, что он скопировал прическу, фальшивые очки и светлые усы, этот человек, должно быть, посещал магазин, в который заходил Колфакс. Он заехал туда около недели назад и купил все необходимое у мистера Рэкера в его захудалом магазинчике в районе трущоб. Он казался безопасным, достаточно безобидным.

Но этот незнакомец шел по его следу и дублировал его покупки.

Существование Колфакса превратилось в пересадку из одного такси в другое. Он позвонил в такси и торопливо назвал адрес магазина Рэкера.

— Мы делаем успехи, — сказал себе Колфакс. — Мистер Рэкер сможет подсказать мне, кто приходил и просил те же вещи, что и я. Сейчас я оденусь — скажу ему, что сегодня вечером иду на костюмированную вечеринку.

Оправдание будет звучать логично, рассуждал Колфакс. Когда такси подъехало к обочине одной из запутанных улиц, он понял, что наступили сумерки. Красный закат медленно угасал за мрачными стенами убогих многоэтажек, теснившихся вдоль улицы. Колфакс поспешил в сумерках к засиженному мухами окну с вывеской магазина костюмов Рэкера. Он спустился по ступенькам ко входу в подвал и открыл дверь. Бледнолицая блондинка склонилась над грязным прилавком в мрачном маленьком магазинчике. Колфакс подошел к ней.

— Я хотел бы поговорить с джентльменом, который обслуживал меня на прошлой неделе, — начал он. — Это был мистер Рэкер, верно?

— Он вышел, — сказала девушка. — Чем могу помочь?

— Да, есть вопрос. — Колфакс заставил себя улыбнуться. — Вы случайно не знаете какого-нибудь клиента, который за последние семь дней приходил и покупал такие очки в роговой оправе? И накладные усы, как у меня? А краску для волос — пепельно-белую краску?

Девушка взглянула на его маскировку и презрительно пожала плечами.

— Ну, — проворчала она. — Я ничего не помню. Рэкер может и знает, но его нет. Почему бы вам не приехать завтра?

— Пожалуй, я лучше пойду.

Колфакс улыбнулся и отвернулся. Водянистые голубые глаза девушки следили за его удаляющимся силуэтом.

— Чокнутый, — пробормотала она.

Колфакс вышел на темнеющую улицу. Такси уже уехало. Надо было сказать водителю подождать. Теперь ему придется идти пешком. И перспектива прогулки по этим пустынным трущобам оказалась удручающей. Завтра он вернется рано утром и поговорит с Рэкером. Жаль, что его не было на месте. Интересно, куда он делся. А потом… Колфакс понял. Догадка сразу поразила его. Он вспомнил Лу Рэкера. Это был высокий человек, примерно его роста, ему было чуть за сорок, так же как и Колфаксу. И Рэкер знал, какую маскировку Колфакс планирует использовать. Рэкер был человек, который мог бы сам использовать такую маскировку!

Поддельным «Руфусом Тейтом» может быть Лу Рэкер!

Колфакс проходил по переулку за магазином костюмов, когда его осенило. Это поразило его с такой ошеломляющей силой, что он не заметил фигуру, крадущуюся позади; фигура следовала за ним с дубинкой, готовой ударить. Так и случилось. Эта мысль поразила его — а затем, из сгущающихся сумерек, его ударила дубинка. Колфакс обернулся и увидел, как скорчившаяся фигура подняла длинную руку, чтобы ударить снова. Он попытался увернуться, но слишком поздно. Орудие описало зловещую дугу, и Колфакс упал. Его последним сознательным видением был гроб на кладбище — гроб, ожидающий Стэнли Колфакса, и теперь, он в конце концов, будет похоронен.

Глава V Неизвестность убивает

Когда «Руфус Тейт» вернулся в особняк Колфакса, было уже далеко за полночь. Он поправил усы, прежде чем позвонить в колокольчик, и успокаивающе похлопал по выпуклости на заднем кармане. Этот инструмент очень пригодился! Он улыбнулся. На двери не было никаких лент. Хорошо. Повсюду царило волнение.

Проведя короткие допросы, полицейские увезли Хеншоу в камеру. Очевидно, что поскольку он подавал напитки, он и подбросил яд.

После этого все могли уйти. Как раз хватило времени, чтобы вернуться в магазин, дождаться появления Колфакса — а он наверняка появится, увидев еще одного «племянника» — и сделать дело. Все сработало. А теперь надо снова вернуться, просто чтобы осмотреться вокруг, немного усыпить подозрения, и выяснить несколько вещей, а также посмотреть, какие остальных настроения, если они все еще болтались вокруг. Так оно и было. «Руфус Тейт» нашел все собрание в гостиной.

Конечно, Хеншоу там уже не было. А доктор Дарофф отправился на вскрытие.

«Руфус Тейт» подавил усмешку и поправил очки, входя в гостиную. Он должен был соответствовать траурному духу, витавшему в доме. И дух оказался довольно густым.

— Руфус, ты вернулся! — к нему повернулась Регина Бассет.

Толстая женщина плакала, и ее пудра покрылась пятнами туши.

— Да, тетя Регина. — Он тяжело вздохнул.

— Я знаю, что ты чувствуешь, дорогой мальчик. Эта ужасная сцена — прямо после смерти Стэнли! Бедный Стэнли! — Женщина вздохнула. — Я не могу перестать думать о нем. — Она понизила голос. — Боюсь, мы не очень хорошо относились к нему, когда он был жив. Я всегда ворчала на него из-за того, чтобы он женился, или что сама поведу хозяйство. Я не понимала, что бедняга хочет побыть один. Он был интровертом. Неудивительно, что он оставил вам свои деньги — вы были единственным, кто не приставал к нему.

«Руфус Тейт» уставился на Регину Бассет. В ее голосе не было и следа зависти. Очевидно, то, что ее лишили завещания на два миллиона долларов, нисколько ее не беспокоило.

— Как ты себя чувствуешь, Руфус? — Эндрю Бассет, ее муж присоединился к ним в дверях. — Лучше отдохни немного. Это должно быть тяжело. — Его слабый подбородок задрожал. — Стэнли был замечательным человеком. Никогда бы не подумал, что ему может служить такой хитрец, как Хеншоу.

О завещании Эндрю не сказал ни слова. «Руфус Тейт» удивился. Можно было ожидать, что они возненавидят старика — и его тоже. Но нет. Они ничего не заподозрили.

Он неторопливо подошел к столу, за которым сидели трое детей. Белобрысый Билл, кудрявый Томми и Синтия одарили его грустными улыбками. Их горе казалось искренним, а потому безобидным. Из тени выступил профессор Кроули.

— Мистер Фуллер ждет вас, — сказал он. — Он наверху, в личном кабинете, просматривает бумаги. Полагаю, он хочет прояснить последние детали.

— Спасибо, — сказал «Руфус Тейт». — Он пристально посмотрел на пожилого ученого. Что эта старая птица думает о происшедшем?

Неожиданно пришел ответ. В ладонь ему словно впился птичий коготь.

— Я знаю, что ты чувствуешь, мой мальчик, — прошептал старик.

— Твой дядя Стэнли был великим человеком. Мы все скучаем по нему. Но теперь все зависит от тебя, как главы семьи. Удачи.

«Тейт» отвернулся и направился к лестнице. Забавная компания. Очевидно, все они восхищались Стэнли Колфаксом — Бог знает почему. Он ничего не сделал для них и вычеркнул их из своего завещания. Жаль, что он не может пересмотреть свое решение. Но было уже слишком поздно. Слишком.

«Руфус Тейт» улыбнулся, поднимаясь по лестнице. Значит, Джереми Фуллер был в частном кабинете, а? Он просматривал бумаги? Ну что ж — пора и ему принять участие в деле «обустройства поместья». Он бы уладил и другие дела с Фуллером.

Убрав со лба гладкие седые волосы пальцами с длинными ногтями, Джереми Фуллер посмотрел на посетителя с отстраненным весельем, блеснувшим в раскосых глазах. Его мурлыкающий голос прозвучал как всегда мягко.

— Я ждал вас. Закройте дверь и сядьте. Все сработало?

— Отличная работа, — сказал Руфус Тейт.

— Благодаря мне. — Джереми Фуллер встал. — К счастью, я увидел это отражение в зеркале в прихожей и понял, что старый Колфакс прятался за занавесками сегодня днем, когда читали завещание.

Одному Богу известно, что он мог попытаться провернуть. Хотя я до сих пор не знаю, как он выбрался из могилы.

— Он готов к тому, чтобы снова отправиться туда, — усмехнулся Руфус Тейт.

— Чудесно. — Фуллер потер руки. — Вы уверены?

— Истинно, как то, что я жив. Я затащил его в магазин костюмов и связал.

— Вы были очень заняты. Ну и я тоже, — улыбнулся адвокат. — Мне удалось повесить отравление на Хэншоу. Никто ничего не подозревает, и вся семья готова забыть об этом.

— Вы еще не сказали, как избавились от Дароффа, — напомнил «Руфус Тейт», садясь рядом с Фуллером.

— А вы не догадались? Все было просто, — усмехнулся адвокат. — Начнем с того, что я никогда не рассказывал вам о своем первоначальном плане, не так ли? Это было до того, как вы появились на сцене. Колфакс разработал этот план, чтобы замаскироваться под собственного племянника после инсценировки смерти. Конечно, Дарофф и я все планировал для него. Но я подумал, почему бы не дать ему умереть по-настоящему, а потом нанять кого-нибудь в качестве племянника и разделить с ним добычу? Естественно, я подумал о вас и отправил Колфакса в ваш магазин купить маскировку, чтобы вы могли оценить его и посмотреть, сможете ли все провернуть. Я знал, что вы прекрасный актер и такого же телосложения, как Колфакс. Так что…

— Короче, — отрезал «Руфус Тейт» и встал. — Так что там насчет доктора?

— Ну, вы же знаете, как мы это поняли. Доктор Дарофф просто дал бы Колфаксу настоящий яд вместо снотворного. Чтобы быть вдвойне уверенным, яприбил гвоздями крышку его гроба. Что и сделал. Но у Дароффа, должно быть, имелся свой план. В конце концов, он не применил настоящий яд. Конечно, он не знал, что я прибил крышку гроба, но, видимо, это сработало так же. Колфакс каким-то образом выбрался. В то же время Дарофф планировал пойти к нему и сказать, что я хочу надуть его и отравить. Он думал, что Колфакс вознаградит его за разоблачение этой схемы.

Но в то утро я нашел здесь, в доме, настоящий яд. Я знал, что он не был использован. Достаточно щепотки этого вещества, которую я держал в кармане.

Увидев отражение Колфакса в коридоре, я понял, что он сейчас ворвется. Дарофф заговорит, и нам крышка. Итак, вы предложили выпить. Хеншоу принес бутылку, но я помог ему передать стаканы. И сделал все, чтобы яд попал в стакан доктора Дароффа.

Просто?

— Очень. И умно.

— Спасибо, — Джереми Фуллер улыбнулся своей кошачьей улыбкой. — После этого не возникло проблем. Конечно, я знал, что Колфакс рано или поздно отправится в магазин костюмов, когда уедет отсюда. Поэтому, когда копы ушли, я послал вас за ним.

Остальное вы знаете. А теперь поговорим о более приятных вещах. — Джереми Фуллер снова потер свои толстые руки. — С вашими актерскими способностями и моими мозгами мы можем многого достичь. Первый результат — два миллиона долларов! У нас получится отличная команда.

«Руфус Тейт» возвышался над адвокатом.

— Не так быстро, — прошептал он. — В твоем плане есть один недостаток.

— Какой же? — из голоса Джереми Фуллера исчезла мягкость.

— Угадай, мистер Мозг!

— Я не понимаю…

— Тогда я тебе скажу. — Голос «Руфуса Тейта» был резок. — Ты мне больше не нужен. Теперь у меня есть деньги по завещанию, и с тобой покончено. Если хочешь сообщить в полицию, валяй.

Тогда отправишься в тюрьму за убийство. И ты не сможешь обвинить меня ни в чем, кроме соучастия.

— Ну и что? А как же Колфакс? — дрожащими губами пробормотал Фуллер.

— Как ты докажешь, что я убил его? Где тело?

Вместо кошачьих повадок в Джереми Фуллере появились тигриные. Он вскочил, но «Руфус Тейт» был начеку. Взмах дубинки, и Фуллер упал на стул, держась за челюсть.

— Так-то, — сказал «Руфус Тейт».

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — прошептал Фуллер.

— Просто запиши все, что рассказал мне. Подпиши небольшое признание.

Глаза Фуллера беспомощно блеснули. Как под гипнозом, он смотрел на размахивающую дубинку. Потом медленно нащупал ручку, вытащил перед собой чистый лист бумаги. И стал писать.

Помахивая дубинкой «Руфус Тейт» встал над ним. А потом, без предупреждения, за его спиной дверь открылась. Молодой Билл Бассет бросился в атаку, размахивая кулаками.

— Я слышал вас, — проворчал он. Его кулак взметнулся вверх, и «Руфус Тейт» очень вовремя увернулся.

Джереми Фуллер поспешил схватить его сзади. Но «Руфус Тейт» повернулся и обрушил оружие на череп адвоката. Раздался тошнотворный удар, и толстый адвокат упал. Но Билл Бассет и его брат Томми оказались проворнее.

— Отойди от него, грязная свинья! — хмыкнул Билл.

«Руфус Тейт» уронил дубинку и поднял обе руки.

— Нет, — выдохнул он. — Не надо! Разве ты не видишь — я твой дядя, Стэнли Колфакс!

Глава VI Есть желание, будет возможность

Полчаса спустя собрание в гостиной значительно оживилось.

Джереми Фуллера не было — он ушел в сопровождении одетых в синее фигур, вызванных по телефону. Одетые в синее фигуры также взяли с собой аккуратный документ — признание Фуллера, украшенное дрожащей подписью. Вскоре по этой причине будет освобожден Хэншоу. И вот теперь Стэнли Колфакс, без усов и очков, с намеком на естественную темноту у корней крашеных волос, заканчивал свой рассказ.

— Вы можете видеть, как это произошло, — сказал он. — Заговор Фуллера сработал отлично. Его марионетка, Рэкер, выдававший себя за «Руфуса Тейта», действительно вырубил меня и связал в подсобке магазина костюмов. То есть — начал меня связывать, когда я пришел в сознание. Когда он наклонился надо мной, я достал из кармана дубинку и пустил ее в ход. Когда я вышел из магазина, уже Рэкер был без сознания и связан. Полиция найдет его там, я уверен.

Тогда, естественно, мне пришлось приехать сюда. Я планировал выдать себя за Рэкера, выдающего себя за меня — зная, что зачинщик заговора, кем бы он ни был, выдаст себя. Я уже рассказал вам, как раскрылся Фуллер. Я довел его до того, что он написал признание, не раскрывая своей личности. Потом ворвались ребята.

— Отличная работа, дядя Стэнли, — усмехнулся Билл.

Стэнли Колфакс покачал головой.

— Это было не очень приятно, — сказал он. — Мне стыдно говорить все это. Сейчас, когда я оглядываюсь назад, весь мой план был махинацией ничтожного, подозрительного ума. Я думал досадить своим родственникам, своей плоти и крови, с помощью мрачного доктора и хитрого адвоката. Если подумать, это очень низко, не так ли?

Но я выучил свой урок — на горьком опыте. Когда я пришел сюда сегодня вечером как Руфус Тейт, то не нашел ничего, кроме искренней печали в ваших сердцах по поводу моей предполагаемой смерти. Я все время обманывал себя, что вы охотились за моим состоянием. Какой же я был идиот!

Стэнли Колфакс улыбнулся.

— Отныне все будет по-другому, — пообещал он. — Томми…

— Да, дядя Стэнли?

— Томми, ты же адвокат. Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.

— Что именно?

— Составь мне новое завещание, — сказал Стэнли Колфакс. — И оставь достаточно места — потому что вы все будете в нем!

КРОШЕЧНЫЙ МИР (It's a Small World, 1944) Перевод К. Луковкина


Глава I [название первой главы отсутствует]

Был Сочельник. Отцы семейств весело жужжали в своих уютных домиках, накладывая последние штрихи на рождественские елки. Деловые люди приветливо хлопали друг друга по спине и поднимали тосты в залах эксклюзивных клубов.

Веселые люди толпились на улицах и до отказа переполняли бары. Дети весело колядовали на церковных службах. Матери таинственно улыбались, заворачивая подарки.

А Клайд Хилтон работал как паршивый пес в магазине игрушек Проппера. Самое смешное, что Клайду было все равно.

Он был так же счастлив, как и все остальные. Провести двенадцать часов на ногах — перед толпами клиентов, обезумевших от жажды последних покупок — это было уделом Клайда, но он все еще улыбался.

Время от времени рыжеволосый молодой человек улыбался и похлопывал себя по левому карману пиджака. Глубоко внутри лежала маленькая плюшевая коробочка, в ней — обручальное кольцо. Клайд потрогал его и улыбнулся девушке за прилавком через проход. Гвен Томас стоила этой улыбки. Дерзкая, подтянутая, темноволосая девушка с молочно-белой кожей и идеально вылепленными чертами лица — она обладала изяществом фарфоровой куклы. «Изысканный» — несколько вычурное слово, и все же оно точно описывало миниатюрную красоту Гвен. Клайд ждал момента, когда наденет кольцо на ее изящный палец. Это будет Рождество, которое они оба запомнят.

В довершение всего, старик Проппер обещал Клайду прибавку к жалованью. Он подмигнул девушке, стоявшей между двумя клерками, и праздничный дух захватил его в свои объятия.

После закрытия они устроят небольшую вечеринку, а потом Клайд подарит Гвен кольцо, и старик Проппер скажет:

«Благословляю вас, дети мои». Как отрывок из Диккенса. Тем временем Клайд яростно строчил в своей книге заказов, боролся с обертками сотен пакетов, запутался в ярдах бечевки и ленты, бил кулаком по кассовому аппарату, пока пальцы не покрылись волдырями, и непрерывно болтал в течение торгового дня. Он только что продал игрушечный поезд толстой даме и ее мужу, когда увидел этого человека.

Продавать дорогие модели игрушек была та еще работа, но Клайд был чем-то вроде эксперта в области поездов, и радовался возможности использовать свои познания. Поэтому он был в приподнятом настроении и ловко завернул покупку. Но он едва не выронил бечевку, когда вошел мужчина. Дверь открылась.

Магазин игрушек был переполнен, и обычно входящего покупателя в толпе не было видно, но этот человек был хорошо различим.

Клайд вытаращил глаза.

Мужчина был одет в черное пальто с поднятым воротником, доходившим ему до подбородка. Не прикрытые шляпой его жесткие седые волосы стояли копной на голове. У него был большой крючковатый нос и алый рот. Несмотря на седые волосы, его лицо выглядело абсолютно гладким. Ни одна морщинка не нарушила его первозданную бледность, являвшую отличный фон для пылающих глаз. Если его волосы обозначали возраст, а лицо без морщин — молодость, то в глазах сквозила вечность. Они были черными, но сияющим пронзительным огнем, как два фонтана силы. Клайд увидел эти глаза прежде, чем заметил что-либо еще, и изумленно разинул рот. По какой-то причине ему пришла в голову странная мысль. За свою жизнь, подумалось ему, он, должно быть, видел миллион пар глаз — но никогда до сих пор он не понимал, какой силой могут обладать глаза. Черные, сверкающие фонтаны.

Интерес Клайда к незнакомцу подкреплялся еще и тем, что мужчина был семи футов ростом. Он не был гигантом в обычном смысле этого слова — ни одним из тех высоких, худощавых жилистых чудовищ. Мужчина был достаточно сложен для своего роста. Его плечи охватили дверной проем, а грудь, выпирающая из-под пальто, была массивной. Клайд увидел, как мужчина поднял руку и поправил воротник, а его ладонь была размером с обеденную тарелку.

Клайд смотрел, как массивная фигура пробирается сквозь толпу к его прилавку. И только когда гигантская туша нависла прямо над ним, Клайд понял, что мужчина привел за собой маленького мальчика. Ребенок казался крошкой, в отличие от его огромного спутника. Его взъерошенная голова едва доставала великану до колен, хотя на вид мальчугану можно было дать лет семь.

Клайд оторвал взгляд от грузного незнакомца и сосредоточился на ребенке. Это была разумная психология продаж — опыт учил, что клерк должен изучать ребенка и пытаться предугадать его желания. Клайд испытал еще один шок, когда внимательно посмотрел на мальчика. Это было такое же странное существо, как и великан, только в миниатюре. Во-первых, одежда мальчика выглядела взрослой. Не мальчишеская подделка под «взрослую» одежду, а взрослая по-настоящему. Его маленькое пальто было подлинной копией одежды его огромного спутника. Руки мальчика были глубоко утоплены в карманах, а вышагивал он с поистине взрослой беспечностью.

Его осанка и поведение тоже казались взрослыми. Но лицо мальчика представляло собой самый странный парадокс. Клайд не мог припомнить, чтобы видел ребенка, чье лицо не загорелось сразу же, как только он вошел в магазин игрушек. Даже дети богачей визжали и хихикали, их глаза закатывались, и они жестикулировали с неистовым возбуждением. Этот мальчик держался по-другому. Его взгляд был холодным и бесстрастным.

Его бледное лицо было таким же невозмутимым, как и лицо великана рядом с ним. И его глаза были такими же! Глубокие, черные, тревожные глаза; глаза взрослого на лице мальчика.

Теперь гигант и малыш стояли у прилавка перед Клайдом. Он быстро справился с любопытством и вернул себе профессиональный вид.

— Добрый вечер, — сказал Клайд. — Чем могу помочь?

— Интересно, — сказал высокий человек. В его голосе угадывалась странная глубина; он звучно отразился в ушах Клайда, который уставился на бледное лицо и сверкающие глаза.

Но здоровяк уже повернулся к ребенку.

— Чего бы ты хотел, сынок? — спросил он.

Дитя пожало плечами. Это было странно утонченное пожатие плечами, словно от скуки.

— Здесь нет ничего интересного для меня, — прошепелявил он детским голоском.

Клайд изо всех сил старался скрыть свое раздражение безразличием ребенка. Он улыбнулся сверху вниз.

— Разве ты не хочешь, чтобы Санта Клаус принес тебе что-нибудь? — спросил он.

— Санта Клаус? — сказал мальчик. Он пристально посмотрел на Клайда. А потом рассмеялся. Смех что-то сделал с Клайдом.

Возможно, он устал или переутомился, а может разыгралось воображение, но смех вышел взрослым. Сардоническим, даже злым. Злой смешок из уст ребенка…

Нет. Этого не может быть. Клайд знал, что он устал и растерян.

Он подавил чувство разочарования.

— А как насчет электрического поезда? — предложил он.

— У меня есть один, спасибо.

— Сани?

— Не-а.

— Есть несколько замечательных новых химических наборов.

— Думаю, что нет.

Мальчик и великан с любопытством переглянулись. Мальчик не засмеялся, но его глаза насмешливо блеснули. Клайд стоял с явным недоумением на лице. Гигантский незнакомец, казалось, почувствовал это.

— Пожалуй, нам лучше не задерживать этого молодого человека, Роджер, — сказал он. — Мы сами все осмотрим, сэр. Мы могли бы найти что-то, что нам понравится.

— Очень хорошо.

Клайд двинулся вдоль прилавка. Толпа исчезла, наступило одно из тех временных затиший, которые необъяснимо случаются в любом магазине. Клайд увидел, что Гвен сейчас не занята. Он обошел другую стойку и присоединился к ней. Ее крошечная рука нашла его руку под прилавком, и они стояли вместе, улыбаясь. Затем Гвен указала на любопытную пару на другой стороне магазина. Ее глаза затуманились, и она подавила поспешный вздох.

— Опять они!

— Кто?

— Этот великан… высокий человек.

— Ты видела его раньше?

— Да. Он пришел несколько дней назад, когда ты был на доставке.

— Кто он такой?

— Даже не знаю. Я наблюдала, как мистер Проппер обслуживает его. Он сказал, что ему ничего не нужно — он просто осматривался. А потом уставился на меня.

— Уставился на тебя?

— Да. Ты заметил его глаза? Они ужасны, Клайд. Как глаза статуи. Его веки не моргают, ты видел?

— Может, он принимает наркотики, — усмехнулся Клайд, но не почувствовал никакого веселья. Гвен тоже заметила эти глаза…

— О! Вот он опять — тот самый взгляд.

Обернувшись, Клайд увидел, что высокий мужчина смотрит через комнату. Его взгляд остановился на девушке рядом с Клайдом. Напряженный, пронизывающий, давящий, как осязаемая тяжесть, его взгляд поглотил девушку. И крошечные глаза мальчика тоже вцепились в девушку. Они оба улыбались — гигант и малыш, одинаковыми улыбками, когда смотрели. И теперь великан незаметно наклонил свою массивную голову и слушал, как мальчик что-то шепчет ему. Его короткий палец указал в их сторону. Мужчина улыбнулся и тряхнул седой гривой.

— Клайд, мне не нравится этот человек, — прошептала девушка.

— Не обращай внимания, дорогая. Он просто чокнутый. Сейчас я от него избавлюсь.

Клайд похлопал Гвен по плечу и быстро обошел стойку. Он подошел и встал лицом к лицу со своими необычными клиентами.

— Вы что-нибудь нашли? — спросил он.

Трудно было сдержать дрожь в голосе, странно трудно было сдержать отвращение, которое он чувствовал на лице. Высокий человек склонил свою огромную голову и доброжелательно улыбнулся Клайду. То есть, его лицо улыбалось, а глаза просто вспыхнули.

— Только не для Роджера, — сказал он. — Но есть еще один маленький мальчик, для которого я хотел бы выбрать подарок.

Думаю, я возьму вон тот трехколесный велосипед.

Палец размером с восковую свечу внезапно ткнулся в сторону трехколесного велосипеда.

— Да, — пропищал Роджер. — Мы возьмем это.

Лицо ребенка вдруг стало оживленным.

— Хороший. Это будет стоить 10,95 долларов. Мне завернуть его для доставки?

— Если вы не возражаете. Я заметил, что в задней комнате есть все необходимое для упаковки подарков. Вы не против?

— Нисколько.

Клайд схватил трехколесный велосипед и потащил его в комнату за занавесками. Проходя мимо Гвен, он одарил ее улыбкой. Ее ответный взгляд содержал оттенок мольбы. Клайд размышлял над этим, пока заполнял документы на покупку.

Долгие часы и изнурительная работа взяли свое. Он дошел до того, что начал фантазировать. Только потому, что у необычно высокого мужчины был скучающий отпрыск, он позволил своей фантазии взбунтоваться. Может быть, старик действительно принимал наркотики. Возможно, ребенок был вундеркиндом или, по крайней мере, не по годам развитым. Что же в этом такого необычного? Много шума из ничего. Ну, через час магазин игрушек закроется, он вручит кольцо Гвен, и они пойдут куда-нибудь, выпьют вместе в честь тихого праздника, и позабудут всю эту чепуху.

Там!

Клайд ловко завершил оборачивать подарок, его рыжие волосы упали на лоб, и он сосредоточенно нахмурился. Откинув назад выбившиеся пряди, он схватил пакет и зашагал обратно в магазин. В магазине снова стало людно. Но когда его взгляд скользнул по лицам покупателей, Клайд понял, что старик и его сын исчезли. Они исчезли!

Странное покалывание пробежало по его спине. Он поспешно заглянул за прилавки по обе стороны магазина игрушек. Где же Гвен? Покалывание перешло в судорожную дрожь. Гвен исчезла!

Собравшись с духом, Клайд направился к стойке. Лысая голова старого Проппера блестела, когда он склонился над подносом с игрушечными солдатиками.

— Простите, мистер Проппер, — пробормотал Клайд. — Вы не видели Гвен?

— Гвен? Она была там всего минуту назад. Разговаривала с каким-то здоровяком.

— Но он ушел.

— Я знаю, Клайд. Я видел, как он вышел с маленьким мальчиком.

— Гвен ведь не ушла с ними, правда?

Клайд чувствовал себя глупо, задавая этот вопрос, но не мог сдержаться. Проппер уставился на него.

— Конечно, нет, — отрезал он. — Она должна быть в задней комнате. А где же еще?

Клайд не ответил. Он знал, что Гвен в задней комнате нет. И все же он снова шагнул за занавески. Комната, из которой он только что вышел, все еще была пуста. А на стене висели вешалки. Вешалки, на которых висела шуба Гвен и веселая маленькая зеленая шляпка. Она не могла выбежать на холод, не надев их. С колотящимся сердцем Клайд вернулся назад. Он быстро оглядел магазин игрушек, попытался вспомнить свои действия. Он вошел, чтобы завернуть трехколесный велосипед, затем оставил великана стоять там, за прилавком. А Гвен была через проход от них. Все очень просто. И какое это имеет значение? Великан не был ни людоедом, ни демоном. Он не мог протащить Гвен сквозь стены. Кроме того, мистер Проппер видел, как высокий мужчина и маленький мальчик вышли из магазина, причем одни. И все же Гвен исчезла. А высокий мужчина и ребенок перешептывались и показывали на нее пальцем.

Клайд знал, что ведет себя как дурак, когда обошел угловой прилавок. Здесь была ниша, скрытая от остальной части магазина. Небольшое углубление в стене. Великан стоял недалеко отсюда. Если бы он подозвал Гвен, они бы остались незамеченными. И все же, что толку от этого? Что это значит?

Затем левая нога Клайда натолкнулась на мягкое, запутанное препятствие. Он чуть не споткнулся о кучу. Он поспешно опустил глаза. Опустив глаза, он увидел на полу растрепанный сверток.

Одежда Гвен! Там было ее черное платье. Да, а под ним ее чулки, все еще в туфлях! А под ними — лифчик, комбинация. Клайд опустился на колени и потрогал одежду. Они были все еще теплыми, все еще хранили в себе теплоту тела Гвен. Одежда Гвен, сваленная в кучу на полу магазина игрушек. И где же сама Гвен?

Пальцы Клайда нащупали маленький твердый предмет, лежащий у стойки. Он схватил спрятанный предмет и поднял его вверх. Огрызок карандаша. Огрызок карандаша из книги заказов Гвен. Он быстро провел правой рукой по полу возле груды одежды. Через мгновение он нашел книгу заказов Гвен и поднял ее. Верхний лист был покрыт размашистыми каракулями — не аккуратными буквами точного почерка Гвен на заказе, а просто неуклюжими каракулями. Но когда Клайд прочитал их, у него закружилась голова. Там просто были написаны имя и адрес. Но так или иначе, Клайд знал, что была связь. Он расшифровал корявую надпись:

«Саймон Маллот. 4954 Арчмор Корт. Клайд»

Только это и ничего больше. «Клайд», было последнее слово.

Конец буквы «д» был выведен неровным разрезом поперек страницы, как будто Гвен прервала запись. Как будто она закричала о помощи, когда чья-то рука закрыла ей рот. Рука, похожая на обеденную тарелку. Рука великана!

Глава II Замок великана

Улицы Манхэттена заполняли праздничные прохожие. Не прошло и десяти минут с тех пор, как Клайд прочел странные каракули в книге заказов Гвен, а быстрые шаги уже несли его далеко в центр города, к Арчмор Корту. Старик Проппер принял его поспешное извинение и отпустил, коротко кивнув лысой головой. Теперь, плотно завернувшись в пальто, как в щит от мелкого снега, Клайд пробирался сквозь толпу, размахивая руками. Найти такси было невозможно, а медлить он не мог. Он ускорил шаг, походка стала размашистой. Странные мысли крутились в голове.

Зазвонили праздничные колокола, и все же Клайд услышал в них только похоронные ноты. Праздничные весельчаки выкрикивали свои приветствия — Клайд прислушивался к голосу внутри себя: голос Гвен, выкрикивающей его имя. Рождество… время чудес! Клайд подумал о старых языческих праздниках.

Празднества посвящались не доброму Христу-младенцу, а старшим, темным богам, требующим крови и жертвоприношений. Боги, которые даровали черные послания — и брали ужасную дань. Боги, которым поклонялись бледнолицые люди с неподвижными и пристальными глазами. Глубоко посаженные, фанатичные глаза… как глаза великана Саймона Маллота. Так его звали. Но кто же он на самом деле? И кем же он был?

4054 Арчмор Корт.

Где находится это место, и что там было? Клайд сунул книгу заказов в карман и поспешил дальше. Теперь его путь лежал по более тихим боковым улочкам. Улицы, где в окнах не горели рождественские огни. Улицы, отданные во власть зимнему ветру и полуночной тени. Улицы, которые извивались и скручивали свои снежные поверхности, манили вниз, в более темные глубины. Клайд чувствовал себя пигмеем, бегущим на спине какой-то сказочно огромной змеи. Снежный змей извивался между неясно вырисовывающимися зданиями. Скоро он доберется до змеиной головы, змеиных клыков, сверкающих глаз змеи.

Горящих глаз.

Клайд увидел перед собой огни. Он сразу понял, что это то самое место. Большой дом стоял в стороне от улицы. Каменная стена охраняла опоясанную деревьями территорию. Но огромное сооружение возвышалось над ним на небольшом возвышении.

Через квартал Клайд увидел мерцающие огни в нижних окнах.

Как ни странно, самое яркое скопление света исходило от радужной рождественской елки, полностью видимой на фоне широких французских окон на первом этаже. Клайд задержался перед внешними воротами, чтобы прочитать цифры. 4954.

Вот оно!

Он поднялся по ступенькам и встал лицом к входной двери.

Тогда и только тогда, сделал он паузу. Как поступить? Клайд знал, как получить допуск. У него была нацарапанная квитанция Гвен с именем Саймона Маллота на ней. И он поспешно завернул небольшой пакет. Таким образом, он явился, чтобы «доставить» покупку. Но после этого Клайд ничего не знал. Обвинит ли он Маллота в убийстве? Похищении? В этом не было никакого смысла. Только отвратительное предчувствие заставляло его упорствовать. Все это может быть истерической фантазией, бредом, но он должен выяснить правду. Он должен был попасть в этот дом и увидеть Маллота. Может быть, там будет ключ — или, с другой стороны, совершенно разумное и очевидное объяснение.

Может быть, он окажется в тюрьме за то, что устроил сцену и выдвинул нелепые обвинения.

Нужно рискнуть. Его пальцы, онемевшие от холода, потянулись и нащупали звонок. Большая дубовая дверь была гладкой. Острая боль пронзила кончики пальцев. Боль? Ледяной холод, когда он почувствовал под ладонью круглый предмет.

Дверной молоток. Клайд поднял его и уронил. Раздался глухой лязг. Ветер заглушил все звуки приближающихся шагов изнутри.

Но вдруг дверь распахнулась, веер света хлынул наружу. Клайд машинально поднял глаза, ожидая увидеть семифутовую тушу гиганта. Но на его зов откликнулся маленький человечек.

Невысокий мужчина, одетый в скромный вечерний костюм.

Дворецкий.

— Да, сэр?

— Я из магазина игрушек Проппера, — объяснил Клайд. — У меня есть посылка для мистера Маллота.

Он протянул свою квитанцию и показал коричневый сверток в кармане.

— Отлично. — Дворецкий взял его и приготовился уйти.

— За это не платили, — пробормотал Клайд. — Мне сказали подождать.

Дворецкий нахмурился.

— Это довольно необычно, — сказал он. — Мистер Маллот не оставил никаких указаний. — Он закашлялся. — Я позвоню ему.

Дверь начала закрываться. Клайд поспешно шагнул вперед.

Его нога втиснулась в дверной проем со всей ловкостью, которую можно было ожидать от парня вроде него.

— Могу я подождать внутри? — спросил он. — Здесь довольно свежо.

Дворецкий поколебался, пожал плечами.

— Что ж, — сказал он. — Вы можете подождать в холле, если хотите.

Клайд вошел в просторный холл. Терзаемый подозрениями, Клайд был готов почти ко всему. Он ожидал увидеть длинный, тускло освещенный коридор, мрачные, обшитые панелями стены, старинные гобелены. Вместо этого он стоял в совершенно современном коридоре, ярко освещенном, что подчеркивало кремовый оттенок стен. Серебряные зеркала добавляли обстановке жизнерадостности. Дворецкий исчез из виду. Клайд стоял, переминаясь и глядя вниз на французский синий ковер. С одной стороны коридора была открыта раздвижная дверь. Еще более яркий свет исходил из комнаты за ней. Клайд шагнул к двери и заглянул в просторную боковую гостиную. Комната была огромной, с высокими стенами, поднимающимися к красивому куполообразному потолку. Только одна сторона была украшена длинными французскими окнами. На фоне окон возвышался ослепительный орнамент огромной рождественской елки. Дерево отбрасывало сияющие блики на комнату. Сверкающие огни были нанизаны на сосновые ветки. Большие шаровидные и подвесные украшения сверкали и сияли на ветвях. Сосульки и мишура украшали каждую веточку.

Было что-то успокаивающее и обнадеживающее в виде этого праздничного дерева. Невысказанные страхи Клайда рассеялись.

Наверняка произошла какая-то ошибка. В этом доме не было ничего, кроме Рождества. Как бы в подтверждение этого суждения, остальная часть комнаты безмолвно вторила антуражу. Клайд увидел, что пол был покрыт подарочными пакетами и коробками в веселых обертках. В изобилии лежали игрушки. Конструкторы, оловянные солдатики, роликовые коньки — он узнал знакомые святочные подношения. По всему помещению тянулись рельсы для игрушечного поезда.

Должно быть, это игровая комната Роджера. Типичная игровая комната сына богача. Все отвечало духу Рождества.

Клайд вздохнул. Здесь какая-то ошибка! Может быть, великан назвал не то имя и адрес? Мог ли он быть достаточно умен, чтобы понять, что Гвен может оставить это как ключ к разгадке?

Вероятно, так оно и было. Клайда отправили на охоту за дикими гусями. Он должен начать все заново. Ведь здесь не таилось никакого зла. Он только выставит себя дураком, если останется.

Когда к нему спускался незнакомец, чтобы заплатить, он оказывался в ужасном положении. Он может улизнуть прямо сейчас. Никто и не заметит. Возможно, тогда Клайд услышал голос. Это было похоже на голос совести — слабый и далекий.

Высокий и пронзительный, звучащий в голове.

«Клайд! — завопил голос. — Клайд. Я здесь. Спаси меня!»

Нервы. Он очень устал. Такие галлюцинации надо игнорировать.

«Клайд, я…»

Нет! Голос не был иллюзией. Он действительно слышал его — слабый, будто издалека. Услышал и узнал тонкий писк.

— Клайд, посмотри на меня — я здесь!

Он испуганно обернулся. Его глаза обшарили комнату.

Конечно, никого не было видно. Может быть, голос проникает сквозь пол, потолок или стены? Нет. Он не был приглушен. Звук, каким бы слабым он ни был, был четким.

— Я иду сюда!

Голос доносился из-за окон. Клайд подошел поближе к елке.

Яркий свет открывал каждый дюйм на высоком рельефе. Он ничего не видел. Клайд тупо уставился на дерево, и голос завывал все выше и выше.

— Вот я, дорогой. Вот, — умолял голос. — Я на дереве!

Внезапно мир взорвался. Сквозь туман пробилась малиновая вспышка понимания. Клайд уставился на рождественскую елку и увидел. На верхней ветке елки, между украшением и конфетным тростником, висел целлофановый конверт. Он болтался на длинной голубой ленте и раскачивался взад и вперед. В этом конверте, аккуратно завернутом в целлофан, лежала извивающаяся фигура Гвен.

Гвен — уменьшенной до двух дюймов в высоту!

Глава III Снова высокий человек

— Клайд, я знала, что ты придешь! Слава богу, ты нашел меня вовремя!

Клайд изо всех сил пытался контролировать свой голос и мимику, когда смотрел на невероятно крошечную фигуру на елке.

— Что случилось? — хрипло пробормотал он.

— Это был высокий человек, — ответила девушка.

Ее голос слабо доносился сквозь целлофан. Клайд наклонился ближе и нахмурился.

— Я так и знал, — вздохнул он.

— Он послал тебя в заднюю комнату, чтобы завернуть пакет.

Это был трюк. Должно быть, он так и планировал. Потому что он поманил меня к себе. Он и мальчик стояли рядом с нишей в дальнем углу. У него в руках была игрушка, и он спросил меня, сколько она стоит. Все это время он смотрел на меня своими глазами. Эти глаза! Я же говорила тебе, что помню их с того момента, как он пришел сюда раньше. Глубокие, горящие глаза.

Держу пари, когда я стояла там, то поняла, что он никогда по-настоящему не смотрел на меня до сих пор. Он пристально взглянул на меня… и через меня… а потом в меня.

Я это чувствовала! Его глаза проникли внутрь меня и вырвали мое сознание. Я знала, что он гипнотизирует меня. Но все это время другая часть меня знала, что он продолжает говорить, улыбаться, вести себя нормально на случай, если кто-нибудь случайно заглянет в нишу. Только его глаза удерживали меня в зловещей ловушке.

Я не могла отвести взгляд. Клянусь — я бы отдала душу, чтобы отвернуться, но не смогла. И как только он посмотрел на меня, моя душа словно выскользнула из тела. Он втягивал ее в свои глаза, в эти глубокие, темные светящиеся озера, когда стоял там с красными губами, улыбающимися на его огромном белом лице…

Я чувствовал, как мир плывет вокруг меня…

Его длинные тонкие руки полезли в карман и что-то вытащили. Я не видела, что это было. Мне удалось кое-что выдавить. Я должна была говорить, притворяться, что не знаю того, что знали мы оба — что его глаза так меня удерживали. Я спросил его имя и адрес, а также, хочет ли он, чтобы ему доставили эту игрушку. Он ответил, и моя рука записала это в блокнот. Я знала, что должен предупредить тебя. О чем именно, я не могла догадаться, но эти глаза держали меня, и я знал, что они не отпустят.

Так что я нацарапала адрес, но он только ухмыльнулся, и ребенок тоже. А потом его глаза, казалось, стали больше, как две горящие Луны. Они взлетели к моему лицу, и я знаю, что моя книга заказов выпала из моих рук, а затем он провел своими длинными пальцами по моей руке. Я почувствовала, как что-то ущипнуло меня. Покалывание возле локтя, а потом… я упала в эти две горящие Луны. Они взметнулись вверх и превратились в одно сплошное озеро оранжевого огня, а я — я утонула. Когда я пришла в себя, я уже была здесь — на елке.

Клайд уставился на это крошечное, невероятное тело. Это не могло быть правдой, и все же было ею. Гвен стала дюймовочкой.

Завернутая в целлофан, но обнаженная, если не считать голубой ленты на бедрах. Она выглядела точно так же, как Клайд всегда дразнил ее — как кукла. Человеческая, живая кукла! Как это случилось? И почему? Сейчас не время думать об этом. Ибо крошечное личико Гвен сморщилось в полной панике.

— Что же нам делать? — прошептала она.

Клайд выпрямился. Хмурый взгляд теперь казался неотъемлемой частью его лица.

— Первое, что нужно сделать, это вытащить тебя отсюда, — заявил он. — Быстро, пока Саймон Маллот не вернулся.

Он осторожно протянул левую руку и отстегнул от ветки голубую ленту. Снял целлофановый мешочек с крошечной живой девочкой и бережно опустил его в карман пальто.

— Для тебя достаточно воздуха, — пробормотал он. — Успокойся и не волнуйся. Я вытащу тебя отсюда, а потом — посмотрим.

Клайд повернулся на цыпочках и направился к открытой двери. Он двигался быстро и бесшумно. Что-то более быстрое и бесшумное проскользнуло в дверной проем и перебежало ему дорогу. В комнату влетела черная кошка. Клайд испуганно взглянул в большие зеленые глаза кота. Затем поднял голову и посмотрел в огромные, сияющие глаза Саймона Маллота!

Великан возвышался в дверном проеме. Он стоял тихо и улыбался. Клайд не улыбнулся в ответ, разглядывая гигантскую фигуру высокого человека. Саймон Мэллотт был одет в длинный белый халат, который странно сливался с его бледной кожей. Но его губы ярко блестели, а глаза горели черным огнем, когда он наклонился и обхватил своими длинными пальцами тело кошки.

Он посадил черную кошку себе на плечи, но все это время не сводил глаз с Клайда. Кот тоже зловеще уставился на Клайда. И кот, и человек ухмылялись с кошачьей злобой.

— Вы уходите? — спросил великан, и его глубокий голос насмешливо гудел.

— Да, мне нужно вернуться в магазин. — Клайд попытался улыбнуться.

— Надеюсь, не так быстро, — сказал Саймон Маллот. — Не останетесь разделить наш праздничный ужин?

— Извините, но у меня нет времени, — пробормотал Клайд. — Я должен отпраздновать позже.

— Что ж, если вы настаиваете.

К своему удивлению, Клайд увидел, как великан отступил от двери. Огромная рука метнулась вперед в вежливом жесте. Клайд вышел из комнаты. Он сделал это!

— Секундочку.

Голос был ровным, но в нем слышался сардонический оттенок.

Клайд обернулся.

— Прежде чем вы уйдете, — мягко сказал Маллот, — вы должны вернуть мне мою собственность.

— Собственность?

— Именно. — Маллот улыбнулся.

— О чем речь?

— Это всего лишь маленькая вещица — простая игрушка — украшение с моей рождественской елки.

Клайд не мог контролировать свой голос, так же, как и бегущие по шее мурашки.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — выдохнул он.

— Ах. Тогда, возможно, это пробудит вашу память.

«Это» оказалось пистолетом, который Маллот вытащил его из кармана своего белого халата. Это был большой «Люгер», но в огромной руке великана он напоминал детскую игрушку. И все же он был достаточно велик для Клайда. И это произвело впечатление — особенно когда Маллот направил дуло ему в сердце. Улыбка Маллота холодила, как оружейная сталь.

— Ты же знаешь, что я убью тебя немедленно, если не подчинишься, — сказал Маллот.

Клайд знал. Больше делать было нечего. Дрожащей рукой он нащупал в кармане пальто целлофановый пакетик — маленький пакетик, который (гротескная мысль!) содержал все, что он любил в мире. Наполненная страхом Гвен уставилась на него.

Затем огромная рука протянулась и смахнула целлофан с ладони Клайда. Пальцы толщиной с динамитные шашки сжимали крошечное тело девушки. Она беспомощно извивалась в объятиях великана. Маллот ухмыльнулся, обнажив клыкастые зубы в улыбке, которая источала злорадное веселье.

— Мой маленький мальчик будет очень разочарован, если обнаружит пропажу своей новой игрушки. Его сердце привязано к мисс Томас.

— Игрушке? — Клайд выдавил из себя это слово.

— Да. — «Люгер» небрежно двинулся вперед, заставив Клайда вернуться в большую комнату. Маллот закрыл дверь и повернулся к рождественской елке. Три огромных шага привели его к окну. Осторожно, очень осторожно он повесил целлофановый мешочек с Гвен обратно на ветки. Затем снова повернулся к парню.

— Скоро ты убедишься, что Роджер — очень необычный ребенок.

У него довольно эксцентричные вкусы — и мне доставляет удовольствие потакать им.

Клайд больше не мог сдерживаться. Забыв о «Люгере», об осторожности и дипломатичности, он разразился неистовыми ругательствами.

— Ты чудовище! Я не знаю, как ты это сделал, или что задумал, но тебе это не сойдет с рук!

Маллот рассмеялся. Зазвенели стекла.

— Довольно мелодраматичная речь, — заметил он. — Это могло бы звучать более убедительно, если бы у тебя имелось вот это, чтобы подкрепить слова. — Он многозначительно посмотрел на свой «Люгер». Великан начал приближаться, и Клайд снова увидел торчащее дуло оружия на уровне его сердца.

— Естественно, теперь, когда мы так разоткровенничались, было бы глупо позволить тебе уйти, — вежливо сказал великан. — Так что, может быть, мне лучше…

Огромные глаза сверкнули. Маллот остановился.

— Нет, — промурлыкал он. — Возможно, я просто сентиментальный дурак. Сам понимаешь, праздничный дух и все такое прочее. Но я не убью тебя. Кроме того, если Роджер узнает, это может испортить ему Рождество.

Он уставился на Клайда со злорадной улыбкой.

— У тебя рыжие волосы, — заметил он. — Роджер найдет тебя забавным. — Великан подошел ближе. — Да, — сказал он. — Это тоже будет сюрпризом.

Клайд наблюдал и ждал. Он попытался взглянуть на черного кота, сидящего на плече Маллота. Но краем глаза он следил за приближающимся дулом пистолета. Он был так мал по сравнению с огромной тушей гиганта. Но шанс был. Если бы он мог прыгнуть вперед, схватить пистолет, наставить его на Маллота…

Клайд ждал. Он уставился на сверкающие глаза кота. Пистолет оказался совсем близко. Великан улыбнулся. Клайд стоял наготове. Он напрягся, чтобы прыгнуть быстрее, чем мог уследить глаз, свободная рука метнулась вперед. Клайд потянулся за пистолетом, но тут же почувствовал, как огромная лапа великана коснулась его локтя. Он почувствовал легкое покалывание в руке. Ощущение нарастало, усиливаясь с невероятным ускорением. На мгновение Клайд почувствовал, как его потные ладони сомкнулись вокруг дула «Люгера». На какую-то долю секунды он понял, что пытается вырваться вперед.

Потом все закружилось, и на плече Маллота не осталось ничего, кроме кошачьих глаз, которые становились все больше и больше.

Большие, зеленые глаза. Клайд падал вперед, падал в эти глаза, тонул в их глубоких изумрудных озерах.

Глава IV Огромная комната

Трудно пробудиться от кошмара. У тьмы есть щупальца, и чернильные нити глубоко вонзаются в твой мозг, пытаясь оттащить назад — снова потянуть тебя вниз, в кричащие глубины. Клайд боролся со щупальцами, с цепкими нитями страха, пытался прийти в сознание. Он моргнул и полностью открыл глаза. Было утро. Он не мог видеть ясно, но узнал дневной свет вокруг. Он повернул голову, стряхивая с себя замешательство. Теперь его тело снова покалывало. Он почувствовал, как под мышками у него что-то сжималось от напряжения.

Клайд посмотрел вниз. Огромный рулон желтой ткани окутал его тело. Края ткани были затянуты под мышками, и пропущены куда-то за голову. Он висел, подвешенный за рулон ткани.

Неудивительно, что ощущалось давление! Да, он был подвешен, но на чем? Клайд посмотрел вниз. И тут он понял. Он висел на рождественской елке — так же, как Гвен висела там прошлой ночью!

С трепетом ужасного узнавания он смотрел вниз — мимо миллиона кружащихся созвездий, мимо ледяных осколков тысячи сосулек, через лес щетинистых копий, на далекий пол огромной комнаты.

За много миль он различил внизу сверкающие участки железной дороги и огромное скопление верфей и терминалов.

Колонны солдат маршировали по огромному плато в центре открытой местности, направляясь к возвышающимся башням могучего города. Конечно! Город был сделан из блоков конструктора. Солдаты были из свинца и олова. Железная дорога была от игрушечного поезда, и рельсы у стены находились не в милях, а всего в пятидесяти футах.

Высокое небо оказалось просто куполообразным потолком. Но если это так, то почему солнце слепит глаза? Свет сверкнул с дьявольской интенсивностью, когда Клайд прищурился вдаль.

Потом он понял, что свет исходит от огней на рождественской елке, на которой он висит. Кружащиеся созвездия были сверкающими украшениями. Ледяные сосульки оказались просто украшением из фольги. Лес ощетинившихся копий состоял из сосновых иголок на ветвях дерева. Клайд повторил судьбу Гвен.

Теперь он стал человечком двух дюймов в высоту. Кукла, висящая на желтой ленте, на рождественской елке.

Клайд обернулся. Лента мягко покачивалась, когда он двигал шеей. Гвен висела почти рядом с ним. Она спала — ее голова свисала в полном изнеможении, когда он смотрел на нее сквозь защитную обертку целлофана.

— Гвен! — прошептал он. Девушка даже не пошевелилась.

Затем он понял, что громкость его тонкого голоса больше не имеет значения.

— Гвен! — закричал он.

Ее голубые глаза открылись. Она уставилась на него и узнала.

— Клайд, дорогой! Я видела, как он сделал это с тобой — у него в руке была игла. Очень маленькая иголка. Он ткнул ее тебе в локоть — ты упал, а потом…

— Что потом?

Ее слабый голос задрожал, и она отвернулась. Он слышал, как она что-то тихо бормочет.

— О, это было ужасно! Это случилось так внезапно, так быстро!

Ты просто съежился под своей одеждой. Только что стоял там, а в следующее мгновение исчез. Твоя одежда просто упала на пол.

Носки остались в туфлях, рукава рубашки все еще заправлены в брюки, а пальто все еще прикрывает костюм. Маллот наклонился и вытащил тебя из собственной брючной манжеты! Ты лежал там, как маленькая кукла, а он завернул тебя в желтую ленту и повесил здесь на елке. Он, должно быть, использовал иглу и на мне — после того, как загипнотизировал меня в магазине. Это заняло всего мгновение. Неудивительно, что никто ничего не заметил, и он смог так легко уйти — со мной в кармане! И теперь он сделал это с тобой. О, дорогой, что нам делать? Что?

Клайд с радостью отдал бы свою жизнь за ответ, но его не последовало. И пока он искал словаутешения, его прервали. По дереву пронесся ветер. А затем снизу донесся гул землетрясения, вызвавший вибрацию. Клайду потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что ветер дует из открывшейся двери, а землетрясение — это глухой стук шагов.

В комнату с грохотом ворвался великан. Великан? Клайд узнал мальчика, Роджера. Прошлой ночью он был маленьким ребенком.

Сегодня утром стал огромным существом, массивным, как гора.

Он вбежал в комнату, издав мальчишеский вопль, который ударил по крошечным барабанным перепонкам Клайда, словно барабаны смерти.

— Где же он? — закричал он. — А где же сюрприз?

Перед фигурами на дереве маячило лицо, похожее на иллюстрацию рекламного щита. Клайд уставился на огромный горбатый нос, пылающий открытый очаг рта и огромные раздутые шары вращающихся глаз Роджера. Это были огромные белые шары с темными провалами зрачков. Сеть красных вен змеями ползла по молочно-белому глазному яблоку. Клайд уставился в зрачки, как будто рассматривал отражающие зеркала в гигантский телескоп. Уставился на свое собственное изображение.

— Смотри! Они живы! — крикнул Роджер.

Его гигантские лапы потянулись вперед, рука почти коснулась тела Клайда, но протянулась мимо него, когда мальчик снял Гвен с дерева. Его неуклюжие пальцы сорвали целлофан. Клайд корчился от ярости, когда ее тело извивалось в пухлой ладони мальчика. Затем мир закружился, когда Клайд почувствовал, что его поднимают с дерева за желтую ленту. Он услышал гулкий смех сверху, а затем почувствовал тошноту, когда его тело нырнуло на американских горках в космос. Его положили на пол.

Его босые ноги утонули в ковре. Бахрома поднималась вокруг его лодыжек, как трава. В нескольких футах — на самом деле дюймах — впереди ковыляла Гвен. Кровообращение медленно восстанавливалось в ее онемевших конечностях. Благодарный Клайд двинулся к ней, когда почувствовал, как кровь болезненно приливает к подошвам его ног.

— Гвен, с тобой все в порядке?

Внезапно что-то красное преградило ему путь. Клайд повернулся, и тяжелый груз ударил его под колени. Он упал.

Мальчик подставил ему подножку пальцем. Гулкий смех раздавался из кварталов над ними в пустом воздухе.

— Я построю тебе дом, — прорычал голос Роджера.

Рука наклонилась, схватила их обоих и повела в головокружительную поездку на лифте. Вверх и снова вниз на другую часть ковра. Они вывалились наружу, задыхаясь. Рука опустилась еще раз, оставив за их спинами шестифутовую деревянную стену. Клайд обернулся. Стена? Это был всего лишь двухдюймовый строительный блок с буквой «В» на поверхности.

— Дом, — эхом отозвался голос.

Перед ними появился еще один блок. И еще один. Через несколько секунд по всем четырем сторонам крошечных фигурок были сложены прочные блоки. Свет погас, и они скорчились во мраке. Второй и третий ярусы блоков задрожали. И Клайд тоже.

Если этот сумасшедший парень ошибся и один из блоков не был должным образом сбалансирован — он соскользнет вниз и убьет их обоих!

Какая судьба… быть раздавленным до смерти блоком конструктора!

Над ними прогремел голос с эхом, которое оказалось глубже, чем голос Роджера.

— Завтрак, мастер Роджер.

Это был голос дворецкого. Клайд узнал его, хотя он был искажен и увеличен в сто раз. Он услышал ворчание Роджера, доносившееся из-за игрушечных стенок.

— Хорошо, — сказал он. — Я уже иду. Как только поставлю крышу над этим домом.

В отверстии над их головами появился блок и плотно прижался к стене, балансируя с трех сторон. На четвертой стороне осталась слабая щель света, которую крыша не перекрывала. Блок крыши задрожал, когда шаги Роджера прогрохотали по комнате. Затем наступила тишина.

— Он ушел, — прошептала Гвен. — И что теперь?

— Следи за мной. — Клайд почти усмехнулся. Это был шанс, и он был готов.

— Ты не сможешь отодвинуть эти тяжелые блоки в сторону, — вздохнула Гвен, ожидая действий Клайда.

— Я и не собираюсь, — ответил он. — Но буквы на этих блоках выступают. Я могу взобраться по ним. Если я доберусь до потолка, то смогу сбросить этот блок крыши. Он лежит довольно свободно.

— Но до вершины двадцать футов — ты упадешь, — возразила Гвен.

— Стоит попробовать, — проворчал Клайд. Рыжеволосый парень огляделся в темноте. Буква «B» маячила слева от него.

— Поехали, — объявил он.

Руки нашли себе пристанище, пальцы ног — опору, и Клайд, извиваясь, пополз вверх по склону. Следующим шагом была буква «Л», и Клайду удалось взобраться вверх по угловатой шестифутовой букве. Гораздо легче взбираться было по букве «О». Клайд повис на верхней кромке и медленно просунул голову и плечи в щель, открывшуюся в крыше.

— Гвен! — позвал он. — Отойди к стене. Я собираюсь раскачать этот блок своим весом — но он может упасть внутрь. Берегись!

Упершись ногами в верхнюю петлю «О», Клайд ухватился за грубые, расщепленные края блока крыши и потянул. Она заметно подалась. Он раскачивался взад и вперед. Вскоре блок качнулся на расширяющейся дуге. Клайд чувствовал, как блок дрожит, вываливаясь наружу.

— Падает! — крикнул он.

С оглушительным грохотом блок рухнул на ковер внизу. Клайд задрожал. Какой грохот! Затем он понял, что шум был неслышен для нормальных человеческих ушей и усмехнулся.

— Ну вот, дорогая, — крикнул он. — Забирайся по буквам. Я протяну руку и вытащу тебя.

Гвен присоединилась к нему, задыхаясь. Ее прекрасные черные кудри в чарующем беспорядке рассыпались по обнаженным плечам. Клайд втащил ее на вершину стены и взял за руки. На один блаженный миг — и все.

— Теперь вниз по бокам, — скомандовал Клайд. — Скорее!

Он соскользнул вниз по «С», спустился по «Н», и, наконец, встал на самую верхнюю петлю «Р», помогая Гвен спуститься. Наконец они снова оказались в безопасности.

— А теперь куда? — спросила девушка.

Клайд закусил губу. Ее слова лишь подтвердили его собственное замешательство. Они были высвободились из искусственной тюрьмы — но как достичь большей свободы?

Огромное зеленое пространство ковра простиралось перед ними до бесконечности. Белая дверь была словно в миле отсюда. И пока они шли, их крошечные ножки глубоко погружались в ворс ковра.

Острые концы впивались в пятки.

— Клайд, я не могу идти дальше.

Паника и отчаяние заставили девушку выпалить эти слова.

Они же вдохновили Клайда. Его взгляд уловил блеск металла там, где заканчивался ковер. Там покоилось огромное сооружение — металлический роликовый конек на сверкающих колесах, тяжелый, как джаггернаут.

— Эта штука на колесах — роликовый конек! — пробормотал Клайд. — Пошли.

Схватив Гвен за руку, он бросился к краю ковра.

— Забирайся на борт, — приказал он. — Видишь, как пол немного наклонен к двери? Я просто подтолкну эту тележку, залезу сзади, и мы мигом спустимся к двери.

Гвен с трудом взобралась на роликовый конек, и ее голубая лента разорвалась прежде, чем она смогла это сделать. Клайд уже упирался плечом в левое заднее колесо тележки, определив его как наиболее вероятное место для приложения силы.

Напрягшись, Клайд толкнул ее. Конек двинулся медленно… но потом набрал скорость и начал скатываться вниз по склону.

Клайд рысью вскарабкался на борт и вскочил как раз в тот момент, когда конек разогнался. Они неслись в сторону открытой двери.

— Сейчас проедем, — ликующе сказал Клайд. — Прямо в коридор снаружи!

Пока он говорил, впереди показалась черная фигура.

Настоящий саблезуб, двадцати футов ростом, с глазами сверкающими зеленым огнем, слюнявыми челюстями, клацающими в поисках добычи, с желтыми клыками, когтями готовыми разорвать и уничтожить… Это был кот! Одним прыжком он пронесся через дверной проем. Он остановился, зашипел, а затем обрушился на две фигуры, скорчившиеся на движущемся роликовом коньке.

— Быстрее! — крикнул Клайд. — Спрыгивай!

Гвен повиновалась. Клайд не шелохнулся. Тележка покатилась прямо на приближающуюся кошку. Клайд увидел, как она подняла лапу, готовая сбросить его, когда тележка проедет мимо.

Он пригнулся, когда лапа опустилась вниз и ощутил, как мохнатое меховое одеяло коснулось его спины и скользнуло в сторону. Кот промахнулся! И вот теперь конек понес его дальше.

Он почти доехал до двери. Черный кот резко обернулся. Один прыжок перенес его вперед. Еще один прыжок — и кот обрушится на добычу.

Клайд соскользнул с движущегося конька, лихорадочно оглядывая огромную комнату. Затем всего в трех дюймах от себя он увидел длинное зеленое лезвие с острым концом. Упавшая иголка с елки! Но это было оружие. Клайд схватил его и встал лицом к лицу с нападающим котом. Гигантская голова поднялась над ним, и огромные челюсти распахнулись. Взметнулась лапа.

Клайд ткнул острием сосновой иглы вверх и уколол кота в лапу.

Кот взвыл и выпустил когти, затем прыгнул. Клайд скорее почувствовал, чем увидел, как кот пролетел над его головой.

Ветер трепал его волосы. И вот, в одно мгновение, огромный кот оказался позади. Черная громада его тела надвинулась на Клайда, выпуская когти. Клайд ударил по ним своим оружием. Быстро, как молния, опустилась вторая лапа. Сосновая игла отлетела в сторону, расплескав по руке боль от шока. Клайд наклонился, чтобы поднять иглу. Она оказалась сломана — теперь он безоружен и готов стать добычей, как и Гвен.

Кот бросился в атаку. На этот раз бежать было некуда. Клайд метнулся в сторону, увернулся. Кошка приземлилась на передние лапы в добром футе от него. Но когда он приземлился, его длинный черный хвост изогнулся в хлестком ударе. Клайд почувствовал, как кот ударил его сзади по коленям, как хвост обвился вокруг талии, когда он упал. Пойманный в ловушку, он ждал, пока кошка не повернулась, вытянув лапы, и бросилась к его горлу — на него навалилась чернота, и он почувствовал горячее дыхание разинутой пасти, когда клыки рванулись к его голове.

Глава V Крушение номер девять

Клыки так и не достигли своей цели. Пока Клайд готовился к последнему удару ослепительной боли, темнота, казалось, отступила от него. Он действительно поднялся — из воздуха появилась рука и схватила черную кошку за загривок.

— Скат! — прогремел голос.

Клайд лежал и смотрел, как Роджер поднял кошку и вынес ее из комнаты. Роджер закрыл дверь и вернулся.

— Пытался сломать мои игрушки, — пробормотал мальчик и посмотрел на Клайда сверху вниз.

— Но как вы двое выбрались из домика? — спросил он.

Клайд в ответ пожал своими крошечными плечиками.

— Ты пытался сбежать, не так ли? — обвиняюще спросил Роджер.

— Хотел спрятаться от меня! Может быть, мне лучше повесить тебя для сохранности, пока я закончу завтрак.

Роджер подкрепил свои слова действием. Он наклонился, и Клайд оказался на его ладони. Быстрым шагом мальчик подошел к тому месту, где лежала Гвен. Она упала на влажную, скользкую поверхность руки Роджера и прижалась к Клайду, когда они поплыли к елке. Роджер поправил концы голубой и желтой лент.

И снова две куклы болтались, как украшения на большой рождественской елке. Клайд мысленно застонал, обнаружив, что вернулся туда, откуда начал. И снова дверь-побег-свобода — все было за много миль отсюда. Роджер улыбнулся, глядя на две висящие фигурки.

— А сейчас тихо, — сказал он. — Я вернусь, как только закончу обед.

Его шаги прогремели из комнаты. Снова наступила тишина.

Клайд повернул голову. Гвен храбро улыбнулась ему. Его сердце сжалось, когда он понял, как она старается казаться веселой. Но внезапно ее напускной оптимизм угас.

— О, дорогой, — вздохнула она. — Думаю, это безнадежно. Мы останемся здесь навсегда.

Ее изящное маленькое тельце содрогнулось от внезапного приступа рыданий.

— В чем дело, милая? — прошептал Клайд.

— О, это так ужасно! И я вся исцарапана и в синяках, да еще и умираю с голоду.

Клайд заставил себя улыбнуться.

— Хорошо, что ты осталась без еды, — сказал он ей. — Ты всегда твердила, что хочешь уменьшить расходы.

— А уменьшилась сама… — по ее кукольным щекам снова потекли слезы. Клайд нахмурился, осознав ироническую жестокость своего замечания. Она действительно уменьшилась! Затем его взгляд упал на огромный предмет, висевший прямо перед ним.

— Выше нос, малышка, — крикнул он. — В любом случае, я думаю, что смогу угостить тебя чем-нибудь.

Он начал раскачиваться вперед и назад. Это движение заставило ленту, на которой он был подвешен, медленно закачаться по дуге. Клайд, находившийся в нижней части этого маятника, качнулся вперед с возрастающей скоростью. Вскоре с каждым взмахом он уже приближался к большому белому предмету. Он висел там, как десятифутовый снежок, прямо на его пути. Его крошечные пальчики вцепились в шершавую рифленую поверхность.

Ничего не произошло. На следующем замахе он глубоко вцепился в предмет. Раздался треск, и огромный комок белого вещества отломился у него в руках. Он откинулся назад и прекратил свои движения. Он медленно разломил белый комок и протянул часть его Гвен. Она могла просто протянуть руку и схватить его.

— Давай ешь, — сказал ей Клайд. — К счастью для нас, на дереве есть шарик из попкорна.

Попкорн оказался сытным. Клайд никогда бы не подумал, что два человека могут наесться до отвала одним зернышком от шарика попкорна, но этого было достаточно, чтобы утолить голод. Теперь немного сгущенного молока — пока Гвен жевала попкорн, Клайд оставил свои фантазии и сосредоточился на другом. Он качнулся вперед и назад, чтобы дотянуться до шарика попкорна. Потом он остановился. А если он будет продолжать в том же духе? Предположим, он будет раскачиваться по более широким дугам, пока лента на ветке над ним не ослабнет? Он мог упасть и разбиться насмерть на острых сосновых щепках внизу. И все же это был шанс. И это был его единственный шанс.

Радуясь, что Гвен занята только едой, он снова начал осторожно раскачиваться. Вскоре он снова повернулся к шару с попкорном, а затем за ним. Он качался вперед и назад. Голова закружилась, но он почувствовал какое-то движение ленты над головой. Он качался вверх и вниз, вверх и вниз. Теперь Гвен увидела его и закричала, когда он пронесся мимо. У Клайда кружилась голова, он задыхался. Мир закружился вокруг — как и сверкающее созвездие елочных украшений. А потом — лента развязалась!

Задыхаясь, Клайд принял удар на себя. Он падал вниз, в промежутки между щетинистыми ветвями. Далеко внизу он увидел огромную сверкающую громаду хрустального шара.

Украшение — он направлялся прямо к нему! В одно мгновение он разобьется, украшение разлетится вдребезги, его зазубренный осколок пронзит его тело и швырнет окровавленным на пол внизу.

Клайд дико замахал руками. Смертоносная полированная поверхность устремилась ему навстречу, и тут его правая рука нашла опору. С резким рывком его спуск прекратился. Клайд отчаянно цеплялся за нитку мишуры, которая поддерживала его вес. Долгое время он мог только тяжело дышать и хрипеть. Он медленно подтянулся и уселся на мишуру.

— Клайд, с тобой все в порядке? — раздался сверху голос Гвен.

Она висела примерно на сорок футов выше — на самом же деле, примерно в пятнадцати дюймах над его головой.

— Конечно, — ответил Клайд. — Держись, а я заберусь наверх и освобожу тебя.

Теперь было легко взобраться на ветки, выбирая опоры для ног и цепляясь за блестящие нити и обертки леденцов. Через несколько минут Клайд подполз к нише над головой Гвен и медленно развязал голубую ленту.

— Хватайся за кончик ветки, — приказал он. — Я освобожу тебя через минуту.

Операция прошла быстро.

— И что теперь? — спросила Гвен, когда Клайд присоединился к ней на ветке. — Ты же не заставишь меня спуститься на пол? У меня кружится голова, когда я смотрю вниз.

Клайд покачал головой.

— Нет смысла снова пробовать, — сказал он. — Слишком опасно, и до двери слишком далеко. Кроме того, как только мы окажемся в коридоре, нам придется открыть наружную дверь.

— Смогли бы мы добраться до телефона?

— Вряд ли, — решил Клайд. — Кроме того, как бы мы вообще сняли трубку? Набрать номер было бы инженерной задачей, и я сомневаюсь, что наши голоса будут услышаны. Во всяком случае, слишком велика опасность разоблачения. Нет, не выйдет.

— Тогда что же нам делать?

— Просто успокойся. Смотри, прямо за нами есть французские окна. И я подозреваю, что левое окно от нас немного открыто. Я чувствую легкий ветерок. Если это окно приоткрыто, мы можем проскользнуть прямо наружу. Все, что нам нужно сделать, это обогнуть елку и спуститься на подоконник. Ты можешь ползти?

— Я могу сделать все, что угодно, лишь бы выбраться отсюда, — заявила Гвен. Ее глаза вспыхнули. Клайд улыбнулся ей. У девушки осталось присутствие духа и мужество.

— Отлично. Тогда лучше не тратить время зря. Мальчишка может появиться в любую минуту. Что если мы спустим вниз этот шнурок?

Клайд указал на одну из зеленых нитей, связывавших цепочку елочных огней.

— Просто перемахнем по нему и спустимся вниз, — сказал он. — Но остерегайся света. Лампы очень горячие.

Крошечные фигурки начали свое путешествие. Снова и снова они карабкались по ветвям, чтобы избежать обжигающего свечения лампочек рождественской елки.

— Перемахни через эту мишуру, — проворчал Клайд. — У нас получается.

Гвен, несмотря на жестокую боль в руках, хихикнула.

— В чем дело? — Клайд повернул голову.

— Я ничего не могу поделать! Ты так мило выглядишь в своей голубой ленте, покачивающейся на ветках. Совсем как Тарзан из племени обезьян.

— А он знает, не так ли?

Голос раздался у них за спиной. Гвен и Клайд быстро повернули головы в сторону комнаты. Перед елкой, на цыпочках стоял Роджер. Мальчик недовольно нахмурился.

— Опять за свое? — сказал он. — Хотите убежать!

Здесь не было ни укрытия, ни спасения. Быстро приблизившись, Роджер протянул руку и снял Гвен с дерева.

— Оставь ее в покое! — крикнул Клайд.

— Ха! — проворчал ребенок. — Мне следовало бы выбросить ее.

Он сделал жест, как будто хотел швырнуть тело Гвен на землю, и Клайд застонал. Но мальчишка остановился. На огромном лице Роджера появилась улыбка.

— У меня есть идея получше, — сказал он. — Я правда накажу вас обоих.

Он повернулся и быстро понес Гвен через комнату. Клайд вскарабкался на ветку и напряг зрение, пытаясь следить за движениями мальчика. Роджер наклонился в дальнем конце комнаты. Его руки шарили над чем-то, но спина скрывала Гвен из виду. Что он с ней делает? Роджер резко встал. Его тело все еще закрывало вид, он подошел к Клайду с пустыми руками. Клайд не мог увернуться от ищущих пальцев. Его ребра были раздавлены между большим и указательным пальцами, когда Роджер спустил его на пол.

— Заходи, — сказал Роджер. Клайд почувствовал, как его поднимают на железную подставку. Он посмотрел вниз. Роджер посадил его в кабину паровоза своего игрушечного поезда!

Локомотив стоял на широкой колее, тянувшейся вдоль всей площади, окаймлявшей комнату вдоль стен. Клайд оказался в железной кабине паровоза. Это была специальная модель Лайонела — «Нью-Йорк Сентрал», если быть точным, с локомотивом. Клайд знал эту модель. Он продавал такие в магазине игрушек. Он посмотрел на сияющую дорожку, протянувшуюся впереди, и на изгиб у стены. Почему Роджер поместил его сюда?

— Я тебя накажу, — сказал мальчик. — Так же, как это делали в старых фильмах.

— Что ты имеешь в виду? — крикнул Клайд.

— Посмотри и увидишь.

Далеко наверху Клайд увидел протянутую через комнату руку ребенка. На полпути вокруг круга, на дорожке прямо напротив, лежало корчащееся тело Гвен. Роджер привязал ее к рельсам.

— Видел, как я это сделал? — спросил не по годам развитый маленький монстр. — Я привязал ее только к одному рельсу.

Только ее голова находится над шпалой. Если бы я положил ее прямо поперек, ее бы ударило током, когда я включу трансформатор. Мы сделаем как в кино. Я пущу поезд, и ты ее переедешь.

Роджер рассмеялся. Это был жестокий смех, совсем не мальчишеский. Клайд покачал головой. Как он мог обратиться к этому бессердечному, нечеловеческому существу?

— Но ты же не хочешь ее убить, — пробормотал он. — Девушка беспомощная!

— Вы мои игрушки, — отрезал Роджер. — Я могу играть с вами так, как захочу.

Внезапно мальчик обернулся. Он присел на корточки в углу, рядом с черным корпусом трансформатора. Раздался жужжащий гул. И вдруг Клайд почувствовал, что колеса поезда повернулись.

У него под ногами заработал двигатель! Локомотив медленно набирал скорость. Клайд выглянул из кабины. Он мчался вниз по рельсам, направляясь к повороту. Если применить аналогию, он несся вперед со скоростью около шестидесяти миль в час.

Двигатель проедет этот поворот, проедет следующий, спустится по прямой, а посередине — обезглавит Гвен!

Локомотив накренился, со свистом обогнув первый поворот.

Клайд напрягся. Он не мог прыгнуть. Впереди замаячила вторая кривая. Локомотив двигался быстро. Еще несколько секунд — и Роджер уже стоял у трансформатора, подавая энергию. Власть!

Клайд увидел тело Гвен далеко внизу. Паровоз мчался со смертельной быстротой.

Клайд сглотнул. У него был ключ к разгадке, если еще оставалось время. Он повернулся к панели управления. В тендере стояла миниатюрная кочерга, а рядом с ней — дверца топки. Он оторвал прядь от голубой ленты на поясе и выдернул крошечную кочергу. Он обернул ручку кочерги лентой и дернул за дверцу топки. Выглянув из окна такси, он увидел Гвен, которая была совсем рядом. Поезд грохотал. Задыхаясь, Клайд сунул кочергу в открытую дверь. Конец замкнулся. Его нужно было замкнуть, чтобы установить контакт. Так и случилось.

Клайд знал свои локомотивы. Кочергу закоротило на одной из клемм двигателя. Результат оказался впечатляющим. Локомотив резко остановился всего в нескольких дюймах от крошечной фигуры Гвен. В тот же миг из трансформатора вырвался клуб дыма, и Роджер упал навзничь в облаке едкого дыма.

Глава VI Из уст младенца

Ушло мгновение на то, чтобы спрыгнуть вниз и освободить Гвен. Клайд развязал бечевку и помог ей подняться на ноги.

— Пошли, — прошептал он.

В углу утих кашель Роджера, и теперь каскадом хлынули слезы. Мальчик плакал. Внезапный шок от короткого замыкания напугал его. Гвен повернулась и посмотрела на него через всю комнату.

— Гвен, пойдем! — Клайд потянул ее за плечо.

Гвен тряхнула своими черными кудрями.

— Нет, — ответила она. — Я собираюсь поговорить с Роджером.

— Ты с ума сошла? — вскрикнул рыжий парень.

Вместо ответа Гвен направилась к нависшей в углу фигуре мальчика.

— Гвен, вернись!

Она не обернулась и не остановилась. Клайд с изумлением наблюдал, как она подошла к плачущему ребенку и потянула его за рукав. Через мгновение она уже ползла по его руке. Клайд вздрогнул. Она сидела там, взгромоздившись на плечо мальчика!

Роджер поднял голову. Внезапно его слезы прекратились. Гвен села на свой странный насест и нежно погладила его по шее крошечной рукой. Роджер уставился на нее. Он улыбнулся.

— Высморкайся, — сказала Гвен.

— Ну и вид у тебя! — Роджер покраснел и порылся в своем кармане.

— Используй другую руку, — приказала девушка.

Роджер повиновался без колебаний.

— Вот так-то лучше, — заметила она. — А теперь, молодой человек, я хотела бы поговорить с тобой. Во-первых, тебе лучше извиниться за то, что ты только что сделал.

Роджер уставился на нее сверху вниз. Он покраснел еще сильнее. Затем отвернулся к стене.

— Ладно, — пробормотал он. — Прости, что пытался убить тебя.

Наверное, я не понял, что ты тоже человек.

Гвен покачала головой.

— Разве ты не знаешь ничего лучше? — упрекнула она. — Мне кажется, ты довольно смышленый мальчик. Разве твоя мать никогда не говорила тебе не делать таких вещей?

Роджер уставился на стену еще пристальнее, чем прежде.

— У меня… у меня нет матери.

— Ну, а как насчет твоего отца?

— Мой отец тоже умер. Я сирота.

Гвен нахмурилась.

— Но тот человек, Саймон Маллот, который привел тебя в магазин игрушек. Разве он не твой отец?

— Нет. Он усыновил меня, когда я была маленький.

— Когда ты был ребенком?

— Да. После того, как он убил моих родителей.

Голос Роджера не дрогнул и не изменился, когда он произнес эти слова. Его тон был бесстрастным.

— Саймон Маллот убил их? — в голосе Гвен отразился ужас.

— Да. Он был влюблен в мою маму много лет назад. Она не вышла за него замуж из-за его размеров. Поэтому после моего рождения он убил ее.

Гвен замолчала, но только на мгновение. Клайду показалось, что она к чему-то клонит. Она воспользовалась психологическим преимуществом над мальчиком, и теперь ловко давила на это.

Она повела себя по-матерински, собственнически — женщина, занятая вечной проблемой овладения мужчиной.

— Как Маллот убил ее? — спросила Гвен.

Роджерт не колебался с ответом.

— Он сделал это куклами. Он делал кукол и крестил их, а затем втыкал булавки в их сердца. Он обещал показать мне как это делать. Он же волшебник.

— А я и не знала. — Гвен старалась сохранять спокойствие.

— Вот почему он усыновил меня. Он собирается сделать меня своим учеником. Он научит меня всему, что знает о магии. Он говорит, что, поскольку моя внешность нормальна, я могу стать волшебником лучше, чем он, если буду правильно обучен.

Мальчик говорил так, как будто стать учеником колдуна было самым обычным делом. Гвен попыталась подыграть его беззаботности.

— Тебе нравится эта идея? — спросила она.

Роджер нахмурился.

— Нет, не совсем, — признался он. — Есть некоторые вещи, которые он хочет, чтобы я делал, вещи, которые вызывают у меня кошмары, и я не буду этого делать. Я люблю играть со своими игрушками здесь, но он всегда заставляет меня брать уроки в своей лаборатории. И когда он наконец позволяет мне играть, он дает мне игрушки, которые мне не нравятся. Я не буду держать их здесь.

— Нет?

— У него есть одна книга… картинки в ней двигаются. Они двигаются, как люди, и делают странные вещи. У тебя голова болит, когда ты смотришь на них, но он хочет, чтобы я их изучал.

Иногда играем. Не с конструктором, а с маленькими домиками, лодками и вещами, сделанными из воска. И он заставляет меня читать отрывки на латыни. Иногда у меня внутри все трясется от того, как они звучат. Когда я говорю их правильно, тени на стене меняются, и однажды я увидел, как шевелятся стены. В следующем году он собирается взять меня на встречу. Он называет это шабашем, и я должен встретиться там с кем-то и подписать книгу кровью. Думаешь, будет больно, когда они уколют мне палец и возьмут кровь? Надеюсь, что нет, потому что я все равно не хочу идти. Лучше бы он не заставлял меня делать такие вещи.

Гвен выглядела бледной и потрясенной. Картина, которую она сложила из этих детских откровений, была ужасна по своим последствиям.

— Он не позволяет мне играть с другими детьми, — сказал мальчик. — Он держит меня здесь взаперти. Время от времени, для особого удовольствия, он позволяет мне играть с моими настоящими игрушками в этой комнате. В прошлом месяце я усердно учился, и он обещал сделать мне подарок. Все, что я захочу. А вчера вечером, в магазине игрушек, я попросил тебя. Вот как я тебя достал.

Клайд подошел к ногам Роджера. Теперь заговорил и он.

— Как ты узнал, что Саймон Маллот может… отдать… нас тебе? — спросил он.

— Он может сделать все, что угодно, — серьезно сказал мальчик. — Гораздо больше, чем это. Он колдун. И я тоже буду одним из них. — Мальчик вздохнул. — Но по правде говоря я не хочу им быть.

Кроме того, я боюсь, что когда вырасту, тоже стану слишком большой, как и он.

— Как он стал таким большим? — спросила Гвен.

— Он говорит, что это просто железистая аномалия, — ответил мальчик.

Было фантастикой слышать такие слова из уст семилетнего ребенка, но в тот момент все казалось нереальным.

— Он сейчас работает над гормональными экстрактами, — признался Роджер. — Именно поэтому я и знал, что он сможет тебя усмирить. Когда я попросил у Гвен куклу, он понял, что я имею в виду. И он это сделал. Потому что та формула оказалась очень эффективной.

— Да, — с готовностью согласился Клайд. — Не мог бы ты объяснить чуть больше, Роджер?

— Ну, я не знаю. Он начал много лет назад, пытаясь экспериментировать на чем-то, что можно было бы испытать — что-то, что могло бы привести его к нормальному размеру. Тогда он, должно быть, наткнулся на что-то вне следа с его формулой уменьшения. Потому что препарат, который он усовершенствовал, оказался слишком действенным. Если не соблюдать осторожность, вещи становятся очень маленькими.

Мальчик говорил серьезно, но Клайд ловил каждое слово.

— Наверху в его лаборатории есть много образцов, — сказал Роджер. — Но я думаю, что он никогда не использовал их на людях до прошлой ночи. Я просто умолял его дать мне Гвен в качестве игрушки, и он обещал мне, так что он должен был сделать это. Но мне жаль, что я пытался убить тебя, — заключил он.

Клайд взял инициативу в свои руки.

— А следовало бы, — проворчал он. — Как ты думаешь, каково это, быть ростом в два дюйма? Как бы тебе это понравилось?

Роджер опустил голову.

— Мы не хотим быть такими всю жизнь, — вздохнула Гвен. — Как же нам отсюда выбраться?

— Вы двое влюблены друг в друга? — глаза Роджера сверкнули. — Ну и дела, похоже на сказку, не так ли? И вы здесь в ловушке и все такое?

— Не стоит так радоваться этому, — с горечью заметил Клайд.

— Но это же захватывающе. И, может быть, я смогу вам помочь.

Это было откровение, которого ждала Гвен.

— Да, — быстро ответила она. — Конечно. Ты можешь позвонить в полицию.

— Нет ничего хуже! — прервал ее Клайд. — Если Саймон Маллот обнаружит, что звонил мальчик, он спрячет нас и накажет Роджера. Кроме того, мы должны что-то сделать с нашим размером.

— Да, — нетерпеливо ответила девушка.

— Именно это я и имею в виду. Возможно, я смогу найти противоядие для вас.

— Противоядие? — Клайд ухватился за это слово. — Есть противоядие?

— Да. Своего рода побочный продукт или антитоксин, получаемый, когда перегоняют формулу. Маллот держит бутылку в лаборатории.

— Как ты думаешь, ты бы смог… смог бы достать его для нас?

Лицо Роджера помрачнело.

— Возможно. Я не знаю.

— Что ты имеешь в виду? Это вопрос жизни и смерти.

— Я понимаю. Но… честно говоря, я боюсь туда подниматься.

Это ужасное место.

Гвен похлопала его по плечу.

— Нет, сейчас. Не бойся. Я пойду вместе с тобой.

Как ни странно, предложение сработало. Роджер просиял.

— Хорошо, если вы двое пойдете со мной.

— Конечно. Это безопасно, не так ли? — ответил Клайд.

— Да. Сейчас он спит в левом крыле. Я могу достать бутылку.

Думаю, всего несколько капель на конце булавки сработают. Но вы пойдете со мной?

— Верно, — Клайд взял инициативу в руки. — Просто засунь нас в свою куртку. Потом иди к лестнице и в лабораторию.

Глава VII Магазин игрушек дьявола

Вверх по темной лестнице, вниз по длинному коридору и через внешние комнаты — Роджер на цыпочках осторожно вошел в странный мир за дверями лаборатории. Гвен и Клайд вцепились в край кармана его куртки и всмотрелись в царство кошмара. Здесь, в огромной, освещенной комнате, наука и магия встретились и соединились — чтобы создать адскую амальгаму. Сверкающие белые лабораторные столы, соседствовали с множеством жутких предметов прямо из средневековых легенд. Колокольчики, наполненные корнем легендарной мандрагоры; подносы с травами и порошкообразными дистиллятами, перемолотыми из костей животных и трупов; все атрибуты мантического искусства были здесь. Были полки, на которых стояли черные книги, заплесневелые, обтянутые железом тома с крошащимися желтыми страницами, напечатанными готическим шрифтом.

Клайд прочел экзотические названия на латыни — «De Vermis Mysteriis» и «Невыразимый Некрономикон Абдула Альхазреда».

Стеклянные шкафы охраняли приборы и лабораторные машины; коммутатор нелепо возвышался рядом с футляром для мумий; рядом с последней моделью рентгеновского аппарата стояла зодиакальная карта, заполненная по-гречески.

Бунзеновские горелки и высушенная кровь летучей мыши, сердца жаб в пробирках, иглы для подкожных инъекций и свечи из трупного жира — все это громоздилось перед глазами Гвен и Клайда. Комната была полна атрибутов тауматургии. Часть пола все еще покрывало изображение пятиугольника, нарисованное синим мелом. Куча тлеющих благовоний угрюмо дымилась в закрытой жаровне у дальней стены.

Но все это было ничто по сравнению с тем, что показывал Роджер. Ребенок, неся в себе ужасающую смесь нормального мальчишества и отвратительного знакомства с запретными вещами, не теряя времени, обратил внимание своих крошечных гостей на странное зрелище. Вдоль одного из больших столов стоял ряд стеклянных кабинок. На первый взгляд они казались рядом прямоугольных аквариумов — но внутри не было ни воды, ни рыбы. Тем не менее, стеклянные тюрьмы содержали живые формы.

— Смотрите! — подсказал Роджер, подходя ближе. Два маленьких человечка смотрели вниз на невероятное зрелище. В одном из стеклянных отсеков беспрестанно ходила взад и вперед крыса, ее красные глаза сверкали сквозь прозрачные стены тюрьмы.

— Да ведь это нормальный размер! — воскликнула Гвен.

Внезапно чья-то рука в ужасе прижалась к ее губам. Ибо крыса была подходящего размера в соответствии с нынешним состоянием девушки. Но на самом деле крыса была уменьшенным существом — размером с муравья! В соседнем отсеке сидела на корточках морская свинка — обычная лабораторная морская свинка, не больше человеческого пальца! Рядом с ней, слева, находился крошечный черный предмет, который жалобно мяукал и царапал стекло, когда они приблизились.

— Черная кошка, — прошептал Клайд. — Черная кошка размером с мышонка.

— Он ввел им восстановительную формулу, — сказал Роджер. — Это были его первые успехи. Эта кошка — мать черного кота внизу.

Сначала, когда это был всего лишь котенок, он, казалось, знал, что Маллот это сделал, царапался и плевался в него. Теперь кот вырос и ничего не помнит. Маллот называет его своим «фамильяром». Он говорит, что у всех волшебников есть фамильяры.

Гвен вздрогнула.

— Мне здесь не нравится, — пробормотала она. — Пошли отсюда.

Клайд ткнул мальчика в грудь маленьким кулачком.

— Да, — поддержал он. — Где противоядие? Давай заберем его и уйдем, пока он не проснулся.

— Хорошо. — Роджер быстро повернулся. Маленькие люди упали обратно в карман. — Вот, — сказал он, протягивая руку к шкафу рядом с микроскопом. — Вот где он держит бутылку.

Его рука вынырнула, сжимая пузырек с бесцветной жидкостью, закупоренный пробкой.

— Иглы на подносе, — сказал он. — Я возьму одну, и мы прокрадемся вниз.

— Хорошо, — пробормотал Клайд. — Быстрее, сейчас же!

Роджер быстро двинулся вперед и остановился. Снизу донесся шум. В коридоре раздался грохот, от которого крошечные барабанные перепонки заключенных людей чуть не разорвало.

— Он идет! — ахнул мальчик.

— Спрячь нас! — скомандовал Клайд.

— Но куда?

— Поставь нас на стол.

Роджер освободил их. Они приземлились на один из больших лабораторных столов.

— Куда мы пойдем? — Гвен тяжело дышала.

Клайд огляделся вокруг, быстро прикидывая. Он схватил ее за руку.

— Сюда, — позвал он. — Залезай в этот череп.

Слева от них маячил жуткий предмет — пожелтевший череп, большой, как дом, по сравнению с их нынешними размерами.

Огромные пустые глазницы уставились на них своим вечным безглазым взглядом. Обнаженные клыкастые челюсти ухмылялись своей вечной безрадостной ухмылкой.

— В челюсть, — выдохнул Клайд. — Скорее!

Ползти внутрь человеческого черепа было кошмаром. Но это означало бегство от более отвратительной реальности снаружи.

В комнату вошел Саймон Маллот. Великан был одет в черное, и его хмурый взгляд сверкал черный блеском пронзительных глаз, когда он заметил присутствие Роджера в комнате.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, хмуро глядя на мальчика.

— Просто играю, — медленно ответил Роджер, с трудом подавив дрожь.

Клайд и Гвен, заглядывая в глазницы черепа, дрожали.

— Играешь, да? — высокий мужчина смотрел на маленького мальчика с доброй улыбкой. — Я думал, тебе не нравится здесь, в лаборатории, — заметил он.

— Я… я думаю, что передумал.

— Это отрадная новость. — Колдун покачал седой гривой. Его лицо без морщин выглядело спокойным. — Но скажи мне, Роджер — как ты оставил своих маленьких друзей внизу?

— Кажется, я повесил их обратно на дерево.

— Ты уверен?

— Да.

— Это странно. — Саймон Маллот усмехнулся. — Видишь ли, я только что осматривал рождественскую елку. И они, кажется, исчезли.

— Неужели? — выдержке мальчика можно было позавидовать.

Он многому научился у своего чудовищного учителя — но недостаточно. Глаза Саймона Маллота неприятно расширились.

— Похоже, ты не очень расстроен их отсутствием, — промурлыкал он. — Возможно, они тебе больше не нравятся.

Возможно, ты устал от них.

— Нет-нет, я думаю, что это замечательные подарки. Я хочу сохранить их навсегда.

— И все же, когда я говорю, что они исчезли, ты не выказываешь удивления. Неужели, Роджер, ты не удивлен? Может быть, ты знаешь, где они находятся? Может быть, они здесь, прямо сейчас в этой комнате?

Саймон Маллот возвышался над ребенком, его огромные руки были сжаты в кулаки.

— Конечно, нет, — выдохнул мальчик.

Его руки нервно теребили куртку. Взгляд волшебника привлекла выпуклость в кармане. Одна огромная рука судорожно дернулась вперед. Раздался треск, когда огромные пальцы оторвали часть куртки, карман и все остальное. Саймон Маллот поднял флакон с противоядием от уменьшения.

— Это не игрушка, — пробормотал он, — зачем ты ее взял?

Роджер молчал. Великан кивнул.

— Сказать тебе почему? — прошептал он. — Кажется, я знаю. Ты разговаривал со своими игрушками. Они дали тебе плохой совет.

Они развратили тебя, Роджер, развратили глупой человеческой болтовней. Разве это не так?

Ребенок не ответил.

— Они попросили тебя украсть это и вернуть им нормальный размер, не так ли?

Роджер по-прежнему молчал.

— Я разочарован в тебе, — заметил Саймон Маллот. — Разве я тебя не учил? Разве я не учил тебя быть спокойным, бесстрастным, научно отстраненным? Они глупые маленькие пешки, наполненные мелкими человеческими желаниями, Роджер. Не стоит этого замечать. Они пригодны только для того, чтобы быть игрушками. Вот что такое люди, Роджер. Игрушки. Марионетки.

Сейчас я даю тебе возможность играть с малышами. Но когда ты повзрослеешь, я покажу, как играть с людьми нормального размера. Я могу превратить всю землю в игрушку для тебя, Роджер. Ты подвел меня, и я должен научить тебя еще раз. Но я готов начать все сначала. Я уберу этот флакон, ты скажешь мне, где спрятаны твои игрушки, и мы просто забудем этот маленький инцидент. Договорились?

Великан благожелательно улыбнулся. И в первый раз мальчик заговорил.

— Нет! — сказал Роджер. — Нет, я тебе не скажу! Ты убьешь их, вот что ты сделаешь. Я не буду тебя слушать — ты чудовище, людоед.

Саймон Маллот рассмеялся, но глаза его сверкнули.

— Понятно, — пробормотал он. — Да, понимаю. Они действительно развратили тебя. Их глупые взгляды уже изменили твое детское мировоззрение. Теперь я чудовище, не так ли? Ты говоришь, как персонаж из сказки. Очень хорошо, Роджер. В будущем от тебя не будет никакой пользы. Я это вижу. Моя работа потрачена впустую. Что ж, если твои сказочные фантазии нуждаются в подтверждении, я готов. Отныне я тот, кем ты меня называешь.

Людоед. А ты всего лишь маленький мальчик. Маленький мальчик в замке людоеда. Вспомни свои сказки, Роджер. Ты знаешь, что людоеды делают с маленькими мальчиками?

Его последние слова внезапно оборвались, когда массивные руки обхватили тело ребенка. Роджер вскрикнул один раз, но тут же затих, когда Саймон Маллот понес его к столу и принялся ловко перевязывать полосками марли.

— Я позволю тебе присоединиться к твоим новым друзьям, — прошептал он, наклоняясь к лицу ребенка. — Ты можешь вернуться в миниатюрную вселенную, где обитают мелкие людишки, поскольку не годишься на роль титана ни физически, ни умственно. Может быть, ты чему-нибудь научишься. По крайней мере, — он усмехнулся, — по крайней мере, я могу держать тебя под большим пальцем. Великан отвернулся от связанного мальчика.

— Где иголка? — проворчал он. — Она должна быть рядом с формульным порошком здесь, в лотке.

Клайд мог бы легко ответить на этот вопрос. В середине разговора между высоким мужчиной и ребенком Клайд осторожно проскользнул в левую глазницу своего укрытия и на цыпочках осторожно двинулся вдоль стола. Он незаметно подвинул мензурку, пока не добрался до того места, где лежала банка с желтоватым порошком — банка, на которую Роджер указал как на содержащую восстановительную формулу.

— Всего несколько крупинок порошка на конце иглы, — вспомнил Клайд.

А там, на стеклянном подносе, лежала игла. Когда колдун связал мальчика, Клайд вытащил иглу. В руках он словно держал тяжелое четырехфутовое копье. Но он поднял его и вонзил острие в желтоватый порошок, пока несколько гранул не прилипли к концу. Теперь он был готов. Он шатался под тяжестью тяжелой иглы, переходя от одного предмета к другому.

Гвен наблюдала за его продвижением с зачарованным ужасом, но Саймон Маллот не видел его. Он подходил все ближе и ближе — крался к краю стола. Теперь Маллот повернулся и пытался нащупать в лотке свою крошечную иголку.

— Где этапроклятая штука? — прорычал он.

Клайд, застывший за ретортой на краю стола, уставился вверх, на неисчислимую высоту, где маячило бледное белое лицо колдуна. Огромные круглые глаза горели пламенем. Красные губы скривились. И ощупывающий палец прошелся по столу.

Клайд собрался с духом, выставил иглу вперед и побежал. Его стремительный прыжок привел его к белому, лопатообразному пальцу колдуна. Клайд бросился на него с копьем — и тут Саймон Маллот увидел невероятно крошечную фигурку, бегущую к его руке с торчащей иглой.

— Вот как! — взревел он.

Его рука метнулась вперед, словно стена плоти, чтобы унести тщедушное тело Клайда в небытие. Но Клайд не дрогнул. Он поднял иглу и почувствовал, как она попала в цель, когда рука опустилась. Затем белый и костлявый ужас руки сомкнулся над ним, чтобы задушить и раздавить, и мир Клайда исчез.

Глава VIII Доведение до абсурда

— Клайд! Проснись, дорогой!

Голос Гвен донесся откуда-то из тумана. Клайд попытался найти его. С усилием ему это удалось, и он моргнул, чтобы прийти в себя. Клайд посмотрел на Гвен, которая положила его голову на колени, склонившись над ним на краю стола.

— С тобой все в порядке? — пробормотала девушка.

— Думаю, да.

Клайд сел и потер ноющее плечо. Внезапно он напрягся и оттолкнул ее.

— Маллот! — рявкнул он. — Где же он?

— Там.

Крошечный пальчик Гвен указал на пол далеко внизу.

— Ты уколол его иглой, — сказала она. — Он пытался сбросить тебя со стола, но формула подействовала. Он тут же уменьшился.

Клайд выглянул из-за края стола. На полу, далеко внизу, лежала спутанная куча одежды Маллота. На полах халата Маллота лежала крошечная белая фигурка, едва достигавшая трех дюймов в длину. Он представлял собой все, что осталось от семифутового гиганта.

— Он все еще без сознания, — сказала Гвен.

— Хорошо. Сначала мы должны освободить Роджера.

Клайд встал и пошел через стол. Гвен последовала за ним.

Роджер лежал привязанным к другому столу в нескольких футах — но естественным мостиком между ними тянулась полка.

— Роджер, с тобой все в порядке? — позвал рыжий парень.

— Да, но освободите меня, — сказал мальчик дрожащими губами.

— Быстро, пока он не проснулся.

— Он не может причинить тебе вреда, — напомнила Гвен ребенку. — В конце концов, он всего лишь трех дюймов ростом.

Просто немного больше, чем мы.

Клайд пересек полку и вскоре опустился на стол рядом со связанным телом Роджера. Он тащил с собой иглу.

— Ты… ты не собираешься ничего мне вколоть? — спросил мальчик.

— Конечно, нет, но это может помочь развязать узлы. Он очень туго обмотал тебя марлей.

В самом деле, тело Роджера было обвязано тканевыми веревками, и узлы требовали изобретательности любого количества двухдюймовых бойскаутов. Тем не менее Клайд и Гвен принялись за работу, оттягивая непокорную ткань и кромсая ее иглой. Это была кропотливая работа. За целых пятнадцать минут усилий им едва удалось перерезать хоть одну нить.

— Может быть, нам лучше сначала использовать средство для роста, — вздохнул Клайд. — Думаю, он оставил бутылку аутитоксина вон там, на столе. Если бы мы могли использовать это и восстановить наш нормальный размер, остальное было бы легко.

Это была хорошая идея, но Клайд был не единственным, кто так думал. В этот момент Гвен отчаянно дернула его за руку.

— Смотри! — ахнула она. — Он пришел в себя!

Саймон Маллот действительно пришел в сознание. Клайд повернулся и уставился на крошечную фигурку — маленькую белокожую мышку, осторожно карабкающуюся по перекладинам стула. Маллот забрался на стол, где лежало противоядие. Пока они смотрели, он добрался до стула, быстро пробежал по нему и начал ползти вверх по плетеной спинке, перебирая руками. Через минуту или около того он доберется до флакона с драгоценной жидкостью, а затем…

— Нет! — крикнул Клайд.

Повернувшись, он направился обратно через мост полки к другому столу, держа тяжелую иглу как оружие. Гвен осторожно последовала за ним. Клайд грохнулся на полку, опрокинув банку, которая стояла на пути его летящих ног. Он добрался до стола — и колдун тоже. Сморщенное лицо Саймона Маллота не утратило своей злобности. Могучее тело колдуна все еще возвышалось — учитывая нынешние пропорции — над телом Клайда. Быстрыми шагами миниатюрный гигант направился к жизненно важному сосуду. Подняв иглу, как копье, Клайд бросился на него. Маллот поднял глаза и нахмурился от испуга. Он попятился от маленькой бутылочки.

Клайд преследовал его. Если бы он мог пригвоздить этого крошечного монстра к столу, уничтожить зло! Маллот поспешил прочь. Клайд догнал его, готовясь схватить за горло. А потом Маллот резко повернулся влево и ударился о маленький стеклянный стакан. Мензурка покачнулась, накренилась и вдруг упала вперед. Прямо на пути Клайда расплескался поток пузырящейся кислоты, дымящейся и шипящей, когда она устремилась к его лодыжкам. Клайд свернул в сторону, когда смертоносный поток с шипением пронесся по столешнице.

Маллот остановился перед ним и наклонился. Он взял с подноса свою собственную иглу и теперь размахивал ею над головой. Игла в руках Клайда была копьем. Маллот, будучи крупнее, мог использовать ее как меч. С ревом он бросился на парня. Настала очередь Клайда отступить назад и парировать смертельные удары сверкающего клинка. Великан умело размахивал иглой с роковой точностью.

Клайд отступил, поднимая и опуская иглу, чтобы принять удары оружия Маллота. Но Маллот нанес рубящий удар. Игла просвистела мимо левого уха Клайда, затем пронеслась у него под мышкой. И когда Клайд отступил, его ноги уперлись во что-то твердое. Что-то горячее и шипящее ревело позади него. Отчаянно отбиваясь, он обернулся. Маллот прижимал его к пылающему голубому пламени бунзеновской горелки, и колдун рассмеялся, а его меч обрушился вниз. Клайд попытался увернуться от пламени, но Маллот воспользовался своим преимуществом. Игла щелкала, неумолимо, неотвратимо.

Внезапно Маллот поднял свое оружие и опустил его. Клайд почувствовал, как от удара дрожь пробежала по его собственной игле. А потом она выпала из его рук и покатилась в сторону. Он был безоружен!

Маллот бросился на жертву. Клайд присел на корточки у основания бунзеновской горелки и почувствовал обжигающее пламя прямо над своей шеей. Он увернулся и побежал к дальнему краю стола. Там находилась портативная раковина. Он перелетел через пропасть длиной в пять дюймов и приземлился на раковину. Но колдун следовал за ним по пятам. Он подпрыгнул, размахивая иглой. Клайд повернулся, пробежал вдоль края влажной раковины и поскользнулся. Слишком поздно он осознал свою ошибку, когда увидел то, что загремело перед ним в раковине. Слишком поздно услышал он рев могучих вод. Водопад каскадом обрушился у него на пути — а позади его настиг Маллот.

Его клинок описал дугу сверкающей смерти, и Клайд прыгнул — прямо в водопад.

Грохочущая лавина потащила его вниз, на дно раковины, в потоке из повернутого водопроводного крана! Смех Маллота зазвучал в ушах, и Клайд ушел под воду. Белая стена воды окутала его. Он сглотнул, поперхнулся, почувствовал, как горят и наполняются его легкие. Он поднялся, пытаясь отдышаться. Вода бурлила вокруг. Клайд снова погрузился вниз. Вода на дне раковины яростно закружилась, увлекая его в свой водоворот, пока его не ударило и не протащило по дну. Он поднялся на колени, нащупывая способ выбраться из-под прямых струй воды, извергаемых краном. Мгновение он стоял неподвижно, потом снова упал. Он снова поднялся на ноги и на этот раз сумел слепо отступить в сторону.

Он стоял по пояс в воде, но был уже далеко от главного потока.

Он поднял глаза, ожидая увидеть Маллота с занесенным клинком.

Колдун исчез! Клайд не терял времени даром, и стал карабкаться к верхней части неглубокой раковины. Он достиг края, приподнялся, повис на мгновение, напрягаясь, и подтянулся, перебросив тело через скругленный край. Некоторое время он лежал на ободке раковины, тяжело дыша, совершенно измученный. Когда он снова поднял глаза, его охватил трепет ужаса.

Саймон Маллот стоял на соседнем столе. Гвен присела у его ног. Меч колдуна угрожал ей, заставляя отступить назад в зияющую пасть пустой пробирки, которая лежала на боку! Пока Клайд наблюдал, девушка присела и поползла в пробирку.

Маллот угрожал ей иглой-мечом, ухмыляясь в адском предвкушении.

Тело Гвен, казавшееся странно вытянутым сквозь стеклянные стенки пробирки, теперь оказалось внутри круглого стекла.

Маллот повернулся и наклонился. Клайд понял, что он делает. Он собирался перекатить пробирку через край стола! Гвен упадет на пол — стеклянная тюрьма разобьется и убьет ее. И Клайд бросился вперед, ринувшись в пропасть между раковиной и столом. Он остановился только для того, чтобы достать иголку-копье. Затем с криком он бросился на колдуна. Маллот поднял голову и повернулся. Внезапно он остановился. Трубка качнулась на краю стола и замерла там. Маллот посмотрел на свою иглу, лежащую у его ног. Времени на то, чтобы поднять оружие, у него не было.

Клайд почти настиг его. И теперь преследователь превратился в преследуемого, когда Маллот побежал назад по столу к пузырьку с противоядием. Что он собирался сделать — в последний раз встать рядом с бутылкой? Клайд последовал за ним, озадаченный происходящим. Но Маллот остановился только на мгновение. Он наклонился и схватил что-то в руку, затем снова подбежал к краю стола и спустился по спинке стула на пол. Клайд не колебался. Он собирался последовать за ним, но как насчет иглы? Она была слишком тяжела, чтобы нести ее. На мгновение он задумался.

Затем бросил ее через край на пол внизу. Возможно, Маллот доберется до иголки первым — но он должен был рискнуть.

Клайд добрался до кресла и сполз по спинке. Маллот был под ним. Клайд почти соскользнул на пол, отчаянно пытаясь сократить расстояние между собой и колдуном. Но Клайд все еще стоял на нижней ступеньке, когда Маллот спустился на пол. И тут со своего насеста Клайд увидел, что именно нагнулся поднять крошечный гигант.

Это была нить — простой отрезок белой нити. Саймон Маллот держал его в руке, и Клайд увидел, что моток поднялся над его головой. Другой конец был прикреплен к чему-то на столе. Что это было? Маллот потянул за конец белой нити. И сверху с грохотом упала бутылка, содержащая противоядие от снижения роста, она пролетела мимо головы Клайда и упала с сокрушительным стуком. Но не разбилась. Маллот посмотрел на своего врага, когда Клайд вцепился в перекладину стула. Затем усмехнулся. Он осторожно наклонился и развязал нитку вокруг флакона.

Клайд, тяжело дыша, повернулся, чтобы продолжить спуск.

Ему пришлось спуститься на пол и найти иглу, прежде чем Саймон Маллот понял, что она там. Он знал, что у Маллота был другой план, но не осмеливался остановиться и посмотреть. Еще несколько движений, и он достигнет пола. Он забрался наверх, и тут это случилось. Белая петля свернулась, описала дугу вокруг сияющей головы Клайда и упала на шею словно веревка палача.


Клайд поднял руки, чтобы разорвать веревку — именно в нее превратилась нить. Отпустив руку, он упал. Колдун потянул за веревку, и Клайд почувствовал, как вокруг него поднимается красная мгла, вместе с удушьем. Беспомощно барахтаясь, Клайд увидел, что Саймон Маллот бежит к нему с торжествующей злобной ухмылкой. В одной мускулистой руке он держал сверкающую иглу. Кажется, Клайду пришел конец. Израненный, избитый, задушенный хитростью колдуна, Клайд смотрел на опускающееся острие иглы. Бледное лицо Саймона Маллота помрачнело. Глаза вспыхнули, красные губы приоткрылись. И серебряная смерть хлестнула Клайда в грудь. Что-то с поразительной быстротой выросло рядом. Глубокий, мурлыкающий стон угрозы заставил колдуна и жертву обернуться. Это был черный кот. Он проскользнул в комнату совершенно незаметно — но скрытность превратилась в молниеносную скорость. В одно мгновение Маллот обернулся, уставился на огромное черное тело перед собой, затем вскрикнул и попытался увернуться. Но острый коготь зацепил жертву, гладкая голова наклонилась вперед. Один ужасный, булькающий крик — один неописуемый звук хруста челюстей — и затем черный зверь выбежал из комнаты.

Клайд уставился вслед коту, потом отвел взгляд. Крошечная ножка безвольно свисала из челюстей черного кота… как лапа белой мыши…

Глава IX Значительная проблема

Петля исчезла с шеи Клайда. Гвен, потрясенная, но улыбающаяся, присоединилась к нему на полу. Теперь они снова были вместе, и тянули за конец иглы. Ее острие было воткнуто в пробку флакона.

— Еще раз, — настаивал Клайд. — Мы ее выдернем.

Они так и сделали. Пробка поддалась, и драгоценная жидкость потекла по полу. Клайд быстро отпустил иглу.

— Чудесная вещь, — мрачно прокомментировал он. — Оружие, потом штопор, а теперь шприц для подкожных инъекций.

— Клайд. — Глаза Гвен затуманились.

— Да, милая?

— А ты не боишься этим пользоваться? В конце концов, ты не знаешь, будет ли это работать — и игла такая большая.

Клайд улыбнулся и пожал плечами.

— А что еще я могу сделать? — сказал он. — Я должен воспользоваться этим шансом.

Он опустил острие иглы в лужу из натекшей жидкости на полу.

— О, Клайд!

Она подбежала к нему, и они прижались друг к другу — две гротескные крошечные фигурки, оборванные, покрытые синяками и бесконечными ссадинами. Но в их объятиях была реальность — возможно, последняя реальность в фантастическом мире.

— Хорошо, дорогая, — прошептал Клайд. Он отступил назад.

Одной рукой он держал иглу, наклонив острие к себе. Он положил руку на острие и с силой опустил ее вниз. Острие было мокрым.

Потекла алая струйка и Клайд застонал. Но даже падая, он почувствовал, что взлетает вверх. На этот раз не было никакого ощущения уменьшения; только удивительное чувство расширения. Как будто он летел вверх, а не падал — как будто он парил, чтобы ощутить комнату вокруг себя.

А потом он снова поднялся на ноги, встал и прислонился к лабораторному столу. Но он снова был жив — жив и полностью вырос до своих естественных размеров! Остальное оказалось легко. С помощью сброшенной одежды колдуна он прикрыл наготу. А потом зажал крошечную фигурку Гвен между пальцами, мягко вдавливая иглу, и через несколько мгновений нормальная девушка лежала в его объятиях. Последовало еще одно объятие.

Объятие, на этот раз, радостного воссоединения в мире нормальных размеров.

— Эй, как насчет меня?

Клайд резко обернулся.

— Это Роджер! — усмехнулся он. — Мы почти забыли о нем.

Подойдя к столу, Клайд развязал ребенка. Узелки марли теперь не были проблемой для его пальцев.

— Спасибо, — сказал мальчик.

— Оставь это, — посоветовал Клайд. — Давай заберем наши вещи и уберемся отсюда. Гвен, надень халат Маллота. Моя собственная одежда должна быть внизу.

— А как насчет дворецкого? — спросила Гвен.

— Мэллот отослал его на весь день, — сообщил ей Роджер. — В конце концов, это же Рождество.

— Так оно и есть, — усмехнулся Клайд. — Хотя я бы не сказал, что у нас был большой отпуск.


Он повернулся и вывел Гвен из лаборатории. Роджер на мгновение задержался за дверью, а затем присоединился к ним на лестнице. В холле Клайд снова оделся. Гвен завернулась в халат, на ее кукольных щеках играла улыбка. Внезапно ее носик сморщился.

— Кажется, я чувствую запах дыма? — спросила она. Роджер кивнул.

— Да, — прошептал он. — Я… я устроил пожар в лаборатории наверху. Такие вещи должны быть уничтожены.

Клайд посмотрел на мальчика, но в его глазах была мудрость, превосходящая детские годы. Он кивнул.

— Да, — согласился он. — Возможно, это и к лучшему.

Он наклонил свою рыжую голову вниз, когда Гвен прошептала ему на ухо. Девушка указала на Роджера и улыбнулась.

— О чем ты шепчешь? — спросил мальчик.

Клайд улыбнулся.

— Ничего особенного, — заявил он. — Просто мы собираемся пожениться, и Гвен сказала, что хотела бы усыновить тебя.

Роджер засветился и зашаркал ногами.

— Хорошо, — согласился он, когда они вышли из дома.

Гвен вздохнула.

— Конечно, придется попотеть, чтобы исправить то, что натворил с тобой Маллот. Но мы тебя воспитаем как следует.

— Еще бы, — мрачно сказал Клайд. Он схватил Роджера за руку. — Первый шаг в твоем образовании начинается сейчас, — сказал он мальчику. Он взглянул на дым, поднимающийся с крыши дома позади них.

— Мне придется научить тебя не играть со спичками, — пробормотал он.

— Что ты собираешься делать? — воскликнула Гвен.

Клайд ухмыльнулся и медленно наклонил мальчика вперед нестареющим жестом.

— Совсем ничего, — сказал он. — Совсем ничего. Я просто собираюсь дать ребенку хорошую, старомодную порку!

ЖЕЛЕЗНАЯ МАСКА (Iron Mask, 1944) Перевод К. Луковкина

1. [название первой главы отсутствует]

— Где она? — хрипло потребовал Эрик Дрейк. — Что вы сделали с Розель?

Высокий, лысый мужчина пожал плечами.

— Сядь, Эрик, — пробормотал он. — Нет нужды волноваться.

— Скажите мне, где она, — настаивал молодой человек, обвиняюще сверкая серыми глазами. Пьер Шарман прямо встретил его взгляд.

— Я послал Розель в замок Делавер, — ответил он.

— В замок? Но вы не могли, разве вы не знаешь, что говорят?

Замок Делавер — это…

Пьер Шарман перебил его с горьким смешком.

— Я знаю, — сказал он. — Поговаривают, что в замке Делавер водятся призраки. Ты в это веришь? Думаешь, я отправил бы Розель — мою собственную дочь — в подобное место, если бы сам верил?

Эрик Дрейк смотрел на Пьера Шармана сквозь ореол горящей свечи. Здесь, в тайных камерах подземелья они представляли собой странную пару. Высокий пожилой Пьер Шарман, бывший мэр Дюбонна, встретился взглядом с молодым Эриком Дрейком, бывшим корреспондентом «Ассошиэйтед Пресс». Действительно, странная пара, и при странных обстоятельствах. Ибо Пьер Шарман, с приходом нацистов в Дюбонн, уже не был мэром, а стал местным главой подпольного движения. Дрейк тоже покинул свой прежний пост с приходом немцев. Теперь он служил подполью ради двух любовей — любви к дочери Шармана, Розель, и любви к свободе. В борьбе за свободу Франции они были партнерами, но теперь…

— Зачем вы послали Розелль в замок? — спросил Эрик Дрейк.

И снова Пьер Шарман уклонился от ответа.

— Ты тоже боишься призраков? — усмехнулся он.

— Чепуха, — отрезал Дрейк. — Это не… призраки, с которыми она, вероятно, там столкнется. Это немцы!

Шарман усмехнулся.

— Я знаю, — ответил он. — Именно поэтому я и послал ее. До меня дошло известие, что гауляйтер Хассман планирует посетить замок сегодня вечером. Необходимо, чтобы один из нас прибыл раньше него.

Оба мужчины на мгновение замолчали, думая о Хассмане. Этот Хассман, новый гауляйтер, устроил в маленьком городке Дюбонне царство террора. Он реквизировал французскую технику и французское золото, и теперь планировал рекрутировать французских мужчин, чтобы отправить их в Германию. Его гестаповские отряды и шпионы сновали повсюду.

Шарман и его подпольное движение проходили через суровые испытания из-за железного правления Хассмана.

— Что Хассману нужно в замке? — спросил Дрейк, нарушив молчание.

— А ты не догадываешься? — ответил Шарман.

— Там нет ничего ценного, — задумчиво произнес Дрейк. — Старый замок опустел с тех пор, как тамошних дворян убили во время Французской революции. Крестьяне говорят, что их призраки все еще бродят по этому месту — но я думаю, что оно, вероятно, заполнено пылью, паутиной и летучими мышами.

Никто не хотел бы посетить его.

— Именно. — Шарман пожал плечами. — Вот почему я подумал, что это идеальный тайник.

— Тайник?

— Да. Когда немцы прибыли сюда, в Дюбонн, моим последним официальным актом на посту мэра было распоряжение государственными бумагами. Не обычные документы, как ты понимаешь, а секретные — всего лишь несколько ценных листов, спрятанных в архивах мэрии. Я решил сохранить их любой ценой, из-за их исторического значения. Поэтому я стал искать подходящий тайник. Пока ты усердно рассылал сообщения о передвижениях нацистских войск в свою газету, я торопливо поднимался на холм, чтобы спрятать эти бумаги в замке Делавер.

— Вы спрятали их там?

— Да, там. Я положил их в железную шкатулку и спрятал в том месте, которое знал только я один — в потайном ящике над старым камином. Я думал, они будут в безопасности. Но каким-то образом Хассман, должно быть, узнал про тайник, потому что сегодня я получил сообщение, что он высылает в замок отряд сегодня вечером. Естественно, нельзя позволить немцам найти эти бумаги. Вот почему я послал туда Розель сегодня днем.

Дрейк нахмурился.

— Но почему вы послали свою собственную дочь — она же девушка — на такое рискованное задание?

— Ровно по этой же причине, — объяснил Шарман. Он встал и подошел к окну. Раздвинув шторы, указал на улицу за окном. — Послушай, друг мой, — сказал он. — Посмотри на улицы Дюбонны.

Каждый квартал патрулируют нацистские свиньи. Кто из наших людей смог бы беспрепятственно пройти по этим улицам и добраться до замка средь бела дня? Конечно, ни ты, ни я, ни Марсель, Антуан, Филипп, Жан — никто из наших людей. Нет, только женщина может пойти с таким поручением; женщина, которой мы можем доверять. Поэтому я послал Розель.

— Но сейчас уже сумерки, — возразил Дрейк. — Она должна вернуться, не так ли? И нацисты скоро выдвинутся туда.

Пьер Шарман закусил верхнюю губу и отвернулся.

— Волнуетесь, не так ли? — сказал обвинительно Дрейк. — Вы же понимаете, что это был безрассудный план. Вот почему вы не посвятили меня в это дело раньше. Возможно, она…

— Не говори так, — прошептал Шарман.

— Глупец!

Дрейк направился к двери, сердито размахивая кулаками.

— Куда ты идешь? — пробормотал старик.

— Я пойду за ней в замок, — ответил Дрейк.

— Но патрули…

— К черту патрули! Уже темно, я смогу проскользнуть мимо них.

Так я и сделаю. Розель там, наверху, в этих заброшенных развалинах, одна. Я иду к ней, сейчас же.

Дрейк не замедлил шага, когда вышел на мощеную улицу. Он глубоко засунул руку в карман своего потрепанного плаща и сжал металлический приклад пистолета. Нахмурившись, он в мрачной спешке зашагал по пустынной улице, пристально вглядываясь в сгущающиеся сумерки. Предательский лязг металла предупредил его отступить в тень за деревьями. Мимо прошел изможденный гестаповец.

Дрейк подождал, пока немец повернет за угол, и поспешил дальше. Поднятый воротник пальто скрывал его лицо, слишком хорошо известное немецким захватчикам. Ибо Дрейк, как и все остальные подпольщики, был приговорен нацистами к смерти.

Игра, в которую он играл здесь, была опасной — игра в прятки на старых улицах; игра, ставкой в которой была сама его жизнь. Игра продолжалась в тишине, безмолвной, как смерть. И Дрейк двинулся вверх по улице к холму. Каждая остановка, каждая задержка, каждое мгновение, проведенное в укрытии от патрульного, были для него пыткой. Потому что Розель была там, на вершине холма. Он должен немедленно добраться до нее.

Но к тому времени, как Дрейк поспешил по тропинке, ведущей к замку Делавер, над разрушенными стенами уже взошла полная луна. Обветшалые стены скрывали тайну, окутанную тишиной.

Уши Дрейка не слышали ни звуков изнутри. Его глаза не видели никакого света, кроме холодной и ухмыляющейся Луны.

Дрейк продрался сквозь спутанные сорняки, заполонившие старую тропинку. Теперь он двигался осторожно, держась в тени искривленных деревьев. Здесь могли быть немцы, но кажется, они еще не появились. Была только тишина и разложение.

Зловоние, казалось, ощутимо исходило от огромных, поросших мхом каменных стен замка. Разрушенные шпили смотрели на Луну, а разбитые окна, как безглазые глазницы черепов, слепо пялились в ночь.

Дрейк приблизился к двери и с удивлением заметил, что огромная резная дверь со скрипом распахнулась. Он мельком увидел зияющие просторы за ними. Розель, должно быть, уже там. Если только… Дрейк подавил проклятие, уловив движение за дверью. Рука Эрика Дрейка потянулась к пистолету. Он рывком поднял дуло вверх, держа его наготове, а затем — облако черного ужаса закрутилось от дверного проема и устремилось вверх к небу.

— Летучие мыши! — пробормотал он. Когда скрипучая и чирикающая стая взмыла в воздух, Дрейк подавил дрожь. Он подумал о древних легендах, о чудовищных слухах, которые выросли потолще мха вокруг стен замка.

И Розель, совсем одна в темноте — но что, если нет? Эта мысль была как удар плетью. Дрейк взбежал по каменным ступеням и бросился в открытую дверь.

— Розель! — прошептал он.

Ответа не было — никакого ответа, если не считать свистящего эха, отскочившего от холодных стен коридора, в котором он стоял. Здесь, в логове тьмы, Дрейк размышлял, в какую сторону повернуть. Где комната с камином? Где же Розель? Стоит ли рисковать и звать ее? Он на мгновение заколебался, но потом сомнения рассеялись. Ибо тишина разорвалась одиноким криком.

Дрейк узнал этот голос. Розель! Слева раздался крик. Его эхо разнеслось по коридорам, и Дрейк начал действовать.

Он метнулся к двери слева от себя, вошел в комнату и отступил на шаг. Да, там был камин, и каминная полка над ним.

Слабый лунный свет освещал комнату, но Дрейк смотрел только на стройное, соблазнительное тело девушки на полу. Это была Розель. А над ней в полутьме парила фигура, такая, какие рождаются только в кошмарах. Черная, в плаще с капюшоном, фигура склонилась над девушкой в позе злорадной угрозы.

Черная лапа прижала что-то к скрытой плащом груди, а затем… фигура исчезла. Даже когда Дрейк бросился вперед, фигура, казалось, растворилась в тени у дальней стены и исчезла. Затем Дрейк опустился на колени рядом с девушкой, поднял ее голову и что-то прошептал ей. Розель открыла глаза. Она была невредима, Дрейк видел это. Девушка находилась в сознании — но не совсем, потому что снова закричала.

— Эрик! — воскликнула она. — Эрик, ты здесь!

— Да, — прошептал он. — Все в порядке.

— Но где же она? — всхлипнула девушка.

— Где та тварь, которую я видела — тварь в Железной маске?

2. Человек без лица

Лунный свет струился сквозь разбитые окна. Дрейк пристально посмотрел в глаза девушки и прочел в них страх. Он покачал головой. Только страх, никакой истерики.

— У него на лице железная маска, — тихо повторила Розель. — Я видела его так же ясно, как и тебя. Он не был призраком.

Эрик Дрейк задумчиво кивнул.

— Это ясно, — пробормотал он. — Призраки не крадут ценные бумаги. И не оставляют следов.

Он указал на пол, где лунные лучи блестели на серебряном ковре пыли. В многолетней пыли виднелись следы туфель Розель на высоких каблуках и плоские, более широкие отпечатки мужских ботинок. Дрейк увидел приближающиеся следы, и его серые глаза повернулись, чтобы еще раз рассмотреть отпечатки, удаляющиеся по залам замка за пределы комнаты.

— Он пошел туда, — отрезал Дрейк, поднимаясь на ноги.

— Эрик — ты пойдешь за мной?

— Я должен. — Дрейк поднял Розель на ноги и ободряюще положил руки ей на плечи. — Ты должна убраться отсюда, пока не появились люди Хассмана. Возвращайся к отцу. Расскажи ему, что случилось, и скажи, что я напал на след этих бумаг. Я увижусь с ним на собрании сегодня вечером.

— Но, Эрик — ты же не собираешься идти за ним один?

— У него документы. Мы должны их вернуть. И он не мог уйти далеко за последние пять минут. Если я потороплюсь…

— Но ты не можешь уйти! — в темных глазах Розель сверкнуло нечто большее, чем страх. Эрик рассмеялся.

— Он всего лишь человек, независимо от того, какую маску носит. И у меня есть пистолет.

— Оружие тебе не поможет, — прошептала она.

— Что ты имеешь в виду?

— Не хотела тебе этого говорить, но я выстрелила в него. И ударила.

— Крови нет, — заметил Дрейк.

— Да, это так. Там нет крови. Я выстрелила ему в голову — и крови не было. Он не остановился. Говорю тебе, он чудовище.

— Прекрати, Розель! — Дрейк потряс девушку за плечи. — Ты попала в железную маску, конечно. Говорю тебе, ничто сверхъестественное не оставляет таких следов. И пока я вижу следы, я буду следовать за ними. А теперь — убирайся отсюда, быстро.

Долгий поцелуй противоречил резкости его приказа. Затем Дрейк отступил назад, развернулся и нырнул в темный коридор за дверью замка. Его глаза следили за размытыми следами в пыли. Впереди простирались только тьма и тишина — глубокая тьма, и еще более глубокая тишина. Дрейк не колебался. Когда он вошел в затхлый коридор, лунный свет померк. Он включил фонарик-карандаш и на ощупь обогнул поворот в коридоре.

Дорога вела вниз, но следы все еще были отчетливо видны в лучах фонарика. Дрейк пошел дальше. Извилистый проход превратил развалины замка в настоящий лабиринт — черный, неприступный лабиринт, вонявший древним разложением, затаившейся смертью. Но Дрейк шел по следам; следам, которые влекли его все дальше в темные глубины, где обитала странная тишина и белые саваны, сотканные тенями.

Разрушенные стены плотоядно смотрели в самое сердце сырых внутренних покоев. Свет фонарика осветил входы и выходы туннелей со всех сторон, но взгляд Дрейка был прикован к следам беглеца. Они вели его вперед, они уводили вниз — и могли привести его к вратам ада — но куда бы они ни пошли, он следовал за ними. Должен был.

Он ускорил шаг. Неужели нападавший спешил в какое-то выбранное место? Была ли мрачная цель в этой ясно обозначенной тропе? Может быть, Дрейк завернет за угол и столкнется с кем-то ждущим его? Неужели кто-то притаился в тени, готовясь к прыжку? Он напряг слух, чтобы не слышать тишины, но не мог прочесть тайну, заключенную в ночи.

А потом… Дрейк резко свернул за угол в конце извилистого коридора. Следы привели его к стене и остановились; оборвались на пустом пространстве серого камня. Луч фонарика Дрейка скользнул по каменным плитам у его ног. Взгляд Дрейка скользнул по стене. Затем он постиг тайну.

— Подземный выход, — пробормотал он. — Возможно, еще один скрытый лаз.

Его предположение оказалось верным. Пальцы быстро пробежали по поверхности стены над тем местом, где заканчивались следы, и вскоре наткнулись на рычаг.

Часть стены бесшумно открылась — удивительно, для механизма, несомненно, изношенного временем и проржавевшего. Дрейк стоял на пороге туннеля ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы провести лучом фонаря по полу впереди. Он увидел следы и двинулся дальше.

Более влажная, глубокая темнота… тайная, могильная тишина… и все эти следы уводят его к неведомым безднам. А потом, совершенно неожиданно, поворот туннеля привел его к наклонной расщелине скалы — расщелине, сквозь которую струился лунный свет. Секретный проход вел из замка к нижнему склону холма за ним! Следов больше было видно, но Дрейк увидел кое-что получше — фигуру!

Там в ярких лучах Луны дорога спускалась вниз по склону холма; и на дороге Дрейк различил черную, гротескно покачивающуюся фигуру беглеца. Несмотря на яркую Луну, Дрейк не заметил блеска стали на голове убегающего человека; на таком расстоянии казалось, что его голова, как и все его тело, была окутана черным. Черная, ползущая, как паук, фигура двигалась в лунном свете по дороге впереди. Дрейк потянулся за своим автоматом, одновременно убирая в карман фонарик.

Человек мгновенно превратился из искателя в охотника. Он двинулся вниз по склону холма ровной рысью. Фигура не обернулась. Возможно, беглец его не слышал. Радуясь своей удаче, Дрейк двинулся вперед, сокращая расстояние между ними.

Его глаза, всегда готовые к внезапному движению, внезапно сфокусировались — не на беглеце, а на дороге далеко внизу.

Другие фигуры ползли по склону холма! Даже на таком расстоянии Дрейк узнал уродливые очертания военных шлемов.

Люди гауляйтера Хассмана — отряд гестапо шел грабить замок!

Дрейк на мгновение отступил назад. К такой ситуации он был не готов. Гестапо доберется до незнакомца раньше, чем он успеет. И, возможно, беглец состоял у них на службе. Дрейк помедлил. Но одетый в черное беглец не колебался. Должно быть, он заметил отряд гестапо одновременно с Дрейком. Теперь он сидел на корточках посреди дороги, прислонившись к груде камней.

Дорога перед ним круто спускалась вниз, и немцы с трудом поднимались чуть ниже. Беглец потянулся к груде камней, вытащил валун — Дрейк ахнул.

Одним движением беглец поднял над головой гигантский валун и обрушил его на шлемы нацистов внизу! Снаряд ударил с сокрушительной точностью. Нацист упал, придавленный гигантским камнем. Остальные члены отряда подняли глаза и увидели одинокую фигуру, черным силуэтом обрисованную на фоне неба. Гестаповцы бросились врассыпную, ища укрытия за утесами и между расщелинами на тропе внизу. Быстро, без колебаний беглец поднял еще один камень от скалы рядом с тропой, снова поднял его и швырнул в голову ближайшего противника.

Он промахнулся и камень полетел вниз по склону холма, ударив с такой силой, что в ночи разнеслось эхо рока. Теперь нацисты изготовились стрелять. Пламя выплюнуло в сторону черной фигуры пятью сердитыми струями. Но беглец не искал убежища. Он снова медленно наклонился и поднял еще один огромный кусок гранита. Он бросил его прямо на железный шлем внизу. Раздался крик. И выстрелы застрекотали в удвоенном темпе. Беглец, стоя под свинцовым градом, спокойно нащупал другой камень. Было что-то величественное в его одинокой борьбе против этих солдат — что-то величественное и не совсем нормальное. Но это не подвигло Дрейка на дальнейшие действия.

Его расчеты были точны.

Беглецом оказался один человек: нацистов было четверо. У нацистов было оружие, а у беглеца — только камни. Шкатулка все еще была у беглеца — Дрейк видел ее висящей в рюкзаке, пристегнутом к его черной спине. Если бы нацисты победили и забрали шкатулку, Дрейк сражался бы против большего числа врагов. Если он встанет на сторону беглеца и поможет отбиться от нападавших, ему придется иметь дело только с одним человеком — если он враг, а не друг.

Кроме того, враг или друг, но беглец убивал немцев. И Дрейк одобрил эту идею. Он послал печать своего одобрения сквозь ночь, когда заговорил его пистолет. Выскочив из укрытия, Дрейк присоединился к одинокому незнакомцу на дороге, и пока тот швырял камни, Дрейк целился и стрелял каждый раз, когда из укрытия на обочине дороги показывался железный шлем.

Незнакомец обернулся. На мгновение Дрейк уставился в черную дыру, где должно было быть лицо, а затем понял, что слова девушки правда. Незнакомец действительно носил маску, но не железную. Его лицо было покрыто черной бархатной тканью с двумя щелями для глаз. С головы до ног беглец был одет в черное и возвышался в лунном свете, как изможденный призрак. Дрейк почувствовал пристальный взгляд, но незнакомец не произнес ни слова. Он только хмыкнул, затем повернулся и вытащил еще один камень из склона холма. А потом снова швырнул его вниз с невероятной силой. И Дрейк прицелился в шлем, когда нацист поднялся снизу и выстрелил в них.

Дрейк готов был поклясться, что видел, как незнакомец вздрогнул, когда пуля попала в цель, но этого не могло быть.

Беглец флегматично наклонился, словно автомат, схватил еще один валун и отправил его в смертельный полет. Еще один нацист закричал, а затем упал на склоне холма, когда валун подпрыгнул над его телом. Дрейк прицелился еще раз. И тоже попал в цель. Упал еще один нацист. Единственный оставшийся солдат вдруг повернулся и побежал обратно по дороге.

Незнакомец кинул вниз еще один валун, а Дрейк выстрелил в бегущую мишень, но гестаповец исчез далеко внизу.

Тогда, и только тогда, беглец повернул свое замаскированное лицо к Дрейку и протянул руку в черной перчатке.

— Merci beaucoup[16], — прошептал он.

Голос прозвучал удивительно мягким, а французские фразы странно неестественными.

— Месье, — прошептал незнакомец в маске. — Как я могу отплатить вам?

В одно мгновение Дрейк оказался рядом с ним, дуло его пистолета уперлось в спину незнакомца.

— Это просто, — усмехнулся Дрейк. — Ты можешь отплатить мне тем, что отдашь шкатулку в своем рюкзаке — ту, что украл из замка.

С минуту незнакомец стоял молча. Затем внезапно из глубины за черной бархатной маской послышался шепчущий смешок.

— Что тут смешного? — рявкнул Дрейк.

— Но это слишком невероятно! — усмехнулся незнакомец. — Может быть, вы тоже хотите спрятать эту шкатулку?

— Может быть, — лаконично ответил Дрейк. — Отдай ее мне.

Незнакомец не шевельнулся.

— Все в порядке, — прошептал он. — Я знаю о бумагах, которые там хранятся. Я просто хотел спасти ее от нацистов.

Пистолет Дрейка уперся еще глубже, подчеркивая его нетерпение.

— Неважно, — настаивал он. — Отдай шкатулку мне. Я узнал, что ты украл эту шкатулку у девушки в замке.

— Она была одной из наших людей? — прошептал незнакомец. — Я не знал, иначе не стал бы вмешиваться. Я думал, что был единственным, кто знает о приходе нацистов.

Дрейк колебался лишь мгновение.

— Кто ты такой? — рявкнул он.

— Вы же знаете, мы не спрашиваем имен, — парировал незнакомец. — Но я могу дать вам пароль.

— Тогда дай его мне.

— «Молчание».

Дрейк услышал шепот и опустил оружие. Он не мог сомневаться в лозунге подполья. Этот незнакомец был одним из членов организации, сражавшейся за свободу Франции. И в соответствии с Кодексом подполья ему не нужно раскрывать какую-либо компрометирующую информацию о своей личности.

И все же Дрейк не мог избавиться от дурных предчувствий. Он снова уставился на лицо в маске, на руки в перчатках таинственного человека в черном. Незнакомец обернулся и пожал плечами.

— Почему я ношу маску? Почему я прячу руки в перчатках? — его шепот был едва слышен. — Объяснение простое, хотя и неприятное. Я был солдатом, месье. Солдатом во французской армии. Это произошло во время отступления от линии Мажино.

Подошли танки и люди с огнеметами. Они обожгли мое лицо и тело. Когда меня нашли, то сочли мертвым. Но в больнице в Париже мне спасли жизнь. В этом они преуспели, но не смогли сохранить мое лицо. Вы понимаете? Вот почему я скрываю свои руки и тело, из-за шрамов. И я должен скрыть то, что у меня осталось вместо лица.

Голос шептал горько, резко, напряженно.

— Они хотели оставить меня там, в больнице как инвалида. Но у меня есть дело: надо отдать должок нацистской орде. Я вышел из больницы, связался с подпольем. Они не могли использовать меня в Париже из-за моего… уродства. Так что я сражался один, по-своему. И вот я явился сюда. Случайно я узнал, что местный гауляйтер приказал напасть на замок. Я не знал его цели, но пришел к замку, думая угадать цель его поисков. Потом обнаружил девушку, которая забирала эту шкатулку. Не было времени на расспросы. Я взял шкатулку, убежал — и остальное вам известно.

Дрейк кивнул.

— Повезло, что мы встретились, — сказал он. — Ты ошибаешься, если думаешь, что в подземелье для тебя нет места. У тебя есть большая сила и большее мужество. Я буду счастлив сопровождать тебя сегодня вечером в нашу штаб-квартиру — мы проводим важное совещание. Познакомлю с Шарманом, нашим лидером. Он найдет для тебя место.

— Но я не могу, — прошептал незнакомец. — Если они увидят меня…

— Возможно, твое уродство мне не по душе, — осторожно ответил Дрейк. — Но это не имеет значения, уверяю. Не важно, что стало с твоим лицом.

— Вы не понимаете, — простонал незнакомец. — У меня нет лица.

Они дали мне кое-что еще. Дурак, неужели вы не понимаете, что со мной сотворили? Тогда смотрите!

Рука в черной перчатке поднялась к перебинтованному горлу незнакомца. Одним судорожным жестом он сорвал с головы черный балахон. Дрейк уставился на то, что сверкало в мерцающем лунном свете; уставился на вопиющий ужас, угнездившийся на плечах незнакомца, на ужасную реальность того, на что намекала Розель Шарман. У незнакомца не было лица. В железной ухмылке, наглой, как рок, застыла гримаса Железной маски!

3. Гауляйтер наносит удар

— Кодовое слово? — потребовал Пьер Шарман.

Высокий лысый старый француз уставился на незнакомца в маске, и в его суровых голубых глазах мелькнул гордый вызов.

— «Молчание», — прошептал голос из-за черного бархатного покрывала. Лидер подполья Дюбонна медленно кивнул. Затем Пьер Шарман повернулся к Эрику Дрейку, стоявшему рядом с человеком в маске.

— Кто этот человек и где вы с ним встретились? — спросил он.

Дрейк рассказал всю историю просто и без колебаний.

— Я думаю, он может нам помочь, — сказал он. — И он принес шкатулку.

Глаза Пьера Шармана сверкнули.

— Это хорошо! — сказал он. — Очень важно, чтобы мы, подпольщики, сохранили документы в шкатулке. Здесь хранятся все древние официальные бумаги Дюбонны — некоторые из них были спасены еще со времен Революции. Гауляйтер Хассман отдал бы правую руку, чтобы завладеть ими.

Он встал и протянул руку. Ее схватила черная рука обгоревшего солдата в железной маске. Дрейк стоял, наблюдая за странной картиной — и это было странно. Ибо все трое находились в штаб-квартире Дюбоннского подполья, расположенной на складе местной пивоварни. Окруженные горами бочек, партизаны сидели на корточках в огромном помещении; свет единственной свечи отбрасывал жуткие тени на бочки и стены. Впечатление было такое, словно они очутились в огромном винном погребе какого-то сказочного людоеда — эти три несообразные фигуры; старый француз, молодой американец и существо, одетое в черный кошмар из плаща и капюшона.

Оценка гротескной сцены отразилась в чьем-то внезапном крике.

Все трое повернулисьлицом к двери.

Розель Шарман стояла, прикрыв рукой алые губы и оборвав крик, который мог выдать их всему миру. Но ее голубые глаза расширились от ужаса, когда она увидела, как отец пожимает руку нападавшему на нее существу.

— Mon pere, — выдохнула она. — Он здесь!

Пьер Шарман кивнул, погладил усы и ободряюще улыбнулся ей.

— Не волнуйся, дочь моя, — сказал он. — Дрейк может все объяснить.

— Дрейк — о, Эрик, ты в безопасности! И вы поймали врага!

— Ну, не совсем, — усмехнулся Дрейк. — Позволь мне рассказать, что произошло.

Он так и сделал, сидя на перевернутой бочке рядом с девушкой. Она слушала историю, и постепенно страх покинул ее лицо. Тем временем Пьер Шарман совещался с человеком в маске.

Дрейк закончил свой рассказ как раз вовремя, чтобы уловить смысл замечаний лидера подполья.

— Итак, вы видите, — закончил Шарман. — Я назначил встречу на сегодняшний вечер здесь. В течение часа соберутся все члены подполья в Дюбонне и прилегающей сельской местности. Мы получили известие, что гауляйтер Хассман собирается издать приказ, призывающий всех трудоспособных мужчин к принудительному труду в Германии. Естественно, мы должны действовать немедленно. Надо спланировать саботаж этой кампании.

Железная маска закачалась вверх-вниз в знак согласия. Пьер Шарман вздохнул.

— Есть только одно затруднение, — признался он. — Я надеялся сегодня вечером получить полный отчет о том, когда Хассман нанесет удар и где; сколько человек он собирается призвать в армию и какие методы будет использовать. Двое или трое наших людей пытались перехватить такое сообщение. Но я должен признаться, что потерпел неудачу. Теперь, когда встреча назначена на полночь — а до нее всего час — у меня нет отчета, на котором можно было бы основать наш план кампании.

— Полночь, — прошептал человек в маске. — Остался один час.

Он встал, внезапно, целеустремленно.

— Куда вы? — спросил Пьер Шарман.

— Вы говорите, есть час, — послышался шепот. — Возможно, я смогу что-нибудь сделать.

— Вы хотите сказать, что можете получить отчет? — выдохнул Пьер Шарман. — Но как?

Человек в железной маске неловко пожал плечами.

— Не спрашивайте о методах, — прошептал он. — Я разработал определенную… технику… в таких делах. Будьте уверены, я вернусь с нужной вам информацией.

Черное пятно мелькнуло, и человек исчез из подвала пивоварни. Шарман уставился на дочь и Дрейка и медленно пожал плечами.

— Кто знает? — сказал он. — Возможно, у него получится.

Розель задрожала в объятиях Дрейка.

— Он пугает меня, — прошептала она. — Почему-то у меня такое чувство, что он что-то скрывает — что-то такое, о чем не сказал нам.

— Мы должны верить, — заверил ее Дрейк. — Но теперь нам нужно кое-что сделать.

Все трое склонили головы друг к другу в свете свечей; седеющая лысина Пьера Шармана, высокая рыжеватая голова Дрейка и облако темных кудрей Розель склонились над столом, и Пьер Шарман начал негромко отдавать распоряжения. Пока он говорил, дверь в конце комнаты начала быстро открываться и закрываться, когда члены подполья просачивались в комнату поодиночке. Они приходили без конца, но всегда шли одни.

Благочестивые домохозяйки, степенные старики-бизнесмены, ухмыляющиеся батраки и скрюченные, загорелые крестьяне появлялись и молча рассаживались на перевернутых бочонках полукругом вокруг стола. Вскоре их собралось около двух десятков, ожидая начала встречи. Дрейк оторвал взгляд от бумаг на столе и посмотрел на часы. Полночь.

— Пора, — сказал он Шарману. — И наш друг не вернулся.

Но как только он произнес эти слова, дверь в конце комнаты распахнулась, и в комнату ворвался черный плащ человека в маске. Не обращая внимания на взгляды собравшихся, он с грохотом подошел к столу. Рука в перчатке взметнулась, и белая бумага упала вниз.

— Вот отчет о предполагаемых операциях Хассмана, — пробормотал он хриплым голосом.

Пьер Шарман поднял брови.

— Хорошая работа, — сказал он. — Это было… безопасно?

— Вы хотите сказать, что меня обнаружили? Ответ — нет. И я не думаю, что за мной следят. Часовой, стоявший у входа наверху, сказал, что все здесь. Тогда можно начинать собрание. Мы в безопасности.

Фигура в маске неловко опустилась на перевернутый бочонок рядом со столом. Дрейк и Розель заняли свои места, а Пьер Шарман встал и вышел вперед.

— Товарищи, — начал он. — Вы все знаете, с какой целью мы встретились сегодня вечером. Обычно я запрашиваю ваши отчеты, а потом принимаюсь за дело. Но я только что получил жизненно важную информацию относительно нашего следующего плана действий. Новый товарищ преуспел там, где другие потерпели неудачу — вы только что видели, как он вошел.

Поэтому я прошу у вас позволения изучить информацию, которую он только что принес. Я хотел бы немедленно передать ее вам, поскольку это касается нашего будущего.

Зрители одобрительно кивали и перешептывались. Пьер Шарман медленно развернул бумагу, что принес человек в плаще.

А потом — на свободу вырвался ад. Без предупреждения раздался грохот на лестнице за дверью. Без предупреждения грохот пулеметной очереди разнесся по пустому своду пивоварни. Дверь склада разлетелась в щепки, и в комнату хлынул рой одетых в серое фигур.

— Хассман! — закричала Розель Шарман.

Дюжина пар глаз узнала дородную фигуру в дверном проеме.

Приземистый, круглоголовый гауляйтер был известной в Дюбонне личностью — живым воплощением ужаса. И теперь ужас стоял в дверном проеме, и его пухлые руки держали два плюющихся Люгера. Женский вопль страха умер в брызгах пуль.

Одним движением руки Пьер Шарман ударил по свече, стоявшей на столе, и комната погрузилась в полную темноту. Мужчины и женщины бегали как крысы. Но темнота не была полной.

Красные очереди пулеметного огня плевались смертельными молниями по всему залу. Застигнутые врасплох члены подполья скорчились за бочками и чанами. Некоторые были вооружены, и они ответили на огонь нацистов, когда солдаты ворвались внутрь, кроша стены своими переносными пулеметными установками.

Над схваткой раздавались крики попавших в ловушку французов, гортанные команды и проклятия гауляйтера Хассмана. Нацисты продвигались вперед, ощупью прокладывая себе путь, в то время как партизаны выкатывали пивные бочки перед собой и опрокидывали их. Из пробитых пулями бочек хлынули янтарные потоки. Вскоре нацисты по щиколотку увязли в содержимом бочек, но шли дальше. Некоторые падали, раздавленные стволами или изрешеченные ответными пулями партизан. Тем не менее, они продвигались вперед, и это была ужасная игра в прятки, в которую играли в темноте. Языки пламени от пулеметов лобызали тела французов смертельными ласками. Дрейк схватил Розель за плечи и потащил за ближайшую груду бочек.

— Оставайся здесь, — крикнул он, стараясь перебить шум.

Затем прокрался в центр комнаты, ощупью пробираясь к столу. Шкатулка из замка стояла там; он видел, как человек в маске поставил ее рядом со свечой, прежде чем сесть. Он протянул руку и нащупал ее холодные очертания. Он схватил ее.

Железная хватка охватила его запястье. Дрейк закричал. Его кулак ударил по бархату, потом по железу под бархатом.

— А, это ты! — воскликнул он. — У тебя была такая же идея, а?

Рука ослабила хватку на его запястье, но не отпустила.

— Это я — Дрейк! — крикнул американец.

— О, — раздался шепот, и рука упала, когда Дрейк схватил шкатулку.

— Пошли, — сказал Дрейк. — Следуй за мной. Думаю, есть другой выход. Нам лучше поскорее убраться отсюда — нет никакого шанса отбиться.

Это была мрачная правда.

Исход сражения был однозначно в пользу нацистов. Они продвигались взвод за взводом сквозь темноту, пробираясь сквозь пролитое вино в неустанном поиске немногих оставшихся в живых членов подполья. Дрейк нашел путь отступления.

— Идемте за мной, — приказал он.

Все трое беглецов осторожно прокрались вдоль ряда тюков у стены.

— Насколько я помню, где-то в стене есть аварийный загрузочный желоб, — крикнул Дрейк, перекрывая шум битвы. — Подождите — кажется, я понял.

Его протянутая рука легла на железную ручку. Он распахнет ее, а потом…

— А как же отец? — задыхаясь, спросила Розель.

— Где же он?

Ответ оказался удручающим. Внезапно над их головами прогремел град. Пули с глухим стуком врезались в стену. Бегущие ноги обогнули коридор из тюков слева от них. Измученный и задыхающийся Пьер Шарман слепо упал в объятия дочери.

— Отец — мы в безопасности! Иди за нами, — крикнула девушка.

Дрейк поднял дверь за железную ручку, вделанную в стену.

— Нам придется ползти, — предупредил он их, но его слова потонули в грохоте шагов, топающих по коридору следом. Еще одна пулеметная очередь прогремела над их скорчившимися фигурами.

— Сейчас же! — прошептал Дрейк.

Он быстро втолкнул Розель Чарман в дверной проем. Она поползла вперед на четвереньках. Дрейк наклонился, чтобы последовать за ним. Затем блеснул ужасный луч света.

Гауляйтер Хассман достал фонарик, и его холодные лучи скользнули по согнутым телам Дрейка, Шармана и человека в железной маске. А вместе с лучом прилетели и пули. Солдаты за спиной Хассмана открыли огонь.

— Быстрее! — закричал Дрейк. Он встал и пнул ближайшую кучу бочек. Они упали, преграждая коридор. Пьер Шарман выпрямился. Его огромные руки обхватили еще одну колонну сложенных бочек, заставив ее рухнуть.

Человек в железной маске тоже поднялся. Вдвоем они с Шарманом навалились на ряд бочонков. Те начали падать. Если они упадут, нацисты будут раздавлены под бочонками. Если бы, но пули оказались быстрее: дюжина пуль разорвала седого Пьера Шармана почти пополам. Дрейк с ужасом увидел, как тот упал.

Пули полетели в другую цель, и теперь смертоносные снаряды поразили человека в железной маске. Но он не упал! Дрейк видел, как шквал огня обрушился на него, но человек стоял как статуя, приподнимая ряды бочек. И прямо на глазах у Дрейка незнакомец в железной маске одним мощным рывком расправил плечи и обрушил всю колонну бочек на головы и плечи нацистских артиллеристов.

— Пошли, — прошептал он и нырнул в открытый загрузочный люк.

Дрейк последовал за ним, прежде чем грохочущее эхо упавших бочек замерло в склепе позади. Дверь с лязгом захлопнулась, и они поползли вперед в полной темноте. Вскоре они догнали Розель.

— Что случилось? — прошептала она. — Где отец?

— Не разговаривай, — яростно пробормотал Дрейк. — Продолжай двигаться. Они могут последовать за нами.

По душным каналам загрузочного желоба они двигались на четвереньках. Дрейк прижал шкатулку к груди. Он слышал резкое дыхание Розеллы, и свои собственные вздохи. Но незнакомец в железной маске молчал. А потом, наконец, их разрывающиеся легкие вздохнули с облегчением, когда Дрейк добрался до другого конца желоба и осторожно толкнул люк, ведущий в переулок за пивоварней. Он смотрел на залитые лунным светом пустынные улицы. Нацистские грузовики стояли за углом.

— Пошли, — скомандовал он. — Теперь мы можем уйти.

— Куда мы едем? — спросила Розель.

— Следуйте за мной — нет времени на объяснения, — бросил через плечо Дрейк, побежав ровной рысью по переулку. Девушка и незнакомец присоединились к нему. Дрейк в молчании вел их вперед, уверенно и безошибочно. Они с трудом поднялись по крутому склону, Дрейк впереди. Внезапно девушка закрыла рот рукой, чтобы подавить крик страха. Она указала на тропинку впереди.

— Посмотрите туда! — прошептала она. — Нацист!

— Мертвый нацист, — мрачно сказал Дрейк. — Мы убили его сегодня вечером.

— Мы?

Незнакомец в маске кивнул девушке.

— Мы поднимаемся по тропинке, где Дрейк и я отбивались от гестаповцев, — объяснил он.

— Наверху есть пещера, ведущая из замка, — сказал ей Дрейк. — Я думаю, там мы будем в безопасности какое-то время.

Только когда они достигли пещеры, он позволил девушке и незнакомцу в маске остановиться. Прошло еще несколько минут, прежде чем они смогли заговорить. Медленно и осторожно Дрейк приступил к неприятному делу — объяснению отсутствия Пьера Шармана.

— Он умер за Францию, — сказал Дрейк. — И остальные тоже. Мы должны продолжать борьбу. И мы не были бы здесь сейчас, если бы не Шарман.

Дрейк повернулся к незнакомцу в маске.

— Это был геройский поступок, — прокомментировал он. — Встать на прямой линии пулеметного огня, чтобы швырнуть эти бочки в людей Хассмана.

Неловкое пожатие плеч было ему единственным ответом. Но это не удовлетворило Дрейка. Его глаза пристально смотрели на человека в маске.

— Есть только одна деталь, которую ты можешь объяснить, — протянул Дрейк.

— И что же это, месье? — послышался в ответ шепот.

— Только то, как ты проделал этот маленький трюк и все же сумел остаться в живых, — сказал Дрейк. — Потому что… я видел, как по меньшей мере пятьдесят пуль попали в твое тело!

На мгновение воцарилась напряженная тишина. И снова незнакомец неловко пожал плечами. Он медленно поднял руки.

Дрейк и девушка следили за его движениями. Человек в маске снова снял с лица черное бархатное покрывало. И снова в лунном свете, струившемся из пещеры, они увидели железный ужас маски, которую он носил. Дрейк заметил серебристую поверхность металла, и его острый взгляд засек многие детали, которых раньше не помнил. Маска закрывала не только лицо, но и вытягивалась, как медный шлем, на всю голову, плотно оканчиваясь на шее, где плащ доходил до краев.

А на железной маске виднелись шрамы от пуль и целая дюжина вмятин. Взгляд Дрейка не дрогнул. Из-за маски послышался глубокий вздох.

— Что ж, — прошептал незнакомец. — Я больше не могу скрывать от вас правду. Я не человек — бессмертный.

— Бессмертный?

Железное лицо кивнуло в знак согласия.

— Тогда кто же ты на самом деле?

— Я? — послышался шепот. — Я — человек в Железной маске!

4. Masque de Fer[17]

— Вы тот человек в Железной маске? — ахнул Дрейк.

В его глазах светилось недоверие. Личико Розель исказилось в недоумении и недоверии. Но незнакомец медленно кивнул своим железным лицом в знак согласия.

— Да, — прошептал он.

— Но легенда о Железной маске существует уже сотни лет, — возразил Дрейк.

— Я тоже, — прошептал незнакомец. — И могу заверить вас, что эта история не легенда. Хотя истина известна только мне одному, моя жизнь — исторический факт. Все, что остается неизвестным — то, что я все еще жив. Да, жив, и здесь, чтобы спасти Францию в час ее нужды!

Дрейк и девушка молчали. Человек в Железной маске странно наклонился вперед, пока не присел прямо перед ними на пол пещеры.

— Естественно, я не мог сказать вам этого раньше, Дрейк. Я сказал вам, что я солдат с обожженным лицом — потому что так звучало более правдоподобно. Но теперь, когда вы разгадали часть моего секрета, увидев, что пули попали в меня, не ранив мое тело, вы можете также узнать и остальное. Знайте, я бессмертен — и вот почему.

— Почему? — Настаивал Дрейк.

— Вот моя история, — прошептал незнакомец. — Но для сначала я напомню вам общепринятую историческую версию происшедшего. В 1679 году человек в железной маске — «masque de fer» — был отправлен в крепость острова Святой Маргариты у берегов Прованса. Он прибыл в тщательно охраняемой карете, сопровождаемый людьми короля всю дорогу из Парижа — и по королевскому приказу был заключен в тюрьму. Солдаты украдкой разглядывали его лицо в маске и удивлялись странной ковке железа, скрывавшей его. Прорези для глаз и ноздрей, откидная челюсть вместо рта — вот и все, что приоткрывало отвратительную металлическую тюрьму, в которой находилась человеческая голова. Естественно, они перешептывались и удивлялись. В крепости человека в Железной маске принял губернатор Бенинь Д'Овернь Де Сен-Марс. Сен-Марс оборудовал специальную камеру, где должен был содержаться в плену человек в Железной маске, — роскошно обставленную, с прекрасной мебелью и изысканными драпировками. Он и только он один заботился о благополучии пленника, но просачивались сухи о прекрасной еде, приготовленной для этого необычного пленника, и о серебряных и оловянных тарелках, которые украшали его стол. Ходили также слухи, что Лувуа, министр короля Людовика XIV, был постоянным гостем пленника, хотя больше никому не разрешалось его видеть. Сен-Марс хорошо охранял своего подопечного.

В 1681 году узник в сопровождении Сен-Марса отправился в ссылку, недалеко от Пиньероля, путешествуя в закрытой карете.

С 1687 по 1698 год он находился в заключении в Пиньероле. К этому времени стали гулять дикие истории, но хотя многие пытались разгадать личность пленника, о нем мало что было известно. Говорили, что он проводит время, играя на гитаре или расхаживая по камере — всегда надевая эту странную железную маску на лицо.

В 1698 году вместе с Сен-Марсом он отправился в Бастилию.

Здесь, в 1703 году, он и умер. Хранители выскребли и отбелили его тюремные стены. Двери и оконные рамы были сожжены. Все сосуды, используемые им, расплавили. Не осталось никаких доказательств того, что в течение 24 лет заключенный действительно был пленником Сен-Марса.

С тех пор странная история человека в Железной Маске хоть и стала увлекательной забавой для историков и теоретиков, но поистине осталась великой тайной. Действительно ли человеком в Железной маске был Фуке, опальный министр финансов при Людовике XIV? Был ли он темным армянским патриархом, который проповедовал ересь против престола? Мог ли он быть графом де Вермандуа, сыном Людовика XIV и мадемуазель де ла Вальер?

А может это был герцог де Бофор? Английский герцог Монмут?

Итальянский авантюрист по имени Граф Эрколо Маттиоли? Или, как сказал бы Дюма, «Железная Маска» был на самом деле брат-близнец Луи? В 1789 году, с падением Бурбонов, архивы Бастилии были открыты для публики. Имя и история каждого заключенного были записаны в регистрационной книге, где отражалась и дата его прибытия в тюрьму. Конечно, здесь должна была быть раскрыта тайна Железной маски! Но страница с датой его поступления была аккуратно вырвана из регистрационной книги! Личность человека в Железной маске остается большой загадкой. И ею останется. Ибо я — человек в Железной Маске — бессмертен.

Шепчущий голос на мгновение умолк. Дрейк взглянул на ужасную маску, но не смог прочесть ни следа человеческих эмоций на железном, неподвижном лице.

— Но ты говоришь, что Железная маска умер и похоронен в 1703 году, — возразил он.

Из-под маски послышался тихий смешок.

— Все это было частью заговора, — последовал ответ. — Но теперь, друзья мои, вы узнаете правду. Кто я и что я.

Розель прижалась ближе к Эрику Дрейку, когда Железная маска продолжил свой рассказ.

— Мое имя я не открою, потому что оно было великим в анналах Франции. Достаточно сказать, что я сын алхимика — знаменитого и печально известного. Моим дедом был не кто иной, как Мишель де Нотр-Дам.

— Нострадамус! — прошептал Эрик Дрейк. — Пророк!

— Я вижу, вы тоже знаете историю, — послышался шепот. — Да, он действительно был пророком. И мой отец знал искусство пророчества, которому научился у Нострадамуса. Этим искусствам гадания он научил и меня, ибо мне была уготована блестящая карьера. Так планировал мой отец. Он был истинным искателем запретных тайн, скрывающихся во тьме. Но я должен был извлечь выгоду из его обучения. Молодой, красивый, наделенный всеми своими знаниями и умениями, и он предвидел для меня большое будущее при дворе великого монарха Франции. Алхимики и пророки были популярны, и с моей внешностью я, конечно, мог пойти далеко. Я покинул его дом после того, как выпил тост мантического зелья за будущее. И вскоре я прибыл в Париж, вооруженный рекомендательными письмами к высокопоставленным лицам.

В течение года я стал знаменит. Действуя неофициально, я приобрел доверие и благодарную дружбу всех королевских министров. Я консультировал Кольбера, министра внутренних дел. Дипломат Лионн искал со мной встречи, чтобы предсказать курс будущей государственной политики для Франции. Я знал Лувуа, военного министра, и Фуке, министра финансов. В каком-то смысле я действительно управлял Францией! Прошло совсем немного времени, и Де Ла Вальер, а позже и мадам де Ментенон явились ко мне за советом, как управлять самим королем Людовиком!

Но великий монарх каким-то образом узнал об этом. Со слов моего соперника-шарлатана, я якобы использовал свою внешность, молодость и знания волшебника, чтобы очаровать мадам де Ментенон. И Луи, обезумев от ревности, придумал эту свою отвратительную шутку. Меня бросили в тюрьму, внезапно и тихо — и заставили спрятать лицо за железной маской! В отношении меня не было ни суда, ни следствия. Хотя Лувуа просил за меня, разъяренный монарх не слушал. Меня сделали пленником Сен-Марса и приговорили носить Железную маску до конца моих дней. Это была действительно ужасная фраза, но даже Луи не понял ее истинного значения. Ибо остаток моих дней будет поистине великим — потому что я бессмертен!

Да, я бессмертный. Письмо от отца пришло ко мне тайно; по какой-то трагической иронии судьбы оно пришло всего за несколько часов до моего заключения. В нем отец, находясь при смерти, напомнил мне тост, который мы вместе выпили в день моего отъезда в Париж. Он дал мне алхимическое средство — легендарную цель своих исследований — эликсир, дарующий вечную жизнь.

Звучит фантастически, но так оно и было. По мере того, как шло время в этой ужасной тюрьме, я понял, что не потерял ни капли своей юношеской энергии. Железная маска была прилеплена к моему лицу, и я не мог снять ее, чтобы посмотреть, не стареют ли мои черты, но после двадцати долгих лет я чувствовал себя не старше, чем в тот день, когда меня арестовали.

Я не буду останавливаться на тех годах — на отчаянных, тщетных попытках бежать. Лувуа все еще приходил ко мне за советами, и я помогал ему. Но король Людовик и слышать не хотел о моем освобождении. Он был фанатично настроен держать меня под этим неестественным наказанием до самой смерти.

Поэтому я решил умереть. Сен-Марс, мой тюремщик, был специально выбран Людовиком XIV за его непоколебимую преданность. Он был моим единственным и постоянным спутником. Мне потребовалось 24 года, чтобы разрушить его верность короне. 24 года, чтобы убедить его покончить с моим ужасным заточением и позволить мне бежать. Наконец, в Бастилии, он согласился. И такая возможность появилась.

Опальный итальянский секретный агент был передан на его попечение. Никто не знал, что этот Маттиоли попал в плен, и не было никаких записей. Внешний мир думал, что он исчез.

Поэтому я убедил Сен-Марса не вносить его имя в реестр. А когда Маттиоли умер, Сен-Марс сообщил королю, что человек в Железной маске мертв.

Его лицо никто не знал. От самого Луи нельзя было ожидать, что он узнает черты человека, заточенного на 24 года, с лицом, покрытым железной маской. Тело тайно похоронили. Затем тюремщики снесли комнату, которую я занимал, и уничтожили все доказательства моего существования. Что касается меня, то я в тот момент был уже далеко.

Я никогда не забуду тот первый день свободы. Я подкупил кузнеца золотом, заставил его снять ненавистную маску, скрывавшую мое лицо. А потом уставился в зеркало — и увидел жуткие карикатурные черты лица старика. На меня смотрело лицо древнего безумца. Лицо старика на теле молодого человека!

Нельзя отрицать, что я был молод. Таинственный эликсир в моих венах сохранил силу. Но мое лицо, скрытое железной маской, ужасно постарело. Тогда я поклялся вернуть железную маску, которая была моим символом тайного позора — вернуть ее и носить до тех пор, пока я не смогу принести славу Франции; и, принося эту славу, сделать железную маску символом на века.

Опять же, я опущу большую часть моих приключений. Я оставил Францию и горькие воспоминания и отправился странствовать. Я стал чем-то вроде Агасфера, Вечного Жида. Не буду говорить о тех годах, потому что вспоминать о них неприятно. Жить веками — это не благо, а кошмар.

Я заработал деньги, и мое искусство пророчества не покинуло меня. И я всегда держал свою клятву — всегда появлялся, когда Франция была в опасности. Я тайно разыскал Людовика XVI, чтобы раскрыть интригу Марии-Антуанетты с графом Ферсеном.

Как египетский жрец, я беседовал с Наполеоном в тени Сфинкса, помогал ему планировать свои завоевания. Я снова посетил Наполеона III, когда он томился в заграничной тюрьме как неудачник. Я предоставил ему сведения, с помощью которых он позже одержал победу и стал хозяином империи.

Я втайне творю историю. И вот теперь — в этот час нужды — я снова во Франции. Я здесь, чтобы помочь подполью и сделать Францию свободной. Но помочь по-своему. Есть определенные вещи, которые я могу сделать. Одним из преимуществ является то, что я не могу умереть. С другой стороны, я не могу снять эту железную маску — веками мое лицо превращалось в мумифицированную гримасу смерти. Я должен действовать тихо и втайне. Вот почему я нахожусь в подполье.

Таинственный шепот прекратился, и на мгновение в пещере воцарилась глубокая тишина. Затем Розель вздохнула.

— Но здесь, в Дюбонне, подполье разгромлено, — сказала она. — Мы единственные, кто спасся. Это правда, мы ждем известий из штаб-квартиры в Париже.

— Есть новости из штаба? — прошептал Железная Маска.

— Да, — согласился Дрейк. — Шарман сказал мне, что в скором времени мы можем ожидать важного сообщения. Должен быть общий план восстания, чтобы помочь вторжению на континент.

Всем подпольным подразделениям во Франции и Бельгии, Голландии, Дании — везде — будут даны инструкции по ходу операции.

Дрейк пожал плечами.

— Конечно, сейчас это мало что значит, как говорит Розель.

Хассман практически уничтожил наше подразделение. У нас больше нет штаб-квартиры, нет средств для восстановления в ожидании сообщения.

Железная Маска кивнул.

— Думаю, что смогу решить нашу проблему, — прошептал он. — Я предпринял шаги, чтобы организовать дела в ожидании подобной чрезвычайной ситуации.

Розель повернулась к бессмертному с недоумением в глазах.

— Но куда мы можем пойти? — спросила она. — Люди Хассмана сейчас ищут нас. Они скоро придут сюда, чтобы найти нас — и будут обыскивать любое возможное место будущей встречи, которое мы могли бы выбрать. Где мы можем основать подполье?

— Под землей, — сказал Железная Маска.

— Под землей?

— Под землей, — повторил Железная Маска. — Отныне мы создадим нашу штаб-квартиру под конторой гауляйтера Хассмана!

5. Под нацистской пятой

Наступили сумерки, потом рассвет, яркий полдень и снова сумерки, но Дрейк и Розель спали. Железная маска флегматично отказался отдыхать, но стоял на страже у входа, пока не стемнело.

Только однажды днем он ускользнул, вскоре вернувшись с едой.

Когда они проснулись, мужчину и девушку ждала своего рода трапеза.

— Помогите сами себе, — послышался шепот из-за маски. — Я уже поел.

— Где ты взял еду? — спросила Розель.

Железная маска пожал плечами.

— Я старый мастер в таких делах, — ответил он. — Но пойдем, доедай свою еду. Мы должны переехать в нашу новую штаб-квартиру сегодня вечером.

— Касаемо этого, — сказал Дрейк, — я все еще не понимаю, что ты имеешь в виду, говоря, что мы можем спрятаться под конторой гауляйтера.

Железная маска неуклюже поднялся и неловко махнул рукой.

— Вы, конечно, знаете, что Хассман и его люди расквартированы в Старой Ратуше?

— Да, — ответила Розель. — Когда мой отец был мэром, он… — девушка запнулась, ее голос прервался, когда она вспомнила о смерти Пьера Шармана. Железная маска сочувственно проигнорировал ее приступ.

— Очень хорошо. Под зданием мэрии находится подвал, регулирующий канализационную систему, построенную здесь еще в 1870 году при Республике. Помните? Над ним построили городскую ратушу; следуя какой-то идее управления от центра к периферии. Конечно, с тех пор, как пришли нацисты, городская канализация была заброшена. Я очень сомневаюсь, что они вообще знают, что под зданием мэрии есть подвал. Конечно, никто никогда туда не спускается. Я сегодня исследовал его, и нашел безопасным. Конечно, туннели и трубы уже износились, но мы будем в безопасности в самом подвале.

Дрейк обернулся, протестующе подняв брови.

— А как ты предлагаешь добраться до подвала? — спросил он. — Мы должны заявиться в мэрию под носом у Хассмана и попросить, чтобы нам показали дорогу к лестнице в подвал?

— Мы доберемся туда так же, как и сегодня днем, — объяснил Железная маска. — Поползем по пустым трубам. Прямо под этим холмом есть выход. Проклятые сточные воды все еще текут в трубах, но пойманы в ловушку во второй параллельной трубе.

Наша труба сухая и свободная — она семи футов в диаметре, и мы можем пройти по ней.

— Совсем как Жан Вальжан в «Отверженных»! — воскликнула Розель.

Железная Маска серьезно кивнул.

— Но мы должны быть осторожны. Труба стала хрупкой от времени и ржавчины. Внезапный удар может привести к ее разрыву, и тогда параллельную трубу прорвет и нас затопит поток. Я боюсь, что это не место для молодой леди.

— Чепуха! — воскликнула Розель. — Я пойду с вами и Дрейком.

Есть работа, которую нужно сделать. По крайней мере, у нас будет безопасное место, чтобы подождать до завтрашнего известия из Парижа. Тогда мы сможем что-то планировать.

— Тогда пойдем, — сказал Железная Маска.

Они вышли из пещеры и осторожно спустились с холма. Луна светила ярко, и они прижались к затененной поверхности скал, чтобы проходящий патруль не заметил их движущихся фигур.

Железная Маска в черном плаще привел их к концу трубы, выступающему из подножия холма над берегом реки, которая извивалась под Дюбоном. И снова его огромная сила проявила себя, когда он поднял огромный железный цилиндр, закрывающий отверстие.

— Я не знаю, почему они не осушили параллельную трубу, когда отключили канализацию, — прошептал он. — Вероятно, бросили в спешке. Но эта труба свободна. Ну же, Дрейк, используй свой фонарь-карандаш, чтобы направлять нас. Здесь темно.

В трубе было темно, жарко и невыносимо смердело. Но каким-то образом троице удалось пробраться по длинному коридору, войдя в трубу. Теперь они действительно были «под землей» во всех смыслах этого слова! Наконец, пришло облегчение, когда они достигли конца прямого пролета трубы, закруглившегося по кривой, с наклоном вверх. Хоть продвигались они медленно, но справились. В конце концов Железная Маска поднял огромный диск над головой, и они взобрались по железным ступенькам лестницы.

— Конец трубы напрямую соединен с дренажными стоками под улицами, — пояснил Железная маска. — Но этот выход ведет к подвалу в мэрии.

Так оно и вышло. Они поднялись по железным перекладинам лестницы и оказались в затхлом подвале.

— О! — воскликнула Розель, — вы приготовились к нашему приходу!

Железная маска откопал где-то несколько коек, одеял и коробки с провизией. Нашлась даже старая, потрепанная масляная лампа, которую он начал зажигать: его пальцы в перчатках неуклюже двигались, когда он чиркнул спичкой и поднес ее к фитилю.

— Что это такое? — пробормотал Дрейк, когда над головой раздался зловещий скрип.

Железная маска издал хриплый смешок.

— Наверное, Хассман расхаживает по комнате и беспокоится о нашем побеге, — прошептал он. — Не забывайте, что мы в подвале прямо под ним.

— Тогда эта лестница должна вести к двери в мэрию, — решил Дрейк, указывая на пыльный пролет через подвал.

— Верно, но дверь заперта. Они никогда сюда не спускались и не спустятся, — пробормотал Железная маска. — Здесь мы в безопасности. А теперь…

— А теперь мне пора идти на встречу, — отрезал Дрейк, взглянув на часы и снова заводя их.

— Дрейк, ты знаешь, куда идти? — с тревогой спросила Розель.

— Да. У меня есть инструкции. — Дрейк извлек из складок плаща шкатулку с официальными бумагами. — Я должен передать это агенту Парижского подполья и получить инструкции.

— Но Дрейк, как ты его узнаешь? Где вы встретитесь?

— Твой отец рассказал мне все подробности, — заверил девушку Дрейк.

— Но у них наверняка есть люди, которые следят за нами, — возразила Розель. — Они знают, что мы сбежали от них прошлой ночью. На улице светло, Эрик. Они тебя выследят.

Дрейк улыбнулся и похлопал ее по плечу.

— Я скажу, что мы сделаем, — сказал он. — Мы победим их в их собственной игре и попробуем немного шпионажа. Мой человек будет ждать, чтобы связаться со мной в бистро Антуана в конце по улице. Розель, ты отправишься по трубе и войдешь в город с юга. Прячь лицо и не забудь заскочить в ближайший дом, если увидишь нацистский патруль на улицах. Но если сможешь добраться до Антуана, просто загляни и посмотри, есть ли внутри человек с желтым чемоданом. Это наш человек. А ты, мой друг, можешь попасть в город с севера. — Дрейк кивнул на Железную маску. — Естественно, с таким плащом и маской тебя легко заметят. Но я на это рассчитываю. Я хочу, чтобы нацистские патрули заметили тебя — потому что ты сможешь отвлечь их.

Благодаря твоему дару бессмертия думаю, пули тебе будут не страшны. И после того, как увидел твой ум и находчивость в последние часы, я уверен, что ты отвяжешься от преследователей без особого труда. Во всяком случае, нацисты будут продолжать охотиться на тебя. Если вы с Розель вернетесь и она скажет, что наш человек ждет — тогда я сам могу пойти на встречу. Нацисты отправятся в погоню за дикими гусями в горах к северу от города, разыскивая человека в маске и плаще. Верно?

Они молча кивнули.

— Тогда идите, — настаивал Дрейк. — Обратно по трубам.

Они ушли. Дрейк вытащил из драгоценной пачки одну из немногих оставшихся сигарет и медленно закурил. Затем, совершенно спокойно он достал складной нож и вскрыл крышку металлической шкатулки, лежащей на коленях. Он порылся в бумагах внутри, пока не нашел сложенный желтый лист. Прочел его, хмурясь и бормоча что-то себе под нос, прищурившись в тусклом свете лампы.

Дрейк осторожно засунул документы обратно в шкатулку и закрыл крышку. Он затушил сигарету, посмотрел на часы и снова нахмурился. Он наклонил голову вперед, внимательно прислушиваясь к звукам, доносящимся из здания мэрии. Все было тихо. Дрейк улыбнулся и кивнул. Внезапно он щелкнул пальцами, сунул руку в карман своего французского пальто и достал пистолет. Со щелчком взвел курок, поднялся и неторопливо направился к пыльной лестнице, ведущей в здание муниципалитета. Он поднялся по лестнице, прижался плечом к двери в начале лестницы и вошел в логово гауляйтера Хассмана.

6. Сточная труба

По чистой случайности Розель и Железная маска встретились момент возвращения из своих путешествий по канализационным трубам.

— Он что, ждет? — прошептал Железная маска.

— Да, — ответила девушка. — Я видела его. Но всюду патрули.

Всего через несколько минут после того, как я попала в город, я увидела, как они спускаются по ступенькам мэрии. Даже сам Хассман вышел. Интересно, кто сообщил ему?

— Возможно, — прошептал человек в плаще, — это я очень ясно дал себя заметить. Я увел по крайней мере три патруля в погоню через холмы. Мне удалось ускользнуть от них, но я настаиваю, чтобы мы поспешили скрыться прежде, чем нас заметят.

Он снова неуклюже поднял большую крышку, и они вдвоем двинулись по канализационной трубе, осторожно ступая по хрупкому металлу под ногами. Первым, кто вошел в подвал был Железная маска, и он издал возглас изумления.

— Эрик! — воскликнул он. — Эрик ушел!

Железная маска удивленно обернулся.

— Этот дурак, должно быть, ушел, пока нас не было!

Он неуклюже зашагал к концу комнаты, где прерывисто горела лампа, отбрасывая на стену гротескную тень.

— Шкатулка тоже исчезла, — объявил он. — Здесь происходит что-то странное.

Железная маска, словно задыхаясь, внезапно сорвал с металлического лица черное бархатное покрывало и обнажила железо, закрывавшее его лицо. Его руки в перчатках в недоумении потянулись к железным вискам. Розель, несмотря на ранее увиденное, не смогла подавить легкую дрожь отвращения.

Было что-то неестественное в этом бессмертном авантюристе.

Его хрипловатый голос, неуклюжесть и склонность скрывать свое тело и черты лица в черном — все это вкупе с наглой, злобной маской, скрывавшей его лицо, вызывало у нее холодок отвращения. Внезапно Железная маска неуклюже двинулся к ней.

— Где же он? — послышался шепот. — Это заговор, не так ли? У вас с ним что-то запланировано. Он взял шкатулку и бросил меня, не так ли? Признайте это.

— Нет, — пробормотала девушка. — Он не стал бы делать такие вещи! Эрик…

Ответ был прерван зловещим стуком сверху. Приглушенный, но слышный выстрел револьвера эхом разнесся по подвалу. А потом — дверь на верхней площадке лестницы в подвал распахнулась. Эрик сбежал вниз по ступенькам, тяжело дыша.

— Пошли, — крикнул он. — Через канализацию. Быстрее! Потом все расскажу! Хассман вернулся. Залезай в трубу, быстро!

Одной рукой сжимая металлическую шкатулку, другой размахивая револьвером, Дрейк подтолкнул Розель и Железную маску к люку в полу. Они спустились по железным перекладинам лестницы, пока не оказались в темном туннеле хрупкой трубы.

Дрейк последовал за ними, и как раз вовремя. Лестницу сотряс гром. Хассман ринулся в подвал! Толстый гауляйтер заметил голову Эрика, когда тот спускался вниз, и прежде чем Дрейк успел закрыть железную крышку, нацисты набросились на него.

Не успев спуститься по лестнице, Эрик спрыгнул на дно трубы и побежал вперед. Железная маска и Розель продвигались вперед в полной темноте. А за ними шла по пятам нацистская орда. Эта сцена возникла словно в кошмаре — трое беглецов на ощупь пробираются сквозь черную, искривленную внутренность скользкой железной трубы. Они бежали осторожно, чтобы их каблуки не разбили хрупкую поверхность трубы. Железная маска предупреждал об опасности прорыва.

Задыхаясь и хрипя трио продолжало бегство. А за ними бежали нацисты. Хассман спустился по трапу в трубу и бежал во главе всей колонны. А потом началась гонка сквозь тьму… безумная, невероятная гонка, прерываемая вспышками пламени от нацистских «люгеров».

— Скорее! — выдохнул Дрейк. Розель схватила его за руку, когда он почти потащил ее вперед. — Они приближаются! — хрипел он, когда они обогнули изгиб, ведущий к концу трубы.

Вдруг Железная маска споткнулся и упал. Дрейк закусил губу.

— Вставай! — прошипел он. — Ты преграждаешь нам путь.

Он потянул упавшую фигуру. Железная маска поднялся, но слишком поздно. Обогнув изгиб трубы, из темноты вынырнула огромная туша Хассмана. За ним бежали одетые в серое охотники, и их оружие стреляло.

— Ложись! — крикнул Дрейк, дергая за плечи товарищей. Пламя взметнулось над их головами, и оглушительное эхо разнеслось по хрупкой внутренности трубы. Раздался рев и грохот; металл под их ногами затрясся от судороги.

— Землетрясение! — закричала Розель.

— Нет, — пробормотал Дрейк. — Трубу прорвало!

Едва он произнес эти слова, как пришло их ужасное подтверждение. То ли из-за массы бегущих тел, то ли из-за силы вибрации, труба разлетелась вдребезги — и теперь параллельная труба обрушила в нее свое отвратительное содержимое. С шумом и ревом поток едкой жидкости хлынул на головы нацистов. Они с криками обернулись, но бежать было некуда. В одно мгновение труба позади них на всем протяжении заполнилась бушующим потоком кипящих, вспенивающихся обломков.

— Бежим! — крикнул Дрейк.

Не было никакой необходимости командовать. Троица бросилась наутек, и не слишком быстро. Они карабкались по трубе, когда ревущие воды поглотили нацистов позади них. А потом они вылезли из трубы на склоне холма и помчались по дороге к пещере. Но Хассман и его люди не последовали за ними.

Пока они бежали по дороге, Дрейк оглянулся через плечо и увидел, как поток хлынул из устья трубы и устремился вниз по течению к реке. Серые тела плыли в том же направлении, и Дрейк понял, что Хассман и его люди больше не будут патрулировать улицы Дюбонны. Они утонули в канализации, как крысы, которыми и были. Задыхаясь от изнеможения, Дрейк и Розель вошли в безопасную пещеру. Железная маска невозмутимо шагал рядом. Розель заставила себя улыбнуться.

— Это замечательно, Эрик, — сказала она. — Похоже, мы всю жизнь только и делаем, что бегаем из одной дыры в другую. И все из-за этой глупой шкатулки.

— Я могу решить эту проблему.

Железная маска стоял, закрывая выход из пещеры. Из-под прикрытых металлом губ слышался шепот.

— В чем дело? — спросил Дрейк.

— Я могу обещать вам, что это последнее убежище, которое вы ищете, — прошептал Маска. — Просто отдайте мне шкатулку.

— Но я должен передать его Парижскому представителю.

— Дайте ее мне, сейчас же.

Голос Железной маски был все еще шепотом, но нес в себе твердость железа.

— Подожди минуту, сейчас.

— Хватит ждать. — Шепот стал холодным, как сталь.

Человек в плаще приблизился к ним. Металлическая маска ухмыльнулась своей застывшей улыбкой, и в ее замерших стальных чертах не было ни человеческого веселья, ни эмоций.

— Дайте мне эту шкатулку.

Дрейк потянулся за револьвером.

— Отойди, — предупредил он. — Я не знаю, чего ты добиваешься, но если сделаешь еще один шаг, я проделаю в тебе дыру.

Из-под неподвижных железных губ вырвался смешок.

— Вы забываете, что я бессмертен.

— Отойди назад!

Руки Железной маски потянулись вперед — и Дрейк выстрелил.

Он увидел, как пуля ударила в черный плащ и разорвала ткань, прикрывавшую плечо. Но Железная маска приближался.

Тогда Дрейк выстрелил снова. На этот раз пуля разорвала ткань над грудью, и Дрейк увидел, как разошлись клочья, обнажив лоскут кожи — блестевшей серебром кожи! Сухой,хриплый смех вырвался из горла Железной маски.

— Вот видите? — прошептал он. — Да, вы видите, но не понимаете, не так ли? Тогда смотрите, дурак!

Руки в перчатках неловко вытянулись, смахивая верхнюю часть плаща с головы Железной маски и открывая весь его череп.

Теперь он оголился и возвышался над плечами огромным серебристым куполом. И Дрейк увидел, что у этого существа нет железной маски — вся его голова была железной! Дрейк был ошеломлен до полной неподвижности. Усмехнувшись, существо вытащило перчатки из блестящих металлических рук — рук, которые теперь срывали черный плащ и одежду под ним.

Железная маска обнажил свою внешность; существо, чья голова и тело были полностью составлены из полированного, бессмертного металла!

— Робот! — выдохнул Дрейк.

Визг Розель и дребезжащий смех Железной маски смешались в насмешливом ответе. Дрейк наблюдал, как металлическое чудовище бросилось на него. Он стрелял вслепую, дико; видел, как пули рикошетили от тела железного робота. Тогда он понял, что нет никакой надежды и никакого решения.

Затем робот набросился на него, и его огромные, похожие на стрелы металлические руки схватили его. Дрейк ощутил холод железных объятий, существо прижало его к себе и сжало. Мир становился красным, бешено вращаясь.

Дрейк поднял револьвер и опустил его на плечи робота.

Агония пронзила позвоночник Дрейка. Существо склонило свою железную голову.

И тут Дрейк нанес удар. Его глаза сфокусировались на сверкающем пространстве обнаженного железного черепа. И он с сокрушительной силой опустил рукоятку револьвера на затылок робота. Удар не мог разбить железо, но раздался внезапный треск, и револьверный приклад глубоко вонзился в зияющую дыру в разрушенном черепе. С железных губ сорвался свистящий крик, и робот попятился назад.

Руки опали, отпуская Дрейка. Он отступил как раз вовремя.

Робот с грохотом упал на пол пещеры. Железные конечности корчились в последнем, бредовом спазме. Тщательно изготовленные суставы напрягались и выворачивались, как будто в предсмертной агонии, пока конвульсивно скручивались руки и ноги.

А потом разбитая голова откатилась назад, и из отверстия полилась тоненькая струйка желтоватой слизи. Дрейк наклонился и заглянул в глубину разбитого металлического черепа. Он сунул дуло револьвера внутрь, а затем отступил как раз вовремя. Раздался небольшой взрыв, крошечные винтики и провода разбрызгало фонтаном с едким дымом. Металлическое тело замерло. Дрейк наклонился и поднял шкатулку, затем присоединился к рыдающей девушке.

— Вытри глаза, — резко сказал он. — Теперь все кончено.

— Да — но…

— Нацисты уничтожены, шкатулка в безопасности, и теперь самая большая угроза подполью ликвидирована.

Серые глаза Дрейка мрачно уставились на фигуру, лежащую на полу пещеры, но губы его скривились в усмешке.

— Значит, конец, — прошептал он. — Настоящий конец живой легенды — человека в Железной маске больше нет.

7. Финальная ирония

Дрейк долго стоял, глядя на сверкающее серебром тело робота, потом Розель оказалась в его объятиях, и он стал шепотом успокаивать ее. Глаза девушки не отрывались от искривленного, нечеловеческого металлического каркаса, который недавно ходил по земле в обличье человека. Хитроумно сочлененные конечности металлического монстра теперь выглядели до странности гротескно — Розель вспомнила неуклюжие движения Железной маски. Вот чем объяснялись его мощь и неуязвимость для пуль.

Но было и много других вопросов, которые не были объяснены. Розель повернулась к Дрейку, что спросить.

— Когда я впервые заподозрил это? — ответил Дрейк. — Наверное, с самого начала. Ты выстрелила ему в голову и попала. Даже раненый солдат со стальным забралом был бы ранен пулей.

Кроме того, ты заметила, что он никогда не спал и не ел? Меня беспокоил вопрос о шкатулке. Почему он так стремился найти ее и сохранить при себе? Очевидно, потому что в ней содержалось что-то жизненно важное — возможно, ключ к его настоящей личности. Даже когда мы услышали историю о человеке в Железной маске, мои подозрения не рассеялись. Допуская, что его история правдива, и он был бессмертен — я все еще не мог переварить слова о том, что он был спасителем Франции. Это прозвучало неправдоподобно. Спаситель Франции не стал бы советовать Наполеону побеждать. Спаситель Франции не восстановит империю. Спаситель Франции, безусловно, был бы активен во время Первой мировой войны. Тогда я рассудил, что, бессмертный или нет, он был врагом. Враг, за которым надо следить. И он предал нас, теперь ты это понимаешь, не так ли?

— Да, — медленно произнесла Розель. — Думаю, что да.

— Он с самого начала охотился за шкатулкой, — сказал Дрейк. — Вот почему он напал на тебя. Хотел получить шкатулку и содержащуюся в ней информацию, прежде чем подполье или нацисты наложат на нее руки. Значит, он забрал ее у тебя и сбежал. Потом столкнулся на дороге с отрядом Гестапо, и ему ничего не оставалось, как драться. Хотя он работал на нацистов, он также не хотел, чтобы они узнали его секрет. Поэтому он сражался с ними. И я помог ему. Затем, когда мы прибыли в штаб-квартиру, он уехал, чтобы получить информацию перед встречей.

Очевидно, у него был простой способ получить эту информацию — он просто пошел к Хассману и попросил его об этом. В то же время он повел Хассмана назад, чтобы атаковать в подземелье.

Он хотел уничтожить нас, но когда я достал в темноте шкатулку, то последовал за мной, когда мы сбежали. Потом мы сказали ему, что из Парижа приходят новости о будущих операциях. Вот тогда-то он и скормил нам историю о своем бессмертии. Он хотел, чтобы мы ему поверили. И он хотел, чтобы мы оставались в живых, пока не получим новости из Парижа.

Тогда мы могли бы умереть, когда информация была в его руках.

Естественно, он выбрал нашей новой штаб-квартирой подвал под офисом гауляйтера. Не только потому, что это была умная идея сама по себе, но и потому, что он мог в любое время привести к нам Хассмана. И почти преуспел в этом, но не совсем. Чего он не знал, так это того, что я воспользовался нашим штабом, чтобы немного шпионить самостоятельно. Когда я вышел на встречу с подпольным эмиссаром из Парижа, он предупредил Хассмана.

Весь отряд вышел, чтобы дождаться меня и агента Парижского подполья. Они планировали захватить нас, когда мы встретимся.

Но я не пошел на встречу. Вместо этого я поднялся наверх, в кабинет Хассмана. Я порылся в его бумагах и нашел правду о человеке в маске из железа! Кто он такой и что делал! Я тут же узнал, что он был шпионом Германии, причем очень важным.

Затем я открыл шкатулку и прочитал лежащие в ней бумаги.

Один из документов был тем, что он искал.

Помнишь, он говорил нам, что в Бастилии пропала запись о человеке в Железной маске? Вот эта бумага и была в шкатулке.

Неудивительно, что он хотел этого — и не хотел, чтобы французы или немцы нашли его! Ибо в нем рассказывалось все остальное, и из бумаги я узнал секрет того, как его уничтожить.

Розель покачала головой.

— Я все еще не понимаю, — сказала она. — Кем он был? Кто создал его и что он делал?

Дрейк усмехнулся.

— Буду краток. Сложив два и два вместе — сложив воедино его историю, бумаги в офисе Хассмана и реестр Бастилии, я могу сказать следующее: он был роботом, созданным Роджером Бэконом в 13 веке. В записях Бастилии значится 1287 год, но нельзя быть уверенным в дате.

— Роджер Бэкон? Английский монах?

— Именно. Он был алхимиком, который занимался наукой и тем, что тогда называлось колдовством — хотя, если он создал этот чудесный механизм, он был не колдуном, а настоящим ученым. Существует старая легенда о «медной голове», сделанной Бэконом, способной предсказать будущее. Я никогда не придавал этой истории значения, но теперь я вижу ее правдивость. Роджер Бэкон вообще не создавал «голову»; он сделал вот этого робота. С помощью алхимии он наделил его вечной жизнью и человеческим разумом. Он создал его в годы, когда был заключен в тюрьму за ересь во Франции. Да, французы посадили его в тюрьму, и он томился там, питая ненависть.

Ненависть к Франции. И он сделал робота орудием мести.

Машина обрела разум с единственной целью — не спасти Францию, а уничтожить ее. Это все, что известно, так как об этом говорит запись в Бастилии. Чем занимался робот после смерти Бэкона, можно только догадываться. Он появился почти четыреста лет спустя при дворе Людовика XIV.

С этого момента история примерно соответствует тому, что он сказал нам, когда утверждал, что он человек в Железной маске.

Он явился ко двору как пророк и прорицатель, и королевские министры обратились к нему за советом. Людовик XIV отдал приказ о его заключении, но он не приказал, чтобы его пленник носил железную маску. Он всегда носил железную маску, потому что это была часть его головы! Неудивительно, что они спрятали его в тайне. Должно быть, он уже тогда был достаточно умен, чтобы не дать им узнать, что он автомат, а не человек в маске.

Однако никто ничего не заподозрил. И даже будучи пленником, никто не подозревал о сути его советов. Он давал советы, но не по спасению Франции. Он замыслил ее падение. Историки сходятся во мнении, что действия и сама политика Людовика XIV напрямую привели к французской революции, случившейся двести лет спустя. И робот диктовал эти правила!

Он сбежал, как и сказал, и снова исчез. Если он действительно предал Марию-Антуанетту, то сделал это, чтобы еще больше расстроить короля. И если он советовал Наполеону, то делал это злонамеренно, чтобы навредить Франции. Когда пала Бастилия, он пришел туда, чтобы найти место в реестре, где раскрывалась его тайна. Кто-то — мы никогда не узнаем, кто это был — опередил его и вырвал регистрационный лист. Робот, должно быть, искал его повсюду; все, что мы знаем, это то, что лист в конце концов оказался здесь — в Дюбонне, погребенный в темной папке старых официальных бумаг. Теперь мы подошли к той части истории, которая была взята из отчетов Хассмана.

Робот не уничтожил Францию революцией или наполеоновским господством. И все же бессмертный порыв не отступал. Магия монаха Бэкона была сильна, и хотя мы никогда не поймем, почему, но можем видеть, как это сработало. Робот находился в Германии между 1860 и 1870 годами. Мы не знаем, какую историю он использовал, чтобы объяснить свою маскировку — робот всегда выдавал себя за человека в маске. Но мы можем догадаться, что он пробрался на высокие места.

Вероятно, он консультировал самого Бисмарка. Не надо много ума, чтобы предположить, что советы и хитрость робота привели к франко-прусской войне!

Теперь в истории появился еще один пробел. Нет никаких записей о деятельности робота в последующие годы. Франция была разорена, но не уничтожена. Возможно, хитрый старый Бисмарк заключил робота в тюрьму, как это сделал Людовик в старые времена. Что бы ни случилось, мы знаем, что робот не имел никакого отношения к Первой мировой войне, хотя кажется весьма вероятным, что он сражался против Франции. И тогда ему это почти удалось. Но бумаги Хассмана говорят нам одну важную вещь — они содержат запись о встрече робота и Адольфа Гитлера.

Розель испуганно отшатнулась.

— Он встречался с Гитлером? — ахнула она.

Дрейк улыбнулся.

— Конечно. Это очевидно. Подумай немного. Разве ты не слышала истории о том, как Гитлер консультировался с гадалками и прорицателями? Разве не понятно, что все эти слухи распускали, чтобы скрыть присутствие главного заговорщика?

Кто, кроме робота, проявит хитрость и дикую ненависть, необходимые для планирования падения Франции? А когда Франция падет, кто, кроме робота, потребует такую чудовищную цену? Робот ненавидел Францию, воодушевленный волей Роджера Бэкона. А теперь Франция пала, отсюда и цена.

— Какая цена? — спросила девушка.

Дрейк наклонился вперед.

— Робот пришел сюда, чтобы править Францией, — прошептал он.

— Править?

— Да. Документы Хассмана указывают, что он выполнял приказы робота. Что все гауляйтеры получали от него приказы.

Настоящим гауляйтером Франции был наш робот. Так и было.

Вот его цена за помощь Гитлеру!

Дрейк и Розель снова уставились на искореженную металлическую фигуру на полу. Дрейк покачал головой.

— Кто знает, чем это могло закончиться? К счастью, робот ошибся. Обнаружив ключ к разгадке местонахождения бумаг, объясняющих его истинное происхождение, робот прибыл сюда из Парижа. Получить информацию гестапо, в том числе подпольные пароли, было просто. Затем он отправился в путь, дважды пересекшись с немцами и французами, в попытке обеспечить этот предательский вход в Бастилию. Он попал к нам, а остальное уже — история.

Розель прижалась к Дрейку теснее, когда они прошли мимо жуткой, сверкающей фигуры на земле и направились к внешнему входу на склоне холма.

— Я все еще не понимаю, как ты уничтожил робота, — пробормотала девушка. — Я видел, как ты ударил железную голову, но это был не сильный удар.

— Запись в регистре Бастилии раскрыла секрет, — сказал Дрейк. — Там расшифрованы слова Роджера Бэкона — вероятно, найденные каким-нибудь исследователем, который заподозрил правду и углубился в древние хроники времен мыслителя. Бэкон ненавидел Францию, но в душе он был великим ученым и справедливым человеком. Он никогда не понимал, какой ужас он обрушил на мир — но он, должно быть, подозревал, что когда-нибудь этот ужас должен быть остановлен. Поэтому он записал ключ. У Ахилла была пятка, а железная цепь тирании всегда имеет слабое звено. Это то, что написал Бэкон, и то, что я увидел в регистре. Я никогда не догадывался о слабости Железной маски, пока робот не предстал передо мной с обнаженной головой. Тогда я понял, что Бэкон, должно быть, создал его с изъяном. Мой взгляд уловил едва заметную разницу в суставах на верхней части его черепа. Бэкон собрал его так, чтобы при необходимости его можно было уничтожить. Когда я ударил в то жизненно важное место на черепе, голова была разбита. Ибо хотя у человека в Железной маске действительно была железная голова — узкая полоска на макушке черепа была сделана из обычной жести!

Вместе, мужчина и девушка шагнули вперед в свет, струящийся наверху.

ЗВЕРИ БАРСАКА (The Beasts of Barsac, 1944) Перевод А. Гасникова

1

Стояли сумерки, когда доктор Джером добрался до замка великана. Он шел по сказочным землям со страниц красочных детских книг; царству неприступных горных вершин, крутых троп, ведущих к запретным высотам, и облаков, что подобно бородатым призракам следили за движением доктора с небес.

Сам замок был сотворен из снов. Черты кошмара преобладали в могучей серой громаде, вздымающейся обломанными зубцами на фоне угрюмого, кровенеющего неба. Промозглый ветер пропел свое странное приветствие, когда доктор направил свой шаг к крепости на вершине холма, над главной башней которой всходила осенняя луна.

Когда луна обратила свой взгляд на замок и бредущего к нему человека, раздался оглушительный шум, и от стен замка отделилась черная туча, с визгом взмывшая в небо. Ну, конечно же, летучие мыши. Последний штрих к фантастической картине.

Доктор пожал плечами. Пройдя через вымощенный каменными плитами и заросший сорняками внутренний двор замка, он остановился перед большой дубовой дверью.

Сейчас ударит дверной молоток… дверь медленно откроется, скрипнув петлями… и в дверях вырастет высокая, костлявая фигура… «Рад приветствовать, незнакомец. Я граф Дракула».

Доктор Джером ухмыльнулся. Ну и чертовщина, подумал он.

Но фантазии улетучились, лишь стоило доктору вспомнить о Себастьяне Барсаке. Возможно, это и мог быть замок великана, но Барсак великаном уж точно не был.

С этим застенчивым маленьким толстяком доктор подружился девять лет назад, в Сорбонне. С тех пор их пути разошлись, но доктор Джером никогда не мог бы представить своего давнего приятеля в роли владельца замка с привидениями.

Нельзя сказать, что у Барсака не было странностей. Он всегда отличался небольшой эксцентричностью, и его биологические теории и исследования были далеки от общепринятых. Но в одном Джером был уверен твердо — Барсак был слишком толст для вампира и слишком ленив для оборотня.

Тем не менее, было что-то странное в этом приглашении, пришедшем после трехлетнего перерыва в их переписке. В коротком письме давний приятель просил доктора приехать на месяц или около того, чтобы изучить некие экспериментальные данные. Впрочем, как раз это было вполне в духе Барсака.

В обычной ситуации, доктор Джером проигнорировал бы подобное внезапное предложение, но именно сейчас оно стало спасительным. Обстоятельства связали доктора Джерома по рукам и ногам. Его выгнали из Академии, он просрочил три выплаты по ренте и теперь — в буквально смысле — ему попросту негде было приклонить голову. Распродав остатки своего драгоценного оборудования, он сумел пересечь Ла-Манш и добраться до Замка Барсак. Месяц в настоящем замке со старинным другом — это могло стать началом чего-то нового.

Так что Джером решил воспользоваться этой возможностью, пока та не исчезла. Именно поэтому он теперь решительно ударил дверным молотком, наблюдая, как с негромким скрипом распахнулась дверь.

Шаги. Тень. И следом…

— Рад видеть тебя! — Себастьян Барсак обнял старого друга на французский манер и с шумной галльской восторженностью.

— Добро пожаловать в Замок Барсак, — сказал коротышка. — Должно быть, путь от железнодорожной станции был утомительным? У меня нет слуг, так что позволь мне самому проводить тебя в твою комнату. И после того, как ты приведешь себя в порядок, мы поговорим. Идет?

С сумками в руке, доктор Джером с трудом поднялся вверх по крутой винтовой лестнице, преследуемый неумолкающей бессвязной болтовней. Он нашел свою отделанную дубовыми панелями комнату, был проинструктирован о таинствах работы древнего механического душа и, наконец, оставлен в одиночестве для того, чтобы умыться и переодеться.

За все это время у него совсем не было возможности привести свои мысли в порядок. Она появилась лишь позже, когда — после неожиданно приличного ужина в небольшом зале внизу — Джером опустился в мягкое кресло и смог рассмотреть своего хозяина.

Они переместились в гостиную, зажгли сигары и устроились перед благодарным теплом, исходившим от каменного камина, цветок пламени в котором отодвигал прочь тени в комнате.

Усталость доктора Джерома улетучилась, и он чувствовал себя взбодрившимся и ожившим.

И когда Себастьян Барсак начал рассуждать о своих последних работах, Джером воспользовался возможностью разглядеть своего друга.

Коротышка Барсак определенно постарел. Он был полный, но скорее дряблый, чем упитанный. Темные волосы отступали с его круглого лба, а подслеповатые глаза смотрели сквозь необычайно толстые стекла очков. Его речь была полна восторженности, но движения маленького лорда Замка Барсак казались вялыми. Однако из того, о чем он говорил, доктор Джером пришел к заключению, что в своей сути Барсак остался прежним.

— Итак, я занимался этим девять минувших лет. Вся моя жизнь с того момента, как я покинул Сорбонну, была посвящена одной цели — поиску способа установить связь между человеком и животным через изменение клеточных структур мозга. Предмет моих изысканий — эволюция отдельного животного в течение его жизни. Так как же это сделать? Все просто! Стоит лишь признать тот факт, что человеческая душа делима.

— Что все это значит? — прервал его доктор Джером. — Где связь между биологией, изменением клеточных структур мозга и эволюцией? И причем здесь делимость человеческой души?

— Я буду говорить прямо, друг мой. Я верю, что человеческие черты могут быть переданы животному при помощи механического гипноза. Верю, что часть человеческой душевной субстанции или психики можно переместить от человека к животному — и тем самым запустить его эволюционное развитие.

Проще говоря, животное начнет демонстрировать человеческие свойства.

Доктор Джером нахмурился.

— За те девять лет, что ты прятался в замке, погруженный в свои антинаучные мечтания, в мире появилось новое слово для таких, как ты, Барсак, — сказал он. — И это слово «сумасброд». Вот что я думаю о тебе и твоей теории.

— Теории? — заулыбался Барсак. — Это гораздо больше, чем теория.

— Это нелепо, — перебил его Джером. — Начать хотя бы с твоего утверждения, что человеческая душа делима. Покажи мне человеческую душу, приведи хотя бы одно доказательство того, что ты способен отрезать от нее кусок.

— Допустим, я не могу этого сделать, — сказал Барсак.

— Ну а что насчет этого механического гипноза? Ты можешь объяснить, что это за штука?

— Нет.

— И что это за человеческие свойства у животных? При помощи чего ты их измеряешь?

— Я не могу ответить.

— Тогда как ты можешь убедить меня поверить твоим идеям?

Себастьян Барсак поднялся. Бледность его лица не могли скрыть даже алые отсветы пламени.

— Я не могу показать тебе человеческую душу, — пробормотал он, — но я могу показать тебе те изменения, которые происходят с животными, получившими ее частицу. Я не могу объяснить тебе, что такое механический гипноз, но я могу показать тебе машину, которую использую, чтобы гипнотизировать себя и животных и тем самым передавать им часть своей души. Я не могу измерить характеристики животных, прошедших мое воздействие, но я могу продемонстрировать, как они выглядят после этого, а там уж суди сам. Возможно, даже после этого ты не сумеешь понять моих идей, но хотя бы убедишься, что они на самом деле осуществимы.

К этому времени доктор Джером тоже встал со своего места.

— Хочешь сказать, ты переносил свою душу в тело животного?

Себастьян Барсак пожал плечами.

— Я переносил часть того, что называю своей душой, множеству животных, — уточнил он.

— Но ты не мог! С точки зрения биологии это невозможно! Это отрицает законы реальности!

За выпуклыми стеклами очков глаза Барсака странно заблестели.

— Что такое реальность и кто создал ее законы? — усмехнулся он. — Идем, и ты сам убедишься в успешности моих экспериментов.

Он повел доктора Джерома через комнату, по коридору, а затем вверх по большой винтовой лестнице. Они поднялись на второй этаж, где находилась комната Джерома, но не задержались здесь. Найдя на стене нужный выключатель, Барсак нажал его и осветил другую ведущую вверх лестницу. Мужчины продолжили свое восхождение.

И все это время Барсак не умолкал.

— Видел ли ты богов Древнего Египта? — говорил он. — Человекоподобные каменные изваяния с телами людей и головами животных. Слышал ли легенды об оборотнях, о ликантропических превращениях человека в волка, а волка в человека? Сказки, да и только. Но за любой сказкой скрывается истина. И мне удалось эту истину найти. Место эволюции в душе, а инструмент проявления души — мозг. Мы пересаживаем части одного организма другому, так почему бы не поступить так же с душой? Гипноз, вот ключ к решению проблемы. Я пришел к этому через долгие размышления и множество опытов. Я работал девять лет, развивая свою технику и методологию. Мне не раз приходилось ошибаться. Я покупал животных для своей лаборатории, тысячи животных. Большая часть из них погибала.

Тогда я покупал новых, не прекращая двигаться к своей цели. Я заплатил собственную цену, тысячу раз жертвуя частичкой собственного разума после каждой неудавшейся попытки. И физическую цену тоже. Обезьяна — мерзкая тварь! — откусила мне палец. Вот.

Барсак сделал паузу и в драматическом жесте воздел руку, демонстрируя кисть с отсутствующим пальцем.

Затем он улыбнулся.

— Но я хотел показать тебе не потери, которые принесла мне эта битва, а плоды победы. Идем.

Наконец они достигли вершины главной башни. Доктор Джером посмотрел на уходящие вниз ступени винтовой лестницы, а затем перевел взгляд на Барсака, который открыл дверь лаборатории и жестом приглашал его внутрь.

Щелчок выключателя возвестил появление света. Доктор Джером сделал шаг вперед и пораженный замер в дверном проходе.

Внутри разваливающейся башни старого замка был устроен просторный, отделанный белоснежным кафелем, совершенно современный лабораторный блок. Перед доктором предстала большая комната, наполненная электрическим оборудованием.

Полки и шкафы вмещали все необходимое для микробиологических исследований.

— Тебе нравится? — спросил Барсак. — Собрать все это было нелегко. Плитку доставляли сюда по горным дорогам, а покупка оборудования встала мне в немалую сумму. Но посмотри — разве это не идеальное место для работы?

Доктор Джером рассеянно кивнул.

Легкая зависть прокралась в его мысли. Барсак, располагая всеми последними научными богатствами, расточал свой талант и силы на безумную чепуху. В то время как он, Джером, способный ученый с хорошим потенциалом, не имел ничего: ни работы, ни будущего, ни предложений совместных исследований.

Это было неправильно и нечестно.

— Есть даже генератор, — воскликнул Барсак. — Он вырабатывает собственную энергию. Оглядись. Здесь все только самое лучшее!

Возможно, теперь ты готов увидеть то, что я обещал тебе показать?

Доктор Джером снова кивнул. Окружавшая его безупречность лаборатории рождала в нем ревность, и он не мог вынести этого.

Ему хотелось как можно скорее покончить со всем и выбраться отсюда.

Барсак отворил дверь в следующее помещение. Оно было почти таким же большим, как первое, но стены здесь не были покрыты плиткой. Их грубая каменная поверхность разительно контрастировала со сверканием металлической кабины, занимавшей почти весь центр комнаты.

— Этот зал я не решился переделывать, — объяснил Барсак. — Здесь, согласно семейному преданию, мой прапрапрадед проводил свои алхимические опыты. Он был колдуном.

— Как и его потомок, — буркнул Джером.

— Ты имеешь в виду машину? — Барсак шагнул вперед и открыл дверцу в стенке кабины. Внутри находилось кресло, соединенное при помощи зажимов с множеством витых трубок и вентилей, в свою очередь соединяющихся с приборной панелью, на которой помещалось внушительное количество датчиков и рычагов.


Кресло было обращено к стеклянной призме — окну в металле кабины, имевшему форму гигантской линзы. Перед призмой располагался круг из расходящихся проводов, таких тонких, что они казались почти незаметными. Несколько трубок вели от кресла к концам этих проводов, соединяясь с ними в разных точках окружности.

— Никакой магии, только наука, — сказал Барсак. — Ты видишь перед собой усовершенствованное мною гипнотическое устройство. Для начала, человек садится в кресло. Потом запускаются приборы, вводятся показания. Кабина закрывается.

Питание включается автоматически по установленному заранее времени. Человек смотрит в призму. Провода перед призмой начинают вращаться, создавая различные рисунки на ее поверхности. Начинается механический гипноз — и затем, с помощью электрических импульсов, часть жизненной субстанции, или душа, высвобождается. Она проходит сквозь призму и попадает в животное, расположенное по другую сторону стекла в точке фокуса. Животное получает эту субстанцию — и изменяется. Передача завершена. Часть человека переходит в животное. При правильной настройке фокуса я могу работать с дюжиной животных одновременно. Естественно, каждый эксперимент расходует мои силы и истощает здоровье.

— Мое доверие тоже на исходе, — заметил Джером.

Барсак печально пожал плечами.

— Хорошо. Я мог бы подробно объяснить принцип работы моей машины, но, похоже, тебе требуются наглядные доказательства.

Пойдем со мной.

Барсак открыл третью дверь, и вслед за ним Джером вошел в последнюю комнату.

Внутри было жарко, в нос ударил резкий запах. Все пространство комнаты пропиталось звериным духом. Вдоль стен стояли десятки клеток. В одних находились крысы, в других — белые мыши, а несколько ярусов расположенных друг над другом полок занимали стеклянные контейнеры с морскими свинками.

Крысы визжали, мыши пищали, а свинки издавали свистящие звуки.

— Опытный материал, — пояснил Барсак. — Увы, запасы постоянно исчерпываются. Я работаю с двадцатью или более особями одновременно. Но далеко не все животные поддаются воздействию. Хорошо, если двое-трое на партию. Вернее, так было до недавнего времени. С некоторых пор почти все подопытные начали показывать изменения.

Барсак шагнул к стене, у которой не было клеток. Их место здесь занимали стеллажи с банками, заполненными консервантом.

Доктор Джером приблизился, чтобы рассмотреть их лучше, но тут Барсак обернулся. Он схватил доктора левой рукой за плечо, сунув ему под нос дрожащий обрубок пальца.

— Прежде, чем ты это увидишь, — прошептал Барсак, — я хочу быть уверен, что это тебя не шокирует. Мне не хотелось бы тебя пугать.

— Дай мне посмотреть, — проворчал доктор Джером.

— Это мои последние эксперименты, — тихо проговорил Барсак.

— Я мог бы показать тебе собак с человеческими ногами, мышей с человеческими черепами и без хвостов, голых обезьян с человеческими лицами. Но ты бы посмеялся надо мной, решив, что это просто уроды, или гибриды, полученные путем инфракрасного или рентгеновского облучения. Именно поэтому я покажу тебе только свои последние результаты. Они доказывают, что я могу передавать животным не просто человеческие черты, но черты свои собственные. Я не знаю, как измерить это. Но я дам тебе вещественные доказательства. Возможно, мои создания не сильно тебя впечатлят. Они не так гротескны, как ранние опыты, однако точность переданных черт будоражит гораздо сильнее, чем псевдочеловеческий облик предыдущих образцов. Это рождает во мне уверенность, что я на правильном пути. И следующим моим шагом станет создание существ, которые после изменения не погибнут, но выживут. Я…

— Покажи мне! — велел доктор Джером.

— Боюсь, ты не будешь впечатлен. Это всего лишь крысы, и ты можешь даже не заметить…

— Показывай!

Барсак отошел в сторону, и доктор Джером опустил взгляд на банки. Тела двадцати мертвых крыс плавали в консервирующей жидкости. Джером смотрел внимательно. Крысы, обычные крысы — их серые тушки не несли следов каких-либо изменений. Барсак сумасшедший, подумал он, просто сумасшедший.

Но тут Джером увидел! Он смотрел на одну из крыс, когда заметил, что ее левая лапка вовсе не лапка, а маленькая человеческая рука. Осмотрев остальных крыс, он обнаружил то же самое. Все их левые лапы были человеческими руками. Но не просто руками, на всех них, так же, как на левой руке Себастьяна Барсака, не доставало одного пальца!

2

Что-то карабкалось вверх по плющу снаружи стены замка.

Существо заглянуло через окно, уставившись внутрь маленькими алыми глазками, сияющими ликованием и звериным злорадством. Потом мерзко хихикнуло, перебираясь через оконный проем, и приземлилось на пол спальни. Крохотные лапки заскрежетали и зацокали, направляясь в сторону большой кровати.

Внезапно Джером почувствовал, как оно пробирается вверх по одеялу. Он заворочался и задергался, пытаясь сбросить тварь, но она продолжала подниматься. И теперь Джером мог слышать ее хихиканье, казавшееся жуткой пародией на человеческий смех.

Над краем кровати показалась верхняя часть существа, и Джером увидел мохнатое создание, похожее на обезьяну, но с крохотной человеческой головкой ведьмовского фамильяра. Он увидел и узнал гадкого маленького уродца — это был зверь, но зверь с лицом Себастьяна Барсака!

Джером закричал, и тут же вдруг неожиданно понял, что это существо было не единственным.

Комната была полна подобных тварей. Они выползали из теней по углам, крались вдоль отделанных панелями стен, толпились в дверях и выскальзывали через крысиные норы в источенном червями полу.

Сейчас они были просто повсюду, с писком и лепетанием подбираясь все ближе и ближе.

Но вот в дверях возникли похожие на людей силуэты.

Покрытые шерстью, с пылающими глазами и едким запахом падали, сочащимся из клыкастых пастей. Под их лохматыми шкурами угадывались очертания фигуры Барсака, а в полыхающих глазах скрывался его насмешливый взгляд. И тут Джером понял, чем они были на самом деле, и снова закричал.

Но крик не мог им помешать. Ничто не могло остановить эту звероподобную орду, косматым потоком хлынувшую в сторону корчившегося на кровати человека. Джером чувствовал прикосновения ужасных лап по всему телу, внутренне уже приготовившись к тому моменту, когда ощутит на себе их клыки и челюсти.

Дикий вопль вырвался из его горла, и тут же Джером вскочил в постели.

Сквозь окно успокаивающе струился лунный свет, отпечатывая свой яркий образ на голом полу и светлых стенах.

Твари исчезли. Они никогда и не существовали, рожденные лишь его беспокойными грезами.

Доктор Джером вздохнул и лег обратно, чувствуя, как стекает по лицу пот. И снова погрузился в сон.

Когда он заснул, ему почудилось, что дубовая дверь отворилась, и в комнату прокрался Барсак. Двигаясь в сторону кровати, толстый человечек улыбался загадочной улыбкой. В руках он держал белого кролика. Барсак погладил пушистую головку, и кролик прижал длинные плоские уши. Маленькие красные глазки животного были открыты и смотрели настороженно. Затем коротышка широко распахнул глаза и уставился на Джерома, его наполненный несокрушимой силой взгляд захватил внимание доктора. Взор выпученных глаз повелевал и был исполнен обещания чего-то страшного, так что Джером не мог ему сопротивляться. Барсак выглядел очень сосредоточенным, и под прицелом его глаз, Джером почувствовал, как его сознание подалось навстречу этому ужасному взгляду.

Ему казалось, что он уплывает куда-то, прочь от собственного тела, и неожиданно доктор понял, что смотрит уже не на Барсака, а на белого кролика. Гипнотический взгляд зверька поглощал сознание.

Джером ощутил слабость и дурноту. Голова закружилась, но сквозь призрачный туман он различал очертания животного.

Кролик начал расти. Пушистое тело стремительно изменялось в размерах. Он выскользнул из рук Барсака и шлепнулся на пол, продолжая раздуваться и увеличиваться.

Длинные уши прижались к черепу, обозначив новые перемены. Розовая морда втянулась. Глаза начали расходиться дальше друг от друга, а под изменившейся пастью выступил подбородок.

У кролика появилось лицо!

И это кроличье лицо казалось Джерому до ужаса знакомым. Он попытался очистить разум от охватившего его отвращения и сосредоточиться. Он видел это лицо прежде, и должен был вспомнить, у кого именно.

Но в тот момент, когда ему это удалось, волна запредельного ужаса внезапно поглотила Джерома.

Потому что лицо принадлежало ему самому…

3

Рассказывать о своих снах Барсаку доктор Джером не стал. Но, заметив его бледность и темные круги под глазами, тот сделал из этого собственные выводы.

— Похоже, местное гостеприимство не пришлось тебе по вкусу, — сказал он за завтраком. — Но, надеюсь, скоро ты привыкнешь к моему простому быту. И когда мы начнем работать вместе, это не станет для тебя проблемой, ведь так?

— Вряд ли, — ответил Джером. — И с чего это вдруг ты решил, что я соглашусь с тобой работать?

— Конечно же, мы будем работать вместе, — без тени сомнения произнес Барсак. — Ведь именно для этого я пригласил тебя к себе. Я очень ценю тебя, и сейчас твои таланты нужны мне как никогда. Я ждал тебя, прежде чем возобновить свои эксперименты, чтобы мы могли завершить их вместе. Вполне понятно, что увиденное прошлой ночью потрясло тебя, но, надеюсь, твоему разуму удастся возобладать над эмоциями. И совместно мы сумеем довести это исследование до окончательного завершения. Прежде я создавал чудовищ, прививая животным свои собственные черты. Но теперь я уверен, что смогу пойти дальше. Я усовершенствовал свою технику. От крыс я перейду к другим животным, и, надеюсь, мне удастся не только изменить их, но и сохранить им жизнь. Это позволит мне определить передается ли им мой разум так же, как передаются внешние черты. Ты понимаешь, насколько это важно?

Доктор Джером не выглядел воодушевленным подобными перспективами. Он вяло мотнул головой.

— Я… Я не могу, — пробормотал он.

— Подожди, ты просто не понимаешь. Я не собираюсь просить тебя подвергаться гипнозу, если ты сам этого не захочешь. Этот риск я возьму на себя. Все, что мне требуется, чтобы ты остался со мной, помогал своими замечаниями, вел записи и научно засвидетельствовал полученные мной результаты.

— Ты зря пытаешься меня уговорить, — доктор Джером не мог скрыть отвращения, исказившего его лицо. — Я никогда больше не переступлю порог твоей лаборатории.

Барсак прокудахтал что-то сочувственное.

— Ты сумеешь преодолеть свою неприязнь, — уверил он. — И очень скоро, я надеюсь. Мне нужно завершить последний эксперимент. И если все пройдет успешно — а у меня нет в этом никаких сомнений — ты будешь вынужден мне поверить. И когда это произойдет, ты сможешь продолжить мое дело в одиночку.

— Продолжить? В одиночку?

Барсак вдруг поник головой. Отвернув лицо к стене, он произнес:

— Да. Мне осталось немного. Врачи говорят, у меня больное сердце. Такова расплата за долгие годы экспериментов. И вскоре моя работа будет завершена, как и мой век. Мое здоровье подорвано гипнозом. Нет, Джером, человек не способен отдавать свою душу, и при этом надолго сохранить жизнь.

Доктор Джером посмотрел в ставшее серьезным лицо Барсака.

Тот отвел взгляд и продолжил.

— Именно поэтому я пригласил тебя присоединиться ко мне.

Когда я умру, я надеюсь, ты продолжишь мою работу. Во имя нашей дружбы, и потому что я восхищаюсь тобой и высоко ценю твои способности. Не беспокойся, даже если ты не захочешь работать в лаборатории, я подготовил для тебя все необходимые заметки и данные. И еще кое-что, — голос Барсака ослаб. — Я составил завещание. Я говорил со своим поверенным и передал ему свою волю. Все, что у меня есть, я оставил тебе. Все имущество и оборудование останется за тобой для продолжения работы.

Джером поднялся.

— Не утруждайся, — сказал он. — Я все равно ни за что не пойду с тобой в лабораторию.

— Хорошо. Я все понимаю, — ответил Барсак. — Но я прошу тебя — останься со мной еще пару дней. Мне необходимо исполнить задуманное. И надеюсь, мне удастся дать тебе убедительное доказательство моего успеха — живые образцы, унаследовавшие не только внешнее сходство со мной, но и получившие часть моего разума.

Доктор Джером слегка вздрогнул.

— Умоляю, — произнес Барсак. — Останься со мной на эти несколько дней. Я запрусь в лаборатории и погружусь в работу, если ты возьмешь на себя приготовление еды. Ты видишь, я не могу держать слуг. Эти невежественные и суеверные дураки всего боятся. А без посторонней помощи мне не справиться. Так ты останешься?

Джером надолго замолчал. Затем кивнул.

— Хорошо, — прошептал он. — Я останусь.

Барсак стиснул его руку. Ощутив на своей ладони его холодные, вялые пальцы, доктор Джером непроизвольно отдернул ее. Взгляд благодарных, выкаченных глаз друга вернул доктору ощущение недавнего ночного кошмара.

— Я не стану медлить, — пообещал Барсак. — И сейчас же приступлю к работе. Все, что от тебя требуется, приносить к дверям лаборатории еду. Так что по истечении сорока восьми часов, я надеюсь, мне удастся добиться успеха. Ты же тем временем можешь полностью располагать моим гостеприимством, и занять себя, чем тебе заблагорассудится.

Барсак развернулся.

— Теперь же мне нужно идти. Благодарю тебя, Джером.

Он вышел из комнаты.

Доктор Джером уставился в грязный потолок и мрачно ухмыльнулся.

— Занять себя, чем заблагорассудится, — пробормотал он.

Джером докурил сигару, встал и бесцельно побрел по замку.

Его шаги пугающим эхом разносились по пустым коридорам.

Повернув за угол, он заметил возле стены погруженную в тень фигуру и попятился.

Но тут он узнал очертания доспехов. Конечно же, в замке было полно доспехов. А также множество других вещей. Возможно, пару часов он мог бы развлечь себя, занявшись его исследованием.

За это дело Джером принялся со свойственной ему научной дотошностью. Он обследовал весь первый этаж, заглянув в многочисленные залы и комнаты, но при этом не забывая об осторожности и каждый раз зажигая свет, прежде чем ступить в незнакомое помещение.

Ему удалось обнаружить много любопытного. Громоздкая мебель времен Регентства, замысловатые гобелены и целая галерея картин. Семейные портреты рода Барсак рядами смотрели со стен в длинном зале, расположенном в дальней части замка. И Джерому захотелось отыскать среди них портрет прапрадедеда-колдуна.

Все вокруг говорило о большой древности и большом богатстве. И если в замке и были призраки, то это были призраки минувшего. Джером вновь ощутил атмосферу одного из готических романов. Не доставало только расположенного в подвале склепа.

Склепа? Это мысль.

Джером отправился на поиски. Он обнаружил лестницу, ведущую к нижним этажам, и расположенные там катакомбы.

Катакомбы были самыми настоящими. На мраморных плитах лежали фамильные саркофаги рода Барсак. Один за другим его представители обрели вечный покой здесь внизу. Так что теперь остался только Себастьян, но вскоре и ему предстояло присоединиться к рядам мертвых. Последний наследник своего имени, который к тому же был безумен. Безумен и должен умереть.

Но как скоро?

И тут, среди сырости и молчания подземных коридоров, Джерома посетила мысль.

Его смерть можно ускорить.

Почему бы нет? Пусть Барсак умрет быстро и тихо.

И тогда Джером получит все его имущество. Замок, лабораторию, деньги. Так почему бы нет? Барсак безумен. И одинок. Доктора не сомневаются в его скорой кончине, так что убийство вряд ли заподозрят.Возможно, все спишут на сильное потрясение.

Да, потрясение. После проведенных опытов он ослабнет. И вызвать у него сердечный приступ не составит особого труда.

Достаточно будет его напугать. Завещание уже составлено, и ничего нельзя будет изменить. Сумасшедший Барсак займет последнее пустующее место в родовом склепе, и все закончится.

Доктор Джером не спеша поднялся по лестнице. Он вышел из замка и отправился бродить среди холмов, вернувшись обратно лишь к темноте. Он боролся с искушением и одержал верх. И когда он нес Барсаку ужин, у Джерома не возникло даже мысли о том, что в еду можно подсыпать яд. Он оставил поднос перед входом в лабораторию и постучал. После чего, не дожидаясь, когда Барсак откроет дверь, торопливо спустился вниз, и поужинал в одиночестве в большой кухне замка.

Доктор смирился с ожиданием. В конце концов, не исключено, что через несколько недель Барсак умрет естественной смертью.

А тем временем, он сможет продолжить свою работу. И, возможно, действительно добьется успешных результатов.

Джером услышал шум, доносившийся из лаборатории наверху.

Звук равномерного гудения сопровождался ритмичной пульсацией. Должно быть, Барсак был сейчас в своей кабине, работая с фокусирующей призмой и погружая в транс себя и животных. Доктору стало интересно, кого он выбрал для своего «решающего» эксперимента.

Но, подумав, он пришел к выводу, что ему это все равно.

Вибрация начинала действовать на нервы. И Джером принял решение уехать из замка раньше. Еще один день, и довольно. А сейчас ему был нужен хороший сон, способный развеять овладевшие им болезненные мысли.

Потушив в коридорах свет, Джером поднялся в спальню. Он разделся, надел пижаму, погрузил комнату в темноту и приготовился ко сну.

Сон пришел.

А вместе с ним пришел и Барсак. Он вкатил в комнату огромную, блестящую металлом кабину, и как прежде, его горящие глаза тут же поймали и пленили растерянный взгляд Джерома. Воля покинула доктора, и он вошел в кабину. И тут же, как заключенный — к электрическому стулу, оказался привязан к сидению. Так же, как заключенный, он знал, что вынесенный ему смертный приговор будет сейчас приведен к исполнению. И если до этого Барсак владел только его волей, то с поворотом ручки управления, в его власти окажется и душа Джерома.

Джером смотрел сквозь огромное стекло призмы, замершее перед его глазами. Он не мог отвести взгляд, в гигантской линзе было что-то гипнотическое, принуждающее смотреть вперед, в искаженное увеличением пространство фокусного поля. Он ждал, когда там появится животное, но животного не было.

Был лишь Барсак. Неожиданно его громадное лицо возникло по ту сторону стекла. Уродливая физиономия с выпученными глазами и огромным круглым лбом.

Барсак улыбался, обнажив желтые зубы, но Джером видел только его глаза. Они горели злобой и притягивали к себе его собственные взгляд и разум. Влекли его сущность сквозь стекло, и окруженный все возрастающим гулом, доктор Джером ощутил, как его сознание устремилось вперед.

Его тело было приковано к креслу, но душа рвалась сквозь странную призму и растворялась в безумных глазах Барсака…

Доктор Джером проснулся. На улице уже рассвело, но у него не было сил приветствовать новый день. Он чувствовал себя уставшим и разбитым.

Опустошенным.

В его мозгу возникло страшное подозрение. Он знал, что это был сон, но не был уверен, что это не могло оказаться явью.

Возможно, в символическом виде кошмара ему открылась искаженная истина.

Что, если Барсак обманывал его? Предположим, его машина могла поглощать часть жизненной энергии из души человека.

Предположим, Барсак хотел, чтобы он помогал ему в опытах, в которых часть его души была бы перемещена, но передана не животному, а самому Барсаку! Гипнотический, научный вампиризм!

Был ли Барсак в его комнате прошлой ночью? Мог ли загипнотизировать во сне, желая завладеть душой?

Что-то определенно произошло. Джером ощущал слабость.

Но внезапно ее место заняла твердость — твердость оформившейся цели. Вчерашние мысли вернулись, но уже в виде четкого решения.

Сегодня он убьет Барсака.

Убьет, чтобы не умереть самому. Убьет, потому что Барсак безумец, его эксперименты кощунственны, и он заслуживает смерти.

Доктор Джером убьет Барсака во имя науки.

Именно так. Во имя науки.

Джером поднялся, оделся, приготовил завтрак, отнес его Барсаку, вернулся вниз и приступил к составлению плана.

Гений или сумасшедший, Барсак умрет. Он должен умереть.

Допустим, он действительно достигнет желаемого. Допустим, он сумеет создать животное с внешними чертами и разумом человека. Но чьим разумом? Барсака?

Разве не будет это кромешным ужасом? И не стоит ли этот ужас предотвратить, пресечь на корню?

Безусловно. Он, Джером, спасет человечество от чудовищных тварей, противных самим законам природы. Он сделает все, как задумал. Ночью.

Да, сегодня ночью. Он отключит электричество, поднимется в темноте в лабораторию и напугает Барсака до смерти. Убьет его, даже не притронувшись пальцем. Простой план, который сработает. Обязан сработать.

Он был уверен в этом, но когда после обеда над головой вновь раздалось гудение, Джером понял, что не сможет ждать так долго.

Он не мог больше терпеть этот звук и рождаемые им в воображении видения. Думать о Барсаке, перекачивающем свою душу звериной ораве, казалось невыносимым.

Каких животных он использовал в этот раз? Он сказал, что с крысами покончено. Джером вспомнил мертвых грызунов. Барсак отказался показать ему другие ужасающие результаты своих опытов. Он показал только крыс с искалеченными лапками.

Лапками, на которых не хватало одного пальца.

Джером закончил готовить ужин и расхохотался. Страхи растворились вместе с воспоминанием о ночном кошмаре.

Лапки. Ну конечно! Каким же он был глупцом, позволив бреду Барсака и мрачной атмосфере замка запудрить себе голову. Это, да еще несколько дурных снов, заставило его обмануться и поверить словам откровенного лунатика. Да, у него была эта гипнотическая машина, но любой сумасшедший, при наличии денег и соответствующей научной подготовке смог бы собрать нечто более или менее внушительное. Однако отсутствовали любые доказательства того, что машина работала именно так, как утверждал Барсак.

Он не показал Джерому никаких чудовищ по одной простой причине — их не существовало. Разговоры Барсака о предыдущих опытах были всего лишь разговорами.

Оставались только крысы, но что из этого? Барсак проявил изобретательность. Он взял двадцать крыс, убил их и удалил каждой по пальцу на левой лапке.

Вот и все.

Барсак был обычным сумасшедшим, и бояться было нечего.

Доктор Джером снова захохотал. Это все упрощало. Он убьет безумца и получит его наследство. Никаких больше страхов, никаких дурных снов.

Его смех смешался с раскатом грома.

Разразилась буря. Она яростно грохотала над крепостью, и ее рычание поглощало гул из лаборатории наверху. Джером выглянул в окно в тот самый момент, когда изломанная молния скользнула между двух горных вершин.

Гром загремел сильнее.

Доктор Джером обернулся, чтобы взять приготовленный для Барсака поднос. Но вдруг замер.

— Зачем? — прошептал он. И, правда, для чего усложнять? Какой смысл откладывать? Он сейчас поднимется наверх, выключит электричество, постучится в дверь лаборатории. Барсак откроет, ожидая найти свой ужин. Но вместо этого найдет смерть.

Да. Он сделает это прямо сейчас, пока крепка решимость.

Под усиливающиеся раскаты грома, доктор Джером зашагал наверх для исполнения своего мрачного замысла.

Когда он добрался до второго этажа, сверкнула молния.

Джером направился к распределительному щитку. Вспышка света ослепила его, следом раздался грохот, и освещение пропало.

Буря нанесла свой удар. Это был знак. Джером ликовал.

Теперь он двигался вверх по винтовой лестнице, ведущей к лаборатории, расположенной на вершине главной башни замка.

Он медленно наощупь пробирался в кромешной темноте, внутренне готовясь к тому моменту, когда достигнет дубовой двери и постучит.

Джером прислушался, сквозь завывания ветра пытаясь расслышать вибрации, доносящиеся из лаборатории. Они внезапно прекратились сразу после удара молнии.

Он добрался до вершины лестницы. Почти вплотную приблизился к двери. Он был уже готов, вот сейчас…

Дверь резко распахнулась.

Доктор услышал тяжелое дыхание Барсака.

— Джером, — крикнул тот. Голос звучал слабо, но в нем слышались отчетливые нотки триумфа. — Джером, где ты? У меня получилось. Мой успех превзошел самые смелые мечты.

Джером обрадовался, что Барсак позвал его. Тем проще было найти его в темноте. Доктор скользнул вперед и опустил свою холодную руку ему на шею. Потрясение, испуг…

Но Барсак закричал не от страха, а от гнева.

— Джером, это ты! — крикнул он.

Он знал. Знал, что Джером собирается его убить. И поэтому должен был умереть. Опущенная на шею Барсаку рука сомкнулась.

Джером крепко вцепился ему в глотку. Барсак попытался его оттолкнуть, но не мог увидеть в темноте, и сопротивление вышло вялым.

Больше Барсак не кричал. Когда Джером сдавил ему горло, он только булькнул, и доктор поволок его назад вдоль коридора.

Быстро и целенаправленно он подтащил его к самому краю большой винтовой лестницы.

А потом толкнул вперед. С коротким вскриком Себастьян Барсак кувыркнулся во тьму, и следом послышалась череда глухих ударов, сопровождающая его падение сквозь мрак лестничного колодца.

Доктор Джером замер. И тут же раздался очередной раскат грома, отголоски которого затихли вместе с последним ударом падающего тела.

Барсак достиг каменного дна.

С опаской, доктор Джером начал спускаться по лестнице. Он нащупывал ступеньки ногами, и ему казалось, что он вот-вот наступит на мертвое тело Барсака. Но доктору пришлось преодолеть приличное расстояние, прежде чем его подошва встретила сопротивление упругой плоти.

Джером присел и провел рукой над телом, оно было холодным.

Холодным, как труп.

Дело было сделано. Да здравствует новый повелитель Замка Барсак!

С усмешкой Джером поднялся. На самом деле, все оказалось не так уж и сложно.

— Господа, это чистая случайность. Себастьян Барсак работал в своей лаборатории, когда отключился свет. Он вышел в коридор, очевидно, собираясь спуститься вниз. Но в темноте оступился и упал с лестницы.

Он прошептал слова вслух, точно так, как произнесет их во время следствия. Их эхо прошелестело и растворилось.

И тут же Джером услышал другой шелест.

Он доносился сверху, из комнаты на вершине башни. Оттуда, где располагалась лаборатория.

Джером метнулся по лестнице вверх.

Животные вырвались на волю. Нужно было запереть лабораторию.

Добравшись до второго этажа и собираясь одолеть последний пролет, ведущий к вершине башни, доктор услышал пронзительный писк.

Он остановился. Сквозь потолок послышался дробный стук, топот и цоканье, с которыми маленькие тела спускались вниз.

Они уже выбрались из лаборатории.

И впервые в их верещании Джерому почудились отзвуки гнева.

Пискливые злобные вопли повторились на вершине лестницы. В них слышалась ненависть, которую, умирая, должен был испытывать Барсак. Барсак, кричавший о том, что успех его опытов превзошел все самые смелые ожидания.

Его эксперимент удался!

«Я передам им свои физические и психические свойства.»

И тут Джером узнал, что такое настоящий страх.

Порождения опытов Барсака вырвались на волю. Твари, чьи тела он изменил. Чей разум заключал в себе часть разума самого Барсака.

Они все знали и были на свободе. И теперь искали Джерома, чтобы свершить месть!

Доктор слышал, как они крадутся вниз по лестнице. Они были уже близко. И знали где его искать, потому что видели в темноте!

В приступе ослепляющей паники Джером бросился прочь. Он спрячется в своей комнате. Именно так, в комнате. Спотыкаясь, он побежал через чернильную темноту коридора, чувствуя, как преследователи наступают ему на пятки.

Твари были стремительны. Джером добежал до двери и опустил руку в карман в поисках ключа. С проклятиями, он шарил по карману. Но ключа не было.

Вероятно, он только что его обронил, и ключ где-то на полу. Он нагнулся, щупая пол. Его рука натолкнулось на что-то живое и мягкое. Что-то пушистое. И оно извивалось в его ладони.

Твари добрались до него!

Клыки впились в большой палец. Джером резко выпрямился и отбросил мохнатое создание. Но другое тельце уже терлось о его лодыжку, они окружили его. Визг становился все громче. Одно из маленьких чудовищ начало карабкаться по его ноге, и он почувствовал, как тела касаются крохотные пальчики.

Джером закричал и понял, что Барсак говорил правду.

Созданные им чудовища действительно получили часть его разума, и теперь пришли отомстить за его смерть. Бежать было некуда.

Их верещание заполнило коридор. Они роились вокруг, как голодные крысы, но это были не крысы. Джером знал, что если увидит их, то лишится рассудка. Но если не увидит, они начнут карабкаться по его телу, пытаясь добраться своими пастями до горла, желая расцарапать его лицо своими маленькими пальчиками.

Он развернулся и снова припустил по коридору. Прорвался сквозь обступившие его кошмарные ряды и побежал прочь по переходу проклятого замка, преследуемый созданиями Барсака. В этом адском логове он затеял салки со смертью, и теперь та гналась за ним на стремительных лапах. Смерть заходилась верещанием и визгом, а Джером бежал.

Он должен был выбраться наружу, прежде чем они догонят его, поймают и схватят. Должен.

Охваченный агонией, он достиг конца коридора, понимая, что звериная орда тоже не сбавляет скорости. Он обогнул очередной угол и кинулся вперед. О лестнице он совершенно забыл.

Снова раздался визг, наполнив своим звуком его уши, и в тот же момент доктор Джером вывалился с лестницы и приземлился с негромким отвратительным хрустом, которого сам уже не услышал. Его голова гротескно откинулась на сломанной шее. Он лежал рядом с телом Себастьяна Барсака, и так же, как Барсак, был мертв.

В ту же минуту, по какой-то злой иронии, в замок вернулся свет.

Он не осветил ничего, кроме двух тел, лежащих у основания лестницы. Безумный Барсак был мертв так же, как и безумный Джером.

Этажом выше двадцать сбежавших морских свинок моргали, глядя вниз тупыми, бессмысленными глазками.

РАСПИСКА НА ГОЛУБОЙ КВИТАНЦИИ (The Devil's Ticket, 1944) Перевод Н. Демченко

1

Эктор Вейн торопливо шел к ломбарду, его плащ тоскливо трепался на ветру. Маршрут был знакомый: Вейн много раз ходил по нему с одной и той же целью. Поначалу его приношения были значительны — кольца, наручные часы, трость с золотым наконечником, серебряные подсвечники. Потом постепенно носить стало нечего. Кроме его собственных картин. Но картины Вейн не хотел закладывать. Особенно портреты. Он никогда не дойдет до этого.

Но именно этим и кончилось. Эктор Вейн нес под своим ветхим черным плащом портрет. Мари отыскала какие-то старые газеты и веревочку, обернула и перевязала картину. Вейн сидел и целый час смотрел на пакет. Он все никак не мог собраться с силами, взять его и покинуть мансарду.

Но у несчастного художника просто не было иного выхода — целые сутки ни он, ни Мари ничего не ели. К тому же, в мансарде уже давно было холодно. Отопление было супругам не по средствам.

Вот Вейн и понес картину. Пришлось. Это был один из его ранних любимых портретов — между прочим, портрет старого друга, — и он наверняка стоит приличных денег, что бы ни говорили невежественные критики и алчные дельцы от искусства.

Вейн надеялся, что в ломбарде ему дадут за портрет десять долларов.

Старик Спенглер ничего не понимал в искусстве, но был, кажется, склонен к состраданию. Да, пожалуй, он бы дал десять долларов за картину — и Вейн принял бы их с благодарностью.

Глаза художника не замечали живописности трущоб, среди которых пролегал его путь. Вместо этого он всматривался в подвальный этаж, в пыльные витрины ломбарда Спенглера.

Заваленные разным хламом витрины демонстрировали неудачи тех, кто входил сюда. Заведение Спенглера было тем местом, где собирались вещественные напоминания о человеческой скорби, свидетельства нищеты.

Эктор Вейн вздохнул, прижал к себе завернутую в газету картину и спустился по грязной лестнице. Когда он открыл дверь, жалобно и настороженно звякнул звонок.

Вейн прищурился, попав в полутьму, глазами отыскал прилавок. Темнота пахла пылью, он вдыхал ее, ожидая, когда из глубины лавки появится ее хозяин. Спенглер был старый человек, он любил подремать в пасмурный вечер. Может, он и сейчас спит…

Нет, послышался звук шагов. Из боковой двери кто-то вышел и шаркающей походкойнаправился к прилавку.

— Слушаю вас? — Голос звучал мягко, не похоже на обычное кряхтенье Спенглера.

Эктор Вейн пытался получше разглядеть незнакомца, но его лицо скрывалось в тени.

— Где Спенглер? — спросил он.

— Спенглер разорился. Я выкупил у него заведение.

Теперь Вейн увидел говорящего. Это тоже был старый человек, очень старый, даже на первый взгляд. Его волосы были цвета слоновой кости, а кожа походила на древний пергамент. По обеим сторонам головы торчали необыкновенно острые уши, что было единственной чертой, отличавшей его от остальных стариков.

Глаза вызывающе блестели. Все это сильно подействовало на Вейна. Что-то во внешности старика настораживало. Если бы Вейн мог рассмотреть его пристальнее, то, наверняка, нашел бы ключ к решению исключительно сложной задачи.

Но довольно об этом. Вейн не размышлять сюда пришел. Он пришел сюда, чтобы попытаться выручить за картину деньги.

— Я бы хотел заложить картину, — сказал художник. — Вот эту.

Голос его предательски дрогнул, и, чтобы скрыть смущение, Вейн торопливо и неловко принялся сдирать газетную обертку с портрета.

Руки его немного дрожали, когда он поднес картину к прилавку.

— Может быть, стоит включить свет… — пробормотал Вейн.

Старик покачал головой.

— Мне свет не нужен, — сказал он и уставился на портрет с какой-то загадочной улыбкой.

— Вы талантливы, — мягко сказал старик. — Может быть, даже гениальны.

Вейн улыбнулся. Как всякий художник, он не был равнодушен к похвалам и уже думал о том, что скоро десять долларов окажутся у него в кармане.

— Что вы дадите мне за картину? — спросил он.

— Ничего, — неожиданно ответил старик.

Вейн не поверил своим ушам и поэтому переспросил:

— Ничего?

Старик пожал плечами.

— Я не могу заплатить вам столько, сколько она стоит, — пробормотал он. — Кроме того, картины меня не интересуют. Я занимаюсь другими вещами.

— Но это единственное, что я могу заложить, — умоляющим голосом сказал Вейн.

— Я в этом не уверен. Положите сюда картину. Подойдите ближе ко мне. Я хочу получше рассмотреть вас.

Вейн положил картину на прилавок и предстал перед стариком.

Тот впился в художника цепким взглядом.

Вейн тоже пытался смотреть старику в лицо, но единственное, что он видел, были только глаза. Очень блестящие глаза, как ножи, проникающие в темноте в глубину его существа. Это была глупая игра воображения — но, тем не менее, вполне реальная.

Старик все время что-то мягко шептал.

— Эктор Вейн, вы большой художник. Вы заслуживаете большего, чем мансарда и обыкновенная некрасивая женщина.

Вы должны быть богаты, знамениты. Я думаю… Да… Я уверен… Я смог бы дать вам все это. Богатство… Славу.

— Что вам от меня нужно? — спросил испуганно Вейн.

— Вашу душу, — спокойно и твердо ответил старик.

Ответ нисколько не удивил Вейна. После такого осмотра, проникающего в душу, читающего ее, как книгу, его уже ничто не удивляло. Глаза старика словно загипнотизировали Вейна, подчинили его себе.

— Я должен продать вам свою душу? — спросил художник машинально.

Он чувствовал, что уже не принадлежит себе.

— Нет, — ответил старик. — Вы можете заложить ее. Как обычно, на три месяца. В обмен получите славу и богатство. Все, что вы хотите. А в конце срока вы можете выкупить ваш залог.

— Каким образом?

— Напишете картину для меня. Вот и все, что я хочу… Картину.

Для моей личной коллекции. — Старик улыбнулся. — Но не будем больше об этом. Я вижу, что вы думаете, не страдаю ли я всякими чудачествами, скажем так. Приступим лучше к оформлению нашего договора. Ну, как? Вы, надеюсь, согласны?

Эктор Вейн в знак согласия медленно наклонил голову.

С этого момента события понеслись с молниеносной быстротой, память Вейна за ними не успевала. Старик выдал ему залоговую голубую квитанцию, которая была должным образом заполнена. Вейн расписался, старик сам завернул его картину, и в одну секунду Вейн снова оказался на улице. Завернутую картину он держал под рукой, а голубая квитанция лежала во внутреннем кармане плаща. Вейн потащился домой.

И только теперь до него дошло, в каком положении он оказался. Он по-прежнему был без денег, безо всего, только с распиской на голубой квитанции, выданной ему сумасшедшим стариком. Что он скажет Мари? Она будет пилить его за то, что не принес денег, а, если сказать правду, будет еще хуже — она начнет плакать. Вейн не выносил ее слез, медленно стекающих по лицу, уродливо искаженному гримасой отчаяния.

Вейн постоял на обочине перед приземистым шатким строением, в котором ждала его жена. Было уже поздно, но, может, стоило поискать другой ломбард. Может, он смог бы…

— Эктор!

Вейн круто обернулся. Из открытой двери выскочила Мари, ее каштановые волосы запутались вокруг шеи. Глаза ее были широко раскрыты.

— Эктор! Он только что позвонил по телефону хозяйки, он хочет тебя видеть — сегодня же вечером.

— Кто? — изумился Вейн.

— Эпперт! Лэнсон хочет устроить твою выставку в галерее.

Эпперт говорит, что он готов купить шесть из твоих больших полотен, и уверен, что после выставки возьмет по крайней мере еще двенадцать.

Так вот оно что. Вот что случилось. Эктор Вейн моргнул и сжал голубую расписку в кармане. Этого не может быть. Но расписка была настоящей.

2

Так все и случилось. В первый месяц события развивались, как в кино. Триумфальная выставка. Хвалебные статьи.

Четырнадцать распродаж. Затем совет Лэнсона купить акции.

Акции авиационной фирмы, которые через неделю поднялись в цене.

Появился новый банковский счет, пошли обеды, приемы, появилась большая студия в фешенебельном районе.

Появилась Надя.

Надя была натурщицей Вейна для нового портрета. Это была высокая блондинка с красивой фигурой. Лицо ее украшали глаза с косым разрезом, широкие скулы и пухлые губы. В Наде была чувственность, которую Вейн стремился передать в картине, — и завладеть ею в жизни.

Конечно, Вейн не витал в облаках. Художники и натурщицы друг другу противопоказаны. Но Надя была не такая, как другие.

Она была ему необходима, чтобы закрепить положение в обществе. Деньги, слава, успех — все это не имело значения до тех пор, пока в этот круг не войдет Надя.

Мари ему уже не подходила. Это была горькая правда, и Вейн открыл ее для себя очень быстро. Верная жена, терпеливая ворчунья, некрасивая женщина с золотым сердцем — все это было терпимо в мансарде. Но совсем не годилось в атмосфере выставок, приемов, веселой богемной жизни, которая держится на деньгах богатой интеллигенции.

И не во внешности было дело. Салоны красоты и ателье мод творили чудеса. Но ничто не могло изменить характер Мари, к тому же, в новой атмосфере успеха она оставалась напоминанием прошлых неудач. Жена-призрак.

Вейн говорил с ней, убеждал, спорил. И все впустую. А когда появилась Надя, забыл о жене.

Тело Нади было похоже на золотистый огонь перед тайным алтарем. Губы Нади были предназначены для необыкновенных поцелуев, а в ее глазах отражались неумолимые видения с темной стороны Луны.

В то же время Надя была несколько вульгарна, но Вейн не замечал этого. Это не имело значения. Главное — она вошла в его круг.

Надя стала позировать для Вейна. В течение всего второго месяца он пытался понять ее душу и отчаянно боролся за то, чтобы овладеть ее телом.

Ни в том, ни в другом ему не удалось добиться полного успеха.

Как художник, Вейн видел трудности, подстерегающие его со всех сторон. Воспроизводил ли он черты натурщицы с фотографической точностью или позволял своей кисти выразить абстрактное ощущение, присущее ее лицу и телу, результаты получались неудовлетворительными. Это было странно, потому что именно портреты удавались Вейну лучше всего. Однако как он ни старался, у него получался или набросок или незаконченный портрет вульгарной неряхи. Это было несправедливо, не соответствовало реальности. Тем не менее это факт.

Как мужчина, Вейн испытывал еще большие трудности. Надя не отвечала на его знаки внимания. Она мечтала о сапфировой звезде, подумывала о своем собственном доме со светлой мебелью, которая так подходила к цвету ее волос. И еще она хотела, чтобы Эктор прекратил лапать ее во время сеансов. Надя была невысокого мнения о художниках, все они мерзкие отродья.

И зачем он надевает на себя этот дрянной халат?

После такой ругани, исходившей из губ, предназначенных для необыкновенных поцелуев, Вейн в отчаянии искал облегчения в алкоголе.

Его любовь не была слепа, она была просто близорука; ему нужно было напиться, чтобы забыть о несовершенствах Нади.

Недели сливались в месяцы; они пролетали в угарном чаду беспробудного пьянства.

И вот однажды вечером Вейн сидел в своей студии и с трудом приходил в себя. Вечер был еще светел, но голова его плыла кругом. Он прижал тонкие пальцы к вискам, с трудом открыл веки.

Его взору предстало нечто черное, ползущее, оно извивалось жирными черными кольцами и обладало таинственной формой и значением.

Вейн всмотрелся получше и понял, что это был всего-навсего его большой настольный календарь с жирной черной датой.

Невольно он шевельнул губами и произнес вслух свои тайные мысли.

— Прошло два с половиной месяца, — шептал он. — Это значит… да… мне осталось всего две недели. Две недели, а потом…

А что потом?

Вейн резко выпрямился. Да, что потом?

Опьянение славой, любовью и вином — все это вытравило из памяти Вейна то, что сейчас он отчетливо вспомнил.

Где-то его поджидал старик, ждал, когда он появится и выкупит голубую квитанцию. Расписку на человеческую душу. Он должен быстро писать портрет, ему осталось только две недели, чтобы выполнить условие.

Вейн громко застонал.

Может, все это глупости? Может, старик просто сошел с ума, а его последние удачи — всего лишь простое совпадение…

И все же Вейну было не по себе. Он вспомнил лавку, тени, как заглядывал старик ему в душу, вспомнил его загадочную улыбку, подписанный им договор и понял, что рисковать нельзя. Нужно обязательно написать картину.

Если только…

В душе Вейна зародилась безумная надежда. А что, если найти старика, поговорить с ним разумно, может, и нашелся бы какой-то выход? Может, все обратится в шутку? Рассеянный образ жизни повлиял на его рассудок, изрядно подорвал нервы. Он знал, что надо идти, но никак не мог решиться.

Наконец, Вейн надел поношенный черный плащ, не вязавшийся с его новым дорогим костюмом.

Снова побрел он по бедным улицам, отыскивая в сумерках лавку.

Снова в затхлой тьме звякнул звонок, и Вейн вошел в ломбард.

На ощупь подошел к прилавку, один во мраке, и стал ждать.

Тени сгущались за пустым прилавком, и Вейн заглянул за него.

Из-под прилавка что-то показалось — что-то белое, неопрятное, невероятно старое. И Вейн увидел лицо странного старика. Узнав Вейна, он сощурил глаза.

— Вернулись, — прошептал он. — Но, мистер Вейн, вы пришли раньше срока. Возможно, что пунктуальное выполнение моих обещаний вынудило вас быть таким же точным в выполнении своих обязательств.

Вейн рассеянно кивнул. Он заметил вдруг с необъяснимым ужасом, охватившим его, как руки старика начали судорожно искривляться и тянуться к нему по прилавку. Его пальцы походили на длинные желтые когти, они царапали деревянную поверхность, как бы желая схватить, вонзиться, обладать.

За желтой сморщенной маской, обозначившей улыбку, Вейн почувствовал, какой голод мучает старика. Этот голод не был обыкновенным голодом смертных — это было непреодолимое желание, всепоглощающая страсть обладать тем, чем невозможно обладать, получить то, что нельзя дать.

Потом послышался голос, обуреваемый той же алчностью, пульсирующий той же черной жаждой.

— А картина, мистер Вейн, где моя картина?

Справившись с нахлынувшим на него отвращением, Вейн отрицательно покачал головой.

— Я еще не закончил ее. Вот почему я и пришел сюда. Я хотел бы поговорить с вами об этой картине.

Когти на прилавке сжались. Прищуренные глаза сверкнули в лицо Вейна. Он уклонился от их взгляда.

— Нам не о чем говорить. Мы заключили сделку. Я выполнил свою часть. Вы должны выполнить свою. Где картина?

Вейн выдавил улыбку.

— Да, ваш вопрос справедлив, — сказал он. — Вы сказали, что хотели бы иметь одну из моих картин, и вот почему я к вам зашел. Я бы хотел выяснить, какую именно картину вы хотели бы иметь.

Может быть, вас устроила бы одна из моих ранних работ — пейзаж, например?

Старик вдруг загоготал. Как будто заулюлюкали из преисподней.

— Пейзаж? Очень умно с вашей стороны, сэр. В самом деле, очень умно. Пейзаж!

— Но.

— Мы договорились о портрете, мистер Вейн. О портрете человека. О таком портрете, который захватывал бы душу.

Только вы, мистер Вейн, можете создать такой портрет.

В его голосе не было жалости, и в сердце Вейна не осталось надежды.

— Душа, — прошептал он. — Почему вы все время говорите о душе?

— По очень серьезной причине, — тоже прошептал старик, но его слова отзывались в ушах Вейна громовыми раскатами. — Потому, что вы заложили мне свою душу. Если через две недели вы не выкупите ее другой душой, я предъявлю на вашу душу свои права. Полные права.

— Но это значит, что кто-то другой…

— Будет принадлежать мне, вечно, — кивнуло существо за прилавком. — Мы заключили сделку. Или ваша душа или чья-то еще. Чей портрет вы дадите мне, не имеет ни малейшего значения. Я возьму любой, но обманывать меня нельзя. Вы должны работать честно, так, чтобы в портрете отразился ваш Гений.

И не дав Вейну опомниться, старик продолжил:

— Между прочим, мистер Вейн, это очень выгодная сделка для вас. Предположим, вы хотите от кого-то избавиться. Ну напишите для меня портрет этого человека. Мы оба будем довольны.

Принесите мне портрет, расписку, и все будет проделано законным образом.

У Вейна все поплыло перед глазами.

— Другого выхода нет? — пробормотал он.

— Другого выхода для вас нет. Значит, я жду вас через две недели. Всего хорошего.

Вейн повернулся и слепо, неровными шагами направился к двери.

Позади него кашлянул старик.

— Между прочим, я слежу за вашими успехами и очень вами доволен. Разрешите дружеский совет — не слишком увлекайтесь женщинами: они уже давно мои союзницы.

Короткий смешок звенел в ушах Вейна, когда он выбирался из лавки и брел по сумеречным улицам к себе домой.

Вейн был бессилен. У него не было выхода. Он должен написать портрет, в котором бы сияла душа модели. Он должен отдать этот портрет старику, отдать ему душу, которой бы тот утолил свою невиданную страсть.

Но кто будет позировать для портрета?

Вейн не мог пожертвовать ни одним из уже написанных портретов. Все они были в руках посредников и приносили деньги. Кроме того, нельзя отдавать душу, невинного человека в лапы этого черного существа, маскирующегося под старенького владельца ломбарда.

Нет, модель должна быть совершенно новой. Как намекнул старик, самый лучший выход написать портрет человека, исчезновение которого будет на руку Вейну.

Да, это выход. Он не сомневался в том, что случится, когда он отдаст портрет: тот, кто будет на нем изображен, навсегда исчезнет с лица земли.

Так кто жеэтобудет?

На какую-то секунду Вейну пришла дикая мысль нарисовать портрет Нади. Он припомнил последний холст маслом — вспомнил чувственные губы, жадные глаза, зловещие брови.

Портрет как зеркало отражал эгоистичную душу Нади, Вейн был в этом уверен.

Но он не мог предать ее. Какой бы она ни была, ему было ее жалко. Если бы не жена, он завоевал бы ее навсегда.

Если бы не жена…

Вейн встряхнулся, дернул головой.

Он взлетел по лестнице в свою квартиру, распахнул дверь. Его жена отдыхала в спальне. Он, крадучись, подошел к ней, кашлянул.

— Мари! Пойди-ка сюда на секунду. Кажется, мне пришла в голову замечательная мысль.

Мари очень взволновала мысль, что Эктор Вейн решил писать с нее портрет. Ее робкая любовь и благодарность так и светились в ее глазах во время работы. Куда более неопытному художнику и то не удалось бы избежать отражения ее души, которая вся, как есть, запечатлелась на лице этой женщины.

Но Эктор Вейн был отнюдь не новичком. Его кисть была быстрой и уверенной. Еще несколько сеансов — и он, закончив предварительный набросок, стал писать маслом. Неделя пролетела быстро. Вейн понял, что создает шедевр. Работа шла легко. Мари не знала усталости, она могла позировать бесконечно.

На девятый день сеансы закончились, и Вейн, отступив, смотрел на Мари, его Мари, почти как живую.

Он сделал то, что нужно.

В следующие два дня Вейн закончил фон. И только тогда он, дав себе отдых, проспал целые сутки.

Мари, увидев законченный портрет, расплакалась от счастья.

Вейн не мог смотреть ей в глаза. Он отвернулся, его жгло раскаяние. Но ничего не поделаешь.

За эту неделю Вейн ни разу не вспомнил о Наде. Теперь же он хотел видеть ее.

— Дорогая, ты очень устала, — обратился он к жене, протягивая ей пачку денег. — Не могу выразить словами, как я тебе благодарен за все то, что ты сделала для меня. Я хочу, чтобы ты поехала в город и купила все, что пожелаешь, — шляпки, платья, что хочешь.

— Но Эктор…

— Поезжай. Пожалуйста, я тебя очень прошу.

Вейн отвернулся. Он не мог выносить ее вида, видеть, как сияют любовью ее глаза.

Мари оделась, вышла из квартиры. Вейн позвонил Наде.

Ее голос в телефонной трубке звучал сварливо.

— Куда ты пропал? Я ждала больше недели, а ты ни разу не позвонил. Я знаю, ты сейчас начнешь оправдываться, но я не хочу тебя слушать.

— Приходи и увидишь мое оправдание, — сказал Вейн.

Через час Надя приехала. Вейн с торжествующим видом провел ее в квартиру.

— Я был занят, — сказал он. — Но не скажу тебе чем. Лучше ты увидишь это собственными глазами.

Он подвел ее к портрету, стоящему на мольберте у окна, и сорвал драпировку. Надя молча смотрела.

— Что ты об этом думаешь? По-моему, это самое лучшее, что я создал. Посмотри, сколько здесь жизни.

Надя повернулась к нему. На ее лице была написана такая ненависть, какой Вейн никогда в своей жизни не видел.

— Так вот в чем дело. — Задыхалась от гнева Надя. — Ты написал ее портрет. Мой портрет у тебя никогда не получался, тогда ты решил нарисовать ее. Ты это сделал потому, что любишь ее, всегда ее любил.

— Надя, я…

Она ушла. Дверь захлопнулась, и оправдания Вейна повисли в воздухе.

Вейн смотрел на портрет. Надя сказала, что он любил жену. Но ведь он не любил ее. А Надя ушла, убежденная в обратном, и он остался один. Его план провалился.

Поэтому Вейн поступил так, как привык поступать, когда у него что-то не получалось: ушел из дома и напился.

Вернулся он поздно.

Мари встретила его на лестнице. В воздухе стоял какой-то странный запах, Мари изменилась в лице. Вейн видел ее заплаканные глаза.

— Эта женщина… — начала сквозь слезы Мари. — Привратник сказал, что она пришла сюда сразу после того, как ты ушел. Он впустил ее: она сказала, что вы договорились. И подожгла… О, Эктор!

Вейн бросился в свою мастерскую, увидел закопченные стены, обугленную мебель. Увидел черную кучу золы там, где он держал свои бесценные картины.

Портрет Мари пропал. Пропало и все остальное, все картины, которые он держал в студии: Сгорели дотла. Его последняя картина пропала, а вместе с ней и его последняя надежда.

С горечью вспомнил Эктор подобный случай, о котором читал в книге. «Бремя цепей человеческих» — так, кажется, она называлась.

Он сам осужден на бремя цепей, но вовсе не человеческих.

Завтра наступит тринадцатый день. Старик нашептывал:

— Принесите мне портрет.

Ну, так он его не получит. Нечего было нести. На четырнадцатый день он явится в лавку, и старик скажет:

— Где портрет?.. Минуточку!

Мысль, пришедшая в голову Вейна, была дьявольской. Да, ее можно было назвать именно так — потому что ее внушил дьявол.

Он обернулся к Мари.

— Достань мне новый холст.

Сейчас? Но твоя работа… пропала! — возразила она.

— Вот именно, — прошептал Вейн. — Именно поэтому, я хочу начать ее снова и немедленно. Принеси мне холст — я буду писать.

— Но что за срочность? Вейн пожал плечами и отвел глаза.

— Сейчас я не могу сказать тебе, — отрезал он.

— А кто будет позировать? Где ты возьмешь модель?

Вейн постучал по лбу.

— Вот отсюда, — пробормотал он. — Моя модель находится здесь.

Теперь надо торопиться. У меня в запасе всего двадцать четыре часа. Двадцать четыре часа для того, чтобы создать шедевр.

Двадцать четыре часа на то, чтобы создать шедевр…

Вейн работал в студии совершенно один; работал, пока ночь не перешла в рассвет, рассвет не заиграл дневным светом; дневной свет не потух в сумерках, а сумерки не поглотила тьма следующей ночи.

Мари не беспокоила мужа, она не пыталась узнать, что вырисовывается на его холсте. Два раза за день она на цыпочках приносила ему бутерброды и кофе. Он знаком просил ее уходить и к еде не притронулся.

Мари не пыталась навести порядок в испорченной комнате, боялась нарушить тишину и помешать мужу. Вейн был поглощен холстом на мольберте, и, хотя глаза застыли в каком-то трансе, его смелая кисть уверенно наносила мазки.

Наступило утро четырнадцатого, рокового дня. Вейн отступил от мольберта, посмотрел на законченный портрет; его передернуло. Он накинул ткань на еще не просохшую картину.

А потом рухнул без сил, прямо на пол.

Мари оттащила мужа на кровать и села рядом. В середине дня Вейн ненадолго пришел в себя, проглотил горячего супа и снова уснул. Мари заметила, что в глазах мужа больше не было безумия и страха.

Она улыбалась, глядя на его спящее лицо, радовалась, что муж спокоен.

Да, все было в порядке. Можно уйти.

Когда Мари вернулась, было уже темно.

— Мари! — позвал ее Вейн. — Где ты?

— Я здесь, дорогой.

Она вошла в спальню. Вейн сидел на кровати. Безмятежность покинула его.

— Где ты была? Почему не разбудила меня?

— Я ушла. Тебе нужно было отдохнуть.

— Но у меня назначена встреча…

— Какая встреча?

— Сегодня я должен отнести новую картину.

— Отнести? Кому? — Не твое дело.

Вейн торопливо натягивал на себя одежду, он ужасно спешил.

— Я не успеваю, — бормотал он.

Мари положила руку ему на плечо.

— Что с тобой, дорогой? Что беспокоит тебя? Опять… эта женщина?

Вейн обернулся с улыбкой.

— Нет, Мари. Я выбросил эту женщину из своей жизни, из нашей жизни, навсегда. Слава Богу, что она разоблачила себя. Он предупреждал меня, что женщины с ним заодно. Теперь я верю этому. Когда я думаю о том, что хотел сделать…

Он поцеловал Мари, быстро, неожиданно.

— Ты была на моей стороне. Даже когда тыне понимала меня, ты была добра и верна мне. Теперь, когда я рассчитаюсь с ним, мы будем счастливы.

Мари не понимала, о чем ее Эктор говорил. Но поцелуй она поняла и была благодарна.

Резко зазвонил звонок.

Мари подошла к двери.

— К тебе пришли, дорогой, — крикнула она.

— Кто пришел? Ко мне?

Мари появилась в спальне.

— Я не знаю. — Она запыхалась. — Он не назвался. Говорит, у него к тебе дело. Это старик…

Вейн вышел в гостиную.

В проходе маячила тень. Тень двигалась, вошла в гостиную.

Это был древний старик из ломбарда с черепом цвета слоновой кости.

— Добрый вечер, мистер Вейн, — пробормотал он. — Если гора не идет., гм… к Магомету, тогда… гм… Магомет идет к горе.

— Меня задержали.

— Принимаю ваши извинения. Но перейдем к делу. Я пришел за портретом Он готов?

Вейн порадовался тому, что в гостиной царил полумрак. Мари не смогла прочитать алчное вожделение, сверкнувшее в этих злобных глазах существа без возраста.

— Да, он готов, — буркнул Вейн.

— Великолепно. Могу ли я… увидеть его? — осведомился старик.

— Можете. Я включу свет. Поднимите покрывало с этого мольберта.

Зажегся свет. Костлявый палец судорожно вцепился в ткань, сорвал ее. Его глазам предстал портрет.

Старик, как завороженный, уставился в свои собственные костлявые черты.

Нарисованный по памяти, в каждой своей черточке… это был настоящий оживший череп. И все же он раскрывал мерзость, гробовой ужас того, что могло быть названо Душой.

— Идиот! Что это за шутки!

Голос звучал как бы из колодца. Мари вздрогнула, а Вейн рассмеялся.

— Вы просили портрет любого живущего человека. Любого живущего. Эти слова вдохновили меня. И вот перед вами ваш портрет. Ваш собственный. Не отрицайте, что мне не удалось отразить вашу душу. Она издевается над вами прямо с холста.

Берите вашу мерзкую душу и убирайтесь. Я дал дьяволу то, чего он заслужил.

Старик посмотрел-посмотрел и пожал плечами.

— Я думал, что это невозможно, — сказал он. — Что смертный всостоянии так провести меня…

— Так вы признаете свое поражение? — воскликнул ликующе Вейн. — Вы признаете?

— Да.

— Благодарю вас за это признание. Я уверен, его нелегко вырвать у вас. В следующий раз будьте осторожнее. Вы думали, что я уже ваш. Не так ли? Думали, что я продам вам свою душу или душу своей жены, да? Вы предупреждали меня против женщин — но в конце концов я был спасен женщиной. Она сожгла все портреты, а я сделал этот. Вы сослужили мне в итоге очень хорошую службу.

Вейн обнял Мари и смотрел, как дергается рот древнего старика.

— Да, хорошую службу, — повторил Вейн. — Я не только перехитрил вас и получил славу и власть — вы помогли мне вновь соединиться с моей женой. Наконец я понял, что такое настоящие ценности. По иронии судьбы, вы стали причиной моего духовного возрождения. Вас это не коробит?

Вейн довольно хмыкнул.

— Ну, чего вы ждете? Вот ваш портрет. Берите его.

Мерзкая физиономия, смотрящая с холста, вполне гармонировала с ее живым отражением.

Старик ухватился, было, за мольберт, но вновь повернулся к художнику.

— Между прочим, — сказал он, — одна маленькая деталь. Чтобы придать нашей сделке законный вид, я хотел бы получить обратно маленькую голубую расписку, которую я вам выдал.

— Хорошо. И тогда с вами будет покончено.

Вейн вошел в спальню.

— Мари, — позвал он. — Куда ты повесила мой плащ? Там в кармане была квитанция…

Мари подошла к двери.

— У меня для тебя сюрприз, — сказала она. — Пока ты спал, я пошла и купила тебе кое-что.

Мари раскрыла пакет, который принесла с собой.

— Новый плащ, — улыбнулась она. — Твой старый пришел в негодность, и я подумала, что ты заслуживаешь…

— Мари! Что ты сделала с моим старым плащом?

— Я… я сожгла его…

— Сожгла?

У входа появился старик.

— Да, — зашептал он. — Как я уже говорил, женщины часто становятся моими союзницами. Вашего плаща нет. Расписки тоже нет. Только при наличии расписки вы могли бы откупиться от меня.

— Но…

Стало очень тихо. Старик проскользнул в комнату. Он оттолкнул Мари и закрыл дверь.

— Ты уже сыграла свою роль, — прохрипел он. — Ты сожгла ее. А теперь…

Вейн отступил к стене. Старик приближался к нему, его когти судорожно сжимались. Глаза горели. Вейн хотел закричать, когда когти потянулись к нему, но в нем не осталось сил для крика.

Теперь он знал, что гореть в огне было суждено не только старому плащу.

МОЙ БРАТ — НЕТОПЫРЬ (The Bat Is My Brother, 1944) Перевод А. Гасникова

I

Это началось в сумерках. В сумерках, которые я не мог видеть.

Мои глаза открылись в темноту, и в первое мгновение я был уверен, что продолжаю спать и видеть сон. Потом я скользнул рукой вниз и ощутил дешевую обивку гроба, развеяв последние сомнения в реальности происходящего кошмара.

Я хотел закричать, но кто услышит крики через шесть футов могильной земли?

Лучше было поберечь дыхание и разум. Я опустился назад, и вокруг меня сомкнулась тьма. Тьма и холод, промозглая темнота смерти.

Я не мог вспомнить, как очутился здесь, и какая ужасающая ошибка привела к моему преждевременному погребению. Все, что мне было известно, это то, что я жив, но если мне не удастся выбраться, то окружающая обстановка как нельзя лучше будет соответствовать моему состоянию.

Затем началось то, что я не отваживаюсь припомнить в подробностях. Щепки дерева, комья рыхлой земли, паническое удушье, сопровождавшее меня весь путь к нормальности лежащего на поверхности мира.

Достаточно того, что, в конце концов, я выбрался. И мне оставалось только благодарить свою бедность, которая и стала главной причиной моего спасения. Бедность, из-за которой меня положили в непрочный, незапертый гроб внутрь дешевой неглубокой могилы.

Облепленный влажной глиной, обливающийся холодным потом, преодолевая крайнее отвращение, я выполз из распахнутых челюстей смерти.

Между надгробий крался сумрак, а откуда-то слева злобный взгляд луны озирал мрачные легионы, ведомые к своим завоеваниям во славу Ночи.

Луна смотрела на меня, а ветер нашептывал обо мне украдкой задумчивым деревьям, и они клонились передать эту весть всем тем, кто спал под сенью их теней.

Взгляд луны лишил меня покоя, и мне хотелось скорее покинуть эти места, до того, как деревья откроют мой секрет бесчисленным и безымянным мертвым.

Но вопреки желанию, прошло несколько минут, прежде чем я сумел встать прямо и унять дрожь.

Я глубоко вдохнул запахи тумана и легкого разложения.

Потом развернулся и двинулся вдоль по тропе.

Именно в тот момент я и заметил силуэт.

Он скользил как тень среди еще более глубоких теней под сенью проклятых деревьев, и когда лунный свет упал на его лицо, мое сердце зашлось в ликовании.

Я кинулся в сторону замершего силуэта, задыхаясь от слов, которые спорили друг с другом за право прозвучать первыми.

— Вы можете мне помочь? — лепетал я. — Видите ли… меня закопали здесь… заперли… живого в могилу… я выбрался… понимаете… я ничего не могу вспомнить… вы можете мне помочь?

Незнакомец молча кивнул.

Я остановился, пытаясь восстановить душевное равновесие, собраться.

— Простите, это неудобно, — сказал я уже спокойнее. — Я не имею права просить вас о помощи. Ведь я даже не знаю, кто вы?

Голос из тени звучал тихо, но каждое его слово взрывалось громом в моем мозгу.

— Я — вампир, — произнес незнакомец.

Безумие. Я уже приготовился к бегству, но голос догнал меня.

— Да, я — вампир, — сказал он. — И вы — тоже.

II

Затем я, должно быть, потерял сознание. Я потерял сознание, и незнакомец забрал меня с кладбища, потому что, когда я очнулся, то обнаружил себя лежащим на диване в его доме.

Вокруг виднелись высокие панельные стены, а через потолок крались тени, рождаемые светом канделябра.

Я сел, моргнул, и уставился на склонившегося надо мной незнакомца.

Теперь я мог его рассмотреть, и результат меня удивил.

Среднего роста, русоволосый, гладковыбритый, он был одет в неброский деловой костюм. И на первый взгляд производил впечатление вполне обычного человека.

Когда его лицо опустилось ко мне, я сумел рассмотреть его ближе, пытаясь пронзить завесу мнимой нормальности, тщась разглядеть безумие, скрываемое за прозаическим обликом.

Но увидел я нечто гораздо худшее, чем безумие.

Вблизи его лицо злобно светилось отраженным светом. Я разглядел восковую бледность кожи, и, что хуже того, необычные морщины. Всю поверхность лица и горла покрывала паутина крохотных складочек, и когда он улыбался, это походило на ухмылку мумии.

Да, его лицо было бледным и морщинистым; бледным, морщинистым лицом покойника. Только глаза и губы на этом лице выглядели живыми, и они были алыми… слишком алыми.

Бледный лик мертвеца с кроваво-красными ртом и глазами.

От него пахло затхлостью.

Все это я запечатлел в своем сознании, прежде чем он начал говорить. Голос его напоминал шелест погребального венка на ветру.

— Вы проснулись? Это хорошо.

— Где я? И кто вы? — я задавал вопросы, страшась получить на них ответ.

И ответ последовал.

— Вы в моем доме. И здесь вы в безопасности. Что же до меня, то я ваш опекун.

— Опекун?

Он улыбнулся. И я увидел его зубы. Никогда прежде мне не доводилось видеть таких зубов, разве что у хищных зверей.

Можно ли это было считать ответом?

— Вы сбиты с толку, мой друг. Это вполне понятно. И именно поэтому вам необходим опекун. До тех пор, пока вы не усвоите правила вашей новой жизни, — он кивнул. — Да, Грэхэм Кин. Я стану вас оберегать.

Он похлопал меня по плечу. Даже сквозь ткань я ощущал ледяную тяжесть его мертвенно-бледных пальцев. Как черви, проползли они по моей шее, как белые извивающиеся черви…

— Вам следует успокоиться, — сказал он мне. — Я знаю, это громадное потрясение. Ваше замешательство понятно. Если вы расслабитесь и немного меня послушаете, думаю, я сумею вам все объяснить.

Я обратился в слух.

— Для начала, вы должны признать некоторые очевидные факты. Первый из которых — вы вампир.

— Но…

Он поджал губы, свои чересчур алые губы, и кивнул.

— К сожалению, в этом нет никаких сомнений. Можете ли вы объяснить, как так случилось, что вы восстали из могилы?

— Нет. Я не могу вспомнить. Должно быть, у меня случился приступ каталепсии. Потрясение вызвало частичную потерю памяти. Но она вернется. Все будет в порядке, я не сомневаюсь.

В этих словах было еще меньше смысла, чем в тех, которые рвались из меня при нашей первой встрече.

— Возможно. Но маловероятно, — он вздохнул и продолжил. — Я с легкостью дам вам достаточные доказательства вашего нового положения. Будете ли вы столь любезны, сказать, что вы видите позади себя, Грэхэм Кин?

— Позади меня?

— Да, на стене.

Я посмотрел.

— Я ничего не вижу.

— Именно.

— Но…

— Где ваша тень?

Я посмотрел снова. Тени не было, даже намека. Потом я перевел взгляд на него.

— У вас тоже нет тени, — воскликнул я победоносно. — Что это доказывает?

— Что я вампир, — ответил он просто. — Так же, как и вы.

— Бессмыслица. Какой-то трюк со светом, — усмехнулся я.

— Продолжаете сомневаться? Тогда объясните эту оптическую иллюзию.

Костлявая рука протянула мне какой-то блестящий предмет.

Я взял его. Это было обычное карманное зеркальце.

— Смотрите.

Я посмотрел.

Зеркало выпало из моих пальцев и вдребезги разлетелось об пол.

— Нет отражения! — пробормотал я.

— Вампиры не отражаются, — его голос звучал мягко. Он словно бы разговаривал с ребенком. — Если вы все еще сомневаетесь, — не сдавался он, — я советую пощупать ваш пульс. Попробуйте услышать сердцебиение.

Прислушивались ли вы когда-нибудь к слабому голосу надежды, звучащему внутри вас… зная, что он один может вас спасти? Прислушивались ли вы, и при этом не слышали ничего.

Ничего, кроме молчания смерти.

Сверх всяких сомнений, теперь я знал точно. Я был нежитью.

Нежитью, которая не отбрасывает тени, не отражается в зеркалах, чье сердце навеки остановилось, но тело продолжает жить — жить, передвигаться и поглощать пищу.

Пища!

Я подумал об алых губах моего компаньона и его острых зубах.

Я подумал об огне, пылающем в его взгляде. О пламени голода. Но голода чего?

И как скоро я разделю этот голод с ним?

Он, должно быть, почувствовал мой немой вопрос, потому что снова заговорил.

— Вижу, вы наконец-то убедились, что я говорю правду. Это хорошо. Вам следует принять ваше положение и сделать из него кое-какие выводы. Ибо вам предстоит еще многое усвоить, прежде чем вы предстанете перед ликом грядущих столетий. И для начала я скажу вам, что почти все расхожие предрассудки о нас — ложь.

Его лицо оставалось невозмутимым, с таким выражением можно запросто рассуждать о погоде. Но от отвратительной сути его слов меня пробрала дрожь.

— Считается, что мы не выносим чеснока. Ложь. Говорят также, что мы не можем пересечь бегущую воду. Еще одна выдумка. Ну а россказни о том, что днем мы спим в своих могилах, и вовсе живописный бред. Из всего этого лишь одна единственная вещь является правдой. Запомните ее, потому как она будет очень важна для вашего будущего. Мы должны спать днем и пробуждаться только на закате. На рассвете непреодолимая слабость охватывает нас, и до сумерек мы впадаем в сонную кому.

Нам нет нужды спать в гробах — это чистой воды мелодрама, уверяю вас! — но лучше делать это в темном месте и подальше от людских глаз. Я не знаю, почему так происходит, впрочем, о других проявлениях болезни мне известно не больше. Ведь вампиризм — это болезнь, вы должны понимать.

Сказав это, он улыбнулся. Но я не ответил на его улыбку.

Вместо этого я застонал.

— Да, болезнь. Заразная, и передающаяся классическим способом, через укус. Как бешенство. Никто вам не скажет, что пробуждает тело после смерти. И почему для поддержания существования становятся необходимыми некоторые новые формы питания. Мне это не известно. Из всего прочего, дневная кома наиболее легко определяемый медицинский феномен. Это что-то вроде аллергии на прямые солнечные лучи. Я интересовался этим вопросом и неплохо его изучил. И в грядущие столетия я намерен предпринять углубленное изучение данной проблемы. И тем самым доказать ценность моего бессмертного существования, и вашего тоже.

Его голос зазвучал жестче. Тонкие пальцы в возбуждении рвали воздух.

— Задумайтесь об этом хотя бы на мгновение, Грэхэм Кин, — прошептал он. — Забудьте свой болезненный суеверный страх и посмотрите в глаза реальности. Представьте, каким вы были до того, как проснулись на закате. Подумайте о том, что вы навсегда бы остались там, внутри этого гроба, без надежды на пробуждение. Мертвый, мертвый до конца дней!

Он тряхнул головой.

— Вы должны быть благодарны вашему новому состоянию за спасение. Оно дало вам новую жизнь, и не на какие-то несколько лет, а на столетия. Возможно — навечно! Подумайте — и будьте благодарны. Теперь вам не нужно умирать. Вам не страшны ни оружие, ни болезни, ни года. Вы бессмертны, и я научу вас, как жить подобно богу!

Он умерил свой пыл.

— Но это потом. Для начала мы должны позаботиться о наших нуждах. Сейчас же будьте внимательны. Я хочу, чтобы вы отбросили все свои предрассудки и выслушали меня. Я расскажу вам то, что необходимо прояснить насчет нашего питания. Это непросто, вы понимаете. Вас не научат этому ни в одной школе.

Нет ни курсов, ни книг, которые дали бы вам необходимые сведения. Вам придется научиться всему самому. Всему. Даже такая простая и жизненно необходимая вещь, как укус в шею — дело личного предпочтения. Но давайте разберемся на примере.

Сперва вам следует определить классическое триединство: время, место и девушку. Когда будете готовы, притворитесь, что целуете ее. Руки поместите ей под уши. Очень важно держать ее шею ровно и под правильным углом. Не забывайте улыбаться, ничто в вашей внешности не должно выдать ваших намерений.

Затем наклоните свою голову. Поцелуйте ее в шею. И если она расслабилась, приготовьтесь и выберете место для укуса. Затем одновременно — слышите, непременно одновременно — поднимите левую руку и закройте ей рот, а правой рукой схватите ее руки и заведите за спину. О шее больше можете не беспокоиться. Все остальное сделают ваши клыки. И вот тогда, и только тогда, на помощь вам придет инстинкт. Он должен придти именно тогда, потому что после все потонет для вас в алой головокружительной дымке насыщения.

Я не мог бы описать интонации, звучащие в его голосе, и бессознательную пантомиму, что сопровождала эти невероятные инструкции. Но я мог сказать, что я увидел в его глазах.

Голод.

— Вставайте, Грэхэм Кин, — прошептал он. — Нам нужно идти.

— Идти? Но куда?

— На ужин, — ответил он мне. — На ужин!

III

Мы вышли из дома и двинулись вниз по саду, мимо живой изгороди.

Луна была высоко, и когда мы шли по продуваемому всеми ветрами склону, летающие тени закрыли ее яркий лик, сплетая на нем странный узор.

Мой компаньон пожал плечами.

— Летучие мыши, — сказал он. И улыбнулся. — Люди говорят, мы обладаем властью менять форму. Обращаться в нетопырей или волков. Увы, это всего лишь еще одно суеверие. Что было бы, будь это правдой? Наверное, наша жизнь была бы проще. Поиск пищи в человеческом обличии труден. Скоро вы это поймете.

Я отпрянул. Его рука покоилась на моем плече с холодной властностью.

— Куда вы меня ведете? — спросил я.

— К еде.

Замешательство исчезло. Я вырвался из кошмара, стряхнул с себя безумие.

— Нет, я не стану, — пробормотал я. — Я не могу…

— Вам придется, — ответил он. — Или вы предпочитаете вернуться обратно в могилу?

— Предпочитаю, — прошептал я. — Лучше — смерть.

Его зубы блеснули в лунном свете.

— Какая жалость, — сказал он, — вот только вы не можете умереть. Вы просто будете выглядеть мертвым. И когда вас обнаружат, то похоронят. Но вы останетесь живым. Хотели бы вы лежать там, внизу, в темноте, охваченный гниением, страдающий от алой жажды все то время, пока будет длиться пытка разложения? Как долго, вы думаете, это будет продолжаться? Как много времени потребуется вашему мозгу, чтобы окончательно изгнить? Сможете ли вы не сойти сума, отданный на пожирание могильным червям? И возможно ли, чтобы даже прах испытывал агонию?

Его голос вселял ужас.

— Вы избежали такой судьбы. Но она все еще ждет вас, если вы не захотите разделить со мной трапезу. К тому же, это не то, от чего стоит отказываться, поверьте. Не сомневаюсь, вы уже ощущаете острые позывы пробудившегося аппетита.

Я не мог, не решался ответить.

Потому что это была правда. Даже пока он говорил, я чувствовал голод. Голод, сильнее которого я не испытывал в жизни. Называйте это влечением, называйте это желанием или даже похотью. Я чувствовал, как это грызло меня изнутри. И отвращение исчезло в ужасной пасти этой все возрастающей потребности.

— Идите за мной, — сказал он, и я пошел. Вдоль обрыва и вниз, к одинокой проселочной дороге.

На шоссе мы внезапно остановились. Впереди мигала сияющая неоном вывеска.

Я прочитал нелепое название.

«ЗАЕДЬ К ДЭННИ»

Пока я читал, вывеска погасла.

— Все верно, — прошептал мой опекун. — Время закрываться. Сейчас они пойдут домой.

— Кто?

— Мистер Дэнни и его официантка. Та, которая обслуживает покупателей в машинах. Я наблюдал за ними, они всегда уходят вместе. Сейчас они закрываются на ночь. Идемте со мной и делайте, что я скажу.

Я пошел вслед за ним вниз по дороге. Под ногами хрустел гравий. От волнения мой шаг ускорился. Мне казалось, что в спину меня подталкивает гигантская рука. Рука голода…

Мой компаньон подошел к боковой двери лачуги. Его пальцы заскребли по доскам.

Послышался раздраженный голос.

— Чего надо? Мы закрываемся.

— Могли бы вы обслужить еще пару клиентов?

— Нет. Слишком поздно. Проваливайте.

— Но мы очень голодны.

Я сдержал ухмылку. Верно, мы ОЧЕНЬ голодны.

— Катитесь! — ответил Дэнни. Похоже, он был не настроен на сострадание.

— Неужели у вас ничего не осталось?

На мгновение Дэнни замолчал. Очевидно, размышлял над этим вопросом. Потом крикнул кому-то внутри.

— Мэри! Двое клиентов. Сможем обслужить их по-быстрому?

— Ох, думаю, да, — женский голос прозвучал уступчиво и мягко.

Была ли она такой же мягкой сама?

— Тогда открывай. Будете есть на улице, парни?

— Ну уж нет.

— Открой дверь, Мэри.

Высокие каблуки Мэри зацокали по деревянному полу. Она открыла дверь и заморгала в темноту.

Мой компаньон шагнул в дверной проем. Неожиданно, он толкнул девушку вперед.

— Сейчас! — выдохнул он.

И в темноте я накинулся на нее. Все инструкции об улыбке и положении рук вылетели у меня из головы. Я знал только, что горло ее было белым и ровным, за исключением того места, где билась тоненькая жилка.

Мне хотелось прикоснуться к этому горлу руками, губами, мне хотелось впиться в него…

Зажав рот рукой, я потащил девушку сквозь темноту, слыша, как она скребет каблуками по гравию. Из лачуги раздался долгий стон, а затем — тишина.

И вдруг для меня перестало существовать все, кроме белого пятна ее шеи с пульсирующей жилкой, которое внезапно стремительно ринулось навстречу моему рту…

IV

В подвале было холодно — холодно и темно.

Я беспокойно заерзал на своей постели, моргнул, и распахнул глаза в черноту. Напрягая зрение, я приподнялся и сел, чувствуя, как изнутри поднимается холодная дрожь.

Я ощущал себя вялым, тяжелым, как насытившаяся рептилия.

Зевнув, я попытался выхватить нить воспоминания из красного тумана, окутавшего мои мысли.

Где я был? Как очутился здесь? И что я делал?

Я снова зевнул. Рука потянулась ко рту. На губах запеклось что-то сухое и шелушащееся.

Я коснулся их, и тут же воспоминания хлынули потоком.

Прошлой ночью, в придорожной закусочной, я пировал.

А потом…

— Нет! — выдохнул я.

— Ты проснулся? Хорошо.

Мой хозяин стоял передо мной. Я поспешно поднялся и стал напротив.

— Скажите мне, что это неправда, — умоляюще произнес я. — Скажите, что все это был лишь сон.

— Ты и вправду спал, — ответил он. — Когда я вышел из лачуги, ты без сознания лежал под деревьями. Я забрал тебя домой, пока не рассвело, и положил сюда, чтобы ты отдохнул. Ты проспал от восхода до заката, Грэхэм Кин.

— Но прошлая ночь…

— Была настоящей.

— Вы хотите сказать, та девушка, я действительно…

— Именно, — кивнул он. — Но идем, нам нужно подняться и поговорить. Мне требуется задать тебе несколько вопросов.

Мы медленно поднялись по лестнице и вышли из подвала.

Теперь я мог оценить окружающую обстановку более трезвым взглядом. Дом был большой и старый. Полностью обставленный, он, тем не менее, выглядел необитаемым. Словно бы никто не жил в нем уже долгое время.

Но потом я вспомнил, кем и чем был его хозяин. И злая усмешка искривила мои губы. Потому что это была правда.

Живых в этом доме не было.

Повсюду толстым слоем лежала пыль, а по углам пауки выплетали узоры запустения. Тени сопротивлялись тьме, но она продолжала сочиться сквозь стенные щели. Тьма и запустение лежали повсюду.

Мы вошли в комнату, где я проснулся прошлой ночью, и когда я уселся, мой опекун вопросительно склонил ко мне голову.

— Давай поговорим откровенно, — начал он. — Мне нужно получить от тебя ответ на важный вопрос.

— Да?

— Что ты сделал с ней?

— С ней?

— Девушка, вчера ночью… Что ты сделал с ее телом?

Я сжал руками виски.

— Все будто в тумане. Я не могу вспомнить.

Его голова внезапно придвинулась ко мне, глаза сверкнули.

— Я скажу тебе, что ты сделал, — просипел он. — Ты сбросил тело в колодец. Я видел, как оно плавает там.

— Да, — простонал я. — Я вспомнил.

— Ты болван! Зачем ты это сделал?

— Я хотел спрятать ее… Я подумал, они никогда не узнают…

— Подумал? — в его голосе сквозило презрение. — Ты не задумался даже на минуту! Разве ты не понимаешь, теперь она не сумеет восстать!

— Восстать?

— Да, как восстал ты. Восстать, чтобы присоединиться к нам.

— Но я не понимаю.

— Это до боли очевидно, — он принялся расхаживать по комнате, потом развернулся и подошел ко мне. — Видимо, мне придется объяснить тебе некоторые вещи. Возможно, ты и не виноват, потому что не до конца разобрался в ситуации. Идем со мной.

Он подал знак. И я последовал за ним. Мы прошли по коридору и вошли в большую, обставленную книжными полками комнату.

Очевидно, это была библиотека. Мой опекун зажег лампу и остановился.

— Оглядись, — предложил он. — Посмотрим, что ты на это скажешь, мой друг.

Я пробежал глазами названия книг на полках. Прочитал заголовки, выбитые золотом на плотных, великолепных переплетах; и другие — едва различимые на древней, истершейся коже. Последние научные и медицинские труды стояли здесь вперемешку со старинными инкунабулами.

Современные исследования по психологии. Древние предания, посвященные черной магии.

— Это моя коллекция, — прошептал он. — Здесь в одном месте собрано все, что когда-либо было написано про нас.

— Библиотека вампиризма?

— Да. Мне понадобились десятки лет, чтобы собрать ее.

— Но для чего?

— Ибо знание — сила. И я собираю эту силу.

Внезапно во мне пробудилось задремавшее здравомыслие. Я стряхнул охвативший меня кошмар и вернул себе трезвый взгляд на вещи. В мою голову закрался вопрос, и я не стал его удерживать.

— Так кто же вы такой? — спросил я. — Как ваше имя?

Мой хозяин улыбнулся.

— У меня нет имени, — ответил он.

— Нет имени?

— Прискорбно, не правда ли? Когда меня погребли, не нашлось возлюбленных друзей, чтобы воздвигнуть мне надгробие. А когда я восстал из могилы, рядом со мной не оказалось наставника, готового вернуть мне память. Это случилось в варварскую пору, в Восточной Пруссии в 1777 году.

— Вы умерли в 1777? — пробормотал я.

— То немногое, что я знаю, — ответил он с шутливым полупоклоном. — И поэтому мое настоящее имя мне не известно. По всей видимости, я погиб вдали от родных мест, так что даже старательные поиски не помогли мне найти свою семью или кого-то из знакомых, кто сумел бы опознать меня после… эээ… воскрешения. Именно поэтому, у меня нет имени — вернее, у меня множество псевдонимов. В течение минувших шестнадцати десятилетий я много путешествовал, и сменил множество личин. Но я не стану утруждать тебя своей историей. Достаточно сказать, что все это время, крупица за крупицей, по всему миру я собирал мудрость. И у меня родился план. Для его исполнения я скопил состояние и приобрел библиотеку, которая должна стать основой для всех моих дальнейших действий. Думаю, мои намерения заинтересуют тебя. И объяснят тот гнев, который вызвал у меня твой поступок с телом девушки.

Он сел. Я последовал его примеру. Я чувствовал, как нетерпение крадется у меня по спине. Он готов был открыть мне что-то — что-то, что я желал, но боялся услышать. И вот, медленно и неторопливо, откровение пришло.

— Ты не думал о том, — начал он, — почему в мире так мало вампиров?

— Что вы имеете в виду?

— Задумайся. Как я уже говорил, и это на самом деле так, каждая жертва вампира обращается сама. Новые вампиры находят новые жертвы. Разве из этого не логично предположить, — в согласии с простой математической прогрессией — что в короткое время эпидемия вампиризма должна была бы охватить весь мир?

Другими словами, тебе не приходило в голову, почему мир еще не населен вампирами?

— Нет, я никогда не размышлял над этим. Так в чем же причина? — спросил я.

Он сверкнул глазами и воздел бледный палец. А потом обвинительно нацелил его мне в грудь.

— В таких дураках, как ты. Дураках, которые топят свои жертвы в колодцах. Дураках, чьи жертвы погребают в заколоченных гробах. Причина в тех, кто прячет тела или расчленяет их, чтобы другие не сумели их обнаружить. Так что в итоге, лишь немногие новобранцы пополняют наши ряды. И старики — и я в их числе — продолжают в одиночку бороться с разрушающим бегом столетий. В конце концов, мы исчезнем, ты должен это понимать.

Сейчас, насколько мне известно, осталось лишь около сотни вампиров. Однако, если все наши новые жертвы получат возможность восстать, — мы создадим армию вампиров в течение года. Через три года нас станет миллион! Через десять лет мы будем править миром! Понимаешь ли ты? Если не будет кремации, неосторожного повреждения органов, всего этого головотяпства, мы сможем перестать быть ночными охотниками — братьями нетопырей! Нам недолго придется оставаться жалким меньшинством, живущим по нашим собственным законам! Но для этого требуется план. И я его создал!

Его голос зазвучал громче. И от его звука волосы у меня на шее встали дыбом. Я начинал понимать…

— Допустим, мы начнем со скромного инструмента провидения, — предложил он. — С одиноких, незаметных, никому не нужных старых людишек — ночных сторожей погостов и кладбищ.

Его мертвецкий лик прорезала улыбка.

— Допустим, мы устраним их. Займем их места. Заменим вампирами — теми, кто пойдет к свежим могилам и выкопает тела укушенных ими жертв, пока они еще остаются теплыми, дышащими и не подверженными разложению. Мы сохраним жизни многим обращенным нами новобранцам. Разве это не разумно?

Но мой взгляд, все это выглядело безумием, но я кивнул.

— Допустим, мы сделаем ночных служителей своими жертвами.

Позаботимся о них, под нашей опекой вернем к жизни, и они вновь займут свои места, но уже как наши союзники. Вся их работа проходит ночью — и никто ничего не узнает. Одно маленькое, но очевидное допущение. Но как много оно способно изменить.

Его улыбка сделалась шире.

— Все это требует организации с нашей стороны. Я знаком со многими братьями. И вскоре я созову их вместе и озвучу свой план. Прежде мы никогда не объединялись, но стоит им лишь узреть открывающиеся возможности, они не смогут не согласиться. Можешь ли ты это представить? Земля под нашим контролем и террором — в этом мире люди превратятся для нас в собственность, обычный скот. Все это, на самом деле, очень просто. Отбрось свои дурацкие представления о Дракуле и прочие слащавые, обывательские предрассудки и узри истинную картину. Я признаю, что мы являемся чем-то сверхъестественным. Но это не причина, чтобы быть глупыми, непрактичными сказочными персонажами. Мы способны гораздо на большее, чем красться в ночи в черных плащах и бежать прочь при виде распятия. Мы отдельная форма жизни, новая раса.

Биология еще не открыла нас, но мы существуем. Наше строение и обменные процессы не изучены, наши реакции и способности не исследованы. Но мы превосходим обычных смертных. Так утвердим же это превосходство! Человеческая хитрость вкупе с нашими сверхъестественными способностями даст нам возможность повелевать всеми живыми существами. Потому что мы больше чем Жизнь — мы Жизнь-в-Смерти!

Я приподнялся. Но он толкнул меня обратно, выбив дух.

— Допустим, мы объединимся и создадим план. Допустим, мы, прежде всего, начнем отбирать тех жертв, которые пополнят наши ряды. Перестанем думать о них лишь как о способе утоления нашего голода, и вместо этого начнем видеть в них возможных новобранцев. Выберем самых умных, с молодыми и крепкими телами. Станем охотиться только на лучших. И тогда мы сделаемся сильнее, и никто не сумеет устоять перед нашей десницей — или клыками!

Он склонился надо мной, словно черный паук, оплетающий сетью слов мой разум. Его глаза блестели. Казалось нелепым видеть тварь пришедшую из дремучих суеверий рисующую передо мной картины владычества живых мертвецов.

Но я сам был таким. Все происходило взаправду. И я понимал, что безымянный был способен исполнить все то, о чем говорил.

— Должно быть, ты удивляешься, для чего я рассказываю тебе все это? Должно быть, не понимаешь, почему именно тебя я выбрал себе в помощники? — ласково произнес он.

Я мотнул головой.

— Потому что ты молод. А я стар. Мой труд продолжался много лет. И теперь, когда мой план завершен, мне требуется поддержка. Молодость, современный взгляд на вещи. Я хорошо узнал тебя, Грэхэм Кин. Я наблюдал за тобой прежде… прежде, чем ты стал одним из нас. Ты был выбран для этого.

— Выбран? — внезапно, его слова зацепили меня. У меня перехватило горло, но все же я сумел спросить: — Так вам известно — известно, кто сделал это со мной? Вы знаете, кто обратил меня?

Острые клыки обнажились в улыбке. Он медленно кивнул.

— Конечно, — прошептал он. — Это сделал я!

V

Вероятно, он был готов ко всему, за исключением того спокойствия, с которым я воспринял его откровение.

Но в итоге он оказался доволен. И остаток ночи, и следующую ночь потратил на то, чтобы посвятить меня в детали своего плана. Я выяснил, что никто другой еще не знал о его идеях.

Встреча должна была состояться вскоре. И затем нам предстояло начать кампанию. Как он сказал, время пришло.

Погрузив мир в войну и смуту, мы смогли бы свободно перемещаться повсюду и обрести новые возможности.

Я согласился. И даже сделал несколько дельных замечаний. Он был рад моему сотрудничеству.

Но вот, на третью ночь, вернулся голод.

Он вновь предложил выступить моим проводником, но я возразил ему.

— Дайте мне испробовать собственные крылья, — улыбнулся я. — В конце концов, рано или поздно мне придется этому учиться. Я обещаю, что буду очень осторожен. На этот раз я позабочусь о том, чтобы не повредить тело. После отыщу место погребения, и мы проведем эксперимент. Я выберу подходящего новобранца, мы откопаем его могилу, и тем самым опробуем наш план в миниатюре.

Он воспринял мое предложение благосклонно. И в эту ночь я отправился на охоту в одиночку.

Вернулся я лишь на рассвете, когда заря окрасила восток, и тут же забылся сном до следующего вечера.

Ночью мы говорили, и я рассказал ему о своем успехе.

— Его зовут Сидни Д. Гаррат, — сказал я. — Профессор колледжа, около сорока пяти. Я обнаружил его, когда он бродил по дорожкам возле кампуса. Аллея была темной и пустой. Он совсем не сопротивлялся. Я оставил его там. Не думаю, что ему станут проводить вскрытие — ранки на шее практически не заметны, к тому же все знали, что у него больное сердце. Он жил один. Денег у него немного. А это значит, что похороны будут дешевыми и скорыми. Его похоронят на кладбище Эверест завтра. И следующей ночью мы туда отправимся.

Мой компаньон кивнул.

— Ты все сделал хорошо, — сказал он.

Остаток ночи мы потратили на составление плана. Мы отправимся на Эверест, найдем ночного сторожа, уберем его, а затем отыщем могилу профессора Гаррата.

Именно за этим следующим вечером мы вновь и пришли на кладбище. Вновь полуночная луна глядела на нас сквозь гигантское окно среди туч. Вновь ветер нашептывал что-то, а деревья склонялись в мрачном почтении на нашем пути.

Мы подкрались к домику ночного сторожа и, заглянув в окно, увидели его сутулую фигуру.

— Я постучу, — предложил я, — а затем, когда он выйдет…

Мой компаньон мотнул головой.

— Только никаких клыков, — прошептал он. — Он слишком стар, и поэтому нам бесполезен. Я припас более подходящее оружие.

Я пожал плечами. Потом постучал. Старик открыл дверь и заморгал на меня слезящимися глазами.

— Што такое? — прохрипел он недовольно. — Нельзя шляться по кладбищу ночью…

Длинные пальцы сомкнулись вокруг горла сторожа. Мой спутник толкнул его в сторону ближайших кустов. Его свободная рука взлетела и опустилась, очертив сверкающую дугу. В дело пошел нож.

Следом за тем мы заспешили вдоль тропы, пока запах крови не отвлек нас от нашей миссии. Вдалеке, на склоне холма, где обретали свой последний покой бедняки, я увидел очертания свежей могилы.

Моему спутнику пришлось вернуться в сторожку, чтобы взять лопаты, которые мы забыли в спешке. Луна стала нашим фонарем, и под завывания ветра мы принялись за свое жуткое дело.

Никто не видел и не слышал нас, лишь пустые глаза и оглохшие уши тех, кто лежал под землей.

Нам пришлось хорошенько потрудиться, прежде чем мы добрались до гроба и вытянули его наружу. Могила была глубокой, очень глубокой. Гроб лежал на самом дне, и мы с трудом подняли сосновый ящик.

— Ужасная работа, — признался мой компаньон. — На мой взгляд, эту могилу копал непрофессионал. Все сделано неправильно.

Гроб сосновый, но слишком толстый. Ему самому ни за что было бы не выбраться наружу. Не проломиться сквозь доски. И земля утрамбована слишком плотно. Зачем тратить столько сил на дешевую могилу?

— Все это неважно, — прошептал я. — Давайте открывать. Если он ожил, нам следует поторапливаться.

Вместе с лопатами из домика сторожа мы прихватили молоток, и мой спутник лично спустился в яму, чтобы вынуть гвозди из крышки. Я услышал, как задвигались доски, и заглянул через край могилы.

Он стоял, склонившись над гробом, вглядываясь в него, и в лунном свете его лицо походило на бледную маску смерти. Я услышал, как он зашипел.

— Почему гроб пуст? — выдохнул он.

— Ненадолго!

Я вынул из кармана разводной ключ, замахнулся, и, сокрушая череп моего компаньона, обрушил вниз со всей возможной силой.

После этого спрыгнул в яму, запихал извивающееся тело в могилу, закрыл крышкой и вернул толстые гвозди на их места.

Я слышал его мольбы переходящие в приглушенный крик, все затихающий, по мере того, как я накидывал землю поверх крышки гроба. Запыхавшись, я работал до тех пор, пока не стихли последние доносящиеся снизу звуки. Я плотно утрамбовывал землю — еще плотнее, чем когда копал могилу в первый раз.

И вот, наконец, все было кончено.

Он лежал там, безымянный, бессмертный; лежал под шестью футами земли в прочном деревянном гробу.

Ему не удастся пробить путь на свободу, я был уверен. Но даже если у него получится, я специально положил его в деревянную темницу лицом вниз. Он проложит свой путь в ад, а не наружу.

У него был последний шанс избежать этой судьбы, но я решил по-другому. Оставить его лежать там, как он описывал мне сам — ни живого, ни мертвого. Позволить ему осознать свое разложение, когда дерево прогниет и черви приползут на пир.

Дать страдать до тех пор, пока личинки не доберутся до его гниющего мозга и не сожрут остатки злобного разума.

Я мог бы вогнать в его сердце кол. Но его ужасные стремления заслужили ему более жестокой доли.

Все было кончено, и теперь, прежде чем наступит рассвет, я мог вернуться — вернуться в его большой старый дом, который был единственным известным мне пристанищем на всей земле.

Я так и сделал, и последние несколько часов потратил на эти записи, чтобы все могли узнать правду.

Я не особо ловок со словами, и все написанное мной попахивает слащавой мелодрамой. Возможно, вы сочтете все это бредом глупца или сумасшедшего, а может и того хуже — обычной шуткой.

Поэтому я умоляю вас, если вы желаете проверить правдивость моих слов, ступайте завтра на кладбище Эверест и отыщите свежую могилу. Поговорите с полицией, когда они обнаружат мертвого сторожа, и отведите их к колодцу у закусочной Дэнни.

Затем, если захотите, откопайте могилу и найдите в ней того, кто продолжает ворочаться и корчиться в своем гробу. Когда вы увидите все это, вы должны будете мне поверить — и по справедливости, вы не облегчите пытку этого чудовища, вогнав ему в сердце кол.

Потому что кол означал бы для него облегчение и покой.

И еще я надеюсь, что после всего этого вы придете ко мне — и принесете кол для меня…

СМЕРТЬ ЭТО ВАМПИР (Death Is a Vampire, 1944) Перевод К. Луковкина

1. Не зайдете в мою гостиную?

Ручка ворот была ржавой. Я не хотел прикасаться к ней, но это был единственный способ попасть внутрь, кроме как взобраться на высокую ограду и оставить клочки брюк на железных шипах, торчащих сверху. Я взялся за ручку, распахнул калитку и пошел по мощеной дорожке к дому. Если бы я был ботаником, то заинтересовался бы сорняками, растущими вдоль этой тропы. А так они были просто чем-то, о что можно споткнуться. Я позабыл про них и уставился на особняк впереди.

Дом Петрова казался не больше замка, и не старше Ноева Ковчега. Скорее он походил на место, которое Призрак Оперы выбрал бы для летней резиденции. Насколько я мог судить, дом явно напрашивался на снос. Но это было не мое дело. Мое дело было пробраться внутрь и уговорить старого Петрова дать мне интервью о его сокровищах. В воскресном приложении газеты требовался интересный сюжет.

Я подошел к большому крыльцу, поднялся по лестнице и дернул старомодную дверную ручку. Ничего не произошло, поэтому я сделал это снова. Тот же результат. Похоже, Союз дворецких отозвал своего человека с этой работы. Просто ради забавы я повернул дверную ручку и когда сделал это, заметил гирлянду, свисающую с металлического выступа, имевшего форму венка. Не похоронный венок — просто листья. Да какая разница? Меня лишь интересовало, была ли дверь открыта.

Дверь оказалась не заперта, и я вошел. Почему бы и нет? Когда Ленехан дал мне это задание, он предупредил, что оно будет трудным. Он разговаривал со старым Петровым по телефону, и тот отказался встречаться с прессой и распространяться по поводу своих сокровищ. Я ожидал, что у дверей меня встретит вышибала с дробовиком. Но нет, ничего подобного. Конечно, влезать в чужой дом невежливо, но газетные репортажи — в принципе не самая тактичная работа. Дверь за мной захлопнулась, и я очутился в длинном коридоре. В полуденных сумерках трудно было разглядеть что-то конкретное, но я уловил затхлый запах нафталина, старости и разложения.

Это заставило меня закашляться. Я кашлянул еще громче, надеясь разбудить хозяина. Никакого результата. Я пошел по коридору, все еще кашляя время от времени. Открытая дверь вела в пустую библиотеку. Я прошел мимо, миновал лестницу и двинулся дальше. За лестницей была еще одна дверь. Я остановился там, потому что из-под нее пробивался слабый свет.

Я нащупал ручку и снова закашлялся, причем по-настоящему — на дверной ручке висела очередная гирлянда из этих листьев.

Внутри стоял ужасный запах, как на пикнике богемы. Внезапно я узнал его. Чеснок. Если верить слухам, то старина Петров был немного не в себе. Но не может быть, чтобы он превратил дом в лавку деликатесов. Был только один способ узнать это. Я открыл дверь и вошел в гостиную, где горела лампа.

Внутри было тихо — достаточно, чтобы услышать, как падает булавка. На самом деле, можно было даже сказать с точностью, какой конец булавки ударится об пол первым: головка или острие. Но никакая булавка на пол не упала. В комнате сидел Петров. Он выглядел так же, как на фото. Этот человек был высоким, худым, с черными завивающимися волосами, и проседью на висках. Нос клювом и толстые губы выдавались вперед на этом лице. Петров лежал на полу, нацелившись носом в потолок. Я поспешно подошел к нему, и пол заскрипел, когда я наклонился. Но это не имело значения — шум его не беспокоил.

Игоря Петрова больше ничто не беспокоило.

Его рука была ледяной, а лицо белым как бумага. Я огляделся в поисках зеркала, но ничего не увидел. Тогда я вытащил портсигар и приложил его к его губам Петрова.

Блестящий металл слегка затуманился. Во всяком случае, Петров все еще дышал. Возможно, у него был инсульт. Я поднял его голову и заглянул в бескровное лицо. Воротник был расстегнут; я нащупал пульс на его шее, затем быстро убрал руку.

Я глянул на его горло и увидел два крошечных прокола на шее, покачал головой и сновапригляделся.

Отверстия были похожи на следы человеческих зубов!

Не было смысла спрашивать, есть ли в доме врач. Я встал и выбежал в коридор, чтобы найти телефон. Я добрался до него и тряс трубку почти минуту, прежде чем заметил свисающий с пола шнур. Тот, кто укусил Петрова, также прокусил провод.

Для меня этого было достаточно. Я проделал до города две мили примерно за десять минут и пятьсот вздохов. Я все еще задыхался, когда вбежал в кабинет шерифа Лютера Ши в Сентервилле и сбил его ноги со стола.

— Несчастный случай в доме Петрова! — прохрипел я. — Пришлите врача, быстро!

Шериф Лютер Ши был маленьким лысым толстяком, которому, казалось, нравилось держать ноги на столе. Он положил их обратно и хмуро посмотрел на меня поверх своего жетона.

— Что за спешка? И вообще, кто вы такой?

Кажется, я столкнулся с еще одним ведущим викторин, но желания выиграть шестьдесят четыре доллара в этот раз не имел.

— Вы что, не слышите? — закричал я. — Вызовите врача! Господин Петров ранен.

— В этом городе нет врача, — сказал мне шериф. — А теперь изложите свое дело, приятель.

Я все сказал. Шериф слушал, не убирая ноги со стола, пока я не показал свое журналистское задание. Вот и все.

— Нет смысла искать врача — ближайший есть в Лос-Анджелесе, — решил он. — Я сам неплохо оказываю первую помощь. Я возьму машину, и мы поедем и заберем его.

Шериф Ши захлопнул за собой дверь кабинета, и я схватил телефон. Я сразу же связался с Кэллоуэем, и он пообещал прислать «скорую» в Сентервилл. Так или иначе, после внимательного осмотра Петрова, у меня не было уверенности в необходимости «первой помощи» от шерифа Ши. Потом я перезвонил в редакцию.

Ленехан зарычал на меня, и я залаял в ответ.

— Кто-то укусил его в горло? Скажи, Кирби, ты пьян?

Я выдохнул в трубку.

— Понюхай, — сказал я. — Совершенно трезв. Я нашел его лежащим на полу с двумя дырками в шее. И сдается мне, что он не был мертв.

— Ну так выясни это. Занимайся этой историей и дай мне все, что у тебя есть. Мы можем подождать еще три часа до утреннего выпуска. Похоже на убийство, говоришь?

— Я ни слова не сказал об убийстве! — крикнул я.

— Ну же, хватит тянуть время! — огрызнулся Ленехан. — Сам ты думаешь по этому поводу?

Я понизил голос до шепота.

— По секрету, — сказал я, — моя теория заключается в том, что старина Петров укусил себя за горло только ради рекламы.

Ленехан, очевидно, не поверил мне, потому что принялся обсуждать мою родословную. Когда шериф Ши появился в дверях, я бросил трубку. На Ши была черная шляпа стетсон как у владельца ранчо и наплечная кобура, смотревшиеся так себе.

— Пошли, приятель, — сказал он.

Мы взгромоздились на его колымагу, выкатили на единственную улицу Сентервилла и запыхтели по шоссе.

— Ты из лос-анджелесской газеты? — хмыкнул он. — Что ты делал у Петрова?

— Мой редактор дал мне задание написать очерк о художественных сокровищах поместья Петрова Ирен Колби. Вам что-нибудь о них известно?

— Ничего не знаю, приятель. Когда старик Колби был жив, они с женой иногда приезжали в город и немного торговали. Потом он умер, и она вышла замуж за этого иностранного жиголо, Петрова, и больше мы их в городе не видели. Потом она умерла, и с тех пор это место пошло коту под хвост. Это меня нисколько не удивляет.

Я слыхал какие-то очень смешные сплетни о том, что происходит у Петрова дома. Все там отгорожено и заперто крепче барабана.

Спроси меня, так я скажу: он что-то скрывает.

— Я вошел туда без всяких проблем.

— А как же охранники? А собаки? А как насчет замков на воротах?

— Ни охраны, ни собак, ни замков не было, — сказал я шерифу. — Петров лежал на полу с дырками в горле.

Мы обогнули поворот шоссе и приблизились к стенам особняка Петрова. Заходящее солнце сверкало на зубчатых шипах, возвышающихся над стенами. И тут луч сверкнул на чем-то другом.

— А это кто? — крикнул я, хватая шерифа Ши за руку.

— Не делай так! — хмыкнул он. — Чуть не сбил меня с дороги.

— Смотрите! — не унимался я. — По стене карабкается человек.

Шериф Ши посмотрел через дорогу и увидел фигуру на вершине стены. Машина остановилась. Ши потянул за наплечную кобуру.

— Стой или буду стрелять! — заорал он.

Человек на стене обдумал это предложение и отверг его. Он повернулся и прыгнул. Высота была не менее десяти футов, но он приземлился и уже бежал через дорогу, когда мы достигли основания стены.

— За ним! — крикнул Ши.

Человек побежал по другой стороне дороги, направляясь к группе деревьев впереди. Я помчался следом. Беглец добрался до рощи в нескольких шагах впереди меня, и я решил применить футбольный приемчик. Рывок получился неточным, но сбил его с ног. Мы покатились по земле, и на мгновение беглец оказался сверху.

Он не терял времени даром. Я почувствовал, как сильные пальцы впились мне в горло. Я вцепился ему в запястья. Он зарычал и вывернул шею. Я почувствовал, как его губы коснулись моей щеки. Он пытался укусить меня!

Я освободил его руки и попытался ударить по подбородку, но он пригнулся и прижал большие пальцы к моим глазам. Это было больно. Я прицелился еще раз, но ничего не вышло. К этому времени его руки снова обвились вокруг моей шеи, и все вокруг начало краснеть. Краснота стала черной. Я слышал, как он утробно рычит и хрипит, и его пальцы сжимались все сильнее и сильнее. Время галантности прошло: я пнул его в живот. С удивленным ворчанием он откинулся назад, схватившись за солнечное сплетение.

2. Они летают по ночам

Подбежал охрипший от одышки шериф Ши; вместе мы схватили нашего пленника и подняли его на ноги. Тип оказался бродягой. На нем был цельный комбинезон, испещренный дырами, в которых виднелись участки голой и очень грязной кожи, давно нуждающейся в ванне. Его желтые волосы спутались и свисали на глаза, что было очень кстати. Глаза были синими, как у куклы, и такими же пустыми. Его губы безвольно обвисли, с них свисали слюни. Картину дополнял ярко выраженный зоб.

— Да это же Томми! — сказал шериф. — Он немного того, — прошептал он, — но безобидный.

Шерифу не нужно было говорить мне, что с этим парнем не так. В это я легко мог поверить. Но в «безобидности» Томми я что-то сомневался. Я потер свои ноющие глаза и шею, в то время как шериф похлопал Томми по спине.

— Что ты делал на стене, Томми? — спросил он.

Томми поднял угрюмое лицо.

— Я смотрел на летучих мышей.

— Каких еще летучих мышей?

— Летучих мышей, которые летают в сумерках. Они вылетают из окон, и слышно, как они скрипят друг на друга.

Я взглянул на шерифа Ши. Тот пожал плечами.

— Здесь нет никаких летучих мышей, кроме тех, что на колокольне Томми.

Я взял инициативу в свои руки.

— На что еще ты смотрел, Томми? — спросил я.

Он отвернулся.

— Ты мне не нравишься. Ты пытался причинить мне боль.

Может быть, ты один из них! Один из плохих людей.

— Плохих людей?

— Да. Они приходят сюда ночью. Иногда они приходят как люди, одетые в черные плащи. Иногда они летают — это когда они летучие мыши. Они приходят только ночью, потому что спят днем.

Томми заплакал во весь голос. Я не пытался его остановить.

— Я все об этом знаю, — прошептал он. — Они меня не подозревают и убьют, если решат, что я знаю. Ну, я знаю. Знаю, почему у Петрова нет зеркал на стенах. Я слышал, как Чарли Оуэнс, мясник, рассказывал о печени, которую посылает ему каждый день — сырая печень, фунтами. Я знаю, что летает по ночам.

— Довольно, — сказал шериф Ши. — Все, что ты знаешь, ты можешь рассказать нам внутри.

— Внутри? Вы ведь не пойдете туда, правда? Вы не можете взять меня туда! Я не позволю! Вы хотите отдать меня ему.

Позволите ему убить меня!

И снова Ши прервал парнишку: схватив его за руку, он повел полоумного через дорогу. Я пошел за ними. Мы направились прямо к воротам особняка. Ши остановился.

— Открой ворота, — сказал я.

— Они заперты.

Я присмотрелся. На ржавой ручке висел блестящий новый замок.

— Ворота были открыты полчаса назад, — сказал я.

— Он всегда держит их запертыми, — сказал мне Ши. — Обычно здесь есть охранник. И собаки в конуре за домом. — Шериф подозрительно посмотрел на меня. — Вы уверены, что были здесь, мистер Кирби?

— Послушайте, — сказал я ему. — Я был здесь чуть больше получаса назад. Ворота были открыты. Я вошел и обнаружил Петрова на полу. У него было две дырки в горле, и я не уверен, дышал ли он еще или нет. Я все объясню позже, но давайте зайдем внутрь, немедленно. Он может быть уже мертв.

Ши пожал плечами, отступил назад и вытащил револьвер.

Раздался выстрел, замок разлетелся вдребезги. Я крепко обнял Томми и втолкнул его в ворота. После этого я взял на себя инициативу и повел всех через дверь, в конец коридора. В сгущающихся сумерках все двигались медленно. Мы подошли к комнате за лестницей.

— Вот, — сказал я. — Здесь я его и нашел.

Я открыл дверь. Свет все еще горел. Я указал на пол.

— Вот, — сказал я.

— Вот как? — проворчал Ши. — Где же он?

Комната была пуста. На полу по-прежнему лежал ковер, но Петрова там не было. Я уставилась туда, и комната начала кружиться. Я глубоко вдохнул и выдохнул свежий воздух, что попал сюда из открытых французских окон в конце комнаты.

Конечно! Окна были открыты. Я совершил какую-то ошибку.

Петров уже дышал. Наверно, он потерял сознание или что-то в этом роде, а после моего ухода пришел в себя, вышел прогуляться на крыльцо за открытыми окнами и запер ворота. А раны в его горле, может быть, от того, что он порезался во время бритья.

Я сглупил. Насмешливый взгляд шерифа Ши подтвердил это подозрение. Но Томми не улыбался.

— Ты был здесь раньше, — пробормотал он. — Ты видел, как он лежал здесь с дырками в горле.

— Я… я совершил ошибку, — пробормотал я.

— Нет. Когда ты был здесь, было еще светло. Сейчас уже сумерки. Когда ты нашел его, он еще спал. Но ночью он просыпается.

— Что ты имеешь в виду? Кто просыпается ночью?

— Вампир, — прошептал Томми. — Он оживает ночью и летает.

Смотрите!

Томми указал на сумерки за открытыми окнами. Мы уставились в ночь и увидели черную тень летучей мыши, скользящую в темноте и издававшую насмешливый писк. Через некоторое время дом наполнился людьми. Наконец приехала «скорая помощь», за которой я посылал, и Ши пришлось отослать их под надуманным предлогом обморока. Потом Ши захотелось поиграть в детектива и пройтись по дому. Лично я думаю, что он умирал от желания проверить это место только для того, чтобы собрать материал для сплетен.

Я не буду утруждать себя воспоминаниями о лежавшем теле. В конце концов, теперь моя история звучала довольно фальшиво.

Томми был единственным, кто мне поверил, но от его поддержки было мало толку. Комментарии полоумного о вампирах не принимают всерьез.

Пока Ши возился с медиками, Томми продолжал говорить.

— Посмотри на чесночные венки на дверях, — сказал он. — Должно быть, он старался не подпускать их к себе. Они не выносят чеснок.

— Я тоже, — ответил я. — Но я не вампир.

— Посмотри на книги, — воскликнул Томми. — Магические.

Я подошел к книжным полкам. На этот раз Томми действительно заметил что-то любопытное. На полках стояли ряды томов в черных переплетах; заплесневелые, рассыпающиеся трактаты на латыни и немецком. Я прочел названия. Это действительно была библиотека демонологии. Без дыма огня не бывает. Но что это доказывает? Оккультизм — не редкое увлечение в этой части страны. Я знал полсотни психов, принадлежавших к «тайным культам».

В лагуне неподалеку жила целая их колония. Тем не менее, я пробежал глазами и пальцами по корешкам книг. Одна из книг на нижней полке выступала чуть дальше, чем следовало. Это оскорбило мое чувство опрятности. Когда я протянул руку, чтобы задвинуть ее, между пожелтевшими страницами выскользнула карточка. Я взял ее и обернулся как раз в тот момент, когда шериф Ши вернулся в комнату.

— Пошли, — вздохнул он. — Давайте выбираться отсюда.

Когда мы возвращались в город с Томми, втиснутым между нами на переднем сиденье, Ши еще раз попробовал меня прижать.

— Я не понимаю всей этой возни, — заявил он. — Я вообще не знаю, что вы делали в том доме. По крайней мере, я могу задержать вас по подозрению в незаконном проникновении. Что касается Томми, то его могут арестовать по тем же обвинениям. Я поговорю с его родителями по этому поводу. Но вот что я хочу знать — где Петров?

— Похоже я его застрелил, — усмехнулся я. — Но летучие мыши улетели вместе с его телом.

— Очень смешно, — огрызнулся Ши. — Лучше таким как вы, пронырливым репортерам, не соваться в здешние порядки. Я бы привлек к делу окружного прокурора, но пока нет прямых улик.

Может быть, после того, как я задержу вас на несколько дней по подозрению, вы будете готовы говорить. Мне также интересно, как вы перерезали эти телефонные провода.

— А теперь слушайте, — сказал я. — Мне нужно работать. Я готов помочь исправить ситуацию. Если Игорь Петров исчез, и я последний человек, который видел его живым — или мертвым — это тоже важно для меня. Газете нужна эта история. Но я здесь по заданию, и мне нужно работать.

— Кажется я еще не упоминал об этом, но вы арестованы, мистер Кирби.

— Это, — вздохнул я, — все, что я хотел знать.

Я осторожно и быстро открыл дверцу машины. Мы ехали на тридцати километрах в час, но я рискнул и выскочил на дорогу.

Шериф выругался и остановил дребезжащую колымагу, но к этому времени я убегал по канаве на другой стороне дороги. Ши завопил, размахивая револьвером, но не мог меня заметить в наступившей темноте. Затем он развернул машину и помчался обратно по дороге. Я рванул в поле. Через несколько минут дорога осталась далеко позади, и я направился к дальней стороне поля и грунтовой дороге, идущей параллельно.

Здесь я нашел грузовик, который отвез меня обратно в Лос-Анджелес. Я выскочил на первой же остановке, нашел аптеку и позвонил Ленехану в офис.

— Где ты, черт возьми? — заорал он вместо приветствия. — Только что звонил этот деревенский шериф. Он кричит, что ты скрываешься от правосудия. И что это за история с пропавшим телом? Выкладывай!

Я все рассказал.

— Придержи тираж, — взмолился я. — У меня есть одна идея насчет происходящего.

— Подержать? — крикнул Ленехан. — Я тебя сейчас порву! Ты и твой исчезающий Дракула! Когда ты нашел Петрова, тот валялся пьяным на полу, а ты стоял пьяным на ногах. Ему хватило порядочности уйти и протрезветь, но видно не тебе!

Я повесил трубку. Затем порылся в кармане и вытащил карточку, которую выхватил из книги в библиотеке Петрова.

На ней было красиво выгравировано:

ХАММОНД КИНГ адвокат

Я перевернул визитку. На обороте виднелись рукописные каракули:

СМЕРТЬ ЭТО ВАМПИР

Возможно, вас заинтересует этот том о вампиризме.

Х. К.
Дело принимало все более крутой оборот. Хаммонд Кинг? Я знал это имя. Парень из центра города, богатый адвокат. Какая тут связь?

Я позвонил Мэйзи в офис.

— Хаммонд Кинг, — назвал я имя. — Проверь морги.

Мэйзи снабдила меня информацией. Я слушал, пока она не дошла до сообщения о том, что Хаммонд Кинг является адвокатом Айрин Колби Петровой. Я остановил ее и повесил трубку.

Было уже восемь часов. Маловероятно, что Хаммонд Кинг все еще будет в своем офисе, но это был шанс, которым стоило воспользоваться. В телефонной книге нашелся номер, и я бросил в автомат третью монетку. В трубке долго слышались гудки, затем раздался низкий голос:

— Говорит Хаммонд Кинг.

— Мистер Кинг, это Дэйв Кирби из газеты «Лидер». Я бы хотел встретиться и поговорить с вами.

— Извините, молодой человек. Если вы позвоните мне в офис завтра для назначения встречи…

— Я подумал, что мы могли бы немного поболтать о вампирах.

— О.

Это его остановило.

— Я сейчас приду, — сказал я. — Пока.

Он не ответил. Я вылетел из телефонной будки, заказал бутерброд с ветчиной и солодовое молоко, выпил их и взял такси до центра города. Ночной лифт доставил меня в кабинет Хаммонда Кинга. Дверь была открыта, и я вошел в одно из тех роскошных помещений, которые характерны для богатых адвокатов и безденежных агентов по бронированию. Мимо внешнего офиса я прямиком направился к большой двери с надписью «Личный кабинет».

Кинг с притворным безразличием рассматривал бутылку шотландского виски. Мое безразличие было таким же фальшивым, позволяя рассмотреть адвоката. Это был невысокий коренастый мужчина лет пятидесяти пяти. Седые волосы и усы в тон. Глаза косились за необычайно толстыми бифокальными стеклами. На нем был дорогой серый костюм, и я оценил его вкус в выборе галстука. Он выглядел как сотня других парней, с той разницей, что посылал книги о вампиризме своим друзьям. Люди полны сюрпризов.

— Мистер Кирби? — спросил он, вставая и протягивая руку. — Чему я обязан этим удовольствием?

— Я же говорил вам по телефону, — сказал я. — Хотелось бы немного поболтать о вампирах.

— О-о.

Фальшивая беспечность исчезла, и рука упала на бок.

— Я бы побеседовал об этом с мистером Петровым, — продолжал я. — Вообще-то, я заходил к нему сегодня днем, но его там не оказалось. То есть, он был там, а потом исчез. Вы же знаете, как вампиры оживают в сумерках.

— Что вы имеете в виду?

— Вы прекрасно знаете, что, Кинг, — сказал я. — Я просто хотел предупредить вас на случай, если кто-то попытается укусить вас в горло, это может быть ваш старый клиент, Игорь Петров.

— Как вы узнали, что он мой клиент?

— Я знаю много вещей, — сказала я ему, выдавая желаемое за действительное. — А то что не знаю, вам лучше рассказать мне, и быстро. Если, конечно, вы не хотите, чтобы это было размазано по всей первой полосе «Лидера».

— Давайте будем благоразумны, — взмолился Хаммонд Кинг. — Я рад помочь вам, чем смогу. Что касается моего клиента…

Зазвонил телефон. Кинг потянулся к трубке, но тут же отдернул руку.

— Простите меня, пожалуйста, — сказал он.

Потом встал, вышел в приемную и закрыл за собой дверь.

3. Поцелуй летучей мыши

Я бы отдал левую руку, чтобы узнать, с кем говорит Кинг. Но мне не пришлось этого делать. Достаточно было протянуть руку и осторожно поднять трубку. Называйте это подслушиванием, если хотите. По работе приходится делать много чего.

— Мистер Кинг? — в трубке раздался женский голос. — Это Лорна Колби. Я в отеле «Истмор», номер девять-девятнадцать… Нет, Игорь послал за мной. Он хотел поговорить о завещании.

— Вы не видели Петрова? — рявкнул Хаммонд Кинг в трубку на том конце провода.

— Нет, еще нет.

— Ну, я буду здесь утром, в десять. Мы должны действовать быстро, понимаете? Что-то происходит, и мне это не нравится.

— В чем дело? — спросила Лорна Колби.

— Я не могу сейчас говорить. Увидимся завтра. Спокойной ночи.

Он повесил трубку. Я тоже. Когда он вошел, настала моя очередь рассматривать бутылку виски.

— На чем мы остановились? — спросил он.

— Вы как раз собирались все рассказать, — напомнил я.

Хаммонд Кинг улыбнулся.

— В самом деле? Мне повезло, что меня вызвали. Боюсь, что сейчас я не могу обсудить с вами этот вопрос. Это был звонок от клиента из Пасадены. Я должен сегодня вечером сесть на поезд.

Я встал. Один из ящиков стола был наполовину выдвинут. Я протянул руку и зачерпнул горсть чесночных листьев.

— Полагаю, это осталось у вас после украшения дома Петрова, — сказал я ему. — Жаль, что вы не догадались повесить их на французские окна.

Я сунул ему в руку чесночный венок и вышел из комнаты. Он стоял с открытым ртом, словно дрянная пародия на чучело лося.

Я спустился вниз, завернул за угол и пересек квартал, направляясь к отелю «Истмор». Я не стал предупреждать о своем появлении, а лично поднялся на девятый этаж. Девятьсот девятнадцатый номер был в конце коридора слева от меня. Я подошел к двери и постучал в дверь Лорны Колби. Ответа не последовало — только внезапный, оглушительный крик. Я дернул дверную ручку. Дверь открылась, и передо мной предстала картина застывшего ужаса. Блондинка лежала, распластавшись на кровати, а над ней склонилась призрачная фигура из ночного кошмара. Голова монстра склонилась к ее шее. Я видел, как тощие, вытянутые пальцы вцепились в женскую плоть, увидел, как смыкаются клыки — затем тень выпрямилась, повернулась, пронеслась через комнату и вылетела в открытое окно.

Лорна Колби лежала, схватившись за горло, и смотрела широко раскрытыми от ужаса глазами вслед злодею. Им оказался Игорь Петров. Когда я подошел к окну, пожарная лестница снаружи была пуста. Возможно, по ней никто не спускался и следовало поискать что-нибудь летающее в небе.

Я оглянулся. Лорна Колби сидела на кровати. В ее карих глазах все еще был страх, когда она посмотрела на меня.

— Кто вы такой? — спросила она.

Я представился.

— Дэйв Кирби из «Лидера». Вы, конечно, Лорна Колби?

Она кивнула.

— Да. Но как вы узнали? И что заставило вас прийти сюда?

— Меня прислал Хаммонд Кинг, — солгал я.

Это было логичное предположение.

— Тогда, может быть, вы скажете мне, — сказала она, — что случилось с моим дядей? Он прислал телеграмму, чтобы я приехала и поговорила с ним о поместье. Я ждала от него вестей сегодня вечером. Мне захотелось спать, и я легла на кровать.

Когда я снова открыла глаза, он был в комнате.

— Петров?

— Да. Вы тоже его узнали?

Я молча кивнул.

— Должно быть, он каким-то образом проник в комнату через окно. Он просто склонился надо мной, но с его лицом было что-то не так. Оно было таким белым, глаза сверкали, и я не могла отвести взгляд. Потом я почувствовала, как его руки опустились к моей шее, и я закричала, а потом…

Я аккуратно встряхнул ее.

— Прекратите это! — рявкнул я. — Расслабьтесь.

Она немного поплакала, потом села и принялась рыться в карманах в поисках макияжа. Я воспользовался заминкой, чтобы получше рассмотреть ее. Лорна Колби была высокой блондинкой лет двадцати двух, со смазливым лицом и приятной фигурой. В общем, такая девушка, за которой стоит увиться. И, кажется она меня задела, хотя и не заметила этого. Через некоторое время она откинула волосы и улыбнулась.

— Ваш дядя… болен, — сказал я. — Хаммонд Кинг просил меня передать это. Мы стараемся держать все в тайне, пока не сможем забрать его на отдых.

— Вы хотите сказать, что он сумасшедший?

Я пожал плечами.

— Я всегда так думала, — заявила Лорна. — Даже когда тетя Айрин была жива, я знала, что с ним что-то не так. Он вел себя с ней скверно.

Она замолчала, прикусила нижнюю губу и продолжила.

— После ее смерти ему стало еще хуже. Он завел в доме собак для охраны. Сказал, что хочет охранять ее могилу. Я не виделась с ним почти год. Никто не видел его с того дня, как она умерла. У нее случился сердечный приступ. Он похоронил ее в личных склепах поместья и даже не позволил мне проститься с ней или прийти на похороны. Я знала, что он меня ненавидит, и удивилась, когда вчера получила его телеграмму с просьбой приехать из Фриско и поговорить о завещании. Это тоже не имело смысла. В конце концов, тетя Ирен оставила ему все поместье, хотя он уже год не может добраться до денег.

У меня в голове что-то щелкнуло. Я решил ухватиться за эту деталь.

— Кстати, кто был врачом вашей тети? — спросил я.

— Доктор Келринг.

— Я бы хотел поговорить с ним, — сказал я ей. — Это очень важно.

— Вы думаете, он может знать, что случилось с дядей Игорем?

— Именно. — Я кивнул. — Он должен знать.

Я поискал его в телефонной книге: «доктор Роджер Келринг».

Я позвонил в его офис в центре города, впрочем без особой надежды. И все вся их банда работала допоздна — Хаммонд Кинг сидел на работе, а Игорь Петров вел ночную жизнь хищника. Или это был он?

«Они летают по ночам».

Телефон разразился короткими гудками. Занято. Для меня этого было достаточно.

— Пойдемте, Мисс Колби, — сказал я. — Мы отправимся в кабинет доктора Келринга.

— Но вы с ним не разговаривали, — возразила она.

— Телефон занят, — объяснил я. — Если подумать, я бы предпочел ничего не говорить ему заранее.

— Что вы имеете в виду? Думаете, он замешан во всем этом?

— Конечно, — заверил я ее. — Я бы нисколько не удивился, если бы ваш дядя сейчас был там с доктором.

Лорна надела пальто, и мы спустились вниз. В вестибюле она нерешительно остановилась.

— Подождите минутку, Мистер Кирби. Разве мы не сообщим, что видели дядю Игоря в моей комнате? В конце концов, если он болен, кто-то должен за ним присматривать. Он может быть…

— … опасен? Возможно. Но давайте не будем начинать то, что не можем закончить. Я подозреваю, что он в кабинете доктора Келринга. Не спрашивайте меня, почему, но у меня есть причины.

Кроме того, вам же не хочется участвовать во множестве перекрестных допросов, не так ли?

Она согласилась. Я почувствовал облегчение. Что я могу сделать, если мы вмешаем в дело законников? Скажем им, что подозреваемый — вампир, нападающий на девушек в гостиничных номерах? Кроме того, я не думал, что Игорь Петров ходит по земле. Учитывая его сущность, он может летать. Или работать по четкому плану, а доктор Келринг должен знать этот план. Мы взяли такси до офиса Келринга, расположенного в здании на Першинг-сквер.

— А как выглядит доктор? — спросил я Лорну.

— Он высококлассный врач, — сказала она мне. — Ну, знаете — гладкий, тихий, добродушный. По-моему, ему около пятидесяти.

Он лысый, с небольшой козлиной бородкой. Я видела его только один раз, у тети Ирэн, за несколько месяцев до ее смерти. Он производил приятное впечатление, но лично мне не нравился.

Голос Лорны выдал ее внутреннее напряжение. Я все понял. Не каждую ночь на девушку нападает вампир, даже если он член семьи. Отчасти по этой причине, отчасти ради личного удовольствия, я взял ее за руку, пока мы поднимались на лифте в кабинет Келринга. За внешней дверью горел свет. Я открыл ее и шагнул внутрь. У меня не было пистолета, но если что-то произойдет, то я рассчитывал на элемент неожиданности.

За столом в приемной сидел мужчина лет пятидесяти, лысый, с небольшой козлиной бородкой. Его рука лежала на телефоне, как будто он собирался снять трубку и сделать еще один звонок. Но доктор Келринг никогда больше не позвонит. Он сидел, уставившись в пространство, и когда я коснулся его плеча, его шея качнулась под таким углом, что козлиная бородка почти коснулась места между лопатками.

Роджер Келринг был совершенно, определенно, безошибочно мертв.

Я похлопывал Лорну по плечу и успокаивал ее, когда зазвонил телефон. Резкий звон аппарата прорезал воздух, и я подпрыгнул.

На мгновение я уставился на доктора Келринга, удивляясь, почему его мертвая рука не подняла трубку и не поднесла ее к уху. Затем я быстро обошел стол и оторвал его холодные пальцы от трубки.

— Лорна, — сказал я, — в какой манере он говорил?

— Вы имеете в виду доктора Келринга? — вздрогнула девушка.

— Да.

— О, я не помню… Да, я думаю, что знаю. У него был мягкий голос. Очень мягкий.

— Хорошо.

Я выхватил носовой платок и прикрыл трубку. Просто импровизация.

— Привет, — сказал я, поднимая трубку.

— Привет. Это ты, Келринг?

Я вздрогнул, узнав этот голос. Хаммонд Кинг!

— В чем дело? — тихо сказал я.

— Келринг, я должен поговорить с тобой, — голос звучал испуганно. Слишком испуганно, чтобы заподозрить мой.

— Продолжай. Что ты задумал?

— Ты когда-нибудь читал «Падение дома Ашеров»?

— Что?

— Ты знаешь, о чем я говорю, Келринг. Она жива. Я знаю это!

— Кто еще жив?

— Миссис Петрова. Не тяни, Келринг. Я в отчаянии.

— Почему ты так думаешь, дружище?

— Это случилось два месяца назад. Я был там, в доме, с Петровым, спорил о завещании. Ты же знаешь, что он пытался заставить меня передать поместье раньше оговоренного срока.

Не буду вдаваться в подробности, но я услышал шум. Из-за стены донесся женский голос. Он доносился с секретной лестницы за книжными полками — той, что вела к семейным склепам на склоне холма.

— Ближе к делу, Кинг, — сказал я.

— Он пытался удержать меня, но я заставил его отвезти меня туда. Не знаю, как сказать, но за железной решеткой входа, в подвалах, я мельком увидел Ирен Колби Петрову. Живой.

— Но я объявил, что она умерла от сердечной недостаточности, — сказал я, вспомнив, что мне говорили.

— Говорю тебе, она была жива! Она вбежала в один из коридоров, но я узнал ее лицо. Я попытался заставить Петрова открыть решетку и войти, но он потащил меня обратно наверх.

Потом он рассказал мне эту историю.

— Какую историю?

— Ладно, Келринг. Вот почему я не звонил раньше. Я хотел разобраться с этим сам, но теперь мне нужна твоя помощь.

— Тогда лучше расскажи мне все, что знаешь.

— Я знаю, что она — вампир.

Я затаил дыхание. Кинг продолжал.

— Петров не выдержал и признался. Сказал, что он это знает, и ты тоже в курсе. Она была замешана в каком-то культе черной магии в Европе, когда он встретил ее. И когда она умерла, на самом деле она не умерла. После захода солнца она продолжала жить как вампир.

— Нелепо!

— Тогда я и сам не был уверен. Хотел позвонить в полицию. Но Петров умолял меня. Сказал, что у него есть охрана и собаки, и он не пускает в дом людей. Он запер ее там, кормил сырой печенью.

Он попросил еще немного времени, потому что ты пытался работать над лекарством. И он все объяснил. Дал мне почитать книги по демонологии. Я не знал, чему верить, но обещал подождать. Потом, три дня назад, он позвонил мне и сказал, что она пыталась напасть на него. Он попросил меня прийти сегодня днем и все обсудить. Я ходил туда сегодня около четырех. Может быть, я был дураком, но я взял с собой немного чеснока. В книгах говорится, что чеснок отгоняет их. Когда я приехал, то нашел Петрова лежащим на полу. В его горле было две дырки — следы зубов вампира. Так что теперь и он стал вампиром! Я испугался и убежал. Я знал, что он послал за своей племянницей Лорной.

Колби. Я хотел поговорить с ней, прежде чем что-то делать. А сегодня вечером ко мне зашел парень, сказал, что из газеты и тоже кое-что знает. Келринг, я решил действовать. Я не буду звонить в полицию, не могу. Они посмеются надо мной. Но сегодня ночью на свободе гуляет монстр, и я не могу оставаться в стороне. Сейчас я иду в дом Петрова.

— Подожди! — сказал я.

Его голос был пронзительным, когда он ответил:

— Знаешь, чем я занимаюсь, Келринг? Я сидел здесь и лепил серебряные пули. Серебряные пули для моего пистолета. А теперь я ухожу. Я иду туда, чтобы убить его!

— Не будь дураком! — закричал я своим нормальным голосом, но он уже повесил трубку.

— Пошли, — рявкнул я Лорне. — Я сейчас же позвоню в полицию и доложу о Келринге. Но мы уедем до того, как они придут.

— Куда мы поедем?

— В дом Петрова, — ответил я.

Она кивнула. Я обошел вокруг стола и увидел что-то на полу.

Это был футляр для очков. Я поднял его и перевернул. Футляр выглядел как дорогая вещь, с выгравированным серебром именем. Подпись гласила:

Хаммонд Кинг

4. Клыки вампира

Пока таксист ворчал по поводу долгой дороги, я рассказал Лорне то, что посчитал уместным. Я был слишком слаб, чтобы ясно мыслить. Ленехан думал, что я пьян и удрал из-под ареста, подслушивал, выдал себя за убийцу и все испортил. И завтра предстоит еще более напряженный день, если я не смогу распутать этот клубок сегодня вечером.

Думаю, это мое единственное оправдание. Я поступил очень глупо, когда привел Лорну в этот дом, руководствуясь только безумным предчувствием, и вооруженный только подозрениями.

Но я сделал это. Мы подкатили к черным, неприступным воротам дома Петрова. Поднялись на крыльцо особняка, и такси остановилось на подъездной дорожке. Я не заметил машины Хаммонда Кинга и был рад, что мы приехали первыми. Он ошибался, подумал я. Петрова здесь не было. А если так, то мы могли бы найти эту лестницу, заглянуть в склепы и посмотреть сами, вампирша ли Айрин Колби Петрова или спит вечным сном.

В скрипучем коридоре нас задушил чесночный запах. Он затопил гостиную, когда я зажег лампу, постучал по книжным шкафам и нашел кнопку, открывающую часть стены. Лорна вздрогнула. Механизм напоминал что-то вроде «кошки и канарейки».

Я продолжал прислушиваться к звукам. Все был спокойно. В свете, струящемся из гостиной позади нас, мы быстро спустились по потайной лестнице. Внизу имелась еще одна панель в стене. Я включил свет и пошел по длинному, сырому коридору. Кинг сказал, что личные склепы семьи находятся под холмом. Мы завернули за угол и подошли к железной решетке, перекрывающей коридор. За ней горел свет. Я попробовал открыть дверь. Она скрипнула от первого толчка и подалась.

В крике потонул писк. Я обернулся.

Из-за угла коридора выскочило что-то черное и обрушилось на Лорну, окутав ее темным облаком. Я заметил горящие глаза и красные губы — Игорь Петров был здесь!

Я бросился к ним. Петров не увернулся, поджидал меня, и когда я подскочил, его рука метнулась вперед. Удар застал меня врасплох, и когда я пошатнулся, последовал второй удар. Что-то сверкнуло, и я упал. Удары, крики и возня смешались в единый шум. Петров протащил Лорну через решетку в подвал. Я вскочил на ноги, когда из-за поворота показалась еще одна фигура. «Еще этого не хватало», ошеломленно подумала я. Это был Хаммонд Кинг.

Он меня не видел. Адвокат смотрел остекленевшими глазами в темноту коридора. В руках у него был пистолет, заряженный серебряными пулями.

Я бросился за ним. Когда мы миновали еще на один лестничный пролет, я посмотрел через его плечо на семейные склепы.

Лорна стояла в углу, прислонившись к стене. Фигура Игоря Петрова в плаще скользнула к ней, и я подумал о Дракуле, о детских страхах и кошмарах, о которых до сих пор шепчутся люди. Хаммонд Кинг не стал мешкать. В безумной ярости он начал стрелять из пистолета.

Петров повернулся и пошел на него. А потом улыбнулся. Он не упал, а с ухмылкой побежал к Хаммонду Кингу, раскинув руки.

Адвокат издал сдавленное бульканье и упал.

На этот раз, когда Петров покончил с адвокатом, я не потерял равновесия. Я отвесил ему прямой удар прямо в челюсть. Он хмыкнул, его руки взметнулись вверх, и я почувствовал холодную хватку, когда он вцепился в меня. Я стукнул его по ребрам, но ударил словно в камень. «Трупное окоченение», подумал я. От Петрова несло сыростью, плесенью и старой землей. Его руки были сильными, и сжимали меня. Я упал на пол, и вампир потянулся к моему горлу. Он хмыкнул, а затем издал горлом звериный рык. Это было голодное рычание хищника, почуявшего кровь. Он схватил меня за шею, и я, протянув руку, отчаянно заскреб по полу, пока не почувствовал холодную сталь пистолета, который выронил Хаммонд Кинг.

Петров схватил мою руку, пытаясь вырвать пистолет из моих пальцев. Я хотел отбиться от него, но вторая рука вампира сжимала мою шею. Я почувствовал, что падаю назад, высвободил руку и приставил дуло пистолета к его голове.

Выстрел, другой, третий!

Игорь Петров пошатнулся, как полуразвалившаяся механическая кукла, и с глухим стуком упал.

Я встал и отвесил Лорне пощечину. Она с плачем вышла из транса.

Затем я подошел к Хаммонду Кингу и тоже отвесил ему оплеуху, во спасение.

— Вы двое идите наверх, — сказал я. — Таксист ждет снаружи.

Скажите ему, чтобы поехал в Сентервилл и привез шерифа Ши.

Встретимся через минуту.

Они ушли. Я прошел через склеп, пока не нашел то, что хотел.

По окончании своей инспекции я отправился наверх. Лорна и Хаммонд Кинг ждали в гостиной. Она снова уложила волосы, а адвокат выглядел достаточно хорошо, чтобы выкурить сигарету.

— Полиция будет здесь через пять минут, — сказал Кинг.

— Хорошо.

— Пожалуй, мне лучше выглянуть наружу, — сказал Кинг. — Я жду доктора Келринга.

— Келринг не придет, — сказала я. — Он мертв.

— Но я говорил с ним по телефону.

Я сказал ему, с кем он разговаривал. А потом рассказал ему еще кое-что.

— Вам следовало обратиться в полицию в ту ночь, когда вы увидели миссис Петрову, — сказал я. — Тогда всего этого не случилось бы.

— Но я видел ее. Она была жива.

— Верно. Но она не была вампиром. Жаль, что вы поверили в эту безумную историю. У Петрова сдали нервы. Когда вы обнаружили его жену, он должен был что-то придумать, и просто сочинил историю с вампиризмом. После того, как вы наполовину проглотили это, он спланировал остальное. Он должен был убедить вас полностью, и все сработало.

— Что вы имеете в виду?

— Думаю, все началось, когда Петров и доктор Келринг решили инсценировать смерть миссис Петровой. Они действовали заодно, чтобы прибрать к рукам наследство. Но у них не хватило духу убить ее сразу, и поэтому они накачали ее наркотиками, устроили фиктивные похороны и подделали свидетельство о смерти. После этого Петров держал ее здесь, в склепах, в плену. Вот почему у него были собаки и охранник. Она была жива, по крайней мере около трех дней назад.

— Откуда вы знаете?

— Я только что нашел внизу ее тело, — объяснил я. — И нашел комнату, где она жила. Теперь она мертва, и я бы сказал, что она умерла от голода.

— Я не понимаю, — вздохнула Лорна.

— Все просто. Когда ее фальшивая смерть состоялась, Петров и доктор Келринг были готовы разделить добычу. Но согласно условиям ее завещания никакого наследования не полагалось — по крайней мере, в течение года. Они не рассчитывали на это.

Итак, Петров пытался выманить сюда Кинга, чтобы получить аванс под залог наследства.

Кинг, будучи умным адвокатом, не стал бы этого делать. Но после того, как он увидел миссис Петрову живой и услышал эту вампирскую байку, стал сомневаться. Петров воспользовался этим, показав ему книги по демонологии и рассказывая дикие истории о тайных культах.

Хаммонд Кинг печально кивнул.

— Он доставал меня, — признался он. — Но я бы не стал переводить никаких денег. Я не мог по закону.

Я продолжал:

— А потом, три дня назад, миссис Петрова действительно умерла. Возможно, он намеренно морил ее голодом, а может, и нет. В любом случае, она была мертва, и его вымогательство и фальшивая смерть теперь фактически стали убийством. Он хотел получить эти деньги немедленно, отчаянно нуждался в них.

Итак, он позвонил вам, Кинг, и попросил прийти сегодня, планируя показать себя лежащим на полу в качестве жертвы нападения вампира. Он полагал, что вы будете слишком шокированы, чтобы сразу позвонить в полицию. Затем, когда стемнеет, он явится к вам как предполагаемый вампир, пригрозит укусом и заставит внести личные средства в залог наследства.

Кинг выглядел озадаченным.

— Но я бы никогда этого не сделал, — запротестовал он. — Он, должно быть, сошел с ума!

— Он тоже был в отчаянии, — усмехнулся я. — Вот тут-то я Дэйв Кирби, мальчик-репортер, вступил в игру. Я приехал сюда сегодня сразу после того, как вы уехали днем. Я ввалился в дом прежде, чем Петров успел убежать, поэтому он лежал на полу, надеясь одурачить меня. Когда я отправился к шерифу, он исчез.

Теперь все было готово, но Петров решил довести план до конца. Если он будет работать быстро, то все еще может преуспеть. Он позвонил Лорне и попросил ее приехать в город. У него была только одна идея — предстать перед ней в образе предполагаемого вампира и таким образом еще больше подкрепить свою историю, когда он увидит Кинга и потребует денег.

Это он и делал, когда я вошел в комнату Лорны. Он сбежал и предпринял следующий шаг в своем плане — убийство доктора Келринга.

— Но зачем ему убивать Келринга? — спросил Кинг.

Я пожал плечами.

— Причин было несколько. Первая — та, что привела меня на место преступления. Вы помните, я приехал в дом для интервью по поводу художественных сокровищ поместья Петровых, для интервью, которое Петров уже отказался дать.

— Ну и что?

— У меня была причина приехать несмотря на отказ. Видите ли, мой редактор получил наводку, что несколько ценных ваз, признанных частью коллекции Петрова, были выставлены на продажу на частном аукционе. Понятно? Петров уже собирал деньги, незаконно распоряжаясь художественными сокровищами, принадлежащими имению. Келринг, должно быть, только что обнаружил это и потребовал свою долю. В противном случае, он бы раструбил о поддельном свидетельстве о смерти. Поэтому Петров должен был убить его. В качестве дополнительного штриха он оставил небольшой сувенир после того, как задушил его в своем кабинете.

Я протянул Кингу футляр для очков.

— Вы почти заслужили похвалу за эту работу, — сказал я. — Я уверен, что он пригрозил бы сдать вас, если бы вы отказали ему в деньгах, когда он потребовал их сегодня вечером. Так что мне повезло, что я разговаривал с вами по телефону и смогу подтвердить ваше алиби.

Кинг заморгал.

— После убийства доктора Келринга он сбежал сюда, чтобы дождаться вас. Он знал, что вы приедете убедиться, но не рассчитал, что здесь окажемся мы с Лорной, хотя, когда мы появились первыми, он был готов. После этого вы ворвались внутрь, устроили пальбу серебряными пулями и отключились. Кинг, стрелок вы не очень хороший. Ни одна пуля не попала в Петрова. Но это не имело бы большого значения, ведь под плащом у него был бронежилет. Я почувствовал это, когда попытался ударить его.

Лорна посмотрела на меня.

— Ты дрался с ним, — прошептала она. — Это было чудесно. Даже если он мог быть вампиром, ты рискнул.

— Но он не был вампиром. Я знал это.

— Разве вы не нашли его с дырками в горле?

— Верно, но он сделал их сам. Без сомнения, это мелкие порезы ножом для бумаги. Видите ли, укус вампира высасывает всю кровь. И не было никакой крови. Я и сам кое-что знаю осуевериях, Лорна…

Мои слова оборвали сирены. Сюда наконец-то явился Закон. Внезапно я почувствовал себя очень усталым и довольным. В конце концов, Ленехан получит сюжет, а я бы немного поспал.

Лорна поцеловала меня.

— Это еще зачем? — спросил я.

— За твою храбрость. Мне все равно, что ты скажешь, он мог быть и вампиром.

— Ни в коем случае, — усмехнулся я. — Я знал это с самого начала. Когда я осмотрел его сегодня днем на полу, его рот был открыт. И там скрывалась ключевая деталь.

— Что ты имеешь в виду?

— Он не мог быть вампиром, потому что не смог бы никого укусить. В конце концов, дорогая, кто когда-нибудь слышал о большом, плохом вампире с вставными зубами?

Примечания

1

Новая Англия — регион на северо-востоке США, включающий в себя штаты Коннектикут, Мэн, Массачусетс, Нью-Гэмпшир, Род-Айленд, Вермонт.

(обратно)

2

1 дюйм = 2,54 см.

(обратно)

3

Немезида — древнегреческая богиня возмездия, карающая за нарушение общественных и нравственных порядков, которая изображалась в виде крылатой женщины. В одной руке она держала предмет надзора (весы, уздечку) или наказания (меч, плеть), а другая рука была согнута у локтя (локоть — мера длины в древние века), что являлось синонимом неизбежной кары.

(обратно)

4

Иоганн Фауст (1480(?)-1540(?)) — легендарный немецкий врач, алхимик и чернокнижник. Его автобиография послужила основой для целого ряда литературных произведений. По легенде Фауст продал душу дьяволу ради постижения тайн мироздания.

(обратно)

5

Квотер — обиходное название 25-центовой монеты в США (четверть доллара).

(обратно)

6

1 фут = 30,48 см.

(обратно)

7

Пульман — обиходное название комфортабельного спального вагона, выпускаемого одноимённой американской компанией, созданной изобретателем и промышленником Джорджем Пульманом (1831–1897).

(обратно)

8

Реджинальд Гардинер (1903–1980) — английский актёр театра, радио и кино. Радиослушателям 30-40-х годов XX-го века была хорошо известна его забавная имитация звуков движущегося поезда и автомобиля.

(обратно)

9

Уильям Шекспир (1564–1616) впервые в литературе сравнил мир с устрицей. Слова «Пусть устрицей мне будет этот мир. Его мечом я вскрою!» (в переводе С. Маршака) великий английский драматург вложил в уста Пистоля, одного из героев комедии «Виндзорские насмешницы».

(обратно)

10

Каспар Милкуетост (Caspar Milquetoast) — персонаж комиксов, созданный Эйч. Ти. Вебстером для его мультяшной серии «Робкая душа» («The Timid Soul»).

(обратно)

11

Образное выражение: щетина, которая появляется у мужчин к пяти часам дня.

(обратно)

12

«Смит» в переводе с английского означает «кузнец».

(обратно)

13

О событиях, предшествовавших описываемым, см. рассказ «Работа хорошего рыцаря» (Роберт Блох. Рассказы. Том 2. Колдовство).

(обратно)

14

Долина в Баварских Альпах, где размещалась резиденция Гитлера в 1928–1945 годах.

(обратно)

15

«Рапсодия в синем» — одно из самых известных произведений американского композитора Джорджа Гершвина.

(обратно)

16

«Большое спасибо» (франц.)

(обратно)

17

Желазная маска (франц.)

(обратно)

Оглавление

  • НЕОБХОДИМЫЕ ПОЯСНЕНИЯ
  • ХРОНОЛОГИЯ
  • ПРИМЕЧАНИЯ
  • СМЕРТЕЛЬНАЯ ХВАТКА /совместно с Генри Каттнером/ (The Grip of Death, 1939) Перевод Б. Савицкого
  • БЕССТРАШНЫЕ ЛЮДИ (Men Scared of Nothing, 1942) Перевод К. Луковкина
  • ОБУВЬ (The Shoes, 1942) Перевод Б. Савицкого
  • АД НА ЗЕМЛЕ (Hell on Earth, 1942) Перевод К. Луковкина
  •   1. Дьявольское варево
  •   2. Появление
  •   3. Голос дьявола
  •   4. Ад вырвался на свободу
  •   5. Дьявольские танцы
  •   6. В погоне за дьяволом
  •   7. Дьявол проявляет заботу
  •   8. В аду нет места ярости
  •   9. Дьявольская сделка
  •   10. Силы тьмы
  •   11. Ад на земле
  •   12. Падение Люцифера
  • ТЕМНАЯ СДЕЛКА (Black Bargain, 1942) Перевод Р. Дремичева
  •   I
  •   II
  •   III
  •   IV
  •   V
  • ДЕЛОВОЙ ЭТИКЕТ (A Question of Etiquette, 1942) Перевод К. Луковкина
  • КОШМАРНЫЙ НЯНЬ (Nursemaid to Nightmares, 1942) Перевод К. Луковкина
  •   1. Странная работенка
  •   2. Идеальный хозяин
  •   3. Спящая красавица
  •   4. Серьезное предприятие
  •   5. Общительный кентавр
  •   6. Уловка слепца
  •   7. Разбить камень
  • УБИЙЦА С ЛУНЫ (Murder from the Moon, 1942) Перевод К. Луковкина
  •   Глава I Теплый прием
  •   Глава II Небесный душитель
  •   Глава III Лунный житель
  • НЕНАСЫТНЫЙ ДРАКОН (The Eager Dragon, 1943) Перевод К. Луковкина
  •   I
  •   II
  •   III
  •   IV
  •   V
  • ФАНТОМ ИЗ ФИЛЬМА (Phantom from the Film, 1943) Перевод К. Луковкина
  • ЭТО СЛУЧИЛОСЬ ЗАВТРА (It Happened Tomorrow, 1943) Перевод К. Луковкина
  •   Глава 1 Мир свихнулся
  •   Глава 2 Ужасу не нужны теории
  •   Глава 3 Машины на марше
  •   Глава 4 Смерть на колесах
  •   Глава 5 Код смерти
  •   Глава 6 Стальные хозяева!
  •   Глава 7 Опустевший город
  •   Глава 8 Здесь — моя судьба
  • ПЛАНЕТА СТРАХА (The Fear Planet, 1943) Перевод Р. Дремичева
  • БУТЫЛЬ ДЖИНА (A Bottle of Gin, 1943) Перевод К. Луковкина
  • ЧЕРНЫЙ МОЗГ (The Black Brain, 1943) Перевод К. Луковкина
  •   1
  •   2
  • НИКОГДА НЕ ВЕРЬ ДЕМОНУ (Never Trust a Demon, 1943) Перевод К. Луковкина
  • СКЕЛЕТ В ШКАФУ (The Skeleton in the Closet, 1943) Перевод К. Луковкина
  • ПОЧТИ ЧЕЛОВЕК (Almost Human, 1943) Перевод К. Луковкина
  • НАВЕК ВАШ, ПОТРОШИТЕЛЬ (Yours Truly, Jack the Ripper, 1943) Перевод Р. Шидфара
  •   1
  •   2
  •   3
  • МАШИНА, ИЗМЕНИВШАЯ ИСТОРИЮ (The Machine That Changed History, 1943) Перевод К. Луковкина
  • СКАЗКА (Fairy Tale, 1943) Перевод К. Луковкина
  • ЧЕРНЫЙ ОБМЕН (Black Barter, 1943) Перевод К. Луковкина
  •   1. Разбить камень
  •   2. Черная резня
  •   3. Месса — это месиво
  •   4. Куча занятых тел
  •   5. Ведьма улетает в ярости
  •   6. Слегка треснувший бедлам
  •   7. Толпа деревьев
  •   8. Мясо одного — это труп другого
  •   9. Судья утрачивает правосудие
  •   10. Мрамор вечен
  • ТАЙНА ОЖИВШЕЙ ОДЕЖДЫ (Mystery of the Creeping Underwear, 1943) Перевод К. Луковкина
  • ЗНАКОМЬТЕСЬ, МИСТЕР УБИЙЦА (Meet Mr. Murder, 1943) Перевод К. Луковкина
  •   Глава I Некоторые глотки следует перерезать
  •   Глава II Человек с рыжей бородой
  •   Глава III Перережь себе горло
  •   Глава IV Порхающие пальцы пишут…
  •   Глава V …и написанное, движется дальше
  •   Глава VI Убийство — это тайна
  • СОБСТВЕННЫЕ ПОХОРОНЫ (It's Your Own Funeral, 1943) Перевод К. Луковкина
  •   Глава I [название первой главы отсутствует]
  •   Глава II Смертельная ошибка
  •   Глава III Он говорит, убийство
  •   Глава IV Больше убийств — больше радости!
  •   Глава V Неизвестность убивает
  •   Глава VI Есть желание, будет возможность
  • КРОШЕЧНЫЙ МИР (It's a Small World, 1944) Перевод К. Луковкина
  •   Глава I [название первой главы отсутствует]
  •   Глава II Замок великана
  •   Глава III Снова высокий человек
  •   Глава IV Огромная комната
  •   Глава V Крушение номер девять
  •   Глава VI Из уст младенца
  •   Глава VII Магазин игрушек дьявола
  •   Глава VIII Доведение до абсурда
  •   Глава IX Значительная проблема
  • ЖЕЛЕЗНАЯ МАСКА (Iron Mask, 1944) Перевод К. Луковкина
  •   1. [название первой главы отсутствует]
  •   2. Человек без лица
  •   3. Гауляйтер наносит удар
  •   4. Masque de Fer[17]
  •   5. Под нацистской пятой
  •   6. Сточная труба
  •   7. Финальная ирония
  • ЗВЕРИ БАРСАКА (The Beasts of Barsac, 1944) Перевод А. Гасникова
  •   1
  •   2
  •   3
  • РАСПИСКА НА ГОЛУБОЙ КВИТАНЦИИ (The Devil's Ticket, 1944) Перевод Н. Демченко
  •   1
  •   2
  • МОЙ БРАТ — НЕТОПЫРЬ (The Bat Is My Brother, 1944) Перевод А. Гасникова
  •   I
  •   II
  •   III
  •   IV
  •   V
  • СМЕРТЬ ЭТО ВАМПИР (Death Is a Vampire, 1944) Перевод К. Луковкина
  •   1. Не зайдете в мою гостиную?
  •   2. Они летают по ночам
  •   3. Поцелуй летучей мыши
  •   4. Клыки вампира
  • *** Примечания ***