Радио ГаГа (СИ) [GrenkaM] (fb2) читать онлайн

— Хей, друззи, дорогие мои, была страшно рада иметь вас в эфире Радио Резонанс!

— Иметь… В эфире… — Бен закусил губу и привалился к кафелю в студийном туалете. Все пять лет его работы здесь он боролся, чтобы шеф отключил круглосуточное вещание радио в офисе студии. «Это как дрочить, глядя в зеркало!» — заявил он тогда. И шеф посмеялся, похлопал его по плечу, но Радио Резонанс продолжало вещать даже в туалете их офиса.

Бен застонал, глядя в глаза собственному отражению — на щеках болезненный румянец, волосы недопустимо растрепались. Дрочить, глядя на себя в зеркало. Как же низко он пал…

— Радость наполняет меня до краев, когда я думаю о вас…

— Сука!

Сперма брызнула на зеркало, перечерчивая лицо в отражении позорным шрамом.

— Я б тебя наполнил…

Звонкий девичий голосок с абсолютно несносным ливерпульским акцентом продолжал звучать в эфире, обещал пригласить на следующую программу «секретного гостя, кое-кого особенного». Но Бен заглушил голос собственным, нарочито фальшивым пением. Он выкрутил вентиль холодной воды, едва не сорвав кран. Возбуждение утекало в слив вместе с водой. На душе на протяжении последнего года становилось все гаже и гаже, а теперь стало совсем отвратительно.

Рей — просто Рей, он даже фамилии её не знал, уже год работала на их «общинном радио» (а по-простому «на всем-кому-не-лень-заморачиваться радио»). В ночном эфире вела передачу про ЛГБТ-искусство и фонтанировала идеями. Идиотскими на его взгляд. Предлагала вести шоу про жизнь бездомных — пожить на улице месяц, и весь месяц вести аудио-блог. Или вот еще: выступить инфопартнёром квир-фестиваля в консервативной части страны. Ещё Рей предлагала один раз в неделю носить разноцветную одежду и вести «радийный Инстаграмм».

Большинство её идей уходили «в стол», но девчонка не сдавалась. Даже Бена порывалась переделать. Как-то раз на планерке посоветовала ему разнообразить его эфиры «чем-нибудь веселеньким». Бен её высмеял и послал, а Рей расплакалась, и весь коллектив её утешал. Шеф деликатно намекнул Бену, что ему следует держать себя в руках. В тот день он впервые заперся в уборной во время её эфира…

Бен педантично вымыл руки и зеркало, привёл себя в порядок. Девчонка, во время эфиров которой он уже энный раз дрочил в студийном туалете, наверняка уже свалила. А значит, самое время для его программы! Наконец-то в этом вертепе зазвучит нормальная музыка…

Бен успел приоткрыть дверь, когда кто-то ухватил ручку с той стороны, дернул на себя. И ругнулся сквозь зубы, когда «заполненная радостью» коллега впечаталась носом в его грудь.

— О, композитор, привет! Я тут новое объявление в пукиплейс принесла!

Она ткнула ему в нос написанное разноцветными маркерами, разрисованное радужными флажками и значками «Peace» объявление.

«После того, как сделал дело номер два, открой окно!» — гласила табличка.

Бена передернуло. У него не было никакого желания комментировать очередную глупую бумажку, которыми теперь была завешена уборная студии. Рей приносила «вредные советы», демотиваторы, чтобы поднимать настроение коллегам. Пару месяцев назад на планерке он потребовал уничтожить этот туалетный юмор, но коллеги яростно воспротивились да ещё и обозвали его снобом без чувства юмора. Бен скривился, словно от девчонки с плакатом несло, как от этого самого «дела номер два».

— Рей, уборной пользуются в одиночестве. В цивилизованном обществе принято ждать за дверью, пока уборная не освободится. Просто довожу до твоего сведения, если ты не в курсе.

Бен грохнул дверью о стену и прошёл мимо Рей, едва удержавшись, чтобы не толкнуть девчонку плечом. Он выше этого!

Вслед ему полетел тот самый хрустальный смех, что заставлял его закрываться в сортире с дурацкими картинками во время её эфиров.

— И тебе прекрасного дня, Композитор! Зажги там сегодня… Чтобы душа развернулась и обратно свернулась!

…быть свободной, быть беспечной, в вихре света мчаться вечно и не знать тоски сердечной, вот что мне дано судьбой… — злобно пробормотал Бен про себя, понимая что не может прекратить думать о Рей. «Травиата» и в целом Верди под его настроение подходили сегодня отлично.

Бен прошагал в эфирную, злобно нахлобучил на голову наушники, поправил микрофон. Пока шла заставка его передачи («Час академической музыки»), он барабанил по столу пальцами и вспоминал, как Рей в самом начале еще старалась с ним подружиться. Однажды попыталась угостить его кофе. Бен тогда при всех поднял на смех ее хипстерские привычки. И посоветовал не тратить деньги в претенциозной кофейне, а покупать кофе в Макдональдсе, потому что даже там лучше варят.

Изначально, Бен планировал рассказать о свежих тенденциях в академической музыке. Но вместо этого поймал себя на том, что увлеченно говорит об операх Джузеппе Верди. Хорошо, что он мог воспользоваться доступом в музыкальный сервис, чтобы поставить отрывки из Риголетто. Перемежая примерами рассказ о гранд-операх, Бен наконец добрался до любимого — до Аиды.

Он не особо верил в эрудицию слушателей, поэтому кратко ознакомил их с сюжетом. Его собственное сердце забилось мучительно, когда он дошёл до печального финала о замурованных заживо влюбленных, которые были счастливы умереть вместе несмотря ни на что. И сам не заметил, как его час подошел к концу. Бен распрощался со слушателями, хмуро напомнив, чтоб не забывали оставлять отзывы на интернет-портале их радио, и что завтра будет доступен его подкаст. А сам решил выпить чаю перед поездкой в студию звукозаписи, где он должен был заняться фонограммой для спектакля.

Он как раз направлялся к общей кухоньке, когда услышал дружный гогот. Притормозил полюбопытствовать, что же так рассмешило коллег. И охренел, когда услышал о чем они говорят. Вернее, говорит Рей. А сегодняшние её гости — пара гомосексуалов, что поют песенки о свободной любви на улицах под гитару и частенько бывают биты — ржут как кони.

— … У меня вопрос к либретто и к его автору Антонио Гисланцони. Дядя, где такая трава продается, чтобы и себе такое написать? Вот, например, мой любимый момент…

Бен прислушался. Он удивился: откуда Рей знает, что либретто Аиды написал не Верди? Как и вообще поразился факту, что она знает смысл слова «либретто» и кто такой Верди. Но Бен, подслушивая, даже стерпел, что Рей снова пила чай из его кружки, которую в студии никто не смел трогать. А еще то, что в данный момент она зачерпнула мёд его именной ложкой и сейчас старательно её облизывала. Бен подозревал, что мыть она её после этого не станет, а так и оставит, чтобы досадить ему. Он засмотрелся и пропустил мимо ушей реплику одного из парней. Рей рассмеялась и принялась рассказывать про тот самый момент:

— Вот, в последнем акте, парни, представьте на минуточку: непорочная искусительница вызвала храброго военачальника на свидание. И ничего, что он сейчас на передовой должен быть — эфиопы-то наступают, бой завтра. Он бросает армию и несется к ней. Мо-ло-дец. Молодец.

Бен нахмурился, понимая, к чему она клонит. Он не раз слышал отзывы подобного толка об Аиде и считал этих критиков ограниченными циниками. Он уже решил было пройти мимо — пить чай как-то расхотелось — когда Рей ухватила его чашку покрепче и принялась кривляться, изображая мужчину.

— Военачальник, без пяти минут фараон, который бросает войско, совершает предательство — ради чего? Рабыня, которая так любит, что аж заставляет своего любимого предать свою страну и доводит его до казни. Зато, потом с ним умерла — замуровали демоны обоих заживо. Молодец. Может, хоть поеблись перед смертью и умерли во время оргазма от удушья. А как вам дочь фараона? Она мало того что ревновала к рабыне, которая ниже комнатной собачки, так еще и истерила. Вместо того, чтобы рабыню тихо-мирно усыпить порцией яда. А как насчет фараона, который не знает, как выглядит царь воюющей с ним страны? Жрец, по ходу, там самый адекватный чел. Респект тебе, жрец. Жаль, что по задумке автора тебе с 1871 года приходится тусоваться с этими неадекватами.

Парни давились смехом, пока Рей рассказывала. А в финале монолога откровенно заржали. Бен, что все это время закипал, на последней фразе зашёлся возмущённым кашлем, и Рей подпрыгнула, едва не выронив его кружку.

— Что я слышу, — протянул Бен все еще хриплым от кашля голосом. — Наше радио «Резонанс» теперь резонирует в унисон с мещанством. Я даже спрашивать не буду про ваше образование, мисс Рей. Очевидно, что ваше кухонное искусствоведение — результат отсутствия всяких знаний вообще. И я даже не могу вам посоветовать пойти работать на радио для домохозяек. Потому что вас выгонят с позором оттуда за удивительную глупость и мелочность!

Рей захлопала длинными накрашенными ресницами. Кажется, в ее глазах блеснули слезы. Бен шагнул вперед и выдернул из ее пальцев свою чашку.

— Читать вы тоже не умеете, — сухо констатировал. — Здесь имя владельца.

Бену бы остановиться. В конце концов, не вина этой Рей, что она все время говорит дикие, провокационные вещи, не уважает искусство, не так хорошо образована, как он сам. И уж точно не ее вина, что он дрочит на нее под ее же радиоэфиры. Интересно, что она закричит из своего любимого, когда он сунет пальцы ей в трусы? «Божечки!», «Я сейчас кончусь!» или «Чтоб меня на британский флаг порвало!»?

Но тут у Рей прорезалось возмущение, и она сказала на два тона выше обычного:

— Да как вы смеете!..

И Бена, член которого немедленно встал от этого голоса, понесло.

— Смею что, мисс Рей? — он навис над ней. — Просить, чтоб вы не грызли мои карандаши? Иногда мне кажется, что вы в прошлой жизни были бобром! Вы же верите в переселение душ и еще какую-то чушь!

— Будь я бобром, я все зубы обломала о такой черствый сухарь, каким являетесь вы, мистер Соло! — зашипела опомнившаяся Рей. — Уверена, вашу передачу слушают только люди с бессонницей!

— Вашу передачу не слушает никто, — гнусно усмехаясь, ответил Бен. — Никто не способен запомнить ни слова из того, что вы несете. Но у вас очень модная тематика. Только про это через пару лет забудут, а про Аиду — нет. И кстати, мисс Бобер, вы еще и клептоман! Верните-ка ручку, которую стащили у меня месяц назад под предлогом «на минуточку расписаться». Она мне дорога как память об окончании Кембриджа!

Рей пошла красными пятнами, и улыбка Бена стала шире. Пусть тоже помучается, как мучился он, когда видел, что она засовывает его ручку в рот.

— У вас явно оральная фиксация, — продолжил нагнетать обстановку Бен, пока собеседники Рей по стеночке сливались из офисной кухни. — Вы суете в рот все, до чего можете дотянуться. Может, вам просто курить начать? Или развивать свои орально-вокальные таланты в другом направлении?

— Это оскорбление по половому признаку! — окрысилась Рей.

— Вы еще мне попытку харрасмента на рабочем месте припишите, — Бен ловко выдернул у нее из рук испачканную в меду чайную ложечку. — Это тоже мое, мисс Фетишистка!

Он сам думал регулярно, не подать ли на нее в комиссию по этике за то, что ходит в возмутительно низких скинни и красных стрингах под ними, да еще и наклоняется чуть ли не перед его длинным носом.

— Мистер Соло, — Рей наконец сумела улыбнуться, и даже с некоторым оттенком превосходства. — Если вы сожалеете, что на дворе не пятнадцатый век, я ничем вам помочь не могу! Кажется, вы очень скучаете по тем временам, когда каждый знатный прыщ мнил себя золотником! И кстати, я знаю, что это вы подбросили мне в сумку презервативы икс-икс-эль с усиками на прошлой неделе!

— И зачем бы мне это делать? — хмыкнул Бен, который и вправду их две пачки в ее дурацкий баул высыпал, когда Рей отлучилась в туалет.

— Потому что я всегда выворачиваю сумку целиком на свой стол, когда что-то ищу! — неподдельно возмутилась Рей.

— Да вы фетишистка с манией преследования! — Бен хлопнул себя по бедрам. — Может, я еще в тексты ваших новостей на сайте ошибки грамматические добавил? Или перепутал вместо вас в прошлом месяце фамилию одного обидчивого художника, а?

Рей шумно выдохнула, смерив его яростным взглядом с ног до головы. А потом вдруг ухватила кувшин с питьевой водой и выплеснула ему прямо в лицо. Поставила кувшин на стол и подбоченилась, ухмыльнувшись.

— Удивительно. Тушь не потекла, — пропела притворно-задумчиво. Ещё и пальцем по губам постучала. — Водостойкую используешь, да?

Бен буквально не мог вздохнуть от гнева: мелкая сучка испортила его любимый костюм. Убей он её сейчас — Бен был уверен — суд присяжных оправдал бы его. Потому что вторую такую тройку тонкой чёрной шерсти с шелковой подкладкой во всей Англии не сыскать! Но его член был, судя по всему, другого мнения. Бену невыносимо захотелось втиснуть хамку в стену, натянуть ее чертовы стринги Рей на сиськи, а потом трахнуть, едва приспустив эти гребанные узкие джинсы.

Фантазия мелькнула перед глазами и пропала, но этого было достаточно, чтобы дипломированный искусствовед, композитор и высокообразованный ценитель прекрасного Бен Соло, спешно прикрыл пах собственной кружкой. Рей его конфуз заметила, и оскалилась ещё гаже:

— Это у тебя огнетушитель в кармане, или тебе так нравится, когда тебя унижают, композитор? — Рей презрительно фыркнула. — Если так, то обращайся. Это как раз моя модная тема. Каминг-аут сделать никогда не поздно.

Рей закончила свою тираду выражением притворного сочувствия, а Бен уже полыхал. Кажется, даже чертова вода, пропитавшая насквозь его замечательный костюм, начала испаряться от его ярости. Но Бен утер лицо рукавом и заставил себя сдержаться. Ухмыльнулся холодно.

— Можно забрать девушку из провинции, Рей, но провинцию из девушки не вытравить, — проговорил мягко. Рей вспыхнула, а он продолжал:

— Ты никто и зовут тебя никак. Заруби себе это на носу. Как и то, что твои три класса образования не дают тебе права открывать свой рот на великие произведения, прославленные в веках!

Последнюю фразу Бен буквально прорычал, а ещё шагнул к Рей и, протянув руку, двумя пальцами захлопнул ей губы. Сказать Рей ничего не успела, хоть и явно собиралась. Вместо этого размахнулась и залепила Бену звонкую пощёчину. Он отступил назад, но Рей вдруг двинулась на него: в глазах злые слёзы, губы сжаты в линию.

— Ты динозавр, Бен. Бесполезное и бессмысленное ископаемое. От тебя, как и от твоей музыки, ни уму ни сердцу, — она остановилась прямо перед ним, толкнула его в грудь: — Свали с дороги, убожество, у меня дела.

Наверное, Бен унизился бы до откровенной гадости. Но времени на разбирательства, а тем более скандалы у него не было: он уже опаздывал на рейс.

Поэтому он просто развернулся к Рей спиной, все же двинув её плечом, чем вызвал возглас удивления и боли.

***

Бен улетел на три дня на культурный форум в заснеженной стране идеологического врага. Вот где, в стране победившего консерватизма, его разве что на руках не носили. Там ему предложили цикл документальных передач о музыке и хотели заказать книгу. Но для этого пришлось бы переехать туда минимум на полгода, а у Бена были незаконченные дела на родном радио. Тем более что эта малообразованная дрянь Рей только и ждала, чтоб он свалил.

Обратный перелет не удался. Бен опоздал на самолет. Принимающая сторона немедленно предоставила ему место в бизнес-классе на другом рейсе, но теперь он едва успевал на свой понедельничный эфир. Бен страшно не выспался, разбил часы, у него разрядился телефон. Поэтому он в последний момент влетел в эфирную и остолбенел, увидев там нахалку Рей, которая — подумать только — в его же собственное время, — уже готовилась приветствовать слушателей. У Бена перед глазами встала алая пелена.

Рядом с Рей восседал гость. Ухоженный, симпатичный парень, который истошно старался быть похожим на сэра Элтона Джона. И не только экстравагантными очками, судя по тому, что Бен о нем знал. Этот благообразный ушлепок делал деньги на говне. Буквально. Возможно, внешняя схожесть с молодым сэром Элтоном работала, но Креатор, как он сам себя называл, сумел найти покровителя на самом высоком уровне. И теперь превращал своё дерьмо в консервы. Он умудрялся регулярно проводить распродажи этого дерьма под видом выставок современного искусства.

А ещё Креатор вёл колонку в ряде топовых журналов и считался идолом современного ЛГБТ искусства. Идол сплошь и рядом плагиатил чужие статьи, но ему прощали, потому что «он художник, он так видит». «Художник от слова хуй» поднял на ворвавшегося в эфирную Бена глаза, сглотнул тяжело и облизнулся. Это окончательно толкнуло Бена Соло на Тёмную сторону. Тут загорелся значок эфира, и Рей с круглыми от возмущения глазами начала приветствовать слушателей, но осеклась на имени гостя, потому что Бен, зажав Креатору ладонью рот, выволок того из эфирной. Пока волок, придурок успел лизнуть ладонь трижды. Бен отвесил Креатору пинка и, тихонечко прикрыв дверь, скользнул на кресло гостя. Приподнял брови, мол, чего молчим, кого ждём. Рей секунду расчленяла его взглядом, но в микрофон пропела:

— … Сегодня, мои дорогие, у нас в гостях известный музыкальный критик, эксперт и, — тут она жестоко улыбнулась, — наш с вами брат-квир, Бен Соло!

Внутренне Бен дошёл до состояния «ломать-крушить» и даже дернулся к Рей с самыми убийственными намерениями. Но та ткнула пальчиком в красные буквы «Эфир!» и продолжила:

— Наша сегодняшняя тема: «Секс и музыка». Сочетается ли? Расскажи, под какую музыку ты занимаешься сексом, Бен. Здесь все свои!

Бену было море по колено. Он знал, что скандала в эфире ему не спустят. Но точно так же не спустят и Рей. И решил, что заставит ее уволиться тоже.

— Секс и музыка связаны самым непосредственным образом, — промурлыкал он тем своим глубоким бархатистым тоном, который приберегал для меценаток. — Что есть секс? Фактически это воздействие одновременно на разум и чувства, на мышление и рецепторы, верно? Но тем же самым занимается и музыка. А эмоции пробуждают желание.

— Ты намекаешь на то, что сам заменяешь секс музыкой? — хохотнула Рей.

— Нет, дополняю! — и Бен сунул руку ей под короткую юбочку-пачку, которую Рей очень удачно сегодня надела. Она издала невнятный писк, когда его наглые пальцы проскочили по бедру и ткнулись ей прямо между ног, в тонкую полосочку очередных кружевных стрингов.

— Музыка, — продолжал говорить Бен, не меняя тона, пока в свою очередь кивал Рей на горящую лампочку прямого эфира, — активизирует цепи вознаграждений мозга, как и другие стимуляторы. Еда, секс, мастурбация — за них мозг вознаграждает так же, как и за музыку. Неудивительно, что многие предпочитают получить двойной эффект. Трахаются под музыку, как ты сказала, совершенно верно.

И он дернул стринги чуть вверх, чтобы они теснее врезались в ее тело. Рей пошла красными пятнами, схватилась за его руку, пытаясь оттолкнуть. Но она боялась шуметь слишком сильно, и Бен с жестокой ухмылкой тянул полоску ткани вверх.

— А знаешь, в чем прелесть академической музыки, м-м? — спросил он. — Давай, угадай!

Подождал, но Рей слишком была занята борьбой за свою киску.

— Она сильнее, гораздо сильнее воздействует на мозг! — и он сжал ее клитор двумя пальцами сквозь кружево. — Разница как между обычным членом и десятидюймовым, понимаешь?

Рей сжала его руку бёдрами. Глубоко вдохнула-выдохнула в сторону от микрофона. Глянула на него с яростью и мольбой, но ещё в её глазах явственно читалось… желание! Бен охренел настолько, что даже ласкать её перестал. Рей хотела его?!

— Расскажи, как ты поддерживаешь ЛГБТ-искусство. Или секс под классическую музыку, это отдельный вид искусства? — спросила чуть хрипловато, глядя ему прямо в глаза. Ещё и ногу на ногу закинула, зажимая его руку в сладкий плен бархатистой кожи.

— Если так, то что твой парень думает об этом, а, Бен? — добавила с ухмылкой.

Пришла очередь Бена поперхнуться и покраснеть. У него не было не то что постоянного парня или девушки. У него вообще никогда не было, кхм, партнёра для секса. Подростком Бен был типичным тощим задротом, да и уши у него были такие, что смеялась сначала вся школа, а потом весь универ. А потом он был слишком помешан на своей карьере. Спортзал заменял Бену секс, эмоции давала музыка.

— А кто откажется от хорошего секса под хорошую музыку? — выкрутился Бен, порадовавшись, что вопрос прозвучал естественно. Он сумел взять себя в руки и даже расслабиться. Опыт — сын ошибок трудных, и давно прошло то время, когда Бен набивал шишки, будучи слишком стеснительным для прямых эфиров. Бен выпрямился и ослепительно улыбнулся Рей:

— Ах нет! — он притворно спохватился. — Одна моя знакомая радиоведущая определённо отказывается от хорошей музыки. Это наводит меня на мысль, что и от секса она тоже отказывается.

Бен с усилием двинул руку выше.

— Ты асексуальна, Рей?

Вместо ответа Рей нервно засмеялась, но Бен наконец достиг желаемой цели — снова почувствовал кружево под подушечками пальцев. Насквозь мокрое кружево! Он резко выдернул ладонь и скрестил руки на груди, победно улыбаясь. А Рей из просто красной стала пунцовой.

— Я просто не считаю классическую музыку сексуальной, Бен, — ответила нервным смешком. — Свободная страна, что хочу то и слушаю, с кем хочу, с тем и сплю.

— Но ты ведь не пробовала, — Бен гипнотизировал её, стараясь смутить ещё больше. Ему это удалось: Рей сглотнула и покачала головой, опустив глаза.

Бен был уверен: Рей уже забыла, что они в эфире. Он встал, и зашёл Рей за спину, продолжая говорить:

— Очевидно, что ты не пробовала. Ведь музыку нужно уметь подбирать. Под партнёра… — он наклонился над ней и быстро нашёл на компе нужную композицию. Бен Соло всегда готовился к эфиру заранее и на студийном десктопе в его папке всегда было несколько вариантов для каждого эфира на выбор.

— Интересно, что ты скажешь по поводу этой… — Бен запустил музыку, памятуя о том, что микрофон тоже в эфире. И наклонившись над Рей, забрался языком в её ушко, как давно мечтал.

Бен не рассчитывал, что Рей потечет от сложных композиторов навроде Стравинского. Поэтому выбрал Бетховена. Пришлось отвлечься от нее, чтобы настроить автовоспроизведение подборки и Рей немного пришла в себя. Схватила ручку — его собственный Паркер, которую так и не отдала — и нацарапала на салфетке: «Ты что творишь???»

Бен дьявольски ухмыльнулся и выхватил у нее эту самую ручку — гладкую и серебристую. Тем временем в эфирной звучали первые ноты «К Элизе».

— Эту музыку знают все, — заговорил Бен. — Вы слышали ее в рекламе на телевидении, в очереди в торговом центре, на школьном уроке музыки, на рингтоне надоедливого соседа в метро. Вы никогда не задумывались, что мелодия сексуальна. В ней звучит неразделенное желание.

Бен снова сжал Рей между ног. Она попыталась ударить его в пах, но Бен перехватил ее руку, заломил и нагнул Рей над столом.

— Исследователи так и не смогли определить, кому Бетховен посвятил «К Элизе». Но я в своё время провёл собственное исследование и присоединюсь к тем, кто считает, что… — продолжал Бен, ухмыляясь из-за безуспешных попыток Рей вырваться, — что Бетховен написал эту фортепианную пьесу для своей ученицы, пианистки Джульетты Гвиччарди. Он любил ее, ухаживал за ней, мечтал жениться.

Кончиком ручки Бен поднял юбку Рей, вырисовывая закрытым колпачком узоры на ее ягодице, отодвинул кружево стрингов.

— Но получил отказ! — резко закончил он, повернул ручку и наполовину втолкнул прохладный цилиндр в мокрую киску Рей, добившись крика.

— Да, понимаю твое волнение, дорогая! — поддел он Рей, двигая ручкой.

— Как известно, Бетховен к концу жизни потерял слух, — продолжал Бен, контролируя дыхание и голос: он перехватил эфир и собирался довести его до конца. А Рей до оргазма. Поэтому он покрепче перехватил девчонку, поудобнее вдвинул колено ей между ног. Продолжая двигать ручкой в ней, ощущая на своих пальцах её влагу, Бен чувствовал, что его несёт — вдохновение окрыляло. С таким воодушевлением он ещё не выходил в эфир.

— Прогрессирующая глухота приводила Людвига в отчаяние. Но молодая, жизнелюбивая девушка настолько очаровала тридцатилетнего композитора, что он не замедлил признаться друзьям: «Эта чудесная девушка так сильно любима мною и любит меня, что я наблюдаю поразительную перемену в себе именно из-за нее».

«Прямо как ты меня», — хотелось сказать Бену, но он сдержался. Рей уже не сопротивлялась. Похоже, девчонка решила просто перетерпеть, старалась быть тихой. Бена эта тактика не устраивала от слова совсем. В добавление к тяжелой гладкой ручке в Рей Бен подтолкнул вторую ладонь под её бедра, надавил на бугорок клитора, повёл вниз-вверх. Рей дёрнулась под ним и снова застонала тихонько. Спохватилась и выгнулась в его руках, дотянулась до микрофона.

— Это так романтично, Бен. Романтично, бесспорно, но я не вижу ничего сексуального в неразделенной любви.

— А ты вообще когда-нибудь любила, Рей? — хрипло спросил Бен, резко выдергивая ручку. Девчонка дернулась, оглянулась и ее глаза стали круглыми: Бен облизнул мокрый, солоноватый от ее влаги корпус и сунул ручку в карман.

— Отвечай на вопрос, — скомандовал, больно ущипнув ее за задницу.

— Сначала расскажи про своего бойфренда, — прошипела Рей.

— У меня его нет, — признался Бен, дразня кончиками пальцев ее складочки. — Но я безответно влюблён. Как Бетховен.

Он так резко дёрнул ее на себя, что Рей буквально ударилась задницей о его каменный член, натянувший брюки палаткой.

— Этот сорванец моложе меня, хоть и совершеннолетний, — протянул Бен, пока терся своим членом между её ягодиц, так что на шерстяной ткани остались мокрые пятна от возбуждения Рей.

— Он бесит меня каждый божий день, — со смешком продолжил Бен, — но моя безответная страсть растет по экспоненте. Только не получая желанного внимания, можно дойти до эмоций невиданной силы. Как в музыке, слышишь?

И он запустил в нее длинные и умелые пальцы. В конце концов, у него руки пианиста.

— Я ходил вокруг да около, — говорил Бен, трахая ее пальцами и кружа вокруг клитора, — но в ответ получал лишь насмешки. И любовь стала ненавистью! — и в кульминационный момент мелодии Бен сжал и потянул клитор Рей.

Рей вскрикнула на вдохе и дёрнулась, стукнувшись лбом о пульт. А потом вдруг мяукнула!

Бен едва сдерживал смех, пока Рей изображала кошку, выгибаясь в его руках. Она вполне натурально шипела и мяукала в микрофон.

Но с очередным мявком Рей сбросила со стола кружку — снова его кружку — которая разбилась вдребезги о кафельный пол студии.

— Кого заводит ваша музыка, Бен, так это котиков! — проговорила со смешком, распластавшись грудью на столе студии.

— Друззи, простите! Наши студийные котики Финн и Роуз, похоже, вдохновились классикой. Финн догоняет, Роуз убегает, хотя, как мне кажется, первый раунд за ним.

Рей снова хохотнула в микрофон. Музыка продолжала играть, вновь набирая силу.

Рей выглядела такой довольной и расслабленной, поэтому вместо того чтобы злиться из-за разбитой кружки, Бен улыбнулся. Он сумел заставить Рей кончить. И судя по тому, как она расслабилась перед ним — податливая, доступная — она думала, что он на этом остановится. Как бы не так!

Бен молниеносно содрал с нее трусики и отшвырнул, расстегнул ремень, стянул с бёдер брюки вместе с бельём и вошёл в Рей одним резким движением. Девушка под ним задохнулась криком, вторя кульминационному моменту пьесы!

Какая же она узкая, черт! Бен вознёс мольбы всем богами и Бетховену лично, чтобы не кончить прямо сейчас. Он старался не думать, что вот он, его первый раз с женщиной, и что трахает он Рей — ту, кого он так давно хотел. И какая она восхитительно узкая и горячая внутри…

Теперь уже он не смог сдержать глухого стона. Замер в ней, вжав Рей бёдрами в студийный стол, и проговорил хрипло.

— Не только котиков, Рей. Не только! Я не могу оставаться равнодушным, когда слушаю это произведение, ведь в нем столько страсти! Вы только послушайте…

Бен помолчал и осторожно двинулся в ней, опираясь дрожащими руками о стол.

— В конце жизни Бетховен признался, — продолжил Бен хрипло, — «Я был очень любим ею и более чем кто-либо был ее мужем». Эту фразу трактуют по-разному. Кто-то говорит, что он спустя годы после расставания бескорыстно помог своей Джульетте в беде. Но я лично считаю, что они были близки…

Бен двигался осторожно, обхватив Рей за талию. Даже испугался немного, ведь Рей молчала.

— Главная тайна этой пары заключается в том, почему Джульетта отвергла Людвига. — Бен вышел из Рей почти полностью и несмело толкнулся обратно. Он понимал: если она сейчас отклонится — ей больно, неприятно. А делать Рей больно Бен уже не хотел. Когда она сама подалась ему навстречу, прогнувшись в спине, Бену пришлось до крови закусить губу, чтобы не застонать в голос!

— … Джульетта предпочла другого… композитора! — Бен распалился и ввел в рассказ собственные домыслы, основанные на анализе музыкальных произведений, а не подтверждённые исследователями факты. -…посредственного графа Галленберга, который бессовестно крал целые пассажи у Моцарта, Гайдна и других известных композиторов. Как ты думаешь, Рей, что послужило причиной такого выбора? Почему Джульетта презрела того, кто ей определённо, — Бен акцентировал внимание на своих словах резким движением бёдер, чем вызвал наконец её приглушённый стон, — определённо нравился? Скажи мне, Рей, почему?

— А может быть… — Рей вдруг сильно толкнулась бедрами назад, встречая его яростными толчки, — может быть! Он вел себя как мудак полный! Даже если стопиццот раз влюблен был! Скажи, Бен! Можно ли третировать девушку, которая от тебя зависит? Даже если потом ты сочинил «Лунную сонату», все равно ты мудак!

Бен с трудом удержался от оргазма. Он рывком вышел из Рей, и она тихо всхлипнула. Насладился тем, как подрагивают ее бедра в его руках.

— Ага, дорогая, ты все-таки не чужда классического образования! А давай зададим этот вопрос твоим слушателям? Ответьте нам, можно ли быть мудаком, если ты талантлив и влюблен? Можно ли простить мудачество? Можно ли дразнить своими прелестями мудака? — быстро и четко проговорил Бен и напоследок продиктовал номер горячей линии.

Рей выпрямилась, развернулась, уперла руки в боки и одними губами спросила: «Совсем охренел?!». Бен подхватил ее под задницу и посадил на стол. Рей прикрыла микрофон рукой и прошипела:

— Это твой последний эфир, мудак!

Бен в ответ навалился на нее, задирая ей кофточку, так что дерзкие сиськи выскочили из-под ткани, и хорошо поставленным голосом проговорил:

— А у нас первый звонок! Слушаем вас!

Поправил на Рей микрофон и присосался к ее груди, да так, что она едва сдержала крик.

— Приветос, дарлинг, это Ральф, — послышался чей-то манерный баритон. — Первый раз ты пригласила к себе настолько горячего самца! У него даже голос звучит так, словно он трахается прямо сейчас.

— Спасибо, Ральф! — бархатисто хохотнул Бен, вставляя в Рей два пальца и пытаясь снова найти точку джи.

— Короче, мистер Соло, а вы где-то выступаете? — пристал Ральф.

Бен снова оторвался от груди Рей, чтобы ответить:

— Через два месяца в Мюзик-холле. Но вообще я веду передачу об академической музыке сразу после нашей прекрасной Рей! — и он прикусил и зализал ее сосок.

— А вы гей, мистер Соло? — Ральф, кажется, уже мечтал о знакомстве.

— Бисексуал, — хмыкнул Бен, потираясь влажной головкой члена между складочек Рей.

— Тогда я завидую вашей соведущей, — Ральф аж застонал. — И буду теперь слушать радио два часа вместо одного!

— Не завидуйте, она считает меня мудаком, — хохотнул Бен.

— Да, а про ответ на вопрос… Я так считаю, что если есть страсть, то и мудака потерпеть можно. По крайней мере не будешь в старости жалеть об упущенных возможностях! — Ральф так задышал, словно дрочить начал.

— Как ты считаешь Рей, страсть все окупит? — Бен рывком вошел в нее и стал трахать в диком, карающем ритме.

— А была ли страсть, Бен? — спросила Рей хрипло и обхватила его бедра ногами, не давая двигаться. У Бена кружилась голова и подкашивались ноги. Стоило ей притянуть его к себе, взглянуть в глаза серьёзно, но без стеснения, как он вновь почувствовал укол беспокойства, неуверенность.

«К Элизе» завершилась и сразу за ней заиграла «Лунная соната». Рей помолчала несколько мгновений, все еще глядя ему в глаза. А потом вдруг положила руки ему на плечи и, скрестив ноги за его спиной, серьёзно процитировала:

— «Я презрел ее, — писал о Джульетте Людвиг. — Ведь если бы я захотел отдать этой любви мою жизнь, что же осталось бы для благородного, для высшего?»

У Бена отвисла челюсть. Буквально. Он уставился на Рей, словно впервые увидел. Понял: чтобы сходу процитировать письма Бетховена, поверхностных знаний мало. Нужно интересоваться вопросом, читать. Выходит… Выходит, он все время недооценивал Рей? Зазря снобствовал и смотрел свысока? Как она там выразилась… Третировал?

Рей грустно улыбнулась, словно прочла его мысли. А потом удивила его опять, когда потянулась и нежно поцеловала его в щеку. Бен судорожно выдохнул, а Рей продолжила:

— Восторженный рассказ Джульетты про графа Гуиччарди привел Бетховена в ярость. Он выгнал её, Бен. Буквально указал на дверь и велел больше не приходить. Что произошло между ними?

Рей притянула Бена к себе сильнее, побуждая двигаться. И он покорился: двинулся мягко, медленно не отводя взгляда от её лица. Рей же запустила пальцы в его волосы и прикрыла глаза.

— Ты никогда не думал, что вся эта якобы любовь была для Людвига всего лишь топливом для творчества? Он создавал прекрасные произведения, но для этого ему приходилось разрываться на части, от любви к ненависти и обратно…

Рей открыла глаза.

— Скажи, Бен, ты не думаешь, что Джульетта, как и другие женщины Бетховена — Жозефина Брунсвик, ее сестра Тереза… в какой-то момент понимали, что вся его любовь не что иное, как способ разбередить мятежную душу? Что они не больше чем дрова в костре его таланта?

Бен забыл, что именно хотел ответить. Рей была так сладка. Он скользил взглядом по ее подпрыгивающим грудям с острыми покрасневшими сосками, по ее закушенным губам. Она больно тянула его за волосы — а ему нравилось. «Да я просто влюблен!» — наконец понял он и едва не кончил в тот же миг.

От позора в эфире его спас очередной звонок. Он включил, крикнул громче, чем надо: — Мы вас слушаем!

— О, мистер Соло, — проскрипел с того конца старушечий голосок, — как я рада вашему появлению в эфире. Немного расстроена, что вы любите и мальчиков, но это просто вам хорошей девушки не попалось!

Рей беззвучно захохотала, а Бен зажал себе рот. Под старушечьи разглагольствования о нравах они смеялись оба, Бен был в ней и чувствовал сладостную вибрацию ее смеха. Резко вышел, встал на колени перед Рей, сказал:

— Простите меня, но я считаю, что каждый человек волен сам выбрать, с кем составить свое счастье. И хоть я помешан на классической музыке, сам ее пишу и исполняю, я верю, что найдется тот или та, кто разделит мою страсть!

И накрыл Рей ртом. Теперь он не хотел ее позора в эфире — только чтобы снова кончила. К сожалению, страсть оказалась хорошим советчиком, но явно недостаточным. А может, на студийном столе было слишком мало места, чтобы Рей чувствовала себя комфортно. Ну и конечно тот факт, что Бен никогда не занимался ничем подобным, тоже сыграл свою роль.

Как бы там ни было, стоило ему коснуться Рей языком, она хоть и застонала, но напряглась. Стоило ему слегка прикусить кожу у неё на бедре, как в порно, и Рей вскрикнула и резко свела ноги, зажав его голову бёдрами. От неожиданности Бен потерял равновесие, стукнулся лбом о край стола и осел на пол. Рей, тоненько ойкнула и сползла следом, бормоча: «Бен, как ты? Бен-Бен-Бен…». В итоге, следующий звонок они приняли так: Бен — на полу, Рей — верхом на нем.

Выглядела она умилительно: раскрасневшаяся и растрепанная, с искренним беспокойством в глазах. Рей ощупывала его лоб и бормотала что-то, даже поцеловала пару раз, а Бен и рад был подольше изображать потеряшку — так ему понравилось, ведь она переживала за него. Ну и в ушах немного звенело, конечно.

— Вы чем там занимаетесь? — хохотнул басом очередной слушатель. — Трахаетесь, что ли? Если да, то я бы такой перформанс и вживую поглядел.

Рей замерла, зажав обеими ладошками рот, в её глазах плескался неподдельный ужас. Бен впервые подумал о том, что значит для неё потерять работу. Ему было куда идти, а вот Рей… Он совсем ничего не знал о ней. Они не успели ответить, потому что мужик продолжил:

— Ребята, я серьёзно. Если не хотите на камеру, то никто ещё не миксовал классику и звуки секса. Уверен, молодёжи зайдёт такой Бетховен! Пишите ищо!

И слушатель отключился, так и не представившись.

— Спасибо, тебе, неназвавшийся, — проговорил Бен медленно, глядя Рей в глаза. — Ты прав, мы решили объединить наши передачи и посмотреть, что из этого получится. Как правильно подметил слушатель, до конца часа вашему вниманию будет представлен новаторский музыкальный спектакль. Квир-театр записал для нас звуковые эффекты. А мы в прямом эфире накладываем эффекты на всем известные композиции классиков, за которыми стоят истории любви. В конце передачи мы расскажем об этом проекте подробнее. Как всегда, каждый слушатель сможет поучаствовать в проекте финансово, если передача понравилась. Если… — Бен сделал паузу, отвёл руки Рей от ее лица и мягко поцеловал в губы, — если мы соберём две тысячи фунтов, то радио Резонанс продолжит проект.

Рей нервно хихикнула. А Бен подмигнул ей и возвестил:

— А у нас следующий звонок!

— Добрый вечер! — грубый голос дозвонившегося ломался так, что сложно было понять, говорит парень-подросток или женщина на гормонах. — Я хренею, если не сказать хуже, от вашей жалкой мистификации. Из Мистера Бена Соло такой квир, как из меня девственница-монашка. А Рей только прикидывается нашей, а сама течёт на спермобаки! Обманщица! Притворщица! Я молчал пока ты достойных людей на свою радейку звала, но этот самец со своим классическим нытьём просто за гранью!..

Говоривший уже практически визжал, ругаясь как сапожник, когда бледная как мел Рей подскочила и дрожащими пальцами обрубила звонок. Она упала на стул и беззвучно разрыдалась, спрятав лицо в ладонях. Бен щёлкнул переключателем на пульте: стараниями одного гениального технаря-умельца чередование эфирного вещания и трансляция музыки на их радио можно было сделать автоматическим. Он поднялся, погладил Рей по голове. Сел рядом с ней, положил руку на колено в успокаивающем жесте и заговорил, зная, что «Лунная соната» в приёмниках слушателей затихнет и вся их сегодняшняя аудитория услышит то, что он намеревался сказать:

— Прежде всего, хочу попросить прощения у наших слушателей, что им пришлось выслушать такую отвратительную сцену. Наше радио штрафуют за брань в эфире, и если вы хотите продолжать слушать нас, прошу воздержаться от высказываний, — он глубоко вздохнул и сжал коленку Рей. — Теперь по сути обвинений…

Бен усмехнулся:

— Я всем квирам квир, ведь до тридцати лет я был девственником.

Бен сделал многозначительную паузу, а Рей охнула и медленно отняла руки. Вытянувшееся в крайнем удивлении лицо, покрасневшие щеки в блестящих дорожках слез, глаза что плошки… Бен грустно усмехнулся: его каминг-аут стоил этого зрелища. Глядя Рей в глаза, он продолжил:

— Как правильно отметила Рей в начале эфира, я заменял секс музыкой. И уже не надеялся встретить того, кто разбудит во мне страсть. Но, как я уже говорил, год назад я встретил такого человека. Долго ходил вокруг да около, вёл себя так, что Бетховен бы мне лично в ухо засветил за мудачество. Но я действовал подобным образом, потому что боялся собственных чувств. Боялся зависимости, и привязанности, что росли с каждым днём. Я надеялся, что это помешательство, что оно пройдёт, что музыка, моя верная подруга, излечит меня. Но искать лекарство от любви то же самое, что пытаться вылечить гомосексуальную ориентацию. Это невозможно, травматично, жестоко, опасно.

Рей тяжело задышала, сухо сглотнула, глядя на него во все глаза.

— Но я не сказал, что сегодня я наконец сделал первый шаг. Все было неправильно,совсем не романтично и грубо, о чем я страшно жалею, — Бен убрал руку с колена Рей, но не отвёл взгляд. — И мне остаётся лишь надеяться, что мои чувства хоть немного взаимны, и что я буду прощён.

Рей улыбнулась радостно. А Бен взял ее руку и прижался губами к самому центру ладони. Осторожно, чтобы не чмокнуть громко в микрофон.

— Гм, — Рей кашлянула. Она пялилась то на лицо Бена, то на его торчащий из ширинки и по-прежнему готовый член. Наконец собралась с мыслями, проговорила:

— Как думаете, квир-братья и квир-сестры, простит мистера Соло его краш?

И сама провела пальцами по его члену, ощупывая, оглаживая.

— Пора бы и мне совершить каминг-аут, — вздохнула. — Дело в том, что я не могу однозначно сказать о себе, квир я или нет. В детстве меня здорово напугал насильник. Я вырвалась и убежала, но с тех пор не слишком доверяла мужчинам, особенно наедине. И в Лондоне я познакомилась с классной квир-парой, когда искала себе жилье. Я тогда думала, что мой диплом театрального критика хоть кому-нибудь нужен. Но докатилась до второго помощника гримера в захудалом театре. Нет, я не скажу где!

Бен вслух рассмеялся:

— Твой профессионализм вызывает уважение, — сказал, и сделал вид, будто мастурбирует.

Рей поперхнулась и дико покраснела.

— Короче, это были женщина-мим и транс-акробат, фтм.

— Что такое фэ тэ эм? — переспросил Бен.

— Женщина в мужчину, стыдно не знать, — хмыкнула Рей и опустила руку на его член, сама начиная двигать ладонью.

— И… что. дальше? — Бен мучительно закашлялся.

— Я живу с ними и спала с ними. Мне понравилось, но так уж вышло, что я не знаю, привлекают меня мужчины или нет, — Рей проговорила это с самым невинным видом, наклонилась и обвела языком влажную головку члена. Распрямилась: — Не пробовала еще!

— А… у нас звонок, — проговорил Бен. Он не верил своим ушам и глазам. Дерзкая девчонка оказалась почти что лиственницей, тьфу, девственницей, да еще и с дипломом критика!

— Хватит уже болтать, — заорали нетрезвые мужские голоса, — пьесу про секс хотим! Трахаться! И культурки!

Бен отключил звонок.

Рей привстала, не потрудившись оправить свою уже изрядно помятую их общими стараниями пачку, и принялась что-то увлечённо искать в его музыкальной подборке. Бен удивлённо вскинул бровь: её пристрастие к его личным вещам теперь его забавляло. Он легко смог представить её в своей рубашке, на кухне у себя дома. А потом в его футболке и боксерах в своей кровати. Бену почему-то вдруг показалось, что именно её, Рей, его дому всегда не хватало. А его вещам не хватало её запаха…

Он совсем отвлёкся и так размечтался, что не заметил, как сменилась. Циклы сонат Бетховена «К далекой возлюбленной», — безошибочно определил Бен. Рей пощелкала переключателями на пульте, и теперь микрофон снова был в эфире одновременно с музыкой. Она подалась вперёд и легко коснулась пальцами его волос. У Бена от макушки до кончиков пальцев ног словно электрические разряды пробежали. Рей провела ладонью по его щеке и села напротив. Было видно, что она немного нервничает. Она откашлялась и заговорила, глядя вроде на Бена, но скорее куда-то внутрь себя.

— Незадолго до своего отъезда в Лондон, я написала пьесу. В тот день в нашем городе была акция «Ночь музеев», и я бродила всю ночь по городской галерее искусств. И в одном из дальних залов я наткнулась на портрет мужчины. Всего лишь набросок на клочке бумаги — акварелью. Я подошла поближе рассмотреть, узнать кто автор. Но табличка куда-то пропала, а разобрать авторскую подпись у меня не вышло — размашистые закорючки были явно не на английском. Но я об этом быстро забыла, ведь глаза мужчины поразили меня в самое сердце… В этих глазах было столько страсти, но сдерживаемой. Словно некое тайное знание довлеет над ним, некая ответственность, невыносимая ноша… А он изо всех сил держится за неё, мечтая освободиться. Это противоречие, надлом… Я смотрела и смотрела, силясь разгадать его, понять… — Рей склонила голову, и печально улыбнулась, видимо, вспоминая.

Бен успел заметить, как по её щеке скатилась одинокая слезинка. Но Рей провела по лицу ладонью и продолжила, подняв на него глаза:

— Я всю ночь просидела у этой картины. Представляла, как заговариваю с мужчиной с картины, и что он мне отвечает. Рассказывает о себе. А я его понимаю. Как никто другой понимаю. Что я могу хоть на единое мгновение освободить его от бремени, которое он несёт, и освобождённый он вознесет саму меня… — Рей снова осеклась, мучительно покраснела, украдкой взглянув на Бена.

Похоже, она ожидала смешка или подначки, но Бен смотрел на неё во все глаза. Окружающий мир, радио, даже музыка перестали существовать для него: больше всего на свете он хотел услышать продолжение. Видимо, Рей поняла это без слов, потому что нервно улыбнулась, теребя подол своей пачки, и продолжила:

— В ту ночь я написала моноспектакль, состоявший из реплик только одного участника диалога. Так, словно лишь я могу слышать и видеть своего собеседника. Разговор с невидимым собеседником заканчивался сексом, — Рей осеклась, — моей стороной секса, если можно так сказать. На экзаменационной читке меня завалили. — Она криво ухмыльнулась и пожала плечами. — Назвали пьесу бредом, а мне посоветовали не сублимировать синдром недостатка секса в текст.

Рей задрала подбородок и заморгала часто-часто, пыталась скрыть слезы. Ей было больно вспоминать. Бен вознамерился обнять её, успокоить и даже дернулся в ее сторону, но Рей его остановила. Глянула прямо в глаза и чётко проговорила:

— Я считаю, пришло время прочесть эту пьесу в паре. Что скажешь, Бен? Музыка, кажется подходящая!

Пока Рей объясняла слушателям, что они с Беном сейчас прочтут коротенькую пьесу, а ещё наложат на музыку записанные квир-сообществом звуки плотской любви, секса и нежности, Бен взглянул на часы на стене эфирной. И схватился за голову, едва не сбив наушники. Он перепутал время! Он думал, что в его отсутствие Рей посмела влезть в его расписание! А на деле — он испортил ей программу своим поведением, своим хамством и своим неуемным членом! От стыда Бен ничуть не потерял в возбуждении, но, краснея, все же заправил член под одежду.

А Рей, двигаясь легко, как в танце, подперла дверь эфирной, которую можно было отпереть снаружи стулом и вернулась к нему. Он поднял на нее взгляд. Рей тоже краснела. «Ах да, ее пьеса», — вспомнил Бен, понимая, что сейчас придётся импровизировать. Рей же взглянула на его попытки поправить одежду как-то печально. Словно этого и ожидала. Откашлялась. Первое слово произносила неуверенно, но потом голос ее окреп и зазвенел:

— Что с тобой не так?

— Все так, — ответил Бен. Он недоумевал: странное начало для пьесы. Но с удовольствием прикоснулся к Рей опять. Руками и губами. А поцеловать не посмел.

— Но я же вижу, — ее улыбка стала шире и смелее.

— Зачем тебе, мои печали, дева, знать? — здесь Бен выкрутился.

Цитаты классиков он наготове всегда держал. Однако и не только их. Поэтому он снова задрал ей ткань на плечи. Прильнул лицом к ее груди почти устало. Он к этому стремился — он любил ее. Но сам, дурак, не знал об этом раньше. И чтоб прощения просить, Бен потянул ее к себе.

— А почему б тебе не поделиться? — не отставала Рей. Но подскочила, когда он снова пробрался к ней под юбку.

Бен тряхнул головой, немного придя в себя, когда снова ощутил мягкую округлость ее задницы в своих руках — жестких, чуть шероховатых. Это иллюзия, что у пианистов самые ухоженные на свете руки. Но точно — самые умелые.

Рей удивленно и громко вздохнула прямо в микрофон, когда он поцеловал ее в лоб и усадил к себе на колени спиной. Согнул и развел ее ноги. Решил зачем-то, что поцелует ее в губы, только если получит ответ на свои чертовы чувства. Рей охнула, когда увидела, что они отражаются в полированной металлической панели, как в зеркале, и она там бесстыдно выглядит — без белья, вся раскрытая и трепещущая перед его длинными пальцами. Он прихватил губами и зубами ее шею, погладил самым кончиком пальца ее клитор. Рей встрепенулась.

Бен принялся ласкать ее совсем невесомо, нежно. В противовес тому, как посмел коснулся ее в первый раз, — грубо жестко. Он не мог простить себе этого. Девчонка не знала мужчины, а он ее практически изнасиловал, да еще и в эфире! Бен варился в черном пламени самобичевания, однако знал точно: сейчас Рей хочет — такой влажной она была под его пальцами. Он даст ей разрядку, прочитает с ней чертову пьесу, уволится с радио сам… да сделает все, что она скажет теперь!

— Я зол, раздавлен. Крылья ослабели. Душа моя стремится ввысь, а место ей на дне бездонной смрадной ямы. Довольна? — Бен выговорил медленно, мрачно. То, что он чувствовал, почему-то вылилось в пафосную псевдорифму, и от этого еще гаже на душе стало.

Однако он не ленился. Несмотря на сумрачное настроение, Бен с наслаждением ласкал Рей. Одной рукой пропускал ее влажные складочки между пальцами, другой при этом ритмично прижимал ее к себе, имитируя фрикции. И знал, что создавал сладкую вибрацию в низу ее живота. Рей застонала в голос, развела шире ноги — словно приглашала его. А потом откинула голову ему на плечо.

— Ты сам себе эту судьбу отмерил? — проговорила хрипло.

— Да. Я выбор сделал свой давно, — ответил Бен спокойно, продолжая ласкать Рей. Он ввел в нее один палец и сразу же согнул его — так, как делали девушки в соло-порно. Бен любил эти видео, потому что так проще было представлять себя на месте их партнера, а еще девушки ласкали себя именно так, как им нравилось — никакого притворства.

— Каким твой выбор был? — свой вопрос Рей проговорила, запинаясь и дернулась в его руках, когда он добавил второй палец, с силой притиснув ее к себе.

— Свобода, — его ответ прозвучал грубо, хрипло.

— От чего? — Рей простонала, почти что выкрикнула в голос.

Бен посмотрел вперед. Такой ее он и запомнит — на своих коленях. Красивую до дрожи, желанную и всю его — пока.

— Свобода вообще. Я падший. Пал, презрев чужую волю, догм оковы. Мне ненавистна стала благость. И лицемеры, что прощать горазды, — хмуро сказал он, пытаясь снова не сломать тот ритм, что в стонах Рей дробился. Он сочинит сонату. И назовет ее в честь Рей. Но так, чтоб только Рей и поняла.

И Бен поцеловал ее так сильно, что наверняка оставил ей засос. И пусть. Он будет вспоминать, и она тоже не забудет, пока клеймо еще горит на нежной коже. Недели две, а может и все три. Добавил третий палец. Играл с ней, трогал, двигал вверх и вниз. И яростно желал ее, но тела Рей ведь ему мало. Бен погладил ее клитор. Рей на его коленях и Рей в зеркале стонали беспрерывно и ерзали, вдруг развели колени шире. Приглашает, понял Бен. Однако он хотел ее оргазма. Опустил и вторую руку между ее бедер. Он вылижет потом пальцы, что были в ней. Уткнется в руку, и будет блять дрочить… Он это заслужил.

— Ты не веришь в искупление? — громко прошептала Рей.

— Нет. Проступок есть клеймо, — сказал ей Бен. И думал, что ж он натворил при этом. — Его не затереть деньгой, поклонами, словами. Делами можно сгладить. Но сделанного не воротишь.

Не воротишь, точно. Бен усмехнулся этому экспромту. И продолжил трахать ее пальцами все глубже и все грубее.

Рей вдруг перехватила его пальцы, заставив остановиться, и вжала глубоко в себя. Застыла в идеальной неподвижности на миг — словно запоминала ощущения. Выдохнув, проговорила с легкой насмешкой, но еще почему-то с мольбой:

— Звучит претенциозно. Кто ты? Так вольно рассуждающий о выборе, свободе, грехах людских?

Бен положил подбородок ей на плечо и коснулся свободной рукой ее клитора, потер, потянул, вызвав в ее теле волну дрожи. Рей отпустила его руку, и Бен мягко двинул в ней пальцами. Ответил — ей в тон. Только его усмешка была мрачной.

— А ты не знаешь? Не поняла ещё? — и начал трахать ее пальцами так, словно собирался вырвать из нее оргазм. Рей хрипло застонала. Но Бен не собирался ни останавливаться, ни сбавлять темп. Он прижимался к ее спине, и его член пульсировал почти до боли. И тогда принялся за ее клитор. Рей хватило малого: он только нашел чувствительный бугорок большим пальцем, только чуточку надавил — и вот она уже извивается на его коленях с криком, зажимает обе его руки бедрами. Несколько волшебных мгновений Бен наблюдал ее оргазм в полированной панели — запоминал, впитывал каждую деталь зрелища, которого не заслужил.

— Я знаю. Хочу услышать от тебя признанье. Клеймо поставь себе сам. Жду, — проговорила вдруг Рей хрипло, а Бен моргнул — не сразу понял к чему она спрашивает. А поняв — похолодел и привлек ее к себе.

Он долго молчал, прежде чем ответить. Крепко сжимал в объятьях ее трепещущее после оргазма тело и боялся. Боялся до одури ее ответа. Бен вдруг подумал, боялся ли так когда-нибудь тот мужчина на портрете, с которым юная Рей говорила ночью в музее. Однако он все же просипел свою реплику — не гадая, зная, что ответ того с картины был таким же.

— Нет. Кем видеть меня хочешь ты?

Сказал и замер, ожидая удара. «Никем», — скажет Рей холодно после того, что он с ней сотворил. После того, каким мудаком был рядом с ней…

— Мужчиной, — ответила она, чуть отдышавшись. И поглядела в его глаза через зеркальное стекло.

— И все? — Бен поразился.

— А тебе мало? — Рей развеселилась. — Я вот женщина, — она кивнула на его руку, которая опять сползла ей между ног.

— Тебе того довольно? — спросил Бен. И низко опустил лицо. Он ожидал свой приговор и был готов принять ее вердикт.

— Я просто сознаю свою природу, — Рей подтолкнула вверх его лицо, извернулась, поцеловала в шею. — Все горести я выношу за скобки сегодняшней ночи.

— А я за скобками? — проговорил через силу Бен. Он не мог доверять собственным догадкам, жаждал услышать это вслух.

— Нет. Ты внутри.

И прозвучал сигнал конца эфира. Бен отстранённо подумал, что пьесу они так и не закончили — не дошли до собственно секса. И ещё что музыка в эфире оборвалась на полутакте одновременно с её репликой. И это, наверное, не худший вариант…

Рей, которая наклонилась к нему, растерянно заморгала. За ручку двери в эфирную начали дергать. Бен вскочил с ней на руках. Поставил Рей, одернул ей кофточку и юбку, а трусики схватил с пола и сунул себе в карман. Типа на память. Открыл дверь, за которой были раздраженная комментаторша новостей и дежурный менеджер Джелла.

Джелла сунула ему телефон:

— Большое начальство на том конце, — хмыкнула. — Давай бегом, пока реклама.

Рей тихо вышла мимо него по стеночке, стараясь казаться незаметной.

Рон — смешливый здоровый дядька с холеными пальцами и манерами гея (хотя геем Рон не был, с ним злую шутку играли три докторских степени и бесконечная любовь к искусству) говорил возбужденно, но не опустил витиеватого приветствия:

— Добрый вечер, мистер Соло! Надеюсь ваша поездка была плодотворной, а перелет комфортным. Я безмерно рад, что включил наше радио сегодня на замечательной передаче нашего солнышка Рей, — директор деликатно хохотнул с собственного каламбура.

— Я хотел послушать этого, — Рон замялся, а когда продолжил, в его голосе зазвучали нотки гадливости, — этого Креатора. Скажу вам по секрету, мистер Соло, я подумывал закрыть передачу Рей. Уж слишком креативных креаторов она стала к себе приглашать.

Бен задохнулся и скосил глаза в сторону Рей, которая как раз напяливала вязанные полосатые рейтузы прямо в общем коридоре, а такая же полосатая шапка то и дело сползала ей на нос. Бен шагнул ближе, закрывая ее от сального взгляда техника-стажера, который вперился в ее голые бедра под коротенькой пачкой. Состроил страшное лицо, и техник быстренько убрался, а сам Бен чуть не пропустил реплику большого начальства.

-…я объединяю ваши передачи. Теперь вы соведущие, и я жажду не меньше десяти выпусков того, что я слышал сегодня в эфире! Жду программу в понедельник. Хорошего вечера! И поцелуй от меня наше солнышко. Крепко!

На этих словах Бен охренел, а шеф отключился. Бен все ещё пялился как дурак на телефон, когда Рей потянула его за рукав пиджака. Щеки её алели, а говорила Рей, обращаясь к его туфлям:

— У тебя дела? Тебя… не ждать?

Второй вопрос она вообще проглотила — Бен едва его расслышал. Он нашёл её руку и переплел пальцы с её собственными, совсем не таясь. Её «оставим все плохое за скобками» заронило в душу хрупкую надежду, но… Хоть в коридоре никого не было, Рей вскинула на него глаза в полнейшем шоке. Бен тут же отпустил её руку, ощутив укол разочарования: похоже, «за скобками» было там в студии, а теперь… Что было теперь, Бен придумывать не стал. Он поговорит с ней тотчас же — за порогом. Расставит все точки над «и» и пойдёт напьётся в хлам: принимающая сторона удачно снабдила его крепким национальным алкоголем.

— Подожди, меня, пожалуйста, Рей. Я только пальто…

Рей не дослушала, а только угукнула и, едва-едва приоткрыв дверь, верткой лаской юркнула на улицу. Стараясь особо не думать, Бен сунул руки в рукава, намотал на шею шарф и вышел за ней вслед. Но застыл на пороге, едва захлопнув за собой входную дверь студии: за время их совместного эфира дворик офиса совершил прыжок через континент, и он увидел тот самый белый пейзаж, который покинул всего несколько часов назад.

Снег, что только начинался, когда Бен нёсся на радио через весь город из аэропорта, укутал город белым саваном. Ветер доносил звуки неистово сигналящих автомобильных клаксонов, вой сирен аварийных служб: Лондон превратился в сплошную пробку. Но Рей было все равно. Она кружилась на месте и ловила на язык морозную благость, что в достатке сыпалась с неба мягкими разлапистыми хлопьями. Стоило Бену выйти, Рей попыталась остановиться, но поскользнулась и растянулась бы, не подхвати он её. За что тут же был вознаграждён: Рей прижалась своими обветренными губами к его собственным, силясь сдержать смех. Но тут же отстранилась.

— А пойду домой пешком! — выдавила смеясь. — К утру дойду, но как же красиво! Я так люблю снег!

Рей хохотала, выгнувшись в его руках, подставляя лицо снежинкам, а Бен держал её крепко и думал о том, что сегодня, вот именно сегодня он её точно никуда не отпустит. Бен прижал ее к себе, да покрепче.

— Рей, мне очень много нужно тебе сказать. Пожалуйста, пойдем ко мне, я живу совсем рядом. Я ничего больше тебе не сделаю, обещаю, — торопился он, глотал слова и частил.

— Ничего не сделаешь? — Рей притворно нахмурилась. — Тогда я не согласна?

— Что? — Бен отчаянно тупил.

— Пообещай мне продолжение эфира, и тогда я пойду к тебе домой, — Рей сделала шаг назад из кольца его теплых рук.

— Я тебе все что угодно пообещаю. Хочешь продолжения — будет, — Бен сбросил с себя тонкое теплое шерстяное пальто с шелковой подкладкой и набросил на нее, оставшись только в костюме.

— Бен, ты замерзнешь! — Рей хотела воспротивиться.

— А я считаю, что мы отлично обменялись одеждой! — Бен вынул из кармана ее красные стринги и насмешливо поболтал ими в холодном воздухе. Снежинки таяли на кружевах. — Эта часть твоего гардероба согреет меня, пока будем идти полторы улицы к моему дому.

И, к его ужасу, Рей одновременно засмеялась и заплакала.

— Тебя как подменили, — сказала тихо.

Бен шагнул к ней, слизнул с ее губ снежинки со слезами и наконец поцеловал так, как всегда хотел.

Опыт поцелуев у него был. Лет десять назад компашка популярных девчонок поспорила, сможет ли Рафти-наездница поцеловать самого отвратного парня на курсе. И вот в очереди за едой в столовой она подошла к нему и, развернув за грудки, впилась холодными и какими-то неприятно упругими, словно резиновыми, губами ему в рот. Рафти Бену не нравилась, но от неожиданности он вывернул на себя поднос еды, и ржали над ним буквально все. К вящему ужасу Рафти отступила от него и сплюнула, с презрением вытерев губы тыльной стороной ладони. Бен под дружный хохот нескольких курсов убрался из столовой, прикрывая нежданный стояк грязным подносом.

После того случая Бен намертво застрял в дичайшей неуверенности в себе и злобе на весь мир. Он и рад бы быть геем, асексуалом, да хоть кем. Но стояло у Бена на девушек. Однако стояк не мешал ему посылать всех, кто пытался флиртовать с ним, сразу и жёстко. Чисто рефлекторно. Как-то раз он даже купил с рук какую-то бурду, что дают солдатам во время службы для понижения либидо, потому что секса хотелось невыносимо. Но принял Бен «солдатскую настойку» только раз. После чего загремел в больницу с дичайший отравлением.

Оклемавшись, Бен зарекся от экспериментов, но и с девушками ласковее не стал. Однако вместо откровенной агрессии стал тренировать высокомерие, окутал себя непробиваемой броней снобизма. Склочность, язвительность и готовность смешать собеседника с дерьмом словесно, потом ещё и наподдать физически, отвадили от него не только насмешников и буллеров, но и всех остальных. Постепенно вокруг него начал образовываться своеобразный человеческий вакуум — не задирали, но и друзей у него не было. У Бена были талант и фантастическая работоспособность, поэтому его ещё и уважали. А спортзал стал его вторым домом.

…Целоваться, как оказалось — это совсем просто. Бен ласкал ртом губы Рей — чуть потрескавшиеся от ветра. Пробовал ее языком, пососал нижнюю губу, словно конфету. Он ни о чем не думал — его вела любовь. Он толкнулся языком в ее рот. Замер от нежности и сразу устыдился, потому что представил, как ее губы обхватят его член. Отстранился.

— Остальное дома, — пообещал. И галантно предложил ей руку.

— Ты словно из старого кино, — Рей прыснула, по-простецки вытирая мокрый рот. — Черно-белый герой-любовник. Рубашка белая, костюм черный, глаза и волосы темные, кожа белая, и мы стоим темным вечером на белой от снега улице!

— Зато шарф у меня красный, — ответно улыбнулся Бен. И поклонился Рей так, словно приглашал ее на танец на балу. А потом сгреб Рей в охапку, и она почти утонула в его пальто, затем понес по улице.

— Ботинки у тебя хлипкие, — проворчал. — Еще раз такие увижу, отшлепаю в прямом эфире.

— Бен, меня наверное уволят, — Рей жизнерадостно улыбалась, словно они все еще погоду обсуждали. — Тема с ЛГБТ-искусством не такая уж хайповая и интересная, про ущемление прав народу больше заходит.

— С завтрашнего дня мы официально ведем передачу вместе, и придется постараться, чтобы она нравилась слушателям так же, как сегодняшняя, — Бен только сейчас вспомнил, что Рей не знает о своем переводе.

— Надо тренироваться, — Рей впервые расслабилась в его руках, а то была как скрученная пружинка.

Через две улицы был старинный особняк ар-деко, где Бен выкупил весь мансардный этаж. Он донес Рей аж до двери. И Рей, что удивительно, молчала и не требовала дать ей топать наверх пешком.

Его квартира представляла собой одно большое помещение под двускатной крышей, поддерживаемой скелетом балок и опорных столбов. Старый, десятки раз циклеванный паркет был почти не виден из-под книг, нотных тетрадей и кофейных-чайных чашек. Рей уронила челюсть, увидев дорогущие костюмы на простом железном рейле, матрас прямо на полу, застеленный черным шелковым бельем, окно от пола до потолка без всяких занавесок и огромный рояль посреди комнаты. Бен огляделся в поисках табурета. И посадил Рей прямо на рояль.

Пока Рей крутила головой, разглядывая его жилище, Бен вспомнил, что забыл свой чемодан в студии. Ну и пусть! Радио существовало уже больше десяти лет, и Рон хвалился, что случаев воровства было всего два. И это при том, что доступ в студию, что скорее напоминала двухэтажный скворечник с нагромождением микроскопических кабинетов, бесчисленных кладовок и пары студий, имелся у без малого шестидесяти человек!

Бен подумал, что Рон бы все же смягчился, не стал бы выгонять Рей на улицу, но в то же время, он не мог нарадоваться, что их передачи объединили, ведь его рейтинг тоже был далёк от заоблачного. Ночное время минусовало из его аудитории пенсионеров и домохозяек. Его подкасты были самыми скачиваемыми, потому что, проснувшись, старички и мамочки первым делом заходили на сайт, скачивали и писали восторги в комментариях. Однако прямой эфир классики для полуночников набирал до обидного мало. Минус на минус даёт плюс, и они с Рей сумеют вдохнуть новую жизнь в ночной эфир!.. Но тут Бен осекся, — ликование, словно шампанское, опьянило, заставило забыть о необходимости объясниться с Рей. Он перевёл на неё взгляд, — Рей разглядывала его с лёгкой улыбкой.

— А теперь ты, как Призрак Оперы, Бен…- она прикрыла ему одну сторону лица ладонью и, зажмурив глаза, продекламировала, явно меняя текст: — Чтобы стать добрым, тебе не хватало лишь, чтобы кто-то полюбил тебя.

Бен прижал её ладонь к своему лицу, боясь даже вздохнуть. Значило ли это… Он напрягся, вспоминая книгу, которую никогда особенно не любил: не верил, что женщина может полюбить монстра.

— Могу… Могу ли я просить руки?.. — спросил тихо. Скорее от себя, чем цитируя героя.

Рей улыбнулась ему нежно-нежно и положила ладони ему на лицо:

— Они обе уже твои, дорогой мой…

Бен растерянно моргнул, пытаясь понять, что ему сказать дальше, но Рей произнесла совсем другим тоном:

— И не только руки твои, — и положила его ладони себе на грудь. Бен рефлекторно сжал пальцы.

Рей потянула его поцеловаться, но он начал просить прощения.

— Умоляют о прощении, если есть за что, или когда хотят сбежать, — ответила она, нахмурившись. — Извиняться тебе не надо, что бы ты там себе не думал, но… Мне уйти?

— Нет! — выкрикнул Бен так, что эхо зазвенело в стропилах.

— Тогда не смей жалеть о том, что у нас было и что у нас будет! — и Рей, больно дернув его за волосы, таки притянула в поцелуй.

— Почему ты притворялась необразованной деревенщиной? — проговорил он в ее губы.

— Я тебя боялась, — вздохнула Рей, — а ты смотрел на меня, как на дерьмо. И я решила: буду именно такой, хоть не обидно…

— Рей, я дрочил на твой голос в эфире чуть ли не каждый раз, как ты вела передачу, — признался Бен, глядя в сторону. — Я сделаю все, что ты хочешь, чтоб ты забыла о моем прежнем поведении.

— Сыграй мне, — попросила Рей, кивая на рояль.

— Конечно… — Бен потянул шарф с шеи и вдруг замер. — А ты не могла бы… раздеться? Пожалуйста…

Рей спрыгнула на пол, оказавшись вплотную к нему. И Бен сделал титаническое усилие над собой, чтобы не обнять её снова. Но Рей легонько толкнула его в грудь, побуждая отступить на шаг. И первым делом стянула с головы полосатую шапку. Подмигнула ему хитро:

— Даже не проси меня оставить это.

Бен непонимающе моргнул, а Рей пояснила, стряхивая с себя его пальто и свою бумажную курточку:

— Ну, так в песне поётся. А ещё у некоторых нездоровая фиксация на женских туфлях. Я проводила исследование среди знакомых геев: прежде чем осознать себя, они заставляли женщин, с которыми занимались сексом, оставаться в туфлях. А заканчивалось тем, что сами себе покупали «шпильки»…

Рей болтала, глотая слова, и хихикала, глядя куда угодно, только не на него. Она уже стянула рейтузы вместе с дурацкой пачкой, но прикрывалась руками и сутулилась. Отчего-то Рей не торопилась снимать кофту. Бен отмер, поморгал, и опять заозирался, в поисках табурета. Стоя играть с его ростом было проблематично. Табурет обнаружился под роялем, и Бен шагнул вроде бы обратно к инструменту, а получилось — прямо к Рей. Не задумываясь ни о чем, стянул её кофту через голову, швырнул на крышку инструмента и, подхватив Рей под бёдра, посадил её сверху, только теперь ее ноги свисали спереди и голени касались крышки.

Бен смотрел на Рей сейчас глазами не любовника, но художника, как на Музу, воплощённое вдохновение. Он провёл рукой по её лицу, шее, груди, животу. Выстучал на обнаженном бедре первые такты мелодии, что рождалась в его воображении — про Рей, для Рей. А сам смотрел-смотрел-смотрел ей в глаза. Не отрывая от неё расфокусированного взгляда, сел за инструмент, откинул крышку, и его пальцы побежали по клавишам. Ноты сбивались, тесня и наседая друг на друга, но Бен не обращал внимания на рваную мелодию.

Он смотрел на Рей и вспоминал, как увидел её впервые и испугался её открытости, восторженности, её непосредственности, что снесла нахрен все замки и запоры на его душе. И как испуг этот перерос в панику, когда он осознал, что окончательно и бесповоротно безоружен перед ней, что от брони к которой он привык, остался лишь мираж… Он играл бы дальше, рассказывая свою историю, но Рей вдруг скользнула вниз с инструмента. Бен потерял нить, сфальшивил и сбился, когда Рей оседлала его колени и обвила руками шею.

— Ты это сейчас сам сочинил? — взволнованно вопросила Рей между поцелуями.

— Да, хотел нарисовать твой образ музыкой! Но провалился, — Бен отвечал, не зная, за что хвататься, где ее ласкать.

— Не смей так говорить! — Рей больно шлепнула его по губам. — Сейчас ты разденешься сам и закончишь, что начал. Трахнешь меня, кончишь в меня и сделаешь все, чтоб мне понравилось. Потому что от твоей музыки я почти сошла с ума!

Бен встал с ней на руках. Рей повернула голову в поисках подходящего места и заметила в углу штангу.

— Штанга и рояль, серьезно? — она захохотала, пока Бен, распинывая беспорядок, шел к своей постели с ней на руках.

— А еще дрочка на твои подкасты, — серьезно кивнул он. — Каждый день. Я их все скачал.

И опустил ее на простыню.

— Я наверняка плох в оральном сексе, — предупредил, — но хочу полизать тебя там. Давно хочу. Потерпишь?

— Нет, — ответила Рей, и Бен на мгновенье замер над ней. Рей воспользовалась заминкой и снова поцеловала его в губы, а потом откинулась на кровать и широко развела согнутые в коленях ноги перед ним.

— Мне с тобой хорошо. Ты заставил меня ощутить самый сильный оргазм в моей жизни. Ты касаешься — моё тело поёт. Закончи то, что ты сочинил, но на другом инструменте.

Бен не стал возражать. Просто опустился на колени и притянул её к себе за бедра. Не смог сдержать улыбки при виде смешной цветной татушки в паху — чёртик, выпрыгивающий из табакерки, был детализированным, смешным. И почему-то оранжевым. Тату напомнила Бену саму Рей, и он самозабвенно припал к татушке губами. Рей в ответ только ахнула. Бен проложил дорожку поцелуев туда, куда так хотел добраться, но не лизнул, а разделил её влажные складочки своим длинным носом и осторожно повёл вверх-вниз.

Рей что-то неразборчиво пробормотала и двинулась бёдрами ему навстречу. Памятуя о происшествии в эфирной, Бен покрепче перехватил её бедра, прижал руками живот Рей, обездвижив её ниже пояса. И наконец-то лизнул её. Сначала осторожно, с трепетом, пробуя. Потом сильнее, а затем осмелел и разом забрал в рот всю её трепещущую киску! Рей громко застонала и дёрнулась в его руках.

— Бен! Бен, пожалуйста, я не могу больше… — взмолилась она.

— Я хочу, чтобы ты кончила, — Бен ненадолго заменил рот пальцами. — Я долго не продержусь.

— Я требую, чтоб за все, что ты наворотил, ты немедленно трахнул меня своим толстым членом, — в словах Рей снова прорезался тот акцент, от которого член Бена стоял часами. — И у нас будет марафон. Не справишься в первый раз, сможешь во второй. Не во второй, так в третий. Я не хочу, чтобы ты сдерживался. Только блять попробуй! Ты так полыхал на меня глазами на всех планерках, что я просто обязана отомстить. Давай уже!

И тогда он трясущимися руками расстегнул ремень и брюки и грубо вставил Рей. Зажал ее и задвигался.

— Обожаю… тебя! — выдыхал в ухо. — Твой… гребаный… акцент! Твои одежки! Твои разноцветные… стринги!

Бен бы и рад был трахать ее часами, но кончил на пятом или шестом толчке. Навалился на нее, изливаясь. Рей замерла под ним. Он сквозь марево экстаза заглянул в ее лицо. Она… наслаждалась тем, что он в нее кончил?

— Давно мечтала, чтоб ты счел меня достойной, — Рей стеснительно хихикнула.

И тогда Бен стал двигаться вновь. После оргазма это было слишком — почти больно для гиперчувствительного сейчас члена. Но еще и сладко. Он никогда не думал, что возможны ощущения за гранью экстаза. Рей в немом удивлении распахнула глаза, а он ускорился.

— Нет, Рей. Я недостоин тебя. Но я постараюсь стать лучше…- он проговорил ей все это скомканно, куда-то в шею, а Рей крепче обхватила его ногами, зарылась пальцами в волосы и выгнулась под ним.

Бен осыпал лихорадочными поцелуями её плечи, впился губами в грудь, словно съесть хотел. С их разницей в росте сделать это было сложно, но он сумел. А когда почувствовал, что снова твёрд в ней, перехватил её крепче и резко перевернулся на спину, насаживая Рей на себя до упора. Она хрипло вскрикнула, сжавшись на нем так, что он снова едва не кончил. И тут Бен остановился. Прижал её к себе, нежно поглаживая по спине, прижимая к себе. Хрипло дыша, Рей выпрямилась и глянула на него сверху вниз и вдруг надула губы!

— На тебе слишком много одежды, — проговорила капризно и мягко двинулась вверх-вниз.

Бен смотрел на неё неотрывно, словно на богиню. Порадовался только, что туфли, пиджак и шарф все же успел скинуть. Плавно покачиваясь, Рей расстегнула на нем жилетку, дёрнула ворот рубашки так сильно, что пуговицы брызнули во все стороны. И с голодным рыком припала к его груди.

— Штанга пошла тебе на пользу, Бен Соло, — мурлыкнула Рей довольно, прикусив его сосок. Бен зашипел, рывком прижал её к себе, и стал неистово трахать Рей, вбиваясь в неё со всей доступной в этой позе силой. Рей приникла к нему, целовала грудь и бормотала что-то, чего Бен не мог разобрать, вперемежку со стонами. А потом вдруг распахнула глаза с коротким криком.

Как Бен кончил, он уже не помнил. Просто вот мир вокруг кружится и сияет светом тысячи солнц, а вот он лежит без движения, сжимая руками и ногами такую покорную Рей. А она с закрытыми глазами вырисовывает на его груди невидимые узоры кончиками пальцев.

— Теперь я буду брать твои чашки, — вдруг сказала она. Смешное утверждение прогнало взашей неловкую тишину между ними. — И ложечки твои серебряные. И самые наточенные в мире карандаши. А Паркер, которым ты меня трахнул, не отдам вообще!

— Только в обмен на то, — Бен поцеловал ее в макушку, — что ты будешь приходить ко мне домой, лежать в моей постели, носить мои футболки и рубашки и иногда позволять тебя связывать моим галстуком.

— А ты будешь лизать мне по первому требованию, — Рей попыталась сказать это весело, но вышло не очень уверенно.

— Да я вообще на некоторое время поселюсь у тебя под юбкой, — хохотнул Бен. — А ты позволишь подрочить на тебя прямо во время эфира и кончить на грудь. Хоть пару раз…

— Только если в следующий раз ты кончишь мне в рот, — Рей явно уверилась в своей привлекательности снова.

— А ты позволишь называть тебя своей девушкой! — ляпнул Бен и мучительно покраснел.

— Только называть? — Рей глубоко вздохнула. — Ладно. Если все-таки сочинишь то, что начал писать про меня.

— Ах тебе еще и сонату, — Бен хмыкнул. — Тогда тебе и правда придется стать моей девушкой!

— Продамся тебе в сексуальное рабство и домострой за три сонаты, — Рей хихикнула.

— Ставки все растут, — Бен поймал ее ладошку и поцеловал. — Тогда тебе придется писать еще одну пьесу.

— Если мы разыграем ее в эфире вдвоем, плюс три сонаты и весь список, — Рей чуточку кривлялась, — тогда я согласна.

— Завтра подпишем договор, — Бен потянулся поцеловать ее.

— А что будет в конце списка? Какое желание? — Рей отвернулась, поцелуй пришелся в щеку.

— Там будет желание каждое утро просыпаться с тобой в одной постели, — совершенно серьезно ответил Бен.

— Это можно устроить, — Рей улыбнулась. — Запишем как бонус!