КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Рассказы. Часть 2 [Ричард Карл Лаймон] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ричард Лаймон РАССКАЗЫ Часть 2

Составитель и автор обложки: mikle_69

Дурные вести

Richard Laymon. «Bad News», 1989

Утро выдалось солнечным и тихим. Пол даже не захлопнул за собой дверь и по мощеной дорожке дошел до подъездной аллеи. Осторожно обогнул припаркованную «гранаду», чтобы не замочить ноги в росистой траве и не выпачкать халат о грязный бок машины.

Обойдя задний бампер, он приметил свежий номер «Мессенджера».

Отличненько. На сей раз его никто не опередил. Частенько, особенно по выходным, кто-то уводил прессу. Сегодня обошлось. Кто рано встает, тому Бог дает. Схваченный резинкой тугой толстый сверток газеты лежал на траве за подъездной дорожкой Пола. То есть на лужайке Джо Эплгейта.

Нагибаясь за «Мессенджером», Пол бросил взгляд на соседскую дорожку, сад и крыльцо.

Газеты соседа нигде не было видно.

«Может, он ее уже забрал,» — подумал Пол. — Если никто не умыкнул, конечно. Надеюсь, этот проклятый неотесанный чурбан не подумает, что я спер его газету.

Пол распрямился, сунул сверток под мышку и по узенькой полоске между машиной и травой двинулся в обратный путь.

Вошел в дом и запер дверь. Бросил газету на журнальный столик и начал было отходить, когда ему вдруг показалось, что она покачивается.

Пол присмотрелся внимательнее.

На стеклянной столешнице неподвижно лежал «Мессенджер», который был свернут довольно-таки толстой кривобокой трубой. Замеченное краем глаза покачивание, вероятно, происходило оттого, что сверток только что приземлился на столик.

Но вот он опять зашевелился.

Пол вздрогнул.

Оттуда высунулась заостренная мордочка, похожая на крысиную. Только кожа была гладкой, без шерсти, и маслянистой на вид. Существо впилось в Пола розовыми глазками. И оскалилось.

— Господи Иисусе! — ахнул Пол, а зверек тем временем шустро выскочил из свертка и, клацнув коготками по столешнице, бросился прямо к нему, яростно хватая зубами воздух.

Пол попятился.

«Ерунда какая-то!»

На поверхности стекла остался склизкий след. На краю стола существо не остановилось, а с мягким шлепком приземлилось на ковер и тут же помчалось прямиком к ногам Пола.

Он отпрыгнул вбок. Зверь тут же резко изменил курс и продолжил наступление.

Ступни утонули в мягкой подушке. Он пошатнулся и взмахнул руками, стараясь удержать равновесие, а потом присел и уткнулся коленом в подлокотник.

И смотрел, как приближается неведомое нечто.

Это не крыса. Совсем нет. Да, голова напоминала голову грызуна, но дальше, за тощей шеей, следовало похожее на пулю тело: мясистый блестящий белесый цилиндр длиной дюймов пять, скругленный в плечах и заканчивающийся сразу за задними конечностями совсем не сужаясь, словно вместо зада у зверька был ровный диск. Хвоста не было вовсе.

Добравшись до кресла, существо вонзило когти в обивку и начало карабкаться вверх.

Пол сдернул с ноги мокасин — оружие не шибко грозное, но лучше, чем ничего, — и метнул в тварь. Тонкая кожаная подметка скользнула по боку зверька, который не обратил на помеху никакого внимания и продолжал ползти вверх, не сводя с Пола глаз и щелкая маленькими зубами.

Тогда Пол сунул руку в мокасин и попытался спихнуть тварь. Из тут же появившейся на подошве дыры показалась морда зверя с куском кожи в зубах. Пол выдернул руку из башмака и соскочил с кресла. Бросившись прочь, он оглянулся через плечо и увидел, как тварь вместе с мокасином свалилась на пол.

Оказавшись у камина, Пол схватил остроконечную кованую кочергу. И крутанулся, спеша встать лицом к противнику, который уже пролез через дырку в башмаке и готовился атаковать. Пол замахнулся кочергой.

Что-то слегка коснулось лодыжки Пола. Пронесся пушистый воинственный сполох.

Кот Джек, который только что спал в комнате Тимми, свернувшись клубочком на коврике у кровати мальчика. Вероятно, Джека заинтересовала царившая в гостиной суматоха.

— Нельзя! — вскрикнул Пол.

Полосатый кот, прыгнув, как лев набросился на тварь.

«Глупый кот! Думает, что это мышь!»

Из-за Джека было плохо видно, и, чтобы разглядеть, чем увенчалась охота, пришлось наклониться в сторону. Из пасти Джека свешивался тупой обрубок туловища и маленькие лапки.

— Поймал ублюдка! — задохнулся от радости Пол.

Джек заработал челюстями и проглотил, возбужденно размахивая хвостом.

— Пол? Что здесь происходит? — послышался в отдалении тихий голос Джоан.

Не успел он ответить, как кот пронзительно взвыл и метнулся вперед, а потом, сгорбившись, скакнул назад.

— Пол! — Теперь уже голос Джоан казался встревоженным.

Джек умолк. Все четыре лапы одновременно коснулись пола. На мгновение кот замер, потом завалился на бок. Анус вспучился. Оттуда появилась голова твари, перепачканная кровью.

Онемев от ужаса, Пол взирал на то, как тварь выбирается из тела Джека. Из похожего на обрубок зада выделялось красновато-коричневое месиво.

— Господи! — выдохнул Пол, пятясь. — Джоан! Не входи сюда! Забери Тимми! Прочь из дома!

— Да что здесь?.. — Слова замерли в горле Джоан, когда она миновала обеденный стол.

Женщина увидела, как Пол в халате согнулся в три погибели и молотит по полу каминной кочергой. Острая оконечность железного прута чуть не попала по гадкому существу, которое Джоан на мгновение приняла за крысу. На самом деле оно не походило ни на одну из крыс, которых Джоан прежде доводилось видеть.

И тут она заметила распластавшегося на ковре кота, позади которого расплылось пятно крови.

— Боже мой, — прошептала она.

Пол отпрыгнул в сторону, когда тварь устремилась к его ноге.

Джоан сделала шаг вперед, готовая броситься на помощь, но тут же остановилась. Она безоружна. К тому же боса и в ночной рубашке.

— Черт! — Пол запрыгнул на диван и встал поустойчивее, взмахнув кочергой над головой.

Тварь уже подбиралась к обивке дивана и явно намеревалась вцепиться в нее когтями.

— Делай, как я сказал! Уведи Тимми из дома. Ради бога, позови на помощь! Позвони в полицию!

Зверек вдруг заколебался.

Обернулся на Джоан.

Она похолодела.

Повернулась и ринулась прочь. Прямиком в комнату Тимми. Когда Джоан взяла его на руки, мальчик проснулся.

— Мама! — Малыш был напуган.

— Все хорошо. — Прижав к груди Тимми, она бросилась вон из детской. Метнувшись к обеденному столу, схватила свою сумочку и помчалась на кухню. На миг опустила сына на пол, пока открывала заднюю дверь, вновь взяла его на руки и выскочила из дома.

— Мама, что случилось? Где папа?

— Все в порядке. — Джоан поставила сына на землю около «гранады». — В доме кое-что не так. Сейчас папа как раз наводит там порядок. — Порывшись в сумочке, она нащупала ключи, открыла дверцу с водительской стороны. — Ты должен побыть здесь, — наставляла она Тимми, подсаживая на сиденье. — Не выходи из машины. Я скоро вернусь.

Джоан закрыла дверцу. И остановилась на краю дорожки.

Как быть? Вернуться в дом и помочь Полу? Он вооружен кочергой. А она? Станет бегать за тварью со столовым ножом?

Только ведь у них в доме не какая-то там мышка завелась.

Пол велел позвонить в полицию. Ну да, конечно. Позвонить и сообщить, что какая-то тварь преследует мужа, гоняет его по дому. И когда они появятся здесь через десять-пятнадцать минут…

Джоан переключила внимание на дом соседа.

Эплгейт, помешанный на ружьях.

Она нагнулась и посмотрела на Тимми в окошко. Мальчик неглуп. Он понял, что в доме случилось что-то нешуточно опасное. В его расширившихся глазах застыл страх. Джоан почувствовала, как судорожно сжалось горло.

«По крайней мере ты, милый, в безопасности», — подумала она.

Джоан выдавила улыбку, потом развернулась и полезла прямо через густую живую изгородь возле дорожки. Кусты Эплгейта царапали кожу, цеплялись за ночную рубаху, но она продралась напролом и помчалась через сад.

Очутилась на крыльце.

Пластиковая дощечка на двери Эплгейта гласила: «ДАННЫЙ ДОМ ЗАСТРАХОВАН КОМПАНИЕЙ „СМИТ И ВЕССОН“».

«Что за чушь!» — подумала Джоан.

Надеясь на то, что хозяин дома, она нажала кнопку звонка.

Из-за двери донеслась слабая трель.

Джоан взглянула на свой наряд и покачала головой. Эту ночную рубашку она получила в подарок от Пола на день святого Валентина. Ткани в ней было немного, да и та полупрозрачная.

«Эплгейту явно понравится. Вот черт! Только где же он?»

— Ну давай же, открывай, — бормотала Джоан себе под нос. Позвонив еще несколько раз, она замолотила в дверь кулаками. — Джо! — завопила она.

Никто не открывал. И шагов никаких тоже не слышно.

— Черт побери.

Осторожно, чтобы не поскользнуться, Джоан поспешила к краю бетонной плиты. Сойдя с нее, она сделала несколько шагов по влажной траве и оказалась в цветнике перед соседским домом. Наверняка Эплгейт дома и уже встал: занавески-то раздвинуты. Он всегда задергивал их, когда спал или уходил из дома.

Джоан пробралась между камелиями, прильнула к окну, загородив от света глаза.

И вгляделась в залитую солнцем гостиную.

Эплгейт был дома. Он лежал в халате в луже крови прямо на полу.


Пол спрыгнул с другого конца дивана. И оказался у входной двери.

«К черту все, скорее вон отсюда!» — подумал он.

Как же! Оставить эту тварь здесь? Разве потом можно будет ее отыскать, когда все-таки придется вернуться домой?

Не пойдет. Нужно убить ублюдка. Тварь соскочила с подлокотника дивана, и Пол метнулся в сторону. Он действовал быстро, но вдруг почувствовал несильный рывок за халат и вскрикнул. Тварь вцепилась когтями в халат в самом низу и уже поползла вверх. Пол сорвал пояс, и крутанулся, чтобы скинуть с себя мерзкое животное, одновременно выворачиваясь из рукавов. Халат скользнул вниз.

Кочергу пришлось выпустить из рук, чтобы рукав за нее не зацепился, и она громыхнула об пол. Одной рукой Пол попытался откинуть халат подальше, накрыв зверя.

Пол снова схватил кочергу и на мгновение задумался: стоит ли колотить халат железякой, которая слишком тонка? Попасть по твари будет непросто.

С возгласом «Вот черт!» он обеими ногами вскочил на горку ткани. Подпрыгнул еще раз, и еще. По ногам пробежала дрожь. Такое чувство, словно в мошонку впились холодные пальцы. Пол ощутил, как на затылке волосы встают дыбом, но все прыгал на халате, плясал, вколачивал пятки в пол.

До тех пор, пока ему не показалось, что под правой пяткой какая-то выпуклость.

С воинственным кличем «Йааааааа» он отпрыгнул в сторону.

Замахнувшись кочергой, он пригнулся, готовый обрушить удар на тварь.

Смятый халат был слишком толстым, чтобы Пол мог определить местонахождение зверька.

«Должно быть, мертв, — подумал он. — Я раздавил его. Хорошенько расплющил».

Но тут он осознал, что на самом деле даже не почувствовал, как у него под пяткой что-то хлюпнуло.

Пол треснул по халату кочергой. Металлический прут оставил на горке ткани длинную узкую вмятину. Ничто не шелохнулось. Опять удар, который пришелся примерно по тому же месту, что и прежний. Последовала серия ударов, но она обрушилась лишь на ткань и пол.

Он отошел чуть дальше, наклонился вперед и вытянул руку. Просунул кончик кочерги под ткань и протолкнул дальше, затем медленно потянул вверх.

Все выше и выше поднимался халат, все меньше и меньше становилась на полу покрытая тканью область.

Твари нет.

Вот уже кончик халата покачивается над ковром.

Все еще не видать твари.

И вот она, стремительно перебирая лапками, бежит по узкому пруту кочерги прямо к руке.

Пол закричал.

Выронил из рук оружие и побежал.


Мчась по дорожке Эплгейта к задней части дома, Джоан размышляла о том, не стоит ли попытать счастья у соседей через дом. Там жила пожилая пара. Джоан их едва знала. К тому же они вполне могли быть мертвы, как и Эплгейт.

И вдруг у них нет ружья?

Чего-чего, а этого добра у Эплгейта было навалом. Они с Полом побывали в доме соседа один-единственный раз, но этого оказалось достаточно для того, чтобы понять: сей гражданин не их круга. Республиканец, помилуй господи! Пристрастившийся к пиву реакционер с узким кругозором, выступающий против абортов и прав женщин, с важным видом рассуждающий о высшей мере наказания и ядерных средствах устрашения. Короче, совершенно чуждый им человек.

Зато у него были ружья. Дом его напоминал самый настоящий арсенал.

Бегом завернув за угол, Джоан заметила на заднем дворе грабли. Беспечно забытые прямо на траве зубцами вверх. Она вбежала во дворик, схватила грабли, затем повернулась и помчалась через бетонное патио.

И остановилась у раздвижной стеклянной двери. Черенком граблей ударила по стеклу. Осколки со звоном посыпались внутрь, на пол, а в стекле зияла дыра с острыми краями размером с кулак. Просунув руку в отверстие, Джоан открыла замок. Вытаскивая руку, она порезалась.

— Вот ведь, — пробормотала Джоан.

Всего лишь царапина. Но пошла кровь.

«Я гублю себя», — решила Джоан, но тут же подумала о том, каково теперь Эплгейту, вспомнила Пола, который мечется по гостиной, спасаясь бегством от маленького монстра, преследующего его по пятам.

«Если не поспешить, то он может кончить так же, как Джо, — напомнила она себе. — Но какого черта он сидит там, в доме?»

Решив не обращать внимания на кровотечение, Джоан распахнула дверь, которая лязгнула на бегунках. Женщина широко раскрыла ее и вошла в логово Эплгейта, направляясь налево от разбитой двери.

На другой стороне комнаты была стойка с оружием. С граблями наперевес Джоан поспешила туда, внимательно осматривая пол.

Что если Эплгейт убит вовсе не одной из этих жутких тварей? Ведь нельзя же только из-за того, что один такой монстр попал к ним в дом, подозревать… Может, соседа убил кто-то другой, и преступник все еще в доме…

Но именно одна из этих жутких тварей выскочила из-под кресла и бросилась прямиком к ногам Джоан.

Она стремительно обрушила грабли на жуткое существо.

«Попался!»

Зубцы не вонзились в слизкую плоть, зато монстр застрял между ними.

Джоан уронила грабли.

И бросилась к оружейной стойке — ужасной конструкции, которая стояла на чем-то напоминающем копыта то ли оленя, то ли вола. Поморщившись, Джоан схватила ближайшее к ней ружье. Двустволка?

Она обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как монстр освободился из ловушки. Уперев оружие в плечо, она направила дуло на тварь, взвела один курок и нажала спусковой крючок.

От выстрела даже уши заложило.

Двустволка дернулась так, словно хотела оторвать ей руки.

Разнесло черенок граблей, как раз посередине.

И монстра тоже. Его разорвало на красные ошметки и размазало по паркету.

— Господи Иисусе, — тихонько взмолилась Джоан.

Потом улыбнулась.


Пол захлопнул дверь в ванную комнату. И повернул задвижку замка.

Через миг он вздрогнул, когда с другой стороны тварь бросилась на дверь.

«Вот попробуй доберись до меня теперь», — подумал он.

Послышался тихий хруст, словно дерево раскалывалось на щепки.

— Вот гад! — воскликнул Пол и пнул дверь внизу.

Он представил себе, как с другой стороны тварь, прогрызая дверь, расщепляет древесину крошечными острыми зубками.

Если бы он не бросил кочергу, можно было бы размозжить череп твари, как только она сунется в дыру.

В поисках средства самообороны Пол кинулся к застекленному шкафчику. К его безопасной бритве «Шик» прилагались, конечно, сменные лезвия. Только проку от них — ноль. Тогда Пол схватил педикюрные ножницы. Лучше, чем ничего. Хотя он знал, что не сможет заставить себя встать на колени, чтобы заманить мерзость в засаду. Только не сейчас, когда все его вооружение состоит из ножниц длиной четыре дюйма.

Если бы только у него было ружье.

Если бы только появились полицейские.

Позвонила ли Джоан в полицию? У жены была уйма времени, чтобы добраться до соседского телефона. А если она пошла к соседу, то Эплгейт и сам мог бы прийти на помощь с ружьем из своего арсенала.

Дверь тихонько громыхала: тварь продолжала вгрызаться в нее.

Должно же здесь найтись что-то пригодное!

Корзина для грязного белья! Накрыть тварь корзинкой!

Пол присел подле нее. Ивовые прутья. Черт! Раньше у них была тяжелая пластиковая корзина, пока пару недель назад Джоан не заприметила вот эту в магазине. Тварь за секунду прогрызет ее и выберется наружу.

Пол перевел взгляд на низ двери, где уже появились две маленькие трещины. Вспучился кусок дерева шириной с палочку от мороженого, треснул сверху и приподнялся.

В отдалении послышался приглушенный грохот, похожий на обратную вспышку в карбюраторе.

Кусочек дерева отломился и отвалился. Из дыры высунулась морда зверя.

Пол бросился к ванне и перелез через бортик, скинув на пол коврик, висевший на краю.

Занавеска для душа была сдвинута в сторону и свешивалась внутрь.

Без коврика или занавески тварь не сможет забраться к нему.

Ведь по бортику ванны ей не вскарабкаться.

— Только попробуй, — пробормотал Пол, когда тварь метнулась к нему по плиточному полу.

Она остановилась на коврике и посмотрела на него. Кажется, она ухмылялась. Потом прыгнула, и Пол вскрикнул. Только прыжок не удался, и зверь ударился о бортик в нескольких дюймах от верха. Какой-то миг передние лапы скользили, царапая когтями по эмали. Потом тварь упала, задом приземлившись на коврик. Белесое тельце опрокинулось, но зверек тут же перевернулся и встал на все четыре лапы.

Пол зажал ножницы зубами. Потом нагнулся. Обеими руками крутанул краны. Хлынула вода, брызнула на ноги, и Пол заткнул водосток. Взял ножницы в руку, выпрямился и взглянул на пол рядом с ванной.

Тварь исчезла.

«Где?..»

Опрокинулась корзина с грязным бельем, из нее вывалились скомканные вещи. И корзинка начала подкатываться к ванне.

— Думаешь, ты умен, ха? — ухмыльнулся Пол. Он ударил ногами, вода плеснулась вокруг икр и голеней. — А плавать ты умеешь? А? Как, на спине нормально гребешь, ты, маленькая дрянь?

Когда корзина оказалась в футе от ванны, тварь забралась на нее. Пол метнул в него ножницы. Промахнулся. Зверь прыгнул.

Пол отшатнулся, когда тварь скакнула в ванну. Она приземлилась на бортике, скользнула на брюхе и плюхнулась в воду. Взметнулись брызги, и тварь погрузилась на дно.

— Попался! — завопил Пол.

И выскочил из ванны. Наклонился поглядеть. Тварь все еще была на дне и медленно шагала под водой глубиной несколько дюймов.

Пол выдернул занавеску из ванны, чтобы та свешивалась теперь наружу.

На поверхности показалась голова, тварь взглянула туда-сюда, заметила Пола и поплыла к нему.

— Ну давай же, тони, — бормотал Пол.

Тварь доплыла до бортика, когти передних лап быстро заскребли по эмали. Залезть по гладкой стене она не могла, но и тонуть явно не собиралась.

Пол отшатнулся от ванны.

На полке рядом с раковиной стояла зубная щетка Тимми в пластмассовом держателе. Пол схватил ее. Потом опустился на колени подле ванны.

Тварь все пыталась выбраться из воды.

Нужно ее утопить. Концом зубной щетки он ткнул в голову твари, и та погрузилась под воду. Но тут же вывернулась и освободилась. И зверь опять поплыл к бортику. Не успела морда коснуться эмали, как Пол снова щеткой погрузил ее под воду.

— Сколько времени ты можешь не дышать, гадина?

Тварь попыталась вывернуться, но Пол снова утопил ее и рассмеялся.

— На сей раз точно не уйдешь.

Но тварь вновь ускользнула из-под зубной щетки и всплыла на поверхность.

Пол опять ткнул ее. Кулак ударил по воде так, что брызги долетели до лица. Пока Пол моргал, резкая боль пронзила палец.

Он взмахнул рукой. На которой повисла тварь.

С воплями он шарахнулся от ванны, потрясая рукой, а тварь стремительно взобралась на запястье. Вонзая коготки в кожу, она продвигалась очень быстро.

Тогда Пол с силой ударил по ней другой рукой. Тварь сорвалась, сдирая плоть с предплечья, и полезла вверх уже по другой руке.

Быстро-быстро ползла по левой руке, оставляя цепочку следов от когтей.

Развернувшись, Пол треснул рукой о стену. Но тварь запросто увернулась и уже вверх тормашками стремглав подбиралась к подмышке.


— Пол!

Джоан крутанула ручку двери — заперто. Изнутри донесся жуткий вопль.

Прицелившись в замок, Джоан нажала на курок.

В ушах зазвенело от грохота, отдача рванула ружье из рук женщины, а рядом с ручкой появилась дыра размером с кулак. Дверь распахнулась.

Пол в одних трусах стоял около ванны и пронзительно кричал. Левая рука была в крови. В том, что осталось от его правой руки, он держал монстра.

Тут Пол заметил Джоан. Глаза дико блеснули.

— Стреляй в него! — завопил он, поднимая кулак к потолку. По руке струилась кровь.

— Но твоя рука!

— Плевать!

Джоан взвела один из парных курков, прицелилась в поднятую вверх кровоточащую руку мужа и нажала спусковой крючок. Осечка.

— Боже мой! Стреляй же!

Джоан взвела другой курок, снова прицелилась и дернула спусковой крючок. Курок щелкнул вновь. Двустволка не стреляла.

— Перезаряди! Ради бога, перезаряди!

— Чем? — крикнула она в ответ.

— Идиотка!

Пол сунул монстра в рот, сжал челюсти, дернул, а потом запустил в нее обезглавленной тушкой, которая прочертила в воздухе кровавый след, ударилась о плечо Джоан и отскочила, оставив на ее коже красное липкое пятно.

Пол выплюнул голову. Упал на колени и зашелся приступом рвоты.


В гостиной он надел халат. Вместе с Джоан они бросились прочь из дома. Тимми все еще сидел в машине, его личико прижалось к стеклу, он во все глаза глядел на женщину с разметавшимися вьющимися волосами в розовой ночной рубашке, которая завывала, скорчившись на тротуаре.

Отовсюду по соседству доносились приглушенные крики, вопли и выстрелы. И вой сирен. Очень много сирен. Кажется, они еще далеко.

— Боже мой, — тихонько пробормотал Пол.

Он пристально вглядывался в землю, пока Джоан открывала дверцу машины и брала Тимми на руки. Коленом она захлопнула дверцу. И понесла мальчика куда-то за машину.

— Куда это ты? — спросил Пол.

— К Эплгейту. Пойдем. Там мы будем в большей безопасности.

— Да, — подтвердил Пол. — Пожалуй.

И пошел за женой к дому соседа.

Перевод: М. Савиной-Баблоян

Запруда Динкера

Richard Laymon. «Dinker’s Pond», 1989

Эту байку мне рассказал один старатель. А я просто помалкивала, да слушала.


Сразу скажу, она ко мне никакого отношения не имела. Она была пассией Джима с головы до пят — и со всеми прелестями посередке.

— Джим, — сказал я ему, — не стоит брать ее с собой.

— Еще как стоит, — заявил он.

— Пользы от нее никакой не будет, одни только ссоры да неприятности.

— Зато она зашибись какая красивая, — возразил Джим.

Что ж, тут мне крыть было нечем, но дела это не меняло.

— Она хочет увязаться с нами из-за той жилы. Золото ей наше нужно, вот что. Слушай, да ведь ты ей даже не нравишься.

Глазки у Джима заблестели, и я прямо-таки увидел, как он припоминает прошлую ночь, когда он вволю попользовался прелестями Люси. Мы наткнулись на нее накануне днем, когда с важным видом выходили из пробирной конторы, и это сразу заставило меня насторожиться. Я так думаю, она давно околачивалась поблизости и дожидалась, пока ей навстречу не выйдет парочка ухмыляющихся старателей.

И тут же подцепила Джима.

Джим у нас простак, потому она и начала клеиться к нему, а не ко мне. Сообразительности у него не больше, чем у лепешки ослиного дерьма, и это ясно читается у Джима на лице.

Может, вы подумали, что я зря качу на парня бочку, а все оттого, что меня завидки взяли, ведь выбрала она не меня. Но это не так. Джим не моложе меня. И одевается он ничуть не наряднее, и пахнет от него ничуть не лучше, так что я такой же симпатичный парень, как и он. К тому же мы с ним равноправные партнеры, о чем Люси не могла знать с самого начала.

Нет. Просто Джим — ходячий образец идиота, а у меня куда получше с мозгами и здравым смыслом.

Я не из тех, кого можно увести куда угодно, привязав веревочкой за…, но про Джима этого не скажешь, и Люси это сразу поняла.

И вот, не успел я и глазом моргнуть, как остался сидеть в одиночестве в салуне, а Джим заперся с ней в шикарном номере «Джеймстаун отеля», убедив себя в том, что по уши влюблен.

Тут пора вернуться к заблестевшим глазкам Джима. Блестеть они начали на следующее утро, когда мы доедали отбивную с яичницей.

— А сдается мне, что она меня еще как любит, — сказал он. Зато ты ей не очень-то приглянулся, Джордж.

— Что ж, веселенькая ситуация. Вспомни лучше, сколько лет мы с тобой ходим в партнерах.

Он наморщил лоб и стал вспоминать.

— Точно не скажу, но долго уже.

— Чертовски долго, и теперь ты собираешься подложить нам обоим свинью. Ничто не приносит столько неудач, как баба на прииске, и ты знаешь это не хуже меня. Вспомни лучше, что приключилось на прииске Керн с Биллом Плейснером и Майклом Мерфи.

Джим пораскинул мозгами и начал отыскивать ответ между зубьев своей вилки.

— Ну, тогда дай я тебе напомню. Так вот, Билл и Майк были закадычные приятели, водой не разольешь. И дружили они больше лет, чем у тебя осталось зубов.

— А у меня еще много зубов осталось, — объявил Джим.

— Вот-вот, и я об этом же. Словом, много лет. Никто не дружил так крепко, как Боб и Майк…

— Ты вроде говорил, его Биллом звали.

— Его звали Роберт Уильям. Кто называл его Боб, кто Билл. Так вот, Боб и Майк жили, как братья, то самого того черного для, когда у них на прииске появилась женщина. она тут же приклеилась к Майку, а к Бобу относилась так хреново, будто у того чесотка. Бедный Боб, бросили его холодного и одинокого. Но стал ли он жаловаться и качать права? Нет, сэр. Не такой он был парень, и все свои беды переносил молча. И помнишь, что случилось потом?

— А как девушку-то звали? — спросил Джим.

— Грета.

— Помню, ходила у нас в воскресную школу Грета Гарни. Рыжая. А та Грета, что связалась с Майком, тоже рыжая была?

— Да вроде нет.

— А разве ты ее не видел?

— Слушай, дай мне рассказать до конца, ладно? Ты способен вывести из себя даже приют для калек и слепых.

— Да я только…

— Да не твоя это была Грета. какая-то другая Грета. так вот, слушай, что я хочу тебе втолковать — едва она появилась на прииске, на головы бедных Билла и Майка обрушились несчастья и трагедии. мало того, что она с презрением отвергла Билла и превратила двух закадычных друзей в врагов. Нет, сэр. Это было само по себе плохо, но самое скверное ждало их впереди. Вышло так, что она смылась от своего мужа. Но никому об этом не сказала. Совсем наоборот, даже не заикнулась о том, что она замужем. А мужем у нее был Лем Джасперс, одноглазый ворюга из Фриско. И он начал ее разыскивать. И отыскал ее у Билла и Майка и убил всех троих.

— Убил?

— Он убивал их жестоко и медленно. Я рассказал бы тебе поподробнее, да не хочу портить тебе завтрак. Скажу только, что приятного было мало. Он выжег Майку глаз горящей палкой за то, что он смотрел им на Грету. А потом отрезал Майку… охотничьим ножом и запихал его Грете между ног. «Ты так хотела его заиметь, — сказал он, — так получай».

Джим заметно побледнел.

— А когда они умерли, — продолжил я, — он содрал с Греты кожу. Ободрал ее, как кролика. Кожу с лица бросил в костер, а остальную задубил. Мало того, что он сделал себе мешочек для табака. Он выкроил себе из ее кожи пару новых мокасин, чтобы иметь удовольствие постоянно попирать ее ногами.

— Какая низость, — выдавил Джим.

— Но это еще не самая большая низость. Лем не успокоился, отомстив Грете и Майку. Он связал и бедного Билла и выпотрошил его, как форель. Представляешь, Билл был невинен, как младенец, он даже не прикоснулся к Грете, но Лем все равно его зверски убил.

— Зря он это сделал.

— Зря или не зря, но Билл умер ужасной смертью, и все из-за того, что его приятель его предал и связался с бабой. Я ведь тебе уже говорил, что баба на прииске — самое большое несчастье.

— А что с Лемом было дальше?

— Да откуда же мне знать? Вполне могло случиться и так, что ему надоело быть вдовцом, и он окрутил твою Люси.

Джим надолго задумался, одной рукой ковыряя вилкой в тарелке, а пальцем другой подбирая с нее остатки яичного желтка. Кончив облизывать палец, он поднял на меня глаза. Я увидел, что он благодарен мне за предупреждение. Но сказал он вот что:

— Будем держаться начеку. И если этот Лем объявится, мы с тобой его пристрелим.

Знаете, то количество воздуха, которое человек может потратить за свою жизнь, как-никак не беспредельно. Я понял, что только что извел массу воздуха, и все зря. С тем же успехом я мог все это рассказать ослиной заднице.

В то же утро, но позднее, когда перед тем, как мы все втроем собирались отправиться, Джим отвел меня в сторонку.

— Я поговорил с Люси, — прошептал он. — Она не знает Лема Джаспера, но однажды встречалась с Джаспером Уиггенсом. И говорит, что никогда не была за ним замужем.

***
Я рассчитывал, что Люси начнет относиться ко мне потеплее, едва узнает меня получше. ей предоставилась такая возможность по дороге на прииск, но мои надежды не оправдались.

Она продолжала смотреть на меня таким взглядом, словно у меня из носа постоянно свисала какая-то дрянь.

На дорогу у нас ушло больше времени, чем следовало. Довольно-таки часто они оставляли меня на тропе, чтобы я смог составить мулам компанию, и Люси уволакивала Джима в кусты. По большей части она делала это, чтобы меня помучить, и каждый второй раз возвращалась полурасстегнутая, чтобы дать мне взглянуть на те места, к которым мне не суждено было прикоснуться.

Ни одна из женщин, что встречались мне в жизни, не вела себя так жестоко и хладнокровно.

И все же я пытался оставаться с ней в хороших отношениях. Мне хотелось добраться хотя бы до ее наружных красот, если ничто больше мне не светило. И кто знает, вдруг мне повезет и побольше?

Что что бы я ни проделывал, она меня отвергала.

Она с презрением относилась даже к моим байкам. Джиму столь же нравилось их слушать, как мне — рассказывать. В первый же вечер, когда я рассказал свою коронную историю о скво с двухголовым младенцем, она просидела у костра вздыхая и закатывая глаза. А история была такая. Одна из голов любила сосать молоко из одной груди, а другая столь же страстно рвалась к другой. Беда была в том, что каждая голова хотела сосать из соседней груди, так что бедной скво приходилось во время кормежки держать младенца вверх ногами. Тогда маленький уродец сосал в свое удовольствие. И кончилось все тем, что он так привык находиться вверх ногами, что так и не научился ими пользоваться. он ходил на руках, болтая ногами в воздухе, и в один прекрасный день утонул, переходя вброд ручей, где глубина была чуть выше пояса.

Так вот, Джим едва не помер со смеха, когда я рассказывал эту байку, а Люси вела себя так, словно желала мне или помереть, или заткнуться.

Не успел я начать новую историю, как она мне сказала:

— Джордж Сойер, вы настолько же грубы, насколько долог день. Я предпочту, чтобы меня укусила змея, чем выслушаю еще одно ваше отвратительное вранье.

— Но почему, он же правду рассказал, — заступился за меня Джим.

Она посмотрела на него. Глазки у нее были симпатичные и поблескивали в свете костра, но тепла в них было ни капли.

— Если ты веришь, что все это правда, дорогой мой Джимми, то значит у тебя в голове вместо мозгов опилки.

Дорогой мой Джимми посмотрел на меня и нахмурился, пытаясь собраться с мыслями.

— Так ты все наврал?

— Еще ни одно слово лжи не срывалось с моих губ. Да я сам видел, как парнишка утонул. Обе головы у него были в ручье, а ноги дергались, как у висельника.

Джим повернулся к Люси, приподнял брови и сказал:

— Поняла?

— Все, что я поняла, — огрызнулась она, — так это то, что один из вас брехливый дурак, а второй — идиот. И я начала задумываться, зачем я вообще с вами связалась, Джеймс Биксби.

Весь дух из Джима вышел, словно воздух из проколотого воздушного шарика. Ужасное было зрелище. Он съежился возле меня и молчал, а Люси отошла от костра и закуталась в свои одеяла.

Я попытался его развеселить.

— Не хочешь послушать историю о том, как я провалился в зыбучие пески, и…

— Не могло этого быть, — пробормотал он и посмотрел на меня так, словно застукал с пятым тузом в руках. — Провались ты в зыбучие пески, Джордж, ты бы сейчас был покойником.

— Да, мог быть покойником, не окажись у меня под ногами такой кучи скелетов, что я приспособил их вместо лестницы, и…

По его глазам я понял, что он снова начинает мне верить, а сомнения его понемногу растворяются. Но тут его неожиданно позвала Люси.

— Слушай, уйди от этого безбожного враля. Немедленно. Я замерзаю. Шел бы лучше меня погрел.

Едва Джим это услышал, как тут же вскочил и умчался к ней.

Я остался один и стал прислушиваться к веселому потрескиванию костра, шороху ветра в деревьях и стонам и визгу Люси, очень похожим на звуки, которые издает свинья, когда в нее тыкают горячей кочергой.

Да и моя кочерга от таких звуков тоже раскалилась.

А Люси не была свиньей, хотя и кричала очень похоже.

Сидел я у костра и чувствовал себя так, словно стал тем двухголовым парнишкой. Одной моей голове казалось, что было бы весьма неплохо отодрать ее. А другая с тем же удовольствием пустила бы в нее пулю.

Но ни одна из моих голов так ни на что и не решилась.

После того первого вечера я больше не рассказывал никаких историй. Пару раз я предлагал что-нибудь рассказать, но Джим лишь печально покачивал головой, а Люси плевала в костер.

***
В конце концов мы добрались до нашего прииска неподалеку от Станислауса. К хижине мы подошли уже в темноте, и Люси тут же высказала все, что про нее думала. Я ненавязчиво посоветовал ей провести эту ночь под светом звезд, а она столь же ненавязчиво посоветовала мне заткнуть хлебало.

Потом добрую часть ночи она ворочалась и все жаловалась на то, как трудно дышать в этой маленькой комнатке, как нуждается женщина хоть в какой-нибудь уединенности, и наверняка это последняя ночь, которую она проводит под одной крышей с Джорджем Сойером, лжецом, чьи привычки и характер настолько отвратительны, что они ничуть не лучше чумы или могильных червей.

Люси не только скрежетала зубами и горько жаловалась, что ей приходится прозябать в такой «лачуге», но к тому же отказала Джиму в своей благосклонности. «Моя скромность этого не позволяет, — заявила она, — когда он сопит у нас за спиной».

Я принял ее слова о скромности за шутку, но ни я, ни Джим не стали счастливее от ее решения, потому что оно прихлопнуло все мечтания каждого из нас. Еще по дороге я стал неравнодушен к издаваемым ею звукам, и стал дожидаться того времени, когда мы окажемся в хижине втроем. Она была полностью права насчет тесного помещения. Если бы они с Джимом начали заниматься любовью, я наверняка бы услышал побольше, чем просто стоны и вскрики. Да и увидел бы, скорее всего, побольше. По моим прикидкам, Люси это весьма бы устроило. Чем больше ей удавалось бы меня мучить, тем лучше бы она себя чувствовала.

Но, возможно, она решила, что я слишком разгорячусь и пожелаю к ним присоединиться.

Может, она была и права.

В любом случае, она не стала рисковать и предоставила Джиму провести эту ночь в одиночестве.

Пытаясь заснуть, я начал мысленно перечислять все то, что она успела сделать со мной и Джимом.

Она украла у меня лучшего друга. Они лишила меня и Джима удовольствия, которое мы получали от моих историй. И, наконец, начала утаивать свои прелести, лишив Джима причины, из-за которой он притащил ее сюда, а меня — удовольствия понаблюдать, как ее будут трахать.

Я уже говорил, что никогда не встречал более жестокой и хладнокровной женщины.

Поднявшись поутру, Джим прихватил топор и отправился в лес валить деревья, намереваясь пристроить к хижине верандочку для своей леди. Я решил предоставить ему заниматься этим в одиночку. Сам я здесь для того, чтобы копать золото, а его леди может спать хоть в грязи, мне на нее начихать.

Я взял кайло, пришел в забой и принялся за работу, но чертова баба все не выходила у меня из головы. Я размышлял о ней и гадал, чем же она может заниматься, оставшись совсем одна. Весьма скоро я пришел к выводу, что сейчас самое время нанести ей визит. Раз уж Джим не сможет помешать делу, может, я смогу с ней договориться. Или, по крайней мере, высказать ей свое мнение.

И я отправился ее разыскивать. В хижине ее не оказалось, не было ее и возле реки. Я порыскал по окрестностям и довольно скоро на нее наткнулся.

Люси стояла на берегу запруды Динкера и снимала с себя одну тряпку за другой. Я юркнул за большое старое дерево и раскрыл глаза пошире. По дороге сюда мне довелось увидеть кое-что из ее выпуклостей, но теперь я увидел ее во весь рост и перестал удивляться, почему Джим не смог не притащить ее сюда. От ее вида даже у покойника перехватило бы дыхание.

Я так увлекся подглядыванием, что она успела войти в пруд по колено. Тут я опомнился и выскочил из-за дерева.

— Эй! — заорал я. — Быстро вылезай оттуда!

Она подпрыгнула, словно я ткнул в нее палкой. Наверное, она позабыла о своей скромности, потому что повернулась ко мне и уперлась кулаками в бедра, даже не пытаясь прикрыться.

— Джордж Сойер! — заверещала она. — Сукин ты сын! Грязный, прогнивший, грубый, прокаженный сын проститутки, зарящийся на чужое!

— К твоему сведению, я никогда не зарился на чужое, — сообщил я и начал спускаться к ней по склону.

Она протянула ко мне руку и потрясла пальцем. затрясся при этом не только палец.

— Не подходи ближе! Катись отсюда! Ты, скотина, только попробуй спуститься вниз!

Я продолжал идти, и она начала пятиться, пока вода не дошла ей до пояса. К этому времени она вспомнила о своей скромности и юркнула в воду, оставив над водой только голову.

— Будь я на твоем месте, я не стал бы этого делать, — сказал я. Потом уселся на торчащий на берегу пенек. Рядом со мной лежала куча ее одежды, но я даже не стал класть на нее ноги. — Послушай лучше, что я тебе расскажу, красотка, и вылезай из воды как можно скорее.

— Черта лысого ты этого дождешься!

— Если уж ты хотела вымыться, тебе надо было пойти к реке. Но только не входить в воду здесь.

— Куда хочу, туда и хожу. К тому же вода в реке такая холодная, что я превратилась бы там в ледышку.

— Знай, что ты сейчас в запруде Динкера, — сообщил я.

— Ну и что? Хорошая запруда. Вернее, была хорошая, пока ты сюда не приперся. Так что катись, откуда пришел.

— Когда-то здесь неплохо ловилась рыба, — отозвался я. — Но только до прошлого года. Спроси Джима, если мне не веришь. Но с тех пор, как мы повесили Клема Динкера, вся рыба пропала.

Тут Люси прищурилась, и из воды показалась ее рука с булыжником. Потом она на секунду высунулась из воды и бросила камень. Должно быть, я отвлекся, заглядевшись на нее, потому что не успел уклониться. Камень угодил мне в плечо.

Я подпрыгнул и начал потирать ушибленное место.

— Только попробуй ко мне подойти! — крикнула Люси и выудила еще один камень.

— Только не я. Я не такой дурак, как некоторые.

— Выходит, я дура? — Она швырнула в меня камень, но я увернулся.

— Раз не хочешь выйти из воды, значит, дура и есть.

— Вот Джим вернется, он тебя пристрелит.

— Джим будет мне благодарен за то, что я случайно проходил мимо и предупредил тебя.

— Знаю я, зачем ты сюда пришел. — Тут она неожиданно перестала злобно сверкать на меня глазами и даже улыбнулась. — Ты просто воды боишься, Джордж Сойер. Ха!

— Я боюсь этой воды. Ты бы тоже ее боялась, знай ты то, что знаю я.

— Ну да, еще бы. Я бы так напугалась, что тут же выскочила из воды и сказала тебе спасибо. Ах, Джордж, ты просто ничтожная личность. — Она легла на спину и поплыла, улыбаясь в небо, а тело ее соблазнительно просвечивалось из-под воды. — Таких ничтожностей, как ты, я еще не встречала.

— Знаешь, я уже почти решил уйти и предоставить тебя судьбе, — крикнул я.

Она приподняла голову, и тело ее опустилось в воду.

— Ты что-то сказал, бедняжка Джордж?

— Наверное, я сейчас уйду и брошу тебя здесь.

— Ты не можешь уйти, Джордж. — Должно быть, она нащупала дно, потому что немного приподнялась. Вода едва прикрывала ей плечи. Она была слишком мутной и не позволяла увидеть ничего стоящего, если не считать улыбки Люси. Улыбка тоже была мутной и зловещей. — Знаешь, а ты меня еще ни капельки не испугал, — сказала она. — Думал, едва я услышу твои вопли, так сразу выскочу и брошусь в твои мужественные объятия?

Она думала, что я не могу ее так напугать, чтобы она выскочила из воды.

Я посчитал это за вызов.

Я снова уселся.

— Никогда не слыхала о парне по имени Клем Динкер?

— Увы, нет, Джордж. Расскажи мне про него.

— Клем был сумасшедший и жил в дупле дерева на том берегу реки. Он был такой тощий, словно никогда не ел. Но все было как раз наоборот. Клем был готов сожрать все, до чего мог дотянуться зубами. Когда дело доходило до жратвы, он становился самым терпеливым и подлым существом. Он залезал на свое дерево и сидел так тихо, что на него садились птицы. И как только это случалось, он их быстро хватал и отправлял прямо в рот. И схрупывал вместе с чириканьем, крылышками, клювами, глазками и всем прочим. Мы всегда слышали его издалека, когда он выплевывал перышки.

Люси потрясла головой и закатила глаза.

— Знаешь, Джордж, у меня уже начинают мурашки по телу бегать. Если ты и дальше будешь меня так пугать, я скоро могу в обморок упасть.

— Хочешь падать — падай, дело твое. Скажи лучше, ты и дальше хочешь меня мучить, или слушать про Клема?

— Ах, извини. Продолжай, пожалуйста.

— Так вот, этот Клем жрал все подряд. Он не разбирал особо, и если уж запускал во что зубы, так откусывал и жевал. Я тебе говорил, что у него были заостренные зубы?

Люси рассмеялась.

— Да, мэм. Можете мне не верить, но Клем заточил себе все передние зубы, и они стали такими острыми, что он с трудом мог говорить, не поранив губы зубами. начнешь с парнем разговаривать, и не успеет он ответить, как на тебя уже капает кровь. Он делает вид, что ничего не замечает, а ты стоишь внизу, и на тебя кровь капает дождем. Этого вполне хватало, чтобы спутать тебе все мысли.

— Если бы у твоей мамочки хватило ума, — сказала Люси, — она придушила бы тебя еще в колыбельке.

— Я лишь рассказываю все так, как было. Я ничего не выдумываю. Однажды меня разморило после разговора с Клемом, и когда Джим наткнулся на меня спящим под деревом, я был так покрыт кровью, что он принял меня за покойника. Когда япроснулся, он успел уже наполовину выкопать мне могилу. Но это к делу не относится, — быстро вставил я, не давая Люси возможности перебить меня. — Так вот, Клем Динкер был психом и съедал все, во что мог вонзить сои заточенные зубы. И не только птиц. Однажды мы видели, как он доедал бобра. Был еще один охотник, так он клялся, что Клем добрался до его собаки. Он жрал белок, енотов, койотов, бабочек, пауков, слизней и червей.

Люси больше не улыбалась. Она смотрела на меня с ненавистью, а ее верхняя губа поползла вверх, обнажив десну. Я понял, что она вот-вот завопит, и у меня не будет возможности закончить рассказ. Поэтому я быстро перешел к сути.

— В конце концов он съел одного из наших мулов. Мы застукали Клема как раз в тот момент, когда он жрал его потроха, засунув голову мулу в брюхо. И мы его повесили. — Я повернулся и показал наверх на то самое дерево, за которым прятался, когда Люси раздевалась. — Видишь вон ту ветку? Ту, что торчит в сторону? Вот на ней мы его и повесили.

— Да никого ты не повесил, — отозвалась Люси, но храбрости в ее тоне поубавилось. Мне показалось, что поджилки у нее уже трясутся.

— Я сам надел петлю на его кривую шею. Мы поставили Клема на краю обрыва под деревом. Мы решили, что толкнем его, а он повиснет над берегом и задохнется. Но до сих пор нам еще никого не приходилось вешать. Наша ошибка была в том, что нам следовало бы натянуть веревку между шеей Клема и веткой. А вышло так, что она чересчур растянулась. И когда мы его столкнули, он не столько повис, сколько упал. И голова у него оторвалась. Так вот, тело Клема мы отволокли в лес и закопали. Но только тело, без головы. Она у него была круглая, скатилась вниз и упала в воду. Мы ее искали, но не нашли даже волоска. Вот с тех самых пор мы и зовем это место запрудой Динкера. Насколько нам известно, его голова до сих пор здесь.

Глаза у Люси немного выпучились.

— А после этого здесь начала исчезать рыба. И очень скоро ловить стало совсем нечего. Правда, клюет здесь довольно скоро. Да только поднимешь удочку, а наживки уже нет. Но рыба никогда не попадается. Извели мы с Джимом на этом месте ведро червей, да и поставили крест на рыбалке.

Тут Люси застыла и скосила глаза в воду. Потом быстро перевела взгляд на меня. Я увидел, как она рассердилась, потому что я заметил, как она посмотрела на воду. — В этой брехне нет ни слова правды, Джордж Сойер. И я не узнала ничего нового кроме того, что уже знала — что ты отвратительный подонок, недостойный человеческой цивилизации.

— Я не лжец, — возразил я.

Тут ее глаза снова забегали.

А потом они едва не выскочили из орбит. И Люси испустила такой вопль, что у меня волосы стали дыбом. Она заметалась из стороны в сторону. Вода вокруг нее забурлила и покраснела.

Мне даже на секунду захотелось броситься в воду и попытаться ее спасти. Это был бы героический поступок.


***
Байка, что рассказывал мне Джордж, закончилась одновременно с бутылкой виски, стоявшей между нами на столе салуна.

— И ты даже пальцем не шевельнул, чтобы ее спасти? — спросила я.

— Она в любом случае этого не стоила, — ответил Джордж.

— И теперь ты хочешь, чтобы я отправилась с тобой на прииск?

— Мне там стало чертовски одиноко. Честное слово. Я решил, что стоит рискнуть удачей ради такой красотки, как ты.

— Но ведь ты там вместе с Джимом, разве нет?

— Понимаешь, когда он увидел, что случилось с Люси, то набросился на меня с топором. Я даже не успел ему ничего объяснить. он вбил себе в голову, что это я убил Люси, да потом еще и обглодал. И мне пришлось его застрелить.

— А может, ты все это и проделал, Джордж? Скажи?

— Знаешь, Марбл, прикуси свой язычок. Я не из таких. Да и ты, вроде, не похожа на ту заразу Люси. Эта девка была чистый яд. Такой яд, что на следующее утро я наткнулся в запруде на голову Динкера. Она плавала там лицом вверх, и губы у нее были совсем черные.

Перевод: А. Новиков

Охота

Richard Laymon. «The Hunt», 1989

Все еще здесь. Все еще смотрит на нее.

Ким, сидевшая на пластиковом стуле спиной к стене, чувствовала себя неуютно. Не считая дверной рамы, лицевая стена прачечной целиком была стеклянной. Над головой сверкали люминесцентные лампы.

Для мужчины в машине снаружи это, должно быть, все равно что смотреть на нее на экране кинотеатра под открытым небом.

Она хотела бы, чтобы на ней было побольше одежды. Но была жаркая ночь и было очень поздно, и она откладывала поход в прачечную до тех пор, пока каждый стежок в ее квартире не нуждался в стирке. Так что она пришла сюда в кроссовках, старых спортивных шортах из старшей школы и футболке.

Наверное, поэтому ублюдок и таращится на меня, подумала она. Наслаждается бесплатным шоу.

Прямо как Любопытный Том,[1] просто сидит там и глазеет.

Когда Ким впервые заметила его, она подумала, что он был мужем одной из других женщин. Скучая в ожидании, он предпочитал проводить время, не выходя из машины, может, чтобы слушать радио — и глазеть на нее на почтительном расстоянии.

Вскоре, однако, две женщины ушли. Единственной оставшейся была рослая среднего возраста женщина, продолжавшая жаловаться и отдавать приказы парню по имени Билл. Судя по тому, как Билл слушался и повиновался, он должен был быть ее мужем.

Ким не думала, что этот незнакомец в машине ждал их.

Они закончили. Они унесли корзины с чистым бельем к кузову универсала и уехали.

Ким была единственной оставшейся девушкой.

Незнакомец остался.

Каждый раз, когда она глядела в его направлении, она видела, что он снова смотрит на нее. На самом деле, она не могла видеть его глаза. Они были спрятаны в тени. Но она ощущала их пристальный взгляд, чувствовала, что они изучают ее.

Хотя она и не могла видеть его глаза, из прачечной достигало достаточно света, чтобы увидеть его толстую шею, его бритую голову. Его голова была похожа на гранитную глыбу. У него был тяжелый лоб, выпуклые скулы, широкий нос, полные губы, которые никогда не двигались, и массивная челюсть.

Было бы не так плохо, подумала Ким, если бы он выглядел как какой-нибудь слабак. Я могла бы справиться с таким. Но этот парень выглядит так, будто съел штыки на завтрак.

Она хотела бы уйти со стула рядом с входом. Подождать в задней части комнаты. Черт, нырнуть от его глаз за средний ряд стиральных машин.

Но если бы она сделала это, он мог бы войти.

Со мной все в порядке, пока он остается в машине.

Со мной, наверное, все в порядке, пока Качок здесь.

Она не знала имени Качка, но он был здесь. Большой парень мог бы даже сравниться с незнакомцем. На вид он был на пару лет моложе Ким — может, девятнадцать или двадцать. У него было так много мышц, что он не смог бы свести колени вместе, даже если бы от этого зависела его жизнь. Его серая безрукавка была обрезана чуть ниже груди. Его красные шорты были очень похожи на шорты Ким, но намного больше. Он надел их поверх тренировочных брюк.

Она смотрела на него, теперь, когда он спрыгнул с одной из стиральных машин и с важным видом шел к ближайшей машинке. Он нажал на кнопку. Дверь сушилки распахнулась. На пол упали белый носок и суспензорий.

Живот Ким затрепетал.

Он закончил.

Она заставила себя не глядеть в окно. Она заставила себя не торопиться. Она попыталась выглядеть естественно, встав со стула и двигаясь в сторону сидевшего на корточках атлета.

— Привет, — сказала она, останавливаясь рядом с ним.

Он поднял на нее глаза и улыбнулся.

— Привет.

— Прости, что беспокою, но я хотела спросить, не окажешь ли ты мне услугу.

— Да? — его взгляд скользнул вниз по телу Ким. Когда он вернулся к ее лицу, она поняла, что он будет готов помочь. — Что за услуга? — спросил он.

— На самом деле, ничего особенного. Я просто не хочу остаться здесь одной. Я хотела узнать, не мог бы ты остаться здесь на несколько минут и составить мне компанию, пока мои вещи не будут готовы. Они сейчас в сушилке. Это займет не больше десяти минут.

Он поднял брови.

— И это все?

Она слегка наклонилась вперед и обхватила колени, чтобы ослабить натяжение ткани на груди.

— Ты живешь рядом? — спросил Брэдли.

— Ага, в нескольких кварталах отсюда. Ты студент?

— Второкурсник. Хотя я живу за пределами университетского городка. У меня своя квартира. Ты часто здесь бываешь?

— Не-часто, насколько это возможно.

Он тихо рассмеялся.

— Понимаю, о чем ты. Работа по дому. Я ненавижу ее.

— Я тоже. Особенно стирку. Здесь становится жутко, — она повернула голову. Она хотела остановиться, не смогла, продолжала поворачиваться, пока не увидела припаркованный автомобиль и мрачное лицо за лобовым стеклом. Она быстро оглянулась на Брэдли.

— Если ты напугана, почему пришла сюда так поздно? — спросил он.

— Не нужно ждать, пока освободятся стиральные машинки. — Затем она добавила: — Знаменитые последние слова.

Брэдли нахмурился.

— Что такое? — он посмотрел в направлении входа, затем нахмурился. — В чем дело?

Рот Ким растянулся в гримасу. Она покачала головой.

— Ничего.

— Это из-за того парня снаружи?

— Нет, это… Он следит за мной. С тех пор, как я пришла сюда. Просто сидит там и смотрит на меня.

— Да ну? — Брэдли посмотрел в сторону мужчины.

— Нет! Господи! Просто сделай вид, что его здесь нет.

— Может, я мог бы выйти и…

— Нет!

Он повернулся к Ким.

— Ты не знаешь, что это за парень?

— Я никогда его раньше не видела.

— Неудивительно, что ты волнуешься.

— Я уверена, ничего страшного, — сказала она, снова начиная дрожать. — Возможно, ему просто нравится смотреть на женщин.

— Мне нравится смотреть на женщин. Но это не значит, что я торчу возле прачечных, как гребаный извращенец.

— Он, наверное, безвреден.

— По мне, так он не выглядит безвредным. Кто сказал, что он не какой-то там урод вроде Мясника Горы Болтон?

— Эй, прекрати…

Брэдли побледнел. Его глаза расширились. Они бродили по Ким и вернулись на ее лицо.

— Господи, — пробормотал он. — Я очень не хочу говорить тебе это, но… — он колебался.

Перемены в нем напугали Ким.

— Что?

— Ты… ты полностью подходишь под его профиль жертвы.

— О чем ты говоришь?

— Мясник Горы Болтон. У него было восемь жертв, и они все… всем им было от восемнадцати до двадцати пяти лет, может, не такие привлекательные, как ты, но почти. И стройные, и у всех у них были длинные светлые волосы с пробором посередине, прямо как у тебя. Ты выглядишь точно так же, как они, вы могли бы быть сестрами.

— Вот дерьмо, — пробормотала Ким.

— Я встречался с девушкой, которая подходила под его профиль. Не настолько, как ты, но это заставило меня поволноваться. Я боялся, ну, знаешь, что ее могут в конечном итоге изнасиловать и расчленить, как… Здесь есть черный ход?

— Эй, перестань. Ты правда…

— Я не шучу.

— Я знаю, но… Это, наверное, не он, верно? Я имею в виду, он не…

— Он никого не прикончил за два месяца, и копы думают, что он мог покинуть этот район, или умер, или попал в тюрьму за еще что-то. Но они не знают. Они просто пытаются успокоить людей, говоря так. Ты когда-нибудь была около Горы Болтон?

Ким покачала головой. По ее телу пробежал холодок.

— Говорю тебе, это одна большая дикая местность. Парень мог бы скрываться годами, если бы понимал, что делает. Так, может, он затаился на какое-то время, и теперь, возможно, желание взяло над ним верх, и… Мало кто теперь там устраивает кемпинг. Если он захотел новую жертву, ему придется спуститься за ней в город.

— Это и правда начинает пугать меня.

— Просто посиди здесь минуту. Я проверю черный ход.

Брэдли прошел по проходу между рядами тихих стиральных машин и сушилок. Он прошел мимо торговых автоматов, где посетители могли приобрести напитки, закуски, моющие средства или отбеливатель. Он выстукивал ритм, пока шел мимо длинного деревянного стола, где люди рассаживались и складывали свое белье. Потом он исчез в углублении задней части комнаты. Он был вне поля зрения только одну секунду.

Когда он вернулся обратно, он встретился взглядом с Ким и покачал головой.

Он ни разу не взглянул в сторону мужчины в машине, пока возвращался к ней.

— Ничего, кроме подсобки, — сказал он. — Единственный выход впереди.

Ким кивнула и попыталась улыбнуться. Уголок ее рта подергивался.

— Как думаешь, твои вещи уже готовы?

— Вполне возможно, — она спрыгнула со стиральной машины. Брэдли поднял свой мешок для грязного белья и пошел сбоку от нее, когда она направилась к паре сушилок рядом с выходом.

— Твоя машина на стоянке? — спросил он.

— Да.

— Я сяду с тобой. Если он подумает, что мы действительно вместе, может, он не будет что-либо предпринимать.

— Хорошо, — сказала Ким. Обе сушилки все еще работали. Она видела, как они вибрируют, слышала их моторы и стук теннисных туфель, которые она бросила внутрь ближайшей из двух.

Она поставила корзину для белья на верх этой сушилки, присела на корточки и открыла переднюю панель. Мотор затих. Потянувшись внутрь, она вынула кучу теплых вещей. Они все еще были немного влажными, но ей было все равно.

— Если он пойдет за нами, когда мы выйдем, — сказал Брэдли, — может, мы сможем оторваться от него. Ну, по крайней мере, ты будешь не одна. До тех пор, пока я с тобой, он дважды подумает, прежде чем предпринять что-нибудь.

Насколько я понимаю, он мог лгать с самого начала.

Может, он заодно с тем парнем. Они могут работать вместе.

Не впускай его в машину, сказала она себе. Выйди с ним, но…

— Вот дерьмо, — пробормотал Брэдли.

Ее голова дернулась в его сторону. Он стоял неподвижно, широко раскрыв глаза, и смотрел в сторону входа.

Ким вскочила и обернулась.

Незнакомец стоял в дверном проеме. Затем он зашел внутрь, зашагал к ним.

На нем была темная вязаная шапка. Его лицо было исполосовано черным гримом. Его черная футболка выглядела распухшей от гор мышц. Грудь пересекал ремень винтовки. Как и плечевой ремень, крепивший ножны, нож рукояткой вниз, с левой стороны его грудной клетки. Талию обхватывал пояс для инструментов, на котором висели фляжка и кобура. На нем были мешковатые камуфляжные штаны. Их манжеты были заправлены в высокие сапоги.

Брэдли, подняв кулаки, встал перед Ким. Его голос прогремел:

— А ну стоять, мистер.

Удар в живот свалил Брэдли на колени. Удар колена в лоб отшвырнул его назад. Он рухнул на пол и распластался у ног Ким.

Она развернулась и попыталась убежать. Рука зацепила плечо ее футболки. Ткань потянула ее, натянулась и разорвалась, когда она повалилась вбок. Ее ноги заплелись. Она упала на пол.

Мужчина схватил ее за лодыжки. Его вес опустился ей на спину. Рука рванулась к горлу и сжала его.

Ким проснулась в полной темноте. Она лежала, свернувшись на боку. У нее болела голова. Сначала она подумала, что находится дома в постели. Но это не было похоже на кровать. Она чувствовала под собой одеяло. Поверхность под одеялом была жесткой. Она вибрировала. Иногда она стучала по ней.

Она вспомнила мужчину.

Потом она поняла, где была. Чтобы подтвердить свои опасения, она попыталась выпрямить ноги. Что-то мешало. Она вытянула руку. Пальцы наткнулись на жесткую, рифленую резину.

Запасное колесо.

Машина остановилась. Ким понятия не имела, как долго она была заперта в багажнике. Вероятно, около часа. Именно сколько нужно времени, знала она, чтобы приехать из города в местность, окружающую Гору Болтон.

Придя в сознание и осознав, что находится в багажнике машины мужчины, она вспомнила, где он схватил ее. После периода удушающей паники, после молитв Богу с просьбой спасти ее, в Ким поселилось безразличие. Она знала, что скоро умрет, и она ничего не могла с этим поделать. Она сказала себе, что все умирают. И, таким образом, она будет избавлена от мучений вроде смерти родителей, смерти других близких и друзей, ее собственной старости и, возможно, медленной смерти в тисках рака или другой ужасной болезни. Есть свои преимущества.

Бог, я собираюсь умереть!

И она знала, что Мясник делал со своими жертвами: как он похищал их, насиловал их, пытал их ножами, прутьями и огнем.

Паника вернулась. К тому моменту, как машина остановилась, она снова хныкала и дрожала.

Она услышала, как затих двигатель. Дверь с глухим стуком закрылась. Через несколько секунд позади нее раздался приглушенный звон ключей. Она услышала тихие щелчки от ключа, скользящего в замке багажника. Треск защелки. Затем крышка багажника подскочила вверх, скрипя на петлях.

Рука протолкнулась ей под мышки. Другая протиснулась ей между ног и схватила ее за бедро. Она была поднята, вынута из багажника и брошена на землю. Лесная почва была влажной, колючей от опавшей хвои. Палки и шишки впились в нее, как только она перевернулась на спину. Она уставилась на темный силуэт мужчины. Он был размыт из-за ее слез.

— Вставай, — сказал он.

Ким с трудом поднялась на ноги. Она шмыгнула носом и вытерла глаза. Она подняла переднюю часть своей разорванной футболки, прикрыв правую грудь, и держала ткань на плече.

— Как тебя зовут? — спросил мужчина.

Ким выпрямила спину.

— Пошел ты, — сказала она.

Уголок его рта изогнулся вверх.

— Оглянись.

Она медленно повернулась и обнаружила, что стояла на поляне, окруженная густым лесом. Здесь не было никаких признаков дороги, хотя она подозревала, что они не могли быть далеко от них. Машина не смогла бы проехать на большое расстояние через подлесок и деревья. Она посмотрела Мяснику в лицо.

— Да?

— Ты знаешь, где находишься?

— Есть одно предположение.

— Ты грубая маленькая дрянь, не так ли?

— А чего мне терять?

— Ничего, сука. Посмотри направо. Там дорожный знак.

Она посмотрела. Она заметила небольшой деревянный знак на столбе у края поляны.

— Придерживайся тропы, — сказал он. — И тебе лучше поторопиться.

— О чем ты говоришь?

— У тебя есть фора пять минут, — он поднял руку к ее лицу. Другой рукой он нажал на кнопку, чтобы осветить цифры на своих наручных часах. — Вперед.

— Что это?

— Охота. И твое время пошло.

Она увернулась от куста, промчавшись через зазор между двумя деревьями, и сбавила шаги, когда подбежала к склону.

Машина не могла приехать отсюда, поняла она. Ублюдок, должно быть, развернул ее, прежде чем остановился. Знал, что попробую так сделать.

Я убегаю в сторону от дороги.

Она задалась вопросом, сколько времени прошло. Ее пять минут не могли истечь.

Он не даст мне пять, думала она. Он, наверное, уже бежит за мной.

Но она ничего не слышала позади себя. Она слышала только свое сбивчивое дыхание, биение сердца, хруст хвои под обувью, раздавленные шишки и трещавшие ветки под ногами.

Я произвожу слишком много шума.

Затем нога соскользнула. Она увидела, как нога взлетела вверх. Она увидела кроны деревьев. Хлопнулась о землю и проехалась на спине, лесной мусор задрал ей футболку, царапая кожу. Когда скольжение остановилось, она лежала, растянувшись, и не двигалась, только втягивая воздух в легкие.

Я не смогу убежать от него, сказала себе Ким. Он легко меня поймает. Нужно затаиться. Нужно спрятаться.

Приподнявшись, она посмотрела вниз по склону. Он был не сильно лесистым. По сторонам стояли дремучие деревья. Она поднялась. Она взглянула наверх. Никаких признаков мужчины еще не было. Но время должно было быть на исходе.

Низко присев, она прошла по склону. Лунный свет вскоре остался позади. Лесная тьма была чудесна — укрывающая пелена ночи. Она шла медленно, стараясь не шуметь, обходя стволы елей и пихтовых деревьев, нырнула под свисающие ветви.

Это место пахло как Рождество.

Сделай все правильно, сказала она себе, и, быть может, ты увидишь еще одно Рождество.

Насколько хорош этот парень? — задавалась она вопросом. Достаточно ли он хорош, чтобы выследить меня среди всего этого в темноте?

Он бы не отпустил меня, если бы не был уверен, что найдет меня.

Должен быть способ. Мне просто нужно быть умнее его.

Он сейчас идет за мной, думала она. Даже если он ждал целых пять минут.

Ким вышла из-за дерева, обернулась и осмотрела лес. Не считая нескольких пятен лунного света, пространство была черным с оттенками серого. Она увидела едва заметные очертания близлежащих деревьев и саженцев. Ничто, казалось, не двигалось.

Ты не заметишь его, пока он не появится прямо перед тобой, поняла она, вспомнив его темную одежду и маскировку.

Она осмотрела себя. Ее ноги были измазаны, шорты были темные, но футболка, казалось, почти светится. Бормоча проклятия, она стащила ее. Она засунула ее спереди в шорты, так что они свисали с ее талии. Так-то лучше. Она была загорелой, не считая грудей, они были почти белыми, как футболка.

Развернувшись, Ким пошла в сторону бурелома. Корни старого дерева образовали скопление высотой до ее головы. Вокруг ствола росли кусты и лозы. Она подумывала перелезть через мертвое дерево, но вместо этого решила обойти его.

Она поспешила обойти скопление корней и направилась направо от бурелома. Оставив препятствие за спиной, она бросилась бежать и без затруднений двигалась от дерева к дереву для укрытия. Она мчалась так быстро, как только могла, уворачиваясь от деревьев, уклоняясь от редких скоплений камней, окружавших участки подлеска. Наконец, запыхавшаяся и мучимая жаждой, она нырнула за ствол. Она наклонилась и схватила свои вспотевшие колени и хватала ртом воздух.

Этот маленький рывок, подумала она, должен немного увеличить расстояние между нами. Он не побежит изо всех сил, если он меня не отслеживает.

Может, достал его из машины, пока ждал мои пять минут форы.

Как я смогу спрятаться от чего-то подобного?

Они реагируют на тепло тела? — спросила она себя.

Что, если я зароюсь?

Эта идея показалась такой же плохой, как и спрятаться под буреломом.

Вздохнув, Ким прислонилась к дереву. Его кора была жесткой и колючей. Тихий несущийся звук заставил ее вздрогнуть. Но он шел сверху. Наверное, там белка, подумала она.

Может, взобраться на дерево?

Даже если бы Мясник догадался, что она поднялась на дерево, чтобы спрятаться, их были тысячи. Она могла бы забраться на дерево достаточно высоко, чтобы стать невидимой с земли. Ветви и листья могут даже дать некоторую защиту от прицела ночного видения, если у него есть такая штука.

Если он найдет меня, думала Ким, ему придется чертовски сложно добраться до меня.

Он мог бы, наверное, застрелить меня оттуда. Это будет нелегко, если я буду достаточно высоко. И он может испугаться наделать шума. Звук выстрела разнесется на большое расстояние. Кто-то может услышать его.

Кроме того, я бы предпочла быть застреленной, чем взятой живой. Быстро и чисто.

Если он не станет стрелять в меня снизу, его единственный выбор — подниматься за мной. Это сделает его уязвимым.

— Ладно, — прошептала Ким. — Давай усложним ему задачу.

Она вышла из-под дерева. Присев, она осмотрела землю. Тут и там сквозь покров из сосновой хвои торчали тусклые серые очертания камней. Она подобрала несколько, выбирая те, которые были достаточно большими, чтобы заполнить ее руку — достаточно крупными, чтобы причинить реальный урон. Собрав шесть, она разложила свою футболку на земле. Она сложила камни на футболку, подняла ее за края и завязала, образовав импровизированный мешочек.

Размахивая поклажей, Ким бродила среди деревьев, пока не нашла пять стоявших очень близко друг к другу. Их ветви перекрещивались и переплетались, образуя темную массу.

Идеально.

Она поспешила к центральному дереву, увидела, что у него не было веток в пределах легкой досягаемости, и подошла к дереву рядом с ним. Самая низкая ветка этого дерева была на уровне лица Ким. После первой ветки, казалось, остальное будет легко.

Футболка, полная камней, представляла собой проблему. Ким задумалась об этом. Затем она развязала узел и завязала его так, что неразорванный рукав был свободен. Она просунула левую руку через отверстие для шеи и вынула из рукава, потом просунула узелок вверх по руке. Протащив вес камней через плечо, она откинула груз за спину.

хватать ртом воздух

Ее горло сжалось. Ее желудок трепетал. Ее ноги задрожали. Она вдруг повернулась и обняла дерево. Я здесь в безопасности, говорила она себе. Я не собираюсь падать. Она напомнила себе о днях в команде гимнастики старшей школы. Это было не так уж давно, подумала она. Это не сложнее, чем брусья. Я осталась в хорошей форме.

Она все еще держалась за дерево какое-то время, прежде чем нашла силы ослабить хватку. Просто немного выше. Не смотри вниз, и все будет в порядке.

Она поставила колено на следующую ветку, поползла вверх, встала на нее, развернула ногу вокруг ствола к другой ветке, поднялась выше, и скоро процесс восхождения занял все ее мысли, не оставив места для страха падения.

Когда ее движения начали раскачивать верхушку дерева, Ким поняла, что была достаточно высоко. Она оседлала ветку, придвинулась вперед, пока не прижалась тесно к стволу, и обвила ноги вокруг него.

Долгое время она оставалась в таком положении. Потом камни начали беспокоить ее. Рукав футболки был словно рука на плече, пытающаяся стянуть ее назад. Острые края камней давили на кожу через ткань.

Она даже каким-то образом уснула на какое-то время перед рассветом.

Она чувствовала онемение ниже пояса. Повиснув на верхней ветке, она встала и держала себя устойчиво. Чувствительность вернулась к ногам, паху и заднице, вместе с покалыванием в них будто булавками и иголками. Когда она снова чувствовала себя нормально, она сняла шорты, спустилась на ветку ниже и помочилась. Возвратившись к своему насесту, она надела шорты обратно. Она села, обвила одну руку вокруг ствола и свесила ноги.

Что теперь? — спрашивала она себя.

Очевидно, она ускользнула от Мясника. Она подумала, проходил ли он этим путем ночью. Может, он никогда даже и не приближался.

Может, он сдался, наконец, и ушел.

Это принятие желаемого за действительное, предупредила себя Ким. Он не сдастся. Не так легко.

Ожидание ночи было пыткой. Здесь не было никакого удобного способа сидеть. Ким часто меняла положение, в основном сидела, иногда стояла, порой висла на руках на более высоких ветвях, чтобы размяться и снять нагрузку с ног.

Голод терзал ее, но жажда была намного хуже. Она жаждала глоток воды.

Несмотря на тени, образованные верхними участками дерева, дневная жара была зверской. Пот стекал по ее лицу, обжигая глаза. Он струился по ее телу, щекоча ее и заставляя извиваться. Ее кожа стала скользкой и жирной. Шорты были будто приклеены.

При всей влажности на коже, во рту было сухо. Пока тянулся день, ее губы стали шероховатыми и потрескавшимися. Ее зубы были словно блоки песчаного камня. Казалось, язык припух, горло саднило так, что ей было трудно глотать.

Временами она задавалась вопросом, может ли она рисковать и ждать темноты. Ее силы, казалось, ускользали вместе с потом, льющемся из кожи. Периоды головокружения появлялись и исчезали. Если я не спущусь вниз, подумала она, очень скоро я упаду. Но она держалась.

Просто еще немного, твердила она себе. Снова и снова.

Наконец, настали сумерки. Освежающий ветерок подул через дерево, нежно его покачивая, высушивая ее пот.

Затем тьма сомкнулась над лесом.

Ким начала спускаться. Она спустилась на десять или двенадцать футов от своего насеста, когда вспомнила о футболке. Она оставила ее лежать на ветке наверху.

Казалось, она была за мили от нее.

Но она не сможет вернуться к цивилизации в одних только шортах.

Она заплакала. Она хотела спуститься. Она хотела найти воду. Это просто несправедливо, что надо было снова подниматься наверх.

Плача, она через силу полезла наверх. Наконец, она потянула нагруженную футболку с ветки. Так или иначе, эти чертовы камни ей больше не нужны. Она развязала узел и встряхнула футболку. Камни упали, ударяясь о ветки, просвистев через хвою. Она засунула пустые лохмотья футболки спереди в шорты, чтобы не потерять их, потом начала свой долгий спуск на лесную подстилку.

Когда Ким отпустила последнюю ветвь, она смутно помнила, как спустилась.

Она нашла себя бредущей по лесу. Ее руки были тяжелыми. Она посмотрела на них и увидела, что в каждой было по камню. Она не помнила, как поднимала их. Но она оставила их.

Его руки схватились за ее грудь, дергая ее к нему. Она извивалась и брыкалась, пока он тащил ее к берегу. Здесь он повалился вниз, швырнув ее на землю.

Он корчился на ней сверху. Его руки сжимали и крутили ее грудь. Он хмыкнул, присосавшись к ее шее.

Приподнявшись, она схватилась за его ухо. Она дернула его. Услышала разрыв хряща, почувствовала его дыхание на своей шее, когда он закричал. Его руки вылетели из-под нее. Он бил ее по голове.

Оглушенная ударами, Ким смутно осознала, что его вес больше не давит на ее тело. Она подумала, что должна попытаться поскорее встать и убежать, но не могла пошевелиться. Как будто его удары выбили из нее все силы.

Она почувствовала, как ее шорты потянули вниз. Она хотела остановить это, но все еще не могла заставить руки работать. Шорты стянули на лодыжки, подняли ее ноги и сняли их. Ее ноги упали и ударились о землю.

Грубые руки гладили заднюю поверхность ее бедер, ее задницу. Она почувствовала прижавшееся усатое лицо. Губы. Язык. Мужчина мычал, как животное.

Затем он схватил ее за лодыжки, потянул и скрестил ее ноги, перевернув ее.

Ким уставилась на мужчину.

Он вытащил из-за пояса нож. Его лезвие блеснуло в лунном свете. Он зажал нож между зубами и начал расстегивать свою рубашку.

Она уставилась на него.

Она попыталась понять.

Он был худой, в джинсах и клетчатой рубашке. У него были растрепанные волосы.

Это не Мясник!

Он распахнул свою рубашку.

Грохот ударил в уши Ким. Голова мужчины дернулась, словно его ударили в висок. С другой стороны вырвались темные брызги. Он стоял над ней секунду, по-прежнему держа рубашку распахнутой, нож все еще был сжат в зубах. Потом он рухнул на землю.

В ушах у Ким звенело от звука выстрела. Она не слышала, как кто-то приблизился.

Но вдруг мужчина в мешковатых штанах и черной футболке встал у ее ног. Он направил винтовку вниз на другого мужчину и всадил в него еще три патрона.

Он перекинул винтовку на спину. Он присел, поднял тело и повесил его на плечо. Повернувшись к Ким, он сказал:

— Одевайся. Я подброшу тебя обратно в город.

— Ни за что, — пробормотала она.

— Как хочешь.

— Подожди, — позвала Ким, пытаясь приподняться.

Он остановился. Он обернулся.

— Он Мясник? — спросила она.

— Верно.

— Кто ты?

— Наемник.

— Почему ты так поступил со мной? — вырвалось у нее.

— Нужна была приманка, — сказал он. — Ты была ей, сука. Я считал, что он выследит тебя, рано или поздно. Он выследил, и я снял его. Вот как все просто.

— Как ты нашел меня? — спросила Ким.

— Нашел тебя? Я никогда тебя и не терял. Забраться на дерево было довольно хорошим трюком. Хвалю за это. Хотя, рад, что ты сбросила камни. Отлично сработано. Это и вывело его из укрытия.

— Почему ты сразу не выстрелил в него?

— Не хотелось. Идешь?

— Пошел ты.

Он ушел.


* * *
Ким шла вдоль ручья. Рано утром следующего дня она натолкнулась на двухполосную дорогу. Она пошла вдоль нее. Наконец, она услышала приближающий автомобиль. Перед тем, как машина появилась в поле зрения из-за поворота, она подняла разорванную переднюю часть футболки, чтобы прикрыться.

Машина, зеленый джип, остановилась возле нее. Лесничий выскочил из машины и поспешил к ней.

— Боже мой, что с вами случилось?

Она покачала головой.

— Вы можете отвезти меня в полицию?

— Конечно, — его глаза прошлись по Ким, что напомнило ей о Брэдли в прачечной. Ей стало интересно, что было с Брэдли. Она спрашивала себя, не хочет ли увидеть его снова.

— Судя по виду, вам пришлось несладко, — сказал лесничий.

— Ага, — покачнувшись вперед, она сделала быстрый неловкий шаг, чтобы не упасть. Рейнджер схватил ее за руку и помог удержаться на ногах.

— С вами все в порядке? — спросил он.

— Я буду жить, — сказала Ким. Ее губы дернулись в подобие улыбки. Она сказала это снова: — Я буду жить.

Это звучало очень хорошо.

Перевод: А. Осминин

Ванна

Richard Laymon. «The Tub», 1991

— Алло.

— Угадай, кто это, Кении.

Она говорила в трубку страстным голосом, который, насколько она знала, был страстным чрезвычайно.

— Уже угадал!

— Чем занимаешься?

— Ничем особенным. Так просто. А ты?

— Томлюсь в постели.

— Да ну? — Джойс услышала его хрипловатый смех. — Заболела?

— У меня, кажется, поднимается температура, — сказала она. — Я вся такая горячая. Такая горячая, что пришлось совсем раздеться. Ума не приложу, что это со мной такое.

— Какая у тебя температура?

— Откуда я знаю, Кенни. У меня нет сил даже подняться и взять градусник. Может, приедешь со своим? Тем, что между ног.

Наступила короткая пауза. Потом Кен спросил:

— А Гарольд?

— Насчет него не беспокойся.

— То же самое ты говорила в прошлый раз, когда он нас чуть не прихватил.

— Нет, сегодня вечером абсолютно спокойно. Гарантирую. Он уехал в Нью-Йорк. В Нью-Йорк, и вернется только в воскресенье вечером.

— Когда уехал?

— Ты прямо как пугливая лань.

— Просто не хочу неприятностей.

— Ну ладно, он уехал утром. И не стоит думать, что он пропустил свой рейс. Он позвонил мне всего несколько минут назад из своего номера в «Мариот». Он в трех тысячах миль отсюда, и я уверена, нет ни малейшей возможности, что он нас накроет.

— А откуда ты знаешь, что он звонил не из автомата в миле от тебя, и не сказал, что он в нью-йоркском «Мариоте»? Может, он в брентвудском «Шевроне».

— Бог ты мой, прямо параноик!

— Почему бы тебе не позвонить в отель? Просто убедись, что он действительно вселился, а потом перезвони. Если он там, как сказал, я сейчас же приеду.

Джойс вздохнула.

— Ну что ж, надо так надо.

— Буду ждать у себя.

Перекатившись по кровати, она положила трубку, свесила ноги и села.

Вот зануда.

Гарольд в Нью-Йорке, как и говорил. Его выдвинули на соискание премии Брэма Стокера за этот его гнусный романчик, и он явно не собирается упустить шанс омыться в лучах славы. Сегодня вечером он будет потягивать свое пойло в гостиной вместе с Джо, Гэри, Четом, Риком и прочими, похохатывать и веселиться. Про Джойс он если и вспомнит, то в последнюю очередь.

Даже если он и имел подозрения насчет нее — даже если ему плевать на общение с прочими писателями, даже если его не выдвинули, — все равно у него кишка тонка сделать вид, будто он отправился в Нью-Йорк, а самому тихонько пробраться в дом и застукать их с Кеном.

Он ведь такой бесхребетный.

Такая тряпка, что даже если случайно наткнется на нее и застукает их с Кеном в самый разгар случки, он скорее всего лишь вспыхнет, ничего не скажет и уйдет.

Кену вообще глупо из-за него беспокоиться.

Уж не вообразил ли он, будто Гарольд может его пристрелить? Оружие Гарольда пугало. Он вряд ли им воспользуется ради спасения собственной жизни, не говоря о том, чтобы ухлопать любовника жены. А без пистолета у Гарольда против Кена никаких шансов.

Кен — больше ста килограммов накачанных мышц — управится с крошкой Гарольдом, даже не вспотев.

Выждав еще немного, она сняла трубку и набрала номер Кена. Тот ответил почти сразу.

— Алло?

— Сам алло, здоровяк.

— Он там?

— По сообщению администратора, он вселился в шесть вечера.

— Отлично. Уже иду.

— Я оставлю входную дверь незапертой. Сразу заходи и попробуй меня найти.

— Чао, — сказал он.

— Черт. Не говори так. Так всегда Гарольд говорит. Это так манерно.

— Буду через десять минут.

— Так-то лучше. До встречи.

Повесив трубку, она зашла в гардеробную и взялась было за атласный халат. Но потом решила обойтись без него. Она и так ощущала себя разгоряченной. Хотя ей придется пройти мимо окон, чтобы открыть входную дверь, вряд ли ее кто-нибудь заметит. Рядом с ее домом других домов нет, а с дороги ничего не увидишь из-за кустов.

Она вышла из спальни энергичной походкой и спустилась по лестнице, наслаждаясь движением воздуха, ласкающего кожу, и легким колыханием грудей.

Внизу она увидела свое темное отражение в окне рядом с входной дверью.

Она представила, как снаружи на нее пялится какой-нибудь извращенец, и по телу ее прошла легкая дрожь. Не от страха, как она поняла. Ради воображаемого вуайериста она провела большими пальцами по выступающим соскам. От собственного прикосновения у нее перехватило дыхание.

Она отперла дверь.

Сердце у нее заколотилось, и она задрожала еще сильнее, представив, как открывает дверь и выходит на крыльцо. И ждеттам Кена. В лунном свете, на открытом месте, и теплый ночной ветерок облизывает ее тело.

В другой раз. Может быть, сегодня попозже они выйдут вместе. Но не сейчас. Она уже решила, как встретить Кена, а времени оставалось немного.

Поспешно выключив все освещение внизу, она снова помчалась наверх, где выключила свет в коридоре. Весь дом, кроме главной спальни, погрузился в темноту.

Она вошла, щелкнула выключателем, чтобы погасить лампы рядом с кроватью, а потом осторожно направилась по ковру в ванную. Здесь она включила свет, но лишь на мгновение, чтобы найти спички и зажечь одну.

Она закрыла дверь и потушила свет. Затем она поднесла горящую спичку к фитилю первой свечи. Пока достаточно. Она загасила спичку. Единственный язычок пламени отражался в зеркалах, покрывавших все стены и потолок. Ванная мерцала трепещущим нежным светом.

Джойс улыбнулась.

У Гарольда — эта чертова ванна, а у меня — мои чудесные зеркала.

Когда они переделывали ванную комнату, она хотела просторную утопленную ванну. Но Гарольд настоял на этом белом слоне. Это была ужасная древняя вещь, стоявшая посреди пола на тигриных лапах. Прямо экспонат. И он с удовольствием ее демонстрировал. Он заводил друзей наверх в ванную комнату, чтобы они могли восхититься этим монстром, а он в это время рассказывал им длинную нудную историю про то, как купил ее на распродаже в Голливуде. Какая-то актриса времен немого кино предположительно вскрыла вены, находясь в этой штуке. Сыграла в ящик, любил говаривать Гарольд. В этой самой ванне.

Какой дурак, подумала она, наклонясь над ванной и открыв краны. Когда вода нагрелась, Джойс заткнула сток резиновой пробкой, после чего выпрямилась и отерла мокрую руку о бедро.

По крайней мере из-за этого мне достались зеркала, подумала она.

Она позволила ему заиметь эту дурацкую ванну с привидениями, а он позволил ей увешать все зеркалами.

Она восхищалась своим отражением в них, обходя ванную и зажигая свечи.

Неровный насыщенный свет придавал блеск ее глазам, а ее рыжеватые волосы переливались и сияли. Ее кожа выглядела сумеречной и золотистой. Когда загорелась последняя свеча, она отложила спички и потянулась, медленно поворачиваясь и вытягивая руки.

Ее окружали многочисленные Джойс, все как одна мерцающие и таинственные. Она смотрела на свои гладкие выгнутые спины, нисходящие к идеальным выпуклостям ягодиц. Она смотрела на бархатистую кожу своих бедер, ноги с нежными икрами и тонкими лодыжками. Все еще медленно поворачиваясь, она опустила руки и сцепила пальцы на затылке. Все отражения сделали то же самое. Все они имели длинные изящные шеи. Во впадинах горла и над ключицами притаились тени. Груди у них были высокими, цвета меда, увенчанные более темным оттенком золотого. Ребра, пожалуй, выступают немного сильно. Гарольд так и считал. «Почему ты не ешь?»

Ублюдок.

Я идеальна на свой манер.

Она опустила руки, смакуя их прикосновение, возбуждаясь при виде всех этих Джойс, ласкающих свои груди, мягко сдавливающих свои соски, проводящих ладонями по ребрам (которые просто прекрасны, хвала богам), ниже, по гладкой коже животов, еще ниже, пока их большие пальцы не воткнулись в нежные, мерцающие завитки волос.

Если войдет Кен и застанет меня в таком виде, он никогда не позволит заняться этим в ванне.

Она заторопилась. Вода набралась. Она закрутила краны и прислушалась: может, он уже в доме. Но услышала лишь биение собственного сердца, свое неровное дыхание и звук воды, капающей из крана.

Кен может быть за дверью ванной.

Схватившись за высокий край ванны, она перебросила ногу. Ступня погрузилась в горячую воду. Пожалуй, даже слишком горячую. В зеркалах она наблюдала, как другие Джойс забираются в ванну, держась за края с обеих сторон, и медленно опускаются в воду. А потом над водой видны лишь их головы и верхняя часть плеч.

Джойс скользнула вперед. Когда она откинулась назад, ее зад скрипнул по фаянсу. Погрузившись до подбородка, она перестала скользить, подняв колени и поставив ступни на дно.

Эта чертова штука слишком длинная. Она никогда не могла просто вытянуться в ней, уперев ноги в дальнюю стенку, и держать голову над водой. Что означало, что ей никогда не удавалось по-настоящему расслабиться. Ей приходилось ставить ноги. Или так, или удерживаться, раскинув ноги, чтобы цепляться за края ванны.

Сплошная головная боль.

Но нет худа без добра, сказала она себе. Эта долбанная ванна имеет подходящие размеры для случки. Здоровяк Кен отлично в ней поместится.

— Хочу заняться этим в твоей бесценной ванне, — пробормотала она. — Как тебе такое, а, Гарольд?

Она ждала, наслаждаясь теплом воды, лаская себя. Зеркала на потолке отражали огоньки свечей. Она наблюдала за движениями рук, за изгибами тела и млела от наслаждения.

Она вздрогнула от звука скрипнувшей половицы.

Он здесь!

В спальне?

Она дернулась назад и заскользила вверх, пока не заняла сидячее положение, и положила руки на края ванны. Она хотела выглядеть как надо, когда он войдет, и зеркала показали, что ей это удалось. Вода покрывала ее радужным туманом от живота и ниже. Руки, плечи и грудь были мокрыми и блестящими.

Она посмотрела в сторону двери. «Что он так долго?» — подумала она. И потом услышала тихий, приглушенный звук шагов.

Определенно шаги.

А что, если это не Кен?

Дрожь пробежала по ее телу. Она почувствовала, как кожа натягивается и покрывается мурашками.

В дом мог войти кто угодно.

Но это должен быть Кен.

Вовсе не обязательно.

Но если там чужой, он может подумать, что дом пустой. Может, он меня не найдет. Может… Дверь распахнулась. Джойс ахнула и вздрогнула.

В ванную вошел Кен походкой участника соревнований по бодибилдингу, выходящего на сцену. Он разделся. Смазал маслом кожу. — Это ты, — прошептала она.

Он начал принимать позы. Он поворачивался то так, то эдак, двигаясь, застывая и изгибаясь с неторопливым, грациозным изяществом. Его мышцы вздувались и перекатывались. Джойс наблюдала, затаив дыхание. Она видела и раньше, как он это делает, но ни разу — при трепетном, золотистом пламени свечей.

Вид у него был величественный и непривычный. Великолепный безволосый монстр из танцующих мышечных бугров и пластин.

Когда он продефилировал к противоположной стороне ванны, Джойс не пришлось поворачивать голову, Она наблюдала за ним в зеркало, смотрела, как он наклоняется, протягивает руки и скользит по ее грудям. Он лишь коснулся ее и отошел назад, согнув руки и закрутив торс.

Он резко развернулся. Бросая застенчивые взгляды из-за плеча, он подошел к ванне сбоку. Он поднял руки и согнулся, демонстрируя полосы мышц, пересекающих спину, твердые выступы ягодиц. Джойс улыбнулась, когда они запрыгали. Одна за другой, по очереди. Она потянулась и погладила гладкую кожу.

Он мягко отстранил ее руку, словно обиделся, отошел от ванны, затем развернулся и скользящей походкой направился к ней. Держа руки на бедрах, он согнул колени. Его негнущийся член покачивался вверх-вниз в нескольких дюймах от ее лица. Он подпрыгнул поближе. Джойс изогнулась в его сторону, перекатившись на бедро и вцепившись в край ванны обеими руками. Ее груди прижались к прохладной фаянсовой стенке. Она приоткрыла рот. Он мазанул ей по губам, поддразнивая, но углубляться не стал. Затем попятился.

— Хватит, — выдохнула она. — Иди сюда. Хочу, чтобы ты вошел в меня.

Он вернулся к ванне. Пристально глядя на нее сверху, он прошептал:

— Восхитительно выглядишь.

— И ты тоже ничего.

— Ты серьезно хочешь меня в ванне?

— Здесь уйма места.

— В кровати было бы удобнее.

— Но не так волнующе.

Он пожал массивными плечами, перегнулся, вцепился в край ванны и забрался внутрь. Постоял у ее ног, сверху глядя на нее, потом медленно повернул голову, рассматривая свои отражения в зеркалах.

— Кончай собой любоваться, трахни меня. Он медленно опустился на колени, слегка вздрогнув, когда горячая вода коснулась мошонки. Джойс соскользнула в тепло. Погрузившись по шею, она наткнулась ступнями на скользкую кожу бедер Кена.

— Ты же не хочешь, чтобы я был сверху?

— Хочу, конечно.

— Хочешь утонуть?

— Хочу быть раздавленной. — Она подняла ногу над водой и погладила его. — Я хочу ощутить тебя на себе, чтобы это роскошное тело отдолбало меня до бесчувствия.

Он застонал. Кивнув, он пробормотал:

— Давай спустим воду.

— Быстрее, только быстрее.

Он засунул руку себе под зад. Джойс услышала хлюпающий всасывающий звук, а потом — мягкое журчание уходящей воды.

Она раскинула ноги. Кен медленно прополз вперед. Его ладони скользнули по ее ногам, погладили бедра и живот, переместились на выступающую грудную клетку и обхватили груди. Ощутив сжатие его пальцев, она высунула руку из воды и обвила пальцами его член.

— Вставляй, — прошептала она.

Его ладони разошлись в стороны и скользнули по ее бокам. Нависнув над ней, он опустил лицо в воду. Его язык коснулся ее правого соска, сделал круговое движение и прижался. Он открыл рот, и она ощутила его губы вокруг навершия груди. Он засосал грудь глубоко в рот.

— Господи! — вскрикнула она, отпустив член Кена и вцепившись ему в спину.

Выпустив грудь, он вынырнул и глотнул воздух. Покрытое каплями воды лицо улыбнулось ей и снова ушло под воду. Она почувствовала прикосновение губ к другой груди. Они напоминали мягкое гибкое кольцо, герметично обтянувшее ее сосок. На этот раз они не сосали. Они дули. Дули, как ребенок, который изображает пуканье на своей руке. Губы, воздух, вода содрогались на ее соске. На поверхность воды вырывались пузырьки.

Хватая ртом воздух, она отвела его голову.

— Больно? — спросил он.

— Нет. Просто… Кончай с этим, трахни меня… Сейчас же!

Он завозился, пытаясь переменить положение. Джойс поняла, что разница в их габаритах создает для него трудности. А еще вода. Он все еще боялся утопить ее.

Он вдруг откинулся назад, схватив ее под мышками и выволакивая из воды, поднял и опустил на себя, насадив на свой торчащий конец.

Его член высоко проник в нее.

Она вскрикнула, содрогнулась и крепко прижалась к его груди судорожно сотрясавшимся телом.

Кена тоже охватили судороги.

Он упал вперед, придавив ее. Она сначала упала спиной в воду, а потом ударилась о дно ванны. Голова с глухим звуком ударилась о стенку. Перед глазами замельтешили искры, а вода хлынула на лицо.

Когда зрение прояснилось, она поняла, что распростерлась под Кеном, а подбородком упирается ему в плечо.

— Господи, — выдохнула она. — Ты сделал мне больно.

Он не извинился.

Он вообще ничего не сказал.

Она поняла, что он не может этого сделать. Его голова, находившаяся рядом с ее головой, погрузилась лицом в воду. Уровень ее снижался, но медленно. Тепло плотным покрывалом окружало ее голову. Лишь ее лицо оставалось над водой.

Значит, лицо Кена под водой.

Он захлебнется!

— Кен!

Он не шелохнулся.

Он не пускал пузыри. Он не дышал.

Его грудь была плотно приплюснута к груди Джойс. Она ощущала, как сильно бьется у нее сердце. Определить, бьется ли сердце у него, она не могла.

Хотя он придавил ее всем весом, руки у нее оставались свободными. Она обнимала его в момент падения. Сжав кулаки, она заколотила его по спине.

— Кен! Кен, проснись! Он не спит, идиотка!

— Кен! Подними голову! Кен!

Она продолжала молотить кулаками по его спине. Раздавались глухие удары. Она не имела представления, пойдет ли это ему на пользу, но видела что-то подобное в медицинских программах. Кроме того, это было до некоторой степени приятно. Каждый удар слегка сотрясал его тело. Вроде как простукивать арбуз в магазине. При этом он слегка подрагивал на ней. Это вызывало ответный трепет у Джойс.

От этих ударов даже его член слегка шевелился.

Он все еще оставался внутри нее. По-прежнему торчком.

— Я знаю, ты придуриваешься, — сказала она. — Ну хватит. Покойники так себя не ведут. Он не пошевелился.

— Ну хватит, Кен. Это не смешно. Я треснулась головой. Вдобавок ты меня напугал. Я уж подумала, ты умер или еще что.

Он по-прежнему не шевелился.

— Ну ладно. Сам напросился.

Она всадила ему в спину длинный ноготь указательного пальца и почувствовала, как он протыкает кожу. Кен даже не вздрогнул.

Внутри у нее все похолодело.

— О Господи! — пробормотала она.

Она боднула сбоку его голову, которая мотнулась без сопротивления. Тогда она стукнула его скулой по уху. Его голова откачнулась в сторону, потом вернулась и ударила ее, словно давая сдачи.

— Черт!

Он мертв! Этот ублюдок мертвый!

Джойс стала извиваться под тяжестью страшного веса.

Сделав глубокий вдох, она бросилась в атаку. Она брыкалась, изгибалась, толкала и дергала Кена, ударяла ногами о дно и пыталась оттолкнуться, она вцепилась в края ванны обеими руками. Но ей никак не удавалось из-под него выбраться.

Несмотря на все ее усилия, он едва сдвинулся с места.

В конце концов она слишком вымоталась, чтобы продолжать борьбу. Она лежала под ним, вялая и потная, вытянув руки вдоль тела, с трудом дыша.

Успокойся, сказала она себе.

Правильно. Успокойся. На мне лежит этот долбанный жмурик. Не говоря уж…

Даже не думай об этом.

Должен же быть какой-то выход.

Выход, и побыстрее!

Думай хорошенько, думай.

Проблема — главная проблема — в этой чертовой ванне. То, как она нас держит. Конечно.

Если бы только мы занялись этим в кровати! Я просто смогла бы его с себя скатить…

Если бы только. Много хочешь.

Что с ним случилось? Сердечный приступ? Аневризма? Кто знает? Какая разница? Этот тупица накачивался стероидами и наверняка посадил здоровье в задницу.

А теперь в заднице оказалась я.

В первый раз после того, как Джойс оказалась распластанной под Кеном, она обратила внимание на зеркало наверху. Она посмотрела в него.

Ничего удивительного, что она в ловушке. Она почти не видела себя. Виднелись лишь ноги и лицо. Остальное скрывалось под массивным телом Кена. Она подняла руки, высунувшиеся под мышками у Кена. Ее руки выглядели такими маленькими.

Ноги казались бесполезными. Красивые бесполезные ноги с коленями, торчащими в воздухе, — раскинуты широко, до боли, ноги, придавленные к стенкам ванны толстыми ляжками Кена.

Она проверила их. Она могла разогнуть колени. Она могла выпрямить ноги, опустить их, высоко поднять.

Когда она шевельнула ногами, Кен, казалось, изменил положение внутри нее, словно примериваясь, пробуя.

Это ее не остановило. Наблюдая за своими ногами в зеркале, она испытывала их подвижность и обнаружила, что может болтать ими в разные стороны, но в основном от колен и ниже. Чего она не могла сделать, так это сдвинуть ноги. Как ни старалась, они оставались плотно прижатыми к стенкам ванны.

А если…

Подняв правую ногу повыше, она зацепилась икрой за край ванны, оттолкнулась правым локтем от дна и попыталась приподняться и повернуться в надежде скатить с себя Кена. Ей не удалось сдвинуть его с места.

Ладно. Это не срабатывает. Но что-нибудь да сработает.

Она опустила ногу. Постаралась расслабиться.

Не могу я здесь застрять.

Но ведь застряла же.

По крайней мере нужно пытаться что-то делать, подумала она.

Она сунула свободную правую руку в тесную щель между ее животом и животом Кена. Тыльная сторона ладони скользила по его коже. Она сдвинулась вниз. Ее пальцы наткнулись на то место, где они сомкнулись бедрами. Она попыталась подобраться к нему снизу, в районе промежности. Без толку.

— Ладно, — пробормотала она.

Тогда с истошными воплями она стала брыкаться, толкаться, изгибаться и извиваться, исполнившись решимости убрать его с себя и из себя, зная, что может это сделать — должна и может это сделать, — ведь матери поднимают машины, когда их ребенок попадает под колесо, разве не так? Она сможет поднять Кена. Поднимет. Она сбросит его в сторону и выберется из ванны.

Поняв, что у нее ничего не получается, она заплакала, Некоторое время спустя стали догорать свечи. Один за другим огоньки начинали трепетать, ярко вспыхивали и гасли. Она осталась в темноте.

Какая разница, подумала она сначала. Смотреть не на что, кроме как на покойника, что меня придавил.

Но спокойствия хватило ненадолго.

Страх начал охватывать ее.

Мертвец. Труп. Меня удерживает труп.

А что, если он начнет двигаться?

Это всего лишь Кен, сказала она себе. Это не какой-нибудь там долбанный вурдалак, зомби или призрак, это всего лишь Кен. И он помер, капут ему. Вряд ли он начнет двигаться.

Но если начнет? Если захочет отомстить? Ведь это я убила его.

С ним случился сердечный приступ или еще что-то в этом роде. Я не виновата.

Возможно, он смотрит на вещи иначе.

Дьявол! Он ничего не видит. Он мертвый! Кроме того, он умер счастливым. Неплохая смерть, верно? Кончил и кончился.

Она услышала свой смех. Звучит немного дико.

Он не кончил, напомнила она себе.

Коитус интерруптус окочуриус.

Она снова рассмеялась.

Она умолкла, и смех застрял у нее в горле, стоило лишь ей представить, как Кен поднимает голову, целует ее в рот мертвыми губами, шепчет: «Я еще кое-что не закончил» — и начинает на ней двигаться.

Ее страхи улеглись лишь с утренним светом. Она спала. Проснулась она вся в поту, испытывая боль, с затекшим задом, с недвижными ногами. Она размяла мышцы, побрыкавшись и поизвивавшись, сколько могла.

Вскоре кровообращение восстановилось. Ягодицы и ноги горели, словно их покалывали тысячи иголок. Почувствовав себя лучше, она ощутила запах. При помощи зеркала сверху она выяснила, что это. Между ступней Кена за край стока зацепилась какашка.

— Дерьмо, — прошептала она.

Она закрыла глаза.

Не расстраивайся по мелочам, сказала она себе.

Думай, думай.

Ладно, сегодня суббота. Если Гарольд не пропустит рейс или не случится еще что, он вернется завтра вечером. Около семи. То есть у меня больше суток, чтобы выбраться отсюда. Иначе муженька кондрашка хватит.

Как тебе такое для страшилки, а, Гарольд? Напиши об этом, как тебе? Может, даже получишь свою долбанную премию!

Не будет этого. Я выберусь из этого дерьма намного раньше, чем он приедет.

Все верно.

Как?

Я могу сплавить Кена с себя!

Она немного подумала об этом. Если она наполнит ванну, поднимет ли его наливающаяся вода? Наверняка.

Как бы самой не утонуть за это время.

Но если надолго задержать дыхание…

Она подняла ноги, вытянула их, попыталась свести их поближе…, и даже близко не подобралась к кранам.

Хватит грандиозных идей.

Должен быть выход. Должен…

— Слезь с меня! — взвизгнула она и начала сражаться с телом, уже одеревеневшим из-за трупного окоченения. Казалось, оно стало еще, тяжелее. В конце концов, выбившись из сил, она притихла.

Нет никакого выхода, поняла она.

Я останусь придавленной этим чертовым жмуриком, пока не вернется Гарольд.

После этого она долго плакала. Потом задремала. Когда проснулась, ягодицы и ноги у нее снова затекли, но безысходного отчаяния она уже не ощущала. Она чувствовала себя примирившейся с судьбой.

— Если изнасилование неизбежно, — пробормотала она, — расслабься и получай удовольствие.

Ей стало интересно, какой идиот такое придумал?

Это ужасно и отвратительно, но помирать из-за этого я не собираюсь.

Несколько позже вонь стала еще сильнее, поскольку к экскрементам Кена добавились ее собственные.


* * *
С наступлением темноты вернулся и страх.

Она лежала неподвижно, едва осмеливаясь дышать, ожидая, когда Кен зашевелится. Или заговорит.

Джойс.

Что?

Я п-р-р-роголодался.

Она представила, как поворачивается его голова, тыкаясь носом в ее шею сбоку, кусает.

Когда она все-таки почувствовала, что он шевелится, она завизжала. Она вопила, пока горло не заболело и не пересохло.

Потом она убедила себя, что Кен не вернулся к жизни. Движение вызвано, наверное, естественными причинами. Разложением, к примеру. Перемещением газов. Размягчением мускулов или сухожилий. Мерзко. Отвратительно. Но он не оживает. Говорить с ней он не собирается. И кусать ее он не будет. И натягивать не станет.

Лишь бы ночь пережить.

Позже, когда она начинала дремать, Кен издал стон.

Джойс ахнула. Она окаменела, по коже поползли мурашки.

Это всего лишь выходят газы, сказала она себе.

Он снова это сделал, и она заскулила.

— Прекрати, — хныкала она. — Прекрати. Хватит, прошу тебя!

Она снова бешено забилась и задергалась под ним, а потом лежала, всхлипывала и молилась, чтобы поскорее пришел день.

С первым серым утренним светом, проникшим в ванную комнату, паническое настроение Джойс улеглось, и она закрыла глаза.

Сегодня воскресенье.

Гарольд приедет. Он будет дома около семи. До темноты.

Еще одну ночь под Кеном лежать не придется.

В изнеможении она провалилась в сон.

Проснулась она от телефонного звонка.

Кто это? Может, кто-то услышал ее вопли ночью и звонит узнать, не случилось ли с нею чего-нибудь. А поскольку я не отвечу…

Шансы дохловаты.

Никто не слышал криков. Наверное, кто-то из подружек звонит поболтать. Или торгаш какой-нибудь.

Звонки прекратились.

Может, это был Гарольд. Гарольд звонит сообщить, что пропустил рейс, что его сняли с самолета или что он решил остаться в Нью-Йорке еще на день-другой, чтобы встретиться со своим агентом или редактором.

— Нет, — пробормотала она. — Гарольд, пожалуйста, вернись. Ты должен вернуться.

Еще одну ночь я не выдержу.

Все нормально, сказала она себе. Он приедет. Приедет.

Еще несколько часов, и он будет здесь.

Она подумала, а сможет ли Гарольд вытащить ее из-под Кена. Наверное, нет. Такой слабак. Вероятно, ему придется вызывать пожарных. Мне неприятно беспокоить вас, парни, но, боюсь, моя жена застряла в ванне. Похоже, она трахалась с этим здоровяком, а у того сердце не выдержало.

От этих мыслей она рассмеялась. От смеха у нее заболела грудь. Что еще хуже, от этого ей сдавило внутренности и шевельнулся член Кена.

Она застонала.

Ничего смешного, подумала она.

Но если Гарольд меня отсюда не вытащит, это сделают пожарные. Немного неприятно, ну и что? Зато буду свободной.

Она представила, как совершенно голая бежит по коридору, а пожарные смотрят на нее ошарашенно и, может быть, чуть-чуть возбужденно. А она бежит в другую ванную, где есть душ.

Сначала она напьется холодной воды. Наполнит ею пересохший рот. Будет пить, пока живот не раздуется. Потом примет самый долгий в жизни душ. Будет мылиться и скрестись, пока не останется и следа от мерзких прикосновений покойника Кена. И подмоется, конечно. Полностью очистится от его смерти.

Потом выпивка. Водка с тоником. В стакане будет постукивать лед. Капелька лимона. Пить, пока голова не наполнится легким приятным туманом.

Потом добрый ужин. Толстенный кусок вырезки, слегка поджаренный на углях.

Жарить придется самой, подумала она. У Гарольда вряд ли будет настроение готовить для меня. Если он вообще останется.

Мысли о мясе наполнили рот слюной. В животе заурчало.

Скоро поем, сказала она себе. Осталось всего лишь несколько часов… Если только звонил не Гарольд, чтобы сказать, что домой не приедет.

Только не это.

Ради Бога, только не это.

Он будет здесь. Он приедет.

Он приехал.

Джойс, грезившая о его появлении, ничего не слышала, пока не распахнулась дверь ванной.

— Гарольд!

— Джойс?

Она услышала его быстрые шаги. Он встал над ванной, уставившись на нее, на Кена. Лицо его приобрело серый оттенок, почти такой же, как спина Кена. Челюсть у него отвисла.

— Вытащи меня отсюда! Он нахмурился.

— Быстрее же, ради Бога! Я тут лежу под ним с вечера пятницы.

— Не можешь вылезти?

— Да разве я тут лежала бы, если б могла?

— Господи, Джойс.

— Кончай волынку тянуть — вытащи меня отсюда! Он продолжал смотреть в ванну, медленно покачивая головой.

— Гарольд! Вытащи меня отсюда!

— Ага. Сейчас.

Развернувшись, он Пошел прочь.

— Чао, — сказал он.

Дверь ванной захлопнулась.


* * *
Гарольд вылетел на Мауи, где неделю расслаблялся на пляже, читал ужастики, написанные его друзьями, и ходил в хорошие рестораны. Он положил глаз на нескольких хорошеньких женщин, но держался от них подальше. Не нужны ему больше неверные стервы.

Вернувшись, он вошел в дом и окликнул:

— Джойс, я вернулся.

Она не ответила.

Ухмыляясь, Гарольд поднялся наверх.

Запах был нехороший. К горлу подступила тошнота. Глаза заслезились. Прикрыв рот и нос платком, он пробежал через спальню и вошел в ванную.

И онемел.

Он уронил платок.

Он таращился во все глаза.

Кафельный пол возле ванны был усеян человеческими останками.

В окровавленном сферическом предмете он распознал голову. Собственно, часть головы. Челюсти не хватало. Неровный пенек шеи выглядел изжеванным.

Он увидел руку. Другую. Обе такие большие, мускулистые, но в верхней части им очень многого недоставало. Шишковатые концы плечевых костей выглядели так, словно их вылизали до блеска.

По полу были разбросаны и другие останки. Изогнутые ребра. Куски мяса. Обрывки жилистой мышцы. Какие-то слизистые комки, которые могли быть внутренними органами: части легких или, может быть, почек — кто знает?

Среди разнообразия фрагментов Гарольд различил сердце.

Через край ванны свешивались кольца кишок.

Гарольда вырвало.

Облегчив желудок, он приблизился к ванне, стараясь ни на что не наступить.

Джойс там не было.

Там был ее любовник. То, что от него осталось. От задницы и ниже он выглядел отлично. Просто отлично.

Но большая часть торса отсутствовала. Это была безрукая, безголовая оболочка, распластанная в месиве из крови, дерьма и плавающих кусков черт знает чего.

— Добро пожаловать домой, дорогой. Гарольд резко повернулся.

В двери ванной стояла Джойс. Чистая, свежая, улыбающаяся. В своем красном атласном халате.

— О Господи, — только и смог он произнести. Она усмехнулась и щелкнула зубами. Потом достала из-за спины правую руку, в которой держала челюсть.

— У Кена хорошие острые зубы. Он мне очень помог.

— О Господи, — пробормотал Гарольд. Она подбросила челюсть, поймала ее на указательный палец за передние зубы и повертела.

— Давай поговорим о разводе, — сказала она. — Дом остается мне. А ванну можешь забирать.

Перевод: В. Малахов

Особенная

Richard Laymon. «Special», 1991

Женщины дикарей с криками и воплями бежали прочь из лагеря — все, кроме одной, которая осталась, чтобы сражаться.

Она стояла возле костра, доставая изящной рукой стрелу из колчана за спиной, совсем одна, когда мужчины начали падать под быстрыми ударами клыков десятка напавших на их лагерь вампиров.

— Она моя! — крикнул Джим.

Никто из его товарищей-стражей не стал с ним спорить. Возможно, им не хотелось с ней связываться. Они помчались во тьму леса, преследуя остальных.

Джим устремился к женщине.

«Хватай ее, и она твоя!»

Она выглядела совершенно невинной, страстной и великолепной, спокойно вкладывая в лук стрелу. Ее густые волосы казались золотистыми в отблесках пламени. Ее ноги словно светились под короткой кожаной юбкой, едва прикрывавшей бедра. Когда она натянула тетиву, ее жилетка распахнулась, соскользнув со смуглой округлости ее правой груди.

Джим никогда прежде не видел подобной женщины.

«Хватай ее!»

Она посмотрела на него, а потом, не колеблясь ни на мгновение, повернулась и выпустила стрелу.

Джим бросил короткий взгляд в ту сторону. Стрела с глухим звуком ударила в спину Странга. Вампир выпустил бьющееся в его руках тело дикаря и развернулся кругом, уставившись черными глазами на женщину. Извергая из большого рта потоки крови, он проревел: «Моя!»

Джим остановился.

Сузив глаза и плотно сжав губы, женщина потянулась за новой стрелой. Странг ковылял ей навстречу, и Джим слышал вырывавшееся из его ноздрей дыхание. Словно зачарованный, он смотрел, как она накладывает стрелу на тетиву, не отводя взгляда от Странга. Она натянула тетиву до подбородка, и ее обнаженная грудь слегка приподнялась и опала.

Но стрелу она не выпустила.

Странг сделал еще один шаг, с залитым кровавой пеной лицом, вытянув руки, словно хотел протянуть их за костер и схватить женщину за голову. А потом он упал лицом вниз в пылающие дрова, подняв сноп искр. Волосы его охватило пламя.

Женщина встретилась взглядом с Джимом.

«Хватай ее, и она твоя!»

Ни одна женщина прежде не вызывала у него такого желания.

— Беги! — прошептал он. — Спасайся!

— Сдохни, дерьмо, — пробормотала она и выстрелила. Стрела просвистела возле руки Джима.

Метнувшись к ней, Джим не мог поверить, что она промахнулась. Однако он услышал, как стрела в кого-то попала, услышал рев раненого вампира и понял, что она нашла свою цель. Во второй раз она предпочла прикончить вампира, а не защититься от Джима. И она не убежала, когда он дал ей шанс. Что же это за женщина?

Левой рукой он отшвырнул в сторону лук. Правой — ударил ее по лицу. Его кулак врезался ей в челюсть. Голова ее дернулась в сторону, рот открылся, из него вылилась струйка слюны. Она завертелась на месте, лук вылетел из ее руки. Ноги ее заплелись, и она упала. Поднявшись на четвереньки, она быстро поползла прочь от Джима.

Дать ей уйти?

Он поспешил за ней, глядя на ее ноги, на которых мерцали тени и отблески костра. Они блестели от пота. Короткая юбка едва прикрывала ягодицы и промежность.

«Хватай ее, и она твоя!»

Она вскочила.

«Я должен дать ей уйти, — подумал Джим. — Они убьют меня и, скорее всего, все равно ее схватят, но…»

Вместо того чтобы броситься в лес, она развернулась кругом, вытаскивая нож из ножен на поясе, и кинулась на Джима Лезвие разорвало спереди его рубашку. Прежде чем она успела нанести второй удар, он схватил ее за запястье, резко рванул ее руку вверх и ударил кулаком в живот. У нее перехватило дыхание. Удар мог бы отбросить ее назад, швырнув на землю, но Джим продолжал крепко держать ее за запястье. Она висела перед ним, извиваясь и хрипло дыша. Ее залитое потом лицо исказилось от боли.

Одна пола ее жилетки распахнулась.

«У нее мог быть шанс.

Она моя, моя».

Джим сжал ее теплую влажную грудь, чувствуя прикосновение соска к ладони.

Ее кулак обрушился на его нос. Он успел его увидеть, но остановить уже не смог. Голова его взорвалась болью, однако он продолжал держать ее, высоко подняв за руку, и бил ее в живот до тех пор, пока хватало сил.

Наконец он отпустил ее, вытирая слезы с глаз и кровь с носа. Она упала перед ним на колени, уткнувшись лицом в землю у его ног. Присев, он снял с пояса наручники. Заливая кровью из носа ее жилетку, он завел руки ей за спину и защелкнул наручники на запястьях.


— Ну и отделала же она тебя, — сказал Роджер.

Сидя на земле рядом с обмякшим телом женщины, Джим посмотрел на ухмыляющегося вампира.

— Крутая, ничего не скажешь, — пробормотал он, сглатывая кровь. — Жаль, что не удалось быстрее ее остановить.

Роджер погладил его по голове.

— Не переживай. Со Странгом так или иначе всегда геморроя хватало, а Уинтроп и вообще был настоящим варваром. По мне, так без них только лучше. А в остальном — я бы сказал, отличная ночка.

Присев перед женщиной, Роджер схватил ее за волосы и приподнял, поставив на колени. Глаза ее были закрыты, и, судя по тому, как безвольно свисало ее тело, Джим понял, что она до сих пор без сознания.

— Красотка, — сказал Роджер. — Если спросишь меня — вполне стоит сломанного носа. — Он усмехнулся. — Конечно, нос не мой, но на твоем месте я был бы сейчас чертовски счастлив.

Мягко опустив женщину на землю, он направился к остальным вампирам.

В ожидании возвращения всех стражей с их пленницами они обыскали убитых дикарей, забрали все то, что сочли интересным, и содрали с тел одежду, которую бросили в огонь, даже не заботясь о том, чтобы вытащить из пламени Странга.

Подшучивая и смеясь, они разрубили тела на куски. Шум утих, когда они начали высасывать оставшуюся кровь из отрубленных голов, шей, рук, ног и органов. Джим отвел взгляд и посмотрел на женщину. Ей повезло, что она лишилась чувств и не могла видеть жуткую резню, не слышала довольного ворчания и вздохов, влажных хлюпающих звуков удовлетворенной отрыжки наслаждающихся пиршеством вампиров. Не слышала она и женщин, которых схватили и приволокли другие стражи. Они плакали, умоляли, кричали, блевали.

Когда Джим наконец отвернулся от нее, он увидел, что все стражи уже вернулись, каждый с пленницей. У Барта и Гарри было по две. Большинство женщин выглядели изрядно побитыми. Почти все были без одежды.

Джиму они показались кучкой жалких созданий.

Ни одна не стояла перед ним гордо и вызывающе.

«Мне досталось самое лучшее», — подумал он.

Поднявшись, Роджер бросил высосанную голову в костер и утер рот ладонью.

— Что ж, парни, — сказал он, — как насчет того, чтобы отправиться домой?

Джим поднял женщину. Забросив ее на плечо, он присоединился к шагавшей через лес процессии. Другие стражи поздравляли его с добычей, кто-то отпускал скабрезные шуточки. Некоторые заглядывали ей под юбку. Кто-то предложил поменяться, ответив на отказ Джима недовольным ворчанием.

Наконец они вышли на дорогу и, шагая по ее залитой лунным светом середине, добрались до автобуса. Остававшиеся возле него Бифф и Стив, охранявшие автобус от дикарей и вампирских банд, приветственно помахали им с крыши.

На борту черного автобуса сияли в свете луны огромные золотые буквы: РАСПУТНЫЕ РАЗБОЙНИКИ РОДЖЕРА.

Вампиры, стражи и пленники забрались внутрь.

Роджер сел за руль.

Через час они въехали в ворота его укрепленного поместья.


На следующее утро Джим проснулся поздно. Он долго лежал в постели, думая о той женщине, вспоминая ее отвагу и красоту, ощущение ее груди в своей руке, вес, тепло и мягкость ее тела, когда она висела на его плече по пути к автобусу.

Он надеялся, что с ней все в порядке. Всю поездку она была без сознания, хотя, конечно, могла и притворяться. Сидя рядом с ней, Джим наслаждался ее красотой, ощущая возбуждение каждый раз, когда сквозь разрыв в деревьях на нее падал лунный свет.

Остальные стражи всю поездку были заняты тем, что насиловали своих пленниц. Некоторые подшучивали над ним, спрашивая, не стал ли он голубым вроде Биффа и Стива, и предлагая заплатить ему за шанс трахнуть Спящую красавицу.

Он сам не знал, почему не притронулся к ней тогда. Раньше он никогда не колебался перед тем, чтобы развлечься со своими пленницами.

Скоро Джим ее получит. Наедине. Готовую ко всему, отважную и жестокую.

Скоро.

Но не сегодня.

Сегодня о новоприбывших позаботятся Док и его команда. Их вымоют и выведут у них вшей, после чего осмотрят. Те, кого сочтут неспособными рожать детей, отправятся в донорское отделение. Каждая из доноров должна была исполнять двойную задачу — ежедневно отдавать пинту крови в общее хранилище и обеспечивать сексуальными услугами не только стража, который ее поймал, но и любого другого желающего, после того как тот закончит.

Остальным пленницам предстояло оказаться в Особом зале.

Это был не зал даже — просто напоминавшее казарму помещение, похожее на донорское отделение, но к тем, кто туда попадал, относились по-особому. У них не брали кровь. Их хорошо кормили.

И каждой особенной мог пользоваться лишь тот страж, который ее пленил.

«Моя будет особенной, — подумал Джим. — Должна быть. И будет. Она молодая и сильная.

Она будет моей. Только моей.

По крайней мере, до Дня родов».

Он почувствовал, как на него наваливается холодная тяжесть.

«Это еще не скоро, — убеждал он сам себя. — Не думай об этом».

Джим со стоном выбрался из постели.


В десять утра он стоял на страже на северной башне, когда пискнуло радио и в громкоговорителе послышался голос Дока:

— Хармон, тебя ждут в Особом зале, Почетная комната номер три. Беннингтон сейчас тебя сменит.

Джим нажал кнопку микрофона.

— Принято, — сказал он.

С бьющимся сердцем он ждал Беннингтона. Прошлой ночью он узнал, что его пленница, которую звали Диана, назначена особенной. Он надеялся, что это случится сегодня, но не мог на то рассчитывать; Док обычно давал добро лишь по прошествии положенного времени. По мнению Дока, следовало выждать около двух недель женского месячного цикла.

Джим не мог поверить своему счастью.

Наконец появился Беннингтон. Джим спустился с башни и направился через двор к Особому залу. Он тяжело дышал, и у него подгибались ноги.

Он уже прежде бывал в Почетных комнатах, со многими женщинами. Но никогда он не чувствовал подобного возбуждения — и волнения. Ему казалось, будто он окаменел.


В Почетной комнате номер три стояла одна большая кровать, устланная красными атласными простынями. Красным был и бархатный ковер, и занавеси на зарешеченных окнах, и тени от одинаковых ламп по обе стороны кровати.

Джим сел в мягкое кресло и стал ждать, весь дрожа.

«Успокойся, — убеждал он себя. — Это глупо. Она просто женщина».

Да, конечно.

Услышав в коридоре шаги, он вскочил на ноги и повернулся к двери, ожидая, когда та откроется.

Спотыкаясь, вошла Диана, которую подталкивали сзади Морган и Доннер, коренастые помощники Дока. Она сверкнула глазами на Джима.

— Ключ, — сказал Джим.

Морган покачал головой.

— Я бы на твоем месте не стал.

— Это ведь я ее притащил.

— Стоит дать ей послабление, и она расквасит тебе не только нос.

Джим протянул руку. Морган, пожав плечами, бросил ему ключ от наручников, затем оба вышли. Дверь захлопнулась, автоматически закрывшись на замок.

И он остался наедине с Дианой.

Судя по ее виду, она отчаянно сопротивлялась, пока ее вели в Почетную комнату. Ее густые волосы были растрепаны, падая золотыми прядями на лицо. Синее атласное платье свалилось с одного плеча. Пояс платья распустился, открыв узкую щель от поясницы до каймы у колен. Больше на ней ничего не было.

Джим подсунул палец под пояс и потянул, распуская наполовину развязавшийся узел, затем распахнул платье, стягивая его с рук, пока оно не уперлось в наручники на запястьях.

Несмотря на возбуждение, он ощутил чувство вины, увидев красные полосы на ее животе.

— Мне очень жаль, — пробормотал он.

— Делай, что собирался, — ответила она. Хотя она старалась, чтобы голос ее звучал твердо, Джим услышал в нем едва заметную дрожь.

— Я сниму с тебя наручники, — сказал он. — Но если станешь драться, мне придется снова тебя стукнуть. А мне этого не хочется.

— Тогда не снимай их.

— Без них будет легче.

— Легче для тебя.

— Ты знаешь, почему ты здесь?

— Разве не очевидно?

— Не столь уж очевидно, — сказал Джим, стараясь говорить осторожно. Комната прослушивалась. Страж в Центре безопасности наверняка все слышал, а сам Роджер очень любил слушать записи из Почетных комнат. — Дело не в том, что я просто… могу с тобой развлечься. Дело в том, что… я должен сделать тебя беременной.

Глаза ее сузились. Она прикусила губу и ничего не сказала.

— Это значит, — продолжал Джим, — что мы будем видеться каждый день. По крайней мере, в те дни, когда ты можешь зачать. Каждый день, пока ты не забеременеешь. Понимаешь?

— Зачем им нужно, чтобы я забеременела? — спросила она.

— Им нужно больше людей. Для охраны, обслуги и так далее. Нас слишком мало.

Она посмотрела ему в глаза. Он не мог понять, поверила ли она в его ложь или нет.

— Если ты не забеременеешь, тебя отправят к донорам. Там намного хуже, чем здесь. Доноры… все стражи могут их иметь, когда захотят.

— Значит, или ты, или вся банда?

— Именно.

— Ладно.

— Ладно?

Она кивнула.

Джим начал раздеваться, чувствуя нескрываемый упрек в ее взгляде.

— Ты, наверное, ужасный трус, — сказала она.

Он почувствовал, как его охватил жар.

— Ты на вид совсем не злой. Значит, ты трус. Раз служишь этим тварям.

— Роджер очень хорошо к нам относится, — сказал он.

— Если бы ты был мужчиной, ты бы убил его и всех ему подобных. Или умер бы, попытавшись это сделать.

— У меня и здесь неплохая жизнь.

— Жизнь пса.

Раздевшись, он присел перед Дианой. Его лицо отделяло от золотистого пушка в ее промежности лишь несколько дюймов. Ощутив неожиданную жаркую волну похоти и стыда, он опустил взгляд к короткой цепочке, туго натянутой между ее лодыжек.

— Я не трус, — сказал он и снял стальные браслеты.

Едва оковы упали на ковер, она ударила коленом ему в лоб, не слишком сильно, но достаточно, чтобы он потерял равновесие и стукнулся задом о пол. Диана упала назад, изогнувшись и упираясь бедрами ему в грудь. Прежде чем он сумел подняться, ей каким-то образом удалось просунуть скованные руки и запутавшееся платье под ягодицы, подтянув ноги вверх. Руки неожиданно оказались перед ней, прикрытые свисающим платьем.

Когда ее пятки ударились о пол, Джим бросился на нее. Она широко раскинула ноги, подняв колени и вытянув руки над головой. Платье окутало ее лицо и грудь, словно блестящий занавес.

Джим обрушился на нее сверху. Она застонала и обхватила его ногами. Он потянулся к ее рукам, но те двигались слишком быстро. Скрытая под платьем цепь мелькнула перед его глазами и туго обмоталась вокруг горла.

Задыхаясь, он нащупал скрещенные на его затылке запястья и потянул за них, чувствуя, как ослабевает цепь. Он продолжал тянуть ее за руки, пока цепь не вдавилась в горло Дианы.

Платье свалилось с ее лица, глаза выпучились, зубы оскалились. Она извивалась, брыкалась и дергалась.

Когда он вошел в нее, в глазах ее блеснули слезы.

На следующий день Джим позволил Моргану и Доннеру приковать ее к кровати.

Сделав свое дело, все еще ощущая тугое тепло ее тела, он прошептал:

— Прости…

Джим надеялся, что микрофон не уловил его слов.

В одно мгновение ненависть в ее глазах сменилась чем-то другим. Удивлением? Надеждой?


— За что ты просил прощения, Джим?

— Прощения?

— Ты извинялся. За что?

— Перед кем?

— Ты стал с ней слишком мягок, — сказал Роджер. — Не могу сказать, что в чем-то тебя обвиняю. Она красивая. И отважная. Но она явно тебя портит. Боюсь, придется отдать ее кому-нибудь другому. Поменяешься с Филом. Можешь взять его девку, а он возьмет твою. Так будет лучше для всех.

— Да, сэр.


Девушку Фила звали Бетси, это была хорошенькая брюнетка с красивой фигурой. Она отдавалась ему не только с радостью, но с энтузиазмом. Она говорила, что ненавидит жизнь дикаря — в лесу, где приходится часто голодать и всегда бояться. Здесь же, по ее словам, был рай.

Джим имел ее раз в день.

Икаждый раз он закрывал глаза, заставляя себя поверить, будто она — Диана.


Он тосковал по ней. Он мечтал о ней. Но ее содержали в Особом зале, где она была доступна только для Фила, так что вряд ли у него мог появиться шанс когда-либо увидеть ее снова. Тоска съедала его. Он начал надеяться, что она не сумеет забеременеть и тогда ее в конце концов отправят в донорское отделение.

Ужасная судьба для такой, как она. Но по крайней мере, Джим смог бы видеть ее, приходить к ней, прикасаться к ней, иметь ее. И она избежала бы того кошмара, который в конечном счете ждал всех особенных. Однако Док считал, что она в состоянии родить, и Джим понимал, что, скорее всего, никогда ее больше не увидит.

Через неделю после того, как ему назначили Бетси, Джим сидел в столовой, пытаясь есть, хотя у него не было аппетита, когда неожиданно взвыла сирена.

— Убит страж в Почетной комнате номер один! Живо, парни! — раздалось в громкоговорителях.

Джим и еще шестеро выбежали из столовой. Промчавшись через двор, он обогнал остальных и увидел ждавшего в коридоре бледного и дрожащего Доннера который показывал на закрытую дверь Почетной комнаты номер один.

Джим распахнул дверь.

Вместо кровати эта комната была оборудована переплетением стальных стержней, на которых можно было подвешивать и растягивать особенных в разнообразных позах.

Диана свисала с высокой перекладины, подвешенная за запястья. Ноги ее были свободны. Раскачиваясь и извиваясь, она пнула Моргана, и лицо ее исказила яростная гримаса. Волосы ее прилипли к лицу. Кожа, которую Фил, видимо, намазал маслом, блестела от пота. Оковы врезались в ее запястья, и кровь стекала по рукам и бокам.

Фил неподвижно лежал на полу под ее извивающимся телом. Голова его была повернута в сторону под неестественным углом.

«Она сломала ему шею?

Но как?»

В то же мгновение Джим увидел, как Морган метнулся вперед и схватил ее за лодыжку. С болезненным криком Диана высоко выбросила вторую ногу и, изогнувшись, зацепила ступней за затылок Моргана. Тот невольно шагнул к ней, выпустив ее лодыжку. Освободившаяся нога тоже взмыла вверх. Морган упал на колени, и голова его оказалась зажата между ее бедрами.

Похоже, проблема Моргана заключалась в том, чтобы вырвать из оцепенения зачарованно наблюдавших за происходящим стражей.

Джим бросился вместе с остальными на помощь.

Он схватился за одну ногу, Барт за другую. Они силой раздвинули бедра Дианы, освобождая Моргана. Тот свалился на тело Фила и, жалобно скуля, быстро пополз назад.

— Унесите отсюда Фила, — сказал Руни, главный страж.

Тело вытащили из-под Дианы и вынесли из комнаты.

— Что будем с ней делать? — спросил Джим.

— Пусть висит, — сказал Руни. — Подождем до вечера и пусть Роджер решает.

Они отпустили ее ноги и быстро попятились к двери.

Она висела, раскачиваясь вперед и назад и не отводя взгляда от Джима.

Он задержался в дверях, зная, что никогда больше ее не увидит.


Но он ошибался.

Он увидел ее месяц спустя, когда, сменив Биффа, приступил к своим новым обязанностям, наблюдая за видеоэкранами в Центре безопасности. На одном из десятка экранов была Диана — в Комнате наказаний.

Джим не мог поверить своим глазам. Он был уверен, что Роджер ее убил — вероятно, позволив другим вампирам попробовать ее крови, прежде чем самому высосать ее досуха. Однажды Джим видел, как это случилось с одной из пытавшихся бежать женщин-доноров. Преступление Дианы было намного хуже. Она убила стража.

Однако, вместо того чтобы лишить ее жизни, Роджер просто отправил ее в Комнату наказаний, которая являлась не более чем одиночной камерой.

Невероятно. Удивительно.


Ночь за ночью, сидя в одиночестве в Центре безопасности, Джим наблюдал за ней.

Он смотрел, как она спит на каменном полу, набросив простыню на обнаженное тело. Смотрел, как она неподвижно сидит, скрестив ноги и глядя на стены. Смотрел, как она присаживается над железным ведром, чтобы справить нужду. Иногда она обмывалась губкой.

Часто она упражнялась. Несколько часов подряд она могла бегать на месте, подпрыгивать, размахивать руками и ногами, приседать и отжиматься. Джиму нравилось наблюдать за ее быстрыми изящными движениями, за ее гибкими мускулами, за ее развевающимися волосами и покачивающимися грудями. Ему нравилось, как блестит от пота ее тело.

Ему постоянно ее не хватало.

Каждый день Джиму не терпелось дождаться часа, когда он сможет сменить Биффа и остаться наедине с Дианой.

Когда ему приходилось отправляться на ночную облаву, он чувствовал себя донельзя несчастным. Но он исполнял свой долг, охотясь на женщин-дикарок. Некоторые из них становились особенными, и он посещал их в Почетных комнатах, но, будучи с ними, он всегда пытался представлять на их месте Диану.

А потом, однажды ночью, наблюдая за ее упражнениями, он заметил, что живот ее уже не столь плоский.

— Нет, — пробормотал он.


Всю зиму он наблюдал, как с каждой ночью увеличиваются ее груди и живот превращается в выпирающий холмик.

Он часто думал о том, чьего ребенка она носит. Возможно, его. А возможно, Фила.

Его постоянно беспокоил День родов.


В свободное время он начал совершать одиночные вылазки в окружавший поместье лес.

С собой он брал автомат и мачете.

Часто он возвращался с добычей, которую отдавал Джонсу на кухню. Улыбающийся повар всегда был рад получить свежее мясо. И ему нравилось общество Джима, когда он готовил ужин для стражей.


Наступила весна. Однажды в шесть утра, когда в Центр безопасности пришел Барт, чтобы сменить Джима, Диана судорожно дернулась и проснулась. Лицо ее исказила гримаса. Подтянув колени, она обхватила руками ставший огромным живот, скрытый простыней.

— Что случилось? — спросил Барт.

Джим качнул головой.

Барт посмотрел на монитор.

— У нее начинаются схватки. Лучше позвонить Доку.

Барт позвонил, затем занял место Джима перед видеоэкранами.

— Посижу тут, наверное, — сказал Джим.

— Да пожалуйста, — усмехнулся Барт.

Джим смотрел на монитор. Вскоре в камеру вошли Док, Морган и Доннер. Они отбросили в сторону простыню, и Морган с Доннером развели ноги Дианы в стороны. Док осмотрел ее, затем ее подняли на каталку и привязали. Каталку выкатили из камеры.

— Сейчас поймаю их в Комнате приготовлений, — пробормотал Барт. — Ты ведь это хотел увидеть.

Он ухмыльнулся через плечо.

Джим с трудом заставил себя улыбнуться.

— Верно.

Барт нажал несколько кнопок. Опустевшая Комната наказаний исчезла с экрана, и появилась Комната приготовлений.

Док и его помощники вкатили каталку.

Намочив тряпку хлороформом, Док прижимал ее к носу и рту Дианы, пока та не потеряла сознание. Затем ее развязали, обрызгали водой и натерли белой пеной. Все трое подошли к ней с бритвами.

— И я бы не отказался от такой работенки, — сказал Барт.

Джим смотрел, как бритвы прокладывают в пене широкие полосы, срезая не только густые золотистые волосы Дианы, но и пушок в ее промежности. После бритв оставалась лишь блестящая розовая кожа. Затем ее перевернули и выбрили остальную часть ее тела.

После ее ополоснули и вытерли полотенцами.

Диану перенесли с каталки на дубовый стол на колесиках. По краям прямоугольного стола, рассчитанного на шестерых, шли медные желобки для стока. По углам в одном конце стола — на месте Роджера — были закреплены медные стремена.

Чувствуя тошноту, Джим смотрел, как бесчувственное тело Дианы поднимают на стол. Ей согнули ноги и закрепили их в стременах, затем сдвинули ее вперед, чтобы до нее легко мог достать Роджер. Затем ее грудь обвязали ремнем, руки вытянули над головой и привязали запястья к столу.

— Пока все, — сказал Барт. — Если зайдешь вечером около семи, ее как раз будут готовить. Тогда она уже придет в себя. Именно тогда их по-настоящему охватывает паника. Обычно на это стоит посмотреть.

— Я уже видел, — пробормотал Джим и вышел.


Вернувшись к себе, он попытался заснуть, но тщетно. Наконец он встал и взял оружие. Стив выпустил его из ворот. Много часов он бродил по лесу, где с помощью автомата добыл трех белок.

Около полудня он нырнул в укрытие, которое нашел среди кустов, и связал вместе двадцать деревянных копий, которые сделал за последние недели. В карман он положил маленький мешочек с ядовитыми грибами, которые собрал и размолол в пыль.

Он отнес копья на край леса и, прислонив их к дереву, вышел на открытое пространство. Улыбнувшись, он помахал убитыми белками в сторону северной башни. Ворота открылись, и он вошел в поместье.

Он отнес белок Джонсу на кухню и помог веселому повару приготовить ужин для стражей.


Сразу после заката Джим отправился в Центр безопасности и постучал в дверь.

— Да? — послышался голос Биффа.

— Это Джим. Хочу посмотреть, как ее готовят.

— Рановато пришел, — сказал Бифф, открывая дверь. Мгновение спустя он судорожно выдохнул и сложился пополам, когда Джим вогнал нож ему в живот.


Диана была в сознании, лицо ее заливал, пот. Она со стоном билась в оковах, скрежеща зубами и судорожно застывая во время очередных схваток.

Джим уставился на экран. Без волос и бровей она выглядела… странно. Уродливо. Даже ее фигура с раздутым животом и распухшими грудями казалась чужой. Но глаза ее оставались глазами Дианы. Несмотря на боль и ужас, в них ощущалась гордость и непокорность.

В Комнату приготовлений вошел Док, быстро осмотрел Диану и вышел.

Джим проверил остальные экраны.

В донорском отделении женщин заперли на время ужина стражей. Некоторые спали. Другие разговаривали с подругами на соседних койках. Джим быстро подсчитал их.

В Особом зале Морган и Доннер возвращали назад женщину из Почетной комнаты. Уложив ее на одну из десяти пустых коек, они приковали ее за ноги к металлической раме. Джим пересчитал всех по головам.

Тридцать два донора. И всего шестнадцать особенных. Однако, как правило, доноры были женщинами старшего возраста, ослабевшими от ежедневной потери крови и постоянных измывательств стражей. Особенных было меньше, но они были моложе и сильнее. Хотя некоторые, судя по всему, находились на последних месяцах беременности, у большинства она еще не зашла столь далеко, а многие из более новых, вероятно, даже еще не зачали.

Пусть будут особенные, решил Джим.

Он посмотрел вслед Моргану и Доннеру, выходящим из зала.

В столовой стражи начали ужинать.

В залитом светом фонарей дворе Стив и Беннингтон поднимались по лестницам на северную и западную башни, неся котелки с едой стоявшим на страже. Закончив, они должны были направиться к оставшимся двум башням.

Морган и Доннер вошли в столовую, сели, и Джонс принес им миски с тушеным мясом.

В Комнату приготовлений вошел Док. Поставив на стол рядом с бедром Дианы чашу с мерцающей красной жидкостью, он окунул в нее кисть и начал раскрашивать ее тело. Кровь покрывала ее словно краска.

В столовой Бакстер застонал и, пошатываясь, пошел прочь от стола, схватившись за живот.

В Банкетном зале не было камеры. Но Джим знал, что Роджер со своими приятелями уже там и нетерпеливо ждут. Отсутствие привычного стола наверняка уже подсказало им, что сегодняшний вечер будет особым. Роджер, скорее всего, уже сейчас выбирал пятерых, которые будут сидеть вместе с ним. Оставшимся четверым предстояло лишь наблюдать, ужиная своей обычной порцией крови доноров.

В столовой стражи шатались, падали и катались по полу.

В Комнате приготовлений Док отставил в сторону кисть и чашу, и покатил стол к двери. Диана извивалась в оковах, и ее красная безволосая голова дергалась из стороны в сторону.

Джим выбежал из Центра безопасности.

— Начался настоящий ад! — крикнул он, взбегая по лестнице на северную башню. — Не прикасайся к еде! Джонс ее отравил!

— О черт! — выпалил Харрис, выплевывая то, что было у него во рту.

— Успел что-нибудь проглотить? — спросил Джим, бросаясь к нему.

— Немного, но…

Выхватив из-за пояса нож, Джим перерезал Харрису горло и нажал кнопку на панели управления.

Когда он добрался до ворот, те были открыты. Выбежав наружу, он пересек открытое пространство у стены и схватил связку копий.

Ворота оставались открытыми. Видимо, яд уже прикончил стража на западной башне.

Пробегая через двор, он увидел двоих стражей, корчившихся на земле.

У входа в Особый зал Джим схватил висевший на гвозде ключ, распахнул дверь и вбежал внутрь.

— Внимание, дамы! Слушайте все! Сейчас мы пойдем убивать вампиров!


Едва не оглохнув от выстрелов, Джим разнес вдребезги замок. Отбросив автомат, он пинком открыл дверь и ворвался в Банкетный зал.

За ним бежали шестнадцать голых особенных, крича и размахивая копьями.

Еще несколько мгновений собравшиеся вокруг стола вампиры занимались своим делом — жадно слизывали коричневую засохшую кровь с лица, грудей и ног Дианы, пока Роджер возился между ее бедер. Четверо, наблюдавшие за ними с кубками в руках, среагировали первыми.

Затем, взревев, из-за стола вскочили все.

Все, кроме Роджера.

Роджер не тронулся с места. Его взгляд встретился с взглядом Джима.

— Гребаный придурок! — заорал он. — Хватайте его, парни!

Вампиры бросились к Джиму.

Но первыми их встретили особенные. Несколько вампиров упали с копьями в груди, в то время как другие отшвыривали женщин в стороны, ломали им хребты, разрывали горло.

Джим метнулся вперед сквозь гущу сражающихся, остановившись возле ближнего конца стола.

— Ты за этим сюда пришел? — крикнул Роджер. Руки его на мгновение углубились между ног Дианы и тут же появились снова, держа крошечного мокрого младенца. — Боюсь, поделиться будет нечем.

Оскалившись, он поднес ребенка ко рту и быстрым движением перекусил пуповину.

Держа одной рукой младенца за ноги, он высоко поднял его, откинув назад голову. Рот его широко раскрылся, вторая рука ухватила ребенка за макушку.

Он собирался оторвать ему голову. Насладиться особым, редким угощением.

— Нет! — пронзительно закричала Диана.

Джим метнул копье. Рука Роджера резко дернулась вниз. Он поймал древко, остановив его полет у самой груди.

— Глупец, — сказал, он. — Неужели ты думал…

Джим бросился к Диане. Упав на нее, он перекатился через ее широко расставленные ноги, схватил копье и вонзил его глубоко в грудь Роджера.

Вампир взревел и отшатнулся. Изо рта его хлынула кровь, заливая лицо и руки Джима. Упав на колени, он посмотрел на младенца, которого продолжал держать высоко над собой, и поднес его головку к широко распахнутому рту.

Спрыгнув со стола, Джим навалился на копье. Древко сломалось под его весом, и на его голову обрушился кровавый водопад. Приподнявшись, он увидел ребенка, висевшего над ртом Роджера. Вампир тщетно пытался укусить его за голову. Метнувшись вперед, Джим схватил младенца. Роджер отпустил его и безжизненно обмяк на полу.


Всех доноров освободили.

Они помогли организовать похороны.

Одиннадцать погибших особенных похоронили во дворе, поставив на их могилах сколоченные из копий кресты.

Моргана, Доннера и всех стражей, умерших от яда, похоронили за южной стеной поместья.

Тела Роджера и других вампиров отнесли в лес на поляну у перекрестка двух дорог. Им отрубили головы и похоронили тела вместе с вонзенными в них копьями. Головы отнесли на милю дальше к другому перекрестку и там сожгли. Обгоревшие черепа раздробили и закопали.

После голосования среди женщин. Дока и троих стражей, которым не досталось отравленное мясо, приговорили к смерти. Джонс тоже не ел мяса, но женщинам он, похоже, нравился. Его назначили поваром. Джима назначили главным.

Он выбрал Диану себе в помощницы.

Младенец оказался девочкой. Ее назвали Глория. У нее были глаза Дианы и такие же оттопыренные уши, как у Джима.

Маленькая армия жила в поместье Роджера, и, похоже, вполне счастливо.

Часто в хорошую погоду группа хорошо вооруженных добровольцев погружалась в автобус Джим садился за руль, и они ехали в глубь леса. Остановив автобус, они долго бродили вокруг, обшаривая заросли. Иногда они находили вампиров и приканчивали их градом стрел. Иногда — банды дикарей, которых приглашали в свои ряды.


Однажды утром внимание Джима привлекла какая-то суматоха во дворе. Выглянув из северной башни, он увидел возле автобуса Диану и еще полдюжины женщин. Вместо обычных кожаных юбок и жилетов они были одеты в лохмотья.

Диана увидела его и помахала рукой. Волосы ее отросли, но до сих пор оставались короткими. На солнце они блестели словно золото.

Она выглядела просто великолепно в своей невинности.

Вместе со своими подругами она красила автобус в розовый цвет.

Перевод: К. Плешков

Спасти Грейс[2]

Richard Laymon. «Saving Grace», 1991

На вершине холма Джим остановил велосипед и, опустив ногу на мостовую, обернулся. Майк был все еще внизу — задыхающийся и распаренный, он натужно накатывал на склон, потряхивая жирком.

В ожидании друга, Джим стянул с себя рубашку. Вытер ею вспотевшее лицо, затем бросил в корзину, прикрепленную к раме за сиденьем.

— Дальше все время вниз, — подбодрил он подъезжающего товарища.

Остановившись по соседству, тот улегся всем телом на руль и стал жадно хватать ртом воздух.

— Говно на палке, — пробормотал он. С его носа и подбородка срывались капельки пота. — Кажется я словил инфаркт.

— Фигня. В пятнадцать инфарктов не бывает.

— Чо, правда?

— Хорош уже ныть… Просто представь себе, как будет круто на озере.

— Если мы до него доберемся. Всё ты и твои гениальные идеи. И вообще мне кажется, что нет там никаких девок.

— Сам увидишь.

Уговаривая Майка на поездку к Индейскому Озеру, Джим в красках рассказал ему о девчонках, которых видел там в прошлую субботу. Тогда они отдыхали на берегу всей семьей.

— Там была куча жутких уродин, — хмыкнул он. — Но были и настоящие красотули. Одна, например, была в белом купальнике, который просвечивал насквозь. Под ним можно было увидеть абсолютно все. Все! А у других были такие бикини, что закачаешься. Полный отпад. Возьмем с собой бинокли и… ну, ты понял, да?

Майк, кивая, слушал. В конце концов, он пожевал губами и согласился на это двенадцатимильное путешествие.

— Чувак, — вздохнул Майк. — Если ты наврал…

— Верь мне. Ты ослепнешь от увиденного.

— Хорошо бы.

— Ну, тогда рванули.

Оттолкнувшись от мостовой, Джим направил свой велосипед вниз по склону. Крутанул педали, хорошенько разогнавшись. Дорога потянулась через густой лес. Джим мчался вперед все быстрее и быстрее, вдыхая хлещущий навстречу воздух. Это было даже круче, чем стоять напротив большого вентилятора. Воздух обдувал волосы, струился в лицо, гладил руки, грудь и живот, бока. Было здорово ощущать его разгоряченными подмышками. Еще лучше было, когда он проникал в штанины его купальных шортов и остужал взопревшую промежность.

Обернувшись проверить, как там Майк, он заметил съезжавшую с гребня холма машину.

— Осторожно, сзади, — предупредил он друга.

Майк обернулся, затем быстро съехал на обочину.

Машина пронеслась мимо. Она нарочно выехала за разметку, оставив им двоим широкую полосу для движения. Когда она проехала, Джим расслабил на руле руки. Автомобиль был уже далеко. Помаячив еще немного впереди впереди, машина вернулась на свою полосу и исчезла за поворотом.

— Видел ту крошку? — спросил его Майк.

Джим глянул через плечо:

— Чего?

— Баба за рулем. Ух, надеюсь, она едет на озеро.

— Горячая штучка?

— Ты что не ви… берегись!

Джим дернул головой. Как раз вовремя, чтобы увидеть перед собой черный микроавтобус, припаркованный у обочины. Задняя часть минивэна перегораживала собой край шоссе, и Джиму пришлось резко затормозить, дернув руль влево. Пронесло, с облегчением подумал он. Однако, его велосипед занесло в сторону, шины заскользили, и он опрокинулся прямо на дорогу. Успев подставить одну ногу и высвободить вторую, он отправил велосипед в свободный полет, а сам несколько раз перевернулся.

Остановившись, он согнулся от боли.

— Ууу…

Майк остановился и, скривившись, посмотрел на него.

— Ты в порядке?

— Ебаный-сука-блядь-в рот.

— Смотри куда прешь что ли…

Джим, постанывая, сел. Половина его левой коленки была грязной и ободранной, и стльно кровоточила. Тоже самое было и с его левым предплечьем. Он попытался смахнуть с раны налипшую грязь, но поморщился. Больно! Промою, когда доберемся до озера, решил он. С трудом поднявшись на ноги, он захромал к своему велосипеду.

Его рубашка и полотенце по-прежнему лежали в корзине, а вот коробка с обедом и бинокль вылетели на дорогу.

— Вот, блин, — пробормотал он, поднимая вещи. Он вытащил бинокль из футляра и проверил линзы.

— Целые?

— Ага, похоже, что так, — он засунул его обратно в чехол. — Придурок. Он бы еще всю дорогу перегородил.

— Ну, тут кювет.

— Скотина. — Джим дохромал до микроавтобуса и пнул его в бок.

— Йпт! Не надо! Что, если внутри кто-то есть?

Об этом Джим не подумал. С гримасой боли на лице, он поспешил оседлать свой велик. Майк уже изготовился рвануть прочь.

— Эй, меня погодь.

Джим бросил футляр с биноклем в корзину и поднял велосипед за руль. Бросив нервный взгляд на машину, он поставил левую ногу на педаль и, оттолкнувшись, перекинул через седло правую.

И тут они услышали чей-то пронзительный крик.

Он раздался откуда-то из леса, совсем недалеко от того места, где были они.

Майк остановился.

— Йпт!

Джим съехал на обочину и уставился на густую, затянутую тенями чащобу.

— Это же был крик, да? — подъехав, спросил его Майк.

— Точно он.

— Женский.

— Ага. Но я не уверен.

— Не уверен в чем? — не понял Майк.

— Ну, ты же знаешь девчонок. Они вопят все время и иногда орут просто забавы ради. В смысле, это еще не значит, что ей нужна помощь или вроде того. Может, она просто так развлекается.

— Во-во, или паука увидела.

Они замолчали и прислушались. Джим слышал легкий шепот ветра, качающего верхушки деревьев, щебечущих и галдящих птиц, жужжащих неподалеку насекомых.

Затем снова:

— Пожалуйста!

— Господи, — выдохнул Джим. — Может, она действительно в беде?

Глаза Майка расширились.

— Может, ей нужна помощь?

Джим почувствовал, как яростно забилось в его груди сердце.

— Может, — ответил он. — Скорее всего, так оно и есть.

Он слез с велосипеда, поставив его на стояночную «ножку».

— Нужно проверить.

— Ты шутишь, да?

— Вовсе нет. Тем более, что если ей действительно нужно помочь?

Он вытащил футляр из корзины, вынул из него бинокль и перекинул через шею ремешок.

— Ох, блин, ох, блин, — запричитал Майк, ставя на стойку свой велик. Он тоже достал свой бинокль.

Джим шел первым, Майк семенил позади. Они спустились в кювет и, перебравшись на его обратную сторону, вошли в лесополосу. Стоило им оказаться под сенью деревьев, как их с головой накрыл густой мерклый сумрак.

Джим шел вперед медленно, осторожно обходя кусты и деревья. Ноги он ставил на землю аккуратно, вздрагивая от шороха листьев и веток, все равно похрустывавших у него под ботинками.

Мошкара жужжала вокруг царапин на его колене и руке. Кожу облепили москиты. Он даже пожалел, что на нем было так мало одежды. Хотя… Все равно это было круто. Волнующе. Красться через лес, словно полуобнаженный индеец.

Что если девушка в настоящей в беде?

Черт, совсем, как в его фантазиях.

Теперь, главное, не облажаться.

А что если плохой парень нас заметит?

Господи, да он нас прикончит!

Джим остановился и посмотрел на Майка.

— Что? — шепотом спросил тот.

— Подумал, что может нам и не стоит туда идти.

— Ох, блин.

— В том смысле, что если мы сами влипнем?

Словно ужаленный, Майк ощерился и обнажил зубы. От этой гримасы, щеки его задрались наверх и, казалось, они вот-вот скроют собой глаза.

— Хоть краем глаза, но мы должны глянуть, — прошептал он. — Когда еще такое увидим, а?

Джим кивнул. Майк был прав. Они видели голых женщин в кино и подростковых журнальчиках, но в живую — еще никогда. Если сейчас повернуть обратно, то они ни за что не простят себе этого в будущем.

Мы быстренько, успокоил он себя, продолжив углубляться в лес.

Возможно, что мы её даже не найдем.

Вскоре он заметил движение между деревьями. Далеко справа. Его сердце екнуло и он в нерешительности замер.

— О да. — выдохнул Майк.

Они медленно двинулись в том направлении. Деревья стояли плотно друг к другу и мелькающую между их стволов фигуру было почти не видно. Впрочем, вскоре они уже слышали похрустывание листьев под её ногами.

И приглушенные стоны и вскрики тоже.

Пригнувшись, Джим подполз к дереву, которое — как он надеялся — было достаточно близко, чтобы хорошенько все из-за него разглядеть. Он присел, положив одну руку на ствол. Майк пристроился сзади. Его колени уткнулись Джиму в спину.

Потому, как втянул в себя воздух его друг, Джим понял, что они готовы к тому, чтобы узнать что же там за деревом.

Джим осторожно выглянул из-за ствола.

И онемел.

И почувствовал, как свело в его животе внутренности.

Как он и надеялся, девушка на поляне была голой. Она была стройной и красивой, на вид не старше восемнадцати. Струящийся сквозь кроны деревьев свет золотил её волосы, кожа влажно поблескивала. Девушку покрывал ровный темный загар, за исключением пары интимных мест. Груди её напоминали сливочные холмики. Их темные соски были напряжены. Опустив глаза, Джим уставился на искрящиеся волосы внизу её живота: они были такие прекрасные и тонкие, что он мог видеть за ними все, в том числе и мягкие губы её трещинки.

Ох, это было круче, чем в самых смелых его ожиданиях.

И хуже тоже.

Хуже потому, что девушка была подвешена к дереву за шею. Потому, что она была избита и заплакана. Потому, что её рот был забит кляпом, а руки связаны за спиной. И еще потому, что стоявший рядом с ней человек творил что-то ужасное, причинял ей невыносимую боль.

Затаив дыхание, Джим смотрел, как мужчина обходит свою жертву. Он был молодым, едва за двадцать. Красавчик с неприятной ухмылкой на лице. Без одежды, на ногах только носки и кроссовки. Мощный член эрегирован. В одной руке он сжимал охотничий нож, в другой держал плоскогубцы.

Подойдя к девушке, он прижался лицом к одной из её грудей. Жертва замотала головой, в глазах у нее вспыхнул дикий ужас. Она захныкала в кляп и попыталась пнуть своего мучителя. Неудачно: потеряв равновесие, она натянула веревку и петля сильно впилась ей в горло. Девушка захрипела. С трудом нащупав под ногами землю, она застонала, зажмурилась.

Тем временем, псих взялся за вторую её грудь: первая же не была уже такой восхитительно-белой. Она приобрела неприятный пунцовый оттенок, вокруг соска остался округлый отпечаток его зубов.

Когда парень опустился перед ней на колени, обе её груди выглядели одинаково скверно.

Он вгрызся ей в пах.

Девушка задергалась, но помня о петле на шее отбрыкиваться не решилась.

Закончив с промежностью, псих поудобнее ухватился за плоскогубцы. Он взялся их зубцами за её правый сосок и повернул плоскогубцы по часовой стрелке.

Как только девушка издала сдавленный крик, Джим не выдержал. Он вскочил и, размахивая биноклем, ринулся на мучителя.

Парень обернулся.

Он все еще сидел на коленях и никак не успевал подняться.

Бинокль врезался ему в лицо. От удара голова психа запрокинулась, словно он вдруг решил посмотреть на живот девушки. Следом её колено треснуло ему в челюсть. Джим даже услышал, как клацнули его зубы. Парень покачнулся, затем рухнул вниз, с глухим звуком приложившись о землю. Одна его нога выпрямилась, ступня в кроссовке застряла между босыми ногами девушки. Псих сдавленно застонал.

Когда Майк сиганул на его правое запястье, он застонал снова, на этот раз сильнее. Майк вырвал из его ладони нож. Плоскогубцы выпали сами.

— Врежь ему еще, — завопил Майк.

Джим еще раз раскрутил за ремешок бинокль. Раз, два — ух! Он резко опустил руку и прибор с силой врезался парню в макушку. Голова мотнулась еще раз, разбрызгивая капельки пота и слюны.

— Кто-то выключил свет. — хмыкнул Майк.

Они оба повернулись к девушке. Та плакала, грудь её вздымалась тяжело и часто. После знакомства с плоскогубцами правый её сосок был болезненно-красным и распухшим.

Джим почувствовал слабость и дрожь, и тошноту.

— Все будет в порядке, — успокоил он девушку. Переступив через ноги парня, он вытащил кляп из её рта. Красные шелковые трусики были влажными от слюны. Как только он их вытащил, девушка шумно втянула ртом воздух. — Мы поможем тебе.

Используя трофейный нож, Майк перерезал веревку у её над головой.

Джим едва успел поймать её. Она уткнулась ему лицом в шею. Кожа её была гладкой и горячей, а мягкие груди приятно выпуклы. Что-то теплое текло ему на руки.

Стоявший позади девушки Майк вздрогнул.

— Господи, да этот мудак порезал её.

Через мгновение её руки обвились вокруг Джима. Она еще сильнее прижалась к нему, всхлипывая и задыхаясь от рыданий. Майк срезал веревки, стягивавшие ей руки.

— Все будет в порядке. — прошептал Джим.

И понял, что даже несмотря на шок, у него стоит. Близость обнаженной девушки сделала свое дело. Смущенный, что она это заметит, он слегка отстранился.

— Тебе, наверное, лучше присесть.

Она кивнула и вытерла глаза.

Поддерживая под руки, Джим отвел её в сторонку. Заметив, что она смотрит на своего мучителя, он произнес:

— Все нормально. Он вырубился.

— Он… он может очнуться.

— Не бойся, — сказал ей Майк. — Мы о нем позаботимся.

Она начала заваливаться и Джиму пришлось снова подхватить её под руки. Он опустил её на землю. Она тут же съежилась, обхватив себя руками.

Майк подошел к ним, держа в руках футболку. Он свернул её в комок и осторожно приложил к ране на спине девушки. Когда он её убрал, Джим увидел картинку, вырезанную на коже девушки.

— Господи. — выдохнул он.

— Лицо. — прошептал Майк.

— Это череп. Гребанный, мать его, череп.

Пока он смотрел на него, порезы снова набухли кровью, которая заструились вниз по спине.

— Ублюдка за такое надо мочить. — произнес Майк.

— Я убью его. — сказала девушка.

— Так, спокойно. Майк, почему бы тебе не сходить и не связать его веревкой? Я пока позабочусь о девушке.

Майк приложил окровавленную тряпку к её спине и поспешил к психу. Джим еще раз аккуратно вытер порезы. Обойдя девушку со всех сторон, он стер багровые кляксы с её ягодиц и с задней стороны ног. Затем снова вернулся к черепу и, промокнув выступившую кровь, оставил тряпку сверху.

— Пойду поищу твою одежду.

Парень все еще неподвижно лежал на земле.

Майк стоял у дерева и срезал с ветки веревку.

Одежда девушки была разбросана по всей поляне. Джим подобрал влажные трусики. Развернув их, он обнаружил, что они распороты по краям. Похоже, что псих просто срезал их с неё. Он бросил их на землю, заметил в сторонке красный бюстгальтер. Разрезанный надвое, он оказался не более полезен, чем трусы.

Все остальное лежало рядом с лифчиком. С короткой джинсовой юбкой, кажется, было все в порядке. Клетчатая блузка тоже была почти целой: оторвался лишь рукав и пуговицы.

Джим посмотрел по сторонам, но не увидел ни носков, ни обуви.

Футболка, которой они почистили ей спину, похоже принадлежала парню. Сложенные на валуне джинсы тоже. Рубашки видно не было, только брюки.

— Не хочешь помочь связать его? — спросил Майк, наконец сорвав с дерева веревку.

— Сча. Секунду.

Он вернулся к девушке, положив перед ней блузку и юбку.

— Вот, можешь одеть.

— Спасибо.

— Правда, все чуть-чуть покоцано.

Трясущейся рукой она взяла блузку. Затем приподнялась и села на корточки. Сейчас она выглядела значительно лучше.

— Как ты?

— Полагаю, жить буду. Спасибо тебе и твоему другу.

— Джим, — сказал он. — Я — Джим. А он Майк, — он кивнул в сторону друга, который связывал психа, зажав нож между зубами.

— А я Грэйс, — ответила девушка. — Я обязана вам жизнью. По-настоящему обязана.

Она неуверенно, но очень мило улыбнулась.

— Поможешь мне с этим? — сказала она, протянув ему блузку.

Он взял её и, стараясь не смотреть на обнаженную грудь, помог ей просунуть руку в рукав. Невольно вспомнил, как приятно прижимались к нему эти бугорки. Представил себе, какие они на ощупь…

Даже не думай об этом, осадил себя Джим. После всего через что она прошла…

Смущенный, он сделал шаг вперед и накинул блузку ей на плечи.

— Спасибо.

— Ерунда. Пойду помогу Майку.

Она кивнула.

Держа в руке нож, Майк уже слезал с психа. Оба его запястье были крепко стянуты веревкой.

— Похоже, что ты о нем уже позаботился.

— Ага. Что будем делать с ногами? Не хотелось бы, чтобы он убежал.

— Фиг знает.

— Наверное, это был его микроавтобус.

— Сто баллов.

Джим обернулся. Грэйс уже поднялась на ноги и, переступая с ноги на ногу, влезала в юбку. Наконец, она выпрямилась и натянула её на бедра. Джим бросил прощальный взгляд на её лобок. Эх…

— Микроавтобус у дороги — его?

— Да. — Грэйс застегнула молнию и пуговицу на талии, и направилась к ним. Шла она чуть неловко, не обращая внимания на распахнутую блузку. Остановившись перед Майком, она протянула ему руку:

— Грэйс.

— Приятно познакомиться. Я — Майк. — покраснел он.

— Вы двое спасли меня.

Майк пожал плечами.

— Были только рады.

— Мы как раз думаем, что с ним делать, — сказал Джим. — Если это его вэн, то мы должны попробовать затащить его внутрь. Мы отвезем его в город и сдадим копам.

Грэйс молча посмотрела на своего мучителя.

— Я останусь, — произнесла она. — А вы, парни, сгоняйте за подмогой.

— Ты шутишь? — выпалил Майк.

— Со мной все будет нормально. Он связан.

— Но мы же на великах, — отметил Майк. — До города мы будем тащиться ну оооочень долго.

— Можно взять минивэн, — предложил Джим, думая, что оставить здесь Грэйс было бы настоящим безумием. — Может, пусть кто-то один едет?

— Точно не я, — расстроенно сказал Майк. — Права только у тебя.

— Это особый случай. Вонять насчет водительского удостоверения копы не станут.

— Почему бы вам просто не поехать на великах? — сказала Грэйс. — Не думаю, что брать минивэн — правильное решение. Когда появятся полицейские, они сочтут его за улику… А их нельзя… ну, трогать. Я думаю, что до меня он возил в нем и других девочек.

— Думаешь? — Майк выглядел озадаченным.

— Угу. Там куча одежды сзади. И еще я видела пятна. Я думаю, он из тех парней, что колесят по округе и похищают людей.

— Серийный убийца?

— Ага, вроде того.

— Блиииин, — протянул Майк.

— Как он тебя поймал? — спросил Джим.

Она поджала губы, словно боясь расплакаться.

— Он просто схватил меня, — её голос сорвался и она всхлипнула. — Я шла к своей машине. Он подошел сзади и… и ударил меня. Рукояткой ножа. Сказал мне: «Пойдешь со мной. Я тебе кое-что покажу». Он заставил меня подойти к вэну и затолкал внутрь. Он даже не знал меня и я его раньше тоже никогда не видела.

Пока Джим слушал и смотрел на её болезненные и мучительные попытки все им объяснить, его горло душили слезы. Он подошел к ней и положил руку ей на плечо.

Она еще раз всхлипнула.

— Мне никогда не было так… так страшно. А потом, — она задохнулась. — Вещи, которые он со мной проделывал…

По тому, как она посмотрела на него и, как потянулась к нему, Джим понял, что ей нужна поддержка. Он обнял её, чувствуя под ладонями сырую от крови блузку. Она крепко прижалась к нему. Джим подумал, что хорошо бы её блузка распахнулась пошире и он, как в прошлый раз, почувствовал приятную выпуклость её грудей.

Майк, нахмурившись, наблюдал за ними.

— Почему бы тебе не съездить за помощью, — предложил ему Джим. — Я останусь с Грэйс.

— Спасибо, конечно, но нет.

— Вы должны оба поехать, — сказала Грэйс. — Со мной все будет в порядке.

— Мы не можем оставить тебя с ним одну.

— Можете, — она высвободилась из его рук, протерла глаза. — Езжайте. Я серьезно.

Внезапно он понял почему она хочет, чтобы они уехали. Грудь словно сдавило тисками.

— Ты хочешь с ним поквитаться.

— Нет, не хочу. Просто езжайте. Пожалуйста.

— Ты хочешь убить его. — Джиму было неприятно говорить с ней в таком тоне. Он хотел обнять её, поцеловать, а вовсе не обвинять. — Ты хочешь убить его. А после сядешь в его вэн и уедешь.

— Ох, блин, — хмыкнул Майк. — А ведь ты прав.

— Вы же видели, что он со мной сделал. И это всего лишь часть из того, что он вытворял, — её лицо покраснело и исказилось от рыданий. — Он бы… Господи, неужели он не заслуживает того, чего заслуживает?

— Да, но… ты не можешь просто взять и убить его.

— Это как раз то, что он планировал сделать со мной. Сразу, как закончит меня истязать. И насиловать. И готова поспорить, что я не первая его жертва. Думаю, таких как я у него было много.

— Не знаю… убить его… блин. — задумчиво произнес Майк.

— Вам, ребята, необязательно при этом присутствовать. Просто езжайте. Я подожду пока вы не уедете.

— Но мы же будем знать. — воскликнул Джим.

— Как и ты, — сказал ей Майк. — Сейчас ты хочешь отомстить ему, но что потом? Тебе придется жить с этим всю оставшуюся жизнь.

— Мне и так придется жить с тем, что он со мной сделал, — ответила она, затем сделала глубокий вдох и добавила. — Пока он жив, я буду… бояться, что он вернется за мной.

— Он не сможет, — не согласился Джим. — Таких парней из тюряги не выпускают.

— О да, конечно.

— Что если они не смогут доказать, что он убийца? — спросил Майк. — Он может… ну, не знаю, подождать лет десять или даже двадцать и вернуться за Грэйс. Или его выпустят условно-досрочно за хорошее поведение?

— Вот именно, — кивнула Грэйс. — Он может выйти уже через пять или десять лет, и что потом? Даже если он не станет меня преследовать, где гарантии, что так же повезет и остальным девушкам?

— Она дело говорит.

— И это будет наша вина, — она больше не плакала, сосредоточившись на том, чтобы переубедить его. — Если они отпустят его или он сбежит и убьет кого-нибудь, винить мы будем только себя. У нас есть шанс, прямо сейчас, покончить с ним. Никто кроме нас не узнает. И он больше никогда — никогда и никому — не причинит боль.

— Это будет убийство.

— Плевать! — она неожиданно вырвала из рука Майка нож и бросилась к связанному. Псих дернулся, когда она напрыгнула на него и занесла над ним клинок.

— Нет!

Джим успел её сбросить до того, как нож опустился. Она перекатилась и стала извиваться под ним.

— Отвали! — завизжала она. — Оставь меня в покое!

Он перехватил её запястья, придавив их к земле.

— Отдай нож!

— Господи, Джим, — крикнул за его спиной Майк.

— Мы не можем ей позволить!

Наконец, она прекратила сопротивляться. Подняв голову, она поймала его взгляд.

— Дай мне сделать то, что я хочу. И сможешь меня поиметь. Вы оба сможете.

— Что? — выдохнул Джим.

— Ты же хочешь. Я знаю, хочешь.

— Боже ж ты мой, — присвистнул Майк.

Затаив дыхание, Джим посмотрел на неё. Он сидел верхом на её бедрах. Её блузка распахнулась, обнажив грудь. Он чувствовал жар, который исходил от её кожи. Когда он представил её без трусиков, у него снова встал.

— Я серьезно. Вы мне оба нравитесь. Мы можем заняться любовью прямо здесь. Сейчас. Если вы дадите мне нож и… возможность поквитаться с ним.

— Ох, блин, — пробормотал Майк.

— Поцелуй меня, Джим. Давай же, поласкай меня.

— Йпт. Чувак, действуй!

Он осторожно коснулся её груди, подумав, что никогда не трогал ничего более мягкого и приятного. Более восхитительного.

Грэйс тихо застонала.

— Больно?

— Нет. Нет.

Его пальцы коснулись отметин, оставшихся от укуса психа.

Он вздрогнул от неожиданности, когда рука Грэйс нащупала его пенис. Офигеть. Еще ни одна девушка не трогала его там.

Она делает это лишь для того, чтобы я позволил убить его.

Ну и что? Пофиг.

Это будет равнозначно тому, что мы убили его своими собственными руками.

Такова цена.

Он все равно чудовище.

Рука Грэйс проскользнула под шорты. Её пальчики сомкнулись вокруг его члена, стали скользить по нему то вверх, то вниз. Джим невольно поежился. Он был готов кончить.

— Нет, — он отнял от себя руку Грэйс, прижав её снова к земле. — Так нельзя. Мы не можем. Это неправильно.

— Пожалуйста, — попросила Грэйс.

— Не будь кретином, — отозвался Майк. — Когда у нас еще будет такой шанс?

— Неважно. Мы не можем взять и убить этого парня. Неважно, что он сделал, мы просто не можем. Мы отвезем его копам. Это дело закона — не наше. Если мы убьем его, то будем ничем не лучше, чем он сам.

— Блядь, — матюгнулся Майк.

Джим попытался вырвать у неё нож.

— Ты не понимаешь, что делаешь, — сказала она. — Пожалуйста.

— Прости. — он разжал ей пальцы и забрал клинок. Затем слез с девушки и поднялся на ноги.

Раздосадованный Майк покачал головой.

— Чувак, мы могли…

— Это было бы неправильно.

— Ага, конечно. Ты только глянь на неё.

Грэйс все еще лежала на спине, упершись в землю локтями. Блузка широко распахнута, юбка задрана на бедра. Колени расставлены в стороны.

— Пожалуйста, — повторила она. — Если мы не убьем его… Я не знаю, что буду делать. Страх будет преследовать меня, а я не хочу бояться. Понимаешь?

— Я понимаю. Мне жаль. Действительно жаль. Боже, как бы я хотел… но я не убийца. И не хочу, чтобы ты или Майк ими стали.

— Это будет что-то вроде самообороны, — объяснил Майк. — Что-то типа того.

— Господи, он же связан! И без сознания.

— Мы можем его развязать.

— Отличная, блядь, идея. Давай, пусть валит. Будет здорово, если мы приведем полицию, а он смоется.

— И что тогда делать? Сторожить его?

— Не знаю, перетащим его в вэн.

Джим подошел к сложенным на камне джинсам. Обыскивая карманы, он наблюдал за тем, как Грэйс с трудом поднимается на ноги. Она поправила юбку и заправила в неё блузку. Выглядела она разочарованной.

В карманах он нашел ключи от машины и бумажник.

Водительское удостоверение утверждало, что психа звали Оуэн Пилберт Шимли.

— Шимли, — фыркнул Джим.

Парень на земле тихо застонал, словно очнулся услышав собственное имя.

— Вот черт, — дернулся Майк.

— Может, это даже к лучшему, — успокоил его Джим. — Он сможет дойти до вэна своим ходом.

Взволнованный Майк достал остатки веревки. Он быстро соорудил петлю на одном её конце, накинув её парню на ноги.Затем сделал такую же на обратном конце и повесил Шимли на шею, крепко затянув узел.

В отсутствии карманов, Джим засунул ключи и бумажник в эластичную подкладку своих шорт. Там они будут в безопасности. Нож в его правой руке сверкнул лезвием.

Майк ткнул кроссовком в бок психа.

— Шимли, вставай, — приказал ему Джим.

Упершись лицом о землю, тот встал на колени. Рывок веревки опрокинул его обратно. Лежа на земле, он посмотрел сначала на Джима. Потом на Грэйс. Под его взглядом девушка съежилась и задрожала.

Джим поднял свой бинокль и повесил его на грудь.

— На ноги, — сказал он.

Шимли поднялся.

— Мы тебя поведем, — сказал Джим. — Только без фокусов или пожалеешь.

Черт, как же тупо и избито все это звучит.

Но психу, похоже, было все равно. Он лишь кивнул головой.

— Пошли.

— Мне нужны мои штаны.

— Пошел ты. — сказал ему Майк.

Шимли обернулся.

— Пошел, я сказал!

Псих двинулся вперед.

Грэйс шла позади вместе с Майком.

Ненавидит меня, подумал Джим.

Зря. Мы все сделали правильно.

Он шел рядом с Шимли, не сводя с того глаз. Тот выглядел по-настоящему несчастным: он то и дело спотыкался, шел вперед с низко опущенной головой. Его пенис безвольно мотался из стороны в сторону.

— Блядь, — неожиданно заорал Майк. Или он отпустил веревку или…

Джим не раздумывая ударил Шимли ножом в грудь. Тот успел отскочить на пару сантиметров от лезвия. Он согнулся и, оскалив зубы, зарычал.

— Стой на месте. — гаркнул ему в лицо Джим.

— Абракадабра, выблядок. — руки Шимли освободились. Он демонстративно сбросил веревки.

Майк и Грэйс ударили одновременно.

Майк налетел со спины, Грэйс сделала подножку.

Они яростно атаковали Шимли, повалив его на землю.

Нож Джима впился психу в грудь.

Шимли дернулся. Когда он упал, Джим уже знал, что только что убил человека.

А потом что-то прилетело ему в голову.

Джим очнулся от жуткой головной боли.

Он сел и увидел, что его лодыжки стянуты веревкой.

Затем он увидел голову Майка. Она была так близко, что он мог до нее дотронуться. Она стояла вверх тормашками. Большой красный колобок с зубами и распахнутыми настежь глазами. Огрызок позвоночника торчал из пенька шеи, уставившись своим концом в небо.

Потом он увидел Грэйс. Она свисала с дерева. Её ступни болтались над землей. Язык девушки распух и вывалился изо рта. От шеи до коленей она была какого-то жуткого, пурпурно-неестественного цвета. И совсем без кожи.

Шимли вышел из-за дерева.

Он был весь в крови и улыбался.

Его левая рука дотронулась до кровоточащих ребер, куда Джим воткнул ему лезвие. Правая сжимала тот самый долбаный нож.

Псих подошел к нему.

— Жаль, что ты проспал все веселье, придурок.

Джим выгнулся и сблевал прямо на себя.

Его все еще рвало, когда Шимли пнул его в грудь, опрокинув ударом на землю.

— Но ты пропустил не все, парень. Наслаждайся.

Джим яростно задергался, когда лезвие ножа вспороло ему живот.

Перевод: Сноу

Котята

Richard Laymon. «Kitty Litter», 1992

— Она пришла за котенком.

Меня передернуло от отвращения, не успела она даже сказать второе слово; сердце быстро и гулко застучало.

Я думал, что я один, как видите. Я растянулся на шезлонге у бассейна на заднем дворе, окруженном сосновым штакетником, наслаждаясь новой книжкой о 87 полицейском участке и солнечным светом с теплым бризом.

Вторжение застало меня врасплох.

Оправившись от потрясения, я повернулся и увидел девочку.

Она уже вошла и уверенно шагала ко мне.

Я знал кто это.

Моника с окраины квартала.

Хотя мы и не были знакомы, я часто видел Монику. И слышал. У неё был громкий, гнусавый голос, которым она обычно использовала, чтобы огрызаться своей бедной матери и кричать на друзей.

Я знал как её зовут — её имя часто можно было услышать на улице. А также — потому, что она сама им пользовалась. Моника принадлежала к клану чудаков, говорящих о себе в третьем лице.

Ей было лет десять, по-моему.

Если бы я не имел несчастье наблюдать за её поведением раньше, я бы, несомненно, был поражен красотой стоящей передо мной девочки. У неё были густые каштановые волосы, горящие глаза, идеальные черты лица, безупречная фигура и стройное тело. Однако мне она не казалась красавицей.

Не казалась она и просто хорошенькой, пусть и была восхитительно одета: розовая кепка, с небрежно задранным вверх козырьком, джинсовый сарафан, белая блузка, белые чулки и розовые кроссовки под цвет кепки.

Она не была ни красавицей, ни просто хорошенькой, потому что она была Моникой.

Как по мне, не бывает красивых или хорошеньких соплей.

Она остановилась в ногах шезлонга и нахмурилась. Осмотрела меня с головы до ног.

Мой купальный костюм совсем не был рассчитан для публичных выступлений. Я быстро прикрылся раскрытой книгой.

— Это вы мистер Бишоп? — спросила она.

— Да, я.

— Человек с котятами?

Я кивнул.

Она кивнула в ответ и подпрыгнула на цыпочках.

— И вы раздаете их бесплатно?

— Да, надеюсь найти для них хороших хозяев.

— Значит, Моника возьмет одного.

— А кто это Моника? — спросил я, хотя и совершенно точно знал ответ.

Она ткнула большим пальцем в грудь, точно между бретельками платья.

— Ты Моника? — спросил я.

— Ну да.

— Хочешь котенка?

— Где они?

Несмотря на мою неприязнь к этому ребенку, я хотел раздать котят. Я подал объявление в газету и расклеил на нескольких деревьях поблизости, но без особого успеха. Из четырех котят выводка трое до сих пор жили у меня.

Они не становились младше. Или меньше. Скоро все они уже не будут такими милыми, веселыми, игривыми котятками. И кто же тогда захочет их взять?

Другими словами, я не хотел особо разбирать. Если Моника хочет котенка, то она получит котенка.

— Они в доме, — сказал я. — Я принесу, чтобы ты… посмотрела.

Пока я приподнялся и думал, что же мне делать с моим нескромным нарядом, Моника посмотрела на раздвижную стеклянную дверь, ведущую в дом.

— Она не закрыта, да?

— Нет, но ты постой тут.

Не обращая на меня внимания, она пошла по краю бассейна.

Я воспользовался возможностью встать, положить книжку, схватить пляжное полотенце со спинки шезлонга и быстро обернуть им талию. Подвернув уголок полотенца, чтобы оно не падало, я поспешил за Моникой. Она уже быстро, широкими шагами шла по дальнему краю бассейна.

— Я принесу котят, — окликнул я. — Подожди здесь.

Я не хотел пускать её в мой дом.

Не хотел, чтобы она пялилась на моё имущество. Чтобы она к нему прикасалась, ломала или что-нибудь у стащила. Не хотел, чтобы она оставляла частицу нахальной и мерзкой себя в моём уютном гнездышке.

Она потянулась к ручке двери. Ухватилась за неё.

— Моника, нет.

— Не кипятись, мужик[3], — сказала она.

С шумом распахнула дверь и вошла.

— Выходи оттуда, — закричал я. — Я же просил тебя подождать на улице.

Далеко она не забралась. Переступив коврик, я увидел, ее в комнате. Она прижала кулаки к губам и вертела головой из стороны в сторону.

— Где они?

Я пожал плечами и вздохнул. Она уже в доме. С этим ничего не поделаешь.

— Иди сюда, — сказал я.

Она последовала за мной на кухню.

— Почему ты завернулся в это полотенце? — спросила она.

— Это — мой костюм.

— А куда делся твой костюм?

— Никуда он не делся!

— Ты что, его выбросил?

— Нет!

— Не стоило!

— Нет. Я тебя уверяю. Также, юная леди, уверяю тебя — еще чуть-чуть, и я попрошу тебя уйти.

Проход на кухню был закрыт невысокой деревянной панелью, чтобы котята не выходили. Я приподнял полотенце как подол юбки и перешагнул через панель.

Обернулся, чтобы проследить за Моникой.

— Осторожно, — предупредил я.

Было бы неплохо, если бы она упала и разбила свой задранный носик, подумал я. Но она перекинула обе ноги без всяких приключений.

Моника втянула воздух носом. Подняла верхнюю губу.

— Что это воняет?

— Я ничего не чувствую.

— Моника сейчас сблюет.

— Это, наверное, от коробки с котятами.

— Фу.

— А вот и она. — Я указал на пластмассовый тазик. — Тебе придется привыкнуть к некоторым не самым приятным ароматам, если хочешь держать кошку в…

— О! Котенок!

Она проскочила мимо меня и пролезла под столом к дальнему углу кухни, где котята резвились на шерстяном одеяле.

Пока я догнал ее, Моника уже сделала выбор. Она стояла на коленях и прижимала к груди Лэззи, поглаживая ее по полосатой головке.

Взгляд Лэззи наполнился яростью, но она не дергалась.

Котята терлись о колени Моники, мурлыча и мяукая.

— Она возьмет этого, — сказала девочка.

— Боюсь что нет.

Моника медленно повернулась. Взгляд ее говорил «Да как ты посмел!», но вслух она произнесла:

— Конечно же возьмет.

— Нет. Я обещал тебе котенка. А это не котенок.

— Котенок! Самый маленький, самый милый котенок из всех, и он пойдет домой с Моникой.

— Можешь взять любого другого.

— Кому они нужны? Они большие. Это — не хорошие котята. Вот хороший котенок!

Она прижалась к Лэззи щекой.

— Нет, ты не хочешь взять ее, — сказал я.

Она встала. Я схватил ее за плечо и толкнул вниз, так что она снова оказалась на коленях.

— Ну все, теперь у тебя проблемы, — сказала она.

— Сомневаюсь.

— Ты тронул Монику.

— Ты проникла ко мне в дом. Вошла без разрешения даже после того, как я попросил тебя подождать снаружи. Собиралась уйти с имуществом, принадлежащим мне. Так что я имею полное право тебя трогать.

— Да ну?

— Ну да.

— Ты бы лучше отпустил Монику домой с этим котенком.

Несмотря на то, что я говорил о незаконном проникновении, нельзя было пропускать ее слова мимо ушей. Я, тридцатилетний холостяк, почти в чем мать родила, один в доме с десятилетней девочкой…

Это выглядело не слишком прилично.

Мысль о том, в чем меня могут обвинить, пугала.

— Ну хорошо. Если тебе нужна эта кошка, она твоя. Давай, забирай ее и уходи.

Она поднялась на ноги с победной усмешкой и сказала:

— Спасибо.

— Честно говоря, если хочешь знать, от Лэззи у меня всегда мурашки по коже бегали.

— Мурашки?

— Не обращай внимания.

— Что с ней?

— Ничего.

— Скажи. Лучше скажи, или…

— Ну…

Я взял стул, развернул и присел.

— Это надолго?

Я проигнорировал ее вопрос и сказал:

— Все началось с того, как Лэззи упала в туалет.

Моника разинула рот от удивления, словно кошка внезапно раскалилась добела, и отшвырнула ее.

Кружась в воздухе, Лэззи испустила крик «ррряяааау!». Но приземлилась точно на четыре лапы.

— Нельзя ее так бросать, — сказал я.

— Она упала в туалет!

— Там ничего не было, кроме чистой воды. К тому же, это было давно.

— Хочешь сказать, что теперь она не грязная?

— Она идеально чистая.

— Так в чем же тогда дело?

— Она утонула.

Моника опустила подбородок вниз и уставилась так, будто смотрела над невидимыми очками. Сложила руки на груди. Наверное, переняла эту позу у кого-нибудь из старших.

— Утонула? — сказала она. — Не смеши.

— Я серьезно, — ответил я.

— Если бы она утонула, она бы умерла.

Я решил не спорить. Вместо этого продолжил рассказ:

— Это началось, когда родила Миссис Браун. Миссис Браун — кошка моего друга, Джеймса, который живет в Лонг-Бич. Когда он рассказал мне о котятах, я сказал, что хочу взять одного. Естественно, я не мог взять его сразу. Нужно было дождаться, когда их можно будет отлучить от матери.

Моника прищурилась:

— В смысле?

— Нельзя забирать новорожденных котят. Им нужно материнское молоко.

— А, вот что.

— Ага. Короче говоря, мы с Джеймсом договорились встретиться, чтобы я выбрал котенка. Ты знаешь, где находится Лонг-Бич?

Она закатила глаза вверх:

— Моника видела «Елового гуся»[4] и «Королеву Мэри»… столько раз, что они ее уже достали.

— В таком случае ты знаешь, что ехать туда около часу.

Она кивнула. Зевнула. Осмотрелась в поисках Лэззи.

Я продолжил.

— Перед тем, как выехать в Лонг-Бич, я выпил слишком много кофе, и когда был у дома Джеймса, чувствовал себя очень неловко.

Это отвлекло ее от кошки.

— Почему?

— Мне хотелось в туалет. Очень хотелось.

— О, Боже мой.

— Я поспешил к парадной двери и позвонил. Звонил снова и снова, но Джеймс все не открывал. Как оказалось, он забыл о нашей встрече и поехал по магазинам. Но тогда я об этом не знал. Я знал одно — дверь мне не открывают, и еще чуть-чуть — и я обделаюсь.

— Нельзя говорить такое при детях!

— К сожалению, состояние моего мочевого пузыря — неотъемлемая часть этой истории. Как бы то ни было, я начал терять самообладание. Я заколотил в дверь и звал Джеймса, но безуспешно, и решил направиться к соседнему дому. Но эта идея привела меня в смятение. Как я мог напроситься по такому делу к незнакомым мне людям? Да и кто меня пустит? Рядом не было ни заправки, ни ресторана, ни магазина… — Моника зевнула, — так что у меня не было выбора — нужно было влезть в дом Джеймса. Или так, или…

— Ты очень невоспитанный!

— Ну, не настолько невоспитанный, чтобы мочиться на улице. И, к счастью, до этого не дошло. За домом я нашел открытое окно. На моем пути была москитная сетка, но я был не в том состоянии, чтобы беспокоиться о таких пустяках. Я без колебаний вырвал ее из креплений, вломился в дом и помчался в ванную. Как оказалось, в ванной жили котята — за закрытой дверью, чтобы не бегали по всему дому. Ну, и чтобы аромат коробки с котятами не распространялся, конечно.

— Этот рассказ слишком длинный, — запричитала Моника. — Длинный и затянутый.

— Хорошо. Буду краток. Я ввалился в ванную и скакал там, чтобы не раздавить котят, уже собрался облегчиться, но когда заглянул в унитаз…

— Лэззи, — сказала Моника.

— Лэззи. Да. Ее, конечно же, тогда так не называли. Она, должно быть, влезла на край унитаза, чтобы попит, и шлепнулась в воду. Плавала там на боку, мордочкой вниз. Я понятия не имел, сколько она там проболталась, но двигаться она не могла. Только не по собственной воле. Кружилась там в медленном, ленивом водовороте. Итак, я выловил ее оттуда и положил на пол. Она отвратительно выглядела. Ты когда-нибудь видела мертвого котенка?

— Она не была мертвой. Вот она, здесь, — Моника твердо указала на кошку.

Лэззи лежала на боку, облизывая лапу.

— Сейчас она не похожа на мертвую, — согласился я, — но ты бы видела ее, когда я только вытащил ее из унитаза. Она ужасно выглядела — шерсть вся спуталась, уши безжизненно повисли. Глаза закрыты, на их месте — лишь узкие темные щелочки. И еще — она выглядела так, словно умерла рыча, — и я оскалил зубы, чтобы Моника поняла, что я имею в виду.

Моника изо всех сил старалась показать, как это ее раздражает, но, несмотря на все усилия, ей это не особо удавалось.

— Лэззи была холодной, — сказал я. — Мокрой. Прикосновение к ней обдало меня холодом. Но я все равно решил осмотреть бедняжку. Ее сердце остановилось.

— Не сомневаюсь, — сказала Моника. Но она, уверен, немного растерялась.

— Она умерла.

— Нет!

— Она утонула в туалете. Она была мертвой-премертвой.

— Нет.

— Да, да, да!

Моника стукнула кулачками по бедрам, и, раскрасневшись, выкрикнула:

— Ты отвратительный человек!

— Нет. Я просто прекрасный человек, ведь я вернул жизнь бедному котенку. Я перевернул Лэззи на спину, прижал свои губы к её и вдохнул. В то же время, большим пальцем я нажимал на её сердце. Ты когда-нибудь слышала о КПР?

Моника кивнула:

— КПР — это робот в «Звездных войнах».

Я был рад убедиться, что она далеко не такая умная, как думает.

— КПР — это аббревиатура, обозначающая кардиопульмональную реанимацию. Эта процедура, направленная на оживление людей, которые…

— А, вот что? — Внезапно в её голосе появилось самодовольство. — Значит, кошечка не была мертвой. А Моника говорила!

— Но она была совсем мертвой.

Моника покачала головой.

— Не была.

— Она была мертвой, и я вернул её к жизни с помощью КПР. Прямо там, в ванной. Очень скоро вернулся Джеймс. Я объяснил ему, что случилось, и он позволил забрать мне спасенного котенка. Ну и я назвал его Лэззи — краткое от Лазарь. Ты знаешь, кто такой Лазарь?

— Конечно.

— Кто?

— Не твое дело.

— Как скажешь. Короче, я забрал Лэззи с собой. И знаешь что?

Моника презрительно ухмыльнулась.

— Лэззи нисколечки не выросла с того дня. Это произошло шесть лет назад. И всё это время она остается размерами как маленький котенок. Так что, как видишь, она моя. Она не из выводка, который я раздаю. Она мама этого выводка.

— Но она меньше их всех!

— И она была мертвой.

Моника долго разглядывала Лэззи, потом повернулась ко мне.

— Она не мама! Ты все это рассказал, просто чтобы оставить самого красивого котенка.

Девочка бросилась к одеялу, схватила Лэззи, сжала её в объятьях и поцеловала темно-коричневую «М» на её лбу, цвета меда.

— Отпусти её, — сказал я.

— Нет.

— Не заставляй меня забирать её силой!

— А вот этого лучше не делать. — Она взглянула на дверь кухни позади меня. — Лучше дай мне пройти, или у тебя будут большие проблемы.

— Отпусти Лэззи. Ты все еще можешь взять котенка, но…

— Отойди, — сказала она и пошла прямо на меня.

— Как только ты…

— Мистер Бишоп сказал: «Заходи ко мне. У меня есть для тебя котенок.» — Она остановилась и хитро посмотрела на меня. — Но когда Моника зашла к нему домой, он рассказал ей, как хотел пописать, снял полотенце, в котором был и сказал: «Вот он, мой маленький котенок. Его зовут Питер.»

Я только и смог, что ахнуть от изумления.

— Эй!

— И он сказал, чтобы я приласкала Питера, поцеловала Питера. Я не хотела, но он схватил меня и…

— Хватит! — выпалил я и отступил в сторону. — Забирай эту кошку! Забирай и уходи!

Унося мою Лэззи с важным видом, она подмигнула:

— Спасибо большое за котенка, мистер Бишоп!

Я посмотрел ей вслед.

Просто стоял и смотрел, как она скользящей походкой прошла по комнате и перешагнула через порог открытой раздвижной двери. Едва ступив на бетон, она пустилась бежать.

Очевидно, боялась, что я могу найти в себе чуточку духа и желания вернуть кошку.

Но я даже не шевелился.

Обвинение, которым она меня припугнула… Как его можно опровергнуть? Никак. Такое обвинение пристало бы ко мне до конца моих дней, как проказа.

И все знали бы меня не иначе как извращенца, любителя маленьких девочек.

Так что я позволил ей украсть мою маленькую Лэззи.

Я застыл на месте, охваченный ужасом, и отпустил ее.

Снаружи раздалось знакомое «ррряяааау!», а за ним — резкий визг, такой, какой могла бы издать девочка, если кошка в ее руках вдруг решила выцарапать себе путь на свободу; за визгом — глухой всплеск.

Я по прежнему не двигался.

Но ужас прошел.

Вообще-то, мне стало весело.

Бедняжка моя! Упала и вся промокла насквозь!

Лэззи перепрыгнула порог, перебежала комнату; шерсть ее поднялась дыбом, маленькие ушки повисли, а хвост изогнулся пушистым знаком вопроса.

Она остановилась и начала тереться об мои лодыжки.

Я поднял мою крошечную кошку. Прижал ее к лицу обеими руками.

Все еще было слышно, как кто-то плещется снаружи.

Кричит: «Помогите! Помогите!»

Неужели в арсенале хитростей Моники не было плавания?

Я даже надеяться на это не смел.

Больше никто не звал на помощь. Моника все еще задыхалась и пыталась удержаться на плаву, но вскоре переполох сменился тишиной.

Я принес Лэззи к бассейну.

Моника лежала на самом дне. Лицом вниз, руки и ноги разведены в стороны, волосы развеваются по течению, а блузка и джемпер едва заметно колышутся.

Она немного напоминала парашютиста, наслаждающегося свободным падением и ожидающего последнего мига, когда нужно дернуть за кольцо.

— Думаю, надо бы вытащить её, — сказал я Лэззи. — Сделать ей КПР.

И покачал головой.

— Нет. Неудачная идея. Мужчина моего возраста трогает десятилетнюю девочку? Да что люди подумают?

Я направился к раздвижной стеклянной двери.

— Может, сходим к Джеймсу в гости? Кто знает? Может, кому-нибудь повезет и он найдет здесь Монику, пока нас не будет дома.

Лэззи замурлыкала, дрожа, как маленький теплый моторчик.

Перевод: А. Кемалидинов

Джойс

Richard Laymon. «Joyce», 1993

Барбара стрелой вылетела из спальни прямо в объятия Даррена. Он поймал её и прижал к себе.

— Что случилось? — спросил он. — Что такое?

— Там кто…кто-то под кроватью!

— Ой. Прости. Она тебя напугала? Это же Джойс!

— Джойс? — Барбара выбилась из рук Даррена и изумленно посмотрела на него. — Но ты же говорил, что она умерла!

— Ну да, так и есть. Или ты думаешь, я бы женился на тебе, если бы у меня всё еще была жена? Как я и говорил, аневризма сосудов головного мозга, три года назад…

— Но она у тебя под кроватью!

— Конечно. Пошли я тебя представлю.

Даррен взял Барбару за руку и повел в спальню. Она нетвердой походкой пошла рядом. На полу возле кровати лежал её чемодан — единственный, что она брала с собой в медовый месяц, и распаковала вещи этим вечером после душа с Дарреном. Даррен решил унести чемодан с глаз долой.

— Нельзя хранить багаж под кроватью, — пояснил он. — Вынесу его в гараж.

Барбара стояла, дрожа и задыхаясь в новом шелковом кимоно, пытаясь удержаться на ногах, пока Даррен переносил её чемодан к двери. Он вернулся, присел на корточки и вытянул Джойс из-под кровати.

— Дорогая, знакомься, это — Джойс.

Джойс лежала неподвижной на ковре, уставившись широко раскрытыми глазами в потолок. Её губы растянулись в улыбке, выставляющей напоказ края её ровных белых зубов. Пучки каштановых волос спадали ей на лоб. Густые косы свисали с её головы, как яркое шелковое знамя, что протянулось до её правого плеча. Ноги были прямыми, лишь немного расставленными в разные стороны. На ногах ничего не было.

Из одежды на ней было лишь неглиже, весьма откровенное, с узкими бретельками и глубоким вырезом. Оно было таким же коротким, как то, что Барбара надела для Даррена в первую брачную ночь, и таким же прозрачным. Из-за того, что Даррен вытянул ее из кровати, неглиже выкрутилось и обнажило правую грудь.

Улыбаясь Барбаре из-за плеча, Даррен спросил:

— Разве она не красавица?

Барбара лишилась чувств.

Очнулась она, лежа в кровати. Даррен сидел рядом, на краю, его лицо выглядело обеспокоенным, а рука под кимоно нежно поглаживала ее бедро.

— Ты в порядке? — спросил он.

Она повернула голову.

Джойс стояла возле кровати, в шести футах от нее, все так же улыбаясь. Ее ночнушка слегка колыхалась от ветерка из окна. Пусть ее тонкая ткань ничего не скрывала, по крайней мере, теперь ее подправили, и грудь больше не выглядывала наружу.

Фигура у нее получше чем у меня, подумала Барбара.

Она красивее, чем…

Барбара хмуро посмотрела на Даррена. Она старалась сдержаться, но голос ее прозвучал высоко и по-детски, когда она спросила:

— Что происходит?

Даррен пожал плечами. И провел руками по ее бедру.

— Нет причин расстраиваться. Правда.

— Нет причин расстраиваться? У тебя под кроватью чучело твоей мертвой жены…еще и в такой одежде!

Он нежно улыбнулся.

— О, это не чучело. Она лиофелизирована. Я нашел место, где сушат мертвых домашних животных, и… Она прекрасно выглядит, правда?

— О Боже! — прошептала Барбара.

— А это — ее любимая ночная рубашка. Я не вижу причин отнимать ее, но если ты считаешь, что ей лучше носить что-нибудь поскромнее…

— Даррен. Она мертва.

— Ну конечно.

— Мертвецов хоронят. Или кремируют. Их…не держат дома.

— А почему бы и нет?

— Так просто не делается!

— Ну, если бы я не мог сохранить её такой красивой, думаю, были бы причины от неё избавиться. Но ты взгляни на неё.

Барбара решила не делать этого.

— Она такая же, как в день смерти. От неё не пахнет. В чем проблема?

— В чем проблема? Проблема?

— Не вижу никакой проблемы.

— Она была здесь…в твоём доме…всё это время?

— Естественно.

— Под кроватью?

— Ну только когда я ожидал, что ты придешь. Я боялся, что тебе это не очень понравится, поэтому решил её спрятать.

— Под кроватью? Когда я была здесь? Все те ночи, что я провела здесь, она была…О Боже! Этот труп был здесь под кроватью, когда мы…

— Не просто труп. Моя жена.

— И поэтому ты считаешь это нормальным?

— Она была моей женой, дорогая. Что я должен был сделать, выкинуть её как старые туфли? Я любил её. Она любила меня. Почему мы должны были расставаться только из-за того, что её жизнь оборвалась? Без неё я был… был таким…таким одиноким. И взгляни на это с её точки зрения. Думаешь, ей бы понравилось, если б её закопали в землю? Или сожгли? Господи Боже, да кто бы пожелал себе такую судьбу? Вместо этого она здесь, в своем собственном доме, со своим мужем. Разве это не то, чего хотелось бы тебе самой? Правда? Я бы хотел этого. Я бы поступил так и с тобой, если бы, Господи прости, ты умерла раньше, чем я. Так мы всегда были бы вместе.

— Думаю, — пробормотала она, — так было бы лучше, чем… чем это все.

— Несомненно.

— Но ты должен был сказать мне об этом.

— Я ждал подходящего момента. Прости, что тебе пришлось узнать об этом именно так. Она, наверное, повергла тебя в настоящий шок.

— Да, скажу я тебе.

— Но ты хорошо с этим справилась. Ты — умница, — с этими словами он распахнул ее кимоно.

— Даррен! — она быстро прикрылась. И посмотрела на Джойс. По виду которой нельзя было сказать, что она подглядывает. Взгляд бывшей жены был устремлен не на Барбару, а на открытое окно над кроватью, вид которого, казалось, развлекал ее.

— Ну же, — сказал Даррен. — Расслабься.

— Но Джойс…

— Она не может видеть, что мы делаем, она же мертвая!

— Какая мне разница? Не перед ней. Ни за что.

— Ты ведешь себя глупо.

— Глупо? Черт возьми!

— Тссс, тссс. Успокойся. Все хорошо. Я о ней позабочусь. — Даррен низко наклонился, приподнял краешек кимоно, обнажив низ живота, нежно поцеловал ее туда, и перелез через кровать. Встав перед Джойс, он снял свою велюровую пижаму.

— Ты же простишь меня? — спросил он, и накрыл ее пижамой.

Отошел. Посмотрел на Барбару. Улыбнулся.

— Так лучше?

— А не мог бы ты вынести ее в коридор или еще куда-нибудь?

Даррен, казалось, расстроился.

— Это некрасиво. Это и ее спальня тоже, ты же знаешь. Я не могу просто так вынести ее отсюда.

Барбара вздохнула. Эта ночь должна была стать первой, которую они провели бы как муж и жена. Она не хотела поднимать шум. Кроме того, это действительно было не так плохо, ведь лица Джойс не было видно.

— Ладно, — сказала она.

— Я могу снова положить ее под кровать, если ты…

— Нет, все в порядке.

Под кроватью она была бы гораздо ближе. Прямо под ними, как тогда, когда они занимались любовью. Ужасно.

Даррен повернулся к выключателю.

— Нет, не выключай свет.

— Ты уверена?

— Я не…хочу быть с ней в темноте.

— Как скажешь, дорогая.

Когда он вернулся в кровать Барбара, приподнялась и сняла кимоно. Потом она взглянула на Джойс, улеглась и закрыла глаза.

Даррен залез на Барбару и поцеловал ее в губы.

— Я так горжусь тобой, — шепнул он.

— Я знаю. Я — умница.

— Так и есть. На самом деле.

Барбара ничего не могла поделать — каждый раз, как Даррен целовал ее, ласкал ее или входил в нее, она поглядывала на Джойс. Его вторую жену. Его мертвую жену. Лежащую здесь, накрытую пижамой. Которая была натянута не настолько низко, чтобы скрыть, как ее прозрачная ночнушка, колыхаясь на ветру, касалась темного пучка волос у нее между ног.

Он занимался с ней любовью, подумала Барбара. Здесь, на этой самой кровати.

Знает ли она? Знает ли она, что он занимается сейчас этим со мной, прямо перед ней? Ревнует?

Не выдумывай.

Барбара попыталась стряхнуть эту мысль с себя. Но не смогла.

Выбрав подходящий момент, она изобразила оргазм.

Даррен некоторое время приходил в себя. Скоро после того, как он снова задышал ровно, Даррен прошептал:

— Видишь, все было хорошо.

— Ага.

— Она же тебя не беспокоила, да? Джойс, я имею в виду.

— Нет, на самом деле.

Ложь. А почему бы и нет?

— Готов поспорить, что с ней тебе было лучше. Мне было.

«О Боже», — подумала Барбара, но вслух сказала:

— Не знаю. Может быть.

Через некоторое время Даррен сказал:

— Может, теперь я могу выключить свет?

— Нет, не выключай.

— Ты же уже не боишься?

— Немножко.

— Ну хорошо. Я уверен, что ты уже немножко к ней привыкла.

Я никогда к ней не привыкну, сказала Барбара про себя. Никогда.


* * *
Даррен скоро уснул. Барбара тоже старалась, но не могла уснуть из-за мыслей, что переполняли ее голову. Она только что вышла замуж за человека, который держал свою мертвую жену у себя в спальне. И ему это нравилось. И явно заводился, занимаясь любовью, от того, что она рядом.

Ужасно. Отвратительно.

Но мысли о том, как все изменится, когда она избавится от Джойс, успокоили Барбару. Успокоили настолько настолько, что она почти смогла уснуть.

Но каждый раз, погружаясь в сон, она просыпалась в тошнотворном ужасе и должна была посмотреть. Чтобы убедиться, что Джойс не двигалась, не стянула пижаму с головы, не подползла ближе к кровати.

Эта сучка, казалось, лежала там же.

Естественно.

Все, что, казалось, было в движении — ее ночнушка, что колыхалась от легкого ветерка, и касалась ее живота, кудрей на лобке и бедер.

Когда Барбара проснулась, комната была залита солнечным светом. Она уснула, в конце концов. Все-таки. Несмотря на Джойс.

Джойс.

Она не хотела ее видеть, и уставилась в потолок, сопротивляясь искушению взглянуть, и пыталась наслаждаться теплым ветерком, ласкающим ее тело.

Я не могу провести еще одну ночь в комнате с ней, подумала Барбара. Просто не могу. Я должна заставить Даррена прислушаться ко мне.

Она повернула голову к другой половине кровати.

Даррена не было.

Нет! Что, если он забрал свою пижаму? Что, если она не накрыта?

Барбара поспешно повернулась в обратную сторону.

Джойс тоже не было.

Где она?

Барбара вздрогнула. С глухо стучащим сердцем она осмотрела комнату. Никаких следов тела. Она слабо выдохнула и наполнила легкие сладким утренним воздухом.

Она не здесь. Может, Даррен опомнился и…

Она похолодела внутри, и по коже побежали бумажки.

Он положил ее под кровать!

Стоная, она бросилась прочь с матраса в середину комнаты. Там, на безопасном расстоянии, она встала на четвереньки, и заглянула в пустоту под кроватью.

Джойс нет.

Слава Богу.

Но где же она? Что Даррен с ней сделал?

По крайней мере, она не здесь. Это главное.

Потихоньку успокаиваясь, Барбара поднялась на ноги.

Она все еще дрожала, покрывшись гусиной кожей.

Я не могу так жить, подумала она, возвращаясь в кровать. Она надела свое шелковое кимоно, закуталась в него поуютней и завязала пояс. Потом повернулась к шкафу — хотела взять домашние тапочки.

А что, если Джойс там?

Она посмотрела на запертую дверь. И решила, что лучше ей оставаться запертой. Она может обойтись без тапочек.

Направляясь к двери спальни, она заметила, что ее чемодана не было на месте. Даррен, наверное, вынес его в гараж.

Может, он и Джойс вынес в гараж.

Если бы.

Держи карман пошире.

Она остановилась в дверях, вытянулась вперед и посмотрела по сторонам. Коридор чист. Устремилась в ванную. Ее дверь была открытой. Никаких следов Джойс. Пережила несколько неприятных секунд, подходя к ванне. Но ванна была пустой. Барбара вздохнула, немого расслабившись.

Воспользовалась туалетом, умылась, почистила зубы, присела на край ванны и попыталась набраться смелости покинуть свое убежище в ванной.

Это сумасшествие, сказала она себе. Почему я должна бояться Джойс? Она ничего не может мне сделать. Ничего не может сделать, но сводит меня с ума. Из-за нее я думаю, что вышла замуж за психа.

Он не псих. Он заботится о ней, это все. Не может с ней расстаться.

Черт бы побрал это все!

Он еще как с ней расстанется, черт возьми! Или я, или она.

Правильно. Что я буду делать? Куда пойду? Я оставила свою квартиру. Я уже ушла с работы, ради Бога! Будто я всегда смогу найти…

Почему я должна уходить? Она мертва.

Нужно просто поговорить с Дарреном. Если он ко мне прислушается и уберет ее куда-нибудь, все будет в порядке.

Барбара заставила себя выйти из ванной. Когда она шла по коридору, кто-то вышел из спальни. Она вздрогнула перед тем, как поняла, что это Даррен.

Он уже оделся. Н нем была одна из тех ярко-красных гавайских рубашек, которые они купил на Мауи. Рубашка свободно болталась над шортами. Под шортами виднелись загорелые ноги, а под ними — белые носки «Рибок».

— Доброе утро! — сказал он, и поспешил к ней. — Ты что там, спала?

Она очутилась в его руках, крепко обняла и поцеловала. «Мой Даррен», — подумала она.

Он был таким крепким, таким теплым, таким уютным.

Когда они выпустили друг друга из объятий, Даррен сказал:

— У меня для тебя сюрприз.

— Ты убрал Джойс в кладовку?

Его улыбка погасла.

— Не глупи. Я съездил за пончиками. Кленовые пончики!

Он знал, как Барбара любит кленовые пончики. Но она лишь смогла выдавить без особого энтузиазма:

— О, здорово!

Взяв за руку, Даррен повел ее на кухню. На столе уже стоял кофе, и дала тарелка с пончиками, четыре из которых были с кленовой глазурью. В углу, улыбаясь, и уставившись на Барбару, как только она вошла, стояла Джойс.

Ее волосы были собраны конским хвостиком. На ней была чистая белая блузка, через тонкую ткань которой едва выглядывал черный бюстгальтер. Блузка была аккуратно заправлена под эластичный пояс ее блестящих голубых шорт. Еще на ней были белые носки и голубые кроссовки «Эл Эй Гир».

— Ты переодел ее, — пробормотала Барбара.

Даррен усмехнулся.

— Ну не сама же она переоделась.

— Почему?

— Разве это не очевидно? — он тихо засмеялся и поднял кофейник.

— Я имею в виду, зачем ты ее одеваешь?

— Ну, было бы некрасиво, если бы она весь день ходила в ночной рубашке. — Он наполнил чашки кофе и поставил их на стол. Пододвинул стул Барбаре.

— Я присяду здесь, — сказала она. И заняла место на противоположной стороне стола. Чтобы не поворачиваться спиной к Джойс. И приглядывать за ней.

Даррен присел на стул, предназначавшийся Барбаре и отхлебнул кофе.

— Вообще-то, некоторое время я держал Джойс в купальном халате, в самом начале. Я думал, зачем мне лишние хлопоты с ее переодеванием? Но это расстраивало меня. Дни и ночи она проводила в этом халате. Из-за этого она выглядела… ну, не знаю… как инвалид.

Вместо того, чтобы поддаться искушению высказать замечание, Барбара вцепилась зубами в пончик.

— И я решил начать переодевать ее. Снять этот надоевший старый халат, и надевать на нее… ну. то, чего требовали обстоятельства. Ночную одежду — ночью, повседневную — днем, одно из ее стильных бикини — когда мы выходим к бассейну… ей всегда нравилось отдыхать со мной у бассейна, хотя она и не очень любит плавать. Для более торжественных случаев — дней рождения, Дня благодарения, и всякого такого — красивое вечернее платье. То. что казалось подходящим.

Улыбаясь, он вцепился в желейный пончик.

— Как будто у тебя кукла Барби в натуральную величину.

— Ты — моя кукла Барби, сказал он с набитым ртом. Его губы были покрыты сахарной пудрой и красным желе. — А она — моя кукла Джойси.

Джойс улыбалась, смотря на Барбару..

— Тебе не… трудно ее одевать? Ну, она же не сгибается.

— О, мы справляемся. Что-то надеть проще, что-то — сложнее, но мы делаем все, что можем.

Барбара попыталась откусить еще кусочек пончика. Но он был бы словно ком грязи в ее горле, как и первый, и не пошел бы в горло. Она положила пончик и отпила немного кофе.

— Что-то не так с твоим пончиком?

— Нет, он хороший, — тихо сказала она.

Озабоченно нахмурившись, он слегка подался вперед.

— Это из-за Джойс?

— Ну конечнно из-за Джойс. О чем ты думаешь?

— Мы же разобрались со всем этим прошлой ночью, дорогая. Я думал, ты поняла.

— Боже мой, ты одеваешь ее будто она настоящая.

— Она и есть настоящая.

— Но она мертва! Ты таскаешь ее из комнаты в комнату. Одеваешь. Надеваешь на нее бюстгальтер. И трусики, наверное, тоже, судя по всему.

— А тебе было бы лучше, если бы она была без трусиков?

— Было бы лучше, если бы ее здесь не было.

Кивая, он разжевал, проглотил. Отхлебнул кофе.

— Ты к ней привыкнешь. Когда ты познакомишься с ней поближе, я уверен, ты…

— Я хочу, чтобы она убиралась отсюда.

— Из кухни?

— Из этого дома. Желательно на долбаное кладбище.

— О, дорогая. Ты расстроилась. — Печаль на его лице отразилась болью в ее сердце.

— Прости, — пробормотала она. Да. Я люблю тебя. Но Джойс…

— Она пугает тебя, да?

— Барбара кивнула.

— Она не укусит, ты же знаешь.

— Знаю.

— Она вообще ничего не делает.

— Она смотрит на меня.

— Это всего лишь стеклянные глаза, — пояснил Даррен.

— Не ее?

— Ее глаза не выдержали… процедуры. Но если они тебя беспокоят… Вернусь через секунду. — Он оттолкнулся от стола и быстро вышел из кухни.


* * *
Когда он ушел, Барбара принялась изучать лицо Джойс. Стеклянные глаза. Они выглядели как настоящие. Слишком настоящие, слишком яркие и проницательные. Стало ли Барбаре легче оттого, что она узнала, что они ненастоящие? На несколько мгновений она подумала, что это так.

Это не глаза Джойс.

Это не ее мертвые глаза. Просто пара блестящих стеклянных шариков, вставленных в углубления.

Углубления.

На самом деле, у Джойс не было глаз. Их выдавили? Вытащили? Вынули с помощью хирургических щипцов? Или они высохли во время «процедуры» и выпали?

Эти прекрасные, живые глаза, внимательно смотрящие на макушку Барбары, были кусочками стекла, воткнутыми в дырки.

Выпадают ли они?

Бывает ли, что Даррен с любовью вынимает их время от времени, чтобы почистить?

Барбара уставилась на Джойс. Нет глаз. Боже. Это — не ее глаза. Просто крышечки. Колпачки, вставленные туда чтобы скрыть пару отвратительных впадин.

Почувствовав омерзение. она отвернулась. Спасибо, что сказал мне, Даррен. Спасибо большое.

— А вот и мы, — сказал Даррен, с шумом ввалившись на кухню. — Это будет то, что доктор прописал. — Он поцеловал Барбару в макушку головы и быстро обошел стол.

Она посмотрела как раз вовремя, чтобы увидеть, как он натягивает солнечные очки на лицо Джойс. Они были очень похожи на те, что носил патрульный, который остановил Барбару в прошлом месяце за то, что она нарушила, пересекая линию на трассе в Санта-Монике. Проволочная оправа, стекла в форме капли с серебристой отражающей поверхностью.

— Как тебе это? — спросил Даррен. Отступив на шаг, он восхищенно оценил произведенный эффект. — Так она выглядит довольно стильно, правда?

«Теперь я не могу сказать, куда она смотрит», — подумала Барбара. Но она не хотела обижать Даррена. Он старался помочь.

— Так намного лучше.

Может, так и на самом деле лучше, сказала она себе. Сейчас, хотя бы, ее глаз не видно. Может, я смогу забыть о них. Забуду, что это не глаза, а просто колпачки, скрывающие впадины.

Даррен сел к столу, явно довольный собой.

— У каждой проблемы есть решение.

— Думаю, что это так, — сказала Барбара. — Она взяла пончик и заставила себя есть.

Когда Даррен спросил, как она хотела бы провести этот день, Барбара предложила пойти на пляж.

— Великолепная идея, — выпалил он. — Это будет так, словно у нас все еще медовый месяц.

— Только мы вдвоем, да?

— Конечно.

— Ты же не хочешь взять её с нами?

— Джойс будет хорошо здесь, — он подмигнул. — Она, на самом деле, очень домашняя девочка.

В спальне Барбара завязала своё бикини, сверху одела блузку и шорты, и обула сандалии. Даррен вошел, когда она застилала постель.

— Я возьму полотенце и все такое, пока ты переоденешься, — сказала она.

— Я буду готов через секунду, — ответил он и подмигнул.

Перед уходом Даррен перенес Джойс в гостиную, положил её на диван, сунул подушку под голову и снял с неё туфли.

— Тебе удобно? — спросил он.

Даррен хлопнул Джойс по ноге, забрал пляжную сумку у Барбары, и пошел к выходу.


* * *
Было прекрасно уйди из дома. Подальше от Джойс. На пляже они побродили по побережью, взявшись за руки. Расстелили полотенца на песке, натерли друг друга кремом от загара и лежали неподвижно под горячим солнцем и успокаивающим бризом.

Измученная почти бессонной ночью, Барбара спокойно задремала.

Позже, они опробовали пирс. Ходили по сувенирным магазинам. Покатались на бамперных машинках. Даррен попал мячом в корзину, и выиграл ей пушистого розового плюшевого мишку. Они ели жареных моллюсков и домашние картофельные чипсы на скамейке высоко над океаном.

Потом они вернулись на песок. Снова расстелили полотенца, улеглись, и Барбара снова заснула.

Она проснулась, когда Даррен поцеловал её плечо.

— Нам уже пора идти.

Её желудок скрутило, он завязался узлом, повис ледянной глыбой.

— Не сейчас.

— Мы же не хотим сгореть.

— Мы не сгорим. Крем…

— Всё равно. Нам нужно возвращаться.

— Еще рано.

Он посмотрел на часы на запястье.

— Четвертый час.

Она кивнула и заставила себя улыбнуться.

Улыбка стала искренней, когда она натягивала шорты.

— Я знаю, давай пойдем в кино!

— Кино?

— Ага. Дневной сеанс. Будет здорово!

— Ну…

— Пожалуйста! Это наш последний день вместе перед тем, как… как тебе нужно будет идти с утра на работу. Мы ничего не сможем делать вместе до следующих выходных. Пожалуйста!

— Конечно, почему нет?

Они вернулись в машину, поехали на стоянку возле торгового центра на Третьей улице и пошли в кинотеатр. Один из шести фильмов, что там показывали, по расписанию начинался через пятнадцать минут. Даррен купил билеты, и они вошли.

Скоро кинотеатр погрузился во тьму. И слишком скоро фильм закончился.

— Несомненно, будет прекрасно вернуться домой и принять душ, — сказал Даррен, когда они шли по вестибюлю. Он шлепнул Барбару по попке. — Вместе.

— Может, останемся и посмотрим еще один фильм?

— Правда, дорогая, я думаю, одного достаточно.

— Пожалуйста! Ты же знаешь, как я люблю кино.

Онулыбнулся.

— А как тебе такое? Мы заскочим в видеопрокат по пути и возьмем пару фильмов на ночь?

Барбара вздохнула. Она не хотела ничего начинать.

— Хорошо. Если ты так хочешь.

И они поехали в видеопрокат.

Барбара изучала полки с записями, покачивая головой, не желая делать выбор. Снова и снова она находила причины, чтобы не соглашаться на фильмы, которые предлагал Даррен. Этот она уже видела, название этого звучит не очень хорошо.

— Не волнуйся, — говорила она несколько раз. — Мы найдем что-нибудь. Здесь точно должно быть что-нибудь подходящее.

И они искали дальше.

Ей удалось растянуть поиски больше чем на час. Наконец, Даррен сказал:

— Давай просто возьмем парочку. Я умираю от голода.

Барбара взяла два фильма, которые приметила с самого начала.


* * *
В машине она сказала:

— Почему бы нам не перекусить перед тем, как мы поедем домой?

— Возьмем с собой?

— Я бы поела в ресторане. Так намного веселей.

— Посмотри, как мы одеты.

— А мы поедем в какое-нибудь место попроще. «Джек ин зе Бокс» или «Бургер Кинг». Что-нибудь в этом роде?

Даррен поехал в «Бургер Кинг». Они присели за столик. Медленно расправляясь со своей трапезой, Барбара пыталась придумать еще какой-нибудь способ отдалить возвращение домой.

«Бросай это, — наконец подумала она. — Я задерживала его настолько долго, насколько могла, не вступая в перепалки. Мы не можем гулять вечно. Может, стоит уже смириться.»

Так что, когда с едой было покончено, они забрались в машину и поехали в сумерках домой.

Где их ждала Джойс.

«Может, нам повезет, — подумала Барбара, — и, пока нас не было, дом сгорел дотла.»

Держи карман пошире.

Они обогнули угол и увидели дом. Дом стоял там же по-прежнему.

— Тебе понравилось? — спросил Даррен, сворачивая на подъездную дорожку к дому.

— Прекрасно. Я даже расстроилась, когда это кончилось, честно.

— Ничего не кончилось, дорогая.

Он остановил машину, потянулся к Барбаре и погладил её по голове.

— Наша совместная жизнь только начинается. У нас будет очень много хорошего вместе.

— Я тоже так думаю.

— Не сомневайся.

Барбара последовала за ним в дом. Даррен взял пакет с видеокассетами в гостиную и положил его в ногах Джойс.

— Она же не будет должна смотреть кино с нами? — спросила Барбара.

— Не мог бы ты, может быть, унести её в другую комнату?

— Я бы мог. Но чем раньше ты к ней привыкнешь, тем лучше. Ты так не думаешь?

— Я не думаю, что вообще когда-нибудь к нему привыкну.

— О, ты привыкнешь, привыкнешь. Просто нужно время. А сейчас иди в душ. Я буду через минуту. — Он подмигнул, наклонился, скользнул руками под Джойс и поднял её с дивана.

Сердце Барбары забилось сильнее.

— Куда ты её несешь?

— В комнату для гостей. — Он усмехнулся. — Нужно снять её дневной наряд.

Барбара поспешила удалиться от них и закрылась в ванной. Дрожа, она разделась.

Дневной наряд, подумала она.

Он раздевает её. Потом прискачет сюда и будет трогать меня.

Вот что он думает.

Она нажала кнопку звонка, вошла в кабинку и повернулась к душу.

Ему просто придется выбирать, подумала она, регулируя краном напор воды. Джойс или я. Другого не дано.

Что, если он выберет её?

Я не могу его потерять. Только не из-за проклятого трупа!

Вздыхая, Барбара пошла к двери и открыла. Она забралась в кабинку и задвинула стеклянную дверь. Горячая струя была прекрасной, брызгая ей в лицо и голову, и скользя по телу вниз.

«Его руки будут чистыми, — сказала она себе. — Они будут полностью в мыле, когда он будет натирать меня. На них не будет Джойс

Но она будет ждать, когда мы выйдем.

В своей маленькой ночнушке, через которую все видно.

Боже!

Будет там в своей ночнушке и солнечных очках, пока мы смотрим кино. А потом — возле кровати, когда мы будем заниматься любовью.

С меня хватит!

Может, мне стоит перестать подпускать его к себе, пока она здесь?

Нет, он мне этого не простит. Я не могу ничего сделать, чтобы заставить его избавиться от Джойс. Он будет вечно злиться на меня за это. Нужно, чтобы он сам так захотел.

Если бы она не сохранилась так хорошо! Если бы она гнила или воняла. Он бы точно не держал её здесь.

А что если я завтра пойду на рынок, пока он на работе, куплю какого-нибудь по-настоящему вонючего сыра, и запихаю ей кусочек в рот? Засуну ей его во всё?

Фу! Мне придется прикасаться к ней.

Для этого всегда есть перчатки.

Даррен подумает, что она портится.

И избавится от неё?

А что, если он её осмотрит, и найдет сыр?

Стоит ли игра свеч?

Барбара вздрогнула и испугалась, когда загремела, открываясь, дверь душевой. Она обернулась. Джойс уставилась на неё, улыбаясь. Без серебристых очков, без ночнушки.

— Нет! — Она отшатнулась назад, когда Джойс встала, поднятая Дарреном высоко вверх. — Убери её вон отсюда! — Она поскользнулась и шлепнулась задом на дно ванны. — Ай!

— Дорогая, ты в порядке?

— Нет! Убери её вон отсюда!

— Что с тобой происходит?

— Это — отличный способ для тебя получше с ней познакомиться. Правда. Ты не ушиблась?

— Жить буду.

Барбара дернулась назад и прижала колени к груди, когда Даррен шагнул в ванну с Джойс. Обхватив тело одной рукой на животе, он закрыл дверь душевой.

Струя разбрызгалась о плечи Джойс. Вода бежала по её телу блестящими ручейками.

— Пожалуйста! — взмолилась Барбара. — Я не хочу знакомиться лучше. Унеси её отсюда.

— Будет хорошо, когда ты получше её узнаешь.

— Вода её разрушит! Ты бы лучше…

— О, нет, она достаточно прочная. А сейчас, встань пожалуйста, дорогая.

— Даррен!

— Разве я прошу слишком много? Просто встань. Пожалуйста.

Дрожа и затаив дыхание, Барбара с усилием поднялась на ноги.

Даррен улыбался над плечом Джойс.

— Подойди ближе. Осторожно, только не упади.

Она сделала несколько маленьких шажков вперед и остановилась.

— Ближе.

Она подошла ближе.

— Нет. Хватит.

Еще шаг и она встретится с Джойс.

— Хорошо, — сказал Даррен. Он поморгал, чтобы стряхнуть воду с ресниц. — Ты все делаешь правильно. Ты растешь. Сейчас я хочу, чтобы ты прикоснулась к её лицу.

— Не заставляй меня, — голос Барбары прозвучал жалобно.

— Я не хочу тебя заставлять. Сделай это для меня. Сделай это для нас. Пожалуйста. Ты должна избавиться от этой фобии к Джойс.

— Это не фобия.

— Мы сможем спокойно жить вместе. Я уверен, она тебе даже будет нравиться. Она будет составлять тебе хорошую компанию, когда я буду на работе, каждый день. Ну пожалуйста. Тронь её лицо.

Барбара подняла мокрую руку к щеке Джойс. И замялась, пальцы задрожали.

Джойс смотрела на неё веселыми сияющими глазами.

Стекляшками, вставленными в углубления.

— Ты так близко, — сказал Даррен. — Не останавливайся.

Задержав дыхание, Барбара прижала кончики пальцев к щеке Джойс. Легонько толкнула. Погладила. Кожа была гладкой и жесткой. Как хорошая кожаная туфелька.

Даррен просиял.

— Я так горжусь тобой!

Барбара опустила руку.

— Я сделала то, что ты просил. Теперь не мог бы ты…

Она затаила дыхание, когда тело накренилось вперед. Руки тела коснулись её боков. До того, как она отскочила, другие руки обхватили её. Руки Даррена. Они вцепились в её бока, резко потащили вперед. Тесно прижали Джойс.

Барбара отвернулась и успела избежать столкновения с лицом Джойс. Их щеки потерлись друг о друга.

Даррен поцеловал её, прижал свои губы к её над плечом Джойс. Затолкал язык ей в рот.

Он не может этого делать!

Только не с Джойс между ними!

Но он делал это; Джойс была между, её упругая грудь уткнулась в грудь Барбары, её живот, и пах, и бедра плотно прижались к ней. И двигались. Терлись об неё, пока Даррен извивался, стонал и вонзался в неё языком.

Барбара сомкнула зубы.

Даррен закричал. Его руки соскочили с неё.

Она завела руки перед Джойс и отпихнула её, шлепнув Даррена по облицованной кафелем стене над сливным отверстием. Он захрипел, гулко стукнувшись головой. Кровь хлынула изо рта.

Барбара отшатнулась назад, от четырех ног, которые потянулись к ней.

Выплюнула кусок языка Даррена.

Она не собиралась откусывать его, но…

В ужасе Барбара смотрела, как окровавленный ошметок упал прямо в пупок ДЖойс.

Я погубила его!

— Смотри, что я из-за тебя наделала! — закричала она.

Даррен не ответил. И не пошевелился. Падая, он поскользнулся, и его голова оказалась под Джойс. Руки безвольно лежали на дне ванны, ноги растянулись в ногах Джойс, а гениталии виднелись между ее бедрами.

Вода, стекающая по телу Джойс, увлекла за собой язык Даррена.

Барбара отошла еще на шаг назад. Нога опустилась с всплеском.

Ванна наполнялась!

Он утонет!

Быстро опустившись на корточки, она схватила Джойс за лодыжки. Потянула. Тело подалось вперед. Барбара потянула Джойс за ноги, загоняя ее в заднюю часть ванны.

Показалось лицо Даррена.

Вода поднялась до уровня его ушей. Глаза закрыты, рот — открыт.

— Все будет в порядке, — закричала она. — Я спасу тебя!

Его глаза раскрылись.

Слава Богу!

Красная струя гейзером вырвалась наружу, когда он пронзительно закричал:

— Сука!

Он быстро присел. Его грудная клетка встретилась с головой Джойс и подняла тело. Она оказалась жесткой, и выглядела как доска, поднятая за один край.

Барбара, отшатнувшись от Даррена, поскользнулась.

И упала вперед, коленями на живот Джойс.

Кррррак!

Голова Джойс подскочила вперед, уткнувшись подбородком в горло, лицом в грудь, конский хвостик указал на Барбару, а обрубок ее разорванной шеи ловил струю воды.

Даррен яростно взревел.

Барбара схватила голову за конский хвостик.

Когда Даррен подался вперед и потянулся к ней, она треснула его по лицу головой Джойс. Голова врезалась в его щеку и отрикошетила, стеклянные глаза вылетели и разбились о край ванны. Даррен выпучил глаза и упал. Барбара раскрутила голову за хвостик и снова ударила. На этот раз левый глаз Даррена вылез из орбиты и повис на веревочке. Третий удар его расплющил. С четвертым изо рта полетел зубы.

— Джойс прочная, да, ты, ублюдок!

Она била его по голове, пока сломанный череп Джойс не отделился от скальпа. Это случилось, когда Барбара готовилась к очередному удару. Ее оружие внезапно потеряло вес. Она поежилась от отвращения, увидев, как летящие кости головы с грохотом разбились о дверь душевой. Осколки разлетелись и дождем посыпались ей на плечо и спину.

Она выпустила мокрую копну волос.

Потом Барбара оторвала правую руку Джойс и воспользовалась ею против Даррена, пока она не сломалась. Ей пришлось остановиться перевести дыхание перед тем, как вырвать левую.

Она обрушила руку на то, что осталось от лица Даррена.

Рука долго не продержалась.

Было нелегко отломать Джойс ноги. Но она справилась, и это стоило приложенных усилий.

Перевод: А. Кемалидинов

Вампир Фил

Richard Laymon. «Phil the Vampire», 1995

— Я по поводу мужа, — сказала она.

— Я понял.

— Не думаю.

— Тогда расскажите в чём дело.

— Ну… Он встречается с другими женщинами.

Я кивнул. Так я и предположил.

Девушку звали Трэйси Дарнелл. Она выглядела слишком молодой, слишком невинной, слишком хорошенькой, чтобы муж ходил от неё налево, но всё это не имело значения, если вы связались не с тем парнем. Некоторым парням плевать насколько хороши их жёны. Я видел такое и раньше не раз. Это не укладывалось у меня в голове. От этого у меня на душе становилось немножко тоскливо и больше, чем немножко погано.

— Сочувствую, — сказал я Трэйси.

Её плечи нервно подпрыгнули. В остальном она была похожа на статую. Просто сидела в кресле напротив моего стола, слегка наклонившись вперёд и сложив руки на коленях.

— Не то чтобы я… Ну, в смысле я знала на что иду.

— Вот тут поподробнее.

— Я знала, что будут многие женщины. Много их. Я знала, что такое будет происходить, но… — она прикусила зубками нижнюю губу, её плечи снова подпрыгнули, — я думала, что смогу справиться с этим, думала, это не будет иметь для меня никакого значения, но оно имеет.

Её глаза встретились с моими. Они были синими, умными, такими глазами, которые должны светиться от счастья, но в них не было света, они заставили меня захотеть сделать что — то очень плохое парню, который за это ответственен.

— Я люблю его, — сказала она, — я так сильно его люблю и это просто разрывает моё сердце на части. Я больше не могу так жить.

В её глазах заблестели слёзы.

— Вы уверены, что он встречается с другими женщинами? — спросил я.

Она фыркнула.

— Он этого и не скрывает.

— Он сам вам в этом признался?

— Признался? Ему не нужно ни в чём признаваться. Он рассказывает мне всё. Во всех подробностях описывает мне каждый свой трофей: как её звали, как она выглядела, во что она была одета, ну, или не одета, в зависимости от того, где у них это было, о чём они говорили, что сделала она, что сделал он, как он её чувствовал, её запах, её вкус.

Наклонившись вперёд я подтолкнул пачку салфеток поближе к краешку стола. Трэйси выщипнула одну и высморкалась.

— Зачем он вам всё это рассказывает? — спросил я, — хочет унизить? Поиздеваться над вами?

— Ну что вы, нет, даже близко ничего такого. Понимаете, это у него такой способ доверительных отношений. Он хочет, чтобы я была в курсе всего, что происходит в его жизни, вот и всё. Это не с целью причинить мне боль. Он думает, что это нас крепче связывает.

— Крепче вас связывает? Рассказы о женщинах, которых он… — я замялся, не желая использовать любого рода графические термины в присутствии девушки, такой невинной и уязвимой.

— Которых он сосёт? — подсказала она.

На секунду мне стало интересно, могло ли у Трэйси быть может чуточку перевёрнутое воображение?

— Вы хотели сказать, которые сосут у него? — поправил я.

— Которых он сосёт.

— Ещё раз. Он сосёт или у него сосут?

Её лицо сделалось алым.

— Он сосёт.

— М-м-м, прошу прощения, — я почувствовал, что моё лицо тоже начинает пылать, — он рассказывает вам, как сосёт у других женщин?

— Именно так. И он… То есть они, эти женщины, определённо не делают ему, ну, того другого.

Лично я вообще не видел никакой хреновой разницы. Мне показалось, что Трэйси как — то чересчур педантична.

Возмущённая она сказала:

— Он мне не изменяет. Он не какой — то там бабник. Он вампир.

Я умел держать удар.

— Ага, — сказал я, — ну теперь — то всё ясно, — сказал я.

— Вы поняли? — в её голосе звучала надежда.

— Ну конечно, конечно. Он вампир, у него нет отношений ни с одной из тех женщин, он просто сосёт у них кровь.

— Вы правда меня понимаете?

— Да. Что тут непонятного? Dracula, Salem’s Lot, Lugosi, Christopher Lee, Barnabas Collins. Нужно быть совсем оторванным от культурной среды, чтобы ничего не знать о вампирах. Ваш муж — вампир. Кстати, как его зовут?

— Филипп.

— Вампир Фил.

О, как бы я хотел не произносить это вслух. Трэйси выглядела преданной.

— Вы думаете это офигенно смешно?

— Нет. По правде говоря, нет. Что бы у вас там не происходило.

— Я же сказала вам, что у нас происходит.

— Ну, пока без конкретики.

— Каждую ночь он оставляет меня дома одну и уходит искать себе женщин. Он пьёт их кровь, потом возвращается и рассказывает мне, как это было. Ненавижу его, когда он с ними. Но они нужны ему. Это заставляет меня чувствовать себя невостребованной, понимаете? Как будто ему меня недостаточно.

— Для таких существ, как он, ни одной женщины не будет достаточно, — сказал я.

— Ещё одна ваша колкость? Если так, то я встаю и ухожу прямо…

— Я был совершенно серьёзен, — объяснил я, — будучи вампиром он не смог бы протянуть долго только на одной вашей крови, он бы выпил вас всю без остатка в два счёта. Вы были бы мёртвы. Филу просто необходимо выходить в поле, иначе он вас просто убьёт. В данном контексте его ночные похождения можно рассматривать как акт любви, любви к вам.

— Да знаю я, знаю, — она была готова снова расплакаться, — но это не делает мою жизнь с ним легче.

— Вы ревнуете его к тем женщинам, которых он сосёт?

— Естественно ревную!

— Он когда — нибудь сосал у вас?

— Он делает такое время от времени, — она сунула пальцы под воротник блузки и оттянула его.

Верхняя пуговка при этом расстегнулась, но Трэйси похоже не обратила на это внимание. Сбоку на её шее были две небольшие ранки, ровно на том самом месте, где вы ожидали увидеть их в фильме «Dracula». Эти почти зажившие. Зарубцевавшаяся ткань сделала их похожими на маленькие розовые кратеры. Любопытно… Настоящие или косметический трюк? Был только один способ узнать. Я толкнул назад свой стул на колёсиках, встал, обошёл стол и присел перед Трэйси на корточки. Вблизи ранки выглядели довольно аутентично.

— Болят? — спросил я.

— Нет. Это вообще не больно, даже когда там его зубы.

— Он прокусил вашу шею зубами и вам не было ни капельки больно?

— О, ни капельки, — она прикоснулась подушечками пальцев к ранкам и на лице её появилось мечтательное выражение, — это было так… так потрясающе.

Я поднял указательный палец.

— Вы позволите?

Кивнув, она убрала пальцы от ранок. Я осторожно обследовал оба прокола. На ощупь были как настоящие.

— Фил правда сделал это своими зубами? Он действительно сосал из вашей шеи кровь?

— Да.

Пока Трэйси поправляла воротник, я встал и присел на краешек стола перед ней. Она не застегнула ту пуговку, которая расстегнулась.

— И вы здесь, потому что вам не нравится то, что он делает это с другими женщинами?

— Именно так.

— Фил мог убить кого — то из них?

— Нет — нет, я уверена, что он бы такого не сделал. Он совсем не похож, ну, знаете… на Дракулу. Он ласковый и нежный, он ценит жизнь.

— И мухи не обидит.

— Ну иногда он их ест, но это не со зла. Он очень добрый внутри, он бы не стал убивать человека, он предельно осторожен, чтобы кому — то навредить.

— Он забирает кровь у тех женщин насильно?

Она выглядела растерянной.

— Но он же её у них высасывает.

— Да, но с их разрешения? По обоюдному, так сказать, согласию?

— О, конечно же. Кто бы не согласился? Фил такой, понимаете, очень эффектный мужчина. Он образованный и остроумный. Думаю, большинство женщин от него без ума. К тому же у него есть кое — какие способности.

— Способности?

— Ну, как бы это вам объяснить… Он может залезть в голову любому встречному. У него есть эта штука… навроде гипноза, которую он использует, чтобы отключать людей, вот так вот, по щелчку, — Трэйси щёлкнула пальцами, — «раз» и они зомби, не в буквальном смысле зомби, а, ну вы понимаете, что я имею в виду.

— Он может ввести их в транс и они будут делать всё, что он им прикажет?

— Именно так. Но самое главное — они ничего не помнят после этого.

— И Фил использует эту способность на всех своих жертвах?

— Не знаю могу ли я назвать их жертвами.

— Неважно. На женщинах, которых он сосёт. Он их гипнотизирует?

— Всех до единой, кроме меня.

— А вас почему нет?

Её взгляд подсказал мне, что это был глупый вопрос.

— Потому что я его жена, естественно.

— Ах, ну естественно. Ну да, только вот тут какая загвоздка. Если ваш муж держит тех женщин в состоянии гипноза или, как там оно называется, это ставит под угрозу их способность трезво оценивать ситуацию. Другими словами, он получает их согласие незаконным способом. Если бы он занимался с ними сексом…

— Он не занимается.

— Но если бы он занимался с ними сексом, это бы считалось изнасилованием, поэтому я уверен, что он нарушает какой — то закон, кусая тех женщин за шею и забирая у них кровь без их на то разрешения. Этим может заинтересоваться полиция, а я всего лишь частный детектив. У меня нет полномочий.

— Я не хочу, чтобы Фила упекли за решётку, — выпалила Трэйси, мотая головой, — я пришла сюда не поэтому. Я не хочу ничего подобного.

— Чего же вы хотите?

— Я хочу, чтобы он остановился, хочу, чтобы он был только со мной, хочу, чтобы он перестал делать это с другими женщинами!

При виде её такой мне захотелось броситься к ней, обнять её, утешить, заставить её боль уйти, но я себя знал. Мой самоконтроль иногда даёт сбой, когда дело доходит до девушек, особенно таких красивых и уязвимых, как Трэйси, поэтому я держал коня за узду. Она с мольбой посмотрела на меня блестящими от слёз глазами.

— Вы мне поможете? — спросила она.

— Я бы очень хотел вам помочь, — сказал я, — но, возможно, психолог или…

— Психолог? Вы хотите сказать, что я ненормальная?

— Ничего подобного. Очевидно же, что вы не сами нанесли себе эти раны.

Спустя мгновение, как я произнёс эти слова я подумал, что она вполне могла нанести их сама. Нанесение самому себе ран или увечий — довольно распространённый трюк. Преступники частенько им пользуются, чтобы обмануть копов, адвокатов, врачей, страховые компании и даже таких, как я. Трэйси могла собственноручно сделать эти проколы в качестве доказательства к своей безумной истории и раз уж она на такое решилась, у неё наверняка должен быть тщательно продуманный план. Судя по зарубцевавшейся ткани, раны были нанесены, по меньшей мере, месяц назад. Или она была мошенницей высшего класса или она говорила правду. В смысле, правду, какой она её себе представляла.

— Дело в том, — объяснил я, — что у психолога может быть куда более действенный способ помочь вам разобраться с вашей проблемой.

Она посмотрела на меня, прищурив глаза.

— Моей проблемой?

— Я хочу помочь вам, Трэйси, правда хочу. Вы не поверите с какими моральными уродами, неудачниками и тряпками мне приходится общаться, сидя вот за этим столом. В основном с адвокатами — моя клиентура. Так что я нисколько не преувеличу, если скажу, что вы действительно сделали мой день ярче, когда здесь появились. Вы хорошая девушка и очень привлекательная, к тому же, — добавил я.

При этих словах она мне ухмыльнулась и тут же покраснела, когда это сделала и ещё закатила глаза к потолку, словно говоря: «В очередь, парниша, в очередь».

— Я попробую сделать для вас всё, что смогу, Трэйси, но мы ни к чему не придём, если не будем честны друг с другом. Я собираюсь быть с вами честным, мои слова могут задеть вас, но так уж я работаю. Договорились?

— Договорились.

— Итак. Ваша проблема. Вы приходите сюда и говорите, что ваш муж — вампир. В эти дни мы знаем о вампирах всё: живые мертвецы, днём спят в гробах, ночью рыщут в поисках пищи и высасывают у людей кровь, у них есть сверхъестественные способности, они могут контролировать разум людей, способность превращаться в летучих мышей, в волков, в туман, в общем почти во всё, на что у них хватит фантазии. Они бессмертны или почти бессмертны, ну, раз живут сотни лет, верно? Они боятся крестов, на дух не переносят чеснок, не отражаются в зеркалах, не могут пересечь проточную воду, их невозможно убить обычным оружием, вы должны забить им в сердце осиновый кол или вытащить на солнечный свет. Возможно, есть и другие способы, тут я не эксперт, я просто знаю то, что знает каждый теплокровный американец в этой стране, из чего следует, что таких существ, как вампиры, в природе просто не существует.

— Это вам так кажется.

— Это то, что я знаю, Трэйси. Это то, что знают все. Я не говорю, что на свете нет чудаков, которые думают будто они вампиры и, возможно, даже действуют соответственно, но вот этих сверхъестественных, превращающихся в летучих мышей, бессмертных супер — пупер — друпер вампиров — их нет. Они вымысел, сказка. Вы не найдёте ни одного, хоть обыщитесь, а значит Фил не из их числа. Это для начала.

— Вы всё — таки считаете, что я ненормальная?

— Я так не считаю, я не психиатр. Я всего лишь обычный сыскарь, ищейка. То, что я сейчас делаю — это пытаюсь применить кое — какие свои профессиональные навыки и лучшие навыки, которые у меня есть — это моя интуиция и здравый смысл.

— И что они вам подсказывают?

— Ну, во — первых, я не думаю, что вы ненормальная, во — вторых, я почти уверен, что вы не пытаетесь выставить ненормальным меня. Поэтому я вынужден сделать вывод, что Фил просто убедил вас в том, что он вампир.

— Он вампир.

— Он кусал вас за шею и сосал вашу кровь?

Она кивнула.

— И не один раз.

— Каждую ночь он уходит и возвращается с рассказами о своих похождениях о женщинах, которых он очаровывает и сосёт.

— Да.

— И вы ему верите? — я скептически выгнул домиком одну из своих самых густых бровей, — вы когда — нибудь пробовали за ним проследить? Ну, в смысле узнать куда он уходит там по ночам?

Она нахмурилась.

— Хотите сказать, всё, что он мне рассказывает, может быть ложью?

— У вас есть доказательства, что это не так?

— Он иногда приходит домой с кровью на одежде.

— Залитой кровью или…

— Нет, всего пара пятнышек или капель.

Я выудил из кармана брюк свой швейцарский армейский нож, выщелкнул основное лезвие и тихонечко ткнул остриём в палец, расцвела капля крови. Я прижал палец к переду своей белой рубашки.

— Ну, теперь я тоже вампир, — сказал я и Трэйси улыбнулась. Это был первый раз, когда я увидел её улыбку. Выглядело великолепно.

— Вы испортили свою рубашку.

— Наймите меня и я смогу позволить купить себе новую.

— Нанять вас?

— Вы же за этим сюда пришли, разве нет?

— Ну да, наверное, да.

— Мы проанализировали природу вашей проблемы, верно? Ваш муж убедил вас в том, что он вампир. Как вампир он должен пить человеческую кровь, поэтому каждую ночь он уходит и сосёт тех женщин, а вы его к ним ревнуете. Вы хотите, чтобы это закончилось. Вы хотите, чтобы он уделял всё своё внимание вам, а не распылял его на незнакомок.

— Да, в целом всё именно так.

— И в этом ваша проблема. Потому что тут же сразу возникает вопрос: а чем на самом деле занимается Фил? Могу поспорить, не высасыванием крови из шей.

— Хотите сказать, это может быть ширмой, за которой он делает что — то, о чём не хочет, чтобы я знала?

— Не хочу сказать, что вы можете смело поставить на это. Возможно, он просто выпивает с дружками в баре или что — то навроде такой же безобидной фигни, а, возможно, он занимается какими — то незаконными делами. Может быть всё, что угодно, но хочу вас сразу предупредить, скорее всего он встречается с другой женщиной.

— Так ведь именно это я вам рассказала. Каждую ночь он встречается с другой женщиной.

— Но не для того, чтобы сосать её кровь, Трэйси, для секса.

— Нет!

— Я понимаю, вам больно это слышать.

— Мне не больно это слышать, потому что я знаю, Фил с ними не спит, — хотя она и говорила спокойно, её лицо снова стало ярко — красного цвета, — он рассказывает мне всё, что делает с этими женщинами, всё, вплоть до самых мельчайших деталей и он… и мы… с ним в это время целуемся, а потом… потом раздеваемся, ну, и знаете, начинаем дурачиться, пока он описывает, как выглядела та женщина, с которой он был и когда он добирается до той части, где впивается ей в шею зубами, тогда он своей этой штукой… тогда он входит в меня, — она была сейчас не столько красной, сколько пунцовой.

Её лицо и уши, её шея, нежная кожа, которая виднелась в разрезе её блузки там, где расстегнулась та пуговка.

У меня между ног появилась выпуклость. Я сложил руки вместе, чтобы её прикрыть.

Прочистив горло я сказал:

— Итак, он использует свои истории для того, чтобы вас возбудить? Что — то вроде прелюдии?

— Что — то вроде того.

— Истории всегда заканчиваются… соитием?

— Не всегда, — она уткнулась взглядом в сложенные на коленях руки, — иногда он… иногда мы делаем это ртами. Ну, вы понимаете… — она подняла на меня глаза, — в любом случае, я думаю, вы уже догадались, почему я уверена в том, что он мне не изменяет.

— Очень может быть… Очень может быть, но всё равно не факт. Надеюсь, тут я ошибаюсь, но очевидно, что он что — то замышляет, что — то, что хочет скрыть от вас, поэтому и выдумал всю это сказку про вампиров.

— Я не думаю, что это сказка.

— У Фила есть работа?

— Он в ней не нуждается, он очень богат.

— Что он делает в течение дня?

— Спит в гробу, в подвале.

Это не должно было меня удивить, но удивило. Похоже Фил в своём спектакле доходил до очень серьёзных крайностей.

— Вы когда — нибудь видели, как он выходит на улицу при свете дня?

Трэйси покачала головой.

— Он никогда не покидает свой гроб от рассвета до заката, насколько вам это известно?

— Ну, я не стою возле его гроба на страже, если вы об этом.

— Чем вы занимаетесь в течение дня?

— Сплю, хожу по магазинам, — она пожала плечами, — так, делаю что — то по дому.

— Вы часто ходите его проверять?

— Сначала я проверяла. Я не могла… ну, знаете, поверить, что он может лежать там так долго, но он всегда там лежал. В конце концов мне надоело его проверять, это было просто пустой тратой времени, поэтому я больше этим не занимаюсь.

— Значит, вы не можете сказать точно, остаётся он в гробу или нет?

— Совсем точно — нет, — призналась она, — но я уверена, что он там. А в чём, собственно, дело?

— Да пока ни в чём, пока ни в чём… Просто любопытно. Вы когда — нибудь видели, как Фил превращается в летучую мышь?

— Он знает, что я терпеть не могу летучих мышей.

— Вы когда — нибудь видели, как он превращается?

— Один раз. Он превратился в собаку, большого чёрного лабрадора.

«Ну, конечно», — подумал я, но придержал это мнение при себе и спросил:

— Он превратился в него у вас на глазах?

— Послушайте, если вы не хотите верить ничему, что я вам…

— Я просто хочу узнать правду, только и всего. Если вы своими глазами видели, как Фил превратился в собаку, думаю, я мог бы поверить, что у него действительно есть некие сверхъестественные способности.

— Вы бы всё равно не поверили, вы бы подумали, что я вам вру или у меня галлюцинации или что Фил одурачил меня каким — то магическим фокусом.

— Фил фокусник?

— Он вампир.

— Вы видели, как он превратился в собаку?

— Нет.

— Тогда что заставляет вас думать, что собакой был Фил?

Она снова стала пунцовой.

— Я знаю, что это был он.

— Откуда вы это знаете?

— Неважно. Мы можем сменить тему?

— Хорошо, давайте перейдём к зеркалам. Фил отражается в зеркалах?

— Да.

Мне удалось не выкрикнуть «их-ха-а», но я не смог сдержать улыбку.

— Вы видели его отражение в зеркале?

— Да.

— Ну разве это не говорит о дыре в его вампирской истории?

— Я спрашивала его об этом и он сказал, что современные зеркала не такие, какими были в старые времена. Раньше на них напыляли тонкий слой серебра, но сейчас подобные зеркала встречаются крайне редко. Он сказал, что не отразится в зеркале с настоящим серебряным напылением. У нас дома такого зеркала нет, так что тут я не знаю.

— Как удобно для Фила.

Она нахмурилась.

— Знаете, я никогда не испытывала особые потребности доказывать кому — то, что он вампир. Я знаю кто он, так что мне незачем его проверять.

— Если он не вампир, Трэйси, у него нет никакого повода бродить по ночам.

— Я знаю это. Я знаю это лучше, чем кто — либо другой.

— Если он не вампир, значит он не сосёт кровь у тех женщин, к которым вы так сильно его ревнуете.

— Я знаю, но он один из них.

Мне оставалось только вздохнуть.

— Тогда как по вашему мнению я смогу оградить его от встреч с теми женщинами? Ему нужна кровь, верно? Если он перестанет брать её у них, где ему её брать? Он не сможет рассчитывать только на вас. Это вас убьёт. Вы этого хотите?

— Нет.

— Чего же вы хотите?

Трэйси нагнулась и потянулась за сумкой. Она положила её на пол, рядом со стулом сразу, как только села. Это была большая кожаная сумка с ремнем через плечо. Когда она взяла сумку, я заглянул сверху в прорезь её блузки. Она носила бледно — голубой бюстгальтер, который был слишком открытым, чтобы многое скрыть и слишком прозрачным, чтобы оградить от взгляда то немногое, что он прикрывал. В общем, я видел всю её правую грудь. Я быстро отвернулся, когда Трэйси выпрямилась, поставила сумку себе на колени. Она сунула руку в центральный карман и вытащила деревянный кол. С виду он походил на обломок рукоятки метлы, который заточили ножом с одного конца, как карандаш.

— Вы надо мной издеваетесь? — сказал я.

Она посмотрела мне прямо в глаза.

— Хотите, чтобы я убил Фила?

— Это единственный способ его остановить.

— Потрясающе… — пробормотал я.

Она передала мне кол.

Я осмотрел его, попробовал пальцем. Заточенный конец был очень острым.

— Вы сказали, что хотите мне помочь, — напомнила она.

— Вы пришли не к тому парню.

— А мне кажется, именно к тому.

— Я не занимаюсь заказными убийствами.

— Это не будет считаться убийством.

— Ну конечно… Конечно же, нет. Он ведь вампир! Как я мог про это забыть?

— Так и есть.

— Ага, а я Санта — Клаус.

— Сделайте это ради меня, пожалуйста. Я заплачу. Сколько вы хотите? Пять тысяч? Десять?

— Не понимаю, почему вы хотите его убить? Я думал, вы его любите.

— Так и есть.

— Вы так сильно ревнуете его к этим женщинам, что готовы…

— Да! — её глаза вспыхнули, — это что, так трудно понять? Каждую ночь… Каждую ночь он оставляет меня одну и идёт к кому — то другому! Я не могу больше этого вынести!

— Но потом он всегда возвращается к вам, к вам… — сказал я, — те, другие, для него ничто, просто еда. Вы единственная, кого он любит. Он занимается с вами любовью и, судя по тому, что я слышал, это чертовски страстно, если хотите знать моё мнение.

Опустив голову она пробормотала:

— Так и есть, но сосёт он их!

— А вы хотите, чтобы он сосал вас?

— Это намного лучше… лучше всего, лучше, чем секс, даже сравнить невозможно. Это как… как летать между звёзд. Как… Вы просто не способны это даже представить.

— А Фил представляет?

— Конечно он представляет, но не сдастся. Он говорит, что я нравлюсь ему такой, какая я есть. Говорит, если он будет сосать меня слишком часто, я потеряю искру, мою искру. Ну, что за нелепица?

— А по мне звучит так, будто он заботится о вас.

— Ну заботится, но недостаточно, чтобы остаться дома и укусить меня за шею. Это всё, чего я желаю.

— И раз он этого не делает, вы хотите, чтобы я его убил? В этом вообще нет никакой логики.

Её глаза потемнели.

— Если я не могу сделать так, чтобы он был только моим, значит он не будет ничьим. Понимаете, о чём я? Меня… меня уже тошнит от всего этого до смерти!

Внезапно я ей поверил. Нет, я не поверил в ту часть её сказки, где Фил был вампиром, я знал, что она в это верила и я знал, что она не шутила, когда говорила, что хочет его убить.

Так не доставайся же ты никому!

Золотые слова. Кладбища битком забиты людьми, которые умерли потому, что кто — то их очень любил… Любил так сильно, что предпочёл лучше видеть их мёртвыми, чем делить с кем — то другим.

— Я не убийца, — объяснил я ей снова.

— И не станете им, потому что никого не убьёте.

— Он самый что ни на есть живой человек. Можете думать, что он вампир, но он из плоти и крови. Если я возьму ваши деньги и проткну его сердце колом — это будет убийство. Конкретно в нашем штате — убийство с особой жестокостью. Очень тяжкое преступление. Нет, леди, это без меня.

— Сколько? — спросила она.

— «Дядя Сэм» столько не напечатает.

— А если я докажу вам, что Фил — вампир?

— У вас это не получится.

— Ну, давайте просто на секунду представим, что получилось. Как вы отнесётесь к убийству реального, как вы их там назвали… сверхъестественного, превращающегося в летучую мышь, бессмертного супер — пупер — дрюпер вампира? Уголовной статьи за такое нет, верно?

— Естественно, нет.

— Ну, готовы ли вы убить настоящего вампира за десять тысяч долларов и… за меня?

Я умел держать удар.

Что тут было думать?

— Да. Я готов сделать это, но этого не случится. У вас нет ни единого шанса доказать мне, что Фил чёртов вампир.

Во второй раз за сегодня Трэйси улыбнулась.

— А хотите, поспорим? — предложила она. — Она посмотрела поверх моего плеча на окно офиса, потом взглянула на свои наручные часы. — Солнце не сядет до 6:25. Это значит, у нас есть почти полтора часа.

У меня вдруг засосало под ложечкой в предчувствии чего — то хренового.

— Вы хотите сделать это сейчас, прямо сегодня?

Она кивнула.

— Пока Фил не проснулся.


Трэйси была за рулём, я на пассажирском сиденье её «Porsche». В нормальной ситуации я ехал бы на своей собственной машине, но в этой поездке не было ничего нормального. Я не знал, куда это меня заведёт и если я влип во что — то плохое, не хотелось бы чтобы кто — то из соседей или случайных прохожих дал копам описание моей тачки. Кроме того, поездка с Трэйси позволяла мне дольше наслаждаться её компанией. Она мало говорила, зато хорошо пахла и имела прекрасный профиль. Её чёрная кожаная юбка была очень короткой, а ноги длинными. Я раз за разом прокручивал в уме, как Фил каждую ночь рассказывает ей все свои истории, пока они там делают друг дружке всякое. Как он рассчитывает время.


«И когда он добирается до той части, где впивается в их шеи зубами, тогда он своей этой штукой… тогда он входит в меня».


Счастливчик, блин!

Вся эта вампирская дурь, похоже, не слабо заводила их обоих, при условии, конечно, что Трэйси мне не лгала. Мне не хотелось думать об этом. Ложь будет означать, что я вписался совсем в другую игру, возможно, даже в ту, где вообще нет никаких правил.

Машин на дорогах было немного, поэтому мы прокатились с ветерком. Город остался позади. Трэйси пронесла нас через лес по узким дорогам, окутанным тенями. Потребовался почти час, чтобы добраться до её дома.

Это был хорошо сохранившийся двухэтажный особняк колониальных времён. Ничего такой домик и совсем не страшный, ну, если отбросить тот факт, что он, вдруг откуда ни возьмись, появился в конце полумильной грунтовой дороги.

— Где Фил находит всех этих девчонок, которых он сосёт? — спросил я, когда Трэйси остановила машину.

— В городе, в основном.

— За едой, как на работу, ха.

— Нам лучше поторопиться.

Шагая за ней к парадной двери, я посмотрел на часы.

5:50

Если Трэйси не ошиблась насчёт заката, Фил пробудится из мёртвых ровно через тридцать пять минут.

«Не так уж много времени».

Не так уж много времени?! Я почувствовал себя дураком, когда подумал об этом. Какая разница, когда там сядет это солнце? Разница была бы, если бы Фил был вампиром, а я знаю, что он не вампир. Тут были вопросы поважнее. Что вообще происходит, к примеру.

Трэйси вошла в дом первой, я шагнул следом за ней. Несмотря на то, что солнце ещё не зашло, в доме было довольно темно и мрачно. Она не стала включать свет, пока мы не добрались до лестницы, ведущей в подвал. В подвале вообще стояла жуткая темень. Трэйси щёлкнула выключателем, вспыхнула лампочка. Стало видно немного лучше, но не так чтобы очень.

— Он там? — прошептал я.

Трейси кивнула. Она вынула из своей сумки кол и протянула мне. Я покачал головой. Полез рукой под куртку и достал свой 45-ый. Это был здоровенный тяжёлый кольт, армейский вариант. Знаю, уже не в моде. В наши дни рулят все эти 9-миллиметровые беретты и всё такое, но этот полуавтоматический кольт спас жизнь моему старику на Тихом океане. Помните Тихий океан? Ну, когда япошки были слишком заняты, убивая нас, чтобы допетрить просто скупить всю землицу под нашими бедными жопами. Я дослал патрон в патронник.

— Против Фила эта штука бесполезна, — предупредила меня Трэйси.

— Двинули, — сказал я.

Не было никакого смысла объяснять ей, что вампиры сейчас являлись наименьшей из моих забот. Не исключено, что всё это могло быть ловушкой, в которую меня хотят заманить. Может быть, Фил был из числа тех парней, которым я когда — то перешёл дорогу, а Трэйси его миловидной подельницей? Как сказал Йоги Берра: «Ты никогда не поймёшь, пока не узнаешь».

(Йоги Берра — американский бейсболист, известный своими цитатами и афоризмами).

Трэйси, держа в руке кол, начала спускаться по лестнице. Я подождал, пока она спустится на пару ступенек и двинулся следом за ней. Лестница была деревянная, ступеньки скрипели и стонали. Там, между ними, были большие проёмы, через которые кто — то мог легко просунуть руку и схватить меня за лодыжку. Я пытался подготовиться к чему — то подобному. Воздух в подвале веял прохладой и в нём висел устойчивый запах сырого цемента. Стены и пол были бетонными. Гроб Фила стоял на полу, почти у подножия лестницы, прямо под светящейся голой лампочкой. Фил был внутри. Вытянувшись, лежал чуть утопая в обивке, которая на вид выглядела как красный атлас. Глаза закрыты, руки сложены на животе, одет с иголочки в костюм вампира, какой вполне бы мог стырить из костюмерного отдела студии «Universal». Он выглядел намного моложе, чем Lugosi в свои лучшие дни: ухоженный, подтянутый, с почти мальчишеской внешностью, длинные светлые волосы. Я мог бы принять его за сёрфера из Санта — Моники, если бы у него был хороший загар, но его лицо было бледным, бескровным, а его губы были ярко — алого цвета. Я остановился возле Трэйси. Мы оба стояли над гробом и смотрели на Фила.

— Теперь вы мне верите? — спросила она.

Она сказала это нормальным тоном, но голос её прогремел в подвале, отражаясь от стен замогильным эхом.

— Тс-с-с…

— Да всё в порядке, мы его не разбудим, он полностью в отключке, пока не сядет солнце, — она проверила свои часы, — ещё примерно полчаса.

— Ну да, конечно. Да, конечно, — сказал я.

Пять минут назад парень, скорее всего, прижимался лицом к окну гостиной, увидел, как мы подходим и со всех ног бросился в подвал, только плащ развивался. Если всё было именно так, то он даже не запыхался. С того места, где я стоял, я не мог определить дышит ли он вообще.

— Вы это сделаете? — спросила Трэйси. Она протянула мне кол снова.

— Вампиров не бывает, — сказал я.

Я пнул гроб ногой, хорошенько так пнул. Гроб сотрясся, Фил в гробу покачнулся, но это его не разбудило.

— Просто подержите, — Трэйси всунула мне в руку кол, затем пересекла подвал. Каблуки зацокали и ягодицы красиво заходили под юбкой. Она что — то стянула с верстака, стоящего возле стены. Когда она обернулась, я увидел, что это был молоток. Она покачала им.

— Вам он понадобится.

— Сомневаюсь.

Она подошла и встала передо мной, протянула мне молоток.

— Прошу вас, возьмите.

— У меня руки заняты, — пробормотал я.

— От пистолета всё равно не будет никакого толка, берите.

— Спасибо, не надо.

— Вы сказали, что сделаете это.

— Да, я сделаю, если сможетедоказать мне, что он вампир.

— Просто взгляните на него.

— Это не доказательство. Это обычный парень в гробу, одетый в костюм вампира.

— Я имею в виду, дотроньтесь до него, он не живой человек.

ОН НЕ ЖИВОЙ ЧЕЛОВЕК.

Твою ж мать!

У меня в голове словно щёлкнуло и все пазлы сложились в картинку. Я ткнул дуло своего 45-ого Трэйси в живот, её рот открылся.

— Бросай молоток, дорогуша, — сказал я.

Она бросила.

Стальная головка со звоном ударилась об бетон.

— Теперь руки на затылок и сцепи вместе пальцы.

Она моргнула.

— Что?

— Руки на затылок.

Она сделала это.

— Стой, как стоишь.

— Что происходит? — выдавила она, — зачем вы это делаете?

Я не ответил. Отшвырнув в сторону кол я перекинул кольт в левую руку и присел рядом с гробом на корточки, направил пистолет на Трэйси. Правой рукой полез в гроб и нащупал пальцами шею Фила, его кожа была холодная, как лёд и я потрогал его шею, ища пульс, хотя по температуре кожи уже знал, что его не найду. И не нашёл.

— Он мёртв, без вариантов, — сказал я.

— Это то, что я вам и сказала, он не человек. Он вампир.

— Он труп.

— Он нежить!

— Да, конечно, дамочка. С чего ты вдруг решила, будто я идиот?

— О чём это вы?

— Об этом, — я встал и шагнул к ней, — руки не опускать. Повернись.

Она повернулась. Я подошёл к ней вплотную, начал её ощупывать.

— Ты его убила, потом придумала всю эту вампирскую сказку, нарядила его в этот дурацкий костюм, уложила в гроб, полистала свою телефонную книгу на предмет…

— Да вы безумны!

— Не настолько, чтобы купиться на твои трюки.

Она была чистой. Я спрятал ствол, завёл её руки за спину и защёлкнул на запястьях наручники. Я хожу во многие места без своего кольта, но я никогда не выхожу из дома без наручников, они очень помогают мне, когда нужно кого — то задержать, ещё они заводят многих моих подруг. Трэйси попала в первую категорию. Очень жаль, она мне понравилась. Я бы хотел, чтобы она была во второй: красивая, сексуальная, невинная и ранимая. Минус последние два эпитета. Всё ещё красивая и сексуальная, но такая же невинная и ранимая, как «Sidewinder».

(Sidewinder — американская ракета класса воздух — воздух с инфракрасной головкой наведения и гремучая змея, в честь которой эту ракету и назвали).

Гремучая змея или ракета — выбирайте сами. После того, как я надел на неё наручники, я её отпустил. Она обернулась и посмотрела на меня широко открытыми ошеломлёнными глазами.

— Ты почти меня сделала, — сказал я, — дело в том, что я парень без предрассудков. Ты рассказываешь мне странные вещи, я прислушиваюсь к голосу своего разума. Ты на восемьдесят процентов убедила меня в том, что Фил на самом деле вампир. Тебе не хватило самую малость — не сфальшивить на последней ноте.

Трэйси покачала головой.

— Если бы ты была чуть более убедительной, я, возможно, воткнул в Фила кол и тебе осталось бы только подсечь леску.

— Ещё не поздно, — сказала она, — в моей сумке десять тысяч долларов наличными, просто убей его и…

— Возьми вину на себя! Спасибо, как — то не тянет.

— Я видела, как ты на меня смотрел.

— Ты красивая женщина.

— Я буду твоей.

— Нет. Я окажусь в тюрьме. Или в тюрьме или в земле, скорее всего, второе, ведь в противном случае, я могу поделиться твоей сказочкой про вампиров с копами и знаешь, она может им понравиться. Ты планировала убить меня, ведь так? Думаю, уже придумала историю, как случайно застала меня здесь, забивающего кол в сердце твоего муженька. Как ты собиралась объяснить его прикид?

— Пожалуйста… — она зарыдала.

— Ах, оставь это, я на такое не ведусь.

Даже будучи в наручниках, она пыталась взбежать вверх по лестнице. Я бросился наперерез, но промахнулся и подарил ей небольшую фору. Она была уже на полпути к двери подвала, когда я до неё добрался. Просто вытянул вверх руку, поймал подол её юбки и рванул на себя. Я хотел сдёрнуть юбку ей на лодыжки, чтобы она запуталась в ней и споткнулась, но юбка не съехала вниз, когда я за неё дёрнул. Я просто скинул Трэйси с лестницы и она полетела прямо на меня. У меня было время увернуться, но я остался стоять на месте. Тут было всего два варианта: либо поймать её, либо позволить ей упасть на бетонный пол. Я не мог этого сделать, не с руками, скованными за спиной наручниками. Даже девушка, которая хотела обвинить меня в убийстве, заслуживала большего, поэтому я приготовился её поймать. Мне почти удалось устоять на ногах, почти. Она ударила меня всем своим весом. Я схватил её в охапку, повалился назад и упал. Она свалилась на меня сверху, наручники заехали мне прямо по яйцам, её затылок треснулся в мой подбородок, инерция удара впечатала мою голову в бетонный пол.

Я отключился.

Когда я пришёл в себя, Трэйси больше не было на мне, но я нашёл её очень быстро, просто открыл глаза и вот — она передо мной. Даже не пришлось отрывать затылок от пола.

Она висела на потолочной балке, подвешенная за связанные лодыжки, совершенно голая. Её кожа была цвета мрачного, пасмурного утра, за исключением тех мест, где были смазанные красные отпечатки ладоней, следы губ и где она сочилась кровью, вытекающей из маленьких ранок. Ранки были следами от укусов, как те, что она показала мне на своей шее. Только эти были свежими, открытыми, сырыми и они были на ней везде, как — будто напавший на неё был гурманом, пробующим её на вкус из всех мест: бёдер, паха, пупка, груди, лица и внутренней стороны её безжизненно свисающих рук. На ней всё ещё были мои наручники, только они больше не сковывали руки, короткая цепь была разорвана и они окольцевали запястья Трэйси как диковинные серебряные браслеты. У меня и так была причина чувствовать себя хреново, но так, как выглядела Трэйси, заставило меня почувствовать себя хреново втройне. Она была похожа на сломанную куклу, которой наигрались и выкинули и я был тому виной. Я облажался и она заплатила за это. Не двигаясь, я чувствовал тяжесть кольта в плечевой кобуре. Я выхватил его, откатился на бок и быстро кувыркнулся пару раз через голову, готовясь к любым неприятностям. То, что я увидел пока кувыркался, был Фил. Перекатившись я привстал на одно колено, прицелился.

Он сидел в подвале на лестнице, наблюдая за мной. Вторая ступенька снизу, ноги на бетонном полу, локти упёрты в колени, пальцы сцеплены вместе. На нём больше не было его вампирского костюма, на нём вообще ничего не было, кроме размазанной по всему телу кровищи Трэйси. Вздохнув, он покачал головой.

— Женщины… — пробормотал он, — ты понимаешь о чём я?

Я залепил ему две пули. Одну в грудь, одну в лоб. Они прошли через него как сквозь желе. Отверстия начали быстро затягиваться и он был как новенький раньше, чем пули перестали рикошетить от стен подвала.

— Вот срань… — пробормотал я.

Он вёл себя так, как будто ничего не случилось.

— Ты понимаешь о чём я? — снова спросил он.

Я просто смотрел на него.

— Ты ведь в курсе? — сказал он, — ну, как у нас с Трэйси всё было? Я любил её. Я прекрасно с ней обращался. И чем она мне отплатила? Привела тебя, чтобы ты забил кол в моё сердце, Иисус Христос на костылях.

— Она ревновала, — сказал я.

— Ревновала? Да что за бред?! Я трахал её до усрачки, мужик, каждую ночь.

— Она хотела не этого, — объяснил я, — она хотела, чтобы ты её сосал.

— Смертные… Вы никогда не слушаете. Сколько раз я объяснял ей, снова и снова. Трэйси, говорил я, мне бы очень хотелось сосать тебя каждую ночь, ты это знаешь, но это тебя убьёт. Вот что я ей говорил. Разве ей что втолкуешь, блин!

— Что же… В конце — концов, похоже, она получила то, что хотела.

Фил невесело мне ухмыльнулся.

— Ну, она умерла счастливой.

— Теперь она тоже станет вампиром?

— Не станет! — Фил кипятился, — я оставлю её мёртвой, мужик. Она хотела избавиться от меня, вот и скатертью дорога.

Он снова покачал головой. Потом слизал немного крови с губ.

— Бабы… — пробормотал он, — и с ними хреново и без них никуда.

— Точнее не скажешь, — вздохнул я.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Мэттьюс. Клифф Mэттьюс.

— Иди домой, Клифф. К тебе у меня претензий нет.

Дева

Richard Laymon. «The Maiden», 1995

— Я вот не знаю… — начал я.

— А чего тут знать? — спросил Коди.

Он вел машину — «джип чероки» — и вел на всех четырех ведущих колесах. Нас уже полчаса мотало по грунтовой дороге через лес, темно было, как у черта в пузе, только фары светили, и я понятия не имел, как нам далеко еще ехать до места, которое должно было называться Затерянное Озеро.

— А если поломаемся? — спросил я.

— Не поломаемся, — ответил Коди.

— Машина грохочет, будто сейчас развалится.

— Да не будь ты таким нытиком! — бросил Руди с переднего сиденья.

Он был закадычным приятелем Коди. Вообще оба были классные ребята. И я был очень польщен, что они позвали меня с собой. Но при этом я, конечно, и нервничал. Может, они меня позвали потому, что в школе я был новичком и они хотели получше со мной познакомиться. А с другой стороны, может, они собирались меня это… сами понимаете.

То есть не в буквальном смысле. В них ничего не было ни капельки ненормального, и подружки были у обоих.

У Руди девушка была так себе. Алиса ее звали. Вид у нее был такой, будто взяли ее когда-то за голову и за ноги и растянули как следует, и она так и осталась длинной и тощей.

А девушкой Коди была сама Лоис Гарнетт. И все у нее было в полном совершенстве. Кроме одного: она это собственное совершенство осознавала. То есть, другими словами говоря, была воображалой.

А у меня был тяжелый случай: я в нее втрескался. А как иначе? На нее стоит посмотреть, и она тебе сведет с ума. Но на прошлой неделе я допустил ошибку — она меня засекла. Дело было так: она в кабинете химии уронила карандаш, а когда наклонилась его поднять, то мои глаза уперлись прямо в вырез ее блузки. Хоть она была и в лифчике, а вид был сногсшибательный. А прокол вышел в том, что она глянула вверх и увидела, куда я уставился. И прошипела мне:

— Ты куда пялишься, кретин?

— На сиськи, — ответил я. Бывают у меня минуты полного кретинизма.

Повезло мне, что взгляды не могут убивать.

А парни — могут. Одна из причин, почему я несколько напрягался насчет ехать в полночь в лесную глушь в компании Коди и Руди.

Но никто об этом инциденте не вспомнил.

Пока что.

Может, Лоис ничего Коди не сказала, и мне нечего беспокоиться. С другой стороны…

Я решил, что рискнуть стоит. В том смысле, что ну что они со мной могут, сделать? Вряд ли меня будут убивать только за то, что заглянул Лоис за пазуху.

А чего они меня позвали, так они сказали, что меня ждет встреча с одной девицей.

В тот самый день я доедал во дворе ланч, когда Коди и Руди подошли и спросили:

— Ты сегодня вечером как, не занят?

— В каком смысле? — спросил я.

— В таком, — сказал Руди, — что есть тут одна телка, которая на тебя запала. И хочет тебя видеть. Сегодня. Сечешь, в каком смысле?

— Сегодня? Меня?

— В полночь, — добавил Коди.

— Ребята, вы уверены, что вам нужен именно я?

— Уверены.

— Элмо Бейн?

— Ты нас держишь за дебилов? — спросил Руди, начиная закипать. — Знаем мы, как тебя зовут. Тебя все знают.

— И именно тебя она хочет, — сказал Коди. — Что скажешь?

— Блин, я даже не знаю…

— Чего тут знать? — перебил Руди.

— Ну… кто она?

— Какая тебе разница? — спросил Руди. — Она тебя хочет, парень. Сколько еще телок тебя хотят?

— Ну… я бы хотел вроде знать, кто она, пока еще не решил.

— Она велела тебе не говорить, — объяснил Коди.

— Чтобы это был сюрприз, — добавил Руди.

— Ну да, но я в том смысле… Ну, откуда я знаю, что она не… типа… ну, в общем…

— Типа собаки? — предложил Руди.

— Ну, вроде того.

Коди и Руди переглянулись и покачали головами. Потом Коди сказал:

— Телка классная, можешь мне поверить на слово. Элмо, это такое предложение, которого ты не получал и не получишь. Не прогадай.

— Я… вы мне не скажете, кто она?

— Исключено.

— Я ее знаю?

— Она тебя знает, — отметил Руди. — И она хочет узнать тебя куда лучше.

— Не прогадай, — повторил Коди.

— Ну… — начал я. — Я… это… ладно, о'кей.

Я не стал спрашивать, будет ли с нами «кто-нибудь еще», но учел шанс, что с нами могут быть Алиса и Лоис. Эта возможность меня в самом деле взволновала. Весь день я себя убеждал, что Лоис тоже поедет, и о таинственной девушке почти забыл.

Я собрался и выскочил из дому ждать машину загодя. А когда она появилась, там никого не было, кроме Коди и Руди. Наверное, я не смог скрыть разочарования.

— Тебе что-то не нравится? — спросил Коди.

— Нет, ничего. Просто немного нервничаю.

Руди улыбнулся через плечо:

— Отлично пахнешь.

— Это просто «олд спайс».

— Ей захочется тебя облизать.

— Прекрати, — сказал ему Коди.

— Так куда мы едем? — спросил я. — В смысле я знаю, что вы мне не скажете, кто она, но мне любопытно, куда мы точно едем?

— Можно ему сказать? — спросил Руди.

— Думаю, да. Ты слыхал о Затерянном Озере, Элмо?

— Затерянное Озеро? Никогда не слышал.

— Теперь услышал.

— Это там она живет? — спросил я.

— Это там она тебя ждет, — ответил Коди.

— Она из тех, что природу любит, — пояснил Руди.

— А к тому же, — добавил Коди, — там классное место, чтобы валять дурака. Глубоко в лесу, маленькое красивое озеро, и такое уединение, какого в мире нет.


Мерзкая грунтовая дорога тянулась вечно. Джип трясся и грохотал. Какие-то ветви колотили по бортам. И темно было, как… сами знаете где.

Нигде не бывает такой темноты, как в лесу. Может, это потому, что кроны не пропускают лунный свет. Едешь, как в тоннеле. Фары выхватывают из темноты только несколько ярдов впереди, а хвостовые огни отсвечивают красным в заднем стекле. Все остальное — полная чернота.

Поначалу все было нормально, но чем дальше, тем я больше нервничал. Чем дальше в лес, тем мне было все хуже и хуже. Они мне сказали, что машина не сломается, а Руди даже за этот простой вопрос назвал меня нытиком. Но через какое-то время я наклонился вперед и спросил:

— Ребята, вы уверены, что мы не сбились с дороги?

— Я знаю дорогу, — ответил Код и.

— А как у нас с бензином?

— Нормально.

— Что за мерзкий зануда, — вздохнул Руди.

Что за мудак, подумал я, но не сказал этого вслух. И вообще ничего не сказал. Мы залезли глубоко в дебри, и никто не знает, что я уехал с этими ребятами. Если они на меня разозлятся, дело может обернуться очень плохо.

Я, конечно, понимал, что дело так и так может выйти боком. Все это может быть заранее подстроено. Я только надеялся, что это не так, но ведь никогда не знаешь наперед.

Штука в том, что ни с кем не подружишься, если не пытаться. Стоит ли дружба с Коди и Руди такого риска или нет — отдельный вопрос, но компания с ними — это компания с Лоис.

Я это уже предвкушал. Парные поездки: Коди и Лоис, Руди и Алиса, Элмо и Таинственная, Девушка. Мы набиваемся в джип и едем. Сидим вместе в кино. Ездим на пикники, ездим купаться, может быть, даже с ночевками — и валяем дурака. Моей партнершей будет Таинственная Девушка, но зато с нами будет Лоис, я буду ее видеть, слышать, а может быть, и больше. Может, мы будем меняться партнершами. Может, даже оргии будут.

Кто знает, что может быть дальше, если они меня примут.

И я решил, что должен сделать все, чтобы это выяснить — пусть даже приходится ехать к черту на кулички с этими парнями, которые могли замыслить меня бросить в глуши, или отлупить, или даже хуже.

Я на самом деле сильно боялся. Чем дальше мы ехали в лес, тем больше я боялся этих двоих. Но после того как Руди обозвал меня мерзкой занудой, я держал язык за зубами. Только сидел, тревожился и уговаривал себя, что у них нет серьезной причины меня крушить по-настоящему. Я же только заглянул Лоис за блузку.

— Все, приехали, — сказал Коди.

Мы доехали до конца дороги. Впереди в свете фар была поляна, где можно было поставить с десяток машин. На земле лежали бревна, обозначающие место стоянок. Рядом с парковкой стояла бочка для мусора, пара пикниковых стволов и кирпичный очаг для барбекю.

Наша машина была единственной. Кроме нас, никого тут не было.

— Кажется, ее еще тут нет, — сказал я.

— Как знать? — возразил Коди.

— Ни одной машины нет.

— А кто тебе сказал, что она приедет на машине?

Коди подъехал к бревну, вырулил на стоянку и заглушил мотор.

Никакого озера я не видел. Чуть не отпустил шуточку насчет того, кто, как и куда знает дорогу, но момент показался мне неподходящим.

Коди выключил фары. На нас упала чернота, но только на секунду. Обе передние дверцы открылись, и зажглась лампочка в салоне.

— Пошли, — сказал Коди.

И они оба вылезли. Я тоже.

Когда они захлопнули дверцы, свет в салоне погас, но мы стояли на открытом месте, и над нами было небо. Луна была уже почти полная, и звезды высыпали.

Тени лежали черные, но все остальное было освещено, будто посыпано грязновато-белой сверкающей пылью. Исключительно яркая была луна.

— Сюда, — сказал Коди.

Мы миновали площадку для пикников, и должен признаться, колени у меня тряслись.

Сразу за столами земля уходила вниз к бледнеющей площадке, которая напоминала снег ночью — только она была чуть потусклее снега. Песчаный пляж? Должно быть.

А в излучине пляжа чернело озеро. Очень красивое, и с серебряной лунной дорожкой. Это серебро шло прямо к нам с другого берега озера. И по дороге касалось края маленького лесистого острова.

Коди говорил про «такое уединение, какого в мире нет». И он был прав. Кроме луны и звезд, не было видно ни одного огонька: ни от лодок на воде, ни от причалов на берегу, ни от домов в темном лесу вокруг озера. Судя по виду, могло быть, что мы тут единственные люди на много миль вокруг.

Мне самому было неприятно, что я так нервничаю. Отличное место, если приезжать сюда не с двумя ребятами, у которых вполне могут быть намерения смешать тебя с грязью. Такое место, где отлично можно провести время с классной телкой, например.

— Видно, ее здесь нет, — сказал я.

— Зря ты так уверен, — ответил мне Руди.

— Может, она передумала приезжать. Знаешь, будний день, и вообще…

— Так и надо было только в будний день. По выходным здесь слишком много народу. А так — посмотри, все это место нам.

— Но где же та девушка?

— Боже мой! — вздохнул Руди. — Ты перестанешь занудствовать или нет?

— Верно, — сказал Коди. — Расслабься и радуйся жизни.

Мы уже вышли на песок. Сделав несколько шагов, ребята остановились и сняли туфли и носки. Я тоже. Хотя ночь была теплой, песок под босыми ногами холодил.

Потом они сняли рубашки. Тоже ничего такого: они же не девчонки, ночь теплая, а ветерок прохладный. Но я занервничал, и у меня возник холодок под ложечкой. У Коди и Руди были отличные мышцы. И даже при луне было видно, как они хорошо загорели. Я расстегнул пуговицы на рубашке и вытащил ее из штанов.

Они оставили рубашки на берегу вместе с носками и туфлями, а я свою снимать не стал. Никто ничего про это не сказал. И когда мы шли по песку к воде, я уже почти решил тоже снять рубашку. Чтобы быть, как они. И мне же тоже нравилось ощущение ветра на коже. Только почему-то я этого сделать не мог.

Мы остановились у края воды.

— Отлично, — сказал Коди, поднимая руки и потягиваясь. — Чувствуешь, какой ветерок?

Руди тоже потянулся, разминая мышцы, и застонал.

— Эх! — сказал он. — Жаль, телок здесь сейчас нет.

— Может, приедем сюда в пятницу и их привезем. И ты тоже приезжай, Элмо. Возьмешь свою новую милашку, и повеселимся как следует.

— В самом деле?

— А то!

— Вау! Это будет… во как классно!

Как раз то, что я хотел услышать! Тревоги оказались дурацкими. Эта пара — лучшие приятели, которые у человека могут быть.

Еще пара вечеров — и я буду на этом самом берегу с Лоис.

Ух ты!

— Ребята, — начал я. — Может, мы тогда отложим все до пятницы? Все равно моя… назначенная нигде тут не светится. Наверно, надо просто ехать, а в пятницу вечером все сюда вернемся. Я не против до тех пор подождать.

— Меня устраивает, — сказал Коди.

— Меня тоже, — отозвался Руди.

— Класс.

Коди улыбнулся и чуть наклонил голову.

— Ее, к сожалению, не устроит. Она хочет тебя сегодня.

— Везунчик ты! — Руди хлопнул меня по плечу.

Я, потирая плечо, объяснил:

— Но ее же здесь нет!

Коди кивнул:

— Ты прав. Ее здесь нет. Она там.

Он показал на озеро.

— Чего? — спросил я.

— На острове.

— На острове? — Я не очень хорошо умею определять расстояние, но до острова было прилично. Не меньше пары сотен ярдов. — Чего она там делает?

— Ждет тебя, любовничек!

Руди снова ткнул меня в плечо.

— Прекрати.

— Извини.

Он снова дал мне тычка.

— Перестань, — велел ему Коди. А мне сказал: — Именно там она тебя хочет видеть.

— Там?

— Отличное место. Там не надо бояться, что на тебя кто-то наступит.

— Она на острове?

Мне действительно очень трудно было в это поверить.

— Именно там.

— Как она туда попала?

— Приплыла.

— Девушка из тех, что близки к природе, — сказал Руди. Он это уже и раньше говорил.

— А как мне туда попасть?

— Точно так же, — сказал Коди.

— Плыть?

— Ты же умеешь плавать? Или нет?

— Вроде умею.

— Вроде — это как?

— Ну, в смысле я не чемпион мира.

— Дотуда доплывешь?

— Не знаю.

— А, блин! — сказал Руди. — Я же знал, что он дерьмо.

«Ну и пошел ты…» — подумал я. Мне хотелось дать ему по морде, но я стоял столбом.

— Нам не надо, чтобы он из-за нас утонул, — сказал Коди.

— Не утонет. Блин, да его только один жир удержит на плаву!

Мне хотелось двинуть Руди за такие слова и в то же время подмывало заплакать.

— Захотел бы, так доплыл бы до того острова! — выпалил я. — Только я, может, не хочу, вот и все. Спорить могу, там никакой девушки нет.

— Ты это о чем? — спросил Коди.

— Это все подстроено, — сказал я. — Никакой девушки там нет, и вы это знаете. Просто чтобы я поплыл на остров, а вы тут соберетесь и без меня уедете или еще что-нибудь выкинете.

Коди посмотрел на меня в упор.

— Неудивительно, что у тебя нет друзей.

Руди ткнул его локтем в бок.

— Этот Элмо думает, что мы с тобой пара кретинов.

— Я этого не говорил.

— Ну, ладно, — сказал Коди. — Мы хотели сделать тебе одолжение, а ты решил, что мы тебя накалываем. Хрен с ним. Поехали.

— Чего? — спросил я.

— Поехали.

Они повернулись спиной к озеру и пошли туда, где оставили одежду.

— Мы уезжаем? — спросил я.

Коди метнул на меня взгляд:

— А разве ты не этого хочешь? Поехали, отвезем тебя домой.

— К мамочке, — уточнил Руди.

Я остался на месте.

— Погодите! Минутку, о'кей? Поговорим, ладно?

— Чего там говорить, — ответил Коди. — Ты слабак.

— Неправда!

Они нагнулись и стали подбирать свои вещи.

— Ладно, ребята, я извиняюсь. Я поплыву. О'кей? Я вам верю. Я поплыву на остров!

Они переглянулись, и Коди покачал головой.

— Ребята! — завопил я. — Дайте мне шанс!

— Ты думаешь, что мы тебе врем.

— Нет, неправда! Честно. Я просто это… ну, растерялся. С непривычки. У меня никогда не было девчонки… чтобы вот вроде за мной посылала. Я… это… поплыву. Честно!

— Ну ладно, — сказал Коди. Очень так нехотя.

Они бросили свои вещи на песок, и пока шли ко мне, все покачивали головами и переглядывались.

— Только торчать тут всю ночь мы не будем, — сказал Коди и поглядел на часы. — Вот что: мы тебе дадим час.

— А потом уедете без меня?

— Ты слышал, чтобы я такое сказал? Мы без тебя не уедем.

— Он нас считает гадами, — сказал Руди.

— Если тебя еще не будет, мы покричим или погудим в сигнал, — объяснил Коди. — Ты только знай, что у тебя на нее примерно час.

— И не заставляй нас ждать, — предупредил Руди. — Если хочешь пилить ее до рассвета, сделай это, когда мы не будем у тебя шоферами.

Пилить ее до рассвета?

— О'кей, — сказал я. Подошел к воде и сделал глубокий вдох. — Итак, на старт, внимание…

— Ты в джинсах плыть собрался? — спросил Коди.

— Да, а что?

— Я бы так не делал.

— Они тебя потащат на дно, — заметил Руди.

— Так что лучше оставь их тут.

— Ну, не знаю, — нерешительно произнес я.

Коди покачал головой:

— Мы их не возьмем.

— Да кому они нужны? — поддержал его Руди.

— Дело в том, — пояснил Коди, — что они наберут тонну воды. Чертовски отяжелеют.

— Ты в них до острова не доплывешь, — уточнил Руди.

— Они тебя утопят.

— Или она утопит.

— Что?

— Да не слушай ты Руди. Он чушь несет.

— Дева, — объяснил Руди. — Она тебя поймает, если не будешь плыть быстро. Так что джинсы оставь.

— Он тебя пугает.

— Дева? Что еще за дева, которая меня хочет поймать, или утопить, или еще что?

— О черт! — Коди вызверился на Руди. — Тебе надо было разевать пасть и ляпать про нее? Кретин!

— Ну, слушай, он же хотел плыть в джинсах, а тогда у него ноль шансов от нее уплыть. Она его точно цапнет.

— Да нет тут никакой Девы!

— Еще как есть.

— О чем вы тут болтаете? — попер я на них.

Коди повернулся ко мне, качая головой.

— Про Деву Затерянного Озера. Вранье это все, легенды.

— Она тем летом заловила Вилли Глиттена, — сказал Руди.

— У Вилли судорога случилась, вот и все.

— Это ты так думаешь.

— Я это точно знаю. Он налопался пиццы, а потом полез в воду. Это его и убило, а не какой-то дурацкий призрак.

— Дева — не призрак. Вот и видно, что ты ни черта не знаешь. Призрак не может схватить человека…

— И девка, которая сорок лет как мертва, — тоже.

— Она может.

— Фигня!.

— О ЧЕМ ВЫ ГОВОРИТЕ, ЧЕРТ ПОБЕРИ? — рявкнул я.

Они повернулись ко мне.

— Расскажешь ему? — спросил Коди у Руди.

— Сам рассказывай.

— Ты первый про это начал.

— А ты сказал, что я фигню несу. Так что рассказывай, как сам хочешь, я ни слова больше о ней не скажу.

— Хоть кто-нибудь мне расскажет?

— Ладно, ладно, — сказал Коди. — Сейчас. Итак, история Девы Затерянного Озера. Наполовину правда, а наполовину выдумки.

Руди фыркнул.

— Правда в том, что одна девчонка утонула тут как-то ночью около сорока лет назад.

— В ночь выпускного бала, — добавил Руди. Он не смог сдержаться и не вставить ни слова, но Коди ему об этом не напомнил.

— Да, в ночь выпускного бала. После танцев она со своим парнем приехала сюда. Ну, повалять дурака, понимаешь? Так что они заехали вот сюда на стоянку и приступили к делу. И пошло все очень хорошо. С точки зрения девчонки — даже слишком.

— Она была девственницей, — вставил Руди. — Потому-то ее потом и прозвали Девой.

— Ага. В общем, это начало заходить слишком далеко, по ее мнению. И она тогда сказала, что надо вылезти и искупаться. Парень, значит, думает, что она имеет в виду обмакнуться, и соглашается.

— А вокруг никого, — сказал Руди.

— Ну, во всяком случае она так думает, — подхватил Коди. — Значит, они вылезают из машины и раздеваются. Парень снимает с себя все, а она — нет. Настаивает, что оставит на себе белье.

— Трусы и лифчик, — объяснил Руди.

— Значит, они бросают шмотки в машине и бегут на берег, лезут в озеро. Плавают. Балуются, брызгают друг на друга водой — ну, в общем, резвятся. Ловят друг друга, обнимаются… ну, сам знаешь, опять становится горячее.

— А они все еще в воде? — спросил я.

— Ага. У берега, где не слишком глубоко.

Я подумал, откуда он все это знает.

— Ну, и скоро она дает ему расстегнуть на себе лифчик. Это он впервые так далеко забрался.

— Пощупал, наконец, ее сиськи, — сказал Руди.

— Он думает, что умер и попал в рай. И думает, что наконец откроет счет. Так что пытается стянуть с нее трусы.

— Собрался ей вставить прямо в озере, — пояснил Руди.

— Ага. Но тут она и говорит ему — стоп. Он не слушает. Продолжает стягивать с нее трусы. Она, значит, начинает сопротивляться. Понимаешь, этот парень уже голый, как столб, и ясно, ножницы уже наготове резать ленточку, так что она точно знает, что будет, если он стянет с нее трусы. А она не хочет, чтобы это было. Она по нему стукает кулаками, царапается, лягается, наконец вырывается и бежит на берег. И тут, когда она уже почти вылезла, ее дружок начинает орать: «Быстрее, парни, а то она удерет!» И вдруг на берег вылетают еще пятеро ребят — и к ней.

— Его приятели, — объяснил Руди.

— Пачка дебилов, которые даже на бал не пришли. А этот парень, дружок Девы? Он с каждого из них взял но пять баксов и все это подстроил. Они туда поехали пораньше, спрятали машину в лесу и ждали, распивая пиво Когда показался этот тип с Девой, они уже мало чего соображали.

— Зато настолько распалились, — добавил Руди, — что готовы были трахнуть дупло в дереве.

— Значит, Деве уже некуда было деться, — сказал Коди. — Они ее тут же у берега поймали, положили и держали, пока ее кавалер с бала пробивал дырку.

— Такое было у них условие, что он будет первым, — пояснил Руди.

— Ну а потом они ее каждый в свою очередь.

— По два-три раза каждый, — добавил Руди. — Кто-то из них ей и сзади тоже воткнул.

— Это… ужасно, — выдавил я из себя.

Это действительно было жестоко, и мне стало стыдно, что от этой истории у меня вроде как встал.

— Значит, когда они с ней кончили, они ее уже здорово извозили, — сказал Коди. — Но они ее не били. Каждый раз ее держали четверо из пятерых, и не пришлось ее бить кулаками или там вообще. Чтобы у нее был нормальный вид, когда она умоется и оденется, а потом ее дружок отвезет ее домой, будто ничего и не случилось. Они думали, что она не решится их заложить. В те дни, знаешь, если девушку изнасилует шайка, то уже на нее будут смотреть, как на городскую шлюху. Попробуй она им что-нибудь сделать — и ей самой жизни не будет.

— Так они ей сказали, чтобы полезла в озеро и помылась, а сами они радуются, как все хорошо вышло, а она пока шлепает в воду, шатаясь, и все дальше и дальше, и тут они видят, что она рвет изо всех сил к острову. Они не знают, то ли она хочет удрать, то ли утопиться, но ни того, ни другого допустить не могут. А потому все бросаются за ней вплавь.

— Кроме одного, — заметил Руди.

— Один не умел плавать, — объяснил Коди. — Потому он остался на берегу и смотрел. Вышло так, что Дева до острова не доплыла.

— Почти доплыла, — сказал Руди.

— Оставалось ярдов пятьдесят, и она ушла под воду.

— Господи! — выдохнул я.

— И тут же парни тоже ушли под воду. Кто-то из них плавал быстрее других, и они сильно растянулись. Который был на берегу, он их всех видел при луне. Они по одному успевали вскрикнуть, секунду-другую барахтались — и исчезали под водой. Последним плыл ее кавалер. Когда он увидел, что делается с его приятелями, он сразу развернулся — и к берегу. Проплыл где-то половину и давай вопить: «Нет! Не надо! Отпусти! Я больше не буду!» И все. Пошел на дно.

— Вау! — шепнул я.

— Тот, который все это видел, прыгнул в машину и на полной скорости в город. Только он был так пьян и потрясен, что как выехал на шоссе, так во что-то врезался. По дороге в больницу он думал, что умирает, и сознался. Все рассказал.

— Через пару часов на озеро приехала поисковая партия. Знаешь, что они нашли?

— Этих ребят. Кавалера и его четырех приятелей. Они лежали рядышком на спине вот тут на берегу. Все голые, глаза открыты и смотрят в небо.

— Мертвые? — спросил я.

— Как камни, — ответил Руди.

— Утонули, — сказал Коди.

— Ну и ну! — вырвалось у меня. — И считается, что это сделала Дева? Что именно она утопила всех этих парней?

— Их уже трудно было назвать парнями, — сказал Коди.

Руди ухмыльнулся и несколько, раз щелкнул челюстями.

— Она им откусила?..

Я не мог заставить себя это сказать.

— Никто точно не знает, кто это сделал, — сказал Коди. — Кто-то или что-то. Но я бы сказал, что она тут наиболее вероятный кандидат. А ты как думаешь?

— Наверное.

— К тому же Деву так и не нашли.

— И отсутствующих кусочков тоже.

— Говорят, что она утонула по дороге к острову, и ее призрак отомстил этим парням.

— Не призрак, — возразил Руди. — Призраки ни хрена сделать не могут. Это она. Она же из этих — «живых мертвых». Вроде зомби.

— Чушь, — сказал Коди.

— Она околачивается под водой и ждет, пока какой-нибудь парень проплывет мимо. Тут она на него и бросается. Как на Вилли Глиттена и остальных. Хватает их зубами за что надо…

Коди толкнул его локтем:

— Не делает она этого!

— Делает! И за это самое и утаскивает на дно.

И вдруг я расхохотался. Не мог сдержаться. Я уже погрузился в этот рассказ и почти всему поверил — до тех пор, пока Руди не сказал, что Дева обернулась в какого-то отъедающего члены зомби. Может, я иногда и бываю глуповат, но все же не полная дубина.

— Тебе это кажется смешным? — спросил Руди.

Я перестал смеяться.

— Тебе не было бы так смешно, если бы ты знал, сколько ребят потонуло, пытаясь доплыть до острова.

— Если кто и утонул, — сказал я, — то уж точно не потому, что его схватила Дева.

— Вот это я и говорю, — подхватил Коди. — Я же тебе сказал, что только часть этой истории правда. В том смысле, что я верю, будто здесь изнасиловали девушку и она утопилась. Но все остальное — это уже потом придумали. Я не верю, что эти парни были схвачены, когда плыли за ней. И еще меньше — что она им штуки пооткусывала. Вот это уже полная чушь. Просто такое поэтическое понятие о справедливости.

— Можешь верить, во что хочешь, — сказал Руди. — А мой дед здесь был в ту ночь, когда нашли этих парней. Он потом рассказал моему старику, а тот — мне.

— Знаю, знаю, — сказал Коди.

— И это он рассказал не для того, чтобы меня напугать.

— А для чего же еще? Он знает, что ты можешь затащить девку, как эти подонки.

— Я в жизни никого не изнасиловал.

— Потому что боишься, что тебе откусят висюльки.

— Я бы точно туда не поплыл, — сказал Руди, ткнув рукой в сторону озера. — Ни за что. Можешь верить, можешь не верить, но Дева там и ждет.

Коди, глядя на меня, покачал головой.

— Я верю, что она там. Наверняка. В том смысле, что она той ночью утонула. Но это было сорок лет назад. И от нее мало что уже осталось. И ко всем остальным утопленникам она отношения не имеет. Бывает, что люди тонут. Ногу там сведет или что… — Он пожал плечами. — Но я пойму, если ты решишь туда сегодня ночью не плыть.

— Ну, не знаю… — Я посмотрел на озеро. Очень уж широкая полоса воды лежала между мной и темным лесистым берегом. — Если их столько утонуло…

— Не так много. Только один в прошлом году. И он перед этим обожрался пиццы.

— Это его Дева схватила, — буркнул Руди.

— Тело нашли? — спросил я.

— Нет, — ответил Коди.

— Значит, неизвестно, был ли он… укушен.

— Спорить могу, — сказал Руди.

Я посмотрел в глаза Коди. Они были в тени, так что их не было видно.

— Но ты-то не веришь в эти россказни про Деву, которая… ну, знаешь, ждет в озере, не проплывет ли кто?

— Смеешься? В такую чушь верит только деревенщина вроде Руди.

— Ну спасибо, друг, — сказал Руди.

Я набрал побольше воздуху в грудь и вздохнул. Еще раз посмотрел на остров, увидел только черноту воды.

— Знаете, ребята, я лучше не буду, — сказал я.

— Видишь, что ты наделал? — ткнул Коди локтем Руди в ребра. — Надо было тебе пасть разевать?

— Ты ему все рассказал!

— Ты первый начал!

— Он имеет право знать! Нельзя же так посылать человека, даже не предупредив! И он еще хотел плыть в джинсах! Единственный шанс — это ее обогнать, и в джинсах тебе этого не сделать.

— О'кей, о'кей, — сказал Коди. — Теперь это без разницы. Он не плывет.

— И вообще не надо было нам его на это толкать, — буркнул Руди. — Все это с самого начала глупо. Я хочу сказать, эта, ты-знаешь-кто, девка классная, но она не стоит, чтобы за это умереть.

— Ладно, — заметил Коди. — Ведь это же она и хотела узнать? — Он повернулся ко мне. — Вот почему она выбрала остров. Это должно было быть испытание. Она так сказала: если ты настолько мужчина, что поплывешь, то ты ее заслуживаешь. Она только не учла, что этот шут гороховый начнет распинаться насчет Девы.

— Не в этом дело, — сказал я. — Ты ведь не думаешь, что во все это поверил? Но я, знаешь, просто не очень хороший пловец.

— Да ладно, — отмахнулся Коди. — Ты не обязан ничего объяснять.

— Так что, едем домой? — спросил Руди.

— Наверное. — Коди повернулся к озеру, сложил руки рупором и крикнул: — Эшли!

— Кретин! — рявкнул Руди. — Ты назвал ее по имени!

— Ой, блин!

Эшли? Я знал только одну Эшли.

— Эшли Брукс? — спросил я.

Коди кивнул и пожал плечами:

— Это должен был быть сюрприз. И чтобы ты не узнал, если не поплывешь.

Сердце заколотилось молотом.

Не то чтобы я поверил хоть одному их слову. Вряд ли Эшли Брукс могла ко мне воспылать да еще ждать на острове. Пожалуй, единственная, кроме Лоис, такая же колоссальная девчонка во всей школе. Золотые волосы, глаза как утреннее летнее небо, лицо, о котором только мечтать можно, а тело… такое, что не забудешь. То, что называется — телосложение!

Но совсем не такая, как Лоис. Была в ней какая-то мягкость и невинность, как будто она из другого мира. Слишком хорошая, чтобы это было правдой.

Мне не верилось, что Эшли вообще знала о моем существовании.

О таком даже мечтать было бы слишком.

— Не может это быть Эшли Брукс, — сказал я.

— Она знала, что ты будешь потрясен, — сказал мне Коди. — Еще одна причина, по которой она просила сохранить тайну. Хотела видеть, как ты удивишься.

— Да, конечно.

Снова повернувшись к острову, Коди позвал:

— Эшли! Можешь показаться! Элмо это не интересует!

— Я такого не говорил! — ахнул я.

— Эшли! — снова крикнул Коди.

Мы ждали.

И через полминуты на косе острова из кустов и деревьев появилось белое сияние. Казалось, оно движется, и оно было очень ярким. Наверное, пропановый фонарь, который берут с собой на вылазки с ночевкой.

— Разочарована будет девушка, — сказал про себя Коди.

Прошло еще несколько секунд, и она вышла на скалистый берег, держа фонарь на отлете, — наверное, чтобы не обжечься.

— А ты думал, мы врем, — сказал Руди.

— Боже мой! — пробормотал я, не сводя с нее глаз.

Она была очень далеко — мало что разглядишь. Золотые волосы, например. Или формы. Ее формы действительно привлекали взгляд. Сначала я подумал, что на ней какое-то облегающее белье, вроде трико. Но тогда оно того же цвета, что и ее лицо. И два темных пятна там, где должны быть соски, и золотистая стрелка, показывающая на…

— Мать твою! — присвистнул Руди. — Она же голая!

— Нет, я не думаю… — начал Коди.

— Да точно голая!

Она подняла фонарь повыше, и через озеро донесся ее голос:

— Эл-мо! Ты идешь?

— Да! — крикнул я.

— Я жду, — сказала она, повернулась и пошла вперед.

— В самом деле голая, — сказал Коди. — Ну и ну! Поверить не могу.

— А я могу, — ответил я. Ее уже не было видно, когда я снял с себя джинсы. Оставил на себе боксерские трусы, закатав их повыше, чтобы не мешали. Обернулся к ребятам: — До скорого!

— Ага, — буркнул Коди, думая о чем-то другом. Может, ему хотелось, чтобы это он плыл сейчас к острову.

— Плыви быстро, — сказал Руди. — Не попадись Деве.

— Ни за что, — ответил я.

Шлепая ногами по воде, я все еще видел бледный фонарь Эшли и знал, что она там, в лесу, где ее не видно, голая, и меня ждет.

Ночь была бледна от луны из звезд. Теплый ветерок обдувал кожу. А вода у ног была даже теплее ветерка. В свободных боксерских трусах я чувствовал себя голым.

И дрожал, будто замерз, но на самом деле мне холодно не было. Я дрожал чисто от возбуждения.

Такого не может быть, говорил я себе. С такими, как я, такого просто быть не может. Слишком хорошо.

Но ведь было же!

Я видел ее своими, глазами.

Когда теплая вода охватила мои бедра, я представил себе, как Эшли выглядит вблизи, и почувствовал, что он встал и высунулся из прорехи трусов.

Никто не видит, сказал я себе. Темно, а к ребятам я спиной.

Еще два шага, и я оказался в воде по грудь. Теплое, скользящее тепло. Я задрожал от удовольствия.

— Пошевеливайся! — крикнул Руди. — Дева уже плывет к тебе!

Я оглянулся с сердитой мордой, злясь, что он перебил настроение. Они с Коди стояли у берега бок о бок.

— Мог бы уже бросить меня пугать, — сказал я. — Ты просто хочешь, чтобы я сдрейфил?

— Она слишком для тебя хороша, мешок жира!

— Ха! Кажется, она думает по-другому!

Вода уже доходила мне до плеч, а потому я оттолкнулся и поплыл. Как я уже сказал, я не чемпион мира. И кроль у меня такой, что лучше не смотреть. Зато в брассе толчок нормальный. Это не так быстро, как кролем, но можешь доплыть, куда хочешь. И при этом не выдохнуться. А еще видно, куда плывешь, когда голову поднимаешь.

А больше всего мне нравилось ощущение скользящей по тебе воды. Теплая жидкость облизывает тебя во всех местах.

То есть это когда на тебе ничего не надето.

Даже боксерские трусы. Они облегали мне бедра, стискивая, стесняя движения. Даже не позволяли достаточно развести ноги в хорошем толчке.

Подумал я было их снять, но не решился.

Как бы там ни было, а нельзя сказать, что они сковывали меня полностью. Из ширинки торчал, и мне так нравилось, что он снаружи и вода его гладит.

А еще больше это заводило меня из-за Девы.

Из-за риска.

Показать ей приманку.

Дразнить ее приманкой.

Не потому, что я хоть на минуту поверил в эту чушь насчет Девы, которая топит мужиков и отгрызает у них довески. Коди точно сказал: фигня. Но сама мысль об этом меня заводила.

Понимаете?

Я в нее не верил, но мог бы ее нарисовать. Перед моим мысленным взором она висела во тьме футах в десяти подо мной, и голова ее была мне примерно на уровне пояса. Она была голая и красивая. Вроде Эшли или Лоис. И она была здесь, дрейфовала на спине; она не плыла, но не отставала от меня.

Темнота — ерунда; мы друг друга видели. Кожа у нее была такая бледная, что светилась. И она улыбалась мне снизу вверх.

И медленно начала всплывать.

Плыть к приманке.

Я видел, как она скользит ко мне. И я знал, что она не собирается кусать. Ребята не так поняли. Она будет сосать.

Я плыл брассом, представляя себе, как Дева всплывает и присасывается ко мне. Ребята мне рассказали эту историю, чтобы напугать. И таки да, напугали. Но разум — интересная штука. Он может все перевернуть. Ментальный фокус, ловкость рук — и отгрызающий штыри зомби превращается в соблазнительную наяду.

Но я велел себе перестать о ней думать. Все остальное — сексуальная история с ночью выпускного бала, голая Эшли, ощущение теплой воды — так меня завело, что меньше всего мненужно было представлять себе в воде под собой Деву, обнаженную и готовую сосать.

Надо подумать о чем-нибудь другом.

Что я скажу Эшли?

Я на секунду испугался, но тотчас же понял, что ничего говорить вообще не надо будет. По крайней мере сразу. Если ты плывешь на остров на свидание с голой девчонкой, меньше всего от тебя нужны будут речи.

Я поднял голову и увидел свет фонаря. Он все еще был среди деревьев рядом с берегом.

Уже полпути я проплыл.

Вступаешь на территорию Девы.

Ага.

Давай, милая, возьми.

— Кончай бултыхаться и давай вперед! — крикнул Рули.

Ага.

— Она тебя сейчас схватит! Я не шучу! — заорал Коди.

Коди?

Но он же не верит в Деву. Чего он меня подгоняет?

— Шевелись! — орал Коди. — Веселее!

Я сказал себе, что они пытаются меня напугать.

Им это удалось.

Вода вдруг перестала быть теплой и ласковой; меня пробрала дрожь. Я был один посреди черного озера, где тонули люди, где таились сгнившие тела, где Дева после сорока лет могла быть не мертвой, охотница с острыми зубами, разложившаяся до костей и одержимая только жаждой мести и страстью отрывать члены.

Он у меня сжался, будто хотел спрятаться.

Хотя и знал, что никакая Дева за мной не охотится.

Я поплыл изо всех сил. Хватит брасса. Я устроил бурю, колотя ногами, как бешеный, крутя руками, как ветряная мельница. Сзади что-то кричали, но за поднятым мной шумом я ничего не слышал.

Подняв голову, я проморгался.

Уже недалеко.

Я доплыву! Уже почти доплыл!

И тут она меня коснулась.

Кажется, я крикнул.

Я пытался вырваться из ее рук, а они скользнули по плечам, ногти царапнули грудь и живот. Больно не было, но по коже побежали мурашки. Я бросил плыть и потянулся оторвать эти руки от себя, но не успел. Они вцепились в пояс моих трусов. Меня сильно дернули, и голова ушла под воду. Откашливаясь и давясь, я перестал пытаться схватить Деву и потянулся вверх, будто нащупывая ступени пожарной лестницы, ведущей на поверхность и к воздуху. Легкие горели.

Дева тащила меня ниже и ниже.

Тащила за трусы.

Они спустились до колен, потом до лодыжек, потом слезли совсем.

Я был свободен.

И рванулся к поверхности. И вынырнул. И стал хватать ртом воздух. Толкаясь двумя руками вверх.

Повернувшись, я отыскал глазами Руди и Коди, стоявших рядом в лунном свете.

— Спасите! — заорал я. — Помогите! Это Дева!

— Я же тебе говорил! — отозвался Руди.

— Не повезло тебе! — крикнул Коди.

— Ребята, сделайте что-нибудь!

И они сделали. Подняли руки и помахали мне на прощание.

Пара рук из-под воды схватила меня за лодыжки. Я хотел вскрикнуть, но вместо этого сделал глубокий вдох. И тут же меня дернули вниз.

Вот оно! Она меня поймала! О Господи!

Я закрыл рукой гениталии.

В любую секунду ее зубы…

Всплыли пузыри.

Я услышал бульканье, ощутил щекотку, когда они проплыли по моей коже.

Секунду я думал, что это газ выходит из разложившегося трупа Девы. Но она ведь мертва уже сорок лет, разложение должно уже закончиться давным-давно.

Мелькнула другая мысль: воздушные баллоны!

Акваланг!

Я перестал отбиваться, поджал колени, просунул руки между ногами, резко бросился вперед и поймал что-то, что, кажется, было загубником. И рванул изо всей силы.

Наверное, она была на вдохе, когда я это сделал, потому что остальное оказалось очень легко. Она едва пыталась отбиваться.

Как мне показалось на ощупь, она была голой, если не считать маски, баллонов акваланга и пояса с грузами. И трупом она никак не была. Кожа была скользкой и прохладной, и были у нее чудесные сиськи с большими упругими сосками.

Я тут же как следует ее двинул.

Потом вытащил ее на берег сбоку острова, чтобы парни нас не видели. Оттуда перетащил на поляну, где она оставила фонарь.

И в свете фонаря я увидел, кто это.

Как уже и сам догадался.

Изобразив Эшли, чтобы меня заманить, Лоис, очевидно, по-быстрому надела акваланг и нырнула в озеро, чтобы изобразить Деву.

В свете фонаря вид у нее был что надо. Вся сияющая, белая, и груди торчат между лямками. Маску она уже потеряла. Я снял с нее баллоны и пояс, и она осталась голой.

Она лежала на спине, кашляя, задыхаясь, корчась от спазмов, и тело ее дергалось и ворочалось так, что смотреть было очень приятно.

Я еще понаслаждался зрелищем, а потом приступил к делу. Это было лучше всего на свете.

Сначала у нее не хватало дыхания шуметь. Но очень скоро она у меня стала вопить.

Я знал, что эти вопли привлекут Коди и Руди на выручку, и потому стал колотить ее наотмашь поясом с грузами. Он вломился ей в череп и покончил с ней.

Тогда я побежал к косе. Коди и Руди уже были в воде и быстро плыли к острову.

Я рассчитывал застать их врасплох и проломить головы, но знаете, что вышло? Меня избавили от хлопот. Они проплыли примерно полпути до острова, и тут, один за другим, взвизгнули и исчезли под водой.

Я не мог этому поверить.

И сейчас еще не верю.

Но они больше не всплыли.

Наверное, их поймала Дева.

Почему их, а не меня?

Может быть. Деве было меня жаль, потому что меня надули те, кого я считал друзьями. В конечном счете, нас обоих предали люди, которым мы верили.

Кто знает? И вообще, у Коди и Руди могла случиться судорога, а Дева тут вообще ни при чем.

Как бы там ни было, а моя экскурсия на Затерянное Озеро обернулась куда лучше, чем я мог даже мечтать.

Лоис — это было колоссально.

Не удивительно, что люди так любят секс.

В общем, я утопил Лоис вместе с ее снаряжением в озере, потом нашел каноэ, на котором она приплыла, и погреб на берег. На «чероки» Коди проехал почти до самого дома.

Стер с него отпечатки пальцев. Для верности его еще и поджег. И успел домой задолго до рассвета.

Перевод: М. Левин

В яме

Richard Laymon. «Into the Pit», 2000


1

В 1926 году отец Уильяма Брука совершил путешествие в Египет с целью предложить свою квалифицированную помощь знаменитому Говарду Картеру, который как раз недавно обнаружил гробницу Тутанхамона. Уильям сопровождал отца в этой поездке.

С мистером Картером они встретились в Луксоре. Он сердечно поприветствовал отца Уильяма, так как несколькими годами раньше им уже довелось видеться — вместе с Теодором Дэвисом они работали на захоронении Ментухотепа Первого. Тем не менее, он не проявил особого энтузиазма в связи с прибытием самого Уильяма. Должно быть, он считал, что 18 лет — слишком юный возраст, и, не смотря на всю свою зрелость, молодой человек мог оказаться им помехой. Уильям с удовлетворением отметил, что мнение мистера Картера в данном вопросе изменилось в положительную сторону, стоило ему увидеть, как юноша помогает своему отцу в самых запутанных нюансах, связанных с работой. Его многочисленные, точные замечания достаточно скоро заслужили уважение археолога.

Помимо прочего, он заслужил также и уважение одного египетского юноши, Мэджеда. Они встретились декабрьской ночью. Страдая от гнетущего зноя, Уильям бродил за пределами лагерной стоянки в надежде где-нибудь набрести на случайный ветерок. Он тосковал по зиме, которую помнил по детским годам, проведённым в Висконсине: он съезжал на санях со склона, а холодный ветер бил ему в лицо. Падали снежные хлопья, ночь была освещена полной луной. От огорчения ему уже хотелось завыть, как вдруг его испугали отчаянные крики.

Никогда ранее не робевший перед лицом опасности, юноша и на этот раз ринулся вперёд и обнаружил около полудюжины молодых людей, избивавших молодого бесчувственного парня. Не раздумывая ни минуты, Уильям атаковал. В короткой драке, последовавшей за этим, он нанёс обидчикам несколько ударов и для надёжности пригрозил им вдогонку.

Жертва представился как Мэджед, используя вполне сносный английский (как позже узнал Уильям, его отец во время Мировой Войны служил в Британии). Он поблагодарил Уильяма и предложил ему свою дружбу.

В первую очередь он объяснил, что ребята напали на него с целью ограбления. Тем не менее, после того, как их дружба окрепла, в конце концов, он всё же признался Уильяму, как обстояли дела на самом деле. Выходило, что Мэджед вовсе не невинная жертва — он делал неприличные предложения сестре одного из ребят. Когда она ему отказала, молодой Мэджед выразил своё недовольство весьма оригинальным способом — опорожнив кишечник на порог их жилища. Братья девушки, взяв в помощники несколько друзей, отреагировали насилием.

Спустя недели Мэджед доказал, что он неоценимый товарищ. Маленький египтянин решал, что им с Уильямом делать по ночам. Они избили его врагов. Они пили ядрёный раки. Во время регулярных загулов, они проводили ночи в объятиях смуглых, страстных женщин, которые дарили Уильяму наслаждение, какого он не знал никогда.

Тёплой январской ночью, пожелав спокойной ночи отцу, Уильям встретился с Мэджедом в их обычном излюбленном месте. Оттуда они достаточно долго шли пешком, пока не достигли грязных деревенских хижин. Как заверил Мэджед, в одной из них они должны обнаружить двух сестёр — близняшек, чья красота и сексуальные таланты навсегда охладят его пыл ко всем остальным женщинам.

Пока Мэджед заходил в хижины, чтобы найти девушек, Уильям ждал его снаружи. Вскоре старания египтянина были вознаграждены. Две девушки за его спиной на самом деле были красивы, хотя им и было не больше 16-ти лет. На протяжении вечности Уильям взирал на них, освещенных лунным светом, объятый благоговейным страхом. Наконец он совладал с собой и поприветствовал их на арабском. Они развратно улыбнулись, но не сказали ни слова. Мэджед быстро проинформировал его, что они были глухонемыми. Поначалу Уильям был затруднён этим обнаружением. Тем не менее, он успокоил свою совесть, напомнив себе, что пять пиастров (что ровнялось примерно 25 центам), которые предполагалось заплатить девушкам, были справедливой платой для туземок. Например Феллахин, который работал на раскопках, зарабатывал только три пиастра за целый день тяжёлого труда.

Взяв одну из девушек за руку, Уильям последовал за Мэджедом в пустыню, находившуюся за пределами деревни. Там они расстелили одеяла на земле. Девушки сняли с себя одежду. Уильям был готов незамедлительно приступить к делу, но Мэджед сдержал его и указал, что пока ему лучше не вмешиваться.

Девушки отступили от молодых людей. Они налили себе на руки оливковое масло и начали натирать друг друга, пока их кожа не приобрела блестящего сияния при лунном свете. Затем они стали танцевать.

Никогда ранее Уильям не видел такого танца. Он наблюдал за течением их тел, двигающихся под призрачную, восхитительную мелодию, полную эротизма. Но, тем не менее, никакой музыки не было. Единственным звуком был отдалённый лай бродячих собак.

Он видел, как обнажённые девушки ласкали друг друга, руки тёрли острые груди, скользили по животу и бёдрам, гладили тёмные треугольники между ног, в то время как они извивались и крутились — создавалось ощущение, что они пытались увернуться от извергающихся гигантских фаллосов.

Он видел, как они ещё больше сблизились друг с другом. Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, они соприкоснулись пальцами. Затем они прижались друг к другу, как любовники, надолго разлучённые; любовники, изголодавшиеся по прикосновениям друг друга, изголодавшиеся по вкусу друг друга.

Как долго они продолжали, Уильям не знал.

Он хотел, чтобы они продолжали вечно; но в тоже время он хотел, чтобы они остановились немедленно, так что он просто должен был удовлетворить желание, распиравшее всё его существо.

В конце концов, они выскользнули из объятий друг друга. Они шагнули в сторону Уильяма и Мэджеда, их груди тяжело вздымались, волосы были всклокочены. Несомненно, что они достаточно утомились во время их странного танца, но их полузакрытые глаза содержали обещание безграничных наслаждений.

Уильям стоял неподвижно, в то время одна из близняшек медленно снимала с него одежду. Она пахла песком, оливковым маслом и Женщиной. Лунный свет озарил капельку то ли пота, то ли масла, повисшую на кончике соска и блестевшую. Уильям жаждал слизнуть его, и сразу же сделал это, как только оказался без одежды.

Последующие за этим минуты были наполнены осознанием того, что вся его предыдущая жизнь была всего лишь пустой тратой времени. Но шорохи и стоны, пусть и очень тихие, медленно, но верно долетали до деревни — и они достигли ушей Кемвеса, отца девушек. До его прибытия, Уильям успел совокупиться с обеими сёстрами. Он держал близняшку вверх ногами в своих объятиях, его голова вжалась между её гладкими бёдра, его язык быстро нырял внутрь её горячей пещеры, его фаллос пульсировал внутри её крепко сжатого сосущего рта — и в это время его опрокинул резкий удар сзади по ноге.

Когда он катился по песку, он мельком увидел Мэджеда — он сумел отбиться и сейчас убегал. Но тут его пнули — нога была в сандале. У него перехватило дыхание. Он услышал звуки борьбы позади и ухитрился осмотреться. Обнажённые девушки повисли на отце, схватив его за руки и за ноги — они пытались защитить Уильяма.

Но они были не ровня разъярённому чудовищу. Он отшвырнул их в сторону и, взревев, кинулся к Уильяму.

Он с размаху ударил ногой, но Уильям ухитрился перехватить её обеими руками… Крутанув, юноша опрокинул Кемвеса на песок. В этот момент ему следовало бы обратиться в бегство, думая прежде всего о самосохранении. Однако это противоречило природе молодого человека.

Никогда не бегущий от драки, он атаковал рычащего дикаря. Он упал на мужчину, ударив кулаком в лицо. Он услышал удовлетворительный, смачный хруст, когда костяшки пальцев разбили луковицеобразный нос. Едва кровь хлынула из ноздрей, как уже рука Кемвеса качнулась и с огромной силой врезалась в юношу.

Ошеломлённого Уильяма отбросило назад.

В полубессознательном состоянии, он только неопределенно понял, что гигант поднимает его. Кемвес высоко поднял его, а затем перевернул головой вниз и со всей силы опустил на песок. Удар сотряс каждую частичку тела.

Кемвес поднял его снова. Остатками сознания Уильям понимал, что скоро будет мёртв.

Однако, вместо того, чтобы бросить его снова вниз, человек куда-то его понёс. Куда его несли, Уильям не имел ни малейшего понятия. Но это его мало беспокоило. Он только робко надеялся на то, что если его будут нести достаточно далеко, то силы хотя бы частично вернутся — и он сможет спастись.

Наконец, Кемвес достиг своей цели. Он бросил Уильяма на землю.

Хотя у Уильяма не было сил даже на то, чтобы поднять голову, он мог видеть, что они находились около развалин храма Ментухотепа. Отдуваясь, Кемвес отодвинул большой камень. Молодой человек немедленно понял его намерения. Ужас обуял его, очистив сознание и придав новые силы. Подняв голову, он увидел маленький, черный провал в песке — в том месте, где убрали камень.

То, чего он и боялся. Отверстие.

Когда Кемвес подошёл к нему, он бросил горсть песка в усмехающееся лицо. Ослепленный и кашляющий, Кемвес пытался на ощупь найти его. Уильям откатился подальше. Он поднялся на четвереньки. Продолжая ползти, он пытался подняться на ноги, но тело всё ещё плохо слушалось команды, и уже скоро взбешённый мужчина схватил его за ногу.

Уильяма тянули назад — назад к ужасному отверстию. Он безуспешно цеплялся за песок и гравий. Ужасная перспектива перечеркнула всю его мужественность, и юноша зарыдал, вымаливая прощение. Он упрашивал Кемвеса. Он предлагал деньги. В конце концов, он даже угрожал мужчине ужасной местью.

Всё было бесполезно.

Уильяма приподняли за ноги. Прямо под своим лицом он увидел яму, которая чернела, как дорога, ведущая в ад. Руками он вцепился в края ямы, но и это не помогло.

Кемвес разжал руки.

Захлёбываясь криком, Уильям вниз головой полетел в черный провал.

2

Уильям падал, и у него промелькнула абсолютно нелогичная мысль, что он может лететь так вечно. К счастью, у него не было достаточно времени, чтобы осознать ужас этой идеи. Ударившись о дно, он потерял сознание.

Когда разум вернулся к нему, боль во всём теле сразу напомнила ему обо всём ужасе сложившейся ситуации. Темнота была настолько абсолютной, что он моргнул несколько раз — только для того, чтобы убедиться, что его глаза действительно открыты. Спиной он ощутил давление шероховатой поверхности и понял, что лежит лицом вверх.

Он поднял руки. Он ощупал себя и почувствовал огромное облегчение: лицо, грудь, живот, бедра… Руки прикасались к знакомым местам, и создавали необъяснимое, но такое тёплое чувство, что он не был полностью один в этой странной и ужасной яме. Также он утвердился в том, что всё ещё был цел, по крайней мере, в относительной степени. Он пошевелил ногами. Они казались несломанными.

Он лежал, продолжая поглаживать своё тело, и постепенно возвращался к реальности. Он начал оценивать сложившуюся ситуацию. Это дьявол, Кемвес, несомненно, оставил его здесь умирать. Наверняка он задвинул дыру огромным камнем, который изначально и запечатывал её. Если даже Уильяму повезет, и он сможет взобраться к вершине, то он всё равно будет не в состоянии отодвинуть камень. Однако это — единственный шанс выжить.

Вглядываясь в черное пространство над ним, он попробовал определить, действительно ли Кемвес задвинул камень обратно. Никакого света — ни от звёзд, ни от луны. Ничего не было видно. Ничего.

Тем не менее, Уильям решил, что ему надо попытаться взобраться наверх. Однако сначала необходимо исследовать границы его тюрьмы.

Юноша пошевелился, пытаясь сесть — и неровная поверхность под ним тоже поколебалась. Опустив руку ниже бедра, он на ощупь исследовал эту поверхность — и немедленно понял, что она имела животное происхождение.

Пальцы продолжали исследовать непонятный предмет. Он был каким-то сухим, сморщившимся и съёжившимся. Нажав, он почувствовал округлую кость, проступившую под поверхностью. Охваченный внезапным приступом тревоги, он слез с этого места.

Испуганный, он вглядывался в темноту. Конечно, он ничего не мог разглядеть. Чтобы подтвердить свои опасения, он, в конце концов, решился податься вперёд. Его руки снова столкнулись с мертвой плотью. Он быстро исследовал предмет ещё раз, и с ужасом и отвращением понял, что его падение смягчил мумифицированный труп человека.

Он, как и Уильям, был гол. Юноша задался вопросом — неужели этот человек так же стал жертвой Кемвеса по причине распущенного поведения по отношению к его дочерям. Не смотря на ужасно высокую температуру, которая была в яме, Уильям похолодел. Возможно, его самого ожидает подобный конец.

«Нет» — сказал он себе. Звук его голоса был ужасно громок. Глупо, конечно, но в течение мгновения Уильям ждал, что звук потревожит его напарника по несчастью. Он вслушивался, ожидая, что мужчина заговорит.

Начиная с этого момента, Уильям изо всех сил старался вести себя тихо.

Начав двигаться от ног мёртвого мужчины, он дюйм за дюймом исследовал свою темницу. Он полз на четвереньках, и при этом его плечо всегда соприкасалось с одной из стен — чтобы не потерять ориентации. Некоторое время он передвигался подобным образом, а затем он наткнулся на чьё-то лицо и закричал.

Измученный, он присел напротив стены, задыхаясь от горячего воздуха, и изо всех сил пытаясь восстановить самообладание.

Наконец, он снова подался вперед. Трясущимися руками, он ознакомился непосредственно со своим новым соседом. Судя по ощущениям, его плоть была жестче, чем у другого покойника, из чего следовало, что он пролежал здесь дольше.

Он оставил тело и продолжил исследования. Свою реакцию на следующее тело он уже смог сдержать. Он не закричал. Он просто убрал свою руку с ноги покойника.

Этот человек был полностью одет. Уильям проверил карманы. В рубашке он нашел пачку сигарет и маленький коробок спичек.

Открыв коробок, он обнаружил в нём восемь спичек. Он чиркнул одной. Её головка вспыхнула в темноте, а затем осветила всё так ярко, что у юноши заболели глаза, и он зажмурился. В следующий момент, однако, боль прошла. Он посмотрел на ужасную сцену и застонал.

Основание шахты в диаметре составляло более 12 футов — и оно было застлано высушенными трупами пяти мужчин. Один лежал прямо перед ним, ещё один, одетый, все еще держал револьвер в съёжившейся руке. Уильям увидел дырку в правом виске.

У другого трупа, лежащего поперёк пола, он разглядел зияющие раны на бедре. Уильям не сомневался, откуда они могли появиться. Ему в голову пришла мрачная мысль, что и он вскоре, обуреваемый страшным голодом и жаждой, может рассматривать в качестве еды своих товарищей по несчастью.

В частности, один из трупов — лысый и тощий мужчина, одетый только в трусы, выглядел более свежим, чем все остальные. Возможно, его тело всё ещё сохранило достаточно влаги, чтобы утолить жажду, которая уже скоро начнёт его мучить. Нет. Это было бы слишком…

Огонь обжёг его пальцы. Он отбросил спичку. Темнота поглотила его, и он застыл среди мёртвых, обдумывая свой дальнейший план действия.

Он присёл около мужчины, покончившего с собой. Действуя вслепую, на ощупь, он нашел пистолет. Он пробовал вырвать его из жестких пальцев, и, в конце концов, ему пришлось отжать три из них, чтобы освободить оружие.

Действуя с огромной осторожностью, он раскрыл барабан револьвера. Приподняв барабан, он вытряхнул себе на ладонь шесть патронов. Среди них он нашел две пустых гильзы и четыре пригодных патрона. Судя по размеру и весу, юноша предположил, что они были 38-го калибра.

Перезарядив револьвер, он отложил его в сторону — пока у него не было потребности в оружии. Однако сам факт его присутствия заставлял чувствовать себя гораздо комфортней. Он знал, что если в сложившихся обстоятельствах не будет других альтернатив, он всё равно не должен опускаться до уровня жестокого, ползающего животного. Он просто покончил бы со всем этим, застрелившись.

Уладив это дело, он стянул с мужчины брюки. В одном из карманов он нашёл перочинный нож. Используя его, он разрезал брюки на длинные узкие полоски. Когда у него была примерно дюжина полосок, он снова чиркнул спичкой. Он поднёс её пламя к одной из них и с удовлетворением отметил, что получился вполне сносный источник света. Пристроив ткань так, чтобы она не погасла, он ещё раз бегло осмотрел яму.

Гладкие каменные стены шли под наклоном, и ближе к верху шахта сужалась. Это обстоятельство исключало возможность выбраться из ямы.

Может быть, есть другой выход?

Но ведь его предшественники не нашли ни одного.

Их смерть, пытался он убедить сам себя, ещё не служила доказательством того, что такого выхода не существовало.

И здесь ему могло сослужить хорошую службу знание египетских могил. Яма, его тюрьма, очевидно, была построена ещё в древние времена. Её близость к храму Ментухотепа могла указывать на то, что они были построены в одно время — и возможно яма была тайным ходом к его могиле. Такие проходы не были чем-то из ряда вон выходящим — сложные лабиринты, запутанные благодаря ложным проходам, тупикам и дверям, скрытым в стенах и потолке, довольно часто строили, чтобы воспрепятствовать расхитителям гробниц.

Бесплодно исследую стены, Уильям истратил большинство своих кустарных фитилей. Пока последний ещё не успел догореть, он нарезал ещё несколько полосок из брюк. Затем он возобновил поиски в хрупкой надежде, что потайной ход всё-таки должен быть за одним из каменных блоков его тюрьмы. Однако он ничего не нашёл.

Уже готовый умереть, он опустился возле одной из стен. Он вспотел и был опустошён. Его надежды на спасение испарились, уступив место тихой мольбе.

Он сидел в темноте, окружённый безмолвными компаньонами, и тут у него появилась идея — пока ещё не сформировавшаяся. Сначала она показалась невозможной. Но чем больше он думал, тем более реальной её находил. Вершина шахты была значительно выше, чем мог осветить его тусклый факел, однако любая возможность спасения стоила того, чтобы попытаться.

В конце концов, потайной проход к могиле мог быть замаскирован в одной из стен шахты где-то на середине или выше. Такая маскировка тайных проходов была известна коварным жрецам ещё в те времена, и была вполне вероятна.

Таким образом, идея оправдала себя в глазах юноши, и он приступил к возведению платформы из тел. Это была омерзительная задача. В темноте он оттаскивал их от мест, где они покоились. Они уже одеревенели, были жёсткими и несгибаемыми. Некоторые умерли лёжа, другие — сидя. Он пытался извлечь из положений, в которых они застыли, как можно больше плюсов, зачастую жертвуя высотой платформы ради её устойчивости.

Наконец, грамотно уложив четыре трупа напротив одной из стен, он получил платформу, которая доставала ему до груди.

Он поднял последнее тело. Этот покойник был менее гибким, но гораздо более твёрдым, чем другие. Кроме того, члены его тела застыли в удобном положении.

Уильям поставил его вертикально на другие трупы и прислонил к стене. Когда труп занял устойчивое положение, юноша поджёг ещё одну полоску ткани, которую заранее вставил в рот покойнику. Он поправил её так, чтобы горящий конец свисал со стороны стены и не мешал бы взбираться наверх.

Затем ужасный подъём начался.

3

Трупы шатались под Уильямом, но он старался помещать свой вес на самые устойчивые части платформы: на бедро здесь, на плечо там.

Наконец, он достиг вершины. Он стоял неподвижно, уперевшись в стену, собираясь с силами для самой напряженной части подъёма.

Пламя дюйм за дюймом пожирало полоску ткани, опаляя плоть трупы. Пока Уильям отдыхал, у одного из мужчин загорелись волосы. Они прогорали, наполняя ноздри юноши ужасным зловонием. Когда несколько секунд спустя волосы окончательно погасли, он осмотрел конец тонкой свечи.

Половина полоски все же ещё не догорела. Уильям намеревался использовать её позже, когда он достигнет самого верха — с помощью неё он собирался поджечь другой тоненький кусок ткани, который пока что обвязал вокруг шеи. Это позволило бы ему не тратить драгоценные спички. Коробок спичек был также привязан к его горлу, однако, он надеялся, что пока что ему на подъём должно хватить и пламени первой свечи.

Без дальнейших колебаний он немного сдвинулся вбок, опираясь на колени мужчины, и поправил пока что не нужную полоску ткани, чтобы она ему не мешала при дальнейшем подъёме.

Прижимаясь всем телом к мужчине, он начал карабкаться. Это был просто ужасно, в основном из-за того, что Уильям был голый.

Он взгромоздился на согнутые колени мужчины, одной рукой упираясь в стену, а другой обхватив левое плечо трупа — и тут огонь потух.

Внезапно наступившая темнота огорчила его, но он знал, что если не продолжит свой подъём, то скоро упадёт. Его нога соскальзывала, но он всё равно продолжал нащупывать плечевую кость, чтобы поудобнее ухватиться. Сейчас его положение было наименее устойчивым, чем когда-либо — и, наклонившись вперёд, он обхватил труп коленями, как будто был ребёнком, взбиравшимся на дерево.

Действуя максимально осторожно, он выпрямился и оказался напротив трупа. Напротив своего лица он чувствовал живот покойника, его половые органы. Кошмарные видения промелькнули в его сознании, и он начал медленно взбираться выше.

Он уже почти добрался до плеч, когда человек неожиданно пошевелился. Руками он пытался опереться о стену, но не мог ничего нащупать. Труп продолжал выскальзывать из-под него.

А затем он упал.

Ногой он ударился о верхнее тело в платформе и пробил его, как будто это была гнилая доска.

Затем он кувыркнулся назад, проваливаясь в темноту.

Земля встретила его ужасным ударом. Пока он лежал там, потрясённый случившимся, на него упало тело. Затем другое. Он отшвырнул их в стороне и отполз как можно дальше.

Сгорбившись возле стены, он пристально вглядывался в темноту и вслушивался. Помимо судорожно бьющегося сердца и собственного свистящего дыхания он различил ещё кое-что.

Приглушенное, несвязное бормотание.

Шуршание, которое вполне могла бы издавать сухая плоть, ползущая по гравию.

«НЕТ!» — закричал Уильям.

Он услышал их сухой смех. Плохо слушающимися руками он отвязал от шеи полоску ткани и открыл коробок спичек. Перед тем, как чиркнуть спичкой, он заколебался.

Конечно, лучше умереть в темноте, чем увидеть, что за создания ползут к нему в темноте.

Но он должен был знать!

Он чиркнул спичкой. Во внезапно ярком свете он увидел, что один труп уже достиг его ноги. Другой сидел и усмехался ему. Другие всё ещё извивались в куче — они не могли распутать свои скрюченные тела.

Его дрожащая рука выпустила спичку.

Наступила темнота.

«НЕТ!» — выкрикнул юноша. «Не приближайтесь!!»

Но они стали приближаться, и сухие звуки от их передвижения раздались в темноте. Их зубы громко заклацали.

4

На их крики никто не отзывался, поэтому отец Уильяма и мистер Картер решили опустить Мэджеда в яму на верёвке.

Спускаясь в яму, мальчик не слышал абсолютно ничего. Наконец, его ноги коснулись поверхности пола. Отступив от верёвки, он включил свой ручной фонарик. Он обвёл им яму. Вид беспорядочно лежащих, неуклюжих тел заставили его похолодеть. Напряженный и охваченный ужасом, он переступил через трупы и присел над обнажённым телом Уильяма.

Он положил руку на потную спину другу.

Уильям дрожал и хныкал.

«Я пришёл за тобой» — прошептал Мэджед.

Уильям перекатился на спину. Дикий взгляд его глаз пронзил Мэджеда. «Они хотят съесть меня» — объяснил он.

«Нет. Сейчас мы уходим».

«Они хотят….» — его взгляд переметнулся на что-то, находящееся в темноте за спиной Мэджеда.

Мэджед посмотрел туда же. Тела, лежащие в нелепых позах, были неподвижны. Он повернулся к другу. «Они не могут съесть тебя, мой друг. Они мертвы».

«Правда?» — Уильям сел. Он уставился на тела. «Мертвы, точно?»

«Абсолютно точно».

Внезапно засмеявшись, Уильям вскочил на ноги. Он пнул ближайшие к нему тело. Оно откатилось в сторону. Наклонившись над ним, Уильям сначала долго таращился, а потом присел на корточки и оторвал трупу одну руку.

«Мертвый!» — выкрикнул он.

Он отбросил руку в сторону, затем снова присел и открутил трупу голову, которую потом швырнул в стену.

Он ухмылялся, глядя на Мэджеда. «Он не может сейчас меня съесть, не может!» Хихикая, он повалился на следующий труп и открутил голову и ему.

Мэджед быстро взобрался по веревке. Наверху мужчины помогли ему вылезти из разверзнутого провала ямы. Он вдохнул свежий воздух.

«С Уильямом всё в порядке?»

«Он скоро поднимется, мистер Брук. Абсолютно точно».

Расскажи мне сказку

Richard Laymon. «Tell Me a Tale», 2001

— Зубы почистил? — спросил Гарольд.

Джош подтянул штаны своей пижамы «Spider — Man», когда шагнул из коридора в гостиную. Он обнажил зубы для отцовской инспекции.

— Это значит, да?

Не прекращая скалиться, мальчик кивнул, потом повернул голову и уставился в экран телевизора.

— Чего смотришь? — спросил он. — Можно я тоже посмотрю?

— Боюсь, что не-е-ет, тебе уже пора спать.

Четырёхлетний белобрысый пацан продолжал пялиться в телевизор.

— А там про что? Выглядит страшно.

Гарольд нажал кнопку на пульте управления, отключая канал.

— Та-а-ак, время лезть под одеяло.

— Нет, не время, — сказал Джош невозмутимо и с полной уверенностью.

Имитируя голос рассерженного монстра, Гарольд прорычал:

— А я сказал — время!

— А-а-а! — Джош взвизгнул.

Он выскочил в освещённый коридор и побежал по нему, хихикая и размахивая руками, но у двери своей спальни резко остановился. Оглянувшись на отца, он больше не выглядел весёлым.

— В комнату! — рявкнул Гарольд, шагая к нему.

— Свет не горит.

— Ой, прости.

Мальчик нервно взглянул в тёмный дверной проём, а затем отошёл в сторону, пропуская отца вперёд. Когда свет был включен, он сорвался с места, влетел в спальню и быстро перелез через перила своей детской кровати. Он отпихнул в сторону плюшевого «Скуби — Ду» и плюхнулся на край книжки «Золотая серия сказок». Нахмурившись, он вытянул её из — под попы, посмотрел на обложку и бросил в кучу других книг и мягких игрушек, сваленных на дальнем конце кровати. Потом уселся поудобнее, поджав под себя ноги и посмотрел через деревянные перила на отца.

— Я хочу сказку, — сказал он.

— Не сегодня.

Глаза Джоша наполнились печалью, его бровки смялись, подбородок начал дрожать.

— Может быть, полистаешь одну из своих книжек с картинками? — предложил Гарольд.

— Я хочу сказку, — теперь его глаза блестели от слёз. — Мамочка всегда рассказывает мне сказку.

— Вот пусть мамочка тебе и расскажет.

— Она не может, она на джазерсайз.

(Джазерсайз — это вид фитнеса, комбинация элементов сальсы, хип — хопа, пилатеса, балета, а также йоги и даже кикбоксинга).

— Ну, значит…

— Пожалуйста, папочка.

— Я сейчас, как бы, занят, — сказал Гарольд, думая о только что начавшемся фильме по кабельному. Если пропустить ещё минут десять… но он не мог оставить своего сына в слезах.

— Ладно, уговорил, только коротенькую.

Джош потёр глаза своими маленькими кулачками, вытирая слёзы.

— Длинную, — сказал он.

— Да, как скажешь, уже без разницы.

Гарольд решил, что может забыть о фильме. Если повезёт, возможно, удасться поймать его потом на повторе.

— Ита-а-ак, — сказал он, шагнув к книжной полке. — Какую сказку ты хочешь? «Кот в сапогах», «Маленький храбрый кораблик»…

— Не эти.

— А какие?

— Расскажи мне сказку сам.

— Я не знаю никаких сказок. Давай, я прочитаю тебе, — он потянул за корешок «Питера Пэна».

— Нет, расскажи мне свою сказку.

— Ты хочешь чтобы я её придумал?

— Ага, — сказал Джош, кивая головой.

Гарольд вздохнул.

«Это будет непросто. Придумывать сказки на ночь было специальностью Мэри, а не его».

— Ну-у-у… ладно, — сказал он, — давай попробуем. Что — то вроде «Червячка Уэлли»?

— Нет, это мамина сказка.

— Какую же сказку ты хочешь?

— Страшную.

Гарольд улыбнулся.

Он сам любил страшные сказки.

— Уверен? — спросил он. — Что, если потом тебе будут сниться кошмары?

— А я люблю кошмары, — сказал Джош.

— Ну, да, конечно, я это заметил. Тебе очень нравится просыпаться с криком по ночам.

— Заставь меня кричать, папочка.

— Ну, ладно, почему бы нет.

Гарольд подтянул кресло — качалку поближе к кроватке, осторожно присел и закинул ногу за ногу.

— Давным — давно… — нетерпеливо начал Джош, смотря на отца через деревянные прутья решётки.

— Угу, значит вот так, да? О’кей, погнали. Давным — давно, жил страшный волосатый человек.

— А где он жил?

— В доме напротив.

— Неправда, он там не жил. Там живёт Майк.

— Ну, хорошо, не там, он жил в нескольких кварталах отсюда в тёмном жутком старом доме и был он таким страшным и волосатым, что его мама и папа заперли его в деревянном шкафу, когда он был ещё совсем ребёнком и не выпускали оттуда. Они просто не могли вынести его вида. Они ненавидели его так сильно, что никогда не покупали ему ни «Пепси — колы», ни «Чупа — чупс», вообще ничего из этих вкусных сладких вещей. Он жил на одной воде и сырой печени.

— Бе-е-е, — сказал Джош.

— И вот, однажды, он вырос и стал таким большим…

— А как его звали?

— Енох, — без колебаний сказал Гарольд, словно уже знал имя этого парня.

— И что же стало, когда Енох вырос? — спросил Джош.

Как — будто, уже зная ответ, Гарольд сказал:

— Он стал таким большим и сильным, питаясь только этой сытной, полной витаминов, сырой печенью, что в один прекрасный день выломал дверь шкафа. Его мама и папа попытались от него убежать, но он схватил их своими огромными волосатыми ручищами и отвернул им головы.

Челюсть Джоша отвисла.

«Та-а-ак, стоп, — подумал Гарольд, — пусть он это проглотит».

— Что… что случилось потом?

— Потом он забросил мамину и папину головы в шкаф, чтоб не потерялись, а ещё сожрал их печень, но через какое — то время, естественно, снова проголодался. Он стал рыскать по всему этому тёмному жуткому старому дому, пытаясь найти ещё печени, чтобы поесть. Он заглянул под все кровати и за двери, он заглянул в шкафы, он заглянул в ванную, он заглянул даже туда, куда люди делают «пи — пи».

Джош разразился громким смехом. Когда он успокоился, он покачал головой и объяснил: — Там, куда люди делают «пи — пи», не бывает печени.

— Обычно не бывает, но Енох — то этого не знал.

— Он был не очень умный, да, пап?

— Но он ведь провёл всю свою жизнь в шкафу и ничего не видел. И вот наконец, он заглядывает на кухню. Он открывает шкафы, забитые банками с супом, упаковками галет и пачками печенья. В холодильнике он находит яйца, сыр и хот — доги, но бедный Енох даже не догадывался, что всё это можно есть. Единственная съедобная вещь, какую он знает, это сырая печень и он не может её найти. Потом он открывает морозилку. Там лежат лотки с мороженым, замороженная кукуруза, банки с апельсиновым соком и целая куча каких — то свёртков, обёрнутых в серую бумагу. Енох хватает один и угадай, что в нём находит?

— Печень!

— Прямо в десяточку, печень. Ну, то есть, что было похоже на печень, но оно не было ни склизким, ни мягким, ни вонючим, каким печень должна была быть. Вместо этого та штука была твёрдой, как кирпич. Когда Енох попытался отгрызть кусок, он чуть не сломал себе зубы, поэтому он зашвырнул свёрток обратно в морозилку и захлопнул дверь холодильника.

— Он должен был её размора… розить, — многозначительно указал Джош.

— Угу, да, но он этого не знал, как не знал и о продуктовых магазинах. Единственное место, где он мог найти больше печени, было в людях.

— А это откуда он знал? — спросил Джош.

— Оттуда, что съел печень у мамы и папы.

— А как он узнал, что она у них есть?

— Вот так вот и узнал. Джош, ты хочешь дослушать сказку до конца?

Мальчик вздохнул, потом сложил руки на коленках и терпеливо ждал, пока Гарольд продолжит.

— Вообщем, очень скоро Енох проголодался так, что нет сил, так проголодался, что ему просто необходимо было что — нибудь съесть. И вот, посреди ночи он выскальзывает из дома и начинает, крадучись шнырять по переулкам. У большинства домов в том районе были заборы, навроде нашего. Енох понятия не имел, что он может найти за этими заборами, но может быть… печень? Поэтому он выбирает самый красивый забор из красных досок, вот такой, как у нас, одним махом перепрыгивает через него и приземляется на заднем дворе такого же дома, как наш.

— Это был наш дом? — спросил Джош.

— Нет, не наш, это был дом в двух кварталах отсюда. И когда Енох приземляется на том заднем дворе он видит свет в одном из окон дома и прихрамывая, ковыляет к нему.

— Как дядя Джим?

— Дядя Джим хромал, потому что сломал ногу, катаясь на лыжах, Енох хромал, потому что был весь скрюченный и сгорбленный и одна нога у него была на десять сантиметров короче другой.

— А-а-а.

— Ну, так вот, подкрадывается Енох к тому освещённому окну, прижимает к стеклу своё страшное волосатое лицо и заглядывает внутрь своим единственным жёлтым глазом.

Предвосхищая вопрос от Джоша, Гарольд быстро добавил:

— Другой глаз он выколол вешалкой, когда сидел в том шкафу.

Джош кивнул, закрыл рот и сглотнул. Он выглядел несколько бледным.

— Внутри комнаты, в тусклом свете ночника «Мишка „Барни“», Енох видит маленького мальчика, крепко спящего в своей кроватке. Долгое время он стоит и смотрит на этого мальчика. Его желудок рычит. Он чувствует себя всё голоднее и голоднее.

— У меня тоже ночник «Мишка „Барни“», — сказал Джош, нахмурившись.

— Да-а-а, у тебя тоже такой.

Джош нервно обернулся и посмотрел на окно. Он уже начал было отворачиваться, когда его взгляд резко метнулся назад.

У Гарольда поднялись на загривке волосы. Он повернулся к окну, увидел лицо за стеклом и ахнул…

Прежде, чем понял, что это всего лишь его собственное отражение.

— Там никого нет, — сказал он.

— Но я видел.

— Да это просто отражение, Джош. Послушай, дружище, может на первый раз хватит? Давай на этом закончим, уже поздно и…

— Нет, не уходи.

— Но…

— Ты должен рассказать мне сказку до конца.

— Тихо — тихо, приятель, хорошо, я дорасскажу. На чём я остановился?

— Енох смотрит в окно на спящего мальчика.

— Да, верно, Енох смотрит в окно на спящего мальчика и он ужасно голоден, поэтому медленно открывает окно, не издавая ни звука он залезает в комнату мальчика и подкрадывается к его кроватке.

— И тут мальчик стреляет в него из бластера — «пиу — пиу — пиу».

— Эй — эй — эй, это вообще — то моя сказка и так уж в ней вышло, что мальчик в него не выстрелил.

— Почему?

— Не было бластера.

— М-м-м.

— Енох наклоняется над кроваткой и от кошмарной смердящей вони, исходящей от его годами немытого тела, мальчик просыпается. Он видит перед собой раздутое безобразное волосатое лицо, видит один слезящийся жёлтый глаз, видит большие слюнявые клыки, видит здоровенные волосатые руки, тянущиеся к нему, хочет закричать, но тут Енох хватает его и откручивает голову — «хрясь»- а потом пирует на печени мальчика.

Джош, открыв рот, смотрел на отца, он выглядел преданным.

— Но ты же сам хотел страшную сказку, — напомнил ему Гарольд.

— Но это неправильно, так сказки не кончаются.

— Тебе не понравилась концовка? — спросил Гарольд, пытаясь сдержать улыбку.

— Она неправильная, — настаивал мальчик.

Его подбородок снова начал дрожать.

Гарольд вздохнул, чего он точно не хотел, так это, чтобы Джош сейчас расплакался.

— Ну, хорошо — хорошо, сказка на этом не кончается. Короче, с тех самых пор, Енох каждую ночь стал выбираться из дома. Шлялся по переулкам, пробирался на задние дворы, залезал в спальни к спящим мальчикам и девочкам, откручивал им головы и пожирал их печень!

— Но папа!

— Но однажды ночью, один храбрый маленький мальчик, кстати, очень похожий на тебя, Джош, сбежал от Еноха.

Джош облегчённо выдохнул.

— Он бежал по дому, а Енох гнался за ним по пятам. На кухне мальчик хватает со стола электрический разделочный нож и разворачивается Еноху навстречу. Енох, прихрамывая, ковыляет к нему, облизываясь и пуская слюни, уже предвкушая, как вонзит свои гнилые клыки в печень этого мальчика. Когда он протягивает руку, мальчик бьёт по ней ножом — «вжух»- нож отрезает правую руку Еноха. Скрюченная волосатая рука со стуком падает на кухонный пол.

— А потом?

— Потом Енох убегает, завывая от боли. Наконец, вдоме мальчика появляются копы, они идут по кровавому следу Еноха через лужайку, через забор, по переулкам и аллеям прямо к тёмному жуткому старому дому, где он жил.

— И они застрелили его?

— Верно, они нашли Еноха, забившегося в свой тесный тёмный шкаф, скулящего и облизывающего обрубок руки, а потом вышибли ему мозги из своих «магнумов».

Джош сделал громкий вздох, он выглядел измотанным, но умиротворённым.

— Но и это ещё не конец, — сказал Гарольд. — Помнишь ту руку, которая со стуком упала на кухонный пол? Так вот, она исчезла.

— А-а-а?

— Исчезла, пропала, растворилась, как дым и её так и не нашли.

Нахмурившись, Джош спросил:

— Куда же она делась?

— Никто толком не знает, — объяснил Гарольд, но поговаривают, что лунными ночами, такими как эта, её можно увидеть ползающую, словно краб, по переулкам, как большой волосатый паук, карабкающуюся по стенам домов и пролезающую в окна.

— Только руку? — прошептал Джош.

— Только руку, да, копы убили Еноха, но не его руку, она всё ещё жива, ползает где — то там в ночи, ища маленьких мальчиков, крепко спящих в своих кроватках, жаждая отведать их свеженькую сочненькую молоденькую печень.

Джош сморщил нос.

— Вот тут и сказочке конец! — Гарольд качнулся вперёд и встал с кресла.

Джош тоже встал, он схватился за перила руками и уставился на отца.

— Не уходи.

— Тебе давно пора спать, дружище, всё, давай, целуй папу в щёку.

Когда он обнял Джоша, руки мальчика крепко обхватили его за шею, он изо всех сил прижался к Гарольду.

— Эй — эй — эй, всё в порядке, — сказал Гарольд, отпуская его.

— Нет, не в порядке, — Джош взглянул на окно, — волосатая рука до меня доберётся.

— Никто до тебя не доберётся, Джош, это же всего лишь сказка, ложись, я тебя укрою.

Мальчик лёг на кровать. Гарольд укрыл его одеялом.

— Вот та-а-ак, — ласково сказал он. — Спокойной ночи.

Отойдя от кровати, он присел у розетки и включил ночник «Мишка „Барни“».

— Я хочу, чтобы «Барни» погас, — сказал Джош.

— Ты шутишь?

Он всегда хотел, чтобы «Барни» был включён.

— Зачем?

— Если он не будет гореть, тогда волосатая рука меня не заметит.

— Джош, Бога ради…

— Пожалуйста, пап!

Гарольд покачал головой. Ну, и номер он отколол на ребёнке. Рассказывая сказку, он прекрасно понимал, что выходит за допустимые рамки. Нужно было просто закончить её чем — то простым и понятным, навроде: «и жили они долго и счастливо», но в какой — то момент его история, словно начала жить своей собственной жизнью и Гарольду самому стало интересно, куда же она его в конце концов приведёт. И вот результат, теперь бедный Джош в панике и Гарольд чувствовал себя виновытым.

— Послушай, — сказал он, — вот, что я тебе скажу по секрету. Если волосатая рука придёт за тобой, всё, что тебе нужно сделать, это сказать «волшебные слова».

— Ладно.

— Скажи:

«Уходи прочь, волосатая рука».

Три раза и она уйдёт.

Джош торжественно кивнул.

Он прошептал слова, запоминая их, пока Гарольд шёл к двери.

— Не закрывай дверь.

— Я не буду, сынок.

— Уходи прочь, волосатая рука, — снова прошептал мальчик. — Уходи прочь, волосатая рука.

Гарольд прошагал прочь по коридору в гостиную, плюхнулся в кресло и начал щёлкать каналы в поисках какого — нибудь сериала.

Мэри вернулась домой в начале одиннадцатого и очень спокойным голосом сообщила, что намерена подать на развод.

— Что-о-о? — Гарольд ахнул, он чувствовал, как — будто его пнули в живот.

Она рассказала ему, что на занятиях джазерсайз познакомилась с мужчиной по имени Билл и что в течение последних трёх недель она вообще не ходила на те занятия, а встречалась с Биллом у него дома в Брентвуде и что она планирует выйти за него замуж, как только будет оформлен развод.

— Не вини себя, милый, — сказала она, — дело не в тебе, дело во мне. Я просто влюбилась и ничего не могу с этим поделать.

— Но как же… как же Джош? — спросил Гарольд, когда снова мог говорить.

— О, естественно он останется со мной, но ты сможешь видеться с ним по выходным, если бракоразводный процесс пройдёт гладко.

По просьбе Мэри, Гарольд застелил себе на диване в гостиной. Он лежал в темноте, уставившись в потолок, не в силах уснуть. Он чувствовал внутри себя холод и пустоту. Нестройные бессвязанные мысли крутились у него в голове, терзая и мучая его, а потом…

Джош завизжал.

Гарольд соскочил с дивана. Мчась по тёмному коридору, он услышал, как мальчик кричит: «Уходи прочь, волосатая рука. Уходи прочь, волосатая рука. Уходи прочь, волосатая рука».

Гарольд ворвался в спальню и хлопнул ладонью по выключателю.

Джош стоял на кровати с перекошенным от страха лицом, его широко открытые глаза смотрели на окно. Гарольд повернулся, в окне что — то мелькнуло. Что — то шмыгнуло через дырку в москитной сетке и исчезло в ночи. Он покачал головой.

Этого не может быть.

Это всего лишь… всего лишь, что? Тень? Просто тень или…

Мэри появилась на пороге спальни. На ней была белая ночная сорочка, которую Гарольд подарил ей на последний День Святого Валентина. Её волосы были растрёпаны. Щурясь от яркого света, она прикрывала ладонью глаза.

— Что тут происходит?

— Она была здесь! — выпалил Джош.

— Всё под контролем, — сказал ей Гарольд. — Джошу просто приснился кошмар. Почему бы тебе не вернуться в постель? Тебе нужно хорошо выспаться, чтобы завтра быть свежей для Билла.

Она смерила его взглядом и ушла. Гарольд подошёл к кроватке, он подхватил Джоша подмышки и прижал к себе. Мальчик крепко обнял его.

— Я прогнал её, да, пап? Прогнал?

— Да, конечно прогнал. Я же говорил, что «волшебные слова» работают. Он опустился в кресло — качалку, осторожно качнулся.

— Ты всё сделал правильно, сынок, — прошептал он.

Когда он говорил и качался он чувствовал, как тело Джоша медленно расслабляется у него на руках.

«Ты можешь видеться с ним по выходным, если бракоразводный процесс пройдёт гладко».

Мальчик заснул, дыша медленно и равномерно, но Гарольд всё равно продолжал его качать.

— И когда храбрый маленький мальчик прогнал волосатую руку, произнеся те «волшебные слова», — тихо прошептал он, — рука не на шутку разозлилась. О, она была просто в бешенстве. Ей хотелось выдавить кому — нибудь глаза, разодрать чьё — нибудь горло, выдрать печень из изувеченного, растерзанного на куски тела, поэтому она поползла дальше по стене, пока не наткнулась на другое окно. Там, за ним спала женщина в белой ночной сорочке. Женщина, очень похожая на твою мать, Джош. Волосатая рука тихо процарапала дырку в москитной сетке…

Хижина в лесу

Richard Laymon. «The Cabin in the Woods», 2002

Я не выхожу из своей хижины после захода солнца, я проверяю ставни на окнах, баррикадирую дверь и сижу перед камином. Однако я не сомневаюсь, что оно может пробраться внутрь, если захочет.

До сих пор не пыталось.

Я живу в страхе, представляя себе ночь когда оно войдёт. Хилые ставни, незапертая дверь не смогут остановить эту ужасную тварь. Я бы сбежал, если бы мог. Унёсся прочь из этой хижины, от этих холмов, растаял в толпе людей в огнях большого города, никогда бы нога моя не ступала в чащобу.

И всё же я здесь.

Кроме моих ног, средства к перемещению у меня отсутствуют, а ближайший город находится на расстоянии многих миль. Даже если я начну своё путешествие с первыми лучами солнца, я боюсь, что тьма настигнет меня, пробирающимся сквозь заросли дикой местности и оно придёт. Конечно, мне может повезти и я наткнусь на какое-нибудь убежище, может это будет охотничий домик или такая же хижина, а может даже дорога, где я смогу поймать машину с водителем, который увезёт меня отсюда. Если даже это всё и возможно, я пока не нашёл ничего. Временами я оставляю моё безопасное убежище в поисках какого-нибудь соседа, путника или дороги. Я исследовал всё вокруг в разных направлениях. Исследования мои не занимали более шести часов за раз. Возможно, вы слышали выражение: «Для бешеной собаки семь вёрст — не крюк?»

Я чертовски похож на эту собаку.

И всё же зная, что мне нужно вернуться в мою хижину перед наступлением ночи, я могу проходить намного меньшую часть, чем хотел бы. Прошло уже много недель с тех пор, как я попал в эту ловушку. Прошёл я тоже немало, за счёт того, что ускорял темп ходьбы.

Совсем недавно я сделал попытку бежать.

Я начал свой путь с рассвета, чтобы преодолеть максимально большое расстояние, я бежал до тех пор, пока не выбился из сил, затем я переходил на ходьбу давая себе отдохнуть, затем снова бежал. Я осилил вдвое больше, чем обычно. За весь путь я не смог найти ни одно, хотя бы временное убежище, не смог найти и дорогу. И вот, наконец, в середине дня я решил вернуться обратно. Боже, мне не хватило времени, я был совсем без сил, спешил как мог, но вскоре осознал тот факт, что до темноты мне не достигнуть моей хижины.

Я чувствовал приближающийся конец.

Хуже того, с заключёнными в тюрьмах обращаются лучше, их милосердно вешают или сажают на электрический стул, а не разрывают на части и разбрасывают их по лесу. Однако у меня всё ещё был двуствольный дробовик Артура. Это чудовище он не возьмёт, а вот для меня — будет в самый раз. Я был готов использовать его для себя, если бы выбор стоял между такой смертью и этим монстром. Таким образом, с обещанием самому себе воспользоваться дробовиком в крайнем случае, я продолжил свой путь к хижине. Бегство началось после двенадцати часов дня. Я уклонялся от веток деревьев и кустов на моём пути, обходил стороной ручьи, преодолевал холмы, обрывы, иногда падая или останавливаясь передохнуть реже, чем нужно было моему организму, но всё равно слишком часто, чтобы перерывы казались обоснованными. Через несколько часов солнце приобрело насыщенный золотистый оттенок, а все предметы вокруг отбрасывали длинные тени. Когда-то это было моё самое любимое время дня с его меланхоличной красотой. Сейчас же моё сердце наполнилось ужасом, потому что это значило очень скорое приближение заката солнца и тьмы, в которой сновало это ужасное нечто.

Вскоре наступил закат, тихий и тусклый, серый и синий. Ноги мои одеревенели, руки безвольно повисли вдоль тела не в силах держать оружие, лёгкие горели, а сердце было готово взорваться, но я всё равно продолжал свою гонку. Наконец, когда тьма совсем опустилась на холмы вокруг меня, я увидел хижину вдалеке. Я продолжал прорываться вперед, несмотря на то, что ноги не могли уже нести меня, а воздух не попадал больше внутрь. Я оставил деревья позади и с трудом шёл по открытой местности всё ближе и ближе к моей хижине. Я услышал крик этой безбожной твари и звуки издаваемые взмахами её огромных крыльев, я видел силуэт, что закрывал все звёзды в округе.

Оно не захотело нападать, не сегодня.

Вместо этого оно было занято чем-то ещё, но оно вернётся если не сегодня, значит завтрашней ночью, оно никогда не даст мне покинуть это место, ему нужно то, что есть у меня.


* * *
Сначала не стало Артура Эддисона — моего шурина. Естественно, я потрясён его смертью, но также ловлю себя на мысли, что какая-то часть меня испытывает наслаждение. Именно он настоял на идее своего присутствия в этом холоде против моей воли. Я надеялся на свободное время интимной связи с моей новой женой, а не на тройнячок с участием её брата, но мы не могли отделаться от него, потому что он также был хозяином этой хижины. Она была в собственности у семьи моей жены больше сотни лет, её передавали по наследству и вот наконец она оказалась во владении Эмили и Артура, после внезапной кончины их родителей в связи с аварией на железной дороге. Хоть хижина и была их собственностью, они никогда не были здесь. Их предок Гаррет Эддисон, в своём желании уединиться, построил её в самом глухом и безлюдном месте, какое только смог найти. Никто не знает от кого или от чего он хотел уединиться.

В их семье его называли странным.

Даже его жена и трое маленьких детей были рады остаться в Провиденсе без него. У меня нет ни времени, ни желания вникать в историю этой хижины. Проще говоря, о ней стало известно со временем. Многие члены семьи приезжали сюда, фотографировали её с разных ракурсов и передавали из поколения в поколение до тех пор, пока она не оказалась в руках моей жены и её брата. Как по мне, это место было идеальным для того, чтобы закончить мою коллекцию страшных рассказов над которыми я трудился последние два года. Когда я предложил идею этого приключения Эмили, она сказала:

— Потрясно, давай сделаем это.

Однако, вскоре об этом плане узнал Артур.

— Да вы с ума сошли, — сказал он, — до этой развалюхи почти невозможно добраться.

Их отец, будучи молодым человеком, пытался добраться до хижины и уже почти был готов повернуть назад из-за большой и непроходимой дистанции. Добравшись всё-таки до места, он провёл всего одну ночь в хижине и поспешил вернуться домой.

— Он так и не сказал нам, что произошло той ночью, — объяснил Артур. — Он предупредил нас, чтобы мы сторонились этого места. Я думаю, будет разумно последовать его совету.

— Но, Артур, — возразила Эмили, — это было так давно. Я не могу понять, что могло так напугать отца, но думаю, что спустя столько лет, там более, чем безопасно.

Артур продолжал спорить с ней и говорил, что подобное путешествие может быть весьма некомфортным, тяжёлым и даже опасным, но нас было бесполезно отговаривать.

Вскоре Артур произнёс:

— Хорошо, если вы оба желаете отправиться к этой Богом забытой хижине, я пойду с вами.

— Не глупи, — сказала Эмили.

— Я настаиваю! Я не могу отпустить тебя в подобное место, где никто не сможет защитить тебя, за исключением Декстера.

Когда он произнёс моё имя он сморщил нос, как-будто вдохнул что-то гадкое.

— Я более, чем способен защитить Эмили, — информировал я его.

— Фигня, — сказал он.

Принимая во внимание размеры его телосложения и тягу к насилию я не стал продолжать препираться с ним. Эмили пыталась ещё несколько раз отговорить его от совместного путешествия, но всё тщетно. Не могли мы так же и просто сбежать вдвоём, ведь помимо того, что Артур владел половиной хижины, у него была карта местности. Он не позволял нам даже взглянуть на неё. На определённом этапе я попытался отговорить Эмили от этой затеи, но ей стала настолько интересна хижина и окрестности, что это было бесполезно.

— Всё будет хорошо, дорогой, — убеждала она меня.

— Да Артур просто дурак какой-то.

— Да, нет же, он просто слишком печётся обо мне, как-никак он мой старший брат.

— Но я ведь очень хотел побыть с тобой наедине.

— Я знаю, дорогой, я тоже расстроена, но Артур поклялся, что если мы будем нуждаться во времени наедине, то он предоставит нам такую возможность.

— Замечательно. Теперь мы ещё должны у него разрешения спрашивать.

— Всё будет не так плохо, поверь мне.

— Тогда этим будешь заниматься ты. Я не могу себе представить, как я спрашиваю у него разрешения поразвлечься с его младшей сестрой.

— Хорошо, я согласна, — сказала она посмеявшись. Впоследствии она доказала, что держит своё слово.


* * *
Прибыв на поезде до станции Бэттлбора мы наняли машину, чтобы она отвезла нас как можно ближе к хижине. Артур попросил водителя забрать нас на том же самом месте через две недели. Затем он в десятый раз взглянул на карту и мы пошли по лесной тропе в лес. У нас были большие рюкзаки с одеждой, экипировкой и едой для нашего путешествия. А в дополнение к своему снаряжению у Артура был большой дробовик, который покоился на его плече, пока мы пробирались через лесные дебри. Наш поход от дороги к хижине занял чуть больше пяти дней. Хоть мы страдали от усталости, боли в мышцах, от комаров, многочисленных царапин, синяков и волдырей, а ещё больше беспокоились о полной изоляции нашего окружения и странных звуков, слышанных нами ночью, мы закончили путешествие без инцидентов. Сейчас, уже оглядываясь назад, это удивляет меня. Разумеется существу должно было быть известно о нашем подходе. Я позже понял, что странные неидентифицируемые звуки, которые мы слышали по ночам, были хлопаньем его гигантских крыльев и сверхъестественные крики гнева и ликования. Я не знаю почему оно воздержалось от нападения на нас, возможно, у него были свои причины, позволяющие нам продолжать путь к хижине.

Может быть оно хотело, чтобы мы достигли её?

Прибыв на место, измученные и потрёпанные от нашего путешествия, мы уже были не готовы продолжать путь в обратном направлении. В противном случае, я сомневаюсь, что мы провели бы хотя бы одну ночь в этом месте. Хижина выглядела хмуро и обветшало, но это не было неожиданностью, в конце концов она стояла заброшенной долгие годы. Я полагаю, что мы ожидали чего-то более худшего. В целом, хижина оказалась неповреждённой, за исключением передней двери. Дверь слетела с петель и лежала на полу в нескольких метрах от дверного проёма. Мы стояли на крыльце и смотрели на неё.

— Интересно, как это произошло? — спросила Эмилия.

— Возможно, медведь хотел пробраться внутрь, — сказал Артур.

— Боже.

— Не о чем беспокоиться, — Артур снял свой рюкзак и опустил его на пол. — Без сомнения наш незваный гость давно ушёл, — произнёс он, приготавливая дробовик. — Подождите здесь, — сказал он и шагнул в хижину.

Уже через несколько шагов очертания его тела скрыла тьма.

— Будь осторожен! — крикнула ему Эмили.

— Всё хорошо, только здесь ужасно воняет. Пахнет смертью, я бы сказал.

Через некоторое время зажглась спичка. Она освятила Артура, стоящего у дальнего угла комнаты.

— Да-а-а уж, — произнёс он.

— Артур? — сказала Эмили. — Что там?

— Тут паренёк.

— Что? — спросил я.

— Мёртвый паренёк.

— Боже мой! — вздохнула Эмили.

— И он тут без бот.

— Без чего? — спросил я.

— Подойди сюда и взгляни сам, Декстер, это в твоём стиле, я имею ввиду ту дрянь, что ты чирикаешь в своих книжках, если конечно у тебя кишка не тонка столкнуться нос к носу с настоящей мертвечинкой.

Я уже сделал первый шаг, как Эмили остановила меня.

— Я только посмотрю, — сказал я, — подожди тут.

— Будь осторожен, дорогой.

— Пока я медленно пробирался по комнате к Артуру, спичка потухла.

Остановившись, я воскликнул:

— Я ничего не вижу.

— Используй своё обоняние, старый бродяга, — посмеялся Артур.

— Артур! — громко сказала Эмили.

Он снова засмеялся. Через некоторое время загорелась ещё одна спичка. Я поспешил в его сторону, пока он прикуривал свою трубку. Аромат хорошего табака быстро смешался с запахом тухлятины. Спичка уже догорала к тому времени, как я приблизился к нему.

Развалившись на полу, лежало всё то, что осталось от человеческого тела. Артур, по своему обыкновению, назвал это пареньком. Его одежда сгнила, как и большая часть плоти, открытая часть гнили оставалась на костях, череп же отсутствовал вовсе. Пока я тупо смотрел перед собой, трубка Артура успела погаснуть. Сладкий аромат дыма быстро проиграл свою позицию, уступив место запаху гнили. Задыхаясь и кашляя, я побежал в сторону двери. Эмили быстро отстранилась, я спрыгнул с крыльца. Вдохнув свежий воздух я смог совладать с постыдным желанием показать всё то, что болталось у меня в желудке моей дорогой жене.

Артур был в экстазе от этой ситуации.

Последующие десять минут были потрачены им на то, чтобы посмеиваться и кидать в мою сторону комментарии, наподобие: «Железный у тебя желудок, Декстер», до тех пор пока он убирал труп. Он вынес его голыми руками за несколько раз и швырнул в кусты, на расстоянии приблизительно сотни метров от хижины. Закончив, он взглянул на нас и улыбнулся, похлопывая руками, как человек, который только что заготовил большую дровяницу с поленьями.

— Вот и всё, — проговорил он.

— Но где же его голова? — спросила Эмили.

— Я думаю, что он потерял её где-то.

— А может быть она всё ещё в хижине?

— Да, там ужасно темно, — добавил я.

— Я сейчас ставни сниму, лучше б там проветрить.

Всё ещё посмеиваясь, он забрался на крыльцо и пошёл внутрь. Через несколько мгновений выглянул и сказал:

— К сожалению, головы паренька тут нет.

Да, я не думаю, что смогу сегодня уснуть сказала Эмили.


* * *
Именно тогда мы начали обсуждать идею о том, чтобы покинуть хижину. Я был только «за».

Давайте убираться отсюда, пока есть возможность и дневной свет.

«И наши головы», — подумал я, но оставил этот аргумент при себе.

Но ведь мы только пришли, дорогой дружок.

— В комнате хижины лежал труп мужчины, — напомнил я ему. Если учитывать, что это действительно был мужчина, хотя мы не были до конца в этом уверены. Судя по состоянию тела он умер не своей смертью, я не хочу чтобы Эмили находилась в таком месте.

— Ай, Декстер, — сказал Артур, — он откинулся уже довольно давно.

— Сомневаюсь, что очень давно, мясо на костях всё ещё присутствует.

— Не стоит об этом, — сказал Артур с ухмылкой.

Сжимая мою руку, Эмили произнесла:

— С меня хватит, дорогой, дорога вконец меня вымотала. Давай хотя бы переночуем здесь одну ночь и передохнём, поспим на улице под звёздами, а завтра утром решим оставаться здесь или повернём обратно.

— Браво! — воскликнул Артур, — голос разума.

— И всё же я думаю, что нам не стоит тут оставаться, — проговорил я.

Осклабившись, Артур похлопал меня по плечу и сказал:

— Не волнуйся, бедный мальчик, я смогу защитить тебя.


* * *
Я крепко спал в ту ночь, когда Эмили потрясла мою руку и прошептала:

— Декстер! Декстер!

— Что случилось? — спросил я.

— Ты слышишь это?

Я прислушался и услышал тихое «пфуп-пфуп-пфуп». Было похоже на хлопанье огромных кожаных крыльев. По дороге к хижине мы много раз слышали подобные звуки, но они были далеко, сейчас же они приближались всё ближе.

Я положил руку на Эмили и сказал:

— Не двигайся, тише.

— Я должна предупредить Артура.

Мы разложили наши спальные мешки неподалёку от хижины. Артур дал нам возможность остаться с Эмили наедине. Его спальный мешок лежал на расстоянии тридцати метров от нашего. При лунном свете я видел его очертания. Было видно, что он не двигается.

Чудовищное хлопанье всё приближалось, становилось всё громче и громче.

— О, Господи Боже, — прошептала Эмили.

Я закричал:

— Артур! Посмотри наверх.

Он вскочил, набирая в лёгкие воздух. Мы все вскинули наши головы и всмотрелись в небо.

Хоть я и пытался различить хотя бы что-нибудь, я мог видеть только очертания крон и веток тёмных деревьев.

Прокричав:

— Ей Богу, что это за хрень! — Артур вскинул дробовик.

Чудовищный писк поразил мой слух. Над Артуром раскинулось большое тёмное пятно.

Вспышка света от выстрела дробовика осветила Артура и этого монстра. Эмили пронзительно закричала. Артур был готов стрелять ещё и вскоре возникла ещё одна вспышка яркого света. Я был ослеплён и не увидел, что с ним стало. Всхлипывая и сотрясаясь всем телом, Эмили прижалась ко мне. Через долю секунды, держась в обнимку, мы поднялись на ноги и подбежали к спальному мешку Артура. Его дробовик лежал на земле неподалёку, но самого Артура видно не было.


* * *
Мы с Эмили провели остаток ночи в хижине. Я курил трубку Артура по большей части, чтобы перекрыть остатки ужасной вони, а также потому что периодически клевал носом. Мы как могли обезопасили все проходы в хижину: забаррикадировали окна ставнями и дверной проём входа куском мебели, что нашли в комнате. Эмили лежала на полу. Её голова покоилась на моём колене. Рядом лежал дробовик Артура, готовый дать отпор чему бы то ни было. Во время томительного ожидания рассвета я думал о многих вещах. Среди всех моих мыслей меня поразило то, что я наконец получил то, что хотел — время, которое мы проводили с Эмили наедине, без Артура.

«Как иронично», — подумал я.

Теперь когда его не было с нами, на романтику меня совсем не тянуло. Я также подумал о том, что моё желание было довольно эгоистичным и закончилось для Артура совсем плохо.

Меня мучила совесть некоторое время и всё же я понимал, что не виноват в том, что существо забрало его, я также осознавал тот факт, что если бы и мог распоряжаться судьбой Артура, то сделал бы так, что его и вовсе с нами не было, даже сейчас он бы спокойно продолжал жить в Провиденсе. У меня было достаточно времени, чтобы осмыслить и тот факт, что нам бы с Эмили в Провиденсе сейчас было тоже куда лучше. Мы знали о грозящей опасности этого места, но как глупые дети всё равно захотели отправиться в это чёртово путешествие. О, как же я хотел бы сейчас повернуть время вспять и стереть любое упоминание об этой хижине. Её историю, наши желания, но я не мог так сделать.

Мы здесь, хорошо это или плохо.

Вскоре после того как небо начало сереть, предрекая скорый рассвет, сон захватил меня окончательно. Не помню, что точно мне снилось, помню лишь как проснулся с криком.

Эмили обхватила меня руками и начала успокаивать.

— Всё хорошо, дорогой, всё хорошо, — бормотала она. — Это был всего лишь дурной сон, всё в порядке, всё хорошо.

— Мы должны убираться отсюда.

— Мы уберёмся, — сказала Эмили.

Её тёплые пальцы скользнули по моей щеке.

— Мы уйдём сразу же после того, как найдём Артура.

— Но… Артур… Существо забрало его.

— Мы не знаем этого.

— Но оно ведь забрало его, дорогая.

— Может быть. Но мы ведь не видели точно, что оно унесло его с собой, ведь так? Мы оба были ослеплены вспышками от выстрелов, мы знаем лишь то, что оно опускалось к нему, а что случилось потом, нет.

Смотря прямо в глаза моей любимой жены, я сказал:

— Я думаю, что оно забрало его.

— А может быть он убежал в лес и спрятался?

— Но он же не вернулся.

Может быть он потерялся или он ранен, он может прямо сейчас нуждаться в нашей помощи.

«Скорей всего, сейчас, — подумал я про себя, — он мёртв и находится в желудке этой твари».

— Но мы не можем просто так взять и уйти, не убедиться в том, что с ним стало.

— До-ро-гая!

Видя мои мучения, она нежно поцеловала меня, затем произнесла:

— Я понимаю, что может быть он уже мёртв.

Я был одновременно рад и расстроен тем, что она не потеряла рассудок.

— Ну, скорее всего так и есть, — сказал я ей.

— Если это произошло мы должны забрать его тело из этого места.

— Мы не можем.

— Мы не можем уйти без него.

«Боже мой», — подумал я.


* * *
Мы разгребли забаррикадированный проход в хижину и вышли на крыльцо, залитое солнечным светом. Я не знал природу этого существа и не мог быть уверен в том, что оно охотится только по ночам, поэтому я стоял на страже с дробовиком Артура, прислушиваясь к звукам и всматриваясь в небо, но я не увидел и не услышал ничего, что могло бы сказать мне о приближении существа. Что касается Артура, мы изучили землю около его спального мешка и не обнаружили ничего странного, даже ни одной капли крови. Прищуриваясь и всматриваясь в лесную чащу, Эмили сказала: — Он где-то там, я это точно знаю.

— Но лес… он огромный, дорогая, мы будем искать его несколько дней, если не…

— Мы найдём его, — сказала она, — я уверена в этом, мы должны.

— Рискуя нашими собственными жизнями?

— Если на то пошло.

— Но, дорогая, неужели ты думаешь, что Артур хотел бы того же для тебя, чтобы ты также рисковала, пытаясь отыскать его тело?

— Я уверена, что он точно не выбрал бы для себя такой участи, быть оставленным в этой глуши.

Не желая дальше продолжать спор я промолчал, а затем сказал:

— Значит, мы найдём его.


* * *
И мы нашли его.

Через некоторое время поисков я стоял на страже, пока Эмили готовила нам еду. Мы поздно проснулись. Уже было далеко за полдень когда мы начали искать Артура. Не отходя далеко друг от друга, мы ходили кругами вокруг хижины. С каждым новым кругом увеличивая расстояние до постройки. Как по мне, это было безнадёжно, а также глупо. Мы должны были тратить время на то, чтобы бежать отсюда, увеличивая дистанцию и отдаляясь как можно дальше от этого проклятого места до наступления темноты, а не ходить кругами в поисках тела Артура. И всё же мы наткнулись на его останки, хотя это и спорно, скорее он нас нашёл.

Пробираясь сквозь густые заросли, мы нагибались как можно ниже. Большую часть времени мы смотрели не перед собой, а под ноги. Не только, чтобы найти тело Артура, но и для того, чтобы не споткнуться о бесконечные сухие ветки и корни деревьев. Мы и вовсе не заметили Артура, как будто подтверждая слова Эмили о том, что Артур не хотел бы оставаться здесь в одиночестве, пальцы его рук зацепили её волосы.

— Вот чертовщина, — пробормотала она.

Я шёл перед ней на расстоянии нескольких шагов и повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть как она пытается высвободить прядь своих волос из хватки ветки дерева, схватившей её. Прежде чем я успел предупредить Эмили, она подняла вверх свою руку и потрогала… пальцы Артура. Закричала и стала быстро пятиться назад. Крупная прядь волос зацепилась и не давала ей возможности высвободиться. Потянув ещё сильнее, она упала на спину. Мы оба вперили наши взгляды на руку. Она принадлежала мускулистому, на вид гибкому плечу, которое свисало с тяжёлой ветви дерева, а рука казалась такой же жёсткой как и сама ветвь.


* * *
Всеми фибрами души Эмили держалась за надежду найти брата живым. Когда же она увидела его руку, вся надежда ушла. Она сидела на земле, её плечи тряслись и слёзы текли ручьём по её щекам. Я подошёл к ней и обнял, чтобы успокоить. Через некоторое время она стала вести себя поспокойнее и произнесла сквозь всхлипы: — Ты… ты спустишь его, правда?

Конечно.

И так, оставив Эмили на земле, я стал забираться на дерево. Я отводил взгляд от Артура и рассматривал ветку дерева, в которой запуталось его тело. Сказать, что он лежал лицом вниз, было вовсе нельзя. Вся его спина была в глубоких рваных порезах, части кожи и плоти лоскутами как и лохмотья одежды свисали вдоль его тела.

Головы же не было совсем.

Оставшаяся часть тела была одним целым хотя и полностью рваным и переломанным.

Несколько сломанных веток дерева над его телом указывали на траекторию падения. На тот момент я подумал, что Артур сам забрался на дерево, спасаясь от существа, естественно ещё до того как лишился головы, однако позже я понял, что это было не так. Крылатое существо само сбросило его обезглавленное тело на дерево.

— Это Артур? — спросила Эмили внизу.

Спросила, хотя и сама знала ответ.

— Боюсь, что да.

— И он… он мёртв?

— Я… да, я сейчас спущу его вниз, но лучше тебе не смотреть, он видывал лучшие дни.

— Я подальше отойду.

Она повернулась и отошла на некоторое расстояние. Увидев это, я сказал:

— Не отходи далеко, дорогая.

Затем я пробрался к концу ветки с намерением опустить Артура на землю. Сначала я не хотел прикасаться к нему, но сам Артур, подумалось мне, посмеялся бы надо мной, насмехался бы над моей брезгливостью. Он бы быстро сделал всё, что следовало бы, если бы сейчас всё было наоборот. Эти мысли придали мне сил и также принесли мне небольшое удовлетворение. Взявшись за работу, я быстро распутал ветки вокруг тела Артура. Я отцепил его тело, а гравитация сделала оставшуюся часть работы.

Большой человек.

Он приземлился на землю с громким глухим звуком. Должен сказать, что на какое-то время это зрелище заставило меня улыбнуться. Однако улыбка быстро исчезла с моего лица, как только я услышал всхлипы Эмили. Она не отошла далеко, она спряталась и смотрела на всю эту картину. Сейчас же она спешила, простирая руки в своём желании обнять его. Она всхлипывала и хватала ртом воздух.

— Артур? — произнесла она.

Она нагнулась к телу, как бы прислушиваясь к тому, что ей ответят.

— Артур, где твоя голова?

Мой желудок сильно скрутило, пока я наблюдал за Эмили.

— Артур, что ты сделал со своей головой?

— Эмили!

Хоть она и не ответила мне я продолжал:

— Я думаю, что существо забрало голову с собой.

Некоторое время она всё ещё стояла над телом Артура, затем её плечи содрогнулись и послышались громкие рыдания. Затем, как бы говоря это Артуру, она сказала:

— Это не дело, так не пойдёт.

Наконец, она успокоилась, подняла ко мне своё заплаканное лицо и посмотрела на меня таким взглядом, что мой желудок скрутила ледяная судорога.

— Мы должны найти его голову…

— Но…

Безумие в её глазах всё выразило.

— Мы никогда не найдём её, дорогая.

— Найдём!

— Не найдём, потому что… потому что существо, скорее всего, съело её.

Тихим ледяным тоном Эмили произнесла:

— Значит мы убьём это отродье и вытащим голову из её живота.


* * *
Никогда прежде я не видел такого сильного гнева на лице Эмили или кого-нибудь ещё.

Трясясь от страха, я слез с дерева. Вцепившись в мою руку, она сказала:

— Мы сделаем это сегодня ночью, будем ждать и дождёмся его.

— Я думаю, нам следует убраться отсюда, дорогая.

Её хватка усилилась, ногти впились в мою кожу.

— Уходи если желаешь, Декстер. Я же уйду отсюда только в том случае если монстр, что сделал это с моим братом, сгинет и я буду держать голову Артура в своих руках.

Я тупо всматривался в её глаза.

— Так ты со мной? — спросила она.

— Но я действительно думаю, что…

Затем я замолчал, хотя я и понимал, что остатки здравомыслия покинули её я так же знал и то, что потеряю её доверие и любовь, если брошу её здесь одну.

— Мы остаёмся, — сказал я, — и убьём его.

Сразу после моих слов она крепко и страстно поцеловала меня. Она опустилась ниже, вскоре легла на землю, наши тела были сплетены, страсть поглотила нас, а мы лежали рядом с телом Артура.

«Чистейшее безумие, — подумал я, — но и безумно потрясающее».

И Артур был совсем не против.


* * *
Той ночью Эмили расстелила свой спальный мешок на месте, где прошлой ночью устроился Артур, таков был её план. Я считал, что это глупо, но я не спорил с ней, потому как видел решимость в её глазах. К моему бесконечному горестному сожалению я ничего не сделал, чтобы остановить её. Однако тогда, хотя я и боялся худшего, я считал, что у нас есть шанс на победу.

Альтернатива же была совсем печальна.

Я мог забрать Эмили силой и вытащить её отсюда, но тогда я потерял бы её любовь.

Теперь я могу лишь рассказать, как всё это было.

Вскоре после наступления темноты мы заняли наши позиции. Она легла в свой спальный мешок, поверх себя она накинула плед. В руках держала складной нож. Я же лежал неподалёку от неё на земле и сжимал в руке дробовик Артура. Всё моё тело было скрыто под ветками деревьев, которыми я накрылся. Я прочитал об этом методе маскировки в книгах, описывающих индейские племена апачи. Я прекрасно понимал, что Артур перед смертью выстрелил из своего оружия прямо в этого монстра и выстрел не остановил его.

Позже я понял почему так произошло.

Осмотр патронов, выстреленных в ту ночь, дал мне понять, что дробовик был заряжен гильзами для отстрела птиц мелкой дробью. Артур не мог знать, что на него когда-нибудь нападёт крылатое чудище размером с аэроплан. В его рюкзаке я нашёл другие патроны, например с содержанием крупной дроби, некоторые были с содержанием свинцовых осколков. Сейчас же все мои карманы были наполнены амуницией. Подобные патроны давали нам куда больший шанс выстоять против монстра. Раз за разом, лёжа на спине в ту ночь я повторял про себя одно и то же. Конечно, лёгкое вооружение не смогло остановить это существо, но вот свинец точно остановит. Поразит его, оставит лежать подохшим на земле.

Только дурак мог зарядить дробовик мелкой дробью! О чём только думал этот кретин Артур?! Если бы он зарядил дробовик как надо, то он сейчас был бы всё ещё с нами.

Наверное, я говорил себе это тогда потому что сам хотел поверить своим словам. А также я думал о том, что нужно просто подняться на ноги, скинуть с себя ветки, с неё плед, грубо поднять её на ноги, привести в чувство и просто увести из этого треклятого места.

Хватит с меня.

Я воображал, как Эмили борется со мной, с моей хваткой, я представлял себе, как сильно встряхиваю её. Хватит, я не позволю нам умереть, глупо выбросить наши жизни на то, чтобы найти голову Артура, голову, которая приносит сейчас больше толку, чем в то время когда она была прикреплена к его телу. Но может быть в этот раз свинец остановит монстра или сегодня ночью оно охотится в другом месте, где-то далеко? Хотя, чем больше я думал об этом тем меньше надеялся на благоприятный исход. Я уже был готов прекратить всё это когда послышался этот ужасный звук. Тихий «пфуп-пфуп-пфуп». Это были крылья существа.

— Артур? — сказала Эмили вслух.

— Я слышу монстра, всё ещё есть время, бежим к хижине.

— Никогда! — сказала Эмили.

Хлопанье крыльев становилось громче и громче и громче. Нежным тихим голосом Эмили произнесла:

— Иди ко мне, моя радость, иди ко мне.

На секунду мне показалось, что она сказала это мне.

Тишина.

Затем послышался звук ломающихся веток, затем снова «пфуп-пфуп-пфуп». Я подскочил и вскинул дробовик к небу, навёл его прямо на большое тёмное пятно, опускающееся сверху на землю, спустил курок, выстрелив сразу оба патрона. Сильные вспышки осветили всё вокруг, я видел глаза монстра, его красные глаза, как они сверкали. Затем наступила темнота, непроглядная чернота. Эмили вскрикнула.

«О, Боже, оно схватило её?!»

Всё ещё ослеплённый вспышками я щёлкнул дробовиком, чтобы перезарядить его. Я вставил ещё два патрона, один упал мне на колено, но один патрон плотно вошёл внутрь. У меня не было больше времени, я снова вскинул его готовый выстрелить…

По крику Эмили я понял, что она уже не на земле, она чуть выше того места, где разложила свой спальный мешок. Итак, я навёл дробовик в ту сторону с которой слышался её голос, чуть выше того места и выстрелил. Вспышка осветила Эмили, бьющуюся в мёртвой хватке существа. Было видно как складной нож быстро мелькает в её руке и бьёт по телу чудовища.

После того как вспышка прошла, они оба исчезли в темноте, но я всё ещё слышал голос Эмили, хоть и оглох на мгновение. Я также услышал громкий писк монстра и хлопанье огромных крыльев.

Эмили кричала:

— Вот тебе, умри, умри!!

Она продолжала выкрикивать эти слова до тех пор, пока её голос не пропал вдали.


* * *
На следующий день я обыскивал лес. Я надеялся, что Эмили заколола существо или хотя бы убежала от него прочь, но я не нашёл ни одного следа ни Эмили, ни монстра.


* * *
Той ночью приманкой был уже я. Я лёг на спальный мешок Эмили, дробовик покоился у меня на животе, я прикрыл его пледом. В ту ночь у меня не было никаких иллюзий о силе и мощи дробовика, но может быть нужно просто выстрелить в правильное место? Поздно ночью я услышал удары его крыльев. Сотрясаясь всем телом, я приготовил дробовик. Я либо отомщу, либо оно заберёт меня. Звук крыльев всё приближался, я ожидал, что скоро последует звук ломающихся веток дерева, но ничего не было слышно. Оно зависло высоко, блокируя лунный свет. Я прицелился, прикрыл глаза и выстрелил одиночным.

Затем я услышал громкий визг.

Я открыл глаза и увидел, как существо пикирует в мою сторону. Я всмотрелся, какие-то два предмета падали на землю. Существо, как выяснилось позднее, пикировало в сторону двух этих предметов. Я прицелился и выстрелил снова. Второй выстрел заставил его изменить свою тактику. Существо поднялось вверх и улетело прочь.


* * *
Следующим утром я занялся поиском тех предметов, что обронило существо. Теперь они стоят на столе, пока я сижу в комнате хижины. Они похожи на цилиндры в полметра длинной и сделаны из неизвестного мне металлического материала. Они блестят серебром, у них есть крышки. Крышки, которые можно легко сдвинуть, открутив винты на них, тем самым можно открыть эти цилиндры. Я же больше никогда этого не сделаю. Если я смогу убежать отсюда я возьму оба цилиндра с собой. Я буду всегда стеречь их покуда буду жить.

Эмили хотела бы этого.

Господь знает, она бы не хотела быть отделена от брата. Если же я не смогу убежать от существа, то сам окажусь в подобном цилиндре и тогда нас будет трое. Самое худшее во всей этой ситуации, не то, что Эмили мертва, не то, что какое-то существо обезглавило её и не то, что её мозг был помещён в этот цилиндр. Самое худшее то, что когда я держу оба цилиндра в руках я чувствую тепло. Я чувствую приятно щекочущую вибрацию и я знаю, что их мозги продолжают жить.

Ныряльщица

Richard Laymon. «The Diving Girl», 2005

Я никогда не узнал бы о ее существовании, если бы прошлой ночью не маялся бессонницей, понимая, что нужно закончить рассказ. И вот около полуночи я в темноте прошел от дома к своему новенькому гаражу, открыл боковую дверь, включил свет и поднялся по лестнице в кабинет.

Офис, несмотря на его приличные размеры, был практически герметичен. Стоило закрыть или открыть дверь, и слабый сквозняк тревожил занавески на окне в двадцати футах от двери. Эта герметичность обеспечивала мне еще и шумоизоляцию.

Именно поэтому, открыв дверь кабинета, я сразу же понял: что-то не так. Воздух не был неподвижным, а тишина абсолютной. По-видимому, я забыл закрыть окно.

Последние несколько недель днем я держал все окна кабинета открытыми настежь, чтобы впустить легкий летний ветерок. А в конце каждого рабочего дня закрывал и запирал их. В Лос-Анджелесе, даже в Вест-Сайде, трудно перестараться с тем, что касается предосторожностей.

Но людям свойственно порой ошибаться, отвлекаться и упускать из виду детали. Видимо, я закрыл все окна, за исключением одного.

Стоя у самой двери, я точно знал, какое из окон открыто. От дальней стены до меня доносился шелест листьев на ветру, гул автомобилей и грузовиков на соседних улицах, отдаленный рокот вертолета — звуки внешнего мира лились в комнату, как вода, отыскавшая единственную пробоину в непроницаемом стальном корпусе корабля. Днем я только порадовался бы им и открыл остальные окна. Но не сейчас, ночью. Мне хотелось надежно отгородиться от внешнего мира, скрыться в уюте и безопасности.

Окно следовало закрыть.

Не включая свет в кабинете, я направился к окну. Горизонтальные жалюзи были опущены не до конца, сквозь щели в них просачивался лунный свет, оставляя на ковре слабо различимые серые полосы, путеводные нити для меня.

Створка окна открывалась, сдвигаясь вбок. Лучше было бы установить вертикальные жалюзи, тогда я мог бы просто протянуть руку меж пластин и закрыть окно. А вот горизонтальные жалюзи сначала требовалось поднять.

Стоя у окна, я протянул руку и попытался нащупать поднимающий жалюзи шнурок. Я его не видел, но прекраснознал, где он находится. Пока я ощупывал темноту…

Ба-бах!

Звук раздался за открытым окном. Он казался знакомым, но мне не удавалось определить его источник.

Затем до меня донесся громкий всплеск.

Мои пальцы задели болтающийся шнурок. Я схватил его и потянул, поднимая жалюзи. Передо мной раскинулся привычный пейзаж ночного Лос-Анджелеса — дома, рекламные щиты, деревья, огни и лежащие в отдалении холмы.

Но был еще и небольшой островок света, который я никогда раньше не замечал, — справа, за домом моего соседа.

Окно на втором этаже было расположено выше забора незнакомого мне двора. Зато угол обзора оставлял желать лучшего. И большую часть поля зрения закрывали деревья. В результате я видел лишь кусочек дома и совсем не мог разглядеть плавательный бассейн.

Но он там точно был. Я не только слышал всплеск, но и видел вышку для прыжков в воду.

Сама вышка, сверкающие хромированные поручни и верхние ступени лестницы были прекрасно освещены. Их красиво обрамляли густые ветви тех самых деревьев, которые закрывали мне обзор.

Я почти не удивился, обнаружив неподалеку бассейн. Это же Лос-Анджелес. Здесь они не редкость, хотя и не так распространены, как, например, в районах побогаче, таких как Бель Эйр, или же в немилосердно жарких районах вроде Вэли.

Но я о нем не знал.

Бассейн ведь находился не рядом с моим домом, а рядом с соседним, за лужайкой, гаражом и оградой, его скрывали многочисленные кусты и деревья плюс еще один забор. Сам я жил в одноэтажном доме. Я мог годами не догадываться о существовании бассейна. И так и не обнаружил бы его, если бы не решил подняться на второй этаж своего нового гаража среди ночи, чтобы поработать, если бы не забыл закрыть единственное окно, из которого было видно вышку, и если бы мое внимание не привлекли звуки, которые издавал нырявший с вышки человек.

Я и раньше смотрел из этого окна.

Впрочем, не часто. И никогда я не смотрел в него так поздно ночью. А когда все же смотрел, ни разу не замечал вышки для прыжков, обрамленной деревьями.

«Но она же прямо здесь, передо мной, — подумал я. — Как я мог ее пропустить?»

Сколько до нее отсюда? Футов тридцать, сорок?

В поле зрения появились две ладони, они потянулись вверх и схватились за поручни лестницы. Затем показались обнаженные руки, за которыми последовала голова с мокрыми волосами соломенного цвета.

Девушка. Молодая женщина.

У нее были короткие спутанные волосы. Они едва достигали затылка. Плечи были открыты. Спина тоже, за исключением завязок лифчика белого купальника.

Она была стройной, с легким загаром и вся искрилась от покрывавших ее капель.

Руки девушки были подняты, она стояла ко мне боком, и я видел ее правую грудь в тонкой чашечке бикини, видел, как та поднималась и опускалась в такт шагам по лестнице.

На обнаженном правом бедре виднелись только завязки трусиков бикини. Правая блестящая ягодица отличалась великолепной формой. Ноги были длинными и стройными.

Добравшись до конца лестницы, она схватилась за изогнутые поручни и пошла вперед по покачивающейся вверх-вниз доске трамплина. У края доски девушка остановилась.

Ожидая, пока доска перестанет раскачиваться, она сделала глубокий вдох. Затем отвела руку назад и одернула трусики купальника. Поправила верх бикини. Опустила руки, прижав их к бокам, застыла и выгнулась всем телом, глубоко вдохнула, выдохнула и прыгнула вперед. Она приземлилась на самый край доски обеими ногами.

Ба-бах!

Подброшенная доской девушка, казалось, взлетела в небо, достигла наивысшей точки прыжка, начала медленно скользить вниз… и скрылась за листьями и ветками, обрамлявшими всю картину.

Спустя несколько мгновений раздался громкий всплеск. Хоть я и не мог ее видеть собственными глазами, воображение нарисовало мне, как она глубоко вонзается в воду большого, хорошо освещенного бассейна. Затем у самого дна выгибается и, беззвучно работая ногами, всплывает на поверхность.

Я прислушался, пытаясь уловить плеск воды, когда она будет плыть к краю бассейна, но гул пролетающего самолета не оставил мне шансов.

«Ничего, — подумал я. — Скоро она снова поднимется наверх».

Я уставился на вышку.

В любой момент в самой нижней, видимой мне части лестницы могли появиться ладони девушки и она сама поднялась бы наверх, где я увидел бы ее целиком.

Шли секунды. Минуты.

Возможно, прежде чем снова подняться на вышку, она решила немного поплавать. Или отдохнуть у бассейна.

«Еще несколько минут, — подумал я, — и она вернется на лестницу».

Я ждал гораздо дольше.

Неужели я выглянул из окна моего кабинета как раз вовремя, чтобы стать свидетелем ее последнего прыжка за эту ночь?

Я решил прекратить наблюдение и попробовать заняться делом, ради которого и пришел в кабинет. Рассказ следовало закончить. Впрочем, будучи не в состоянии думать о чем-либо, кроме ныряльщицы, я вряд ли смогу на нем сосредоточиться.

К тому же я знал, что свет лучше не зажигать. Как бы тщательно я ни закрыл жалюзи, он все рано будет пробиваться между планками и по краям. И если девушка снова поднимется на вышку и заметит свет, она сразу поймет, что ее прекрасно видно из окна.

И это может все испортить.

Еще некоторое время я наблюдал за вышкой. Затем наконец сдался. Оставив окно открытым, я медленно и тихо опустил жалюзи, затем вернулся в дом и лег спать.


На следующее утро у себя в кабинете я слегка приоткрыл жалюзи и посмотрел между пластинками на вышку. На ней никого не было. И звуков тоже не доносилось.

Я смотрел туда несколько минут, затем открыл все остальные окна, сел за стол и попытался взяться за работу. Некоторое время мне не удавалось сосредоточиться. Я продолжал глядеть в сторону окна, рисуя в своем воображении девушку, и часто подходил к окну убедиться, что я ее не упустил. Каждый раз передо мной в обрамлении веток представала одинокая вышка.

«Скорее всего, она не ныряет днем», — сказал я себе.

Хотя мой кабинет был построен совсем недавно, я работал в нем каждый день уже больше месяца… и часто с открытыми окнами. Если бы кто-либо пользовался бассейном, я услышал бы всплески, голоса, хоть какие-то звуки задолго до прошлой ночи.

«Должно быть, днем она работает», — подумал я.

Не было никакой причины считать, что она может появиться в мое рабочее время. С этой мыслью я выбросил ее из головы и приступил к работе. Мне, как и раньше, удавалось сосредоточить внимание наделе. По крайней мере, на короткие промежутки времени.

Я то и дело вскакивал, подходил к окну и выглядывал наружу.

Никаких признаков девушки. Конечно же.

Несмотря на перерывы, мне удалось закончить рассказ, прежде чем пришло время возвращаться в дом, чтобы пообедать. После обеда дело пошло куда хуже. Я сражался со своим романом, но не мог сосредоточиться на нем дольше нескольких минут, потому что мысли мои то и дело возвращались к девушке.

Я продолжал подходить к окну и смотреть на вышку.

И прекрасно понимал, что веду себя очень странно.

Вернувшись в дом, я смешал себе коктейль и разогрел в микроволновке готовую лазанью. Я поел, посмотрел новости по телевизору. Затем попытался почитать детектив, но мои мысли продолжали витать далеко от книги.

Я сходил в душ.

Затем попробовал придумать, чем бы заняться, чтобы убить время. Еще даже не стемнело.

Возможно, сегодня она появится раньше.

Что, если она уже там и я ее пропущу?

Повесив на шею бинокль, я заторопился в гараж. Я вошел, запер за собой дверь и торопливо поднялся в свой кабинет.

Подойдя к окну, я посмотрел между пластинами жалюзи на вершину вышки в обрамлении веток. Какое-то время я наблюдал за ней. Никого. От бассейна до меня не доносилось ни звука. Затем вернулся к своему столу, устроился на вертящемся офисном кресле и принялся ждать.

Я решил разобрать электронную почту, но это было мне неинтересно. Мне вообще не хотелось ничего делать. Так что я просто сидел там, думая о девушке и не спуская глаз с окна на противоположной стене кабинета. Постепенно темнело. Я радовался приходу ночи, как никогда в своей жизни.

Опасаясь, что могу пропустить первый прыжок девушки, я не стал дожидаться каких-либо звуков. Я пересек темный кабинет, подошел к окну, поднял жалюзи и выглянул наружу.

Там, где прошлой ночью горел такой яркий свет, сегодня была лишь темнота. Я даже не смог разглядеть трамплин вышки.

«Еще рано, — сказал я себе. — Жди. Просто жди. Она появится».

И я ждал. И ждал. Минуты еле ползли.

Несмотря на то что было еще довольно рано, я начал сомневаться, придет ли она вообще. Возможно, этой ночью у нее есть другие планы. Все-таки сегодня была пятница. У такой привлекательной молодой женщины, скорее всего, есть парень, любовник. Быть может, она ушла на свидание к нему.

Или же, что еще хуже, прошлая ночь могла быть чистой случайностью — единственным за все лето разом, когда девушка решила понырять.

И если уж на то пошло, она вообще могла быть гостьей в этом доме. Возможно, она живет в другом городе или даже в другом штате. Прошлой ночью, когда девушка решила воспользоваться бассейном, она осталась у родственника или у старой подруги — только на одну ночь.

«Нет, — подумал я. — Этого не может быть. Я должен снова ее увидеть. Хотя бы еще один раз. Пожалуйста, пожалуйста».

Она должна прийти, подумалось мне. Прошлой ночью, мне почти не удалось ее рассмотреть. Лишь мельком, когда она готовилась к последнему прыжку. Это просто нечестно, что судьба позволила мне увидеть эту девушку лишь на короткий миг и может навсегда отнять ее у меня.

Совсем нечестно, но с каких это пор жизнь играет по-честному?

Никогда не рассчитывай на честность. Рассчитывай только на иронию.

Бог ведет себя как зловредный джокер куда чаще, чем хотелось бы.

«Я никогда ее не увижу», — подумал я.

И затем фонари у бассейна загорелись.

Да! Да! Да!

Я поднял жалюзи. Затем оперся локтями о подоконник и приложил к глазам бинокль. Поворачивая пальцем маленькое колесико, я навел резкость на сверкающие хромированные поручни на самой вершине вышки. Они резко приблизились.

Когда в поле моего зрения возникла девушка, ее было видно так четко, словно я находился от нее в паре метров.

У меня перехватило дыхание. Я задрожал.

Она еще не входила в воду. Когда девушка поднялась по лестнице и встала, выпрямившись, на площадке трамплина, ее короткие русые волосы взъерошил ветерок. Кожа ее была смуглой и гладкой. На ней, по-видимому, было то же самое бикини, что и в прошлую ночь. Сухое, оно не прилегало к телу и казалось просторным.

Она подошла к краю трамплина и задержалась.

Я видел ее так ясно, словно стоял рядом с ней на вышке.

«А теперь, пожалуйста, повернись. Покажи мне свое лицо. Дай мне рассмотреть тебя спереди с головы до ног».

Она не повернулась.

Девушка подпрыгнула, опустилась на трамплин и, оттолкнувшись от него, полетела вперед. Ба-бах! Она исчезла, ее скрыли ветки. Спустя несколько секунд раздался всплеск.

Я ждал.

«Пусть все не закончится так быстро, как прошлой ночью, — думал я. — Пусть этот прыжок окажется первым из многих. Пожалуйста».

Почему ее так долго нет?

Возможно, она делает перерывы между прыжками. Ныряет с трамплина, затем некоторое время плавает в бассейне и, возможно, отдыхает в шезлонге, прежде чем снова подняться на вышку.

«Терпение, — сказал я себе. — Чтобы выбраться из бассейна и дойти до лестницы, нужно время…»

Она поднялась на вышку. Теперь она была мокрой. Волосы прилегли к голове. Кожа искрилась. Бикини липло к телу. Сквозь бинокль мне было видно, как вода каплями стекает с мочки ее правого уха, струится по спине, правому боку и икрам ног.

Она подошла к краю трамплина остановилась и развернулась. Да!

Чаще, чем в половине случаев, женщин, которые восхитительно выглядят сзади, спереди лучше не рассматривать. Их лица не соответствуют ожиданиям. Их лица все портят.

Но не на этот раз.

Далеко не на этот раз. Лицо моей ныряльщицы было из тех, которые всегда надеешься увидеть, когда некто столь прекрасный сзади оборачивается, но которые почти никогда не встречаются в реальной жизни.

Нет, не так. Оно было куда лучше, чем я надеялся.

Когда я его увидел, мое сердце забилось чаще. У меня перехватило дыхание. Я почувствовал комок в горле.

Пока девушка делала глубокий вдох, готовясь к прыжку, я рассматривал в бинокль ее длинную изящную шею, гладкое декольте и груди, лежащие в небольших тонких чашечках ее купальника. Соски были твердыми, их темные кружки просвечивали через белую ткань.

Ее живот был гладким и плоским.

Еще ниже находился крошечный белый треугольник трусиков бикини, удерживаемый в нужном месте шнурками, завязанными на бедрах.

Я застонал.

Снова переводя взгляд выше, я задался вопросом, почему она продолжает стоять на месте. Может, она нервничает перед прыжком спиной вперед? Собирается с духом?

«Не торопись, — мысленно сказал я ей. — Стой там, сколько потребуется. Хоть всю ночь».

Мой взгляд на несколько секунд задержался на ее груди, затем стал подниматься выше. Я наслаждался гладкостью ее кожи, изгибом ключиц, ямочкой у основания шеи, изящной шеей, мягко очерченным подбородком, формой губ и носа и ее потрясающими голубыми глазами…

Голубыми глазами, глядящими на меня.

Мое сердце заколотилось. Нет! Она просто случайно посмотрела в эту сторону! Она не видит меня! Это невозможно. Я стоял за окном в совершенно темной комнате, и она просто не могла…

Она улыбнулась, подняла руку и помахала в мою сторону.

Мне?

— О господи! — прошептал я и торопливо спрятал бинокль под подоконник.

«Несколько поздновато, — подумал я. — Она уже увидела, что я подглядываю за ней, как извращенец».

Однако не похоже на то, что она разозлилась. Совсем не похоже.

Она чуть ли не обрадовалась, заметив меня.

«Этого не может быть», — подумал я.

Она повернула кисть тыльной стороной ко мне и сделала приглашающий жест.

Мне?

Я оглянулся через плечо, как идиот, желая убедится, что ее приглашение не было адресовано кому-нибудь, стоящему у меня за спиной в моем кабинете. Когда я снова посмотрел на девушку, она выразительно проговаривала какие-то слова. Даже без бинокля я смог прочитать по ее губам: «Приходите ко мне».

«Она шутит», — подумал я.

Я ошеломленно смотрел на нее, совершенно сбитый с толку…

Скала и русалка.

Они не поют мне.

Но эта поет.

Невозможно.

Слегка нахмурившись, но с таким выражением, словно ее это все забавляло, девушка выкрикнула:

«Эй, вы, в окне! Идите сюда! Вода замечательная!»

«О господи», — снова прошептал я.


Я пошел напрямик: спустился по лестнице, вышел из гаража, затем направился прямо к ограде в задней части дворика. Я перелез через нее и пошел направо через узкую полосу, заросшую кустарниками и деревьями. Идти было непросто. И немного страшно: кто знает, что могло шнырять в этом темном странном месте, расположенном между участками.

Но я слышал, как девушка нырнула.

Ба-бах!

Плюх!

Она по-прежнему была там, и прыгала с вышки, ожидая меня.

Мне не верилось, что я иду к ней. Или что она меня пригласила. Так просто не бывает. Не со мной.

Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Говорят, если что-то слишком хорошо, чтобы быть правдой, то обычно оно ей и не является.

Однако это не был сон. (Я почти в этом уверен.) Она застала меня, когда я подглядывал за ней в бинокль, и пригласила к себе.

Это бессмысленно!

«О нет, в этом есть смысл, — подумал я, с трудом пробираясь к последней ограде. — Еще какой!»

Она хочет меня проучить. Отомстить мне.

Возможно, с ней рядом кто-то есть — крутой парень, готовый выбить из меня все дерьмо, как только я покажусь ему на глаза.

«Должно быть, что-то в этом роде, — подумал я. — Что-то зловещее. Иначе в этом нет никакого смысла».

Если только ей не одиноко.

Да ни за что на свете.

Я остановился у красной деревянной ограды. Через щели в досках мне был виден свет бассейна.

Ба-бах!

Плюх!

Я был так близко, что слышал, как выброшенная в воздух вода падает обратно в бассейн. Достаточно близко, чтобы слышать, как девушка плывет. Чтобы ощутить запах хлорированной воды бассейна.

Столбики и поперечины ограды находились с этой стороны. Поэтому перебраться через нее будет легче легкого.

«Не делай этого, — подумал я. — Она, должно быть, приготовила неприятный сюрприз, ожидающий тебя по ту сторону забора. Просто вернись домой и забудь все это».

Да, конечно.

«Ну тогда хотя бы оглядись по сторонам, прежде чем лезть на рожон».

Именно так я и сделаю.

Однако ограда, на которую я забрался, оказалась слишком шаткой, чтобы сидеть на ней и осматриваться. Я неловко свалился с нее, прежде чем успел заметить хотя бы девушку. Мои кроссовки ударились в бетон, я споткнулся, сделал несколько шагов вперед, чтобы удержаться на ногах, и сумел остановиться только перед самым бассейном.

Затем я выпрямился и огляделся по сторонам.

Бассейн был ярко освещенным, чистым и синим. По нему бежала мелкая рябь. Девушки в нем не было. Впрочем, никого другого я тоже не заметил. На бетонном бортике там и тут виднелись мокрые пятна — вероятно, здесь девушка выбиралась из бассейна после прыжков. С другой стороны бассейна располагался небольшой мощеный дворик с включенным освещением. Внутри дома в стиле ранчо, но построенного в основном из стекла, было темно.

— Я рада, что вы пришли.

Я резко повернулся на голос и обнаружил девушку выше и немного справа от себя. Она шла к краю трамплина.

— Спасибо, что пригласили меня, — сказал я. Мое сердце колотилось.

Возле самого края она задержалась.

— Вам нравится смотреть, как я ныряю? — спросила она.

На самом деле со своего места я мало что смог разглядеть.

— Так вам будет удобнее.

— Да, намного. Спасибо вам.

— Спасибо вам за то, что пришли.

Я улыбнулся и пожал плечами, удивленный ее дружелюбием.

— Вы не против, если я это сниму? — спросила она, потянувшись обеими руками к завязкам купальника на спине.

Я чуть не подавился.

— Как… как хотите.

Ее руки за спиной были заняты несколько секунд. Затем они поднялись к шее. Раскрутив лифчик бикини за одну из завязок, она запустила его в сторону бассейна. Он долетел до отмели возле самого края, с тихим всплеском упал в воду и медленно пошел на дно.

Крошечные трусики бикини упали гораздо ближе.

«Этого не может быть, — подумал я. — Все это мне снится. Как иначе?»

Но это была просто одна из тех фраз, которые мы говорим себе, когда с нами происходит что-то слишком прекрасное или слишком ужасное, чтобы в это поверить. Иногда мы действительно просыпаемся и обнаруживаем, что все это всего лишь сон. Тем не менее я знал, что не сплю. Или, по крайней мере, я был абсолютно в этом уверен, насколько может быть уверенным человек, находящийся в полном сознании и осознающий реальность происходящего.

— Готовы? — спросила девушка.

Я не отрывал от нее глаз. Обнаженная девушка стояла, вытянувшись по струнке и опустив руки по швам, наверху, на самом краю трамплина. Подсвеченные подводными огнями тени от ряби на воде, казалось, ползали по ее телу.

— Всегда готов. — Мой голос прозвучал довольно хрипло.

Она прыгнула вперед и обеими ногами опустилась точно на доску трамплина. Доска ушла вниз под ней, и она согнула колени. Когда доска ее подбросила, девушка вытянула вверх руки и снова прыгнула.

Она прыгала снова и снова, с каждым разом все выше, словно гимнастка на батуте. Ее волосы разлетались в стороны, груди ходили вверх и вниз. Наконец она подскочила так высоко, что оказалась вне досягаемости фонарей. Там, наверху, она — чарующий бледный силуэт на фоне летнего неба — наклонилась вперед, раскинула руки и, словно какая-то неизвестная и прекрасная птица, скользнула вниз. Затем она неожиданно прижала колени к груди и полетела в бассейн, кувыркаясь так быстро, что я просто не смог сосчитать ее кульбиты, но в последний момент успела распрямиться. Она простерла руки над головой, выгнула спину, ее плотно прижатые друг к другу ноги были направлены в небо, ягодицы блестели. Она вошла в бассейн почти без всплеска.

Глубоко под водой девушка прогнулась, минуя дно, и скользнула в мелкую часть бассейна. Там она встала и, вытирая воду с лица, заговорила со мной.

— Нормально получилось? — спросила она.

— Нормально?! Это было… великолепно!

— Спасибо.

— Я никогда раньше не видел ничего подобного. Вы прекрасны.

Она улыбнулась.

— Это так мило с вашей стороны. Вы не хотели бы присоединиться ко мне и поплавать?

— О, я не знаю.

— Конечно же, вам этого хочется.

— Но у меня нет купального костюма.

— А у меня разве есть?

Две детали ее бикини почти сливались с бледно-голубой плиткой на дне бассейна.

— Что ж, — сказал я. — У вас он есть.

— Но он не на мне.

— Я заметил.

Она тихо засмеялась.

— Нет причин меня стесняться.

Я пожал плечами.

— Но вы стесняетесь, я угадала?

— Да, немного.

Затем она пошла через воду, доходившую ей до пояса, прямо в моем направлении и вылезла из бассейна. С ее тела ручьями стекала вода. Шлепая босыми ногами по мокрому бетону, девушка подошла совсем близко ко мне.

— Я вам помогу, — сказала она.

— Я не…

— Вы — да.

Ее пальцы принялись расстегивать пуговицы моей рубашки. Я стоял неподвижно, ошеломленный, смущенный, возбужденный и совершенно сбитый с толку.

Этого не может быть. Не со мной.

Сняв рубашку, она занялась моим поясом. Я поймал ее запястья и покачал головой.

— Вы и правда стеснительный.

— Дело просто…

— В этом?

Она опустила руку и прижала ее к бугорку, выпирающему спереди на моих брюках.

— На ощупь все прекрасно, — сказала она, — почему вы хотите его скрыть?

— Я не знаю.

— Позвольте мне.

— Хорошо.

Она сняла с меня оставшуюся одежду, и мы занялись любовью на бетонном покрытии рядом с бассейном. Я был сверху, у меня болели колени и я покрывал ее всю поцелуями, начав с глаз, надолго задержавшись у ее открытого жадного рта, затем спустился к восхитительно мягкой, но тугой груди с твердыми сосками и следовал все ниже и ниже, к влажной расщелине между ее широко расставленными бедрами. Я целовал ее там и ласкал языком, она извивалась и стонала, а затем я повторил свой путь с поцелуями в обратном направлении и вошел в нее.

После того как все закончилось, я некоторое время сидел на краю бассейна и смотрел, как она ныряет. Она была великолепна, взмывала ввысь, вертелась штопором, сгибалась пополам, касаясь руками пальцев ног, кувыркалась, грациозно выгибалась и как нож входила в воду.

Но какими бы чудесными ни были ее прыжки, я испытывал не меньшее удовольствие, наблюдая, как она, мокрая и гладкая, выбирается из бассейна, идет от него к вышке, оставляя влажный след на гладком темном бетоне, и взбирается по высокой лестнице на трамплин.

После особенно выдающегося прыжка, во время которого она слетела с небес, ни на миг не отводя от меня взгляда, девушка, не выныривая на поверхность, скользнула ко мне под водой. Я сидел, опустив ноги в бассейн. Не всплывая, чтобы глотнуть воздуха, она раздвинула мои колени. Затем втиснулась между ними и взяла меня в рот.

Когда мы закончили, она выбралась из бассейна и села рядом. Мы держались за руки.

— Не хочешь попробовать прыгнуть? — спросила она.

— Это ужасно высоко, — сказал я.

— Вот почему это так захватывающе.

— Все равно, я лучше буду смотреть на тебя. Я никогда не видел человека, который умел бы так нырять. Ты участвовала в соревнованиях?

Она покачала головой.

— Я делаю это только для себя. И для тебя.

— Я это ценю.

— Я знаю.

Она, улыбаясь, повернулась ко мне и поцеловала меня в губы. Я почувствовал, как ее сосок трется о мою руку, и нежно обхватил ладонью ее вторую грудь. Затем она отстранилась и спросила:

— Ты еще вернешься сюда после сегодняшней ночи?

— Ты шутишь?

Она улыбнулась и снова меня поцеловала.

— Я твой, когда ты этого пожелаешь, — сказал я. — Когда?

— Всегда, — прошептала она. — Сейчас.

Я подвинул ее, и мы занялись любовью на бетоне возле бассейна. На этот раз она была сверху. Оседлав меня, она словно втянула в себя мою твердую плоть. Она была тесной и влажной.

Склонившись надо мной, она скользила вверх и вниз, извиваясь и постанывая. Ее груди колыхались у меня перед лицом. Я ласкал их, сжимал пальцами соски, и она наклонилась, чтобы я мог взять их в рот.

Потом она лежала на мне. Мы оба запыхались, вспотели и выбились из сил. Я помню, как обхватил руками ее мокрую спину и крепко прижал девушку к себе. Помню, как она игриво куснула меня за подбородок.

Я уснул, так и не выйдя из нее.


Я проснулся, лежа на спине на бетоне у бассейна. Девушки на мне больше не было. Я сел и поискал ее взглядом.

Освещение бассейна и дворика уже выключили. В доме было темно.

По-видимому, девушка ушла.

Я взглянул на вышку. Ее освещал только тусклый свет дальних уличных фонарей, однако этого хватило бы, чтобы увидеть девушку, если бы она была там.

Но ее там не было.

Я открыл рот, чтобы позвать ее. И понял, что так и не спросил, как ее зовут.

Я повернулся к дому и крикнул: «Эй, ты там?»

Никакого ответа.

«Ладно, — подумал я, — увижусь с ней завтра».

Я оделся, перелез через ограду и вернулся домой тем самым путем, каким пришел сюда ранее ночью.


Сегодня я не мог дождаться момента, когда снова ее увижу.

Не мог дождаться, когда стемнеет.

Днем я сходил в цветочный магазин и купил яркий красивый букет в вазе, декорированной ракушками. Вернувшись домой, я принял душ, побрился и оделся как парень, идущий на первое свидание с любовью всей его жизни… И возможно, так оно и было.

Я планировал подарить ей цветы, а затем повести в хороший ресторан.

Если она дома.

Пожалуйста, пусть она будет дома.

С вазой в руках я вышел на улицу через парадную дверь, добрался до тротуара и направился к углу. Хотя я редко обращал внимание на здания, стоящие по другую сторону моего квартала, но все же прекрасно представлял себе местонахождение дома ныряльщицы: он был четвертым от угла.

По пути туда я с каждым шагом нервничал все сильнее.

Я подошел к четвертому дому и остановился потрясенный, с замершим сердцем.

«ПРОДАЕТСЯ».

Нет!

Я же встретился с ней только прошлой ночью! Она не может вот так взять и переехать. Это нечестно!

Чувствуя слабость, я пересек лужайку, подошел к окну эркера и заглянул внутрь. Ковер. Стены. Никакой мебели. Нет даже драпировок на стеклянных стенах задней части дома.

Отсюда я прекрасно мог разглядеть бассейн.

И в изумлении открыл рот.

— Что?

Я бросил вазу и побежал. Калитка сбоку от дома была заперта. Я перелез через нее, спрыгнул на ту сторону, споткнулся и упал, поднялся и снова бросился бежать.

А затем остановился, глядя на то, что мне открылось.

Мне очень хотелось верить, что я ошибся домом. Но вышка была здесь. Как и бассейн. Все это находилось здесь.

Бетонное покрытие вокруг бассейна напоминало старую заброшенную улицу, из бесчисленных трещин росли сорняки. Мощеный дворик был покрыт мусором: листьями и ветками, старыми газетами и обертками и еще сотней различных отбросов, по всей вероятности, принесенных сюда ветром.

Хромированная лестница вышки, еще вчера такая сверкающая, была тусклой и в пятнах ржавчины. Трамплин согнулся посередине и перекосился, словно был сломан и мог упасть в любой момент.

Что касается бассейна, то в него можно было спуститься и пройтись по дну, не замочив ног, почти до самого глубокого места под сломанным трамплином, где еще оставалось немного зеленой воды, в которой плавали сор и водоросли.

Я пошел к мелкому краю бассейна и спустился вниз по ржавой лестнице. Под ногами у меня хрустели листья и другой мусор. Я осторожно спустился по наклонному дну и дважды остановился, чтобы подобрать детали крошечного купальника.

Я их расправил.

Они были слегка влажными, белыми и слабо пахли хлорированной водой.

Я забрал их домой.


Остаток дня я провел, записывая эти строки, рассказывая свою историю о ныряльщице.

Я почти закончил.

Уже стемнело. Через пару минут я выключу компьютер и свет в кабинете, подниму жалюзи на окне в задней стене и буду ждать.

Понимаю ли я, что происходит?

Нет.

Совершенно не понимаю.

Но одно я знаю наверняка.

Если сегодня ночью у бассейна зажжется свет и она поднимется на вышку, я пойду к ней.

Чем бы она ни была.

Перевод: Т. Иванова

Хват

Как-то раз, на закате, Кларк Адисон, бывший мой сосед по комнате в колледже, прикатил ко мне в город на пикапе, в ковбойской шляпе и с ковбойской же лихорадкой последней стадии. Он умял гамбургер у меня на кухне, а потом спросил:

— И как тут обстоят дела с ночной жизнью, в вашем гадюшнике? Ты куда это намылился, в таком-то прикиде? Диско уже не в моде дружище. Ты вообще где шлялся?

И так мы влезли в его пикап. И поехали искать место, где бы промочить горло. Объехали четыре квартала в центре Барнсдейла, но не нашли не одного местечка, где бы играли кантри и резвились механические быки.

— Ну что-то не везет, — сказал я, пытаясь сделать грустный тон.

— Никогда не сдавайся, — сказал Кларк.

Тут мы подпрыгнули на железнодорожном переезде и Кларк ткнул пальцем в лобовое стекло. Перед нами, рядом с элеватором, стояла маленькая холупка из кусков фанеры и с неоновой вывеской: «Сален полный бордель». Не считая зернодробилки, там было все, что нужно что бы растопить сердце настоящего ковбоя. Опилки на полу, Мерл Хаггард в проигрывателе, пиво Круз в бочке и тугие джинсы на нижней половинки тела, каждой из присутствующий дам. Мы вальяжно прошагали во внутрь.

— Два «Круза»! — сказал Кларк.

Бармен сдвинул шляпу назад, наполнил кружки, подвинул их к нам и сказал:

— Один восемьдесят.

— Я плачу, — сказал Кларк.

Доставая бумажник, он наклонился над баром.

— А что тут у вас из развлечений?

— Ну бухло, танцы, разборки и Хват.

— Хват? — спросил Кларк. — Это что такое?

Бармен, словно крепко призадумавшись, потеребил, свои похожие на руль от велосипеда усы, и показал на стоящий в глубине бара, на стойке, прямоугольный металлический ящик. Смотрящую к нам сторону украшала, выведенная желтой краской, надпись: «Кто смелый?».

— И что с ним делать? — спросил Кларк.

— А посмотри, — ответил бармен и вернулся к своим делам.

Мы подошли к ящику. Ящик был высотой в пару футов и шириной в два раза меньше. Спереди была надпись «Хват» красной краской, намерено корявыми буквами, будто сделанными кровью. На обратной стороне было написано, по трафарету, зелёной краской: «Заплати десять баксов и выиграй».

— И чё я выиграю? — спросил Кларк.

Я пожал плечами. Склонившись над стойкой, я посмотрел на заднюю сторону ящика. Там была куча цепей и висячий замок. Пока я разглядывал замок, Кларк подпрыгивал, расплёскивая пиво.

— На верху ничего нет, — заключил он.

— Значит внутрь можно заглянуть только снизу, — сказал я.

— Ну, вот так всегда, — сказал он, перестав строить из себя ковбоя, но тут же пришёл в себя и сказал. — Давай-ка лучше подцепим тёлок и пошумим, бля!

Только мы двинули к паре самок без сопровождения, как музыка остановилась. Голоса затихли и все посмотрели на бармена.

— Даааа! — сказал он, — Время пришло, подходите поближе и посмотрите на Хвата, но знайте это не для слабонервных, не для слабых желудком. Это вам не карусели в парке, где покатался посмеялся и забыл. Это настоящие испытание духа. Так что неженкам просьба удалиться. А всем, кто останется участвовать или посмотреть, поклянитесь честью, что будете держать язык за зубами.

Кларк тихо засмеялся. Бледная девушка, стоявшая рядом с ним, как-то любопытно его оглядела.

— Все, кто не готов, покиньте нас! — сказал бармен.

Две парочки направились к двери. Бармен опустил руки и замолчал. Когда они ушли, он снял с шеи тонкую цепочку и показал её публике. На ней весело бриллиантовое кольцо и маленький ключ. Сняв их с цепочки, он поднял кольцо.

— Это наша награда. Отдай её любимой или обменяй на тысячу баксов, если хватит сил его забрать. За три недели не одна живая душа не смогла этого сделать. Красивая штучка правда? Давайте-ка все в круг. Подходите и готовьте деньги ребята. Всего десять баксов.

Мы подошли к ящику и несколько человек достали кошельки, Кларк в том числе.

— Ты что тоже будешь? — прошептал я.

— Конечно.

— Так ты даже не знаешь, что это такое.

— Да ничего страшного, вон все хотят попробовать.

Я оглядел доставших деньги. Пара тройка лиц явно сгорала от нетерпения. На других застыла сумасшедшая улыбка, а все остальные выглядели бледными и испуганными. Бармен открыл замок своим ключом и поднял замок над головой. В повисшей тишине кто-то простонал.

— Дэл, — прошептала какая-то женщина.

Она пыталась удержать за локоть здоровенного бородатого мужика. Тот отдёрнул руку и усмехнулся.

— Ну и давай тогда дурак! — сказала она и побежала прочь.

Глухой топот её ковбойских сапог был единственным звуком в баре. У двери она поскользнулась на опилках и шлёпнулась на задницу. Кто-то засмеялся.

— Извращенцы! — прокричала она, поднимаясь на ноги и вышла, громко хлопнув за собой дверью.

— У девочки просто слабый желудок, — сказал Дэл, улыбаясь к толпе, а потом повернулся к бармену.

— Ну Джерри, поехали!

Джерри убрал замок в сторону, влез на барную стойку и встал над металлическим ящиком. А потом его поднял. Крышка медленно поползла вверх и нашим взглядам представилась стеклянная ёмкость. Высокий, но узкий аквариум. Вокруг меня все затаили дыхание, увидев то, что лежало на дне, едва различимое в мутной жидкости. В нос ударил удушающий запах формальдегида. Я чуть не проблювался.

Лицом к верху, на дне аквариума, лежала отрезанная голова. Её чёрные волосы и усы мерно покачивались, как от лёгкого ветерка. Кожа была морщинистой и жёлтой, глаза широко раскрыты, рот раззявлен, а из шеи торчали лохмотья плоти.

— Ну и ну, — пробормотал Кларк.

Джерри встав у аквариума на колени, взял распрямлённую проволочную вешалку для одежды. Один конец вешалки был изогнут, что бы получился крюк. Он нацепил кольцо на крюк, встал и опустил его в аквариум. Кольцо медленно опустилось вниз. Тусклое мерцание бриллианта, едва пробивалось в тумане раствора. Джерри просунул крюк в открытый рот, слегка дернул его и поднял. Кольца на нем больше не было. Все это время я не дышал. Выдохнув, я посмотрел на Джерри. Тот ухмылялся.

— Все просто, очень красивое кольцо с бриллиантом, залезь и достань изо рта этого парня. Ну, кто первый?

— Я! — сказал Дэл.

Тот самый бородач, чья девчонка только что сбежала, протянул десятку Джерри и запрыгнул на стойку, стоя над аквариумом, он расстегнул свою клетчатую рубашку.

— И ещё, — продолжил Джери. — В полном борделе проигравших нет, каждый у кого хватит смелости пройти испытание, получает бесплатное пиво, за счёт заведения.

Дэл отбросил рубашку и присел на корточки. Джерри завязал ему глаза куском чёрной ткани.

— Готов?

Дэл кивнул. Опустив голову, он несколько раз глубоко вдохнул, как бейсболист на линии штрафного броска, никто не подгонял и не подбадривал. Стояла мёртвая тишина. Задержав дыхание, он нырнул рукой в жидкость. Рука тянулась вниз и вниз, пока не остановилась в паре дюймов над лицом. Толстые пальцы пошарили в пустоте, но ничего не нашли. И рука опустилась глубже. Кончик среднего пальца прикоснулся к носу мертвеца, сдавленно взвизгнув, Дэл вынул руку из аквариума обрызгав всех стоящих вонючей жидкостью, а затем вздохнул и покачал головой, словно от стыда.

— Хорошая попытка! — закричал Джерри, снимая повязку. — Давайте, подержим смельчака!

Раздались жидкие хлопки, но большинство даже не вынули рук из карманов. Все просто смотрели, как Джерри набрал кружку пиво и отдал её Дэлу.

— Попробуешь ещё раз дружище, любой может пробовать столько раз, сколько захочет. Всего десять долларов. Ну, кто следующий?

— Я хочу, — отозвалась, стоящая рядом с Кларком, девушка с бледным лицом.

— Как вас зовут мисс?

— Биф, — ответила она.

— Биф будет самой первой леди попытавший счастье с Хватом!

— Не делай этого, — прошептала стоящая рядом толстушка. — Пожалуйста, прекрати, оно того не стоит.

— А для меня стоит! — выпалила бледная и достала десятку.

Отдав сумочку подруге, она подошла к бару.

— Спасибо Биф, — сказал Джерри, взяв деньги.

Она сняла шляпу и бросила на стойку. На ней была футболка, но снимать её она не стала. Наклонившись она заглянула в аквариум. Кажется, её тошнило. Джерри завязал глаза.

— Готова? — спросил он.

Биф кивнула. Её маленькая, бледная ручка дрожала над поверхностью, а потом медленно скользнула вниз. Медленно, она безвольно потонула в растворе, ближе и ближе к лицу, не останавливаясь, пока кончики пальцев не достигли лба. Тогда она замерла. Я посмотрел вверх. Она напряглась и дрожала, как голая на ледяном ветру. Пальцы прошлись по лицу, один из них прикоснулся к глазу, рука отдернулась и сжалась в кулак. А потом пальцы вновь растянулись, потрогали мертвеца за нос и остановились на усах. Несколько секунд рука не шевелилась. Сморщившаяся, под усами, верхняя губа совсем исчезла из виду. Биф провела указательным пальцем по зубам. Кончики пальцев перешли с усов на нижние зубы. Биф застонала. Дрожащие пальцы слезли с зубов и устремились прямо в раскрытый рот. С жутким криком Биф выдернула руку из аквариума и сорвала повязку. Перекошенная от ужаса, она потрясла руку и осмотрела её, вытерлась об футболку и снова посмотрела на руку, тяжело дыша.

— Хорошая попытка! — сказал Джерри. — Наша юная красавица неплохо поработала. Правда ребята?

Некоторые зааплодировали. Она безучастно посмотрела на нас, моргая и покачивая головой, взяла шляпу и полагающиеся ей пиво и слезла с бара. Кларк похлопал её по плечу.

— Не плохо, не плохо.

— Плохо, — промямлила она. — Испугалась.

— Ну, кто следующий? — спросил Джерри.

— К вашим услугам, — сказал Кларк, зажав две пятерки в руке и подмигнул мне.

— Плевое дело, — сказал он и взгромоздился на бар.

Ухмыляясь он отдал толпе честь.

— У меня для вас сюрприз ребята! — произнёс он, медленно растягивая слова как заправский ковбой.

— Видите ли, — он сделал паузу и просиял. — Даже мой лучший друг Стив этого не знает, но я работаю помощником гробовщика на полную ставку.

Публика возбуждено зашепталась.

— Так что господа, я повидал больше мертвечины, чем ваш мясник. Мне это всё раз плюнуть.

С этими словами он скинул рубашку и встал на колени. Джерри кажется все это развеселило. Он завязал Кларку глаза и спросил:

— Готов?

— А ты готов расстаться со своим колечком?

— Попробуй.

Кларк не мешкал, он булькнул рукой в раствор, нащупал волосы трупа и погладил его по голове.

— Ну как ты там дружище?

Потом он провел ладонью по его отвратительной роже, подёргал за нос и потрепал за усы.

— Сажи ааааа…

Тут он сунул палец между зубов и тишину разорвал его крик. Рот захлопнулся, и рука Кларка вылетела из аквариума, оставив красное облачко и обрызгав всех формальдегидом и кровью. Кларк сорвал повязку и уставился на руку. Указательного пальца как не бывало.

— Мой палец! — заорал он. — Господи боже, мой палец! Он откусил мой палец!

Его заглушили бурные аплодисменты и авиации. Но только предназначались они не Кларку.

— Эй смотрите-ка жуёт! — закричал Дэл, указав на голову.

— Жуй Альф, жуй, жуй, жуй! — крикнул кто-то другой.

— Альф? — спросил я Биф.

— Альф Паркер, — ответила она, не отрывая взгляда от головы. — Знаменитый каннибал со скалистых гор.

Жуя голова не прекращала скалиться.

— Так ты все знала?

— Конечно. Если не знать так любой сможет, а вот если знаешь, то тут трудно не сдрейфить.

— Ну, кто следующий? — спросил Джерри.

— Тут есть желающие! — отозвалась Биф, схватив меня за руку.

Я вырвался, но меня тут же остановило с пол дюжины изувеченных рук.

— Может быть тебе повезёт, — сказала она. — Альф всегда поспокойнее, после хорошего ужина.

Перевод: А. Кемалидинов

Примечания

1

Любопытный Том — человек с нездоровым любопытством, тайно следящий за другими. В легенде о леди Годиве, жене графа Мерсийского, рассказывается о том, что граф обложил жителей городка Ковентри непосильным налогом. Жена графа заступилась за горожан, и тот согласился отменить налог, если она проедет обнажённой на лошади через весь город. Леди Годива выполнила это условие. Чтобы не смущать её, все горожане закрыли ставни своих домов, и только портной Том стал подглядывать в щелку. Его тут же поразила слепота.

(обратно)

2

Одно из значений английского слова grace — милосердие; в этом рассказе имя собственное стоит воспринимать в том числе и с этой позиции.

(обратно)

3

Одна из коронных фраз Барта Симпсона. Учитывая, что рассказ написан в годы расцвета популярности «Симпсонов» (1992), это вполне может быть прямой цитатой.

(обратно)

4

«Еловый гусь» (Spruce Goose) — неофициальное название Hughes H-4 Hercules, транспортной деревянной летающей лодки, разработанной американской фирмой Hughes Aircraft под руководством Говарда Хьюза. Этот 136-тонный самолёт, был самой большой когда-либо построенной летающей лодкой, а размах его крыла и поныне остаётся рекордным — 98 метров. Самолёт Hercules, пилотируемый самим Говардом Хьюзом, совершил свой первый и единственный полёт только 2 ноября 1947 года, когда поднялся в воздух на высоту 21 метр и покрыл приблизительно два километра по прямой над гаванью Лос-Анджелеса. После длительного хранения самолёт был отправлен в музей Лонг-Бич, Калифорния. В настоящее время является экспонатом музея Evergreen International Aviation в McMinnville, Oregon, куда был перевезён в 1993 году.

(обратно)

Оглавление

  • Дурные вести
  • Запруда Динкера
  • Охота
  • Ванна
  • Особенная
  • Спасти Грейс[2]
  • Котята
  • Джойс
  • Вампир Фил
  • Дева
  • В яме
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  • Расскажи мне сказку
  • Хижина в лесу
  • Ныряльщица
  • Хват
  • *** Примечания ***