Убей меня (ЛП) [Лорен П Ловелл] (fb2) читать онлайн

Лорен П. Ловелл Убей меня

Пролог

Открыв глаза и тут же зажмурив их, я со стоном резко отворачиваюсь от яркого света флуоресцентных ламп сверху. Голова гудит, тело одеревенело и болит. Не понимая, где нахожусь, я в панике моментально вскакиваю на ноги. От резкого движения голова начинает кружиться, а в глазах темнеет. Последнее, что я помню, — меня забирают из приюта. Плохие люди, которые творят ужасные вещи с девочками вроде меня. Единственное, что я вижу, — это окружающий меня бетон. Стены, пол, потолок — все унылого серого цвета. Ни окон, ни-че-го. Я лежу на неком подобии кровати, прикрепленной к стене двумя цепями. Как в тюремной камере.

Я замечаю мерцающий красный огонек камеры слежения в углу, прямо над дверью. Борясь со слезами, подтягиваю колени к груди. В попытке унять яростную дрожь во всем теле я все крепче обхватываю их руками. По лицу начинают течь слезы, я сглатываю болезненный ком в горле и подпрыгиваю от неожиданного скрипа двери. Она открывается, и в эту же секунду я вижу человека, который меня увез. Мне очень страшно, к горлу подступает тошнота. Он останавливается в нескольких шагах от меня, и его губы растягиваются в улыбке, вселяющей меня в ужас. Я съеживаюсь еще сильнее, пытаясь стать незаметной. Следом в камеру входит еще один мужчина и останавливается возле двери.

— Привет, детка. Меня зовут Эрик.

Я опускаю глаза и впиваюсь взглядом в какую-то точку на кровати рядом со мной. Не хочу смотреть на него. Не хочу, чтобы он смотрел на меня.

— Она хорошенькая, — сказал другой таким тоном, что меня затрясло от страха.

— Иначе зачем бы мне ее привозить? — он улыбается. — Вставай, девчонка, — рычит он, но я не шевелюсь. Не могу двигаться. У меня затекли ноги.

Я вскрикиваю, когда он, протянув вперед руку, хватает меня за волосы и грубо стаскивает с кровати. Ноги пронзает резкая боль от удара коленями о бетонный пол. Его ботинки прямо передо мной. Я хочу отползти как можно дальше, но не могу сдвинуться и смотрю в пол, пока по щекам безостановочно текут слезы. Он опускается на корточки и хватает своими шершавыми пальцами мой подбородок, вынуждая меня поднять лицо. Я зажмуриваюсь, и он ухмыляется.

— Можешь сколько угодно закрывать глаза. Помнишь, что я тебе говорил?

Я не произношу ни звука, но чувствую на коже его горячее, прокуренное дыхание. — Я обещал, что сломаю тебя, — шепчет он.

Своими словами он словно нажал на спусковой крючок моих животных инстинктов. Отталкиваясь ногами, я отползаю назад и забиваюсь в дальний угол комнаты. Его смех эхом разносится в небольшом замкнутом пространстве, и с моих губ слетает разочарованный крик. Мне не выбраться отсюда. Двое взрослых мужчин против меня — девочки. Он изнасилует меня, а потом, скорее всего, убьет или — что еще хуже — сделает шлюхой. Мне прекрасно известно о тех местах, куда отправляют девочек моего возраста. Лучше умереть.

Его смех обрывается, и он одним прыжком пересекает комнату, догнав меня. Я пробую отбиваться, но это была жалкая попытка. Схватив ворот моей футболки, он разрывает ее надвое, прямо посередине. Вскрикнув, я обхватываю себя руками, пытаясь спрятать тело от его глаз.

— У нее еще даже сисек нет, — говорит его приятель, сплевывая на пол.

Эрик хватает меня за волосы и так сильно запрокидывает мою голову, что я кричу от боли и вынужденно опускаюсь перед ним на колени. Он подходит ближе и тянет меня к себе до тех пор, пока я щекой не прижимаюсь к его паху.

— А мне все равно, — со смехом отвечает он.

Желчь обжигает горло, и я пытаюсь подавить все нарастающую панику, мне просто хочется свернуться калачиком и отгородиться от всего этого. В течение нескольких секунд внутренний голос уговаривает меня смириться — так нужно, чтобы сохранить жизнь. Но стоит лишь представить то, что мне предстоит пережить, как я с отвращением отворачиваюсь. Зарычав, я отталкиваю его от себя со всей силы и бью между ног. Его хватка на моих волосах становится настолько болезненной, что я кричу, но потом он отпускает меня и пятится назад, пытаясь дышать и прижимая руку к паху. Я понимаю, что это ненадолго, но все же торжествую свою секундную победу.

— Ах ты, сучка! Держи ее!

Все происходит мгновенно. Я падаю спиной на бетонный пол. Меня хватают за руки и прижимают всем телом к цементному полу. Я кричу, расцарапывая ногтями кожу. Тело Эрика наваливается на меня неподъемным грузом, и его горячее дыхание обжигает мое лицо. Я испытываю жалость к самой себе. Пинаюсь, дерусь, но это не приносит результата. И затем меня ослепляют слезы.

Он с такой силой стаскивает с меня джинсы, что, наверное, протащил бы всем телом по полу, если бы тот, другой, не держал меня мертвой хваткой. Эрик отбрасывает мои джинсы в сторону, а я стараюсь вырваться, согнуть в коленях свои голые ноги и прижать к телу, но сильные пальцы обхватывают лодыжки, раздвигая их. Отвратительная усмешка расплывается по его лицу, и, когда он добирается до моих трикотажных трусиков, я чувствую, что мое сердце словно кто-то сжал в кулаке. Орудуя свободной рукой, я замахиваюсь и бью его ладонью по лицу — звук пощечины громом разносится по комнате. Его пальцы с силой сдавливают мое горло, и он, брызгая слюной, рычит мне в лицо. Я задыхаюсь, делая бесполезные попытки сопротивляться, когда он вклинивается своими бедрами между моих ног. В глазах темнеет, и я практически теряю сознание.

— Хватит! — со стороны дверного проема звучит чей-то голос, и Эрик тут же замирает. Парень, удерживающий меня, отдергивает руки, словно я раскаленная головешка. — Отойдите от нее, — приказывает незнакомый голос.

Напоследок взглянув на меня, Эрик поднимается на ноги. Мое горло больше не сдавлено, и я, ловя ртом воздух, отползаю назад, в угол комнаты, прикрываюсь рваными краями футболки, и подтягиваю колени к груди. Не хочу быть здесь. Где угодно, только не здесь. Спрятав лицо в коленях, я закрываю глаза и представляю, что я снова в приюте, а рядом со мной сидит Анна и ласково улыбается.

Что-то касается моего колена, и я, всхлипнув, поднимаю лицо. Напротив на корточках сидит мужчина. У него темные волосы с проседью на висках, а глаза … они цвета грозового неба. На нем костюм-тройка и красный галстук, завязанный идеальным узлом. Легкая улыбка играет на его лице, и он так пристально и долго смотрит мне в глаза, что я вынуждена отвести взгляд. Этот человек даже не пытается прикоснуться ко мне. Медленным движением он опускает руку в карман пиджака, достает из него леденец на палочке и протягивает его мне. Я не доверяю ему, поэтому не беру. Он пожимает плечами, снимает фантик и засовывает леденец себе в рот, после чего снимает пиджак и осторожно опускает его на мои плечи. Я хватаюсь за края и соединяю их вместе, закутываясь всем телом в приятную наощупь ткань.

— Как тебя зовут? — спрашивает он. Я не отвечаю. Он садится рядом, опираясь спиной на кровать и пачкая свой дорогой костюм о грязный цементный пол. Я слышу, как он посасывает леденец. — Меня зовут Николай, — он вытягивает ноги и скрещивает их в лодыжках. — Николай Иванов.

— Уна, — шепчу я.

— Ты стойкая. Боец, — говорит он, сжимая в руке красный леденец и разглядывая его.

— Отпустите меня. Пожалуйста, — шепчу я, борясь со слезами.

Он склоняет голову и потирает ладонью подбородок.

— В этом мире выживают сильнейшие, Уна. А слабые … они умирают — забытые и никому не нужные.

Я заправляю за ухо прядь волос, и он внимательно следит за моим движением.

— Я могу предложить тебе величайший дар, голубка. Я могу сделать тебя сильной.

— Как?

Уголок его рта приподнимается в полуулыбке.

— Я могу сделать тебя воином, — он встает и протягивает мне руку. — Если выживешь… а я искренне надеюсь, что ты сможешь, голубка.

Глава 1 Уна

Тринадцать лет спустя

Остин Дэниелс закрывает за собой дверь апартаментов в пентхаусе отеля «Четыре сезона». Я окидываю взглядом это несомненно роскошное здание. Видимо, грязная политика щедро оплачивается.

Этот проклятый город является моим домом вот уже нескольких недель, и я была более чем готова положить этому конец. В этом каменном мешке я чувствую себя неестественно, словно не могу дышать.

Несколько недель я потратила на общение с ним в сети, выдавая себя за SMM-менеджера, и, естественно, при личной встрече он сразу же захотел меня трахнуть. Судя по моему опыту, большинство мужчин — это примитивные, предсказуемые существа. Женщина для них — это товар. То, на что они считают себя в праве претендовать: красивое лицо и упругое тело, чтобы забыться от собственных проблем. В их доверчивых глазах я выглядела воплощением мечты. Но в реальности все было далеко не так.

Он заходит мне за спину и опускает руки на талию. Каждый мой инстинкт на пределе, требует от меня реакции. Многолетняя выучка вступает в противоборство с самоконтролем, когда голос в моей голове кричит «УБЕЙ!». Это единственное, что я знаю. В этом вся я.

Заставляю заткнуться внутренний голос, убеждая себя следовать плану. Он прижимается губами к моему плечу и, слегка отклонив голову, открывает себе доступ к шее. Мысленно отключившись от реальности, я не обращаю внимания на то, как он прикасается ко мне.

— Ты так прекрасна, — произносит он, и его теплое дыхание касается моей кожи. Я поворачиваюсь к нему и вглядываюсь в каждую черточку его лица. Остин — симпатичный парень лет тридцати. Целеустремленный, богатый, амбициозный. Слишком амбициозный — именно поэтому мы здесь, в этом гостиничном номере, и я соблазняю его. Нечастный дурачок. Мужчины вроде Остина … ну, нашим путям не суждено пересекаться просто так. Принимая заказ, я никогда не интересуюсь причинами. Просто выполняю свою работу и получаю за это деньги. Должно быть, он покопался в грязном белье по-настоящему опасных людей, раз за его голову дают мою цену. В моем мире коррупция и смерть — неизменные спутницы друг друга. Это просто жизненный факт, легко просчитываемый риск. И в этом деле я настоящая королева. Остин здесь ни при чем, но все же он добровольно пошел на риск, приняв решение отправиться туда, где монстры под кроватью самые что ни на есть реальные.

Скользнув пальцами под бретелям платья, я сдвигаю их, и они медленно скользят вниз по рукам. Платье сползает, открывая его взгляду мою обнаженную грудь. При виде этой картины он удовлетворенно кивает и, потянувшись вперед, опускает ладони на мои груди, благоговейно поглаживая соски. Легким движением плеч я сбрасываю платье, и оно, соскользнув вниз, падает к ногам. Из одежды на мне остались только туфли на каблуках. Он полностью во власти моего тела, и это вызывает жалость… правда.

— Ложись на кровать, — приказываю я.

Его пальцы неуклюже крутят пуговицы рубашки — он изо всех сил пытается раздеться. Я вздыхаю, мое терпение быстро заканчивается. Наконец, рубашка расстегнута, и он, скинув ее с плеч, ложится на кровать. С чувственной улыбкой я закидываю ногу ему на грудь, после чего плавным движением скольжу вверх и седлаю его лицо. Это мой фирменный прием.

— Вылижи меня, — мой голос звучит хрипло, с сексуальным придыханием.

Со стоном он хватает меня за бедра и начинает работать языком. Я с такой силой сжимаю изголовье кровати, что костяшки пальцев белеют, а кончики ногтей сгибаются, врезаясь в дерево. Он ласкает языком клитор, а я крепче стискиваю зубы от напряжения во всем теле. Секс — это не источник удовольствия, а средство достижения цели. Секс обладает определенной властью, делая жертву слабой и послушной. В конце концов, кровь и пули — это грязно. Я подумываю, не убить ли его прямо сейчас, но за дверью стоит телохранитель. Нужно, чтобы он услышал мои стоны и стоны Остина. Мне достаточно лишь слегка усыпить его бдительность, потому что, если он хорошо выполняет свою работу, то все равно будет начеку. Конечно, я могу и его убить, но мне нравится, когда работа выполнена чисто.

С моих губ слетает притворный стон, я раскачиваю бедрами, убеждаясь, что он полностью потерял контроль. Одну руку я погружаю в его волосы и сильнее прижимаю лицом к себе, успешно имитируя оргазм. Он ничего не подозревает, и я сдвигаюсь, чтобы его шея оказалась между моих бедер. Остин улыбается в ответ, его лицо покрыто моими соками. А когда он открывает рот, чтобы что-то сказать, я усиливаю хватку в его волосах, крепче сжимаю бедра и резким движением сворачиваю ему шею, наслаждаясь знакомым звуком хруста позвонков. Ни на секунду я не отрываю взгляда от его глаз, наблюдая, как в них угасает жизнь. И это тело дергается подо мной в агонии еще несколько секунд.

Это момент предельной власти над чужой жизнью, и он ни с чем не сравнится. Смерть довольно неразборчивая дама, а я — ее предвестник. Я не двигаюсь и жду, пока не услышу, как остатки воздуха покинут его легкие. Это происходит с напряженным свистом, после чего тело перестает дергаться и становится неподвижным. Слезая с бездыханной жертвы, я провожу рукой по его лицу, закрывая ему глаза. Потом склоняюсь над ним и касаюсь губами лба.

— Прости меня, — шепчу я на своем родном языке. — Прости.

Я не отношусь к добродетельным женщинам. В этом мире мне довелось увидеть слишком много зла, чтобы после этого верить в Бога или во что-то большее, чем эта преисподняя, именуемая нашей жизнью. Все, что можно сделать, — это попытаться прорыть себе путь наверх, чтобы выбраться из этой ямы. В моем случае, путь наверх был выложен горой трупов — куча мертвых придурков стала моей лестницей.

Этот человек лично мне ничего не сделал. Он — просто работа. Оплаченный контракт. Он умер, потому что был слабым. А я продолжаю жить, потому что сильная и делаю то, чему меня обучили.

Убиваю.

И вынужденное убийство не должно приносить мне такого удовольствия. Но мне нравится. За это я и прошу у них прощения. Я убиваю не просто ради того, чтобы выжить. Мне это нравится. Ради этого я живу. Никогда я не чувствую себя более живой, чем в тот момент, когда отнимаю чью-то жизнь. Нервное возбуждение, которое дает близость смерти, превратилось в зависимость, которую я с удовольствием подпитываю. И в этом я хороша. Я лучшая. Все мы в той или иной степени нуждаемся в признании.

Глава 2 Уна

Я переезжаю через бордюр и скатываюсь на мотоцикле вниз с небольшой насыпи в лесополосу. Опускаю подножку, снимаю шлем и кладу его на бензобак. Потом стягиваю с волос резинку, и освобожденные длинные светлые локоны каскадом рассыпаются по моей спине. Меня окружают запахи леса: хвои, земли, мха. После городского плена эта долгожданная передышка словно воскрешает меня. В городе слишком шумно: автомобили, люди … Все это подавляет чувства и притупляет восприятие. А здесь я могу услышать все и в то же время ничего, потому что царящая здесь тишина нарушается только случайной птичьей трелью.

Натянув на голову капюшон, я бегу по дорожке. По мере приближения к дому стараюсь держаться теневой стороны. Для стороннего обывателя это просто особняк в Хэмптоне, принадлежащий одному из тех парней, у которых хренова туча денег. Но я-то лучше знаю. Этой крепостью владеет Арнальдо Ботичелли — правая рука босса итальянской мафии. Мало кто вообще видел то, что скрыто за этими стенами. Но я — другое дело. Поэтому они и нанимают меня.

Я дожидаюсь пересменки охранников, чтобы воспользоваться их короткой заминкой и добраться до высокого — шесть футов — каменного столба, стоящего слева от огромных металлических ворот, как раз в тени будки охраны. Схватившись за уступ, я подтягиваюсь, перелезаю и бесшумно приземляюсь с противоположной стороны. Замираю, жду, прислушиваюсь. Восприятие обострено до предела — я фиксирую малейший шорох и движение. У меня отлично получается настраивать и, когда надо, отключать свои органы чувств. Слабый звук дыхания собаки да неуклюжая поступь тяжелых ботинок — вот и все, что я слышу. Чтобы добраться до дома, мне требуется всего тридцать секунд. Я пересекаю темный газон. Чем ближе, тем опаснее. Особняк похож на современный дворец со стеклянными стенами, благодаря чему вся прилегающая территория залита светом. На крыше сидят минимум три снайпера, периметр охраняется четырьмя охранными патрулями, еще шестеро бойцов несут службу непосредственно возле дома.

Просканировав взглядом фасад, замечаю, что в одной из комнат приоткрыто окно. Огромного размера стеклянная створка слегка отклонена, а комната за ней погружена в темноту — одна из немногих, которая не освещена, как рождественская елка. Охранник, стоящий под окном, судя по виду, отвлекся и заскучал. Выждав немного, я пересекаю освещенную часть лужайки и забегаю ему за спину. Бесшумно ступая по траве, я подбегаю сзади, прыгаю ему на спину, обхватываю тело ногами и обвиваю руки вокруг его шеи. Пытаясь освободиться от хватки, он делает шаг назад, припечатывая меня спиной к стене. Я сжимаю руки сильнее, делая все возможное, чтобы свернуть его толстую шею. И вот, наконец, он с глухим стуком падает на землю. Я без усилий поднимаюсь на ноги рядом с его бездыханным телом, моя грудь часто вздымается и опадает от затрудненного дыхания.

Теперь… мне нужно просто взобраться по стене дома и проскользнуть в приоткрытое окно на втором этаже. Легко.

Дом Арнальдо — это крепость из мрамора и стекла, насколько мне известно, полностью пуленепробиваемого. Прижавшись спиной к стене, я внимательно осматриваюсь, прежде чем снова продолжить свой маршрут. Пара охранников стоит перед двойными дверями, ведущими в кабинет Арнальдо. Натянув капюшон толстовки по самые глаза, я делаю глубокий вдох и выхожу из-за угла. Охранники замечают меня, и я, держа руки за спиной, приближаюсь к ним. Они оба хватаются за пистолеты, но я падаю на землю, выхватываю из кобуры два ствола и вытягиваю их перед собой. Указательные пальцы нажимают на курки. В воздухе раздаются приглушенные выстрелы. Какое-то время охранники пытаются сопротивляться и тянутся руками к маленьким дротикам, торчащим из шеи, после чего плавно сползают вдоль двери на пол. Дартс вообще-то не в моем стиле, но в данный момент не стоит залезать в дом клиента, убивая при этом его личную охрану. Уперев ботинок в плечо одного из парней, я отодвигаю его тело в сторону, чтобы открыть дверь. Подошвы моих ботинок мягко ступают в глубокий ворс ковра, и я закрываю за собой дверь.

Арнальдо сидит за огромным столом и, улыбаясь, постукивает пальцами по столешнице. Естественно, он ждал меня. Я предупреждала его, что приду. Позади него безмолвной стеной стоят телохранители: плечи напряжены, стволы штурмовых винтовок направлены на меня. Я держу лицо опущенным, так у меня сохраняется уверенность, что тень капюшона не даст им меня рассмотреть.

— Вы собираетесь меня пристрелить, мальчики? — спрашиваю я с нахальной улыбкой. Я считаю, что в самых худших ситуациях зачастую может спасти улыбка. Все в жизни строится на первом впечатлении. Твои действия не имеют значения — важно только то, как их воспринимает твой оппонент. Улыбайся, когда он ожидает, что ты съежишься от страха. Сыграй беззащитную женщину, когда он ждет, что ты будешь палить из всех стволов. В конце концов, самый смертоносный враг — это тот, чьи действия нельзя предугадать.

— Уна, — приветствует меня Арни с ярко выраженным итальянским акцентом, после чего щелчком пальцев дает сигнал своим людям уйти. Он знает, что при них я не буду разговаривать. Дверь со щелчком закрывается, и он жестом приглашает меня присесть. — Спасибо, что согласилась встретиться.

Я прищуриваюсь, уже почувствовав, что за моей спиной кто-то есть, но жду его действий. Арнальдо сам спалился, бросив быстрый взгляд мне за спину, прежде чем встретиться глазами со мной. С улыбкой я склоняю голову, и в ту же секунду из широкого браслета на правой руке мне в ладонь падает тонкое серебристое лезвие. Размером оно не больше шпильки для волос, но острое, как бритва, и достаточно тяжелое, чтобы быть пригодным для метания. Не отрывая взгляда от Арнальдо, я делаю резкое движение рукой за спину и слышу, как лезвие достигает цели, вонзаясь в деревянную дверь. Губы мафиози изгибаются в некоем подобии улыбки, и в уголках его глаз появляются легкие морщинки.

— Ты промахнулась.

Голос за моей спиной низкий и хрипловатый. Он приближается ко мне, и я заставляю себя сохранять неподвижность, почувствовав его совсем рядом. Выйдя из-за спины и встав лицом ко мне, он останавливается. Наши тела в дюйме друг от друга. Главная его цель — запугать, и это забавляет меня. Он высокий — намного выше меня. Но в отличие от грузных с виду людей Арнальдо, этот сложен атлетически. Мощные плечи и широкая грудь переходят в узкую талию. Подтянутое мускулистое тело — результат усердных тренировок и выматывающей работы. Некоторые женщины находят таких мужчин привлекательными, но я за пределами этих стандартов. Я считаю его опасным.

Он стоит в расслабленной позе, небрежно засунув руки в карманы дорогого костюма, идеально подогнанного по фигуре. Он, словно радиомаяк, излучает силовые волны, и они распространяются, закручивая меня в свою воронку и выкачивая весь кислород из комнаты. Любопытство все-таки берет верх, и я медленно поднимаю голову, перемещая взгляд от его груди к лицу. Выглядит он, как один из парней-моделей в глянцевых журналах. Полные губы, волевой подбородок, высокие скулы и волосы, слегка длиннее приемлемого для профессиональной модели. Он производит впечатление богатого красавчика, пока я не заглядываю в его глаза цвета выдержанного виски: непроницаемые, холодные, как лед. Усилием воли я сохраняю улыбку на лице, хотя все в нем буквально излучает вызов.

Его глаза сужаются, и я вижу, как он словно сам на себя надевает строгий ошейник, чтобы сдержать то, что рвется наружу: что-то холодное, опасное и по безжалостности соперничающее с моим собственным. Всего на мгновение я теряю самообладание, но этого достаточно, чтобы он увидел мое лицо. Данный факт меня не особо расстраивает, ведь это значит, что мне, скорее всего, придется его убить. И это превращает стоящего напротив мужчину в интересного противника.

Протянув руку, я обвожу пальцем раковину его уха и вижу кровь, оставленную моим маленьким лезвием.

— Я никогда не промахиваюсь, — попав в плен его глаз, я подношу окровавленный палец к губам и обсасываю его, ощущая на языке медный вкус крови. Он даже не шелохнулся. — Если бы я хотела твоей смерти, ты был бы мертв, — на его лице не дрогнул ни один мускул. Нет даже намека на то, о чем он думает. И это интригует и бесит одновременно.

— Bacio della morte, — произносит он на беглом итальянском, любовно смакуя на языке каждое слово.

Поцелуй смерти. Так меня прозвали итальянцы.

— Sei spaventato? — отвечаю я с ухмылкой. Тебе страшно?

Не могу не попытаться спровоцировать его, хотя сомневаюсь, что он вообще чего-то боится. Говорят, между храбростью и глупостью всего один шаг. И он поймет, что это очень короткий шаг, когда придется иметь дело со мной.

Он склоняет голову набок, и на его лоб падает непослушная прядь темных волос. Этим жестом он напоминает мне хищника, который оценивает свою добычу, что само по себе абсурдно. Он так долго смотрит мне в глаза, что нормальный человек давно уже почувствовал бы себя не в своей тарелке. И то, как он смотрит на меня, вызывает желание отвести взгляд и отступить. У меня! Я ни перед кем не отступаю, потому что для этого нужно бояться. Меня никому не запугать. Кто этот человек? Он просто олицетворение власти и, судя по виду, уже при рождении был ею наделен. И все же я его не знаю, из чего следует: властью он не обладает. Любопытно. Каждый человек — это страница книги. Каждого человека можно прочитать: его страхи, надежды, сильные и слабые стороны … если точно знаешь, что хочешь выяснить, тебе выложат все. Он же ничего не говорит, ничем себя не выдает, и это меня интригует. Я вглядываюсь в его глаза, стараюсь взглядом, словно буром, проникнуть в них, а он все так же невозмутимо стоит передо мной. Железобетонная, непроницаемая, непоколебимая стена.

В конце концов, я первая отвожу взгляд и пренебрежительно обхожу его. Внутренности сжимаются от тревожного предчувствия, когда я поворачиваюсь к нему спиной. Все мои инстинкты хором предупреждают меня, что это опасно, но умение выживать и быть лучшей предполагает, помимо всего прочего, и умение блефовать. Признание его достойным противником само по себе дает ему власть, которой я не готова делиться. Потому что главный источник опасности здесь я, и — кем бы он ни был — при малейшем движении сможет очень быстро в этом убедиться.

Я обхожу стол, и Арнальдо, подняв с кресла свою тушу, обнимает меня и целует в обе щеки. У итальянцев есть свои традиции, и они расстраиваются, если ты их не уважаешь, поэтому я подыгрываю ему, хотя при соприкосновении с его кожей давно запрятанные в самую глубь инстинкты рвутся на свободу. Я сравниваю их со львом, бросающимся на решетку клетки и одержимым первобытным инстинктом убивать. Но я соорудила внутри себя клетку из закаленной стали, которая удерживает моего монстра под надежным замком — закованным и скрытым от остального мира до тех пор, пока он мне не понадобится. Арнальдо отстраняется, и я выдыхаю.

Арни — человек медвежьей комплекции, постоянно воняющий виски и сигарами. Но… он мой постоянный клиент, а я ценю преданность.

— Арни, давно не виделись, — говорю я непринужденным тоном. Он садится обратно и сначала предлагает мне выпить, хотя знает, что я откажусь, а затем указывает на стул, хотя также прекрасно знает, что я не сяду. Мы работаем с ним уже четыре года, и он довольно неплохо меня изучил.

— Рад сообщить, что в последнее время не нуждаюсь в твоих услугах.

Я делаю шаг назад и прислоняюсь спиной к стене сбоку от стола Арни. Бросаю взгляд на высокого мрачного красавца. Он стоит в той же позе, только теперь лицом к нам. Руки, по-прежнему засунутые в карманы, создают обманчиво-легкомысленное впечатление, но в этом мужчине нет ни капли легкомыслия. Он прекрасно все осознает, внимательно наблюдает и выжидает. С мрачным и хмурым видом изучает меня.

— Он должен уйти, — говорю я, кивая в его сторону.

Арни вздыхает и откидывается на спинку кресла.

— Это касается и его. К тому же у меня нет уверенности, что ты не убьешь меня, — ухмыляется он.

— О, Арни, — я мило улыбаюсь и, скользнув пальцами под края капюшона, откидываю тот с лица. — Забавно, что ты считаешь, будто кто-то сможет защитить тебя, если я захочу твоей смерти, — покачивая бедрами, я начинаю двигаться в его сторону, и по мере моего приближения лицо Арни становится все более серьезным. — Не волнуйся. За тебя я запрошу минимум двадцатку, — я подмигиваю ему. Как уже было сказано, в этой игре главное — произвести впечатление. Уверенной быть необходимо, но и шарм немаловажная вещь. Я не любитель подобной фигни и никогда не стала бы общаться с клиентом лицом к лицу, но для Арни делаю исключение. Хотя даже он должен помнить свое место, потому что, будь ты даже боссом мафии, главой наркокартеля, долбаным президентом страны … смерть не видит различий. Она продается тому, кто больше заплатит.

Глава 3 Неро

То, как она двигается, как говорит, как играет с Ботичелли, вызывает у меня больший интерес, чем следует. Я мало о ней знаю, но одно могу сказать точно: ее нельзя контролировать. Ее история хорошо известна. Русская наемница, которая убрала Сальваторо Кароссо — ключевую фигуру мексиканского картеля. Если бы я увидел ее на улице, то не обратил бы внимания. И теперь я понимаю, почему она так хороша в своем деле. Внешне она выглядит этакой симпатичной малышкой, полной пустых угроз, но одного взгляда в ее глаза для меня оказалось достаточно, чтобы оценить ее с другой стороны, потому что на самом деле ничего подобного в ней нет. Ни эмоций, ни сомнений, ни угрызений совести.

Она подходит к столу Ботичелли, и я замечаю, как его челюсть подергивается в ответ на ее завуалированную угрозу, но, тем не менее, он не произносит ни слова. И не предпринимает никаких действий. Она заставила одного из боссов итальянской мафии прикусить язык и поджать хвост, как побитую собаку. Уголки моих губ приподнимаются, и я пытаюсь подавить улыбку. Он ее боится. Арни бросает на меня взгляд, как будто ожидая, что я его спасу. Нет, не буду. Он — средство достижения цели, и в гробу я видел хранить ему верность тогда, когда это не несет мне никакой выгоды.

Мне нужна именно она.

Подпрыгнув, она усаживается на край стола лицом ко мне, и, демонстративно взмахнув ботинком перед моим носом, закидывает ногу на ногу с таким видом, будто ей наплевать на весь белый свет. Поставив руки за спиной, она выгибается всем своим стройным телом. Ткань майки натягивается на груди, и я взглядом прослеживаю каждый изгиб. Длинные светлые волосы волнами рассыпаются по спине, делая ее молочную кожу еще более бледной. Да, теперь я понимаю, почему она лучшая. Потому что, не знай я, кто она, был бы более чем готов загнать в нее член. Убийца в облике Барби. Она идеальна.

— Чудесно. Ты хочешь говорить в его присутствии. Давай, но… — она бросает на меня взгляд, прищурив свои необыкновенные, цвета индиго, глаза. — Если ты выдашь меня, я тебя из-под земли достану.

В этом мире есть два типа людей: одни угрожают, а вторые обещают. Я всегда ценил людей, которые держат обещания. Ее глаза встречаются с моими, и в ответ я просто смотрю на нее. Вряд ли она знает, что в данной ситуации лишние разговоры могут навредить мне гораздо больше, чем ей. Хотя очень скоро она это поймет.

— Ладно, — нетерпеливо вздыхает Арни. — Вот твоя цель, — и вручает ей папку. Она открывает ее и, просмотрев каждую страницу, бросает на стол рядом с собой, после чего произносит всего одно слово: — Три.

Мафиози прищуривает глаза.

— Три миллиона? Он всего лишь глава клана.

Запрокинув голову, она бросает на него скучающий взгляд.

— Это не просто главарь. Это Лоренцо Сантос. Мне потребуется время, чтобы подобраться к нему поближе. А время — деньги, Арни.

Гребаный Лоренцо. Идиот с неугомонным членом. Ей достаточно просто взглянуть на него, и он слепо будет следовать за ней, пока не окажется с перерезанным горлом.

Арнальдо хищно ухмыляется и берет из пепельницы недокуренную сигару. Достает из кармана зажигалку, чиркает, позволяя яркому пламени поцеловать обугленный кончик, и, сделав затяжку, выдыхает плотное облако дыма.

— Подобраться к нему не будет проблемой. Именно для этого здесь Неро, — он указывает сигарой в мою сторону, и упавший с нее пепел рассыпается по деревянной столешнице. Взгляд девушки перемещается на меня — пристальный, изучающий.

— Через две недели Сантос устраивает вечеринку в честь помолвки, и ты будешь парой для Неро, — добавляет босс.

И я, и она прекрасно понимаем, что в этот вечер охрана будет усиленной. Если даже она войдет, выбраться у нее точно не получится. Это самоубийство. И проверка. Арнальдо думает, что наши интересы совпадают, и что это обычный захват власти. Это не так, но в данный момент мне нужно, чтобы он был моим союзником. А самое главное, он нужен мне, чтобы выйти на лучшего наемника, которого только можно купить за деньги… ну, или наемницу. Уна Иванова. Она неуловима, с ней невозможно выйти на связь — только через знакомых. И Арнальдо входит в круг этих лиц. Фигуры уже расставлены на шахматной доске, и мне остается только ввести их в игру.

Раздувая ноздри, она делает глубокий вдох.

— Хорошо. Но все равно три миллиона, — Уна спрыгивает со стола и подходит ко мне. Ее бедра восхитительно покачиваются, а движения тела… воплощенное произведение искусства. Подойдя вплотную, она поднимает руку и проводит ногтями с идеальным маникюром по моему подбородку. Я перехватываю ее руку, останавливая движение. Я ни хрена ей не доверяю. Ее кроваво-красные губы изгибаются в улыбке, и я сжимаю ее запястье достаточно крепко, чтобы оставить синяки на фарфоровой коже, а, надавив чуть сильнее, сломать тонкую кость. В ее глазах что-то вспыхивает, но она не вырывается и даже не двигается, не прекращая при этом улыбаться. Мы просто смотрим друг на друга.

— Еще раз, как тебя зовут? — выражение ее лица меняется, в глазах вспыхивает интерес.

— Неро.

— Неро…?

При виде моих сомнений ее легкая ухмылка превращается в полноценную улыбку.

— Я все равно узнаю, так что лучше сэкономь мне время в дополнение к деньгам Арни.

Я не сомневаюсь, что через несколько часов она будет знать всю мою подноготную.

— Верди, — говорю я. Ноль реакции. Совершенно никакой.

— Никто, — тихо произносит она. — Любопытно.

— Никто, — соглашаюсь я, натягивая на лицо улыбку, и отпускаю ее запястье, медленно проводя пальцами вдоль руки. Она напрягается, всего на секунду, но я успеваю заметить. А потом Уна прижимается ко мне всем телом, ее дыхание касается моего лица, и она, склонив голову набок, останавливает взгляд на моих губах. Уверен, многих мужчин заманили в лапы смерти это упругое тело и полные губы. Но я не из их числа, поэтому выжидающе смотрю ей в глаза.

— И все же ты здесь, на короткой ноге с боссом мафии, — шепчет она, приподнимая бровь. — Высокое положение для никого.

Умная девочка.

Она прикусывает краешек нижней губы.

— Ты мне нравишься, Неро, — она проводит ладонью по лацкану моего пиджака и плавным движением отходит назад. — Думаю, тебя будет непросто убить, а я очень люблю преодолевать трудности, — она улыбается и подмигивает, после чего неспешно направляется к двери, словно у нее в запасе все время мира. Остановившись, она снова натягивает на голову капюшон толстовки, оставляя на виду лишь светлые локоны, лежащие на плечах. А затем уходит.

Игра началась.

Две недели спустя

Затянувшись, я задерживаю дым, позволяя ему обжечь легкие, прежде чем выдыхаю его. Я примерно в миле от дома Лоренцо — припарковался на подъездной дорожке нежилого дома с вывеской о продаже. Уна опаздывает ровно на три минуты.

Я поднимаю взгляд и вижу мчащийся по улице черный «Мерседес». Он сбрасывает скорость, сворачивает на дорожку, останавливается рядом с моей машиной, после чего его двигатель замолкает. Мне требуется секунда, чтобы понять, кто это, потому что длинные светлые волосы сменились темным каре. Дверь открывается, и из салона машины появляется гибкое тело Уны, затянутое в красное платье. Этот наряд полностью закрытый, но в то же время подчеркивает каждый ее изгиб. Если она задалась целью отвлечь и соблазнить, то даже представить себе не могу, в чем тут может возникнуть проблема.

— Красивое платье, — говорю я, отталкиваясь от капота своей машины, бросаю на землю окурок и выдыхаю длинную струйку дыма. Даже не взглянув на меня, она направляется к пассажирской дверце, бросая по пути: — Курение тебя убьет.

— Я бы сказал, что сейчас это наименьшая из наших проблем, — открыв водительскую дверь, я устраиваюсь на кожаном сиденье.

Уна садится в машину захлопывает за собой дверцу.

— Говори за себя. Любой риск просчитывается и напрямую зависит от уровня твоего мастерства.

Я завожу двигатель и, закинув руку на подголовник ее кресла, оборачиваюсь, чтобы посмотреть в заднее стекло. — А тебя убьет высокомерие, — говорю я и выруливаю с дорожки, одним движением руля выводя машину на шоссе.

Она издает короткий смешок.

— Я лучшая, мистер Верди. Это не высокомерие, а всего лишь факт, — Уна достает из сумочки маленькое зеркальце и проверяет помаду. Красный цвет гармонирует с цветом ее платья и резко контрастирует с бледной кожей. — Я не берусь за работу, которая может меня убить.

— Значит, у тебя есть план, как выбраться? — Чуть раньше Арнальдо сказал мне не задавать вопросов и позволить ей сделать то, ради чего он ее нанял. Но это шоу будет не для Арнальдо — неважно, что он считает себя кукловодом. Черт возьми, как хочется собственноручно прикончить Лоренцо: стоять над его умирающим телом и с улыбкой наблюдать за вытекающей из него жизнью. Но я вынужден оставаться в стороне.

— Ты читал файл, который я тебе отправила?

— Да, но в нем не так уж много информации.

Она отправила мне файл с подробным описанием своей легенды и некоторыми туманными фактами о себе. Вот и все.

— Тебе известно о повышенных мерах безопасности? — я смотрю на нее, но она не отвечает, а лишь поджимает губы, отчего на щеке появляется маленькая ямочка.

— Информации ровно столько, сколько тебе необходимо, чтобы сыграть свою роль. Не ставь под сомнение мои методы, и я не стану спрашивать, почему ты жаждешь смерти своего брата.

Я возвращаю внимание к дороге и, стиснув зубы, крепче сжимаю руль. Естественно, она узнала, что Лоренцо мой брат. Я чувствую взгляд Уны на лице, но намеренно не смотрю в ее сторону.

— Сводного брата, — говорю я сквозь зубы. — И на это у меня есть причины.

— Ты заблуждаешься, полагая, что мне есть до этого дело.

— Я должен знать, как ты собираешься все провернуть. Мне нельзя попасть под подозрение, — понизив голос, я почти рычу.

Она театрально вздыхает.

— Мы приходим туда вместе. Вскоре после нашего прибытия я потихоньку ускользну. Твой брат последует за мной. Дело сделано. После этого мы больше не увидимся, так что не жди меня.

— Ты действительно думаешь, что справишься?

Она смеется. Легкий звенящий звук, так не соответствующий ее истинной сущности.

— Я знаю, что смогу. Тебе стоит побеспокоиться о себе. Девушка, которую ты привел на вечеринку, убивает твоего брата … для тебя это может плохо кончиться.

— У меня все под контролем. Я ненавижу своего брата, и он ненавидит меня. Но он — глава клана, а я — надежный инфорсер¹. Наша вражда не является достоянием общественности. Для всех я — преданный брат, готовый убить за Лоренцо. Единственные люди, которым известна изнанка наших отношений, — Томми, Джио и Джекс — мои ближайшие друзья. Подозреваю, что Лоренцо тоже хранит это в секрете. В конце концов, раскол в семье сделает его слабым в глазах остальных. Хотя он никогда не отличался особой проницательностью, поэтому я могу ошибаться. К тому моменту, когда кто-то наберется смелости высказать вслух свои подозрения, я уже возглавлю клан. И если сейчас я вселяю страх, то после этого я буду вселять ужас.

На подъезде к дому я обнаруживаю скопление машин. Парковку организовали на одном из газонов за воротами, и люди стоят в очереди, ожидая, пока бойцы Лоренцо на входе обыщут каждого. Я ставлю машину между внедорожником и седаном. Уна приглаживает парик и распахивает дверцу. Повернувшись, я хватаю ее за руку, чтобы остановить, но не успеваю, потому что она, вырвав руку из моей хватки, ребром ладони бьет меня по горлу. От сильного удара по кадыку у меня перехватывает дыхание, и в глазах темнеет. Пара драгоценных секунд уходит на то, чтобы вновь обрести способность двигаться. Первое инстинктивное желание — схватить ее за затылок и хорошенько приложить башкой о приборную панель, но это не лучшим образом отразится на ее лице, а для предстоящей работы мне нужно, чтобы оно оставалось в целости и сохранности.

Тогда я хватаю ее запястье и сжимаю достаточно сильно, чтобы оттолкнуть от себя на дюйм. Может, она и быстрая, но по сравнению со мной гораздо меньше и слабее. Она вырывает руку и прижимает ладонь к себе. Ноздри раздуваются, зрачки расширены, кулаки сжимаются и разжимаются, все тело дрожит. Уна пытается взять себя в руки.

— В данный момент ты мне нужна, но сделай так еще раз, и я пущу пулю в твою милую маленькую головку, — рычу я, пытаясь обуздать бешенство. Я не люблю сюрпризов, но еще больше не люблю, когда меня переигрывают. С хрустом верчу шеей вправо и влево, пытаясь избавиться от боли глубоко в горле.

Она поворачивается лицом ко мне, и эти глаза цвета индиго пристально всматриваются в меня. Между нами что-то изменяется, атмосфера пропитана угрозой насилия.

— Если ты дорожишь своей жизнью, никогда не прикасайся ко мне без предупреждения.

— Я всего лишь хотел сказать тебе о том, что будет обыск. Достаточно им обнаружить твой миниатюрный ножичек, и все пойдет коту под хвост, — я указываю на ее массивный серебряный браслет.

Она отворачивается, сдвигаясь на край сиденья.

— На самом деле, эта информация не стоила того, чтобы получить травму, — протяжно говорит она с легким русским акцентом, который обычно очень умело скрывает.

Я усмехаюсь.

— Приму к сведению.

Уна считает себя неуязвимой, потому что внушает страх. Но это не ее личная заслуга — просто она полагается на самый главный животный инстинкт. Выживание. Люди готовы на все, чтобы выжить, поэтому страх становится ценным союзником. Я давно усвоил, что выживание — это не жизнь, поэтому либо получу то, что хочу, либо умру, пытаясь это получить. А я всегда добиваюсь своего.

Глава 4 Уна

Мы подходим к воротам и ждем в очереди вместе с остальными гостями. Рука Неро скользит по моей талии и, опустившись ниже, располагается на бедре. Я стискиваю зубы, но прилагаю все усилия, чтобы сохранить невозмутимый взгляд и улыбку. Пусть я и убийца, но в первую очередь актриса. Я могу быть кем угодно, могу сыграть любую предложенную роль в любом обличье, потому что убийство, как таковое, — это самая простая часть. Основная проблема в том, чтобы сблизиться с жертвой. Поверьте, когда убиваешь людей вроде тех, с которыми приходится иметь дело мне, необходимо сблизиться с ними, прежде чем сделать выстрел. А у них есть привычка уклоняться от пуль и стрелять в ответ.

Сжав пальцы на моем бедре, он притягивает меня ближе.

— А ты смельчак, — ворчу я себе под нос. Он сдвигает руку, и жар его ладони, проникая сквозь ткань платья, добирается до кожи.

У него вырывается смешок.

— Может, я просто хочу удостовериться в твоем профессионализме.

— Хм, — я улыбаюсь одному из охранников, который обыскивает впереди стоящую женщину, не сводя с меня глаз. Я провожу рукой вдоль своего тела, пока не касаюсь пальцев Неро, после чего нежно обхватываю его руку и сжимаю. Он издает легкое ворчание. — Как думаешь, на каком уровне будет твой профессионализм, если я сломаю тебе руку? — шиплю я сквозь зубы, сладко улыбаясь на публику.

Он склоняется и проводит пальцем по моей щеке.

— Потерпи, Изабэль. Нас сейчас будут обыскивать, а у меня на тебя стояк, — он склоняется еще ниже, почти касаясь губами моего уха. — Я обожаюженщин, склонных к насилию.

А я обожаю заставлять мужчин истекать кровью. На работе я сосредоточена, держу себя в руках, но все же что-то в нем пробуждает желание принять этот вызов, который Неро бросает мне одним своим присутствием. Для посторонних мы должны казаться влюбленной парой — настолько влюбленной, что не в состоянии оторваться друг от друга. Главное — произвести правильное впечатление. Я сильнее сжимаю его руку и вижу, как на мгновение напрягается его лицо. Он немного отстраняется, и я медленно отпускаю его, но не отвожу глаз, когда его пальцы, пробежав по моему бедру, ласково поглаживают верхнюю часть ягодиц.

Стоящую перед нами пару пропускают, и мы подходим к охранникам.

— Разведите руки в стороны, — заученным тоном говорит мне один из них.

Я выполняю приказ и задерживаю дыхание, пока его руки быстро ощупывают мое тело. Он переходит к Неро, и в это же время второй охранник проверяет меня сканером на наличие «жучков». Естественно, ничего не находит. Все, что нужно для убийства Лоренцо, — это только я сама, и ничего такого, что может быть обнаружено или вызовет подозрения. По окончанию обыска Неро улыбается и на итальянском желает им хорошего дня, после чего кладет руку мне на поясницу.

— Прежде чем угрожать мне вывихом плеча, запомни: мы с тобой пара, Morte. И поверь, чем достовернее я продемонстрирую, как сильно хочу тебя, тем сильнее тебя захочет и мой брат, — он понижает голос. Хотя ничего из сказанного этим мужчиной не должно волновать меня, но, как ни странно, я взволнована настолько, что сама заметила это.

— Ну, у вас, итальянских мальчиков, это семейное.

Он пропускает мою фразу мимо ушей, и мы проходим в сад за домом, окруженный высокими каменными стенами. Здесь все оформлено в стиле классических вилл Тосканы: терракотовая черепичная крыша и цветы, растущие вокруг огромного особняка. Как только мы оказываемся во внутреннем дворе, люди начинают здороваться с Неро. Опять же, хотя его имя не имеет большого веса, и я замечаю это по манере общения людей с ним, его врожденная сила придает ему вид победителя. Стоит ему заговорить, как они тут же опускают глаза — даже более старшие по возрасту, которые не должны испытывать к нему такого уважения. Это даже не уважение — это порыв, инстинктивная реакция, возникающая у людей против их воли. Николаю он бы понравился. С такими способностями Неро быстро попал бы в актив. Хотя итальянцы глупы. Для них кровные узы важнее способностей. Последнее, в чем я убедилась в жизни: тот факт, что твой отец трахнул твою мать не делает тебя достойным уважения. Но у итальянцев так заведено. Кто я такая, чтобы судить?

Согласно легенде, Неро представляет меня как Изабэль Джейкобс — американку, с которой он встречается, пока семья не подыщет для него благовоспитанную итальянскую девушку и не заставит жениться на ней. Опять же традиции. На меня смотрят так, как в мафиозных кругах смотрят на любую женщину: симпатичный аксессуар, единственная ценность которого заключается в умении раздвигать ноги и готовить еду. Ни то, ни другое не входит в набор моих навыков. За время своей работы я поняла, что мне на руку, когда женщину недооценивают и быстро списывают со счетов.

Мы пробыли здесь уже минут двадцать, прежде чем я увидела Лоренцо и поняла, что он давно наблюдает за мной. Он стоит под руку со своей невестой, и выглядит она испуганной. На вид ей не больше двадцати. Большие зеленые глаза и темные волосы, волнами струящиеся по спине. Что ж, я спасу ее от вынужденного брака по расчету. На мгновение я встречаюсь глазами с Лоренцо, и когда он не отводит взгляд, дарю ему легкую улыбку, после чего опускаю ресницы, словно стесняюсь. Посмотрев на него снова, я вижу, что его внимание переключилось на Неро, стоящего слева от меня. Взгляд его полон неприязни.

Неро стоит в окружении верных парней, готовых есть из его рук. Они смеются и говорят по-итальянски — явный намек на то, что этот разговор не для моих ушей. Естественно, я понимаю каждое произнесенное ими слово. Но отталкиваю от себя Неро, и он, сдвинув брови, бросает на меня сердитый взгляд. Я делаю вид, что злюсь, и убегаю прочь. Возле небольшого открытого бара я протискиваюсь мимо группы стоящих здесь женщин, изящно сжимающих пальчиками тонкие ножки фужеров с шампанским.

Вежливо улыбнувшийся мне бармен похож на пингвина в смокинге.

— Водку со льдом, — говорю я ему.

Он наполняет стакан прозрачной жидкостью — от соприкосновения с алкоголем кубики льда потрескивают — и придвигает его мне.

— Иногда женщины предпочитают что-то покрепче.

Мои губы медленно растягиваются в улыбке, когда я поворачиваюсь к владельцу голоса с едва уловимым акцентом. Лоренцо не такой высокий, как брат, и, совершенно точно, не обладает такой же аурой могущества, несмотря на свое главенствующее положение. У него такие же темные волосы и темно-карие глаза, такие же высокие скулы и твердая линия подбородка, что вкупе с полными губами, я уверена, заставляет женщин терять голову. И все же, говоря объективно, Неро круче во всех отношениях.

— Всегда, — я подношу напиток к губам и делаю глоток, глядя на Лоренцо поверх стакана. Он поворачивается, прислоняется спиной к барной стойке и обводит взглядом собравшихся на поляне людей.

— Откуда ты знаешь моего брата?

Я пожимаю одним плечом.

— Я с ним трахаюсь, — с улыбкой слышу за спиной хихиканье нескольких женщин. Естественно, он заглатывает наживку. Не мог не заглотить. Я перевожу взгляд на его невесту. — Вижу, ты более степенный. Поздравляю, — я приподнимаю бровь, а его взгляд медленно перемещается на мои губы.

— Обожаю свадьбы, — я понижаю голос и, прикусив краешек губы, с сексуальной улыбкой окидываю взглядом его тело. О, выражение его лица мне отлично знакомо. Жилка на шее Лоренцо учащенно пульсирует, зрачки расширены. Дыхание заметно учащается, и он переступает с ноги на ногу — видимо, в брюках возникло дискомфортное напряжение. — Хотя ты не выглядишь дрожащим от предвкушения, — я опираюсь локтем о барную стойку и выпячиваю бедро, демонстрируя изгибы тела.

— Хм, что тут скажешь, этот мир полон соблазнов, — он тщательно подбирает каждое слово. — И ты достойна гораздо лучшего, чем мой брат, — последние слова он практически шипит, словно сама идея его оскорбляет. Чем больше он говорит, тем очевиднее становятся различия между ним и Неро. Предположительно, у Неро есть преимущество — он знал, кто я такая, с момента нашей встречи. Но наивность Лоренцо, его уверенность в том, что я именно такая, какой кажусь … мягко говоря, разочаровывает. Или, возможно, это я настолько хорошая актриса. В конце концов, меня обучали этому: быть хамелеоном, сливаться с окружением и становиться той, кого хочет видеть во мне жертва. В данный момент Лоренцо хочет видеть во мне горячую цыпочку, с которой спит его брат. Он хочет трахнуть меня, чтобы досадить Неро, и я вижу это по тому, как он смотрит на меня, а потом оглядывается через плечо на брата.

Лоренцо снова поворачивается ко мне, и я делаю шаг вперед, сокращая расстояние между нами. Проведя ладонью по лацкану его пиджака, я тяну за него, приближая Лоренцо к себе.

— Так предложи мне что-то получше, — приподняв бровь, я сосредоточенно смотрю на его губы, которые начинают изгибаться в удовлетворенной усмешке. И ему больше ничего не надо. Он берет мой стакан с барной стойки, выплескивает остатки водки, разворачивается и направляется к выходу. Бросив взгляд на другой конец сада, туда, где Неро общается с несколькими людьми, я понимаю, что он все это время не выпускал меня из виду. Встретив мой взгляд, он прищуривается, и его челюсть напрягается. Не обращая на него внимания, я следую за Лоренцо к выходу. Он проскальзывает в боковую калитку и, проходя мимо стоящего там охранника, что-то шепчет ему. Охранник кивает, и, когда я с чувственной улыбкой на губах приближаюсь к нему, он молча отходит в сторону. Держась чуть поодаль, я следую за Лоренцо по каменным ступеням, ведущим к застекленной веранде в задней части дома. Внутри всё оплетают вьющиеся растения, и меня окутывают ароматы всевозможных цветов. Впечатление портит лишь звук льющейся воды. На большинство людей он действует успокаивающе, но у меня вызывает волну самых неприятных воспоминаний. В моем мозгу мелькают картинки: руки удерживают меня внизу и не дают подняться … паника, удушье … я захлебываюсь … короткий вдох, но лишь для того, чтобы снова, раз за разом, оказываться под водой.

Резко, до хруста шейных позвонков, трясу головой и делаю глубокий вдох, чтобы сфокусироваться на поставленной цели.

Лоренцо сворачивает налево, в небольшую арку, ведущую, как я полагаю, в основную часть дома. Внутри все обустроено в том же стиле: терракотовая плитка на полу и темные стены. Совершенно не в моем вкусе. Он поднимается по лестнице, проходит по длинному коридору, поворачивает и останавливается возле двери. Оглянувшись через плечо, он с легкой улыбкой достает из кармана ключ и вставляет его в замочную скважину. Идеально. Подальше от вечеринки, чтобы никто не услышал, как он будет умирать. Тяжелая дубовая дверь со скрипом открывается. Лоренцо стоит, придерживая ее для меня, и я, входя в комнату, вынуждена прижаться к его телу. Комната небольшая. В центре несколько кожаных кресел и стол. Я подмечаю каждую деталь, потенциально несущую угрозу, и все, что смогу использовать в качестве оружия, если вдруг что-то пойдет не так. А самое главное — пути отхода. Конечно, есть дверь, через которую мы вошли, но она ведет обратно в дом, который, вероятно, под усиленной охраной. В дальней части кабинета имеются двойные стеклянные двери, ведущие на каменный балкон. На данный момент это самый вероятный из путей отхода.

Дверь закрылась, замок щелкнул с мрачной безысходностью.

В комнате воцаряется такая оглушительная тишина, как будто отсюда выкачали весь воздух, и весь мир словно замер в ожидании момента, когда смерть нанесет свой удар.

По моей шее скользят руки, но на этот раз я не вздрагиваю, потому что готова. Я мысленно сейчас в той части своего подсознания, где желание убить и жажда крови намного сильнее дискомфорта от его прикосновений. Эту свою сторону я скрываю и стыжусь ее. Но не потому что испытываю какие-то глупые угрызения совести. Не приписывайте мне то, чего нет. Я стыжусь, потому что на самом деле я выше этого. Из меня создали бесстрастного, элитного, молчаливого бойца. Смерть — это моя работа, обязанность. Нравится нам или не нравится — она просто есть. Но для меня в мире, в котором существует только серый цвет, это единственный всплеск красок. Принять от кого-то последний дар — это сродни получению высшей награды, момент освобождения, момент истинного блаженства. И меня заводит сама возможность разделить это мгновение.

Его губы касаются моей кожи с такой легкостью, что волоски у меня на затылке встают дыбом.

— Хочешь выпить? — бормочет он.

Я поворачиваюсь к нему лицом, намеренно оставляя между нами не больше дюйма, но стараюсь не отстраняться, чтобы не вызвать подозрений и не провоцировать его. Пока. Мне нужно, чтобы сначала выпил он.

— Я буду все, что ты предложишь.

Его глаза загораются похотью, но он все же берет себя в руки, отходит в угол комнаты и что-то наливает из хрустального графина. Не сводя с него взгляда, я снимаю перстень с правого указательного пальца, ногтем большого подцепляю камень и зажимаю его в кулаке, незаметно пряча кольцо в клатч. Когда он возвращается с напитками, я сижу на краю стола, скрестив ноги. Он окидывает взглядом мое тело и вручает мне стакан. Я подношу его к губам и делаю глоток выдержанной янтарной жидкости. Яркий дымный привкус танцует на языке, и я, прищурив глаза, всем своим видом приглашаю его подойти ближе. Едва донышко моего стакана касается столешницы, Лоренцо делает шаг вперед и опускает руку мне на затылок.

— Ты красивая женщина, Изабэль.

Я улыбаюсь.

— Значит, тебе известно мое имя.

Он ухмыляется.

— Конечно, — и его губы с такой силой прижимаются к моим, что на секунду я теряюсь… но только на секунду. Его рука с зажатым в ней стаканом оказывается между нашими телами, и это значительно все упрощает. Я просовываю руку между нами и, нащупав край бокала, бросаю камень в его напиток. Раздается легкое шипение, но я легко маскирую его, обняв Лоренцо за шею и издав страстный стон ему в рот. Его язык касается моих губ, прося впустить, но вместо этого я отталкиваю его. В недоумении он сдвигает брови.

— Думаю, мне стоит выпить перед всем тем, что ты готов мне предложить, — говорю я, дразнящим жестом прикусывая нижнюю губу.

Он тихо усмехается и, поднеся свой стакан к губам, делает большой глоток. Мне нужно, чтобы он выпил все. Запрокинув голову, я залпом допиваю свой напиток. Он приподнимает бровь и делает еще один большой глоток, практически осушая свой бокал. Весьма неплохо. Мгновенный эффект не заставляет себя ждать. Он хмурится и пытается откашляться. Я откидываясь назад, упираясь ладонями в стол за спиной. Он снова кашляет и хватается за горло.

— Какого…? — его взгляд устремляется ко мне, и я вижу, как в этот самый момент он осознает свою ошибку. Лоренцо открывает рот, вероятно, чтобы закричать и позвать охрану, но единственное, что может выжать из себя, — это сдавленный хрип. Его грудь высоко и часто вздымается, кожа покрывается блестящими капельками пота. Я наблюдаю, как он начинает пошатываться, и могу с точностью до секунды определить, когда он упадет. Его колени подгибаются и с характерным звуком ударяются об пол. Вот оно. Могущественный мужчина стоит на коленях, задыхаясь и бессвязно бормоча.

Я спрыгиваю со стола и обхожу его согнутую фигуру.

— Цианид. Мерзкая штука. Он заставляет твое тело работать против тебя самого, блокируя доступ кислорода в клетки, — склонив голову набок, я смотрю на него сверху. Он свирепо сверкает на меня глазами, но, учитывая его текущее положение, это совершенно бесполезно. Присев на корточки, я хватаю его за подбородок, вынуждая взглянуть мне в глаза. — Так что пока ты пытаешься хватать ртом воздух, твое тело задыхается изнутри, — я улыбаюсь, а он смотрит на меня так, словно уверен, что выживет и найдет меня даже на краю земли. Ну, он не первый, кто так думает.

Человеческий разум — странная субстанция. Ведь даже в самую последнюю минуту, понимая, что погибает, что тело, которым так дорожил, перестает функционировать, он все еще надеется. Правда заключается в том, что человек по своей природе мечтатель и фантазер, даже когда стоит на пороге смерти. Независимо от того, какими реалистами мы были при жизни, смерть покажет наше истинное лицо, дразня нас нашей собственной наивной надеждой.

— Ты знаешь, кто я? — спрашиваю я, выпрямляясь и медленно, неторопливо обходя его.

Лоренцо не отвечает — естественно, ведь он уже едва дышит.

— Меня называют basio della morte.

Метнув на меня быстрый взгляд, он зажмуривается.

— Арнальдо передает тебе привет.

Лоренцо скрипит зубами, но я знаю, что с минуты на минуту его сердце остановится. Качнувшись назад, он падает, неуклюже распластавшись на ковре. Лоренцо все еще дышит, но уже еле-еле. Сокращение его легких — не что иное, как обычный двигательный рефлекс умирающего тела. Достав из сумочки компактное зеркальце и помаду, я накладываю свежий слой на губы и убеждаюсь, что он не размазал мне весь макияж своими грязными поцелуями. Конвульсивные сокращения его легких замедляются, превращаясь в отрывистые короткие вдохи, как у выброшенной на берег под палящее солнце рыбы. А затем и они прекращаются. Он перестает дышать, и его сердце останавливается. Опустившись на колени рядом с телом, я опираюсь на него и жду, когда последний выдох с легким свистом слетит с его губ.

— Прости меня, — я, как обычно, прижимаюсь губами к восковому лбу.

И ровно в это самое мгновение открывается дверь. Я вскакиваю на ноги и занимаю оборонительную позицию, присев как кошка, готовящаяся к прыжку. Поняв, что это Неро, я выдыхаю: — Твою мать, стучаться надо!

Он переводит взгляд с меня на безжизненное тело брата.

— Извини. Они идут за тобой.

Хреново. Не успевает он договорить, как я слышу приближающиеся шаги нескольких человек. Лестница гудит под их тяжелой поступью, и я понимаю: если останусь здесь, то погибну. Пытаюсь открыть стеклянные двери, но они заперты. Хватаю из-за стола тяжелый, обитый кожей стул с намерением выбить им стекло, но не успеваю сделать этого — рядом раздается выстрел.

— Давай! Беги! — шипит Неро, выглядывая в коридор с зажатым в руке пистолетом Лоренцо. Он прострелил стекло. Я протискиваюсь в узкое отверстие в разбитой дверной раме, цепляясь платьем за торчащие осколки стекла. Второй этаж: не так уж высоко, но прыжок отсюда далеко не приятная прогулка. Насмерть, конечно, не разобьюсь, но если сломаю лодыжку, то это будет равносильно смерти. Лишусь возможности бежать — и я покойник.

Раздается еще один выстрел — так близко, что я слышу, как пуля рассекает воздух рядом с моим ухом. Я за то, чтобы все выглядело правдоподобно, но, клянусь Богом, если он выстрелит в меня… Выскочив на балкон, я прыгаю вниз. Несколько секунд полной невесомости, а потом я падаю на траву, путаясь в порванном красном атласе. Логично было бы спрятаться за деревьями и, добежав до забора, перелезть через него. Но именно поэтому я так и не поступаю. Пригнувшись, заползаю под балкон и прижимаюсь спиной к кирпичной стене. Надо мной раздаются голоса людей, жаждущих моей крови. Неро тоже там: приказывает удвоить количество охраны по периметру и никого не выпускать.

Сдернув парик и вытащив из волос шпильки, я встряхиваю длинными светлыми локонами. Платье и так безнадежно испорчено, но я берусь за лиф, разрываю его посередине и спускаю до талии, открывая надетое снизу бледно-голубое платье без рукавов. Переступаю через порванный красный атлас и выглядываю из-за угла. Собрав обрывки платья и парик, я тщательно прячу их под кустом, растущим перед домом, и направляюсь в сторону сада. Попутно достаю из сумочки и надеваю на глаза солнечные очки.

Навстречу мне выбегают шестеро вооруженных мужчин, и мой шаг на мгновение теряет уверенность.

— Мэм, это закрытая территория, — говорит первый с суровым, непреклонным выражением лица.

Я смотрю на пистолет в его руке и, тяжело сглотнув, отшатываюсь назад — естественно, наигранно.

— Ой, простите, кажется, я потеряла своего спутника, — я добавляю в голос легкую дрожь.

— Прошу вас, возвращайтесь к остальным гостям, — бросает он пренебрежительно.

Я сладко улыбаюсь, как и положено девушке, знающей свое место. Они ничего не подозревают, потому что ищут убийцу — сексуальную брюнетку в красном платье. А в своем теперешнем наряде я само очарование.

Обойдя застекленную террасу в задней части дома, я проскальзываю обратно через калитку в стене. Не поднимая взгляда, прохожу мимо охранника, хотя на посту уже другой парень — не тот, что стоял здесь раньше. Войдя в сад, замечаю, что все гости явно напряжены. Судя по виду, мужчины находятся на грани и готовы поубивать друг друга, и неважно, что ни у одного из них нет оружия. Для таких людей оказаться безоружным — это все равно что остаться голым. Женщины нервно жмутся друг к другу, как стадо безмозглых овец, и я замечаю, как их оперативно окружают мужчины из охраны, словно они величайшее сокровище, которое необходимо оберегать.

Я оказываюсь в центре всеобщего внимания. Это не очень хорошо. За моей спиной кто-то откашливается, и я понимаю, что все смотрят не на меня, а на Неро. Он стоит позади меня на верхней ступеньке лестницы, ведущей в сад, и окружающая его арка из цветов так резко контрастирует с жесткими, мрачными чертами его лица. Я опускаюсь вниз на пару ступеней, незаметно исчезая из поля зрения собравшейся толпы.

— Дамы и господа! — его голос подобен низкому раскату грома. Уверена, его слышно даже тем, кто стоит позади всех. — Нет никаких поводов для беспокойства. Просто возникли небольшие проблемы у службы безопасности, — он улыбается и делает это с такой убедительной искренностью, что даже я готова ему поверить. — Пожалуйста, продолжайте наслаждаться вечеринкой, пока охрана со всем разберется, — он поднимает бокал шампанского и ослепительно улыбается. Гул голосов, какие-то вопросы, общее замешательство — он не обращает ни на что внимания, осушает бокал, затем спускается по ступеням и обнимает меня за талию. — Не надо. У людей возникнут вопросы, — шепчу я.

Он улыбается кому-то за моим плечом.

— Нет, не возникнут. Я хочу, чтобы все видели. Улыбайся.

Я улыбаюсь, глядя на него, и произношу сквозь зубы: — Мне надо выбраться отсюда.

Обхватив руками за талию, он притягивает меня к себе.

— Прикоснись ко мне, — требовательно говорит он, видя, что мои руки плотно прижаты к бокам. Выполняя его просьбу, я кладу одну ладонь ему на грудь, а другую — на затылок. Он тянется губами к моей шее, но не прикасается к ней. — Они не позволят гостям разойтись, пока я не отдам приказ.

И он не может выпроводить всех слишком быстро, ведь ему нужно избежать подозрений.

— Потанцуй со мной. Веди себя так, как будто хочешь меня, — я слышу в его голосе улыбку, и у меня возникает желание врезать ему по почкам.

— Гораздо лучше тебя прирезать, — говорю я, сладко улыбаясь.

Разомкнув объятия, он берет меня за руку. На коже возникает странное покалывание, словно электрические разряды. Нахмурившись, я смотрю на наши переплетенные пальцы. Он ведет меня к небольшой площадке в центре двора, где располагается струнный квартет, исполняющий любимую мелодию Николая. Неро развернул меня перед собой, и я сделала эффектный пируэт. Я умею танцевать. Танцы и борьба — у них один и тот же принцип. Столкновение тел, связь, в которой ты должен прочитать своего партнера, а потом либо следовать за ним, либо противостоять ему.

Ладонь Неро уверенно ложится на мою поясницу, и он так плотно прижимает меня к своему крепкому телу, что перехватывает дыхание. Его полные губы изгибаются в полуулыбке, и на щеке, покрытой легкой щетиной, появляется ямочка. Глядя прямо в глаза, он кружит меня в танце и наблюдает за моей реакцией. Я позволяю себя вести и следую за каждым его движением. Наши тела двигаются совершенно синхронно. Они подобны горячей и холодной воде — такие разные, но все же одинаковые по сути.

— Я впечатлен, — бормочет он мне на ухо.

— Я оскорблена, — отвечаю я.

Он издает легкий смешок, и его горячее дыхание касается моей шеи.

— Неро, мне на самом деле нужно убираться отсюда.

Он немного отстраняется и смотрит мне в глаза — в его взгляде такая сила, такая решительность, словно в этот миг он готов сравнять с землей города и страны.

— Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось, — он снова притягивает меня к себе, и я вдруг ловлю себя на мысли, что не возражаю.

Обычно мне достаточно малейшего прикосновения, чтобы проснулось желание убивать, но тут… тишина. Не возникает даже потребности ударить в ответ.

— Я уже большая девочка, — проглатывая беспокойство, пытаюсь не обращать внимания на его комментарий.

— Конечно, Morte, — он снова кружит меня. Мы перемещаемся по танцполу, и его руки держат меня крепко и уверенно.

Больше всего беспокоит то, что я ему верю. Верю, когда он говорит, что защитит меня, даже если в его защите я не нуждаюсь. Его прикосновения не кажутся мне агрессивными или угрожающими, хотя я уже поняла, насколько он опасен. Неро Верди — самый опасный из всех мужчин, с которыми мне приходилось сталкиваться. Но все же в нем что-то есть. Не могу понять, что именно, однако — и это очевидно — веду себя с ним не так осмотрительно, как должна себя вести с людьми вроде него. Он сбивает меня с толку, и это настораживает. В конце концов, потеря бдительности может стать причиной смерти. И мне это слишком хорошо известно.

Глава 5 Неро

Она успокаивается в моих объятиях, и ее пальцы ложатся мне на плечи, обхватывая бицепсы. Когда я вошел в комнату, она словно парила над телом моего брата, как прекрасный мститель — спустившийся на землю ангел смерти, склоненный над своей жертвой — с каким-то странным выражением на лице: что-то между блаженным облегчением и мукой.

То, как она двигается, как смотрит на меня сейчас … это хищница, убийца, демон в платье. И я солгу, если скажу, что она не заставляет мою кровь кипеть.

Глядя ей за голову, я вижу, как еще двое охранников, переговариваясь по рации, подбегают к калитке. Я сказал им, чтобы они взяли все на себя, убедив, что мне нужно вернуться на вечеринку — у гостей должно сложиться впечатление, что все в порядке. Естественно, всем потом объяснят, что произошло, но в данный момент эта правда не только вызовет панику, но и ослабит репутацию семьи. Сам факт, что на итальянского мафиози совершено покушение в его собственном доме во время вечеринки по случаю помолвки … ну, это, мягко говоря, унизительно. Но таков был план Арнальдо.

И, действительно, если правда выплывет наружу, Лоренцо будет выглядеть слабаком, убитым только потому, что ему захотелось трахнуть какую-то бабу на вечеринке в честь его собственной помолвки. Я не могу сдержать улыбку. Его отец, наверное, перевернется в своей могиле. Но именно поэтому все останется в тайне. Люди, конечно, будут шептаться, что именно моя девушка убила его, но никто никогда этого не докажет. Гарантирую, что, кроме его личной охраны, никто никогда ничего не узнает. В нашем мире репутация гораздо важнее справедливости.

— Они обыскивают гостей, — напряженно шепчет Уна, уткнувшись мне в шею.

Я снова вращаю ее, меняя нашу позицию. Естественно, охранники внимательно осматривают гостей, обыскивают сумки, но, я уверен, они ищут таинственную брюнетку. Сомневаюсь, что они будут обыскивать Уну, но всякое может случиться. В конце концов, технически она не входила в ворота особняка. И если проверят камеры, нам пи*дец.

Я в очередной раз вращаю ее в танце и улыбаюсь, надеясь, что мы безупречно изображаем из себя пару. Не сводя глаз с охранников, я наблюдаю за их приближением. Люди вокруг нас начинают замедляться, отвлекаясь на бойцов, снующих между танцующими. В глазах Уны мелькает паника, и я переживаю, как бы она не наломала дров и не превратила вечеринку в кровавое побоище.

— Сэр, — говорит кто-то позади меня.

Черт.

Я обхватываю ладонью затылок Уны и, прижав к себе, обрушиваюсь ртом на ее губы. Она замирает и впивается ногтями мне в плечо. Проведя рукой вдоль ее спины, я глажу ладонью ее задницу и ласкаю языком нижнюю губу. Это должно выглядеть правдоподобно — настолько правдоподобно, чтобы окружающим стало некомфортно. Она напрягается и пытается оттолкнуть меня, активно сопротивляясь. Проклятье. В данный момент наши жизни зависят друг от друга. Если ее поймают — значит, и меня тоже.

Взяв ситуацию в свои руки, я зарываюсь пальцами в ее волосы, сгребаю их в горсть и резко дергаю шелковистые пряди. Она резко ахает, ее губы приоткрываются, окутывая теплым дыханием мой язык. Уна теряет стойкость, ее ледяной панцирь дюйм за дюйм трескается, и она становится мягкой и податливой. Ее пальцы перемещаются с моего плеча на шею, ногти царапают кожу, оставляя обжигающе- болезненные следы, заставляющие меня зашипеть прямо ей в губы. В ответ я прижимаю ее к себе и прикусываю зубами нижнюю губу. Наши языки встречаются, и я стону ей в рот. На вкус она — смесь шампанского и опасности, и все в ней заставляет мое сердце колотиться быстрее и гнать, словно наркотик, адреналин по венам.

Поцелуй становится полем битвы: чем грубее я себя веду, чем крепче становится моя хватка, тем глубже она погружается в поцелуй, отдаваясь ему. В этом поцелуе нет ничего ласкового и нежного — только животная страсть. Она прикусывает мою губу — достаточно сильно, чтобы пошла кровь, — а потом проводит языком по ране, заставляя меня стонать. Мой член дергается под молнией брюк, как пешеход, придавленный колесами автомобиля, и от нарастающего внутреннего жара моя кожа готова лопнуть.

В конце концов, она освобождается из хватки и, тяжело дыша, отталкивается от меня. Мы встречаемся взглядами: ее глаза цвета сиреневых ирисов расширены, в них стремительно сменяют друг друга удивление и похоть. Она выглядит испуганной. Вокруг нас море людей, но я чувствую рядом только ее. По коже словно проходят электрические разряды, и я скриплю зубами от кипящего в венах неудовлетворенного желания.

Уна — это оружие, убийца, враг. Она совсем не та, кого я вижу в ней сейчас. А вижу я ту, в которую хочу погрузить член по самые яйца. В нашей сфере важно разделять личные и профессиональные интересы, особенно если имеешь дело с Поцелуем Смерти.

Закрыв на несколько секунд глаза, я делаю глубокий вдох, разворачиваюсь и ухожу. Этот поцелуй нас спас. Пока. Теперь мне нужно вытащить нас отсюда.

Я направляюсь к Ромеро — правой руке Лоренцо. Его руки скрещены, плечи расправлены, а устремленный на меня взгляд обещает страшную месть. Для непосвященных мы с Лоренцо были братьями. Правда была известна только мне, ему и нашим самым близким друзьям. В реальности мы были заклятыми врагами, и я только что одержал победу.

— Нам нужно начать провожать гостей.

Черные, как смоль, брови сходятся над такими же черными глазами, в которых написан мой приговор.

— Я убью тебя, — рычит он.

Я улыбаюсь при виде пульсирующей венки у него на виске и с угрожающей ухмылкой говорю: — Попробуй, если сможешь. Ваш неустрашимый босс мертв, Ромеро. Как думаешь, кто займет его место?

Не скрывая агрессии, он рычит: — Ты — бастард. Незаконнорожденный. Семья никогда тебя не поддержит.

Я смеюсь.

— Ты прав. Я — бастард. Мне греет душу, что Лоренцо — первенец моего отца, его сын, его наследник, его величайшее достижение — оказался чертовым слабаком. А я — нежеланный сын, ублюдок, результат греха моей матери — оказался победителем.

На самом деле, я ненавидел бы его, если бы не был так благодарен. Посудите сами: у Лоренцо была вся отцовская любовь, но она ничего ему не дала. Да, Маттео Сантос создал меня. А его ненависть сделала меня сильным. Благодаря его постоянным напоминаниям о том, кто я есть, я стал умнее. Его физические издевательства сделали из меня бойца. Благодаря ему, я усвоил урок: уважение и власть не даются при рождении. Его имя давало ему власть, но независимо от того, сколько раз он бил меня, я ни разу не почувствовал к нему уважения. И моей единственной целью стало постепенное уничтожение его империи. Я убил его. А теперь не стало и его сына. Иногда мне жаль, что я не смог тогда сдержаться, чтобы сейчас он мог поприсутствовать здесь и стать свидетелем падения своего наследника. Чтобы он умирал, зная, что я одержал верх. Да, я бастард, но это ничего не значит, потому что я получу все … и даже больше.

— Уведите отсюда долбаных гостей, — рычу я.

Ромеро скрипит зубами, и мускулы на его плечах опасно напрягаются. Я хочу, чтобы он это сделал — действительно хочу. Но вместо этого он разворачивается и уходит. Через несколько минут гости начинают расходиться, но я больше не вижу Уну. Она, словно призрак, исчезла, растворилась в воздухе.

Глава 6 Уна

Такое в мой план не входило. Я пригибаюсь, укрываясь за перевернутым обеденным столом от перекрестного огня трех телохранителей. А Джозеф Лэнг в это самое время поднимается в одном из аварийных лифтов на крышу к ожидающему его вертолету. Раздается громкий треск, и, бросив взгляд левее, я вижу, что толстая столешница из красного дерева пробита пулей всего в паре дюймов от моего лица. При входе сюда был обыск, поэтому у меня нет пистолета. Единственное оружие — это маленький нож, спрятанный в браслете. Сгодится. Вытряхнув его себе в ладонь, я откатываюсь в сторону и бросаю клинок в шею ближайшего стрелка, а потом снова укрываюсь за столом. В столешницу врезается очередной град пуль. Придется переждать.

Свернувшись калачиком, замираю и терпеливо жду, чтобы они подошли проверить, жива ли я. Когда дуло пистолета показывается над краем стола, я вскакиваю, хватаюсь за ствол и направляю его в сторону окна, как раз в тот момент, когда он начинает стрелять. Основанием ладони ломаю стрелку нос. На секунду он теряет равновесие, я поворачиваю его перед собой, и тело стрелка принимает на себя следующую порцию выстрелов, исходящих от его напарника. Одна из пуль проходит навылет и попадает мне в руку. Твою мать. Просунув пистолет бедолаге под мышку, я нажимаю на курок, сняв второго охранника.

Оттолкнув мертвое тело, я перешагиваю через него и направляюсь к двери. Подняв с пола автомат, я перекидываю ремень через плечо, сбрасываю туфли, оставляю их в номере и бегом мчусь к аварийному выходу. Перепрыгивая через две ступеньки, я несусь по пожарной лестнице на крышу. Распахиваю дверь аварийного выхода, и меня встречает порыв ветра от вращающихся лопастей вертолета: он хлещет в лицо, треплет волосы и практически сбивает с ног. Окруженный четырьмя охранниками, Лэнг всего в нескольких футах от вертолета. Сейчас или никогда.

Я опускаюсь на одно колено, чтобы придать телу больше устойчивости, и вскидываю пистолет. Зажмуриваю один глаз. Смотрю в окошко прицела. Один из охранников постоянно маячит перед Лэнгом, но все же между ними есть небольшой зазор. Если выстрел окажется неудачным, мне придется убить их всех. Это грязно, а я не допускаю грязи в своей работе. Задерживаю дыхание и выжидаю подходящий момент. Телохранитель чуть-чуть смещается, и я жму на курок. Не самый чистый выстрел, но все же я попала в шею, а это смертельно.

Очень быстро вскакиваю на ноги и скрываюсь за дверью, используя второй автомат в качестве засова, чтобы запереть ее. Сбегаю вниз по лестнице, спускаюсь на этаж ниже залитого кровью номера отеля, из которого чуть раньше вышла. Нужно быстрее добраться до запасной лестницы. Женщина в заляпанном кровью платье с автоматом наперевес может стать поводом для объявления тревоги.

Едва я проскальзываю на лестничную площадку в противоположной части здания, мне звонят. Я касаюсь гарнитуры в ухе и рычу: — Сейчас не самое удачное время.

— Я пытаюсь связаться с тобой с прошлой недели. Скажи уже наконец, когда будет подходящее время?

Неро.

— Я была вне зоны доступа.

— Ни хрена подобного.

Что-то подсказывает мне, что он раздражен. Даже, не побоюсь этого слова, злится. Этому еще надо поучиться. Правда. Потому что я не злюсь. Гнев — это бесполезная эмоция, затуманивающая разум.

— Послушай, для этого звонка есть повод? — тяжело дыша, я пробегаю вниз ступеньку за ступенькой.

— Конечно. У меня для тебя есть работа.

— Пусть со мной свяжется Арни.

Он хрюкает от смеха.

— Ох, Уна. Думал, для нас это уже в прошлом.

— Неужели? Для меня — нет, — резко отвечаю я. Дверь на лестницу с грохотом распахивается, звук эхом отражается от бетонных стен пустых лестничных пролетов. — Проклятье!

У меня неплохая фора по времени, но все равно хотелось бы уже свалить отсюда. Кто-то выпускает пару автоматных очередей, и пули рикошетом отскакивают от металлических перил совсем рядом со мной.

— Судя по звукам, ты занята, — я слышу усмешку в его голосе.

— Черта с два! — рычу я. — Пришли мне адрес. Завтра я буду там, — я завершаю звонок и, ускоряя темп, бросаюсь к двери, которая, как я знаю, должна вести на парковку. Пулей промчавшись по пандусу на следующий уровень, я быстро оглядываюсь через плечо в поисках возможных свидетелей. Прыгаю в «Порше», припаркованный под разбитым фонарем, и ударяю рукой по кнопке зажигания. Оживший двигатель урчит, и я вдавливаю в пол педаль газа: мотор рычит, шины визжат, когда я выезжаю из гаража, оставляя за собой дымящийся след на асфальте. Следом на улицу выбегают люди Лэнга, но лишь для того, чтобы увидеть, как я уезжаю.

Игра на грани фола. Слишком рискованно.

Нажав на телефоне кнопку быстрого набора, поправляю гарнитуру и жду ответа.

— Уна, — Олов ответил после первого же гудка.

— Я в двадцати минутах езды. Уходим немедленно. Будь готов, — быстро говорю я по-русски. Он вешает трубку, и я гоню в сторону частного аэродрома на окраине Сингапура.

Глава 7 Неро

Открыв пачку сигарет, достаю одну и зажимаю губами. Я сижу за тем же самым столом, за которым сидел мой отец. За тем самым столом, за которым всего две недели назад сидел Лоренцо. Я — капо Нью Йорка. (Прим. Капо — capo — глава самой влиятельной семьи в итальянской мафии)

Хотя … сейчас очень опасное время. Круг моего доверия по-прежнему ограничен — я общаюсь только с тремя парнями, сидящими в данный момент в этой комнате. Джексон судорожно сжимает кулаки и расхаживает перед столом с такой горячностью, словно хочет протереть пол до дыр. Джио стоит у дальней стены с хмурым взглядом и скрещенными на груди руками. Томми сидит в одном из кресел, тупо уставившись в стену напротив: в одной руке — стакан, в другой — сигарета. Рукава его рубашки закатаны, белая ткань и руки до локтя испачканы кровью. Шея покрыта характерными брызгами: такие бывают, когда кому-то перерезают горло. Немногим ранее, сегодня, они с Джексоном должны были присутствовать при заключении сделки, и один из его парней был убит. Все пошло наперекосяк. Хотя этого следовало ожидать. Любой захват власти всегда сталкивается с определенным сопротивлением. Люди думают, что могут менять правила игры, требовать изменения условий, расширения территорий, более выгодных цен. Моя работа — дать им понять, что я — единственный, кто имеет на это право. Власть строится на осознанном страхе. И, если мне придется утопить улицы в их крови, чтобы донести свою точку зрения, я сделаю это.

— Мы должны вернуться и поубивать их, на хер, всех до единого, — резко выдает Джексон, разворачивается и упирается кулаками в стол. Он наклоняется вперед, каждый его мускул напряжен, и я, заглянув в его глаза, вижу, что во взгляде горит жажда мести. Джексон — здоровый широкоплечий бугай, и, когда не в духе, может быть смертельно опасным.

Я откидываюсь на спинку кресла и подношу зажигалку к лицу. Громкий щелчок серебряной Zippo — единственный звук в комнате, не считая прерывистых вздохов. Я делаю глубокую затяжку, заполняя легкие терпким дымом и позволяя ему обжечь меня изнутри, после чего медленно выдыхаю.

— Нет.

— Охереть! — выкрикивает он, отталкиваясь от стола. — Из-за этих гребаных узкоглазых придурков погиб Леви!

Сохраняя невозмутимость, я склоняю голову набок и смотрю на него. Секунду он смотрит мне в глаза, после чего нервно сглатывает. Зажав сигарету между пальцами, я отодвигаю кресло, встаю из-за стола и медленно обхожу его, не сводя с Джексона взгляда. Кажется, что все в комнате, затаив дыхание, слушают звук моих неспешных шагов. При моем приближении Джексон пятится, но я останавливаюсь только тогда, когда оказываюсь с ним нос к носу. Тишина. Момент высшего напряжения, пока мы просто смотрим в глаза друг другу. Он мне как брат. Но брат или нет — это никого не волнует.

— Ты не должен думать, Джексон. У тебя нет права голоса, — негромко рычу я.

Желваки на его скулах напрягаются, и этого оказывается достаточно, чтобы вывести меня из себя. Вскинув руку, я хватаю его за горло и сжимаю с такой силой, что он может задохнуться.

— Ты — чертов солдат! — кричу я ему в лицо, и он заметно вздрагивает. — Пошел вон! — я разжимаю пальцы и отталкиваю его. Он направляется прямиком к двери. Но останавливается, услышав позади меня щелчок снимаемого с предохранителя пистолета. Его рука тут же тянется к кобуре.

Джио отходит от стены, дуло его автомата направлено на стеклянные французские двери, ведущие на балкон. Я поворачиваюсь и, прищурив глаза, вглядываюсь в темноту по ту сторону стекла. И тут же замечаю пригнувшийся темный силуэт. Ручка двери опускается вниз, и стройная фигурка непринужденно, словно к себе домой, входит в комнату. Черный капюшон, надетый на голову, скрывает глаза, но эти красные губы я узнаю где угодно.

— Мальчики, — Уна улыбается, и в мгновение ока ее пистолет оказывается направленным на меня, а пальчик с ярко-красным ноготком ложится на курок. Она переводит взгляд на меня и поднимает голову так, чтобы только я мог видеть ее глаза.

— Неро. Власть тебе к лицу, — она подмигивает и указывает головой на троих моих парней. — Отошли их.

Возникшее в комнате напряжение можно было резать ножом, пока не раздается смех Томми.

— Она мне нравится, — бубнит он с зажатой в зубах сигаретой, словно в этот момент Уна не держит меня на мушке, готовая без зазрения совести нажать на курок.

Я делаю шаг вперед, сокращая расстояние между нами.

— Вижу, ты, как всегда, доброжелательна.

Она приподнимает брови и широко улыбается. Я почти уверен, что Уна не собирается стрелять в меня, но, честно говоря, ее действия предугадать невозможно, потому что играет она исключительно по своим правилам.

— Я не очень хорошо лажу с людьми, — произносит она, слегка надув губы.

Я приближаюсь к ней до тех пор, пока ствол ее пистолета не упирается мне в лоб.

— Ты же не собираешься стрелять. Сколько стоит капо? Пару миллионов?

Склонив голову, она наблюдает за мной, как хищник за добычей. Я ухмыляюсь.

— Ты не работаешь бесплатно.

Глаза Уны опасно поблескивают, она подходит ближе, и ствол ее пистолета перемещается с моего лба на висок. Ее дыхание касается моих губ. Уна ошеломительно пахнет: смесь ванили с едва уловимыми нотками оружейного масла. Ни на секунду не отрывая от меня взгляда, она ведет холодным дулом пистолета вниз по моей щеке к челюсти. Это упругое тело так близко, что я чувствую, как при каждом вдохе приподнимается ее грудь. Этот безжалостный взгляд … прижатый к моей щеке пистолет … от всего этого мой член твердеет. Я заставляю себя сдержать стон, когда она встает на цыпочки и, почти касаясь губами моего лица, тянется к уху.

— Прикажи. Им. Уйти, — мурлычет она, прижимая пистолет под моим подбородком с такой силой, что я вынужден приподнять голову. Боль от соприкосновения холодного металла с кожей вызывает у меня хриплый смех. Только глядя смерти в глаза, по-настоящему осознаешь, что жив.

Кровь ускоряет бег, разнося по венам адреналин. Уна отступает на шаг и вскидывает брови. Я улыбаюсь и, щелкнув пальцами, даю парням приказ выйти. Томми встает и уходит, даже не обернувшись. Этому ублюдку все похер. Следом за ним на выход направляется Джексон. Последним выходит верный Джио, как всегда, предельно серьезный.

— Ты не успеешь меняположить, потому что я грохну его раньше, — протяжно, почти устало говорит Уна, даже не глядя, прочитав его мысли.

— Иди, Джио, — бросаю я ему. Возможно, Уна должна вызывать у меня большую тревогу, но она не выстрелит в меня. Я знаю, что не выстрелит

Он вздыхает и, выйдя из комнаты, закрывает дверь. Не сомневаюсь, он просто встанет на страже с противоположной стороны.

Уна ставит пистолет на предохранитель, убирает в кобуру на бедре и делает очень осторожный шаг назад. Я тоже медленно отступаю и сажусь за стол, в кресло. Она достаточно долго просто стоит, сканируя взглядом каждый дюйм комнаты.

— Итак, этот отвратительный дом теперь твой, — задумчиво произносит она.

— Наглядное подтверждение власти.

Я ненавижу этот дом, но для Нью Йоркской семьи — это дом капо. Живя здесь, я демонстрирую власть, которой завладел. На самом деле мне плевать. Я бы с радостью сжег его до основания и сравнял с землей вместе со всеми членами клана.

Она подходит к столу и, запрыгнув на него прямо напротив меня, медленно закидывает ногу на ногу и проводит красным ногтем вдоль бедра. Прямо целое шоу. Откинув голову, я медленно перемещаю взгляд с ее ног на лицо. Уна стягивает с головы капюшон, и впервые, с того момента как она вошла сюда, оказывается под полным освещением. Холодная, нечеловеческая красота: на юном ангельском лице застыло безжалостное выражение человека, повидавшего и совершившего на своем веку такого, что и словами не передать. Всему есть объяснение, и я не буду притворяться, что сам намного лучше. Я совершал поступки, от которых самый жестокий человек содрогнулся бы, но все это обычно делается во имя цели: влияние, деньги, безграничная власть — нужное подчеркнуть. А то, что делает Уна… это не ради чего-то… не ради кого-то… Даже не ради себя. Посмотрим, смогу ли я это изменить. — У меня есть для тебя работа.

Уна тихо смеется.

— Я пришла сюда из вежливости, Неро, — говорит она, вытаскивая из набедренного чехла нож и небрежно поигрывая им в руке. — Однажды ты помог мне. Но ты не вправе вызывать меня на встречу. Ты не можешь меня нанимать, — она с силой вонзает нож в антикварную столешницу, сжимая рукоять так, что костяшки пальцев белеют. — Ты — капо, — шипит она, прожигая меня взглядом своих фиалковых глаз.

Я вздыхаю. Ни капли уважения. Ни одной гребаной капли.

Основная проблема Уны в том, что она считает себя вершиной пищевой цепочки, раз плавает среди акул. Она еще не поняла, что я и есть чертова акула, которая плавает в самых темных водах в ожидании своего часа прямо у них под носом.

Рывком поднявшись с кресла, я хватаю ее рукой за горло и опрокидываю на стол. От удара спиной о столешницу у Уны вырывается хриплый выдох.

— Ты ошибаешься, если думаешь, что все эти пустые титулы имеют для меня значение. Я получаю то, что хочу, и в данный момент я хочу тебя, Morte, — рычу я.

Ее губы растягиваются в широкой улыбке. Это первый раз, когда я вижу искреннюю улыбку Уны.

— Неро, ты говоришь такие возбуждающие вещи, — мурлычет она и закидывает ноги мне на талию. Я приподнимаю бровь, и она скрещивает лодыжки, обвивая меня ногами, словно удав жертву. Когда я снова сжимаю руку на ее шее, Уна прикусывает губу, как будто ей чертовски это нравится, и двигает бедрами. Я сдерживаю стон, потому что она притягивает меня еще ближе, намертво сжимая ногами. Ее глаза прищурены, а тело напряжено до дрожи в попытке причинить мне боль. Мои почки вопят в знак протеста, но член умоляет о том, чтобы оказаться внутри нее. Да, мой член — камикадзе.

Одно небольшое покачивание бедрами, и у меня вырывается низкий рык. Держа за горло, я вынуждаю ее сесть на столе — она всего в нескольких дюймах от меня.

— Ты для меня расходный материал, Уна, — выдыхаю я.

Ее губы приоткрываются, такие полные, идеальные, и я не могу отвести от них взгляда. Чувствую ее затрудненное дыхание на своем лице, быструю пульсацию вены под моими пальцами … но сильнее всего я ощущаю ее киску, прижатую к члену. Хриплый смех слетает с ее губ. Я изо всех сил стараюсь сдержаться, вися на волоске между потребностью трахнуть ее и желанием задушить.

Следующие несколько секунд наши тела все еще остаются сплетенными, и это пытка. Твою мать! У меня нет времени на подобную херню. В итоге я отпускаю ее и отталкиваю от себя. Ее ноги перестают сжиматься вокруг меня, и Уна, схватившись за горло и кашляя, садится на столе.

— У тебя крепкая хватка, — она смеется. Этот звонкий звук так не соответствует ее статусу убийцы. — Ты мне нравишься, Неро.

Я поворачиваюсь к ней лицом, наблюдая, как она снова скрещивает ноги.

— Я уважаю тебя. Ты сумел пробиться наверх, — она обводит жестом комнату, в которой мы находимся — ту самую, где она убила Лоренцо. — Но недостаточно высоко, чтобы я работала на тебя. Существует определенный порядок, баланс сил. Возможно, тебе и наплевать на титулы, но остальным — нет. Ты можешь считать меня расходным материалом, но позволь заверить: в мире есть только одна Уна Иванова, и мои услуги пользуются большим спросом.

— Я тебе заплачу.

Она улыбается и проводит рукой по своим длинным светлым волосам.

— Ты не сможешь себе позволить меня нанять.

Глубоко вздохнув, я лезу в карман за пачкой сигарет и замечаю, как при этом напрягается Уна. В мгновение ока нож, который она чуть раньше воткнула в столешницу, оказывается у нее в руке. Я прищуриваюсь.

— Если бы я хотел твоей смерти, ты была бы мертва, — повторяю я ее же слова, однажды сказанные в мой адрес, и вытаскиваю сигареты из кармана.

Спрыгнув со стола, Уна натягивает капюшон на голову и направляется к двери, через которую вошла. — Увидимся, капо.

Я вынимаю изо рта незажженную сигарету и замираю. Вот он — решающий момент. Либо моим планам суждено исполниться, либо их ждет полный крах, потому что без нее им просто грош цена. — Я знаю, где твоя сестра.

Уна застывает на месте. Я прикуриваю сигарету и делаю первую затяжку, но Уна все еще не оборачивается. Я выжидаю, заметив, как поднялись и опустились ее плечи.

— У меня нет сестры, — ее голос подобен нарастающему раскату грома.

Я сдерживаю улыбку. Она моя.

— Анна Васильева, родилась 6 марта 1991 года.

Уна резко оглядывается на меня через плечо, и я вижу на ее лице нерешительность, замешательство и какой-то надлом. Вижу, как хладнокровие и безразличие ко всему, из которых, кажется, состоит Уна Иванова, трескаются и разбиваются на мелкие осколки. Это равносильно тому, что она подставила бы мне яремную вену. Добиться от людей желаемого довольно легко — нужно просто найти их слабое место. Признаю, найти уязвимое место Уны было непросто, пока кое-кто не поехал в Россию и не начал копать. Думаю, что за информацию о ней я заплатил больше, чем если бы собирал компромат на президента.

Естественно, никакая она не Уна Иванова. Эту фамилию ей дал Николай Иванов — главарь русского криминалитета. Он считает ее своей дочерью, поэтому она носит его фамилию. Отдаю ей должное, у этой женщины влиятельные союзники. Ее настоящее имя Уна Васильева. Сирота. В возрасте тринадцати лет она исчезла. Думаю, вряд ли было так уж много людей, готовых тратить силы на поиски сироты. По большому счету, она — призрак.

Я смотрю в ее глаза и вижу искру надежды. Ей хочется мне поверить. Хочется, чтобы сказанное мной оказалось правдой. Я вижу ее внутреннюю борьбу, раскол: надежда против рационального разумного решения, потому что необоснованная надежда — слишком слабое, хрупкое чувство. Но слабость свойственна человеческой натуре, а Уна — всегда расчетливая, смертельно опасная профессионалка — не производит впечатления обычного человека.

Что теперь?

Она доверится холодному расчету или отыщет в себе частичку человечности? Разум или сердце? Вот в чем вопрос.

Глава 8 Уна

Сердце бешено колотится, кажется, прямо в горле, и я едва могу дышать. Неро медленно затягивается сигаретой и, словно ястреб, внимательно изучает меня прищуренными глазами, выискивая малейшие признаки слабости. Он даже не догадывается, но с тем же успехом мог просто врезать мне по печени, потому что в данный момент я буквально парализована. Как он узнал про Анну? О ней никто не знает. За долгие годы, прошедшие в окружении братвы, я до изнеможения изматывала себя тренировками и боями, и все это ради того, чтобы стать воплощением идеального солдата. Эти люди сделали меня сильной, превратили в воина — я стала именно тем, кем они хотели меня видеть. Уна Васильева умерла вместе со всей своей подноготной. Кроме Анны. Только не Анна. Потому что я никогда не могла забыть ее — даже когда поняла, что моя одержимость ее поисками не дала мне ничего, кроме боли и вопросов без ответов.

Я никогда не упоминала ее имени и, не говоря никому, вела самостоятельные розыски. Но найти ее оказалось невозможно. Ответы на все вопросы есть у русской мафии — там, где я имею статус и определенные привилегии, — но если Николай поймет, что у меня есть уязвимое место, он лично найдет ее и убьет. И при этом будет искренне уверен в том, что сделал мне одолжение, освободив от бремени. Николай убежден: он облагодетельствовал меня, сделав такой, какая я сейчас. И это правда. Возможно, он оказал мне услугу, но когда я думаю об Анне, глубоко в груди возникает боль. Анна никогда не была сильной. Она была мягкой, доброй и полностью зависела от меня. Я оберегала ее, скрывая от невинных глаз уродство окружающего мира, отдавая себя пороку, продавая свою душу по частям, и делала это с готовностью, лишь бы сохранить в безопасности Анну, сберечь ее чистоту. И все это приходилось делать уже тогда, когда мы находились в детском доме. Моим самым большим провалом в жизни оказалась неспособность ее защитить. Но теперь я смогу, если получится ее найти.

Верю ли я Неро? Не знаю … Но, услышав слетевшее с его губ имя Анны, внутри меня что-то перевернулось. Дверь, которую я крепко-накрепко закрыла за собой, когда мне было пятнадцать, приоткрылась. В образовавшуюся щель начали проскальзывать эмоции, а я изо всех сил стараюсь загнать их в тот темный угол моего подсознания, в котором живет Уна Васильева — молодая девушка, оплакивающая свою сестру, страдающая от боли из-за всего, что она потеряла, из-за всего, на что ей пришлось пойти, чтобы выжить. Я чувствую. Впервые за очень долгое время я чувствую что-то, кроме холодной отрешенности, которая появилась вместе со способностью убивать. Я уже забыла, что такое чувствовать гнев…быть полностью поглощенной, полностью управляемой одной-единственной эмоцией. Я злюсь сама на себя, но самый сильный гнев испытываю к Неро — за то, что использовал Анну против меня, за то, что загнал меня в угол. Хотя прекрасно знаю: сама я поступила бы еще хуже, чтобы добиться желаемого. Я чувствую угрозу, а это никогда не приводит ни к чему хорошему.

Меня охватила ледяная ярость и зажала, словно в тиски, вынуждая расправить плечи и закрыть глаза. Выключатель щелкнул. Я больше ничего не контролирую, кроме естественного желания дышать. Открываю глаза. Мои чувства обострены, зрение ясное, волоски на руках встали дыбом, и я чувствую каждый вдох Неро. По венам несется адреналин. На уровне подсознания ощущаю угрозу, и тело реагирует автоматически. После долгих лет тренировок это не более, чем рефлекс: словно кто-то бросает тебе мяч, и рука сама поднимается, чтобы поймать его. Я готова драться. Готова убивать.

— Ты раскопал имя. Неплохо сработано, — говорю я. Даже для моих собственных ушей мой голос звучит с профессиональным хладнокровием.

Неро приподнимает бровь. Его глаза встречаются с моими, и я вижу в них настороженность, но не угрозу. Никогда не чувствую страха перед ним. Как глупо.

— О чем ты думал, Неро? Думал, что, откопав это имя, заставишь меня, как послушную собачонку, выполнять для тебя грязную работу? — мои губы растягиваются в улыбке. — До сих пор я была с тобой сама любезность — так и есть, — но не лги мне. Не выводи меня из себя. Потому что я прикончу тебя и навсегда забуду, — шепчу я ему.

Выражение его лица остается невозмутимым, почти скучающим. Я испытываю какое-то внутреннее восхищение его безмолвным вызовом. Он просто стоит передо мной — олицетворение силы и власти. Темный лорд на троне мафии.

— Я не лгу. И ты можешь меня убить, но тогда ничего не узнаешь, правда? — эти глубокие карие глаза не отрываются от моих глаз, и меня начинает охватывать сомнение. Что если он говорит правду? Или, может, мне просто хочется поверить ему? Черт, ненавижу себя уже за то, что размышляю над этим. Почему я не могу просто пожать плечами и уйти? Именно так и следует поступить. Я не видела Анну больше тринадцати лет. Для меня она должна быть не больше, чем призраком — сестрой девушки, которой я перестала быть уже очень давно.

— Это не ловушка, Уна. Просто услуга за услугу, — говорит он глубоким, приправленным едва уловимым акцентом голосом.

Я чуть дольше задерживаю на нем пристальный взгляд — ни один мускул не дрогнул на его лице, и я успокаиваюсь. Думаю, он говорит правду. Я отступаю к столу, опираюсь руками о столешницу, откидываюсь назад и ворчу: — Гребаная мафия к вашим услугам.

Дерьмо. Не нравится мне все это. Я непрошибаема, но сейчас такое чувство, будто собственноручно разрываю себе грудную клетку, позволяя Неро воткнуть клинок в мое бьющееся сердце. Стоя к нему спиной, я бросаю взгляд через плечо и спрашиваю: — Чего ты хочешь?

Он улыбается и выпускает губами длинную струйку дыма. Я сейчас как голодный лев, которого медленно заманивают в ловушку. Войдя в нее ради предложенной наживки, я рискую оказаться взаперти. Анна, как кусок мяса, которым Неро размахивает передо мной, понимая, что я готова войти в клетку. Не смогу устоять. Видимо, у каждого есть свои слабости. Даже у меня.

— Все просто. Мне нужна твоя помощь в уничтожении моих врагов.

Он говорит, что все просто. Но мне известно о его выходках за последние две недели, прошедшие с того дня, как я убила Лоренцо. Оказывается, Неро — этакий плохиш в мафиозных кругах, а учитывая жестокость мафии, данный факт кое-что значит. Совершенно ясно, что он участвовал в найме Поцелуя Смерти, чтобы вывести из игры собственного брата. Мало кто об этом знает. Тогда естественно, что Арнальдо назначил его капо, и теперь настал его звездный час воздать всем по заслугам. Для итальянцев честь семьи дороже всего. Убийство Неро не принесет никакой пользы. Он безжалостный ублюдок, но мне и так это было известно. Я раскусила его с первого взгляда. Тем не менее, обезглавить основного преемника Лоренцо — это чересчур и, скорее всего, не послужит укреплению команды и утверждению лидерской позиции. У Неро Верди есть враги — те еще твари, покруче его самого. У меня нет желания, чтобы они стали и моими тоже.

Повернувшись к нему лицом, я расправляю плечи и склоняю голову набок.

— Слышала, у тебя много врагов, капо. Из-за убийства собственного брата ради трона, — я цокаю языком. — Скверная история. Особенно, если учесть, как вы, итальянцы, цените семью.

Губы Неро изгибаются в улыбке, и сигаретный дым клубится вокруг его лица, делая похожим на самого дьявола.

— Ха, но вот вопрос: насколько ты ценишь свою семью, Morte? — он подчеркивает это слово, мурлыча его, словно какое-то ласковое прозвище.

Внутренне ощетинившись от его слов, я стискиваю зубы.

— Что за работа?

Он подходит и, достав из внутреннего кармана лист бумаги, протягивает его мне. Я беру бумагу, а Неро разваливается в кресле за столом. Развернув сложенный листок, я вижу четыре имени, написанные друг под другом.

Марко Фиоре

Бернардо Каро

Габриэль Лама

Финенган О`Хара

Три из них мне знакомы, причем двое — далеко не уличные крысы. Бернардо Каро — один из нью-йоркских капо, а Финненган О`Хара … ну, он везде и всюду. На его жизнь уже несколько раз покушались. В уме я уже начинаю просчитывать, какие связи подключить, как подобраться, кто будет первым … и медленно перевожу взгляд с записки на Неро. Он наблюдает за мной, подпирая голову согнутой в локте рукой и постукивая указательным пальцем по нижней губе. Я складываю лист и возвращаю ему. — Я не смогу убрать так много людей, связанных друг с другом.

Трое из этих парней итальянцы. Это вызовет много подозрений, а в таком деле лишнее внимание не сулит ничего хорошего. Он пожимает плечами и, обхватив губами сигарету, делает затяжку. Кончик сигареты вспыхивает ярко-красным огоньком, и Неро бросает на меня мрачный взгляд.

— Тогда удачи тебе в поисках сестры, — говорит он, выдыхая дым.

Я сжимаю кулаки с такой силой, что ногти до крови впиваются в ладони, и рычу:

— Ты не понимаешь! Я работаю так, чтобы сохранялся незримый баланс. К своей работе отношусь беспристрастно, поэтому и имею нечто вроде дипломатической неприкосновенности в криминальных кругах.

Он глубоко затягивается и потирает заросший щетиной подбородок.

— Если я возьмусь за это, то мое имя не должно фигурировать. Это негативно скажется на деле. — Не говоря уже о том, что если кто-то заподозрит во мне угрозу или то, что я приняла чью-то конкретную сторону, на меня будет открыта охота. И чтобы спастись, у меня не останется другого выбора, кроме как вернуться в Россию. И, скорее всего, я никогда не найду Анну.

Он качает головой.

— Мне нужно, чтобы никто не подумал на меня. Это должна сделать ты, а я — остаться не при делах.

— Какое это имеет значение? Кто-то ведь должен был меня нанять.

Он ухмыляется.

— Будет правдоподобная отмазка.

Это самоубийство, но удивительно, на что способен человек ради достижения заветной цели. Всю жизнь я была одинока, словно на необитаемом острове, окруженном настолько глубокими и темными водами, что переплыть их не было никакой надежды. Но Анна … она может пройти по воде. Мои ограничения на нее не распространяются — ну, по крайней мере, на ту, какой я ее представляю. Кто знает, как она, и что с ней сейчас. — Если я соглашусь, мне потребуется время, — с неохотой говорю я.

— У меня оно имеется, — один уголок его рта приподнимается. — Плачу по три за каждого. Плюс твоя сестра. Ты не берешься за другую работу, пока не закончишь эту. И ты будешь жить у меня.

Господи, похоже, он богаче, чем я думала. Стоп. Что?

Прищурившись, я склоняю голову.

— Да, но этого не будет. Я не уживаюсь с людьми.

Он ухмыляется.

— А людей и не будет. Только я. У меня пентхаус в городе.

Я свирепо сверкаю на него глазами.

— Зачем? У меня в городе есть квартира. Уверена, ты понимаешь: моя сестра — это достаточный стимул, чтобы ты мог мне доверять.

Неро делает шаг назад, к столу, и гасит сигарету в стальной пепельнице. Не поднимая головы, он отбрасывает окурок в сторону.

— У меня на то свои причины. Не хочешь — как хочешь, — повторяет он, чеканя каждое слово.

Почему он хочет, чтобы я жила в его квартире? Похоже, в этом его уязвимое место.

— Я соглашусь, если ты предоставишь мне доказательства, — я тяжело сглатываю, стараясь не подавать вида, насколько это важно для меня. — Мне нужны доказательства, что у тебя действительно что-то есть на Анну.

С глубоким вздохом он откидывает голову назад.

— Чтобы ты сама ее нашла и кинула меня?

В течение долгих секунд мы смотрим друг на друга. Взгляд его глаз, цвета темного виски, такой непреклонный, расчетливый. Наконец, Неро делает глубокий вдох, отодвигает кресло и, наклонившись, открывает нижний ящик стола. Достав оттуда фотографию, он прижимает ее к груди, пока я не встречаюсь с ним взглядом.

— Если ты меня кинешь, если бросишь все и сбежишь, я отправлю это фото Николаю Иванову, — предупреждает Неро ледяным тоном.

Зачем ему это делать? Откуда он знает? Ему что-то известно об Алексе?

Видимо, он что-то понял по моему выражению лица, потому что положил фотографию на стол. Не обращая на него внимания, я рванулась вперед взглянуть на снимок. Изображение нечеткое, размытое: кадр сильно увеличивали. Довольно темный фон, но виден ряд девушек — все они со связанными руками. По обе стороны от них двое вооруженных мужчин. В центре фотографии девушка. Ей не больше восемнадцати лет. Из-за свисающих на лицо светлых волос мне с трудом удается рассмотреть ее профиль, но это лицо я узнаю где угодно. Анна.

— Где ты это взял? — шепчу я.

— Это было снято три года назад в Хуаресе (Прим.: Сьюдад Хуарес — город в Мексике). Партия рабынь была продана картелю Синалоа.

У меня кровь застыла в жилах — такое чувство, словно кто-то сжал в кулаке мое сердце. — Рабыня? В картеле?

Неро сжимает губы в тонкую линию. Он не произносит ни слова, но его молчание говорит само за себя. Мои пальцы сжимают край столешницы, и я чувствую. Я чувствую … все. Эмоции комом собираются у меня в горле, и я сильно прикусываю щеку изнутри, в попытке справиться с ними, но не могу. Я чувствую, как сердце, так долго находящееся в спячке, рвется на части и истекает кровью. В голове вспыхивают картинки прошлого, но в них я вижу не себя, а ее. Это ее держат мужчины и, смеясь, срывают с нее одежду. Грубые руки сжимаются на нежной шее, ногти царапают кожу, когда они насильно раздвигают ей ноги. Только у Анны нет Николая, который ее спасет.

Ногти ломаются — с такой силой я сжимаю край столешницы. Жгучая ослепляющая ярость разрывает меня изнутри. И у меня нет более сильного желания, кроме как окрасить все реки Мексики в красный цвет, но найти ее. Воображение рисует одну картинку за другой, и мне хочется кричать.

— Уна!

Я вздрагиваю от прикосновения пальцев к подбородку — это Неро вырывает меня из криков, звучащих в моей голове. Он стоит напротив, внимательно наблюдая за мной.

— Посмотри на меня.

Сердце бешено колотится, и я чувствую, что вся кожа покрыта потом.

— Уна, посмотри на меня, — повторяет он и, обхватив мое лицо ладонями, заставляет поднять глаза. Я встречаю взгляд Неро — проницательный, ищущий — и замираю, застревая между прошлым и настоящим, между кошмарным сном и реальностью. Подушечка его большого пальца легко касается моей щеки, и я словно выныриваю на поверхность после долгого нахождения под водой. Делаю прерывистый вдох, втягивая кислород в легкие. Ко мне возвращается способность четко воспринимать окружающее, и я тут же бью ладонями по груди Неро с такой силой, что он, отшатнувшись, убирает от меня руки. Сделав шаг назад, я обхожу стол, увеличивая расстояние между мной и им. Между мной и теми людьми, которые, словно опять стоят у меня перед глазами. У каждого из нас есть свои демоны. Просто мои оказались ближе к поверхности, чем у остальных.

— Мы договорились? — выражение его лица снова становится нечитаемым.

До боли в челюсти скрипнув зубами, я отвечаю: — Я убью тех, кого ты хочешь, но и мне от тебя нужно нечто большее, чем просто информация об Анне.

Он делает движение головой, как бы спрашивая подробности.

— Я хочу, чтобы ты помог мне ее вернуть.

Это невысокая цена. За нее. Каким бы ни был план, его реализация явно имеет огромное значение, потому что Неро быстро кивает.

— Будет сделано, — он убирает фотографию обратно в ящик и задвигает его. — Мне нужно кое с чем разобраться, а потом я отвезу тебя домой.

Прекрасно. Я уже почти забыла, что мне придется с ним жить.

* * *

Проходит минут пятнадцать, но Неро не возвращается, и меня охватывают раздражение и скука. Я не какой-то рядовой наемный работник в его полном распоряжении. На хер все это. Выхожу из кабинета, пробираюсь через дом, заглядывая в дверные проемы и отмечая, что везде его люди. Здесь серьезная охрана. Мне удается выбраться на террасу, откуда я незаметно выскальзываю во двор. Пересекая открытый газон, вдыхаю ночной прохладный воздух, позволяя ему успокоить роящиеся в голове мысли. Достав телефон, набираю номер Саши и нетерпеливо слушаю рингтон.

— Привет, — отвечает он по-русски. Я улыбаюсь. Саша — один из немногих в этом мире, кому я доверяю. Мы вместе росли, вместе обучались и вместе становились теми, кто есть сейчас. Он мне почти как брат и даже больше.

— Саша, это я, — с легкостью перехожу на родной язык, хотя слова, слетающие с губ, кажутся до странного чужими. Я так давно не живу на родине.

— Уна, где ты?

— У меня работа в Нью Йорке, — большего я ему не скажу, да он и не спрашивает. Это наша жизнь. Это то, чем мы занимаемся. Хотя он был бы разочарован, узнав, что в данный момент я себя продаю. О том, что он может все рассказать Николаю, я вообще молчу. Мы выросли среди братвы — дети полка. Я попала к ним в тринадцать лет, когда Николай спас меня от изнасилования и продажи в сексуальное рабство. Саша был у них с девяти лет. Я предана Николаю — он единственный отец, которого я знаю. Но я вижу и его темную сторону: он убьет Анну, и знаю, что это будет сделано из любви ко мне. По большей части я понимаю его логику и даже согласна с ней. Просто не могу этого допустить. Только не Анна. С другой стороны, Саша безгранично предан Николаю. У него нет слабого места в виде потерянной много лет назад сестры. Он дорог мне как брат, и я тоже ему небезразлична, но, в конечном итоге, ему легче будет предать меня, чем обмануть доверие Николая. Я должна быть осторожной. — Мне нужна услуга.

— О?

— Но ты должен обещать, что не скажешь никому ни слова, — умоляющие нотки в моем голосе звучат жалко, но я готова на унижение, когда дело касается Анны. Что есть — то есть.

— Хорошо, — неохотно соглашается он.

— Мне нужно, чтобы ты узнал место, где картель Синалоа держит своих секс-рабынь.

Он молчит.

— Ты понимаешь, что этих рабынь у них тысячи?

Я вздыхаю и сжимаю переносицу.

— Ищешь кого-то конкретного?

— Да.

Он долго молчит, а потом протяжно вздыхает.

— Ну, и ты скажешь мне кого?

— Вряд ли у нее сейчас прежнее имя. Тебе нужно найти девушку, проданную в картель три года назад. Светлые волосы, голубые глаза, — отвечаю я.

Он откашливается.

— Ладно, обещать ничего не могу, но я проверю.

Ко всему прочему, Саша — профессиональный хакер. Черный рынок в интернете, банковские счета, электронная почта, даже записи камер наблюдения — если есть хоть малейший след Анны, он его отыщет. Хотя, признаю, шансов мало.

— Спасибо, — я завершаю звонок и провожу рукой по волосам. Сейчас мы все живем онлайн, и даже преступность шагнула в новую эру. Торговля оружием, сексуальное рабство, наркотики…в даркнете можно купить даже пусковую установку для ракет. У торговцев оружием есть своя версия интернет-магазина. Но даже в скрытой от посторонних глаз сети у них есть свое темное, мерзкое подполье, существующее испокон веков. Именно там мы с Сашей обычно и находим своих жертв. Но не надо считать нас благородными мстителями. Мы убиваем их для кого-то. Для тех, кто, вероятнее всего, претендует на их место, или чья собственная подпольная торговля оказывается под угрозой.

Так устроен мир: чтобы получить власть, нужно пройти по головам других. Такие люди, как Анна, продаются и покупаются, словно домашний скот, и люди, которые этим занимаются, по большей части неприкосновенны. Хотя время от времени из ниоткуда появляется кто-то вроде меня. В каком-то смысле у меня точно также отняли жизнь, но я тешу себя единственной надеждой: когда найду Анну — а я так или иначе найду ее — я убью каждого, кто приложил к этому руку. Может, Неро и знает, где Анна, но я не собираюсь сидеть сложа руки и позволять ему оттягивать время поисков просто из-за того, чтобы получить от меня желаемое. Он хочет использовать меня в своей игре, но я — не пешка. Мне нужно больше информации.

Если Саша ничего не найдет, то я останусь с Неро, потому что он единственная надежда отыскать Анну. Меня это не очень устраивает. Я хочу испытывать к Неро ненависть. Хочу убить его и с улыбкой наблюдать, как он будет истекать кровью, но не могу и не буду. Он нашел Анну. Несмотря на мои почти безграничные ресурсы и репутацию, которая делает людей разговорчивыми, мне это не удалось. Он преуспел там, где я потерпела неудачу. Как? Я искала, но никогда до конца не верила, что найду ее, а теперь…когда появилась реальная возможность…когда я увидела ее, она вдруг перестала быть угасающим воспоминанием.

Шелест травы под чьими-то шагами прерывает мои мысли — долгожданная передышка для мозга. В глубине души я надеюсь, что этот кто-то нападет на меня. В данный момент мне нужна схватка. Нужны драка и кровь, чтобы напомнить мне, кто я. Прислушиваясь, я тихо выдыхаю, облачко пара клубится перед моим лицом. Несмотря на то, что в Нью Йорке апрельские дни довольно теплые, ночью все-таки прохладно. Само собой, по сравнению с Россией здесь просто жара. Но, живя в этом каменном мешке, я совершенно не скучаю по тем лютым зимним морозам. По мере приближения шагов я замечаю одного из людей Неро — он тихо подкрадывается. Его черный костюм сливается с темнотой, словно растворяясь в ней. Как только он подходит, на его лице появляется легкая улыбка, но глаза сканируют ночь, как будто ищут в ней незримую угрозу. Я опускаю голову, скрывая от его взгляда свое лицо.

— Меня зовут Джио. Я правая рука Неро, — представляется он. Коротко и ясно. В голосе едва уловимый нью-йоркский акцент и ни намека на итальянский.

— Это значит, что я должна тебе доверять?

Он смеется.

— Это значит, что я ему предан, и на данный момент ты должна иметь это в виду.

— Приятно слышать, но ты и я — мы оба — знаем, что я представляю для него угрозу.

Он улыбается, и от этой улыбки в уголках его глаз собираются мелкие морщинки.

— Неро не нуждается в моей защите. Поверь мне.

И я верю.

— Почему ты здесь? — спрашивает он, нахмурившись.

Со вздохом, закатив глаза, я срываю капюшон, скрывающий мое лицо. Он — правая рука Неро, и если я буду работать на него, не сомневаюсь, мне придется иметь дело и с Джио тоже. У меня не получится вечно прятать лицо.

— Я не собиралась убегать. Пока.

Джио — воплощение классического итальянца, только карий цвет его глаз имеет зеленоватый отлив. Оба оттенка смешиваются в радужке, как краски на палитре.

— Я заключила сделку.

— Но от этой сделки ты не в восторге, — возражает он. Неро явно ввел его в курс дела.

Я склоняю голову набок и ухмыляюсь: — С чего ты взял? — и вздрагиваю при виде несущихся в нашу сторону темных силуэтов. Мышцы напрягаются, но у Джио не дрогнул ни один мускул. Когда они приближаются на расстояние нескольких футов от нас, я понимаю, что это собаки. Два черных добермана взволнованно закружили вокруг Джио, пока он не рявкнул им команду «сидеть». Они тут же послушались, усевшись по обеим сторонам от него.

— Хорошие псы, — говорю я, видя, как они внимательно меня изучают.

— Они принадлежат Неро. Это Зевс, — он кладет руку на голову сидящего справа пса, — и Джордж, — указывает он на того, что слева. И этот Джордж срывается со своего поста, словно не может сдержаться. Он вскакивает и бросается ко мне, прижимая уши и виляя обрубком хвоста. С улыбкой я наклоняюсь и провожу ладонями по его гладкой черной шерсти.

— Джордж, ты настоящий подлиза, — фыркает Джио. — Какой из тебя сторожевой пес?

Зевс продолжает неподвижно сидеть на месте, а Джордж вьется вокруг моих ног, умоляя обратить на него внимание.

— Он назвал свою собаку Джорджем? — я смотрю на Джио, вскинув брови.

Джио пожимает плечами.

— Пойдем. Я покажу тебе территорию.

Я оглядываюсь на уродливый дом, расположенный на холме прямо над нами.

— Не стоит. Где Неро?

Он окидывает взглядом мое лицо.

— У него возникло неожиданное дело.

Я закатываю глаза.

— Ладно, либо ты отводишь меня к нему, либо я ухожу. И можешь передать ему: я никого не жду.

Откинув голову, он смеется и направляется к дому.

— Хорошо.

Плечо к плечу мы идем в полной тишине. Меня окутывает запах ночных лилий, когда мы проходим через сад. На клумбах красуются розы — их бутоны безмолвно благоухают в ночи. Собаки оторвались от нас, рванув к террасе в задней части дома. Мы входим, и я натягиваю на голову капюшон. Меня напрягает, что я нахожусь среди людей, у всех на виду. Джио ведет меня по коридору, пока мы не подходим к двери. Он открывает ее, приглашая меня войти. Череда бетонных ступеней ведет вниз, в подвал, и поток холодного воздуха, поднимаясь вверх, словно тянет к нам свои пальцы.

Звук шагов Джио эхом разносится по лестнице. Мы спускаемся в самый низ. Он обходит меня и, подойдя к старой ржавой металлической двери, набирает на клавиатуре код. Раздается громкий щелчок. Сильным рывком он открывает ее — дверные петли протестующе скрипят.

— Проходи, — он отступает, жестом предлагая мне войти первой. Мне это не нравится, но я напрягаю спину и, не сводя с него глаз, делаю шаг внутрь. Джио — худший из вариантов опасности. На первый взгляд, хорош собой, умен, улыбчив и производит впечатление добряка. Все это заставляет забыть о том, что он, не моргнув глазом, прострелит тебе голову, если этого потребует ситуация. Однако меня не проведешь. Он не стал бы правой рукой Неро, имея мягкий характер.

Я прохожу через дверь, и моим глазам открывается ужасная картина. Комната — не что иное, как большая камера с бетонными стенами и полом. Пол немного покатый по направлению к центру, где вмонтирован небольшой металлический слив. Все помещение пропахло кровью и смертью, и цвет пола наглядно свидетельствует обо всем, что творилось в этих стенах. Обстановка похожа на ту, в которой я выросла: цемент и кровь. Прямо над сливом — тело, подвешенное за лодыжки на цепях, перекинутых через крюк в потолке. Человек больше похож на кусок мяса: лицо изуродовано до неузнаваемости. Перед ним стоит здоровенный бугай — тот, что раньше был в кабинете Неро. Рукава его рубашки закатаны, на пальцах кастеты. Кровь, покрывающая его пальцы, стекает по запястьям и пачкает рукава. Чуть поодаль стоят Неро и еще один парень — он тоже был в кабинете.

Неро стоит, привалившись к стене, из уголка рта свисает сигарета. Он изображает полнейшее равнодушие, но мне лучше знать.

— Это Томми, — Джио указывает на парня, сидящего на стуле рядом с Неро, и он при виде меня улыбается и приветственно машет рукой. Он — единственный здесь, у кого нет темных волос и оливкового цвета кожи. Зеленые глаза, светлая кожа и каштановые волосы выдают в нем кого угодно, но только не итальянца. — И Джексон, — он небрежно машет рукой в сторону здоровяка. Я понимаю, что передо мной круг доверия Неро. У каждого капо, босса или главаря он есть. И у меня тоже есть люди, нужные мне для определенных целей. Никто не сможет удержаться в одиночку. Это невозможно.

Вздохнув, я подхожу к стене, возле которой стоит Неро, готовая наблюдать, как они будут разминать мышцы, избивая подвешенного парня, словно боксерскую грушу. Рука Неро в паре футов от моей — я стою, прижавшись спиной к холодному бетону, — но каким-то непонятным образом ощущаю ее. Он стоит и молча наблюдает, словно властвует над всем, что видит, и все в нем — и слова, и действия — придает ему устрашающий вид.

Николай всегда говорил, что авторитет человека зависит от того, какое впечатление он производит, а впечатление — вещь переменчивая. Сила Неро в том, как он себя преподносит: человеком, излучающим угрозу. Человеком, с первого взгляда на которого ясно — он способен на насилие. Неро ведет себя так, потому что чувствует, что он должен закрепить свое положение. И хочет, чтобы я уничтожила его врагов! Ему не нужно ничего доказывать — он далек от этого и намеренно старается этого избегать. Ему нет нужды угрожать или убивать людей — он знает себе цену и уверен в своих способностях.

Его взгляд скользит по моему лицу, но я не обращаю на него внимания и со скучающим видом скрещиваю руки на груди. Честно говоря, если вы хоть раз присутствовали при допросе, считайте, что видели их все. Засунув руки глубоко в карманы, Джио подходит к подвешенному мужчине и толкает его плечом, отчего тело начинает вращаться на цепях.

— Труп? — спрашивает он с ухмылкой.

Джексон раздраженно дергает головой из стороны в сторону, хрустя шейными позвонками. Для себя отмечаю: он — накачанный здоровяк, самый безбашенный из этой троицы, легче всех ведется на провокации и впадает в бешенство.

— Это можно устроить.

— Если бы мы хотели, чтобы он умер, я пристрелил бы его и сохранил чистоту твоей рубашки, — говорит Джио, и звук его негромкого голоса подобен бархату. — Приведи его в чувство.

Джексон поднимает стоящее рядом ведро и окатывает водой бессознательное тело. Человек захлебывается и мгновенно приходит в себя, дергаясь на цепи, как рыба на леске. Краем глаза я замечаю, как Неро отбрасывает сигарету, топчет ее ботинком, оставляя черную отметину на бетонном полу, и делает шаг вперед. Атмосфера в помещении мгновенно меняется, словно предшествующее этому избиение было всего лишь разминкой, а главное только начинается.

Томми усмехается себе под нос и поворачивается ко мне.

— Надеюсь, ты не брезгливая.

Я ничего не говорю в ответ. Единственная причина моего местонахождения здесь — это вынужденное ожидание того, когда Неро, наконец, соизволит отдать мне свой царский приказ. Не люблю, когда меня заставляют ждать. А особенно ненавистно ожидание момента, когда он отвезет меня к себе домой — к этому я не испытываю ни малейшего желания. Поэтому просто постою в сторонке и посмотрю, как парни будут выяснять, чьи яйца крепче. Хотя, скажу честно, мне любопытно. Хочу увидеть, что же такого сделает Неро, раз они все ждут этого, затаив дыхание. Или они сами не знают, чего ожидать?

Неро останавливается перед висящим мужчиной. Его молчание по эффекту сравнимо с громким выстрелом. Дотянувшись до кармана пиджака, он вытаскивает пачку сигарет и достает одну — взамен той, которую только что выбросил. Медленным, целенаправленным, умышленно неторопливым движением он убирает пачку обратно в карман и вытаскивает зажигалку. Негромкий щелчок, и ярко-оранжевое пламя танцует у кончика сигареты, зажигая на нем красный огонек. Я подмечаю каждую деталь, каждую незначительную мелочь, потому что он требует этого, не произнося ни слова. Это врожденный талант. И когда Неро начинает говорить, все обращаются в слух.

— Да будет вам известно, мистер Чанг, я всегда получаю то, чего хочу, — он разглаживает лацкан пиджака, смахивая несуществующую пылинку.

— Не в этот раз, — хрипит подвешенный парень, заходясь в кашле.

Неро улыбается. Его улыбка почти очаровывает и, наверное, даже обезоруживает.

— Ты не выйдешь отсюда живым, — говорит он. Ну, что ж, теперь он не будет вешать лапшу на уши. Не поймите меня неправильно: я уверена, мужик понимает, что умрет, но надежда способна творить чудеса с человеческим рассудком. Та самая хрупкая надежда, благодаря которой люди готовы выложить всю подноготную взамен неминуемой смерти.

— Пошел ты! — парень сплевывает сквозь распухшие губы и выбитые зубы. Его тело слегка раскачивается, и трущиеся друг о друга звенья цепи издают зловещий скрежет. Неро делает затяжку и выдыхает струйку дыма. Я впервые замечаю, как сжимаются его полные губы вокруг сигареты, как изгибается его четко очерченный подбородок, покрытый темной щетиной, когда он делает очередную затяжку. Неро поворачивается и слегка кивает Джио, который немедленно покидает комнату.

— Один из моих парней был убит, попав в вашу засаду, — говорит он абсолютно нейтральным тоном. — Я знаю, что Хуан здесь ни при чем, а значит, все подстроено кем-то из своих.

На этот раз висящий ничего не говорит, и единственный издаваемый им звук — это его хриплое дыхание. Судя по звуку, у парня пробито легкое.

Неро пожимает плечами.

— Ладно.

Я хмурюсь, но не стану скрывать, что заинтригована. Джио возвращается с металлическим ведром, ставит к ногам Неро и что-то достает из него. Бутылку. Неро кивает и делает шаг назад, не отрывая глаз от своего излучающего злобу пленника. Джио открывает бутылку и выливает ее содержимое на висящего головой вниз мужчину. Через несколько секунд я распознаю запах. Бензин. Жидкость впитывается в ткань джинсов и стекает вниз по изуродованному телу, пока жертва не начинает кашлять и задыхаться.

— Что ты делаешь? — испуганно спрашивает он.

Неро приседает на корточки, чтобы поравняться с подвешенным взглядом.

— Получаю то, что хочу, — он делает еще одну — последнюю — затяжку и бросает сигарету прямо в лицо парню. От горящего окурка моментально вспыхивает пламя и охватывает все его тело. Бетонные стены подвала эхом отражают крики, сопровождаемые звуком полыхающего огня, сжигающего кожу. Пытки для меня не в новинку, но это ужасный способ.

Подходит Джио и снова что-то вытаскивает из ведра, но я не могу рассмотреть, что именно — мне мешает Неро, стоящий и наблюдающий за горящим кричащим человеком, словно это обычный костер. Помещение наполняется шипящим звуком, и пламя мгновенно угасает. С противоположной стороны от дымящегося тела стоит Джио с огнетушителем в руках. Они его потушили. Подожгли, а потом потушили. Зачем? Я не чувствую ничего, кроме запаха паленых волос и обгоревшей плоти, и от него к горлу подкатывает желчь.

Очередное ведро воды выплескивается на висящего парня, и он снова, дергаясь, приходит в чувство. Только на этот раз он должен чувствовать себя пленником, запертым в преисподней. Крикам, срывающимся с его губ, ужаснулся бы даже самый бесчувственный человек. Его кожа, расплавленная огнем, обгорела и свисала лохмотьями. Он стал совершенно неузнаваем, хотя предыдущий раунд с кастетами тоже не пошел ему на пользу.

Неро подходит ближе и смотрит на страдальца сверху вниз.

— Больно, не правда ли?

Мужчина не перестает стонать.

— Твои легкие обожжены изнутри, а это значит, что ты умрешь. Тебе осталось несколько часов, а, может, даже дней — все зависит от того, насколько силен твой организм, — Неро делает паузу, но парень может только стонать в ответ. Черт, я бы даже пожалела его, если бы могла. Но, честно говоря, в данный момент я была просто влюблена в Неро.

— Назови мне имя, и я тебя пристрелю. Если нет, то надеюсь, что последние твои часы на этой земле доставят тебе удовольствие.

— Аббиати, — в хриплом стоне с трудом можно распознать слово.

— Спасибо, — Неро поднимает пистолет и стреляет в парня. Тело безвольно обвисает, и кровь стекает по его лицу, попадая прямо в сливное отверстие. Вся эта сцена похожа на ту, как подвешивают тушу животного на бойне.

— Джио, Джексон, мне кажется, нужно нанестинебольшой визит Брюсу Аббиати, — говорит Неро. — Лично удостовериться, что он получит послание, — добавляет он мрачно, убирает пистолет в кобуру и подходит ко мне.

— Извини за задержку, — и не оглядываясь выходит из комнаты.

Неро Верди, несмотря на всю свою видимую интеллигентность, настоящее чудовище, не признающее никаких рамок. А беспредельщики — самые опасные противники. Видеть, как человек горит заживо, слышать его крики и даже не вздрогнуть … ну, это ставит его на одну ступень со мной. Вроде как он стал недостаточно опасен для меня. Неро такой же бесчувственный и безжалостный, как и я. Но в то же время он умный и хитрый, а интеллект — это самое смертоносное оружие.

Глава 9 Неро

Как только мы садимся с ней в машину, я тут же ощущаю ее беспокойство. Уна сидит, выпрямив спину и поглаживая пальцами рукоять ножа, закрепленного на бедре.

— Почему? — спрашивает она.

Бросив на нее быстрый взгляд, я кладу руки на руль.

— Нельзя ли поконкретнее?

— Почему ты настаиваешь, чтобы я жила у тебя? — она выглядит взволнованной.

Я откидываюсь на спинку сиденья и смотрю прямо перед собой — в темноту, сгущающуюся за лобовым стеклом.

— У меня есть на то свои причины.

— Так поделись со мной.

Мои губы дергаются, я пытаюсь сдержать улыбку. Снова повернувшись к ней, встречаю ее пристальный взгляд.

— Мне известно о тебе достаточно, чтобы знать, что ты очень надежна и обладаешь весьма солидными связями в определенных кругах. В данный момент мы начинаем нечто выгодное для нас обоих. Я получаю то, что хочу, и ты, в свою очередь, получаешь то, что нужно тебе.

— Да, и я согласилась на обмен услугами, не так ли? — она поднимает брови, и я непроизвольно смеюсь.

— Брось, Уна! Только не говори, что при первой возможности не попытаешься сбежать!

Она молчит.

— Ты можешь обратиться к Арнальдо или самостоятельно попробовать разыскать свою сестру — не факт, что сильно преуспеешь в этом, но все же.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь.

Протянув руку, я провожу кончиками пальцев вдоль линии ее точеного подбородка, прекрасно понимая, что от этого ей не по себе. Женщины никогда не жаловались на мои прикосновения, и я не встречал ни одной, которая не умоляла бы меня об этом. Им всем хотелось шагнуть на запретную сторону и попробовать себя с «плохим парнем». Особенно если заранее знали, в чью постель залезают. Уна — другая. Она не обычная женщина и совершенно точно не видит во мне «плохого парня». Она в мгновение ока разглядела, кто я на самом деле.

Кончиками пальцев провожу линию по ее атласной коже до уголка рта, а потом сжимаю подбородок.

— Ты будешь жить у меня, чтобы не иметь возможности сбежать и спланировать на досуге мою смерть.

Ее губы медленно растягиваются в улыбке, а глаза вспыхивают опасным блеском.

— Ты действительно думаешь, что сможешь насильно меня удержать?

Я ухмыляюсь в ответ.

— О, ты останешься у меня совершенно добровольно. Потому что, как только ты уйдешь, я передам всю информацию по Анне Николаю.

Уна почти перестает дышать, и я ощущаю под пальцами бешено колотящийся на ее шее пульс. На моем лице появляется широкая улыбка.

— Несмотря на всю твою браваду, думаю, вряд ли ты этого захочешь. Не так ли, Morte? — Она заглотила наживку. Ей некуда бежать, кроме как прямиком ко мне. Я стану ее спасением и ее кошмаром. Твою мать, я стану тем, кем она захочет, если она сделает то, ради чего мне так нужна.

Ее лицо снова принимает откровенно безразличное выражение.

— Ладно.

— Ладно?

Дернув головой, она сбрасывает мою руку.

— Я спросила почему. Ты ответил. Я в состоянии понять, когда мной хитро манипулируют, Верди.

О, теперь мы обращаемся по фамилии! Я фыркаю, нажимаю кнопку запуска двигателя, и машина отзывается мурлычущим звуком.

— Если ты хочешь, чтобы я выполнила свою работу, мне понадобится мое снаряжение — это обязательно. Не говоря уже об одежде. Нам нужно заехать за всем этим.

Переключив передачу, выруливаю от особняка в Хэмптоне.

— Чудесно. Куда едем?

Свет фар скользит по металлическим автоматическим воротам нескольких складских ангаров. Зевс и Джордж смирно сидят на заднем сиденье и смотрят в лобовое стекло, беспокойно подергивая ушами. Я глушу двигатель и выхожу из машины. Мы заехали на самые задворки Бруклина. По периметру стоит забор из колючей проволоки. С двух сторон от ворот моргают огни сигнализации, бросая оранжевые отсветы на бетонную дорожку, разделяющую два ряда ангаров. Уна захлопывает за собой дверцу и идет вперед — ее стройная фигура в тусклом освещении отбрасывает длинную тень. На воротах одинокий охранник и все. Это место охраняется не лучше гребаного сарая в любом из огородов Бронкса. Как, черт возьми, Уна может им пользоваться. Я всматриваюсь и вслушиваюсь в сумерки, но не различаю ничего, кроме отдаленного шума шоссе, изредка заглушаемого пароходным гудком.

Следую за Уной, чувствуя жесткий контур прижатого к груди пистолета. Руки так и чешутся вытащить его, но я сдерживаюсь. Можете назвать меня параноиком, но я в курсе, что в подобных местах проводится большинство сделок, оканчивающихся разборками со стрельбой.

Ночной воздух рассекает звук поднимающихся ворот одного из ангаров. Я догоняю Уну, когда она делает шаг в открытый бокс и включает свет. Вдоль дальней стены стоит ряд металлических шкафов — точно такие можно увидеть в любом автомагазине. Уна берет связку ключей и, открывая дверцы, начинает доставать всевозможные пистолеты, вытаскивая из них обоймы, проверяя и загоняя их обратно.

— Не передашь мне одну из тех сумок? — она указывает на левую стену, где висит пара черных вещмешков. Под ними на полу стоят три сумки с застежкой-молнией. Беру одну из них и, держа ее открытой, подхожу к Уне. Она складывает туда, одному Богу известно, сколько всяких разных пистолетов, после чего переходит к следующему шкафу. Гранаты. Затем к следующему. Ножи.

— Ты закончила? — спрашиваю я, подняв брови.

Она оглядывается на меня, после чего застегивает сумку.

— К твоему сведению, у меня есть оружие. И в наши планы не входит захват Пентагона.

Она сверкает на меня глазами.

— Мне нравится мое оружие.

— И гранаты?

Легкая улыбка трогает ее губы.

— Ну, гранаты всегда должны быть под рукой.

Качая головой, закидываю сумку на плечо. Уна вытаскивает из угла длинный стальной кейс, потом одну из стоящих у стены сумок на молнии.

— Это тоже мне понадобится.

Я поднимаю черный пластиковый чемодан, на который она указывает.

— Ладно, пойдем, — Уна опускает металлические ворота и запирает их на навесной замок.

— Знаешь, тебе стоит найти более надежное место для хранения своего барахла.

Она проходит мимо меня.

— Никому в голову не придет хранить здесь что-то ценное, так что зачем кому-то устраивать ограбление? — Уна пожимает плечами.

Это она сейчас так говорит.

Я въезжаю на подземную парковку своего дома и смотрю на Уну. С тех пор, как мы забрали ее вещи, она не произнесла ни слова, и, честно говоря, меня это устраивает. На самом деле мне наплевать на ее эмоционально состояние, если оно не влияет на ее способность убивать. Я выхожу из машины, открываю заднюю дверь, выпускаю собак и направляюсь к лифту. Псы бегут за мной по пятам. Я же бегло оглядываюсь — просто удостовериться, что Уна на месте и следует за мной.

— Мне нужны мои вещи.

— Я перенесу их.

Ее шаги за моей спиной настолько бесшумные, что это даже немного раздражает. В этой связи начинаешь понимать смысл выражения “ мертвая тишина”. Двери лифта открываются, и я наблюдаю за Уной, которая, прищурив глаза, входит в кабину вместе со мной. Она похожа на загнанного в угол зверя, готового сбежать при любом удобном случае. Я вставляю ключ, нажимаю на кнопку этажа, двери закрываются, и лифт приходит в движение. Она держится за моей спиной — стандартная стратегия. Я ловлю ее нечеткое отражение в отполированных металлических дверях, но даже расплывчатость картинки не мешает заметить, как напряжены ее плечи. Она чувствует себя не в своей тарелке и готова к борьбе. Джордж отходит от меня и садится рядом с ней. Кажется, он ясно дает понять о своей преданности.

Я сосредоточенно осматриваю рукав пиджака, поправляю манжет рубашки и как бы вскользь замечаю: — Уна, я не собираюсь бросаться на тебя.

— С твоей стороны это было бы глупостью, — отвечает она, и в ее голосе слышно напряжение.

Ну? Разве это не будет весело?

Джио считает, что я сошел с ума, притащив ее сюда. Он хотел, чтобы я поселил ее в особняке, но я точно знаю, что Уна там не останется. Нет, в принципе, она сможет, но еще до того, как мы расстанемся, убьет каждого из мужчин, увидевших ее лицо.

Напряжение в тесной металлической кабине становится просто удушающим, и я уже готов либо вручную открыть чертовы двери, либо приставить ей к виску пушку и потребовать, чтобы она завязывала с этим дерьмом. К счастью, для нас обоих, раздается негромкий звонок, и двери лифта плавно открываются. Собаки бегут вперед и исчезают в кухне, где Марго, моя домработница, оставляет для них еду.

— Лифт работает только с ключом, а аварийный выход оборудован сенсорными датчиками и системой сигнализации на дверях. Так что, если надумаешь сбежать, мне станет известно, — я смотрю на нее, чтобы убедиться: она понимает, что со мной шутки плохи. Честно говоря, понятия не имею, как вести себя с такими, как она. Я привык иметь дело с мужчинами — на них, безусловно, воздействуют угрозы и шантаж. Она так спокойна и так покорна, что это вызывает подозрения. Мне ни разу не доводилось прессовать кого-то, имеющего навыки и связи, как у нее. Я почти уверен, она может попросить об услуге любого из больших шишек. Даже Арнальдо. В конце концов, здесь я вне системы, работаю в одиночку и не сомневаюсь, что ей это известно. Просто надеюсь, что ее сестры окажется достаточно. Правда, она может найти Анну самостоятельно, но у меня есть люди, внедренные в картели много лет назад. Я для нее идеальный вариант.

Уна отходит от меня, направляясь к окнам. Высотой от пола до потолка, они словно стеклянная стена ее тюрьмы высоко над Нью Йорком.

— Твоя комната там, — я ухожу, не дожидаясь ответа, и поднимаюсь по лестнице, ведущей на второй этаж, представляющий собой некое подобие открытой веранды, огороженной, как балкон, перилами. Здесь, наверху, еще три спальни. Я замедляю шаг возле первой из них — самой дальней от моей, — в которой планировал поселить Уну, но по какой-то причине иду дальше и останавливаюсь рядом с дверью, соседствующей с моей. Открываю ее и делаю приглашающий жест рукой. Обстановка в комнате спартанская: только большая кровать посередине, заправленная черным постельным бельем.

— Тут есть все необходимое, но если что-то понадобится, скажи мне или Марго, и все организуют.

— Марго? — в ее голосе легкий оттенок подозрения.

— Моя домработница. Подружек я здесь не держу.

Она усмехается.

— Ты так говоришь, словно они домашние животные. Как бабочки. В банке, — она отходит на несколько шагов, а потом поворачивается лицом ко мне. — По-моему, ты из тех, кто обрывает крылья прекрасным бабочкам, Неро.

Уна Иванова. Есть в ней что-то такое дразнящее, неизменно насмешливое и дерзкое. Я вхожу в комнату, постепенно сокращая расстояние между нами, пока не оказываюсь настолько близко, что могу рассмотреть в темноте ее глаза цвета индиго. Самый простой способ внушить страх — это вторжение в личное пространство. Это обычная тактика, когда пытаешься заставить кого-то отступить, но в случае с Уной я вижу совершенно противоположный эффект. Она выпрямляется навстречу угрозе, заставляя меня встряхнуться и внимательнее присмотреться к ней. Мне бы хотелось быть безразличным — и я должен быть таким, — но каждое ее действие привлекает мое внимание. Да и как иначе? Я никогда не встречал ни одну женщину, похожую на нее, и знаю, что никогда не встречу. Ее ни с кем не сравнить. Она лучшая. Поцелуй самой смерти. Я прослеживаю взглядом контур ее полных губ и вдруг ясно вспоминаю их вкус, резкие движения ее языка, страстное покусывание зубов…

— Не волнуйся, твои крылья не трону.

Она склоняет голову и с усмешкой смотрит на меня.

— Ты ошибочно принимаешь меня за что-то красивое и хрупкое, но, уверяю тебя, если когда-то у меня и были крылья, их вырвали с корнем уже очень давно, — произносит она равнодушно, но я улавливаю мимолетную вспышку грусти в ее глазах. Однако слова эти сказаны не для того, чтобы вызвать к себе жалость. Уна говорит это, потому что ненавидит, когда в ней видят красоту и нежность. Мне, в общем-то, плевать, но она словно головоломка, на которую я трачу свое чертово время и ничего не могу с собой поделать.

— Ладно, будь уродливый гусеницей.

Она фыркает, на мгновение ее губы изгибаются в улыбке, и на фарфоровой щечке появляется ямочка. И впрямь бабочка — правда, крылья у нее из стали, а прикосновения убийственны. Сделав над собой усилие, делаю шаг назад и выхожу из комнаты.

— Неро.

При звуке ее голоса я останавливаюсь.

— Э-э-э… — она подбирает слова, и это вынуждает меня повернуться к ней лицом.

— Ты можешь что-то услышать ночью. Не входи сюда, — и, не дав мне ответить, Уна захлопывает дверь прямо перед моим носом.

Глава 10 Уна

— Ты будешь знать свое место, Уна. Ты — никто и ничто. Никому не нужная сирота. Повтори это! — кричит мне в лицо наша надзирательница, брызгая слюной и поджимая тонкие губы. Между ее пальцами зажата сигарета, вся комната пропахла табачным дымом.

Я демонстративно выдерживаю ее взгляд, отказываясь сдаться и согласиться на то, чего она ждет от меня. Шершавая поверхность деревянного стула оставляет занозы на голых ногах, торчащих из-под короткого сарафана, в который я одета. Кожаные ремни, которыми привязаны мои запястья к подлокотникам, старые и потертые, но по-прежнему обдирают кожу, оставляя ссадины на запястьях.

Надзирательница любит это делать, чтобы заставлять живущих здесь детей вести себя хорошо и слушаться. Но не меня. Я знаю, что они хотят сделать с нами. Знаю об их планах. И отказываюсь смиряться с такой участью. Но, самое главное, я отказываюсь соглашаться на такую судьбу для своей сестры.

— Ладно. Но помни — ты сама виновата, — прорычала она, после чего взяла сигарету и затушила ее о мое плечо.

Больно. Реально больно. А еще этот запах — горелая плоть и паленая кожа. Это был первый раз, когда я почувствовала его. Но далеко не последний.

Затем декорации меняются, лицо надзирательницы становится размытым и растворяется в воздухе, а перед моими глазами появляется Эрик. Кожаные ремни на запястьях уступают место грубым рукам, а деревянный стул становится бетонным полом. Я осознаю, что здесь происходит, и мое дыхание учащается, а сердце колотится с такой скоростью, что мне с трудом удается удержаться и не впасть в панику. Я вырываюсь из удерживающих меня рук, но все, чего добиваюсь, — это удара по лицу. Голова откидывается назад, а щека вспыхивает от обжигающей боли. Эрик наваливается на меня всем телом, и его горячее дыхание касается моей щеки.

— Я сломаю тебя, — шипит он. Именно в этот момент та часть меня, в которой все еще сохранялась частица веры в человечность и сострадание, разрушается окончательно. Одежда разорвана, в крови бурлит адреналин, и в глазах туман. Я сопротивляюсь, бью все, до чего могу дотянуться.

В какой-то момент я отдаляюсь от этого хаоса и из участницы становлюсь наблюдателем, а девочка, которую прижимают к полу, превращается в Анну. Только она не сопротивляется, и Николай не приходит ее спасти. Слезы текут по моему лицу, и я кричу, пытаясь дотянуться до нее, но не могу. Мои ноги словно замурованы в бетонном полу, и единственное, что я могу, — это наблюдать, как моя младшая сестренка сдается и превращается в разбитый сосуд: на моих глазах ее невинность украдена монстрами, которые не имели на это права.

Я просыпаюсь, с трудом делая вдох, в попытке заполнить легкие воздухом. Слезы текут по вискам, а предательская боль в горле говорит о том, что я кричала. Мне требуется секунда, чтобы вспомнить, где я. Не помню, когда в последний раз я задерживалась на одном месте дольше пары недель, из-за вечных разъездов у меня дезориентация. Ночные кошмары мучают меня уже много лет. Ну, это не совсем кошмары — больше воспоминания. Все мое детство было одним сплошным страшным сном, поэтому есть, что вспомнить. Хотя сегодня что-то новое. Впервые центром моих мучений стала Анна. Это не воспоминание. Меня не сломали, но им удалось сломать Анну. От одной этой мысли кровь стынет в жилах, а слабый внутренний голосок умоляет не терять надежду на то, что, возможно, сия участь ее миновала. Но мне должно быть прекрасно известно: в этом мире нет места надежде, есть только холодное равнодушие реальности.

Слабые отблески ярких городских огней проникали в комнату, отбрасывая тени на бледно-серый ковер. Сердце по-прежнему колотится в учащенном ритме, а кожа покрыта липким потом, поэтому я встаю и молча иду в ванную, расположенную в дальней части комнаты. Не зажигая свет, включаю душ, раздеваюсь и встаю под горячие струи воды. Пусть объятия темноты и воды снимут напряжение с тела. Я должна ненавидеть темноту, но мне она нравится. Темнота позволяет нам просто быть, пряча все несовершенные, неприглядные стороны жизни. Вместе со светом приходит правда — ощущение реальности нашего дерьмового существования. Выключив душ, я встаю на коврик и заворачиваюсь в одно из больших пушистых полотенец. После ночных кошмаров я уже не засыпаю — не могу уснуть. Поэтому, выйдя из ванной, покидаю комнату, в надежде отыскать ноутбук или любое другое средство связи с внешним миром.

К моему удивлению, все мои вещи сложены на одном из диванов в гостиной. Джордж вскакивает со своего лежака в углу комнаты, в то время как Зевс упорно меня игнорирует. Закинув на плечо черную сумку, я направляюсь обратно в свою комнату, но останавливаюсь, услышав за спиной негромкое поскуливание. Это Джордж — он стоит с горестной мордой и смотрит на меня. Не знаю, как сторожевой пес может быть одновременно и милой болонкой, но у него получается.

— Пойдем, — шепчу я.

Опустив голову, он подходит ко мне и, следуя по пятам, поднимается по лестнице все с тем же застенчивым видом.

— Как маленький, — смеюсь я, возвращаясь в кровать. Джордж сворачивается калачиком у меня в ногах, а я, порывшись в сумке, вытаскиваю с самого ее дна ноутбук. В этом городе — как и во многих других по всему миру — у меня есть пара мест, вроде складов в Бруклине. Оружие, паспорта, деньги, ноутбук, смена одежды — все должно быть под рукой. Нельзя предугадать, когда что-то пойдет не так, и, безусловно, есть риск нечестной сделки.

Разозлить не тех людей может быть чревато назначением цены за мою же собственную голову. Как только это случится, мне придется исчезнуть, бежав в Россию. Но это не просто взять и собрать чемоданы и спокойно вернуться домой. В этой жизни приходится постоянно оглядываться, но другой жизни я не знаю.

Время от времени моими целями становятся люди, существующие, казалось бы, в двух мирах. Боссы картелей. У них есть жены, дети, которых они целуют каждое утро, выходя из дома, чтобы продолжить убивать людей, торговать наркотиками, продавать шлюх. Я знаю лучше, чем кто бы то ни было, что в итоге все заканчивается овдовевшими женами и осиротевшими детьми. Меня поражает, когда я вижу, как они пытаются играть в нормальную жизнь. С чего их тянет казаться нормальными, обычными, как все…? Человеческое стремление любить и быть любимым — самая губительная слабость. Даже худшие из представителей людского племени до сих пор в первую очередь стремятся к этому. Нет, я не могу вести себя «нормально». Мне нравится испытывать возбуждение от понимания того, что каждый день может оказаться последним. Это делает каждое последующее убийство интереснее предыдущего. Каждый выполненный заказ, где я должна либо убить, либо быть убитой, каждое успешное дело, каждая победа добавляют в мой серый мир немного ярких красок. Вся моя жизнь — это игра на выживание, в которой я намерена выиграть.

Достав новенький ноутбук, я его открываю. В боковом кармане сумки лежит флешка. Естественно, она пустая — вся имеющаяся информация о большинстве преступных сообществ, с которыми я сотрудничаю, все время надежно хранится у меня. Я снимаю с шеи цепочку с кулоном — простой серебряный листик, не больше полудюйма длиной. Выглядит достаточно неприметно, но на самом деле имеет секрет. Внутри маленькая карта памяти — формат, подходящий для сотовых телефонов. Вставляю ее в картридер и втыкаю в слот на ноутбуке. Накопленная за многие годы информация начинает загружаться на жесткий диск.

Четыре имени. Четыре мишени.

Я начинаю работать, старательно изучая информацию до тех пор, пока солнечные лучи не окрашивают в розовый цвет серое утреннее небо. Я изучаю свои цели. Их связи.

Финненган О`Хара — ирландец и, честно говоря, насолил очень многим людям. Он связан с ирландской республиканской армией, занимает высокое положение среди ирландских мафиози в Европе, имеет огромный авторитет во всех сферах, ориентированных на торговлю людьми: как в Европе, так и за ее пределами. Он купил все возможные морские порты, сделав себя, по сути, монополистом импорта и экспорта. Если итальянцы хотят транзит наркотиков через Ирландию — а это самый простой экспортный маршрут на континент — им придется действовать через Финненгана. Итальянцы, армяне, русские…все точат на него зуб, потому что он — заносчивый мудак, которому, судя по всему, совершенно плевать на элементарные правила ведения бизнеса. В конечном итоге, кто-то должен будет его пристрелить. На фоне остальных представителей мафиозных кругов Неро выглядит наименее сдержанным. Неудивительно, что именно он решился убрать Финненгана.

Остальные трое: Марко Фиоре, Бернардо Каро и Габриэль Лама — итальянцы. Бернардо — один из нью-йоркских капо, а Габриэль — его правая рука. Всем известно, что Бернардо был другом Лоренцо и занимал его сторону в борьбе с Неро. Этим и объясняется его смертный приговор. Меня смущает Марко Фиоре. Он был верен Леонардо, предан семье. Не было ни намека на какую-то вражду между ним и Неро. Более того, я даже не знала о существовании Неро до момента нашей встречи. Но даже теперь я не очень понимаю, как он вписывается во все это. Лоренцо и Неро были сыновьями Маттео и Виолы Сантос. Лоренцо носил фамилию отца, а у Неро девичья фамилия матери — Верди. В своих кругах это довольно влиятельная семья, но не имеющая реального веса здесь, в Америке. Неро убил своего брата, и это не лезет ни в какие ворота. Неужели все дело в обычной семейной вражде? Если да, то она зашла слишком далеко, и Арнальдо ее поддерживает. Так что за игру он ведет?

Черт возьми, голова раскалывается от всего этого. Какое мне дело? Я никогда не интересуюсь мотивами заказчика. На самом деле этот заказ такой же, как и любой другой, за исключением того, что в качестве оплаты выступает моя давно потерянная сестра, а мой заказчик настаивает на том, чтобы я жила с ним. Естественно, не стану отрицать, что буквально кладу свою голову на плаху, но, опять же, ради чего? Единственная причина, по которой я так поступаю, — это стремление найти Анну. Это важно, потому что в данный момент тревога словно покидает мое сознание, и я полагаюсь исключительно на интуицию. А она подсказывает мне, что Неро — это не просто обиженный сын капо, вышедший на тропу мести. Я чего-то не замечаю?

Я здесь уже пять дней и, честно говоря, Неро практически не вижу. Большую часть дня он сидит в кабинете, а я все время провожу за изучением имен, мест, контактов. Я кучу времени потратила на эту работу, но до сих пор не уверена, как смогу ее выполнить. Джордж сидит у моих ног в ожидании корочки от тоста, который я ем, сидя в кухне за барной стойкой. Я рассеянно даю ему кусочек, просматривая поэтажный план одного из ночных клубов Бернардо. Восходящее солнце окрашивает кухню в оттенки розового и оранжевого. Я была уверена, что Неро еще спит, ровно до тех пор, пока не слышу идущий откуда-то ритмичный шум. Нахмурившись, я встаю и, дойдя до источника звука, открываю дверь рядом с лифтом.

Передо мной открывается спортивный зал с беговой дорожкой, боксерской грушей и всевозможными силовыми тренажерами. Должно быть, это одна из самых больших комнат в его квартире, а квартира далеко не маленькая.

Привалившись к дверному косяку, я наблюдаю за его ногами, ритмично топающими по беговой дорожке. Со своего места мне видно его сбоку, но он, кажется, меня не видит. Неро обнажен по пояс, спортивные штаны низко сидят на его бедрах, и я могу разглядеть косые мышцы живота, которые на торсе соединяются в букву V. Он бежит, и его напряженные мускулы перекатываются под загорелой кожей, каждый дюйм которой блестит от пота, с мокрых волос капли падают на шею и стекают между лопатками. Я сама тренировалась с бойцами, и это были преимущественно мужчины. Я всегда видела в теле мужчины только инструмент: мускулы как показатель силы и не более того. Но, наблюдая за Неро, я отмечаю, с какой грацией он двигается, как все линии его тела словно перетекают одна в другую. Он великолепен. Реально, другого слова нет. Его тело — это совершенное оружие, наделенное разрушительной природной мощью. Также как идеальная форма клинка достигается долгой балансировкой, так и это тело — результат упорного труда, добытый кровью и потом.

Неро ударяет ладонью по кнопке «стоп», и беговая дорожка начинает замедляться под его ногами, пока не останавливается совсем.

— Ты наблюдаешь за мной, — говорит он, не глядя на меня. Он вытирает полотенцем лицо и поворачивается ко мне, его грудь вздымается. — Зная тебя, это не предвещает ничего хорошего.

— Я пока не собираюсь тебя убивать, — войдя в комнату, прислоняюсь к стене.

Ухмыляясь, он спускается с беговой дорожки и подходит ко мне. Впервые я замечаю на его теле татуировки: в набитой чернилами надписи на груди читается итальянская пословица, которая в переводе означает что-то вроде «От судьбы не уйдешь». Правая рука до локтя покрыта замысловатым узором, но при беглом осмотре не могу различить деталей.

Неро подходит почти вплотную и берет бутылку воды с полки, находящейся как раз возле меня. Я вжимаюсь в стену, но все же меня окутывает его запах: смесь пота и геля для душа … Неро стоит так близко, что стоит только руку протянуть — и я смогу прикоснуться к нему. Он смотрит на меня сверху вниз из-под влажных, небрежно спадающих на лоб волос.

— А, может, тебе просто нравится подсматривать? — взяв бутылку, он подносит ее к губам и начинает пить, глядя на меня с довольным выражением лица. Капелька пота медленно стекает по его шее, и я не могу не проследить ее путь вниз, к груди. Внутри возникает какое-то незнакомое ощущение, и я сжимаю челюсти. Он заставляет меня нервничать, но, несмотря на это, мне хочется к нему прикоснуться. Неро выглядит таким мощным, беспощадным, и мне хочется проверить, таков ли он на самом деле. И он понимает это, потому что легко касается рукой моей талии и, когда я в ответ напрягаюсь, улыбается. Ему кажется, что он просто вызывает у меня раздражение, но это нечто большее.

Я перехватываю его запястье и отталкиваю от себя.

— Не смей, — в моем голосе звучит предупреждение.

В уголках его глаз появляются едва заметные морщинки. Неро склоняется ко мне и, почти касаясь губами моего уха, вызывающе шепчет: — Или что?

Опустив руку на его живот, я впиваюсь ногтями в кожу с такой силой, что он, дернувшись, отстраняется на пару дюймов. Наши взгляды встречаются, и у меня перехватывает дыхание от ощущения перекатывающихся под моими пальцами мышц.

Следует отдать должное Николаю — он мастер в подготовке убийц. Однажды он рассказывал мне про одного парня: тот дрессировал собаку и с помощью несложных тренировок добился, чтобы слюноотделение у нее начиналось по сигналу. Каждый раз, принося ей еду, он звонил в колокольчик, и, в итоге, звон колокольчика стал ассоциироваться у собаки с едой. Меня тренировали точно также, вырабатывая рефлексы. Чувственные прикосновения и даже любая форма привязанности были запрещены. Единственным доступным видом телесного контакта был бой: град кулачных ударов и никаких нежностей. В редких случаях, за пределами ринга, тело имело возможность получить еще один вид контакта: нам намеренно причиняли боль… обычно при помощи электрического тока. Добавьте в схему смертоносный набор боевых навыков и неудержимое стремление выжить, и вы получите человека с рефлексами убийцы. Признаю, эти рефлексы не раз спасали мою задницу, однако с возрастом все изменилось. Большая часть моей работы теперь связана с соблазнением, и этому меня тоже обучали. В результате во мне идет постоянная борьба инстинктов и желаний. Инстинкт подсказывает мне убрать руку от тела Неро, но…я не хочу.

— Я серьезно, Неро.

— Но ведь это ты прикасаешься ко мне, — возражает он, опуская взгляд на мои пальцы, вцепившиеся в его живот. Неро не делает никаких движений в попытке убрать мою руку или отстраниться. Он просто ждет. У него такая теплая и гладкая кожа, и я ловлю себя на мысли, что не могу припомнить, когда в последний раз касалась другого человека по собственной воле, а не по работе и не ради убийства. В отношении Неро я ничего не понимаю. Он — не боец, не брат по оружию, не парень, с которым мы вместе росли. По сути, он даже не заказчик и, конечно же, не цель. Он…какая-то аномалия, исключение из правил, странный союзник. Он смущает меня и одновременно приводит в восторг своей беспощадностью.

Неро придвигается ближе, и мои ногти впиваются в его кожу. Мощные удары его сердца гулко отдаются по всему телу, я ощущаю это своей ладонью. Тихо усмехнувшись, он нарочито медленно отходит от меня и покидает спортзал. А я остаюсь стоять: растерянная и до предела взволнованная. Бессилие. Именно так ощущается бессилие. Думаю, ему это доставляет удовольствие. Неро не боится меня, и поэтому бросает вызов — хочет увидеть, как я сорвусь. Кажется, вся эта ситуация совместного проживания очень скоро станет невыносимой.

Я возвращаюсь в гостиную. Неро там нет, думаю, он принимает душ. Когда же он появляется, то уже полностью одет. На нем темно-серый костюм, белая рубашка и серебристый галстук.

— У меня кое-какие дела. Вернусь поздно, — коротко говорит он и свистит собакам. Те вскакивают со своих мест и бегут за ним к лифту.

— Что? Ты поздно вернешься? Серьезно?

Он останавливается и поворачивается ко мне, на его лице скучающее выражение.

— Ты напомнила мне, почему я не позволяю женщинам жить со мной.

Запрокинув голову от смеха, я хватаю один из кухонных ножей и запускаю в него. Нож оставляет разрез на пиджаке Неро, после чего врезается в стальные двери лифта и с грохотом падает на пол. Выгнув бровь и подняв руку, Неро демонстрирует аккуратный надрез на дорогой ткани.

— Ты дерьмово целишься, — рычит он, направляясь прямиком ко мне.

— Так и есть. Я целилась тебе в грудь, — я улыбаюсь и пожимаю плечами. — Твои кухонные ножи не очень хорошо отбалансированы. Но зато мне удалось привлечь твое внимание. Думаю, нужно пересмотреть условия нашего договора.

Не обращая на меня внимания, он проходит мимо и начинает подниматься по лестнице. Я следую за ним.

— Видишь ли, ты слишком поспешил со своими угрозами о том, что, если я уйду, ты расскажешь обо всем Николаю. Это полное дерьмо.

Он входит в спальню и скрывается в гардеробной. Я опять же следую за ним.

— Ведь если ты пойдешь к Николаю, он сам сумеет найти Анну, и ты лишишься рычагов давления на меня, — говорю я, растягивая слова так, словно охвачена вселенской скукой. По крайней мере, тогда мне можно будет его убить. Стоя в гардеробной, я наблюдаю, как он сбрасывает с плеч испорченный пиджак и снимает с вешалки новый — такой же. — Так что …

— Так что ничего, — отрезал он, и яд в его голосе заставил меня выпрямиться и насторожиться.

Одним прыжком преодолев пространство между нами, он хватает меня за подбородок, поворачивая голову так, что его губы практически прижимаются к моему уху. В грудь вонзается заноза страха, и я улыбаюсь, чувствуя, как колотится сердце. Чувствую. Горячее злобное дыхание касается моей шеи, и я вздрагиваю.

— Не надо играть со мной, Уна. Не пытайся торговаться или загнать меня в угол, — его голос убийственно спокоен. — Мы оба знаем, чего ты хочешь. Твое желание увидеть сестру чертовски больше, чем моя нужда в твоих услугах. Но не стесняйся, попробуй проверить свою маленькую теорию, и увидишь, что произойдет, — резким движением он отталкивает меня, выпуская мой подбородок, и быстро выходит из комнаты.

Я стою столбом, всем телом ощущая прилив адреналина и наслаждаясь нервной дрожью, которую вызвал Неро. Он пугает меня, и мне это нравится.

Глава 11 Уна

Через несколько минут после ухода Неро появляется Томми. Засунув руки в карманы и насвистывая себе под нос, он проходит в кухню. Его каштановые волосы в полном беспорядке, и хотя, как и всегда, он в костюме, его пиджак — нараспашку, а расстегнутая до середины рубашка демонстрирует голую грудь. От него за версту разит виски.

Завтракая за барной стойкой перед открытым ноутбуком, я пытаюсь составить план ликвидации Марко Фиоре. Неро утром оставил мне файл — и на том спасибо — нечто вроде домашнего задания. Отлично.

— Судя по всему, нам предстоит страстное свидание, — подмигивает Томми, запрыгивая на стул напротив меня.

— Значит, это ты будешь за мной присматривать, — говорю я, бросая на него убийственный взгляд.

Склонив голову набок, он смеется:

— Ну, присмотр подразумевает, что тебя нужно контролировать. Я бы предпочел назвать это дежурством.

Я вздыхаю:

— Ладно. Тогда ты можешь оказаться полезным. Расскажи мне, что ты знаешь об «Атласе».

Его брови сходятся у переносицы:

— Том, что принадлежит Марко?

— Да.

Он качает головой: — Это стриптиз-клуб. Марко торчит там по пятницам и субботам каждую неделю.

Сегодня среда.

— Идеально.

— Нет-нет-нет, — он снова качает головой и подается вперед, опираясь локтями о стойку. — Там ты его не достанешь.

Значит, Томми прекрасно знает, почему я здесь. Я ухмыляюсь: — Тебе известно, кто я?

Он смотрит на меня совершенно безучастно.

— Я могу добраться до кого угодно и где угодно.

Томми пожимает плечами и откидывается на спинку стула. Снова повернувшись к экрану ноутбука, я изучаю план улицы за пределами «Атласа».

— А что насчет его стриптизерш?

— Они очень крутые. В основном — молоденькие итальянки. В принципе, нет ничего невозможного, но тебя может постичь неудача.

— Которая натолкнет меня на другой путь, — перебиваю я его, боковым зрением замечая, как он кивает. — Охрана?

Он достает из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет.

— Марко подозрительный ублюдок. Рядом с ним постоянно вооруженные люди, — вытащив из пачки сигарету, он зажимает ее между губами. Из его горла вырывается хриплый смешок. — Я бы тоже стал подозрительным, если б нажил себе врага в лице Неро, — бормочет он и щелкает зажигалкой, прикрывая ладонью пламя.

— Значит, он чем-то конкретно достал Неро, — я не могу сдержаться и снова пытаюсь прощупать почву, хотя профессионал внутри меня кричит не делать этого.

Томми выдыхает тонкую струйку дыма, и легкая улыбка трогает его губы. Когда же наши глаза встречаются, я вижу: он понимает, что я не отстану. А еще — что я понятия не имею, зачем охочусь на Марко, но все же …

— Он поддерживал Лоренцо, — Томми пожимает плечами. — Марко не из числа фанатов Неро. И слава Богу. Поверь, я люблю Неро как брата, но у него отвратительный характер.

— Я заметила.

Не лезь с расспросами. — Как вы познакомились с Неро? — Блестяще.

Он откидывается на спинку стула, устремив на меня настороженный взгляд.

— Мы выросли вместе.

— Ты не итальянец, — на секунду мне показалось, что я ударила по больному, но потом он просто пожимает плечами.

— Наполовину итальянец, наполовину ирландец.

— Не самая удачная смесь, — говорю я, не отводя взгляда от ноутбука. Итальянцы и ирландцы ненавидят друг друга.

Он смеется: — Ну, да. Я — полукровка, Неро — незаконнорожденный, ублюдок.

— Ублюдок? — Господи, кто-нибудь, остановите меня.

Томми делает глубокую затяжку.

— Так говорили. В любом случае мы оба изгои. Полагаю, на этой почве мы и сошлись.

— Ну, итальянцы помешаны на родословной, — бормочу я.

— Да, они такие.

Я встаю, завариваю две чашки кофе и ставлю одну перед Томми. Достав из кармана фляжку и подмигнув мне, он наливает из нее немного в свою чашку.

— Теперь понятно, почему сегодня ты дежурный наблюдатель, — сухо замечаю я. Он в очередной раз просто пожимает плечами. Клянусь, его невозможно вывести из себя. Может, это одна из причин того, почему здесь он, а не, скажем, Джексон. Я абсолютно уверена, что смогла бы вывести Джексона из равновесия и, избавившись от него, свалить отсюда без оглядки. Меня на самом деле одолевает ощущение, будто на меня давят стены. И это не от того, что я нахожусь здесь, а от осознания невозможности уйти. Чем скорее будет готов план, тем быстрее я выберусь отсюда и сделаю то, что умею лучше всего. Время пошло.

Поздним вечером получив смс, Томми тут же встает и хватает висящий на спинке стула пиджак. Я рада, что он уезжает. Полчаса назад на мою электронную почту пришло письмо от Саши, и мне не терпится его прочесть — я отчаянно надеюсь, что он нашел след Анны. Прошло уже целых пять дней. Нервно постукивая по краю клавиатуры, я жду, пока уйдет Томми.

Набросив пиджак и отсалютовав мне, он выходит, направляясь к лифту. Едва за ним захлопываются двери, я открываю электронную почту. Сашино сообщение не содержит ни темы, ни текста — только ссылку. Нажимаю на нее и перехожу на сайт. Передо мной разворачивается страница, и при виде контента я сглатываю поднявшуюся в горло желчь. Это вебкам-сайт. Он полностью на испанском и представляет собой набор окошек, каждое из которых транслирует свой видеострим. Я нажимаю на первое и вижу девушку на кровати. Она полностью обнажена, колени подтянуты к груди. Свисающие темные волосы скрывают ее лицо, и она выглядит абсолютно сломленной, словно лишилась последних остатков надежды. Раньше мне было бы все равно. Я бы просто увидела в этом очередное доказательство дерьмовости мира, в котором мы живем или пытаемся выжить, но…открытие, касающееся судьбы Анны, подкосило меня. Девушка догадывается, какая судьба ее ожидает. Лучше уж пуля в лоб.

Стараясь держать себя в руках, я продолжаю кликать по остальным окнам. В одном — грязная пустая комната с бетонными стенами, в другом — покрытая пятнами постель, в третьем — очередная сломленная женщина. Некоторые из них сидят в одиночестве, с некоторыми в комнате находятся мужчины. Очевидно, что над девушками уже надругались, но их безжизненные тела подвергаются мучениям снова и снова.

При виде светловолосой девушки я замираю. Стоящий перед ней мужчина расстегивает ремень. Она сидит на краю кровати, голова опущена, руки на коленях. Он хватает ее за подбородок, запрокидывая голову назад. Волосы спадают с лица, и я вижу, кто она.

— Анна, — выдыхаю я. Мгновенно меня охватывает понимание: моя сестра находится там. Она — одна из тех девушек. Я должна выключить видео, но не могу. Мужчина бьет ее наотмашь по лицу…и вот уже его джинсы спущены…он на ней … насилует. Такое ощущение, что при виде этого моя душа рвется на части. Я хочу отвести взгляд, но не могу: раз она может это терпеть, значит, и я смогу досмотреть. Как бы мне хотелось, чтобы Анна знала: я здесь, я ищу ее. Хуже всего то, что она подчиняется. Не борется, не сопротивляется — она просто сдалась. А я бы не сдалась? Бог знает, как долго она терпит это — раз за разом, изо дня в день. Чем дольше я смотрю, тем более слабой себя чувствую, пока не становлюсь такой же, как и она: лишенной надежды, одинокой, сломленной. Меня накрывает с головой огромна волна боли, и тьма ее настолько глубока…почти бездонна. Анна в аду, и у меня такое ощущение, что я рядом с ней — эти образы намертво врезались в мою память.

Я встаю и направляюсь к окну, мечтая вырвать с корнем воспоминания из головы, а заодно и чувство собственной вины за все это. Мне хочется найти этого мужика и вырезать из груди его проклятое дьяволом сердце. Растерянность сменяется гневом, и это отлично. Это очень хорошо. Гнев — гораздо более управляемая эмоция.

Почувствовав чье-то присутствие прямо за спиной, я вздрагиваю и хватаюсь за нож. Неро сжимает мое запястье, останавливая клинок в дюйме от своей груди, и, глядя мне в глаза, мрачно произносит:

— Милая, я дома.

Вырвав руку из его хватки, я снова начинаю расхаживать взад-вперед, обдумывая план действий и необходимые для этого связи. Мне нужно попасть в Мексику.

— Мне нужно уехать, — на одном дыхании выдаю я.

Он вздыхает, подходит к кофейному столику, открывает крышку ноутбука и смотрит на экран. Опустив голову, Неро делает вдох и засовывает руки в карманы. Его пиджак расстегнут, как и пара верхних пуговиц на рубашке. В вырезе мелькает край черной татуировки — за безупречным, лощеным фасадом скрывается плохой мальчик.

— Это ничего не меняет.

— Твою мать, ты издеваешься? — злобно шиплю я. — Моя сестра в грязном борделе! Ее избивают и насилуют! Я должна вытащить ее оттуда.

Неро разминает шею, хрустя позвонками.

— Она там уже полгода. И семь лет в сексуальном рабстве. Потерпит еще пару недель — не умрет, — говорит он, и его лицо не выражает ничего, кроме ледяного безразличия.

— Ты знал? — шепчу я, указывая на ноутбук. Почему я чувствую себя преданной?

Он выгибает бровь.

— Разве не для этого мы заключили сделку? Ты убиваешь всех из моего списка, а я вызволяю твою сестру. Если мне не изменяет память, ты еще никого не убила, — его губы сжались в жесткую линию, а темные глаза впились в меня, излучая силу и высокомерие.

— Это было до того, как я узнала, где она. Я сама за ней поеду, — протиснувшись мимо него, янаправляюсь к лестнице.

— Если бы ты знала, что в состоянии сама ее вытащить, то никогда бы не пошла на сделку со мной, — произносит Неро, растягивая слова.

Я останавливаюсь и оборачиваюсь. Он не двигается, по-прежнему стоя спиной ко мне и, слегка скривив лицо, смотрит на меня через плечо.

— Условия сделки не меняются: ты уходишь, и я сразу отправляюсь к Николаю.

Я бросаюсь на него, и Неро в последнюю секунду поворачивается, принимая от меня удар в челюсть. Его голова резко дергается в сторону, а когда он переводит на меня взгляд, его жесткость и злость вынуждают меня сделать небольшой шаг назад.

— Ты отвратителен, — выплевываю я.

— Задай себе вопрос, Morte … Ты довольно быстро накопала информацию об этом сайте, принимая во внимание, что все это время искала свою сестру, — он медленно подходит ко мне, потирая ушибленную челюсть. Приблизившись практически вплотную, он останавливается и, не вынимая рук из карманов и не касаясь меня, наклоняется вперед. — А, может, ты не хотела, чтобы она нашлась, — шепчет он мне на ухо. — В конце концов, именно из-за этой слабости в данный момент ты здесь, в моем полном распоряжении. Так что твое желание предать все это забвению вполне простительно, — он отстраняется, устремив на меня намеренно равнодушный взгляд.

Неужели он прав? Могла ли я приложить больше усилий, разыскивая Анну?

— Я не могу сидеть здесь в четырех стенах, сложа руки зная, что с ней происходит, — меня вдруг накрывает, кожа нагревается и натягивается, словно вот-вот лопнет, а стены будто приходят в движение, сдвигаясь вокруг. Я дергаю ворот рубашки — кажется, он меня душит. — Мне нужно ехать.

Неро хватает меня за руку, и я инстинктивно вырываюсь. Его ладонь оказывается на моем затылке, сжимая загривок, он заламывает руку за спину и практически швыряет меня на окно, прижимая к стеклу всем телом. Я чувствую себя диким зверем, царапающим когтями клетку в попытке выбраться на свободу.

— Хватит! — рычит Неро.

— Даю тебе три секунды, чтобы меня отпустить, — спокойно говорю я.

Естественно, он этого не делает, и тогда я рывком головы назад разбиваю ему губы. Тупая боль пронзает затылок, но мне плевать. Изловчившись, я поднимаю ногу и, оттолкнувшись ею от стекла, отбрасываю нас вглубь комнаты на несколько ярдов. Раздается звук разбивающегося стекла — это Неро падает на журнальный столик. Совершенно невредимая после падения, я скатываюсь с него. В изумлении он все еще лежит на полу, и я решаю воспользоваться шансом. Он действительно не оставляет мне вариантов. Если я рискну остаться, Анне придется пробыть там еще несколько недель, но и один день — это слишком долго. Если же я сбегу, то он пойдет к Николаю, и тот, скорее всего, сам ее убьет. Мне остается только одно: убить Неро, а потом сбежать.

Стремительным броском я запрыгиваю на Неро и осыпаю его лицо градом ударов. Из его губы, которую я разбила затылком, по подбородку стекает кровь. Он не ожидал такого, и я должна этим воспользоваться. Неро — смертельно опасный противник, и у меня не так много шансов справиться с ним. Я обхватываю ладонью его нижнюю челюсть, второй рукой крепко хватаюсь за волосы и замираю на мгновение, собирая все силы, чтобы свернуть ему шею. Это оказывается не так-то просто сделать.

— Я не хочу убивать тебя, Неро, — шепчу я. Реально не хочу. Его, конечно, не назовешь хорошим, но и я далеко не пай-девочка. Он поступает отвратительно, но не совершает ничего такого, чего я не сделала бы на его месте сама. Я чувствую какую-то странную связь с ним: словно тьма, живущая в нас, каким-то образом нас объединяет. Как можно осуждать кого-то или отвергать его образ жизни, когда все это — отражение тебя самого? Я смотрю на Неро и не вижу его поступков — я вижу лишь напоминание о своих собственных.

Его глаза злобно вспыхивают, и он, схватив меня рукой за горло, отшвыривает в сторону. Я падаю спиной на ковер, и ударом весь воздух тут же выбивает из моих легких. Я пытаюсь отползти, но он всем телом наваливается на меня, придавливая к полу. Я борюсь, пытаясь сбросить его с себя и освободить достаточно места, чтобы обхватить его ногами. Но у меня не получается. Я пускаю в ход ногти, и он рычит, сильнее сдавливая мое горло — настолько сильно, что я начинаю паниковать. Кислорода для дыхания становится все меньше. Пульс учащается.

Объятия смерти.

Я слышу в голове голос — голос моего инструктора. Хотя это невозможно. Мозг совершенно пуст. Все инстинкты — такие знакомые, давно укоренившиеся во мне — исчезают, и на первый план выходит потребность выжить. Неро нависает надо мной, словно олицетворяя собой всех моих демонов, которые собрались, чтобы поиздеваться над моей слабостью. Темные глаза наблюдают, как я бьюсь в его хватке и постепенно затихаю. Перед глазами плывут черные круги. Он меня убьёт.

Глава 12 Неро

Глаза Уны закатились, и я заставляю себя отпустить ее нежную шею, несмотря на сильнейшее желание переломить ее, как гребаную тростинку. Она хватает ртом воздух, открывает веки и медленно фокусирует на мне взгляд.

— Твою мать, ты чуть меня не убила, — рычу я.

Она хмурится.

— Кажется, это ты только что душил меня. Или что это было? Эротические ласки? Отвали от меня, — она пытается сделать тон приказным, но получается по-настоящему жалостливо.

Обхватив запястья Уны одной рукой, я поднимаю их над ее головой и прижимаю к полу. Опираясь на вторую руку, я стараюсь не прижиматься к ней — поверьте, это не закончится для меня ничем хорошим. В любом случае я не должен поддаваться возбуждению, и хотя женщины, способные на жестокость, всегда оказывают на меня подобный эффект, в случае с Уной она не порождает ответную жестокость. Вид Уны, задыхающейся от моей хватки, пока я сжимал ее тонкую шею…для полного совершенства не хватало лишь одного: чтобы я вонзился в нее по самые яйца. Она пыталась меня убить, а у меня от этого стояк.

— Я не буду выполнять твою гребаную работу, — тяжело дыша, хрипит она сквозь стиснутые зубы. Надо же, даже в таком состоянии она все еще огрызается.

Сжав челюсти, я нависаю над ее лицом, игнорируя её явное нежелание смотреть на меня. Уна мотает головой из стороны в сторону.

— Я считал тебя умной, Morte. А ты ведешь себя как ребенок, пытаясь играть в героя ради сестры.

Она извивается всем телом, пытаясь вырваться.

— Ты не собираешься ее возвращать, не так ли? — Уна продолжает бороться, но на самом деле у нее едва это выходит. Она давно лишилась преимущества. Схватив за подбородок, я вынуждаю ее взглянуть на меня.

— Я дал тебе слово, помнишь? Ты сомневаешься во мне?

— Ты солгал, — тихо произносит она, и в приоткрывшихся губах на мгновение промелькнул кончик языка. Я изо всех сил стараюсь отвести взгляд от ее рта. Мой член тверд, как камень, и я знаю, что она это чувствует. И мне плевать.

— Я не лгал, — рассеянно отвечаю. Ее грудь, тяжело вздымаясь, прижимается ко мне. Когда я снова смотрю на Уну, ее взгляд прикован к моим губам. Черт, она только добавляет проблем. Уна слегка прикусывает нижнюю губу, и я отчаянно борюсь со своими желаниями — проклятье, это последняя женщина на земле, которую я должен целовать. Но с такой силой я еще никого не хотел прежде. Женщины для меня — мимолетное удовольствие и не более. Но Уна…Уна может открыть мне мир наслаждения и боли. Я хочу сражаться с ней, укрощать ее, но лишь для того, чтобы она вырвалась и начала все сначала. Хочу сжать ее горло, оттрахать, а потом уснуть, не зная точно, открою утром глаза, или она всадит между ними пулю. Она — вызов. Неуловимая убийца. Я мог назвать тысячу причин, почему это не доведет до добра, но сейчас ни одна из них не приходила мне на ум. Уна притягивает меня, как магнит, и я сопротивляюсь этому, но, в конечном итоге…

Сжав ее подбородок, я насильно поворачиваю голову Уны лицом к себе. Наши глаза встречаются, и от ее пылающего яростью взгляда у меня сносит крышу. Я безжалостно впиваюсь в ее губы — этот гребаный рот, эти идеальные губы не выходят у меня из головы с тех пор, как я впервые ее увидел. Интересно, сколько реально живых мужчин могут похвастаться тем, что целовались с ней?

На секунду она замирает, но затем ее губы приоткрываются, и язык скользит по моей кровоточащей губе. Уна стонет мне в рот, и этот звук вибрацией спускается прямиком к моему члену. Она пытается освободить запястья, и я, отпустив их, провожу ладонью по изгибу ее талии, по ягодице и ниже, по упругому бедру с прикрепленным к нему острым кинжалом. Сжав ее натренированные мышцы, вынуждаю Уну развести колени и закидываю ее ногу себе на поясницу. Прижимаюсь губами к ее шее, и Уна запускает пальцы мне в волосы, притягивая ближе. Ощущая биение пульса под губами, я слегка прикусываю кожу, и Уна, задрожав, инстинктивно выгибается мне навстречу. Маленькая жестокая убийца тает и почти мурлычет под моими прикосновениями, и эта ее реакция чертовски прекрасна!

Ее бедра смещаются, она трется о мой затвердевший член, и с моих губ слетает низкий стон. Она опасна и вызывает зависимость. Простой поцелуй с ней — это уже рискованный шаг, и мне быстро напоминает об этом прохладная сталь, прижатая к горлу.

Умная девочка.

Усмехаясь, я медленно поднимаю лицо от ее шеи и опускаю взгляд на припухшие окровавленные губы и сверкающие глаза.

— Последнее предупреждение, — ее голос срывается.

Я приподнимаю бровь, бросая ей вызов. Она прижимает клинок к моей шее — острое лезвие режет кожу, и теплая струйка крови стекает по горлу.

— Уна, прошу, доверься мне, — я не отвожу взгляда, надеясь, что она поймет: это правда. — Доверься мне, — рычу я.

Она выглядит такой ранимой и одновременно такой великолепно дикой.

— Никогда.

Я сильнее прижимаюсь горлом к лезвию ножа, и с моих губ, почти касающихся ее рта, срывается шипение:

— Если ты не веришь в мою способность до конца соблюсти условия сделки, то поверь хотя бы моему врожденному инстинкту самосохранения, — я тяжело дышу. — Если попытаюсь обмануть Поцелуй Смерти, то выставлю себя полным идиотом, ведь так?

Она прикрывает глаза.

— Если убьешь меня, то нет.

Я улыбаюсь и смотрю на ее губы.

— Ну, это было бы пустой тратой времени.

Она заглядывает мне в глаза, словно пытается что-то отыскать в них. Наконец, с глубоким вздохом она убирает нож от моей шеи.

— Ладно, но если ты меня кинешь, я тебя из-под земли достану, Неро.

— Маленькая бабочка: такая изящная и такая жестокая, — с довольной улыбкой я поднимаюсь с нее.

Уна поднимается на ноги и, не говоря ни слова, просто проходит мимо меня по направлению к лестнице. А я стою, замерев с бешено колотящимся сердцем и твердым членом. За достижение цели и креативность ей стоит присудить дополнительные баллы. У меня такой стояк — аж больно.

Я отправляюсь прямиком в свою комнату и сразу иду в ванную, сбрасывая на ходу одежду. Встав под струи горячей воды, обхватываю рукой до боли твердый член и начинаю поглаживать его по всей длине. Закрыв глаза, представляю себе сцену — чертовски жуткую и возбуждающую одновременно. Я вижу Уну, стоящую над мертвым телом Лоренцо. Она смотрит на меня, а потом прикусывает и медленно отпускает нижнюю губу. Затем Уна садится на край стола и плавно начинает тянуть подол платья вверх, поднимая его до самой талии. Под ним нет нижнего белья — только молочно-белая кожа и гладкая киска. Она широко разводит ноги, и открывшаяся моему взору картина совершенна. Ее рука опускается между ног, и палец с идеальным маникюром прижимается к клитору. Звук, который она при этом издает, вынуждает меня застонать и упереться рукой в кафельную стену, чтобы не потерять равновесия. Она погружает два пальца в киску, выгибается всем телом и с негромким стоном произносит мое имя. О, Боже. Наслаждение растекается по венам, по всему телу проносятся электрические разряды. Издав низкий рык, я кончаю и наблюдаю, как брызги спермы смешиваются со струей воды и исчезают в сливном отверстии

Вот до чего я докатился — дрочу в ванной, потому что смертельно-опасная убийца, которую я сам же и привел в дом, пыталась меня убить. Красивые женщины с маньячными наклонностями всегда были моей слабостью.

Я просыпаюсь от душераздирающего крика и инстинктивно хватаюсь за пистолет, пока до меня не доходит — это просто Уна. Прикрыв лицо ладонью, я верчусь с боку на бок: снова крик, потом еще один. Твою мать, ее там режут что ли? Встаю с кровати, выхожу из комнаты и на мгновение замираю в нерешительности перед ее дверью. Уна просила не входить к ней, но, черт возьми, это моя квартира, и я хочу выспаться. Уже несколько ночей подряд одно и то же.

Я открываю дверь и подхожу к ее кровати. Уна мечется во сне, словно с кем-то борется.

— Уна.

Она не просыпается, но, судя по виду, мышцы ее тела сводит болезненной судорогой. Я задерживаю дыхание и осторожно толкаю ее в плечо. В мгновение ока она вскакивает, и вот в лицо мне уже смотрит дуло пистолета 40-го калибра. Все как обычно.

— Ты когда-нибудь перестанешь угрожать мне пистолетами и ножами? — вздыхаю.

Ее рука сдвигается сначала на дюйм, после чего она окончательно опускает оружие.

Жалюзи не опущены, и никогда не гаснущие городские огни освещают комнату. Под глазами Уны залегли темные тени, но на этот раз в мой адрес не звучит никаких язвительных комментариев. Она проводит рукой по волосам и откидывается на спинку кровати.

— Что ты здесь делаешь?

— Мне нравится слышать крики женщины не меньше, чем крики мужика под пытками, но при условии, что ее я трахаю в этот момент, а ему причиняю боль. Все остальные виды криков меня раздражают.

Она бросает на меня гневный взгляд.

— Инициатива моего проживания здесь изначально принадлежала тебе, а не мне.

Господи, она никак не успокоится.

— Да, но я не ожидал, что нашего великого и ужасного киллера будут преследовать ночные кошмары.

Уна сжимает челюсти и зло сверкает на меня глазами. Кажется, я наступил на больную мозоль.

Я сажусь на ее кровать, и она отодвигается от меня, перемещаясь на противоположный край.

— А теперь что ты делаешь? — огрызается она.

— Сплю, — я ложусь в кровать, не обращая никакого внимания на присутствие Уны. Меня тут же обволакивает ее запах: смесь оружейного масла и ванили.

— Здесь? Ты собираешься спать здесь? — спрашивает она, повышая голос.

— Ну, под твое нытье хотя бы можно уснуть. По крайней мере, пока ноешь, ты не сможешь кричать как резаная. Так что нытье я как-нибудь вытерплю.

— Мудак, — ворчит она себе под нос.

Игнорируя ее, я закрываю глаза.

— Неро, я серьезно … — она толкает меня. — Ты не будешь спать в моей постели.

— Вообще-то в моей постели, — на секунду меня поражает тот факт, что мы просто разговариваем. У нас получилось бы стать друзьями, если бы я был не я, а она — не она. Но даже тогда я все равно захотел бы ее трахнуть. А, может, и нет. Это все ее кровожадность — она делает мой член твердым.

— Я начинаю беспокоиться, что ты совсем лишился чувства самосохранения.

Я улыбаюсь:

— Это угроза, Morte?

— Никаких угроз.

Я улыбаюсь шире: — Ты только обещаешь.

Она рычит себе под нос:

— Ты псих.

Естественно, через минуту я встану и уйду, но что-то в ее манере поведения вызывает у меня улыбку. Она права: я псих. У меня есть деньги, уважение, власть, женщины и работа, отвечающая всем моим темным жестоким страстям. У меня есть все, что только можно пожелать, но, в сравнении с Уной, это смертная тоска. Эта женщина опасна и непредсказуема. В ней есть все, что я жажду получить от жизни, все в одном смертельно-опасном флаконе. От такого вполне можно сойти с ума, но жизнь научила меня одному: принимай вещи такими, какие они есть.

Легкое скольжение кончиков пальцев по моей груди выдергивает меня из сна. Я открываю глаза и, пытаясь сфокусировать зрение, осматриваю комнату, после чего опускаю взгляд вниз: Уна спит, прижавшись щекой к моей обнаженной груди.

Черт, я и в самом деле здесь уснул.

Она закинула на меня руку, и ее пальчики скользят по моей груди, спускаются на живот и затем, кубик за кубиком, вниз по мышцам пресса. Я тяжело сглатываю, когда ее ладошка касается резинки боксеров. Ее глубокое, ровное дыхание — единственное, что сдерживает мое желание перевернуть ее на спину и трахнуть. Вместо этого я стискиваю зубы и продолжаю лежать неподвижно: член пульсирует в напряжении, а я таращусь в темный потолок.

Глава 13 Уна

Я чувствую теплую, твердую грудь под своей щекой и слышу сильное, ритмичное, словно удары в барабан, сердцебиение. Безопасность, близость родного человека, тепло… То, чего мне хочется больше всего на свете. То, чего у меня никогда не будет в реальной жизни — только здесь, во сне.

Опора под моей щекой начинает смещаться, разрушая это состояние полусна. Так не хочется… Я всегда отчаянно пытаюсь продлить эти ощущения, но утро всегда наступает в положенный срок.

— Алекс? — зеваю я, крепче обнимая его.

— Попробуй еще раз.

Я резко просыпаюсь и, осознав, что в моей кровати человек, мгновенно готовлюсь обороняться. Сунув руку под подушку, я хватаю нож и набрасываюсь на лежащее рядом крепкое тело. Неро даже не открывает глаза, но стоит мне провести лезвием вдоль его подбородка, как его губы растягиваются в широкой улыбке.

Он спал в моей гребаной кровати.

Гнев никогда не был для меня проблемой. Эмоции — это всего лишь вынужденная реакция, порожденная попыткой казаться нормальной для внешнего мира. Но с тех пор, как он затронул тему Анны, я слетела с катушек. Я стала чувствовать слишком многое. Можно было сказать, что все это только из-за нее, но я не уверена. У Неро есть удивительная способность выводить меня из себя так, как не удавалось никому другому. Он открывает во мне то, о чем я и сама не подозревала. Я чувствую себя мотком пряжи — Неро тянет и тянет за нитку, пытаясь распутать меня. Но, в конце концов, останется только спутанный узел, который невозможно будет развязать. В каком-то смысле он пугает меня, и я хочу вернуться обратно в состояние своего холодного равнодушия, в свою мрачную нору, куда ничто и никто не имеет возможности проникнуть.

Его глаза резко открываются, и я оказываюсь в ловушке.

— Полегче, Morte.

— Или что? — огрызаюсь я.

Он сжимает руками мои бедра и резко перекатывает на себя, и я оказываюсь лежащей на нем и чувствую прижатый к моему лобку твердый член. Я хмурюсь, ощущая разливающееся в животе тепло. Одной рукой обхватив затылок, он вынуждает меня опустить голову, пока мы не оказываемся лицом к лицу. Нас разделяет только лезвие ножа.

Его хватка тверда и безжалостна, а от того, как он смотрит на меня, сердце начинает биться быстрее. На мгновение прикрыв глаза, я вслушиваюсь в его ритмичные удары, эхом отдающиеся у меня в ушах. Жизнь. Энергия.

— Посмотри на меня, — требовательно говорит Неро.

Открыв глаза, я встречаюсь с его напряженным взглядом, обычно всегда контролируемым. Его глаза цвета виски стали золотисто-медовыми. Стиснув пальцами запястье, он с силой отводит мою руку в сторону, отстраняя лезвие ножа от своего горла. Его взгляд опускается на мой рот, и я, тяжело сглотнув, приоткрываю губы, пытаясь сделать столь необходимый вдох. Одним своим взглядом он словно выкачал весь воздух из комнаты. В голове всплывает вчерашняя сцена с поцелуем. Я всего лишь хотела усыпить его бдительность, но властные движения его языка и решительные, без лишних предисловий, действия … Я никогда настолько не теряла самообладания и, в то же время, никогда так сильно не хотела этой потери. Я чувствую прикосновение большого пальца Неро к своей шее и в ту же секунду ощущаю холод лезвия, прижатого к моей ключице. Он прищуривается, и, наверное, я должна почувствовать угрозу, но не чувствую ее. Все происходит, как в замедленной съемке, и я улыбаюсь, позволяя себе не думать, а просто чувствовать. Сделав глубокий вдох, я прислушиваюсь к ритмичному стуку своего сердца и чувствую, как бешеный поток адреналина, смешиваясь с желанием, превращается во что-то невероятно мощное, способное лишить рассудка. Все мое существо фокусируется на точке соприкосновения его горячей кожи с внутренней поверхностью моих бедер и на той области, к которой угрожающе прижимается зловещий клинок.

Свободная рука Неро скользит по моему бедру, и я стискиваю зубы, пытаясь сдерживать участившееся дыхание. На секунду мы замираем в этом положении. Я убеждаю себя отстраниться, но не могу и ловлю себя на мысли, что хочу переступить с ним эту грань. Его рука поднимается выше, и я дрожу, а затем у меня перехватывает дыхание, когда он кончиками пальцев цепляется за край моих шортов. Горящим взглядом Неро наблюдает за каждым моим движением, каждым прерывистым вдохом. Его пальцы скользят под тонкую ткань, и моя рука непроизвольно дергается в попытке заставить его остановиться. Приподняв бровь, он перехватывает мою кисть, отчего нож, который я по-прежнему сжимаю, оставляет на моей груди обжигающую дорожку. У меня захватывает дух, и я чувствую кровь даже раньше, чем она начинает струиться по коже. Моя хватка на его руке ослабевает, и Неро касается моей влажной киски, доводя мое тело до физической дрожи, а предостерегающий внутренний голос до истерики. В слабом лунном свете я вижу, как изгибаются его губы, и он резко входит в меня двумя пальцами. Ахнув, я закрываю глаза.

— Глаза на меня, блять! — грохочет в темноте его голос, и мои веки тут же открываются. Я чувствую себя его заложницей — Неро не сводит с меня глаз, работая пальцами. Мой рот раскрывается в безмолвном стоне: крик застревает в горле, голову заволокло туманом. Логика и разум перестают существовать. Значение имеет только то, что я хочу Неро. Он рождает во мне это всепоглощающее желание.

Неро — это воплощение угрозы и похоти, ярости и желания. Мне не должно это нравиться, однако…нравится. Наши глаза встречаются, и он движениями пальцев подводит меня все ближе к краю пропасти. Острие ножа упирается в центр моей груди, толчки Неро становятся более агрессивными, и меня охватывает жар. Невероятное напряжение нарастает, и с моих губ срывается стон.

— Кончи для меня, Mоrte, — со стоном произносит он и усиливает нажим пальцев во мне. Под его пристальным взглядом удовольствие ощущается гораздо интенсивнее, и я кончаю, издавая отрывистые стоны и царапая его кожу.

Стоя на коленях и упираясь руками в его твердую грудь, я пытаюсь отдышаться. Никогда не испытывала ничего подобного, никогда не ощущала себя полностью в чьей-то власти. Нож исчезает, а следом и его пальцы выскальзывают из меня. Он подносит их к лицу, проводит по своим губам и начинает медленно обсасывать. Мое сердце пропускает удар, и я оказываюсь загнанной в ловушку между смущением и лишающим сил желанием. Неро быстро проводит языком по губам, и я не в силах отвести взгляд от его рта. С усмешкой он опирается на матрас и приподнимается, пока наши лица не оказываются на расстоянии вдоха, после чего дразнящим движением касается губами моего рта. Слегка склонив голову, проводит языком по моей нижней губе, и я уже ничего не чувствую, кроме своего собственного вкуса. Неро прижимается ко мне своим твердым членом, и я, вздрогнув, выхожу из транса. Толкаю его в грудь, и он падает обратно на спину, но не отрывает от меня взгляда горящих глаз.

— Я … — пытаюсь что-то сказать, но не нахожу слов. Слезаю с него и мчусь в ванную, чтобы побыть одной и собраться с мыслями. Но при попытке захлопнуть дверь Неро — он уже тут как тут — блокирует ее.

— Не занимайся херней, — спокойно говорит он. Желание, горящее в его глазах всего несколько секунд назад, сменилось кипящим гневом.

— Иди на хер, Неро, — рычу я.

— Кто такой Алекс?

Какого черта? При звуке этого имени в голове один за другим вспыхивают образы из прошлого. Карие глаза, беззаботная улыбка, безопасность, тепло, любовь, а потом ужас, трагедия, смерть и полный крах.

— Тот, кого я убила.

Прищурившись, он смотрит на меня и стискивает зубы. Я не хочу говорить с ним об Алексе, потому что Неро странным образом напоминает мне его. Все дело в глазах: цвет одинаковый. Но на этом сходство заканчивается. Алекс был добрым и хорошим. Неро — жестокий и вселяющий ужас. Алекс был лучом света, освещающим мою тьму. Неро — угольно-черная тень, которая не исчезает даже во тьме, заманивая и соблазняя меня. Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга, после чего я, приподняв бровь, говорю:

— Мне нужно принять душ, — табло на прикроватных часах светится, показывая, что сейчас только половина шестого утра…а мне плевать. Я готова скрыться от него под любым предлогом.

— Томми сегодня занят, так что ты пойдешь со мной на встречу, — неожиданно заявляет он.

Мне хочется бросить ему в лицо, чтобы он засунул свои приказы куда подальше, потому что я — не одна из его бойцов, но возможность выбраться из этой квартиры была слишком заманчивой, чтобы отказываться.

— Чудесно. А теперь убирайся.

Окинув мое тело абсолютно бесстыдным взглядом, он разворачивается и уходит. Вздохнув, я опираюсь руками о туалетный столик и смотрю на свое отражение в зеркале. Неровный порез тянется от ключицы к центру груди, чуть выше выреза майки. Всего лишь царапина — уже и кровь идти перестала. Но сейчас я не хочу думать ни о Неро, ни о том, что произошло. Меня больше волнует то, что во сне я приняла его за Алекса. В этом было много поводов для беспокойства, но главный заключается в том, что Алекс — единственный человек из всех, с кем я чувствовала себя в безопасности — подсознательно, интуитивно, основываясь на глубочайшем доверии. Неро заставил меня почувствовать такую же безопасность — пусть всего на несколько секунд, но мне это не нравится. Такое ощущение, что он забирает у Алекса то, на что не имеет права. И пусть Алекса давно уже нет в живых, он навсегда останется для меня тем самым парнем. Он всегда был и будет для меня единственным.

У всех людей есть прошлое и свои демоны … мои стоят прямо за спиной в постоянном ожидании, когда выдастся возможность поживиться мной. Я совершала ужасные поступки — это правда, — но всегда убеждала себя, что поступала так потому, что хотела выжить…потому что так было необходимо. Но необходимости как таковой не существует. Выбор есть всегда. Я просто решила выжить любой ценой — даже если это стоило жизни Алексу. Какова цена человеческой души? Потому что, уверена, ее у меня больше нет. Я давно отреклась от всех моральных принципов. И если от моей души хоть что-то и оставалось, то я добровольно продала это Неро. Уверена, если бы дьяволу потребовалось человеческое обличие, он бы выбрал Неро.

Пару часов я отсиживаюсь в своей комнате, избегая нежелательной встречи. Когда же спускаюсь вниз, Неро ждет меня в кухне с чашечкой кофе в руке. На нем, как обычно, идеально сшитый костюм, подчеркивающий прекрасную фигуру. Интересно, действительно ли кто-то ведется на его лощеную внешность? Не поймите меня неправильно: он умный, проницательный, знает свое дело, не говоря уже о его способностях манипулировать, но…под всей этой искусно разыгрываемой любезностью скрывается кровожадное животное с полным набором звериных качеств. Сильнее всего я это прочувствовала, когда он смотрел на меня, орудуя во мне своими пальцами, и с моих губ почти срывалось его имя. Мне бы хотелось, чтобы он вселял в меня ужас, но чем отвратительнее его поступки, тем сильнее он притягивает меня к себе.

Быстро окинув меня изучающим взглядом, он делает очередной глоток кофе. Между его бровями залегает небольшая складка.

— Если ты хотя бы помыслишь о том, чтобы попросить меня одеться вот так… — жестом указываю на него, — …я тебя прирежу.

Его губы дергаются, но он разумно помалкивает.

Вытащив из пистолета обойму, кладу на барную стойку, заряжаю недостающие три патрона, а потом снова защелкиваю ее в пистолет. И все это время чувствую на себе его взгляд.

— Что? — рычу я, не глядя на него.

— Честно говоря, эта встреча не такого плана.

Убрав пистолет в кобуру, я поднимаю на него взгляд, склоняю голову набок и медленно произношу:

— Из-за этого тебя когда-нибудь убьют.

Мы входим в гараж, а там, прислонившись к черному «Range Rover», стоит Томми. Он улыбается мне:

— Уна, ты сегодня восхитительно выглядишь.

— Отвали, — я бросаю на него злобный взгляд, и он со смехом открывает заднюю дверь внедорожника, но Неро, положив ладонь мне на поясницу, ведет меня мимо.

Я быстро сбрасываю его руку и оглядываюсь: в машину запрыгивают собаки.

— Сначала он следит за мной, теперь выгуливает собак, — фыркаю я. — Чем он так провинился перед тобой? — черный «Maseratti» мигает фарами, и я направляюсь к пассажирской двери. Неро встречается со мной глазами. Его лицо — обычная, ничего не выражающая, маска. — Это убережет его от неприятностей.

Я прищуриваюсь, но он уже ныряет в машину. Усаживаясь вслед за ним в салон, замечаю:

— Лучше уж искать неприятности, чем выгуливать собак.

Неро заводит двигатель и, не глядя на меня, жмет педаль газа.

— В этом городе нет ничего опаснее, чем быть ирландцем и итальянцем одновременно, — тихо говорит он.

Уголки моих губ приподнимаются, но я сдерживаю улыбку и по-прежнему смотрю на Неро. Он поворачивается посмотреть в заднее стекло, и наши взгляды на мгновение встречаются.

— Ты волнуешься за него.

Неро быстро отводит глаза.

— Чтобы вести людей, ты должен быть предан тем, кто идет за тобой. Мои парни работают на меня, а я гарантирую им безопасность, — он включает заднюю передачу. — Это мафия.

Что-то в нем ставит меня в тупик. Мафия никогда не приняла бы Томми. Как я уже говорила, там все помешаны на родословной. И из того, что я узнала о Неро, он и сам не пользуется большой популярностью в мафиозных кругах. Уважают ли его? Да. Боятся? Безусловно. Симпатизируют? Нет. Я до сих пор не понимаю, какую он ведет игру во всей этой истории, а, учитывая то, что на часу весов поставлена жизнь моей сестры, просто обязана это выяснить.

— На этом и строится мафия? — спрашиваю я с деланым безразличием. — На твоей преданности им?

Его челюсть напрягается — я вижу, как ходят под кожей желваки. Он ничего не отвечает, поэтому я решаю слегка надавить.

— Тебе удалось подняться довольно высоко…для ублюдка.

Стоит мне произнести эти слова, как в ту же секунду воздух в салоне сгущается, словно наполняется электричеством перед грозой.

— Хватит болтать, Уна, — говорит он с низким рычанием.

Ага, почти у цели.

— Я просто хочу знать, какие дела связывают ублюдка-головореза с одним из итальянских мафиози. Хочу знать, как человек твоего статуса сумел раскопать информацию о моей сестре. Как получилось, что ты, убив собственного брата, сумел стать капо?

Не успев выехать из гаража, машина резко останавливается, и меня швыряет вперед на натянутый ремень безопасности. Секунду мы просто сидим, слушая работающий вхолостую двигатель, ни один из нас не произносит ни слова. Потом он поворачивается ко мне, и под его ледяным взглядом я чувствую себя прикованной к месту.

— Чего ты добиваешься? — шепчу я.

Он отворачивается и слегка пощипывает веко — жест, выдающий волнение.

— Если бы я хотел, чтобы ты была в курсе, то рассказал бы. Я не доверяю тебе, Mоrte.

— А я не доверяю тебе, потому что ты ничего не рассказываешь.

Он ухмыляется.

— Просто запомни, что эта сделка взаимовыгодная. А на твое недоверие мне насрать. Мне это не нужно. Как и тебе. Но в одном можешь быть уверена: у меня есть то, что тебе нужно, а у тебя есть то, что нужно мне.

— Ложь. Я тебе не нужна. Моя пуля или твоя — финал будет одинаковым. Тебе нужен кто-то, кого можно будет обвинить во всем. Не пойму только, расстраиваться или гордиться, что ты выбрал меня козлом отпущения.

Взгляд Неро скользит по моему лицу, губам, шее. Я чувствую себя кроликом, загнанным в клетку и ожидающим, когда его съест большой и страшный серый волк.

— К тебе у всех особое отношение, — просто говорит он.

— Что?

— Арнальдо, Николай, картель…все смотрят на тебя сквозь пальцы.

Я вызывающе вздергиваю подбородок.

— Потому что держу нейтралитет. Я уже говорила, что не занимаю ничью сторону.

— Ты и сейчас ни на чьей стороне.

О, нет. И я сделала это ради Анны. Внутреннее чутье подсказывает мне не доверять Неро, но, странное дело, кажется, я ему верю. Умом понимаю, что он опасен. Врожденная интуиция убеждает быть осмотрительнее. И все же…это немыслимо, но разве мы уже не стали союзниками? Я убила его брата и фактически сделала его капо. Он нашел мою сестру там, где мне никогда не удалось бы. И вот теперь мы сидим здесь и пытаемся торговаться, стараясь перехитрить друг друга. Дело в том, что Неро внушает мне доверие именно тем, что шантажирует меня. Может, я не до конца понимаю его мотивы, но точно знаю: за то, что ему нужно, он готов предложить равноценный обмен. По идее, это простейший принцип любой честной сделки. И единственный для меня, заслуживающий доверия.

— Зато сейчас моя сестра в аду, но ты не поможешь ей, пока я не уничтожу каждого из твоего списка, хотя все они практически недосягаемы.

— Если я и убедился в чем-то в этом мире, так это в том, что люди готовы на очень многое ради любви. Даже смерть подвержена этой болезни, — холодно говорит он.

— Ты расскажешь мне, как планируешь вернуть Анну? — спрашиваю я.

— Нет. Просто знай: у меня есть такие возможности и связи, о которых тебе можно только мечтать.

Я тяжело сглатываю — мне ненавистны его слова, но с ним не поспоришь. Ухмыляясь, он наклоняется и проводит пальцем по моей щеке. Я отворачиваюсь, но он сжимает мой подбородок, поворачивая лицом к себе. При желании я могла бы сломать ему руку, но не хочу. Его грубые прикосновения и ледяной холод во взгляде не отталкивают меня. Я должна ненавидеть Неро, испытывать отвращение к его прикосновениям, но ничего этого нет. Потому что, когда он держит меня вот так, во мне не просыпается обычный для таких ситуаций инстинкт убивать. Словно его грубость отключает все мои условные рефлексы. Это очень странно, ведь я всегда терпеть не могла прикосновений другого человека. А теперь жажду их, независимо от формы проявления. Неро — это какое-то извращенное исключение из всего, что мне известно. Кажется, даже законы собственной физиологии ему нипочем.

— Выходит, теперь я твоя русская гончая — в строгом ошейнике и на поводке, — исполняющая все твои команды, — шепчу я.

Наши взгляды встречаются, и Неро, притянув меня ближе, легко касается губами моих губ.

— Ты не гончая, Уна. Ты дракон — существо, сотканное из тайн и фантазий, — он слегка прикусывает мою нижнюю губу, и у меня вырывается тихий вздох. — Ты спрашиваешь, чего я добиваюсь. Я хочу власти. А имея тебя в союзниках, я здесь камня на камне не оставлю, — губы Неро кривятся в маниакальной улыбке, а его внутренняя тьма взывает ко мне — к тому монстру, которым я являюсь. Его пальцы сжимаются крепче, вынуждая меня откинуть голову назад. Я наслаждаюсь этим жестом, потому что он груб и жесток, пронизан страстью и ненавистью.

— Как? — выдыхаю я.

Он снова улыбается.

— Власть — это всего лишь игра, стратегия, правильно спланированное движение фигур по шахматной доске.

Я прищуриваюсь.

— Ты моя королева, Morte. Самая ценная фигура на шахматной доске.

— Королева, защищающая короля, — шепчу я. Или в нашем случае Королева, прикрывающая Короля.

— Королева получает все, — отвечает он, опуская взгляд на мои губы. Его пальцы сильнее сжимаются на моем подбородке, и Неро коротко и грубо целует меня в губы, после чего отталкивает от себя, как надоевшую игрушку.

Глава 14 Неро

— Оставайся в машине, — говорю я, распахивая дверь. Но Уна выходит следом за мной, и я, глядя на нее поверх машины, спрашиваю: — Я, что, говорю на непонятном языке?

Она хмурится и хлопает дверью.

— Я покинула твою квартиру не для того, чтобы сидеть в машине.

— Я вывез тебя не на увеселительную прогулку. Мне пришлось взять тебя, потому что Томми занят.

— Ах, да, он повез Зевса на свидание с деревом, под которым пес должен будет справиться нужду.

— И тебе нельзя позволять оставаться одной.

— То есть теперь я не заслуживаю доверия? Если память мне не изменяет, я осталась у тебя добровольно.

— Чертовы бабы! Вы все одинаковые — ни хрена не слушаете! — ворчу я, поворачиваясь спиной к Уне и направляясь в сторону лестничной клетки.

— Осторожнее, капо. Не забывай, у меня всегда при себе пистолет, — она догоняет меня, и … как и следовало ожидать, у нее на бедре висит кобура с пистолетом.

— Это административное здание.

— Так воспользуйся служебным входом.

Остановившись, я хватаю ее за руку и разворачиваю лицом к себе. Она напрягается, и я ухмыляюсь, потому что понимаю: именно случайные прикосновения вызывают у нее чувство неловкости. Схвати ее за горло или за руку — достаточно сильно, чтобы сломать, — ей все равно. Но попробуй трахнуть ее пальцами, и … у меня нет окончательной уверенности, но, кажется, удовольствие способно подавлять ее кровожадность. — Твою мать, это не какой-то запланированный штурм. Сказано тебе, что оружие не нужно. Это просто встреча, — с расстановкой поясняю я.

Она вздыхает.

— Я думала, это что-то типа кодового слова в мафии, означающее чье-нибудь убийство, — она приподнимает брови, словно это и так было понятно.

— Что? Нет, — я качаю головой. — Господи. Послушай, избавься от пистолета или жди меня в гребаной машине.

Закатив глаза, Уна отстегивает кобуру от бедра, приседает на корточки и отбрасывает пистолет: пушка скользит по полу парковки, пока не оказывается под стоящей в пятидесяти ярдах от нас машиной. — Доволен? — она хмурится. Я опускаю глаза на ее браслет. — Даже не думай об этом, — предупреждает она и проходит мимо меня, вряд ли осознавая, насколько эффектно покачиваются при этом ее бедра. Черт возьми, ее задница шикарно смотрится в этих брюках.

У меня назначена встреча с Джерардом Брауном, известным, как начальник Управления Портов. Естественно, он не догадывается, что встречается со мной, а не с обычным директором Horison Logistics — компании, занимающейся импортом и экспортом. Абсолютно легальная компания, которая — так уж вышло — принадлежит мне.

Секретарь Брауна провожает нас до его кабинета, не сводя при этом глаз с Уны. Она не виновата. Просто ничто в ней не вписывается в общепринятые рамки, если только это не вынужденная мера. Наймите ее и скажите, что она должна сыграть жену гребаного мэра, и Уна без проблем справится с этим дерьмом. Но когда она не притворяется, люди непроизвольно начинают ее побаиваться. Так же как антилопа чувствует присутствие льва, даже не видя его. Интуиция подсказывает людям, что Уна опасна, но они все равно предпочитают доверять глазам, которые видят перед собой стройную, красивую молодую женщину. Лучше бы они прислушивались к интуиции.

Джерард Браун — мужчина средних лет с пивным животом и усами, одетый в плохо сидящий костюм — образ, который он, видимо, перенял у героев порнофильмов семидесятых. Однако именно этот человек управляет всеми доками Нью Йорка. Без его приказа даже мышь не проскочит. И так уж вышло, что эти приказы отдает О`Хара. Трудно сказать, известен ли ему характер сделок О`Хары, но мой опыт подсказывает, что без посторонней помощи невозможно ввозить в один из крупнейших городов страны такое количество наркотиков и оружия. Как бы то ни было, в данный момент их дела с О`Хара меня мало волнуют, мне просто нужно использовать его в своих интересах.

— Мистер Браун. Спасибо, что так быстро согласились меня принять.

Браун протягивает мне руку, и я ее пожимаю. Нахмурив густые брови, он прищуривается за стеклами очков.

— Прошу прощения, но я не знаю вашего имени. Мой секретарь …

— Ни разу не спросил меня, — заканчиваю я за него и усаживаюсь в стоящее напротив кожаное кресло. Он тоже садится и кладет ладони на стол, украдкой поглядывая на Уну, которая стоит точно посередине, между окном и дверью, прислонясь спиной к стене. — Я — Неро Верди.

Его лицо бледнеет, и он откидывается на спинку кресла, пытаясь максимально увеличить дистанцию между нами.

— Мистер Верди, — он кивает, и робкая вежливая улыбка появляется на его губах. Браун нервно оттягивает воротник рубашки, на его коже поблескивают капли проступившего пота.

Я закидываю ногу на ногу и небрежно, с улыбкой отряхиваю штанину.

— Вижу, моя репутация — вещь не бесполезная. Это хорошо. Значит, дело пойдет быстрее.

Браун закрывает глаза и тяжело сглатывает.

— Вас и Финненгана О`Хара связывают деловые отношения.

— Пожалуйста. Мне не нужны неприятности.

— Вы занимаетесь его грузами и, значит, в курсе, когда придет следующий… его следующий груз. Или нет?

Он качает головой.

— Нет, я не знаю.

— Начальник, который руководит работой портов, но не знает о грузах, прибывающих в них? — я пристально смотрю на него, и он заметно вздрагивает. Это будет несложно.

— Пожалуйста, я не …

— Ты мне надоел, — отталкиваясь от стены, вздыхает Уна. Она подходит к Брауну, хватает его за горло и, толкнув обратно в кресло, сама усаживается на стол. — Когда он приедет в город?

Тишина.

— Я считаю до трех, — сладким голоском произносит она. — Один, два, три, — стальное лезвие из браслета падает ей в ладонь, и Уна, сжав его в руке, направляет прямо в лицо Брауну. Он вскрикивает и зажмуривается. На мгновение воцаряется напряженная тишина, а потом, открыв глаза, бедняга обнаруживает острие клинка в миллиметре от своего правого глаза. Положив ладонь ему на затылок, Уна прижимает его голову к своей груди, словно укачивает маленького ребенка, и, ласково погладив по щеке, нежным голосом шепчет: — Чтобы говорить, тебе не нужны глаза, Джерард, — после чего убирает клинок, спрыгивает со стола и возвращается на прежнее место у стены.

Я оглядываюсь на нее через плечо и ерзаю на стуле — сидеть со стояком очень неудобно. Проклятье, у нее всегда есть свой способ решения вопросов. При этом у нее такой невозмутимый вид, хотя каждую секунду она готова сорваться.

Повернувшись к Джерарду, я хмуро смотрю на него. Он заметно напуган: дрожит всем телом, и, судя по его состоянию, его сейчас вырвет. Если он не заговорит, Унавырежет ему глаза к чертям собачьим. Я это знаю, и он это знает.

Уна нервно дожидается меня в лифте, со скрещенными на груди руками придерживая ногой для меня двери. Она буквально излучает нетерпение и раздражение. Я, в свою очередь, возбужден и зол. Все тело безумно напряжено, и член тоже не сдается. Яйца начинают болеть, становясь тем, что в народе называют синими шарами. Уна сверлит меня глазами, пока я, пройдя через офис Джерарда, наконец, не вхожу в лифт. Едва закрываются двери, я сильным движением руки толкаю ее в грудь, отбрасывая спиной на зеркальную стенку лифта. Она прищуривается, но не совершает никаких ответных действий.

— Разве я просил тебя о помощи? — скриплю зубами. На самом деле я вышел из себя не из-за этого. Я бешусь, потому что хочу ее трахнуть, а это противоречит доводам разума.

Уна отшвыривает мою руку в сторону, но это лишь устраняет единственную преграду, разделяющую нас. Ее грудь касается моей, и напряжение в этом железном ящике становится удушающим.

— Вся эта цивилизованная херня тебе не идет, — она переводит взгляд с моих глаз на губы и обратно. — Не притворяйся, Неро, что ты не такое же чудовище, как я, — шепчет Уна и проводит ладонью по моей груди, скользя вниз, по животу, и слегка касается паха. Стиснув зубы, я делаю резкий вдох. — Ты еще хуже, — выдыхает она. Ее губы почти касаются моих, и я вынужден сдержать стон.

О, черт! Твою мать!

На секунду я перестаю замечать все, кроме ее упругого тела, ее идеальных губ, ее гребаных убийственных слов. Но потом мне удается взять себя в руки. Полностью. — Да, я еще хуже, — соглашаюсь и смахиваю воображаемую пылинку с лацкана пиджака. — Но вырезать людям глаза … — я склоняю голову набок, — … это не наш метод.

Раздается звуковой сигнал, и двери лифта открываются. Уна проходит мимо меня.

— Знаешь, что меня больше всего бесит в мафии?

— Уверен, ты меня просветишь.

Остановившись рядом с машиной, она разворачивается на каблуках и смотрит на меня.

— Если ты плохой, просто будь плохим. Зачем притворяться, что ты другой? — и, не дав мне ответить, опускается на колени. Я приподнимаю брови, но Уна закатывает глаза и, буркнув себе под нос: — Не обольщайся, — склоняется ниже к полу, вытягивает руку и достает из-под машины свой пистолет. Она крепит его на привычное место на бедре, и … хм … до этого момента я и не замечал, что без пистолета Уна выглядела словно голая. Моя жестокая бабочка. Моя смертоносная королева.

Глава 15 Уна

— Значит, Финненган будет здесь через три дня?

Неро кивает.

— Да. Он и половина парней из Ирландской республиканской армии.

Откинувшись на спинку, я подтягиваю колени к груди, упираясь каблуками в край сиденья. Автомобиль петляет по улицам города, и только-только начавшее опускаться за горизонт солнце расцвечивает небо розовыми и фиолетовыми полосами.

— Бернардо и Габриэля не будет в городе еще две недели, — ворчу я.

— Ладно, тогда сначала наносим удар О`Харе, затем Марко, а потом дожидаемся Бернардо и Габриэля.

— О, теперь уже «мы»? — я снова прижимаюсь затылком к подголовнику.

— Всегда были «мы», — тихо замечает Неро, сворачивая на развязку. — Ты делаешь это не для меня, Morte. Ты помогаешь мне, а взамен я помогаю тебе. Не забывай об этом.

Ублюдок. Самый настоящий ублюдок.

Раздается звонок его телефона, громкая связь включается через динамики машины, и Неро нажимает кнопку на руле.

— Да?

— Босс, здесь один джентльмен очень хочет с вами поговорить. Похоже, в «Лос Карлос» считают, что сделка заключена нечестно.

Мне кажется, это Джексон, и я даже слышу веселые нотки в его голосе. Он — единственный из всей троицы, чей голос я не очень хорошо знаю, и единственный же из них, кто будет звонить Неро напрямую.

— Где? — спрашивает Неро.

— В клубе.

— Мне по пути, — он обрывает звонок и резко выкручивает руль. Машина, взвизгнув шинами, устремляется в боковой съезд. Тело Неро излучает напряжение, и, как я полагаю, это не сулит ничего хорошего.

— И в раю бывают проблемы? — протяжно спрашиваю я.

Неро смотрит на меня. Он не отводит взгляда дольше, чем это нужно. Прибавим тот факт, что он за рулем.

— Обычное дело, Morte, — машина резко виляет, и я вынуждена упереться рукой в дверь, чтобы удержаться на месте.

«Лос Карлос» — мелкая банда в этом городе, активно торгующая наркотиками, которые, по-видимому, поставляет Неро. В Нью-Йорке итальянцы всегда вели торговлю кокаином и, наверное, всегда будут. Если выплывает информация о каких-то распрях среди уличных дилеров, то это удар по общему карману.

В конце концов, Неро останавливает машину возле маленького обшарпанного здания клуба, в районе Хантс Поинт в Южном Бронксе. Прямо перед дверью стоят несколько вооруженных парней в костюмах и с напряженно бегающими взглядами. При виде вышедшего из машины Неро они заметно расслабляются и начинают что-то быстро говорить ему на итальянском. Меня их дела не касаются и вообще никак не связаны с тем, почему я здесь. Мне нужно держаться подальше от этого, но, тем не менее, я открываю дверь со своей стороны. Патологическое любопытство заставляет меня покинуть салон. Я натягиваю капюшон и иду вслед за Неро к дверям клуба. Он не делает попыток меня остановить.

Изнутри это такая же дыра, какой и кажется снаружи. Полы залиты чем-то липким, а стены и потолок покрыты таким слоем копоти от сигаретного дыма, что приобрели мутно-коричневый оттенок. Дымная пелена настолько плотная — хоть топор вешай. Старый музыкальный автомат в углу играет какую-то композицию в стиле соул, а прямо перед нами, на черно-белом кафельном полу, распростерты два тела. Оба латиноамериканцы, каждому не больше двадцати лет. Джексон стоит спиной к нам и лицом к еще одному сопляку. Этому парню при всем желании не дашь больше двадцати пяти. И он готов сразиться с Джексоном: наступает на него, стиснув челюсти и сжимая в руке пистолет. За его спиной веером стоят еще человек десять. И все это на фоне валяющихся стульев и перевернутых столов. Господи, типичная сцена из низкопробного гангстерского фильма.

Неро поднимает один из упавших стульев и садится, поставив локоть на обшарпанный деревянный стол. Медленно опустив руку в карман пиджака, он достает пачку сигарет и вынимает из нее одну. Все присутствующие наблюдают за ним. Он зажимает сигарету между губами, достает серебристую зажигалку и, откинув крышку, позволяет вспыхнувшему пламени облизать кончик сигареты. Громкий щелчок закрывшейся зажигалки — единственный звук в этом помещении. В полной тишине Неро делает глубокую затяжку. Парень, стоящий перед Джексоном, начинает суетиться, и Джексон, повернувшись к нему спиной, отходит к Неро. Судя по улыбке на его лице, он отчасти издевается, а отчасти считает это просто развлечением.

Я держусь на расстоянии — стою, прислонившись спиной к стене в противоположной стороне помещения. Самая безопасная из всех возможных позиций — это спиной к стене, потому что проходить и целиться сквозь стены люди пока не научились.

Неро по-прежнему не проронил ни слова, и от царящей вокруг тишины сопляк занервничал.

— Слушай, чувак. Мы хотим увеличить свою долю. Сорок процентов, — он подвигал плечами, как делают крепкие, здоровые мужики.

Неро наклоняется вперед, упирается локтями в колени и стряхивает на пол пепел с зажатой между пальцами сигареты. Он не смог бы смотреться здесь еще более неуместно, даже если бы постарался. Неро потрясающе выглядит: дорогой, безупречно сидящий костюм, строгая красота лица, мрачный, обещающий смерть образ. Перед ним десять вооруженных людей, но он и глазом не моргнет. У него все под контролем. Главный источник опасности здесь — это он сам.

Неро вздыхает. Медленно поднимается со стула. Протягивает руку в сторону. Джексон снимает свой пистолет с предохранителя и вкладывает в ожидающую ладонь. Остальные хватаются за оружие, но Неро, сохраняя невозмутимое спокойствие, величественно подходит к малолетнему придурку и, глядя прямо ему в глаза, приставляет дуло к его голове. Испуганно вытаращившись, парнишка открывает рот … БАХ! Мои пальцы сжимаются на рукоятке пистолета в ожидании ответного града выстрелов. Но ничего не происходит. Пока.

— Этот гребаный город — мой! — рычит Неро, глядя на каждого по очереди. — А если вы кусаете руку, которая вас кормит, я усыплю всех, словно бешеных собак, — он направляет дуло пистолета вниз и делает еще два выстрела в уже мертвое тело их бывшего главаря. — Кто-то еще, сука, хочет увеличить долю? — рычит он.

Никто не издает ни звука. Он возвращает пистолет стоящему рядом Джексону, разглаживает лацкан пиджака ладонью и поправляет манжет рубашки. Такой изысканный. Такой беспощадный.

— Значит так. Если мне еще раз придется оказаться в этой дыре… Если я услышу хотя бы намек на проблемы … — он поднимает голову, и выражение его лица не сулит ничего хорошего, — … я не стану вас убивать. Я убью ваших жен, ваших подруг, ваших чертовых детей и матерей, — его голос становится все громче, пока не превращается в рокот, сотрясающий стены. — Проверять мои слова не советую.

А затем Неро разворачивается ко всем спиной и уходит.

Для некоторых людей угрозы — это лишь пустые слова и позерство. Но Неро обладает дьявольским бессердечием, и это сразу же очевидно каждому. Когда он говорит, что убьет вашу семью, вы чертовски сильно верите его словам. Вряд ли кто-то сможет с уверенностью выбрать, что лучше: когда тебя боятся или когда уважают? Я думаю, все вместе. Определенно, все вместе.

— Так вот какие методы у мафии? — ухмыляюсь я, следуя за ним к машине.

Он бросает на меня беглый взгляд и садится за руль.

— Я думала, что вы, парни, не вмешиваете в эти дела женщин.

Он медленно переводит на меня глаза.

— Я играю по своим … особым … правилам.

Действительно, так и есть. Неро Верди не остановится ни перед чем, чтобы удержать людей в узде, наплевав на этические и моральные нормы.

— Знаешь, мне кажется, что для подобных ситуаций тебе стоит обзавестись собственным пистолетом, — говорю я, защелкивая ремень безопасности.

Он заводит машину.

— Ты еще не поняла, Morte? Мне не нужно оружие. Чтобы убить кого-то, достаточно одного моего слова.

Я не могу не восхищаться его самоуверенностью. Встать в окружении десятка вооруженных людей и прострелить голову их главарю… Словно он непобедим.

К моменту нашего возвращения Томми уже в квартире. Едва я вхожу в дверь, ко мне, взволнованно скуля, подбегает Джордж. Я глажу его по голове, и он следует за мной на кухню. Усевшись за барную стойку, я открываю ноутбук и смотрю на ярлык в левом нижнем углу рабочего стола. Анна. Возможно, это какое-то извращенное самоистязание, но я нажимаю на него, открывая видео. Она лежит на кровати — на этот раз одна, — свернувшись калачиком всем своим изможденным телом. Ее абсолютно сломленный вид ранит меня в самое сердце. Поставив локоть на столешницу, я упираюсь лбом в ладонь и продолжаю смотреть.

— Уна.

Я не услышала, как сзади подошел Неро, и это более чем веское доказательство того, насколько сильно я потеряла бдительность. Из-за Анны все усложнилось, но я не могла не взглянуть на нее. Протянув руку из-за моей спины, он нажимает на клавишу мышки, закрывая окно.

— Не смотри на это, — тихо говорит Неро. Я чувствую за спиной его неподвижное тело: оно совсем близко, но не соприкасается с моим. Он убирает волосы с моего плеча, при этом все также стараясь не касаться пальцами моей кожи. На секунду мне захотелось, чтобы Неро прикоснулся ко мне, но он делает шаг назад, и единственное, что я слышу, — это звук его удаляющихся шагов.

Мне нужно сосредоточиться.

Боль, кровь и в перспективе смерть.

Мне необходимо вспомнить, кто я такая, и хладнокровно, методично рассчитать свои силы и оценить последствия. Спасти Анну я не могу, и это состояние безысходности мне нужно на ком-то или на чем-то выместить.

Прихожу в себя в спортзале, понимая, что стою, уставившись на тяжелую боксерскую грушу. Подключив свой iPod, я врубаю Die Antwood и увеличиваю громкость до тех пор, пока от грохочущей музыки пол не начинает вибрировать у меня под ногами. Наклоняю голову вправо-влево, разминая мышцы и хрустя шейными позвонками, и иду в наступление. От сильных ударов незащищенными кулаками о брезентовую грушу кожа на суставах мгновенно сдирается. И груша, и мои руки покрыты кровью, но мне плевать. Мне нравится боль. Нравится ощущать, как старый грубый материал снова и снова рвется под ударами. Останавливаюсь я только тогда, когда тело уже буквально пропитано потом, а легкие с трудом вбирают воздух. Неожиданное прикосновение к руке заставляет меня резко развернуться и вскинуть кулаки. Неро ухмыляется, но его лицо вытягивается, а глаза сужаются при виде моих окровавленных рук.

— Ты не сможешь вернуть ее быстрее, разбивая в кровь кулаки, — сухо замечает он.

В груди снова возникает знакомое ощущение сдавленности, поэтому я отворачиваюсь от него, бью по груше, но успеваю нанести только три удара, потому что руки Неро обвиваются вокруг меня. Схватив за запястья, он скрещивает мои руки спереди, надежно фиксируя их в захвате. Я сопротивляюсь, пытаясь вырваться, но, в конечном итоге, получается, что просто изматываю сама себя. Его размеренное, спокойное дыхание касается моей шеи.

— Остановись, Morte, — говорит он почти нежно.

— Пошел ты, Неро, — мой голос срывается, в нем звучат разочарование и беспомощность.

Верди раздраженно фыркает и отпускает меня. Я поворачиваюсь к нему лицом, и Неро делает шаг назад. На мгновение встретившись со мной глазами, он сбрасывает с плеч пиджак. Сдергивает с шеи галстук и швыряет его на пол. Начинает расстегивать пуговицы рубашки: ее распахнувшиеся полы открывают моему взору бугрящиеся крепкие мышцы под смуглой кожей. Из-под шикарной одежды проглядывают татуировки.

— Хочешь что-то поколотить? — он широко разводит руки. — Не притворяйся, ты ведь хочешь меня пристрелить.

Неро делает шаг в сторону, и мой взгляд скользит по напряженным мышцам его живота — напряженного, готового к удару. Я делаю шаг вперед, сжимая и разжимая свои окровавленные кулаки. Уголок его губ подергивается, и на лице появляется раздражающая самоуверенная ухмылка.

Меня всегда учили: если в поединке соперник сильнее или крупнее тебя, пусть нападает первым. Защищайся, а потом атакуй. Правда, сейчас я не следую этим советам. Мне хочется выместить все свое разочарование, до последней капли, на самодовольном лице Неро.

Бросаюсь в его сторону, подпрыгиваю и бью кулаком в челюсть. Голова Неро резко дергается в сторону, и он, застыв на месте, сплевывает изо рта кровь.

— Полегчало? — спрашивает он с усмешкой, встречаясь со мной взглядом.

— Не особо, — рычу я и наношу ему еще три удара. Он позволяет мне это, но потом сразу же выпрямляется и бьет меня в живот. Я закашливаюсь и отступаю на шаг, пытаясь заставить легкие дышать, несмотря на парализованную ударом диафрагму. Неро прыгает на полусогнутых ногах, свободно свесив вдоль тела руки и разминая шею поворотами головы.

— Не думай, что я буду сдерживаться только потому, что ты девушка, — говорит он и выставляет перед собой сжатые кулаки. Мы кружим друг напротив друга, то подлавливая ударами, то уворачиваясь. Ему удается схватить меня за горло и притянуть к себе. — Ты такая свирепая, Morte, — мурлычет он, тяжело дыша.

Мне не хватает воздуха, и я ловлю его широко открытым ртом. Его взгляд опускается на мои губы, и Неро притягивает меня все ближе, пока не получает от меня удар в живот. Крякнув, он выпускает меня из хватки, награждая жестким ударом в лицо. Почувствовав во рту привкус крови, я смеюсь и снова набрасываюсь на него, но Неро делает мне подсечку и валит с ног, и моя спина с силой ударяется о твердый пол спортзала. Я перекатываюсь на живот, но Неро приземляется мне на спину, всем своим весом вдавливая меня в деревянную поверхность пола. Одна его рука обхватывает меня из-за спины за горло, вторая — сжимает бедро. Он бесстыдно прижимается членом к моей заднице, зажав ее между своими коленями. От ярости до похоти всего один шаг, а смешиваясь, они трансформируются в нечто неконтролируемое и взрывоопасное.

Его губы касаются моей шеи, и горячее прерывистое дыхание танцует на моей коже, вызывая дрожь во всем теле.

— Сдаешься? — спрашивает Неро покровительственным тоном.

Да вот хрен ему. Я пытаюсь ударить его локтем, но у меня ни черта не получается, даже с места сдвинуться не могу. Он смеется и хватает меня за руки, прижимая их к бедрам. Вес его тела смещается. Неро слезает с меня и… его губы касаются обнаженной полоски кожи на моей пояснице, и этой секунды хватает, чтобы меня бросило в дрожь, а дыхание остановилось. Медленно разжав пальцы, удерживающие мои запястья, Неро отпускает меня и переворачивает на спину. А затем его губы скользят прямо по изгибу моей талии, отчего я покрываюсь мурашками. Дыхание сбивается, и жажда крови начинает постепенно уступать место совершенно другой жажде. Схватив Неро за волосы, я стараюсь отстранить от себя его лицо. Его глаза медленно следуют вдоль моего тела, и то, что я в них вижу, лишает меня внутреннего равновесия.

Ладони Неро скользят к моему животу и, медленно сдвигая майку, начинают движение вверх. Чем выше продвигаются его руки, тем сильнее колотится мое сердце. К тому моменту, когда наши лица оказываются друг напротив друга, и взгляд Неро устремляется к моим губам, я уже едва могу дышать. Из уголка его губы сочится кровь, стекая на подбородок зловещими красными каплями. И когда его губы яростно обрушиваются на мои, начинается совсем иная битва. Он впивается ртом в мою разбитую губу, а я, шипя от этого укуса, вцепляюсь ему в волосы. Стиснув пальцами мой подбородок, тем самым вынуждая меня запрокинуть голову и шире раскрыть губы, Неро не просто целует меня — он бросает вызов, каждым своим вдохом сражаясь со мной. Я толкаю его в грудь, и он с ухмылкой отстраняется на дюйм. Вскинув руку, я даю ему пощечину — да-да, я наношу ему типичный девчачий удар. Его голова дергается в сторону, после чего Неро медленно переводит на меня взгляд. Его глаза опасно поблескивают и вот … вот он … СТРАХ.

Страх протягивает ко мне свои холодные щупальца. Я с улыбкой погружаюсь в это ощущение, наслаждаясь безумной скоростью сердцебиения и непроизвольной дрожью во всем теле. Неро пугает меня, и это такой редкий дар, который мне еще никто не преподносил. Он вводит меня в какой-то транс, где я оказываюсь в ловушке между страстью и яростью, и все мои чувства сосредотачиваются на Неро. Я мечтаю только о его руках на моем теле, о его языке у меня во рту и о его первобытной звериной грубости. Я хочу познать эту сторону Неро, испытать на себе худшие из его проявлений. Хочу бояться его. И Неро дает мне все это — и даже больше, — взамен властно получая то, что нужно ему самому. Под его прикосновениями я словно оживаю. Чувствую. Все мое прошлое, все, чему меня учили, мои опасения относительно него… все, что я знаю и что должна делать… все исчезает. Значение имеет только этот миг. Это та самая слабость, которая убивает, но я даже думать не хочу об осторожности.

Я слышу, как звякнула, расстегиваясь, пряжка ремня. Чувствую сильные пальцы, сжимающие мои бедра. Слышу треск рвущейся ткани. А потом исчезает все, кроме жаркого, агрессивного давления его члена, толкающегося в меня. Закинув мои ноги себе на поясницу, Неро без всякого предупреждения врезается в меня одним жестким толчком.

Воздух вылетает из легких, и я ногтями впиваюсь в загривок Неро, заставляя его зарычать, как дикого зверя, каким он и является. Стенки влагалища сжимаются вокруг него, когда от его толчков все мое тело начинает вибрировать. Я никогда прежде не чувствовала себя настолько захваченной чьей-то властью, и это напрягает и радует одновременно. Он прижимается своим лбом к моему, а я закрываю глаза и прерывистыми вдохами вбираю в себя запах его одеколона, смешанный с едва уловимыми нотками сигаретного дыма.

Слабый стон вырывается из его горла.

— Ты охрененная, Morte, — он выходит из меня и резко толкается обратно. Я ахаю. Его язык врывается в мои приоткрытые губы, и Неро рычит: — Такая чертовски тугая.

Мне хочется, чтобы он перестал болтать и просто трахал меня, поэтому, приподнявшись над полом, я прижимаюсь губами к его губам. Неро стонет мне в рот и с силой вколачивается в меня: с каждым толчком бедер все глубже, до боли. Мне это нравится. Я нуждаюсь в боли. Боль — это моя движущая сила. Боль расширяет пределы моих возможностей. Чем сильнее он трахает меня, тем больше звереет: его пальцы впиваются мне в кожу, а поцелуи превращаются в укусы. Его толчки быстрые и жесткие. Он животное.

Неро трахает меня так, словно хочет убить. Я принимаю эту угрозу и бросаю ему ответный вызов, пока он ведет сладкую войну с моим телом. Прикусываю его нижнюю губу, и мой рот наполняется металлическим вкусом крови. В животе все начинает пульсировать и сжимается, словно готовая распрямиться пружина, и я чувствую, что больше не выдержу. Одну руку Неро погружает в мои волосы, запрокидывая мою голову до тех пор, пока моя спина не выгибается дугой. Вторая его рука скользит между нашими телами, он жестко надавливает на клитор, одновременно с силой прикусывая шею. И в этот самый миг я теряю контроль. С громким криком и конвульсивно содрогающимся телом я кончаю.

— Я хочу растерзать тебя на куски, — рычит Неро, сжимая зубы на моем подбородке.

Волны оргазма накрывают меня одна за другой, медленно разбивая на множество осколков, чтобы потом снова собрать воедино. Схватив меня за бедра, Неро, со стиснутыми зубами, приподнимается над моим обмякшим телом и делает еще три мощных толчка. А потом запрокидывает голову, демонстрируя мощную, как колонна, шею, и с его губ срывается гортанный, абсолютно звериный рык, от которого меня бросает в дрожь. Вены на его шее вздуваются, мышцы пресса напрягаются, и он, содрогнувшись всем телом, кончает. Я никогда не видела этого мужчину более уязвимым и более могущественным, чем в этот момент.

Наконец, он успокаивается и, опираясь на вытянутые по обе стороны от меня руки, безвольно свешивает голову. Капля пота падает ему на грудь и катится вниз, пробираясь между безжалостными царапинами, проступившими на его коже. Звуки нашего прерывистого дыхания смешиваются с ритмом песни Die Antwood.

Как только у меня выравнивается пульс, и исчезают последствия пережитого оргазма, я начинаю испытывать дискомфорт. Я только что трахнулась с ним. Но Неро последний человек, с кем я должна была это делать. Он буквально меня воспламеняет. Словно видя насквозь, Неро разжигает во мне огонь жестокости, который, смешиваясь с похотью, превращается в адское пламя. Мы словно огонь и бензин — безупречное сочетание, катастрофа чистой воды.

— Теперь-то тебе полегчало? — он выгибает бровь.

Изображая полное безразличие, я закатываю глаза и, спихнув его с себя, поднимаюсь на ноги. Даже не удосужившись привести в порядок одежду, я просто иду через всю квартиру по направлению к своей комнате. Принимаю душ и, забравшись в кровать, лежу и таращусь в потолок. Ни одной идеи, что делать дальше. Такое ощущение, что все, чем я когда-то была, ускользает, и я превращаюсь в кого-то другого. Я, Уна Иванова, Поцелуй смерти — безжалостная, расчетливая профессиональная убийца. Но здесь, в квартире Неро, этот человек словно перестает существовать. Я превращаюсь в того, кто действует импульсивно, необдуманно, под влиянием эмоций и … физиологии. Мне казалось, что я никогда уже не сниму с себя маску бесчувственности, которую ношу много лет. И я не уверена, хочу ли этого. Отсутствие чувств всегда помогало мне сохранять собственную безопасность, быть сосредоточенной, мыслить рационально. Но Неро словно прижимал дефибриллятор к моей груди и возвращал меня к жизни: сначала злостью и ненавистью, потом моей любовью к Анне и болью, что за ней последовала. И вот теперь … теперь эта похоть — совершенно животная и неконтролируемая.

Невзирая на все укоренившиеся во мне правила и элементарный здравый смысл, который буквально умоляет меня не совершать этого, я ничего не могу с собой поделать. Никогда я не чувствовала себя живой более остро, чем в тот момент, когда его руки касались моего тела, его губы целовали меня, а его пальцы дарили боль и удовольствие. У меня никогда не было секса с мужчиной потому, что мне самой этого хотелось. Но с Неро это даже не кажется выбором — скорее, необходимостью. Но реальное положение вещей от этого не меняется: между нами не должно быть даже профессиональных отношений, чего уж говорить о каких-то других? Николай был бы очень во мне разочарован.

После короткого стука дверь приоткрывается. В комнату входит Неро, одетый только в свободные спортивные штаны. Волосы, влажные после душа, небрежно зачесаны назад.

— Тебе это пригодится, — говорит он, показывая зажатые в руке бинты. Я наблюдаю, как он приближается к кровати, и сажусь, скрестив ноги, когда Неро опускается на край матраса рядом со мной. Дотянувшись до моей руки, он обхватывает ее за запястье и притягивает к себе. Слегка нахмурив брови, он внимательно осматривает кисть и начинает перебинтовывать разбитые суставы своими сильными, но в данный момент нежными пальцами. Жест, кажется, противоречащий всей его сущности.

Я изучаю профиль Неро, его резко очерченные скулы. На смуглой коже уже начинают проступать синяки всех оттенков лилового.

— Тебе нужно приложить к лицу лед, — тихо говорю я.

Уголок его губ дергается, но глаза все также прикованы к моим разбитым суставам.

— Это испортит дело твоих рук, — он бросает на меня мимолетный взгляд, а затем снова опускает глаза. Закончив бинтовать, он встает и уходит. Вот так просто.

Нет смысла притворяться: я догадывалась, что рано или поздно дело дойдет до… до этого. Но никогда еще не испытывала подобного смущения. Наверное, лучше сделать вид, что ничего не произошло.

Глава 16 Уна

Пристально глядя на Томми, я делаю глоток кофе. Неро ушел с утра пораньше, едва ли обмолвившись со мной несколькими словами. Томми качает головой.

— Нет. Точно нет.

Закатив глаза, я скрещиваю руки на груди.

— Мы в буквальном смысле слова зайдем, выпьем и уйдем.

Он опускает глаза и хмурится.

— Слушай, рано или поздно мне придется выйти. Мы оба знаем, что Неро не позволит мне сделать этого самостоятельно. Боже сохрани, — ворчу я. — С ним я пойти не могу, потому что его, скорее всего, пристрелят на месте. А ты все-таки ирландец.

— Наполовину ирландец! — перебивает он меня.

Я отмахиваюсь.

— Ты выглядишь, как ирландец.

— И наполовину гребаный итальянец! Меня тоже пристрелят на месте, — добавляет Томми, зажмуриваясь и сжимая пальцами переносицу. — Дерьмо собачье, — шипит он.

— Я не скажу Неро, если ты сам не проболтаешься, — улыбаюсь я.

— Из меня дерьмовый лжец, — хмыкает он и берет с кухонного стола ключи от машины. — Ладно. Поехали.

Спрятав улыбку, я беру пистолет и засовываю его за пояс брюк.

— Ты самый лучший.

«О`Мэлли» — ирландский бар в Вудлоне. Снаружи — деревянные оконные рамы с облупившейся зеленой краской, затемненные окна и старая, видавшая виды, железная дверь. Даже если не знать, что здесь штаб-квартира ирландской мафии в Нью Йорке, то достаточно одного взгляда на заведение, чтобы понять это. Хотя в данный момент мы просто ничего не подозревающие туристы, остановившиеся возле настоящего ирландского бара.

Когда мы заходим внутрь, я почти физически ощущаю нервозность Томми. Несколько парней в баре, оборачиваются и провожают нас взглядами, пока мы идем к стойке. Я улыбаюсь им, и они постепенно полностью переключают внимание на меня. Хотя Томми выглядит ирландцем, мне не хотелось бы, чтобы его слишком пристально разглядывали. Ни для кого не секрет, что в мафии все друг друга знают и кого-нибудь из родственников Томми наверняка припомнят.

Бармен с неприветливым взглядом упирается руками в деревянную стойку напротив.

— Привет. Можно водку со льдом и виски? — я хочу, чтобы они видели в нас обычных клиентов с улицы. Хотя вряд ли это место способно привлечь внимание обычных прохожих. Что-то проворчав в ответ на мою просьбу, он берется за стаканы.

— О, не обращай на него внимания, дорогая, — с сильным ирландским акцентом говорит один из парней и подмигивает мне. На вид ему лет тридцать, светло-русые волосы и озорные голубые глаза. — Он не поймет, что перед ним порядочная женщина, пока она не отвесит ему подзатыльник. А ты … — он скользнул глазами по моему телу и с дерзкой улыбкой поправил воротник рубашки, — … очень красивая девчонка.

Снова натянуть на себя маску милой девушки так же легко, как надеть куртку. Улыбаясь, я ставлю локоть на барную стойку.

— Мой папа всегда говорил: «Никогда не доверяй ирландским парням».

— Правда? И почему? — спрашивает он.

— Потому что вы можете очаровать даже птицу в небе, — отвечаю я, приподняв бровь.

— О, да! — рядом сидящий парень хлопает его по спине и смеется. — Этот может залезть в трусы к любой девчонке так быстро, что она и глазом не успеет моргнуть.

Бармен ставит наши напитки на стойку, и я, заплатив ему какие-то деньги, отворачиваюсь.

— Приятно было поболтать, — говорю я и слышу за спиной хриплый смех. Значит, сейчас мы напрягаем этого мужика меньше, чем когда вошли. Мы с Томми садимся за столик в углу, и я прислоняюсь спиной к стене.

— Не нравится мне это дерьмо, — ворчит Томми, делая большой глоток виски.

Я вздыхаю.

— Не ссы. Мы просто посидим. Выпьем. Я схожу в туалет и разведаю, где выход. А потом мы уйдем. — Мне хочется убить О`Хару именно здесь — в том самом месте, где он меньше всего ожидает нападения и куда, как я точно знаю, придет.

Томми барабанит пальцами по бокалу. Любому, кто взглянет на него, станет совершенно ясно, что он взволнован. Я решаю ускорить события, залпом допиваю водку и встаю со стула. Дверь в задней части бара ведет к небольшому коридору между дамским и мужским туалетами. Прохожу мимо них и направляюсь дальше — туда, где коридор сворачивает направо. Естественно, в конце имеется пожарный выход, но он заперт. Заколочен и закрыт на висячий замок. Дерьмо.

Разворачиваюсь и при виде блондина из бара застываю на месте. Он стоит, привалившись к стене, со скрещенными на груди руками и кривой улыбкой на лице. Парень медленно подносит к губам зажатую между пальцами сигарету, затягивается и щурится на меня сквозь облако дыма.

— Заблудилась?

Проклятье.

Я натягиваю на лицо улыбку.

— Я ищу дамскую комнату.

Кивком головы он указывает себе за спину.

— Ты прошла мимо нее.

— Ой, спасибо, — я пытаюсь протиснуться мимо него, но он даже не пытается подвинуться. Не могу понять: то ли он следит за мной, то ли банально домогается. Войдя в уборную, я запираю дверь кабинки и прислоняюсь к ней спиной. Черт. Меньше всего мне сейчас нужно привлекать к себе лишнее внимание. Мне нужно вернуться в это место, когда здесь будет О`Хара, но тогда, если что-то произойдет, меня вспомнят — неважно, поверил мне блондин или нет. Если только…

Я открываю кабинку, быстро мою руки и выхожу. Естественно, блондин стоит на том же месте и курит. Я бросаю на него взгляд, убеждаясь, что он смотрит на меня, и возвращаюсь в бар. Подойдя к стойке, спрашиваю у бармена: — Ручка есть?

С неизменно хмурым видом он протягивает мне ручку. Взяв одну из картонных подставок под пивную кружку с логотипом пива Guinness, быстро пишу на ней номер одного из своих одноразовых телефонов и подписываюсь именем Изабель. После чего вручаю картонку приятелю блондина, который все это время наблюдает за мной.

— Как зовут твоего друга?

— Даррен, — отвечает он и делает глоток пива.

Я киваю.

— Передай это ему, пожалуйста.

Он с ухмылкой забирает мое послание.

— Непременно, милашка.

Развернувшись, я направляюсь к выходу и даю Томми знак следовать за мной.

— Что это было? — цедит он сквозь зубы, когда мы выходим.

— Попытка втереться в доверие.

— Твою мать, Неро меня убьет.

Я смеюсь.

— Неро хочет смерти О`Хары, так что ему придется потерпеть.

Глава 17 Неро

Я сижу в своем офисе в «Милане» — одном из трех ночных клубов в этом городе, принадлежащих мне. Этот располагается на Бродвее и, безусловно, самый преуспевающий из всех. Но, несмотря на то что они являются моей личной собственностью, мы используем клубы для отмывания мафиозных денег, получаемых от торговли кокаином. Теоретически я мог бы забить на все это и быть просто владельцем клубов, только зачем? Преимущество главенствующего положения в том, что ты максимально удален от нелегальной деятельности. И даже если полиция решит, что исключительно я один отвечаю за оборот наркотиков во всем городе, повесить на меня это обвинение не получится. По сути, я не при делах. А если риск минимален, то почему бы и нет? К тому же, помимо денег, существует один простой факт: в чьих руках наркотики — тот и владеет городом. Отличные стартовые возможности для восхождения на самый верх.

Дверь офиса открывается, и Оливия, одна из официанток, входит, держа в руках стакан и бутылку виски. На ней платье — твою мать! — короче не бывает. Оливия — брюнетка с ногами от ушей, и мои руки блуждали по изгибам этого тела столько раз, что и не упомнишь. Я трахал ее регулярно: прямо здесь, на этом столе, а иногда даже в своей квартире, если сюда заезжать было некогда. Но с тех пор, как я стал капо, на нее совсем не осталось времени. Его не осталось ни на что, кроме семейного дела, работы и моего плана.

Оливия дарит мне идеальную, наигранную улыбку и ставит бутылку со стаканом на стол.

— Благодарю, — я бросаю на нее беглый взгляд и снова сосредотачиваюсь на лежащих передо мной бумагах. Но она не уходит, вынуждая меня взглянуть на нее снова: — Это все.

Сначала ее лицо слегка вытягивается, но через секунду на нем уже появляется соблазнительная улыбка. Она обходит стол, и я бы солгал, сказав, что не наблюдаю за тем, как при каждом шаге покачиваются ее бедра. Оливия перебрасывает через плечо длинные темные волосы, усаживается ко мне на колени и, скользнув губами по моему подбородку, мурлычет: — Неро. Я соскучилась по тебе. Прошло уже несколько месяцев…

Этот голос и раньше звучал так раздражающе?

Я сгребаю в горсть ее волосы и тяну назад, запрокидывая голову, а свободной рукой сжимаю подбородок.

— Ты делаешь мне больно, — она ахает, и на лице читается испуг. Уна на ее месте испепеляла бы меня взглядом, провоцировала и — черт возьми! — сто процентов ударила бы. А на это приторно-соблазнительное дерьмо у меня даже не встает. Фыркнув, я отпихиваю ее от себя. Она опускается передо мной на колени.

— Убирайся!

В глазах Оливии блестят не пролитые слезы.

— Но…

У меня звонит телефон, и я вижу на экране имя Джио.

— Проваливай, — повторяю я Оливии и отвечаю на звонок. Вскочив на ноги, она выбегает из комнаты. Мне насрать.

— Да? — говорю я в трубку.

— У нас охуенно большая проблема.

Я встречаюсь с Джио в порту и, стоя на причале, наблюдаю за скоплением полицейских у двенадцатой пристани. Солнце клонится к закату, и они готовятся подключить прожекторы. В центре внимания огромный грузовой контейнер. Конечно, они могут искать что угодно, но я не верю в совпадения. Судя по их приготовлениям, ночка намечается длинная, а у меня на этом корабле кокаина на двести штук. Его обнаружат — это всего лишь вопрос времени. А это уже весомый удар по моему карману: раз кокаин не попадет на улицы, значит, у меня не будет выручки, с которой я плачу долю картелю. И я желаю знать, кто, мать его, меня сдал!

— Позвони Томми. Скажи ему, чтобы переговорил со своим человеком в полицейском участке, — рычу я. — Мне нужно знать, кто их навел!

Немедленно взявшись за телефон, Джио отходит в сторону. Тем временем я звоню Джексону, потому что почти уверен, что знаю, кто это.

— Босс …

— У меня есть для тебя работа.

Я поднимаюсь в лифте к своей квартире. Дергая головой из стороны в сторону до хруста шейных позвонков, я нетерпеливо наблюдаю за цифрами на табло. Едва двери открываются, я тут же вижу Джорджа, сидящего на пороге спортзала. Открыв дверь, я слышу, как Томми кричит от боли, а Уна смеется. Она лежит на полу, а он наваливается на нее сверху, опираясь руками по бокам от ее изящного тела. Он обнажен по пояс, а на ней спортивные брюки и короткий топ, оставляющий живот открытым. Это могло бы выглядеть интимно, если бы Уна не обвивала ногами шею Томми, пытаясь его задушить. Хотя он не выглядит недовольным, полностью зарывшись лицом в ее промежность.

— Сдавайся! — выкрикивает она.

Его лицо покраснело — он в любой момент может отключиться.

— Ох, Томми, — Уна улыбается и свободной рукой взъерошивает его волосы, когда он теряет сознание. Весь день я пытался до него дозвониться, а он не отвечал. И вот теперь я нахожу его здесь, на Уне. Она откидывается на пол, ее грудь вздымается, а между бедер лежит безвольное тело Томми. Бикфордов шнур внутри меня уже подожжен, а при виде того, как ее бедра обвиваются вокруг тела Томми, и того, а его обнаженная кожа прижимается к ней … что-то неистовое и стремительное проносится по моим венам. Меня охватывает неконтролируемая ярость. Я готов пристрелить ублюдка.

— Я думал, тебе не нравятся прикосновения? — даже мне самому слышны нотки обвинения в голосе. Но мне похер.

Уна мгновенно открывает глаза и приподнимает голову.

— А мне и не нравятся, — отвечает она, тяжело дыша.

Шагнув вперед, я пинком откатываю в сторону бессознательное тело Томми. Уна все еще лежит на полу, а я стою прямо над ней, впиваясь взглядом в ее обнаженный живот и вздымающуюся грудь, обтянутую коротким топом. У меня сжимаются и разжимаются кулаки от желания то ли трахнуть ее, то ли избить, а лучше и то, и другое одновременно.

— Что-то не похоже, — рычу я. Уна смотрит на меня, сжав губы в тонкую линию.

Томми стонет и, схватившись за шею, медленно садится.

— Мать твою, Уна, это больно.

Она одним прыжком вскакивает на ноги и, пожав плечами, с совершенно искренней улыбкой подмигивает ему. И это мне тоже не нравится.

Я хватаю Томми за загривок и рывком поднимаю на ноги, чтобы взглянуть ему в лицо.

— Какого хрена, Томми?! Где ты пропадал весь день?!

Его глаза широко раскрываются, лицо бледнеет.

— Я … я был здесь, босс.

— Твою мать! Я звонил тебе раз десять, — оттолкнув Томми от себя, я бью его кулаком в лицо. Мне хочется крушить все на своем пути, потому что я растерян. Кто-то обставил меня. А я ненавижу проигрывать. — Звони копам. Я хочу знать, кто, мать твою, сообщил им о моем грузе!

Томми быстро кивает. Это единственная гребаная работа, которую я могу доверить только ему — договориться с копами и выяснить, что им известно. Черт возьми, да пусть хоть в лучшие друзья к ним записывается, мне плевать — лишь бы получить нужную мне информацию тогда, когда она мне кровь из носа нужна.

— А теперь вали на хер! — рявкаю я.

Нетвердой походкой он направляется к двери, потирая шею.

— И, Томми …

Он поворачивается.

— Не прикасайся к ней больше, — я указываю на Уну, и он, кивнув, опускает глаза в пол.

— Какого хрена? — спрашивает меня Уна, гневно сверкая взглядом. Я не отвечаю, и она, закатив глаза, выходит из зала. Глубоко вздохнув, я расправляю плечи и следую за ней. Прямо за дверью стоит Томми, натягивая на себя футболку. Уна демонстративно проходит мимо, в сторону комнат.

— Прошу прощения, босс. Я не отдавал себе отчета … — он замолкает. — Я имею в виду, это не … Я просто позволил ей надрать мне задницу, вот и все.

— Хватит болтать. Займись тем, за что я тебе плачу.

Он кивает, нажимает кнопку лифта, входит в кабину и, не поднимая глаз, ждет, пока закроются двери.

Глава 18 Уна

Я стягиваю спортивные штаны и раздраженно швыряю их в угол. Когда, черт возьми, мы вступили на территорию, где есть место ревности? Что это за средневековье? А Томми? Не показалось ли мне? Вот дерьмо.

Я захожу в ванную и включаю душ. Вцепившись в край раковины, я склоняюсь над ней, пытаясь успокоить бьющееся в неровном ритме сердце, и жду, пока вода не становится огненно-горячей. Подняв глаза, я замечаю темную фигуру, отражающуюся в запотевшем зеркале. Оборачиваюсь и вижу Неро. Он стоит, прислонившись к дверному косяку: на его лице хмурое выражение, руки скрещены на груди.

— Убирайся, — резко бросаю я.

Не обращая внимания на мои слова, он входит в ванную и, приблизившись вплотную, прижимается ко мне всем телом, подталкивая спиной к раковине.

— Нет.

Неро возвышается надо мной. Его широкие плечи — это все, что я могу видеть. Мягкая ткань его футболки касается моего голого живота, его пальцы обхватывают мой подбородок, вынуждая запрокинуть голову и встретиться с ним лицом к лицу. В бушующем взгляде его темных глаз скрыта угроза. От его тела волнами исходит напряжение, и сердце в моей груди начинает биться словно у испуганного кролика. Неро сегодня слишком мрачен, и это, честно говоря, пугает меня.

— Твою мать, не смей больше позволять Томми прикасаться к себе! — рычит он, и я ощущаю в груди вибрацию от его грохочущего голоса.

Я толкаю его, но он даже не шелохнется.

— Серьезно? Ревность? Ты хотя бы отдаешь себе отчет, что она совершенно беспочвенна?

Он ничего не говорит в ответ, и я качаю головой.

— Да пошел ты, Неро.

Он приподнимает бровь.

— С удовольствием, но только вместе с тобой, Morte.

— Я не вместе с тобой, — усмехаюсь я.

Он смеется.

— Ты так думаешь? Какая жалость.

Его рука оставляет мое лицо и сжимается вокруг моей шеи, после чего его губы накрывают мой рот. Я цепляюсь ногтями в его шею и пытаюсь ударить коленом между ног, но безрезультатно. Низкий смех вибрирует возле моих губ, после чего зубы Неро сжимаются на моей нижней губе, требуя открыть доступ для его языка. Сжав мои волосы в районе затылка, он тянет их назад, вынуждая меня запрокинуть голову. Мои губы размыкаются, и его язык устремляется в атаку. И это не поцелуй. Это заявление своих прав. Не знаю, как ему это удается:сначала я хочу, чтобы он трахнул меня, а со следующим вдохом уже готова перерезать ему глотку. Он словно окутывает меня туманом, и теперь все, что я в состоянии понимать, осязать, обонять, — это он. Неро подобен яду, вызывающему привыкание.

Отпустив мои волосы, он проводит ладонями по лопаткам, дотягиваясь пальцами до застежки лифчика. Легким движением рук Неро расстегивает его и стягивает вниз бретельки. Оторвав свои губы от моего рта, он зарывается лицом в мою грудь. Я ахаю, когда зубы Неро сжимаются вокруг моего соска, и вцепляюсь пальцами ему в волосы, желая приблизить к себе жар его рта. Он усмехается, выдыхая теплый воздух на мой чувствительный сосок, отчего все тело дрожит и покрывается мурашками. Его пальцы прокладывают обжигающие дорожки по коже, а затем Неро сгребает в горсть ткань моих трусиков и стягивает их по бедрам вниз. Слабый внутренний голос твердит мне остановить все это, но Неро совершенно лишает меня силы воли. Обхватив за талию, он приподнимает меня и усаживает на край тумбы с раковиной. Его зубы впиваются мне в шею, и он резким движением рук широко разводит мои бедра. Дыхание перехватывает, кожа сложно объята огнем. По телу пробегает дрожь, когда я вижу, как он смотрит на меня. Его взгляд скользит по мне, и в глазах вспыхивает жар. Неро все еще полностью одет, и я тянусь к его футболке, но он удерживает мои руки, сжимая запястья.

— Я хочу видеть твое чертово бессилие, Morte, — со стоном произносит он. Со своего места я вижу, как его член натягивает ткань брюк, но Неро по-прежнему не делает попыток раздеться. Скользнув губами по щеке, он прикусывает мой подбородок и рычит:

— Я хочу отведать вкус твоей маленькой тугой киски, — после чего падает передо мной на колени и широко разводит мои ноги в стороны. В таком положении я полностью открыта для него. Из горла Неро вырывается мучительный стон, и он зарывается лицом между моими бедрами. Мой рот широко раскрывается в безмолвном крике, и я хватаюсь за его волосы, стараясь притянуть ближе к себе. Его горячий язык прижимается к моему клитору. Такое ощущение, что каждый мой нерв под электрическим напряжением. Неро впивается пальцами в мои бедра, удерживая их разведенными, открытыми для него. Я не чувствую ничего, кроме целенаправленного давления его языка и грубой щетины, царапающей кожу на внутренней стороне моих бедер. За какие-то несколько секунд он заставляет меня стонать и извиваться, прижимаясь к его лицу и о чем-то умоляя… обо всем. И в этот момент он останавливается.

— Посмотри на меня, — рычит Неро.

Тяжело дыша, я опускаю взгляд и наблюдаю, как он медленно вылизывает языком мою киску.

О, Боже!

— А теперь скажи, что ты моя, — на его лице появляется кривая ухмылка, а затем он толкает в меня язык. Запредельные ощущения. Но все же их недостаточно. Его зубы сжимаются на клиторе, и я хнычу, дрожа всем телом перед подступающим оргазмом. — Скажи это! — рычит он, обдувая жарким дыханием мою чувствительную плоть.

Я сжимаю челюсти, отказываясь произнести то, что он хочет услышать. Я не настолько потеряла связь с реальностью, чтобы предоставить ему такую возможность.

С усмешкой он поднимается на ноги и сжимает мое лицо в своих ладонях. Его губы покрыты моими соками, и он прижимается к моему рту с такой силой, что наши зубы сталкиваются. Наши языки встречаются, и я ощущаю солоноватый привкус — мой собственный. А потом, демонстративно отступив на шаг назад, Неро отходит от меня.

— Как я уже говорил, какая жалость, — он прищуривает глаза, изображая на лице улыбку, но я вижу его напряженный взгляд. У меня такой же. Но я ни хрена не отступлю, даже если моя киска пульсирует, а в теле такое ощущение, что оно вот-вот взорвется.

Неро разворачивается и выходит из ванной.

Мудак.

До конца вечера я демонстративно избегала Неро. И это было совсем не трудно: он не высовывался из своего кабинета, с тех самых пор как я вышла из душа. Похоже, ситуация изменилась в мгновение ока. Из девушки, которую Неро шантажировал, я превратилась в девушку, которую он трахнул, и теперь, по-видимому, он решил, что имеет какие-то права на меня. Возможно, так оно и есть. Я понимаю, что никто меня не выбивал из колеи настолько сильно, как Неро.

Неро Верди живет по собственным правилам — совершенно неприемлемым для остальных. Хоть об этом ему знать необязательно. Я и так уже раскрыла перед ним достаточно своих слабых мест. На большее пусть не рассчитывает.

Втихаря я стащила одну из его футболок, потому что вся моя чистая одежда закончилась, а стиральной машины в этом месте, судя по всему, нет. Представьте себе. Непохоже, чтобы он сам стирал свою одежду. Надеюсь, это его разозлит. И потом он что-нибудь предпримет по этому поводу. О, как же хочется прямо сейчас пустить ему кровь.

Схватив ноутбук, я выхожу в гостиную, сажусь на неудобный диван и с головой погружаюсь в работу — разработку плана того, как в течение всего одной недели убрать трех итальянцев из его списка. Вся эта ситуация с Неро слишком стремительно принимает опасный оборот. Я начинаю терять контроль, поэтому нужно сделать все быстро и уйти, пока я не растеряла остатки способности здраво мыслить. Раздается телефонный звонок, и я смотрю на экран. Вызов не на мой обычный номер, а на одноразовый. Я отвечаю:

— Алло.

— Изабель, — из уст ирландского весельчака мое вымышленное имя звучит почти как песня.

— Даррен, я думала, ты никогда не позвонишь.

— Ха, ты же знаешь: лучшее приходит к тем, кто умеет ждать.

Я заставляю себя по-девчачьи захихикать.

— Я бы предпочла, чтобы ты не мучил меня ожиданием. Вечером в пятницу я свободна — пригласи меня, — я решаю форсировать события. Обычно я бы подождала первого шага от него, но сейчас игра по-крупному, и, оставив ему свой номер, я создала прецедент. Остается надеяться, что он оценит мою настойчивость.

Даррен смеется.

— Вечер пятницы не лучший вариант, дорогуша.

В этот момент в комнату входит Неро, он прислоняется к дверному косяку и скрещивает руки на груди. Между его сведенными бровями залегает глубокая морщина, отчего лицо принимает угрожающий вид. С самодовольной улыбкой я смотрю ему прямо в глаза и соблазнительно мурлычу Даррену в трубку: — Смотри, пожалеешь. Я не из тех девушек, которые любят ждать.

Он задумывается.

— У меня есть дела. Но я мог бы сначала заскочить с тобой куда-нибудь. Может, выпьем?

Меня это вполне устраивает.

— Отлично. Я буду ждать, — и отключаю связь.

— Кто это был? — сдерживая себя, спрашивает Неро, но от его голоса исходит напряжение.

Мой взгляд скользит по его обнаженной груди, и я сомневаюсь, что это не было сделано умышленно с его стороны. Бегло глянув на ноутбук, я пожимаю плечами.

— По работе.

— Единственная работа, которая должна тебя заботить — та, что дал тебе я.

И снова за внешней видимостью спокойствия скрывается внутреннее смятение. Но, думаю, он вряд ли слышал о моих планах на вечер пятницы, иначе уже сбросил бы с себя эту маску. Медленно я перевожу на него взгляд и приподнимаю бровь.

— Работа на тебя не будет длиться вечно. Как только она будет выполнена, я уйду и вернусь к тому, чем занималась еще до того, как услышала твое имя, Неро Верди, — я произношу эти слова ледяным тоном, чтобы до него дошло: я не его собственность и никогда ею не буду. — У меня даже есть план, как это сделать.

Он медленно пересекает комнату, останавливается передо мной — его плечи расправлены, ноги на ширине плеч — и смотрит на меня сверху вниз, сидящую на диване. На нем нет ничего, кроме спортивных штанов. Глубоко засунутые в карманы руки придают обманчиво-непринужденный вид его угрожающей позе. Ему действительно нужно отказаться от всего что, связано со мной.

Развалившись на диванных подушках, я закидываю ногу на ногу и нахально улыбаюсь. Его глаза слегка прищуриваются, а челюсть заметно напрягается, когда он скользит взглядом по всей длине моих обнаженных ног, останавливаясь на бедрах, до середины прикрытых его безразмерной футболкой.

— Значит, говоришь, у тебя есть план, — в голосе Неро сквозит требовательное нетерпение.

Я вздыхаю и делаю вид, что занята изучением своего маникюра.

— Да, есть.

Через несколько секунд он издает рычание — реально гребаное рычание.

— У меня нет времени заниматься херней, Morte!

Я бросаю на него свирепый взгляд.

— Зато у меня времени вагон, пока я торчу взаперти в этой квартире, — правда в том, что мне просто нравится злить его. В такие моменты Неро выглядит особенно возбуждающе.

Воздух с шипением вырывается сквозь его стиснутые зубы, и я понимаю, что двигаюсь по лезвию ножа. Это хорошо. Он вытаскивает руки из карманов и подается вперед, нависая надо мной. Его пальцы цепляются в спинку дивана за моей головой. Его темные глаза встречаются с моими. В этот момент лицо Неро всего в дюйме от моего.

— Говори, мать твою!

Прижав пальцы к его губам, я отталкиваю Неро от себя. Под моим прикосновением его губы вздрагивают, и он прикусывает кончики моих пальцев. Я отдергиваю ладонь, и его зубы клацают друг о друга.

— Говори, — повторяет он тихо, но жестко.

— Я же говорила тебе, что не могу убить их всех. Даже если я уберу Финненгана отдельно, три убийства в одной сети — это слишком много. Я не смогу этого сделать.

Сдвинув брови, он еще ближе наклоняется ко мне.

— Мы заключили сделку, — выдыхает Неро в миллиметре от моих губ.

— Я не говорила, что отказываюсь от выполнения своей части, — огрызаюсь я. — Но эти парни — не рядовые бандиты, Неро. Они — капо, смотрящие. Их пасет целая орда охраны. И эта гребаная армия вооружена!

Он ухмыляется.

— Ты ведь Поцелуй смерти, — он выразительно смакует на языке мое прозвище. — Будь эта гребаная работа легкой, я не стал бы разыскивать для нее лучшую из лучших.

— Пораскинь мозгами. Убийство одного еще сойдет нам с рук. Двоих? Возможно. Но третий здорово переполошится. Смерть каждого будет усложнять убийство последующего все сильнее. Моим коньком всегда была неожиданность. А в этой ситуации я буду лишена преимущества.

В конце концов, он отстраняется от меня, садится на край стоящего напротив кофейного столика, упирается локтями в широко разведенные колени и задумчиво водит пальцами по нижней губе.

— И что ты предлагаешь?

— Объяви перемирие.

Вскинув брови, он резко переводит взгляд на меня и недоверчиво усмехается.

— Перемирие?

— Организуй общий сбор. Собери всех под одной крышей. А я сделаю все остальное.

Он снова смеется и качает головой.

— Они не купятся на это.

— Почему?

Неро убирает руку от лица, и его губы кривятся в бесстыдной улыбке.

— Ах, Morte… — вздыхает он, — в мафиозных кругах любой, кто знает меня или хотя бы слышал мое имя, понимает … — он склоняет голову, и его глаза вспыхивают нехорошим блеском, — я не стремлюсь к миру. Я всегда веду гребаную войну. Я не заключаю перемирия там, где вместо этого можно пролить кровь.

От его слов по коже пробегает легкая дрожь, и внутри меня все сжимается. Я всю жизнь среди таких людей, и, тем не менее, ни один из них не сравнится с Неро. Он дикий по своей природе. И беспощадный. Его самоуверенность раздражает, а умение манипулировать приводит меня в бешенство, хотя сама я, окажись на его месте, поступала бы точно также. Его жестокость возбуждает, а жажда крови созвучна с моей. Неро-чудовище взывает к существу внутри меня, которого я держу закованным в цепях и выпускаю на свободу только, когда убиваю. Но даже тогда длина его цепи ограничена обстоятельствами убийства, и профессиональным кодексом. Неро же готов утопить весь город в крови, а в конце, водрузив на вершине горы из трупов трон, восседать на нем, обозревая свою воздвигнутую на костях империю. Он хочет власти, и для него не имеет значения, каким способом можно ее получить. Неро прав: никто не поверит, что он хочет мира, хотя, безусловно, он двуличен. Одна его сторона — дикая — жаждет искупаться в крови. Вторая — это изысканный фасад, за которым он так легко скрывает свою сущность. И если все те люди столкнутся именно с этой его стороной, то вполне могут поверить, что он ответственно подошел к своим новым обязанностям.

— Обратись к ним в качестве капо. Притворись, что принимаешь близко к сердцу совместные интересы и ради общего блага готов оставить в стороне личные разногласия.

Он хмуро смотрит на меня, словно мои слова для него — оскорбление.

Я закатываю глаза.

— Добавь долю угрозы, если почувствуешь, что нужно померяться с кем-то членами. Ведь ты — Неро Верди, — я критически приподнимаю бровь. — Ты хочешь власти? Тогда. Смирись. С этим.

— Ах, Morte. Тебе прекрасно известно: я всегда получаю то, что хочу, — его губы кривятся, а взгляд опускается на мой рот. — Что ты сделаешь, если мне удастся собрать всех их вместе? — он понижает голос.

— Естественно, убью их, — ухмыляюсь я. — Но сначала мы закроем вопрос с Финненганом.

Он хмурится и качает головой.

— Нет. Завтра мы не сможем нанести удар. Ситуация изменилась.

Я выгибаю бровь.

— Изменилась в чем? Такого шанса в ближайшее время больше не подвернется.

Он смотрит на меня сверху вниз. Выражение его лица мрачное и угрожающее.

— Я. Сказал. Нет.

— Он уедет из страны, а я не собираюсь еще несколько недель ждать новой возможности подобраться к нему и торчать здесь — в этой квартире, пока ты ищешь любой предлог, чтобы не заниматься спасением Анны, — резко отвечаю я.

Долгую минуту он смотрит на меня, а потом рявкает: — Нет. Не завтра.

Сдерживаясь, чтобы не ответить, я вскакиваю в попытке уйти от него.

Может, он и не пойдет к Финненгану, но ему пока неизвестно, что я уже ввязалась в это дело. Мне нужно это сделать. Нужно, покончить с этой работой и спасти Анну. А что будет делать Неро — мне все равно.

Глава 19 Уна

Мои часы показывают семь тридцать вечера. Я сказала Даррену, что мы встречаемся в восемь. Рядом со мной за столом сидит Томми и раскладывает пасьянс, а я притворяюсь, что занята чем-то важным, уткнувшись в свой ноутбук. В течение последних двух дней Неро почти не появляется, и у меня складывается впечатление, что он по уши погряз в мафиозном дерьме. Он в постоянном раздражении, пьет не просыхая и почти все время торчит в офисе. Собственно, мне плевать. Пока Неро сосредоточен на любом другом дерьме, меня он не побеспокоит своим вниманием, и это замечательно.

Не говоря ни слова, я встаю и направляюсь в свою комнату. К моему переезду в эту квартиру гардеробная уже была заполнена кое-какой одеждой, приготовленной специально для меня. Все абсолютно новое, с ярлыками. Я подхожу к шкафу и достаю простое черное платье. Одному Богу известно, для чего, по мнению Неро, оно должно было мне пригодиться, но сейчас платье оказалось очень кстати. Через интернет мне удалось заказать себе пару туфель, и Томми, естественно, вскрыл коробку с ними, ведь в силу моей ненадежности я, наверное, должна была получать бомбы курьерской доставкой на дом. Ну, или что-то в этом роде. Увидев туфли, он был крайне растерян. Я сказала ему, что все девушки любят красивую обувь, и он, само собой, поверил. Слава Богу.

Надев платье и туфли, я, изучив свое отражение, добавляю несколько мазков кроваво-красной помады и приглаживаю руками свои светлые длинные волосы.

Услышав стук каблуков по полу кухни, Томми мгновенно вскидывает голову, и его глаза почти лезут на лоб.

— Вау. Ты… ты выглядишь потрясающе, но по какому поводу так разоделась?

Он хмурится. Улыбаясь, я вытаскиваю из-за спины пистолет. Выпучив глаза, Томми едва успевает вскочить со стула, как тут же получает от меня сильнейший удар рукояткой в висок. Закатив глаза, он тяжело падает. Мера неприятная, но необходимая. Неро хочет, чтобы я работала по его указке, но это не оговаривалось в нашем соглашении. Он нанял меня для дела, и я собираюсь выполнить свою работу. Несмотря на всю чушь о том, что в этом деле мы вместе, это не так. Как и всегда, я сама за себя и против всего мира.

Убираю девятимиллиметровый пистолет в сумочку и вытаскиваю ключ-карту из кармана Томми. Затем, найдя ручку и клочок бумаги, оставляю записку для Неро. Он будет вне себя от ярости. Эта мысль вызывает у меня улыбку.

Я вхожу в бар, который выбрал для встречи Даррен. Сам он уже на месте. Это новое заведение, расположенное через несколько улиц от «О`Мэлли». Полы выложены плиткой, стены декорированы матовой сталью. Эдакий индустриальный стиль.

Я опускаюсь на стул рядом с Дарреном и спрашиваю:

— Водка здесь нормальная?

Он поворачивается и окидывает меня с ног до головы оценивающим взглядом. Губы парня медленно растягиваются в улыбке.

— Ты выглядишь потрясающе. А про водку не знаю — я любитель виски.

На нем облегающие джинсы и серая рубашка без галстука. Даррен Дерхам — конечно же, я просмотрела информацию о нем — симпатичный парень. И в этом районе занимает довольно высокое положение в кругах ирландской мафии. Тесно сотрудничает с О`Киффом, который в этих местах сравним по положению с капо. Если у меня получится замутить с Дарреном, то ни у кого не возникнет подозрений. Но его положение, ко всему прочему, означает, что он умен, осторожен и далеко не наивен. Но преимущество быть женщиной в том, что можно запудрить мозги даже самому проницательному из мужчин. В конце концов, ну какие беды могут быть от девушки?

Он заказывает мне водку, и бармен ставит передо мной бокал. Лед со звоном ударяется о стекло, когда я подношу его к губам и делаю большой глоток. Все это время Даррен внимательно изучает меня.

— Итак, Изабель, что привело тебя в Нью Йорк?

Я склоняю голову набок. В принципе, ничего не значащий вопрос, хотя …

— С чего ты решил, что я не местная? — спрашиваю я, добавляя соблазнительности своей улыбке, чтобы она не выглядела как защитная реакция на вопрос.

— Акцент, — он вздергивает кверху подбородок и берет свой стакан виски. Черт возьми, неплохо. У меня практически отсутствует акцент, и нужно быть очень внимательным, чтобы заметить его. Все мои инстинкты хором подсказывают, что меня раскусят, но я отмахиваюсь от предчувствий. Мне нужно сделать это, и никакие другие мысли я не могу себе позволить. Неро заставляет меня терять контроль, но все дело в том, что я сижу взаперти в его квартире и выполняю для него работу исключительно в обмен на свободу Анны. Других причин нет. И после того, как вчера вечером он устроил небольшое соревнование, кто кого быстрее выведет из себя, я больше не доверяю его мотивам. Нет уж, сама справлюсь. И доведу это дело до конца. Это оправданный риск. Ради Анны. Поэтому я улыбаюсь и изображаю обиду на лице.

— Ну, во-о-от, а я думала, что в совершенстве овладела ньюйоркским произношением.

Он смеется.

— Почти.

— Ну, здесь я просто по работе.

Он кивает.

— Из какого уголка России ты родом?

Я чувствую, как мышцы лица напрягаются, но мне удается с этим справиться. Я идеально играю свою роль.

— Из Москвы. Мой отец адвокат, — я с легкостью лгу ему. — Но я всегда мечтала о поездке в Америку. Зато сам ты даже притвориться местным не сможешь, — поддразниваю его я.

Даррен упирается локтями в барную стойку и улыбается.

— Дублин. Я там родился и вырос, — он кивает. — И тоже приехал сюда по работе, — Даррен допивает остатки виски.

Какая странная ирония судьбы: обычный бар, два нормально выглядящих человека притворяются обычными людьми, изо всех сил пытаясь убедить друг друга в этой своей обычности, хотя один из нас — член мафии, а я — наемная убийца.

Мы сидим, продолжая притворяться и обмениваться шутливыми фразами. Рассказываем друг другу о людях, которыми на самом деле не являемся. О людях, которыми, полагаю, вполне могли бы быть. Я медленно придвигаюсь к нему и кладу руку на его бедро. Он позволяет это, довольный моим прикосновением, и, сделав в ответ то же самое, склоняется ко мне. Его губы так близко, что я почти уверена: он собирается меня поцеловать, но … в этот момент у него звонит телефон. Даррен разочарованно вздыхает и отодвигается от меня, чтобы ответить. Я безмятежно потягиваю водку, пока он с кем-то разговаривает. Знаете, по сути, ирландский язык — тот же английский, но только до тех пор, пока на нем не начинают разговаривать два ирландца. Тогда это просто шумовой фон. Я не могу разобрать ни слова из того, что говорит Даррен. В итоге он завершает звонок и снова поворачивается ко мне. Я дарю ему широкую улыбку.

— Мне нужно идти, — вздыхает он, и вид у него не слишком радостный.

Я изображаю на лице разочарование.

— Ну, что ж … — и киваю.

Он смотрит на меня долгим взглядом, а затем встает со стула и, прижавшись к моим коленям, проводит костяшками пальцев по моему подбородку. От его прикосновения мне становится не по себе.

— Жаль, что не могу взять тебя с собой. Разве что тебе по нраву бары, полные безбашенных ирландцев… Но я даже не могу тебя представить там.

Я пожимаю плечами.

— Так уж случилось, что мне нравятся безбашенные ирландцы.

Даррен смеется.

— Сочту за комплимент, — после чего вздыхает и снова окидывает меня взглядом.

— Ладно. Но ты сама напросилась.

Что ж, это оказалось проще, чем я ожидала. Но следующий шаг будет гораздо сложнее.

Бар сегодня переполнен. Облепившие барную стойку парни пьют и смеются. Из музыкального автомата грохочет музыка, и, не знай, я, что это за место, и что здесь за публика, сочла бы этот бар обычным, ведь он ничем не отличается от любого другого в пятницу вечером.

Все улыбаются Даррену, некоторые хлопают его по спине. На меня бросают любопытные взгляды, но всего на пару секунд, не дольше. Здесь есть женщины, кроме меня, но большинство из них вальяжно развалились на мужских коленях. Прижимая к себе сумочку, я жалею, что не могу держать наготове пистолет. В такие ситуации я себя не загоняю: стараюсь всегда все спланировать заранее и избегаю ненужных рисков.

Кто-то хлопает меня по плечу, я оборачиваюсь и в следующую секунду ощущаю крепкий захват на запястьях — слишком сильный, чтобы можно было принять его за дружеский. Я сдерживаю свои весьма взрывоопасные инстинкты, и мой взгляд мечется в поисках Даррена. Но он исчез в толпе.

— Ты новенькая, — произносит тихий голос у меня за спиной.

Я оглядываюсь через плечо и вижу темноволосого парня, стоящего в нескольких дюймах от меня, после чего перевожу взгляд на его приятеля слева, который и удерживает мои запястья.

— Ты делаешь мне больно, — жалобно хнычу.

Парень за моей спиной смеется.

— Окажи любезность, следуй за мной, — он проходит мимо меня, вырывает из моих рук сумочку и подталкивает идти за собой. Вот вам и последствия опрометчивых поступков. Проклятье.

Я прикована наручниками к стулу, а передо мной расхаживает темноволосый парень. Финненган О`Хара. Ему, должно быть, за сорок. Мелькающая в бороде седина и гусиные лапки морщинок в уголках глаз — единственные признаки возраста. Он высок, широкоплеч, довольно упитан, и излучаемая им аура дает понять, что он способен на гораздо большее, нежели банальная логистика грузов.

Двое его парней стоят у двери — это единственный выход, здесь даже нет окон. Пол под моими ногами — необработанный камень, стены — литой бетон. Сразу вспоминается место, где меня тренировали — русская крепость, затерянная в снегах. Вдоль стен бочки в два ряда, и пахнет выдержанным пивом. Я пока не знаю, зачем они притащили меня сюда, поэтому буду строить из себя напуганную женщину, пока они не раскроют карты.

Слезы бесконечным потоком струятся по моим щекам, грудь содрогается от всхлипов. Мужчины, даже самые крепкие из них, терпеть не могут наблюдать за женскими эмоциями. Чтобы избежать этого, они предпочитают тактично переключить внимание на что-нибудь другое. Поэтому, пока его люди смотрят прямо перед собой, а сам О`Хара в пол, мне удается повернуть запястье и сбросить в ладонь маленькое серебристое лезвие из браслета. Возможно, этот браслет — самая ценная из имеющихся у меня вещей. Не без труда, но мне все же удается вставить кончик лезвия в замок, и я шевелю им, пока не ощущаю легкий щелчок.

— Ты знаешь, кто я? — спрашивает Финненган, и выражение его лица не предвещает ничего хорошего.

— Нет, — трясу я головой. — Пожалуйста, отпустите меня, — и начинаю рыдать с новой силой.

Он фыркает от смеха, после чего поворачивается ко мне, склоняется и хватает меня за предплечье. Я стискиваю зубы, стараясь не выдать беспокойства.

— Мне прекрасно известно, кто ты, Уна Иванова.

Мое лицо приобретает каменное выражение, слезы мгновенно высыхают, дыхание приходит в норму. Я могу и не такое сыграть. Меня этому учили.

— Как ты узнал мое имя? — ровным голосом спрашиваю я.

Его губы изгибаются в ухмылке, и мне ненавистно, что я вынуждена занимать оборонительную позицию. У меня никогда не было проколов, но сейчас я на крючке у этого типа. — У Неро Верди, разумеется, есть определенная репутация, но и у меня имеются связи в этом городе, — многозначительно заявляет он. Его акцент более явный, чем у Даррена.

Я прищуриваюсь, но не произношу ни слова. Кто-то из окружения Неро сливает информацию. Твою мать.

— И люди, с которыми я связан, верны мне. Они доверяют мне свою безопасность.

— Если тебе известно, кто я, тогда ты должен знать, сколько стоит убить меня, — я выгибаю бровь, и мне больше ни черта не требуется слов. Когда я говорила, что у меня определенный иммунитет, то не шутила. Я — убийца? Да. Формально я играю по правилам? Безусловно. Однако здесь есть одно большое НО. Николай Иванов считает меня своей дочерью. Мафия, по большей части, старается договариваться полюбовно и сохранять мир там, где это возможно, но русские … ну, мы от природы вспыльчивые ребята. Никто не захочет войны с Николаем. Я видела, на что он способен. На его фоне Неро — просто добрый Дедушка Мороз.

О`Хара отходит, вынимает из кармана пачку сигарет, достает одну и зажимает между губами. Встав в нескольких шагах от меня, он прикуривает, затягивается и выпускает длинную струю дыма через нос.

— Я не собираюсь воевать ни с тобой, ни с этим безбашенным русским ублюдком, — О`Хара сплевывает на пол. — Но у меня война с Неро Верди, и, очевидно, он нанял тебя. Поэтому, мисс Иванова, у меня для вас есть работа, — его глаза встречаются с моими, и выражение лица Финненгана О`Хары становится очень серьезным. — Я хочу, чтобы ты убила Неро Верди. Такого он вряд ли ожидает.

Вот это поворот.

Глава 20 Неро

Двери лифта открываются, и перед моим взором предстает распростертое тело Томми. Я бегом пересекаю коридор, озираясь по сторонам, прячусь за выступом, отделяющим холл от кухни, и шарю рукой под столиком, стоящим рядом с дверью в спортзал. Мои пальцы нащупывают пистолет, закрепленный под столешницей. Резким движением выхватываю ствол. Ко мне подбегают возбужденные Джордж и Зевс, и я облегченно выдыхаю. Если бы в квартире был посторонний, собаки дали бы мне знать — ведь они здесь именно для этого.

Подхожу к Томми и прижимаю палец к его сонной артерии. Жив. Просто без сознания. На его виске расплывается отвратительного вида кровоподтек — похоже, ему здорово приложили пистолетом. Я трясу Томми за плечо, и он со стоном медленно открывает глаза.

— Босс?

Я вздыхаю.

— Где Уна? — хотя и спрашивать незачем. Я и так знаю, куда она ушла, но хочу услышать это от него. Хочу, чтобы он рассказал мне, как она умудрилась съ*баться от него.

— Она… она вырубила меня, — отвечает он, медленно отводя глаза под моим пристальным взглядом.

Вскочив на ноги, я поворачиваюсь к нему спиной.

— Где она?

— Понятия не имею.

— Твою мать! — я упираюсь руками в кухонный стол и вдруг замечаю лежащий посередине клочок бумаги. Взяв его, я пробегаюсь глазами по в спешке написанным словам.

Неро. Не психуй. Я ушла выполнять свою работу. Буду поздно. Уна.

О`Хара. Уна пошла за долбаным О`Хара, и ему известно, что она придет за ним. Дерьмо!

— В котором часу она ушла?

— Около восьми.

Сейчас десять тридцать.

Я опускаю голову.

— Она пошла за О`Хара. Два часа — это слишком долго. К тому же ему известно, что она придет. Возможно, ее уже нет в живых, — я произношу это спокойно, но по ощущениям далек от спокойствия. Я чувствую себя в таком … бешенстве, что готов разнести эту чертову квартиру.

— Может, и нет, — произносит Томми. — В смысле … она … — он запинается.

Я поворачиваюсь к нему. — Она ЧТО?

Он садится напротив меня и опускает голову на сложенные руки.

— У нее там есть этот парень. Даррен.

— В твоих интересах выложить мне все чертовски быстро, Томми, — рычу я.

— Послушай, во вторник она заставила меня отвести ее в «О`Мэлли», — торопливо начинает рассказывать Томми. — Этот парень пытался ее склеить, и она дала ему свой номер телефона. Уна собиралась использовать его, чтобы подобраться к О`Хара.

— Ты что-нибудь знаешь об этом парне?

— Дерхам, вроде. Кажется, она говорила, что его зовут Даррен Дерхам.

Так. Чем дальше — тем лучше. — Добудь мне всю информацию о нем: семья, жена, мать, — я беру ключи и достаю из кухонного ящика еще один пистолет. — С тобой я разберусь позже.

Эта чертова баба никогда не слушает, что я ей говорю, а теперь еще и Томми втянула во все это дерьмо. А я? Бегу за ней сломя голову по причинам, которые даже сам себе объяснить не в состоянии.

Джексон останавливается в переулке, расположенном в квартале от «О`Мэлли». Я позвонил ему по дороге, потому что чертовски нуждался в поддержке, а когда дело доходит до драки, то Джексону цены нет.

Он выходит из черного внедорожника, застегивая пуговицы пиджака. Короткая стрижка делает его похожим на головореза, кем он, собственно, и является. Встретив меня напряженным взглядом, Джексон открывает заднюю дверь. Подойдя ближе, я замечаю на заднем сиденье рыдающую женщину с огромным животом.

— У меня нет желания причинять тебе боль. Позвони Даррену. Прямо сейчас. Скажи ему, где ты, и что если он придет не один, я убью тебя.

Она прерывисто всхлипывает. Проклятье, у меня нет времени на это дерьмо.

Джексон протягивает ей телефон, она берет дрожащей рукой трубку, переводит взгляд на меня, касается пальцем экрана и подносит телефон к уху.

— Даррен, — рыдает она, и ее голос срывается. Она делает несколько глубоких вдохов и размазывает по лицу слезы и сопли. — Я в переулке, в квартале от бара. Он … он убьет меня.

Выхватив у нее телефон, я подношу его к уху. На заднем плане звучит приглушенная музыка, словно он вышел в коридор или в подсобку.

— У вас есть то, что нужно мне, мистер Дерхам. Так что или ты встретишься со мной — один! — или мозги твоей милой маленькой подружки разлетятся по всей чертовой улице, — почти выкрикиваю я, после чего завершаю звонок и бросаю телефон Джексону. — Приставь пистолет ей к виску. Если увидишь, что из-за угла выйдет больше одного человека, пристрели ее.

— Боже, — девчонка всхлипывает и плачет, а потом сцепляет пальцы и начинает тихо молиться.

Мне не жаль ее. И знаете почему? Потому что если ты связалась с бандитом, то должна быть готова к подобному. А если девка не знала, кто он … что ж, значит, она просто дура. В Мафии принято защищать женщин, не позволять вмешивать их в дела, соблюдать негласное правило об их неприкосновенности, полагаться на законы чести. И это все работает, пока … не появляется такой ублюдок, как я. У меня ни хера нет чести, и я использую любые средства для достижения желаемого. Если он решил взять то, что принадлежит мне, то может быть чертовски уверен: я возьму то, что принадлежит ему.

Через несколько минут в начале переулка появляется фигура. Он один, но в руке сжимает пистолет.

— Кто ты такой? — спрашивает он, и его голос звучит напряженно.

Я смеюсь.

— Я — парень, приставивший пистолет к голове твоей женщины, — и киваю в сторону сидящего на заднем сиденье Джексона со стволом в руке.

— Даррен! — кричит она, и я вижу, как его глаза прищуриваются, а губы сжимаются.

— Чего ты хочешь? — спрашивает он сквозь стиснутые зубы.

Я подхожу к нему и прижимаю дуло пистолета под его подбородком. Его взгляд направлен мне прямо глаза.

— Мне нужна Уна.

Он смеется.

— Она, должно быть, уже мертва.

Я вжимаю дуло пистолета в горло парня с такой силой, что лишаю его возможности дыщать.

— Молись, чтобы это было не так, потому что в данный момент ее жизнь тесно связана с жизнью твоей дорогой малышки Полли.

— Она у О`Хара, — цедит он сквозь зубы.

— Где?

— В подвале бара.

— Спасибо. Ты мне очень помог, — я нажимаю на курок, и в его горле появляется кровоточащая дыра.

Он видел Уну в лицо и знает, кто она. Это ненужный свидетель.

Его девчонка поднимает крик, да такой громкий, что может и мертвого поднять. Джексон наклоняется к заднему сиденью, и наступает тишина. Он закрывает дверь салона и, открыв багажник, достает для меня полуавтоматический пистолет.

— Бери его за ноги, — приказываю я, поднимая Даррена под плечи. Сейчас у меня нет времени решать эту проблему, поэтому мы просто заталкиваем тело в багажник.

У черного входа в бар только один охранник. Мы прячемся в тени за мусорным контейнером и несколько секунд просто наблюдаем.

— Босс, мы собираемся войти в ирландскую крепость, — говорит Джексон.

Я не отвечаю, потому что и сам чертовски хорошо это понимаю.

— Она действительно стоит того, чтобы из-за нее оказаться убитым?

Стоит ли она этого? Не знаю. Единственное, что я знаю — мне чертовски хочется вернуть ее. Я не готов к тому, чтобы моя маленькая жестокая бабочка встретила свой конец. Если ее кто-нибудь и убьет, то это буду я.

— Там будет видно, — говорю я, поднимаясь на ноги.

Охранник поворачивается к нам лицом, и Джексон стреляет в него. Глухой звук выстрела из пистолета с глушителем — и охранник падает на землю. Надеюсь, они достаточно пьяны и не очень внимательны. Потому что, честно говоря, Джексон прав: здесь их цитадель. И последнее место, где они ожидают нападения.

Я попадаю пулей прямо в замок и рывком открываю старую дверь. Даже представить не могу, во что ввязываюсь, но мне плевать.

Из-за нее я превращаюсь в самоубийцу.

Глава 21 Уна

— Я не работаю бесплатно, мистер О`Хара. И, честно говоря, ожидаю в определенной степени профессионального уважения.

Он смеется.

— И в знак уважения я не убиваю тебя.

Я улыбаюсь, слегка прикрываю глаза и непринужденно откидываюсь на спинку стула.

— Разве вы не слышали? У меня неприкосновенность.

— Неприкосновенных не существует, — он подходит ближе и смотрит на меня сверху вниз. — Так что мы решили? Ты работаешь на меня, или я воспользуюсь тобой, чтобы вытянуть нужную информацию?

Я запрокидываю голову и смеюсь.

— Тогда можете убить меня прямо сейчас, чтобы не тратить времени зря, — вскочив со стула, я сжимаю в руке изогнутый металлический браслет и провожу заточенным краем по его шее. От неожиданности он отшатывается от меня, и охранник, стоящий слева от двери, попадает в зону моей прямой видимости. Я бросаю в его сторону тонкое лезвие, зажатое в другой руке, и оно вонзается охраннику прямо в шею. Из маленького разреза вырывается фонтанчик крови. При виде того, что случилось с его приятелем, второй охранник наводит на меня пистолет, но я ныряю за тело его босса — достаточно крупное, чтобы послужить щитом для меня.

Естественно, ранение, нанесенное мною О`Харе, не грозит ему ничем серьезным. Это всего лишь порез, и, хотя крови достаточно, в целом ничего опасного.

Дверь с грохотом распахивается, и Финненган, схватив меня за волосы, разворачивает лицом к ней. Он рывком ставит меня перед собой и прижимает к моей шее дуло пистолета.

— Неро, — едва слышно выдыхаю я.

Он стоит в дверях, словно сам дьявол, пришедший сюда излить свой гнев. Его грудь резко вздымается и опускается, челюсти напряженно сжаты. Со спины его прикрывает Джексон. На секунду его глаза встречаются с моими, после чего взгляд вновь становится сосредоточенным и внимательным.

— Так-так. Вижу, ты, наконец-то, собрал яйца в кулак и решил заявиться ко мне собственной персоной, — с издевкой говорит О`Хара и сильнее тянет меня за волосы.

Неро слегка склоняет голову набок.

— О, нет. Я просто за Уной, — говорит он безразличным тоном, но смысл его слов яснее ясного: это я виновата.

— Я понимаю, почему ты хочешь ее вернуть, — О`Хара зарывается лицом в мои волосы и делает глубокий вдох. Я хмурюсь и пытаюсь сбросить его руку. — Но это весьма рискованно. И разве это не ее задание? — смеется он.

Неро снова встречается со мной глазами. Взгляд мрачный, разъяренный, не сулящий ничего, кроме болезненной расплаты. Что-то словно проносится между нами — безмолвная договоренность о необходимости действовать стремительно. Кто-то, возможно, засомневался бы, но я замечаю легкое подергивание мышц его плеча раньше, чем Неро выхватывает пистолет. Вывернув О`Хара правое запястье, я отпихиваю его от себя подальше и с силой сдавливаю пальцами болевую точку на предплечье. Попутно сама изгибаюсь всем телом — так умею только я. Раздаются два выстрела, и О`Хара падает навзничь, отчаянно ловя ртом воздух. На груди его медленно расплывается красное пятно. Неро подходит и, остановившись рядом со мной, делает ему контрольный выстрел в голову. Затем молча разворачивается, выходит из комнаты и поднимается вверх по ступеням, ведущим из подвала. Времени ходить вокруг да около нет, поэтому я направляюсь за ним, а Джексон — следом за мной. Волны гнева, исходящие от Неро, практически видны невооруженным глазом. Спина напряжена, а каждый шаг способен разрушить небольшое здание своей агрессивностью.

На этот раз его гнев оправдан. Я чувствую себя идиоткой и удивляюсь, как меня вообще сюда занесло? Ведь всегда все просчитываю и знаю, что ошибки и опрометчивые поступки могут стоить жизни. И моя опрометчивость чуть не привела меня к смерти. И Неро…

Я должна убивать выбранные им цели, чтобы все выглядело так, будто он не при делах. Так зачем же он пришел за мной? Он только что спалился, и ради чего? Решил сыграть в благородного рыцаря?

Мы огибаем бар и проходим квартал, после чего Неро сворачивает в переулок. Здесь, под покровом темноты, припаркован черный внедорожник и Мазерати.

— Садись в машину, — говорит Неро, не глядя на меня.

Он заставляет меня чувствовать себя провинившимся ребенком, поэтому чисто из принципа прислоняюсь я к задней дверце и скрещиваю руки на груди.

— Отвези девчонку в больницу, — бросает он Джексону.

Какую девчонку?

— И избавься от него, — Неро продолжает говорить загадками. Схватив за руку, он подталкивает меня к пассажирскому сиденью. — Не выводи меня сейчас, — его голос звучит как низкий рокот, раскат грома, предвещающий надвигающуюся бурю.

Я сажусь в машину, чувствуя тревогу и волнение. Водительская дверь захлопывается, Неро заводит мощный двигатель и выруливает из переулка мимо внедорожника Джексона. Напряжение, царящее в салоне, ощущается физически. Оно словно окутывает меня плотной пеленой и давит на грудь, лишая воздуха. Злость Неро осязаема, а его молчание, мягко говоря, зловеще.

К тому времени, как мы заезжаем в гараж, мне уже не терпится выйти из машины. Резким движением я открываю дверь и вижу, как Неро, громко хлопнув своей, стремительно идет к лифту. Мне не особо хочется снова оказаться с ним в замкнутом пространстве, но я все же захожу в кабину, и закрывшиеся двери делают ее больше похожей на гроб, чем на лифт. Не в силах дальше сдерживаться, я бросаю на него косой взгляд и спрашиваю: — Может, ты хоть что-нибудь скажешь?

Он хрустит шейными позвонками, наклоняя голову вправо-влево, и низко рычит: — Тебе повезло, что я сам тебя не пристрелил.

— Я подумала …

Он толкает меня спиной к стенке лифта и с грохотом ударяет кулаками по металлу рядом с моей головой.

— Ты не должна думать, — шипит Неро, и его горячее сердитое дыхание обжигает мое лицо.

Сердце в груди колотится так сильно, что заглушает все остальные звуки. Закрыв глаза, я тяжело сглатываю.

— Твою мать! Ты ослушалась меня!

Я резко открываю глаза и сдвигаю брови.

— Я не один из твоих боевиков, Неро. Ты попросил меня выполнить работу. А как я ее выполню — этого в нашем соглашении не оговаривалось.

Его рука сжимается на моем горле, как всегда, когда он злится.

— Он знал, что ты придешь, и, поверь, убил бы тебя.

После звукового сигнала двери лифта открываются, но ни один из нас не двигается с места.

— Это издержки работы, — я физически ощущаю, как дрожит рука Неро на моей шее, после чего он отталкивает меня и поворачивается спиной.

— Черт возьми, Уна, — рычит он, зарываясь пальцами в собственные волосы. Я прохожу мимо него и чувствую, что он идет за мной, преследует меня. — Я нанял тебя, потому что ты — лучшая. А это дерьмо … лучшие так не делают.

Я поворачиваюсь к нему и тычу пальцем в его грудь.

— Ты не нанимал меня! Ты меня шантажировал. Это большая разница.

Он склоняет голову набок, прищуривает глаза и смотрит на меня так, что я непроизвольно отступаю на шаг. Воспользовавшись этим, он наступает на меня. — И что? Ты чувствуешь себя оскорбленной, поэтому добровольно подставляешь свою башку под пулю?

— Нет, я … — я продолжаю пятиться в квартиру, а Неро — медленно наступать. — Тебе-то что до этого? Я тебя не компрометировала. Он и так знал, что за этим стоишь ты, — моя поясница упирается в кухонный стол, и Неро ставит руки по бокам от меня. — Что тебе до этого? — повторяю я. Мне необходимо это знать, потому что в данный момент я словно падаю в неизведанную пропасть, а мое маленькое глупое сердечко надеется, что он поймает меня. Оно само так решило. Ведь должна же быть причина того, что он спас меня. Но в то же время разум мне подсказывает, что он будет просто стоять и наблюдать за моим падением, а потом с улыбкой смотреть на то, как мое тело разобьется насмерть.

Неро склоняется надо мной, приближаясь до тех пор, пока его губы не касаются моего лица, и отвечает, лаская дыханием мои губы:

— Я уже говорил тебе, Morte. Ты — моя, — и с рычанием жестко прижимается своими губами к моим. Неро целует меня так, словно хочет забратьсявнутрь и выпить до дна, а я позволяю ему это, потому что его одержимость … его звериное желание … я хочу этого. Никто и никогда раньше не рисковал ради меня, но я-то знаю: Неро ради меня рисковал жизнью. Он заботился обо мне — в свойственной ему извращенной манере. С восьмилетнего возраста я не знала ничьей заботы. И до этой самой секунды не подозревала, что хотела этой заботы, нуждалась в ней. Неро дарит мне ощущение безопасности, и осознание этого потрясает меня до глубины души, потому что он далеко не тот, кто олицетворяет собой безопасность. Я не нуждаюсь ни в чьей защите. И уж тем более мне не нужен благородный рыцарь. Но мне нужен этот дикарь. Мне необходима его полная аморальность, его жестокость, его жажда власти и кровожадность.

Отвечая на поцелуй, я стаскиваю с Неро куртку. Движением плеч он сбрасывает ее с себя, а его рот, оторвавшись от моих губ, обрушивается на мою шею. Я откидываю голову, открывая ему лучший доступ.

— Ты доводишь меня до бешенства. Я хочу затрахать тебя до смерти, — рычит он, и я дрожу, а дыхание застревает в горле. — И это чертово платье, — он грубо задирает подол, и низкий стон вырывается из горла Неро, когда его пальцы касаются моих бедер. На мне нет нижнего белья, потому что платье облегающее. Подхватив под ягодицы, Неро легко приподнимает меня. Я обхватываю его ногами, а руками крепко обнимаю широкие плечи. Моя спина врезается в стену, и висящая на ней картина опасно раскачивается.

Губами, зубами и руками он убеждает меня в своем предположении. Я зарываюсь пальцами в его волосы и сжимаю в кулаках густые пряди, прося о большем и желая его наказания так же сильно, как и удовольствия. Он кусает меня за шею настолько грубо, что я чувствую, как его зубы прокусывают кожу. Моя голова запрокидывается, и я тяжело дышу, когда Неро проводит языком по ране. Опустив руки ему на грудь, я хватаюсь за ворот рубашки и рывком ее распахиваю. Разлетевшиеся в стороны пуговицы стучат по кафельному полу, словно капли дождя в грозу, неплохо дополняя ураган, коим и является Неро. Его губы снова прижимаются к моим: требовательно, властно, жестоко. Мои голые ноги, обхватывая его торс, прижимаются к горячей обнажившейся коже Неро, и во мне вспыхивает такое непреодолимое желание ощутить его в себе, что я, просунув руку между нами, рывком расстегиваю пряжку его ремня. Необъяснимая, всепоглощающая потребность почувствовать его внутри накрывает меня, и он дает мне то, чего я хочу, стягивая брюки и боксеры вниз и одним толчком вгоняя в меня член.

Это как наказание и спасение одновременно: боль и удовольствие, свет и тьма, добро и зло — все сливается воедино, а черта, разделяющая нас, стирается. Нет больше меня, и нет его. Есть мы. Единое целое, воплощенное друг в друге. Две половинки разбитого.

Его лоб прижимается к моему, а рука обхватывает мой затылок, удерживая на месте и заставляя дышать с ним одним воздухом. Обеими ладонями я обхватываю его лицо и закрываю глаза, чтобы прочувствовать каждый жесткий толчок его бедер, каждую легкую вспашку боли, возникающую от того, что он старается проникнуть в меня еще глубже. Я вслушиваюсь в каждый стон, в каждый прерывистый вдох и принимаю все это, на несколько драгоценных мгновений отдаваясь во власть Неро и позволяя ему владеть мной.

Картина, висящая на стене, падает, стекло разбивается, осколки разлетаются по кафелю. Неро же продолжает трахать меня, вколачиваясь все сильнее и напористее, пока я не перестаю понимать, где заканчиваюсь я, и начинается он. Моя голова откидывается назад, а из открытого рта вырывается протяжный стон. Его губы прижимаются к моей шее, зубы касаются кожи, но не впиваются в меня — Неро стонет. Все во мне сжимается, и я с силой цепляюсь в него, когда все мое тело словно взрывается. Волны наслаждения накатывают одна за другой. Напряженные мышцы едва не рвутся. Каждое нервное окончание вспыхивает огнем. По коже пробегают тысячи электрических разрядов. Неро рычит, прижав рот к моей шее, потом кусает плечо, делает еще один мощный толчок и напряженно замирает. С губ Неро слетает мучительный стон, и его мышцы расслабляются. Он упирается рукой в стену возле моей головы и тяжело дышит мне в шею. Мое тело дрожит, а сердце колотится, ударяясь изнутри о ребра. Пытаясь отдышаться, я легко провожу рукой по его шее, и он, подняв голову, встречается со мной глазами. Мы просто смотрим друг на друга, разговаривая без слов, одними взглядами.

Его рука грубо сжимается на моем горле.

— В следующий раз за подобные выходки я сам на хер убью тебя, — произносит он, и я улыбаюсь.

Неро стремительно уходит прочь, оставляя меня в одиночестве.

Рука дрожит, а сердце в груди колотится с такой силой, что звук его ударов эхом отдается в барабанных перепонках — симфония страха и непереносимого горя.

— Пожалуйста, — умоляю я, поднимая взгляд на Николая.

Выражение его лица смягчается, когда он подходит ближе и, протянув руку, убирает прядь волос с моего лица.

— Стань той, кем должна была стать, голубка, — подушечка его пальца скользит по моему подбородку, и я закрываю глаза. По моей щеке катится слеза. — Всади пулю в голову: либо ему, либо себе, — резко говорит он. — Слабые не выживают. В любом случае с этим разбираться тебе, — его губы касаются моей щеки.

Мой взгляд устремляется поверх его руки, к противоположной стене.

— Пожалуйста, не заставляй меня делать этого, — умоляю я. Слезы застилают глаза, но мне наплевать на то, что я выгляжу слабой.

Николай смотрит на меня с отвращением.

— Видишь, что он делает с тобой? Ты — оружие, а оружие не плачет. Выбор за тобой.

Бетонные стены давят на меня, лишая возможности дышать. Николай убирает руку от моего лица и делает шаг назад. Я кладу дрожащий палец на курок пистолета и тяжело сглатываю, ненавидя себя за собственную слабость. Поднимаю глаза на Алекса, прикованного к противоположной стене. Его торс обнажен, истерзанное тело истекает кровью, которая, смешиваясь с потом, покрывает его рельефные мускулы багровыми пятнами. Темные волосы взмокли от пота, несколько прядей прилипли к лицу. Я смотрю в его прекрасные зеленые глаза, полные боли и тоски. Тоски по тому, чего никогда не будет. Тоски по фантазиям и мечтам.

Но здесь мечтам не место. Здесь либо ты проклят от рождения, либо тебя сделают таковым: будут ломать и лепить заново до тех пор, пока в тебе не останется ничего, кроме желания убивать, отнимать, уничтожать. Я думала, что в объятиях Алекса нашла небольшую отдушину, маленький оазис в этой искаженной версии ада, но ошиблась. Потому что от самого себя не спастись — нет спасения от того, кем ты стал. Просто на мгновение Алекс помог забыть об этом. Он заставил меня почувствовать то, чего я не чувствовала с тех пор, как меня забрали. С тех пор как забрали Анну.

Любовь. Ласку.

Встретившись с ним взглядом, я крепче сжимаю пистолет. В его глазах смирение, мольба. Но мольба не о пощаде. Он умоляет меня выстрелить в него.

— Сделай это, малышка.

Перед глазами все расплывается из-за слез, грудь пронзает острая боль.

— Люблю тебя, — выдыхаю я. По щекам текут слезы, грудь распирает от боли.

— Пристрели его, Уна! — рычит Николай.

Коротко вскрикнув, я вскидываю пистолет и целюсь Алексу между глаз.

— Прости меня, — шепчу я, нажимая на курок. Его глаза широко открываются, когда пуля пробивает череп, оставляя между бровей круглое отверстие.

Я пронзительно кричу.

Глава 22 Неро

Я резко просыпаюсь, услышав крики. Со стоном откидываю одеяло и встаю с кровати. Как только открываю дверь, Уна снова кричит, но не в своей комнате, а внизу. Сбегаю вниз по лестнице и обнаруживаю ее на диване: она беспокойно мечется во сне. Джордж сидит на самом краю дивана и смотрит на нее так, словно наблюдает за процессом изгнания дьявола.

— Алекс! — пронзительно выкрикивает Уна, и ее голос срывается. Легкий всхлип слетает с ее губ, и она внезапно перестает выглядеть смертельно опасной убийцей, а становится похожей на маленькую испуганную девочку.

— Уна! — я трясу ее за плечо, но держусь на расстоянии, потому что не большой поклонник того, что последует за ее пробуждением.

Она резко садится и, задыхаясь, беспокойно озирается по сторонам, а потом медленно поворачивается ко мне лицом, но в темноте я не могу рассмотреть его выражение.

— Почему ты на этом гребаном диване? — резко спрашиваю я. Я очень устал, а этот момент, определенно, является кульминацией всего дерьма, случившегося за день.

— Я… — она запинается, и я нетерпеливо вздыхаю, после чего наклоняюсь и стаскиваю Уну с дивана.

— Что ты..? — оказавшись переброшенной через мое плечо, она взвизгивает и напрягается всем телом. Мне плевать. Я несу ее вверх по лестнице, а затем по коридору, захожу в свою комнату и сбрасываю Уну на кровать. Она приземляется с хриплым выдохом и подпрыгивает на пружинящем матрасе. На ней все еще то черное платье, и оно задирается вверх, обнажая бесконечно длинные стройные ноги. А еще я точно знаю, что на ней нет нижнего белья.

Я перевожу взгляд на ее лицо, но Уна отводит глаза, подтягивает колени к груди и обхватывает их руками. Я жду от нее возмущенного брюзжания, но она молчит и вместо этого просто уходит в себя, словно меня вовсе и нет в комнате. Долгие секунды между нами царит тишина, и я со своего места почти физически ощущаю ее смятение. Меня не удивляет, что ей снятся кошмары, потому что любому — хотя бы наполовину нормальному — человеку на ее месте они снились бы. Невозможно заработать репутацию «Поцелуя смерти», не видя и не совершая ужасных вещей. Через некоторое время ты перестаешь быть чувствительным ко всему этому, и поступки, которые раньше казались просто чудовищными, постепенно для твоего сознания превращаются в обыденность. Эмоции, которые когда-то были яркими и пронзительными, притупляются и блекнут. Я считаю, что собственный разум нужно осознанно держать под контролем, иначе он взбунтуется и начнет издеваться над тобой, подсовывая воспоминания о том, что было содеяно. Нет, меня ее кошмары мало волнуют, но тот факт, что она все время зовет этого Алекса… это меня беспокоит. Когда она произносит это имя, ее голос пропитан нестерпимой мукой.

— Кто такой Алекс? — спрашиваю я, скрестив руки на груди и глядя на Уну сверху вниз.

Она тяжело вздыхает.

— Говорила уже: человек, которого я убила.

— Ты убила многих, Morte, но не выкрикиваешь во сне имена всех. Поэтому спрошу еще раз: кто он такой? — сам не знаю, почему так завелся из-за него. Возможно, потому что этот Алекс был единственной трещиной в ее броне, за исключением сестры. У Уны нет уязвимых мест, а раз он по значимости стоит на одной ступени с Анной, то … важен для нее.

— Кем он был. Он был моим другом, — шепчет она, поворачиваясь ко мне лицом. Эти глаза цвета индиго находят в темноте мои. Ее взгляд тяжелый и печальный. — И я вроде как любила его.

Я прищуриваюсь и язвительно комментирую: — Не думал, что ты на это способна.

Она снова отворачивается и мнет в руках край простыни. Когда я уже уверен, что она больше ничего не скажет, Уна начинает говорить.

— Мне было пятнадцать. Я была наивна и думала, что люблю его. Но Николаю это не нравилось, поэтому я вынуждена была выбирать между своей жизнью и его. Я выбрала свою. Убийство Алекса сделало меня такой, какая я сейчас. Николай был прав: Алекс был моим уязвимым местом, а его убийство сделало меня сильной, — Уна произносит эти слова, как робот, словно повторяла их сама себе сотни раз.

Я знал, что Николай был конченым психом, но даже по моим стандартам это полный пиZдец. Когда я в самом начале предложил Уне работу в обмен на ее сестру, то свою угрозу рассказать все Николаю ляпнул просто наугад, не зная, сработает это или нет. Но я слышал о нем кое-что, и у меня были свои подозрения.

— И именно поэтому ты здесь, — говорю я. Части загадочной головоломки, которую представляет из себя Уна, встали на свои места. — Вот почему ты не искала Анну. Потому что Николай убьет ее.

Она медленно кивает.

— Но он сделал бы это не из принципа. Он сделал бы это ради того, чтобы я оставалась сильной.

Готов поклясться, она действительно верит в это.

— Сильные выживают, слабые умирают забытыми и никому ненужными, — она качает головой. — В любом случае ей лучше умереть.

— Возможно, — звучит жестоко, но я не буду ей врать. Положение Анны хуже смерти.

Уна впивается в меня взглядом.

— Она не такая, как мы, Неро. Она была чиста и наивна. Обещай мне, что вытащишь ее.

Я выгибаю бровь и, обойдя кровать, ложусь рядом с ней и накрываюсь одеялом. Уна следует взглядом за моим перемещением и поворачивается ко мне лицом.

— Технически наш договор расторгнут. Ты не убила О`Хару.

Она нервно проводит рукой по волосам.

— Обещай мне, — в ее голосе звучит мольба. Я ни разу не видел ее в таком отчаянии. Сейчас она выглядит очень хрупкой. Ее стальные крылья смяты и сломаны.

Я вздыхаю.

— У меня в планах купить ее. Это единственный способ вытащить секс-рабыню из Синалоа.

Глаза Уны изучают мое лицо, выискивая малейшие признаки лжи.

— Но ты нарушила наш договор, поэтому теперь я предлагаю заключить новый.

— Чего ты хочешь? — с подозрением в голосе спрашивает она.

— Я хочу знать, почему ты так предана человеку, заставившего тебя убить мальчика, которого, по твоему же признанию, ты так любила? Расскажи мне, и наша сделка состоится.

Она опускает голову, и упавшая на ее лицо прядь светлых волос переливается сиянием в лунном свете. — Я скажу тебе, если ты расскажешь, почему хотел смерти собственного брата.

Я улыбаюсь и, приподняв ее лицо пальцем под подбородком, вынуждаю посмотреть на меня.

— Но ведь дело не в этом, не так ли?

Уна выжидающе смотрит на меня.

— Ладно. Лоренцо был моим сводным братом. Я ненавидел его отца. А они оба ненавидели меня.

— Почему?

— Потому что моя мать была шлюхой, а я — бастардом, — быстро выдаю я. — Твоя очередь.

Уна закрывает глаза и глубоко вздыхает, отчего ее плечи поднимаются и опускаются.

— Мне было восемь, когда умерли родители, и мы с Анной оказались в сиротском приюте. А в тринадцать директриса приюта продала меня братве. Они пытались изнасиловать меня, но Николай меня спас. Он сказал, что я — боец, — Уна сжимает зубы, и в ее глазах видна жажда крови. Я представляю себе Уну тогда: маленькую, испуганную, но такую же несгибаемую, как и сейчас. — Он спас меня. Научил бороться. Дал мне силу.

Ее слова звучат так, словно она рассказывает о том, как один парень научил маленькую девочку нескольким ударам. Но я-то знаю.

— Ты была одной из детей-бойцов русской братвы?

Она кивает. Теперь все становится понятным. Русская мафия всегда «усыновляла» сирот и готовила из них боевиков, но Николай Иванов пошел еще дальше. Он создал собственный отряд элитных убийц. Их боятся. О них говорят во всем мире. Но Уна … Это бриллиант в короне Николая. Его любимица. Он называет ее дочерью. Потому что спас ее. Потому что сам создал ее.

Но едва только все встало на свои места, как я вдруг увидел Уну такой, какая она есть на самом деле. Из нее с корнем вырвали все то, что делает человека человеком. Но, несмотря на всю свою силу, она безвозвратно сломлена. Единственное напоминание о том, что она живой человек — это Анна. Но в Уне меня притягивает именно бесчеловечность: мы два чудовища в окружении людей. Разница между мной и Уной лишь в том, что она все еще внутренне сопротивляется сама себе, иначе ей не снились бы кошмары. Уна цепляется за мысли об Анне. Сестра для нее олицетворяет доброту и искупление грехов. И тут я полностью понимаю Николая — по какой причине он считает, что лучше убить Анну. Этим он окончательно сломил бы Уну и спустил бы с цепи невиданного доселе монстра. Она была бы идеальна.

— Если ты так предана ему, то на каком же месте для тебя Анна? — спрашиваю я.

Она придвигается ближе ко мне и спокойно отвечает:

— Анна — мое единственное слабое место. Но ты и так это знаешь. Ради нее я сделаю все, что в моих силах, даже если придется пойти против Николая, — ее голос звучит ожесточенно.

Да, Николай создал это маленькое чудовище, но… когда ты делаешь его настолько сильным, зачастую есть вероятность утратить над ним контроль. И у меня предчувствие, будто любимая бойцовая собака Николая собирается его укусить.

Может, Анна и является слабым местом Уны, но сама Уна слишком быстро превращается в мое слабое место. Я мог бы сказать, что обеспокоен этим, но какой смысл? Она — как неизлечимая болезнь: распространяет свои бактерии, поглощая все на своем пути, и не остановится до тех пор, пока я не сойду из-за нее с ума. Она медленно разрушает меня, прокладывая себе путь, проникая все глубже внутрь, вынуждая мои клетки эволюционировать, приспосабливаться к ней и к этой новообретенной потребности. Уна гораздо больше, чем просто теплое тело, в которое я могу засунуть член. Она — Поцелуй смерти, и когда я смотрю на нее, вижу то, чего не видел ни в ком другом: я вижу равную себе. Она — единственная, кто бросает мне вызов, и я ловлю себя на том, что жду этого вызова, даже жажду его. Впервые за долгое время я хочу чего-то другого, кроме власти. Уна должна стать жемчужиной в моей короне. Моя сломленная королева.

Я просыпаюсь от запаха ванили с едва уловимой примесью оружейного масла. Мой член тверд, как камень, и прижимается к чему-то теплому и мягкому. Открываю глаза и крепче обнимаю стройное тело Уны. Моя грудь прижата к ее спине, а член — к заднице, которая словно создана для этого. Я хмурюсь: мне нравится ощущение пробуждения рядом с ней, и это начинает беспокоить. Мы воюем и трахаемся, и, в конечном итоге, Уна принадлежит мне, нравится ей это или нет. Но это… это слишком… нормально. Это не размывает границы, а стирает их к чертям собачьим. Но, независимо от того, как я отношусь к Уне, она по-прежнему нужна мне для выполнения работы. И мы по-прежнему остаемся Уной и Неро — убийцей и капо. Такие, как мы, не становятся обычными людьми, и я чертовски не хочу этого.

Медленно убираю с ее тела свою руку, разрываясь между необходимостью уйти и желанием пристроить свой член между ее ног. Вылезаю из кровати и иду в душ. Теплые струи воды омывают меня, и я, обхватив ладонью стояк, начинаю поглаживать его, представляя себе обнаженное тело Уны и то неистовое выражение глаз, когда я трахаю ее. Мои мышцы сокращаются, и тело взрывается от удовольствия такой силы, что колени подкашиваются, и я вынужден опереться о стену. Вот что она делает со мной: практически ставит на колени. Почти.

Когда выхожу из душа, ее уже нет. Я одеваюсь, спускаюсь вниз, где и обнаруживаю Уну, сидящей за барной стойкой и потягивающей кофе. На ней штаны для йоги и спортивный бюстгальтер, а тело слегка блестит от пота, видимо, после тренировки. Ее глаза отрываются от экрана телефона, зажатого в руке, и встречаются с моими. Что-то в атмосфере между нами неуловимо меняется.

— Сегодня утром мне нужна твоя помощь, — говорю я ей, подходя к кофеварке.

— О! Ты меня выпустишь? — фыркает она.

Я разворачиваюсь, захожу ей за спину и опираюсь о барную стойку руками, расположив их по обе стороны от нее. Мое лицо на уровне ее шеи, и я чувствую легкий запах ее пота вперемешку с шампунем. Касаюсь губами ее шеи. Она вздрагивает.

— Я бы с радостью привязал тебя к кровати и держал бы здесь, но нас подставили, и кого-то ждет суровая расплата, — я прикусываю кожу ее шеи, а когда отстраняюсь, ее губы кривятся в усмешке.

— Это точно.

Высадив Уну, я еду в дом в Хэмптоне. За последнюю пару недель меня здесь практически не было. Я оставил дом на попечение Джио, пока занимаюсь выстраиванием стратегии своей игры. Он встречает меня у входной двери, как только я выхожу из машины.

— Какие-нибудь проблемы? — спрашиваю я.

— Никаких, — отвечает он, и мы вместе входим в дом, в котором кипит жизнь. После вчерашнего дерьма мы собрали побольше людей. Просто я ожидаю шоу ирландских мстителей.

Мы спускаемся в подвал, и я распахиваю старую железную дверь, ведущую в основное помещение — в ту самую комнату, где на глазах у Уны я поджег парня. Это тюремная камера, удобная для многих целей, а, когда это нужно, она превращается в камеру пыток. Здесь стены почти метровой толщины, нет ни одного окна, нет путей отступления, и криков никто не слышит. В центре этой бетонной коробки сидит одинокая фигура, привязанная к дешевому пластиковому стулу.

Я достаю из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет и, вытянув одну, зажимаю ее между губами. Щелкнув зажигалкой, я слегка наклоняю голову и приближаю пламя к лицу. Звук захлопнувшейся крышки Zippo эхом разносится по пустой комнате. Медленно подхожу к склоненной фигуре в центре комнаты и делаю глубокую затяжку.

— Тебе понравилось у нас, Джерард? — ухмыляюсь я, останавливаясь перед ним.

Он медленно поднимает голову, щурясь от яркого света. Под глазами его залегли глубокие тени, но, кроме них, на лице нет никаких повреждений. Когда имеешь дело с публичными людьми, никогда не оставляй следов на их лицах. А их тело … ну, это честная игра.

Он слегка покачивается на стуле взад-вперед, но ничего не говорит.

— Ты на#бал меня, Джерард, — я опускаю руку в карман.

Он слабо качает головой и бормочет:

— Нет.

— Не ври мне, мать твою! — я бросаю сигарету ему под ноги. — Мне известно, что захват моей поставки — твоих рук дело. Я знаю, что ты общался с О`Харой и предупредил его. Вы лишились моего расположения, мистер Браун.

Его брови жалостно изгибаются, рот открывается, но через мгновение закрывается. Джерард зажмуривается, трясет головой и стонет:

— У меня не было выбора! — его голос срывается.

С глубоким вздохом я склоняю голову набок.

— Выбор есть всегда. И сейчас я собираюсь предоставить тебе возможность сделать правильный выбор.

Наши взгляды встречаются, и Джерард прищуривает глаза.

— Ничем не могу помочь, — цедит он сквозь зубы. — Ты не можешь просто взять и похитить меня. Мое исчезновение заметят. Моя жена сообщит о том, что я пропал, — с отчаянием в голосе говорит он.

Я с улыбкой пожимаю плечами.

— Как уже было сказано, выбор есть у каждого, — после чего достаю из кармана телефон, набираю номер Уны и включаю громкую связь. Звук гудков эхом отражается от бетонных стен. Соединение установлено, и комнату заполняют звуки женских рыданий.

— Джерард? — всхлипывает она.

— Ханна! — кричит он, срывая голос.

— Привет, Джерард, — мурлычет Уна, и я непроизвольно улыбаюсь. — Ты ведь помнишь меня, правда? — в ее голосе звучит веселье. Она играет с ним, словно кошка с мышкой.

Джерард переводит испуганный взгляд на меня, и я, приподняв бровь, ухмыляюсь:

— Та самая шикарная безбашенная блондинка, которая угрожала выколоть тебе глаз, если ты вдруг запамятовал. Пора делать выбор, Джерард. Я хочу получить контроль над всеми доками, которые держал Финненган О`Хара, — повернувшись к нему спиной, я делаю несколько шагов. — Ты ведь хочешь, чтобы с твоей женой было все в порядке. Я получаю то, что нужно мне, и ты получаешь то, что нужно тебе. Выигрывают все, — я развожу перед ним руками.

Он тяжело сглатывает, и капли пота стекают с его лба.

— Пожалуйста, не трогай ее, — умоляет он.

Воздух с шипением вырывается сквозь мои стиснутые зубы, и я приподнимаю брови.

— Уна не отличается терпением, не так ли, Morte?

— Я готова великодушно сосчитать до трех, — всхлипы на заднем плане перерастают в крики отчаяния. — Раз, два…

— Нет! — выкрикивает Джерард. — Пожалуйста! Пожалуйста! Я все сделаю!

Я улыбаюсь.

— Это правильный выбор, мистер Браун. Но я напоминаю, что если Вы решите кинуть меня, если Вы меня подведете, то даже не сомневайтесь: я наведаюсь в школу малютки Грейси или еще разок навещу вашу жену.

Он опускает голову и жалобно всхлипывает:

— Пожалуйста, не трогайте их.

— Все зависит от тебя, Джерард. Мне нужно все, чем владел О`Хара до своей печальной кончины, — я похлопываю его по плечу.

— Он… он мертв?

Ухмыляясь, я пожимаю плечом.

— Возможно, я забыл упомянуть об этом. Решил, что тебе нужен более веский аргумент, чтобы оставаться верным. В конце концов, к преданности в наши дни относятся довольно легкомысленно. Развяжи его и отвези к жене, — приказываю я Джио. Он кивает. И я выхожу из подвала, прикладывая телефон к уху:

— Все в порядке. Теперь ты можешь уйти.

— Я надеялась, что все будет интереснее.

Я смеюсь.

— Позже можешь попробовать пустить мне кровь, раз тебя так тянет на насилие.

— Запомни, ты сам это сказал, — Уна отключает связь, а мой член становится твердым при одной лишь мысли об этом. Эта женщина крепко взяла меня за яйца.

— Босс.

Я оборачиваюсь на середине лестницы. В проеме появляется Джио и закрывает за собой тяжелую железную дверь.

— Андре внедрился.

Андре Паро — полезный знакомый из Мексики. Он что-то вроде брокера, который связан с картелями и заключает сделки, с которыми никто не хочет связываться лично.

— Сегодня утром я перевел ему сто штук. Он проследит, чтобы ее перевезли к Рафаэлю, как мы и договаривались.

Рафаэль Де Круз — один из лучших псов в картеле Суареса и мой поставщик. Я не доверяю ему, но вероятность того, что Синалоа продаст мне Анну, очень мала. Заинтересованность итальянца в покупке мексиканской секс-рабыни вызовет подозрения, а вот Рафаэль имеет больший вес и уважение. Если о продаже будет договариваться он, то ему вряд ли откажут. Конечно, изначально я планировал, что Анна останется у него до тех пор, пока Уна не закончит свою работу — нечто вроде пятидесятипроцентной предоплаты. Но теперь… Теперь это уже не просто услуга за услугу. Границы между нами размыты, а мотивы вызывают сомнения. Я ни на секунду не поверю, что Уна до сих пор была бы здесь, если бы не ее сестра, и пока не собираюсь отдавать ей Анну, но с каждым днем мои первоначальные намерения утрачивают свою важность.

Чтобы дойти до конца игры, мне нужно всего лишь позволить ей завершиться. При любом раскладе я должен дать Уне шанс сделать главное дело — то, ради чего я ее искал. План — вот, что важно. Остальное не имеет значения. А из этого следует, что Уна по-прежнему — королева, но … какой бы ценной она не была, она остается всего лишь фигурой на шахматной доске.

Глава 23 Уна

Прошла неделя с тех пор, как Неро убил О`Хару, и теперь мы здесь, готовые разобраться с остальной частью его списка. Он объявил перемирие, и все, естественно, согласились на него, потому что в мафии верят в законы чести. Но они плохо знают Неро или просто ничего не замечают, потому что я раскусила его с первого взгляда. Для Неро не существует запретов, а на мораль он чихать хотел. Думаю, именно поэтому я так хочу его. Очень долгое время у меня не было ощущения настоящей надежности, но Неро удалось заставить меня почувствовать себя защищенной в мире, где я сама всегда была хищником. Потому что иногда, чтобы сражаться с монстрами, живущими у тебя под кроватью, нужен свой собственный монстр.

Неро стоит в дверях и, скрестив на груди руки, наблюдает за тем, как я разбираю винтовку. Моя малышка, моя гордость, моя радость. На самом деле это ложь, потому что у меня есть двенадцать точных копий этого оружия, хранящиеся в разных уголках мира — такова уж моя привычка. Штурмовая винтовка двадцать пятого калибра. Я методично чищу и смазываю маслом каждую деталь — это сродни ритуалу. Мне это необходимо, как природе штиль перед штормом. Особенно теперь. Все это … и быть здесь с Неро … выбивает меня из колеи. Сейчас, как никогда, мне нужно сохранять холодное безразличие и довериться натренированным годами рефлексам. Я всегда чищу оружие, даже если оно мне не понадобится. Есть в этих рутинных действиях что-то, позволяющее мне собраться с мыслями и вернуть себе необходимое хладнокровие.

Я не смотрю на Неро, но слышу, как он подходит ближе: паркет поскрипывает под его шагами. Бросаю на него быстрый взгляд: — Спасибо.

На нем черный костюм, белая рубашка и черный галстук. Пиджак небрежно заброшен на плечо. Волосы уложены тщательнее, чем всегда, а привычный самоуверенный вид, похоже, сегодня дается с трудом, хотя Неро и пытается замаскировать это под устрашающей маской, избавиться от которой он не силах. Если я — хамелеон, то Неро — это большой хищный кот, рычащий и скалящий зубы, не желая мириться с тем, кто он есть на самом деле. Парадокс в том, что в клыках ему нет необходимости. Одно его слово — и жизнь человека решена. Его власть растет, даже за то короткое время, что я нахожусь здесь. Саша держит ухо востро. Я сказала ему, что выполняю работу для итальянцев. Ничего большего. Но он держит меня в курсе и пересказывает слухи о нью-йоркском капо — настолько безжалостном, что его боится вся остальная мафия. Говорят, Марко Фиоре назвал Неро бешеной собакой, а подобные разговоры сулят скорую смерть.

— Нервничаешь? — ухмыляюсь я.

Неро склоняет голову набок, и вся самоуверенность, которая, казалось, на время покинула его, вновь возвращается. Он заходит мне за спину, и я борюсь с желанием обернуться, чтобы проследить за ним взглядом. Моя спина напрягается, а сама я сосредоточенно достаю из коробки один патрон и кладу его на стол перед собой. Кожа покрывается мурашками от осознания опасной близости его присутствия: Неро прямо у меня за спиной. Может, я и трахаюсь с ним и в какой-то степени доверяю, но это не абсолютное доверие. Иметь дело с Неро — все равно что ходить босиком по лезвию ножа: чувствовать прикосновение холодного острия к ступням и находить в этом нездоровое удовольствие. Неро опасен. Рядом с ним в моей крови бурлит адреналин, и я испытываю ощущения, мало отличающиеся от тех, что возникают во мне в момент убийства.

Его пальцы касаются моей шеи, и у меня перехватывает дыхание, когда он сгребает в горсть мои волосы. Резкий рывок, и голову обжигает, словно огнем, но боль отступает, когда горячее дыхание касается моей шеи, а зубы слегка прикусывают кожу.

— Не промахнись, — тихо говорит он.

Пуля входит в патронник с громким щелчком.

— Я никогда не промахиваюсь.

Он прикусывает кожу на шее достаточно сильно, заставляя мой пульс участиться, а мышцы живота напрячься, после чего делает шаг назад.

Спокойствие. Сосредоточенность. Ледяное убийственное безразличие. Вот, что мне сейчас нужно. Только картины и образы, мелькающие в моей голове в данную секунду, — это что угодно, только не…

Глава 24 Неро

К моменту моего приезда Марко уже на месте: он сидит за столиком, и в стоящей перед ним пепельнице дымится сигара. Ему слегка за сорок, в темных волосах блестит седина. Марко — одна из тех фигур в криминальном мире, у которых нет определенного статуса, но есть влияние. Он участвует в нашем законном бизнесе, имеет выходы на Арнальдо … и прочее подобное дерьмо.

Основная масса мафии — бойцы. Бойцов контролирует капо. В Нью Йорке есть два капо. Один из них — я. Я руководствуюсь интересами Семьи, обеспечиваю защиту людям, которые платят нам, управляю трафиком наркотиков и оружия на моей территории города. Ну, по крайней мере, так думает большинство людей. Люди, которых я пригласил на эту встречу. Люди, которых я хочу убить — те, кто видят меня таким, каков я на самом деле. Я не вписываюсь в общепринятые рамки. То, чего я хочу, выходит далеко за их пределы. Я хочу власти. Абсолютной власти. И ради нее я убью любого, а кого не убью — куплю. Я уничтожу все, что встанет на моем пути: кто бы или что бы это ни было. Понимание этого их пугает. Так и должно быть. Они поддерживали Лоренцо, потому что он был идиотом, а идиотами легко управлять. Ключ к достижению власти в уверенности, что люди, наделенные этой властью, никогда не смогут распоряжаться ею в реальности. Возможно, Лоренцо и был капо, но политика есть политика, и даже гребаный президент обязан держать отчет перед теми, кто стоит ниже его.

Но не я.

Я не буду, и они это видят. Возможно, убийство некоторых самых догадливых из моей структуры и будет выглядеть чуть ли не позорным, но, если они не союзники, значит, они — враги, а умный враг превращается в угрозу. Согласно их положению, все они — расходный материал, пушечное мясо. Как раз то, что мне сейчас нужно.

— Неро! — Марко встает и широко разводит руки, чтобы обнять меня, а заодно проверить на наличие оружия.

Я обнимаю его, и он, широко улыбаясь, целует меня в обе щеки, словно мы с ним гребаные лучшие друзья. Быстро завершив обмен любезностями, бросаю взгляд на двух мужчин, которых Марко привел с собой. Он не вооружен, а вот они, я уверен, да. Ко мне поворачивается Джио, и я вижу, что он думает о том же.

Через несколько секунд входят Бернардо Каро и Габриэль Лама. Бернардо — второй капо в Нью Йорке, а Габриэль — его беспощадная правая рука, обладающая, на мой взгляд, слишком большой властью.

Как я уже говорил, Бернардо, может, и есть то самое лицо с титулом, но истинная власть и уважение на его территории принадлежат именно Габриэлю.

Бернардо обнимает меня так же, как и Марко, но Габриэль всего лишь бандит, низшее звено, поэтому держится поодаль. Мы втроем садимся за стол, и один из парней Марко отходит к небольшому бару в углу, а через несколько секунд перед нами появляются стаканы с виски.

— Жаль, что ты раньше не пригласил нас пообщаться, — говорит Марко на нашем родном языке.

В этом для него и был источник проблемы: я, став новым капо, нарушил дерьмовый обычай и не высказал уважения этому козлу. А я сделал это сознательно. Если бы мне хотелось завести новых друзей, я устроил бы торжественное чаепитие. Но мне гораздо больше по душе торжественное кровопролитие.

Конечно, чтобы выиграть любую игру, нужен противник. Марко, Бернардо и Габриэль — всего лишь пешки, играющие на противоположной стороне доски. Их присутствие необходимо для того, чтобы я пересек доску и взял короля. И я смогу, потому что так хочу.

Все начинается, едва мы садимся. Я смотрю прямо на Марко, когда окно позади него разбивается. Два быстрых выстрела. Его глаза расширяются, и он падает лицом в стол. Мне требуется меньше секунды — и Бернардо валится на пол. В помещении раздаются выстрелы — два тела падают одновременно. А потом … тишина. Джио стоит с поднятым пистолетом — он убил охранников Марко.

Хриплый булькающий стон раздается с противоположной стороны стола, и я подхожу к Габриэлю, лежащему на полу и прижимающему руки к ране в животе. Он смотрит на меня, и из уголка его рта вытекает струйка крови.

— У тебя нет чести, — хрипит он.

Я улыбаюсь.

— Честь — для людей, загнанных в гребаные рамки. Для меня рамок не существует, — я поднимаю пистолет и стреляю ему в голову.

Дело сделано.

Глава 25 Уна

Глядя на Неро через оптический прицел, я сосредотачиваюсь на том, как сжимаются его губы. С виду он сама изысканность и спокойствие, но я замечаю едва уловимое напряжение мышц его челюсти. Он взбешен. Думаю, мне лучше самой начать представление, пока Неро окончательно не вышел из себя и не испортил мне веселье.

Сфокусировавшись на затылке Марко Фиоре, я задерживаю дыхание и нажимаю на курок: первый раз, чтобы разбить окно, второй — чтобы убить. Два быстрых выстрела отдаются эхом в переулке между домом, в котором прячусь я, и зданием, по которому стреляю. У меня под прицелом каждая из целей в том помещении, но действовать необходимо быстро.

Бернардо бросается на пол, но я достаю его пулей в висок. Габриэль практически исчезает из поля зрения, и я, запаниковав, торопливым выстрелом попадаю ему в живот. Твою мать! Не люблю «грязные» убийства и, естественно, стараюсь не оставлять своим жертвам ни малейшего шанса выжить. Но теперь Габриэль вне поля моего зрения, так что, если он еще жив, Неро или Джио придется прикончить его.

Я делаю паузу и жду. Неро поднимается в полный рост, потому что, понятное дело, знает, кто стрелок. С ним все в порядке. Я позволяю ему приблизиться к лежащему на полу Габриэлю, и Неро, что-то сказав ему, наводит на него пистолет и спускает курок. Затем поворачивается к окну, и хотя я знаю, что он меня не видит, но, глядя в прицел, понимаю: его взгляд направлен прямо на меня. Я улыбаюсь, прицеливаюсь и, нажав на курок, простреливаю ему плечо. От удара пули он вздрагивает всем телом, после чего падает на пол.

Что я могу сказать? Это ему на память обо мне.

С улыбкой я поднимаюсь на ноги, быстро разбираю винтовку и складываю по частям обратно в кофр. И мой последний подарок Неро … убедительное алиби. Достаю из кармана карту — бубновую королеву — и прижимаюсь губами к оборотной стороне, оставляя след ярко-красной помады, после чего бросаю ее на пол рядом с четырьмя отстрелянными гильзами. Итальянцы будут прочесывать округу, и вот что они обнаружат. И либо на этом прекратят свои поиски, либо назначат цену за мою голову.

Выйдя из пустой квартиры, я натягиваю капюшон на глаза и спускаюсь по пожарной лестнице. Мой черный «Мерседес» стоит за домом в темном переулке, и я мчусь прямо к нему. Полиция прибудет с минуты на минуту, не сможет докопаться до чего-либо, за исключением того, что была стрельба. Это Америка, и перестрелки здесь — обычное дело. Прыгнув в машину, я покидаю место преступления.

Вот и все. Дело сделано. Я расправилась с парнями из списка Неро. Моя часть сделки выполнена. Я останусь ровно на столько, чтобы убедиться, что Неро исполнит свою часть договора, а потом … Потом я уйду. Мы с Анной уедем туда, где нас никто не найдет.

Свобода всегда казалась мне весьма сладкой и заманчивой перспективой, и все же теперь, когда я почти обрела ее, не могу понять, каково это будет в реальности. В каком-то смысле Неро — похититель и шантажист, заставляющий выполнять его приказы — стал моим темным ангелом-хранителем, в котором я так нуждалась, даже не подозревая об этом. Он дарит мне ощущение безопасности, а в мире, где я живу, безопасность можно сравнить с редчайшим бриллиантом. Впервые в жизни я чувствую, что разрываюсь между тем, что хочу, и тем, что должна. Потому что прежде никогда ничего не хотела.

Я еду через весь город к дому Неро. Его машины пока нет в гараже. Думаю, ему пришлось немного подчистить хвосты и, возможно, раскошелиться на прием врача.

Прихватив кофр с винтовкой, я выбираюсь из машины и пересекаю гараж. Нажимаю кнопку вызова, и передо мной открываются двери лифта. Оказавшись в кабине, я поворачиваюсь лицом к гаражу, вставляю ключ-карту, выданную мне Неро, и двери закрываются. Стоило зайти в квартиру, как на встречу мне выбежал Джордж, виляя обрубком хвоста. Я глажу его по голове и поднимаюсь наверх. Приняв душ, облачаюсь в одну из футболок Неро — мне стало слишком нравиться их носить.

Когда Неро, наконец, возвращается, я сижу на краю кровати в его спальне. Набор для наложения швов приготовлен, но даже если швы уже наложили, то ему, напичканному обезболивающими, нужно будет отоспаться. Джио помогает ему войти в комнату, и при виде меня его лицо принимает озадаченное выражение.

— Ты собираешься снова стрелять в него? — он указывает взглядом на пистолет, пристегнутый к моему бедру, и я улыбаюсь. Неро с хмуро смотрит на меня, прислоняется к дверному косяку, но тут же вздрагивает от боли.

— Ты поверишь мне, если я скажу, что сделала это для твоего же блага? — я смотрю на Неро и, прикусив губу, пытаюсь скрыть усмешку.

— Можешь идти, Джио, — говорит Неро, и ледяное спокойствие в его голосе пугает и возбуждает одновременно.

— Босс, у тебя кровь.

— Иди уже! — на этот раз Неро резко огрызается.

Джио вздыхает и бросает на меня суровый взгляд:

— Если ты убьешь его, я тебя из-под земли достану.

Я демонстративно закатываю глаза.

— Если бы я хотела его смерти, он был бы уже мертв. Хотя процесс охоты мог бы получиться веселым, — я посылаю ему воздушный поцелуй, и Джио, нахмурившись, выходит из комнаты. — Он чересчур серьезен.

Неро направляется ко мне. Я не слышу ничего, кроме стука собственного сердца, а внутри зарождается и нарастает возбуждение. Неро — ходячее обещание боли и наказания, и нечто похожее на страх, возникающее по мере его приближения, заставляет меня улыбнуться. На черном пиджаке не видно крови, но я замечаю влажное пятно на левой стороне груди. Выражение его лица — нечто среднее между болью и яростью, но и то, и другое он пытается скрыть за зловещей маской сдержанности. Неожиданно он сбрасывает с себя пиджак: на белой рубашке под ним, в области левого плеча, расплывается темно-красное пятно. Он подходит вплотную, вынуждая меня откинуться назад, опираясь на вытянутые за спиной руки. Приблизив свое лицо к моему, он очень нежно проводит костяшками пальцев по моей щеке. С моих губ срывается дрожащий вздох, и я замираю в ожидании. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Мое сердце стучит, как оркестровый барабан, посылая по венам адреналин.

Обхватив мою шею пальцами, он проводит подушечкой большого по моей челюсти, оставляя на коже влажный и липкий след крови. Взгляд Неро опускается на мой рот. Подушечка его большого пальца касается моей нижней губы, и мой рот с легким вздохом приоткрывается. Я практически ощущаю на языке привкус его крови. Неро стискивает зубы, с глубоким вздохом прижимается своим лбом к моему и закрывает глаза. Мое тело — каждая мышца — до боли напряжено, как пружина, готовая распрямиться в любую секунду. Неро крепче сжимает мою шею и прикасается губами к моим в едва ощутимом поцелуе. Я вдыхаю знакомый пряный запах, смешанный с металлическим привкусом его крови. Язык Неро касается моего, и из моего горла вырывается стон. Его пальцы скользят по коже моей шеи, после чего сжимаются на горле, и я улыбаюсь.

— Твою мать, ты стреляла в меня, — рычит Неро, дрожа всем телом.

Мои губы кривятся в улыбке, и его глаза опасно вспыхивают.

— Убедительное алиби, — повторяю я сказанные когда-то им же самим слова.

— Мне следует просто убить тебя, — цедит он, свирепо скаля зубы.

Я ахаю, когда он сжимает пальцы на моем горле, притягивая к себе. Его губы прямо перед моими, и я ловлю себя на том, что сама тянусь навстречу. Неро рычит и прикусывает мою нижнюю губу так сильно, что появляется кровь.

— Ты не можешь убить свою королеву, — выдыхаю я.

— Моя королева мне больше не нужна.

Я смеюсь, и он толкает меня на кровать. Мы оба знаем, что на самом деле он никогдаво мне не нуждался. Я одна из пешек в его игре, но мне все равно.

— Ну, так что же, Неро? Ты убьешь меня или поцелуешь?

Его глаза цвета виски встречаются с моими, после чего взгляд опускается на мой рот. Он проводит большим пальцем по моим губам, вынуждая их приоткрыться.

— Ах, Morte. И то, и другое. Всегда, — он сильнее вдавливает меня в матрас, сжимая рукой горло и, давя на него всем своим весом, полностью перекрывает доступ кислорода. Он смотрит на меня — его глаза прожигают меня насквозь. И в этот момент обнажается она — его ярость. Чистая необузданная ярость. Монстр вырвался из клетки и пришел поразвлечься. Это наше естественное состояние. Он, сжимающий рукой мое горло, и я, сопротивляющаяся каждому его действию только для того, чтобы в конечном итоге уступить.

Хватая ртом воздух, я цепляюсь за его запястье. Он давит еще сильнее, и мое сердце ускоряет темп, накрывая меня волной страха и гоня адреналин по венам. И я хочу этого. Я всегда этого хочу. Потянувшись вперед, я хватаю Неро за плечо и вжимаю пальцы в окровавленное пятно на его рубашке, пытаясь нащупать рану через повязку, которую наспех наложил Джио. Неро с ревом откидывается назад. Пользуясь случаем, я вырываюсь и искусным маневром опрокидываю его спиной на кровать. Злобно глядя на меня, он скрипит зубами.

— Веди себя хорошо, — я склоняюсь над ним, усевшись сверху. Мои губы так близко, что я чувствую его дыхание. Основанием ладони я надавливаю на его плечо — Неро стискивает зубы и с шипением выдыхает. Я улыбаюсь и прикусываю его нижнюю губу. Он резко садится, застав меня врасплох, и яростным движением рвет на мне футболку. Мне нравится, что в пылу азарта он превращается в животное, управляемое инстинктами. Рана на плече, кажется, совсем не беспокоит Неро, пока я расстегиваю пуговицы на его рубашке. Его рот агрессивно прижимается к моей шее: целует, кусает, терзая чувствительную кожу горла и ключицы.

Неро швыряет меня на кровать и переворачивает на живот с такой легкостью, словно я ничего не вешу. Мой слух улавливает звон пряжки его ремня, шорох ткани … Мое тело дрожит в предвкушении, кожа покрывается мурашками в ожидании тепла его прикосновений. Пальцы Неро сжимаются на моих бедрах, и он, протащив меня по всей кровати, ставит на четвереньки. Я приподнимаюсь на руках, и горячая кожа его груди касается моей спины. Густые капли крови падают на мое плечо, скатываются по боку, скользя по ребрам, и стекают на кровать. Красные капли ложатся на светло-серые простыни, окрашивая ткань в бурый цвет. Эта кровь … она что-то делает со мной. Кровь и секс — это настолько опьяняющая комбинация. Она — явное доказательство насилия — лишь подпитывает мое желание. Его рука ложится мне на затылок и прижимает лицом к кровати. Ладонь второй руки скользит по внутренней поверхности моего бедра, после чего я чувствую, как пальцы Неро вторгаются в мою киску. Ахнув, я цепляюсь зубами в собственную руку, чтобы подавить стон.

— Такая чертовски влажная. Это попытка убить меня настолько тебя возбудила? — говорит он, двигая пальцами внутри меня.

— Мне нравится, когда ты злишься, — выдыхаю я.

Он смеется.

— Да, детка, я чертовски зол, — ощущение его пальцев во мне незаметно исчезает, и, не дав мне опомниться, он толкается в меня членом с такой силой, что воздух со свистом вылетает из легких. Из моего горла вырывается сдавленный мучительный стон. Неро не дает мне шанса прийти в себя и снова входит с такой силой, словно хочет выплеснуть всю свою ненависть. Я улыбаюсь, наслаждаясь каждым дюймом его ярости. — Я разорву тебя надвое, прежде чем кончу сам, — рычит он, и я чувствую падающие мне на спину капли крови. Его пальцы с такой силой впиваются в мои бедра, что я чувствую, как сдирается кожа. Я выгибаю спину, и Неро с диким рычанием проникает в меня настолько глубоко, словно хочет забраться в самую душу.

— Да! Сломи меня, Неро! — со стоном умоляю я, взывая к его разрушительной силе и ища наказания и спасения для себя, дать которые могла только его необузданная ярость.

Он еще сильнее вколачивает в меня свой член, и это больно. Но к боли примешивается глубинное удовольствие — таких ощущений прежде я никогда не испытывала. Сердце сжимается, и я словно взрываюсь изнутри: волны удовольствия заполняют каждую клетку моего тела. Я выкрикиваю его имя снова и снова, как проклятье, и Неро, издав звериный рык, делает последний толчок и замирает. Пару секунд спустя он отстраняется от меня и тут же падает спиной на кровать. Колени подкашиваются, и я опускаюсь на живот, изо всех сил пытаясь восстановить дыхание. Это было … неуправляемо. Я всегда старалась все контролировать и держать дистанцию. Все время старалась быть рациональной. И вот внезапно Неро заставил меня желать совершенно противоположного.

Мне нравится ходить по лезвию ножа: трахаться с ним, зная, что, как только все закончится, мы запросто можем убить друг друга. Возможно, я ошибаюсь, но мы нуждаемся друг в друге, хотим друг друга, в то же время прекрасно понимая, что это последнее, к чему должен стремиться каждый из нас. Возможно, мы друг для друга как раз то, что нам нужно. Хотя … если я верю в это, значит, я действительно безнадежно испорчена.

Я обнимаю Неро и вижу в нем свое порочное отражение. Повернув голову, я смотрю на него. Его грудь мощно вздымается и опускается, кожа блестит от пота. Кровь не перестает сочиться сквозь повязку на его плече.

— У тебя кровотечение, — шепчу я, слегка касаясь пальцами липкого, влажного бинта. Пальцы Неро обхватывают мое запястье — после такой хватки запросто останутся синяки.

— Все в порядке. Скоро придет врач.

Покачав головой, я сажусь и осторожно сдвигаю повязку: из аккуратного пулевого отверстия безостановочно вытекает кровь. Обычно это не проблема, но с того момента, как я выстрелила в него, прошел час, плюс сердечный ритм сейчас ускорен.

— Сейчас вернусь, — говорю я, встаю с кровати и достаю из шкафа его очередную футболку. Потом спускаюсь вниз, открываю кофр с винтовкой и достаю из пластиковой ячейки один патрон. Зайдя в кухню, беру оставленный здесь шомпол и возвращаюсь в спальню. Неро неподвижно лежит с закрытыми глазами, а на простыне под ним расплывается кровавое пятно. — Мне нужно, чтобы ты сел. Это будет больно.

Неро открывает глаза и с кряхтением садится.

— Больнее, чем когда в тебя стреляют?

— Гораздо больнее.

Неро смотрит на меня, и я пожимаю плечами.

— Ты хочешь истечь кровью?

Он прикрывает глаза и не открывает их бесконечно долгую секунду.

Зажав зубами патрон, я снимаю с гильзы свинцовую оболочку. Ранение сквозное, поэтому единственный быстрый способ остановить кровь … ну, это неприятно, но того стоит. Я снимаю повязку с плеча Неро и прижимаю патрон торцом к пулевому отверстию. Бросив быстрый взгляд на его лицо, я делаю глубокий вдох и проталкиваю патрон в рану. Вытаращив глаза, Неро рычит и скрежещет зубами: — Какого хрена ты творишь?

— Не будь ребенком, — я вдавливаю шомпол в открытый край гильзы и нажимаю, проталкивая ее через сквозную рану. Неро рычит, и я почти уверена, что он убьет меня, не дав закончить. Гильза выскакивает из плеча, и кровотечение усиливается. Неро покачивается, его дыхание становится быстрым и поверхностным. Кровь струей стекает по его торсу, потом вниз, по мускулистому животу, и впитывается в ткань трусов. Подняв с пола пиджак Неро, я достаю из кармана зажигалку и откидываю крышку. Наморщив лоб, он смотрит на меня из полуопущенных век.

— Зачем тебе зажигалка? — от боли и большой кровопотери его язык слегка заплетается.

— Прости меня.

Со мной проделывали подобную манипуляцию, и это была самая ужасная боль из всех, что я когда-либо испытывала. И уж если я это говорю, значит, так и есть.

Я подношу пламя ближе к краю раны. Маленькая искра — и Неро ревет, как раненый зверь. Каждая мышца его тела сокращается, вены на висках бешено пульсируют, и он практически без сознания мешком валится на подушки. Грудь его быстро поднимается и опускается.

Если протолкнуть открытую гильзу через сквозную рану, порох останется внутри. Загораясь, он мгновенно прижигает поврежденные ткани, уничтожая любую инфекцию и останавливая кровотечение. Рана заживает намного быстрее, но боль сильнее, чем в момент ранения.

Приподняв его ноги, я сдвигаю их, удобнее устраивая Неро на кровати. Взяв маленький шприц с морфином, приготовленный заранее вместе с набором для наложения швов, я делаю ему укол в вену. Через несколько секунд его глаза закрываются, и он отключается. Мне удается наложить повязку на входное и выходное отверстие раны. Посидев в нерешительности на краю кровати, я все же убеждаю себя, что должна спать с ним, чтобы контролировать его состояние. Поэтому ложусь рядом и постепенно засыпаю под звуки его ровного, ритмичного дыхания.

***

Мне снова, как и много раз до этого, снится все тот же сон. Ко мне подходит Николай и вкладывает пистолет в мою дрожащую руку. Напряжение сковывает грудь, чувства вины и сожаления засасывают меня в свой черный омут. Я смотрю на противоположную стену, к которой прикован Алекс. Только на этот раз там не Алекс.

На меня смотрит Неро. На его лице ни единой ссадины, на обнаженном мускулистом торсе нет крови, которой обычно в изобилии в этом кошмаре.

Николай убирает прядь волос с моего лица.

— Стань той, кем должна была стать, голубка, — подушечка его большого пальца скользит по моему подбородку. Я закрываю глаза, и слеза скатывается по моей щеке. — Всади пулю в голову: либо ему, либо себе, — скрипит зубами Николай, почти касаясь губами моего лица.

Я открываю глаза и вместо того, чтобы увидеть Алекса, умоляющего меня выстрелить в него, вижу Неро, и он приказывает мне сделать это. Легкая улыбка появляется на его губах, и моя рука непроизвольно двигается, поднимая пистолет, словно я всего лишь веревочная марионетка. От паники к горлу подкатывает ком, и я, задыхаясь, отчаянно пытаюсь опустить пистолет.

Я смотрю на Неро, и слезы текут по моему лицу, когда понимаю, что должно произойти. Он смотрит на меня с дерзкой улыбкой.

— Делай свое грязное дело, Morte.

Мой палец давит на курок, звук выстрела эхом разносится по комнате, тело Неро, прикованное за руки, обвисает.

— Неро! — кричу я и падаю на колени.

Я просыпаюсь от того, что не могу дышать. Глаза затуманены от слез. Тело дрожит. Я пытаюсь сделать вдох. Рядом слышится болезненное кряхтение Неро, затем его рука опускается на мое лицо, но он снова падает на подушки и шипит сквозь стиснутые зубы. Я сердито смахиваю предательские слезы и выскальзываю из кровати. В голове, не переставая, звучит голос Николая: «Ты — оружие, а оружие не плачет».

— Куда ты пошла, Morte? — каждое слово произносится с усилием, и я знаю, насколько ему больно.

— Скоро вернусь, — пользуясь случаем, я иду на кухню, чтобы прихватить оттуда аптечку. В ней есть разные обезболивающие и еще пара ампул морфина. Взяв шприц и иглу, я возвращаюсь в комнату. Обрывки сна крутятся в голове, как сцены из фильма ужасов. Но потряс меня не сам сон, а то, как сильно я переживала, убив Неро. Я не помню, чтобы меня охватывало такое чувство потери даже тогда, когда убила Алекса. Я любила его, но всегда знала, что это плохо закончится. Мы росли в аду, и он никогда не стал бы настолько сильным, чтобы перенести все уготованные на нашу долю зверства. Он был слишком добрым, слишком слабым. Он слишком сильно любил и слишком многим жертвовал. Неро же, напротив, всегда видится мне несокрушимым, несгибаемым, как утес, противостоящий урагану. Неро — это не Алекс. Неро — нечто большее. Неужели я не понимаю, что представляю для него такую же опасность, как и он для меня? Сон был слишком близок к правде и казался очень реальным.

Вернувшись в спальню, я сажусь на край кровати и включаю ночник. Неро стонет и, щурясь от света, поворачивает лицо ко мне. Вид у него бледный — от привычной золотистой смуглости не осталось и следа. Он смотрит на меня, и я, опустив взгляд на зажатую в руке ампулу, начинаю сосредоточенно вскрывать упаковку шприца.

Он обхватывает мой подбородок своими сильными пальцами и заставляет взглянуть на него.

— Не прячься от меня, Morte.

— Я и не прячусь.

Его глаза слегка щурятся, а уголки губ приподнимаются в некоем подобии улыбки. Неро убирает руку от моего подбородка и проводит большим пальцем у меня под глазом.

— Ты чертовски красива, когда плачешь, — мрачно говорит он.

Я зажмуриваюсь, а его большой палец, скользнув по щеке, мягко обводит контур моих губ.

— Расскажи мне о своем сне. Ты выкрикивала мое имя. Я причинил тебе боль?

Открыв глаза, я сосредотачиваюсь на его губах, потому что не хочу смотреть ему в глаза.

— Скажи мне, что может заставить плакать саму смерть, — шепчет он, убирая руку.

— Я стреляла в тебя, — признаюсь я.

Его губы сжимаются, и я, подняв глаза, встречаю взглядом его лицо с приподнятыми бровями.

— Да, ты стреляла, — сухо отвечает он, пристально глядя на меня своими темными глазами.

Я качаю головой.

— Я убила тебя.

— Ты убила многих.

— Это … — мой голос обрывается, слова застревают в горле, а Неро, склонив голову набок и прищурив глаза, наблюдает за мной. — Там все было по-другому. Я чувствовала себя … чудовищем, — хрипло выговариваю, не в силах объяснить ему причину. Когда во сне я нажимала на курок, у меня душа словно разрывалась на части. Не хочу, чтобы Неро для меня что-то значил.

— Потому что ты и есть чудовище, — он ослепительно улыбается. Это случается настолько редко, что я не могу оторвать от него глаз. Он так красив.

— Держать в руках своего внутреннего монстра или позволить ему завладеть тобой. Вот разница между гениальностью и безумием, Morte, — Неро морщится и манит меня пальцем. Не говоря ни слова, я забираюсь к нему на колени и усаживаюсь, оседлав его бедра. Неро ухмыляется, а я, зарывшись пальцами ему в волосы, притягиваю его к себе. Мои губы прижимаются к его губам, и весь хаос в голове стихает, потому что на эти несколько секунд все вокруг перестает для меня существовать. Такое единение с ним дарит мне ощущение защищенности. Рядом с Неро я чувствую себя в безопасности, и это чертовски пугает, потому что такие люди, как мы, никогда не бывают в безопасности.

Он скрытный и порочный, но ведь и я тоже, и мне хочется греться в лучах его порочности. Я хочу находиться в его руках, в его власти. Хочу чувствовать себя под его защитой и знать, что Неро — тот, кого все боятся.

Прижавшись лбом к его лбу, я закрываю глаза и вдыхаю его запах. Мы оба знаем: что бы это ни было — все временно. Но сейчас я хочу того, чего не испытывала никогда. Почувствовать его. Нас. Все это вместе.

Когда я просыпаюсь утром, Неро все еще спит. Перед тем как лечь спать прошлой ночью, я сделала ему укол морфина, и сейчас его грудь равномерно поднимается и опускается, свидетельствуя о ровном, глубоком дыхании. Рука Неро крепко обнимает меня за талию, прижимая к его телу. Я провожу пальцами по гладкой и горячей коже его груди, желая быть как можно ближе к его обжигающему жару, ведь он дарит мне ощущение, что я больше никогда не окажусь во власти холода.

Я вздрагиваю от неожиданности, когда на тумбочке начинает жужжать и вибрировать телефон. Торопливо выбираюсь из объятий Неро, хватаю трубку и смотрю на экран. Дерьмо.

Встав с кровати, я выхожу из комнаты, тихо закрываю за собой дверь и отвечаю на звонок.

— Николай.

— О, голубка, — напевно говорит он по-русски. — Я скучал по тебе.

— Я тоже по тебе скучала, — это скорее обманчивая привычка, нежели что-то другое, но я испытываю к Николаю некое чувство — своего рода привязанность — в той степени, на которую способна.

— У меня есть для тебя работа. Очень важное дело. Личная просьба моего друга. Он хочет, чтобы это сделала именно ты.

В моей голове проносится тысяча мыслей, но главная из них о том, что мне придется уйти. И я, естественно, уйду. Я всегда планировала это сделать.

— Где?

— Майами. Для тебя уже забронирован билет. Вылет сегодня из аэропорта Кеннеди.

Проклятье, совсем скоро.

— Работа срочная. У тебя есть только сорок восемь часов, а потом твоя цель покинет страну.

— Хорошо. У тебя есть для меня какая-то информация? — в большинстве случаев я самостоятельно готовлю почву для выполнения работы, но когда на все про все два дня … клиент обычно предоставляет информацию, а Саша делает остальное.

— Саша тебе в помощь.

На мгновение воцаряется тишина, а потом в динамике раздается голос Саши:

— Твоя цель — Диего Россо.

Диего Россо — кубинский торговец оружием с отвратительной привычкой продавать его всем желающим. На самом деле он занимает восемнадцатую строчку в списке тех, кого с особым рвением разыскивает ФБР. Виной тому его довольно дружеские отношения с террористами Сирии и Ирана. За последние несколько лет его имя не раз всплывало, и с его связями я неплохо знакома.

— Я просмотрел выписки с его банковских карт и выяснил, что каждый раз, находясь в Майами, он совершает несколько платежей за услуги эскорт-агентства, — Саша говорит строго по делу. — Я взломал сервер агентства и обнаружил, что на завтра у них имеется заказ от некоего мистера Джулиана Торреса — это его псевдоним.

— Девушка, которую он заказал?

— Сейчас пришлю ее имя и адрес.

— Спасибо, — я завершаю звонок, но остаюсь в коридоре. Прислонившись к стене и прижав телефон к подбородку, я обдумываю все, что необходимо сделать, чтобы закончить свои дела здесь. Хотя что тут заканчивать? Мой вынужденный уход ничем не скрасить. Впервые в жизни предстоящее убийство меня совсем не привлекает. Но главная моя забота — Анна. Я выполнила работу для Неро, теперь он должен исполнить свою часть договора. Я исполню этот заказ, но обязательно вернусь. И буду возвращаться до тех пор, пока он не найдет ее.

Я спускаюсь вниз, чтобы собрать свои вещи: оружие, боеприпасы, деньги, ноутбук. Забрать все это с собой невозможно, поэтому пока убираю в шкаф. Медленным шагом я поднимаюсь по лестнице и прохожу по коридору. Ладонь зависает над дверной ручкой его спальни, и я испытываю желание не входить. Можно просто оставить записку и уйти, но так поступают слабаки. А я — не слабая.

Глава 26 Неро

— Неро?

Услышав голос Уны, я несколько раз моргаю и открываю глаза. Ее ладонь прижата к моей груди, поэтому сначала я смотрю на руку, а потом мой взгляд поднимается к лицу, на котором читается явное беспокойство. Уна полностью одета: на ней черные спортивные брюки и черный лонгслив. Распущенные волосы обрамляют ее лицо и каскадом спускаются по плечам.

— Что случилось? — спрашиваю я.

Она смотрит на меня и, тяжело сглотнув, хладнокровно заявляет:

— Я выполнила свою часть сделки. Мне нужна моя сестра.

Секунду я всматриваюсь в нее, пытаясь проникнуть сквозь защитную браваду.

— И ты ее получишь. Она в Хуаресе у моего человека.

Ее глаза расширяются.

— И все это время она была там?

— С прошлой недели. Чтобы вывезти ее из Мексики, потребуется несколько дней.

Уна смотрит на меня, нахмурив брови, и я, оттолкнувшись от матраса, сажусь, борясь с желанием лечь обратно, потому что левую часть тела буквально раздирает от боли. Она встает с кровати и, отступив на шаг, скрещивает руки на груди. Прижав левую руку к телу, я поднимаюсь на ноги и, не обращая внимания на Уну, направляюсь в ванную. Такое ощущение, что при каждом шаге кто-то бьет меня в плечо, и, честно говоря, в данный момент Уна вызывает во мне далеко не нежные чувства.

— Тогда я вернусь через несколько дней, — небрежно бросает она.

Я застываю на месте, медленно разворачиваюсь и направляюсь к ней. Она следит за выражением моего лица, вызывающе подняв подбородок и сжав челюсти. Мне хочется рассмеяться над ее дерзким видом.

— Откуда вернешься? — я стараюсь сдерживаться и не повышать голос.

— Из Майами. Николай вызвал на работу.

Я фыркаю и насмешливо улыбаюсь. Гребаный Николай.

— Значит, хозяин щелкнул пальцами, и ты сразу бежишь.

Я вижу, как она сжимает кулаки и делает глубокий вдох. Ее преданность ему непоколебима, потому что ничего другого в своей жизни она не знала. Николай — вот все, что она знает.

— Я — наемная убийца, так что — да! — когда нужно кого-то убить, я это делаю.

Мы смотрим друг на друга долго. Я хочу остановить ее, и она это знает. Но я не буду ее останавливать — и это тоже известно нам обоим.

— Тогда езжай, — говорю я сквозь стиснутые зубы.

— Береги себя, — шепчет она, указывая кивком головы на мое плечо.

— Разве не я должен сказать тебе это?

Усмехнувшись, она перебрасывает волосы через плечо:

— Я — Поцелуй смерти.

Шагнув вперед, я обхватываю здоровой рукой затылок Уны и притягиваю ее к себе — между нашими лицами меньше дюйма.

— Нет, Morte, ты — моя, — я наклоняюсь, провожу губами по ее щеке, шепчу ей в ухо: — Помни об этом, — и, оставив легкий укус на челюсти, отпускаю ее и отступаю назад. Наши глаза встречаются, и слова, которые ни один из нас не готов произнести вслух, повисают между нами, делая воздух густым от напряжения.

В итоге я разрываю наш зрительный контакт, разворачиваюсь и иду в ванную. Закрыв изнутри дверь, я прислоняюсь к ней спиной и жду, когда Уна уйдет. В ту секунду, когда слышу, как закрывается дверь моей спальни, я хватаю первое, что попадает под руку — флакон жидкого мыла — и запускаю в зеркало. Стекло разбивается и разлетается тысячей осколков, словно бросая в меня мое же собственное разбитое отражение. Боль пронзает плечо, и я стискиваю зубы. Уна сожгла меня изнутри — в прямом и переносном смысле. Я чертовски ее хочу.

Она вернется, но несколько дней — это слишком долго. У нее есть цель, а мне прекрасно известно, каким способом Уна подбирается к своим клиентам. Я представляю, как она целует другого мужчину, позволяет ему прикасаться к себе, ждет, когда он уткнется лицом в основание ее шеи и потеряет бдительность настолько, чтобы получить нож в спину. Я так ясно себе все представляю … и это сводит меня с ума. Уна, мать ее, моя, и ей не убежать от этого.

Уна отсутствует всего шесть часов, и сколько бы я ни старался заняться делом, пытаясь заставить себя не думать о ней, все безрезультатно. Чем больше представляю себе ее работу, тем больше теряю самообладание. Я знаю, что когда она соблазняет клиентов, это не всерьез. Но они-то этого не знают и считают, что имеют на нее право. И пусть потом она убивает их — это их проблемы. Мне от этого легче не становится.

Из этих мыслей меня вырывает телефонный звонок. На экране высвечивается латиноамериканский номер. Я отвечаю:

— Да.

— Неро, у меня есть информация, которая может быть тебе интересна.

Рафаэль. Он говорит с небольшим акцентом, из-за чего создается впечатление, что он с особой тщательностью подбирает слова.

— И во что обойдется мне эта информация?

Он смеется.

— Считай это дружеским одолжением.

Мы явно с ним не друзья.

— Я слышал, ты знаком с любимицей русского психа.

Я стискиваю зубы.

— При чем здесь она?

Он делает паузу и глубоко вздыхает.

— Ходят слухи, что она настоящая красотка, прямо как ее сестра. Ей будет стыдно, если ее сестрица отдаст концы.

Откуда, черт возьми, он знает, что Анна — сестра Уны? Этого никто не знает, кроме меня, Уны и самой Анны. Хотя … Анна ведь у него. Кто знает, какую информацию этот ублюдок мог попытаться вытянуть из нее.

Я ничего не говорю, потому что в данной ситуации слова опасны.

Он снова усмехается.

— Пять миллионов долларов — большие деньги.

— Пять миллионов долларов за что? — резко спрашиваю я.

— За ее прелестную головку, естественно. Я слышал, Лос Сетас отправили за ней своего лучшего киллера. Он сейчас в Майами. Интересно, так ли хорош Ангел Смерти, как говорят?

— У твоего дружеского одолжения есть цена? — спрашиваю я.

— Просто помни о нем, — отвечает он.

Другими словами, он может припомнить мне это в любой момент.

— Тик-так, Неро. Беги, капо, беги, капо, беги, капо, — напевает он в трубку и завершает звонок.

Глава 27 Уна

Обычно мне нравилось в Майами, но, кажется, я подхватила какую-то заразу, а тут еще жара и влажность, которые тоже не способствуют избавлению от тошноты, не покидавшей меня с момента вчерашнего ухода от Неро. Я останавливаюсь на тихой с виду улице, укрытой тенью от пальм, и выхожу из машины.

Апартаменты Элейн Мэттьюс находятся в небольшом здании рядом с Южным пляжем. Так сразу и не найдешь: несколько железных лестниц и дорожка вдоль всего первого этажа. Стучу в дверь и жду. С той стороны доносится шарканье шагов. Она открывает дверь: спортивный костюм, собранные в небрежный пучок волосы и нахмуренные брови.

— Да?

Наверное, я могла бы придумать тысячу причин для того, чтобы она пригласила меня войти, но голова у меня пульсирует от боли, так что не до тонкостей. Поэтому я просто толкаю ее в плечо, впихивая обратно в квартиру.

— Привет! — захлопнув за собой дверь, я втыкаю иглу маленького шприца ей в шею и надавливаю на поршень. Она тянется рукой к месту укола, но глаза ее начинают закрываться. Смесь кетамина и рогипнола действует быстро и вырубит ее минимум часов на восемь. А когда она проснется, то ничего не вспомнит. Одним слагаемым в нашем примере меньше.

Одергивая подол короткого платья, я выхожу на Оушен-драйв, направляясь от своего автомобиля к отелю «Бикон». Улица переполнена — такое ощущение, что ты оказался в центре карнавала. Повсюду народ: уличные артисты, девушки в бикини, дефилирующие взад-вперед и держащие в руках рекламные плакаты различных баров. Тротуары заставлены столами и стульями уличных кафе. Люди сидят, попивая коктейли: их стаканы, должно быть, размером с мою голову, а содержимое дымится и пузырится, словно колдовское зелье. По самой Оушен-драйв снуют автомобили: хромированные Кадиллаки и спорт-кары с рычащими турбированными движками и грохочущим из колонок хип-хопом. Общая атмосфера уличной вечеринки, так что в своем развратном платье я нисколько не кажусь здесь неуместной.

Толпы людей и громкая музыка, звучащая из каждого бара, — от всего этого я ощущаю сенсорную перегрузку. Повинуясь своей привычке, я прислушиваюсь и внимательно изучаю окружающее пространство на предмет возможных угроз и, готова поклясться, что чувствую на себе чей-то взгляд, но не могу … не могу сосредоточиться из-за всего этого шума. Оглядываюсь через плечо, пытаясь обнаружить слежку. Толпа настолько плотная, что я не смогла бы быть уверенной, даже если нападавший стоял бы прямо за моей спиной.

Ускоряю шаг и, наконец-то, добираюсь до отеля — здания в стиле арт-деко, стоящее этаким бельмом посреди скопления клубов и ресторанов. Честно говоря, будь я торговцем оружием в розыске, точно выбрала бы это место. Если потребуется сбежать, то за считаные секунды можно затеряться в постоянно прибывающей толпе или незаметно проскользнуть в любой из десятков баров, попадающих в поле зрения. Умно. Но я не из ФБР и нахожусь здесь не для того, чтобы надеть на него наручники. Он не станет убивать меня.

Войдя внутрь, я вдыхаю прохладный кондиционированный воздух. Музыка с улицы по-прежнему слышна, но теперь это просто приглушенный гул. Цокая каблуками по выложенному плиткой полу, я изучаю взглядом изогнутую смотровую галерею на втором этаже. Справа от меня бар, и я сразу же замечаю Диего. Фотография, присланная Сашей, была нечеткой, сделанной с камеры наблюдения, но этого было достаточно. Подойдя к нему, я сажусь на барный стул рядом и, даже не взглянув на него, заказываю водку. Бармен отходит, чтобы выполнить мой заказ, и я поворачиваюсь лицом к Диего.

У него типичный для Майами прикид: льняные брюки и белая рубашка, три верхние пуговицы на которой расстегнуты. В вороте рубашки видны черные волосы на груди и массивная золотая цепь на шее. Голова почти полностью обрита. Полагаю, он обычный парень.

— Джулиан?

Он переводит взгляд на меня. В одной руке у него стакан, в другой — сигарета. Вдохнув идущий от нее дым, я сразу вспоминаю Неро и его запах: сигаретный дым, смешанный с дорогим одеколоном.

Диего улыбается и делает затяжку. В его руках сигарета — это просто атрибут вредной привычки (чем она, собственно, и является), в то время как у Неро обычный процесс курения выглядит настоящим искусством.

— Ты кто? — спрашивает он. Его акцент — это странная смесь американского, кубинского и испанского.

— Изабель. Меня прислало агентство, — я протягиваю ему руку и ослепительно улыбаюсь.

— А где Элейн? — спрашивает он, и в его голосе слышны нотки подозрения. Дерьмо.

— Она не смогла. В агентстве решили, что я тебе понравлюсь, — я стараюсь, чтобы голос звучал как можно соблазнительнее, и выражение лица Диего смягчается. Его взгляд снова скользит по моему телу и останавливается на бедрах: как раз в том месте, где заканчивается платье. Поднеся стакан к губам, он кивает и делает глоток. Господи, неужели нет способа получше поднять девушке самооценку? Бармен двигает по стойке мой заказ, и я, взяв в руку стакан, делаю большой глоток дерьмовой водки. — Ты из Майами?

Он залпом допивает содержимое своего стакана и с грохотом опускает его на барную стойку.

— Я пришел сюда не для того, чтобы вести с тобой разговоры.

Я ухмыляюсь: убийство этого парня доставит мне удовольствие.

— Конечно, — и, запрокинув голову, допиваю водку. — Пойдем?

Он слезает с барного стула и на удивление протягивает мне руку. Я принимаю ее и, коснувшись пальцами его ладони, чувствую на ней грубые мозоли. Это хорошо — значит, он не почувствует, что мои руки такие же мозолистые. Я могу нацепить любую маску и стать тем, кем захочу, но боец всегда остается бойцом, и некоторые доказательства просто невозможно скрыть. Костяшки моих пальцев шершавые, а кожа покрыта серебристыми полосками шрамов. Пару раз я на этом спалилась.

Мы выходим из бара, и я позволяю ему обнять меня за талию, стараясь сдерживать свои далекие от правил этикета инстинкты. Скоро мы убьем его. Уже скоро, — уговариваю я злого маленького демона, живущего во мне.

Едва мы заходим в лифт, как я оказываюсь прижатой спиной к зеркальной стенке. Его губы на моей шее, а руки — на моих обнаженных бедрах. Я даже толком не слышу, как открываются двери, а он уже вытаскивает меня из лифта. Подыгрываю ему, позволяя подталкивать меня спиной вперед по коридору. Господи, когда этот парень в последний раз трахался? Моя спина ударяется о дверь, и он, практически забравшись мне в трусы одной рукой, второй пытается открыть номер магнитной картой. Я стискиваю зубы, сдерживая подступающую к горлу желчь. Еще несколько секунд. Его губы приближаются к моим, и я пытаюсь отстраниться, когда дверь за моей спиной щелкает и, наконец-то, открывается. Его рука обнимает меня за талию, уберегая от падения назад. Сопротивляясь его попыткам протолкнуть язык мне в рот, я сжимаю губы. Он смеется и довольно сильно толкает меня, отчего я чуть не падаю на спину.

Дверь захлопывается, погружая нас в полную темноту, и в эту самую секунду во мне начинает шевелиться червячок беспокойства. Что-то здесь не так.

— Дерьмово ты изображаешь шлюху, — мурлычет он.

Я не успеваю вникнуть в смысл этих слов, как его рука сжимается на моем горле, и, почти приподняв над полом, он швыряет меня на прикроватную тумбочку. У меня вырывается стон, и я моргаю, пытаясь приспособить зрение к тусклому свету, проникающему в окно. Дотягиваюсь до упавшего рядом со мной светильника и, когда этот урод снова приближается ко мне, щелкаю выключателем. Тут же вскочив на ноги, бью его светильником по лицу. Лампочка разбивается, и осколки вонзаются ему в кожу. Он кричит что-то по-испански. Кровь течет по его щеке. Я наношу ему резкий удар в почку, но он в ответ бьет меня с такой силой, что я снова падаю на пол. Господи, кто этот парень?

Я сплевываю кровь изо рта и, с хрустом дернув шеей из стороны в сторону, снова набрасываюсь на него. На каждый мой удар он отвечает ударом вдвое сильнее. Такого боя у меня не было со времен обучения, ведь деремся мы не на жизнь, а на смерть, и оба это понимаем.

Швырнув меня на кровать, он наваливается сверху и сжимает руками мое горло. Подонок и не думает ослаблять хватку, нет, он давит так сильно, что вполне может сломать мне шею, не говоря уже о том, чтобы задушить. Я наношу ему удар в висок, но это ничего не дает. Собравшись с мыслями, я заставляю себя не паниковать, а начать думать. Или принять смерть. Моя правая рука зажата между нашими телами. Если бы у меня получилось… Мне удается повернуть запястье настолько, чтобы высвободить лезвие, спрятанное в браслете, после чего я дважды втыкаю его в промежность ублюдка. Он с ревом скатывается с меня. Я втягиваю в легкие драгоценный воздух и, кашляя, переворачиваюсь на живот. Он хватает меня сзади за шею и швыряет через всю комнату, а потом, силком подняв на ноги и прижав локоть к и без того травмированному горлу, придавливает к стене.

— Ты станешь неплохим призом, Ангел Смерти, — шипит он мне в лицо.

Ангел Смерти. Так меня называют только мексиканцы. Что, черт возьми, я такого сделала, что они разозлились на меня?

Всем своим весом он давит мне на горло, и я впиваюсь ногтями в его лицо, а потом надавливаю большими пальцами на глаза. Он рычит, и вдруг … БАХ! Боль пронзает мое предплечье, а ублюдок падает на пол. Мертвый. Я поворачиваюсь лицом к темной фигуре, поднявшейся со стула в углу комнаты.

— Теряешь хватку, Morte, — произносит тихий голос.

Неро. Какого черта? Упираясь растопыренными пальцами в колени, я наклоняюсь вперед, пытаясь заставить свою травмированную гортань принять участие в дыхании. Взглянув на предплечье, вижу ярко-красную полосу — след от пули. Сволочь.

— Один-один. И какого черта ты здесь делаешь? — я выпрямляюсь, когда Неро начинает приближаться ко мне. Он обводит взглядом мое едва прикрытое тело и приподнимает бровь.

— Такая, значит, у нас работа?

Сверкнув на него глазами, я одергиваю задранный подол платья, из-под которого видны трусики.

— Почему. Ты. Здесь? — с хрипом спрашиваю я.

Его рука тянется вперед, пальцы ложатся на мой подбородок и больно сжимают его. Гневные молнии вспыхивают в глазах Неро, словно предвестники надвигающейся бури, и он раздраженно сжимает челюсти.

— Ты собиралась трахаться с ним? — тихо рычит он.

Нахмурив брови, я впиваюсь в него взглядом.

— ЧТО?

— Ты собиралась трахаться с киллером? — повторяет Неро, и его голос звучит тихо, даже спокойно. А это всегда вселяет тревогу. Жаркие волны агрессивного напряжения, исходящие от него, предвещают нечто гораздо более сильное.

— Я собиралась убить его. Или это небольшое шоу показалось тебе романтичным? — Естественно, для Неро такое в порядке вещей. — На самом деле можешь не отвечать, — Потому что именно так выглядит идеальная прелюдия для Неро.

— А если бы он попытался тебя убить? — Неро вздернул бровь.

— В действительности я думаю, ты упускаешь один важный момент: он и собирался, мать твою, меня убить!

Резким движением руки Неро поворачивает мою голову в сторону и приближает свои губы к моему уху.

— Слушай очень внимательно, Morte. Ты можешь сбегать, можешь умотать на край земли, если хочешь — мне все равно. Но ты — моя. И эта киска моя. И эти чертовы губы тоже мои, — говорит он, отстраняясь и проводя большим пальцем по моей нижней губе. — Попробуй еще раз поцеловать другого мужчину, и последствия тебе совсем не понравятся,

В ответ на его хватку низ живота у меня сжимается. Его пальцы впиваются в мои щеки так сильно, что причиняют боль. Так вот почему он позволил меня избить — мексиканец поцеловал меня, и это его задело. Но ведь это работа! Я никогда не смогу понять ревность.

— Ты следил за мной? — он не отвечает, и я качаю головой. — Ты чертов псих.

Его губы кривятся в злобной усмешке, и я обхватываю пальцами его запястье, впиваясь ногтями в кожу. Он прижимается своим лбом к моему и тяжело вздыхает.

— Это была подстава. Кто-то хочет твоей смерти. Этот парень … — он кивком указывает на нашего мертвого друга, — он один из лучших киллеров в арсенале Лос Зетас, — голос Неро абсолютно серьезен, и я слышу в нем напряженность.

— Неро, всегда кто-то хочет моей смерти, — хотя … с Лос Зетас у меня никогда не было разногласий. По крайней мере, сейчас им не удалось надрать мне задницу. Уже легче.

Неро убирает руку от моего лица, и вид у него становится очень серьезным.

— Настолько, что готов заплатить за твою смерть пять миллионов долларов?

Мои глаза расширяются, и я смотрю на лежащий рядом труп.

— Откуда ты знаешь?

— У меня есть связи, — каждый раз, когда я думаю, что уже познала масштаб власти Неро, он снова удивляет меня. — Это Николай отправил тебя на этот заказ?

Я поднимаю на него глаза и встречаюсь с его мрачным взглядом из-под нахмуренных бровей.

— Николай никогда не сдаст меня, — я трясу головой.

Глубоко вздохнув, он проводит руками по волосам.

— Ты для него просто движимое имущество. Средство достижения целей, которое в данный момент дискредитировало себя. Если это не он хочет твоей смерти, значит, кто-то другой, а он просто продал тебя, сплавив на это задание.

— Нет, — я трясу головой и прикусываю зубами разбитую кровоточащую губу. — Он не мог! Я знаю, он не мог. Он заботится обо мне. Он относится ко мне как к дочери.

Неро смеется.

— Потому что это его устраивает. Не будь наивной. Ты не можешь доверять ему.

Нет. Николай — единственный, кому я не безразлична. Кроме Алекса. Алекс … Мальчик, которого я застрелила. Мальчик, которого он заставил застрелить. Я прижимаю крепко сжатый кулак ко лбу и закрываю глаза. Если усомнюсь в Николае, то подвергну сомнению все: каждый миг, который привел мою жизнь именно к этой точке.

— Он использует тебя.

Я перевожу взгляд на Неро.

— Так же как и ты? И почему я должна верить тебе? — привычный мир начинает рушиться. А что если все это фарс, включая Неро?

Склонив голову набок, он прищуривает глаза.

— Потому что ты моя.

Вот и все. Три слова, в которых ничего и все одновременно.

— Ты используешь меня, Неро.

Он улыбается.

— Да, и ты поступила бы точно также, Morte.

Он прав. Я помню, как подумала о том же в тот первый вечер, когда он произнес имя Анны. Первое правило успешных переговоров — найти то, что нужно твоему оппоненту, и использовать это для достижения своей цели. Мы оба аморальны и одинаково порочны, как и многие в нашем окружении. Оба — порождение кровавых убийств и борьбы, и реальность такова, что мы испытываем в этом постоянную потребность.

Подушечкой большого пальца Неро очерчивает линию моего подбородка, и мой пульс учащается.

— Ты и я … мы одинаковые, и оба считаем, что для победы все средства хороши. Так пусть приходят. Мы уничтожим их всех, — губы Неро изгибаются в улыбке, и я, вцепившись пальцами в густые волосы, притягиваю его лицо к своему.

Я целую его, и он отвечает на поцелуй, потому что я — его королева, а он — мой кровавый король.

Глава 28 Уна

Мы покупаем машину за наличные и отправляемся обратно в Нью-Йорк. Теория Неро заключается в том, что сейчас мне безопаснее находиться с ним, пока не выясню, кто хочет моей смерти, а потом … мы всех их убьем. Вот и все, что нам сейчас нужно.

Подтянув колени к груди, я опускаю на них лоб. Замкнутое пространство машины вызывает новый приступ тошноты. Просто прекрасно. А ведь мы едем/в дороге всего пару часов.

— Знаешь, тебе лучше держаться подальше от этого, — говорю я и поворачиваюсь к нему лицом. В бледно-голубом свете приборной панели его лицо выглядит жутковато.

Уголки его губ слегка приподнимаются.

— Morte, с того момента, как я предложил тебе сделку, мы повязаны. И если кто-то охотится на тебя, то это потому, что ты со мной.

— А это значит, что они придут за тобой, — заканчиваю я.

Неро кивает. Я изучаю его профиль и, прищурив глаза, высказываю предположение:

— Ты знаешь, кто это.

— Я догадываюсь, — он бросает на меня короткий взгляд, а потом снова переключает внимание на дорогу. — Об убийстве стало известно на следующий день после перестрелки. Только итальянца возмутит смерть трех других итальянцев. Арнальдо знает, что меня ранили, но, черт возьми, лично у меня возникли бы подозрения, ведь в живых остались только я и Джио.

— Он знает, что ты готов пойти на риск. Иначе не привлекал бы тебя к убийству Лоренцо.

— Да, но он думал, что сможет контролировать меня, — говорит Неро.

— А теперь, когда ты отыграл его сценарий, он вдруг понял, что не может держать тебя на коротком поводке.

Неро кивает.

— Ты оставила свою визитную карточку. Я отделался легким ранением. Ему известно, что мы работали вместе. И с его точки зрения, я просто укусил руку, которая меня кормит. И ты тоже.

— Хотя это не объясняет, почему Николай вызвал меня.

Неро выпрямляет руки и прижимается спиной к сиденью.

— Не знаю, но мы не можем никому доверять, пока не узнаем больше.

— Ты все еще можешь вернуться. Я подамся в бега, и он будет вынужден преследовать меня. Арнальдо способствовал тому, чтобы тебя сделали капо, поэтому признать, что ты пошел против него… это выставит его слабаком. А вот его желание разобраться с Поцелуем Смерти будет выглядеть так, словно он желает отомстить. Никто никогда не узнает, что ты был во всем этом замешан.

Запрокинув голову, Неро смеется.

— Это очень благородно с твоей стороны, Morte, но неужели ты до сих пор не поняла? — он переводит на меня пристальный взгляд. — Я живу ради гребаной войны.

— А как же Анна? — возможно, мы с Неро и готовы сражаться, но я прошла через все это не для того, чтобы спасти ее, а потом снова втянуть в зону боевых действий.

— Она будет в безопасности, — небрежно отвечает он, и это тут же наводит меня на подозрения. Но сейчас я мало что могу предпринять. Ведь если я не обеспечу собственную безопасность, то некому будет спасти ее.

Я опираюсь о края унитаза, меня тошнит. Похоже, жизнь решила опустить меня на самое дно. Иначе почему я стою перед этим отвратительным унитазом в туалете на заправке?

— Уна! — Неро барабанит в дверь и дергаетметаллическую ручку.

— Секундочку! — откликаюсь я. Тошнота не проходит второй день, и я чувствую себя трупом. Вроде ничем не болею, но мне плохо с самого Майами. Мы только что проехали Вашингтон, значит, где-то к вечеру должны быть в Нью Йорке. За дверью слышатся голоса: кажется, Неро с кем-то спорит, но потом замолкает.

— Милая, тебе нужна помощь? — спрашивает женский голос с сильным акцентом.

Отлично. Я открываю дверь и вежливо улыбаюсь.

— Со мной все в порядке. Спасибо.

Ее взгляд скользит по моему лицу, и я понимаю, что выгляжу дерьмово. Передо мной женщина средних лет с крашеными волосами и вызывающе-ярким макияжем. На груди бейджик с именем Венди-Энн. Она ласково улыбается, и я вижу в ее глазах искру сочувствия.

— Сколько уже? — спрашивает она.

Я хмурю брови.

— Что, простите?

Она смотрит на мой живот, и я перевожу взгляд туда же. Что, черт возьми, она там увидела?

— Как давно тебя тошнит, милая? — спрашивает она своим голосом с южным акцентом.

— Ну, пару дней, — я хмурюсь. Это одна из тех ситуаций, когда мне очень хочется врезать ей по башке, но от малейшего движения, скорее всего, я снова побегу блевать.

Сжав губы в тонкую линию, она оглядывается через плечо.

— Побудь здесь. Я скоро вернусь. Тому парню я сказала, чтобы он пока оставил тебя в покое, — женщина подмигивает и, выйдя из туалета, закрывает за собой дверь. Понятия не имею, что она собирается делать, но меня снова выворачивает наизнанку, и я сгибаюсь над унитазом.

Когда Венди-Энн возвращается, я сижу на полу в туалете в ожидании очередного приступа рвоты.

— Вот, милая, держи, — она протягивает мне коробочку, и я, наморщив лоб, читаю название: — Тест на беременность? — мои брови удивленно приподнимаются. — Но я не беременна. Я бесплодна, — категорично заявив об этом, я протягиваю ей коробочку с тестом. В возрасте четырнадцати лет меня стерилизовали, как и всех девушек в рядах элитных бойцов Николая.

— Моей сестре Элейн тоже перевязывали трубы. И, нате, пожалуйста, в сорок лет она залетела, — качая головой, она сует мне обратно коробочку с тестом. — Лишний раз проверить не повредит, — после чего разворачивается и выходит из туалета.

— Я не беременна! — кричу я вслед, но она, не обращая внимания, выходит и закрывает дверь.

Я встаю, закрываю замок и прислоняюсь к двери спиной. Пару секунд просто таращусь на коробочку в руке, чертовски напуганная всем этим. Я не беременна. Так что все в порядке, правда? Открываю упаковку, и из нее выпадает небольшая белая палочка. Черт, надо прочитать инструкцию, чтобы понять, как с этим обращаться. Я выросла среди парней. Твою мать, все детство я училась, как убивать людей. А о подобном не то что никогда не думала, но даже и не знала. Учитывая тот факт, что мне не от кого было узнавать о разных женских тонкостях, вся эта ситуация ощущалась самой нелепой и самой невероятной в мире.

Я писаю на палочку, и следующие две минуты ожидания ощущаются вечностью. Положив палочку на раковину, я меряю шагами туалетную комнату: до двери и обратно.

Чуть не выпрыгнув из кожи, я подскакиваю от неожиданности, когда раздается громкий стук в дверь.

— Твою мать, Уна, нам пора ехать, — говорит Неро, понизив голос.

— Дай мне минутку, — говорю я спокойно.

Глупость какая-то. Я не беременна.

Беру в руки палочку. В маленьком окошке видны две красные линии. Я трижды перечитывала инструкцию: две полоски означают положительный результат.

— Уна! — я вздрагиваю, роняю тест, поспешно нагибаюсь, поднимаю его и бросаю в мусорное ведро, после чего открываю дверь. Надеюсь, выражение моего лица не выдаст, что я чувствую в данный момент. Потому что в противном случае Неро решит, что кто-то умер.

— Поехали, — говорю я, проходя мимо него в сторону выхода. Венди-Энн улыбается мне из-за кассы, и я умудряюсь выдавить ответную улыбку. Ощущения такие, словно я тону или стремительно падаю в пропасть. Как будто иду на свои собственные похороны.

Это невозможно.

Глава 29 Неро

Чуть отодвинув занавеску, я выглядываю из окна и осматриваю парковку убогого мотеля. Не думаю, что кто-то караулит нас здесь, но все равно на душе неспокойно.

Уна сидит на кровати, перед ней разобранный пистолет, который она чистит. Она занимается этим весь последний час; ее брови нахмурены, а взгляд отрешенный и потерянный. Проклятье! Я знаю, что это Арнальдо заказал ее, как, собственно, и предполагалось изначально. Но когда я приводил этот план в исполнение, то даже близко подумать не мог, что буду так сильно хотеть ее. Черт возьми, я хочу владеть и телом, и душой Уны. Хочу, чтобы мы стояли рядом, наблюдая, как наши враги истекают кровью. Она больше не орудие в моих руках. Она — идеальный союзник. Безупречное дополнение всему, что есть во мне. Разве можно отказаться от этого, зная, что подобного больше никогда не найдешь? Уна — моя навязчивая идея, моя одержимость, моя слабость и моя сила. Вместе нас не остановить.

Подойдя к ней, я забираю из ее рук ствол пистолета, который она начищает уже минут десять. Приподняв ее лицо пальцем под подбородок, вынуждаю взглянуть на меня. На ее щеке пятно — оружейное масло на фарфоровой коже. Широко раскрытые глаза цвета индиго встречаются с моими.

— Обычно ты чистишь оружие перед тем, как кого-то убить. Мне стоит волноваться? — я ухмыляюсь.

Уна фыркает и откидывается спиной на подушки.

— Это помогает мне прочистить голову, — на ней снова одна из моих футболок, из-под которой мелькают трусики. Одного вида ее голых ног оказывается достаточно, чтобы мой член затвердел.

Бросив на меня беглый взгляд, Уна переключается на мое перевязанное плечо.

— Иди сюда, дай я посмотрю.

Я подхожу ближе к кровати, а Уна подползает ко мне и встает на колени, чтобы иметь возможность сдвинуть повязку. Ее пальцы нежными, но уверенными движениями касаются моей кожи. Рана все еще болит, да и чего ожидать, когда в тебя сначала стреляют, а потом прижигают порохом? Обезболивающие я принимать перестал, потому что от них в голове туман, а мне нужна полная ясность сознания.

— Выглядит неплохо, — говорит она себе под нос.

— Это не твоя заслуга, — ворчу я.

Она бросает на меня сердитый взгляд.

— Все было бы гораздо хуже, не прижги я рану порохом.

Я приподнимаю бровь.

— Было бы еще лучше, если бы ты не стреляла в меня.

— Знаешь, у тебя это реально навязчивая идея, — губы Уны изгибаются в улыбке, и я, обняв ее рукой за шею, притягиваю ближе к себе. Ее взгляд опускается на мой рот, и она приоткрывает губы. — Насколько я понимаю, ты — мой должник, — она снова смотрит на меня, и я, резко дернув ее к себе, прижимаюсь губами к ее губам. На вкус она как кровь и смерть — как все, чего мне хочется. Свободной рукой я провожу вверх по ее обнаженному бедру, забираюсь ладонью под футболку и касаюсь груди. Она судорожно вздыхает, и я, раздвинув языком ее губы, беру все, в чем так нуждаюсь. Толкнув Уну спиной на кровать, устраиваюсь между ее бедер. Ее грудь хаотично поднимается и опускается, а пальцы цепляются в мои волосы, когда я целую ее бедра и сдвигаю край футболки все выше и выше, пока Уна не садится и не снимает ее через голову.

Она чертовски красива: подтянутая фигура и бледная кожа, усеянная шрамами, некоторые из которых давно побледнели и приобрели серебристый оттенок, а кое-какие все еще насыщенного фиолетового цвета. Все ее тело — это свидетельство суровой и жестокой жизни, и каждый шрам лишь сильнее возбуждает меня.

Уна тянется к ремню на моих брюках и рывком расстегивает его, а потом/затем хватает меня за горло, впиваясь ногтями с такой силой, словно хочет вырвать кадык. Я чувствую, как на коже появляются царапины, и закашливаюсь, потому что Уна усиливает хватку. Пытаюсь отстраниться от нее, но она проводит ловкий прием, и я падаю спиной на матрас, а Уна оказывается сидящей на мне верхом. Как только она отпускает мое горло, я сжимаю рукой ее шею.

— Черт возьми, ты просто обожаешь доводить меня, — рычу я.

Она закрывает глаза и прикусывает нижнюю губу.

— Ты же знаешь, мне нравится тебя злить.

Я крепче сжимаю руку на ее шее, и на лице Уны расцветает ослепительная улыбка. Она усаживается поудобнее и проводит ногтями по моей груди, оставляя на коже горящие дорожки. Чертовски идеальный вид: невинность и обольщение, обернутые в шикарную упаковку, перевязанную гребаным бантиком. Уна словно специально создана для меня. Я убираю руку с ее горла и обхватываю ладонью подбородок, а второй рукой сжимаю грудь Уны и перекатываю сосок между пальцами. Она выгибается всем телом, и ее светлые волосы каскадом рассыпаются по спине. Полные губы приоткрываются в мягком стоне, и я проникаю большим пальцем руки ей в рот. От легких стонов, которые она издает, и прикосновений ее теплого языка я, кажется, готов взорваться.

Оттолкнувшись от матраса, я сажусь лицом к лицу с Уной и притягиваю ее к себе с такой силой, чтобы каждый дюйм ее обнаженного тела оказался прижатым ко мне. Для всего остального мира она — шепот смерти на ветру. Ее боятся и складывают о ней легенды. Но сейчас, в моих руках, она невозможно прекрасна, беззащитна и доверчива. Она — смерть, но здесь, рядом с ней, я начинаю чувствовать каждую из потерянных частичек себя, даже те, о существовании которых не знал. И даже те, чувствовать которые мне ни хрена не хотелось.

Уна двигает бедрами, и кружево ее трусиков скользит по моему члену. Каждое такое движение — это чистая пытка. Когда дело касается Уны, я не отличаюсь гребаным терпением, поэтому просовываю руку под ее трусики и резким движением разрываю их. Ее пальцы зарываются в мои волосы, дергая и требуя. Мои пальцы не менее требовательно сжимают ее бедра, и я нетерпеливо подталкиваю ее на свой ожидающий член. Запрокинув голову и томно улыбаясь, Уна медленно, дюйм за дюймом, опускается на мой член, ее тело дрожит, а ногти впиваются в мои плечи.

Я провожу языком по ее незащищенной шее, пробуя на вкус ее солоноватую кожу, а потом прикусываю основание горла. Из меня рвется стон, и я утыкаюсь лицом ей в плечо, когда Уна принимает мой член до самого основания. Ее киска — это врата рая. Уна прижимается лбом к моему лбу, и я закрываю глаза, чувствуя на лице ее частое и горячее дыхание. Несколько секунд мы остаемся неподвижными в этом положении: она держится за мои плечи, я крепко обнимаю ее за талию, удерживая в плену своих рук. Она начинает лениво покачивать бедрами, и я с трудом сдерживаю стон. Это не первый раз, когда мы с Уной трахаемся, но с каждым разом ощущения становятся все сильнее. Она, словно разгорающееся пламя, сжигает все, к чему прикасается, и, будь я проклят, если не хочу быть сожженным в этом огне.

Каждое движение ее тела ощущается плавным скольжением по моему члену. Я провожу руками по ее спине, касаясь кончиками пальцев старых шрамов. А когда Уна кончает — твою мать! — это похоже на смесь музыки и живописи!

Сжав рукой челюсть Уны, я прикусываю ее нижнюю губу, проглатывая рвущиеся из горла стоны. Ее киска сжимает мой член. Я с рычанием сильнее стискиваю ее лицо в своих ладонях и, взорвавшись глубоко внутри нее, падаю спиной на матрас.

Она слишком поспешно отстраняется от меня и ложится рядом. Я поворачиваюсь к ней, но выражение ее лица безучастное и отстраненное. Что-то с ней не так. Я мог бы подумать, что это из-за возникшей угрозы смерти, но, как она сама и сказала, ее смерти все время кто-то хочет. Так что дело не только в этом. Я наблюдаю за тем, как она встает с кровати и, не одеваясь, уходит в обшарпанную ванную нашего дешевого номера. Дверь за ней закрывается. Щелкнув, поворачивается замок.

Глава 30 Уна

Прижимаюсь спиной к двери и закрываю глаза. Это слишком трудно. Быть с ним слишком тяжело. Я думала, что смогу вернуться в Нью-Йорк, а потом придумать план, но кого я обманываю? Для подобной ситуации не существует плана, потому что это единственная случайность, которую я не могла предсказать заранее. Опускаю взгляд на свой плоский живот, завороженная и испуганная вырисовывающейся перспективой. Разум твердит мне, что есть только один вариант — пойти в клинику и покончить с этим. Но сердце, которого у меня никогда не было, исключая последние несколько недель, сомневается. Но это же абсурд.

Забавно: когда для тебя что-то недоступно, ты не думаешь об этом. А потом, когда это внезапно возникает перед тобой, ты реагируешь совсем не так, как можно было себе представить. Я не настолько глупа, чтобы считать себя способной иметь ребенка. Это просто смешно. Но … в своей жизни я никогда ничего хорошего не делала и, вероятно, уже и не сделаю. Я сею смерть и разрушение везде, где бы ни оказалась. Однако примириться с мыслью, что нужно убить кого-то настолько невинного, бросившего вызов всем возможным прогнозам, я не могу. И это делает меня самой последней лицемеркой.

В голове начинает формироваться план: он не идеален, но на данный момент лучше него не придумаешь.

— Уна! — зовет меня Неро из-за двери.

— Да?

— Я пойду куплю чего-нибудь поесть.

— Хорошо.

Итак, нужно сделать это сейчас. В Нью-Йорке будет труднее — там Неро будет рядом. А если не он, так его люди.

Услышав звук закрывшейся входной двери, я выхожу из ванной. С собой у меня небольшая сумка со сменой одежды на несколько дней, немного наличных, пара одноразовых телефонов и пистолет. Этого достаточно. Пока. Я наскоро одеваюсь и быстро хватаю вещи. Но, уже положив ладонь на дверную ручку, останавливаюсь.

Не могу вот так от него уйти. Всех причин объяснить ему я тоже не могу. Но можно хоть что-то оставить. Я беру листок бумаги с безвкусным логотипом мотеля и на несколько секунд замираю с зажатой в пальцах ручкой. Как я могу прощаться с ним через наспех нацарапанную записку? Вроде бы ничего не изменилось, однако изменилось все. Он пришел за мной, снова рискуя собственной шеей, а я сейчас ухожу, не сказав ему ни слова. Может, просто стоит рассказать ему правду?

Но ведь это Неро. Он не из тех, кто заводит детей. Неро из тех, кто приставляет им к виску гребаный пистолет, когда их родители отказываются делать то, что он хочет. Ему не нужно знать правду.

Неро.

Я не могу остаться с тобой. Знаю, ты поддержишь меня и будешь готов сражаться со всем миром, если я попрошу. Но это моя война, и ты не должен быть жертвой на этой войне. Бери власть в свои руки, живи своей жизнью.

Пожалуйста, позаботься о безопасности Анны. Я вернусь. Просто есть кое-что, с чем я должна разобраться. Жди меня. Королева всегда на защите Короля.

Уна.

Он поверит в это и позволит мне сбежать. Не могу сделать вид, что ничего не происходит, и не могу надеяться на то, что Неро спокойно воспримет это.

Обычная размеренная жизнь — это не для нас. Мы — убийцы, беспринципные и безнравственные, и то, из-за чего большинство нормальных людей боится засыпать по ночам, для нас является стимулом к жизни. И все это одним махом полетит ко всем чертям. Время и расстояние — вот, что мне нужно, чтобы разобраться, не переваливая все это на его плечи. Это касается только меня, и так будет лучше. Полагаться на других — значит, делать себя слабее, а сейчас я не могу позволить себе быть слабой.

Бросив записку на кровать, я перебрасываю сумку через плечо и, даже не оглянувшись, выхожу из номера этого ничем не примечательного мотеля. Дохожу до шоссе и поднимаю руку. Не заставив долго ждать, рядом останавливается парень на пикапе.

— Куда едем, дорогуша? — говорит он, лихо сдвигая на затылок ковбойскую шляпу.

— В аэропорт, пожалуйста.

Вот теперь я официально в бегах. Да начнется охота!

Примечание

1

Член гангстерской банды, функцией которого является принуждение к выполнению ее требований или приведение в исполнение ее приговоров

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1 Уна

Глава 2 Уна

Глава 3 Неро

Глава 4 Уна

Глава 5 Неро

Глава 6 Уна

Глава 7 Неро

Глава 8 Уна

Глава 9 Неро

Глава 10 Уна

Глава 11 Уна

Глава 12 Неро

Глава 13 Уна

Глава 14 Неро

Глава 15 Уна

Глава 16 Уна

Глава 17 Неро

Глава 18 Уна

Глава 19 Уна

Глава 20 Неро

Глава 21 Уна

Глава 22 Неро

Глава 23 Уна

Глава 24 Неро

Глава 25 Уна

Глава 26 Неро

Глава 27 Уна

Глава 28 Уна

Глава 29 Неро

Глава 30 Уна

Примечание

1