Стекло (СИ) [aysemal] (fb2) читать онлайн

========== Глава 1. Вероникa ==========

Та зима выдалась холодной. Мне было некомфортно в Варшаве, поляки казались дико высокомерными людьми. То и дело я тогда думал, что попал холопом в высший свет. Джим говорил, что к европейцам они так не относятся, но из раза в раз я убеждался в обратном. Впрочем, терпеть мне это пришлось недолго — как только мой испанец закончил с работой, завершил свой польский отпуск и я.

История наших с Джимом отношений была довольно странной и извилистой. Мы познакомились в Индии. Он с кем-то тогда вёл переговоры, я просто отдыхал. Встретились совершенно случайно в гостинице. Не знаю, как так вышло, но понравились друг другу мы едва ли не с первого взгляда. Мы тогда много времени проводили по различным заведениям, просто общались, гуляли, но в итоге всё равно оказались в одной постели. Я не был привязан к конкретному месту — для работы мне нужен был только компьютер и интернет. Джим же периодически мотался из одной точки мира в другую, каждый раз возвращаясь с пакетом документов в тёплую Барселону.

После индийских каникул я вручил ключи от квартиры сестре, под каким-то невнятным предлогом, собрал чемодан необходимых вещей и купил первый же авиабилет до Барселоны. Родная Италия казалась крошечной, когда я наблюдал за ней в иллюминатор самолёта, несущего меня в совершенно новую жизнь.

Что это решение было довольно спонтанным я понял сразу, когда между мной и Джимом возникла довольно банальная проблема: общий язык у нас был один, и тот — английский. Однако спустя год я прекрасно понимал испанцев, а сеньор Перес без затруднений разбирал моё итальянской недовольство.

— Не ругайся, Данте, — то и дело повторял он мне.

А я ничего не мог поделать. Новая жизнь давалась мне тяжело. Родственники даже периодически взволнованно спрашивали, не завербовали ли меня в секту. Но нет. Было хорошо, пусть и трудно. Я продолжал программировать для людей из интернета, у меня была постоянная клиентская база. Джим периодически куда-то уезжал без меня, но большую часть времени находился в своём офисе. Вечерами мы пили вино, балуя друг друга кулинарными изысками. С финансами проблем не было, с гастрономическими предпочтениями — тоже. Готовил прекрасно как Джим, так и я.

Когда Перес предложил мне выбраться в Варшаву, я согласился. Я только сдал крупный проект, да и надо было хоть как-то развеяться. Но я не знал, что мои желания обраться в кошмар: я явно не был рассчитан на здешний климат. Когда я рассказывал об этом Рите, своей сестре, она смеялась в трубку телефона. Когда уже она рассказала об этом матери, которую своими перемещениями я не хотел тревожить, последняя спросила, купил ли я здесь себе шапку.

После Барселоны мне казалось, что я попал в какой-то сюрреализм, ведь сняли себе домик мы в пригороде. Это, скорее, был дачный посёлок. На всю неделю мы взяли в аренду машину, а продавщица в единственном магазине начала понимать меня лишь после того, как я тыкал ей в лицо своим телефоном, на котором список покупок вбивал в небезызвестный сине-белый переводчик разноцветной компании.

До конца отпуска оставалось два дня, когда я в очередной раз шёл домой с магазина злым и уставшим. На машине по работе уехал Джим, а мне только и оставалось, что слушать, как хрустит под моими замерзающими ногами снежок. Я бы, конечно, с радостью сидел на попе ровно, но кушать-то хочется, а местные доставки, к сожалению, найти общий язык (в буквальном смысле) со мною не могли.

Чем ближе по ровной дороге я подходил к арендованному домику со всеми условиями, тем громче я слышал приближающийся ко мне автомобильный клаксон. Не знаю, почему я не обернулся сразу, но как только я этот сделал, мне оставался только один вариант: отпрыгнуть. К счастью, я успел, но пакеты отбросил. Небольшая лимонно-жёлтая легковушка влетела в столб, рядом с которым мгновением раньше я стоял. Пакеты оказались где-то под капотом.

Я бросился к водителю, забывая про свои покупки и стараясь вспомнить что-либо об оказании первой помощи. К счастью, с пассажиром всё было в порядке. Как только я открыл водительскую дверь, человек с пассажирского сидения отстегнул ремень и выскочил из машины. Сработала подушка безопасности. Я подал руку девушке, сидевшей за рулём, после чего, удерживая её на ногах, спросил на английском языке в надежде на то, что меня поймут:

— Вы в порядке?

— В полном, — без раздумий ответила она и, опомнившись, кинулась рассматривать свою машину.

Незнакомка явно поникла. Она кружилась вокруг автомобиля, с пассажиром они перебрасывались словами, язык их я не понимал. Но был уверен, что это русский или украинский. Если девушка была в грусти, то её попутчик — в ярости. Мне почему-то подумалось в тот миг, что она разбила его машину. Я решил не говорить ни слова про пакеты, которые остались под машиной. Я в целом не знал, что мне делать. Вызвать местных стражей порядка или скорую? Ха-ха. Тут я в пролёте.

Махнув рукой, пассажир счёл нужным удалиться. Девушка посмотрела на меня, я — на неё.

— Извините, — она явно смутилась, а на английском говорила без какого-либо акцента. — Я Вас не задела?

— Нет, — я улыбнулся, ведь понимал, что сейчас ей тяжело. — Но пострадал мой ужин.

Как позже оказалось, сказал я это совсем не зря.

Я помнил, что Джим не любит внезапных гостей, поэтому о визите моей новой знакомой я написал ему сообщение, а когда он вернулся — стол был накрыт. Я сразу предупредил её о том, что приехал в Варшаву не один, ведь быстро догадался по косым взглядам, что к людям нашей с Джимом ориентации тут относятся с презрением. Я было ждал, что на меня посмотрят как на нечто грязное, но был приятно удивлён. Моя знакомая относилась к этому совершенно нейтрально.

Вероника, как оказалось, была русской, а в Польшу приехала из-за мужа, который и был тем самым пассажиром. Готовила она гораздо лучше, чем мы с Джимом; причина тому была довольно очевидной: моя новая знакомая по профессии была самым настоящим поваром. Я почему-то привык к стереотипу о тучных представителях сего промысла, но Вероника данный миф своим присутствием уничтожала.

На следующий день мы вновь встретились, пока Джим решал свои рабочие вопросы. Мы выбрались с ней в саму Варшаву, она показала мне город. Общение с Вероникой было лёгким и непринуждённым, поэтому, когда за иллюминатором оставалась уже Польша, а не родная Италия, я поймал себя на мысли, что по новой знакомой буду скучать.

Однако Барселона встретила меня новыми хлопотами и заботами, подвернулся выгодный заказ, я быстро погряз в работе. Я вспоминал о Веронике ещё некоторое время, но довольно быстро её образ затмили дела. Если поначалу я жалел, что не взял у неё контактов и не оставил своих, то вскоре даже думать об этом перестал.

Один проект сменялся другим, не сидел на месте и Джим. Я вспомнил про тёплое польское знакомство лишь к лету, когда в запасе накопил достаточную сумму для воплощения своей небольшой мечты: я долго мечтал о небольшой кофейне, а теперь у меня была возможность её открыть. Джим, конечно, пытался меня поддержать, но я видел, что настроен он скептически. Я не спешил. Я искал место, думал о дизайне, о персонале. Определялся, будет ли заведение тематическим или я просто сделаю его уютным. И чем дальше я уходил в свои мечты, тем больнее мне было смотреть на итоговую сумму, когда я виртуально пытался это всё смоделировать.

Я не могу сказать, что был в отчаянии, но всё шло не так гладко, как я изначально представлял. Когда в очередной раз Джим утром убежал на работу, я спустился в небольшое кафе неподалёку от дома. Расположился там удобно, вновь начал считать. И ощутил, как меня сверлят взглядом. Стоило мне поднять глаза, как я увидел знакомое личико.

— Вероника? — спросил я, глядя на официантку.

— Данте? — она мне улыбнулась.

Я закрыл ноутбук и отодвинул его к стене. Ведь чувствовал, что впереди ждала долгая беседа.

========== Глава 2. От прекрасной мечты до страшной реальности ==========

Разговор с Вероникой оказался короче, чем я мог представить. Она приняла мой заказ и исчезла, а я всё терпеливо ждал да надеялся. Не сказать, что на тот момент между нами была какая-то особая дружеская связь, вовсе нет. Мне просто было интересно, каким образом её занесло сначала из России в Варшаву, а после из Варшавы в Барселону, тем более, в роли официантки.

Не было ни Вероники, ни моего заказа. Часы почти пробили полдень. Я расстроился. Вроде прождал совсем немного, но неприятно было всё равно. Кофе в итоге мне принесла другая официантка, а русскую подругу я дождался лишь к тому моменту, когда снова погрузился в работу. Она присела напротив меня, а одна из официанток вскоре принесла ей чашку мятного чая.

Некоторое время мы молчали. Я уже тогда понимал, что Вероника сюда попала не от лучшей жизни. Примерно это же она мне и рассказала, периодически делая театрально-обиженное личико, когда я не так произносил её имя. Я был уверен практически на все сто процентов, что она привыкла быть ВерОникой, а не ВеронИкой, но, несмотря на это, старался ей угодить.

Как оказалось, с мужем они разошлись вскоре после той аварии. Детей у них не было, имущества совместного, кроме той лимонно-жёлтой машинки, тоже, поэтому развод прошёл относительно безболезненно. Но в Россию Веронике возвращаться не хотелось. Дело даже не в том, что её не устраивала страна. Её там просто не ждали. Как я понял, ей со всей семьёй пришлось перессориться, чтобы выйти за поляка замуж. Уже в Польше Вероника об этом успела пожалеть.

Поляки, к слову, ей не нравились, она чувствовала себя среди них лишней. Я в тот момент улыбнулся, ведь понимал её как никто другой. Поэтому, собственно, она и решила покинуть Варшаву. Почему именно Испания? Она ответить не могла. Но тут ей тоже, как я уловил, было некомфортно: с трудом удавалось свести концы с концами, не всегда хватало на завтрак и ужин, а работа высасывала все соки. Вероника искала красивую жизнь, а удалось лишь обнаружить проблемы.

Практически сразу же мы выяснили, что жалел о потере связи первое время не только я, сразу же эту ошибку исправили. За разговором время просто бежало. Сначала у меня сел ноутбук, а после посыпалась куча сообщений на телефон от Джима. Взглянув на часы, я был несколько поражён подобной скоротечностью: самая маленькая стрелка вот-вот должна была дойти до трёх. Судя по всему, Вероника за временем следила как и я — никак.

К тому моменту, как Джим мне позвонил, мы успели обсудить всё. Не сложившиеся планы моей новой русской подруги на жизнь, мою кофейню на стадии реализации, её впечатления об Испании, моих последних не самых умных клиентов, которые, грубо говоря, хотели, чтобы я нарисовал им прозрачную прямую волнистую линию сиреневого цвета. Было и весело, и, порою, грустно.

Как только телефон завибрировал в кармане, я встал из-за стола и вышел на улицу, оставив вещи на месте.

— Ты почему не отвечаешь мне? — не успел я ничего сказать, как кинул в меня свои слова Джим.

— Прости, — я тяжело вздохнул. — Был занят.

— Это чем? — он явно улыбался на том конце провода, собираясь что-то съязвить.

— Помнишь девушку, которая меня в Варшаве едва не убила?

— Да ладно? — Джим, судя по его интонации, удивился. — Ты встретил её здесь?

— Да, — я посмотрел сквозь широкое окно на девушку, она помахала мне рукой и улыбнулась. — Дома расскажу.

После типичных своих фраз о том, что он ждёт меня дома, Джим первым завершил вызов. Когда я вернулся на место, новый разговор не задался. Вероника начала куда-то спешить, а мне одному, тем более без ноутбука, там делать было нечего. Взяв свой гаджет, я пошёл обратно домой, по дороге размышляя над тем, случайны ли подобные случайности. Вероника теперь казалась мне ещё более милой девушкой, нежели при нашем первом знакомстве. Мне хотелось как-то ей помочь, но, по сути, я не имел такой возможности. Я отчего-то был уверен, что предложи ей денег просто так, то я получу отказ. И я, к моему сожалению, оказался прав, когда завёл эту тему в переписке с ней.

Время шло. Шёл и я к своей кофейне. К тому моменту, как я начал присматривать помещение, я окончательно понял, что Джим в эту затею не верит. Он даже пытался меня отговорить! Убеждал, что это не рентабельно, везде находил какие-то недостатки. Поддержку, как ни странно, я нашёл со стороны Вероники. Она убедила меня, что к мечте идти стоит. От финансовой помощи, что правда, по-прежнему отказывалась. Но я нашёл способ дать ей это заслужить. Я не смог бы справляться с кофейней один. Что правда, Вероника этого пока не знала.

Чем больше мы общались, тем чаще виделись. Иногда она вместо Джима сопровождала меня, когда я знакомился с помещениями под аренду. Иногда я помогал ей — неоднократно Веронике приходилось переезжать с места на место, а вещей с каждым разом становилось всё больше и больше…

Но с каждой нашей новой встречей я всё чаще стал замечать в её глазах то, чего боялся. Я понять не мог, благодарна она мне или это симпатия. Увы, тот факт, что Вероника старалась избежать встречи с Джимом, говорил именно о том, что не нравилось мне больше всего.

Говоря об отношениях с Джимом, в тот миг я мог сравнить их с прохладой. Мы стали отдаляться, пропадали из нашей совместной жизни романтические моменты. Когда я поднимал эту тему, он говорил лишь одно слово: приелось. А я не понимал, приелся ему я, наше совместное сосуществование в целом или какой-то конкретный его момент. Мне было от этого тяжело, ведь я любил. Но не был уверен, что сам оставался любимым. Если честно, я в какой-то момент даже задавался вопросом: а был ли любим я изначально? Знать правду мне не хотелось.

До кофейни было рукой подать, когда Джим поставил меня перед выбором: либо он, либо моё дело, которое он считает заведомо провальным. А я не знал, что мне ответить, ведь залог был внесён как за само помещение, так и за ремонт. И я… Соврал. Соврал Джиму, что готов ради него оставить свою мечту. Однако не прошло много времени, когда жизнь окунула меня с головой в дерьмовую реальность: меня кинули как ребёнка. Не было ни денег, ни помещения. И, что самое гадкое, Вероника винила в этом себя, ведь помогла мне с выбором буквально всего. Когда правда всплыла на поверхность, мы серьёзно поругались с Джимом. Он выставил меня с вещами на улицу. Единственный человек, которому я мог позвонить, вызывал у меня страх. Но идти было некуда.

Я набрал Веронику. Она согласилась меня приютить, шуточно назвав цену за гостеприимство — ударение на нужный слог в её имени, о чём я до сих пор забывал. Я не мог даже этого…

Меня настигли действительно тёмные времена. Я был не на своём месте. Джим позвонил лишь раз, и то, потому, что я забыл забрать какую-то свою мелочёвку. Я понимал его. Я был в его глазах обманщиком. Но я не знал, за что такая обида, ведь его деньги, которые он так любил всю свою жизнь, оставались в полной сохранности. Работа не шла, я не мог сказать Веронике «спасибо» в денежном эквиваленте: едва хватало на оплату половины арендной стоимости жилья. Впрочем, она и не просила. Я чувствовал на себе заботу, которой никогда не исходило в мой адрес от Джима. Я начал понимать, что значит быть любимым. Я понял, что никогда таковым не был.

И мне стало страшно. Всё вокруг казалось хрупким. Как стекло.

Я знал, что теряю друга.

========== Глава 3. Факир был пьян, и фокус не удался ==========

С каждым днём я ощущал себя на всё большем дне. Мне казалось, что я тону, не хватало воздуха. Вероника пыталась мне помочь, но я на подсознательном уровне не давал ей этого сделать. Чем дольше это происходило, тем сильнее мне хотелось обнять Джима. Я буквально молился на то, чтобы он мне позвонил.

И, что странно, был услышан.

Вероника была своей очередной работе, а я имел возможность в миг все свои дела отложить. Стоило Джиму лишь позвонить, как я уже летел к нему, не понимая, каким идиотом выгляжу и являюсь на самом деле. Был вечер, все пытались вернуть с работу — возникали пробки, а я спустя полчаса умудрился уже стоять под дверью квартиры своего испанца.

Изначально я не видел никакого подвоха. У него был абсолютно трезвый голос, он не шатался, но стоило взглянуть в его глаза… Стекло. Я понял, что Джим был пьян. Я тотчас же вспомнил, как прекрасно ему удавалось это состояние скрывать всегда, особенно если была возможность, например, надеть солнцезащитные очки. Мне стало обидно: неужели я так плох, что обо мне можно вспомнить лишь на пьяную голову?

И, о чёрт, я ошибался.

Джим хотел не вспомнить обо мне, а поиздеваться. Я ждал романтики, каких-то милостей от него, но получил лишь ведро грязи. Он унижал меня, как забитого и неуверенного в себе подростка. Он говорил, что я глуп и наивен. Увы, частично с ним я был согласен, но ровно до того момента, как он решил обосновать свои наезды. Так больно мне не было никогда, ведь я, как оказалось, был неоднократно предан. Джим начал распинаться, как, когда и с кем мне изменял. Как имел после этого его я, а ему было приятно — сам вкус безнаказанности возбуждал его как ничто другое. Он даже умудрился с кем-то переспать в Варшаве.

Я думал, что заплачу, но у меня хватило гордости, чтобы встать и уйти, хлопнув за собою дверью. Я в тот миг распался на две части. Первый я считал, что всё к лучшему, ведь открылись глаза на человека, о расставании теперь думать было не так горько. Другой же я теперь погряз в мутной воде ещё глубже. Я не смог удержать по дороге домой и зашёл в винный магазин, одной бутылкой там не отделался.

По лицу пришедшей после этого с работы Вероники я понял, что выгляжу, мягко говоря, не фонтан. Она обеспокоенно бегала вокруг меня, но после того, как я предложил ей выпить, она расслабилась. Мы долго молчали друг на друга. Я не хотел рассказывать о произошедшем, ведь даже в малость пьяном виде чувствовал себя полным дураком. И чем больше алкоголь бил мне в голову, тем более ярко горело абсолютно глупое желание Джиму отомстить. Я не понимал в тот момент, что ему плевать на меня и мои телодвижения. Мне словно сорвало последний предохранитель.

Вероника рассказывала о чём-то, что её беспокоит, но я уже отключился. Я мог думать лишь о том, что меня волновало, а не кого-то другого. Ровно по тому же принципу стало работать моё восприятие: я слышал и обрабатывал лишь то, что нужно было мне.

Поэтому я не нашёл ничего умнее, чем спросить у Вероники то, что волновало меня, пожалуй, на протяжении уже нескольких месяцев:

— Как давно ты в меня влюбилась?

Я понял, какой бред я сморозил лишь после того, как увидел её реакцию. Вероника явно смутилась. Её щёки вмиг загорелись ярким румянцем, после чего мне показалось, что покраснела она целиком. Моя дорогая подруга опустила взгляд в бокал с красным вином, явно не находя ответа. Я хотел извиниться за свой бестактный вопрос, но Вероника со своим ответом не дала мне даже открыть рот:

— С Варшавы.

И тут я понял, что влип гораздо раньше, чем думал. Я посмотрел на девушку, а она по-прежнему сидела с опущенным взглядом. Я ждал вопросов из разряда «а как ты понял» или «неужели это так заметно», но мои ожидания не оправдывались. Нависла тишина. Она давила, угнетала. Я пожалел о своём вопросе не меньше сотни раз. Мне казалось, что пора начинать собирать чемоданы. Я был пьян, но готов заказать билет обратно в Италию. Я знал, что мне названивает пьяный Джим: приходили уведомления, ведь номер его лежал в чёрном списке.

Когда, наконец, Вероника подняла на меня глаза, я тяжело вздохнул. Я подвинулся к ней и обнял, чувствуя, что так надо. Она обняла меня в ответ и крепко прижалась.

Я никогда до этого не замечал, насколько она тёплая и как приятно пахнет. Мне не хотелось ничего говорить. Уверенность в том, что она мне только друг, до этого момента прочная и нерушимая, таяла на глазах, как мороженое в летний зной. Я знаю, что был пьян, отчего все мои «защитные» стены в миг упали… Я толком ничего не мог с собой поделать, отчего, словно на автомате, поднял лицо Вероники за подбородок. Её глаза были уже на мокром месте, я грустно улыбнулся.

Клянусь, не знаю, что было в моей дурной голове! Но когда Вероника потянулась ко мне, я не нашёл ничего лучше, чем первым её поцеловать. Я знаю, что она удивилась. Был в не меньшем шоке от себя и я. Но прерывать этот поцелуй мы не хотели. Мне стало тепло, как давно не было. Я смог, впервые за приличный промежуток времени, расслабиться. Всё тело было словно ватным.

Я слишком поздно понял, что Вероника решила идти дальше. Она принялась расстёгивать мои джинсы. Я старался не показывать удивления. Я решил, что хуже уже стать не может, и надеялся, что к утру об этом забуду.

Я улыбнулся, когда проскочила мысль, что Джим минет делал лучше. Ни в коем случае не говорю, что от каких-либо действий Вероники мне было неприятно. Когда я уже раздетый лежал в её кровати, я действовал по принципу, которому меня научила сестра: расслабься и получай удовольствие. Моя прекрасная соседка хотела меня больше, нежели я её. И мне, не скрою, было приятно.

Все мои отношения с женщинами заканчивались провалом, некоторые даже не успевали дойти до секса. Меня этот факт поначалу терзал, мне было грустно, но позже я решил, что такова моя судьба. Вероника, ублажая пьяного меня, словно пыталась убедить меня в обратном.

К утру, увы, я всё прекрасно помнил. Когда я встал с кровати, она была уже на работе. На столе, за которым мы вчера распивали виноградные спиртные напитки, лежала милая записка о том, что завтрак в холодильнике. Я понял, что никогда ранее Вероника подобного для меня не делала. Я почувствовал от этого себя ещё большим придурком, нежели изначально. Меня терзало. Просто терзало. Я позвонил Рите.

Моя сестра, будучи умным человеком, довольно часто всерьёз удивлялась моим поступкам и неудачам. Я рассказал ей всё то, что пришлось пережить с Джимом, как вчера он мне позвонил. Разумеется, со временем я не смог и попросить совет относительно Вероники. Рита смогла сделать только одно: тяжело вздохнуть в трубку. Она долго думала, выпытывала подробности, а услышав про Варшаву, предложила вернуться в Италию.

Я, честно, до последнего мечтал, чтобы Вероника об этой ночи забыла. Лишь после я понял, что смог убрать на второй план Джима, а все мои мысли были заняты лишь ею.

Завтрак, что она оставила, кстати, был вкусным.

Когда Вероника вернулась с работы, уйти решил я. Я долго бродил по близлежащим окрестностям Барселоны, размышляя как над прошлой ночью, так и над предложением сестры вернуться домой. Мне было страшно допускать оба варианта. Мысли наваливались на меня как грузовой автомобиль, весом в несколько десятков тонн, на прогнивший деревянный мост, с трудом выдерживавший легковушку.

Когда я вернулся в квартиру, Вероника поцеловала меня в щёку, отвлекаясь от своих дел. В последнее время она периодически брала подработку на дом. Я увидел, что что-то она считает и сейчас. Я решил, что лучше не вешать ей лапшу на уши. И попросил её отвлечься на несколько минут, после чего сказал:

— Я не хотел терять тебя как друга. И спать с тобой я тоже не собирался.

Я знал, что Вероника обиделась. Она, конечно, как и всегда улыбнулась. Спросила, повторится ли это, на что я ответил категорическим отказом. Моя любимая подруга расстроилась, а я полез тайком заказывать билет обратно в Италию. Мне казалось, что так будет лучше. Барселона оказалась не моим городом, а Испания — не моей страной. Джим был не моим человеком, а Вероника…

Я не знал. Но был уверен, что стоит мне сказать про мою затею вернуться в Италию, как одним лишь взглядом она меня переубедит.

========== Глава 4. Сам кашу заварил, сам и расхлебывай ==========

Когда я ехал в аэропорт, то понимал, что именно в этот момент достигаю апогея своей тупости. Меня снова ломало, но на этот раз с новой, невиданной мною ранее мощью. Виной тому, к моему большому удивлению, был никак не Джим. Уже в такси я понимал, что не хочу покидать Веронику, но искренне надеялся, что в самолёте меня отпустит, а если не в нём, то, конечно же, дома.

Прилетев в Италию, я не отважился включить телефон. Я сразу забрал ключи от квартиры у Риты, направился домой. Но тут было пусто. Мне стало впервые в жизни страшно, я задумался о смерти в одиночестве. Я понимал, что даже при всём моём желании, с Джимом до старости дожить бы не получилось, а если бы и да, то он наверняка схлопотал бы помутнение рассудка из-за своей чрезмерной любви к деньгам.

Я знал, что Вероника переживает. Скорее всего, она не находила себе места, ведь я везде молчал, был не в сети. Я чувствовал себя виноватым, но искренне верил в то, что делаю всё правильно. Ну не дурак ли?

Рита прекрасно ухаживала за моей квартирой, пока меня не было. Я отчего-то был уверен, что она даже неоднократно кого-то приводила сюда в гости, но против не был. В холодильнике было пусто, пришлось заказать пиццу. Я сразу задумался о том, что Вероника, когда денег у нас стало немного больше, подобного не допускала. Странно вышло: сначала я пытался помочь ей, а потом она начала вытягивать меня. Я был ей благодарен, но не готов в качестве «спасибо» портить жизнь своим в ней присутствием.

Ночью я мёрз. Причём не от холода, а от одиночества. Родная мягкая кровать стала для меня чужой, а ведь не так давно я сам выбирал как её, так и матрас со всем постельным бельём. Я совершенно не выспался, ведь большую часть времени перекатывался с одного бока на другой, периодически возвращаясь на спину и наблюдая за своим едва различимым отражением в глянцевом натяжном потолке.

К утру, когда я едва переваливался с одной ноги на другую, чтобы налить себе кофе, в дверь постучали. Я знал, что там мог быть только один человек. И я не ошибся — за порогом стояла Рита. Она решительно меня оттолкнула с прохода и вошла в квартиру. Я не мог сказать ни слова, ведь она нашла бы что ответить на каждое — таков уж был характер моей сестрички. Я налил кофе и ей, а она достала из своего рюкзачка коробку с пончиками в разноцветной глазури.

Молчать не пришлось, она уничтожила застоявшуюся тишину первой.

— Почему ты нигде не отвечаешь? — прямо спросила Рита. — Я так-то за тебя переживаю, мама места себе не находит.

— Прости, — я смог сказать только это.

Сестра тяжело вздохнула. Я знал, что это был крайне недобрый знак.

— О боже, — она ударила себе по лбу ладонью. — Это всё из-за той девушки?

А я, на самом-то деле, и не знал. Поэтому пожал плечами.

— Дай телефон.

Рита вытянула мне руку вперёд. Я покачал головой. Она нахмурилась. Я сдался.

Я протянул телефон сестре, она сразу же включила. Не прошло и нескольких минут, как на испанскую сим-карту поступила целая гора сообщений о том, что мне звонили, а шторка была забита уведомлениями, пожалуй, из всех установленных мессенджеров. Я смог лишь вздохнуть. Рита посмотрела на меня и закатила глаза: английский был для неё проблемой, что уж говорить про испанский. Она передала мне гаджет обратно и максимально суровым (как для неё) тоном сказала:

— Читай.

Я знал, что отказать не могу. А если бы и отказал, то вскоре сам от скуки и любопытства полез читать то, что упустил за время вне сети. За горой ненужного спама я боялся увидеть письма от Вероники и не хотел узреть ни буквы от Джима. Если со вторым мне хоть как-то повезло, то моя русская подруга заставила сердце биться чаще. Я не смог ни вдохнуть, ни выдохнуть, пока загружались все сообщения.

Я ощущал себя дико виноватым. Подобное чувство я в последний раз испытывал в детстве, когда был период, что мы едва сводили концы с концами, а я потерял деньги, на которые должен был сходить в магазин.

Я с трудом читал сообщения Вероники и не знал, что ей ответить и стоит ли вообще. Она волновалась, ругала меня за исчезновение, писала о своей обиде, извинялся, спрашивала, в порядке ли я. А я… А мне стыдно! Как ребёнку. Была бы она рядом, я только и смог бы, что смотреть на неё виноватыми глазами и обнимать, как тогда маму. И Рита всё это прекрасно понимала. Я не мог пошевелиться, чем она и воспользовалась: моя сестра, выхватив телефон, принялась что-то писать. Я знал, что делает она эта на родном итальянском и догадывался, кто был получателем. Но мне так почему-то было проще. Почему? Не знаю.

В конце концов Рита отдала мне телефон. Сообщение было отправлено. Она потратила на писанину минут десять, а я всё это время сидел, словно в прострации. Когда я увидел весь этот массив текста, я даже не удивился. Я охренел.

Я был уверен, что Вероника заметит подвох и чужую руку. Я не ошибся. Она прочитала довольно быстро, а ответила лишь тремя точками. Рита красиво извинилась за меня, чего бы я из своих каких-то не самых смелых соображений сделать не смог. Писать пришлось уже мне. Я не хотел, мне было страшно. Но я прекрасно понимал, что ей больнее. Я вспомнил вновь ту ночь. Мне сложно было принять тот факт, что я провёл время не хуже, чем когда-то было с Джоном. И я… хотел повторить. Мы были пьяны, оттого предстали друг перед другом совершенно искренними.

До меня это дошло слишком поздно. Но лучше ведь поздно, чем никогда?

Теперь писал Веронике уже я. Писал много, быстро и иногда с ошибками. Зато от чистого сердца. Я хотел сказать ей всё, но, в то же время, очень этого боялся. Страх быть отвергнутым всю жизнь портил мне общение с людьми. Рита прекрасно знала этот момент, оттого и вырвала у меня тогда из рук телефон. Вскоре она ушла домой, а я вновь остался один. В пустой квартире, где не пахло едой, а полки в ванной не были заставлены женской ерундой. Передо мной был телефон, а в телефоне — Вероника.

В тот момент я прекрасно осознавал, как сглупил. У меня был выбор: либо разгребать последствия собственной тупости и несмелости, либо смириться. Будучи в отношениях с Джимом, я пошёл бы по второму пути. Но сейчас я не простил бы себе этого. И знал, что не борись я за место под солнцем, то упаду ещё и в глазах Риты. Второе, конечно, было куда большей мелочью, нежели бездействие на пути к действительно счастливой жизни.

Тем не менее, мне до сих пор было страшно. Мне показалось, что что-то внутри надорвалось, когда Вероника написала мне, что вряд ли сможет простить этот побег. Я бы на её месте вычеркнул меня из жизни, ведь то, как я сглупил — не маленькая оплошность, а самый настоящий косяк.

Я спросил, что могу сделать для того, чтобы она меня простила.

Вероника долго молчала, а я всё ждал, периодически продолжая ей писать.

В итоге она написала то, что заставило мой мир пошатнуться.

Моя русская подруга решила вернуться на Родину. Я допускал возможность поисков Вероники в России, но я не знал ни города, ни даже региона, откуда она родом. Я снова захотел на всё забить, меня накрыло волной мрачной безысходности. Но я был уверен, что не прощу себе этого.

Я продолжил ей писать, даже попытался звонить, но теперь без ответа оставался я. Я в полной мере понимал, что испытывала она во время моего молчания.

Я не знал, когда она улетает, каким рейсом и не соврала ли, чтобы задеть меня. Я надеялся на последнее, но чувствовал, что Вероника писала правду. Все эти приключения потрепали мне бюджет, и я впервые в жизни решил занять денег у Риты. Она, что очевидно, не отказала, и уже вечером я, с ручной кладью и ноутбуком, летел обратно в Барселону, с трудом купив последний оставшийся на тот рейс билет. В этот раз мне повезло, но испытаю ли я везение, когда буду искать Веронику? И придётся ли мне её искать?

Я не знал. Но надеялся на удачу. Ведь она была единственным, что помогло бы мне кроме меня самого.

Я в полной мере ощутил, какой я идиот.

========== Глава 5. Такси ==========

На этот раз Барселона была ко мне не так солнечна и приветлива. Всю дорогу от аэропорта до квартиры, в которой жила Вероника, я преодолевал под дождём. Да, большую часть я проехал на такси, но добежать сначала до него, а потом от него для меня было проблемой, ведь зонт брать я, будучи ещё в Италии, даже и близко в планах не собирался.

Консьержка меня узнала и впустила без вопросов, но дома оказалось пусто. Я стучал, звонил в дверь. Прошёлся по соседям — никто ничего мне рассказать не мог. Я пытался дозвониться до Вероники, но телефон был занят. Я думал лишь об одном: неужели я опоздал? Мне стало грустно и тяжело, я поплёлся вниз, будучи до посинения готовым ждать её с работы или где она могла быть. Консьержка, заметив всю мою вселенскую грусть, вышла из своей небольшой комнатки, окликнула меня и тотчас же спросила:

— Это не про Вашу девушку вчера интересовалась у меня полиция? — я обернулся. — Я видела вас часто вместе, вот и…

— Простите? — я удивился, что меня в принципе запомнили, уж тем более с Вероникой. Моментом позже, подумав о возможных причинах беспокойства стражей порядка о моей подруге, я надеялся, что нас с кем-то путают.

— Да, это точно Вы, — консьержка надела очки и едва заметно улыбнулась, словно заработала достижение в какой-то игре.

— Что произошло?

— Ох, так Вы не в курсе? — женщина, имени которой я так и не удосужился узнать, вмиг помрачнела. — А я у Вас и хотела спросить, в чём дело.

Испугался и я.

— Вашу девушку вчера вечером, как я поняла, была избита…

Я не был в силах слушать дальше. Я выпал на какое-то время из реальности, а когда очнулся — в руках моих была бумажка, на которой консьержка написала название больницы, в которую попала Вероника. Я до последнего надеялся, что это всё является ошибкой. Не могу сказать, что готов был в тот миг потерять её навсегда, ведь Россия слишком огромна для поисков, но это было всяко лучше, чем осознавать, что небезразличный человек сейчас страдает. Причём физические страдания казались мне куда более отвратным испытанием, нежели всяческие депрессии.

Я ворвался в фойе больницы, казалось, как хозяин. Стены словно содрогнулись при виде несчастного и растрёпанного меня. Мне было плевать, кто был вокруг: как персонал, так и пациенты не вызывали у меня абсолютно никакого интереса, покуда я не дорвался до регистратуры. На чистом итальянском я что-то пробубнил девушке, стоящей за стойкой, и лишь по её взгляду я понял, что не так и где нахожусь. Я повторил всё на испанском, лишь после чего мне сказали, куда идти и кого спрашивать. Я взял бахилы, схватил халат и двинулся к лифту.

Я оказался в итоге под дверьми отделения, название которого, располагающееся ранее над входом на большой табличке, демонтировали по неведомым мне причинам. Я поймал за руку санитарку и уточнил, на верном ли я пути. Она, пусть и была недовольна моей наглостью, но кивнула, а после даже подсказала, что мне делать.

Я смотрел на окружающих меня людей, и это угнетало. Здесь был цел только персонал. Головы в бинтах, сломанные конечности, шейные бандажи, инвалидные коляски… Я испугался за Веронику с новой силой. Я не знал, что именно с ней не так. Возможно, она и вовсе сейчас была без сознания, а может отделалась испугом, а сюда её затащили в профилактических целях. И я не понимал, переживаю за неё как за друга или как за девушку.

Я думал, что вновь поймал санитарку, но это оказался врач. Молодая девушка крошечного (как для меня) роста с любопытством меня разглядывала, а когда я её отпустил — поправила светлые волосы, собранные в хвост. Я извинился за то, что так схватил её за запястье, списав это на напряженность. Она, вздохнув, кивнула; я понял, что подобное здесь было не редкостью. Я просил про Веронику, на что меня отправили в конкретную палату. Сказали, что там она одна.

Вскоре я уже стоял под дверью с четыреста семнадцатым номером. Меня вновь сковал странный страх, он был каким-то трепетным. Я постучал в дверь. Не дожидаясь ответа, я вошёл вовнутрь. Та девушка, которая меня сюда направила, не соврала. Это точно была Вероника, и сидела она здесь в гордом одиночестве. Я смог лишь помахать ей рукой. Она была удивлена увидеть меня больше, чем я, когда осознавал, что не хочу её терять.

Мама с самого нашего с Ритой детства закладывала в нас одну простую истину: надейся на лучшее, но готовься к худшему. Я, если честно, не был готов увидеть Веронику в бессознательном состоянии, но понимал, что случись так — я не погибну от стресса сам. Я надеялся, что на ней не будет ни единой царапины, но нет. Учитывая мои самые худшие догадки, всё было куда лучше: синяк под глазом, тугая повязка на руке. Остальную часть Вероники я увидеть не мог — она пряталась от меня под пледом.

Я закрыл за собою дверь и остался стоять в проходе, пока девушка меня рассматривала. Она, вспомнив, что произошло, отвернулась. Лишь после я узнал, что она своего нынешнего вида банально стесняется.

Я сидел с ней рядом, мы долго разговаривали. Мне удалось остаться там на ночь: я дал взятку персоналу, а соседняя кровать была пуста. Но мы не спали. Я обнял Веронику, а она то и дело всхлипывала своим маленьким носиком. Она была такой же тёплой, как до моего отъезда. Меня это словно успокаивало.

Как оказалось, она всё-таки решилась вернуться в Россию. Я даже узнал город, в котором она жила. Это был Адлер. Ей удалось купить билет до Москвы, часть вещей она тотчас выслала по почте, потратив на это большие деньги и предварительно обсудив всё с матерью. Особо ценное, например, фотоаппарат и ноутбук, она взяла с собой. А потом заказала такси, с которого и начались все приключения.

Во-первых, как рассказали полицейские, машина, которая приехала на заказ, была в угоне. Угнали её, разумеется, у настоящего таксиста, заказ принимали с его телефона, под его данными. Во-вторых, подобный случай был не первым.

По пути в аэропорт автомобиль свернул на обочину. Вероника испугалась, пригрозила вызвать полицию. Но было так-то даже поздно, ведь за такси следовала другая машина. Когда автомобиль остановился, Вероника готова была кинуть все вещи и убежать, но ей этого не дали. Все вещи из одной машины перегрузили в другую, а девушку избили. Каким-то чудом ей удалось вырваться и выбежать на трассу, где она едва не угодила под колёса внедорожника, хозяин которого позже связался с полицией. Сидя с незнакомыми людьми в машине, Вероника вскоре увидела, как уезжает то такси, а следом за ним и вторая легковушка. Ей повезло — она отделалась ушибами, синяками и растяжением.

На следующий день Веронику отпустили я домой, я не отходил от неё ни на шаг. Нам пришлось снять другую квартиру, ведь от той уже были отданы ключи хозяевам. Вероника много спала, а я в это время работал, чтобы нам было на что прожить. У неё не было здесь теперь вообще ничего, а у меня — возможность работать и деньги, которые я взял у сестры в долг.

В тот же день, когда Веронику выписали, мы решили выпить вина. Вечер был звёздный, никто ни к кому не лез, но я начинал понимать, что близости с ней мне хочется. Однако закончили мы на ноте просьбы моей русской подруги: она хотела, чтобы я чаще её обнимал. Я знал, что могу это сделать. Я этого хотел сам. Поэтому дал слово.

Я видел её обиду, но постепенно она уменьшалась. Я понимал Вероники целиком и полностью. Но я также знал, что наравне с этой обидой она не меньше была рада меня увидеть, когда я пришёл, растрёпанный и напуганный, к ней в палату.

С каждым днём она всё чаще улыбалась, а я решил, что если выпал мне шанс начать хотя бы частично с чистого листа, то я не имею права отказаться от него. Я делал для Вероники всё. Она продолжала смотреть на меня влюблёнными глазами, а я свой взгляд понять не мог. Я определённо испытывал к ней чувства, но я не знал, стоит ли мне в них копаться. Я боялся найти то, что всё испортит.

========== Глава 6. Не отпущу ==========

Мы прожили спокойно с момента выписки Вероники из больницы около недели. Полиция попросила нас не уезжать никуда. Я был уверен, что все грехи хотели изначально списать на меня, но у меня было прекрасное алиби — в момент, когда мою прекрасную русскую подругу грабили, я был на своей родной земле, в Италии. Впрочем, даже несмотря на это уезжать никуда я не собирался. Меня как магнитом притягивало к Веронике, а я, дурак, не понимал, почему.

Мне не потребовалось много времени, чтобы отдать сестре деньги, который я взял взаймы. Я знал, буквально был уверен, что она не станет их требовать, но так моя совесть была чиста. Вероника вновь устроилась на работу, когда синяк с лица сошёл, а я продолжал писать строки кода на дому. Несмотря на то, что теперь мы были оба заняты, я продолжал держать слово: обнимал её так часто, как только мог. И то тепло, которое Вероника дарила мне, по-прежнему вызывало у меня трепет до такой степени, что иногда я забывал даже дышать. Я стал провожать её на работу, а когда сделал это в крайний раз — поцеловал в щёку.

Вероника, конечно, немного удивилась. Я уверен, что ей было приятно, но не знаю, что в тот миг нашло на меня. Я понимал, что позволь она, и я поцеловал бы её в губы.

Я задал после этого себе вопрос: люблю?

Это сейчас я понимаю, что тогда мог ответить на этот вопрос однозначно и сразу, но мне не хватило понимая. Причём понимая самого себя. Меня тянуло к Веронике, я хотел делать так, чтобы ей было хорошо, я готов был прожить жизнь для неё — этого было достаточно, чтобы уже понять, насколько сильно она была мне дорога.

В те минуты я терзал сам себя. Мне то хотелось залететь в последние секунды в автобус, который должен был увезти Веронику на работу, то, наоборот, куда-то спрятаться, надеясь, что все эти непонятные чувства уйдут сами собой. Страх перед неизведанным всегда был моим спутником по жизни, и как бы я хотел от него избавиться — никогда не получалось. Я уверен, что будь у меня тогда большевремени, я понял бы всё сразу, но…

Но объявился в моей жизни Джим. Мы встретились совершенно случайно. Я шёл домой, проводив Веронику, решил сразу заглянуть и в супермаркет. Я открыл список в телефоне, направился к молочным продуктам. Пока я искал сливки, кто-то произнёс моё имя. Затем ещё раз. Я обернулся, увидел Джима. Тот мрачный был, как туча. Не скрою, увидев его помрачнел и я сам. Но, стоит отдать должное, испанец приветливо улыбнулся мне, после чего, подойдя, протянул руку в знак приветствия. Я её пожать отказался — осадок после общения с ним застрял во мне надолго. Нет, обижен я к тому моменту уже не был, просто знал, что с данным человеком мне никак не по пути.

Джим грустно улыбнулся, ведь прекрасно понимал причину такого к нему отношения. Я вернулся к поиску сливок, он пошёл рядом, а в конечном итоге спросил:

— Как дела?

Я малость напрягся, стал ждать подвох.

— Хорошо, — я кинул сливки в тележку и посмотрел на Джима. — Сам как?

— У меня всё из рук без тебя валится, — он помрачнел пуще прежнего, отчего я понял, что говорит испанец правду. — Я… Господи, Данте, если бы ты только знал, как я жалею о том, что делал и что тебе наговорил…

— Я вижу, — кивнув головой, я улыбнулся, после чего вернулся к списку.

— Данте, богом клянусь, я не могу без тебя, — Джим продолжил идти следом за мной. — Я снова начал курить, я взялся за бутылку!

— А мне до этого что? — я резко обернулся на испанца. — Ты сам сделал свой выбор. Мне тоже было больно. Но я ведь как-то это пережил.

— А я не могу! — он крикнул это так громко, что часть зала обернулась на нас. — Я не могу так, не получается. И если ты не вернёшься ко мне, я… Клянусь, Данте, я покончу с собой.

Джим оставил стоять меня на месте, я был удивлён. Сам он ушёл. Кто-то продолжал из зевак смотреть на него, кто-то — на меня. Мне оставалось лишь вздохнуть и вернуться к своему списку покупок.

Слова Джима прочно засели у меня в голове. С одной стороны, я верил в то, что он покончит с собой. С другой же, я был уверен, что до подобного он не докатиться. А если уж и быть первому варианту, то я тут не виноват ни в чём. Он сам выбрал свой путь. Я бы не сказал, что желал ему смерти, но… Скажем так, случись подобная неизбежность — мир не потерял бы абсолютно ничего. Для поддержания баланса между добром и злом оставалось слишком много уродов и без Джима.

Я готовил, когда с Работы вернулась Вероника. Если до этого я был в своих мыслях, то она мигом заставила меня улыбнуться. Она без отдыха помогла мне на кухне, а мне стало так тепло… Настолько, что я понял, что все мои терзания напрасны. Не знаю почему, но я вспомнил, как сиял, когда мы только начинали свои отношения с Джимом. Я сопоставил свои чувства и понял, что тут я погряз глубже.

Но Вероника этим вечером была какой-то особо задумчивой. Я обратил внимание, что она не спешит обустраивать квартиру, мне как-то тоже было не до этого. За столом мы, как и всегда, мы не только кушали, но и шутили, общались. Теперь не только она смотрела на меня влюблёнными глазами, но и я на неё. Мне становилось не по себе, ведь я даже не мог об этом прямо сказать. Я трусил.

Лишь на следующий день мне открылась причина её задумчивости. Вероника просто поставила меня перед фактом: «Я лечу домой». Следствие было окончено, о чём она сама узнала вчера, ничто тут больше, кроме меня, не держало. Да и я, похоже, был сомнительным аргументом. Скорее всего, она считала, что мне не нужна, ведь я не проявлял к ней никакого внимания, мы были просто друзьями. Она собирала вещи, а я мог лишь смотреть, как по купленному прошедшей ночью билету собирается куда-то улететь моя любимая девушка.

Я до последнего не мог сказать ни слова. Лишь когда чемоданы Вероники были собраны, я понял, что теряю свой последний шанс. Но я по-прежнему не мог сказать ни слова. Я просто стал в проходе. Не сотрясая тишину лишними речами, моя русская подруга заплакала, лишь после чего произнесла:

— Я не могу.

— Что ты не можешь? — я захотел обнять Веронику, но она не подпускала.

— Быть с тобой не могу, — она опустила взгляд в пол, задумалась, но после вновь посмотрела на меня и продолжила. — Я очень тебя люблю, Данте. Но эта ситуация… Я чувствую себя лишней в твоей жизни.

— Я…

— Не перебивай. Всё это время я, как дура, надеялась, что могу что-то в тебе разбудить, но сейчас понимаю, что лучший вариант — это вернуться домой. Я помирилась с родителями, и это была одна из лучших вещей, а ведь к этому подтолкнул меня ты, — Вероника сделала паузу. — Я знаю, что меня примут дома. Может хоть там я смогу тебя забыть и отнестись к этой ситуации нормально. Но не сейчас, когда ты постоянно маячишь перед глазами, наверняка думая про Джима.

Я тяжело вздохнул. Она смотрела на меня, словно пытаясь сдвинуть с прохода одним лишь только взглядом, но я не мог даже пошевелиться. Тогда Вероника сама сделала первые шаги вперёд, надеясь, что я отступлю. А зря. Я смог, наконец, её обнять. И назвал дурой. Она посмотрела на меня как на сумасшедшего, а я лишь криво улыбнулся, ведь это было всем, на что в тот миг я был способен. Я бессознательно пытался заставить её опоздать на самолёт.

Я не нашёл слов, но знал точно: я виноват. Вероника нервно поглядывала на часы, опустив сумку на пол. Я понял: это он. Тот момент, который был мне необходим.

Я подхватил Веронику на руки. Она от удивления и слова сказать не могла. Поставил на ноги я девушку лишь у стены. Так, чтобы она никак от меня не сбежала. Слова из меня полились сами. Я просто говорил о том, что чувствую, не забывая вставить, какой же я болван, раз не мог понять этого раньше. Мне кажется, я был на середине своей чувственной речи, когда Вероника решила меня заставить смолкнуть. Она встала на носочки и поцеловала меня, а я не хотел этому сопротивляться. Я полностью поддался ей, не понимая, как мог отказаться от подобного ранее.

Мне не было так хорошо давно. Мы забыли про время, забыли про самолёт. Путь был один: в спальню. Но добрались мы туда уже без одежды. Я никогда в жизни не поддавался так на ту страсть, что кипела внутри меня. Мне было хорошо. И я старался делать так, чтобы ещё лучше ощущала себя Вероника. Между нами не повисало никакого смущения. Казалось, что мир вокруг исчез. Нам было плевать, что скажут на наши стоны соседи; плевать на то, как мерзко скрипела кровать. Мы не сдерживались.

Я был пьян одним лишь запахом Вероники, а она стремилась утонуть во мне.

Но оба мы понимали, что в Барселоне нам оставаться незачем.

========== Глава 7. Устаканилось ==========

Мы долго с Вероникой размышляли и спорили, куда нам податься из Барселоны. Голландия была для меня слишком северной, Франция не нравилась ей. Америку мы не рассматривали в принципе. Позже подумали, что, возможно, стоит остаться в Испании, но оба пришли к выводу, что если оба порывались отсюда уехать, то оставаться здесь не стоит. В конечном итоге остановились на Италии. У меня был весомый аргумент: своё жильё.

Мы дожили в Барселоне ещё месяц. Пожалуй, это был мой лучший месяц в Испании. С каждым днём мы становились всё более зависимыми друг от друга. Казалось, что нам дозволено всё. Впервые в жизни я полностью не стеснялся своих чувств и их проявлений. Я каждый день провожал Веронику до автобуса к её работе, и каждый раз она сладко целовала меня в губы. Наша история только давала старт.

Италия приветствовала нас тёплыми солнечными лучами. Как я не пытался донести до Риты, что мы сможем добраться домой, она вызвалась нас встретить. Я чувствовал себя довольно странно, когда моя сестра рассматривала мою девушку с любопытством. Вероника, впрочем, не отставала, ведь понимала, что с Ритой ей ещё придётся иметь дело. Наблюдать за ними было забавно, ведь изъясняться друг с другом им приходилось буквально жестами. Одна не знала ни английского, ни испанского, а вторая — итальянского. Я, конечно, выступал периодами в роли переводчика, но всё моё время не было сконцентрировано вокруг сих дам.

Вероника поначалу чувствовала себя довольно некомфортно в новой стране, ведь не знала ни языка, ни местных нравов, но я ей помогал, чем мог. Помогал учить язык, выходил с ней на прогулки и в магазины, показывал окрестности, помогал ориентироваться. Из-за незнания языка она не могла найти работу, но денег, которые приносил в дом я, нам хватало: мы больше не платили никакой арендной платы за жильё.

Я был удивлён, как быстро моя Вероника делает успехи. Иногда, из любопытства, я читал различные испанские ресурсы. В одной из новостных лент я узнал о смерти Джима. Увы, он сдержал своё обещание и выпрыгнул из окна своего офиса. И я почувствовал себя довольно странно, ведь мне даже не было его жаль. В той же статье писали о каких-то его махинациях, отчего я понял: причиной его проблем был только он сам. Как и я, когда Вероника была максимально близко от отъезда в Россию.

Моя квартира перестала быть пустой. Женская рука была ощутима. Даже процесс выбора штор и картин больше не казался мне таким занудным. Несмотря на то, что Вероника готова была сделать всё сама, я готов был разделить с ней тяжкое бремя выбора. Вечерами стало пахнуть едой, а вино из бара я пил не в гордом одиночестве. Безумно приятно мне было дарить своей девушке цветы, ведь каждый раз она улыбалась. Для меня счастьем было видеть ямочки на её щеках.

Да, у нас возникали трудности. Мы ссорились. Причём так, что могли неделю друг с другом не разговаривать. Я гордый, горда и она. Конфликты почему-то рассасывались сами собой, ведь дольше друг без друга мы протянуть не могли.

Я познакомил Веронику со своей семьёй. Я видел, что мама была счастлива, ведь предыдущие мои успехи в личной жизни ей не нравились. Она всю жизнь любила детей и мечтала о внуках, а я не мог ей этого дать. Мне в чём-то было неловко из-за этого, но я не скрывал своей ориентации. Я знаю, что маму это расстраивало, но лучше ведь горькая правда, чем сладкая ложь?

Родители Вероники к нам быстро приехать не могли, знакомиться нам пришлось в виртуальном пространстве. Мне было очень странно, ведь моя девушка выступала в роли переводчика. Но я ей полностью доверял. Однако, стоит сказать, что русский язык я отдалённо всё же начал понимать, однако сказать на нём я не осмеливался ни слова. Он для меня был слишком сложным. Впрочем, Вероника по этому поводу особо не расстраивалась, а в итальянском делала успехи.

Мы продолжали вести относительно беззаботную жизнь, не всегда переживали о контрацепции. И вот настал тот момент, когда подобная легкомысленность нам аукнулось: сначала две полоски показал ряд тестов, а потом наши опасения подтвердил анализ крови Вероники.

Чувства, что я испытывал в тот миг, можно описать одним словом: смешанные. Я не был готов к детям. Вероника, думаю, тоже. Но, при этом, даже мысли не было от ребёнка избавиться. Я был удивлён, как на признания в беременности быстро прилетели к нам родители будущей матери моего ребёнка. Они хотели познакомиться со мною лично, а я лишь разделял их стремление.

Мы были достаточно обеспечены, я был уверен, что мы всё сможем. Эта уверенность казалась что её, что моим родителям верной. К слову, люди, которые подарили этому миру (и мне, как его части) Веронику, оказались прекрасными. Мы довольно быстро нашли общий язык, пусть между нами и стояла в качестве переводчика самая беременная из нас. Примерно тогда же, когда они были в Италии, мы сыграли скромную свадьбу — это упрощало Веронике процесс получения гражданства.

Со временем у нас хватило денег на открытие кофейни. Я долго размышлял над этим. Я взвешивал все за и против, лишь после поделился данной мыслью в Вероникой. Её ответ был однозначен — делай. И я решился. Я вложил деньги в мечту, а мечта постепенно начала приносить мне прибыль. Любая девушка всегда была рядом, помогая мне не только с оформлением заведения, но и с подбором персонала. Даже на поздних сроках она готова была всегда прийти мне на помощь. Даже если я просил сидеть её на месте. Я волновался за неё больше, чем она сама за себя.

Когда исполнилось три года, я впервые побывал в России. Я к тому моменту не только понимал русский, но и мог на нём изъясняться. Родные Вероники хорошо меня приняли, а нашего сына любили не меньше, чем саму Веронику.

Несмотря на все трудности, что нам удалось испытать вместе, в процессе совместной жизни было больше позитивных моментов, чем недостатков. Даже когда мы надоедали друг другу, мы находили способ вернуть былую страсть. Мы доверяли друг другу, строили на этом доверии все наши отношения целиком и полностью. Я был уверен, что Вероника меня не предаст.

Сейчас, когда наш сын зовёт меня за стол, я знаю, что, подойдя к жене, я в первую очередь её поцелую. Даже когда нам будет под восемьдесят лет, я уверен, что не устану её целовать.

Ведь Вероника — самоё тёплое, что у меня есть. Она подарила мне два моих величайших сокровища: сына и любовь.

И я уверен, что всё это — лишь начало нашей большой истории.