КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Мне не жаль...(СИ) [Luchien] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Глава первая ==========

Июль 1841 г.

В Петергофе полным ходом шла подготовка ко дню рождения императрицы, и пока карета княжны Репниной въезжала во дворец, её хозяйка, затаив дыхание, наблюдала за суетой, царящей вокруг. Вдалеке слуги под бдительным руководством француза Мерсье устанавливали иллюминацию, а дальше сооружали пьедестал, где должна была расположиться царская семья. Суетились все: садовники, приводящие в порядок кусты; повара, проверяющие жаровни, что собирали под открытым небом; офицеры, следящие за безопасностью… Натали смотрела во все глаза, с острым сожалением думая о том, что жизнь продолжала бить ключом, невзирая на её отъезд, в то время как для неё на этот год всё остановилось, замерло, застыло вдали от двора и человека, которого она тщетно пыталась забыть все эти долгие двенадцать месяцев.

Натали могла признаться только самой себе в том, что чувство, которое она так силилась заглушить, в разлуке стало лишь сильнее, разъедая сердце ядом. Но честь и достоинство кричали, что следует держаться от дворца как можно дальше, и если бы не искреннее, полное мольбы письмо принцессы Марии, всё осталось бы по-прежнему… Натали страшилась возвращаться ко двору. Страшилась разговора с императрицей. Но больше всего страшилась встретиться лицом к лицу со своим личным демоном, которого с трудом загнала в преисподнюю, где ему самое место. Потому что любовь к цесаревичу была искушением дьявола, и в жизни её не имела места.

Натали честно пыталась забыть. Пыталась скорбеть по потерянному навсегда жениху, делать вид, что она — соломенная невеста, в один миг лишившаяся всего: и любви, и мужа. Но эта роль претила честной душе настолько, насколько вообще это было возможно. Натали пыталась уговорить себя, что письмо принцессы не стало той весточкой из внешнего мира, которой она не могла бы противиться. Пыталась заставить саму себя не дрожать от предвкушения, возвращаясь в Петербург, но сердце, будь оно неладно, не желало мириться с разумом, с каждой новой верстой ускоряя свой бег.

Взгляд Александра, полный тоски и сожаления, всё ещё стоял перед глазами, отдаваясь болью в груди, но тогда принятое решение было единственно верным. Теперь же, подъезжая к летней резиденции монархов, она замирала, боясь встретиться со своими страхами лицом к лицу. Слишком много времени утекло с последней встречи, и Александр давно не свободен, и сама она слишком много переосмыслила, чтобы вновь быть просто легкомысленной фрейлиной. Слёзы вскипали на глазах, от страха сжимало горло, но Натали, упрямо вздёрнув подбородок, подала руку слуге, выходя из кареты и поднимая взор к дворцовым окнам. Там, где-то в глубине, находился Александр, и впервые их отделяло всего несколько десятков метров, а не вёрсты и границы чужих государств…

— Мадмуазель Репнина, — её встречал один из чопорных камергеров её величества, имени которого Натали так и не смогла запомнить, — вас ждёт Её Величество.

— У меня есть возможность привести себя в порядок после дороги? — с достоинством спросила Натали, хотя сердце уже плясало в горле, заставляя голос дрожать.

— Императрица ждёт вас через полчаса, — ответил камергер. — Вас проводят в отведённые вам покои.

Коридоры, наполненные светом, суета и весёлый гомон, удивлённые взгляды и добродушные возгласы — всё это проходило мимо, не задевая, пока Натали шла за слугой, а в голове билась одна мысль: прогонят или позволят остаться? Сейчас, не видя Александра, но чувствуя его присутствие в каждом повороте коридора, в каждом солнечном блике на стекле, она готова была умолять, лишь бы позволили остаться. И, наскоро ополоснув лицо, даже не разглядев как следует отведённые ей комнаты, Натали поспешила к императрице, стараясь не сминать так сильно подол синего дорожного платья. Перед дверьми в императорские покои она остановилась, сделала глубокий вдох, расправила плечи и вошла с безмятежной улыбкой, сразу замечая Александру Фёдоровну, стоявшую у окна.

— Ваше величество, — присела в глубоком реверансе Натали, страшась поднять голову.

— Я рада видеть тебя, — раздался мягкий голос, и она поднялась, встречаясь глазами с той, кем искренне восхищалась долгие годы. — Надеюсь, твоя скорбь стала меньше, раз ты решила вновь украсить наш двор своим присутствием.

— Признаться, моя скорбь давно утихла, — осторожно ответила Натали, распрямляясь. — Но лишь письмо принцессы Марии напомнило, что моё место при дворе.

— Твоё место всегда было здесь, и ты прекрасно это знаешь, — сказала императрица, пристально глядя в смятённое лицо. — А твоё сердце… Покидало ли оно дворец?

Натали вздрогнула и подняла прямой и честный взгляд на Александру Фёдоровну, но та смотрела с безмятежной улыбкой, застывшей на прекрасном лице.

— Моё сердце, ваше величество, не имеет власти над моим разумом. А мой разум удерживал меня вдали от дворца весь этот год.

— Достойный ответ, — кивнула императрица, вновь обращая взгляд в окно. — Нам всем тебя не хватало.

— Смею надеяться, что мой отъезд не повлёк за собой ничьих разочарований, — тихо сказала Натали.

— Ты знаешь, что это не так, — откликнулась Александра Фёдоровна. — Но скажи мне одно, и, замечу сразу, от твоего ответа зависит твоё пребывание во дворце: с какой целью ты вернулась?

— Я вернулась по просьбе принцессы Марии, — твёрдо ответила Натали, вздёрнув подбородок. — Ежели вы скажете, что моё пребывание здесь нежелательно, я тотчас покину Петергоф, чтобы никогда более не появляться при дворе.

— Молодость слишком категорична, — с грустной улыбкой заметила императрица, оборачиваясь к Натали и пристально разглядывая яркий румянец, вспыхнувший на щеках, и блестящие от непролитых слёз глаза. — Скажи мне честно, Натали, чтобы более мы не возвращались к этому разговору: ты усмирила чувства, которые могут помешать выполнять твои обязанности?

— Мой разум полностью мне подвластен, — смиренно опустила голову Натали, ощущая, как в груди ширится и растёт пустота, поглощая надежду.

— А сердце? — тихо спросила Александра Фёдоровна.

— А сердцу я не в силах приказать, — прошептала Натали в смятении.

— Я лишь надеюсь, — спокойно отозвалась императрица, подходя ближе и беря холодные ладони Натали в свои, — что ты сумеешь держать в руках свои эмоции.

— Я никогда не причиню боль принцессе Марии, — с затаённой горечью прошептала Натали.

— Ты всегда была благоразумна. — Александра Фёдоровна слегка сжала её руки, заставляя взглянуть прямо в глаза. — Я надеюсь на твоё благоразумие и сейчас.

— Конечно, ваше величество, — прошептала Натали, пытаясь сдержать отчаяние, рвущееся наружу.

— Мы очень рады, что ты вернулась, Натали, — мягко сказала императрица, давая понять, что аудиенция окончена.

— Спасибо, ваше величество, — пробормотала Натали, приседая и выходя из покоев. И только оказавшись в коридоре, она смогла перевести дух, поняв, что всё это время дышала вполсилы. До своих покоев Натали шла, словно в тумане, машинально кивая на приветствия и улыбаясь, видя знакомые лица. Она почти дошла до двери, когда услышала роковое и изумлённое:

— Натали!

Внутри всё замерло, отказываясь поверить, и Натали с трудом обернулась, не поднимая глаз, видя приближающуюся к ней до боли знакомую фигуру в мундире Преображенского полка. Присела в реверансе, медленно выпрямилась и только тогда позволила себе посмотреть в лицо, что являлось во снах каждую ночь.

Александр ничуть не изменился: тот же взгляд, ищущий, тревожащий, та же улыбка, искренняя, светлая, и тот же твёрдый разворот плеч.

— Вы ли это? — спросил он хриплым, отчаянным голосом.

— Я так изменилась за год, ваше высочество, что вы меня не узнаёте? — попыталась она пошутить, хотя комок, вставший в горле, мешал внятно говорить.

Александр потянулся было к её руке, но застыл в нерешительности в нескольких сантиметрах. Натали грустно улыбнулась, надеясь, что глаза не выдадут то, что бушует сейчас в душе.

— Я рада вас видеть, — наконец вымолвила она, вновь приседая. — А теперь прошу меня извинить: мне надо готовиться к вечеру, а я до сих пор в дорожном платье.

— Я буду рад вас видеть на балу, — склонил голову Александр. — Без вас двор был пуст.

— Рада это слышать, ваше высочество, — ответила Натали. — Смею заметить, моя жизнь не отличалась разнообразием вдали от дома.

— Моя жизнь тоже была лишена красок последний год, — голос цесаревича мягко вибрировал, задевая потаённые струны в её душе.

— Простите, ваше высочество, — поспешила ответить Натали, чувствуя, что не в силах слушать продолжение желанного признания, — но мне действительно пора готовиться к вечеру.

— Не смею вас задерживать, — склонил он голову, провожая долгим задумчивым взглядом.

Но был ещё один визит, который просто обязана была нанести фрейлина Репнина до бала. И к новой двери она подходила со смешанными чувствами. Принцесса Мария действительно была той, кого она считала своей подругой и искренне жаждала встречи. Вот только сама Натали полагала, что предаёт эту дружбу одним своим присутствием, и ничего с этим чувством поделать не могла. Поэтому она глубоко вздохнула, прежде чем войти в покои принцессы, хотя, стоило увидеть её горящий взгляд и искреннюю улыбку, как все сомнения тут же развеялись.

— Натали! Как я рада тебя видеть! Мой Бог!

Мария подлетела к Репниной, заключая её руки в свои и окидывая взволнованным взглядом. За прошедший год фигура Марии приобрела приятную округлость, а лицо словно озарилось внутренним светом, свойственным замужним женщинам. И все эти изменения Натали с затаённым сожалением отметила, чувствуя, как прибавляется на сердце шрамов. Нет, она желала подруге счастья, но, быть может, подспудно мечтала о том, чтобы та была так же несчастна. В этом постыдном желании она с трудом признавалась сама себе, корила себя за него, но даже на исповеди не смогла бы покаяться.

— Я так рада видеть тебя! — повторила Мария, светясь от счастья. — Без тебя мне было так тяжело, никто не любит, не понимает, не чувствует меня так, как ты!

Мария увлекла Натали к банкетке, усадила и принялась расспрашивать о жизни за границей и о том, как прошёл этот год. И только видя, что Натали устало кивает, спохватилась, поднимаясь.

— Я совсем заболтала тебя, — сокрушённо сказала Мария, — а ведь ты до сих пор не переоделась! Иди, готовься, вечером я сообщу все-все сплетни за последний год, и мы вместе посмеёмся!

К себе Натали возвращалась, почти не чуя ног. Слишком много встреч, разговоров, слухов и мыслей поселилось в голове. До бала оставалось шесть часов, и она, не помня себя от усталости, едва позволила себя раздеть и упала в постель, забывшись беспокойным сном. Проснувшись с лёгкой головной болью, Натали поначалу не могла понять, где находится, вглядываясь в балдахин, терявшийся в полумраке. Постепенно голоса слуг в коридоре вернули к реальности, а следом пришло воспоминание о мимолётной встрече с Александром. В груди сладко заныло — стоило представить, что сегодня удастся увидеть его, услышать его голос, находиться так близко, но в то же время так далеко. Она обещала императрице, что эмоции не возьмут верх. Она ценила дружбу принцессы Марии. И конечно, могла взять себя в руки!

Спустя два часа Натали поняла, что никогда ещё так жестоко не ошибалась. Бал, вылившийся в сады Петергофа, набирал обороты. Пары прогуливались между фонтанов, а в распахнутых настежь дверях то и дело мелькали силуэты танцующих. Яркие фонтаны шутих, фейерверков, иллюминаций вспыхивали в разных углах обширного парка, то и дело заставляя останавливаться и замирать в восхищении. Натали и Мария стояли на ступеньках, обмахиваясь веерами, — после духоты бального зала на обнажённые плечи опустилась долгожданная прохлада.

— Как красиво! — прошептала принцесса, не сводя глаз с распускавшихся в небе цветов. — Фейерверки на день рождения её величества всегда прекрасны. Правда же?

— Да, — улыбнулась Натали задумчиво. — Два года назад, по крайней мере, было так же так красочно.

— Ох, ты же пропустила прошлогодний праздник! Прости, ведь в это время ты была в трауре, а я, глупая, как всегда говорю что-то невпопад.

— Ваш русский стал почти идеальным, — с улыбкой ответила Натали, уходя от скользкой темы. — Кто же был вашим учителем?

— О, — мило смутилась Мария, — Александр Николаевич охотно давал мне уроки.

— Правда? — улыбка разом задеревенела. — Вижу, он отличный учитель.

— Вы знаете, — принцесса склонилась к Натали, прячась за веером, — если бы его высочество был хотя бы вполовину меньше занят, я осилила бы язык быстрее. Но теперь у меня есть вы! И вы поправите пробелы в моём образовании!

— О каких пробелах идёт речь? — От звука его голоса по позвоночнику вниз устремились колючие мурашки. Натали надеялась, что выглядит безмятежно и спокойно, хотя внутри бушевал ураган. Она кожей ощущала, как он обходит их и берёт руку Марии в свои, поднося к губам.

— Я рассказывала княжне о том, как вы помогаете мне выучить язык. — При виде супруга Мария расцвела, не сводя с него нежного, светящегося любовью взгляда.

— Но между тем, — неспешно повернулся к Натали Александр, — вы говорите о пробелах.

Она протянула руку буквально через силу, заставляя думать себя о чём угодно, только не о том, как его губы прожигают пальцы сквозь атлас перчатки.

— Вы слишком много работаете, — капризно вздохнула Мария, и тут же непосредственно улыбнулась. — Теперь ваше место займёт Натали!

— Ваше высочество, боюсь, я никогда не смогу занять место Александра Николаевича, — с трудом разлепила пересохшие губы Натали, осторожно освобождая ладонь из руки цесаревича, который задержал её на мгновение дольше, чем требовалось.

— Я опять сказала что-то не то, — удручённо покачала головой Мария. — Простите меня.

— Ну что вы! — воскликнула Натали. — Это я, возможно, придаю слишком много значения смыслу слов, когда можно ограничиться тем, что лежит на поверхности.

— Жемчуг можно найти только на глубине, — заметил Александр.

— А можно и утонуть, ныряя за ним, — небрежно пожала плечами княжна, равнодушно отворачиваясь. Сердце было готово выскочить из груди, и каждый новый вдох давался тяжелее предыдущего. В этот момент раздался оглушительный грохот, и всеобщее «Ах-х-х!» разнеслось по парку. Мария захлопала в ладоши и взяла за руку Александра, едва-едва коснувшись виском его плеча. Но в этом жесте было столько интимного, нежного, что Натали задохнулась, поднимая в небо слезящиеся глаза.

— Я, наверное, никогда не устану восхищаться этой красотой! Дома никогда такого не было видно. Ох, совсем забыла! Я же обещала вальс Жуковскому!

— Уверен, он вас простит, — улыбнулся Александр. Но, стоило Марии опустить голову, раскрывая карнэ[1], как его взгляд нашёл Натали, словно пытаясь без слов рассказать обо всём, что творилось на душе.

— Нет-нет! — вздохнула Мария счастливо. — Я же точно помню, что он просил станцевать с ним, ведь ему скоро уезжать к невесте.

— К невесте? — удивилась Натали.

— Да, — хмыкнул Александр, — наш Василий Андреевич решил остепениться.

— Ну, пойдём же, Натали, — потянула за руку Мария, — Василий Андреевич уже заждался, точно!

— И вы оставите княжну в одиночестве? — с притворным негодованием спросил Александр. Мария остановилась и нахмурилась.

— Ну что за ерунда! — фальшиво рассмеялась Натали. — Я найду кого-то из знакомых и совершенно не буду скучать, пока вы танцуете, уверяю вас!

— Я знаю выход! — хитро улыбнулась Мария. — Александр Николаевич пригласит вас на вальс.

— Не стоит утруждать цесаревича, — сделала последнюю попытку отказаться Натали, обречённо понимая, что само провидение толкает сегодня её в его руки.

— Поверьте, я буду только рад скрасить ваше одиночество, — учтиво заявил Александр, улыбнувшись уголком губ. Принцесса кивнула:

— Ну вот, что я вам говорила? А теперь поспешим, я не хочу заставлять Василия Андреевича ждать.

========== Глава вторая ==========

С каждым шагом к бальному залу ноги Натали наливались свинцом, и до распахнутых дверей она дошла, держа спину неестественно прямо. Мария, заприметив Жуковского, взмахнула ему рукой, заставляя Натали склониться к ней и прошептать, что подзывать кавалера подобным образом неприлично. Но, стоило паре отойти, как боевой настрой вновь стих, и она смущённо застыла, теребя в руках пластинки на веере.

— Вы так не хотите со мной танцевать? — грустно спросил Александр, и Натали вздрогнула, поняв, что слишком сильно погрузилась в свои мысли.

— Ну что вы! — Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривой. Они подошли к танцующим, склоняясь друг перед другом, и Натали вложила свою ладонь в ладонь цесаревича, едва касаясь второй плеча. Первые аккорды зазвучали, и вальс закружил, на миг заставляя забыть обо всём: только чувствовать его руку на талии, украдкой любоваться губами, находящимися так близко, и тайком вдыхать его запах, который заполнил лёгкие, стоило глубоко вздохнуть.

— Сегодняшний праздник затмил всё, виденное мною раньше, — завела Натали непринуждённую беседу. — Я успела соскучиться по двору и веселью, что его сопровождает, и…

— Я счастлив, что вы вернулись, — перебил Александр. — Признаться, я уже потерял надежду увидеть вас.

— Принцесса Мария была настойчива в своих просьбах, — вымолвила княжна, глядя поверх его плеча.

— Она много раз просила вас вернуться, что же изменилось сейчас?

— Вы знаете о её просьбах? — Натали в удивлении подняла на него глаза, моментально утонув в горящем взгляде. Александр улыбнулся:

— Я просил её читать ваши письма вслух. Это было одним из заданий, которое она выполняла с удовольствием, ведь читать ваши письма Мари всегда было интереснее, чем учёные трактаты Вольтера.

— Вы жестоки! — улыбнулась Натали. — Заставлять разбирать мой почерк, а после читать вслух…

— Если я и был жесток, то только по отношению к себе, — тихо и серьёзно ответил Александр. — Ведь, слушая её голос, я представлял, что вы рядом.

Они замолчали, погружаясь в свои мысли, но вот Александр вновь заговорил:

— Так почему вы вернулись, Натали? Значит ли это, что у меня всё ещё есть надежда?

Натали проглотила комок, внезапно вставший в горле, и печально посмотрела на него:

— Надежда — слишком зыбкое чувство, она то вспыхивает, то гаснет вновь. И моя сегодня погасла окончательно, когда я увидела, как счастлива с вами принцесса Мари.

— А что обо мне? — настойчиво спросил Александр, и Натали, смутившись, отвела взгляд. — Или моё счастье вас боле не волнует?

— Не проходило и дня, чтобы я не молилась о вашем счастье, — наконец сказала она. И добавила про себя: «И о собственном душевном равновесии, которое разбилось вдребезги, стоило появиться во дворце».

— А я тосковал по вас каждую минуту, — напряжённо проговорил цесаревич, слегка пожимая её ладонь. — Мне не хватало вас. Наших разговоров, наших встреч. И той свободы, что я всегда чувствовал, находясь подле вас.

— Вы более не свободны. — Натали вдруг почувствовала огромную усталость и от вечера, и от этого разговора, в котором слышалось столь многое, но так мало можно было сказать вслух.

— Но по-прежнему волен распоряжаться своим сердцем, — упрямо ответил Александр, вынуждая посмотреть на него. И мимолётного взгляда хватило, чтобы Натали разглядела в нём ту же надежду, которой жила все эти месяцы. — А что говорит ваше?

— Разве моё возвращение не отвечает на ваш вопрос? — тихо выдохнула Натали, опуская глаза. Танец подошёл к концу, музыка стихла, и Александр с сожалением выпустил её из своих рук, подводя к Марии, весело говорившей что-то Жуковскому.

— Мадемуазель Репнина! — воскликнул Василий Андреевич. — Рад вас видеть! Смею заверить, не одно сердце разбилось с вашим отъездом.

— Надеюсь, что все они успели залечить свои раны, — ответила Натали, невольно ловя взгляд цесаревича.

— Если бы душевные раны так же легко было залечить, как телесные, жизнь в этом мире стала бы гораздо проще, — покачал головой Василий Андреевич и повернулся к принцессе, которая, не прислушиваясь к их разговору, решила что-то уточнить у Жуковского.

— Моё сердце всё ещё бьётся ради вас, — прошептал Александр, обжигая её шею горячим дыханием, и, откланявшись, отошёл.

Остаток бала для Натали прошёл, как во сне, и, возвращаясь утром в свои покои, она не переставала задумчиво улыбаться, вспоминая каждое слово, сказанное цесаревичем. Несмотря на зарок, данный себе, она чувствовала, как с треском ломаются все стены, столь тщательно возводимые ею весь этот год. Натали посмотрела на своё отражение в зеркале и прижала ладони к пылающим щекам. Нельзя было возвращаться, она напрасно считала себя сильной, ведь это было не так. Нельзя было недооценивать силу своих чувств к Александру и силу его чувств к ней. Неужели он действительно всё ещё любил её? И если это правда, то можно ли считать его чувства простым увлечением, желанием охотника загнать дичь, или же он действительно пылает к ней искренней, настоящей любовью?

Натали была молода и жаждала любить. Но с каждым днём, проведённым в Петергофе, понимала, что та любовь, которая зажгла душу, может легко спалить, оставив после себя горстку пепла. И что останется потом? Идти в монастырь замаливать грехи? Или же с гордо поднятой головой нести бремя своих ошибок, даже если сама она их таковыми не считает? Встречи с Александром были редкими, слишком редкими, если вспоминать, сколько раз они встречались в минувшем году. Но каждая из них была яркой, полной недомолвок, взглядов и смущённых улыбок. И Натали чувствовала, как её затягивает в огромную яму, из которой не будет выхода. Впрочем, императрица была ею довольна, не находя в поведении фрейлины ничего предосудительного и, видимо, перестав следить за ней столь пристально. А принцесса и вовсе не отпускала от себя ни на минуту. Натали всюду сопровождала её, будь то прогулка по парку, или катание на лодке, не говоря уже о вечерах, наполненных музыкой, играми в карты и буриме и танцами. Правда, больше Натали с Александром не танцевала, заранее расписывая карнэ, не давая ни малейшего шанса. Она ни разу не оставалась с цесаревичем наедине, а завидев его, спешно покидала пустынные дорожки парка или коридоры дворца, боясь, что напряжение, звеневшее между ними, в конце концов найдёт выход, бросив в объятия друг друга, столь долгожданные, сколь и губительные.

Между тем сезон в Петергофе подходил к концу, и двор начал собираться обратно, в Петербург. Но, прежде чем вернуться в Зимний, император с супругой решил посетить Царское Село и устроить охоту. Александр присоединился к ним, а принцесса отправилась во дворец, оставив Натали следить за тем, как собирают её вещи. Марии надо было застать поверенного от матушки, который привёз ей письма и должен был передать на словах некоторые наказы. С сожалением принцесса оставляла любимую фрейлину, взяв с неё обещание, что та не будет задерживаться, а вернётся, как только убедится, что каждое платье и каждые туфельки уложены как следует, все драгоценности нашли своё место в футлярах, а книги тщательно упакованы. Натали горячо заверила её, что самое большее через три дня вернётся в Зимний.

— Три дня без вас — очень долго, — вздохнула Мария, но тут же одёрнула себя: — Я такая эгоистка! Два месяца вы не отходили от меня ни на шаг, а я не могу дать вам хоть немного отдыха. Знаете, оставайтесь здесь на неделю. Нет, нет, не возражайте, у меня достаточно фрейлин, чтобы я смогла пережить отсутствие одной из них. А вы нуждаетесь в отдыхе, я же вижу!

— Признаться, — вздохнула Натали со смущённой улыбкой, — я отвыкла от суеты, свойственной двору, и влиться в неё было непросто.

— Вот видите! — воскликнула Мария, у которой сама мысль о том, что она делает подруге приятное, вызывала удовольствие. — Я распоряжусь, чтобы ваши покои оставили за вами после того, как вещи отправят в Петербург.

— Не стоит, — поспешно заверила княжна. — Я попрошу Мишеля написать управляющему — у нас неподалёку есть небольшое имение. В этом году, в связи с беременностью Лизы, оно пустует. Уверена, на несколько дней я найду там приют. И вдали от двора отдохну в тишине.

«И разберусь в своих мыслях», — добавила она про себя.

Дворец стремительно пустел, и вскоре остались лишь несколько адъютантов и фрейлин из числа приближённых к императорской семье. Натали управилась в два дня, прошедшие после отъезда принцессы Марии, и теперь неспешно шла по дорожке, с двух сторон скрытой высокой зелёной изгородью. Впереди шумел фонтан — вскоре их выключат и закроют на зиму. И весь этот сезон, промелькнувший яркой вспышкой, оставлял чувство щемящей ностальгии. Натали понимала — подобное никогда не повторится, и в Зимнем её ждёт что-то пугающее, возможно, волшебное, а может, связанное с полным крушением всех надежд. Она остановилась у высокого мраморного бортика и задумчиво посмотрела на рябь, бегущую по воде. В чаше фонтана плавали первые жёлтые листья, срывавшиеся с клёна, закрывшего от вездесущего дворца этот уютный уголок.

Натали опустила пальцы в прохладную воду, наблюдая, как встрепенулись золотые рыбки, подплывая к её руке. Увлёкшись, княжна не заметила, как на одной из дорожек показался Александр, а он, заметив её, замедлил шаг, стараясь ступать бесшумно, впервые за долгое время позволяя себе открыто любоваться склонённой головой, изящным изгибом шеи и волосами, в которых играло бледное северное солнце.

— Я даже не надеялся застать вас здесь, — прошелестел его голос, и Натали встрепенулась, вздрогнула, не веря, что тот, о ком она только что думала, сейчас стоит совсем близко, в двух шагах.

— Ваше высочество! Простите, я не видела, как вы подошли. — Она присела в реверансе.

— Мы здесь одни, Натали, — улыбнулся Александр, протягивая к ней руки и заключая её ладони в свои. — Наконец одни среди всей этой суеты и шума.

— Я думала, вы на охоте, — прошептала Натали. Во рту резко пересохло, и только в горле отчаянно билось сердце.

— Так получилось, что охоту пришлось отменить. Но двор остался в Царском Селе, а я здесь. Перед вами.

Его большие пальцы нежно гладили выступавшие костяшки, посылая по телу сладкую дрожь. Натали прикрыла на короткий миг глаза, позволив себе насладиться его прикосновением, но в следующую секунду подняла на него робкий взгляд.

— Ответьте мне, Натали, — решительно произнёс цесаревич, впиваясь в неё глазами, — сейчас, как на духу, ответьте, чтобы не осталось меж нами более недомолвок и пустых надежд. Почему вы вернулись во дворец? Только правду, прошу вас, ведь слушать о письме Мари я боле не в силах!

Она молчала, впитывая в себя весь его образ, сразу, целиком: и требовательный взгляд, и морщинку, расчертившую лоб надвое, и то, как он сжимал губы в волнении. И понимала, что от ответа зависит ни много, ни мало, а вся её дальнейшая жизнь. И, глубоко вздохнув, она прошептала:

— Ради возможности видеть вас.

Александр замер, не в силах поверить в услышанное, в то, о чём мечтало его сердце. Но вот улыбка, невольная и оттого ещё более искренняя, осветила его лицо. Он медленно поднял руку, очертил линию скул, коснулся локона, скрывавшего ухо, и, всё ещё не веря в своё счастье, спросил:

— Вы любите меня?

Она смущённо потупила взгляд, боясь, что признание, несмотря на все надежды, окажется не к месту. Но Александр, словно услышав её сомнения, пылко прошептал:

— Потому что я люблю вас сильнее, гораздо сильнее, чем любил, когда вы были рядом. Я не мыслю жизни без вас, и одно только слово может сделать меня счастливейшим человеком на Земле. Всего одно слово, Натали. Разве я о многом прошу?

И тогда она сдалась. Кивнула, не чувствуя, как слёзы текут по щекам, и тихо ответила:

— Да.

А в следующую секунду утонула в его руках, пока губы, жаждущие, лихорадочно скользили по лицу, сцеловывая непрерывно катившиеся слёзы:

— Наташа… любимая моя… счастье моё… — исступлённо шептал Александр, покрывая кроткими, нежными поцелуями. — Не плачь, — мягко проговорил он, осторожно вытирая слёзы большими пальцами. — Не плачь, не надо. Только не сейчас, в самый счастливый миг нашей жизни.

— Мне страшно, — прошептала она сдавленно и в следующую секунду задохнулась, чувствуя, как кружится голова, когда губы Александра, наконец, встретились с её, а осторожный поцелуй постепенно перерос в бурю. Её руки взметнулись к его волосам, а он обнял её крепко, уверенно, прерываясь, чтобы прошептать:

— Моя… любимая… моя!

Солнце уже скрылось за верхушками деревьев, опуская покрывало из мягких сумерек, когда они, наконец, смогли оторваться друг от друга, тяжело дыша, не сводя горящих глаз.

— Ты будешь ждать меня сегодня? — хрипло прошептал Александр, прислонившись лбом к её лбу.

— Боже! — спохватилась вдруг Натали. — Меня ведь ждёт карета! Я уезжаю сегодня в имение. Оно здесь, недалеко, — поспешила она добавить, видя, как застывает улыбка на любимом лице. — В часе езды от дворца.

— Тогда я всё ещё жду ответ на свой вопрос, — тембр его голоса бархатом ложился на сердце, рассылая теплые ручейки по всему телу.

— Об этом завтра же станет известно его величеству, — грустно сказала Натали.

— Но это не значит, что станет известно всему двору, — ответил Александр. — К тому же, раньше он был не против нашей предполагаемой связи. А знаешь, — его глаза вспыхнули лукавством, — я сам напишу ему. И когда он получит доклад из Тайной канцелярии, удивиться уже не успеет. К тому же я настоятельно попрошу не делиться этой новостью с матушкой.

— И он не станет? — удивлённо спросила Натали.

— Нет, — улыбнулся Александр. Потом поцеловал долгим, сладким поцелуем и прошептал в её губы: — Я буду хранить эту тайну и оберегать тебя столько, сколько это вообще возможно. А потом…

— Я никогда не пожалею о своей любви, — уверенно ответила Натали. — А потом — будь что будет!

Комментарий к Глава вторая

[1] Карнэ - бальная книжечка

========== Глава третья ==========

Когда Натали подъехала к поместью, окончательно стемнело, и только окна первого этажа светились мягким светом. На ступенях уже ждала прислуга, встречая хозяйку, а управляющий заверил, что всё подготовлено должным образом и мадмуазель Репниной совершенно не о чем беспокоиться.

— Спасибо, — поблагодарила Натали, заходя в дом. — Я не смею вас больше задерживать, вы и так ждали слишком долго, но меня задержали дела во дворце.

Управляющий с благодарностью поклонился и поспешил покинуть дом, а Натали, сняв с плеч палантин, распорядилась:

— Приготовьте мне ванну и накройте ужин в спальне, после можете быть свободны.

Ждать ночи оказалось сложнее, чем она думала. Слуги, многих из которых Натали знала с детства, давно стали членами семьи, и даже представить себе, что они подумают о своей хозяйке, было сложно. Щёки вспыхнули, и Натали в красках увидела картину: кухарка и горничные на кухне обсуждают, как ночью в спальню к хозяйке пришёл мужчина. Какой скандал! Поэтому, прежде чем окончательно погрузиться в ожидание встречи, Натали вызывала к себе экономку Агафью, сухопарую женщину с мудрыми голубыми глазами.

— Наталья Александровна, душенька, что-то не так? — в тревоге спросила та, едва переступив порог спальни. Натали сидела в кресле, нервно теребя край шали, но тут же поднялась, дожидаясь, когда закроют дверь.

— Мне нужно с тобой поговорить, — решительно начала Натали, но тут же стушевалась, опуская глаза.

— Что-то случилось? — мягко спросила Агафья, подходя ближе. Она легко видела смятение хозяйки и искренне сопереживала ей, ещё не зная даже, о чём пойдёт речь.

— Думаю, ты слышала, что в прошлом году я должна была выйти замуж, — начала Натали издалека, понятия не имея, что говорить дальше.

— Не сложилось, знать, судьба такая, — философски пожала плечами экономка. — Слышала, что вы из-под венца сбежали, это правда?

— Правда, — тихо сказала Натали, сама себе удивляясь, что обсуждает подобные вещи с крепостными. Но Агафья действительно была ей родной, долгое время жила в имении, и только когда родители уехали за границу, она переехала сюда, чтобы хоть изредка видеть тех, кого считала роднее своих детей, которых у неё никогда не было.

— Знать, сердце не лежало, — спокойно ответила Агафья, и Натали кивнула, нервно проходясь по комнате и останавливаясь у окна.

— Моё сердце полюбило другого. — Натали всматривалась в тёмный сад, гадая, когда приедет Александр. Он говорил, что до полуночи будет у неё, а часы лишь недавно пробили девять. — Но мы не можем быть вместе.

— Сердцу поперёк не скажи, — как-то слишком понимающе улыбнулась Агафья. — Как оно велит, так и будет, хоть ты костьми ляг.

— Недавно я узнала, что он любит меня так же сильно, как и я его, — Натали обернулась и твёрдо посмотрела в добрые глаза, — и сегодня он должен приехать.

— И никто не должен его заметить? — проницательно догадалась Агафья, подходя к Натали и беря её за руки.

Натали, не в силах совладать со стыдом и волнением, кивнула, прикусив губу. Это было гадко, мерзко, подло, претило всему её существу, но княжна понимала, что теперь её жизнь вся будет состоять из таких моментов, нелицеприятных, разрушающих душу.

— Не моё это дело, Наталья Александровна, — Агафья заговорила успокаивающим тоном, как с маленькой, — но вы потом выйдете за него замуж?

— Нет, — отчаянно прошептала Натали, крепко зажмурившись. — Мы никогда не сможем быть вместе. Но замуж я не выйду ни за кого боле.

Агафья глубоко вздохнула и горько улыбнулась своим мыслям. Потом погладила по руке, вынуждая заглянуть в глаза.

— Жизнь, Наталья Александровна, душенька, она такая — нас никто не спрашивает, чего мы хотим на самом деле. А когда старость приходит, так и сожалеть остаётся об упущенном. Не моё это дело — осуждать вас. И не буду я. Дверь открою, провожу тайного вашего. Всё сделаю, будьте покойны.

— Ох, Агафья! — воскликнула Натали, чувствуя, как падает с грохотом огромный камень. Она порывисто обняла экономку и быстро клюнула её в щёку.

Агафья улыбнулась, кивнула и оставила её одну, теперь с сомнениями иного толка. Натали приняла ванну и долго раздумывала, в чём встретить цесаревича. Надеть домашнее платье? Не будет ли слишком чопорно для встречи, в исходе которой никто не сомневается? А если надеть ночную сорочку, не слишком ли откровенно для первой встречи?

Первая… Всё в новинку, всё немного страшно и очень волнительно. Натали не смогла заставить себя проглотить и кусочек. Сидела в кресле, завернувшись в длинный стёганый халат из атласа, под которым всё-таки спрятался воздушный кружевной пеньюар. Вздрагивала от каждого шороха, каждого стука, чувствуя, что нервы вот-вот не выдержат, и сердце разорвётся от нетерпения и предвкушения, от которого в груди всё замирало, а пальцы рук мелко подрагивали. В конце концов сон сморил её, и Натали, положив голову на спинку кресла, уснула.

Александр ехал в сопровождении двух адъютантов, которым настоятельно и очень резко приказал ждать его на ближайшем постоялом дворе. До имения Репниных оставалось каких-то десять минут, и офицеры упорствовали, говоря, что убедятся, что наследнику ничего не угрожает, а после отправятся туда, куда он сам соблаговолит их послать. Пришлось согласиться и всю дорогу до имения стискивать зубы в раздражении, стараясь не обращать внимание на понимающие взгляды. Этим людям он мог доверять, но после многозначительного молчания точно не избежать. Вскоре показались огни, и дом выплыл из деревьев, дыша миром и покоем.

— Я надеюсь, теперь вы удовлетворены увиденным? — холодно спросил Александр, но один из адъютантов, Дмитрий Орлов, упрямо покачал головой, намереваясь проводить цесаревича до конюшни. Александр мотнул головой, спешился и бросил поводья Орлову. — Позаботьтесь о моей лошади, а о себе я позабочусь сам.

И, не оборачиваясь более, поспешил к дому. Замешкался у дверей, собираясь постучать, когда они сами распахнулись, пропуская внутрь. В холле царил полумрак, и Александр с трудом разглядел невысокую женщину, склонившуюся в поклоне.

— Я провожу вас, а за лошадь не беспокойтесь, — тихо сказала она и взяла свечу, стоявшую на столике у двери. Огонёк задрожал, освещая картины, висевшие вдоль лестницы. У одной из дверей на втором этаже женщина остановилась и, кивнув, ушла, унося с собой огонёк. Коридор погрузился во тьму, и только лунный свет ложился квадратами на пол, да из-под двери вырывалась тонкая яркая полоска. Александр вошёл, стараясь успокоиться, но сердце, будто издеваясь, только ускорило свой бег, мешая ровно дышать.

Он увидел её сразу: хрупкую фигурку, свернувшуюся в кресле клубком. На столе давно остыл ужин, в ведёрке с шампанским начал таять лёд. Цесаревич тихо стянул сапоги, поставил у входа, развязал кушак и непослушными пальцами расстегнул мундир, кладя его на ближайший стул. Потом подошёл, опускаясь на колени перед креслом, и склонился над рукой, лежащей на подоконнике, невесомо целуя.

Натали вздрогнула, медленно открыла глаза и несколько секунд недоумённо смотрела на Александра, всё ещё не веря, что это не продолжение сна. Сердце встрепенулось, забилось быстрее, и она осторожно положила руку на его голову, пропуская сквозь пальцы волнистые пряди.

— Наташа, — прошептал он, поднимая глаза, — мне всё ещё не верится, что я здесь, у твоих ног.

— Как вы добрались? — Её всё ещё смущала интимность в их разговоре, хотя его «ты» вызывало трепет, напоминая, что теперь он действительно принадлежит ей, пусть даже на неопределённо короткий срок.

— Потом, всё потом, — неразборчиво прошептал Александр, обняв её колени и ласково, как большой кот, потёршись о них. — Ты здесь, передо мной, и нет никого, кто мог бы нам помешать…

Натали смутилась его горячности, подобралась невольно, пытаясь вспомнить, как когда-то сама предлагала себя, чтобы насолить жениху и отомстить за его измену. Тогда всё было проще: в груди кипели обида и злость, но теперь всё было иначе. Перед ней на коленях стоял наследник Российской Империи, шепча нежные, ласковые слова, но, если отбросить это, то оставался горячо любимый мужчина, страстно её желавший. Эта мысль будоражила кровь, но смущение всё не отступало, заливая щёки розовым. Чувствуя её скованность, Александр выпрямился, становясь вровень с лицом Натали, и заключил его в свои ладони, заставляя смотреть на себя.

— Я люблю тебя, — прошептал он, не отводя глаз. — Ты боишься?

— Немного, — смущённо шепнула Натали.

Он выдохнул, потянулся к ней, касаясь губ поцелуем, вовлекая в него, сначала медленно, постепенно углубляя ласку, вынуждая её саму тянуться к нему. Она робко положила ладони на его грудь, погладила, поднимаясь выше, к шее, подаваясь вперёд. Александр обнял её, потянул наверх, заставляя подняться вслед за ним. Не прекращая целовать, погладил талию, спускаясь к бёдрам, и снова наверх, не давая испугаться, дразня губами, языком, вызывая новые, чувственные ощущения.

Натали задыхалась от переполнявших эмоций, плавилась в его руках, и стыдливость таяла, уступая напору. Когда он развязал пояс её халата, и горячие ладони легли на кружево, она шумно вздохнула и сама принялась расстёгивать пуговицы на его рубашке. Провела по горячей груди, упиваясь сладкой музыкой его прерывистых вздохов, и, осмелев, поцеловала в шею, прочертила цепочку поцелуев от одной ключицы к другой, распахивая рубашку шире. Александр на миг оторвался от неё, быстрым движением стянул с себя рукава, бросая рубашку на пол, и тут же прижал Натали к себе, снимая халат с её плеч, освобождая волосы от нескольких шпилек, позволяя им рассыпаться по плечам.

— Наташа, — прошептал он, проводя губами по шее, останавливаясь у кружевного ворота. Осторожно потянув на себя ленту, он развёл в стороны невесомую ткань, целуя каждый сантиметр открывшегося тела. Потом подхватил её на руки, пересёк спальню и бережно положил на кровать, опускаясь рядом, снова целуя, погружая в водоворот желания. Натали забыла обо всём на свете: обо всех страхах, терзаниях, сомнениях.

Остались только ощущения: трепет, что дарили его прикосновения, его кожа под её ладонями, горячий узел, свернувшийся внизу живота. Она не вспомнила о стеснении, когда он полностью избавил её от одежды, и только прерывисто выдохнула, когда он коснулся своим обнажённым бедром её. Она раскрывалась перед ним, отдавая всю себя без остатка, не сдерживая сладкие стоны, которые срывались с пересохших губ с каждым новым движением внутри. И Александр вторил ей, сплетая их руки, шепча бессвязно, обрывочно что-то страстное, ласковое. И за миг до того, как душа отделилась от тела, взлетая к потолку, Натали открыла глаза и простонала:

— Люблю тебя…

Тяжёлое дыхание постепенно выравнивалось, а сердце замедляло свой бег. Вместе с этим возвращалось и смущение, и Натали с трудомподавила желание прикрыться. Александр, словно услышав её мысли, накрыл их обоих одеялом, и только потом притянул её к себе. Лежать с ним так было крайне непривычно и немного неловко. Впрочем, когда он нежно поцеловал её в макушку, укладывая её голову у себя на груди, спокойствие разлилось по душе вместе с мерным стуком его сердца. Его пальцы чертили неспешный узор по её плечу, спине, и под кожей разливалось тепло от нежных касаний.

— Думаю, стоит отдать должное шампанскому из вашего погреба, — наконец прошептал Александр, сплетая её пальцы со своими и поочерёдно их целуя. Натали улыбнулась:

— Если только оно не нагрелось, а то придётся где-то искать лёд.

Александр сел, обернулся через плечо, лукаво улыбнувшись:

— Думаю, моя прекрасная нимфа, тебе лучше отвернуться, чтобы я не шокировал своей бесстыдностью.

— После всего, что только что произошло, меня сложно шокировать. — Натали с вызовом вздёрнула подбородок, но, стоило цесаревичу подняться, как она всё же прикрыла глаза, заливаясь краской. Послышался шорох, пока Александр надевал исподнее, и только когда звякнула о ведёрко бутылка, она открыла глаза, невольно залюбовавшись им, освещённым ярким пламенем камина. Взбив подушки за спиной, Натали удобно устроилась в изголовье, подтянув к себе одеяло.

— Что ж, — обернулся Александр, весело улыбаясь, — шампанское достигло нужной температуры, и ты зря переживала.

— Я переживала лишь о том, чтобы не посрамиться перед его высочеством, — небрежно повела плечом Натали, бросив хитрый взгляд исподлобья.

Александр откупорил шампанское, подхватил два бокала и подошёл к кровати, опираясь на неё коленом.

— Мадемуазель Репнина, — бархатным голосом проворковал он, — вам надо приложить неимоверные усилия, чтобы вызвать моё недовольство.

Он забрался на кровать и сел рядом, поверх одеяла, протягивая один из бокалов Натали и наполняя его пенящимся вином. Натали взвизгнула, когда оно полилось через край, и подхватила бокал под донышко, быстро отпивая. Тем временем Александр наполнил свой и, отставив бутылку на пол, наблюдал за её попытками удержать льющуюся через край пену. Не удержавшись, подался вперёд, целуя протяжным, неспешным поцелуем.

— Только так и надо пить прекрасное вино, — прошептал он, ловя её взгляд.

— Боюсь, во дворце ваши методы сочтут слишком экстравагантными, — в тон ему ответила Натали.

— Тогда мы оставим этот метод только для нас двоих. — Александр окинул её обнажённые плечи горящим взглядом и соприкоснулся бокалами, вызвав мелодичный хрустальный звон.

— Пока не кончатся все запасы шампанского в имении?

— Я прикажу привезти ещё.

Они уснули на рассвете, когда первые птицы уже запели в густых кустах черёмухи. Натали проснулась первой, и долго любовалась им: спокойным, умиротворённым лицом, на котором блуждала улыбка, взъерошенными волосами, и тем, как он трогательно он обнял подушку, прошептав что-то неразборчивое, стоило ей подняться. Оглядевшись в поисках пеньюра, Натали с сожалением выскользнула из тёплой кровати и быстро накинула пенное кружево. Потом набросила на плечи халат и вновь посмотрела на Александра. Одеяло едва прикрывало его бёдра, оставляя открытым спину, на которой слабо розовели неровные полоски, оставленные ею в порыве страсти. Охнув, Натали подошла ближе, гадая, успеют ли сойти столь явные доказательства с его кожи до возвращения во дворец. Потом осторожно подтянула одеяло повыше и только тогда вышла в ванную комнату, где уже ждала вода для умывания.

Поймав свой взгляд в зеркале, Натали улыбнулась: сегодня она выглядела так, словно не в себе. Растрёпанные волосы, припухшие от поцелуев алые губы и яркие, светящиеся глаза. Натали медленно поднесла руку к губам, провела по ним и скользнула вниз, к шее, вспоминая горящие на коже поцелуи. Сегодня совершенно не хотелось думать о будущем. О том, что придётся возвращаться во дворец и делать вид, что ничего не произошло. Что придётся врать принцессе Марии, искренне считающей её свой подругой. А сама Натали? Сможет ли она теперь спокойно смотреть ей в глаза? Про гнев императрицы и думать было страшно. Холодок пробрался к сердцу, затаился там, сворачиваясь клубком. С усилием отогнав тревогу, Натали принялась приводить себя в порядок, наливая воду в таз для умывания.

Пройдя в гардеробную комнату, она в замешательстве остановилась, гадая, что надеть. И есть ли смысл надевать что-то в ближайшее время… Щёки против воли вспыхнули, уши запылали румянцем, а внизу живота разлилась приятная слабость. Нет, она подождёт облачаться в платье, а лучше пока найдёт Агафью и прикажет принести завтрак.

Когда Натали вернулась, Александр ещё спал. Она развязала шнуры, державшие небесно-голубой балдахин, и скрыла от взглядов кровать, оставив открытой сторону, обращённую к окну. Через несколько минут дверь бесшумно отворилась, пропуская Агафью. Вскоре на столе появился завтрак и задымился чай, но прежде чем уйти, Агафья поманила хозяйку за собой в коридор, тихо прикрыв дверь.

— Наталья Александровна, — пробормотала она, явно смущаясь. — Я вам в отдельном чайничке питьё заготовила, не всегда оно помогает, конечно, но вещь верная.

— Ты о чём? — недоумённо нахмурилась Натали.

— Так о детях, душенька, — прошептала Агафья ей на ухо. Натали залилась краской, опуская глаза, кляня себя за непроходимую глупость и недальновидность. Действительно, как она могла забыть об этом немаловажном моменте?! А что, если она уже… Видимо, все её переживания отразились на побледневшем лице, и Агафья осторожно коснулась руки:

— Оно, питьё это, во всём поможет, если есть надобность. Но в другой раз вы просто пейте до визита тайного вашего. Не Бог весть какая, а помощь природе.

— Спасибо, — через силу выдавила Натали, чувствуя непреодолимое желание спрятать лицо в ладонях.

— Жизнь, Наталья Александровна, она такая — чего стыдиться, коли лучше предотвратить, нежели потом мыкаться? — Агафья мягко улыбнулась.

========== Глава четвёртая ==========

Всё ещё пребывая в смущённой задумчивости, Натали вернулась в спальню и первым делом бросила взгляд на накрытый стол. Потом на носочках, едва дыша, подошла к кровати и не смогла сдержать улыбку умиления: Александр всё ещё спал, отвернувшись от окна и накрывшись одеялом почти с головой. Насколько же изматывала его дворцовая жизнь, что он с такой сладостью и так крепко отсыпался в её постели! Натали распустила полог балдахина, скрывая любимого от света, и вернулась к столу, тотчас найдя взглядом небольшой синий чайничек, о котором говорила Агафья. Осторожно приподняв крышечку, Натали принюхалась — пахло пряными травами. Она налила себе чай и попробовала, находя вкус травянистым и немного терпким, но в целом приятным. Интересно, знают ли о подобном во дворце? Наверняка, ведь иначе многие придворные дамы время от времени исчезали бы на несколько месяцев, — жизнь при дворе, хоть и была внешне подчинена строгим правилам, отличалась особой лёгкостью нравов, и только характер княжны, настойчивость, с которой она в своё время отвергла предложение императора, с немалой помощью цесаревича, конечно, помогли сохранить доброе имя. Впрочем, теперь о нём точно можно будет забыть…

Натали грустно вздохнула, переживая не столько за свою репутацию, сколько за грязь, что неизменно затронет семью Мишеля, а после дойдёт и до ушей родителей. Стоило ли рассказать им о случившемся прежде, чем они узнают? Несомненно, стоило. Но сейчас Натали не хотела посвящать никого в нежданное счастье, малодушно позволив себе задержать эту интимность, то, что пока принадлежало только им двоим. За размышлениями Натали не заметила, как допила весь чай и только теперь заметила, что день близится к обеду, а внизу, под окнами, кто-то вполголоса разговаривает.

Тревога всколыхнулась, захолонуло сердце, и Натали подошла к окну, выглядывая из-за занавесок. Страх свернулся в животе ледяным клубком, когда она разглядела форму, в которую был облачён высокий статный мужчина, обсуждавший что-то с Агафьей. Судя по голосу, который с каждым словом становился всё громче и настойчивей, он требовал впустить его в дом, но получал непреклонный отказ. Натали прижала ладони к груди, стараясь унять стук сердца, и бросилась было вниз, но уже в коридоре, на лестнице, спохватилась, вспомнив, в каком виде находится в середине дня. Прислонившись к стене, она украдкой выглянула из-за угла, пытаясь разобрать спор, доносившийся из-за входной двери. Тут дверь распахнулась, и Натали отпрянула, надеясь слиться со стеной. А что, если неведомый посетитель решит подняться наверх? Хороша же будет княжна Репнина, первая фрейлина принцессы Марии, прячущаяся на лестнице в халате, босая и в ночной сорочке! В то время как в постели вышеупомянутой фрейлины спит наследник Российского престола! Нервно хихикнув, Натали бесшумно вернулась на второй этаж, не спеша, впрочем, возвращаться в спальню.

— Вот здесь и оставьте! — услышала она голос Агафьи, и вскоре входная дверь снова хлопнула и в доме воцарилась тишина. Подождав несколько минут, Натали спустилась вниз и увидела Агафью и Светлану, дворовую девку, исполнявшую роль горничной, когда в имение жаловали баре. Они стояли над внушительным дорожным кофром с вензелями цесаревича. На миг промелькнула в голове безумная мысль, что император, узнав об их связи, решил выслать Александра из дворца, но она тут же померкла, как безумная и невозможная.

— Наталья Александровна, душенька! — заметила её Агафья, в то время как Светлана быстро присела, стараясь не бросать любопытные взгляды на хозяйку. — А я как раз говорю Свете, что к нам гость сегодня пожалует, друг семьи вашей и вашего брата. Мы ему немного позже комнаты приготовим на втором этаже. А вы всё же решили подняться с постели? Наталья Александровна, ну как можно, вы ведь всё ещё нездоровы!

Натали замерла, пытаясь понять, что имеет в виду Агафья, но та подошла, ласково взяла под руку и отчётливо произнесла:

— Я отведу вас наверх, а то, не дай Бог, опять поплохеет, как мы потом в глаза Михаилу Александровичу смотреть будем?

И только дойдя до лестницы и убедившись, что Светлана всё ещё разглядывает вычурные вензеля с позолотой, Агафья прошептала:

— Это от вашего тайного посланец прибыл. Вещи его привёз, просил передать, что его батюшка наказ строгий дал, как узнал, что он налегке отправился. Знатный он, ваш тайный. Ох и знатный!

Из уголков глаз брызнули добродушные морщинки, и Агафья хитро улыбнулась, качая головой.

— Ты ведь поняла, кто это, не так ли? — спросила Натали и, дождавшись кивка, продолжила: — Теперь ты знаешь, почему так важно сохранить тайну. Ведь она принадлежит не только мне…

— Все домашние уверены, что вы слегли с болезнью, — серьёзно ответила Агафья. — А вечером, раз уж посыльный таким настойчивым был, тайный ваш и предстанет гостем. Я в четыре Свету отправлю комнаты готовить и сама прослежу, чтобы она излишнего любопытства к вашим покоям не проявляла.

— Ох, Агафья, как же мне тебя отблагодарить! — выдохнула Натали, понимая, что простая женщина продумала за неё всё то, что даже не приходило в голову, затуманенную любовью. — Жаль, что я вас во дворец забрать не могу!

— Пошто же мне дворец? — испуганно вскинулась та. — Что я там делать буду? Нет, Наталья Александровна, мне и здесь хорошо.

— Спасибо! — поблагодарила Натали, крепко сжав сухую морщинистую руку, и поспешила наверх.

— Я уж думал, что ты сбежала, — весело хмыкнул Александр, за время её отсутствия успевший умыться, — влажные волосы завились ещё сильнее и мягкими кудрями обрамляли его лицо. Однако одеться он не соблаговолил, и теперь сидел в кресле в одних кальсонах, закинув ногу на ногу, и покачивая босой ступнёй в воздухе. От всего его облика веяло таким уютом и теплом, что у Натали на миг перехватило дыхание.

— Разве я могла сбежать и оставить наследника одного? — мягко улыбнулась она, прислонившись к двери. — Вы ведь знаете, Александр Николаевич, что я бы места себе не находила, гадая, что с вами может произойти в незнакомом имении, когда вы окружены совершенно незнакомыми людьми…

— А ещё, — Александр подался вперёд, держа в одной руке кружку, — здесь подают холодным не только шампанское, но и чай!

— Преступная халатность! — сокрушённо поддержала Натали, медленно подходя к нему и размахивая поясом халата в воздухе. — Быть может, следует сообщить господину Бенкендорфу об этом?

— Уверен, он напишет донос императору, превратив его в презабавнейший анекдот на эту тему, — хмыкнул Александр, не сводя с Натали глаз.

— Если в нём не будет упоминаться имя хозяев поместья, я с удовольствием бы его послушала. — Натали опустилась в кресло напротив и коснулась чайника, сокрушённо качнув головой. — Увы, он действительно остыл.

— Как! — в притворном негодовании вскричал Александр. — Вы мне не верите, княжна?!

— Я лишь хочу сказать, что чай был горячим час назад, когда его только принесли.

— Так может, стоило разбудить меня?

— А может, мне не хотелось вас будить? — Натали взяла с тарелки виноградину и изящным движением отправила её в рот.

— Я настолько утомил вас, что вы готовы ходить на носочках, лишь бы не просыпался? — Александр склонил голову набок, с удовольствием наблюдая, как щёки Натали медленно покрываются румянцем. Ему так нравилось смотреть, как её смелость и остроумие в пикировках гаснут, уступая смущению, стоит теме разговора ступить на шаткую стезю телесных отношений. Конечно, вскоре это пройдёт, но пока Александр упивался этой скромностью и искренним смущением.

— А может, я просто хотела дать вам выспаться? — лукаво улыбнулась Натали после короткого молчания.

— Наташа… — в голосе цесаревича послышалось урчание голодного тигра. Вдруг он резко потянулся к ней, хватая за руки, и повалил к себе на колени. От неожиданности Натали взвизгнула и засмеялась, когда он принялся щекотать её.

— Хватит! — взмолилась она через минуту, тяжело дыша и поднимая на Александра слезящиеся от смеха глаза, искрящиеся на раскрасневшемся лице. — Хватит, правда, я ужасно боюсь щекотки.

— И даже здесь? — хитро улыбнулся Александр, ловко подхватив её ступню и проведя по ней кончиками пальцев. Натали снова взвизгнула и забилась в его руках, извиваясь в тщетных попытках увернуться. Она попыталась щекотать и Александра, но он был совершенно равнодушен к этой пытке. Поначалу Натали не заметила, как его движения замедлились и стали нежнее, но когда его рука нырнула под халат, а с губ вместо смеха сорвался тихий стон, она сама потянулась к его губам, притягивая голову к себе, прижимаясь всем телом.

— Саша… — прошептала она, когда его губы приникли к её обнажённой груди, — халат давно лежал на полу, а ночная рубашка собралась кружевным ворохом где-то на талии. Натали откинула голову, выгнулась, подставляясь под горячие ласки, непрерывно гладя его плечи, зарываясь пальцами в волосы. Он взял её на руки, собираясь нести в постель, когда Натали, бросив взгляд на часы, прерывисто выдохнула:

— У нас есть время до четырёх.

— А после мне стоит удалиться? — спросил Александр, не сводя полного вожделения взгляда с её груди и медленно подходя к постели.

— А после тебе придётся приехать ко мне заново, — ответила Натали, откидываясь на подушках и протягивая к нему руки. — Но всё это я поясню позже, если позволишь.

— А сейчас? — Он снял штаны, и в этот раз Натали не стала отводить взгляд, хотя полумрак, царящий под балдахином, что так и остался закрытым наполовину, скрадывал детали.

— А сейчас, — Натали протянула к нему руки, вздохнув от приятной тяжести его тела, когда он навис над ней, — я жажду продолжения твоих поцелуев…

Эти несколько дней так и остались в памяти Натали и Александра самым светлым, романтичным и страстным временем, которое никогда не повторить, но к которому хочется возвращаться в воспоминаниях. Они гуляли в саду, взявшись за руки, читали вечерами, сидя у камина, но большее время всё проводили в ласках, столь свойственных молодости и самому зарождению любви. Когда нет ещё тоскливой привычки, всё наполнено новизной, а от одного взгляда воспламеняется кровь. Они слишком долго ждали, слишком долго шли навстречу другу другу, чтобы теперь терять отмерянные крохи. Ведь оба понимали — во дворце всё, что останется — редкие, полные опасности разоблачения встречи, но в основном — короткие разговоры, когда вокруг полно людей. И с каждым днём, приближавшим к отъезду, их любовь словно разгоралась ярче, становилась воистину бурной и неистовой.

Принцесса Мария писала Натали каждый день, и та, скрепя сердце, слала в ответ короткие послания, рассказывая о том, как все дни проводит за книгами (которые читает Александру), гуляет в саду (где есть прекрасная беседка, в которой он заставил её узнать, что не только кровать подходит для любовных утех) или же просто лежит в постели (что тоже являлось чистейшей правдой). Видя её послания, Натали понимала, что уже начинает разрываться между преданностью принцессе, желанием открыться и ослепляющей любовью к Александру, которую придётся потерять, стоит лишь рассказать всё. Готова была она на такой шаг? Определённо нет!

При мысли о том, что она его потеряет, сердце начинало колотиться, как сумасшедшее, и порой Натали просыпалась и смотрела на него, спящего, мечтая, что он — её муж, и они никогда не расстанутся. Что у них будет несколько детей, днём он будет занят делами поместья, а вечерами они всей семьёй будут собираться в гостиной и читать вслух… В предпоследнюю ночь Александр застал её в слезах, и долго утешал, прижимая к себе, не требуя ответа, потому что его сердце так же разрывалось от мыслей о невозможности их любви. Он хотел, чтобы о ней знал весь мир. Чтобы Натали входила в гостиные с гордо поднятой головой, как возлюбленная цесаревича, а после — императора. Чтобы никто не смел сказать или даже помыслить дурное об их связи.

Но принцесса Мари, нежная, доверчивая, трепетно любящая, не заслуживала такого обращения. Пусть даже история знала немало монарших пар, презревших законы божии и живших вместе, невзирая на законный брак, бывало, что и с двух сторон. Нет, Мари была ангелом, слишком чистым, чтобы втаптывать в грязь её честь и достоинство. Достаточно было того, что он совершенно не жалел о совершённом поступке и готов был прямо заявить об этом жене.

Жена… Сейчас это слово казалось чем-то безликим, пугающим своей неотвратимостью. Но стоило ему приобрести облик Мари, как становилось ещё горше, ведь перед внутренним взором вставали глаза, полные боли, а в голове начинали звучать тихие рыдания. И всё же, несмотря на терзавшее сердце раскаяние, Александр не желал уезжать от Натали. Попросту не мог оставить её, вспоминая, как был лишён счастья видеть её, говорить с ней, любить её… Они почти не говорили о будущем, но если и переходили на эту тему, то оба понимали — возврата к прежнему нет. Оба — опытные царедворцы, Натали и Александр полагали, что смогут скрывать свою связь достаточно долгое время, сохраняя свой уютный мирок от посягательств внешнего мира. Они надеялись, что тайна долгое время будет оставаться таковой, хотя и не были настолько наивны, чтобы понимать: всё тайное рано или поздно становится явным.

— Люблю тебя, — вторили друг другу губы в последнюю ночь перед отъездом, пока руки исступлённо ласкали, а ноги сплетались, скользя по простыням. Сегодня объятия были крепче, признания откровеннее, движения резче. Словно Александр хотел заставить её помнить о нём каждую секунду в разлуке, оставить свой след на ней, в ней. А Натали, давно забыв о смущении, оплетала его собой, жалея лишь об одном: что не может оставить на его теле метку, каждому говорящую: «Мой!»

Александр уехал, когда Натали ещё спала, оставив на подушке наскоро написанную записку. Во дворец он прибыл к вечеру, узнав, что император вернулся накануне, а императрица и двор должны были прибыть через день. Он едва успел переодеться, справившись у камергера о принцессе и получив ответ, что та, сославшись на головную боль, удалилась спать час назад. Александр вздохнул с облегчением: смотреть в глаза Мари сейчас он точно был неспособен. Но появление слуги, передавшего, что его ожидает император, заставило не удивиться даже — приготовиться выдержать очередной бой за свою любовь. Только, в отличие от давней истории с Ольгой, отступать Александр был не намерен.

Николай Павлович ждал сына в кабинете, задумчиво глядя в окно на ночной Петербург. Он слышал, как тот вошёл, но не спешил поворачиваться, прекрасно чувствуя смятение и упрямство, разлившиеся в воздухе с его приходом.

— Вы желали меня видеть? — напряжённо спросил Александр, не двигаясь с места. Николай Павлович обернулся, словно только сейчас заметил сына, и тонко улыбнулся, находя подтверждение своим догадкам: губы сложены в тонкую линию, подбородок напряжён, а руки сжаты в кулаки. Ни дать ни взять — бойцовский петушок.

— А вы находите это желание способным удивить в свете случившегося?

— Нет, — спокойно ответил Александр, подходя к столу и бросая быстрый взгляд на разложенные бумаги. — Я и сам хотел переговорить с вами, но не думал, что вы вызовете меня ночью.

— За несколько дней, проведённых вне двора, вы привыкли ложиться рано? — иронично поинтересовался Николай Павлович, отмечая, как уши сына покрыл лёгкий румянец. — Полноте, Александр, я не намерен обсуждать вашу личную жизнь, закапываясь в неё столь глубоко. Но кое-что мне хотелось бы тебе объяснить, как, кхм, человеку, более сведущему в подобного толка делах.

— Я хотел поблагодарить вас за то, что не сказали матушке о причине моего отсутствия, — ровно сказал Александр, вздёрнув подбородок. — И желал просить вас и впредь хранить молчание столь долго, насколько это возможно.

— Прикрывать ваш адюльтер перед женой и матерью? Хорошего же наследника я воспитал! — фыркнул император, впрочем, не теряя добродушной улыбки. — Полноте, Александр, прекратите злиться, словно вам всё ещё пять лет и у вас отобрали любимую деревянную саблю. Я ведь действительно желаю вам только добра. И не могу не отметить, что ваш вкус и некоторое, м-м, постоянство, внушают уважение.

— Я люблю княжну Репнину. — Александр твёрдо посмотрел в глаза отцу.

— Понимаю, — покладисто кивнул тот, опускаясь в кресло и жестом позволяя сыну занять соседнее. — Более того, я и сам не раз был увлечён подобным образом, потому и желаю поделиться с вами простой житейской мудростью, которую вы, смею надеяться, выслушаете без предвзятости.

Александр склонил голову, всем своим видом показывая, что готов слушать. Но Николай Павлович вдруг потянулся к столику, на котором стояло вино, разлил его по бокалам и протянул один из них наследнику.

— Сердце мужчины не может хранить верность одной женщине. Особенно, когда вокруг столько соблазнов, — начал император, салютуя бокалом. — О, нет, избавь меня от пылких речей о вечной любви к Натали! Она несомненно прекрасна, наверняка нежная и уж точно остроумная. Я так же не удивлюсь, если она сумеет завладеть вашим сердцем на долгий срок, но, поверьте, придёт время, и вы решите искать новых увлечений. Но речь не об этом! — поспешил добавить Николай Павлович, видя, что Александр готов возразить. — Я говорю о том, что мы с вами, в отличие от большинства наших подданных, имеем некоторые обязательства не только перед своими супругами, но и перед государством. И, как ни странно, одно вытекает из другого. Принцесса Мари — сущее дитя, невинное, наивное, но очень пылкое и отзывчивое. При должном воспитании она станет хорошей императрицей, но для начала вам стоит сделать её не менее хорошей матерью.

Александр нахмурился, пытаясь понять, к чему весь этот разговор, ведь, невзирая на всю любовь к Натали, он прекрасно понимал и помнил о своём долге, исправно навещая супругу три раза в неделю.

— Ваши увлечения, сколь много бы их ни было на вашем веку, имеют место быть, и никто, слышите, никто будет не в силах упрекнуть вас ими. Кроме жены. — Николай Петрович цепко смотрел на сына. — И тут надо помнить о том, что дети, милый мой, всегда занимают в сердце женщины больше места, нежели любовь мужчины. Подарите принцессе ребёнка. А лучше сразу двух или трёх, чтобы она не могла думать ни о чём другом, смирившись с тем, что вы обращаете свой взор на других. Подарите стране наследника, а после выходите в свет хоть с Репниной, хоть с кем угодно ещё, и тогда даже наша дражайшая Александра Фёдоровна не сможет ничего возразить.

— Это звучит крайне цинично, — медленно проговорил Александр, всё ещё не веря, что слышит подобные речи от отца.

— Это правда, Александр, чистая правда, — вздохнул Николай Павлович. — Я говорю это не с целью отвлечь вас от княжны, ведь, судя по всему, оторвать вас от неё сейчас невозможно. Я говорю это с тем, чтобы вы помнили: страсть должна оставаться страстью, а долг перед страной — главное, о чём вы должны помнить. И когда наша прекрасная Натали вернётся во дворец, выбирая между спальней жены и спальней княжны Репниной, всегда выбирайте первое, покуда принцесса не объявит радостную весть. Я, конечно, не говорю о днях, когда она будет нездорова, но в остальное время, — тут взгляд Николая Павловича потяжелел, а голос зазвенел холодом, — надеюсь, мне не будут доносить, что вы пренебрегли супружеским долгом ради любви.

— Я вас понял, отец. — Александр замолчал, признавая правоту его слов и в то же время чувствуя, как горечь разливается в груди: желал ли он для Мари роль всего лишь племенной кобылы, способной лишь рожать наследников? Конечно же, нет! Он нежно любил её, но совершенно другой любовью. Однако в речах отца сам их брак звучал, как нечто мерзкое, постыдное.

— Ну-ну, — вновь добродушно усмехнулся император. — Как же легко вызвать тучи на вашем челе! Всё, что касается характера отношений между вами и Репниной останется в тайне, во всяком случае, от меня никто о них не узнает. Хотя полагаю, что посвящённых в тайну уже достаточно, чтобы опасаться за её сохранность. И я буду хранить молчание, но вы, — он поднял палец вверх, — не забывайте о моих словах и помните, что в этом дворце я знаю всё, что происходит.

— Вы позволите мне удалиться? — спросил Александр, поднимаясь и ставя на стол бокал, из которого едва пригубил вино.

— Конечно, отдыхайте, — взмахнул рукой Николай Павлович. — Надеюсь, завтра печальное личико принцессы Мари вновь озарится светом.

========== Глава пятая ==========

Натали возвращалась в Зимний в смешанных чувствах. Она то начала трястись от ужаса, представляя, что всему дворцу стало известно о них с цесаревичем, то пыталась представить, как предстанет перед принцессой Марией, будет смотреть ей в глаза, зная, что имеет связь с её мужем. То думала о разговоре с императрицей, а после — как её выдворяют с позором из Зимнего дворца, провожая, как Ольгу, до границы империи. Но Натали не была бы собой, если бы не умела не только держать себя в руках, но и с оптимизмом смотреть в будущее. И хотя пока светлого впереди было в разы меньше, она не могла не думать об Александре и его любви, о том, что он ей говорил, как любил. Натали знала, что он сделает всё, чтобы её защитить, а с таким защитником ничего не страшно! И чем ближе карета подъезжала к дворцу, тем больше она наполнялась уверенностью в своих силах. Выбор был сделан, карты легли на стол, так что ж теперь, пасовать при первых же трудностях, которые, к тому же, ещё не начались?

С гордо вздёрнутым подбородком, Натали шла в свои покои, с каждой минутой чувствуя, как тают страхи, ведь здесь всё было по-прежнему, и своды дворца не обрушились на её голову, а сплетни и перешёптывания не летели в спину. Переодевшись после дороги в придворное платье и наскоро ополоснув лицо водой, Натали поспешила в покои принцессы, но, подходя к дверям, сбавила шаг, чувствуя, как душу вновь наполняет страх. Как встретит её подруга, что скажет? И вообще, может ли сама Натали теперь считать себя подругой Марии?

— Натали! — Мария сидела за столом и писала, но, стоило дверям распахнуться, вскочила и поспешила навстречу. — Как я рада видеть тебя! — Она пылко обняла её и отстранилась: — Посмотри, как же ты похорошела! И глаза снова горят так ярко! Ты мне обязательно говори, если надо дать отдых, а то я себя знаю, — покачала пальцем Мария, — могу и забыть, что помимо службы мне у тебя могут быть свои дела.

— Ну что вы, Мари, — ответила Натали со смущённой улыбкой. — Я не могу себе позволить покидать вас часто и на длительный срок, иначе на моё место её величество быстро найдёт другую.

— А знаете, — нахмурилась Мария, — мне приставили двух новых фрейлин.

— Почему? — Натали мигом забыла о тревогах, терзавших в пути, видя, что подруга ничуть не изменилась к ней.

— Воронецкая выходит замуж в начале осени, а Дуровой пришлось срочно уехать в Италию, лечить расстроенное здоровье maman.

— И кого же мы теперь будем лицезреть подле вас? — Весть об отъезде подруг огорчила, но, с другой стороны, их не будет здесь, когда раскроется постыдная тайна, и от этого стало чуточку легче.

Мария взяла со стола листок и медленно прочитала:

— Екатерина Дашкова и София фон Круг. Они будут представлены мне сегодня. И тебе тоже, ты ведь моя старшая фрейлина!

— Что ж, посмотрим, что за девушек выбрала для вас Александра Фёдровна, — улыбнулась Натали, с готовностью погружаясь в водоворот дворцовых дел. Некоторое время они с принцессой непринуждённо разговаривали, обсуждая вести, что привёз Марии посланник, будущий сезон и гардероб, который уже начали обновлять.

— Александр Николаевич настоял, чтобы мне сшили палантин с мехом голубого песца, — восхищённо проговорила Мария, протягивая эскиз. — Смотрите, он даже сам нарисовал.

При упоминании любимого, прозвучавшего впервые за вечер, сердце Натали сладко сжалось. Она прислушалась к себе, понимая, что просто слышать о нём было приятно.

— Как прошла охота в Царском Селе? — небрежно спросила она, разглядывая набросок изящного палантина.

— О, Александр не присутствовал на ней, — вздохнула Мария. — Император направил его по делам в один из уездов, я, признаться, пока не могу выговорить его название. Печально, что он не смог развлечься и отдохнуть, теперь снова будет завален работой…

— Да, действительно, очень печально, — медленно кивнула Натали, пытаясь унять чувство вины. — Вы не проголодались? Скоро прибудут новые фрейлины, и одному Богу известно, когда удастся присесть и выпить хотя бы чашечку чая.

— Знаешь, — улыбнулась Мария, — стоило тебе заговорить о еде, и я поняла, как же сильно голодна! — Она звонко рассмеялась, осторожно забирая рисунок из рук Натали и кладя его на стол.

— Тогда я тотчас распоряжусь о том, чтобы вам накрыли стол! — Натали поднялась и подошла к дверям. — А после будем знакомиться с новенькими!

София и Екатерина оказались юными восторженными барышнями, приятными в общении, но, на взгляд Натали, немного легкомысленными. Со светлой грустью вспоминала она, как сама впервые переступила порог Зимнего дворца, каким прекрасным всё казалось вокруг, а жизнь представляла собой нескончаемую череду развлечений. Сейчас же она вдруг показалась себе умудрённой годами статс-дамой, в то время как сама была старше девятнадцатилетних девушек лишь на три года. Они же смотрели на неё с почтением, наверняка думая так же.

Мария от фрейлин пришла в восторг — как человек, которому свойственно находить во всех людях только приятное, она искренне радовалась их улыбкам и заверениям в том, что они обязательно станут друзьями. Рассевшись вокруг небольшого столика, девушки, поначалу смущаясь, рассказывали о прежней жизни и своих семьях, а Мария делилась воспоминаниями о своих первых днях во дворце, пытаясь поддержать и дать понять, что им нечего бояться. Она как раз достала большой альбом, в котором оставляли записи и наброски придворные, собиравшиеся к ней на вечера, когда доложили о приходе его императорского высочества. Глаза Марии тут же вспыхнули яркими звёздами, а Натали, бросив быстрый взгляд на фрейлин, поднялась и присела в реверансе, подавая пример.

— Александр Николаевич! — воскликнула Мария, подходя к мужу и беря его за руку. — Мы не ждали вас сегодня увидеть.

— Разве я мог пропустить столь важное для вас событие? — мягко улыбнулся он, мазнув взглядом по лицу Натали и обращая свой взор на мило порозовевших девушек.

— Позвольте вам представить моих новых фрейлин, — подражая голосу императрицы, степенно проговорила Мария, но тут же хитро улыбнулась, переглянувшись с Натали. — Екатерина Дашкова и София фон… — она запнулась, и Натали быстро подхватила:

— София фон Круг, ваше высочество.

Девушки смущённо улыбнулись, боясь поднять глаза и открыто рассмотреть цесаревича.

— Мы как раз хотели посмотреть мой альбом, — сказала Мария, возвращаясь на диван и делая знак фрейлинам присесть. — Натали, не принесёте нам роман Александра Сергеевича, подписанный для его высочества? Я как раз хотела показать его Екатерине и Софии.

— Конечно, — кивнула Натали, отходя к книжным полкам, и Александра потянуло за ней, как магнитом.

— Позвольте помочь вам, княжна, я знаю, куда ставил эту книгу в прошлый раз.

Они стояли слишком близко друг от друга — так казалось Натали, хотя Александр, замерший в двух шагах, никоим образом не нарушал приличий. Но она чувствовала его тепло, а потребность коснуться его руки отзывалась почти физической болью.

— Вы опять пренебрегаете правилами, ваше высочество, — сказала Натали, улыбаясь. — Ведь фрейлин представят императорской семье, когда её величество вернётся во дворец.

— Возможно, — легко согласился Александр, подходя чуть ближе и поднимая глаза к корешкам книг. За спиной вновь завязался разговор, и звонкий смех принцессы остро резанул по натянутым нервам. — Но я был не в силах отказать себе в удовольствии видеть её высочество.

— Это похвальное стремление, — проговорила Натали и потянулась к знакомому корешку.

— Постойте, это не она, — протянул Александр, делая ещё один крохотный шажок к ней. — Я, помнится, ставил её на другую полку.

— Александр Николаевич, плохой же из вас помощник! — Натали весело улыбнулась и позволила себе, наконец, посмотреть на него прямо. Он улыбнулся одним уголком губ, и в груди всколыхнулось, вызывая яркое воспоминание о том, как эти губы целовали её ещё вчера ночью. Натали вспыхнула и быстро опустила глаза.

— Да вот же она! — воскликнул цесаревич, доставая книгу, к которой с самого начала тянулась княжна. Он отошёл к принцессе, протягивая томик, а Натали осталась стоять у полок, пытаясь унять бешеный стук сердца. Вскоре Александр откланялся, и словно свет стал приглушённее, а воздух — не таким прозрачным и лёгким. После Натали долго лежала без сна в своей постели, глядя в потолок, гадая, что будет дальше. Как можно любить друг друга под прицелом сотен пар глаз, когда даже обмолвиться словом наедине так сложно? Она прикрыла глаза, и из них по вискам потекли слёзы, теряясь в волосах — это только начало, самое начало, а уже так сложно быть так близко и так далеко одновременно!

С возвращением императрицы в Зимнем вовсю закипела придворная жизнь, начались балы, приёмы, спектакли, и спокойные вечера отступили, потерялись в этой круговерти. Возвращаясь в свои покои, Натали обычно падала без сил, но перед сном бережно перебирала в памяти короткие встречи, теплоту взглядов и крепкие пожатия рук, когда удавалось незаметно коснуться друг друга. На большее рассчитывать не приходилось, но тяга друг к другу не ослабевала, напротив, становилась только сильнее.

Сентябрь уже заморосил дождями, окрашивая Петербург в серые краски, с залива задули холодные ветра, заставляя одеваться теплее перед выходом. Сегодня императорская чета собиралась на премьеру комедии Лопе де Веги «Собака на сене», которую давала приехавшая в Петербург французская труппа. Двор весело перекликался, фрейлины толпились у карет, кутаясь в пелерины и придерживая локоны, которые трепал безжалостный ветер. Адъютанты, стоя поодаль, предвкушали буфет, а девушки мечтали о танцах, которые будут после представления и на которые, по разговорам, должны были явиться офицеры Лейб-гвардии Семёновского полка. Александр как-то поделился с Натали, что для офицеров посещение балов и развлечение дам не всегда было приятным времяпрепровождением, но, следуя указу его величества, из полков регулярно выделяли несколько «особо выделившихся» господ, а остальные после весело над ними подтрунивали[1]. И теперь, слушая вздохи фрейлин, Натали лишь тихо посмеивалась, отыскивая глазами одного человека, жизнь без которого мигом теряла яркие краски.

Наконец царская семья появилась, рассаживаясь по каретам, и пышный двор двинулся к театру. Сотни огней, ярко освещённая подъездная дорожка, устланная ковром, и толпы петербуржцев, стоявших за воротами — каждое появление императора сопровождалось небывалым блеском и ажиотажем. Театр шумел, переливался драгоценностями дам, золотом эполетов и чёрно-белыми фраками, и пока государи рассаживались в императорской ложе, фрейлины и адъютанты обменивались приветствиями со знакомыми. Натали расположилась за спиной принцессы Марии и цесаревича, во втором ряду. По правую руку от неё сели остальные фрейлины, а по левую остался свободный проход, а за спинами рассевшихся замерли офицеры. Свет погас, дрогнул занавес и зазвучали первые аккорды увертюры.

Николай Павлович всегда любил театр. Старался не пропускать ни одной премьеры и в Царском Селе нередко приказывал устраивать представления. Сегодняшним спектаклем он был явно доволен, то и дело весело смеясь. Натали же сидела, как на иголках, стараясь смотреть прямо перед собой, а не на затылок цесаревича. Они впервые за долгое время оказались так близко, и эта близость с каждой минутой всё больше сводила с ума. К чему такая любовь, если она причиняет столько боли, лишая возможности быть вместе с любимым? Чем веселее становилось на сцене, тем тяжелее делалось на душе княжны, и, не дождавшись антракта, она склонилась к принцессе:

— Ваше высочество, позвольте узнать, как подготовили покои, в которых вы будете отдыхать в антракте.

— Конечно, Натали, — не оборачиваясь, ответила Мария и звонко расхохоталась над очередной шуткой.

Быстро поднявшись, Натали вышла из ложи и остановилась, раскрыв веер. Ей было душно, в груди разливалась тяжесть, а перед глазами всё кружилось. В коридоре было тихо и прохладно, и, быстро придя в себя, она пошла к отведённым принцессе комнатам, смежным с императорскими. Здесь уже был накрыт стол, охлаждалось шампанское, благоухали цветы в высоких напольных вазах. Натали, отметив, что всё на своих местах, устало опустилась в одно из кресел, бросая взгляд на напольные часы, — до антракта оставалось чуть более, чем четверть часа. Возвращаться обратно не хотелось, напротив, сегодня Натали овладела странная меланхолия, заставлявшая мечтать о тишине и покое вдали от дворца.

Несколько летних дней, напоенных любовью и нежностью, жгли сердце острой болью, и она чувствовала, что задыхается во дворце. Устало прикрыв глаза, она откинулась на спинку кресла, ощущая себя невероятно одинокой и разбитой. Отчего нельзя подготовить сердце к неминуемым разочарованиям, ведь, сколько ни думай о них, сколько ни представляй, как будешь их преодолевать, но только столкнувшись лицом к лицу удаётся понять, насколько этот крест по силам. Прерывисто вздохнув, Натали услышала очередной взрыв смеха из зала и открыла глаза. Право слово, что-то она расклеилась. И отчего?

Нервно улыбнувшись, Натали поднялась и подошла к зеркалу, разглядывая молодую особу в вечернем туалете тёмно-синего цвета. Тонкое ожерелье из сапфиров и брильянтов мягко переливалось, серьги вспыхивали звёздами при каждом повороте головы, а искусно завитые локоны мягко пружинили. Она была молода, красива и любима, так отчего весь этот сплин? Грустно улыбнувшись, Натали вздёрнула подбородок, и вдруг замерла, глядя на дверь, которая открылась за её спиной.

— Натали, — прошелестело еле слышно, и в следующую секунду Александр преодолел разделявшее их пространство, останавливаясь за её спиной и ловя в отражении её взгляд, вспыхнувший тревогой.

— Александр, признаться, я не думала, что смогу увидеть вас… — начала было она, не уверенная, что никто не зайдёт следом. Но он, разгоняя все её сомнения, с тихим вздохом припал к её обнажённому плечу, покрывая его обжигающими поцелуями, поднимаясь выше, к шее.

— Наташа, — прошептал он, прикрыв глаза, глубоко вдыхая нежный, тонкий аромат духов, смешавшихся с её запахом. Тем, что преследовал его повсюду, лишая покоя. Но Натали всё ещё была напряжена, боясь, что дверь вот-вот распахнётся, и появится принцесса Мария.

— За дверью стоит Орлов, — хрипло проговорил Александр, разгадав её сомнения. — Он постучит, когда закончится первый акт.

И только тогда она позволила себе расслабиться, с блаженным вздохом откидываясь на его спину. Его руки обвили её талию, и она накрыла их своими, жалея, что перчатки не дают почувствовать жар его кожи.

— Я так скучал по тебе. — Александр, казалось, не мог заставить себя оторваться от неё, целуя скулу, висок, вновь возвращаясь к шее, мочке уха…

— Это невыносимо, Саша, — жалобно выдохнула Натали, и тут же прикусила язык, —давала же себе зарок не жаловаться! Но он с грустью ответил:

— Я знаю, жизнь моя. Знаю. Но прошу тебя, наберись терпения. Я уверен, что скоро у нас появится больше времени. И я смогу, наконец, прижать тебя к себе, вновь делая своей…

Он развернул её, нежно приподнял подбородок и, наконец, коснулся губ, вкладывая в поцелуй всю тоску, всю боль сердца, разрывавшегося от разлуки. Натали положила руки на его плечи, боясь зацепить перчатку о жёсткие украшения аксельбанта.

— Люблю тебя, — прошептала она, отрываясь на миг, чтобы вздохнуть, — невозможно люблю тебя.

— Родная. — Александр с сожалением оторвался от её губ, обнял, осторожно поглаживая по спине. — Ещё минута, и я увезу тебя отсюда, наплевав на всех вокруг.

— Это было бы прекрасно, — улыбнулась Натали. — Жаль, что невыполнимо.

— Я так хочу прийти к тебе сегодня, — с мукой в голосе проговорил Александр. Натали в смятении подняла на него глаза. Конечно, она мечтала, чтобы он навещал её, но к чему приведут их ночные рандеву? Не к быстрому ли разоблачению? Хотя о каком разоблачении может идти речь, если всё, что между ними происходит, ограничивается взглядами, полными тоски?

— Это слишком опасно. — Губы не слушались, а сердце выбивало бешенный ритм где-то в горле.

— По возвращении во дворец у меня был разговор с императором, — медленно проговорил Александр, чувствуя, как Натали напряглась в его руках. — Нет, он не просил меня немедля прекратить нашу связь, — улыбнулся он, — но сказал, что прежде, чем у меня появится наследник, я должен забыть о велениях своего сердца.

Натали опустила глаза, вспоминая, сколь часто приходил цесаревич к принцессе, когда она оставалась на ночное дежурство в её покоях. Как часто она провожала его взглядом, с болью видя, как закрывается за ним дверь.

— Мне так же тяжело, как и тебе, поверь, — с болью в голосе сказал Александр. — Но это — мой долг, и я не могу им пренебречь.

— Поверь, я прекрасно это понимаю. — Натали прижалась щекой к его груди, ловя в зеркале свой взгляд. — Я ничего от тебя не требую и буду рядом, пока нужна тебе. Пока… — она вздохнула, прикусив губу, стараясь сдержать рвущиеся из груди слёзы. Александр сжал её крепче, коротко вздохнул, потом осторожно отстранил и грустно улыбнулся:

— Я люблю тебя, просто помни об этом.

Короткий стук в дверь, раздавшийся через пять минут, заставил их нехотя оторваться друг от друга. В последний раз сжав её руки в своих, Александр поспешно вышел, а Натали вновь вернулась к зеркалу, думая, как много может изменить в облике короткая встреча с любимым.

Комментарий к Глава пятая

[1] “Существовала не просто бальная форма офицеров, но и разнарядки явки оных офицеров на бал от каждого полка. Столько-то командированных должно явиться в означенное время при правильном мундире, отстегнуть шпаги, сдав их специальным лакеям, и начать тяжело работать, то бишь танцевать. Определенно, обслуживание на высоком уровне прекрасных дам - это всю дорогу пот и пахота, да еще и с Приятным Лицом. Подозреваю, что выбор тех, кого направляли со спецзаданием на танцульки, временами напоминал суровую историю нашего времени о том, как некая российская фирма, филиал западной организации, должна была направить своих делегатов на политкорректную сходку тех, кто предпочитает свой пол. Поедет тот, у кого будут худшие показатели работы, объявило мудрое русское начальство. Никогда фирма не работала так продуктивно, как в этот сложный период…” (забавная статья, целиком с которой можно ознакомиться по ссылке: https://anna-y.livejournal.com/993599.html )

========== Глава шестая ==========

Холодало. Зима в этом году решила прийти раньше, уже с начала октября завывая ледяным ветром в трубах и каминах дворца. Жизнь здесь текла по-прежнему: ярко, весело и на первый взгляд беззаботно. Но это было не так, по крайней мере, не со всеми. Александр всеми фибрами души мечтал о том, чтобы быть ближе к Натали. И так же тщательно оберегал её от малейших подозрений в непристойной связи. В своём стремлении оградить её от сплетен, он практически перестал разговаривать с ней, ограничиваясь дежурными фразами, и за прошедшие после премьеры полтора месяца всего раз оставался с ней наедине на короткие пять минут.

Единственное, что спасало и помогало не сойти с ума от отчаяния, — письма, что он писал Натали, сделав Орлова невольным поверенным. Как один из посвящённых в истинный характер их отношений, адъютант выполнял поручения со смешанным чувством не проходящей неловкости и гордости за то, что ему доверяет цесаревич. Молодой, амбициозный офицер, Дмитрий Григорьевич Орлов мечтал возвыситься и более чем ясно осознавал, к чему со временем могут привести его верность и умение держать язык за зубами. Статный, сероглазый, русоволосый, Дмитрий давно стал любимцем дворца, при этом оставаясь открытым человеком, снискавшим добрую славу офицера, на кого можно положиться.

Пользуясь тем, что фрейлины и адъютанты видятся друг с другом по долгу службы довольно-таки часто, он без труда передавал письма княжне Репниной, и всякий раз она мило смущалась, незаметно вручая ответ. Заглядывать в чужую переписку Орлов не мог и не смел, но сердце, пока свободное от любви, взирало на происходящее со сторонним любопытством. Он не мог понять, зачем так рискует умная, богатая и молодая княжна? Мнение о ней складывалось не самое лицеприятное, и хотя Дмитрий старался не осуждать других, но всё чаще ловил себя на мысли, что знает о Натали всё. Она наверняка мечтала о большем, как и он, пытаясь таким образом пробить дорогу к подножию трона. И, видя, как изводит себя Александр, ей без труда это удалось бы, стань он прямо сейчас императором. При этом Репнина была столь умна, что оставалась ближайшей наперсницей принцессы Марии, что не могло не вызывать восхищение.

Натали же жила этими письмами, бережно храня их, перечитывая одинокими ночами и роняя слёзы на бумагу. Они были полны нежности и любви, а так же боли от невозможности разделить эту любовь в полной мере. Александр, как истинный представитель своей эпохи, эпистолярным жанром владел в совершенстве, изливая свою душу на бумагу с таким пылом, что его облик невольно вставал перед Натали, когда она садилась читать очередное письмо.

«Мой милый ангел, не могу не представлять, как ты лежишь в постели и читаешь моё письмо. Я знаю, что ты улыбаешься, а твои глаза сверкают ярче бриллиантов в ожерелье матушки. Если бы я мог быть рядом с тобой в этот миг и, приклонив голову к твоим коленям, просто любовался бы тобой…»

«Наташа, сердце разрывается при мысли, что ты так близко, а я не могу даже подойти и заговорить обо всём на свете. Сегодня на балу ты была так прекрасна, что я до сих пор вижу твой пленительный образ, слышу твой смех…»

«Когда намедни ты заходила ко мне, чтобы передать просьбу Мари, я готов был кричать от отчаяния, потому что был не один и не мог сказать тебе, как люблю и скучаю…»

Каждая строка, каждое слово словно выжигали на сердце пылающую вязь, наполняя душу сладким томлением. В отличие от Александра, Натали никогда не подписывала своих писем и никогда не обращалась к нему по имени, боясь, что письмо попадёт не в те руки, но больше переживая, как бы о них не узнала принцесса. Княжне было известно, что Мария никогда не оставалась на ночь в его покоях и даже в спальню заходила лишь несколько раз. Сама Натали даже представить себе не могла, как выглядит спальня цесаревича, поэтому всякий раз, представляя его спящим, видела родное лицо на кружевных подушках в своём имении. Иногда казалось, что всё же случившееся было сладким сном, а то, что происходит сейчас — продолжение давней игры в любовь, что давно уже нарушила все правила и поселилась в сердце. Она продолжала с честью нести свою службу, руководя фрейлинами, но всякий раз, глядя, как цесаревич в бордовом стёганом халате появляется на пороге покоев принцессы Марии, кусала щёку, чтобы не разрыдаться от отчаяния, просиживая в соседней комнате до его ухода. А когда он, уступая просьбам жены, оставался до утра, Натали возвращалась с ночного дежурства с головной болью.

В одну из таких ночей, когда ветер особенно сильно хлестал дождём по окнам, она помогала принцессе собираться ко сну, расчёсывая длинные блестящие волосы, из которых только что вынула все шпильки. На губах Марии играла задумчивая улыбка, и вся она словно светилась изнутри, невзирая на тяжёлый для всех день — сегодня принимали послов из Италии, и хотя большой бал в их честь был назначен на завтра, длительный приём вымотал всех.

— Как считаешь, — задумчиво проговорила Мария, — Александр зайдёт ко мне сегодня?

— Их высочество наверняка устал, — ответила Натали, стараясь не показать, как больно слышать надежду в её голосе. — Но это не значит, — поспешила она добавить, видя, как огорчилась Мария, — что он не захочет пожелать вам доброй ночи.

— Я так надеюсь подарить ему наследника, — вздохнула принцесса.

— Мы все мечтаем об этом, — искренне ответила Натали, откладывая расчёску. Потом подошла к постели, взбивая подушки и откидывая одеяло. Мария забралась в кровать, уютно устроившись среди подушек.

— Без него мне всегда так холодно, — пожаловалась Мария. — Как я мечтаю, Натали, чтобы ты снова нашла свою любовь и была так же счастлива, как и я!

— Даст Бог, найду, — улыбнулась Натали. — Я оставлю светильник гореть.

— Доброй ночи, — пожелала Мария, и княжна вышла, тихо притворив за собой дверь. Ночи, когда ей приходилось сидеть у спальни принцессы, она обычно коротала за книгой или же писала письма Александру. Мария редко просыпалась и просила что-либо, но дежурств никто не отменял, а поспать она успеет завтра. Но сегодняшняя ночь, стихия, разбушевавшаяся за окном, так и располагали прикрыть глаза и задремать, положив голову на руки, скрещённые на столе. Она провалилась в сон так быстро, что, когда цесаревич зашёл в покои спустя полчаса, даже не услышала. Орлов, дежуривший этой ночью и открывавший перед Александром дверь, заметил её, трогательно спящую за столом, и, повинуясь непонятному порыву, оставил дверь приоткрытой, глядя, как цесаревич подходит к ней, останавливаясь и не решаясь потревожить сон.

Но вот Натали проснулась, словно почувствовав его присутствие, резко подняла голову и тут же подскочила, приседая.

— Ваше высочество! — хриплым ото сна голосом проговорила она, не в силах отвести взгляд от распахнутого на груди халата, под которым скрывалась белоснежная сорочка.

— Наташа, — еле слышно прошептал Александр и вдруг схватил её ладонь, стремительно прижимая к губам.

Репнина испугано ахнула и покосилась на дверь, а Орлов, зная, что она совершенно точно не может его видеть, на миг забыл, как дышать, поймав сверкнувший взгляд. Но Натали, убедившись, что во дворце тихо, посмотрела, наконец, в глаза цесаревичу, качая головой, не в силах вымолвить ни слова. И, наконец, с мукой прошептала:

— Принцесса Мария ждёт вас.

Руки Александра безвольно упали, он опустил голову и кивнул, а после, расправив плечи, прошёл в комнатку, отделявшую гостиную от спальни. А Натали, дождавшись, когда закроется дверь, из-за которой послышался радостный возглас принцессы, рухнула в кресло, спрятав лицо в ладонях, и затряслась в беззвучных рыданиях. Глядя на эти страдания, свидетелем которых он стал, Орлов впервые подумал, что княжна, если и ищет выгоды, всё же любит Александра. Он с трудом подавил желание подойти и сказать что-нибудь в утешение, понимая, что этим только смутит Репнину. Вместо этого он тихо прикрыл дверь и опустился на стул, стоявший неподалёку, приготовившись ждать, стараясь не прислушиваться к звукам, доносящимся из спальни. В какой-то момент Натали встала, подошла к окну и, прислонившись лбом холодному стеклу, смотрела, как стекают потоки воды, делая почти невозможным рассмотреть хоть что-то. Где-то там, внизу, мутными жёлтыми пятнами уходили вдаль фонари Невского проспекта да вдалеке грохотала карета, увозившая кого-то домой.

Чувство усталости, ненужности и одиночества захватило с новой силой, и Натали обняла себя руками, стараясь сдержать слёзы. Слишком уж много их было в последнее время. Вновь начала болеть голова, пульсируя в висках, и Натали подумала, что неплохо бы выпить чая, и за этим выглянула в коридор, чтобы разбудить слугу. Но остановилась, наткнувшись на взгляд Орлова. Он поднялся, быстро кивнув, и вопросительно посмотрел на неё.

— Я хотела попросить принести чаю, — смертельно уставшим голосом проговорила Натали.

— Я распоряжусь, — откликнулся граф, — но может, стоит подождать, пока уйдёт его высочество?

— Сегодня он, скорее всего, задержится до утра, — ответила княжна, глядя куда-то поверх его головы. — Но вы правы, не стоит слугам сейчас бродить по императорским покоям.

И она развернулась, собираясь уходить.

— Постойте! — окликнул Орлов, удивляясь сам с себя. — Вы выглядите нездоровой, — заметил он, досадуя на свой порыв.

— Ничего страшного, — грустно улыбнулась Натали. — Просто болит голова, должно быть, из-за непогоды.

И она ушла, тихо притворив дверь. А Дмитрий так и остался стоять, глядя на вензеля на полированном дереве и пытаясь разобраться, откуда в груди разлилось такое острое сочувствие и участие в судьбе княжны.

Александр и впрямь ушёл под утро, когда рассвет только-только начал окрашивать небо в серый. Натали, свернувшись в кресле, спала. Её лоб прорезала глубокая морщинка, а губы сложились в скорбную улыбку. Он остановился перед ней, не в силах отойти, понимая, что своей любовью губит одну из самых чистых и светлых душ, ему известных. Сейчас он особенно ненавидел и свой долг, и все причины, что мешали им быть вместе. И даже принцессу Марию, уютно свернувшуюся клубком в постели. Беззвучно вздохнув, он вышел, кивнул встрепенувшемуся Орлову и спешно покинул женскую половину своего крыла.

А наутро Натали и впрямь почувствовала себя совершенно разбитой. Словно сегодняшняя ночь выпила её досуха, оставив пустую оболочку. Она и сама не могла понять, что в ней не так, ведь давно привыкла к подобному, но запретить сердцу разрываться от боли не могла. Мария несколько раз с беспокойством справлялась о её самочувствии, а когда княжна ответила невпопад, воскликнула:

— Натали, так нельзя! Вы ведь совершенно больны! Ступайте к себе, а я вызову к вам господина Вилье!

— Ваше высочество, не стоит беспокоить лейб-медика! — запротестовала Натали. — Это обычная простуда, ничего серьёзного.

— Я всё равно пошлю за ним, — упрямо сказала принцесса. — А вы ложитесь в постель и не спорьте со мной, прошу!

Натали подчинилась, и впрямь с каждым шагом чувствуя себя всё хуже. Уже у себя, отдавшись в руки Дарьи, она разоблачилась и легла в кровать, чувствуя, как её начинает бить озноб. За стенкой тихо переговаривались служанки, а Натали начало казаться, будто это весь двор собрался там и обсуждает её, смеясь над разбитыми надеждами и мечтами. Лейб-медик нашёл её в сильном расстройстве духа и с жаром, которые, однако, не вызывали пока особого беспокойства. Прописав обильное питьё с успокаивающим настоем, он сказал, что зайдёт завтра, и отправился к принцессе доложить о состоянии любимой фрейлины.

Александр же, прознав о болезни Натали к обеду, не находил себе места от беспокойства, всеми силами стараясь его не показать. Появление цесаревича во фрейлинском коридоре вызвало бы немалые толки, но он даже Орлова не мог послать к Натали, дабы не вызвать подозрений. Не в силах отправить хотя бы крохотную весточку, он сходил с ума, с ужасом представляя, что с его драгоценной возлюбленной может случиться самое страшное. Жизнь без неё представлялась чередой мучительных страданий, и к ночи Александр твёрдо решил официально навестить Натали, заручившись поддержкой Марии.

— Как самочувствие княжны Репниной? — небрежно спросил он, когда свита привычно собралась в гостиной принцессы, а за столиком у окна собрались играть в карты.

— Ох, Александр Николаевич, господин Вилье говорит, что ничего страшного, но я места себе не нахожу! — Мария грустно покачала головой.

— Быть может, стоит навестить её и справиться лично? — Александр склонил голову набок, придав голосу лёгкий оттенок укоризны.

— Я бы с радостью! — воскликнула принцесса. — Но её императорское величество, прознав о недуге Натали, запретила мне приходить к ней, боясь, что я могу заразиться. А я так за неё переживаю!

— Мы все переживаем за княжну, — кивнул Александр. — Она — добрый друг нашей семьи и наверняка ждёт от нас сочувствия и поддержки. Может, отправить к ней кого-то из ваших фрейлин?

— Боюсь, они не являются столь близкими подругами. — Мария вздохнула, и тут же встрепенулась, поднимая полный надежды взгляд на мужа: — Мой друг, может быть, вы навестите её?

— Помилуйте! — проговорил цесаревич. — Моё появление вызовет толки, которые коснутся, прежде всего, вас, Мари.

— Но я же сама прошу вас сходить к ней, — улыбнулась Мария. — А после вы зайдёте и расскажете, как она себя чувствует. К тому же, сейчас почти все фрейлины на службе, и ей наверняка чрезвычайно одиноко.

— Если вы настаиваете, — склонил голову Александр и с явным сомнением поднялся с дивана.

— Настаиваю! — кивнула Мария. — Ну же, идите! Я жду от вас вестей!

И Александр буквально полетел по дворцу, к крылу, в котором располагались комнаты фрейлин. От Марии он узнал в какой комнате жила Натали, и, свернув во фрейлинский коридор, остановился, глядя на номера дверей. Здесь и впрямь было тихо и пусто, только в конце коридора слышались голоса и раздавался смех. Найдя нужную дверь, он тихо постучал, и она тотчас распахнулась, а перед цесаревичем предстала служанка Дарья. Она спешно посторонилась, склонив голову, и быстро выглянула в коридор, убедившись, что там никого нет.

— Как она? — встревоженным шепотом спросил Александр.

— Сейчас уже лучше, — ответила Дарья, отступая и открывая дверь в комнату.

— Натали, — позвал он, и княжна повернула голову на звук. В комнате было темно, лишь две свечи освещали изголовье кровати.

— Вы ли это? — тихо спросила она. — Или это снова сон?

— Я пришёл по просьбе принцессы, — начал цесаревич, но, подойдя к кровати, упал на колени, склоняясь над рукой, лежавшей на одеяле. — В моём визите нет ничего, что может оскорбить твою честь, — прошептал он, целуя её ладонь. — Но я поступил бесчестно, буквально заставив её отпустить к тебе.

Натали закрыла глаза, чувствуя, как из них вновь катятся слёзы. Ей нечего было ему сказать. Они оба запутались во лжи, поддавшись чувствам, которые следовало игнорировать, и теперь мучат друг друга.

— Ты молчишь, — грустно прошептал Александр. — Я заслужил твоё порицание, я знаю. Я поступаю эгоистично, держа при себе, не отпуская и лишь давая надежду. А ты, моя прекрасная душа, страдаешь… Ты боле не хочешь знать меня, любить? Только скажи, я приму любое твоё решение. Лишь не молчи, молю!

— Саша, — прошелестел её голос, и Александр поднял мокрое от слёз лицо, пробегая по нему лихорадочным взглядом. — Ты пришёл, и для меня это главное. Прошу, не говори мне больше подобных слов.

— Не буду! — с жаром пообещал он, улыбаясь. — А ты пообещай, что скоро поправишься!

— Обещаю, — улыбнулась в ответ Натали, и впрямь с его приходом почувствовав себя гораздо лучше.

Александр принялся нежно целовать её пальцы, не поднимая головы, не в силах отпустить и снова почувствовать эту пустоту, что сжигала душу день за днём. Натали осторожно положила другую ладонь на его голову, мягко перебирая волосы, всё ещё не веря, что он действительно пришёл. Сколько назавтра разнесётся слухов об этом визите? Сколько домыслов родится в головах, сколько многозначительных улыбок полетит вслед? Но, прислушиваясь к себе, Натали с удивлением поняла, что ей всё равно. И даже возможное недовольство её величества не пугало, — главное, что он здесь, рядом. И по-прежнему сгорает от той же любви, что сжигает и её сердце.

— У меня слишком мало времени, — вздохнул Александр с сожалением. — Но я хочу, чтобы знала, что только в эти минуты, рядом с тобой я по-настоящему живу, по-настоящему счастлив.

— Я тоже, — серьёзно сказала Натали. — Но тебе действительно пора, принцесса Мария ждёт.

— «Принцесса Мария ждёт», как же я устал слышать это! — с горечью воскликнул Александр. — Сколько можно задвигать собственные чувства на второй план, следуя заранее расписанной, не мной придуманной жизни? Я так устал, Наташа, устал не принадлежать самому себе…

Натали не нашлась с ответом на это неожиданное откровение. Что можно сказать будущему императору, который не имеет права отступить от своего будущего? Только молчаливо поддерживать, быть рядом и никогда ни в чём не упрекать. Стать для него той, с которой прежде всего спокойно. Дарить ему свою любовь бескорыстно, не требуя ответа и радуясь тому, что получаешь его снова и снова. Натали прикрыла глаза, чувствуя, как тяжесть, сомнения и боль отступают, оставляя твёрдую уверенность в своих силах. Она справится. Она всё перенесёт, только бы ему было хорошо.

— Я люблю тебя, — прошептала она, открыв глаза. Александр потянулся к её губам, оставляя нежный, почти невесомый поцелуй.

— Я тоже люблю тебя. — Он поднялся, с трудом заставляя себя отпустить её руку. Медленно кивнул, отвёл взгляд и стремительно вышел. Вскоре в коридоре послышался его голос: Александр с кем-то громко поздоровался. Натали откинулась на подушках, не в силах согнать с лица улыбку счастья и остро понимая, что только такими встречами измеряется теперь её жизнь.

Через день княжна Репнина поправилась и вновь приступила к своим обязанностям, и для неё не стало удивлением требование явиться к Александре Фёдоровне. Высоко держа голову, Натали направлялась к императрице, а в голове словно звучал голос Александра, говорившего о своей поддержке.

— Рада, что ты поправилась, — начала Александра Фёдоровна, откладывая небольшую книгу, которую держала в руках.

— Благодарение Богу, это оказалась обычная простуда, — ответила Натали, поднявшись после реверанса.

— А может, это визит цесаревича так благотворно сказался? — с прохладцей поинтересовалась императрица. Но Натали, будучи готовой к подобному вопросу, спокойно ответила:

— Александр Николаевич навещал меня по настоятельной просьбе принцессы Марии, и я сама была немало удивлена, когда увидела его.

— Как удобно — заручиться поддержкой жены, — пробормотала Александра Фёдоровна. Натали похолодела — неужели она всё-таки всё знает?

— Смею вас заверить, — поспешно сказала она, — я не делала ничего предосудительного, ничего из того, что могло быть расценено его высочеством, как проявление чувств.

— Я знаю, — перебила её величество. — Я знаю так же, что ты по-прежнему являешься лучшей подругой принцессы Мари, но Натали… Когда ты вернулась, то говорила о разуме и чувствах, которые научилась держать в узде. Не пошатнулось ли теперь это желание?

Натали невольно опустила глаза, надеясь скрыть свои чувства от проницательного взгляда.

— Милое дитя, — мягко сказала императрица, — я не могу осуждать тебя за твои чувства. Ты молода и хочешь любить, но поверь, любовь Александра не принесёт тебе ничего, кроме страданий. Быть может, ты попытаешься обратить свой взор на других молодых людей? При дворе достаточно дворян, которые с радостью ответят тебе взаимностью.

Княжна смятённо молчала, не нашедшись с ответом, и Александра Фёдоровна, поднявшись с кресла, подошла и взяла за руку, вынуждая посмотреть на неё.

— Подумай над моими словами, Натали. Ведь я искренне желаю тебе счастья.

— Спасибо, ваше величество, — тихо ответила Натали. — Я постараюсь вас не разочаровать.

— Я очень на это надеюсь, — улыбнулась императрица, отпуская её ладонь. — А теперь иди, принцесса Мари, наверняка, места себе не находит без своей любимицы.

========== Глава седьмая ==========

Бал у князя Голицына традиционно собирал у себя весь свет общества, заставляя тоскливо вздыхать тех, кому, по той или иной причине, не прислали приглашение. Цесаревич с принцессой Марией тоже прибыли в окружении своей свиты, предвкушавшей отличный вечер, непрекращающиеся до утра танцы и отменный стол. Холодная питерская погода заставила облачиться в бархат и тяжёлый атлас, но плечи, следуя моде, матово сияли в блеске свечей, а шубки и пелерины на меху ложились стопкой в руки слуг.

— Знаешь, Натали, сегодня мне особенно хочется танцевать! — поделилась принцесса, поправляя перед огромным зеркалом в золотой оправе идеально завитый локон. — Во дворце в последнее время стало слишком тихо.

— До поста[1] ещё будет несколько балов, — улыбнулась Натали, расправляя веер и несколько раз плавно им обмахнувшись. — А вот после придётся подождать до Рождества.

— Никак не привыкну к обилию постов в России, — тихо вздохнула Мария, быстро покосившись на других фрейлин. — У нас дома Рождество отмечали раньше, и никто не ходил с печальным лицом, говоря о вечных муках.

— О, да, — рассмеялась Натали, — наш патриарх кого угодно заставит дрожать в предвкушении мук Ада! Когда я только прибыла ко двору, он напугал меня до слёз своими разговорами о том, что ярко одеваться — грех, потому что красивой одеждой женщина привлекает к себе мужчину, а должно быть наоборот — мужчина должен добиваться женского внимания.

— Но не ходить же в чёрном целыми днями! — испуганно хлопнула глазами принцесса.

— Тогда я так и подумала, но после Александра Фёдоровна успокоила нас и поделилась секретом: все проповеди слушать через слово, а лучше — ходить на исповедь к отцу Матвею, священнику домашней дворцовой церкви.

— Отец Матвей действительно может найти нужные слова для утешения. — Мария вздохнула. — Я часто говорю с ним и нахожу особенное удовольствие в этих разговорах. Они приносят на душу спокойствие.

— Душе, — машинально поправила Натали, протягивая принцессе веер. — Ну что, вы готовы танцевать до утра?

— Ох, мне кажется, я не чувствую ног! — призналась Мария спустя два часа. Она с благодарностью приняла бокал шампанского, поднесённый слугой, и опустилась в кресло. Натали, стоявшая рядом, согласно кивнула — танцы сегодня действительно были на высоте. Связано ли это было с приближающимся постом, или с тем, что в отсутствие императора молодёжь активнее предавалась развлечениям, но факт оставался налицо: смех звенел, поднимаясь к высокому расписному потолку, юбки вихрились, когда их хозяйки выделывали па, а взгляды сияли ярче драгоценностей на шеях дам.

— Мадмуазель Репнина, — пред Натали склонился Орлов, заставив сердце забиться чаще, — позвольте вас пригласить на следующий вальс?

— Не думаю, что у меня осталось место, — рассеянно ответила Натали, заглядывая в карнэ. — Хотя нет, граф, вам повезло. Следующий тур будет ваш.

— Премного благодарен, — кивнул Орлов и удалился, оставив княжну недоумённо хмурится.

— А ведь он явно неравнодушен к тебе, — с хитрой улыбкой заметила Мария. — Я замечала, как он иногда смотрит в твою сторону. Натали! — От воодушевления она даже слегка подпрыгнула. — А может, это именно та любовь, о которой мы столько раз с тобой говорили? Может, в лице графа ты найдёшь утешение после потери князя Долгорукого?

— Не думаю, ваше высочество, — пробормотала Натали, гадая, чем вызван внезапный пассаж Орлова. Уж он-то был прекрасно осведомлён, кому принадлежит её сердце, и явно не из симпатии вызвался пригласить на танец.

— Не будь такой холодной, — надула губки Мария, — и признай: он определённо хорош собой!.

— Он недурён, ваше высочество, но при дворе есть мужчины краше и интереснее.

— Так ты всё-таки смотришь на них? — Принцесса с интересом посмотрела на подругу, и та обречённо подумала, что теперь придётся что-то сочинять, чтобы удовлетворить её любопытство.

— Я не могу отметить кого-то конкретного, — наконец ответила она. — Но определённо граф не заслуживает столь пристального внимания.

— Я вижу какую-то тайну в твоём недовольстве, — лукаво улыбнулась Мария. — И я обязательно выясню его причину, если ты сама не расскажешь.

— Ваше высочество, — принуждённо рассмеялась Натали, — право слово, пока не о чем говорить. Но если что-то будет, обещаю, вы узнаете первой!

— Смотри, ты обещала! — погрозила пальцем Мария, делая крохотный глоток из своего бокала.

До следующего вальса Натали пребывала в такой рассеянности, что даже пропустила два шага в мазурке, отчего вызвала добродушную шутку своего партнёра — графа Воронцова. Мило улыбнувшись, она отшутилась, но к вальсу была как на иголках, и когда пришла пора вложить в руку Орлова свою, сердце уже прыгало где-то в горле, подпитываемое тревогой и сомнением.

— Вы так смотрите на меня, словно надеетесь прожечь дыру в моём мундире, — усмехнулся Орлов, и Натали, опомнившись, подняла на него глаза и мило улыбнулась.

— Просто ваше приглашение стало полной неожиданностью, и я всё ещё пытаюсь разгадать его мотив.

— А представить, что я просто решил с вами потанцевать, вы не можете?

— Признаюсь, нет. — Натали отдалась в руки партнёру, плавно кружась по залу и выискивая глазами цесаревича, который за сегодняшний вечер лишь раз подходил к принцессе, проведя всё остальное время за разговором с французским послом.

— Что ж, — с преувеличенным сожалением вздохнул граф, — ваша прозорливость достойна восхищения, я действительно хотел передать вам просьбу цесаревича.

— И это он пожелал, чтобы вы пригласили меня? — недоверчиво уточнила Натали.

— Нет, — на этот раз улыбка Орлова была искренней, — я решил, что передать вам его просьбу без привлечения лишних толков к нашей паре можно лишь в танце.

— Что-то случилось? — вырвалось невольно. Княжна подняла испуганный взгляд на графа, но тот лишь качнул головой.

— Всё в порядке, мадмуазель Репнина, держите же себя в руках! — в его голосе отчётливо прозвучало раздражение. Все симпатии, вызванные сценой, свидетелем которой он стал месяц назад, испарились, — как долго ему придётся передавать подобные приказы от Александра к его пассии? Будто нет других, более важных дел, которые он мог ему поручить!

— Простите, — пробормотала Натали, мигом надев на лицо улыбку. — Так о чём вы хотели мне сказать?

— Только о том, что его высочество будет ждать вас завтра после ужина в своих покоях и просит передать, чтобы вы позаботились о том, чтобы никто не искал вас до утра, — будничным тоном сказал Орлов, глядя поверх её головы. Натали сбилась с такта, и только железная рука графа удержала от того, чтобы не замереть посреди зала. — Бога ради, княжна, я уже жалею, что пригласил вас!

Натали почувствовала, что краснеет, — само предложение в устах графа звучало чрезвычайно оскорбительно, но она понимала, что подобное передать в записке на балу, на глазах сотен придворных было бы проблематично. А сам характер послания, попади он не в те руки, наделал бы немало бед и уж точно разрушил бы её репутацию навсегда.

— Простите, что стали поверенным подобных отношений, — наконец тихо ответила она. — Я понимаю, какой противной и гадкой кажется вам вся эта связь, а впечатление обо мне оставляет желать лучшего, но я…

— Вы два раза извинились, а ведь мы не сделали и круга, — перебил Орлов, обращая на неё взгляд. — И отчего-то составили своё мнение о моих мыслях относительно вас и цесаревича, хотя, смею вас заверить, я вообще не имею никаких собственных мыслей обо всём, что касается отношений подобного толка. Это не моё дело.

— Простите, — пробормотала Натали, смущённая его отповедью. За эти месяцы граф никогда не говорил ей более двух-трёх слов, и она совершенно не знала, какой он человек. Но сейчас ей отчего-то отчаянно хотелось, чтобы он не думал о ней слишком худо.

— Вы опять за своё! — уже весело возмутился граф. — Право слово, я начинаю думать, что молва о вас, как об остроумной собеседнице, значительно преувеличена.

— Моё остроумие затупилось о новость, сообщённую вами, — легко улыбнулась Натали, понимая, что это единственный человек во всём дворце, с которым она может прямо говорить о том, что тревожит её сердце.

— Новость, я полагаю, слишком приятная, чтобы расстроить настолько, что вы не можете связать и двух слов, — уколол Орлов.

— Неожиданная, чтобы сбить с толку и растерять весь запас острот, — парировала Натали, чувствуя, как с каждым тактом к ней возвращается отличное настроение. Но она тут же слегка нахмурилась, мило порозовела и смущённо произнесла: — А… Александр Николаевич не сказал, каким образом я должна попасть к нему в покои вечером, когда коридоры будут полны народа?

— Я проведу вас, — пожал плечами граф. — Мы сделаем вид, что вы должны отнести что-то от принцессы или занести какое-нибудь её письмо… Это, княжна, придумайте сами. А после вы переждёте приготовления наследника ко сну в ванной комнате.

— Надо же, — если Натали и покоробило спокойное, почти равнодушное обсуждение таких интимных моментов, то она не подала виду, — вы всё продумали.

— Не я, — мягко поправил Орлов, отмечая, как при каждом, пусть даже косвенном упоминании цесаревича в глазах княжны, между прочим, светло-зелёных, вспыхивают мягкие искры.

— Спасибо! — сказала она, и танец, к разочарованию, удивившему графа до глубины души, подошёл к концу.

— Натали, вы так улыбаетесь! — заметила София вон Круг. — Что же такого сказал вам граф, отчего ваши глаза засияли?

— Он передал мне весть от брата, которого видел намедни, — откликнулась Натали. Но казаться равнодушной и впрямь уже не получалось — улыбка не сходила с лица. Цесаревич присоединился к принцессе спустя час и выглядел крайне усталым, хотя, по наблюдениям княжны, почти не танцевал. Однако он непринуждённо пошутил с Марией, ответил что-то любезное Дашковой и только тогда повернулся к Натали.

— Как вы находите сегодняшний бал? — спросил он, и уголки губ дрогнули в улыбке.

— Он, несомненно, запомнится мне, ваше высочество, — ответила Натали, на миг встретившись с ним глазами.

— Я видел, вы танцевали с Орловым. Он не отдавил вам ног?

— А что, ходят такие слухи? Что ж, они преувеличены, он прекрасный танцор.

— Даже так? — Александр склонил голову набок, словно желая что-то добавить, но вдруг дёрнул плечом и развернулся к принцессе, приглашая ту на танец.

И пусть больше за весь вечер им не удалось перемолвиться и словом, в душе Натали словно расцвела весна, хотя мысль о завтрашнем вечере и о том, что будет, если всё раскроется, и должна была приводить в ужас. Но словно само провидение помогало влюблённым: принцесса попросила отнести в кабинет цесаревичу свой альбом, в котором он обещал нарисовать её портрет, а после отпустила на ночь — сегодня при ней дежурила София. Дарью же Натали предупредила заранее о том, что ей говорить, ежели кто-то пожелает искать её до ночи. Для всех княжна Репнина встречается с братом и вернётся к закрытию ворот. И хотя сердце всё же предательски колотилось в груди, но скорее не от страха, а от острого азарта, предвкушения и ощущения того, что всё происходящее слишком скандально, чтобы быть правдой. Граф, едва заметив её с альбомом, кивнул и быстрым шагом повёл по коридору, который тоже оказался совершенно пуст. Орлов распахнул дверь и пропустил Натали, быстро зайдя следом.

— Сегодня я дежурю при цесаревиче и буду находиться в соседней комнатке напротив его покоев, — сказал он. — А вам следует пройти туда, — он указал на одну из дверей, — а после — ещё дальше. Там вы найдёте ванную комнату, в которую слуги заходят лишь по утрам.

— Я не знаю, стоит ли вас благодарить за помощь в столь сомнительном деле, — не глядя в его глаза, ответила Натали.

— Каждый добивается желаемого тем способом, которым может, — пожал плечами Орлов и поспешно вышел, проклиная свой язык, который не успел вовремя промолчать. Он обидел княжну, обидел грубо и намерено, но теперь жалел об этих словах. К тому же, постепенно узнавая Репнину, Дмитрий понимал, что она далека от интриг двора и того, чтобы своим положением добиться каких-то благ для себя и семьи. Орлов даже остановился посередине коридора, едва не развернувшись, чтобы просить прощения, но вовремя себя остановил.

А Натали, едва за ним закрылась дверь, прижала ладони к вспыхнувшим от стыда щекам и закрыла глаза. Что ж, этого стоило ожидать, и к этому стоило, быть может, начать привыкать. Сколько раз она услышит подобное? Подумав таким образом, она поняла, что начинает успокаиваться. В самом деле, что ей до мнения какого-то адъютанта? Главное, что ему доверяет Александр, а сам Орлов вовсе не обязан её уважать или понимать. И отчего она решила, что может ему довериться?

Возмущение постепенно стихало, вытесняемое исконно женским любопытством. Кабинет цесаревича был изучен до мелочей, но дальше начиналась terra incognita[2], ступать на которую было волнительно и немного страшно. Натали открыла дверь и оглянулась через плечо, словно кто-то мог наблюдать и осуждать, а после смело шагнула вперёд, замирая в восхищении. Первым делом взгляд приковывала огромная кровать: двуглавый орёл распростёр над ней крылья, поддерживая балдахин тёмно-синего бархата, резные столбики покрывала позолота, а изголовье было обито бледно-голубым плюшем. Сама комната казалась очень светлой и просторной, тканевые обои нежно-голубого цвета украшал вензель цесаревича, он же повторялся и на плюше рекамье[3], приставленной к изножью кровати. Натали, не дыша, прошла к одной из дверей и потянула ручку, в полумраке сверкнули эполеты, уходя в темноту — это была гардеробная. Следующая дверь вела в небольшой коридорчик, где находилась ещё одна, ведущая в уборную, и последняя — скрывавшая за собой ванную комнату. Понимая, что здесь ей и придётся ждать, Натали зажгла светильники и не смогла сдержать восхищённый вздох.

Мрамор с тёмно-зелёными прожилками лежал на стенах и полу, а сама ванная была словно высечена из цельного куска. Серебряные краны причудливо изгибались, и Натали не удержалась, покрутив один из них, — в ванну потекла тёплая вода, постепенно становясь горячей[4]. Здесь же, в комнате, был большой камин с изразцами и диванчик, на котором и расположилась Натали, приготовившись ждать.

Прошло не менее часа, когда в спальне послышались голоса, среди которых отчётливо прозвучал единственный, необходимый, родной. Натали встрепенулась, до этого пребывая в состоянии задумчивости между сном и явью. Поднялась, и тут же села, не зная, что делать дальше. Когда можно будет выйти? Он подаст ей знак? Или же она должна догадаться сама? Спустя несколько минут стало тихо, и Натали, глубоко вздохнув, поднялась и вышла в коридорчик, освещённый тусклым приглушенным светом газовой лампы.

— Натали? — послышалось тихо, и она смело распахнула дверь и прищурилась от показавшегося ярким после полумрака света. Александр, в знакомом красном стёганом халате, в рубашке и панталонах смотрел на неё с восхищённой улыбкой.

— Я боялся, что ты не придёшь, — нарушил он молчание, подходя к ней и беря её холодные ладони в свои. Поднёс их к губам, поочерёдно целуя, и поднял сияющий взгляд. — Моя Натали, смелая и отважная.

— Разве я могла отказать вашему высочеству? — улыбнулась княжна, чувствуя, как все страхи и сомнения растворяются в любимых глазах.

— Ну-у, — принял игру цесаревич, — вы уже отказали как-то самому императору в подобной просьбе. Поэтому у меня были все причины переживать.

— Его величеству, в отличие от вас, не удалось совершить одно крохотное действо.

— Вот как? Какое же?

— Завладеть моим сердцем.

Александр улыбнулся, заметив:

— Мне было весьма сложно это сделать.

— Зато теперь вы можете почивать на лаврах.

— Несомненно, — выдохнул он, прежде чем поцеловать долгим, полным нежности поцелуем. А после усадил на рекамье, и Натали невольно охнула, когда Александр положил на свои колени её ноги, заставляя невольно откинуться на высокую изогнутую спинку.

— Я до сих пор не спросил, как тебе моя спальня, — промурлыкал он, осторожно снимая её туфли и скидывая их на пол.

— Она превзошла все мои ожидания, — прошептала Натали, тихо вздохнув, когда его рука заскользила по шёлку чулок, поднимаясь к колену.

— Я рад, что тебе нравится, — проворковал Александр, склоняясь к её шее и начиная медленно, неспешно покрывать её поцелуями.

— Теперь мне даже стыдно, что я принимала вас в своём скромном имении, — откликнулась Натали, прикрывая глаза, отдаваясь на волю сладким волнам предвкушения, щекочущим лёгкими мурашками кожу и собиравшимися внизу живота.

— Я с таким трудом пережил те дни, — с притворным прискорбием сообщил Александр, и поцелуи его стали горячее, заскользив по декольте. Еле слышный стон слетел с её губ, когда горячая ладонь слегка сжала бедро сквозь ткань панталон, пробираясь выше.

— Впредь обещаю не повторять этих ошибок, — с трудом, чувствуя, что воздух в лёгких стремительно заканчивается, ответила Натали, притягивая его за затылок и целуя. Все слова моментально выветрились из головы, а сердце ускорило свойбег, зашумело в ушах чужим тяжёлым дыханием. Короткий, томный стон заглушил поцелуй, когда его пальцы коснулись пылающей, влажной плоти, проникая внутрь.

— На тебе всё ещё прискорбно много одежды, — пробормотал Александр, скользя второй рукой по спине, задевая многочисленные крючки на лифе.

— Боюсь, что самостоятельно я с ней не справлюсь, — в тон ему сказала Натали, собираясь выпрямиться, чтобы помочь ему с застёжками. И тут же испуганно замерла, распахнув глаза, — в кабинете отчётливо прозвучал голос императора.

— Конечно же, я знаю, что цесаревич у себя, — резко говорил он. Натали едва ли не кубарем свалилась с колен цесаревича и опрометью бросилась в гардеробную. Александр едва успел подняться, запахивая халат и затягивая узел пояса, и в следующее мгновение на пороге возник Николай Павлович.

— Александр, что за Цербера ты посадил у порога!.. — начал было он, но тут же осёкся, вглядываясь в пунцовое лицо наследника, отмечая его растрёпанный вид и то, как нервно он пытается привести в порядок одежду. Взгляд императора переместился на пол, и Александр, не сводя с него глаз, одним движением задвинул туфли Натали под кровать. Николай Павлович с интересом приподнял бровь и оглядел спальню, но кроме упомянутых туфель не нашёл ничего занимательного: на постели ни одной складочки, бутылка вина, стоящая на столе, всё ещё полна, и оба бокала рядом с ней — пусты. Понимающая улыбка растянула тонкие губы, и император, склонив голову набок и заложив руки за спину, прошёлся по спальне.

— Я, видимо, помешал, — начал он, растягивая слова и обходя сына по кругу. — Прошу простить, ежели это так.

— У вас ко мне какое-то важное дело? — спокойно спросил Александр, успев перевести дух и взять себя в руки.

— Полагаю, что моё дело подождёт, ведь я отвлекаю тебя от забот гораздо более важных. — Николай Павлович весело сверкнул глазами. Потом кивнул на двери, ведущие в гардеробную и ванную и вполголоса уточнил: — Я полагаю, эту заботу зовут Натали?

Александр молчал, понимая, что отпираться бесполезно. Но император не стал наседать, напротив, усмехнулся:

— Что ж, не буду вам мешать. И прошу меня извинить, впредь, видимо, придётся записываться на приём к собственному сыну…

— Отец! — воскликнул, краснея, Александр.

— Ну что ты! — добродушно качнул головой Николай Павлович. — Я сам виноват — нельзя забывать, что каждый в этом дворце имеет право на личную жизнь. — И добавил громко: — Желаю тебе приятных сновидений!

И, посмеиваясь в усы, император удалился. Когда Натали вышла из гардеробной, на её лице не было ни кровинки. Александр продолжал стоять, вперив взгляд в дверь, гневно кусая губы. А Натали вдруг фыркнула, представляя всю абсурдность сложившейся ситуации. Цесаревич обернулся к ней, слегка нахмурившись, а Натали, не в силах более сдерживаться, звонко расхохоталась.

— Подумать только! — с трудом выдавила она сквозь смех. — Мы столько раз пытались уверить его величество в своей связи, а теперь, когда она стала правдой, смущаемся от того, что он застал нас вместе.

Губы Александра дрогнули в улыбке, и в следующее мгновение он смеялся вместе с ней.

Комментарий к Глава седьмая

[1] Рождественский пост, второй по длительности после Великого, длится с 28 ноября по 6 января.

[2] terra incognita (лат.) - неизвестная земля

[3] реамье - изящный диванчик с изогнутой спинкой. Пример можно посмотреть на картинке: https://i.pinimg.com/736x/26/c4/44/26c444487758a423f4e4354c1567b3d8.jpg

[4] После пожара 1837 г. в Зимнем во дворце была проложена единая система водоснабжения, а в подвале вновь установлена паровая машина, которая по специально проложенной трубе под покрытием набережной закачивала невскую воду в три свинцовых резервуара, находившихся на чердаке Зимнего дворца. Из этих резервуаров вода самотеком по свинцовым трубам поступала в туалетные комнаты и на кухню.

========== Глава восьмая ==========

Полено в камине громко треснуло, вырывая из расслабленной задумчивости. Натали сонно моргнула и подняла голову, и Александр прошептал:

— Спи, — обнимая со спины и прижимая к себе.

— Который час? — спросила она, уютно устраиваясь в кольце его рук.

— До утра ещё долго. — Он поцеловал её в плечо, зарылся носом в пушистые волосы, шумно вздыхая. — Не хочу тебя отпускать от себя. Никогда.

— Не отпускай, — попросила Натали. Александр обнял её крепче, с какой-то отчаянной силой, и зажмурился. Вся его жизнь сейчас была сосредоточена в ней, и его сердце билось в одном ритме с её. Это пугало. Любовь с такой силой захватила, обрушилась, сметая все преграды, что Александр даже пугался её мощи. Он никогда так не любил, и теперь роман с Ольгой казался далёким и почти забытым. То была юношеская влюблённость, а чувство, владевшее сейчас его рассудком, оказалось цельным и зрелым, тем, что заставляет совершать безумства ради любимой женщины. Натали взяла в руку его ладонь, целуя пальцы. Прижала её к щеке, и он почувствовал её слёзы.

— Наташа, — выдохнул горько, разворачивая её к себе, осторожно убирая блестящую влагу с лица, — не плачь, прошу. Ты разбиваешь мне сердце.

— Прости, — вымученно улыбнулась она. — Я пытаюсь быть сдержанной, но не всегда получается.

— Ещё немного, и я заплачу вместе с тобой, — грустно пошутил он. — Представляешь, какое это будет зрелище?

— Боюсь даже представить! — На этот раз улыбка была искренней.

— Тогда давай договоримся, что плакать будем лишь наедине с собой! — Александр потянулся к ней, собирая поцелуями новые слёзы. — Иначе наши встречи превратятся в клуб кисейных барышень.

— Я так тебя люблю. — Она посмотрела серьёзно, прямо. — Иногда мне кажется, что сердце не выдержит и разорвётся от чувств.

— А я люблю тебя, моя Наташа. — Он мягко потёрся кончиком носа о её. — Ты наполняешь мою жизнь смыслом.

Он начал целовать её, нежно касаясь губ, пока Натали не вздохнула, притягивая его голову, углубляя поцелуй и соскальзывая ладонями на плечи.

— Ты больше не хочешь спать? — в глазах Александра, стремительно темнеющих, сверкнули искры.

— Нет, — прошептала она. — Не хочу терять и минуты рядом с тобой.

Его губы принялись чертить цепочку поцелуев на шее, а Натали, счастливо выдохнув, подняла глаза к пологу, над которым парил двуглавый орёл… До рассвета оставалось совсем немного времени, когда она, с помощью Александра, который, к слову, больше отвлекал, чем помогал, оделась и кое-как собрала волосы, закрепляя шпильками в пучок на затылке. У двери он ещё долго не хотел её отпускать, целуя снова и снова, шепча:

— Не выдержу снова ждать несколько месяцев… почему я не могу поселить тебя у себя…

— Саша, — мягко, с сожалением в глазах, Натали отстранилась, но отпустить его руки не могла. — Я буду ждать столько, сколько нужно.

— Я знаю, — он печально улыбнулся. — Моя Наташа — самое терпеливое существо на Земле.

— Я готова быть терпеливой, потому что любима и люблю. — Она провела кончиками пальцев по его лицу, по мягким бакенбардам, коснулась пухлых губ. — Мне правда пора.

Он сам открыл перед ней дверь, предварительно выглянув в коридор, чтобы убедиться, что тот пуст. Но в последний момент быстро втянул Натали обратно, приникая к губам в жестком, отчаянном поцелуе. И только после вновь открыл дверь, прошептав:

— Иди.

Натали казалось, что этот день тянется вечно. Едва успев привести себя в порядок и наскоро позавтракать, пришло время идти к принцессе, а там круговорот ежедневных забот закрутил, не давая присесть. Она отвечала на письма Марии под её диктовку, обсуждала наряд на последний перед постом дворцовый бал, а после обеда читала вслух, пока Мария и фрейлины вышивали изящные вензеля на её платочках. К вечеру Натали буквально валилась с ног, но это было даже хорошо, ведь в суете совершенно не осталось времени, чтобы думать о прошедшей ночи. А ведь даже крохотное упоминание о ней откуда-то из глубины подсознания отзывалось такой жгучей болью, что становилось трудно дышать. За весь день она ни разу не видела Александра — тот отправился инспектировать полк, который был вверен в его ответственность. И вернулся во дворец только к ночи, когда пришла пора ложиться спать.

Но стоило Натали оказаться в своей комнате, наедине со своими мыслями, как она вдруг обмякла, опускаясь в кресло и обхватывая себя руками. Стержень, удерживающий её спину ровной весь день, сломался, и отчаяние погрузило в свою пучину, закипая горькими слезами на глазах. Она чувствовала себя гадкой, мерзкой предательницей, той, чья нога не достойна переступать порог принцессы. Она смотрела ей в глаза и улыбалась, когда сердце заходилось от тоски по её мужу, а тело осих пор хранило тепло его рук. Стоило удалиться из дворца, бросить всё это, пока не стало слишком поздно. Но Натали буквально чувствовала физическую боль при этой мысли. А ещё — звенящую пустоту, которая разъедала душу. Ведь поделиться своей любовью, своей тайной и своим счастьем Натали было совершенно не с кем. У неё не было подруг при дворе, кроме, как ни парадоксально, принцессы Марии. Коротко вздохнув, Натали смахнула слёзы, — кажется, за всю свою жизнь она не плакала столько, сколько за последние полгода! Надо быть сильной, если она и прежде хочет оставаться при дворце, любить Александра и отвечать на его любовь. Принимать свою судьбу с гордо поднятой головой, раз сама сделала такой выбор. Полночи Натали думала о том, как жить дальше, как не растерять остатки собственного достоинства и уважения к самой себе.

Утро застало княжну Репнину собранной и бледной. Светло-зелёное платье из мягкой шерсти с отделкой из кружева цвета слоновой кости по лифу гармонировало с цветом её глаз, локоны мягкими волнами опускались на шею, а в ушах поблёскивали маленькими каплями изумруды. Натали была готова приступать к своим обязанностям и надеялась сохранить шаткое спокойствие, которое далось путём долгих ночных размышлений.

После обеда принцесса прилегла вздремнуть, а Натали отправилась к себе, чтобы написать письмо Мишелю и справиться о здоровье Лизы. Она почти дошла до коридора, когда услышала впереди голоса.

— Я не знаю, Софи, но мне кажется, что это может быть правдой. Он один раз посмотрел на меня с интересом, точно-точно!

— С таким же интересом он смотрит на кушетку в комнате принцессы.

Натали поняла, что за углом стоят новые фрейлины, но предмет их обсуждения всё ещё оставался загадкой, и она невольно остановилась, прислушавшись.

— Александр Николаевич не любит принцессу, уж поверь мне! Ах, если бы он только обратил на меня внимание, я была бы счастливейшей девушкой во дворце!

Дрожь негодования, неожиданная и резкая, заставила Натали шагнуть вперёд, грозно глядя на присевших перед ней фрейлин.

— Как вам не стыдно обсуждать подобное! — резко спросила она. — Принцесса — ваша будущая государыня, а цесаревич — император. Как вы можете допускать подобные мысли? А если ваш разговор дойдёт до ушей принцессы?

— Простите, Натали, — в притворной скромности потупились фрейлины. Но тут Екатерина подняла дерзкий взгляд и прямо посмотрела на Натали: — А я слышала слухи о вашем романе с цесаревичем, это тоже неправда?

Вся краска отлила от лица, и Натали лишь с огромным усилием воли заставила себя спокойно выдержать этот взгляд.

— Это было больше года назад и, конечно же, неправда! — поспешно заговорила Софи, неверно истолковав бледность княжны.

— Это лишь грязные слухи, не более, — сухо ответила Натали, совладав со своим голосом. — И я не собираюсь отчитываться в этом перед вами, скажу лишь, что принцесса Мария прекрасно осведомлена о тех домыслах. А вам должно быть стыдно за то, что вы обсуждаете досужие сплетни вместо того, чтобы заниматься своими непосредственными обязанностями.

Что-то во взглядах фрейлин заставило Натали резко обернуться и тут же склониться в реверансе: прямо за её спиной стояли император с императрицей. И если в лёгкой улыбке Александры Фёдоровны читалось одобрение, то Николай Павлович смотрел со слишком понимающей усмешкой в глазах.

— Ваши величества. — Натали опустила глаза, и императорская чета, не сказав ни слова, проследовала дальше, а фрейлины, вновь присев, попрощались с ней и поспешили удалиться. И только тогда, оставшись одна в коридоре, Натали прислонилась к стене и прикрыла глаза, пытаясь справиться с дрожью в ногах. Её мутило от собственной двуличности, а во рту до сих пор горчило, ведь простые слова Дашковой, в которых, в общем-то не было ничего страшного, ведь слухами во дворце Земля полнится, и каждая фрейлина нет-нет да и начинает мечтать о любви. Нет, её смутила собственная реакция, эта ревность, которая буквально затопила обжигающей волной. При одной только мысли о том, что Александр действительно мог увлечься кем-то другим, в сердце разлилась острая боль. Натали тяжело вздохнула и прикусила губу.

— Вам нехорошо, княжна? — раздался обеспокоенный голос, и, распахнув глаза, она увидела перед собой графа Орлова.

— Нет, всё в порядке, — вымученно улыбнулась Натали. — Просто немного устала.

— Позвольте, я провожу вас до вашей комнаты, — не сдавался Орлов. — К тому же, я давно искал с вами встречи, чтобы попросить прощения за резкость, которую проявил намедни.

— Я не держу на вас зла, — тихо ответила Натали, кладя руку на предложенный сгиб локтя и медленно идя к своему коридору. — Возможно, мне стоит привыкнуть к тому, что последует за неминуемой оглаской.

— Вам ни к чему проходить через всё это. — Граф смотрел прямо перед собой, но что-то в его голосе заставило Натали пристально посмотреть на него.

— А разве у меня есть выбор?

— Выбор есть всегда.

— Когда он не заставляет вырвать из груди сердце.

— Никакая любовь не стоит чести, — возразил Орлов, останавливаясь и твёрдо глядя на неё.

— Значит, вы просто никогда не любили, — грустно улыбнулась Натали. — Но, в любом случае, спасибо вам за поддержку. Её мне сейчас очень не хватает.

— Вы можете всегда на меня рассчитывать! — вырвалось у графа. Сейчас жалость к прекрасной княжне вновь завладела его душой. Её гордый неприступный облик внушал настоящее уважение, и про себя он прозвал её «стойкий солдатик», поэтому видеть её расстроенной, в смятении было слишком дико и непривычно. Словно идеальный образ вдруг давал трещину, показывая кровоточащее нутро.

— Спасибо, — искренне улыбнулась Натали и слабо пожала его руку.

— Да, когда вы не извиняетесь, а благодарите, слышать это гораздо приятнее, — улыбнулся в ответ Орлов. Они замолчали и продолжили путь, расставаясь у фрейлинского коридора. Дмитрий долго смотрел ей вслед, а после, словно опомнившись, резко развернулся и ушёл, прогоняя странные, несвойственные ему мысли о желании защитить её от всех бед, спрятав за свою спину.

Подготовка к последнему в этом году балу всколыхнула весь дворец. Ворох лент, рюшей и кружев покрыл, кажется, каждый сантиметр покоев принцессы Марии. Ей хотелось выглядеть на этом балу особенно хорошо, и множество эскизов заполнило столы, а модистки сбивались с ног, пытаясь угодить придирчивому вкусу. Мария и сама не смогла бы объяснить, с чем связано такое неуёмное желание сиять, но что-то подстёгивало изнутри, заставляло стать лучше, ярче. А ещё принцесса безумно хотела видеть свет в глазах мужа. Она полюбила его с первого взгляда, молодого, пылкого, красивого. Александр словно сошёл со страниц романов, которыми она зачитывалась долгими холодными ночами. И Петербург, ослепительный блеск императорского двора — совершенно другая жизнь, которая теперь началась и у неё. Или могла не начаться, если бы Александр не выбрал её.

Мария не была слепой или глупой. Немного наивной — да, но наивность имеет свойство быстро проходить при дворе. Сердце её тянулось к жениху со всей силой, но он любил Натали, и не замечать этого она не могла. Их притворство, игра в любовь перед императором выбили почву из-под ног, но хуже всего было то, что Мария замечала — для Александра это вовсе не игра. И если в отношении Натали она была уверенна, то полные тоски взгляды жениха резали по живому. В тот вечер, когда княжна собралась покинуть дворец навсегда, чтобы выйти замуж, Мария ждала, что может потерять его навсегда. Она видела, как он разбит её отъездом, как с трудом находит слова, чтобы не выдать чувство, которое терзало его душу. А после смерти князя Долгорукого и вовсе замерла, боясь вздохнуть при нём лишний раз, ожидая своего приговора день за днём. Но Натали уехала, а Мария вышла замуж за любимого, и ей стало казаться, что жизнь налаживается. Она сможет заставить его заметить её. Сможет вытравить из его сердца все напоминания о княжне Репниной… Казалось, так оно и было. Александр был мил, хоть и сдержан, но это она списывала на привычку держать лицо при любых обстоятельствах. Шли месяцы, и сердце принцессы тосковало вдали от единственной подруги, которой стала Натали. Решение писать ей с просьбой вернуться далось сложно. Марию раздирали сомнения, она не знала, как поведёт себя Александр и не знала, готова ли так рискнуть. Но всё-таки написала. И поняла, что не ошиблась.

Натали осталась той же верной подругой, с той же неизменной улыбкой и искренностью поддерживала и готова была слушать обо всех тревогах и страхах. А Александр… Он закрылся. И всё чаще в его глазах, когда он приходил ночью, Мария видела пустоту и тщательно скрываемую боль. Она желала мужу счастья. Но счастливой его хотела сделать сама. Ничего в поведении Александра и Натали не указывало на возможную связь, а может, она просто не хотела этого видеть, упрямо продолжая цепляться за надежду о призрачном будущем, в котором не будет для цесаревича никого, кроме неё. И отчего-то эта надежда, отчаянная, собралась в этом балу, словно он должен был всё решить.

Поэтому несколько дней были заполнены хлопотами, за кажущейся беззаботностью которых ей хотелось скрыть собственные тревоги и страхи. А ещё Мария безумно желала счастья Натали. Ведь только тогда её собственное сердце смогло бы найти покой. И сегодня она твёрдо решила проверить одну теорию, которая к этому покою могла привести.

— Натали, зелёный цвет тебе так к лицу! — Мария восхищённо разглядывала подругу, облачённую в платье из тяжёлого блестящего атласа цвета весенней листвы. Открытые плечи и грудь скрывались в ворохе пышных белоснежных кружев, рукава-буфы были короткими, а перчатки скрывали руки до локтей. Сама принцесса в тёмно-синем платье с декольте, что позволительно носить замужним дамам, сияла улыбкой, а в тёмных, почти чёрных волосах нитями переливался жемчуг и сияли бриллианты в изящной диадеме.

— Сегодня, ваше высочество, вы затмите на балу всех! — улыбнулась Натали. — Кроме, пожалуй, её величества, но это пьедестал, который не стыдно уступить.

— Обещай мне, что сегодня ты будешь танцевать все танцы! — принцесса шутливо пригрозила княжне. — И никаких отговорок!

— Боюсь, ваше высочество, сегодня все кавалеры будут заняты только вами. — Натали рассмеялась весело, искренне, чувствуя небывалую лёгкость, столь несвойственную последним дням. Хотелось танцевать, вновь чувствуя себя легкой, свободной от тяжёлых мыслей и грусти. Хотелось жить, чувствовать этот мир во всём многообразии ярких красок.

Когда Александр зашёл за принцессой, чтобы сопроводить её в бальный зал, Натали с трудом заставила себя не смотреть на него во все глаза, настолько он был хорош в белоснежном мундире с золотыми эполетами. Мария, не сводя с мужа влюблённого взгляда, протянула руку, и он склонился над ней, мягко проговорив:

— Вы сегодня просто великолепны, Мари.

Они вышли, а следом потянулись пёстрой стайкой райских птичек фрейлины. Александр улыбался, не вслушиваясь в их разговоры, только кивал на реплики Марии, которая по пути рассуждала о том, будет ли сегодня на балу супруга посла Франции, с которой в прошлый раз они так мило беседовали. Он буквально кожей ощущал Натали, различая шорох её платья, а если прислушаться, то казалось, что можно расслышать и её дыхание совсем рядом. Хотелось обернуться и смотреть на неё, любоваться, лаская взглядом, но всё, что ему будет позволено на этом балу — один танец, и пусть это будет вальс!

За высокими окнами Зимнего дворца разбушевалась метель, кружась и отражаясь мириадами белых вспышек, преломляя свет. Натёртый до блеска паркет так и манил ступить на него, на накрытых столиках ждало шампанское, и весь двор замер вдоль стен, ожидая появления императора и императрицы. Дамы заполняли карнэ, и некоторые тоскливо поглядывали в чужие, полностью заполненные бальные книжечки, с грустью глядя на несколько имен в своих.

Александр, пригласив Марию на три танца, поочерёдно обошёл всех фрейлин, приглашая с милой улыбкой, и, остановившись перед Натали, слегка склонил голову, хитро улыбнувшись.

— Вы ведь подарите мне тур вальса, княжна? Мы не танцевали с вами с того бала ко дню рождения матушки.

— Почту за честь, ваше высочество. — Натали раскрыла карнэ, записывая его имя. — А ведь действительно, со времени нашего последнего танца прошла вечность.

— А я буду столь же удачлив? — спросил Орлов, возникнув перед княжной, стоило Александру отойти.

— В этот раз это исключительно ваше желание? — приподняла бровь Натали.

— Вы удивлены? — широко улыбнулся граф. — Оставьте мне мазурку, если она ещё не занята.

— Нет. — Натали пожала плечами. — С радостью составлю вам пару.

— Ну как, он пригласил тебя? — спросила Мария, заставив княжну вздрогнуть от неожиданности.

— Кто? — осторожно спросила она, досадливо отметив, что не сводила глаз со спины цесаревича.

— Граф Орлов, конечно. — Принцесса склонилась к Натали. — Мне кажется, он очень тобою заинтересован.

— Граф Орлов? — Натали так искренне удивилась, что Мария, не выдержав, звонко рассмеялась.

— Не говори, что ты этого не видишь! Даже мне заметно!

— Вы всё преувеличиваете, — смущённо пробормотала Натали, думая, что симпатия графа уж точно не распространяется на неё, особенно, учитывая, что он про неё знает. Но это прикрытие явно играло на руку, а Натали давно смирилась с тем, что живёт во вранье.

— Отнюдь, — заговорщически улыбнулась Мария. — Я ведь видела, как он передавал тебе письма. Ах, Натали, это так романтично!

— В этих письмах не было ничего, что могло бы говорить об их романтичности. — Натали чувствовала, как краснеет от собственной явной лжи. И вообще весь разговор был слишком опасным и неправильным, чтобы его продолжать. Благо, объявили первый танец, и Александр, подав руку принцессе, повёл её к центру зала, а Натали вышла с одним из знакомых Мишеля, не переставая раздумывать над словами принцессы. И, дождавшись возможности, решила сразу же расставить все точки над i.

— Вы меня изрядно удивили, граф, — начала она с первыми звуками музыки. Орлов обаятельно улыбнулся:

— Рад, что мне это удалось. Впрочем, разве может быть удивительным приглашение на танец?

— Но вы не из тех людей, кого я могла бы видеть в числе моих поклонников, — упрямо ответила Натали, не забывая улыбаться.

— Отчего же? — казалось, его удивление вполне искренне. — Вы — красивая женщина, княжна, а разве не является задачей офицера скрасить прелестной даме досуг?

— Только если этот офицер не знает о том, кем заняты её мысли. — Натали посмотрела на него, сделав изящное па.

— Что не мешает восхищаться силой её воли и духа, — пожал плечами Орлов, протягивая ей руку. — Позвольте быть вашим другом, княжна. Это ведь не запрещено?

— Отнюдь. — Натали показалось, что у неё с сердца свалился огромный камень. Она даже улыбнулась ему почти искренне.

— Значит, по-дружески вы можете подарить мне ещё один танец?

— Граф, боюсь, ваше желание подружиться в таком случае почти зайдёт за рамки приличий. — Княжна качнула головой. — Но обещаю, на следующем балу первый вальс будет ваш.

— Как же мне дожить до нового бала? — с притворным сожалением проговорил Орлов, открыто любуясь искрами в глазах Репниной. Сегодня она казалась особенно прелестной, а от былой хандры не осталось и следа. Впрочем, кому-кому, а графу была известна причина, к которой он как раз подвёл Натали, передавая из рук в руки.

— Натали, — склонился перед ней цесаревич, заключая её ладонь в свою и едва заметно пожимая. Она же вся обратилась к нему, мигом забыв о стоявшем рядом Орлове, и ему оставалось лишь проводить их глазами, чувствуя невнятную глухую тоску, разлившуюся в душе.

— Как бы я хотел не отходить от тебя сегодня ни на шаг, — улыбнулся Александр, увлекая её в круговорот вальса. — Ты ослепительно прекрасна!

— Ваше высочество! — мягко укорила Натали. — Мне безмерно приятно слышать эти слова, но их пыл смущает — а вдруг невольно они достигнут чужих ушей?

— Вы правы, — притворно вздохнул Александр, открыто лаская её взглядом. Его рука на её талии дрогнула, прижимая к себе чуть крепче, чем то дозволяли приличия. — Но я надеюсь, что совсем скоро смогу сказать вам о своих мыслях без посторонних свидетелей.

— Совсем скоро? — В горле Натали резко пересохло, и она подняла на него полный надежды взгляд.

— Я постараюсь сделать всё возможное, чтобы сократить томительное ожидание, — вибрирующим голосом прошептал он, и по спине стремительные, колкие мурашки.

— Я буду ждать, — выдохнула она, стараясь не улыбаться так широко и счастливо. В этот момент за ними неотрывно следили две пары глаз, и хотя их обладатели не подозревали об этом, схожесть мыслей неприятно бы их удивила. Принцесса равнодушно отвернулась, уверяя себя, что ей просто кажется, ведь не может её Александр так открыто прожигать взглядом её подругу. А граф думал о том, что смотреть в лучащиеся счастьем глаза оказалось мучительно больно. И это чувство пугало своей новизной и необъятностью.

========== Глава девятая ==========

Безрассудство, свойственное любви, часто заставляет терять голову, но Натали и Александр старались держать себя в руках настолько, насколько это вообще может быть возможно, когда страсть лишает разума, заставляя сердце трепетать при одном только звуке голоса, а тело — вспыхивать жаром, стоит приблизиться хотя бы на несколько шагов. Страх разоблачения постепенно отступал, а огонь бушевал в груди, сжигая все доводы благоразумия.

Пост погрузил Зимний дворец в тишину, хотя по вечерам в гостиных собиралось общество, предаваясь привычным развлечениям, но без танцев, излишне громкого смеха и азартных игр: в карты играли, но не на деньги. Принцесса Мария впала в уныние, совсем ей несвойственное. Она то приглядывалась к Натали, пытаясь отыскать следы любовной тоски на её лице, то принималась придирчиво смотреть на мужа, замирая от страха, что увидит в его взгляде то, что заставило кровоточить сердце на последнем балу. Но всё было ровно, спокойно, и Натали по-прежнему улыбалась отрешённой улыбкой, не ловя глазами Александра, и он, заходя к жене, никоим образом не выделял её среди остальных. И всё же на душе было тяжело, тревога подтачивала сердце, а беспричинные слёзы доводили до отчаяния.

— Вам необходимо показаться врачу, — заметила императрица в один из вечеров, наблюдая, как Мария вот уже несколько минут смотрит невидящим взглядом в одну точку, прикусив губу. На лбу принцессы выступили бисеринки пота, а лицо сравнялось белизной с фарфором чайного сервиза на столе.

— Вы думаете? — вымученно улыбнулась Мария. Её глаза, и без того огромные, казалось, заняли пол лица, и вдруг, коротко вздохнув, она обмякла, уронив голову на грудь.

— О, Господи! Мари! Срочно соли! — всполошилась императрица. И пока Дашкова протягивала флакончик, фон Круг выскочила в коридор с приказом немедля привести мсье Вилье.

К утру дворец облетела счастливая весть — принцесса Мария в положении. Праздник решено было перенести на Рождество, а пока Александр, с сияющей улыбкой, сидел у её постели и не выпускал её ладонь, то и дело приникая к ней губами.

— Вы даже не представляете, насколько осчастливили меня, — говорил он снова и снова, и сам не знал, чему рад больше: появлению будущего наследника или же тому, что беременность Марии наконец позволяла считать свой долг перед ней временно выполненным и можно было перестать разрывать сердце той, кого любит больше жизни. Александру сложно было представить себя отцом, и будущий ребёнок представлялся чем-то неведомым, абстрактным словом «наследник». А Натали была рядом, настоящая, живая, любимая. И только это сейчас было важно, и он имел в себе силы признать это, хотя внутри всё переворачивалось из-за собственного эгоизма и холодности к семье, которая могла бы стать для него всем, но так и осталась красивой картинкой для окружающих, не затронув сердца. И Александр понимал, что не может ничего изменить. И не хочет.

Первый месяц после счастливой новости проходил для принцессы тяжело, и как бы ни отгораживался Александр от чувств к жене, не мог не сидеть рядом с ней, пока не заснёт, не мог не утешать, видя её слёзы, не мог не переживать, когда она за весь день не могла съесть и кусочка. И Натали всегда была рядом, искренне беспокоясь за принцессу, утешая, поддерживая и вместе мечтая о том времени, когда малыш появится на свет.

— Если это будет сын, — счастливо вздохнула одним январским утром Мария, когда прошёл очередной приступ дурноты, — я бы хотела назвать его Константин. Это сильное имя. Красивое.

— Очень красивое имя, — улыбнулась Натали, подумав, что своего сына непременно назвала бы Александром. Питьё Агафьи помогало, но мысли о будущем после вести о беременности всё чаще тревожили, заставляя задуматься. Что ждало её впереди? Сколько ещё продлится её счастье? Изменится ли Александр к ней с рождением наследника? Страх выпивал досуха, заставляя лежать без сна ночами. А что, если она забеременеет? Что будет тогда с ней? С ребёнком? Что скажут брат и родители?

Они были вместе полгода, но за эти полгода всё, что досталось — считанные встречи наедине, миллион взглядов и мириады вздохов. И с каждым днём эта оторванность только сильнее разжигала пламя страсти.

— Натали. — Александр нагнал её в коридоре, с книгой, которую Натали собиралась вернуть на место — в дворцовую библиотеку. — Я хотел спросить, как принцесса. — Он оглянулся и, убедившись, что в коридоре они одни, схватил её за руку, увлекая в распахнутую дверь просторного салона. Здесь горело лишь несколько свечей — остальные зажигались, если была необходимость. Полоса света легла на пол и тут же погасла, когда Александр толкнул Натали к двери, захлопывая её. Она хотела было что-то сказать, но его губы, горячие, ищущие, заставили мигом забыть обо всём, кроме желания прижаться к нему всем телом, запуская руки в его волосы. Звуки поцелуев, тяжёлое дыхание, шорох одежды — комната ожила, задышала, наполнилась страстью. Александр обнимал её крепко, лихорадочно скользя по спине, плечам, рукам, словно хотел обнять всю и сразу. И Натали отвечала с не меньшим жаром, отчаянно желая коснуться его, жалея, что наглухо застёгнутый мундир не позволяет этого сделать.

— Саша, — прошептала она, задыхаясь, — подожди. Остановись. Кто-то может зайти, и мы…

— Не зайдут, — полустоном-полувыдохом откликнулся Александр, безостановочно целуя её грудь, выступающую из скромного декольте.

— Может, дверь можно хотя бы закрыть?.. — Натали чувствовала, что теряет себя, теряет разум, поддаваясь сокрушительному напору его страсти, но последние остатки благоразумия заставили упереть руки в его грудь, решительно отодвигая и заставляя посмотреть на себя. И он смотрел, так смотрел, что ради одного взгляда она готова была отправиться в самое пекло, забыв обо всём. Голубые глаза потемнели и в полумраке салона казались чёрными, а с губ срывалось тяжёлое, прерывистое дыхание.

— Наташа, — умоляюще протянул он, вновь потянувшись к её губам, и она вновь поддалась, отвечая, но стоило его губам вновь пуститься в путь по шее, как Натали решительно оттолкнула его, тяжело дыша.

— Ты знаешь, что сейчас мы можем перейти все грани дозволенного, — срывающимся голосом проговорила она. — Один неверный шаг — и мы оба рухнем в бездну, из которой уже не выберемся.

— Я давно уже там. — Александр притянул её к себе одной рукой, а второй оперся о дверь, словно пытаясь создать ещё одну преграду для того, кто мог бы сюда заглянуть. Но слова Натали оказали своё воздействие, опуская с небес на землю, постепенно гася пламя страсти. Он глубоко вздохнул, коснулся её лба своим и хрипло прошептал: — Что ты со мной делаешь?..

— Просто люблю, — ответила Натали, с облегчением улыбнувшись. В голове билась отчаянная мысль, что она почти поддалась, почти позволила то, что безвозвратно сокрушило бы самоё её, то в ней, что Натали считала нерушимым, неприкосновенным. Одно дело — любить его, отдавать себя за закрытыми дверьми, зная, что ни одни глаза не увидят, ни одни уши не услышат. И совсем другое — салон, за дверьми которого постоянно кто-то проходит, где любой обитатель дворца может стать невольным свидетелем их страсти…

— Ты — невероятная, — улыбнулся в ответ Александр, коротко целуя и отступая на шаг. — Ты даже не представляешь, какую силу имеешь передо мной.

— Я не хочу этой силы, — просто ответила Натали. — Всё, что я хочу — любить тебя. — Она быстро подняла с пола книгу, которая упала, стоило им переступить порог.

Александр сверкнул глазами и кивнул на неё.

— Помнишь, как я учил тебя изображать влюблённых?

— Эту книгу просто необходимо поднять, — хитро улыбнулась Натали, легко роняя её и приседая. Александр опустился на одно колено, и их руки соприкоснулись, и именно в этот момент дверь широко распахнулась, и на пороге появился Николай Павлович. Он замер, скрипнув зубами, пока застигнутые врасплох влюблённые поднимались. Натали осторожно забрала книгу у Александра и присела.

— Ваше величество.

— Кажется, наши встречи в подобных ситуациях входят в традицию, — холодно процедил император, наблюдая, как заливается краской лицо княжны.

— Отец, — начал было Александр, но Николай Павлович так красноречиво посмотрел на сына, что тот замолк на полуслове.

— Вы можете идти, княжна, — не глядя в её сторону, сказал его величество, и Натали юркнула за дверь, прикрыв её, прижимая книгу к груди. При мысли о том, свидетелем чего мог бы стать император, приди он на несколько минут раньше, в глазах темнело, а сердце всё ещё колотилось так сильно, словно хотело выскочить из груди.

— Это не то, что ты подумал, — быстро проговорил Александр, стоило закрыться двери за Натали.

— Ну, конечно, — саркастично бросил Николай Павлович. — Вы зашли сюда, чтобы почитать, я полагаю?

— Именно, — кивнул цесаревич, и сам отлично понимая, насколько смешно выглядят его попытки оправдаться.

— А полумрак, я думаю, отлично способствует совместному чтению? — Император склонил голову набок, потом вздохнул, укоризненно покачав головой. — Как же легко вы теряете голову, уму непостижимо!

Александр молчал, понимая, что любые возражения здесь бессмысленны. Опустив голову, он уставился на носки своих туфель, отстранённо подумав, что они слегка запылились.

— Я с тобой разговариваю, между прочим! — прогремел Николай Павлович, который переходил на «ты» только в моменты крайнего раздражения или волнения. — Ты хотя бы понимаешь, чем может обернуться для принцессы новость, которую разнесут по дворцу в считанные минуты? Ты хочешь послужить виновником тому, что она не выносит твоего ребёнка?! Мальчишка!

— Между нами ничего не было, — сквозь зубы проговорил Александр, злясь уже на сам факт того, что приходится говорить это отцу.

— Возможно, что сейчас и не было, — покладисто согласился император, постепенно остывая. — Но могло бы быть, не отрицай! Только слепой не заметил бы этих, — он помахал в воздухе рукой, подбирая слово, — амуров, парящих над вашими головами.

— Впредь я буду более осторожен, — нехотя проговорил Александр, чувствуя, как пылают его уши. Словно в детстве, когда отец отчитывал за невыученный урок, после того, как к нему приходил жаловаться учитель. Но сейчас последствия могли быть куда более разрушительны, чем запрет на уроки фехтования или езду верхом.

— Вы уже обещали это, — с укоризной напомнил император, гнев которого совершенно утих. — И как долго прикажешь мне быть ангелом-хранителем вашей тайны? Заметьте, я ничего не говорю о ваших встречах в, — тут он хмыкнул, — спальне. Но за её пределами будьте так любезны умерить свой пыл!

— Поверьте, этот урок я усвоил, — дёрнул уголком губ Александр. — Я могу идти?

— Ступайте, — бросил Николай Павлович, но тут же остановил его: — Это моё последнее предупреждение, прошу помнить об этом.

Коротко кивнув, цесаревич вышел, а император закатил глаза к потолку: как же сложна роль родителя, и как сложна роль императора! И как ему удаётся сочетать в себе безграничное терпение и милосердие? Вздохнув, он заложил руки за спину и медленно покинул салон.

Гуляния по поводу беременности принцессы Марии волной прокатились по всему Петербургу, стоило отгреметь звону благовеста по случаю Рождества. Простой народ радовался вместе со знатью, в Потешном городке, построенном по этому случаю, веселились толпы народа, поглощая печатные пряники и леденцы, пироги и ватрушки, запивая всё водкой, сбитнем и медовухой. Скоморохи потешали детей и девушек, цыгане привели медведя, а баяны и гитары не умолкали ни на минуту.

И каждый во дворце отчаянно хотел посетить народные гуляния, ведь даже император с императрицей не обошли их стороной, выехав из дворца, чтобы раздать памятные монеты. Но принцесса могла лишь мечтать об этом, ведь с каждым днём её состояние лишь ухудшалось, её мутило, казалось, от всех запахов в мире, она побледнела, осунулась и целыми днями лежала, держа в руках соли.

— Вы не должны сидеть со мной, когда весь двор на гуляниях, — в который раз повторила Мария слабым дрожащим голосом.

— Именно это мы и должны делать, — предостерегающе посмотрела на встрепенувшихся фрейлин Натали. И тут же обратила свой взор на принцессу, потянулась к ней, убирая прядь волос, прилипшую ко лбу. — Скоро недомогание пройдёт, и вы сможете вновь наслаждаться всеми прелестями этой жизни, Мари.

— Но медведя на площади уже не будет, — тоскливо прошептала Дашкова, невольно обратив свой взгляд к окну.

Натали укоризненно склонила голову, но промолчала. Хотела ли она посетить гуляния? Ответ был очевиден: без Александра — нет. Но после случая с императором она даже поднимать глаза на него боялась в присутствии других людей, не то, чтобы подойти и заговорить, предложив поехать на площадь. А ведь ещё полтора года назад она, быть может, так и сделала бы, не видя ничего зазорного в том, чтобы проехать вместе с другом. А теперь… Она невольно покосилась на принцессу, прикрывшую глаза и, кажется, задремавшую. Отчего в её сердце, ранее протестующем против любого рода лжи, так легко теперь уживались предательство и обман? Вкус любви слишком горчил, когда Натали проводила время с Марией, и был опьяняюще сладок с её мужем. Господи, да за что же ей это?! Натали прикрыла глаза, вознеся короткую, но пламенную молитву с просьбой помочь, разрешить всё, рассудить и подарить смирение с судьбой.

Открывшая в это время глаза Мария внимательно следила за смятением на лице княжны, силясь угадать его причину. Сейчас она особенно нуждалась в верной подруге, но пока подозрение разъедало душу, ни о каком спокойствии не могло идти и речи.

— А знаете, Натали, — медленно проговорила она, — я хочу написать письмо к Александру.

— Конечно, — улыбнулась Натали, выныривая из безрадостных мыслей. И снова эгоистичное чувство радости озарило сердце: он будет читать письмо, написанное её рукой, и думать о ней… Натали вмиг ужаснулась этой мысли, испуганно посмотрела на Марию, словно она смогла прочесть потаённое, то, что ядом выжигало всё светлое в душе. Но принцесса в этот миг обернулась к фон Круг, прося принести письменные приборы. Несколько строк написанные летящим почерком быстро заполнили листок, Натали присыпала их и вопросительно посмотрела на принцессу.

— Его высочество сейчас в Сенате, — вздохнула Мария. — Отнесите ему письмо, Натали, пусть он прочтёт его, когда вернётся. Пусть навестит меня, ведь, видит Бог, я так в нём нуждаюсь!

Без Александра дворец пустел, становясь унылым и тусклым, и Натали не уставала удивляться этой перемене в бездушном камне. А может, у него тоже была душа, он впитывал в себя любовь, хранил секреты и тайны, радовался и огорчался? С задумчивой улыбкой княжна дошла до знакомых дверей, и сердце привычно встрепенулось. Она вошла в кабинет, невольно бросив взгляд на двери, ведущие в спальню, и положила письмо на стол, вспоминая, как когда-то, в совершенно другой жизни, уже оставляла цесаревичу записки от принцессы. И именно они запустили тот разрушительный механизм, который толкнул Натали в объятия Александра… Глубоко вздохнув, она собралась было выходить, но в дверях столкнулась с графом Орловым.

— Княжна. — Дмитрий склонил голову, не спеша посторониться. — Не ждал вас увидеть здесь, ведь еговысочество…

— В Сенате, я знаю, — ответила Натали. — Я принесла письмо от принцессы Марии.

— Как самочувствие её высочества? — Орлов не понимал, к чему удерживает княжну, но хотел продлить мгновения рядом с ней, насладиться её голосом и тем, как досадливо она прикусывает губу, отводя взгляд.

— Скоро станет лучше. — Натали повернулась к окну. — Она жалеет, что не может принять участие в гуляниях.

— А вы? — спросил граф. — Вы хотели бы там быть?

— Не думаю, что мне было бы это интересно.

В голову Орлова пришла безумная мысль. Безрассудная, она зажгла надежду, заставив предложить:

— А хотите, мы съездим к Сенату?

Брови Натали приподнялись, всем своим видом она выражала такое удивление, что Дмитрий поспешил объяснить:

— Мы можем отправиться на гуляния, так будет это звучать для всех, а после дождаться цесаревича у дверей Сената.

— И как вы представляете, я туда попаду? — прохладно спросила Натали.

— Я сам найду цесаревича, а вы будете ждать в санях.

— Посреди Петербурга, ехать вместе с Александром Николаевичем… — с сомнением протянула княжна, чувствуя, что, невзирая на все сомнения, видеть его вне дворца, вновь, хотя бы ненадолго, почувствовать ту толику свободы, что была у них ранее… Орлов легко читал её, как открытую книгу, угадывая и страхи, и желание увидеть возлюбленного. Мысль о том, что она поедет с ним, лишь бы увидеть другого, неприятно царапнула, но жажда быть рядом чуть дольше, чем обычно, заставила умолкнуть непривычную тоску.

— Соглашайтесь, княжна! — с жаром заговорил Дмитрий, видя, что сомнения в ней начинают побеждать. — Мы возьмём карету, улицы Петербурга достаточно расчищены. Вы немного развеетесь, разве это плохо? В последнее время вы так бледны и печальны…

Он осёкся, испугавшись, что сказал слишком много, ведь Натали могла уточнить: откуда граф так осведомлён о её самочувствии, и тем самым то, что он не сводит с неё глаз каждую свободную минуту, навело бы на мысли о чувствах, в которых он сам ещё не готов был себе признаться. Но княжне было не до него и полутонов его речи. Её глаза вспыхнули неземным внутренним светом, озарив лицо, и она несмело улыбнулась.

— Вы и правда готовы пойти на это?

— Разве вы не позволили быть вашим другом?

— Вы — не друг! Вы — ангел! — воскликнула Натали и вдруг протянула руку, сжимая его ладонь в своей. — Спасибо вам, Дмитрий Григорьевич! Огромное спасибо!

— Тогда, раз мы друзья, — проговорил он, стараясь не думать о волне тепла, накрывшей с головой от её касания, — прошу, называйте меня просто Дмитрий.

— Только если вы будете звать меня Натали. — Она нахмурилась. — Но прежде мне надо отпроситься у принцессы, а ведь я сама только полчаса назад говорила фрейлинам, что мы должны находиться подле неё и никуда не уходить… Это будет выглядеть некрасиво с моей стороны.

— А если я сам отпрошу вас у принцессы Марии? Сможет ли она меня принять?

— Помилуйте! — Натали посмотрела на него. — Вы ведь понимаете, что подобное приглашение запишет вас в мои поклонники!

— Пусть! — Орлов улыбнулся широкой мальчишеской улыбкой, и в стальных глазах сверкнули яркие искры. — Эту жертву я готов принести ради вас.

— Ох, Дмитрий, — укоризненно покачала головой Натали. — Не думала, что в вас живёт такой романтик!

— Мы все полны сюрпризов, Натали, — вздохнул граф, посторонившись. — Я зайду к принцессе через несколько минут, чтобы никто не догадался, будто мы сговорились.

— Спасибо вам! — прошептала одними губами Натали и исчезла. А он проводил её взглядом, продолжая улыбаться, думая лишь о том, как прекрасно в её устах звучало его имя.

Натали вернулась к принцессе, стараясь ничем не выдать своего волнения, хотя от каждого шороха в коридоре готова была подпрыгнуть на месте. Если получится, если они действительно смогут встретиться на эти несколько часов…

— К вам граф Орлов, ваше высочество, — появился у дверей камергер, ожидая ответа.

— Граф Орлов? — удивилась Мария, приподнимаясь на подушках. Она полулежала на диване, но поспешила сесть, кивая: — Пусть войдёт.

От принцессы не укрылось, как встрепенулась Натали, как вспыхнули её щёки, и хитрая улыбка озарила её лицо. Неужели у княжны и графа назревает роман? Это было бы так чудесно, что даже недомогание на миг отступило, возвращая краски лицу.

— Ваше высочество, — склонил голову Орлов и повернулся к фрейлинам: — Дамы.

— Вы хотели видеть меня, — медленно проговорила Мария, заметив, каким взглядом обжёг Натали граф и всё более утверждая в своих догадках.

— Я хотел справиться о вашем самочувствии, ваше высочество, — начал Дмитрий. — Его высочество, покидая дворец, наказал узнать, как вы.

— Спасибо, — улыбнулась принцесса. — Сейчас уже гораздо лучше. Его высочество не сказал, когда вернётся?

— Вероятнее всего, сегодня придётся задержаться, — сокрушённо покачал головой Орлов. — После Сената он собирался заехать в один из своих полков, там собирались поздравить цесаревича с радостной вестью.

— Вы хотели сказать что-то ещё? — спросила Мария, видя, что граф не спешит откланяться.

— Да. — Орлов, вскинув подбородок, решительно произнёс: — Я хотел просить вас позволить мне похитить княжну Репнину. Она упорствует в своём желании покинуть вас, а мы так хотели посмотреть на гуляния…

— Это правда? — Мария не смогла сдержать широкой улыбки, обернувшись к Натали, а Дашкова и фон Круг сдавленно ахнули, склоняясь друг к другу и шепотом обсуждая новость.

— Я уже сказала графу, что не могу оставить вас, когда вы так больны, — проговорила Натали через силу, боясь поднять на подругу глаза.

— Глупости! — фыркнула принцесса. — Я отпускаю тебя, и не смей возвращаться рано! Слышишь, Натали? До завтрашнего утра не хочу тебя видеть!

— Ваше высочество!.. — запротестовала, было, Натали, бросая быстрый взгляд на хихикающих фрейлин.

— Не хочу слушать никаких отговорок! — решительно проговорила Мария. — Иди же, Натали! Граф не будет долго ждать! Правда же, Дмитрий Григорьевич? — Она хитро посмотрела на Орлова, и тот ответил улыбкой.

— Тогда, с вашего разрешения. — Натали поднялась, чувствуя, как дрожат ноги: от предвкушения ли, или от сознания собственной ничтожности?

— Счастливо тебе повеселиться! — пожелала принцесса вслед.

========== Глава десятая ==========

Дмитрий не мог заставить себя стоять на месте, нервно вышагивая у кареты и постукивая перчатками, зажатыми в руках, по бедру. Ему до сих пор не верилось, что он это сделал: пригласил любовницу цесаревича на прогулку. Чего он ждал, на что надеялся? Резко остановившись, Орлов прислушался к себе. Ему действительно хотелось на что-то рассчитывать? Но на что, Боже?! Кажется, он медленно сходил с ума, нельзя же в твёрдом разуме иметь какие-то виды на избранницу будущего императора! Да и к чему она ему? Разве не осуждал он всегда женщин подобного толка, отчего же теперь это мнение переменилось? Дмитрий поднял глаза к бледно-голубому чистому небу и глубоко вдохнул морозный воздух. Он не узнавал сам себя, неужели причина в прекрасных светло-зелёных глазах княжны? «Натали», — произнёс он про себя, и имя мягко прокатилось по душе, замирая у сердца.

— Давно ждёте? — весело спросила виновница его смятения, останавливаясь за спиной. Орлов обернулся, впитывая её всю, сразу, одним взглядом. В тёмно-зелёном саке[1] с красным узором из восточных огурцов, в шляпке в тон с фазаньими перьями, она искренне улыбалась, склонив голову набок.

— Вас я готов ждать вечно, — галантно улыбнулся Орлов, открывая дверь и протягивая руку.

— Благодарю, — склонила голову Натали, садясь в карету. Дмитрий закрыл дверь и снова кивнул, взлетая в седло. Карета покачнулась и тронулась, выезжая со двора и направляясь к Адмиралтейскому бульвару. Именно здесь сейчас развернулись народные гуляния, выливаясь на Сенатскую площадь. По замерзшей Неве сновали сани, звонкий хохот доносился до берега, и сам воздух был напоен бесшабашным счастьем и весельем.

— Натали, — склонился к окошку кареты Орлов, — не хотите прогуляться?

Она покачала головой, глядя на здание Сената, возвышавшееся с противоположной стороны площади.

— Помилуйте, ну не будете же вы сидеть здесь целый час! — воскликнул граф, спешиваясь и решительно распахивая дверь. — Выходите, в ближайший час его высочество точно не освободится. Он с вечера говорил, что дебаты намечаются жаркие.

— Вы уверены, что мы его не пропустим? — с тревогой спросила Натали, подавая руку.

— Абсолютно, — кивнул Дмитрий. — Давайте просто пройдёмся по набережной. К тому же, — он лукаво улыбнулся, — нас должен хоть кто-то увидеть, чтобы об этом стало известно принцессе.

С неохотой Натали согласилась, вспоминая, как когда-то точно так же притворялась с Александром. Отчего её жизнь снова сделала виток, погружая в схожую игру?

— Я поставлю в известность о нашей прогулке Александра Николаевича, — предупредила она, и Орлов улыбнулся:

— Конечно же, Натали, я и сам намерен был рассказать цесаревичу о нашем маленьком обмане. — Как же ему нравилось говорить «Натали»! Её имя словно перекатывалось на языке.

— Нет-нет! — поспешно откликнулась княжна. — Я сама, — смущённо улыбнулась она. — Дело в том, что когда-то мы с цесаревичем вынуждены были разыгрывать влюблённых, потому что… — Она замолчала, сомневаясь, стоит ли посвящать графа в столь интимные подробности зарождения их романа.

— Потому что?.. — мягко напомнил о себе Орлов. Заметив, что она колеблется, он осторожно заметил: — Если причина слишком деликатного свойства, нет необходимости рассказывать.

— Вы знаете так много деликатных секретов, что есть ли смысл скрывать ещё один? — рассмеялась Натали, чувствуя всю нелепость своих сомнений. — Его величество император недвусмысленно намекал мне на то, что хотел видеть в своих покоях вечером. И его высочество вызвался помочь и разыграть любовников, чтобы моя честь не пострадала. Мы пытались разыгрывать влюблённых, но обман быстро раскрылся. — Глаза Натали затуманили воспоминания. Да, всему своё время, и тогда это время для их любви ещё не наступило…

— Натали, хотите пирожок? — резко сменил тему граф, которому вдруг стало неприятно слушать подобные откровения. Словно он заглянул в замочную скважину и увидел то, что совершенно не предназначалось для его глаз.

— Пирожок? — Натали подняла на него глаза. Они как раз поравнялись с торговыми рядами, сооружёнными на несколько дней по случаю гуляний. Аромат свежей выпечки витал в воздухе, а разнообразные кренделя, пироги и пирожки привлекали множество желающих утолить голод. Натали вдруг вспомнила, что с самого утра ничего не ела, кроме чая и нескольких кусочков сыра с хлебом. Согласно кивнув, княжна остановилась и, пока Орлов расталкивал толпу, пробираясь к лоткам, невольно обратила взгляд к величественному зданию, где сейчас находился Александр.

— Держите! — Граф вернулся запыхавшийся, раскрасневшийся и донельзя довольный, протягивая небольшой пирожок. В руках он держал бумажный конус, из которого выглядывала разнообразная сдоба.

— С мясом! — восторженно воскликнула Натали. — Знаете, когда я училась в Смольном, нас выпускали в город, и мы покупали такие же пирожки с мясом, а потом ели их тайком от учительниц, которые всегда пеклись о наших фигурах, боясь, что не влезем в корсет!

— Теперь можете есть без зазрения совести. — Довольный, что угадал, Орлов вновь залюбовался ею: морозным румянцем, искрами смеха в глазах и локонами, обрамлявшими лицо. Почему раньше он не замечал, как она прекрасна? Почему появился при дворе так поздно? И почему, Боже, уже ничего нельзя изменить?

Сегодняшний день без сомнения был лучшим на памяти графа. Они неспешно гуляли по площади, здороваясь, встречая знакомых, сходили посмотреть на ледяной городок и прошли мимо шумного табора, где Натали со смехом сказала, что Дашкова расстроится, если узнает, что она видела медведя. Но отведённое время пролетело прискорбно быстро, и, стоило часам пробить два, как Натали заторопилась в карету, и Дмитрию ничего не оставалось, кроме как пойти в Сенат. И тут снова он испытал досаду, ведь застал цесаревича в последние минуты перед выходом — задержись они хоть на несколько минут, и Александр уже уехал бы.

— Ваше высочество. — Он подошёл к Александру, и тот обратил на него встревоженный взгляд.

— Орлов? Не ждал вас здесь видеть. Что-то случилось?

— Ваше высочество, у меня для вас новость.

Кивком попрощавшись с собеседниками, Александр отошёл с графом к окну, не сводя с него требовательного взгляда.

— Я спешу граф, меня ждут в полку, но вижу, новость действительно срочная?

— Да, — кивнул Орлов, не зная, как сообщить о Натали. В самом деле, с чего он взял, что имеет право устраивать рандеву цесаревича, у которого каждая минута расписана? А что, если он разгневается, и прежде всего, на Натали? Страх холодной волной растёкся по спине, и, глубоко вздохнув, Орлов произнёс: — Я имел на себя смелость пригласить княжну Репнину на прогулку.

— Натали? — нахмурился Александр, всё ещё не понимая, куда он клонит.

— Да, ваше высочество. Она здесь, ждёт внизу.

— Натали здесь? Но разве принцесса… как?..

— Я попросил её высочество отпустить княжну на прогулку вместе со мной, и она согласилась. — Твёрдо решив взять всю вину за возможное недовольство на себя, Орлов смотрел прямо и даже с некоторым вызовом, словно ждал взрыва. Однако удивление в глазах цесаревича сменилось такой радостью, что графу на миг стало трудно дышать — сердце будто кто-то сжал крепкой рукой. Но, взяв себя в руки, он с трудом проговорил: — Принцесса отпустила княжну до утра, ваше высочество.

Орлов опустил глаза, не в силах смотреть на счастливую улыбку соперника. Неужто он считал цесаревича своим соперником? Дмитрий прислушался к себе, понимая, что так оно и есть. И, стой сейчас перед ним простой дворянин, а не наследник престола, Орлов сделал бы всё возможное, дабы отбить у него Репнину. Но кто он такой, чтобы тягаться с самим цесаревичем?!

— Воронков! — окликнул цесаревич одного из адъютантов, что ждал неподалёку. — Передайте в полк, что мой визит сократится, и что я опоздаю на четверть часа. Чего же мы ждём? — это уже предназначалось Орлову. Вдвоём они покинули здание Сената, и Орлов едва заметно кивнул на одну из карет, стоявших у проспекта.

Бросив сопровождавшим офицерам, чтобы ждали здесь, Александр вместе с графом поспешили к карете, причём цесаревич буквально летел, опережая его на несколько шагов. Он решительно распахнул дверцу и в считанные секунды скрылся внутри, а в следующее мгновение шторки на окнах задёрнулись. Орлов вздохнул, скрипнув зубами, и отвернулся.

— Натали! — всё ещё не веря своим глазам, проговорил Александр. — Ты здесь! Я даже представить себе не мог!

— Мой сюрприз удался? — улыбнулась она, пока он зашторивал окна.

— Более чем, — проворковал цесаревич, привлекая её к себе для поцелуя. — Орлов сказал, что ты свободна до утра, так ли это? — спросил он, спустя несколько минут.

— Да! — сияя, прошептала Натали.

— Значит, у нас с тобой впереди столько времени вне стен дворца и вездесущих ушей и глаз! — Александр покачал головой, не переставая улыбаться. — Мне надо заехать в полк, там ждут. А после… — Он снова коснулся её губ, поочерёдно целуя каждую, нежно проводя по ним языком. С сожалением оторвавшись от неё, Александр хитро улыбнулся, спросив: — Ты же дождёшься меня?

— А у меня есть выбор? — притворно вздохнула Натали и тут же тихо рассмеялась, шутливо ткнув его в плечо: — Конечно. Тебя я готова ждать всю жизнь!

— Как и я, — приласкав её взглядом, ответил Александр.

Покинув карету, цесаревич отбыл с сопровождением, а граф в нерешительности замер у дверцы, не зная, есть ли у него право открыть её и спросить, что делать дальше, или же стоит оставаться и ждать дальнейших распоряжений княжны? Но Натали сама развеяла его сомнения.

— Ну, что же вы стоите, граф! Вы наверняка замёрзли! Садитесь в карету.

Она закрыла дверцу и распахнула шторки, пока граф привязывал коня к заднику кареты и отдавал распоряжение кучеру следовать к расположению Семёновского полка. Внутри было тепло и сладко пахло духами Натали, а сама она, отодвинувшись к противоположному краю, задумчиво смотрела в окно, сложив руки на коленях. Карета тронулась и неспешно покатилась по городу, а Натали всё не спешила прервать молчание, полностью погрузившись в себя.

— Здесь, конечно, тепло, княжна, но на улице явно веселее, — попытался пошутить Орлов, привлекая её внимание.

— Простите, — обернулась к нему княжна. — Хороша же из меня собеседница, нечего сказать.

— Я прощу вам ваше молчание, если вы при этом будете улыбаться. — Дмитрий и сам улыбнулся, подавая пример.

— Дмитрий, у меня к вам будет одна просьба, — Натали прикусила губу, отводя взгляд. — Она, наверное, покажется вам странной, но я прошу вас, настоятельно прошу выполнить её.

Голос княжны звучал так серьёзно, что Орлов невольно подобрался, обратившись во внимание.

— Я обещаю выполнить любую вашу просьбу, Натали. Только скажите.

— Обещайте, что, если почувствуете ко мне… — она замялась, но взяла себя в руки и продолжила: — Если в вашем сердце обнаружатся ростки симпатии ко мне… Обещайте, что скажете об этом. Тотчас же.

Она впилась в него жёстким, требовательным взглядом, а Дмитрий застыл, не в силах поверить в услышанное и пытаясь подобрать слова. Что теперь? Солгать? Слукавить? Или сказать правду о том, что при одном только звуке её голоса внутри всё сжимается в тугую пружину, а после резко расправляется, наполняя душу светом?

— Так как же? — требовательно спросила Натали. — Вы выполните своё обещание?

— Позвольте узнать, — протянул Дмитрий, оттягивая момент признания, — чем продиктована сия просьба?

— Я боюсь совпадений, что преследуют меня последнее время, — тихо проговорила Натали. — Слишком многое повторяется, и я не хотела бы стать причиной ваших страданий, потому что, в отличие от прошлого раза, счастливого исхода здесь быть не может.

— Вы говорите загадками, — улыбнулся Орлов принуждённо.

— Возможно, — ответила Натали, вновь отворачиваясь к окну, за которым неспешно проплывала замёрзшая Нева. — Но я прошу вас, — она резко обернулась, — пообещайте.

— Обещаю, — серьёзно кивнул Дмитрий, заранее прося прощения у Господа Бога за эту ложь. — Вы узнаете первой, если в моём сердце вспыхнет чувство к вам.

— Спасибо. — Натали впервые с начала их разговора улыбнулась тепло и искренне. — Вы — настоящий друг!

— Рад это слышать, — сдержанно произнёс Дмитрий, стараясь унять сумасшедший стук сердца, который был слышен, кажется, на всю карету.

Неловкость угасла, как только Натали получила ответ на свою просьбу, и теперь ей хотелось только думать о встрече с Александром и о времени, что они смогут провести вместе. Душа пела, Натали сжигало нетерпение, и она с трудом удерживалась от того, чтобы не смотреть каждую минуту на часы, висящие на изящной цепочке и прятавшиеся в нагрудном кармане сака. А Дмитрий, чувствуя её волнение и думая о недавних словах, пытался собраться с мыслями. Но всё равно молчание не было неловким. Скорее, это было молчание двух друзей, поглощённых своими мыслями. Они не заметили, что карета давно остановилась, текли минуты, но никто не спешил заговорить. И когда дверь распахнулась, оба вздрогнули от неожиданности.

Александр смотрел на них, широко улыбаясь, с ярким румянцем мороза на щеках, с искрящимся взглядом, обращенным только на Натали.

— Граф. — Он посторонился, давая понять, что его присутствие боле не требуется, и Орлов вышел, с мимолётным сожалением подумав, что мог бы просидеть так вечность, просто молча, рядом, слушая её дыхание, дыша одним с ней воздухом…

— Наташа… — донеслось до него, прежде чем дверца кареты закрылась. Опустив голову, он подошёл к своему коню и вскочил в седло, ожидая дальнейших приказаний.

— Наташа… — Александр, не медля, приник к её губам, даря полный нежности поцелуй. — Неужели этот день весь наш, без остатка?

— Я сама не верю в это счастье, — пробормотала Натали, пряча лицо на его груди. Александр снял треуголку и потянулся к её шляпке, отбрасывая её на сидение напротив, и вновь потянулся к её губам.

— Саша, — смущённо прошептала Натали в его губы, — мы так и будем здесь стоять?

— Конечно же, нет, — улыбнулся Александр, звонко её чмокнув. — Мы будем колесить по городу до позднего вечера. А потом… — он загадочно улыбнулся, — потом мы вернёмся во дворец, и я буду ждать тебя…

— Звучит заманчиво, ваше высочество, — счастливо выдохнула Натали, прислоняясь к его плечу. Цесаревич выглянул из кареты, бросив Орлову:

— Скажи кучеру, чтобы прокатил по городу!

Это была удивительная поездка. Они целовались, смеялись, и снова целовались, пока за окнами неспешно проплывали улицы, освещённые жёлтым светом фонарей. Тепло его руки, сладость её губ, жаркие объятия и нежные касания — только любовь, ласка и трепет окутали карету изнутри, не давая никаким внешним невзгодам пронзить хрупкое счастье двоих влюблённых. Кучер остановил в квартале от Зимнего дворца, и Орлов долго ждал, пока откроется дверца, но никто не спешил выходить. Тогда он сам спешился и подошёл ближе, прислушиваясь, но из кареты не доносилось ни звука. Глубоко вздохнув, Дмитрий тихонько постучал, но и тогда не услышал ответа. И только теперь, обеспокоенный, он поспешно распахнул дверцу, чтобы увидеть, как Натали мирно спит на плече у цесаревича. Её волосы пребывали в лёгком беспорядке, шляпка лежала на сидении рядом, а рука покоилась в его руке. Александр, откинув голову на спинку, тоже крепко спал, не выпуская княжну из своих объятий. Орлов тихо кашлянул, привлекая внимание, и цесаревич моментально открыл глаза, слегка нахмурился, пытаясь понять, где он находится, и вопросительно посмотрел на адъютанта.

— Мы уже у дворца, ваше высочество, — тихо, словно боялся разбудить Натали, которой так или иначе пришлось бы проснуться, произнёс Дмитрий. Александр поцеловал княжну в макушку, тихо прошептав:

— Наташа.

И Дмитрий резко отвернулся, сторонясь этой интимности. Он чувствовал, каждой крохотной частицей тела чувствовал, как она шевельнулась; и, прикрыв глаза, мог увидеть, как она открыла глаза и мягко, сонно улыбнулась, спросила:

— Сон закончился?

— Ещё нет, — тихо ответил Александр, с сожалением отстраняясь и целуя её руку. — Я буду ждать тебя, — на выдохе прошептал он, и быстро покинул карету. Натали поёжилась — без него сразу стало холодно. Но Орлов тут же сел рядом, отчётливо ощущая, что занял чужое место. Княжна выпрямилась, потянулась за шляпкой, ловко приладила её на место.

— Вы выглядите прекрасно! — заметил граф в ответ на её не озвученный вопрос. Карета дрогнула и через несколько минут въехала во двор Зимнего дворца. Натали к тому времени успела привести себя в порядок, по крайней мере, так заверял граф Орлов, а княжна Репнина была склонна верить ему.

— Я не знаю, как благодарить вас, — в очередной раз сказала Натали, прежде чем расстаться с графом в фрейлинском коридоре. Час был поздний, и коридоры были пусты, но Орлов заверил княжну, что будет её ждать, чтобы проводить к цесаревичу.

— Ну, что вы, — принуждённо усмехнулся Дмитрий, в котором с каждым шагом разгорался такой огонь, погасить который он был не в силах. Мысли переставали ему принадлежать, и хотелось пустить коня вскачь, прочь из этого города, из этой страны, только бы не видеть этих глаз, которые пленяли сознание…

Он ждал её, предвкушая, что провожает к своим покоям, что она — его жена, что она горит и пылает любовью к нему, а не к… И тут мысли Дмитрия резко оборвались, он замер, глядя на Натали, остановившуюся у дверей в покои цесаревича.

Дмитрию стало страшно — он не имел власти над своими чувствами. А ведь они захватили за этот день, захлестнули, заставили мечтать о том, чего он не достоин… Он покосился на Натали, которая, в своём повседневном платье замерла у покоев наследника, и вдруг, услышав шаги фрейлин, сделал шаг вперёд, сокращая расстояние. Натали не успела опомниться или понять что к чему, как Дмитрий схватил её под локти и легонько встряхнул, заставляя посмотреть на себя.

— Там фрейлины! — шепнул он, прежде чем склониться к ней, делая вид, что шепчет что-то, явно не предназначенное для чужих ушей. Фрейлины императрицы и подруги Натали прошли мимо, послав несколько очень красноречивых взглядов, на кои та ответила спокойными взором. Но стоило им покинуть коридор, и двери в покои цесаревича распахнулись, приглашая. И Натали шагнула, оставляя Орлова со своими сомнениями.

Комментарий к Глава десятая

[1] Сак - верхняя женская одежда, аналог нашего пальто.

========== Глава одиннадцатая ==========

— Мне правда пора идти. — Натали с сожалением посмотрела на Александра. Но он лишь обнял крепче, нежно обвёл контур её лица, невесомо коснулся губ.

— Ненавижу это время, — прошептал он. — Время, когда приходится тебя отпускать.

— Но оно так или иначе наступает, — вздохнула Натали. — Иначе наша жизнь была бы похожа на непрекращающуюся сказку.

— В нашей сказке слишком много драконов, — улыбнулся Александр. — И они стерегут прекрасную принцессу, снова и снова забирая из рук принца.

— Мой принц прекрасен и всегда спасает меня из их лап.

— Если бы я мог, я заточил бы тебя в своём замке навсегда! — Цесаревич шутливо боднул её носом. — Моя принцесса, — проворковал он, приникая к её губам.

— Мне правда пора, — сказала спустя минуту Натали. — Вскоре все проснутся, и моё отсутствие будет заметно.

— Тогда иди, — вздохнул Александр. — Иди и непрестанно думай обо мне, как думаю о тебе я каждую свободную минуту.

— Мои мысли и так всегда посвящены лишь тебе. — Натали мягко освободилась из его объятий. — Потому что я люблю тебя.

— Моя Наташа… — Он потянулся к ней, чтобы вновь поцеловать, но княжна отступила, улыбнулась и выскользнула за дверь.

— Натали?! — Не веря своим ушам, княжна медленно обернулась, чтоб встретиться с гневным взглядом её величества.

— Матушка? — Александр смотрел на императрицу, а та прожигала взглядом сына и фрейлину, не в силах произнести ни слова от гнева. Потом вздёрнула подбородок и кивнула: — Пройдите в покои цесаревича, Натали, нам надо объясниться.

Не чуя ног, Репнина прошла мимо Александра, а тот, дождавшись, когда войдёт императрица, тихо закрыл дверь.

— Итак, — начала Александра Фёдоровна, оборачиваясь, — полагаю, оправдания здесь излишни. Ты всё-таки нарушила данное мне обещание, погубила себя и свою душу, поддавшись чувствам… Что ж. Я могла ожидать подобного пассажа от сына, но ты, Натали?.. Как ты могла?

— Ваше величество!.. — губы Натали задрожали, и она рухнула перед ней на колени, вцепляясь в подол платья. — Ваше величество, простите меня!..

— Ты жестоко разочаровала меня, — с трудом проговорила Александра Фёдоровна. — Я всегда считала тебя благоразумной девушкой, а выходит, ты ничем не лучше Ольги Калиновской!

— Ваше величество! — зарыдала княжна, не поднимая глаз, чувствуя, как с треском рушится весь её мир. — Я люблю Александра! Я так его люблю!

— Матушка, — заговорил Александр, спешно, сбивчиво, — я тоже люблю княжну Репнину. И ты не вправе упрекать нас за чувства, противостоять коим мы не в силах!

— Я вправе упрекать тебя за то, что ты обманываешь свою жену! — прогремела императрица. — И с кем? Боже мой, как ты мог? Как вы оба могли?

— Нас оправдывает любовь, — тихо, но твёрдо произнёс Александр.

— У предательства нет оправдания! — отрезала её величество. — И никогда не будет!

— Вы несправедливы, — вздёрнул подбородок цесаревич. — Вы знаете, что я не люблю Мари и никогда её не полюблю. Она — прекрасный человек, но я и так жертвую слишком многим ради долга! Почему вы не можете позволить мне быть счастливым хотя бы иногда?

— Ваше величество, умоляю, не губите! — всхлипывая, проговорила Натали. — Мне ничего не надо от его высочества, ничего. Только его любовь…

— Ты же понимаешь, как низко ты пала? — горько спросила императрица. — Понимаешь, что твоя жизнь, твоя судьба, твоя честь и твоё будущее растоптаны из-за мимолётной страсти?

— Мне всё равно. — Княжна подняла на неё блестящие от слёз глаза. — Мне всё равно, что будет со мной, если я люблю и любима.

— Какие же вы всё же ещё дети, — устало произнесла Александра Фёдоровна. — Встань.

Натали поднялась, но пошатнулась, — её совершенно не держали ноги. Александр тут же оказался рядом, обнимая и прижимая к себе, и она вцепилась в его рубашку, пряча лицо на его груди, только рядом с ним черпая силы, чтобы дышать.

— Я осуждаю этот адюльтер, — отчётливо произнесла императрица. — И единственное, что вас спасает от немедленного разоблачения — состояние принцессы Мари. О ней вы, конечно же, не подумали!

— Я виноват перед Мари, — сказал Александр. — И мне с этим чувством вины жить. Но отказываться от Натали я не намерен. И если вы полагаете, что можете с лёгкостью избавиться от неё, как поступили в своё время с Ольгой, вы жестоко заблуждаетесь. На этот раз я не отступлюсь.

— Кто бы в этом сомневался, — вздохнула её величество, отходя к окну. — Но вы оба должны понимать, что просто так я оставить это не могу. У вашей любви могут быть последствия. Ты — мужчина, а что будут говорить о незамужней беременной девушке? Об этом ты подумал?

— Я не откажусь от своих детей, — упрямо проговорил Александр, крепче обнимая Натали. — И не оставлю её без помощи.

— Натали должна выйти замуж, — отчеканила императрица. — И это даже не обсуждается. А после она покинет двор и пост фрейлины, и, даст Бог, Мари так и останется в неведении.

Натали застыла, забыв, как дышать. Слова Александры Фёдоровны подтвердили её худшие опасения — её счастью пришёл конец.

— Тогда позвольте ей самой выбрать мужа, — внезапно попросил Александр. Бровь императрицы приподнялась, она с интересом посмотрела на сына.

— Хорошо, — согласилась императрица. — Сообщи мне о своём решении к обеду, Натали. И не задерживайся здесь дольше положенного.

Она величественно проплыла мимо, и, стоило двери закрыться, как Александр осторожно усадил Натали на диван, опускаясь рядом и беря её руки в свои.

— Не надо отчаиваться. — Александру было невыносимо смотреть на то, как любимая страдает. Но самое страшное, что он совершенно не находил слов, чтобы её утешить, ведь у самого сердце обливалось кровью при мысли, что придётся отдать Натали в руки другого…

— Я выйду замуж и потеряю тебя навсегда. — Натали прикусила губу, чтобы вновь не разрыдаться.

— Только если твой муж не будет с самого начала всё знать, — медленно проговорил Александр.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что сказал. — Лицо цесаревича озарила несмелая улыбка. — Если брака не избежать, тебе нужен тот, кто осведомлён о характере наших отношений. И мы знаем такого человека!

— Орлов? — всё ещё не веря, уточнила Натали. — Но, согласится ли он?

— Думаю, надо его спросить! — Александр поднялся и вышел, чтобы послать слуг за графом. Когда он вернулся, Натали успела промокнуть слёзы и выпрямиться. Чему быть, того не миновать. И если граф согласится, может, действительно ещё не всё потеряно?

Граф объявился спустя полчаса, и всё это время Александр и Натали то подавленно молчали, то начинали успокаивать друг друга, то просто сидели, обнявшись, погружённые в свои мысли. Первым делом, переступив порог кабинета цесаревича, Орлов заметил, что Натали крайне бледна, у неё покраснели глаза, а Александр, подошедший к окну, нервно сжимает и разжимает кулаки, сам это не замечая. Неужели они поссорились? Но к чему тогда была спешка, зачем было звать его?

— Граф, — напряжённо, сквозь зубы проговорил Александр. — У нас будет к вам просьба, от которой вы можете отказаться, и никто в этой комнате вас не упрекнёт. Но я хочу, чтобы вы понимали, что если согласитесь, то заслужите мою вечную признательность.

— Ваше высочество?..

Александр обернулся, глубоко вздохнул и медленно, раздельно произнёс:

— Я хочу просить вас жениться на княжне Репниной.

Натали не сводила с него глаз, нервно теребя платок, зажатый в руках. Орлов кашлянул, встречаясь с ней взглядом, и посмотрел на цесаревича.

— Я понимаю, что вас шокирует эта просьба, поэтому позвольте ввести в курс дела. — Александр подошёл к Натали, но не стал присаживаться рядом, просто протянул руку, и она вложила свою ладонь в его. — Дело в том, что сегодня о наших отношениях с Натали стало известно её величеству.

Дмитрий вздрогнул, живо представляя сцену, которую пришлось перенести Натали.

— Она поставила условие: Наташа должна выйти замуж и покинуть двор. Но… — Тут Александр замялся, понимая, что предложение всё же слишком неоднозначное, и далеко не каждый мужчина согласиться принять его. — Я не намерен отказываться от княжны, а это непременно произойдёт, если её величество сама подберёт ей мужа. Более того, это сделает Натали глубоко несчастной…

— Быть может, ваше сердце уже несвободно, — заговорила Натали, вглядываясь в смятённое лицо Дмитрия. — Я пойму, если это так. Ведь я — не лучший выбор в любом случае…

— Не говори так! — воскликнул Александр, и в этот момент Орлов был полностью с ним согласен. Цесаревич посмотрел на Дмитрия: — Конечно, помимо наследства княжны я и сам назначу ей содержание, если вас волнует денежная сторона вопроса. А позже, когда придёт пора обсуждать назначения, пожалую титул князя.

— У меня достаточно денег, ваше высочество, — с достоинством ответил граф, понимая, что уже согласился. Он был согласен с того самого момента, как услышал предложение, но при мысли, что цесаревич, но главное, — Натали может подумать, что он принял решение после слов о деньгах, стало тошно. — Вы просите меня быть ширмой для ваших отношений… — Он опустил голову и глубоко вздохнул. — Я согласен.

— Это правда? — неверяще уточнила Натали и переглянулась с Александром.

— Да. — Орлов твёрдо посмотрел на Натали. — Я согласен и прошу вас стать моей женой.

— Спасибо вам, граф. — Александр серьёзно смотрел на своего адъютанта. — Моя признательность будет с вами до конца моей жизни.

— Мне надо рассказать обо всём её величеству. — Натали поднялась, не выпуская руку цесаревича, и он слабо пожал её пальцы.

— А мне, вероятно, написать письмо родным. — Орлов несмело улыбнулся. Мог ли он когда-либо мечтать, что Натали станет его женой? Что они будут жить под одной крышей и, чем чёрт не шутит, когда-нибудь она сможет посмотреть на него как на мужа?

— Идите, граф, — кивнул Александр. — После мы обсудим все детали, а свадьбу назначите на лето.

— Так быстро, — прошептала Натали.

— Чем быстрее я смогу отвести от тебя гнев матушки, тем лучше, — улыбнулся цесаревич, и Орлов, сразу почувствовав себя лишним, поспешно откланялся. — Я же говорил, что всё будет хорошо.

— Мне страшно, — призналась княжна. — Но я верю тебе. И графу.

Прежде чем идти к принцессе, Натали направилась в покои императрицы, куда её незамедлительно пропустили. С каждым шагом княжна чувствовала, как тает уверенность, и порог переступала, всеми силами стараясь держать спину прямо и смотреть спокойно, без смятения.

— Итак, — проговорила Александра Фёдоровна, не поднимая глаз от письма, что читала. — Какую новость ты хочешь мне сообщить?

— Я выйду замуж летом, ваше величество, — в последний момент голос изменил ей, и конец фразы Натали буквально прошептала: — За графа Орлова.

— Вот как? — Её величество подняла глаза и пристально посмотрела на Репнину. — Значит, Орлов, адъютант Александра… Это он покрывал вашу связь и помогал оставаться ей тайной? Впрочем, не говори, я и так догадываюсь, что права.

Александра Фёдоровна поднялась и подошла к Натали, беря её ледяную руку в свои.

— Бедная моя, милая девочка. Как ты могла так поступить? Ты даже не представляешь, как мне жаль тебя!

— Я понимаю всю тяжесть своего проступка, ваше величество, — комок в горле мешал говорить чётко. — И я не заслужила вашего прощения или доверия.

— Ты ведь наказала прежде всего саму себя, — грустно проговорила императрица. — И когда эта любовь закончится, ты будешь страдать.

— Я давно страдаю, ваше величество, — тихо ответила Натали. — И дальше будет только хуже, это я прекрасно понимаю. Но, прошу вас… — голос дрогнул, ноги подломились, и княжна рухнула под ноги императрице, прижимая её ладонь к своим губам. — Прошу вас, ваше величество, найдите в своём сердце великодушие когда-нибудь простить меня!

— Ох, Натали, — вздохнула императрица, невольно чувствуя жалость, — нужно ли тебе моё прощение, когда ты не можешь получить его у самого важного человека в твоей жизни — у себя? Ну же, поднимайся. Приводи себя в порядок и иди к принцессе. Службу твою пока никто не отменял.

Княжна молча поднялась, тихо всхлипывая, и, присев перед её величеством, поспешила покинуть её покои. Оказавшись у себя, она села было писать письма родителям и Мишелю, но перо в руке слишком сильно дрожало, а слова не шли на ум. Поэтому, спустя две четверти часа Натали шла к принцессе, чувствуя, как у неё на лбу буквально горит клеймом слово «Лгунья!».

— Натали. — У дверей в покои её поджидал Орлов.

— Не думала вас здесь встретить, граф, — вздохнула Натали.

— Я подумал… мне показалось… — Он замялся, резко выдохнул и поднял на неё глаза: — Я ведь должен просить вашей руки у принцессы Марии. Я прав?

— Д-да, конечно. — Об этом княжна не думала, слишком поглощённая разговором с императрицей, и теперь чувство благодарности вспыхнуло, и она пожала его руку: — Вы — невероятный человек, Дмитрий. Правда. Я не знаю, как вас благодарить!

«Полюбите меня!» — пронеслась в голове безумная мысль, но Орлов лишь улыбнулся, слабо пожав её руку в ответ.

— Что ж, вы готовы? — Он кивнул на дверь, и Натали, вздёрнув подбородок, вошла в покои, чувствуя себя гораздо сильнее от того, что за спиной следует граф.

— Натали!

Сегодня принцесса выглядела гораздо лучше, её недомогания постепенно сходили на нет, появился аппетит. Мария с удивлением посмотрела на Орлова и вновь перевела глаза на Натали, ожидая объяснений.

— Ваше высочество, — начала та, смутившись. — Я понимаю, что новость покажется странной, в чём-то даже шокирующей, но…

— Я хотел просить вас позволить княжне Репнине покинуть двор, чтобы стать моей женой, — твёрдо заявил Орлов, становясь рядом. Фрейлины ахнули, а глаза принцессы округлились. Она широко улыбнулась:

— Это правда, Натали? Ты действительно хочешь выйти замуж за графа?

— Да, ваше высочество. Всё случилось слишком внезапно, я понимаю, но, признаться, я сама не ждала от графа подобного предложения.

— Но, тем не менее, ты согласилась. — Бровь Марии приподнялась и вся она подалась вперёд, предвкушая захватывающую историю.

— Быть может, вы отпустите графа? — осторожно попросила Натали, и принцесса спохватилась.

— Конечно, граф, я не держу вас. И, смею вас заверить, если желание Натали соответствует вашему, то кто я такая, чтобы мешать счастью двух влюблённых?

При этих словах в груди княжны заныло, и она вымученно улыбнулась, протягивая Орлову руку для поцелуя. На правах жениха он мог касаться её гораздо чаще, и об этом не стоило забывать.

— А теперь ты всё нам расскажешь! — сгорая от нетерпения, заявила принцесса и хлопнула по подушке дивана, приглашая присесть рядом. На ходу придумывая подробности скоропалительного романа, Натали надеялась, что ничего потом не забудет.

К обеду, когда принцесса пожелала отдохнуть, княжна вернулась в свои покои и снова села за письма. Как объяснить родителям и брату, что собралась замуж за графа? Дадут ли они позволение на этот брак, заведомо ниже по положению? И что говорить им, как смотреть в глаза, когда они прибудут в Петербург? Глубоко вздохнув, Натали обмакнула перо в чернила и твёрдой рукой принялась выводить слова.

Весть о браке между княжной Репниной и графом Орловым быстро облетела весь дворец. Помолвку было решено назначить на апрель, чтобы на ней смогли присутствовать родители невесты. Сам жених давно был один, лишившись родных три года назад во время эпидемии тифа. Фрейлины подсчитывали сроки, с каждым разом всё больше разочаровываясь и понимая, что скандала не выйдет — Натали явно не беременна. Пусть свадьба и была скоропалительна и нежданна, но явно не являлась целью скрыть пикантныеподробности. К июлю, на который было решено устроить венчание, так или иначе состояние Репниной стало бы заметно, а значит, здесь было замешано что-то другое. Но что? Неужели между ними действительно столь скоропалительно вспыхнула любовь?..

— Я так рада за тебя! — снова и снова повторяла Мария, ища и не находя в глазах подруги счастья, свойственного будущей невесте. И в сердце вновь всколыхнулись подозрения, к тому же, Александр в последнее время стал излишне раздражителен, реже бывал в её покоях, отговариваясь неотложными делами. А Натали даже вздохнуть в его сторону боялась, понимая, что теперь находится под слишком пристальным наблюдением.

Лёд на Неве в этом году тронулся в середине марта, и каждую ночь можно было слышать сухой треск, с которым ломались торосы, убегая в Финский залив. Натали похудела и осунулась, почти совсем перестав спать, а необходимость разыгрывать беззаботную невесту изматывала хуже любой болезни.

— Натали! — Граф перехватил её в коридоре, беря за руку и поднося её к губам. — Вы тревожите меня.

— Не стоит беспокоиться. — Она вымученно улыбнулась. — Меня просто пугает неизвестность, что легко можно простить любой невесте.

— А хотите, мы съездим в мой городской дом?

— В ваш дом? — удивилась Натали.

— Не думаете же вы, что я постоянно живу во дворце, — улыбнулся граф. — У моих родителей был свой дом в Петербурге, недалеко от дворца. И вы… Вы ведь будете там хозяйкой, так может, пришла пора его увидеть?

— Знаете, — медленно проговорила Натали, — в последнее время стены дворца слишком давят на меня, и я готова бежать отсюда как можно дальше.

— Тогда решено — завтра же мы поедем смотреть ваши новые владения!

— Они ваши. — Она пристально посмотрела на него, и от взгляда, что прожигал душу насквозь, сердце Дмитрия запело и потянулось к ней со всей силой, на которую было способно.

— Нет, — прошептал он внезапно севшим голосом. — Вы — моя будущая жена, и вы никогда и ни в чём не будете нуждаться. И если вы захотите что-то переделать до свадьбы, стоит только сказать.

— Хорошо, я буду ждать. — Она покорно склонила голову, не находя в себе сил изображать искренний интерес. Орлов с болью смотрел на неё, зная, что сейчас и Александр так же сходит с ума, не видя ни малейшей возможности остаться с ней наедине хотя бы на несколько минут. Сколько он будет испытывать свою верность на прочность, устраивая их счастье? Ответ пришёл незамедлительно: столько, сколько это будет нужно Натали. Его Наташе.

========== Глава двенадцатая ==========

С реки тянуло сыростью, и промозглый ветер стучал в стёкла кареты мелким дождём. Натали, откинувшись на сидении кареты, не обращала ни малейшего внимания на проплывавшие за окном улицы. Куда они едут, что её там ждёт — княжне было абсолютно всё равно. Ею овладела странная апатия и покорность судьбе, которая несла её, будто щепку в бушующем море. Силы, гораздо сильнее и могущественнее её воли, вступили в свою игру, и Натали поняла, что у неё нет никакого желания противостоять этому. Сердце разрывалось от боли, обливалось кровью от невозможности видеть Александра, говорить с ним, делиться своими страхами. Ей не хватало его поддержки, его уверений, что всё будет хорошо. И будущая помолвка с каждым днём казалась кандалами, в которые её вот-вот закуют и увезут в новую, тусклую и серую жизнь. Жизнь без него…

Карета дрогнула и остановилась, а в следующую минуту дверца распахнулась, и Орлов протянул руку, помогая сойти.

— Добро пожаловать в ваш дом, — проговорил он, склонив голову. Вопреки равнодушию, охватившему её, Натали с интересом огляделась: они стояли во внутреннем дворе, достаточно широком, чтобы карета свободно могла развернуться и покатить к каретному сараю. Прямо перед ними начиналась широкая лестница, ведущая к гостеприимно распахнутым дверям, а вдоль неё стояли слуги.

— Я представлю вам их позже, для начала будет достаточно, чтобы они увидели свою будущую хозяйку, — вполголоса сказал Дмитрий, заметив смятение, отразившееся на её лице. Натали кивнула, положив подрагивающую ладонь на подставленный локоть, и принялась подниматься. Стены просторного холла были выкрашены в приятные, светло-бежевые тона, белоснежные колонны подпирали потолок, в высоких кадках зеленели яркие пальмы.

— Здесь красиво, — невольно восхитилась Натали, разглядывая двери из светлого дерева с позолоченными вензелями и потолки с белоснежными розетками, окружавшими витые многоярусные люстры.

— Этот дом достался мне от отца, — неспешно начал Орлов, ведя её через анфиладу комнат. Диваны и канапе радовали глаз жемчужной обивкой, с картин взирали мужчины и женщины в одежде прошлого века. — Я ведь довожусь праправнуком сиятельному князю Орлову, — тонко улыбнулся Дмитрий, когда Натали остановилась у высокого портрета мужчины в мундире екатерининских времён. — Да-да, княжна, именно тому, кто помог сесть на трон Екатерине Великой.

— Надо же! — Натали улыбнулась. — Раньше вы об этом не упоминали.

— В этом не было необходимости, — с кроткой улыбкой ответил Орлов. — Теперь же, как моя будущая жена, вы вправе узнать о моей родословной.

— И просветить свою семью, вы это хотите сказать? — пробормотала княжна, отводя взгляд. — Вы могли бы составить лучшую партию.

— А может, мне лучшей не надо? — Дмитрий пытливо смотрел на неё, но Натали не поднимала глаз, упрямо рассматривая узор на своём платье. Он вздохнул и повёл её дальше.

— Вы зря считаете, что я делаю вам одолжение, Натали, — снова заговорил он, когда они поднялись на второй этаж. — Я ведь, к слову, вовсе не собирался жениться, поэтому наш брак — лучшее решение для обеих сторон.

— И вы никогда не думали о семье и детях? — Казалось, Натали была искренне удивлена. Он посмотрел на неё внимательно, обжигая непроницаемым взглядом серых глаз. Потом его губы тронула грустная улыбка, и Дмитрий покачал головой.

— Не думаю, что это возможно.

— Отчего же? — живо спросила Натали, и тут же смутилась, пробормотав: — Конечно, я отобрала у вас и эти мечты.

— Бога ради, Натали! — со знакомым раздражением в голосе воскликнул Дмитрий. — Сколько можно вам твердить, что вы составите моё счастье и принесёте покой в этот дом! С этого момента обещаю говорить вам об этом как можно чаще, чтобы вы не думали, будто обрекаете меня на ужасное существование!

— Простите, — потупилась Натали, — видимо, это вошло в привычку — просить у вас прощения.

— Это не та привычка, которой стоит следовать, — добродушно проворчал Орлов, подводя её к очередным дверям. — Позвольте познакомить вас с вашими покоями.

Двери распахнулись, являя взору светлую гостиную в бледно-зелёных тонах. За следующей дверью оказался уютный будуар, а следом — спальня с кроватью, стоявшей на небольшом возвышении. Тёмно-зелёный балдахин держали резные столбики с пухлыми херувимами.

— Это была комната матушки. — Граф тихо остановился за её спиной, мечтая положить ладони на её плечи, коснувшись губами волос. Так близко, она была так близко! И так невероятно далеко… Он сжал кулаки и выдохнул, опуская голову. Пока Натали медленно обходила свои будущие владения, он, не отрываясь, следил за ней, представляя, как мог бы заходить к ней по вечерам, и не было бы никаких причин выставлять у дверей охрану. Как она ждала бы его с мягкой улыбкой, сидя в кресле перед зеркалом. А утром, озаряемая нежными лучами рассвета, уставшая и счастливая, просто смотрела бы на него, сияя удивительным внутренним светом, который свойственен только ей… Орлов кашлянул, прогоняя невозможное видение.

— Вы можете переделать здесь всё по своему вкусу, только скажите.

— Ну что вы! — воскликнула Натали, которой на самом деле пришлись по душе эти комнаты. — Здесь всё прекрасно, мне очень нравится! А ваши покои где?

— В соседнем крыле. — Дмитрий взмахнул рукой. — Вам действительно хочется посмотреть?

— Я же должна знать, как и где живёт мой будущий муж. — Натали хитро улыбнулась. Она легко представила себя здесь, представила, как занимается домашними делами и пишет письма, сидя за элегантным бюро. Подойдя к окну, княжна выглянула и вздрогнула, сразу же разглядев громаду Зимнего дворца на противоположном берегу Невы. Отсюда можно было разглядеть все его окна и при должном желании посчитать, где и какие покои находятся. Так близко, так далеко от неё… Её плечи опустились, взгляд потух, и Натали обхватила себя руками.

Саша… Удастся ли встретиться им ещё хотя бы раз? Хотя бы один раз поговорить без свидетелей, выложить всё, что скопилось на душе. Заверить, что любит, и услышать «люблю» в ответ…

— Вы не передумали смотреть на мои комнаты? — напомнил о себе Орлов, легко читая настроение Натали. В его душе полыхало огнём такое бессилие, что впору было бросаться в тёмные воды, несущие к морю остатки льдов. Может, тогда удалось бы загасить то пламя, что мешало дышать, стоило подумать о Натали и том, что с ней происходит. Он мог понять цесаревича, мог оправдать его поступок, как мужчина. Но как отчаянно влюблённый человек, осуждал счастливого соперника. Эта любовь с самого начала была обречена, так имел ли он право поддаваться пагубной страсти и губить Натали? Впрочем, она сама с готовностью согласилась, потому что любила. В памяти всплыл давний разговор с ней о том, на что можно пойти ради любви. Сейчас он с определённой точностью понимал — на всё. Ради Натали он был готов пойти на всё, только бы она улыбалась.

Экскурсия продолжилась, и княжна с интересом осмотрела крыло, в котором располагались комнаты графа, бальный зал и несколько залов для приёмов, кабинет и зимний сад, а так же крытую галерею, опоясывавшую дом с внутренней стороны и выходящую в небольшой сад.

— Ваш дом прекрасен! — искренне сказала она, когда им накрыли чай.

— Наш дом, — поправил Дмитрий, с удовольствием наблюдая, как краснеют её скулы. Сейчас она походила на обычную невесту, волнующуюся перед главным событием в жизни, смущённую и боящуюся перемен. Его невесту. До сих пор не верилось, что это станет правдой.

— Чего вы ждёте от этого брака? — вдруг спросила Натали, подняв глаза. Он слегка нахмурился, пытаясь понять, какой именно ответ она от него ожидает.

— Вы ждёте, что когда-нибудь я стану вашей не только перед людьми, но и перед Богом? Или же готовы до конца своих дней быть мне просто добрым другом?

— Не могу понять, отчего вы об этом заговорили, — нервно улыбнулся Орлов, опустив чашечку на блюдце. — Мы, кажется, обсудили детали нашего брака ещё в самый первый раз, когда его высочество предложил мне вашу руку.

— И вы действительно согласны? — требовательно спросила Натали. — Без оговорок? Скажите мне сейчас честно. Помните, вы обещали незамедлительно сообщить, если ваше сердце решит избрать меня в качестве его дамы.

Дмитрий молчал, глядя на свои руки. Сказать правду сейчас? Сказать, что живёт только тогда, когда видит её, слышит? Сказать, что до сих пор не верит своему счастью, что готов сложить всю свою жизнь к её ногам, только бы она улыбалась?.. А если она испугается и передумает? Если попросит цесаревича найти себе другого мужа? Страх ледяной липкой волной растёкся по спине, скрутился в тугой клубок, теснясь в груди. Глубоко вздохнув, Орлов посмотрел на княжну и твёрдо ответил:

— Наш брак будет таким, каким вы пожелаете, Натали. И это всё, что я могу вам сказать. Этого достаточно?

— Достаточно, — прошептала Натали, внезапно севшим голосом, смутившись того, как ярко вспыхнули его глаза, когда он заговорил. — Думаю, нам пора возвращаться во дворец, принцесса отпустила меня только до вечера.

— Вы правы. — Пытаясь скрыть досаду от того, что придётся так быстро уезжать, Дмитрий поднялся. — Когда приезжают ваши родные?

— На будущей неделе. — Натали вложила ладонь в протянутую руку и легко поднялась. — И вы понимаете, что они…

— Ничего не знают и не узнают. — Дмитрий улыбнулся, предвкушая, как сможет, наконец, не скрываясь, вести себя с ней так, как просит сердце, играя роль влюблённого жениха.

Дворец светился сотнями окон, и с каждым метром, что приближал к нему, в душе Натали вспыхивали счастье и надежда, но стоило карете миновать ворота, как привычная глухая тоска затопила душу, выпивая из неё всю радость. Переодевшись, княжна поспешила к принцессе и, входя к ней, на миг сбилась с шага, сразу же заметив знакомую фигуру, замершую у окна.

— Натали! — Мария приветливо улыбнулась, как всегда сияя от счастья, когда её навещал Александр. — Мы заждались тебя! Рассказывай, как прогулка? Как ты нашла свой новый дом?

— Он прекрасен, ваше высочество, — ответила Натали, покосившись на Александра, который до сих пор не обернулся. Но вот он вздрогнул, медленно поворачиваясь, будто только что заметил, как она вошла.

— Княжна, — кивнул он без тени улыбки. В глазах застыло напряжение, он дёрнул уголком рта и склонил голову. — Принцесса поведала о вашем променаде, рад, что вы приятно провели время.

— Благодарю вас, ваше высочество, — смятённо проговорила Натали, силясь понять причину несвойственной ему холодности.

— А знаете, — хитро улыбнулась Мария, — сегодня мне пришла на ум одна мысль. Помните, как часто мы собирались втроём, когда я только приехала во дворец? Отчего бы сегодня нам не возродить эту традицию?

— Действительно — отчего бы и нет? — пожал плечами Александр, бросая короткий взгляд на Натали.

— Тогда мне, возможно, следует сходить и принести карты? — спросила она, чувствуя, как подступают слёзы.

— Я сама схожу, — живо откликнулась Мария. — Вилье рекомендовал мне побольше двигаться после того, как прошла дурнота.

Она поднялась и вышла в сопровождении Дашковой, что сегодня дежурила при ней. А Натали, сцепив руки на коленях, боялась поднять глаза на Александра, который успел подойти и встать рядом.

— Надеюсь, вы повеселились сегодня, — холодно заметил цесаревич, глядя поверх её головы.

— Без вас время бесконечно тянулось, — прошептала Натали.

— Не думаю, что граф настолько неинтересный собеседник. Он показал вам вашу спальню?

— К чему эти расспросы?! — Княжна подняла на него глаза, блестевшие от слёз. — Зачем вы мучите меня?

— Быть может, потому что я завидую графу, который имел возможность провести с вами столько часов, в то время как я не могу сказать и пары слов наедине!

— Но разве в этом есть моя вина? — горько воскликнула Натали.

— Нет, — прошептал Александр, опуская голову, — но вы — с ним, а я — здесь, и это невыносимо. Невыносимо думать, что вы сможете полюбить его и забыть обо мне.

— Ваши подозрения больно ранят. — Натали поджала дрожащие губы. — Вы сегодня невероятно жестоки, ваше высочество.

— Возможно. Но меня извиняет одна простая вещь — я безумно ревную! — Он резко отвернулся и отошёл к окну, сцепив руки за спиной. Натали быстро стёрла пару слезинок, выкатившихся из глаз, и выпрямила спину.

— Возможно, теперь вы поймёте хотя бы малую толику тех страданий, что испытываю я каждый день!

— А вот и карты! — Мария замерла на пороге и перевела взгляд с Натали на Александра. — Вы поссорились?

— Нет, что вы, — с трудом улыбнулась Натали. — Его высочество напомнил мне о князе Андрее и о помолвке, которая так и не стала свадьбой.

— Очень жестоко с его стороны, — укоризненно проговорила Мария, усаживаясь на диван. — Я надеюсь, что вы не будете больше так жестоки, Александр. Натали и так приходится несладко со всеми этими разговорами о быстрой свадьбе.

— Впредь я буду более сдержан, княжна, — прохладно сказал Александр, садясь напротив.

Никогда ещё вечер не был столь мучителен и не тянулся так медленно, как сегодня. Натали старалась улыбаться и шутить, но, в конце концов, сдалась и, сославшись на головную боль, попросила позволения удалиться. Спустя полчаса Александр тоже откланялся, пожелав спокойной ночи, и, оказавшись в коридоре, остановился, раздумывая, что делать дальше. Весь день он не находил себе места, понимая, что жизнь Натали теперь не зависит от одних только её желаний, и что некоторые вещи, которых от неё ждёт свет, она не может игнорировать. Но при мысли, что она ходила с Орловым по пустому дому, представляя будущую совместную жизнь, ревность застила глаза, заставляла сердце заполошно стучать, путая мысли. Только сейчас он начал понимать в полной мере, что значит замужество для их отношений. И то, что прежде казалось простым и понятным, теперь усложнялось, растя недоверие и страх её потерять. Александр понимал, что своими подозрениями больно ранил Натали, но ничего не мог с собой поделать. И её последние слова заставили по-другому взглянуть и на то, что приходилось переживать ей всё то время, что он исполнял супружеский долг. Её брак хотя бы будет фиктивным, а что говорить о нём?

Александра разрывало от желания броситься к ней, молить о прощении, но как он мог это сделать? Ничего не оставалось, кроме как дожидаться утра, просиживая за столом в кабинете, в то время, как Натали тоже не сомкнула глаз, думая о нём. Едва забрезжил новый день, как цесаревич вызвал к себе одного из камергеров:

— Передайте фрейлине Репниной, что я желаю немедленно её видеть, — непререкаемым тоном заявил он, и, едва дверь за слугой закрылась, поднялся из-за стола, за которым просидел всю ночь, и подошёл к окну. Солнце ещё не выглянуло из-за стен Зимнего дворца, и лишь вдалеке начинало золотить крыши домов. День только начинался, готовясь заполнить каждую минуту делами, расписанными до мелочей, но обида, которую он вчера нанёс Натали, требовала немедленных извинений. Лишила сна, заставила сухим, лихорадочно блестящим взглядом смотреть в огонь, снова и снова прокручивая в голове их короткий разговор, её слёзы и то, как дрожал её голос. Он был жесток, она права. Во всём права, его любимая, единственная Наташа…

— Вы желали видеть меня, ваше высочество?

Она стояла в дверях, полностью одетая, будто и не ложилась спать или же проснулась давно. Под глазами залегли тени, которые моментально заметил любящий взгляд, а губы, сжатые с тонкую полоску, даже не пытались сложиться в подобие улыбки. Александр смотрел на неё, растеряв все слова, что готовил, просто смотрел, с ужасом понимая, что, быть может, уже потерял навсегда.

— Княжна, — начал он, кашлянув, — в горле пересохло, и ком, разраставшийся с каждой секундой, мешал сделать вдох.

— Я полагаю, у вас было какое-то срочное дело, ведь меня разбудили ни свет, ни заря, — холодно сказала Натали, глядя прямо перед собой. Только бы не встречаться с ним взглядом, не видеть, не искать надежду там, где её не может быть.

— Вы правы, — через силу проговорил Александр, делая шаг навстречу. — Это дело было столь безотлагательно, что я позволил себе прервать ваш сон, без сомнения, драгоценный.

— Вы ходите вокруг да около, Александр Николаевич. — Натали впилась в него искрящимся от непролитых слёз взглядом. — Говорите всё, как есть, и покончим с этим.

— Вы… Господи!.. Наташа!.. — Он бросился к ней, в два шага преодолев разделявшее их расстояние, и упал на колени, хватая её холодные руки, покрывая неистовыми поцелуями. — Я так обидел тебя, Наташа, мне нет оправдания… Никогда больше… Только бы ты простила…

Она чувствовала, как его слёзы капают на её ладони, и сама не обращала внимания на то, что плачет. В ногах разлилась такая слабость, что Натали невольно покачнулась, и Александр, подняв на неё глаза, тотчас встал, чтобы усадить в кресло и вновь оказаться у её ног.

— Я не представлял, что ты чувствовала всё это время, как ты живёшь с этим, Наташа! — В его синих глазах застыло столько вины, отчаяния и неприкрытой боли, что дрогнуло бы самое холодное сердце. А ведь сердце Натали и так билось лишь ради него. Она прикусила губу и покачала головой, осторожно касаясь его волос, не задумываясь о том, что делает, лишь бы касаться его. За эту бесконечно долгую ночь Натали успела распрощаться с ним навсегда, похоронить свою любовь и снова воскресить её, стоило зайти слуге. Она запуталась, так запуталась, что даже пытаться разобраться в клубке чувств, что царили в душе, не пыталась. Это было бы бесполезно. Но одно Натали знала совершенно точно: если Александр когда-нибудь решит её оставить, она умрёт.

— Не говори так больше, слышишь? — с горечью прошептала Натали. — Никогда не говори, что ревнуешь, ты не имеешь никакого права так говорить.

— Я знаю, всё знаю, — исступлённо зашептал Александр, вновь целуя её руку. Порывисто обняв её, он спрятал голову в её коленях, боясь поднять глаза. — Я совсем погубил тебя, — наконец проговорил он, прижавшись щекой к ногам. — На что ты должна идти ради моей любви?

— Ради своей любви, — тихо и твёрдо сказала Натали. — Ты помнишь, что я говорила: я никогда не пожалею. И сейчас не жалею. Пока ты рядом.

Буря первой ссоры прошла, унося за собой тучи обид, боли и разочарования, и робкие лучики счастья снова осветили две души, запутавшиеся в собственных сетях. Александр медленно поднялся и протянул руки Натали, помогая ей встать. Потом приник к ним долгим, поцелуем, прикрыв глаза, и прошептал:

— Мне так тебя не хватает.

— А мне — тебя, — ответила она, со счастливым вздохом падая в его объятия и позволяя себе утонуть в нежных касаниях его губ. Не спрашивая ни о чём, он подхватил её на руки и понёс в спальню, захлопнув за собой дверь.

========== Глава тринадцатая ==========

Городской дом Репниных давно не видел семью в полном сборе и теперь сиял намытыми окнами, приветливо улыбаясь распахнутыми дверьми. Чехлы с мебели были сняты, каждая статуэтка протёрта от пыли, а в хрустальных люстрах отражалось апрельское солнце. Княгиня и князь, едва утихла радость первых приветствий, тут же отвели Михаила в кабинет, пока Лиза следила за тем, как распаковывают вещи, и наблюдала за нянюшкой, которая бережно несла маленького Славу в их комнаты.

— Так что это за птица — граф Орлов? — начал князь, едва все расселись. Натали задерживалась во дворце и должна была прибыть к вечеру, а знакомство с женихом планировалось на завтра.

— Я несколько раз видел его во дворце, когда служил при цесаревиче, он показался мне честным офицером и порядочным человеком. — Михаил, закинув ногу на ногу, рассеянно постукивал пальцами по колену. — Но от Наташи я никогда не слышал ни слова о нём.

— Тогда с чем может быть связан этот брак? Откуда такая спешка? И почему сама августейшая чета хлопочет о нём? — Князь нахмурился и переглянулся с женой. Та кашлянула:

— Не думаю, что здесь замешано что-то постыдное, но всё-таки хотелось бы узнать об Орлове немного больше до нашего знакомства.

— Боюсь, если благословение дали императрица и принцесса Мари, наше согласие уже ни на что не повлияет, — протянул Михаил задумчиво. У него были некоторые догадки относительно этой свадьбы, но озвучивать их родным он не собирался. После того, как Натали сбежала из церкви в день свадьбы с Андреем, её слова долго звучали в его ушах.

«Лучше безнадёжная любовь, чем отсутствие её». Тогда он пытался отговорить её возвращаться во дворец, в то время как сестра была полна желания искать утешения после предательства Андрея в объятиях цесаревича. Смерть князя Долгорукого расставила всё на свои места, но Натали всё же вернулась ко двору. Пусть через год, но остыла ли за год её решимость? Не переросла ли она в нечто большее, то, что сейчас заставило искать прикрытия постыдной связи в браке?

— Наташа всегда отличалась благоразумием, — вновь заговорила княгиня. — Уверена, вечером она всё нам объяснит.

И Натали объяснила. Приложила всё красноречие, весело отшучиваясь от попыток Лизы заставить рассказать романтичную историю любви, и спокойно пояснила родителям своё решение.

— Граф — приятный во всех отношениях человек, папа, он не причинит мне боли, в отличие от Андрея. Не предаст. Он любит меня. — Она встретилась взглядом с Михаилом и быстро перевела глаза на маму.

— А ты? Ты любишь его? — тихо спросила та. Натали пожала плечами:

— Я полюблю, — ответила она. — Придёт время — полюблю. Я уверена, что он сделает меня счастливой.

— Я же говорила — она — само благоразумие, — улыбнулся князь, поднимая бокал.

Позже, когда все разошлись по комнатам, Михаил постучал в дверь спальни Натали, прося дозволения зайти.

— Ты, должно быть, устал с дороги, — улыбнулась она его отражению в зеркале. — Знаешь, сегодня у меня вновь возникло чувство, будто мы вернулись в детство. Все вместе, за столом, обсуждаем последние новости… Как давно это было.

— Скажи мне правду, Наташа, — попросил Михаил, подходя ближе.

— Какую правду ты хочешь услышать? — Она распустила волосы, тряхнула головой и принялась медленно их расчёсывать.

— Почему ты выходишь замуж за Орлова?

— Я же говорила, — Натали нервно дёрнула плечом, — он любит меня, он будет хорошим мужем.

— И это говоришь ты? Ты, которая сбежала из-под венца, потому что не смогла простить измену любимому?

— Люди меняются, Мишель, — раздражённо откликнулась княжна. — И я тоже. Изменилась.

— Но не так сильно. — Михаил подошёл вплотную, положил руки на её плечи, заставляя посмотреть в зеркало. — Ты всё-таки совершила эту ошибку, правда?

— Не понимаю, о чём ты говоришь, — хрипло ответила Натали.

— Понимаешь, — голос Михаила звучал твёрдо и непримиримо. — Ты беременна от Александра?

— Что за бред! — Она рассмеялась так искренне, что брат на миг почти поверил, но испуг, промелькнувший в глазах, не укрылся от внимательного взгляда. Крепко сжав её плечо, Михаил повернул Натали к себе, присев перед ней на канапе.

— Так это правда?.. — прошептал он.

— Нет. — Натали вскинула голову, но подбородок предательски задрожал, а желание поделиться с родной душой своей тайной накрыло с головой, прорываясь плотиной. — Я не беременна от него, — повторила она. — Но мы действительно вместе.

— Бог ты мой, Наташа! Как ты могла! — воскликнул Михаил, но, видя, как хлынули слёзы из её глаз, порывисто прижал к себе, поглаживая по голове. — Глупая. Какая же ты у меня глупая…

— Не говори никому, — всхлипывая, взмолилась Натали. — Никому, даже Лизе, слышишь!

— Не скажу.

— Я… я люблю его, Миша, так сильно люблю…

— Ты всегда ставила честь превыше любых чувств, неужели теперь всё наоборот? — грустно проговорил Михаил.

— Я не думала, что так бывает. — Постепенно успокоившись, Натали прижалась щекой к его груди. — Знаешь, как будто я не жила до этого, совсем.

— И куда тебя завела эта любовь? — спросил он тихо-тихо.

Натали не ответила. После ссоры и бурного примирения с Александром за спиной вновь выросли крылья, придав уверенности в своих силах. Пока они вместе, она всё переживёт. А скорый отъезд из дворца… что ж. Это к лучшему, ведь находиться там с каждым днём было всё сложнее. Чувствовать на себе тяжёлый взгляд императрицы, пытаться избежать подозрений со стороны принцессы, сдерживаться, чтобы не выдать любовь к цесаревичу… Нервы Натали пребывали в таком расстройстве, что она забыла, когда могла просто спокойно лечь и заснуть. Она чувствовала себя вором, тайком пробравшимся в чужой дом, но больше всего пугало то, что о связи узнает Мария. Натали считала дни до того момента, когда сможет оставить службу, только бы перестать ей лгать. То, что творилось прямо под её носом, давно переросло все понятия мерзости и предательства, превратившись в нечто настолько отвратительное, что даже название подобрать было сложно. Глядя на то, как принцесса с любовью поглаживает постепенно округляющийся живот, Натали внутренне сжималась, понимая, что не достойна даже стоять рядом с Марией, не то, что помогать ей и быть доверенным лицом. Эгоистичное желание просто быть счастливой всё ещё помогало окончательно не упасть в пучину нравственных терзаний, но Натали понимала, что ещё немного, и сорвётся с головокружительной высоты, признается во всём принцессе и будет молить простить.

Единственное, что удерживало от этого отчаянного шага — сознание того, что признание облегчит душу ей, Натали, но сделает несчастной Марию. Это Натали хотела сбросить груз предательства, это она хотела исповедоваться перед той, что считала её своей подругой. А принцесса? Она не заслужила обмана от людей, которых считает самыми близкими и родными при дворе. Она определённо имеет право узнать правду. Но кому от этого станет легче? Натали понимала, что время для признаний безнадёжно упущено. Ей следовало с самого начала рассказать о том, что произошло. Упасть к её ногам, молить о прощении, удалиться от двора… А теперь уже слишком поздно. Как будет звучать признание? «Ваше высочество, мы с Александром обманывали вас. Сколько времени это длилось? Скоро будет год»…

Но самым большим терзанием для измученной души княжны была исповедь, которая ждёт перед венчанием. Она забыла, когда в последний раз исповедовалась, горячо молясь перед иконами, но боясь раскрыть свою тайну святому отцу. Натали знала, что не сможет солгать Богу, не сможет утаить то, что камнем лежит на сердце. Что скажет батюшка, услышав о причинах брака? Сможет ли отпустить этот грех, или же, напротив, примется отговаривать от венчания?..

— Наташа, ты сегодня необычайно бледна, — с беспокойством заметила княгиня за завтраком. Михаил бросил быстрый взгляд на сестру, но промолчал, а Лиза, улыбнувшись, весело сказала:

— Ну, конечно же, маменька, Натали волнуется — сегодня вы познакомитесь с её избранником. Помню, как я боялась признаться папеньке в том, что мы с Мишей решили пожениться. А ведь он был вхож в наш дом. Уверена, Натали, граф произведёт прекрасное впечатление на всех!

— Ты права, Лиза, — вымученно улыбнулась Натали, — я волнуюсь за то, как примет Дмитрия папа.

— Кто-то обсуждает меня в моё отсутствие? — раздался весёлый голос князя. Он вошёл в столовую и оглядел притихших родных.

— Мы обсуждали графа, мой друг, — мягко ответила княгиня. — Натали переживает над тем, какое впечатление он на вас произведёт.

— Уверен, самое что ни на есть приятное, — добродушно откликнулся князь. — И надеюсь, в этот раз невеста не подберёт юбки в самый последний момент, сбегая прочь от алтаря.

— Нет, — покачала головой Натали, вновь поймав взгляд брата. — В этот раз всё будет по-другому.

Граф прибыл к семи, в белоснежном мундире, с букетом цветов, которые торжественно вручил княгине. Он был обходителен, улыбчив, и не отходил от невесты ни на шаг, согревая влюблённым взглядом. Улучив минуту, Натали отвела его к окну.

— Не знаю, как вас благодарить, — начала она, но он, взяв её ладони в свои, поочерёдно поднёс их к губам, низким, глубоким голосом проговорив:

— Уверяю вас, быть вашим женихом не составляет для меня ни малейшего труда.

Чета Репниных была в восторге от будущего зятя, и пока князь, закрывшись с ним в кабинете, обсуждал размеры приданого и финансовые дела самого Орлова, княгиня и Лиза наперебой обсуждали его внешность, найдя его исключительно мужественным, статным и красивым.

— Вы прекрасно смотритесь вместе, — сказала Лиза, мечтательно закатив глаза. — Какие же красивые у вас будут дети!

— После свадьбы мы все вместе поедем в Италию, — безапелляционно заявила княгиня. — И вы, Лиза, тоже. Славушка уже достаточно большой для путешествий, да и морской воздух явно пойдёт ему на пользу…

Пока они, увлёкшись, обсуждали будущую поездку, Натали молчала, раздумывая над словами мамы. Конечно же, впереди ещё медовый месяц, о котором она совершенно забыла за своими переживаниями. Как отреагирует Александр на эту вынужденную меру? В это время принцесса уже родит, он станет отцом, и когда они с графом вернутся в Петербург, захочет ли он её видеть?..

Новые страхи поглотили всё внимание, и ужин прошёл для Натали как во сне. Она говорила, улыбалась, смущалась, где надо, но, спроси хоть кто-то о предмете разговора на утро, едва ли смогла бы вспомнить хоть слово. Помолвку решено было назначить через неделю, чтобы успеть подготовиться и сшить хотя бы для Натали новое платье. Дамы увлеклись обсуждением приёма, князь, сославшись на боль в колене, отправился отдыхать, а Михаил увлёк Дмитрия в кабинет, осторожно прикрыв за собой двери.

— Я хотел поговорить с вами наедине, — начал он, наполняя хрустальные рюмки густой вишнёвой наливкой. Протянув одну из них Орлову, он отсалютовал своей и, дождавшись, пока граф пригубит наливку, сказал: — Мне всё известно.

К удивлению Михаила, граф не вздрогнул, а поднял глаза, спокойно выдерживая его взгляд.

— И многое ли вам известно?

— Достаточно, чтобы иметь некие опасения по поводу ваших намерений.

— Скажите, Михаил, что именно вас беспокоит? Мне хотелось бы развеять ваши тревоги, но я, признаться, не знаю, с чего начать.

— Начните с самого начала, — сказал князь, опускаясь в кресло и жестом приглашая Орлова присесть напротив. — Я очень люблю Наташу и очень за неё переживаю. Мне бы хотелось, чтобы она была счастлива, но я понимаю, что в её положении это невозможно. Вы должны понять мои тревоги по поводу её будущего, но больше меня волнует то, как вы примете возможные последствия связи с… кхм… его высочеством.

— Я уже говорил Натали, теперь повторю вам: этот брак будет ровно тем, чем захочет его видеть княжна. Уже достаточно длительное время я являюсь поверенным их тайны, можно сказать, — он усмехнулся, — с самого начала. Я так же достаточно глубоко посвящён в душевные терзания обеих сторон, поэтому все осуждения позвольте оставить при себе. Что же касается, как вы изволили выразиться, последствий… Я приму их, князь, потому что одно не исключает другого.

— Вы согласны воспитать чужого ребёнка, дать ему своё имя и титул? — бровь Михаила приподнялась. Он внимательно разглядывал графа, пытаясь угадать, отчего он так спокоен и решителен.

— Вас это удивляет?

— Да, — кивнул Репнин. — Согласитесь, всё это слишком необычно, чтобы не вызывать удивления. Что обещал вам цесаревич за этот брак?

— О, — Орлов усмехнулся, закидывая ногу на ногу и удобно устраиваясь в кресле, — его высочество обещал достаточно, чтобы любой другой на моём месте с радостью взял княжну в жёны.

Михаил нахмурился, подавшись вперёд:

— Мне следовало бы оскорбиться от одного лишь тона, с которым вы это сказали, но, подозреваю, после ваших слов должно следовать «но», или я не прав?

— Правы. — Дмитрий вмиг стал серьёзен. Глядя прямо в глаза Михаилу, он медленно произнёс: — Но дело в том, что я люблю Натали. Это достаточная причина для брака?

Репнин потрясённо замолчал, потом поднялся и взял графин, молча наполнил их рюмки и прислонился к столу, глядя на безмятежно улыбающегося Орлова.

— Это правда? — наконец спросил он. — Скажите, вы…

— Да. Я люблю вашу сестру и готов сделать всё, чтобы она была счастлива. Если её счастье заключается в Александре, то кто я такой, чтобы мешать ему?

— Не понимаю. — Михаил растерянно взъерошил волосы. — Не понимаю, Орлов, вы или слишком благородны, или слишком глупы.

— Скорее всего, и то, и другое, — усмехнулся Дмитрий.

— Мы непременно должны пригласить цесаревича и принцессу Марию! — сказала княгиня на следующее утро, когда сели обсуждать список приглашённых.

— Не думаю, что это хорошая идея, — заметил Михаил, но тут же замолчал под предостерегающим взглядом Натали.

— Мишель прав, мама, — сказала она. — Принцесса только недавно почувствовала себя хорошо, не думаю, что она сможет выезжать.

— Вы меня поражаете! Принцесса Мария сама благословила этот брак, неужели вы считаете, что мы не должны хотя бы просто пригласить их? Явятся они или нет — другой вопрос, но не позвать принцессу, которой Натали служит верой и правдой столько времени — я считаю, это верх неблагодарности.

— Ну да, — протянул Михаил, проходясь по комнате. — Вы правы, мама, не пригласить было бы верхом неблагодарности.

— Рада, что ты меня поддерживаешь, — сухо откликнулась княгиня. — Не думала, что такой простой вопрос вызовет столько обсуждений.

Кареты подъезжали к дому бесконечной вереницей, высаживая у парадных дверей пышно разодетых гостей. Слуги с факелами стояли вдоль всей лестницы, устланной пёстрым ковром, а внутри уже ждали закуски и охлаждённое шампанское. Натали наблюдала за вереницей гостей из окна своей спальни. Происходящее сегодня казалось фарсом, в который невольно оказалось вовлечено столько людей. Игра с её судьбой, которая перерастала в настоящую жизнь, и всё из-за простого желания быть счастливой. Почему, когда Натали ответила Александру согласием, она не подумала над тем, к чему всё может привести? Почему тогда смело смотрела в лицо неизвестности, а теперь, когда эта неизвестность приняла свои пугающие формы, не может заставить себя спуститься вниз и принять, наконец, ответственность за свои поступки?

Глубоко вздохнув, Натали отошла от окна. Зашелестели юбки перламутрового платья, отделанные пышным белым кружевом тончайшей работы мастериц Новодевичьего монастыря. На шее матово переливались три нитки жемчуга, жемчужные капли в ушах раскачивались в такт шагам. Натянув атласные перчатки выше локтя, Натали бросила последний взгляд в своё отражение и вышла, расправив плечи и высоко подняв голову.

— А вот и наша невеста! — улыбнулся князь, протягивая руку. — Жених уже прибыл, они с Мишелем где-то здесь. О, вот и они!

Граф заметил Натали, стоило той появиться на верхних ступенях лестницы. Сейчас она казалась ему настоящим ангелом, спускающимся к нему с небес, чтобы сделать счастливым, и от этой мысли у Дмитрия разом перехватило дыхание. Он замер, не шевелясь, следя за каждым её шагом, а губы невольно растянулись в улыбке. Михаил осторожно тронул его за локоть, привлекая внимание:

— Глядя на вас сейчас, я понял, что вы непременно сделаете Натали счастливой.

— Приложу к этому все усилия, — проговорил Орлов, нехотя отводя взгляд от княжны. Но через минуту она уже стояла перед ним, и в спокойном взгляде зелёных глаз не было и тени страха или сомнения, только полная покорность судьбе.

— Позвольте вашу руку, — улыбнулся Дмитрий, и Натали, коротко кивнув и улыбнувшись, опустила ладонь на подставленный локоть.

Блеск драгоценностей, яркий свет сотен восковых свечей, музыка, разговоры, смех — с каждой минутой Натали чувствовала, что теряется в этом круговороте. Она непроизвольно сжимала пальцы вокруг руки графа, и с каждым шагом её улыбка деревенела, а взгляд, казалось, смотрел сквозь собеседников.

— Вам надо освежиться, — заметил Орлов, когда Натали в очередной раз кивнула невпопад, рассеянно улыбаясь. Не слушая её возражений, он увлёк княжну к дверям, ведущим в сад. Апрель ещё дышал прохладой, но после душных залов лёгкий ветерок, принёсший запах залива, подействовал отрезвляюще. Натали глубоко вздохнула, обняв себя, и граф тут же оказался за её спиной, осторожно кладя обжигающие даже сквозь перчатки ладони на её плечи.

— Я понимаю, как тяжело для вас играть роль счастливой, беззаботной невесты.

Голос его звучал глухо, слегка надтреснуто. Натали не видела его лица, но отчего-то была уверена, что сейчас он смотрит прямо перед собой, и даже смогла представить выражение его лица.

— Я переоценила свои силы, — тихо откликнулась она. — Слишком устала, слишком мало спала, слишком переживала, что что-то может пойти не так…

— Значит, ваше состояние вызвано усталостью? — осторожно спросил Орлов, опуская взгляд на её плечи, на которых всё ещё лежали его ладони.

— Именно так, — криво улыбнулась Натали, зная, что выражения её лица ему сейчас не разглядеть.

— Это всего лишь очередной бал в череде привычных развлечений, — тихо произнёс Дмитрий, которого не обманули её уверения. — Просто смотрите на него, как на шаг, который приблизит вас к свободе.

— К свободе? — нервно откликнулась Натали. — К свободе от чего?

— А это уже решать вам, — тихо прошептал Дмитрий. — От страха? От чувства вины? А может… от боли?..

Натали подняла на него глаза и повернулась, пытливо всматриваясь в его лицо. В нём было что-то такое знакомое, что-то, находившее отражение в её душе, словно на его сердце бушевали те же чувства, те же сомнения. Но разве это возможно? Он ведь обещал, обещал, что скажет! Дмитрий смотрел в её глаза, будто гипнотизировал мерцающим, серым блеском, медленно склоняясь к её губам, и в голове Натали мелькнула отстранённая мысль о том, что сейчас он её поцелует, а она не сможет возразить. И, вероятно, не станет и пытаться…

— Наследник Российской Империи, его высочество, цесаревич Александр Николаевич и её высочество Мария Александровна! — прогремело громом, и Натали, резко отпрянув, обернулась к дверям.

========== Глава четырнадцатая ==========

Натали резко обернулась к дверям, но не сделала ни шага, застыла, и только сердце отчаянно билось в груди. Пришёл. Он пришёл, но зачем? Чтобы официально передать из рук в руки? Или чтобы напомнить о том, что она принадлежиттолько ему, как и он — ей?

— Пойдёмте, — раздался голос Орлова. Спокойный, ровный, он придал уверенности, позволил расправить плечи и высоко поднять голову, напомнив, что, кроме нескольких человек, в этом доме никому не известна истинная причина этой помолвки.

— Ваше высочество, это честь для нас, — улыбнулась княгиня.

— И очень приятная неожиданность, — заметил Михаил, склоняя голову. Быстрый взгляд глаза в глаза, и Александр понял — ему всё известно. Сухо кивнув, он обратил свой взгляд за его спину, находя Натали, что приближалась к ним под руку с графом Орловым. Внутри всколыхнулось, затрепетало отчаянной нежностью, и улыбка сама собой расцвела на губах, отражаясь в синих глазах.

— Ваше высочество, — присела Натали в реверансе. — Мы рады видеть вас здесь.

— Разве мы могли пропустить такое событие, — сказала принцесса, переводя взгляд с Натали на мужа и обратно. — Я так давно никуда не выезжала, твоё приглашение стало настоящим подарком.

— Я не могла не позвать вас на столь радостное событие, — улыбнулась Натали, обращая к ней свой взгляд. И наткнулась на ледяную стену. В глазах Марии плескалось презрение и тщательно скрываемая боль. Княжну бросило в холод, вся краска слетела с лица, и она бы пошатнулась, не держись за руку Орлова.

— Ну, что же мы стоим, — непринуждённо улыбнулась Мария, — у вас гостей полон дом, уверяю тебя, мы не будем скучать.

— Вы правы, — откликнулся Дмитрий. — Прошу извинить нас.

— Натали сегодня особенно хороша, вы не находите? — небрежно поинтересовалась принцесса, наблюдая, как Александр провожает её взглядом.

— Вы полагаете? — живо откликнулся он.

— Да, вы непременно должны станцевать с ней.

— Не думаю, что это будет уместно, — улыбнулся Александр, поворачиваясь к жене. Она твёрдо, не мигая, посмотрела на него и раздельно произнесла:

— Вы ведь хотите с ней танцевать, Александр. Я дозволяю.

— Мари, я…

— Вы пришли поздравить с помолвкой доброго друга нашей семьи, — с нажимом произнесла Мария.

— Это была ваша идея, смею напомнить, — с лёгким раздражением откликнулся цесаревич.

— И я не жалею. — Мария огляделась, рассылая ослепительные улыбки, затем склонилась к мужу и прошептала: — Теперь у меня не осталось ни малейших сомнений.

— Позвольте поинтересоваться: в чём?

— В том, что прошлое надо было оставлять в прошлом, — дрогнувшим голосом ответила принцесса и отошла от мужа к фрейлинам.

Она не хотела верить. До последнего закрывала глаза, отгоняла от себя мысль о предательстве столь сокрушительном, что даже поверить в него было больно. Не обращала внимания на очевидные знаки, заставляя себя думать, что это ей только кажется. Не обращала внимания на трещинки, которыми давно покрылось её счастье, грозясь вот-вот осыпаться под ноги острыми осколками. И когда Натали попросила разрешения на время покинуть дворец, чтобы подготовиться к помолвке и встретить родных, Мария тотчас согласилась. А Александр… Он совсем замкнулся в себе, заглядывая на полчаса, чтобы отдать дань уважения, и спешно покидал её покои, стоило пройти положенному времени.

В день, когда пришло приглашение на помолвку, Мария решила самостоятельно отнести его мужу, испытывая болезненное желание подтвердить свои худшие догадки. Ей это было нужно — встретиться лицом к лицу со своими страхами, от которых отгораживалась столько времени. Получить, наконец, подтверждение худшим кошмарам, чтобы потом понять, как жить дальше. Мария устала жить в неизвестности, она хотела быть просто счастливой. Хотела, чтобы муж любил её так же, как любит его она, разве она о многом просила?

— Я знаю, что вы заняты, — начала Мария с порога, обведя взглядом беспорядок на столе, разбросанные листы на полу и полупустой графин.

— Вы правы, — медленно проговорил Александр, нехотя поднимаясь и приводя в порядок расстёгнутую рубашку. — Но у вас, видимо, срочное дело, раз вы решили заглянуть в неурочный час.

— Разве для жены может быть неурочный час, чтобы зайти к своему мужу? — грустно улыбнулась Мария, подходя ближе и протягивая конверт.

— Что это? Вы получили письмо от матушки?

— Нет. Это приглашение на помолвку.

— Вот как? — Александр с трудом сглотнул, уставившись на письмо, как на змею. — На чью же, позвольте спросить?

— Разве у вас много друзей, которые могут прислать приглашение на такое событие и надеяться получить согласие? Ну же, возьмите.

Она не сводила с него глаз, следила с нездоровым интересом за малейшими переменами на его лице. За тем, как он кривит губы, доставая письмо, как быстро пробегает по строкам глазами, как равнодушно пожимает плечами, бросая приглашение на стол.

— И это всё? — поинтересовался он холодно.

— Я хочу посетить этот праздник. — Мария вздёрнула подбородок и посмотрела ему прямо в глаза.

— Не думаю, что смогу найти время, — поджал губы Александр, — но уверен, что вы сможете поехать в сопровождении фрейлин.

— Но я хочу поехать туда с вами. Разве Натали не является вашим другом? А граф Орлов? Он столько времени служит при вас, представьте, какая честь будет для них, если мы приедем.

— Уверен, они переживут мой отказ.

— Саша, — прошептала Мария, заставив его вздрогнуть. — Я прошу тебя, мне очень хочется поехать туда с тобой.

— Ты сама не знаешь, как многого просишь, — тихо ответил он, тяжело опираясь на стол и опуская голову.

— Я уверена, ты найдёшь время, чтобы отвезти меня к Репниным. Всё-таки, я слишком редко о чём-либо тебя прошу.

— Как пожелаешь, — процедил он, не поднимая головы.

Мария не знала, какие ещё доказательства ей нужны. По крайней мере, в чувствах мужа по отношению к Натали она была уверена совершенно, но разве не догадывалась она об этих чувствах раньше? Разве не знала, что он любил её подругу, в то время как на будущую жену смотрел с холодным равнодушием? Она сама толкнула его в её объятия, и теперь оставалось лишь убедиться, что все подозрения были верны.

Когда князь Репнин официально объявил о помолвке между своей дочерью и графом Орловым, огласив дату венчания, гости, сидевшие за столом, подняли бокалы, поздравляя виновников торжества. Натали казалось, что улыбка навечно приклеилась к её лицу, но, когда объявили танцы и принцесса, весело смеясь, заявила, что мазурку невеста просто обязана станцевать с цесаревичем, спину словно пронзило острым копьём. Испуганно посмотрев на графа, Натали обернулась к принцессе.

— Я полагала, все танцы с Александром Николаевичем сегодня ваши, ваше высочество, — смятённо проговорила она.

— Разве я не могу поделиться одним со своей подругой? — пожала плечами Мария. — Уверена, его высочество не откажет мне в этой просьбе.

— Не хотелось бы заставлять его делать то, к чему не лежит его душа, — упрямо сказала Натали.

— Я знаю, к чему лежит его сердце, Натали, — сказала принцесса так тихо, что Натали поначалу решила, что ей послышалось. — Александр Николаевич, — подозвала она цесаревича, стоявшего неподалёку. — А я только что говорила княжне, что вы танцуете с ней мазурку.

— Вот как? Жаль, что я узнаю об этом последним.

— Не думаю, что это стало для вас такой уж неприятной неожиданностью. — Глаза Марии лихорадочно блестели, и всею ей овладело странное возбуждение.

— Вы правы, Натали прекрасно танцует, но вы, несомненно, танцуете лучше.

— Оставьте свою лесть для других случаев, — весело воскликнула Мария.

За вечер принцесса покорила совершенно всех гостей, заряжая своей весёлостью, заразительным смехом и лёгкостью, в то время, как для Натали вечер тянулся бесконечно. У неё отчаянно кружилась голова, ноги отказывались слушаться, а в груди словно свернулась тугим клубком огромная змея, стискивая рёбра, с каждым новым вдохом вытесняя воздух из лёгких. Даже танец с Александром, некогда предел всех мечтаний, оказался сущей пыткой. Он был так близко, она могла слышать его дыхание, чувствовать его запах, изредка касаться руки, затянутой в перчатку. И не сметь поднять глаза.

— Вы сегодня необычайно молчаливы, княжна, — заговорил Александр, когда пары завершили первый круг.

— Простите, из меня сегодня негодный собеседник, — пробормотала Натали, обходя его по кругу.

— Но нам надо поговорить, — прошептал он.

— Через час на втором этаже, — ответила Натали, и только тогда позволила себе посмотреть на него долгим, полным тоски взглядом.

А после вся она сосредоточилась лишь на одном — следила за часами, отсчитывая минуты, и раздумывала над предолгом, под которым можно ненадолго скрыться от любопытных глаз. И когда подошло время, и представился, наконец, удобный момент, Натали, извинившись и пробормотав, что скоро вернётся, поспешила наверх.

— Куда ты так торопишься? — Михаил нагнал её у лестницы и осторожно взял под локоть, отводя в сторону.

— Мишель, не думаешь же ты, что я стану отсчитываться перед тобой о каждом своём шаге? — с лёгким раздражением проговорила Натали.

— Я лишь думаю, что у тебя хватит благоразумия не встречаться со своим любовником в день своей помолвки, — в тон ей откликнулся Михаил. Щёки Натали вспыхнули, подтверждая его опасения. Она вырвала руку и гневно на него посмотрела.

— Это — моё дело, и не тебе меня судить.

— Верно. — Михаил нахмурился. — Но я надеюсь, что у тебя ещё осталось то, что принято называть совестью.

— У меня уже ничего не осталось: ни благоразумия, ни совести, ни чести. Ты это хотел услышать? А теперь пропусти, мне надо идти.

— Наташа, что же ты с собой делаешь? — потрясённо прошептал он, смотря на неё и не узнавая.

— Если бы я только знала, — горько ответила она, подхватывая юбки и огибая брата. Михаил отступил в тень одной из колонн, наблюдая за тем, как стремительно Натали поднимается по лестнице, скрываясь с глаз. Спустя несколько минут в дверях зала появился цесаревич и, оглядевшись, чтобы удостовериться, что никто не видит, принялся подниматься по той же лестнице. Тяжело вздохнув, Михаил вышел из укрытия, стоило Александру подняться, и встал у подножия лестницы, твёрдо решив не допустить скандала в стенах родного дома, чего бы это ему ни стоило.

Натали нервно расхаживала по комнате, поглядывая на раскрытую дверь. Слова Михаила всё ещё звучали в голове, грохоча набатом в груди, в такт бешено бьющемуся сердцу. Она давно перешла все границы дозволенного. Всё, что делало её собой, было забыто, отринуто ради чувства, которое становилось всё разрушительнее, коверкая её душу, превращая в существо, которое так мало походило на неё прежнюю.

— Наташа…

Дверь с тихим стуком закрылась, и Александр оказался рядом, заключая в объятия, прижимая к себе со всей силой, на которую был способен. Натали обхватила его руками, прижалась щекой к груди, тяжело дыша, черпая силы, чтобы выдержать, жить дальше, слушая суматошный стук его сердца.

— Мне претит мысль о том, что ты будешь принадлежать другому, — хрипло прошептал Александр, не разжимая кольцо рук. — Даже так, на словах. Просто кто-то будет рядом, будет зваться твоим мужем. Невыносимо. Вся наша жизнь в разлуке невыносима.

— Не говори ничего, — попросила Натали, прикрывая глаза. — Давай просто представим, что мы — одни, и ничто и никто не стоит меж нами. Никаких обязательств, других людей, чужих обещаний…

И они застыли. Одни посреди бушующего мира, в центре яркого праздника, который сами же и устроили, чтобы скрыть то единственное, что придавало смысл их жизни — их любовь. Но вот Александр осторожно отстранил её от себя, провёл кончиками пальцев по щеке, очертил контур губ и приник к ним в долгом, нежном, полном тоски поцелуе.

— Я всегда буду рядом, помни об этом, — прошептал он в её губы.

— Мне страшно. Я хочу верить, что всё будет хорошо, но с каждым новым днём делать это только сложнее.

— Моя Наташа, — с улыбкой в голосе ответил Александр. — Ты настолько пошла ради меня, стольким пожертвовала… Почему? Чем я заслужил такую любовь?

— Не знаю, — невольно улыбнулась Натали. — Но знаю, что с каждым днём люблю тебя только сильнее.

— Я никогда не устану благодарить небеса за тебя. — Александр невесомо коснулся губами её лба и с сожалением разомкнул объятия.

— Уже пора, — вздохнула Натали, с трудом заставляя себя выпустить его ладони из своих. — Иди.

Он быстро поцеловал её дрожащие пальчики и, подарив долгий взгляд, стремительно вышел. Заслышав шаги наверху, Михаил поспешно отступил в сторону, бросив взгляд на часы — прошло от силы десять минут, а значит, отсутствие невесты и цесаревича навряд ли осталось замеченным. Едва Александр вновь скрылся в зале, как князь поспешил наверх, найдя Натали в одном из салонов. Она стояла спиной к двери, крепко обняв себя руками, и мелко вздрагивала, беззвучно плача. Её поникшие плечи, опущенная голова, спина, согбенная, будто под тяжестью стопудового груза острой жалостью кольнули в сердце, и Михаил, собиравшийся продолжить гневную отповедь, лишь тихо спросил:

— Ты как?

В ответ Натали затрясла головой, не в силах произнести ни слова, и крепче обхватила себя, словно желала сжаться в крохотный комочек, стать невидимой для всех.

— Ох, Наташа, ну зачем же всё это! — с болью воскликнул Михаил, подходя и обнимая сестру. Она уткнулась в его плечо и зарыдала.

— Ну же, — заговорил Репнин через несколько минут, — пора успокаиваться, право слово. Все невесты плачут перед свадьбой, но рыдания на помолвке точно вызовут вопросы. И прежде всего от нашего папеньки к графу Орлову.

Натали кивнула, медленно выпрямилась и глубоко вздохнула, поднимая на брата сверкающие глаза.

— У тебя ещё всё может быть хорошо, — сказал Михаил, осторожно промокая её слёзы платком. — Только позволь себе отпустить эту любовь.

— Если бы всё было так просто, Мишель, — грустно прошептала Натали.

Принцесса возвращалась во дворец в карете в одиночестве — цесаревич ехал верхом чуть впереди. Крепко стиснув ладони, Мария кусала губы, стараясь сдержать рвущуюся наружу боль. Она проиграла. Давно проиграла в борьбе за его сердце, а теперь, найдя подтверждение худшим догадкам, пыталась понять — этого ли ей хотелось? Не лучше ли было жить, как прежде, в блаженном неведении, вместо того, чтобы сейчас лишиться в один момент и мужа, и подруги? Мария смахнула слёзы, непрерывно стекавшие по лицу, и постаралась успокоиться. Она готова бороться за своего мужа, за свою семью, за своё счастье, чего бы это ни стоило!

— Александр, — заговорила Мария, когда они принялись неспешно подниматься к себе. — Я хотела бы сегодня видеть вас у себя.

— Мари? — Александр искоса посмотрел на неё, пытаясь понять, чем вызвана неожиданная просьба. Никогда ещё принцесса не говорила о своих желаниях, не просила его прийти, покорно ожидая его решения.

— Мне одиноко без вас, — просто ответила Мария. И добавила с горечью: — Мне всегда без вас очень, очень одиноко.

— Я приду, — кивнул он, и оставшийся путь до покоев принцессы они проделали в одиночестве. Мария почти не спала в эту ночь, прислушиваясь к его мерному дыханию, не выпуская его руку, обнимавшую её, изредка поднося её к губам и невесомо целуя. Её Саша, только её, и никакая женщина никогда не посмеет его отобрать!

— Ваше величество, я хотела с вами поговорить, — начала Мария с порога утром следующего дня. Императрица, ласково улыбнувшись, взмахом руки отослала фрейлин и указала принцессе на диванчик рядом с собой.

— Что-то случилось, Мари? Ты так бледна. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да, всё в порядке, — вымученно улыбнулась принцесса. — Но у меня есть подозрения, которые… Я не знаю, как их озвучить, ведь даже произносить это вслух неприлично…

— Кажется, я понимаю, о чём ты хочешь мне сказать, но всё же хотела бы услышать это от тебя.

— Я… — Губы Марии задрожали, и она быстро прижала к ним ладонь, пытаясь успокоиться. Потом глубоко вздохнула и твёрдо посмотрела в глаза Александре Фёдоровне. — Мне кажется, что между Александром и Натали что-то есть. Что-то, выходящее за рамки простой дружбы.

— Вам кажется? — мягко уточнила императрица, с болью глядя на принцессу. Та комкала платок в руке, отводя глаза, напряжённая, как струна, готовая лопнуть в любой момент и больно ранить.

— Я уверена, — прошептала Мария еле слышно и подняла на неё взгляд. — Господи! Как же мне с этим жить?!

Она горько зарыдала, пряча лицо в ладонях, и императрица, преисполненная жалости, села рядом, осторожно обнимая её за плечи.

— Моя лучшая подруга!.. Моя лучшая подруга, и тот, кого я люблю больше жизни! За что они так со мной, ваше величество?..

— Бедное моё дитя, — вздохнула Александра Фёдоровна, продолжая успокаивающе поглаживать её по спине. — Бедное моё, наивное, чистое дитя. Сколько ещё подобных разочарований ждёт тебя в жизни?

— Вы хотите сказать, что тоже пережили подобное? — сквозь слёзы проговорила Мария.

— Много, очень много раз, — грустно сказала императрица.

— И как вы с этим справились, как пережили?

— Поначалу было больно. Так больно, что даже не хотелось жить. А потом… — Александра Фёдоровна тонко улыбнулась. — Потом, Мари, я поняла одну простую вещь: сколько бы мой муж ни смотрел на других женщин, сколько бы их ни побывало в его постели, я всегда остаюсь. Мы — не просто жёны, Мари. Мы — императрицы, матери наследников, пример для всего государства. Мы не имеем права на скандалы и обиды, как бы больно нам ни было.

— Но я не могу так просто это принять, — прошептала Мария. — Просто не могу. Это мерзко. И гадко.

— Я понимаю. Я прекрасно тебя понимаю. Ты имеешь право на гнев, на презрение, на боль. — Александра Фёдоровна выпрямилась и заговорила строго и внушительно: — Но не имеешь права разжигать скандал, который положит тень на нашу семью.

— Но Александр уже…

— Александр — мальчишка, хоть тебе и сложно это понять. Но даже у мальчишки хватает благоразумия скрывать свою пагубную страсть. А Натали… Через три месяца она удалится от двора, чтобы никогда более здесь не служить. И всё вернётся на круги своя.

— А до этого мне что же, делать вид, что я ничего не знаю? — потрясённо прошептала Мария. Стены будуара словно зашатались, грозясь погрести под собой: она пришла за помощью и поддержкой, а получается, что все в этом дворце на стороне тех, кто предал?!

— Отчего же. Ты имеешь право высказать своему мужу и той, что тебя обманула, всё, что сочтёшь нужным. Наедине. Но для начала запасись доказательствами, потому что, и тут уж поверь мне на слово, нет ничего более жалкого, чем пустые обвинения, основанные на догадках. Ты можешь быть сколь угодно уверена в том, что происходит, но… — императрица печально вздохнула, и в её безмятежном взгляде блеснула застарелая обида и боль, — ты даже представить себе не можешь, на что порой идут любовники, пытаясь оправдаться. Каких увёрток и лжи они не чураются, только бы не быть уличёнными.

Мария сокрушённо молчала, не зная, что сказать. Понимание жизни, своей будущей жизни во лжи придавило своей неотвратимостью, предстало в своём гадком обличии, призывая надеть маску, вечную маску, скрывая душевную боль.

— Мари, — её величество осторожно взяла её ладони и пожала их, — не считай, что все здесь против тебя. Это не так. Я так же, как и ты, осуждаю любой адюльтер, но после стольких лет при дворе поняла одну простую вещь — ничто не должно стоять выше внешнего благополучия семьи. Для всего света, для всей страны, для всего мира вы — прекрасная пара, будущие император и императрица, а остальное пусть остаётся за стенами ваших покоев.

========== Глава пятнадцатая ==========

Натали падала. С бешеной скоростью летела вниз, и ничто уже не могло замедлить это падение. В том, что принцессе всё известно, сомнений больше не оставалось, и всякий раз, заходя в её покои, Натали внутренне сжималась, ожидая громкого разоблачения. Но Мария молчала. Лишь улыбка перестала отражаться в глазах, оставаясь для окружающих нарочито радушной. А Натали терялась, пытаясь найти причину этой тишины, так похожей на затишье перед бурей. Служба стала невыносима, и каждый день растягивался в бесконечную череду настороженных взглядов, недосказанности и сомнений. Натали видела, прекрасно видела, как переживает Мария, но помочь ей не могла. Как не могла помочь и себе. В присутствии Александра становилось ещё хуже: под разными предлогами принцесса не раз оставляла их наедине, возвращаясь всегда неожиданно. Но ни разу ей не удалось застать их врасплох.

— Принцессе всё известно, — сказала как-то Натали, когда они в очередной раз оказались вдвоём. Александр, по обыкновению стоящий у окна, заложив руки за спину, тяжело вздохнул, низко склоняя голову.

— Я знаю.

Это были единственные слова, что они сказали друг другу, прежде чем Мария вернулась в сопровождении фон Круг, весело что-то обсуждая. И тут же, переступив порог, окинула острым взглядом мужа и фрейлину. Но Натали безмятежно ей улыбнулась, тщательно отгоняя от себя все мысли, кроме одной, — скорее вернуться к себе, упасть на кровать и не подниматься до рассвета. Внутри давно свернулся склизкий клубок, который рос и ширился, заполняя, подкатывая к горлу и иногда не давая вздохнуть.

Для Марии же наступил настоящий ад. Снова и снова прокручивая в голове подробности каждой встречи, каждого подозрения, она понимала, что была слишком слепа, доверяя тем, кого считала самыми близкими своими людьми. Горечь при мысли о том, как должно быть, они смеялись над ней, разъедала, вскипала на глазах слезами. И поделиться ею было не с кем. С болезненным упорством Мария искала доказательства постыдной связи, представляя, как бросит эту правду в лицо Александру и Натали. До мельчайших деталей проговаривала в голове слова, что скажет им. Думала о том, как они отреагируют. При мысли о том, что будет делать Александр, Марии становилось страшно. Страшно услышать ужасное: «Я никогда тебя не любил». Страшно узнать, что она для него — никто. Глотая горькие слёзы, Мария осторожно поглаживала живот, изнутри которого так нежно и ласково касался её малыш. Императрица не скрывала своей тревоги, но откровенный разговор, состоявшийся однажды, более не повторялся. Принцесса не желала обсуждать свою боль с Александрой Фёдоровной, подспудно понимая, что та всё равно примет сторону Александра. Слишком долго она жила в браке, слишком многое успела пережить, чтобы научиться закрывать глаза на то, чего Мария не могла ни понять, ни простить.

В начале мая, по обыкновению, Александр собирался отбыть в военный лагерь в Красном селе, намереваясь пробыть там полтора месяца, руководя сборами по строевой подготовке и стрельбе. Он должен был вернуться во дворец ближе к свадьбе Натали, и этот факт тоже не укрылся от измученного, исстрадавшегося сердца Марии. Её тянуло к мужу, с каждым днём, приближавшим роды, всё больше. Хотелось услышать слова поддержки. Или просто быть рядом, молча, только бы рядом. В вечер перед отъездом она долго отговаривала себя от того, чтобы прийти к нему. Попросить остаться, хотя бы один раз провести ночь в его постели. В той, что, видимо, давно стала знакома Натали. Принцессе отчаянно хотелось сохранить остатки гордости и достоинства. Заставить сердце замолчать, усилием воли унять тоску, что сковала при мысли о скорой и долгой разлуке. Но разум отказывался повиноваться, а душа тянулась к мужу, и Мария, отринув последние сомнения, решительно направилась к Александру. Оставив Дашкову, дежурившую в эту ночь, у дверей в покои цесаревича, она постучала, с замиранием сердца ожидая ответа. Едва услышав тихое, но отчётливое: «Войдите», Мария не смогла сдержать вздох облегчения: отчего-то она была просто уверена, что в эту ночь он будет не один.

Александр сидел за столом и быстро что-то писал. Подняв глаза от бумаги, он удивлённо вскинул брови и медленно встал.

— Мари, что-то случилось? — От одного звука его голоса, от того, как он произносит её имя, в душе Марии разлилось тепло. Она улыбнулась:

— Вы скоро уедете, а мне так хотелось провести с вами эти последние часы перед разлукой.

— Я уезжаю ненадолго, — улыбнулся в ответ Александр, небрежно перевернув лист, на котором писал, чистой стороной. — Вы даже соскучиться не успеете, Мари.

— Я всегда скучаю без вас, вы помните? — От внимательного взгляда маневр цесаревича не укрылся, но принцесса не стала подавать виду, что заметила. Только остро схватило в груди от мысли, мелькнувшей молнией — в эти часы он хотел думать о другой.

— Я уезжаю на рассвете, не хотелось бы тревожить ваш сон. — Обойдя стол, Александр подошёл к жене и бережно взял её за руку, поднося к губам.

— Что ж, — Мария грустно улыбнулась. — Тогда нам стоит проститься, не так ли?

— Я буду писать вам так часто, как смогу, — пообещал Александр.

— А я буду ждать ваших писем.

Мария выскользнула за дверь и с трудом подавила желание прислониться к ней, пытаясь успокоить сердце. Она непременно должна получить это письмо, чего бы ей это не стоило! Подозвав скучавшую неподалёку Дашкову, принцесса непререкаемым тоном заявила:

— Останься здесь и жди. Его высочество обещал написать мне письмо и передать через одного из своих адъютантов. Я же хочу, чтобы ты привела его ко мне, чтобы сразу же передать мой ответ. Поняла меня? Если придётся разбудить — буди.

— А как же моё дежурство? — Дашкова была крайне удивлена и польщена — никогда ещё принцесса не делала её поверенной своих отношений с его высочеством. Обычно этой чести удостаивалась Натали, но, с приближением свадьбы, она всё реже бывала во дворце, и Дашкова всерьёз была намерена занять место главной фрейлины.

— Сейчас оно — здесь, — отрезала Мария и неспешно удалилась к себе.

Конечно же, затея была крайне рискованна: она лишь догадывалась о способе, который изберёт Александр, чтобы передать письмо. А что, если оно и вовсе не предназначалось женщине? А вдруг это государственные дела, в которые она влезает безо всякого на то дозволения? Эти мысли тревожили, заставляя сердце биться чаще, окутывая нервным волнением, от которого слегка подрагивали пальцы и вспыхнули на щеках яркие пятна. Сон не шёл совершенно, и Мария только и делала, что расхаживала по покоям, из будуара в гостиную, в кабинет и обратно. И когда, спустя час, вернулась Дашкова, Мария была на грани, искусав губы до крови.

— Ваше высочество, — несмело начала фрейлина, но принцесса тут же её перебила.

— Письмо у тебя?

— Да, конечно, но мне стоило немалых трудов уговорить Воронцова отдать его мне. — Дашкова протянула запечатанный конверт Марии. — Оно предназначалось Орлову, ваше высочество. Быть может, Александр Николаевич хотел сделать вам сюрприз?

— Орлову?.. — будто не слыша, пробормотала принцесса, разглядывая конверт. — Спасибо. Ты можешь идти.

Оказавшись в тишине свой одинокой спальни, Мария не дрогнувшей рукой сломала печать и присела на край кровати, вытаскивая два листа, сложенные вдвое и исписанные знакомым летящим почерком.

«Я ещё не успел покинуть дворец, а уже тоскую вдали от тебя, как пережить полтора месяца в разлуке? При мысли о том, что после мы опять скоро расстанемся, что ты уедешь от меня в Италию и невесть когда вернёшься, меня охватывает такое отчаяние, что словами не передать… Моя Наташа, я…»

Мария прочитала до конца и застыла, глядя невидящим взглядом в ровные строки. Казалось, что больнее быть не может, но нет, сейчас сердце сжалось, отказываясь биться, а в голове стало так пусто, словно все мысли разом кончились, оставив после себя только тупую, тянущую тоску. В эту ночь принцесса ещё не раз перечитывала письмо, наполненное любовью и нежностью, предназначавшееся не ей. К утру Мария поднялась с кровати, чувствуя себя постаревшей на пять лет. Сухим, лихорадочно блестящим взглядом смотрела она в своё отражение и не узнавала себя. Меж бровей залегла горькая складка, но в голове было удивительно ясно. Все мысли сосредоточились на одном: расставить последние точки, бросить в лицо лгунье обвинения и после ждать возвращения мужа. Натали, вне всякого сомнения, расскажет обо всём Александру. Как будет вести себя раскрытий обманщик, Мария даже представить не могла, но заранее знала, что простит. Всё ему простит.

Спокойно, равнодушно даже, ждала принцесса появления соперницы, но с каждой минутой, приближавшей встречу, хрупкое душевное равновесие начинало трещать по швам, по телу пробегала нервная дрожь, а письмо, которое она держала в руках, прожигало кожу. Тихо открылась дверь, и за спиной раздалось спокойное:

— Вы хотели меня видеть, ваше высочество.

Мария, стоявшая у окна, медленно обернулась, чувствуя, как рассыпаются последние крохи самообладания, и ненависть затапливает каждую клеточку.

— Да, — звенящим от напряжения голосом проговорила принцесса, и протянула письмо. — Это предназначалось тебе, я полагаю.

Натали бросила быстрый взгляд на конверт, дрожащий в руке Марии, и невольно отступила на шаг, узнав печать Александра. Под коленями разлилась слабость, подбородок задрожал, и Натали опустила глаза, не в силах встречаться взглядом с принцессой.

— Бери, что же ты медлишь! — настойчиво сказала Мария. — Полагаю, это не первое письмо, что ты получила от моего мужа. Он умеет быть красноречив. Если пожелает.

— Ваше высочество, — с трудом проговорила Натали, кусая губы, — я не знаю, что сказать. Я… у меня…

— Ты омерзительна! — скривилась Мария, презрительно разглядывая бывшую подругу. — Ты смеялась надо мной, над моей любовью, моими мечтами. Ты заняла моё место рядом с Александром, зная, как сильно я его люблю!

— Я тоже люблю его! — вырвалось у Натали, и принцесса, не успев подумать о том, что делает, занесла руку. Раздался звон пощечины, и Мария, сама испугавшись того, куда завела её злость, отступила на шаг, глядя, как по щеке Натали расползается розовое пятно.

— Ненавижу тебя! — вдруг закричала она, и слёзы, так долго сдерживаемые, потоком хлынули из глаз. — Ты змея! Подлая, мерзкая, гадкая!

— Ваше высочество! — Натали протянула было руки, но Мария брезгливо отшатнулась, скривившись.

— Убирайся! Не желаю видеть тебя подле себя! Не желаю вообще тебя видеть! Убирайся отсюда! — голос сорвался на высокие ноты и резко оборвался всхлипом. Натали с ужасом смотрела на принцессу, оказавшись рядом, едва она, обессиленная, начала оседать на пол. Подхватив под руки, она усадила Марию в кресло, с тревогой вглядываясь в посеревшее лицо.

— Я позову Вилье, — начала было Натали, но Мария слабо качнула головой и прошептала:

— Убирайся отсюда. Навсегда.

Оказавшись за дверьми покоев принцессы, Натали первым делом позвала фрейлин, прогуливавшихся неподалёку по коридору, и велела немедленно идти к Марии и за лекарем. Сама же, не чувствуя ног под собой, поспешила в свою комнату. Во рту горчило, но в голове царила головокружительная лёгкость. Будто огромный камень с грохотом свалился с души, погребая под собой прошлое: привязанности, обязательства, вина — всё истончилось, поблекло, исчезло. И осталась только она — обнажённая душа, одинокая, пылающая болезненной любовью и страстью к тому, кто уже разрушил её жизнь.

Приказав собрать вещи и отвезти их в городской дом Репниных, Натали направилась к императрице, понимая, что, как бы ни хотелось, молча покинуть дворец она не имеет права.

— Итак, Мари всё узнала, — констатировала Александра Фёдоровна, когда Натали поведала о том, что принцесса требует её немедленной отставки. — Этого следовало ожидать. И что теперь, Натали?

— Я выйду замуж за графа Орлова, как и было оговорено. — Натали подняла глаза к потолку, пытаясь сдержать слёзы.

— Похвально, что ты не отказываешься от своего слова, — спокойно сказала императрица. — Я рада, что в тебе ещё осталось чувство собственного достоинства.

Натали молчала, не находя слов. Её охватило безразличие, схожее с оцепенением. Быть может, потом будет плохо, больно, страшно, но сейчас ей было всё равно.

— Что ж, — видя, что княжна не спешит отвечать, вновь заговорила её величество. — Я искренне желаю тебе счастья, Натали. Быть может, ты сможешь вновь найти себя.

— Спасибо, ваше величество, — проговорила Натали. В горле пересохло, и губы слушались с трудом. Усталость, вызванная нечеловеческим напряжением, навалилась разом, придавливая к земле.

— Для всего двора ты попросила отставку, чтобы лучше подготовиться к свадьбе, — продолжила Александра Фёдоровна. — Скандал никому не нужен, хотя ты должна понимать, что совершенно избежать слухов едва ли получится.

— Не знаю даже, как благодарить вас за вашу доброту, — голос Натали дрогнул. Она и представить себе не могла, что императрица не станет с позором изгонять её из дворца, а поможет сохранить остатки достоинства и доброго имени.

— Я действительно желаю тебе счастья, — повторила её величество. — Ты запуталась, но я надеюсь, что время всё расставит по своим местам, и ты взглянешь на то, что происходит сейчас, совсем другими глазами.

— Ох, ваше величество! — не выдержала Натали, беря её за руку и горячо целуя. — Время, проведённое подле вас, я всегда буду вспоминать со счастьем!

Александра Фёдоровна смотрела на склонённую голову с грустной улыбкой, потом тяжело вздохнула и произнесла:

— А теперь ступай. Бог даст, мы свидимся когда-нибудь.

Натали казалось, что все во дворце смотрят на неё, провожают осуждающими взглядами и перешёптываются, стоит пройти мимо. Что каждый портрет на стене презрительно кривит губы, а замершие у дверей слуги понимающе ухмыляются. В воспалённом сознании кричали голоса, обвиняя и клеймя. Не желая более ни минуты оставаться в Зимнем, княжна распорядилась собрать свои вещи и велела как можно скорее закладывать карету и бежать отсюда, бежать без оглядки из места, которое стало для неё и раем, и адом на земле.

В доме было тихо и пусто: родители гостили в имении Мишеля и планировали вернуться через месяц. Стоило Натали переступить порог, как показалось, будто столб, давивший на плечи, ослаб, и стало легче дышать. Она чувствовала себя совершенно разбитой и словно постаревшей на десять лет. Медленно, с трудом, Натали поднялась в свои комнаты и попросила принести чай. Буквально рухнув на кровать, прикрыла глаза, надеясь, что бешеная пульсация в висках утихнет хотя бы на миг, а сердце перестанет стучать, как заполошное. Впервые за последние несколько часов мысли потянулись к Александру, и в груди заныло, отчаянно и тоскливо. Его письмо, то, что передала Мария, Натали так и не прочитала. Оно лежало в саквояже, вместе с остальными письмами. Сейчас этот саквояж как раз заносили в спальню, и даже не открывая глаз, Натали чувствовала, что они здесь. Они словно светились, вставая перед внутренним взором, но смогла бы она теперь прочитать последние строки, что адресовал ей Саша перед отъездом? Теперь, когда принцесса тоже прочла письмо? Было в этом нечто постыдное, гадкое даже. Глубоко вздохнув, Натали крепче зажмурилась, и, когда принесли чай, уже спала.

К вечеру, к немалому её удивлению, княжна проснулась совершенно отдохнувшей. Не было причин куда-то спешить, что-то делать, впервые за последний год она была предоставлена сама себе, и это чувство свободы радовало. Даже разговор с принцессой уже не воспринимался чем-то страшным, напротив, она была рада, что правда наконец всплыла. Как преступник, который в конце концов начинает желать, чтобы его поймали, Натали почувствовала, как разорвалась последняя ниточка, связывающая с прежней жизнью, и теперь между ней и Александром действительно ничего не стояло. А это уже пугало… Как быстро он забудет её, если не сможет видеть при дворе? Как быстро охладеет и перестанет приезжать? И сможет ли вообще приезжать, когда она станет женой Орлова?

Натали слабо представляла себе, как сможет продолжаться их связь с цесаревичем после её замужества. Сколько придётся выдержать Дмитрию, сколько выслушать?.. Ведь едва ли можно будет скрыть тот факт, что цесаревич подозрительно часто гостит у своего адъютанта. А сама Натали? Сможет она спокойно изменять мужу, пусть даже являющемуся таковым лишь на словах? Насколько их всех троих хватит на поддержание ширмы? И от кого теперь нужна эта ширма?

Мысли о том, что теперь у неё есть все причины и вовсе отказаться от брака с графом, Натали даже не рассматривала. На поверхности лежало чувство глубокой благодарности к Дмитрию, восхищение его благородством и дружеское тепло, что он дарил в трудные минуты. Но где-то глубже, гораздо глубже, в самом укромном уголке души жила эгоистичная мысль о том, что они могли бы стать ближе друг к другу. Если бы в её жизни никогда не было Александра… Натали с ужасом поняла, что начинает представлять то время, когда цесаревич остынет к ней. Когда всё, что ей останется — воспоминания, тоскливые и поблекшие.

Непрочитанное письмо так и манило к себе, но Натали решилась взять его в руки только на следующий день. С замиранием сердца держала она в руках конверт, представляя, что чувствовала Мария, когда увидела его. И с первых же строк слёзы полились из глаз, капая на бумагу, — каждая строчка, каждое слово дышали его любовью, его тоской по ней, его надеждой на встречу… Каково было читать это принцессе? Каково было знать, что всё это её муж писал её самой близкой подруге? Буря, которая обошла стороной вчера, сегодня захлестнула, закрутила ураганом, разрывая душу на части глубочайшим, болезненным чувством вины. Натали рыдала, обхватив себя руками, не обращая внимания на листки, рассыпавшиеся по ковру вокруг дивана. Мария была права, во всём права — она — мерзкая, подлая змея, которая пригрелась на доверчивой душе, играя на её чувствах, совершенно с ними не считаясь. Какое право она имела возвращаться? Какое право имела чувствовать себя счастливой, когда её счастье причинило столько горя светлому, невинному человеку? Это было не просто чувство вины, это было полное и безоговорочное осознание бездны, дна которого она, наконец, достигла.

Ни свет, ни двор, ни положение в обществе — ничто не было так важно, как потеря уважения и любви Марии, которую Натали по-настоящему любила. «Если бы любила, не предала бы», — сурово возражал внутренний голос, и княжна соглашалась с ним безоговорочно. Сейчас она наиболее явственно чувствовала своё одиночество, и желание услышать слова поддержки, утешения от того, кто был виноват не меньше, стало почти невыносимым. Как же ей сейчас не хватало Александра! Видеть его, слышать, говорить, да просто сидеть рядом, держа за руку — большего и не надо. Один только взгляд, одно только слово, одно лишь напоминание о том, что он по-прежнему любит её, вселило бы уверенность, придало бы сил… Но цесаревич был далеко, и Натали осталась совершенно одна перед лицом своих страхов, вины и самобичевания.

— Наталья Александровна. — На пороге гостиной, в которой Натали просидела почти весь день, появилась одна из служанок. — К вам граф Орлов. Сказать, что вы нездоровы?

— Нет-нет! — живо откликнулась Натали, спешно вытирая слёзы и поднимаясь. — Пусть войдёт.

Как графу удавалось оказываться рядом в самый подобающий час? Это для Натали всегда оставалось загадкой. Но одно было известно точно — она была рада его видеть.

— Натали. — Дмитрий выглядел как всегда безупречно, в чёрном мундире с красными с золотом эполетами, с начищенными до блеска пуговицами и изящно подкрученными усами. Он окинул её взглядом сразу всю, от макушки до подола платья, с тревогой отмечая лихорадочный блеск глаз и пятна, пылающие на щёках. — Вы больны? Быть может, я не вовремя?

— Нет, что вы, — искренне улыбнулась Натали, приглашая присесть и сама опускаясь на диван. — Просто вчера случилось нечто, побудившее меня покинуть дворец.

— Нечто серьёзное, я полагаю? — осторожно спросил Дмитрий, старательно не замечая рассыпанных по ковру листков, исписанных знакомым почерком.

— Да. — Натали вскинула подбородок и звенящим голосом сказала: — Принцессе всё известно, и теперь я боле не являюсь её фрейлиной.

Орлов вздрогнул. Значит, это конец? Есть ли смысл прикрывать связь, о которой известно всем заинтересованным лицам?

— Что ж, — протянул он, глядя в окно, за которым располагался сад. — В таком случае, наша свадьба потеряла всякий смысл, не так ли?

— Вы так считаете? — тихо спросила Натали. Граф резко обернулся, обжёг взглядом.

— А вы?

— Я пойму, если вы захотите разорвать помолвку. — Натали отвела глаза и принялась нервно теребить платок, лежавший на коленях.

— А если нет? — севшим голосом проговорил Орлов.

— Я не вижу причин отказываться от своего слова. — Княжна посмотрела на графа с лёгким вызовом в глазах. На миг Дмитрию показалось, что у него закружилась голова, и он крепко впился в своё колено, чтобы не пошатнуться. Он не ослышался? Она действительно решила выйти за него замуж, невзирая ни на что?

— Значит, — несмело улыбнулся он, — мы по-прежнему жених и невеста?

— Да, — кивнула Натали, улыбнувшись в ответ. — Иуверена, что на правах жениха вы останетесь выпить чаю? И, быть может, расскажете что-нибудь интересное из жизни Красного села?

— Вы, вероятно, хотели бы услышать о ком-то конкретном. — Улыбка Дмитрия потускнела.

— Я буду рада любым новостям, — заверила его Натали. Но радость уже померкла, а реальность вновь напомнила о себе, резко поставив на место. Орлов подавил тяжёлый вздох и с нарочитым энтузиазмом принялся рассказывать о том, чем и как занимается Александр на сборах.

========== Глава шестнадцатая ==========

Петербург опустел — весь двор отбыл в Царское Село. Поначалу Натали была рада этому, ведь на приглашения, что приходили в первые дни, она неизменно отвечала отказом, не желая никого видеть. А обижать старых друзей и знакомых и прослыть затворницей не хотелось. Теперь же у неё появилась причина остаться в столице, сославшись на подготовку к свадьбе.

Время, что Натали провела одна, казалось бы невыносимым, если бы не частые визиты Дмитрия. Он не просто привозил письма от Александра, письма, что вдыхали в неё жизнь. Он заставлял её смеяться, развлекал остроумными историями из полковой жизни, теми, что можно поведать дамам, а иногда осторожно касался будущего медового месяца. Натали вспоминала о времени, проведённом в Италии, рассказывала о любимых местах, которые им обязательно стоит посетить. А он слушал её, любовался тем, как вспыхивают неземным светом глаза, когда Натали пускается в воспоминания. Дмитрий словно воочию видел всё, что пыталась передать словами княжна, слышал шум моря и чувствовал аромат ярких цветов, гроздьями спускавшихся с балконов. Бродил с ней по узким улочкам, слушая торопливую местную речь, и любовался закатом.

— Не верится, что когда-нибудь я смогу это всё увидеть, — признался он в один из вечеров.

— Обязательно увидите! — воскликнула Натали. — Я непременно покажу вам всё, что знаю!

— С таким гидом я готов исходить всю Италию пешком!

— Пешком не обязательно, — смутилась под его взглядом княжна.

В последнее время граф всё меньше походил на друга, всё больше становясь влюблённым. И эта перемена пугала Натали, ведь сердце её без устали билось ради встречи с Александром, который должен был вернуться уже меньше, чем через месяц. Но напомнить Дмитрию о давнем обещании попросту не поворачивался язык. Ведь, если случилось так, что он всё же проникся к ней чувствами, разве слова смогут их остановить?

Но, как бы ни весело и приятно было проводить часы с Орловым, его визиты были редки. Всё остальное время занимали мысли о цесаревиче, мечты о кратком хотя бы свидании, надежды и страхи, связанные с замужеством. Иногда Натали начинала слышать его голос на улице, и подбегала к окну с гулко колотящимся сердцем, чтобы через мгновение опустить голову и вернуться в кресло. Родители вернулись к началу июля, и были немало обрадованы тому факту, что Натали ушла в отставку.

— Правильно, — серьёзно кивнул князь. — Негоже тебе уже по балам разъезжать да прислуживать. Пора и честь знать. Вскоре только о муже и детях забота будет, а свет… А свет твой теперь в муже будет заключаться.

Натали кивала задумчиво, не споря и не соглашаясь. Время шло, а слова Марии всё ещё обжигали стыдом. Приближалось время исповеди перед венчанием, а Натали всё не могла найти слов, не знала, сможет ли поведать правду, сможет ли утаить её. В ночь накануне она почти не спала, проведя её в молитвах, но к причастию шла в смятении, и, опустившись перед батюшкой на колени, поначалу молчала, собираясь с духом. Но, когда начала говорить, остановиться уже не могла. Слова полились потоком, выливаясь вместе со слезами. Все грехи, все обиды, что когда-либо она причинила близким, — Натали рассказала всё, без утайки. И замолчала, обессиленная, ожидая приговора.

— А теперь как, дочь моя? — спросил батюшка, глядя на неё сверху вниз. — Раскаиваешься ли в содеянном?

— Раскаиваюсь, — искренне ответила Натали.

— И жизнь твоя далее будет следовать законам божиим? Будешь мужу верна и послушна?

— Я… я не знаю… — Княжна крепко зажмурилась, стыдясь поднять глаза.

— Что ж. — Батюшка вздохнул. — Господь прощает всех, кто кается искренне, и грехи твои тебе я не могу не отпустить. Но не могу тебя не осуждать, ведь после венчания твой грех станет смертным. Прелюбодеяние простым «каюсь» не отмолить.

Натали покидала церковь в смешанных чувствах. Хоть и отпустил её грехи батюшка, а они всё ещё висели тяжким грузом, а последние слова его ещё сильнее придавили к земле. Она ведь не просто замуж выйдет — перед Богом единственным супругом станет Дмитрий. А Александр? Почему чистое, светлое, что есть в душе, звучит так страшно в глазах Неба? Почему, ведь сама она не считает грехом любовь к единственному в её жизни мужчине. Не считает грехом и то, что отдалась ему, ведь не было в её жизни никого более, и не будет уже. И разве это их вина, что невозможно признать любовь ни перед людьми, ни перед Богом?

С каждым днём, приближавшим венчание, Натали становилась задумчивее, всё больше уходя в себя. Внутри боролись ангел, встрепенувшийся после исповеди, и демон, шептавший, что она во всём права. Правильно ли считать брак простой ширмой, если весь мир будет полагать иначе? Можно ли продолжать связь с Александром, когда она станет настоящей изменой? «Но ведь Александр давно уже изменяет своей жене. С тобой», — шептал внутренний голос, при звуках которого Натали становилось страшно, ведь он повторял её мысли. Чем она хуже любимого? Отчего должна отвергнуть его, если он, презрев законы людские и божии, бросился в омут их любви с головой, увлекая за собой?

До венчания оставалось четыре дня, Мишель с Лизой обещались прибыть послезавтра, князь с княгиней отбыли к друзьям, в Петергоф, и собирались вернуться только к обеду завтрашнего дня. Натали бледной тенью бродила по дому, не замечая ничего и никого вокруг. Всё больше склонялась она к мысли, что между ней и цесаревичем всё должно быть кончено, и как можно скорее. Ибо нет ничего честного в том, чтобы обманывать мужа. Пусть даже он и не является таковым по факту. Следовало написать Александру, проститься и просить прощения, а после — уехать и не возвращаться в Петербург. Никогда. Отчего-то Натали была уверена — Дмитрий поддержит её решение. Она готова была запереться в дальнем поместье, следить за хозяйством, быть может, заняться благотворительностью. И забыть о том, что было здесь, во дворце, как о сне, который больше не повторится. Решимость зрела в ней, крепла, пока не превратилась в почти неколебимую уверенность.

За окном было светло, — белые ночи позволили забыть на время о темноте и звёздах, — но Натали, по привычке скорее, зажгла свечу и обмакнула перо в чернила. С кончика сорвалась капля, расплываясь кляксой по бумаге, словно предупреждение о том, чего делать не стоит. Княжна задумчиво смотрела на то, как она расползается, прикусив губу, и вдруг резко скомкала лист, отбросив в сторону. Слова не шли в голову, а вся решимость таяла, стоило вспомнить ярко-синие глаза, смотрящие с нежностью и любовью. Как просто всё звучит на словах, и как же сложно претворить слова в действия!

В дверь тихо постучали, и Натали обернулась, ожидая увидеть служанку, и застыла, не веря своим глазам. В её спальне стоял Александр. Прислонившись спиной к двери, он просто смотрел на неё, озарённую серым, почти призрачным светом, родную, любимую. Каждый день без Натали сделался пыткой, а после того, как она покинула дворец, сердце Александра вновь растревожила ревность. Он не писал ей об этом, но думал, думал постоянно, понимая, что всё это — горячечный бред, не боле. И вот теперь, видя её так близко, не находил слов, а только и мог, что любоваться.

— Саша?.. — недоверчиво прошептала Натали, медленно поднимаясь. — Ты — не сон? Здесь? Откуда?

И, не дождавшись ответа, бросилась к нему через комнату, падая в крепкие объятия, шепча что-то бессвязно и счастливо. Он обнял её крепко, так крепко, как только мог, а слова, что были заготовлены, так и застряли в горле, свернувшись комом. Просто держать её в своих руках, долгожданную; дышать ею и не надышаться впрок; слышать сбивчивый голос, обжигающий шею. Александр закрыл глаза, стараясь продлить это мгновение хрупкого, почти нереального счастья, пока Натали лихорадочно целовала его, смазанными, торопливыми поцелуями касаясь лица, шеи, а он всё стоял, не шевелясь, впитывая её радость, что заполняла истосковавшуюся душу.

— Саша, — Натали слегка отстранилась, заглядывая в его глаза, — поверить не могу, что ты здесь.

— Я тоже, — хрипло произнёс он, и, наконец, улыбнулся. — До сих пор не верю, что стою сейчас перед тобой.

— Не представляю даже, как ты смог оказаться в моём доме? И что прислуга? Кто-то наверняка видел тебя, и…

— Я обязательно обо всём тебе расскажу. — В глазах Александра зажглись яркие, лукавые огоньки. Он склонился к ней и выдохнул в полуоткрытые губы: — Позже…

С каждым шагом, приближавшим к кровати, одежда летела на пол, оставляя след всепоглощающей страсти, по которому легко можно было бы найти любовников, реши хоть кто-то в доме заглянуть в девичью спальню княжны Репниной. Но дом спал, и только соловьи за окном выводили трели. Часы над камином пробили полночь, после два, и только к четырём ударам обессиленные, со счастливыми улыбками, Александр и Натали смогли заговорить, до этого ограничиваясь лишь короткими междометиями и многозначительным молчанием, когда одного взгляда достаточно, чтобы понять, о чём думает другой.

— Теперь ты поведаешь мне о том, как проник в дом незамеченным? — Натали, положив ладони под голову, смотрела на Александра, в то время как он, облокотившись о подушку, неспешно водил кончиками пальцев по изгибу её талии, к лопаткам и обратно.

— Один из моих адъютантов два дня назад добился симпатии у одной из твоих служанок, — лениво улыбаясь, проговорил он. — И сегодня она оставила для него чёрную дверь открытой.

— Опять один из адъютантов? — невольно нахмурилась Натали.

— У меня мало людей, которым я могу по-настоящему доверять, — вздохнул Александр, опустив ладонь на её бедро и слегка сжав. — Во сколько встают слуги в твоём доме?

— Обычно ближе к шести, — задумчиво проговорила княжна. — Но я точно не знаю.

— Значит, у нас осталось совсем мало времени.

— Ты уже был во дворце?

— Нет. — Цесаревич нахмурился и откинулся на подушки. — Разговор с Мари будет нелёгким, из тех, что хочется по возможности отстрочить.

— Но он всё же состоится. — Натали уютно устроилась на его плече, слушая стук сердца. — Она во всём права.

— Права. — Он вздохнул. — Но я не хотел бы сейчас об этом.

— Хорошо. — Они никогда не обсуждали Марию больше, чем того требовали обстоятельства, и сейчас Натали совершенно не хотелось представлять, как будет просить прощения мужчина, который держит её в своих объятиях.

— Когда вы уезжаете? — Александр нашёл её ладонь и поднёс к губам, поочерёдно целуя пальцы.

— Через день после свадьбы. И вернёмся к сентябрю, не раньше. — Произносить это вслух уже было не страшно. Если им суждено проводить в разлуке почти всё время, пора привыкать.

— Я буду писать тебе каждый день. Я знаю, что отправлять письма будет некуда. Но когда ты вернёшься, они будут ждать тебя. А ты, — Натали подняла на него глаза, — будешь писать мне обо всём? При встрече мы обменяемся письмами, будто и не расставались.

— Буду. — Она улыбнулась и потянулась за поцелуем.

Через час спальня опустела, лишь смятая постель да запах любимого напоминали о том, что он ей не приснился. Счастливо обняв подушку, Натали улыбнулась и зарылась носом в кружево. Но в следующую минуту распахнула глаза и резко села, — в груди кольнуло, остро, больно. Отчего-то показалось, что это была последняя их встреча. И мысли, что тревожили до неё, вернулись, нахлынули, упрекая, стыдя, напоминая о том, что она уже почти стала женой другого… Натали нахмурилась. Нет. Она не станет сейчас думать об этом, теряя крохи счастья, что ещё теплились в душе.

От страха к безразличию, от страдания к равнодушию — настроение у Натали колебалось, словно маятник часов, тем сильнее, чем ближе становился день свадьбы. Но поутру перед венчанием её вдруг охватило спокойствие и полная уверенность в том, что всё будет хорошо. Так или иначе, но всё разрешится само собой — с этой мыслью она проснулась, с ней же завтракала и одевалась, отстраненно наблюдая, как затягивают шнуровку корсета, расправляют кружева на лифе и рукавах и прикрепляют венок из живых белоснежных роз к сложной причёске.

— Наташенька! — Княгиня и Лиза вошли в комнату, словно знали, когда закончатся последние приготовления. — Ты — чудо!

— Наташа! — Лиза, не скрывала своего восхищения, обходя Натали по кругу. — Ты такая воздушная! Словно нимфа!

— Спасибо. — Натали улыбнулась, но в душе не чувствовала ничего. И эта пустота пугала. Перед первым венчанием был целый водоворот эмоций: сомнения, любовь, страх, злость… А сейчас была лишь пустота и покорность судьбе, но ведь это было неправильно! Неверно, невероятно, непостижимо. Это ведь её свадьба, и другой не будет! Так что же с ней не так, если она не может радоваться или хотя бы ненавидеть самый яркий день в её жизни?

Натали рассеянно отвечала на поздравления, позволяла надеть фату и застегнуть пуговички на перчатках. Спускалась в холл и принимала поцелуи от брата и отца. Садилась в карету и невидящим взглядом провожала улицы, проплывавшие за окном: они выбрали небольшую церковь для венчания, ведь двора в Петербурге не было, а значит, на свадьбе будут лишь самые близкие.

У лестницы, ведущей к дверям церкви, толпились вездесущие нищие, но пока они не спешили просить милостыню, лишь выкрикивали поздравления и пожелания долгой, счастливой жизни. Натали, ничего не видя перед собой, вошла в полумрак, вдохнула густой аромат ладана и воска и вдруг словно прозрела. Лик Христа перед аналоем взирал с нежной, трепетной любовью, а Богоматерь справа от него улыбалась кроткой, понимающей улыбкой. Отчего Натали решила, что жизнь её заканчивается, если, быть может, наоборот, всё только начинается, надо только позволить себе шагнуть в эту новую жизнь без оглядки на прошлое?

Дмитрий уже стоял рядом с батюшкой и обернулся, стоило ей войти. Белоснежный мундир, золото, отражавшее свет свечей, и мягкий, почти неземной свет его глаз — Натали не сводила с него взгляда, медленно идя вперёд, не чувствуя локоть отца под своей ладонью. И князь, уловив настроение дочери, не сказал ни слова, оставляя невесту у аналоя. Дмитрий не мог найти слов, чтобы описать то сказочное видение, что стояло перед ним. С трудом разлепив пересохшие губы, он прошептал:

— Вы прекрасны.

Натали, внезапно оробев, улыбнулась и встала рядом, обращаясь к священнику, принимая венчальные свечи и склоняя голову под благословением.

Треск свечей, молитва, читаемая размеренно, неторопливо, аналой, вокруг которого водили молодых, кольца на руках — всё это зарождало в душах новобрачных особое, ни на что не похожее чувство единения, того, что никогда уже не разрушить. Натали слушала слова батюшки, хора, и не сдерживала слёз, сама не зная, по чём плачет. Не было на душе ни скорби, ни сомнений, только чистота и свет, что лились из глаз, взиравших с икон, проникая в сердце. А Дмитрий просто ощущал, как она проникает в его душу, занимая там место, что никому никогда не занять. И когда им протянули венцы для поцелуя, и когда прозвучало: «Беру тебя…», сердце у обоих непроизвольно и одновременно ухнуло вниз и застучало с удвоенной силой. Разве можно солгать перед Богом, целуя лик его и клянясь в вечном послушании, верности, смирении? Служба подошла к концу, и Натали замерла, забыв, как дышать. Они стали мужем и женой, на пальце матово переливалось кольцо, и только сейчас она смогла посмотреть на своего… Мужа? Неужели теперь она мужняя жена, и никого, кроме него, для неё существовать не должно. И так и будет. Ведь будет же?

Дмитрий улыбнулся так тепло и счастливо, что Натали не смогла не ответить на его улыбку, вкладывая его руку в свою, принимая поздравления близких. А после, под звон колоколов, они вышли на улицу, под лёгкий, тёплый летний дождь, и остановились на пороге.

— Дождь на венчание — к счастливой жизни! — важно заявила опрятная старушка, стоявшая на паперти. Остальные тут же её поддержали, а Дмитрий, накрыв своей рукой ладонь Натали, лежавшую на сгибе его локтя, слегка сжал её. Княжна, хотя теперь уже графиня, подняла глаза на супруга и словно утонула в них, глубоких, серых, смотрящих с такой огромной, всепоглощающей любовью, что впору было в ней утонуть.

— Чего же вы стоите! — весело воскликнула Лиза. — Этот дождь может и до вечера продлиться!

Орлов, хитро улыбнувшись, вдруг шагнул из-под навеса и потянул за собой невесту. Весело смеясь, они сбежали по ступеням к карете, которая уже была распахнута. Помогая Натали забраться внутрь, Дмитрий не мог отказать себе в чувстве глубокого удовлетворения при мысли о том, что сегодня он, и только он может полноправно занять место рядом. По крыше забарабанил дождь, словно только и ждал, когда молодожёны окажутся внутри, и теперь до них слабо долетали весёлые крики гостей, рассаживавшихся по каретам и коляскам. А Натали и Дмитрий, отдышавшись, переглянулись и вдруг застыли, поглощённые общей неловкостью. Что теперь?

Медленно, не сводя с неё, взгляда, Дмитрий нашёл её руку и поднёс к губам. Натали вспыхнула, задохнувшись от чувств, названия которым сама не могла дать. А он с трудом сдерживал себя, чтобы не обнять, не притянуть к себе, касаясь, наконец, желанных губ. Но смог лишь вновь поцеловать пальцы, затянутые в перчатку, и низким, хрипловатым голосом произнести:

— Ну вот вы и графиня Орлова.

— Звучит непривычно, — в тон ему ответила Натали, покачнувшись навстречу, когда карета тронулась. Они замолчали, не сводя друг с друга глаз, и воздух меж ними сделался густым и тяжёлым, будто перед грозой. Карета вновь слегка качнулась, словно подталкивая их друг к другу, и Дмитрий, не в силах боле ждать, потянулся к ней, осторожно, почти невесомо целуя. Натали вздрогнула, застыла, не отвечая, но и не спеша оттолкнуть, пропуская через себя тепло, льющееся из его губ, проникающее внутрь, побежавшее по спине. Она медленно закрыла глаза и слабо вздохнула, пошевелилась, и Дмитрий, сам испугавшись своего порыва, тут же отпрянул, стараясь выровнять дыхание. Но сердце, бившееся в горле, не желало успокаивать свой бег. Во взгляде Натали плескалось смятение, и вот она отвернулась к окну, позволив, однако, держать её за руку. Оставшийся путь до дома прошёл в молчании, только пальцы слегка подрагивали в его ладони, на которую он так и не надел перчатку, выйдя из церкви. Дмитрию хотелось заговорить. Хотелось поведать о том, что сжигает, мучает его, но он не смел, боясь напугать своим напором. Боясь, что она отвернётся от него окончательно, разрушив даже дружбу, что успела зародиться за эти месяцы. Разве не обещал он исполнить любое её желание? Разве не говорил, что их брак будет тем, чего хочет она, и ничем больше? Теперь все те слова жгли клеймом, запрещая, останавливая, предостерегая…

Сделав круг по двору, карета остановилась, и Дмитрий первый оказался снаружи, обходя карету по кругу и дожидаясь, пока слуга открывает дверцу. Дождь перестал, и где-то высоко над их головами раскинулась яркая радуга. Натали вложила ледяную ладошку в его, горячую, и кольца на миг соприкоснулись с тихим звоном. На ступенях вновь выстроились слуги, и теперь Дмитрий останавливался у каждого, представляя супругу. Внутри уже вовсю шла подготовка к вечернему балу — гости должны были прибыть через час.

— Я оставлю вас на время, — тихо сказала Натали, всё ещё не в силах посмотреть ему в глаза. — Мне надо сменить наряд.

— Конечно. — Дмитрий кивнул, с явной неохотой отпуская её от себя. — Я буду внизу, встречать первых гостей.

Пока с неё снимали венчальное платье и облачали в другое, глубокого винного цвета, с декольте, что теперь дозволено носить как замужней женщине, Натали невидящим взглядом смотрела прямо перед собой. Перед глазами всё ещё стояло лицо Дмитрия, а губы горели после короткого, но, казалось, обжёгшего душу поцелуя. Она не могла сказать, что он был ей неприятен. Но и признать, что ей понравилось, Натали не могла. Никто не смог бы заменить для неё Александра, никто и никогда, в этом она была совершенно уверена. И даже невинный поцелуй от того, кто теперь является ей мужем, казался предательством по отношению к любимому. И в то же время, после венчания разве могла она отказать, если Дмитрий захочет истребовать супружеский долг? Вероятно, нет, не смогла бы. Но, случись так, Натали не знала, кого бы возненавидела больше: его или себя?..

Гораздо позже, сидя за столом и соприкасаясь пышным рукавом с его мундиром, она весело улыбалась, поднимая бокал за счастливый брак и множество детей. А позже, открывая бал мазуркой, порхала лёгкой, невесомой бабочкой, позволив себе купаться в восхищении графа. И только позже, когда гости, утомлённые, начали разбредаться по комнатам, занимая друг друга беседой, реальность вновь нагнала, выдёргивая в настоящую жизнь, к другим чувствам, другому мужчине.

Букеты, стоявшие вдоль стен в холле, пестрели многообразием красок, но два из них бросились в глаза, стоило подойти ближе. Натали достаточно времени провела во дворце, чтобы знать, — цветы подобной красоты и качества могут расти только в дворцовых оранжереях. Белоснежные розы, тонкие иголки пальмовых ветвей, крохотные пушистые шарики гипсофилы — весь букет казался нежным и воздушным. В отличие от второго, выделявшегося ярким, вызывающим даже цветом редких орхидей, окружённых маслянистыми, тёмно-зелёными листьями.

— Откуда эти букеты? — остановила Натали одного из слуг, нёсших поднос с шампанским.

— Не знаю, мадам, позволите уточнить?

— Я знаю! — рядом с графиней оказалась невысокая экономка. — Это из дворца привезли, с утра самого.

— А откуда знаешь, что из дворца?

— Так не первый год здесь служу, форму императорских лакеев знаю.

Отпустив женщину, Натали задумчиво разглядывала цветы, когда к ней подошёл Дмитрий.

— Я потерял вас. — Отчего теперь от низкого, почти вибрирующего тембра его голоса по шее пробегал неуловимый холодок? Натали обернулась и улыбнулась.

— Мы не будем находиться вместе постоянно. Надо привыкнуть к моему отсутствию.

— Но впереди у нас ещё несколько недель вместе. — Его взгляд скользнул к губам, опускаясь ниже, лаская плечи.

— Вы правы. — Натали нервно повела плечом, вынуждая вновь смотреть в её глаза. — И мне, думаю, пора оставить гостей. Не знаю, правда, как нам быть в эту ночь…

— Не знаете? — на миг душа озарилась надеждой, безумной и невероятной. Но тут же погасла, стоило графине произнести:

— Слуги узнают, если мы не будем ночевать вместе.

— В таком случае, — глубоко вздохнув, промолвил Дмитрий, — я лягу на диване в вашей гостиной.

— Вы как всегда умеете всё предусмотреть. — Натали с облегчением улыбнулась. — Тогда я найду матушку и Лизу, ведь обычаи переодевания невесты никто не отменял. Когда они спустятся, думаю, вы сможете подняться.

Дмитрий не ответил. Только молча поднёс её руку к губам, а после проводил долгим взглядом, стараясь не обращать внимания на внутренний голос, отчаянно кричавший о том, что он — точно полнейший дурак.

========== Глава семнадцатая ==========

Небо снова затянуло, и мелкий дождь тихо стучал в окно. Разожжённый камин разгонял сырость, но Натали предпочла не закрывать окно — этот контраст между жаром и прохладой перекликался с тем, что сейчас творилось в душе. Она давно не мечтала о первой брачной ночи, ведь та уже случилась год назад. В другом доме. С другим мужчиной. С Сашей. И сейчас Натали мечтала, что он вот-вот откроет дверь и окажется на пороге спальни. Как её муж, не таясь. Этим мечтам, конечно же, никогда не суждено было сбыться, но теперь даже просто мечтать стало сложнее, словно внутри кто-то воздвиг барьер, отсекая то, чего в её жизни больше быть не должно…

Тяжело вздохнув, Натали подошла к окну и выглянула наружу: гости постепенно разъезжались, кареты медленно выкатывались со двора, и до слуха долетали взрывы смеха и обрывки разговоров. Фарс разросся до немыслимых размеров, и теперь каждый думал о том, что оставляет молодожёнов одних, но сегодня ночью они оба были одиноки, как никогда… Ветер плеснул в лицо влагой, отбросил волосы на спину, затрепетал на многочисленных кружевах белого пеньюара с голубыми шёлковыми лентами. Подарок от Лизы. Наивная. Она так радовалась и многозначительно закатывала глаза, доставая творение петербургских модисток из коробки. Натали только и могла, что поддерживать её игру, зная, что тот, чьему взору предназначался этот наряд, его никогда не увидит. А другой… Будет ли он ещё в её жизни? Мысли плавно перетекли к прекрасным букетам, оставшимся внизу. Как ей хотелось забрать их сюда, чтобы любоваться! Чтобы думать об Александре, представлять, как он сам выбирал цветы, хотя это, конечно же, неправда. Как ей хотелось получить сегодня от него хотя бы строчку, хоть слово! Но и это оставалось лишь мечтой. Натали обхватила себя руками, вдруг почувствовав, что замёрзла. Резко захлопнула окно и подошла к креслу, накидывая голубой халат на плечи. Сна не было совершенно. В эту ночь, созданную для любви, Натали так отчаянно её не хватало. Одиночество казалось невыносимым, а ещё появился страх, что отныне так будет всегда — одинокие ночи, наполненные отчаянием, холодная, пустая кровать и воспоминания… Ей вдруг стало себя так жаль, что на глаза навернулись слёзы.

Но вот, тихо стукнула дверь, и Натали, быстро смахнув успевшие скатиться слезинки, выпрямилась и уставилась прямо перед собой, ожидая, что Дмитрий войдёт к ней. Он же войдёт? Пожелать спокойной ночи или обсудить, как прошёл день? Но время шло, Натали отчётливо слышала его шаги в гостиной, однако никто так и не появился. Досадливо прикусив губу, графиня вздохнула и села в кресло перед камином, потянувшись за открытой бутылкой шампанского. Нарочито громко зазвенев горлышком бутылки о хрустальный бокал, она наполнила оба и принялась ждать. Но в гостиной вдруг стало тихо, и только оглушительный стук собственного сердца да треск поленьев в камине разбавляли тишину. Решительно поднявшись, она взяла оба бокала и подошла к двери, осторожно приложив к ней ухо. Неужели он уже заснул? Если так, то она просто удостоверится в этом и вернётся к себе. А если нет…

Потянув на себя ручку двери, Натали шагнула и замерла, уткнувшись взглядом в босые ступни, лежавшие на подлокотнике дивана. Отчего-то вид голых ног смутил, полыхнул жаром по телу, и она попятилась, собираясь было закрыть дверь, когда Дмитрий, почувствовав её присутствие, вдруг резко сел, сбросил ноги на пол и моргнул, пытаясь понять — успел ли он действительно задремать, и всё происходящее — лишь сон, или это явь, слишком похожая на грёзу? Натали, озарённая светом, лившимся из спальни, с рассыпанными по плечам волосами и бокалами в руках выглядела до боли домашней, уютной и близкой.

— Натали?.. — голос отказывался слушаться и прозвучал хрипло, надтреснуто.

— Вы не спите? — отчего-то шепотом спросила она, растеряв всю решимость. Дмитрий поспешно поднялся, запахивая плотный стёганый халат тёмно-серого атласа на груди и спешно засовывая ноги в домашние туфли.

— Что-то случилось? — только и смог вымолвить он, наблюдая, как она подходит и протягивает ему шампанское.

— Нет. — Натали несмело улыбнулась. — Просто… За весь день мы и парой фраз не перемолвились, а я… Мне так одиноко… Быть может мы просто поговорим?

— Д-да, конечно. — Дмитрий мысленно укорил себя за несвойственную ему робость и посторонился, предлагая сесть.

— У вас здесь холодно, — заметила она, подходя ближе и с беспокойством оглядываясь.

— Слуги не стали разжигать камин, полагаю, они не думали, что мне придётся провести здесь ночь, — криво улыбнулся граф, пытаясь выглядеть как можно более беспечным. Но её близость, тепло её тела и фигура, не скованная корсетом, кринолином и закрытым платьем путали мысли, отдаваясь тяжёлым, горячим внизу живота.

— Простите, — пробормотала Натали, опуская взгляд.

— Ну вот, вы опять извиняетесь! — весело воскликнул Дмитрий, соприкасаясь своим бокалом с её. — Разве не говорил я вам, что не стоит этого делать?

— И правда. — Она приподняла бокал и произнесла: — За графа и графиню Орловых!

— За графа и графиню, — повторил он, машинально делая глоток, не в силах заставить себя отвести взгляд от её губ, коснувшихся резного хрусталя.

Натали замялась, только сейчас почувствовав, как двусмысленно мог быть расценен её порыв, и как вообще она выглядит сейчас, пусть даже перед мужем.

— Знаете, я ведь зашла пожелать вам доброй ночи. И завтра нам предстоит дорога, так что…

— Постойте! — Он протянул было к ней руку, но так и не посмел коснуться. — Останьтесь. Хотя бы ненадолго. Давайте поговорим. Вам ведь тоже не спится? Как вам вдовствующая княгиня Вронская? Весь вечер мне казалось, что она отдаст Богу душу. Сколько раз она просила соли?

— Кажется, десять! — Натали вдруг почувствовала, как отпускает напряжение и становится легко и просто. Будто они не стоят одни в полумраке, почти раздетые, у дверей спальни, а находятся при дворе. — Жаль, что князь и княгиня в Царском Селе, думаю, они смогли бы удержать матушку от опрометчиво шага — танцевать вальс с папа.

— Однако же, она неплохо держалась, и кажется, даже ни разу не наступила ему на ногу, — со смехом ответил Дмитрий.

— Два раза! — трагичным голосом заявила Натали. — Она наступила ему на ногу два раза! Он потом жаловался, что не может ходить!

Они проговорили час, не больше, так и не зажигая свечей, довольствуясь светом серой петербургской ночи. Но вот Натали поднялась, и Дмитрий понял, что не смеет боле её задерживать. Но отказать себе в малости — поцеловать ей руку на прощание — не смог.

— Боюсь, вам предстоит не самая приятная ночь. — Натали кивнула на диван. Дмитрий пожал плечами:

— Мне приходилось спать в условиях гораздо хуже. Не стоит за меня переживать. Доброй ночи.

— Доброй ночи. — И она ушла.

Едва за Натали закрылась дверь, как Дмитрий глубоко вздохнул и лёг, пытаясь удобнее устроиться на диване. Но её образ стоял перед глазами, манил и пленял, а пожар внутри, унявшийся на время, вспыхнул с новой силой, тревожа мысли. Дмитрий повернулся на бок и закрыл глаза, но до слуха донёсся тихий скрип кровати, и воображение живо нарисовало, как Натали ложится, устраиваясь на подушках, как гасит свечу, как лежит, освещаемая лишь отблесками огня в камине… Скрипнув зубами, граф повернулся на другой бок и попытался думать о чём-то другом. Например, о поездке, в которой им придётся провести не один день…

— Да что же это!.. — вполголоса пробормотал он, резко поднялся и подошёл к окну, распахивая створки. Лёгкие тут же заполнил влажный летний воздух, пропитанный ароматами мокрой земли, свежей листвы и отбросов, гниющих где-то за углом. Это отрезвило, но мало помогло. Неужели эту муку ему теперь терпеть всю жизнь? Быть совсем близко и не сметь коснуться, сказать о том, что чувствует и надеяться на взаимность?.. Дмитрий забылся беспокойным сном лишь под утро, для того, чтобы быть разбуженным Натали через час. Она невесомо дотронулась до его руки, лежавшей на груди, и он тут же распахнул глаза.

— Скоро встанут слуги, — прошептала Натали. — И было бы лучше, если бы они нашли вас в супружеской постели.

Дмитрий нахмурился, пытаясь понять, чего именно она от него хочет, а когда понял, едва не застонал от отчаяния, ведь мысли, тревожащие ночью, разом вернулись и обрели былую силу.

— А может, я встал пораньше, чтобы подготовиться к отъезду? — с неожиданной для себя мольбой в голосе спросил он.

— Конечно! — с облегчением выдохнула Натали. Мысль о графе в своей постели, совсем близко, пугала и смущала одновременно. Когда он ушёл, она поспешила к себе, вспомнив о ещё одном, немаловажном действе. Прикусив губу, Натали откинула одеяло и уставилась на кровать. Потом посмотрела на свою ладонь, но, поняв, что порез на ней будет сразу заметен, быстрым движением подняла ночную сорочку и, не раздумывая, неглубоко оцарапала ногу ножиком для писем, наблюдая, как по ней стекают крохотные красные капли, падая на простыню. Промокнув кровь кружевом, Натали забралась обратно и укрылась, глубоко вздохнув. От только что проделанных действий на душе осталось гадливое, липкое чувство, но она постаралась прогнать его: пусть для всего мира совместная жизнь четы Орловых начинается со лжи, главное, что они оба знают истинный характер их брака.

Предаваться раздумьям и пытаться привыкнуть к новой роли времени не было совершенно — уже к обеду дом вновь наполнился гостями. Родители прибыли обсудить отъезд, позже появились и Лиза с Михаилом, и Натали, проведя весь день в разговорах о поездке, обсуждении маршрута и постоялых домов, а так же вещей, что стоит с собой взять, не заметила, как наступил вечер. Сегодня Дмитрий ночевал в своей спальне, что наверняка было расценено слугами, как проявление заботы о жене, хотя сама она даже не задумалась об этом, просто без сил упала на кровать и забылась глубоким сном. А наутро карета уже выезжала со двора, увозя молодую чету Орловых в Италию.

Дмитрий и Михаил ехали верхом, Натали и Лиза — вместе, маленький Славушка с няней катился за ними, а завершала их поезд карета князя и княгини Репниных. С каждой верстой, отдалявшей Натали от Петербурга, ей становилось легче дышать, словно с неё спадала шелуха, слой за слоем, пока не осталась одна лёгкость и задор от предвкушения поездки. Не думать сейчас о том, кого оставляет, позволить себе расслабиться и снова стать самой собой — Натали не замечала даже, как преобразилась, как засверкали её глаза и улыбка, искренняя и счастливая, осветила лицо. Дмитрий же ловил эти перемены, пил их жадно, то и дело бросая взгляды в окно кареты и прислушиваясь к звонкому смеху жены. Жены… Это слово наполнилось таким смыслом, стало таким объёмным, настоящим, что даже просто называть Натали так про себя было сладко и невероятно приятно.

К обеду остановились на большом постоялом дворе, а через час уже ехали дальше до глубокого вечера. Двухэтажное приземистое здание станции и дома смотрителя скрывалось в тени густых дубов, и мягкий свет окон едва пробивался сквозь листву. Все устали и мечтали лишь об одном — скорее лечь спать. Даже ужинать никому не хотелось, поэтому Натали покорно позволила проводить себя в отведённую комнату, небольшую, с побеленными стенами и выскобленным до блеска полом. Пока служанка помогала избавиться от платья, все мысли графини были заняты только одним — скорее смыть с себя дорожную пыль и лечь спать. Кувшин с тёплой водой уже ждал, и через четверть часа, заметно освежившись, не мечтая даже о полноценной ванне, Натали легла в кровать, завернувшись в толстое одеяло, пахнувшее луговыми травами. Она почти заснула, когда на пороге комнаты возник Дмитрий, держа в руках свечу.

— Вы ещё не спите? — тихо спросил он, притворив за собой дверь. Натали машинально натянула одеяло до подбородка и уставилась на супруга.

— Нам отвели одну комнату на двоих, — криво улыбнулся он. — Как и всем остальным, к слову. Придётся вам терпеть моё соседство всю дорогу.

— Вы мой муж, где же ещё вам проводить ночь, как не с женой? — Натали попыталась бодриться, но всё же стыдливо прикрыла глаза, когда Дмитрий обошёл кровать и начал расстёгивать сюртук. Конечно же, об этом ни он, ни она не подумали: как бы расценили родные новость о том, что молодожёны спят по разным комнатам на постоялых дворах? Мало того, что это стоит отдельных денег, так ещё и выглядит более чем подозрительно. Впрочем, подумала Натали, наблюдая за графом сквозь полуопущенные ресницы, он был смущён не меньше. Движения Дмитрия казались нарочито резкими, обрывистыми, он вовсе не смотрел в её сторону, осторожно повесив на спинку стула сюртук и шейный платок. Потом подошёл к кувшину, чтобы умыться, загремел сапогами, скидывая их на пол, и в замешательстве остановился, раздумывая: лечь в штанах или в исподнем? Тяжело вздохнув, решил не раздеваться и осторожно, почти не дыша, опустился на край кровати, поверх одеяла.

— Там есть покрывало, я видела, — прошептала Натали, едва он погасил свечу. Дмитрий тут же подскочил, прошёл в потьмах по комнате, отыскивая покрывало, вновь вернулся, лёг, укрылся и затих.

— Доброй ночи, — вновь нарушила тишину Натали, подтягивая одеяло почти к самому носу.

— Доброй, — прошелестело в ответ, и вновь стало тихо. Дмитрий забыл, как дышать. Ему казалось, что крохотную комнату всю заполнил её запах. А сейчас она была ближе, чем когда-либо, горячая, желанная, любимая. И чужая. И всё, что ему оставалось, — отвернуться к окну и ждать рассвета, надеясь, что удастся хоть немного поспать.

Последующие две недели прошли для графа, словно во сне. Днём он был весел и остроумен, развлекал дам, близко сошёлся с Михаилом и к концу поездки почти мог назвать его другом. Но по ночам, лежа без сна на очередном постоялом дворе, он пытался думать обо всём на свете, кроме женщины, лежавшей рядом. Натали, к своему удивлению, довольно быстро привыкла к присутствию мужа в одной кровати. Он был так незаметен, что, если бы не глубокие, тяжёлые вздохи, изредка срывавшиеся с его губ, можно было и вовсе забыть, что он лежит рядом. Неловкость оставалась, но Натали научилась её не замечать, всегда ложась первая, укрываясь почти с головой и прислушиваясь, как он готовится ко сну в темноте. Это стало даже приятно — чувствовать, что рядом всегда кто-то есть, кто-то, кто сможет защитить в случае опасности, или просто одним своим присутствием избавит от страхов.

Писать в дороге времени не было, и Натали уже представляла, как засядет за письма Александру в Неаполе, куда они вот-вот должны были прибыть. Хотелось рассказать ему о столь многом! По ночам, вслушиваясь в дыхание Дмитрия, Натали представляла, что рядом — он. Тоска по любимому вернулась и теперь не отпускала, и каждый вечер перед тем, как заснуть, Натали вела молчаливые беседы с Александром, рассказывала, как прошёл её день, слушала, что делал он. Или просто вспоминала его образ, голос, свет в глубокой синеве глаз… Но, к своему удивлению, сейчас эта тоска, буквально обглодавшая в Петербурге, здесь стала светлой, притихла.

Пейзаж за окнами давно сменился: исчезли густые хвойные леса и поля, на которых убирали урожай. Пропали раскидистые дубовые боры и тонкие, звенящие берёзовые рощи. Путники проехали пол-Европы насквозь, минуя крупные города, стремясь скорее оказаться в месте назначения. И вот, в один из дней в окна кареты заглянула яркая бирюза Тирренского моря, а вдали показалась величественная громада Везувия. Натали, успевшая соскучиться по яркому, сочному климату побережья Королевства обеих Сицилий[1], вдыхала солоноватый воздух полной грудью, а Лиза, впервые покинувшая пределы Российской Империи, и вовсе пребывала в немом восторге, только изредка сжимая ладонь подруги и задыхаясь от переполнявших эмоций. Уже к обеду колёса застучали по брусчатке узких улочек, и тут пришлось разделиться: все Репнины отбывали на виллу, которая давно числилась за ними. А Орловы — в дом неподалёку, снятый князем через поверенного. Собраться вместе было решено через три дня — время, достаточное, чтобы всем отдохнуть и от дороги, и друг от друга. Натали помахала рукой вслед отъезжающим каретам и встретилась взглядом с Дмитрием, по-прежнему пребывавшем в седле.

— Вот видите, я же говорила, что ваши мечты сбудутся и мы окажемся здесь!

— Если бы всем мечтам было суждено так легко сбываться! — весело откликнулся он, гарцуя на лошади перед дверцей. — Любезнейший? — он обратился к проводнику, который присоединился к ним, стоило въехать в город. — Далеко ли до дома?

Вилла «Трамонто»[2] расположилась на склоне, нависая над морем, уходя в него широкими уступами мраморных ступеней. Она вполне отражала своё название, полыхая всеми цветами розового и оранжевого в закатном солнце. Ряд белых колонн опоясывал её с одной стороны, с другой же, обращённой к городу, раскинулся густой сад, с истинно итальянской небрежностью и очарованием заросший, разительно отличавшийся от ровных английских дорожек, принятых в парках и садах Петербурга и окрестностей.

Натали вышла из кареты, опираясь на предложенную руку Дмитрия, и осмотрелась. Солнце клонилось к закату, и большая терраса перед главным входом в дом, опоясанная мраморным парапетом, открывала обзор на гладь залива. Восхищённо ахнув, Натали потянулась вперёд, и Дмитрий невольно последовал за ней, то ли от того, что не в силах был устоять перед открывшейся красотой, то ли от того, что не желал выпускать её руку из своей.

— Потрясающий вид, — прошептала Натали спустя несколько минут. Дмитрий не мог с ней не согласиться, глядя в её лицо, освещённое нежным розовым светом, замирая при виде слёз восторга, блестевших в глазах. Вокруг было тихо, только ветер шелестел в кронах деревьев за домом, да неумолчно шумело море внизу, под ногами.

— Мы обязательно спустимся туда завтра! — тихим, треснутым от переполнявших чувств голосом сказала Натали, указывая на ступени, спускавшиеся к воде. — Знаете, эта набережная напомнила мне Венецию. Вы там бывали?

— Нет. — Дмитрий с трудом оторвался отсозерцания красоты осязаемой, близкой, и посмотрел на море, бьющееся о мрамор. Нижние ступени лестницы были зеленоватыми от водорослей и воды, которая ласкала их, будто облизывая и вновь отступая.

— Знаете, — задумчиво проговорила Натали, выпуская свою руку из его и облокачиваясь о перила, — я очень давно не чувствовала такого покоя, как чувствую сейчас. Может, море всё-таки лечит?

— Я рад, что вы счастливы, — только и смог ответить он. Натали смутилась. Она не могла боле игнорировать его чувства, проявлявшиеся тем сильнее, чем дальше они отъезжали от Петербурга. И сейчас его взгляд вновь обжёг, хотя губы молчали. Натали отвела глаза, с грустью понимая, что совершенно ничего не может предложить человеку, пошедшему на столь многое ради неё. Что могло бы связать их, когда она душей и сердцем принадлежит другому? Чувство вины шевельнулось внутри, но Натали с усилием отогнала его — всё давно было решено. И Дмитрий знал, на что идёт, как знала и она. Хотя, знала ли?..

Уже ночью, пытаясь заснуть, Натали раздумывала над тем, каким собственно, должен стать их брак в глазах общества, и каким он должен быть для них самих. В том, что оба испытывают друг к другу симпатию и уважение, не было сомнений. Как и в том, что совершать поступки, способные бросить тень на другого, ни он, ни она не намерены. Но что дальше? Что будет, если симпатия Дмитрия, а Натали всё ещё расценивала проявление его чувств лишь как симпатию, перерастёт в нечто большее? В эгоизме, свойственном влюблённым, Натали старалась не думать о том, как на самом деле может переживать граф. Предпочла просто закрыть глаза на это, отринуть все мысли, позволить себе просто жить одним, сегодняшним днём.

Впрочем, здесь по-другому и не получалось. Отдых, столь необходимый истосковавшейся, измученной душе, действовал благотворно, заставляя тускнеть горькие воспоминания, хлёсткие слова и глухую тоску. С каждым днём Дмитрию казалось, что прошлое — это то, что осталось далеко за спиной, что можно просто забыть обо всём и начать новую, настоящую жизнь. Здесь, предоставленные сами себе, они могли быть теми, кем хотят. Предстать в местном обществе влюблённой парой, бродить по улицам города под руку, весело спорить над безделушками, которые нет необходимости приобретать, но так хочется привезти домой. А вечерами, свободными от приёмов и балов, сидеть вдвоём на террасе, слушая голос моря, и молчать каждый о своём. Дмитрию казалось, что он почти всемогущ, и что женщина, находящаяся рядом, действительно может принадлежать ему. Стоит только открыться. Ведь не зря она всё время улыбается, в то время как во дворце казалась бледной тенью самой себя. Она так же счастлива, только боится признаться в этом самой себе. Стоит только подтолкнуть, и…

Натали же просто отдыхала душой, словно набираясь сил перед возвращением обратно. К боли, разлуке, тоске и сокрушительным чувствам. Каждый вечер она садилась писать пространное письмо Александру, или же, если возвращалась поздно, то непременно бралась за перо утром. Она постоянно ощущала его присутствие, представляла, как он идёт рядом, как делится радостью от нового дня, как смеётся вместе с ней, как сидит рядом вечером, глядя на море… Он был в ней, вокруг неё, он был её частью, и Натали отчаянно цеплялась за это чувство, боясь, что забудет. Что здесь, на тёплом побережье, холодный Петербург и синие глаза превратятся во что-то нереальное, ненастоящее, то, что растворится, и возвращаться станет некуда…

И всё же, несмотря на попытки отгородиться, Натали не могла не чувствовать возрастающую симпатию к Дмитрию. Его постоянное присутствие, обходительность и любезность не могли не вызвать привязанность, замешанную на благодарности и чувстве глубокой признательности. Он, словно добрый ангел-хранитель, всегда был рядом, неизменно тонко чувствуя малейшую перемену в её настроении. Всегда понимал, когда стоит просто молчать, сидя в глубоком плетёном кресле, или отправиться на приём, когда хотелось танцевать и веселиться. Натали не могла не заметить, как смотрят на него другие дамы, как он легко завладевает чужим вниманием и как непринуждённо вливается в любую компанию, находя темы для разговора. Лиза и мама постоянно твердили о том, как повезло Натали с мужем, она же, тихо вздыхая, могла думать лишь о том, что любая другая сделала бы его гораздо счастливее, в то время, как она может предложить лишь дружбу, и ничто не качнёт маятник её чувств в обратную сторону. Ничто, пока в её жизни есть Александр.

Комментарий к Глава семнадцатая

[1]Королевство обеих Сицилий - государство в Южной Италии, существовавшее в период 1816—1861 годов и созданное при объединении Неаполитанского и Сицилийского королевств. Было самым большим по территории из государств Апеннинского полуострова.

[2]Tramontо (ит.) - закат.

========== Глава восемнадцатая ==========

В середине сентября, когда море было особенно ласковым и безмятежным, а солнце мягко окрашивало мрамор «Трамонты» во все оттенки кораллового, пришла весть из далёкой России — у цесаревича родилась дочь, Александра Александровна. В честь этого события в российском посольстве давали большой приём, завершившийся грандиозным фейерверком, а тостов, поднятых за будущую цесаревну, было не счесть. Натали радовалась. Искренне, как только могла, радовалась тому, что принцесса благополучно разрешилась от беремени, что девочка, судя по слухам, здорова. Ведь разговор с Марией, обида, что она ей нанесла, боль, что причинила, висели дамокловым мечом, и больше всего на свете Натали боялась, что вскрывавшаяся связь с Александром повлияет на здоровье принцессы. Но, судя по всему, Мария нашла в себе силы простить супруга, или же он сам пошёл на уступки?

При мысли об этом страх холодной волной растёкся по спине, сковав члены. А что, если Александр пообещал, что их связь прекратится? О чём вообще он говорил с женой после свадьбы и отъезда Натали? Сейчас она как никогда остро ощущала оторванность от внешнего мира, от вестей от любимого, от его незримой поддержки. Что, если он уже и думать о ней забыл, как выбросил когда-то из головы Ольгу Калиновскую? Сердце понимало, что Натали заблуждается, но разум уже схватился за эту мысль, утвердился в ней и теперь с настойчивостью принялся говорить о том, что любовь, составлявшая весь смысл жизни для Натали, уже в прошлом.

— Ты слишком бледна, Наташа, может, не стоит так явно высказывать волнение от этой вести? — Михаил возник за спиной, когда Натали вышла подышать на балкон. В зале казалось слишком душно, всё кружилось перед глазами, сливаясь в одно разноцветное пятно, а тяжёлый запах духов и восковых свечей всё ещё щекотал ноздри. Натали медленно подняла голову и посмотрела на брата, пытаясь собраться с мыслями.

— Я рада за его высочество, — наконец произнесла она. — Искренне рада, Мишель.

— Ну да, — скептично отозвался князь. — Эта радость так и написана у тебя на лице.

— Просто я устала. Мне не позволено просто устать? — отозвалась Натали с лёгким раздражением, которое всколыхнулось из ниоткуда и напугало её саму.

— Нет, что ты! — казалось, Михаил и сам испугался, получив отповедь от сестры. — Быть может, тебе и правда следует отправиться домой?

— Наверное. — Натали извиняюще улыбнулась, надеясь сгладить резкость. — Ты не найдёшь Дмитрия? Быть может, он захочет остаться…

— Чтобы он решил остаться без тебя? — Князь, казалось, искренне развеселился. — Наташа, твой муж вздох без тебя сделать не может, не то, чтобы остаться на балу на весь вечер!

— Я знаю, к чему ты клонишь. — Она вымученно улыбнулась. — Не стоит.

— Как скажешь, — неожиданно легко согласился Михаил. — Тебе лучше знать, что делать со своей жизнью. Быть может, я чего-то не знаю, и вы оба оставили прошлое в прошлом?..

— Мишель! — укоризненно посмотрела на него Натали, и тот, стушевавшись и пожав плечами, поспешил на поиски графа.

Дмитрий с тревогой наблюдал за Натали весь вечер, с щемящей тоской ощущая, как рушится то хрупкое равновесие, что установилось меж ними в этот месяц. Уже совсем скоро им придётся покинуть солнечный Неаполь и пуститься в обратную дорогу, а там… Что ждёт его там? Холодные ночи и счастье в глазах соперника? Чужие письма, обжигающие руки, и счастливая улыбка любимой, зажжённая другим? Реальность догнала его, напомнила о себе померкшим взглядом ярко-зелёных глаз, и душу словно сжал атлант огромной рукой, не давая вздохнуть. Она по-прежнему ему не принадлежала, а он так и не решился поведать о своих чувствах, набраться смелости и отдать себя под её суд. А теперь… Как будет выглядеть признание теперь, когда оба они, почти забыв об императорской чете, были вынуждены вспомнить о ней так резко?

Путь до дома проделали в молчании. Несмотря на прохладный, освежающий бриз, задувавший в окна кареты, на ароматы ночных цветов, спускавшихся с балконов, на душе было тяжело и неспокойно. Натали, не в силах отделаться от пугающих мыслей, неосознанно сжимала в руках веер, шелестя костяными пластинками, а Дмитрий, угадывая, что у неё на душе, корил себя за медлительность и то, что, возможно, навсегда потерял шанс открыться ей. Повинуясь порыву, он проводил Натали до дверей спальни, и она, слабо улыбнувшись, даже поблагодарила искренне, но в её глазах он увидел лишь бесконечную усталость, и сердце обожгло холодом. Сколько он сможет это терпеть? Сколько, если жизнь их только началась, и дальше будет лишь хуже и тяжелее?

Проворочавшись без сна, к утру Дмитрий поднялся, полный решимости сознаться Натали во всём. Пусть скажет, может ли он хоть когда-нибудь рассчитывать на взаимность. Если же нет — то лучше сразу расставить все точки и жить, как было задумано с самого начала — чужими людьми по одной крышей. Натали вышла к столу к десяти и, вопреки опасениям, была улыбчива и даже весела. К утру её страхи показались пустыми и надуманными, а мысли о том, что вскоре они вернутся в Россию, придали сил. Весело поздоровавшись с мужем, она опустилась на стул напротив и с аппетитом потянулась к воздушной булочке.

— Как вам спалось? — осторожно поинтересовался он, складывая газету, которую читал.

— Отлично! — Натали лучезарно улыбнулась. — Мне подумалось — мы здесь уже месяц, а до сих пор ни разу не спускались к морю. Может, прогуляемся после завтрака?

— Если моё общество не покажется вам скучным, — улыбнулся Дмитрий уголком губ. — Вчера вы едва ли заметили моё присутствие по пути домой.

— Вчера мои мысли были заняты другим, вы правы. — Натали покосилась на слугу, замершего у дверей. — Поэтому сегодня я хочу исправиться. Если вы не против, конечно же.

— Как я могу отказать своей очаровательной жене? — Граф облокотился о подлокотник кресла, в котором сидел, и положил подбородок на подставленный кулак. Его взгляд неспешно скользил по фигуре Натали, которая сегодня была облачена в платье цвета нежной весенней зелени, в солнечных лучах будто светившееся. — Вы сегодня необычайно хороши, — невольно вырвалось у него. Натали легко улыбнулась.

— Спасибо. Ваши комплименты всегда столь искренни, что я начинаю сомневаться в глубине ваших симпатий.

— Оставим этот разговор до прогулки, — внезапно низким, вибрирующим голосом ответил Дмитрий. Натали бросила на него пронзительный взгляд, но согласно кивнула и вернулась к завтраку. Однако кусок в горло больше не лез. Спустя десять минут она пошла собираться, и вернулась с кружевным зонтиком, пряча руки под тонкими, короткими перчатками.

— Что ж, пойдёмте к морю! — нарочито весело воскликнула она. К пляжу вела узкая лестница, отличная от той, что спускалась прямо к воде. Но отчего-то сегодня хотелось пройти именно вдоль кромки, шелестя гладкой галькой под ногами, здороваясь с немногочисленными отдыхающими, расположившимися в высоких плетёных шезлонгах. Дмитрий досадовал — Натали специально привела его сюда, предпочтя многолюдность уединению их виллы.

— Вы хотели о чём-то поговорить, — напомнила Натали, когда они остановились у большого плоского камня. Ветер трепетал на кружевных краях зонтика, шевелил волосы, спрятанные под изящную соломенную шляпку. Дмитрий с трудом перевёл взгляд на море и усмехнулся, тряхнув головой.

— Вы не хотите это слышать, не так ли?

— Не понимаю, о чём вы. — Натали, прикусив губу, тоже отвернулась, делая вид, что увлечённо разглядывает многочисленные лодки и яхты, снующие по заливу.

— Когда-то вы взяли с меня обещание, Натали. Помните?

Она упрямо молчала, лишь неопределённо дёрнула плечом, не оборачиваясь.

— Помните, — кивнул Дмитрий. — Но вы боитесь, что ваши догадки, произнесённые вслух, обретут силу, и вы не сможете так легко отмахиваться от них.

— Я ни от чего не отмахиваюсь, — тихий голос Натали почти сливался с шумом прибоя. — Я лишь не хочу причинять больше боли, чем уже причинила. У меня, знаете ли, появилась занятная способность: разрушать чужие мечты. — Она резко обернулась, прищурившись, и заговорила отрывисто, почти зло: — Чего вы ждёте от меня? Любви? От кого вы её ждёте, Дмитрий? От падшей женщины? От той, что смогла предать дружбу? От низкой, подлой лгуньи? От кого?

— Возможно, всё именно так, как вы говорите, но так полагаете только вы.

— Нет. — Натали криво улыбнулась. — Нет, мой друг, это правда. На которую вы закрываете глаза так же легко, как я закрываю их на ваши чувства. Так может, оставим всё как есть?

— Вы так легко отнимаете у меня надежду? — Дмитрий, казалось, был ничуть не удивлён её ответом. И даже готов к нему. Конечно же, он не ожидал, что Натали немедленно упадёт в его объятия, но своими словами зародил в ней мысли, которых прежде не было в её голове.

— Найдите себе другую надежду, — устало откликнулась Натали. — И желательно, как можно скорее.

— А может, я не хочу другой? — выдохнул он, делая шаг и слегка наклоняя зонтик, таким образом загородив их от гуляющих на пляже. Время словно замедлилось, растянулось, и Натали просто смотрела, как он склоняется к ней и медленно касается её губ. Опешив, она подняла было свободную от зонтика руку, желая оттолкнуть, но его губы вдруг стали настойчивее, прижимаясь в отчаянной нежностью, сминая мягким напором, и Натали обмякла, сдалась, позволила ему этот порыв, чтобы в следующую секунду резко отпрянуть.

Горечь стремительно поднималась изнутри, обволакивая горло и язык, Натали вдруг побледнела, поднеся руку ко рту, и резко склонилась над водой, избавляясь от завтрака.

Дмитрий застыл, не зная, что сказать или думать, но, стоило встретиться с испуганным взглядом Натали, увидеть её бледное, серое почти лицо, как сомнения испарились, осталась лишь тревога.

— Простите, — с трудом проговорила Натали, чувствуя невероятную слабость. Казалось, нос только сейчас начал различать десятки ароматов и запахов, приятных и отвратительных. И её вновь замутило, но пустой желудок лишь сжался в болезненном спазме.

— Вернёмся домой, — обеспокоенно проговорил Дмитрий, беря её под руку и прижимая к себе, чтобы не упала. Натали слабо кивнула, позволяя себя увести, но по ступенькам подняться не смогла, и граф, легко подхватив её на руки, понёс на виллу, то и дело бросая испуганный взгляд. Голова перестала кружиться, и мир снова обрёл чёткость и ясность, но Натали всё ещё боялась открыть глаза, дыша медленно и глубоко, пытаясь разобраться в причинах внезапной слабости. Ноги коснулись земли — Дмитрий осторожно поставил её и подвёл к парапету, опоясывавшему террасу.

— Вам лучше? — Он выглядел таким встревоженным, что в пору было улыбнуться, но самой Натали было не до смеха. Она напряжённо размышляла, вспоминая, что могла съесть или выпить накануне, но в голову ничего не приходило, да и здоровьем Натали всегда отличалась отменным. В последнее время, конечно, нервы расстроились, но здесь к ней вернулся спокойный сон и тревожность отступила почти полностью…

— Быть может, стоит вызвать врача? — Дмитрий пытался сохранять спокойствие, понимая, что ничего страшного не произошло, но выходило с трудом. Он столько историй слышал о том, как болезнь сводит в могилу ещё вчера совершенно здоровых людей! И родители, сгоревшие от тифа, невольно встали перед глазами.

— Не стоит, — улыбнулась Натали. — Мне уже гораздо лучше.

— Позвольте мне всё же упорствовать в этом, — непреклонно сказал граф. — Хотя бы для того, чтобы успокоить самого себя.

— Только ради вашего спокойствия. — Натали посмотрела в его испуганные глаза, и сердце невольно захолонуло от жалости. К себе ли, или к нему — она не знала.

Пока дожидались врача, Дмитрий настоял, чтобы Натали непременно легла, и сел рядом, бросая тревожные взгляды и не обращая внимания на её уверения о том, что всё в порядке. Подскочив, едва на пороге возник местный эскулап, он сбивчиво попытался рассказать, что произошло, но врач, представившийся Валерием Николаевичем Доржецким, решительно пресёк его красноречие.

— Я здесь, молодой человек, уже второй год практикую, а до этого имел хорошую практику в Москве. Уж поверьте, вы передаёте свою супругу в надёжные руки.

И он уверенно выставил Орлова за дверь. Спустя четверть часа Доржецкий вышел, довольно улыбаясь, подошёл к графу, нервно мерившему шагами гостиную, и сказал:

— Все ваши тревоги и страхи совершенно беспочвенны.

— Она не больна? — По телу разлилась слабость, и Дмитрий не смог сдержать улыбку.

— Нет, что вы. — Валерий Николаевич по-отечески похлопал его по плечу. — Она в положении.

— Что? — Ноги всё же подкосились, и Дмитрий буквально упал в кресло, невидящим взглядом уставившись перед собой.

— Ну-ну, молодой человек, не делайте такое лицо. — Врач добродушно усмехнулся. — Всё будет хорошо, графиня — совершенно здоровая женщина, недомогания её вскоре пройдут, а пока я могу лишь порекомендовать больше гулять на свежем воздухе, чего у вас здесь, — он выглянул в окно, за которым плескалось море, — более, чем достаточно. В путь, правда, советую отправляться не ранее, чем через месяц. Во избежание, так сказать.

Он ещё что-то говорил, но Дмитрий не слышал, — кровь грохотала в ушах. Бессилие, злость на судьбу, на себя, на Натали — внутри клокотал вулкан чувств и эмоций, поглощая под собой всё светлое, что распирало грудь несколько часов назад, казалось, в прошлой жизни. Она встречалась с ним, но когда? Отчего не сказала? А должна ли вообще говорить о подобном? Должна. Он ведь её муж! Нет, он никто. Никем был, никем и останется.

Доржецкий давно ушёл, в гостиной стало тихо, только часы оглушительно тикали, да шумело море. Глупец. Что он себе вообразил? Зачем вообще взвалил на себя ношу, теперь оказавшуюся непосильной? О какой взаимности может идти речь, если теперь он… она… Дмитрий уронил лицо в ладони и яростно сжал их, запустил пальцы в волосы. Мучительный стон сорвался с губ, хотелось зажмуриться крепко, чтобы ничего не видеть. Хотелось, чтобы голова лопнула прямо сейчас под его руками, чтобы не осталось больше ничего. Чтобы от него больше не осталось ничего…

Он скорее почувствовал, чем услышал, как Натали вошла в гостиную. Открыл глаза, провожая её взглядом — она подошла к высокому французскому окну, ведущему на террасу, но выходить не стала. Остановилась перед ним, напряжённо всматриваясь вдаль. Слов не было. Что она могла ему сказать? Что все они предполагали подобный исход, но втайне надеялись его избежать? Что она виновата перед ним? Но, Господи, в чём же?! И если ни в чём, то отчего тогда так хочется просить прощения? Натали опустила голову, руки невольно легли на живот — хотела ли она этого ребёнка? Несомненно. Теперь, когда их связь готовилась обрести своё физическое обличье, она вдруг заиграла совершенно иными красками. Даже если всё закончится, когда — поправила она себя. Когда всё закончится, у неё останется частичка Александра, которую никто никогда не посмеет отнять. И счастье запоздало охватило её, на время затмив вину перед тем, кто теперь звался её мужем.

— Полагаю, вы счастливы теперь, — глухо произнёс Дмитрий, как всегда угадывая, что у неё на душе.

Натали медленно распрямила плечи, подняла голову и только потом обернулась.

— Да. — Но, встретившись с ним глазами, вдруг стушевалась и медленно подошла к Дмитрию, опускаясь на колени перед креслом и беря его руку в свои. — Я не хотела причинять вам боль. Никто не хотел. Вы понимаете? Можете понять?..

— Я понимаю, — криво улыбнулся он, осторожно освобождая свою ладонь. Потом поднялся и отошёл, понимая, что сейчас просто не в силах выдержать столь близкое её присутствие. Он или убьёт её, или прижмёт к себе, умоляя забыть об Александре и жить с ним, настоящей семьёй.

— Я ведь говорил, что этот брак будет тем, чего вы пожелаете, — теперь его голос звучал беспечно, звеня напускной бравадой. Дмитрий повернулся к ней, взмахнув руками: — Вуаля! У графа и графини Орловых вскоре ожидается пополнение! Только скажите мне, — он стремительно пересёк гостиную, вновь оказываясь рядом с ней, опускаясь рядом, и зашептал горячечно: — Скажите, Натали, насколько недоношенным родится наш ребёнок, чтобы я знал, что говорить всем вокруг!

Она отшатнулась от него, в глазах блеснули слёзы, хотя обидные слова были полностью заслужены. Дмитрий, заметив это, досадливо поморщился и резко поднялся, запуская руку в волосы, яростно их ероша.

— Я не понимаю, — раздельно произнёс он, не обращаясь ни к кому. — Я не понимаю, зачем это всё?..

Не договорив, он вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью. Натали вздрогнула. Тишина, повисшая после его ухода, казалась оглушительной, но вот во дворе послышался стук копыт — Дмитрий уехал. Глубоко вздохнув, Натали поднялась и подошла к окну, обхватив себя руками. Его реакция на известие ранила сильнее, чем можно было ожидать. И добавила тревог, которые, впрочем, быстро испарились под напором других, более светлых мыслей. Действительно, есть ли время думать о чём-то, когда с головой накрывает осознание всеобъемлющего счастья…

Дмитрий не знал, куда направляет коня, просто бесцельно ехал по улицам, сворачивал на площади и узкие переулки, не обращая внимания на приветствия знакомых. Мир ополчился против него, забрав даже крупицы надежды, и от отчаяния хотелось кричать. Но всё, что он мог себе позволить — мрачно смотреть перед собой, надеясь скорее покинуть пределы города, и уж там пуститься вскачь. Как можно дальше отсюда. Если бы только можно было так же легко сбежать о себя…

Сейчас он ненавидел её. Сам не мог сказать, за что, но просто находиться рядом было немыслимо. Понимая, что это надо пережить, Дмитрий всё равно не мог смириться с тем фактом, что Натали отдалилась от него на сотни, если не тысячи вёрст, в то время, как совсем недавно была на расстоянии вытянутой руки. А что теперь? Стоило дать шенкеля жеребцу как ветер хлестнул по лицу, и от его жесткого, неистового напора на глазах выступали слёзы, срываясь и тут же исчезая. Он гнал, как заполошный, не разбирая дороги, надеясь, что в голове станет пусто, совсем, что сердце перестанет обливаться кровью, что снова станет тихо и спокойно. Навсегда. В какой-то безумный миг сверкнула безумная мысль, что лучше бы свернуть шею, чтобы разом разрубить этот клубок, что сплёлся внутри… Орлов резко натянул поводья, тяжело дыша, окидывая апельсиновую рощу, в которой оказался, безумным взглядом. Сбор урожая давно закончился, но на ветвях ещё качались позабытые, редкие, подсохшие плоды. Дмитрий глубоко вздохнул и спешился, хлопнув коня по крупу. Куда ещё его может завести эта безумная, безрассудная любовь? Неужели он действительно сделался настолько малодушен, что готов наложить на себя руки лишь от того, что его брак оказался именно тем, чем и должен был быть с самого начала? Потянув на себя ветку, граф сорвал апельсин и попытался очистить от кожуры, но она истончилась и, стоило надавить, как сок брызнул и потёк по руке. Почти растерявший свою сладость, апельсин всё ещё издавал яркий, свежий аромат.

Сколько Дмитрий просидел в этой роще, вытянув ноги и наблюдая за тем, как тени передвигаются по земле? Солнце начало клониться к закату, когда он вернулся, бросил поводья конюху и медленно вошёл в дом. Натали тут же вышла навстречу, будто ждала его возвращения. Или действительно ждала?

— Я волновалась за вас.

— Правда? — Он склонил голову, с интересом разглядывая её, будто увидел впервые. Потом улыбнулся устало: — Вы, видимо, никогда не перестанете меня удивлять.

— Почему же?

— Не думал, что смогу вызвать в вас беспокойство о себе.

— Теперь вы изменили своё мнение обо мне? — Натали внимательно смотрела на него, силясь найти отголоски прогремевшей днём бури. Но Дмитрий смотрел спокойно, безмятежно даже, словно принял какое-то решение, и теперь твёрдо следовал ему.

— Нет, — только и ответил он. — Я изменил свое мнение о себе.

Коротко кивнув, он покинул её, направившись в свою спальню, а Натали, плотнее запахнув шаль, вышла на террасу, надеясь, что небо, усыпанное звёздами, и бескрайнее море, раскинувшееся под ним, помогут обрести покой. Но стало только хуже — здесь, в бархатной темноте, в ночи, напоенной ароматами, она почувствовала себя лишь ещё более одинокой.

========== Глава девятнадцатая ==========

К вечеру следующего дня дом Орловых наполнился гостями — прознав о том, что у Натали был доктор, сперва к ним пожаловали князь и княгиня, а после — Михаил с Лизой. Однако когда истинная причина недомогания открылась, на смену волнению пришла бурная радость. Князь лихо подкручивал усы и довольно хлопал зятя по плечу, а Дмитрий, в свою очередь, пытался не обращать внимания на слишком понимающий взгляд Михаила. Изображать из себя будущего отца, осчастливленного новостью, выходило плохо, но рассеянность Репнины дружно списали на ошеломление от нежданного события и нашли это очень милым и трогательным. Натали же, принимая поздравления, то и дело бросала взгляды на мужа, но тот упрямо избегал их, не забывая при этом улыбаться и говорить о том, как он рад.

Когда гости разъехались, и на виллу опустилась ночь, Дмитрий вышел на террасу, тяжело облокотился о парапет и опустил голову. Внизу шелестело море, отражая свет звёзд, а лунная дорожка протянулась от низа ступенек, уводя куда-то вдаль, за тёмный горизонт. Если бы можно было ступить на неё и уйти, с каждым шагом избавляясь от груза проблем, которые он сам на себя взвалил… Шёпот волн заглушил шелест платья — граф вздрогнул, когда Натали остановилась рядом, но головы не поднял. Она тихо вздохнула, пытаясь собраться с мыслями, но все заготовленные слова испарились. Натали лишь знала, что должна поговорить с ним, что-то сказать, где-то оправдаться, потому что тишина и недосказанность, повисшие меж ними, воспринимались остро и болезненно.

— Я должен извиниться перед вами. — Орлов заговорил первым, тихим, ровным голосом. — Я не имел права так реагировать на новость о вашей… о вашем положении. Оно стало для меня полнейшей неожиданностью, что не извиняет резкости.

— Я не держу на вас зла. — Натали смотрела на него, надеясь поймать взгляд, но Дмитрий, угадав это желание, отвернулся, словно хотел разглядеть, что скрывается в темноте склонов, спускавшихся к пляжу. — Напротив, это я должна просить у вас прощения.

— Да? — в его голосе послышалась горькая насмешка. — В чём же? — Он, наконец, обернулся, в глазах отразился лунный свет, сверкнул ярким бликом и снова погас, прячась в тени волос, упавших на лоб. – Я взял на себя обязательство не просто дать вам своё имя. Я обещал дать его и детям, что родятся от вашей связи. И от своего слова отказываться не намерен.

— В ваших устах вся наша история звучит грязно, — прошептала Натали, плотнее запахивая шаль, лежащую на плечах.

— От того, что я произношу это вслух? Или от того, что сама по себе она не является образцом чистоты и добродетели? — Дмитрий невольно подался к ней, беря за локоть, заставляя поднять на него глаза. — Вы ведь можете прекратить всё это. В любой момент. И я буду рядом. Как обещал.

— Хотела бы я, чтобы всё было так легко, — горько бросила Натали.

— Порой ради собственного душевного спокойствия приходится наступать на свои чувства.

— Как это сделали вы?

Дмитрий ответил не сразу. Отпустив её руку, он вновь обратил свой взгляд к морю, пытаясь найти в монотонном разговоре волн успокоение. Но сердце, будь оно неладно, отказывалось слушаться, отчаянно колотясь в грудную клетку. Крепко сжав кулаки, Орлов зажмурился на миг, а в следующую секунду резко поднял голову, подался вперёд, крепко сжимая плечи Натали.

— Он не дал вам ничего, кроме страданий. Вы потеряли не только честь, но и уважение к самой себе, Натали. А я… Я могу дать вам гораздо больше, стоит только попросить!

Его взгляд лихорадочно пробегал по её лицу, ища отклик, хотя бы малейшую перемену, но Натали застыла в смятении, не зная, что ответить. На мгновение в голове промелькнула мысль о том, что в его словах есть резон. А может, действительно стоит рискнуть и попробовать?

— Вы ведь не святая великомученица, Натали! Не должны носить вериги и изнурять себя самобичеванием. Вы — живая! И жить надо сейчас, здесь! Почему вы не хотите даже попробовать? Почему не хотите дать себе шанс стать по-настоящему счастливой? К чему надеваете на себя терновый венец?

Речи Дмитрия будили в душе надежду, надежду на то, что всё действительно может быть по-другому. К чему теперь страдать и продолжать губительную связь, если можно решиться и изменить свою жизнь? И кто сможет её осудить?

— Оставайтесь здесь, Натали! — продолжил Дмитрий, ободрённый её молчанием. — Оставайтесь здесь до родов, а после мы вернёмся домой втроём. Пройдёт время, достаточное, чтобы буря за стенами дворца утихла. И прошлое навсегда останется в прошлом!

— А как же вы? — Она не знала, к чему спрашивает, ведь его ответ не играл никакой роли для её решения. Скрываться от Александра? От своих чувств? Но разве можно скрыться от себя?..

— Я вернусь через месяц, мой отпуск подходит к концу. Так как же, Натали? Вы останетесь?

— Нет. — Натали осторожно убрала его руки и грустно покачала головой. — Я должна вернуться, не хочу позорно бежать и прятаться. Да и от чего? — Она посмотрела на него. — Мы вернёмся вместе, Дмитрий, как и было задумано. И никакая Италия ничего не изменит, потому что всё изменилось ещё до поездки.

— Я вас понял, — медленно, раздельно произнёс Орлов. — Тогда, — он усмехнулся, — выполните лишь одну мою просьбу. Не скрывайте от меня более ваши встречи. Чтобы я, — его плечи нервно дёрнулись, — знал, к чему быть готовым.

— Дмитрий, я… — повинуясь порыву, Натали взяла его ладони в свои, сжала крепко. Он покачал головой, молча поднёс её руки к губам, оставляя на каждой из них сухой, короткий поцелуй, и спешно скрылся в темноте. — Я так виновата перед вами, — прошептала она, и ветер подхватил слова, унося их к морю.

Натали думала, что после свадьбы всё станет проще, а оказалось — напротив, запуталось сильнее. Она могла сколько угодно закрывать глаза на то, как Дмитрий смотрит на неё, как улыбается, но вечно так продолжаться не может. С другой стороны, если бы императрица настояла на браке с кем-то другим, была бы у Натали воля распоряжаться своей жизнью, своими желаниями? Смогла бы она отказывать мужу в том, на что он имеет право? И если пока Дмитрий просит, хватит ли у него сил не настаивать? А ей — отказать? Ведь, пожелай граф сделать её своей, даже Александр ничего не сможет этому противопоставить. Потому что муж отныне единственный хозяин её судьбы. И может, её единственный спаситель, который вытащит из медвежьей ямы, в которую она упала, чудом не напоровшись ни на один из кольев, торчащих на дне. Рука потянулась к животу, погладила его бережно. Ребёнок — не проклятье, он — дар, и никогда Натали не будет возводить хулу на Бога за него.

Невольно перед глазами встала Мария, её глаза, сияющие внутренним светом, то, как она ласково улыбалась животу, бормоча что-то нежное на немецком. Да, принцессе было тяжелее, во сто крат тяжелее, чем ей сейчас. Но что, если Александр увлечётся другой? Что, если прямо сейчас он пишет пылкие письма не ей? Когда это произойдёт? Сможет она это пережить? И может, в словах Дмитрия есть своя правда, и лучше прекратить всё сейчас, остаться здесь на год, а может, на два? Что может помешать ей? При дворе Натали больше не служит, а Дмитрий… Да, ему придётся вернуться, но сама Натали будет здесь, с родными, с ребёнком. С вечным напоминанием об его отце… Нет. Натали вздёрнула подбородок. Она никогда не сможет укрыться от своей памяти и своей любви, только не теперь. Следует вернуться и спокойно посмотреть в глаза своему будущему, а не прятаться в сотнях вёрст, гадая, что могло бы быть, если бы…

К ночному разговору Дмитрий больше не возвращался, более того, он словно вернулся к тем временам, когда они оба служили при дворе, выполняли свои обязанности и даже не помышляли о дружбе. Сухое приветствие, дежурный поцелуй в щёку или в лоб, если поблизости кто-то находится, если же нет — кивок головы — это было всё, что позволял себе Орлов по отношению к Натали. Чем ближе становился отъезд, тем собраннее с Натали становился граф, почти все вечера проводя вне дома, обычно, в офицерском клубе. Михаил, бывший редким гостем в подобных заведениях, оказался немало удивлён, застав там Орлова. Казалось, графа знает каждый завсегдатай, а многие с удовольствием зовут к бильярдному столу, добродушно умоляя отыграться.

— Дмитрий. — Михаил остановился у стола, за которым велась игра в преферанс, и кивнул остальным офицерам.

— Михаил! — громко воскликнул Дмитрий и широко улыбнулся. — Присаживайтесь с нами, друг мой! Быть может, вы станете моим вестником удачи!

— Орлов, неужто вы, наконец, проигрываете? — насмешливо протянул смуглый ротмистр с узким вытянутым лицом и обвисшими усами.

— В день, когда от графа отвернётся удача, я пойду и поставлю свечку! — захохотал круглолицый и рябой штабс-капитан.

— Не хочу отвлекать вас от игры. — Репнин поднялся было, собираясь пересесть за соседний стол, но Дмитрий неожиданно резко схватил его за локоть, останавливая.

— Ну что вы, Михаил, мы почти закончили. Ещё пара кругов, и я буду полностью в вашем распоряжении. Если… — он замешкался, — вы хотите со мной говорить. Быть может, вы пришли сюда развлечься, а я вас отвлекаю.

— Отнюдь. — Князь слабо улыбнулся. — Я зашёл, услышав ваш голос. Но оставим разговоры, я дождусь, когда вы будете свободны.

Михаил поднялся и отошёл к буфету. Орлов проводил его долгим взглядом, тяжело вздохнул и вернулся к игре. Когда-нибудь этот разговор должен был состояться. Буря в душе утихла, но остался горький осадок, а ещё он совершенно не знал, как быть дальше. Как вести себя с Натали, что делать, что говорить. С каждым днём Дмитрию казалось, что его жизнь превращается в ад, добровольный, и от того ещё более жестокий.

— Простите, что заставил вас ждать, партия затянулась. — Спустя полчаса граф опустился на стул напротив Михаила и показал глазами на бутылку вина. Дождавшись утвердительного кивка, Дмитрий плеснул в свой стакан и покрутил его в руке. — Ну что, за вашего будущего племянника! Или племянницу, кто знает…

— Именно об этом я и хотел с вами поговорить, — напряжённо проговорил князь, наблюдая, как Орлов залпом выпивает вино. — Что вы думаете по поводу всей этой ситуации?

— Какой? — нарочито небрежно поинтересовался Дмитрий.

— Не делайте вид, что вас это не волнует, — раздражённо бросил Михаил. — Вы ведь надеялись, что до этого не дойдёт, не так ли?

— Какая теперь разница, на что я надеялся? — получилось неожиданно горько и откровенно. Граф поморщился и вновь потянулся за бутылкой: выворачивать душу наизнанку он не собирался. Хватит.

— Дмитрий… — Михаил замялся. — Я понимаю, что это не совсем моё дело, и что вы изначально были готовы к подобному, но теперь…

— А что теперь? — Он подался вперёд, понижая голос. — Что теперь, Михаил? Что изменилось? Я предложил остаться, предложил рискнуть, предложил попробовать… — он оборвал сам себя и тяжело вздохнул, снова откидываясь на спинку стула. — Кто я такой, чтобы мешать чужим чувствам? — саркастично заметил Орлов.

— В ваших силах спасти её! — прошептал Михаил, оглядываясь по сторонам. Но на них никто не обращал ровным счётом никакого внимания, да и стол их, стоявший в дальнем углу, способствовал откровенным разговорам.

— Спасти можно лишь того, кто хочет, чтобы его спасали, — граф мрачно отсалютовал стаканом.

— Значит, вы сдались? Так скоро? Не ждал от вас…

— Не пытайтесь, — Дмитрий усмехнулся, — не пытайтесь даже воззвать к моим чувствам.

— Их больше нет?

— Отнюдь. — Граф сложил руки на груди и, подняв глаза к пожелтевшему от табачного дыма и времени потолку, протянул: — Не вижу причин демонстрировать их, когда в них не нуждаются.

— Натали запуталась, — вздохнул Михаил. — Вы это понимаете, я это понимаю. И она, поверьте, тоже понимает.

— О, я прекрасно осведомлён о том, как она переживает, уж поверьте! И я готов ждать, но есть ли в этом смысл?

— Есть! — с жаром воскликнул Репнин. — Уверяю вас, есть! Натали нужен человек твёрдой воли рядом. Тот, кто поможет и направит.

— Вы считаете, что она из тех, кто позволит себя направлять? — иронично приподнял брось Орлов. — Вот уж не думаю.

— Нет, вы правы. Натали всегда была своенравна и даже, помилуй Бог, вольнодумна. Но это не исключает того, что она нежная, добрая и отзывчивая. А сейчас, как мне кажется, ещё и очень одинокая.

— Я стал ей другом, но… — Граф осёкся.

— Но хотите быть мужем, — закончил за него Михаил. — Просто дайте ей время. Уверен, она обескуражена новостью о своём положении не меньше вашего. Ей страшно, хотя она и не показывает этого. А ещё она очень нуждается в поддержке.

— Вы — отличный брат. — Впервые за вечер Орлов улыбнулся искренне. — Так переживаете за Натали…

— У меня только одна сестра, — пожал плечами Михаил, возвращая улыбку. — Как и у неё — один брат. Но теперь у неё есть ещё и вы, и я очень надеюсь, что не ошибся в своём суждении о вас.

— И что это за суждение, позвольте поинтересоваться?

— У вас сильный характер, и его будет достаточно, чтобы не завоевать Натали, а заставить её добровольно капитулировать. И тогда она будет счастлива. А я буду спать спокойно.

— Что ж, тогда за ваш спокойный сон! — поднял стакан Дмитрий, и Михаил охотно поддержал тост.

После разговора с Михаилом Дмитрий почувствовал, как стало легче дышать. Действительно, отчего он так поспешил с тем, чтобы заговорить о чувствах, о будущем? Отчаяние, вызванное вестью о беременности, спутало все карты, заставило вести себя так, как не следовало. И, вероятно, он просто напугал её своим порывом. И впрямь, какие разговоры о любви могут быть, когда Натали едва рассталась с Александром в Петербурге, ещё и двух месяцев не прошло! А теперь узнала, что носит его ребёнка! Какой же он глупец, право слово! Не глупец, идиот даже! Обвинять, умолять, уговаривать — да он сам чуть было всё не испортил! Кто он сейчас для Натали? Намного ли стал ближе за это время? Как друг — несомненно, но как муж… Она не примет сейчас его признаний, они ей ни к чему, а его желание добиться всего и сразу выглядит в высшей степени эгоистично. Нет, стоит вернуться на несколько шагов назад, ко времени, когда он был просто поверенным чужой связи, не помышляя ни о чём большем. Вернуться и понять, куда идти дальше, чтобы не отпугнуть от себя Натали больше, чем уже сделал. Подумать сейчас, пока ещё есть время, ведь по возвращении в Петербург его совсем не останется. Там будет Александр, и от Дмитрия уже ничего не будет зависеть… Если только он не выберет иной предмет для своего обожания, оставив Натали с разбитым сердцем… Куда ни глянь — всюду тьма. Ждать, пока цесаревич пожелает отказаться от любовницы — не выход. Натали сама должна принять решение о том, чтобы прервать их связь. И подталкивать её к этой мысли надо осторожно, неспешно. А пока ни словом, ни делом не показывать, как больно сжимается сердце в груди, стоит её глазам вспыхнуть при имени цесаревича.

Дмитрий исполнил своё решение сполна: ни до отъезда, ни во время дороги ни словом, ни делом не упоминал о том, что любит. Заставил себя не смотреть в её сторону больше положенного. Всякий раз, когда погода, начавшая портиться, едва пересекли границу Пруссии, заставляла ехать вдвоём в карете, часами смотрел в окно, пока Натали читала, и отвечал по возможности односложно, если она решала заговорить. Ограждённая стеной молчания, Натали терялась, понимая, что причина перемен в отношении графа кроется в ней. Признавалась сама себе, что скучает по беззаботному времени, проведённому в Неаполе. По непринуждённым разговорам и шутливым перепалкам, по мягкой улыбке и низкому, завораживающему тембру голоса, когда Дмитрий рассказывал какой-нибудь пикантный анекдот. Натали хотела бы сказать, что скучает лишь по другу, но отчего-то его близость всё больше начинала тревожить, рождая смутное, почти неосознанное желание быть ближе. Чаще касаться его руки, ждать ответной улыбки и торопливого поцелуя, который с каждым разом обжигал тем больше, чем короче он был.

Но, чем ближе становился Петербург, тем быстрее отступали все мысли, кроме одной: скоро она вновь увидит Александра! Волнение захватило каждую клеточку, стучало загнанной птичкой в груди, вызывая сладкий трепет. Они подъезжали к городу вечером, когда уже зажигались фонари,а свет в окнах домов отражался в лужах. После тёплого, сухого воздуха Аппенин, столица встретила привычным промозглым ветром и сыростью, и в душе Натали вновь шевельнулись давешние страхи и сомнения. Ей даже показалось, что от Зимнего дворца протянулась угольно-чёрная тень, нависла над ней плотным облаком, сгустила воздух. Глубоко, через силу, вздохнув, Натали повернулась к Дмитрию и слабо улыбнулась, ища поддержки. Он же, неверно истолковав её волнение, лишь сухо ответил:

— Вот и добрались, наконец.

Сдерживать рядом с ней свои чувства уже вошло в привычку, пусть и болезненную, но ставшую необходимой, как спать или дышать. Не спешить, пытаться не тянуться к ней всем сердцем, не смотреть и не говорить — Дмитрий добровольно соорудил вокруг себя стену, спрятал любые эмоции как можно глубже, надеясь, что настанет время и для них. А сейчас — только ждать. А может, прав был Пушкин: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Сейчас отчего-то «Евгений Онегин» стал особенно близок графу, но больше покорял не столичный цинизм героя, прототипы которого в избытке встречались при дворе. Дмитрий втайне восхищался Татьяной и её решением в финале романа. Смогла бы Натали ответить так Александру? Или для неё понятие верности давно сместилось, поставив на пьедестал того, кто не является её мужем? Натали, конечно же, с произведениями Пушкина знакома. Вот только что видит в «Онегине» она? Губительную страсть, точный расчёт или благородство души? Невольно покосившись на жену, Орлов качнул головой: обсудить с ней роман было заманчивой идеей. Тем временем лязгнули кованые ворота, карета въехала во двор и остановилась.

— Вы рады вернуться домой? — нарушила молчание Натали, ожидая, пока откроют дверцу.

— Рад, — кивнул Дмитрий. Она открыла было рот, чтобы спросить что-то, но слуга уже протягивал руку, помогая спуститься, камердинер чётко, отрывисто распоряжался о вещах, суетились горничные, экономка торопливо докладывала о том, что спальни готовы и прогреты… Домашняя суета подхватила вихрем, оставляя горечь очередной недосказанности, опустившуюся в копилку недомолвок и домыслов.

Устав с дороги, граф и графиня отправились отдыхать, пожелав друг другу доброй ночи, а по утру Дмитрий уже отбыл во дворец, доложить о своём прибытии и ждать распоряжений. Цесаревича не было — он отбыл в один из своих полков, и Орлову ничего не оставалось, кроме как дождаться его. Впрочем, ожидание не было тяжким: многие были рады встретить его после долгого отсутствия, завалили новостями и сплетнями, и Дмитрий почти расслабился, почти забыл, что в этом дворце не все считают его желанным гостем.

— Граф, рада вас видеть! — голос принцессы за спиной прозвучал, подобно грому в ясную погоду.

— Ваше высочество. — Дмитрий спешно склонился над протянутой рукой, лихорадочно размышляя, что отвечать, буде цесаревна решит узнать о Натали.

— Давно вернулись? — спросила она небрежно. Да, в принцессе многое изменилось, и прежде всего, исчезла привычная непосредственность и открытость. Сейчас на Дмитрия смотрела уверенная в себе придворная дама, будущая императрица.

— Намедни, — кивнул Орлов, не зная, что следует добавить ещё. Ситуация была бы гротескной, если бы не отдавала так явно трагедией.

— Знаете, я навещу графиню, хочу справиться о её здоровье, — задумчиво протянула Мария и обернулась к Дашковой. — Посмотри, когда у меня будет время на визит, я ужасно соскучилась по Натали!

Дмитрий похолодел, представляя, чем может обернуться визит её высочества. Но что он мог, запретить им встречаться? Быть может, принцесса не желала никаких скандалов и огласок, и просто хотела поговорить? Но о чём? Воистину, сердце женское, как и женскую душу, ему никогда не понять!

========== Глава двадцатая ==========

Натали снедало нетерпение. Она и представить себе не могла, как сможет увидеться с Александром, но сомнений в том, что он найдёт возможность для встречи не оставалось — в её спальне, в шкатулке из красного дерева с изящной резьбой лежала пачка писем, перевязанных голубой атласной лентой. Каждое — как доказательство его любви и крушение всех страхов. Терпения хватило ровно до того момента, когда за горничной закрылась дверь, и графиня, в томной неге после горячей ванны, забралась в постель и медленно, как ребёнок, открывающий коробку конфет, заглянула в шкатулку. Саша… Все его мысли, все стремления были направлены на неё, к ней, и на глазах невольно выступили слёзы. Натали моргнула, позволяя им упасть, и улыбнулась — как можно было сомневаться в силе его чувств?

Но, как бы ни хотелось прочесть всё, усталость после дороги напомнила о себе, и после третьего письма Натали начало клонить в сон. Бережно сложив всё обратно, она положила шкатулку под подушку, лежавшую рядом с её, и, счастливо улыбнувшись, закрыла глаза. А утром проснулась с ощущением полного, почти всепоглощающего счастья. И ещё с чувством, что она — дома. После свадьбы было не до размышлений о том, что эти комнаты теперь её, а ещё — весь дом, мебель, прислуга… А сегодня, открыв глаза и лениво, после сна, разглядывая спальню, Натали подумала о том, как же ей здесь хорошо. И лёгкий запах апельсинов, всё ещё висевший в воздухе после ванны, в которую добавляли масло, привезённое из Неаполя. И утренний полумрак, запутавшийся в складках балдахина. И мягкий уют постели. И даже дождь, который ветер урывками бросал в окна, — всё это было её.

Отбросив одеяло в сторону, Натали потянулась и пошевелила ступнями, выглядывающими из-под кружева ночной сорочки. Нежно улыбнувшись, накрыла плоский пока живот руками и прикрыла глаза, представив, что скоро сможет почувствовать первое шевеление внутри, и тогда больше никогда не будет одна. Их будет двое. Как Александр отреагирует на новость? Отчего-то сегодня не было и тени сомнений, что он будет счастлив не меньше, чем она.

В состоянии воздушной восторженности Натали пребывала весь день, пока обходила с экономкой Варварой Васильевной дом, узнавала, как налажен быт, знакомилась с садовником и поваром, а так же решала, что приготовить на ужин. Дмитрия она не видела с утра, но, к своему стыду, об этом вспомнила лишь к вечеру. Беспокойства его отсутствие не вызывало, ведь он предупреждал, что с утра направится в Зимний дворец. А вдруг он вернётся с Александром?.. При этой мысли всё внутри всколыхнулось, рассыпаясь покалывающими мурашками по телу, и остаток вечера Натали провела, решая, что надеть к ужину. Впрочем, к семи пыл поутих, охладившись доводами рассудка — не станет Александр сломя голову бросаться к ней, когда ещё грязь с дорожной кареты не просохла. Нет, он будет осмотрителен, а значит, и она запасётся терпением.

Дмитрий возвращался домой, погружённый в беспокойные мысли. Цесаревич принял его на ходу, выразил радость по поводу приезда, но, будучи окружён свитой, не выказал ни малейшего интереса к Натали. Конечно же, ситуация не располагала к задушевным разговорам, но отчего-то подобное равнодушие задело графа. Он вдруг почувствовал жгучую обиду за ту, что любил всем сердцем, ту, что ждала хоть каких-то новостей. С чем он вернётся к ней? С вестью о визите принцессы? Тяжело вздохнув, граф спешился, бросил поводья подбежавшему конюху и неспешно поднялся в дом.

Заслышав его шаги, Натали отложила книгу, которую читала в голубой гостиной, и поднялась навстречу, мягко улыбаясь.

— Ещё немного, и я приказала бы накрывать ужин без вас! — задорно воскликнула она, протягивая руку для поцелуя. Но Дмитрий, повинуясь порыву, подошёл и нежно поцеловал её в лоб.

— Вам стоит разослать карточки друзьям и знакомым, не след просиживать в одиночестве целыми днями, — заметил он, расстёгивая верхнюю пуговицу мундира.

— Завтра же этим займусь. — Натали, казалось, искрилась, заражая лёгкостью и весельем. — А сегодня у нас будет просто семейный ужин. Думаете, нас кто-то за это осудит?

— Ничуть, — улыбнулся в ответ Дмитрий. — Тогда я могу переодеться, пока накрывают.

Вечер мог бы показаться идеальным, если бы не тревога, снедавшая Орлова. Как сказать Натали о визите принцессы? Так не хотелось, чтобы улыбка, озарявшая весь дом, погасла! Справедливо рассудив, что Мария не станет падать как снег на голову, Дмитрий малодушно решил оставить этот вечер только для себя, позволив себе насладиться каждой секундой, проведённой вместе.

Прошло три дня, прежде чем Натали смогла получить весточку от Александра. Пылкое, полное признаний письмо оказалось на подносе вместе с ответами от друзей и знакомых, выражавших радость по поводу возвращения Орловых в Петербург и выказывающих надежду на новую встречу. Небрежно отбросив конверты, графиня с трепетом взяла один, подписанный знакомым почерком: Орловым.

Драгоценная моя Натали, не выразить словами, как сильно я жажду встречи, как мечтаю скорее заглянуть в твои глаза, коснуться, прижать к сердцу… Ты должна знать, что не проходило и дня, чтобы я не думал о тебе, но, стоило узнать, что ты рядом, совсем близко, и сердце забилось сильнее в предвкушении нашей встречи…

Слёзы обжигали глаза, в то время как на лице играла счастливая улыбка. Натали словно слышала его голос, чувствовала его присутствие и, если постараться, могла представить, как он писал эти строки, сидя за столом. Как порхало перо по бумаге, а губы беззвучно вторили словам. Всё отступало перед силой её любви, перед волнением при мысли о том, как она скажет Александру о том, что ждёт его ребёнка.

А Александр не мог найти повода, чтобы навестить Орловых. То, что раньше казалось простым, на поверку выходило слишком сложным — как, не вызывая подозрений у свиты заехать в дом, куда никто его официально не звал? Времена изменились, и цесаревич уже не мог, как два года назад, покинуть дворец и инкогнито навестить друзей. К тому же, у него была Мария, которую он и так расстроил сверх меры. Объяснение с ней, вопреки опасениям, вышло тихим, почти мирным. К тому времени, как Александр вернулся из Красного села, принцесса успела принять тот факт, что муж ей изменяет. А отсутствие перед глазами соперницы и мягкие напутствия императрицы, которая не уставала вскользь напоминать о роли Марии, сгладили бушующие эмоции, хоть и не смогли окончательно их потушить.

Мария скучала по мужу, невзирая ни на что, к тому же мысли о будущих родах пугали с каждым днём всё больше, и как никогда была нужна поддержка, а не война, пусть даже скрытая. Александр, готовясь к скандалу, был немало удивлён, когда вместо оного Мария встретила его с искренней улыбкой, протягивая руки. Одухотворённая, словно сияющая неземным светом, она показалась ему олицетворением мягкости, нежности, тепла. Хотелось упасть перед ней на колени и молить о прощении, но принцесса и здесь опередила, начав первой:

— Не думайте, что я вас прощаю. Нет. Но ради нашей семьи и будущего ребёнка я сделаю всё возможное, чтобы сохранить то немногое, что есть между нами.

— Мари… — Александр не находил слов, щёки полыхали пунцовым, а в груди зрело, душило что-то непостижимое огромное, дрожало, собираясь влагой в глазах.

— Избавьте меня от ваших оправданий! — отрезала Мария, обходя застывшего мужа и останавливаясь у него за спиной. — Они одинаково унизят и вас, и меня. — Она помолчала и продолжила запальчиво, не в силах сдержаться: — Это так унизительно!

Голос задрожал, принцесса всхлипнула и поспешно прижала ладонь к губам. Нет, к чему обманывать себя: было по-прежнему больно. Особенно сейчас, когда он был так близко, любимый, родной, долгожданный…

— Я недостоин вас, Мари, — тихо сказал Александр и обернулся. — Полагаю, любые слова о моих чувствах к вам будут излишни? — Заметив слёзы на её глазах, он смешался. Осторожно, боясь, что она отвергнет, взял её ладони в свои и склонил голову, приникая к ним губами.

— Мне очень захочется в них поверить, — в тон ему ответила Мария.

— Я виноват перед тобой, так виноват, — прошептал он. Что ещё можно было добавить? Что сожалеет? Что раскаивается? Но ведь это было не так! Появись возможность вернуться назад, Александр поступил бы так же.

— Ты любишь её. — Принцесса взяла себя в руки, и голос вновь зазвучал сухо, спокойно. — Не отрицай, я читала письмо, что было ей адресовано. — Она даже не могла заставить себя вслух произнести имя соперницы. — И весь этот спектакль, что вы вдвоём разыгрывали прямо под моим носом… — Осторожно освободив руки, Мария отступила. Александр поднял глаза, встречаясь с ней взглядом, пытаясь найти и не находя слов для оправданий.

— Но она теперь замужем, что бы ни скрывалось за этим поспешным браком, — продолжила принцесса после небольшой паузы. — А у нас… У тебя скоро родится наследник. И ради него я прощаю тебя. Только ради него.

— Мари, я…

— Не стоит. — Мария подняла руку, заставляя его замолчать. — Я знаю, что по-своему ты меня любишь. И мне бы должно довольствоваться этим, ведь во многих семьях нет и капли тепла, которое есть у нас. Но… — Она прикусила губу, запрокинула голову, проглотив комок в горле, разраставшийся с каждой секундой, — мне так тяжело делить тебя с кем-то, Саша.

Принцесса ждала. Ждала, что он скажет, что не придётся. Ждала, что рассыплется в мольбах, в обещаниях, в тех фразах, что обычно говорят мужчины, когда их уличают в измене. А ещё ждала услышать, что это больше не повторится. Никогда. Но Александр молчал, только смотрел пронзительно, взволнованно, ища и не находя ту девочку из Дармштадта, что прибыла когда-то во дворец. Медленно, боясь вздохнуть, он протянул руку и провёл по её щеке, стирая слезинки. Потом улыбнулся кривой, печальной улыбкой и покачал головой.

— Ты — невероятная женщина, Мари. И я люблю тебя. Возможно, не с той силой, что ты заслуживаешь, но это так. И я благодарен Богу за то, что ты стала моей женой.

Коротко всхлипнув, принцесса потянулась к нему, упала в объятия, пряча лицо на его груди, пока он гладил её по спине, ожидая, когда закончатся слёзы. И лишь когда она затихла, заключил в ладони её лицо и, не сводя глаз, прошептал:

— Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы не причинить тебе боль. Потому что не только люблю, но и глубоко уважаю тебя.

В эту ночь цесаревич ночевал у принцессы. Осторожно гладил казавшийся огромным живот, как ребёнок восторгался тому, как толкается малыш внутри, и крепко обнимал, шепча, что всё будет хорошо, стоило Марии поделиться своими страхами. Но ни слова о том, что он порвёт с Натали, не прозвучало. Она была далеко, а Александр — здесь, рядом, и все тревоги отступили на второй план, затмеваемые предвкушением великого таинства рождения. И после, когда всё осталось позади, когда в руки принцессе впервые дали дочь, счастье стало таким огромным, безграничным, что затопило все печали.

Но время шло, и, хотя Александр действительно стал гораздо ближе, проводя у неё каждый вечер, но тень Натали всё ещё стояла меж ними, незримо отражаясь в его глазах. Мария ожидала возвращения соперницы со страхом, ведь теперь муж мог и вовсе перестать скрывать от неё свои встречи, просто ставя перед фактом. Зная, что стерпит и простит. А ей ничего не останется, кроме как улыбаться и делать вид, что всё прекрасно. Хотелось отсрочить их встречу, насладиться недолгим миром в семье. Мария устала страдать. Понимая, что она навечно лишена простых радостей тихой жизни, какие были бы, не выйди она замуж за Александра, принцесса мечтала хотя бы о малости. И даже эту малость у неё вновь могла отобрать Натали.

Возвращение Орлова во дворце прозвучало, как приговор. Мария не могла объяснить, что двигало ей, когда она сказала о визите к Натали. Что ей сказать, да и зачем вообще что-то говорить? Она скучала о подруге, но их дружба была в прошлом, которому совершенно не хотелось заглядывать в глаза. А ещё она чувствовала, что вновь теряет мужа. Уверенная, что пока он не виделся с Натали, Мария не могла не заметить, как вспыхнули его глаза, зажглись мягким светом. Проведя ночь без сна, она всё же решилась на визит, рассудив, что слова придут на ум, стоит увидеть Натали. Не откладывая, принцесса распорядилась внести посещение Орловых в свой следующий выезд в город, который как раз намечался на завтра.

Александр же не находил себе места, пытаясь представить, как его встретит Натали. Как изменилась она за эти три месяца? А вдруг остыла? Он мог спросить у Орлова, но… Нет. Больше не мог. Перейдя от доверенного лица к мужу, граф словно встал на иную ступень, дав Натали то, чего он никогда в жизни бы дать не смог — своё имя. И не было больше права у цесаревича ехать с ней вдвоём в одной карете, приказав Дмитрию выйти. Не было права передавать через него письма, и, по правде говоря, видеться с его женой наедине тоже. Но даже слёзы Марии не смогли остудить пожар, полыхавший в груди, и Александр не мог отпустить Натали, при одной только мысли об этом чувствуя себя так, словно приходится вырвать сердце из груди. Просить Орлова, чтобы он отвёз жену в поместье за городом? Конечно, он не посмел бы отказать, но как переступить через себя и сделаться просителем? Но неужели Натали не стоит того, чтобы поступиться ради неё гордостью?..

Пока цесаревич боролся с собой, принцесса войну уже проиграла, решительно собираясь к Натали. Ставить в известность о своих визитах императрицу или мужа она не собиралась — после рождения цесаревны у Марии появилась некая видимость свободы, и единственное, чего требовали от неё — не посещать домов с сомнительной репутацией, а перед визитами, связанными с благотворительностью, непременно советоваться с Александрой Фёдоровной. Но на душе всё равно было неспокойно, словно Мария нарушает какое-то правило, крадётся тайком, будто вор, в то время как имеет полное право увидеть ту, что служила у неё главной фрейлиной и считалась близкой подругой. Напротив, если принцесса не заедет к графине, толков будет гораздо больше. Успокаивая себя подобным образом, Мария старалась унять волнение и беззаботно отвечать на расспросы фрейлин, ехавших в карете вместе с ней.

Ворота беспрепятственно распахнулись перед каретой принцессы, стоило привратнику бросить взгляд на герб. К дверям уже выбежал слуга, а другой поспешил к хозяйке — известить о прибытии высоких гостей. Едва заслышав, что у дверей стоит карета из дворца, Натали вскочила, роняя книгу, что читала, и поднесла руки к груди. Визит Александра был бы слишком невероятной сказкой, но именно из-за этого в неё хотелось верить всё сильнее. Подбежав к окну, Натали выглянула и застыла — волна ледяного страха окатила с ног до головы, стекая липким потом по спине. Она едва успела отпрянуть, прежде чем Мария подняла голову и посмотрела наверх. Гостий проводили в одну из самых помпезных гостиных в доме, и к тому времени, как Натали спустилась, успели принести чай и пирожные.

— Ваше высочество! — Натали попыталась придать голосу сердечности, но подбородок дрожал против воли.

— Натали! — из Марии актриса выходила гораздо лучше, и радость от встречи отразилась не только в улыбке, но и в глазах. — Как только узнала, что вы вернулись, тотчас поспешила увидеть тебя!

— Это настолько приятный и неожиданный сюрприз, что я не нахожу слов, — честность давалась гораздо легче притворства. Принцесса окинула соперницу внимательным взглядом и тонко улыбнулась.

— Я хотела бы, чтобы ты рассказала, как провела это время. А у меня, в свою очередь, есть столько новостей для тебя. — Мария поднялась, делая знак фрейлинам оставаться на своих местах. — Пойдём, покажешь мне дом. Уверена, он прекрасен.

Они вышли и некоторое время шли в тишине, собираясь с мыслями. Миновав анфиладу комнат, Натали открыла дверь, пропуская Марию вперёд — комната оказалась кабинетом Дмитрия. Высокие стеллажи, наполненные книгами, массивный стол с резными ножками, несколько кресел, — здесь всё дышало им, и Натали невольно черпала силу в сознании того, что у неё есть заступник, пусть даже незримый.

— Я говорила правду — ваш приезд стал неожиданностью, — первой начала Натали, глядя, как Мария подходит к книгам, проводит рукой по корешкам, бездумно доставая одну из них. — Но я рада вам, ваше высочество.

— Насколько рада? — Мария подняла острый, пронизывающий, казалось, до костей, взгляд, и рассеянно открыла книгу, не глядя на страницы. — Или же ты ждала другого визита?

— Я не видела Александра Николаевича по приезде, если вы об этом, — тихо ответила Натали, отводя глаза. Сам этот разговор казался абсурдным и неловким.

— Я знаю, — ровно ответила принцесса, возвращая книгу на место и подходя к сопернице. — Как знаю и то, что он найдёт возможность встретиться с тобой.

— Ваше высочество, я… — с мукой в голосе заговорила Натали. Но Мария перебила, подняв руку:

— Я не обвинять тебя приехала — всё, что должно было прозвучать меж нами, уже прозвучало.

— Тогда зачем? — растерянно спросила графиня. Мария вдруг подалась вперёд, резко хватая её за руки, скользя лихорадочным взглядом по лицу.

— Верни мне мужа, Натали! — горячечно прошептала она. — Верни мне мужа, только ты можешь это сделать! — Её грудь тяжело вздымалась, по щекам расплылись красные пятна. — Он не принадлежит мне в полной мере, и только в твоих силах вернуть его мне. Вернуть моё счастье!

— Ваше высочество… Мари… — Натали не находила слов, чувствуя, как у самой сердце колотится так сильно, словно хочет сломать грудную клетку. В ушах шумела кровь, заглушая все мысли.

— Он не оставит тебя по своей воле, — продолжила Мария быстро, словно боясь передумать и не сказать главного. — Он любит тебя, — почти выплюнула она, скривившись. В глазах блеснули слёзы. — Но ты… Ты теперь замужем, Орлов — красивый, статный, умный, богатый. Чего ещё тебе нужно? Ты не скована всеми теми условностями, что делают мою жизнь почти невыносимой! Ты вольна стать любимой женой, не деля своего мужа ни с кем. А я… — Голос Марии дрогнул, и она с силой прикусила щёку, боясь, что слёзы помешают договорить. — А я буду делить Александра всю жизнь. Если не с тобой, то с другой, но сейчас… Сейчас он так мне необходим!

Отпустив руки Натали, Мария всё так же не сводила с неё глаз, ожидая ответа. Совершенно смешавшись, Натали молчала, а в голове набатом бились её слова: верни мне мужа! Могла ли она помыслить о том, что гордая принцесса приедет к ней сама с подобной просьбой? И до какой степени дошло её отчаяние, толкнув на подобный шаг? И что сама Натали может ей ответить, особенно теперь? В животе похолодело — Мария ещё не знает о ребёнке! Руки неосознанно метнулись к животу, накрыли его, а принцесса, заметив этот жест, побледнела так резко, словно вся кровь отхлынула от лица в один момент. Задрожав, она перевела глаза на Натали и, помертвевшими, непослушными губами проговорила:

— Ты ждёшь от него ребёнка?

Натали зажмурилась, так крепко, словно надеялась, что когда откроет глаза, Марии уже не будет. Она мечтала провалиться сквозь землю, только бы не видеть её взгляд, который стоял перед внутренним взором даже сейчас. Причинив столько боли, Натали становилась причиной очередного витка страданий, хотя избавила бы принцессу от него, будь это в её силах. Разжав веки, не обращая внимания на слёзы, что градом потекли по щекам, Натали молча кивнула и, не сдерживаясь более, всхлипнула, прижав ладони ко рту.

— Когда? — только и смогла спросить Мария.

— Перед свадьбой, — всхлипнула Натали. — Прямо перед свадьбой, мы… мы виделись только один раз, а потом…

Она разразилась рыданиями, надеясь сжаться в комок и стать такой крохотной, что никто и никогда не сможет её найти. Обвинить.

Несколько минут в комнате было были слышны лишь плач Натали и громкое, тяжёлое дыхание Марии. И когда ладонь принцессы легла на плечо Натали, та вздрогнула, распахнула глаза, неверяще глядя на неё.

— Я сама теперь мать, помнишь? — прошептала Мария с грустной улыбкой. — И дети сами решают, когда им прийти в этот мир, не спрашивая о наших планах. Однако… — Она замолчала и пристально посмотрела прямо в глаза. — Ты ведь понимаешь, что должна отказаться от него? Теперь, когда в твоей жизни вот-вот появится новый смысл?

Натали молчала, ведь не согласиться со словами принцессы не могла. Та была права, во всём права, но как можно сказать Александру, что между ними всё кончено, когда он узнает о ребёнке? Сомнения отразились на лице, и Мария, правильно их прочитав, покачала головой.

— Ты знаешь, что должна ему сказать, — жестко ответила она.

— Что?.. — Глаза Натали распахнулись, она отступила на шаг. — Вы хотите, чтобы я… Нет. Нет, нет, я никогда не обману его в этом, я не скажу, что…

— Ты скажешь, что беременна от мужа. И всё встанет на свои места, — безжалостно продолжила Мария. — Будет больно, я знаю, но потом… — Она грустно улыбнулась, вновь на миг став той, прежней Мари, невестой цесаревича. — Потом ты поймёшь, что это был единственный выход для вас. Для всех нас.

Натали обессилено упала в ближайшее кресло, забыв о том, что перед ней стоит её высочество. Ноги не держали, сердце билось в горле, а перед глазами стремительно темнело, стоило представить, что она в самом деле скажет всё это Александру.

— Я уверена, что ты примешь правильное решение, — тихо сказала принцесса. Я передам фрейлинам, что ты почувствовала себя плохо, мы не будем злоупотреблять твоим гостеприимством.

Натали даже не повернула головы, когда Мария уходила, совершенно не понимая, что происходит и где она находится. Мир, наконец, обрушился на неё, придавил своей тяжестью, и сил, чтобы выбраться из-под руин своего счастья у Натали не было.

— Натали неважно себя почувствовала, — заявила Мария, появляясь на пороге гостиной. — Она в положении, и лучше будет навестить её в другой раз.

Переглянувшись, фрейлины ошарашено улыбнулись и поспешили за принцессой.

— А я говорила, что с этой свадьбой что-то не так, — донеслось до Марии. Сильно задумавшись, она не прислушивалась к разговорам, а фрейлины, ободрённые молчанием, принялись обсуждать пикантные новости. — Не прошло и трёх месяцев, а она уже ждёт ребёнка. Вот увидишь, он родится сильно недоношенным. Ох, и скандалу будет!..

— Я полагаю, что наследника Орловых стоит ждать к Масленнице, — хихикнула Дашкова. — Аккурат в феврале. Кажется, тогда они стали выезжать в город вдвоём.

— А может, даже раньше? Кто знает, чем они занимались, когда оставались на дежурствах вдвоём? — живо откликнулась фон Круг. — Под платьем можно скрыть множество подробностей…

— Как вам не стыдно! — вспыхнула Мария. — Обсуждать подобное, да так откровенно!

— Ваше высочество, а разве вам самой не интересно? — невинно поинтересовалась Дашкова. — Натали столько раз пеняла нам за безнравственность, а сама-то недалеко ушла.

— Обвинять человека на слухах недопустимо, — отрезала принцесса. — Если ваши подозрения не сбудутся, разве вы будете извиняться перед Натали?

Пристыжённые фрейлины замолчали, переглянувшись: обсуждать подобное при её высочестве всё же было не лучшей затеей. А Мария смотрела в окно и пыталась обнаружить хотя бы малую толику удовлетворения. Но его там не было, была только глухая тоска и тяжёлое предчувствие чего-то неотвратимого. Что будет, если Александр узнает обо всём? И зачем она вообще затеяла этот разговор! Если Натали всё ему расскажет, даже то хрупкое, что есть меж ними, рухнет окончательно.

========== Глава двадцать первая ==========

Стемнело, но Натали не зажигала свечи, продолжая сидеть там же, где её оставила принцесса. Кабинет наполнялся тенями, и ей казалось, что они обступают, злобно скалятся, нашептывая жуткими голосами что-то мерзкое, гадкое. Слёзы давно иссякли, оставив напоминание о себе пульсирующей болью в висках, в груди разливался ледяной пожар, выжигая всё светлое, что когда-либо было в ней. С ней. Представить, что она солжёт Александру, сказать ему то, о чём просила Мария — при мыслях об этом становилось больно дышать. Сказать ему правду? Раскрыть обман, поведать о просьбе принцессы — и заслужить вечную ненависть будущей императрицы? Или же пойти на обман и увидеть презрение в любимых глазах?.. Что скажет он на это, как отреагирует?

Натали казалось, что он уже стоит перед ней, смотрит с таким укором, с такой мукой, а после любовь в его взгляде сменяется презрением, ледяным, неотвратимым, вечным… Но разве она не виновата перед принцессой? Разве это не способ искупить перед ней свою вину? Вот только кому от этого станет легче? Неужели при вести о предательстве Александр тут же забудет о ней и сможет полюбить свою жену? Нет. Натали достаточно хорошо знала его, чтобы быть уверенной — то, что чувствует цесаревич к Марии, никогда не изменится. И единственное, что ждёт впереди — новое увлечение супруга, когда он, разбитый словами возлюбленной, бросится искать утешения в чужих объятиях.

А Натали… Что ждёт её? Полные тоски ночи, заполненные ликами прошлого, и пустые дни? Нет, у неё будет его ребёнок, разве это не достойная награда за все страдания? Крохотное существо, которое сейчас наверняка не имеет даже лица, уже заняло место в её сердце, наполняя будущее смыслом. Только так, только с ним, только без него…

Подъезжая к дому, Дмитрий пытался побороть подступающее беспокойство — во дворце стало известно, что принцесса ездила навестить графиню Орлову, и весть о её положении уже разнеслась по Зимнему, а поздравления не замедлили посыпаться, как из рога изобилия. Дмитрий даже представить не мог, что именно произошло между Марией и Натали, и, поднимаясь по лестнице и входя в дом, первым делом узнал, где графиня.

— Натали?.. — Граф нахмурился, открыв дверь в кабинет, встретивший его полной темнотой. Если бы не слабый вздох, он не заметил бы Натали, сидевшую в кресле. Оставив дверь открытой, Дмитрий в несколько шагов преодолел разделявшее их расстояние и повторил: — Натали? Вы сидите здесь одна, в темноте. Что случилось? Как прошла встреча с…

Он осёкся, поняв, что Натали не обращает на него совершенно никакого внимания, уставившись в одну точку перед собой. Её глаза горели лихорадочным блеском, а ладонь, которую Дмитрий взял в руку, оказалась ледяной.

— Натали, что с вами? Огня!

В дверях тут же возник слуга, спешно зажигая свечи. Натали трясло, зубы отбивали мелкую дробь, а лоб покрылся испариной. Дмитрий с беспокойством окликнул её, но ответа вновь не дождался, и тогда, подхватив Натали на руки и напугавшись жара, которым полыхало её тело, отрывисто приказал послать за врачом. Уже в спальне, уложив её на кровать, он осторожно сел рядом и не выпускал её руку из своих, глядя, как хлопочут служанки, обтирая влажной тканью лоб и ослабляя шнуровку лифа. Пришедший доктор констатировал нервное расстройство и спросил, бывали ли у графини подобные приступы. Дмитрий растерянно посмотрел на него.

— Я… я не знаю. Мы женаты не так давно, и при мне ничего подобного не происходило, но во дворце, когда Натали служила фрейлиной, кажется, у неё был нервический припадок. Но я… я точно не знаю…

Он беспомощно посмотрел на врача, наблюдая за тем, как тот укладывает свои инструменты в саквояж.

— Я бы рекомендовал отправить графиню на воды будущей весной. Подобные расстройства не всегда проходят без следа. А пока — только покой и никаких потрясений. Вы меня поняли?

Врач смотрел так строго, что у Дмитрия невольно возникла мысль, будто тот подозревает его в состоянии графини. Но спорить не было ни сил, ни желания, поэтому Орлов лишь кивнул и проводил врача до дверей. А после вернулся к Натали, глядя в бледное, обескровленное лицо. Он просидел у её кровати всю ночь, то прислушиваясь к прерывистому дыханию, то проваливаясь в сон, когда она затихала и начинала дышать спокойно. И только утром, когда забрезжил рассвет, а Натали заснула глубоким сном, встал и вернулся к себе, чтобы привести в порядок одежду, позавтракать и вернуться во дворец на службу.

Слухи о том, что графиня Орлова беременна, долетели до Александра к утру — весь вечер он просидел за разбором корреспонденции и проработкой нового закона, который хотел предложить Сенату. Но во время завтрака, который проходил в окружении свиты, княгиня Вронская вскользь упомянула о том, что молодая графиня теперь будет не частым гостем на приёмах, и, когда кто-то поинтересовался причиной, пожала плечами, небрежно бросив:

— Здоровье не всегда может позволить женщине в положении наслаждаться жизнью. А вчера, по слухам, её навещал врач.

Рука Александра, державшая вилку, дрогнула, и металл звякнул о фарфор, но этот звук потонул в голосах, разом загомонивших. Глубоко вздохнув, глядя прямо перед собой, цесаревич всеми силами пытался придать лицу отсутствующее выражение, радуясь, что Марии нет за столом. Мысль о том, что Натали ждёт ребёнка, обдала теплом, и губы невольно дрогнули, складываясь в улыбку. Даже крохотного сомнения не закралось в его голову. Несмотря на то, что от Натали не было вестей, Александр был уверен — она по прежнему любит его, сгорает в том же пламени и тоскует в разлуке. Наверняка это произошло в их последнюю встречу, спонтанную и полную страсти. Конечно, тогда о подобных последствиях не подумал ни он, ни она. Но теперь… Александр опустил глаза в тарелку и не смог сдержать улыбку, представив Натали, сидящую у окна в глубоком кресле и ласково поглаживающую свой живот. Его ребёнок. Следовало бы корить себя за то счастье, от которого хотелось вскочить с места и броситься к ней. Следовало бы упрекать себя за то, что подобные мысли ни разу не посещали его во время беременности Марии. Следовало. Но Александр не мог. Его Наташа, его единственная любовь, настоящая, живая, искренняя, и такое явное доказательство их чувств…

Сейчас Александр был особенно благодарен матушке за то, что проявила твёрдость и заставила Натали выйти замуж. Но отдельная благодарность предназначалась Орлову, который с самого начала проявил благородство, согласившись принять любые последствия их связи. Что ж, теперь у Александра мог появиться повод заехать в их дом и лично поздравить чету Орловых.

Раздражённо покосившись на недоеденный завтрак, Александр еле слышно вздохнул и поднял глаза на придворных, которые давно обсуждали другую сплетню. Подозвав одного из камергеров, замерших за его спиной, цесаревич распорядился пригласить Орлова в его кабинет, а сам с трудом заставил себя закончить завтрак. Все сомнения, что терзали его, не давая обратиться к графу напрямую, просить о встрече с Натали, отступили. И графа Александр встречал широкой улыбкой, приветливо поздоровался и повернулся к окну, сцепляя руки за спиной, — разделить свою радость с единственным человеком, который был посвящён абсолютно во всё, хотелось неимоверно.

Но слова вдруг пропали, застряли в горле, и некоторое время цесаревич молчал, собираясь с мыслями. Потом обернулся и светло улыбнулся, как старому другу.

— Весь дворец гудит, граф, — начал Александр, разглядывая загорелое лицо и представляя, каково это — провести два месяца на берегу моря рядом с Натали?.. — На вас, наверняка, обрушились поздравления, и я хотел бы к ним присоединиться… — Он опустил глаза, вздохнул и снова поднял голову, встречаясь с твёрдым взглядом. — Но не могу.

— Быть может, потому что поздравления должны предназначаться не мне? — тихо спросил Дмитрий. Александр невольно смутился, подошёл к столу, рассеянно пробегая по нему взглядом.

— Скажите, — протянул он, наконец, — вы не жалеете о том, что женились?

— Нет, — быстро ответил Орлов и даже качнул головой в подтверждение.

— Понимаю. — Александр оставил попытки разобрать бумаги на столе и прямо посмотрел на графа. — Что ж… признаться, мне тяжело подобрать слова, которым следовало бы прозвучать. Но я…

— Я знаю, что вы рады, — позволил себе перебить граф, но цесаревич, будучи в замешательстве, даже не заметил этой бестактности. — Вы рады, потому что женщина, которую вы любите, носит вашего ребёнка. И поделиться этой радостью вам не с кем.

— Вы правы, — кивнул Александр, чувствуя, как рассеивается напряжение. Подойдя к графину, он наполнил два бокала янтарной жидкостью и протянул один из них Дмитрию. — У меня нет друзей во дворце, у меня вообще нет друзей. Но я рад, что есть человек, на которого я могу положиться, который доказал свою преданность и умение хранить тайны.

— Я тоже рад служить вам, ваше высочество, — проговорил Орлов, принимая бокал. — Но смею вас заверить, что женитьба на Натали не была вызвана меркантильными соображениями.

— Я знаю, — улыбнулся Александр. — Но от своих слов не отказываюсь: Натали уже выделено содержание, и никто не сможет обнаружить связь с моей семьёй, если решит полюбопытствовать о происхождении этих денег. А когда родится ребёнок, он, или она, получит два имения в Тверской губернии, достаточно обширные, чтобы либо составить приличное придание, либо — хороший капитал. Не возражайте! — Александр поднял руку, видя, что Дмитрий открыл рот. — Не возражайте, - мягче продолжил он. — Это не плата за то, что вы дали своё имя Натали. Это — моя единственная возможность дать ей хоть что-то, кроме своей любви.

Несколько мгновений Орлов молча смотрел на него, впиваясь подушечкой большого пальца в резные грани бокала. И вдруг резко запрокинул в себя коньяк, отсалютовав пустым хрусталём.

— За здоровье Натали!

— За здоровье Натали! — воодушевлённо поддержал Александр, осушив свой бокал. – Я думаю, вы понимаете, что мне необходимо увидеть её. Никоим образом не хочу бросать даже малейшую тень на вашу семью и ваш брак, но…

— Я понимаю, — сухо откликнулся Дмитрий. — Но сейчас Натали нездорова, вчера нас посещал доктор и…

— Что-то случилось? — встревожено перебил Александр. — Я немедленно распоряжусь, чтобы вас навестил Вилье!

— Спасибо, — кивнул Орлов. — Тогда, быть может, он скажет, когда можно навестить её, и мы заедем по пути в полк или…

— Я полностью полагаюсь на вас, — улыбнулся цесаревич. Он просто не мог заставить себя перестать улыбаться. — Тогда я попрошу вас о последней малости — к вечеру передам вам несколько строк для неё.

— Конечно, ваше высочество. — Орлов кивнул и вопросительно посмотрел на него, и Александр, спохватившись, махнул рукой, давая понять, что на данный момент аудиенция окончена. Всё оказалось даже проще, чем он мог представить. Отчего он решил, что что-то изменится после Италии?

Внутри перемешалось слишком много чувств, чтобы Дмитрий мог дать им объяснение. Он устал переживать при виде счастливого соперника, может, с этим было связано полнейшее равнодушие, с которым граф выслушивал признания цесаревича? А может, дело было в том, что тревога за Натали перевешивала всё, и единственная мысль, которой он жил сейчас — лишь бы у неё всё было хорошо. Лишь бы она была счастлива. Конечно же, визит Александра принесёт ей счастье, и если это та жертва, на которую надо пойти, то он с лёгкостью устроит их встречу. Что же сказала принцесса Натали, чем был вызван её нервический припадок? Судя по тому, как доволен цесаревич, с ним Мария подробностями визита не делилась. Или здоровье Натали пошатнулось вовсе не из-за встречи? В любом случае, до вечера он ничего узнать не мог, как не мог и надеяться на то, что Натали разоткровенничается с ним и расскажет, что произошло.

Так и вышло: Натали замкнулась в себе и последующие три дня упрямо отмалчивалась, односложно отвечая на расспросы, слишком задумчивая, чтобы любая попытка расшевелить не оборачивалась крахом. Но больше напугало Дмитрия, когда на известие о скорой встрече с Александром она разразилась слезами, даже не взглянув поначалу на его письмо. Надежда шевельнулась было, расправила крылья, но быстро утихла при виде потухшего взгляда любимой и её полной отрешённости от мира. Благо, что о визите Вилье стало известно при дворе, и в ближайшее время никто не ждал Орловых на приём или бал, хотя приглашения присылали постоянно, с припиской: Если вы будете в добром здравии.

Прошла неделя, прежде чем конь Александра въехал во двор Орловых, а сам цесаревич спешился и небрежно бросил поводья слуге, обратив нетерпеливый взгляд наверх. Показалось, или в одном из окон мелькнуло бледное лицо? Дмитрий, на правах радушного хозяина, провёл высокого гостя в дом и распорядился накрыть в гостиной, одни из дверей которой выходили на крытую галерею, опоясывавшую крыло.

С серого, изжелта больного неба срывалось что-то, отдалённо напоминающее снег. Сухие, колкие крупинки с печальным стуком сыпались в стёкла, а поднявшийся ветер гнул деревья в парке за домом. Натали, укутавшись в шаль цвета опавшей листвы, неспешно шла вдоль ряда высоких окон, сегодня чувствуя себя как никогда усталой и разбитой. О приезде цесаревича ей не доложили, и графиня направлялась к облюбованному месту — диванчику, стоявшему прямо в конце галереи, утопавшему в густой зелени пышных фикусов в кадках. Когда совсем похолодает, их уберут в зимний сад, а сейчас они маслянисто поблескивали листьями, приглашая разделить своё одиночество.

Невесомо вздохнув, Натали опустилась на диван и обратила свой взгляд в окно, глядя, как по стылой земле перекатывается позёмка. Движение в конце коридора поначалу не привлекло внимания — мало ли, кто из слуг решил сократить путь или поинтересоваться, не нужно ли что хозяйке. Но, чем ближе, тем тревожнее становилось на душе. В конце концов игнорировать нежданного посетителя стало совершенно невозможно, и Натали обернулась, резко впиваясь пальцами в обивку — в полумраке тускло блеснули знакомые эполеты. Она открыла рот, дабы произнести хоть слово, но сердце так больно забилось, что даже дышать стало тяжело. Только и оставалось, чтонаблюдать за тем, как он становится ближе, как блестят его глаза, как на губах расцветает улыбка. Едва найдя в себе силы, Натали поднялась и протянула руки, переплетая их пальцы, ныряя в его объятия, обнимая, дыша им и не в силах надышаться.

Александр тоже молчал, не находя слов. Просто гладил по спине, зарываясь носом в волосы, прикрыв глаза, наслаждаясь каждым мгновением и не забывая о том, что скоро вновь придёт пора расстаться. А Натали зажмурилась так крепко, что перед глазами полыхнуло багряно-красным, стиснула зубы, лишь бы не разрыдаться. Её сердце, её душа, её мир сейчас были здесь, перед ней, обнимая её. И, судя по прерывистому дыханию и тому, как гулко и стремительно колотилось чужое сердце, Александр полностью разделял её чувства.

Наконец он нехотя отодвинул Натали от себя, беря её лицо в ладони, осторожно целуя. И только спустя минуту, оторвавшись от её губ, хрипло прошептал:

— Я слышал новость, что сделала меня счастливейшим из людей.

— Саша, я…

— Не говори ничего. Просто знай, что я рядом, даже если ты меня не видишь. Всегда рядом.

Он снова поцеловал её, и Натали малодушно позволила себе насладиться последними крупицами счастья перед тем, как всё закончится. Она зарывалась в его волосы руками, притягивая к себе, не желая отпускать ни на секунду, целуя так жадно, словно надеялась нацеловаться впрок. Надышаться, набраться счастьем, чтобы потом по крохам доставать из шкатулки воспоминаний и пытаться поймать отголоски прошлого.

— Ты получила мои письма?

Натали сама не поняла, когда они успели сесть на диван, и теперь её голова покоилась на его плече.

— Да, они прекрасны. — Реальность начала напоминать о себе, выдёргивая из сладкой сказки.

— А ты? Ты писала мне?

«Каждый день!» — хотелось крикнуть, но она не могла. Решение, принятое за неё, лишало права говорить правду. Натали медленно выпрямилась и заговорила, глядя прямо перед собой:

— Я должна сказать тебе одну вещь. Не думаю, что тебе будет приятно её услышать, поэтому…

— Ты пугаешь меня. — Александр коснулся её плеча, но Натали сбросила его руку, дёрнулась, поднимаясь.

— Это не твой ребёнок, Саша, — ровно, медленно произнесла она, не сводя глаз с окна. — Я вышла замуж, это ребёнок мужа. Не твой.

Некоторое время за её спиной было тихо, или это кровь шумела в ушах так сильно, что заглушала все звуки? Наконец раздался шорох — Александр поднялся, встал за её спиной и тихо сказал:

— Ты лжёшь. И я догадываюсь, почему. Это из-за Мари? — Его ладони легли на её плечи, разворачивая, заставляя поднять на него мокрое от слёз лицо. — Это она, — вздохнул он. — Наташа, глупая моя, храбрая моя, — он порывисто прижал её к себе, шепча: — Ты правда решила, что я поверю? Что смогу поверить в то, что ты забыла меня так быстро? Что не увижу, как ты выдираешь из себя эти слова, обливаясь кровью?

— Саша, я… — голос почти не слушался Натали, она почти была готова уступить, к тому же, она сделала всё, что от неё просила принцесса. Лгать дальше не имело смысла. И не было сил.

— Почему ты решилась на этот обман? — Александр крепко обнимал её, не давая поднять глаза. И отчего-то говорить так, прижавшись к его груди, слушая заполошный стук сердца, было проще.

— Сколько, ты думаешь, это сможет продолжаться? И сколько боли мы ещё причиним принцессе?

«И графу», — мысленно добавила она про себя.

— Я не знаю, как жить без тебя, как жить рядом с тобой, но без тебя. Но я научусь. Со временем покину Петербург, останусь воспоминанием.

— Ты никогда не останешься лишь воспоминанием, — прошептал Александр дрожащим голосом. — Ты навсегда поселилась в моём сердце, заняла часть его. Навсегда.

— Неужели мы действительно прощаемся? — Натали вдруг встрепенулась, подняла испуганные глаза. Александр грустно улыбнулся и осторожно поцеловал её в лоб.

— Разве мы можем попрощаться навсегда, Натали? — На миг он стал тем цесаревичем, что когда-то был лишь другом в её глазах. Знакомые нотки проскользнули в голосе, обдав холодом и пониманием — это действительно происходит — они расстаются навсегда. Конечно, они будут видеться на приёмах и балах, но никогда больше не смогут держать друг друга в объятиях, стоять, как сейчас, дыша прерывисто, давясь слезами.

— Ты сильнее меня, гораздо сильнее, — заговорил Александр, спустя несколько минут. — Я не могу заставить себя просто разжать руки, чтобы отпустить тебя. А ты готова уйти, лишь бы другим было счастье…

— Я была счастлива более, чем достаточно. — Натали вновь подняла на него глаза, улыбнулась. — Ты дал мне столько счастья, что воспоминаний о нём хватит на всю оставшуюся жизнь. Каждое мгновение, проведённое рядом с тобой — такое чистое, яркое счастье… Теперь я знаю, что так действительно бывает. Что такая любовь — настоящая, живая. И я ни о чём не жалею. Но за каждое счастье надо платить.

— Несправедливо, — выдохнул Александр, вновь прижимая её к себе, мягко покачивая в кольце рук. — Я мог бы быть твоим мужем, и сейчас ты носила бы моего первенца. И больше никаких условностей и условий, только ты и я. Мечты… А настоящее — вот оно — мы должны расстаться, потому что так надо. Кому-то, кто придумал эти правила задолго до нашего появления. Надо расстаться невзирая на то, что мы любим друг друга. Что столько уже пережили, а теперь…

— Поцелуй меня, — прошептала Натали, и он тут же исполнил эту просьбу, сначала нежно, ласково, но с каждым движением губ углубляя поцелуй, делая его жарким, жадным.

Они тянулись друг к другу с отчаянием обречённых, понимая и не понимая одновременно, что этот поцелуй — последний. Касались друг друга в последний раз, неистово целуя веки, скулы, вновь возвращаясь к губам, чтобы утонуть в сладости чужих губ, напиться чужим дыханием, отогреться чужим теплом…

Александр прислонился лбом к её лбу, тяжело дыша, не открывая глаза. Зашептал прерывисто:

— Я должен идти… Прямо сейчас, потому что иначе буду умолять тебя изменить своё решение… Невозможно — отпустить тебя…

— Подожди, не уходи. — Натали открыла глаза, провела носом по его носу. — Подожди меня, я сейчас.

Она отступила, выныривая из его объятий, подняла шаль, упавшую на пол, и поспешно скользнула в первую попавшуюся дверь. Александр тяжело вздохнул, заложил руки за спину и подошёл к окну. Мог ли он думать, направляясь сюда одним из самых счастливых людей в стране, что вернётся во дворец с зияющей дырой вместо сердца? Пока было сложно представить, но боль от потери уже расправляла крылья, готовясь захватить душу, едва отзвучит последнее «Прощай».

Натали вернулась, держа в руках письма, перевязанные широкой красной лентой. Протянула, ловя его взгляд.

— Это — мои письма. Если они ещё нужны тебе…

Не давая закончить, Александр бережно взял их и, прежде чем спрятать, поцеловал ленту. Попытался улыбнуться, но вместо улыбки получилась жалкая гримаса. Натали подняла руку, коснулась кончиками пальцев его губ и тут же резко отпрянула, покачала головой.

— Я люблю тебя. Позволю сказать это в последний раз. Я люблю тебя.

— Наташа!.. — выдохнул с мучительным стоном он, делая шаг, обнимая отчаянно. — Люблю тебя, так люблю… Сердце моё, жизнь моя, любимая…

Натали застыла в его руках, подалась было всем телом, и вдруг оттолкнула, громко всхлипнув.

— Уходи. Умоляю тебя, уходи скорее!

Она прижала ладонь ко рту, заглушая рвущееся из груди рыдание, пока его силуэт расплывался в дымке слёз, размазывался в сумеречном полумраке, пока он отступал, не в силах повернуться спиной, не сводя с неё глаз, запоминая такой: настоящей, открытой, разделяющей ту же боль, что сейчас рвала его душу. Наконец звякнули шпоры, сверкнули тускло эполеты, тихо прикрылась дверь — Натали осталась одна. Впиваясь обеими ладонями в губы, она согнулась пополам и медленно опустилась на колени, задыхаясь.

========== Глава двадцать вторая ==========

Александр влетел в гостиную, миновал Дмитрия, поднявшегося навстречу, и скрылся в коридоре.

— Не надо меня провожать, граф! — крикнул цесаревич, стоило Орлову выйти следом. Тот растерянно замер, наблюдая, как Александр сбегает по ступеням и, не глядя на склонившихся в поклоне слуг, отрывисто приказывает подать коня, рваными движениями накидывая крылатку на плечи.

Александр бежал отсюда прочь, быстрее, пока ещё были силы и решимость, пока разум принимал желание Натали расстаться, а сердце не вступило в противоречие с разумом. Он хотел покинуть дом, не оборачиваясь, потому что боялся, что голос изменит и взгляд выдаст отчаяние, как предавали сейчас руки, мелко подрагивая. Прикусив щёку, Александр стремительно вышел из дома, вскочил на коня и с трудом удержался, чтобы не обернуться, прекрасно зная, что Натали не увидит ни в одном из окон. Её письма жгли сквозь рубашку, но он точно знал, что не найдёт в себе силы открыть хотя бы одно. Не сейчас. Может, позже, когда утихнет боль и станет легче дышать. Умом он понимал, что решение, тяжесть которого взвалила на себя Натали, правильное. И что лучше расстаться так, сохранив нежную память о счастье, чем дождаться, когда чувства охладеют, а связь станет тяготить. Александр понимал, принимал, смирялся, но легче от этого не становилось. Он столько ждал встречи, надеялся, мечтал, а теперь… Больше никогда не иметь возможности коснуться её, поцеловать, сказать о своих чувствах. Снова запереть глубоко внутри то, что делает его настоящим, живым.

Конь цесаревича нёсся по улице, распугивая прохожих и заставляя кареты испуганно разъезжаться. За ним едва поспевали двое адъютантов, надеясь, что его высочество вернётся во дворец и уж там следить за его безопасностью будет кто-то другой. Но Александр свернул прямо к Неве, миновав Зимний, и резко осадил коня у Троицкого моста. Там, на другой стороне Малой Невы темнела Петропавловская крепость. Острый шпиль подпирал свинцовое небо; там, за толстыми стенами, ожидали своей участи узники, и Александр невольно почувствовал себя одним из них. Обернулся, глядя на громаду дворца за спиной — те же стены, та же безысходность. Ледяной ветер обжигал лицо, острой снежной крупой впиваясь в кожу. Срывал слёзы, едва они появлялись на глазах, и уносил к реке, к крепости, к несвободе… Адъютанты успели здорово замёрзнуть, не решаясь заговорить с цесаревичем, когда над крепостью сверкнуло, вычерчивая абрис шпиля, а следом прогремел гром. Цесаревич вздрогнул, словно опомнился, приходя в себя, развернул коня и направился во дворец. Короткая слабость, которую он мог себе позволить, закончилась, и пришло время вновь быть тем, кем все хотели его видеть: мужем, сыном, наследником.

Натали не знала, откуда у неё взялись силы, какой внутренний сосуд открылся, разливая в душе ледяное спокойствие. Только что она чувствовала, что рассыпается на крохотные кусочки и больше никогда не сможет подняться. Но вот где-то вдалеке прогрохотал гром, словно напоминание о том, что жизнь продолжается. Слёзы закончились резко, только горло всё ещё перехватывало болезненным спазмом, не давая вздохнуть полной грудью. Натали осторожно поднялась, опираясь на диван, и несколько раз глубоко вздохнула. Распрямила плечи, вздёрнула подбородок и уверенным, хоть и медленным, шагом направилась в гостиную.

Здесь ярко пылал камин, и Натали только сейчас поняла, как замерзла в галерее. Она протянула озябшие руки к огню, чувствуя, как пробирается от кончиков пальцев тепло — сейчас думать о таком — простом, приземлённом, было проще всего. Не допускать мыслей об Александре, вообще никаких. Не позволять себе думать о нём как можно дольше, пока перестанет при одном только упоминании его имени перехватывать сердце.

— Натали, всё в порядке? — Дмитрий появился в гостиной минуту назад, и всё это время смотрел, как она пытается согреться, продолжая держать у огня уже начавшие розоветь от жара руки.

— Да, — спокойно ответила Натали и, наконец, отошла от камина. — Вы провожали цесаревича?

— Нет. Он уехал, не простившись. Я… — Он осторожно посмотрел на неё, пытаясь по отсутствующему выражению лица понять, о чём можно спросить. — Я не знаю, мне показалось, он был чем-то расстроен, и я не посмел…

— Мы расстались. — Это прозвучало так сухо и ровно, что, не наблюдай Дмитрий, в каком состоянии была жена последние дни, он бы поверил, что ей абсолютно всё равно.

— Вы?..

— Расстались, Господи, обязательно надо повторять?! — воскликнула Натали, и боль, тщательно скрываемая, на миг прорвалась сквозь безупречный фасад холодной сдержанности. — Простите. — Она быстро взяла себя в руки и даже улыбнулась. — Я не должна была повышать на вас голос, просто сейчас не лучший момент для душевных разговоров. Но я вскоре возьму себя в руки, вот увидите. — Натали смешалась, резко отвернулась, поднеся руку к губам. Вздохнула несколько раз, с отчаянием понимая, что камин перед глазами расплывается и дрожит. — Вот увидите, — прошептала она, — всё будет хорошо. Совсем скоро.

— Натали!.. — Дмитрий подошёл к ней, протянул руку, почти коснувшись, надеясь обнять её, успокоить, но она повела плечом, отступая на шаг, по-прежнему на глядя в его сторону.

— Не надо, прошу вас. Не сейчас. — При мысли о том, что он коснётся её так же, как касался Александр совсем недавно, так, как он никогда больше её не коснётся, хотелось кричать. Скрипнув зубами, Натали вздохнула прерывисто, смахнула быстрым движением слёзы и спросила: — У нас много приглашений? Я бы хотела навестить друзей в ближайшее время. Сможете ли вы составить мне компанию? Думаю, первое время нам бы следовало появляться вдвоём, но посещать не больше двух домов за вечер. Вы согласны?

— Я, признаться, не думал об этом. — Дмитрий и впрямь совершенно не думал о том, как лучше вести себя, куда ездить и кого посещать. Все его мысли по возвращении в столицу были заняты лишь её самочувствием и взаимодействием с императорской семьёй. Теперь же Натали, видимо, горела желанием погрузиться в светскую жизнь Петербурга, пока есть возможность и позволяет состояние. Впрочем, никто не считал предосудительным, когда дама посещала балы и приёмы, пока её положение не становилось слишком очевидным.

Дмитрий понимал желание жены не просто развеяться — погрузиться в круговорот развлечений с такой силой, чтобы забыть обо всём. Он почти физически ощущал её боль, видел её, затаившуюся, в глубине зелёных глаз, в скорбных складках, собиравшихся у губ, когда она полагала, что никто не наблюдает за ней. Пожалуй, никогда ещё Натали не была для него такой яркой, манящей и недоступной, сделавшись тем более далёкой, чем больше проходило времени со дня расставания с цесаревичем. Дни летели за днями, прошёл октябрь, и ноябрь медленно принялся одевать Неву в ледяное убранство.

Натали стояла перед высоким зеркалом, расправляя широкое кружево, из которого поднимались покатые плечи. На шее переливался розовый жемчуг, повторяясь в заколках, что держали причёску и пышные перья в локонах. Подтянув высокие перчатки, Натали сделала пируэт, глядя, как взметнулись юбки. Корсет привычно подчеркнул талию, всё ещё тонкую и стройную, но совсем скоро, через месяц уже, от него придётся отказаться. Приложив руки к животу, Натали зажмурилась на короткий миг, но тут же распахнула глаза и улыбнулась отражению. Нет, она не будет думать ни о чём, кроме бала. Кроме возможности встретить друзей, обсудить новости из дворца и закружиться в вихре танцев.

Порой ей хотелось всё бросить и уехать из столицы. В любое поместье, хоть своё, хоть Дмитрия. Жить там затворницей, в покое, вдали от блеска и шума. И только одно пугало, заставляя снова и снова искать развлечений в гостиных: тишина и мысли, что неминуемо проснутся, стоит ей остаться одной. Мысли, что будут сжирать её изнутри, подтачивая хрупкое душевное равновесие. Сожаления, тоска, боль — Натали боялась этого, малодушно надеясь, что с рождением ребёнка так или иначе станет легче. И тогда она сможет думать о том, что потеряла, без сожалений. Сможет достать его письма, сможет позволить себе вспомнить каждое слово. Сможет говорить о нём без дрожи в голосе. А пока… Уверенно кивнув своему отражению, Натали подобрала меховой палантин и вышла из спальни, встретив мужа у лестницы.

Сегодня Дмитрий предпочёл форме угольно-чёрный фрак, а в изящной булавке для галстука и запонках сияли жемчужины в тон тем, что украшали шею Натали. С мягкой улыбкой он наблюдал за тем, как она приближается, склоняя голову и отвечая улыбкой.

— Что ж, сегодня нас ждут у Бестужевых, а после — приём у княгини Черкесской, я слышал, они привезли троих индусов из последней поездки в Азию.

— Индусов? Откуда? — Натали повернулась к графу спиной, подставляя плечи, на которые он накинул переливчатый атлас, отделанный сизым мехом чернобурки.

— Кажется, из индийских колоний англичан, — ответил Дмитрий, слегка задевая кончиками пальцев её шею. С сожалением отступив, он поспешил натянуть перчатки, позволяя слуге надеть на него крылатку.

Они стали ближе, насколько вообще применимо было это понятие в этих сложных, запутанных отношениях. Каждый вечер на виду у всех, каждый день порознь. «Самая красивая пара в этом сезоне» — с лёгкой руки княгини Воронцовой это звание закрепилось за Орловыми, а острый ум графини вкупе с обходительностью графа делали их желанными гостями любой гостиной. Дмитрий, по всеобщему признанию женской половины высшего общества, был «до умиления влюблён» в свою жену, что расценивалось, как нечто забавное и трогательное. Натали же, знавшая всех и вся, но до замужества почти не водившая тесных знакомств вне дворца, оставалась фигурой в чём-то загадочной, хотя и окружённой романтическим ореолом — как же, покинуть службу при принцессе ради того, чтобы выйти замуж, да ещё и за того, кто, хоть и обладает значительным состоянием, но имеет титул ниже. Конечно же, за этим стояла какая-то история, дознаться до которой ставили себе целью все столичные сплетницы, но пока что всё выходило так, будто княжна и впрямь вышла за Орлова, следуя велению сердца.

— Слишком гладко всё выглядит, — скучающе протянула княгиня Черкесская, наблюдая за тем, как чета Орловых обходит зал, здороваясь с гостями. — Она не выглядит счастливой.

— Будто вы много знаете счастливых пар, — усмехнулась графиня Вронская, провожая взглядом статного офицера из императорского полка.

— Может, и не много, — пожала плечами княгиня. — Но разочарование жизнью в женских глазах я, представьте себе, читаю с лёгкостью.

— С вашим воображением вам бы писать романы! Уверена, они будут иметь успех!

Большой зал был полон гостей. Бесшумно сновали слуги с подносами, заставленными напитками и лёгкими закусками. Наверху, на открытой галерее, музыканты настраивали инструменты. Шуршали юбки, звенели бокалы, то тут, то там раздавался смех — вечер был в самом разгаре, сегодня здесь собрался весь Петербург. Поэтому, когда объявили о приезде Александра Николаевича и Марии Александровны, княгиня Черкесская зарделась от удовольствия, в то время, как Натали побледнела, едва не выронив бокал.

Это была их первая встреча. Слишком рано, ещё по живому, по ранам, что не успели даже начать затягиваться. Натали показалось, что время застыло, звуки утихли и даже свет стал слабее. Только в ушах что-то протяжно звенело. А в следующую секунду он встретился с ней взглядом, застыл на короткий миг, грустная улыбка скользнула по губам, и вот цесаревич уже отвернулся, здороваясь с канцлером.

Натали знала, что будет тяжело, но не подозревала даже, что настолько. Словно кто-то со всей силы ударил в живот, выбил весь воздух из лёгких, выбросил, как рыбу, на берег, заставив беспомощно открывать рот в надежде вздохнуть снова. Он был рядом, совсем близко, родной, из её снов, из её прошлого. И Натали тянуло к нему, словно магнитом, и взгляд то и дело выхватывал его в толпе, пока не наткнулся на другой, взволнованный, — принцессы.

— Боюсь, нам надо подойти и выразить своё почтение. — Дмитрий возник из-за спины, подставляя локоть и уверенно подводя Натали к Александру и Марии.

— Ваше высочество. — Натали присела в неглубоком реверансе, протягивая руку для поцелуя. — Не ожидали вас встретить сегодня.

— Это была моя идея, — сказала Мария, скользя лихорадочным взглядом от мужа к Натали и обратно. Но оба они упорно отводили глаза, смотря куда угодно, только не друг на друга. Александр мазнул губами по её руке и тут же отпустил, пробормотав:

— Не самая удачная.

— Я рада видеть тебя в добром здравии, — вновь заговорила Мария, нервно улыбнувшись. — Говорят, ты была нездорова.

— Спасибо, теперь всё в порядке. После вашего визита мне стало гораздо лучше. — Натали вложила в улыбку как можно больше сердечности и вновь присела. — С вашего позволения.

Дмитрий кивнул, уводя Натали как можно дальше, пока она вцепилась в его руку, даже не заметив этого. Сердце рвалось обратно, к нему. Просто стоять рядом, слушать голос, быть может, обменяться парой ничего не значащих фраз. Чувствовать его, дышать им. Жить им.

— Быть может, вы хотите домой? — тихо спросил Дмитрий. Натали встрепенулась.

— Так скоро? Что подумает княгиня?

— Что вам стало нехорошо. А может, — он склонился к её уху, пронзая глазами княгиню Черкесскую, — что муж-самодур увёз вас домой, изнывая от ревности.

Натали невольно улыбнулась, покачала головой.

— Вы действительно желаете себе подобной славы?

— А вы действительно сможете провести здесь всю ночь? — Дмитрий почувствовал, что начинает раздражаться. Что за склонность к причинению боли самой себе? Натали приподняла бровь и холодно улыбнулась:

— Вы во мне сомневаетесь, граф?

Она должна была это пережить. Чтобы доказать самой себе, что сможет. Чтобы сделать крохотный шажок к новой жизни. И она старалась, хотя чувствовала его взгляд на себе. Он прожигал сквозь платье, горел на коже, проникая к сердцу. Подойти бы ближе, коснуться руки, хотя бы мимолётно… Ради чего она лишила их этой малости? Ради того, чтобы сейчас со спокойным равнодушием смотреть в глаза принцессе? Стоило ли оно того? Они больше не принадлежали друг другу, но тянулись, невольно, раз за разом оказываясь рядом.

— Это невыносимо, — прошелестело прямо над ухом. Натали вздрогнула, но Александра уже не было рядом — он успел отойти на несколько шагов и теперь непринуждённо разговаривал с отставным генералом. По телу пробежала дрожь, обдала знакомой, тёплой волной, сворачиваясь внизу живота. Натали прикрыла глаза, коротко выдохнула и тут же их распахнула, находя взглядом мужа. Нет, она не станет заново через всё это проходить. Снова обманывать, скрываться, потому что вновь выплыть из этих чувств не сможет. Ещё одно слово, один жест — и она станет молить о том, чтобы они снова были вместе…

— Прошу вас, мне нужно домой, — прошептала Натали, когда Дмитрий подошёл. — Вы можете остаться, а я вернусь.

— Не говорите ерунды. — Орлов поджал губы, ища цесаревича, но того поблизости не оказалось. Неужели они договорились о чём-то?.. Волна злости поднялась изнутри, резкая, вспыхнула в голове, застилая глаза красным. — Мы вернёмся вместе.

Натали покорно склонила голову, позволяя отвести себя к княгине, чтобы попрощаться. Они ждали карету молча, думая каждый о своём. И если Натали пыталась вернуть с таким трудом приобретённое душевное равновесие, то Дмитрий буквально задыхался от ревности. Он подозревал, конечно, что подобное может произойти, но это оказалось больно. Как и всегда больно — отдавать её ему, самолично подводить к спальне, оставаясь за дверью. Снова говорить себе о том, что надо надеяться. Но на что, ради Бога?!

Он рывком распахнул дверь, подставил руку, помогая Натали забраться в карету, сел сам и стукнул по крыше. А Натали думала, думала, думала о том, что не хочет возвращаться в прошлое. Как бы счастлива она там ни была, у этой любви нет будущего. Нет сейчас, и не было никогда. Рано или поздно действительность догнала бы, растоптала. И это уже происходит. Но Натали почти привыкла жить без него, почти заставила себя успокоиться, почти начала забывать. Дважды в одну реку нельзя войти — не она это придумала, но есть ли смысл сомневаться? Натали прикрыла глаза и откинулась на сидении, крепко стиснув руки на коленях.

Дмитрий следил за ней, с трудом сдерживая желание схватить за плечи и встряхнуть. Крикнуть, что она — глупая девчонка, если надеется вернуть Александра. Что он не может вечно спасать её. Что он любит её так сильно, что готов запереть в доме, если это поможет не свалиться обратно, в пропасть, из которой с таким трудом и без потерь выбралась.

— Что будет дальше? — спросил Дмитрий, ступив на ступени перед домом. Карета покатилась в каретный сарай, двери приветливо распахнулись, приглашая хозяев войти.

— О чём вы? — Подобрав юбки, Натали принялась подниматься.

— Дальше, Натали? Что будет дальше? — Он перешагивал через две ступени сразу, быстро поравнявшись с ней. Схватил за локоть, резко разворачивая, останавливая почти у дверей. Ждавший за ней слуга поспешил отступить за дверь, чтобы не мельтешить перед глазами.

— Дальше я лягу спать, — ледяным тоном процедила графиня, вырывая локоть из захвата. — А завтра выслушаю ваши объяснения.

— Мне не в чем перед вами оправдываться! — выкрикнул Дмитрий, но взял себя в руки, дождавшись, когда Натали снимет манто. Не глядя швырнув пальто на руки слуги, он вновь догнал её, и они принялись подниматься на второй этаж.

— Вы отлично знаете, о чём я говорю, — тихим, дрожащим от ярости голосом проговорил он. — Вы вновь решили возобновить ваши встречи? Вы хотели встретиться сегодня, не так ли? Но я помешал своим решением проводить вас, и…

— Вы действительно думаете так? — Натали остановилась посреди лестницы, шокировано глядя на него. — Вы считаете, что я смогла бы вновь обмануть вас? Я ведь обещала, ещё тогда, в Италии, помните?

— Помню, — усмехнулся он. — Поэтому и спрашиваю: что дальше?

— Ничего. — Она опустила глаза и вновь стала подниматься наверх. — Ничего, — повторила она, прикусив губу.

— Вы по-прежнему любите его, — горько прошептал он ей вслед. Натали, успевшая подняться, обернулась и ответила тихо:

— Да, и этого не изменить. Но это не значит, что я не хочу его забыть. Просто… Просто это очень не просто.

И она ушла, оставив его стоять посреди лестницы с гулко бьющимся сердцем, полным сожалений и уставшей надежды.

Натали не спалось. Сейчас бал был в самом разгаре, Александр танцевал, смеялся, возможно, флиртовал, желая забыть о ней, так же, как делала она всё это время. А сейчас ей не спалось, потому что одна мечта не давала покоя — чтобы он был рядом. Именно сейчас он был нужен так сильно, что Натали ощущала настоящую боль от потребности видеть его, чувствовать, любить. Она металась по спальне, заламывая руки, или же ложилась на кровать, пустым взглядом уставившись в потолок. Её бросало то в жар, то в холод, каждая клеточка тела ныла при одном только воспоминании о звуке его голоса, о блеске его глаз. И его «невыносимо» звучало в ушах набатом. Четыре часа утра Натали встретила, сухими, лихорадочно блестящими глазами глядя в окно, где вновь разыгралась непогода и невозможно было отличить: туман клубится меж ветвей деревьев или мокрая взвесь сыплется с неба. Повинуясь порыву, Натали запахнула плотнее халат и поспешила вниз. Распахнув двери, ведущие в сад, она решительно пошла по дорожке, надеясь, что ветер выдует из головы все мысли, а холод — заморозит боль, что жгла сердце.

Она остановилась под старой яблоней, чьи голые ветки царапали серое небо. Подняла глаза к небу и, не выдержав, закричала так громко, как только могла, исторгая из себя пустоту, что поселилась в груди после расставания с Александром. Неужели она вообще когда-нибудь пройдёт или сможет заполниться чем-то?

Ноги подкосились, Натали упала на колени, пряча лицо в ладонях, и зашептала горячечно:

— Господи, помоги! Помоги мне его забыть, Господи! Дай мне сил, одари смирением, приведи к мудрости. Господи! Помоги мне его забыть!

Она полностью погрузилась в себя, не слыша ничего вокруг, не видя, и, когда на плечо легла рука, резко вздрогнула, оборачиваясь.

— Натали? Наташа! — Дмитрий схватил её за плечи, разворачивая, вглядываясь в бледное, мокрое лицо. — Как вы здесь… Зачем?..

— Помогите мне, — прошептала она так тихо, что он скорее понял, нежели расслышал её слова. Она молила, и сама не понимала о чём просит. Помочь подняться с колен? Помочь забыть? Помочь жить дальше?

Он поднял её, и Натали послушно встала, обвила шею, когда Дмитирий взял на руки, возвращаясь в дом. Прижалась к нему, отогреваясь в тепле его тела. Он был в плотном стёганом халате, видимо, сидел в кабинете, когда она решила выйти в сад. И сейчас дышал тяжело, словно бежал через весь дом.

— Когда вы перестанете мучить меня, Натали? — проговорил он, внося её в спальню и опуская на кровать. — Когда вы вспомните о том, что я — живой?

Он взял её ладони в свои и быстро их растёр, поднося к губам, согревая дыханием. После потянулся к халату, развязывая ленты, — подол промок и испачкался. Скинул с её ног домашние туфли и собрался было уходить, когда Натали с неожиданной силой притянула его к себе, заглядывая в глаза.

— Помогите мне его забыть. Прошу. — Она смотрела совершенно серьёзно, словно не шептала только что под дождём, моля у Бога о помощи. — Дима, помоги мне его забыть…

========== Глава двадцать третья ==========

Дмитрий не мог поверить своим ушам. Хотелось откликнуться: сердце, душа, тело — всё тянулось к ней, но что-то останавливало. Может, лихорадочный блеск в глазах, может, отчаяние, звеневшее в голосе. Она смотрела на него, тяжело дыша, цеплялась за ворот рубашки, боясь, что выпустит, — и он уйдёт, оставит наедине со своим одиночеством, с пустотой, что поглощала с каждым новым вздохом.

— Прошу тебя, — прошептала она, — помоги мне его забыть.

— Натали, — с мукой в голосе ответил он, скользя по ней взглядом, снова и снова останавливаясь на приоткрытых губах, — Наташа… Ты будешь жалеть, я знаю.

— Как ты можешь говорить об этом, не рискнув? Я всё решила, я не хочу отступать, не хочу больше откладывать. Я хочу забыть его, хочу стать тебе женой, по-настоящему. Хочу, чтобы ты был моим мужем. Настоящим мужем.

Натали говорила всё тише, ловя его взгляд, глядя на него требовательно, с ожиданием. Потом вздохнула, улыбнулась жалко, разжимая пальцы, отпуская его.

— Я понимаю, — горько выдохнула она. — Всё понимаю, простите. Я не должна была заставлять вас, настаивать, ведь это… Боже, как это всё унизительно!.. — Натали спрятала лицо в ладонях, опуская голову.

Дмитрий склонился к ней раньше, чем смог понять сам, в желании коснуться, утешить. Отнял руки от лица, поднёс к губам, целуя кончики пальцев, сложенные вместе ладони, сначала робко, невесомо, с каждым поцелуем распаляясь всё больше. Дыхание его становилось прерывистым, шумным, и сердце разгоняло свой бег, подпрыгивая к горлу. Натали потянулась к нему, почти на ощупь, сталкиваясь с его губами в отчаянном порыве, закрывая глаза, чувствуя тепло чужого дыхания, мягкость чужой кожи. Дмитрий застыл, продолжая стискивать её ладони в своих, но вот его пальцы дрогнули, он разжал руки, обнимая её, впился в её губы, крепко, словно боялся передумать. Или же, что передумает она.

Натали коротко выдохнула, когда Дмитрий опустил её на кровать, целуя поспешно, лихорадочно: скулы, щёки, подбородок, шею. Она отвечала ему с отчаянием, подаваясь вперёд, распахивая полы его халата, спуская его с плеч. Он оторвался на короткое мгновение, чтобы отбросить мешавшую ткань в сторону, и тут же вернулся, обжигая прикосновениями, действительно заставляя забыть, на короткое время, обо всём, что осталось за пределами спальни.

Безумие, охватившее разум Натали, острыми вспышками озаряло сознание: не он, не он, не он. Другой, настоящий, в эту самую секунду любил её, дышал с нею в такт, ловя её короткие стоны, вторя им, шепча обрывочно:

— Наташа… родная… любимая… моя… Господи…

Она отдавалась ему, запретив думать, запретив чувствовать что-то кроме тяжести чужого тела, жара чужих губ, гладкости чужой кожи под руками. Отдавалась телом, заставляя замолчать душу, сердце, почти поверив, что это — правильно, что так и должно быть теперь всегда. И когда по телу разлилась звенящая слабость, и короткий, полный сладкой муки стон сорвался с губ, Натали распахнула глаза, тяжело дыша, глядя на него, в его горящие глаза, что впервые были так близко, впервые смотрели с таким восхищением и любовью.

А потом он лежал рядом, то и дело поднося её руку к губам, словно боялся поверить, что всё это — правда. И что она только что разделила с ним это всеобъемлющее счастье единения. Наверное, надо было что-то сказать, но слова не шли на ум, и в душе постепенно начал разрастаться страх — что будет дальше? Он приподнялся на локте, собираясь отыскать сброшенное на пол одеяло, но Натали впилась в его руку, шепнула:

— Не уходи!

И он лёг обратно, обнял, перебирая волосы, разметавшиеся по его груди. Поцеловал осторожно в макушку, пропуская мягкие пряди меж пальцев, стараясь унять бешеный стук сердца, всё никак не желавшего успокаиваться.

— Не представляю, что ты думаешь обо мне, — заговорила Натали, спустя несколько минут. Она и сама не знала, что думать, ведь лежать сейчас так, в кольце его рук, было уютно. И именно сейчас, с отчётливой ясностью Натали поняла — назад больше дороги нет. Никогда. Каждый его поцелуй, каждое прикосновение становились кирпичиками, что возводили стену между ней и Александром. Она знала, что завтра всё вернётся: сожаления, боль, но пустоты станет меньше. А главное, чувство вины, с которым она жила столько времени, начинало стихать, и когда-нибудь оно уйдёт совсем, оставив после себя светлую грусть.

— Я просто люблю тебя, — в голосе Дмитрия послышалась улыбка. — И мечтать не мог, что когда-нибудь ты будешь рядом.

Натали тихо вздохнула, подняла на него глаза, убрала прядь волос, упавших на глаза, провела подушечками пальцев по лбу. Молодой, красивый, сильный — много ли нужно для счастья? Отчего сердце отчаянно цеплялось за другой образ, не желая даже попытаться открыться навстречу новому чувству? Почему сейчас, лежа в объятиях Дмитрия Натали не чувствовала к нему ничего? Тело откликнулось, потянулось, истосковавшись по ласкам, но души они не задели. Это было страшно.

— Который час? — спросила она, просто для того, чтобы сказать хоть что-то. Дмитрий пожал плечами, приподнялся, отыскав глазами часы, стоявшие на каминной полке.

— Половина шестого, ещё рано. — Он покосился на неё, не зная, как вести себя дальше. Уйти? Или остаться? Касалась ли её просьба не уходить всей ночи, или только того момента? Она молчала, и Дмитрий опустился на подушку рядом, и только когда Натали осторожно положила ладонь ему на грудь, вздохнул, понимая, что не дышал всё это время. Тонкие пальцы обвели ключицы и коснулись шеи, поднимаясь выше, обводя скулу, зарываясь в волосы на затылке. Натали повернула его голову к себе, глядя снизу вверх, серьёзно и напряжённо.

— Я не жалею об этой ночи. И не хочу, чтобы она стала единственной. Не знаю, сколько времени понадобится мне, чтобы полюбить — видишь, я перед тобой честна. Достанет ли у тебя терпения…

— Достанет, — прошептал Дмитрий, поворачиваясь к ней, нависая сверху. — Только не отталкивай меня. — Он склонился к её губам, выдохнув, прежде чем поцеловать: — Я всегда буду рядом.

Одеяло вновь сползло на пол, переплелись ноги, сплелись пальцы, звуки поцелуев наполнили спальню, сменяясь прерывистыми выдохами и тихими стонами. Он любил её, то лаская бережно, как хрупкую вазу, то не сдерживая страсти, неистово, не выпуская из рук. И Натали забывала обо всём на эти минуты, чувствуя себя по-настоящему свободной.

Стрелки часов подошли к десяти, когда в спальню по привычке зашла служанка, чтобы открыть шторы и разбудить графиню. Остановилась, испуганно обернувшись к кровати, глядя на сплетённые в крепком объятии тела, и тихо удалилась, улыбаясь, — зря Тихон трезвонил на весь дом о ссоре, что была меж хозяевами накануне.

Казалось, в дом Орловых наконец пришёл долгожданный покой. Натали решительно отвергала все приглашения, ссылаясь на усталость, а на деле — боясь встретиться лицом к лицу с тем, кто стал для неё мукой и наваждением. Гнала все мысли о том, что предала свою любовь, поддавшись обстоятельствам, которые выбрала не сама. Безмолвной тенью бродя по комнатам, она не находила себе места, оживая лишь с приходом мужа, ведь только тогда могла отвлечься, не думать, не разрываться от тоски и одиночества. Она тянулась к Дмитрию, как к единственной ниточке между привычным миром и безумием, на грани которого застыла.

Но затворничество не могло длиться вечно, и перед Рождественским постом Орловы дали большой приём и бал, возвратившись в свет. И Натали играла роль радушной хозяйки, принимая гостей, замирая, стоило прозвучать родному для сердца имени. Ближе к Рождеству в столицу приехали Михаил и Лиза, — оставив Славушку на кормилицу и нянюшек, они решили провести сезон в Петербурге, ведь Лиза так давно мечтала хоть ненадолго увидеть петербургский свет.

— Ты стала бледна и задумчива, — заметил Михаил, когда они с Натали остались одни. Лиза отправилась к модистке, Дмитрий — во дворец, на службу.

Бледное зимнее солнце слабо освещало гостиную, и многочисленные свечи разгоняли полумрак, наполняя комнату теплом и уютом. Свернувшись в кресле, закутавшись в мягкую кашемировую шаль, Натали сама себе казалась больной и постаревшей на десяток лет, не меньше. Повернув голову от окна, в которое могла смотреть часами, она слабо улыбнулась.

— Что мне ещё остаётся, кроме как думать в одиночестве о том, чего нельзя вернуть?

— Наташа. — Михаил нахмурился, вздохнул, собираясь с мыслями, не зная, как подступится к разговору. — Скажи, дело в цесаревиче, правда? Он чем-то обидел тебя? Ты говорила, что вы почти не выезжаете, и я, признаться, не знаю, о чём думать…

— Я не знаю ничего об Александре. — Его имя далось ей с трудом, даже просто произносить его вслух было больно. — Мы расстались, Мишель.

— Он бросил тебя? Так я и знал! Я знал, что этим всё закончится! Оставил тебя с ребёнком, в то время, как…

— Это было моё решение. — Голос Натали звучал глухо и отстранённо. Она вновь отвернулась к окну, прикусив щёку. — Так было правильно, — горько прошептала она.

Михаил вздохнул и опустил голову, рассеянно разглядывая фарфоровый сервиз, стоявший меж ними на столе. Весть о том, что сестра не состоит более в позорной для всей их семьи связи принесла облегчение. Но вид страдающей Натали разрывал сердце.

— Понимаю, это было непростое решение… — начал было он, но Натали оборвала, раздражённо вскинув голову.

— Не понимаешь! Никто не понимает! И не поймёт никогда! Ты смог бы отказаться от Лизы? Вот прямо сейчас? Навсегда?

— Лиза — моя жена! — возмутился Михаил. — Это другое.

— Ты любишь её, она — тебя. Почему же это другое? — Натали покачала головой, поникла, словно все силы ушли на этот крик отчаяния. — Впрочем, теперь уже всё равно. Так или иначе, моя жизнь теперь принадлежит мужу. И ребёнку. Надеюсь, вы все теперь счастливы.

Она поднялась, намереваясь уйти, досадуя на то, что позволила чувствам вырваться наружу, что обнажила ту часть себя, которую тщательно прятала даже от себя самой. Михаил поспешно встал и подошёл к ней, беря за руку, заставляя повернуться.

— Ты всё сделала правильно, Наташа, — заговорил он тихо, серьёзно. — Я знаю, сейчас тебе кажется, что это не так, но со временем ты поймёшь — по-другому просто и быть не могло.

— Я могла быть с ним рядом всё это время. — Она покачала головой. — Пусть редкой тенью, короткой встречей, но рядом. Но что значит счастье двоих перед порицанием всего общества? Перед благополучием императорской семьи? Перед спокойствием родных и близких?

— Звучит так, словно ты принесла себя в жертву. Бога ради, Наташа, ты ведь сама всё это заварила!

— Сама кашу заварила, сама и расхлёбывай, — горько откликнулась Натали. — Но это была моя жизнь, Мишель. Моя! И ничья больше. И я готова была нести на себе и осуждение света и то, что вы отвернётесь от меня… Я была готова! Я ни о чём не жалею! Но все вокруг… — она отступила на шаг, обводя комнату руками, — все вокруг вдруг решили, что знают лучше, что надо мне. Мне! А мне нужен только он. Только он, понимаешь? Ты вообще можешь это понять?!

— Но Дмитрий, как же он… Он любит тебя, неужели ты этого не видишь?

— Вижу! Знаю! Но это — его чувства, не мои! Почему я должна думать о том, что лучше для него? Почему я должна думать о том, что лучше для Мари? Почему я должна думать о том, что лучше для всех, кроме меня самой?

Она замолчала, тяжело дыша. В груди клокотало всё, что копилось эти месяцы, проведённые в разлуке. Всё, что собиралось в душе, сжимая плотным кольцом безнадёжности и несправедливости. Всё, что она не имела права говорить, не имела права озвучивать, чтобы не ранить Дмитрия. Не прослыть дурной женой. Не стать изгоем.

— Так лучше для твоего ребёнка, — сказал Михаил. — И ты знаешь это. Лучше, чтобы его считали наследником графа Орлова, а не байстрюком Александра.

class="book">Натали дёрнулась было ответить, но промолчала, признавая его правоту. Она ждала этого ребёнка так сильно, что порой самой становилось страшно. Он, словно якорь, держал её на плаву, не давая погрузиться в пучину отчаяния. Каждый толчок, каждое его движение вызывали такой прилив неконтролируемой любви, что порой становилось даже страшно.

— Ты прав, — тихо ответила она, поглаживая живот. — Ты как всегда прав. Прости, мне лучше отдохнуть, я что-то не слишком хорошо себя чувствую.

Михаил проводил её взглядом и тяжело вздохнул, взъерошив волосы. Больно было видеть сестру в таком состоянии, и в любом другом случае он сделал бы всё, чтобы вернуть улыбку на её лицо. Но здесь он был совершенно бессилен.

— Наташа, ну пожалуйста, ты не можешь сидеть дома в такой вечер! — Лиза пыталась уговорить Натали битый час, но та всячески отнекивалась. — Это же «Фаворитка»[1]! Я столько слышала о ней, говорили, что её не будут ставить в России! Ну же, Наташа, не отказывайся!

— Я, признаться, не думаю, что смогу просидеть все четыре акта, — попыталась в очередной раз отказаться Натали. — Да вы и вдвоём с Мишелем отлично проведёте время.

— Ты скоро и так отойдёшь от света, — улыбнулась Лиза. — Ты ведь говорила, что первый год после рождения хочешь провести в усадьбе? Позволь себе последний выход в свет, прошу! Мне так хочется, чтобы ты рассказала мне обо всех, кого знаешь. Ты-то в обществе, как рыба в воде, а я, плавая на поверхности, не знаю, что кому говорить и как с кем себя вести.

— Лиза, ты здесь уже месяц, думаю, успела уже обзавестись знакомыми, — улыбнулась Натали.

— Знакомыми — да, но хотелось бы провести этот вечер с подругой.

Натали вздохнула. Иногда противостоять напору княгини Репниной было невозможно. К тому же, Александр не любил оперу, едва ли он будет там, а встреча с ним была единственной причиной для отказа. Натали хотела развеяться, понимая, что в четырёх стенах постепенно сходит с ума. Когда она кивнула, Лиза восторженно захлопала в ладоши, подлетела к Натали и порывисто её обняла.

— Ты не пожалеешь, что согласилась, вот увидишь!

Как же она по всему этому скучала! Едва переступив порог театра и оказавшись среди блеска драгоценностей и нарядов, сотен голосов и шепотков, взмахов вееров и шелеста платьев Натали почувствовала себя так, будто вернулась домой. Кто решил, что она должна закрыться дома, отречься от того, что составляло её жизнь? Впервые за долгое время она действительно наслаждалась каждой минутой, улыбаясь знакомым и отвечая на приветствия. Мишель, завидев друзей-офицеров, проводил дам в ложу и ненадолго оставил их одних, а Натали, первым делом убедившись, что, императорская ложа пуста, вздохнула с облегчением и принялась рассматривать зал, вполголоса отвечая на расспросы Лизы.

Однако все опасения сбылись в полной мере, когда бархатные портьеры распахнулись, пропуская императорскую чету. Все встали, Лиза восхищённо зашептала о том, как прекрасно выглядят императрица и принцесса, а Натали не могла заставить себя поднять глаза и увидеть его. В нескольких метрах, совсем близко. Всё радужное настроение мигом испарилось, а сердце привычно заныло. Она беспомощно оглянулась, ища Михаила, но тот, вероятно, как раз направлялся к ним и поддержать сестру не мог. Как же не хватало сейчас Дмитрия и его молчаливой поддержки! Но граф отбыл с поручением в полк, расквартированный под Смоленском, и должен был вернуться только к вечеру завтрашнего дня.

Свет погас, заиграла увертюра, и все глаза обратились к сцене. Только тогда Натали осмелилась посмотреть налево и тут же встретила горящий взгляд. Александр смотрел на неё, не отрываясь, не обращая внимания ни на что вокруг. Казалось, что прошла вечность, прежде чем он отвернулся, медленно, нехотя, отвечая на какой-то вопрос, заданный императором. Натали быстро перевела взгляд на сцену, надеясь, что этого безмолвного крика, которым был наполнен их молчаливый диалог, никто не заметил. Она едва досидела до антракта, почти не сомневаясь, что встретится с ним лицом к лицу.

— Графиня. — В их ложе показался камергер императрицы. — Её величество хочет видеть вас.

— Вот видишь, Наташа, а ты не хотела ехать! — восторженно проговорила Лиза, для которой любая встреча с императорской четой была сродни встрече с божеством.

Сердце билось так быстро, что у Натали потемнело в глазах, и она едва заставляла себя переставлять ноги, следуя к императорской ложе. Знакомый голос врезался в сознание сразу, она легко отличила его среди гула других, наполнивших комнату для отдыха, в которой так давно, в прошлой жизни, они встретились с цесаревичем.

— Натали. — Александра Фёдоровна протянула руку, с мягкой улыбкой разглядывая графиню. — Я так давно не видела тебя. Выглядишь превосходно, беременность тебе к лицу.

— Спасибо, ваше величество. — Улыбка будто приклеилась, а губы шевелились с трудом.

— Я слышала, ты почти не появляешься в обществе. Как твоё здоровье? — Императрица внимательно смотрела на побледневшую графиню. — Мари говорила, что тебя часто навещает Вилье.

— Такая забота с вашей стороны — большая честь для меня, — пробормотала Натали, поднимая глаза.

— Разве может быть по-другому? — Взгляд Александры Фёдоровны лучился пониманием. — Ты столько значишь для всех нас.

— Я не вижу её высочества. — Натали осторожно попыталась перевести разговор на более твёрдую землю. — Мы так давно не виделись…

— Мари пришлось вернуться во дворец, увы. Светлейшей княжне Александре нездоровится.

— Ваше величество?.. — испуганно воскликнула Натали, но императрица перебила:

— Ничего страшного, всего лишь простуда. Но Мари очень переживает, не смогла долго находиться вдали от дочери. Даст Бог, твой ребёнок родится здоровым и крепким.

— Даст Бог, — машинально повторила Натали, касаясь живота. Конечно же, Александра Фёдоровна всё знала, разве могло быть по-другому? Но весь этот разговор вызывал огромное чувство неловкости и желания уйти отсюда как можно скорее.

— Рада была тебя видеть, — угадав её желание, сказала императрица. — Что бы ты ни думала, мы никогда о тебе не забывали.

— Разве я могла подумать подобное? — Натали присела в реверансе. — С вашего позволения.

Она поспешила уйти, так ни разу и не взглянув в его строну. Чувствуя каждой клеточкой его присутствие, не посмела позволить себе даже мимолётный взгляд. Вернувшись к себе, она буквально рухнула в кресло и раскрыла веер, обмахивая пылающее лицо.

— Что от тебя хотела императрица? — полюбопытствовала Лиза. Михаил напряжённо посмотрел на сестру, ожидая ответа.

— Справлялась о моём самочувствии, — пробормотала Натали, посылая брату красноречивый взгляд. Он еле слышно фыркнул.

— Она — сама забота и благородство! — восхищённо воскликнула княгиня. — Как же тебе повезло служить при дворе!

— Действительно, — пробормотал Михаил, бросая быстрый взгляд на императорскую ложу.

Натали не помнила, как высидела следующий акт, спустившись в вестибюль в антракте. Ей не хотелось бродить из ложи в ложу, обмениваясь сплетнями. Ей вообще не хотелось находиться здесь больше, и, приняв решение, она подошла к одному из слуг, попросив передать князю и княгине Репниным, что вернулась домой. Пока она ожидала, чтобы принесли её сак и подали карету, вестибюль опустел — вот-вот должен был начаться третий акт. Нервно расхаживая по залу, Натали обернулась, чтобы в очередной раз сделать круг, и застыла — прямо перед ней стоял Александр. Скрытый в тени колонны, он смотрел на неё жадно, словно желал охватить одним взглядом всю и сразу. Повинуясь порыву, она сделала шаг навстречу, скрываясь в полумраке небольшого алькова.

Они смотрели друг на друга, не говоря ни слова, и казалось, что прошла вечность, хотя на самом деле стрелка часов не успела пройти полный круг. Наконец оба вздохнули одновременно и улыбнулись, поняв, что не дышали всё это время.

— Я не надеялась встретить вас сегодня, — сказала Натали, не сводя с него глаз. Чувствуя, что только сейчас живёт и тонет, погружаясь в невыразимую глубину его взгляда.

— А я вот напротив, мечтал об этом, — тихим, низким голосом ответил Александр. — Как вы?

— Не знаю. — Она попыталась улыбнуться, но не получилось. Просто стоять рядом, впитывая в себя мягкий, вибрирующий тембр голоса, что задевал все струны её души, было счастьем. Таким невыразимым, что даже дышать стало сложно.

— Я столь многое хотел бы вам сказать. — Его рука нашла её, спрятанную в складках платья. Сплела пальцы, и словно электрический разряд прошёл по телу. Не расплетая пальцев, Александр приподнял ладонь, касаясь её живота, погладил осторожно. Натали нервно оглянулась, но беспокойство было напрасным — вестибюль был совершенно пуст.

— А я бы мечтала это услышать, — прошептала она.

В коридоре послышались шаги, и Александр отпустил её руку, отступая. Но прежде, чем она ушла, шепнул беззвучно: люблю тебя. Натали поднесла ладонь к губам, прикрыла глаза, нежно целуя то место, которого только что касались его пальцы. Александр повторил её жест и скрылся в тени колонны, за мгновение до того, как показался слуга, несущий сак Натали. Он помог ей одеться и проводил до кареты. И только оказавшись одна, откинувшись на подушки, она позволила себе улыбнуться, соглашаясь с Лизой — да, она не жалела, что поехала. Все терзания отступали перед счастьем этой короткой встречи, и все жертвы казались не напрасны. Они всё ещё любили друг друга, да и разве могло быть по-другому?

Комментарий к Глава двадцать третья

[1]имеется в виду опера Доницетти “Фаворитка”, впервые увидевшая свет в 1840 году, в Париже.

========== Глава двадцать четвёртая ==========

После встречи с Александром Натали стало легче, она буквально ощущала его поддержку, постоянно вспоминая его слова: Знай, что я рядом, даже если ты меня не видишь. Всегда рядом. Эти слова она теперь повторяла про себя, как молитву, всякий раз, когда оставалась одна. Но вечерами рядом был Дмитрий, угадывая каждое желание. Телесные отношения сошли на нет, когда Натали стало тяжело даже подниматься с кровати, и она была этому рада, ведь отказать мужу теперь, когда между ними всё изменилось, она бы не смогла. Но он сам, осторожно поглаживая выпирающий живот, целуя его, не предпринимал никаких попыток к близости, просто обнимал, засыпая в её постели.

За эту чуткость Натали была ему благодарна, но, кроме благодарности, внутри рождалась нежная привязанность, не схожая со страстью, с одержимостью, которую вызывал в ней Александр. Это были совершенно другие чувства, спокойные и ровные. Она привыкала к нему, с каждым днём всё больше, к их разговорам, шутливым спорам и тому, как он умел её смешить. Он тоже был рядом, только по-настоящему, не тенью, а ведь ей так хотелось простого человеческого тепла! Когда ночью ребёнок толкался особенно сильно, так, что перехватывало дыхание, он неизменно просыпался, словно чувствовал её состояние. И гладил спину, точно зная, как именно и где надавить ладонью, чтобы стало легче, спокойнее. И целовал её с такой щемящей нежностью, что на глаза наворачивались слёзы от того, что она не может ответить тем же.

Но Дмитрий не торопил. Он вообще перестал говорить о своих чувствах, но каждое его слово, каждый поступок буквально кричали о них. В жизни Натали словно всё замерло, не двигаясь ни назад, ни вперёд. Ожидание родов вскоре вытеснило остальные мысли и терзания, оставляя лишь страх от неопределённости и острое любопытство. Она часто лежала без сна, глядя в потолок, думая о том, что будет дальше. Какой поворот готовит ей жизнь, сможет ли она принять свою судьбу и смириться с тем, что Александр стал недостижимым прошлым, или же вернётся ко двору, ища с ним встреч? И сможет ли вообще так поступить по отношению к мужу, со стороны которого видела только хорошее?

В начале марта, пока дороги ещё не развезло, графиня уехала в поместье в тридцати верстах от Петербурга — внезапно начавшаяся простуда отказывалась проходить, усугубившись влажным климатом. По-хорошему её следовало отправить на воды, но там сейчас был не сезон, да и ехать так далеко в таком положении было опасно. Буквально в нескольких верстах находилось Красное Село, и Натали могла представить, как в мае, приехав на очередные учения, Александр будет находиться совсем близко.

Большой белый дом дремал в тени густых дубов, пока ещё мрачных, но совсем скоро собиравшихся надеть нежно-зелёный наряд. Накрытая чехлами мебель, люстры — здесь всё было тихо, словно поместье спало, ожидая, когда его разбудят. Натали распорядилась открыть только половину дома, понимая, что второе крыло попросту не будет использоваться в ближайшее время и тратить силы на его уборку и обслуживание совершенно бессмысленно. Дмитрий с улыбкой наблюдал, как она восхищённо осматривает комнаты, представляя, что они будут приезжать сюда каждое лето, большой семьёй… Ведь у них ещё будут дети? Обязательно будут.

Всё это время он жил, будто во сне, отказываясь верить в своё счастье. В то, что Натали открылась ему, доверилась, что позволяет не просто быть рядом — позволяет любить себя, открыто, не таясь. Видя, как тяжело ей даётся разрыв с цесаревичем, он не пытался давить на неё. Не спешил, не ждал ответа на свои чувства. Но после того как озвучил их, скрывать уже не мог. В ней всей сосредоточилась вся его жизнь, все стремления и помыслы. О ней он думал постоянно, а всякий раз, когда она улыбалась, внутри расцветала нежность, огромная, необъятная. Он даже не думал, что можно любить так сильно, и только мысль о том, что те же чувства Натали испытывает не к нему, омрачали его счастье. Дмитрий убеждал себя, что ему достаточно того, что имеет, но в глубине души понимал, что мечтает о большем. О том, чтобы она полюбила его с такой же силой. Чтобы смотрела на него так, как смотрела на Александра. Но это оставалось мечтой, тем более не осуществимой, чем ближе подходил срок рожать.

Он говорил себе, что любит этого ребёнка, потому что он — её. Но порой внутри всё переворачивалось, стоило вспомнить, кто его отец. И напоминание об этой связи, о той любви, что случилась у его жены до него, о связи, благодаря которой он стал её мужем, — это напоминание будет перед глазами вечно. Понимая, что ребёнок совершенно не виноват, Дмитрий говорил себе, что любит и сам в это не верил.

К концу марта пришла весть о том, что принцесса Мария ждёт ребёнка, и Натали долго прислушивалась к себе, пытаясь понять, что чувствует. Александру нужен был наследник, но так ли тяжело было ему выполнять свой супружеский долг? Теперь, когда её не было рядом? Ведь Мария — красивая, молодая женщина, которая наверняка одаривала его той же нежностью, что с лихвой получала Натали от мужа. А так ли тяжело было ей самой ложиться в одну постель с Дмитрием? Всё стало так сложно, скрутилось в такой клубок, что Натали всё больше приходила к выводу — выбор, который она сделала, был верным. У неё была своя семья, у него — своя. И чувства, какие бы сильные они ни были, не шли ни в какое сравнение с простым душевным равновесием и тихим счастьем, которое им было не позволено. У них с Александром не могло быть уютных вечеров у камина, когда за окном бушует ветер, а здесь тихо потрескивает огонь. Когда можно вдвоём обсудить книгу, а день провести, гуляя по парку и вникая в дела поместья. Не могло быть покоя, мира в душе, когда за спиной маячил трон, а над головой — венец. Можно было сколь угодно долго рассуждать о том, что было бы, не будь Александр наследником, но ведь это была реальность, уйти от которой не представлялось никакой возможности.

Апрель в этом году выдался особенно ясным и чистым, словно говоря о том, что самое время начать новую жизнь. Натали часто выходила на веранду и садилась в широкое плетёное кресло, так напоминавшее о солнечной Италии. Смотрела, как из земли пробиваются острые стрелки крокусов и нарциссов, представляя, как совсем скоро всё зацветёт, наполняя её мир яркими красками. Уже сейчас в воздухе витало столько ароматов, что хотелось дышать, дышать полной грудью, забыв обо всём. И Натали дышала, закрывая глаза, подставляя лицо нежным солнечным лучам. Несколько раз с визитами приезжали местные дворяне. Далёкие от столичной жизни, они вели долгие разговоры об охоте и ценах на зерно, рассказывали о том, чем живёт провинция, а для Орловых всё это было внове и так интересно, как и им — слушать рассказы о балах и приёмах.

— Вы правда служили при самой императрице? — восхищённо спросила Аделаида, дочь графа Курякина, много лет назад оставившего Петербург после того, как несколько раз невыгодно вложил деньги и больше не смог держать дом в столице и вывозить семью в свет.

— Императрице я служила недолго, — с улыбкой ответила Натали. — Я дольше пробыла при принцессе Марии.

— Хотя бы одним глазком увидеть их, — вздохнула Аделаида, подперев щёку кулаком. Они сидели на веранде и пили чай, пока Дмитрий и старший брат Курякиной, Николай, вышли посмотреть коллекцию ружей графа. Натали вздохнула, прекрасно понимая стремление юной барышни — едва ли её отцу хватит денег свозить её хотя бы на один сезон. У самой графини никогда не было подобных терзаний. Она родилась в знатной и богатой семье, получила блестящее образование, была помолвлена с одним из самых именитых дворян России… Натали хотелось бы сказать, что она вспоминала об Андрее, но это было бы ложью. Только теперь она поняла в полной мере слова Александра о любви, что он объяснял ей на камнях…[1]

Андрей был яркой вспышкой, первой влюблённостью, не пошедшей проверку временем. Тогда она не смогла простить ему измену. А Александру не могла бы поставить в укор даже взгляд на другую женщину. Лишь бы её любил…

— А он красивый? Говорят, красивый, жуть как!

Аделаида, видно, давно пыталась привлечь внимание Натали, и та, встрепенувшись, обратила свой взор к девушке.

— Цесаревич! Наталья Александровна, вы же видели его? Каков он, наш будущий царь?

— Хорош, конечно же, — улыбнулась невольно Натали, кладя руку на живот. — Все были в него влюблены хотя бы немножечко. — Она подняла пальцы, показывая расстояние чуть больше дюйма.

— Вы, видно, шутите! — воскликнула Аделаида, начиная рассуждать о прелестях наследных принцев, но Натали уже не слушала. Внизу живота потянуло, словно туда приделали канат, и она замерла, прислушиваясь к ощущениям. А после меж ног разлилось горячим, и Натали невольно вскрикнула, хватаясь за живот.

Суета следующих минут сложилась в часы, в которых Натали забылась. Курякины, невзирая на любопытство Аделаиды, отбыли домой, а имение наполнилось суетой и шумом. Дмитрий послал за Вилье в Петербург, надеясь лишь, что сил местной повитухи хватит на то, чтобы помочь Натали до приезда врача.

Часы тянулись мучительно медленно, а протяжные стоны, разносящиеся по дому, были тем страшнее, чем реже они звучали. Натали почти не кричала. Лишь изредка до Дмитрия доносился полный муки стон. Граф бродил по кабинету, заложив руки за спину, огрызаясь на все попытки слуг закрыть дверь, ведущую на лестницу. Он старался не думать о том, что может вот-вот лишиться Натали. Но мысли ядовитым туманом расползались по душе, подкидывая картины его будущего: Натали больше нет, а он вынужден воспитывать ребёнка цесаревича, выдавая его за своего…

— Как она?

Дмитрию поначалу показалось, что он грезит — голос, что раздался над головой, не мог принадлежать цесаревичу. Но это было правдой. Он стоял перед ним, нервно стискивая белоснежные перчатки в руках. Его лицо выдавало такое беспокойство, что впору было сочувствовать, но у Дмитрия сейчас не было на это сил. Он лишь неопределённо качнул головой, пожал плечами.

— Я прибыл с Вилье, — начал Александр, бросая, наконец, перчатки на стол, и останавливаясь в метре от Дмитрия у окна. — Собирался ехать в Красное село завтра, но…

Новый стон разнёсся по дому, заставив обоих мужчин испугано вскинуть головы. Объяснения причин, по которым цесаревич оказался здесь, были совершенно излишни — всё отражалось в его лице, в помертвевших губах, стиснутых в узкую полоску. Глубоко вздохнув, Дмитрий вновь отвернулся к окну: все мысли о сопернике и его чувствах сейчас стали совершенно неважны. Только бы с Натали всё было в порядке. Он готов был ждать, а если понадобится — вновь отдать Александру, только бы она была жива. Во всём доме было тихо, даже слуги ходили неслышными тенями, накрывая стол в кабинете. Впрочем, ни Дмитрий, ни Александр не обратили на это ни малейшего внимания. Кровь шумела в ушах, сердце то замирало, то начинало биться, как заполошное, стоило раздаться новому крику. Не хотелось думать, что они стихают, становятся слабее, что тени сгущаются в кабинете, обступают, или это только так кажется?

Александр, тяжело облокотившись о колени, обхватил голову, боясь лишний раз вздохнуть, а Дмитрий, прислонившись лбом к окну, бездумно наблюдал за тем, как темнеет лес далеко впереди, сливаясь в сумерках в сплошную чёрную полосу. Наверное, надо было что-то говорить, хоть о чём-то завести разговор, но молчание сейчас было красноречивее всех слов, оно вдруг объединило их, стирая различия. Помыслы обоих сейчас сосредоточились на Натали, и в глазах плескались одинаковые надежда и отчаяние. Протяжный громкий крик заставил испуганно вскинуться, переглянуться. Александр поднялся, не находя слов от ужаса, что разлился в груди. Дмитрий с какой-то сумасшедшей тоской посмотрел на дверь, прислушиваясь к шагам в коридоре. Заплакал ребёнок, звонко, пронзительно, но никто не сдвинулся с места, и когда на пороге появился Вилье, слова застряли в горле, только две пары глаз уставились на лейб-медика.

— С графиней всё в порядке, — начал он, правильно истолковав молчание. — Если не разовьётся горячка, в чём я лично сомневаюсь, к утру уже может вставать с кровати.

Облегчение обрушилось, расцвело несмелыми улыбками на лицах. Вилье покачал головой, добродушно пробормотав что-то под нос, и подошёл к столику, наливая себе полный бокал вина.

— У вас сын, — сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно. Александр дёрнулся было к двери, но тут же замер и подошёл к столу, наполняя свой бокал. Дмитрий кивнул и поспешно вышел из кабинета.

— Поздравляю, — тихо сказал Вилье, салютуя бокалом. — Я слишком долго служу при дворе, чтобы не замечать очевидных вещей, — ответил он на растерянный взгляд цесаревича. — И отлично умею держать язык за зубами.

Александр склонил голову, глядя на рубиновую жидкость в своём бокале, прокрутил его в руке и залпом осушил. Ему хотелось подняться к ней. Быть рядом со своей любимой и сыном… Только сейчас он начал понимать — она подарила ему наследника. Пусть он никогда не взойдёт на трон, но именно Натали стала матерью его первого сына.

— Как вы? — тем временем Дмитрий робко остановился в дверях, глядя на Натали. Она была такой бледной, что почти сливалась с белоснежным кружевом чепца. Слабо улыбнувшись, Натали протянула руку, и Дмитрий тут же оказался рядом, сплетая их пальцы.

— Просто отлично, — хрипло прошептала она. — Вы уже видели его?

— Кого? — моргнул Дмитрий, подумав, как она успела узнать о приезде Александра.

— Сына, — улыбнулась Натали. — Вы видели его уже? Мне его ещё не показывали, Вилье сказал, что надо бы привести в порядок нас обоих.

— А вот и он! — в спальне появилась служанка, осторожно держа в руках свёрток в ворохе расшитой ткани. — Держите, ваша светлость. Поздравляю!

Она передала сына Дмитрию и тихо вышла, оставляя счастливых родителей наедине. Граф смотрел, не дыша, на крохотного человечка, который сейчас не был похож ни на маму, ни на папу, а был просто маленьким, красным и сморщенным существом. Натали протянула руки, и когда Дмитрий дал ей сына, лицо графини осветилось, она жадно впилась взглядом в малыша, на глазах заблестели слёзы. Любовь обрушилась на неё разом, оглушила, сметая всё на своём пути. И желание защищать, оберегать, лелеять этого малыша поглотило с головой. Натали казалось, что он — точная копия Александра. С теми же пухлыми губами и длинными ресницами. И глаза у него наверняка будут синими, удивительными, ясными.

— Как вы хотите назвать его? — севшим голосом спросил Дмитрий. Натали, не сводя глаз с малыша, прошептала:

— Александр. Разве могут быть другие варианты?

— Он здесь, — вздохнул граф. Натали подняла на него глаза, нахмурилась:

— Кто?

— Вы знаете, кто. Цесаревич.

— Но… Как?.. Я не ждала его, не звала. Вы верите мне? — Она обеспокоенно ловила его взгляд, ведь думать, что Дмитрий мог решить, будто она вновь обманула его, скрыла что-то, оказалось неожиданно страшно.

— Верю, — улыбнулся он, с лёгкостью разгадав её волнение. Неужели она действительно беспокоится о том, что он скажет и что подумает? — Я позову его, если вы желаете.

— Это всё так странно, — пробормотала Натали, прижимая к себе сына и пряча лицо в кружевах, в которые он был закутан. — Я, вы, он и… — Она посмотрела на малыша, коснулась кончиком пальца шелковистой щёчки.

Дмитрий тихо поднялся, покачал головой, желая было сказать, что можно оставить прошлое в прошлом и попробовать начать жизнь с чистого листа, особенно теперь… Но решил оставить этот разговор на будущее. А сейчас позволить Натали окончательно распрощаться с прошлым.

— Ваше высочество. — В то время, как граф появился в кабинете, Вилье успел уйти в отведённые ему покои — на улице уже давно была ночь, и ехать до Красного села по темному лесу могло быть опасно.

Александр вскинул голову, сонно моргнул — он успел задремать прямо в кресле. Поднялся, прочитав в глазах Орлова приглашение пройти наверх. Кивнул коротко и поспешил выйти, легко находя спальню Натали. Дом уже погрузился в сон, и только из-под одной двери лился свет, падая тонкой полоской. Александр вдруг вспомнил, как шёл к ней так в их первую ночь, почти два года назад. Как нашёл её спящей в кресле, и как трогательно она смущалась его ласк… А теперь — она чужая жена, и только что родила ему сына. Причудливо переплелась их судьба, кто бы мог представить, что так будет… Он тихо толкнул дверь, прикрыл её за собой, проходя внутрь, и замер у кровати, глядя на Натали. Она не поднимала глаз, любуясь на малыша.

— Он так похож на тебя, — прошептала она. — Саша. Мой Саша, только мой.

Александр осторожно опустился на кровать рядом с ней, чувствуя, как в горле разрастается комок и становится тяжело дышать. В носу защипало, и перед глазами всё поплыло, когда он протянул руку, коснувшись пушка на лбу сына.

— Мне всегда казалось, что невозможно быть счастливее, чем я становлюсь рядом с тобой. — Александр покачал головой, встречаясь взглядом с Натали. — Но сейчас мне кажется, что грудь вот-вот разорвётся от переполняющих её чувств. Я так люблю тебя…

— Я всегда буду любить тебя, — вздохнула Натали, — но наша история подошла к концу.

— Я понимаю. — Александр потянулся к ней, осторожно взял сына на руки, разглядывая его. — И не понимаю одновременно. Но очень хочу понять. И отпустить.

— Я тоже. — Натали прикусила губу, не обращая внимания на слёзы, что потекли из глаз. — У нас почти не осталось возможности встречаться. И знаешь, это к лучшему, так будет проще. Со временем, быть может, мы сможем даже видеться спокойно, и будет почти не больно.

— На этот раз мы точно прощаемся навсегда? — тихо спросил Александр.

— Наверное, — прошептала Натали. — Я буду писать тебе. И когда-нибудь ты увидишь мои письма.

— Моя Наташа… — вдохнул Александр, склоняясь над ней и нежно целуя. — Навсегда моя, навсегда в моём сердце.

— Ты тоже в моём, — улыбнулась Натали через силу. Странно, но в этот раз прощаться было гораздо проще. Быть может, дело было в том, что сердце начало принимать правду, а может, в том крохотном человечке, лежавшем в его руках. Натали потянулась и взяла сына. — Я — счастливейший человек, ведь в моём сердце теперь живёт двое Александров.

Цесаревич не ответил. Просто смотрел на них, запоминая до мельчайших деталей то, как разметались по подушкам её волосы и светятся глаза, то, как морщит губы малыш во сне, то, как она смотрит на него, не отрываясь… Видя, что Натали клонит в сон, он осторожно забрал сына и положил его в кроватку, что стояла рядом с постелью. И долго стоял посреди спальни, не в силах заставить себя уйти.

Он вышел, низко опустив голову. Не стал заходить в кабинет, а прошёл через дом, на крыльцо, тяжело опёрся о перила, зажмурился крепко. Шаги за спиной заставили взять себя в руки, выпрямиться и расправить плечи.

— Я уеду на рассвете, граф, — глухо проговорил цесаревич. И добавил еле слышно: — Берегите её.

Комментарий к Глава двадцать четвёртая

[1] Отсылка к сцене из сериала, в которой Александр, показывая Натали различные минералы из своей коллекции, сравнивал из с любовью.

========== Глава двадцать пятая ==========

Поначалу все мысли Натали и впрямь занимал сын. Она не могла на него наглядеться, наблюдая, как он ест, касаясь груди кормилицы крохотными пальчиками. Как он воркует о чём-то сам с собой, пытаясь поймать ножку. А потом… его глаза стали светлее, а улыбка, пока почти неосознанная, показалась такой знакомой, что становилось тяжело дышать. Натали безумно любила сына, но с болью понимала, что не может перестать любить его отца. Особенно теперь, когда его крохотная копия была совсем рядом, постоянно с ней. К июлю решено было ехать в имение под Петергофом, чтобы вновь вернуться ко двору — служба Дмитрия отнимала почти всё его время, и ездить туда и обратно каждый день из дворца к жене он не мог. Натали же не желала даже приближаться к дворцу, о чём заявила мужу, стоило ему предложить переезд.

— Вы хотя бы понимаете, о чём вы меня просите? — возмущённо спросила она, распахнув глаза.

— Я прошу вас быть рядом со мной, — в тон ей откликнулся Дмитрий. После родов прошло два месяца, а Натали не делала никаких попыток к сближению, всякий раз мягко отнекиваясь, когда он выражал желание остаться у неё на ночь. Раздражение росло, а вместе с ним накатывала безнадёжность — всё зря. С самого начала он не должен был её любить, позволять себе смотреть в её сторону, погружаться в это чувство с головой. Теперь каждый день вдали от неё был наполнен тоской, а каждый, проведённый рядом, превращался в пытку.

— Я постоянно рядом с вами, разве это не так? — Натали вздохнула, подходя к окну — они сидели в гостиной, окна были распахнуты, и комнату заполнял густой аромат отцветавшей сирени.

— Вы знаете, что это не так. — Он подошёл и встал рядом, кладя ладони на её плечи. Склонился к её шее, проводя носом по коже от плеча вверх, к мочке уха. — Мне не хватает тебя.

Натали прикрыла глаза и вздохнула. То, как тело откликалось на его прикосновения, как сбивалось с ритма сердце, а внизу живота разливалось тепло, — всё это сбивало с толку. Это было правильно и неправильно одновременно, ведь Дмитрий был её мужем. И в то же время, она его не любила. Неужели Натали стала настолько испорченной, что с лёгкостью готова была отдаться мужчине лишь потому, что желала близости с ним?.. Мучаясь от этих мыслей, она тщательно избегала общества мужа, надеясь, что это пройдёт. Или же, что она сможет полюбить его, хоть немного, и тогда станет легче. Не будет более противоречия разума и сердца, наступит долгожданный покой.

Его ладони сжали плечи чуть сильнее, он прижался к ней со спины, ободрённый её молчанием. Руки скользнули ниже, к локтям, пробираясь под пышные рукава, обжигая кожу. Натали откинула голову ему на грудь, подставляя шею под шквал обжигающих поцелуев, не желая сейчас, конкретно в этот момент, ни о чём думать и ничего анализировать. Просто побыть желанной женщиной в объятиях мужчины, который её любит.

— Пожалуйста, не заставляй меня ехать туда, — задыхаясь, прошептала она, когда его ладони накрыли её грудь, слабо сжимая через лиф платья. Дмитрий коротко выдохнул, отстраняясь, и Натали разом стало холодно. Она обернулась, касаясь его груди, слушая заполошный стук сердца, ударявшегося в ладонь. Поймала его взгляд, отмечая упрямо стиснутые челюсти, нахмуренные брови. — Дай мне время.

— Сколько можно его давать? — горько прошептал он, не стремясь, впрочем, уходить. Наоборот, его ладони легли на её талию, рассеянно поглаживая.

— Мне хорошо с тобой, — честно ответила Натали. — Но ты же понимаешь, что там, совсем близко… Я не хочу ничего возвращать. Прошлое осталось в прошлом, так позволь же мне там его и оставить. Для этого мне нужно время. Не день, не месяц и может, даже, не год.

— Ты никогда не полюбишь меня, — вырвалось у него, и Дмитрий застыл, понимая, что время для подобных разговор ещё не пришло. Натали подняла руку, проводя по его щеке, убрала привычным жестом прядь, упавшую на лоб, запутавшуюся в ресницах.

— Полюблю. Уже начинаю любить, ты же видишь…

— Не вижу. — Он упрямо тряхнул головой, подцепил двумя пальцами её подбородок, приподнимая голову. — Вижу только тоску по другому мужчине. Сейчас ты не со мной, не душой, по крайней мере.

— Как раз сейчас я с тобой, — прошептала Натали, обжигая напряжённым, требовательным взглядом. — Только с тобой сейчас, почему ты этого не видишь, не слышишь?

Дмитрий смотрел на неё долго, будто пытался прочесть, что на самом деле скрывается за весенней зеленью её глаз. Выдохнул прерывисто, склоняясь над губами, целуя так жадно, что у Натали на миг перехватило дыхание. Она покачнулась, вцепляясь в его рубашку, а в следующую секунду уже обвила руками его шею, прижимая к себе его голову, позволив наслаждаться каждым мгновением, не думая ни о чём больше, кроме вкуса его губ, его рук, когда он поднял её, собираясь нести в спальню, его прерывистого дыхания…

— Подожди… — задыхаясь, прошептала Натали, когда он подошёл к дверям, ведущим из гостиной. — Сейчас день, что подумают слуги?..

— Меня это совершенно не волнует, — хрипло откликнулся он, толкая ногой дверь и пересекая холл, направляясь к лестнице, ведущей на второй этаж.

Вихрь страсти закрутил супругов так сильно, что даже к ужину никто из них не покинул пределов спальни. Быть может, виной тому было желание покончить, наконец, с прошлым, поддаться зарождающемуся чувству к мужу, отвечать на его ласки с не меньшим жаром. А может, всё дело было в том, что после родов, по слухам, женщины начинают чувствовать близость иначе, полнее, ярче. Натали лежала в объятиях Дмитрия, тяжело дыша, не имея сил заговорить, не желая ничего обсуждать. Ей просто было хорошо, именно здесь и сейчас.

— Я поеду с тобой, — сказала она, спустя время. — Но не заставляй прибыть ко двору. Уверена, там меня никто не ждёт.

— Мне главное, чтобы ты была просто рядом. — Он поцеловал её в плечо, улыбнулся, пощекотав усами. — Моя жена. Рядом.

Ей не стало проще. И сердце по-прежнему болело, но что-то изменилось, неуловимое, невесомое. Что-то, что толкнуло Натали в объятия Дмитрия не от отчаяния, не от желания забыть, а от того, что она хотела быть вместе с ним. Но всё же, тень Петергофского дворца маячила над душой, и с каждой верстой, что приближала к нему, на душе становилось тоскливо. Натали посмотрела на сына, спящего на руках кормилицы, и тяжело вздохнула. Стоило ли говорить, что она скучает по Александру так сильно, что просто думать о нём больно, физически больно? Тяжело вздохнув, она отвернулась и посмотрела на небольшое имение, появившееся из-за поворота. Дом из серого кирпича почти полностью скрывался за яркой зеленью плюща, парк пришёл в запустение и дорожки были расчищены только перед входом в дом. Натали, приподняв юбки, осторожно обошла двор, выслушивая сетования управляющего на то, что в имении несколько лет не появлялись баре, и нужды вести сад и парк за домом не было.

— Мы пробудем здесь до сентября, — прохладно ответила Натали, возмущаясь про себя халатности управляющего. Её родители могли годами не появляться в стране, но каждое имение содержалось в чистоте и было готово принять хозяев в любое время. — Надеюсь, вы найдёте садовника раньше.

— Непременно, ваша светлость, непременно! — рассыпался в заверениях управляющий, а Натали уже спешила к дому. Здесь, несмотря на её опасения, всё было готово: чехлы сняты, комнаты проветрены, окна распахнуты, в вазах — цветы. Сменив гнев на милость, дальше Натали общалась с управляющим теплее, и он, видя, что графиня не злится, успокоился и принялся с расстановкой, основательно докладывать о том, что и как было сделано к их приезду.

Уже к вечеру Натали, уложив Сашу и убедившись, что кормилицу поселили в надлежащей ей комнате, в тепле и с удобной кроватью, ждала Дмитрия, неспешно обходя дом. Белые ночи позволяли видеть всё на несколько метров вперёд, и Натали не стала просить зажигать фонари. Укутавшись в шаль, она медленно брела по дорожке, прислушиваясь к пению сверчков. Душа оживала, хотела любить, жить, чувствовать. Забыть бы обо всём и однажды проснуться свободной. От самой себя, от страхов, боли, воспоминаний…

Горько вздохнув, Натали вернулась в дом, бросила взгляд на часы — почти десять. Быть может, Дмитрий остался во дворце? Он не сообщал, во сколько его ждать. Велев накрыть ужин в спальне, ведомая чувством грусти и пронзительного одиночества, Натали расположилась на кровати и достала письма Александра. Но не смогла прочитать ни одного — слёзы душили, перед глазами всё расплывалось. Натали прикрыла глаза, приложила ладонь ко рту, чтобы не разбудить никого в доме громкими всхлипами. Сжалась в комок, опуская голову к коленям, задышала глубоко, медленно. Постепенно сердце вновь забилось спокойно, медленно, только в висках слабо стучало, напоминая о коротком приступе страха. Внизу послышалось ржание, и Натали, спешно собрав письма, сложила их в шкатулку и подбежала к зеркалу. Плеснув на лицо прохладной воды, едва успела вернуться в кресло, когда в спальню вошёл Дмитрий.

— Ты ждёшь меня, — улыбнулся он, и Натали поднялась, протянула руки, касаясь его, горячего, настоящего.

— Ванна, вероятно, совсем остыла, — извиняющее пробормотала она. — Я не знала, когда ты вернёшься.

— Я тоже не знаю. Но ты не обязана ждать меня каждый вечер. Просто помнить, что ты здесь, что рядом, мне достаточно. Как и знать, что найду тебя в этой кровати, даже если вернусь под утро.

— Ты слишком самоуверен, — не сдержавшись, усмехнулась Натали. — Вдруг я буду ночевать в спальне сына?

— Этому Александру я позволю подобную вольность, — прошептал Дмитрий, прежде чем поцеловать её.

— Отчего графиня не выезжает в свет? — поинтересовался как-то князь Вронский. Полдень миновал, и цесаревич, закончив завтракать, отбыл с принцессой на прогулку по реке, а половина адъютантов осталась на берегу, ожидая их возвращения. На столах, накрытых белоснежными скатертями, остывал кофе и чай, на других — вино и коньяк, лёгкие закуски и пирожные. С реки доносился звонкий смех: многие из придворных решили сегодня прокатиться по реке, опуская ладони в прохладную воду и весело брызгая друг друга.

— Сейчас она всё время посвящает воспитанию сына, — ответил Дмитрий, откинувшись на стуле. Они сидели за одним из столов, вытянув ноги, и вели неспешную беседу. Трое из шести приставленных к цесаревичу адъютантов, знакомых достаточно долго, чтобы говорить практически на любую тему.

— Говорят, вас навещал цесаревич, — небрежно заметил граф Черкесов. Высокий, худой, с угольно-чёрными усами и обжигающим взглядом чёрных глаз, он заслужил при дворе славу отчаянного бретёра и дамского угодника. Ходили слухи, что когда-то он пытался выказать свою симпатию княжне Репниной, но встретил решительный отказ.

— А вам ни разу не была оказана подобная честь? — приподнял бровь Орлов. — Я слышал, на прошлой неделе принцесса Мария навещала вашу матушку.

— Едва ли мне пришлась бы по душе честь подобного толка, — насмешливо протянул Черкесов, покосившись на Дмитрия. — Но может, мне не понять пока, каково это, ведь у меня нет жены.

— Не могу понять, куда вы клоните. — Орлов поджал губы и осторожно поставил чашку с чаем, которую держал в руках, на блюдце. Фарфор жалобно звякнул.

— Господа, давайте оставим эту тему, — попытался успокоить офицеров князь Вронский. — Все знают, что цесаревич является другом семьи графа, так к чему эти намёки?

— Я не могу понять другого, князь. — Дмитрий впился пристальным взглядом в лицо Черкасова: — Чего пытается добиться граф своими намёками? Вы желаете опорочить чьё-то имя? Так имейте смелость сказать о том прямо, без экивоков.

— Что толку порочить то, что уже опорочено? — насмешливо бросил Черкесов. — Я слышал, княжна была в особом почёте у императорской четы: сначала государь, после — цесаревич… А вы, Орлов, подобрали объедки с венценосного стола… Каково это — воспитывать чужого ребёнка? Или вам нравятся ветвистые рога?

— Довольно! — Дмитрий поднялся так резко, что чашки на столе зазвенели, и одна из них опрокинулась, проливая густой кофе на скатерть. — Вы немедленно извинитесь передо мной и перед моей женой, потому что каждое слово, сказанное вами — грязная сплетня. У вас нет ни одного доказательства оной, кроме намёков и домыслов.

— Я не собираюсь извиняться за правду, граф. — Черкесов поднялся следом, бросая салфетку на стол. — Быть может, вы считаете, что находиться в приличном обществе для вас не зазорно. Я же полагаю обратное — ни вам, ни вашей жене не место при дворе.

— А это уже решать не вам! —холодно парировал Дмитрий. Благо, что свидетелей у ссоры, кроме князя, не нашлось — в данный момент все были слишком увлечены, прогуливаясь вдоль набережной. — Если бы их высочества не желали видеть нас, они поставили бы нас в известность, уж будьте уверены.

— А может, его высочество просто ждёт, когда графиня вернётся ко двору? Вам не впервой воспитывать чужих детей, сколько их будет ещё?

— Дмитрий, прошу вас, остановитесь! Господа, право слово, к чему этот спор? Черкесов, извинитесь немедленно! — увещевал князь, побледнев, наблюдая, как медленно Орлов стаскивает перчатку с руки и бросает её в лицо Черкесову.

— Я не сомневался в вас, граф, — холодно улыбнулся Черкесов. — Ожидайте моего секунданта к вечеру. Честь имею. — Он дёрнул головой, бросил быстрый взгляд на князя Вронского и ушёл.

— Ну, к чему вы повелись на эти провокации? — устало простонал Вронский. — Он ведь специально вывел вас!

— Если бы я мог понять причины этой ненависти, — протянул Дмитрий, вновь опускаясь на стул. Он потянулся к чайнику, наполняя чашку; его руки слегка подрагивали, и носик застучал о позолоченный край.

— Сегодня утром прошёл слух о новых назначениях, — проговорил князь. — Вас ждёт повышение, граф. И возможность получить княжеский титул, который обещали Черкесову. Вот он и взвился. Но, право слово, вы же понимаете, что весь бред, который он тут наговорил, никто не поддерживает! Да и кто посмеет говорить подобное о венценосной семье?!

Дмитрий вздохнул и потёр переносицу: да, знай он заранее, что причина раздражения графа кроется в назначении, едва ли так же вспылил бы. Но он боялся за Натали, ему было больно слышать, как марают её имя с грязью, пусть даже почти каждое слово было чистой правдой… Откуда Черкесов узнал? Догадался или ткнул пальцем в небо? В любом случае, после таких слов другого выхода кроме дуэли существовать не могло…

— Вы окажите мне честь, князь?.. — начал было Дмитрий, но Вронский уже перебил:

— Конечно же! Я и сам хотел вам предложить…

— Спасибо. — Орлов поморщился. — Да уж, я не думал, что сегодняшний день может завершиться дуэлью.

— Черкесов — хороший стрелок, — задумчиво проговорил князь. — Но разве вы сами не многим хуже?

— Тут всё будет зависеть от фортуны, я полагаю, — вздохнул Дмитрий. Потом поднял глаза в ярко-синее небо и пробормотал: — Чёрт возьми, а ведь мне совершенно не хочется сейчас умирать!

Вронский внимательно посмотрел на графа, но смолчал. Конечно, мерзкие сплетни, ходившие о семье Орловых, слышал и он. Не то, чтобы они считались свершившимся фактом, но в некоторых гостиных под огромным секретом передавали подробности бурного романа, то приписывая его княжне и цесаревичу, то княжне и императору, а то и им обоим… И, судя по тому, сколько расхождений и разнообразных подробностей имела сплетня, веры ей не было никакой. Это понимали благоразумные люди, а тем, кому лишь бы дай обсудить чужую жизнь, было более чем достаточно эфемерных слухов. Меньше всего князь хотел бы оказаться рядом с цесаревичем или императором, когда до них дойдут все эти домыслы. А в том, что со временем им всё станет известно, сомнений не возникало. И граф Орлов выглядел таким счастливым, что едва ли походил на преданного, обманутого мужа.

Вронский отправился на поиски врача, которому можно доверять, а после они вдвоём с Орловым дождались камер-юнкера Дягилева, который согласился быть секундантом Черкесова. Дуэль решено было провести на поляне в лесу, в восьми верстах от Петергофа, на рассвете. И только после этого Дмитрий отправился домой, договорившись о том, что Вронский заедет за ним в четыре утра.

Он нашёл Натали на веранде: она держала на руках Сашу и то и дело легонько подбрасывала его в воздух, счастливо улыбаясь всякий раз, когда он взвизгивал и заливался смехом. Но, завидев мужа, Натали передала сына кормилице и поспешила навстречу.

— Вы рано сегодня. — В её глазах всё ещё плескался смех, такой заразительный, искренний, что в груди Дмитрия заныло — неужели он может всего этого лишиться?

— Рано приехал, рано уезжать, — улыбнулся он, оставляя короткий поцелуй на её губах. — Я могу надеяться на то, что вы будете ждать меня сегодня ночью?

— А мы разве уже расстаёмся? — Натали игриво улыбнулась в ответ. — Или вы настолько нетерпеливы, что следует уложить Сашу пораньше?

— Как пожелаете. — Дмитрий проводил её взглядом, наблюдая, как Натали отдаёт распоряжения о том, чтобы ему приготовили ванну и накрыли ужин в спальне. Обернувшись через плечо, она посмотрела на него долгим взглядом и скрылась в доме, унося сына. А после была ночь, одна из тех, что ещё не стали для них привычными, но уже не вызывали смущения — только трепет и желание. Едва пробило три часа, Дмитрий осторожно, боясь разбудить, выбрался из постели и бросил последний взгляд на Натали. Спустя час он уже ехал к лесу, в котором должна была проходить дуэль, и на сердце было тяжело и тревожно.

Бледный свет белой ночи вызывал иллюзию покоя, дня, в котором всё светло и понятно. Но внизу, у корней, клубился туман, и роса оседала на сапогах, пока противники сближались, оговаривая последние условия.

— Вы зря затеяли это, граф, — сказал напоследок Дмитрий. — Но, даже пожелай вы сейчас забрать свои слова обратно, я не принял бы ваших извинений, ведь они задели честь не только мою, но и честь моей жены. И честь моего императора.

Они сходились к барьеру, поднимая руки с револьверами задолго до отмеченных саблями границ. Первый выстрел прозвучал — у Черкесова сдали нервы. Дмитрий пошатнулся, сбился было с шага, но вновь поднял руку и сделал несколько шагов, нажимая на спусковой крючок. Граф упал сразу замертво, вперив пустой взгляд в небо, а Орлов припал на одно колено, зажимая рану на правом боку. Вронский бросился к нему, помогая подняться, в то время, как врач констатировал смерть Черкесова и, передав его в руки его секунданта, поспешил к Орлову.

Натали проснулась, едва коляска к графом отъехала от дома. Почему не верхом, кто приехал за ним, куда они отправились так рано: все эти вопросы всколыхнулись разом испуганной волной, сходясь в одно немыслимое, и в то же время правдоподобное объяснение. Кто-то из двоих офицеров, выехавших со двора её дома, собирался драться на дуэли. Не от того ли Дмитрий был так трепетно нежен этой ночью? Потому что прощался?.. Ей стало страшно. При мысли о том, что Дмитрия может не стать в её жизни: вот так, внезапно, — по спине разлился ледяной волной ужас, свернулся липким клубком в животе. Она не помнила, как прожила следующие два часа. Дом просыпался, постепенно зашумели слуги на заднем дворе: кто-то колол дрова, загомонили куры, которых выпустили из курятника, загремела вёдрами доярка. А Натали всё стояла у окна, вцепившись в плечи, глядя на дорогу.

Коляска показалась в шесть. Стремительно вылетела из-за поворота, в облаках пыли, и Натали, подобрав юбки, бросилась вниз, к дверям.

— Скорее! Мне нужно как можно больше горячей воды! — С подножки спрыгнул смутно знакомый по прежней жизни во дворце мужчина, — кажется, один из военных медиков, служивших в полку цесаревича, — распахивая дверь. Натали коротко вскрикнула, прижав ладонь ко рту, заметив Дмитрия, почти сползшего под сидение, если бы не Вронский, что поддерживал его за талию. Секундное замешательство, и вот Натали уже бежала по двору, раздавая приказы, веля слугам помочь графу выбраться из коляски, приготовить комнату внизу, принести воды и во всём слушаться врача.

А потом ей осталось только сидеть в углу, не сводя глаз со склонившихся над Дмитрием мужчин. Сдерживать себя, чтобы не броситься и не начать помогать стаскивать окровавленную одежду, которую срезал врач. Крепко сцепив ладони на коленях, не думать о том, что сейчас, в эту самую минуту он может умереть. Перестать дышать, пусть страшно, хрипло, надсадно, но дышать. Слёзы беззвучно катились по лицу, но Натали не замечала их, думая только об одном: почему непременно должно было произойти нечто настолько страшное, чтобы она поняла, как он дорог для неё? Чтобы поняла, что теперь в нём заключается вся её жизнь, будущее счастье, и другого больше не будет.

— Наталья Александровна, — тихо позвал Вронский. Натали вздрогнула, подскочила с места, замерла, ожидая услышать… Свой приговор, его?..

— Он зовёт вас. — Князь опустил голову и отступил, открывая проход к кровати, на которой лежал Дмитрий. На подгибающихся ногах, с сердцем, тяжело ухающим в груди, Натали подошла и опустилась на колени и взяла его ладонь, лежавшую поверх одеяла. Она обожгла холодом, и Натали спешно коснулась её губами в надежде отогреть.

— Наташа, — прошелестел голос, так не похожий на знакомый, уверенный, низкий тембр. Подняв полные слёз глаза, Натали прикусила губу — смотреть на него, такого слабого, беспомощного, было страшно. Волосы облепили лоб, виски, губы мертвенного, бледно-голубого цвета, шевелились с трудом, под глазами залегли коричневые тени. Натали подняла умоляющий взгляд на врача, но тот лишь неопределённо пожал плечами и скорбно покачал головой.

— Хочу, чтобы ты знала… — Он вздохнул, собираясь с силами, и продолжил ещё тише: — я не жалею ни о чём… Ни о чём, слышишь?.. Мне не жаль времени… с тобой… Мне не жаль ни одной минуты… Мне не жаль…

— Ты поправишься! — горячо откликнулась Натали. — Поправишься, даже думать о другом не смей! Поправишься, и мы уедем в Италию. Навсегда. Будем жить на той вилле, воспитывать наших детей, гулять по побережью…

Она говорила, говорила, говорила, не замечая, что Дмитрий давно затих.

— Наталья Александровна. — На плечо легла рука. Натали вздрогнула. Подняла глаза на Вронского. — Давайте оставим его пока, он без сознания.

— Что теперь? — дрожащим голосом спросила она, не сводя глаз с неподвижной фигуры, лежавшей на постели.

— Мы не знаем. — К ним подошёл врач. — Рана слишком серьёзная, задето множество внутренних органов… Мне приходилось лечить подобные ранения на войне, и я могу сказать лишь одно: нам остаётся уповать на Бога, его милость и то, что граф — молодой, полный сил человек.

Натали медленно кивнула и вновь подошла к кровати, подвинув кресло ближе и опускаясь в него. В голове звучали его слова: Мне не жаль ни одной минуты… Мне не жаль… Прерывисто вздохнув, повинуясь порыву, она потянулась к нему, крепко сжала его ладонь и прошептала:

— Мне тоже не жаль, Дима. Потому что я люблю тебя. Мне не жаль…