Роберт Блох
КОММИВОЯЖЁР СМЕРТИ
15 января 2047 года.
Сегодня великий день! По прилете я был неприятно удивлен этим мрачным «грибом» над Вашингтоном. Смахивает на последствия взрыва водородной бомбы, но, конечно, всему виной перенаселение. Простой смог.
Он, вообще, повсюду, я в курсе, но жизнь в подземных апартаментах с очищенным воздухом порой заставляет тебя забыть об этом. Неудобства, связанные с ношением респиратора, вечно меня выбешивают, но тут я даже порадовался, что на мне сейчас этот намордник. Даже если не брать в расчет смог — толпы тут такие огромные, что от одних микробов из их вонючих глоток можно дать дуба.
Машина Первого Приоритета поджидала меня в аэропорту. В пути я вполне себе успел отдохнуть. Мы вкатились на пятый уровень эстакады и помчали вдоль того, что некогда называлось «Пенсильвания-Авеню».
О Белом доме я мог бы целый роман написать. Он сам по себе — гость из прошлого, такой большой и тихий. Комнаты внутри огромные — двадцать, тридцать, пятьдесят футов протяженностью, скажи кому — не поверят! А ведь когда-то люди были к такому привычны — небывалый простор, и даже не тысяча этажей. Вот так, надо полагать, выглядит живая история.
Конечно же, самым важным событием за день грозила стать встреча с президентом. Даже забавно видеть, какой он на самом деле мелкий. По телевизору-то, при полном обмундировании, кажется, что он мужчина высокий и статный, а здесь, без накладной бороды и седовласого парика, без костюма дядюшки Сэма, он всего-навсего невысокий мужичонка. Даже не могу вспомнить, когда именно президенты повадились соблюдать этот маскарад — давным-давно, сдается мне, лет двадцать-тридцать назад. Конечно же, эффектности он нагоняет, но зато стоит вам увидеть президента за пределами экрана — и вас постигает чуть ли не разочарование. Без бегущей строки телепромптера и всяческих спецэффектов он совсем по-другому звучит.
Но все же он — профи, тут спору нет. Фигур-то здесь влиятельных собралось немало — и из кабинета министров, и из оборонки, а он все равно всех по струнке поставил, и говорили они у него только по делу, без лишней болтологии.
Прямых его цитат приводить не стану. Все, сказанное им — материал под подписку о неразглашении, и даже если я попробую донести что-то своими словами, могу влипнуть в неприятности. Но, в конце-то концов, никто не станет прокручивать пленки с моими дневниками. Так что давайте попробуем.
Он сразу выложил все карты на стол: с народом у нас беда. В одних только Штатах — девятьсот восемьдесят восемь миллионов человек, как подсчитал на последней неделе Генкомпьютер.
—
И это лишь публикуемые данные, — подчеркнул он. — На самом деле, численность давно перевалила за миллиард. По понятным причинам, такую цифру мы оглашать ни за что не станем. Паники в стране и так предостаточно. И, с учетом мирового населения, исчисляемого девятнадцатью миллиардами, ожидаемые пятьдесят миллионов следующего поколения…
Президент умолк и оглядел собравшихся. Эх, видели бы вы эти лица — жаль, нельзя было сделать фото!
— Мне понятна ваша реакция, — мягко произнес он, — но в данный момент мне куда интереснее было бы выслушать ваши предложения.
Весь последующий час они горячо и оживленно спорили. Посыпались самые разные безумные идеи — но, по большей части, банальщина.
Начать войну? Слишком опасно. Да и не работает так, как надо — если бы все было так просто, мы бы тут сейчас руками не махали.
Ввести закон о принудительной стерилизации? Уже шесть голосов против, да и слишком уж распоясается в таком случае религиозная оппозиция. Так что отпадает.
Понизить износостойкость металла, из которого делают авто и самолеты? Вот это уже было что-то интересненькое, я даже выпрямился в своем кресле и навострил уши. Какой-то персонаж из транспортного управления развернул перед нами полномасштабную презентацию, с графиками и демонстрационными моделями встроенных уже на этапе производства дефектов. Он взял на себя смелость гарантировать президенту неслыханное — дескать, с его помощью возросшее количество катастроф на дорогах и в воздухе положит конец по меньшей мере ста миллионам людей в трехлетний срок.
Я даже восхитился такому полету мысли, но тут президент осалил того типа, заявив, что подобные меры: а) подорвут доверие к машиностроению и авиапромышленности, что повлечет за собой ущерб экономике, и б) все равно не заставят уровень смертности осадить надвигающуюся волну рождаемости, слишком уж мелок выйдет урон. Лоббисты стали на все лады горячо поддерживать его — особенно по пункту а).
Какой-то клоун затянул потешную песнь о колонизации Луны, но ему быстро напомнили о том, что построить такие корабли, что за год доставляли бы несколько миллионов человек на наш спутник, не представляется возможным. Золотым запасам страны такая роскошь попросту не по зубам.
Кто-то еще заговорил о поощрении национального гомосексуализма. Дескать, если раньше мы несчастных голубых преследовали, то теперь просто молчаливо одобряем, а этого мало — надо такой образ жизни массово пропагандировать, наделять социальными привилегиями, выплачивать пособия. Ему заметили, что такая практика срикошетит — если гомосексуализм сделается обыденным и поощряемым, убежденные натуралы уйдут в подполье, заводить детей станет своего рода порочным удовольствием и обретет статус акта протеста системе.
— Ну а как же смог? Он же дьявольски вреден для человеческого организма. Если мы тут хотим снизить популяцию, надо перестать надрывать свои глотки. Надорвите глотки им. Отнимите у них респираторы.
Ну, тут-то началось — все кошки разом завыли. Но президент, как всегда, не оплошал — сказал свое веское, подводящее всякую мыслимую черту, слово:
— Нельзя просто так взять и начать программу по массовому уничтожению нашего народа. Это, в конце концов, не по-американски!
И тут он наконец-то обратил на меня внимание:
— Вы у нас специалист, мистер Крозерс. Что нам может предложить психология?
— Само собой, это не по-американски — убивать наших собственных граждан, — Хотя бы потому, что это ударит по капиталистическим идеалам. — Все присутствующие дружно закивали, и я продолжил: — Но есть и другое решение. Назовем его запланированным моральным износом популяции.
Президент нахмурился:
— Что вы имеете в виду?
— Все просто. Раз уж мы не можем в открытую расправляться с американскими гражданами и не преуспеем в попытках заставить их убивать друг друга, остается одна-единственная разумная альтернатива. Нужно заставить их убивать самих себя.
Что я там сказал раньше насчет кошачьего воя? Забудьте — на меня со всех сторон сразу полетело:
— Массовые самоубийства?
— Да это же невозможно, кто на такое согласится!
— А это, по-вашему, по капиталистическим идеалам не ударит?
— Что вы несете?
— Не сработает…
Я подождал, пока их гомон стихнет, и потряс рукой с папкой.
— Джентльмены, у меня разработан подробный план. Если вы готовы меня слушать, я, в свою очередь, готов убедить вас, что план этот может сработать.
И я им все изложил. Очень доходчиво и без лишних соплей. Шестеренки у них в ржавых котелках зашевелились — а ведь правда, ничего невозможного! Потихоньку их одобрение целиком перешло ко мне. Сомнения остались лишь у президента.
— Не знаю, — вздохнул он. — Один куда более толковый, чем я, управленец, когда-то сказал: «Вы можете постоянно убивать по несколько человек, но не можете постоянно убивать всех»
[1].
— Может, и так, — не стал возражать я. — Но попробовать стоит.
10 января 2047 года.
Что ж, мы в деле! Особо времени вести дневник нет — у меня тут одно собрание за другим, весь график забит под завязку. Ключевые фигуры от всех крупных производств внимают мне. Даже с учетом поощрения на государственном уровне, не стоит забывать, что немалая часть задачи лежит на бизнесе и продажах. На первых порах, разумеется, все возражали — дескать, потребители-то нам все еще нужны. Но я, не ведя и бровью, отвечал:
— Позвольте потребителям употребить самих себя.
И показывал им реальные коммерческие возможности. Рассказывал, как столетия назад похоронные бюро доказывали, что продавать можно даже деревянные ящики с кучей прибамбасов в придачу, вплоть до внутренней бархатной обивки и мягких матрасиков (слоган: «Пусть земля тебе будет пухом — от лучших техасских гусей!») и гробов для кремации (слоган: «Согрей их своим прощальным теплом»). А древние египтяне и вовсе додумались до того, чтоб хоронить своих усопших с полными шкафами новехонькой одежды, изобилием ювелирных изделий, домашней утварью и мебелью (слоган: «Ты можешь взять это все с собой»).
Что ж, потенциал они увидели, но скептические настроения по поводу успешности затеи все еще гуляют по их рядам. Значит, пора мне взять быка за рога и доказать им, кто тут реальный специалист по национальной смерти.
12 сентября 2047 года.
Последние шесть месяцев были убийственными! Ха-ха, всего лишь фигура речи. Но я взаправду что-то заработался.
Работы — по горло и выше. Я начал с директоров похоронных агентств, обрисовал им перспективы, помог с разработкой рекламной компании.
Устали от роста налогов? Удручены болезнями и преждевременным старением? Заплатить по счетам нереально? Пришла пора взять отгул — от всего и сразу!
Далее — миленькие панорамы тихих ухоженных кладбищ, приятная музыка фоном.
На уставших от жизни стариках такое наверняка прокатит, но нам нужно зацепить и молодое поколение. Кое-что в устройстве старых-добрых кладбищ надо пересмотреть, привести к стандартам и запросам современности. Я собираюсь наведаться в Вашингтон с обновленным планом — нужно подготовить большие объемы площадей для захоронений, и дело тут стоит отнюдь не за деньгами. Сама ритуальная концепция требует реновации.
Статуи, скамейки и венки хороши для стариков, а я нацелен на молодежь. Нужно привнести что-то от парков развлечений. Загробный мир должен представляться им чем-то вроде бесплатного Диснейленда — никаких забот, хлопот и ограничений.
1 марта 2048 года.
Чуть больше года прошло с момента начала моей работы — а результаты уже превзошли все мыслимые ожидания. Даже в самых радужных прогнозах не мог я представить, что уровень смертности гражданского населения подскочит на 80 процентов за такое короткое время. А ведь это только начало!
Выражаю сердечное спасибо за помощь и поддержку своему «медицинскому крылу» — психологам и психиатрам в особенности. Они не только поддержали мою программу, но и привнесли новые идеи, о которых я не мог и помыслить. Отныне любой лечебный курс будет сосредоточен на Танатосе, на воспитании в пациенте стойкого желания смерти. Само собой, используются внушение и гипноз — не только в лечебницах, но и в частной практике. Коль скоро большая часть обращающихся — люди, уже ставшие жертвами депрессии, уставшие от смога и толп, жизни под землей и синтетической еды, налогов, счетов и бессмысленной бумажной волокиты, погрузить их в глубокую меланхолию не составляет особого труда. В пищевой и лекарственной промышленностях нас тоже поддерживают, вскоре в свободную продажу поступит изобилие смертельных ядов (исключительно для домашнего использования).
Непросто обратить человеческую агрессию вовнутрь, сложно заставить некоторых индивидуумов наложить руки на себя, а не на кого-то еще, но показатели пока что демонстрируют однозначный успех. Нам многое сейчас играет на руку.
Взять хотя бы этот бум на маски смерти. Все их сейчас покупают. А обладатели поистине тугих кошельков и вовсе пошли по египетской дорожке — тут вам и саркофаги, и богато обставленные погребальные камеры, памятники самим себе. Будучи в Техасе, я своими глазами видел один монумент, что был пятьдесят футов в высоту. Остовом ему служила старая нефтяная вышка.
Как мы и ожидали, больше всего противодействия оказывали церкви. Пришлось хорошенько поднапрячься, дабы донести до массового сознания, что отныне суицид не является привилегией сект. Что до страховых компаний, то они обошлись простой подменой понятий, став предлагать застраховать свою смерть вместо жизни. Им вся наша затея вышла малой кровью.
Я, к слову, перебрался в Вашингтон с концами. У меня тут теперь полная занятость. Планирование я сочетаю с генерацией все новых и новых идей. Вот, недавно мы с парнями из дизайна придумали шикарную новую версию старой агитки: «Дяде Сэму ты НЕ нужен!» Ну и еще ходят такие полушутливые разговоры об установке памятника Смерти в центре Манхэттена.
5 октября 2051 года.
Как быстро летит время.
Не знаю, какими словами лучше описать ситуацию, что сложилась за последние три года. Рейтинг смертности бьет сейчас все мыслимые рекорды. По прогнозам на этот год, вскоре мы будем терять по двадцать миллионов душ в месяц. Никогда бы не подумал, что такое возможно. Половина страны переехала на постоянную прописку на кладбища — все автодороги забиты похоронными процессиями, и заводам уже не хватает рабочей силы. Думаю, пора завязывать с природными ресурсами — пора бы развернуть полновесную компанию по переходу на пластиковые гробы взамен деревянных.
И да, молодежь мы-таки зацепили. Они теперь косяками слетаются в Вегас и играют в массовый вариант русской рулетки. Даже дошколятам теперь все понятно с детства — они играют в «дядей-гробовщиков» и зарывают в землю своих кукол. Или друг друга. Тут уж как повезет, досмотра за ними все равно сейчас почти никакого нет: в пятницу крестился, в понедельник упокоился.
Официально заявляю: проблема перенаселения решена.
22 мая 2052 года.
Знаете, а ведь я ошибся. Не учел кое-чего — и вот вам результат.
Психологов обвинять не смею, они-то делали все от них зависящее. Но теперь мы не можем совладать с национальной агрессией. Уровень смертности продолжает расти, но сейчас по большей части из-за убийств. Черт с ними, со свободно распространяемыми ядами — достаточно и разборок с огнестрельным оружием, и поножовщик Преступления сексуального характера, главным образом некрофилия, тоже правят бал.
Понятное дело, мы пытаемся решить проблему. Организуем все новые и новые Клубы самоубийств («Если тебе не нравится твои сосед, почему бы не уговорить его вступить в клуб?»), поощряем влюбленные парочки, организовывая им на горнолыжных курортах специальное развлечение — Прыжок Вечной Любви («Два восхождения по цене одного! Впереди — только небо!»). Для прожженных урбанистов, кому горы не милы, всегда остается «Эмпайр-Стейт-Билдинг».
Но всего этого недостаточно. И церкви все делают только хуже.
На время мы вывели их из игры с их старомодными ритуалами поклонения, а теперь их зараза дала новые, совершенно уродливые споры. Расплодилось огромное количество культов, основанных на варварских человеческих жертвоприношениях.
Хуже всего — удар по индустрии, конечно. С ростом незаконных убийств планка смертности подскочила слишком высоко. Мы едва ли контролируем ее — только в этом году потеряли двести миллионов голов по предварительным прикидкам. Если темп не сбавить, скоро рабочей силы станет попросту не хватать.
На первое июня я наметил экстренное совещание. Пора вдохнуть немного жизни в нашу программу.
4 июня 2052 года.
Пора признать — мы в беде. Совещание прошло ужасно. Всякий раз, когда я заговаривал о том, что можно раскрутить наш маховик в обратную сторону, какой-нибудь дурак-психиатр начинал голосить, что слишком поздно предпринимать обратные шаги. Конечно, я знал, что идея расползется но всему мир).
Если бы дело ограничилось одной нашей страной, ее давно бы уже кто-нибудь прибрал к рукам. Но я знал, что прочие страны — еще больше страдающие от перенаселения, чем мы сами, — переймут наши методы, станут работать по нашим лекалам. И знаете, что? Я был дьявольски прав — так и случилось!
Так, да не так. Программа за рубежом приняла еще более уродливые формы — рост религиозного фанатизма, огромное количество культов смерти, «синдром овечки на утесе» — так ситуацию окрестил один из присутствовавших психоаналитиков: это когда целые города собираются на главной площади и накладывают на себя руки. Массовая истерия.
— И да поможет нам Бог, когда все это начнется здесь, — подвел черту этот самый психоаналитик. — Можете представить, что случится, когда все Западное побережье съедется в Гранд-каньон и дружненько посыплется на дно тамошних ущелий?
— И что же вы предлагаете? — уточнил я.
Он не ответил мне. Не удостоил ответа никого из нас. Закончив свое выступление, он просто-напросто гордо прошествовал к окну, распахнул его и шагнул вниз.
1 декабря 2058 года.
Сорок тысяч человек. Это не показатель смертности. Это — официальные цифры: ровно столько голов насчитывает население нашей страны по состоянию на сегодняшний день. Не спрашивайте меня, как ситуация обстоит на самом деле. Жизнь под землей потихоньку ведет к тому, что ты попросту перестаешь заботиться о том, что там творится на поверхности.
Что ж, по крайней мере, кое-кто выжил. Памятуя о том, что произошло, остается лишь восхищаться тем, что нас все еще так много.
Сначала — массовые самоубийства, потом — разгул преступности, ну а следом — крах путей сообщения и промышленности. Похоронные службы распущены, гробы больше не производят — а зачем, кладбища и так повсюду, закапывать трупы можно где угодно, хоть у себя в саду. Продуктовые заводы не работают, станции очистки воды выходят из строя одна за другой. Думаю, это конец. Раскручивать маховик в обратную сторону взаправду нет смысла, потому что никакого маховика больше нет. Сколько не ломаю голову — не могу представить себе мало-мальски вероятную возможность призвать выживших людей к порядку. Они от него попросту отвыкли. Может, ситуацию спасло бы военное положение, да только в стране не осталось военных — голод и отравление систем водоснабжения ударили по ним в первую очередь. Вроде как еще назревает несколько локальных эпидемий чумы и холеры. Народ совсем одичал, Церковь Стерилизации набирает все большую популярность. Никто больше не хочет заводить детей.
Говорят, что смога больше нет. Отрадно слышать. Его ведь теперь нигде нет, если подумать.
Здесь, в переоборудованных корпусах Пентагона, мы чувствуем себя вполне хорошо — много еды, все удобства, пять подземных уровней так вообще какой-то рай земной. Мы все еще можем обращаться к населению через телевещание — все средства к тому у нас под рукой. Вот только аудитория в сорок тысяч человек… не знаю, кто нас слушать-то станет.
Говорят, пока есть эти сорок тысяч, есть надежда. Что ж…
1 апреля 2067 года.
Пленка для записей заканчивается. Значения это не имеет — у нас тут заканчивается, почитай, всё. Осталось одиннадцать человек.
Больше никого. Одиннадцать.
Мы больше не можем прятаться под землей, все системы износились и выходят из строя. Нам не хватает кислорода. Но выйти на поверхность мы тоже не можем — повсюду смертоносные вирусы, инфекции, воздух отравлен.
Коммуникациям пришел конец. Мы это особо не обсуждаем, но правда понятна уже всем. Везде — всюду — никого не осталось. Мы — последние выжившие.
Шестеро стариков, всем за семьдесят. Трое старух. Внучка одной из старух по имени Лина — ей девятнадцать, милая маленькая блондинка. И я. Мне сорок девять.
Сегодня было созвано совещание. Надо думать, последнее. Только жесткие факты: в ближайшие несколько лет всех нас не станет. Может, поверхность и станет пригодной для жизни, может, эпидемии стихнут. Вот только человек к тому моменту окончательно сделается достоянием прошлого. Президент озвучил план (забавно, но к тому моменту даже без маскарадных уловок он сделался похожим на Дядю Сэма):
— Нужно возродить нацию. Начать с чистого листа. — Он глянул на меня. — Ты единственная надежда. Ты и девушка. Это не обсуждается.
Знаете, что они сейчас делают? Готовят нам милое любовное гнездышко. На двоих. Вот только я не стану причинять Лине неудобств. Мне просто не хочется. К черту все. Генри Дэвид Торо был прав — приходит момент, и всему остальному ты предпочитаешь тишину и смирение вод Уолденского пруда.
Именно туда — к Уолденскому пруду — я и отправлюсь этой ночью. Заплыв подальше, дабы не возникало соблазна вернуться, я открою для себя радость утопления.
Примечания
1
Слегка искаженные слова Авраама Линкольна. В первоначальном виде цитата звучит так: «Вы можете постоянно обманывать несколько человек или некоторое время всех людей, но Вы не можете постоянно обманывать всех людей».
(обратно)
Оглавление
*** Примечания ***
