Турнир Трех Неудачников (СИ) [Lexie Greenstwater] (fb2) читать онлайн

========== 1. ==========

Не сказать, что Альбус Северус Поттер боялся директора МакГонагалл. Эта строгого вида профессор в остроконечной шляпе и бархатной мантии часто была к нему добра и ни разу не засуживала на экзаменах. Однако сказанное после урока трансфигурации «Поттер, останьтесь, пожалуйста, на минуточку» не могло не пугать, когда профессор МакГонагалл решила поговорить лично и без свидетелей. Вариантов, что произошло, у паникера-Альбуса в голове вспыхнуло как минимум двадцать.

У Скорпиуса, сидевшего на уроке рядом, вариант тоже был.

— Она тебя кадрит.

Сам Скорпиус, явно не желая оставлять друга на растерзание профессора, еще минуту мялся у парты, нарочито медленно собирая в сумку учебники. Наконец, когда собирать стало уже нечего, он сунул за ухо волшебную палочку и осторожно поднял со стола трехлитровый сосуд, в котором плескался ядовито-розовый карп с отметками цветочного узора от чашечки, которую и пытался на уроке трансфигурировать в рыбу.

— Мистер Поттер, — когда за Скорпиусом закрылась дверь, произнесла МакГонагалл, взмахнув палочкой. Оставшиеся на партах фарфоровые чашечки тут же полетели в сторону серванта. — Пожалуйста, не волнуйтесь, к вам у меня никаких претензий. Я довольна вашей активностью на уроках, очень довольна.

«Подкатывает, плутовка», — прозвучал в голове Ала голос друга.

— Но вынуждена обратиться к вам сейчас не как к ученику, а как к старосте школы. Турнир Трех Волшебников стартует в ноябре, а через две недели делегация Хогвартса отправляется в Шармбатон, уверена, вы помните.

— Конечно, — кивнул Альбус.

МакГонагалл несколько замялась.

— Я бы очень просила вас присматривать за одним учеником, бесспорно талантливым, но несколько…

— За Скорпиусом.

— Да, за мистером Малфоем, — с явным облегчением произнесла МакГонагалл.

Альбус едва сдержал улыбку. Впрочем, тень ее от профессора не укрылась.

— Мистер Малфой, как я уже сказала, хороший студент, — словно оправдываясь, заговорила профессор. — Но проблемы с дисциплиной и самоорганизацией присущи ему в гигантских масштабах. Вы лучше меня знаете, что он…

— Эксцентричен.

— Да, — снова с облегчением выдохнула МакГонагалл. — И я боюсь, как бы мистер Малфой не… как бы сказать тактичнее…

— Не разрушил бы одним фактом своего существования многолетние дружественные связи между школами магии, не поставил бы под угрозу международную магическую дипломатию и не развязал бы военный конфликт между тремя странами? — пришел на помощь Альбус.

МакГонагалл взглянула на него очень внимательно.

— Десять очков Гриффиндору, Поттер. За исключительное понимание своих обязанностей, как старосты школы.

***

— Скорпиус, ты меня вообще слушаешь?

Скорпиус, сидя у камина по-турецки, оторвался от тетради и учебника и взглянул на Ала снизу вверх.

Надо сказать, что за домашним заданием Малфоя застать было крайне необычно, ведь многие задания им выполнялись непосредственно за пятнадцать минут до урока. Но прорицания, горячо любимый Скорпиусом предмет, выполнялись всегда исправно.

Что нужно иметь в голове, чтоб на полном серьезе выбрать прорицания в качестве экзамена на Ж.А.Б.А. Альбус не знал. Но Скорпиус сидел на ковре, выкладывая перед ним потрепанные таро из колоды, сверялся с записями и прятал за загадочной маской свое искренне недоумевающее выражение лица.

— У тебя здесь Жрица, Император и Дьявол.

— И что это значит?

Скорпиус задумался.

— Так, что говоришь? — мигом сменил тему он, поняв, что на сегодня его Третий Глаз закрыт.

Альбус закатил глаза.

— МакГонагалл боится, что ты сорвешь Турнир.

— Я?

Это было сказано с таким священным возмущением, словно это не Скорпиус Малфой умудрялся постоянно влипать в организованные им же авантюры и втягивать в них от двух до ста двух человек.

— Слушай, бро, — уже мягче и без ноток старосты в голосе сказал Альбус. — Я пообещал МакГонагалл. Она переживает, а ей лет сто уже, ей каждое волнение три года жизни забирает. Пожалей бабку.

Иногда давить на жалость — лучший способ вести со Скорпиусом диалог.

— Да я и не планировал срывать Турнир.

— Ну вот и хорошо.

Подобная сговорчивость Альбуса не смутила. Малфой редко что-либо планировал, всецело отдаваясь импровизации. Четкого мотива зачем ему сознательно срывать Турнир Трех Волшебников Ал не видел. Впрочем, мотив Скорпиуса — как мозг Скорпиуса: заставляет окружающих сомневаться в его наличии, но на самом деле он все же есть.

***

Чем ближе ноябрь, тем больше возрастала всеобщая паника перед грядущим Турниром. Преподаватели переживали каждый как мог. Профессор Слизнорт, преподающий зельеварение, отдался воспоминаниям и весь последний урок рассказывал сонному классу о том, как его давний ученик состоял в комитете, который решал, какие задания выпадут чемпионам. Профессор Долгопупс неожиданно загрузил всех требованием выучить наизусть большой справочник магических растений, уверяя, что это пригодится чемпиону.

Профессор МакГонагалл устраивала тиранию касательно всего.

— Мисс Фоссет, мы сто раз говорили с вами насчет косметики, — укоризненно произнесла она, шугнув в Большом зале ученицу. — Берите пример с… мисс Уизли, что у вас с ресницами?

— Они растут, профессор, — хмуро отозвалась Доминик, рыжеволосая когтевранка, и, прижав к глазам протянутую профессором салфетку, вернула ее чистой и без следов туши.

МакГонагалл, сухо кивнув, поспешила к столу слизеринцев, завидев там целый выводок старшекурсников в мятых мантиях. Доминик, встав с лавки, поправила юбку и направилась к соседнему гриффиндорскому столу.

— МакГонагалл беснуется, — проговорила Доминик, усевшись между Алом и Скорпиусом. — У нас на всю спальню с девками одна косметичка осталась. Честное слово, скоро тампоны конфисковать начнет.

Подавившись завтраком одновременно с доброй дюжиной сидевших рядом, Альбус закашлял и склонился над тарелкой.

— Милая кузина, светские беседы это не твое.

Доминик отмахнулась.

— МакГонагалл уж слишком переживает, — протянул Скорпиус, отставив тарелку. — В Шармбатоне нас примут не как дорогих гостей, а как изначальных соперников. Там плевать будет, кто во что одет и накрашен.

— Ты обещал, — предостерегающе шепнул ему Ал.

— Да я ж молчу.

Молчал он недолго.

— Это притон лицемерных высокоморальных снобов, — сказал Скорпиус, когда профессор МакГонагалл строила учеников в шеренгу, проверяя внешний вид студентов, отправляющихся на Турнир.

— Мистер Малфой, — прикрикнула профессор, услышав.

— Я не шучу, — шепнул Алу на ухо Скорпиус. — Изначально я должен был учиться там, но меня выгнали вместе с отцом в день зачисления, видите ли «такой уровень подготовки для нашей академии просто смешон».

— Твой отец, видимо, устроил разнос.

— Не, — покачал головой Скорпиус, смутившись. — Разнос устроила бабушка, отчим еле разнял их драку с директрисой… Но, помяни мое слово, в Шармбатоне никто не будет обращаться с нами, как с дорогими гостями. А если наш чемпион будет представлять серьезную конкуренцию, нас, скорей всего, отравят всей делегацией за праздничным ужином.

— Мистер Малфой! Прекратите саботировать дружественные отношения между школами и немедленно выньте из брови серьгу!

Скорпиус нехотя повиновался.

— И из уха, — бросила профессор МакГонагалл, пристально глядя на ученика. — Мистер Поттер, как староста, проконтролируйте, чтоб мистер Малфой не напугал своим внешним видом наших французских друзей.

Ал, едва сдержав смешок, кивнул. Малфой опустил ему на ладонь серебряное колечко, вынутое из ушного хряща, и одарил профессора ледяным взглядом.

В своем стремлении выставить студентов в лучшем виде, профессор МакГонагалл была настроена решительно.

— Мисс Фоссет, такое количество косметики на лице неуместно для ученицы, мы с вами уже это обсуждали, — строго сказала профессор, протянув когтевранке салфетку. — Мистер Малфой, надеюсь, больше проколов на теле у вас нет?

— Сомневаюсь, что дирекция Шармбатона будет лезть мне под одежду и проверять, профессор, — холодно ответил Скорпиус и, удостоверившись, что декан Гриффиндора понеслась отчитывать пуффендуйца за вымазанную чем-то белым мантию, сказал. — Да если в Шармбатоне нас примут хотя бы с десятой долей уважения, которого ожидает МакГонагалл, я отгрызу себе пальцы.

Пальцы себе Скорпиус, разумеется, не отгрыз, боясь испачкать рубашку кровью, которая будет хлестать из обгрызенных фаланг. Но прав оказался практически на сто процентов.

До Шармбатона путь был очень неблизкий, поэтому вопрос о том, как добираться, был весьма актуален. Отзывчивые французы об этой проблеме позаботились, отправив за делегацией Хогвартса огромную карету, похожую на нежно-голубую тыкву, обрамленную позолоченными вензелями и гербом — двумя скрещенными волшебными палочками. Гигантские крылатые лошади, запряженные в карету, были в два раза выше любого человека, даже великан Хагрид едва доставал им до головы, вдобавок лошади выглядели довольно свирепо. То и дело гарцевали на месте, оставляя в каменной дороге вмятины, фырчали, нервно мотали головами и дергались так, словно их током било. Лошади казались дикими, а когда взмыли в небо, все сомнения в этом отпали.

Карету трясло и мотыляло по воздуху, словно крылатые лошади обезумели и намеревались сбросить груз. Многие ученики, держась за устойчивые предметы и друг за друга, были уверены в том, что Шармбатон намеревается их убить и автоматически избавиться от конкуренции чемпиона Хогвартса, и даже МакГонагалл, кажется, начала верить в это. Особенно после того, как сорвавшееся на лихом вираже кареты кресло едва не зашибло ученика.

— А я говорил, профессор, — пыхтел Скорпиус, поймав рукой летевший в кого-то рюкзак. — Они хотят нас убить.

— Помолчите, Малфой, — накладывая мудреные заклятия на карету, бросила МакГонагалл. — И, встаньте, пожалуйста, с мисс Уизли.

Доминик, сбитая с ног при очередном вираже, распласталась на полу, а Скорпиус, в героическом порыве закрыть ее от рухнувших с полок книг, плюхнулся сверху. Когда карета, стараниями МакГонагалл, выровняла курс и стала куда как более устойчивой, ученики немного успокоились, но особо расхаживать по карете не спешили.

— Скажи на милость, зачем ты взял столько вещей? — поинтересовался Альбус, глядя, как Скорпиус проверяет целостность своего багажа.

Багаж у Скорпиуса оказался действительно внушительный. Огромный чемодан и два туго набитых саквояжа, в одном из которых Ал разглядел непонятно зачем взятые зарядные устройства для ноутбука, хрустальный шар для прорицаний и сковороду. Второй саквояж оказался на удивление легким и оказался забит пачками с чипсами и лапшой быстрого приготовления.

— Ты взял лапшу? Серьезно? — опешил Альбус. — Мы едем на родину изысканной кулинарии, а ты берешь с собой стратегический запас фаст-фуда?

Скорпиус одарил его взглядом старого мудрого сенсея.

— Ты бывал во Франции, Ал?

— Нет.

— А я там жил. И ел. Смотри, как бы ты первый ко мне за чипсиками не прибежал.

Нашарив бутылку виски на дне, Ал скосил взгляд.

— Ну, здесь вопросов нет. Но лапша…

Скорпиус был непреклонен, уже склоняясь к тому, что даже если кормить в Шармбатоне будут хорошо, то он принципиально будет по ночам жевать свою лапшу и чипсы, всем бедам назло. А когда Доминик, заглянув в саквояж, усмехнулась и согласилась с необходимости подкорма в Шармбатоне, Ал и вовсе снова почувствовал себя лишним между двумя влюбленными.

Поэтому, когда влюбленные пропали из вида, оставив его в покое, Ал умостился на диване с первой попавшейся книгой, которая выпала из шкафа при тряске кареты. Книга была не очень интересной, о нимфах и путнике, но усидчивое чтение было лучше бесцельного хождения по карете.

Внутри карета была просторной, и походить где было. Большая общая комната с двумя стоящими друг напротив друга диванами, очагом и чопорными натюрмортами на стенах, две уборные и ванные комнаты, а так же небольшая комнатка, в которой ютились узкие кровати, которыми никто так и не воспользовался. Почти никто.

— Занято! — послышался возглас двух голосов, когда вторая староста школы, нагруженная вещами, попыталась войти в комнатку.

Профессор МакГонагалл, сидевшая в кресле неподалеку, тут же коршуном повернулась.

— Профессор, — мигом окликнул Альбус, увидев, что МакГонагалл привстала, чтоб проверить, что творится в комнате. — Как обычно проходит Турнир Трех Волшебников? Я читал, что были смертельные случаи.

Отвлеченная МакГонагалл уселась на место.

— Турнир Трех Волшебников — довольно опасное состязание само по себе, поэтому столько сил и времени отдается подготовке, — ответила она. — Уверена, что в этом году распорядители сделают все возможное для создания безопасных условий…

***

— И, пожалуйста, Поттер, проследите, чтоб мистер Малфой вел себя подобающе, — в пятый раз попросила МакГонагалл. — Он уже спрашивал, что будет, если бросить в Кубок Огня имя Того-Кого-Нельзя-Называть…ох, прошу прощения! Бут! Оставьте в покое дверь кареты! Ничего там не трогайте!

На всех парах бросившись к пуффендуйцу, который просовывал пальцы в щель каретной двери, МакГонагалл кинулась отчитывать Бута, а дверь в комнатку с кроватями приоткрылась. Доминик минуя профессора, осторожно вышла и двинулась к подругам, которые сидели у окон и наблюдали за раскатами грома. Скорпиус, вышел минут через пять, когда профессор МакГонагалл вернулась на место и уже смотрела на него таким тяжелым взглядом, словно пыталась выяснить, он уже что-то натворил или нет.

— Я уже не знал, о чем с ней говорить, чтоб вас прикрыть, — прошипел одними губами Альбус, скрыв лицо книгой. — Ты в своем уме?

— Ну, а что?

— В карете Шармбатона, под носом у МакГонагалл. А больше негде было своими гормонами трясти?

Скорпиус закинул ногу на ногу и невесело хмыкнул.

— Что? — спросил Ал, когда МакГонагалл снова куда-то ушла.

Скорпиус оглядел сидящих рядом (те тактично отсели) и, в особенности, профессора МакГонагалл. Убедившись, что декан вне поля слышимости, он придвинулся к другу.

— Случилось страшное.

— Скорпиус, говори прямо.

— Я больше не невинен.

Альбус фыркнул.

— Я знаю, — кивнул я. — А ты когда-то был невинен?

Скорпиус закусил губу.

— Я серьезно, — зашептал он. — Мой нежный подснежник сорван.

— Что? — захохотал Ал так, что к ним обернулись.

Малфой покраснел.

— Не смешно, — прошипел он. — Я утратил целомудрие.

— Скорпиус, я минимум трижды заставал тебя с тремя разными партнерами.

— Это другое, — отмахнулся Скорпиус. — Мы с Доминик только что прошли близкий тест на совместимость.

— Ой все, — запротестовал Альбус. — Не хочу слышать и знать. Личное пространство.

— Что «личное пространство»?

— То, что происходит между вами в интимном плане — не мое дело.

— Понял, — смутился Скорпиус и уставился в очаг.

Ал снова углубился в чтение и, перелистнув страницу, понял, что совершенно забыл о чем читал до этого. Рядом сидел Скорпиус, притоптывая ногой и изредка глубоко вздыхая.

— Ладно, что там? — не вытерпел Ал, захлопнув книгу.

Скорпиус с готовностью повернулся.

— Это мой первый раз, у меня стресс.

— Да какой первый, если ты утратил невинность раньше, чем надел на голову Распределяющую Шляпу. А, первый раз с девушкой?

Скорпиус усиленно закивал.

— Ну, — замялся Альбус, не зная, что обычно говорят в такие моменты. — Поздравляю.

— С чем? Это страшно.

— Скорпиус, ты уникален.

Но, Малфой, похоже не шутил, умудрившись действительно чего-то испугаться.

— Доминик без одежды страшная? — вскинул бровь Альбус.

Скорпиус покачал головой.

— Ты без одежды страшный?

Его одарили суровым взглядом закомплексованного подростка.

— Карету слишком трясло? — ухмыльнулся Ал.

Скорпиус ударил его книгой.

— Да что? — закатил глаза Альбус, потерев лоб. — Что задело твои… как ты сказал? Нежные подснежники?

— Я к ней с чувствами, любовью, уважением, а она… до брака… в карете… отнеслась к моей податливости без должного пиетета.

Альбус в очередной раз не сдержал смешок. Профессор МакГонагалл одарила его ледяным взглядом, стремительно приближаясь.

А Скорпиус, глупый впечатлительный Скорпиус, у которого все не как у людей, страдал. Какой там Турнир Трех Волшебников?

— Вдобавок, — шептал Скорпиус, укутавшись в плед. — В ее Америке я был не Колумбом.

— Чего-чего?

Скорпиус смутился.

— На ее Луне я был не Нилом Армстронгом.

— Не понял.

— Ну, в ее Китае я был не Цинь Шихуанди.

— Да ты можешь нормально сказать? — спросил Ал. — Мастер метафор.

Скорпиус при всей своей распущенности оказался на удивление застенчивым, поэтому, собираясь с мыслями минут пять, наконец выдал:

— Я был у нее не первым.

И, закрыв глаза, уткнулся в плечо друга.

— Трагедия, — саркастично протянул Ал. — Особенно для такого нежного девственника, как ты.

Сарказма Скорпиус не понял, поэтому посчитал, что друг проникся его горем.

— Как она могла, Ал?

— Ну… лежа, наверное.

— Спасибо, Альбус Северус Поттер, поддержать в трудной ситуации — это прям твое, — проскрежетал Скорпиус, дрожащими пальцами выудив из-за пазухи пачку сигарет. — Ты не понимаешь, да? Я не единственный, кто рисовал ей майонезом на хлебе сердечко. Чего ты ржешь, я здесь не шуточки шучу так-то! Ты посмотри на нее.

И повел острым подбородком в сторону Доминик и ее подруг.

— По-любому рассказывает своим этим подружайкам о том, какое я в постели оказалось бревно, не то что ее бывший, вот бывший — да, вот бывший — молодец. Это низко, Ал. Это низко посвящать посторонних людей каких-то в сакральные глубины своей интимной жизни.

— Но ты только что сам мне все рассказал.

Скорпиус так и замер с сигаретой у рта.

— Ты вообще на чьей стороне?

Альбус с трудом сдержал смешок, но Малфой не оставлял шансов с него не смеяться.

— Удар ножом в спину, — нагнетал Скорпиус, наклонившись над очагом. — Чувствую себя Дашей-Путешественницей. Давайте поможем Даше-Путешественнице найти девственность Доминик Марион Уизли…

Расхохотавшись неприлично громко, Альбус завертел головой.

— Где же девственность? Где же девственность? Наверное, Жулик украл, — шипел Скорпиус притворно веселым тоном. — Жулик, не воруй! Отвечаю, Ал, я найду этого ебаного Жулика. Нет, ну так меня еще не подставляли. Мой отец узнает об этом…

— Малфой! — рявкнула МакГонагалл с другого конца кареты. — Не смейте прикуривать от камина!

Скорпиус недовольно отпрянул к дивану.

— Не прикуривайте от камина, не трахайтесь в карете, не обращайте домовых эльфов в сатанизм, не спускайтесь с движущихся лестниц на надувной лодке… я в этой школе как в тюрьме.

***

Кристально-бирюзовое озеро на стыке двух холмов казалось бесконечным и плавно перетекающим в небесную гладь. Даже поздним вечером оно выглядело сияющим, отражая позолоченный диск луны. Леса были далекими, едва выглядывавшими из-за холмов, а широкая тропа, освещаемая латунными фонарями и светляками, вела делегацию меж холмов.

Несмотря на позднее время и сезон, было довольно тепло. Те немногие ученики, которые обмотались теплыми шарфами, явно жалели об утеплении. Шагая вслед за плавно плывущим по воздуху багажом, делегация Хогвартса вовсю глазела по сторонам. Но света фонарей было достаточно лишь для того, чтоб разглядеть ухоженные сады с лабиринтами живой изгороди и фонтанами.

— Не трогайте руками скульптуры, — шикнула МакГоналл.

Ледяные скульптуры, украшавшие сады, не таяли, но переливались таким сияниям, что блестели будто обмотанные гирляндами.

— Как же красиво, — ахали девчонки позади.

Когда же пред всеобщим взором открылась сама Академия Шармбатон, даже Альбус, прожженный скептик, приоткрыл рот. Исполинский замок с высокими башенками и купольными крышами, с красноватым плющом, обвивающим белые стены, с щедрой лепниной и большими арочными окнами. Каменные вазоны с белыми розами украшали каждую ступень широкой лестницы, у которой гостей из Англии уже встречали аплодисментами шармбатонцы.

— Впервые вижу такое убранство, — задрав голову, прошептала Доминик.

— Хоть что-то у тебя сегодня впервые, — едва слышно прошептал Скорпиус, тут же получив тычок под ребра от Ала.

Турнир Трех Волшебников стартовал с того момента, когда зажгли Кубок Огня. А вот главная его миссия, международные отношения, началась именно когда делегация Хогвартса поймала взгляды дружелюбных шармбатонцев и без слов уяснила — им здесь не особо рады.

========== 2. ==========

Просторный зал, обрамленный светлейшим нежно-голубым мрамором, был похож на ледяной грот и был раза в полтора больше хогвартского Большого зала. Лепнина под высоким потолком издали напоминала снежную шапку, огромные вазоны, в которых благоухали белые розы, были вытесаны, казалось, изо льда. Ледяным показался и огромный стол, который загибался кругом, оставляя в центре помост.

В отличие от Хогвартса, трапезная Шармбатона не делила пространство на четыре стола. Вместо этого в центре зала величаво стоял этот круглый с помостом в центре стол. Более громадного стола без должной фантазии не представить — он умещал не менее трех сотен стульев вокруг себя. Стулья, размещенные по кругу, на вид казались очень хлипкими, как стеклянными.

— Далеко не рассаживаемся, жмемся друг к другу, этим людям верить нельзя. — Только профессор МакГонагалл отправилась за возвышающийся стол преподавателей в конце зала, командование делегацией англичан перетянул на себя Скорпиус.

Сев на стулья, оказавшиеся довольно прочными, несмотря на вид, и придвинувшись к круглому столу, Альбус с интересом оглядел учеников за столом. Одетые в легкие голубые одежды шармбатонцы, кроваво-красные одеяния дурмстрангцев, и Хогвартс — выряженный в парадные мантии с нашивками факультетов.

За столом было шумно. Студенты шептались, те, что помладше, голос до шепота и вовсе не понижали, болгары вертели головами, и вслух рассуждали над красотами трапезной. Что-то бубнил себе под нос Скорпиус, с видом стратега, который уже думал, какой яд им подмешают в праздничный ужин. Но что раздражало больше всего, так это снисходительный хохот четырех француженок, сидевших неподалеку, и глазевших в сторону делегации Дурмстранга.

Ал перевел взгляд в сторону части стола, которую заняли дурмстрангцы, но ничего смешного там не увидел. Доминик, повернувшись за ним, впрочем, увидела. То ли женская логика была мужчинам в принципе неподвластна, то ли кузина была куда как более проницательной, но предмет насмешек француженок она выискала моментально. Но, смеяться не стала, напротив свистнула в сторону смеющихся.

— Vous trouvez c’est drôle? — без улыбки спросила она.

Француженки опешили.

— Да, я parler français, — ледяным тоном произнесла Доминик. — Я повторю, вам смешно?

— Что случилось? — тут же подтянулся к межнациональному конфликту Скорпиус.

— Эти клуши думают, что их здесь никто не понимает, и ржут с той девки.

— Чего? — привстала студентка Дурмстранга, на которую и были направлены насмешки.

Почему над ней смеялись, парням, наверное, было не понять. Единственная девушка из делегации Дурмстранга была обладательницей каштановых волос, стянутых в растрепанную косу, и довольно мускулистой фигуры, которая виднелась даже сквозь красную рубаху и жилет из жесткой кожи. К стулу студентка прислоняла волшебный посох, как и многие болгары.

— Так подойдите и прямо скажите, что я на мужика похожа, — прорычала болгарская студентка, которую на место попытался усадить однокурсник. — Стремно подойти, а?

— Я б послушала, как вы у нас за спиной пиздеть будете, — не унималась Доминик. — Я французский знаю, если что. Не дай Бог услышу что-то в адрес кого-то из наших, бить буду ногами.

— Может, выйдем с ними после ужина?

— Давай, выйдем. Или ссыкотно, дамы?

Когда мадам Максим, бессменный директор Шармбатона, встала из-за преподавательского стола и легонько цокнула вилочкой по фужеру, в зале воцарилась тишина.

— С превеликим удовольствием приветствую вас, дорогие гости, в Академия Магии Шармбатон! Не сомневаюсь, что вы успели оценить уровень подготовки, с которым мы встречаем у своих ворот дружественные делегации.

— Ага, особенно за карету вам гран-мерси, — прошипел Скорпиус.

— Всем bon appetite и une bonne soirée!

Директор академии магии хлопнула в ладоши. Хлопок раскатистым звоном прокатился по залу, и в ту же секунду на столе появились хрустальные блюда, наполненные праздничными яствами.

— Хьюстон, у нас проблемы, — прошептал Ал, глядя на тарелку перед собой, а точнее на пять вилок, три ложки, три ножа, непонятные щипчики и какую-то креманку.

Столовый этикет многих, очень многих членов делегации ограничивался простым, но понятным «не класть локти на стол», поэтому ситуация пред взором шармбатонцев обещала быть неловкой.

Делегация Хогвартса разом повернулась к сидевшему по центру Скорпиусу.

— Вилка для рыбы, вилка для салата, вилка для морепродуктов, ложка для подливы, нож для масла, щипчики для устриц, — произнес этот сенсей столового этикета. — Нахуй нам не нужны. Едим тем, чем удобно, не обращаем внимания ни на кого, ведем себя естественно.

Альбус выдохнул и с готовностью взял в руки первую же вилку.

— Вы поняли, да, что это было? — тут же шепнул Скорпиус с усмешкой.

— Что?

— Попытка унизить нас и болгар. Французы бывали в Хогвартсе и точно знают, что у нас с приборами не заморачиваются.

— Перестань, — отмахнулась Роза, очередная рыжеволосая Уизли, сидевшая рядом с ним. — Это этикет.

— А я согласна со Скорпиусом, — протянула Доминик, придирчиво осматривая блюда. — Нам здесь не рады.

— Но только это ты развязала с шармбатонцами конфликт ни с чего.

— Ал, — тут же повернулась к кузену Доминик. — Это подло гоготать за спиной у человека, только потому что он не похож на других. Да даже не за спиной. Эти куры сидели и ржали неприкрыто.

Альбус украдкой взглянул на девушку из Дурмстранга.

— Ну, — протянул он едва слышно. — Она и правда мужиковата немного.

Доминик вспыхнула.

— Она учится в маскулинной среде Дурмстранга, возможно, она единственная девушка на факультете, конечно, она будет выглядеть так. Но это не значит, что над ней стоит смеяться, — выпалила она. — Вообще, смеяться над человеком из-за его внешности это максимально тупо. И, по факту, за этим столом только я могу себе это позволить.

И, скосив взгляд в сторону француженок, добавила уже погромче:

— Потому что во мне кровь вейлы, а не мозги овцы.

— Ладно, не заводись, — отмахнулся Альбус. — Лучше скажи, что из этого съедобно…

Отчасти, он начал понимать, что имел в виду Скорпиус, когда притащил с собой лапшу и чипсы. Огромная тарелка с сырами, стоявшая рядом с Алом, смердела так, что глаза заслезились.

— А я считаю, что Доминик права, — проговорил Скорпиус, протянув ему рататуй. — Задружиться с болгарами — мудрый стратегический ход.

— Я тебе про общечеловеческое, а ты опять про интриги, — прошипела Доминик.

— Им и нам здесь не рады, — настаивал Скорпиус. — Между прочим, мы действуем в рамках миссии Турнира — связи налаживаем с болгарами. Дружить против кого-то — основа крепкой дружбы. Мы с Алом, отчасти, так и сдружились.

— И против кого вы дружили?

— Против вас с Луи.

Доминик треснула его по спине.

— Честно говоря, против вас дружил весь Хогвартс.

Ал тоже получил по спине.

— Но ты в итоге оказалась нормальной, — лучезарно улыбнулся Скорпиус. — И я тебя люблю. Несмотря на то, что, видимо, я не первый тебе в этом признаюсь.

— Что?

— А это что? — прервал их грядущий скандал Альбус, ткнув пальцев в щедро украшенное оливками и травами блюдо с ломтиками чего-то желейного.

Доминик присмотрелась к блюду.

— Студень из говяжьего языка, кажется.

— В чем, говоришь, можно будет заварить лапшу?

Скорпиус улыбнулся.

— Мы же на родине изысканной кулинарии, мсье Поттер. Передать вам козий сыр с благородной плесенью?

— А что с бокалами? — спросил сидевший неподалеку слизеринец. — Почему их так много?

— Бокал «Бургундия» — для Пино Нуар, «Бордо», который побольше — для красного вина, который поменьше — для белого, а «Сотерн», который похож на рюмку с ножкой — для белых сладких вин, — пояснил Скорпиус, повертев в руках один из бокалов. — А этот… так, минуточку, если здесь есть бокалы, то…

Высокие графины и кувшины на глазах наполнялись винами. Рубиново-алые, розовые, белые, игристые, теплые, холодные, на кувшинах с которыми проступали капельки… Показалось или нет, но сидевшая за столом преподавателей МакГонагалл смотрела прямо в их сторону и одними губами шептала угрожающе: «МАЛФОЙ».

— Grand Dieu sauve la France, — прижав руки к груди, прошептал Скорпиус.

— Что он сказал? — поинтересовался Альбус, откусив от багета кусочек.

— Боже, храни Францию, — усмехнулась Доминик.

МакГонагалл, вот уж точно не показалось, показала один указательный палец, безотрывно и тревожно глядя в сторону своей делегации.

— Не понял, — нахмурился Ал, поправив очки.

— Один графин? Выпить один графин? — мигом «расшифровал» Скорпиус. — Я вас не подведу, профессор!

— Мне кажется, она имела в виду, один бокал.

— Тебе кажется, Ал.

Когда в зале зазвучало чье-то тонкое мелодичное пение, ученики услышали даже не сразу — звон столовых приборов и бокалов заглушал звуки.

— Смотрите, — прошептала восторженно Роза. — Нимфы!

Возникшие словно из воздуха лесные прелестницы пели негромко, вытягивая звуки так, что, казалось, потусторонние трели наполнили весь зал. А на пустующем помосте в центре громадного стола, за которым ужинали ученики, вдруг оказалась высокая, очень худая, но плавная нимфа с бледной кожей и зеленоватого цвета волосами. Ее необычайно большие глаза были прикрыты, а тонкие руки размахивали в такт песни легкими зелеными платками.

— Женщина, вы шаль в соус макнули, — рассеянно шепнул Альбус, но кончик зеленого платка лишь щелкнул его по носу.

Есть, когда на помосте в центре пела нимфа, было неловко.

— Ал, она такая худенькая, — допивая третий бокал красного полусладкого, шепнул сердобольный Скорпиус. — Давай ее покормим.

— Перестань.

Но Скорпиус уже протягивал нимфе украдкой бутерброд с паштетом. Нимфа аж глаза приоткрыла и, к изумлению Ала, спрятала бутерброд в своих платках.

— Я покормил, — радовался Скорпиус. — Я покормил!

Нимфа, продолжая петь сквозь поспешное жевание, одарила его ласковым взглядом.

— МакГонагалл на нас смотрит.

— И что? В ее правилах не было «не кормите нимф». О… мадемуазель… мадам… вам налить?

— Да отстань ты от нимфы.

Когда основные блюда, которые многие гости попробовали с большой осторожностью, сменились десертами, песня нимф стала еще громче. С десертами дело пошло куда проще — вкусным было все.

— Ну, расти живот, расти и жопа, — нагрузив свою тарелку профитролями, большим куском шоколадного торта, эклерами и опустив рядом вазочку с крем-брюле, вздохнула Доминик.

Снова невольно глянув в сторону болгарской делегации, Альбус хихикнул.

— Они забирают с собой пирожные.

И точно, на коленях мускулистой девушки в красной рубахе тяжелел большой вакуумный контейнер, в который сидевшие рядом парни складывали разноцветные безе.

— И правильно делают, — налив себе еще вина, кивнул Скорпиус. — Кстати, а где наши контейнеры?

Ему не ответили.

— Никто не взял? Да что вы за люди.

— Скорпиус, — шепнул Ал, когда тот поднес бокал к губам. — Хватит накидываться.

— Я не накидываюсь.

— Девятый бокал.

— А ты мне жена, что мои бокалы считаешь?

Ал хотел было сказать, что его потенциальная жена слишком занята, она с упорством выходца из голодного края жевала торты и пирожные, но смолчал.

— Сам бы выпил, вино — огонь.

— Я не люблю вино, — признался Ал. — И не представляю, как его можно литрами хлестать, как некоторые.

Когда, наконец, столы опустели, а посуда с остатками десертов и напитков исчезла, случилось сразу две вещи: Скорпиус Гиперион Малфой громко предложил ехать в караоке, и Кубок Огня, из которого до этого лишь вылетали разноцветные искры, вспыхнул голубоватым пламенем.

Турнир Трех Волшебников официально начался.

***

— Я знаешь чего понять не могу, — протянул Скорпиус, когда они выходили в холл. — С нами за столом сидели же шармбатонцы всех курсов. Там и дети лет по тринадцать были, и младше. А на столе было море вина. И ликер. Почему никто не накидался?

— Почему «никто»? У тебя вон зрачки размером с галлеоны.

Скорпиус отмахнулся.

— Ты понял меня. Мелкие даже не пили. А старшие — по бокалу и все. Что с ними не так?

— Мне страшно за мир, в котором не пить считается чем-то странным. Я же не пью, — вразумил Альбус.

— Ну, это пока.

Но, надо сказать, вопрос исключительной сдержанности и манер шармбатонцев Ала заинтересовал. И, к несчастью, получил свой ответ в тот самый миг, когда мужскую половину гостей из Хогвартса сгрудил у себя невысокий, но статный гладковыбритый мужчина в строгих черных одеждах.

— Прошу сюда, джентльмены! Все меня видят? Да-да, так точно, ко мне, пожалуйста, не расходимся.

Делегацию Дурмстранга, вернее мужскую ее часть, точно так же собрал у себя мужчина в форменной одежде. Девушек уже выстроила у противоположной лестницы какая-то сухопарая мадам.

— Меня зовут мсье Жавер, — густым баритоном произнес мужчина, стоя напротив парней из Хогвартса. — Я служу гувернером при Академии Магии Шармбатон, и моя задача — воспитать достойное поколение молодых людей, а также привить им манеры и традиции нашей академии.

— Ой бля-я-я, — прошептал в толпе Скорпиус, первым поняв, зачем к ним приставили гувернера и почему шармбатонцы не напивались за ужином.

Благо мсье Жавер его не услышал. А может сделал вид, что не услышал.

— Сейчас мы отправимся в ваши покои, прошу всех запомнить дорогу и быть осторожными на лестнице — полы натерты. Уже в северной башне мужского крыла, я объясню вам правила поведения в академии и дам ценные наставления. Прошу за мной, джентльмены. Направо по лестнице, пожалуйста.

Двинув за гувернером по широкой лестнице, парни недоумевали.

— Это что сейчас было? — шепнул Альбус.

— Это, друг мой, — шепнул в ответ Скорпиус. — Наш надзиратель.

***

— Для тех, кто не расслышал в этом ужасном шуме в холле, повторюсь. Меня зовут мадам Шанталь, — громко произнесла сухопарая женщина в черном платье с белым жабо и кружевными манжетами. — Я служу гувернанткой при Академии Магии Шармбатон, и моя задача — воспитать достойное поколение молодых девушек, привить им манеры и традиции нашей академии, раскрыть их женственность и обучить искусству быть женщиной.

Оглядев выстроившихся англичанок, в ряды которых вклинили еще и единственную студентку Дурмстранга, мадам Шанталь сложила руки.

— Когда родители отдают своих детей под крыло академии на целый год, то они должны быть уверены в том, что воспитание их дочерей и сыновей останется безукоризненным. К сожалению, Хогвартс не может похвастаться той же политикой. Поэтому, имеем то, что имеем.

— Молчи, — сквозь зубы прошептала Роза, когда Доминик уже приготовилась протестовать.

— Я стану вашим другом и помощником, а также научу вас, девушки, быть женственными, кроткими и знающими толк в хороших манерах.

— Извините, — подала голос студентка Дурмстранга. — Вы уверены, что это нам нужно?

— Ваше имя, мадемуазель?

— Рада Илич.

— Так вот, милая Рада, в вашем случае, это просто необходимо.

— А, вот откуда корни растут.

— Прошу прощения, мадемуазель…

— Доминик. Теперь мне ясно, кто научил воспитанниц академии Шармбатон высокоморально ржать над людьми и даже рта не прикрывать.

Гувернантка вскинула тонкие брови.

— Милая Доминик, — смакуя каждый звук, произнесла она. — Вы очень красивая девушка. Но было бы лучше, если бы вы пропускали слова не только через рот, но и через мозг.

— Я учту, — оскалилась Доминик, шагнув вперед. — Но и вы учтите одну вещь, мадам.

— И какую же, моя милая?

— Что нарушать с порога устав Турнира и плевать на его главную миссию для человека, который мнит себя педагогом, непростительно.

Роза Уизли тихонечко заскулила. Борзая когтевранка была близка к тому, чтоб опозорить школу.

— Я нарушаю устав Турнира Трех Волшебников? — поразилась мадам Шанталь. — Это как же?

— Вы на второй минуте знакомства назвали студентку Дурмстранга уродом, а студентку Хогвартса — тупой. Такое себе поддержание дружественных связей между странами-участницами. Не думаю, что распорядители Турнира сочтут ваши методы действенными.

Мадам Шанталь задохнулась возмущением.

— Раунд, — прошептала Доминик, приблизившись к ней.

— Доброй ночи, девушки, — выплюнула гувернантка и, склонив голову, зашагала прочь.

========== 3. ==========

Проснулся Альбус от того, что позади кто-то шуршал пергаментом. Потянувшись за очками, покоившимися на тумбочке, он повернулся в сторону источника этого негромкого, но все же шума, про себя подумав, что загадка ночного бодрствующего студента не такая уж и сложная.

Скорпиус, чья кровать была расположена у окна, сидел около подсвечника с одной горящей свечой, и с задумчивым взором молодого поэта что-то писал в длинном свитке пергамента.

— Что с тобой? — прошептал Альбус. — На рифму пробило?

Скорпиус отмахнулся и, почесав краем пера висок, снова склонился над пергаментом. Ал, сев на кровати, подхватил край пергамента, где чернила уже высохли, и поднес к подсвечнику.

— Внук Олливандера, Хагрид, «тот парень из Пуффендуя», — гласили надписи в столбец. — Бут, Стеббинс, профессор Долгопупс… это что за перепись мужского населения округи?

— Пытаюсь выяснить, кто мог быть с Доминик до меня.

Альбус приоткрыл рот.

— Ты сейчас серьезно?

Во взгляде Скорпиуса и нотки юмора не было.

— Это ненормально.

Скорпиус лишь дернул пергамент на себя.

— А нормально, что моя девушка — как стена барьера платформы девять и три четверти?

— В смысле?

— Никто не знает, сколько мужчин в нее входило.

Альбус закрыл лицо рукой. Скорпиус же фыркнул.

— Как же ты не можешь понять? — протянул он устало. — Я всегда первый. Первый Малфой на Гриффиндоре, первый наследник…

— Первый дебил на факультете.

— Да. То есть, нет, — смутился Скорпиус. — То есть, везде первый, а Доминик сломала систему. И так это действо ну такое себе, а когда у твоей девушки пробег, как у Хогвартс-экспресса… короче, оттенки серого врут, Порнхаб врет, рассказы пьяного отчима тоже врут, верните мне потраченное на секс время. Я думал, там небо в звездах и пелена на глазах, а по факту, как лошадь с руки покормил…

— Заткнись, заткнись, Малфой! — зажал уши с силой Альбус. — Фу, это мерзко, как мне теперь жить с этой информацией?

— Прости.

— Ты только что сделал меня на шаг ближе к гомосексуальности.

— Что? — аж проснулся пуффендуец, чья кровать была рядом.

— Спать, — прошипел сквозь зубы Скорпиус.

Альбус стащил с переносицы очки и опустился на подушку, несмотря нато, что злобная фраза была адресована не ему.

— Знаешь, я бы с удовольствием еще послушал, как ты пялил в карете мою двоюродную сестру, но уж очень спать хочется.

И, привстав, задул свечу в подсвечнике, оставив задумчивого друга с пергаментом и пером в кромешной темноте.

Ночное пробуждение, пусть и на несколько минут, аукнулось всем, кто был разбужен страдальческими рассуждениями Скорпиуса Гипериона Малфоя. Мсье Жавер заглянул в общую спальню непозволительно рано и медленно потряс золотым колокольчиком.

— Доброе утро, джентльмены. Просыпаемся, приводим себя в порядок… а это что такое?

И брезгливо поднял двумя пальцами бутылку виски, на самом дне которой плескалось немного янтарного напитка.

— Молодые люди, вы в своем уме? Пить, да еще и это, с самого утра!

— Что мы, совсем что ли? — прохрипел Скорпиус в подушку. — С утра пить. Мерзость, мсье Жавер.

И не соврал. Во-первых, это депрессивный аристократ вчера ночью запивал тяготы своего поруганного сердца, а, во-вторых, на часах было ровно шесть утра. Мало кто бы проснулся раньше. Да чего уж там, мало кто был способен разлепить глаза в такую рань.

А гувернер, непозволительно бодрый и уже одетый с иголочки, терпеливо дожидался в дверях. Однако поняв, что без его помощи мало кто сможет самостоятельно оторваться от перин, бросился стаскивать молодых людей.

— Вставайте-вставайте, за окном такое чудесное утро.

Да даже если бы за окном единорог прыгал по радуге, это бы не прибавило бодрости многим.

— Дайте мне умереть спокойно, — на последнем издыхании хрипел Скорпиус, которого гувернер трепал по плечу.

Когда процесс пробуждения, затянувшийся минут на пять, был окончен, и, казалось, уже ничего более страшного быть не могло, мсье Жавер торжественно объявил:

— Утренняя пробежка.

Альбус приоткрыл рот.

— Мсье Жавер, посмотрите на нас. Этот еле стоит.

Скорпиус, украдкой потягивающий остатки виски, тут же спрятал бутылку за спину.

— Мы не в состоянии, — пришел на подмогу еще один гриффиндорец, высокий и светловолосый, в клетчатой пижаме.

— Чтоб быть «в состоянии», нужно уметь пить или не пить вовсе, — процедил мсье Жавер. — Утренняя пробежка — лучшее лекарство от «вашего состояния».

Скорпиус только хотел было сказать, что выпить по стопочке — куда как лучшее лекарство от «их состояния», нежели пробежка ранним прохладным утром, но Альбус ткнул его под ребра.

Когда гувернер вышел, дав парням возможность одеться и плеснуть в лицо воды, Альбус открыл окно и поежился от ветра.

Вдали, вокруг поля для квиддича, уже бегали младшекурсники, издали похожие на маленькие точки, у лесов разминались шармбатонцы постарше, а у озера мелькнула в процессе бега одинокая болгарская студентка.

— Боже, храни Хогвартс, — прохрипел Альбус и, зевнув, закрыл окно, не увидев там ничего хорошего.

— Извините, мсье Жавер, — протянул Скорпиус, когда гувернер вернулся за ними. — А девчонки будут бегать с нами?

— Что, мсье? Девушки? О нет, у девушек совершенно другая программа воспитания и обучения в целом, — проговорил мсье Жавер. — Шармбатон разделяет учеников на женские и мужские классы.

Ученики нехотя последовали за гувернером в холл.

— Чуете, чуете запах? — шептал Скорпиус, принюхиваясь. — Из комнаты девок вот-вот запахнет феминизмом.

***

— Девушки, быстрее, быстрее, пожалуйста, — торопила мадам Шанталь. — Десять минут для того, чтоб привести себя в порядок — более чем достаточно.

Несмотря на то, что грозная гувернантка разбудила девушек не в шесть утра, а на полчаса позже, сборы проходили тяжело. Когда же мадам Шанталь, явно обозленная на вчерашние выпады, достала карманные часы на длинной цепочке и принялась засекать время, девушки суетливо разбежались кто куда. Кто-то искал одежду в чемодане, кто-то уже приводил ее в порядок, убирая складки и налипшие ворсинки волшебной палочкой, кто-то первым делом бросился в ванную комнату.

— Девушки, время! Пожалуйста, подойдите ко мне все.

Нехотя выстроившись в разномастную шеренгу, девушки послушно замерли. Мадам Шанталь прикрыла глаза.

— Если вы уже используете косметику, дорогая, то не делайте это так вульгарно, — произнесла она, остановившись напротив одной из когтевранок. — Пожалуйста, сотрите это с лица, вы не в кабаре. Кстати о кабаре.

Сложив руки за спиной, она, цокая невысокими каблуками, приблизилась к Доминик.

— Милая, что из фразы «Приведите себя в порядок», вам было не понятно? Щеголять перед людьми в, прошу прощения, неглиже, непозволительно приличной девушке.

— Мне кажется, что мое нижнее белье не смущает никого, особенно учитывая, что ванная комната у нас общая, — произнесла Доминик.

— У вас в Хогвартсе спать в таком виде нормально?

— У нас в Хогвартсе людям есть дело до наших поступков и характера, а не до того, какого цвета на ком трусы. Прошу прощения.

Взгляд мадам Шанталь снова скользнул по ее белому бюстье.

— Тяжелый случай. Крайне тяжелый, — покачала головой гувернантка, и пошла далее. — Что до причесок, юные…

Дверь в спальню скрипнула и студентка Дурмстранга, коротко оглядев выстроившихся кто в чем англичанок, примкнула в конец шеренги. Что, конечно, не укрылось от гувернантки.

— Вот, девушки, — неожиданно не стала отчитывать за опоздание мадам Шанталь. — Вот яркий пример того, что за десять минут можно привести себя в порядок. Обратите внимание — одета, умыта, не зевает, волосы… ну допустим, в прическе. Мадемуазель Илич, что у вас с волосами?

Студентка Дурмстранга, чьи каштановые волосы были собраны в неряшливый пучок из нерасплетенной со вчера косы, ответила коротко:

— На пробежке дресс-кода нет.

— Без бигудей на пробежке, ужас. Ужас, мадемуазель Илич, зовите палача, — прошептала Доминик.

— Вы были на пробежке? — поинтересовалась гувернантка.

— Да.

— Вы, вероятно, не знали, но у девушек другая программа воспитания и обучения, нежели у молодых людей. И, раз уж речь зашла об этом…

Взмахнув волшебной палочкой, мадам Шанталь заставила стопку принесенных с собой брошюрок, оставленных на полке у двери, подлететь к девушкам. Красивые брошюрки из плотной голубоватой бумаги с золотыми буквами разлетелись к каждой из гостей Шармбатона.

— Здесь вы найдете информацию об академии, — пояснила гувернантка. — Также ознакомьтесь со списком дисциплин, а так же, вот на третьей странице, ваше расписание занятий, которые вы будете посещать вместе со студентками Шармбатона.

— Извините, пожалуйста, — листая сразу открыв страницу с расписанием, протянула Доминик. — Почему в общем перечне дисциплин есть такие дисциплины, как «Магические вредители и способы борьбы с ними», «Дуэли и боевая магия», «Квиддич» и «Расширенный курс защиты от темных искусств», а в нашем расписании нет?

— Потому что эти дисциплины изучаются исключительно молодыми людьми.

— Что, простите?

Как и предполагал Скорпиус, запахло феминизмом. Рыжеволосая бомба замедленного действия угрожающе затикала.

— Вы хотите сказать, что у девушек и парней разные программы обучения?

— Совершенно верно, мадемуазель.

— Это абсурд, — выплюнула Доминик. — С каких пор девушка не может обучаться квиддичу?

— Квиддич — исконно мужской, агрессивный спорт…

— А как же «Холихедские Гарпии»? — вдруг внезапно вступилась за квиддич Роза Уизли. — Женская команда.

— Я — охотник сборной Когтеврана, — бушевала Доминик. — А половина девушек в этой комнате приходили на тренировки. Аманда — капитан команды Слизерина.

Кудрявая слизеринка закивала.

Мадам Шанталь усмехнулась.

— Девушки, получить бладжер в лицо — не лучшая награда за спортивные достижения. Для вас есть более подходящие занятия, вот, пожалуйста, танцы.

Лицо Рады Илич перекосило.

— Хорошо, — отмахнулась Доминик. — Допустим. Но почему девушка не может обучаться прочим «мужским» дисциплинам.

— Я уже третий год чемпион Дурмстранга по дуэлям, — низким голосом сказала Рада. — И мне, получается, запрещено спарринговать с парнями?

— И кстати про спарринговать с парнями. Мы будем видеть парней только за приемом пищи?

— Раз уж Шармбатон делает все для того, чтоб поставить женщину ниже мужчины, почему нет дисциплин «Кулинария» и «Роды. Теория и практика»? — не унималась Доминик. — Хотя, какая там практика, ваши девушки парней десять минут в сутки видят. Вы лишаете их опыта общения с противоположным полом.

— Дорогие девушки, — громко объявила мадам Шанталь. — Приведите себя в порядок, наконец. И спускайтесь к завтраку.

И, не дрогнув под напором претензий, зашагала к выходу.

— С одной стороны, мы со своим уставом в чужой монастырь, — сообщила Роза, подкалывая волосы у висков.

— А с другой, не в мою смену будет процветать этот рассадник сексизма, — застегивая белую рубашку, прорычала разъяренная Доминик. — Нет, ну вы слышали? Не женские дела, видите ли! Да Рада в разы мужественнее всех наших парней… без обид, Рада.

Рада лишь усмехнулась. Форменная алая рубаха Дурмстранга натянулась на ее бицепсах, а кожаная жилетка, казалось, вот-вот треснет на рельефе пресса.

С ранним утренним негодованием отправиться в прохладную трапезную и поесть было лучшим решением.

***

— Это возмутительно, — подытожила Доминик, намазывая круассан земляничным джемом.

Скорпиус, бледный и несчастный, попивал кофе. Пробежка, видимо, стала тем, что забрало у него три года жизни. И вообще делегация Хогвартса выглядела убого и обессиленно в большинстве своем — курящих и вчера перебравших вычислить на пробежке было крайне легко.

— Не спи, — раздраженно бросила Доминик, забрав его расписание. — Нет, ну полюбуйся. Полюбуйся, я сказала! У вас первым уроком «Дуэли и боевая магия». У нас — «Предсказания и гадания». Сексизм!

— Ой, — встрепенулся Скорпиус. — Я хочу на «Предсказания и гадания».

— Нет, дорогой, это же «чисто женская дисциплина», — пародируя наставительный тон мадам Шанталь, возразила Доминик. — Это невозможный маразм.

Альбус, слушая ее вполуха, смотрел на полыхающий Кубок Огня.

— Ты слушаешь? — вскинулась на него Доминик.

— Да, — кивнул Ал. — Смотрите, вокруг Кубка Огня нет линии возраста.

— И что?

Ал повернулся.

— Да ничего. Так, что у нас первое? Дуэли?

Скорпиус налил себе еще кофе.

— Ал, нам нельзя на дуэли.

— Почему?

— Во-первых, нас там будут бить, мы те еще дуэлянты… дуэлясты… дуэлисты, — уверенно сказал Скорпиус. — Во-вторых, у меня от дуэлей начнутся флэшбеки с Вьетнамом, а в-третьих, я хочу на «Предсказания и гадания».

Скорпиус оживился и принялся листать расписание Доминик.

— Или вот, после обеда. Я не хочу идти на квиддич, я хочу на «Эстетику и культуру магического мира». Кто сказал, что эстетика и культура — истинно женские предметы. Если есть мужчины-дуэлисты, мужчины-квиддичисты, то есть же и… как называют мужчин, которые интересуются эстетикой и культурой?

— Гомосексуалисты, — ответил Альбус, пожав плечами.

В Доминик, наконец, окончательно взорвалась бомба замедленного равноправия. Достав из сумки клочок пергамента и карандаш, она принялась строчить короткое послание, которое потом скомкала и бросила в сторону студентов Дурмстранга.

— Не бросай в нее ничего, она, судя по виду, сейчас тебе втащит, — шепнул Альбус, но Рада Илич, развернув записку, лишь подняла на Доминик взгляд.

— И что это было?

— Мы с Радой идем на дуэли, — гордо сказала Доминик. — Хотите — идите вместо нас на гадания и ту прочую дичь.

— Хотим! — обрадовался Скорпиус. — Ал, идешь со мной?

Альбус рассеяно кивнул, снова уставившись на Кубок Огня.

— Я догоню, бро.

И только Скорпиус, подхватив сумку, поспешил вместе с девушками на гадания, а Доминик и болгарская студентка зашагали в сторону лестницы, Ал встал из-за стола и отыскал взглядом кучку младшекурсников Шармбатона.

— За два галлеона брошу имена желающих в Кубок Огня, — шепнул он, проходя мимо них. — Желающие — встретимся в северной башне. Никому не говорить из старших — сглажу.

***

— Так я скоро умру или стану великим алхимиком? — снисходительно спросил Скорпиус, протягивая ладонь преподавательнице, в чьих навыках ясновидения пока сомневался.

Альбус, заскочивший в класс с опозданием, бегло извинился и поймал заинтересованный взгляд девушек.

— Мужчины видят то, что хотят видеть, — проговорила мадам Флио, одетая в воздушные оранжевые одежды. — Поэтому девушки восприимчивее.

— Сексизм, — прошептал Альбус себе под нос.

Мадам Флио, чьи черные волосы были сплетены в сотню мелких косичек, выпустила руку Скорпиуса и уселась на подушки перед классом.

— Продолжим то, на чем остановились, — произнесла она невозмутимо и притянула к себе сосуд, похожий на слегка гнутую металлическую салатницу с дырчатыми узорами. — Жрецы древних инков жгли эти курения пред воинами. Воины раскуривали травы и их дым открывал сознанию вид на врагов, которые угрожали их жизни. Таким образом, древние инки знали врагов в лицо. Да, я вижу, у наших гостей есть вопросы! Пожалуйста.

Руки Альбуса и Скорпиуса мгновенно взметнулись вверх.

— У меня вопрос, — первым заговорил Альбус. — Если древние инки раскуривали эти травы и заранее видели своих врагов, почему тогда конкистадоры их все же захватили?

Мадам Флио поджала губы.

— Это то, о чем я говорила, девочки, — кивнула она, и шармбатонки закивали понимающе.

— А можно я спрошу? Можно? — махал рукой Скорпиус. Глаза его горели.

— Разумеется, — безо всякого энтузиазма сказала гадалка.

— А мы будем раскуривать травы?

Альбус закрыл лицо рукой.

— Ты прям знал, куда идти.

Мадам Флио несказанно обрадовалась активности студента.

— Один философ говорил даже что-то вроде «раскуривайте травы каждый день», — заверил Скорпиус.

— Какой философ?

— Снуп Дог. Так мы будем?

— Раскуривать травы мы не будем в связи с техникой безопасности, — произнесла мадам Флио, впрочем, чиркнув длинной спичкой. — Я подожгу травы, и поднесу травы к каждому желающему. Делайте быстрые глубокие вдохи.

— Нюхать? Нюхать тоже норм, — радовался Скорпиус. — Ал, щас мясо будет, отвечаю. А то бы скучали на дуэлях.

От души наблюдая за тем, как девушки, морща носы, меленько делают вдохи, Альбус чуть не захохотал. Скорпиус, нетерпеливо ерзая на подушке, чуть не отобрал у мадам Флио куренья и сделал такой мощный вдох, что его карие глаза вмиг покраснели.

— Ну что? — поинтересовался Ал тихонько.

Но Скорпиус, судя по стеклянному взгляду, засмотрелся в мозаику на стене. И пока он постигал не иначе как дзен, сидя на подушках в прокуренном классе гадалки Флио, гадалка Флио уже придвинула миску с тлеющими травами к главному скептику.

— Я? — растерялся Альбус.

Мадам Флио закивала. Неловко придвинувшись к миске, Ал хоть и чувствуя себя идиотом, но вдохнул густой сероватый дым. Тут же почувствовав сонливость и ощущения завесы тумана перед глазами, он хотел было моргнуть, но не смог — веки словно кто-то приклеил.

Голову наполнили несвязные звуки, звучавшие как через толщу воды: шелест крыльев каких-то насекомых, звук льющейся из крана воды, звон стаканов, который становился громче, громче и громче…

И вот он увидел.

— Ал, — благоговейно позвал Скорпиус, ткнув его пальцем в щеку. — Отпустило?

Мадам Флио, сидя рядом с ним, торжествовала.

— Что ты видел?

Альбус потер щеку и моргнул.

— Сиськи.

— Что?

— Что?

— Что?

— В смысле, грудь, — смутился Альбус.

— Какую грудь? — возмутилась одна из учениц, скрестив руки на груди.

Альбус медленно повернулся.

— Женскую. Небольшую такую, в ладони умещалась…

— А я думал, что он там в воздухе щупает, — усмехнулся Скорпиус.

— … аккуратная небольшая грудь, смуглая, подтянутая, — бормотал Альбус. — Вон, как у нее. Но смуглее.

Тут же получив пощечину от смущенной француженки, которая лихорадочно принялась застегивать пуговку на блузе, Альбус чуть не слетел с подушки на пол. Скорпиус давился хохотом.

Оскорбленная мадам Флио расправила плечи.

— Вон отсюда. С гувернером к директору.

— Но я правда увидел, я же не виноват…

— Вон. Мужчинам здесь не место.

Скорпиус нехотя собрал сумку и подтолкнул друга к двери.

— Пойдем уже, медиум.

***

Мсье Жавер молчал и не оборачивался. Шагая за ним по коридору, щедро украшенному картинами в золотых рамах, друзья молчали. Разве что Скорпиус похихикивал.

— Вам смешно, молодые люди? — наконец прервал тишину гувернер.

— Простите.

Снова воцарилась тишина. Гувернер молчал и не отчитывал — ну хоть это хорошо.

— Сходили на прорицания, — сокрушался Альбус едва слышно. — Интересно, как там у девок на дуэлях…

Обогнув фонтан, в котором плескались золотые рыбки, они оказались у директорского кабинета, по обе стороны от которого располагались вазоны с белыми розами.

— Какого… — прошептал Скорпиус, толкнув Ала под бок.

На скамье под дверью сидели Доминик и Рада Илич, которых громко отчитывала их сурового вида гувернантка.

— А вот и девки, — улыбнулся Альбус и, поймав взгляд гувернера, опустился на соседнюю лавку в ожидании воспитательных взысканий.

========== 4. ==========

— Это просто возмутительная наглость! Вломиться на чужой урок, отвлекать преподавателя и учащихся, избить трех студентов! — надрывалась мадам Шанталь. — И это девушки!

— Да никто их не избивал. Мадам.

— Двоих пришлось вести в госпиталь, мадемуазель Илич!

Директора Хогвартса и Дурмстранга исподлобья смотрели на своих учениц. Тодор Харфанг, глава Дурмстранга, представлял из себя человека грозного: хоть и был худощавым, если не сказать иссохшимся, но напоминал хищного зверя. Седовласый, но с густыми черными бровями и острым взором черных глаз, одетый в бушлат, отделанный жестким медвежьим мехом, он смотрел на свою ученицу взглядом палача.

— Мы хотели просто заниматься дуэлями.

— А вас не смутило, мисс Уизли, что в вашей программе обучения этого нет? — строго спросила МакГонагалл.

— Не смутило, профессор, — честно произнесла Доминик.

Гувернантка Шанталь задохнулась негодованием.

— История знала множество сильных женщин и множество слабых мужчин. Поэтому те, кто навязывают стереотипы о том, что женщина не может освоить дуэли, вряд ли хорошо учили историю.

— Сила женщины, моя милая, не в дуэлях, — слащаво мягко произнесла мадам Шанталь, не сводя искусно подведенных тушью глаз с Доминик.

— Не в дуэлях, — ответила Доминик. — А в том, чтоб самой делать выбор, что для нее нужно.

— И вообще, там у вас такие дуэли, — буркнула Рада Илич. — На танцы больше похоже.

Благо мадам Максим в собственном кабинете не присутствовала и не слышала столь вопиющих заявлений. Второй день в Шармбатоне и уже первое замечание, да такое громкое, да с покалеченными французами, да с обвинениями в саботаже!

Гувернантка вывела их из кабинета, поджав губы, чему Доминик оказалась рада — МакГонагалл не убила ее на месте лишь потому что пребывала в состоянии шока. Она-то ожидала, что первым дружбу с Шармбатоном под угрозу поставит Скорпиус.

— За двадцать шесть лет моей службы гувернанткой, я в жизни не встречала таких нахалок, — бушевала мадам Шанталь. — В жизни. И это, я поражаюсь, девушки! Ну ладно репутация Дурмстранга заставляет содрогнуться, ведь это отнюдь не место, где могут воспитываться приличные девушки…

Рада взглянула на гувернантку сверху вниз и сжала кулаки.

— Но вы, мадемуазель! Дочь Флер Делакур, моей воспитанницы! Ваша мать была гордостью Шармбатона, и остается ею по сей день. Сдержанная, интеллигентная, тактичная, она никогда не поступала дурно и неподобающе… откуда же в вас, позвольте спросить, эта бесовщина? Ничего не говорите! Вы уже наговорились.

Доминик цокнула языком и откинула волнистые волосы за спину.

— Позор да и только, — не унималась гувернантка. — Вряд ли найдется еще большее, прошу прощение, хамло, которое осмелится нарушить правила во второй же день!

Но Доминик уже во все глаза глядела в сторону плетущихся позади шагающего в кабинет мадам Максим гувернера Скорпиуса и Альбуса.

— А вот и парни.

***

— Там такие дуэлисты, соплей перешибешь, а гонора целая телега, — сообщила недовольная Доминик за обедом. — Над нами посмеялись и сказали «попытайтесь, мадемуазели».

— И что?

— Ну Рада и треснула одного в нос посохом. Но она же не знала, что он преподаватель, он лет на пятнадцать выглядел, честное слово.

Скорпиус залился громким хохотом, и шармбатонцы, сидевшие на своей части, недовольно к ним повернулись. Доминик принюхалась к супу из моллюсков и поежилась.

— Ужас какой.

— Да, сексизм здесь в полный рост…

— Да я про супчик. Ну и с сексизмом, да, беда вообще. Кстати про сексизм, где Ал?

Губы Скорпиуса дрогнули в усмешке.

— Наш медиум, который в закромах своего сознания видел грудь некой женщины, сказал, что подойдет попозже. В последний раз я видел его в окружении мелкой школоты в кладовой.

— Что-то мутит?

— Кто? Ал? Я тебя умоляю, тоже мне, криминальный элемент.

Альбус действительно появился в трапезной ближе к концу обеда. Сев между другом и кузиной и бросив на пол сумку, в которой громко звякнули галлеоны, он придвинул к себе тарелку и критически осмотрел стол.

— Мать моя, что это?

— Это — бульон из моллюсков. Это — улитки, — сухо произнес Скорпиус, злой на весь мир. Видимо, вино шармбатонцам предлагали не каждый день.

Резкий запах от сырной тарелки перебивал все прочие ароматы, но что-то Алу подсказывало, что мутный суп, в котором плавали ракушки, был съедобным. Супница с ним была почти полной.

Но если Доминик с кислой миной жевала горбушку багета, а Скорпиус давился кокосовой водой, то Альбус решил попробовать экзотику и уже жадно смотрел на большое блюдо, устланное кубиками льда, на которых красовались крупные устрицы.

— Ой, нет, Ал, — прошептал Скорпиус, спохватившись, когда друг стянул с блюда одну из устриц. — Плохая идея.

— Когда еще я в здравом уме буду пробовать сырых моллюсков, — пожал плечами Альбус.

Делегация Хогвартса тут же с интересом на него обернулась. Когда склизкий моллюск оказался у него во рту, Ал понял, что Скорпиус был прав в очередной раз.

— Мы сдохнем здесь за год, — с трудом проглотив омерзительную устрицу, прохрипел Ал. — Бро, расчехляй свой запас чипсов.

***

Чем ближе отбор чемпионов, тем напряженнее становились отношения между старшекурсниками-шармбатонцами — это чувствовалось и на занятиях, и в трапезной. Болгары держались отстраненно, несмотря на то, что за их частью стола были двое неформальных лидеров-соперников — двое короткостриженых парней из кожи вон лезли, чтоб обставить друг друга на уроках.

В Хогвартсе никто не соревновался. Учеников объединяло одно общее чувство — всем хотелось есть.

Запасы лапши и чипсов предусмотрительного Скорпиуса подходили к концу, а мсье Жавер заходил с проверкой по вечерам неожиданно и с явной целью вынюхать источник еды. Девчонки подвергались не иначе как армейской муштре — обозленная гувернантка видела нарушение правил в каждом вздохе.

За ужином в трапезной, профессор МакГонагалл впервые подошла к своей делегации, но не с целью отчитывать:

— Я напоминаю, что до завтрашнего вечера все должны бросить имя в Кубок Огня. Мне кажется, или я видела только как бросило пятеро. Да, и вы, мистер Поттер, вас я у Кубка видела уже четыре раза.

Шармбатонские малолетки, зыркнувшие на Альбуса, ставшего для них возможным проводником на Турнир Трех Волшебников, замерли в волнении. Ал же лишь скромно улыбнулся.

— А вы бросили? — поинтересовался он, когда МакГонагалл зашагала за свой стол.

— Нет еще, — ответил Скорпиус. — И вот почему.

Шармбатонка, как раз шагавшая к Кубку Огня с клочком пергамента, словила на себе сотню взглядов и даже споткнулась.

— С каких пор тебя смущают взгляды других?

— С тех самых, как я узнал, что в программе обучения Дурмстранга есть «Основы сглазов». Черт, у них очень крутые дисциплины. Я, конечно, не знаю, что такое «Магия крови», но звучит огонь. Интересно, почему меня не отдали в Дурмстранг.

— Потому что там бы тебя драли всей школой. Если всех девушек Дурмстранга можно пересчитать по пальцам одной руки, то ты был женственнее всех, — хмыкнул Ал, глядя украдкой на Раду Илич. — И вообще, я не уверен, что она не трансвестит.

Доминик со звоном опустила стакан с морсом.

— Для мужчины с сексуальностью кирпича, ты что-то много пиздишь, — прошипела она. — Вот когда хоть одна девушка… нет, не так, хоть одно живое тело посмотрит на тебя с симпатией, вот тогда сможешь кого-то унижать за внешность.

— Распустил ты ее, Скорпиус, — хохотнул Альбус. — Дерзкая она у тебя.

— Это женская солидарность, — хмыкнул Скорпиус шепотом. — Сами они друг друга обсирают так, что держись, а чуть мужчина скажет колкую правду, но чуть с юмором, так сразу: «ШТО? СЕКСИСТ».

— Знаете, почему Бог создал женщину? Потому что, посмотрев на мужчину, он в ужасе подумал: «Это что вообще за пиздец?».

— Да ешь уже, феминистка, — придвинув к разъяренной Доминик тарелку с консоме, усмехнулся Скорпиус. — А то сейчас прибежит ваша нянька и прикажет тебя линчевать за оскорбление чувств верующих.

И точно, мадам Шанталь уже взором бдительного стервятника осматривала стол.

— Сегодня ночью бросим имена в Кубок, — шепнул Скорпиус. — Я слышал, так один шармбатонец делал, чтоб на него не глазели. Ал, ты с нами?

— Нет, спасибо. Скажите на милость, как вы думаете сбежать из комнат? Не знаю, Доминик, как ваша нянька, а наш Жавер заходит раза два за ночь.

Скорпиус задумался.

— Дождемся полуночи, он после нее не ходит. Ладно?

— Только сам не усни, — фыркнула Доминик.

— Так, — придвинулась к ним Роза Уизли, услышав шепот. — Вы куда там ночью собрались? Против правил.

— Просто мы хотели поджечь башню.

— Что-о-о?

— Ничего, — без тени улыбки сказал Скорпиус, встав из-за стола. — Доминик, встретимся в полночь на лестнице.

— Но как я тебя узнаю? — притворно прищурилась Доминик.

— Я буду голый и с канистрой солярки.

Глядя ему вслед, Роза приоткрыла рот.

— Он ведь шутил, да? — заволновалась она.

— Конечно, шутил, Роза, — успокоил Альбус. — Где он в Шармбатоне возьмет солярку? Максимум масла где-то сцедит…

***

Ночной замок был похож на ледяную пещеру. Лестницы натирали ночью, а потому спуститься в кромешной темноте, и не упасть на блестящих ступенях было сложно. Створчатые двери в трапезную были закрыты, и Скорпиус долго ломал голову над тем, как открыть их без скрипа и шума.

— Здесь нет Филча, — напомнила Доминик, толкнув одну из створок.

— Точно, — вспомнил Скорпиус с облегчением.

Не факт, что замок по ночам не патрулировал какой-нибудь блюститель правил, но вряд ли он мог сравниться со злобным завхозом. Вдобавок, учитывая, что студенты Шармбатона с самого первого курса попадали под крыло гувернеров, которые дрессировали в них манеры, вряд ли кто из учеников шастал ночами по темным коридорам.

Кубок Огня, в котором полыхало синеватое пламя, был единственным источником, освещавшим просторный зал. Но даже этого огня хватало, чтоб освещать трапезную приглушенным голубоватым светом. Круглый стеклянный стол в этом свете так и напоминал ледяную глыбу.

Одновременно опустив клочки пергамента в Кубок, из которого тут же вырвался сноп голубых искр, двое переглянулись.

— Ты бы хотел быть чемпионом? — поинтересовалась Доминик.

— Нет, если честно. Я хочу наблюдать за Турниром и не напрягаться.

Скорпиус некоторое время смотрел в пламя, и затем рассеянно опустился на один из стульев у стола.

— Это ведь наш последний год.

— Вообще-то будет дополнительный учебный год для тех, кто не сумел подготовиться к экзаменам из-за Турнира.

— Да?

— Да, МакГонагалл об этом раз восемь говорила.

Скорпиус моргнул.

— Впервые слышу. Просто… да даже если еще один год. То что будет потом? Все разбредутся, у всех будет своя жизнь.

— Боишься взрослеть?

— Да не боюсь я.

— Боишься быть тридцатипятилетним мистером Малфоем, который будет провожать своего оболтуса в Хогвартс? — ехидно усмехнулась Доминик.

Скорпиус хоть и мотнул головой, но поежился. Доминик улыбнулась и, присев на корточки перед ним, мягко прижала ладонь к его впалой щеке.

— Никуда ты от меня не денешься, ни после Хогвартса, ни до пенсии, — произнесла она, вмиг разгадав причину. — Хоть ты и конченый.

Оставалось лишь благодарить дирекцию Шармбатона за то, что в замке не было ни единого призрака, который мог бы стать нежеланным свидетелем дальнейшего осквернения гостями из Хогвартса трапезной.

— И это я еще конченый, — шепнул Скорпиус, пытаясь справиться с пуговицами юбки Доминик. — Карета, стол… что у тебя за страсть к шармбатонскому имуществу?

Доминик, чувствуя спиной холодную поверхность стола, закатила глаза.

Наконец, когда застежки юбки были побеждены, а сама юбка отброшена в сторону (мадам Шанталь бы умерла на месте от возмутительного разбрасывания вещей), Скорпиус осторожно опустился сверху и робко прикоснулся губами к губам дерзкой феминистки.

Но когда в холле послышалось шарканье шагов и чей-то разговор, случилось сразу две вещи: Доминик встрепенулась, врезавшись лбом в лоб Скорпиуса, а тот, завертев головой, увидел в дверной щелочке трапезной чей-то очень высокий силуэт.

— Куда?

— Под стол.

Первым юркнув под стол и дернув Доминик за ногу, Скорпиус подхватил с пола ее юбку. Доминик успела за ним и хотела сразу же одеться, хоть и руки тряслись от страха, но Скорпиус покачал головой — шорох могли услышать те, кто вошли в зал после полуночи.

Высокая фигура мадам Максим шагала уверенно и необычайно тихо, стуча каблуками туфель. За директрисой шел колдун с щегольскими закрученными усами — за столом преподавателей он сидел по правую руку от пустовавшего всю неделю директорского кресла.

Слыша, как стучит сердце Доминик, Скорпиус прижался к полу.

— Il a dit que c’est impossible, Pierre, — единственное, что сумел понять Малфой. Далее Мадам Максим заговорила быстрее и тише, да еще и с каким-то акцентом, словно проглатывая половину звуков.

Они зашагали в сторону коридора, ведущего в башню, где располагался директорский кабинет, что-то негромко обсуждая на быстром французском. Скорпиус коротко взглянул на Доминик. Та замерла, навострив уши.

Когда шаги стихли, они еще минуту пролежали под столом, боясь пошевелиться. Наконец, выглянув из укрытия, Скорпиус за руку помог вылезти Доминик. В замке снова было тихо.

— О чем они говорили? — прошептал Скорпиус. — Ты поняла все?

Доминик, застегивая юбку, закивала.

— Пойдем-ка по комнатам.

***

— Еще раз, что сказала мадам Максим? — нахмурился Альбус, услышав историю ночного приключения утром.

Они втроем сидели на скамье во внутреннем дворике, решив пропустить завтрак и поговорить в тишине.

— «Он говорит, это невозможно, Пьер», — в очередной раз слово в слово сообщила Доминик. — «Говорит, оно слишком огромное и опасное, чтоб вести его через границу, но за пять сотен золота может доставить детеныша. Я отказала, потому что по срокам доставка не успеет к первому туру». Так она сказала.

Альбус пожал плечами.

— Ничего не понимаю.

— Мадам что-то мутит, — протянул Скорпиус. — Ее не было всю неделю. Вдруг она возвращается за сутки до объявления чемпионов, и говорит, что кто-то отказался вести «это через границу»,

— И не успевает по срокам к первому туру, — добавила Доминик.

— Что-то нелегальное, — сказал Ал. — Раз кто-то отказался вести через границу. Вряд ли же за бесплатно.

Скорпиус почесал светлый затылок.

— Мы должны сказать МакГонагалл.

— Что? — опешили в голос Ал и Доминик.

Обычно Малфой так не изъяснялся.

— Неужели вам не ясно? Шармбатонцы — хозяева Турнира и хотят выиграть любыми способами. Мадам Максим хотела чтоб кто-то провез что-то, но этот кто-то отказался вести это во Францию, так как оно «слишком огромное и опасное». При этом прозвучали сроки «до первого тура». Что если это что-то — тварь для первого испытания Турнира?

— Но директора школ не занимаются организацией. Если в первом задании будут твари какие-то, то их доставят другие люди… мракоборцы там, зоологи, распорядители, — не очень уверено возразила Доминик.

— Десять очков Когтеврану, мисс Уизли. Уверен, что мадам Максим готовит почву для своего чемпиона, — кивнул Скорпиус. — Она прознала что будет в первом туре, нашла человека, который мог бы доставить ей такую же тварь, но тот отказался вести ее через границу, и предложил детеныша.

— Допустим, — прервал Альбус. — Зачем?

— Да чтоб чемпион Шармбатона потренировался перед туром. Поэтому я и говорю, что надо идти к МакГонагалл. Мадам Максим хер клала на правила турнира.

— Подожди, Шерлок, — снова осадил Ал. — Допустим так и есть. Но вы подумали, как объяснить МакГонагалл, откуда вы это знаете? Что вы скажете? Профессор, мы занимались сексом на столе в трапезной, ничего не предвещало беды, но вдруг услышали, как мадам Максим что-то мутит?

Доминик насупилась.

— Ты ему прям все рассказал, да?

Скорпиус отмахнулся.

— Я не подумал. Черт, а мы не можем рассказать МакГонагалл, Ал прав. Иначе… боюсь представить.

— Ну и что делать? Нас обставят французы.

Взгляды снова устремились на Скорпиуса, ведь он, какой-никакой, но мозговой центр делегации.

Страшно за ту делегацию, в которой Скорпиус Малфой — мозговой центр.

— Я не знаю.

========== 5. ==========

— Скажите-ка мне, мистер Поттер, — вкрадчиво прошептал Скорпиус, усевшись на кровать друга. — А что это около нашей спальни трется целый выводок картавой французской школоты?

Альбус опустил хогвартский учебник по зельеварению и взглянул на Малфоя поверх стекол очков.

— Проспись.

— Не-не-не, — отложив его учебник подальше, продолжил Скорпиус. — Возвращаюсь я из курилки…

— Здесь нет курилки.

— Теперь есть. Туалет — это курилка. Так вот, не отвлекай. Значит, возвращаюсь я из курилки, и смотрю, младшекурскники пытаются подобрать пароль к нашей двери. Я им: «Бонжур, школотроны», а они мне: «Мсье Поттер… силь ву пле, позовите». Что происходит, мсье Поттер?

— Ничего не происходит, они просто узнали, что я сын того самого Поттера.

Скорпиус склонил голову и поднялся с кровати.

— Так бы и сказал, а то я невесть что подумал. Ладно, схожу к мсье Жаверу, скажу ему, что тебя терроризируют ученики…

— Не надо.

— Да мне не сложно.

— Скорпиус…

— Не благодари.

Захлопнув учебник, Альбус привстал на кровати.

— Ладно, иди сюда.

Скоропиус хмыкнул и послушно уселся рядом.

— Итак.

Замявшись под давлением взгляда светло-карих глаз, Ал возвел глаза к потолку. Затем опасливо покосился на пуффендуйца, листавшего газету неподалеку.

— Я предложил младшим курсам Шармбатона бросить их имена в Кубок Огня, — выпалил едва слышно Ал. — Хоть линии возраста нет, но сами бы они не рискнули, потому что боятся своих гувернеров, а я… Я так и подумал, что они сами не пойдут бросать, потому что за ними следят их няньки, и предложил просто. Я же никого не заставлял. Это их проблемы, что они рвутся на турнир.

Скорпиус молчал, но в глазах его уже бушевали предпосылки гомерического хохота.

— По доброте душевной?

— Ну там два галлеона на пергамент, за риски…

— Ал, это катастрофа, — с напускной серьезностью прошептал Скорпиус. — Ты зарабатываешь на несмышленых подростках. А что дальше? Кошельки у старушек подрезать начнешь? Домовиков на органы продавать?

— Да ну заткнись ты…

— Не успеешь опомниться, как ты уже целуешь руку крестному отцу мафии. Да, мальчик мой, да, Вито Корлеоне тоже начинал с малого.

Альбус уже пожалел о том, что вообще засмотрелся на Кубок Огня. Ехидные комментарии Скорпиуса, который сам чуть не хохотал в голосину, были ударом ниже пояса. Смеяться и ехидничать — прерогатива исключительно Ала.

— Слушай, так это получается, я теперь под колпаком? Ты же меня в любой момент сможешь кокнуть, как свидетеля твоей дьявольской схемы, — ахнул Скорпиус. — Вот так повернись к тебе спиной… так и утром не проснуться можно.

— Малфой, да умолкни наконец, — прошипел пристыженный Альбус, у которого после таких насмешек напрочь отпало желание когда-либо начинать что-то не совсем честное. — Все, я понял. Завязываю.

— Ты можешь выйти из мафии, но мафия из тебя не выйдет никогда. Сынок. Ладно, криминальный элемент, пойдем ужинать.

Нехотя поднявшись с кровати и пригладив смятые брюки (главное не попасться в таком виде мсье Жаверу!), Альбус последовал к двери. Как и предупреждал Скорпиус, у двери его дожидался выводок второкурсников, которые, завидев Ала, кинулись к нему, протягивая деньги.

— Все, все, уже поздно, — отнекивался Ал. — Я вас не понимаю. Мой франсэ — очень плохой. Уходите, сейчас гувернер прибежит.

— Вы пришли и говорите: «Дон Поттер, нам нужна справедливость». Но вы просите без уважения, вы не предлагаете дружбу, вы даже не назвали меня крестным отцом… — хриплым голосом проговорил Скорпиус.

— Скорпиус, ты достал!

Скорпиус залился, наконец, громогласным смехом, который эхом прокатился по башне. На лестнице на него аж обернулся гувернер парней-четверокурсников, который вел воспитанников на ужин ровным строем.

Убранство трапезной было еще более великолепным, чем в день приезда гостей. Под высоким потолком красовалась огромная люстра с не менее чем с тремя сотнями свечей. По периметру зала красовались ледяные фигуры, переливающиеся сверканием драгоценных камней. Кубок Огня стоял на высоком помосте, окруженном вазонами с белыми розами. Но главное…

— Опа, винище!

Профессор МакГонагалл, уже прекрасно зная, какой именно ученик столь обрадовался наполненным графинам, завертела головой и тут же погрозила Скорпиусу кулаком.

— Пожалуйста, — когда они уселись за стол, прошептал Альбус. — Пожалуйста, не накидывайся.

— Я не накидываюсь.

— А что ты сейчас делаешь?

Скорпиус, уже налив себе бокал, взглянул на друга с недоумением.

— Это аперитив.

Когда же все ученики собрались за столами, на которых кроме вина и блюд с сыром пока ничего не было, и утихли, мадам Максим, одетая в великолепную мантию из бирюзового бархата, поднялась на ноги.

— Прежде чем мы все приступим к великолепному ужину и узнаем имена трех чемпионов, мне сообщают, что наши почетные судьи уже прибыли в замок и вот-вот вместе с нами окунутся в атмосферу Турнира Трех Волшебников, — объявила она, едва ли не задевая макушкой парящие над столом преподавателей свечи. — Позвольте представить тем, кто не знает…

Двери зала открылись, впуская судей.

— … Эвелин Руссо, главу департамента международного магического сотрудничества.

Мадам Руссо оказалась привлекательной женщиной пышных форм, обтянутых розовым твидовым костюмом. Цокая по мраморному полу каблуками, она, ко всеобщему удивлению, вела за собой мальчика лет четырех — который вовсю вертел головой иосматривал зал.

— Она с ребенком приехала? — изумилась Доминик. — Ничего себе.

Мадам Максим наклонилась к гостье и поцеловала ее в обе щеки, затем что-то промурлыкала малышу, который, впрочем, испугался высокой дамы и едва не заплакал. Подлетевший мигом десяток гувернеров пришелся весьма кстати — ребенка увели.

— А так же нашего дорогого гостя, прославленного волшебника, участника Турнира девяносто четвертого года…

— О Боже, — едва не свалился со стула Альбус, представив, что если вторым судьей будет его отец, то впору паковать вещи и бежать из страны. — Только не ты, только не ты…

— … легендарного спортсмена и тренера — Виктора Крама!

— О Боже, — простонал в ужасе Скорпиус, закрыв лицо руками. — Только не ты, только не ты…

Но его никто не услышал, потому как болгары тут же вскочили на ноги и разразились громовыми аплодисментами. Виктор Крам — высокий, широкоплечий, одетый в меха, вскинул вверх кулак, приветствуя не так директоров, как диаспору дурмстрангцев, и направился к преподавательскому столу, где для судей уже были готовы кресла.

Когда после недолгой речи мадам Максим ужин наконец-то начался и на столах появились блюда, мало кто накинулся на еду. Даже несмотря на то, что паштет выглядел аппетитно, а на запеченном в меду петухе так и блестела румяная корочка. Многие сидели как на иголках, ожидая, когда же объявят имена чемпионов, некоторые не сводили с Виктора Крама восторженных взглядов.

Скорпиус, так и оставив свою тарелку пустой, снова налил себе вина.

— Я не накидываюсь, у меня стресс, — перебил он начавшего было возмущаться Ала.

— В честь чего это?

— Сейчас чемпионов назовут, а если меня? А если тебя?

— Меня — нет.

Скорпиус моргнул.

— Я не бросал свое имя в Кубок, — шепнул Ал.

— А так можно было? — опешил Скорпиус.

Альбус отрезал кусочек мяса и пожал плечами. Скорпиус поднес бокал к губами, но не успел даже губы смочить — бокал тут же лопнул у него в руке.

— МакГонагалл решила покончить с твоим пьянством? Наконец-то.

— Да, МакГонагалл, — прошипел Скорпиус, вытирая руку салфеткой и не сводя взгляда с преподавательского стола.

Виктор Крам смотрел прямо на него, казалось, выцепив взором среди сотни студентов.

— Ну ладно.

— Да поешь уже что-нибудь, — толкнула Скорпиуса под ребра Доминик, но тот даже не шелохнулся, продолжая сверлить взглядом стол преподавателей. — Что там?

Скорпиус, не сводя прищуренного взгляда с поблескивавшей золотой ложки в руках Крама, которую с трудом углядел издали, вдруг широко распахнул глаза. Ложка сию же секунду обратилась золотой канарейкой, возмущенно клюнувшей сжавшего ее Крама в руку. Золотые приборы в мгновение ока взмывали вверх стаей канареек, переполошив преподавателей за столом, чем Скорпиус не преминул воспользоваться и быстро наполнил бокал до краев вином.

— Прошу без паники, должно быть, в замок проник полтергейст! — объявил заместитель мадам Максим, подняв вверх волшебную палочку.

— Да, проник, вот он, вино хлещет, — прошептал Альбус. — Скорпиус…

Скорпиус быстро осушил бокал и налил еще.

— Что?

— Сорвать Турнир, чтоб напиться, вот что!

— Это не я. Меня отучили превращать блестящие вещи в канареек.

И, задрав голову, снова сделал огромный глоток вина.

— Невозможный человек, — покачал головой Альбус, наблюдая за тем, как преподаватели пытаются как ни в чем не бывало вести беседу за столом, а канарейки разлетаются по залу.

— О. — Глаза Скорпиуса так и загорелись, когда он, сделав последний глоток вина, увидел, как сверкает исполинская люстра.

— Не смей, — прошептал Ал. — Это то, о чем говорила МакГонагалл. Турнир еще не начался, а ты уже его срываешь.

— Ничего я не срываю. — Третий же бокал снова взорвался у Малфоя в руке — канарейки смогли отвлечь взор Виктора Крама лишь на пару минут.

Когда ужин, приправленный нашествием канареек, был окончен, директора школ-участниц вышли к Кубку Огня.

— Пришло время, которого все ждали! — громко произнесла мадам Максим. — Уважая равноправное участие школ в Турнире Трех Волшебников, в церемонии отбора будут задействован директор каждой из делегаций.

— Это каким же образом? — поинтересовался кто-то за столом шепотом.

Но когда, под всеобщее замирание дыхания, из Кубка выпорхнул сноп кроваво-красных искр и высоко вверх взметнулся обгорелый пергамент, директор Дурмстранга подхватил его у себя над головой.

— Чемпион Дурмстранга, — пророкотал он так, что задрожали окна. — Борислав Зарев!

Дурмстрангцы снова взорвались аплодисментами, и крепкий светловолосый студент, встал из-за стола. Директор Харфанг, бросив клочок пергамента обратно в Кубок, где тот вспыхнул и сгорел, крепко пожал руку студенту.

— Пожалуйста, поприветствуем первого чемпиона! — воскликнула мадам Максим. — Прошу вас, мсье Зарев, пройдите в южную башню! Вам укажут дорогу!

Кубок заискрился вновь, отчего все снова повернулись к нему и заерзали. Наконец, сноп нежно-голубых искры выпорхнул вместе с пергаментом, который легко сжала пальцами мадам Максим.

— Чемпион Шармбатона… Стефан Каррель!

Аплодисменты выдавили из себя лишь младшекурсники и гости — однокурсники Стефана явно горели черной завистью.

— Браво, Стефан, браво! — радовалась мадам Максим, расцеловав чемпиона в обе щеки. — Чего и следовало ожидать!

Но торжество протянулось не долго — МакГонагалл вышла вперед, когда из Кубка вырвался сноп зеленых искр.

— Чемпион Хогвартса, — объявила она. — Доминик Уизли.

Доминик аж глаза округлила.

— Я?

Но Альбус уже вытолкал ее из-за стола, под ликование однокурсников.

«Фух, ну хоть не я», — подумал он облегченно, хоть и не бросал имя в Кубок.

Скорпиус же напротив неожиданно напрягся.

— Что с тобой? — поинтересовался Ал, когда Доминик уже ушла вслед за чемпионами в башню.

— Не понял, да? Они будут валить ее.

Альбус отмахнулся, но тут же округлил глаза.

— Скорпиус, не смей.

— Я ничего не делаю.

— Не смей срывать Турнир.

— Разве я об этом говорил?

— Обещай.

— Обещаю.

Но толку-то? Если чемпионом Хогвартса стал близкий ему человек, Турнир, кажется, обречен, вместе со всеми его скандалами и интригами.

Скорпиус привстал и робко вышел из-за стола.

— Ты куда? — тут же спросил Альбус с опаской.

— Сейчас вернусь, — немногозначительно отрезал Скорпиус.

***

Когда чемпионы, получив краткие инструкции и напутствия, уже зашагали обратно в трапезную, а мадам Максим осталась в башне переговорить с главой департамента международного магического сотрудничества, Тодор Харфанг, хмурый директор Дурмстранга, замер у лестницы, услышав тихое, но по-своему раскатистое:

— Чемпион Дурмстранга… Рада Илич! — торжественным шепотом копируя величавую манеру Харфанга, произнес Скорпиус, стоя у окна.

Харфанг обернулся к нему.

— Чемпион Дурмстранга — Рада Илич, — уже поставил перед фактом Скорпиус, невозмутимо прикрыв дверь, из которой вышел директор. — Вы ведь поэтому сожгли пергамент?

— Я не понимаю вас, молодой человек.

— А я вас понимаю, мистер Харфанг. Институт Дурмстранг действительно настолько суров, что девушки там редкость, а уж девушки, которых отобрали в международную делегацию и вовсе. Это же надо, какой позор для Дурмстранга: чемпион Турнира Трех Волшебников — девушка. Тем более, которая успела уже здесь накосячить. На вашем месте я бы тоже назвал имя другого ученика и благодарил судьбу за то, что не мадам Максим называла чемпионов. Куда как разумнее назвать имя другого, более подготовленного, увереного.

Харфанг подошел ближе.

— Клевета.

— Возможно, — кивнул Скорпиус. — Но, даже если я не прав, знали ли вы, что расторгнуть контракт с Кубком Огня невозможно? Чемпион обязан участвовать, вы разве не слушали правила? Что будет с Радой Илич, если она, сама того не зная, нарушит этот контракт? Если с ней что-то случится, боюсь, что попахивает международным скандалом, и ваша голова полетит первой. Вы можете меня перебивать, мистер Харфанг, я всего лишь наблюдательный студент.

Харфанг встрепенулся.

— У тебя нет доказательств, — прошептал он зловеще. — Уходи и молчи.

— У меня есть кое-что получше доказательств.

— И что же это?

— Мой отчим. Я не сказал, но Виктор Крам не только прославленный спортсмен, но еще и мой отчим, который вот уже несколько лет безуспешно пытается наладить со мной отношения. И конечно он прислушается к любым моим словам. А так же будет весьма насторожен, если я вдруг потеряю память или упаду с южной башни. Представляете, какой лютый скандал ждет всех нас?

Скорпиус вышел на балкон, а Харфанг проследовал за ним, услышав за дверью шаги мадам Максим.

— Я забуду о том, что наговорил вам, — снова сказал Скорпиус, сжав холодную ограду.

— И чего ты хочешь?

— Честного Турнира. Если вы вдруг узнаете, что будет на первом испытании, пожалуйста, оповестите лично меня. Не директора МакГонагалл, — попросил Скорпиус тихо. — Но если не оповестите, а ваш чемпион на первом туре будет выглядеть подготовленным — я резко все вспоминаю, и устраиваю международный скандал вокруг вашей персоны и Дурмстранга. Мне не впервые. Так что, думаю, мы с вами договорились.

Харфанг молчал, тяжело дыша в немой ярости. Скорпиус, застегнув рубашку на верхнюю пуговицу, направился к лестнице.

— Я пойду, пока меня не хватились, — сказал он, улыбнувшись. — Удачи вашему чемпиону. Вам решать, какому именно.

========== 6. ==========

Скорпиус Гиперион Малфой, одетый в леопардовую шубу и солнцезащитные очки, держал в одной руке бокал хереса и выгуливал на поводке гуся. Светало.

— Что с ним не так? — протянул мсье Жавер, выводя учеников на пробежку в сады Шармбатона.

— Знали бы вы, сколько раз в неделю я слышу этот вопрос, мсье, — покачал головой Альбус, наблюдая за другом издалека.

Гувернер, приоткрыв рот, минуту наблюдал за тем, как Малфой, потягивая херес, расхаживает по газонам.

— Где он умудрился взять алкоголь в шесть утра?

«Вас интересует только это? Ни где он достал эту жуткую шубу, ни откуда взялся белый гусь?».

Впрочем, ответы на вопросы были найдены за завтраком, а всю ленивую утреннюю пробежку Малфой держал любопытствующих учеников и гувернера в плену интриги.

Жуткую моднейшую шубу Скорпиусу на день рождения прислала мать (что-то у нее не так было явно с пониманием прекрасного). Но шуба Скорпиусу понравилась. В ней он выглядел дорого-богато, необычно и сразу выделялся из толпы — тот редкий случай, когда мать с подарком не прогадала.

— Не смей, — ужаснулась Доминик, услышав, что именно в этом леопардовом одеянии Скорпиус собрался идти на Святочный бал.

С гусем дело обстояло иначе. Началось все с того, что лесные нимфы, которые пели за ужином, и которых периодически Скорпиус подкармливал, назвали ему пароль от двери, за которой в Шармбатоне скрывалась кухня.

— А он сидит там, в корзине, связанный, его бы зарубили и подали на обед, — закрыв гуся в спальне, пояснил Скорпиус. — Ты бы мог потом жить с этим, Ал?

Приступы вегетарианства у Малфоя случались периодически — Ал до сих пор помнил, как на пятом курсе они проникли на кухню Хогвартса, и Скорпиус с криками: «Летите, вы свободны», выкинул в окно таз ощипанных и уже выпотрошенных перепелок.

«Животных жалко, но котлетку буду», — звучало из уст Скорпиуса хотя бы пару раз в полгода.

Вот и сейчас, пожалев гуся и в знак протеста грызя сельдерей за завтраком, Скорпиус был овеян духом бунтарства против негуманного обращения с домашней птицей.

В Доминик, впрочем, извечный дух бунтарства был заменен недоумением.

— Дичь какая-то, — едва слышно протянула она, ковыряя ложкой в лимонном йогурте. — Чемпиона Дурмстранга заменили.

— Да ты что? — ахнул Скорпиус. — Как же так может быть? И на кого же из этой дюжины одинаковых с лица болгарских мужиков?

Доминик коротким взглядом указала на Раду Илич. Та сидела ближе всех к делегации Хогвартса, но поодаль от своих, вяло тыкала ножом в круассан и смотрела перед собой.

— А почему заменили? — громко поинтересовался Скорпиус.

Да так громко, что Ал пнул его под столом ногой — чемпион Дурмстранга была неподалеку и прекрасно его слышала.

— Харфанг сказал, что подаст протест, — прошептала одними губами Доминик, в отличие от громкоголосого Малфоя. — Что полтергейст, который якобы влетел в зал за ужином, ухитрился подменить бумажки…

— Полтергейст? — снова громко воскликнул Скорпиус. — Это да, это может быть.

И, подбросив в воздухе золотой галлеон, прищурился. Монета, обернувшись канарейкой, звонко защебетала над столом и опустилась на блюдо недалеко от дурмстрангской части стола.

— Полтергейст, такой полтергейст, — протянул Скорпиус. — Бред. Просто Харфанг никогда не признается, что ему был угоден другой чемпион, более… более. Но это сугубо мое мнение, я не имею привычки подслушивать под дверями.

И мирно умолк, попивая утренний кофе, когда к столу подошли гувернантки. Те, пошептавшись с чемпионами коротко, увели из зала всех троих, не дав Доминик даже слова сказать на прощание. Зато когда цокот каблуков стих, слово вместе кузины сказал Альбус:

— Зачем?

— Прости?

— Рада Илич тебя прекрасно слышала.

— Нефиг подслушивать, что я могу сказать, — отмахнулся Скорпиус, опустив на стол салфетку.

— А канарейку ты подослал, чтоб она поняла, что не было никакого полтергейста? Или чтоб показать, как лихо ты обращаешь золото в птиц?

Скорпиус, поняв, что невинная усмешка его не спасет, а друг оказался поразительно наблюдательным, сомкнул губы.

— Ал, — мягко сказал он, поднявшись на ноги и закинув на плечо сумку. — Нам повезло, что чемпион сурового Дурмстранга девушка. Девушки, да простят меня феминистки, более восприимчивы к критике и чужому мнению. Их легче выбить из себя колким словом. А нашему чемпиону нужен слабый противник. Тем более, что Рада и так подавлена, когда подставного чемпиона заменили на нее.

— Ага, — протянул Альбус, шагая за другом по коридору. — То есть, чтоб протащить свою девчонку, ты изо всех сил будешь гнобить другую девчонку?

— Ну, это было прям уж очень грубо…

— Но по факту.

— Но по факту, да.

— А как же цель Турнира? Про дружбу, сотрудничество, международные связи.

— Окстись, Мальчик-Который-Сын-Гарри-Поттера, — усмехнулся Скорпиус. — Двое из трех директоров школ нарушили правила Турнира еще до начала Турнира. По сути, в дружбу, сотрудничество и международные связи верите только вы с МакГонагалл. Ну и Крам, возможно, но он отбитый, бладжер головой раз сто ловил.

Уроки заклинаний проходили в помещении со стеклянным куполом, через который, задрав голову, можно было наблюдать за тем, как плывут облака по небу. На сей раз по куполу стучали тяжелые дождевые капли, отчего обстановка в классе была крайне напряженной.

— Надеюсь, у Доминик дела обстоят интереснее, — ежась от раздражающего стука капель по стеклянному куполу, шипел Скорпиус, когда преподаватель попросила всех приготовить волшебные палочки.

***

— Мда-а-а-а, — прошептала волшебница в сером костюме из блестящего атласа, опершись на плечо фотографа. — Обнять и плакать. С такими лицами только у вокзала мелочь просить… С кого начать? С рыжей, трансвестита или лупоглазого?

И, когда фотограф наконец-то сделал снимок, а чемпионы Турнира, неподвижно стоявшие несколько минут, выдохнули и поспешили разойтись, ведьма в сером атласе, растолкав своих коллег, уже перегородила им дорогу.

— Рита Скитер, специальный корреспондент «Ежедневного Пророка», — крепко тряхнув руки чемпионов торопливыми рукопожатиями, заулыбалась ведьма. — Ну, кто из вас первым хочет открыть читателям историю своего успеха?

Чемпионы попятились назад, а Рита, поправив очки, уже щурилась в любопытстве. Не став дожидаться приглашения на интервью, девушки, не сговариваясь, одновременно толкнули вперед чемпиона Шармбатона.

— Великолепно! — обрадовалась Рита и, цепко схватив француза за локоть, потащила за собой к столику у окна.

***

Даже на обед чемпионы не вернулись. Кто-то предположил, что им раздают инструкции к первому туру, но лишь тем ученикам, в большинстве англичанам, кому посчастливилось увидеть в окно, как в замок нехотя запускают престарелую блондинку в сером блестящем костюме, было ясно — это надолго.

— А как же тайна неразглашения? — поинтересовался Альбус за обедом. — Как Шармбатон пускает посторонних?

— Нет прав препятствовать прессе, — вздохнула одна из старшекурсниц-француженок, на удивление мирно.

Скудные обеды были слишком изысканными, чтоб ими можно было наесться, и Ал, без энтузиазма плюхнув себе в тарелку салат из редьки и мидий, услышал краем уха насмешливый шепот Скорпиуса:

— Как так вообще? Чемпион Дурмстранга — девушка? Не находите поразительное стечение обстоятельств: сначала какой-то полтергейст в замке, а потом внезапно заменяют чемпиона на единственную девушку в делегации? — рассуждал Скорпиус, сидя около болгар за столом. — Не знаю, как вы, а наши, из Хогвартса, все уверены, что это заговор.

Встав из-за стола и приблизившись к другу, Ал хлопнул его по спине.

— Тем более, раз ты сам говоришь, что она не самая сильная, — продолжил Скорпиус, поддакивая бывшему чемпиону Дурмстранга. — О, Ал!

— Пойдем, поговорим, — шепнул Альбус. — В башню.

— Но сейчас обед.

— Лапши себе заваришь.

Поймав его взгляд, Скорпиус что-то ободряюще шепнул дурмстрангцам, и поднялся со стула. По лестнице, минуя бдительных гувернеров, прошли молча, и лишь закрыв за собой дверь спальни накрепко, Ал повернулся:

— Ты настраиваешь против нее ее же делегацию.

— Я? — возмутился Скорпиус. — Нет.

— Да.

— Ну ладно, да. И что?

Глядя в его невозмутимое лицо, Ал не мог не возмутиться.

— Это подло, Скорпиус. Одно дело твои шутейки и выходки, но сознательно уничтожать самооценку человека, девушки!

Скорпиус скрестил руки на груди и присел на кровать.

— Послушай меня, Альбус Северус Поттер, — медленным наставительным тоном произнес он. — Да, я намерен дискредитировать Раду Илич. И шармбатонца тоже. И сделать Доминик чемпионом, что логично. Когда я говорил, что нужно дружить против кого-то — это херня, потому что здесь все соперники, каждый тащит своего. Я не буду вставлять палки в колеса никому, но если есть возможность чуть толкнуть кого-нибудь, я это сделаю. Тем более, что и мадам Максим, и, я уверен, Харфанг, уже чертят своим чемпионам план действий. МакГонагалл скорее разрешит мне сжечь Шармбатон, чем нарушит правила и будет помогать Доминик. Скажи, разве это честно? Доминик одна против двух чемпионов, которым будут все сливать?

— Доминик просила тебя о помощи?

— Нет, и не попросила бы никогда. Она же сильная и независимая валькирия. Я хочу, чтоб она выиграла Турнир. Но сама она, давай говорить честно, не вытянет.

— Тогда чем ты лучше Харфанга? Который тоже сомневался в своем чемпионе настолько, что рискнул его заменить?

— Я не осуждаю Харфанга, — запротестовал Скорпиус. — А понимаю его, я бы тоже так сделал на его месте. А то, что я наговорил ему о правилах, о честной игре — чушь, мне просто нужно было чем-то шантажировать его. Поэтому, Ал, не надо учить меня быть милым, не надо играть в международную дружбу — я могу задавить Раду Илич, и я ее задавлю. Болгары устроят ей бойкот, если она справится, то молодец, если нет — ну увы, слабая значит. И с французом я потом тоже что-нибудь придумаю. Я же не прошу тебя мне помогать.

Альбус упер руки в широкий подоконник.

— А тебе нормально, Скорпиус? Гнобить кого-то, настраивать против людей, унижать девушку, пусть и похожую на мужика? Нормально тебе, аристократ хренов? Это ваши там великосветские манеры? Если да, то я выбираю побыть быдлом.

— Лучше бы ты выбрал побыть личностью, — протянул Скорпиус, расстегнув верхнюю пуговицу на рубашке. — Живой взрослой личностью, а не милым старостой, у которого весь мир в розовых очках. Вот когда ты поймешь и прочувствуешь, что быть хитрым — это нужно, что быть подлым временами — это не страшно, что уметь отстоять свое и своих любым способом — это важно, вот тогда ты станешь кем-то, кого запомнят. А пока ты этого не понял и пытаешься быть добрым со всеми, ты — сын Гарри Поттера и тот парень, что всегда будет позади Скорпиуса Малфоя.

Обернувшись и взглянув на Малфоя так, словно впервые увидел, Альбус медленно уселся напротив.

— Ты меня будешь жизни учить, амеба белобрысая?

— А почему бы и да, — улыбнулся Скорпиус, растянувшись на кровати. — Я — лучший из твоих учителей, между прочим. Баллов с Гриффиндора не снимаю и взамен ничего не требую…

Наставления самой пафосной сучки в радиусе всего южного побережья прервалось гоготанием гуся, который, вспорхнув с комода, приземлился прямиком раскинувшемуся на перине Малфою на живот. Когда четыре килограмма откормленной к забою птицы взгромоздились на своего спасителя от мясницкого ножа, Скорпиус аж вздохнуть не смог.

— Ал.

— Да-да?

— Помоги.

Но Альбус лишь улыбнулся.

— В чем дело, учитель? Самец сверху давит?

— Смотри, юморист, чтоб тебе сверху никто не давил, — прорычал Скорпиус и, попытавшись подняться, тут же получил болезненный клевок в лоб. — Ты куда собрался? Эй! Сними его.

— Да ну нафиг, он шипит.

— Ал!

— Давай, ты справишься, я в тебя верю.

Скорпиус закатил глаза, и хотел было взмолиться, но Альбус уже вышел из комнаты и накрепко закрыл дверь.

***

От Риты Скиттер резко пахло парфюмом и мятной жвачкой. Отсев на край стула, Доминик снова попыталась скосить взгляд в парящий рядом с журналисткой блокнот, в котором ядовито-зеленое перо что-то без устали черкало уже минут двадцать.

— Так как давно вы вместе с наследником Малфоев?

— Что? — скорее растерялась, чем возмутилась Доминик.

Рита накрыла ее ладонь своей широкой наманикюренной пятерней.

— Милая, читатели любят такие изюминки, — подмигнула она. — Все в порядке.

— Это имеет разве отношение к Турниру?

— Еще какое! Первая школьная любовь, чувства, юность и страсть, не сомневаюсь, что твой молодой человек — несокрушимая стена поддержки в таком нелегком испытании, как Турнир Трех Волшебников, правда ведь?

— Ну…

— Ладно, моя прелесть, не буду тебя смущать, — медовым тоном пропела Рита. — Давай поговорим о твоей семье. Ведь красивая история любви твоих родителей началась именно на Турнире девяносто четвертого года и прошла все тернии тех неспокойных времен магической войны. Твоя мама прошла через множество препятствий: испытания Турнира Трех Волшебников, кросс-культурные сложности, барьеры входа в семью, где своих детей в жесткой охапке держала твоя авторитарная бабушка, и вот спустя столько лет, ее дочь повторяет судьбу чемпиона, лучшей из лучших, и также гордо несет не только знамя своей школы, но и алое пламя любви, которое проведет ее через все сложности. Что ты думаешь об этом?

— Я? — захлопала ресницами Доминик, пропустив мимо ушей добрую половину проскороговоренного Ритой.

— Не сомневаюсь, что твои родители очень тревожатся за тебя. После того, как несколько лет назад пропал твой брат, думаю, они с большой опаской отпускают детей от себя. Эта семейная трагедия должно быть, гложет тебя до сих пор. Вы ведь были не просто братом и сестрой, между вами была особая связь, куда как более прочная…

— В смысле?

— Близнецы, такие похожие, и такие разные, страшно представить, что чувствует один близнец, когда второго постигает страшная участь. Скажи, Доминик, в Скорпиусе Малфое ты увидела поддержку, опору и щит, другими словами, ты проецируешь на своего молодого человека образ потерянного брата-близнеца?

— Я… нет.

Ядовито-зеленое перо строчило в блокноте так, что его острый краешек немного задымился. Когда Доминик снова попыталась увидеть хоть слово, написанное корявым бисерным почерком, Рита, улыбнулась и, подхватив блокнот, сунула его в сумочку.

— Ну вот и все, спасибо тебе, дорогая, за эту добрую беседу.

И, поднявшись со стула, зацокала каблуками к фотографу, оставив после себя шлейф приторных духов.

***

— Что на лбу?

— Гусь клюнул.

— Что-о-о?

— Ничего, — отмахнулся Скорпиус, оглядывая стол за ужином.

Вина не было. Настроения тоже.

— Думала, этот день никогда не закончится, — устало протянула Доминик, запивая горячим чаем хрипотцу в горле. — Турнир еще не начался толком, а меня уже все бесит.

Альбус хотел было отвесить едкий комментарий касательно исконно женского настроя, но не слушал вполуха, глядя на часть стола дурмстрангев, за которой Рада Илич сидела не как чемпион своей школы, а как местный лузер — поодаль и пялясь в книгу.

— Еще и эта Скитер со своими вопросами…

— Что? — встрепенулся Скорпиус. — Рита Скитер была здесь?

— Если бы кто-то не занимался подрыванием авторитета Рады Илич, то понял бы, что только об этом утром и говорили, — укоризненно шепнул ему на ухо Ал.

Но Скорпиуса как обухом по голове двинули.

— И что она спрашивала?

— Обо всем… и ни о чем вообще, — отмахнулась Доминик. — Я половины ее слов не поняла. А что?

Скорпиус отодвинул от себя тарелку.

— Ты в жопе, любимая.

— Не поняла.

— Давай я объясню, что такое Рита Скитер, на примере того, что она писала о моей семье…

Не имея никакого желания слушать очевидное для всех, о чьих близких эта репортерша писала хоть раз, Ал бросил салфетку на стол и поднялся на ноги. И, повинуясь тому, что Скорпиус и Доминик шептались и в упор его не замечали, прошел по кругу к делегации Дурмстранга. Робко хлопнув по мощному плечу чемпиона, которая тут же обернулась и одарила его строгим взглядом, Ал коротко посоветовал:

— Выиграй Турнир.

========== 7. ==========

Когда громоздкий ящик, обмотанный цепью, заходил ходуном, а изнутри раздался утробный то ли вой, то ли плач, стоявший рядом человек щелкнул кнутом. Щелчок эхом пронесся по подземелью, а великанша мадам Максим поморщилась то ли от звуков, то ли от запаха.

— Я оказала вам большую честь и доверие, открыв местонахождение замка, — произнесла она.

— Не пытайтесь сбить цену, мэм, — ответил браконьер. — Я единственный в стране, кто мог достать такое. И единственный в мире, кто согласился бы везти такое через границу и остаться незамеченным. Секреты Шармбатона меня не интересуют, что там по деньгам?

— Мсье Моран, это грабеж, — прогудела великанша, но все же швырнула к ногам браконьера мешок с монетами. В ладони мадам Максим мешок казался не больше кошеля, но, упав к ногам стоявшего у ящика мужчины, оказался не менее чем в половину телеги шириной.

— Подождите! — окликнула растерянная мадам, когда браконьер, подхватив мешок, направился к лестнице и оставил ее один на один с ящиком, где изнывало невесть от чего невиданное чудовище. — Подождите! Что мне с ним делать?

— А я почем знаю? — фыркнул браконьер. — Да вы не бойтесь, это детеныш.

Ящик с детёнышем вдруг снова загремел, а существо внутри разразилось рыком.

Великанша осторожно присела у ящика, доходившего ей до коленей, и предприняла попытку, приподнять на ящике плотную холщовую ткань, осторожно подцепила пальцем край. Тут же встрепенувшись, потому как над ухом что-то тихонечко зашумело, мадам Максим с остервенением отмахнулась от чего-то маленького, похожего по быстрому соприкосновению ладонью, на докси.

Но, услышав, как докси совсем несвойственно пискнула над головой, и тут же подняв взгляд, директриса Шармбатона смогла разглядеть в свете факелы большого кенара. Кенар, поблескивая золотым оперением, радостно щебетал, кружа над головой великанши, но сдавленно пискнул, когда большая ладонь сжала его, едва не раздавив.

Аккуратно держа в кулаке бьющуюся птицу, мадам Максим погасила палочкой огни подземелья и зашагала к лестнице. И в узком проходе к ступеням чуть не задела локтем длинный нос Скорпиуса Малфоя, который тот просто не мог не сунуть в скандалы и интриги Турнира Трех Волшебников.

Лишь когда шаги великаншы и визг кенара стихли, Альбус щелкнул себя волшебной палочкой по макушке, снимая Дезиллюминационные чары.

Скорпиус был бледен так, будто эти чары делали его примерно одного цвета с беленой стеной.

— Мы в жопе, Ал. У нее моя канарейка.

— Так, — шептал Альбус. — Что ты превратил в канарейку?

— Фамильный перстень.

— Что? — от восклицания чудище в ящике отозвалось воем. — Ты превратил в чертового летающего шпиона вещицу с гербом Малфоев? Ты идиот?

— Уж прости, что у меня было блестящего с собой, то и превратил, — прошипел Скорпиус в панике.

— Ты понимаешь, что это уже не шутки? Тебя обвинят в… да я даже не знаю, с чего начать: с фальсификации выборов болгарского чемпиона или в шпионаже за французским чемпионом!

— Спасибо, Ал, ты прям охрененный психолог! Умеешь успокоить.

Ящик, в котором томилось чудище, снова затрещал. Цепи звякнули.

— Глянем? — полюбопытствовал Скорпиус, прокравшись тихонечко к ящику.

— Руки не суй. Нет-нет-нет, не надо…

На другом конце подземелья тут же вспыхнул факел, а за ним еще один. Слышались шаги.

— Уходим, — шепнул Альбус, оттянув друга за руку от ящика.

В коридоре, где дрожала, кажется, каждая доска, они едва сумели отделаться от осознания того, что едва не были пойманы за руку. Хотя, учитывая происшествие с кенаром, утверждать нельзя было.

— Я не знал, что ты умеешь следить через канареек, — вдруг протянул Ал, чтоб хоть как-то подбодрить Скорпиуса.

— А, это… Научился в девять, когда надо было приглядывать за четвертой мачехой.

— Ты подглядывал за отцом и мачехой? Боже.

— Фу, — скривился Скорпиус. — Нет, конечно. Я подглядывал только за мачехой. Не в том смысле… она воровала из дома.

Даже вопрос о том, что скрывалось в привезенном браконьером ящике, был вторичен. Проблема с канарейкой занимала все мысли друзей.

— Когда она превратится в перстень?

Скорпиус развел руками.

— Ясно.

На входе в холл, Альбус благо успел юркнуть за постамент и потянуть Скорпиуса за шкирку — мадам Максим стояла к ним спиной, а кенар в ее руке, почувствовав хозяина неподалеку издал свою писклявую песню и изо всех своих крохотных сил пытался вырваться к нему.

Если глупая птица сумела бы выскользнуть из пальцев великанши и радостно полететь к Скорпиусу, это был бы провал провалов.

Ал повернулся к Скорпиусу, надеясь, что тот понял французский говор директрисы и ее заместителя, но Скорпиус покачал головой. Негромкий и очень быстрый французский умела понимать лишь Доминик, которая, как и полагается добропорядочной леди, безмятежно спала в дамских покоях.

— Что они говорят? — прошептала одними губами Рада Илич, держась за Доминик, чтоб не соскользнуть с ее метлы.

Доминик, сжимая тонкое древко бедрами, снова прильнула ухом к приоткрытому витражному окну холла. Слышимость не лучшая — позади бушует ночной ветер, где-то хлопают ставни, да еще и великанша со своими заместителем Пьером говорят негромко.

— Что товар доставлен, — расслышала Доминик, чуть повернув назад голову. — И что поймали канарейку шпиона, которая… ой дурак…

— Что?

— Мысли вслух, — протянула Доминик, прижавшись лбом к стеклу.

Судя по шагам, мадам Максим направилась в свой кабинет, потому как тень ее мелькнула на лестнице.

— Надо возвращаться, — шепнула Рада.

Успев продрогнуть в тонкой рубашке, Доминик кивнула и собралась разворачивать метлу, но почувствовала позади тяжесть, мешавшую управлять. Обернувшись и к своему возмущению увидев, как чья-то широкоплечая фигура, восседая на собственной метле, сжимает прутья ее драгоценной «Яджируши» две тысячи четырнадцатого года выпуска, Доминик широко раскрыла рот скорее в желании разразиться матом, а не от страха того, что их кто-то поймал.

— Уеба, это «Яджируши» четырнадцатого года, камфорное дерево, я тебе сейчас руки вырву…

— Нас поймали, — шепнула Рада.

— Что?

— Нас поймали.

Моргнув и поняв, что смытые прутья ее метлы — меньшее из их бед, Доминик мигом расставила приоритеты. Рада, треснув преследователя своим посохом, вцепилась в Доминик мертвой хваткой и вовремя — резвая гоночная «Яджируши» имела скользкое полированное древко, с которого легко было слететь, вдобавок Доминик так резко взмыла вверх, что ее волнистые рыжие волосы закрыли Раде весь обзор.

— Он догонит!

— Не догонит, я охотник от бога!

Охотник от бога едва не врезалась в купол замка, войдя в пике, а ночной преследователь, мимо окна спальни которого получасом назад пролетела гоночная метла, упорно гнал свою старую «Молнию» следом.

Повернувшись, чтоб метнуть в преследователя заклятие, Рада едва не выронила посох, когда в свете луны узнала на метле…

— Это Виктор Крам, — в благоговейном ужасе прошептала чемпион Дурмстранга.

Доминик закусила губу.

— Да хоть Мерлин, не поймает и не докажет, — рявкнула она, снова взмыв вверх и явно надеясь, что Крам не успеет повторить прием и врежется в башню.

Рассчитывать на такую детскую оплошность звезды квиддича не приходилось. Крам, обогнув башню по кругу, взмыл вверх, перегородив девушкам путь.

Доминик тут же облетела его, а Рада Илич, войдя в раж, рявкнула заклинание. Из ее посоха тут же вырвался алый луч и, ударив по чугунному фонарю на верхушке соседней башни, и фонарь с треском рухнул вниз, однако Виктор Крам увернулся.

— Ты чуть его не убила, — ахнула Доминик.

Рада смущенно отвернулась.

— Круто, — восхитилась Доминик в свою очередь. — Но…

Но когда раздался звук бьющегося стекла, она обернулась и увидела, как фонарь, сверзившись прямо в центр пологой крыши и под своей тяжестью и высотой, пробил в ней дыру.

— Может, не заметят? — с надеждой протянула Рада Илич.

***

Мадам Максим разразилась громким возгласом, когда послышался грохот и в ту же секунду сквозь дыру в крыше посыпались обломки черепицы, остатки гнутого флюгера и чугунный фонарь. В одну секунду случилось сразу две вещи. Фонарь, приземлившись на лестничный пролет, со страшным скрежетом металла по мраморным ступеням, покатился вниз. И золотистый кенар выпорхнул из разжавшихся пальцев перепуганной великанши.

— Я только что уверовал, — перекрестился Скорпиус, сцапав кенара, радостно вернувшегося к нему, и выглянув из-за постамента на лестницу.

Птица, которая едва ли не разрушила репутацию английского магического сообщества, обернулась массивным фамильным перстнем и отправилась глубоко в карман.

***

— На счет три!

— На счет три с конца или с начала?

Ветер свистел в ушах, и Доминик с трудом расслышала вопрос, но задуматься и начать отсчет не успела — направленная прямиком в окно спальни метла влетела на лютой скорости внутрь, а ночные всадницы, тут же спрыгнув и переполошив спящих соседок, бросились в кровати. Метла, оставшись без управления, врезалась в комод, толкнула один из ящиков и упала на пол.

Накрывшись одеялом и под ним стянув холодную рубашку, под которой красовалась бежевая майка из бельевого кружева, Доминик прижалась к подушке. Чувствуя, что ее сердце стучит, как у крольчoнка, она приоткрыла глаза и встретила взгляд Рады, накрывшейся одеялом на соседней кровати.

— Девки, спать, — прошипела Доминик сонным соседкам.

— Так тебя же отселили позавчера, — протянула заспанная Роза, привстав на кровати и увидев, что кровать Рады Илич снова занята.

— Спать, ботаниха, — уже прорычала Доминик, нашарив рукой тапок.

Высунув ногу из-под одеяла и с попытавшись нашарить древко метлы, чтоб как-нибудь подтянуть к себе, Доминик лишь с трудом дотронулась до прутьев большим пальцем. Поерзав и полежав еще несколько минут, переглядываясь с Радой так, словно они этого Крама не иначе как обокрали, Доминик рискнула подняться с кровати.

— Думаешь, улетел?

— Надеюсь, — шепнула Доминик, кутаясь в одеяло и подбираясь к окну.

— Да закройте окно, дует!

— Роза, я тебе сейчас втащу.

Опустив руки на подоконник и выглянув из окна, осматриваясь, Доминик завертела головой, и тут же встретила хмурый взгляд легендарного ловца болгарской сборной, который опустился на метле вровень с окном.

Помолчав секунду, хлопая ресницами, Доминик не придумала ничего лучше, чем скинуть одеяло и завизжать так, что в двух соседних башнях попросыпались ученики, а Виктора Крама едва не сдуло звуковой волной.

***

Пока мракоборцы осматривали дыру в потолке, стоя на верхнем ярусе мраморной лестницы, и выяснили, каким образом чугунный фонарь отвалился от самой высокой башни замка и пробил крышу, в гостиной были свои тревожности.

— Я спала, как обычно, — охрипшим голосом рыдала Доминик, кутаясь в плед и сжимая в дрожащих руках стакан воды. — Как вдруг услышала, что мне кто-то дышит в ухо…

Гувернантки, утешавшие напуганную девушку, ахнули в один голос. Профессор МакГонагалл, одетая в клетчатый халат, внимательно слушала, хмурясь.

— Кто-то подглядывал за мной всю ночь, — едва ли не на писк сорвавшись, причитала Доминик. — Я не знаю, кто это был, но это был точно кто-то из болгар…

— Дышал с болгарским акцентом? — поинтересовался директор Харфанг с издевкой.

Доминик сделала театральный судорожный вздох и, набрав побольше воздуха в легкие, снова заревела:

— Еще и издеваются…

— Как выглядел нападавший? — поинтересовался один из мракоборцев.

— Большой и мускулистый, у нас в Хогвартсе таких нет, у нас все дрыщи-и-и-и…

Французы, тоже разбуженные полночными воплями, фыркнули.

— А что смешного? — возмутился переодетый в полосатую пижаму и ночной колпак, чтоб уж точно выглядеть как разбуженный среди ночи, Скорпиус, грозно приблизившись к ним, шаркая пушистыми тапками с покемонами. — А если б она не проснулась и наутро нашли бы ее труп? Это вообще что за хваленая безопасность замка? Да тут маньяк на маньяке!

— Мистер Малфой, — прошипела МакГонагалл.

— А если б она голая спала? — не унимался Скорпиус, тыкая в Доминик рукой.

— Да не дай Боже! — ахнул в ужасе Альбус.

— Мы будем подавать протест!

МакГонагалл, гневно глянув на двух буйных студентов, сквозь зубы прорычала:

— Идите спать.

— Не пойду, мне страшно, может, этот маньяк и за мной будет подглядывать, — пожаловался Скорпиус. — Или за Альбусом, может он совсем уже извращенец. И вообще, мой отец узнает об этом.

МакГонагалл, зашагав переговорить с мадам Максим, вышла из комнаты, и Скорпиус добавил:

— И мой дед узнает об этом, а если мой дед узнает об этом, то пиздой ваш Шармбатон ебаный накроется, так-то, отвечаю.

Доминик продолжала жалобно выть и покачиваться взад-вперед.

— А если сейчас мадам Максим расскажет мракоборцам про канарейку? — содрогнулся Ал, когда они отошли в коридор.

— Не расскажет, — заверил шепотом Скорпиус. — У нее уже нет канарейки.

— Какой канарейки? — прозвучал над ухом вкрадчивый голос.

Скорпиус вытаращил глаза, когда ему на плечо легла тяжелая рука.

— Стоять. — Виктор Крам, сжав его плечо, глянул на стоявшего напротив Альбуса. — Сын Гарри Поттера?

— Д-да, — пролепетал Ал.

— Похож. Иди спать, сын Гарри Поттера.

— Но…

— Спать.

— Маньяк перед нами, Ватсон, все короче, мы тебя разгадали, Ал, пиши моему деду, — верещал Скорпиус, которого куда-то и зачем-то легендарный спортсмен тащил прочь. — Убери руки, это Ив Сен Лоран, эта пижама стоит дороже ремонтакрыши…

Послушно перестав мять шелковую пижаму и потащив пасынка за ухо вниз по лестнице, Крам остановился лишь когда голоса мракоборцев и директоров были едва слышны.

— Какая канарейка?

— Какая канарейка? — моргнул Скорпиус.

— Перестань прикидываться, мадам Максим уже подала жалобу о шпионаже.

— Ябеда. А я что? Я спал, я в пижаме, это не моя канарейка, и вообще у нее нет канарейки, так что пусть отвечает за свои слова, а если она не отвечает, а просто гонит, то она вообще не мужик, так ей и скажи.

— Ты думаешь, я твои фокусы не выучил? — вскинул брови Крам. — Это очень серьезно, ты чуть не подставил свою же школу.

— Нет, ну мне это нравится, — всплеснул руками Скорпиус. — То есть тут какой-то маньяк за нашими девками подглядывает, директорша своему чемпиону готовится слить всю информацию, Харфанг путает чемпионов, а виноват опять я…

— Где ж вас таких, шпионов доморощенных, делают? Что ты, что твоя рыжая девчонка…

— Какая рыжая девчонка?

— Которая там комедию ломает.

— Это не моя девчонка, — рассвирепел Скорпиус, вздернув нос. — У меня вообще нет девчонки, у меня есть Альбус, ты вообще даже не интересуешься чем я живу, но при этом пытаешься строить…

— Какой Альбус? — закатил глаза Крам.

— Вот, теперь ты меня осуждаешь, давай. Давай, лей на меня ведра своей неразбавленной гомофобии, вставь свой гомофобный болт в скважину нашего с Алом счастья, ведь лучше же подглядывать за девушками по ночам, это по-мужски, чем позволить двум однополым сердцам быть вместе, да? Да? И вообще Доминик только по магическим законам совершеннолетняя, а по магловским — ни разу нет, поэтому ты подглядывал за несовершеннолетней, я скажу деду, и ты сядешь на восемь лет в Азкабан, понял? Будешь там за дементорами подглядывать.

— Что ты несешь…

— Пусть мама и закрывает глаза на твою извращенную натуру, но я всегда знал, кто ты на самом деле, всегда знал, что я тебе поперек горла, потому что я тебя насквозь вижу, я вообще маме скажу, что ты всех девок в замке перещупал. И мадам Максим щупал, стремянку поставил рядом с ней и щупал. Так что не надо, Виктор, меня воспитывать, — зашагав прочь, пригрозил Скорпиус. — Ты не имеешь права.

— Да, ты прав, я не имею права, — кивнул Крам, когда Скорпиус уже поднялся на пару ступенек. — Напишу с утра твоему отцу, пусть он с тобой разбирается. И с тобой, и с канарейками.

И услышал, как тапки с покемонами снова зашаркали.

— Ну нормально же общались, что ты начинаешь, — пробубнил Скорпиус, вернувшись. — Ну что?

— Рассказывай, что.

Скорпиус скрестил руки на груди и вздохнул.

***

— Ты рассказал все Краму? — не поверил Альбус.

Остаток ночи выдался таким же бессонным. Скорпиус, стряхнув сигаретный пепел в окно, закивал.

— Я даже не знаю, что сказать, — признался Ал. — И… что он?

— Сказал, что комиссия утром проверит подземелье. Но, уверен, никакого ящика с чудовищем там уже не будет.

— Что у тебя с Крамом?

Вопрос застал Скорпиуса врасплох.

— Что?

— Ты бы не рискнул сказать МакГонагалл, но рассказал ему. И он тебя явно знает, — протянул шепотом Альбус. — Почему?

— Так, он же ко мне подкатывает, а я такой: «Не, я не такой».

— Не верю.

— Почему?

— Во-первых, потому что ты «такой».

Скорпиус цокнул языком.

— Ой все короче.

— А, во-вторых, потому что Крам «не такой», — просто ответил Альбус. — Это очевидно. Пусть он и не афиширует свою личную жизнь, это все равно очевидно.

— Нет более хрупкой вещи, чем гетеросексуальность. Один особенный взгляд одного особенного человека и все, ты уже по самые брови в болоте вражеского лагеря, — пожал плечами Скорпиус. — Это факт.

— Это ни разу не факт. А блажь человека, который настойчиво всем навязывает, что это нормально.

— А разве жить в комфорте со своими желаниями это не нормально?

— Желать кого-то своего пола — нет, потому что это против природы.

— И это мне говорит человек, которого назвали в честь Дамблдора. Гриндевальда на тебя нет, ей-богу, — фыркнул Скорпиус. — Жить в комфорте с желаниями это значит делать то, что хочется не только в том плане, от которого ты сейчас скривился. Жизнь и так слишком дно, чтоб еще и загонять себя в никому не нужные рамки нормальности.

— Прозвучало еще более мерзко.

— И ты снова осуждаешь.

— Речь вообще не о геях, а о Викторе Краме…

— Ты не можешь осуждать Виктора Крама за то, что он гей!

— Виктор Крам — гей? — аж проснулся слизеринец, чья кровать была неподалеку.

— Что? — обернулся Альбус. — Нет, конечно!

— Давайте, давайте, соберите все однополые пары в овраг и залейте бензином, мистер Поттер поднесет к ним факел, — закатил глаза Скорпиус.

Альбус закрыл лицо руками, чувствуя, как Скорпиус снова взрывает ему мозг.

— Да вообще причем здесь геи? Я спрашивал, откуда тебя знает Крам?

Но Скорпиус, кинув в окно окурок, отмахнулся.

— А толку с тобой говорить, если ты каждое предложение, в котором присутствуют двое мужчин или женщин, воспринимаешь как пропаганду гомосексуализма? — холодно ответил Скорпиус, зашагав к кровати.

Ал хмыкнул насмешливо.

— Темный ты человек, Поттер, — покачал головой Скорпиус, обернувшись.

— Да иди спать уже.

— Да иду, иду.

Улегшись в кровать и побормотав еще минут двадцать перед сном злостные комментарии, Скорпиус услышал на соседней кровати размеренное дыхание уснувшего друга. И сам приготовился спокойно уснуть, ведь вряд ли Ал наутро рискнет напоминать ему о Краме, чтоб не нарваться на череду гневных упреков и обвинений. А там и первый тур скоро, вообще не до разговоров будет.

Еще не хватало, чтоб кто-то узнал о родственных связях прославленного спортсмена и Скорпиуса Гипериона Малфоя — будто и без того о нем мало говорят.

========== 8. ==========

Чем ближе семнадцатое ноября, тем беспокойнее становилось в замке. В преддверии первого испытания студенты строили самые разные теории относительно того, с чем же столкнутся чемпионы — теории, надо сказать, нагнетали ужаса куда больше, чем просто томительное ожидание.

Доминик ходила темнее тучи, видимо, поддавшись всеобщему волнению, резко позабыла все, чему училась в Хогвартсе. Даже учитывая, что Кубок Огня выбрал ее чемпионом совершенно заслуженно, что бы там иногда ни болтала Роза — Доминик хоть и не утруждала себя зубрежкой и могла частенько позабыть делать домашнее задание, но была из всего курса единственной, кто год назад сумел вызвать подобие Патронуса, да и вообще с Защитой от Темных Искусств проблем когтевранка не имела, было тревожно.

Скорпиус, что было ему совсем не свойственно, внезапно взял на себя ответственность и принялся готовиться к испытанию, с таким усердием, словно это ему предстояло столкнуться с неизвестным чудищем.

— Давай рассуждать логически, — протянул он, листая толстый справочник магических тварей. — Тот торговец перевез это существо через границу, взял огромные деньги за риски. Торговец точно был британцем — акцента не было, даже не пытался говорить по-французски, фамилия Моран.

— Это вообще ничего не дает, — парировала Доминик, сидя на кровати рядом. — Допустим, он британец. Какая разница?

— А такая, — перелистнув страницу, сказал Скорпиус. — Нанимать британца, чтоб он привез чудовище, притом, что британец мог пригрозить министерством, мол, Хогвартс обманывать надумал, очень рискованно. Почему она наняла британца?

Доминик развела руками.

— Черт его знает. Может, только он мог это провезти через границу.

— Один он? Во всем мире?

— Ну может это чудовище обитает в Британии где-то и больше нигде.

— О. Десять очков Когтеврану, — кивнул Скорпиус. — Я вчера об этом тоже подумал. Вот и ищу в справочнике что-то, обитающее только на Британских островах, хищное и громоздкое.

— И?

— Пока глухо.

Как оказалось, найти место, чтоб переговорить с Доминик наедине — та еще проблема. Словно предчувствуя сговор (которого фактически не было) гувернер мсье Жавер то и дело расхаживал у спальни парней. Башню девушек сторожила цербером мадам Шанталь и десяток ее коллег. После ночного приключения с «подглядывающим маньяком» и сцапанной канарейкой администрация Шармбатона, казалось, следила за каждым шагом гостей.

У подоконника покоилась метла Доминик — вот уж только так можно было преодолеть расстояние между двумя башнями и не попасться в засаду гувернеров. Неизвестно почему взгляд на метлу заставил Доминик вспомнить об Альбусе — тот квиддич на дух не переносил.

— А где Ал?

Скорпиус отпил немного миндального молока из чашки и нахмурился.

— Второй день его не вижу. Он даже в комнату возвращается поздно.

— Может, у него кто-то появился?

— У Ала? Думаешь, кто-то польстился на его титановые доспехи непорочности?

Доминик гаденько хихикнула.

— В последний раз я видела его в библиотеке с мелкими шармбатонцами…

Скорпиус тут же вытаращил глаза.

— А ну пойдем, глянем на этого чтеца.

Выскользнув из комнаты и чудом не нарвавшись на гувернера, уже отчитывавшего слизеринца за помятый внешний вид и спортивные штаны под мантией, Скорпиус потянул Доминик в арочный проход к винтовой лестнице.

***

— Все очень просто, общий коэффициент — пять к трем. Поясняю: на каждые три галлеона вашей ставки вы получаете чистых пять галлеонов прибыли, если ставка выигрывает. Я не говорю по-французски, но вы же меня понимаете, да? Вот схема ставок, там прогнозы, — развернув перед толпой шармбатонцев пергамент с расчетами, произнес Альбус.

Шармбатонцы закивали.

— Всего по три галлеона ставка, и есть шанс выиграть пять. Если ставите шесть галлеонов, чистыми — десять, и так далее. Это хорошая ставка, — продолжил Альбус, которому уже протягивали монеты. — Если по прогнозам, советую ставить на Раду Илич, она мощный дуэлист и темный маг, разобьет француза и рыжую легко. Да, все правильно, начальная ставка — три галлеона. Можно сиклями, но без сдачи…

И как раз сгреб в сумку первую стопку золотых монет, как вздрогнул, услышав у уха чье-то напевание мелодии из «Крестного отца».

— Ни слова, — отодвинув от себя Скорпиуса, проскрипел Альбус.

Но Скорпиус, выдвинув перед собой стул, уселся напротив. Светло-карие глаза искрились насмешкой.

— Ты же сын мракоборца, где твое благоразумие?

— Ты же сын Пожирателя смерти, где твоя чертова Черная Метка?

Скорпиус вскинул бровь.

— В тюрьме так отшучиваться будешь, когда тебя закроют за мошенничество, и чьи-то лапищи будут мылить тебе спину в общем душе, — фыркнул он. — Да сиди уже, букмекер.

— Ты зачем пришел? — поинтересовался Альбус.

— Чтоб тебе стало стыдно. Посмотри мне в глаза, Ал, и узри в них осуждение. Давай, считай деньги, а я буду неодобрительно цокать языком и качать головой.

И действительно. После пяти минут слушания этих вот цоканий, Ал едва ли не пинками выставил за дверь библиотеки друга, да еще и пожаловался библиотекарю, что тот пытался приклеить в древний фолиант жвачку, и вернулся за стол.

Школьники куда-то разошлись. Неужели Скорпиус припугнул их своим цоканьем?

— Ты что, поставил на меня? — раздался низкий голос из-за книжной полки.

Ал, обернувшись, вдруг понял, кто распугал его юных клиентов. Рада Илич, сжимая в руке несколько книг, ногой выдвинула скрипнувший стул и села за стол.

Глядя в ее суровое и лицо: резкие черты лица, рассеченная бровь, кривившиеся в негодовании губы, Ал отсел подальше.

— Нет, я на тебя не ставил.

— Я слышала.

— Это они на тебя поставили, в основном.

— Потому что ты сказал. Высокая вероятность, мощный дуэлист…

Ал закатил глаза.

— Высокая вероятность того, что выиграет француз, сама понимаешь почему. А я сказал ставить на тебя, чтоб их ставки проиграли. Ничего личного.

Рада холодно на него взглянула.

— Это же дети. Сколько им? Двенадцать?

— Я в двенадцать не был идиотом. Быть идиотом — свободный личный выбор каждого. Не надо меня учить.

— А если я тебя сдам?

— Да вперед, — усмехнулся Альбус. — Нормальное потом будет отношение к чемпиону Дурмстранга, которая мало того что заняла чужое место на Турнире, так еще и клевещет на сына Гарри Поттера?

Подхватив книги и встав из-за стола, Рада одернула свободной рукой край своей алой рубахи и повернулась к выходу.

— Эй, — с каплей стыда окликнул Альбус. — Я так-то за тебя топлю. На минуточку.

Но та, махнув рукой, ушла восвояси. И к лучшему — распугала своим грозным видом потенциальных любителей тотализатора.

***

Семнадцатое ноября подкралось внезапно, несмотря на то, что его все ждали. Странное дело, но ранним утром, когда гувернантка потрепала по голому плечу Доминик Марион Уизли и сказала приводить себя в порядок, соседки повскакивали сами с кроватей, наблюдая за тем, как рыжеволосую красавицу словно забирают на трибунал.

— Плана нет, идей нет, стратегии нет, надежды нет, нам пиздец, — нагнетал Скорпиус за завтраком, щедро подливая себе в кофе коньяк.

Наверное, впервые Ал заметил, чтоб друг так волновался. И волновался за кого-либо.

Завтрак тянулся бесконечно долго, а по окончанию многие блюда остались почти не тронутыми. В пятничное утро было не до набивания живота горячими круассанами.

Когда же наконец гувернеры повели своих подопечных в подземелья, лабиринты которых находились глубоко под замком, всеобщий гам не стихал. Его было слышно даже чемпионам, сидевшим в круглой холодной комнате, уставленной трофеями: кубками, медалями, грамотами в серебряных рамках и статуэтками. Доминик, одетая в темно-зеленую одежду с нашивкой Хогвартса, вяло ковыряла виноград на блюде и наблюдала за соперниками.

Ближе всех к ней стоял шармбатонец, имя которого она позабыла и не имела никакого желания вспоминать. Смуглый и с шапкой темных кудрявых волос, одетый в нежно-голубые цвета Шармбатона: человека, которому бы более не шла эта гамма отыскать крайне сложно. Француз расхаживал по комнате, рассматривая трофеи. То ли шармбатонцев в эту комнату не пускали, то ли он просто не знал, чем себя занять.

Рада сидела на краю стула у двери. Каштановые волосы, стянутые в тугую косу, мышцы обтягивала багряная форма, а широкие плечи то и дело подрагивали — интересно, сама Рада видела Доминик такой же напряженной?

Они втроем просидели в комнате с накрытым легким завтраком столом не менее часа, пока не послышался шум болельщиков, а к ним, наконец, не вошли судьи.

— А вот и наша фантастическая тройка! — ликовала мадам Максим, раскинув руки и едва не сбив полку. — Как настрой?

— Огонь, — сухо протянула Доминик, встав со стула. — Запускайте монстров, щас будет мясо.

К несчастью, ее кроме Виктора Крама никто не услышал. На всякий случай отодвинувшись от него, Доминик встала около МакГонагалл — рядом со своим директором как-то спокойнее. Француз думал так же, юркнув под крыло великанши, а Рада же замерла между Крамом и дамой из департамента международного магического сотрудничества, которая держала за руку своего маленького сына, грызшего медовое печенье.

— Ваша задача в первом туре, — заговорил Крам, оглядев чемпионов. — Завладеть ключом. Как именно — остается за вами, однако использование Манящих Чар уничтожит ключ. Стартуете все вместе. Вопросы?

Никакого сомнения в том, что после карьеры легендарного спортсмена Виктор Крам посвятил некоторое время силовым структурам Болгарии, не было — он говорил четко, бесцветным тоном, без лишних подробностей. А потому вопросы были у всех.

— Что открывает ключ? — поинтересовался француз.

— Путь к следующим испытаниям. Да, вы, — переводя взгляд на уже знакомое лицо рыжей «охотницы от бога», сказал Крам.

— Что будет мешать получить ключ? — спросила Доминик.

Крам открыл было рот, но его прервала мадам Максим.

— Вы столкнетесь с тем, что потребует от вас силы как магической, так и моральной. Не потеряйте голову и берегите себя.

Доминик коротко переглянулась с МакГонагалл и поймала ее тревожный взгляд. Когда судьи, оставив после себя вопросов больше, чем ответов, вышли из комнаты, на плечо Доминик легла ладонь.

— Короче, что бы там ни было, топим француза, пусть тварь его жрет, а сами добываем ключи. Потом сочтемся, — шепнула Рада Илич.

Доминик, не сводя коварного взгляда с шармбатонца, медленно кивнула. Прав был Скорпиус, дружить против кого-то всегда неплохо.

Пока француз недоумевал, но уже с недоверием смотрел на косящихся в его сторону девушек, шум вдруг затих, а все свечи в комнате вмиг потухли.

Кажется, началось.

***

Подземелье представляло собой широкий коридор, похожий на проход к тронному залу, по обе стороны от которых располагались полные зрителей трибуны. Было темно, лишь несколько факелов по всей длине коридора, но это не помешало Доминик среди сотни зрителей отыскать светловолосого Скорпиуса на верхнем ярусе трибун.

Скорпиус тоже смотрел на нее, одними губами отчетливо прошептав что-то вроде: « Я в тебя верю».

— Ей пиздец, Ал, — после немой поддержки, признал Скорпиус, достав из сумки флягу.

Стоя минуту на одной линии с двумя чемпионами, Доминик слышала, как стучит ее собственное сердце, когда она, сжав палочку, с трудом разглядела вдали каменный грот, закрытый плотной стеной, словно новой. И первой ступила вперед, перешагнув золотую линию.

В ту же секунду стена, закрывающая грот, растаяла, словно мираж, и выводок крупных неказистых уродов ринулся на чемпионов. Приземистые тела, покрытые густой коричневой шерстью, с пятью подвернутыми лапами, мутными глазами и огромной слюнявой пастью, из которой виднелось пять рядов мелких острых зубов. От увиденного Доминик чувствовала, как на макушке дыбом встают волосы — чудища неслись с необычайной скоростью, несмотря на подвернутые лапы, царапали пол когтями и больше всего напоминали издававших то ли рык, то ли хрюканье пауков.

— Дрирские пятиноги, вот это да! Вот это испытание! — с каким-то глупым восторгом вещал комментатор на французском. — Чрезвычайно опасные хищники прямиком из Шотландии! Побороть таких и не лишиться конечностей — дорогого стоит!

Доминик попятилась назад, заслушавшись комментатора и тяжело дыша. Тварей было шесть, они все бежали на троицу чемпионов, широко распахнутые пасти напоминали жуткие улыбки.

Если до этого момента Доминик Уизли думала, что позабыла все заклинания, то увидев пятиногов, поняла, что забыла свое имя и что она вообще здесь делает. Но инстинкты, на удивление, взяли свое: увидев боковым зрением, как мелькнул слева от нее красный луч обезоруживающего заклинания, Доминик сжала ускользавшую из рук палочку крепче и рявкнула:

— Протего! — И круто повернулась в сторону нападавшего.

Рада Илич, сжимая волшебный посох, метнула обезоруживающее заклинание теперь уже в Шармбатонца, и его палочка тут же полетела в ее руки. Вытаращив глаза, Доминик задохнулась негодованием и излилась таким возмущением, что сидевшие на трибунах гувернантки принялись затыкать уши первокурсникам. Но это было еще ничто по сравнению с той тирадой, которой разразился Скорпиус Малфой.

— Казните ебаную сучку! — размахивая флягой, орал он, отталкивая всех, кто пытался его держать. — Шимпанзе, блядь, с палкой, машет она дрючком своим, мразота!

Стратегию Рады Илич можно было назвать нечестной, но правильной: не зная, с чем предстоит столкнуться, она намеревалась просто-напросто помешать соперникам. Годно, ничего не сказать. Скорпиус бы на ее месте поступил бы точно так же, так что пусть орет что хочет, там, на трибунах.

Позабыв и страх, и отвращение к пятиногам, и то, что с Радой Илич они в разных весовых категориях, Доминик, не помня себя, бросилась к болгарской чемпионке и изо всех сил треснула ее кулаком в лицо.

Трибуны взревели в одобрении.

— Я тебе помогала, — рычала Доминик, намотав ее длинную косу на руку. — Я тебе рассказала все, что знала, а ты за моей спиной…

— Женская дружба, — протянул на трибунах Альбус, глядя на то, как Рада Илич, подмяв под себя тонкую фигуру Доминик, прижала ее посохом к полу.

— Девки, окститесь! — вдруг завопил кто-то позади.

— Неспортивное поведение! — орал комментатор. — Наши леди выясняют отношения между собой, а Стефан Каррель уже вовсю борется за свой ключ!

Вмиг вспомнив про ключ и пятиногов, которые были совсем рядом, Доминик, пользуясь тем, что Рада французского не знала и комментарий не поняла, что есть силы ногой оттолкнула соперницу от себя, прямо в двух подбиравшихся к ним чудовищ.

Рада, вот уж боец из Дурмстранга (не зря даже сексист Харфанг, жестко усмехнулся в свою жесткую бороду), даже не вскрикнула и, закрывшись от десятка когтистых лап посохом, ударила им вдруг по полу. Каменный пол вдруг раскалился и вспыхнул, подобно углям, и пятиноги бросились врассыпную, видимо обожгли свои массивные конечности. Защитившись и отогнав от себя этих двух монстров, Рада совершила роковую ошибку: Доминик увидела, что к лапам обоих монстров было привязано по ключу.

За третий ключ вовсю воевал Стефан Каррель, пытаясь ввести нужного пятинога в какое-то подобие транса, а трое тех чудищ, которые были без ключей, уже окружили Доминик и, подобно слюнявым паукам, приближались, толкая друг друга и явно ожидая разорвать ее на клочки.

Оттолкнув от себя всех троих самым простым заклинанием, которое смогла вспомнить, Доминик слушала визг тварей, шум трибун и вспышки проклятий, которыми Рада Илич сыпала в одного из пятиногов, уже пятившегося от нее в темноту.

Кто-нибудь рано или поздно использует «Акцио», и уничтожит ключи, разве что француз хорошо подготовлен (не удивительно): кажется, пятиног, полу-усыплённый трансом, даже начал всхрапывать и закатывать глаза.

Доминик снова отшвырнула пятиногов чарами, как один из них, отлетев в сторону Рады, сбил ее с ног. Та, рухнув на пол, в сию же секунду оказалась в ловушке: один из тварей, сцапав лапой ее косу, потащил в сторону темного грота, а еще один попытался запрыгнуть сверху, но оказался отброшен в сторону ногой.

— Забей на нее, добудь ключ! — надрывался до хрипоты Скорпиус, перекрикивая и комментатора, и пятиногов, и зрителей.

Но Доминик, только попытавшись запустить заклинание в того, что тянул Раду за волосы, вдруг отпрыгнула. Рада, зацепив низкие каблуки сапог за зазубрину между каменными плитами, рукой вцепилась в коричневую шерсть, подтянула пятинога на себя и вонзила тупой край своего посоха прямо в раскрывшуюся над ее лицом слюнявую пасть.

Болгарская часть трибуны разразилась громом мужских возгласов — о чудо, в один миг Рада Илич превратилась из жертвы коллективного буллинга в звезду своей делегации, а комментатор проревел:

— И она сделала это! Она сделала это! Рада Илич добыла ключ!

Чемпион Шармбатона аж обернулся, отчего зверь, которого он пытался гипнотизировать, приоткрыл глаза и треснул его лапой. А Рада, стащив с лапы поверженного пятинога серебряный ключ, побежала за золотую линию под аплодисменты болгар.

И не только болгар.

— Ал, что это было? — холодно проскрипел Скорпиус, когда Альбус, не сдержавшись, тоже вскинул кулак.

Ал смущенно опустил руку, вдруг поняв, что денег не выйдет: все ставили на Раду Илич по его же совету.

— Херасе северная дева, — протянул Альбус, глядя на то, как потрепанная дева, залитая кровью пятинога, сжимает в одной руке посох, а в другой — трофейный ключ. — Вот тебе и тихоня, жертва сексизма.

Далее события разворачивались не так эпично — без крови и разъяренных северных дев.

Вторым ключ добыл шармбатонец, сумев ввести пятинога в транс и стащив с него ключ прежде чем со спины его настигли еще двое чудищ. А спустя менее чем полминуты, с ключом за золотую линию юркнула и Доминик умудрившись отвлечь всех прочих пятиногов летучими мышами, свора которых вылетела из ее палочки посредством Летучемышиного сглаза, и стянуть с ноги одного из уродцев последний ключ.

Трибуны взорвались аплодисментами и топотом.

Вернувшись в холодную круглую комнату лишь на мгновение, чтоб выпить воды (с каплей бренди, спасибо понимающему полненькому гувернеру четверокурсников-шармбатонцев), чемпионы, не смотря друг на друга, выдохнули. Прижав теплое влажное полотенце, пахнувшее лавандой, к пылающему лицу, Доминик только сейчас поняла, что у нее дрожат ноги. На мгновение подумав, что не помнит, куда положила ключ, она в панике пошарила по карманам, и, нащупав заветный ключик, выдохнула. Но тут же с удивлением и легкой паникой обнаружила, что ее правый рукав пропитан кровью, а задрав его, увидела, что на предплечье красовался большой укус, кожа вокруг которого посинела.

Наскоро замотав руку полотенцем, Доминик, снова вышла из комнаты, когда судьи были готовы огласить результаты.

— Просто блестяще, мисс Уизли, просто блестяще, — шепнула ей бледная профессор МакГонагалл, которая сидела на трибуне ближе всех к ней. — О Господи, ваша рука…

— Ничего, у меня есть еще одна, профессор.

Пятиногов загнали обратно в грот, что не могло не радовать, но приближаться к золотой линии не рисковал никто — неподалеку от нее красовалось еще пятно крови. Комментатор жестом указал чемпионам выйти в центр, и трибуны снова взорвались торжественным рокотом.

— Рада Илич первой сладила с пятиногами и добыла ключ! — объявил комментатор и перевел всеобщее внимание на судей. — Прошу судей оценить чемпиона Дурмстранга по десятибалльной шкале.

Серебристая лента, вылетевшая из палочки мадам Максим, вычертила в воздухе сияющую шестерку.

Рада Илич взглянула на великаншу так, словно желала сделать с ней то же, что и с пятиногом.

Следующей голосовала МакГонагалл и оценила девушку в семь баллов. Трибуны захлопали.

Тодор Харфанг ощедрил ученицу десяткой — болгары взорвались в овациях.

Эвелин Руссо из департамента международного магического сотрудничества внезапно влепила Раде четверку, а Виктор Крам, оценивавший последним, завершил все твердой восьмеркой.

Комментатор, получив пояснения к баллам, воскликнул:

— Рада Илич первой поборола дрирских пятиногов, бесстрашно бросившись в бой и показав всем нам свою северную выдержку, однако нанесла пятиногу серьезные травмы, что не помешало ей набрать ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ БАЛЛОВ!

Трибуны снова захлопали, но Рада стояла, с рассеченной бровью и каменным лицом, понимая, что ее первенство под большим знаком вопроса.

Альбус Северус Поттер тоже это понимал, а потому приободрился — не все было потеряно со ставками.

— СОРОК ЧЕТЫРЕ БАЛЛА получает в итоге Стефан Каррель! — в это время объявил комментатор, и шармбатонцы возликовали. — За слаженную работу, невозмутимость и спокойствие!

Самой низкую оценку шармбатонцу поставил Харфанг — шестерку, видимо, зрелищности дурмстрангскому директору не хватило.

— Тихо, момент истины, — прошипел Скорпиус, заставив умолкнуть всех в радиусе трех метров.

— Доминик Уизли добыла ключ последней, мастерски и изящно исполнила хитрый отвлекающий маневр Летучемышиного сглаза, но получила травму. Пожалуйста, дорогие судьи, каких оценок заслуживает чемпион Хогвартса!

— Только поставьте ниже восьмерки, мой отец узнает об этом, — пыхтел кто-то (кто же, интересно?) на трибунах.

Мадам Максим, словно издеваясь, одарила Доминик шестеркой.

— Сука ебаная, — прошипел Скорпиус, вздернув нос.

— Должно быть, снимут баллы за то, что она полезла с Радой в драку, — сокрушался Ал.

МакГонагалл оценила Доминик девяткой, а Харфанг следом выпустил из своей палочки шестерку. Мадам из министерства поставила пятерку.

— ТЫ КТО БЛЯДЬ ВООБЩЕ ТАКАЯ?!

— Скорпиус, — шикнул Ал на него, попытавшись усадить на место.

— Судьи куплены! — шипел Малфой. — Все пидорасы. Ты понял, да? У нее сейчас двадцать шесть баллов, она не перегонит Раду, если только, что очень вряд ли…

Виктор Крам поставил Доминик десятку.

— ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ БАЛЛОВ получает Доминик Уизли!!!

Должно быть, каждый на трибунах Дурмстранга и Хогвартса занимался арифметикой, усиленно считая, и вдруг болельщики Доминик вскочили на ноги, крича от радости так, как не кричали бы за первое место.

— Все пидорасы, а Крам молодец! — колотя себя в грудь, надрывался Скорпиус. — На балл, на балл обогнали дикую сучку! Укатали в сухую!

— Таким образом, дамы и господа, на данном этапе первенство за Стефаном Каррелем, Шармбатон!

Но как бы не ликовали шармбатонцы, их радость не шла ни в какое сравнение с трибуной Хогвартса.

— Второе место — Доминик Уизли! Хогвартс!

— Мистер Малфой, уберите шампанское! Мистер Малфой… Мистер Малфой, не с горла… МИНУС ПЯТЬДЕСЯТ ОЧКОВ ГРИФФИНДОРУ!

— Я богат, Господи-Иисусе, я богат, — утирал под очками слезы Альбус, подсчитывая, сколько он выиграл от своего тотализатора.

— Третье место — Рада Илич! Дурмстранг!

Рада стояла, не шелохнувшись. На лице Доминик тоже улыбки не было.

— Отлично, друзья, отлично! До второго тура есть время отдохнуть и подготовиться, а потому, всем удачи и хорошего настроя! — прощался комментатор, когда болельщики кинулись поздравлять чемпионов.

— Ты была огонь, — крепко обняв слепо глядящую на Раду Илич Доминик, ликовал Скорпиус. — На один балл! На один балл урвать у сучки победу! Рвать жопу, первой добыть ключ, и занять последнее место! Видит Бог, это за ее подлый поступок в начале! Ал! Ал, иди сюда! Иди сюда, Дон Корлеоне, подождет твой тотализатор!

Доминик, рассеянно отпрянув и от Скорпиуса, и от медиков, которые уже тащили ее в больничное крыло, смотрела отрешенно, как уходят из подземелий судьи.

— Я не согласна…

— … так будет с каждым… На балл, на, сука, ОДИН БАЛЛ! Что говоришь?

— Я не выступила на десятку, — пытаясь, чтоб ее голос звучал громче, прохрипела Доминик. — Почему он поставил мне десять…

— Потому что он мужик, — восхищался Скорпиус. — Да что с тобой?

— Рада была лучше.

Поняв, что его леди сейчас снова начнет защищать права оскорбленных женщин, похожих на мужчин, Скорпиус посерьезнел.

— Она пыталась разоружить тебя в самом начале! За спиной! Доминик, ты о чем вообще говоришь?

— Крам поставил мне десятку, — парировала Доминик, таща Скорпиуса через толпу болельщиков. — Я добыла ключ третьей и еще и Раду ударила. А он поставил мне десять. Это нечестно.

— Радуйся и помалкивай, почему ты делаешь проблему из ничего?

Доминик резко обернулась, отчего ее взлохмаченные рыжие волосы взметнулись.

— Ты не понимаешь, да?

Скорпиус честно покачал головой. Доминик, закатив глаза, выпустила его руку и невесело двинула за медиками.

— Женщины, — протянул Скорпиус, цокнув языком. — Почему вы сложные?

========== 9. ==========

Несмотря на то, что всеобщее ликование и атмосфера праздника по окончанию первого тура растянулась на несколько дней, сами чемпионы от торжества явно устали. Более того, выглядела троица так, словно первым заданием Турнира Трех волшебников было захватить вражескую крепость: всклокоченные, сонные, побитые — праздник вертелся вокруг трех уже уставших от всей суеты семикурсников.

Синяки и следы схватки с пятиногами появились даже у француза, который в целом прошел испытание тихо, мирно, без сучка и задоринки — не иначе как фингал под глазом ему оставила или одна из лап монстров, или кулак кого-то из делегации Дурмстранга. На лице Рады Илич тоже красовались следы испытания — левая часть лица была багровой, отекшей и представляла собой наглядное пособие акта возмездия со стороны Доминик Марион Уизли.

Сама же Доминик отделалась ссадинами и раной на руке. Но если предплечье надежно скрывал рукав рубашки, то со ссадинами на щеках и лбу было сложнее.

— Это пиздец, — едва не рыдала Доминик, когда под пятым слоем пудры все равно виднелась бугристая корочка заживающих царапин. — Будто прыщи наждаком затирала.

Благо была среди ее соседок когтевранка Тэми Фоссет, которая мастерски умела обращаться с косметикой и имела в чемодане целый арсенал декоративных средств.

— Главное, не три лицо руками, — наставляла она, в последний раз припудрив Доминик лицо и подчеркнув румянами скулы.

И именно в после этих слов сокурсницы у Доминик резко зачесались лоб, нос и уши. В том ее беда, что лишний изъян на своем кукольном личике воспринимался не иначе как преступлением против человечества.

— Ну что? — в очередной раз взъелась она, поймав взгляды соседок.

Те тут же отвернулись и занялись поспешными сборами на завтрак, пока мадам Шанталь не прибежала с инспекцией. Чувствуя, как внутри нее разбушевался параноик, Доминик снова повернулась к зеркалу и принялась собирать волосы в хвост (гувернантка считала аккуратно подколотые волосы обязательным атрибутом), и снова поймала взгляды.

— Девки, в чем дело?

Соседки переглянулись, окончательно убедив Доминик в каком-то заговоре против нее. Но Роза, видимо, самая храбрая, а может самая злорадная, неловко протянула ей свежий номер «Ведьминого Пирога».

Нахмурившись заранее, Доминик развернула журнал, уже мятый, видимо, его передавали из рук в руки, и к своему ужасу, наткнулась на первой же полосе на фото трех чемпионов.

Турнир Трех Волшебников, объявленный после стольких лет перерыва и десятков переносов на более благоприятные времена, стартовал в ноябре, однако интриги, которыми окутано состязание этого года, начались задолго до того, как лучшие из лучших учеников Хогвартса бросили свои имена в Кубок Огня.

По какому принципу дирекция Хогвартса отбирала «лучших из лучших», остается догадываться. Стоит лишь упомянуть, что в списки привилегированных талантов, представляющих нашу страну, моментально попали звезд с неба не хватающие внук министра магии и дама сердца этого самого внука. Какое же поразительное совпадение, не правда ли, мои дорогие читатели?

— Там все куплено, — поделился со мной этой «неочевидной» тайной анонимный источник, не доверять которому нет причин. — Изживающая себя аристократия теряет власть над простым людом, люди понимают, что живут в д***, как иначе поднять рейтинг действующего министра, как не продвинуть в очередной раз своего внука и его подружку на международном соревновании? При Фадже не было такой откровенной нечестной игры…

Но даже если опустить тот факт, что Скорпиус Малфой был внезапно поднят до высот лучшего ученика, то ситуация с Доминик Уизли гораздо более глубокая и сложная. В том, что эта прелестная красавица была избрана в итоге чемпионом, таится нечто большее, чем возможности и родственные связи ее молодого человека.

Открыв мне сердце во время интервью, мисс Уизли не сдерживала слёз: боль от утраты брата-близнеца, завистливые взгляды некогда подруг, опасение смертельных опасностей, которые поджидают впереди — стало ясно, что за непроницаемой маской надменной валькирии скрывается ранимая хризантема.

Надо ли говорить, что потеряв брата, с которым была связана близкими отношениями, мисс Уизли всеми силами искала поддержку и утешение, и, наконец, отсеяв десяток недостойных в качестве жилетки для плача, остановила свой выбор на внуке министра магии.

— Скорпиус оказался рядом в нужный момент. Он закрыл зияющую дыру боли и одиночества в моем сердце, — сообщила мне Доминик, когда мы разговорились. — Мы счастливы.

Не буду углубляться в детали этих высоких отношений и говорить, какие еще дыры закрыл Скорпиус Малфой в своей безутешной зазнобе, скажу лишь, что свидетелей тому было много.

— Они вообще не стыдятся ничего, — рассказывает одна из членов делегации Хогвартса. — Противно смотреть бывает на них.

Раскованность мисс Уизли не могла не подметить и опытный педагог Шармбатона, которая была в шоке от того, что юная леди может позволять себе такое.

— Я служу гувернанткой двадцать шесть лет и повидала много девушек, но такой педагогической запущенности, такого морального разложения и вопиющего хамства еще не видела. Для мадемуазель Уизли нормально красоваться в неподобающем виде, лазать по ночам в мужскую башню, и это я еще не говорю о том, что ею каждый совет воспринимается в штыки. Подобная распущенность и вседозволенность недопустима, тем более для молодой девушки — не сомневаюсь, что с такими похождениями эта особа рано или поздно познает раннюю беременность…

Не став дочитывать, Доминик сжала журнал. Соседки снова глянули на нее с опаской, явно боясь, что этот журнал сейчас полетит в кого-то из них. Неловкая пауза явно затянулась — статью читали все.

— Нет, ну было же, чего дуть губы, — не выдержала Роза Уизли, цокнув языком.

Доминик подняла на нее непроницаемый взгляд.

— Ты про карету рассказала репортерше?

Роза закатила глаза и что-то хмыкнула.

Медленно поднявшись с пуфа и приблизившись вплотную, чтоб разглядеть на лице кузины каждую веснушку, Доминик без тени эмоции запустила руку в ее кудрявые волосы и, сжав в кулак, ударила Розу лбом о зеркало. Та сдавленно вскрикнула, зеркало раскололось, и крупный осколок упал на ковер, а Доминик, не моргнув, разжала пальцы, выпустив волосы Розы.

— Девушки, надеюсь, вы уже готовы к завтраку, — раздался из-за двери участливый голос гувернантки. — Двадцать минут с лихвой хватило бы даже на прием пищи, хватит прихорашиваться… Господи Всевышний!

Увидев разбитое зеркало, Розу с ссадиной на лбу, и самую скандальную девушку за всю историю Академии Шармбатон, сжимавшую в пальцах клочья рыжих волос, мадам Шанталь ахнула.

Доминик, хищником глядя ей в глаза, с трудом заставила себя непринужденно улыбнуться.

— Мы готовы, мадам. Девки, жрать.

— Вы что здесь устроили, милочка?! Вы… вы избили одноклассницу! Нет, ну это ни в какие рамки, — наконец, справилась с немым возмущением гувернантка. — За двадцать шесть лет службы гувернанткой…

— За двадцать шесть лет службы гувернанткой вы, вероятно, вконец пропарили остатки мозга под этим дурацким чепчиком, — прорычала Доминик и, сунув мадам Шанталь свернутый в трубочку журнал, вылетела из покоев.

***

— Так… ты не беременна?

— Великолепное приветствие, Альбус, — проскрипела Доминик, широко шагая в трапезную. — Там про беременность была одна строчка…

— Эм… — протянул Ал. — На каком, говоришь, моменте, ты забросила читать?

Доминик закрыла лицо руками, а Ал лишь улыбнулся и поправил очки.

— Да успокойся, все свои, и все знают, что ты немного… Scortum habilis.

— Чего-чего?

— Блудница умелая.

Доминик, мощно зарядив Алу по спине, поспешила вперед.

— Стой-стой, — усмехаясь, позвал Ал, перехватив ее за руку. — Стой. Ладно тебе. «Ведьмин Пирог» — это же дамское проходное чтиво, а не истина в последней инстанции.

— Давно ты читаешь дамское проходное чтиво?

Альбус скривился.

— Ты думаешь, я согласен платить подписку в два галлеона, чтоб выписывать ежемесячно дичь с рецептами кексов и бредовыми сплетнями? — до глубины души возмутился он. — Поэтому и говорю, успокойся. Мало кто всерьез воспринимает статьи из «Пирога». А уж статьи, написанные Ритой Скитер! Это же каким нужно быть дебилом, чтоб всерьез воспринять эту писанину?

И тут же глаза Ала расширились.

— Только честно, — ледяным тоном произнес Скорпиус, придвинув к Доминик тарелку. — В глаза и только правду.

— Да не беременна я! — гаркнула Доминик так, что к ним обернулся весь стол.

Скорпиус недовольно шикнул, не желая привлекать еще больше внимания.

— Точно? — сквозь зубы прошипел он.

Доминик, скрипя зубами, с остервенением отшвырнула от себя салфетку.

— Это все, что ты можешь мне сказать?

Скорпиус, медленно отпив кофе из крохотной чашечки, задумчиво кивнул.

— Ну… да.

— Ты понимаешь, что пиздец? — треснув его по лбу очередным свернутым журналом, проговорила Доминик. — Меня опозорили на всю страну!

— Стать родителями в семнадцать — вот это пиздец, — возразил Скорпиус преспокойно. — А этастатейка… пф, ничто.

Не притронувшись к завтраку и встав из-за стола, Доминик унеслась прочь, поправляя сумку на плече. Скорпиус, глядя ей вслед, приподнял бровь.

— Что я опять сделал не так?

— Если ты хотел ущемить ее еще больше, то ты все сделал так, — пожал плечами Ал.

— Не понял.

— Слушай, я в ваши отношения не лезу, мне плевать, если честно.

И принялся было за еду, но под тяжелым взглядом Скорпиуса и ложки ко рту не поднести. Ал по обыкновению закатил глаза.

— Ты эгоист.

— Я эгоист? — опешил Скорпиус. — Я-я-я?

— Угу.

— Поясни-ка.

Альбус, опустив чашку на скатерть, вздохнул.

— Она делает проблемы из ничего, — ворчал Скорпиус. — Опять. Это же статья Риты Скитер… если Рита Скитер кого-то поливает грязью, то сомнений быть не может в том, что это по сути чистейший человек.

— Это ты знаешь, и это я знаю, — протянул Альбус. — Мы знаем. Она писала о наших родителях не раз, и это были омерзительные вещи в большинстве своем.

— Ну!

— А для Доминик это в новинку. Первая статья и такая. Ты должен был как-то поддержать ее, сказать, что всем наплевать, что Рита Скитер живет скандалами, да что угодно, но ты, видимо, наконец-то задумался о последствиях незащищенного секса в карете Шармбатона, чем о том, что нужно помочь Доминик справиться с телегой вылитого на нее дерьма.

Скорпиус цокнул языком, видимо, посчитав это слишком сложным приемом.

— Говорить о чувствах — для слабаков, — произнес он. — Или для тех, кому на самом деле плевать. Не правильнее ли действовать?

— Действовать?

— Ну, — протянул Скорпиус, снова пробежавшись взглядом по статейке и оглядев трапезную. — Например, можно найти тех, кто дал Рите интервью и сломать им лица. Хотя, одной, видимо, уже сломали, да, Роза?

Роза, ковыряя ложкой в овсянке, взглянула на него хмуро и безрадостно.

— Еще раз я услышу твой голос до конца Турнира — выкину нахрен из башни и даже твоя мама поверит в то, что это было самоубийство…

— Скорпиус!

— Все-все, я же шучу. Да, Роза?

Роза не ответила, зато за спиной студентов тут же послышался голос профессора МакГонагалл, который напугал внезапными строгими нотками:

— Над чем это вы там шутите, мистер Малфой?

У Скорпиуса аж холодок по спине пробежал.

— Над Радой Илич, мы ее презираем, профессор, — выпалил он, повернувшись. — Я еле отговорил Альбуса запереть ее в ящике с пятиногами и отправить обратно.

— Малфой!

— Шучу, профессор, — улыбнулся Скорпиус смущенно.

МакГонагалл прикрыла глаза и, сгрудив у себя учеников, раздала всем по одной из знаменитых шармбатонских нежно-голубых брошюрок.

— Дирекцией академии было одобрено посещение гостями деревни Фер-а-Шеваль, информацию о которой, надеюсь, вы прочитаете в брошюрах.

Судя по скептическим лицам студентов Хогвартса, мало кого интересовала богатая история деревушки.

— Правила приличия прежде всего, да, мистер Малфой, это к вам особенно относится. Мистер Поттер, пожалуйста, проследите за ним и не позволяйте напиться как…

— Там наливают?

— Малфой, я сейчас заберу у вас брошюру, и вы никуда не пойдете.

Остаток инструктажа, который затем повторил и мсье Жавер, Скорпиус вел себя сдержанно, но аж ерзал от нетерпения. Надо ли говорить, что, не дослушав гувернера, он первый поспешил вниз по горному склону, спотыкаясь на каменных ступенях, покрытых коркой льда.

— В сторону Доминик, я знаю, где найти бухлишко, да? — Альбус нагнал его лишь у умощенной фонарями тропе к деревне, на которую указывало ладонью каменное изваяние нимфы.

— Да, — не стал отрицать Скорпиус. — К ней сейчас лучше не подходить. Пусть посидит в пледике, пожует шоколадки и подумает о том, как все ее обидчики варятся в адском котле. А нас с тобой ждет экскурсия по культурному наследию.

Деревня Фер-а-Шеваль представляла собой крошечное, но живописное поселение с двухэтажными домами из ракушняка, обвитыми плющом и стойкими к непогоде цветами. На площади у фонтана в виде нимфы, льющей поблескивающую воду из кувшина (и что за заскок по нимфам?), столпилось много народу — выступал какой-то бродячий цирк. И только Альбус направился к толпе, чтоб посмотреть на то, как карлик в полосатом комбинезоне жонглирует огненными шарами, но Скорпиус перехватил его за руку и ткнул пальцем в сторону витрины одного из кафе.

«Интернет — 2 сикля за тридцать минут» — гласила крупная вывеска на английском, дублированная на трех языках.

— Ни слова больше, — выдохнул Ал, позабыв и про магию, и про цирк, и про карлика.

— Мы не задроты и не грязнокровки, — напомнил Скорпиус, когда ведьма за прилавком указала им на груду стареньких ноутбуков на подоконнике. — Просто нужно идти в ногу со временем, ведь невозможно игнорировать науку и технический прогресс, пусть и магловский. Мы застряли, фактически, в шестнадцатом веке со своим этим «лишь бы не как у маглов». Шармбатон меня в этом плане радует… срань Господня, «Windows XP»! Что это? Что это вообще!

— Имей уважение, эта операционная система старше тебя, — фыркнул Альбус, наблюдая за тем, как грузится вкладка одного из сайтов.

— Какая ностальгия, — глядя в экран, усмехнулся Скорпиус. — Как к деду приехал. Дед, стиснув зубы, все же провел в мэноре интернет.

— Вот он, технологический прогресс, он же первый всадник апокалипсиса.

Представив, как последний оплот чистой крови, Люциус Малфой, проиграл битву против магловской техники, Альбус фыркнул.

— Это еще что. Я еле научил деда печатать, и когда программа спросила, сохранить ли документ, дед с криками: «Не смей мне указывать, чертовщина грязнокровок», выкинул компьютер в окно.

Глядя краем глаза, как Скорпиус листает одну из своих немногочисленных социальных сетей, Альбус вдруг понял, что радость от того, что здесь есть интернет, как-то не оправдалась — интернет был, а что с ним делать, Ал не знал. Поерзал курсором по странице новостной ленты, словно его интересовали новости экономики и политики, и даже, полистав ниже, прочитал одну:

«… прощание с Хосе Альворадо прошло 19 ноября в 10.00 на Главном кладбище Сан-Хосе. По факту смерти публициста и политолога ведется следствие, однако, по сообщению полиции, останки тела обнаружены не были. Напомним, что утром 17 ноября в собственном кабинете родственниками Альворадо была найдена лишь его голова.

Хосе Альворадо остался в памяти всей Коста-Рики непревзойденным профессионалом и бесстрашным человеком чести. Одной из последних и самой громких работ Альварадо считается критика в адрес Сильвии Амаранты де Соледад Кармары, кандидата в президенты от Партии Гражданского Действия. В своей работе Альварадо обвинял Кармару в связях c преступным синдикатом, практикой отмывания денег и созданием анонимной торговой интернет-площадки черного рынка, однако эти обвинения не были подтверждены и, по комментариям самой Кармары, являются не более чем «грязной предвыборной клеветой».

Несмотря на обвинения в свой адрес и потерю доли избирателей, Сильвия Кармара присутствовала на похоронах, где принесла семье Хосе Альварадо искренние соболезнования…

Статью с комментариями Альбус не дочитал, потому как взгляд его невольно сполз ниже, на фото, красовавшееся под текстом. Фотограф запечатлел как статная дама, одетая в брюки и мужской пиджак на голую грудь, сжимала в руках корзину с виноградом, которую уже на следующем же снимке вручала семье погибшего, судя по подписи.

Не понимая, зачем потратил минуту на это, Альбус хотел было пролистать дальше, но старенький ноутбук, как назло, завис, не оставив ему ничего, кроме как смотреть перед собой на фотографию женщины и ее полускрытой лацканами пиджака груди. Аж неловко было перед ведьмой за прилавком, которая, глядя ему в спину, зацокала языком с осуждением: надо же, пришел к ней в кафе, заплатил сикли, чтоб на грудь посмотреть, бесстыдник чертов!

Грудь. Альбуса вдруг как током ударило. Небольшая, смуглая грудь, которую он где-то уже видел…

— Ты чего залип? — вырвал Ала из пелены какого-то транса, в который ввело гудение ноутбука, голос Скорпиуса.

Встрепенувшись, Альбус захлопнул ноутбук.

— Ничего интересного.

— Ну не скажи. Я заказал шесть ящиков коньяка, пижаму с Пикачу и корм для игуаны.

— У тебя нет игуаны.

— Не смей меня осуждать, Альбус Северус Поттер. Есть вещи серьезнее.

Альбус повернулся к нему и отпил горячего глинтвейна из высокого стакана.

— Какие же? Загуглил признаки беременности и обнаружил у себя семь из десяти?

Скорпиус чуть покраснел, но тему сменил резко:

— Святочный бал.

— И что?

— Святотатство! — буркнул Скорпиус. — И что? Мы должны выглядеть так, чтоб показать всем вражеским мордам, кто здесь главные сучки. Вот что.

Альбус тут же отмахнулся.

— Ой все.

— На Ж.А.Б.А. ойвсекать будешь. Внешний вид это серьезно. Так и вижу все эти подтянутые до икр носки, узконосые лаковые туфли, пиджаки с вытянутыми рукавами, галстуки до половины груди — мы в Хогвартсе самые модные.

Бормотание Скорпиуса злобной тирадой звучало над ухом еще долго, даже когда они уже покинули кафе и миновали циркачей.

— … а если скажут обязательно быть в этих жутких парадных мантиях, то я закажу десять леопардовых шуб и заставлю всех нас прийти в таком виде. Это издевательство над внешним видом — пододеяльник какой-то вместо костюма надевать.

— Да заткнись ты, нам даже дату бала не назвали, а ты уже протестуешь, — не вытерпел Альбус. — Серьезно, ты ни к одному экзамену так не готовился, как к Святочному балу.

— А ты готовился, но толку? Если ты оденешься абы как и в свою клетчатую рубашку, я перестану с тобой разговаривать.

— Я не надену клетчатую рубашку.

— Не верю, у тебя даже пижама клетчатая, — напомнил Скорпиус. — Принеси Непреложный обет, что ты не наденешь на бал клетчатую рубашку. Тогда отстану.

Отмахнувшись, Альбус начал разглядывать витрины, полные вкусностей и разного магического барахла, а Скорпиус и не думал униматься:

— А с кем ты пойдешь на бал?

С ноги и в больную тему.

— А ты с кем? — полюбопытствовал Ал.

— Угадай с трех раз, с кем же я пойду на Святочный бал. Разумеется с Доминик.

— После того, как ты отмахнулся от того, что в газете ее выставили местной давалкой? Я бы не был так уверен.

Скорпиус хотел было возразить, но не нашел ответа и лишь вытаращил глаза.

— Ой.

— Ой, — согласился Альбус. — Интересно, кто-нибудь уже пригласил Доминик? Кто-нибудь, кто более тактичен и мягок, и будет интересоваться ее переживаниями и проблемами, а не как сделать аборт вешалкой?

Судя по выражению лица, у Скорпиуса в голове тревожно громыхала пятая симфония Бетховена как осознание того, что такой аксессуар, как чемпион Хогвартса с одной восьмой вейловской крови может украшать на Святочном балу кого-то другого.

— Ничего, Скорпиус, главное не терять лицо и не унижаться, — хлопнул его по плечу Альбус. — Ни за что не извиняйся. Какова цена вашей ссоры? Ну максимум — умрешь в одиночестве, просматривая фотографии, где Доминик целует у алтаря другого, разве стоит эта мелочь того, чтоб снять с себя корону разок?

========== 10. ==========

— Скорпиус!

— Ал…

— Скорпиус…

— Ал… брось меня.

— Никогда не брошу!

— Брось и беги! Мне осталось недолго!

— Нет… нет… мы сможем… вместе…

— Джентльмены, вы и ста метров не пробежали, прекратите стонать и закатывать глаза, — сухо проговорил мсье Лакруа, тренер по такой исконно мужской дисциплине, как квиддич.

Скорпиус, распластавшись на полосе для пробежек, так и замер, а Альбус, пытаясь поднять его на ноги, одарил тренера ненавидящим взглядом.

Аллен Лакруа в прошлом был профессиональным загонщиком, однако его спортивных достижений мало кто помнил, несмотря на то, что карьеру мсье закончил не так давно. Впрочем, сохранив истинно спортивную страсть к квиддичу и ледяной нрав человека, который в зарубежных гостях видел исключительно охотников за секретами Шармбатона.

Надо ли говорить, что Альбус Северус Поттер с диагнозом «хронический дрыщ» и Скорпиус Гиперион Малфой, который взял в руки пачку сигарет раньше, чем волшебную палочку, в немилость к тренеру попали моментально? Оценивая спортивную подготовку этих двух молодых людей, следовало бы ввести в систему баллов отметку «Ну такое», которая бы располагалась где-то между «Слабо» и «Отвратительно».

— Стыд и позор, — проскрипел Лакруа. — Мне говорили, что оба ваших отца играли в квиддич и были ловцами.

Ал и Скорпиус переглянулись.

— И что нам теперь, обосраться?

— Малфой!

— Мистер Малфой, вы же аристократ, что за манеры, — ахнул Альбус. — Вы, вероятно, хотели сказать «и что нам теперь, замарать панталоны позорным негодованием?»?

— Так точно, мистер Поттер. Складно пиздите, голубчик.

— Стараюсь, сэр.

— Прекратить! — рявкнул мсье Лакруа, и друзья умолкли. — Я доложу вашему гувернеру.

— Прошу прощения, мсье, — произнес Альбус. — Но в чем наша вина, если мы не спортсмены? А если у мистера Малфоя сейчас от пробежки сердце встанет?

— А у мистера Поттера колени треснут?

— Запустить себя так — исключительно ваша вина, и Хогвартса, раз уж ваша школа не заботится о физическом воспитании учеников.

Мимо них пробежали шармбатонцы-старшекурсники.

— Мы, пожалуй, пойдем в раздевалку, — улыбнулся Скорпиус, когда Лакруа хотел было добавить им еще и тренировки на метлах. — Не рациональнее ли тратить время на более способных учеников?

— Ага, вон там трансвестит бегает, как горный козел.

— Это мадемуазель Илич! — рявкнул Лакруа. Удивительно, но быстроногая мощная Рада почему-то пользовалась у тренера уважением.

Альбус закатил глаза.

— А мне выдадут метлу и биту? — поинтересовался вдруг Скорпиус.

— Да идите уже оба в раздевалку!

— Давно бы так, — прошептал Альбус и, застегнув куртку до горла, махнул рукой шармбатонцам. — Деспасито, пацаны.

— Что-о-о? Почему «деспасито»? — залился смехом Скорпиус, когда они уже шли в раздевалку.

— Это же «идите нахуй» по-французски. Нет?

— Нет, это «медленно» по-испански.

— Да?

Скорпиус захохотал в голосину, перепугав первокурсников.

— Пошли уже, Деспасито, пока в душевую все эти спортсмены не набились.

Душевые располагались за трибунами и представляли собой совершенно непримечательное помещение с дюжиной кабинок, отделанных голубой мозаикой, широкой лавкой и полками. Единственным источником воздуха помимо массивных дверей было одно-единственное окошко в крыше, наглухо закрытое, а потому казалось, что запах хвойного мыла не выветрится никогда.

Скорпиус как раз развалился на лавке, вдыхая этот хвойный аромат и хрипло дыша, глядя в окно на потолке. Ал направился было к полке, чтоб забрать теплую одежду, но, имея врожденную грацию гуся, поскользнулся на влажном мозаичном полу и, едва не рухнув, чудом схватился за колонну.

— Учишься балету, Поттер? — лениво протянул Малфой.

Альбус фыркнул.

— Как прозвучало? Могу претендовать теперь на Малфой-мэнор?

— Выше всяких похвал, Скорпиус.

Скорпиус усмехнулся и снова уставился в окно, засмотревшись на то, как лениво плывут по серому небу редкие облака.

Почувствовав снова необъяснимую волну тепла, которая нахлынула после коротких переговоров с другом, только им понятных каких-то глупостей, Альбус присел на лавку рядом.

Что-то в шутливом тоне Скорпиуса напомнило ленивый тягучий тон его отца. Всякий раз, когда этот тон звучал, даже в шутку, Альбус вспоминал, что его лучший друг — сын человека неприятного, самодовольного, человека, с которым на платформе девять и три четверти то и дело Гарри Поттер обменивался неловкими взглядами.

Ал не особо часто слышал голос Драко Малфоя, но хорошо помнил нотки и интонации. Да и вообще старшего Малфоя хорошо помнил, но глядя на Скорпиуса, особенно вот так, вблизи, удивлялся, как можно одновременно быть похожим, но в то же время и нет, на кого-то.

— Слушай, а ты не думал…

— Думал однажды, мне не понравилось, — отозвался тут же Скорпиус.

— Не сомневаюсь, — сухо сказал Альбус. — Не думал о том, почему мы дружим?

Скорпиус от внезапности вопроса аж сел на лавке.

— Вот оно, откуда началось. Это родственное, значит, а то Доминик тоже ни с того ни с сего может заговорить о высоких материях, хоть секунду назад мы и обсуждали крендельки.

Ал отмахнулся от мыслей о кузине и крендельках.

— Просто подумай. Что у нас общего? Да и мы многое не знаем друг о друге. Если я сейчас спрошу тебя, кто мой любимый поэт, ты…

— И на что этот был тонкий намек? — ледяным тоном проскрипел Скорпиус. — Это ты сейчас подводишь меня к той мысли, что я эгоист, который не умеет дружить и пользует твои светлые чувства?

— Скорпиус…

— Точно-точно, ты просто искал подходящий момент, чтоб сказать это, и такой себе ты подобрал момент, Поттер.

— Да ты…

— Давай сделаем так, как ты хочешь, перестанем общаться и делить комнату, уж дотерпи меня до выпускного, а там наши пути и так разойдутся, — шипел Скорпиус драматично вздыхая. — Будем неловко прятать друг от друга взгляды в министерстве, куда поступим на службу, а годы спустя, когда мой сын и твоя дочь по всем традициям Монтекки и Капулетти полюбят друг друга, мы не придем на свадьбу наших детей, потому что поставим собственные обиды важнее их счастья. Твою дочь поведет к алтарю сосед. Ты плохой отец, Альбус Северус Поттер.

Чувствуя, как взрывается мозг, Альбус скривился.

— Да что ты, мать твою, несешь?

Скорпиус осекся и моргнул.

— А ты… не это хотел сказать, нет? — И, поймав взгляд друга, смутился.

— Да ну тебя, — отмахнулся Альбус, и подхватив полотенце, зашагал в душевую кабину. — Забей, все равно, дурень, не понимаешь, о чем я.

— Ох уж мне эти ваши внезапные разговоры о чувствах.

Повесив полотенце и одежду на крючок у кабинки, Ал только закрыл было дверцу и прикоснулся к холодному бронзовому крану, как Скорпиус, снова улегшись на лавку, протянул:

— Уильям Вордсворт.

— Чего? — выглянув из кабинки, нахмурился Альбус, протянув другу свои очки.

— Твой любимый поэт — Уильям Вордсворт, — покрутив очки за дужку, пояснил Скорпиус. — Так что не пизди там, мой чувствительный друг.

И, когда в кабинке зашумела вода, добавил злобно:

— Подумал он, видите ли! Внезапный. Думать это тупо, так и уясни для себя.

Казалось, только зашумела вода, как у дверей послышались голоса и веселый шум, непозволительно бодрый для семи утра. Криво улыбнувшись шармбатонцам-семикурсникам, которых отпустили с тренировки из-за того, что тяжелые тучи вот-вот грозились прорваться дождем, Скорпиус внимательно проводил взглядом смуглого кудрявого участника Турнира, который, украдкой поймав его взгляд, тут же отвернулся.

— А чемпион-то французский, так сказать, этсамый, — приблизившись к Алу, шепнул Скорпиус, нарочито медленно и тщательно складывая махровое полотенце.

Глядя, как Скорпиус многозначительно приподнял брови, Альбус нахмурился.

— А?

— Высунь голову из ведра своих тонких чувств. Я говорю, что у парня, не помню его имени, голубая не только школьная мантия.

Альбус скривился, выискав взглядом Стефана Карреля. Тот как раз вышел из душевой кабинки.

— С чего ты взял?

— Он голым ходит, Шерлок.

— Мы в раздевалке, Ватсон. Я тоже, пардон, голый хожу.

Скорпиус скосил взгляд.

— Ну так прикрой Тайную комнату, василиска застудишь. Но я не об этом. — И снова вкрадчиво зашептал. — Парень-то, гомик, оказывается.

— Ты это как понял? По надбровным дугам?

Скорпиус усмехнулся.

— Слышал о радаре? Особом радаре?

Альбус моргнул, натягивая свитер. И снова косо глянул на француза через плечо Скорпиуса.

— Типа подобного к подобному?

— Да, — кивнул Скорпиус. — То есть, нет. То есть, я не прям такой.

— Ну да, ну да.

— Сраный гомофоб. Вот опять ты машешь факелом и «всех на костер, вокруг меня педики, один я — последний оплот гетеросексуальности в этом бренном мире»…

Ал, подхватив сумку, насилу вытолкал Скорпиуса из раздевалки, хотя тот еще был явно не прочь поскладывать полотенца подольше и поглазеть на шармбатонцев из чистого любопытства. Но, зная, что мысли Малфоя живут максимум минут десять, после чего меняются на совершенно другие, Альбус был крайне удивлен, когда за завтраком Скорпиус продолжал с завидным упорством плести интриги.

***

— Да с чего ты взял? — устало поинтересовался Альбус, который за полчаса заверений ни единого факта не услышал.

Скорпиус, пристукивая длинными пальцами по чашечке с кофе, чуть повернул голову. Сидевший на другой стороне круглого стола Стефан Каррель, тут же поймал его взгляд и уткнулся в тарелку.

— Ты видел, как он на меня посмотрел?

— Как на придурка. Я постоянно на тебя так смотрю.

— О чем с тобой говорить, — отмахнулся Скорпиус, вздохнув. — Хотя, подожди, знаю, о чем. С кем ты пойдешь на бал?

Альбус одарил его ледяным взглядом.

— Давай лучше про педиков говорить. Кстати о педиках, балах и разговорах. Где моя блудливая кузина?

— Откуда я знаю?

— Что? Ты не извинился?

Скорпиус потупив взгляд, ясно дав понять, что не позволит извинениям пнуть его гордость промеж глаз.

— Скорпиус!

— Чтоб извиниться, надо понять, за что извиняться, а я не понимаю, — уперся Скорпиус. — Если кто-нибудь мне доходчиво объяснит, на что обижаются женщины, я пойду и извинюсь. Но она…

И снова поймал взгляд шармбатонца.

— Так и палит, засранец, глянь, глянь, Ал…

— Доминик, ты теряешь принца, — с нескрываемой иронией протянул Ал.

Словно предчувствуя, что «теряет принца», Доминик вошла в трапезную и, выдвинув стул возле него, села за стол. Нашарив рукой первое попавшееся блюдо, она плюхнула себе в тарелку ложку овсянки с малиной и склонилась над карманным календариком.

— Я тебе и так скажу, что Святочный бал двадцать четвертого декабря, — сообщил Скорпиус чуть раздраженно. — А я до сих пор не знаю, какое на тебе будет платье.

— Это принципиально важно?

— Конечно, я же должен подобрать нагрудный платок для пиджака ему в тон.

Доминик опустила календарик на стол и повернулась к Скорпиусу. Ал, сидевший между ними, почувствовал максимальную неловкость.

— Ты сейчас издеваешься надо мной?

— Что не так? — терпеливо спросил Скорпиус.

Зеленые глаза Доминик смотрели холодно и с презрением.

— Скитер на всю страну выставила меня шлюхой, мне приходят похабные письма от каких-то левых мужчин, у меня две недели задержки, мне жизни не дает гувернантка, а ты волнуешься только о том, как будешь выглядеть на Святочном балу?

Скорпиус вскинул бровь.

— Эти проблемы ни разу не являются оправданием плохо выглядеть на балу. Ничто в этом мире не является оправданием плохо выглядеть в любой ситуации.

— Заткнись, — прошипел ему на ухо Альбус. — Просто заткнись.

— Да в смысле? — вскинулся Скорпиус. — А ты, Доминик, с первого взгляда влюбилась в мой внутренний мир, да? Да?

Доминик сжала губы.

— Так вот если ты однажды хочешь разделить мое наследство и статус, как и планируешь, ты будешь выглядеть так, как подобает, и подходить твои платья будут и к моему платку, и к моим обоям, если понадобится. И не смотри на меня оскорбленно и унижено. Мы оба знаем, почему ты со мной, и оба знаем, что статья Риты не такая уж и лживая, — проговорил Скорпиус, растягивая слова. — Поэтому не надо дуть губы, а то я напомню, что если ты для меня аксессуар, как считаешь, то я для тебя — строка в резюме, в справке о доходах и отметка в благороднейшем и древнейшем родовом древе.

Казалось, затих даже звон столовых приборов за преподавательским столом. Доминик, приоткрыв рот, моргала, не в силах выдавить из себя ни слова, а Скорпиус, преспокойно отпилив ножом кусок омлета, поинтересовался мирно:

— Так, какого цвета на тебе будет платье?

— Да пошел ты нахуй, Малфой, — давясь собственным презрением, прошептала Доминик.

— А теперь ты мне еще и хамишь. Никакого уважения.

Выскочив из-за стола, оставив недоеденный завтрак остывать, Доминик умчалась прочь, провожаемая полусотней взглядов.

— Ты в своем уме? — зашептал Альбус после пары минут звенящей тишины.

— А что такое?

— Скорпиус, ты просто растоптал ее перед всем Шармбатоном. А она только что тебя бросила, или ты не понял?

— Я понял, — кивнул Скорпиус. — А вот ты не понял ни черта, и это прискорбно. Если не умеешь плести интриги, Ал, иди плести корзины, а не замахивайся на службу в министерстве.

— Не понял.

Скорпиус, как бы невзначай ткнул ложкой в сторону части стола, где сидели шармбатонцы.

— Этот цирк нужен был для одного зрителя.

Стефан Каррель как раз встал из-за стола и, сжав папку с конспектами, прошел мимо них, к выходу.

— В смысле? — не понял Альбус.

Скорпиус самодовольно усмехнулся.

— Мне нужно замутить с ним, чтоб узнать информацию об испытаниях, которую ему сливает мадам Максим. А для этого нужно куда-то девать свою девушку, что я только что и сделал. Остается только ждать, когда этот кудрявый симпатяга начнет утешать меня, ведь я же, отныне, в депрессии, — едва слышно прошептал Скорпиус. — Вот и все. Я заставил Доминик меня бросить ради того, чтоб она выиграла Турнир.

Альбус так и раскрыл рот, чувствуя, что его челюсть опускается куда-то на уровень пола.

— Ты конченый что ли?

— Нет, я стратег, — пожал плечами Скорпиус, и подхватив сумку, поднялся со стула. — Победа любой ценой, а честной ценой мы не победим, Доминик не вывозит.

— И с чего ты взял, что Каррель согласиться сблизиться с тобой? И уж тем более выдавать секреты испытаний?

— Потому что у него нет выбора. Если хочу, то буду, а если я захочу, то даже ты со мной замутишь, Ал. Ну, чего сидишь, не дай Боже опоздаем на урок. Ты же знаешь, как я люблю «Боевую магию», это прям мое.

Следуя за ним по лестнице, Альбус не мог отделаться от чувства, что не понимает, идиот перед ним или гений. Одно было ясно точно — если Скорпиус Малфой надумает пойти по стопам деда и пробьет (в чем сомнений не было) себе дорогу в политическую карьеру, то нужно эмигрировать из страны.

========== 11. ==========

Упирая локоть в твердую лаковую поверхность, Ал крепко сжимал тонкую руку, пытаясь прижать ее к столу. В любой другой ситуации это не составило бы труда — хоть Альбус далеко не культурист, да и кокосы руками не давит, но и оппонент в армрестлинге казался хрупким. Ладонь теплая, жилистая, под смуглой кожей бугрились синие вены, но хватка стальная — как бы не проиграть.

Сделав видимое усилие и чуть сдвинув руку противника, Альбус широко усмехнулся, ликуя, но в ту же секунду свободная рука соперника расстегнула на груди белый пиджак. Засмотревшись на небольшие округлости груди, едва прикрытой лацканами, Ал приоткрыл рот, и в ту же секунду смуглая ладонь, впившись алыми ногтями в костяшки его пальцев, с грохотом прижала его руку к столу. Поверженную руку тут же свело судорогой, но возмущенного возгласа Ала не последовало — плетеное кресло под ним вдруг словно ожило и расползлось на лозовые путы, которые тут же скрутили его ноги. Тонкая лоза обвила шею и сжала ее, как в тисках. Паникуя и пытаясь дотянуться оплетенной лозами рукой до волшебной палочки, Альбус что-то захрипел, но не слышал себя.

А смуглая рука победительницы армрестлинга смахнула со стола его волшебную палочку, которая в следующий же миг хрустнула под давлением каблука.

Вскочив на кровати и прижав руки к шее, Альбус с трудом перевел дыхание. Ноги судорожно дернулись под одеялом.

— Что с тобой? — проворчал во Скорпиус, приоткрыв глаз. — «Слабо» по Ж.А.Б.А. приснилось?

Снова рухнув на подушку, Ал отмахнулся и поднес к тонкой струйке лунного света, лившегося из окна, наручные часы. И, не имея никакого желания откровенничать с другом о сновидениях в начале четвертого утра, отвернулся, но заснуть сумел лишь ближе к рассвету.

— Ну, здесь все ясно, как божий день, — со знанием дела произнес эксперт в области прорицаний, сухих вин и пятничных кутежей, Скорпиус Малфой. — Никакой мистики и предзнаменований. Все по Фрейду.

— Ты читал труды Фрейда? — с сомнением спросил Альбус.

Скорпиус застегнул рубашку под горло и замялся.

— Нет, но так обычно говорят — чуть там гениталии приснились, или еще какая-нибудь дичь, это по Фрейду. Так вот. Никакой мистики. Все очень просто, с тобой говорит твое подсознание.

— И что оно мне говорит?

— Ты гомосексуалист, Альбус.

— А ты еблан, Скорпиус.

Скорпиус беззлобно усадил его обратно на стул. И, дождавшись, когда последний сосед по комнате выйдет из спальни на завтрак, поспешил пояснить:

— Тебе подсознательно неприятны женщины. Отсюда и такой сон. Всего-то.

Альбус все же затянул на шее галстук и поднялся со стула.

— Вот когда твой IQ будет равен хотя бы твоему возрасту, вот тогда поговорим. Тоже мне, специалист в области латентных сексуальных меньшинств.

— Ладно, не веришь в психологию, давай верить в предсказания. — Когда Скорпиус хотел помогать, все были обречены. — Давай я тебе таро раскину.

— Себе раскинь, Нострадамус, и нагадай, как помириться с Доминик.

Скорпиус на такое заявление то ли обиделся, то ли не среагировал — по непроницаемому лицу не разобрать. Ну хотя бы желание раскинуть свои старенькие таро и блистать (ну как блистать: подглядывать в конспект за толкованием, хмурить брови и «я ебу, Ал, третий глаз закрылся на тебе») своими познаниями в предсказаниях у Малфоя пропало. Что может быть глупее с раннего утра, чем какие-то предсказания и томные вздохи познавшего истину, скрытую за завесой неизведанного, предсказателя?

Почему-то этим вопросом Альбус не задался до того, как, игнорируя урок дуэлей, поднялся в северную башню, где обитала гадалка мадам Флио, с урока которой он и начал шарахаться от женской груди.

Филира Флио обитала в башне, потолок которой был декорирован на манер ночного неба с красноватой дымкой волшебного тумана, парившего над головами учениц, что обычно сидели за столами в классной комнате. Поднявшись в башню и постучав в дверь, Альбус не дождался приглашения войти — возможно, мадам Флио спустилась на обед, и они разминулись, и может даже это к лучшему — чем меньше шагов оставалось до двери, тем более глупо чувствовал себя Ал.

«Мадам Флио… я тут не так давно сорвал вам урок, когда увидел в видении чьи-то сиськи… истолкуйте, а?» — ну, а как иначе спросить?

Альбус как раз ломал над этим голову, когда, не дождавшись приглашения, заглянул в кабинет. И тут же опешил — мадам Флио сидела за столом, опустив голову на руки, напротив сидела задержавшаяся после урока Доминик и гладила ее по ладони, а Рада Илич, явно не спешившая обедать, наполняла высокий стакан водой из графина.

— Мадам Флио…

Доминик тут же обернулась и прошипела сквозь зубы что-то зловещее, а профессор, не поднимая головы, вдруг издала похожий на рыдание звук. Альбус рассеянно закрыл за собой дверь и осторожно приблизился.

— Мадам Флио, что случилось?

Мадам Флио, откинув со лба угольно-черные волосы, заплетенные в десятки мелких косичек, подняла на него опухшие глаза.

— А, это вы… юноша, что сорвал урок, — выдохнула она, шмыгнув носом. — Ну да ладно… хоть и странно вас видеть здесь, завтра меня уже здесь не будет, ходите на здоровье…

Из ее огромных синих глаз заструились слезы, а полные губы задрожали. Рада, бросив на Ала ледяной взгляд, подскочила к гадалке и протянула ей стакан воды.

— Я хотел спросить вас…

— Я уже не учитель, мой милый, — прошептала мадам Флио. — Мне остается лишь вынести чемоданы за ворота и никогда больше не появляться здесь. Вряд ли я помогу вам.

— Что? — опешил Альбус. — Вы уходите?

Доминик пнула его в голень, не вставая со стула.

— Все в порядке, — через силу улыбнулась гадалка. — Все в порядке, девочки. Мадам Максим считает, что я зря занимаю башню. Я шарлатанка, юноша. Мошенница. Вряд ли смогу что-то объяснить вам.

— Ее уволили, — шепнула неожиданно Рада Илич. — Директорша посчитала, что она обманывает учениц и…

— И она имеет право так думать. — К несчастью Флио их услышала. — Не надо… не надо говорить плохо о мадам Максим.

Рада закивала, потупив взгляд.

— Не всем дано понять знаки судьбы. И уж точно не всем дано принять их всерьез. Если я научила хотя бы одну ученицу видеть большее, то я не зря занимала здесь место… не надо меня утешать, девочки. Не надо, — улыбнулась сквозь слезы мадам Флио.

— Тогда почему же вы плачете? — присев напротив, поинтересовался Ал.

Рада и Доминик переглянулись. Видимо, неприязнь, посеянная первым испытанием Турнира, сошла на второй план, когда они задержались в классе после последнего урока гадалки Флио, разглядев в ее глазах слезы.

— Двадцать лет я отдала Шармбатону, — прошептала Флио. — Двадцать лет я не покидала замок. Я любила каждую ученицу, и хотела научить понимать то, что не понимают другие… и ни одна из них не пришла ко мне в последний раз, попрощаться… никто не пришел, значит, таким я была преподавателем.

— Но мы же здесь, — сжав ладонь гадалки, заверила Доминик, у которой тоже от слез заблестели глаза. — Мы же с Радой здесь.

— Вы же даже не мои ученицы.

— Ну вот видите, какой вы хороший преподаватель, раз даже не ваши ученицы жалеют о том, что вы уходите, — улыбнулась Доминик, утерев со щеки слезу. — Не плачьте, мадам. Не плачьте, а то я тоже буду плакать, а я слишком красива для этого дерьма. Будь вы плохим преподавателем, вы бы не задержались в замке двадцать лет. И уж точно бы не плакали сейчас, расставаясь с ним. Да, Рада?

Альбус и сам к ней повернулся, но с ужасом увидел, как суровая северная дева глотает слезы.

— Господи, Рада, ты что, не мужик что ли?

— Я девушка, — прошептала Рада то ли сконфуженно, то ли с обидой.

— В каком месте?

— В таком же, в каком ты — мужчина. Хотя нет, женственность Рады куда более очевидна, — прошипела Доминик. — Вот когда добьешься чего-то большего, чем просто иметь член в штанах, вот тогда сможешь открывать коробку с сарказмом. Ясно, братец?

Доминик имела противное свойство совать нос не в свои дела, вдобавок заводиться с пол-оборота и говорить таким голосом, словно в свободное от учебы время любила унижать мужчин.

Мадам Флио вдруг улыбнулась.

— Такая молодая девушка, — произнесла она, заправив рыжий локон Доминик ей за ухо. — Но такая мудрая женщина. Вы умная. Вы красивая. А то, что о вас пишут и говорят — не ведитесь и не поддавайтесь. Злой язык слижет любую гадость. Научите этой мудрости свою дочку, когда придет время.

— Что? — ужаснулась Доминик, побледнев. — Только не это…

— Залет, милая кузина? — одними губами прошептал Альбус.

— Заткнись, мразь.

— Вот когда добьешься чего-то большего, чем просто плодить маткой детей, вот тогда сможешь затыкать мне рот, — прижавшись щекой к мягким волосам кузины, шепнул Альбус ей в самое ухо.

Раду Илич, видимо, кто-то оставил ответственной за воду, потому как она протянула мадам Флио уже третий стакан. Сжимая стакан дрожащей рукой, мадам сделала крохотный глоток.

— Идите, девочки, — произнесла мадам Флио, поднявшись из-за стола. — Спасибо за то, что… спасибо. Идите, не стоит пропускать обед.

Доминик послушно кивнула и подхватила сумку.

— А вы? Куда вы отправитесь?

Мадам Флио одернула свою молочно-белую тунику и уперла руку в стол.

— В Мексику. Там есть одно место для таких неудачников, как я. Если будете однажды там, с удовольствием подскажу вам, что говорят звезды.

Девушки смущено улыбнулись и зашагали к двери, все еще всхлипывая, так, словно эта мадам Флио у них семь лет преподавала, да еще и однажды из горящего дома на руках вынесла. Женскую сентиментальность, тем более этих двух валькирий, Альбус не понимал, как и не понимал, каким образом умудрились примириться две чемпионки, которые на первом испытании, не так давно, между прочим, в рукопашную перешли.

— Что ты хотел спросить у меня? — Голос мадам Флио вернул в реальность.

Гадалка, сделав щедрый глоток из бутылки, настолько ветхой и покрытой чем-то непонятным, словно ее только что подняли с морского дна, подняла на Ала взгляд.

— Да я… — растерялся Ал, так и не зная, как бы спросить. — Когда мы вдыхали куренья… ладно, забейте. То есть, не обращайте внимания. Я пойду.

— Твой враг — женщина, — произнесла ему в спину Флио. — Осторожнее с женщинами, ты, я вижу, редко задумываешься над словами и действиями. Не всегда у тебя выйдет за спиной прятаться.

И снова приложилась к своей неприглядной бутылке, из которой разило скисшим вином.

— Да было бы за чьей прятаться, — фыркнул Альбус.

— Не скажи. Есть за чьей.

Представив субтильного Скорпиуса, который, раскинув руки, закрывает его от града смертоносных заклятий, Альбус скривился. Зная Скорпиуса, это кто еще за чьей спиной будет прятаться.

— И где ж искать эту спину? — усмехнулся Альбус. — Если в Большом зале, около графина с вином, да в леопардовой шубе, то вы и правда гадалка так себе.

Мадам Флио допила свой кислый напиток, к которому гнушалась прикладываться при девушках, и, взмахнув волшебной палочкой, приманила к себе саквояж. А затем, сжав его ручки, спустилась со ступеньки.

— Есть дом в Новом Орлеане, — пропела она тихонько. — Который прозвали «Восходящее солнце»…

— Он погубил многих несчастных, — кивнул Альбус. — И, Боже, знаю, я— один из них.

Взгляды пересеклись на мгновение.

— Да, я тоже люблю эту песню, не пейте это, что это там у вас в бутылке.

Мадам Флио одарила его теплым взглядом и, на мгновение сжав ладонью плечо Ала, направилась к выходу.

Глядя, как ее фигура исчезает из виду, когда она спускалась по винтовой лестнице вниз, Альбус присел на ступеньку и хмыкнул.

— Она жила и работала здесь двадцать лет, — послышался низкий голос у окна.

Рада Илич, цокая низкими каблуками сапог, на которых поблескивали пряжки ремней, скрестила руки на груди и облокотилась на барельеф стены.

— И никто не пришел даже попрощаться с ней. Ее ученицы просто встали по звонку и вышли из класса. Просто вышли.

— Мерзотно.

— Ага.

Ал подвинулся, и северная дева уселась на ступеньку рядом. Ее снова пробило на непонятную женскую слезу, которую, впрочем, Рада утерла как-то по-мужски: не пальцем и изящно, а ладонью быстро и резко.

— Встали и ушли по звонку, — повторила Рада, ухмыльнувшись. — Да даже если она никакой преподаватель, но есть же что-то человеческое, что-то… правильное что ли.

Альбус, прекрасно понимая, о чем этот сбивчивый поток слов, рассеянно кивнул и повернулся к присевшей рядом болгарской студентке. Все же как бывает глубока человеческая душа, раз может так не вязаться с внешним видом. Ладно, Доминик позволено всплакнуть и пожалеть — она красива, она ведь чертова принцесса Аврора! Красива, грациозна от походки и до взмаха длинных ресниц, ей впору ходить по лесам и петь песни с малиновками и оленями, как самой настоящей мультяшной принцессе.

Рада Илич была, что называется, настолько суровой, что, казалось, единственная эмоция на ее лице может представлять собой возмущенный взгляд. У нее не было и десятой части красоты Доминик, а грацию и нежность подавно сменили стальные мышцы, бугрившиеся под ее форменной рубахой, и совершенно бесстрастное выражение лица. Альбус с ужасом заметил, что ее спина шире, чем его, уже не говоря о бицепсах, а волосы, выглядели настолько растрепано, словно Рада как собрала их в косу перед приездом в Шармбатон, так и не расплетала. Да даже вместо волшебнойпалочки рядом с ней на ступеньках покоился массивный вязовый посох. Да, Господи-Боже, Рада Илич выглядела мужественнее Ала, а поставь рядом с ней Скорпиусa, так впору гадать, кто из них женщина, а кто мужчина.

Ты ошиблась, мать-природа, когда сделала эту девушку девушкой. Ведь единственное что-то нежное было слезой, которую тут же смахнула ладонь.

«Женщина — это не пол. Это состояние души», — заключил Альбус.

Только женщина, на какого бы мужчину она не была похожа, может так искренне жалеть другого человека, пусть и едва знакомого.

— Представляешь, каково ей, — протянула Рада, уставившись в узкое витражное окно. — После стольких лет прощаться не с ученицами, которых изо дня в день учила, а с чужими.

— Ну, а что ты хочешь, — буркнул Ал. — Не дай Боже пропустят обед, супца горячего навернуть это же важнее, чем попрощаться с преподавателем.

Рада усмехнулась, отчего на ее щеках мелькнули ямочки. Переглянувшись с ней, Альбус вдруг почувствовал ощущение, которое называл «моментом невысказанного, но предельно ясного» — когда не находилось слов, чтоб объяснить свои чувства, но собеседник понимал все прекрасно, и не просил пояснений. Только со Скорпиусом проскальзывал такой момент, но они на то и лучшие из лучших друзья: они ведь друг за друга горы свернут, если для этого не придется вставать с дивана.

— Меня, конечно, проклянет весь Хогвартс, — сообщил Ал сконфужено. — Но… может, если тебя еще никто не пригласил, ты пойдешь со мной на бал?

Рада Илич аж рот приоткрыла.

— С тобой?

— А ты думала, я просто так на тебя ставки к первому туру делал? — фыркнул Ал.

— Ты, честно говоря, дохляк.

— Ой, Афродита, усы сбрей. А еще бал собралась открывать.

Расхохотавшись в голос, оба переглянулись снова.

— Я танцевать не умею, — предупредила Рада.

— Да я тоже.

— И платья у меня нет.

— А у меня из парадного только кальсоны.

— Мы затмим всех.

Альбус неловко улыбнулся.

И тут же возликовал внутри себя — он идет на бал с девушкой (пусть и похожей на трансвестита), он открывает Святочный бал, а Скорпиус Малфой, у которого для этого были все предпосылки, скорей всего нет, вряд ли Доминик сменила гнев на милость.

И точно. Обед подходил к концу — Доминик в трапезной уже не было, зато Скорпиус сидел поодаль от делегации Хогвартса и о чем-то шептался с кудрявым чемпионом Шармбатона. Тут же, стоило Алу увидеть друга, в голове прозвучал его голос: «Браво, Ал. Замутить с чемпионом Дурмстранга — гениально, моя школа. Так у Доминик больше шансов на победу».

Прекрасно понимая, что на пятой же минуте Святочного бала Скорпиус Малфой начнет вплетать его в свои интриги и поинтересуется, что у Рады Илич он успел выведать о втором туре, Альбус понял две вещи. Во-первых, что с приглашением на бал поторопился. И, во-вторых, проявлять к кому-то симпатию в радиусе сотни миль от Скорпиуса Малфоя себе дороже. Так уж чувствовалось.

========== 12. ==========

— Пригласить на бал Раду Илич — гениально, — приложив к рубашке Ала замысловатый галстук с серебряными вензелями, произнес Скорпиус. — Не ожидал.

Ал закатил глаза. И не объяснить же другу, что поспешное приглашение болгарской чемпионки ни одной самой хлипкой ниточкой не связано с тем, что он вероломно планировал добыть из Рады информацию о втором туре.

Скорпиус отшвырнул галстук в сторону и примерил к Алу другой — серый в строгую клетку.

— И она согласилась?

— Я так и не понял.

— Значит согласилась. Рада, чего уж там, далеко не лесная фея, у нее нет десятка вариантов кавалеров.

От этого на душе стало ещё гаже.

— Плюс, ей просто необходим кавалер, ей бал открывать. А после того, что она учудила на первом туре…

— Скорпиус, заткнись, — не утерпел Ал.

Скорпиус послушно умолк.

— Знаешь, тебе совершенно невозможно подобрать галстук, — признался он, оглядев стопку тех, которые не подошли (по его мнению).

— Я пойду на бал без галстука.

— Если ты пойдешь на бал без галстука, то я сломаю тебе ноги и больше ты ходить не сможешь вообще, — проскрипел Скорпиус.

Говорить как-то вдруг резко стало не о чем. Скорпиус слишком заигрался в своих интригах, Альбус же с опаской ожидал самого бала.

Чем ближе сочельник, тем больший страх накрывал Ала ледяной волной. Если в тот день, когда гадалка мадам Флио покинула Шармбатон и свершилось первое в жизни Альбуса Северуса Поттера приглашение девушки куда-нибудь (приглашение сестры и кузины пойти нахрен не считалось), им овладело лишь волнение от собственной храбрости, то уже под конец декабря паника одержала сокрушительную победу. Каждый новый день создавал новую мысль, которая, в свою очередь, выплывала в новый повод для страха.

Сначала Ал чувствовал себя неловко, пересекаясь с Радой Илич в трапезной, и ощущал, как желудок делает сальто, когда их взгляды пересекались. Затем Ал ощущал волнение и недобрый осадок, понимая, как будут шептаться за его спиной однокурсники, стоит ему появиться в паре с дурмстрангской чемпионкой. И, наконец, Его Величество Безысходный Ужас — это Альбус вдруг понял, что ему открывать Святочный бал и автоматически быть в центре всеобщего внимания, да еще и с гладиатороподобной девушкой, которая, скажем прямо, ну не принцесса.

Скорпиус, в своей излюбленной манере, мастерски исполнил контрольный выстрел в остатки его уверенности. Теперь, когда Альбус невольно стал частью плана «Как сделать Доминик Уизли чемпионом», Скорпиус с него не слезет, пока тот чего-нибудь из Рады Илич не выудит, хоть крупицу информации о втором туре.

— Я не буду весь вечер говорить с ней о Турнире, — выпалил наконец Альбус, содрав с шеи кружевное жабо, которое, как уверял друг, единственное, что ему шло.

— А о чем еще с ней говорить? — мирно спросил Скорпиус. — Сходу назови ваш один общий интерес.

— А ты о чем с Каррелем говорить будешь? Ах, да, один общий интерес у вас есть, да, Малфой?

Скорпиус ехидно вскинул бровь.

— Все ради Турнира.

— Безусловно. Вот уж кто действительно рвет жопу за честь Хогвартса.

— Мистер Поттер, возьмите что-нибудь фаллическое и заткните себе все отверстия, из которых у вас льется этот омерзительный сарказм, — прошептал Скорпиус, затянув на шее друга очередной галстук, как удавку.

Из-за ширмы раздался чей-то смешок, и друзья одновременно выглянули, чтоб одарить юморного соседа ледяными взглядами.

Один из крайне немногочисленных за всю историю Хогвартса маглорожденных слизеринцев, по фамилии Корбет, снова усмехнулся.

— Да-да? — участливо поинтересовался Скорпиус.

— Вас не шипперит только слепо-глухо-немой, вы в курсе? — отозвался Корбет.

Ал и Скорпиус переглянулись.

— Ал, ты чувствуешь? — скривился Скорпиус. — Чувствуешь?

— М? А, да-да-да, — принюхался Ал.

— Ох, это невыносимо… откройте окна…

— И принесите противогаз…

— Что же это так омерзительно воняет на всю башню? — закатил глаза Скорпиус, наморщив нос. — Ах да, Корбет, это же твоя грязная кровь.

Слизеринец стиснул зубы.

— Простирни вены и сосуды в хлорке с пятновыводителем, прежде чем фыркать в сторону чистокровных, — процедил Альбус.

Глядя, как слизеринец вылетел из общей спальни, они со Скорпиусом переглянулись.

— Тебе не кажется, что мы мрази?

— Определенно, мистер Поттер.

— Гриффиндор прессует Слизерин. О времена, о нравы.

Переглянувшись со другом, Ал стянул с шеи очередной галстук и задумался над тем, что не подружись они со Скорпиусом четыре года назад (хоть и казалось, что не менее шести вечностей тому), то стали бы заклятыми недругами, учитывая сволочной характер обоих.

Но если Скорпиус показывал сучью натуру лишь тогда, когда это было необходимо, Ал, признаться, был не прочь побыть антагонистом просто так, упиваясь собственным цинизмом. Один из них больший циник, зато другой — куда как более уверен в себе. Малфой даже если на Святочный бал придет в леопардовой шубе, с шармбатонцем под руку и на вопрос профессора МакГонагал: «Это что такое?!», ответит: «Du… Du hast…Du hast mich», а затем подожжет черные кудри своего кавалера, это будет выглядеть органично. А Алу вон уже второй час галстук подобрать не могут.

***

— Конечно, ну что ты, я не обиделся, — сев за стол, улыбнулся шармбатонцу Скорпиус, не став утруждаться тем, что по-английски француз не понимал вообще.

«Сдохни в муках, глядя, как твои внутренности доедают бешеные псы», — читалось в его ледяном взгляде.

— Ебаный француз, — прошипел Скорпиус, притянув к себе тарелку с сыром и глядя, как удаляется из трапезной Стефан Каррель.

— Что стряслось? — поинтересовался Ал, которого куда больше волновал вопрос, как слиться со Святочного бала.

— Он не идет со мной на бал. Его уже пригласила какая-то блядина, а он слишком слабак, чтоб сказать девушке «нет».

Ал хмыкнул.

— Не удивительно, он — звезда Шармбатона.

Скорпиус выглядел так, словно на него вылили ведро с помоями. Кажется, его чувство собственной важности только что кто-то пнул ниже пояса.

— Да кто его пригласит, если он… ну ты понял.

— Кто?

— Слово на букву «г».

— Гуляш?

— Да, Поттер, гуляш. Я именно это и хотел сказать, — прорычал Скорпиус.

Ал косо глянул в сторону Рады Илич, сидевшей за болгарской частью стола, и нервно сглотнул.

Пышное убранство зала. Мужеподобная ведьма и хлипкий гриффиндорец с идиотским галстуком. Шепот за спиной. Насмешки соседей по комнате. Сотня любопытных взглядов. Открывать бал первым танцем…

Забывшись, Ал выхватил у Скорпиуса стакан с самбукой, замаскированной под минеральную воду, осушил залпом и, тут же почувствовав, как обожгло горло, выплюнул.

— Боже Всевышний!

Скорпиус моргнул.

— Ал, ты чего?

— Решил что-то изменить в своей жизни, — брякнул Альбус. — Фу. Как это можно пить…

— То есть, ты вообще меня не слушал? — процедил Скорпиус. — Я о том, что найти сейчас партнера на бал это…

— Крайне сложно, — проговорила Доминик, сев снова рядом с Альбусом. — Ну что, дорогой, как ощущения?

На секунду подумав, что Скорпиус и Доминик помирились, а он был слишком занят волнением, чтоб это заметить, Альбус завертел головой.

— Как ощущения, когда даже Ал с кем-то идет на Святочный бал? — поинтересовалась Доминик, откинув волосы за спину и с аппетитом принявшись за грибной суп-пюре.

Скорпиус одарил ее прохладным взглядом, но умолчал.

— Так, какого цвета на тебе, говоришь, будет платье? — произнес он спустя минуту.

— А что?

— Я подберу подходящий нагрудный платок.

— Зачем? Я уже нашла себе кавалера, — пожала плечами Доминик.

— Это то, о чем я тебе говорил, — шепнул Альбус.

Скорпиус отложил ложку.

— С кем ты идешь на бал?

— Со Стефаном Каррелем.

Бледное лицо Малфоя вытянулось, а рот приоткрылся в немом негодовании.

— Так это ты его пригласила?

Доминик не без удовольствия кивнула.

Чемпион Хогвартса идет на бал с чемпионом Шармбатона, а значить это могло для Скорпиуса Малфоя лишь…

— Жаль, что не тебе открывать бал, Скорпиус, — улыбнулась Доминик, отправив в рот ложку. — Ибо не с кем. Даже не справедливо, ты ведь так хотел быть в центре внимания. Снова.

— Ты…

— Не расстраивайся. Я уверена, кто-нибудь в заднем ряду у окошка по достоинству оценит цвет твоего нагрудного платка.

Встав из-за стола и зашагав к выходу, Скорпиус не одарил ее взглядом, в кои-то веки чувствуя себя униженным. Ал, замешкав, направился следом, чувствуя, как зеленые глаза кузины его прожигают насмешкой.

— Незачем переживать, она всегда была прошмандовкой.

Скорпиус, свернувшись калачиком на кровати, издал мученический вздох. Стайка канареек, которая еще недавно была золоченной люстрой, парила над его головой и тихонечко щебетала. Альбус, сидя рядом, снова потрепал его по плечу.

— Ну и пусть идет с ним, зато тебе не открывать бал, — протянул он. И, поняв, что ляпнул, тут же уточнил. — Будешь незаметно хлестать винишко со мной.

— Ты не хлещешь, толку-то.

— Я начну, ты меня научишь. Малфой, не депрессуй, ей-богу.

— Моя девушка отбила у меня парня, ты понимаешь?

«Нет, и слава Богу», — подумал Альбус.

— Гомосек и шлюха, вот уж парочка.

— Как ты можешь, Ал, она же твоя сестра…

— Да похуй, она двоюродная. А ты — мой родной друг, я ненавижу твоих бывших больше тебя.

Скорпиус снова издал то ли всхлип, то ли вздох, то ли хрип. Альбус людей успокаивать не умел, а уж тех, кто метался в терзаниях разбитого сердца — подавно.

— Ну хочешь… — И вдруг Ала осенило. — Хочешь, если тебе принципиально открывать бал, я уступлю тебе Раду Илич?

Скорпиус повернулся к нему, заерзав на перине.

— Что?

— Ну, а что? — стараясь не выдать ликования в своем голосе, нахмурился Альбус. — Ты мой друг, тебе внимание важнее, я же вижу. И пойти на бал с Радой — утереть нос Доминик. Да, согласен, Рада… не фея, но ты тоже не… то есть да… то есть нормальный ты, твоего шарма хватит на вас обоих.

Скорпиус сел на кровати и утер щеки.

— Подожди. Подожди, — заволновался он. — Ты пожертвуешь честью открывать Святочный бал ради меня?

— А что поделать, — картинно прикрыл глаза Альбус. — Между честью, дамой и другом, я всегда выберу друга.

Глядя на Ала так, словно тот только что на руках вынес его из горящего дома, а после закрыл грудью от пулеметной очереди, Скорпиус выдохнул.

— Альбус…

— Не надо слов. Просто скажи, что ты согласен.

— Я согласен, — прошептал Скорпиус благоговейно и крепко стиснул его в объятиях. — Альбус… только человек по имени Альбус может иметь такое большое сердце…

— Не плачь, мой ссанный Гриндевальд, — усмехнулся Ал, похлопывая его по спине.

И, услышав, как позади, у двери, что-то упало, друзья тут же обернулись: слизеринец Корбет, заскочивший взять учебники по истории магии, глядел на них, разинув рот, и даже не заметил, как уронил тяжелую сумку.

— Пошел вон! — рявкнули в один голос Поттер и Малфой.

Слизеринец, багровый от смущения, вылетел за дверь, а Скорпиус, утерев следы сантиментов с лица, заволновался:

— Слушай, а Рада Илич согласится поменять партнера?

За дверью послышался выдох, и Скорпиус, метнув взгляд туда, заставил рой канареек влететь в крохотную щель и начать клевать Корбета.

— Мы — пара, Рада Илич — свингерша, — фыркнул Ал. — Спорим, Корбет пойдет работать под крыло Риты Скитер?

Но Скорпиус оставался серьезен.

— Ой, да согласится, конечно, — заверил Альбус. — Ей не принципиально же.

— Ну так… пойдем? — заерзал Скорпиус.

Альбус вскинул бровь.

— Куда? Мы опоздали на урок.

— Пойдем, найдем Раду Илич и скажем, что она идет со мной.

— Э-не, — протянул Ал, тут же усадив Скорпиуса обратно на кровать. — Она втащит нам обоим. Давай это будет… сюрприз.

Скорпиус приоткрыл рот.

— Ты что, боишься ее что ли?

— Да ни за что! Нет! Просто представь, как она удивится: рассчитывала пойти на бал с доходягой, который пригласил ее от безысходности, а пойдет в итоге с потомственным аристократом, человеком, который умеет держаться в привилегированном обществе, который не будет наступать ей на ноги во время танца, да и вообще, считай, Рада Илич будет самой настоящей Золушкой, ведь хрен еще кто такого принца отхватит.

«Принц» растаял и, горделиво вздернув нос, усмехнулся.

— Да?

— Ну, а то, — закивал Альбус. — Она будет в восторге.

***

Рождественское убранство Шармбатона напоминало пышную сказку: внезапно, хотя, возможно, не без помощи сильнейшей магии дюжины магов, в теплых окрестностях выпал снег, который покрывал холмы пушистой белоснежной гладью. Крупные хлопья сыпались с неба и не таяли, несмотря на то, что за стенами замка было достаточно тепло — ни промозглого ветра, ни слякоти под ногами, на заледеневших ступеней великолепной лестницы.

За три дня до бала нимфы развесили по замку причудливые украшения: связки кристаллов горного хрусталя и стеклянные шары, в которых парили сияющие блестки. Вкупе с этим и ледяными фигурами, величавшими фойе, Шармбатон был похож на замок Снежной Королевы.

Любоваться красотами зимнего замка у Альбуса желания не было, особенно за час до бала. Наскоро одевшись, он сидел на кровати, гипнотизировал взглядом циферблат часов и гадал, зачем собрался так быстро.

Хотя, чего там собираться — многие парни оделись за пять минут, меньше минуты елозили по волосам расческой, и сидели, ожидая звездного часа, в точно такой же позе. Лишь Скорпиус Малфой носился из спальни в ванную, нервно оглядываясь и что-то бормоча себе под нос.

— Все? Собрался? — нетерпеливо протянул Ал, когда на часах было почти семь вечера.

Сияющий и великолепный Скорпиус Малфой вышел из ванной, явно наслаждаясь собственным пиджаком.

— Как я выгляжу? — тоном человека, который готовился получать «Оскар», поинтересовался он.

— Ну…

— Сейчас переоденусь!

Схватив его за руку и едва не вытолкав за дверь, Альбус поймал себя на том, что нервничает и бесится.

— Скорпиус, ты не говори Раде, что я…

— … зассал идти с ней и открывать бал, потому что боишься внимания?

Ал так и замер на лестнице и почувствовал, как в него резко врезались сокурсники.

— Не скажу, — заверил Скорпиус, критически оглядев его. — Хотя, по твоему лицу все понятно.

Чувствуя себя еще более сконфужено, Альбус замер у дверей трапезной, где собирались ученики — все нарядные, горделивые, красивые, и он — бледный, едва не заикающийся и жаждущий больше всего вернуться обратно в башню. Но вот уже к Алу приблизилась новоиспеченная партнерша взамен Рады — худощавая веснушчатая француженка, которая ни слова по-английски не понимала, а значит не сбежать.

— Ну подойди же к ней, — прошипел на ухо Скорпиус. — Я с таким трудом уговорил ее… то есть, она очень хотела с тобой пойти.

Альбус улыбнулся ей так, словно у него скрутило живот.

— Вот так, вот и молодец, Ал, ты неотразим и сексуален…

— Как куст щавеля.

— Смелее, Ал, — то ли глумился, то ли поддерживал Скорпиус, уже наглее толкнув его к шармбатонке. — Так, Ала пристроил в хорошие руки, а где же моя похожая на трансвестита мадемуазель?

Альбус, как раз увидев Раду Илич, сглотнул и выдохнул, чувствуя, как внутренности будто в охапку сгребла чья-то пятерня. Смотреть на нее было неловко, особенно понимая, что никакой она не трансвестит, и не гладиаторша даже, по крайней мере в этот сочельник.

На ней было платье — внезапно, хоть и предсказуемо. Нежно-лиловое, с воздушным подолом и каскадом воланов, скрывающим широкие плечи. Каштановые волосы стали короче — едва доходили до плеч и были уложены мягкой волной, такие будет кощунством снова стянуть в небрежную косу. Уж неизвестно, какой благодетель поспособствовал таким метаморфозам, но только гриффиндорцам, и только девушкам было известно, что только Доминик Уизли способна рисовать самые симметричные стрелки жидкой подводкой.

Встретившись взглядом с Радой, Альбус захотел бежать, а потому не придумал ничего лучше, чем быстренько проследовать в трапезную, позабыв о своих партнершах: как и прошлой, так и о нынешней.

— А…

— Я за него, — вызвался Скорпиус, уже сцапав Раду Илич под руку и глянув сверху вниз — он был ниже ее на полголовы.

— В смысле?

Скорпиус потупил взгляд.

— Так исторически сложилось.

Рада Илич взглянула на него ледяным взглядом.

— Это ведь ты требовал казнить меня на костре во время первого испытания?

— Я, наверное, пойду к Алу…

— Не-не-не, кавалер, стой, — схватив Скорпиуса за рукав, прошептала Рада. — Ты за него?

— Да.

— Вот и стой, не дергайся. Зажжем с тобой.

«Вот почему ты слился», — осенило Скорпиуса.

Можно искусно накрасить тушью недобрый глаз, но сглаза по итогу все равно не миновать. Как-то так.

Гувернеры и гувернантки неустанно метались туда-сюда, призывая учеников к порядку, а заместитель мадам Максим уже построил тех, кому было суждено открывать Святочный бал, но все равно искренне недоумевал.

— Чемпионов три, пары две… ах, вот оно как.

Взглядом полным возмущения и презрения смотря на свою вновь уже соперницу, Доминик не слушала и не слышала ничего: ни речей помощника директрисы, ни комплиментов, ни звуков музыки. В своем платье из синего бархата, без задоринки сидевшем на точеной фигуре, с мерцающим в собранных рыжих волосах серебряным обручем и такой же тонкой цепочкой на шее, Доминик выглядела не мило, скорее благородно, но свирепо.

— Если я решил открывать бал, я открою бал, — шепнул ей на ухо Скорпиус. — Шах и мат.

Сжав руку Стефана Карреля покрепче, Доминик отвернулась. Скорпиус усмехнулся.

— Мне плевать, как ты выглядишь и что ты задумала на конец Турнира, — прошептал он серьезно Раде, когда двери в трапезную открыли перед чемпионами. — Но мы должны станцевать лучше, чем эти двое.

***

Несмотря на все старания болгарской чемпионки улизнуть подальше после бесконечного вальса, у чемпионов был отдельный стол. Обстановка за которым царила накаленная — это заметили даже ученики, ужинавшие неподалеку.

Стефан Каррель не сводил взгляда со Скорпиуса, Скорпиус не мог оторваться от Доминик, Доминик ненавидяще смотрела на Раду Илич, Рада Илич искала глазами в толпе Альбуса, Альбус искал глазами канапе с сыром на столе.

— Хрущи ебаные, вы не в тот цветник залетели, — шипела Доминик, сжимая бокал. — Ой не в тот…

— Кто же виноват, что садовница щелкает клювом? — ухмыльнулся Скорпиус.

— Молчи, пока я тебе ландыш не сломала.

— Pardon? — переспросил Стефан, не поняв ни слова.

— Только про ландыш сломанный услышал, так сразу «пардон»… Рада, а что ты молчишь?

Если бы несносная Доминик в этот самый момент укусила бы гремучую змею, та умерла бы от яда бушующей когтевранки моментально.

Яда было достаточно на всех в этом зале.

— Да не нужен мне твой этот убогий, — в третий раз бросила Рада Илич. — Пусть отсядет.

— Pardon…

— Тихо, — бросила Доминик. — То есть, ты с ним пошла просто потому что мне назло? Сука, я же с тобой платье выбирала…

— Срань Господня, за меня борются трое чемпионов, — восхитился Скорпиус. — Минуточку, да я же элита…

— … я должна была идти с другим убогим, ты же знаешь, а этот…

— Je vous…

Шикнув на Стефана снова, Доминик снова перегнулась через стол, чтоб посмотреть на Раду.

— А почему не пошла?

— Ой все короче, дамы, вы нудные, — протянул Скорпиус, встав из-за стола.

Стефан Каррель намылился было за ним и привстал, но Доминик уперла руку ему в плечо и усадила на место. И тут же скрыла свирепый оскал обворожительной улыбкой.

— Ох, эти девки доведут меня до нервного срыва, — опрокинув бокал шампанского, произнес Скорпиус. — Ал, как ты здесь? Ты что, пожрать сюда пришел?

Альбус отмахнулся и взял еще одно канапе.

— А где твоя партнерша? — возмутился Скорпиус.

— Танцует с другим.

— О, ты, должно быть, расстроен…

— Держусь из последних сил, — отозвался Альбус. — Подай оливки.

Скорпиус уселся за столик рядом и приспустил галстук.

— Ты ужасно поступил с Радой.

Ал скосил на него взгляд, но Скорпиус, заглянув в чей-то оставленный на столе бокал, цокнул языком.

— Я ей противен, она этого не скрывает и пялится только на тебя весь вечер. А ты хоть бы объяснился.

— Возможно, я ошибся.

— Любую ошибку можно простить, — изрек Скорпиус. — Кроме трусости.

— Ты учить меня жизни пришел? — фыркнул Альбус. — Или тебя из-за стола девки выгнали?

— Да уж нет, на трезвую голову мне нравоучения не идут. Кстати, раз уж мы об этом заговорили, — снова глянув в пустой бокал, протянул Скорпиус. — Метнись за винишком.

Ал презрительно вскинул бровь.

— Чего? Чтоб я как дворецкий кому-то за винишком бегал? Ты не попутал, Малфой?

— Белое сухое. — И, увидев, как Ал скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу, закатил глаза. — Ладно, сиди уже, доходяга, сам принесу.

Что в понимании Скорпиуса было «сходить за винишком» в рамки Ала не укладывалось — друг вернулся с двумя графинами и ведерком со льдом, где охлаждалось шампанское.

— О нет! — воскликнул Ал, когда Скорпиус протянул ему бокал.

— Испугался, Поттер?

— Еще чего.

Неумело повертев в руках бокал, Альбус почувствовал укол совести. Скорпиус уколов не чувствовал.

— За Раду Илич, — произнес он, подняв бокал. — Чтоб это была первая и последняя девушка, которую ты разочаровал.

— За Доминик Марион Уизли, — добавил Альбус. — Чтоб это была первая и последняя девушка, с которой ты упражнялся в никому не нужных интригах.

Скорпиус хмыкнул и перевел взгляд в сторону стола чемпионов, за которым одиноко пристукивал в такт полонезу Стефан Каррель. Встретив взгляд Доминик, стоявшей с подругами неподалеку, Скорпиус поднес бокал к губам.

— Она будет первой и последней во всем, Ал. Она такую сцену устроила… интриганка херова, и я смотрю на нее, до сих пор, и думаю, что хочу сделать: то ли въебать ей с ноги, то ли вести в ближайшую часовню и просить святого отца нас поженить.

— Не понимаю, — буркнул Альбус. — Ты ее унизил при всех. Она унизила при всех тебя, когда обломала со Святочным балом и пошла со своим конкурентом. И у тебя в глазах сейчас такая прям нежность, такое благоговение…

— Она поставила на место Скорпиуса Малфоя. Она может все. Она поймет, зачем я пытаюсь… со Стефаном, зачем я так громко ее отшил, она умная, она все поймет, — проговорил Скорпиус. — И простит, как меня можно не простить. А то, что залет… да и хрен бы с ним, я разве буду плохим отцом?

— Ты будешь лучшим отцом.

— Ну вот.

— Правда, мозгов у тебя как у дятла.

Скорпиус снова отпил.

— Ну и пускай. Зато ни один дятел своих птенцов еще не бросал, а люди таким частенько грешат.

Альбус сделал маленький глоточек и поежился. Вино было горьким.

И тоже глянул в сторону Доминик.

— Слушай, а чего это твоя беременная дятлиха жахает шампанское?

Скорпиус отмахнулся.

— Немного же можно. Моя мама все девять месяцев беременности не отказывала себе в Шардоне, и что?

Ал вдруг почувствовал, что ему сейчас рот разорвет невысказанными комментариями. А потому перевел тему быстренько:

— Так иди, мирись. Объясни ей все.

— Не нужно объяснять, она все уже поняла, — улыбнулся Скорпиус.

— Что поняла? Что ты самовлюбленное быдло?

— Нет, мой трезвый, как мразь, друг. Она поняла, что я чувствую ее.

И, опережая насмешливый вопрос, оттянул лацкан пиджака, продемонстрировал Альбусу свой нагрудный платок, сложенный треугольником синего бархата.

— Я не знал, какое на Доминик будет платье, — пожал плечами Скорпиус. — Но выбрал синий бархат. А знаешь, почему?

— Почему? — полюбопытствовал Альбус, ожидая услышать красивую предпосылку, где бы фигурировал синий бархат, что-то воздушное, высокое и благородное.

Но Скорпиус, осушив бокал, налил себе еще, и ответил:

— В душе не ебу. Просто.

========== 13. ==========

Январь начался с череды шпионских игр и зорких взоров. Профессор МакГонагалл, убедившись на все существующие десятки процентов, что самый проблемный студент Гриффиндора за последние триста лет явно что-то задумал, установила за Скорпиусом усиленную слежку в лице сразу двух гувернеров. Надо сказать, что официальный титул самого проблемного студента Гриффиндора за последние триста лет Скорпиус Малфой выборол именно на Святочном балу, обогнав на пятнадцать баллов своего предшественника, Сириуса Блэка, после того, как в состоянии сильного алкогольного опьянения и, цитата, «чет накатившей печальки», вступил в поединок с нимфами, которые чересчур медово улыбались чемпиону Шармбатона, а затем кинулся на него же с кулаками и отнятым у чемпиона Дурмстранга посохом, чтоб вершить возмездие за чересчур медленный танец с чемпионом Хогвартса. Каким образом в менее чем двадцать минут один-единственный семикурсник умудрился развязать масштабную драку делегации Дурмстранга против старших курсов Шармбатона и нарушить двадцать один пункт международной конвенции магического сотрудничества, сам Скорпиус Гиперион Малфой наутро объяснить не сумел.

Понимая, что если отнять у Гриффинора баллы по заслугам Малфоя, то проще будет напрочь закрыть факультет, ибо количество заработанных баллов будет отрицательным, профессор МакГонагалл ясно дала понять — на шее Скорпиуса затянули цепь контроля.

Мсье Жавер, сжимая в руке подсвечник, заглянул в спальню и хмурым взглядом оглядел кровати. Убедившись, что та самая кровать у окна не пустует, и под одеялом вздымается от равномерного дыхания тело спящего, вновь вышел в коридор. Его шаги долго звучали едва слышным отголоском шарканья, и лишь пару секунд слушая тишину, Доминик скинула одеяло и, выдохнув, развалилась на кровати Скорпиуса в более удобной позе.

— Вы просто конченные оба, — прошептал Ал, лежа на боку. — А если в эту самую секунду Шанталь проверяет женскую спальню? Кто там сопит под одеялом вместо тебя.

— Рада.

— Серьезно?

Доминик коротко кивнула.

— А если бы Жавер поднял одеяло?

— Не поднял бы. Это уже вторжение в личные границы. Мало ли в каком виде там спящий под одеялом.

Альбусу эти их ночные побегушки уже неудобно умостились в печенках. Но второе испытание Турнира приближалось все стремительнее, а что делать с ключом и чего вообще ожидать, чемпион Хогвартса понятия не имела.

Прав был Скорпиус с самого начала — сама Доминик победу себе не вытащит. По крайней мере это было тем самым оправданием, которое с натяжкой могло объяснить все многочисленные хитрости и даже жульничество со стороны уже делегации Хогвартса.

***

Несмотря на многочисленные заверения Скорпиуса о том, что его разведка с элементами эротики и белого полусладкого направлена исключительно на выуживание данных, нельзя было сказать, что Стефана Карреля он прям уж терпел из последних сил. Шармбатонец оказался приятным: деликатный, тактичный и обходительный — с теми самыми манерами, которые привили ему гувернеры академии, и с теми самыми манерами, которых так порой не хватало чистокровному аристократу из Британии. При этом совершенно влюбленный, но скрытный — о секретах Турнира, не ведясь на тонкие уловки Скорпиуса, Каррель помалкивал, даже когда в ход шел алкоголь и «слабо».

Главная трудность же представляла собой такую банальность, как языковой барьер. Французского Скорпиуса едва хватило на комплименты и поддержание элементарных диалогов ни о чем, а также (здесь уже помогла заученная с перевода Доминик фраза) на заверения:

— Я тебе честно скажу. У нас все поставили на тебя, — кивал Скорпиус. — Рыжую не любят, она слишком… королева, но при этом туповата. После первого тура, даже наша МакГонагалл думала на тебя ставить, если честно, когда узнала о тотализаторе. Нет, ты видел нашу красотку на первом туре? Она стояла и тупила минут пять.

Расцвел Каррель или нет после этих умасленных заверений, судить было сложно. У того на лице всегда была вежливая полуулыбка. Но время тикало, до испытания оставалось времени слишком много, чтоб беспокоиться всерьез, но слишком мало, чтоб реально самому до чего-то додуматься, и Скорпиус начинал уже думать о том, что его стратегия обольщения дала трещину.

Но когда в ночь на шестнадцатое января проснулся в шармбатонской башне, где чемпиону были выделены отдельные покои, от ледяного дуновения ветра, Малфой привстал на перине и глянул сквозь полупрозрачные занавески на балкон.

Стефан Каррель стоял именно там, ежась от холода, и тыкал добытый в первом туре ключ куда-то вверх.

Скорпиус, поняв, что проснулся не зря, вытянул шею. Никаких особых магических ритуалов им замечено не было: француз просто стоял, вытянув руку с ключом, и вдруг, сжав этот самый ключ в кулак, резко обернулся.

Рухнув на подушку и прикрыв глаза, Скорпиус замер. Тут же почувствовав, как забилось сердце, как захотел заулыбаться и прочие неприятные метки его бодрствования, он лишь чуть приоткрыл глаза, чтоб увидеть, как шармбатонец, опустив ключ на столик, в неприметное место за вазой с лилиями, учебниками и клочками пергамента, бесшумно вернулся в постель.

— М-м? — протянул Скорпиус, сонно моргнув и потянувшись.

Каррель покачал головой и накрылся одеялом, повернувшись лицом к Малфою. Спустив руку под одеяло, чтоб стянуть с указательного пальца фамильный перстень, Скорпиус швырнул его на пол. Перстень, не успев упасть, молниеносно обратился золотой канарейкой, которая, предусмотрительно не щебеча, пролетела прямо над кудрявой головой Карреля и спикировала к столику с вазой, где и был оставлен ключ.

Скорпиус, не моргая около полуминуты, нахмурился.

— Это не тот ключ, — произнес Скорпиус, сидя в укромном месте — на ступеньках в бывший класс мадам Флио, куда студенты уже не ходили. — Я клянусь тебе, Дом, это не тот ключ.

Ал обладал интеллектом, если уж честно, гораздо более высоким, нежели его кузина и лучший друг. Но, несмотря на это, упорно не понимал, о чем талдычит Скорпиус.

— Подожди, — перебив Доминик, протянул Альбус. — Ты точно знаешь, как выглядел ключ до того, как якобы изменился?

— Конечно, — вразумил Скорпиус. — Я сделал слепок на мыле.

— Что?

— Что?

— Ну, а что? Да не этом же суть. А в том, что ключ изменился. Зазубрины другие вообще.

Доминик закрыла лицо руками, предчувствуя сложность загадки.

— То есть, Каррель просто тыкал ключом куда-то в ночное небо, и ключ изменился?

— Именно!

— Сложно, — протянул Альбус. — И что теперь делать?

***

— Чувствую себя полной дурой, — произнесла Доминик, сидя на ограждении балкона башни мадам Флио и протягивая свой ключ куда-то в ночное небо.

— Ну…

— Заткнись, Ал.

Скорпиус, затушив сигарету о стену, взглянул на карманные часы.

— Проверь ключ.

Доминик послушно взглянула на ключик, но покачала головой.

— Нет. Тот же.

Альбус развел руками.

— Значит, что-то ты делаешь не то.

— Серьезно? — взбеленился Скорпиус, шагнув к нему. — Ты думаешь, я ошибся? Да я снял отпечаток ключа Стефана раньше, чем согласился провести с ним ночь!

— Без подробностей, дорогой, — заткнула уши Доминик, запахнув халат и сунув ключ в карман. — Знаете, вы как хотите, а я пойду спать.

Эксперимент не удался.

Скорпиус сжал губы, которые в сию же секунды коротко поцеловала Доминик.

— Я верю, что ты прав. Просто мы что-то делаем не так.

Глядя, как она спускается вниз по винтовой лестнице, освещая себе путь волшебной палочкой, Альбус присел на ступеньку.

— Только не говори, что она потекла от синего бархата и простила тебе твое скотство.

— Она умная, — произнес Скорпиус, сев рядом. — Поняла все.

Не став уточнять, что именно поняла Доминик, которая сообразительностью особо не блистала, под стать своему кавалеру, Ал, вздохнул.

— А…

— Ты будешь крестным отцом нашего сына, — сообщил Скорпиус.

— Чего-чего?

— У меня ближе друзей нет. У меня, по правде говоря, кроме тебя друзей вообще нет. А ты… не худший крестный для моего сына.

Театр безумия одного актера. Скорпиус, кажется не шутил.

— Всего два вопроса, — тепло улыбнулся Альбус. — С чего ты взял, что у тебя будет сын?

— Потому что в роду Малфоев двенадцать поколений подряд рождались только мужчины.

— Допустим. Второй вопрос: ты уверен, что она беременна? Вы тест делали?

— Тест? А какие там вопросы?

Ал закрыл рот руками.

— Ты не знаешь, что такое тест на беременность?!

Часто чистокровные маги не знали назначения привычных маглам вещей, но Скорпиус был максимально продвинутым в этих делах. Завсегдатай интернета, куда как более современный, нежели его отец, и вдруг такое затмение в познаниях.

— Да как бы тебе так попроще объяснить, — почесал затылок Ал. — Ну это… ну… а Доминик не знает? Должна же, с ее-то… послужным списком.

И вдруг его осенило.

— Друг. Она разводит тебя.

— Что?

— Она разводит тебя на свадьбу.

— Да перестань, это не в ее стиле.

И несмотря на святую веру Скорпиуса в едва ли непорочность своей ангельской милахи, Альбус Северус Поттер на правах кузена и просто обывателя знал — Доминик Марион Уизли хитра, меркантильна и совершенно беспринципна временами.

— «Дорогой Наземникус, пришли мне, пожалуйста, еще десять упаковок чипсов с паприкой, двадцать презервативов, пистолет (можно револьвер), две унции этсамого и тест на беременность, — выхватив у Скорпиуса за завтраком письмо, прочитал Ал. — P.S. Покорми сову. Надеюсь, твой радикулит тебя не беспокоит».

И глянул на Скорпиуса исподлобья.

— Это кто этот твой загадочный поставщик?

— Ой все короче, — отмахнулся Скорпиус. — Ты придумал, что там с ключом?

— Я?

Такое ощущение, что Доминик должны были все.

Скорпиус хотел было что-то возмущенное произнести, но подавился внезапно кофе и издал что-то вроде предсмертного хрипа.

— Что? — перепугался Ал, хлопая друга по спине.

Указав в сторону Стефана Карреля, который уже шагал с друзьями на урок дуэлей, Скорпиус дрожащим пальцем тыкал в сторону.

— Да что?

— У него там… пентаграмма…

Действительно, на аккуратном портфеле шармбатонца мелькнул чудом значок с пентаграммой, и Ал бы его точно не увидел, сколько не поправлял бы очки, если бы Скорпиус не тыкал пальцем.

— И что?

Малфой вдруг обхватил голову руками и закачался из стороны в сторону.

— Тихо-тихо-тихо. Тихо.

Видимо, поперла мысль.

***

И мысль действительно поперла, но в таких масштабах, что адекватному человеку представить сложно. Особенно, учитывая что разгадку тайны второго испытания Скорпиус продумывал полтора часа, прогуляв урок.

— Я все понял, — проговорил он, собрав Доминик и Ала в штабе (в башне гадалки Флио). — Это оказалось элементарно.

И только Доминик хотела уточнить, как Скорпиус, отперев заклятием замок классной комнаты гаданий, метнулся к доске и схватил мел.

— Турнир принимает Шармбатон. В слове «Шармбатон» три слога. В словах «Хогвартс» и «Дурмстранг» по два слога. Три и два. Умножаем — получается шесть. Запомните, — проскороговорил Скорпиус, уже записывая формулы на доске. — Всего три чемпиона. И три ключа. Три прибавить три — шесть. Идём дальше. В первом туре было шесть чудищ. Что имеем? Правильно, три шестерки, 666 — число дьявола. Участники турнира — связаны с дьяволом. Отсюда выходит, что чемпионы — всадники апокалипсиса: Рада — Война, потому что воительница, ты, Доминик — Голод, потому что голод равен сладострастию и…

— Эй!

— Я прошу внимания! — верещал Скорпиус. — А Стефан — Мор, потому что он с Монпелье, что на юге Франции, а юг Франции в Средние века пострадал от чумы больше других мест Европы.

— Э…

— Четвертый всадник — смерть, может ожидать допустивших ошибку на испытаниях. Смерть ожидает допустивших ошибку? Ничего не напоминает? Сказка о Трёх Братьях и Дарах Смерти. Три брата, три чемпиона, три дара, три ключа: совпадение? Не думаю.

— Скорпиус…

— Получается, что три ключа связаны с Дарами Смерти, а возможно открывают двери каждому чемпиону к своему дару: Раде — Бузинную палочку, потому что она валькирия, Стефану — Мантию-невидимку, потому что он хитрожопый, а Доминик — Воскрешающийкамень, методом исключения. Я уже отправил сову в орден иллюминатов и…

— Да уймись ты, проклятое дитя, что с тобой вообще не так? — чувствуя, как плавится мозг, выпалил Альбус.

Скорпиус, как раз выводя какую-то мудреную формулу на доске замер.

— Стоп. Хорош. Не то, — замахал руками Альбус. — Остановись.

— Почему?

— Ты немного… увлекся.

— Я?

— Скорпиус, — осторожно позвала Доминик. — Ты додумался до этого за полтора часа?

Скорпиус смутился.

— Ну вообще за двадцать минут, — произнес он, покраснев. — Я просто почти час искал кухню, чтоб взять пироженки… А что?

— Не-не-не, ничего.

Скорпиус повертел в руках мел, затем, зачем-то, откусил от него кусочек, пожевал, проглотил и присел на пуф.

— А что было не так в моей теории?

Доминик и Альбус переглянулись.

— Да в общем все так, Малфой, — кивнул Ал. — Ты молодец. Сходи за пирожным.

Скорпиус пожал плечами и, стерев с доски плоды своих стараний, послушно направился прочь, даже не уловив сарказма. Альбус тяжело вздохнул и покачал головой.

— Скажи, милая кузина, ты думала исключительно щелью, когда подбирала генетический материал для своего потомства?

Доминик презрительно склонила голову.

— А тебе больше думать не о чем, как о щели двоюродной сестры? Огонь.

— Ну не знаю, инцест — дело семейное. Правда, Доминик?

— Что?

— Ничего, — легко отмахнулся Ал. — А что это ты губехи надула? Безгрешный тень греха средь бела дня не разглядит.

— Чего-чего?

— Не запоминай, сложная фраза. Я лишь хочу сменить тему и донести, что если ты вдруг надумала заграбастать состояние и титул, удержав моего лучшего друга мнимой беременностью, то мой лучший друг, внезапно, может узнать про «дело семейное» между тобой и твоим мразотным братцем.

Доминик зарядила ему звонкую пощечину, которая тут же сбила очки с переносицы Ала и обожгла болью правую сторону лица.

— Просто не надо, — произнес Ал, потирая щеку. — Скорпиус очень любит тебя. Не подводи его. Никогда. Если что, у меня есть, чем подвести тебя.

Доминик опустилась на парту, и, свесив ноги, разгладила стрелку на темно-синей юбке.

— Знаешь, Ал. Мне иногда кажется, что в тебе сидит такая мразина, что мой братец, я, Скорпиус, и весь наш выпуск просто нервно курит в углу. Вопрос в том, почему так.

Ал сел напротив и, услышав шаги за дверью, улыбнулся.

— Не знаю. Тебе кажется.

Шестьдесят лет спустя

— Cabeza de mierda! El dumbass mas grande en el mundo, — швырнув в камин бутылку виски, прорычал разъяренный парень.

Огонь вспыхнул, но Ал даже не дрогнул, развалившись в кресле.

— Или принеси мне переводчик… он где-то там был в кармане, на дне, — протянул он, прижав ладонь ко лбу. — Или говори, блядь, по-нашему, сколько можно, ты в Англии.

Парень задохнулся в возмущении. В приглушенном свете одинокого светильника его бронзовая кожа отдавала медным цветом — щеки горели от ярости.

— Это все, что ты можешь мне сказать?

Альбус снова сделал глоток из стакана.

— А что ты хочешь услышать? Ты плохо жил все эти годы? — поинтересовался он, привстав. — Ты охренеть как хорошо жил. Ты шикарно жил все эти годы. Райское место, Тихий океан, Лакост, Армани, или что это на тебе за тряпье… Чего ты хочешь, внятно скажи.

Парень возвел черные глаза к потолку.

— Знаешь, плевать. Хочешь жить в дерьме — живи. Хочешь быть дерьмом — вперед, у тебя получается. Но дед узнает об этом.

Альбус приподнял бровь.

— Интересно. С козырей зашел? И что передает мне твой дед?

— Если не вернешь долг до зимы — под виноград.

Ал расхохотался и плеснул себе еще из графина.

— А ты зря ржешь, — проскрипел парень. — Я тебя сам отвезу, если долг не вернешь.

— И ничего не дрогнет?

— Только дай мне повод, кусок ты говнища. Только дай мне повод и…

— И он все понял, — послышался голос у двери. — Выводы будут сделаны. Спасибо.

Скорпиус, облаченный в дорожную мантию, проводил гостя Паучьего Тупика бесцветным взглядом, и лишь коротко улыбнулся ему, поймав взгляд темных глаз. Гость, скаля острые клыки, обернулся, но Ал вместо прощания лишь пробормотал:

— Дреды расплети.

Дверь за парнем захлопнулась, и Скорпиус, трансгрессировав на порог пару секунд назад, хоть и не услышал основной части диалога, но четко уяснил суть. Ал смотрел перед собой даже как-то завороженно — друга не видел давно. Очень давно.

Выскочив на крыльцо и застегнув попутно куртку, гость дома номер восемь не сразу заметил у орешника очень смутно знакомую особу, которая обернулась и, заправив за уши растрепанные ветром медные локоны, с недоумением встретила его глаз.

— Матиас? — не очень уверенно произнесла Доминик.

— Тетя?

Взгляды были одинаково вопросительными.

— Неужели ты меня помнишь? — опешила Доминик, поднявшись на крыльцо. — Тебе же было… двенадцать?

Матиас провел рукой над головой машинально.

— Помню волосы.

Да уж. Рыжие волны до пояса, что может быть лучшим опознавательным знаком.

Воцарилось неловкое молчание.

Тетя Доминик красива, статна, с чуть холодным взглядом. Говорить с ней, казалось бы, не о чем.

— Он снова оплошал? — фыркнула Доминик.

— Только это и делает.

— Отцов не выбирают.

— То есть, мне молча смириться с тем, что эта гнида смердит на все Северное полушарие?

Доминик, выдержав паузу, не сдержалась и усмехнулась.

— Как же ты похож на него. Уж прости.

***

Скорпиус стоял напротив и брезгливо оглядел убранство дома.

— Насколько я понял, — произнес он сухо. — Ты спился окончательно…

— Вранье.

— Ты умудрился опозорить фамилию отца, и сделать так, чтоб «Поттер» звучало нарицательно…

— Затнись, а? — пригрозил Альбус. — А сам-то?

Пропустив слова мимо ушей, Скорпиус продолжил:

— … ты опустился до того, что оставил сына в залог тестю-мафиози, задолжал хренову тучу денег и жить тебе, по ходу, до зимы, я правильно понял?

— Ты будешь учить меня жить? Ты, Малфой?

Ал протянул ему стакан. Скорпиус взял его, но, не сделав глотка, поинтересовался:

— А разве я опустился на днище, когда потерял Доминик?

— Да что ты вообще понимаешь в…

— Я похоронил тринадцать детей, не надо рассказывать мне, что такое утрата, Ал.

Наконец, присев на просевший диван, Скорпиус взглянул на друга в упор.

— Как из сильнейшего звена на Шафтсбери-авеню ты превратился в слабейшее, я знать не хочу. Тем не менее, несмотря на то, что Доминик была против, я настоял. И поэтому доверю тебе самое ценное, что у меня есть.

Ал привстал.

— Я доверю тебе леди Элизабет, — закончил Скорпиус.

— Кого?

— Мою дочь.

Глаза Альбуса расширились. Скорпиус чуть улыбнулся.

— Я хочу, чтоб ты стал ее крестным отцом. Я доверяю тебе, несмотря ни на что. Не подведи меня, Ал.

И, встав с дивана, который тут же натужно скрипнул, направился к двери.

— Крестины в субботу. Если мне хотя бы на минуту покажется, что ты обманул мое доверие, и пришел пьяным, я очень расстроюсь Но ты также подведешь леди Элизабет, а за это я отправлю тебя к твоему благоверному, — пообещал Скорпиус. — И никакой философский камень не вернет тебя с того света. Ты меня понял, Ал?

Ал смотрел на него, не отрываясь.

Скорпиус изменился.

Слишком изменился.

Словно внемля его мыслям, Малфой бросил короткий взгляд на позолоченную висюльку, что болталась на люстре. Та, мгновенно обратившись канарейкой, подлетела, весело щебеча, к Альбусу и удобно умостилась на его плече.

— Не убивай свою вечность, — только и сказал Скорпиус на прощание. — А то мне снова придется что-то думать.

И, неожиданно по-ребячески подмигнув на прощание, трансгрессировал.

========== 14. ==========

— Перед вами точная репродукция знаменитейшей работы Джона Уильяма Уотерхауса — «Потрет Пернеллы Фламель». Как видно, на полотне изображена супруга легендарного алхимика, образ которой творец увековечил на полотне маслом в стиле прерафаэлитизма, — расхаживая около репродукции на мольберте, вещал мсье Паскаль — первый заместитель мадам Максим.

Мсье Паскаль был невысок, немолод, отнюдь не отличался атлетическим телосложением, но шармбатонки занимали очереди на первые парты, чтоб сидеть поближе к нему. Видимо, Паскаль отличался какой-то прохладной харизмой, которую, впрочем, студентки Хогвартса, да и студенты тоже, пока не разгадали.

— Да не храпи хоть, — шикнул Альбус, толкнув задремавшую на тетрадях Доминик.

Судить кузину в сонливости было сложно. У девушек уроки эстетики и культуры магического мира были три раза в неделю, у парней – одна общая лекция с девушками, а потому не представляя, как каждый понедельник, среду и пятницу Доминик терпела монотонные рассказы о картинах, скульптурах и музыке, Альбус не подкалывал ее.

— Вот, бери пример с мистера Малфоя, — шепнул он. — Три уровня контроля чакры, очищение сознания, специальная техника дыхания и медитации — и вот он достиг вершины искусства древних мудрецов. Он научился спать с открытыми глазами.

— Серьезно? — аж привстала с тетрадей Доминик.

— Абсолютно, — кивнул Ал. — Он так уже два года на уроки ходит.

На этот урок Скорпиус, несмотря на свое особое умение, соизволил не прийти, хотя, почему-то, любил уроки Паскаля.

Мсье Паскаль взмахнул волшебной палочкой, чтоб приглушить свет в аудитории и показать ученикам сияние масляных красок в темноте, а на Доминик это подействовало как дополнительный соблазн снова закрыть глаза.

— Это издевательство, ставить этику и культуру в девять утра. Нет, правда, каким образом созерцание картин поможет мне сделать карьеру в Отделе Тайн?

Все, революционерша проснулась и гневно зашипела.

Альбус был с ней отчасти солидарен, потому как с детства уверился в том, что духовное развитие личности не происходит, если заставлять эту самую личность насильно духовно развиваться. Хотя, шармбатонцы не ныли — им уроки почему-то нравились.

— Нет, так-то может и интересно, — снова зашептала Доминик. — Но я до рассвета стояла на крыше и тыкала ключом в небо.

— И что?

— И ничего. Скорпиус что-то напутал.

Скорпиус бы поспорил с ней прямо на уроке и во весь голос, если бы присутствовал в классе. Хотя, кто знает, был ли этим утром Малфой вообще настроен что-то с кем-то выяснять: утро началось с неожиданного предложения, о котором сам Скорпиус пожалел спустя двадцать минут.

— Все? — сидя на широком стуле с оббитыми алым бархатом спинкой и подлокотниками, протянул Скорпиус.

Стефан Каррель взглянул на него поверх своего большого мольберта, коротко улыбнулся и снова макнул кисть в парящую около мольберта палитру.

— Бля-я-я, — провыл Скорпиус, разминая шею и потирая о стул спину.

О том, что шармбатонец увлекался живописью, судить можно было по обилию свернутых полотен и целого арсенала кистей в его покоях. Тема искусства и стала тем первым диалогом, который Скорпиус использовал в своем плане, однако если бы знал, что Каррель вынашивает идею его портрета с тех самых пор, как Малфой напился на самом первом ужине в стенах Шармбатона, то на пушечный выстрел не подходил к французу вообще.

Что за концепцию в голове создал Каррель Скорпиус не понял, но согласился. И сейчас жалел, очень жалел, что сидит в холодном подземелье на стуле, одетый в проржавевшую кольчугу с крупными звеньями, держит в одной руке тяжелый серп, а второй — череп, на который был нацеплен кусок белоснежного кружева на манер фаты.

— Слушай, я придумал гениальную идею для твоего перфоманса, — снова заговорил Скорпиус, повертев в руках череп. — Портрет «Завтрак в катакомбах». Я буду есть, а ты будешь рисовать. Здорово я придумал?

Каррель снова улыбнулся и принялся что-то меленько выводить кистью.

Кольчуга холодила кожу и сдавливала ребра, серп был тяжелым, но главным дискомфортом был голод — завтрак они, в порыве вдохновения Стефана, пропустили. Поерзав на стуле еще минут пять, Скорпиус, наконец, потерял терпение и вскочил на ноги.

Шлепая босыми ногами по каменному полу, он вцепился в мольберт и, наклонившись, глянул на полотно. Светлые глаза Скорпиуса расширились от возмущения.

— Да ты издеваешься!

Как оказалось, полтора часа Каррель тщательно вырисовывал лишь бронзовый торшер с дюжиной витых свечей. Прорисовывал, каждый вензель и блик на высокой ножке торшера, капающий воск и огоньки свечей. И лишь немного захватил спинку стула в своем рисунке.

Скорпиус чуть не выхватил кисть, чтоб воткнуть ее французу в глаз. Француз же претензий не понял и жестом пригласил натурщика вернуться на место.

Плюхнувшись на стул и, ссутулившись, обессиленно опустив голову на руку, возлежавшую на подлокотнике, издал обессиленный вздох.

Каррель, снова выглянув из-за мольберта, вытянул шею.

— Что? — протянул Скорпиус, глянув на него. — Так сидеть? Да ты серьезно? Чтоб у меня спину скрутило?

Но Каррель снова принялся за рисование.

— Почему нельзя малевать натюрморты, пейзажи или… коней, — ныл Скорпиус, елозя серпом по полу.

Тяготы неподготовленного к обездвиженному сидению в неудобной позе натурщика были в один прекрасный момент прерваны высоким дамским воплем откуда-то сверху. Вопль был громким настолько, что в подземелье дрогнули огоньки факелов.

***

Сомнения в том, что хулиганистый сынок Эвелин Руссо, главы департамента международного магического сотрудничества, однажды вырвется из рук матери и сбежит покорять все закоулки волшебного замка, вынашивал в себе, наверное, каждый. Кроме самой Эвелин Руссо, которая таскала сына за собой всюду.

— Ибо нехрен, — в очередной раз сказал Альбус, заглянув в рыцарские доспехи. — Ибо нехрен было изначально привозить сюда ребенка.

— А, по-моему, — тоже заглянув в доспехи, сказала Доминик. — Гувернеры проглядели. Да что ж это за школа такая, когда здесь дети пропадают!

Мадам Шанталь, как раз суетливо бежавшая вниз по лестнице, одарила ее ледяным взглядом.

Занятия старшекурсников были прерваны — мальчика искали все: начиная самими преподавателями и заканчивая учениками, нимфами и даже ледяными скульптурами, ожившими после громкого хлопка в ладоши мадам Максим.

Конечно, бесплодные поиски были всяко веселее урока эстетики и культуры. А особенно, когда девчонки вмиг обрисовали побег мальчика такими кровожадными подробностями, что впору приглашать Риту Скиттер, дюжину мракоборцев, снайпера и экзорциста на всякий случай.

— Да уж, пропади пиздюк в Хогвартсе, — неосторожно сказал Альбус. — Его б не нашли. Убился бы на первой же лестнице. Это, конечно, если бы не дошел до колонии соплохвостов в лесу.

Услышав последнюю часть фразы, мадам Руссо испустила душераздирающий вопль, а профессор МакГонагалл одарила умника строгим взглядом.

— Что тут? Что тут? Ребенок пропал? Маньяк или жертвоприношение? — зашептал еще один умник, поднявшийся в холл.

— Малфой! — прогремела профессор МакГонагалл, безошибочно узнав голос. — Вы… вы почему в таком виде?

Смуглые щеки Карреля покраснели, а сам Скорпиус, облаченный в кольчугу на голое тело, вскинул бровь.

— Это «Givenchy», осень-зима, — цокнул языком он. — На минуточку.

Виктор Крам, стоявший неподалеку, закрыл лицо рукой.

— А почему вы с серпом? — выдохнул возмущенный гувернер.

— А почему вы без серпа, мсье Жавер?

— Мистер Малфой, умолкните, пожалуйста, — одернула профессор МакГонагалл. — И, ради Бога, переоденьтесь.

Когда же Скорпиус надел поверх мамин подарок — леопардовую шубу и гриффиндорский шарф и отодвинулся подальше от профессора, то примкнул к поискам, имея, воистину, колоссальный опыт в вопросе о том, куда могут сбегать дети.

— Короче, я смотрел «Настоящего детектива», «Твин Пикс» и «Дашу-Путешественницу». Этих знаний мне вполне хватит, чтоб найти пропавшего ребенка, — протянул Скорпиус, шагая на кухню. — Так… а мы ищем живого или тело?

Альбус зарядил ему подзатыльник и закатил глаза. Чувствуя, что Скорпиус настоял на кухне, чтоб поесть, а не всерьез надеясь отыскать мальца в больших кастрюлях, он безо всякого энтузиазма плелся за другом по узким коридорам.

Приблизившись к широкой двери и отбив по ней некий ритм волшебной палочкой, Скорпиус дернул на себя вмиг появившуюся ручку.

— Каррель подсказал, как попасть на кухню?

— Ага.

— Какой полезный друг.

Прекрасно понимая, что четырехлетний сын мадам Руссо в жизни бы не сумел не то чтоб отбить загадочный ритм, но и достать саму волшебную палочку, чтоб проникнуть на кухню, Ал лишь подтвердил свою догадку.

Скорпиус просто пришел поесть.

— Все, — подхватив с подноса эклер, развел руками Скорпиус. — Следствие зашло в тупик.

— Следствие из него и не выходило.

Скорпиус оскорбленно утер крем с тонких губ.

— Нет, уж простите мне мою дедукцию, но что может манить мелкого мальчика больше комнаты пирожных?

Толика здравого смысла в этом все же была, наверное, Скорпиус уж слишком эмоционально спросил, и Ал почти даже заглянул в один из ящиков, как вдруг впился взглядом в вид из окна.

В кристально-бирюзовом озере на ветру покачивались паруса дурмстрангского корабля.

***

Кроваво-красные паруса корабля развевались на фоне неба алым полотнищем, а от ветра гнулись даже мачты. Сам корабль выглядел старым и каким-то обледенелым — к борту примерз то ли мох, то ли водоросли, а сама палуба казалась скользкой и словно покрытой коркой льда. А уж на мостике, который вел вверх от пирса до корабля, и вовсе, казалось, убиться будет очень легко.

Альбус с сомнением глянул на этот мостик и запахнул мантию. В ушах гудел ветер, даже горное озеро было неспокойно — вода заливала пирс, а ледяные капли то и дело попадали на лицо.

— Его нет здесь, — послышался сверху знакомый голос.

Вздрогнув и задрав голову, Ал увидел, как Рада Илич, уперев руку в оледенелый борт, смотрит на него с палубы.

— Корабль обыскали, — кротко сказала Рада.

Одетая в распахнутый темно-багряный плащ, она явно не воспринимала средиземноморскую зиму всерьез.

— А, — протянул Ал неловко. — Ну… ок.

И отвернулся, но к замку обратно не зашагал. Стиснув зубы от смущения, он все же снова повернулся.

— Прости за бал.

Рада фыркнула и направилась в каюту.

— Да подожди, — выпалил Ал, и только ступил на мостик, как тот закачало в разные стороны от ветра. — Я правда жалел, что так тебя подставил… Хотя, не так уж все было и плохо, ты же не осталась без пары.

Стоило приблизиться к борту, как веревочные перила мостика вдруг словно раскаленными прутами обратились. Чувствуя, как обожгло ладони, а под ногами будто раскидали кубики льда, отчего было впору рухнуть с мостика в ледяную воду, Ал перепугался — под ногами скользко, а перила горячие, в такие не вцепиться.

Рада ударила посохом по доскам палубы, и руки перестало жечь. С трудом вскарабкавшись на палубу и подумав про себя, что он явно не пират, Альбус глянул на мостик недоверчивым взглядом, думая, а как он спустится потом обратно на пирс.

— От незваных гостей, — пояснила Рада.

Надеясь, что с него сейчас не хохочет вся дурмстрангская делегация, Ал искренне понадеялся, что хотя бы большинство болгар заняты поисками малолетнего искателя приключений.

— Прости, — снова сказал Альбус, чувствуя, что щеки горят не хуже, чем веревочные перила только что в руках.

— Чем ты думал, когда приглашал меня на бал?

И не объяснить в двух словах, что не думал вообще.

— Забудь, месяц прошел, — отмахнулась Рада в итоге. — Ты за этим пришел?

— Ну, я подумал, что мальчик пойдет смотреть на корабль и… и извиниться тоже, да.

Ал готов был с головой нырнуть в ледяную воду, чтоб скрыть румянец на щеках. Судя по выражению лица, Рада Илич только что опустила его в один интеллектуальный ряд с каракатицей и сухариком.

— Мы искали еще на кухне, — бормотал себе под нос Альбус. — Скорпиус решил, что он будет там…

— Странно, что он не решил искать ребенка в винном погребе.

Да, Скорпиуса после Святочного бала, помнили все.

— Там есть винный погреб? — вдруг спросил Ал, уже представляя, что если Скорпиус нашел вход туда, то и сам пропадет без вести.

— Конечно есть, — вразумила Рада. — Стефан рассказывал, что они туда вчера лазали за вином к его именинам.

— Стефан? Каррель?

— Да.

— Ты что, тоже с ним общаешься?

Рада с удивлением глянула на гостя корабля.

— С ним все общаются, он нормальный парень.

Альбус хотел было добавить что-то язвительное, но опустил взгляд на ключ, который болтался на шнурке, который свисал у Рады с шеи. И на мгновение замер.

— Когда, говоришь, у Стефана именины?

Рада, тоже опустив взгляд, вдруг запахнула плащ.

— Двадцать пятого января.

Когда перед глазами запахнулся багряный плащ, скрыв от взора ключ, Ал почувствовал шквал мыслей в голове. Мысли кружились, сплетались одна в одну, но конкретного чего-то не выходило, что-то ускользало.

Пока Ал отвернувшись от очередного порыва ветра, на замер, глядя на маковку одной из башен Шармбатона.

Доминик проделывала все то же самое, что Каррель, но тщетно, ключ оставался прежним. А если не в ключе дело, как считал Скорпиус? Если дело в чемпионе?

А если с самого начала все дело в чемпионе?

Отрезвил лишь стук низких каблуков сапог.

— Рада, — произнес Альбус, побежав за ней в каюту. — Кто ты по знаку зодиака?

— Чего?

— Кто ты по знаку зодиака?

— Стрелец. Это поможет в поисках ребенка?

Стрелец.

И вдруг Альбуса осенило.

— Брось ключ в огонь, — прошептал он благоговейно.

Рада покрепче схватила посох.

— Просто брось ключ в огонь и я отстану, — взмолился Альбус. — Ну же.

Чемпион Дурмстранга не шелохнулась.

— Я понял загадку ключа. Брось ключ в огонь, пожалуйста.

Опасливо глядя на неожиданно загоревшегося только ему понятным планом гриффиндорца, Рада Илич все же сняла с шеи шнурок. И, перехватив за него, осторожно опустила свой ключ в раскаленные угли очага.

Пламя вспыхнуло.

Рада, дернувшись, выдернула ключ за шнурок. Ключ качнулся и оказался совершенно другим, нежели тот, что секунду назад опустили в пламя: вытянулся, серебристое покрытие приняло вид раскаленного металла, а зазубрины сбоку как не бывало — вместо нее внизу ключа образовался напоминающий острую пику конец.

Ал восторженно засиял и, в сердцах расцеловав Раду Илич в обе щеки, бросился обратно на пирс.

— Стой! — окликнула Рада уже на палубе.

Альбус обернулся, чуть не поскользнувшись на мостике.

— Ты только что выдал противнику тайну второго тура.

— Какому противнику? — нахмурился Альбус и, не сдержав торжествующую улыбку, поспешил в замок.

***

— Мы с мсье Каррелем проверили винный погреб, душевую и его спальню, — покачиваясь, отрапортовал Скорпиус. — Девочку не нашли.

— Какую девочку, Малфой, пропал мальчик! — гаркнул гувернер.

Скорпиус цокнул языком.

— Блядь, Стефан, мы не то искали, пошли еще. Мсье Жавер, ne ссать pas, сейчас все будет…

Оттащив Скорпиуса за руку, запыханый Альбус упер руки в колени.

— Что? — моргнул Скорпиус.

Выпрямившись и углядев на лестнице рыжую макушку Доминик, Альбус жестом показал, чтоб ему дали минуту отдышаться.

— Что? — поймав взгляд кузена, Доминик спустилась. — Нашли?

— Не искал, — признался Альбус. — Пошли, надо поговорить.

— Стефан…

— Без Стефана, — утащив Скорпиуса за шкирку, прикрикнул Ал. И, не сдержавшись, прошептал. — Я понял тайну ключа.

— Что? — ахнула Доминик.

— Что? — поразился Скорпиус. — То есть, все же масоны? Не зря я им писал письмо.

Альбус отмахнулся. По дороге кратко не рассказать, а до башни мадам Флио еще надо дойти, желательно, не привлекая внимания.

***

— Стихии, — коротко пояснил Альбус. — С самого начала. На первом туре вы даже были одеты в цвета соответствующих вам стихий.

— А не по цветам школ? — вскинул бровь Скорпиус. — Стефан был в голубом, Рада — в красном.

— А Доминик — в зеленом. С каких пор зеленый — цвет Хогвартса?

Увидев, что его пока не понимают, Альбус схватил мел и обернулся на дверь. В башне Флио обычно безлюдно, но мало ли кого куда занесут поиски мальца?

— Стефан Каррель тыкал в ночное небо ключ, так?

— Так.

— Вопрос: почему он занялся загадкой ключа именно в тот момент, когда у него в башне ночевал Скорпиус?

— Не хочу слушать, как Скорпиус ночевал у кого-то в башне, — проскрипела Доминик.

— Ой, еще одна, — закатил глаза Скорпиус. — И почему, Ал?

— Ветер, — пояснил Альбус. — В ту ночь был сильный ветер, его и ждал Каррель, и не в небо он тыкал ключ, а навстречу ветру. Водолей. Стихия Воздуха. Ветер. Светло-голубой костюм в первом туре. Поняли?

Скорпиус и Доминик переглянулись.

Ал чуть не взвыл, поняв, что нет. И, забывшись, чуть не рассказал про то, как его осенило, когда ключ Рады Илич скрылся за ее багряным плащом. Что сама Рада родилась под знаком огненной стихии. Что ее ключ в огне принял совершенно иную форму.

И как же хорошо, что умолчал вовремя, вместо этого решив наглядно продемонстрировать.

— Доминик, вот ты кто?

— Еще раз назовешь меня шлюхой, я сломаю тебе лицо.

— Дура, по знаку зодиака. Козерог?

— Козерог.

— Почему Козерог называется Козерог, а не Рогокозь?

— Спасибо, Скорпиус, твоя аналитика бесценна.

И пока Скорпиус принялся ухохатываться с придуманного слова, Альбус вдруг задумался.

— А как подставить ключ под стихию земли? Козерог — это же Земля, нет?

На удивление, эрудицией блеснула сама Доминик, и, высунув ключ из кармашка сумки, сунула его глубоко в землю цветочного горшка.

— Рогокозь… Созвездие Рогокозя…

И пока лорд Малфой вовсю угорал, сгибаясь в три погибели, ключ, торчавший в земле, обвили тоненькие зеленые побеги.

— Я ебаный гений, — произнес Альбус, глядя как Доминик вытащила покрытый бронзой и обзавёдшийся широкой фигурной зазубриной ключ.

Доминик, разглядывая ключ, села на стул.

— До этого невозможно было додуматься самому.

— Возможно, как видишь.

— На то и расчет, — вдруг резко успокоился Скорпиус. — На это и делала расчет мадам Максим. Но даже если и так, что мы узнали об испытании.

Тут уж мел у Альбуса выхватила Доминик.

— Стефан — Стихия Воздуха. Я — Стихия Земли, Если Рада была одета в красное и это не по цветам Дурмстранга…

— Стихия Огня, — кивнул Альбус.

— То вместе вы — феи Винкс. — ахнул Скорпиус. — Я все понял.

— То если не слушать моего отбитого парня, — продолжила Доминик. — Где четвертый элемент? Где Вода?

— Во втором испытании.

Доминик глянула на кузена с неподдельным уважением.

— А ты не дурак.

— К сожалению, это не взаимно, — улыбнулся Альбус и тут же увернулся от пощечины.

— А теперь слушай меня внимательно, Рогокозь, — посерьезнел Скорпиус, дернув Доминик за руку. — Никакой бабьей солидарности. Никакой дружбы. Никаких одолжений и «ну так же будет честно, все равны».

— В смысле? — нахмурилась Доминик, впрочем, прекрасно понимая все.

— Рада Илич ничего не должна знать. Слышишь? Никакого благородства.

— Скорпиус, она одна не…

— Да, Доминик, — прикрикнул Альбус, глядя в окно на дурмстрангский корабль. — Не говори ей ничего. А то я тебя знаю — чуть что, так всех сдашь.

========== 15. ==========

Кутаясь в мантию и ругаясь сквозь зубы, Доминик стояла на краю пирса и с недоверием смотрела на то, как лазурные воды горного озера омывают заледеневший корпус Дурмстранго корабля. Нос корабля украшала причудливая гальюнная фигура: золотая русалка с большими изумрудами вместо глаз

— Ни слова, — хмуро отозвалась Рада Илич, закрыв лицо рукой. — Идея фикс Харфанга. Пятнадцать тысяч галлеонов на это… убожество ушло из бюджета Дурмстранга.

Золотая русалка на носу старого добротного корабля, с грубыми палубами и потёртым парусом смотрелась так же уместно, как и суровая темная ведьма Рада на уроке эстетики и культуры магического мира.

Стефан Каррель стоял рядом, кутаясь в теплый шарф. Фигура русалки ему не сказать что не понравилась. Но и мысль о том, что дурмстрангский корабль больше украсит очистка корпуса от векового ила, нежели золотая русалка, оставил при себе.

Но не смолчал все равно, ведь девушки общались, а ему было неловко.

— Что он сказал? — нахмурилась Рада.

— Спрашивает, действует ли поверье о том, что женщина на корабле это к беде.

Рада одарила француза таким тяжелым взглядом, что тот понял все без слов.

Судей ждали долго, несмотря на просьбу прийти пораньше. Когда же, наконец, на дороге, ведущей к озеру, показались знакомые фигуры, Доминик цокнула языком.

— Зачем таскать за собой пиздюка? Что, не хватило?

Мадам Руссо снова держала за руку своего малолетнего сыночка, который капризничал и громко плакал на всю округу. Видимо, этой даме действительно не хватило того случая, когда ее ребенок потерялся и поставил на уши весь замок, а нашелся в итоге тренером по квиддичу в ванной комнате третьего этажа, прямиком в корзине с грязными полотенцами.

Рядом с дамой из департамента международного магического сотрудничества шагал не по погоде легко одетый Виктор Крам, а позади плелся очередной безликий гувернер Шармбатона — высокий, с гладкими черными волосами и крохотными очками на кончике острого носа.

— Ну что, чемпионы, как настрой? — поинтересовался Крам. — Хорошо? Отлично… а это что за…

Взгляд его вдруг приковался к фигуре золотой русалки на носу дурмстрангского корабля. Судя по всему, бывший выпускник Дурмстранга очень негативно воспринял такое украшение.

— Директор Харфанг распорядился, — произнесла Рада.

Крам сплюнул в озеро.

— Мало его били в…

— Что?

— Что?

— Перейдем ко второму туру! — объявила очень вовремя мадам Руссо.

Гувернер, склонившись над Каррелем, быстро ему зашептал перевод.

— Ну что, разгадали уже загадку второго испытания?

Чемпионы закивали. Доминик опешила, когда Рада Илич тоже кивнула.

«Ну ладно Каррелю все сливают, но неужели ты додумалась сама?» — адекватно понимая, что кроме нее самой никто бы не выдал тайну ключа противнику, сокрушалась Доминик.

— Странно, — произнес Крам. — Что ж, хорошо.

Затянулась пауза — мадам Руссо попыталась утихомирить сына, который лез к кораблю Дурмстранга, а гувернер продолжал переводить Стефану слова судей.

— Второе испытание состоится девятнадцатого февраля в десять утра и стартует на этом самом месте — произнес Крам. — Его суть, как вы уже догадались, отпереть нужную дверь и вытащить на берег сокровище.

Чемпионы переглянулись.

— И вы не спросите, какое сокровище?

— Вряд ли оно будет стоить дороже русалки на корабле Дурмстранга.

— Сучка, — фыркнула Рада.

Крам нехотя хохотнул.

— Что ж, раз все осведомлены, не смеем держать на морозе, — улыбнулась мадам Руссо, растянув в улыбке пунцовые от блестящей помады губы.

Доминик, накинув шарф-хомут на голову, поспешила в замок первой.

— На морозе… да мы на севере в такую погоду кросс по плаванию сдавали.

— Рада, пойдем, — стуча зубами от холода, бросила Доминик.

Вслед за девушками поплелся и Стефан, а неугомонный сынок Эвелин Руссо бросился в замок, обогнав всех — стоило матери отвлечься на разговор с Крамом, как малыш понесся снова искать приключения в волшебном замке.

***

Кресло Олимпии Максим в ее кабинете было исполинским и с лихвой уместило бы сразу троих женщин средней комплекции, но великанша, потеснившись и закинув ногу на ногу, заставила и кресло, и стол опасливо скрипнуть.

— Как вы узнали, где находится Шармбатон, мадам?

Молодая темнокожая гостья, одетая в строгое черное платье с острым белым воротничком и кружевными манжетами, подняла на директрису взгляд, от которого великанша вновь едва сдержала дрожь. Глаза ведьмы напротив были застланы сияющей пеленой слепоты.

— Угадала, я же гадалка. Какие еще вам нужны доказательства моей компетенции?

— Не поймите превратно, но вакансий нет.

— Но ваша бывшая сотрудница, Филира Флио, говорила, что место преподавателя предсказаний свободно. Чем я не подхожу вам, мадам Максим? Если у вас есть какие-то тесты или проверки — пожалуйста.

— Шармбатон отказался от программы предсказаний для учениц.

Гостья вскинула брови.

— Вот как, — произнесла она. — Очень жаль и очень зря. Боитесь, что кто-то из особо талантливых откроет третий глаз и догадается, что не ваш чемпион выиграет Турнир?

Мадам Максим скривила губы, не зная, что ответить. Когда же за дверью послышались чьи-то спасительные шаги, она встала с кресла, которое тут же снова скрипнуло.

— Вас проводят, мадам.

Гостья коротко улыбнулась и тоже поднялась на ноги.

— Дело ваше.

Столкнувшись в дверях с заместителем директрисы, несостоявшаяся преподавательница предсказаний сделала реверанс и зашагала прочь, сжимая в руке саквояж. Заместитель директрисы, мсье Паскаль, поймал взгляд мадам Максим, который так и гласил, что объяснять она в данный момент ничего не намерена.

Прикрыв дверь плотнее, мсье Паскаль упер руку в спинку стула.

— Девушки разгадали загадку ключа.

Мадам Максим вытаращила искусно подведенные тушью глаза.

— Каким образом, Пьер?

Вопрос остался без ответа.

— Пригласи Стефана.

***

Скорпиус Гиперион Малфой возлежал на кушетке нагой, сонный и голодный. Прикрывая причинное место серебряным подносом с пышными эклерами, обмахиваясь от душного жара камина перьевым веером и слушая, как в фужере шипит шампанское, Скорпиус поглядывал на часы и вздыхал.

Над головой его парила стайка золотых канареек — единственная компания, которая скрашивала уже сорок пять минут ожидания шармбатонского чемпиона.

Услышав негромкие шаги в башне, Скорпиус тут же приободрился, замах веером усерднее, а канарейки, вмиг исчезли, обратившись тяжелой позолоченной диадемой с AliExpress, которая тут же вновь опустилась на его голову. В какой момент что-то пошло не так, незадачливый совратитель не понял точно: или в тот, когда он вообще догадался дожидаться чемпиона в его будуаре, или в тот, когда вместо чемпиона в спальню заглянул преподаватель эстетики и культуры магического мира — Пьер Паскаль.

Побледнев и не придумав ничего лучше, чем прикинуться алебастровой статуей, Скорпиус замер на кушетке. Замысел почти удался — мсье Паскаль обвел спальню Карреля взглядом и тоже не понял точно, что в этой комнате не так: смятый балдахин над кроватью, либо возлежавший на кушетке у камина белокурый юноша, одетый лишь в одну дамскую диадему, который отчаянно пытался выглядеть так, словно его только что сюда подкинул какой-то мерзавец.

— Что здесь…

— А что здесь? — заморгал Скорпиус, чувствуя себя максимально неловко.

Мсье Паскаль приоткрыл рот в немом возмущении. Будучи человеком образованным и эрудированным, он впервые в жизни, возможно, не нашел слов.

Быть такого непотребства в стенах Академии Шармбатон не может!

— Вставайте!

Скорпиус послушно отодвинул поднос.

— Нет, не вставайте! — тут же зажмурился мсье Паскаль, углядев, что под серебряным подносом у юноши нательного белья не оказалось. — Да как вы… как вы посмели? Как не стыдно?

Скорпиус оскорбленно понурил взгляд и замахал веером еще лихорадочнее.

— Это чем же вы таким здесь в таком виде собрались заниматься, молодой человек? Не отвечайте! — тут же гаркнул, переча самому себе, преподаватель. — Дева Мария, это неслыханно!

Глазея по сторонам, в поисках хоть какой-нибудь спасительной соломинки до того, как Паскаль пригласит МакГонагалл полюбоваться его деянием, Скорпиус скосил взгляд в сторону тумбы, на которой теснились связки кистей и тюбики с красками.

Внутренний интриган Малфоя захлопал в ладоши.

— Я здесь позирую мсье Каррелю, на минуточку, — раздраженно произнес Скорпиус.

— Позируете?

— Да, мсье, я имею честь позировать молодому перспективному художнику. А вы что подумали, прошу прощения?

Юноша усиленно заморгал и нахмурил брови, и мсье Паскаль почувствовал облегчение.

— Вы позируете мсье Каррелю? — переспросил он.

— Именно так, — оскорбленно замахав веером у лица, произнес Скорпиус. — Я олицетворяю образ французских монархов восемнадцатого века, а каменная стена за мной — лик бедствующих простолюдинов. Контраст бархата кушетки и грубого камня сродни пропасти социального неравенства, не находите?

Мсье Паскаль немало удивился.

— Мсье…

— Малфой, если угодно.

Немолодое лицо мсье Паскаля на миг посерело. Но тут же его озарила улыбка.

— Мсье Малфой, вы меня поражаете своими познаниями в истории Франции.

— Благодарю, — склонил голову Скорпиус. — Это может казаться со стороны, что я просто лежу здесь обнаженным и с шампанским, но нет, натурщику важно чувствовать всю глубину особенностей исторической живописи и вдохновлять творца. Мсье Каррель знал, к кому обращаться. Живопись — это мое все, особенно мне близко направление рококо, а особенно полотна Фрагонара… вы присаживайтесь, берите пирожное…

***

Доминик вновь завертела головой. Не столько чтоб разогнать атмосферу сонливости, которая была естественной и неотъемлемой для шармбатонской библиотеки, сколько чтоб размять затекшую шею. В библиотеке они с Алом сидели уже около часа, и компания мрачного кузена, вкупе с местом, были не лучшими составляющими утра субботы.

Библиотека представляла собой большое помещение с высоким арочным потолком и не менее высокими книжными шкафами, оборудованными обязательными лесенками: Альбус как раз спустился с одной из них, молясь и крестясь, чтоб не упасть — полка, на которой находилась нужная ему книга находилась на высоте примерно трех человеческих ростов.

На втором этаже, куда вели две винтовые лестницы, располагалась секция художественной литературы и мягкие кресла. Удивительно, но человек там было мало — замученные школьники едва-едва успевали конспектировать книги учебной программы.

Библиотекарь, шелестя подолом нежно-кремовой мантии, прошла мимо, помахивая волшебной палочкой. Метелка для пыли по велению безмолвных чар бегло прошлась по книжным рядам, смахивая соринки. Метелка ненароком прошлась Альбусу по очкам.

— Я вас запомнил, — процедил Ал, наконец-то спустившись с лестницы и глубоко вздохнув. — Фух, не убился.

Доминик подперла щеку рукой и зевнула, отодвинув от себя «Энциклопедию трав и кореньев».

Ал истолковал это по-своему.

— Учиться — это, конечно, не на херах прыгать…

— Заткнись, а?

— … но давай-ка вспомни, что скоро второе испытание, и надо немного поднапрячься.

— Я не прошу меня тащить.

— Доминик, если тебя не тащить, ты не сдвинешься, — мягко сказал Альбус и уселся за стол. — Итак, практика показала, что заклинание головного пузыря это ни разу не твое.

Доминик скрестила руки на груди и вздернула нос.

— Я не унижал тебя. По факту, это не твое, — успокоил Ал, про себя подумав, чтоесли единственная на всем курсе волшебница способна вызвать Патронус, но не в состоянии исполнить простейшие чары из базового курса заклинаний, то что-то с обучением в Хогвартсе не то. — Остается классика жанра и безотказный способ дыхания под водой.

И, полистав страницы оглавления «Справочника средиземноморский растений», открыл нужный раздел.

— Жабросли.

— Сразу нет, — отрезала Доминик.

— Почему? — очень терпеливо прошипел Ал, борясь с желанием треснуть кузину справочником по аккуратному носику. — Проследи цепь логики: жабросли родом из Средиземноморья. Мы во Франции. Франция — это Средиземноморье. Здесь реально найти жабросли в любой аптеке. Мой отец использовал жабросли на Турнире девяносто четвертого. Работает вещь.

Доминик была непреклонна.

— Я не смогу даже в рот эту гадость взять, — проговорила она, брезгливо ткнув пальцев в иллюстрацию жаброслей, похожих на переплетенные крысиные хвосты, покрытые слоем слизи.

— Это не худшее, что побывало у тебя во рту. Все, ладно, ладно, прости, — успев перехватить Доминик за руку и усадить на место, сказал Ал.

На секунду представив так ли брезглива Рада Илич, которая, судя по тому, что только что зашла в библиотеку, тоже будет искать информацию о жаброслях, Альбус закатил глаза. Доминик была… такой Доминик!

Стефан подготовлен лучше, уже явно знает, как выступить безукоризненно, Рада — суровая, боевая и, если надо, хоть ведро жаброслей проглотит. Доминик же сидела, насупившись, и морщилась. То ей не так, и это ей не то.

— Слушай, принцесса, — снова не вытерпел Ал. — А не рано ли ты поймала звезду?

— В смысле?

— Второе место на первом туре тебе подарили. Ты на балл обогнала Раду, на один ссанный балл. И, сама знаешь, сама говорила, Рада была лучше.

— Да, она была лучше.

— Так какого хрена ты сейчас ноешь и ничего не делаешь?

По выражению красивого лица Доминик сразу и не сказать, восприняла она слова Ала в обиду или в мотивацию.

— А где Скорпиус?

Ал хлопнул ладонью по книге.

— Это сейчас важно выяснять?

Понимая, что Скорпиус, конечно, не будет говорить с ней в таком тоне, не будет давить и сам в итоге все сделает за Доминик, Альбус все же бросил:

— В западном крыле, играет с Каррелем в Людовика XIII и отважного мушкетера.

Доминик снова поджала губы.

— Почему со мной он никогда не играл Людовика XIII и отважного мушкетера?

— А во что с тобой можно играть, кроме домино на раздевание?

Кузина снова обиделась, и Ал, чуть не взвыв, отложил справочник.

— Ладно, давай искать рецепты зелий…

***

— Значит, вы тоже творец, Пьер, — произнес Скорпиус, отсалютовав фужером. — В вас это чувствуется.

— Что именно?

— Вряд ли бы человек, который не был влюблен в живопись, был бы влюблен в разговоры о ней.

Заместитель мадам Максим скромно склонил голову и сжал тонкую ножку фужера.

Скорпис все так же возлежал на кушетке, прикрывая подносом свой мужской скарб, а эклеров на подносе стало уже на десяток меньше — за разговором о живописи пирожные и игристое вино чудесным образом вдруг куда-то испарились.

— Я был молод. Молодые думают, что способны изменить мир. Особенно творчеством, — сообщил мсье Паскаль, глядя Скорпиусу прямо в глаза. — Им еще не кажется, что мир жесток, а их полотна и наброски годны лишь для растопки камина.

— Вы самокритичны.

— А вы очень юны, мой дорогой. Этот мир придуман не нами.

— Но нам его менять, — улыбнулся Скорпиус, приблизив лицо к лицу мсье Паскаля. — Много вы картин написали?

Мсье Паскаль, убаюканный размеренными разговорами с неожиданно одухотворенным студентом, коротко улыбнулся.

— Около сотни.

— Ничего себе.

— Девяносто восемь из них не стоили ничего. Поэтому я поддерживаю юных художников, таких как мсье Каррель, но советую не выбирать это как жизненный путь.

— Почему же? — промурлыкал Скорпиус, гипнотизируя преподавателя взглядом. — Разве не в том ли счастье, чтоб заниматься тем, что нравится?

Мсье Паскаль взглянул на него с тоской.

— Вы молоды. Вы еще очень молоды, вам кажется, что весь мир будет аплодировать стоя вашим подвигам, но жизнь жестока. Мы живем в мире, где нужны клерки и управленцы, но не художники.

— Да Винчи бы с вами поспорил, профессор.

— Я не Да Винчи, и даже не Ренуар. Я продал две картины, — поведал мсье Паскаль. — Одну из них купили в семьдесят девятом году, и это спасло меня от голодной смерти на несколько недель.

Скорпиус хмыкнул.

— Что ж, художник должен быть голодным.

— Ваш достопочтенный дедушка, полагаю, это ваш дедушка, сказал тогда, в семьдесят девятом, те же слова, когда отдал за портрет моей дочери один галлеон, — беззлобно вздохнул Паскаль.

Но с лица Скорпиуса улыбку стерло словно краску.

— Расскажите.

— Это не слишком веселая история для юноши.

— Когда я доживу до ваших лет, Пьер, боюсь, уже некому будет рассказать мне эту не слишком веселую историю.

Мсье Паскаль снова кротко улыбнулся и поставил фужер на тумбу. Скорпиус, поймав взгляд, впервые почувствовал стыд за свой внешний вид — шутки шутками, но сейчас с заместителем мадам Максим юморить не хотелось.

— Мою дочь звали Мадлен, — сказал мсье Паскаль, то ли улыбнувшись, то ли подавив вздох. — Я написал портрет незадолго до ее смерти.

Скорпиус смолчал, тоже отставив фужер и смахнув с головы дурацкую позолоченную диадему.

— Она умирала от оспы, долго и тяжело умирала, а болезнь изменила ее до неузнаваемости, — глухо сообщил мсье Паскаль. — И я написал ее портрет по памяти, такой, какой запомнил ее двенадцатилетнюю. Кудрявую, в белом платье и полевыми цветами, которые она так любила. Единственная память, единственное, что осталось, но тяжелые времена…

— Не продолжайте, — прервал Скорпиус жестко.

Портрет, который Люциус Малфой купил в далекой молодости у нищего художника за насмешливый галлеон. Портрет, который был впоследствии подарен Люциусом, уже главой Попечительского Совета Хогвартса, замку, украшал лестничный пролет близ гостиной Когтеврана. Скорпиус, как и сотня учеников до него, и сам столько раз проходил мимо, даже не обращая внимания на то, как девочка с цветами всякий раз делает реверанс и приветливо машет рукой с полотна. Портрет, истории которого не знал никто, да что уж говорить, если портрет девочки с цветами называли «Девочка с цветами». Ни имени, ни художника, ни цены, ни истории не знал никто.

Кто-то называл его «Портрет Пастушки», кажется, кто-то из Когтеврана и пустил этот слушок. Кто-то и вовсе не обращал на него внимания, Скорпиус тоже не обращал, ибо, что бы он тут не плел застукавшему его в неловкой позе и ситуации мсье Паскалю, искусство ему было до того же места, которое сейчас прикрывал серебряный поднос с эклерами.

— Ну что же вы, — приободрил натужно мсье Паскаль. — Я же говорил, что это невеселая история о том, как нищий художник продал единственную память о дочери за галлеон.

Скорпиус отвел взгляд стыдливо.

— А второй портрет? Вы сказали, что продали за всю жизнь два портрета.

— Портрет Николаса Фламеля, — проговорил Паскаль. — Его в восемьдесят пятом году купил сам Альбус Дамблдор для коллекции Хогвартса, можете себе представить?

— С трудом.

— Дамблдор, ваш бывший директор, вы… ах, вы его не застали. Жаль. Я обязан ему местом в Шармбатоне, он советовал меня мадам Максим.

— Я наслышан о благородстве профессора Дамблдора.

— Все наслышаны, мой дорогой. Все.

На этой ноте молчание затянулось. Переводить тему вновь на свою исключительную любовь к живописи Скорпиус не стал, уверившись, что даже с его талантом лжеца, не сумел бы.

Мсье Паскаль, тоже неловко заерзав, поймал взгляд светло-карих глаз.

— Что ж, я засиделся здесь с вами, мсье Малфой, — улыбнулся он, поднявшись с края кушетки. — Надеюсь увидеть ваш портрет, Стефан действительно талантлив.

Скорпиус стыдливо огляделся в поисках чего-нибудь, чтоб прикрыться, но мсье Паскаль не глядел на него, уже шагая к двери. Обернулся лишь у порога.

— Совсем забыл. Передайте Стефану зайти к мадам Максим.

Дверь за преподавателем тихонько закрылась и Скорпиус, наконец, отставив поднос, поднялся с кушетки на затекшие ноги. Швырнув позолоченную диадему в окно, и глядя, как дешевая безделушка разлетелась десятком канареек, щебечущих зимнему солнцу некую песнь, он стащил с ширмы мантию.

***

— Все, — закрыл лицо рукой Ал. — Скорпиус, поговори с ней, она не слышит меня.

Доминик в очередной раз насупилась.

Жабросли глотать она под угрозой казни не собиралась, уже принципиально, а не из соображений брезгливости.

— Чего? — рассеянно протянул Скорпиус, проходя мимо них в башню.

— Я не буду жрать жабросли, это омерзительно, они же в слизи…

— Я предложил перемолоть их.

— Ты же сам сказал, что слизь — самое ценное, и если перемолоть, то она вытечет, а так…

— Ну уж прости, я хоть что-то предлагаю, а не носом верчу и «ойвсекаю».

Скорпиус, глянув на друга и девушку так, словно увидел впервые, отмахнулся и зашагал в спальню. Ал, проводив его взглядом, нахмурился.

— Еще раз говорю, я не буду есть жабросли…

— Да заткнись ты уже, — цокнул языком Ал и направился в спальню за Скорпиусом.

Миновав винтовую лестницу и прикрыв дверь, он фыркнул с порога:

— Что случилось? Не вышло сыграть в мушкетеров, потому что гувернер конфисковал шпагу в самый ответственный момент?

Скорпиус, уперев руки в подоконник, даже не улыбнулся. Альбус по душам говорить не умел и не любил, но уйти было бы хуже насмешки. По крайней мере, так показалось.

Приблизившись и тоже встав у окна, он без слов поджег кончиком волшебной палочки сигарету, которую Скорпиус прикусил и пожевывал.

— Расскажешь или свалить в туман?

— Свали в туман.

— Тогда рассказывай.

***

— За галлеон, — повторил Скорпиус, глядя в окно.

Ал вскинул бровь.

Ничего убийственного не было в рассказе друга, но Скорпиус ни разу не улыбнулся.

— Ну… твой дед же купил портрет. Паскалю очень нужны были деньги, фактически…

— У нас туалетная бумага в мэноре дороже стоит.

— У богатых свои причуды.

Скорпиус одарил его ледяным взглядом.

— Прости, — произнес Ал. — Просто не понимаю, почему ты так завелся. Нет, понимаю, но…

— Ты не понимаешь.

— Что?

— Ты не понимаешь, что такое чувствовать стыд за родных и делать вид, что ты ими гордишься.

— Ну, иногда, когда…

— Ты не понимаешь, — отрезал Скорпиус. — Как минимум потому что ты не родился в семье Пожирателей смерти. И как максимум потому что твой дед не стал бы покупать портрет девочки с цветами за галлеон.

— Мой дед был беден.

— А мой — богат. Очень богат. Просто пиздец как богат. И он оценил портрет девочки с цветами в галлеон, зная ее историю, уверен, зная. Дед любит поговорить свысока.

Не зная, что сказать, чтоб Скорпиус не воспринял в штыки, Альбус вздохнул.

— Так или иначе, Паскаль сам продал портрет.

— А что ему оставалось, он голодал.

— Было предложение, на него нашелся спрос. Ну… рынок работает так.

Скорпиус внимательно взглянул на него.

— Если бы не этот галлеон твоего деда, кто знает, может, Паскаль бы с голоду умер, — проговорил Альбус. — Так что еще неизвестно, как было бы. Может, твой дед спас ему жизнь этим галлеоном, не думал?

— Тогда почему мне так погано, раз мой дед спас ему жизнь?

Поставив утешениям Ала шах и мат, Скорпиус отвернулся.

— Мы люди, — все же подытожил Ал. — Мы все совершаем ошибки.

— Мы люди, когда ведем себя как люди.

Солнце снова вышло из-за тучи, и золотая русалка на носу дурмстранга блеснула вдали яркой вспышкой.

— Запомни этот момент, Скорпиус. Только что ты понял о жизни больше, чем учили в школе.

— Школа для того и нужна, чтоб однажды понять, что любой из ее уроков просто херня по сравнению с уроком жизни.

— Ну да, ну да, недоучкам и дебилам же по жизни легче, им все дороги коврами устланы, — саркастично протянул Альбус. — Да, Скорпиус?

Скорпиус загадочно улыбнулся.

— Маргарин.

— Почему маргарин?

— Потому что иди нахуй со своей философией, олень очкастый.

Альбус захохотал и даже Скорпиус не сдержал улыбки.

Может он и не знал, как коммуницировать со строптивой кузиной, да что уж с ней, с большей частью всего живого, но со Скорпиусом… со Скорпиусом он мог все.

========== 16. ==========

Когда Альбус Северус Поттер про себя подметил, что со Скорпиусом он мог все, то не ожидал, что действительно снова позволит втянуть себя в очередную интригу. Интрига, надо сказать, была благородной — во имя Хогвартса, да чего уж там, на кону был международный имидж Великобритании. Так говорил Скорпиус.

— Я все понимаю, — закивал Альбус после завтрака. — Но почему это зелье должен варить именно я?

— Не вопрос, давай я сварю.

Скорпиус был тем еще зельеваром, а потому подпускать его к котлам было вообще опасно для всего Шармбатона — вопрос в том, когда бы в «умелых» руках Малфоя взорвался котел был отнюдь не вопросом, а скорее фактом.

— Я не о том, — сжимая книгу, шепнул Ал.

— А о чем?

— О том, что наша чемпионша могла бы как-то более ответственно подходить к Турниру.

Скорпиус недоуменно махнул рукой.

— Ты слишком много переживаешь.

Альбус не переживал, Альбус негодовал. Среди трех чемпионов Доминик объективно была самым слабым звеном, вокруг которого выстроилась сильная стена поддержки. И если Скорпиус добровольно взвалил на себя тяжкую ношу — продвигать бездарного чемпиона, то Ал таких безвозмездных благородных порывов не испытывал.

Делать что-то за кого-то, кто не хочет даже пытаться взять ситуацию в свои руки — самая неблагодарная затея. У Доминик всегда был сложный характер с львиной долей нездорового нарциссизма, но никогда прежде кузина не бесила Альбуса больше, чем в эту зиму. Загадку ключа разгадал он, десяток идей, из которых ни одна Доминик не понравилась, сгенерировал тоже он, рецепт Настоя Подводного Вздоха нашел снова он, пока Скорпиус страдал о своей нелегкой доле изнеженного богача в объятиях Доминик где-то в ванной комнате. Инициатива наказуема, а потому варить настой выпало тоже Альбусу.

Отказаться тянуть Доминик на Турнире, значило поставить под огромный знак вопроса дружбу со Скорпиусом, но так как не родилась (и не родится, уж точно) та женщина, которая бы заставила Ала даже помыслить о том, чтоб рискнуть дружбой, не оставалось ничего, кроме как молча согласиться. Поэтому Альбус, протерев мягкой тряпкой закопченный оловянный котел, приготовился зельеварить для чемпиона Хогвартса, мысленно желая победы в Турнире Раде Илич.

Скорпиус, стараясь не привлекать внимания (что выглядело так, будто он что-то украл), бережно прижимал к себе сумку и просочился в спальню.

— Варить в классе Флио не выйдет, — произнес он, прикрыв дверь за собой. — Там теперь собирается кружок художников по вечерам.

— Ты предлагаешь варить настой в спальне? — опешил Альбус.

— Ну, а где еще? Мы на чужой территории.

Уже представляя, в каком «восторге» будут их соседи-сокурсники, когда на горелке у комода будет побулькивать зелье, Альбус хмыкнул.

— Да ладно тебе, — уже устанавливая горелку на широкий подоконник, успокоил Скорпиус. — Свои прикроют. Да?

И зыркнул на соседей таким тяжелым взглядом, что те закивали, не поняв даже о чем он.

— Ну вот видишь, Ал. А ты боялся.

— А что вы варите?

— Суп с лапшой, — ледяным тоном пояснил Скорпиус любопытному пуффендуйцу.

На этом вопросы как-то иссякли. Не очень-то доверяя однокурсникам, несмотря на заверения, что свои своих не сдадут, Альбус все же дождался, пока парни уйдут на урок по квиддичу. И, не имея никакого желания снова нарезать круги по стадиону под грозным взором тренера Лакруа, открыл книгу на закладке с рецептом Настоя Подводного Вздоха.

— Его варить неделю.

Скорпиус заглянул в книгу через плечо друга.

— Не неделю, сутки. Шесть дней настаивать в теплом месте.

— Я не знаю, Скорпиус, это…

— Спокойно. Я уже добыл в деревне ингредиенты.

И открыл сумку.

— Пресная вода из озера, — протянув Алу круглую походную флягу, сообщил он. — Асфодель у меня был.

На подоконник опустился пакет с сушенными белыми цветками.

— Спорыш, рыбьи пузыри…

Альбус скривился. Рыбьи пузыри плавали в склянке, доверху наполненной мутной желтоватой жижей.

— Ряска, корень беладонны, рогатый слизень, креветки… в рецепте не уточнили, какие именно, я взял в масле.

— Молодец, Скорпиус, все правильно сделал.

— И вот, — торжественно объявил Скорпиус, достав со дна сумки баночку, в которой ютилось что-то премерзкое и осклизлое. — Жабросли.

Отвинтив крышку и тут же прикрыв рот и нос рукавом, он отвернулся. Альбус утер под очками слезы и захрипел.

— Оно смердит хуже, чем когда ты пронес банку сюрстрёмминга на зельеварение…

Внезапно оказалось, что жабросли очень воняли то ли выпотрошенной рыбой, то гниющей капустой. Зажав нос и глянув в баночку, Ал и вовсе едва сдержал порыв тошноты: выглядело это великолепие действительно как крысиные хвосты в жирном слое зеленоватой слизи, которая к тому же похлюпывала.

Даже злость на Доминик, наотрез отказавшуюся глотать жабросли в сыром виде, испарилась.

— Как твой отец вообще решился это проглотить на Турнире? — выл Скорпиус, высунув голову в окно.

— С перепугу наверное. Или на спор.

Но как бы не воняли жабросли в банке, как бы омерзительно не выглядели маринованные рыбьи пузыри, эти гадости не шли ни в какое сравнение с тем запахом, который наполнил спальню парней, когда Альбус вечером, снова сверившись с рецептом, забросил в кипящий на горелке настой последний ингредиент.

Жабросли, попав в кипяток, тут же посветлели и принялись скручиваться узлами. А их слизь мгновенно выпустила мутную дымку прогорклой вони.

— Боже, мы умрем здесь, — одной рукой снимая пенку с настоя широкой ложкой, а другой мастеря из наволочки подобие респиратора, закатывал глаза Альбус.

Скорпиус, ответственный за «альпийские луга», бегал по спальне с освежителем воздуха, но соседи, проклиная их, все равно мигрировали ночевать в гостиную.

— Фу, Скорпиус, — ныл Альбус, глядя, как извиваются в котле жабросли. — Оно похоже на тентакли.

— Где? Покажи!

Скорпиус тут же склонился над котлом.

— Круто…

И, вдохнув пары вони, побледнел.

— Ой, мне нехорошо…

— Нехорошо? Нехорошо тебе, Малфой? — вскинулся Альбус, обмотав лицо наволочкой по самые глаза. — Да я чувствую себя так, будто сдох позавчера, а тебе нехорошо?!

Глупо было бы полагать, что неимоверная вонь останется незамеченной, несмотря на план «альпийские луга» и баллончик с освежителем воздуха. Как раз когда Ал снял с настоя последнюю ложку зеленой пены, а Скорпиус тихонечко съезжал по стеночке в предобморочном состоянии, в дверь забарабанил гувернер.

— Это что там такое?!

Скорпиус тут же встрепенулся.

— Ал, прячь.

— Куда?

— Я не знаю.

Гувернер забарабанил еще громче.

— Одну минуточку! — громко и слащаво заверещал Скорпиус.

Ал, схватив горячий котел полотенцем, чтоб не обжечь ладони, в панике заметался по спальне.

— Надо в унитаз смыть.

— Я тебя сейчас смою, Поттер, будешь не Поттер, а Миртл… Да-да, мсье Жавер, щас откроем! Щас откроем!

— Молодые люди! Я вхожу!

— Не входите, мы неодеты.

Альбус взвыл.

— А что это вы там вдвоем голые делаете? — снисходительно спросил из-за двери гувернер.

— То, что Альбус гомосексуалист, это большой секрет и не ваше дело! — возмущенно крикнул Скорпиус.

— Малфой, ты…

— Ал, прячь жижу.

Заметавшись снова, Альбус начал чувствовать, как ладони припекают даже сквозь полотенце. Сунув котелок под кровать, при этом макнув в него край простыни, он выбросил остатки ингредиентов в окно, и именно в тот момент, когда Скорпиус кинулся держать дверь, которую уже успел отпереть заклинанием мсье Жавер.

— Что за запах? — оглядев комнату, прищурился он.

И, тут же углядев горелку, которую перепуганные внезапным визитом не подумали куда-нибудь приткнуть.

— Если вы варите что-то для своего чемпиона, то это нарушение правил и…

— Ничего мы не варим.

Жавер вскинул брови и, взмахнув волшебной палочкой, заставил огонек горелки потухнуть.

— Ладно, — не выдержал напора строгого взгляда Скорпиус. — Мы варим метамфетамин, Альбус у нас не только гомосексуалист, но еще и наркоторговец…

— А Скорпиус у нас не только алхимик, но еще и дебил редкостный.

— Кто дебил? Я дебил?

— Ты дебил.

— Я дебил?

— Ты дебил.

— Дуэль, каналья! — рявкнул Скорпиус, швырнув в лицо Ала наволочку за неимением перчатки под рукой.

— Замолчите оба! — прогремел гувернер, вмиг поняв, что студенты Хогвартса заговаривают ему зубы, чтоб выкроить время, подумать и отбрехаться.

Ал, чувствуя ледяное дыхание нависшей угрозы, косо глянул на Скорпиуса, незаметно, как ему показалось.

— За мной, — проговорил Жавер, распахнув окно, из которого тут же потянуло холодным ночным ветром.

***

— А что, прошу прощения, плохого в том, что мы готовились к Ж.А.Б.А. по зельеварению? — со священным недоумением произнес Скорпиус, оскорбленно хлопая глазами.

Но гувернер, сжимая в тяжелый канделябр, в котором горели витые свечи, не обернулся и на вопрос не ответил. На лестнице в темноте можно было запросто убиться, но Жавер вдруг вскинул канделябр вверх, и в потолок взмыли сотни ярких искр, освещая путь.

Альбус не знал, что в этой ситуации его пугало больше: неизбежное наказание или перспектива увидеть великаншу мадам Максим в ночной сорочке. Гувернера, кажется, столь поздний час не смущал, а потому, не видя препятствий дисциплине, он настойчиво вел своих горе-подопечных в кабинет директрисы, несмотря на то, что часы уже пробили полночь.

— Javert! — послышался знакомый голос позади.

Наконец –то гувернер обернулся, а провинившиеся и вовсе подпрыгнули от неожиданности. Дверь классной комнаты, мимо которой они прошли, была открыта, а преподаватель эстетики и культуры, одетый в заляпанный красками фартук поверх сюртука, вышел в коридор.

— Monsieur le Professeur.

Профессор Паскаль взмахнул палочкой, на конце которой горел огонек, и оглядел учеников. Скорпиус, поймав его взгляд, чуть закусил губу.

— Dis-moi ce qui s’est passé, — произнес мсье Паскаль.

— Ils ont encore enfreint les règles du Tournoi, madame Maxime…

— Laisse moi faire, je vais m’en occuper.

Альбус, приоткрыв рот, наблюдал то за гувернером, то за преподавателем, не понимая ни слова. Скорпиус, что-то понимая, но большую часть нет, выглядел еще более растерянным. Жавер и мсье Паскаль еще говорили довольно долго: гувернер явно собирался доложить директрисе лично, но в итоге был спроважен. Вот только пойми теперь — хорошо это или плохо.

— Прошу за мной, — бесцветным тоном проговорил мсье Паскаль, пригласив учеников в свой класс.

Пустую аудиторию освещали огарки свечей и керосиновая лампа, стоявшая у мольберта с недописанной картиной, с которой на гостей тут же перевела взгляд дева в древнеримской тоге. Жутковатое зрелище — недописанный живой портрет.

— Так, что вы там варили для Турнира? — вытерев руки о полотенце, поинтересовался мсье Паскаль.

Скорпиус открыл было рот, чтоб отбрехаться, но преподаватель его прервал.

— Помощь чемпиону может грозить дисквалификацией чемпиона. Вашему чемпиону не страшно?

— А вашему? — склонил голову Скорпиус.

Ал наступил ему на ногу. Мсье Паскаль и бровью не повел. Лишь закрутив колпачок на баночке с краской, опустил длинные кисти в сосуд с водой. Вода тут же окрасилась бледно-желтым цветом.

— Мы готовились к экзаменам, — брякнул Альбус.

— Вот оно как. Тогда вы вряд ли сдадите экзамен по зельям, если не усвоили то, что проходят на первом году обучения, это я о технике безопасности.

— Мсье, вот не надо, мы руки мыли перед тем, как трогать ингредиенты…

— Ну… — не очень уверенно протянул Скорпиус.

Мсье Паскаль сдержанно улыбнулся.

— Я говорю о другом, молодые люди. Если вы готовились к экзамену, почему не использовать специально существующий для этого класс? Никаких рисков, все под рукой, нет перепадов температур воздуха, окна плотно завешены…

Альбус аж вздрогнул, а Скорпиус уже пятился к двери.

— Да-да? — заморгал Паскаль.

— Мы… нам надо… если позволите.

— Еще раз услышу о жульничестве с Турниром — отведу к мадам Максим лично. Мсье Малфой.

Альбус уже бросился за дверь, а Скорпиус, чувствуя себя очень неловко, снова пристыженно попятился.

***

— Твою мать, — прошипел Ал, закрыв окно, которое распахнул гувернер, дабы проветрить.

В душной спальне, где варился Настой Подводного Вздоха, было уже даже холодно. О перепадах температур как-то сразу не подумалось (а кому бы подумалось?), поэтому, вломившись обратно в спальню, парни ожидали чего угодно. Но, учитывая, что мутный настой не затопил башню и не разъел стены, отделались легким испугом.

Разве что на самом недоваренном настое, котел с которым Скорпиус бережно вытащил из-под кровати, образовалась плотная золотая корка.

— Что делать?

Альбус с таким раньше не сталкивался, настой варил впервые, да и сам особо зельеваром не был, чтоб четко ответить на этот вопрос.

— Не паниковать.

Пробив корку и сняв ложкой пену под ней, Ал снова разжег горелку и водрузил котелок с пахучим варевом на огонь.

— Не уверен, правда, что так можно было…

— Ну, нигде же не написано, что нельзя.

***

— Спокойно!

В душевой для игроков в квиддич, что за трибунами, в принципе было не так много вещей, которые можно было швырять в стоявшего напротив, но Доминик оказалась находчивой. Эту бы находчивость и упорство направить на подготовку ко второму туру, до которого оставались считанные минуты, но вспышки гнева рыжеволосой особе удавались куда как лучше.

Ал с трудом увернулся от запущенной в него банки с каким-то шампунем.

— Я не понимаю, чем ты недовольна.

— Ал, она тебе сейчас втащит, молчи, — шептал в ужасе Скорпиус, в панике бегая вокруг Доминик и не зная, что делать.

Доминик, распластавшись на кафеле, откинула с лица растрепанные рыжие волосы и задышала, как разъяренный цербер. Рыбий хвост, покрытый крупной перламутровой чешуей, был громоздким, тяжелым и казался очень непропорционально длинным по отношению верхней части тела Доминик. Пытаясь ползти, волоча хвост за собой, Доминик кипела от ярости, но, увы и ах, Ал и Скорпиус быстро увернулись от запущенного в них стакана с Настоем Подводного Вздоха.

— А знаешь, ибо нехрен, — проговорил Альбус. — Это тебя Бог за лень покарал.

Сжав его лодыжку так, что ногтями едва не оставила в ноге пять дырочек, Доминик даже говорить не могла от злости, граничащей с истерикой.

— Ты посмотри на это с хорошей стороны, — нервно улыбнулся бледный Скорпиус.

— Да, — поддержал Альбус. — Никто не скажет, что ты часто раздвигаешь ноги, если у тебя нет ног…

Доминик сделала видимое усилие, чтоб максимально привстать. Золотые чешуйки не особо сильно скрывали ее маленькую грудь, и Альбус неожиданно для себя застыл.

В памяти тут же возникла небольшая грудь из видений, вызванных травами гадалки Флио, затем та же грудь из тревожных снов.

«Ты — мой кровный враг?» — опешил Ал.

Да, «любимая» кузина была обладательницей редчайшего скверного характера, но до кровного врага ей было далековато. Во-первых, лентяй не может быть врагом, ему будет просто лень. Во-вторых, уж здесь Алу впору перенять от родственницы каплю нарциссизма, но в интеллектуальном плане Доминик против него была словно кирпич перед гладиатором в сияющих латах.

«Ну уж нет. Неужели я буду тратить жизнь на месть истеричной плоскодонке невесть за что?» — Ал аж скривился от своих мыслей.

Если уж иметь кровного врага, то явно не такого. Алу представлялся некий злобный Мориарти, чертов гений, кровожадный Мефистофель… честно говоря, он не особо представлялся женщиной, несмотря на ритуалы гадалки Флио. Да и вообще враг не представлялся: единственный раз, когда Ал с кем-то всерьез повздорил, случился в детском саду, и то уже тогда, в четыре года, он оказался мстительным ровно настолько, чтоб догадаться насыпать в овсянку своего оппонента-детсадовца земли из горшка с геранью.

«Мать, ты родила бандита», — вдруг с ностальгической нежностью заулыбался Альбус.

— ОН ЕЩЕ И РЖЕТ! — наконец обрела дар речи любимая кузина.

— Спокойно, — как мантру повторял Скорпиус, присев на корточки перед Доминик и принялся промакивать ее влажные щеки махровым полотенцем. — Я сейчас что-нибудь придумаю?

— Что ты придумаешь? Хвост пластырем заклеить?

— А аптечка есть?

— Дебил.

— Мадемуазель! — сварливо позвала гувернантка, постучав в дверь душевой. — Мадемуазель, второй тур начинается через десять минут.

Доминик завертела головой.

— Не впускайте ее, — прошептала она одними губами. — Я переодеваюсь в купальный костюм, мадам!

Ал тут же закрыл дверь на засов и прижался к ней спиной.

— Мадемуазель, вас просят пройти к судьям! Пожалуйста, поторопитесь!

— Дайте девушке собраться! — крикнул Скорпиус.

Доминик закрыла лицо рукой.

— Вы там что… вы там что, не одна? — в ужасе возмутилась гувернантка.

Багровея от злости и раздражения, Доминик уткнула полыхающие жаром щеки в полотенце и приглушенно взвыла. Подумав, что сейчас кузина нарыдает целое озеро в душевой, Ал закатил глаза, но вдруг зацепился взглядом за блестящий вечно влажный кафель, на котором и распласталась жертва недоваренного (или переваренного) настоя.

— Бойлис, — прошептал Ал одними губами, нацелив палочку на лужицы воды.

Полупрозрачная дымка пара поднялась после того, как влага на кафеле испарилась и сделала помещение еще более душным, а рыбий хвост на глазах стал короче. Гребень и плавник словно вжались в него, а в следующие несколько секунд растерянная Доминик с трудом подвигала затекшими ногами, покрытыми остатками перламутровой чешуи.

— Мадемуазель! — верещала гувернантка, колотя в дверь. — Мадемуазель!

Скорпиус завертел головой, первым придя в себя.

— Переодевайся и бегом на пирс, — произнес он.

— А как я…

— Не думай, нет времени.

Доминик, все еще не вставая на ноги, подползла к сумке с купальником.

— Ключ не забудь.

— Я помню. Идите отсюда.

— Почему? А-а, понял, — смутился Альбус. — Ой, да ладно, за тобой в Хогвартсе не подглядывали только родственники. И то, не все.

Поймав лицом ее ботинок с пряжкой, Ал первым выскочил за дверь.

— Драсьте, — буркнул он, столкнувшись с гувернанткой.

— Бонжур, мадам, — галантно кивнул Скорпиус, выйдя за дверь вторым.

И, не став дожидаться, пока гувернантка заголосит на всю Францию о том, что эта англичанка совсем потеряла совесть, переодеваясь в мужской душевой в компании двух парней, друзья поспешили прочь.

— Какие у нее шансы? — поинтересовался Альбус, когда они поднимались на высокую обозревательную площадку, выстроенную невесть кем на пирсе около дурмстрангского корабля. — Если, конечно, она не отравится настоем окончательно.

Скорпиус, поправив шарф, сверкнул глазами.

— Ниже, чем у Рады, — косо глянув в сторону корабля, по палубе которого прохаживалась одетая в закрытый черный купальный костюм северная дева, даже не дрожа от холода. — Мне кажется.

— Почему?

— Сучка по-любому попытается топить соперников. На первом туре пыталась обезоружить.

— Да ну…

Поймав взгляд Рады, Ал вспыхнул и отвернулся.

— Ниже, чем у Рады, но выше, чем у Стефана, — продолжил Скорпиус.

— В смысле?

Как самый подготовленный чемпион может выбиться в аутсайдеры — верилось с трудом. Но Скорпиус лишь указал коротким кивком вниз. Там, на пирсе, от зверского похмелья мучился галантный шармбатонский художник, вокруг которого сновали с чаем и Бодроперцовым зельем гувернеры и мсье Паскаль.

— Кто же сотворил с мсье Каррелем этот ужас? — притворно ахнул Альбус.

Скорпиус загадочно улыбнулся.

— Жизнь.

========== 17. ==========

Скорпиус Малфой сжал ограду обозревательной площадки и нагнулся вниз так, что чуть не грохнулся в озеро.

— Э-э-э! Куда? Куда в таком виде? — орал он, вытаращив глаза.

Доминик, уже стоявшая на пирсе и подрагивающая от зимнего ветра, протянула мантию гувернантке, оставшись в купальном костюме. Услышала она возмущения Скорпиуса или нет сказать тяжело — гул у озера стоял громкий.

Скорпиус же был вне себя.

— Что именно тебя смущает? — усмехнулся Ал, прекрасно понимая, впрочем, поведение друга. — Это просто купальник.

— Это не купальник, это три веревочки несчастные! — бушевал Малфой. — Вот у Рады купальник. Все закрыто, все прикрыто, нет, моей мадемуазель приспичило поиграть в «Спасателей Малибу». Куда смотрит гувернантка? Неужели Доминик выпустят в таком виде?

— Малфой, уймись!

Они десять минут назад напоили девушку негодным настоем и едва не угробили, а Скорпиус переживал за исход второго тура куда меньше, чем за тонкие бретели нежно-розового купальника Доминик.

В этом самом розовом купальнике на завязках Доминик действительно выглядела нелепо и карикатурно, и вопрос даже не в том, что профессор МакГонагалл уже сделала выговор за неподобающий внешний вид. Микроскопический купальный костюм выглядел глупо на фоне облаченных в теплые одежды зрителей и судей, а уж около заледеневшего пирса и холодных вод озера…

— Кто вообще придумал проводить второй тур зимой? — протянул кто-то за спиной Ала. — Они же простудятся.

— Это уже не Турнир, это уже сраные «Голодные Игры», — проговорил Ал, глядя на то, как Доминик дрожит, скрестив руки на груди. — В ледяной воде судороги хватают.

— Все, не нагнетайте.

— Почему ты не могла взять нормальный купальник? — надрывался Скорпиус. — Нормальный! Чтоб жопу хотя бы прикрывал! Ну что это, блядь?

Доминик то ли не слышала, то ли не слушала.

— Ал, ну что это, блядь? — чуть не плакал Скорпиус.

— Эта блядь — твоя девушка Доминик.

— Да я про купальник! На нее весь Дурмстранг пялится, даже их директор.

— А, — почесал затылок Ал. — Знаешь, если тебя это успокоит, то если Рада Илич покажет сиськи, все будут пялиться уже на нее.

— Если Рада Илич покажет сиськи, все нахрен ослепнут, — шипел Скорпиус. — Господи-Иисусе, да начинайте уже! Пусть она уже нырнет и на нее никто не пялится.

Но начало тура почему-то затянулось. С обозревательной площадки не было видно и слышно почему, зато судьям и чемпионам, и может еще тем зрителям, кто наблюдал с носа дурмстрангского корабля, напротив.

Неряшливого вида лысоватый фотограф Риты Скитер, одетый в ужасную песцовую шубу, обглоданную молью, крутился около большой камеры, которая делала живые фотографии для «Ежедневного пророка».

— Меня сними, придурок блохастый, Мерлинова борода, ну зачем я тебя взяла с собой, — рычала сквозь зубы Рита Скиттер. — Что ты делаешь… на меня объектив… Флэтчер!

— Все, все, навел.

Пригладив тугие локоны и поправив кончик Прытко-Пишущего Пера, замерла, давя из себя хитрую улыбку.

— Ну как кадр?

— Выше всяких похвал…

— Сними только так, чтоб было видно.

— Ох, тут прям все как на ладони.

— Что ты опять снимаешь? — возмутилась журналистка, увидев, что камеру снова повело влево.

Рита обернулась назад, чтоб посмотреть, что этот там фотографировал ее помощник, вместо того, что ему было сказано. И, увидев чемпиона Хогвартса, стоявшую к ней спиной на краю пирса, медленно повернулась к фотографу.

— Ты снимал зад малолетней прошмандовки?!

— Что? — ахнул оскорбленный фотограф.

— Что?! — обернулась Доминик.

— Что? — заверещали гувернантки.

— Sortez-les d’ici, s’il vous plait, Pierre! — громогласно крикнула мадам Максим своему заместителю.

Пьер Паскаль тут же поспешил увести Риту Скитер, вооружившись помощью гувернеров, а уже порядком продрогшие чемпионы наконец дождались гонга — второй тур начался.

Но если перед первым туром судьи дали инструкции, то второй тур начался быстро и неожиданно даже для подготовленной троицы чемпионов:

— По свистку! — вместо инструкций объявил Виктор Крам.

Оглушительный свист, несмотря на предупреждение, напугал зрителей внезапностью. Первой в озеро нырнула с пирса Рада, обрызгав соперников ледяной водой. Следом, сжимая волшебную палочку, в воду прыгнул и Каррель.

— Что-то ссыкует наша чемпионша, — проговорил Альбус.

То ли Доминик сжала в кулаке все страхи, то ли услышала неосторожные слова Ала, но все же погрузилась в холодную воду, сделав глубокий вздох.

Чемпионы исчезли и воцарилась тишина.

— Ал, она по ходу тонет, — паниковал Скорпиус, углядев, как в воде блеснула чешуя рыбьего хвоста.

— Смотри на это с позитивной стороны. Если твоя девушка тонет, значит она не говно и не бревно.

Скорпиус нервно засмеялся, сжимая ограду.

Мадам Максим неожиданно принялась говорить зрителям о сути испытания, явно дождавшись, когда интрига накалится, но ни Скорпиус, ни уж тем более его тонущая русалка ее не слушали.

***

Хвост был громоздким и тяжелым. Он упорно тянул на дно, словно к нему была привязана связка камней. Руки, которыми Доминик пыталась отчаянно грести, сводило судорогой, а самооценка только что упала куда-то в уровень глубокого дна озера — Рада Илич, сжимая посох, была далеко впереди.

Бледные озерные нимфы с сиюшной кожей и неестественно большими глазами, указывали путь своими сотканными из водорослей платками, и для Доминик, медленно опускавшейся на дно, это было издевкой. Глубокого вдоха перед нырком оказалось мало — секунды в холодной воде, показавшиеся вечностью свободного падения в ледяную бездну горного озера.

Судорожно зажмурившись, Доминик решилась сделать глубокий вдох, уже представляя, как вода наполнит ее легкие, и тело всплывет через минуты две животом кверху, но печальный исход остался лишь отголоском паники. Открыв глаза и сделав еще один глубокий вдох, она на мгновение замерла.

Если тонуть, то не сегодня — каждый вздох отдавал все более теплым ощущением в области груди, а рыбий хвост в один момент утратил тяжесть, что позволило Доминик осторожно опуститься на воду, как на подушки, и направиться по указанному нимфами пути.

Сколько времени из данного на испытание часа прошло, Доминик не знала и приблизительно: падение на дно показалось многочасовым, а путь вплавь — мгновенным. Гибкость и скорость хвоста действительно не подвела — к указанному месту чемпион Хогвартса добралась первой.

Четыре пещеры, явно рукотворные распорядителями турнира, были наглухо скрыты за тяжелыми воротами. У одних из ворот горело магическое пламя бледно-синего цвета, около соседних, прямо из ниоткуда, вертелся волчком похожий на воронку водоворот. Ворота, которые Доминик ощупывала в поисках замочной скважины, были оплетены сеткой каких-то водорослей, а четвертые, что находилась между воротами с водоворотом и огоньком, были илистыми и закрытыми на засов.

class="book">Нашарив навесной замок, Доминик услышала позади себя писк и обернулась, чуть не выронив ключ. Стефан Каррель, заклятием отшвырнув от себя мелкого водяного черта, добрался до места вторым и смотрел на Доминик ошалело. Даже сквозь пузырь воздуха, созданный Чарами Головного Пузыря, было видно, как перекосило его лицо. То ли не ожидая, что Доминик действительно разгадает загадку ключа, то ли обалдев от рыбьего хвоста, сменившего ее розовый купальник, он застыл перед ней, растерявшись.

Злорадно усмехнувшись, вдобавок, припомнив, что это не просто соперник на Турнире, но еще и соперник за сердце, руку и прочие части тела Скорпиуса Гипериона Малфоя, Доминик сунула ключ в скважину и легко повернула. Ворот легко отворились, и открыли взору полутемный грот, спускавшийся куда-то вниз, а на самом дне сияла бесспорная добыча чемпиона: сияющая амфора из расписного малахита.

***

Наблюдать за этим туром было довольно скучно — все смотри на озеро, в ожидании, когда хоть что-то произойдет. Альбус порядком заскучав, уже собирал с дурмстрангцев ставки, Рита Скитер о чем-то переговаривалась с французскими коллегами, а пока ее фотограф не сводил жадного взгляда с золотой русалки, украшавшей нос корабля болгар. И именно в тот момент, когда даже последний оптимист уверился в том, что чемпионы просто-напросто утопли, из озера вдруг вылетел сноп зеленых искр, а комментатор тут же завопил:

— И она сделала эта! Чемпион Хогвартса первая добывает трофей!

Скорпиус аж окурок в воду выронил.

— Херасе… красотка.

Но его не услышали — болельщики из Хогвартса взревели так, что взметнулись паруса корабля Дурмстранга.

— Доминик, бегом там! — орал Альбус громче всех, ибо если Доминик выиграет этот тур, то те, кто поставил на Стефана Карреля, а их было большинство, распрощаются с деньгами.

Конечно, Доминик не слышала мольбы кузена и ропота болельщиков, но логичный вопрос задал, как ни странно директор Дурмстранга спустя пятнадцать минут.

— Почему она не всплывает?

***

Замерев рука об руку с соперником в гроте, прячась за приоткрытыми воротами, Доминик сжала амфору, которая так и норовила выскользнуть у нее из рук. Гигантский змей, выпущенный из заколоченных закрытых на засов четвертых ворот сразу же, как Доминик ключом отперла свои ворота, проплыл мимо, задевая гребенчатым хвостом камни. Гладкое белое тело с зеленой чешуей на брюхе, острый гребень, тянувшийся от зубастой головы и до кончика хвоста, большие желтые глаза, изогнутые рога и длинные тонкие усы — именно легкую щекотку уса на спине и почувствовала Доминик, когда торжественно выплыла из грота с амфорой в руках и поймала перепуганный взгляд Стефана.

Змей, оплетая хвостом затонувшую невесть как и когда колонну, снова показался, заставив чемпионов втянуть животы и прижаться к каменной стене грота еще сильнее.

«Сделай что-нибудь», — так и рвалось из Доминик, но поймав быстро взгляд Стефана, вдруг задумалась о том, что водное чудище для него такой же сюрприз.

***

— Какой к черту змей? — ахала мадам Максим на судейской трибуне. — Какой змей?

— Норвежская сельма, — преспокойно покачивая сына на коленях, произнесла мадам из департамента международного магического сотрудничества. — Самец, если не ошибаюсь.

В глазах великанши застыл ужас. Переглянувшись со своим верным заместителем Пьером, она подавила тяжелый вздох.

— Почему я узнаю об этом только сейчас?!

— Потому что вы не должны знать об испытании до тура, Олимпия, — проговорила профессор МакГонагалл. — Или правила изменились?

— Меня должны ставить в известность, когда в Шармбатон провозят чудовище?

— Никто не пострадал, а уж если никто не догадался, значит транспортировка сельмы удалась, не так ли? — проговорил будничным тоном Виктор Крам.

Хлопнув ладонью по скрипнувшему столу, мадам Максим поспешила на пирс, а судьи с непроницаемым видом даже не глянули на нее.

— Кто вам сказал, позвольте спросить, что мадам Максим может выдавать своему чемпиону тайны Турнира? — полюбопытствовала профессор МакГонагалл.

— Он пожелал остаться анонимным.

— Скорпиус Малфой?

— Да, Скорпиус Малфой, — кивнул Крам.

МакГонагалл закрыла лицо рукой.

***

Выплыть из грота казалось невозможным: змей кружил около ворот, изредка ударяя гребенчатым хвостом по воротам и срывая зубами сетку водорослей.

Каррель уже не выглядывал и не теребил на шее свой ключ. Зато, не удержавшись, поковырял пальцем одну из крупных чешуек на хвосте Доминик. Та резко обернулась да так оскорбленно, словно уже успела сродниться с рыбьим хвостом и готова была треснуть с локтя каждому, кто посягал на ее личное пространство.

Когда вдруг змей пропал из виду, вернувшись в свой грот, открыв соблазнительную перспективу для Доминик быстро всплыть с амфорой на поверхность и оставить Стефана Карреля разбираться самому и со своим ключом, и с воротами, и со змеем, план сразу сошел на нет.

Почему Стефан вдруг отпрянул от стены и замахал руками, Доминик сначала не поняла, но когда увидела, как из зарослей длинных водорослей показалась Рада Илич, пытаясь отцепить от ноги водяного черта, поняла мгновенно. Ворота с бледным волшебным огоньком, к которым как раз приближалась Рада, были совсем рядом с гротом, где укрылся змей.

Он вырвался из своего укрытия так резко, что Рада от неожиданности выронила на дно ключ от ворот. Доминик лишь зажмурилась, когда змей вскинул хвост в ударе, как из волшебной палочки француза вырвался алый луч заклятия, ударившего змея в гладкое тело.

«Отплывай! Отплывай!» — заорала Доминик, но изо рта вырвались лишь немой выдох и пузырьки воздуха. Оглушающее заклятие ни на йоту не обездвижило змея, и Каррель, крикнув что-то в пузырь воздуха у рта, позволявший дышать под водой, выпустил в глаза змея сноп искр из волшебной палочки.

Змей издал рев, от которого задрожала даже водная гладь у берега, и едва не оттяпал половину туловища Карреля, но Рада Илич, спохватившись, взмахнула посохом. Змея тут же обвили черные путы, словно сотканные из дыма, и принялись затягивать в узлы его гибкое тело.

Лихорадочно шаря ладонями по каменистому дну, каким-то осколкам древних камней и скользкой тине, Доминик всеми силами выискивала ключ Рады, пока та сдерживала змея в силках. Оцарапав руку о камень и, наконец, увидев, как между двумя глыбами нашарила ключ. Если бы тот хотя бы блестел, найти его на темном дне было бы проще, но ключ Рады был похож на острую пику из каленого метала. Пошарив в скважине замка чужим ключом и не сумев даже минимально его прокрутить, Доминик оттолкнулась от ворот и протянула ключ Раде.

Стоило той опустить посох и поплыть к замку, как черные путы на змее рассеялись, и разъяренное чудовище клацнуло острыми зубами, но Каррель снова метнул в него заклятие. Следом полетело и Оглушающее заклятие от Доминик, и сраженный змей покачнулся. Но, вопреки ожиданиям, махнул треугольной головой и явно собрался откинуть их хвостом, но снова оказался в плену черных пут — Рада Илич, сжимая амфору, похожую на сосуд из раскаленного железа, крепко сжимала посох.

Каррель нырнул к замку последним и, стоило ему выплыть, устало гребя одной рукой, а второй сжимая амфору из бледно-голубого стекла, как Доминик, схватив его за руку, потащила на поверхность. Рада, метнув в змея заклинание, поспешила следом, прижимая к себе амфору.

Змей взмыл вверх за чемпионами, но не рискнул всплывать на поверхность, где уже расставили для него ловушки распорядители Турнира. Клацнув зубами и, едва не тяпнув Раду за ноги, он резко нырнул на дно.

— И вот они, все трое! — проревел комментатор, когда Стефан и Рада, с трудом вытащив Доминик из воды за руки, распластались на пирсе, тяжело дыша. — С добытыми трофеями!

— Бойлис, — прошептала Доминик, пристукнув палочкой по рыбьему хвосту.

Продрогшие в ледяной воде чемпионы, которых уже кутали в одеяла и теплые халаты, смотрели на ликующих зрителей с такой вселенской скорбью, что комментатор даже неумело отшутился по этому поводу.

— Доминик Уизли! Использовала для испытания… а что вы использовали, мадемуазель? — поинтересовался комментатор.

— Молитвы, — прошептала севшим голосом Доминик.

— И они были услышаны, мадемуазель! Доминик Уизли блестяще разгадала загадку ключа, первой добыла трофей со дна озера и получает в испытании…

Скорпиус Малфой напрягся, а золотая канарейка, парящая над головой мадам Максим, уже приготовилась исполнить залп пометом на ее голову в случае низкой оценки.

Но пятерка судей была благосклонна: МакГонагалл и Крам одарили Доминик десятками, Харфанг поставил восьмерку, а мадам Максим и дама из министерства, чей орущий сынок бросал в озеро камни, расщедрились на девятки.

— СОРОК ШЕСТЬ БАЛЛОВ ПОЛУЧАЕТ МАДЕМУАЗЕЛЬ УИЗЛИ!

— Все, Ал, мы красавцы, — заулыбался Скорпиус. — Сгоняй за винишком, у меня есть тост.

Как бы не тянула мадам Максим своего Карреля, кроме нее ему десяток не поставил никто. Фаворит Турнира быстро спустился на третье место, галантно пропустив вперед девушек, но, опять же, кроме мадам Максим больше никто не счел это несправедливым, даже сам Стефан.

— Eh bien, félicitations à tous les deux, — сидя на краю пирса в одеяле, улыбнулся Стефан.

— Чего сказал? — промакивая волосы полотенцем, поинтересовалась Рада.

Доминик, единственная сухая, но продрогшая, куталась в мантию и, глядя вслед шагавшим к замку зрителям, обернулась.

— Он нас поздравляет.

— А, — протянула Рада, подогнув под себя ноги. — Было бы с чем.

— В смысле?

— Все хайпят на этом Турнире. Кроме нас.

И, что самое интересное, попала в точку. Пока шармбатонцы негодовали, а Скорпиус Малфой подбивал делегацию Дурмстранга зажать особо резвых французских недовольных в коридоре и культурно начистить физиономии с целью поддержании магического сотрудничества, пока мадам Максим расхаживала в своем кабинете, думая о заговоре судей против Шармбатона, пока Альбус Северус Поттер подсчитывал прибыль от подпольного тотализатора, а Рита Скитер уже строчила в деревне статью, три чемпиона сидели на пирсе и без тени вражды и соперничества думали о том, как же сильно хочется чаю.

========== 18. ==========

Доминик Марион Уизли с грацией кошки и взглядом стервятника кралась к дурмстрангскому кораблю, скрывая под мантией четыре бутылки крепленого вина. Поразительнейшее умение проносить под одеждой запрещенные ученикам приятности, скорей всего, стало основной причиной того, почему некогда выбор Скорпиуса пал на нее в качестве дамы сердца.

Несмотря на то, что отметить окончание второго тура на борту корабля желающим разрешила дирекция, вопрос алкоголя стоял строго — если слить в озеро все то спиртное, что было конфисковано гувернерами под вечер, то морской змей, обитающий на дне, всплыл бы брюхом кверху.

Но, вот уж где дружба народов достигла наивысшего уровня, так это во всеобщей находчивости старшекурсников. Приз самых находчивых подпольных выпивох единогласно решено было отдать болгарам.

— У нас в замке минус двадцать температура. И это в марте и с горящими каминами, — пояснил один из студентов Дурмстранга, демонстрируя, как легким движением откручивается набалдашник его магического посоха, обнажая горлышко своеобразной фляги. — Без этого не согреться.

Восторженно наблюдая, как чертовы гении разливают по стаканам вино из своих посохов, англичане и французы мигом обнулили известную всему миру темнейшую репутацию Дурмстранга.

Институт не темных магов, а крайне находчивых молодых волшебников, на минуточку.

Но вот что оказалось еще более внезапным в общем портрете северной школы магии, так это директор Харфанг. Грозный директор в бушлате из медвежьего меха появился на корабле с желанием разогнать иностранцев, крайне не приветствуя такое сближение своих студентов с чужаками, но немного задержался на пять часов и невольно присоединился к вечеру международной магической дипломатии.

— Нет, — с грохотом опустив кубок на стол, пророкотал Харфанг. — Нет. Местонахождение Дурмстранга — секретнейшая информация.

— Я вас понял, — кивнул Скорпиус, подливая директору коньяк. — Пейте еще.

В каютах оказалось очень душно, отчего многих участников вечера разморило еще в первые полчаса. Харфанг пока язык не развязал, оставляя секреты Дурмстранга и Турнира Трех Волшебников при себе, но и Скорпиус Гиперион Малфой был не пальцем деланный, а тут еще и Доминик с кухни четыре бутылки утянула…

Чуждо наблюдая за всеобщим празднеством, Альбус чувствовал себя лишним и прозрачным. Дело было даже не в том, что он не считал своим долгом напиваться и оглушительно хохотать со всеми. У очага сидели трезвенники — Доминик, которая хоть и таскала с кухни Шармбатона алкоголь, но сама не пила, и Стефан Каррель, простывший после испытания и глотавший горячий травяной чай. Оба взахлеб беседовали на быстром французском, но даже если бы Ал понимал их речь и знал язык, все равно был бы третьим лишним в диалоге.

Быть третьим лишним — вообще его кредо по жизни.

— Значится так, — послышался хриплый голос директора Харфанга. — Дурмстранг стоит юго-западе Кольского полуострова, близ горы Юдычвумчорр…

— Директор! — вскинулась Рада Илич, попытавшись отнять у Харфанга кубок. — Это же тайна! Дурмстранг восемь веков хранил тайну своего месторасположения!

— Илич! — рявкнул Харфанг, стукнув кулаком по столу. — Тихо, я сказал!

— Тихо, он сказал! — кивнул Скорпиус, зубами открыв новую бутылку.

Харфанг еще что-то нечленораздельно проскрипел, но в следующую же секунду из посоха стоявшей позади Рады вылетела розоватая дымка. Директор Дурмстранга рухнул лицом в деревянный стол, свалив бутылку, и захрапел, прежде чем снова раскрыл рот.

— Фу, какая ты негативная, — закатил глаза Скорпиус, поставив на место кубок Харфанга.

Не сомневаясь, что нового собутыльника Малфой найдет быстро, Ал не стал задерживаться в душной каюте. Тем более, что Скорпиус уже люто пучил глаза в сторону Доминик и Стефана Карреля — не иначе как приступ ревности, либо зреющая новая интрига.

Интригами и капризами друга Альбус был сыт чуть более чем по горло, а потому вышел вслед за Радой на палубу. Лицо тут же обдало прохладным ветром — Франция славилась мягкими зимами, но явно не в этом году.

— Как ставки? — поинтересовалась Рада бесцветным тоном.

Она стояла у ограждения палубы, сжимая рукой туго натянутый канат, тянувшийся к мачте. Волос трепал непослушные волосы и края расстегнутого плаща, но вряд ли эта зима казалась хоть кому-нибудь из северной делегации лютой.

Альбус же при любом морозе разрывался между желаниями мигрировать на юг и впасть в спячку до мая, а потому не мог не дрогнуть, когда ветром смахнуло капюшон с его головы.

— Неплохо. Все твои ставят на тебя — вот уж лояльность к своему чемпиону.

— А все ваши ставят на Стефана. Вот уж презрение к вашему.

— Если бы я делал ставки, то тоже бы на него ставил, — признался Ал. — Но я не делаю ставки.

Рада уперла посох в дощатую палубу.

— Ну еще бы, и так доход хороший.

— Я не делал ставки, потому что не могу ставить ни на кого, кроме Доминик. При этом понимая, что лучше подготовлен Каррель, а болея вообще за тебя, — протянул Ал. — На кого мне ставить в такой ситуации? На всех или против всех?

— Почему ты болеешь за меня? — спросила Рада таким тоном, словно поймала Ала на краже кошелька из своего кармана.

Ал фыркнул и мотнул головой.

— Шутишь? Ты же фантастическая. Серьезно, я не знаю, из какого сплава твой внутренний стержень, но я спрошу у тебя его рецепт, если однажды надумаю создать крестраж.

То ли смутившись, то ли искренне не поняв, Рада нахмурилась.

— Ты хотя бы представляешь, насколько ты крута? — вдруг поняв, что это его первый комплимент кому-либо, проговорил Ал. — Нет, без шуток. Ты приехала сюда лузером, над тобой ржал весь Шармбатон, тебе твои же одноклассники плевали в спину…

— Вот уж спасибо.

— … но сейчас они же все толкались в очереди, когда ставили на твою победу галлеоны. Наша красотка умудрилась приехать сюда чемпионом, но рассориться со всей делегацией. Ты не знала про пятиногов в первом туре, но справилась лучше и быстрее тех, кто знал. Наша красотка постоянно твердит о равноправии и феминизме, но удобно отсиживается за спиной Малфоя. А ты просто берешь и доказываешь, что девушка из Дурмстранга не слабее парней из Дурмстранга. Если кому и побеждать честно, то только тебе. Хотя бы потому, что из всех чемпионов только ты играешь честно.

— Загадку ключа мне разгадал ты, — напомнила Рада, явно не привыкшая к дифирамбам в свой адрес. — Разве это честно?

— Да, — кивнул Ал. — За Стефана и Доминик же решили. Я тоже играю честно, уравнял шансы.

— Ты решил за Доминик?

— Ну, а кто еще? Рецепт настоя тоже я нашел. И настой я варил. Короче, второй тур затащил я, так что если рыжая вдруг загордится своим первым местом и тебе станет обидно… просто помни, что это был я.

Паруса качнулись на воде, и растянутые под ними мерцающие огоньками гирлянды заколыхались, отбрасывая причудливые тени.

— Почему Кубок Огня не выбрал тебя? — вдруг спросила Рада серьезно.

— Потому что я не бросал свое имя.

— Что? Почему?

— Потому что планировал поднять галлеонов на ставках, а не на призовом фонде Турнира, — подмигнул Альбус. — Да и потом, брось я свое имя в Кубок, то наверняка бы стал чемпионом, уж слишком я Поттер.

— И разве плохо быть чемпионом?

— Если чемпиону Хогвартса предстоит столкнуться с Радой Илич на испытаниях, то плохо. Чего уж там, страшно.

Обменявшись короткими теплыми взглядами, они машинально уперли руки в ограждение борта и повернулись в профиль, словно что-то выглядывали в ночном горизонте.

Говорить не о чем, расходиться не хотелось, несмотря на то, что было очень холодно. Общих тем для разговора не было — чем больше Альбус открывался людям, тем больше понимал, что общаться ни о чем он может только с Малфоем.

— Чем займешься после окончания учебы? — вдруг вырисовался сам собой вопрос.

«Кто вообще способен с ходу ответить на вопрос о будущем призвании, придурок?».

— Надеюсь еще подучиться и преподавать, — впрочем, ответила Рада без нотки растерянности. — Магию крови.

Ал нахмурился.

— А что такое магия крови?

Рада закатала длинный рукав плаща — в свете гирлянд блеснул ее причудливый перстень-коготь на указательном пальце левой руки. Быстро уколов серебряным когтем правую ладонь и тут же растерев крохотную капельку крови, она чуть сжала пальцы. В ладони вспыхнул ком яркого алого пламени, которое на глазах разрослось до размеров квоффла.

— Агуаменти, — нацелив палочку на огонь, произнес Альбус, но струйка воды, вызванная заклинанием, прошла сквозь огонь в ладони Рады и разожгла его лишь сильнее. — Неплохо.

От огня веяло теплом, и Ал, не удержавшись, сунул палочку в карман и поднес к пламени озябшие ладони.

— А ты чем займешься после школы? — не затушив огонь, поинтересовалась Рада.

— Понятия не имею. У меня нет ни целей, ни мечты.

— Правда?

— А стал бы я врать о таком? Не знаю, как люди находят себя, я заблудился в себе где-то лет в семь.

Рада легко пожала широкими плечами. И снова неловкое молчание, лишь пламя потрескивало в ладони северной девы. Не в силах отделаться от мысли, что это кости ладони трещат, подобно горящим поленьям, Ал усмехнулся своим мрачным мыслям, продолжая отогревать пальцы, и, кажется, задел на мгновение мизинцем теплую ладонь Рады Илич. Внутренний джентльмен метался между желанием дотронуться еще раз и стремлением сбежать обратно в замок и закрыться в башне, но внезапно корабль так качнуло, что тревожные мысли мигом выбило из головы.

Рада сжала ладонь в кулак, развеяв огонь, а корабль тряхнуло снова, да с таким звуком, будто в трюме выламывали доски. На палубу из душных кают тут же высыпали студенты.

— Что там? — в священном ужасе спросила белокурая француженка в бархатном спортивном костюме.

— Что там? Что там?

И снова звук трещавшей по швам древесины.

— Так, без паники! — Доминик в кой-то веки решила взять ситуацию в свои руки. Хотя… не совсем в свои. — Здесь две дюжины сильнейших темных магов Северной Европы. Есть здесь настоящий мужчина, который проверит, что случилось?

— Есть, — зароптали не очень уверенно болгары. — Есть…

Когда корабль снова тряхнуло, единственным мужчиной, который осмелился свеситься с ограды палубы и взглянуть вниз, оказалась Рада Илич.

— В смысле? В смысле «ссыкуны»? — подтрунивал над кузиной Альбус. — Равноправие же, нет?

— Че там, че там? — Скорпиус Малфой, чей уровень алкогольного опьянения колебался от «очень пьян» до «подать сюда шпагу и скакуна, я у деда мушкетер», протиснулся вперед и чуть не грохнулся, когда корабль тряхнуло — Это кракен Дэйви Джонса, да? Да? Надо отплывать, где штурвал, я за руль…

— Ебанушка, ты что там пил? — рассмеялся Альбус.

— В смысле? В смысле? — негодовал Скорпиус, которого не пускали к штурвалу. — Я так-то лорд между прочим на минуточку.

В каюте громко всхрапнул директор Харфанг.

— А нет, это не рев кракена, это ваш бухой директор, — фыркнул Скорпиус.

За бреднями Скорпиуса, Ал почти потерял из поля зрения Раду Илич. Та, добравшись до носа корабля, свесилась осторожно свесилась за борт.

— Это фотограф, — вдруг повернувшись ко всем, прошептала она.

— О Боже, убийца — фотограф, — прошептал Скорпиус, у которого аж ноги подкосились.

— Малфой, все живы.

— Да?

— Точно говорю, — кивнула Доминик.

— Ох слава Богу, все живы!

— Фотограф? — опешил Альбус, вдумавшись в слова Рады Илич.

Студенты тут же храбро выглянули за борт и стало ясно, что Раде не показалось. Неряшливый фотограф Риты Скиттер, старательно, но безуспешно маскируясь под гувернера, невесть где раздобыв форменный наряд, заклинанием пытался тянуть на пирс золотую русалку, украшавшую нос дурмстрангского корабля.

— Какого…

Задрав голову вверх и прищурившись от света гирлянды, фотограф встретил вопросительные взгляд учеников, и не придумал ничего лучше, как погрозить кулаком и прогулочным шагом честнейшего человека сойти с пирса. Золотая русалка опасно покосилась, держась на корабле исключительно привинченным к корпусу хвостом.

— Ну, — проговорил один из дурмстрангцев, запахнув шубу. — Не будем ему мешать.

Видимо, собратья и «сосестра» по школе магии были с ним солидарны. Уродливую золотую русалку кроме директора Харфанга украшением древнего корабля не признавал никто.

***

— Я буду подавать протест, — слышались за завтраком возмущенные речи Тодора Харфанга. — Не надо меня успокаивать, Олимпия, пропало достояние Дурмстранга, хваленая безопасность, видимо, не распространяется на чистое золото…

Хоть преподавательский стол был на другом конце трапезной, Харфанга было слышно за общим столом учеников. Без смешков, ожидаемо, не обошлось: дурмстрангцы скрывали ухмылки как могли.

Профессор МакГонагалл, которой явно наскучило выслуживать жалобы пахнувшего перегаром колдуна, занималась организационными вопросами. Раздавая своим студента листы с перечнем вопросов, она выглядела одновременно устало и строго.

— Ответы на эти вопросы вы найдете в необходимых книгах библиотеки Шармбатона, — пояснила она. — Хочу напомнить, что вы сюда приехали не только гулять и развлекаться, международные визиты студентов это прежде всего…

— Ой блядь, — прижимая ладонь к бледному лбу, прохрипел Скорпиус, добравшись до стола. — Ой блядь…

Не видя ни МакГонагалл, ни преград на своем пути, он чуть не свалил рыцарские доспехи и, дрожащей рукой забрав у Альбуса чашку с надпитым чаем, сделал жадный глоток.

— Скорпиус, — прошипел Ал, так и чувствуя, как МакГонагалл закипает от ярости.

Видимо похмелье изнеженному аристократу чувствовалось сильнее инстинкта самосохранения.

— Меня будто семеро ебали, — прижимая чашку ко лбу, простонал Скорпиус.

И на свою беду поймал разъяренный взгляд профессора МакГонагалл.

— То есть сношали. То есть любили, — залепетал Скорпиус, встрепенувшись. — Короче, плохо мне.

Смерив своего самого проблемного ученика ледяным взором и сомкнув губы в тончайшую линию, профессор МакГонагалл вручила ему лист с вопросами.

— О вашем поведении, Малфой, мы поговорим обязательно.

Скорпиус в священном недоумении заморгал.

— И о вашем, Поттер, тоже.

Альбус так и замер.

— Прошу прощения?

Принявшись быстро вспоминать, где он умудрился накосячить (хотя дружба со Скорпиусом уже факт), он поднял взгляд на профессора.

— Клянусь Мерлином, это не мы украли русалку с дурмстрангского корабля, — залепетал Скорпиус. — Если бы мы украли, то позаботились бы о том, чтоб оставить муляж…

МакГонагалл была настроена решительна, а потому опоздать к ней, задержавшись после завтрака на лишние пять минут не рискнул даже отчаянный Скорпиус. Поднявшись в светлую учительскую, отделанную светло-фисташковыми панелями и золотыми узорами на стенах, друзья неловко потоптались на пороге, дожидаясь, пока профессор МакГонагалл обратит на них внимание.

Профессор сидела за столом и о чем-то негромко перешептывалась с заместителем мадам Максим. Узнав невысокую фигуру мсье Паскаля, одетого в сюртук и рубашку с белым жабо, Скорпиус насторожился.

Если Паскалю вдруг вздумалось проговориться директору Хогвартса о том, что поймал наследника благороднейшего и древнейшего семейства Малфой в постели шармбатонского чемпиона, наследника линчует сначала администрация двух школ магии, а затем и собственные родственники.

Паскаль, склонив голову, выпрямился и зашагал прочь, явно закончив с доносами, а профессор МакГонагалл глянула на учеников прищурено и беспощадно.

— Профессор, я могу все объяснить! — выпалил Скорпиус до того, как та раскрыла рот. — Я случайно, оно само.

— Малфой…

— Ладно, не само, я виноват. Но не наказывайте Альбуса, его там не было.

— Тем не менее, это было все с моей подачи, — перебил Альбус, хоть и не понимая, о чем распинается его друг, но не желая стоять в стороне, пока Скорпиус берет все на себя. — Мы все сделали вместе, и раскаиваемся…

— Поттер…

— Не слушайте Поттера, я один это все затеял. Поттера и близко там не было, он меня отговаривал…

— … я его подстрекал, профессор, он пошел у меня на поводу…

— Профессор, спать с Каррелем — моя инициатива, потому как моя девушка была слишком озабочена своей беременностью, чтоб думать о Турнире, и я…

— Что? — опешила профессор МакГонагалл.

— Что? — тут же заморгал Скорпиус.

— Что? — огляделся Альбус.

Профессор МакГонагалл закрыла лицо руками и обессиленно вздохнула.

— А вы не об этом, да? — с дергающимся глазом от провальной ситуации поинтересовался Скорпиус.

— Нет уж, Малфой, попытайтесь-ка объяснить, что за непотребщину вы устроили в школе, которая любезно приняла на учебный год.

Скорпиус приоткрыл рот, думая, как бы объяснить хотя бы десятую часть того, что происходит.

— Фактически, мы совершеннолетние… и никто не залетел… пардон, не обременен перспективой деторождения.

— И вообще ничего не было, — ляпнул Альбус.

— Да, — кивнул Скорпиус. — Это все слухи.

— Их мсье Паскаль и распускает, чтоб дискредитировать Хогвартс.

— И вообще еще не известно, по какому такому праву сам мсье Паскаль так нагло вламывается в спальни учеников… то есть, меня там, конечно, не было, мне рассказывали.

— А еще он за мной в душевой подглядывал.

— Вот-вот, мэм, как теперь Алу с такой душевной травмой жить?

— Замолчите немедленно оба! — прорычала МакГонагалл.

Друзья послушно утихли и потупили взгляды.

— Я хотела бы спросить, по какому праву вы варили для мисс Уизли Настой Подводного Вздоха, но вы, Малфой, уже наговорили себе на три исключения из Хогартса подряд.

— Минутку, профессор, — перебил Альбус. — Настой варил я, Скорпиус даже рецепт не читал.

— Профессор, он лжец, настой варил я.

— Не наговаривай, Малфой. Профессор, настой варил я, Скорпиус сразу отговаривал, сказал, что это не по правилам Турнира, но кто как не я знаю, что у моей кузины в голове сопли флоббер-червя, и сама она в жизни не сумеет…

МакГонагалл резко опустила ладонь на стол, заставив нарушителей всех возможных правил вздрогнуть и снова смотреть себе под ноги.

— Вон отсюда, оба!

— Есть, мэм, да, мэм, — пролепетал Скорпиус, выскочив за дверь первым.

Закрыв дверь за собой, Альбус тихонько направился в длинный коридор, догнав друга, который бежал от учительской едва ли не вприпрыжку. Лишь у лестницы, когда директор осталась далеко и уж точно не смогла бы дышать им в спину, они коротко переглянулись и ухмыльнулись друг другу.

***

Глупо было бы полагать, что МакГонагалл спустит выходки на самотек, особенно в чужой школе, как бы Поттер и Малфой не пудрили ей мозги накануне. На четвертый день, когда лесная нимфа, напевая свою свистящую песнь, по обыкновению разносила ученикам почту за завтраком, Альбус впервые за несколько недель получил письмо из дома.

Дорогой Альбус!

Профессор МакГонагалл сообщила о ваших выходках. Мама готова была немедленно забрать тебя домой и посадить под домашний арест за нарушение правил Турнира Трех Волшебников и покрывание Скорпиуса в его делах, а потому попросила поговорить с тобой по-мужски. Я же никогда не был прежде так горд за тебя.

Папа

P.S. Еще одна выходка, и мама заберет тебя домой.

Да, письмо было коротким. Из дома часто приходили метры исписанного пергамента, но лаконичность и торопливый почерк ясно дал понять — это письмо из дома было написано Гарри Поттером лично. Альбус, все еще не поняв, будут его ругать или наконец-то свершилось, и он прослыл бунтарем, сунул письмо в сумку, понимая, что отделался легко.

А отделался действительно легко.

Очень легко.

— С КЕМ ТЫ, УШЛЕПОК МАЛОЛЕТНИЙ, ТАМ УЖЕ ТРАХАЛСЯ?!

Алый Громовещатель, который секунду назад дрожащими руками развернул Скорпиус, оглушительно заорал высоким воплем Астории Гринграсс. Да так заорал, что перепуганная нимфа спряталась за колонну, Альбус подпрыгнул на лавке, кто-то за столом поперхнулся и зашелся кашлем, за преподавательским столом стихли светские беседы, Скорпиус, бледный как полотно, откинулся назад и свалился с лавки на пол, а Доминик, сжавшись и икая, боязливо подняла руку, отвечая на вопрос Громовещателя.

— СКОРПИУС ГИПЕРИОН МАЛФОЙ, ТЫ В ОЧЕРЕДНОЙ ТЫСЯЧЕ ВОСЬМОЙ РАЗ ОПОЗОРИЛ НАШУ СЕМЬЮ, НА СЕЙ РАЗ — НА МЕЖДУНАРОДНОМ УРОВНЕ! — надрывался алый конверт. — ЕСЛИ ТЫ НАДУМАЛ СДЕЛАТЬ МЕНЯ БАБКОЙ В ТРИДЦАТЬ СЕМЬ ЛЕТ — Я ВСПОМНЮ О ТОМ, ЧТО МЕЧТАЛА О ДОЧЕРИ, И ОТОРВУ ТЕБЕ ТО МЕСТО, КОТОРОЕ ТЫ ВЗДУМАЛ ПИХАТЬ В СВОЮ ПРОШМАНДОВКУ!

— Это она о Карреле, — прошептал Скорпиус на ухо Доминик.

— Еще хоть одно письмо от МакГонагалл, и Ж.А.Б.А. ты будешь сдавать не в Хогвартсе, а в монастыре! ТЫ ПОНЯЛ МЕНЯ, СКОРПИУС?!

Скорпиус закивал.

— НЕУЖЕЛИ ТАК СЛОЖНО БЫЛО ПОТЕРПЕТЬ ДО БРАКА?! — снова разошелся Громовещатель. — ОТЕЦ УЖЕ НАШЕЛ ТЕБЕ ДОСТОЙНУЮ НЕВЕСТУ, НЕТ, ТЫ СНОВА ИДЕШЬ НАМ НАПЕРЕКОР!

Младшекурсники-шармбатонцы багровели в смущении, но явно не так, как Скорпиус. Громовещатель надрывался еще несколько минут, а после перешел на хрип — видимо мать Скорпиуса утомилась орать.

— … И ЕСЛИ УЖЕ ДОДУМАЛСЯ ВАРИТЬ НАСТОЙ ЗА СВОЮ ЭТУ ЧЕМПИОНКУ, ТО ДОДУМАЙСЯ ХОТЯ БЫ НАЙТИ РЕЦЕПТ ПРОТИВОЗАЧАТОЧНЫХ ЗЕЛИЙ! — финальным аккордом подытожило гневное послание, прежде чем вспыхнуть и осыпать стол дюжиной красных клочков.

За столом кое-кто похихикивал, и понять весельчаков можно было — ситуация крайне неловкая. Даже Альбус едва сдерживался, по правде говоря.

— Что значит «отец уже нашел тебе достойную невесту»? — холодно спросила Доминик, замерев с чашкой у стола.

Скорпиус сокрушенно закрыл лицо руками.

— Пожалуйста, не надо об этом.

— Хорошо.

— Доминик…

— Все хорошо, я же сказала. Пришлю вам на венчание такой же Громовещатель.

Скорпиус цокнул языком и с остервенением смахнул клочки письма на пол.

— Слушай, — позвал Альбус. — Могло быть хуже. Наверное.

Машинально подняв голову и увидев, каким взглядом с другой стороны стола на него смотрит Стефан Каррель, которому как раз перестали нашептывать перевод воплей конверта подруги, Скорпиус проскрипел:

— Уже нет.

========== 19. ==========

Зал трофеев в подвальных помещениях Шармбатона был хорошо освещен очагом и парящими под потолком свечами. Чемпионы, одетые в форменные мантии своих школ, стояли у стеллажа с кубками и смотрели на судейскую коллегию безотрывно. Вернее, прямыми взглядами могли похвастаться лишь Доминик и Рада Илич — Стефан Каррель то и дело смотрел то себе под ноги, то по сторонам, то вертел брошь-переводчик, которой его наконец-то под конец турнира одарила директриса.

Сама мадам Максим была грознее любой грозовой тучи.

— Согласно сообщению от незаинтересованного лица, вам была известна информация об испытаниях заранее, — проговорил Виктор Крам, глядя на шармбатонца. — Более того, навыки гипноза вы оттачивали на пятиноге за неделю до первого тура. Это так, мсье Каррель?

— Это провокация, — прогрохотала мадам Максим.

— Это так, — устало кивнул Каррель.

— Минутку, уважаемые, вина мсье Карреля лишь в его неподобающих отношениях, о которых стало известно всей школе, уж спасибо вашему незаинтересованному лицу, — снова вклинилась великанша. — Обвиняя мсье Карреля в жульничестве, вы обвиняете весь Шармбатон!

Обстановка в зале трофеев была накалена. Единственным, кто был спокоен и выглядел торжествующе, был директор Харфанг — перспектива того, что сильнейшего соперника для своего чемпиона сейчас дисквалифицируют судьи.

Мадам Максим сверлила своего студента колким взглядом, что было само по себе красноречивее любого признания.

— Нарушение правил Турнира Трех Волшебников…

— Одну минуточку, — перебила Виктора Крама Доминик.

— Мисс Уизли, — прошипела МакГонагалл.

— Да-да? — вскинул брови Крам.

— Стефан не знал про змея во втором туре.

— Как и мадам Максим, — с нажимом сказала мадам из департамента международного магического сотрудничества.

Повисла пауза, словно судьи нарочно выжидали, чтоб дерзкая рыжеволосая ведьма им снова возразила. И она возразила, несмотря на предостережение МакГонагалл.

— Дисквалифицируйте и чемпиона Хогвартса — за меня к испытаниям готовились другие волшебники, среди которых и это самое анонимное лицо, имя которого я если сейчас назову, что никто не удивиться, что именно этот человек спровоцировал международный конфликт, — выпалила Доминик.

— Молчи, — прошептал одними губами Каррель. Голос его звучал непривычно резко в интерпретации магического переводчика.

Но когда Доминик Уизли ступала на тропу протеста, ее заткнуть могли лишь Чары Немоты, и то была высокая вероятность, что когтевранка протестовала бы жестами.

— Признаюсь в том, что зелье для второго тура варила не я, и тайну ключа разгадала тоже не я. Отдайте победу Раде Илич, так будет честно.

— Но я тоже не разгадывала тайну ключа, мне подсказали, — протянула Рада.

— Илич, — ухмылку Харфанга стерло молниеносно.

Девушки переглянулись.

— Дисквалифицируйте всех, достопочтенные судьи.

Судьи сохраняли серьезность момента до последнего, директора же смотрели на своих воспитанников так, что во взглядах трех совершенно разных магов явственно читалось желание немедленно провести сокрушительный момент воспитания.

— Это позор, — проговорила Эвелин Руссо первой. — Вы трое опозорили турнир.

Доминик снова захотела возразить, но стоявшая рядом с ней Рада украдкой наступила ей на ногу.

— Да иди ты, — отмахнулась Доминик, все же вырвав локоть из захвата уже МакГонагалл, и шагнула вперед. — А мы ли опозорили турнир, мадам? Разве Стефан Каррель самолично добыл малыша-пятинога для тренировок?

— Мисс Уизли…

— Разве это Рада Илич выхватила бумажку со своим именем из Кубка огня, но назвала имя другого чемпиона?

Харфанг сжал кулаки.

— Или разве я умоляла кого-то помогать мне? — не унималась Доминик. — Я не знаю, мадам Руссо, почему Кубок огня выбрал нас троих. Но знаю точно, почему за нас пытались жульничать. Нет, я никого не обвиняю, это просто догадки неразумной школьницы, но… взгляните на Стефана, он же художник, гуманитарий сплошной, он сам не даст бой пятиногу, он слишком… нежный и утонченный.

Мадам Руссо перебивать не стала.

— Или взгляните снова на Раду. Неужели в Кубок огня не смог выбрать чемпиона из дюжины достойных учеников Дурмстранга, выбрав вместо этого ученицу? А я? Да я что я вообще могу, кроме как болтать по поводу и без? Мы не чемпионы своих школ, мы неудачники. Кубок огня выбрал неудачников, которые в принципе не способны решать загадки сами.

— Ну ты не обобщай-то, — тихонько и чуть обижено проговорила Рада.

— В одном лишь мы трое виноваты, — подытожила Доминик, откинув со лба волнистые волосы. — В том, что наши протеже видят в нас неспособных ни на что неудачников. Вот за это, мадам Руссо, наказывайте. Дисквалифицируйте всех троих, отменяйте турнир. А у репортеров будут свои версии, что произошло в этой комнате и почему чемпионы разбежались.

— Два сапога — пара, и оба левые, — негромко фыркнул Виктор Крам.

— Что, простите?

— Ничего-ничего.

Тодор Харфанг, чудом не парящийся в своей медвежьей шубе, прыснул и закинул ногу на ногу.

— Минерва, ваши ученицы уж слишком много позволяют себе говорить.

— Что ж, у них хотя бы есть право слова, — сухо произнесла профессор МакГонагалл.

— На что это намек?

Доминик просияла и выпрямилась.

— Институт Дурмстранг никогда не шел на поводу у женских глупостей и никогда не…

— Так, минуточку! — тут же почувствовала себя в своей стихии главный борец за права женщин, угнетенных, сексуальных меньшинств и мужеподобных девушек всея Британии.

— Мисс Уизли, усядьтесь уже, — взмолилась МакГонагалл.

Фраза была произнесена с тем же успехом, как если бы матадор, час махавший у морды разъяренного быка алой тряпкой, вдруг сказал бы: «Бро, успокойся и вернись в загон».

— Сначала вам, господин Харфанг, не нравится чемпион-девушка, потом вам не нравится чемпион-гомосексуалист…

— Мисс Уизли! — в один голос воскликнули судьи, а Стефан Каррель закрыл лицо руками.

— Так зачем вы вообще согласились везти свою делегацию в Содом и Гоморру бешеных фемок и национал-гомосексуализма?

— МИНУС СТО ОЧКОВ КОГТЕВРАНУ, УИЗЛИ!

— Вперед, девочка! — вскинув кулак, заголосила внезапно мадам Руссо.

— А теперь поясните, мсье Харфанг, что есть в вашем понимании «женские глупости»? — прогудела мадам Максим, прищурившись.

— Фривольности и отсутствие дисциплины, я имел в виду это, а ни в коем разе не сомневался в возможности женщин руководить школой, — послушно пояснил Харфанг.

— А разве речь шла о том, что женщина не может руководить школой? — сухо спросила мадам Максим.

Харфанг цокнул языком и закатил глаза. Данная реакция великаншей воспринялась похуже любого самого провокационного ответа.

— Я лишь хотел сказать, — терпеливо проговорил Харфанг. — Что не позволю, чтоб женские выходки и ваша эта фривольность и вседозволенность, поставила на колени традиции и устои Дурмстранга.

— Сомнительные традиции и устои, раз уж вы опасаетесь, что женщины и эти ваши «наши» фривольности поставят Дурмстранг на колени, — улыбнулась Доминик.

— Довольно! — гаркнула МакГонагалл, но, встретив взгляд мадам Руссо, проговорила терпеливее. — Могу я попросить чемпионов разойтись на занятия?

Мадам Максим кивнула, ипервым к двери кинулся Стефан Каррель, собственно, как первый претендент на дисквалификацию. Девушки последовали за ним.

— Знаешь, иногда лучше вовремя заткнуться — шепнула Рада Илич наставительно. — И не спорить.

— Из покорных овец обычно самые вкусные отбивные.

— Харфанг будет валить тебя на третьем туре. Он злопамятный.

— Ох, как же мне жить без чемпионского титула и победы, — притворно ахнула Доминик.

Рада перехватила посох покрепче и приподняла, чтоб не ударялся о ступени, когда они поднимались по ступеням в холл.

— Ты вообще сюда за победой приехала?

— А ты?

— Я — да.

— И я, — кивнула Доминик. — И вот мы обе хотим победы. Ну так что, начнем снова бить друг дружке лица, как на первом испытании?

И, поймав взгляд соперницы, кивнула снова.

— Значит, победа все же не главное, да? Иначе ты могла бы не выгораживать там Стефана, и меня, и сама бы стояла с честным лицом и возмущалась, какие мы все здесь жулики.

Закатив глаза точно так же, как ее директор, Рада Илич свернула в коридор, который вел к классу алхимии, а Доминик, махнув на прощание не особо спешившему на занятия Стефану, зашагала за ней.

***

— Согласно Третьему закону Голпалотта — противоядие от составного зелья не сводится к набору противоядий для отдельных его компонентов, таким образом… да-да, конечно, входите… итак, третий закон Голпалотта…

Основы алхимии в Шармбатоне преподавала женщина с причудливой прической, напоминающей щедро завитый парик со сложно уложенными в корону локонами. Расхаживая между рядами парт и шелестя подолом длинной мантии, расшитой золотыми цветами, она мадам вела урок в привычной манере диктанта.

— … таким образом, противоядие к сложным многокомпонентным ядам должно включать в свой состав…

Доминик опустила сумку на соседнее рядом со Скорпиусом место, и тихонько уселась за парту.

— О, — встрепенулся Малфой, которого конспектирование за алхимичкой сморило. — Ну что, как там?

Раскрыв тетрадь и макнув перо в чернильницу больше для вида, нежели действительно собираясь писать, Доминик склонилась над тетрадью, когда профессор прошла мимо их парты.

— Ты ужасно поступил со Стефаном.

— Ой все, пришла, — закатил глаза сонный Альбус, которому без гневного клекота кузины было сидеть не так и плохо.

— Как ты мог выдать судьям, что он жульничал?

— Он понял, что я тянул из него информацию о Турнире, и уж лучше я сдал, чем если бы он сдал нас всех, — шепнул Скорпиус.

— А об интимных подробностях на весь Шармбатон растрепал тоже из лучших побуждений?

Преподаватель пару раз хлопнула указкой по грифельной доске, призывая учеников к тишине и вниманию. Скорпиус, переглянувшись с Доминик на мгновение, снова склонился над тетрадью и начал рисовать цветочки и вензеля, усиленно делая вид, что конспектирует, не жалея чернил.

— То есть лучше, чем просто слить Стефана, ты ничего не придумал? — не унималась Доминик.

— Угу, — кивнул Скорпиус, когда они вернулись в гостиную.

— Это подло.

Улегшись на кушетку, и подложив под ноги мягкий валик, Скорпиус взглянул в потолок, украшенный лепниной и фреской.

— Ты что, дружить сюда приехала?

— Еще один.

— Знаешь, за две недели до третьего тура надо как бы уже наконец вспомнить, что ты — чемпион Хогвартса.

Альбус, который до этого (впрочем, как и обычно) бледной тихой тенью плелся позади парочки, встрепенулся и возвел глаза к небу в благодарственном жесте.

— Господи, ну хоть кто-то ей это донес!

— Ты — чемпион, — продолжил Скорпиус уже строже. — Есть ты и есть победа. Всякие Стефаны, Рады и прочие женоподобные парни и мужиковатые девахи идут лесом.

Доминик фыркнула и скрестила руки на груди.

— Ты и победа, — повторил Скорпиус. — Если ты сама не можешь идти к этой победе прямо, и тебе нужно попетлять, кого-то защитить, поговорить по душам, подружить, еще что-нибудь — не проблема. Я делаю все, чтоб эту победу к тебе приблизить.

— Ну да, и еще я, который говорит мало, но тащит основную часть всего…

— Ал, ты что-то сказал?

— Я? Нет-нет, пристыжай ее на здоровье.

Доминик присела на пуф рядом.

— Ты понимаешь, что из-за тебя Стефана могут исключить?

— Это прискорбно, — кивнул Скорпиус.

— Да ты его просто опозорил. Ты подставил его перед судьями! А что ты сделаешь дальше? Ударишь ножом МакГонагалл и скажешь, что это была Рада Илич, чтоб уж точно конкурентов не было?

Скорпиус лениво потянулся на кушетке и смерил Доминик недовольным взглядом.

— Чего ты хочешь?

— Чтоб ты не лез. Просто не лезь, хватит уже! — выкрикнула Доминик в сердцах. — Можно я хотя бы третий тур пройду сама? Без интриг, лжи, подпольных операций по сбору информации, саботажа и помощи?

— Можно, — кивнул Ал, выдохнув спокойно. — Давно пора.

Скорпиус оскорбленно заморгал.

— А если…

— Что «если»? Если я проиграю? Ты ведь уверен, что я одна в поле не воин?

— Да ты, если честно, и с ордой-то в поле не воин…

— Ал, заткнись.

— Если ты бросила имя в Кубок огня, значит, ты подписалась на то, что готова и должна побеждать любой ценой, — парировал Скорпиус. — Вот Альбус правильно сделал, он все объективно взвесил, понял, что зассал, и имя в Кубок не бросил.

Ал хотел было что-то сказать, но Доминик не дала и рта раскрыть.

— А стоит ли кубок чемпиона того, чтоб так унижать людей?

И, поймав взгляд Скорпиуса, отмахнулась.

— Не отвечай. Скажи только, Скорпиус Малфой, ты переживешь мой эпичный провал, позорный проигрыш в Турнире Трех Волшебников?

— Конечно, переживу. Буду гордиться тем, что моя девушка запорола все, к чему шла, зато подружилась с гомосеком и болгарским трансвеститом.

— М-м, гомофобные бисексуалы в деле…

— Ал, заткнись.

Ал заткнулся.

— Скорпиус, — мирно сказала Доминик. — Если я получу хоть какую-то помощь в третьем туре — мы очень крупно поссоримся.

Скорпиус сжал губы. Доминик, наскоро собирая волосы в высокий хвост, на этой ноте зашагала в спальню девушек, оставив после себя неприятный осадок уже назревающей очередной ссоры.

— И как это назвать? — ледяным тоном поинтересовался Скорпиус, повернувшись к другу.

— Предпосылкой ко второму пришествию, не иначе, — сказал Альбус.

— В смысле?

— В том смысле, что моя тупоголовая кузина, наконец-то, впервые в жизни поступила как человек разумный. А не как Scortum Infirmus.

— Что такое Scortum Infirmus?

— Блудница бесхребетная, — пояснил Альбус, и, не став дожидаться, когда Малфой уловит суть и обидится, отправился спать.

========== 20. ==========

Знакомые подземелья Шармбатона пока еще пустовали, но зрители, ерзавшие на холодных каменных трибунах, уже с опаской оглядывались. О дрирских пятиногах все еще помнили, к тому же на одной из каменных плит осталась трещина после удара Рады Илич своим посохом. Те, кто сидели ближе, тянули шеи, выглядывая, кто же там скрывается, в темном проходе, те, кто сидели подальше, радовались, ибо если эта загадочная тварь прыгнет, то не на них.

Скорпиус Гиперион Малфой сидел на верхнем ряду, вертел в руках багет, в мякиш которого спрятал тонкую мензурку с портвейном, и был решительно настроен на победу своего чемпиона.

— Ал, это пиздец, она все запорет. — Ну почти решительно.

Альбус, подуставший и от нытья друга, и от всеобщей тряски перед долгожданным третьим туром, отмахнулся.

— Нет, я, конечно, дал ей с собой пистолет, но…

— Что? — тут уж Ал встрепенулся. — Откуда у тебя пистолет?

— Это не мой, мне принесла сова.

— То есть, это пистолет совы, да?

— Знал бы ты, Поттер, чья эта сова, не задавал бы вопросов, — важно фыркнул Скорпиус. — Так, все короче. Не мешай мне нервничать.

Глядя, как Скорпиус «пьет из хлеба», Альбус покачал головой, как и сидевшие около них студенты. Глядя, как усаживаются за длинный стол судьи, болельщики даже захлопали — лишь бы уже поскорее начинали, ведь сил уж не было строить догадки, с чем же столкнуться лучшие из лучших трех магических школ.

МакГонагалл зорким дозорным огляделась по сторонам. Завидев Малфоя, жующего хлеб, на месте, она с облегчением опустилась в кресло. Когда же комментатор взял в руки золотой рупор, подземелья содрогнулись от громовых аплодисментов.

— Приветствую вас, дорогие зрители! — гаркнул он так неожиданно громко, что перепугал первый ряд студентов и сидевшую ближе всех к нему мадам Руссо. — И без лишних преамбул… встречаем наших чемпионов!

— Так, а ну быстро все сделали лица, как будто мы гордимся нашей рыжей давалкой и искренне ее поддерживаем, — шепнул Ал, нагнувшись к сокурсникам.

Делегация Хогвартса тут же заулыбалась и зааплодировала, перекрикивая, уже принципиально, дурмстрангцев.

Когда троица чемпионов появилась под светом вдруг вспыхнувшей под потолком тысячи свечей, гувернеры поспешили успокаивать зрителей дабы призвать их к порядку и начинать испытание. Чемпионы, сжимая в руках амфоры, добытые со дна водоема во втором туре, подняли взгляд на Виктора Крама, который поднялся из-за стола и упер руки в трибуну.

— Третье и последнее испытание было подготовлено для вас особо тщательно. Смею заверить, что за всю историю Турнира Трех Волшебников такого еще не было.

— Ой блядь, — снова отпил из хлеба Скорпиус. — Не нагнетай.

Чувствуя, как напряглись стоявшие по обе стороны от нее Рада и Стефан, Доминик впилась взглядом в темный тоннель. Фантазия уже рисовала скрывавшееся во тьме чудище.

— Победу одержит тот, кто возьмет кубок чемпиона турнира. Но прежде, в третьем испытании вы столкнетесь с противником, от которого не отбиться простейшими чарами и сглазами.

Рада Илич стиснула зубы, тоже уставившись в тоннель.

— Вы столкнетесь с тем, чего не проходят на уроках. С тем, что не по зубам даже многим прославленным магам. Вы встретите соперника, который оказался не по зубам никому из вас троих на протяжении всего турнира…

Нагнетал Крам или нет, но из тоннеля послышался малоприятный скрип. Стефан сжал волшебную палочку, Рада, следуя его примеру, покрепче перехватила посох.

— Вы столкнетесь с честностью и честью, — вдруг добавил Виктор Крам.

Амфоры в руках чемпионов вдруг раскрошились вдребезги, оставив после себя лишь осколки и древнюю пыль. И в ту же секунду из темного тоннеля, где должно было, обязательно должно было скрываться невиданное чудище, выплыл мраморный постамент, на котором тяжелел сияющий кубок чемпиона турнира.

Доминик приоткрыла рот. Из кубка тут же выпорхнули три квадратных клочка разноцветного пергамента — алый, вместе с острым алым пером подлетел к Раде Илич, нежно-голубой и синее перо опустились в руки Карреля, а зеленый клочок и фазанье перо приземлились на пол перед Доминик.

— Выбор только за вами, — загадочно добавил комментатор в рупор и демонстративно уселся на лавку.

Воцарилась тишина.

Чувствуя, как на трибунах замерло все, до последнего вздоха, а зрители так и прожигают взглядами, Доминик неловко подняла перо и пергамент. Встретив взгляд Рады, она выпрямилась.

В звенящей тиши было слышно, как жужжит одинокий жучок над свечами, и как скрипит перо того, кто уже определился с выбором. Стефан Каррель бросил свой пергамент в кубок первым.

Ожидая что комментатор сейчас снова заговорит и добавит что-то вроде: «А девушки снова вспомнили, что они соперницы…и вот мадемуазель Уизли получает по лицу… о нет, что же они делают! Никаких Непростительных заклятий и темной магии!». Но комментатор молчал.

Переглянувшись снова с Радой, Доминик прижала пергамент к колонне и написала имя.

Рада бросила имя в кубок последней. Пять минут раздумий показались трибунам вечностью.

— Это безальтернативные выборы, — проговорил Ал. — Понятно, что каждый проголосует за себя…

Но никто его не слушал, да и сам Альбус замер на полуслове. Из кубка чемпионов вдруг вылетели три клочка пергамента, так высоко, словно их выдуло потоком воздуха.

Виктор Крам поймал все три клочка отточенными жестами ловца, и развернул зеленый.

— Чемпион Турнира Трех Волшебников — Рада Илич, — объявил он.

Скорпиус Малфой, ясно глядя на зеленый клочок, приоткрыл рот в немом возмущении.

— Ты отбитая что ли…

— Чемпион Турнира Трех Волшебников, — сжав уже голубой пергамент, пророкотал Крам. — Рада Илич!

Болгары взревели, а Харфанг вскинул посох так высоко, что едва не треснул учеников, сидевших выше, по головам.

Крам развернул последнее, алое послание.

— Чемпион Турнира Трех Волшебников — Стефан Каррель.

Болгары умолкли.

— Илич, ты дурная или да?

— Мсье Харфанг!

Троица чемпионов не сводила друг с друга взглядов. Виктор Крам, словно назло болельщикам, которые так и багровели в напряжении, опустился в кресло и больше не произнес ни слова.

И вновь тишина.

Доминик перевела взор на сияющий кубок, и снова повернулась к соперникам.

— Я считаю, что победы достойна только Рада.

— Уведите идиотку и заприте ее в башне, — умирал от негодования Скорпиус. Шепот его походил на шуршание старого пергамента.

— Тебе не помогали.

— Мне помогли, — отрезала Рада. — На втором туре.

— Ой, кто там тебе помог, покажите мне этого пидора…

На Скорпиуса шикнула вся трибуна.

— Ты приехала сюда за победой.

— А вы нет?

Зеленые глаза Доминик встретили тяжелый взгляд исподлобья.

— Кубок должна взять ты. — Золотая брошь-переводчик на груди Карреля заставляла его мягкий голос звучать незнакомо и басисто. — Ты первая поборола пятинога.

— Ничего о нем не зная.

— В отличие от меня.

— И от меня.

Мадам Максим закрыла лицо рукой.

Скорпиус Гиперион Малфой залпом допил свой спрятанный в багете портвейн.

Чемпионы Шармбатона и Хогвартса, не сговариваясь, отступили назад.

— Мои ставки прогорели, — прошептал Альбус сокрушенно.

— Все, короче, расходимся, зря приезжали.

— А можно я выскажу свое мнение? — проговорила Рада, не шелохнувшись.

Доминик фыркнула.

— Я думала, студентки Дурмстранга так не изъясняются.

— Вот сучка малолетняя…

— Мсье Харфанг! — снова прикрикнула мадам Руссо, услышав этот гневный шепот.

Рада Илич расправила плечи, явно не собираясь шагать и брать кубок.

— Мы трое опозорили турнир, судьи все верно тогда сказали, — сказала она, взглядом заставив уже возмутившуюся Доминик заткнуться. — И никто из нас не достоин победы — все мы жульничали…

Трибуны взревели в негодовании.

— Но в отличие от нас с тобой, Стефан — на грани исключения с позором. Поэтому я считаю нужным отдать победу ему, если это как-то замнет историю с… историю.

— Я не возьму кубок из жалости, — тут же запротестовал Стефан.

— Я не жалею тебя. Я просто думаю наперед. И ты подумай, что будет, когда закончится турнир.

— Позвольте, это уже прямое…

Но профессор МакГонагалл, легко дотронувшись до руки Олимпии Максим, заставила ее сесть обратно в широкое кресло.

— Иди и возьми кубок, — произнесла Рада, кивком головы указав на пьедестал.

Каррель медленно снял брошь с тонкого шелка своего костюма и бросил ее себе под ноги.

— Je ne te comprends pas.

Доминик перевела взгляд с него на Раду. Та подрагивала от раздражения.

— Да возьми ты уже…

— C’était ta victoire, Rada.

— Я впервые в жизни что-то кому-то уступаю, возьми этот сраный…

— Alors, prends de ce que je te donne.

Вновь повернувшись к Стефану, Доминик чуть усмехнулась.

— Я не понимаю, что он говорит, — едва не взвыла Рада. — Эй…

Но комментатор не отозвался.

— Он отдает тебе победу, — сообщила Доминик, обойдя Раду со спины. — И принимает достойное поражение. Достойное поражение лучше недостойной победы, я права?

На трибунах неловко закивали.

— Пиздеж! — Скорпиус Малфой с таким высказыванием был не согласен категорически.

Альбус заткнул ему рот куском багета.

— В погоне за недостойной победой, мы трое, как и наши протеже, которые так этой победы желали, забыли о цели Турнира Трех Волшебников, — продолжила Доминик, прохаживаясь у пьедестала. — О какой дружбе народов можно говорить, если сейчас чемпионы Шармбатона и Дурмстранга развязывают международный конфликт? Взгляните, Рада на взводе, еще слово по-французски, и Стефан не доживет до собственного исключения из академии.

Скорпиус, прожевав хлеб, напрягся на трибуне и вцепился в спинку сидения ниже.

— Погоня за недостойной победой обернулась погоней за недостойным поражением, — усмехнулась Доминик громко, шагнув назад. — Турнир, который должен был сблизить школы, сейчас рассорит Шармбатон и Дурмстранг еще больше… и я возьму на себя ответственность этому помешать, а потому…

А потому схватила кубок с пьедестала и высоко вскинула его вверх.

— Чемпион Турнира Трех Волшебников — ДОМИНИК УИЗЛИ! — проревел комментатор, единственный, кто среагировал молниеносно.

Послышался звон бьющегося стекла — из рук Скорпиуса выпала бутылка.

— Она обставила их, — прошептал Ал, таращась на кузину. — Она просчитала все, когда голосовала за Раду…

Стефан Каррель громко захохотал, разорвав в клочья полотно тишины. И, наконец, долгожданные овации — болельщики пришли в себя и завопили так, словно на их глазах Доминик поборола табун кентавров.

— МОЯ ХИТРОЖОПУШКА! — рыдал Скорпиус, тряся бедного гувернера, который бросился отчитывать его за спиртное. — Она вас всех сделала!

Вопреки опасениям Ала, что сейчас Рада и Стефан изобьют Доминик ногами, чемпионы смеялись. Крепко обняв соперницу, Рада что-то шепнула ей на ухо, а Стефан, улыбаясь, хлопнул по спине. Директор Харфанг сплюнул прямо на каменный пол, мадам Максим жеманно тянула губы в недружелюбном оскале. Профессор МакГонагалл, явно чувствуя себя неловко, о чем-то переговаривалась с заместителем мадам Максим.

— Дайте мне кольцо и покажите ближайшую часовню, — не унимался Скорпиус, сбив Доминик с ног своими объятиями. — Я уведу эту сучку сначала к алтарю, а потом в закат.

И, прижавшись щекой к ее мягким рыжим локонам, едва слышно шепнул в самое ухо:

— Значит, все же цель оправдывает средства?

— Значит, что если ты еще раз будешь во мне сомневаться, я вырву тебе язык, — шепнула в ответ Доминик.

Глядя в красивое лицо уже единственного чемпиона, Скорпиус просиял.

— Ты настолько космос, что настоящий космос рядом с тобой — днище ведра.

Кто и куда забрал кубок — уже и не вспомнить. Его передавали из рук в руки, кто-то даже пытался фотографировать на неработающий в Шармбатоне телефон, а затем и вовсе долгожданный трофей пропал из вида.

Альбус тоже пропал из вида. Но он не сиял и на долю так, как кубок, а потому кто бы там его хватился?

После ста ступеней вверх на балкон, он был уверен, что сейчас остановится сердце, а легкие упадут куда-то на уровень пят. Но несмотря на отдышку и искры в глазах, Ал упер руки в ограду балкона и переглянулся с Радой Илич.

Та улыбалась, наверное, впервые за все время в Шармбатоне.

— Тебя вообще не коробит то, что она забрала кубок? — поинтересовался Ал.

Рада мотнула головой.

— Проигравший отчасти выигрывает, потому что ему есть куда расти.

— Для меня ты — чемпион. Я уже говорил.

— Я знаю.

Переглянувшись снова и заулыбавшись, они снова уставились в небо — что может лучше ознаменовать окончание состязания неудачников, чем тяжелые грозовые облака?

— Мы можем общаться и после того, как разъедемся, — напомнил Ал.

— Конечно, можем.

— Обменяемся адресами. Знаешь, я обычно пишу длинные письма.

— Здорово, а я быстро отвечаю.

Улыбнувшись друг другу и отвернувшись, они неловко замолчали.

Адресами, впрочем, так и не обменялись.

***

— Минус сто очков Гриффиндору, — проскрипела Миневра МакГонагалл так, что портреты директоров Хогвартса содрогнулись.

Скорпиус аж рот раскрыл.

Вот уж вернулись в родной замок…

— Профессор!

— С каждого! — крикнула профессор МакГонагалл. — И не смейте возражать, Малфой, будь вы курсом младше, я бы незамедлительно исключила бы из Хогвартса обоих.

— Но мы выиграли турнир, — тихо напомнил Альбус. — Может не стоит так…

Профессор одарила его таким тяжелым взглядом, что парень тут же замолчал.

— Вы обещали мне, Малфой, что не будете лезть, — продолжила профессор.

— Я обещал, что от меня вы не услышите никакой информации о предстоящих испытаниях, — напомнил Скорпиус. — Вы и не услышали, Малфои всегда держат свое слово.

Профессор МакГонагалл, сцепив руки за спиной, принялась расхаживать по кабинету. Директора школы смотрели на нее и нас со своих портретов ничуть не осуждающе.

— За весь период вашего обучения в Хогвартсе, вы оба нарушили правил больше, чем все известные до вас хулиганы.

— Мой отец, профессор, косячил больше. А дед — и того больше.

— Мистер Поттер! Я сейчас снова начну отнимать очки.

Ал снова умолк.

— Сознательно пренебречь всеми существующими законами и нормами, касающиеся магического содружества, спорта, международного образования, — сокрушалась декан Гриффиндора. — Это будет чудо, если в министерстве не узнают…

— Ой, да даже если и узнают, — фыркнул Скорпиус. — Там же дед…

— Помолчите, Малфой, — прикрикнула профессор. — Вы оба и так достаточно сделали.

— Да что мы сделали? — оскорбился Альбус.

— Донесение до мисс Уизли информации касательно испытаний турнира…

— … все так делали.

— … выпытывание этой информации у чемпиона Шармбатона путем… склонения к близости и последующего шантажа этой близостью. Это я конкретно о вас сейчас, мистер Малфой. Нет, ну это неслыханно!

Скорпиус вздернул длинный нос.

— Не было такого, — соврал он.

— … дискредитация чемпиона Дурмстранга путем подмешивания слабительных зелий в ее еду, — ядовито произнесла профессор. — Это вопрос к вам, мистер Поттер.

— Профессор, во-первых, в еду шармбатонского чемпиона, а не дурмстрангского. А, во-вторых, такого не было. Я не буду ничего говорить без адвоката.

— Спаивание судей турнира. Как вы это объясните, мистер Малфой?

— Это еще кто кого спаивал, — отозвался Скорпиус. — Я могу с ними судиться за причинение вреда моему здоровью. Харфанг пил, как конь, и еще требовал от меня раскрыть секреты замка, но я не сдал наших.

Профессор МакГонагалл тяжело вздохнула.

— Махинации со ставками на чемпионов. Мистер Поттер?

Альбус опустил взгляд.

— И, наконец, пронесение магловского огнестрельного оружия на территорию Шармбатона для чемпиона Хогвартса с целью его дальнейшего использования в третьем туре. Вы в своем уме, Малфой?

Скорпиус вздохнул.

— Да где вы вообще взяли оружие? — сокрушалась профессор. — Молчите?

Друзья бегло переглянулись.

— Но Доминик выиграла! — напомнил Скорпиус.

— Но какой ценой, — гаркнула МакГонагалл. — Чудом, истинным чудом, нас никто не обвинил в жульничестве. Зато вы, Малфой, поспешили дать интервью в «Ежедневный Пророк», обвиняя в жульничестве дирекцию Шармбатона и Дурмстранга.

— Они сливали информацию своим чемпионам.

— Харфанг не сливал…

— Ал, помолчи.

Профессор подняла ладонь, чтоб мы заткнулись. Ал бегло переглянулся со Скорпиусом, ожидая поддержки.

— Нет, ну наказывать нас за то, что чемпион Хогвартса выиграла Турнир Трех Волшебников! — возмутился Скорпиус.

— Мистер Малфой, — прошипела профессор, потеряв всякие силы. — И вы, Поттер. Пообещайте мне, что не останетесь на дополнительный год.

— Дополнительный год? — вскинул брови Скорпиус.

— Для семикурсников, которые в этом году не учились из-за турнира, — шепнул Ал.

— Малфой, я повторяла эту информацию четырежды с начала учебного года! — вскинулась профессор.

— Ой все, — отмахнулся Скорпиус. — Я аутист.

— Малфой!

Скорпиус скорчил максимально серьезное выражение лица, но сам же расхохотался прежде, чем с ним продолжили воспитательную беседу.

— Подождите! — вдруг спохватился Альбус. — А как же Ж.А.Б.А.?

Скорпиус подавился смехом.

— А что с ней?

— Профессор, — бледнел Ал. — Если мы не остаемся на дополнительный год… то как нам сдать Ж.А.Б.А?

— О, Поттер, вы, видимо, не думали об этом в то время, как участвовали в этих омерзительных интригах, — проговорила МакГонагалл. — Вы сдадите экзамены оба, не переживайте. Вместе с теми семикурсниками, которые готовились к Ж.А.Б.А. и планировали сдать его, несмотря на турнир.

— А что, были такие? — ляпнул Скорпиус.

МакГонагалл одарила его ледяным взглядом.

— Умничать будете на экзаменах, Малфой.

— Это вряд ли, профессор, я сдаю историю магию и прорицания…

Сев за стол, устланный бумагами, МакГонагалл всем видом показала, что разговор окончен. Ал уже зашагал было к двери, как встрепенулся.

— А когда экзамены?

— Через две недели, Поттер.

— ЧТО?

Бледное лицо Альбуса посерело.

— Но… но, профессор, невозможно подготовиться к Ж.А.Б.А. за две недели!

Скорпиус не понял проблемы, но тоже закивал.

— У вас был целый год, богатейшая библиотека Шармбатона и заграничное обучение. Всего доброго, мистер Поттер.

— Это высад, мэм!

— Малфой, я снова начну штрафовать Гриффиндор.

Портрет Армандо Диппета закивал со стены.

— Так их, Гриффиндор совсем распоясался за последнюю сотню лет.

— Уходим, — потащив Скорпиуса, уже широко раскрывшего рот, за дверь, шепнул Альбус.

Быстро, словно это бы прибавило времени на подготовку к выпускным экзаменам, друзья ринулись вниз по винтовой лестнице, едва не сбивая как раз поднимавшихся на урок первокурсников.

— Вот тебе благодарность родной школы. Вот тебе и триумфальна победа, — ворчал Скорпиус.

— Умолкни, мы и правда накосячили.

— Ал, не нагнетай.

— Я не нагнетаю. Ну что такое Ж.А.Б.А. по сути? Всего лишь наше будущее.

***

Доминик, повертев в руках золотую чешуйку, откинулась на нагретый горячей пеной бортик ванны.

— У меня от этой воды выпадает чешуя.

Альбус, оторвавшись от конспектов, взглянул на нее в сильнейшем желании швырнуть в кукольное лицо кузины тяжелую тетрадь.

— Вот это проблемы, вот это я понимаю. Не то что экзамены через тринадцать дней, шесть часов, пятнадцать минут и сорок две секунды.

Цокнув языком и чуть махнув рыбьим хвостом, капли с которого забрызгали Ала и его конспекты, Доминик повернула голову к двери.

— Где Скорпиус?

— В туалете Плаксы Миртл.

— Что он там делает?

— Плачет вместе с Миртл, — машинально ответил Ал. — У него первый экзамен — история магии, а он потерял список вопросов и конспекты.

Скорпиус появился тут же, словно по зову. Просочившись в Выручай-комнату с ведром, из которого валил пар, он присел на подушку у ванны.

— Так, в пизду историю магии, надо учить то, в чем я реально шарю.

— У нас нет дисциплины «Саботаж и шантаж». И «Расширенного курса долбоебизма» тоже.

— Очень смешно, Ал, на экзамене так похохочешь. Что там у тебя первое? Нумерология?

Ал умолк и уткнулся в книгу. Но любопытство пересилило.

— Что ты удумал?

— Я буду готовиться к прорицаниям, — ответил Скорпиус, осторожно насыпая в чашку молотый кофе. — А то скоро экзамен, а у меня еще Третий Глаз не открылся.

Залив кофе водой из ведра (и пролив половину), Скорпиус придвинул другу чашку.

— Хлебай.

— Опять? Я уже шесть выпил.

— И что? — протянув вторую чашку Доминик, спросил Скорпиус.

И хотелось бы сказать, что гадания Скорпиуса больше напоминали тычки пальцем в небо и генерирование случайных слов и домыслов, да еще и приправленное излюбленными методиками профессора Трелони.

— Ёб твою мать! — ахнул Скорпиус, отобрав у Доминик чашку с недопитым кофе и вылив остатки прямо ей в ванну. — Да у тебя здесь… Грим!

— Больше экспрессии, — не отрываясь от чтения, посоветовал Альбус. — Не верю.

— Грим! Серьезно! Вот он, зловещее предзнаменование внезапной смерти и…

— Милый, переверни чашку, — мягко улыбнулась Доминик.

Послушно покрутив чашку, по инструкции в учебнике и увидев на ее дне разбухшую кофейную гущу, больше всего похожую на грязь, а не на страшные знаки, Скорпиус закрыл лицо рукой.

— Может, лучше начать с зельеварения?

— Помилуйте, лорд Малфой, с вашей рукожопостью впору начинать с чего-то полегче. С лепки из пластлина, оригами…

Скорпиус оскорбленно вздернул нос.

— Иногда я не понимаю, почему ты мне так дорог, очкастая мразь. Хорошо, что после этих сраных экзаменов наши пути разойдутся и мы никогда друг друга больше не увидим.

— Я только на это и надеюсь, Малфой. Ты мне уже в печенках. Между прочим, я страдаю сейчас из-за тебя.

— Хуясе, страдалец.

— Если бы не твои выходки, мы бы сдали экзамены в следующем году, без спешки и нервов.

— Если бы не твои ставки, нас бы и не вычислили.

Уткнувшись в записи снова, Альбус отмахнулся. Спорить с Малфоем — что учить гуся шпагату.

***

Волоча чемодан и сжимая свою черную кошку свободной рукой, Скорпиус Малфой тяжело вздыхал.

— Не умирай, — протянул Альбус более спокойно.

Дорога до станции Хогсмид обычно занимала от силы минут десять, но Ал был уверен — в последний раз, как они спускаются по холмам к месту, где поезд уже ожидает учеников, маршрут покажется вечностью.

— Это конец, — произнес Скорпиус, перехватив кошку покрепче. — Все закончилось.

— Давай только без слезливых прощаний с Хогвартсом, а? Это просто жизненный этап.

Скорпиус чуть повернул голову в его сторону.

— А много у тебя в жизни было этапов, что Хогвартс — просто один из них?

Оставив вопрос без ответа, Альбус невольно замедлил шаг.

— У меня никого нет ближе тебя, Ал. Когда мы увидимся в следующий раз? Когда тебе дадут отпуск в отделе мракоборцев, а меня выпустит из мэнора подобранная отцом жена?

Вопрос оказался настолько резонным, что было странно, как это он сорвался с уст Малфоя. Ал хотел было заверить, что окончание школы ничего не значит, и они будут общаться как прежде, но тут же вспомнил Раду Илич — те же обещания, а адрес так и не узнал.

— Стой, — прислонив чемодан к дереву, сказал Альбус. — Стой.

Скорпиус послушно обернулся. Группка пуффендуек обошла его с обеих сторон. Доминик, шагавшая с подругами впереди тоже обернулась и, повернула назад.

Вытянув руку вперед, и кивнув Скорпиусу, Ал с бьющимся, как заведенным сердцем, впервые подумал, что самолично, без науськиваний, совершает такую непростительную глупость. Скорпиус, вскинув бровь, тоже послушно вытянул руку, следуя примеру друга.

— Непреложный обет? — вдруг Малфоя осенило, когда Альус сжал его запястье.

— Не одному тебе быть идиотом, — кивнул Альбус. — Если мы оба нужны друг другу, почему бы не сделать так, чтоб за клятвой дружбы стояло что-то большее, чем просто слова?

И тут же подумал, что, наверное, погорячился, и Скорпиус такого жеста не поймет.

— Нет, если ты, конечно…

Но Скорпиус уже сжал его запястье и с нетерпеливой дрожью, заерзал на месте. Доминик, приоткрыв рот от изумления, поймала взгляды обоих.

— Вы совсем идиоты?

И, ответив сама же на свой вопрос, высунула из кармана юбки волшебную палочку.

— Клянешься ли ты…

— «Портрет Пастушки»! — послышался где-то позади хриплый вопль престарелого Филча. — Кто-то украл «Портрет Пастушки»! Чертовы дети!

Скорпиус тут же подхватил одной рукой и кошку, и чемодан. Потащив Ала к поезду бегом, он воровато оглядывался.

— Что? — орал Альбус. — Ты спер «Портрет Пастушки»? Ты вообще идиот?!

— Придурок, зачем тебе портрет? — возмущалась Доминик, едва поспевая за ними. Ее чемодан волочился по траве кубарем.

— Валим, валим, валим!

Обернувшись, и увидев, как за Филчем спешит лесничий Хагрид и мадам Трюк, Альбус едва не взвыл в голос.

— И этому долбоебу я чуть было не принес Непреложный обет! Да как ты вообще спрятал портрет?

— А почему «Портрет Пастушки»? — шипела Доминик, когда они на одном дыхании влетели в купе. — Почему не «Полную Даму»? Почему не профессора Слизнорта ты на память не утащил?

— Клянусь, это был последний раз, когда я воровал портреты, — опустил взгляд Скорпиус, запихнув чемодан на багажную полку.

Альбус, глядя, как Филч, держась за сердце, добегает до платформы, только порадовался тому, что Хогвартс-экспресс уже тронулся, пустив в небо клубы дыма.

— Скажи мне, Малфой, — проговорил Альбус, вытянув ноги. — Почему из-за тебя я всегда попадаю в неприятности?

— Все, это был последний раз, — повторил Скорпиус.

И эта клятва была лучшим доказательством того, что из жизни примерного студента Альбуса Скорпиус Гиперион Малфой никуда и никогда не денется.

— Ал, а я тут еще подумал… — Ну что и требовалось доказать!