Исправляй [Денис Викторович Штаев] (fb2) читать онлайн

[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]

иСПР@VLяй Сборник произведений молодых авторов Приморья

иСПР@VLяй

Сборник произведений молодых авторов Приморья

Владивосток

Дальиздат

2015

Коллектив авторов:

Т. Вандяк, Н. Воскресная, В. Кель, В. Компаев, А. Санкевич, Д. Штаев, А. Габисова (Лазанович), А. Соболева, В. Недора.

иСПР@VLяй : сборник произведений молодых авторов Приморья / Т. Вандяк, Н. Воскресная, В. Кель, В. Компаев, А. Санкевич, Д. Штаев, А. Габисова (Лазанович), А. Соболева, В. Недора. — Владивосток : Дальиздат, 2015. — 80 с. : ил.

ISBN 978-5-905754-44-9

ПОЭЗИЯ

ПОЭЗИЯ

Татьяна Вандяк

Татьяна ВАНДЯК

Родилась в 1994 году, в селе Хороль. Любовь к детям помогла определиться с выбором профессии: после окончания средней школы поступила в Школу педагогики ДВФУ, ныне студентка четвёртого курса факультета восточных языков. В 2011 году стала дипломантом III степени II Международного конкурса сочинений и творческих работ на русском языке «Крылатый парус». С данными стихотворениями участвовала в конкурсе литобъединения иСПР@VLяй (2014).

* * *

Мне сегодня дом уютный снился,

Наш с тобою, в мире и любви.

Солнца свет из окон лился

От заката прямо до зари.

И во сне, я слышала так ясно

Детских пяток нежный топоток.

Это было, знаешь, так прекрасно!

Это наш с тобою был сынок!

А глядел он так, без укоризны,

Улыбаясь, милый ангелок.

Наш с тобою вечный смысл жизни,

Ясноглазый, маленький цветок.

А под вечер мы читали сказки

У камина, севши на ковре.

Сын и ты, закрывши сладко глазки,

Задремали головою к голове.

И ваш сон тревожить не посмела:

Крепко спали, я на вас глядела,

Аккуратно пледом вас укрыла,

Любовалась... и сильней любила.

* * *

Я ищу... среди безликих лиц,

Среди взглядов, чуждых мне, до боли,

Меж написанных жизнью страниц,

Так любимой мне, нужной неволи.

Да, тебе я, наверно, не друг.

И не враг я тебе, знаю тоже...

Только, знай, появившийся, вдруг,

Ты пленил меня, право, до дрожи.

И дыханье своё затаив,

Я пишу тебе строчка за строчкой.

За приливом на сердце прилив,

Много точек, за каждою точкой.

Мне б тебя осторожно коснуться,

Приобнять на исходе зари.

Мне бы в птицу сейчас обернуться

И прильнуть на ладони твои.

Мы познакомились с тобою на вокзале

(Глаза опущены...) Задумалась.

И вижу, сотни ног.

А в голове всё титрами мелькает

То, что никто из нас сберечь не смог.

И то, что до сих пор не отпускает.

Вокзал. Как хочется подняться...

Воспоминанья душу мою гложут.

Ну сколько можно, в памяти скитаться

Тому, чему ничто уж не поможет?

И чуточку безумственно сознание,

Но движет телом лишь рассудок здравый.

А в мыслях, снова... первое свиданье

На этой площади вокзальной старой.

И каждый час, и каждую минуту,

Внутри всё колет, будто кукла Вуду.

Я помню все дороги и маршруты,

Те, что сюда ведут. Я помню, не забуду.

Ответь мне, небо, как мы так любили,

Что чувств теперь своих бояться стали?

Стою у кассы. Нервы вновь заныли...

Мы познакомились с тобою на вокзале.

Я всё сама

(«Мы познакомились с тобою на вокзале» продолжение)

Я прихожу на наш с тобой вокзал. Стараюсь не без повода, по делу.

И каждый раз, вхожу туда несмело,

И незаметно — чтобы ты не знал.

Тебя так боязно случайно потревожить. Когда ты рядом — хочется подняться,

Всё рассказать, покаяться, поклясться!

Но страшно, вновь печали преумножить.

Безжалостно лгала тебе: «Прошло!

Я не хочу! Не надо! Надоело!»

И то — не всё... Нет лжи моей предела.

Но я клянусь, что не лгала на зло.

По глупости молчала слишком много.

Всё недосказанное — изнутри сжигало.

Я от себя, не от тебя сбегала...

Иду теперь сама своей дорогой.

Воспоминания в мою впитались душу.

А глубже них, закрались сожаления.

Когда могла — не прогнала сомнения!

Я всё сама: и создаю, и рушу.

Я обездвижена. Теперь,

В твоих владеньях,

Немеют ноги, холодеют руки.

Я всё сама!... — сама творец разлуки.

В реке сомнений

Села я на мель...

Матери

Обниму тебя покрепче, Мама.

Ты уже не молодая стала...

Но, зато, по-прежнему красива.

И любима, Мамочка, любима!

Заварю нам чая с бергамотом...

Ты прости, что я, лишь по субботам.

Не выходит приезжать как раньше. Чай? Я помню!

Для тебя — послаще!

Ты присядь, не суетись, родная.

Приготовлю всё, теперь, сама я.

Ты всю жизнь дарила нам заботу!

Можно мы теперь? Хотя бы, по субботам.

С нами, Мамочка, непросто, знаем, было,

Но от этого не меньше нас любила!

Жить учила нас, оберегала,

Верой, правдой, всем нам помогала.

Забывай, скорее, про тревоги.

Мы обязаны тебе не «чем-то», — МНОГИМ!

Мы скучаем. Брат скучает, тоже.

Ведь у нас нет никого дороже!

* * *

Медовый чай душисто-ароматный

Размешивает ложка не спеша.

Приятно греет плед пухово-ватный,

И млеет сердце, осенью дыша.

Глубокое, усиженное кресло,

И ветром приоткрытое окно.

Печальный вальс осеннего маэстро

Ласкает слух, играя ля-минор.

Знакомый с детства жёлтый запах дыма,

Разлитые по небу облака...

В них затерявшаяся солнца половина

Ведёт к закату день, издалека.

Трещат в каминах шёпотом огни...

Туманом осени на миг застынет вечер,

И, скрыв молочной дымкой фонари,

Прохладой ночи, спустится на плечи.

* * *

Я нарисую милый дом.

И так уютно будет в нём:

Там будут светлые обои,

Всё озарит камин огнём.

На кухне стол для всей семьи,

Софитов яркие огни.

А на плите готовый ужин,

И в ней пекутся пироги.

А в ванной пена на полу!

Я полотенца соберу

И у шальных детей со смехом

Из рук шампуни заберу.

Спит на ковре кошачьем пёс.

В глазах кота застыл вопрос:

«Где потеплей, где примоститься?

Конфликт чтоб новый не возрос...»

Душистый аромат белья.

Муж, дети — спят. Не сплю лишь я

Макаю кисть в цветные краски,

Тихонько нашу жизнь творя.

Я нарисую милый дом.

Всё так уютно будет в нём.

И каждый новый день, как первый

Мы эту жизнь лишь раз живём!

* * *

Я отыскала разноцветных красок.

Ты спросишь, что я с ними сотворю?

Я перекрашу сотни грустных масок!

А прежде, я с тобой их разделю.

Ты жизнь, скажи мне, рисовать умеешь?

Ведь жить — так здорово! И ты ответишь:

«Да. Жизнь, как альбом, который не измеришь.

Судьба в нём — кисть, а время в нём — вода.

Раскрасит, подразбавит, замалюет...

Вот дом. Собака. Дерево. Семья.

Вот парк. Тропинка. Девушка целует,

Зажавши бережно в ладошки, воробья.

Вот мать, отец. Здесь, бегают их дети.

И есть, в альбоме, тонкий стук сердец.

Но не бессмертные они, рисунки эти.

Однажды, наступает их конец».

Прижму к твоим губам свою ладошку,

Шепчу: «Всё умирает? Знаю я...

Раздарим краску? Всем! Хоть понемножку!

Возьмём с тобой, чуток и для себя.

Мы небо нарисуем... Голубое!

А в небе солнце! Птицы! Облака!

И море... Ладно? Синее такое,

А если хочешь, то, Москва-река!

Мы нарисуем радостные лица,

А грустные — мы полностью сотрём.

Мы нарисуем, как малыш родится,

У тех, кто был когда-то обречён.

А вместо наводнений и пожаров,

Мы нарисуем радугу с дождём.

И там, где солнце дико палит жаром,

Напоим землю: тем дождём польём.

А там, где дикий холод убивает,

Мы нарисуем что-то потеплей...

А если, Антарктида, вдруг, растает,

Мы нарисуем землю для людей!

Пускай, от красок станет мир добрее!

И ярче потускневшие кусочки».

Я загрущу. Ты улыбнёшься: «Веселее!

Сначала, нарисуй всего две точки».

Ты пририсуешь к ним дугу-улыбку.

Я улыбнусь. Обнимешь, скажешь:

«Вот! Сейчас сотрём все прошлые ошибки

И дорисуем новый поворот!»

* * *

Я так громко кричала.

Прости, пожалуйста

И забудь, умоляю, забудь.

Лучше б просто молчала.

А жажда жалости —

Это самый неверный путь.

Я так громко стучалась,

Руками разбитыми.

А тебе от того смешней.

Километрами мчалась

Душа избитая...

И не знаю, как быть сильней.

Я голубкою,

Сизокрылою,

Билась в кровь — но закрыто окно.

Стала снова чужою?

Не милою.''

Не молчи же... Ответь, давно?

Только снова в ответ молчание.

Докричаться? —

Как до небес...

Льётся в душу мою отчаяние.

А при встрече —

Попутает бес.

Не скрывай же всего, пожалуйста.

Если есть что сказать,

Ты скажи.

И дышать нам —

Полегче стало бы,

И растаяли б миражи!

Николь Воскресная

Николь ВОСКРЕСНАЯ

Родилась в 1990 году. В 2012 году окончила Владивостокский государственный университет экономики и сервиса по специальности «политология». С 2012 года работает преподавателем на кафедре государственного муниципального управления и права. Автор двух сборников стихов «Акварели» (2012) и «Гранат» (2014).

* * *

В моей истории не хватает страниц.

Белые пятна выгоревших фотографий.

Как силуэты улетевших птиц,

Следы потерянных эпитафий.

Мне по частям не восстановить,

И никаких не осталось меток.

Забытых снов невесомая нить

Ведёт дорогой тетрадных клеток.

И, обрываясь на полпути,

Срываясь в писем, горящих бездну,

Мне просто некуда больше идти,

А возвращаться назад — бесполезно.

03.11.2014

* * *

Добавить цвета в безликую ночь,

И растворится, будто и не было.

И стать такой же, как ты, точь-в-точь,

Мне так давно всё это бы следовало.

Но дни идут, а я всё не та.

Мне не сбежать из холодной крепости.

И всё растёт из шипов стена,

И затмевает звезды нелепостью.

Ты птицей бьёшься в моё окно,

Да только я ничего не вижу.

И этих дней бесконечно кино,

И никогда не снимут афишу...

04.11.2014

* * *

На холод благослови,

Едким мраком сердце наполни!

Пережить бы все эти дни —

Так безропотно, и безмолвно.

Если хочешь меня зачеркни,

Всё вернётся разрядом молний.

И глядят, глядят фонари,

Как назад возвращаются волны.

21.11.2014

* * *

Ничего я больше не помню,

Моя память мне отказала.

Стёрты все пометки в альбомах,

И уже не начать сначала.

Не вернуться назад,

Как и прежде...

Для меня нет в ящике писем.

То, что было моей надеждой,

Затерялось среди бессмыслиц.

И огонь меня больше не греет,

В этой зимней вьюге палящей,

Может, я когда-то сумею,

Жить не прошлым, а настоящим.

06.05.2014

* * *

Время — это костёр

Памяти тлеют угли.

То, что когда-то стер,

Будущим станет твоим.

Пепел и мрак прошлых лет

Ветер забвения смыл.

Сколько сгоревших комет?!

Мёртвых холодных светил..

Не оставляет следов

То, что совсем прошло.

Ржавчина старых оков

Смоется этим дождём

29.06.2014

* * *

Мир, существующий в моей голове,

Умрёт за минуту, за две...

Никогда не будет рождён заново,

Укрытый снегом как саваном.

Он выпит, стёрт и забыт,

Но тянет в себя как магнит.

Вода, не текущая вспять —

Не остановить, не понять...

И маска что без лица —

Дорога оборвана в два конца.

Мой поезд, сошедший с рельс —

Ночной, предпоследний рейс.

18.07.2014

Валерия Кель

Валерия КЕЛЬ

Родилась в 1993 году. В 2015 году оканчивает Дальневосточный федеральный университет по специальности «религиоведение». В конкурсе литобъединения иСПР@VLяй участвовала с данными стихотворениями и заняла первое место в номинации « ПОЭЗИЯ »

(2014).

Твоя любовь

Мне не хотелось уходить,

Потом о возвращении просить,

Но ты наркотик, не иначе.

Зависимость эту не спрячешь.

Дорога, что меня теперь ведёт –

Холодная, как ты, и синий лёд.

Везде я вижу образ твой,

Как будто ты ещё со мной.

Да, в сердце есть такое место,

Где мы с тобой, конечно, вместе.

Там время повернулось вспять.

Сумей меня не потерять.

Туда я снова возвращаюсь,

Но, в эти мысли погружаясь,

Я просыпаюсь на краю,

Разбитый, о любовь твою.

Химия: частицы столкнулись —

Мы друг на друга обернулись.

На всё — твоя власть, на всё — твоё право,

И ты стать решила моею отравой.

Раньше думали, может быть, да,

Что мы вместе, что навсегда,

Но нам время дало урок.

Так земля ушла из-под ног.

Будто бы имеет значение

Моё глупое огорчение.

Я стучусь в закрытую дверь.

Ты внутри навсегда, поверь.

Это призраки — воспоминания,

Я цепляюсь, теряю сознание,

Я пытаюсь всё снова вернуть,

Но разве было вообще что-нибудь?

И мне так кажется: это возможно,

Связать все нити, забыв слово «сложно»,

Вернуться, сказать: «прости...»

Только холод на этом пути.

Да, в сердце есть такой уголок,

Куда стучусь я, а дверь — на замок.

Я же знаю, ты — там, внутри.

Время вспять для меня поверни.

И опять я проснусь на краю,

Я разбит о любовь твою,

И всё то, о чём я мечтал —

Осколки блестящих зеркал.

Это магия притяжения:

Я люблю тебя на протяжении Вечности,

от которой не скрыться.

Я бегу за тобой, в надежде добиться...

... твоей любви.

* * *

Взгляни: вон там, на востоке, восходит солнце.

Попробуй его отраженье увидеть на дне колодца.

И в самых чёрных глазах, в самых невыносимо больных,

В капельках слёз, текущих из недр их.

Возможно, ты скажешь, что перманентно страшно

Туда заглянуть, и столкнуться с безнадёжной пустотой.

Ты чувствуешь, знаю, насколько важно

Иметь хоть лучик в себе и делиться его теплотой.

Тут и там, впереди, позади тебя боль и страх,

Стоны смерти и крики рождения.

Умоляю, не отпускай, держи солнце в своих руках,

Раздавай для других его силу и мощь свечения.

* * *

Едва коснувшись бесконечности,

Решаешь, что вот он, секрет мироздания.

Меняешь продольности на поперечности,

И немоту на признания.

Как будто бы важно сменить направление

И ночью, у пропасти, сжечь флаги прежние.

Эмпирика — ложь, а твои заключения

Не в раны души бьют, а в тленное внешнее.

Не с пеной у рта, не с глазами горящими,

А тихо и мирно, без дрожи в ногах,

Ты мне разъясни как нам стать настоящими,

Себя как найти в чуждых нам зеркалах?

* * *

Посидим в тишине? Три расставлены табуретки.

В темноте я и ты, наш весёлый друг Грег.

Ты всё время плачешь, глотаешь «но-шпы» таблетки,

А я включаю в телефоне один и тот же трек.

Посмотреть на тебя — и увидеть в глазах своё отраженье.

Твои тонкие пальцы свои же сжимают колени.

Я схожу с ума... скорее к счастью, чем к сожалению,

Меня ломают этой жизни крутые ступени.

Грег говорит, что тебе давно пора уходить.

Ты не нужна нам такой: сонной, заплаканной, хмурой.

В моём мире ты, как в чёрном свитере белая нить,

А ему ты не нравишься. Он зовёт тебя дурой.

Ты иди. Я, пожалуй, останусь, вести себя буду отлично.

Я не буду жевать стекло и ломать себе кости.

Тебя рядом не будет... Это так непривычно...

Рада была повидаться, заходи теперь в гости.

Грег тебя обнимает и тебе говорит: «прощай».

Рассказал, что мы с ним в ящик сегодня сыграем.

Жаль, его ты не видишь. Ну что же, бывай!

Просто с ним мы друг друга лучше куда понимаем.

Мы сидим в тишине. Я и Грег — на старой кушетке.

В голове только шум — как единственный трек.

Врач всё время в меня вливает таблетки.

За окном — треугольными хлопьями снег.

* * *

Двадцать процентов кофе в банке бесплатно.

Это, бесспорно, лучшая за день новость.

Жаль только, кофе течёт обратно.

Как-то его невзлюбила моя ротовая полость.

Что-то иначе? Да, наверное, всё не так,

Если тошнит от себя и от собственной кожи.

Кто-то шепнёт: «Всё пройдёт, пустяк!»

Но моя жизнь и пустяк — не одно и то же.

Тело своё поместить, срочно, под душ холодный.

Дать голове остыть и залечить все раны.

Есть в Мире кто-то ещё так по свободе голодный?

Ради таких готов переплыть океаны.

Руку подать просить? Что уж скрывать. Очень стыдно.

Буду лишь посылать вам сигналы немые.

И на людей смотря, мыслить о них фригидно,

Будто бы все не взрослые, «не большие».

Мысли свои опять перемотать бинтами.

В норму прийти, хотя там безответно и пусто.

Кофе солёный допить, смешанный со слезами,

И одиночество дней снова присыпать дустом.

Вдруг восклицать от идей, глупо невыносимых:

Будто бы к месту сейчас взять...и случайно влюбиться!

И начать вспоминать людей. Самых неповторимых.

Думать, что с ними ты был самой свободной птицей.

* * *

Думаешь, это так вдохновенно?

Заставлять меня слушать свои пластинки?

Я включаю их, всенепременно,

Закрываю глаза и смотрю картинки.

Те, в которых когда-то жила

И дышала морской пылью.

И ты...ты ещё была

Моей нескончаемой былью.

Тогда всё искрило, как сказка:

Мы дети и жизнь юна.

Скажи мне, где вся твоя ласка,

Которая быть должна?

Сейчас она мне нужней, чем тогда.

Постепенно остынет весь пыл,

Оглянешься на года —

И не вспомнишь, кем же ты был.

Не будет тебя со мной рядом,

Потеряю друзей и подруг,

И ничего вдруг станет не надо,

Кроме твоих нежных рук.

Кожу покроют сеткой морщины,

Глаза постепенно сдадутся,

И все мои женщины и мужчины —

Врачи, что вокруг с таблетками вьются.

Я стану опять чего-то ждать,

И мечтать, но не о будущем, а о том, что было.

Твои пластинки я всё ещё буду включать

И вспоминать тех людей, которых любила.

* * *

Порождают внутри

Кисло-приторный вкус

Конфет «Бон Пари».

Ты так близко сидишь,

Что локон причёски

(Он был ранее выглажен жёсткой расчёской)

Уже сплёлся с моим, образуя одно

Целое, но

Наши судьбы не вступят в такой союз.

Это в большей и в меньшей степени плюс,

Только вместо того, чтобы складывать,

Я разделю.

Тебя. С целым светом.

Такая прелесть не может прятаться под бумажным пакетом,

Надетым на неё мизантропией.

Девочка, ты являешься только копией

Тех, кто тебя окружает.

И никто не ласкает

Тёмной ночью юное тело.

У меня к тебе дело:

Я имею сто двадцать рублей и бутылку спиртного.

Выпьем? Что здесь такого?

У морали стёрты границы

И таких, как мы — сотни,

Сотни, а не единицы.

Валентин Компаев

Валентин КОМПАЕВ

Родился в 1991 году в г. Владивосток, рос в с. Вольно-Надеждинское. В 2014 году окончил Владивостокский государственный университет экономики и сервиса по специальности «психология». Участвовал в конкурсе литобъединения иСПР@VLяй с данными

стихотворениями (2014).

В ненастное парижское утро 9/4

Сегодня, я встретил тебя

В вагоне метро,

Между станциями Анвер и Одеон.

Я вспомнил что когда-то

Давно, мы были вдвоём

И у нас был большой уютный дом.

Вспомнил твой цветочный

Сад за окном.

Вечера у камина: фильмы, попкорн.

Разбитую посуду, объятья,

Прогулки под весенним дождём

И наше озеро, там, за холмом.

Я вспомнил, как ты пряталась

Под одеялом, услышав рокочущий гром,

А я говорил: «не бойся, я рядом».

Как я разговаривал с твоим животом,

А ты говорила, что я стану

Самым лучшим отцом.

Я вспомнил шумные праздники...

За накрытым столом.

Как мы старели и мечтали лишь об одном:

Узнать однажды

Друг друга в лице молодом

И прожить жизнь точно так же,

Потом.

Я вспомнил, как мы умерли

Обнявшись, друг с другом.

Сегодня я видел тебя

В вагоне метро

Между станциями Анвер и Одеон.

Ты не спрятала взгляд

И вышла на шумный перрон.

Так что же это?

Безумие? Или сон?

~мне виною ~~ 7/14

Мне говорят «скучаю»,

Мне говорят «люблю».

Я наливаю чашку чаю

И молчу.

Кто-то нежно укрывает,

Пока я сплю.

Кто-то слез не прячет,

Если ухожу.

Себя вплетая в почерк,

Заполняя пустоту,

Я им так и не скажу...

Люблю тебя одну.

(Прости)

Разрывая голос в

Хрипоту, кричу:

Верни же мне

Мою мечту!

И сквозь бульваров

Суету бегу

Туда, где оставил

Её совсем одну.

Но, как всегда,

Я опоздаю.

Тебя уносят поезда,

Я знаю.

Себя я снова

Потеряю

В хождении По дну.

Господь, прошу,

Не оставляй её одну.

Я ведь именем её

Назвал свою мечту!

Я не причина твоей бессонницы

Я не причина твоей бессонницы,

Не мотив твоих сладких снов.

В суете восточной столицы

Не моя постель твой приют и твой кров.

Твоё сердце нещадно колотится,

Нежно верит ещё в любовь.

Моё, кажется, уже закончилось:

Не гоняет по венам горячую кровь.

Ты в своё одеяло укутаешься,

Спасаясь от осени жгучих ветров.

Я закурю и пойду по улице,

По ковру пожелтевших листов.

Я не пьян, но мысли путаются,

Распаляя пламя утихших костров.

Всё, что ты хотела обязательно сбудется.

Ты будешь счастлива волей Богов.

Кто-то скажет: «Эта сказка закончилась» —

Но поверить сможем едва ли.

Засыпай, причина моей бессонницы.

Мы увидимся, сведённые снами.

Засыпай, причина моей бессонницы.

Кем бы не был герой твоих снов,

Сладких грёз,

Белка...

Когда в марте снега 9.3 #1

Пожёванный фильтр

С пригарью кофе,

Остывший в сотой зиме.

Поношенным видом

Я взглядам не выдам,

Что повис душой в петле.

Как прицел катастроф,

Герой твоих снов,

Спасавший твой Эдем на Земле.

От фатальных ветров

И пламени мостов

Погибнет в сотой зиме.

Я на запястьях рисую

Чернилами

Недописанное письмо.

В запятых уместившись

Милями:

«Никогда ещё так далеко...»

Об асфальт роняя взгляды

Об асфальт роняя взгляды,

Протянешь смятые в ладони листы.

Заплетённые в почерк рваный,

Во снах повстречавшиеся мечты.

Запрещающие сигналы

И запутанные перипетии.

И на фоне минорной драмы,

На манжетах помады следы.

Меня не нужно лечить стихами.

Я простуженный от пустоты.

Я перестану убиваться в хламы,

Только, пожалуйста, не уходи!

Алиса Санкевич

Алиса САНКЕВИЧ

Родилась в 1996 году. Учится в Дальневосточном федеральном университете на специальности «филология». Участвовала в конкурсе литобъединения иСПР@VLяй с данными стихотворениями (2014).

* * *

Кто есть Я?

Первопричина.

Сей мой вакуум

Стёкший мрак.

Ты гуляй моя личина

И входи в дома за так.

Но останься сердца мякоть

И натянутая плоть.

Чёртова ночная слякоть!

Не давай себя вспороть!

В этом тайна пустословных

И моя черта грустить.

Я ищу у еле тёплых

То, что можно в них любить.

Но впустую, душный воздух

Затянул мои грехи.

Нежный вор,

Потевший воском,

Сжёг великие стихи.

* * *

Вовсе не кричат, не вопиют,

И стихи не могут говорить.

Да и люди, что вокруг снуют,

Мечтают ваше хрупкое разбить.

Ведь снег не убирают, всем не хорошо.

И каждый наступает в след.

А любят очень мерзко, но смешно.

Я радуюсь, я — живорождённый вред.

* * *

Закрытые створки мышления

И в космосе вмерзшие камни.

Какое такое творение

Мы топчем своими ногами?

Какие здесь могут быть чувства,

Под тонкою гранью вменяемости?

Зовётся хранитель искусства

На деле — из крайности в крайность.

Но все мы такие же люди,

В рассеянности застывшие,

Прячущие за грудью

Души свои простывшие.

* * *

У людей много дел...

Много дел у людей водится.

Я рассматриваю мелькание тел...

Много тел на земле копится.

Каждый что-то сумев, распыляет,

Или просто расскажет о всем.

Больно в людных местах воняет,

А мы не чувствуем и в этом растём

У людей много идей.

Так много, что скоро обломится

Хрупкий мир масс и теней...

Только шум и вспомнится.

* * *

Согрето, иссушено солнцем,

В растительность жадно одето,

Время, когда люди смеются.

Не нравится мне это лето.

Но вот земля остывает

Под тенью раскидистых сосен,

Ветер листву сметает,

Высасывает силы осень.

Она ли сознательно губит,

Теряясь, ломаясь, беснуясь?

Как это делают люди,

Хаосом своим любуясь.

Деревья трещат от бессилия,

И птицы как будто сдохли.

А может быть это красиво,

И вы может просто оглохли?

Небо не то чтобы хмуро,

А просто, оно — переполнено.

Солнце — фигура-дура

Гневом благим исполнено.

О чем ты теперь споёшь,

Мой друг, ветрюган строптивый?

Я думал, ты перерастёшь

Свой нрав невыносимо ревнивый.

Так чем же ты стала, природа?

Ведь осень совсем не поймёшь

Она не перестанет быть гордой,

Хоть за неё в сотый раз ты умрёшь.

* * *

Скоро, сменяя прошлое,

Наступит свежее завтра,

Оближет замерзшие уши,

Коленное чтиво от Сартра.

И всё опять повторится,

Как судьбы людей Макондо.

В себя можешь снова влюбиться,

Ну, или в кого угодно.

Останься лежать в постели,

Выдумывая небылицы,

Чтоб тебя упрекнуть не посмели

В подражании столицам.

А хуже — в недееспособности

И в скудости мыслишек.

Убедись сам в своей непригодности

И топи свою пылкость в книжки.

Спать ложись, не удовлетворяя жучков,

Не показывай камерам свою рожу,

За «кесарево кесарю» разорвут в клочки,

Остерегайся быть непохожим.

* * *

Жизнь бьёт ключом,

Жизнь плещет.

Тогда расправляешь плечо —

Рвутся приятные речи.

А есть загнанность,

А есть молчание...

Жизнь в интересе к жизни

И в красоте окончания.

ПРОЗА

ПРОЗА

Денис Штаев - Золотая рыбка

Денис ШТАЕВ

Родился в 1990 году в п. Новошахтинский, рос в п. Кировском. В 2013 году окончил Морской государственный университет им. адм. Г.И. Невельского по специальности «средства связи с подвижными объектами». Аспирант, работает преподавателем. Работы автора публиковались в сборнике «Ступени» (2012) и альманахах «Литературный Владивосток» (2013), «Приморье литературное» (2014). Организатор литобъ- единения и конкурса «иСПР@VLяй».

Золотая рыбка

Как-то раз снежною зимой у девочки Ани был день рождения. Родители уехали, и остались они с бабушкой вдвоем. Старушке захотелось побаловать внучку подарком. Она решила, что он должен быть необычным. Сладостями ребенка уже не удивишь, в таком возрасте хочется волшебства. Вспомнив, что недалеко от дома есть зоомагазин, женщина решила обрадовать внучку «живым подарком».

– Аня! Хочешь я куплю тебе золотую рыбку? – сказала она.

– Золотуууую? – замялась девочка, но при этом ее глаза загорелись радостью.

– Если ты ее хорошо попросишь, она сможет исполнить твои желания.

– Кончено хочу, бабушка! – развеселилась Аня.

– Но тебе придется за ней ухаживать, кормить и менять воду, следить, чтобы Мурзик не съел.

– Он ее не тронет. А если захочет, … я его не пущу, усатого.

– А ухаживать будешь?

– Да, буду, – робко ответила девочка.

– Ну, тогда я пойду, а ты сиди дома и никому не открывай! – наказала старушка.

– Урра! Мурзик, у нас будет золотая рыбка! – звонко закричала Аня, подхватив кота и танцуя с ним вприпрыжку.

Бабушка оделась, сказала внучке закрыться – дверь послушно захлопнулась. На улице крупными хлопьями валил снег, прикрывая вчерашний гололед. Женщина, маленькими шажками, изредка поскальзываясь, перешла дорогу, завернула за здание, поднялась по небольшой лесенке в проулке, и вот он – зоомагазин. Здесь она купила ту самую золотую рыбку, которой однажды восхищалась Аня. У рыбы был роскошный хвост, напоминающий воздушную полупрозрачную складчатую юбку. Ее чешуя блистала половиной цветов радуги, переливаясь из золотистожелтого в красноватооранжевый. Продавщица положила рыбу в толстый прозрачный пакет с водой. Пересчитав деньги, бабуля попросила для питомицы корм. Выйдя на улицу, в радостном расположении духа, она вспомнила о ждущей внучке, а затем подумала, что рыбе нельзя находиться долго на морозе, поэтому надо поторопиться обратно.

Спускаясь по лестнице в темном узком проулке, женщина неосторожно поскользнулась на ступеньке и кубарем покатилась вниз. Упав на землю, она не могла пошевелиться. Все тело, кроме головы отказывалось ее слушать. Шея ужасно болела. По всей видимости, она ее свернула, потому что ниже нее ничего не чувствовала, однако оставалась в сознании. Она могла только кричать и вращать глазами. Рядом лежала шапка, слетевшая с головы женщины. Старушку охватила паника, и она пыталась кричать, но в безлюдном проулке никто ее не слышал. Горячие щека и дыхание плавили снег вокруг лица.

– Помогите! – крикнула она, задыхаясь и кашляя.

Тишина. В ответ лишь гробовая тишина. Тогда она огляделась и увидела рядом свою вывернутую руку и в метре от нее – пакет с рыбкой. На удивление он не разорвался при падении.

«Рыбкарыбка, ты ведь золотая, волшеееебная… – думала бабушка, – … сделай все обратно, как было!»

Рыбка нервно металась внутри пакета. То резко дергалась, то замирала. Будто понимая, что случилось чтото очень плохое, будто напугавшись, тоже хотела позвать на помощь, но не могла. Она была в плену, внутри своей гигантской капли. Отчаянные движения ее губ никто не мог услышать. А мороз тем временем делал свое дело. Он рисовал красивые узоры из инея на пакете. Рыбка продолжала то бешено метаться, то в задумчивости останавливаться. О чем она думала? Могла ли она вообще думать и понимать, что происходит вокруг, осознавать, что скоро умрет? Ее маленький черный глаз не мог выразить всю глубину «рыбьей души». Однако женщине стало жалко красивую рыбешку. Это всего лишь рыба! – скажете вы. Но нет, для женщины она была чемто большим – подругой по несчастью, подарком внучке, наконец. И бабушка понимала, что рыбе будет намного хуже, чем ей. Мороз продолжал пронизывать ледяными иглами все вокруг. А рыбка, словно маленький огонек, сопротивлялась ему. Только она своим ярким цветом на фоне белого заснеженного склона грела взор женщины. Вот краснохвостая уж совсем перестала двигаться и замерла. Иней полностью заволок пакет. Рыбка всплыла. На поверхности воды начал образовываться слой льда. Должно быть, прошло полчаса или больше.

Только тогда из глаз женщины потекли слезы. Теперь она осталась лежать здесь одна. Ничего не нарушало тишину. Лишь снежинки падали на ее щеку и таяли.

Вдруг раздался звук шагов, а потом голос сзади и сверху:

– О Боже! Вам помочь? Что с вами случилось?

Старушка могла ответить, но ничего не сказала. Она бессильно плакала.

Незнакомец бегом спустился по лестнице. Женщина могла видеть только его ноги, вставшие прямо перед лицом.

– Вы живы? – он стал трясти искалеченную женщину за плечо, продолжая, – Не волнуйтесь: сейчас я вызову скорую.

Он набрал номер, вызвал санитаров. Через десять минут они приехали, погрузили бабушку на носилки и унесли в машину. А кусок льда, украшенный волшебной золотой рыбкой, подаренной небу, остался лежать на снегу в темном проулке.

Анна Габисова (Лазанович) - отрывки из рассказа "Карта любви"

Анна ГАБИСОВА (ЛАЗАНОВИЧ)

Родилась в 1990 году, окончила Тихоокеанский государственный медицинский университет по специальности «врач», с 2014 года проходит специализацию в ординатуре по психиатрии и наркологии. Отрывок из рассказа Анны был опубликован в сборнике молодых авторов г. Владивостока «Ступени» (2012). В конкурсе литобъединения «иСПР@VLяй» с данным рассказом заняла первое место в номинации «ПРОЗА» (2014).

Отрывки из рассказа «Карта любви»

Розовые неплотные шторы с тенями стоящих на подоконнике цветов кажутся закатным морем с горами вдали, а два метра коричневого линолеума — бесконечной косой золотого песка. Я поднимаюсь с дивана, оправляю задравшуюся белую юбку и опускаю одну ногу на пушистый ковёр. Закрываю глаза, и кажется, что я иду по горячей траве... Солнце палило весь день, будто сошло с ума от любви к Земле, и всё вокруг казалось одним большим пожаром. Шея под распущенными волосами покрылась каплями пота, и я по привычке смахнула их на левое плечо. Завязала майку под рёбрами и на ощупь, не открывая глаз, продолжала идти к берегу воображаемого моря. Шум пронёсшегося за окном трамвая унёс бабушкины шаги на кухню и загремел по кастрюлям на печке, а я уже сидела на кромке берега, обдуваемая, вдохновлённая ветром, дующим с гор.

Мне казалось, что он сидит позади меня, обнимает за плечи или за талию. Его руки ощущались так явственно, что иногда я могла потрогать их, кладя раскрытые ладони на его... Моё дыхание было спокойным и счастливым, я улыбалась всегда, когда мне казалось, что он рядом.

Ветер дул из раскрытой балконной двери и нёс только пыль с дороги и жар лета, а я представляла крошки песка в нем и морскую свежесть. Я сидела так по четверти часа и не вставала, пока не наслажусь теплом и любовью его несуществующих объятий, поцелуев, шёпотом его губ и ощущением прикосновения его волос о мои щеки. Никто не мог отвлечь меня, потому что все звуки я обличала в другие: иллюзии и мечты. Голос бабушки, доносившийся с кухни, я воспринимала как крик пролетевшей чайки, а разговоры людей под балконом — как шум волн и шелест травы. Всё в моем сознании в эти минуты становилось идеальным, гармоничным и женственным. Мягкие краски заката, будто нарисованного кистью художника, его голос, взрослый и неожиданно красивый, будто мелодия, знакомая всю жизнь, и моё другое, недетское тело, в котором я чувствовала себя будто в свадебном платье: неловко, но гордо.

* * *

Одним, по-моему, июльским вечером мы всем двором сидели на детском участке перед домом на давно облюбованных нами лавочках, которые поочерёдно занимали то мы, то бабушки со всех наших четырёх подъездов. Они знали обо всех событиях в наших жизнях, знали, кто чем увлекается и в кого влюблён, кто мечтает стать врачом, а кто парикмахером. К ним можно было прийти за советом, попросить денег на шоколадку, обещая вернуть на следующий день, или просто подсесть рядом и послушать их разговоры. В тот вечер они сидели поодаль от нас и наблюдали украдкой за нашей молодостью и играми. Кто-то предложил развести костёр на дальнем участке у дороги, и все в предвкушении бросились на поиски веточек и кирпичей. Я и не знала тогда, что то «костёрное» лето больше не повторится, и просто ждала, что ты вот-вот появишься из-за угла дома, уставший, сдержанный и любимый, подсядешь к нам, и я смогу наблюдать за тобой весь вечер, а потом всю ночь представлять наши разговоры, неслучившиеся поцелуи и мечтать о жизни вдвоём... Всякий раз, когда ты на самом деле шёл к нашему костру, здороваясь со всеми, мне казалось, что случается чудо! Для меня каждая встреча с тобой была великой, замечательной случайностью, откровением, и я ещё несколько дней жила воспоминаниями о том, как ты садился, как смотрел на огонь, как улыбался чужим шуткам и иногда пересекался со мной взглядом.

«Как хорошо, что начинает смеркаться», — думала я, стараясь, чтобы ты, сидящий неподалёку, не обратил внимания на моё волнение, хотя весь двор знал о том, что я по уши влюблена.

Я думала только о том, как бы поближе придвинуться к тебе, и молила, чтобы время замедлило ход, даруя мне ещё хотя бы час рядом с тобой! И вот, ты, как обычно, раньше остальных встаёшь с места и прощаешься, начиная растворяться в облаке дыма от костра. Я не знаю, что и придумать... Растерянность и страх сковывают меня, парализуя любые мыслительные процессы, и я сижу, провожая взглядом твой силуэт.

«Да что же это я?!» — возмущённо говорит во мне что-то, и я срываюсь с места.

Перепрыгиваю полуразрушенный невысокий заборчик и бегу за тобой в подъезд. Я ныряю в дверь, как проворная лисица в нору, я стараюсь быть незамеченной, но чувствую, что хотя бы одна пара глаз, моей бабушки, наблюдает за мной.

«Ей можно», — великодушно решаю я.

Ты замер, услышав чьи-то шаги, и я готова была поспорить, что ты знал, чьи они. Твой холодный взгляд обезоруживал меня, я не могла скрываться от него ни тогда, ни теперь. Ты всё знал.

— Я тут знаешь... хотела тебя спросить... попросить... ну, я... — нужно было говорить что-то, и я старалась.

Ты усмехнулся, или мне показалось? А потом случилось непредсказуемое. Я съёжилась, как лесной зверёк, и начала часто моргать, чтобы скрыть волнение: ты взял меня за руку и повёл за собой. Так просто, что я потеряла дар речи и ощущение реальности. Мы поднялись на третий этаж, и я сказала тебе какую-то глупость, а ты посмеялся в ответ. Я хотела убежать вниз, от тебя, потому что боялась, что ты поцелуешь меня, что тронешь за талию, обнимешь и скажешь, что тоже влюблен. В тот миг я боялась этого больше всего на свете! Больше, чем пауков на даче или езды на велосипеде с горки... В момент, когда ты наконец-то был неописуемо близко, когда я чувствовала твой запах и видела твои глаза, я не могла побороть своего страха и мне стало стыдно за свои чувства к тебе, за их неуклюжесть и простоту, за то, что я не могу казаться безразличной, стараясь расчётливо заполучить твоё внимание, за то, что я вообще так по-детски тебя люблю.

— Эй, Аська! Ты чего за мной побежала?

Вот бы и ответить ему, что «втюрилась в тебя», но я молчу и продолжаю сжимать его руку.

— Что ты так вцепилась в меня?

Отчаянно хватаюсь за его плечи второй рукой и понимаю, что до поцелуя всего лишь несколько секунд. Я жадно вдыхаю и чувствую, как он касается пальцами моих рёбер, как начинает щекотать меня и смеётся. В моём подсознании мы два осенних листа, танцующих танец. Мы подхвачены ветром, и он уносит нас куда-то вдаль от веток дома, и мы не знаем, когда упадём и упадём ли рядом. Как щенки, начинаем кувыркаться по подъездному полу, он хватает меня за голень и держит, сжимая так крепко, что я готова зарычать. Я отбиваюсь, играясь и смеясь, мы, по-детски нелепо хватаем друг друга за руки и плечи, щекочем и дерёмся. Зачем? Такое, наверное, это проявление симпатии. Я злюсь на его нерешительность, как злюсь и на свою. Но вот уже мы запыхались и часто дышим, сели на одну ступеньку лестницы, и юбка в фиолетовые ананасы собралась выше колен. Он бродит по мне взглядом, ищет слов, а я не знаю, зачем же он молчит.

* * *

Официантка принесла тёмно-зелёную книгу из собрания сочинений Куприна, в которой лежал чек. Здесь всегда приносили счёт в одной из книг русских классиков, и часто это было поводом попросить его пораньше, чтобы прочесть пару абзацев или погадать. Я открывала книгу на любой из страниц, мысленно задавая вопрос, и искала ответа среди строки, первой попавшейся на глаза. Иногда — смеха ради, но чаще искренне нуждаясь в совете.

Теперь я тоже открыла книгу на одной из страниц. Зажмурилась на мгновенье и опустила взгляд. Это был последний абзац очередной главы романа «Колесо времени»:«А утром, когда она ещё спала, я увидел на её лице тот неописуемо-розовый оттенок, который бывает на перьях фламинго перед переходом в белый цвет».

Вопрос, заданный про себя, был очевиден. Я могла спросить в тот момент только о Руслане и о нашей совместной судьбе. Веря гаданиям с детства, а у меня были на то все основания, я научилась доверять своей интуиции, потому что только она помогала правильно сформулировать один единственно важный вопрос. «Значит, наконец, всё будет правильно», — подумала я, закрывая книгу. Мне так хотелось обнять эту девушку, жаждущую отправиться в путешествие, что я едва удержалась, сомкнув руки в замке.

День обещал быть чудесным! Он снова дарил мне чувство вдохновлённого, трепетного ожидания встречи; снова вернул мне платье, два хвостика и белые носки.

— Вас можно рассчитать?

— Да,конечно!

Я вспомнила о времени. Впервые за утро поняла, что оно тянется безумно медленно, будто впервые даёт мне шанс насладиться реальностью. Оглянулась на часы на стене за моей спиной и вдруг обратила внимание на карту, висевшую под ними. Это было огромное полотно в два-на-два с половиной метра шириной с изображением всех стран и крупных городов мира. Евразия, вся усеянная разноцветными кнопочками, павлиньим хвостом пестрела среди других континентов.

Бармен, заметив моё любопытство, прокомментировал:

— У нас есть кнопочки, которые вы можете прикрепить на место, откуда приехали. Но, как видите, большинство городов уже отмечены на карте...

Я кивнула и подошла ближе. Многие туристы из Европы, Северной Америки, Азии посещали это кафе. Пара кнопочек оказалось на Африке и Австралии, ещё по одной — на Бразилии и Мадагаскаре. Удивлённо я рассматривала из каких мест люди приезжали в наш город и гадала зачем. Хотя вряд ли стоило так удивляться, потому что в моём портовом городке всегда находилось место и для огромных международных лайнеров с многотысячным населением, и для проведения различных фестивалей, саммитов и слётов.

Мечтая уехать подальше от дома, я с детства искала место такое же красивое, как моя страна. Приезжая на дачу, я бежала по бороздам и кричала от счастья, раскинув руки по сторонам. Зная, что однажды жизнь унесёт меня далеко от дома, я заранее больше всего тосковала по даче и по дому у бабушки. Но дом бабушки был связан с Русланом и, когда мы продали квартиру и пришли туда в последний раз, я помню, как вышла на балкон. Зная, что семья Руслана переехала больше полугода назад, я всё равно подняла глаза наверх: туда, где под самой крышей расположился его балкон. Была глубокая осень, и листва на деревьях перед балконом давно опала в ожидании снега. Я видела, как машины оставляли свои следы, газуя перед светофором, как закрывали ворота базара двое охранников в синих комбинезонах, и как сорока чистила перья на проводах. Я смотрела вокруг, стараясь осознать, что с этого места в последний раз вижу и его балкон, и рынок, и себя. Впервые я ощущала себя повзрослевшей и впервые не боролась со слезами. Они ручьями текли по моим бледным щекам, а я хлюпала носом, ёжась от ветра.

С того вечера оставалась лишь дача. Родными были качели в саду и клубника в лукошке, костры с дедушкой по вечерам и шорох листьев лимонника за окном.

— Устрою здесь ферму! Снесу этот забор, всё равно соседний участок давно заброшен, и построю там сарай! — раскачиваясь на качелях, я рассказывала бабушке о своих мечтах.

— А кто же это всё построит, Ася? Мы-то уже старенькие будем, — она смеялась с моих слов, а, может быть, завидовала.

— Как кто? Выйду замуж за Руслана, и он всё построит!

Бабушкин добрый смех и скрип раскачивающихся качелей — всё,

что мне так хотелось бы услышать снова. Но, приезжая на дачу повзрослевшей, по несколько раз за год, я редко садилась на качели. Ещё реже — слышала их скрип. С возрастом перестаёшь чувствовать природу и мир так, как получалось в детстве, и начинаешь слушать только себя и свои рассуждения.

Взглядом я бродила по названиям морей и стран на карте, освежая в памяти школьные уроки географии, а сердцем искала то место, которое приятным урчанием откликнется в груди. Я представляла пирамиды и пустыни, соборы и сады. Но рядом с ними не было меня, и я продолжала искать.

Вдохновлённая словами девушки за столиком у окна, я мечтала о месте малознакомом мне, но о том, которое дополнило бы меня. Нас. Первое о чём мне хотелось сказать Руслану это то, что мы вдвоём отправляемся в путешествие! Искать свой тихий двор с плотами; искать дорогу в наше забытое детство и в первую любовь. Я видела уже, как спустя час беру его за руки и говорю о своей мечте, зову за собой и убеждаю.

— А из какой страны у вас совсем не было посетителей?

— Ну... Давайте поглядим, — бармен оставляет скучное занятие протирания бокалов и подходит ко мне. — На самом деле много откуда. Половина Южной Америки, острова в Тихом Океане, Аравийский полуостров, основная часть Африки, Новая Зеландия, многие из стран СНГ и ...

— Новая Зеландия — звучит красиво! — я провожу пальцем от Китая почти до самого Южного Полюса. — Значит, здесь...

Бармен смотрит на меня, вопросительно улыбаясь.

— Хотите полететь туда? Моя сестра сейчас там. Говорит, что очень красиво.

Кто-то заходит в кафе, и он отворачивается к новому посетителю, уходит, чтобы принести ему меню, а я уже загружаю страничку поиска в интернете.

«Страна Длинного Белого Облака», — читаю я название на языке местного племени. Листаю фотографии пейзажей, и сердце бьётся скорее. За одно утро отыскать две давно позабытых мечты — шутка ли?

Анастасия Соболева - Экскаватор

Анастасия СОБОЛЕВА

В 2009 году окончила ДВГТУ по специальности «журналистика». В данный момент обучается на пятом курсе Владивостокского художественного училища на специальности «станковая живопись». Рассказы Анастасии публиковались в сборниках «Есть такое явление — Стихотерапия» (2011) и «Ступени» (2012).

Экскаватор

Все необычные истории начинаются по утрам, когда ничего ещё не предвещает резкого поворота судьбы. Но цепь необходимых для перемен событий уже выстроена. Мы можем не замечать их и даже не задумываться о том, что они имеют какое-то значение. Но потом, когда они приводят к определённому результату, всё становится очевидно. И, как правило, наша невнимательность занимает мысли более даже, чем произошедшее внезапно событие.

Эта история об экскаваторе на первый взгляд тоже началась утром, когда Джером, подойдя к зеркалу, увидел, что превратился в машину с огромным зубчатым ковшом. Метаморфоза жутко испугала Джерома! Такое не могло не испугать! Он хотел убежать подальше от страшного изображения в зеркале, но почувствовал, что не может управлять своим новым телом. Любое движение приводило к разрушительным последствиям: вмиг упали со стен, кофейный столик разлетелся в щепки, томик Кафки вылетел в окно... И Экскаватор замер. Успокоился, казалось, но взглянув снова в зеркало, испытал пронзительное отчаяние, запаниковал, однако внезапно обрадовался, потому что нашёл избавление в догадке, что всё происходящее — сон. Как себя ущипнуть в данном физическом состоянии он не знал, поэтому решил всё вокруг крушить с двойным усердием. Сотворение хаоса длилось не долго — ковш у экскаватора был что надо: окружающие предметы уничтожались одним неловким движением. Если бы тело разрушителя было человеческим, выглядело бы это, как ритуальный опиумный танец, изображающий пластилинового Бога. Когда квартира Джерома превратилась в свалку, ломать было уже нечего, кроме проклятого зеркала, чудом и назло уцелевшего, экскаватор снова притих. Он никак не мог взять в толк, почему до сих пор не проснулся. И, поскольку, способа для того он придумать не мог — решил дождаться будильника, а пока можно поблуждать по просторам метафизической реальности. Наверное, это может оказаться интересным — побыть экскаватором. По лестнице спускаться было неудобно, но во сне возможно всё, поэтому было принято решение пойти коротким путём. Корпус машины повернулся в сторону внешней стены квартиры, гусеницы жалобно заскрипели...

С третьего этажа дома № 31 внезапно свалился экскаватор, весом около двух тонн, предварительно разрушив стену одной из квартир.

Боли Джером не почувствовал, но точно знал, что получил несколько неприятных вмятин. На улице было светло, и на месте происшествия быстро собралась внушительная толпа наблюдателей, удивлённых, надо признать, до крайней крайности. Около двух часов прошло прежде, чем приехали спецслужбы. Вероятно, причиной тому послужила не их нерасторопность, а невероятность сообщений о падающей технике, поступающих от взволнованных граждан. Первыми на место прибыли полицейские, они долго ходили вокруг, риторически вопрошая: «Как такое могло случиться?». На весь бессмысленный круговорот они потратили не меньше получаса. И этот факт очень удивлял и в то же время пугал Джерома — ощущение времени. Во сне ход событий не поддаётся логике, начав путешествие в подвале неизвестного дома, в одно мгновение можно оказаться на Плутоне, не особо тому удивляясь. Но если задуматься, то ни при каких обстоятельствах нельзя понять, каким образом произошло перемещение. Сейчас же сознание Джерома было ясным, он чётко ощущал каждую секунду, проведённую в металлическом плену. Люди, собравшиеся вокруг, не плыли, не меняли цвет, а вели себя вполне естественно, среди них было много знакомых лиц его соседей, машины, стоявшие во дворе, тоже были ему знакомы, на одну из них он имел несчастье свалиться... Стоп! Ведь он всегда ставил мерседес точно под свои окна, чтобы контролировать его состояние и да — любоваться и гордиться им. О нет! Гусеницы экскаватора заёрзали, ковш начал медленно подниматься на длинной жёлтой руке. Но сдвинуться с места не получалось. Со стороны казалось, что машина нервничает, но этого не могло быть: машины бездушны. Поэтому офицеры полиции, кто посмелее, дождались, пока экскаватор снизит активность до нуля и попытались пробраться в кабину в поисках умника-пьяницы, ну или попросту сумасшедшего, управляющего железным зверем.

Ощущение у Джерома было отвратительное: будто кто-то вскрыл грудную клетку, залез в самое нутро и рыщет там теперь, отпуская не самые цензурные комментарии. Тогда он решил заняться глубинным анализом ситуации, чтобы не обращать внимания на происходящее. С сожалением думал Экскаватор о своём положении, представлял себе, что будет с ним дальше, вернулся к моменту встречи со своим ужасным отражением, затем начал размышлять о работе. Хорошая, ведь, была работа: офис в здании небесной высоты, он мог засиживаться там до глубокой ночи, отчасти потому, что ему нравилось ощущать себя важным, обладать той властью, которую давала его должность. Он скупал все мелкие предприятия, которые попадали в поле зрения, их количеством уже никто не был озабочен, потому что Экскаватору всегда было мало. Приятное тёплое чувство овладевало им от любой вновь полученной прибыли; столько возможностей вокруг, перспектив... Ему всегда нравилось вспоминать, как было достигнуто такое невероятное повышение, как он подставлял конкурентов, пытался заработать хорошую репутацию трудяги в глазах руководства. Поначалу странно было, аморально как-то, но потом даже появился азарт. И завертелось. .. Потом и жены ему стало мало, тоже, наверное, азарт. Когда же этот чёртов будильник запоёт?! Сон затянулся. Процесс выравнивания упавшей техники был почти завершён, добродушный мужчина с большими усами в яркой каске взглянул на Джерома и заключил: «Немного подлатать, будет, как новенький». — чего уж нельзя было сказать о мерседесе. Его транспортировали в автосервис для разборки, а хозяина — на починку.

В ангаре, полном разных машин, дни Джерома тянулись мучительно правдоподобно, он позабыл уже о будильнике и начал привыкать к мысли, что сошёл с ума. Только думал много о своём зеркале, у которого всё началось, то ненавидел его, то жаждал встречи, чтобы убедиться ещё раз в происходящем. Где оно, что с ним стало? Постепенно он так же начал привыкать, что в него постоянно забирались люди в пропитанных маслом грязных штанах, дёргали за рычаги. Он перестал сопротивляться управлению. Однажды кто-то снова уселся в кабину экскаватора и привёл его в перекопанный двор — ковыряться в грязи. Ковш опускался в яму, набирал почвы сколько мог и вываливал в кузов большегруза, стоявшего рядом, это повторялось раз за разом, раз за разом... Вдруг машинист обнаружил, что техника ему больше не подвластна, он решил выпрыгнуть из кабины и бежать подальше, потому что был очень суеверным и узрел сильную мистику в происходящем. А экскаватор всё продолжал зачерпывать землю самостоятельно, его невозможно было остановить! Джером ощутил то давно забытое чувство ненасытности, жажды большего и он понял... Понял, когда началась эта история. Вовсе не тем утром, когда в зеркале вместо отражения человека появилась машина. Начало было положено намного раньше: поступки, детали, обстоятельства собирались воедино, и не могло быть иного пути, чем тот, который выпал на долю Экскаватора. Определённо! Вся его жизнь, его мысли, отношения и чувства складывались, как детали, стыковались, как шестерёнки, сердце превращалось в мотор, и весь организм — в механизм.

Тело машины сжалось и стало тёплым. Отвыкнув от рук и ног, Джером попытался сделать несколько нелепых движений: сначала на четвереньках выполз из грязевого месива, с трудом встал на ноги, накинул на себя забытую кем-то робу и пошёл. Единственное место, куда ему хотелось больше всего на свете был не офис, а та самая квартира, где жизнь его достигла своего апогея, где стояло зеркало, показавшее ему истину. Ориентироваться было сложно, но природная целеустремлённость привела в нужное место. Стену квартиры восстановили, в окнах горел тусклый свет. Джером поднялся на 3-й этаж, потянул дверь и она поддалась. В квартире ничего почти не было, она выглядела заброшенной. Следы прошлых событий остались повсюду: угрожающе торчали из стен и потолков провода, на вишнёвом паркете редели следы металлических гусениц. Там, где раньше была кровать, горели свечи, очевидно, все решили, что здесь произошло преступление, ведь хозяева квартиры бесследно исчезли, остались только руины. Возле стены на своём обычном месте стояло зеркало, Джером робко сравнялся с ним так, чтобы увидеть своё отражение. В зеркале был человек в ужасном «техническом» состоянии, но человек! Человек кинулся к зеркалу, упал перед ним на колени, обнял и начал было рыдать, как малое дитя, но вдруг ощутил в своих объятиях женские ноги, окутанные лёгкой тканью. Он поднял глаза и увидел свою жену, нежную, родную, которой столько раз причинял боль. Ему хотелось просить её о прощении, рассказывать, как ужасно было в другом теле. Но жена и без слов всё знала, поэтому просто обняла его в ответ.

Всеволод Недора - Возвращение

Всеволод НЕДОРА

Родился в 1993 году в г. Владивостоке. В 2015 окончил Дальневосточный федеральный университет со степенью бакалавра в направлении «теоретическая физика». В 2010 году с данным рассказом занял третье место в литературном конкурсе «Крылатый парус» в номинации «На пыльных дорожках далёких планет».

Возвращение

И падая звёздами с неба на землю,

Свет разлетался над Городом Вечным.

И небо в глазах отражалось безбрежным.

Белым, бесстрастным и пламенно нежным.

Глава 1

Тихий спокойный вечер. Прохладный морской ветер омывал лицо, как раз то, что нужно в конце напряжённого рабочего дня. Карлан шёл не спеша к последней станции связи. Едва заметные белые лучи, чуть мерцающие при дуновении ветра, тянулись назад и вверх, к центру Города, вовлекаясь в густую сеть коммуникационных линий.

Подойдя к самому краю смотровой платформы, нависающей над пропастью, Карлан в который раз залюбовался открывшимся видом.

Обслуживая станции, находящиеся на границе Города, он видел этот пейзаж каждый день по нескольку раз и всегда испытывал что- то сродни эйфории, когда от красоты захватывает дух. Внизу, под Городом, горел океан. Только в эти минуты, когда одно из трёх солнц системы зашло за горизонт, второе лишь на половину погрузилось в пламенные воды, а третье ещё висело на горизонте, океан переливался почти всеми цветами спектра, сияя так, будто состоял не из воды, а из высокотемпературной плазмы. Конечно, Карлан прекрасно знал, почему это происходит, законы оптики были основой работы большинства систем в Городе, но в такие минуты строгость науки блекла перед красотой окружающего мира. Глубоко вздыхая прохладный и свежий воздух, он смотрел, как в прорехах меж облаков мерцает морская гладь.

На станции всё работало в штатном режиме. Тектонических возмущений не зафиксировано — Городу, увенчивающему вершину огромной горы, ничего не угрожало; флуктуации электромагнитного поля не превышали допустимых значений. Закончив с анализом данных о планете, Кардан вскользь просмотрел отчёт систем наблюдения космического пространства. Прошло больше двадцати лет после Пробуждения, и то, что колония до сих пор существует, означает, что Сергей и Лиза сбили Армаду со следа. А наити одну-единственную планету в целом созвездии, куда был отправлен колониальный транспорт, равносильно поиску песчинки на поверхности Марса. Особенно если скорость передвижения ограничена до световой. Но системы слежения до сих пор неусыпно следят за подступами к системе и за метрикой пространства-времени вокруг планеты, готовые уловить возмущение, сопутствующее переходу из гиперпространства в обычное.

Переведя системы в автоматический режим, Карлан покинул станцию.

За последние двадцать лет Город сильно разросся, подступив вплотную к «рыжему лесу», в котором, в уединении жили два человека, чьими именами названы ярчайшие созвездия обоих полушарий — Лиза и Сергей Багровы. То, что они совершили, знал каждый житель колонии. Но поверить в это, осознать, не мог никто. И оглядываясь на мир вокруг себя, на Город, высящийся над океаном, на чистое небо, люди считали это просто чудом, дарованным могущественными силами, ушедшими навсегда.

Когда первые пробудившиеся от криогенного сна дети повзрослели достаточно, чтобы взять на себя управление колонией, Сергей и Лиза ушли в «рыжий лес». По всеобщему решению на центральной площади, перед Башней, был воздвигнут памятник. Памятник не людям, а скорее событиям, страшной бойне, что утопила в крови осколки человечества, бросившегося искать спасение среди звёзд.

Из раздумий Карлана вырвал крик девушки, тоже прогуливающейся по парку. Вначале он не понял, что происходит, но стоило взглянуть в небо, как тело онемело от шока. Там, прямо над Городом, вспыхнула белая искра. Калан, как и все, кто в этот момент был под открытым небом, поняли, что это. Именно так, с этой вспышкой приходят те, кто сжигает планеты, разрушает колонии, истребляя людей, которым повезло наити новый дом прежде, чем стало слишком поздно. Картины из глубокого детства заполнили сознания, и лишь тренировки, что он прошёл в академии, не дали ему впасть в панику. Сердце забилось со страшной скоростью, и не успела эта, на вид прекрасная, вспышка исчезнуть с ночного небосклона, как Карлан уже бежал, что есть сил назад к станции.

Теперь на контрольных экранах мигали красные огоньки. «Значит, не показалось», — с горечью погибшей надежды подумал Карлан, устанавливая прямую связь с другими станциями, опоясывающими вершину горы. Все станции отозвались почти мгновенно. Из Башни — административного, научного и военного центра Города, поступил видеоряд: на низкой орбите планеты застыл чёрный, как битум, уродливый силуэт корабля.Всё, как предсказывал Сергей. Это был космический челнок колониального образца, способный совершать переходы в гиперпространстве. Лиза говорила, что это только вопрос времени, когда они овладеют технологией. Однако, не всё потеряно, не всё!

— Всем станциям: приготовиться! — Раздался приказ по радио.

«Если сбить его быстро, не дав совершить обратный переход, то возможно Армада этого и не заметит, возможно, посчитают случайной аварией» — Вскользь подумал Карлан, проводя последние проверки своей огневой точки — гаусс-орудия средней мощности, простого и надёжного средства противометеоритной обороны, снятого с грузового корабля, но требующего предельно точной наводки. Секунды текли, словно горячий гудрон. Медленно, до тошноты, до отчаяния медленно.

Вдруг цифры на мониторе изменились. Из Башни пришли точные координаты объекта с поправками на движение корабля, вращения планеты и параметры атмосферы.

Но в тот же миг, как Карлан коснулся сенсора огня, цель на экране мигнула и развалилась на пять маленьких осколков, которые быстро и ловко скользнули в плотные слои атмосферы.

«Заградительный огонь лучше, чем молчание», — с этими мыслями Карлан, введя новые данные в систему управления орудием, нацелил его на ближайший спускающийся корабль.

За несколько минут Город будто вымер: ни единого огонька — тьма окутала переулки и дороги, на улицах воцарилась абсолютная тишина. И вдруг, в безмолвной тишине раздались три звонких хлопка, затем ещё и ещё: снаряды гаусс-орудий вспарывали воздух, словно горячие иглы масло. Через несколько секунд из Башни к небу протянулся дрожащий на неоднородностях атмосферы луч когерентного света. Город озарился вспышками всех цветов и интенсивностей, наполнился грохотом грома и хлопками гаусс-орудий. Облака, мерно проплывавшие в вышине, вдруг вскипели, разогревшись до бледного свечения, а через мгновенье их пронзили падающие огненные болиды сбитых космических кораблей. Карлан насчитал уже три, упавших в океан модуля, но двух оставшихся нигде не было. Хлопки со стороны противоположной окраины Города стали более редкими, как вдруг прямо перед орудием Карлана появился маленький корабль, оскалившийся хищно открытыми тубусами ракетных установок и стволами импульсных орудий. В лицо из приоткрытых окон станции ударил нестерпимый жар реактивных двигателей. Сколько осталось времени? Секунда, две? Молниеносно введя команды, Карлан со страхом и надеждой взглянул на ствол ускорителя масс, но он опускался слишком медленно.

«Не успеть», — мелькнуло в сознании.

Казалось, через камеры внешнего обзора он видит, как в глубине жерл пусковых установок загораются вспышки пламени, но в следующее мгновенье, в воздухе, прямо перед станцией вспух бутон ярко-белого света. Крышу станции сорвало воздушной волной, как листву порывом ветра. Карлана отбросило к выходу, а прямо перед ним, врезались в стальной пол станции две спасательные капсулы, высекая снопы ослепительных искр. Карлан, балансируя на грани потери сознания, был готов поклясться, что из взорвавшегося корабля ничто не могло сбежать. Просто не успело.

Пробежавшая по швам спасательных капсул сетка взрывов пиропатронов расколола их на две скорлупки и перед Карланом появилась рослая фигура широкоплечего мужчины в бронежилете, сделанном из тяжёлого скафандра колониального образца. Рядом с ним стояла женщина в белом скафандре без шлема, маленькая и хрупкая на вид, с пистолетом в руке. Детали скрывала мутная пелена перед глазами и яркий свет горящих обломков сбитого корабля, однако и этого оказалось достаточно, чтобы Карлан в последний миг перед тем, как жизнь оставила его искалеченное, изуродованное взрывом тело, понял кто это.

Глава 2

Почти тридцать лет они жили в уединении, стараясь забыть то, что было до прибытия на эту планету, наблюдали, как проснувшиеся от долгого сна дети, пропустившие гибель своего колониального корабля, пересёкшие межзвёздное расстояние на переделанных под транспорты челноках, становятся взрослыми, как постигают жизнь и радуются ей. Они не видели, что сделала Армада с другими кораблями и колониями, не видели, во что превратились люди.

Для Сергея и Лизы маленькие существа, появившиеся из криока- мер, были сродни инопланетянам, сходство с которыми ограничивалось лишь внешностью. Их жизнь была сказкой. Наивной и доброй, но не имеющей ничего общего с тем, что Сергей и Лиза понимали под этим словом.

Тем временем сгущавшиеся сумерки всё чаще стали прорезать вспышки света, крики, выстрелы. Бой в Городе разгорался с новой силой, видимо одному из десантных модулей всё же удалось совершить посадку.

Вдруг посередине улицы, ведущей в Город, вспыхнул нестерпимой яркости свет.

«Плазменная граната» — мгновенно догадался Сергей, перемещаясь за обрушенную взрывом стену дома. Лиза, словно призрак, растворилась в сгустившееся тьме, и вновь наступило затишье. Но на этот раз ненадолго: из-за соседнего дома загрохотал автомат.

«Оружие и тактика у них не изменились...» — С отвращением подумал Сергей и, на миг выглянув из укрытия, дал длинную очередь по источнику красно-оранжевых вспышек. Он не знал точно, сколько пуль нужно, чтобы свалить десантников, так как здесь, из- за гравитации планеты, они должны были нацепить на себя целую гору сервоприводов, чтобы только оторвать от земли ногу. Но после первой же очереди автомат захлебнулся. Очередь ушла в небо. Вдруг прямо из-за угла перед Сергеем вышла человекоподобная фигура, опутанная проводами и шлангами, торчащими из-под грубо обрезанных листов железа. Громыхнул одиночный выстрел, и она грузно повалилась наземь. Осторожно осматриваясь, из темноты вышла Лиза, державшая перед собой импульсный пистолет, тот самый, что Сергей взял на борту «Надежды». Сознание вдруг помутилось. Образы из прошлого обступили его кольцом. Мир сузился до крошечной камеры строгого содержания, где он очнулся впервые после... Кто-то взял его за руку, и тени растворились, словно фигурки из дыма на ветру. Лиза стояла напротив, глядя ему в глаза. Сергей слабо улыбнулся.

Не сговариваясь, оба направились вперёд, к Башне, звуки боя у которой становились всё сильнее и сильнее.

От стен полуразрушенных зданий шло багровое свечение, слышался треск камня, лопавшегося от высоких температур. Здесь не было выживших, колонисты сражались насмерть, ведь в случае угрозы подземные уровни Башни становились убежищем, где сейчас находились женщины и дети.

Выйдя на кольцевую улицу, окружавшую центральный район, Сергей осмотрелся. Оборона Города длилась всю ночь. Тьма постепенно начала редеть, а вдали, за пиками уцелевших построек, виднелась фиолетовая полоса на небе — первый признак того, что тройная звезда готова взойти. Когда-то, сразу после прибытия на планету, восход вызывал в нем приступы панического страха. Потребовалось много времени, чтобы привыкнуть, что тьма, в которой он прожил всю жизнь, может... исчезать.

К Башне Сергей и Лиза добрались без осложнений, но с опозданием: все колонисты, защищавшие вход, были мертвы. Десантники точно знали, что делать: на цокольном этаже этого здания размещался источник энергии колонии. Несколько ядерных реакторов, снятых с грузовых кораблей, взрыв любого из которых полностью уничтожит колонию.

Бой шёл уже на минус четырнадцатом этаже. Сергей старался держать себя в руках, сохранять хладнокровие, но ярость постепенно заполняла рассудок. От некоторых ран время не способно излечить.

Перепрыгнув последние ступеньки винтовой лестницы, Баров вдруг замер, словно наткнулся на невидимую стену. В паре метров впереди трое «существ» в непомерно раздутых дополнительными сервоприводами скафандрах, расстреливали дальний конец коридора. По тому, как на железных сочленениях брони, трубках и проводах появлялись всё новые и новые капли крови, можно было понять, куда они стреляют с таким ожесточением. Последний барьер, возведённый в сознании за тридцать лет, рухнул. Прошлое слилось с настоящим, как будто никакого перерыва и не было, как будто он только что выбрался из камеры строгого содержания.

Лиза на шаг отступила, держа на прицеле оба конца коридора. Сейчас она не могла остановить Сергея, с ужасом осознавая, что и не хочет этого делать.

Вдруг под ногами что-то звякнуло, моментально прыгнув в сторону, Багров схватил Лизу и прижал её к полу, накрыв собой. На миг помещение наполнилось ярким белым светом.

Лиза, быстро придя в себя, дрожащими руками попыталась стянуть с Сергея начавший плавиться бронежилет, но только обожгла руки. Выругав себя за глупость, она нашла в углу оторванный от экзоскелета сервопривод с железным коленом и взломала потёкшую броню. Багров находился без сознания, ожоги были сильными, к счастью термостойкая одежда не расплавилась, а лишь обгорела. Достав из аптечки БАС (Боевое анестезирующее средств), Лиза вколола ему полную дозу — всё, что она могла сейчас сделать.

Видимо десантники решили, что гранаты с них хватит и, вытеснив защитников, ушли на этаж ниже.

На секунду Лиза застыла на месте, она не хотела уходить, но остаться означало погубить всех своим бездействием.

Глава 3

Колонисты сдавали ещё один этаж. Потери исчислялись десятками, три четверти защитников Башни погибли или тяжело ранены. В этой комнате, служившей когда-то складом, в живых осталось пятеро бойцов, хотя бойцами их назвать было трудно, лишь винтовки в руках выдавали их.

Услышав в коридоре шаги, Орлан устало прильнул к прицелу. Силы оставляли его вместе с надеждой пережить эту атаку. В проходе промелькнула огромная тень, затем ещё и ещё. Орлан упёр приклад в плечо, готовясь выпустить весь магазин в первого же десантника прежде, чем тот выстрелит. Вдруг едва показавшийся силуэт огромного экзоскелета, споткнувшись, упал, затем второй. В коридоре завязалась перестрелка, и через несколько долгих секунд в комнату вошла... Орлан, потеряв равновесие, отшатнулся от укрытия, ловя ртом воздух, который казалось стал разряженным, как в стратосфере. Он узнал скафандр, узнал лицо. О, звёзды! Да он узнал бы его из миллиона...

Лиза задержалась в проходе лишь на мгновенье. Раненая в плечо, она хотела спрятаться за стеной, но не успела. Тугая очередь ударила ей в спину, отбрасывая в дальний конец комнаты. Орлан вскочил над укрытием, яростно сжимая сенсор огня. Выпустив всю обойму, и убедившись, что ни один десантник больше не встанет, он подбежал к Лизе. Та, что была для колонистов больше, чем общественный деятель, больше, чем герой, больше, чем мать, умирала, и Орлан не мог ничего сделать. Пули буквально изрешетили бронежилет. Из-под металлических пластин, сквозь дыры в белом материале скафандра вытекала горячими струйками кровь. Вколов БАЗ из своей аптечки и остановив, насколько смог, кровотечение, Орлан направился назад в коридор, сжимая рукоять винтовки так, будто хочет её раздавить.

Но никого больше не осталось. Стрелявший в Лизу десантник был последним, по крайней мере, в этом здании. Но легче от этого не стало, скорее даже наоборот.

Вдруг его окрикнули из вспомогательного зала связи. Подбежав к зияющему разбитыми стёклами мониторному стенду, Орлан увидел приближающийся корабль — тот самый последний «кусок» челнока, что высадил десант. Он летел прямо на Башню. Орлан понимал, что не успеет добраться до лазерного орудия на крыше. Даже до ближайшей станции контроля ему не добежать. Орлану даже показалось, что он видит лицо пилота за матово чёрным стеклом кабины, лицо, искривлённое гримасой ненависти ко всему человеческому. Вдруг сверху к кораблю протянулся тоненький, едва заметный в прозрачном воздухе, белый луч. В один миг грозный силуэт корабля превратился в сгусток пламени. Капли расплавленного металла разлетелись во все стороны.

Орлан, что есть сил, побежал по лестнице наверх к лазерной установке. Но не успел он преодолеть и двух пролётов, как на него вышла чёрная фигура. Вскинув оружие, он вдруг испугался, выронив винтовку. Это был не экзоскелет, это был обгоревший человек.

— Сергей?.. — Прошептал Орлан заплетающимся языком, окончательно утратив веру в реальность происходящего.

— Где Лиза?

— Внизу... она... ранена... — ответил Орлан, пятясь назад, пропуская Багрова.

Глава 4

Поднявшись на крышу, Сергей опустил Ливу на тёплый бетон. Теперь это был лишь вопрос времени, отреагирует ли Армада на потерю одного из своих кораблей. Если нет, — колония спасена, если да...

Первое и самое яркое солнце медленно поднималось над океаном. Держась за Сергея, Лиза смотрела, как Океан вновь начинает переливаться всеми цветами спектра. Боль ушла. БАЗ хорошо сработал, впрочем, финал был очевиден и без болевой прелюдии. На небе ещё горели ночные звезды, ещё тлел Звёздный Архипелаг, но постепенно его свечение замещали поджигаемые снизу облака, что парили над Городом. Вдруг в заоблачной выси появилась яркая точка, затем ещё и ещё, десятки крошечных искр заполнили небо. Сердце на миг остановилось, а затем устало продолжило добивать отмеренные удары, словно кузнец, сделавший себе короткий перерыв, приступая к последней маленькой детали. Сергей медленно поднял голову, глядя, как наполняется утреннее небо десятком новых звёздочек, будто сине-оранжевый холст, на который брызнули каплями белой краски.

На этот раз не будет штурма, он бы и в первый раз не понадобился, не открой колония огонь из гаусс-орудий. Эти челноки сработают, как планетарные бомбардировщики, превратив планету в кусок выжженного камня.

Больше смотреть на это не хотелось, и Сергей, закрыв глаза, крепче прижал к себе Лизу.

За закрытыми веками промелькнула вспышка, затем ещё и ещё. Будто дождь начался. Капли плазменного огня падали на поверхность, выжигая на океанской глади огромные картеры, которые тут же заполнялись паром. Вода вскипела, «рыжий лес» объятый плазменными всполохами, полыхал, устремляя языки пламени высоко к небу. Мир укутала красно-белая пелена.

Вдруг Башня задрожала. Послышался треск переходящего предел прочности металла и бетона. Казалось, Город вот-вот рухнет в океан. Но прежде чем всё вокруг заволок пар, Лиза заметила, как вдалеке из океана поднялось нечто огромное. Сперва она не поверила своим глазам — иллюзия, обман зрения, физическое истощение, потеря крови — миллион объяснений. Но вот, совсем рядом с Городом, поверхность воды надулась, как воздушный шар, готовый в любой момент лопнуть, и выпустила огромное существо серебристого цвета, формой отдалённо напоминающее кита со старой Земли. Подобно снаряду гаусс-орудия оно рванулось вверх, словно бы игнорируя гравитацию планеты.

Сознание Лизы померкло.

Эпилог

Глаза открылись сами собой. Вокруг была тьма. Пахло свежестью, отдалённо знакомые запахи, приятные, пробуждающие чувства спокойствия. Лиза лежала на земле, лицо щекотала знакомая оранжевая трава с толстыми пушистыми стеблями. Недоверчиво осматриваясь, будто ища в происходящем какой-то обман, она приподнялась. Небо было сплошь усеяно незнакомыми звёздами. Вот только незнакомыми они казались лишь потому, что большую часть неба закрывали странные тёмные силуэты, мерно движущиеся вдоль направления вращения планеты. Словно опавшие листья плыли по реке.

Следом за Лизой поднялся Сергей, не сводя глаз с неба. Если присмотреться, в силуэтах проплывающих вверху существ можно было выделить короткие, но широкие крылья, длинный, оканчивающийся небольшим утолщением и двумя крыльями, хвост, и заострённый нос. Сходство с китами было весьма условным, особенно сейчас, когда эти существа проплывали на низкой орбите.

Когда ощущение реальности полностью вернулось, Лиза и Сергей оглянулись. За спиной возвышалась громадина Башни, окружённая полуразрушенным Городом. Она, как и раньше, была наполовину заглублена в землю, а из шлюзов со всех её сторон осторожно, явно недоверия своим ощущениям, выходили люди. Забравшись на небольшой холм, Сергей остановился перед раскинувшейся бездной тёмного океана, бурлящего далеко внизу у скал.

«Странно, раньше этого не было...» — подумал он, как вдруг заметил, что огромная гора, на которой размещался Город, исчезла. Уровень Океана упал на... километры, освободив целый материк, так что теперь Город-то, что от него осталось, стоял на скалистом побережье. Даже сила тяжести уменьшилась. В это верилось ещё меньше, чем в... Багров вспомнил последние часы боя. Руки непроизвольно коснулись спины, но вместо обгоревшей плоти там оказалась обычная кожа, разве что покрытая какой-то склизкой водой. Стоявшая радом Лиза недоверчивым взглядом рассматривала розоватые пятна кожи там, где только что были пулевые отверстия. Не найдя объяснений, она испуганно посмотрела на Сергея. У него тоже не было ответов, не было даже догадок. Он сам едва ли верил в происходящее, но одно знал наверняка. Обняв Лизу за плечи, Сергей тихо прошептал, успокаивая её дрожь:

— Мы живы. Мы всё ещё живы.

Литературно-художественное издание

иСПР@VLяй

Сборник произведений молодых авторов Приморья

Редактор Д.В. Дедух

Корректоры:А А. Рыбалева, А.С. Базрова

Рисунок на обложке A.M. Соболевой

Дизайн и верстка Е.А. Прудкогляд

Подписано в печать 18.03.2015

Формат 60x84 / 16. Усл. печ. л. 4,65. Уч.-изд. л. 4,22

Тираж 100 экз. Заказ

ispravlyay@mail.ru

Владивосток

2015