Девочка и динамит
Глядя на дорогу, я с тревогой думаю: не забыли ли про меня товарищи политотдельцы? Ведь мне теперь одному не уехать из города. Поезда не ходят, шоссе перерезано, и выбираться придется только объездным путем. Да и то если особенно не мешкать.
Город кажется вымершим. Иногда на бешеной скорости проносятся откуда-то вынырнувшие машины, быстрым шагом пробегают группы солдат, проходит хмурая толпа горожан с узлами. Но это уже последние.
«Надо ли было мне соваться на берег этой проклятой Суны, — размышляю я, — чтобы убедиться, есть ли там наши части или нет? Двадцать километров пешим туда, двадцать обратно, а за это время вон как изменилась обстановка! Наши уехали в Медвежьегорск, и теперь моя судьба целиком зависит от политотдельцев! И не обидел ли я их горькой правдой о положении на Суне, где, им кажется, еще идут бои, хотя там никаких наших частей давно уже нет и финские саперы спокойненько себе настилают новыми досками мост через Суну...»
- Перекуси где-нибудь и жди нас на перекрестке! — сказал батальонный комиссар Быков, выслушав мой сбивчивый рассказ. Вот я и жду! Обернувшись, я вижу рядом с собой женщину с коровой.
Некоторое время мы изучающе смотрим друг на друга.
- Не поможете эвакуироваться, товарищ военный? — густым басом спрашивает женщина.
- С коровой? — спрашиваю я.
- С коровой, конечно. Кому я нужна без коровы?
- С коровой надо было уходить неделю назад. О чем вы думали? — говорю я.
- Жаль было оставлять дом-то, — басит женщина, опуская глаза. — Ведь летось только отстроилась.
Вскоре к нам подходит женщина с козой, потом бежит девочка с белым котенком. Они становятся друг за дружкой, как на автобусной остановке. Мне становится смешно. Интересно, на какую это машину они рассчитывают? Девочке лет десять-двенадцать. Она курносенькая, веснушчатая, с выгоревшими, коротко остриженными волосами.
Женщины переглядываются, и та, что с коровой, недовольно басит:
- Тоже еще забота — кошечка.
- А ты знаешь, что это за кошечка? — налетает на нее девочка, прижимая котенка к груди.
- А какая бы она ни была. — Женщина с коровой равнодушно отворачивается от нее.
Женщина с козой, очень похожая на монашку, вся в черном, в черной косынке, потирая руки на груди, елейно причитает:
- До котенка ли сейчас, доченька? .. Тут не знаешь, что делать вот с козой-кормилицей...
- А что, по-вашему, оставить кошечку? — Глаза у девочки сверкают от гнева. — Чтобы над нею издевались фашисты?
Женщина с козой искоса смотрит на нее и, плотно сжав губы, горестно качает головой — мол, попробуй, поспорь с такой! — и тоже отворачивается.
К нам подъезжает трехтонка, доверху нагруженная ящиками с боеприпасами. В кабине рядом с шофером сидит молодая женщина со скорбным лицом, баюкая грудного ребенка.
Шофер открывает дверцу и, став на подножку, спрашивает, по какой дороге ему ехать на Медвежьегорск. У парня смертельно усталый вид, красные от бессонницы глаза.
К нему кидается женщина с коровой. Объяснив, как проехать, она просит захватить и ее с коровой.
- А как это сделать? — спрашивает шофер, глядя на нее остекленевшими глазами.
- А ты выбрось часть ящиков, — говорит она, вдруг преобразившись, сделав лукавое лицо, заиграв глазками. И голос у нее сейчас звучит мягче: — Кому теперь нужны твои ящики? — И женщина начинает расписывать достоинства своей коровы: и сколько она дает молока, и как хорошо она жила на доходах от молока, и какой дом летось отстроила себе.
- Ладно, — говорит шофер, пожевав сухими губами. — А чем знаменита твоя коза? — обращается он ко второй женщине.
Та тоже красочно описывает свою козу, рассказывает, какое у козы целебное молоко, как от него быстро поправляются даже безнадежно больные, и тоже просит подвезти ее, благо коза — не корова, для нее и места в машине нужно совсем немного, стоит только выбросить всего-навсего один ряд ящиков.
На нее уничтожающе смотрит женщина с коровой.
- А ты кого ждешь, девочка? — спрашивает шофер. Судя по всему, он отдыхает за этим разговором.
- Никого! — выкрикивает девочка. — Мама увезла братиков, сказала, что скоро вернется, чтобы я берегла вещички, а сама не вернулась.
- А где твои вещички?
- А я вот взяла кошечку.
- А чем знаменита твоя кошечка?
Девочка расплывается в улыбке до самых ушей, потом начинает рассказывать, как хорошо ее кошечка играет в футбол; «Откуда ни бросишь мячик, она обязательно его перехватит посреди комнаты», как охотно ест конфеты и яблоки и как ловко на лету ловит мух и букашек.
Шофер тоже широко улыбается, хотя красные от бессонницы глаза его остаются все такими же остекленевшими.
- Так это же не кошечка, а целая поэма! — Он смеется каким-то неестественным, хрипловатым смехом. — Ну что же, граждане, забирайтесь в кузов. Только знайте: везу динамит. Дело это непривычное для меня, я совхозный шофер, так что будьте осторожны.
- Ди-на-мит! — Женщина с коровой, точно ошпаренная, отбегает от машины.
- С ума сошел, живоглот! — вдруг уже совсем неожиданно ругается женщина с козой, и голос у нее звучит сейчас совсем не елейно. Она суматошливо толкает свою козу подальше от грузовика.
- Ну и что с того, что динамит! — Девочка смеется, вздернув свои острые плечики. — Мама говорит — фашист хуже всего на свете!
- Особенного, конечно, ничего, — задумчиво произносит шофер, пожевав губами. — Если рванет — и костей не соберешь. Факт! — И, опустившись на сиденье, берется за руль.
Девочка, поднявшись на носки, осторожно ставит кошечку в кузов, а потом, как кошечка, и сама лезет за нею.
Она садится на один из верхних ящиков, кладет котенка на колени.
На нее с ужасом снизу смотрят женщины — с коровой и с козой.
- Счастливо, — говорит шофер и с трудом трогает свою перегруженную трехтонку.
«Не поехать ли и мне?» — мелькает у меня мысль.
Но в это время я вижу летящую к нам лихую политотдельскую машину.
В кабине рядом с шофером сидит сам батальонный комиссар Быков. Не успевает машина остановиться, как он приказывает своим зычным голосом:
- А ну, бабки, в машину!
Женщины — в слезы.
Тогда Быков вылезает, вырывает и у одной и у другой веревки из рук и грубо подсаживает их на свое место в кабине.
- Чертовы собственники! — ругается он. — Тут город бросают, а им скотинки жалко! ..
Вскоре мы обгоняем, а потом оставляем далеко позади себя тяжелую трехтонку. Но долго еще мне видится на ящиках с динамитом девочка с белым котенком на коленях.
