КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Ключи от бесконечности [Снежана Альшанская] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Снежана Альшанская КЛЮЧИ ОТ БЕСКОНЕЧНОСТИ

Ключ первый

Глава 1

Ну что за день такой сегодня! Просыпаюсь утром, давай искать тапочек, а его в качестве туалета успела использовать кошка. Иду на кухню заварить кофе и проливаю на себя заварку. Захожу в ванную почистить зубы, оказывается, паста кончилась, да и горячую воду, как назло, отключили. Обозлившись, начинаю одеваться, а черную кофту, приготовленную вчера, нахожу облюбованной той же кошкой в качестве кровати и полностью покрытой рыжей шерстью. В конце концов, напялив что попало, сажусь в машину и, не проехав даже километра, попадаю в пробку часа так на три. Правду некоторые говорят, что в Москве машина нужна только тем, кто может позволить себе не работать, в час пик же проще на метро доехать. Приезжаю в отдел, начальник зовет к себе и делает строгий выговор, а потом отправляет посреди ночи следить за каким-то недостроенным зданием на окраине города, мол, там, по словам какого-то анонима, должна состояться продажа крупной партии наркотиков.

И вот, в час ночи, сижу в машине да думаю, ну какого черта мне так не везет? А тут еще и ливень начался. Дождь в середине октября — не самая приятная штука. Хочется еще насладиться последними улыбками солнца, тепленькими деньками, позабыв, что впереди три месяца зимы, а тут на тебе — льет как из ведра.

Сквозь проливной дождь разглядеть что-либо было почти невозможно. Он бил по крыше, создавая шум в ушах, образовывал тонкие ручейки, стекающие по лобовому стеклу.

Да черт её подери, эту погоду! Если в том здании и состоится какая-то сделка, разглядеть что-либо я не смогу. А Стас — тем более. Он уже час как спал, откинув сиденье машины. Благо он не храпит. И выйдет, что опять доблестная милиция, то есть полиция, никак не привыкну к этому названию, провалилась, а наркоторговцы оказались на свободе.

Самой бы поспать, да вот не могу я спать в машине. Хоть убей — не могу. Только теплая кровать да родная подушка и ласковое урчание кошки под ухом. Черт, да я же её покормить забыла. Надеюсь, Наташа, параноидальная соседка моя, зайдет и покормит. Ключи я ей на подобный случай дала.

Пройтись, что ли? Там дождь, но благо мне хватило ума надеть непромокаемую куртку, да и зонт на заднем сидении, кажется, валялся. Ужасно хотелось курить. А ведь бросила месяц назад, но в такие моменты всегда появляется желание сделать хоть одну затяжку.

Я вынула из кармана маленький резиновый мячик, начала мять его в руке. Когда хочется курить — помогает почти безупречно. Но сигареты, которые Стас, как назло, положил на спидометр, так и манили. Словно обращались ко мне — возьми и закури.

Нет, не буду!

Я взяла зонт, открыла дверцу машины.

Брр, ну и ливень!

Я вышла на улицу, захлопнув за собой дверцу, одновременно правой рукой открывая зонтик, а левой продолжая мять мячик.

Люблю все-таки это время — середину осени, правда, без дождя. Хоть и мокро, и снег в любой момент может выпасть, но тепло все еще чувствуется. Не жарко и не холодно. А как вспомню, что скоро придется доставать из шкафа зимнюю одежду да добираться на работу в гололед и тридцатиградусный мороз — становится не по себе.

Эх, смотрела бы сейчас сны, как ныне говорят, в качестве эйч-ди, если бы Вадим Михайлович не послал нас сюда. Но служба есть служба. И опасна, и трудна. И дело тут совсем не в нашем майоре. Что ж, осмотрюсь. Нет никого — уедем. Мы свою норму отработали. В следующий раз на ночное дежурство кого-то другого поставят.

Что это там?

Я пристально всмотрелась в недостроенное здание. То ли действительно, то ли мне показалось, что там мелькнула какая-то тень. Может, собака или кот? А может, и нет. Мячик сразу же ушел в карман куртки. Нужно будить Стаса.

Я открыла дверцу машины, бросила мокрый зонт на заднее сиденье.

— Стас!

Он повернулся, что-то пробубнил невнятным тоном и снова собрался уйти на боковую.

— Стас! — я подергала его за рукав.

— Ну что? — протянул он.

— Кажется, там кто-то есть.

Несколько секунд он ворочался и бормотал что-то нечленораздельное. Потом резко очнулся, будто его ударили током.

— Они пришли, наркоторговцы наши?

— Не знаю, может, показалось, — ответила я. — Но проверить стоит.

— Ладно, проверим, — сказал он, ежась и кутаясь в куртку на выходе из машины. Ему ведь еще хуже, чем мне: из сна — прямиком под дождь.

Он достал из кармана фонарь, но пока что предпочитал не светить. Если внутри здания кто-то есть — не стоит пугать их преждевременно. Второй рукой Стас вынул пистолет и снял его с предохранителя.

Я тоже достала оружие, хотя надеялась, что пускать его в ход не придется.

— Думаешь, не стоит вызывать поддержку? — спросил Стас. — Вдруг там человек десять.

— А вдруг кот или собака? Или бомж какой? — ответила я. — Сперва нужно проверить.

Это только в фильмах продажа наркотиков осуществляется двумя группами, каждая по десятку человек. Там они приезжают в назначенное место на автомобилях с тонированными стеклами, с вооруженной охраной и блестящими кейсами в руках. Если подобное когда и имело место в реальности — то где-то в начале девяностых, когда я ходила в младшие классы. Сейчас все проще. Злоумышленники встречаются на какой-нибудь площади или в баре, один передает другому пакет, второй перечисляет деньги на счет. Даже странно, что в этот раз они выбрали такое заброшенное место, как этот недостроенный дом. С каждой секундой мне все больше казалось, что тот аноним оказался очередным шутником.

Когда мы прошли через отсутствующую дверь внутрь здания, я увидела, что в одной из комнат кто-то светит фонариком. Не ошиблась, значит. Кто-то здесь есть. Слышались голоса, но понять, что говорят, из-за дождя не представлялось возможным.

Я посмотрела на Стаса, который, держа оружие наготове, шел впереди, и направилась следом. Где-то что-то воняло, скорее всего, собачьи фекалии, под ногами хрустела отлепившаяся от стен штукатурка, звякнула бутылка, я за что-то зацепилась и чуть не зарылась носом, в последний момент успев ухватиться за Стаса. Да уж, не самое приятное место на Земле. В кровати сейчас было бы намного лучше.

Надеюсь, через шум ливня преступники не расслышали, что кто-то приближается.

Комнату, откуда светили фонарем, мы нашли через минуту. Судя по голосам, доносившимся оттуда, внутри было двое мужчин. Стас прислонился к стене, заглянул внутрь и показал мне на пальцах, что противников действительно двое.

Я кивнула в ответ, бросила беглый взгляд на сжатый в руках пистолет.

— Значит, распределить это по ночным клубам, барам, ресторанам, — говорил один из мужчин, находящихся в комнате.

— Да, я на тебя надеюсь, Андрей, — ответил ему второй.

Вообще-то по правилам следует давать отсчет и сигнал к атаке, но Стас почему-то решил это проигнорировать. Он ворвался в комнату, одновременно зажигая фонарь.

— Стоять! Полиция! — крикнул он. — Руки держите так, чтобы я их видел!

Я проследовала за ним и наставила пистолет на двоих подозреваемых, лица которых освещал Стас.

Не похожи они на наркоторговцев. Один высокий, черноволосый, в коричневом плаще, под которым виднелся деловой костюм. Он больше напоминал то ли бизнесмена, то ли адвоката, чем того, кому поручат посреди ночи продавать или покупать наркотики. Второй пониже, одет не так вычурно, в джинсах и кожаной куртке, но явно ухоженный. Гладко зачесанные назад волосы, аккуратно стриженная козлиная бородка. Но если они не наркоторговцы, то что здесь делают? На бомжей или любителей полазить по стройкам они походили еще меньше. Ладно, в отделе разберемся, кто они и что им здесь понадобилось.

— К стене, руки за голову! — приказал Стас, и оба подозреваемых медленно повернулись. — Держи, — он протянул мне фонарь, а сам пошел вперед и принялся их обыскивать.

Сперва того, что пониже, потом, ничего не найдя, принялся за высокого.

Я стояла и светила фонарем, надеясь, что все закончится как можно быстрее. На полу возле меня что-то зашуршало, и я машинально повернулась на звук.

И в этот момент прозвучало два выстрела.

Что за?

Обернувшись, я увидела, Стаса, лежащего на полу вместе с высоким преступником, а маленький вовсю несся к незастекленному окну.

— Стоять! — крикнула ему, но он то ли не слышал, то ли не хотел слышать.

Сволочь!

Я нажала на спуск, прогрохотал выстрел. Он по инерции пролетел еще метр и ударился лицом о бетон.

— Стас! — все еще держа оружие наготове, я подбежала к напарнику. Склонилась, прощупала пульс. Он был жив, но из раны на его животе вытекала кровь, перекрашивая серый свитер в цвет красного вина.

— Стас!

Черт, только этого мне не хватало. Стас. Как же так…

Я убрала пистолет, зажала рану напарника платком, достала из кармана мобильник, вызвала скорую и наших.

Какого черта ты не надел бронежилет?

Только теперь я заметила, что преступник, лежащий рядом, тоже жив. Из его рта текла кровь, он шевелил губами, пытаясь что-то сказать, но через шум проливного дождя я не могла расслышать ни слова. Склонилась ближе, пытаясь не отпускать рану Стаса, но услышала только хрипы и стоны. Черт бы побрал этот ливень! Жаль, что я не умею читать по губам, хотя вряд ли он скажет что-то полезное. Верней всего, преступник в агонии. Прежде всего, нужно спасти Стаса.

Несмотря на прохладную погоду, все мое тело покрылось потом, а дыхание было такое, будто мне только что пришлось пробежать пару километров. В висках болело, казалось, голова вот-вот лопнет и её содержимое выберется наружу, а рука, зажимающая рану Стаса, неистово тряслась.

Ну где же эта скорая, черт их возьми!

Приехали они минут через десять, и только когда врачи, светя фонариками, вошли в комнату заброшенного недостроенного дома, я заметила, что все так же, без малейшего движения, сижу на корточках. Попытавшись встать, почувствовала, что ноги ужасно затекли, а поясница ныла, будто по ней проехал самосвал.

Ай!

Еле стоя на ногах, я смотрела, как врачи окружили Стаса, положили его на носилки.

Минуты через две, может, три после скорой подоспели наши — Вадим Михайлович в компании Дениса и Ромки. Первый мне почему-то никогда не нравился. Сама не знаю почему.

Я стояла, опершись о стену, и смотрела, как из здания выносят Стаса, а потом одного из преступников — того, в которого стреляла я. Второй, как сказали врачи, умер от потери крови.

— Он жить будет? — спросила я у проходящего мимо врача.

— Артерия и жизненно важные органы не задеты, — ответил он. — Но пуля застряла внутри. Сейчас прооперируем, через неделю-две будет как новенький.

Немного успокоившись, я села в свою машину, проследила взглядом за покидающей место преступления скорой. Взгляд упал на бардачок, где лежали оставленные Стасом сигареты.

Даже не думая о том, чтобы удержаться, я взяла пачку, машинально вытащила сигарету, сунула её в рот, закурила. Да уж, думала бросить, но тут разве не закуришь?

Затянувшись дымом, я попыталась расслабиться.

Вот так ночка! Сейчас еще ехать в управление, составлять отчет. А после всего произошедшего хотелось только отключиться, может, даже выпив перед этим бутылку пива или рюмку коньяка.

Горьковатый привкус табачного дыма воцарился во рту. Возможно, и к лучшему, что я сейчас сорвалась. Почувствовала, что удовольствия от сигарет ровно никакого.

Сделав последнюю затяжку, я приоткрыла окно и выбросила недокуренную сигарету под дождь.

Дверь моего «Ауди» открылась, и на сиденье рядом со мной, сворачивая на ходу зонт, грузно уселся Вадим Михайлович. Он тяжело вздохнул, машинально вытер покрытое дождевыми каплями лицо, по привычке пригладил небольшие седые усы.

Выглядел он так, будто не спал неделю: усталый взгляд полузакрытых глаз был направлен вниз, немного отвисшая челюсть, на которой успела образоваться густая щетина, нервно двигалась, сдвинутая набок фуражка открывала взору короткие, местами украшенные сединой волосы.

— Ирина, ты все видела? — с ходу спросил он, не поднимая взгляда.

— Да, — кивнула я.

— Что произошло?

— Мы вошли в дом, услышали голоса, увидели этих двоих, задержали. Потом Стас пошел их обыскивать. У одного из них, того, который скончался, оказался пистолет. Они со Стасом выстрелили друг в друга почти одновременно. Второй попытался бежать, я его остановила.

— Ты видела у них какой-то пакет, возможно, сверток? То, в чем могли бы храниться наркотики? — спросил Вадим Михайлович, посмотрев мне в глаза.

— Нет, — призналась я.

— Ничего похожего на наркотики мы не нашли. Сейчас приедет бригада кинологов, но я сомневаюсь, что и они что-либо найдут. Правда, самое страшное не в этом.

— Но они оказали сопротивление при задержании, — возмутилась я. — Даже если те двое не торговцы наркотиками, это уже повод…

— Знаешь, кто тот человек, который был убит? Ты же не посмотрела документы? — повысив голос, прервал меня шеф.

Я покачала головой.

— Явно не церковный миссионер.

— Иван Георгиевич Коваленко. Слышала о таком? Да, ты же не любишь политику. Так вот, он — депутат Госдумы! И разрешение на ношение огнестрельного оружия у него было! — злобно, почти срываясь на крик, говорил майор.

Я удивилась. Что здесь делать депутату? На стройке, посреди ночи? А судя по тому, что машины рядом не было, он еще и умудрился прийти сюда пешком. Не верилось мне, что тот человек и в самом деле депутат.

— Да неважно, кто он такой, хоть президент, а хоть и сам генеральный секретарь ООН. Тот человек первый открыл огонь, — посмотрев в глаза Вадима Михайловича, сказала я.

— Ты ведь говорила, что они выстрелили одновременно, — одарив меня взглядом исподлобья, медленно и четко проговорил майор.

Это начинало меня злить. Что он хочет доказать? Что Стас умышленно застрелил депутата?

— Но Стас не стрелял бы без причины. Вы же его знаете!

— Кто первый выстрелил, установит баллистическая экспертиза, — Вадим Михайлович прокашлялся и снова устремил взгляд вниз. — Дело не в том. Тебе я верю, и Стасу, когда он придет в себя и все расскажет, я поверю, но решать будут другие. Это открытая территория. Коваленко имел полное право здесь находиться. Ничего не указывает на какую-либо противозаконную деятельность. Тут прибываете вы со Стасом. Завязывается стрельба! Депутат гибнет! — каждую фразу майор говорил все громче, отчего мне становилось не по себе. — Учитывая, кто он такой, как думаешь, кто в итоге окажется прав?

— Но что он здесь делал? — спросила я и Вадима Михайловича, и саму себя одновременно.

— Неважно, что он здесь делал. Я и сам не верю в чистоту нашей власти. Но доказательств, что он нарушал закон, у нас нет. А погиб он от руки нашего человека. Мы, в конце концов, не в Америке живем, у нас верховенства права нет и не было никогда. Да и вряд ли будет. Захотят — сделают виноватыми нас. Запросто. Понимаешь, Ирина?

А ведь майор был прав. То, что случилось, видела только я и тот человек, который пытался убежать. Стало не по себе. Вполне же могут повесить обвинение, и ни в каком суде ничего не докажешь. Я испугалась. Стало труднее дышать, дождь за окном показался угрожающей барабанной дробью, к горлу подступил колючий комок.

Только такого исхода не хватало. Ведь все по инструкции делали, все! Страх сменился злобой — на тех двоих преступников, на нашу долбанную систему правосудия, на Вадима Михайловича. Да и на саму себя. Нехорошие предчувствия не покидали ни на миг.

Я достала мячик, посильнее сжала его в руке, пытаясь привести нервы в порядок.

— А что тот, второй? — отвернувшись к окну, поинтересовалась я.

— Документов у него при себе не было, кто он — устанавливаем. Все будет зависеть от того, что он расскажет, — майор на миг призадумался. — Но, честно говоря, я не верю, что он нам все выложит. Думаю, он тоже не последний оборванец. Потребует адвоката, будет говорить, что зашел отлить на стройку, и ничего мы не докажем.

Вот черт, во что же я вляпалась-то такое? Сперва раненый Стас, стрельба, потом, как оказалось, мы убили депутата. От этого всего голова шла кругом. Но что было нам делать? Даже если бы мы знали, кто он такой, надо было ему позволить нас перестрелять? Пусть делают что хотят! Мы все сделали правильно, при этом пострадал наш сотрудник.

Услышав звук подъезжающей машины, я повернулась. Это был грузовик, из которого вышли трое кинологов с немецкими овчарками на поводках.

Да ничего они не найдут. Нет здесь ничего. Депутат не мог торговать наркотиками вот в этой дыре. Только что он хотел распределить по ресторанам и ночным клубам? Всё выглядело как какой-то детективный сериал, только вот героя, который увидит в этом взаимосвязь и разложит события по полочкам, не было и близко.

Мы провозились еще час. Дождь успел закончиться, а кинологи так ничего и не нашли. Что ж, что случилось, то случилось. И виноваты здесь ни в коем случае не мы. Мне пришлось поехать в отделение, составить отчет, и только к четырем утра, с ужасной болью в голове и полностью лишившись способности соображать, я попала домой. И три выпитые подряд таблетки анальгина не помогли. Голова прямо предчувствовала что-то неладное и не желала успокаиваться.

Завтра Вадим Михайлович позвонит и скажет, в каком часу прийти на допрос. Причем допрос, скорее всего, проводить будут какие-то хмыри из ФСБ. Эх, если не везет, так не везет во всем.

Я открыла дверь квартиры, и мне в ноги сразу же кинулась Буська.

— Ну что, — взяла её на руки, — хоть ты всегда понимаешь и во всем поддерживаешь. Кормила тебя Наташа? Ничего, сейчас еще покормим.

Уснуть сегодня, скорей всего, уже не выйдет.

Я опустила кошку на пол, прошла на кухню, достала из холодильника пачку вискаса, насыпала в блюдце, за что Буська сразу же отблагодарила меня тихим мурлыканьем и принялась за трапезу. Поесть не помешало бы и мне, но сейчас, наверное, не полезет в горло даже кусок. Денек так денек.

Я села на табуретку за кухонным столом, вынула из кармана мобильник, позвонила в больницу, справиться, как там Стас. Получив ответ, что его прооперировали и состояние стабильное, я отложила телефон и немного успокоилась.

Хорошо вот Буське. Она с аппетитом поедает свой вискас, ни о чем не переживая. Ни о чем не нервничая. И почему я не кошка?

Захотелось курить.

Пачка сигарет у меня дома на всякий случай была, но раз уж решила бросить эту дурацкую привычку, ничего мне не помешает.

Я вышла на балкон, постояла минуту, любуясь ночной Москвой. В моем районе любоваться, правда, нечем. Одни безликие коробки-дома, в которых светилось всего несколько окон, да круглосуточный ларек во дворе, продавщица которого, скорее всего, смотрела сейчас десятый сон.

Пробежалась взглядом по окнам соседних домов. В одном из них человек что-то рьяно набирал на клавиатуре. Студент, наверное, курсовую пишет. Или писатель, Наташин коллега. А может, геймер какой-нибудь.

На одном из балконов стояла целующаяся парочка. Причем, насколько мне отсюда видно, оба парни. Голубые. Надо же, даже они при всем гонении со стороны нашего общества находят себе пару. А я, по всей видимости, со своим везением, состарюсь и умру в одиночестве.

Курить хотелось все больше.

Я потянулась в карман куртки за своим неизменным мячиком. Надо же, даже раздеться забыла.

Что это?

Пальцы нащупали в кармане что-то длинное.

Хм, это не мое. Его здесь не было.

Из кармана я вынула флэшку. Самая обычная компьютерная флэшка, продолговатая, серого цвета. Откуда она? Может, вывалилась из кармана Стаса в моей машине, а я в нервотрепке взяла и забыла про неё? Да нет, не может быть. Такое я бы не забыла. Склерозом вроде не страдаю.

Но как еще она могла туда попасть?

Кошка уже успела покончить с трапезой и сейчас терлась у ног с требованием взять на руки, приласкать и погладить.

— Подожди, Буська, — сказала я ей, но она, не обратив внимания на слова, все так же продолжала тереться о мои ноги.

Я вспомнила того умирающего депутата, который пытался что-то сказать и тянулся ко мне рукой.

Что, если это он подбросил мне в карман эту карту?

А других вариантов быть не могло — сделать это мог только он.

Но зачем? Он отдал эту флэшку тому, кому мог? А мог он её дать только мне и никому другому… Что, если депутат пытался передать кому-то государственную тайну? Что, если тайна настолько важна, что когда он понял, что не сможет доставить её по назначению, подкинул в карман тому, кто находился ближе всех, то есть мне?

От этой мысли закружилась голова.

Нужно посмотреть, что на ней находится. Только тогда все встанет на свои места.

На ходу снимая куртку, я прошла в комнату, включила покоившийся на столе компьютер и, пока он грузился, замешкалась.

Это же государственная тайна! Естественно, я на неё смотреть не имею ни малейшего права. Может, просто позвонить дежурному в отделении, сказать, что она у меня? Ведь это сразу же все проясняет — и то, почему не нашли никаких следов преступления, и почему депутат решил открыть по нам огонь.

Компьютер загрузился, и на экране появилась заставка — вид на омываемый морскими волнами девственный пляж. Я смотрела на монитор, а мой разум словно раздвоился. Одна часть меня, ведомая интересом, говорила вставить флэшку в разъем и просмотреть её содержимое, вторая же заняла оборонительную позицию и настаивала на срочном звонке дежурному или Вадиму Михайловичу с рассказом о своей находке.

Кошка, мяукая, терлась о ноги, а я все не могла решить, как мне поступить. Словно оцепенев, я сжимала в руках флэшку и переводила взгляд то на монитор, то на Буську. Но в итоге все-таки интерес победил. Ведь, в конце концов, мне никто не мешает сперва просмотреть содержимое флэшки, а потом передать её куда надо.

Я отключила провод Интернета — мало ли, на этом носителе могут быть следящие программы, и не успею моргнуть, как у меня на пороге окажется отряд ФСБ. Вставила флэшку в гнездо. Компьютер тихо пикнул, давая понять, что носитель принят.

Села на кресло, а Буська сразу же прыгнула мне на колени и свернулась калачиком, очевидно, готовясь отойти ко сну.

Дрожащими от нервного напряжения пальцами я взяла мышь, щелкнула ею по значку флэшки.

Что?

Я, недоумевая, просмотрела страницу раз, второй, третий…

Да какая же это государственная тайна? Очевидно, флэшка попала мне каким-то другим путем.

Аудиозаписи!

На носителе находилось несколько гигабайт музыки.

Тут были любые жанры и направления: от классики и до тяжелого металла, от современной попсы и до любимых старшим поколением народных песен.

Очевидно, еще днем в отделении я случайно прихватила чью-то карту с музыкальной подборкой в карман, а обнаружила её только сейчас. Несмотря на все, что случилось, я улыбнулась.

Да уж, внушила себе секретную информацию, правительственный заговор с целью свержения нынешней власти, тотальную слежку за всеми… Прямо как моя соседка Наташа. Та любит пофантазировать на тему заговоров. Может, с такой бурной фантазией, и себе начать сочинять разные истории?

Чуть посреди ночи не разбудила Михайловича! Фантазерка!

Что у нас тут? Клик мышкой по первому попавшемуся файлу — им оказалась «Металлика», и комната сразу же наполнилась жесткими гитарными риффами. Я аккуратно переложила кошку на стоящий рядом стул, но смена места дислокации ей явно не понравилась, и она, недовольно мяукнув, направилась к кровати.

Поспать уже точно не выйдет, на часах как-никак пять утра, позвонят мне, скорей всего, не позднее восьми, но принять душ и отдохнуть точно не помешает.

Разделась, бросив одежду на кресло. Минут десять ушло на ванные процедуры, после которых, облачившись в ночнушку, я снова вернулась за компьютер.

Да не может быть, чтоб я прихватила эту флэшку случайно!

Я принялась тыкать во все файлы подряд. Может, кто-то решил замаскировать документ, превратив его в mp3-файл и разместив между себе подобных? Комната наполнялась то хоровым пением, то хриплыми криками рок-музыканта, то писклявым голосом какой-то певицы. Музыка. Самая обычная музыка.

Надо будет спросить, кто из коллег терял флэшку с музыкальной подборкой.

Хм, еще одна идея.

Я загнала все имеющиеся композиции в винамп. Если какой-то из этих файлов не является музыкальным, время воспроизведения возле него показано не будет. Быстро просмотрела список — нет. Нет здесь никаких секретных материалов.

Из динамика лилась приятная электронная мелодия, из тех, которые включают под утро в ночных клубах, когда толпа уже напилась, натанцевалась и требует отдыха.

Пусть играет.

Я улеглась на кровать, предусмотрительно положив мобильник рядом на тумбочку. Свет я не гасила, компьютер тоже не выключала. Не усну, так хоть подремлю.

Стоило мне зажмуриться, как комната пошла кругом. Казалось, кровать вертится в пространстве, выделывает замысловатые виражи, поднимается, опускается, трясется. Мысли не хотели сливаться воедино, в ушах стоял гул, будто рядом взлетал самолет.

Переутомление. Не в первый раз такое и, наверное, не в последний.

Где-то возле уха послышалось кошачье мурлыканье, теплая приятная шерстка коснулась щеки, шершавый кошачий язык лизнул мой нос.

А потом я уснула.

Глава 2

Тик-так, — что-то тикало над головой, и, перевернувшись на другой бок, я поняла, что это часы. Позолоченные часы над моей кроватью. Золота в них, конечно, не больше, чем в булыжнике, но помню, как покупала их, и надпись на коробке гласила «Часы позолоченные». Да и ладно, хоть в них и нет ничего драгоценного, зато шагают уже пятый год.

Возле уха что-то мяукнуло, пошевелилось, прикоснулось к моему лицу мягкой шерсткой.

Буська!

В глаза ударил яркий свет, заставивший отвернуться от стены.

Свет! Уже день?

Я вскочила с кровати как ошпаренная. Неужели проспала звонок?

Твою ж…

Случайно разбуженная кошка, недовольно заурчав, свернулась в калачик и принялась досыпать. Позолоченные часы показывали половину двенадцатого дня.

Что?

Я схватила с тумбочки мобильник, глянула пропущенные — ни одного.

В спешке я нашла в телефоне номер Вадима Михайловича. Послала вызов. Песня, стоявшая вместо гудков у майора, всегда действовала мне на нервы, а сейчас — особенно. Писклявый голос какого-то мальчишки пел то ли на японском, то ли на корейском языке, растягивая звуки так, что в этот миг хотелось потерять слух. Ладно, услышать такое на звонке у двенадцатилетней девочки, но у майора полиции!

Благо ожидать пришлось недолго. Вадим Михайлович взял телефон почти сразу, прервав противное завывание.

— Здравствуй, Иринка, — сказал он каким-то, как мне показалось, слишком уж дружелюбным для него тоном и сразу же перешел к делу: — Допроса не будет. Тут парни из ФСБ явились, мне подробностей не сообщали, но сказали, что к нам претензий нет. Мы все сделали правильно.

От этих слов на душе сразу потеплело.

— Все допросы отменяются, — продолжил майор. — ФСБшники сказали, что за этим депутатом у них уже давно велась слежка. Его подозревали в каких-то незаконных махинациях. Слушай, ты флэшку вчера там случайно не видела?

— Видела, она у меня, — ответила я, окинув взглядом все еще работающий компьютер. — Тот депутат, по-видимому, мне её в карман подбросил. Я думала, это чья-то из управления, случайно ко мне попала.

— Хорошо. Люди из госбезопасности ею интересовались. Сделаем вот как — ты отдыхай сегодня и завтра, я к тебе сейчас стажера пришлю, отдашь ему эту флэшку, — он секунду помолчал. — Надеюсь, тебе хватило ума не смотреть, что на ней находится? Мало ли.

Хм, на ней что, действительно есть что-то кроме набора песен? От этих слов майора волосы на моей голове встали дыбом.

— Нет, я её не трогала, — сама не понимая почему, соврала я.

— Хорошо, тогда жди стажера. Через полчаса он будет, если в пробку не попадет. И вот что, Стаса в больнице навести. Я звонил утром, он в норме, ожидает посетителей.

— Хорошо, обязательно, — ответила я, чувствуя, как мой голос начинает дрожать. Что же там такое, на этой чертовой флэшке?

— Ладно, удачи. Послезавтра в восемь жду в отделении, — с этими словами Вадима Михайловича связь оборвалась, а мое сердце ёкнуло.

Я села за компьютер, покрутила мышкой, монитор, ушедший в спящий режим, снова загорелся. Посмотрела на винамп — все песни, которые были на карте, пока я спала, проигрались. Взглянула, нет ли здесь скрытых файлов. Все-таки нет.

Машинально, не задумываясь, я скопировала себе на жесткий диск все, что находилось на флэшке. Если там что-то имеется, а это, теперь уже без сомнения, так, похоже, я знаю того, кто сможет во всем этом разобраться и извлечь нужную информацию. Мой бывший одноклассник Виталик работает программистом в какой-то крутой фирме. Если кто разбирается в компьютерах и программах, так это он.

Я вынула флэшку, положила её на стол.

Фух.

Что сделано, то сделано.

На миг мне захотелось стереть все, что я скопировала с этой карты, но это желание сразу же сменилось заинтересованностью. Минуты две я сидела, закрыв глаза, прокручивая в голове все происшедшее.

Допустим, этот депутат по фамилии Коваленко решил продать секретную информацию. Он нашел клиента и решил встретиться с ним в недостроенном доме на окраине города — подальше от людских глаз. Тут подоспеваем мы со Стасом, и сделка становится невозможной. Депутат открывает огонь и погибает.

Стоп!

Скорее всего, он понимал, что нас двое, он один, его напарник безоружен. Если у него есть хоть капля ума, он должен был понять, что такая затея опрометчива. Но все же решился на это. Почему? Неужели то, что находится на карте, настолько ценно для него, что ради этого он готов был пожертвовать своей жизнью?

Дальше его ранят, но последнее, что он делает в своей жизни, — подкидывает флэшку незнакомому человеку, то есть мне. Зачем? Только в надежде, что я просмотрю её содержимое.

А отсюда следует вопрос — что может быть настолько ценным, ради чего депутат жертвует жизнью, а потом передает информацию первому встречному? Информация о заговоре в верхах правительства? Компромат на его коллег?

От осознания всего меня пробило легким ознобом, тело покрылось липким холодным потом, а голова пошла кругом.

Чем бы оно ни было, Коваленко был готов за это умереть.

Кошка, мяукнув, прыгнула на мои колени.

— Кушать хочешь, Буська? — я посмотрела в кошачьи глаза и поцеловала свое чудо в мордочку. Красивая она, рыжая, пушистая. А помню, как нашла её у подъезда совсем маленьким котенком. Мокрым, голодным, плачущим. Есть же твари, которые такое чудо на улицу выбросят. А сейчас вон какая красавица! И успокоит в трудную минуту: потискаешь Бусиньку — сразу легче на душе становится.

— Пошли, Буська, дам тебе твоего вискаса.

По пути на кухню я прицепила обратно отклеившийся со стены плакат. Сама себе иногда удивляюсь, у других в моем возрасте уже дети в школу ходят, а у меня стенка обвешана плакатами, прямо как у подростка.

Покормив свое рыжее счастье, я оделась в домашние джинсы и футболку, расчесала волосы, стянув их на затылке в конский хвост, взглянула на расческу — да ужас! Опять вся массажка в волосах! Лезут, как у пенсионерки какой-то. Всегда завидовала Наташе с её косой до ягодиц. Сходить бы на какие-то процедуры в салон, да времени все не хватает. А проще всего обстричь эту русую паклю сантиметра под три, да жалко.

Захотелось курить. Где там мой мячик?

Звонок в дверь прозвучал как гром среди ясного неба.

Этот стажер так быстро добрался?

Лениво прошла в коридор, открыла дверь — на пороге стояла Наташа. Как всегда, немного припудренное лицо, длинная коса, свисающая с плеча, и настороженность во взгляде.

— О, привет, Наташ, а я тебя только что вспоминала. Проходи.

— Здравствуй, Ир. Думала, может, тебя нет, да и думаю, посмотрю. Буську же твою кормить надо, — сказала она, входя в квартиру. — Пришлось от книги оторваться.

— И что за книга? — поинтересовалась я, закрывая дверь. Но ответ на этот вопрос я уже предвидела.

— Не скажу, — Наташа опустила взгляд в пол. — Ты смеяться будешь.

Ну, как всегда. И почему Наташа считает, что над ней все смеются? Помню, как-то призналась она, что читает «Гарри Поттера». Щеки Наташи тогда покраснели, взгляд уперся в пол, руки затряслись. Выглядело это так, будто её поставили голышом на Красной Площади.

— Тебе, как всегда, чай? — спросила я, на что Наташа ответила кивком.

Чай в доме я держала исключительно ради визитов Наташи. Сама я его не люблю, предпочитаю кофе, а вот она прямо как истинная англичанка — ни дня без чая прожить не может. А вообще мне нравится, когда она меня навещает. Хотя бы потому, что Наташа не курит и в её присутствии самой не хочется взяться за сигарету.

Налив воды в электрочайник, поставила её кипятиться.

— Ну, как там твоя писанина, Нат?

Она опять потупила взгляд, а я снова забыла, что общение с ней — это как ходьба по минному полю. На любом, самом невинном слове она может засмущаться, а то и вообще начать называть себя никчемной. Предлагала ей как-то с нашим участковым психологом Димкой пообщаться — так она не хочет. Говорит, за ней все следят и психолог над её проблемами рассмеется. А вообще моя соседка хорошая, когда не впадает в паранойю.

— Да как, движется потихоньку, — ответила она.

Покажет ли она её мне, я даже не решилась спрашивать, поняв, что у Наташи сегодня не то настроение. А ведь хорошо пишет, вполне на книжном уровне. Могла бы и издаваться, даже фамилия у неё писательская — Перунина, почти Перумова, да вот у неё вечные отговорки — «Все плохо» и «Надо мной будут смеяться».

— Слушай, Наташа, — сказала я, наливая воду в чашки. Ей кофе, мне чай. Только бы не перепутать.

Буська, мяукнув, выпрыгнула на стол, посмотрела на меня своими иссиня-голубыми глазами.

— Что, и тебе пить, Бусинька? Вода закончилась?

Я сделала чай и кофе, налила кошке в блюдце воды, села за стол напротив Наташи, пригубила свой напиток, который показался уж слишком горячим.

— Так вот, Нат, — продолжила я, — допустим, у тебя в книге ситуация. Известная личность, скажем, депутат, гибнет в подозрительном месте. Например, на заброшенной стройке. Перед смертью он передает флэшку с некой информацией первому попавшемуся человеку. Как бы ты продолжила этот сюжет?

— Ну, не знаю, — она покачала головой, одновременно помешивая ложечкой чай. — Я могу только со своими сюжетами работать. А тебе что, менты надоели, да и решила в писатели податься?

— Да нет. Какая из меня писательница? Просто интересно, — ответила я.

— Ну, например, — она отхлебнула чая, — флэшка могла бы содержать список инопланетян, негласно находящихся на Земле. Главный герой расследовал бы это происшествие, а потом обнаружил бы, что сам является одним из них. Или флэшка открывала бы путь в прошлое, куда попал бы главный герой и изменил бы настоящее так, чтоб не произошло некой катастрофы. А вот если бы это писала бы моя знакомая Инесса, — Наташа вздохнула, — у неё весь мир был бы виртуальной симуляцией под управлением некой тайной корпорации, а флэшка показывала бы мир таким, каким он есть на самом деле. Главная героиня поначалу впала бы в панику, а потом пошла по следу этой организации. Закончилось бы все тем, что реальный мир — еще один слой виртуальной реальности, а героиня на самом деле — одна из множества программ.

Да уж, вот у соседки и фантазия. Что-то бы приближенное к реальности, но, похоже, писатели-фантасты все с другой планеты. Возможно, зря я её спросила, ведь о гибели депутата и по телевизору скажут, и в газетах напишут, а Наташа, насколько знаю, политикой интересуется, да и с бабушками на лавочках любит посудачить. Да уж, оплошала…

— Да, интересно, — ответила ей, понимая свою ошибку.

— Так зачем это тебе? Чтоб посмеяться?

В ответ я только иронически хмыкнула.

Хорошо же, что она пришла, мои размышления и страхи касаемо информации на флэшке ушли куда-то на задний план.

На столе лежала газета — одна из тех, которые раздают в переходах и бесплатно подкидывают в ящик. Глянем, что тут. На задней странице располагался внушительных размеров кроссворд. Взявшись за ручку, я принялась там что-то черкать. На автомате, просто чтоб занять руки.

Кошка подошла ко мне, мяукнула, продемонстрировав, что довольна трапезой, и удалилась в комнату. Там что-то брякнуло. Опять с тумбочки что-то скинула!

— А что у тебя нового? — спросила Наташа, елозя взглядом по столешнице.

— Да ничего хорошего. Вчера коллегу подстрелили. Благо не насмерть. На прошлой неделе пьяный мужик убил топором свою жену. На позапрошлой какой-то псих решил обворовать магазин. В Измайлово появилась банда, грабят людей посреди бела дня, в Северном Бутово завелся маньяк, — рассказывала я, замечая, что говорю о подобных вещах как о вполне повседневных и будничных.

— Ужас-то какой! — охнула Наташа и принялась рассказывать что-то о политике, но мне это не было интересно, и, отпив начинающего остывать кофе, я обратила свой взгляд на кроссворд.

Древнеегипетский бог. Три буквы. Тор или Гор? Гор. Тор был в Скандинавии. Защитник мадридского «Реала», третья буква «Б»? Арбелоа! Но как я это могла вспомнить, если футбол смотрела от силы раз пять в жизни, и то еще в детстве? Наверное, от парней на работе наслушалась.

— Ты почему никаких цветков на подоконники не поставишь? — спросила Наташа. — В квартире должно быть уютно, красиво, а не как в тюремной камере какой-то.

Я невольно поморщилась, вспомнив, как на самом деле выглядят камеры в местах заключения. А ведь вчера испугалась, что сама в подобной окажусь. Ладно, прочь эти мысли, сейчас все позади.

— Ухаживать лень, — ответила ей. — Да и мне Буськи хватает. Эти цветы за тобой хоть не следят?

И мы громко рассмеялись. На какое-то время из моей головы вылетела ночная история вместе с подозрительной флэшкой и аудиофайлами, которые не пойми зачем я скопировала на свой компьютер.

Прозвучал звонок в дверь.

А вот и стажер за флэшкой пришел.

— Сейчас вернусь, это с работы, — сказала я Наташе, пулей метнулась в комнату, попутно разбудив дремлющую на полу кошку, схватила флэшку, открыла дверь.

Стажер, которого прислал Вадим Михайлович, был совсем юным. На вид не больше двадцати, и форма на нем просто-таки висела. Он был похож на подростка, решившего покрасоваться в отцовской униформе перед зеркалом. А еще он откровенно смущался, словно пришел не по поручению майора, а на первое свидание.

Как же его зовут? В отделении нам встречаться приходилось редко.

— Стажер Петр Горбунов, — представился он, опередив мои воспоминания. — Ирина Анатольевна?

Похоже, он тоже не сразу меня узнал.

— Да, это я, — ответила ему, протягивая флэшку. — Отнеси Вадиму Михайловичу.

Он посмотрел на карту, сразу же упрятал её в карман.

— Вадим Михайлович просил напомнить, чтоб вы навестили в больнице Стаса Бондарева.

— Да, я помню.

Неужели шеф думает, что у меня совсем память куриная, раз решил напомнить? Нашего майора иногда понять просто невозможно.

— До свидания, — сказал он.

— Удачи, — ответила я и закрыла дверь.

Уф, вот и отделалась от этой чёртовой флэшки. Но в голове сразу начали проскальзывать параноидальные мысли. В компьютерах я далеко не профессионал, поэтому сразу же подумала, смогут ли ФСБшники или кто-либо еще определить, что информация была скопирована? А если да, что мне за это светит? Но я их сразу же отбросила, поскольку, даже если это возможно, скопировать данные с флэшки могли и до того, как она попала в мои руки, тем более, никакой защиты от копирования на карте не было.

— У тебя какие-то проблемы? — поинтересовалась Наташа, очевидно, прочитав беспокойство на моем лице.

— Да нет, просто надо было кое-что на работу передать, — я уселась за стол, и мой взгляд скользнул по газете с кроссвордом.

Что?

Да ну, не может быть!

Кроссворд был полностью решен. Только что. Мной. Причем без раздумий.

Я посмотрела вопросы: город в Анголе, австралийский писатель, советский хоккеист, имя восемнадцатого президента США!

Да не может быть! Я никогда не увлекалась ни историей Штатов, ни географией Анголы, а Советский Союз вместе с его хоккеем канул в лету, когда мне было пять!

К тому же я никогда особо не увлекалась решением кроссвордов.

— Что там такое? — поинтересовалась Наташа, смотря на меня. Наверное, я выглядела так, будто только что увидела призрака.

Но я была не в состоянии ответить. Язык словно отняло. Я пялилась в кроссворд, не в состоянии понять, откуда я все это знаю.

Может, по телевизору слышала? Читала? Да нет, не может быть. Может, кто рассказывал? Да ладно, кто мне мог рассказывать про советский хоккей?

А что, если…

Музыка! Все аудиозаписи с той флэш-карты проигрались, пока я спала! Что же это такое? Средство для повышения эрудиции? Власти могут сделать кого захотят ходячей энциклопедией?

Я присела на стул, посмотрела на Наташу, которая все еще пыталась спрашивать меня, все ли в порядке.

— Ты ведь переводчик, так? — посмотрела на неё.

Она кивнула.

— Скажи какую-нибудь фразу на итальянском.

— Какую? — она посмотрела на меня округлившимися глазами.

— Любую. Твою любимую.

Наташа на миг призадумалась.

— Non ci casco più, - медленно проговорила она.

— Больше я не попадусь, — ответила я, не понимая, как и откуда могла это узнать. Если о президентах США и городе в Анголе я могла услышать по телевизору или прочитать в Интернете, и сейчас это вполне могло всплыть в моей памяти, то уж итальянский язык мне точно учить не приходилось.

Но как подобное возможно? Те аудиозаписи содержат в себе все знания человеческой расы? Но этого, черт подери, не может быть.

— Так что случилось? — спросила Наташа.

— Кое-какие проблемы на работе, — пробубнила я и сразу же подумала, может, стоило бы рассказать обо всем соседке? Она как-никак фантастику пишет, а здесь явно все выходит за грань возможного. Но сразу же отбросила эту мысль. Наташа — параноик, ирасскажи ей такое — она сразу же воздвигнет тысячу и одну теорию о всемирном заговоре. — Мне сейчас надо будет уйти, если вечером не вернусь, зайди покорми Буську.

Не возвращаться я, конечно же, не планировала, но это уже было что-то сродни привычки — иногда дежурство затянется, иногда еще что, а кошку голодной оставлять нельзя. Вот и приходится время от времени этим заниматься Наташе.

Соседка медленно направилась к двери, а я все пыталась найти объяснение происходящему, но ни одной рациональной мысли в мою голову не приходило.

— Удачи тебе, Ир, — улыбнулась Наташа, скрываясь за дверью. — Какая-то ты бледная, может, к врачу сходи?

В ответ я только кивнула.

— Да так, немного голова болит, — ответила я и поняла, что не соврала. Голова действительно болела так, будто по макушке приложили чем-то тяжелым.

Закрыв за соседкой дверь, я метнулась ко все еще включенному компьютеру.

Что же ты такое?

Допустим, государство разработало некий способ повысить эрудицию человека. Что дальше? Проект, скорей всего, засекретят и будут позволять им пользоваться, скажем, ученым, политикам, крупным бизнесменам. На рынок они подобное не выпустят, даже по сверхвысоким ценам, просто потому, что спустя неделю после первой покупки эта штука окажется в Интернете, где скачать её сможет любой желающий, причем абсолютно бесплатно.

Допустим, депутат по фамилии Коваленко узнал о подобном изобретении и решил его продать. Скажем, зарубежной разведке или просто какому-то ходячему мешку денег. Стоп!

Один из них сказал «Распределить по ночным клубам, барам, ресторанам».

Он хотел, чтобы эти аудиозаписи прослушали люди! Он хотел вывести запрещенный эксперимент в массы!

Дрожащими от нервов руками я схватила свой мобильный телефон, набрала номер больницы, куда отвезли Стаса. Про того человека, который был вместе с Коваленко, можно было узнать и от наших, но, поняв, что подобный интерес может быть подозрительным, я решила обратиться в больницу.

— Больница номер восемь, слушаю вас, — ответил мягкий женский голос с той стороны.

— Здравствуйте, к вам вчера поступили два человека с огнестрельными ранениями, — начала я.

— Вы по поводу Стаса Бондарева? Сегодня весь день к нему звонят, — перебила меня женщина.

— Нет, я как раз по поводу второго. Он у вас?

— Утром пришли люди из службы безопасности и забрали его в свой госпиталь, — ответила она, отчего меня передернуло.

— Скажите, а как его звали? Я с телевиденья, мы готовим репортаж для криминальной хроники, — отовралась я.

— Из органов сообщили, что его имя Андрей Никитин.

Я нажала кнопку отбоя. Больше мне ничего не понадобилось. Андрей Никитин. Я знала это имя. Не из-за полученных мной способностей, а из опыта службы. Мне вспомнилось, как год назад в одном из ночных клубов Москвы произошло убийство — какой-то псих умудрился пронести в помещение нож и зарезать одного из посетителей. А владельцем того клуба был как раз Андрей Никитин. Увидеть его тогда мне не пришлось, но он вроде как крупный бизнесмен, владелец нескольких ресторанов, клубов и баров в центре города.

«Распределить по ночным клубам, барам, ресторанам».

Теперь их замысел предстал ясным как божий день.

Депутат узнает о новой разработке, нацеленной на повышение эрудиции. Каким-то образом он достает несколько файлов, встречается с бизнесменом, стремится передать файлы ему, чтоб тот распространил среди обычного населения. Зачем? Может, депутат оказался идеалистом и хотел, чтобы такая разработка досталась народу? Может, имел какие-то иные причины? Неважно. А некто третий узнал, что собирается совершить депутат, и сообщил в полицию, чтобы мы воспрепятствовали сделке, что и произошло.

Так, а что, если, получив знания, я смогу сама разобраться, как это все работает?

Я попыталась вспомнить программы для анализа звука, и несколько названий всплыло в моей памяти. В голове закружились странные термины, про которые я никогда ранее не слышала, множество различной информации об обработке звука, но структурировать все это в логическую цепочку я не могла. Знания имелись, но вот как применять их на практике, я не представляла.

Ай!

Я схватилась за голову.

Макушка болела так, словно её проткнули насквозь невидимым копьем.

Откинувшись на спинку кресла, я попыталась ни о чем не думать, и боль немного угасла. Что ж, без помощи мне здесь не обойтись. Очевидно, эта способность имеет и некоторые побочные эффекты.

Взяв мобильник, я нашла в нем номер, подписанный как «Виталик, программист, одноклассник», пустила вызов.

Благо у него, в отличие от нашего майора, гудки были гудками, а не тошнотворной мелодией.

Ответил он почти сразу.

— Ира? Вот так сюрприз! — воскликнул он.

— Привет, Виталик, — поздоровалась я.

— Что там у тебя, комп сломался? Извини, прийти починить не смогу, немного не в состоянии. Но могу дать номер человека, который сможет позаботиться о твоем агрегате.

Мне вспомнилась эта черта Виталика — довольно мерзкая. Еще ничего не скажешь, а он уже строит вслух догадки о том, что должно быть произнесено.

— Нет, Виталик, — ответила я. — Компьютер в порядке. Я к тебе по другому делу. Мне надо показать тебе один файл, точнее, несколько файлов. Думаю, ты смог бы помочь в них разобраться.

— Хм, — протянул он. — И что же это за файл?

— Обещаю, ты не пожалеешь, — попыталась его заинтересовать. — Надеюсь, мы сможем увидеться?

— Я же говорю, сейчас немного не в состоянии, — пробубнил он. — Но если хочешь, можешь приехать ко мне домой. Адрес помнишь? Улица Чечулина, четыре, квартира сто двенадцать. Я только рад буду.

Неужто Виталик с перепоя?

— Хорошо, дело важное, так что я через часик-два подъеду, — ответила я.

— Захвати чипсов, пару-тройку бутылок пива и две пачки Мальборо, — повеселев, сказал он.

Да уж, наглость с прожитыми годами у него никуда не девалась.

— Хорошо, Виталик. Жди, соберусь и выезжаю.

Отложив телефон, я нашла один из чистых дисков, которые лежали у меня на всякий случай, поставила файлы на запись, как можно быстрее оделась, посмотрела на себя в зеркало.

Привести себя в порядок, голову помыть, накраситься точно не помешало бы, но не хотелось. В голове было только одно желание — побыстрее добраться до Виталика и показать ему эти аудиофайлы. Он вроде как талантливый программист, надеюсь, сможет понять, что это такое, как оно работает и кто его сделал.

Когда аудиофайлы были записаны на диск, я бросила его в сумочку и стерла их со своего компьютера. Зачем — сама не знаю, но внутренний голос подсказал мне, что так нужно.

Сегодняшний день был солнечный, приятный, один из тех, которые напоминают, что не так давно закончилось лето. Пройдет месяц, может, даже недели две, и начнутся морозы, дороги покроет снегом, начнется предновогодняя суета. А сейчас все еще можно было насладиться осенним теплом. Но мне было не до этого. Голова раскалывалась почти в буквальном смысле. Я уже успела пожалеть, что вставила чертову флэшку в компьютер, что прослушала ту музыку. Вот оставь я все как есть да отдай карту стажеру — сейчас спокойно отдыхала бы дома, а завтра навестила бы Стаса в больнице, заехала бы к Оксанке, может, на часик заскочила бы к маме. Но нет же, чертов человеческий интерес всегда идет впереди здравого смысла! И, ведомая им, вместо отдыха, с энциклопедическими знаниями в голове я понесусь через весь город к Виталику! Дура!

Я вышла на улицу, миновала сидевших на лавочке и что-то обговаривающих бабушек. Мой темно-бордовый «Ауди» стоял там же, где и всегда.

Сев за руль, я завела двигатель.

Пусть прогреется минуту-две.

Тот район я знала довольно плохо, поэтому решила включить навигатор, но пока он грузился, поняла, что в нем нет необходимости.

Карта Москвы всплыла в памяти, будто когда-то я выучила её всю — каждый закоулок, каждый поворот, каждое строение. Закрыв глаза, я словно увидела город с высоты птичьего полета. Мозг автоматически, словно по волшебству, проложил курс. Я откуда-то узнала, что на Садовом огромная пробка, и путь лежал через небольшие улочки и переулки.

Голова снова резко заболела.

Да что же за черт!

Я потянулась к бардачку, где лежали таблетки на всякий случай, проглотила две капсулы обезболивающего.

Хоть бы не попасть из-за неё в какую-то аварию.

Медленно и аккуратно я выехала со стоянки, потом со двора, вклинилась в поток машин. Солнце светило довольно ярко, поэтому надела припасенные как раз на подобный случай темные очки.

В это время машин было не очень много, к тому же я знала, как объехать пробки, и, казалось, дорога не займет много времени. По московским меркам сорок пять минут — час — это чертовски мало.

Я остановилась на очередном светофоре. Вот за поворотом удобно расположенный магазинчик, пожалуй, выйду там, куплю то, что просил Виталик.

Светофор все мигал красным, и я оглянулась по сторонам. Рядом стояла старенькая «Волга», контрастировавшая с красным «Порше», синий «Митсубиси» с шашечками такси на крыше и темно-зелёный «Сааб».

Красный сменился желтым, потом зеленым, я отпустила тормоз. Повернула, собираясь остановиться у магазинчика, «Сааб», который я наблюдала через зеркало заднего вида, тоже повернул, на миг притормозил, словно его водитель думал, куда ему нужно ехать, а потом набрал скорость и, обогнав меня, унесся прямиком по улице.

Черт, во что я вляпалась?

Любой другой человек, наверное, не обратил бы на ту машину внимания, но я прямо почувствовала — за мной следят.

Глава 3

Только в кино и низкопробных бульварных романах в мягкой обложке слежка за человеком осуществляется здоровенными амбалами, облаченными в черные похоронные костюмы и передвигающимися исключительно на таких же черных джипах. Там обычно главный герой видит слежку за километр и лихо избавляется от неё. В жизни все и близко не так. Если получится — интересующиеся вами люди просто подкинут маячок, а сами будут находиться на довольно приличном расстоянии. Если такой возможности нет…

Во-первых, следить будут не на одной машине, а на нескольких, поочередно сменяющих друг друга; во-вторых, для наблюдения выберут не чёрные джипы с тонированными стеклами, а самые распространенные, встречающиеся на каждом углу марки; и в-третьих, следящий будет самым обычным человеком, любого возраста или пола, ни в коем случае не здоровяк с лицом и телом Арнольда Шварценеггера.

Следить могут как сзади, так и спереди, и если наблюдатель поймет, что его обнаружили, он сразу же скроется, а на следующем повороте к вам приставят другую машину.

Таким образом, даже если получается заметить или почувствовать за собой слежку, никогда не будешь уверен наверняка. В конце концов, все могло показаться. Возможно, водитель темно-зелёного «Сааба» действительно раздумывал, куда ему лучше поехать, искал подходящий маршрут. Не случись то, что случилось, — я бы никогда не обратила внимания на ту машину. Если же за мной действительно следят — «Сааб» я больше не увижу. На следующем повороте ко мне пристроится другая машина с другим водителем.

Черт подери, во что я вляпалась? И что делать дальше?

От нервов все мое тело с головы до пят покрылось холодным потом, а пальцы на руле задрожали.

Думай, Ирка, думай.

Я остановила машину у обочины, сняла очки, во все легкие вдохнула воздух.

Если за мной действительно ведется слежка, сейчас, видя, что я слишком долго задержалась в этом переулке, они пошлют пешего наблюдателя. Им может быть кто угодно — вон тот мужчина, несущий в руке пакет, по видимости, с продуктами, или та женщина с излишком веса, а может, вон та прогуливающаяся держась за руки парочка. Любой, за исключением разве что детей и совсем уж стариков.

Я закрыла глаза, вспомнила карту этого района. Если свернуть направо и проехать через несколько двориков, можно выехать на дорогу с меньшим движением. Там следить за мной им будет гораздо сложнее.

Ай!

Голова снова заболела, а перед глазами поплыло марево. На миг показалось, что машина поднялась в воздух, качнулась и снова опустилась на дорогу. Перед глазами пролетели разноцветные мушки. Почему же не помогла таблетка?

Зараза!

Я закрыла глаза, попыталась отдышаться, прийти в себя, и, кажется, это у меня получилось. Голова все еще болела, но вести автомобиль казалось возможным.

Я нажала на газ, въехала в небольшой дворик среди домов, построенных еще при Сталине. Благо в это время машин здесь почти нет, поэтому через двор я проехала довольно быстро. Въехала в следующий, где и дома были поновее, и машин побольше, с трудом разминулась с довольно большим фургоном.

Да что же я делаю? Может, и не следит за мной никто? Может, я становлюсь похожей на Наташу, вижу слежку во всем, даже в самых невинных вещах.

Но все-таки перестраховаться стоит.

Выехала на улицу, где машин в сравнении с предыдущей было значительно меньше, и сразу же поняла, что все эти маневры были бесполезны. Если захотят — найдут меня и здесь. Слежка невозможна разве что на каких-то загородных дорогах, где машина проезжает раз в час, но подобных поблизости, к сожалению, нет.

Вырулив на улицу, я пристроилась перед большим грузовиком. Так риск обнаружения сзади был довольно низок.

Светофор впереди мигнул красным, заставив меня надавить на тормоз. Я оглянулась. Хотя чего оглядываться? Наблюдать за мной может вон тот мужчина в старом поцарапанном жигуленке или компания в вон том черном внедорожнике. А может, вон та девушка в «Мазде»?

Да нет, безумная мысль.

А хотя…

Если есть шанс оторваться от преследования, то именно сейчас.

Нет, нельзя, могут же люди пострадать. Но если за мной действительно следят…

Что же делать, черт его дери? Мое сердце забилось сильнее, красный свет светофора так и манил попробовать.

Я осмотрелась. Поток машин на перпендикулярно проходящей дороге был не очень высок.

Думаю, проскочу.

Или все-таки не стоит? Мои руки сжали руль, словно это был спасательный круг, удерживающий от смерти.

Нога сама отпустила тормоз и изо всех сил вдавила в пол педаль газа. Колеса завизжали, машина резко дернулась вперед.

Что же я делаю!

Время на миг замедлилось. Почти остановилось. Замерло. Я слышала свое дыхание, учащенное сердцебиение, визг колес на асфальте. Перед лобовым стеклом пролетел голубь, и я могла разглядеть каждый взмах его крыльев.

Тысячи звуков единомоментно обрушились на мою голову. Я слышала бормотание недовольного водителя, не успевающего куда-то и винящего во всем светофор, крик ребенка в одной из машин, тихо играющий радиоприемник, шум легкого ветерка. Тысячи звуков мешались между собой, сливались воедино, утихали и снова взрывались с новой силой.

Машина!

Я повернула руль, и автомобиль всего в нескольких сантиметрах разминулся с грузовой «Газелью». Водитель фургона что-то крикнул, что именно ― прошло мимо ушей, но сразу понятно, что это явно не предложение познакомиться. Сзади послышался удар, и, взглянув в стекло заднего вида, я увидела, как в кузов «Газели» на всей скорости впечаталась легковушка.

Я вскрикнула.

Не прощу себе, если из-за моей паранойи погибли люди. О чем думала моя голова, черт её дери! Сердце мигом оказалось в пятках, а тело прошибло крупной дрожью. Кажется, я даже не дышала. Все, доездилась, дура! Я мысленно ругала себя всеми цензурными и нецензурными выражениями.

Проскочив поворот, немного притормозила, посмотрела на столкнувшиеся машины. Из легковушки вышли две женщины и что-то рьяно доказывали водителю «Газели». Похоже, человеческих жертв нет.

Слава Богу!

Выдохнув с облегчением, я свернула в первый попавшийся поворот. Потом в еще один, проехала через неприметный дворик, выехала в переулок Кулакова и раскаялась.

Что же я наделала? На перекрестке, скорей всего, находится камера. Да и свидетелей была уйма, может, кто и номер запомнил.

Отовраться, конечно, я смогу, скажу, что увидела машину, находящуюся в розыске, но… Но что со мной было?

Мир вокруг. Он словно замер, когда я надавила на газ. Всплеск адреналина? Вряд ли. Я бы никогда не разминулась с той «Газелью», если бы что-то не случилось. Не случилось не с миром, а со мной!

Эти аудиозаписи!

Они что-то принесли в мой разум. Нечто такое, от чего он начал действовать иначе! В нем появились не только знания, а и другие возможности, которых там быть не должно. Что же это?

Голова просто раскалывалась, не желая формировать мысли в единую цепочку. Захотелось курить, и я потянулась в карман за своим неизменным мячиком.

Резиновый шар показался тяжелее, чем обычно. Казалось, он весил столько, что при желании им можно было качать мускулатуру. Все вокруг начало подергиваться серым, почти непроглядным туманом. Рука ослабла и выпустила мячик, который со стуком упал на днище машины.

Я нажала на тормоз, из последних сил повернула руль, сворачивая на обочину.

Что со мной?

Мир кружился перед глазами, сужался, расширялся, мерк и снова вспыхивал. В ушах звенело, во рту пересохло так, что сглотнуть казалось задачей не из легких. Мысли путались, то застывая, то сменяя друг друга просто с бешеной скоростью. А потом я поняла, что мне плевать. Плевать на все. На весь мир. Что его для меня не существует, а я не существую для него.

Потом пришла тьма.

А сразу за ней — свет.

Он резко ударил в глаза, заставляя зажмуриться еще сильнее. Слышался нарастающий гулкий шум, стук, чей-то голос. Что говорили, расслышать было невозможно. Голос звучал где-то далеко, растягивался, то становился тихим, еле слышным шепотом, то разверзался раскатом грома.

Я приподняла веки, и в глаза ударил яркий свет, на какое-то мгновение лишивший меня зрения.

— Вы меня слышите? — теперь уже я поняла, что говорили.

Мир качался, словно я находилась в лодке посреди бушующего моря. Свет то мерк, то снова вспыхивал. Перед взглядом проплывали большие и маленькие пятна.

Когда взор прояснился, до меня дошло, что я все еще нахожусь в своей машине. Стук в окно, вторгшись в сознание, заставил повернуться и опустить стекло.

— Отгоните машину! — строго сказал обладатель усатого лица, склонившись ко мне. — Я со двора выехать не могу.

— Да, сейчас, — ответила я, и собственный голос показался чужим и отдаленным. — Мне стало плохо за рулем.

— Вижу, что-то вы бледная. Не советовал бы водить в таком состоянии, — буркнул мужчина.

Я завела двигатель. О ужас, как трясутся руки! Еще не хватало въехать в здание. Но ничего, попробуем проехать хоть два метра, освободить тому человеку путь.

Нажала на газ, и машина аккуратно тронулась. Отъехав на пару метров, я остановилась и выключила зажигание. Заметила, как усатый мужчина одарил меня сочувственным взглядом, на миг зажмурилась.

Что произошло? Почему я потеряла сознание?

Вытащив мобильник, я посмотрела на экран. Зараза! Еще и пробыла в отключке не менее часа. Два пропущенных. Один от мамы, второй от Виталика. Наберем-ка его.

— Ну где ты там? У меня сигареты закончились! — сказал он сразу же, как поднял трубку.

— Извини, тут у меня кое-что случилось, немного позже подъеду. Ты что, сигарет сам себе не купишь?

— Да не могу я, — проворчал он. — У тебя голос какой-то странный.

— Да так, плохо стало за рулем, — ответила я.

— Смотри не попади в аварию.

— Если ничего не случится, буду через час, — ответила я и нажала кнопку отбоя.

Идиотка! Какая же я идиотка! Что это я там задумала на дороге! Внушила сама себе мнимую слежку и спровоцировала аварию!

Голова все еще кружилась, картинка перед глазами была мутноватой, словно я смотрела через туман. Достала из бардачка бутылку с водой, отпила несколько глотков. Закрыла глаза, посидела так несколько минут. Ехать в таком состоянии я все равно была не способна. Попыталась вспомнить кратчайшую дорогу к дому Виталика, но не смогла. Знания покинули меня? Как зовут сорок четвертого президента США? Не знаю. Не забыла, а словно не знала никогда. Потому что я действительно никогда не интересовалась историей Штатов. Но ведь пару часов назад я могла назвать не только президентов США, а что угодно, хоть правителей какой-то банановой республики, хоть все столицы мира в алфавитном порядке, хоть каждого из представителей карповых рыб! Но сейчас эти знания растворились, словно их никогда и не было. А еще тот случай на перекрестке. Время для меня словно перестало существовать! Очевидно, эта штука действует некоторое время, потом всё испаряется. Нужно добраться до Виталика, надеюсь, он сможет сказать, что это, как оно работает и в каких целях может использоваться. Хоть о целях я уже и сама догадываюсь. Где используются все новейшие разработки? В армии, конечно же. Солдат, для которого течение времени замедлится, почти остановится, сможет поразить десяток врагов раньше, чем кто-то из них возьмет его в прицел. То, что находится сейчас у меня, является каким-то новейшим стимулятором.

Стоп. А находится ли? За мной следили, я потеряла сознание, может, я им была не нужна? Они хотели только забрать находящуюся у меня информацию?

Я потянулась к сумочке, нащупала там диск, вынула его, повертела в руках.

Кажется, тот же.

Можно выдохнуть с облегчением. Хотя кто его знает, как было бы лучше для меня? Может, лучше бы этот чертов диск канул в лету? Но сейчас он при мне, а значит, нужно узнать, что это.

А ведь если существует «лекарство», делающее человека умным, что мешает создать аналог, делающий его глупым? Представилась встреча нашего президента с американским, включается какая-то легкая музыка и… Американец не в состоянии сказать ни слова, подписывает все нужные документы. Или даже проще — любого человека можно убедить отказаться от наследства, признаться в несовершенном им преступлении или совершить самоубийство.

Ужас какой-то получается.

Если бы кто-то рассказал мне подобное еще вчера — я бы подумала, что он пересказывает мне сюжет одного из зарубежных сериалов. А сейчас я верчу в руках диск, на котором находится информация, способная ни больше ни меньше изменить мир. Только в какую сторону?

Представив подобный мир, я даже испугалась.

Что там по сторонам? Кажется, никого подозрительного. Так, опять начинаю себя накручивать.

Головокружение немного поутихло. Нужно ехать.

Я взяла навигатор, добавила пункт назначения. А ведь если подумать, без него было так хорошо! Что же, доберемся и по навигатору.

Через минут сорок — сорок пять я уже была возле дома Виталика. Машину решила оставить в одном из соседних дворов — была за мной слежка или мне показалось, а поостеречься стоило. Надеюсь, средь бела дня на неё никто не позарится. Зайдя в небольшой магазинчик, я купила то, что просил Виталик, негоже все-таки с такой просьбой ― да с пустыми руками.

Дома в этом районе были старенькие — пятиэтажные хрущевки, которые все время собираются сносить и заменять современными блоковыми небоскребами, но никак не возьмутся. Но с другой стороны, место даже чем-то приятное. Здесь редко увидишь громко орущую на лавочке подвыпившую компанию или бомжа, решившего заночевать в подъезде. В таких домах люди живут давно и почти все друг друга знают. Да и тонкие кирпичные стены способствуют становлению взаимного доверия — если в одной из квартир произошла громкая семейная ссора, полдома расслышит каждое слово. Некоторые из жильцов подобных строений стараются не ссориться, или если ссориться, то негромко, что и к лучшему. Может, в той стране специально строили таким образом, чтоб какой-нибудь чекист мог спокойненько записывать, что вчера семейство из тринадцатой ссорилось, Пупкины из тридцать второй не смотрят заседания ЦК КПСС, обитатель пятой квартиры исповедует буддизм, а житель десятой так вообще американский шпион, ибо слушает зарубежную музыку?

Но, войдя в подъезд, я сразу же почувствовала и все недостатки подобного жилья — запах гнили, доносящийся откуда-то из подвала, увидела ободранные стены, которые красились, скорее всего, еще при Союзе. А еще здесь, конечно же, отсутствовал лифт. При СССР, очевидно, считали, что физическая нагрузка для людей полезна, а пять этажей для установки лифтовой шахты явно недостаточно. Наверное, они и не подумали, что на верхнем этаже такого дома может проживать девяностолетний старик или даже инвалид. Если кому-то захочется узнать, как жили люди в той исчезнувшей стране, ему будет достаточно посетить один из таких вот домов.

Что же, пройдемся.

Из одной квартиры слышался писклявый собачий лай, из другой голос диктора теленовостей, откуда-то доносились веселые крики детей. Да уж, пусть тут меньше шансов нарваться на подвыпившую компанию, зато сосед, ведущий ночной образ жизни, очень быстро становится врагом номер один для всего подъезда.

На лестничной площадке второго этажа подметала растолстевшая, по-видимому, давно плюнувшая на себя женщина в грязном домашнем халате. Она одарила меня таким взглядом, будто считала по меньшей мере серийной убийцей. Умеют же некоторые люди наплевательски относиться к самому себе, а ведь не старая еще, сорока пяти нет так точно. Такие вот бабы, а женщиной её назвать язык не поворачивался, обычно идут в комплекте с мужем-алкоголиком, сыном-наркоманом или мелким воришкой и дочерью, выскочившей замуж в шестнадцать. А все почему? Промыли родители мозги, что замуж нужно выходить пораньше, да и пошла за первого попавшегося. Миссия, как говорится, выполнена. Жизнь удалась. Можно становиться свиньей в самом что ни на есть буквальном смысле. Естественно, муж не выдержит и вместо того, чтоб работать, начнет пить, а дочь, которой ежедневные ссоры порядком надоели, захочет побыстрее покинуть родительский дом, выйдет замуж, а потом превратится в то же самое, чем была её мать. Они неисправимы, и это передается из поколения в поколение.

Виталик жил на третьем этаже. Неприметная, обитая потрескавшимся кожзаменителем дверь в сравнении с её аналогами из моего дома выглядела как оживший динозавр, но в это строение она вписывалась очень даже гармонично.

Я нажала кнопку звонка, послышался мерзкий, режущий слух звон.

— Сейчас иду! — из-за двери донесся громкий голос Виталика.

Послышался стук, щелчок замка.

— Здравствуй. Входи, — проговорил Виталик, высунув лицо из проема.

Я вошла в маленький темный коридорчик и только теперь заметила, что одна нога Виталика в гипсе, а передвигается он при помощи костылей.

— Это где тебя так угораздило? — в недоумении спросила я.

— Да так, — он скривился. — Возвращался домой в три часа ночи, нарвался на какого-то пьяного придурка за рулем. Ты сигареты принесла?

— Да, вот, — протянула ему пакет. — Ты номер хоть запомнил?

— Запомнишь тут посреди ночи. Я и сам не совсем трезвый был, — он потянулся в пакет, достал оттуда сигареты, опершись на здоровую ногу, вмиг раскрыл пачку, закурил. — Говорил же, я не выходной.

— Так говорить надо было. Может, еще что нужно тебе купить.

— Знаешь же, что я не люблю жаловаться, — кисло произнес он, зажимая сигарету зубами и опираясь на второй костыль. — Проходи, Ирка.

Выглядел он сгорбленным, скукоженным, отчего казался еще ниже, чем обычно. Виталик и так не отличался ростом — при моих ста семидесяти трех сантиметрах он еле доставал мне до груди, зато в школе был самым отъявленным хулиганом. До сих пор не забуду, как он то ли в седьмом, то ли в восьмом классе подбросил мне в шапку жвачку, после чего пришлось остричь волосы.

Я вошла в комнату, которая выглядела именно так, как мне и представлялись комнаты в подобных домах. Старые пожелтевшие обои, которые уже с десяток лет прямо умоляли их сменить, ветхая, сделанная еще при социализме мебель — диванчик, стол и пара мягких стульев выглядели так, будто их только что привезли из Чернобыля, закопченный потолок, древняя стенка, внутри которой был установлен аквариум. Сигаретным дымом воняло так, будто здесь проводились регулярные собрания клуба курильщиков. И как рыбки здесь выживают? Единственной вещью, которая казалась новой и ухоженной, был компьютер.

Захотелось курить, а мой круглый резиновый друг, как назло, остался в машине.

На подоконнике находился еще один раритет советских времен — чайный гриб. Ну надо же! Вспомнилось, как в моем детстве на таком же подоконнике стояла точно такая же штука.

— Кто там? — раздался хриплый старушечий голос из соседней комнаты.

— Тут ко мне пришли, — буркнул Виталик. — Все нормально.

— Мама? — спросила его.

— Бабушка, — поморщился он. — Родители отдельно живут, а меня подселили к бабушке. Ей, мол, уход нужен. Могли бы и в дом престарелых отправить.

Эх Виталик-Виталик, он всегда любил говорить что думает.

— Мадам знает толк в извращениях, — изрек он, доставая из пакета бутылку «Стелла Артуа». — Другого ничего не было?

— Откуда мне знать твои предпочтения в пиве?

— Так вместо двух бутылок «Стеллы» три «Балтики» купить можно. Я похож на тех, кто тратит деньги направо и налево?

И действительно, не похож, но ремонт здесь сделать мог бы.

— Ты пиво будешь? — предложил он.

— Я бы и не против, но за рулем.

— Вот поэтому я и не водитель, — усмехнулся он. — Никогда не знаешь, что и где может приключиться. Автомобили — для убежденных трезвенников, — Виталик отпил пива, уселся за компьютер. — Так что там у тебя случилось?

— Да вот, — я достала из сумочки диск, протянула ему. — Только осторожно. Проигрывать не рекомендую. Да и Интернет желательно бы отключить. Мне нужно знать, есть ли в этих файлах что-то такое, чего там быть не должно.

— Интернет отключить, — Виталик призадумался. — Там что, следящие программы? Это гостайна какая-то?

— Честно — сама не знаю, — я развела руками.

— Ну, Интернет у меня через тройное прокси, если захотят — пусть отслеживают. Надеюсь, бензина у них хватит во Владивосток смотаться, — Виталик вынул диск из коробки, посмотрел на него, сдул с поверхности несуществующие пылинки и засунул в привод.

— Осторожнее с ним, — предупредила я, а мой бывший одноклассник в ответ только усмехнулся.

— Звукозаписи, — улыбнулся он. — И что здесь предположительно должно быть скрыто?

— Эти записи имеют некое воздействие, сходное с гипнотическим, — попыталась объяснить ему, не вдаваясь в подробности. — Помнишь, как несколько лет назад существовал лохотрон под названием аудионаркотики?

— Музыка со вкусом огурца, — громко рассмеялся он. — Помню. Знал даже одного парня, который эти аудионаркотики изготавливал. Веселый тип, хочешь, познакомлю? Я в мужиках не разбираюсь, но вроде он красивый.

Нашелся мне… сваха.

— Это что-то наподобие, но работает, — сказала я, присаживаясь в кресло рядом с ним. Курить хотелось просто ужасно, а мячика, как назло, не было. Моя рука начала непроизвольно делать движения, будто мяла его.

— Бери, угощайся, — Виталик, словно прочитав мои мысли, подвинул пачку сигарет.

— Да я пытаюсь бросить, — посмотрела на сигареты и опустила взгляд вниз.

— Бросить — это хорошо. Только вот один товарищ вроде как бросил, но через месяц я его не узнал. Раньше был щуплый, как сушеная рыба, а стал весить около сотни килограмм, если не больше. Так что думай.

— Ох, Виталик, умеешь ты вдохновить. Давай лучше займемся диском.

— Так, — он глубоко вдохнул, закурил и с видом знатока уткнулся в монитор. — Первое, что бросается в глаза, — музыка не должна столько весить. Обычный mp3-файл весит от пяти до пятнадцати мегабайт. А тут двадцать-двадцать пять. Пропущу-ка я это через пару программ.

Пальцы Виталика заплясали по клавиатуре, а через секунду комната наполнилась музыкой.

— Не включай, оно опасно! — посмотрев на Виталика предупреждающим взглядом, сказала я.

— Да ладно. Чем опасно? — он откинулся в кресле и сделал руками несколько танцевальных движений.

Это была одна из тех мелодий, которую называют «кислотой». Басы, басы и еще раз басы. Музыка, так сказать, не для ушей, а для ног. Никогда не любила такую, но Виталик, очевидно, от подобного тащился. Он подпрыгивал в кресле, делал руками замысловатые движения, кивал головой в такт ритму.

— Да выключи же ты! — я дернула его за рукав клетчатой рубашки.

В ответ он засмеялся.

— Я тоже хочу упороться вашими сверхсекретными аудионаркотиками, — и продолжил танцевать в кресле. — Что хоть от него происходит?

— Виталик! Я чуть в аварию после этого не попала!

— Так я и не водитель, — развел руками он.

Ну, пусть пеняет сам на себя. Не буду ничего ему объяснять. Может, когда превратится в ходячую энциклопедию, напишет какую-то гениальную программу, которая заткнет рот «Майкрософту» и «Эпплу» вместе взятым. Он ведь парень умный, но временами в нем все еще просыпается тот восьмиклассник-хулиган, подбрасывавший жвачки в шапки, куривший в туалете за школой и доводящий учителей до белого каления.

— Там к вам заявление на меня случайно не поступало? — спросил он, продолжая толочься в кресле, изображая танец.

— А что ты натворил-то? — осуждающе посмотрела на него я.

— Да так, сосед справа в четыре утра вставал и включал вовсю какой-то народный хор. Спать невозможно, хоть ты убейся. А стены тут сама знаешь какие. Вот я и пожег ему железо. Закинул на компьютер одну программку, от которой у него винт полетел. Пока он найдет, где подешевле купить новый, хоть посплю. Он-то дурак, понять не должен, но если пригласит специалиста…

Рассказывал он это с гордостью, одновременно отпивая пиво. Чую, и завел он этот разговор, чтобы похвастаться своим злодеянием. Бывают же такие — сделают кому-то пакость и радуются. Эх, Виталик-Виталик…

— Ты хоть знаешь, что за кибертерроризм тебе статья светит? — я посмотрела ему в глаза. — Как минимум штрафом отделаешься, причем немалым. Плюс отметка в паспорте, с которой на работу вряд ли кто возьмет.

— Вот я и спрашиваю, не поступало ли…

— Во-первых, — строго проговорила я, — этим будет заниматься другой отдел. Во-вторых, если бы заявление поступило, к тебе бы уже пришли, и в-третьих, думай, прежде чем что-то делать. Зачем тебе голова на плечах?

— Ты прям как Анастасия Сергеевна. Помнишь её?

— А ты прям как школьник, которого она почти ежедневно таскала к директору.

Он громко рассмеялся, отхлебнул пива, посмотрел на монитор.

— Кажется, обработалось, — усмехнулся он, и выключил музыку. — Так-с. Посмотрим… Кажется, здесь целых две аудиозаписи, сплетенные в одну.

Он хмыкнул.

— Какие аудиозаписи? — спросила я, склонившись к монитору.

— Вот одна, — он кликнул мышкой, и заиграла та же самая электронная мелодия. — А во-о-о-т, — протянул Виталик, — вторая.

Он кликнул мышкой еще раз, и из динамика донеслось шипение, похожее на звук отключенного от антенны телевизора, изредка прерываемое каким-то то нарастающим, то стихающим гулом. От этого шума у меня закружилась голова, и я на миг зажмурилась в попытке отогнать наваждение.

— Что это такое и зачем его сюда поместили, представления не имею, — пожал плечами Виталик. — Но если поработаю над этим несколько часов, может, день, думаю, смогу понять, как оно работает, зачем оно нужно, а может, и кто его изготовил.

— Поработай, только осторожнее с ним, — кивнула я, не представляя, что можно сделать, кроме как довериться Виталику.

— Сейчас, — он поднялся, взял костыли, оперся на них. — Бабушка что-то молчит. Обычно каждые десять минут зовет. Уснула, может, но могла и с кровати свалиться. Сейчас посмотрю.

Стуча по полу наконечниками костылей, он быстро прошел к двери в соседнюю комнату и скрылся за ней. Я сидела, смотрела в монитор на неизвестные мне программы.

Дура я все-таки, совсем дура. Наткнулась на какой-то сверхсекретный проект и показала его бывшему однокласснику-хулигану.

— Ирка, иди сюда, — приоткрыв дверь, сказал Виталик. — Я не уверен, но мне кажется, она умерла.

Глава 4

От Виталика я вышла минут через пять. Бабушка действительно умерла, и её бездыханное, изборожденное глубокими морщинами старушечье лицо с широко открытым ртом и устремленным в потолок мёртвым взглядом все никак не уходило из моей памяти. От этого вида настроение было испорчено полностью. Захотелось взять чертов диск и зашвырнуть его куда подальше. Заболела голова, и захотелось курить. Не может это быть совпадением. Бабушка Виталика умерла тогда, когда он включил эту чертову музыку. Других вариантов здесь быть не могло. Пошло некое воздействие, и её пожилой организм не выдержал. А вот сам Виталик, похоже, был даже рад, когда я пощупала пульс старушки и констатировала, что она действительно мертва. Он пытался это скрыть, но все равно было видно, что он ждал её смерти, желая унаследовать квартиру.

Я смотрела, как к подъезду Виталика подъезжает скорая, из неё с носилками в руках выходят два фельдшера и женщина-доктор.

Эх, зря я сюда приехала.

Вообще все зря.

С каждой минутой, с каждой секундой я все больше раскаивалась в том, что решила пуститься в эту авантюру.

Виталик скопировал себе содержимое диска и обещал над ним поработать, а я все же решилась и пересказала ему все, что со мной было вчера и утром. Он смотрел на меня широко открытыми глазами. Я так и не смогла понять, верит он или считает, что мне пора к психиатру.

Что ж, может, и найдет что.

Я медленным шагом, еле волочась, дошла до своей «Ауди». Попавший в мой взор ларек еще больше навевал желание закурить. Может, все-таки сдаться и прекратить попытки бросить эту идиотскую привычку? Мне вспомнилась моя первая в жизни сигарета, которую мне предложил как раз Виталик, когда мы с ним прогуливали скучный урок математики.

Эх, Виталик-Виталик. Не предложи мне он тогда закурить — может, сейчас и не потребовалось бы бросать. Возможно, узнает о той программе да хоть как-то искупит свою вину?

Я села в машину, отыскала мячик, который закатился под сиденье, посильнее сжала его в руке.

Нет, не закурю. Не закурю.

Нельзя курить.

Раз решила бросить, то нужно довести до конца, несмотря на любые обстоятельства.

Я завела двигатель, пока он грелся, осмотрелась.

Небо медленно, но упорно покрывалось тучами, с каждой минутой оставляя над головой все меньше синевы. Похоже, собирался дождь. Легкий ветерок налетел на пожелтевшие березки, сорвал с них листья, поднял, закружил, заставил танцевать. Бабушки, усевшиеся на лавочке, наверное, почувствовав холод, направились к подъезду. Только коту, умостившемуся на песке посреди детской площадки, было все равно. Он поднял голову, зевнул, осмотрелся и снова улегся, ловя последние лучи уходящего тепла. Может, уже завтра нас ждет смена той осени, которую все так любят, все еще теплой, но не жаркой, на ту, в которую не хочется высовывать нос из-под одеяла — холода, заморозки, дождь, грязь и прочие прелести.

На капот моей машины уселась огромная, черная как уголь ворона и громко каркнула.

— Ну, чего тебе, птица? — спросила я, словно она могла меня понять.

Отключив ручной тормоз, я начала выруливать со стоянки, и ворона, громко каркнув на прощание, взмыла в небеса.

Не мешало бы проведать Стаса, но, похоже, уже не сегодня. Я чувствовала себя уставшей и выжатой как лимон. Все, чего хотелось, — поскорее добраться до дома, принять душ и, обняв Буську, уснуть.

Домой, слава Богу, я добралась без приключений. Меня встретил привычный подъезд, который в сравнении с аналогом из хрущевки Виталика выглядел чуть ли не царскими хоромами. Лифт быстро доставил меня на нужный этаж. Сейчас лягу спать, и будь что будет. Может, слежка мне показалась? Но чувство вины за смерть бабушки Виталика с каждой минутой все больше глодало меня изнутри. Хотя откуда я могла знать, в конце-то концов, что её организм не выдержит? Что эта штука может быть еще и опасной в таком смысле?

— Ир, забыла что-то? — голос Наташи заставил меня повернуться, как только я вышла из лифта.

Она выбрасывала пакет с мусором в мусоропровод и, закончив, посмотрела на меня.

— Привет еще раз, Наташ, — отозвалась я. — Что значит «забыла»?

— Ну, ты только что, пять минут назад, выходила из дома и вернулась…

— То есть — выходила пять минут назад? Меня не было несколько часов, — я недоуменно посмотрела на Наташу.

Моя параноидальная соседка на наркотики присела, что ли?

— Какие несколько часов? — она смотрела на меня с выражением удивления. — Вот только что. Ты же знаешь, что я всегда смотрю в глазок, когда шаги слышу. Не следит ли кто. Вот подошла, а там ты. Я вышла, поговорила с тобой минуту. Ты сказала, что срочно надо на работу. Только когда ты дверь закрывала, твоя Буська смотрела на тебя и шипела, словно перед ней была не хозяйка, а собака. Ты пьяная, что ли?

— Наташ, давай ты мне сюжет своей новой книги расскажешь позже. Я страшно устала и все, что хочу, — это спать.

— Но ведь ты в самом деле только что выходила, — бормотала она.

Говорила мне Наташа, что какое-то успокаивающее зелье пьет, а я помню, как два года назад задержали одного деда, который на рынке травами торговал, а вместе с ними продавал собственноручно выращенные опиаты. Вот, может, нарвалась на подобного наркоторговца, а тот перепутал да всучил ей наркотик. Надо будет взять у неё этой травы да отнести в нашу лабораторию на анализ. Вдруг еще один подобный завелся.

Я открыла дверь, вошла в квартиру, Буська, мяукнув, бросилась мне под ноги.

— Сейчас, счастье мое, дам тебе пожрать.

Склонилась к кошке, погладила её.

Солнце, выглянувшее из-за туч, заглянуло в окно, озарив коридор ярким желтоватым светом.

И тут я увидела нечто, заставившее мои глаза полезть на лоб.

След! Да, похоже на то.

Он был еле заметен, но, склонившись, я смогла его рассмотреть.

След от кроссовки.

Явно не мой и не Наташин. Обувь, оставившая отпечаток в моем коридоре, была кроссовкой сорок второго — сорок третьего размера. Мужской или, что менее вероятно, довольно крупной женщины.

Стажер?

Я мысленно прокрутила встречу с ним в памяти и вспомнила, что в коридор он не входил. Флэшку я передалачерез порог. Да и глуповато смотрелись бы кроссовки, обутые под униформу.

Но последний мужчина в эту квартиру заходил с полгода назад, женщин же с таким размером обуви я вообще не знала! А след был явно свежий, оставивший его был здесь не менее часа назад!

Кто-то хозяйничал здесь в мое отсутствие!

По моей спине пробежали мурашки, а дыхание на миг замерло. Показалось, что след увеличился в размерах, словно специально бросался мне в глаза.

Поднявшись, я кинулась в комнату, осмотрелась.

Здесь все было, как и раньше. Вроде ничего не тронуто, но на ламинатном полу комнаты, рядом с компьютером, красовался еще один след той самой кроссовки. Я сразу же бросилась к комоду, выдвинула шкафчик. Несколько тысяч рублей, золотые сережки, подаренные мамой на позапрошлый день рождения, и табельный пистолет, который по правилам следовало хранить в сейфе, находились на месте.

Искали явно информацию с флэшки!

И здесь, по словам Наташи, был кто-то, чертовски похожий на меня!

От этой мысли у меня пересохло во рту, а тело покрылось липким холодным потом.

Ладно, у Наташи далеко не идеальное зрение. Может, нашли кого-то отдаленно похожего, добавили немного грима, парик, такую же одежду, что и ввело соседку в заблуждение. Но как незваный гость проник в квартиру?

Я подошла к двери, посмотрела на замок, пощупала его.

Никаких следов взлома не было.

Как показывает опыт работы с квартирными кражами, взломать можно абсолютно любую дверь. Но не бесследно же! Всегда остаются следы подобных злодеяний. У злоумышленника явно был ключ. Ключ от моей квартиры!

Перепугавшись уже не на шутку, я вышла из квартиры, позвонила в соседский звонок и почувствовала на себе изучающий взгляд Наташи. Нашла когда строить свои параноидальные теории! Эта её паранойя скоро доведет меня так, что я сорвусь окончательно.

Замок щелкнул, дверь открылась.

— Наташ, кто выходил из моей двери? — спросила я с ходу.

— Кроме тебя — никто, — ответила она.

Я вздохнула.

— Можно пройти?

— Конечно, — недовольно ответила соседка. Не любила она, когда кто-то приходил к ней в квартиру. Даже я.

Через небольшой, уставленный обувью коридорчик я прошла в комнату, которая прямо тонула в зелени. Цветы и вазоны были повсюду — на подоконнике, на столе, на стенах. Такая себе вечная весна в собственной квартире. Впрочем, мне было не до разглядывания её зелени и убранства.

— Я ушла из дому почти сразу после того, как распрощалась с тобой утром, — рассказывала я. — За это время кто-то посторонний, судя по твоим словам, очень похожий на меня, проник в мою квартиру. Мне нужно, чтоб ты побольше вспомнила…

— Но это была ты! — воскликнула Наташа, усаживаясь за свой стол. — У меня, конечно, зрение плохое, но уж тебя от кого-то другого я отличу. Ты была в своей коричневой куртке и светлых джинсах.

— Наташ, не могла это быть я. Тот, кто был в моей квартире, носит сорок второй — сорок третий размер обуви. Он следы оставил. Сходство во внешности вполне можно придать…

— Это была ты, — перебила она меня. — Ладно, я плохо вижу, но вот твой голос ни с чьим другим не спутаю.

— А ты уверена, что та моя копия, которую ты видела, была одна? Возможно, был еще кто-то?

— Если и был, я его не заметила, — покачала головой она. — Похоже, ты переутомилась. Вам что там, отпусков не выдают? Возьми отпуск, съезди куда-то, навести мать. И хватит смотреть на мой книжный шкаф! Ты специально нашла предлог, чтоб войти сюда и следить за мной?

Так, похоже, от соседки я ничего не добьюсь. Рассказываю ей о проникновении, а она думает, как бы я не посмотрела, какие книги стоят у неё на полке, и не выведала секретную информацию о том, сколько раз в день она ест и посещает туалет! Дура!

Меня окатило волной злобы. Ногти до боли впились в ладонь. Возникло навязчивое желание что-нибудь или кого-нибудь ударить. Не прощаясь, я развернулась и ушла к себе. Разговор все равно бесполезный. Пусть у неё закончится приступ паранойи, тогда и поговорим. Иногда у неё бывает нормальное настроение, когда она забывает, что все вокруг пытаются за ней следить, а иногда, вот как сейчас…

Так и хочется позвать какого-нибудь хорошего психиатра.

Ужас!

Я вернулась в свою квартиру, насыпала кошке корма.

Похоже, я ввязалась во что-то серьезное.

Эта мысль вгоняла в ужас, заставляла дыхание учащаться, а сердце убыстрять свой темп. От этой мысли кружилась и болела голова, а по телу проходил легкий озноб. Во что же я все-таки влезла? Кто был в моей квартире? И главное — что будет дальше?

Почему эти люди, желающие получить информацию, просто не выйдут на связь? Боятся, предпочитают действовать по-тихому? Нет, за содержимым флэшки охотится не власть. Те бы действовали проще — прислали бы ко мне пару человек, а дальше…

А дальше — черт его знает, но ФСБ как возможного преследователя стоит вычеркнуть. А если не власть, то кто?

Иностранная разведка…

Они точно могли бы следить за мной на улице, найти похожего на меня человека, создать дубликат ключа. Выдавать себя они не хотят, поэтому действуют как можно тише. ЦРУ? МИ6? Китайская разведка? Любая из этих организаций.

Я прошла в комнату, вынула из шкафчика пистолет, зарядила его. На всякий пожарный пусть будет рядом. Еще, пожалуй, не помешает дверь стулом подпереть, если кто-то вдруг наведается — он упадет да предупредит о непрошеном визитере. Вон тот старенький скрипучий стульчик, на который и садиться страшно, вполне подойдет.

Я подперла входную дверь стулом, вернулась в комнату, села на кровать, задумалась.

Допустим, про то, что флэшка у меня, узнала иностранная разведка. Неважно чья. Они предпринимают разные шаги, как проникновение в мой дом, чтоб похитить эту информацию. Но на месте её не оказывается. Выходить на связь они, возможно, боятся. А вот если свяжется со мной какое-нибудь ЦРУ, предложит за эти аудиозаписи нехилую сумму и переезд куда-нибудь в Аризону, соглашусь ли я?

Если быть откровенно честной с собой, то не знаю. С одной стороны — деньги есть деньги, а на кону не стоят мои родственники, друзья, знакомые. На кону лишь государство, мелкие подачки в виде нищенской зарплаты от него, а когда состарюсь, подкинет жалкую пенсию и скажет, живи, мол, как хочешь. С другой же стороны, я здесь выросла, здесь училась, и все в этой Москве свое, родное, близкое. И дело не в патриотизме, не в безграничной любви к трёхцветному флагу, не в вере во власть, обещания президента и парламента, не в слепой уверенности в том, что эта страна самая лучшая в мире. Те, кто так считает, устраивают войны, революции, майданы. Не лучшая, далеко не лучшая, но от этого не менее родная. Родное здесь все — и вон тот дворик за окном, и пробка на соседней улице, и вонючий подъезд хрущевки Виталика, и параноидальная соседка Наташа. Как говорят, везде хорошо, а родина одна, и возможность стать её врагом вызывает подсознательное отвращение.

Наверное, они, те, кто охотятся за информацией, подозревают, что предавать родину я не собираюсь или убедить в этом меня будет чрезвычайно сложно. Поэтому не выходят на контакт. А может, просто пойти в наше отделение, признаться, что я скопировала файлы, рассказать обо всем произошедшем? Пусть вызывают ФСБ, и им то же самое скажу. И что они мне сделают? Казнят за то, что в моей куртке оказалась карта, а я взяла да и посмотрела её содержимое? Не в Северной Корее живем вроде и не в СССР, да и при СССР, думаю, разные байки про чекистов были смесью государственной пропаганды и фольклора. Там, в спецслужбах, тоже люди сидят, а не звери.

Еще больше захотелось спать, голова кружилась, но я понимала, что вряд ли смогу уснуть. Захотелось курить. Я нашла сумочку, в ней нащупала свой мячик, сжала его в руке. Может, все-таки позвонить нашим?

Взяла телефон, прошла в комнату, села на кровать. Всмотрелась в экран мобильника, часы которого показывали полвосьмого. Люди как раз возвращаются с работы, на город постепенно опускается вечер, в окнах соседних домов зажигаются огни.

Буська мяукнула и прыгнула мне на колени.

— Ну что, чучундра ты малая, нажралась?

Она тихо замурлыкала в ответ, словно поняла, что я сказала, и спешила меня за это отблагодарить.

— Хочешь, чтоб тебя погладили? За ушком почесали?

В ответ она разлеглась на моих коленях и приготовилась к приятностям.

Я погладила Буську по её мягкой шерстке и в ответ услышала довольное мурлыканье. Говорят, это самый приятный звук для человеческого уха. Что же, наверное, оно так и есть. По крайней мере, это хорошее успокаивающее. Я откинулась на кровать, и комната вокруг меня начала вращаться кругом.

Устала я. Не столько физически, сколько морально. Обычное движение рукой или ногой, даже пальцем, казалось, требовало неимоверных усилий. Но уснуть не давало чувство опасности. Тот, кто приходил в мою квартиру, вполне может захотеть вернуться, а я даже не представляю, как он вскрыл замок, не оставив ни малейшего следа, и как он убедил Наташу, что это была я. Может, гипноз? Может, эта музыка способна не только делать человека умнее или усиливать его рефлексы, а еще и наводить видения? Заставлять людей верить в то, чего на самом деле нет? Да и, по словам Наташи, Буська шипела на ту, вторую, ненастоящую меня. Человека в таких вопросах можно ввести в заблуждение, но вот животное не обманешь. Кошка распознает хозяина где угодно, идентифицирует его из тысячи.

В гипноз, конечно, я мало верю, но чего только не бывает в мире? Наука развивается с каждым днем, сегодня занимаются клонированием человека, а завтра смотри, и к Альфе Центавра полетят.

На лестничной площадке послышались чьи-то шаги, и я сразу же вспомнила про пистолет. Если услышу, что кто-то открывает дверь, — буду стрелять. Но, кажется, это был кто-то из соседей.

А что, если?..

От этой мысли затрепетало в груди, а кошка, наверное, почувствовав мое волнение, замурлыкала громче.

Ключ от моей квартиры есть у меня, у мамы и у Наташи. Что, если она привела сюда того человека? Если он ей заплатил, а та и согласилась? А потом, непонятно зачем, придумала байку с двойником?

Да ну, не может быть. Наташа хоть и немного чокнутая параноичка, но на подобную подлость не способна.

Нет, не она это. Не она.

Может, зайти завтра к Стасу да посоветоваться, что с этим всем делать? Он парень хороший, если рассказать ему как есть, вряд ли побежит куда-нибудь доносить или жаловаться. Скорее, поможет решить, что с этим всем делать. Возможно, так и сделаю. Сегодня я уже ничего предпринять не могу, и нужно было бы хоть немного поспать.

Вообще-то после проникновения следовало бы не оставаться здесь. Поехать к Катьке в Южное Бутово или к маме…

Мама. А что, если они, те, кому нужна информация с флэшки, доберутся до неё? Если попробуют воздействовать на меня через родных? От этой мысли задрожали руки.

Я взяла телефон…

А если его кто-то прослушивает…

Так, кажется, у меня где-то была незарегистрированная карта. Только где? В шкафчике комода, если мне не изменяет память. Я быстро нашла карточку, вставила в телефон, пустила вызов.

— Где же ты! Возьми телефон!

С каждым гудком мое сердце билось все сильнее, а мысли становились все более хаотичными.

Не может она в это время быть вне дома. Просто не может. Но из трубки лились только тягучие, длинные гудки. Хотелось сорваться, сесть в машину и пулей мчаться к ней домой в Северное Чертаново.

— Алло, — послышался знакомый голос в трубке, от которого я аж подпрыгнула.

— Мам, ты дома? — спросила я.

— А где мне еще быть? Ты-то как? С чьего номера ты звонишь?

— Мам, послушай меня.

— У тебя какие-то проблемы? — спросила она.

— Нет, нужно, чтобы ты сейчас собралась и уехала к Лене в Дедовск. Это нужно сделать обязательно, — как можно четче говорила я.

— А что случилось? Зачем мне уезжать? — её голос стал нервным, срывающимся. Только бы у мамы второй инфаркт не случился.

— В Москве возможен теракт. Скорее всего — в вашем районе. Нужно, чтоб ты прямо сейчас собралась и уехала из города, — соврала я. — На день-два, не дольше, тебе нужно уехать. И никому ничего не говори. Просто садись и уезжай. Прямо сейчас. Обязательно, мам.

Она на миг призадумалась, а потом явно нервным голосом сказала:

— Да кому здесь мы нужны? Никто сюда не полезет…

— Угроза более чем реальна. Тебе нужно уехать, — перебила её я.

— А как же ты?

— Я не в зоне возможного удара. Мне ничего не грозит. Мам, скажи, что ты сейчас соберешься и уедешь.

— Хорошо, хорошо, — пробубнила она.

— В Дедовск к Лене.

— Я сейчас позвоню и узнаю, примет ли она меня.

— Примет, ничего ей не говори, — сказала я. Еще не хватало устроить всеобщую панику из-за несуществующей угрозы. — Просто садись и езжай. Сестра она тебе или кто?

— Хорошо, я сейчас соберусь.

— Мам, я позвоню тебе через час. Нужно, чтоб к тому времени ты была уже в дороге. У меня нет времени говорить, так что езжай.

— С тобой-то все хорошо будет?

— Мне ничего не грозит. Все, мам, сделай то, что я тебе говорю. Пожалуйста. Мне пора идти.

Я оборвала связь, и на душе у меня немного полегчало, словно кто-то снял с плеч тяжелую ношу. Хоть с мамой ничего не случится. Можно вздохнуть с облегчением. Вставлю-ка свою карточку обратно. Может, Виталик позвонит.

Кошка мяукнула теперь уже где-то возле уха, потерлась своей мягкой шерсткой о мою щеку. Все проблемы — чертовы файлы на диске, чувство вины за смерть бабушки Виталика, проникновение в дом, — с каждым мигом отходили все глубже на задний план. Я почувствовала, что вот-вот усну. Не раздеваясь. Да и черт с ним, первый раз в одежде спать, что ли? Вставать совершенно не хотелось, да и кошка, разместившаяся теперь на моей груди, скорей всего, была против этого.

Тиканье позолоченных часов над головой, казалось, растягивалось с каждой секундой. Вот оно уже превратилось в монотонный гул, а потом пришла темнота.

Все вокруг покрывает яркое фиолетовое сияние. Земля, деревья вокруг, горы, небольшое озерцо в нескольких метрах от меня — все светится, переливается, то меркнет, то снова загорается, мигает светящимися волнами, отдаляется и снова приближается. На миг все белеет, словно покрывается изморозью, а потом иней опять превращается в мягкое фиолетовое свечение. Лучи от земли простираются вверх, словно тянущиеся к солнцу цветы, поблескивают, становятся то короче, то длиннее.

Все вокруг непривычное, неземное. Вроде и посмотришь — деревья как деревья, горы как горы, вода как вода. Но все это кажется живым. По-настоящему живым. Ландшафт то приближается, то отдаляется, с каждым мигом меняет свои очертания и цвет. Лес, который только что был по мою левую руку, оказывается за спиной, озерцо перебирается на место леса, а горы оказываются прямиком перед глазами и, кажется, с каждым мигом сияют все больше. Над ними висит огромное фиолетовое светило. Оно бурлит, шевелится, живет, разбрасывает протуберанцы.

Это восход. Восход в каком-то чужом, неизвестном мире.

Все вокруг шепчет неизвестные слова на тысяче непонятных, неземных языков, которые просто не могут существовать в реальности. Миллионы фраз, которые невозможно понять, врезаются куда-то глубоко в подсознание.

Какие-то из них я могу выговорить, какие-то нет, но спустя, может, долю секунды, а возможно, целую вечность, мне становятся понятны некоторые из них.

Земля.

Космос.

Разум.

Единство.

Будущее.

В воздухе прямо над моей головой что-то висит, и я приглядываюсь. Там, на фоне неба, усеянного миллионами огромных звезд, находится отблескивающая в лучах фиолетового светила ледяная глыба. В ней то и дело отражаются фиолетовые вспышки, елозят по её поверхности, словно пытаясь растопить. Но глыба и не собирается таять. Она просто висит в воздухе, словно наблюдая с высоты за этим странным, необычным, изменчивым миром.

Слова и шепот вокруг обращаются в шелест, словно кто-то или что-то беспрерывно листает исполинских размеров книгу. С каждой секундой становится все светлее, ярче. С каждым мигом фиолетовое сияние вокруг усиливается, а глыба над головой становится все прозрачнее, пока мой взор не проникает внутрь неё.

Внутри что-то есть.

Кто-то.

Человек. Но в то же время и не человек.

Он большой, даже огромный. Точный размер определить сложно, но однозначно больше самого крупного человека на Земле. Он весь покрыт чем-то снежно-белым. Я приглядываюсь и словно взлетаю, оказываюсь прямиком перед этим исполинским существом.

Теперь я уже могу разглядеть на нем что-то наподобие доспехов. Но доспехи эти не из металла, а из костей или чего-то очень на них похожего. На его голове располагаются два продолговатых глаза, но они закрыты. Да и вряд ли он, заключенный в эту ледяную толщу, может быть живым.

Я тянусь к нему, прикасаюсь ко льду, который кажется мне обжигающе горячим, и лед шипит, начинает покрываться огромными пузырями, которые растут и лопаются, изрыгая из себя белую жидкость.

Все вокруг кружится с бешеной скоростью. Мельтешит, искрится, расплывается, превращается в фиолетовое месиво. Неподвижной остается только голова этого костяного человека, которая, кажется, смотрит на меня через закрытые веки.

Его глаза открываются.

Резко и моментально они загораются ярким фиолетовым светом, который на миг ослепляет меня.

Оно что-то говорит. Я не слышу слов, лишь неистовый гул, доносящийся словно отовсюду одновременно. Но в том, что существо говорит, у меня нет ни малейших сомнений.

Гул с каждой секундой нарастает, увеличивается, он проникает внутрь меня, заставляя тело предаваться ознобу. Удары, шипение, жужжание, щелканье, писк — кажется, все существующие и несуществующие звуки сливаются воедино.

Я открыла глаза.

Вокруг было темно, лишь тусклый желтоватый свет уличных фонарей и соседних окон проникал в комнату, оставляя на полу свой отпечаток.

А еще мой телефон. Он звонил. Я потянулась к нему и, не смотря, кто вызывает, приняла вызов.

— Алло, — пробормотала сквозь сон.

— Ир, приезжай срочно. Я тут кое-что нашел. И прихвати диск, — голос, который я узнала только через несколько секунд, принадлежал Виталику.

— Завтра…

— Нужно срочно. Это важно. Тебя заинтересует, — бормотал он отрывистыми фразами. — Поднимайся и приезжай, — сказал он, очевидно, поняв, что я спала. Это очень важно. Жду.

— Что ты нашел? — спросила я, но связь уже оборвалась.

Зараза!

Я не представляла, что делать. С одной стороны, мне все еще хотелось разузнать, что находится на том диске, с другой — сон не хотел отпускать, все проблемы казались такими далекими, чужими, отстраненными.

Нужно ехать.

Я зевнула. Услышала рядом мяуканье Буськи.

Нужно вставать. Может, Виталик действительно пролил свет на то, что находится в этих аудиозаписях.

Или же…

Меня бросило в холодный пот.

Или это ловушка.

Глава 5

Казалось, руль стремится выскочить из моих рук. Дорога была неприятная, скользкая, мокрая. В блестящих от прошедшего дождя улицах отражались дома, вывески, время от времени проезжающие машины. Говорят, что ночь — рай для городского водителя: ни тебе пробок, ни придурков, стремящихся подрезать на повороте, ни назойливых ребятишек с рекламными листовками, подбегающих, стоит только остановить машину на красный свет светофора. Были, правда, в поездке по ночному городу и свои недостатки — какой-нибудь пьяный или наркоман мог внезапно, словно ниоткуда, выпрыгнуть на дорогу, или же водитель-камикадзе, позабывший о правилах дорожного движения, вполне был способен выехать на встречную или рискнуть проскочить на красный сигнал светофора.

Кто-то когда-то сказал, что Москва никогда не спит, и иногда это казалось правдой — круглые сутки здесь что-то происходило, менялись лишь декорации. Город сменял дневной свет на ночные огни, и здесь начиналась совершенно другая жизнь. На улицы выходили те, кто привык жить ночью: молодые парочки, разгуливающие по освещенным иллюминациями тротуарам, шумные компании, направляющиеся в разнообразные бары и ночные клубы; психи, желающие побыстрее свести счеты с жизнью, которые садились в свой автомобиль или на мотоцикл и гоняли по ночным улицам с бешеной скоростью. В домах просыпались беззаботные полуночники и усаживались за компьютерную игру, просмотр фильма или за чтение. Возможно, эти люди счастливы по-своему. В этом есть какая-то романтика — просыпаться, не зная, как расположены стрелки на часах, не интересуясь сегодняшним днем, числом, месяцем…

Но сейчас город казался мертвым. Пестрящие вывески за окном машины, проезжающие по дороге такси, бредущие по тротуарам люди — все это выглядело лишь картонной декорацией, покрывалом, которое стоит только отодвинуть — и взгляду предстанет нечто другое. Нечто, не похожее на современную Москву, что-то тайное, сокрытое, постоянно наблюдающее за всеми вместе и каждым по отдельности.

Из моей головы все еще не уходил тот сон о странном мире и не менее необычном существе, замурованном в осколок льда. Говорят, что сны исходят из нашего подсознания, и я всегда считала это правдой. Но это видение шло откуда-то извне. Я прямо всей кожей чувствовала это, но не могла выразить.

Что, если тот мир существует?

Если флэшка не из нашего мира, а из того, другого?

Может, те, кто хочет заполучить её, — не люди?

Мысли об этом вызывали холодную дрожь по телу и желание развернуть машину.

Я пыталась прогонять их, заменять более приземленными, насущными, но они все равно восставали, выныривали откуда-то из глубины подсознания и раз за разом проносились в моей голове. Человек управляет мыслью или же мысль управляет человеком — вопрос сродни «Что было первым — курица или яйцо?».

Возможно, я всего лишь слишком много общалась с соседкой Наташей о её фантастических мирах? Не могли же такие мысли появиться ниоткуда.

Бред всё это. Бред и самонакрутка.

Я снова тряхнула головой, пытаясь отогнать оттуда все лишнее. Лучше задуматься о Виталике, чем витать где-то в облаках. Представляя другие миры, опираясь на фантазии во снах.

Часы показывали два ноль пять, и в такое время он позвонил, потребовал срочно собираться и ехать к нему. Что-то подсказывало мне — все не так просто, это ловушка. Наверное, самым верным решением было бы позвонить на работу и вызвать к моему бывшему однокласснику наряд. Но если я ошибаюсь и это только помешает докопаться до правды, да еще и навредит мне?

Сперва следовало все разузнать, а потом уже думать, что делать дальше. Виталик мог действительно найти в том коде что-то ценное, но на всякий случай я поставила на быстрый набор в мобильнике номер нашего отделения.

Спать хотелось ужасно, глаза постоянно норовили сомкнуться. Хоть ты бери и как в мультфильме — подпирай их спичками.

Спички, конечно, не подойдут, но вот радио включить можно. Под какую-нибудь «Металлику» или «Арию» заснуть куда труднее.

Потянулась к кнопке. Что тут у нас?

Из динамика послышался писклявый голос какого-то зарубежного певца, одного из тех, по которым пускали слюни тринадцатилетние девочки. Нет, не подойдет. Что дальше?

На следующей волне диктор прогноза погоды обещал на завтра солнечный день, потом послышался хрипловатый голос одного из любимых разнообразными таксистами певцов, воспевающих тюремную романтику. И как можно такое слушать? Извращение.

На следующей волне меня ждала программа новостей.

— Вчера вечером, — говорил диктор, — погиб депутат государственной думы Российской Федерации Иван Георгиевич Коваленко. На Егорьковском шоссе он не справился с управлением автомобилем и врезался в столб. Заседание в Госдуме сегодня началось с минуты молчания…

В автокатастрофе, значит!

Кто-то заметает следы случившегося, и этот кто-то серьезный и влиятельный.

Мне стало не по себе, в голове закружилось, на миг показалось, что я выпущу руль из рук.

Организация, обладающая такой властью, что спокойно может скрыть убийство депутата, сейчас охотится за мной и за этой информацией! Но нет, не охотится. Если бы люди, обладающие подобными возможностями, хотели забрать у меня диск или убить меня, я бы уже давно, как и этот депутат, попала в автокатастрофу или что-то наподобие этого.

Скорее, меня используют. Зачем-то я им нужна.

Возможно, наблюдают за мной, ждут, пока кто-то попытается отобрать у меня диск, чтобы задержать его. А этот кто-то пытается быть предельно осторожным, чтобы не угодить в ловушку.

Эта теория показалась мне самой близкой к правде.

Я притормозила на повороте, том самом, где днем уходила от реальной или мнимой слежки. Вот и еще одно доказательство — камера на столбе. Она никак не могла упустить мои дневные проделки, а значит, кто-то замел следы, стерев запись. И сейчас, я уже почти не сомневалась в этом, за мной наблюдали.

Захотелось остановиться на обочине, взять диск, помахать им над головой и показным жестом отправить в мусорную урну, а потом спокойно поехать домой спать. Но самый обычный человеческий интерес не давал мне этого сделать, к тому же, если меня действительно некто использует как наживку…

Избавлюсь от диска — стану им просто-напросто не нужна. А тогда…

Сложно представить, что тогда.

Во всяком случае, нужно узнать, грозит ли Виталику какая-то опасность, если из-за меня с ним что-то случится — я себе этого не смогу простить.

В голове промелькнула мысль взять диск, засунуть его в магнитолу и прослушать по дороге все, что там есть, в надежде, что, став умнее, я смогу придумать идеальный выход из ситуации, но, вспомнив про побочные эффекты в виде головной боли и обморока, я оставила эту затею.

Новостная программа по радио закончилась, и приятный голос диктора сменила довольно неплохая мелодия. Вот так и ехать проще.

Снова захотелось курить.

Интересно, когда-то придет то время, когда я вообще не буду хотеть засунуть раковую палочку в рот? Или же если раз начал курить — всю жизнь будешь мучиться от этой гадости?

Мой мячик оказался на месте, и я изо всех сил сжала его в левой руке. Неужели он будет мне нужен всегда?

Когда выезжаешь из центральных районов города, да еще и ночью, — это чувствуется сразу. Вывески становятся тусклее, их количество уменьшается, прохожих тоже мало. Если встретишь одного человека на километр — это хорошо. Все-таки спит Москва, еще как спит. Только не полностью.

Двор Виталика ночью выглядел совершенно иначе, чем днем. Один-единственный фонарь тускло освещал двери подъездов, словно подсматривал за происходящим. Но смотреть здесь было не на что — никого и ничего вокруг. После центра с его огнями это место выглядело сонным и мертвым царством.

Я вышла из машины, и по лицу сразу же стеганул ледяной ветер. Тепло, похоже, окончательно простилось с нами до прихода весны. Посмотрела на дом — в окне Виталика, если я верно помню его расположение, горел свет. Эх, надеюсь, позвонил он мне действительно по делу, а не нахлебался пива и решил, что я могу составить ему компанию.

Почувствовав на себе чей-то взгляд, я инстинктивно осмотрелась по сторонам — никого. Никого и ничего — абсолютная тишина и покой. Наверное, я сама себя накручиваю.

Я вошла в уже знакомый, воняющий гнилью подъезд.

А что, если там действительно ловушка? Если кто-то только и ждет, чтоб я принесла ему диск? Виталик скопировал себе его содержимое, и если бы кому оно понадобилось — звать меня для этого не нужно. Но мало ли?

Я достала коробочку с диском и бросила его в переполненный почтовый ящик Виталика. Пусть здесь полежит. Если все спокойно — потом заберу.

Начала подниматься по ступенькам. Каждый мой шаг был отчетливо-громким, а вместе с тем и пугающим. На втором этаже не горела лампочка, и идти приходилось почти что на ощупь. Где-то в доме орал ребенок. Вот поэтому я никогда не заведу собственных детей. Бедные его папа с мамой: посреди ночи, так сказать, общий подъем и смена памперса. И чем только думают, когда решают сами себе огласить приговор «родитель»?

На всякий случай я достала пистолет, сняла его с предохранителя.

Вот подсказывало мне что-то, что там не все в порядке, словно на ухо шептало, мол, не ходи, там опасно. Но раз я уже сюда приехала — пойду до конца.

Я нажала кнопку звонка и отошла в сторону, прижавшись к стене. Если там не Виталик — из такой позиции у меня будет какое-никакое преимущество.

— Ирка, ты? — послышался голос моего бывшего одноклассника.

— Я, я, открывай.

Замок щелкнул, дверь отворилась.

— Входи, — буркнул он.

Я сделала шаг вперед, вслушалась, нет ли в квартире никого, кроме Виталика. Кажется, было тихо. Из комнаты доносилась легкая электронная музыка, на кухне гудел старый холодильник, прокуренный воздух сразу же ударил мне в нос.

Громко стуча костылями, Виталик прошел в комнату, и я проследовала за ним. Бедные же его соседи снизу — посреди ночи слышать этот грохот.

— Сочувствую, — сказала я, вспомнив о бабушке.

— Спасибо, — вздохнув, сказал он. — Завтра на похороны придешь? На нашем кладбище здесь рядом.

— Постараюсь, — ответила я и тут же подумала, что не похоже это на Виталика. Вряд ли он вообще пошел бы на похороны, а если бы пошел, то только чтоб показаться перед родителями. Но дело не в том. Как-то слишком грустно он это сказал. А ведь днем он был даже рад смерти бабушки.

Виталик уселся на кресло перед компьютером, закурил, пустил в воздух несколько дымных колец.

— Ну что там? — спросила я. — До завтра никак не могло подождать?

— Мне же самому интересно, что там такого. Вот я тебя и позвал, — говорил он. — Похоже на военную разработку. Ты диск взяла?

— Кажется, забыла, — ответила я. Что-то невидимое, внутренний голос, словно шепнуло мне на ухо, что не стоит раскрывать все карты. — Ты же скопировал себе его содержимое?

— Да что ж ты так? — обозлился он, отпивая пива из стоящей на столике бутылки. — Кажется, я скопировал не все. Там было еще что-то. Что-то важное для общего понимания картины.

Он одним махом допил пиво, поставил бутылку под стол, где стояли еще несколько штук таких же. Да и марка пива другая. «Оболонь».

В моей груди словно что-то скребануло.

Похоже, у него кто-то был в гостях после меня. Сам спуститься за пивом на костылях он не мог. Я вспомнила о Наташе, которая на полном серьезе заявляла, что я посещала свою квартиру в то время, когда на самом деле находилась на другом конце города, и меня передернуло.

Что, если передо мной не Виталик?

Кто-то другой, чертовски похожий на него, но не он? Но ведь этого попросту не может быть! Не может! Правда, еще вчера я бы не поверила, что существует музыкальная запись, прослушав которую, я вспомню все регионы Аргентины.

— Покажи, что ты там нашел, — сказала я, а сама принялась лихорадочно вспоминать моменты, о которых можем знать только мы с Виталиком. Но, как назло, ничего не приходило в голову. Когда мне были так нужны эти воспоминания, они канули куда-то в небытиё.

— Иди сюда, — он кликнул мышкой, и электронная музыка сменилась тяжелыми гитарными риффами.

— Это с той записи, что ты скопировал? — поинтересовалась я, медленно подходя к нему, хоть делать это мне не хотелось.

— Нет, это так, для себя, — ответил он, что еще больше навело меня на подозрения. Не слушал Виталик такой музыки. Сколько его помню — он любил разного рода электронику, транс, техно, как там еще называются её направления. Но точно не рок и не металл.

— Вот, — принялся бормотать Виталик, подкуривая сигарету, от чего мне еще больше захотелось курить. — Здесь какой-то неизвестный код, но он неполон. Нескольких сегментов не хватает. Поэтому мне нужно еще раз увидеть содержимое того диска.

— Говорю же, я его забыла, — ответила я и почувствовала, что мой голос дрожит. Слова словно не хотели произноситься и выговаривались с огромным трудом. Что творится-то?

По спине пробежали мурашки.

Я смотрела на Виталика, пытаясь найти хоть какое-то отличие от него же, какого видела вчера днем, и не находила. Тот же взгляд, те же движения, то же выражение лица, но что-то изменилось. В словах, в поведении — что-то было не так. Стало страшно. Мое дыхание участилось, захотелось развернуться и бежать. Уносить ноги куда глаза глядят.

— Какая-то ты бледная, — сказал он. — Не выспалась?

— Не позвони ты посреди ночи — выспалась бы, — ответила я и тут же вспомнила случай со жвачкой, подброшенной мне в шапку. — Ты помнишь тот случай в школе, когда ты опустил мне за воротник изжеванную жвачку? — спросила я, а слова давались все тяжелее. Голос дрожал, зубы цокали, к горлу подступил комок.

— Да, помню, — ответил он, стуча пальцами по клавиатуре. — Испоганил тебе блузку. Дурак малой был.

Меня словно током прошибло. Нет, не Виталик это. Кто-то сильно похожий, но не он. Но кто тогда?

Я отпрянула и потянулась к пистолету.

— Не надо, — поднял палец вверх тот, кто сидел передо мной, и моя рука на миг замерла, а потом затряслась, начала извиваться, словно обрела собственное сознание, которое протестовало против того, чтоб я взяла оружие. — Отдай его мне.

Моя рука сама вцепилась в рукоятку пистолета, медленно вытащила его из-под куртки.

Да что же такое?

Мое тело начало жить по каким-то своим законам. Словно кто-то другой, невидимый, управлял им, как кукловод управляет марионеткой. Во рту пересохло, я снова и снова пыталась подчинить себе собственную руку, но тщетно. Она вытащила пистолет и положила его на краешек стола.

— Спасибо, — сказал Виталик, взяв оружие, повертев его и отложив в сторону. — Теперь скажи мне, где диск, — с этими словами он повернулся ко мне, и я смогла как следует разглядеть его взгляд.

Холодный, колючий, мертвый, пустой, нечеловеческий. Словно на меня смотрела кукла. Огромная, похожая на Виталика, движущаяся кукла.

По каким-то неведомым причинам, мне захотелось признаться ему, куда я дела этот чертов диск. Разумом я понимала, что как только признаюсь — стану ему не нужной, но у меня возникло какое-то инстинктивное непонятное желание рассказать ему все. Это было похоже на жажду курить в первую неделю после решения избавиться от привычки или на желание съесть шоколадку, сидя на диете, только намного сильнее.

Комната вокруг словно сузилась. Прокопченный потолок над головой, древняя мебель, рыбки в аквариуме — все это казалось угрожающим. Мое тело замерло. Я не могла пошевелить даже пальцем или моргнуть. В голове было одно единственное желание — рассказать ему про диск, несмотря на все «против».

Но я держалась. Изо всех сил я держала рот на замке, мысленно поклявшись самой себе, что не скажу ему ни слова. Только смотрела в его хрустальные, как у наркоманов под дозой, глаза.

Казалось, этот взгляд забирался в душу, читал мысли, проникал в самые сокровенные места, но я понимала, что это не так. Умел бы он читать мысли — не спрашивал бы о диске.

Он повернулся к компьютеру, нажал несколько клавиш, и комната наполнилась другой музыкой — академической. Создавалось впечатление, что оркестр в колонках компьютера играл все громче. Все звуки сливались в один-единственный — долгий протяжный гул, от которого, казалось, виски вот-вот лопнут, а из ушей потечет кровь.

Голова начала болеть, словно в ней что-то росло, грозясь расщепить мой череп и выбраться наружу. К горлу подступила тошнота. Стало тяжело дышать, на голову что-то давило, заставляя опустить взгляд вниз.

— Так скажешь, где этот чертов диск, или увеличим нагрузку? — прозвучал его издевательский голос, который сливался с шумом в ушах и звучал как скрежет гвоздя по металлу.

Он потянулся ко мне, взял с моих колен сумочку, вывернул её содержимое на стол, не обнаружив там искомого, поморщился, прощупал, наверняка ища диск под подкладкой, и отбросил её в сторону.

— Да не хочу я тебя пытать, — буркнул он, склонившись к моему лицу так близко, что я почувствовала запах алкоголя из его рта. — Ты не видела, как я на самом деле выгляжу, так что можешь просто отдать мне диск, и я уйду.

Мне снова захотелось сказать ему все, и я прикладывала все имеющиеся силы, не давая себе это сделать. Казалось, слова эти уже на моем языке, вот-вот готовы спорхнуть с него, но я держалась, а гул в ушах раздавался все громче.

Только бы выдержать…

Моя кожа словно обратилась в каменную и все время сжималась, создавалось впечатление, что она вот-вот начнет давить мои внутренности. Дышать с каждой секундой становилось все труднее, сердце билось все медленнее. От боли во всем теле по щеке скатилась слеза, но я старалась держаться.

— Да пойми ты, я не желаю ничего плохого, никому. Скорее даже наоборот — я хороший, — говорил он, поднявшись на ноги, обойдя меня и принявшись обыскивать мои карманы. — Я делаю это во благо каждого человека.

Хороший, во благо человечества — пронеслись мысли в моей голове, и по какой-то неведомой мне причине эти слова казались правдой. Я была готова без каких бы то ни было доказательств верить каждому слову этого человека, обыскивающего меня с головы до пят.

Он обшарил мою куртку, а потом его руки переместились в район груди, скользнули на живот. Но я не ощущала смущения и неудобств. Все это ради человечества, ради всех и каждого.

Все так и должно быть.

Его руки прикоснулись к моим ногам, по ткани джинсов начали спускаться вниз. Какая-то часть меня все еще пыталась противостоять той вере, которую он внушал мне, но его доводы с каждой секундой становились все более значимыми, и стена, возведенная мной в голове, казалось, вот-вот обратится в пыль.

Я попыталась переключить свои мысли на что-то другое, но все казалось ничтожно малозначимым в сравнении с этим человеком и его глобальными помыслами, желанием помочь всем и каждому. И я не должна мешать этим деяниям. Наоборот, нужно помочь во что бы то ни стало.

Меня словно охватил паралич. Своего дыхания я не чувствовала, сердцебиения тоже, будто превратилась в куклу, ведомую лишь одним желанием помочь ему.

— Так, похоже, у тебя его действительно нет, — усмехнулся он, обошел меня и снова сел в кресло. — Так что, скажешь, куда ты его дела? Запомни, это во благо каждого из нас. Ты можешь помочь всем.

Больше я не могла сопротивляться. Все рациональные мысли ушли, спрятались, исчезли. Нужно рассказать ему про диск.

Обязательно.

— Он в почтовом ящике Виталика, — сорвались слова с моих уст.

— Спасибо, — усмехнулся он. — Ты только что помогла всем и каждому на этой планете. Теперь встань и пройди сюда, — он указал рукой на запертую дверь, за которой днем умерла бабушка Виталика.

Я, словно движимая какой-то неведомой силой, поднялась на ноги. Все вокруг показалось таким красивым, эстетичным — старые пожелтевшие обои на стенах, заполненная окурками пепельница на столе, мебель еще советского образца, ночная темнота за окном. В ушах что-то гудело, пищало, щелкало, но это казалось самой прекрасной музыкой на свете.

Все так красиво.

Наверное, так и должен выглядеть рай.

Я сделала шаг, еще один, и каждый мне давался с такой легкостью, будто мое тело ничего не весило. Впервые в жизни мне было так легко идти.

Я открыла дверь и в маленькой освещенной комнатушке увидела Виталика. Он лежал на узкой кровати, его рот был раскрыт, а глаза сомкнуты. Он словно уснул и видел сны о чем-то хорошем, возвышенном, прекрасном, идеальном.

И даже он выглядел красивым.

Я наслаждалась. Хотелось прыгать, танцевать, радоваться. На миг я ощутила себя на прекрасной лесной поляне, украшенной соцветиями голубых и нежно-фиолетовых цветков.

— Держи, — послышался голос за спиной, и в мою руку лег холодный металл. Но даже это прикосновение доставляло неимоверное удовольствие.

Наручники. В моей руке были наручники.

Самые чудесные наручники в мире.

— Прикуй себя к батарее, — сказал самый приятный на свете голос, и мне незачем было сопротивляться.

Я подошла к окну, взглянула в прекрасную черноту московской ночи, надела наручник на запястье, второй же прицепила к газовой трубе. Мои пальцы сами делали все это, а мозг получал нескончаемое наслаждение.

— Теперь я заберу диск и уйду, — звучал мелодичный, словно песня ангела, голос. — Вы больше мне не нужны. Но запомни — все это было нужно ради тебя, ради Виталика, ради каждого взрослого и ребенка.

Да, только так.

Мне было хорошо. Приятно стоять, приятно дышать, наручник, сдавливая руку, доставлял небывалое удовольствие. И как я могла жить раньше, не видя, не зная этого всего?

Звук прекратился, послышались шаги.

В голове закружилось, перед глазами появились разноцветные мушки. Я почувствовала, что вспотела. С головы до пят. А неземная красота вокруг меня рассеивалась, таяла с каждой секундой.

Все вокруг потемнело, и я, прижавшись спиной к стене, опустилась на пол. Казалось, я падаю в бездонную пропасть, при этом кружась, словно детский волчок. Виски что-то сдавило, я почувствовала, как участилось мое дыхание.

Я открыла глаза. Перед взглядом была мутная пелена, рассеивающаяся с каждой секундой.

Виталик. Передо мной на кровати лежал Виталик.

Мертв?

Я ужаснулась, а по телу пробежал холодок.

Нет, грудь шевелится, дышит. Жив.

Что это со мной было? Зачем я рассказала ему про диск? Что я наделала? Какой наркотик дал мне тот человек и как он вообще умудрился мне его подсыпать? Кто он такой и почему он был так похож на Виталика?

Мой разум ставил все новые и новые вопросы, ответы на которые я не знала. Липкие, холодные щупальца страха с каждой секундой все больше сжимали меня. Послышался стук, треск, чьи-то голоса, слов которых я не могла разобрать.

— Кто здесь? — крикнула я и начала вслушиваться.

А спустя секунду дверь открылась, и на пороге появились двое. Кажется, мужчины, в лыжных масках. Один из них держал в руке пистолет, правда, такого пистолета я никогда в своей жизни не видела.

И они тащили того человека, так похожего на Виталика.

— Свяжи его, — сказал один, и его голос показался мне знакомым. Да, я была уверена, что слышала этот голос, но моя голова все еще кружилась, и память словно была заблокирована. Кто он такой?

Одиниз них оттащил похожего на Виталика мужчину в угол комнаты, достал из кармана две длинных, похожих на шнуровки от кроссовок, веревки, бросил их на лже-Виталика, и те будто обрели собственное сознание. Они, словно змеи, расползлись по его телу; одна к рукам, вторая к ногам. Секунда — и его конечности были крепко связаны.

Что это такое?

От увиденного мои глаза полезли на лоб. Я все сильнее вжималась в стену, словно хотела пройти через неё.

Только сейчас я услышала, что от связанного идет какой-то еле заметный пищащий звук.

Я сидела в углу, остолбенев, не в состоянии что-то сказать или сделать.

Кто они такие? Госбезопасность? Именно его они и искали? Но почему голос одного из них был так мне знаком?

Один из мужчин в масках склонился над пленником, обыскал, вытащил из его кармана мобильный телефон, посмотрел на экран, нажал кнопку, и в моих глазах начало расплываться. Но через секунду я поняла, что дело не во мне. Задержанный плыл, изменялся, менял форму.

Секунда — и это был совершенно другой человек. Мужчина с молодым бледноватым лицом, но седыми волосами. Изменилась и его одежда — вместо рубашки и спортивных штанов Виталика на нем были темные джинсы и серый свитер.

Что происходит? Как они это делают?

— Тащи его в машину, — сказал знакомый голос.

— А со свидетелями что? — спросил второй, поднимая задержанного и перекидывая его через свое плечо с легкостью, будто тот ничего не весил.

— Этому сделаем процедуру, — ответил знакомый голос, и от слова «процедура» по моей спине пробежали мурашки. — А с ней я поговорю.

— Хорошо, — ответил второй и с задержанным на плече покинул комнату. Первый же подошел ко мне, присел на корточки.

Мне хотелось бежать, но я понимала, что не могу этого сделать. Хотелось срастись со стеной, провалиться сквозь землю.

Человек, сидевший передо мной, улыбнулся. Хоть его лицо и скрывала маска, но я это почувствовала.

— Не бойся, — сказал он и одним движением сорвал маску с головы. — Ну и почему не проведала меня в больнице? — спросил мой сослуживец Стас.

Глава 6

Океан? Да, это был океан! Но откуда ему здесь взяться? Где я?

Океан бушевал, волновался, вздымался серыми, покрытыми белесыми пенными шапками гребнями волн, которые словно разглядывали меня, а потом с треском разбивались о подножье здания, разлетались на миниатюрные кванты-капли, чтобы возродиться вновь.

И стекло. Настолько чистое и прозрачное, что пока я не прикоснулась к нему, не думала, что оно существует. Небоскреб, построенный посреди океана? Это невозможно! Но после того, что произошло, я была готова поверить во что угодно.

Над поверхностью воды нависли тяжелые серые тучи, иногда из-за них проблескивало солнце, словно стремилось выбраться наружу, но облачная стража стояла намертво, стараясь не пропустить к водной поверхности ни одного лучика.

Вдали, в небесах, что-то блеснуло, и поначалу я приняла это за еще один пробившийся сквозь плотную серую завесу луч солнечного света. Нет, это птица! Огромная, исполинских размеров, птица. Нет, не птица! Не бывает птиц такой величины! Не бывает птиц с двумя парами крыльев!

По моей коже пробежал холодок.

Что это?

И чем бы оно ни было, с каждой секундой оно приближалось.

Я инстинктивно отступила на шаг, потом еще на один, пока не оперлась о стол. Дальше пятиться было некуда, и я замерла, рассматривая то, что неслось на меня. Верить или не верить в происходящее — вопрос уже не стоял. Все мысли отошли на задний план, я просто смотрела, сама не заметив, как мой рот раскрылся от удивления.

Существо подлетело ближе, и я увидела, что у него есть лицо. Даже не лицо, скорее физиономия из фильма ужасов. Она была похожа на человеческую, даже нет, скорее на лик то ли уродливого новорожденного ребенка, то ли столетнего старика.

Сморщенная зелёная морда на миг зависла передо мной, словно оценивая, присматриваясь. Четыре желтых глаза существа, казалось, зрят прямо мне в душу. Оно провисело так секунд пять, будто раздумывая, что ему делать дальше, а потом, взмахнув двумя парами перепончатых крыльев, взмыло вверх.

Что это было?

Если бы я верила в потусторонние силы, однозначно решила бы, что это демон, бес или сам дьявол. Но в дьявола я не верила, поэтому принялась искать более рациональное объяснение.

А ведь я толком и не помню, как я сюда попала.

Стас отстегнул меня от газовой трубы и сказал:

— С тобой хотел увидеться шеф.

Я сразу подумала про Вадима Михайловича и молча кивнула. Может, он смог бы пролить какой-то свет на происходящее? Задавать какие-то вопросы Стасу я не могла — язык просто-напросто отказывался шевелиться. Ведь он был ранен, лежал в больнице…

Мы вышли из подъезда Виталика, сели в фургон, который направился к центру Москвы. Я только смотрела в окно — на проносящиеся здания, вывески, людей. Мы съехали с Садового Кольца, промелькнула станция метро «Фрунзенская», потом «Спортивная», а после мы свернули на дорожку, ведущую к стадиону.

Зачем мы ехали на «Лужники», я не поняла и в тот момент даже не думала об этом. Я вообще ни о чем не могла думать. Потом наш фургон съехал на подземную парковку, остановился между двумя легковушками. Мы вышли из машины.

— Сюда, — указал Стас на дверь лифта, и я молча вошла в кабинку вслед за ним.

Поднимались мы недолго, несколько секунд, вышли в длинном коридоре, освещенном несколькими довольно необычной формы лампами, прошли в дверь, за которой оказался, как мне сперва показалось, вполне обычный кабинет какого-то чиновника. Массивный стол, на котором высилась ваза с живыми цветами, кожаные стулья, мягкий диванчик в углу.

— Подожди здесь. Шеф придет минут через пять. Он даст ответы на все твои вопросы, — улыбнулся Стас и скрылся за дверью.

Я так и не задала ему вопросы «Куда ты меня привез?» и «Что за шеф такой желал со мной встретиться?». Сил на них не было. А как только дверь закрылась, я сразу же уловила всю необычность этого кабинета.

За огромным, во всю стену, окном, стоял день, хоть на самом деле должно быть около трех часов ночи. Я бросила взгляд на настенные часы и поняла, что не ошиблась — стрелки показывали три пятнадцать.

Тогда я подумала, что, возможно, это никакое не окно, а огромный стилизованный под него экран, но, подойдя ближе, поняла, что это не так. Нельзя заглянуть за границы экрана! Здесь же, опустив взгляд, я увидела подножие здания, растущее прямиком из океана, и застыла в удивлении.

«Не может этого быть! Просто не может!» — твердила я сама себе.

Но все, что произошло за прошлые сутки, говорило об обратном. Если бы мне позавчера рассказали обо всем, что будет, я бы решила, что мне пересказывают сюжет какого-то фантастического романа или фильма.

Я еще раз подошла к окну, прикоснулась к невидимому стеклу, словно удостоверяясь, что оно действительно на месте, подышала на него и смотрела, как оно запотевает.

Только где, где, черт его подери, я нахожусь?

Догадок не было никаких, а попытка их найти завершилась провалом; никаких хотя бы более-менее рациональных ответов в мою голову не приходило.

— Ирина Анатольевна? — услышала я голос из-за спины и обернулась.

В дверном проеме появился темноволосый мужчина лет пятидесяти на вид, немного полноватый, но при этом не крупный.

— Садитесь, пожалуйста, — он указал на один из стульев, пригладил небольшие, еле заметные усики, похожие на те, которые носили мафиози в фильмах про Америку тридцатых годов, и плюхнулся в кресло за столом. — Меня зовут Сергей Иванович Марков, — представился он, одновременно ослабляя узел галстука. — Садитесь, — улыбнулся он. — Сейчас я вам все объясню.

— Где я нахожусь? — спросила я с ходу, все еще стоя на ногах.

— В нашем штабе, на антиземле, — абсолютно спокойно, словно говорил о вчерашней рыбалке, сказал он, потянулся под стол, достал оттуда бутылку то ли коньяка, то ли виски и две рюмки. — Давайте выпьем. Это вас немного успокоит, и вы будете лучше воспринимать то, что я говорю. Сейчас, как я вижу, вы не совсем готовы, а точнее, совсем не готовы к потоку новой информации, свалившейся на вашу голову. Да не бойтесь вы, — усмехнулся он, очевидно, заметив выражение моего лица. — Я не собираюсь вас травить.

То, что он не собирается подсунуть мне яд, я уже поняла. Если бы от меня хотели избавиться — не везли бы неизвестно куда в место, которого не может существовать.

— И о вашей машине не беспокойтесь, — добавил Сергей Иванович. — Я попросил одного из ребят, он отгонит её на стоянку рядом с вашим домом.

Пить я не любила, разве что по очень уж большим праздникам могла выпить бокал вина. Но сейчас молча подошла к столу, схватила рюмку и осушила её залпом. Почувствовала, как жидкость обжигает горло, тепло проходит по пищеводу, попадает в желудок, а потом закашлялась. Казалось, во рту развели костер, а на глаза навернулись слёзы.

— Вот, держите, — Сергей Иванович достал бутылку «Фанты». Налил в высокий граненый стакан и протянул мне. — Наверное, пьете вы мало. Это хорошо.

Я отпила несколько глотков воды, и жжение в горле прекратилось. По телу пробежала легкая дрожь.

Уф!

Все-таки хорошо, что спиртное неприятное на вкус, иначе алкоголиков было бы как минимум вдвое больше.

— Так вам нужны ответы? — Сергей Иванович еще раз указал жестом на стул. — Садитесь.

Я присела. Несмотря на то, что я впервые видела этого Маркова, мне он показался доброжелательным и, конечно же, мне хотелось узнать, что здесь происходит на самом деле.

— Анти… Что? Как вы сказали? — спросила его.

— Антиземля. Видите ли, в нашем мире все имеет пару. Такую себе противоположность. Протон и нейтрон, материя и антиматерия, добро и зло, — рассказывал Сергей Иванович, периодически мелкими глотками отпивая коньяк. — Точно так же имеет свою противоположность и наша вселенная. А в противоположной вселенной существует противоположная Земля, или, как мы её называем, Антиземля. Именно на ней мы сейчас и находимся.

— То есть мы в другом мире? — удивившись, спросила я, вспоминая прочитанную литературу о параллельных мирах: Саймака, у которого каждое время было другим миром, Азимова с параллельной вселенной, где звёзд больше, но по размеру они меньше наших, и потому часто гаснут, Лукьяненко с мирами-лепестками вокруг Центрума. Но это все фантастика! Художественный вымысел! Но, взглянув еще раз в окно, я поняла, что вымысел может иметь под собой вполне реальную основу.

— Не в другом, а в противоположном. Два мира словно уравновешивают друг друга. Если один из них погибнет, скорее всего, погибнет и второй. Правда, мы точно не знаем. Там, где на нашей земле суша, здесь, как видите, — он указал на окно, — бушует океан. Когда у нас ночь — здесь царит день. Полная противоположность.

— А та тварь, что я видела, значит, местный гомо сапиенс?

— Нет, в этом мире нет людей, так уж сложилось. Ну, кроме нашей организации. Похоже, вы видели орла.

Я поперхнулась. Уж на кого-кого, а на орла это существо похоже не было.

— Мы называем их орлами, так как они прибыли к нам с планеты в созвездии Орла, — спокойно говорил Сергей Иванович. — Их самоназвание и название их планеты довольно труднопроизносимы для человека, поэтому мы называем их орлами, а они и не обижаются. Не могут обижаться, понятие обиды не присуще их психологии.

— Значит, инопланетяне? — я посмотрела в его зелёные глаза. Другой мир, инопланетяне. Меня все еще одолевали сомнения, а не чья-то ли глупая шутка это все, хоть то, что я видела, доказывало обратное.

— Да, — кивнул Сергей Иванович. — На данный момент мы контактируем с тремя внеземными цивилизациями. С орлами, Люмарией Тарпакиана, это слизни величиной с самосвал, каждый из которых обладает тремя мозгами, тремя сознаниями и тремя личностями, а также с манианами. Последние довольно близки к человеку по внешнему виду и культуре.

— То есть, — уже ничему не удивляясь, попыталась подытожить я, — правительства тайно от людей контактируют с инопланетянами? Как в фильмах про всемирный заговор. Секретные материалы там…

— Не совсем заговор, — сморщился Сергей Иванович. — Расскажу вам немного той части истории, которая не попадает в школьные учебники. Кстати, наверное, вы проголодались. Позвольте пригласить вас на ужин. Ну или завтрак. С этими переходами из мира в мир совсем запутаешься, — усмехнулся он.

Я почувствовала, как мой желудок от упоминания о еде предательски заурчал, и вспомнила, что последний раз ела еще позавчера.

— Вижу, вы не откажетесь, — улыбнулся он. — Я хорошо умею чувствовать желания людей.

Он нажал невидимую кнопку на столе, и над полированной поверхностью словно ниоткуда выплыла голубоватая полупрозрачная голограмма экрана. После всего сказанного и увиденного на это я отреагировала вполне спокойно, словно смотрела на подобное в тысячный раз. Сергей Иванович несколько раз прикоснулся к экрану пальцами, отчего по тому шли еле заметные волны, а потом нажал кнопку, и голограмма исчезла.

— Надеюсь, вам понравится мой заказ, — вздохнул он и расстегнул воротник своей белоснежной рубашки.

У него что здесь, прямо ресторан?

С видом на море…

Дверь кабинета открылась, и на пороге появился…

Нет, не человек. Хоть отдаленно он и напоминал человека, но лицо, словно выплавленное из металла, не давало усомниться — передо мной робот. Я удивленно наблюдала, как этот андроид, облаченный во фрак, вошел в комнату, неся в руке поднос с какими-то блюдами.

— Робот, — подтвердил мою догадку Сергей Иванович и, судя по интонации, усмехнулся. Я этого не видела, так как мой взгляд был намертво прикован к металлическому человеку, расставляющему на столе снадобья.

— Спасибо, восьмой, можешь быть свободен, — сказал Сергей Иванович, когда подача блюд на стол была закончена.

— Рад вам служить, сэр, — робот слегка поклонился и спешно покинул кабинет, затворив за собой дверь.

— Мы построили его по манианской технологии, — с гордостью произнес Сергей Иванович. — Угощайтесь. Надеюсь, вам понравится.

Только сейчас я взглянула на еду.

Аппетитно пахнущее, нарезанное тоненькими ломтиками мясо с гарниром из зелени и каким-то соусом так и манило его попробовать. Рядом с тарелкой, в компании двух высоких бокалов, возвышалась бутылка вина. Я никогда не разбиралась в винах, но что-то мне подсказывало, что это вино не из тех, которые можно приобрести в ближайшем супермаркете, и его возраст явно превышает мой, а может, и моего собеседника. Рядом на небольшой тарелочке расположились аккуратные лимонные дольки.

Сергей Иванович открыл вино, привстал, разлил в бокалы.

— Ну, за знакомство, — произнес он тост.

Надеюсь, оно не крепкое.

Я пригубила темно-бордовую жидкость, и она показалась мне довольно приятной на вкус. Сладковатой, но с небольшой, еле заметной кислинкой. Алкоголь в ней почти не ощущался.

Сергей Иванович осушил где-то половину бокала и, взяв нож и вилку, принялся за трапезу. Я посмотрела на тарелку, все больше и больше пробуждающую мой аппетит, и пожалела, что не умею есть ножом и вилкой, как это принято в ресторанах. Вот не научили меня. Не приходилось. Никогда не приглашали на званые обеды, в рестораны и на прочие подобные мероприятия.

Что ж, научиться никогда не поздно, но все равно почувствовала себя слишком уж простачкой. А вот Сергей Иванович выглядел настоящим джентльменом, которого с легкостью можно было представить каким-нибудь английским лордом. Во всем — начиная от одежды и заканчивая манерами поведения.

В правую вилка, в левую нож. Кажется, так? Или наоборот? Ладно, неважно, пусть будет как удобно.

Я аккуратно, стараясь не выглядеть, как корова на льду, отрезала кусочек мяса, поднесла ко рту.

И замерла.

А это точно мясо? По логике этого места, в моей тарелке может быть что угодно.

— Ешь-ешь, — словно прочитав мои мысли, кивнул Сергей Иванович, одновременно проглатывая еду. — Ничего внеземного там нет. Вполне человеческая еда. Пришельцы нашу пищу не едят, а для орлов восемьдесят процентов нашего ежедневного рациона — смертельно ядовиты, — усмехнулся он.

Я откусила ломтик мяса. Вкусно! Хрустящая корочка сверху и мягкое внутри, в меру острое, в меру соленое.

— Вы хотели продолжить рассказ? — посмотрела в глаза Сергею Ивановичу.

— Да, — он проглотил очередной кусок мяса, вытер салфеткой губы, отпил глоток вина. — Так вот, первый контакт с пришельцами состоялся в начале двадцатого века. Конечно же, тогда ни меня, ни даже моих родителей еще на свете не было, — улыбнулся он. — Этой цивилизацией были маниане, приземлившиеся на территории Рязанской области. Первый контакт прошел в обстановке строжайшей секретности — так потребовали пришельцы. Они объяснили земным контактерам, что человечество вступает в новую для себя эпоху — технический век, который со временем перейдет в электронный, поэтому они готовы принять нас в содружество, к которому уже присоединились орлы и тарпакианцы. Но также они объяснили, что человечеству нужно принять ряд условий для того, чтобы быть полноценными членами содружества.

Я ела и внимательно слушала. Тайный контакт с инопланетянами в начале прошлого века? И почему я не удивляюсь?

— Например, — продолжил Сергей Иванович, — инопланетяне рассказали нам о законе сохранения разума и интеллекта. Если где-то его больше — значит в другом месте его обязательно меньше. Существует, как бы правильно выразиться, единая сеть, объединяющая разумы всех существ на планете, и её общий интеллектуальный потолок не должен быть превышен. Таковы законы мироздания, — он снова отпил вина. — Но это не значит, что сетью нельзя управлять, сосредотачивая разум в нужном месте, что дает больший потенциал для развития расы. А чтоб увеличить интеллектуальный потенциал в одном месте, не противореча закону сохранения разума, нужно уменьшить его в другом. Маниане предложили вариант, которым пользуются они сами и все расы, входящие в содружество. Искусственное отупление девяноста девяти процентов населения планеты.

От этих слов комок застрял в моем горле, я закашлялась. Как отупление? Всех людей на Земле оболванивают?

Сергей Иванович сразу же поднялся с кресла и похлопал меня по спине, отчего кашель прекратился.

Уф…

— Не реагируйте так, — сказал он. — Разум хаотичен. Если бы мы не отупляли народ — идиотов меньше не стало бы. Разве что совсем чуть-чуть. Просто распределение умных людей было бы полностью хаотично. Вот родись потенциальный гений, скажем, в Саудовской Аравии, где его голову сразу же забили бы постулатами из Корана? А представьте, если в мусульманской стране родилась женщина-гений? Или появись таковой на Чукотке, где он вряд ли смог бы реализовать свои возможности? Никому лучше от этого не стало бы. А гася интеллектуальный потенциал большинства мы можем направить его на наших ученых, таким образом делая их умнее.

Сергей Иванович снова сел в кресло напротив меня и улыбнулся, а я смотрела на него как на некое воплощение зла. Меня буквально переполняла ненависть. Больше не хотелось есть, не хотелось находиться здесь, не хотелось ничего. Он делает из людей идиотов! Идиотов в буквальном смысле! Может, он виноват в появлении того сумасшедшего, месяц назад устроившего стрельбу в одном из московских супермаркетов? Или маньяка, год назад лишившего жизни полтора десятка человек, прежде чем его поймали?

— Не смотрите на меня так, — сказал он. — Как я уже говорил, все началось задолго до моего рождения, все решения были приняты до меня.

— Но сейчас вы продолжаете повторять ошибки наших предков! — выпалила я.

— Не думаю, что это ошибки, — спокойно говорил он. — Это просто контроль развития. Пройдемте со мной, я покажу вам кое-что.

Я молча поднялась с кресла. В его понимании то, что он мне покажет, должно пошатнуть мою позицию касаемо этого всего? Что же, пусть показывает. Вряд ли это изменит мое мнение.

Мы вышли из кабинета, прошли по длинному коридору, он открыл передо мной одну из дверей, отошел в сторону, как истинный джентльмен, пропуская меня вперед.

— Прошу.

Войдя в дверь, я оказалась на длинном балконе в огромной, можно даже сказать, исполинской комнате, занимающей минимум этажей пять. Здесь все так и сияло белизной — белый потолок, белые стены, ярчайшее, режущее глаз освещение. А внизу толпились несколько десятков человек возле штуковины непонятного назначения. Это были три кольца, пронизанные друг через друга, которые непрерывно вращались, а между ними горел маленький, еле заметный синеватый огонек.

— Это пространственный исказитель, — указал вниз Сергей Иванович. — Или, выражаясь простым языком, — искусственная червоточина. Благодаря ей мы можем моментально оказаться на Маниане, Тарпакиане или планете Орлов. Также и они могут посетить нашу Землю. И это придумал не кто-то из них, а землянин. Человек, такой же, как мы с вами. Раньше путь от звезды к звезде для пришельцев занимал годы, сейчас же, благодаря этой разработке, достаточно нескольких мгновений. И этого не было бы, не войди мы в курс, предложенный содружеством. Понимаете ли, Ирина Анатольевна, идея, которая может прийти в голову человеку, никогда не посетит орла или тарпакианца, и наоборот, землянин никогда не сможет придумать то, что могут они. Поэтому содружество необходимо всем. Обмен технологиями.

— А жертвы? Люди, у которых отнимают данное им природой — разум?

— Я же говорю, откажись мы от системы — люди не стали бы умнее. Мы не лишаем людей рассудка, скорее от нашего влияния им не хочется думать, вместо этого они предпочитают телешоу, магазины, дорогие вещи и прочее подобное. Да, вход в систему для человека оказался болезненным. Первая мировая война, Вторая мировая война, холодная… Но сейчас болезненный этап пройден, мы вышли на прямую развития.

— Так это из-за вас двадцатый век стал эпохой войн и насилия! — я посмотрела ему в глаза с неудержимым желанием выцарапать их.

Он призадумался, одновременно опуская голову, словно раскаиваясь:

— Массовые волнения, как объяснили пришельцы, — неизбежность. Но наши предки, работающие в организации, не позволили им перейти в критическую фазу и уничтожить человечество. Если бы не вмешательство — Вторая мировая война, скорее всего, переросла бы в ядерную. А не случись этого — не распадись по нашей вине СССР — мы бы с вами сейчас не разговаривали, а Земля превратилась бы в радиоактивную пустошь. Да, конфликты отчасти возникли по вине нашей организации, но мы же нашли из них выход.

— А не проще было просто послать ваших орлов и кого там еще подальше и идти по своему пути? — спросила я, как мне показалось, более спокойным тоном, так как картина внизу завораживала, превосходила воображение. Синенький огонек посреди движущихся колец то увеличивался, то уменьшался, то тянулся в стороны, то сжимался в еле заметный комок, и я не могла отвести глаза.

— Этот процесс называется эволюция, — рассказывал Сергей Иванович. — Представьте себе неандертальцев. На смену неандертальцам пришли кроманьонцы, и неандертальцы вымерли как более слабый вид. Сейчас происходит то же самое. Существует гомо сапиенс — человек разумный. Но ему на смену уже приходит гомо юниверсум — человек вселенский. Тем не менее, гомо сапиенс необходим нам, гомо юниверсум. Необходим, можно сказать, как батарейка для нашего развития. Он отдает свой интеллектуальный потенциал нам, а мы с его помощью можем совершить многое. А войны — в истории нашей цивилизации было множество конфликтов и до вхождения в систему. Уверяю вас, они продолжались бы и дальше, и возможно, в одной из них человечество бы вымерло. Об этом предупредили нас маниане — либо раса эволюционирует, либо умирает. Они много путешествовали по вселенной и нашли множество планет, где раньше жили цивилизации, но сейчас там нет ничего, кроме руин. Отказавшийся от эволюции всегда умирает.

— Почему вы так верите этим своим инопланетянам?

— Во-первых, я здесь далеко не главный и мое мнение мало что решает. Надо мной есть еще начальство, замы начальства, замы замов начальства. Я всего лишь руководитель отдела безопасности, — вздохнул он. — Во-вторых, как я говорил, первичное решение принимали те, кто уже давным-давно находятся в могиле. И, в-третьих, они привели доказательства, что именно такой путь будет для человечества оптимальным. Они сами идут по подобному пути. Не вступи они с ними в контакт и не направь нас — возможно, и от земных городов уже остались бы только руины.

Но я его уже не слушала. Я смотрела вниз, где происходило что-то необычное. Кольца, вращающиеся вокруг синеватого огонька, сложились в одно, а само свечение начало непрерывно разрастаться. Оно росло с каждой минутой, изменяя цвета — то синея, то багровея, то зеленея. Этот исказитель, или как он его называл, активировался.

Казалось, кольцо на метр-полтора выросло в диаметре, а энергетическая субстанция, находящаяся внутри, заняла всю его площадь.

И внутри колец что-то шевелилось. Оно словно с трудом проходило через постоянно изменяющуюся, напоминающую бурлящий океан, энергию. Сперва показалась рука. Она словно ощупала пространство перед собой в поисках преград, определяя, можно ли выходить полностью. Дальше из энергетического вихря, именно так это сейчас выглядело, выплыла нога, а вслед за ней и все тело.

О Господи!

Это было то самое существо, которое я видела во сне.

Человекоподобное существо, заключенное в белоснежные доспехи. Оно было выше и крупнее людей, два с половиной, а может, и три метра ростом. Тяжелая поступь существа отражалась от стен и проносилась по всей комнате гулким эхом. Два человека с шлангами подбежали к нему и принялись обливать какой-то желто-коричневой жидкостью.

— Это манианин, — сказал Сергей Иванович. — Представитель самой близкой к людям космической цивилизации. То, что вы видите — не одежда. Это внешний скелет. Понимаете ли, на их планете довольно суровые условия для жизни. Во-первых, там холодно, во-вторых, травоядных у них нет. Каждое существо на Маниане является хищником. Именно такая форма помогла нашим друзьям выжить в довольно суровом естественном отборе их планеты.

— Он снился мне, — покосилась я на Сергея Ивановича. — И вообще, расскажите мне, при чем здесь я, чем вы отравили мой мозг и зачем все это показываете! — проговорила ему приказным тоном, хоть понимала, что у него здесь возможностей куда больше, чем у меня. — Кто такой Стас?

— Вообще-то с этого нужно было начать, — кисло ухмыльнулся он, — но сперва я решил поведать вам картину в целом. Сон был влиянием манианского кода на вашу психику, вполне обычное явление — попадание в код информации о создателях.

— Так при чем здесь я?

— Маниане кроме всего обладают способностью видеть будущее, — начал он, посматривая то на меня, то вниз. — Нечетко и неясно, но они способны на это. И вот они сказали, что система на Земле скоро будет разрушена предателем. У меня, как у руководителя отдела безопасности, была задача найти этого предателя, пока не поздно. Кем он является — я не имел ни малейшего представления, потому подготовил ловушку. Маниане втайне от всей организации создали код, который работал так, будто не только снимает оболванивающий эффект, а еще и дает новые возможности, а депутат Коваленко и бизнесмен Никитин, являющиеся сотрудниками нашей организации, сыграли роль предателей. Мы хотели, чтоб код попал в руки обычного, не связанного с организацией человека. При этом такого, которого бы заинтересовала находка и он не захотел с ней расставаться, попытался докопаться до правды. Стас предложил вас, мотивировав это тем, что вы именно та личность, которая всегда хотела знать больше. Ведь вы как-то из чистого интереса полезли в полицейские архивы и нашли там доказательства коррумпированности вашего сотрудника, потом не поверили, что подозреваемый в убийстве действительно является убийцей, вопреки мнению начальства продолжили расследование и все-таки нашли настоящего виновника преступления. Одним словом, вы нам подходили по характеру, а Стас смог все организовать. Мы подстроили ту перестрелку в заброшенном здании с целью подбросить вам код. На самом деле Коваленко не умер, просто согласился на это, так как ему надоела публичная деятельность. Сейчас он находится где-то в Сербии. Отдыхает. А ранения, как у Стаса или Никитина, мы умеем лечить довольно быстро.

— Так вы подстроили все это! Вы использовали меня! — крикнула я, а гнев на этого человека все возрастал. Казалось, еще чуть-чуть, и я, забыв обо всем, брошусь на него.

— Успокойтесь, вам ничего не угрожало, — усмехнулся он. — Мы ни на секунду не выпускали вас из поля зрения. Мы знали, что предатель заинтересуется подобным кодом и начнет охоту за ним. Поначалу он действовал аккуратно. Незримо следил за вами, понял, что вы отвезли файлы Виталию Захаровичу, вашему другу. Он наведался туда, а Виталий, почуяв опасность, стер файлы со своего компьютера. И предатель решил вызвать вас. Поскольку мы следили за вами, смогли вовремя арестовать предателя. Да уж, никогда не подумал бы, что Вовка Садов предаст нашу организацию.

— Что с Виталиком? — спросила я, вспомнив, про упоминаемую Стасом процедуру.

— Ему стерли память. Он будет думать, что перепил пива и проспал много часов. С ним все в порядке.

— И вы считаете, что имеете право на подобное? — уже вконец обозлилась я. — Манипулировать людьми, лишать их возможности мыслить, стирать память!

Я почувствовала, как к горлу проступает колючий комок, а по спине бегают мурашки. Где-то в глубине души я боялась и понимала, что раз мне показали это место и рассказали обо всем — вряд ли выпустят так просто. Показалось, что исполинская комната вокруг становится меньше.

— Я хотел предложить вам работу в моем отделе безопасности, — усмехнулся Сергей Иванович. — По ряду причин вы нам подходите, работы в сравнении с полицией немного, да и оклад намного превышает ваш нынешний заработок. Как вы смотрите на такую перспективу?

— То есть вы меня использовали, сделали из меня подсадную утку в вашей операции, а теперь хотите искупить вину? — крикнула я, отчего по комнате прошлось эхо.

— Я изначально планировал взять вас к себе. Стас очень хорошо о вас отзывался…

— Ну уж нет, — прервала его я. — Занимайтесь этим всем сами. Без меня.

Я двинулась к двери, бросив презрительный взгляд на Сергея Ивановича. Помогать ему в том, что он творит, я не буду. Ну их всех! Пошли они! Уроды, возомнившие себя мессиями!

— Подумайте над моим предложением, — донесся до меня его голос, но я, сделав вид, что не слышу, вышла и изо всех сил стукнула дверью.

Глава 7

Как же приятно вставать без звона будильника, мигом бросаясь в ванную, после кое-как принятого душа бежать на кухню заваривать кофе, потом второпях одеваться, понимая, что нужного лифчика нет на месте, так как кошка сочла его самой удобной игрушкой для ночной забавы и теперь он пылится где-то под кроватью.

Как же приятно просто просыпаться, а не срываться с кровати. Когда есть возможность еще вдоволь нанежиться под теплым одеялом, полежать, помечтать, подумать.

А думать было о чем. Я так и не поняла, почему со мной не провели ту же процедуру, что и с Виталиком. Может, Сергей Иванович надеется, что я передумаю и приду?

Меня просто отвезли домой! Просто так! Без всяких инструкций, процедур, подписаний документов о неразглашении! Как только я хлопнула дверью, ко мне подошел мужчина с неприятной физиономией, сказал, что подвезет. Потом я села в его машину, вжалась в кресло, словно пыталась стать невидимой. До сих пор у меня не проходит это чертово ощущение! Казалось, он вот-вот завернет в какой-то тихий дворик и там…

Но он привез меня прямиком под дверь моего подъезда и сказал: «Подумайте над предложением». Странно все это! Они рассказали о том, что человечество уже сотню лет контактирует с инопланетянами, что почти все население Земли оболванивается, а потом просто отпустили. А что, если это была часть какого-то плана, а все рассказанное мне — дезинформация? Но в любом случае у меня еще было множество вопросов к Сергею Ивановичу, которые вчера, на эмоциях, я так и не успела задать. И сейчас это меня откровенно мучило. Жажда знать все и до конца.

Я лениво потянулась, поднялась с кровати и тут же обнаружила возле ног мурлычущую Буську.

— Доброе утро, чудо, — погладила её по отблескивающей шерстке.

Она повернулась, взглянула на меня. Ответь кошка «И тебе доброе» или что-то в этом роде, меня бы после вчерашнего это не удивило. Но она только мяукнула, слегка приподнявшись на задние лапы.

Я подняла кошку, усадила себе на колени, принялась поглаживать.

— Ай, ну не надо же о мои ноги когти свои острить, Буська.

И кошка, словно поняв смысл моих слов, перевернулась на спину, предлагая почесать ей живот.

— Ну что, Буська, пойдем завтрак готовить? — спросила я, на что она ответила тихим мурлыканьем.

Я сняла кошку с колен, нашла под кроватью тапочки, направилась сперва в туалет, потом на кухню. Посмотрела в окно. День обещал быть солнечным, но, похоже, холодным. Хотя осень есть осень. Сейчас вроде и солнышко светит, а через полчаса небо как затянет тучами, да как хлестанет ливень. Ну и черт с ним, пусть хлещет, все равно сегодня никуда не собиралась.

Я лениво, потягиваясь и зевая на ходу, подошла к холодильнику. Что тут у нас сегодня на завтрак?

Пара пачек Буськиного вискаса еще имеется. А для меня? Принюхалась к фаршу. Фу! Похоже, ему теперь единственный путь в мусоропровод. А ведь когда покупала его, так захотелось котлет! Но так и не вышло. Что же, триста рублей насмарку. Придется жарить яичницу.

Я включила чайник, насыпала еды активно требующей кошке, разбила над сковородкой два яйца, сбила их вилкой, чуть-чуть подсолила. Люблю, когда яичница хорошо прожарена, твердая, а не размазня, по виду напоминающая йогурт.

Что ж, поставлю-ка маленький огонь, а сама умоюсь да переоденусь.

По-быстрому совершив утренние процедуры и напялив старые джинсы и свитер, вернулась на кухню. Похоже, яичницу надо перевернуть.

А курить-то хочется!

По привычке мои пальцы начали двигаться, словно мнут мячик.

Может, в организации Сергея Ивановича меня могли бы раз и навсегда лишить этой чертовой привычки? Как ни странно, сейчас я не держала на них зла, хоть разумом понимала, что вряд ли то, что они делают, совпадает с моими моральными принципами. И почему я вчера ушла, так и не задав еще несколько вопросов? Сейчас любознательность брала верх.

Возможно, мне опять чем-то промыли мозги, как тогда, в квартире у Виталика? Может, искусственно заставляют меня быть лояльной к их организации? Еще двадцать четыре часа назад мысль о том, что человечество контактирует с инопланетянами, меня бы не посетила, а скажи мне кто подобное — я однозначно посоветовала бы ему навестить психиатра. А сейчас это не вызывало ни малейшего удивления. Ну контактируют люди с пришельцами, и что? Мир от этого не перевернулся, апокалипсис не наступил, время не пошло назад. Увидела, узнала, хотелось знать еще больше.

Так-с, похоже, дожарилась моя яичница.

Аккуратно сложила её на тарелку. Кажется, в холодильнике была еще колбаса, если и она не испортилась.

Открыла дверцу. Вот. Кажется, нормальная.

Услышав «Мяу», опустила взгляд вниз.

— Что, Буська, надоел тебе вискас, колбасы хочется? Обещаю со следующей недели кормить тебя человеческой едой.

Отрезала два кружочка, бросила на пол.

— Держи, солнце.

Налила воды в чашку, сделала кофе, пусть стынет, пока я поем.

Яичница оказалась немного пригорелой, но вполне съедобной. Эх, жаль, не передался мне талант к кулинарии от отца. Тот бы сейчас из имеющихся в холодильнике продуктов сотворил бы настоящий шедевр, не хуже тех, что подают в ресторанах или в офисе Сергея Ивановича в его параллельном измерении.

Позавтракала я быстро. Такая уж привычка — никогда не умела наслаждаться едой. Поставила тарелку в умывальник — потом помою. Принялась за кофе.

Вот зайдет сейчас Наташа, поведать ей историю про пришельцев на Земле или не стоит? Может, бестселлер написала бы. Хотя, зная Наташу, вряд ли когда отправит свои рукописи издателям. Страшно ей, следят за ней, плохо пишет она, смеяться будут над ней и еще тысяча и одна отговорка на любой вкус.

Внезапный звонок в дверь заставил меня подпрыгнуть на месте.

А вот, похоже, и Наташа пришла.

Буська первая сорвалась, соскочила с подоконника и побежала встречать гостью, я последовала за ней. Отперла дверь.

Нет, не гостью. Гостя.

На пороге стоял Стас. Как всегда, слегка небритый, с взъерошенными волосами и этим странным изучающим взглядом, который мне никогда не нравился. Смотрел он, как на подозреваемого во время допроса, может, привычка, выработанная службой, а может, он всегда у него такой был. Ладно, неважно.

— Ну чего тебе? Забыли мне сделать, как вы там говорили, процедуру? — нахмурилась я.

— Привет, — улыбнулся он. — Я не за этим. Войти можно?

— Ну, привет. Ну, входи, — буркнула ему. Вот на кого-кого, а на Стаса я все еще была злая. Человек находился все время под боком, его ранили на моих глазах, я тогда полчаса просидела на корточках, зажимая рану, а все оказалось подставой. Раньше ведь отношения у нас были хоть и не дружеские, но вполне тесные, можно даже сказать, приятельские. Казалось, что он из той редкой породы людей, которые могут поддержать в трудную минуту, которым можно поплакаться в жилетку, когда тяжело, которые готовы в любой ситуации дать полезный совет. Да и не бабник — хоть и не женат, но отношения и со мной, и с другими женщинами в отделении поддерживал только приятельские. Одно время, помню, даже ходили слухи, что он гей. А сейчас…

Сейчас кто его знает, что о нем думать и какая он личность на самом деле.

Он разулся, снял куртку.

— Проходи на кухню. Я как раз кофе пила. Тебе сделать?

— Не откажусь, — кивнул он.

Ну что ж, кофе так кофе.

— Тебе крепкий? Сколько сахара?

— Две ложечки кофе, две сахара, — ответил он, проходя на кухню и садясь на табуретку. — Приятно тут у тебя.

— Надеюсь, — пожала плечами я, размешивая кофе.

Буська начала кружиться возле Стаса, словно от того пахло колбасой. Вообще она чужих не любит, даже к визитам Наташи привыкла не сразу, но Стас, на мое удивление, ей понравился. Аж странно. А он, опустив руку, начал поглаживать мою кошку по мохнатой спине.

Я подала Стасу напиток, который он сразу же попробовал.

— Вкусно, — улыбнулся он.

— Так, не обижайся, но зачем ты пришел? — спросила я, присаживаясь за стол напротив него.

— Думал, может у тебя остались вопросы, — пожал плечами он.

— И как давно ты работаешь на эту вашу, — я секунду помедлила, — организацию?

— Недавно. Где-то полгода.

— И все это время ты строил планы, как устроить мне веселенький день?

— Нет, я вообще планов не строю, — абсолютно спокойно ответил он. — Этим у нас занимается Сергей Иванович вместе с Клифи. Такое земноводное с планеты, названия которой я не помню. Оно не разумно в нашем представлении, но обладает более широким подсознанием, чем разумные виды, и способно к глубокому интуитивному анализу. Любая задача прогоняется через Клифи, и он выдает оптимальные пути решения и подводные камни. Курить тут у тебя можно?

Рассказ про Клифи меня ничуть не удивил. Теперь, после орла, меня вряд ли что способно удивить. А ведь помню, как Стас с Мишкой дико смеялись над какой-то телепередачей про НЛО. Эх…

— На балконе, но лучше не надо, — поморщилась я. — Ты же знаешь, я бросить пытаюсь.

— Хочешь бросить быстро и больше никогда не хотеть взять в рот сигарету? — предложил он. — Есть у нас один звуковой наборчик…

— Сам-то почему не бросил?

— Да мне как-то и не мешает. Даже не думал о том, чтоб бросать. Мне ж детей не рожать. Но знакомый захотел и избавился.

Я поморщилась. Еще один! И почему все так и норовят напомнить о детях, которые мне отродясь не нужны?

— А то, что вы мне подкинули, это что такое было? Я говорила по-итальянски! При том, что итальянского никогда не учила.

— Манианская разработка, — отпив кофе, сказал он. — Дает возможность подключиться к головам тех, кто находится вокруг и использовать их знания. Маниане, или, как я их называю, скелеты, эту штуку используют, но человеческий мозг она переутомляет уж чересчур быстро, из-за чего у тебя были головокружения. Нашему же предателю подкинули информацию, что это способ избавить всех людей от нашего влияния и сделать умнее.

Буська выпрыгнула на мои колени, мяукнула, вынуждая погладить и почесать за ушком, и свернулась калачиком.

— И как же вы влияете на людей? Подмешиваете что-то в еду? — спросила я, негодующе посмотрев на свой холодильник.

— Нет. Во-первых, через еду это не выйдет сделать технически, — ответил Стас. — Во-вторых, есть множество деревень, где люди питаются собственной едой. Мы используем звукокод, который загружаем почти во всю музыку на планете. Ведь даже тот, кто не слушает музыку вообще, хоть такое трудно представить, иногда слушает её вынужденно. Радио в маршрутке, телевизор, сосед громко включит, мелодия у кого-то на мобильнике, ну и тому подобное.

Я вспомнила про писклявого певца-японца на звонке у Вадима Михайловича. Да уж, оказывается, это еще и оболванивает.

— Ну и плюс передачи по телевизору, сайты в Интернете, которые не располагают к мозговой активности, — продолжил он. — Теоретически каждый человек может преодолеть код. Но вот только не хотят они. Им лень. Проще ведь сидеть на диване и смотреть очередное идиотское телешоу, где рассказывают, как правильно, извиняюсь, какать, — он усмехнулся и снова одарил меня изучающим взглядом. — Читать статьи о том, как влюбить в себя человека за десять дней, вместо книг. Смотреть карикатурные картинки в Интернете, вместо того, чтоб заняться чем-то полезным. Представь себе, у подростков сейчас на пике популярности гомосексуальная порнография. Люди сами согласились оболваниться, мы только помогли им в этом.

От слов про порнографию мой рот превратился в букву «О».Шутит, что ли? Насколько знаю Стаса, если я вообще могу сказать, что знаю его, подобные шутки явно не в его вкусе.

— Да-да, — кивнул он. — Не удивляйся. Целый сайт подобный имеется.

— А тот человек, — спросила я, немного отойдя от культурного шока, — как он смог выглядеть в точности, как Виталик? Да и ко мне он приходил, соседка сказала, что он выглядел как я.

— Тот же самый звукокод, — Стас одним глотком допил кофе и отставил кружку в сторону. — Но немного другой. Есть разные звукокоды, по-разному влияющие на человека. Для того чтобы тебя воспринимали как другого человека, для того чтоб пробудить в ком-то определенные эмоции, как страх или агрессию, любые. Есть звукокод, причиняющий боль, есть, наоборот, доставляющий удовольствие. Садов применил на тебя коды повиновения и правды.

Прямо Гарри Поттер и волшебный звукокод. Но я уже не удивлялась.

— Звучит прямо как волшебство, — сказала Стасу, на что в ответ он пожал плечами.

— Чудеса науки. Правда, внеземной.

— А ты же сам тоже музыку слушаешь? — поинтересовалась я. — Даже если не нарочно, но травишься вашим же кодом.

— У нас в ушах стоят специальные импланты, блокирующие код. Только музыка и ничего лишнего, — погладил себя по мочке уха он.

— Так что, выходит, ты сверхумный, все на свете знаешь и запросто можешь выиграть в каком-нибудь интеллектуальном телешоу?

— Нет. Я не подсоединяюсь к другим, не использую чужие знания. Как я уже сказал, человек плохо переносит такой код, — прищурился он. — Но если мне захочется выучить, к примеру, китайский язык или научиться управлять реактивным истребителем — я смогу сделать это за пару-тройку дней. Правда, память мозга ограничена, поэтому забивать её тем, что не нужно, не рекомендуется.

— Всемирное правительство с супервозможностями, — кивнула я, подумав, что не так уж и плохо выучить иностранный язык или научиться, скажем, программировать, не затрачивая на это особых усилий.

— Ну, всемирное правительство — немного неверное слово. Скорее, люди нового типа, — ответил Стас. — На правительства мы осуществляем минимальное влияние. Если нужно, например, не допустить войны. В правительствах стран есть наши люди, как Коваленко или президент.

И почему я всегда знала, что с нашим президентом что-то не так?

— Он редко приходит к нам в офис, но все же он — один из нас, — продолжил Стас. — Думаешь, как у него выходит долго на посту держаться и неплохо править?

А оказывается, Стас еще и патриот.

— Стас, так зачем ты сюда явился, если по правде? — спросила я, посмотрев ему в глаза. — Тебя этот твой Сергей Иванович послал? Надеялся, что я передумаю?

— Вообще-то Сергей Иванович редко когда на что-то надеется. Не в его характере верить в удачное стечение обстоятельств, — вздохнул Стас. — Он знает. Всегда. Не то чтобы у него были какие-то данные к предсказанию будущего, но с помощью Клифи он всегда может определить самую высокую вероятность стечения обстоятельств. Думаешь, мы бы решились на такую сложную операцию по поиску предателя, если бы не знали точно, что она увенчается успехом, что ты останешься в живых?

— А вам было не все равно, останусь ли я в живых? — я искоса посмотрела на него. — Каждый день вон людей убивают.

— Нет, не все равно. Сергей Иванович почему-то очень хотел видеть тебя у нас, да и я был не против. Почему именно тебя, я не имею ни малейшего представления. Он всегда что-то скрывает, не афиширует свои действия. Можно еще кофе? — он, улыбнувшись, посмотрел на меня.

Кофе так кофе, заодно и себе сделаю. Но вот Буська, пригревшаяся на моих коленях, была явно против того, чтобы я вставала. Не дадут кошке спокойно поспать на коленях у хозяйки…

Я опустила свое чудо на пол, поднялась, взяла кружку, включила чайник. Еще раз посмотрела в окно, где уже потихоньку проплывали небольшие белые облачка, на ветви деревьев, гнущиеся под дуновениями ветра, снова перевела взгляд на Стаса.

— Так вот, я не знаю, почему он настаивал на тебе, но был уверен, что ты не откажешься, — сказал он. — Всего интересного и необычного у нас еще больше, приходи. Да и платят достаточно.

Я уже собиралась высказать Виталику свое «фи» от этой затеи. Не то, чтобы я не хотела знать больше, не хотела лучше зарабатывать, но после того, как меня использовали для ловли их предателя…

В дверь снова позвонили.

— У тебя сегодня гостевой день, — улыбнулся Стас.

Кого там принесло? Выключив чайник, я подошла к двери, открыла. На пороге стояла Наташа.

— Привет, Ирка, — поздоровалась она с ходу. Выглядела она радостной, возбужденной, редко когда я помнила её такой довольной.

— Здравствуй, Наташ, проходи, — открыла перед ней дверь.

— Я тут книгу в издательство послала, — поспешила похвастаться она. — Инесса все-таки меня уговорила на этот шаг.

— И когда ждать новый мировой бестселлер? — спросила я.

— Да подожди ты, какой бестселлер, — ответила она. — Не факт, что вообще издадут. Я же вообще недостойный автор и плохо пишу. Меня не издадут, точно не издадут.

Голос Наташи менялся от слова к слову, а уголки губ опускались, словно на каждый из них прицепили по грузу.

— Они только посмеются, — уже тихо, почти про себя, пробубнила Наташа.

Да уж, снова я наступила на какой-то подводный камень и абсолютно невинными словами испортила настроение своей творческой соседке.

— Вот, держи, — она протянула мне небольшой горшочек с небольшим растением. — Кактус. И Буська твоя им не полакомится, и будет в квартире растение. Поливать всего раз в день.

Я взяла из её рук горшок, прикоснулась к кактусу.

Ай, колючий.

Пусть уж будет, поставлю его в комнате на тумбочку или подоконник. Будет хоть какая-то эстетика, кроме плакатов на стенах и «позолоченных» часов.

Наташа подошла к кухне и, увидев Стаса, на миг остолбенела.

— У тебя мужчина! — сказала она таким тоном, будто представителя сильного пола видела впервые в жизни, что меня даже немного рассмешило. — Тогда я пойду.

— Да это мой коллега, — сказала ей. — Никаких отношений, кроме рабочих, между нами нет. Проходи, сейчас я вас познакомлю. Это Наташа, моя соседка, будущая известная писательница. Наташа, это Стас.

Соседка сразу же окинула меня негодующим взглядом. Не любила она, когда я рассказывала о её писательских способностях. Не любила, когда её пытались хвалить. Кажется, она даже немного стыдилась, что пишет.

— Очень приятно, — широко улыбнулся Стас.

— Проходи, Наташ, сейчас чай сделаю, — указала ей на свободную табуретку, сама же принялась искать чистую кружку.

Наташа выглядела так, будто находилась явно не в своей тарелке. Она сутулилась, словно пыталась сжаться, стать ниже, на лице проступила недовольная мина. То ли она стеснялась Стаса, то ли ей было стыдно, что она в самой обычной домашней одежде перед незнакомым человеком, а может, подумала, что Стас за ней следит? От неё всего можно ждать. Ничего, пусть привыкает к компании людей, а то сидит в добровольном заточении, выходя из квартиры только по самой крайней необходимости. Спросить бы Стаса, нет ли у него звукокода для Наташи, чтоб та стала более открытой, уверенной в себе, перестала думать, что весь мир ведет за ней незримую слежку…

— А о чем пишете? — спросил её Стас, пока я готовила чай.

— Да так, — она замялась. — Плохо я пишу.

— Фантастику она пишет. И фэнтези, — ответила я вместо неё. — Причем довольно хорошо. Она стесняется, такой уж у неё характер.

— Хватит меня расхваливать! — сердито буркнула соседка. — Сама же знаешь, что нехорошо. Ты читала, знаешь, что оно плохо, но хвалишь меня по дружбе.

Кошка мяукнула в сторону Наташи, словно осуждая, потерлась о мою ногу.

— Тебе еще колбасы дать, Буська? Ну, раз так просишь…

Я открыла холодильник, отрезала кусок докторской, бросила ей. Пусть полакомится.

— Издадитесь, я вас почитаю, — улыбнулся Стас.

— Да кто же меня издаст, — пробубнила Наташа, то краснея, то белея на глазах. — Графоманов не издают.

— Издастся, издастся, — добавила я.

— Хоть ты не издевайся, — соседка снова смерила меня негодующим взглядом.

— Ладно, — поднялся Стас. — Наверное, я пойду. Что хотел сказать, то сказал, придешь к нам — узнаешь еще много чего интересного. Ты подумай, — он посмотрел мне в глаза. — Надумаешь — у тебя мой номер есть. Буду ждать звонка.

— Подумаю, — ответила я, ставя на стол Наташину чашку с чаем. — Минуту подожди, — сказала ей, — я гостя провожу.

В ответ она только кивнула.

Я вышла за Стасом в коридор, проследила как он надел куртку и обулся.

— Я буду ждать, — улыбнулся он уже с порога.

Я не ответила ничего, только усмехнулась ему в ответ и защелкнула дверь. Предложение, несмотря на весь гнев, который я испытала вчера, было заманчивым, но я все еще не могла решить, как с этим всем поступить.

Как всегда в раздумьях, мне захотелось курить. Я нашла свой мячик, посильнее сжала его в руке, вернулась к Наташе, которая успела изрядно повеселеть. Да уж, не любит она посторонних.

Села напротив неё.

— Рассказывай, что у тебя стряслось, раз он заходил? — спросила она.

— Да так, дела по работе.

— Ну раньше по делам к тебе сюда мужики не приходили, кофе ты их не угощала. Так что рассказывай, — настойчиво проговорила она.

Наташа в своем репертуаре. Сама боится признаться, что читает перед сном, думает, что все вокруг за ней следят, и вообще, попробуй из неё хоть слово про её личную жизнь вытянуть, но хочет знать все и про всех.

— Твой парень? — посмотрев мне в глаза, поинтересовалась она.

— Да какой парень, успокойся уже, — ответила я. — Сама лучше расскажи, как ты так решилась свою нетленку в издательство отправить.

— Да то было временное помутнение, — она замялась. — Теперь кроме тебя, Инессы и пары-тройки читателей в Интернете еще и какой-нибудь редактор над моим творчеством посмеется. Сколько стремилась никому не показывать, и тут потемнение рассудка, и на тебе. А ведь уже и не отзовешь.

Я засмеялась, а успевшая покончить с колбасой Буська, словно тоже хотела расхохотаться, несколько раз мяукнула, и выпрыгнула на стол.

— Так, кошка, здесь тебе не место, — взяла я свою радость, посадила на колени и начала поглаживать, чему Буська была несказанно рада. — Наташ, — повернулась я к соседке. — Знаешь, сколько там графоманов тексты свои присылают? И даже их издают. Мне кажется, тебя точно должны не только издать, а еще и сразу же возвести в ранг классики.

Вспомнилась знакомая Катька, которая все время читала романчики о попаданке в фэнтези-мир, которая в обязательном порядке спасала мир и выходила замуж за принца. Взяла у неё как-то почитать несколько — вроде и разные имена авторов на обложке, разные названия, разные персонажи, а читаешь — и каждый раз одно и то же. На третьей книге тогда мое терпение закончилось, так как я точно знала, что произойдет на следующей странице.

— Ты опять надо мной насмехаешься? — выпалила Наташа.

— Да нет, не насмехаюсь, — ответила я. — Давай лучше покончим с этим разговором. Издашься — сама увидишь. Я спросить хочу вот что — представь, что у тебя есть возможность хорошо жить, знать то, что не знают другие, иметь возможности, превышающие возможности среднего человека. Но это противоречит твоим внутренним убеждениям. Как бы ты поступила? Согласилась бы предать принципы или нет?

— Ну, — она на секунду призадумалась. — Думаю, что нет.

А вот я не знала.

Везде были свои плюсы и минусы, и выбор этот был не из разряда простых.

— Здесь немного душновато, тебе не кажется? — спросила она.

— Да, есть немного, сейчас открою окно.

Я поднялась, держа кошку на руках, прошла к балкону, открыла дверь, почувствовав дуновение легкого ветерка. Захотелось подышать свежим воздухом, и я шагнула вперед.

Тучи уже почти полностью заняли небо, лишь местами светились проблески яркой голубизны. Посмотрела с балкона вниз, где кипела обычная повседневная жизнь. Школьники в неуклюжей форме возвращались со своих занятий, какой-то мужик копался под капотом своего автомобиля, мужчина и женщина на лавочке что-то обсуждали, молодые мамы медленно прогуливались с колясками, дети постарше играли в футбол.

Ветру вздумалось поиграть, и он, собрав охапку листьев, метнул их в сторону дома, потом поднял, закружил в воздухе и бросил в усаженное воронами дерево. Стая птиц отреагировала моментально, взметнувшись вверх черной мельтешащей тучей.

— Буська, — обратилась я к прижавшейся к моей груди кошке. — А ты как бы поступила?

Она замурлыкала, еще сильнее прижимаясь ко мне. Наверное, это и был её ответ. Хорошая моя Буська.

Люди, находящиеся внизу, спокойно жили каждый своей жизнью. Они не знали, не догадывались, что происходит в мире. Наверное, если бы узнали — начались бы массовые возмущения, волнения, паника. Но каждый из них надеялся на что-то. На то, что в мире существуют чудеса. Кто-то верил в пришельцев, кто-то ходил к шарлатанам-колдунам, поверив в то, что магия действительно существует, кто-то читал книжки наподобие тех, что пишет Наташа, и принимал все написанное за чистую монету.

— Ты идешь или так и будешь там стоять? — окликнула Наташа.

— Сейчас иду, — ответила я, смотря вниз.

Похоже, я знала, какой выбор сделать.

Ключ второй

Глава 1

Обычно люди ждут снега до Нового Года. Кто бы что ни говорил, а каждый человек мечтает встречать этот праздник в домашнем уюте, созерцая переливающуюся всеми возможными цветами ёлку, «Иронию судьбы» по телевизору и роскошный снегопад за окном, при этом попивая шампанское, закусывая его тортом и салатом «Оливье». И не верьте, если кто-нибудь скажет, что ему не нравится этот праздник. Каждый, будь то затворник, мечтающий жить на необитаемом острове, или считающий себя прогрессивным юнец, говорящий, что Новый Год утратил смысл вместе с распадом СССР, мечтает встретить его по-человечески.

В этот раз природа словно решила поиздеваться над россиянами — бесснежная осень продолжалась до самого Крещенья, а как только праздники отгремели — сразу же присыпала улицы горами белесых снежных хлопьев.

Ну и метель! Даже резиновый мячик в руке показался холодным. Первая метель этой зимы, причем в самом конце января.

Надо же, как вышло — курить бросить получилось, а вот привычка мять этот мячик осталась. Ну и пусть будет, по крайней мере, здоровью она не вредит.

Метель за окном бушевала, словно голодный зверь, выпущенный из клетки. Только напрягая зрение, можно было разглядеть кутающихся в пуховики людей внизу, еле-еле ползущие машины, детей, несмотря на ненастье, пытающихся играть в снежки.

А ведь весну в этом году обещают раннюю. Причем не синоптики или народные предсказатели, а те, кто действительно вряд ли ошибется. Так что пройдет несколько дней, может, неделя, и зверя вернут в его клетку, сугробы почернеют, а тротуары покроются обилием луж и серо-коричневой кашей.

Кажется, чайник уже закипел.

Наташа вот-вот должна прийти, да еще и, как она сказала по телефону, с сюрпризом. Неужели со своим женихом решила меня познакомить? Как-то не верится, что соседка смогла его найти. Нет, не то чтобы она была некрасивой или характером не вышла. Она вполне симпатичная, да и может быть доброй, по крайней мере, умеет таковой притворяться. Но вот отношения с противоположным полом у неё… Вероятнее всего, Наташе это просто-напросто не нужно. Ей полностью хватает мира своих фантазий. Так что вряд ли «сюрпризом» окажется знакомство с каким-нибудь парнем.

В дверь настойчиво позвонили.

Сейчас узнаем, что за такой сюрприз она приготовила.

Я открыла дверь, впустила улыбающуюся соседку и удивилась. Кажется, настолько веселой я её раньше не видела. Наташа прямо цвела от счастья.

— Вот, — протянула она коричневую книжку.

Что это?

Я взяла книгу, взглянула на обложку. Одетая в старинное платье девушка в объятьях молодого мужчины, средневековый замок на заднем плане. Красивая обложка. А в чем сюрприз?

Только теперь до меня дошло.

Автор — Наталья Перунина!

— Ого! Поздравляю! — я искренне обрадовалась за соседку. Пусть она параноик, пусть не всегда адекватна, но зато талантлива! Как говорят — все гении с причудами.

Наташа аж запрыгала и запищала от радости.

— Дай обниму тебя. Молодец! Писательница!

Наташа, словно маленький ребенок, уткнулась носом в мою грудь. Радостно-то как, словно мне передался весь заряд её положительной энергии.

— Молодец! Праздновать будем? Тут у меня бутылка вина еще с Нового Года осталась.

Она молча кивнула, словно устыдилась. Мы с ней не любительницы спиртного, но сегодня повод выпить был. Надо же, первая изданная книга соседки! Почитаем.

И почему она не предупредила, что у неё праздник? Я бы что-то приготовила. А так… А нет, стоп. Вспомнила! Кажется, у меня еще была коробка конфет.

Конфеты нашлись в комнате, в одном из шкафчиков. Как же хорошо, что я про них забыла и не съела вечерком под какой-нибудь фильм. Закрытая бутылка красного вина стояла в холодильнике. Конечно, не помешало бы какой-то еды приготовить, но Ната сама виновата, что не предупредила.

Я открыла вино, разлила по бокалам.

— За успехи в твоей писательской карьере! — провозгласила я, на что Наташа только усмехнулась.

Мы чокнулись и выпили, съели по конфете.

— Сама не ожидала, думала, отправят в корзину, — щебетала на радостях Наташа. — Но нет, сказали, что пойдет в серию. Не верила, пока не увидела книжку у себя в руках.

Я открыла книгу, перевернула одну страницу, вторую. Будет что почитать вечерком.

— Наташ, а где автограф? — спросила её.

— Да какой автограф, ты чего? — поежилась она.

— Давай-давай, Наташ. Ты теперь у нас писательница. Учись раздавать автографы, — я взяла со стола ручку, протянула Наташе, отчего её щеки налились румянцем, а взгляд потупился.

— Давай, Наташ, — приободрила её я. — Что же мне не получить автограф от будущей авторши бестселлеров?

— Да какая авторша бестселлеров? — пробубнила она. — Повезло один раз, не факт, что в следующий раз повезет.

Но тем не менее, вся красная от смущения, она взяла ручку, расписалась на развороте книги и продолжила:

— И Инессу, знакомую, издали. От радости до потолка прыгает. Эмоциональная она. А ты что, ёлку убирать не собираешься?

Я покосилась на искусственное деревцо, стоящее на небольшой тумбочке. Все никак не уберу её, так и стоит. Хотя что там, мне она нравится. Может, пусть до следующего года стоит? Ненастоящая все-таки, не облетает.

— Да то времени не хватает, то желания, — ответила я. — Постараюсь убрать, если не сегодня, то завтра.

А вот и Буська. Она встрепенулась, потянулась, тихо мяукнула.

— Не позвали тебя к столу, чудо? — обратилась к ней.

Она посмотрела на меня и сразу же перевела взгляд на холодильник.

— Сейчас, кошка. И ты попразднуешь.

Я взяла довольно внушительный кусок «докторской», порезала маленькими кусочками, сложила в Буськину миску, и кошка с аппетитом принялась за угощение.

— Вот, Буська, сегодня у Наташи праздник, — сказала я, но рыжее счастье настолько было занято колбасой, что никак не отреагировало на мои слова.

Я села за стол, долила нам с Наташей вина, откусила еще кусок конфеты.

— Наташ, а писателям много платят? — задала я нескромный вопрос.

— Нет, — покачала головой она. — По крайней мере, начинающим — точно нет. А почему ты спрашиваешь? Следишь за мной?

Ну вот, опять началось.

— Больше не спрашиваю, давай еще по капле за твой успех и чтоб много платили.

Мы выпили еще по глотку и мир начал становиться красочнее. Даже метель за окном казалась уже не свирепым зверем, а красивым явлением, еще одним чудом многогранной природы, которого так не хватало на праздники.

— Наташ, кажется, телефон звонит, сейчас отвечу, — поднялась я, услышав мелодию звонка. Кому там я понадобилась сегодня, в воскресенье?

Лениво вошла в комнату. Кто бы ни звонил — подождет. Взяла в руку свой «Самсунг». Стасик? С чего это он?

— Алло.

— Привет, Ир.

— Здравствуй, Стас.

— Ни от чего важного не оторвал? — я почувствовала в его голосе нотки вины, словно он собирался донести до моих ушей какое-то неприятное известие.

— Да мы тут с соседкой праздновали выход её первой книги. Помнишь Наташу, соседку мою?

— Девушка с косой, будущая всемирно известная писательница? Как же её забудешь, — в трубке послышалось хихиканье.

— Так почему ты мне звонишь? Не верю, что ты позвонил, просто чтоб спросить, как у меня дела.

— Тебя тут шеф вызывает, — сообщил он уже помрачневшим тоном.

— Прям сегодня, что ли?

Вот черт, еще этого мне не хватало.

— Просит, чтоб ты прибыла сегодня к семи вечера. Машину не бери, такси тоже заказывать не стоит, знаешь, какие сейчас дороги. Я Ромку попросил, он тебя в шесть пятнадцать под подъездом ждать будет. Наберет тебя, как подъедет.

— А что произошло, Стасик? К чему такая срочность?

Меня это начинало порядочно нервировать. Не планировала я сегодня куда-то ехать, а уж тем более заниматься оперативной работой. Легкое опьянение от вина как рукой сняло.

— Шеф все сам расскажет, — ответил он. — И вот еще что. Возьми все необходимое, запасную одежду там, туалетные принадлежности. Похоже, тебя ждет командировка.

— Какая еще командировка? — обозлилась я. Вот только командировки мне и не хватало.

— Говорю же, все расскажет шеф. Не телефонный это разговор. Собирайся и жди Ромкиного звонка.

Связь оборвалась.

Уф!

Думала, как сменю работу, станет проще. Хотя чего я вру сама себе? Проще-то стало. Работы меньше, большую часть времени можно сидеть дома. Но вот вся эта секретность и командировки не пойми куда начинают доставать.

Взглянула на свои позолоченные часы. Полтретьего. Время посидеть часик с Наташей, помыться, собраться, одеться у меня еще есть. А вдруг командировка в какую-то теплую страну? В Испанию там или Грецию? Эх, размечталась. Скорее всего, местом назначения окажется какой-нибудь Мурманск или Владивосток, где сейчас почти как в Антарктиде. Окажется, что кто-то там начал догадываться о существовании всемирного правительства, все не перестану их так называть, и придется ему промыть мозги.

Пока что будем верить в плохое, а там посмотрим. Все плохо, пока не доказано обратное.

— Меня тут на работу вызывают, — вздохнув, сказала я, вернувшись к Наташе.

— Вот и отпраздновали, — сменив выражение лица с веселого на серьезное, ответила она.

— Вот и отпраздновали, — повторила я. — Но у меня еще часик есть, можем посидеть, правда, пить больше не буду, — я присела на табурет напротив неё.

— Что там у вас, шпионов ловить надо?

Шпионов…

Если бы. Наташа-то думает, что я на работу в ФСБ попала. Вообще-то, если официально, то я именно там и числюсь, только на Лубянке мне ни разу бывать не доводилось. Зато знаю их начальника. Приятный он мужик, хоть немного и строговат. Но это у них, так сказать, профессиональное заболевание.

— Шпионы в такую погоду по домам спят, — попыталась пошутить я, взглянув в окно, где продолжала бушевать метель. Но Наташа, очевидно, моей шутки не поняла и, кажется, посерьезнела еще больше.

Буська начала тереться о мои ноги, и я нагнулась, чтобы её погладить. Какая же красивая у нас шерстка!

— Наташ, присмотришь за ней? Меня, похоже, в командировку отправляют, это может занять несколько дней, максимум неделю.

— А куда я денусь? — вздохнула она и взяла с тарелки конфету.

— Книжку твою возьму в дорогу, — я тоже решила проглотить еще пару десятков калорий в шоколадном виде. — Надеюсь, будет время почитать. А приеду — расскажу, понравилось ли. Хотя, конечно же, понравится.

— Да ладно, ты же знаешь, что я не очень…

— Очень-очень, — перебила её я. — И даже не сомневайся.

С Наташей мы распрощались через час. Я быстро приняла душ, высушила голову, собрала небольшую дорожную сумку, стараясь ничего не забыть. Нижнее белье, полотенце, зубная щетка, паста, мыло, запасные джинсы… Что еще? Ах да, Наташина книжка. Примостила её на самый верх.

Буська все время стремилась влезть в сумку. И так пыталась, и этак.

— Что, чудо, со мной хочешь? — я подняла её на руки и поцеловала в мордочку. — Нет, придется тебе с Наташей остаться. Я скоро вернусь. Обязательно.

Роман, словно по графику, позвонил в шесть пятнадцать. Укутавшись в теплый пуховик, я вышла на улицу, стараясь отворачиваться от несущихся в лицо снежных хлопьев, а мороз сразу же защипал лицо.

Брр. Холодно-то как. В такую погоду нормальный хозяин собаку на улицу не выпустит, а тут вон дети в снежки играют. Завтра же слягут с температурой.

Ожидавший меня черный внедорожник был еле заметен за обильной снежной завесой. Как можно быстрее и в то же время стараясь не упасть, я подбежала к машине, юркнула на переднее сиденье.

А здесь тепло, приятно, отопление работает на всю.

— Привет, Ромка, — я сняла перчатки и подставила пальцы под обогреватель.

— Здравствуй, — ответил он, заводя двигатель и откусывая кусок шоколадного батончика.

Не пойму, почему Ромку некоторые называют Толстым. Худой же, как спичка, и длинный, как удав. Может, потому, что он уже давно должен быть толстым, так как постоянно то шоколадные батончики ест, то чипсы какие-нибудь. У него постоянно во рту что-нибудь да есть, но не поправляется ведь! Мне бы такой иммунитет к лишним килограммам.

— Хочешь? — он достал из кармана несколько конфет и протянул их мне.

Отказываться я не стала. Взяла конфеты, забросила в карман куртки, одну развернула и откусила. Вкусно же!

— Роман, ты не в курсах, куда меня отправить хотят?

— Да, кажется, в Киев, — ответил он, выруливая со двора. И как он только дорогу в такую метель видел? — Я сам не против был отправиться, но Иваныч почему-то настоял, чтоб ехала именно ты. Почему — сама у него спросишь.

Постоянно этот Иваныч что-то не договаривает. Есть же у него доброволец на эту поездку, так нет, обязательно нужно было вытянуть из теплой квартиры меня. Но что ему понадобилось аж в Киеве?

— Надолго? — поинтересовалась я.

— Откуда я знаю? Мне не говорили ни зачем, ни почему, ни насколько. Мельком услышал, что вроде как в Киев. Больше ничего мне не известно. Да куда ж ты прешь! — вскрикнул Роман, еле успев затормозить и пропустить мчащуюся на всех парах легковушку. — И куда ты гонишь по такой погоде, идиот!

Так, кажется, Ромку лучше сейчас не отвлекать, а то еще врежемся в кого-то.

До стадиона «Лужники» мы добрались за час. Благо Ромка хорошо знал город и сумел объехать дворами внушительную пробку на третьем кольце.

Все никак не привыкну к этому въезду на парковку здания, которого в нашем мире не существует, да и, пожалуй, существовать не может. Роман нажал одну из кнопок, послышалось тихое шипение — звуковой код, открывающий проезд на антиземлю, и картинка перед глазами изменилась. Это все еще была парковка, но явно другая. Изменились машины, потолок из черного превратился в хромированный и стал выше, округлые лампы на нем из круглых стали ромбовидными, а их свечение с тусклого желтоватого сменилось на синее. Помню, как спросила Стаса, почему именно здесь? Почему «Лужники»? На что он ответил какими-то замысловатыми терминами, из которых я поняла, что во время состязаний и концертов здесь эффект перераспределения разума усиливается, идет излучение энергетики, и ученых центра прямо-таки одолевает вдохновение. Хорошо хоть они не додумались построить это здание рядом, в параллельном измерении Новодевичьего кладбища. Представляю себе вход через какой-нибудь склеп…

— Ну что, приехали, — усмехнулся Ромка, засовывая в рот очередную конфету.

— Спасибо, что подвез, — улыбнулась я.

— Да всегда рад, — откусывая конфету, сказал он. — Мне сейчас еще на Савеловскую ехать. Ладно, удачи.

— И тебе удачи, — я взяла сумку с заднего сиденья, прошагала через стоянку, вошла в продолговатый, чем-то напоминающий пулю, лифт с несколькими округлыми окошками в стенке. Поехали…

Люблю, поднимаясь вверх, смотреть в это застекленное отверстие.

Я поставила сумку на пол лифта, заглянула за стекло, откуда открывался вид на невиданный человеком мир. Больше всего это походило на пещеру. Игольчатые шпили, торчащие из пола, стен, потолка переливались в лучах огромных прожекторов, прикрепленных к потолку. Казалось, эти шпили выточены из чистейшего алмаза. Но это всего лишь какой-то полимер, который, как говорили, полируется до блеска густой тарпакианской атмосферой. Черт подери, как же это красиво! Только ради того, чтоб увидеть первые этажи, отданные Люмарии Тарпакиана, стоило вступить в организацию.

Кажется, один из них меня заметил. Вон он, выглядывает из-за кристалла. Здоровый, как слон, но с виду больше похож на улитку. Кожистое образование на спине так и смахивает на панцирь. Интересно, что он сейчас думает? Какими он видит людей? Возможно, по-разному, ведь у этих существ три сознания и три личности. Может ли человек понять его мысли — мысли представителя цивилизации, в истории которой никогда не существовало математики? Он и представителем себя не считает, для этого уже нужно знать, что такое цифры. Какова логика и какие мысли могут быть у существ, которым никогда в жизни не приходилось считать и для которых представить число — то же, что для человека — вообразить десять пространственных измерений.

Эх, взять бы скафандр да отправиться на тарпакианские этажи, но эти гигантские улитки запретили нам спускаться. Надо же, от излучения мозга человека их кристаллическая техника, оказывается, глючит.

И всегда эти этажи заканчиваются так быстро, насмотреться не успеешь. Надо будет как-то хоть фотографий сделать.

Лифт остановился, и я вышла в долгий коридор. Вон он, кабинет Сергея Ивановича. Подошла ближе, постучала, и дверь незамедлительно открылась.

Неужто Иваныч сам передо мной двери открывает? Он джентльмен, конечно, но чтоб вот так перед служащими…

— Здравствуй, Ирина. Подожди в кабинете, я сейчас вернусь, — сказал он и проскользнул мимо меня.

Ну что же, подождать так подождать. Я поставила сумку на пол, подошла к окну. Помню, как в первый раз увидела этот океан, разбивающий свои волны о подножие растущего из него здания. Тогда это меня изрядно удивило, но и сейчас, смотря на него, казалось, что я погружена в какой-то психоделический сюрреаллистичный сон. Каждый раз, когда я смотрю в океан, мне кажется, будто он заглядывает в меня, пытаясь понять и изучить. Зрелище отсюда воистину завораживающее. Сколько ни смотри, с каждым новым разом оно перехватывает дух, заставляя усомниться в реальности происходящего.

А вон и орел. Даже два. Они пролетели над водой, словно соревнуясь, выясняя, кто из них быстрее.

— Ирина, — услышала я голос Сергея Ивановича и обернулась. — Садись, пожалуйста, — он плавным жестом указал на кресло.

Я села и почувствовала себя снова как в первый раз, как тогда, когда я чуть было не возненавидела этого человека. Сейчас же он был мне безразличен. Начальник как начальник. Бывают и похуже.

За эти несколько месяцев здесь почти ничего не изменилось. Разве что аквариум с крокодилоподобным синюшным созданием нашел себе место в углу. Клифи. Его взгляд каждый раз вызывал у меня мурашки по коже, и сегодняшний день не стал исключением. Живая вычислительная машина так и буравила меня своим угрожающим взглядом.

— Значит, в Киев? — перевела я взгляд на Сергея Ивановича, который смотрел на собственное отражение в окне и поправлял галстук. Интересно, он и спит в этом своем строгом костюме и при галстуке? По крайней мере, мне его без них видеть не приходилось. Надо будет у Стаса спросить.

— В Киев, — кивнул Иваныч и сел за свой стол. Как обычно — прямая спина и манеры истинного джентльмена. Наверное, когда он был помоложе, у него от женщин отбоя не было.

— Вино будешь, — предложил он.

— Нет, я уже сегодня, если честно, пила, — отказалась я.

— Молодец. А вот я не откажусь, — он достал из шкафчика стола бутылку и бокал, налил, пригубил кроваво-красную жидкость.

— Так зачем мне в Киев? — поинтересовалась я.

Иваныч вздохнул:

— Надо кое-кого оттуда доставить. Я, если честно, даже не знаю зачем, но маниане попросили. Вот, — он достал откуда-то из шкафчика стола планшет, положил его на стол и пальцем подвинул ко мне.

Я взяла аппарат, посмотрела. С экрана на меня смотрел худенький веснушчатый мальчик на вид лет девяти-десяти. Самый обычный парнишка, каких миллионы.

— Его, что ли? — недоуменно спросила я.

— Именно его, — отпивая вино, произнес Иваныч. — Вадим Курниленко. Десять лет, родителей нет, воспитывается в детдоме. Вообще-то вся информация о нем, а также необходимые звукокоды есть в этом планшете. А вот тебе, — он снова потянулся под стол, — билет на самолет туда и обратно и паспорт гражданки Украины. Знаешь, какая у нас с ними сейчас ситуация. Лучше перестраховаться.

— Только зачем этот парень понадобился манианам? — я еще раз посмотрела на улыбчивое лицо парня, потом на Иваныча. Меня это удивило — непонятно с чего наши друзья, как говорит Сергей Иванович, требуют привезти им какого-то парнишку, живущего в Киеве.

— А я, думаешь, знаю? — он снова отпил вина. — Маниане хоть и наши друзья, но у них есть свои секреты. Скажем, они могут частично предвещать будущее, но рассказывают нам о нем далеко не все. Говорят, что при нашей психологии это может нанести вред нам самим.

— То есть вы сами не знаете, зачем им понадобился парень?

— Нет, — он пожал плечами. — Я же говорил, я здесь далеко не главный.

Он повторял это каждый раз, но каждый раз я ему не верила. По крайней мере, ни с кем в организации главнее его мне встречаться не приходилось. Стас говорил, что видел высшее начальство. А некоторые из главных вроде как сюда вообще не приходят; живут себе спокойно на Земле, наслаждаются жизнью и отдают указания по телефону. Но здесь и сейчас Иваныч все-таки главный и не знает полной картины, творящейся в его организации.

— Я пообщался с Клифи, — Сергей Иванович кивнул в направлении синюшного крокодила в аквариуме. — И знаю, что эта операция принесет огромную пользу людям. Так что не отказывайте, привезите мальчика.

— Почему именно я?

— Говорю же, я общался с Клифи, — он пригладил свои усы. — А он не делает ошибок. Здесь нужна именно ты и никто другой.

Да быстрее дождешься снега в июне, чем хоть каких-то ответов от Иваныча! Все он держит при себе, все скрывает, говорит только то, что необходимо.

Я еще раз взглянула на лицо мальчика, и перспектива похищения детей из детдома меня не вдохновила. От этой мысли стало не по себе, а к горлу подступал колючий комок.

— Ты съезди, точнее, слетай, — Иваныч посмотрел в мои глаза, и у меня в который раз сложилось впечатление, будто он читает мои мысли. — Осмотрись, оцени этого парнишку. Если что — уезжай обратно. Кого-то другого пошлем. Конкретных сроков нам маниане не устанавливали, так что не привезешь — так не привезешь.

Умел он это. Уговаривать. Вроде как складывается впечатление, что выбор есть, но на самом деле никакого выбора, кроме как выполнить его поручение, нет и близко. И вот что тут сделаешь? Шеф не приказывает, не кричит, а вполне нормально просит выполнить рабочее поручение.

Вздохнув, я кивнула. Ну посмотрю я на этого мальчика. Даже любопытно стало, что он такое из себя представляет и почему маниане им заинтересовались. Наверное, эта моя заинтересованность тоже входила в планы Сергея Ивановича.

— Ну и замечательно, — улыбнулся он. — Вылет у тебя в девять часов, я позвонил одному парню из Киева — он тебя встретит.

Эх, хоть Киев увижу. А то знаю про мать городов русских одни стереотипы, наподобие вечной революции, о цели которой не догадываются даже сами революционеры, и рассадника националистов.

— Время у нас еще есть, — Иваныч взглянул на наручные часы. Как там у тебя жизнь?

— Да так, — ответила я. — Вот выучила испанский благодаря вашим звукокодам, научилась немного программировать, думаю еще готовить научиться. Уж точно не помешает.

— А парня не нашла?

— Нет, — покачала головой я. — Неужто вы хотите себя в этом качестве предложить?

Он рассмеялся:

— Был бы я на лет десять моложе, может, и предложил бы. Кстати, там в планшете один звукокод есть. Включаешь парню — и он твой до конца жизни. Если хочешь — пользуйся на здоровье.

— Да нет, — покачала головой. — Зачем мне зомби-то? Я уж как-то своими силами разберусь.

Он улыбнулся и снова отпил вина из бокала.

— Скажите честно, Сергей Иванович, вы тогда меня заставили при помощи звукокода в вашу организацию вступить? — спросила я. Всегда хотела его это спросить, но почему-то решилась только сейчас. Даже не решилась, а само как-то вылетело.

— А тебе здесь не нравится? — пожал плечами он.

— Да нет, не то чтобы не нравилось. Просто интересно.

— Вот и не спрашивай, — улыбнулся Иваныч. — Я доволен, ты довольна, Стас доволен, все довольны. А так сидела бы до сих пор в полиции, дежурила по ночам да гоняла разное хулиганье. Оно тебе надо?

Я не нашлась что ответить. Да и вообще, пытаться разузнать что-то у Иваныча — задача если не невыполнимая, то крайне трудная. Надо будет воспользоваться кодом и психологию изучить — может, тогда смогу с нашим шефом поговорить на равных.

В кармане Сергея Ивановича зазвонил телефон, он потянулся к внутреннему карману пиджака, достал аппарат.

— Алло. Да, сейчас зайду, — сказал он в трубку и вернул телефон в карман. — Сейчас. Иринка, я на пять минут.

Он поднялся и быстрым шагом вышел из кабинета, а я снова подошла к окну.

Океан все так же бурлил, накатывая белогривые волны на подножие здания. Я смотрела в него, а он смотрел в меня. И в этот раз мне показалось, что он грустит.

Глава 2

Киев встретил меня почти настоящей весной. Как только я вышла из здания аэропорта «Борисполь», теплый ветерок сразу же облизнул лицо, а в воздухе почувствовался приятный запах тепла. Снег, все еще лежащий на обочинах, медленно таял, создавая внушительных размеров лужи, люди вокруг были одеты явно по-весеннему, а по моей спине стекал пот. И почему никто не предупредил, что в Украине уже весна? Теперь как дура стою здесь в зимней куртке. Могла и сама прогноз погоды посмотреть, но почему-то не подумала.

Я оглянулась вокруг — неподалёку курили таксисты, ожидая своих клиентов, рядом расположилась компания бритоголовых. Те самые националисты, которыми так пугают, что ли? Похоже, да. Даже нашивка украинского флага у одного на рукаве.

Кажется, после перелёта и прохождения таможенного контроля я немножко подустала. Конечно, сегодня уже дел не будет никаких, а потому в гостиницу — и спать до утра. Где там человек, который должен был меня встретить?

— Ирина Анатольевна? — словно по велению волшебной палочки, ко мне подошел полноватый мужчина с дымящейся сигаретой в руке.

— Да, это я.

— Сергей Иванович просил вас встретить. Пройдемте. Машину я оставил немного дальше. Сумку вашу можно? — усмехнулся он.

— Да, конечно, — я отдала ему свои пожитки.

Мы прошли метров сто, он достал ключи, выключил сигнализацию. Его машиной оказался белый «Фольксваген-пассат», припаркованный за территорией аэропорта.

— А почему так далеко припарковались? Там же места полно? — спросила его, усаживаясь на переднее сиденье.

— Да не хватало, чтоб менты прицепились. У меня-то звукокод есть, но без причины предпочитаю не пользоваться.

Хм, похоже, не любит он полицию. Хотя полиция полиции рознь, как и везде, там есть нормальные люди, а есть и идиоты.

— Ну что, поехали, — он завел двигатель. — Кстати, меня Игорь зовут.

— Приятно познакомиться.

— Взаимно.

— И как у вас здесь, на Украине? — пытаясь не уснуть прямо в машине, я решила завести разговор.

— Да как может быть в стране майданов? Полная фигня. Экономика трещит по швам, люди требуют сами не знают чего, продукты дорожают, мэр — лоботряс, президент — американский засланец, хоть вернее будет сказать засранец, все как на иголках сидят.

— До сих пор майдан? — удивилась я. Вроде слышала, что уже относительно спокойно.

— Майдан — это уже имя нарицательное и синоним к нашей долбанной стране. Вот вы говорите «Коррида» и представляете Испанию, говорите «Диснейлэнд» и представляете Штаты, а говорите «Майдан», и…

— Да уж, — кивнула я и усмехнулась про себя. Правду, значит, говорили о вечном состоянии революции.

Вспомнилось, как когда-то, когда в Украине это все только начиналось, бывший коллега показал мне школьный учебник по украинской литературе, где смысл почти любого рассказа, повести или стихотворения сводился к тому, что украинцы хорошие, белые и пушистые, но все вокруг их обижают, издеваются и жить не дают. Но когда-то украинцы восстанут и превратятся чуть ли не в ведущую страну мира. Конечно, с такой литературой будут и майданы, и недовольство любой властью.

— А Иваныча вы давно знаете? — спросила его.

— Да как я его знаю, даже вживую не видел ни разу, — скривился он. — Попаду в Москву — увижу. Мне предложили работать в Киеве, следить, чтоб люди из-под контроля не выходили, пресекать просачивания информации наружу, — работаю. Нам еще только майдана против пришельцев здесь не хватает. Хорошо платят — я доволен. У нас тут базы, как у вас, нет. Мы с инопланетянами не контактируем и научных открытий не делаем, только следим, чтоб народ ни о чем не догадался. Мне даже в антимире ни разу бывать не приходилось, и пришельцем любовался только на фото.

В чем-то я ему даже посочувствовала. Все-таки антимир — это красиво. Но если захочет — прибудет в Москву и увидит.

Дорога была почти пустая, лишь изредка нам приходилось обгонять какой-нибудь транспорт, обычно рефрижераторы дальнобойщиков. А разве может по-другому быть в такое позднее время?

Вскоре я увидела киевские огни. Самыйобычный город, от Москвы отличающийся разве что вывесками на здешнем, как мне показалось, странном и даже смешном языке. Все то же — панельные дома, магазинчики, супермаркеты, автозаправки.

— Далеко до гостиницы? — поинтересовалась я.

— Нет, минут за пятнадцать доедем, — ответил Игорь.

Как ни странно, он не спросил, ни что я здесь делаю, ни зачем меня послали и тому подобное. То ли ему рассказали все в деталях, то ли не сообщили ничего и приказали не спрашивать. Как бы там оно ни было — лучше, пожалуй, эту тему не трогать.

Игорь остановил машину на красный свет светофора, поднял левый рукав, словно смотрел на часы, ткнул пальцем в запястье, и над его рукой прямо в пространстве образовалась небольшая голограмма с картой города. Он, прищурившись, посмотрел на неё и таким же касанием к запястью отключил.

— Что это? — спросила я.

— Ты что, не знаешь? — удивился он. — Думал, у вас там, в Москве у всех такие есть.

— Нет, не знаю, — я пожала плечами. В научный отдел мне приходилось заходить довольно редко, и что там сейчас изобретают, я не знала.

— Портативный компьютер нового поколения, — ответил он. — Через год, может, два или пять будет у каждого ребенка. Так сказать, замена телефонам, компьютерам, планшетам. Мне предложили протестировать, я и тестирую, — улыбнулся он и, дождавшись зеленого света, отпустил тормоз. — Он должен соединяться напрямую с нервной системой и подавать некоторую информацию, например, маршрут, прямо в мозг, но мой почему-то сбоит, приходится смотреть вручную.

— Говорите, скоро их запустят в серию?

— Да. Для этого и разрабатывались. Отживут свое эти айфоны да планшеты — появятся в продаже подобные штуки.

— А почему не раньше? — поинтересовалась я, поняв, что это может быть очень даже удобно.

— Да потому, что прежняя технология свое еще не отжила, — Игорь скривился. — Это экономика. Нужно получить максимальную прибыль за то, что есть сейчас, лишь потом можно переходить к следующему. Людям всегда нужно давать что-то, на что они будут работать. Будь то телефон, модная одежда или возможность поездки за границу. И давать это нужно постепенно, заставляя их, приобретя один товар, сразу же начинать мечтать о другом. Если люди не будут думать о том, как заработать побольше, если мы не будем внушать им, что деньги и новый гаджет — главное в их жизни, они начнут преодолевать звукокод.

Я промолчала. Все-таки это было неправильно. Навязывание каких-то идеалов большинству, чтобы меньшинство могло контактировать с пришельцами. Права Наташа, правы параноики — это всемирный заговор. А я являюсь одним из винтиков этой машины. Но мне дали шанс, дали возможность роста, и не воспользоваться этим наверняка было бы глупостью.

Минут через десять машина остановилась возле коричневого пятиэтажного здания, ярко освещенного фонарями.

— Вот ваша гостиница, — сказал Игорь. — Кормят хорошо, жить здесь уютно, нет лишней суеты, как в центре, и удобно добраться куда угодно.

— Спасибо, Игорь, — улыбнулась я, хоть на вид здание мне показалось неприметным. Я почему-то ожидала от организации шикарных апартаментов, как в фильмах о Джеймсе Бонде, какую-то звезду шоу-бизнеса на гастролях в соседнем номере и обслугу, которая вполне могла бы ходить по подиуму. Но при взгляде на это здание сразу было понятно — обычная гостиница для простых смертных людей. Но с другой стороны — а смысл меня селить в какой-то элитный отель? Только излишнее внимание к себе привлекать.

— Машина остается у вас, — сказал Игорь и протянул мне ключи.

— То есть? — удивилась я.

— Сергей Иванович сказал обеспечить вас транспортом, — усмехнулся он. — И оружием. На всякий случай. Пистолет и патроны лежат в бардачке. Он зарегистрирован на ваше имя, так что проблем не будет. Там же, не знаю, правда, зачем, лежат документы работника социальной службы, права и корочка сотрудника украинской СБУ. Шеф сказал сделать — я сделал. Все документы настоящие. В госбезопасности у нас свой человек, а остальное я получил, повлияв на кое-кого звукокодом.

Шеф, оказывается, как всегда, все продумал. С удостоверением работника социальной службы я смогу спокойно войти в детский дом. Только вот зачем мне оружие? Его присутствие меня напугало. Если Иваныч решил, что оно нужно, значит, скорее всего, понадобится. Он со своим крокодилом не ошибается.

От мысли, что мне может понадобиться в кого-то стрелять, у меня перехватило дыхание.

— Ладно, удачи вам. Вон стоит такси, — он кивнул в сторону припаркованных рядом машин, — доберусь домой на нем. Вряд ли мы с вами еще увидимся. Приятно было познакомиться.

С этими словами он вышел из машины, огляделся, и пошагал к серой машине с шашечками на крыше, оставив меня наедине с собой.

Я проследила за ним взглядом, открыла бардачок — все, как и сказал Игорь, было на месте. Документы и оружие. Зачем, черт его дери? Я знала, что так просто посмотреть на того парня шеф меня не отправит. Скорее всего, от меня требуется какое-то действие. Но пистолет! В кого мне придется стрелять?

На миг в мою голову пришла мысль, что, возможно, Иваныч прикажет мне убить того мальчика, отчего по всему телу пробежала легкая дрожь, но я сразу же отмела её. Во-первых, он наверняка знал, что сделать такое я не смогу. Во-вторых, убить проще специальным звукокодом, а не из пистолета. Пистолет был нужен, чтобы сопротивляться. Но кому и зачем? Кто-то будет мне противодействовать? Некто другой решил заполучить того парня?

Захотелось позвонить Иванычу и потребовать объяснений, но это было бессмысленно. Что он хотел мне сообщить — уже сообщил. Ни словом меньше и ни словом больше. И если я наберу его номер, он либо вообще не ответит, либо ускользнет от ответа. Может, набрать Стаса? Но вряд ли он что-то знает, в организации мы с ним на равных правах, и об этой операции, скорее всего, он знает еще меньше, чем я.

Я сгребла из бардачка документы, отправила их в сумочку. Пистолет хотела оставить, но нет. Нельзя. Возможно, кто-то попытается меня убить? А может, мальчику будут угрожать и мне придется его защищать? Множество вариантов, ни один из которых не казался верным. Но оружие, раз мне его дали, нужно держать при себе.

Я бросила пистолет в сумочку, вышла из машины, поставив её на сигнализацию, и направилась в гостиницу.

Внутри гостиница оказалась намного приятнее, чем снаружи, что слегка меня удивило. Под ногами блестел начищенный коричневый кафель, стены были оформлены под дерево, с висящих на них акварельных картин мне улыбались лица одетых в средневековом стиле мужчин и женщин. За стойкой небольшого вестибюля я увидела высокого, широкоплечего, довольно симпатичного молодого человека. Костюм-тройка, аккуратная стрижка, неизменная улыбка на лице — все это говорило о том, что отель намного лучше, чем казался с фасада.

Над дверью на другом конце зала красовалась вырезанная из дерева надпись «Ресторан». Впрочем, есть мне не хотелось, а если захочу, надеюсь, здесь можно заказать еду в номер.

— Добрый день, — я подошла к мужчине за стойкой. Только теперь я смогла прочитать золоченую табличку на лацкане его пиджака с именем Петр. — Мне нужна комната на одного человека.

— Здравствуйте, — улыбнулся он, обнажив белоснежные, отблескивающие в лучах лампы, зубы. — Сейчас посмотрим, что у нас есть. Вы не бронировали?

— Нет, — я покачала головой.

— К сожалению, свободных одноместных номеров у нас сейчас нет, — вздохнул он, посмотрев в возвышающийся на стойке монитор. — Но если хотите, можете поселиться в двухместном люксе на третьем этаже. Он свободен.

Свободные одноместные номера у них были, и я это прекрасно знала. Просто им выгоднее сдать комнату подороже. На секунду я подумала воспользоваться звукокодом убеждения или продемонстрировать удостоверение СБУ, но почему бы не взять двухместный? Да еще и люкс? Деньгами меня Иваныч обеспечил, а потому смысла экономить не было.

— Хорошо, — ответила я.

— Вот, заполните, пожалуйста, — Петр протянул мне бланк.

Я достала паспорт, тот, который дал мне шеф — украинский. Только сейчас заметила. Имя и фамилия были мои, а вот вместо родной фамилии Петрова почему-то было написано Москаленко.

Мой рот сам растянулся в усмешке. Шеф решил подшутить? За подобными шутками я его ни разу не замечала. От Стаса подобного можно было ждать, но только не от шефа.

Я заполнила документ, вернула его метрдотелю.

— Спасибо, — усмехнулся он, протягивая мне ключ. — Номер триста четыре. На третьем этаже вторая дверь направо. К вашим услугам ресторан, в номере имеется телефон, с которого вы сможете заказать еду в номер.

Я мягко кивнула и, в очередной раз убедившись, что лифты в пятиэтажных зданиях считали ненужными не только при Хрущеве, а и сейчас, поднялась на свой этаж.

Номер, как на мой вкус, оказался довольно приятным.

Светло-бежевые обои с голубенькими цветками на стенах, мебель выглядела старинной, но, скорее всего, это дизайнер постарался. Высоченный одежный шкаф, стол на крупных, напоминающих лапы животного, ногах, телевизор на стене — тоже в рамке, оформленной под обрамление картины. Огромный, обитый коричневой кожей, диван у стены, здоровенная хрустальная люстра под потолком. Почему-то при взгляде на неё мне вспомнилась компьютерная игра, которую я проходила, будучи студенткой то ли первого, то ли второго курса. Там можно было убить человека, сбросив ему на голову огромную, похожую на эту, хрустальную люстру. Белый тюль на окне, казалось, мерцал, отражая собой свет лампы.

Дверь в спальню. Что у нас тут?

Массивная двуспальная кровать, застеленная темно-коричневым атласным покрывалом, над ней два светильника в форме подсвечников, вазочка на туалетном столике с, кажется, искусственными цветами и еще одна телевизионная панель на стене.

Довольно уютно.

Санузел оказался тоже вполне ничего — раздельный и с ванной, а не с душевой, как было ныне модно, но неудобно.

Раздевшись и совершив ванные процедуры, я улеглась на кровать, включила телевизор. На первом попавшемся канале шел какой-то фильм про военных, конечно же, в украинском дубляже.

Ох и смешной же этот украинский язык! Такое впечатление, что они умышленно коверкают слова! К тому же откровенно бездарные актеры дубляжа добавляли впечатлений.

Я смотрела абсолютно серьезную драматичную сцену фильма и смеялась, словно там выступал комик. Может, выучить его по-быстрому с помощью звукокода, а потом говорить на нем, когда кто-то просит рассказать анекдот?

Ну вот как можно серьезно смотреть фильм с такой озвучкой?

Насмеявшись вдоволь, я принялась переключать каналы. У них что тут, русских программ вообще нет? Как сказал Игорь, в стране, ассоциирующейся с майданом, все возможно. Русскоязычных каналов я не нашла, зато здесь были пара-тройка английских. А английский благодаря звукокоду я недавно выучила в совершенстве.

Шла какая-то псевдонаучная программа про инопланетян, где взрослые люди с серьезными лицами рассказывали о возможности контакта с пришельцами и что он нам сулит.

Это было не менее смешно, чем «птичий» язык страны майданов. Смешно, если знаешь, как оно все обстоит на самом деле.

В передаче размусоливались возможные типы инопланетян. Какой-то умник умудрился поделить их на маленьких серых человечков и высоких мускулистых блондинов, которых можно было бы назвать мечтой Ницше. Антропоморфисты! Не могут они представить того же орла, который на деле является млекопитающей птицей, или тарпакианца — здоровенного слизняка-гермафродита с тремя разумами.

Насытившись телевизором, я сделала звук потише, откинулась на кровати, всмотрелась в потолок.

А ведь если Иваныч снабдил меня оружием, оно точно пригодится. Его Клифи не ошибается. Хорошая он все-таки штуковина. Живой компьютер может проанализировать самые незначительные и неимоверные вероятности и выдать идеальный план любой акции. Помню, как два месяца назад какой-то умник-химик придумал наркотик, который временно глушил действие кода. Появилась торгующая этим банда, а шеф послал меня разобраться. Я уговаривала его назначить со мной Стаса, но он уперся, что пойдет Валера — низенький оперативник, которого я недолюбливала. Мы нашли логово бандитов, включили звукокод, но подействовал он не на всех — некоторые начали отстреливаться. Тогда мы их положили, но каково же было мое удивление, когда одна из пуль прошла в сантиметре над головой Валеры и впечаталась в стену! Был бы на его месте Стас с его ростом — умер бы моментально. Знал Иваныч. Точно знал. Клифи сумел проанализировать и такой вариант.

Значит, здесь, в Киеве, мне придется стрелять. Только в кого? Зачем? Почему? Ответов я не знала, а Сергей Иванович мне их не сообщил. Он знал, что я буду задаваться этим вопросом, знал, что это будет меня мучить. Он хотел этого. Хотел, чтобы я в недоумении разглядывала потолок и думала, зачем он снабдил меня оружием. Возможно, поведай он мне картину целиком, я не сделаю того, что должна сделать. А то, что его план, каким бы он ни был, рассчитывался на меня и ни на кого другого, я уже поняла.

Эх, Иваныч.

Обнадеживало одно — если бы я должна была здесь умереть, он бы меня сюда не послал. Он умеет ценить своих сотрудников, в чем-чем, а в плохом и равнодушном отношении к подчиненным его упрекнуть нельзя.

Пожалуй, лучше будет отвлечься от задних мыслей и бессмысленного предугадывания. Гляну-ка я, пожалуй, что там Наташа написала, если я не забыла взять её книгу.

Книгу я вроде не забыла.

Давненько я бумажных книг не читала, а тут еще и знакомого автора.

Еще раз взглянула на рыцаря, обнимающего даму на обложке. Не сомневаюсь, что в содержании нет ни рыцарей, ни дам. Рисуют обычно что попало да чтоб покрасивее.

Наталья Перунина. «Осколки миражей».

Открыла первую страницу. Интересно. Красивый же у соседки язык! Особенно с редакторской правкой. Умеет слова подбирать. А у меня в школе с сочинениями, помню, проблемы были. Аж завидно стало.

Прочитав пару десятков страниц, я поняла, что и сюжет здесь на месте. Не откровенный шлак, которого ныне хватает на прилавках книжных магазинов.

А потом я почувствовала, что устала. Глаза слипались сами, а руки казались тяжелыми, словно выплавленными из свинца.

Отложив книгу, я уткнулась в подушку.

Вокруг меня покрытый нежно-фиолетовым сиянием мир. Свечение повсюду — куда ни глянь, везде свечение. Я оглядываюсь вокруг, не в состоянии налюбоваться этой далёкой вселенной. Кажется, везде кипит жизнь. Земля под ногами, деревья, горы — все смотрит в меня, изучает, пытается понять, проникнуть внутрь.

Я вижу манианина.

Одинокая фигура, закованная в белые, как снег, природные костяные доспехи, приближается. Передо мной лишь силуэт вдали, но сразу понимаю, что это представитель наших инопланетных друзей.

Он подходит ближе, останавливается напротив меня, окидывает, как мне кажется, осуждающим взором, а потом протягивает руку и касается моей головы.

Все меняется моментально — мир, словно паззл, брошенный на пол, распадается на куски, которые, в свою очередь, сразу же обращаются в пыль. Впереди лишь чернота, в которой то здесь, то там вспыхивают звезды. Я словно лечу через вселенную — наблюдаю за светилами, планетами, кометами, как обычными, рисунки которых можно посмотреть в учебнике астрономии, так и разных причудливых форм, как планета в виде символа бесконечности или звезда, напоминающая букву «Z».

Я ощущаю себя миниатюрной песчинкой на фоне бескрайних просторов Космоса с его исполинскими обитателями и в то же время бесплотным духом, который проходит сквозь звезды, планеты, метеоритные скопления.

Передо мной простирается нечто.

Другими словами это не назовешь.

Впереди извивается чернота, против которой самая темная ночь кажется ярким солнечным днем, а кусок угля — отполированным бриллиантом. Чернота извивается, чернота увеличивается, растет, чернота живет. С каждым мигом она охватывает все больше и больше вселенной, пожирая на своем пути целые созвездия.

— Что это? — спрашиваю я, но ответа не следует. Я чувствую одиночество. Ощущаю себя миниатюрным осколком нашего мира перед исполинской всеобъемлющей чернотой. И она надвигается. С каждой секундой она окружает меня, и вот уже вокруг нет ничего, кроме темнейшей тьмы. Меня не покидает чувство, что я нахожусь внутри живого существа.

Тьма говорит.

Я слышу какой-то шум, не понимаю его смысла, но знаю, что чернота пытается что-то сказать.

— Что ты такое? — спрашиваю я, и гул усиливается. Он звучит все громче, перерастая в невыносимый, льющийся со всех сторон гром. Чернота проникает в меня — в рот, в уши, в каждую пору кожи, и я чувствую себя её частью. Частью большого целого.

Здесь больше нет черноты.

Ни тьмы, ни света, ни черного ни белого, ни право, ни лево. Все чисто, стерильно, пусто.

А потом передо мной появился потолок.

Опять сон, как тогда, после первого моего звукокода. Неземной сон.

Желание спать пропало напрочь, даже больше, я просто не могла сомкнуть глаза, чтобы попытаться уснуть вновь. Лениво потянулась к туалетному столику, взяла мобильник. Три часа ночи. Бывает, может, еще усну. Но что значил этот сон?

Первое видение с манианином мне объяснял сам Сергей Иванович. Тогда он сказал, что это одна из форм общения их расы через звукокод.

Звукокоды, как он тогда сказал, это природная функция их мозга. Большинство программ, используемых человечеством, не что иное, как запись мозговой активности маниан, преобразованной в звуковой вид. Тот код, который был использован в операции по поимке предателя, содержал случайное воспоминание одного из маниан, а именно — его взросление. Переход из одного состояния в другое через напоминающий ледовую глыбу кокон. Если увидишь во сне манианина, сказал он тогда, — это, скорее всего, одно из их воспоминаний.

Но что тогда я видела сейчас?

Чернота, пожирающая вселенную? Возможно, это что-то другое, о чем я не имею представления. Некоторые мысли и технологии инопланетян для человека могут выглядеть бессмысленными.

Только сейчас я заметила, что мое дыхание участилось, а во рту пересохло. Комната словно сузилась. Картина, которую я видела во сне, была неимоверно реалистичной и вместе с тем пугающей.

Я поднялась с кровати, прошла в ванную, отпила немного воды прямиком из-под крана, умылась.

Фу. Немного легче.

Но чернота все никак не желала уходить из моей головы. Нужно позвонить Иванычу. С другой стороны, будить его в три часа ночи — не лучший вариант.

Подожду до утра, а там, пожалуй, будет видно.

Я улеглась на кровать, посмотрела на телевизор, который все еще работал в беззвучном режиме.

Спать не хотелось абсолютно. Почему бы не глянуть, что там показывают?

Я потянулась к лежащему на туалетном столике пульту, включила звук, прошлась по каналам.

Передача о животных, какой-то концерт, юмористическая программа, еще один концерт, старый боевик со Сталлоне — все не то. Советская комедия с украинскими субтитрами — меня одолел приступ хохота, на миг я даже забыла про сон. Надо же додуматься до такого! Что там еще?

Информационная программа на украинском языке. Что? Кажется, показывали тот самый детский дом, в который мне предстояло отправиться утром!

За дикторшей, рассказывающей что-то о социальной программе новой украинской власти, промелькнуло лицо того самого мальчика, которого мне предстояло доставить манианам. Вадим Курниленко!

Да, это он!

Я больше не смотрела на ведущую программы. Уставилась в задний план, где среди играющих детей только что промелькнул Вадим. Ну же, появись еще раз! Дай на себя посмотреть!

И он появился.

Держа в руках футбольный мяч, он подошел к камере, усмехнулся, посмотрел в неё своими большими голубыми глазами. На секунду мне показалось, что он смотрит именно на меня, отчего по моему телу прошел легкий холодок.

Он еще раз усмехнулся и убежал.

Вот зачем манианам этот мальчик? Да не смогу я вот так похитить его и доставить пришельцам! Не смогу и все! Если Иванычу было нужно, чтоб кто-то привез ему парня, этим кем-то должен быть кто угодно, но не я. Похоже, впервые, возможно, за всю свою жизнь, Сергей Иванович ошибся.

Или не ошибся?

Нет, ошибки быть не может.

Будем исходить из того, что шеф знал обо всем. Даже о том, что сейчас я буду сидеть на кровати в номере отеля и раздумывать над всем этим. Он знал, что я не смогу похитить этого парнишку! Знал, черт возьми. Но что тогда? Возможно, парень вовсе не нужен манианам? Что, если Иваныч сказал мне это специально, чтоб создать нужный настрой. Но зачем, черт его дери, зачем?

В моей голове появлялись все новые и новые вопросы, ответов на которые я не знала.

Может, парень вообще ни при чем, а вместо того чтобы доставлять его в Москву, я должна сделать что-то другое? Даже этот чертов сон, разбудивший меня, мог иметь какое-то значение!

Обхватив руками голову, я пыталась придумать хоть какой-то более-менее разумный вариант.

Я еще раз взглянула на экран телевизора, где дети поочередно рассказывали о том, как им живется в детском доме. Девочка с большим белым бантом на голове, потом мальчик с раскосыми глазами, у которого среди предков явно были азиаты, а потом к камере подошел Вадим Курниленко.

Я затаила дыхание, глядя в его голубые глаза, которые, как мне показалось, смотрели прямиком на меня.

— Тебе здесь нравится? — спросила ведущая Вадима, и поднесла к его рту микрофон.

— Могло бы быть и лучше, — улыбнулся он невинной детской улыбкой.

— А что не нравится?

— Какая разница? — он широко улыбнулся в камеру. — Скоро меня отсюда заберут.

— Кто заберет?

— Тетя в синей куртке.

Моя куртка. Моя куртка, черт возьми! Она действительно была синей!

Глава 3

Уснуть мне больше не удалось. Как только я закрывала глаза, перед ними сразу же всплывало лицо того мальчика. Откуда он знал, что меня пошлют за ним? Это казалось невероятным, но что, если парнишка умеет заглядывать в будущее? Это все объясняло — и его слова о синей куртке, и интерес со стороны маниан.

У меня промелькнула мысль позвонить Сергею Ивановичу и сказать, что я отказываюсь от этого задания и возвращаюсь в Москву. Ничего он мне не сделает. Но я бы не простила себе того, что не разузнала все до конца. А потому я села в оставленный мне Фольксваген и направилась к нужному детскому дому.

Находилось это учреждение в районе под названием Подол. Самый обычный дом в пять этажей, который на фоне раскинувшихся рядом небоскрёбов выглядел совсем малюткой. К нему прилегал небольшой парк и что-то наподобие спортивно-игровой площадки. Несколько ребятишек лет восьми-десяти играли во дворе, бросая друг другу небольшой мяч, но Вадима Курниленко среди них не было.

Я всматривалась в здание, все еще раздумывая, что мне делать дальше, но кроме как войти и повидаться с самим мальчиком, вариантов не было. Я вышла из машины, и холодный ветер сразу же стеганул меня по лицу. Того тепла, что вчера, уже и в помине не было. Весна — пора переменчивая, особенно когда приходит в феврале. Сейчас она обернулась к людям низкими серыми тучами над головой, которые, казалось, вот-вот зацепятся за верхушки киевских небоскребов, и неистовым ветром, раздававшимся громом в моих ушах.

Кажется, будет дождь, а может, даже и снег.

Через высокие ворота я прошла на территорию детского дома, направилась ко входу в здание.

— Тетя, — подскочил ко мне один из играющих во дворе мальчишек и дернул за рукав.

— Что, малыш? — улыбнулась ему я.

— Не хотите стать моей мамой? Я послушный и хорошо учусь, мечтаю стать учёным, — он смотрел на меня умоляющими глазами.

— Мальчик, — склонилась к нему.

— Меня зовут Петя, — усмехнулся он. — Петя Зайченко или, для других детей, Петя русый. У нас тут просто еще Петя рыжий есть.

— Я не могу тебя забрать, — погладила мальчика по вьющимся волосам. Но кто-то обязательно тебя возьмет.

— Но ведь вы забираете Вадика, — моментально расстроился он. — А мы с ним друзья, и он говорил, что был бы не против, чтоб я был его братом.

— Как забираю Вадика? — удивилась я. — Я не собираюсь его забирать.

— Вадик уже всем рассказал, что вы его забираете. Он хорошо рисует, даже портрет ваш нарисовал, — парнишка изрядно погрустнел и был на грани того, чтоб заплакать. — Тут еще какие-то двое хотели забрать Вадика, но он говорил, что с ними не пойдет, только с вами. Да и мне те двое совсем не понравились. Плохие они.

— Какие двое? — на меня нахлынуло еще большее удивление. Кто-то еще интересуется Вадимом? Но кто? И главное — зачем?

— Мужчина, высокий такой, с темными волосами и рыжая женщина с веснушками, — ответил Петя. — Они уже несколько недель сюда ходят. Вроде как получили все бумажки об усыновлении. Та рыжая тетка, кстати, странная. Иногда мне кажется, что её и нет вовсе! Но Вадик сказал, что они его не заберут, он пойдет с вами. А он все знает наперед. Как-то он сказал, что я во время игры в футбол упаду и сломаю руку, а я ему и не поверил, пошел играть. Да и пролежал кучу времени в больничном отделении с гипсом. Ух, больно же было! Теперь я всегда Вадика слушаю.

К горлу подступил колючий комок. Мой трезвый рассудок отказывался верить в то, что парень видит будущее, но все говорило об обратном. Теперь ясно, что потребовалось инопланетянам. Но кто такие те двое? Нужно увидеться с Вадимом. Только он сможет дать ответы на интересующие вопросы.

— Петя, пошли играть, — подскочил к нему темноволосый мальчик.

— Так вы меня не заберете? — он еще раз посмотрел на меня.

Вот не могу я утешать ребенка, говоря ему неправду. Не могу и все. Пусть я не желаю рожать собственных детей, но относиться плохо к чужим все равно не могу.

— Вряд ли, — я посмотрела мальчику в глаза, и он опустил взгляд вниз.

— Тогда сделайте так, чтоб Вадику было хорошо, — сказал он, и на его глазах заблестели слезы.

Мне было жаль этого ребенка. Жаль их всех — вот этих мальчишек, играющих во дворе и остальных, находящихся в здании. Искренне жаль. Настроение окончательно испортилось. Ведь сколько же людей, которые хотят ребенка, но не желают брать чужого? Можно подумать, они какие-то не такие! Обычные дети. А ведь настоящий родитель не тот, кто родил, а тот, кто воспитал. Вот как эти дети сюда попали? Бывает, конечно, что семья погибла, но зачастую их отбирают у родителей-алкоголиков, наркоманов или преступников. По службе в полиции я это знала. И вот что, они заслужили право называться родителями только потому, что произвели ребенка на свет?

С этими мыслями и злобой на весь мир я вошла в здание. Меня встретил просторный холл, украшенный висящими на стенах цветочными горшками. Надо же, почти как у Наташи. Как оказалось, тут даже чисто и аккуратно. Небольшой диванчик еще советского образца заняли две девочки и мальчик. Они громко шептали, очевидно, надеясь, что их никто не слышит, и краем уха мне удалось подслушать их разговор. Они говорили о мальчике Вадиме, которого вот-вот должны забрать из приюта. Похоже, здесь это целое событие.

— Здравствуйте, — окликнула меня невысокая полноватая женщина лет тридцати пяти. — Вам что-то нужно?

— Да, — ответила я, потянулась к сумке, достала оттуда удостоверение социальной службы и протянула женщине. — Мне хотелось бы увидеть Вадима Курниленко.

— А-а-а, — протянула она. — Так вы по поводу того мальчика, которого сегодня забирают? Пройдемте в мой кабинет, — притворно улыбнулась она, наверняка желая показать, что у них здесь идиллия и вечная радость. — Меня зовут Галина Степановна. Я здешняя управляющая.

Она протянула мне документ и, позвав меня жестом, вошла в небольшую дверь справа. Я прошла за ней. Мы очутились в небольшом светлом коридоре, через окна которого в комнату проникал солнечный свет. Здесь было приятно. Мне почему-то всегда казалось, что подобные приюты — едва ли не самые отвратительные места на свете. А здесь аккуратно расставленные на подоконниках вазоны, приятный цветочный запах и теплота. Детские рисунки на противоположной от окон стене, главной темой которых была, конечно же, семья.

Мне стало жарко, я расстегнула свою куртку и тут же остолбенела.

Мой взгляд упал на один из рисунков, на котором красовалось мое собственное лицо.

Что за?..

Дыхание на миг замерло.

Детский рисунок, но довольно талантливый, как для ребенка. При всей его аляповатости свое лицо я узнавала довольно хорошо, показалось, что мои глаза с рисунка смотрят на меня.

Подпись в нижнем правом углу гласила — Вадим Куриленко.

— Вот, сюда, пожалуйста, — сказала Галина Степановна, указывая на деревянную дверь и заставляя меня оторваться от рисунка.

Ведь этот мальчик никогда меня не видел! Теперь все сомнения развеялись — мальчик видит будущее. Мне рассказывали о людях с природным иммунитетом к внушению. Таковые обычно имеют склонности к наукам или другие таланты, центр старается находить их и убеждать работать на себя. Но таланты — это одно, а пророчества — совершенно другое! Никогда не верила в разнообразных провидцев и предсказателей будущего, а здесь — на тебе!

Кабинет Галины Степановны оказался неприметным по современным меркам, но вполне опрятным. Мебель здесь была еще советского образца — письменный стол, заставляющий вспомнить о школьных годах, массивный книжный шкаф, полки которого были уставлены детской литературой и толстыми томами по педагогике и медицине, два полумягких кресла и большое окно с видом на двор. На подоконнике, конечно же, красовались живые цветы. Похоже, разные вазончики здесь любят. Это место явно понравилось бы моей соседке.

— Садитесь, — сказала Галина Степановна, указывая жестом на один из стульев, сама же разместилась за столом. — Наверное, хотите посмотреть на документы новых родителей мальчика? Вот, пожалуйста, — она вынула из шкафчика белую папку и протянула мне. — Все здесь. Семья, похоже, хорошая, успешная. Он бизнесмен, имеет магазин одежды в центре, она преподаватель в университете Шевченко. Там справки о здоровье, составе семьи, доходах и прочем, — не переставая улыбаться, она достала из покоящегося на столе футляра большие очки и надела их, отчего стала отдалённо напоминать сову. — Когда кого-то усыновляют, это для нас всегда праздник. А эти люди действительно хорошие. Видите эти вазоны? — она указала взглядом на горшки, стоящие на подоконнике. — Это они помогли нам с озеленением.

— А сам мальчик рад новым родителям? — спросила я, открыв папку и краем глаза посмотрев на документы.

— Знаете, — она секунду поелозила взглядом по столу. — Не очень. Хотя он странный парень. Вбил себе в голову, что его родители погибли в автокатастрофе из-за него. Мол, он знал, что произойдет авария, но не смог отговорить их от поездки. Наш психолог, Григорий Олегович, столько времени на него потратил, а он говорит все то же. И психиатра из больницы приглашали. Специалисты говорят, что со временем должно пройти, но надо регулярно наблюдаться у психолога. Новые родители мальчика с этим согласны.

Я пристальнее взглянула на документы. Их фотографии — он черноволосый крепыш с небольшими усами, она хрупкая рыжеволосая коротко стриженая женщина. Тридцать пять и тридцать три года. Вполне обычная семья. Но кто они такие на самом деле? И зачем им понадобился мальчик?

— Знаете, — продолжила Галина Степановна, — редко кто берет детей в возрасте Вадима. Обычно предпочитают от двух до пяти лет. Но этой семье он сразу понравился, и они не хотели смотреть ни на кого, кроме него.

— Так я могу увидеть парнишку?

— Да-да, подождите здесь. Я сейчас его приведу, — Галина Степановна встала и быстрым шагом направилась к двери кабинета. — Только вот что, — повернулась она, уже открыв дверь. — Вашу куртку лучше снимите и повесьте на вешалку. Мальчик внушил себе, что его заберет женщина в синей куртке и с завязанными в хвост русыми волосами. Думаю, нам не нужна бурная реакция.

— Хорошо, — ответила я и сняла куртку, в ней все равно было жарко, после чего еще раз бегло просмотрела документы — обычная семья, даже, как мне показалось, чересчур примерная.

Что же, будем исходить из того, что парень действительно видит будущее. Возможно, он знает что-то про маниан? Нечто, что те должны сотворить? Маниане ведь сами обладают в некотором роде даром предвидения. Да нет, вряд ли. Вероятнее всего, организация хочет использовать его для предвещений будущего в дальнейшем. Но кто такие эти двое? В меня вселилась уверенность, что они и близко не семья. Люди, которые что-то узнали и пытаются воспользоваться этим в свою пользу? Любители паранормальных явлений, поверившие, что парень действительно пророк? Какие-нибудь сектанты, считающие его своим мессией?

А что, если?.. Да нет, не может быть!

От этой мысли мне стало не по себе, а дыхание участилось.

Что, если это все проделки Сергея Ивановича? Он знал, что я не смогу забрать мальчика и привезти его манианам, а потому подослал этих двоих, чтоб я, почувствовав опасность со стороны, сделала то, что ему нужно? То есть схватила парня и потащила его в Москву?

В коридоре послышались шаги взрослого человека и детский топот. Сейчас увижу этого Вадима.

Дверь приоткрылась, на пороге стоял тот самый мальчик, которого я видела на фото и по телевизору в отеле. В реальности, как мне показалось, он был намного бледнее и худее, чем на экране.

— Вадик? — посмотрела в его голубые глаза.

Он несколько секунд просто стоял и пялился в меня, несколько раз моргнул, словно проверял, не кажется ли это все ему. А потом его лицо расплылось в улыбке до ушей, и он бросился ко мне.

Я никогда не была специалистом по детям; у меня нет собственных отпрысков, у моих ближайших друзей тоже, все мои знания о детях ограничивались кратким курсом детской психологии, прослушанным в университете, который успел порядочно подзабыться. Но сейчас я с уверенностью могла сказать, что глаза мальчика выражали надежду.

Он бросился мне на шею, словно я была для него самым близким человеком, хоть мы виделись впервые.

— Тетя Ира, вы заберете меня отсюда? Вы не отдадите меня тому дядьке с призраком? — щебетал он мне на ухо. — Вы же пришли, чтобы забрать меня? Верно?

На миг я оцепенела. Он знает мое имя!

— Вот, — на пороге возникла Галина Степановна. — Вы ему понравились.

— Вы заберете меня. Заберете, — шептал Вадим.

— Постой, Вадик, — я взяла его за плечи и взглянула в его голубые глаза. — Я не пришла тебя забирать. Тебя усыновляют другие люди.

— Вы не отдадите меня дядьке с призраком, — продолжал бормотать он, с надеждой смотря в мои глаза. — Вас послали костяные люди, Но им вы меня тоже не отдадите! — говорил он, а у меня пересохло во рту.

Костяные люди? Он знает про маниан! Неважно как, но он уверен в их существовании. У меня пересохло во рту, а дыхание замедлилось. Значит, вот зачем он нужен пришельцам. Парень знает больше, чем ему положено!

Я обняла мальчика, прижала его к себе. Пусть я не специалист по детям, но догадаться о его чувствах было не трудно — Вадим боялся. Он весь дрожал, словно находился раздетый на морозе, а его губы что-то непрерывно бормотали. Мне стало его жаль.

— Все будет хорошо, — прошептала ему на ухо.

Я почувствовала, что не смогу бросить этого парня в беде. Пусть мы виделись с ним впервые в жизни, но оставить его в опасности было бы просто бесчеловечно. Говорят, что если нет собственных детей, начинаешь питать симпатию к чужим. Вадик, прижимающийся к моей груди, был мне симпатичен. Я почувствовала, что просто не могу его отпустить.

— Психолог сказал, что Вадиму надо поменьше контактировать с взрослыми, кроме своей будущей семьи, — сказала Галина Степановна. — Отпустите парня.

Казавшаяся строгой женщина стояла напротив меня, уперев руки в пояс, а её неодобрительный взгляд елозил по нам с Вадимом.

— Галина Степановна, дайте нам поговорить. Покиньте кабинет на пять минут, — тихо, но серьезно сказала ей.

— Вы что, не понимаете? — повысила голос она.

— Я все понимаю, — ответила я, — но пожалуйста, дайте нам пять минут наедине.

Она глубоко вздохнула, окинула нас превратившимся в злобный взглядом, пробормотала что-то про себя и вышла.

— Вадим, — я посмотрела на парня, — а что за дядька с призраком, о которых ты говоришь?

Он снова взглянул на меня, и его лицо моментально посерьезнело.

— Вот они, — ткнул он пальцем в лежащие на столе документы. — Это дядька, — он показал пальцем на мужчину, — а это его призрак, — его палец уткнулся в фотографию женщины.

Призрак. Но как? Тот мальчик внизу тоже говорил, что женщина странная, и иногда ему кажется, что её не существует. Но кто она тогда? Почему призрак? И тут до меня дошло. Звукокод! Весь этот приют подвергся внушению. У того мужчины есть доступ к звукокодам, и он вынудил всех поверить, что он семьянин. На самом деле никакой женщины нет, а выглядеть он может совсем не так, как на этой фотографии. Как известно, дети менее восприимчивы к внушению, чем взрослые. Все серьезно, все очень серьезно. Кто он такой? На кого работает? Зачем ему понадобился мальчик?

— А зачем ты дядьке с призраком? — спросила я у мальчика.

— Он хочет сделать мне плохо, — лицо Вадима снова погрустнело. — Вон они. Дядька и призрак! — он указал пальцем в окно. — Он пришел за мной!

Повернулась к окну.

Да уж, я не ошиблась, приют действительно подвергся внушению.

По двору, направляясь к входу в здание, медленно шел мужчина. Тот самый, что на фотографии. Его поза говорила, что его кто-то держит под руку, только женщины или кого-то другого здесь не было.

Да здесь же проходит непрерывное внушение!

Моя голова закружилась, а тело покрыл липкий холодный пот.

В этом здании должны находиться множество передатчиков, постоянно транслирующих звукокод.

Цветы! Они помогли с озеленением — кажется, так сказала Галина Степановна. Я взяла с окна горшок, изо всех сил шарахнула его о пол, отчего он разлетелся на мелкие кусочки. Присела, всмотрелась в рассыпанную землю, провела по ней рукой.

Передатчики должны быть здесь!

Вот!

Мой палец наткнулся на что-то твердое. Трясущимися пальцами я подняла с пола маленький черный шарик.

Твою ж!

Эта штука передает звукокод беспрерывно на частоте, не слышимой человеческим ухом. Кто он такой? Подобные технологии доступны только нашей организации и никому другому! Может, это операция по поимке еще одного предателя, как осенью?

Успею подумать над этим позже, сейчас главное — выбраться.

Я посмотрела на мальчика, который молча смотрел на меня и трясся от страха.

— Все будет хорошо, — сказала ему.

Я схватила сумку, нащупала в ней пистолет, сняла с предохранителя. Только бы мальчик не пострадал!

— Держись за мной, — сказала ему, на что он ответил кивком.

Мое сердце колотилось как бешеное, иногда казалось, что оно вот-вот вырвется из груди, а к горлу подступил противный колючий комок. Я не знала, зачем я делаю то, что делаю, но чувствовала, что поступаю правильно.

Дверь начала приоткрываться. Я достала пистолет и прицелилась.

На пороге комнаты стояла Галина Степановна, её выражение лица обратилось в гримасу страха.

— Не-не-не, — бормотала она, очевидно, не в состоянии сказать ни слова.

— Молчите, — сказала ей, не опуская пистолет. — Пройдите в кабинет и закройте за собой дверь.

Что же я делаю, черт его возьми! Угрожаю оружием обычному, мирному человеку!

Галина Степановна вошла в кабинет, пытаясь бормотать что-то про себя, а её глаза медленно закатывались. Я увидела, как её клонит на бок.

Зараза! Сейчас в обморок упадет!

Убрав оружие, я подскочила к ней, взяла под руку. А она тяжелая! Килограмм семьдесят, не меньше!

Я усадила её за стол, отдышалась, достала из сумки выданный Иванычем планшет, трясущимися пальцами начала искать в нем код отключения.

Моя голова кружилась, в глазах темнело, а руки дрожали, будто обрели собственное сознание. Мысли в голове смешались в тугой клубок, и обдумывать что-то трезво я не могла.

Где он, черт подери, этот код! Вот, наконец-то!

Включила звукозапись и положила планшет на стол, наблюдая, как глаза Галины Ивановны закатились, а рот открылся.

Что дальше? Уходить через окно?

Я посмотрела на мальчика, который застыл в приступе паники. Прислушавшись, можно было услышать, как клацают его зубы.

Надо бы выяснить, кто такой тот тип, но с другой стороны, это может обернуться риском для мальчика.

— Лезь под стол, — скомандовала ему, не представляя, откуда в моей голове взялось такое решение, но на данный момент оно показалось оптимальным. — Под стол, быстро!

Вадим взглянул на меня обеспокоенным взглядом, молча кивнул и начал забираться под массивный стол. Думаю, там он будет в безопасности. Надеюсь на это.

— Не вылезай, пока не скажу. И ни звука, — сказала ему, сама же спряталась за дверью.

Скорее всего, тот тип придет сюда.

Я попыталась успокоиться. Мне приходилось участвовать и в перестрелках, и в задержании опасных преступников, но так, как сейчас, меня не трясло никогда. Действие звукокода, пробивающееся через импланты в ушах? Или что-то другое? Собственное сердцебиение казалось мне раскатами грома, а пистолет все время норовил выскользнуть из покрывшейся потом руки.

Спокойно, Ирка, надо держать себя в руках. Что бы там ни было, надо успокоиться! Прежде всего, успокоиться.

Я на миг закрыла глаза, и мне показалось, что мир пошел кругом. Неужели он как-то вызывает у меня перепады давления?

— Галина Степановна, — услышала я мужской голос, доносящийся из-за двери, который звучал, словно говорили через рупор. — Галина Степановна, вы здесь? Нам нужно подписать документы.

Легкий стук в дверь заставил меня затаить дыхание.

— Галина Степановна?

Давай, входи уже, и покончим с этим!

Дверь начала медленно открываться.

— Галина Степановна, вам плохо?

В кабинет вбежал черноволосый коренастый мужчина и бросился к управляющей, а мой пистолет сразу же уперся в его затылок.

— Стоять! Подними руки! —приказала я, понимая, что мой дрожащий голос сейчас звучит не очень убедительно. — Двинешься — пристрелю.

Но он все понял правильно. Его руки медленно поднялись над головой, и я прошлась по его карманам.

Пистолет! Надо же, примерный семьянин с маузером за поясом. Заткнула его в задний карман джинсов. А здесь что? Ключи от машины и мобильник.

— Отойди и сядь в кресло, — приказала я, понимая, что физически он намного сильнее меня, и если ему удастся отобрать оружие — мне не устоять.

Он молча прошел в кабинет и уселся на стул, смотря мне в глаза уверенным бесчувственным взглядом. Я закрыла дверь, прижалась к ней спиной. Теперь расстояние между нами метра два с половиной — три, и будь он хоть трижды Джеки Чаном — пистолет стреляет быстрее.

Я взяла в руки его телефон. Управление звукокодом должно быть где-то здесь. Стараясь не сводить взгляда со своего пленника, стала пролистывать меню.

Где он, черт его дери?

Мои руки все еще тряслись, а железобетонный взгляд этого мужчины выводил из себя, заставляя волосы становиться дыбом.

Где оно?

Кажется, вот. Управление звукокодами почти всегда маскируется под музыкальный проигрыватель. Отключить.

Я ткнула пальцем в сенсорный экран и убрала телефон в карман. Постояла минуту, и мне стало немного легче. Дыхание, кажется, пришло в норму, а дрожь по всему телу угомонилась.

Что же это за звукокод такой, действующий через импланты? Ладно, потом разберемся, так же как и с тем, кто он такой. Сейчас главное — покинуть здание.

— Ты выведешь нас с Вадимом отсюда, — сказала я, смотря пленнику в глаза.

Он молча кивнул.

— Вадим, вылезай.

Пока парень покидал свое укрытие, я взяла свой планшет, нашла в нем настроенный под себя код усиления реакции, включила. Пригодится. Вдруг этот мужик и в самом деле какой-нибудь спецназовец.

— Вадик, подай мне мою сумку, — указала мальчику.

На секунду парень оказался между мной и пленником, а мое сердце екнуло. Показалось, что этот мужик вот-вот схватит парня, прикроется им и заставит меня сложить оружие. Но этого не произошло — он сидел как вкопанный и только буравил меня своим тяжелым взглядом.

Когда мальчик подал мне сумку, я отправила в неё планшет, отобранный у моего пленника пистолет, взяла в руку его мобильник.

Так, мне нужен его звукокод. Вот он.

— Держи, — я бросила телефон пленнику, который он поймал с завидной ловкостью. — Настрой так, чтоб окружающие воспринимали меня как твою рыжую женушку, — приказала ему, понимая, что мне на то, чтоб разобраться с его кодами, потребуется намного больше времени. — И не вздумай меня дурачить!

Он молча ткнул несколько раз пальцами в экран и бросил телефон мне. Благодаря коду усиления реакции я смогла его поймать.

— Вадим, ты видишь меня как эту рыжую тетку-призрака? — спросила мальчика.

— Да, — ответил он. Выглядел парень все еще перепуганным, ну ничего, пройдет. В его страхе нет ничего удивительного. Сама перепугалась не на шутку.

Я взяла свою куртку, надела её, спрятав правую руку с пистолетом в рукаве, а левой взяла ладошку мальчика.

— Поднимайся, — приказала пленнику, и тот молча встал. Я взяла его под руку, словно мы пара. — Веди нас на улицу. Один фокус — и я тебя пристрелю, — я посмотрела в его глаза. Кажется, он понял. Почему он все время молчит? Неужто у него есть какой-то план? Может, на улице его ждет помощник? Но времени на раздумья не было, нужно срочно покинуть этот чертов приют.

Мы прошли по украшенному цветами коридору, вышли в холл.

— Ты будешь меня навещать? — подбежала к Вадиму улыбчивая девочка. — Во повезло тебе! Мне бы так.

— Постараюсь, — ответил он. — Если родители пустят.

Смышленый малыш.

Мы вышли на улицу, где к Вадиму сразу же подошел Петя.

— До встречи, друг, как ко мне дозвониться, ты знаешь, — мальчики обменялись рукопожатиями, а я все время смотрела на идущего рядом пленника. Что-то в нем было не так. Только что? Своими движениями он больше походил на робота, чем на человека. Может, испугался? Ладно, он мне все расскажет, когда выберемся отсюда. И кто его послал, и зачем ему был нужен Вадим.

— Где твоя машина? — спросила я, как только мы прошли за ворота приюта.

Он молча указал кивком на припаркованный у дороги «Порше Кайен».

— Садись за руль, — потянулась в карман, достала ключи от его машины и ткнула их ему в ладонь.

Почему он, черт подери, молчит? Не хочет выдавать страха? Пусть помолчит, заговорит еще.

Он сел на водительское сиденье, мы с Вадимом разместились сзади. Хорошая у него машинка! Просторная, уютная.

— Поехали, — сказала я. — Что-то вытворишь — убью. Выше шестидесяти не разгоняться, правила не нарушать. Понял?

Он снова кивнул и завел двигатель. Машина мягко тронулась с места.

— Спасибо, тетя Ира, — мальчик снова заключил меня в свои объятья, а его лицо сияло от радости. — Я знал, что вы за мной придете.

Глава 4

«Порше Кайен» оказался действительно хорошим автомобилем. Система климат-контроля поддерживала идеальную температуру воздуха, гул двигателя почти не ощущался, да и гаишники остановить подобную машину не решатся. Мало ли, может, какой-нибудь депутат или министр едет. В любом случае, не простой смертный.

В бардачке нашлось три паспорта, все с фотографией одного человека. Первый украинский на имя Виктор Драченко, второй на итальянца Роберто Моцци и третий польский, здесь мой пленник значился как Болеслав Крупский.

— Виктор, значит, — сказала я, на что он промолчал. Вряд ли он Болеслав или Роберто. — Что же, Виктор, давай направо, — указала маршрут, сверившись с картой в телефоне.

Машина плавно повернула на узкую улочку, по обе стороны которой возвышались жилые многоэтажки.

Вадим мирно спал, уложив голову на мои колени. Во сне он постоянно улыбался, наверное, ему снилось что-то приятное.

Я дважды попыталась связаться с Иванычем, но его телефон был занят. Интересно, сказал ему Клифи о том, что происходит здесь? Знал ли он наперед? А если знал, то какова конечная цель? Вадим сказал, что манианам я его не отдам, и был прав — сунуть парнишку в руки пришельцев и спокойно уйти мог бы разве что самый бессердечный человек.

— Налево, — указала я, и машина въехала на территорию давно заброшенной стройки. Вряд ли здесь можно кого-то встретить. Идеальное место, чтобы допросить этого Виктора. Звукокод здесь вряд ли сработает — у него точно есть импланты, значит, придется действовать старыми проверенными методами. Мучить, конечно, я его не собиралась, но вот запугать вполне можно. Расскажет все, куда он денется?

— Остановись, — скомандовала ему. Кажется, это место не просматривается с улицы и окон соседних домов.

Достав из сумки планшет, я запустила код сна. Пусть Вадим поспит, может, придется пальнуть этому уроду по ногам, лучше ему не видеть.

— Выходи, — приказала я и, аккуратно переложив голову мальчика на сиденье, вышла следом. Посмотрела в глаза Виктора, которые все так же не выражали никаких эмоций.

— Что же, — сказала ему, стараясь не нервничать, — ты так или иначе все расскажешь. Убить я тебя не убью, но вполне могу выстрелить тебе, скажем, в коленную чашечку. Знаешь, какая это боль? К тому же вряд ли ты когда-нибудь сможешь ходить. Так что рассказывай, кто тебя послал, зачем тебе понадобился парень.

Но он даже не шелохнулся, ни один мускул не дрогнул на его лице. Виктор все так же продолжал стоять и буравить меня своим мертвым взглядом. Как будто не человек — робот.

— Говори! — крикнула уже громче, но его состояние оставалось неизменным.

Да кто же он такой? Может, накачан наркотиками или лишающими страха звукокодами?

И я выстрелила. Пистолет грохотнул, изрыгнул пламя, а возле ноги Виктора поднялся маленький фонтанчик пыли. Но он оставался стоять, словно не заметил выстрела. А ведь пара-тройка сантиметров — и корчился бы от невыносимой боли.

Кто же ты? Я слышала, что бойцов военных спецподразделений учат игнорировать давление, но вот болевой порог никто не отменял. Сломать можно каждого, только у каждого свой предел.

Я почувствовала, что выхожу из себя. Мне хотелось броситься на него, вцепиться в лицо, согнать всю таившуюся внутри меня злобу. Моя рука задрожала, а зубы до боли сжались. Котел злобы с каждой секундой закипал все сильнее и вот-вот готов был выплеснуться.

Сволочь! Урод!

Нет, стоп.

Нельзя нервничать. Этого, похоже, он от меня и добивается. Вынуждает на опрометчивый шаг. Нужно оставаться спокойной и непоколебимой. Это он должен нервничать, а не я! Он!

Но эмоции брали свое, и овладеть ими я не могла. Рука задрожала, на миг показалось, что пистолет вот-вот выскользнет из ладони.

Я потянулась в карман куртки, нащупала свой мячик, посильнее сжала его в руке. Должно помочь. Ну же! Мне необходимо успокоиться! Нужно сохранять хладнокровие!

— Говори! — крикнула я, вскинув руку с оружием, но Виктор молчал.

Действительно пальнуть по его ногам, что ли? Кажется, это было единственным, что я могла сейчас предпринять.

Я прицелилась, перевела дыхание. Моя рука дрожала, словно находилась под напряжением.

На тебе, гад!

Я нажала на спуск, и в этот момент Виктор прыгнул. Пуля ударилась о землю там, где он только что стоял, а в следующий миг его кулак столкнулся с моей щекой.

Боли я не ощутила, но на глаза сразу же наплыла черная пелена. Мир качнулся, померк, перед взглядом забегали мушки.

Когда взор прояснился, и я поняла, что лежу на земле, а ко мне приближается тяжелый армейский ботинок.

Зараза!

Я откатилась в сторону, а ботинок прошел мимо. Кажется, код повышенной реакции все еще действовал.

Оглянулась.

Вон пистолет, чернеет на земле, но позиция у Виктора более выгодная. Он со всех ног бросился к оружию, а я, понимая, что если он возьмет пистолет — это конец, вскочила.

Два шага и прыжок.

Он успел схватить оружие, но я уже висела у него на спине. Этого он явно не ждал и не смог сохранить равновесие — мы оба оказались на земле, к счастью, я сверху.

Плечо заныло, очевидно, я ушибла его при падении, но сейчас было не до этого. Нащупав рукой камень, я изо всех сил ударила им в висок Виктора. Он тихо застонал, но в следующий миг я почувствовала удар локтем в живот.

Дыхание перехватило, горло словно сузилось.

Не могу дышать…

Воспользовавшись моментом, он перевернулся, сбрасывая меня со своей спины, выпростал руку.

Черт, пистолет!

Морально я уже приготовилась к смерти, но мое тело было явно с этим не согласно. Рука бросилась вперед, и камень, про который я успела позабыть, полетел в голову Виктора.

Он пошатнулся, громыхнул выстрел.

Мимо.

Я была готова броситься на него, хоть прекрасно понимала, что времени на то, чтобы выстрелить еще раз, у него больше.

Выстрел.

На миг все замерло. Ветер перестал шуметь, движения Виктора замедлились, мое дыхание остановилось.

А потом я увидела, как он заваливается на бок.

Казалось, он все еще смотрел на меня своим лишенным любых чувств мертвым взглядом, но теперь он был мертв в самом что ни на есть прямом смысле.

Кто стрелял?

Вокруг — ни души. Мертвый пустырь. Недостроенный дом рядом, из-за него выглядывал еще один, вышка уже успевшего поржаветь подъемного крана — и никого.

Собрав силы в кулак, я бросилась к Виктору, перевернула его. Тяжелый!

Ого!

Его грудную клетку просто разнесло в клочья. Снайперская винтовка! Только это оружие могло сделать такую рану!

Почувствовав прилив адреналина, я бросилась к машине, прижалась к дверце, стала осматривать верхние этажи недостроенного здания.

Тщетно.

Хороший снайпер, а снайпер был явно хорошим, не будет выглядывать из окна. Он затаится внутри здания, сделает один-единственный выстрел и по-быстрому уйдет с места происшествия.

Но кто он такой? Почему мне помогли?

Только сейчас я почувствовала нарастающую боль по всему телу. Казалось, болело все, начиная от пальцев ног и заканчивая кончиками волос. А особенно боль ощущалась в животе. Я ощутила солоноватый привкус во рту и поняла, что это кровь.

Зараза!

Все вокруг начало меркнуть, кружиться, к горлу подступала тошнота.

Превозмогая боль, трясущимися руками я открыла дверцу «Порше», скользнула на водительское сиденье. Вадим, находящийся под действием звукокода, все так же мирно спал на заднем сидении. Снайпера я не боялась — если бы он хотел убить нас обоих, я была бы уже мертва. Он явно мне помогал. Неужели Иваныч предвидел это и послал человека мне на помощь?

Но сейчас было не до размышлений. Картинка перед глазами теряла контуры, расплывалась, казалось, я вот-вот потеряю сознание. Нужен лечебный звукокод и аптечка. Я протянула руку между сидений, дотянулась до планшета, одним касанием отключила код сна. На большее не хватало сил.

— Вадим, — позвала я, почувствовав, как мой голос хрипит, а в горле что-то булькает. — Вадим! Проснись!

— Да? — ответил он почти сразу. — Мы приехали.

— Пока нет, — прохрипела ему. Видишь планшет рядом с тобой? Найди в нем файл под названием «Заживление» и запусти его.

— Да, сейчас, — мгновенно встрепенулся он. — Что случилось?

Но говорить не было сил.

— Все, включил.

Я почувствовала легкий свист в ушах, но одного звукокода было явно недостаточно. Пока он отдаст команду мозгу, а тот начнет заживлять тело, пройдет с полчаса, а за это время я могла отключиться. Мне не хотелось, чтобы Вадим видел окровавленный труп, но другого выхода не было.

— Вадим, вот, возьми, открой багажник и поищи там аптечку, — сказала я, вынула ключи из замка зажигания и легонько бросила на заднее сиденье.

— Сейчас, — ответил он, и я услышала, как дверца машины открывается.

Сознание уплывало все дальше, веки потяжелели, казалось, что они — самое тяжелое, что есть в моем теле. В голове что-то стучало, словно там завелся миниатюрный кузнец, все время грохочущий своим молотком. В горле пекло, будто там разгорелся огонь.

Я услышала голос, но не могла расслышать слов. Что-то коснулось моей щеки.

Приложив все силы, я смогла приподнять веки и увидела расплывающееся лицо Вадима. Он что-то говорил. Из-за стоявшего в ушах протяжного гула не расслышать. Говорить тоже не получалось — язык упорно не желал шевелиться.

А потом все окунулось во тьму.

Я резко открыла глаза, словно знала, что мне угрожала какая-то опасность, и оглянулась.

Все та же машина, Вадим на заднем сиденье, труп на улице. Уже хорошо — никто случайно не пришел сюда и не вызвал полицию. Только сейчас я почувствовала, что у меня ужасно болит голова, словно кто-то протыкал её невидимым копьем. Но надо убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше.

Я села за руль, завела двигатель, несколько раз моргнула, отгоняя марево, и неспешно вырулила территории стройки.

— Вадим, сколько я пробыла в отключке? — спросила мальчика.

— Где-то полчаса — час, — ответил он.

— Ты не пытался меня разбудить? — я открыла лежащую на соседнем кресле аптечку, нашла там обезболивающее и, не думая о последствиях, забросила в рот сразу три таблетки.

— Вам нужно было отдохнуть, — спокойно ответил Вадим.

— А если бы кто нагрянул? Даже случайный прохожий?

— Не нагрянул бы, — улыбнулся он. — Я знал, что никто не придет.

— Откуда ты знал? — спросила я, сворачивая на трассу. Сейчас отъедем, и эту машину нужно бросить. Негоже кататься в автомобиле мертвеца, который работал непонятно на кого. Не факт, что она не напичкана системами слежения.

— Просто знал. Так же, как знаю, что могу ходить и говорить, — ответил Вадик. — Кстати, вот, — он протянул мне пистолет, из которого чуть раньше меня чуть не убил Виктор. — Может пригодиться.

— Сдурел? — я посмотрела в глаза мальчику. — А если бы выстрелил? Он даже не на предохранителе!

— Старался как лучше, — ответил он.

Вот что мне делать с этим парнишкой? К Иванычу я его не повезу, по крайней мере, пока не узнаю, что от него понадобилось пришельцам. А больше не к кому! Снайпера наверняка послал Сергей Иванович. Как вариант, сейчас этот же снайпер может следить за мной и докладывать, правильно ли я выполняю приказ. А если не выполню — возможно, и меня ждет то же самое, что и Виктора? Зачем Иваныч выбрал на эту операцию именно меня? Почему не более опытного сотрудника?

Первый пришедший мне на ум ответ ударил меня словно электрическим током.

Если все пойдет не по плану, мной можно легко пожертвовать.

От этой мысли моя голова закружилась, и я еле успела затормозить и не врезаться в едущую впереди маршрутку.

Пожалуй, сперва стоит отправиться в отель и там отдохнуть, а заодно и подумать, что делать дальше.

Я въехала в один из неприметных двориков. Поставлю эту машину здесь, а до отеля доберемся на такси.

— Вадим, выходи, — сказала мальчику и тот, громко сопя, принялся вылезать из салона.

— Мне эта машина нравилась, — сказал он.

— Мне тоже, — превозмогая боль в висках, улыбнулась ему в ответ. Напоследок я обшарила бардачок, заглянула в багажник и под сиденья. Ничего ценного. Пусто. Все документы, которые были в машине, два пистолета и мобильник Виктора я забрала с собой.

Задали же мы задачку украинским ментам! Мужчина, убитый на одной из строек из снайперской винтовки, его машина в нескольких кварталах от места происшествия…

У нас такое дело сразу бы назвали гиблым, то есть таким, которое никогда не закроется, а виновник никогда не найдется. Решат, что это разборка каких-то крупных преступных группировок, а такое и расследовать никто не будет. Смысла нет, ведь главы этих группировок сидят в роскошных кабинетах, живут в филиалах Эдема на Земле, наподобие Рублевки, и катаются на «Порше».

Мы с Вадимом вышли со двора и он ухватился за мою ладонь. Все-таки в этом есть что-то прекрасное — держать за руку ребенка. Что-то теплое, приятное, чувство, что этот парнишка мне полностью доверяет. Возможно, право большинство, в материнстве что-то есть. Возможно, прав был психолог, который как-то сказал мне, что я не хочу иметь детей из-за страха вынашивания и родов. Кто его знает?

Мы вышли на неширокую, но довольно оживленную улицу, и я сразу же заметила несколько стоящих у обочины машин такси и курящих рядом водителей — один помоложе, лет тридцати, двое постарше. Как ни странно, все славянской внешности, ни одного кавказца. В Москве таксист-славянин сродни раритету, а потому я малость удивилась.

— Вам нужна машина? — спросил тот, что помоложе.

— Да, пожалуй, мне в отель… — я запнулась, как же он зазывается? Начисто вылетело из головы…

— «Дарницкий», — уверенно сказал Вадим.

— Да, точно, «Дарницкий», — подтвердила я. Его прозрения с каждым разом удивляли меня все меньше и меньше.

— Сколько до отеля «Дарницкого»? — таксист обернулся к своим коллегам.

— Сотню бери, — ответил один из них.

— Сотня так сотня, — вздохнула я.

Нашей машиной оказался старенький, но при этом довольно чистый, синий «опель». Я уселась рядом с водителем, мальчик же расположился рядом.

— Вас муж избивает? — напрямую спросил водитель, выруливая на проезжую часть. Наверное, на моем лице красовался огромнейших размеров синяк.

— Нет, — ответила я. — У меня нет мужа.

— Значит, парень, — он улыбнулся, будто говорить на подобные темы ему доставляло удовольствие. Они все, хохлы, такие, что ли? — Тем лучше, что не замужем. Могу вам помочь с вашим, хм, парнем. Я раньше профессиональным кикбоксером был, потом из-за травмы пришлось уйти из спорта, но проучить любителя бить женщин могу.

Зараза! Еще и любитель совать нос не в свои дела попался! Думала, что только таксисты постарше любят поболтать, так как кроме случайных пассажиров, им больше не с кем, оказывается, ошибалась.

— Можете немного помолчать? — посмотрела на него. — Голова болит ужасно. И вообще, если решили поприставать да похвастаться, то найдите кого-то другого.

Я отвернулась и уставилась взглядом в окно, за которым пролетали высотные дома.

— Как хотите, — недовольно буркнул он и, приоткрыв окно, закурил.

Мне, как ни странно, тоже захотелось курить. Вроде и бросила окончательно, но сейчас почему-то захотелось. Я нащупала в кармане свой мячик, начала мять его в руке. Да уж, как тут курить не захочется, если полчаса назад меня чуть не убили?

— Ваш сын? — снова заговорил таксист. — Славный парнишка.

Я посмотрела на него презрительным взглядом и снова отвернулась, ясно давая понять, что не настроена на разговор.

— Ты кем хочешь стать? — водитель, притормозив на очередном светофоре, повернулся к Вадиму.

— Раньше хотел космонавтом, но потом узнал, что там плохие инопланетяне, и передумал, — ответил он.

— Инопланетяне, говоришь? — усмехнулся таксист.

— Да, — сказал Вадим. — Такие высокие и у них кости поверх тела, а не как у людей, внутри.

Водитель рассмеялся:

— С такой фантазией тебе только в писатели или киносценаристы.

— Я подумаю, — весело ответил Вадик.

Плохие инопланетяне. Маниане. Что он знает о них? Чего от нас хотят эти пришельцы на самом деле?

Эти мысли просто-таки вводили меня в ступор.

Если Вадим прав, а в его правоте я не сомневалась, выходит, что они не желают нам ничего хорошего. Весь этот контакт, сотрудничество с людьми, оболванивание — часть какого-то их плана, и от него нам только хуже. Возможно, орлы и тарпакианцы, с которыми маниане контактировали до нас, тоже их жертвы?

Вспомнился тот чертов сон. Всепоглощающая тьма, пожирающая целые звёзды, планеты, галактики, и мне стало страшно. Этот сон неразрывно связан с манианами — я это чувствовала каждой клеточкой тела. Если это все действительно существует и связано с тем, что творится здесь, на Земле? Если маниане способствуют распространению этой тьмы?

Моя голова снова заболела, а пальцы изо всех сил сжали мячик. Только бы не было никакой серьезной травмы.

— Вам плохо? — спросил таксист. — Дать воды?

— Пожалуй, да, — ответила я, чувствуя, что вот-вот снова отключусь.

Он протянул мне небольшую бутылочку, я сделала несколько глотков, отчего мне стало немного легче.

— Может, вам лучше в больницу? — спросил он.

— Нет, в отель, — отказалась я.

— Ваше право, но я бы посоветовал…

— Хватит уже, — прервала его. — Занимайтесь своим делом, ведите машину.

— Агрессивные дамы нынче пошли, — буркнул он, но до конца пути рулил молча.

Через пять минут мы подъехали к отелю, и я расплатилась с любящим совать нос не в свое дело таксистом.

— Вот, держите, моя визитка, — он ткнул мне в руку небольшую бумажку, которую я сразу же упрятала в карман. Потом выброшу.

Решив, что явиться в отель с ребенком, да еще и после всех происшествий, выглядит немного подозрительным, я включила звукокод, от которого окружающие видели Вадима как симпатичного молодого человека. Так-то лучше. Надо было сделать это еще перед посадкой в такси — тогда этот водитель наверняка не бросался бы своими утверждениями.

Мы быстро миновали холл отеля, девушка, стоящая у стойки, кажется, не обратила на нас ни малейшего внимания, поднялись на этаж, вошли в номер. А здесь поработала уборщица — все буквально сияло от чистоты.

Сняв обувь и верхнюю одежду, я сразу же плюхнулась на кровать и включила заживляющий звукокод. Не знаю, убирает ли он синяки, но если есть внутренние повреждения — должен помочь.

Вадик сел возле меня и взял за руку, а я закрыла глаза и сразу же ощутила головокружение.

Вот что мне делать с Вадимом? Куда везти? Куда бежать? Что делать, если на нас объявят охоту? А ведь если я отклонюсь от плана — организация задействует все, чтобы нас поймать: обычных людей, агентов, даже инопланетные системы поиска. Но пока что в Москве наверняка думают, что все идет по плану, значит, сейчас бояться нечего. А что делать дальше — над этим стоит поразмыслить.

Но эта мысль не пугала. Даже наоборот — адреналин бурлил в крови, стимулируя желание действовать.

— Я есть хочу, — сказал Вадик.

— Хорошо, — ответила я, вставая с кровати и протирая глаза. — Любишь пиццу? Давай закажем пиццу в номер.

Вадим кивнул. А мне ведь подкрепиться тоже не помешает.

Я взяла трубку телефона на столике рядом с кроватью, набрала номер обслуги, заказала большую пиццу с сыром, мультифруктовый сок и шоколадку.

— Ура, шоколад! — мальчик аж запрыгал от радости. — Мне редко доводилось есть шоколад!

— Вот и поешь, — улыбнулась я.

Через пять минут мы уже сидели на кухне номера и поглощали пиццу, которая оказалась на удивление вкусной, даже лучше той, что приходилось пробовать в пиццериях Москвы. Хотелось задать ему тысячу вопросов — не наступит ли третья мировая война? Или же наоборот — человечество ждет утопия? Кто победит на следующих выборах? Получит ли Ди Каприо «Оскар»? Выйдет ли третий «Half Life»? Не каждый день все-таки встречаешься с провидцами. Но спрашивать я не решалась. Да и самый главный вопрос, имеющий отношение и ко мне, и к Вадиму, и ко всему человечеству, был всего один.

— Вадим, а что ты знаешь про костяных инопланетян? — спросила я, откусывая ломоть пиццы.

— Знаю, что они плохие, — проглотив кусок еды, сказал Вадик. — Нам от них не нужно ждать ничего хорошего.

— А еще что-то знаешь? Чем именно плохие?

Он покачал головой:

— Возможно, потом узнаю. Сейчас нет.

— Как ты видишь будущее? — спросила его, отпивая сок.

— Это как воспоминания, — ответил Вадим. — Как будто это все есть в моей голове, но я его забыл и вспоминаю по кусочкам. Иногда появляется полная картина будущего, иногда по кусочкам, а иногда знаю, что нужно что-то вспомнить, но не могу. Только со временем оно обязательно приходит. Как с этими инопланетянами — я знаю, что буду знать о них больше, только позже.

Вот этого они и боятся. Черт подери, и вот что они сделают с Вадиком, если тот окажется в их руках? Человеком, который знает то, что они годами скрывали от человечества?

— Я когда-то прочитал одну книжку про реинкарнации и думал, что это воспоминания из моей прошлой жизни, — продолжил говорить Вадим. — Но потом понял, что все, что я вспоминаю, случается со мной в будущем, и решил, что я прорицатель. Правда, никто мне не верил. Вы первая, кто мне поверил.

— Я тебе верю, — улыбнулась мальчику, а он улыбнулся мне, и в этой улыбке было что-то необычайно теплое, душевное, живое. С каждой минутой этот парень мне нравился все больше. Маленький мальчик, который несет угрозу целой инопланетной расе, использующей человечество в собственных целях.

— Помню, как узнал о том, что мои родители погибнут, — на лице Вадима отразилась грусть. — Я пытался отговорить их от поездки, но не смог. Тогда я должен был ехать с ними, но не поехал, упирался до последнего, и они оставили меня дома. Это моя вина, что я не смог их отговорить.

По щеке Вадима покатилась слеза.

— Иди сюда, — я встала, обняла Вадика, а он изо всех сил прижался ко мне. — Ты не виноват. Они не знали, что ты можешь смотреть в будущее. Ты не виноват в этом.

— Я думаю, это костяные пришельцы организовали ту аварию, — всхлипывая, сказал Вадим. — После того случая я вспомнил их. Это были они! Костяные люди!

Парень расплакался, а я обнимала его, не представляя, как утешить. В конце концов, у него есть причина для этих слез. Пусть поплачет. Любой на его месте плакал бы, а уж тем более в его возрасте.

Мы некоторое время сидели обнявшись, я слушала всхлипывания Вадима и понимала, что просто обязана его защитить. Больше некому.

— Спасибо, — сказал он. — Спасибо, что понимаете, — он вытер рукавом слезы и принялся за шоколадку.

Нужно позвонить Стасу. Может, он посоветует, что делать дальше.

Я нашла сумочку, пошарила в ней.

Телефон Виктора.

Почему я сразу не додумалась посмотреть его звонки и сообщения? Ведь так можно понять, на кого он работал.

Я открыла список вызовов, и от увиденного глаза полезли на лоб.

Как? Не может этого быть? Может…

Мысли завели неистовый хоровод в моей голове, но ни одного разумного объяснения не было.

Последним номером, на который звонил этот Виктор, был номер Сергея Ивановича! Разговор состоялся как раз перед тем, как я его пленила. Что за черт! Но если его послал Иваныч?

Все это не укладывалось в голове.

Сама не представляя, что делать, я схватила свой телефон, набрала номер Стаса. Услышала длинные гудки.

Ну же, подними.

— Да, — услышала на другом конце знакомый голос.

— Стас, что происходит…

— Ирка, ты чего себе позволяешь? Что случилось? — прервал меня он.

— Это ты мне расскажи, что происходит и как вышло так, что Иваныч послал человека, который чуть меня не убил, — прокричала я.

— К кому ты переметнулась? — повысил голос Стас. — Вы с Виктором должны были вместе изъять мальчика и доставить его в Москву. Вместо этого Виктор убит, а парень похищен. Похищен тобой! На кого ты работаешь?

— Что? — мое дыхание на миг замерло. Я попыталась объяснить, но язык просто онемел.

— Вот что, — вздохнул он и серьезным голосом продолжил, — мы знаем, что ты сейчас в отеле «Дарницкий». Отель уже окружен группой украинского спецназа, там же находится наш наблюдатель. Просто сдайся. Иваныч договорится о том, чтоб тебя живой и здоровой доставили к нам. Здесь разберемся.

Я вся задрожала. Что он такое говорит? Как меня могут считать предателем? Иваныч! Он подставил меня! Других вариантов не было.

Поняв, что разговор со Стасом только задерживает меня, а отсюда нужно срочно выбираться, я отклонила звонок.

Что происходит?

Выглянула в окно, где, казалось, все было спокойно, лишь трое полицейских в форме стояли на противоположной стороне улицы.

Черт! Черт! Черт!

— Вадим, одевайся, — крикнула мальчику, и тут зазвонил телефон отеля.

Дрожащими руками я сняла трубку:

— Алло.

— Говорит майор украинской полиции Денис Романович Канюченко, — раздался из трубки твердый мужской голос. — Мы знаем, что у вас заложник, но отель окружен, уходить вам некуда. Сдайтесь добровольно, и никто не причинит вам вреда. У вас пять минут на то, чтоб выйти из номера и сдаться. В противном случае мы начинаем штурм.

Глава 5

Никаких «сдаваться»!.. Нужно было спасать Вадима. Любой ценой. Но там — целая группа спецназа, а если мне каким-то образом удастся их миновать — меня ждет человек из организации.

Первой мыслью было использовать код маскировки, но это вряд ли сработает. Если организация использует в своих целях обычных, ничего не подозревающих о её существовании людей, перед этим им незаметно запускают код невосприятия, и вряд ли здесь обошлось без этого.

Черт! Что же делать?

Я еще раз подошла к окну, но выглянуть не решилась — где-то там, на крышах домов, вполне мог притаиться снайпер.

Вадик уже стоял одетый посреди комнаты и спокойно наблюдал за моими метаниями.

— Мы выберемся? — спросила его.

— Не знаю, — покачал головой мальчик.

Ну что же такое! Я схватила свой планшет, лихорадочно начала перебирать записанные на него звукокоды. Нет, это не то, и такое нам вряд ли поможет, ну и на код убеждения эта братия не среагирует. А здесь у нас что?

Инферно! Конечно же!

Я вспомнила, как осенью, еще не подозревая о существовании организации, прослушала, как оказалось, не случайно, этот код и в нужный момент смогла чудом проскочить перекресток, не попав в аварию и избавившись от возможной слежки.

Штука это довольно опасная, экспериментальная, организм под ним за час потребляет количество энергии, которое мог бы использовать несколько недель. Если им злоупотребить — вполне можно отбросить коньки. Но другого варианта попросту не было.

Не раздумывая ни минуты, я запустила этот код. Все остальные коды здесь были неслышимы человеческим ухом, но скорость зачем-то оформили в виде старой советской песни «Калинка-малинка». То ли кто пошутил, то ли это придавало дополнительный эффект — черт их, кодировщиков, знает.

Комната сразу же наполнилась пением.

А вот с Вадиком плохо. Код настроен исключительно под меня, а потому ускориться он не сможет. Конечно, можно вынести его на руках, но для него, тем более в таком возрасте, подобное может привести к серьезным нарушениям, а может даже, и к смерти.

— Держись за мной, — сказала я мальчику и сразу же заметила, что код начал работать — кивок Вадима показался слишком медленным, словно в замедленной съемке.

Дополнительно запустила код увеличения реакции. Ну и черт с этой опасностью инфаркта или кровоизлияния в мозг — если я попадусь им, лучше точно не будет. Я посмотрела в окно и заметила пролетающую возле него ворону. Я могла уследить за каждым взмахом её крыльев, рассмотреть каждое иссиня-черное перо, даже слегка приоткрытый клюв и хищный взгляд птичьих глаз не ускользнул от внимания.

Схватила пистолет, проверила его боезапас — девять патронов из десяти. Во втором — полная обойма. Хватит, думаю. Надеюсь, мне не придется стрелять в ничего не подозревающих людей, максимум — в ногу или руку.

Один из пистолетов, тот, который принадлежал Виктору, я отправила за пояс. Это только в кино герои легко стреляют из двух рук по-македонски, укладывая толпы врагов, в жизни так не прицелиться, да и отдача даст о себе знать.

Рассовала по карманам все самое необходимое — планшет, телефон Виктора, документы, с жалостью взглянула на туалетный столик, где лежала книга Наташи. Жаль подарок оставлять.

Я чувствовала, что каждый нерв в моем теле находится под напряжением, будто готов был в любой момент лопнуть, но это напряжение было приятным. Проснулось небывалое желание действовать.

Голос, исполнявший «Калинку-малинку», стал длинным, тягучим, словно на древнем кассетном магнитофоне, зажевавшем пленку.

— Пошли, Вадим.

Не знаю, расслышал ли он, что я сказала, но, кажется, смысл понял.

Я выглянула в абсолютно пустой коридор с синей ковровой дорожкой на полу. Наверное, постояльцам сообщили, что здесь проходит антитеррористическая операция или поимка особо опасного преступника, и приказали не покидать своих комнат. Обернулась, убедилась, что Вадим движется следом. Хорошо. Заметила муху, летящую по коридору. Даже смогла разглядеть её усики. Она медленно пролетела над моей головой. Для меня медленно.

Звон бьющегося стекла. Из моего номера. Похоже, в комнату проникал спецназ. Я повернулась — из-за угла выбегали двое мужчин в военной форме, бронежилетах и с автоматами в руках.

Один уже начал целиться в меня, что-то выкрикивая на ходу. Слов я не разбирала — слишком уж они были тягучими, — но успела прицелиться и нажать на спуск.

Грохот выстрела громким рокотом прокатился по коридору, на секунду я даже успела заметить, как движется пуля, как она входит в ногу спецназовца. Брызги крови, вылетающие из раны, на миг замерли перед моими глазами.

А потом его лицо медленно изменилось, превращаясь в гримасу боли, руки спецназовца потянулись к ране, а тело начало заваливаться на пол.

Его напарник уже почти выстрелил, но я успела раньше. Моя пуля продырявила его руку чуть ниже плеча и улетела в окно напротив. Зал наполнился протяжным криком, а потом звуками автоматной очереди. Благо целиться спецназовец не мог, скорее инстинктивно нажал на спуск и сделал несколько дыр в белоснежном потолке.

Я увидела, как перед моими глазами медленно, словно снег, осыпается штукатурка, и, воспользовавшись замешательством, в два шага добралась до спецназовца и двинула кулаком ему в челюсть.

Была бы я в обычном состоянии, наверное, удара он бы даже не почувствовал — весил этот здоровяк килограмм по меньшей мере девяносто, причем сплошных мышц. Но сейчас моя рука двигалась раз в двадцать быстрее, чем обычно, что обеспечило ему нокаут.

Я оглянулась, посмотрела на Вадима и краем глаза заметила, как из открытой двери моего номера высовывается ствол автомата.

Твою ж!

Вряд ли они решатся стрелять, чтоб не задеть ребенка, но рисковать все же не стоило.

Я схватила Вадима, толкнула его за свою спину, направила пистолет на спецназовцев и несколько раз подряд нажала на спуск, одновременно пятясь к углу коридора. Это даст пару секунд времени. Как ни крути, а если они начнут стрелять, от пуль я не увернусь, и никакой звукокод не поможет.

Развернулась — Вадим лежал на полу, накрывая голову руками, очевидно, испугался выстрелов. Схватила его на руки и зашла за угол.

Все нормально? Кажется. Да. Парень в сознании, хоть его глаза от резкого движения немного закатились, но он понемногу приходил в себя. Никто не ранен, можно продолжать путь.

Лестница!

Вверх или вниз?

Вверху ловушка. Ну выберусь на крышу, а что дальше? Летать-то я не умею. Внизу все выходы наверняка перекрыты, и где-то там находится оперативник организации, но это лучше, чем загонять себя в ловушку на верхних этажах.

Калинка-малинка-малинка-моя…

Звукокод на время прекратил действие, давая мне возможность передохнуть. Умная штука, знает, что нужно пользователю, лучше самого пользователя.

— Выйдите и сложите оружие! — донесся до меня мужской голос с этажа, а я почувствовала, что полностью покрылась потом. Мир перед глазами начал расплываться, я поморгала, отгоняя марево, выставила из-за угла руку с оружием, несколько раз нажала на спуск. Пусть не подходят близко.

— Бежим, — взяла Вадима за руку и направилась вниз по лестнице. Сверху уже слышались шаги бойцов спецназа, снизу кто-то кричал.

Прорвемся. Обязательно прорвемся.

— Стоять! — я услышала голос и застыла. Скосила глаза и увидела направленный прямо мне в висок ствол автомата.

Черт!

Мое дыхание замерло. Приехали.

— Брось оружие! Отпусти ребенка! — скомандовал голос.

Я разжала руку и пистолет мягко выскользнул из неё.

Калинка-малинка-мал-и-н-к-а-а-а-м-о-о-о…

Пистолет буквально завис в воздухе прямо под моей рукой, а дыхание стоящего рядом спецназовца обратилось громом. Я повернула голову и увидела каплю пота, медленно срывающуюся с его небритого подбородка. Наверное, присмотревшись, я могла бы разглядеть в ней собственное отражение.

Не до этого. Я рывком отклонилась в сторону, уходя из-под огня, схватила ствол автомата и направила его во второго спецназовца, стоящего за моей спиной.

Очередь. Длинная и тягучая, словно за каждым выстрелом следовало десяток эхо. Но я не смотрела. Склонилась и схватила пистолет, еще не успевший долететь до пола, и сразу же выстрелила спецназовцу в ногу.

Все вокруг потонуло в долгом, нарастающей с каждой секундой, вопле. Кажется, пуля угодила ему в коленную чашечку.

Я пыталась не думать о том, что этот человек, просто выполняющий свою работу, может на всю жизнь лишиться ноги. Просто схватила Вадима и, пока звукокод работал, преодолела два лестничных пролета.

Кажется, он от полученной перегрузки потерял сознание, но был жив — я отчетливо слышала его дыхание и сердцебиение.

— Ну же, потерпи, осталось немного. Всего лишь выбраться с цокольного этажа.

Я осмотрелась — холл был совершенно пуст. Прямо передо мной — дверь на улицу. Наверняка перекрытая, да и про возможного снайпера, которого уже наверняка предупредили о дерзком побеге, забывать не стоит.

Два больших окна справа. Если я выберусь через них — снайпер перегруппироваться не успеет. Я заметила, что дверь медленно открывается, сверху тоже приближались бойцы спецназа, и без раздумий бросилась к окну, на бегу разряжая в него всю обойму.

Звон разбитого стекла, я по возможности прикрыла лицо Вадима рукой, защищая от осколков, прыгнула на невысокий журнальный столик.

— Не стрелять, ребенок! — крикнул кто-то.

А я уже выпрыгивала в окно.

Время почти остановилось, что дало мне возможность избежать столкновения с огромным осколком. В ушах уже слышался шум дороги, растянутые возгласы проходящих мимо людей. Я заметила припаркованную на обочине машину и успела подумать, только бы в зажигании оказались ключи, но тут же ощутила сильную боль в ноге.

Ай!

Прыжок я больше не контролировала, а асфальт с каждым мигом приближался.

Успела выбросить здоровую ногу вперед и, чувствуя, как она касается поверхности, опустила Вадима на землю. Кажется, благополучно.

Грохот выстрела. Треск. До меня дошло — планшет в кармане моей куртки развалился на части. Звукокод должен был действовать еще некоторое время, но я поняла, что время набирает скорость, асфальт мне навстречу движется все быстрее, и от удара мне не уйти.

Глаза зажмурились сами.

Сильный удар в плечо, и перед взглядом затрепетали разноцветные мушки. Я стиснула зубы, пытаясь не закричать от боли.

Открыла глаза. Это же Игорь! Тот самый, что вез меня из аэропорта. Он стоял надо мной и целился в мою грудь из пистолета.

И наверняка он был под звукокодом и с нейтрализатором, так что при всем желании мне не убежать.

Я всмотрелась в черную дырочку ствола, направленную на меня, и мое дыхание участилось.

— Всем на позиции, я взял её, — сказал он кому-то по рации, а потом перевел взгляд на меня и продолжил: — Сколько тебе заплатили за предательство? Или стало жаль мальчика? Эх!

Я поняла, что оправдываться бессмысленно. Он не поверит, а если и поверит — ему все равно. Да и не виноват он, просто выполняет свою работу. Иваныч — вот кому нужно предъявлять претензии. Это он меня подставил. Он, сволочь! Не представляю зачем.

Вспомнила про пистолет за поясом, но какой с него толк? Противник под кодом, значит, я не успею даже дотянуться до оружия.

Игорь достал из кармана длинный шнур, который, словно змея, извивался в его руках. Наручники. Причем по внеземной технологии. Такой шнур обовьется вокруг запястья, соединится с нервной системой и не даст сделать ни одного лишнего движения. Мне просто не захочется их делать — эта штука проникает прямо в мозг.

Он бросил наручники ко мне, и они начали взбираться по моей ноге.

Никогда не думала, что придется их примерить. Зараза!

Ну все, прощай, жизнь. Вряд ли мне еёоставят, а в наручниках мне будет все равно. Закрыла глаза.

Что-то громыхнуло, я посмотрела на Игоря и поняла.

Выстрел!

Пистолет выпал из его руки, а сам он упал на колени, посмотрел в небо и зарылся носом в асфальт. Я мигом схватила змейку-наручники и отбросила её от себя. Посмотрела на истекающее кровью рядом тело Игоря.

Снайперская винтовка!

Но думать о таинственном спасителе не было времени. Я нашла взглядом Вадима, который все еще лежал без сознания в нескольких метрах от меня, и тут в моем кармане зазвонил телефон. Потянулась к нему, и раненая нога резкой болью напомнила о себе. Взглянула на ранение — оно было не сильным, кость, кажется, не задета, но с каждым движением мое тело пронизывала острая игла боли. Стрелял Игорь явно с целью доставить мне максимум болевых ощущений и при этом не лишить меня возможности передвигаться самостоятельно.

Я достала телефон, приняла вызов. Не знаю, почему я это делала, просто почувствовала, что мне необходимо ответить на этот звонок.

— В трех метрах от тебя серый «ниссан», дверь не заперта, ключи в замке зажигания, бери пацана, садись и уезжай, — сказал мужской голос в трубке. — Вызов не отклоняй, поставь на громкоговоритель, я тебя проведу.

Я молча отправила телефон в карман, провела взглядом по стоящих рядом машинах. Вон он, «ниссан».

Как же тяжело вставать!

Черт!

Из-за угла выбежали два бойца спецназа.

— Стоя…

Договорить он не успел. Два выстрела из снайперской винтовки, и оба спецназовца распластались на асфальте. Один из них все еще был жив, а его рука валялась метрах в трех от него. Схватившись за раненое предплечье, он орал что-то нечленораздельное.

Я поморщилась и отвернулась. Жуткое зрелище.

Благо улица была пуста, наверное, полиция оцепила квартал и никого не впускала.

Ухватившись за стоящую рядом машину, смогла подняться на ноги. Но добраться до Вадима, а тем более, донести его к машине точно не смогу.

— Там снайпер, — кричал кто-то из-за угла. — Никому не высовываться.

— Вадим, — позвала я. — Очнись, Вадик.

Не услышит.

Добраться до машины, подогнать её ближе и тогда забрать мальчика, но он очнулся. Я смотрела, как открываются его глаза, как он садится, кашляет.

— Вадим!

Медленно, держась за машину, прыгая на одной ноге, я попыталась приблизиться к «ниссану», одновременно смотря на мальчика.

— Вадим, нужно уходить.

Он поднялся на ноги, пошатнулся, на миг закрыл глаза и со всех ног побежал ко мне.

— Давай в машину, — указала на «Ниссан», но Вадим не спешил. Он подбежал ко мне, обхватил за талию, пытаясь помочь мне добраться.

— Сейчас помогу, — сказал он. Пусть толку с этого было немного, но мальчик старался.

За спиной послышался еще один выстрел снайперской винтовки, но я даже не обернулась. Наверное, на тот свет ушел еще один спецназовец. При всем моем вполне нормальном отношении к этим парням, которые просто выполняли приказ с уверенностью, что спасают ребенка от террористов, мне их не было жаль.

Превозмогая боль, я добралась до машины, уселась на водительское сидение. Вадик сел рядом.

— Пристегнись, — указала ему я и завела двигатель.

— Проедешь один поворот, на следующем повернешь, — донесся голос из кармана. Я вытащила телефон, положила рядом и завела двигатель. Машина тронулась с места.

Этот голос. Кажется, я его слышала раньше. Пусть по телефону голос всегда звучит иначе, чем в обычном разговоре, но он точно был мне знаком. Но где я могла его слышать? Ладно, неважно, главное сейчас — выбраться.

Вадим вжался в сиденье и трясся. То ли от нервов, то ли из-за шока от перегрузки. Боль в моей ноге немного утихомирилась, но на её место пришла слабость. Ощущение было такое, будто я только что поднялась на Эверест. Пальцы на руле дрожали, веки потяжелели, казалось, что они вот-вот сомкнутся, в горле пересохло.

Организм давал знать, что ему нужен отдых. Слишком уж много энергии он потерял. Сколько я еще протяну в сознании? Десять минут? Двадцать? Максимум — полчаса. Только бы этого было достаточно.

— Поворот, — послышался голос из телефона, и я повернула руль, оказавшись на узкой улочке посреди жилых домов.

Звук сирены и две преследующие меня полицейские машины в зеркале заднего вида.

Черт!

— Остановитесь и сдайтесь! — прозвенел в ушах искаженный громкоговорителем голос.

Черт! Черт!

А силы с каждой минутой все больше покидали меня. Казалось, руль весит не меньше центнера. Я еле смогла повернуть и обогнать ветхий жигуленок, потом какую-то китайскую иномарку. Спидометр показывал около сотни, но преследующие меня машины приближались.

— Когда скажу — резко возьмешь вправо, — донесся голос из динамика.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — ответила я. Не представляю, кто это, но сейчас от него зависело мое с Вадимом спасение. Я бросила взгляд на мальчика, который сидел, словно оцепенев, и смотрел вперед. Потом глянула в зеркало: одна из машин-преследователей уже догнала нас и почти касалась своим бампером моего. Надеюсь, стрелять не решатся — людей на тротуарах мало, но они есть.

— Поворачивай, когда скажу, — почти крикнул голос из динамика, и я посильнее вцепилась в руль. — Три, два…

Словно ниоткуда перед моими глазами появилась грузовая «Газель». Дыхание на миг замерло.

— Один, давай!

Я крутанула руль. Машину резко повернуло, отчего моя голова почти оказалась на коленях Вадима. Нажала на газ.

Мы въезжали в небольшой дворик. Что там в зеркале? Одна из полицейских машин на полной скорости впечаталась в «Газель». Послышался треск, крики людей, отборный мат.

Вторая машина смогла повернуть и избежать аварии, но поворот она проскочила и продолжать преследование не могла.

Мой взгляд резко затуманился, казалось, что легким не хватает воздуха.

Двор.

Туман в глазах рассеялся. Немного притормозив, я проехала по узкой дорожке среди десятка припаркованных по её бокам машин. Но это ненадолго. В ушах звенело, а голова начала раскалываться. Только бы не шлепнуться, только не…

Я резко нажала на тормоз, и машина, взвизгнув тормозами, остановилась в сантиметре от переходящей дорожку женщины. Она что-то крикнула, скорее всего, матерное, но я не расслышала — звон в ушах был такой, словно кто-то звонил в тысячу колоколов одновременно.

— Выезжай со двора и направо, — указал голос.

Я вдавила педаль газа в пол, и машина снова тронулась. За окном пронеслись расплывшиеся дома. Посмотрела на Вадика, который все так же сидел вжавшись в кресло, словно кукла.

— Потерпи, Вадим. Главное — выбрались из здания.

В ответ он кивнул.

Мы выехали со двора на параллельную улицу, где движение было намного насыщенней, чем на предыдущей. Повернула направо, пристраиваясь между маршруткой и черным внедорожником.

— Когда скажу — повернешь налево, — сказал голос.

— Хорошо, — ответила я и поняла, что слова даются мне с трудом. Но надо выдержать. Тот человек выведет нас. По крайней мере, до сих пор он не подвел.

Я взглянула на свою ногу — на синей штанине медленно расплывалось пятно крови. Черт, мало того, что меня изнурил звукокод, так еще и кровотечение.

— Вадим, посмотри, нет ли в бардачке какой-нибудь тряпки, — при этих словах перед моими глазами снова потемнело. Зараза! Хоть бы не отключиться, хоть бы не отключиться…

— Нашел, — он продемонстрировал грязный платок, который раньше использовался, скорей всего, для вытирания пыли.

— Перевяжи мне ногу под коленом. Как можно туже.

— Сейчас, — Вадим склонился, принялся перетягивать мою конечность. Конечно, затянуть как следует у десятилетнего мальчика вряд ли хватит сил, но на первое время хоть бы немного остановить кровотечение.

Мир перед глазами снова качнулся и поплыл. Я повертела головой, отгоняя марево, но оно не желало уходить. Ну, еще немного. Надеюсь, немного.

— Обгоняй маршрутку слева, — сказал голос, и я, попытавшись сосредоточиться, повернула руль. Еще одного поворота я точно не выдержу.

— Когда скажу — притормози.

Я кивнула невидимому собеседнику.

— Вадим, сядь обратно и пристегнись, — скомандовала Вадику, который, кажется, еще не закончил с повязкой. Он сел и нервно заерзал на месте, но промолчал.

— Тормози!

Я нажала на тормоз, и маршрутка оказалась бок о бок с моим «ниссаном». Послышалась сирена. Там, за маршруткой, проехала полицейская машина, а может, и не одна, но, кажется, они нас не заметили.

— Молодец. Хорошо, — сказал голос из трубки. — Теперь разгонись до семидесяти километров, через тридцать секунд догонишь колонну рефрижераторов. Пристроишься между ними.

Я вжала газ в пол. Моя нога почти не чувствовалась, впрочем, как и все остальное тело.

— Продержись еще минут пять, — сказал голос.

Постараюсь…

А вот и колонна рефрижераторов. Пристроиться между ними… Как, черт подери, я это сделаю, если дорога перед глазами смешивается в единое серо-черное пятно, а руки еле могут удерживать тяжеленный руль? Нужно постараться.

Я прибавила скорости, обгоняя один из грузовиков. Вот, нужно попасть в эту щель между ними. Мне стало по-настоящему страшно. Столкновение с многотонным тягачом явно не сулило ничего хорошего. Шансов остаться в живых после такого почти ноль. Но все же я решилась.

— Господи, помоги, — прошептала вслух и повернула руль.

Фух! Кажется, вышло.

Я услышала звук лопастей вертолета и поняла, зачем мне нужно было делать этот маневр. Здесь обнаружить мою машину гораздо труднее.

— Сейчас свернешь во двор справа, и все, — сообщил голос.

И все. Эти слова показались мне музыкой.

— Сворачивай.

И я повернула. Из последних сил я притормозила. Крутанула руль, въехала в небольшой двор посреди высоченных новостроек. Кажется, все правильно. Здесь найти нас труднее как с земли, так и с воздуха.

Я остановила машину, и картинка перед глазами поплыла окончательно. Казалось, капот медленно перекрашивается из серого в красный. А может, это было в самом деле? Неважно. Силы медленно покидали меня. Вадим что-то говорил, но его голоса я не слышала. Мир мерк, растворялся, сворачивался в точку.

Глава 6

Квартира оказалась небольшой, но вполне уютной. Мягкий ковёр на полу, разложенный диван, старенькая, но аккуратная стенка, стол и два стула, телевизор на тумбочке в углу — вот и все убранство. Против номера в отеле, конечно, небо и земля, но выбирать не приходится, да и не привыкла я к разного рода шикарным апартаментам.

— Берете? — улыбнувшись, спросила женщина, чье имя я даже не удосужилась узнать.

— Да, на сутки, — я достала деньги, отсчитала нужную сумму, передала ей.

Можно сказать, мне и так повезло, что кто-то согласился сдать нам с Вадимом квартиру. Грязная одежда, синяк у меня под глазом, очевидная хромота — вряд ли мы располагали к доверию. Хорошо хоть джинсы темные, и кровавое пятно под коленом заметить непросто.

Первой мыслью было заправить машину, которая так ловко сменила цвет, а вместе с ним, наверное, и номера, да убираться куда подальше, неважно куда, но я поняла, что мне нужно хоть немного отдохнуть.

— Удачного вам вечера, — улыбнулась женщина и покинула квартиру.

Вадим сразу же схватил пульт от телевизора, нашел какой-то старый боевик с Ван Даммом и заинтересованным взглядом уставился в экран.

— А ты так сможешь? — спросил он, смотря, как герой фильма голыми руками разбирается с десятком плохих парней.

— Нет, — покачала головой я. — Да и никто не сможет.

Вспомнилось расследование двухгодичной давности, когда чемпиона по карате избили в глухом дворе трое пьяных грабителей, после чего его с множественными переломами и сотрясением мозга доставили в больницу.

— А там, в отеле? — Вадим заметно погрустнел.

— То был код, и сейчас у меня его нет, — вздохнула я.

Да уж, планшет продырявили, телефон Виктора пришлось выбросить, чтоб не отследили, свой тоже. Благо здесь не Россия, местная демократия позволяет купить в обычном ларьке телефон и карту без какой-либо регистрации.

Я разделась. Вадим не обращал на меня никакого внимания, то ли его увлек фильм, то ли он еще не вошел в тот возраст, когда начинают интересоваться обнаженными женщинами.

Куртку придется выбросить. Разорванный карман, вся в грязи. Джинсы, пожалуй, тоже — оттирать кровь бессмысленно. Да и ходить в той же одежде как-никак опасно. Нас ищут полиция, спецслужбы и оперативники организации. Пришлось купить новую в одном из тех магазинчиков, где по заниженным ценам продают разнообразный конфискат.

Почему, черт его дери, Иваныч меня подставил?

Я поковыляла в ванную комнату, открутила горячую воду. Помыться явно не помешает. Сев на краешек небольшой ванной, я осмотрела рану на ноге. Она уже затянулась, но еще немного кровоточила. Заживет. Благо с костью все в порядке. Голова все еще кружилась, но пара-тройка таблеток и горсть витаминов сделали это ощущение терпимым.

Что же дальше? Что делать? Ответа на этот вопрос у меня не было.

Из телевизора в комнате доносились выстрелы, крики, визг тормозов автомобиля. Только в кино подобные приключения вызывают восторг. В жизни — никому не пожелаешь очутиться под пулями. Надеюсь, в этой квартире на самой окраине Киева нас искать не будут. По крайней мере, пока что. Только бы по телевизору не показали наши с Вадимом лица — хозяйка может узнать, а любой нормальный человек, услышавший про похищение ребенка, сразу же наберет ноль два.

Я попробовала воду, температура которой оказалась вполне приемлемой. Ни шампуня, ни мыла, конечно же, здесь не было, но мне хотя бы отдохнуть. Закрыла глаза, и комната вокруг меня пошла кругом. Хоть бы не отключиться здесь, в ванной.

Эх, Иваныч, зачем ты меня подставил? Почему именно меня? Какова во всем этом цель? У шефа, точнее уже бывшего шефа, цели есть всегда. Для него это шахматная игра, а я в роли пешки, которой пришлось пожертвовать. Возможно, ради этой цели он и брал меня в организацию — подождать нужного момента и пожертвовать ради более выгодной позиции. Чего он добивается и какие цели преследует, похоже, известно одному лишь Богу.

До сих пор не понимаю причин своего вступления в его организацию. Интерес? Желание возвыситься над людьми? Быть в числе избранных, знающих, осведомленных? Возможно, но подозреваю, что истинная причина была в другом. Он просто повлиял на меня с помощью звукокода, не оставив мне выбора.

Какую же игру он затевает? В чем может быть хоть гипотетическая цель? И кто, черт подери, тот снайпер? Голос однозначно показался мне знакомым. Кому бы он мог принадлежать? Вероятнее всего — одному из работников организации, с которым я пересекалась пару-тройку раз в стенах башни на антиземле.

Но если он — агент организации, выходит, что послал его Иваныч. То есть он отправил Виктора, отправил Игоря и отправил снайпера, чтобы тот их убил.

Бред какой-то. Зачем Иванычу убивать собственных подчиненных? Но если это правда, тогда мне еще повезло — я до сих пор жива. Но что, если в организации раскол? Если кто-то другой пытается сместить Иваныча и плетет против него интриги? Этот другой вполне мог послать Виктора, договорившись с ним, чтоб тот перед входом в детский дом набрал номер Сергея Ивановича, он мог послать Игоря и спецназ, да и снайпера тоже для моего прикрытия, а потом, когда все закончится, я буду свидетелем против Иваныча.

Но кому и зачем это могло быть нужно?

Я смотрела в серый потолок ванной, на котором красовалось большое пятно, оставшееся, очевидно, после прорыва водопровода у кого-то из соседей сверху, и все происходящее не укладывалось у меня в голове.

Стасу!

За всем мог стоять Стас!

Я хлопнула рукой по поверхности воды.

Стасу никогда особо не нравился Иваныч и он вполне мог бы претендовать на его место. Он даже как-то упоминал, что не против бы занять место шефа. Но у него нет доступа к Клифи, он не мог бы все это организовать. Или мог?

Догадки, сплошные догадки, и ничего, что можно было бы счесть за истину.

Да нет, не мог Стас так поступить. Я его знаю довольно давно, намного дольше, чем того же Иваныча или любого другого сотрудника организации. С другой стороны, тогда, на работе в полиции, я долгое время не знала, каков он, точнее, чем он занимается на самом деле.

Я вытянула ногу, посмотрела на свою рану. Скоро заживет, но бегать в ближайшие пару недель я точно не смогу.

Игорь ведь запросто мог меня убить. А если не убил, значит, у него был приказ взять меня живой. Неужели все мои домыслы о Стасе — правда?

Сердце застучало быстрее.

Кто из них прав, а кто виноват? Стас или Иваныч? Кому можно доверять? Не могу же я прятаться всю жизнь, кому-то нужно довериться.

Вадик. Отдавать его манианам тоже нельзя и пристроить не к кому. Может, попытаться связаться с московскими знакомыми? Попросить их как-то помочь с устройством мальчика? Но нет, маниане его найдут везде. Пошлют новых агентов, и в итоге это даст лишь отсрочку.

Мальчик со мной, и если он нужен пришельцам, я могу выдвигать требования. Конечно же, отдать я им его не отдам, но, может, это чем-то поможет.

Я еще раз взглянула в пятно на потолке и поняла, что все мои размышления псу под хвост, и я, как и раньше, не представляю, что мне делать.

Закрыть глаза и расслабиться, попытавшись очистить голову от всевозможных мыслей. Показалось, что мир качнулся, что больше нет ни воды, ни ванной, ни легкого запаха хлора, ничего. Словно меня окутал полный вакуум.

Нужно выспаться и уже на свежую голову пытаться все обдумать.

Я полежала еще минут пять, пытаясь не уснуть и вслушиваясь в выстрелы и крики, доносящиеся из телевизора, вышла из ванной, вытерлась небольшим полотенцем. Надев футболку, прошла в комнату.

Вадим уже спал, растянувшись в кровати, по телевизору шла реклама какого-то очередного йогурта для похудения.

Спать. Нужно поспать. Сейчас выключу и…

На экране телевизора появилось лицо Вадима, и голос диктора начал рассказывать о похищенном из приюта с неизвестной целью мальчике. Потом его лицо сменилось моим.

— Предполагаемый похититель ребенка — Ирина Анатольевна Петрова из Москвы, — вещал диктор. — Если вы увидите эту женщину или ребенка — просьба сообщить по номерам…

Я мысленно выругалась. Теперь любой здравомыслящий человек с более-менее нормальной памятью на лица, который видел эту программу, узрев меня, будет в срочном порядке набирать ноль два. И нам с Вадимом очень повезло, если хозяйка этой квартиры в эту минуту не смотрит телевизор.

Я выглянула в окно. Второй этаж, внизу припаркована чья-то машина, можно попробовать прыгнуть в случае опасности, правда, учитывая состояние моей ноги, прыжок был бы не из приятных.

Ладно, надо надеяться на лучшее и отдохнуть.

Я прилегла возле Вадима.

Вот что делать с тобой, парень, что?

Закрыла глаза и почти сразу же отключилась.

Когда я проснулась, уже рассвело. Солнце своими лучами мягко прикоснулось к моему лицу, разгоняя сонное марево. За окном слышались голоса людей — похоже, кто-то с кем-то ссорился.

За нами не пришли. Пронесло. Но все же задерживаться здесь не стоит.

Я встала, потянулась, взглянула на Вадима, который все еще спал, и он, словно ощутив мой взгляд, улыбнулся мне сквозь сон.

Нужно решить, что делать дальше. Здесь меня ищут. В России наверняка тоже. Единственный путь — ехать в Европу и затаиться в какой-нибудь тамошней деревушке, где вести поиски никому не придет в голову. Вокзалы и аэропорты закрыты — нас задержат гораздо быстрее, чем мы ступим на борт самолёта или в вагон поезда. Остается машина. Добираться до польской границы, там найти проводника из местных, который за сотню-другую евро проведет тропинками, о которых пограничники и не слышали. В тех районах каждый второй деревенский мужик — специалист по незаметному пересечению границы, нужно только сторговаться. Именно так и приходит из Европы львиная доля контрабанды наркотиков.

Но звукокодов у меня нет, а значит, каждый гаишник, удосужившийся проверить мои документы, сразу же попытается нас задержать. Даже работник заправки или продавец придорожного магазина продуктов может узнать меня и позвонить в полицию.

Ладно, можно приобрести косметику, парик, немного изменить внешность, с помощью детальной карты объехать основные посты ГАИ через близлежащие посёлки, купить бензин не на заправке, а у какого-нибудь водителя по двойной цене, который с радостью возьмет деньги и не спросит зачем, продуктов тоже закупить загодя. Допустим, польскую границу мы пересечем. Но что дальше? Денег не так уж и много, никаких знакомых там у меня нет, Вадима тоже пристроить некуда. Разве что придумать для него какую-нибудь легенду и отправить в такой же детский дом.

Захотелось помять в ладони свой мячик, нашла свою куртку — нет. Вылетел он, и след простыл. Наверное, остался в отеле и сейчас лежит где-то в местном отделении полиции как вещественное доказательство, а какой-то умник снимает с него мои отпечатки.

Нет, Европа — это тупик. Нужно решать здесь, с нашими, ведь все это спланированная то ли Стасом, то ли Иванычем акция.

Я подошла к окну, выглянула на улицу. День обещал быть погожим и ярким. Почти все люди уже сменили одежду с зимней на весеннюю, здоровенный черный кот, разлегшийся на крыше одной из машин, удостоил меня безразличным взглядом.

Интересно, как там Буська? Кормит её Наташа? А может, уже и к Наташе пришли спросить, не связывалась ли я с ней, заодно охарактеризовали меня чуть ли не как посланника дьявола. Я вспомнила кошку, и на душе моментально стало грустно. Смогу ли я когда-нибудь её увидеть, погладить, накормить?

Позвонить Иванычу? Или Стасу? Конечно же, и тот и другой будут уверять меня, что прав именно он.

Тихонько включила телевизор. Знать бы хоть, что там говорят о нас с Вадимом.

Что?

На первом же канале мне попалась программа новостей.

Диктор рассказывал, что около двух часов назад произошел взрыв на территории стадиона Лужники. Камера показала пожарных, тушащих одну из трибун, выжженное футбольное поле. Один из секторов был уничтожен почти полностью.

— Что именно произошло, мы не знаем, — говорил диктор. — По рассказам свидетелей, над стадионом вспыхнула голубая вспышка, а спустя миг он загорелся. Главная версия причины произошедшего — взрыв газовой трубы, идущей под футбольным полем. Касаемо человеческих жертв нам пока что ничего не известно…

Мои глаза полезли на лоб.

Какой, черт его дери, взрыв газа?

Кто-то подорвал здание организации на антиземле! Изнутри! Причем взрыв был настолько силен, что смог пробиться в наш мир, уничтожив стадион!

Я стояла в ступоре и молча смотрела в картинку на экране, не слушая голос диктора и не в состоянии о чем-то думать. И тут до меня дошло. Словно откуда-то свыше в мою голову проникла вся картина происходящего.

В организации был предатель, и ему понадобилось уничтожить здание вместе со всем, что там было. С пришельцами, новыми технологиями, образчиками звукокодов, людьми. Но чтоб пронести в здание бомбу, ему пришлось отвлечь внимание службы безопасности, и его отвлекли, направив все ресурсы отдела на поиски меня и Вадима.

Меня прошиб холодный пот.

Даже не из-за самой организации, а из-за того, что таинственный и, судя по всему, довольно могущественный некто решил объявить ей войну, и меня, как её сотрудника, будет преследовать еще некая третья сила.

Но кто был предателем?

Иваныч подходил на эту роль больше остальных. Именно он дал мне это задание, а перед тем именно он пригласил меня стать сотрудником организации и, вероятнее всего, вынудил дать согласие на вступление с помощью звукокода.

Но ведь он всего несколько месяцев назад сам провернул операцию по выявлению и поимке предателя. Не вяжется все это, ой как не вяжется. Может, кто-то другой просто подгадал этот момент как идеальный для атаки на организацию?

Телефон, который я все еще держала в руке, завибрировал, заставив меня испугаться.

Кто может знать этот номер? Ведь я купила его только вчера и никому пока что не давала.

«Абонент не определен» — гласила надпись на экране.

Я ответила.

— Алло.

— Здравствуй, Ирина, — прозвучал голос того самого снайпера, который помог мне сбежать из отеля. — Нужно увидеться. Через два часа возле правого входа на станцию метро «Черниговская». Это в твоих же интересах.

— Кто вы? Откуда у вас этот номер? На кого вы работаете? — выпалила я.

— Как вы уже смогли удостовериться, я тот, кто не желает вам зла, — ответил собеседник и отключился.

А потом я услышала из-за спины голос Вадима:

— Мы должны поехать. Они не сделают нам ничего плохого.

— Точно? — я обернулась и окинула его вопросительным взглядом.

Он кивнул и добавил:

— Правда, после этого мы больше не увидимся.

— Я останусь в живых? — спросила его, надеясь получить хоть какой-то ответ, но он только пожал плечами и устремил взгляд вниз.

— Я только знаю, что так будет лучше.

Ничего не понимаю. Но раз прорицатель говорит — стоит поехать.

— Я увидел костяных людей, — посмотрев мне в глаза, сказал Вадик. — Увидел, какие они на самом деле.

— И какие они? — я подошла и села рядом с ним.

— Они не живые, — прошептал он, словно не желал, чтобы его слова были услышаны.

— В каком смысле не живые?

— Их создали. Как этот диван, или дом. Они созданы кем-то другим для контакта с нами. Костяные люди — как куклы, управляемые кукловодом. Правда, они и сами не понимают, что они куклы, верят, что делают правильно, но их нужно остановить. Тот, кто их создал, он…

— Чего хочет тот, кто их создал? — спросила я, смотря мальчику в глаза, а в голове тем временем вырисовывалась пугающая картина. Некто через маниан управляет целыми расами, оболванивает цивилизации. Они прилетают на планету и навязывают собственный путь, и все — человечество, орлы, тарпакианцы, — все под их контролем.

— Я не знаю, — покачал головой Вадим. — Но знаю, что у костяных людей нет души. Они не настоящие…

Он выглядел беспомощным и испуганным, словно сам боялся того, что говорил. Но если это правда, а в словах Вадима я не сомневалась, становится понятно, зачем он понадобился манианам. Пророк, который знает их истинную сущность и понимает, что людям контакт с ними не сулит ничего хорошего. Конечно, он им нужен. Он угрожает их контакту с людьми. Но почему тогда мальчика просто не уничтожили? Ладно, неважно, может, хотели извлечь из него пользу как из провидца или провести научные исследования. Теперь ясно. Кто-то в организации знал или догадывался о сущности маниан и реализовал этот план по уничтожению здания.

А тот человек, который мне только что звонил, член организации сопротивления. Меня попытаются перевербовать? Вполне возможно. Я не успела проникнуться идеей о правильности оболванивания, не считаю себя патриотом организации, не буду бросаться ради неё в огонь и в воду.

Нужно съездить. Может, вот она, та самая спасительная соломинка, которая может вернуть мне нормальную жизнь.

Спустя полчаса мы с Вадимом направлялись на встречу.

Лишь бы бензина хватило. Судя по показателям в баке, его совсем чуть-чуть, а ехать нужно через весь город. На заправки во избежание неприятностей заезжать не хотелось.

Вадим сидел на заднем сиденье и громко хрустел купленными в ларьке возле дома чипсами. Может, стоило его оставить в квартире и сперва самой разведать обстановку, но парень уперся, что он должен ехать. Что же, он видит будущее и наверняка может предположить, как лучше для него.

На дорогах машин было немного, и ехали мы довольно быстро. Если прибуду раньше назначенного времени — тем лучше, будет возможность рассмотреть обстановку.

Вот чем-то понравился мне Киев, хоть я и немного здесь пробыла. Нет постоянной московской суеты, ритм жизни здесь более медленный, размеренный. В сравнении с российской столицей все будто в замедленной съемке, ну или под звукокодом скорости. Да и пробок, кажется, намного меньше. Наверное, здешние жители не просыпаются на два часа раньше положенного, так как знают, что им эти два часа не придется выстоять в тянучке. Да и сам по себе город красивый. Вроде бы наш — те же панельные дома, хрущевки, магазинчики, рынки, — но в то же время и все по-другому. На первый взгляд это не видно, но чувствуется.

Я свернула на широкую оживленную дорогу в центре города, и Киев предстал передо мной во всей красе — длинное здание в форме полумесяца, выложенное из камня, на противоположной стороне улицы расположился готический собор, дырявящий небо своими шпилями, дальше — контрастирующий с собором небоскрёб из стекла и бетона. Конечно, если бы не вездесущие рекламные бигборды, город был бы красивее, но что поделаешь — двигатель прогресса. Что-то здесь было от Москвы, что-то от Петербурга, а что-то от Варшавы и Праги. Небольшой парк показался мне довольно чистым в сравнении с его аналогами в Москве. Возможно, нам чему-то и следовало поучиться у украинцев. Хотя бы той же чистоте.

Мост через Днепр тоже оказался не таким уж и загруженным. То ли время сейчас такое, то ли здесь действительно меньше транспорта. В Москве на таком мосту стояла бы вечная пробка. Ну а спальный район, ждавший меня за мостом, — он и в Африке спальный район. В таких местах и происходит обезличивание города. Однообразные панельные многоэтажки, во дворах которых беспрестанно сидят бабушки, разворачиваются футбольные баталии между мальчиками и попрыгушки в резинки среди девочек, а молодые мамы снуют туда-сюда с колясками.

Здесь, кажется, направо.

Я свернула на узкую улицу, ведущую к метро «Черниговская», посмотрела через зеркало заднего вида на Вадима, который, как мне показалось, был преисполнен уверенности.

Что же, сейчас, надеюсь, все решится. Взглянула на часы — до встречи оставалось чуть больше пятнадцати минут.

Вот она, станция метро «Черниговская», — обычная наземная станция, довольно маленькая, как в сравнении с московскими, так, наверное, и с центральными киевскими аналогами.

Вход я решила проехать и припарковалась чуть дальше — рядом с небольшим магазином одежды, возле которого суетились несколько поджидающих клиентов таксистов, а за ним показался небольшой продуктовый рынок.

— Сиди, Вадим, я осмотрюсь, — сказала парню, и тот кивнул мне в ответ.

Я вышла из машины, и в нос сразу же ударил запах каких-то пирожков или чебуреков, для начинки которых используют то ли крысятину, то ли собачатину. Но пахло это аппетитно, и у меня сразу же потекли слюнки.

В попытке отогнать аппетит я вспомнила про ранее лаявшую начинку, набросила на голову капюшон и, засунув руки в карманы, побрела ко входу в метро. Заметила двух полицейских в форме и отвернулась. Кажется, они меня не заметили или не узнали. С другой стороны хорошо, что они здесь есть и что место людное — по крайней мере, никто не решится на убийство или насилие. Какой-то неприятного вида мужчина с хищным взглядом негодующе посмотрел на меня, но когда понял, что я заметила, сразу же отвернулся. Неужто следят? Если да — то кто?

Я потянулась в карман куртки, нащупала рукоятку пистолета, и, несмотря на то, что здесь не постреляешь — кругом люди, мне стало немного спокойнее.

Телефон в кармане завибрировал, заставив меня испугаться. Взглянула на экран — номер не определен.

— Алло, — приняла вызов.

Отозвался тот же знакомый голос, владельца которого я все не могла вспомнить:

— За тобой слежка, — сказал он. — Сейчас попробуешь оторваться.

Я оглянулась вокруг…

— Не оглядывайся, не показывай, что ты знаешь о слежке, — сказал голос. — Сейчас из здания станции выйдет высокий мужчина в бежевом пальто. Иди за ним.

Зараза…

Мое сердце екнуло, а во рту моментально пересохло. Я чуть не пропустила того самого двухметрового здоровяка в шляпе, уверенной походкой выходящего из станции. Пошла за ним.

Я еще раз оглянулась, пытаясь узреть слежку в толпе. Может, тот мужчина, казалось бы мирно курящий возле метро? Или вон та женщина, стоящая у палатки с DVD-дисками? А может, коренастый крепыш, говорящий с кем-то по телефону?

— Остановись возле газетного ларька через пять метров справа, — приказным тоном сообщил голос.

Я остановилась и подумала о Вадиме. Что, если кто-то в этот момент вытягивает его из машины, отвлекая меня на избавление от мнимого хвоста. Выглянула из-за ларька, краем глаза заметив «ниссан».

— Не выглядывай! — крикнул незнакомец.

— Откуда мне знать, что вы говорите правду? Что все это не отвлекающий маневр?

— Верить или нет — решать тебе, но не будешь слушать — тебя убьют на протяжении ближайшего часа. Я предупредил.

Меня пробила крупная дрожь. Доверять ему или не стоит? С одной стороны, мне спасли жизнь там, в отеле, с другой — кто это и чего он хочет — неизвестно.

— Уходи от ларька в направлении рынка, — сказал голос, и я пошла. Сама не знаю почему, возможно, испугалась, может, интуитивно доверяла ему или же просто не видела других вариантов, но ноги сами понесли меня к рынку.

В нос снова ударил запах чебуреков из собачатины, перемешанный с вонью канализации.

Вокруг меня бродили люди с какими-то мертвыми лицами, женщина у ларька с хлебом на весь рынок орала, что продавец её обсчитал, ребенок лет пяти требовал у матери то ли сладость, то ли игрушку, навстречу, расталкивая прохожих, шел грязный пьяный мужик.

— Выбирай места, где больше людей, сливайся с толпой, — сказал голос, и я прошла через длинную очередь, тянувшуюся от какого-то лотка, потом рядом с какой-то компанией, через еще одну очередь.

— Справа от тебя — дорога. Увидишь зелёный свет — перейди её. Держись посреди толпы.

Я посмотрела направо, увидела десятка два готовящихся к переходу улицы человек и светофор, отсчитывающий секунды до момента, когда красный свет сменится зелёным.

Пять-четыре-три-два-один…

Немного пригнув голову, я пошла вперед.

— Не останавливаясь, иди через двор и направо, — направил меня собеседник.

Двор оказался именно таким, каким я его себе представляла, — как тысячи других и здесь, и в Москве, несколько десятков припаркованных в ряд иномарок, шумная компания на лавочке, двое подростков, идущих мне навстречу. Уж эти наверняка не следят.

Я вышла из двора через небольшую арку, и моим глазам предстала самая обычная узенькая улица с десятком припаркованных у обочин машин.

— От слежки, кажется, ты ушла, — сказал голос. — Справа от тебя темно-синий внедорожник «Митсубиси». Садись на заднее сиденье.

Стало страшно. Спина покрылась липким потом, а в голове закружились десятки вопросов: «Кто они такие?», «Чего от меня добиваются?», «Что будет, когда я сяду в машину?».

Я взглянула на свое отражение в стекле, и мне инстинктивно захотелось бежать. Просто развернуться и нестись, куда глаза глядят, позабыв обо всем.

Дверца автомобиля приоткрылась, и из неё показалось лицо Сергея Ивановича.

— Садись, Иринка, — он сделал приглашающий жест рукой.

Глава 7

Сергей Иванович выглядел абсолютно спокойным — ни капли волнения или замешательства, только полная умиротворенность, словно он был не человеком, а роботом или статуей.

— Садись, садись, не бойся, — еще раз позвал он. — Не съем же я тебя, — на его лице появилась мимолетная улыбка.

Я с осторожностью подошла ближе к машине, посмотрела внутрь — только Иваныч и водитель. Можно ли ему доверять? Но, похоже, другого выхода у меня не было, и я молча села на заднее сиденье.

— Куда? — повернулся водитель, и я узнала его лицо. Тот самый разговорчивый таксист, который подвозил меня к отелю. И голос — он был тот же самый, который говорил со мной только что. Он и есть снайпер?

— В Борисполь, — указал Иваныч. — Это Макс, — он повернулся ко мне. — Один из бывших сотрудников нашей организации, ныне считается погибшим и всяко противостоит вторжению на Землю маниан.

Машина тихо тронулась с места.

— Вадим! Что с Вадимом? — крикнула я, смотря в лицо шефа или бывшего шефа. Не представляю, как его сейчас называть.

— В безопасности, — усмехнулся он. — Его забрал мой человек. Ему немного изменят память, он не будет помнить собственных пророчеств, если что и останется — он сочтет это за проявление своей фантазии. Ему немного подкорректируют внешность, у него будет семья — папа, мама и младшая сестричка. Над ними мы уже поработали — они не вспомнят, что у них никогда не было сына. Не беспокойся, я правду говорю. А ты молодец, сделала все, как я и планировал.

— Откуда мне знать? — моя рука потянулась за пистолетом.

— Не нужно этого, — Иваныч мягко коснулся моей руки и посмотрел мне в глаза. — Я послал тебя на задание, ты справилась. Все. Правда, в Москву вернуться ты не сможешь, приспешники маниан все еще повсюду, они объявили тебя преступницей, тебя ищет полиция, но ничего, улетишь в Европу.

— Какое, черт его дери, задание? — громко спросила я, а Макс с водительского сиденья хихикнул.

— Я уже давно препятствую экспансии на Землю маниан. Но делать это нужно было тихо, иначе меня смели бы сразу, — принялся рассказывать он. — Тот предатель, которого мы ловили осенью. Ведь на самом деле должны были охотиться за мной. Но маниане почувствовали предателя — я им дал предателя. Садов был верен пришельцам, но я его подготовил, внушил, что он должен пойти против организации. У меня есть коды имплантов каждого работника организации, и настроить звукокод под него было просто. На самом деле это была операция по отведению подозрений от меня.

— Значит, все это время вы…

— Работал против маниан, — прервал меня он. — Я знал, что они не такие белые и пушистые, какими хотят казаться. Вадим тебе рассказывал что-то про них? Это было частью твоего задания — узнать больше про инопланетян.

— Он сказал, что маниане не живые, на самом деле ими кто-то манипулирует, — пробормотала я.

— Да уж, — призадумался он. — Такого даже я не мог предположить. Марионетки кого-то другого, — сквозь зубы процедил он. — А я даже не знаю, какова конечная их цель, — он глубоко вздохнул.

— А то, что вы манипулировали мной — не то же самое? — обозлилась я. — Вы с помощью кода заставили меня вступить в вашу контору, подвергли риску, а теперь лишили меня дома! Вам нужна была пешка, вы просто сделали её из меня!

Сейчас, как и тогда, когда я впервые сидела в кабинете Иваныча, во мне закипала злоба. Он опять использовал меня! Как и тогда. Человек, которых видит в других только собственные пешки, которыми можно разбрасываться как расходным материалом направо и налево. Урод!

— Успокойся, — он снова посмотрел в мои глаза. — Я понимаю, что ты злишься. Я бы тоже злился, но это было необходимо. Только так я мог уничтожить здание. Пока служба безопасности была отвлечена на поимку тебя, мои люди проникли внутрь и установили бомбу. Теперь московского центра больше нет, а пришельцы понесли существенные потери.

— Потери, говорите? А люди, которые погибли в здании, на стадионе — не потери? Вы не человек, вы чертова машина! — котел моего гнева выплеснулся, а пальцы сложились в кулак и направились в челюсть Иваныча, но он с небывалой ловкостью перехватил мою руку и до боли сжал запястье.

Ай!

Джентльменские манеры Сергея Ивановича моментально испарились, их заменили злость во взгляде и гримаса на лице.

— Да, черт его дери, я машина! — крикнул он так громко, что мне на миг заложило уши. — Но только машина может противостоять манианам, потому что они сами не люди! Хочешь, расскажу про одно мое задание? Я тогда только вступил в организацию и был где-то в твоем возрасте, — он сжал мою руку сильнее, а потом отпустил. — Меня направили сюда, в Киев, организовать автокатастрофу. Зачем это нужно — мне не объяснили, просто сказали, что так нужно манианам. И я поехал! — воскликнул он. — Поехал и сделал так, как они говорили! А потом я посмотрел на жертв — молодая семья. Мужчина и женщина. А в её кошельке я обнаружил фотографию их шестилетнего сына Вадима. Я начал разбираться — как оказалось, Вадим один из тех редких людей, которые способны игнорировать звукокоды, просто не воспринимать их, а из-за закона сохранения разума у него проявились способности к прорицанию будущего. Я понял, что жертвой должен был стать мальчик, доложил манианам, что задание выполнено, и спрятал его в детском доме, знал, что рано или поздно они его почувствуют, но спрятал. С той поры, когда я увидел окровавленные трупы двух ни в чем не повинных людей в машине, слезы мальчика, которому сообщили о гибели родителей, я понял, что не смогу сотрудничать с манианами. Сперва мне хотелось просто все бросить, но я понял, что хочу бороться. Не дать им воплотить свои планы на Земле, какими бы они ни были. И тогда до меня дошло, что бороться с ними можно только их способами — принося жертвы и кладя на алтарь все во имя этой борьбы.

— Ваша война меня не касается! — попробовала возразить я.

— Это не только моя война, — Иваныч вздохнул. — Неужели ты, Ирина, не понимаешь, что это касается каждого человека на Земле? Каждого ребенка, взрослого и старика, даже тех, кто еще не родился на свет?

Машина, кажется, уже выехала из города и сейчас неслась по загородному шоссе в направлении Борисполя. Многоэтажные панельные дома остались позади, а по обе стороны дороги тянулся лес.

— А если бы меня убили? — пробормотала я.

— Не убили бы. По крайней мере, Клифи показал, что твои шансы на выживание довольно высоки, — абсолютно спокойно ответил Сергей Иванович.

— Если этот ваш Клифи все знает наперед, зачем вообще понадобилось пророчество мальчика!

— Клифи не знает будущего, — пробурчал Иваныч. — Он только анализирует задачи. Вводятся данные, стартовая точка, цель, сопутствующие признаки, и он показывает оптимальный путь решения и возможные риски. Касаемо того, что именно ты заберешь Вадима, останешься в живых и услышишь пророчество, Клифи дал довольно высокий процент.

— Но шанс неудачи все-таки был!

— Шанс неудачи есть всегда. Когда идешь по улице, тебяможет сбить автомобиль, когда сидишь дома, может взорваться газ, возвращаешься поздно домой — можешь встретиться с маньяком, — Иваныч говорил абсолютно спокойно. — Можно подумать, когда ты работала в полиции, твоя жизнь никогда не подвергалась риску.

— К тому же меня ищут все, кому не лень, за похищение ребенка, — пробурчала я. В моей голове промелькнуло сиюминутное желание попросить остановить машину, а если не согласятся — выпрыгнуть из неё на ходу, и будь что будет. Но куда я пойду, если меня все ищут? А Иваныч явно не хочет меня убивать. Если бы хотел — меня бы уже не было.

— Таков был план, — Иваныч пожал плечами. — Искать они не будут — официально ты разбилась на машине, когда пыталась покинуть Украину. Разбитый «ниссан» с трупом женщины, похожей на тебя, найдут около Житомира. Мальчик бесследно исчезнет, и его никто никогда не найдет, а ты тем временем скроешься в Европе.

Мое дыхание замерло, пальцы нервно затряслись, а по телу пробежал холодок. Я смотрела на Сергея Ивановича, не в состоянии подобрать слова.

— То есть, — у меня закружилась голова, когда я попыталась представить картину в целом. — То есть моя мать, все мои знакомые будут думать, что я пошла на такое страшное преступление, как похищение ребенка, и умерла?

— Ну, если хочешь, я лично встречусь с твоей матерью, проинформирую твое окружение, что ты была в Киеве по заданию госбезопасности, естественно, ни про какое похищение они не узнают, — абсолютно спокойно ответил Сергей Иванович.

Я представила маму, стоящую на кладбище. Она плачет, истязается, рвет на себе волосы, не зная, что в гробу перед ней абсолютно другой человек, и мне стало не по себе. Чертова организация искалечила мою жизнь! Согласившись на них работать, я подписала контракт с дьяволом!

— А если я откажусь улетать в Европу? — посмотрела на Иваныча. — Если я хочу вернуться в Москву?

— Это невозможно, — коротко ответил он.

— А если я попробую?

— Тебя убьют, — вздохнул он. — Хоть башня организации и уничтожена, есть другие подобные структуры, занимающиеся контактом. Не такие большие, как московская, но они существуют. Есть люди, которые просто знают про нас и поддерживают. Часть правительства в курсе. Сейчас все, кто на стороне программы маниан, считают тебя своим врагом и если найдут — уничтожат. А они подозревают, что ты выжила. Кстати, поэтому советую немного изменить внешность, как выберешься.

— То есть Стас…

— Стас мертв, — прервал меня Иваныч. — Он был в башне на момент взрыва. А мы с тобой считаемся предателями и террористами, так что нам нужно скрываться.

Я сидела, не в состоянии сказать ни слова. Конечно, я найду способ связаться с матерью, но черт подери, почему так? Начиная с осени, с того злополучного дня, когда в мои руки попала треклятая флэшка, я больше не управляла своей жизнью. Меня заставили вступить в организацию, потом заставили рисковать своей жизнью, теперь объявляют мертвой и отправляют в бегство. Почему? Почему все так?

На мои глаза навернулись слёзы.

Зачем?

— Если это тебя обрадует, то если бы не ты, Вадим попал бы в руки маниан, а они, вероятнее всего, проводили бы над ним такие опыты, в сравнении с которыми опыты инквизиции могли бы показаться отдыхом на пляже. Кстати, почему бы тебе не отдохнуть? Съезди на курорты Испании, Португалии или Греции.

Мне больше не хотелось слушать Иваныча. Я отвернулась и просто смотрела в окно, за которым пролетали деревья и машины. Старый урод вербует людей и использует их в своих целях, так, как ему хочется, и на то, что с ними будет, ему просто-напросто плевать.

Я оперлась лбом о холодное стекло машины и смотрела на дорогу, по которой я уезжала от своей прошлой жизни. В голове все еще мелькали мысли попытаться изменить хоть что-то, но я понимала, что это тщетно. Все, что я попытаюсь сделать, Сергей Иванович уже предвидел. По щеке скатилась слеза, прикоснулась к губам, создавая солоноватый привкус в пересохшем рту. Хоть в машине и было тепло, но меня трясло так, словно я стояла в купальнике на Северном полюсе.

— Почему вы меня просто не уничтожили? — спросила я срывающимся голосом.

— Ты нам еще пригодишься, — ответил Сергей Иванович, и от этого мое настроение стало еще хуже. Он собрался использовать меня в качестве марионетки и дальше. Что я могу ему противопоставить? Человеку, который всегда знает, чем все закончится?

Иваныч похлопал меня по плечу и, когда я повернулась, протянул мне небольшую серую сумку, которая с равным успехом могла бы быть как мужской, так и женской.

— Тут паспорт Евросоюза на другое имя, билет в Париж, телефон с кодами европейских языков — итальянский, французский, польский, — он на секунду замялся. — И маскировочный код для прохождения контроля в аэропорту. Как выучишь языки — советую телефон выбросить на свалку. Полетишь в Париж, оттуда возьмешь билет куда угодно. Еще там денежная карта, на первую пору тебе хватит.

Я взяла сумку, прижала её к себе и отвернулась к окну, продолжая бездумно наблюдать за пролетающими за ним деревьями.

— Еще там пустые бланки паспортов, водительских прав и прочих документов, — продолжил он. — Там хитрая система на случай, если кого-то надо будет спрятать. Нужно приложить большой палец к тыльной стороне документа и назвать любые данные — в паспорте они проявятся, а чип, соединенный с паспортной базой, внесет тебя в неё. Таким образом даже я не буду знать, где и под каким именем ты проживаешь.

— Но вы же рассчитываете манипулировать мной в будущем, использовать в своих целях, — я исподлобья посмотрела на Сергея Ивановича. — Значит, найти сможете без особых проблем. К чему это все?

— Я не знаю, пригодишься ли ты мне и если да, то зачем, — ответил Иваныч. — И найду ли я тебя. Просто предположил, что такой вариант возможен.

Да уж, его трудно назвать человеком. Скорее вычислительная машина, по ошибке родившаяся в человеческом теле.

Я вздохнула, не зная, что думать и как действовать дальше. Оказавшись в Европе, я могла бы попробовать связаться с мамой, но на месте своих преследователей я первым делом установила бы у неё прослушку, и если я пойду на это, ей может грозить реальная опасность. То же самое касается и всех моих знакомых из Москвы, а точнее, уже из прошлой жизни.

Я вспомнила Буську, как перед отлетом в Киев она постоянно норовила проскользнуть в мою сумку, а я пообещала ей, что вернусь, и снова заплакала.

Извини, Буська, мое рыжее чудо, надеюсь, Наташа заберет тебя к себе. Она вроде как всегда хотела кошку.

Сердце в груди сжалось, в голове гудело, словно некто долбил череп перфоратором, а дыхание перехватило. Пальцы начали делать движения, будто бы в них находился мячик.

— Ничего, привыкнешь, — безразлично произнес Иваныч. Наверное, я не первая, кого он вот так отправляет в ссылку. Этот же снайпер, ведущий машину, Макс или как его. Возможно, когда-то он был на моем месте. А потом Сергей Иванович забрал у него жизнь и завербовал в свою группу сопротивления пришельцам из космоса. Я посмотрела на него — он не выглядел потерянным, жалеющим о чем-то. Наверное, он уже успел позабыть, что такое нормальная жизнь, окончательно превратившись в еще одну марионетку Иваныча.

Да будь ты проклят, Сергей Иванович, вместе со своими манианами, тарпакианцами, орлами, звукокодами и сопротивлением.

За окном показались высотные дома — мы въезжали в Борисполь. Вот сейчас аэропорт, и все. После этого — полная неизвестность…

Всегда хотела покататься по Европе, но не таким же образом.

Иваныч положил руку на мое плечо:

— Просто улетай, — сказал он, стараясь говорить мягче, но то ли у него это не получалось, то ли мое сознание не могло воспринять его тон как доброжелательный. — Сегодня мы нанесли ощутимый удар по манианам, теперь они знают, что у них есть серьезный враг. Они будут еще осторожнее, но это в итоге и сведет их в могилу.

— Почему бы просто не рассказать о них по телевидению? Не поведать информацию тем же тарпакианам и орлам? — пробурчала я.

— Да потому что мы не знаем, чего ждать от маниан и зачем им или, как ты говоришь, их хозяевам, нужна Земля, — ответил Сергей Иванович. — А может, человек вообще не в состоянии понять их логику. На рожон лезть нельзя. Кто его знает, что они предпримут после этого? Возможно, сотрут человечество с лица планеты или сделают своими рабами-марионетками. Пока мы не понимаем целей и мотивов, все, что остается, — тихая партизанская борьба, которую они недооценят и этим сделают ошибку.

Наш автомобиль остановился, и я увидела впереди здание аэропорта. Таксисты, ожидающие своих клиентов, подъезжающие и отъезжающие маршрутки, женщина с двумя детьми, один из которых плакал — наверное, боялся лететь, мужчина, эмоционально прощающийся со своими провожатыми.

Эх…

Возможно, пройдет время, может, год, может, два, и я смогу вернуться обратно в Москву, но чувствую, что вряд ли.

— Послушай, — развернулся ко мне Макс. — Если хочешь, могу наведаться к твоей матери и с помощью звукокода снизить её горечь утраты. Она переживет твою смерть более спокойно.

Иваныч посмотрел на Макса, на миг призадумался, а потом повернулся ко мне:

— Да, мы это можем.

Они могли и гораздо больше. Скажем, заставить мою мать поверить, что меня никогда не существовало или что я погибла лет так десять назад, но на такое, конечно же, никто не пойдет, так как придется обрабатывать еще и всех моих и маминых знакомых, соседей, изменять документы. Обработать каждого — начиная от моей учительницы в младших классах и заканчивая бывшим шефом Вадимом Михайловичем, изъять кучу разных фотографий. Одним словом, на такое даже организация шла только в крайних случаях, а сопротивленцы не пойдут тем более.

— Хорошо, — согласилась я. — Сделайте так, чтоб она это все легче перенесла.

Сергей Иванович кивнул:

— Пистолет оставить не забудь.

Вынула из кармана оружие. На миг мне захотелось выстрелить в Иваныча, может, не убить, но сделать ему больно. Я секунду подержала оружие в руке, представляя, как могла бы сейчас отомстить сидящему напротив человеку за свою испорченную жизнь, на миг затаила дыхание и, переборов свои порывы, все-таки положила его рядом с собой на сиденье. Он кивнул, словно благодаря за несовершённый поступок, взял пистолет и передал его Максу.

Может, и зря не выстрелила, но уже не важно.

— И вытрись, — Иваныч вынул из внутреннего кармана пиджака небольшой платочек, протянул его мне.

Я протерла от слез глаза, щеки, хотя была уверена, что через пять минут снова расплачусь. Вздохнула.

— Включи маскировочный код, — сказал Иваныч. — Макс проведет тебя к терминалу.

Я кивнула, потянулась к сумке, нашла там телефон, включила программу и увидела, как на лице Макса проскользнула усмешка. Наверное, для него я выглядела смешно. Может, как старуха лет восьмидесяти или как стодвадцатикилограммовая толстуха, а может, как какой-то плешивый мужичок. Можно, конечно, посмотреть на фотографию в паспорте, но мне было не до этого.

Никаких долгих прощаний с Иванычем не было. Не тот он человек, не та ситуация. Я просто вышла из машины и вместе с Максом пошла в направлении терминала аэропорта.

— А ты как попал под его контроль? — спросила я.

Макс вздохнул:

— Почти так же, как и ты. Задание в Румынии, на котором меня подстрелили, Иваныч объявил меня мертвым, а я тем временем сделал пластическую операцию и три года отсиживался в Бразилии, — он помолчал. — У меня в той жизни остались жена и ребенок. Насколько я знаю, она успела во второй раз выйти замуж, да и пусть ей будет счастье.

— И не хочется вернуться назад?

— Мир прекрасно живет и без меня, — ответил Макс. — Ничего не изменилось, не пошло в другое русло. Когда человек исчезает — следа не остается. Это то же самое, что зачерпнуть ведро воды из реки — ямы не останется, река сразу же закроет прогалину, и никто даже не заметит, что воды стало меньше. В чем-то это даже забавно — наблюдать, как жизнь продолжает идти, но уже без тебя.

Я инстинктивно поморщилась. Все это было неприятно. Человек — ничто, и когда он исчезает, ничего не меняется. Почему-то никогда не думала над этим, но это было правдой.

— Ты сейчас доволен? — поинтересовалась я.

— Борясь с манианами, я приношу пользу всему человечеству, а люди об этом даже не догадываются, — усмехнулся Макс. — Чем-то это даже вдохновляет. Чувствую себя не водой в ведре, зачерпнутой из реки, а плотиной, которая может направить течение в другую сторону.

Интересно, это его мысли или Сергей Иванович постарался и промыл ему мозги? Скорее, второе.

— Ты извини, что там, в машине, был назойливым, — сказал Макс. — Просто захотелось с кем-то поболтать. Я мало с кем общаюсь, да и вообще не очень умею это делать, а тут подвернулась возможность размять язык.

— Да я уже и забыла, из головы выбросила, — ответила ему. — Не до того было, чтоб запомнить такую мелочь.

— Ну и замечательно, — усмехнулся Макс.

Мы прошли внутрь терминала, где, наверное, всегда, даже посреди ночи, было много людей; одни сидели на сиденьях, нервно поглядывая то на часы, то на табло в ожидании своего рейса, другие отдыхали в кафе рядом. Мимо нас прошли трое полицейских. Прислонившись к стене, вели разговор между собой двое пилотов.

Терминал показался мне маленьким. В Шереметьево и Внуково будет побольше. Табло под потолком показывало, что до регистрации на рейс в Париж чуть менее получаса.

А вот и бар. Мне захотелось выпить. Никогда не питала особой страсти к спиртным напиткам: капля вина по праздникам да бокал шампанского на Новый Год — этим ограничивался весь мой алкогольный опыт, но сейчас ситуация была другая и времени было предостаточно.

— Зайдем? — словно прочитав мои мысли, спросил Макс.

Я только кивнула.

Мы взяли по бокалу пива, уселись за болотного цвета круглый столик, и я сразу же, словно только что выбралась из пустыни, осушила половину бокала, даже не почувствовав вкуса. Стало немного легче. Мысли о доме, маме, кошке, которую, надеюсь, или мать, или Наташа заберут себе, все еще кружились в голове, но хоть плакать не хотелось.

Я вытащила данный Иванычем паспорт, открыла. Ну вот что, они ничего лучшего не могли придумать? С фотографии на меня смотрела девушка с ниспадающими на глаза волосами всевозможных оттенков, пирсингом в губе, брови и носу, в ошейнике с торчащими во все стороны иголками и татуировкой на шее. Это они там считают нормальной внешностью для прохождения контроля в аэропорту? На месте таможенников я бы как минимум досконально проверила такую особу на наркотики.

Ладно, неважно, если Сергей Иванович выбрал для меня именно такую внешность, значит, так было нужно. Хм, я что, снова доверяю этой манипулирующей людьми сволочи Иванычу? Может, в этом и был его расчет? Кто знает.

— Как думаешь, он меня найдет? — спросила я медленно попивающего пиво Макса. — Иваныч.

— Понадобишься — найдет. Не понадобишься, — он развел руками, — доживешь спокойно до старости. Может, тебе там даже больше понравится. Мне тоже поначалу не понравилось, что пришлось бросить жену и ребенка. Любил я их. А потом узнал, что им хорошо и без меня. Нынешний муж Ленки — какой-то бизнесмен, который зарабатывает раз в двадцать больше, чем я. Она с ним расцвела, совсем не той женщиной стала. Видно, что жизнью она довольна. Колька, сын, в какую-то элитную школу ходит. Одним словом, останься я, у них была бы совершенно другая жизнь — серая и с вечной мыслью о том, как прожить завтрашний день.

Я глубоко вздохнула, посмотрела на свой бокал, в котором пива осталось меньше половины.

Неужели на это и надеется Сергей Иванович? На то, что я поживу за границей год-два-три и решу, что в той жизни мне было не место и вообще всем без меня живется лучше? А потом превращусь в его зомби с идеей-фикс борьбы с инопланетянами?

— Вообще я не первый и ты не последняя, — продолжил Макс. — Иваныч уже давно вербует агентов в группу сопротивления. Сколько таких точно — не знаю. Но во многих странах живут люди, готовые в любой момент прийти шефу на помощь.

Как-то так я и думала. Уезжаешь за границу, там никого знакомого, грустишь по дому в окружении абсолютно чужих людей, в итоге тебе становится на все плевать, плывешь себе по течению жизни, не оглядываясь, и тут появляется Иваныч. И он на место потерянного смысла жизни вставляет свой — борьбу с манианами, а человек, лишенный всего, чего можно, идет за ним. Хороший способ внушения, никакого звукокода и прочих сверхъестественных методов не нужно.

— Начинается посадка на рейс до Парижа, всех желающих просим пройти… — прозвучало из динамика.

Кажется, это мой рейс. Рановато они, но ничего.

— Пора прощаться, — сказал Макс, залпом допивая пиво.

Я кивнула.

— Удачи тебе в твоей борьбе с пришельцами, — в этот момент я знала: явись когда-нибудь ко мне Иваныч с хоть горами золота, хоть с обещаниями бессмертия или абсолютного знания — я пошлю его подальше, прямым текстом.

На прощание мы с Максом пожали друг другу руки и разошлись.

Как ни странно, регистрация прошла быстро, никакой проверки на наркотики они не устроили. Я прошла в салон самолёта, уселась в кресло возле окна. Мне снова захотелось плакать, но я сдержала этот порыв. Пусть я попала в одну из сетей паука Иваныча, но я обязательно выберусь. Не знаю как, но выберусь, снова обрету свободу.

— Вам что-то принести? — спросила миловидная темнокожая стюардесса.

Я покачала головой. Не хотелось ничего. Разве что добавки алкоголя, но пьянею я быстро, а прилетать в Париж не в состоянии стоять на ногах — не вариант.

Самолет тронулся, пошел на взлет, а я все смотрела в иллюминатор. Смотрела, как взлетная полоса начинает тонуть, картинка уменьшается, выплывают дома, дороги, машины. Где-то там вдалеке располагался Киев, и с высоты он выглядел еще красивее — весь как на ладони.

Теперь я для всех умерла. Это надо было просто пережить. Что ждало меня впереди — я не представляла. Знала лишь одно — что я не в последний раз слышу о манианах, Иваныче, организации. Я даже не представляла, куда теперь направиться.

Ну и черт с ним. На месте решу.

Я снова посмотрела в иллюминатор, где с каждым мигом земля отдалялась, уменьшалась, все становилось крошечным.

Точно так же сейчас от меня убегала моя прошлая жизнь, и я не была в состоянии её догнать.

Ключ третий

Глава 1

Прага в этот день была особенно красивой. Хоть этот город каждый день радовал своих жителей красотой и архитектурными изысками, бесконечной чередой скульптур и ощущением погружения в старину, но именно сегодня ко всему этому прибавилась и хорошая, что бы кто ни говорил, погода.

Кажется, лето с жарой и зноем пошло на спад, солнце, неутомимо жарившее три месяца, поумерило свой пыл, утром прошел небольшой освежающий дождик, сменившийся приятным прохладным ветерком. Что может быть лучше в конце августа?

Этот город подкупал и очаровывал сразу — раз и навсегда. Наверное, любой человек, который хоть раз побывал в Праге, побродил по её узким улочкам, полюбовался на здешнюю архитектуру, как, например, вон тот внушительных размеров готический собор или прилегающее к нему невысокое, украшенное скульптурами львов и горгулий здание, хотел сюда вернуться. Город казался старым, но в то же время молодым, словно давным-давно какой-то чародей наложил на него заклятие, остановив старение, но сохранив его многовековую мудрость и красоту. Среди старинных зданий попадались современные, но они были настолько умело вплетены в здешнюю архитектуру, что не уродовали городской пейзаж, а дополняли его. Умеют же чехи строить!

Так, кажется, мне сюда.

Ай!

Я почувствовала укол в руку и сморщилась. Что это было? Какое-то насекомое? Откуда оно здесь? Осмотрела палец, на котором краснел след от укуса, облизала его. Больно же! Наверное, на чердаке вот этого совсем ветхого дома завелись осы. Ничего, пройдет.

На зелёный свет светофора я перешла выложенную камнем улицу, осмотрелась. Теперь вроде налево.

Еще одна узенькая улочка, небольшое кафе у обочины, на открытой площадке которого сидели несколько распивающих пиво компаний.

Теперь прямо.

На первых порах этот город казался мне лабиринтом, а его улицы — кошмаром для любого водителя, но к здешнему ритму жизни привыкаешь довольно быстро, осваиваешься.

Возвращаться в Москву никакого желания не было. Хотелось лишь увидеть маму, соседку Наташу, нескольких знакомых, но я гнала эти мысли прочь. Иваныч вместе с пришельцами, звукокоды с антиземлей, пророчества и заговоры — все это словно покрылось блеклой дымкой, через которую были видны только очертания, но не сам предмет.

Зато я смогла за два дня освоить чешский язык и говорила на нем не хуже местных — хоть какие-то достоинства.

Только мысли о Буське причиняли боль. Как там мое рыжее счастье? Кто сейчас заботится о ней?

Я вздохнула. Так, кажется, это здесь.

Небольшая площадь с фонтаном в центре очаровывала своим спокойствием и умиротворенностью, несмотря на то, что людей здесь было много. Контраст. Прага — город контрастов.

Осмотрелась.

Вот так знакомиться с кем-то через Интернет, при этом не обменявшись фотографиями. И кто тот мужчина, пригласивший меня на свидание? Может, прыщавый подросток, которому впору рекламировать гель от угрей? Или какой-нибудь асоциальный толстяк, в тридцать лет сидящий на шее у родителей? Да кто угодно, а я умудрилась вырядиться так, будто встречалась с каким-нибудь принцем из дамских романов — даже платье напялила, что я делаю только в самых крайних случаях.

Осмотрюсь-ка я, найду его взглядом, если не понравится — сразу уйду.

Может, вон тот молодой человек в красной толстовке? Хотелось бы, но вряд ли. Или молодой парень, сидящий в одиночестве на лавочке и регулярно посматривающий на часы? Что-то мне подсказывает, что нет. И что-то не ошибается — парень поднялся и двинулся навстречу молодой блондинке с улыбкой до ушей.

А может, вон тот старик?

Я усмехнулась про себя.

Хм, а если он тоже стоит где-то в уголке, пытается отыскать меня взглядом и думает, хоть бы я не оказалась бывшей штангисткой, лилипуткой или необъятной любительницей пончиков?

Обойду-ка, пожалуй, площадь по кругу.

— Это вы пани Петра? — услышала голос из-за спины и обернулась. Похоже, я начинала привыкать к этому имени.

Передо мной стоял мужчина лет тридцати, причем вполне симпатичный. Каштановые, зачесанные назад волосы, гладко выбритое лицо, высокий, но не гигант. Неужели и в самом деле повезло?

Я молча кивнула.

— Это я, Томаш, — усмехнулся он во все тридцать два зуба. — Вот и встретились. Что вы как будто язык проглотили?

— Привет, — коротко поздоровалась я, не в состоянии подобрать слова. Не представляю, как нужно вести себя на свиданиях, последнее из которых у меня было лет так пять назад, если не больше. Вот хоть убей, не представляю. Постоянно робею.

— Там, в Интернете, мне показалось, что вы более разговорчивы, — он подошел поближе. — Ну ничего, это мы исправим. Думаю, я вас разговорю. Идемте, тут рядом есть уютная кафешка. И давайте на ты.

— Хорошо, Томаш, — попыталась улыбнуться я, но, наверное, у меня это получилось скверно.

— Ну же, берись под руку, и пойдем, — улыбнулся он.

Так, буду стыдиться — могу прямо сейчас уходить в монастырь. Главное, если бы он был менее симпатичен — я бы вела себя более открыто. А этот явно из тех мужчин, которые работают на высокооплачиваемой работе, ездят на дорогих машинах, на выходные летают за границу поваляться на пляже и предпочитают женщин околомодельной внешности, а не таких обычных и ничем не выдающихся, как я. С другой стороны, кажется, я все еще цепляюсь за российские стандарты мужской красоты. Тут, в Чехии, если мужчина следит за собой и не похож на выбравшегося из берлоги по зиме медведя — никто его не припишет к лицам нетрадиционной ориентации, а носки и нижнее белье, в отличие от моей родины, меняют каждый день даже бомжи. Куда ни уедешь, опыт, приобретенный за почти три десятка лет на родине, все-таки останется и восприятие окружающих тоже. Можно увезти человека из России, но вот матушку-Россию из человека, похоже, не выгнать никак.

Немного набравшись смелости, я взяла Томаша под руку, и мы неспешным шагом двинулись по площади.

Что?

Я застыла, а мои глаза полезли на лоб.

С бигборда над улицей на меня смотрела моя кошка Буська. Конечно, в мире много похожих кошек, но это была точно она, так как сидела на руках у моей соседки.

«Читайте мировой бестселлер Натальи Перуниной, книга, которая перевернула жизнь миллионов», — гласила надпись на стенде, а в нижнем правом углу красовалась та самая книжка с дамой и рыцарем на обложке, правда уже в другом оформлении и с чешским названием. Причем «Осколки миражей» чехи умудрились перевести как «Миражные осколки».

Надо же! Мировой бестселлер! Да нет, не верю! Я поморгала глазами, но бигборд не исчезал.

— Так смотришь, любишь читать? — поинтересовался Томаш.

— Я её знаю.

— Кого? Читала книгу? — он снова усмехнулся. — Я тоже читал. Хорошая книга, мне понравилась.

— Автора знаю, — пробормотала я.

— Знаешь Наталью Перунину? Ого, — удивился Томаш. — Она же, кажется, из России.

— Приходилось там бывать, по делам, — пробормотала я, едва удержавшись, чтоб не ляпнуть правду едва знакомому человеку. — Повезло познакомиться. Она мне даже книгу с автографом подарила, правда, я умудрилась её потерять.

Похоже, у меня сегодня удачный день. Во-первых, я узнала, что моя Буська в хороших руках, во-вторых, познакомилась с симпатичным мужчиной, ну и в-третьих, я искренне рада за Наташу. А ведь как она боялась, считала, что её тексты плохи и никому, кроме неё, не нужны. Пообщаться бы с ней сейчас, наверное, она стала совершенно другим человеком…

— Похоже, нам будет, о чем поговорить, — заметил Томаш.

— Надеюсь, — ответила я, мысленно возрадовавшись.

Кафе, куда меня привел Томаш, находилось сразу за площадью. Внешне оно было неприметным — маленькая вывеска болотного цвета на фасаде здания, деревянная дверь с вырезанными на ней часами работы. Мне не приходилось особо ходить в пражские кафе, поэтому мое воображение нарисовало типичную подобную забегаловку, какими они бывали в Москве. Но, войдя внутрь, я сразу поняла, что ошиблась. Здесь царило приятное для глаз зеленоватое освещение, по довольно крупному залу были разбросаны круглые, украшенные узорной вязью деревянные столики, одну из стен занимал реалистичный лесной пейзаж, перед которым расположились несколько искусственных деревьев — так сразу и не поймешь, где заканчивается зал и начинается картина. Со второй стены на меня смотрели головы кабанов, волков, лис и даже медвежья, а над ними поблескивали исполинские оленьи рога. В центре стены среди голов-чучел висели два перекрещенных охотничьих ружья. Да и запах здесь был свежий, лесной — наверное, использовали какой-то ароматизатор. Вполне можно почувствовать себя где-то на опушке леса, а не в центре Праги, а легкая музыка, в которой периодически слышалось пение птиц, добавляла ощущений.

Мы сели за один из столиков, и облаченный в сразу же напомнивший о Робине Гуде костюм официант принес меню.

Кроме нас в зале было человек десять. Наверное, в Москве в подобном заведении даже в будний день было бы переполнено.

— Что будешь? — спросил Томаш, протягивая мне меню.

— Сейчас, — я сняла очки, которые носила для маскировки. На пластическую операцию, как Макс, я не решилась, но сменила прическу, начала хоть немного пользоваться косметикой и носить очки.

Достала из сумочки мячик, сжала его в руке.

— Что это? — спросил Томаш.

— Да так, когда-то бросала курить, и когда хотелось — мяла мячик. В каком-то журнале вычитала. Курить бросила, а вот мячик остался.

— Так ты молодец, — усмехнулся он. — Бросить курить, насколько я знаю, непросто.

— Честно, тогда даже не надеялась, что получится, — ответила я. — А выбери на свой вкус.

Он кивнул и подозвал официанта, а через две минуты нам принесли мясное блюдо с овощным гарниром и два бокала вина. Почему-то вино до сих пор ассоциировалось у меня с Иванычем, и бордовая жидкость сразу же напомнила о его джентльменских манерах, холодном взгляде и моей испорченной прошлой жизни.

— Вкусно, — восхитилась я, попробовав мясо.

— Мне тоже нравится, — Томаш поднял бокал с вином. — За знакомство?

— За знакомство!

Мы выпили, но напиток, в отличие от мяса, мне не понравился. Слишком уж кислый.

— Расскажешь о себе побольше?

— Ты первый, — усмехнулась я.

— Дамы вперед, — развел руками он.

— Ну-у-у, — протянула я и начала рассказ. Не того, что со мной было, конечно, а другую, придуманную для таких вот случаев биографию, которую пришлось выучить назубок. Выросла в малюсеньком городке на юге Чехии, потом переехала в столицу, закончила институт — одним словом, все так, как и должно быть у нормального человека. На самом деле жизни большинства отличаются друг от друга лишь в деталях, но в общем, на кого ни посмотри, — одна и та же картина.

Потом к рассказу приступил Томаш, и его история мало чем отличалась от моей, разве что только в том, что он коренной обитатель Праги, работал фотографом и пообещал мне устроить бесплатную фотосессию в студии с профессиональной аппаратурой.

От скуки я посмотрела в окно на оживленную улицу.

Хм, странно. Кажется, вот этой черной «БМВ», когда мы входили, не было, а после нас внутрь никто не заходил.

Появилось ощущение, будто на меня из той машины кто-то смотрит.

Так. Паранойя, остановись! Мне уже хватило первого месяца здесь, когда я в каждом встречном видела врага. Можно мне хоть немного пожить нормально, без тебя, паранойя, а?

Но ощущение чужого взгляда не покидало ни на миг. Да что же такое? Пора бы поискать хорошего психолога, но толку? Психологам, чтоб они помогли, нужно правду говорить, а тут, если даже решишься и расскажешь все как есть — к психиатру отправит.

— А ты? — спросил Томаш.

— Извини, что? Засмотрелась в окно, показалось, что там знакомый, — натянуто улыбнулась я. — Так что ты спрашивал?

— Ты была в национальном музее?

— Нет, — покачала головой.

— Хочешь, завтра сходим? Говорят, там сейчас хорошая выставка.

— Пожалуй, не откажусь, — я пригубила вина и снова взглянула в окно — черного «БМВ» уже не было. Похоже, кто-то просто затормозил. Не нужно внушать себе лишних мыслей!

Я положила руку на стол, и Томаш сразу же накрыл её своей. Первой моей мыслью было обвинить его в наглости, но вот только в чем смысл? Мне было приятно, да и отвлекало от дурных параноидальных мыслей, и я улыбнулась. Лишь бы не счел меня за ту, которая отдастся сразу же за приятно проведенный вечер в кафешке. Хотя, если уж на то пошло, то черт его знает — от последнего мужчины в моей жизни меня отделяли годы.

— Расскажи о своих увлечениях, ну. Кроме творчества Перуниной, — попросил Томаш. — Может, найдем еще какие-то, — он усмехнулся, — точки соприкосновения.

— Да как обычно, как у всех, люблю посмотреть хороший фильм перед сном, немного увлекаюсь веб-дизайном, — ответила я, вспомнив, как освоила программы для дизайна за вечер, благодаря отсутствию влияния оболванивающего звукокода. Наверное, выйди я за кого-нибудь замуж, для него это было бы невыносимо трудно — знать, что твоя жена может разобраться в чем-либо за считанные часы, да и мне не легче — скрывать от близкого человека всю свою биографию. Брр. От одной мысли стало плохо. Одним словом, если для меня и остались какие-то варианты отношений с противоположным полом — то недолгие и без обязательств.

— Дизайн — это хорошо. Самому что-то иногда рисовать приходится, — ответил Томаш. — Там кто-то хочет рамку на фотографию или фон сменить на более привлекательный. Помню одного клиента, который говорил жене, что ездит в заграничные командировки, сам же встречался с любовницей, а ко мне приходил, чтобы я сделал ему фотографии на фоне Эйфелевой башни, лондонского Тауэра и тому подобное.

Мы вместе засмеялись. Додумываются же люди. Не проще ли сразу развестись?

Еда и вино закончились незаметно, а я почувствовала, что насытилась.

— Еще посидим или прогуляемся? — спросил Томаш.

Место было красивым и здесь под приятную музыку можно просидеть весь вечер, но лучше, наверное, пройтись.

— Прогуляемся, — я посмотрела в окно, где на город потихоньку опускался вечер. — Только схожу в уборную.

Он кивнул и я, поднявшись, прошла через зал к дверям в туалет. Что за черт? Тот хмурый мужчина, сидящий за столиком в одиночку и распивающий пиво, кажется, провел меня взглядом.

Так-с, кажется, снова паранойя. Появились мысли, что в одиночку в подобные места не ходят, да и взгляд у него, кажется, был не тот, которым мужчина может смотреть на понравившуюся женщину, а другой, изучающий, словно он пытался зафиксировать меня в памяти.

Спокойно! Просто какой-то хмырь, может, он на всех так смотрит.

Я зашла в уборную, немного подправила макияж.

Ненавижу свой взгляд. Ненавижу. Взгляд, который постоянно анализирует, даже в самых невинных вещах видит какую-то опасность. Опасается наткнуться за углом если не на Иваныча, то на кого-то из его приспешников. Надеюсь, со временем пройдет, как только я приехала сюда — видела врага в каждом встречном и месяца два боялась выходить из дому.

Проходит. Пройдет. Главное — отвлекаться на что-то другое и не сидеть без дела.

Томаш ждал меня на улице. Как только я вышла, он взял меня за руку, и мы медленно пошли в направлении площади.

Вечерняя Прага и дневная Прага, как мне казалось, два совершенно разных города. Первый активизирует, стимулирует к действию, второй же действует успокаивающе. Стоит только взглянуть на вот эти старинные дома, в окнах которых зажигается желтоватый свет, как сразу чувствуешь себя дворянкой из прошлого, прогуливающейся по улочкам и аллейкам в компании какого-нибудь графа. И даже поток машин не в состоянии прервать это ощущение.

А вот и бигборд Наташи Перуниной. А ведь у неё и взгляд поменялся. Теперь скорее у меня взгляд, как у овцы, окруженной волками, а у неё все это сменилось уверенностью в себе. Молодец писательница, и спасибо ей за то, что приютила мое рыжее чудо.

— Так смотришь на неё, — окинул меня взглядом Томаш.

— Кошка красивая, — ответила я. — Люблю рыжих кошек.

— Кошки — это круто, — ответил он. — Была у меня, правда, серая. Самое преданное существо на свете, что бы там ни говорили любители собак.

— И что с ней стало?

— Умерла, — Томаш грустно вздохнул. — От старости. Пятнадцать лет радовала и… Хотел котёнка завести, да вот не хочется мне другого кота. Мою кошку никто не заменит. Ладно, давай не будем о грустном.

Я кивнула, вспомнив последний взгляд Буськи, но сразу же отогнала от себя эту мысль, чтоб не расплакаться.

— Посидим? — он указал на деревянную лавочку на обочине улицы.

— Пожалуй.

Да нет, не может быть!

Как только я села на лавочку, краем глаза заметила тот же черный «БМВ», который стоял возле кафе. Он был припаркован возле дома напротив. Конечно, такой автомобиль — не редкость, покатавшись несколько часов по улицам Праги, можно насчитать пару десятков подобных машин, но меня не покидало чувство, что «БМВ» тот самый.

— Ты как-то побелела, — посмотрел на меня Томаш.

— Наверное, вино плохо сказалось, обычно я пью алкоголь раз-два в год, — отовралась я, не спуская глаз с подозрительного автомобиля и чувствуя, как по моему телу проходит волна озноба.

— Тебя проводить домой? Или, может, в больницу? — Томаш сочувственно посмотрел на меня, а я все вглядывалась в машину и чувствовала, как немеет мой язык.

Подобное ощущение бывало у меня раньше, к тому же не раз, но сейчас я чувствовала реальную опасность. Что же делать? Нельзя подставлять Томаша, если кто-то начал охоту за мной, нужно сделать так, чтоб в этом никто не пострадал.

— Пожалуй, я сама доберусь, — приподнялась с лавочки, посмотрела на него. — Можем созвониться завтра и послезавтра, сходить в музей…

— Ну уж нет, — прервал меня он. — Я не могу тебя отпустить, если тебе плохо.

— Не надо, пожалуйста, — медленно произнесла я, смотря на Томаша. Он на секунду отвел взгляд вниз, словно рассматривал что-то на асфальте, и снова повернулся ко мне.

— Ну и за кого ты меня принимаешь, если думаешь, что я брошу тебя в беде?

Он не спрашивал, он настаивал.

— Ты где живешь? — поинтересовался Томаш.

— В четырнадцатом, — ответила я. — На Ванкова. Но не думаю, что тебе следует со мной ехать. Серьезно, не стоит.

Вот и как ему объяснить, что, если вдруг это действительно слежка, он ничем не поможет, а мне в этом случае лучшим вариантом будет как можно быстрее добраться до дома, собрать вещи и отправиться на вокзал или в аэропорт? Черт!

Подъехал небольшой трамвайчик, как раз куда надо. Ладно. Может, я все-таки ошибаюсь. Может, действительно никакой слежки нет. Доеду, там осмотрюсь — если тихо, значит, ошибка.

— Садимся, — я натянуто улыбнулась Томашу.

Что в Праге, да и, наверное, в любой европейской стране, заслуживало уважения — это общественный транспорт. Здешний трамвай — это не ржавый и прогнивший сарай на рельсах из позапрошлого века, которому уже давно место в музее или на свалке, а вполне себе комфортное средство передвижения с мягкими сиденьями, телевизором в салоне и прочими атрибутами цивилизации, которые у нас, в России, воспринимаются как нечто из области роскоши.

Я уселась на мягкое сиденье, на котором вполне можно отдохнуть, возвращаясь домой после рабочего дня, закрыла глаза. Почувствовала, как Томаш садится рядом. То ли мне опять что-то мерещилось, то ли он изрядно нервничал. Из-за меня? Что же. Есть и такие люди, которые чувствуют чужую боль как свою, за что им честь и хвала.

Через окно посмотрела на черный «БМВ», который, кажется, не сдвинулся с места. Может, я действительно себя накручиваю?

— Почему ты так дрожишь? Тебе холодно? — поинтересовался Томаш, и только теперь я заметила, что действительно дрожу, но не от холода, а от страха.

— Не знаю, — ответила ему, и он обнял рукой меня за плечи. Наверное, в другой обстановке мне это показалось бы приятным, но сейчас все мысли были заняты другим. Я постоянно выглядывала в окно, лихорадочно всматривалась в лица едущих в трамвае людей.

Кажется, тот мужчина на меня покосился. Крупный, высокий, похож на какого-нибудь профессионального спортсмена. Такой догонит в считанные секунды и отправит в нокаут одним ударом.

Черт! Черт! Черт!

От души немного отлегло, когда на одной из остановок этот мужчина вышел. Больше в трамвае никого подозрительного не было — две девушки лет по восемнадцать, седой старик, молодая мать с ноющим ребенком на руках и мы с Томашем — вот и все. Показалось, наверное, все-таки, показалось. Надо же, какая я дура, прервала в кои-то веки удачное свидание из-за собственной паранойи. Увидела две одинаковых машины, черт их дери!

Понемногу меня начинало все это злить, я вынула из сумочки мячик, посильнее сжала его в руке.

— С тобой все хорошо? — спросил Томаш.

— Да вроде уже прошло, только жалею, что так все закончилось, — ответила я.

— Если есть желание, можем прогуляться по четырнадцатому, там много хороших мест, хотя, наверное, ты и сама это знаешь, — усмехнулся он. — А вообще советую прийти домой и спокойно полежать в кровати.

— Не люблю тратить жизнь на лежание в кровати, — вздохнула я, еще раз посмотрев в окно. Кажется, все спокойно, лишь городские огни, иллюминации и редкие машины, пролетающие мимо.

— Что же, тогда пройдемся, но если вдруг плохо — сразу говори.

Я кивнула.

Надо с этим что-то делать, хотя бы успокаивающие таблетки купить. Жаль, что нет звукокода, воздействующего на гормональную систему и лишающего страха.

Через полчаса езды мы вышли из трамвая. Прямо передо мной находился небольшой парк. Раньше здесь постоянно было много народу, но сейчас он почти пустовал.

Взяла Томаша под руку, и мы пошли по небольшой мощеной камнем аллейке вглубь парка. На всякий случай я еще раз оглянулась — вроде бы ничего необычного.

А мой спутник, кажется, нервничал все больше. Открыто он не признавался, пытался быть весёлым, но это чувствовалось. Хм, а что, если…

От внезапной догадки моё сердце ёкнуло.

Что, если он послан кем-то чтобы следить за мной? Все-таки это было странно — человек, который не попросил даже фото, пригласил меня на свидание. И я, как шестнадцатилетняя школьница, после всего пережитого, купилась!

Он шел рядом и рассказывал какую-то историю, произошедшую с ним на днях. И что делать? Бежать? А если я ошибаюсь?

Я вся вспотела, а в горле образовалась настоящая пустыня.

— Что случилось? Тебе снова плохо? — Томаш остановился и посмотрел на меня, а я оглядывалась по сторонам, не зная, что предпринять.

Нет же, все это моя больная фантазия, не может такого быть. Я снова вынула мячик, начала сминать его во вспотевших пальцах.

— Нервы, — ответила Томашу, и мой голос показался мне чужим. — Всего лишь нервы.

— Сядь, подыши, — сказал он, взял меня за руку и подвел к небольшой лавочке. Я присела, и дерево показалось мне необычайно холодным. Так, нужно успокоиться, не может быть, чтобы он работал на организацию или Иваныча. Если бы меня нашли первые, скорее всего, я просто получила бы пулю в голову, да и второму незачем весь этот маскарад.

Похоже, мне вообще нельзя контактировать с людьми. Закрыться на десять замков в квартире и выходить, только чтобы купить что-нибудь перекусить, иначе паранойя сделает из меня сумасшедшую.

— Извини, — я взглянула на Томаша и поняла, что что-то в его взгляде изменилось. Он был холодный и пронизывающий, словно смотрел сквозь меня.

— У меня пистолет, — сказал он и указал взглядом на руку, скрытую под ветровкой. — Поднимайся и иди.

Не ошиблась, значит.

Как ни странно, мое нервное возбуждение вмиг куда-то исчезло, словно его никогда и не было. Я должнабыла испугаться еще больше, но случилось все с точностью до наоборот — страх исчез. Я понимала, что сейчас часы отсчитывают последние минуты, а может, и секунды моей жизни, но не боялась.

— Значит, организация нашла меня, — пробубнила про себя.

— Не знаю, что у вас там за организация, мне заплатили, я делаю, — ответил Томаш. — Бери меня под руку, и пошли. И не смей кричать.

— Наемный убийца, значит, — буркнула я, беря его под руку. — Вот так, значит, они сейчас действуют.

— Ничего личного, встреться мы при других обстоятельствах — ты бы мне понравилась. Просто работа такая, — вздохнул он. — Почему на тебя яд-то не подействовал? Вот что интересно.

— Откуда я знаю? Может, ты перепутал яд с анальгином?

Он мне, оказывается, еще и яд подсыпал, но это меня мало интересовало. С каждым шагом мы все глубже уходили вглубь парка, а людей вокруг становилось все меньше. Все, что ли? Бежать было бессмысленно — пуля догонит быстрее. Сопротивляться тоже — опять же, против пистолета не попрешь, а я на все сто была уверена, что он у Томаша есть.

Еще минуты три мы шли молча.

Попробовать отпрыгнуть за то дерево? Или юркнуть в кусты? А может…

— Иди вперед, — сказал он, и, оглянувшись, я поняла, что рядом ни одного человека. Как раз то место, где можно убить и спокойно уйти.

Аллейка впереди круто сворачивала, можно попробовать побежать. Но он меня точно догонит, не надо было обувать чертовы каблуки. Попробую, хуже точно не будет.

— Вперед, — скомандовал он, и я, с каждым шагом набирая скорость, пошла.

Глава 2

Казалось, что с каждым моим шагом аллейка сужается. То ли она действительно становилась уже, то ли это играло мое подсознание. Вот он, резкий поворот, где можно попробовать скрыться, только шанс успешно сбежать был один из тысячи, и если вдруг это удастся, я смогла бы назвать себя действительно везучим человеком.

Стук моих каблуков раздавался громом в ушах. И почему я, дура, носящая подобную обувь раз в год, а то и реже, решила надеть их именно сегодня?

Умереть от выстрела в голову все-таки не самая плохая смерть, даже хорошая, ни боли, ни мучений, просто мир прекратит существовать. Только вот умирать мне не хотелось.

— Стой, — послышался голос Томаша из-за спины, и я замерла.

Так и думала, что он решит спрятать мой труп среди этих кустов. Хоть я его и не видела, но чувствовала, как он целится мне в затылок, замирает в предвкушении выстрела…

И я прыгнула.

Прямиком в кусты. Точнее, тело сделало это само.

Ветка больно царапнула по руке, вторая — по лицу, моя нога за что-то зацепилась, и вот я уже лежала на мягкой траве, а нога от растяжения сильно ныла. Убежала, называется.

Хлопок. Тихий, но отчетливо слышный, явно стреляли из пистолета с глушителем. Еще один. Я попыталась отползти в сторону, но моя спина оперлась о шершавый древесный ствол.

Посмотрела вверх, где на фоне безоблачного, освещенного луной неба, вырисовалась человеческая фигура.

Вот и все.

Мое дыхание перехватило, я инстинктивно зажмурилась и, хоть не была особо верующей, начала бормотать «Отче наш».

— Вставай, — прозвучал голос. Не Томаша, другой.

Загробная жизнь существует!

Мое воображение сразу же нарисовало ангела, тянущего ко мне руки. Все-таки я умерла для всех полгода назад, где-то там, в Москве, есть моя могила, на которую мать со слезами на глазах регулярно приносит цветы. Умирать не больно, второй раз никто за мной плакать не будет, здесь у меня и знакомых-то нет, да и незавершенных дел, за которыми я могла бы жалеть, — тоже.

— Поднимайся же! — повторился голос.

И я открыла глаза. Нет, это был не ангел, скорее призрак. Человек, стоявший надо мной, был мертв уже полгода. Стас!

Я потянулась к нему, ухватилась за его руку, поднялась.

Ай!

Нога все еще ныла. Неужто болевые ощущения распространяются и на загробный мир?

Нет, похоже, я не в загробном мире. Это был все тот же парк, та же аллейка в метре от меня и Томаш, который лежал лицом вверх.

— Еле успел, — вздохнул Стас, подбежал к телу, ухватил его за ноги и потянул в кусты. Только сейчас я заметила расплывающееся пятно крови на груди Томаша.

Получается что? Стас жив? Он спас меня от убийцы?

Я стояла не в силах пошевелиться, а мысли в голове крутились, словно карусель.

— Пошли отсюда, пока нас никто не увидел, — буркнул Стас, взял меня за руку и повел к дороге.

— Как? Что? — пыталась спросить я, но не могла сформулировать вопрос.

— В машине все расскажу, — ответил он. — У тебя на правой щеке царапина, вытри кровь и закрой волосами. Не хватало еще, чтоб полиция обратила на нас внимание.

Вытереть… Только сейчас я заметила, что сумочки у меня нет, похоже, она осталась валяться в кустах. Провела пальцами по щеке, но, похоже, сделала только хуже, размазав кровь по всему лицу.

Как смогла, я прикрыла правую половину лица волосами.

Что происходит? Куда он меня тащит? На кого он работает? На Иваныча? Как он вообще выжил?

— В машину, — пульт от сигнализации в руке Стаса пикнул, а автомобиль, припаркованный у обочины, мигнул фарами. Черный «БМВ». Тот самый, который я видела раньше. К горлу подступил колючий комок.

Я остановилась:

— Куда ты?..

— В машине расскажу, — ответил Стас. — У твоего бойфренда мог быть напарник.

Опять нахлынула волна страха, но рациональная часть меня понимала, что раз Стас спас меня от убийцы — значит, убивать не собирается.

Я забралась в машину, Стас сел на водительское сиденье, мотор заурчал, и машина, взвизгнув тормозами, вырулила со стоянки.

— В бардачке есть вода, — кивком указал он. — Приведи себя в порядок.

— Что происходит? — не выдержав, крикнула я.

— Тебя собирались убить, что не ясно? Организация. Теперь они пользуются услугами наемных убийц. Уже три завербованных Иванычем члена подполья в разных странах мертвы. Ты должна была стать четвертой.

— Тебя послал Иваныч?

— Нет, — ответил Стас, въезжая в очередной поворот. — Не представляю, где он, может, тоже уже на том свете. Я сам по себе.

Только сейчас я смогла нормально разглядеть Стаса. С одной стороны, он был таким же, каким я его знала, но что-то в нем изменилось. И дело было даже не во внешности, не в козлиной бородке вокруг его рта, не в другом цвете глаз или прическе. Изменилось что-то внутри него, и это чувствовалось сразу.

— Куда ты меня везешь? — воскликнула я.

— Мы едем в Рим, — ответил он. — Сейчас лучшая тактика защиты — это нападение, там ныне находится главный офис организации, и у меня есть план, как навсегда покончить с манианами и их приспешниками.

— Послушай, — я ухватилась за его рукав. — Мне все равно, как ты выжил, какие у тебя счеты с организацией, с Иванычем и с прочими, но я не имею ни малейшего желания во всем этом участвовать. Так что спасибо, что ты меня спас, но до конца жизни быть за это обязанной не собираюсь. Высади меня где-нибудь, я уеду из Праги, опять скроюсь…

— Ты не понимаешь? — Стас одарил меня хищным взглядом исподлобья. — Если они нашли тебя раз, найдут еще раз, и еще. Куда бы ты ни отправилась, завтра, послезавтра, через месяц, через год к тебе явится еще один убийца. Ты хочешь скрываться до конца жизни, ожидая пули в голову или яда в пицце? Нужно покончить с организацией. Иначе, поверь мне, рано или поздно тебя убьют. Это единственный выход.

Мы выехали из центра Праги, старых домов, которыми так гордится этот город, становилось все меньше, а молодых небоскребов из стекла и бетона все больше.

— Слушай, у меня в кои-то веки началась нормальная жизнь, я смирилась с тем, что для всех я умерла, а ты хочешь опять втянуть меня во все это? — я почти кричала, и несмотря на то, что Стас спас мою жизнь, во мне закипала злоба.

— Успокойся. Для тебя это единственный выход, — вздохнув, ответил Стас. — После взрыва они каким-то образом восстановили данные с компьютера Сергея Ивановича, а там имелись ДНК всех нынешних и бывших сотрудников. Микророботы организации со считывателями ДНК сейчас летают по всему миру в поиске предателей. Так что или мы уничтожим их, или они нас. Одно из двух. Третьего не дано.

— И чего ты хочешь от меня? — выкрикнула я. — Воевать с целой организацией вдвоем? Это абсурд!

— Ты права, воевать в открытую с ними — это абсурд. Но мой план подразумевает уничтожение звукокодов как таковых. Не будет звукококодов — инопланетяне и большинство их приспешников навсегда останутся запертыми на антиземле, у них не будет возможности использовать червоточины, значит, связь с родными планетами пришельцев тоже оборвется. Если маниане решат направить к нам корабль — на полёт у них уйдет несколько десятков лет, за это время можно оповестить людей, подготовить их ко встрече с пришельцами.

— И причем тут я?

— У меня есть вирус, который предположительно может уничтожить звукокоды. Но пронести его в центр и заразить систему я не смогу. После взрыва в Москве я проработал на организацию еще два месяца, и за это время средства опознавания значительно усовершенствовались. У них есть запись моей мозговой активности, мыслеобразы, матрица личности, результаты анализов до каждого бозона. Я и близко не подойду к центру, а вот ты сможешь. У них есть только твоя ДНК, которую можно замаскировать. Нужно, чтобы ты проникла в центр под прикрытием.

Черт тебя дери, Стас, в какую же авантюру ты хочешь меня втянуть?

Я посмотрела в окно. Кажется, мы уже находились на трассе, ведущей к выезду из Праги. За окном проплыл еще один бигборд Натальи Перуниной с моей кошкой на руках. Встречный поток машин был довольно плотным, но наша полоса была свободна. Как-никак воскресенье, люди возвращаются в город, чтоб завтра приступить к работе.

Стас уверенно вел машину, а моя вторая жизнь, которая уже почти стала настоящей, оставалась где-то там, за спиной. В очередной раз, черт его дери, в очередной! А будут ли еще такие «разы»?

Я вспомнила тот момент, когда сидела в кресле «Боинга», летящего по маршруту Киев-Париж, и вглядывалась в тонущую внизу украинскую столицу. Тогда было хуже, намного хуже, сейчас же пусть я не хотела, чтоб меня кто-то нашел, пусть пряталась, как могла, пусть у меня просыпались внезапные приступы паранойи, но подсознательно я была готова к тому, что рано или поздно должно было случиться.

— Если все получится — ты сможешь спокойно вернуться домой, к матери, к своей соседке писательнице, кошке, — говорил Стас.

Он знал, на что давить, а я не отвечала. Не хотелось. Он и так знал, что мне хотелось вернуться домой, очень хотелось.

Молча я достала из бардачка пластиковую бутылку с дистиллированной водой, открутив крышку, сделала пару глотков, плеснула чуть на руку и смыла с лица уже запекшуюся кровь, осмотрела в зеркало заднего вида небольшую царапину на щеке. Она была почти незаметной, а вот с пятнами расплывшейся туши вокруг глаз я была похожа на девочку-гота, ну или на девочку-плаксу.

— А я-то думала, ты умер, — сказала я, взглянув на Стаса, и поняла, что мне трудно говорить. Язык заплетался, голова кружилась, дорога перед глазами начала расплываться.

— Как видишь, нет, — ответил он. — Повезло. Во время взрыва меня не было в здании. Тебе плохо? — Стас дернул за рычаг, и спинка сиденья начала опускаться вниз. — Полежи, противоядие выходит. Пришлось вколоть его тебе, так как предыдущие две жертвы того киллера скончались от яда. Такое состояние продлится минут пять-десять, потом ты придешь в норму.

Я легла и закрыла глаза. На миг мне показалось, что я лечу где-то в пустоте с бешеной скоростью. Гул двигателя показался громом, ноги словно онемели, складывалось впечатление, что я то увеличиваюсь, то уменьшаюсь в размерах. К горлу подступила тошнота, а мое платье показалось выкованным из металла и неестественно тяжелым. Будь у него застежка спереди — я бы расстегнула его, и плевать на стеснение. Но, к сожалению, молния находилась сзади, а подняться уже не было сил.

— Скоро пройдет, — услышала я слишком далёкий голос Стаса. — Это ненадолго. Постарайся просто расслабиться и ни о чем не думать.

Ага, просто вот так взять и ни о чем не думать, когда понравившийся мужчина оказывается наемным убийцей, ты еле остаешься в живых, а потом тебя садят в машину и везут черт знает куда в надежде, что ты поможешь изменить мир.

Как показалось, не менее чем через полчаса, но на самом деле спустя минут шесть, мне начало становиться легче. Хорошо хоть мы не в России. Представляю, как ехать в таком состоянии по тамошним дорогам, на которых любая машина автоматически может именоваться внедорожником.

«БМВ» уже успел покинуть город и ехал по неширокой, но довольно ровной трассе, окруженной просторными полями и редкими деревцами. Вот где оно, счастье водителя: ни тебе ям, ни бугорков, ни прочих российских прелестей.

Я посмотрела на Стаса.

— Ты вколол мне…

— Противоядие, — ответил он. — Иначе ты бы умерла еще на той лавочке. Пришлось направить к тебе осу с противоядием.

— Осу? — я удивилась.

— Контролируемое насекомое, — он потянулся в карман, секунду порылся в нем и достал стеклянную колбочку, в которой находились двое насекомых. — Недавняя разработка. Обычная оса, но с модифицированной нервной системой, что позволяет ей управлять. Ну и вместо яда в ней противоядие.

Укол в руку, когда я шла по улице. Что же, наверное, следует сказать Стасу спасибо. Зараза, ну почему все происходит именно так…

— Что ты задумал? — я искоса посмотрела на Стаса, который, как мне показалось, наслаждался вождением.

— Прибудем в Рим, там у меня есть один знакомый парень-техник, бывший работник организации, он на нашей стороне. Он уже создает тебе легенду для внедрения в организацию. Изотоп для маскировки ДНК у меня имеется. Изучишь биографию, пройдешь обработку и отправишься в их штаб, — абсолютно спокойно рассказывал Стас. — Дальше я буду тебя инструктировать. О конечной цели ты знаешь. Загрузка вируса в их систему и уничтожение звукокодов.

Да уж, проще не бывает.

А в Стасе что-то изменилось, причем сильно. Во всем. Начиная с движений, которые стали более плавными, чем тогда, когда мы с ним встречались в последний раз, и заканчивая тем, что он говорил. Меня не покидало чувство, что я разговариваю с чужим человеком, которого я никогда не знала.

А что, если сейчас рядом со мной не Стас? Кто-то похожий на него, но не он? Вспомнился одноклассник Виталик и тот человек из организации, который благодаря звукокоду выглядел в точности как он. Да и самой не раз приходилось использовать подобные коды…

Черт…

Меня пробил озноб, а дыхание на миг замерло.

Пусть у меня стоят импланты для распознавания звукокода, но за полгода могло многое измениться, могли усовершенствоваться импланты, а мог и код.

Мое сердце застучало сильнее…

— Сейчас остановимся, я куплю в дорогу еды, — сказал Стас. — И удобную одежду для тебя.

Я кивнула. Что делать? Когда он уйдет, у меня будет шанс сбежать, но я не уверена до конца. А если это все еще Стас? Если он говорит правду? Если таким образом я только сделаю себе хуже?

— Почему ты пошел против организации? — спросила его.

— Узнал про то, что маниане ненастоящие, — ответил он. — И понял, что они хотят от человечества чего угодно, только не принести ему добро. Не представляю, какая сила за ними стоит, но раз они не открыли все карты изначально, значит, здесь что-то нечисто. Еще работая в организации, я попытался докопаться до сути, понять, но меня обнаружили. Пришлось бежать.

Он на миг отвлёкся от дороги, повернулся ко мне, посмотрел в мои глаза, а потом резко притормозил и съехал на обочину.

— Что ты делаешь? — испугавшись, вскрикнула я.

— Так, — он остановил машину и заглушил двигатель. — Я вижу, что ты боишься. Причем боишься меня. Давай поговорим, — он взял меня за запястье и сильно сжал, отчего мое сердце защемило, а все тело покрылось холодным потом. — Я — это я. Стас, — словно читая мои мысли, продолжил он. — Мне грозит не меньшая опасность, чем тебе, а может, и большая. Я просто хочу, чтоб ты помогла мне, а я помогу тебе. Мы нуждаемся друг в друге как никогда раньше. Я не хочу прятаться всю жизнь, не думаю, что и тебе это по нраву. Тем более, когда маниане пытаются что-то сделать с человечеством. Кто знает, что будет завтра? Может, они всех нас уничтожат? Кто им мешает вместо кода оболванивания запустить программу остановки сердца? Они этого не делают только потому, что люди зачем-то им нужны. Не представляю зачем, но это и не важно. Если Иваныч мертв, мы единственные, кто может противостоять угрозе. Понимаешь?

Я смотрела в его глаза. Это все еще были глаза Стаса, того, которого я знала, с которым мы познакомились в московском отделении полиции и который мне нравился как личность. Но что-то изменилось в его взгляде. Что-то еле уловимое, почти незаметное, но взгляд был другим.

— Ты изменился, — шепнула я, сильнее вжавшись в сиденье.

— Мы все меняемся, — ответил он, отпуская мою руку. — Ты тоже уже не та Ирка, с которой я познакомился несколько лет назад, и это чувствуется. Организация меняет людей, делает их другими, заставляет иначе смотреть на мир. Нельзя оставаться тем же человеком, зная, как все обстоит на самом деле. Мы сами не замечаем, как меняемся, но отвергать сами изменения бессмысленно. Помнишь, как мы познакомились?

Я кивнула.

— Ты была любознательной, немного простоватой идеалисткой, которая всегда совала нос куда не нужно. Попав в организацию, ты изменилась. Стала более взвешенной, немного высокомерной, начала по-другому смотреть на мир. Почувствовала себя избранной. Одной из немногих, которые знают, что происходит на самом деле.

— Не замечала у себя высокомерия, — вздохнула я, но поняла, что был период, когда я действительно считала себя особенной, смотрела на людей, не принадлежавших к организации, как на существ второго сорта. Только потом, после Киева, до меня дошло, что всё это неправда, всего лишь банальное человеческое тщеславие.

— Это бывает почти у всех новичков организации, я сам таким был, правда, пытался это скрывать, — он склонился ближе ко мне, я почувствовала запах сигарет из его рта. — А после организации ты начала бояться. Страх перед всем — перед шорохом за окном ночью, перед неприятным взглядом встречного человека, перед незнакомцем, который, как тебе показалось, следит за тобой. Верни сейчас время назад — ты предпочитала бы держаться от организации на расстоянии, остаться той же любознательной идеалисткой, которой была до неё.

Поняв, что он прав, я кивнула, но мне все еще было страшно. Руки дрожали, а сердце в груди грохотало раскатами грома.

— Тебе нравится постоянная паранойя и ощущение, что не сегодня, так завтра за тобой придут? — спросил Стас.

— Нет, — ответила я. — Кому такое может понравиться?

— Сейчас мы можем помочь друг другу вернуть все, как было раньше. Стереть с лица Земли чертову Организацию с манианами, орлами и звукокодами. Вспомни про свой идеализм. Если бы тебе два года назад сказали, что судьба человечества будет зависеть от тебя…

Я не нашлась что ответить. Только еще раз посмотрела ему в глаза и отвернулась, хоть в душе понимала, что он прав. Даже если мне удастся дожить до старости, это будет не жизнь, а постоянные бега с содроганием от каждого шороха и страхом перед каждым новым человеком в моей жизни. Я буду бояться знакомиться с людьми, остерегаясь, что каждый из них может оказаться еще одним Томашем; проходя по улице, буду лихорадочно оглядываться по сторонам в поисках слежки; даже обычный поход в магазин превратится для меня в самое настоящее испытание. Не зря, сбежав в Прагу, я изучила программирование и стала работать на дому, ни с кем не контактируя. Не то чтобы я когда-то была затворницей и тяготела к одиночеству, просто страх брал свое. А когда я наконец-то решилась выбраться из норы, первый, кто мне встретился, оказался наемным убийцей.

— Другого пути нет, понимаешь? — спросил Стас.

— Похоже на то, — ответила ему, понимая, что если я продолжу бояться, паранойя доведет меня до сумасшествия или самоубийства. Мне все еще было страшно, но я понимала, что план, который предлагал Стас, — единственное, что может принести мне облегчение.

— Поехали, — сказала я.

— Мы знаем друг друга давно, и кому мы можем доверять в такую минуту, как не друг другу, — высказался он и завёл двигатель.

Деревья, машины и невысокие загородные коттеджи опять замелькали за окном. Рано или поздно то, что творится сейчас, должно было произойти. Вместо Стаса мог быть Иваныч или кто другой. Наверное, на это и надеялся бывший шеф и глава сопротивления в одном лице. Куда бы он ни отправил человека, как бы тот ни спрятался — страх останется. А он мог появиться в любой момент и предложить избавление от постоянно гнетущего чувства, и ни я, ни кто-либо другой, не смог бы ему отказать. Тогда он сказал, что это свобода, но нет. На самом деле бегство и прятки были иллюзией, Иваныч все так же продолжал держать и меня, и остальных таких же, как я, на коротком поводке, управляя ими через страх. Сейчас я даже была в чем-то рада, что за мной пришел именно Стас, а не Сергей Иванович, просто оттого, что рядом со Стасом я не чувствовала себя марионеткой.

Он остановил машину рядом с небольшим придорожным супермаркетом. Синеватая вывеска с цифрами «24/7», мерцающая разноцветными звездочками, венчала прозрачную раздвижную дверь, за которой виднелся неприветливого вида охранник.

— Пойдешь со мной? — спросил Стас.

— Останусь, — ответила я, поняв, что устала и все, чего мне сейчас хотелось, — это отдохнуть. — А хотя можно и сходить.

— Женская логика такая женская, — ответил он, и сейчас понемногу я начала узнавать в нем того самого бывшего коллегу, с которым можно было поговорить по душам и ждать от него поддержки в трудной ситуации. — Иди сюда, — Стас обнял меня и прижал к себе. Не теми объятиями, которыми обычно обнимает мужчина, скорее дружескими. В них не было похоти, страсти, каких-то желаний, продуцируемых гормональной системой человека, в них было желание поддержать и помочь.

Я уткнулась в грудь Стаса, и мне захотелось плакать. Почувствовать себя маленькой девочкой, которой нужно утешение и обещание, что всё будет хорошо. В груди защемило, а дыхание стало отрывистым. Но я удержалась, не заплакала, только вздохнула и тихо всхлипнула.

— Пойдем, — спросил он.

— Да, пожалуй, — ответила я, взяв платок и вытерев им глаза.

Супермаркеты в Европе отличались от российских аналогов в основном тем, что в них было действительно все. Войдя в магазин, мы со Стасом разделились — он пошел в продуктовый отдел, я же отправилась искать себе одежду.

Кроссовки. Кажется, моего размера. Примерять не хотелось, на это нужно особое настроение, которого сейчас у меня не было, поэтому я принялась оценивать на глаз. Кажется, мягкие.

Людей в это время в помещении, а тем более в отделе одежды, было немного. Лишь какой-то мужчина перебирал висящие на вешалках куртки. На миг он посмотрел на меня, и я поняла, что мне снова становится страшно. Нет, так жить я точно не смогу. Нужно что-то предпринимать…

Я взяла кроссовки, тёмные джинсы, пару футболок, сменное белье. Может похолодать, так что вот эта толстовка лишней не будет. Денег у меня с собой не было — сумочка с наличными и картой так и осталась в парке. Что же, надеюсь, у Стаса они есть.

Мужчина еще раз окинул меня пронзительным, навевающим страх взглядом. Нет, не может он быть из организации. Или может? Но откуда им знать, что мы здесь? Может, партнер Томаша следил за нами?

Чертова паранойя.

В душе я понимала, что все это выдумки моего подсознания, но постаралась побыстрее покинуть супермаркет. Взяв корзину, я двинулась к кассе, но в проходе что-то подсказало мне обернуться и посмотреть, не идет ли незнакомец за мной. Он не шел. Полностью утратив интерес к моей персоне, мужчина продолжил перебирать куртки.

Это невыносимо…

Стас с тележкой продуктов уже ждал меня возле кассы. Он послал мне приветливую улыбку и начал выкладывать покупки на ленту. Благо очереди в этом придорожном магазине не было.

— Шоколад забыл, — подойдя, сказала я и взяла со стеллажа две молочных шоколадки.

— Узнаю твою прежнюю инфантильность, — улыбнулся он.

Я вспомнила кучу плакатов, развешанных на стенах своей квартиры в Москве, возникающее временами желание поиграть в какую-то компьютерную игру, плюшевого мишку, которого когда-то купила, сама не зная зачем, и который оказался неплохой игрушкой для кошки. Что было, то было. Не попади я в организацию — наверное, и по сей день ничего бы не изменилось.

Выглядевшая сонной кассирша быстро посчитала наши покупки. Выйдя на улицу, я почувствовала легкое дуновение ветерка и приятный запах костра. Наверное, где-то неподалёку отдыхали туристы.

— Нам нужно побыстрее добраться до Рима, — сказал Стас, складывая покупки на заднее сиденье. — Труп твоего бойфренда или уже нашли, или вот-вот найдут, организация узнает, что тебе кто-то помог, и пойдет по следу. Останавливаться будем, только чтоб заправиться и сходить по нужде. Вести придется по очереди. Я первый.

Возражать я не стала, тем более что Стас был прав. Только вот уснуть у меня вряд ли получится — не могу спать в машинах. Но хоть подремлю.

Я улеглась на разложенное сиденье, прикрыла глаза, услышала, как заводится двигатель, почувствовала, как трогается машина.

Бездна.

Чернейшая бездна, сквозь которую время от времени проходит легкое фиолетовое свечение. Где-то вдали загорается звезда, она словно радуется, только появившись на свет и узрев вселенную, и сразу же исчезает, оставив по себе лишь небольшой блик.

Бездна наступает. Тьма окутывает все сущее.

Из черноты показывается манианин, и я боюсь.

Я понимаю, что все это лишь сон, игры моего воображения, но все равно боюсь.

Инопланетянин выглядит огромным. Он больше звёзд, планет, комет, может, даже галактик. Существо воистину вселенских размеров, рядом с которым я ощущаю себя лишь крохотной пылинкой, миниатюрным квантом, молекулой на огромном холсте мироздания. И он говорит. Говорит громко и четко, но разобрать слов я не могу. Они, словно не желая, чтобы я их понимала, разбегаются, прячутся, уходят в разные стороны.

А потом снова наступает всепоглощающая тьма, а манианин-исполин тонет в ней.

Земля.

Красивая сине-зелёная планета выглядит как украшение на фоне вселенной. Я вижу каждого человека, живущего на ней, я чувствую каждого человека, сливаюсь с каждым человеком. Тысячи мыслей проходит через мою голову одновременно.

Я смотрю на Землю из космоса и мысленно радуюсь.

Как же она прекрасна…

Тьма приходит словно ниоткуда. Она пожирает Солнце, Луну, обступает Землю, готовясь принять в себя очередное космическое тело.

Океаны начинают чернеть, а вслед за ними тьмой покрываются материки, острова, реки, моря.

Остановись…

Но нет. Бездна беспощадна. Бездна не знает сожаления. Бездна не знает усталости. Бездна не знает, что такое жизнь.

Я кричу…

А Земля утопает в непроглядной тьме.

Глава 3

Вывеску «Добро пожаловать в Рим» я увидела через два дня.

Ну наконец-то. Дорога уже порядком осточертела и все, чего хотелось, это принять ванну и хорошо отоспаться. Остановок, кроме как чтоб заполнить бак горючим, мы не делали, на границах Стас использовал звукокод, и таможенники принимали нас за каких-то чиновников, важных персон или кого-то в этом роде.

Стас мирно посапывал на пассажирском сидении. Хорошо же уметь засыпать в любых условиях! А я только дремала и боялась, что глаза вот-вот сомкнутся и машина въедет в дерево или в какой-нибудь рефрижератор.

Пора его будить. В городе с недосыпом водить нельзя, и это будет вершиной злого рока — уйти от организации, от убийцы и умереть в автокатастрофе.

Я подергала его за рукав, и он что-то пробубнил мне сквозь сон. Прямо как тогда, возле стройки, когда всё начиналось.

— Вставай, Стас, мы в Риме, — я съехала на обочину, остановилась.

— А-а-а, что? — встрепенулся он.

— Мы в Риме, говорю.

— Ага, — он поднялся, протер ладонями глаза, одарил меня прищуренным взглядом.

— По городу я в таком состоянии не поведу. Страшно. Да и не представляю, куда ехать.

— Да, хорошо, меняемся, — пробормотал он и вышел из машины. Я подвинулась на пассажирское сиденье. Выходить не хотелось, тем более, под барабанящий по крыше «БМВ» легкий моросящий дождик. Надеюсь, добравшись до места назначения, получится отдохнуть.

Стас уселся на водительское сиденье, достал телефон, сделал вызов.

— Джованни, да мы уже в Риме. Куда нам? — говорил он по-итальянски, и я сказала себе спасибо, что как-то от нечего делать выучила этот язык. — Хорошо, скоро будем, жди.

— Твой техник? — поинтересовалась я.

— Он самый, ждет нас, — машина тронулась с места.

Хотелось подремать, но мы уже были почти на месте, да и упускать возможность посмотреть на Вечный город из окна машины не стоит. И так уже Мюнхен продремала.

Вскоре деревья за окном закончились и замелькали небольшие коттеджики и виллы. Симпатично здесь было — дети, играющие на улицах, небольшие лужайки возле аккуратных домиков, старательно подстриженные кустарники, клумбы с разнообразными цветами. А в Москве ведь подобная загородная область кишит пятиметровыми заборами, за которыми восседают целые частные охранные армии. Там даже пройтись по такой вот местности страшно — примут за какого-нибудь рецидивиста и убьют на месте, да и никто не будет знать, куда человек пропал. Эх, как бы здесь не было, а за родиной с её бесконечными пробками, вечно хмурыми людьми, грязью и нищетой скучно. Какая бы она не была, а родина всегда остается родиной.

Дождь прекратился, да и, судя по сухой дороге, он решил не гостить в городе, ограничившись взглядом на него издали. Поёжившись, я сидела и смотрела то на Стаса, который еще не успел окончательно прийти в себя после сна, то в окно. Рим умел впечатлить, запасть в душу даже после самого первого мимолетного свидания. Коттеджики сменились пятиэтажными многоквартирными домами, в которых даже чувствовалось что-то родное, близкое, но в то же время далёкое. А еще зелень. По сравнению с Москвой, Киевом и даже Прагой Рим просто-таки тонул в зелёном цвете. Почти к каждому дому прилегал малюсенький парк с лавочками, а украшенные зеленью балконы создавали впечатление, что город просто вырос за ночь посреди леса. Если Москва и Киев у меня настойчиво ассоциировались с серым цветом, Прага с красным, оранжевым и коричневым, то Рим однозначно был зелёный. Картину дополняли важно восседавшие на крышах домов стаи голубей, наблюдающих за всем происходящим.

Здесь всё, начиная от домов и заканчивая машинами казалось аккуратным, небольшим, миниатюрным, не было у итальянцев тяги к гигантизму, и все же Рим чем-то напоминал лабиринт, беспорядочное переплетение узеньких улочек, местами с односторонним движением, где без карты чужеземцу уж никак не обойтись. Даже странно, как здешние жители умудряются в этих улицах не создавать огромных многокилометровых пробок. Перенеси сюда русских — и Вечный город придется переименовать в город вечной тянучки. Но машин здесь было немного, и это не были огромные внедорожники, так популярные в России, вместо них по дорогам ездили аккуратные «Фиаты», «Альфа-Ромео» и «Фольксвагены». Хотя, если бы действительно население Москвы в один прекрасный день проснулось в Риме, город преобразился бы меньше чем за год. Кому были бы нужны все эти старинные домики, памятники архитектуры, статуи и фонтаны? Наши в погоне за прибылью снесли бы как минимум две трети Вечного города, понастроив вместо их дорогих бутиков, небоскребов с офисами толстосумов-адвокатов и жадных до прибыли менеджеров, уродливых торговых центров, автостоянок и жилых домов-монстров, где цена квадратного метра жилплощади превысит заработок среднестатистического человека за всю жизнь. Пусти свинью под стол…

Здесь же самыми большими строениями были огромные, высящиеся над городом храмы, отдающие чем-то старинным, древним, словно они скрывали в себе некую извечную и никем не раскрытую тайну.

А вот и туристы, фотографирующиеся на фоне вздымающегося посреди мощеной камнем площади большого искрящегося фонтана, причем то ли сработала моя интуиция, то ли их лица были настолько красноречивы, но я сразу поняла — русские. Рыбак рыбака, как говорится, видит издалека.

Кажется, мы уже въехали в центр города. Дома вокруг становились все более старинными, а улицы сужались. Куда больше-то?

Повсюду клубились туристы с фотоаппаратами и видеокамерами, царила атмосфера какого-то нескончаемого праздника, карнавала. А потом до меня дошло, откуда берется такое чувство. Люди. Это не русские с постоянным недовольством жизнью и вечным вопросом «Как пережить завтрашний день» в голове. Здешний народ умел радоваться, умел жить так, как ему хочется, наслаждаться каждым мигом, и это чувствовалось, проникало вовнутрь, способно было сделать даже черствого от природы человека немножечко веселее и жизнерадостнее.

— Далеко еще? — спросила я Стаса, испытывая противоречивые чувства — с одной стороны, хотелось подольше насладиться красотами этого города, но с другой — усталость брала свое, заставляя думать не о вон тех искусных статуях, не о возвышающемся над городом куполе древнего храма и даже не о промелькнувшем за окном Пантеоне, а о подушке и одеяле.

— Нет, сейчас выедем из центра и прибудем на виллу, — ответил он.

— Виллу? — удивилась я. Это слово у меня ассоциировалось только с одним понятием — роскошь, к которой я никогда особо не тяготела.

— Небольшая вилла в пригороде. Так нужно для прикрытия, — объяснил Стас. — Джованни все расскажет на месте.

Выехав из центральной части города, мы оказались в районе, так и кишевшем различного рода особняками — как большими, так и маленькими, более современными, старинными либо же оформленными под старину. Наверное, именно так выглядела бы Рублёвка, убери с неё те самые многометровые заборы с жужжащими на них видеокамерами.

Почти возле каждой виллы высилось несколько пальм, располагался небольшой бассейн, иногда встречались скульптуры и маленькие фонтанчики. А вот и местная жительница, спокойно поливающая клумбу цветов рядом со своим домом. Решись владелица подобного имения проделать подобное у нас — её бы неизменно обступило десятка два вооруженных охранников. На самом деле охрана мало кому нужна, но у россиян это признак роскоши наравне с дорогущим автомобилем и золотыми кольцами на каждом пальце.

— Приехали, — сказал Стас, сворачивая во двор, а я удивилась.

Да уж, небольшая вилла! В этом двухэтажном особняке вполне комфортно могли бы жить несколько десятков человек! Фасад чем-то отдалённо напоминал средневековый замок или монастырь — выложенное из белого мрамора здание со статуями то ли горгулий, то ли ангелов на карнизе под крышей, хорошо разглядеть их из-за выглянувшего сквозь облака солнца мне не удалось. Прямо перед входом красовался довольно крупный, правда, неработающий фонтан с уродливой скульптурой рыбы в центре. Наверное, здесь не обошлось без бассейна, а может, и теннисного корта, но они, скорей всего, находятся с тыльной стороны здания.

— Прошу в вашу обитель, — усмехнулся Стас, и я вышла из машины.

Навстречу нам уже шел высокий и худой как спичка человек с завязанными в хвост длинными волосами. Выглядел он рассеянным, оторванным от внешнего мира, словно здесь находилась только его телесная оболочка, а сам он летал где-то в облаках.

— Джованни, — представился он, протягивая мне руку и одновременно расплываясь в улыбке до ушей.

— Ирина, — пожала я его ладонь.

— Уже не Ирина, — улыбнулся он. — Теперь вас зовут Габриэлла Мария Ульрихт. Пройдемте в дом. За нами, конечно, не следят, но так будет лучше.

Ну и имечко…

Вслед за Джованни и Стасом я прошла к выглядевшей очень тяжелой украшенной резьбой двери, которая, как ни странно, открылась легко и непринужденно.

Холл был большой. Нет, скорее даже, холл был огромен. Метров десять на десять и с высоченным потолком, на котором располагалась таких же внушительных размеров, как и само помещение, хрустальная люстра. Деревянный, явно ручной работы шкаф, стоявший в углу, был размером с коридор в моей бывшей московской квартире. А мне уж показалось, что итальянцы не склонны к гигантизму! Здесь же располагался обитый зелёной кожей диванчик, пара мягких стульев и журнальный столик, а белоснежные стены украшало несколько картин — репродукции, но явно не из дешевых.

Да в одном этом холле можно спокойно жить втроем, а то и вчетвером, при этом сохраняя личное пространство!

Я взглянула на Стаса, который, судя по выражению лица, тоже был в этих покоях впервые.

— Сюда, пожалуйста, — Джованни открыл массивную двухстворчатую дверь, которая вела в огромную комнату, оформленную в красных тонах. Красные диванчики, красное покрытие на полу, плотные цвета красного вина шторы на окнах и открытая бутылка пива на массивном столе, которая явно не вписывалась в интерьер.

— Садитесь, — Джованни указал на диванчик, который выглядел скорее музейным экспонатом, чем предметом мебели. Да и вообще все здесь не походило на помещение, где можно жить. Для приема гостей — возможно, и подойдет, но вот кем нужно родиться, чтобы находиться в таких хоромах постоянно и получать от этого удовольствие — понятия не имею. Представилась небольшая комнатка где-то на втором этаже, самая обычная комнатка — с разбросанной одеждой, расстеленной кроватью, поцарапанным столом и прочими атрибутами настоящего жилья, в которой мог бы проживать владелец. А здесь так — похвастаться, если кто в гости зайдет.

Диванчик, который по стоимости явно был равен среднему автомобилю, вдобавок ко всему оказался жестким и неудобным. Точно экспонат. На нем не сидеть — лишь показывать. Как современные огромные телефоны, не помещающиеся ни в какой карман, — непрактично, зато с понтами.

Джованни крутанулся, словно его неудержимо потянуло в пляс, схватил со стола бутылку с пивом, отпил.

— Ну как вам обитель? — он посмотрел на меня.

— Непривычно, — ответила ему. — Похоже на выставочную залу.

— Габриэлла Мария Ульрихт любит подобные жилища, — ответил он.

— Эта Габриэлла — извращенка, — пробормотала я.

— Теперь вас так зовут, а значит, придется всё это полюбить, — Джованни улыбнулся и снова сделал что-то наподобие танцевального пируэта. Похоже, ему нравилось демонстрировать себя.

— Где ты откопал эту личность? — спросил Стас.

— Это одна из резервных легенд ЦРУ, припасенных на всякий случай, — усмехнулся Джованни.

— Ты взломал Ленгли? — судя по голосу, Стас изрядно удивился.

— Шутишь? — Джованни демонстративно покрутил пальцем у виска. — Просто кое-кто из ЦРУ мне кое в чем задолжал. Они, конечно, рано или поздно поймут, что кто-то другой использовал их легенду, но к тому времени, надеюсь, мы сделаем всё задуманное.

— Ну и какова она, моя новая личность? — я посмотрела на улыбчивого техника.

— Ты немка, родилась в Бонне, тебе тридцать три года, ты программист по профессии, программируешь не ради денег, а получаешь от этого удовольствие. Денег у тебя и без того хватает. Ты в двадцать лет вышла замуж за восьмидесятилетнего бездетного миллионера, а через четыре года он умер, оставив тебе свое состояние.

— Да уж, еще и черная вдова, — я презрительно посмотрела на Джованни.

— Не черная вдова, а обыкновенный брак по расчету, — ответил он, отпивая пиво. — Старик умер своей смертью и прекрасно понимал, зачем ты за него выходишь. Думаешь, нажив такой капитал, он может быть глупцом? Деньги ему на том свете все равно не понадобятся, почему бы не провести последние годы жизни в приятном обществе? Так вот, — он снова отпил пива. — Про существование организации ты узнала три года назад, стала внештатным сотрудником — писала для них кое-какие программы. Потом тебе это наскучило, ты решила перебраться в Рим и поработать в самой организации. Мне пришлось обработать звукокодом одного из здешних сотрудников организации, чтобы он внес тебя в списки, дал входные коды и прочее. Это, — Джованни поднял со стола небольшую папку и протянул её мне, — то, что тебе нужно знать. Имена родственников, знакомых, прежние места жительства, подробная биография и прочее.

Я вздохнула и открыла папку. На первой странице была прикреплена маленькая фотография ни капли не похожей на меня женщины. Она вряд ли смогла бы сойти даже за мою дальнюю родственницу — немка в самом классическом представлении. Немного угловатое лицо, строгий взгляд, высокий лоб, узкие губы, но при этом она не походила на штандартенфюрера СС в юбке. В ней была своя красота — красота властная и жесткая. Не удивлюсь, если у неё окажутся склонности к садомазохизму в активной роли. В России такой тип женщин не особо любим мужчинами — там привыкли, что доминировать должен он и только он. А вот в Европе подобные фрау довольно популярны. Что же, немка так немка.

— А они не заподозрят маскировочный звукокод? — я посмотрела сперва на Джованни, потом на Стаса.

— Нет, — техник широко улыбнулся. — Потому что его не будет. Ты же вроде как в розыске, твоим настоящим лицом там светить нельзя в любом случае. Мы временно изменим твою ДНК. Не полностью перепишем, а сделаем такой себе маскировочный покров, отчасти преобразовав тело. У нас есть инъекция, Стас умудрился стащить одну еще когда на них работал. Таким образом, по ДНК они тебя тоже не опознают, ну или, по крайней мере, не должны опознать.

От слова «инъекция» по моей коже пробежал холодок. Никогда не любила уколов, а действие сыворотки, меняющей ДНК… Могу себе это представить.

— То есть ты не уверен в невозможности опознания? — спросила я.

— А в чем можно быть уверенным до конца? — улыбнулся техник. — Но даю девяносто девять процентов, что этого не будет.

— А если сработает один процент? — я всмотрелась в его постоянно улыбавшееся лицо.

— Пытать они точно не будут, — Джованни картинноразвел руками. — Организация не Инквизиция, мучить они не любят, впрочем, ты и сама об этом знаешь. Допросят с помощью звукокода, под которым ты добровольно выложишь им все, и убьют. Аккуратно и безболезненно.

Умеет он обнадежить! От такой перспективы мне стало страшно, в горле образовался комок, на миг захотелось отказаться от всего и уйти, но даже если этот один процент сработает, будет ли это хуже жизни в постоянных бегах в ожидании, что если не сегодня, то завтра за мной придут?

— Ладно, можете считать, что я в деле, — вздохнув, я откинулась на неудобном диванчике. Что-то подсказывало мне, что всё не так просто. В этом всем есть какой-то подвох, но слушать внутренний голос мне не хотелось. С логической точки зрения это был единственный шанс вернуть нормальную жизнь, деваться было просто-напросто некуда.

— Проникнув внутрь, тебе нужно будет подбросить компромат в компьютер их главного компьютерщика по имени Лука Бальцини, — Джованни на миг присел в одно из кресел, но сразу же встал — то ли ему оно показалось слишком неудобным, то ли, что более вероятно, он вообще не мог долго усидеть на одном месте. — Когда компромат обнаружат, Бальцини обвинят в предательстве организации. Нам нужно от него избавиться, он тот, кто сможет отследить наш вирус и уничтожить его. После этого можно будет приступить к основной части операции.

— Ты уверен, что только этот Бальзини, или как там его, сможет распознать вирус? — насторожился Стас.

— Бальцини, — улыбка Джованни стала еще шире, иногда складывалось впечатление, что ему сделали пластическую операцию, после которой он просто не может не улыбаться. — Да, уверен. Потому что он сам написал этот вирус, организация про него не знает. Лука Бальцини верен организации, но он из тех людей, которые любят перестраховываться, прежде, чем войти, просчитывают, как будут выходить. Он написал вирус для страховки, а я его незаметно скопировал. Конечно же, только он сможет распознать своё детище.

На словах, как говорится, все просто, а на деле… А на деле любой, самый малейший промах может привести к провалу.

— Завтра утром у тебя первый рабочий день в римском отделе организации, — Стас похлопал меня по плечу. — Желательно завтра же подбросить компромат в компьютер Бальзини.

— Бальцини, — подправил его Джованни.

— Нужно сделать все быстро, — не обращая внимания на техника, продолжил Стас. У нас два, от силы три дня. Дальше твоя маскировка перестанет работать, а другой сыворотки у нас нет, да и если бы была — повторный ввод за такой короткий срок организм может не перенести, ЦРУшники могут понять, что кто-то втихаря использует их легенду, а люди организации есть и в ЦРУ, да и маниане с их предчувствием будущего могут что-то заподозрить. Так что необходимо поспешить.

— Сперва мне нужно выспаться, — я посмотрела на Стаса. — Голова уже совсем не варит, кажется, вот-вот отрублюсь.

— Спальни на верхних этажах, — скривился техник.

— Я тебя проведу, — Стас встал с диванчика.

— Выучить биографию не забудь, — буркнул Джованни.

Не знаю почему, но он мне не нравился. То ли вечной, не сходящей с лица улыбкой, то ли излишней демонстративностью, а может, чем-то другим, но быть рядом с ним не хотелось. Хоть в чем-то он был прав, данные о моей новой личности нужно изучить как можно быстрее, но сон прежде всего. В таком состоянии мой мозг все равно не сможет их воспринять.

— У нас есть код против сна, — сказал Джованни, и я еле удержалась, чтобы не крикнуть что-то в его сторону. Захотелось схватить вон ту явно дорогую вазу и запустить её в вечно улыбающегося техника.

— Пусть поспит, — ответил ему Стас. — Как-никак, от кода только перехочется спать, сил он не прибавит, наоборот, изнурит. Мы же не хотим, чтоб она отключилась в центре и её отправили в госпиталь, где врачи смогут определить, что она — подстава.

Я услышала, как Джованни что-то пробурчал себе под нос. Один из тех типов, которые считаются только с собственным мнением и не признают даже малейших отклонений от их планов. Ненавижу таких.

По широкой поскрипывающей лестнице мы поднялись на второй этаж. Мне показалось, что скрип ступенек сделан специально, исключительно для антуража. Ну не может в таком доме на самом деле что-то скрипеть! Черт его знает, какие у богачей тараканы в голове. Может, хотят на какое-то время почувствовать себя обычными людьми.

Как оказалось, спален на верхнем этаже находилось целых пять, но выбирать из них какую-то конкретную уже не хватало сил, и я вошла в первую попавшуюся. А здесь все не так плохо, как я себе представляла. Музеем, конечно, попахивало, но, кажется, здесь можно вполне нормально выспаться.

Широченная кровать, не менее четырех метров в ширину, и с ножками, сделанными под звериные лапы, казалась вполне удобной. Все было оформлено в легких, пастельных, не утомляющих глаз цветах — стены, тумбочки по обе стороны от кровати, небольшой комод, шкаф. Даже картина с изображением дамы из века так семнадцатого успокаивала.

Присев на краешек кровати, я поняла, что она довольно мягкая по сравнению с диванчиком внизу.

Я поймала взгляд все еще рассматривающего комнату Стаса.

— Эти сны, — вздохнула я. — Меня опять будут мучить кошмары.

— Кошмары?

— В последнее время мне часто снится, как вселенная уничтожается. Окутывается черной дымкой, тьмой. Я понимаю, что это, скорее всего, мои фантазии, но что если нет?

Говорить про это мне было трудно, словно бы я рассказывала какие-то интимные подробности своей жизни, но мне необходимо кому-то об этом рассказать. Что, если это правда? Если действительно во вселенной существует нечто, способное пожирать целые галактики? Эти мысли заставляли сердце биться сильнее, а дыхание — учащаться… Что, если это всепоглощающее ничто и есть сила, управляющая манианами? Если то, что они делают на Земле, является неким подготовительным этапом для прихода бездны?

— То есть? — Стас присел рядом.

— Помню тогда, когда я использовала звукокод в операции по поиску предателя, мне приснился манианин, хоть до того я их ни разу не видела, — прошептала я, а видения о тьме опять пронеслись в моем разуме. — Иваныч объяснил это тем, что я смогла через звукокод подключиться ко всем, кто окружал меня, а среди них попался некто, знающий о манианах. Сейчас я вижу тьму, но ощущения такие же, как тогда, в первый раз, — мои руки сами нашли ладонь Стаса и вцепились в неё, как утопающий хватается за брошенный ему спасательный круг. Я чувствовала, как дрожат мои пальцы, как по спине пробегает холодок, как шумит в ушах. — Будто все это происходит в реальности, — продолжила я, смотря в глаза Стаса. — Я осознаю, что нахожусь во сне, такое чувство, будто кто-то проникает в мой мозг и демонстрирует эту картину. Каждый раз она другая, но показывает одно и то же — всепоглощающую тьму, которая пожирает целые галактики, звёздные скопления…

Мой голос задрожал, и я поняла, что больше не могу говорить. Слова просто не желали рождаться во мне, словно кто-то отключил мой язык. По всему телу пробежала легкая дрожь. Я просто сидела и молча смотрела на Стаса, ожидая хоть какого-то разумного ответа, объяснения моим видениям. Пусть он не будет верным, но хоть какая-то опора, нечто, за что можно зацепиться.

Стас посмотрел в мои глаза с видом учителя, который собирался открыть своему ученику некую непостижимую истину.

— У многих людей после использования звукокодов начинаются изменения психики, — вполголоса говорил он. — До сумасшествия, конечно, не доходит, но некоторые видят галлюцинации — одни своих мертвых родных, другие — крах человечества, третьи — каких-то непостижимых существ. Галлюцинации зависят от конкретного человека и почти никогда не бывают одинаковыми, — он вздохнул, положил руку мне на плечо и прижал меня к себе. — Но на самом деле это такой себе поводок. Я сам недавно узнал. Маниане, не желая отпускать своих сотрудников, имплантируют эти галлюцинации в звукокоды. Мозг же принимает их за воспоминания, причем очень нужные, необходимые воспоминания и сохраняет в себе. Таким образом, ты переживаешь несуществующие воспоминания о вещах, которых нет и не может быть в реальности. Мозг сам порождает их и сам же пытается в них поверить. У людей, работающих в организации, они почти не проявляются или не проявляются совсем — ведь сами маниане глушат их. Но стоит человеку бросить организацию — ложная память начинает проявляться во всей красе. Человеку кажется, что он сходит с ума. Сознание понимает, что это неправда, но подсознание стоит на своем. После этого одни приходят в организацию с повинной, другие кончают с собой, третьи сходят с ума. Только самые сильные психически люди способны противостоять этому.

— То есть они превращают людей в наркоманов? — ужаснулась я.

— Что-то похожее, — ответил Стас, сильнее прижимая меня к себе.

Я с облегчением вздохнула, показалось, словно с плеч сваливается тяжелая ноша. Это все ненастоящее. Нет никакой силы, способной гасить звёзды. Это всего лишь еще одна проделка маниан, с которой нужно бороться.

— У тебя бывают подобные видения? — спросила я.

— Было пару раз, но пока что не мучит, — скривился Стас. Про свои видения он явно рассказывать не хотел, но было видно, что это доставляет ему не меньшую боль, чем мне. — Если наш план удастся, звукокоды перестанут существовать, возможно, исчезнут и эти галлюцинации. А если нет — мы сможем объяснить все ученым, и они придумают какой-то выход.

— Надеюсь, — прошептала я, на миг закрыв глаза и пытаясь всё переосмыслить. Выходило так, что только план Стаса мог избавить меня от паранойи и галлюцинаций, а человечество — от маниан. И осознавать это не было приятно. Кому будет приятно, если ему скажут, что от его действий зависит не только его судьба, а еще и судьба целого мира? Только дети мечтают стать супергероями и спасти человечество, только в книгах и фильмах герои сломя голову бросаются навстречу любой опасности во имя человечества. На самом же деле никто, ни один человек, не хочет брать на себя подобную ответственность.

Я посмотрела на Стаса, и поняла, что в нем что-то изменилось. Взгляд. Он был другим, необычным. Раньше подобного я никогда у него не видела. Но он был приятным, отдающим каким-то непонятным теплом. Верой и надеждой. Верой в меня и надеждой на успех.

Он, отвернулся, словно устыдился, его рука мягко провела по моим волосам, а потом медленно, аккуратно повернула мою голову.

Я снова уловила этот взгляд, и он как будто заряжал меня уверенностью и верой в то, что все получится. Вторая рука Стаса мягко провела по моей щеке, словно вытирая с неё несуществующие слезы.

Он смотрел на меня, а я смотрела на него, не в состоянии отвести взгляд. Что-то загорелось внутри меня, теплое, приятное, разносящее жар по всему телу. Мое сердце застучало сильнее.

А потом мы поцеловались.

Глава 4

Так-с, значит, в Берлине у меня есть дважды отсидевший срок в тюрьме отец, дед в Бремене. Мать покончила жизнь самоубийством, когда мне было три. Да уж, ну и семейка у меня, то есть у Габриэллы Марии Ульрихт.

Я отложила биографию в сторону, вздохнула. Кажется, помню все. В каком там году я закончила университет? В две тысячи втором. А как звали моего умершего мужа? Карл Шрайбер, кажется, так. Спрашивать, конечно, вряд ли кто будет, но знать нужно, мало ли. Организация есть организация, прямой допрос не проведут, но могут как бы невзначай начать вспоминать о том, что было в таком-то году, а будешь молчать — устроят проверку потщательнее.

Я отложила в сторону папку, откинулась на кровать, потянулась. Ай, как же хорошо. Есть что-то в этих буржуйских кроватях, проснулась — как заново на свет родилась. Да и настроение сегодня, можно даже сказать, приподнятое. Будто мне через пару-тройку часов идти не в логово врага, а в гости к старому другу. Хотелось улыбаться, смеяться, прыгать, танцевать.

Я улыбнулась легкому ветерку, проникающему в комнату через приоткрытое окно, колышущимся занавескам, своему отражению в огромном встроенном в стену зеркале. То ли просто погода сегодня хорошая, то ли Стас на меня так повлиял…

Я поднялась к окну, выглянула на улицу.

Природа, похоже, тоже сегодня радовалась. Слышалось пение птичек, солнце прогревало землю своими первыми лучами, ветерок легонько колыхал верхушки деревьев, заставляя их танцевать, гнал по поверхности бассейна еле заметные волны. Приятный цветочный запах вскружил голову, заставил закрыть глаза и предаться удовольствию.

Все-таки что-то есть в подобном жилье вдали от городского шума. Разве что стоило бы сделать немножко более жилую обстановку.

В дверь постучали.

— Да?

А вот и Стас. Вид у него был спокойный, но во взгляде читалась нервозность.

— Пора ввести препарат, — сказал он.

— Какие-то неприятности? — спросила я.

— Да нет, просто, не буду врать, процедура не из приятных, — он прошел в комнату, закрыл за собой дверь, обнял меня за плечо. — Сам я подобную сыворотку не пробовал, но видел, как это делали другие. И смотреть на них… — он секунду помолчал. — Ладно, не хочу пугать.

Но по моей спине уже пробежали мурашки. Высоким болевым порогом я никогда не отличалась.

— Это перепишет мою ДНК? — спросила я?

— Не перепишет, но заставит молекулы быстро делиться. Из твоего же тела будет создана оболочка с другим ДНК. Она сольется с твоей нервной системой, ощущать ты её будешь как собственное тело, но само преобразование…

— А нельзя как-то меня вырубить на это время? — Я почувствовала, что мой голос дрожит.

— Нельзя. Сыворотка по сути дает команду мозгу, который управляет процессом, поэтому нужно быть в сознании. К тому же одновременно мозг программируется на соответствующую манеру поведения. Одним словом, это нужно перетерпеть, — ответил Стас. Он говорил сухо, словно отчитывался перед начальством, явно пытаясь не напугать меня излишней эмоциональностью.

Я сморщилась, а дыхание на миг замерло. Захотелось зафиксировать этот момент, остановить время… Ладно, страшна не сама боль, а её ожидание.

— Коли, — вздохнула я.

— Давай руку.

Он вынул из кармана металлический шприц, нащупал мою вену.

Ай!

Я почувствовала, как игла входит под кожу, по телу пробежал холодок.

— Преобразование начнется через две-три минуты. Держись, — сказал Стас, поцеловал меня в щеку и направился к двери.

— Ты куда? — спросила я.

— Не хочу на это смотреть, — ответил он и скрылся за дверью.

Это и неудивительно. Представляю, как я буду выглядеть в этот момент… Аж самой стало противно.

Я присела на краешек кровати, посмотрела на себя в зеркало, мысленно прощаясь со своей внешностью. Что же, до встречи, Ирина Петрова.

Спустя какую-то минуту я почувствовала, как всё тело обдает жаром. Дыхание участилось, стало отрывистым, начало подташнивать. Жар резко сменился холодом, пальцы задрожали, перестали чувствоваться, а потом снова вернулся жар — резко и моментально, словно меня окунули в котел с кипятком.

Я закричала. И скорее даже не от боли, а оттого, что пальцы на моих руках покраснели, приобретя цвет крови. Мир перед глазами поплыл, покрылся маревом, по телу пошли мелкие судороги.

Меня стошнило чем-то кроваво-красным. Я подалась вперед, упала на пол в собственную рвоту, показалось, что на меня положили тяжелейший груз и он вот-вот раздавит меня в лепешку. Каждый орган внутри, каждая клеточка тела словно сжималась, а потом разлеталась на части. Глаза словно увеличились как минимум втрое, стали твёрдыми, как металл, было ощущение, что они вот-вот вылезут из орбит и запрыгают по комнате.

Тела я больше не чувствовала, вместо него была лишь нарастающая с каждой секундой боль. В ушах что-то шумело, заглушая мой крик, трещало, и на миг мне показалось, что это ломаются мои кости.

Снова стало адски холодно, словно в каждую клеточку кожи проникали морозные иглы. Холодно! Боже, как холодно! Мне еще никогда в жизни не было настолько холодно! Меня трясло, казалось, что тело замерзает, покрывается ледяной коркой, становится твердым как камень. Я не могла повернуться, ни моргнуть, ни даже пошевелить пальцем. Неистовый мороз пожирал меня, заставляя сердце и дыхание остановиться.

Не знаю, сколько прошло времени, но мне показалось, что целая вечность.

А потом холод начал затихать. С каждой минутой в мое тело проникало согревающее изнутри тепло. Я услышала биение своего сердца, почувствовала дыхание, смогла пошевелить пальцем руки. Приоткрыла глаза — перед взглядом все еще была мгла, а голова резко закружилась. Меня словно раскручивали на огромной карусели. Казалось, что воздуха становится все меньше, что каждый мой жадный вдох может стать последним.

Во рту пересохло, язык прилип к нёбу, больше всего хотелось пить. Но даже если бы вода была в метре от меня — вряд ли удалось бы до неё дотянуться. Я начала слышать. Шум проникающего в комнату ветра, пение птиц, чей-то голос. Кажется, говорил Стас.

Я почувствовала касание к лицу чего-то тёплого, мою голову приподняли, что-то прикоснулось к моим губам.

Вода!

Она показалась кипятком, но я жадно пила глоток за глотком.

— Еще, — прошептала я.

Глотнула еще несколько раз, и туман перед глазами рассеялся. Я увидела нависшее надо мной лицо Стаса, попыталась опереться на руку, подняться, но рука скользнула по слизкому полу. Кажется, я лежала в какой-то красно-бурой жиже.

Я почувствовала, как взлетаю.

Нет, не взлетаю. Стас поднял меня с пола и аккуратно переложил на кровать. По телу все еще проходила мелкая дрожь, но с каждой секундой становилось всё легче. Силы возвращались.

Что-то укололо в руку.

— Это поможет восстановить силы, — сказал Стас. Голос его показался растянутым, словно доносился из древнего магнитофона, в котором зажевало плёнку. Я почувствовала, как меня укрывают одеялом. Снова затошнило, но я смогла сдержать рвотные позывы.

Кажется, потихоньку прихожу в норму.

Я приподнялась, оперлась на подушку. Посмотрела на Стаса, сидевшего рядом, потом на Джованни, меряющего шагами комнату и хитро поглядывающего в мою сторону.

Черт!

Только сейчас заметила, что ночнушка, в которой я была одета, изодрана в клочья. Инстинктивно я прикрылась одеялом и сморщилась от стыда, а Джованни что-то хмыкнул про себя. Кому-кому, а ему точно не хотелось показываться в голом виде. Это что, я сама её так разодрала?

— Как ты? — поинтересовался Стас.

— В голове немного гудит, а так ничего, — ответила я и поняла, что мой голос стал другим. Ниже и немного хрипловатым, как у заядлой курильщицы. Это было непривычно и даже противно — говорить чужим, и близко не похожим на мой, голосом. То ли просто запершило в горле, то ли от осознания, что мой голос больше не является моим.

— По-моему, вышло нормально, — посмотрев на меня с видом знатока, сказал Джованни. — Нам нужно спешить, одевайся, красься, что там тебе еще нужно.

Я молча показала технику средний палец и удивилась сама себе еще больше. Никогда никому я не демонстрировала подобных жестов. Не то, чтобы я была святошей, могла и прикрикнуть, и заматериться, если до того доходило дело, но вот демонстрация среднего пальца в мой набор жестов не входила никогда.

А потом я поняла, что рука тоже другая. Другая форма пальцев, более ухоженная и гладкая кожа, родинка на запястье. Только сейчас до меня дошло посмотреть в зеркало. Нет, это была не я! Кто-то иной, совсем не похожий на меня. Конечно же, я ожидала чего-то подобного, но созерцание в зеркале чужого лица заставило на миг затаить дыхание.

Лицо смотрело на меня так, будто видело призрака. Оно приоткрыло рот, а его глаза напоминали два выпученных круглых шара.

— Пусть привыкнет, успеем, — услышала я голос Стаса, но не смогла оторваться от созерцания своего нового облика. Моя рука сама потянулась к лицу, медленно ощупала его, словно убеждаясь, что все это на самом деле. Оно оказалось на удивление гладким, и это ощущение мне даже нравилось. Исчез даже мой небольшой шрамик под подбородком, заработанный еще в детские годы.

— Ладно, — сказал Стас. — На себя налюбоваться еще успеешь, но нам нужно поспешить.

— Конечно, — пробормотала я, найдя в себе силы оторваться от зеркала. Эти мои жесты…

— Все нормально, — усмехнулся он. — Это не навсегда. Просто в твое подсознание запрограммированы манеры, походка, жесты и прочие вещи, которые человек делает не задумываясь. Учить все это самостоятельно — уйдет куча времени, сил, да и не факт, что получится. Когда все кончится, можно будет это убрать обычным звукокодом.

— Зачем это все? Они же никогда не знали Габриэллу Ульрихт.

— Во-первых, в организации знают тебя. Знаешь, как тарпакианцы запоминают людей? По жестам, мимике, походке. Лицевой памяти у них как таковой нет, зато память на моторику тела феноменальная, к тому же коллективная память — то, что помнит один тарпакианец, помнят все. Один его взгляд — и он тебя узнает. Во-вторых, тот человек, над которым поработал Джованни. Он запрограммировал ему в сознание этот образ.

— Ясно. А внешность? Ты говорил, что она не навсегда, это так? Возвращение в мой прежний вид будет таким же болезненным? — бормотала я, вслушиваясь в каждое свое слово.

— Нет, — покачал головой он. — Перенести такое дважды подряд может быть опасным для здоровья. Верхний слой кожи и лишних тканей отслоится сам, когда придет время, поэтому нужно торопиться. Компромат в компьютер того программиста необходимо подбросить уже сегодня. Твоя одежда в соседней комнате, мы с Джованни подождем внизу, — Стас улыбнулся. — Все будет хорошо.

Они вышли. А я молча встала, еще раз окинула взглядом свое отражение в зеркале. Кажется, изменились мои размеры. Не знаю, увеличилась я или уменьшилась, а может, мне всего лишь это кажется.

Я посмотрела на измазанный красно-коричневой жижей пол. Что это из меня вытекало, черт его дери? Вроде и не кровь. Так, некогда разбираться, потом спрошу у Стаса, надо принять душ и одеваться.

После недолгих процедур в огромной ванной, больше походившей на небольшой бассейн, я оделась, посмотрела на себя в зеркало и снова удивилась. Почему из всего разнообразия имеющейся здесь одежды я умудрилась выбрать именно бежевый юбочный деловой костюм и туфли на невысокой шпильке? К деловым костюмам моя душа не лежала никогда, еще со школы, где согласно дресс-коду нужно было носить пиджак. Туфли же на шпильке, по моему мнению, предназначены исключительно для тех, у кого сидячая офисная работа, и весь их путь, проделываемый на своих двоих, — это пройти от квартиры до машины и от машины до офиса.

— Вот и зачем ты так вырядилась? — спросила я свое отражение в зеркале. — Организация никогда не требовала определённой формы одежды. Почему не взять, скажем, вон те голубые джинсы и ту зелёную легкую курточку, которая еще вчера тебе, наверное, понравилась бы?

И почему это я говорю сама с собой? Черт!

Отражение моего лица снова превратилось в удивлённую физиономию. Никогда у меня не было привычки разглагольствовать с самой собой, стоя перед зеркалом.

Так, кажется, нужно перестать удивляться своим новшествам. Если начну так реагировать на каждый свой необычный поступок, в организации могут что-то заподозрить. Просто делать как получается.

Я спустилась по лестнице, вышла на улицу и поняла, что моя походка тоже отличается от той, что была раньше. Не знаю, чем именно, но отличается. Пожалуй, это надо просто игнорировать.

На улице меня уже ждал Стас. Он курил, опершись о машину — не его черный «БМВ», а серый «Мерседес», явно из дорогих. Это у меня теперь такой автомобиль? Но какой еще может быть у владелицы подобной виллы?

Посмотрев на «Мерседес», я поняла, что вести мне совершенно не хочется. Раньше я бы не отказалась сесть за руль подобной машины, почувствовать её, проверить в действии, но сейчас таких желаний не возникало. Да еще и Стас будет играть роль моего личного водителя! Я усмехнулась про себя.

— Поехали, — улыбнулась ему и села на пассажирское сиденье. Я заметила, как глаза Стаса жадно скользнули по мне. Никогда раньше таких взглядов я от него не замечала. То ли всё из-за того, что произошло вчера вечером, то ли ему нравились такие женщины, как Габриэлла Ульрихт, а может…

Я сглотнула подступивший к горлу колючий комок.

Что, если он всегда так смотрел на меня, и только сейчас я смогла это заметить? А ведь еще Машка, моя знакомая из Москвы, говорила, что я абсолютно не замечаю знаков внимания от мужчин, поэтому кажусь им холодной и создаю впечатление, что никакие отношения мне и вовсе не нужны.

Хм, а смотреть на мир чужими глазами мне даже начинало нравиться. Возможно, получив такой опыт, я и сама смогу измениться в лучшую сторону?

Я прокрутила в памяти некоторые моменты из прошлой жизни…

Вот как? Как я могла раньше не замечать подобных взглядов от Стаса? А ведь они были, еще когда мы с ним только познакомились. Как я могла не обратить внимания на то, что вполне симпатичный бывший коллега, которого звали, кажется, Петр, почти каждый день на работе делал мне кофе? Как я могла упорно не замечать знаков внимания от своего московского соседа сверху до тех пор, пока ему не надоело и он не переключился на какую-то коллегу, с которой они спустя полгода поженились?

— Поехали, — Стас уселся на водительское сиденье, завел двигатель и снова окинул меня тем самым взглядом, от которого я даже получила наслаждение.

А мне-то всегда казалось, что он из того редкого типа альтруистов, которые готовы прийти на помощь в трудную минуту, могут выслушать когда нужно, дать совет… Раньше меня переполняла уверенность, что он относится так ко всем, даже одно время подозревала в нем гея, а оказывается, вот оно что! Оказывается, я всегда ему нравилась!

Я обозлилась сама на себя. Захотелось что-то ударить, сломать, выплеснуть свою злобу, неважно на что или на кого. Мои зубы сжались, ногти впились в ладонь, а взгляд заметался по машине в поисках чего-нибудь в меру твёрдого.

Заметив пачку сигарет, лежащую рядом с коробкой передач, я схватила её, вынула одну и бездумно закурила.

Ну почему, почему я раньше всего этого не замечала? Дурочка! Думала, что мужчина должен прийти ко мне сам и признаться в своих чувствах. Да какой бы мужчина решился на это после моего холодного, пронизывающего взгляда, который лучше любых слов говорил «Не подходи», «Сохраняй дистанцию», «Во дворе злая собака»?

— Опять куришь? — усмехнулся Стас.

Твою же, даже не заметила, что снова закурила! А ведь бросила совсем недавно. И отсутствие мячика не доставляло дискомфорта, хоть раньше без него я чувствовала себя как без руки.

— Да так, повод появился, — ответила ему на удивление мягко и с улыбкой.

— Страшно?

— Нет, просто пересматриваю собственную жизнь и удивляюсь, сколько всего я могла не замечать, — я затянулась горьковатым дымом и выдохнула его в приоткрытое окно.

Стас усмехнулся:

— Это нормально. У всех, проходивших коррекцию личности, появляется подобное ощущение.

— Ты ведь… — я замялась, не находя слов.

— Что?

— Ты ведь всегда так смотрел на меня, — решила высказать все прямо и без увёрток. — Так, как сейчас смотришь…

— Смотрел, — усмехнулся он и посмотрел мне в глаза. — Не обижайся, но до того, как увидел тебя с этим киллером в Праге, думал, что ты фригидна.

— А я думала, что ты гей.

Мы хором рассмеялись.

— И представляла, что у тебя с Сашкой из ОМОНа роман, — сквозь смех, добавила я, заставляя Стаса захохотать еще громче.

— Мы просто дружили, любили вместе после работы пива выпить, он уже лет пять как с девушкой встречается, — сдерживая порывы смеха, ответил Стас.

Все еще хохоча, я посмотрела в окно машины, за которым мелькали невысокие, песочного цвета дома, различные вывески, зазывающие в магазины, кафетерии, бары.

Красивая скульптура! Эх, жаль, не успела рассмотреть. И с каких это пор я увлекаюсь скульптурой? Похоже, прямо с сегодняшнего дня.

— Где именно находится этот центр? — спросила Стаса, посмотрев на него каким-то необычным для себя взглядом. — Небось, опять стадион?

— Не совсем, — улыбнулся он в ответ. — Увидишь, тебе понравится это зрелище. Сам удивился, как первый раз увидел.

Я попыталась представить себе это место. Неужели центр стоит в параллельном измерении или, точнее, на антиземле посреди какой-нибудь центральной площади Рима или на месте, скажем, вон того собора, царапающего своим крестом редкие белесые тучки? Нет, Стас повернул машину в противоположную сторону.

Он снова повернулся ко мне, улыбнулся, а я поймала его взгляд и ответила ему тем же. Кажется, теперь мы понимали друг друга без слов. Я мотнула головой, оголяя шею, а Стас посмотрел на неё восхищенным взглядом. Не представляю, чем его так привлекла эта часть тела, но мне показалось, что он в восторге.

Мне захотелось расстегнуть верхнюю пуговицу блузки, и уже не задумываясь, почему я поступаю именно так, а не иначе, я это сделала. Стас оценил это широкой улыбкой до ушей.

Вот оно, искусство нравиться, которое в моей настоящей жизни было мне недоступно. Несмотря на то, что спустя несколько минут мне предстояло отправиться в центр и выполнить задание, мне не было страшно, я радовалась. Радушной улыбке Стаса, солнцу, освещающему меня сквозь лобовое стекло, людям, проходящим по тротуарам, даже вон той неприветливой вывеске, которую я не успела прочитать.

Стас потянулся ко мне рукой и легонько ущипнул за бок, отчего по моему телу прокатилась волна приятного тепла.

— Ай! — сама не зная почему, сделала вид, что это было гораздо больнее, чем на самом деле. — Ты не отвлекайся, еще собьешь кого, — сказала я, но мой тон был не серьезным, а лёгким, игривым.

— Да тут разве сосредоточишься на вождении, когда рядом такая красавица сидит? — подмигнув мне, ответил он.

— То есть в этом облике я нравлюсь тебе больше? — я сдвинула брови, сделав нарочито обиженный вид.

— Честно? — он хихикнул.

— Честно! — кивнула я, и картинно подперла щеку ладонью.

— Внешне нет, немки мне никогда не нравились, а вот повадки у тебя стали куда лучше. Не выглядишь как неприступная крепость, которую штурмовать нет ни малейшего смысла. Надеюсь, когда все закончится, у тебя останется кое-что от этой личности.

— Если начистоту, — я вздохнула, моментально посерьезнев, — сама не против. Много же я упустила в своей жизни.

— Так бывает, — тоже серьезно, но дружелюбно ответил Стас. — Перепрошивка личности — всегда новые впечатления и переоценка ценностей. Может, даже хорошо, что всё сложилось именно таким образом?

В ответ я только улыбнулась и еще раз всмотрелась в его лицо. Оно мне казалось еще симпатичнее, чем раньше. Как я могла раньше не замечать вот этого игривого взгляда, красноречивых жестов, лучезарной улыбки. И вот каким таким местом я смотрела на людей раньше? Внизу живота приятно потеплело.

Что?

— Добро пожаловать в город-государство Ватикан? — удивленно прочитала вслух медленно проплывшую рядом с окном машины вывеску. — Организация обосновалась в Ватикане?

— А что, вполне хорошее место, — усмехнулся Стас. — Много людей, туристы, паломники. Где они могли еще основаться, кроме Ватикана? Как-никак одно из самых людных мест, причем они учли московский опыт и поняли, что здесь враги на взрыв не решатся. Слишком много людей.

Может, Иваныч бы и решился. Я вспомнила его доброжелательный вид и джентльменские манеры, которые удивительно сочетались с пренебрежением жизнями и судьбами людей, готовностью жертвовать чем и кем угодно ради собственных целей. Мерзкий тип.

Как только мы проехали через невысокую арку, все стало по-другому. Совсем по-другому. Вроде бы и тот же стиль архитектуры, и те же люди на улицах, за исключением разве что разодетых в цветастые одежды швейцарских гвардейцев, а чувствуется, что пересекаешь незримую границу, отделяющую территорию Святого Престола от Италии. За окном поплыли величественные древние сады, которые так и призывали выйти и прогуляться, оставив все заботы на потом. Из-за них проглядывали нежащиеся в лучах солнца купола древних храмов.

— Кажется, дальше проезд закрыт, — усмехнулся Стас, сворачивая на обочину. — Придется пройтись пешком.

— Буду только рада, — ответила ему.

Я не спешила выходить из машины. Когда-то моя настоящая сущность уже бы открыла дверцу, ступила на землю Ватикана, осмотрела окрестности… Но сейчас мне хотелось ждать и наблюдать за Стасом, как он покидает автомобиль, огибает его, открывает передо мной дверь и протягивает руку ладонью вверх, приглашая прогуляться.

Я легонько коснулась его теплой руки, игриво усмехнулась, вышла из машины, изящным, как мне показалось, жестом захлопнула дверцу, взяла Стаса под руку и, цокая каблуками, зашагала по каменной кладке тротуара.

Стоп. Куда мы идем? Неужто…

Центр находится на Площади Святого Петра?

— Он там?

Стас потянулся в карман, достал мобильник, несколько раз коснулся пальцем сенсорного экрана. Звукокод активирует?

— Смотри, — кивнул он в направлении площади.

И я посмотрела. Площадь жила своей жизнью — толпы фотографирующихся туристов, непрерывно болтающие экскурсоводы, продавцы разного рода церковной символики…

В воздухе начали появляться волны, атмосфера сгущалась, блестела, изменяла форму, а у меня не было сил отвести взгляд. Это было похоже на вздымающийся тайфун. Там, внутри все кружилось, росло, уменьшалось, чтобы снова вырасти. Мое дыхание затаилось, прямо как тогда, когда мне пришлось первый раз в жизни увидеть пришельца.

Над площадью возвышался огромный, уходящий в небо столб густого, непроглядного тумана. То здесь, то там на нем загорались огоньки. Я почувствовала, как на меня кто-то смотрит, и этот взгляд явно не принадлежал ни Стасу, ни какому-то случайному прохожему. На меня смотрела сотканная из сизой мглы башня, словно изучала, проникала взглядом в каждую клеточку тела.

— Нравится новый центр? — спросил Стас.

Я не нашлась что ответить, только молча глядела на туман и на проходящие по нему синеватые молнии.

— Это объединение картинки из нашего мира и антиземли. Код позволяет частично воспринимать оба мира.

Вот если бы это сфотографировать да показать, скажем, вон тем туристам. Хотя реакция у них будет вполне будничная — фотомонтаж, причем некачественный. Эх, люди…

— Держи, — Стас вложил в мою руку мобильник. — Там код входа в здание и маячок для загрузки компромата в компьютер программиста, программа для подключения есть, просто поднести и запустить. Позвони, когда тебя забрать. И, кстати, — добавил он, — меньше сомневайся. Здесь многое по-другому в сравнении с Московским центром. Прошивка подскажет, что делать.

— А сам компромат?

— Он загрузится автоматически, когда маячок будет на месте, — улыбнулся Стас.

Долго прощаться мы не стали. Да и Ватикан явно не место для объятий и поцелуев. Легкий дружеский поцелуй в щеку, и я направилась к зданию. Зданием, конечно, это назвать было сложно, скорее туманная башня. Интересно, московская извне выглядела так же или это какое-то новшество?

Я взглянула на мобильник, нашла нужный код, активировала, и в подножии туманного столба зажегся синеватый портал.

Круто!

Что же, теперь пути назад точно нет. Начали…

Глава 5

Переход с освещенной солнцем площади Святого Петра в здание, где царил полумрак, дался моим глазам нелегко. Я поморгала, давая им привыкнуть. Ну и почему не сделать здесь нормальное освещение? Потом до меня дошло — пока я привыкала к темноте, мое тело уже успели просветить, изучить, проверить на использованные мной звукокоды.

Передо мной был широкий и длинный коридор, слегка освещенный желтоватым светом редких ламп на потолке. Это что там, человеческая фигура? Кажется, да. Сейчас подойдем ближе и узнаем…

Я пошла вперед, а стук моих каблуков отбивался от стен гулким эхом.

Некомфортно тут. Могли ведь сделать просторный холл с вечно улыбчивой секретаршей за столиком, предлагающей кофе или чай на выбор, журнальный столик с новостями прессы, бесплатный вайфай…

Может, психологическая уловка с надеждой, что чужак занервничает? В Москве подобного не было. Ну ладно, уловка так уловка, я все равно не нервничала, скорее даже наоборот — была в слегка приподнятом настроении.

Встречающий оказался роботом. Похожим на человека, но слишком блестящее, словно восковое лицо и жесты заправского сержанта ясно давали понять — передо мной механизм.

— Можно вашу руку? — спросил он, и я, улыбнувшись, протянула ему ладонь.

С каких это пор я улыбаюсь роботам? А дальше начну посылать улыбки холодильникам, телевизорам и электрочайникам?

Робот провел по моей руке каким-то прибором с синеватым свечением. Проверка ДНК, что ли?

— Можете подняться в лифт, госпожа Ульрихт.

Кажется, проверку я прошла успешно.

Лифт оказался круглым и прозрачным, из того самого кристально чистого стекла, которого не видишь, пока не прикоснешься. А вот и тарпакианцы! Впервые я смотрела на них вот так — не через небольшое окошко в Москве, а почти находилась с ними рядом.

Шпили, шпили повсюду. Большие и маленькие, широкие и узкие, они хищными зубьями вздымались над полом. А еще кристаллы. Множество разноцветных кристаллов от исполинских и до совсем маленьких облепляли пол, стены, потолок. Они излучали мягкое фиолетовое переливающееся сияние, словно заманивали, не давали оторвать от себя взгляд.

О Боже! Точно так же, как на той планете, которую я видела когда-то во сне. А я думала, что это была планета маниан…

Тарпакианец, лежавший на кристаллах, потянул ко мне свои усики. Наверное, он сейчас запоминает и анализирует каждое мое движение. Ничего — ни пальцы, сжатые в кулак, ни легкий кивок головы, ни вздох, — не проходит мимо его взгляда. Или не взгляда? У них глаза-то есть?

Лифт на невидимых опорах поднимался всё выше, а я уже смотрела на тарпакианца с высоты. А может, эта кабинка и в самом деле парила в воздухе меж этажей, оформленных под нужды пришельцев? Не представляю, как подобное возможно, но никаких креплений у лифта, кажется, не было.

А вот и еще одна слоноулитка, другого слова при взгляде на них мой разум подобрать не мог. Примостилась на потолке и пялится в один из кристаллов. Если мне не изменяет память, эти кристаллы выполняют функцию компьютерной системы.

Тарпакианские этажи утонули внизу, и лифт снова обступила темнейшая тьма. Окажись на моем месте человек, страдающий клаустрофобией, наверное, он бы сейчас бился в истерике, стучал о прозрачные стенки, орал, чтоб его выпустили. Но, благо, подобных тараканов в голове у меня не было при настоящей, как говорил Стас, прошивке, и, кажется, нет при этой.

Большая широкая комната, вполне человеческая, разве что слегка футуристическая. Поблескивающие, кажущиеся стерильно чистыми пол и потолок, окно, с видом на океан, конечно же. Стол, над которым мягко светился голографический монитор, за ним все-таки человек. Или тоже робот? Тут уже так с ходу не разобрать — вроде и человек, но, кажется, с полным отсутствием какой-либо мимики.

— Здравствуйте, — подошла я к столу и постучала ногтями по его поверхности, привлекая внимание.

— А! — встрепенулся он, словно посреди сна его окатили ведром холодной воды. — Здравствуйте, вы к кому?

Все-таки человек.

— Габриэлла Мария Ульрихт, — представилась я. — Должна быть у вас записана.

Надеюсь, Джованни не подвел и вся документация на месте.

— Сейчас, — кивнул он, и его пальцы заплясали по монитору, создавая на нем еле заметные волны. — А, вы наш новый программист. Вас рекомендовал Лючио. Минуту…

Что же, подожду минуту. Надеюсь, по её истечению меня не возьмут под арест.

Хоть я и старалась казаться спокойной, но внутри бушевал ураган. Что, если они уже меня раскусили и мой путь лежит прямиком в ловушку? Что, если сюда вот-вот ворвется взвод с оружием наперевес?

Сердце вмиг оказалось в пятках, а пальцы задрожали. Секунды казались минутами.

Нельзя нервничать, нельзя!

Пытаясь успокоиться, я до боли сжала пальцы в кулак. Захотелось курить.

Но взвод спецназа не появился, вместо него в углу комнаты открылась ранее невидимая дверь и в проеме возникла невысокая смуглая девушка. Она скользнула по мне оценивающим взглядом.

— Это вы Габриэлла Ульрихт?

— Да, — кивнула я.

— Франческа Вератти, — назвалась она. — Идемте, я провожу вас и объясню, что нужно делать. Вы, кажется, уже работали на организацию?

Этот вопрос показался мне подвохом и заставил занервничать еще больше. Главное — не демонстрировать эмоций. Спокойствие, только спокойствие.

— Да, внештатно, — попыталась улыбнуться я. Надеюсь, Джованни не оплошал и результаты моей прошлой деятельности у них имеются.

— Пройдемте, — сказала она и, пытаясь переключить мысли на Стаса, я пошла.

Еще один длиннющий, как мне показалось, коридор, с дверями по обе стороны. Мы разминулись с высоким мужчиной в деловом костюме, и он проводил меня тем самым взглядом, которые я раньше в упор не замечала.

— Вот. — Девушка, Франческа, кажется, так, открыла передо мной одну из дверей, поманила меня пригласительным жестом.

Внутрь я вошла спокойно, раскуси они меня сразу — вряд ли удосужились бы устраивать подобный цирк. Но, увидев рабочее место, я сразу же удивилась. Таких компьютеров мне видеть не приходилось. Помню проект в московском центре, но в реальности картина будоражила воображение.

Посреди небольшой, стерильно чистой комнаты с окном, в котором виднелся океан, возвышался зеленоватый энергетический столб. И как я с этим управлюсь? Неужели в мою перепрошивку включили еще и умение управляться с этой штуковиной?

Кажется, все-таки включили.

Что-то в этом энергетическом конусе показалось мне знакомым, близким и привычным. Словно я видела его тысячи раз, но подзабыла.

— Все задачи в вашем компьютере, там же ваш разум будет соединен с разумами других программистов для быстрейшего достижения цели, — словно робот, отчеканила Франческа.А может, в самом деле робот? Попробуй тут пойми, кто есть кто.

— Хорошо, спасибо, — улыбнулась я.

— Можете приступать, — кивнула она и удалилась.

Все вот так просто? Без разговоров с начальством, знакомства с коллегами, определения задач? Не знаю, что там творилось в отделе программирования в Москве, но не может же, в самом деле, все быть именно вот так!

Меня пробила легкая дрожь.

Ловушка? Но почему тогда со мной так долго возились? Альтернативный подход ко всему по инопланетным принципам? А может, это еще одна проверка?

Я окинула взглядом стоящий передо мной зеленоватый энергетический столб. Он искрился, поблескивал, плыл еле заметными волнами.

Что делать?

Если я сейчас просто развернусь и уйду — это однозначно вызовет подозрения, а учитывая незаметные камеры и датчики, расположенные по всему периметру здания, выйти отсюда не успеть. Схватят раньше. Если я войду в этот столб — что тогда? Почему меня не предупредили обо всем, с чем мне предстоит столкнуться?

На миг захотелось найти хоть какой-то путь для отхода, отменить все, убежать, но любая попытка побега будет тщетной.

Что же делать?

Я почувствовала, как потеют мои ладони.

А что, если сейчас за мной наблюдают? Изучают реакцию? Нет, нельзя, чтобы кто-то понял, что происходит на самом деле. Нельзя демонстрировать эмоций. Нужно входить, делать то, что делала бы Габриэлла Ульрихт.

Я постаралась поступить так, как говорил Стас, просто отключить мысли, угомонить то, что осталось от меня, доверившись прошивке, которую мне установили. Другого выхода просто не было.

Моя нога сама шагнула к столбу. На миг перед глазами воцарилось зелёное свечение, промелькнули тысячи миниатюрных искринок. Я перестала ощущать собственное тело, перестала дышать, чувствовать.

Мысли ушли. Отступили на задний план, уступая место компьютерному коду.

Я стала частью системы, внедренной напрямую в код и способной его изменять и редактировать.

И я была здесь не одна. Несколько десятков человек точно так же находились в системе. Я их чувствовала, знала, что делают они, видела их мысли, а они видели мои.

Главное здесь — не сомневаться и не допускать лишних размышлений.

Поток данных, проносящихся через мой мозг, с каждым мигом становился всё более четким и понятным. Вот он, нужный скрипт. Его нужно немножко подрегулировать. А алгоритм действия этого участка мне не нравится. Чем? Ага, вот здесь. Теперь должно все быть как нужно.

А вот и Лука Бальцини. Я ощутила его присутствие в общем коде. Не представляю как, словно во мне прорезалось новое, не ясное до конца, не понятое мной до конца чувство, но то, что разум нужного мне человека здесь, я поняла четко, однозначно, без малейших сомнений. И смогла понять, где он находится физически — на этом же этаже, но дальше по коридору, за угловой дверью справа.

Не знаю, сколько прошло времени до тех пор, когда объявили часовой перерыв. В системе время шло по-иному, может, слишком медленно, или наоборот, слишком быстро, а возможно, оно останавливалось. Как мне показалось, чувство времени внутри машины хаотично — на деле может пройти час, а мозг воспримет его, как пять минут, и наоборот.

Я снова обрела контроль над своим телом, мысли в сравнении с потоком кода показались вялыми и тягучими. Словно пересаживаешься из спортивного болида на велосипед. Мой рот начал жадно глотать воздух. Интересно, я дышала, когда была подключена, или нет? Ладно, неважно, похоже, подобный перерыв — единственный момент, когда я могла проникнуть в кабинет Бальцини.

Выходя в коридор, я почувствовала себя усталой, словно несколько часов кряду занималась тяжелым физическим трудом.

Мозг внутри сети работал быстрее, а значит, перегружался, поэтому программистам после каждого часа работы давали час передышки.

Стоп! Откуда я это знаю? Откуда мне известно, что внутри я была именно час? Кажется, система подгружала данные непосредственно в мой мозг. Входя в энергетический столб, я не знала ровно ничего об этой системе, но смогла включиться в работу, и мало того, теперь мне был известен принцип её действия.

Эта штука — энергетический искрящийся кокон — не была компьютером. Роль вычислительных машин выполняли сами подключенные к сети люди. А столб — всего лишь интерфейс взаимодействия друг с другом и с системой.

Но если это так, куда нужно грузить компромат?

Черт! Почему Джованни и Стас так и не объяснили всё до конца? Зачем посылать меня сюда, не разработав четкий план действий? Если это и имело хоть какой-то смысл, то я не совсем его понимала, но раз они меня не уведомили, значит, решили, что так будет лучше. Ну ладно, попробуем действовать по обстановке.

Я прошла по коридору, повернулась и увидела Луку Бальцини. Хоть мне никогда раньше не приходилось встречать этого человека, но я сразу же поняла — это он. Невысокий, заросший щетиной человечек с нависающим над поясом пивным пузом. Узнать Бальцини я смогла из-за того, что побывала с ним в системе? Я попыталась вспомнит всех, кто находился там со мной, и их лица одно за другим начали проплывать в моей памяти. Имена, биографии — всё это бешеным ритмом закружилось в голове.

Вот почему они не сочли нужным проводить инструктаж, знакомить меня с коллегами, проводить какие-то объяснительные беседы. Все подгружалось в мозг автоматически.

Пытаясь не выдать себя и скрыть удивление, я отвернулась, посмотрела на бушующий за окном океан, на белогривые волны, раз за разом атакующие подножие туманного здания, на большое, сияющее на горизонте солнце. Что-то промелькнуло на его фоне. Кажется, орел. Существо, которое не может жить без небес.

Я бросила взгляд на Бальцини, который стоял опершись о стену и, активно жестикулируя, рассказывал что-то неизвестной мне женщине. Нужно дождаться, когда он уйдет, и попытаться попасть в кабинет.

Об одной мысли об этом становилось страшно. А что, если меня поймают? Если поймут, кто подбросил данные? Из здания тогда мне не выйти…

Мое сердце сжалось и нашло себе место в пятках, а по спине пробежали мурашки.

Не нужно думать о плохом. Просто сделать то, ради чего я здесь. Но страх заглушал голос здравого смысла, он непрестанно рисовал в голове безрадостные картины и шептал на ухо «Беги. Нужно бежать!». А океан внизу, словно чувствуя мои опасения, вздымал все новые волны — все выше и все агрессивнее.

Но бежать было поздно. Возможно, стоило пуститься в бегство раньше, но тогда мне пришлось бы бежать всю жизнь.

— Здравствуйте, — я услышала рядом голос и машинально повернулась. Передо мной стоял Бальцини и улыбался во все тридцать два зуба. Взгляд его маленьких поросячьих глазок елозил по мне, словно изучая. — Думаю, представляться нет смысла, мы уже друг друга знаем, — сказал он. — Ну как, вам нравится у нас? — его голос показался мне писклявым и режущим слух.

— Неплохо, — ответила я, попытавшись улыбнуться.

— Эти интерфейсы, использующие человеческий мозг в качестве компьютера, у нас недавно. И работа быстрее идет, и решения принимаются быстрее, — бубнил он. — Раньше за обычными машинами, пусть даже быстродействующими и голографическими, приходилось заниматься полдня тем, что сейчас можно успеть сделать за час, — в его голосе читалась явная гордость. Может, это он их придумал?

— Наше изобретение или пришельцев? — поинтересовалась я.

— Маниан, — ответил он, от чего мне стало не по себе, и я невольно поморщилась. — Мы только дописывали оптимизационные программы. Вам не нравятся наши инопланетные друзья? — спросил он.

— Не знаю, чего от них ждать, — ответила я. — Чувствую некоторую настороженность.

Он расплылся в улыбке:

— Если пришельцы за почти сотню лет контакта не сделали нам ничего плохого, не думаю, что они нам желают зла.

Знал бы ты, что за всем этим кроется, лилипут пузатый.

— Хотите шоколадку? — предложил он и достал из кармана шоколадный батончик.

— Нет, не очень люблю шоколад, — ответила ему. Хм, а с какого это перепугу я отказываюсь от шоколада? Раньше взяла бы не думая, сейчас точно так же, не думая, отказалась.

— Ну, как хотите, наверное, вам за фигурой следить надо, — Бальцини вскрыл батончик и жадно, с видом человека, которого не меньше недели держали на голодном пайке, откусил большой кусок. — Вкусно, — сказал он, одновременно жуя.

Как же я ненавижу, когда говорят с набитым ртом! Как же это бесит! Аж хочется залепить такому собеседнику пощечину! Я невольно начала хмуриться.

— Удачи вам, — проглотив шоколад, сказал он. — Увидимся еще. В сети — так точно, — он помахал рукой, улыбнулся и маленькими шажками направился по коридору.

Кажется, если пытаться проникнуть в его кабинет, то именно сейчас.

Я проводила Бальцини взглядом, сжимая пальцы в кулак от нервного напряжения, прошла по коридору. Вот он, нужный кабинет. Оглянулась — никого. Можно попробовать. Лихорадочно перебирая в голове варианты отговорок на случай, если кто-то зайдет, я потянулась к ручке двери. Та, как и предполагалось, оказалась не запертой. Запирать их не было ни малейшего смысла.

Я достала из кармана телефон, запустила код блокировки камеры, если таковая здесь имелась.

Кабинет Бальцини изнутри мало чем отличался от моего — стол, стул, окно с видом на океан и зеленоватый энергетический цилиндр интерфейса. Кажется, вход должен быть у его основания.

В коридоре послышались чьи-то шаги, и я отпрянула к стене.

Черт! Черт! Черт! Надо было делать это ближе к вечеру, когда народу меньше.

Шаги начали удаляться.

Кто-то просто прошел мимо. Биение моего сердца понемногу возвращалось в обычный ритм.

Раз я уже здесь, нужно довести все до конца. Я подошла к цилиндру, нашла на телефоне программу.

Как же дрожат пальцы!

Запустила. Экран мигнул, показывая, что программа загружается. До конца оставалась где-то минута. Моя ротовая полость пересохла, превратившись в настоящую пустыню, в голове закружилось.

Быстрее! Давай быстрее!

Снова послышались чьи-то шаги. Только не Бальцини, только не он. Прошу, Боже…

Рука, держащая телефон, затряслась.

Загрузка пятьдесят процентов.

Ну, еще немного. Еще чуть-чуть.

Несмотря на то, что в комнате было не жарко, я вспотела. Кто-то прошел мимо двери. Еще один. Ну быстрее!

Десять процентов.

Секунды превратились в минуты.

Три, два, один.

Кажется, все. Загрузка завершена.

Выдохнув с облегчением, я приоткрыла дверь, выглянула — никого. Спешно вышла в коридор. Вот теперь точно все. Как можно быстрее направилась к своему кабинету. А вот и Бальцини. Уф, на минуту позже и я бы попалась. Пронесло.

— Вы все еще здесь? Ищете что-то? — спросил он.

— Где здесь место для курящих? — поинтересовалась я.

— Прямо и направо, серая дверь, — ответил он, доставая из нагрудного кармана рубашки еще один шоколадный батончик.

— Спасибо, — улыбнулась я.

Спасибо, прожорливый гном, который лишился своих шансов на какую-либо Белоснежку лет так десять назад.

Я покурила, немного побродила по зданию в надежде обнаружить что-то интересное и к началу очередной смены вернулась в свой кабинет. Теперь уже без малейших сомнений вошла в энергетический цилиндр. Зеленоватое свечение, искры, поток кода, проносящийся через мой мозг. Что же, приступим.

Ай!

Моя голова резко закружилась, и я почувствовала, как что-то медленно уходит из глубин моей памяти. Нечто, что я давно уже забыла, но оно все еще находилось там. Ощущение потери, словно от меня отделяли часть, и я не могла этому противостоять.

Они стирают мои воспоминания? Проникают в память с надеждой что-то узнать? Зачем? Неужели меня раскусили? Ощущение было такое, словно меня сжали до кванта, а потом снова привели в нормальное состояние. Хоть я не чувствовала своих ног, но каким-то образом поняла, что они подкашиваются.

Нет. До меня наконец дошло. Компромат на Бальцини!

Он грузился не из какого-то внешнего компьютера, а из моего разума. Поток кода вклинивался в систему и по сети передавался напрямую в голову программисту. Перед глазами потемнело, потом появились разноцветные пятна, показалось, что я парю в некоем пространстве, где не существует понятий верх и низ, вперед и назад. Да и самого пространства не существовало — лишь пустота.

А потом опять появился поток струящегося через мой мозг кода, разумы двадцати пяти объединенных в общую сеть программистов. Алгоритмы, скрипты, килобайты, таблицы, константы и переменные. Работа пошла дальше.

Нахождение в системе было даже приятным. Чувство отрешенности от всего мира, от бренной земли со всеми её проблемами, от собственных мыслей, только поток чистого кода, пронизывающего сознание, и возможность этим кодом управлять. Возможно, именно таким способом Бог и создал Землю, людей, тарпакианцев, орлов — просто корректируя и направляя в нужное русло исходный код вселенной?

Всё исчезло моментально и резко.

Я снова была в комнате, но не видела зелёноватого свечения, а всё вокруг плыло перед глазами. Мое тело пошатнулось, и я, балансируя, словно канатоходец, еле смогла удержаться на ногах.

Послышался топот.

За мной?

Сердце тревожно заколотилось в груди.

Нет, кажется, они пробежали мимо. За Бальцини!

Я подошла к двери, аккуратно приоткрыла её. Человек пять или шесть в энергетической броне приближались к кабинету программиста. Я смотрела, как они открывают дверь, слышала, как Бальцини что-то вскрикивает, а потом его бездыханное, как мне показалось, тело выволокли из кабинета.

— Сохраняйте спокойствие, вернитесь в кабинет, — холодным тоном сказал мне один из охранников. Я посмотрела на Бальцини, которого, взяв за руки и ноги, тащили двое… человек или роботов? Неважно. Кажется, программист дышал. Сейчас его начнут допрашивать, а он…

Интересно, что за компромат я ему подсунула? Какой-то вирус, способный уничтожить систему?

Я прошлась по кабинету, выглянула в окно, за которым пошел дождь. Никогда раньше мне не приходилось видеть осадки на антиземле, там они — большая редкость, но здесь явно было на что посмотреть.

Отблескивающие разными цветами крупные капли воды опускались медленно, словно снег. Можно было разглядеть каждую из них. Маленькие переливающиеся сферы, казалось, на миг останавливались перед моим взором, чтобы показать себя и посмотреть на меня. В одной из них я даже смогла заметить собственное отражение — непривычное отражение чужого лица, которое секунду посмотрело на меня, кажется, даже заглянуло в глаза, а потом разбилось о стекло, расплылось, разлетелось на сотни маленьких капелек-квантов.

Несколько капель собрались в большую, размером с футбольный мяч, сферу, дав мне возможность еще раз посмотреть в свои глаза. Мне показалось, что в них одновременно проскользнули десятки эмоций — страх и радость, тревога и грусть, вознесение и раскаяние.

А потом шар, словно обретя собственный разум, набрал скорость, приблизился к стеклу и размазался по нему тысячей брызг. Они отбились от окна и снова замерли в воздухе, холодные и колючие, они, словно тысячи мертвых глаз, впились в мою душу, словно желая о чем-то спросить.

Скоро они опять соберутся в сферу, которая, может, достигнет океана, а может, как и первая, найдет свою погибель в ударе о прозрачное, незаметное стекло. Там, вдалеке, образовывались тысячи, миллионы водяных шаров, но у каждого из них была только одна судьба: вернуться в свое лоно — в океан.

Я вышла из офиса организации спустя несколько часов, и залитая солнцем площадь Святого Петра словно приветствовала меня после всегда пасмурной антиземли. Солнце отражалось от верхушек древних храмов, елозило по площади, било в глаза. Я вынула солнцезащитные очки, протерла их, надела, осмотрелась.

Сотни туристов. Паломников, экскурсоводов, фотографов. Похоже, здесь всегда кипит жизнь.

Нужно позвонить Стасу.

— Стой, — услышала я женский голос из-за спины. — Не оборачивайся.

Я почувствовала, как в мою спину что-то вдавилось, и сразу же поняла — ствол пистолета. По спине пробежали мурашки, а ладони покрылись липким холодным потом.

— Обернешься — пристрелю, — продолжил голос. — У меня пистолет с глушителем, пока люди поймут, что произошло, меня уже здесь не будет.

Что делать? Кто это? Чего она от меня хочет? Мысли в моей голове завертелись с бешеной скоростью.

— Чего ты хочешь? — спросила я.

— Протяни руку назад.

Надеть на меня наручники? Меня заподозрили? Но тогда не дали бы выйти из здания. Кто тогда?

Моя рука сама потянулась назад, я почувствовала касание холодных пальцев, кто-то положил в мою руку, кажется, бумагу. Или нет?

— Передай это тем, кто тебя послал, — сказал голос, я почувствовала, как упершийся в мою спину ствол уходит в сторону, и от моей души отлегло. Она не хотела меня убивать.

Миг я стояла, словно застыв на месте. А потом резко обернулась.

Сотни людей, вспышки камер, громкие крики…

Кто это был? Кто это мог быть?

Та женщина, быстрой походкой удаляющаяся от меня? Или вон та, бродящая вокруг с фотоаппаратом? А может, эта, идущая под руку с мужчиной? Или…

Того, кто только что говорил со мной, не найти.

Я посмотрела на свой кулак, который все еще трясся от нервного напряжения, раскрыла его.

Бумажка. Обычная бумажка, выдранная из школьной тетради в клеточку. Развернула. Надпись. Писали от руки, и она гласила:

«Отель Италия, через четыре часа, номер двести восемь. Если вам нужна поддержка».

Глава 6

Кабинет на вилле, можно сказать, был вполне обычным. Почему-то именно так я и представляла кабинеты в подобных строениях. Казавшийся тяжеленным стол, за ним внушительных размеров мягкий обитый чёрной кожей стул, на который, положив ноги на столешницу, уселся Джованни. Пара массивных шкафов из красного дерева, наполненных явно недешевыми книгами. Репродукция «Звёздной ночи» Ван Гога на стене. Маленький диванчик, на котором разместились мы со Стасом.

— Это ловушка. Иначе и быть не может! — твердила я Стасу и Джованни. — Они раскусили меня, но зачем им брать только меня, если можно поймать всю группу? Вот они и пошли на подобную уловку.

— Раскуси они тебя — сделали бы проще и надежнее, — вздохнул Стас. — Прицепили к одежде незаметный и неопределяемый маячок, и ты привела бы их прямиком сюда. Нет, они тебя не раскусили. В центре есть агент от другой группы, такой же, как и наша. Кстати, я не специалист по почеркам, — он повертел в руках принесенный мной лист бумаги, — но мне кажется, это почерк Иваныча. Он догадывается, что за всем стоит кто-то из его бывших агентов, и таким образом дает нам понять, что это он и никто другой.

— И что ты предлагаешь делать? — поинтересовался Джованни, перекладывая ногу на ногу.

— Сходить на встречу, — вздохнул Стас.

— Зачем нам Иваныч? — взъярилась я. Уж к кому-кому, а к нему теплых чувств у меня не было. Какие могут быть теплые чувства к человеку, который использует в собственных целях всех, кого знает? Одно упоминание о нем пробуждало во мне злобу и заставляло сердце биться в бешеном ритме. Попроси меня кто-нибудь назвать худшего человека, с которым мне довелось встречаться, Иваныч явно оказался бы вне конкуренции.

— У него может быть нужная нам информация, — словно старуха, прокряхтел Джованни.

— И доступ к Клифи, — добавил Стас. — Когда он покинул московский центр, насколько знаю, стащил одного. А способный к глубокому анализу Клифи — животное даже чересчур редкое. Если пропустить наш план через него — он выдаст все риски и возможности неудачи.

— Даже если это действительно Иваныч, я против его участия, — пробормотала я, посмотрев Стасу в глаза. — Не могу простить ему того, что он со мной сделал.

— Посмотри на все с другой стороны, — Стас положил руку мне на плечо. — Если мы доведем план до конца, а Иваныч нам явно в этом поможет, ты больше никогда не услышишь о нем. Думаю, нам следует воспользоваться его помощью. С анализом через Клифи возможности провалиться у нас не будет.

Я сама не знала, что думать. С одной стороны, конечно же, Стас прав. Но, работая вместе с Иванычем, вряд ли я смогу найти себе покой. Постоянно оглядываться, думать, а не использует ли меня этот человек в своих планах? Кто знает, что может прийти ему в голову? Допустим, план удастся, а дальше? Кто сказал, что Иванычу не захочется стать самым богатым человеком на Земле, изменить баланс в мире или стать его единоличным правителем?

Перед взглядом промелькнуло лицо Иваныча, который со спокойным и самодовольным видом говорил мне уезжать в Европу, и меня переполнила злоба. Я почувствовала, как непроизвольно сжимаются мои зубы, как сквозь них с присвистом проходит воздух. Рука поднялась, сжалась в кулак и изо всех сил опустилась на мягкий подлокотник. Захотелось что-то разбить, уничтожить, разметать по стенам, втоптать в пол.

— Мне нужно побыть одной, — буркнула я, поднялась и покинула кабинет. Необходимо все осмыслить или по крайней мере утихомирить свою злобу.

Я прошла в одну из спален, вышла на узкий балкончик, вдохнула приторный аромат растущих на нем цветов. Нет, это не мои эмоции. Когда еще я чувствовала озлобленность на весь мир? Когда мне хотелось рвать и метать, уничтожать, унижать…

Раньше я не была такой агрессивной!

Мои пальцы впились в опору балкончика, я прикрыла глаза. Уходящее за горизонт солнце, казалось, припекало больше, чем обычно, а шум пальм вокруг бассейна показался зловещим шепотом.

Это не мое, чужое, Габриэллы Ульрихт. Мне нужно подавить в себе эти эмоции!

Но подсознание не хотело слушаться голоса разума. Пальцы до боли втискивались в прогретые солнцем перила, зубы сжимались, меня всю затрясло.

— Нужно успокоиться! Слышишь, успокойся, — говорила я сама себе. — Вспомни, кто ты на самом деле.

Но от этого мое состояние только ухудшалось. Нога изо всех сил топнула по бетонному полу балкона, рука ударила по перилам, и из пальца потекла кровь. Стараясь утихомирить боль, я прижала палец к губам, но во мне проснулось инстинктивное желание вгрызться в него зубами. Однако боль подействовала и успокаивающе, немного потеснив в голове злость и желание на ком-то её согнать.

Я услышала приближающиеся шаги, но поворачиваться не стала. Сразу же поняла, что это Стас, а спустя миг почувствовала его запах. Его тёплые руки легли на мою талию, и это успокоило меня еще больше, только сердце все еще продолжало стучать в ускоренном темпе, словно ему стало мало места в груди.

— Все будет хорошо, — прошептал Стас, и я почувствовала поцелуй его горячих губ на своей шее.

— Обещай, что, когда все кончится, мы уедем. Куда-то далеко, где можно будет забыть об организации, Иваныче, пришельцах, — пробормотала я.

— Ты же хотела вернуться в Москву, — ответил он, и я поняла, что теперь сама не знаю, чего хочу. После изменения моего разума меня больше не привлекала перспектива возвращения в тесную московскую квартиру, стояние в тамошних пробках, угрюмость в лицах людей. Хотелось чего-то нового, необычного, но тем не менее спокойного. Например, отправиться в кругосветный круиз или осесть в одной из стран, где всегда тепло и где меня никто не знает.

Я ужаснулась. Мне не хотелось снова становиться собой! Прошлая жизнь казалась лишенной красок, а сама вчерашняя я — примитивной сельской теткой по сравнению с собой сегодняшней. Я попыталась зацепиться хоть за что-то из прошлой себя, найти в хоть один светлый момент в той сущности и не находила.

— Я могу остаться такой, как сейчас? Психически? — спросила я и поняла, что мой голос дрожит. Что-то внутри все еще говорило мне, что нужно вернуться, стать прежней собой, но я поняла, что это голос страха. Страха перед неизвестным. А бояться если и хорошо, то не здесь и не сейчас.

— Можешь, если захочешь, — ответил Стас. Я почувствовала мягкое касание его губ к мочке своего уха, а в животе начало приятно понывать.

— Ты уверен, что там, в отеле, все будет хорошо?

— Надеюсь.

— Надеешься или знаешь? Вы с Джованни и так не предупредили меня о компьютерной системе в центре.

— Не предупредили потому, что всё должно было выглядеть максимально естественно. В том числе и твоя реакция. Габриэлла Ульрихт никогда не видела подобных интерфейсов и должна была удивиться, — прошептал Стас.

Я поморщилась и устремила взгляд в пол. Не люблю, когда от меня что-то скрывают, даже если в этом есть вполне целесообразные мотивы. Но упрекнуть в чем-то Стаса я не могла, потому что, скорее всего, сама на его месте поступила бы точно так же.

— Не обижаешься? — спросил он?

— Не знаю. Если признаться, меня больше беспокоит Иваныч. А еще этот твой Джованни. Почему у меня впечатление, будто он постоянно за мной наблюдает?

— Мне самому он не нравится, — Стас глубоко вздохнул. — Но выбирать не приходится. После того как закончим, ты больше не увидишь ни его, ни Иваныча. Обещаю, — последнее слово, как мне показалось, он сказал с какой-то особой, не свойственной для себя интонацией. — Это просто нужно пережить, — продолжил он. — Такой этап в жизни. Хотя в нем есть и приятные моменты.

Он аккуратно, словно боясь повредить, повернул меня к себе лицом, и наши губы сомкнулись в поцелуе, а шелестение листьев пальм внизу казалось уже не злобным шепотом, а музыкой природы, дополняемой аккомпанементом щебетания птиц.

Через полтора часа мы уже были возле отеля. Здание оказалось, как по мне, не особо приметным, но надпись возле входа оповещала о пяти звёздах, ресторане, бассейне, SPA-салоне и прочем, что и должно быть в подобном заведении, да и расположение в самом центре Рима, похоже, подкупало возможных постояльцев.

Наверное, раньше цена больше тысячи евро за ночь вызвала бы у меня удивление и вопрос «Как может это столько стоить?», но сейчас это казалось просто обычной деталью.

Джованни остался в машине, мы же со Стасом направились внутрь.

Холл отеля походил на зал в замке какого-нибудь короля. Все блестело, сияло, переливалось. В начищенном до блеска полу можно было в деталях рассмотреть собственное отражение, бордовые занавески на окнах пестрели вкраплениями позолоты, искусно изваянные скульптуры между ними казались живыми, иногда создавалось впечатление, что они смотрят на меня изучающим взглядом.

В отеле мы решили не регистрироваться — зачем лишние телодвижения, если можно просто воспользоваться звукокодом, и нас спокойно пропустят, а через пару минут забудут о нашем существовании?

По покрытой ковровой дорожкой лестнице мы поднялись на нужный нам второй этаж, а во мне опять поселилось нехорошее предчувствие. Если все верно — сейчас я увижу Иваныча. Человека, с которым предпочла бы не встречаться никогда в жизни. У меня даже успела промелькнуть мысль не признаться ему, что я — это я, но если уж мы рассчитываем на его помощь, придется быть откровенной до конца. А может, Иваныч уже все знает, только будет проверять нас на честность?

Широкий, напоминающий картинную галерею коридор отеля показался мне нескончаемо длинным. Не пропадало ощущение взгляда в спину, хоть кроме нас в коридоре находились только две уборщицы. А что, если за ними действительно уже следят?

Вот она, деревянная, украшенная узорной вязью дверь с золочеными цифрами два ноль восемь. То ли мне показалось, то ли действительно от неё повеяло едва ощутимым холодком.

Стас постучал, с той стороны двери послышались шаги, щелчок замка, и перед нами предстала невысокая загорелая женщина среднего возраста. Не знаю почему, но её оценивающий взгляд мне сразу не понравился.

— Входите, — она сделала приглашающий жест. — Сергей Иванович уже ждет вас.

Широченная прихожая с огромной люстрой на потолке, оформленная в тонах индиго, ничуть не удивила меня. После виллы никакая роскошь, даже царские хоромы, наверное, не смогли бы этого сделать.

Мы прошли в комнату с плотно зашторенными окнами. Боится снайперов наш Иваныч, что ли? Да еще и очень тусклое освещение от небольшого светильника, стоящего в углу на тумбочке. Массивная хрустальная люстра довольно необычной формы на потолке не горела. Я окинула взглядом комнату — вполне обычный номер для подобного отеля. Пара картин на стенах, небольшой прозрачный столик, пара диванчиков. Кажется, я совсем перестала реагировать на предметы роскоши, такие как скульптура, изображающая Давида с Голиафом, уродливая маска, прикрепленная к стене, или вон та ваза, которая, может, и не древняя, но явно ручной работы. То, что я почему-то определила ручную работу, хотя никогда не увлекалась вазами, меня тоже не удивило, просто сделала пометку в голове, что я более-менее разбираюсь еще и в этом.

Легкий запах сигаретного дыма в номере заставил вспомнить о курении.

— Сергей Иванович сейчас придет, — сказала женщина с какой-то загробной интонацией и без какой-либо мимики на лице. Что, если тоже робот? Хотя, постоянно находясь рядом с Иванычем, наверное, любой человек станет похож на машину.

Сергей Иванович появился из двустворчатой боковой двери, и, как ни странно, это не вызвало у меня никаких эмоций. Я боялась этого момента, представляла, как мое сердце уходит в пятки, кожа белеет, появляется стремительное желание провалиться под землю. Но я просто смотрела на него абсолютно спокойно, как смотрела бы на любого другого человека.

Он изменился, постарел, словно после нашей последней встречи прошло не полгода, а минимум лет пять. Даже в полумраке можно было разглядеть покрывшееся морщинами лицо и неуловимые изменения во взгляде кажущихся черными глаз. Но его джентльменские манеры никуда не подевались.

Он подошел, посмотрел мне в глаза, протянул ладонь, я вложила в неё свою руку, и он поцеловал её. Губы Иваныча показались мне холодными, словно их отлили изо льда. Он обменялся рукопожатием со Стасом.

— Присаживайтесь, — указал он на диванчик. — Сейчас закажу вина. Я-то думал, что ты, Стас, умер.

— Как видите, нет, — ответил Стас, и мы сели. — Уверены, что нас здесь никто не слушает?

— Уверен, уверен, — Иваныч прокашлялся. — Здесь постоянно транслируется звукокод, даже если кто и поставит жучка, кроме повседневной болтовни, ничего не услышит.

Я посмотрела на Стаса, и то ли мне показалось, то ли в нем действительно что-то изменилось. Он стал напряженным, сосредоточенным, словно чего-то боялся. Я предыдущие несколько часов накручивала себя, пыталась всеми способами уйти от встречи, но когда попала сюда — почувствовала, что все нормально. Стас же, наоборот, раньше казался веселым, но сейчас явно погрустнел.

Помощница Иваныча принесла вино, разлила по высоким бокалам.

— Угощайтесь, — мой бывший шеф, как и всегда, хотел продемонстрировать открытость и доброжелательность. — И рассказывайте, что вы задумали, — похоже, он решил перейти сразу к делу.

Я пригубила холодное вино. Что у Иваныча всегда получалось — так это выбирать вина: оно было приятное на вкус, сладкое, но не приторное, умеренно кисловатое. Именно такое мне и нравится.

— Вы уверены, что мы — не посланники организации? — натужно усмехнулся Стас.

— Вас просканировали сразу, как вы вышли из машины, — Сергей Иванович вздохнул. — Так что рассказывайте. Кстати, в таком виде Ирина мне не особо нравится, — он посмотрел мне в глаза, а по моей спине пробежали мурашки.

Откуда он знает?

— Просто предположил методом вычета из тех, кем бы ты могла быть, — словно прочитав мои мысли, ответил он. — А своей реакцией ты подтвердила мою догадку.

Я вздохнула. В чем ему не откажешь, так это в проницательности.

— Мы решили уничтожить звукокоды, загрузив в главную систему центра вирус «Симайя», — начал рассказывать Стас. — Он мигом разлетится по Земле, проникнет в голову каждого человека, испепеляя все, что имеет отношение к кодам. Пришельцы и люди организации, находящиеся в центрах, окажутся запертыми на антиземле навсегда или по крайней мере до тех пор, пока кто-то не придумает другой метод туда попасть.

— Дерзко, — усмехнулся Иваныч. — Но знаете ли вы, что компьютерная система центра замкнута на себя, если загрузить туда вирус, он не уйдет дальше здания, а звукокоды все так же продолжат функционировать?

— То есть? — встрепенулась я. Неужели все, что мы делали, напрасно? От этой мысли мне стало не по себе.

— Вирус надо грузить не в систему здания, а в манианский компьютер, который находится на верхних этажах здания над резиденцией орлов, — Иваныч вынул из нагрудного кармана пиджака платок, промокнул губы. — Именно оттуда идет управление звукокодами. Да, знаю, всем сотрудникам рассказывают, что они управляются из внутренней сети, но это байка как раз на случай, если кто предаст организацию и решит ей противодействовать.

Я поперхнулась вином. Выходит, что если бы мы не связались с Иванычем, все пошло бы насмарку? Да и резиденция орлов… Насколько знаю, через неё представителей других рас не пускают. Такова уж психология у этих летающих млекопитающих.

— Впрочем, я догадываюсь, как туда пробраться, — сказал Иваныч. — Вы уверены, что ваш вирус рабочий?

— Тесты в лабораторных условиях прошли успешно, — ответил Стас.

— Тесты это тесты, а практика это практика. Скорость распространения, возможности поражения — всё это важно, — Иваныч пристально посмотрел сперва на Стаса, потом на меня, поднялся, прошелся по комнате. — Но, конечно, в реальных условиях такое не протестируешь, — он развел руками.

— И каков же ваш план прохода на верхние этажи? — поинтересовался Стас.

— Иринка, подойди сюда, — он жестом подозвал меня.

Зачем я ему нужна? На миг мне стало не по себе.

— Подходи, подходи, не бойся, — Иваныч усмехнулся, словно пытался успокоить.

Я взглянула на Стаса, который только пожал плечами. Что же, подойду, не съест он меня, в конце-то концов.

Встала, сделала несколько шагов по комнате, еще раз взглянула на странную люстру, которая больше напоминала огромного серебристого тарантула, подошла к Иванычу.

— Ну? — меня одолело какое-то нехорошее предчувствие, ощущение, что вот-вот что-то произойдет.

— Вот, смотри, — он подвел меня к плотно зашторенному окну.

— Что там? — я посмотрела ему в глаза, и в этот момент его рука рванулась ко мне и изо всей силы толкнула в плечо.

Что за…

Толчок был сильным, словно на меня навалился целый самосвал. Мое тело покосилось, потеряло равновесие, и через миг я уже лежала на полу, а локоть пронзила жуткая боль.

Что происходит?

Я взглянула на Иваныча, у которого в руке был пистолет.

Грохот. Синеватая вспышка на миг ослепила глаза.

Но целился он не в меня. В Стаса!

— Лежи! — крикнул Иваныч.

Послышалось еще два выстрела.

— Стас! — крикнула я, пытаясь подняться. Мир пошел кругом, мысли смешались воедино, черная спинка диванчика, нависшая надо мной, показалась зловещей черной дырой.

Я почувствовала удар в грудь.

— Лежи! Не вставай! — крикнул Иваныч.

Громыхнул выстрел, послышался звон разбитого стекла. Чья-то нога в тяжелом армейском ботинке ступила на пол прямо возле моего лица.

Автоматная очередь, от которой заложило уши.

— Стас! — еще раз прокричала я, почти срывая голос. Но в ответ только выстрелы. Мое сердце защемило, а все тело покрылось потом. Руки сами, превозмогая боль, потянулись к армейскому ботинку, ухватились за него и изо всех сил дернули на себя, но не тут-то было, тот человек твердо стоял на ногах.

Я подняла голову и посмотрела на него, а он всмотрелся в меня. Автомат в его руке нацелился в мою сторону.

Все!

Яркая вспышка снова озарила комнату.

— Стас!

В ответ только женский крик, автоматная очередь и зловещее жужжание…

В глазах прояснилось. Рядом со мной лежал человек в лыжной маске и подергивался, словно через его тело пропускали ток. Что-то затрещало, громыхнуло. Рядом с моей рукой на пол приземлилась голова скульптуры Давида и сразу же разлетелась в щепки.

Автомат! Вот он!

Я потянулась, схватила холодное железо, потянула к себе.

Кто и зачем на нас напал, я не представляла. Зачем Иваныч выстрелил в Стаса? Или не в него? Черт!

Я осмотрелась — Иваныча рядом не было. Послышалось еще два выстрела. Аккуратно выглянула из-за спинки диванчика.

Черт!

Прямо возле моего уха пролетела пуля и, судя по звуку, ушла в стену.

Вот еще один человек в маске. Эти точно не друзья.

Я прицелилась. Не попасть с такого расстояния казалось просто невозможным. Нажала на спуск, приклад ударил в плечо, заставив вспомнить об ушибленном локте. Тип в маске со стуком упал на пол.

— Стас! — крикнула я. Ни звука.

На полу лежало четыре тела — двое в масках, женщина, которая открыла нам дверь, и Иваныч. Стаса здесь не было.

Опять прозвучало несколько выстрелов. Что-то снова вспыхнуло.

Теперь я уже поняла, откуда они исходят. Люстра! Никакая это не люстра, а самонаводящийся программируемый лучемет! Щупальца-лапы серебристого паука, жужжа, двигались в поисках цели. Но ни одна из них не брала в прицел меня.

Я отползла из-за дивана, посмотрела за один из стульев, за второй. Еще одно тело! Нет, не Стас. Слишком крупный.

Дверь напротив открылась, на пороге появился еще один человек в маске. Нет, не один. Двое.

— Стоять! — крикнул первый, и я замерла. Только сейчас я почувствовала, как участилось мое дыхание, как болит рука, как кружится голова, как холодный пол уходит из-под ног.

Я смотрела в глаза приближающегося ко мне бойца. Показалось, что на меня своим холодным дыханием дунула сама смерть. Старуха с косой явно наслаждалась приготовленным для неё пиршеством. Комната словно сузилась, потолок опустился.

— Брось оружие!

Жужжание…

Краем глаза я заметила, как паук на потолке движется, как выпрямляются его лапки, как он тянется к двум вошедшим.

Во рту пересохло, казалось, я не могла двинуться с места, только смотрела в направленный на меня ствол автомата, но тело отреагировало без моей помощи. Ноги подкосились, пол рванулся куда-то в сторону.

Выстрел. Звук растрескивающейся штукатурки. Автоматная очередь. Вспышка. Вторая. Стук, словно упало что-то тяжелое. Лязг упавшего на пол автомата. Снова жужжание.

Я выглянула.

Оба врага лежали на полу и тряслись в судорогах. Из соседней комнаты доносились выстрелы. Крик! О Боже! Кажется, кричал Стас! К моему горлу подступил колючий комок, пальцы до боли сжали автомат, пригнувшись, я направилась к двери. Легоньким толчком приоткрыла её…

…и затаила дыхание.

Скрытый за массивным стулом Стас стрелял из автомата в кого-то, кто был вне моего поля зрения, а прикрывал его человек в черном костюме и лыжной маске.

Он с ними?

Нет, этого не может быть!

Остолбенев, я смотрела на Стаса, в голове проносились сотни мыслей одновременно, автомат в руках показался тяжелым, словно весил целую тонну. Еще одна вспышка за спиной, кто-то упал.

— Стас! — крикнула я, но он не услышал. Стас выглянул из-за кресла, сделал несколько выстрелов в невидимого противника, снова нырнул в укрытие.

Человек в маске, находящийся рядом с ним, выпрыгнул, выстрелил и тут же вскрикнул, упал на колени, зарывшись носом в начищенный до блеска пол, на котором сразу же начало расплываться кровавое пятно.

Нужно помочь Стасу!

Противников явно больше, и долго он не протянет.

Я растянулась на полу, пытаясь рассмотреть врагов. Двое мужчин. Кажется, двое. Они скрывались за перевернутым столом, поочередно высовывались оттуда, пуская очереди пуль в Стаса.

Отсюда я их видела как на ладони, а меня они, похоже, не заметили.

Я прицелилась, нажала на спуск. Приклад ударил в плечо, но, кажется, я попала. Не убила — противник лежал на полу, громко орал и держался за живот, но в таком состоянии проблем он точно не создаст.

Выстрелила еще раз, но второй противник оказался проворнее. Он отпрыгнул в сторону, перекатился, направил на меня ствол.

Вспышка.

Треск деревянной двери рядом со мной прозвучал словно гром. Но я не боялась, скорее даже наоборот — меня поглотила всеобъемлющая злоба, появилось желание уничтожать. Уничтожать всех, кто встанет на пути.

Я нажала на спуск.

Автомат изрыгнул две пули. Обе мимо.

Щелчок.

Патроны! Черт подери!

Противник выполз из своего укрытия, направил ствол прямо в меня. Теперь точно не промажет. Я попыталась откатиться, но в дверном проеме сделать это было непросто.

Грохот выстрела. Еще один.

Противник выронил из рук свое оружие.

Стас!

Посмотрела на него, а он на меня. Кажется, в нас больше не стреляли. Дорогие апартаменты превратились в переполненное трупами кладбище, в стенах виднелись дырки от пуль, по полу текли ручейки крови, повсюду находилась развороченная мебель.

— Стас!

Забыв об осторожности, я поползла к нему.

Он смотрел на меня как-то отстраненно, вымученно, словно хотел что-то сказать, но не мог.

— Ты не ранен?

Но он молчал, только холодно смотрел в мои глаза пронизывающим взглядом, словно меня не существовало, а он видел что-то за моей спиной. Казалось, что этот взгляд приносит ему боль, будто он хочет отвернуться, но не может. Никогда раньше я не видела у него подобного взгляда.

Я осмотрела его с ног до головы. Нет, кажется, не ранен.

Бросилась ему на шею, и он показался мне холодным как лед.

— Извини, — прошептал он мне на ухо.

Краем глаза я заметила, как что-то блеснуло в его руке, мое дыхание успело замереть, все тело пробила дрожь. Я испугалась. По-настоящему испугалась. Пальцы сжались в кулаки, все вокруг казалось угрожающим, жестоким, словно на меня смотрели тысячи глаз с единственным желанием уничтожить.

И настала тьма.

Глава 7

Холод. Холод был повсюду. Холод не щадил. Холод сопровождал каждый мой вздох, с каждым из них впиваясь в мое тело острыми иглами. Казалось, что каждый мускул, каждый орган, каждая клеточка кожи просто-таки изнывает от холода. Озноб пробивал мое тело с каждой секундой, заставляя дыхание сбиваться.

Холод. Холодный пронзительный взгляд Стаса, вспышка.

Где я?

Я попыталасьприподнять веки и поняла, что сделать это не так уж и просто. Виски пронзила сильная боль, перед глазами поплыло марево.

Стас предал меня? Нет, это невозможно. Не может такого быть! Зачем ему это делать?

От этой мысли туман перед глазами словно сгустился, обратился в единое серое полотно, все сильнее окутывая меня. Я несколько раз моргнула, и это потребовало титанических усилий. Потолок! Пусть расплывчатый, покрытый маревом, но это потолок. Серый и недружелюбный, но если он есть, значит, это верх, а подо мной низ.

Я пошевелила пальцем, потом рукой. Кажется, я лежу на чем-то мягком. Откуда-то доносился легкий цветочный запах. И ни звука. Абсолютная тишина пугала, заставляла сердце биться сильнее. Я повернула голову. Лампа. Да, кажется, это лампа. Желтоватый плафон смотрел на меня, будто хотел что-то рассказать, но не мог, или рассказывал, но я не была в состоянии его услышать.

Холод. И жажда. Пустыня снаружи, стужа внутри.

Сквозь пробивающий тело озноб я попыталась повернуться. Как же это сложно!

Стас. Где он?

Послышался стук. Пугающий, словно раскат грома, стук. Кажется, это шаги, только чьи?

Я попробовала говорить, звать на помощь, но вместо слов из моего рта вылетал только хрип.

Мне стало страшно. Показалось, что серый потолок опускается, словно желая меня раздавить, что кровать, на которой я лежу, поворачивается в стремлении сбросить меня с себя, а стук чьих-то шагов обращался эхом и безжалостно пронзал мои уши.

Черная тень наплыла на меня словно ниоткуда. Что-то жесткое и колючее выплывало из мглы перед моим взором. Я поняла, что дрожу уже не от холода, а от страха. От осознания, что нахожусь неизвестно где, неизвестно с кем, неизвестно почему.

Что-то теплое коснулось моей руки. Что-то укололо, и я почувствовала, как по всему телу проходит стремительная волна жара.

— Кто…

Больше мне сказать не удалось.

— Успокойся, полежи, сейчас все пройдет, — ответил голос, и каждый звук, проникая в мое сознание, отдавался приступом головной боли. — Тебе ввели паралитик. Все пройдет, — звуки растягивались, словно резина, голос казался угрожающе-неземным, он то креп, то опять ослабевал, был то громче, то тише. Я даже не смогла определить, принадлежит этот голос женщине или мужчине.

Глаза закрылись сами, и всем, что соединяло меня с миром, остался легкий цветочный запах и угрожающий звук шагов. Но даже они казались ненастоящими, сотканными из марева, словно я находилась во сне.

Дрожь понемногу начала отступать, сменяясь медленно распространяющимся по телу теплом, и я поняла, что трясусь не от озноба, а скорее по инерции. Я снова открыла глаза. Туманной дымки больше не было, только потолок и светильник. Угрожающие и колючие. Чужие. Попыталась встать и ощутила вялость в теле, словно не спала несколько суток кряду.

— Все хорошо, — произнес голос, и теперь я уже четко смогла определить, что говорил мужчина. Но не Стас. Кто-то знакомый, но чужой.

Я повернула голову и сразу же узнала Макса. Человека Иваныча, который помогал мне в Киеве. Он выглядел точно так же, как тогда — тот же взгляд, та же прическа, даже одежда если не та же, то похожая.

— Где я? Где Стас? — прошептала я.

— Сейчас Сергей Иванович все объяснит, — ответил Макс полушепотом.

— Сергей Иванович? Я видела его труп.

— Он жив, сейчас я его позову.

Мне не хотелось, чтобы Макс уходил, но говорить уже не было сил, и ответов хотелось еще больше. Как выжил Иваныч? Где я нахожусь? Где Стас? Почему я здесь? Что произошло после того, как я отключилась?

Мысли крутились, путались, словно им стало тесно в голове и они пытались выбраться.

Я провела взглядом по комнате. Кажется, это была спальня. За большим, от пола до потолка, окном царила темная ночь, и на миг мне показалось, что оттуда, из тьмы, на меня кто-то смотрит. Приглянулась, но что там разглядишь в сплошной черноте? Завывающий за ним ветер ревел как сирена и вгонял в дрожь.

Деревянный пол был ветхим. Таким же, как и небольшой одежный шкаф, расположившийся в углу комнаты. И еще плетеный стул-качалка рядом с ним.

Ну где же они? Хоть кто-нибудь, кто объяснит мне, как я здесь оказалась? Почему на мне эта пижама? И где, в конце концов, Стас?

Спустя минуту послышался угрожающий скрип деревянного пола под чьими-то ногами. Дверь открылась.

Иваныч. В этот раз вместо привычного делового костюма на нем был свитер с глубоким вырезом, из-под которого виднелась клетчатая рубашка.

— Проснулась? — спросил он, словно сам не видел.

— Вы, — я присмотрелась к нему. Вроде и тот же человек, но ведь я видела его труп! Вспомнив, как сама сейчас выгляжу, я спросила:

— Это вы? Я видела ваш труп.

— То был двойник. А настоящий я — вот он, — он раскинул руками, прошелся по комнате и уселся в кресло-качалку.

— Где Стас? — я посмотрела ему в глаза.

— У нас он, где ему еще быть? — Иваныч заложил ногу за ногу и откинулся в медленно покачивающемся кресле.

— Я могу его увидеть?

— Вообще-то да, но тебе точно хочется смотреть на того, кто тебя использовал и предал? — спокойно, словно говоря о будничных вещах, сказал он.

— Что вы имеете в виду?

Я не верила. Не верила ни единому его слову. Бред какой-то. Стас меня предал. Зачем? С какой целью? А зная Иваныча, я прямо чувствовала, что он говорит это с целью спровоцировать меня на какое-то действие.

— Последние годы он работал на организацию и решил использовать тебя в своей операции по ликвидации меня как опасного врага маниан, — произнес он, а мое тело от этих слов словно прошибло током. К горлу подступил комок, а рот медленно открылся. Все вокруг показалось какой-то галлюцинацией, сном, бредом — это зловещее окно, за которым тянул свои серенады ветер, поскрипывающее кресло-качалка и Иваныч, восседающий на нем и буравящий меня проницательным взглядом. Мое сознание пыталось защититься от этих слов, принять их за иллюзию, вранье.

— Не верю, — прошептала я, а пальцы задрожали в такт моим словам.

— Это уже тебе решать, верить или нет, но я говорю правду, — спокойно произнес он. — Как думаешь, кто с кем воевал в отеле? Меня и моих людей пыталась взять организация. Стас осуществлял план по поимке меня — он создал небольшую группу, которая делала вид, что разворачивает кампанию против маниан. В центре у меня есть, точнее, уже был шпион, организация про это узнала, но предпочла до поры его не трогать. Стас же внедрил тебя в центр в надежде, что я в поиске союзников захочу присоединиться к его группе. Мой шпион вышел с тобой на связь, передал записку, мы встретились. Я и сам только в последний момент понял, что это может быть подстава, и отправил вместо себя двойника, — он развел руками. — Вот такая история.

— Вы или специально врете мне, или это какой-то бред! — меня охватило желание наброситься на Иваныча, впиться ногтями в его лицо, рвать на нем волосы.

— Стас, наверное, рассказал тебе, что ему чудом удалось уцелеть при взрыве в Москве, — Иваныч усмехнулся. — Это не так. Он был там. После взрыва у него не осталось рук, ноги, девяносто процентов тела было покрыто ожогами, он ослеп и оглох. Пришельцы восстановили его почти с нуля, и он стал им верен от мозга до костей. Стас позволил инопланетянам наставить в свой мозг с десяток, если не больше, разнообразных прошивок. Маниане хотели получить идеального агента — Стас удачно подвернулся под руку. Он может быть кем угодно — прошивки активируются в зависимости от ситуации. Он может быть другом, может любить, может сопереживать, может быть дипломатом, безжалостным убийцей, добрым семьянином — кем угодно, если того потребует задание. Но в душе он до конца останется предан пришельцам. Такова его сущность, это то, во что его превратили маниане.

От его слов меня словно в кипяток окунуло. Что же ты такое говоришь, хрыч старый! Зачем ты мне это говоришь? Хочешь вывести из равновесия? Так ты это получишь, сволочь!

— Сейчас мой человек пытается прочитать его мозг, мне очень жаль, но это все правда, — добавил Иваныч.

Я вскочила с кровати как ошпаренная, а старый деревянный пол, словно хихикнув, скрипнул под моими ногами. Я не верила. Ни единому слову. В этом всем был какой-то замысел, но на него мне было плевать. Пальцы до боли вжались в кулаки, босая нога сделала шаг вперед по холодному полу. Мир вокруг словно погрузился в хаос, где нет добра, нет зла, а вместо черного и белого лишь серое во всех возможных оттенках. Но этот человек, сидящий передо мной, явно не хотел мне помогать. Он желал использовать, использовать и еще раз использовать.

Шаг, еще шаг.

И время замедлилось. Свист ветра за окном усилился, превратился в дикий монотонный вой. С каждой секундой он все глубже проникал в мои уши, заставляя глаза вылезать из орбит, а виски ныть от адской боли.

Мир поплыл, завертелся, пол ушел из-под ног, на миг я оказалась в воздухе, а потом с болью грохнулась на пол. Иваныч все еще сидел передо мной, и мне показалось, что из-под его лица проглядывает насмешливая дьявольская усмешка.

Я попыталась дотянуться до него рукой, но он отдалялся, словно комната резко увеличилась в размерах.

— Зачем вы врете? — кричала я, срывая голос. — Зачем вам это нужно?

— И не думал врать, — голос Иваныча отбился от стен и гулким эхом вошел в мои уши, а потом растворился в нарастающем с каждой секундой завывании.

— Но я люблю его! Люблю Стаса!

— Он специально прошил тебе мозг так, чтобы ты его полюбила. Любовь — еще один рычажок для манипуляции. Этот звукокод снимет твою прошивку, — он поднял руку, продемонстрировал сжатый в ней телефон, положил его на столик и поднялся.

Я кричала, тянулась то ли к Иванычу, то ли к его телефону, но казалось, что чем дальше дотягивается моя рука, тем больше разрастается комната. Свист в ушах сменился звоном, а потом неистовым писком.

Мои руки ухватились за уши, но писк и не думал прекращаться. Он только нарастал. Комната вокруг показалась мне пастью какого-то исполинского животного, которая была готова в любой момент захлопнуться. Кровать, зловеще нависший потолок, кресло-качалка — они становились то огромными, то миниатюрными. Было впечатление, что я утопаю, медленно погружаясь в деревянный пол, как в зыбучий песок. Я попыталась ухватиться, но пол моментально окреп, стал осклизлым, и мои пальцы только скользнули по нему.

А шум все нарастал, заслоняя собой все. Звуки, запахи, зрение. Все осталось где-то в глубине, остался только дикий визг, разрывающий мою голову изнутри.

Неправда! То, что он говорил, не может быть правдой! Стас не мог! Ведь мы любим друг друга!

Меня кинуло в холод, потом в жару, потом снова в холод.

Вселенная. Как же она прекрасна. Миниатюрные холодные колючие звезды разрастаются передо мной, представая во всей своей красе, и я нежусь в тепле каждой из них, а потом сквозь бесконечное космическое пространство несусь к следующей. Красная звезда, синяя звезда, желтая…

Солнце.

Оно проплывает перед моими глазами, кажется, я могу потянуться к нему, зачерпнуть горсть протуберанцев и разбросать их по вселенной. Оно другое. Оно не такое, как остальные звезды. Оно мягкое, теплое, родное.

Мне кажется, что оно всматривается в меня, пытается что-то сказать.

И бездна. Чернейшее пятно появляется прямо посреди желтизны гигантского светила. Луч тьмы на фоне света. Оно растет, расползается, тянется вверх, вниз, в стороны. Темнейшая клякса множится, порождает себе подобных, пожирает…

Я кричу, но здесь нет никого, кто мог бы меня услышать. Черные нити тянутся ко мне, охватывают за руки, проникают в каждую пору моей кожи. Я пытаюсь выбраться, но не могу, с каждым мигом погружаясь все глубже во тьму.

Мой разум светлеет.

На секунду в моей голове проносится то, что всегда было рядом, что даст понять принципы действия всепоглощающей тьмы, узнать её, погрузиться в бездну. Я мыслю, но мыслю не как человек. Что-то другое. Не из этого мира. Тысячи мыслей, понятных, как белый день, и в то же время непостижимых, промелькнет в моем сознании.

Я становлюсь частью тьмы, а она становится частью меня. Все по-другому, все иначе. Я могу мыслить как тьма, действовать как тьма, общаться с тьмой.

На секунду я поняла все, но все тут же уходит из моей головы.

Все начинает растворяться. Мысли исчезают из головы, прячутся в чертогах разума, разлетаются на куски. Нет ни тьмы, ни света. Нет ничего. Абсолютная пустота.

Слабость.

Мучительная слабость пронзила меня с головы до пят. Голова казалась отлитой из чугуна, руки еле шевелились, даже веки не хотели подниматься.

Что произошло?

Я там же? Кажется, да. На той же кровати. Смотрю в тот же серый потолок, но он больше не предстает исполненной злобы серой тучей, нависшей над головой. Вполне обычный потолок. Окно и шум ветра за ним, шкаф, древний пол, сделанный явно еще в прошлом столетии.

Стас!

Что со мной было? Почему я намертво уцепилась за него? Почему…

А кто я? Как теперь меня зовут? Как работает мой мозг? Какова моя личность?

Внезапно для самой себя меня одолело пьянящее чувство свободы. Я глубоко вдохнула воздух, чувствуя, что я — это снова я. Ирина Петрова, а не Габриэлла Ульрихт. Словно с моей спины сняли тяжелую ношу.

Ощущения были другими, мысли в голове — тоже. Все вокруг казалось иным — предметы, цвета, оттенки. Но это было приятно, словно я после долгих скитаний вернулась домой и снова посмотрела на мир глазами себя прежней. Глазами птицы, выпущенной из клетки.

Как я могла быть кем-то другим? А главное — почему мне хотелось остаться кем-то другим? Я помнила все, что произошло за последний день. Откуда во мне брались эти желания, которых вообще не должно было существовать? Влюбиться в человека за пару дней? Хоть я его знала довольно давно, но знать — это одно, а любить — совершенно другое. Что со мной было? Эти мои движения, жесты…

Вспомнила последний взгляд Стаса. Даже не вспомнила, скорее переосмыслила. Его пронзительный взгляд сквозь меня, он тогда выглядел иначе. Словно это был кто-то другой, похожий на него, но не он. Блеск чего-то в его руке и его последнее слово. «Извини».

О Боже! Это он меня вырубил.

Мой взгляд уперся в одну точку, которая показалась расплывчатой галлюцинацией.

Как он мог? Зачем он так поступил? Почему?

Все, что произошло за последние пару дней, начиная с нашего отъезда из Праги, теперь казалось каким-то сюрреалистичным сном, в котором я присутствовала в роли кого-то другого. Память покрывалась дымкой, её фрагменты падали в небытие. Как же это было жутко — руководствоваться чужими понятиями, чужими привычками. Чужим опытом.

Я посмотрела на свою руку и поняла, что она всё еще не моя. Кожа слишком гладкая, форма чересчур утонченная. И это побуждало во мне ненависть к самой себе, к собственному телу.

Моя левая рука впилась ногтями в правую, невзирая на боль, начала скрести, щипать, желая содрать с себя чужую кожу. Лишь кровь. Моя кровь, пробивающаяся изнутри чужого тела.

Дверь скрипнула, открылась. На пороге стоял Иваныч.

— Пришла в себя? — усмехнулся он. — Хорошо он тебе мозги промыл. Я уж думал, что очистка не сработает. Наверное, несколько дней кодом работал, перепрошивка лишь окончательным штрихом стала.

— Я все еще не я! — сказала я и услышала чужой, хрипловатый голос, который словно наждаком резанул по моему сердцу.

— Это временно, — ответил он. — Можно, конечно, ввести инъекцию на отторжение наращенных тканей, но тебе нужно пока что побыть в этом облике.

— Вы опять хотите меня использовать? — я посмотрела на него исподлобья, и он поймал мой взгляд. — Нет. Больше с собой сделать этого я не позволю. Верните мне мою внешность, и я ухожу. А нет — уйду и так. Хоть прямиком в этой пижаме!

— Постой, послушай, — он подошел ко мне, присел рядом, и во мне проснулось еле сдерживаемое желание заехать кулаком в его лицо. — Что ты знаешь про звукокоды? Что ты знаешь про массовое оболванивание людей?

— Мне этих знаний на всю жизнь хватит! — крикнула я. В моей памяти проплыл тот момент, когда я смотрела на удаляющуюся взлетную полосу аэропорта «Борисполь», и по моей щеке скатилась слеза. Хотелось уткнуться в подушку и реветь, как маленькая девочка. За всем, что было оставлено в прошлом. За мамой, которая давно меня похоронила, за кошкой Буськой, за соседкой Наташей, которая теперь, надеюсь, хорошо ухаживает за ней.

— Звукокоды — разумные существа, — с некой особой четкостью произнес Иваныч. — Живые и разумные. А знаешь, что это значит? Размножение. Медленная экспансия. По сути, код является живым звуковым вирусом. И части вируса живут в каждом человеке на Земле. В тебе, во мне, в любом. Они выполняют свою функцию — оболванивают одних, усиливают вторых, маскируют третьих. Не важно. Это часть живого существа, живущая в каждом землянине! Маниане, как тебе известно, искусственная раса, но кто их создатели?

— Звукокоды создали маниан? — прошептала я про себя.

— Именно, — продолжил Иваныч. — Не представляю, зачем они делают то, что делают. Но именно это нам и предстоит выяснить, а сейчас другого варианта, кроме как послать тебя в центр, просто нет.

— Послушай, — я посмотрела ему в глаза и поняла, что впервые в жизни назвала его на «ты». Сейчас он не был мне ни авторитетом, ни начальником, ни кем-то вышестоящим. Обычный человек, к тому же поведенный на своей борьбе. — Мне плевать, что задумали звукокоды, маниане, вы. Я просто хочу нормально жить. Найдите себе кого-нибудь другого, того, кто будет получать от этого удовольствие так же, как и вы. Я так понимаю, за мной никто не охотится, того киллера в Праге послал сам Стас, значит, я дальше смогу спокойно жить.

— Ты не понимаешь, что это касается каждого? — спросил он.

— Стас говорил мне то же, — ответила я.

— Стас отчасти сказал тебе правду. Это касается человечества в целом. Не знаю, что они планируют, но явно ничего хорошего для нас. Представь, что завтра они напустили на мир эпидемию. Или обрушили мировую экономику. Начали третью мировую войну. А мы могли это остановить. Могли, но не стали, испугались. Каково будет тогда тебе?

— Используйте кого-то другого! Ведите ваши войны сами! — всхлипывая, огрызнулась я.

— Никто в организации не знал об операции Стаса, кроме маниан и высшего начальства от людей. Боялись, что у меня там множество глаз и ушей. Он на полном серьезе внедрил тебя в центр, и сейчас ты можешь беспрепятственно пройти туда. Такую возможность нельзя упускать!

— Хочешь, чтобы я доставила вирус в центр?

— Никакого вируса не существует, — Иваныч вздохнул. — Это все было выдумкой. Мне нужно, чтобы ты добралась до главного компьютера на верхних этажах и скачала оттуда информацию. Исходя из неё, мы, возможно, поймем, что нужно пришельцам и как с ними бороться.

— У тебя же там свой человек! — воскликнула я, заметив, что при всем своем настрое уйти расспрашиваю Иваныча о деталях операции. Сердце в груди застучало быстрее. А что, если он сейчас на меня воздействует?

— Она не вышла на связь, значит, её уже взяли. А если и нет, она раскрыта, значит, за ней пристально следят. Раньше у нас не было возможности пробраться туда, мы не имели данных, но сейчас, благодаря тому, что мы взяли Стаса, у нас эти данные есть. Он напрямую сливался с компьютером наверху.

— Я просто откажусь и уйду отсюда, — посмотрела в его глаза. — Найди кого-то другого, подделайте внешность и посылайте на свои задания.

Больше мне с Иванычем было не о чем говорить. Я не записывалась к нему в слуги и не обязана рисковать ради него жизнью. Пусть он горит синим пламенем вместе с пришельцами, звукокодами и всем прочим. Он вернул к жизни мое сознание — за что ему спасибо. На этом все, нам не по пути.

— Дай мне одежду и выведи отсюда! — рявкнула ему в лицо.

В этот момент я поняла, что всегда хотела вот так прикрикнуть на Иваныча. Хотела, но не могла, а сейчас сорвалась, выплеснула злобу, отчего мне стало легче.

— Ты знаешь, почему Стас выбрал именно тебя? — спросил он. — Он мог взять кого угодно, любого человека с улицы и промыть ему мозги. Но выбрал тебя. Почему?

— Может, потому, что я ему действительно нравилась, — я секунду помедлила. — А впрочем, это не ваше дело.

— Нет, не поэтому, — он, прищурившись, усмехнулся и в этот момент выглядел как хищник, собирающийся броситься на свою добычу. — После всего он должен был доставить тебя в центр для исследований. В его памяти мы нашли одну вещь. Он считает, что у тебя есть пророческие видения, опасные для пришельцев.

Бездна…

Я замешкалась. Меня пробило легким ознобом. Пророческие видения о тьме. Но не может она быть настоящей! Нет во вселенной силы, пожирающей целые галактики!

— Стас сказал, что эти видения — способ привязки сотрудников к организации, — пробубнила я.

— Нет, это пророчество. Так говорит память Стаса, и я склонен ей верить, — Иваныч поднялся, прошелся по комнате, вгляделся в черноту окна. — Ты видишь то, что произойдет в будущем. Что ты видишь?

— Бездну. Абсолютную тьму, пожирающую целые планеты, звезды, галактики, — пробормотала я, и от этих воспоминаний мне стало не по себе. Картина, рисовавшаяся в моем сознании, была ужасной. До трепета, до дрожи в коленках. Нечто, просто уничтожающее вселенную по непонятным мотивам. И все попытки забыть это ни к чему не приводили — картина не желала исчезать из моего разума, держалась, словно самое важное воспоминание в жизни.

— Это и есть пророчество, — стоя ко мне спиной и смотря в окно, сказал Иваныч. Мне даже показалось, что он специально так встал, чтобы я не видела эмоций на его лице, но он сразу же повернулся и выглядел таким же, как и всегда, черствым стариком с джентльменскими манерами. — Твой мозг, — продолжил он, — преобразовывает информацию из будущего в удобный формат, так сказать. Это должно вызывать у тебя испуг. Я сам не верю, что нечто может пожирать целые галактики, но это может быть своего рода метафора, которую передает тебе разум, чтобы вызвать нужные эмоции. Чем больше пророк развивает свой дар, тем четче видит картину будущего.

— Но я никогда не предвидела будущего, как тот мальчик, Вадим, — прошептала я, и мое дыхание участилось. Не могло это быть правдой…

— Провидец провидцу рознь, — ответил он. — Кто-то видит четкие картины, кто-то расплывчатые. Кто-то ближайшее будущее, кто-то далёкое. У одних это проявляется с детства, у других позднее. Пророчества — это талант, — он снова присел рядом. — Такой же, как рисовать, писать книги, слагать стихи или лепить скульптуры. Мозг преодолевает звукокод и по теории распределения разума получает больше, чем другие. Твой пророческий дар раскрылся после того, как тебе поставили импланты, противящиеся восприятию оболванивающего кода. Но, может, и раньше ты чувствовала, скажем, что ваза должна упасть, и переставляла её. Подсознательно, на автомате. Главное, что нужно знать о пророчествах — это не точное будущее, а лишь самый возможный вариант из многих. Его можно предотвратить, направить по другому пути.

Значит, это все сбудется? — я была в шоке. Мои мысли стали вялыми и тягучими, тело словно вышло из-под контроля и не могло двигаться, я просто смотрела в кажущееся мертвым лицо Иваныча, ожидая ответа.

— Не сбудется, а имеет наибольшую вероятность сбыться, — вздохнул он. — Вот для того, чтоб это не сбылось, ты мне и нужна. Нужно точно узнать, что замышляют пришельцы.

Вот к этому он и вел. Голову морочит, значит.

— Откуда мне знать, что ты говоришь правду? Ведь ты любишь манипулировать людьми. Для тебя окружающие — лишь пешки, которыми ты жертвуешь направо и налево. Люди, которых ты послал в отель, погибли! — меня опять переполнила небывалая злость на Иваныча, его выражение лица показалось самым неприятным на свете, но где-то в глубине души я понимала, что это лишь нежелание принимать то, что он говорит. Что-то изнутри подсказывало мне, что мои видения — это правда, которая сбудется, если дать ей сбыться.

— Идем за мной, я тебе покажу, — он встал и направился к двери. По режущему слух скрипом полу я двинулась за ним.

За дверью оказалась такая же деревянная, ветхая и скрипучая лестница. Мы спустились вниз. Судя по обилию дерева здесь и висящей на стене коридора медвежьей голове, я нахожусь в каком-то охотничьем домике. Интересно, где этот домик расположен?

— Прошу сюда, — Иваныч открыл передо мной одну из дверей, яркий свет сразу же ударил в глаза.

Да тут же целая лаборатория! Огромная комната, освещенная ярчайшим светом ламп. Компьютеры на столиках, не обычных, а голографических, за которыми трудились несколько человек. Вся комната была заставлена разнообразными приборами, о предназначении львиной доли которых я не догадывалась. В длинном аквариуме сидел Клифи. Синяя рептилия сразу же одарила меня хищным взглядом и оскалила зубы. Кроме неё, кажется, никто не обращал на меня внимания.

— Где мы? — спросила я, поняв, скорее почувствовав, что это не совсем наш мир.

— На антиземле. Тут организации искать нас будет трудно, — ответил Иваныч. — Нет возможности использовать людей, часть электроники в условиях антиземли не работает, летать трудно, даже орлам.

— Если звукокоды живые и разумные, почему они не могут передать сигнал другим звукокодам? Манианам? — кажется, во мне опять просыпалось любопытство.

— А вот это и для меня загадка, — ответил Иваныч и прокашлялся, закрыв рот кулаком. — Они находятся во всех людях на Земле. Даже в собаках и птицах, которые хоть раз в жизни слышали музыку со звукокодом. И словно притаились. Не предпринимают никаких действий, молча выполняют свою функцию. Как будто ждут чего-то. Кстати, ты знаешь, что тарпакианцы не совсем живые существа?

— То есть — не живые? — удивилась я.

— То есть они живые, но искусственны. Созданы непонятно кем для проведения сложных математических вычислений.

— Но у них же нет математики! — я удивилась еще больше.

— У них математика фоновая. Пока два из трех сознаний активны, одно пассивно проводит просто-таки сумасшедшие исчисления, — Иваныч восхищенно развел руками. — При этом вычисляет он втайне от самого себя. Кто их создал — загадка, но тарпакианец — это по сути живой сверхмощный компьютер. Посмотри сюда.

Он подошел к огромному, метра два в высоту, металлическому цилиндру, высящемуся в углу комнаты, нажал какую-то кнопку, и створки цилиндра с шипением разъехались.

О Господи!

Я застыла в ступоре. К горлу подступил колючий комок, а рука автоматически прикрыла рот. Неужели это?.. Да нет, не может быть. Что они с ним сделали?

Внутри цилиндра находилась высокая емкость с прозрачной жидкостью, в которую был погружен Стас. Ко всему его телу подсоединялись какие-то проводки, датчики, изо рта выходила дыхательная трубка.

Был ли он сейчас в сознании? Кажется, нет.

Моя нога сама сделала шаг к цилиндру, а рука опустилась на обжигающе холодное стекло. Все моменты, когда мы были вместе, пронеслись в моей памяти один за другим. Я посмотрела в его казавшееся умиротворенным лицо, представила, как его глаза открываются, смотрят на меня…

Нет, то была не я. С ним был кто-то другой, а я лишь наблюдала чью-то жизнь, словно подсматривала сквозь замочную скважину.

— Что с ним? — прошептали мои губы.

— Мы пытаемся извлечь информацию из его мозга, — ответил Иваныч. — К сожалению, разум Стаса настроен так, что при активном вмешательстве через звукокод, попытке допросить информация стирается. Поэтому нужно делать все как можно аккуратнее.

— Что это за жидкость?

— Вода с некоторыми примесями. Ничего необычного, но это хороший проводник. Мы проецируем его мозговую активность на воду и уже оттуда пытаемся их считать. Вот, подойди сюда, — он подозвал меня к одному из компьютеров. Посмотри, изучи. Это данные из разума Стаса, преобразованные в текстовый формат. Они обрывчаты, неполные, но общий смысл понять можно.

Я присела за голографический монитор, провела по нему пальцем…

Правда, теперь уже не подлежащая никаким опровержением и иным трактовкам, предстала предо мной во всей красе. Все, что говорил Иваныч, оказалось абсолютной истиной. Вот они, воспоминания Стаса. Как он выжил при взрыве, как пришельцы восстановили его, и последнее задание — я.

Ликвидировать лидера террористической группы Сергея Ивановича Маркова. Доставить в центр для исследования пророка Ирину Анатольевну Петрову.

Меня должны были взять на следующей вылазке в центр, то есть завтра или уже сегодня. Что-то закололо в моей груди. Текст на экране показался зловещим, словно смотрел в меня и лелеял недобрые помыслы.

И меня поразило не столько то, что он со мной сделал, сколько то, как он мог из того самого милого парня, с которым мы были знакомы, превратиться вот в это. В бездушную машину пришельцев, не знающую пощады.

— Удостоверилась? — спросил присевший на соседний стул Иваныч.

Я молча кивнула. Говорить было трудно, да и не хотелось. Здесь все понятно без лишних слов.

— Поможешь нам? Отправишься в центр? Заодно информация, полученная тобой, поможет расшифровать твои видения.

— Да, — ответила я. Не столько от стремления помогать Иванычу, сколько от желания понять, что со мной происходит, и жажды мести организации за украденную у меня жизнь. А ведь если я действительно вижу будущее, они будут пытаться найти меня и дальше. И не Сергей Иванович виноват в том, что со мной случилось, а именно организация. Чертовы пришельцы.

— Тогда нам нужно приготовиться, — сказал Иваныч. — Тарпакианский контроль может опознать тебя. Нужно ввести изотоп, от которого ты будешь для них невидимой.

— Хорошо, — уже с уверенностью ответила я.

Глава 8

Черный «Альфа Ромео», ведомый Максом, выехал с антиземли, и я застыла от удивления. Машина неслась по воде! Словно катер! Или летела в нескольких сантиметрах над водой. Что за черт! Под нами была покрытая мелкими волнами водная гладь, и на миг я подумала о том, как буду выбираться, если «Альфа Ромео» начнет тонуть.

Резиденция находится в антиизмерении реки Тибр? Кажется, да!

Нас тряхнуло, и я поняла, что автомобиль выехал на небольшую улочку, плотно прилегающую к реке.

— Нижняя часть машины все еще находилась на антиземле, верхняя — уже в нашем мире, — усмехнулся сидящий рядом Иваныч.

Почувствовав легкие встряхивания машины на мощеной камнем дороге, я перевела дух и успокоилась.

Рим был покрыт низко нависшими серыми тучами, которые, казалось, касались куполов высоченных соборов. Словно сам Бог не захотел смотреть на то, что творилось внизу, и поставил облачную завесу. Послышались удары капель дождя по крыше. Небо плакало.

Я вспомнила, как все это началось. То самое недостроенное здание на окраине Москвы, в котором мы со Стасом ловили мнимых наркоторговцев. Тогда тоже шел дождь. Даже ливень. Все началось с небесного плача, возможно, все им же и закончится? Хотелось бы надеяться, но что-то подсказывало мне изнутри, что это не конец. Скорее — начало.

К площади Святого Петра мы подъехали через двадцать минут, и она по сравнению со вчерашним днем показалась пустой. Только редкие люди, которых не останавливал дождь, бродили по площади с зонтами, разглядывая памятники истории и архитектуры.

— Главное — проехать через тарпакианские этажи, — сказал Иваныч. — Постарайся дышать как можно реже. И не двигаться. Замри. Любой вздох, любое движение может тебя выдать. Здесь Стас сказал правду — тарпакианцы запоминают движения, мимику, жесты, а не внешность. Поэтому будь осторожна.

Я кивнула. Надеюсь, это окажется несложным.

— Дальше все по плану, проезжаешь через человеческие, тарпакианские и манианские этажи, к орлам поднимаешься по технической лестнице, не забудь о таблетке, которую я тебе дал, она скроет тебя от зрения орлов. И потом наверх по такой же лестнице. Схему помнишь?

Я попыталась воспроизвести в памяти все эти переплетения лабиринтов на этажах орлов, местоположение лестниц.

— Кажется, помню, — ответила я. Но разве такое запомнишь?

— Не забудь выбросить телефон перед тем, как подниматься к орлам. Они чувствуют электронику. Хорошо, удачи, — сухо сказал Иваныч. — После всего мы заберем тебя здесь.

Я молча кивнула. Что-то мне не нравилось в тоне Иваныча. Он всегда был суховатым и жадным на эмоции, если не пытался выдавливать их силой. Но сейчас, мне показалось, в его тоне проскочили нотки волнения. Хотя и для него это вполне оправдано. Тоже беспокоится, наверное.

Я не стала долго прощаться. Нужную информацию мне дали, вшили в руку передатчик, с помощью которого я смогу скачать данные из главного компьютера. Молча вышла из машины и открыла зонтик. Активировала входной звукокод, и туманная башня организации выросла передо мной, словно вынырнув из-под земли.

Опять появилось чувство, что она наблюдает за мной. Я помнила это чувство, хотя была не собой, когда ощутила его впервые. Словно тысячи глаз впиваются в меня взглядом, пытаясь понять, кто я и что здесь делаю.

Я окинула взглядом башню, вершина которой тонула в облаках, а подножье мягко касалось центра площади. Люди просто проходили сквозь этот монументальный исполинский столб, ничего не ведая и не замечая. Интересно, они чувствовали этот хищный взгляд на себе? Может, у них проявлялось какое-то беспокойство? Волнение? Ощущение чего-то странного?

Впрочем, неважно. Я направилась к башне, только сейчас понимая, насколько одежда Габриэллы Ульрихт неудобна. Как я могла раньше ходить в этом тесноватом пиджаке, еще и в туфлях? Впрочем, это была не я, и повторять ту самую походку и жесты для меня было проблемой.

Перед глазами резко потемнело, я уже была в длинном полутемном коридоре организации. А вот и робот, проверяющий ДНК. Теперь я немного боялась, а по телу гуляла мелкая дрожь.

«Это робот. Всего лишь робот. Он только проверяет ДНК», — успокаивала я себя, но занервничала еще больше, вспомнив, что сейчас мне предстоит миновать тарпакианские этажи.

— Можете пройти в лифт, госпожа Ульрихт, — сказал робот, и вот здесь я действительно занервничала. Коленки затряслись, тело покрылось холодным потом, кабинка показалась маленькой и неудобной. Она словно сжималась, с каждой секундой становилась меньше.

Нужно срочно успокоиться.

Я оперлась на прозрачную стенку лифта, сосредоточив все внимание на своей руке. Просто подумать о чем-то отвлеченном. Буська. Интересно, как она там? Хорошо ей с Наташей? Думаю, хорошо. Да и сама Наташа, скорее всего, изменилась. Уже не та параноичка, которой была раньше. Интересно было бы увидеть её вживую.

А вот и тарпакианец со своим кристаллом.

Я всеми силами пыталась его не замечать, вспоминая прошлое, думая о будущем, представляя себе природу, лес, море, Наташу Перунину вместе с её книгой, кошку Буську, что угодно. Но это было трудно. Тарпакианец словно разбирал меня на части своим взглядом, если это можно было так назвать, и я это чувствовала. Будто каждую молекулу моего тела пристально осматривают со всех сторон.

Лифт плавно взлетал вверх, а я пыталась не смотреть по сторонам, на кажущиеся зловещими кристаллы, шпили и выглядящих ленивыми исполинских инопланетян, расположившихся между ними.

Еще пару секунд. Вот-вот.

Кажется, один из них повел в мою сторону своими усиками, и я вздрогнула.

Все. Надеюсь, не заметил.

Я перевела дыхание. Теперь миновать этажи людей с кучей следящих систем, но это, кажется, проще. От людей хоть знаешь чего ждать, видишь эмоции на их лицах, слышишь интонацию в голосе, чувствуешь их.

Я не представляла, есть ли камера в лифте и будет ли мой жест подозрительным, но перекрестилась. Никогда не считала себя верующей, хотя и атеисткой тоже, когда жила в Москве, могла раз в год-два посетить церковь, но почувствовала, что сейчас мне это нужно. Чтоб успокоиться, остановить дрожь в коленках, учащенное дыхание.

Господи, если ты есть, помоги.

Незаметное стекло лифта разошлось, предоставляя мне доступ к человеческим этажам. Теперь по коридору к лифту, ведущему к манианам. И желательно — не сталкиваясь с людьми.

Молча, отворачиваясь в сторону, я прошла мимо сидящего за столом в приемной человека, пошла по длинному хорошо освещенному коридору. Как же трепетало сердце! Словно птица, заточенная в клетку, оно рвалось наружу. Нужно успокоиться, вести себя сдержанно.

Я уже почти не обращала внимания на неудобную одежду и обувь, только смотрела вперед, молясь про себя, чтобы никто ничего не заподозрил. Коридор казался бесконечным, яркие лампы напоминали впившиеся в меня взглядом глаза.

Шаги…

Чьи-то шаги впереди — и навстречу мне вышли мужчина и женщина, о чем-то беседующие между собой. Надеюсь, они заняты друг другом и не будут смотреть в мою сторону. Но он провел меня взглядом, от которого по спине уже в который раз пробежали мурашки, и я инстинктивно поежилась.

Поворот, теперь вот в эту дверь.

— Вы не подскажете, где здесь лаборатория? — обратился ко мне невысокий мужчина, вышедший из-за одной из дверей.

— Кажется… — я прокрутила в голове план здания. — Прямо и направо, там дверь с надписью.

Мой голос показался неестественным, каким-то загробным, не от мира сего.

— Спасибо, — улыбнулся он.

Так, надеюсь, он ничего не заподозрил. Просто идти. Идти вперед, как будто я была здесь сотни раз и знаю это здание чуть лучше, чем наизусть. Но все равно было страшно. Даже не страх, а нехорошее предчувствие, что вот-вот что-то случится, одолевало меня, сдавливая со всех сторон.

Предвидение. Может, действительно я не выйду отсюда и всем телом ощущаю это? От этой мысли стало еще хуже. В голове закружилось, пальцы сжались в кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони.

Вот он, лифт на манианские этажи. Слава Богу, пустой.

Я вошла, нажала кнопку, расслабилась. Среди маниан важно не попадаться на глаза работающим там людям, для инопланетян мы все на одно лицо, как, впрочем, и они для нас. Но ходить по их этажам придется недолго. Лестница почти рядом с лифтом.

Я ощутила, как лифт поднимается, летит вверх. И чернота. Вокруг только тьма. Неприятная, колючая, давящая, заставляющая затаить дыхание, как в тех снах. Может, это она и есть, та самая тьма? Бездна? Надеюсь, ответ на вопрос «Чем она является?» я получу.

Створки зашипели, открылись, я оглянулась. Людей, кажется, здесь нет.

Манианские этажи напоминали то ли замок из исторических фильмов, то ли глубокую пещеру. Создавалось впечатление, что стены песочного цвета были ровными, но стоило приглядеться поближе — и становились видны мелкие ямки, аккуратные дырочки, миниатюрные иголки, торчащие из них. Интересно, зачем они нужны?

Коридор вверху сужался и напоминал остроконечную арку, а под потолком висело что-то сине-фиолетовое, отвратительное, напоминающее гигантский кокон насекомого. Что это? Аппарат? Украшение? Какое-то существо? Чем бы это ни было, выглядело оно довольно мерзко. Шевелящиеся бугорки на поверхности, которые, казалось, вот-вот лопнут и из них потечет какая-то жижа, что-то похожее на сеть капилляров под его полупрозрачной поверхностью светилось тусклым синеватым светом. Фу, гадость!

Здесь царил въедающийся в нос запах каких-то медикаментов. Неприятно, конечно, но могло быть и хуже. Шаг, и стук каблуков прокатился по коридору жутким всеобъемлющим эхом, от которого на миг перехватило дыхание. Еще шаг — а теперь ни звука. Как такое возможно? Неважно.

Только теперь я заметила, что все здесь — стены, пол, мерзкий кокон, — окутано мягким фиолетовым свечением. Оно вздымалось и сразу же пряталось обратно, мигало переливалось, словно северное сияние снизошло на Землю и окутало собой эти аркообразные коридоры.

Как в том сне…

Хотелось остаться здесь и наблюдать. Просто смотреть на красоту и уродство внеземного мира. Но надо идти дальше.

Вперед.

Я аккуратно, но быстро прошла под коконом, опасаясь, что он может упасть мне на голову. Но эта штуковина осталась висеть так же, как и висела. Направилась по коридору, который впереди делал поворот. А вот и манианин. Огромная трехметровая фигура, покрытая белым костяным панцирем, прошла мимо, не обратив на меня ни малейшего внимания. Да и я тоже не очень-то к нему приглядывалась. Видела их, и не раз. Наши космические «друзья», черт бы их всех побрал.

Людей, кажется, видно не было. Их тут мало — человек десять на все манианские этажи. Сама не знаю почему, чувствовала я здесь себя более спокойно, чем на человеческом уровне.

Дальше был абсолютно пустой огромный, размером с футбольное поле, зал, напоминающий пещеру. С потолка свисали игольчатые зубья, среди которых летали какие-то разноцветные огоньки. Насекомые? Интересно, для чего пришельцы используют этот зал?

Проход через эту комнату показался долгим, словно она была как минимум втрое больше, чем мне показалось вначале. Дальше — еще один аркообразный коридор с несколькими подвешенными к потолку коконами и парочка костяных инопланетян, которые, похоже, о чем-то дискутировали. Интересно, на всех планетах существуют коридоры?

Неважно, нужно найти лестницу, а она должна быть рядом. Вот — небольшое ответвление, должно быть, здесь.

Коридор постепенно сужался. Кажется, сюда манианин смог бы протиснуться, только сложившись в три погибели. Даже мне пришлось немного пригибаться, чтобы не цеплять головой потолок. Для чего он нужен? Ведь у маниан и с гибкостью похуже будет, чем у людей.

Впереди что-то светилось. Окно? Кажется, нет. Свечение приближалось, и мое сердце мигом оказалось в пятках. Какой-то механизм? Что, если это лаз для роботов? Я инстинктивно вжалась в липкую влажную стену, в горле пересохло, а свет все приближался.

Если бы это было чем-то опасным, Иваныч бы меня предупредил! Не отправлял же он меня сюда с целью убить!

Но все равно было страшно. Бугорки на стене до боли впились в тело, дыхание замерло, а зловещий свет впереди становился все ближе и ярче. Мои глаза зажмурились, заслезились, словно я смотрела на Солнце в погожий день. По коже прокатился легкий озноб.

Вспышка. Яркая, ослепляющая. На миг показалось, что я ослепну. Как я ни зажмуривала глаза, перед взглядом было светло. Показалось, что кто-то прикасается ко мне. Со всех сторон, ковсему телу одновременно. Захотелось кричать, но я не могла выдавить ни звука.

А потом свет исчез. Резко и моментально.

Я боялась открывать глаза, вслушивалась в биение своего сердца, которое показалось мне громом. Наступило чувство, будто меня сжимали со всех сторон, словно пытаясь раздавить.

Посмотрела…

Тот же сужающийся коридор, те же песочного цвета стены. Запахло озоном. Похоже, я пробиралась через какой-то технический лаз, а пучок света, прошедший сквозь меня — наверняка некая технология.

Я отдышалась, припомнила план. Кажется, лестница должна быть уже близко. И я не ошиблась — метров через пятьдесят моему взору предстала самая обычная хромированная лестница, ведущая в темный проем в потолке. Хорошо хоть здание возводили люди, и этот технический лаз был сделан под человека.

Я сбросила обувь — в такой не полазаешь, — мобильник ушел следом, достала из кармана таблетку, закинула её в рот. Теперь орлы не должны меня увидеть, да и органы приспособятся к дыханию их атмосферой.

Я почувствовала нарастающий изнутри меня холод.

Ай, как же холодно! Казалось, что все внутри леденеет, замерзает. Живот скрутило, дышалось с трудом. Приспособление под чуждую атмосферу. Ай…

Жадно глотая ртом воздух, я полезла по лестнице. По телу пробежала волна тепла, и я поняла, что прошла через силовое поле, не дающее смешаться двум разным составам атмосферы.

Неприятные ощущения продлились секунд тридцать, потом резко затухли. Я почувствовала странный горьковатый привкус. Казалось, все внутри меня покрыто тонкой пленкой. Неприятное ощущение, будто гортань обклеили полиэтиленом.

Лезть по слабоосвещенной лестнице долго не пришлось. Вот он, свет в конце туннеля. Как выглядят этажи орлов, я видела только на фото, и это было похоже на снимок, сделанный в джунглях Амазонки. Что же, сейчас узнаем, как оно там на самом деле.

Я пролезла в круглое отверстие, напоминающее канализационный люк, и поняла, что на самом деле от джунглей здесь только засилье деревьев. Даже не деревьев, а чего-то искусственного, похожего на земную растительность. Слишком уж все симметрично, слишком правильно. Стволы, отходящие от покрытого красным мхом пола, возносились вверх и разделялись на ветки, все одинаковой длины и толщины. Они были покрыты чем-то похожим на листья, но, во-первых, синеватого цвета, во-вторых, тоже слишком уж правильные. Вершины этих деревьев были обвиты чем-то наподобие то ли проводов, то ли лиан, то ли…

От этой мысли мне стало не по себе…

Внутренностями животных. Да и запах здесь царил тухловатый, неприятный, режущий обоняние. А еще здесь было жарко, и мое тело покрылось потом. Я сняла тесноватый пиджак, отбросила его в сторону.

На высоте метров десяти, цепляясь за эти провода лапами, словно летучие мыши, вниз головами висели сами орлы. Картина завораживала, заставляла затаить дыхание. Мне показалось, что один из них открыл свои желтые глаза и посмотрел на меня, отчего у меня на миг перехватило дух. Но нет, я ошиблась. Если бы он меня увидел — уже был бы здесь, и не один.

А над ними, кажется, экран… Или что-то другое?

На куполовидном потолке отображалось что-то, одновременно похожее и непохожее на небеса. Среди напоминающих облака розоватых комьев что-то серебрилось, плясало, помигивало, словно кто-то пускал на потолок сотню солнечных зайчиков одновременно.

Стараясь не поднимать шума, я пошла по мягкому красноватому мху. Не знаю, могут ли они слышать, вроде как нет, кто-то когда-то мне говорил, что у орлов нет ни ушей, ни каких-либо их аналогов, но я все равно старалась не шуметь.

То, что было похоже на деревья, вблизи имело идеально гладкую кофейную поверхность. Я прикоснулась к одной из них — теплая. Словно батареи в холодную зиму. Откуда-то дул ветерок, и я поняла, что это выход из здания. Прямо наружу, к океану. Орлам ведь необходим полет, хотя бы по часу-полтора в день, вот им и сделали проход.

Наконец-то я поняла, что успокоилась. Страх, нехорошие предчувствия, дрожь в коленках — все это осталось там, внизу, вместе с людьми, тарпакианцами, манианами. Здесь было спокойно, тихо, хоть и непривычно. Даже потрескивания, выдаваемые орлами, не пугали, а мягкий мох под ногами даже наоборот — успокаивал.

Я протиснулась между двумя «деревьями», обошла третье, окинула взглядом компанию из десяти орлов на потолке. Вот он, быт внеземной расы. Кому-то может показаться примитивным, но, может, таким же в их глазах выглядит и наш. А ведь это не деревья никакие, и не лианы, и даже не чьи-то внутренности, а технология, к которой подключается любой представитель их вида, когда не занят полетом. Для чего служит эта технология, правда, я понимала плохо, как и, наверное, любой человек. Что-то из области внеземной логики.

Нужно найти лестницу, которая должна быть западнее.

То ли на меня так влиял здешний воздух, то ли таблетка имела побочное действие, а может, я поняла, что все завершится успешно, но мне хотелось радоваться. Все вокруг казалось необычно красивым: псевдодеревья, псевдолианы, орлы, даже царящая здесь жара.

Я шла, нет, скорее плыла по мягкому мху и радовалась, сама не зная чему. Впечатление было действительно таким, будто я иду по воде. Но все же нужно поспешить. Не стоит здесь задерживаться. Действие таблетки не вечно.

Как жарко. Я почувствовала, как моя пропитавшаяся потом одежда стала тяжелее. Захотелось её сбросить и идти дальше в одном нижнем белье, но кто знает, какие сюрпризы поднесет мне дальнейший путь? По лицу стекали огромные капли пота, а во рту, наоборот, воцарилась настоящая пустыня. В голове закружилось, а ноги начали подкашиваться.

Ну где же она, эта лестница?

Мох под ногами перестал казаться мягким. Даже наоборот, иногда складывалось впечатление, что я иду по иглам.

Что это? Климат? Или влияние здешней атмосферы? Неважно, нужно просто побыстрее убраться отсюда.

Дерево, еще одно дерево, стая орлов на потолке.

Захотелось пить. Почему меня не предупредили о жаре и не дали с собой хоть небольшую бутылочку воды?

Вот она, лестница. И два орла возле неё.

Аккуратно я начала подниматься вверх и пожалела о том, что оставила обувь. Ступеньки были обжигающе горячими. Ступенька, еще одна. Сверху уже виднелся нужный мне люк, но я перевела взгляд на повисшего в метре от меня орла. Все-таки это создание было красивым, хоть и пугающим. Зеленоватое тело, завернутое в перепончатые крылья, заставляло затаить дыхание и наблюдать. В этом создании было что-то от летучей мыши, что-то от человека, а что-то от какого-то неизвестного, невиданного существа, которое даже трудно было представить.

Люк…

Я прикоснулась к нему, и он показался необычайно холодным. Нашла нужную кнопку, которой внешне не было видно, нажала. Кажется, еще нужно повернуть ручку. Вот она. А это оказалось непросто! Пришлось приложить все имеющиеся силы, чтоб сдвинуть её с места.

Ай… только бы не упасть.

Ручка повернулась, что-то клацнуло, теперь все. Я почти на месте.

Пролезла в люк в потолке. Как же здесь темно! Явно не рассчитано на человеческий глаз. Лишь вдали виднелось еле заметное мерцание, словно там кто-то светил фонариком. Это и есть центральный компьютер? Сейчас посмотрим.

Пол под ногами показался жестким и холодным, и я во второй раз успела пожалеть, что оставила обувь. Холод обжигал, он волнами проходил по всему телу — от пальцев на ногах и до кончиков волос.

Ужас. Ну, еще несколько шагов. Нужно дойти.

Тьма вокруг казалась живой. Она словно проникала в душу, трогала что-то там, внутри меня, заставляла сжиматься сердце и учащаться дыхание.

А потом я почувствовала резкую пронизывающую боль в животе, словно что-то раздирало меня изнутри. Казалось, она проникала в каждую клеточку моего тела, выворачивала их наизнанку, делила на атомы. Жжение. И боль. Я поняла, что кричу, но не слышала собственный голос. В ушах воцарился протяжный монотонный гул. Впечатление было такое, будто кости ломаются под тяжелым прессом. Кажется, я даже чувствовала их хруст.

Это конец. Все.

Мое дыхание, сердцебиение, ощущения — все это исчезало, вытеснялось неистовой болью. Ноги подкосились, и я упала на обжигающе-холодный пол, который тысячей иголок впился в мою кожу.

А вокруг была лишь тьма и какое-то еле заметное мерцание впереди, словно там били молнии.

И мерцание приближалось.

Я не знала, есть ли оно на самом деле. Может, это и есть тот самый туннель, о котором пишут газеты в интервью с людьми, пережившими клиническую смерть? Я в это не верила, но мало ли.

Все, что меня сейчас волновало, это боль. Неважно, есть ли загробная жизнь, попаду я в рай или ад или же существует реинкарнация, а может, там вообще ничего нет, я просто перестану существовать. Все равно. Лишь бы боль прекратилась.

А свет с каждой секундой приближался. Что-то летело ко мне, что-то неизвестное, нечеловеческое. Но ни бояться, ни радоваться я не могла. Боль была повсюду. Казалось, я целиком состою из боли. Каждый нерв зверски ныл, каждый бозон будто желал раскрошиться на еще меньшие части.

Оно повисло надо мной.

Существо из света напоминало то ли звезду, разбрасывающую протуберанцы, то ли гигантскую каракатицу и тянулось ко мне своими световыми щупальцами. Оно потянулось ко мне, проникло в меня. В мою душу.

Глава 9

Где я?

Комната. Да, кажется, комната.

Кухня.

Стол, холодильник, шкафчик…

И все необычно знакомое. Мое! Это моя бывшая квартира в Москве. Как я сюда попала? Нет, это не моя квартира. Место, необычайно похожее на неё, но не она. Все какое-то расплывчатое, словно покрытое дымкой. Иллюзия…

А еще…

Дождь. Здесь идет дождь. Причем падает он с пола на потолок! Дождь с антиземли. Капли двигались медленно, слишком медленно. Они поднимались в воздух, соединялись друг с другом, образовывая зеркальные сферы.

Я попыталась прикоснуться к одной из них и замерла.

Мое отражение…

В нем было мое лицо. Настоящее лицо. Лицо Ирины Петровой, а не Габриэллы Ульрихт. Одежда тоже изменилась. Вместо юбки и блузки на мне были мои старые голубые джинсы и коричневая куртка.

Я ощутила дрожь в коленках, а в горле моментально пересохло. Где я? На том свете? Или в каком-то другом месте? И вообще, могу ли я себя назвать живой?

Это казалось каким-то сном. Создавалось впечатление, что существует только то, что находится в поле моего взгляда. Стоит мне отвернуться — и оно перестает существовать.

Полупрозрачная сфера перед глазами сужалась, обретала форму, я потянулась к ней. Движения казались мне медленными, вязкими, словно я была погружена в воду.

Это же мой мячик! Я посильнее сжала его в руке, стремясь подавить нервное напряжение. Но оно скорее радовало меня. Раз я могу нервничать и ощущать это, значит, я все еще не умерла.

Кто это?

Краешком глаза я заметила чье-то лицо.

Повернулась.

Нет, это не лицо. Оно было размытым, затуманенным, словно выплавленная из воска маска. И оно смотрело на меня. Я не видела его глаз, но чувствовала, как в меня впивается чужой взгляд, причем со всех сторон, словно я нахожусь в центре арены, а вокруг меня тысячи зрителей. Мне стало не по себе, я поежилась, словно хотела стать меньше.

Что-то было в нем знакомое, родное, но в то же время я не могла даже понять, какого пола человек или не человек передо мной. Мое тело инстинктивно вжалось в кресло, а тело пробило ознобом.

— Не бойся, — сказало оно каким-то загробным голосом, словно говорили через скрученную в трубочку газету, отчего я испугалась еще сильнее. Все вокруг — моя кухня, мой холодильник, капли, зависшие в воздухе, вокруг показалось угрожающе-колючим. Я изо всех сил сжала в руке мячик, словно пыталась его раздавить.

— Что ты? Где я? — прошептала я, и мой голос отразился эхом и громким гулом вернулся ко мне.

— Мы — существа, которых вы называете звукокодами, — холодно ответило то, что сидело передо мной, и от его голоса по моей спине пробежали мурашки. — Мы выглядим так, потому что твое подсознание рисует этот образ.

Звукокоды… Иваныч говорил, что они разумны, но…

Мои мысли запутались, стали вялыми, тягучими, словно меня одолевало похмелье.

— Где я? — я всматривалась в замыленное лицо собеседника, пытаясь разглядеть хоть какие-то черты, но все было тщетно. Это был поиск черной кошки в темной комнате. При том, что кошки в комнате не было.

— Физически — все еще в башне. Но твой разум находится между Землей и антиземлей, — отвечал голос, который, как мне показалось, лился одновременно отовсюду. — Ты чувствовала при переходе из мира в мир, будто время на миг замедляется, а пространство вокруг исчезает? Между измерениями нет понятия пространства, а значит, и времени, но, будучи здесь, можно находиться во множестве пространств, а значит, и во множестве времен. Именно так и работает система телепортации, которую ты видела в центре — пропускает существо между двумя противоположными мирами.

— Это все — ненастоящее? — с опаской спросила я, всматриваясь в расплывчатое, замыленное лицо, которое, кажется, начало обретать какие-то черты. То оно напоминало лицо Стаса, то Наташи Перуниной, то Иваныча, то подруги моего детства…

Страх исчез, и я начала чувствовать, что нахожусь здесь на своем месте, словно после долгой отлучки вернулась домой. Все здесь казалось родным и близким. Стол, занавески на окнах, холодильник, мой мячик, зажатый в руке, и даже капли идущего вверх дождя.

— Настоящее, — ответил безликий собеседник. — Ты находишься там и тогда, где хотела бы быть. Но между мирами. Здесь есть признаки и Земли, и антиземли.

Его голос с каждым словом становился все более естественным, но определить хотя бы его пол все еще было невозможно.

— Почему я здесь?

— Мы спасли тебя, перенеся сюда. Иначе ты бы взорвалась, — ответил он. — Человек, которого ты называешь Иваныч, напичкал твое тело взрывчаткой с целью подорвать главный компьютер. Сейчас ты готова разорваться на части. В действительности же никакого главного компьютера там нет. У нас вообще нет главного компьютера. Потому что мы и есть компьютер, находящийся во всех и одновременно. Мы знали, что на верхний этаж башни рано или поздно придет тот, кто сможет противостоять изменению. Поэтому поставили механизм, с помощью которого сможем общаться с тобой напрямую.

Иваныч. Черт его дери! Он опять использовал меня, только теперь решил еще и пожертвовать мной как пешкой. Меня переполнила злоба, кулаки сжались. Чертов Иваныч! Как же мне хотелось, чтобы он находился рядом! Я представила, как бросаюсь на него, изгоняю всю свою злобу.

— Ты нужна нам, чтобы противостоять изменению, поэтому мы спасли твою жизнь, — сказал собеседник, но это вызвало лишь еще больший прилив злобы. Опять я кому-то нужна! Неважно, человек это или нет. Опять меня кто-то хочет использовать! Я изо всех сил опустила кулак на стол, сбивая повисшие в воздухе капли, мячик выскочил из пальцев, ударился о столешницу, подпрыгнул, на миг завис в воздухе и улетел на пол.

Твари!

— Мы не хотим пользоваться тобой, наоборот, хотим, чтобы ты воспользовалась нами. Нам нужен оператор.

И тут до меня дошло. Собеседник действительно читал мои мысли. Видел их, чувствовал. От этой мысли меня пробила дрожь. Захотелось пить. Я посмотрела по сторонам. Здесь же ничего не было!

На столе прямо перед моими глазами стоял стакан, наполненный водой.

Схватила емкость, жадно отпила несколько глотков, вытерла губы рукавом. Потом взглянула на стакан, но уже не удивилась тому, что воды в нем было столько же, как когда я его брала.

— Чего вы хотите? — я посмотрела в месиво, заменяющее лицо собеседника.

— Предотвратить приход Изменителей.

Я хотела спросить, кто они, но собеседник уже все понял сам.

— Они — цивилизация, которую невозможно понять, и при этом чрезвычайно могущественная. Они приходят во вселенную и изменяют константы мироздания. После них ни один человек не останется человеком. А Земля перестанет быть Землей. Ты же чувствуешь их. Видишь как приход бездны.

— Значит, бездна — это…

Я снова словно очутилась во сне. В котором нечто черное пожирало все вокруг. Звезды. Галактики, цивилизации, оставляя по себе лишь беспросветную чернь.

— Бездна — это Изменители, — сказал собеседник. — Мы не знаем их мотивации, и даже если узнаем, не факт, что сможем понять. Мы не знаем их происхождения. Мы не знаем их логики. Мы не знаем их названия, но человеческое слово «Изменители» было бы точным отражением их сущности. Они изменяют вселенную по каким-то своим критериям. Меняют физические константы, влияют на понятие измерений, времени, — говорил он, тихо и отчетливо, словно учитель, который стремится максимально понятно донести информацию до ученика. — Они уже несколько раз приходили в наш мир. В будущем.

— В будущем?

Он говорил о будущем в прошедшем времени. Почему? Зачем?

— Время — это тоже пространство, — сказал он, прочитав мои мысли. — Время — это часть пространства. Каждый отрезок времени во вселенной существует одновременно. Прошлое, настоящее, будущее. Каждый миг времени зафиксирован в пространстве. Путь во времени лежит через пространство.

Я не совсем понимала то, что он говорил. То есть вчера, сегодня, завтра — все это уже где-то существует? Нет, не может быть.

— Из одного времени в другое можно прилететь на космическом корабле. Очень быстром, конечно, но можно, — сказал он. — А можно пройти через пространство между Землей и антиземлей, где пространства как такового нет, и можно выбрать множество из точек во времени.

До меня дошло. Знание словно свалилось на голову, будто кто-то коснулся моего разума и положил его туда, отчего мое дыхание перехватило, а перед взглядом померкло. Все вокруг потеряло краски, показалось, что качнулся пол. Пространство и время едины. Будущее и прошлое существуют одновременно. Тарпакианцы и орлы. Они не инопланетяне. Они — люди из будущего, прошедшие изменение и ставшие другими. Превратившиеся в то, чем являются сейчас.

Боже! Я тоже могу читать мысли того, кто сейчас сидел передо мной! Мы могли общаться мыслеобразами! Иначе я бы этого не поняла.

— Они даже не помнят, кем были когда-то, — подтвердил мой собеседник. — Изменители меняют их, лишая прошлого, превращая в нечто иное. Заставляя развиваться по новому пути, чтоб потом прийти и изменить снова.

— Перепрошивка, — прошептала я.

— Да, это точное слово. То, что сделали с тобой. Сменили облик, тип мышления. Только Изменители перепрошивают вселенную. Этого нельзя допустить. Можно изменить пространство, только здесь, только сейчас, до первого прихода Изменителей. Лишь тогда человек останется человеком.

— Кто вы на самом деле? — непроизвольно вырвалось у меня, и я поняла, что попала в точку.

— Мы — разумный, живой, но все-таки механизм, оставленный кем-то на антиземле, — ответил он. — Мы не знаем, кто наши создатели, возможно, они давно уже погибли или изменились. Но мы знаем наше предназначение — всячески противостоять Изменителям и не дать совершиться изменению. На деле мы являемся водорослями, живущими в океане антивселенной. Но в отличие от любых существ наша душа, наш разум, ментальная часть нас, не привязана к физическому телу. Мы можем существовать в организмах и механизмах как во вселенной, так и в антивселенной. Но мы поняли, что являемся лишь приспособлением. А приспособлению нужен оператор. Каким бы совершенным ни был компьютер — без пользователя он ничто.

— Значит, оболванивание людей на Земле, создание маниан — все это было попыткой противостоять изменению? — я удивленно вгляделась в безликого человека, так и не понимая, какое отношение имеет оболванивание людей к их миссии.

— Да, — ответил он. — Маниане были созданы как наши первые носители во вселенной. К тому же у них была улучшена выживаемость, выработана система предчувствия вариаций будущего. Мы думали победить Изменителей с их помощью, но вероятность пространства-времени, в которой они приходят и изменяют вселенную, все равно осталась существовать почти во всех возможных вероятностях. Маниане объединились с людьми во всех трех вариациях в попытке найти идеальное решение. От тарпакианцев требовалась фоновая математика, их способности к вычислению намного выше, чем у любого компьютера во вселенной. От орлов — их возможность чувствовать электронику и взаимодействовать с ней. На нынешней Земле же мы попробовали использовать высокий интеллектуальный потенциал и инстинкт самосохранения человека, для этого воспользовались законом сохранения разума, наделив способностями к интеллектуальному мышлению некоторых лучших его представителей. Но все это не отменило приход Изменителей, даже не уменьшило его вероятность. А потом мы поняли, скорее увидели, что те, кто нас создал, рассчитывали еще на один винтик в системе. На оператора. Мы попытались просчитать вероятность и поняли, что это человек именно из того времени, где еще возможно все изменить, и что он рано или поздно придет на верхний этаж нашей башни в Риме.

— Но почему именно я? — спросила его. — Почему не кто-либо другой?

— Мы не знаем, — ответил он. — Мы — всего лишь огромное, разумное, но приспособление. Почему те, кто нас создали, не вложили нам эту информацию изначально, почему мы должны были понять это сами, почему оператором должна стать именно ты — мы не имеем ни малейшего представления. Но твои видения о пришествии тьмы, они ведь доставляют тебе душевную боль?

Я кивнула, и перед глазами снова пронеслась всепоглощающая бездна. Она казалась живой, разумной, и она пугала. Пугала страшнее любых ужасов, катастроф, монстров.

— Эти видения показывают, что ты понимаешь всю важность не дать возможности Изменителям совершить свое деяние. Видения провидцев не вызывают эмоций. Они могут построить логическую цепочку и только потом выразить свое эмоциональное состояние. Тебя же видения вгоняют в инстинктивный страх.

— Пророчество, — вырвалось у меня.

— Пророки — это люди, которые способны чувствовать, что происходит далеко в пространстве, а значит, во времени. Ты чувствуешь самые важные точки — приход Изменителей. Находясь в пространстве между Землей и антиземлей, мы не можем быть всюду одновременно. Нам доступно лишь пять процентов пространства-времени. Мы не можем попасть в большинство точек, скажем, узреть приход Изменителей. Нам доступны только определенные сектора пространства-времени. Другие же закрыты белыми дырами, куда не может попасть ничего, даже свет. Возможно, белые дыры поставили Изменители, чтобы не дать нам информации о себе. Но чувство пророков идет в обход белой дыры и может частично узреть, что за ней происходит. Мы так и не можем до конца понять этот феномен.

— Зачем вам понадобился мальчик по имени Вадим? — спросила я, обдумывая сказанное. Это казалось невозможным, непостижимым.

— Мы думали, он — уже пришедший в этот мир первый Изменитель. Ведь насколько мы знаем, Изменители видят все варианты будущего, а значит, знают о нем намного больше, чем кто-либо, — голос собеседника, как мне показалось, дрогнул. — Но, как выяснилось, это допущение было неверным.

— Вы уничтожили его семью! — я почти перешла на крик. Когда-то они отдали приказ уничтожить мальчика, как они могли… Я снова ощутила прилив злобы.

— Не забывай, что мы — инструмент. Мы не наделены эмоциями, и, возможно, этого нам не хватает, чтобы остановить Изменителей. Может, поэтому нам нужен оператор-человек.

— Про меня вы тоже думали, что я — Изменитель? — я привстала и немного наклонилась к нему, но ближе его лицо казалось еще более расплывчатым. И я знала, не представляю откуда, но знала — брось в это лицо хоть тем же стаканом — он пройдет насквозь, как через воздух.

— Да, — кивнул он. — Каждый пророк может оказаться потенциальным Изменителем. Но мы ошиблись, ты не пророк. Точнее, больше, чем пророк. Ты видишь по-другому. Ты оператор. Сейчас мы что-то наподобие автономных модулей, которые живут во всем. Мы даже не можем полноценно общаться между собой. Объединить нас в сеть сможет только оператор.

По моей коже пробежал холодок. Что-то в душе подсказывало мне, что он говорит правду, а тьма, проносящаяся в памяти, заставляла верить, но вот логически…

Ну не могу я быть единственной из миллиардов человек, которая нужна этим существам. Никакая я не избранная, этого просто не может быть. Невозможно.

— Мы пытались сделать нашим оператором человека по имени Стас Бондарев, — снова ответил он на незаданный вопрос. — Но он просто не подходил. Не знаю, почему у нас не получилось. Все, что мы смогли — сделать его нашим агентом и отправить на поиски сопротивления. Они мешали нам. Но именно вследствие этих действий мы получили оператора. Почему линия вероятности сложилась именно так — мы не знаем.

— А если я откажусь? — спросила я. — Умру?

Мое дыхание замерло в предвкушении ответа.

— Не умрешь или умрешь, но не сейчас. Мы обязаны дать выбор. Такова наша программа, — ответил он. — Но мы не знаем, существуют ли другие кандидаты на роль оператора, значит, все, что мы делали для вселенной и существ, живущих в ней, может оказаться напрасным. Мы дадим выбор. Или ты сольешься с нами, или сможешь жить как раньше, — монотонно говорил он. — Это место между Землей и антиземлей может дать возможность выбора.

Я не знала, что ответить. Даже не представляла. Тысячи мыслей одновременно пронеслись через мой разум, сердце забилось сильнее. Что он имеет в виду под выбором? Что это повлечет за собой?

— Это твой выбор, сделай его, — сказал он и растворился.

Все вокруг изменилось. Дымка исчезла, капли дождя — вместе с ней. Я находилась в своей квартире, и все это было реально. Я провела пальцем по столу. Это был мой стол и ничей другой. Я его узнаю где угодно. Но почему я здесь? Как я тут оказалась?

Он сказал, что между мирами нет пространства и времени. Он, то есть они, звукокоды, перенесли меня? В мою квартиру? Сделать выбор здесь?

Я посмотрела в окно. Там был погожий солнечный денек, лучи проникали в квартиру, осветляя все, на приоткрытом балконе восседал голубь.

Мяу…

Я повернулась.

Буська! Бусинька моя!

Кошка, мурлыча, потерлась о мои ноги.

Мой взгляд случайно упал на стол.

О Боже!

Разгаданный кроссворд! Тот самый, который я разгадала, когда ко мне в руки попала флэшка…

Я переместилась не только в пространстве, а еще и во времени. Все это было ясно как божий день, словно кто-то нашептал нужную мысль мне на ухо.

Поднялась, бросилась в комнату, посмотрела в зеркало. Голубые джинсы, коричневая куртка…

И я все поняла. Знания тяжелым молотом свалились на мою голову. От осознания всего мое сердце забилось сильнее, а все тело покрылось липкой пленкой пота.

Это была я сама! Тогда, человек оставивший следы в моей квартире, не был предателем, за которым гонялась организация. Это была я сама. Моя нынешняя вариация, а для того моего воплощения — вариация меня из будущего.

Вот он, мой выбор.

Я почувствовала вторую, не пройденную мной временную линию. Она всплыла в моей памяти, словно давно забытое воспоминание.

Прихожу домой, не нахожу следов, грызу себя по поводу смерти бабушки Виталика, ломаю диск и выбрасываю его в мусоропровод. Потом засыпаю, оставив телефон на кухне, и не слышу звонка от Виталика. Никто никогда больше не напоминает мне о диске, об информации на нем. Я живу спокойной жизнью, не подозревая о существовании организации, звукокодов, инопланетян…

Это мой выбор…

Сейчас только от меня зависит, пройду я тот путь, который прошла, соглашусь слиться со звукокодами или останусь жить обычной, нормальной человеческой жизнью, которую всегда хотела вернуть. Просыпаться под мурлыканье Буськи, первой поздравить Наташу с её бестселлером, навещать маму, быть обычным человеком, как и тысячи людей вокруг. Мое нынешнее воплощение просто перестанет существовать, уступив место другому. Тому, которое могло бы быть…

Бездна…

Если я сделаю такой выбор, Изменители придут. Правда, мне будет все равно. Я не буду знать ни о бездне, ни об Изменителях.

Мое горло словно зажало в тиски, руки нервно затряслись. Я смотрела в свое отражение в зеркале, не представляя, что предпринять. Разум раскололся — часть меня хотела избежать всего этого, быть прежней собой, никогда не вступать в организацию, никогда не знать о ней, вторая же часть видела бездну и четко понимала, что только я могу её остановить.

Сомнений не было. Я словно видела все алгоритмы разбросанных по миру звукокодов. Бездушные машины, которым была нужна душа. Моя душа.

Я почувствовала, что могу управлять этим местом. Словно художник, наносить штрихи на холст прошлого. Что-то из того мира, из антиземли, давало мне возможность сделать это — просто пожелать, и нужные следы появятся в нужном месте.

Я уже отчасти слилась с механизмом. Сетью звукокодов. Но точка невозврата еще не наступила. И наступит ли она — зависело только от меня.

Меня охватила растерянность. Еще никогда в жизни я не ощущала подобной растерянности. От меня зависела судьба мира, но в то же время я могла спокойно жить, не зная об этом.

А что, если Изменители — не зло? Что, если во всем этом есть какой-то смысл? Нет, не может быть. Я видела тьму, видела исчезновение всего, и в те моменты у меня не было ни одной положительной эмоции.

Только сковывающий липкий страх, который заключал меня в свои объятия. Мысли путались, казалось, что комната сужается, давит меня. Тьма снова пронеслась перед взором. Всепоглощающая тьма. Существа, которых никому не удалось понять.

Внутри меня что-то сжалось, я задышала глубже. Моя рука, словно обретшая собственное сознание, повисла в воздухе, и пространство вокруг колыхнулось. Словно по нему пошли еле заметные волны. Я могла управлять этим местом, своим прошлым, одним взмахом руки. Одной лишь мыслью.

Волны мягко коснулись ламинатного пола возле компьютера, и пространство изменилось — на полу словно из-под земли вырос пыльный след кроссовки сорок второго — сорок третьего размера. Оставь я свой реальный след — воплощение меня из прошлого решит, что это нормально. Что она сама его оставила. А так… а так она пойдет дальше, как когда-то пошла я.

Ноги сами понесли меня в коридор, и стоило только посмотреть на пол, как на нем проявился еще один след.

Я сделала выбор.

Меня пробил озноб. Правильный ли он? Я отказалась от того, к чему хотела вернуться все это время — от обычной, нормальной жизни и выбрала…

…сама не знаю, что я выбрала, но ключевую роль в выборе сыграл мой страх. Страх перед тьмой. Всепоглощающей бездной. Изменителями. И только сейчас я смогла понять. Уловить тот удаленный от меня сегмент сознания сети звукокодов.

Это не выбор. Это проверка. Если бы я приняла другой выбор — значит, я не подхожу на роль оператора. Значит, мой разум неспособен сделать то, что ему предназначалось.

Я бросилась к двери, открыла её, рука сама потянулась в карман, где находились ключи. Что-то рядом тихо скрипнуло. Я повернулась.

Наташа…

Будущая писательница, автор бестселлеров.

При её виде меня кинуло в дрожь. Я же знаю, что произойдет с ней и со мной в ближайший год. Знаю, но не могу сказать! Я сразу это почувствовала. Говорить нельзя. Не знаю почему, просто нельзя.

— Спешишь куда-то? — улыбнулась она.

— Да так, по работе, — дрожащим голосом ляпнула я первое, что пришло на ум.

— Удачи. Если задержишься — покормлю твою Буську.

Кошка, услышав свое имя, показалась из дверного проема. Бусинька моя. Рыжее счастье! Я нагнулась, погладила её, и она зашипела. Словно бы перед ней находилась змея.

По моему телу пробежали мурашки.

Я повернулась.

Человек без лица стоял за мной на лестничной клетке. Он молчал, но я словно почувствовала слова в своей голове.

«Пора уходить».

Меня всю затрясло, я закрыла дверь своей квартиры на ключ, взглянула на вглядывающуюся в меня Наташу.

— Пиши больше. Скоро бигборды с рекламой твоих книг в Европе висеть будут, — не знаю почему, но мне захотелось ей это сказать.

— Ты опять издеваешься! — пробурчала Наташа. Но я уже быстрым шагом направлялась к лифту. Кабинка быстро доставила меня вниз, я быстро отошла от подъезда метров на сто и всмотрелась.

Как же это было непривычно. Находиться в своем доме и знать, что всё это далеко в прошлом. Словно смотришь старую фотографию и ощущаешь себя в ней — снова помолодевшей и не знающей, что тебя ждет.

Эти стены лифта, этот подъезд, этот двор — все было таким родным, близким…

И от этого я отказалась.

Я шла по своему двору и любовалась им. Впервые в жизни.

Машинами, припаркованными одна возле другой, так что местами между ними было не протиснуться, детьми, играющими на площадке неподалеку, бабушками, рассказывающими друг другу разнообразные сплетни, черным котом, перебегающим мне дорогу, молодой мамой, везущей в коляске свое чадо.

Я обернулась. Сама не знаю почему, но обернулась. Словно кто-то позвал меня. Не могла не обернуться.

И затаила дыхание.

Вот она я. Вторая я вышла из машины и, по привычке засунув руки в карманы, с недовольной гримасой на лице шла к подъезду. Я из прошлого. О чем сейчас думает та вторая я? Я словно перенеслась мысленно в тот момент. Горечь из-за смерти бабушки Виталика и раздумья над тем, продолжать расследование или бросить все к черту, оставив все как раньше. Я словно шла с ней рядом, будто повторяя каждый её шаг. Наши мысли слились воедино.

Я словно оказалась там, на её месте, точнее, на своем, но утраченном. Смотрела на мир её глазами, снова переживая те же мысли и чувства, что тогда.

Она еще не знает. Ей еще предстоит весь этот путь. Узнать, понять, обжечься, снова понять и наконец вернуться сюда и сделать выбор.

Мир закружился, померк, все вокруг словно потеряло краски, расплылись очертания домов вокруг, машин, людей. Лишь мутная клякса, палитра художника на холсте мироздания.

Выбор сделан…


Антракт.


На миг я снова ощутила неистовую боль, но она сразу же стихла. Я увидела себя со стороны. Еще в облике Габриэллы Ульрихт. Словно в замедленном видео, я смотрела, как мое тело взрывается, рвется на части, порождая на свет снопы синеватого огня.

А потом я ощутила, что лечу. Пролетаю по длинному круглому коридору, а где-то в конце него реет свет. Свет в конце туннеля. Я почувствовала, как что-то входит в меня, сливается с моим сознанием. Что-то стало мной, а я стала им.

В мозгу зазвучали тысячи непонятных голосов, понятий. Констант и переменных.

Я видела свет тысячи одновременно светящих солнц, но даже не зажмурилась. Для этого у меня не было век. Как и тела.

Свет. И ничего кроме света.

Я отделялась от мира, а мир отделялся от меня.

Было холодно. Что-то твердое впилось в мой бок, заставляя открыть глаза. Серость. Что-то серое. И твердое. Кажется, я лежу лицом вниз. Я перевернулась. Вокруг были пяти-шестиэтажные дома желтоватого цвета, откуда-то слышались крики, ощущался запах пыли. Кажется, я в каком-то дворике. Полностью голая.

Я посмотрела на свои руки. Они были мои. Те самые руки, которые были даны мне от рождения.

Что случилось? Как я здесь оказалась? Последнее, что помню, — туннель и разрывающееся на части мое тело.

— Извините, вы в порядке? — ко мне быстрым шагом приближался мужчина. — Что с вами произошло? Вызвать полицию? Скорую? Почему вы в таком виде?

Я инстинктивно закрылась руками, посмотрела на мужчину, попыталась ответить, и что-то изменилось.

Я почувствовала его. Словно находилась в его теле.

Его звали Роберто. Он направлялся к стоматологу. Я даже ощутила навязчивое нытье во рту справа. У него жена и двое детей. Все его воспоминания, начиная с детских и заканчивая сегодняшними, мигом оказались в моей голове. А потом я поняла, что могу не только читать его мысли, но и управлять ими. Внушать ему желания, воспоминания, чувства. Я могла управлять звукокодом, находящимся в нем.

Пусть считает, что я одета. И идет отсюда.

— Извините, синьорина, — сказал он. — Почему я сюда свернул? Неважно, наверное, задумался. Извините, — он развернулся и быстро потопал к выходу из переулка.

Я еще раз прикоснулась к его разуму, утихомирила зубную боль. А еще сбрей-ка ты эти уродливые усы.

Он будет считать, что это его собственная мысль. Я это знала.

Поднялась на ноги и почувствовала несколько сотен человек рядом с собой. И я была каждым из них. Ощущала то, что чувствовали они, смотрела на мир их глазами.

Взглядом швейцарского гвардейца на площади Святого Петра я посмотрела вверх и увидела синюю вспышку в небе. Проникла в разум наблюдающих это людей. Они считали, что это фейерверк. А потом я поняла, что могу путешествовать от одного сознания к другому. Быть везде и одновременно. Я видела взрыв сотнями глаз одновременно. Слышала его сотней ушей.

Я нашла Иваныча и поняла, что могу внушить ему, что он — пятилетняя девочка, или император Франции, или Папа Римский. А то вообще превратить в овощ. Нет, он мне еще пригодится. В моих планах.

Я путешествовала по разумам людей, чувствовала их мысли, могла корректировать их.

…этот мужчина больше никогда не ударит свою жену.

…а она перестанет принимать наркотики.

…этот навсегда забудет о сексуальных фантазиях с детьми.

…прекратит заниматься карманными кражами.

…бросит мысли о самоубийстве из-за несчастной любви и начнет развивать свой талант художника.

Я была в Москве, в квартире Наташи Перуниной. В её голове. Смотрела в монитор её ноутбука.

…хороший сюжет.

Я погладила её рукой свою Буську, придремавшую на столе возле клавиатуры.

Красавица, кошка. Во какая стала! Теперь мама будет всегда рядом.

Коснулась разума своего бывшего одноклассника Виталика. Пусть бросит пить и больше времени посвятит работе. Из него выйдет толк.

Мой бывший начальник Вадим Михайлович. Подскажу-ка ему, что задержанный за кражу ни в чем не виноват. А вот настоящий преступник через час придет к тебе в кабинет и напишет чистосердечное признание…

Моя мама, которая так и не смогла пережить смерть дочери и ударилась в алкоголизм.

…нет, мам, я не умирала, просто была в долгом отъезде и скоро вернусь. Бросай эту гадость.

Я вернулась обратно и улыбнулась сама себе. Слегка подправила окружающим восприятие. Пусть считают, что на мне есть одежда. По крайней мере, пока я не доберусь до ближайшего магазина.

Вышла из переулка, всмотрелась в свое отражение в витрине. Я была та же, что раньше, но в чем-то неуловимо другая. В чем? Не знаю, время покажет. Знала я только одно — это далеко не конец.


Оглавление

  • Ключ первый
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  • Ключ второй
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  • Ключ третий
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9