– Скажи что-нибудь!– Что именно?– Что-нибудь.– Зачем?– Не люблю, когда ты молчишь. Если ты молчишь, значит, тебе нечего мне сказать.– Если я молчу, значит думаю.– Ты мог бы думать, когда я сплю или говорю.– Разве это вежливо – думать, когда с тобой говорят?– Так ты у нас вежливый человек?– Стараюсь им быть.– Тогда почему тебе морду бьют каждый день?– Потому что там, где я каждый день бываю, вежливость принимают за трусость.– Если ты вежливый и не трус, принеси, пожалуйста, из машины мою «Вирджинию». От твоих сигарет у меня придатки болят!– Пошла ты…У изголовья стояла почти пустая бутылка «Кьянти». Оксана к ней потянулась через Олега, взяла кончиками пальцев, но она выскользнула и с грохотом покатилась к тумбочке.– Твою мать! – крикнула Оксана и, спрыгнув на пол, бросилась догонять. Догнав, наклонилась. Голая попа, нетронутая, как спина и ноги, марокканским загаром, аппетитно сверкнула под лучом месяца.– Пролилась? – поинтересовался Олег, Зевая.– Не пролилась! Я ее заткнула, ты представляешь? Я никогда бутылки не затыкала, а тут заткнула! Какой кошмар! Если я еще недели две – три с тобой пообщаюсь, то приучусь перед входом в банк или магазин гасить сигарету и класть ее на бордюр, а потом докуривать!– Или отнимать у бомжей, – прибавил Олег.Осушив бутылку, Оксана снова нагнулась и закатила ее под тумбочку. Но бутылка выкатилась обратно. Тогда Оксана пихнула ее под тумбочку вперед горлышком и, на всякий случай, посверкав попой еще несколько секунд, вернулась к своему другу. Он лежал на спине, прислушиваясь к тоскливому вою ветра за дребезжащим стеклом. Диван стоял у окошка. Олегу это понравилось. Он любил смотреть на ночное небо, как бы оно не выглядело и каким бы ни было настроение. Эта склонность крепко объединяла его с Оксаной – не потому, что она, подобно ему, уносилась мыслями к звездам, а потому, что предпочитала позу наездницы. Только изредка на нее накатывала другая крайность. Тогда она становилась перед Олегом в позу уборщицы, высоко задрав ягодицы. Похоже было – именно к этому и шло дело. Длинные пальцы с наманикюренными ногтями почти такой же длины настойчиво щекотали грудь и живот Олега, пухлые губы слюняво липли к его плечу.На месяц наползла туча. Взяв с подоконника плоскую бутылку «Джонни Уокер», Олег хлебнул из горлышка и спросил: «Чего ты боишься?»Рука Оксаны застыла.– Я ничего не боюсь. Тишина, конечно, такая… немного жуткая. Лес есть лес.– Ты любишь природу?– Разве что в виде маков.Выхватив у Олега бутылку, Оксана села на пятки и присосалась к ней.– Тогда зачем ты меня сюда притащила?– Затем, что я его ненавижу, – проговорила Оксана, ставя бутылку на подоконник. Взяв с него зажигалку и пачку «Мальборо», закурила. Голубоватое пламя кинуло по углам дрожащие отблески. Обозначились очертания тумбочки и двух кресел, на одном из которых лежали вещи Олега, а на другом Оксаны.– Я тебя понимаю.– Нет, Олег, нет! Ты физически не способен понять меня. Ты – кобель, хоть и сука рваная! Ты не знаешь, как твердо он убежден, что я – его движимое имущество и должна на коленях сосать за каждую шубу, за каждый брюлик, за каждый джип! Ты не представляешь, как он гордится этим коттеджем… Ну ничего! Когда-нибудь он узнает, что я здесь вытворяла! Не только он. Узнают и те, кому он с самодовольной рожей рассказывает, во что ему обошлась постройка и сколько он платит аборигенам за дрова и охрану!– Да это все для него копейки, – сказал Олег с печальной усмешкой.– Ты ошибаешься, – ядовито вымолвила Оксана, гася окурок о подлокотник дивана, – за одну только просеку для доставки стройматериалов он отстегнул сорок тысяч долларов. Сорок тысяч! Долларов! За поваленные деревья!Олег спросил:– Ты не знаешь, у его фирмы на Западе филиалы есть?– Нет, не знаю. Я вообще ничего не знаю о его фирме. И не желаю знать.– Почему?– Потому что я не самоубийца!– А я… я не жеребец для эмоциональной разрядки! – крикнул Олег и, хлопнув ладонью по одеялу, встал на колени, – не жеребец, поняла?– В первую же ночь, – призналась Оксана, – и это было нетрудно. За двадцать лет бурной половой жизни я кое-как научилась отличать жеребцов от мелких, блохастых, всеми обиженных кобелишек!– Ну и соси за шубы и бриллианты! А я себя уважаю, ясно?– Ты себя уважаешь? Тогда гордись, дурак, что тебе я сосу бесплатно… и не проси вот этого!Звонкая оплеуха выбила искры из глаз Олега. Он покачнулся.– Если ты еще раз на меня затявкаешь, недоносок, – прошипела Оксана, – я из тебя…Темнота была абсолютной. Олег ударил на голос. Раздался визг. За ним последовал грохот, свидетельствовавший о том, что Оксана, слетев с дивана, кубарем покатилась через всю комнату. Услыхав