КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Снежная полночь [Шэри Дж Райан] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

СНЕЖНАЯ ПОЛНОЧЬ Автор: Шэри Дж. Райан

Жанр: Современный любовный роман

Рейтинг: 18+

Серия: Вне серии

Главы: 12 глав

Переводчики: Ольга З., Анастасия П., Ленуся Л., Настя С.

Редакторы: Анна Б., Екатерина Л.

Вычитка и оформление: BellA

Обложка: Таня П.


ВНИМАНИЕ! Копирование без разрешения, а также указания группы и переводчиков запрещено!

Специально для группы: K.N ★ Переводы книг

(https://vk.com/kn_books)


ВНИМАНИЕ!

Копирование и размещение перевода без разрешения администрации группы, ссылки на группу и переводчиков запрещено!

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Глава 1

Финли


Вешаю на елку последнюю игрушку и выпрямляюсь, оценивая общий вид. Весьма неплохо. Проглотив ком в горле, щелкаю выключателем, позволяя слабому свечению гирлянды развеять своим теплом холод моего одиночества, заполнивший эту комнату. В последний раз поправив украшения на елке, я залезаю в кровать и натягиваю на себя одеяло до самого подбородка.

В новом году не буду себя жалеть.

Прошло уже два года. Настало время взять себя в руки и двигаться дальше. Хотя бы чуть-чуть.

Даже не успеваю согреться, как открывается дверь и включается свет.

— Почему ты уже в постели? — спрашивает София. — Еще только девять часов.

Я приподнимаюсь, опираясь на локоть.

— После сессии чувствую себя немного разбитой. Разве ты не будешь собирать вещи?

Все, кроме Софии, уже разъехались на зимние каникулы. Сессия закончилась два дня назад, и к концу сегодняшнего дня почти никого не осталось. Этим утром коридоры уже опустели. Софии пришлось задержаться из-за стажировки. Открыв дверцу шкафа, она достает из него собранный чемодан.

— Я уже собралась и готова отправиться в путь. Вообще-то планирую выехать прямо сейчас, чтобы утром не толкаться в нью-йоркских пробках.

— Ехать за рулем ночью — не самая удачная идея, Софи.

— Все будет в порядке, мамочка, — поддразнивает она меня. — Кстати о мамах… Моя матушка настаивает, чтобы ты поехала со мной. Ей не нравится, что ты остаешься здесь одна на две недели. — Другими словами, ей меня жалко. Как и всем, кто знает меня дольше двух лет. — Я мигом помогу тебе собраться.

— Предпочитаю остаться здесь, но передай ей, что я благодарна за приглашение.

София бросает на меня разочарованный взгляд и через секунду тянется к своему чемодану, понимая, что настаивать бесполезно.

— Ну что ж, я буду скучать по тебе, птенчик. Позвони, если что-то понадобится. Обещаешь?

— Обещаю. И спасибо тебе.

Она подходит к кровати, наклоняется и целует меня в лоб.

— Не за что. Просто думаю, что это неразумно.

Не могу подобрать слов, чтобы успокоить ее, поэтому просто киваю и улыбаюсь — старый и надежный прием, частенько выручавший меня последние пару лет. Кажется, этот ответ лучше тысячи слов.

Тяжело вздохнув, Софи берет свой чемодан и выкатывает его из комнаты, попутно выключая свет.

— Счастливого Рождества, дорогая!

Я слышу, как закрывается снаружи дверь, а затем звук катящегося по линолеуму чемодана.

Да, счастливого Рождества. Что бы под этим ни подразумевалось.

Я снова смотрю на мигающие оранжевым елочные огоньки, пока глаза не слипаются окончательно.

* * *
Просыпаюсь, напуганная трелью будильника. Казалось, задремала всего на несколько минут, а солнечный свет уже вовсю льется сквозь жалюзи. Но чувство слабости с прошлого вечера так и не прошло. Меня предупреждали, что здесь, в Нью-Гэмпшире, зимы долгие, но среди холода и под вечно пасмурным небом временами я ощущаю себя затерянной в снежном вихре, без возможности найти хоть немного тепла.

Тянусь к телефону, чтобы выключить сигнал, но, бросив взгляд на экран, понимаю: сейчас только семь часов утра, и разбудил меня вовсе не будильник. Это оповещение метеорологической службы, предупреждающей о надвигающейся снежной буре. Краем уха я слышала прогноз, что на Рождество обещали метель. Обычно я не слежу за погодой, потому что, как мне кажется, здесь один день похож на другой: утром снег, ночью снег, а днем пасмурно. Температура, по большей части, не меняется, оставаясь в пределах однозначных чисел. А если в декабре она вдруг подтягивается к десяти градусам, то это считается чуть ли не жарой. Так не похоже на Флориду. Но Флориду я выбросила из головы.

Разбуженная оповещением, я дотягиваюсь до пульта и включаю телевизор.

— «В ближайшие сутки возможно образование снежного покрова высотой до метра», — сообщает загорелая светловолосая ведущая с чрезмерно красными губами в прямом репортаже из Нью-Гэмпшира.

Ну что ж, это Рождество обещает стать по-настоящему снежным. Мне уже довелось пережить здесь пару сильных метелей, и я вела себя как полный псих: неслась в магазин, чтобы запастись водой и хлебом. Теперь, четыре года спустя, я стараюсь меньше паниковать. На самом деле, совсем не паникую. У меня есть все необходимое, и даже магазин расположен чуть дальше по улице. Если придется идти до него, то у меня имеется теплая обувь. Уилл, владелец магазина, не закрывал его и в более сильные метели.

— «Эта буря может побить все рекорды, — вещает ведущая прогноза погоды, — поэтому запасайтесь всем необходимым».

Тьфу ты! Я натягиваю одеяло на голову, начиная ненавидеть снег. Всего каких-то пять месяцев, и поджидающее меня где-то тепло придет сюда.

— «Еще раз повторяю и обращаю ваше внимание: очень важно проконтролировать, чтобы у вас была вода, нескоропортящиеся продукты и аккумуляторы».

Такое ощущение, что ведущая прогноза обращается непосредственно ко мне. Ясненько.

По прогнозам снегопад начнется около десяти, поэтому спокойно беру свои принадлежности для душа и выхожу в коридор. Объективно говоря, теперь мне можно разгуливать тут голышом — никто не увидит. Такой тишины не было с лета, и даже тогда здесь жила всего пара студентов-медиков, посещающих летние курсы.

Прошлой зимой было так же тихо, как и сейчас. Поначалу это доставляет удовольствие, но спустя пару-тройку дней начинает казаться, что ты единственный человек на земле. По иронии судьбы, последние два года именно так я себя и чувствую, даже находясь в окружении сотен людей. Еще одно преимущество жить здесь в одиночестве — это горячая вода. Она не заканчивается. Видите, во всем есть свои плюсы: можно ходить голышом и сколько угодно пользоваться горячей водой.

Высушив волосы и одевшись, я беру ключи, сумку и иду к выходу. Даже охранник куда-то исчез. Чтобы остаться в кампусе на новогодние каникулы, мне пришлось получить особое разрешение. Обычно такое здесь не приветствуется, но, учитывая мои обстоятельства, мне разрешили. Наше общежитие небольшое. В паре минут ходьбы — центр города, где есть продовольственный и алкогольный магазины, а еще мини-гостиница. Не удивлюсь, если некоторые жители штата Нью-Гэмпшир даже не слышали об этом городке. Убеждена, что население его не больше тысячи человек, и добрую половину из них составляют студенты нашего колледжа.

Тучи уже затянули небо, а холодные снежинки в воздухе словно предупреждают о предстоящей буре, поэтому я начинаю идти быстрее, стараясь сократить время пребывания на улице. Слава Богу, мой организм более-менее приспособился к такой погоде, однако это совсем не значит, что она мне нравится. Открываю стеклянную дверь магазина Уилла и стягиваю с головы шапку.

— Привет, Уилл! — кричу я от самой двери. — Это Финли. — Когда подхожу к кассе, слышу, как открывается задняя дверь. — Уилл, у тебя сегодня снова инвентаризация? Мы же уже говорили, что нужно проще ко всему относиться, — смеюсь я.

Он трудоголик, но я его понимаю. Уилл любит свой магазин и к каждому покупателю относится как к члену семьи. Я знаю, если мне когда-нибудь потребуется подбадривание или поддержка, нужно будет просто прийти сюда. Уилл был одним из немногих, кто поддерживал меня эти два года. Временами он был мне вместо отца.

Задняя дверь хлопает, и из-за угла появляется мужчина. Это не Уилл. Молодой человек, кажется, чуть постарше меня, склоняется над прилавком, опираясь на согнутые в локтях руки.

— Уилла нет. А вы с ним дружите?

— Да, очень, — говорю я, наконец-то добравшись до прилавка. Во взгляде этого человека есть что-то… знакомое. — На моей памяти Уилл еще ни разу не брал выходной.

— Уилл умер два дня назад, — сообщает мужчина, заглядывая мне в глаза. — У него случился сердечный приступ и…

Нет. Пожалуйста, только не это.

— Он умер? — Я чувствую необходимость убедиться в этом, хотя вижу, что своим вопросом посыпаю солью раны парня. — Прости меня. Ты его родственник?

Его взгляд снова встречается с моим, и я замечаю глубокий синий оттенок с вкраплениями карамельных брызг — совсем как у Уилла. Его глаза всегда привлекали мое внимание — они казались такими юными и не соответствовали его возрасту. У стоящего передо мной парня такие же глаза.

— Уилл — мой… он был моим отцом.

— Я не знала, что у него есть сын.

— Как давно вы знакомы?

— Почти четыре года.

— Вот поэтому и не знаешь.

Понятнее не стало.

— Так или иначе, магазин теперь принадлежит мне… ну, или скоро будет, как сказал мне нотариус. — Он делает короткий вдох и расправляет плечи. — Итак, чем могу помочь?

Взволнованная, расстроенная и потерянная, я даже не могу вспомнить, зачем пришла сюда. Кажется, у меня пропал дар речи. Все, что я любила, и так уже было отнято у меня. Но почему он? Единственный человек, которого я считала своей семьей.

— Мне… м-м-м… воду и батарейки, — указываю в противоположный угол торгового зала. Я знаю, где лежит и то, и другое, поэтому направляюсь к стеллажам, беру то, что нужно, и возвращаюсь к прилавку.

— А есть на этой неделе ты не планируешь?

Точно. Продукты.

— Через час начнется сильнейший снегопад. Ты ведь знаешь об этом?

Разворачиваюсь и беру несколько пакетов чипсов, банку арахисового масла и две буханки хлеба. Практически выронив все это на прилавок, я бросаю на парня беглый взгляд в поисках малейших признаков насмешки.

— Вот, так лучше?

— Где ты живешь? — спрашивает он.

— Где ты живешь? — отвечаю я вопросом на вопрос.

— Я живу в нескольких километрах отсюда — в Сирене, но пока на какое-то время останусь здесь.

— А я в университетском городке прямо по улице.

Парень как-то странно смотрит на меня, и с его лица полностью исчезает улыбка.

— Разве ты не должна была уехать домой на Рождество? Мне известно, что на каникулы колледж закрывается. Мой приятель здесь учился.

Домой. Я сглатываю очередной ком в горле.

— Я запросила специальное разрешение остаться на каникулы в университетском городке, и мой запрос был удовлетворен.

Он кивает, словно все понял, но по глазам видно: ему хочется продолжить расспросы.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я.

— Бэкс, — отвечает он, протягивая мне руку.

Я пожимаю ее, и когда из руки выпадает банка арахисового масла, разлетаясь осколками во все стороны, понимаю, что так и держала ее в руках. Закрыв глаза от смущения, ругаю себя за то, что такое постоянно происходит со мной в присутствии мужчин. Наверное, я самая большая растяпа из всех, кто когда-либо забредал в этот штат.

— Финли. И я полная растяпа.

Скорее всего, потому, что только что заметила твою несомненную сексуальность.

Хотя его кофейного оттенка волосы нестриженые и взъерошенные, а одет он во фланелевую рубашку, которой, судя по виду, лет двадцать, и драные джинсы того же возраста, эта небрежность ему идет — как если бы он намеренно пытался казаться только что проснувшимся. Возможно, он и в самом деле только что проснулся, или, может быть, забыл сегодня причесаться и побриться. В любом случае, ему это идет настолько, что я забываю причину своего прихода сюда. И даже тот факт, что он только что сообщил мне о смерти Уилла.

Глава 2

Бэкс


Еще два дня назад я не понимал, что означает сожаление. Последние пять лет, изо дня в день, я убеждал себя, что у меня есть веские причины злиться, но, объективно говоря, несколько лет уже и вспомнить не могу, из-за чего на самом деле злюсь. Злюсь просто потому, что злюсь. Слова — это всего лишь слова, но когда они — последнее, что ты произнес, то становятся по-настоящему последними. И сейчас я уже не помню, о чем они были. Хотя, думаю, они были как-то связаны с желанием убежать от жизни, а может, с моим выбором жизненного пути или с отсутствием оного. Работа на фрилансе — организация местных концертов и помощь людям при переезде из квартир в дома и наоборот — в общем, мне хватало на ту жизнь, которую я вел.

Так что, полагаю, после всех наших разногласий, папа, в итоге, выиграл пятилетнее противостояние. Он умер и вышел победителем. Ему хотелось, чтобы я вместе с ним управлял этим проклятым магазином, и вот теперь этот магазин мой, и я вынужден им управлять. Это последнее, чего бы мне хотелось. Начнем с того, что я ничего не смыслю в ведении бизнеса. Могу составлять опись и проводить инвентаризацию, потому что занимался этим с двенадцати до шестнадцати лет, но все остальное для меня — темный лес. Придется нанять помощника и все такое. По крайней мере, в ближайшие пару недель город будет опустевшим, и какое-то время я никого не увижу.

Похоже, я сам себя сглазил. Ставлю чашку с кофе на стол в кладовке и направляюсь в торговый зал, чтобы увидеть в нем какого-нибудь блуждающего местного старика. Выглядываю из-за стеллажей, чтобы посмотреть, кто пришел, и слегка удивляюсь при виде симпатичной блондинки. Ее короткие волнистые волосы выбиваются из-под спортивной шапочки, а глаза большие и блестящие — возможно, от холода. Аккуратный маленький носик ярко-красного цвета, и я с трудом сдерживаю желание спросить, не родственница ли она оленю Рудольфу, но: «Мы не шутим, когда дело касается торговли», — так всегда говорил отец. — «Делу время, потехе час, и магазин точно не для потехи». (Примеч. Рудольф, красноносый северный олень — персонаж литературы и кинематографа, впервые появившийся в произведении Роберта Л. Мэя).

Первым, что она делает, это спрашивает про Уилла, и я вынужден в очередной раз озвучивать неприятную новость. Раз за разом сообщать людям о смерти отца сродни пытке. Этот чертов городишко настолько мал, что здесь каждому известно: мы с отцом не общались последние пять лет. И, уверен, все думают, это из-за того, что я бессердечный мудак. Коим я и являюсь.

Выслушав череду вопросов, ответы на которые повергли ее в шок, и увидев, как она разбила банку арахисового масла, мне захотелось узнать, почему эта девушка находится совсем одна в общежитии колледжа во время рождественских каникул, и почему у нее вид самого одинокого в мире человека.

— Я уберу, — говорю я, хватая рулон бумажных полотенец и веник. Выхожу из-за прилавка и опускаюсь на колени, изо всех сил стараясь не пялиться на девичьи ноги. Обтягивающие джинсы практически ничего не оставляют воображению. — Что ж, у меня отличная новость: масло осталось в банке.

— Осторожнее с осколками, — предупреждает Финли, присаживаясь рядом со мной и поднимая несколько самых крупных пальчиками в перчатках. Ее рука касается моей, и она, подняв взгляд, говорит: — Ой, извини.

Мне хочется сказать, что ей не за что извиняться. Она красива: длинные ресницы застенчиво трепещут в попытке избежать прямого зрительного контакта, из-за чего, естественно, я смотрю на нее дольше положенного. В итоге она замечает осколки в противоположной от нас стороне и, тряхнув головой, отворачивается, оставляя меня в легком шлейфе запаха ванили и каких-то цветов.

— Будь осторожнее. В данный момент судебные тяжбы мне не по карману, — в шутку говорю я, но девушка поворачивается и выпрямляется. Ее губы дрожат. — Прости, пожалуйста. Я бы не стала подавать на тебя в суд.

— Даже не знаю, можно ли тебе доверять, — вздыхаю я. — В том смысле, что… давай-ка поразмыслим минутку. — Я бросаю последний осколок в кучу уже собранных и поднимаюсь на ноги. — Ты остаешься совершенно одна в студенческом общежитии на все рождественские каникулы и приходишь сюда, чтобы запастись хлебом и арахисовым маслом в преддверии надвигающейся бури. — Я делаю шаг в ее сторону и теперь, когда она смотрит на меня, замечаю, что глаза у нее медового цвета. — На мой взгляд, ты не отличаешься здравомыслием. — Кажется, я и сам не вполне здоров, потому что это худшая из всех моих попыток склеить девчонку.

— Получается, если мне нравится быть одной и есть бутерброды с арахисовым маслом, то я непременно должна подать на тебя в суд? — шутливо спрашивает Финли.

— Именно это я и имел в виду. — Я скрещиваю руки на груди, пытаясь сдержаться и не смахнуть упавшую на ее розовый носик ресничку. — Ладно, хорошо, что ты пришла сейчас, потому что через пару минут я закрываюсь.

— Закрываешься? — Она делает пару шагов назад, к полкам, и берет еще одну банку арахисового масла. — Уилл никогда не закрывал магазин во время снегопадов.

Как бы мне ни хотелось объяснить ей, что я не такой, как Уилл, и именно по этой причине мы с ним пять лет не общались, но все же решаю избавить ее от подробностей.

— Это будет не просто снегопад, фея Динь-Динь. (Примеч. персонаж из произведений о Питере Пэне).

Прищурив глаза, девушка нервно теребит кончики своих волос и напоминает мне:

— Финли.

— Да, но выглядишь, как Динь. Не хватает зеленой юбки и волшебной палочки, а так — вылитая Динь-Динь.

На ее щеках появляются две маленькие ямочки.

— Ладно. Слабак.

Слабак?

— Слабак? Как это прозвище может подходить ко мне? Вулкан — вот самое подходящее.

— Ты закрываешь магазин, испугавшись небольшой метели, — говорит она.

— А кому придет в голову тащиться сюда во время снежной бури?

Долгую секунду она смотрит на меня, явно не зная, что ответить.

— Не мог бы ты посчитать стоимость моих покупок? — спрашивает она, выставив арахисовое масло на прилавок рядом со всем остальным. — И, пожалуйста, разбитую банку посчитай тоже.

Я прохожу мимо, слегка задевая ее плечом.

— Осторожно, не наступи на осколки.

— Конечно. Иначе, если наступлю, мне придется подать на тебя в суд.

— Именно. — Продолжая смотреть ей в глаза, я пробиваю на кассовом аппарате покупки. Ее присутствие вызывает у меня легкое очарование. — Итого девять долларов и двадцать центов.

Порывшись в сумке, она достает кошелек и перебирает карты, пока не находит нужную.

— Ты посчитал разбитую банку масла?

— Не помню, — говорю я, по-прежнему глядя на нее. Обычно я не такой наглый, но Финли — красотка, а поскольку в ближайшие дни мне предстоит видеть только серый и белый цвет, то можно себе позволить маленький лучик света.

— Бэкс, ты, кажется, хамишь, — говорит она, глядя на меня.

Я склоняю голову набок, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться над ее внезапным смущением.

— Думаю, это ты немного хамишь.

С тихим ворчанием она снова запускает руку в сумку и достает оттуда одну десятидолларовую и две купюры по доллару. Хлопнув ладонью, кладет их на прилавок со словами:

— Вот, этого должно хватить и за разбитую банку. Чек мне не нужен, — и, развернувшись, направляется к выходу.

— А пакет с маслом и хлебом ты взять не хочешь? — Я уже смеюсь — тихо, но смеюсь. Ее щеки становятся пунцовыми, когда она возвращается к прилавку, забирает пакет с покупками, а потом снова идет к двери.

— Эй!

Она не оборачивается, чтобы взглянуть на меня, но и не открывает дверь, чтобы выйти.

— Будь осторожна во время бури. — Я говорю это совершенно искренне, но после пятнадцати минут поддразниваний не уверен, что она воспримет мои слова именно так.

Тихим кротким голосом сказав мне «спасибо», Финли толкает дверь магазина. Я вижу, как она проходит за окном, обхватив себя руками. Неужели она действительно совсем одна в общежитии? Во время рождественских каникул оно похоже на заброшенный дом — такая там тишина. Я выглядываю из окна. Интересно же, куда она пойдет. И действительно, девушка проходит через кованые ворота на территорию общежития и толкает входную дверь. Это просто безумие.

Глава 3

Финли


Эти часы всегда такие громкие?

Я быстро пересекаю общий холл — жуткая тишина обволакивает, словно густой туман. Одиночество для меня не в новинку, но я никак не могу привыкнуть к тишине. Там, в больничной палате, после отключения всех мониторов, единственным звуком, который я слышала, было тиканье старых пластиковых часов, висящих на стене. Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Неужели это было последним, что они слышали? Мне хотелось бы, чтобы последним звуком для меня стала нежная музыка или шум океанских волн. Но, скорее всего, у меня не будет выбора. Смерть не дает его никому.

Голые стены коридора, ведущего к моей комнате в общежитии, часто напоминают мне больничный холл: бесконечный путь к началу очередного конца; чистый лист и отсутствие слов, чтобы начать новую главу. Жизнь не должна быть такой.

Я вхожу в свою комнату, отмечая, что облака за окном сгустились и стали угрожающе-серыми. Снежинки медленно падают на землю, создавая впечатление обычного снегопада, но никак не бури. Ложусь на кровать и смотрю на свою елочку, вспоминая те моменты, которые принимала как должное и не ценила — в тот раз я сказала папе с мамой, что слишком устала, поэтому не буду помогать им наряжать елку. Телефон для меня всегда был интереснее, чем развешивание каких-то дурацких украшений на еще более дурацкое дерево. Навязчивые рождественские песенки никогда не вызывали у меня прилива радости — наоборот, наводили тоску. А теперь и вовсе воспринимаются похоронным маршем.

Пытаясь сбежать от собственных мыслей, я включаю телевизор и щелкаю с канала на канал в поисках какого-нибудь нерождественского фильма. Как оказалось, единственный канал, не связанный с Рождеством, это погодный, и он предупреждает меня о надвигающемся конце света. Далее следует прямое включение из Вермонта, находящегося сейчас в эпицентре бури. И без того высокие сугробы, наметенные с начала зимы, стали выше, еще, по крайней мере, на полметра. Пешеходам и автомобилистам настоятельно рекомендуют не выходить на улицу. Кажется, мне стоило подойти к вопросу серьезнее. На хлебе и арахисовом масле я долго не продержусь. Мои навыки выживания не дотягивают до уровня, необходимого здесь, в горных районах. За последние два года я кое-как пережила пару небольших метелей, выпавших на время зимних каникул. В течение же учебного года столовая открыта каждый день независимо от погоды, а территорию возле общежития расчищают дворники.

Решив пополнить запас еды, я закрываю дверь комнаты, снова прохожу по пустому, похожему на больничный, коридору и вхожу в общий холл. Тиканье часов становится громче, а мир за окном полностью побелел — невозможно ничего разглядеть за снегом, который теперь больше напоминает перья, падающие каскадом с неба. С тех пор как я в последний раз выглядывала из окна своей комнаты, выпало уже не меньше тридцати сантиметров снега. Если не пойду сейчас, то позже вообще не смогу выйти.

Толкаю стеклянную дверь — пытаюсь, во всяком случае — но она практически не двигается с места, заваленная снаружи снегом. После нескольких попыток она приоткрывается на несколько сантиметров, но в такую узкую щель я не протиснусь. Оглядываю холл в поисках того, чем можно разгрести снег, но на глаза попадается лишь стопка книг. Закрываю дверь и иду за ними, а когда возвращаюсь, вижу, что снег валит с такой силой, словно старается побыстрее заполнить освобожденное мной пространство. Выглянув в окно, понимаю, что пока это только снегопад — не метель еще. Тогда в чем дело? Я вновь пытаюсь приоткрыть дверь, но на этот раз она не сдвигается даже на миллиметр. Наваливаюсь изо всех сил плечом. Дверь распахивается, а я, запутавшись в собственных ногах, бревном вываливаюсь наружу и зажмуриваю глаза, понимая, что сейчас упаду. Но вместо этого меня обхватывают чьи-то руки. Открываю глаза, но из-за плотной пелены падающего снега не могу удержать их открытыми. О том, чтобы что-то рассмотреть, даже речи не идет. Снова оказавшись внутри здания, провожу рукавом пальто по глазам и лицу, освобождаясь от налипшего снега. Дверь закрывается, и к ее стеклянной поверхности прислоняется лопата. Передо мной стоит мужчина, закутанный в черное пальто, очки и шапку, скрывающую большую часть его лица.

— Кто вы? — спрашиваю я, слегка испугавшись.

Руками в перчатках, он стягивает шапку и очки, тем самым отвечая на мой вопрос.

— Что, не узнала?

— Что ты здесь делаешь?

— Подумал, что твой хлеб с арахисовым маслом неплохо дополнит суфле. — Бэкс запускает руку в карман и достает из него баночку «Флаф». (Примеч. Marshmallow Fluff — популярное в США лакомство из мягкого зефира со вкусом ванили или клубники).

— Ты проделал весь этот путь под снегопадом, чтобы принести постороннему человеку баночку суфле?

— Еще я принес батарейки, но могу все унести обратно, — говорит он абсолютно серьезно.

Я протягиваю руку — она дрожит после борьбы с дверью.

— Нет, уверена, они мне пригодятся. Спасибо.

— Зачем ты опять пыталась выйти из общежития? — спрашивает он.

Соврать или нет? Несколько секунд просто смотрю ему в глаза, подбирая правдоподобный ответ. Мне следовало получше подготовиться к этой снежной буре. С каждой минутой в присутствии Бэкса я все больше смахиваю на дуру.

— У меня возникли сомнения, что я достаточно хорошо подготовилась к непогоде.

— Или просто искала повод вернуться, чтобы увидеть меня, — говорит он с ехидной ухмылкой.

— Наглость — второе счастье?

— Нет, просто бо́льший, в сравнении с твоим, жизненный опыт, дающий право на подобные рассуждения.

— Бо́льший жизненный опыт? — В моем голосе звучит насмешка. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. — Я буквально закипаю от гнева, и хотя мне должны бы нравиться его заигрывания и средневековые шуточки, парень все же нажал «кнопку», запустившую необратимый процесс. Он меня совсем не знает. Не знает, сколько испытаний выпало на мою долю. И потерь.

— Эй-эй! Я пошутил. Почему тебя так затрясло?

А почему меня так трясет? Мне не холодно. Я просто злюсь. Очень злюсь.

Бэкс одну за другой снимает перчатки, бросает их на пол, берет мои ладони в свои и сжимает их, согревая. Но руки у меня и так не холодные. Хотя… дрожь и боль в мышцах под его прикосновениями, кажется, ослабевает.

— Ну вот. Сейчас тепло?

Я не нахожу слов и просто киваю в знак согласия.

— Ты действительно осталась здесь одна на все две недели?

— Да, — говорю я тихо. — Но в этом нет ничего такого.

— Что, если отключат электричество?

— У меня есть свечи.

— А как насчет отопления?

— Одеяла.

Бэкс качает головой.

— При всем моем уважении, не думаю, что это хорошая идея.

— При всем моем уважении, не припоминаю, что спрашивала твоего мнения.

Он смотрит на меня, поджав губы и прищурившись. Не могу точно сказать, смущаю я его или раздражаю, но, судя по взгляду, в большей степени он просто заинтригован. Не думаю, что мне это нравится.

— Очень хорошо, Финли. — Он осматривает холл, проходит мимо меня к стоящему в углу кожаному креслу, плюхается в него и расстегивает пальто.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Пережидаю снежную бурю, — спокойно отвечает Бэкс.

— Наслаждайся, — говорю я, направляясь мимо него в сторону своей комнаты.

— Именно это и входит в мои планы, — говорит он, поднимаясь из кресла и следуя за мной.

Почему Бэкс идет за мной? Продолжая идти по коридору, я оглядываюсь на него через плечо, из-за чего со всего маху врезаюсь в висящий на стене огнетушитель. Ахнув, оступаюсь и почти падаю, хватаясь за ушибленный бок. Проклятье.

Бэкс хватает меня за руку и тянет на себя.

— Растяпа. Ты в порядке?

— Да, отлично. Возможно, было бы еще лучше, если бы я была одна, без преследующего меня психа.

— Я не псих.

— Ты всех девушек преследуешь до дома?

— Неа, только тебя.

Глава 4

Бэкс


Единственным объяснением моего поведения могло быть помешательство вместе с раскаянием.

— Серьезно, я тебя боюсь. Почему ты преследуешь меня? — спрашивает Финли, поворачиваясь ко мне и скрещивая на груди руки. — Мне и так плохо из-за того, что придется ближайшие пару недель провести здесь в одиночестве. Не хватало еще переживать из-за преследующего меня психопата.

— Психопат, да? Я так понимаю, тебе нравится обзываться.

— А я не права? — спрашивает она, приподнимая брови.

— Не совсем, но я понял, что ты меня с ним путаешь.

— Посмотри на свою прическу, — говорит Финли, глядя на мои лохмы, — это же явный признак психического отклонения.

— Погоди-погоди, — говорю я, делая пару шагов по направлению к ней. Судя по ее взгляду, Финли размышляет, не пора ли ей сбежать от меня. — Это ведь… — С изумлением в глазах я указываю на ее лицо, не переставая приближаться.

— Что? — спрашивает она, поочередно касаясь рукой щек, губ, носа. — Что там такое? На мне что-то есть?

Мне нравится ее волнение. Еще один шаг, и я уже настолько близко, что могу протянуть руку и прикоснуться к ней. Что и делаю — провожу пальцем по щеке Финли.

— А, ничего особенного.

— И что, по-твоему, это было?

— Ну, мне показалось, это была улыбка. — Естественно теперь она просто не может не улыбнуться. Один-ноль в мою пользу.

— А ты, действительно, нахал, — говорит она, отворачиваясь и направляясь дальше по коридору. Финли то ли не замечает, что я иду за ней, то ли не хочет больше разговаривать. Но, откровенно говоря, я чувствую обязанность остаться с ней. Не знаю почему. Просто в связи с бурей есть какое-то нехорошее предчувствие, а Финли не производит впечатление человека, который пережил здесь хоть один из подобных буранов. Поэтому, как порядочный человек, я чувствую ответственность за нее.

Наконец, она останавливается перед одной из угловых комнат, открывает дверь и, оглянувшись на меня через плечо, входит внутрь.

— Пожалуй, я останусь здесь, — говорю я ей.

— Серьезно? С какой это радости? Мы знакомы пять минут, а ты уже решил, что неплохо бы проследить за мной до дома. На канале «Лайф тайм» регулярно крутят фильмы про мужчин вроде тебя.

— Во-первых, я не смотрю «Лайф тайм». Во-вторых, неужели ты не понимаешь, как глупо пытаться здесь, в горах, пересидеть снежную бурю в закрытом общежитии и без еды? Можешь считать меня психом, на здоровье, но в этом городе принято помогать тем, кто попал в беду. А ты, дружок, эту беду сама на себя кличешь. — Возможно, я слегка переборщил, но это вроде как правда.

Финли останавливается в дверях и машет мне рукой.

— Тогда входи. Только нож, пистолет и… чем там еще убивают… оставь, пожалуйста, за дверью.

Вхожу в комнату и сразу замечаю маленькую унылую елочку с парой подарков под ней. Удручающее зрелище.

— Кстати говоря, тебе действительно не стоит позволять посторонним мужчинам входить в твою комнату, даже если они настаивают. Это верный способ попасть в беду. — Я позволяю себе легкую улыбку.

— Придурок, — говорит она, топнув ногой.

Подхожу к кровати в углу комнаты и плюхаюсь на нее с таким видом, словно был здесь уже миллион раз.

— Где твоя соседка? Уехала домой, как все нормальные люди?

— Да, как каждый нормальный человек, у которого есть дом.

Интересно… Кажется, я сунул нос не в свое дело, но раз уж сунул…

— У тебя нет семьи? — Возможно, это одна из причин, по которым Финли решила остаться здесь на праздники.

— Уходи сейчас же! — Она подходит к двери и распахивает ее. — Пожалуйста.

— А если я не послушаюсь, ты что, вызовешь охрану? — Думаю, она поймет, что я шучу, особенно по моему тихому смеху. Но внезапно понимаю, что перегнул палку. Удивительно, что на это потребовалось столько времени, но да, я действительно переусердствовал. Ее глаза краснеют — так же, как и щеки. Черт.

— Пожалуйста, — говорит Финли шепотом. И хоть она просит меня уйти, в ее шепоте слышна мольба о помощи.

Я встаю с кровати и направляюсь через всю комнату к противоположной стене, на которой только что заметил фотографии.

— Это твоя семья? — спрашиваю я, глядя на стоящее особняком на столе фото. На нем Финли, еще одна девушка, похожая на нее как две капли воды, и двое взрослых людей — полагаю, ее родители. Протянув руку, беру фотографию, но Финли быстро выхватывает ее и прижимает к своей груди.

— Я не просила ни о чем и не собираюсь ничего тебе объяснять. Понимаю, что в данный момент ты, скорее всего, не можешь покинуть здание — ты пришел сюда по собственной глупости. Поэтому, если тебе нужно где-то пересидеть бурю, пожалуйста, оставайся. Но больше никаких вопросов и никаких заигрываний. Понял?

Я смотрю в окно, во всяком случае, пытаюсь. Этот более или менее прозрачный кусок стекла — отличное указание на то, как отвратительно там, снаружи. Возможно, я не сильно задумывался над этим, но, если честно, останься я чуть дольше в магазине, почувствовал бы себя лежащим в гробу рядом с отцом.

— Послушай, — я засовываю руки в задние карманы и опираюсь о стол, — я, кажется, уже говорил, что планирую пожить в старой квартире Уилла над магазином, пока не приведу в порядок дела, поэтому вполне могу вернуться туда и оставить тебя в тишине и покое. Извини, если позволил себе зайти слишком далеко.

В подтверждение своих слов, я иду к открытой двери, но Финли закрывает ее прямо перед моим носом.

— Не уходи.

Неожиданно.

— Уверена? Я про то, что мы не протянем вдвоем на арахисовом масле, хлебе и суфле, — усмехаюсь я, вызывая у нее ответную улыбку.

— Поэтому я и собиралась опять в магазин, — говорит она. — Хотела купить еще продуктов.

Я беру с кровати ее пальто.

— Тогда пойдем.

— Ты серьезно? Я даже не смогла открыть дверь, а это было… — она смотрит на часы, — почти час назад. Вряд ли погода улучшилась.

Точно. Могу с уверенностью предположить, что она раз в десять стала хуже. Однако магазин находится всего в квартале отсюда, а у меня есть лопата.

— Погода будет только ухудшаться, и, если серьезно, даже допуская мысль, что я буду голодать в течение ближайших нескольких дней, тебе и одной не хватит буханки хлеба и банки масла.

От волнения ее щеки краснеют, и она говорит:

— Да. Тогда нам нужно попробовать выйти.

— Идем.

Финли следует за мной из комнаты в общий холл, где я снова надеваю свою амуницию. Пока я по очереди натягиваю перчатки, она надевает шапочку с помпоном, стараясь, чтобы она идеально смотрелась на ее голове — шапка для красоты, а не для практичности. Протянув руку, я тяну отвороты ее розовой шапочки вниз, к самому подбородку.

— Эй!

— Снаружи пурга. Всем плевать, как ты выглядишь, Динь-Динь. — После чего беру шарф и, замотав ее лицо и шею — все, что ниже глаз — завязываю концы под воротником пальто. — Угги? Они хотя бы не промокают?

— Нет, я побрызгала их специальной пропиткой.

Пренебрежительно киваю. Когда мы вернемся, она будет похожа на мокрую курицу. Схватив лопату, я толкаю дверь, и у меня получается немного приоткрыть ее. Этого достаточно, чтобы начать откапываться. Приходится потрудиться несколько минут, но мне удается расчистить выход. Финли похожа на оленя, попавшего в свет фар — кажется, раньше она никогда не видела столько снега. Она говорила, что находится здесь уже четыре года, но сильных буранов не было с 2010-го, так что этот снегопад может повергнуть ее в шок.

— Ты готова? — Я протягиваю ей руку.

— Кажется, я говорила тебе: никаких заигрываний, — напоминает она, и ее слова заглушаются тканью шарфа.

— Если ты это считаешь заигрыванием, то что было бы, начни я к тебе приставать? И подумать страшно.

Глава 5

Финли


Боже, тут ужасно холодно. Снег падает, словно густое одеяло из перьев. Холодных перьев. Я едва могу разглядеть что-то помимо собственного носа, но чувствую хватку на руке. Почему я держу за руку этого мужчину? Почему мне так комфортно? Уф-ф. Нет. Он опускает перед собой лопату, погружает ее в снег, и мы идем по дорожке, которую он прокладывает. Мои сапоги почти полностью скрыты под слоем снега, которого навалило практически по колено, и я едва могу держать глаза открытыми из-за летящих сбоку белых хлопьев. Это была плохая идея. Как и бутерброды с арахисовым маслом в течение трех дней. Я даже не должна быть тут — в Богом забытых горах на Рождество. Я должна быть на теплом пляже во Флориде. Сидеть с Фэй, мамой и папой и потягивать «Пина Коладу» (Примеч.: традиционный карибский алкогольный коктейль на основе светлого рома, с кокосовым молоком и ананасовым соком) — традиционное Рождество семьи Уайли. Ну, это было традицией, пока они не решили провести Рождество со мной в горах.

Я думала, ад должен быть раскаленным, а не с температурой минус двадцать и холодным ветром; при каждом вздохе будто кто-то вонзает нож мне в грудь, заставляя кашлять. Возможно ли внутреннее обморожение? К ноющей боли в груди добавляется головная боль — ледяные хлопья падают за воротник.

Бэкс сильнее сжимает мою руку, так как непогода, похоже, лишь усиливается, пока мы бредем к магазину. Это плохая идея. Боже, какая же я идиотка. Жительница Флориды в одном из самых холодных районов Новой Англии. Кажется, проходит полчаса, прежде чем мы добираемся до следующего квартала, где расположен магазин, и требуется еще несколько минут, чтобы откопать дверь. Оказавшись внутри, я чувствую, как тепло обжигает мою кожу, будто жарким летним днем во Флориде. Это больно, но в то же время приятно. Бэкс снимает верхнюю одежду и поворачивается ко мне.

— Боже, ты похожа на ужасного снеговика, — смеется он.

Я бы ответила что-нибудь саркастичное, но мои губы, скорее всего, обморожены. Бэкс стягивает с меня шапку и проходится пальцами по кончикам моих волос, стряхивая снег. Волосы промокли, слегка подмерзнув. И сама я замерзла. А он продолжает помогать мне. Расстегнув пальто, осторожно прикасается к моему телу, стараясь, чтобы его прикосновения были деликатными.

— Ты в порядке?

— Холодно, — заикаясь, удается произнести мне.

— Черт. — Он касается моей переносицы. — Болит?

— Не чувствую, — говорю я, едва дыша.

— Не двигайся.

Бэкс проносится через магазин в подсобку. Я обхватываю себя руками, пытаясь остановить дрожь. Можно подумать, что раньше я никогда не видела снега или не была на холоде. Нам часто напоминают не оставаться на улице дольше десяти минут, когда температура ниже минус десяти градусов. Мы же пробыли на морозе намного дольше.

Не прошло и минуты, как Бэкс возвращается с фланелевым пледом, полотенцем и аптечкой.

— Господи, мне жаль. Нужно было пойти одному.

— Не стоит. Все в… — Я едва могу говорить. И дрожу так сильно, что от мышечных спазмов начинает болеть спина.

— Мне кажется, у тебя обморожен нос, — говорит он. — Давай согреем тебя.

Обморожение? Не может быть. Я ничего не чувствую.

Бэкс поднимает меня и усаживает на соседний прилавок, чтобы снять обувь. Мои носки насквозь промокли. Дурацкие угги.

Он стягивает с моих ног розовые шерстяные носки и вешает их на дверную ручку.

— Тебе нужно научиться выживать тут зимой, — говорит он. — Серьезно, опасно вот так одеваться.

— Я прекрасно прожила тут последние несколько лет, — пытаюсь возразить я.

— Снежные бури — это совсем другое. Недели просто зверского холода. Когда ты живешь в неблагоприятных условиях в местах, где сильная влажность — это опасно для твоего здоровья, если ты не одета должным образом. Я не должен был брать тебя с собой. Извини.

— Это не твоя вина, Бэкс. Мне следовало быть более подготовленной. Это я виновата.

Когда холод начинает отступать, в носу появляется жгучая боль. Черт. Он прав. Бэкс накидывает плед мне на плечи и сушит мои волосы полотенцем. Потом открывает аптечку и мажет мой нос какой-то мазью.

— Все будет хорошо, не переживай.

— Спасибо. Не думаю, что подхожу для такой погоды. Мое место на пляже, в тепле.

— Никогда не был нигде южнее Коннектикута. На что похожа Флорида? — Бэкс закрывает аптечку и поднимает палец. — Подожди минутку… попридержи эти слова, — и бежит в заднюю часть магазина.

Я слышу, как начинает гудеть аппаратура.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Подожди, — повторяет он.

Я слышу, как Бэкс несколько минут с чем-то возится, затем выходит из-за угла. В его руках два пластиковых стаканчика, один из которых он протягивает мне.

— Горячий шоколад. Это тебя согреет.

Я без промедления делаю глоток, чувствуя, как жар от стакана обжигает мою холодную кожу. Жидкость согревает изнутри. Дрожь, наконец, утихает, и мои мышцы расслабляются.

Я — глупая блондинка.

— Ты, наверное, думаешь, что я идиотка.

— Неа. Во Флориде у меня, вероятно, был бы тепловой удар. Мы привыкли к климату, в котором живем.

— Даже спустя четыре года?

— Такое случается, — усмехается он. У него милая улыбка, идеальные зубы и ямочки, к которым мне хочется прикоснуться. — Похоже, твои волосы почти высохли.

Бэкс проводит пальцами по моим волосам, на этот раз слегка задевая шею, и от этого у меня по спине бегут мурашки.

— Я очень рада, что встретила тебя сегодня, — говорю я ему, не зная, пожалею ли об этом, но чувствую благодарность за то, что столкнулась с ним. Я могла бы умереть с голоду, если бы мы не встретились.

— Все удовольствие досталось тебе, — говорит он, подмигивая, затем глубоко вздыхает, и уголки его губ немного приподнимаются. — Не люблю спасать симпатичных блондинок, которым нравится разыгрывать девицу в беде, — и приближается ко мне чуть ближе.

— Ну, извини, что доставила тебе столько хлопот, — говорю я.

Бэкс пожимает плечами, все еще улыбаясь.

— Просто это тяжело — держать руки подальше от кого-то настолько милого.

— Даже если ты меня не знаешь? — тихо спрашиваю я.

Понимаю, что тоже не знаю его, но что-то неудержимо тянет меня к нему. Может быть, это добрые слова или просто внимание, ведь я сделала все возможное, чтобы отгородиться от всего и ото всех в своей жизни, а он неожиданно смог обойти мою защиту. Немного абсурдно едва встретить человека, а спустя несколько часов проникнуться к нему чувствами. Не может быть. Такого не должно быть.

— Ты права. Я не знаю тебя, именно поэтому и хочу узнать получше. Но ты сказала, чтобы я не задавал вопросов, а это осложняет для меня ситуацию.

— Да, сказала. Ты не должен задавать мне вопросы.

— А еще ты сказала, чтобы я не флиртовал, — говорит Бэкс, подходя еще ближе иприжимаясь бедрами к моим коленям.

Он пахнет снегом. Даже не знала, что снег имеет запах, но это так.

— Я говорила тебе об этом. Ты не должен флиртовать со мной.

— Конечно, так намного проще. Нет вопросов и нет флирта. Все понятно.

Теплыми ладонями он обхватывает мои щеки. Мне стоит отнестись к этому нормально? Потому что ощущение, будто так и должно быть. Никогда не фантазировала о поцелуях с незнакомцем, но внезапно эта мысль занимает все мое сознание. Прямо в эту минуту. Когда Бэкс наклоняется к мне, на его губах появляется улыбка.

— У меня только один вопрос, и ты не должна отвечать на него, если не хочешь, но… это нормально? — Его прохладное дыхание воздействует на мои губы как крошечные электрические разряды, что упрощает мне задачу.

Не уверена, что меня это устраивает… Я, определенно, не должна этого делать, но, несмотря ни на что, прижимаюсь губами к его губам и сжимаю руки на талии Бэкса. Черт возьми, этот мужчина умеет целоваться. Его губы полные и мягкие и, мой Бог, я целую его. Незнакомца, которого встретила четыре часа назад. Это потрясающе. Немного пугает, но мне не хочется, чтобы это прекращалось. Бэкс продолжает ласкать мои губы, языком касаясь моего, нежно поддразнивая. Кажется, я забыла, как дышать. У меня заканчивается воздух. Я таю, и это — просто «обалдеть». Бэкс скользит руками вниз по моим плечам, затем отстраняется от моих губ, и я могу с близкого расстояния рассмотреть его пепельно-серые глаза. Чувствую себя немного неловко, поэтому прикусываю нижнюю губу. Что мне сказать? Я только что поцеловала незнакомца.

— Спасибо, — бормочу я, сразу же жалея, что сказала это. Из всего, что могла бы произнести, мне пришло в голову только такое. Кто благодарит за поцелуй? Я. Вот кто.

— Всегда пожалуйста, — говорит Бэкс со смешком. — Ничего не мог с собой поделать. Обычно я не настолько настырный, но черт возьми…

Очевидно, он лучше может выражать свои мысли, чем я.

— Не знаю, что сказать.

Полагаю, красный оттенок моих щек говорит о многом.

— «Спасибо» прекрасно сказало обо всем, — подмигивает он.

Глава 6

Бэкс


Я стою в магазине покойного отца и целую самую красивую девушку в мире. И встретил я ее всего четыре часа назад. Да уж. С ума сойти…

Финли ходит кругами, прикусив губу. Я ощущаю себя засранцем.

— Нам не стоило этого делать, да? — спрашивает она, останавливаясь и смущенно глядя на меня. — Это было глупо… мы встретились совсем недавно, — и хватает с полки пакет крекеров, тут же открывая его. — Ты постоянно так поступаешь?

Финли забыла, что фактически сама поцеловала меня?

— Я уже год никого не целовал, — честно говорю я. — А что насчет тебя? Ты часто целуешься с незнакомыми мужчинами в магазинах?

Она выглядит потрясенной, прижимая руку к груди.

— На что ты намекаешь?

— Ни на что. Просто спросил, часто ли ты целуешься со случайными парнями в магазинах.

— Я не… нет! Ничего подобного.

Финли милая, когда злится, и, что удивительно, это ощущение кажется мне знакомым, хотя мы встретились только сегодня.

Закинув крекеры в рот, она подходит к двери, протирая запотевшее стекло.

— Как там снаружи? — спрашиваю я.

— Не знаю. Я почти ничего не вижу, кроме деревьев. Они согнулись почти пополам.

Хм. Я подхожу к ней.

— Черт. Пожалуйста, отойди от двери.

— Что? Почему? — Она еще раз протирает запотевшее стекло.

— Видишь дерево через дорогу? — Я тяну ее за руку, оттаскивая от двери. — Оно достаточно высокое, и, если упадет, пробьет стекло.

— А мне так не кажется. Не может этого быть.

Я тяну ее за руку чуть сильнее.

— Серьезно, отойди от двери.

— Ну, думаю, мы все равно должны вернуться назад, — подмечает она.

Я знал, что Финли так скажет. Не думаю, что стоит возвращаться в общежитие. Но она вряд ли захочет это услышать.

— Бэкс, почему ты так на меня смотришь? Я не буду ночевать в магазине. Ты ведь понимаешь это? Мы возвращаемся обратно. Ясно?

— По дороге сюда ты едва не получила обморожение, — напоминаю ей. — Здесь есть еда и…

— И что? Я тут не останусь!

— У меня есть квартира наверху, Финли. Не думаю, что выходить на улицу — хорошая идея. Мы даже не должны были приходить сюда.

Финли проходит мимо и начинает натягивать пальто, а затем носки. Потом застегивает молнию и надевает дизайнерскую шапку. Обувшись, оборачивает шарф вокруг шеи.

— Могу я взять пакет для еды? — Она достает двадцатку и кладет на прилавок.

— Ты же сейчас не серьезно, — как можно спокойней говорю я.

— Абсолютно серьезно. Я тут не останусь. Я тебя не знаю. Даже не понимаю, почему сейчас здесь с тобой.

— А знаешь, почему поцеловала меня? — спрашиваю я, изо всех сил стараясь сдержать улыбку.

— Нет. Очевидно, у меня было минутное помешательство.

Ага, как же.

Ну, полагаю, мы оба виноваты. Видимо, те четыре часа, что мы находились вместе, только и делая, что споря друг с другом, не должны были привести к поцелую, однако… В моей жизни случались поцелуи и за более короткое время.

Скрестив руки на груди, я прислоняюсь к прилавку, наблюдая, как Финли собирает свои вещи и, наконец, надевает перчатки.

— Удачи, — говорю я ей.

— Спасибо за помощь, Бэкс.

Она открывает дверь, впуская внутрь кучу снега. Порыв холодного ветра швыряет ледяные хлопья в лицо. Боже, у нее ничего не получится. Думаю, тропу, которую я проложил, уже не видно.

Дверь за ней закрывается, и я думаю, что она ворвется обратно через несколько секунд. А может и нет. Жду еще минуту, прежде чем подхожу к окну и смотрю, не виднеется ли ее розовая шапка. Ничего не разглядеть. И Финли ни за что не могла пройти квартал за минуту. Черт возьми. Эта девчонка сведет меня с ума.

Я натягиваю пальто и обуваюсь, не застегиваясь до конца, а затем выхожу в бурю, наблюдая за деревом через дорогу, которое под тяжестью снега, похоже, преклоняется передо мной. Черт.

Я должен быть наверху, в тепле, смотреть телевизор, а не гоняться за сумасшедшей девчонкой.

Иду по следам, которые оставила Финли, оставляя следы в два раза большего размера.

— Финли! — кричу я. Куда, черт возьми, она подевалась? Я медленно продолжаю идти по улице, пытаясь защитить лицо от снега. — Хочешь погибнуть?! Какая же ты глупая!

Не думаю, что мои «добрые» слова улучшат ситуацию, но, серьезно, каким образом эта девчонка дожила до своего возраста, совершая такие глупые поступки?

— Я здесь, — сердито говорит она позади меня, стоя на углу соседнего здания. — Может, я и глупа, но никто не просил тебя идти за мной.

— Почему ты стоишь здесь?

У нее странное выражение лица, но, возможно, это из-за того, что тут ужасно холодно.

— Я потеряла сапог, — тихо произносит она.

— Что? — хохочу я. — Как, черт возьми, можно было его потерять?

— Он где-то под снегом, и я не могу его найти.

Финли совершенно подавлена, как и полагается в такой ситуации.

— Где ты была, когда потеряла его?

— Прямо тут, — говорит она.

— И ты не можешь его найти? — Я наклоняюсь и начинаю копаться голыми руками в ледяном снегу. Как, черт возьми, ее сапог тут оказался? Тут не меньше полметра снега. Достаю его и протягиваю ей. — Ну вот, теперь ты можешь закончить свой поход обратно в общежитие.

Финли натягивает обувь на ногу, обхватывает себя руками и прислоняется к кирпичной стене.

— Я была неправа. Я злюсь. И расстроена. Потеряна и одинока. Не знаю, почему принимаю такие решения, но, видимо, я была немного не в себе. И если попросишь повторить все сказанное, я заставлю тебя прыгнуть в ледяное озеро.

Я бы рассмеялся, но чертовски замерз.

— Пошли, сумасшедшая. И да, теперь это твое новое прозвище.

Пока мы идем по тому, что, полагаю, раньше было тротуаром, я не свожу взгляда с проклятого дерева через дорогу. Оно почти полностью согнулось. Подозреваю, что корни вырвало из земли.

Как известно, жизнь любит преподносить сюрпризы, потому что, как только мы оказываемся достаточно близко, чтобы дотянуться до двери, дурацкое дерево все-таки падает, а его ветви бьются о стеклянную дверь. На удивление, стекло не разбивается, но…

Финли вопит позади меня.

Так, будто только что увидела дьявола, одетого в белое.

— Твоя рука! — кричит она.

А?

Глянув вниз, я вижу, из-за чего вся эта истерика. Вот черт.

Глава 7

Финли


Черт. Черт. Черт. Сколько крови… Слишком много.

— Бэкс! — кричу я. Он же просто смотрит на свою руку. — Эй, ты меня слышишь?

Но он не обращает на меня внимания. Небольшая ветка, кажется, проткнула его руку. Я протискиваюсь мимо него и пытаюсь отогнуть ветки от двери, но они не ломаются. Озноб, сотрясающий меня последние пять минут, похоже, лишил меня силы. Нос снова начинает гореть, и возникает противное чувство, что у нас неприятности.

Увидев лопату у двери, я хватаю ее и начинаю откидывать снег от дерева и двери. Спотыкаюсь о ветки и слышу, как они хрустят под ногами. Бинго! Начинаю ломать ветки ногами, не прекращая копать при этом. Затем дергаю дверь, но из-за груды снега на пороге она едва двигается.

— Бэкс, приди в себя! — Я знаю, что он не сможет мне помочь, но сейчас его состояние меня пугает. Он просто смотрит на свою руку. — Бэкс!

Я продолжаю ломать ветки, пока не удается открыть дверь достаточно, чтобы проскользнуть внутрь и взять несколько бутылок стеклоочистителя, чтобы с их помощью удерживать дверь открытой. Как только я делаю это, хватаю Бэкса за здоровую руку и тяну к себе.

— Да что с тобой?! Заходи внутрь!

Наконец, Бэкс, спотыкаясь, следует за мной, и я затаскиваю бутылки с жидкостью внутрь.

— Эй, — я притягиваю его к себе, — ты в порядке?

— Да, все нормально. Нужно просто позаботиться об этом.

Я оглядываю магазин и замечаю стул позади стойки. Понимаю, что мои руки и ноги болят, пока пытаюсь передвигаться по магазину. Я замерзла. Какая же я дура. Это все моя вина.

— Садись, — говорю я, подтащив стул к Бэксу, и тяну его за пальто, чтобы заставить сесть.

— Финли, со мной все в порядке. Не суетись из-за этого, ладно? В подсобке есть аптечка. Можешь сходить за ней?

Я бегу, но спотыкаюсь о стеллаж. Падаю лицом вниз, и Бэкс смеется. Он смеется! У него из руки торчит ветка, а он смеется надо мной, потому что я споткнулась.

— С тобой все нормально? Обе ноги левые?

Я поднимаюсь, не оглядываясь на него. Настроение снова падает. Захожу за стойку в подсобку и обнаруживаю большое открытое пространство с парой столов, множеством полок для хранения и шкафом. Открываю шкаф и сразу же нахожу аптечку. Не похоже, что в ней есть все необходимое.

Возвращаюсь к Бэксу, который выглядит уже не таким бледным, и он улыбается.

— У тебя из руки торчит ветка, — серьезно сообщаю я ему.

— Ты почти заставила мен об этом забыть, — говорит он, глядя на свою руку.

Схватив полотенце, я укрываю ним его колени.

— Будет больно, — указываю я.

— Ты делала это раньше?

— Вытаскивала ветку из руки? Нет. Точно не вытаскивала.

— Так откуда ты знаешь, что делать? Она может сломаться внутри, если ты не будешь осторожна.

Он волнуется. И я тоже.

— Мой отец был врачом, а мама медсестрой, так что я знаю пару трюков.

— Был? — спрашивает Бэкс, обрывая мои мысли о том, как, черт возьми, вытащить ветку из руки, не сломав ее.

— Давай сосредоточимся на твоей руке.

Я достаю хирургические перчатки и натягиваю их, осматривая руку и пытаясь во всем разобраться. При ближайшем рассмотрении все выглядит намного хуже, чем есть на самом деле. Ну, мне так кажется. По моей вине Бэкс пострадал, и меньшее, что могу сделать, это не причинять еще большего вреда. Нельзя причинять ему боль. Но не знаю, как мне это сделать.

— Бэкс, я действительно могу навредить тебе. Наверное, нам все же нужно позвонить в службу спасения.

— Эм-м, ты разве не выглядывала на улицу? Хоть раз была в этом городе во время снегопада? Никто не доберется до нас, Финли.

Он смотрит на свою руку, обхватывает пальцами ветку и, постанывая, тянет. Его лицо раскраснелось, а вены на лбу посинели от напряжения. Я наблюдаю, как ветка медленно скользит вверх.

— Остановись. Хватит. — Бэкс смотрит на меня, по его лицу струится пот, и он дрожит. Я крепко обхватываю пальцами ветку и медленно тяну. — У тебя в руке останутся обломки. Это может вызвать инфекцию. — Я тяну немного сильнее, и его стоны становятся громче. — Прости, что поступила так с тобой. — Не могу сдержать слез, наворачивающихся на глаза. Я чувствую себя ужасно. Наконец, когда полностью вытаскиваю ветку, из раны начинает литься кровь. — Мне придется полить твою руку перекисью. — Я беру бутылку и лью прямо на рану, наблюдая, как кровь пенится, запечатывая рану. Схватив из аптечки марлю и бинты, я делаю все возможное, чтобы потуже завязать руку и остановить кровотечение. — Тебе очень больно?

— Ага. — Он тяжело дышит и поддерживает голову другой рукой. — Обезболивающее во втором проходе. Сходишь?

Собрав лекарства и схватив бутылку воды, я вытираю кровь и убираю беспорядок, а также делаю все возможное, чтобы не сказать ничего глупого, например, «извини». В сотый раз.

— У тебя наверху есть кухня?

— А в какой квартире нет кухни?

— Логично. — Собрав в пакет продукты с полок, я направляюсь к подсобке. — Ты идешь?

— В свою квартиру? Разве это не ты отправилась в пургу, лишь бы не оставаться со мной? А теперь без спроса идешь в мою квартиру?

— Смотрю, у тебя было не много подружек, — говорю я. — Как только тебе начинает казаться, что ты понял женщину, Бэкс, то должен уяснить, что все совсем наоборот. Так ты идешь или нет?

Я слышу, как он стонет, а затем встает со стула и идет за мной. На полпути вверх по лестнице я останавливаюсь, чтобы убедиться, что он следует за мной, и нахожу его стоящим у основания деревянной лестницы. Его взгляд направлен на меня.

— Не останавливайся, — говорит он.

— Пялишься на мою задницу, пока я поднимаюсь по лестнице? — отгрызаюсь я.

— Ага. Расплата за то, что ты проткнула меня веткой.

— Это была крошечная щепка. Как… большая заноза.

Продолжаю подниматься по лестнице и, открыв дверь, вижу небольшую, но милую квартирку с темными деревянными стенами и соответствующими полами. За последние несколько лет мы сотни раз болтали с Уиллом, но я и понятия не имела, что он живет над магазином.

На стенах висят семейные фото, в основном с Бэксом. Квартира аккуратная, все на своих местах и пахнет сосной. Не могу поверить, что Уилла больше нет. Я иду вдоль стен, рассматривая фото.

— Скучаешь по нему? — спрашиваю я, потому что сама уже скучаю.

Бэкс тяжело вздыхает, прежде чем оттащить меня от стены.

— Никаких вопросов. Это относится и ко мне, — говорит он. — Кухня там.

Сердце болезненно сжимается. Все это время я не озвучивала вслух свою потерю, тем самым защищая себя от постоянно растущей боли. И, как оказалось, была не единственной, кто страдает от пожизненных мук и бесконечной вины.

— Ты прав. Никаких вопросов.

Прохожу мимо Бэкса на кухню и оглядываюсь по сторонам. Открыв несколько шкафчиков, я нахожу пару кастрюль и кухонную утварь.

— Спагетти будешь?

— Конечно. — Он протягивает руку и тянется к одному из верхних шкафов, доставая бутылку вина. — Чтобы было не так больно.

Взяв пару бокалов, он разливает вино.

— Вот, — и протягивает мне бокал, — выпей.

— Чтобы… эм… заглушить боль, — говорю я, нерешительно протягивая бокал вперед.

— Чтобы заглушить боль, — соглашается он и чокается своим бокалом с моим.

Если получится заглушить боль, которую я ношу с собой два года, то это вино окажется потрясающим.

Глава 8

Бэкс


Как хорошо, что у меня еще есть вино в запасе. Глядя на часы, стараюсь понять, как так получилось, что с четырех часов дня мы досидели до полуночи. Хотя, пустые бутылки могут подсказать ответ. Финли словно танцует по квартире, поправляя предметы, будто была здесь уже сотню раз. Может и была. Не знаю, насколько они были близки с отцом. Он всегда заполнял пустое место в людских жизнях. Хотел усыновить и вырастить сирот. Забрать себе раненых животных и вылечить все болезни в мире. Отец был хорошим человеком, таким, каким мне, вероятно, никогда не стать.

Финли напевает рождественские песни и улыбается впервые с тех пор как мы встретились. Теперь это уже официально вчера.

— У тебя милая улыбка, — говорю я ей.

Присаживаюсь на деревянное кресло у окна и баюкаю свою пульсирующую от боли руку на груди. Это была всего лишь дурацкая ветка, но, черт, как же болит рука.

— Я бы могла сказать что-то наподобие «у тебя тоже» или любую другую банальщину, но не буду. Я ведь не знаю, как выглядит твоя улыбка, — говорит она, складывая наброшенный на небольшой диван плед.

— Она милая. Я с такой родился, — отвечаю я и скалюсь, но мне все равно не удается показать ей ту улыбку, которую она хотела бы увидеть. Протираю небольшой участок стекла рукавом и смотрю в окно. — Снег прекратился.

Финли вприпрыжку подбегает к окну, ее короткие волосы колышутся с каждым движением. Наклоняется и глядит в пространство, которое я оттер.

— Все такое яркое.

— Ты когда-нибудь выходила на улицу после метели? — спрашиваю я.

— Не-а, не выходила.

Схватив Финли за руку, я тяну ее вниз по лестнице, достаю наши пальто и бросаю ей.

— Надевай.

Она словно ожила под воздействием игристого вина, и мне это вроде как нравится. Никакого сарказма или огрызаний. Финли надевает угги и наклоняется, чтобы помочь мне, потому что я мечусь как идиот, пытаясь одеться при помощи одной руки.

Как только мы оба оказываемся готовы хоть к путешествию в Антарктиду, я толкаю дверь, сдвигая снег, который намело на порог за несколько часов. И хотя его не так много, как я думал, он довольно рыхлый и тяжелый. Финли оттесняет меня назад и начинает раскапывать эту кучу лопатой. У нее это занимает буквально несколько минут, и, наконец, дверь можно открыть широко.

— Значит, ты научилась раскапывать снег? Вот тебе еще один значок «Юной Англичанки», — подначиваю я.

— Очень смешно, — отвечает она, прыгая на тропинку, которую мы раскапывали вчера вечером. И проваливается, показав мне воочию, как именно потеряла свой сапог, ведь снег доходит ей до бедер. — Так тихо. Будто весь мир исчез, и остались только мы вдвоем.

— Не знаю насчет исчезновения мира, но, определенно, есть два идиота, осмелившиеся показаться снаружи.

— Ага. Скажи это еще раз, — говорит она, дрожа. — Мне эта мысль нравится. Тихий и абсолютно белый мир, окружающий нас. Думаю, так должны выглядеть Небеса.

— Я так понял, что твои родители умерли. Как это произошло? — решаю игнорировать ее правило «не задавать вопросов».

— Мы говорили. Никаких вопро...

— Да ладно, Фин, расскажи.

— Меня уже очень давно никто не называл так.

Я толкаю ее плечом и тяну назад, в магазин.

— Давай вернемся.

— Два года назад в этот же день, — начинает она.

Я останавливаюсь и смотрю на нее.

— Они умерли два года назад в этот же день?

Финли едва кивает, и я замечаю, как в тусклом уличном свете на ее глазах блестят слезы.

— Родители и сестра ехали навестить меня на Рождество. Потому что я сказала, что не приеду домой. У меня появился бойфренд, и мне хотелось провести время с ним. — Она коротко вдыхает, и затем выдыхает изо рта белое облачко пара. — Но они сказали, что Рождество без меня — не праздник, поэтому сначала полетели в Бостон, а потом на машине планировали добраться до Нью-Гэмпшира, чтобы сделать мне сюрприз.

Я сжимаю ее плечо, не зная, что еще можно сказать, кроме многозначительного «Ох...».

— В тот вечер была небольшая метель, и думаю, ты догадываешься, как уроженец Флориды, который видит снег впервые в жизни, мог вести машину. — Она мягко смеется, но это ужасный смех. Такой, который легко превращается в рыдания. — Мне позвонили в полночь. В такую же снежную, как сегодня. Они не доехали сюда. Слетели с дороги вместе с восемнадцатиколёсным большегрузом. Все погибли на месте. Моя семья погибла, потому что я была эгоисткой и отказалась поехать домой, чтобы с ними увидеться.

— Так вот почему ты здесь одна.

На ее губах появляется еще одна робкая улыбка.

— Я не одна.

Неважно, насколько это неправильно, но мне очень хочется вновь поцеловать Финли. Ее губы практически синие от холода, а слезы выглядят так, словно могут замерзнуть прямо на лице, если я не остановлю их. Я притягиваю ее к себе, мгновенно ощущая, как становится чуть теплее. Она приподнимается на носочки, молча сообщая, что думает о том же самом. Так что я прижимаюсь к ней губами, чувствуя, как тепло ее дыхания касается моего холодного лица. От Финли пахнет лавандой, а на вкус она напоминает вино — и это сочетание словно расслабляющий афродизиак.

Она немного отстраняется и смотрит на меня.

— Мне холодно.

— Давай согрею тебя, я горячий, — усмехаюсь я.

— О, да, Бэкс, ты горяч.

А вот теперь мне точно жарко.

Я тяну ее в помещение, заталкивая в тепло дурацкого магазина, который всегда ненавидел.

К тому времени, когда мне удается запереть дверь, Финли уже снимает угги и вешает пальто на один из стеллажей.

— У тебя можно одолжить штаны?

Ее джинсы намокли от снега, и она снова дрожит.

Я снимаю пальто и обувь, и мы поднимаемся в квартиру.

— Ага. У меня должно найтись что-то, что ты сможешь надеть.

Я беру для нее плед, который Финли сложила до того, как мы вышли наружу, и хватаю с дивана сумку. Я приехал сюда всего на пару дней и не брал с собой большое количество вещей — не планировал оставаться надолго. Хорошо, что у меня есть запасная пара. Бросаю ей фланелевые штаны и указываю на ванную в углу.

— Просто отвернись, — говорит она в ответ.

— Ты такая властная, женщина.

— Тогда не поворачивайся.

Она это серьезно? Господи, рядом с ней я словно озабоченный подросток.

Я отворачиваюсь и скрещиваю руки на груди.

— Скажи, когда закончишь.

Я слышу, как ее штаны падают на пол, и мне приходится приложить все усилия, чтобы не обернуться. Она сейчас, наверное, намеренно меня мучает. Это расплата за вопросы, которые она просила не задавать. Вот какие последствия. Ох уж эти женщины и их правила.

— Ладно, я все.

Развернувшись, я вижу, как Финли аккуратно складывает джинсы на один из стульев. Мои штаны на ней выглядят безразмерными, но в то же время это так мило.

— Устала?

— Ага. Это был тот еще денек.

Сбросив на пол декоративные подушки, я разбираю кровать.

— Можешь спать тут.

— А где будешь спать ты? — спрашивает Финли.

— Тут же, — с улыбкой указываю на кровать, готовый к тому, что она скажет мне пойти и утопиться.

Финли проходит мимо меня и забирается под одеяло.

— Ладно. Но сначала выключи свет.

— Просто хлопни, — смеюсь я.

— Серьезно?

Она вопросительно приподнимает брови, но после секундного колебания хлопает в ладоши, и комната погружается в темноту.

Затем я слышу ее смех.

— У тебя стоит «Клэппер»? (Примеч. Clapper — марка выключателя, реагирующего на звук).

— Нет. У Уилла.

— Меня это не удивляет, — вздыхает она, и я слышу ее улыбку.

Затем буквально слышу, как улыбка Финли исчезает, когда я позволяю своим джинсам упасть на пол. Снимаю рубашку и сажусь на край кровати. Интересно, была ли она серьезна, когда согласилась спать вместе в одной кровати? Но мне известно, что поспать в жестком деревянном кресле не удастся. В противном случае я обязательно попробовал бы вести себя как джентльмен.

Когда ложусь под одеяло, в комнате царит полнейшая тишина.

— Эй, ты там еще живая?

— Вроде бы, — говорит Финли. — Как думаешь, то, что происходит, это неправильно? Мы познакомились только этим утром, а уже лежим в одной постели.

— Не знаю. А, по-твоему, это правильно, что ты выбежала куда-то во время метели, из-за чего пострадала моя рука?

— Ты ведь никогда не позволишь мне забыть об этом, да?

— Никогда — слишком долго для человека, которого ты знаешь всего день. Думаю, нам просто стоит проверить, как долго продлится это «никогда».

Сейчас я говорю слишком много ерунды, так как от тепла, излучаемого ее телом, мой член твердеет, и приходится делать все возможное, чтобы контролировать себя. Я не был с девушкой уже год, и это то еще мучение.

— Хочешь, я поделюсь одеялом? — спрашивает она.

— Можешь оставить себе. Но спасибо за предложение.

Игнорируя мой ответ, она набрасывает на меня одеяло и сворачивается у меня под мышкой, положив голову на грудь.

— Теперь мы оба в тепле.

Глава 9

Финли


Я не верю в такую ерунду. И с тех пор, как рассталась с Тоби, даже поклялась держаться подальше от мужчин. Спустя какое-то время я стала винить его в гибели моей семьи. И понимала, что эти отношения не помогут мне исцелиться. Если быть честной, именно отношения с Тоби заставили меня остаться в Нью-Гэмпшире в то Рождество. Мне хотелось поехать домой вместе с ним, но после продолжительных уговоров согласилась остаться и провести праздник в доме его родителей. Это должно было стать нашим первым Рождеством с его семьей. Оно и стало нашим первым общим Рождеством, и в тот момент, думаю, это значило для меня все, хотя теперь знаю, что это не так.

Мы действительно провели то Рождество вместе, но только в часовне при госпитале на несколько километров дальше от назначенного места. И вместо того, чтобы проснуться тем утром и подбежать к елке, я проснулась и побрела к трем гробам. Так что Рождество для меня больше никогда не будет прежним. Я сказала Тоби, что мы больше не можем быть вместе. Не было ни малейшего шанса, что, глядя на него, я не буду корить себя в том, что выбрала остаться с ним, вместо того чтобы съездить домой и побыть с семьей. Он все понял и, вероятно, ощущал вину, но после того Рождества я приказала себе больше никогда с ним не общаться. И не общалась.

С тех пор мною была проделана отличная работа по части избегания мужчин. Разумеется, я знаю, что в несчастном случае и гибели моей семьи нет вины Тоби. Как и моей. Просто так сложилась жизнь, или как там еще говорят. Однако я уверена, что человек, с которым я могла бы встречаться, не будет предвестником несчастья. Видимо, мне просто сложно это принять.

Я появилась в жизни Бэкса вслепую, практически не зная о нем ничего, но, глядя на него, я не ощущаю привычного чувства обреченности. Его заменило другое чувство, не похожее на то, что возникает, когда я смотрю на всех остальных мужчин. А ведь прошел всего лишь день. Всего один день, а я уже рассказала ему больше, чем любому другому человеку за эти два года, хотя, наверное, это не такой уж долгий срок.

— Ты в порядке? — шепчет Бэкс.

— Ага. А ты? — шепчу я в ответ.

— Со мной лежит потрясающая девушка... как думаешь, каково мне?

Я прижимаюсь к его груди, ощущая, как «играют» мышцы под моими ладонями, и решаю обнять Бэкса крепче. Кто же знал, что под обычной фланелевой рубашкой скрывается такое богатство?

— Так, ладно. Чувствую себя плохо. Ты заводишь меня, и это просто пытка.

— Утром будет расплата, — шепчу я.

— Ладно, сумасшедшая. Я не...

Э-э-эй... Это что такое?

— Бэкс?

Снизу у лестницы раздается грохот. Здесь есть кто-то еще? Сюда кто-то забрался?

— Ш-ш-ш...

— Не шипи на меня, — возмущаюсь я громким шепотом.

Бэкс встает с кровати. Его силуэт попадает в луч уличного освещения, и я вижу, как он старается натянуть штаны одной рукой. Я не должна смотреть на кубики на его животе, особенно в момент, когда он чуть не падает, теряя равновесие. Пожалуй, лучше сконцентрироваться на шуме, который донесся снизу. Скучаю по временам, когда могла спрятаться под одеялом, и все плохое проходило с наступлением нового дня. Жаль, во взрослой жизни так не работает.

— Я пойду с тобой.

Я отбрасываю одеяло и рывком сажусь, погребая под себя декоративные подушки.

— Нет. Останься тут.

— Нет!

— Серьезно, Финли. На сегодня от тебя и так достаточно проблем. Оставайся. Здесь.

Ладно. Это было немного грубо. Хотя отчасти Бэкс прав. Принимая во внимание его слова, я укладываюсь и прижимаю к груди одеяло. У него только одна здоровая рука, и, прости Господи, если ему придется драться с отвратительным снеговиком, Бэкс будет дееспособен только наполовину. Укутавшись в одеяло, я медленно продвигаюсь к лестнице, прислушиваясь к тому, что происходит внизу.

Оттуда доносятся отголоски ругани, и я, не думая, сбегаю вниз.

— Что происходит? — кричу я.

— Кажется, я просил тебя не вмешиваться. Или ты оглохла? — отмахивается Бэкс.

Ну, понятно. Все это время я была занозой в заднице, однако сейчас он ведет себя не лучше.

— Хочу помочь. Что случилось?

— Похоже, по дороге прошли снегоуборочные машины, не заметив под снегом упавшее дерево. Теперь разбито окно.

— Господи. — Я делаю несколько шагов вперед, и в лицо бьет ледяной порыв ветра. Чем ближе я подхожу к разбитому окну, тем холоднее становится, а я ведь даже не прошла и половины пути.

— Финли, Бога ради, пожалуйста, просто стой, где стоишь.

— Что будем делать? — спрашиваю я, игнорируя его злость.

Я бы тоже разозлилась, если бы владела магазином всего неделю, а в нем уже умудрились выбить окно.

— Мы — ничего. Это моя проблема. Не твоя.

Зачем я вообще с ним спорю? Вот почему не стоит ложиться в постель с тем, кого знаешь всего сутки.

Я много чем могу помочь. Ай, к черту! Поворачиваюсь и иду на второй этаж. Боже, как же неприятно. Кто вообще так разговаривает с людьми? Я ведь просто хотела помочь.

Захлопываю за собой дверь и включаю свет, решительно глядя по сторонам. Мне хочется найти решение проблемы — не для него, а для себя самой. Чем можно закрыть эту дыру? Единственное, что меня заботит — как не замерзнуть до смерти. Открываю шкаф, но там всего лишь два пальто и две пары ботинок. Я знаю, что они принадлежали Уиллу. Они даже пахнут им — улицей и сигарами. Если бы все это произошло, когда Уилл был жив, он точно знал бы как поступить и не раздувал бы из этого проблемы. И не вел бы себя как хам. У Уилла всегда находились ответы — простые решения, с помощью которых можно было устранить любую проблему.

Я открываю другой шкаф и в дальнем углу нахожу синий брезент, свернутый валиком. А вот это может помочь. Затем добираюсь до верхней полки, каким-то седьмым чувством ощущая, что там точно что-то есть. Шарю рукой и нахожу что-то, похожее на тонкую веревку. Забираю ее с собой, пусть и не уверена, что она пригодится.

Снова проделав путь назад, я нахожу Бэкса стоящим посередине магазина. Обхватив голову ладонями, он что-то бормочет. Я не слышу, что он говорит, но звучит это не очень дружелюбно, к кому бы он там ни обращался.

— Я нашла брезент и веревку. Не знаю, что с этим получится сделать, но оставлю тут, на случай если ты захочешь ими воспользоваться.

Бэкс оборачивается ко мне, в его глазах плещется раскаяние.

— Эй, прости меня. Я не должен был срываться на тебе. Понимаю, ты только пыталась помочь.

— Все нормально. Просто пойду наверх и перестану тебе надоедать.

— Нет, погоди. Наверное, ты сможешь помочь.

Я поднимаю брезент и иду к нему.

— Что мне сделать?

В обычной ситуации я уже давно бы послала любого другого за такое поведение, но из-за того, что Бэкс помог мне вчера, я ощущаю себя немного обязанной и считаю, что должна вернуть услугу. Он забирает у меня сверток и разворачивает, раскатывая по полу. В помещении становится все холоднее, мороз проникает под кожу, от чего ноют кости.

— Можешь передать мне веревку?

Я подаю ее, и Бэкс продевает веревку через металлические кольца в брезенте.

— Что дальше?

— Пока ничего. Но я должен спросить: ты что, приносишь неудачи?

Приношу неудачи. Именно так я говорила о себе целых два года. Иначе почему со мной случилось столько бед? Мое молчание, видимо, все объясняет Бэксу, потому что он останавливается. И когда подходит ко мне, на его лице явно читается вина.

— Прости, Фин. Я не...

— Все нормально, — перебиваю я, отмахиваясь.

Я смогу выдержать шутку. Именно так, это шутка. Дурацкая, пугающая шутка.

— Нет, не нормально. Сегодня тебе нельзя такое слышать.

— А может и наоборот. — Я стягиваю одеяло на плечах немного туже.

— Холоду брезент не помешает. Если только снег сдержит.

Очевидно, что я больше ничем не смогу помочь, поэтому иду назад к лестнице.

— Финли?

Если повернусь сейчас, он увидит слезы на моих глазах. Те самые, что накатывают в этот день ежегодно. Единственный день, когда я позволяю себе плакать, хотя сегодня и пыталась избежать этого из-за обстоятельств, но... они накатывают как пузырьки в только что открытом шампанском.

Взбежав по лестнице, я запираюсь в ванной. Забираюсь в угол и плотнее укутываюсь одеялом, крепко сжимаю веки и делаю все возможное, чтобы не дать всплыть воспоминаниям. Но я не настолько сильная.

В моей голове звучит папин голос — наш последний разговор: «Разве ты не знаешь, что это плохая примета — находиться далеко от своей семьи в Рождество? Нам ведь не нужны несчастья, малышка». Я спорила с ним, рассуждая, что невезения не существует, а он просто пытается уговорить меня приехать домой. Отец тихо смеялся: «Я не позволю неудачам преследовать тебя, горошинка».

В тот момент я понятия не имела, что он имел в виду. До тех пор, пока мне не позвонили и не сообщили об их смерти здесь, в Нью-Гэмпшире. Они хотели меня удивить, и я знаю, это была идея папы. Вот что он хотел сказать, когда говорил, что не позволит неудачам меня преследовать. И теперь я обречена быть неудачницей всю жизнь. Он был прав. Выдумка это или нет, но мой отец оказался прав.

— Эй, — со стороны лестницы доносится голос Бэкса.

О, Боже. Я просто развалина. Поднявшись на ноги, подхожу к зеркалу над раковиной и вижу потеки туши на щеках. Пожалуйста, пусть это будет от слез, а не от снега. Боже, я что, весь день ходила как енот? Бэкс бы сказал.

Ну, я надеюсь.

— Финли?

— Да, — отвечаю я, и мой голос надламывается.

Он стучит, и мгновение спустя я замечаю движение ручки. Позволяю Бэксу открыть дверь, хотя мне казалось, что он будет слишком усталым, чтобы входить сюда.

— Ты в порядке? — Он прикрывает глаза ладонью. — Просто скажи, что все хорошо. Я слышал, как ты плакала.

Отлично.

— Со мной все хорошо, — отвечаю я ему.

— Ты одета?

— Я не сижу на унитазе, рыдая, если ты об этом.

Он убирает ладонь от лица и долго смотрит на меня, прежде чем подойти ближе и обнять. Почему у меня такое чувство, что я была в его объятиях уже миллион раз? Разве можно ощущать такое, находясь рядом с незнакомцем?

— Я не то имел в виду, — говорит он.

— Неважно. Ты сказал правду. Я приношу несчастье. Тебе стоит держаться от меня подальше.

Глава 10

Бэкс


— Думаешь, что приносишь несчастье? — смеюсь я.

Несчастье. Именно это слово должно быть написано у меня на лбу.

— Можем поспорить, — говорит Финли тихо, стирая с лица черные потеки туши. Берет рулон туалетной бумаги, опускает крышку унитаза и садится, подтянув колени к груди. — Хотелось бы сказать, что я крутая девчонка, которая может жить без прошлого — без того факта, что вся моя семья умерла накануне Рождества просто потому, что они решили навестить меня. И что я — эгоистичная дочь и сестра, которая даже ни разу не оплатила сама разговор с Флоридой. Но я не настолько сильная. Я чувствую, будто умираю. С каждым разом боль становится лишь сильнее. Так же, как растет чувство вины.

Я могу только посочувствовать.

— Ну, что же, давай поглядим, что я смогу противопоставить твоим словам, — говорю я, прислоняясь к стене и скрестив руки на груди. — Когда я был подростком, у мамы диагностировали рак груди. Папа работал в этом магазине практически круглосуточно и без выходных, убивая свое здоровье, лишь бы заработать денег — ведь нужно было платить по медицинским счетам. Он просил меня возить ее на химиотерапию и сидеть рядом, потому что сам не мог. — Финли опускает ноги и смотрит вверх на меня. В ее глазах мелькает печаль. — Я отказался помогать. Не потому, что был говнюком или буйным подростком — а я такой. Мне просто было слишком больно видеть маму в таком состоянии.

Ни она, ни папа об этом не знали.

— И что случилось?

— Я ее не возил. Этим занимался наш сосед. А я вместо этого ходил в парк недалеко отсюда, курил косяки и пялился в небо, спрашивая Господа, почему же он так жесток к моей семье. И избегал родителей неделю за неделей. Моя жизнь настолько скатилась под откос, что я даже не присутствовал дома, когда умерла мама. В Юте был, у друга. И на похороны не попал, потому что не смог позволить себе поменять билет на самолет.

Финли с силой сжимает в кулаке рулон туалетной бумаги. Ее лицо краснеет, а глаза наполняются слезами.

— Хреново, — отвечает она мягко.

— Ага, очень. Я сожалею о многом. Отец мне этого не простил, и с годами стало еще хуже. А теперь я — сирота, как и ты, но отличие в том, что я сижу и думаю, любили ли они меня, когда встретили смерть. Я был плохим сыном, хотя это не оправдание.

Финли встает и обнимает меня за шею.

— Они тебя любили, — шепчет она.

— Ты не можешь этого знать.

Мне хотелось бы, чтобы Финли была права. Хотелось бы чувствовать себя не так хреново, как обычно. И хотя бы перестать повторять себе о том, что лучше бы умер я.

— Но я знаю, — говорит она снова. Потом берет меня за руку и ведет к стене над камином. — Видишь эти фотографии?

— Да, и что?

— Они все твои. Твой папа хотел видеть их ежедневно. Вот почему он повесил их здесь. Если смерть родителей чему-то меня и научила, так это тому, что не имеет значения, насколько облажался ребенок, — его все равно будут любить. Несмотря ни на что. Когда я сказала папе, что не приеду на Рождество, он ответил, что все равно меня любит. И я знаю, что разбила ему сердце, но они все равно приехали навестить меня и провести праздник вместе. Думаю, даже если бы отец один погиб в ту ночь, он все равно не перестал бы меня любить. Так я говорю себе, и верю в это.

— Мне нравится такая мысль, — говорю я.

В словах Финли есть здравое зерно, так что, возможно, на этот раз у меня получится убедить себя в этом и снять часть вины, лежащей на моих плечах. Долгое время я пытался сделать это, однако ничего не получалось. В этот момент ощущения такие же сильные, как и после смерти мамы.

— Кажется, Рождество для нас обоих не очень счастливый день.

— Не уверен насчет этого. Думаю, ты можешь изменить расклад, — отвечаю я.

Я почти ничего о ней не знаю. И все же чувствую, что у нас много общего. Такие, как мы, обычно ходят на встречи с группами психологической помощи, а потом становятся друзьями на всю жизнь, потому что нечто общее объединяет их.

— Думаю, расклад уже изменился, — говорит Финли, глядя мне в глаза. — Я тебя совсем не знаю. Не знаю, какое у тебя хобби или любимый цвет. Даже твоя фамилия мне не известна. Но по какой-то странной причине, сейчас это неважно.

От ее слов становится теплее, хотя она опять начинает дрожать. Даже губы синеют... Боже, как же здесь холодно. Я подхожу к стене, смотрю на термостат и вижу на отметке всего четыре градуса тепла, а снаружи минус семь.

— Эй, тебе не кажется, что здесь немного холодно?

— Да. Я замерзла, — говорит она, продолжая дрожать.

Я подхожу к шкафу и вытаскиваю несколько одеял. Не знаю, что еще можно сделать. Мы не доберемся до цивилизации, пока не раскопаем то, что разнесли снегоуборочные машины, а это почти два метра снега.

— Вот. А теперь в постель.

Финли быстро идет в указанном направлении, ныряет под простыни и сворачивается калачиком. Я заворачиваю ее в два одеяла и растираю ей руки ладонями, стараясь подарить хоть немного тепла.

— Спасибо, — говорит она.

— Так лучше? — спрашиваю я, имея в виду одеяла.

— Да. Ты теплый. Это странно, как думаешь?

— Быть настолько близким с чужим человеком? — уточняю я.

— Влюбиться в незнакомца, — тихо отвечает она.

— Ну, может, кто-то сказал бы и так. — Я обнимаю Финли крепче, а затем ложусь под одеяла рядом с ней. — Но мне так не кажется. Думаю, что существуют встречи, задуманные на Небесах.

— А что будет завтра, когда я вернусь к себе?

Не знаю, правильно ли понимаю ее и не захожу ли слишком далеко, однако все же нависаю над Финли, расставив колени по разным сторонам от ее талии.

— Ну, думаю, мне придется остаться где-то на пару дней, пока не отремонтируют окно. Возможно, две одинокие души смогут превратить это Рождество в не такое уж и несчастливое.

— Мы могли бы согреть друг друга, — говорит она в ответ. — Это было бы неплохо.

Я наклоняюсь и мягко ее целую, игнорируя пульсирующую боль в руке. Финли обнимает меня и тянет вниз, крепко прижимая к себе. Ладонями медленно скользит по моей рубашке и стягивает ее через голову. В моих планах и мыслей не было провести сегодняшний вечер вот так. Даже близко.

— Я где-то слышала, что людям легче сохранять тепло, если они обнажены.

— Да, тоже такое слышал, — соглашаюсь я.

— Обнажение и физическая активность точно помогут нам сохранить тепло.

— А ты уверена насчет того, чтобы переспать с малознакомым человеком?

Кажется, мне нужно напомнить ей про некоторые обстоятельства. Не скажу, что раньше у меня не было отношений на одну ночь, но Финли — другая. Она не из тех, от кого хочется сбежать утром. Наоборот, с ней хочется провести как можно больше времени, даже если Мать-природа этого не позволит.

— Бэкс, мне больше не кажется, что мы чужие друг другу. Думаю, мы люди, которые знают, что потеряли и что обрели.

Я решаю больше не задавать вопросов. Просто стаскиваю с нее рубашку, открывая ярко-розовый лифчик и трусики в цвет.

— Погоди, — говорю я ей.

Бросаюсь к своей сумке и начинаю искать в боковом кармане. К счастью, у меня там хранится пара презервативов — просто на всякий случай. Они лежат там уже больше года, ну и что? У мужчины должна быть надежда. Я ведь смог дожить до сегодняшнего дня.

— Вот это поворот, — говорит Финли. — Знаешь, ты не только сексуальный и заботливый, ты еще и умный.

От этих слов я ощущаю не только гордость, но и прихожу в еще большее возбуждение. Быстро хватаю презерватив и возвращаюсь к дегустации ее губ и касанию языками, к ее шее и груди. Каждый сантиметр тела Финли — совершенство.

— Думаешь это нормально? По идее, этой ночью я должна предаваться воспоминаниям, — спрашивает она.

— Нет. Ты должна быть просто счастливой.

Когда я вхожу в нее, она вонзает ногти мне в спину. Глаза Финли становятся все шире и шире, и хотя обычно я зажмуриваюсь, представляя себе то, что хочу, сейчас я жажду видеть только ее, ловить каждое выражение ее лица. Она закрывает глаза, слегка запрокидывая голову и приоткрывая рот, и я целую ее в шею, вдыхая сладость мягкой кожи. Я не обращаю внимания на небольшое ощущение неловкости — сейчас оно не имеет значения.

Финлидвигается вместе со мной, и я крепко сжимаю ее в объятиях; наши движения становятся все более быстрыми, а стоны все более громкими. Ее медовый голос с хриплыми нотками и то, как она стискивает мой член, подталкивает меня к краю.

— Финли, — говорю я на выдохе, — ты невероятна.

— Я почти... — шепчет она между стонами.

Кончиками пальцев она медленно скользит по моей груди, спускаясь ниже, заставляя вбиваться в нее со всей силой и наполнять ее теплом. Наши тела словно приклеены друг к другу, и разделяются только капельками пота. Мне хочется рассказать ей о своих чувствах, потому что мои ощущения не только на физическом уровне.

Глава 11

Финли


Замерзшее лицо и разгоряченное тело — не самый плохой вариант пробуждения в канун Рождества. Тепло груди Бэкса, прижатой к моей спине, и чувство безопасности, что дарят его объятия, приносят удовлетворение, которого я не испытывала уже много лет. Не хочу шевелиться больше. Никогда.

— Доброе утро, красавица, — шепчет Бэкс мне на ухо. — Сожалеешь?

— Нисколько, — отвечаю я.

— Ох, — говорит он, — а я вот немного сожалею.

Мгновенно поворачиваюсь и приподнимаюсь на локтях, испытывая смесь различных эмоций, а также четко осознавая, что проснулась голой рядом с потрясающим мужчиной.

— В смысле?

Его губы растягиваются в улыбке — белизна зубов контрастирует с темной утренней щетиной. Улыбка Бэкса заразительна, хоть я и не знаю, что он собирается сказать.

— Сожалею о том, что очень давно не бывал в папином магазине. И о том, что познакомился с тобой лишь вчера. — Он наклоняется и целует меня в лоб, царапая мой нос своей щетиной. — Надеюсь, ты не осознаешь, насколько это все безумно.

— Мне и не нужно это осознавать. Я и так поняла, что мы оба сумасшедшие. Но...

— Но что?

— Думаю, ты должен знать: кое в чем ты был прав.

Бэкс действительно был прав кое в чем.

— Эти слова я готов слушать бесконечно. Так в чем же я был прав?

Я тянусь вперед и целую уголки его губ, растянутых в широкой улыбке.

— У тебя просто потрясающая улыбка.

— А, так это ты меня вынудила, — тихонько смеется он.

— Улыбнуться?

— Я так давно этого не делал, — отвечает Бэкс, и его улыбка становится еще шире, — а ты заставила меня улыбнуться.

— Ты должен улыбаться чаще, — говорю я и падаю обратно на кровать.

— Тогда мне нужно проводить с тобой больше времени.

Думаю, что не буду особо возражать, если только в один прекрасный момент все это не окажется сном. В жизни так не бывает. Не может такого быть, чтобы всего за один день в меня влюбился сексуальный красавец. Ну, по крайней мере, не в моей жизни.

Все выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой…

— Кстати, ты собираешься закрыть магазин отца, когда приведешь все в порядок? — спрашиваю я, перебирая пальцами бахрому на пледе. Не стоит впускать его в свое сердце, если Бэкс планирует вскоре уехать.

Он не отвечает. Просто лежит, глядя в потолок задумчивым взглядом.

— Я хотел. В смысле, собирался.

— Но? — Я надеюсь на это, но

— Помимо потрясающей девушки, вчера в магазине я нашел еще кое-что, и задумался об этом.

— Что ты нашел? — спрашиваю я, приглаживая пальцами свои растрепанные волосы.

— Письмо отца.

— Где?

— Оно было в кассе под лотком с деньгами. Я искал ключи, и увидел конверт со своим именем.

— Ох.

— Я так долго избегал общения с отцом, Фин. Я думал, он ненавидит меня.

— Говорила же: у него не было ненависти к тебе. Ни у одного из твоих родителей ее не было. Что в письме?

— Не знаю.

— В смысле?

— Я имею в виду, одна только мысль о том, что он написал мне письмо, заставила меня взглянуть на все по-другому.

Бэкс похож на меня. А я — на него. За последние два года я взрастила в себе гигантское чувство вины, размышляя о том, что если бы мои родители и сестра выжили в том несчастном случае, то непременно бы возненавидели меня. Они винили бы меня так же, как я сама винила себя.

— Ты собираешься читать его или как?

Я бы отдала все на свете за письмо от родителей. Все, что угодно. Раньше я молила дать мне знак, что они не испытывают ко мне ненависти. Целый год, как безумная, умоляла об этом Бога. Но не получила никакого знамения.

— Можешь сама прочесть? — просит Бэкс, наклоняется и достает из сумки надорванный конверт.

— Да, конечно.

Я скрещиваю ноги, закутываюсь в одеяло и вынимаю из конверта лист, вернее, листы. Одного беглого взгляда достаточно, чтобы удивиться разительной разнице в почерке.

— Похоже… одно из них от твоей мамы.

Подняв взгляд от писем, я вижу боль в его глазах.

— От мамы? — выдыхает он.

Вновь опуская взгляд, я начинаю читать:


«Мой дорогой Бэкс.

Надеюсь, ты читаешь это письмо, будучи уже взрослым, умудренным опытом мужчиной, которым, уверена, станешь. Мы так недолго были вместе, и я знаю, какую боль причинила тебе. Знаю, почему тебя не было рядом. Я понимаю, ты был напуган. Мне тоже было страшно. И я не виню тебя, дорогой. Никогда не винила. Я боюсь только одного: что так и не смогу сказать, как сильно я тебя люблю, Бэкхэм…»


Я бросаю на Бэкса беглый взгляд и замечаю, как ходят его желваки.

— Бэкхэм? — удивленно спрашиваю я.

— Это мое полное имя, но все зовут меня Бэкс, — равнодушно отвечает он.

— Мне нравится имя Бэкхэм. — Я беру его за руку, переплетая наши пальцы. — Читать дальше?

— Да.


«Ты хороший сын, и, надеюсь, сможешь себя простить за то, о чем в один прекрасный день пожалеешь. Я прощаю тебя, потому что всегда знала: ты принимаешь все слишком близко к сердцу, именно поэтому ты отдалился от меня во время моей болезни. Надеюсь, ты будешь жить полноценной жизнью и найдешь свою любовь. Полюбишь какую-нибудь девушку так же, как твой отец полюбил меня. Я желаю тебе этого, сынок.

С любовью, мама».


— Это все.

Бэкс шмыгает носом и несколько раз кивает головой, глядя в потолок. Его грудь тяжело вздымается, и мне хочется посоветовать ему не сдерживать своих чувств, но я не могу сказать этого даже себе. Он шумно выдыхает через рот и смотрит на меня.

— Можно взглянуть на другое письмо? Которое от папы.

Я передаю ему оба листа и наблюдаю, как он читает. Это неправильно, но я чувствую черную зависть и пытаюсь представить, о чем говорилось бы в письме, будь оно от мамы или от папы. Интересно, сказали бы они, что прощают меня? Или, может, о том, что это было предначертано, и все должно было случиться за два дня до Рождества — именно тогда, когда они собирались навестить свою эгоистку-дочь.

— Письмо отца один в один, как мамино, — говорит Бэкс, все еще не отрывая от него взгляда. — Он любил меня. И никогда не злился. Я по собственной глупости зря потратил столько времени, Финли.

— Ты можешь загладить перед ними свою вину, — говорю я ему, тут же задаваясь вопросом, а чем сама могу загладить вину перед собственной семьей.

— Как? — спрашивает он.

— Сохрани семейный бизнес. Управляй им так, как управлял бы твой отец. Каждый раз, открывая магазин, представляй его рядом, чтобы в конце знать, что он может гордиться тобой.

— Мои родители хотели жить полноценной жизнью. Хотели счастья. Простого счастья. Может, я смогу последовать собственному совету… хотя бы ради них.

Может, и я смогу сделать то же самое для своих родителей? Стать счастливой ради них. Быть человеком, которым они бы гордились. Жить с улыбкой.

— Давай одеваться, — наконец, говорит Бэкс. — Я вызову ремонтную бригаду, чтобы починить окно, и мы отправимся к тебе в общежитие и нормально отпразднуем Рождество. Там есть кухня?

— Да, этажом выше.

— Отлично.

Я надеваю штаны и через голову натягиваю рубашку. Бэкс тоже одевается и уходит на кухню, где складывает в сумку всякую всячину.

— Знаешь, чему меня научила мама незадолго до смерти? — неожиданно спрашивает он.

— Чему? — спрашиваю я с едва заметной улыбкой.

— Готовить из минимального набора продуктов. Денег у нас было немного, так что мама буквально из воздуха могла сотворить шедевр.

Моя мать была точно такой же — из ничего могла сделать конфетку. Денег у нас хватало, но она не любила тратить их без необходимости. Мы никогда не испытывали нужды, просто мама предпочитала делать все своими руками и с… любовью.

Глава 12

Бэкс


Снегоуборочные машины справились с работой отвратительно, но нам удается преодолеть путь до общежития, не напоровшись на ветки и не потеряв в сугробах обувь. Думаю, в данной ситуации — это триумф. В общежитии тепло, и через час мне удается согреться.

Мы принимаем душ вместе, а потом еще несколько раз «согреваем» друг друга, после чего Финли ведет меня наверх, на кухню.

Здесь в углу стоит столик — прямо напротив огромного окна, открывающего взору снежный мир, в котором мы затеряны уже почти два дня.

— Загляни в холодильник и скажи, есть ли там вообще хоть что-то.

Финли открывает дверцу, наклонившись, оглядывает холодильник сверху донизу и вытаскивает полгаллона молока и масло. Проверив срок годности, она констатирует:

— Не просроченные. — После чего, открыв шкафчик, достает из него упаковку растворимого картофельного пюре и пару банок кукурузы.

— Ты ведь понимаешь, что это значит? — спрашиваю я.

— Что у нас на ужин пюре и кукуруза? — смеется она.

Я наклоняюсь и достаю из сумки банку тушенки.

— Нет. У нас пир!

— Ладно, я поняла, к чему ты клонишь. — Финли осматривает еще несколько шкафчиков и достает миски и ложки, а я вынимаю из сумки одноразовые тарелки, стаканчики и большую бутылку шампанского. — Мне нравится ход твоих мыслей, Бэкс. Или лучше называть тебя Бэкхэм?

— Можешь звать меня Бэкс, — смеюсь я. — На здоровье.

Я отодвигаю ее в сторону, и в течение ближайших двадцати минут Финли остается только смотреть, как я готовлю картошку с тушенкой.

После чего открываю бутылку шампанского и наполняю два маленьких стаканчика.

— Это будет самый странный Сочельник за всю твою жизнь, — говорю я Финли.

— Куда уж больше, — отвечает она с улыбкой.

Поставив сумку на край стола, я достаю скатерть, найденную в папиной квартире, а потом свечу.

— Здесь запрещено зажигать свечи.

Приподняв бровь, я смотрю на нее через плечо и чиркаю спичкой.

— Рождественский ужин подан, — говорю я, беру ее за руку и усаживаю на стул. — Присаживайся, — после чего выключаю свет и присоединяюсь к ней за столом.

— Солнце начинает садиться, — говорит Финли, пристально глядя в окно.

— Я такой романтик, — замечаю я, подмигивая ей.

— Ты быстро набираешь очки, Бэкс. Еще одно в твою пользу.

— Ты ведешь счет?

— Нет. Но если бы вела, у тебя была бы девятка, — говорит Финли с дразнящей улыбкой.

— Всего девять, да? — сую ложку пюре ей в рот. — Может, это увеличит мои шансы?

— Черт побери, — говорит она с набитым ртом. — Что ты туда добавил?

— Мамин секрет. Не могу поделиться им с тобой. Ну как, я зарабатываю десятое очко?

— Это зависит... а что на десерт? — спрашивает Финли и кладет очередную ложку пюре в рот, чтобы скрыть улыбку.

— Я, — говорю я, поигрывая бровями.

— Тогда, считай, десятка у тебя в кармане, — подмигивает она.

* * *
— Рождество наступило, — этими словами я бужу Финли. Она уснула в моих объятиях, пока мы смотрели по телевизору «Рождественскую историю».

Она медленно открывает глаза и дарит мне сонную улыбку.

— С Рождеством.

— Те подарки для тебя? — спрашиваю я, указывая на небольшую елочку в углу.

Ее улыбка гаснет, а плечи опускаются.

— Да, мои родители отправили их по почте перед поездкой сюда.

— Ты так и не открывала их?

— Я не могу.

— Я вот открыл свои письма. Ты ведь понимаешь, что это значит?

Финли прикрывает глаза, и по ее щеке медленно катится слеза. Кивнув, она садится на кровати, спрыгивает на пол и медленно направляется к елочке. Нажимает на выключатель, и деревце начинает мерцать разноцветными огнями.

— Не знаю, смогу ли сделать это, Бэкс.

— Сможешь.

— Откроешь за меня? — просит она.

Я подхожу к ней и беру один из двух подарков. Аккуратно снимаю обертку, под которой оказывается маленькая коробочка.

— Продолжать?

Финли кивает, слезы по ее щекам струятся все сильнее. Открыв коробочку, я вижу елочную игрушку, заботливо уложенную на хлопковой ткани.

— На ней фотография.

Финли склоняется, смотрит на фото и всхлипывает:

— Мама, папа и Фэй.

Вытащив игрушку из коробки, я переворачиваю ее и читаю надпись: «Теперь мы всегда будем вместе на Рождество, даже когда ты не можешь быть рядом с нами».

Она заливается слезами, пока я осторожно вешаю игрушку на елку. Потом обнимаю Финли, крепко прижимая к себе и позволяя выпустить боль наружу.

— Это нормально — испытывать боль. Нормально. Ты сама мне так говорила. После боли всегда наступает облегчение. Просто знай это, Фин.

Финли освобождается от моих объятий и берет второй подарок. Осторожно сняв бумагу, она открывает коробочку и через секунду уже смеется сквозь слезы.

— Папа в своем репертуаре, — с нежностью говорит она.

— Что это?

Финли вынимает пушистую кроличью лапку на брелоке для ключей и небольшую записку.

— «Больше ты никогда не будешь чувствовать себя невезучей», — читает она. — Печальный парадокс, но, кажется, это тот самый знак, о котором я молила. Все это время он был у меня под самым носом. — Финли смотрит в окно и улыбается. — Думаю, моим родителям пришлось найти посланника, чтобы передать знак своей упрямой дочери.

— Ты действительно упряма, — говорю я. — Но, думаю, именно это мне в тебе и нравится. — Я обнимаю Финли и смотрю ей в глаза. — Можно еще побыть посланником для тебя? Ведь никогда не знаешь, где можешь пропустить очередной знак.

Я веду Финли назад к кровати, любуясь озорным блеском в ее глазах.

— Уверен? Даже после вчерашнего инцидента с веткой, причиной которого я стала? В смысле, если ты уверен, то… думаю, это могло бы быть... — ее речь обрывается, потому что Финли падает на пол, споткнувшись о провод. Я смотрю на нее сверху вниз, замечая глупое выражение лица и вспыхнувшие от смущения щеки.

— Ты и правда такая недотепа! — Я беру ее за руку и помогаю подняться. — Что ты собиралась сказать?

Приподнявшись на носочки, Финли обнимает меня за шею. Наши губы почти соприкасаются, и она шепчет у моего рта:

— Хорошо.

Я принимаю это за согласие побыть ее посланником подольше. Уверен, в это Рождество мне больше не о чем просить.

Немного отстранившись, я говорю:

— Думаю, эта снежная полночь — просто частичка нашего личного рая.

— Возможно, это знак свыше, — соглашается Финли.


* КОНЕЦ *

Оглавление

  • СНЕЖНАЯ ПОЛНОЧЬ Автор: Шэри Дж. Райан
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12