КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Поющая все песни [Кейт Констебль] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Кейт Констебль Поющая все песни Певчие Тремариса — 1


Перевод: Kuromiya Ren

  для Элис

Один Стена льда

 Задолго до восхода солнца, золото еще даже не коснулось снежных вершин вокруг долины Антарис, зазвенели колокола. Небо все еще было темным, три луны плыли серебром среди угасающих звезд, словно жрицы. Сотни женщин шуршали в желтых одеяниях, их дыхание поднималось паром в холодном воздухе.

Сестры не шептались между собой. Дрожа, они кутались в шали и тихо кивали, приветствуя. Дочерям Тарис было запрещено использовать голос в этот день не для работы Богини. Но тихие шаги жриц по камням двора и шорох и одеяний были как бессловесный шепот среди звона колоколов.

Небо медленно светлело. У пруда утки встряхивали перьями, блеяли козы, терлись головами о стенки загонов. Солнце забиралось в долину с золотом, и снежные вершины гор сверкали розовым и бело-голубым. Но сады, река и здания из серого камня, где жили жрицы, деревни и обычные дома Антариса, где жили люди без дара к пению, были в холодной тени.

Во дворе сестры повернули лица наверх, к бледному небу с тремя лунами, что напоминали бусины на невидимой нити. Они ровно дышали. Прохладный воздух обжигал ноздри и легкие, но они не сбивались. Они дышали в такт колоколам, вместе. Некоторые закрыли глаза и покачивались, другие подняли ладони, словно собирали воздух и силу в нем.

Девять раз в год три луны, Лампы богини, были полными на небе. Девять раз сестры отправлялись на День усиления.

Калвин впервые помогала исполнять ритуал два года назад, она не спала всю ночь, гордясь и нервничая. Но теперь ей было шестнадцать, почти настоящая жрица, и мысль о дне ходьбы и пения на голодный желудок уже не так радовала. Она пошевелила пальцами ног в тепле одеяла, считая, сколько еще можно подождать, пока Тамен не заметит ее отсутствие. Что будет, если Стена растает? Она не видела врагов с Запределья в лесу.

Даже торговцы, что каждый год приносили товары с земель за горами, не были кровожадными врагами. Они не очень хотели быть в Антарисе, им было не по себе тут, за Стеной, и они тяжело дышали, не привыкнув к разреженному воздуху, вздрагивали при виде сестер в желтом одеянии. Калвин видела радость на лице торговцев, лишь когда им пора было уходить. В прошлом году, она, Страж и несколько других жриц провожали их до Стены и пели чары отмены, чтобы растопить брешь во льду, через которую пролезли бы они и их телеги, полные меда, лекарственных трав и шерстяной одежды. Когда трещину запечатали за ними, Калвин услышала смех за Стеной, нервный смех тех, кто сбежал от смерти и не мог поверить удаче. Она улыбнулась от воспоминания. Чужаки боялись магии Антариса, и не зря.

Эхо колоколов утихло, Калвин откинула одеяла и выскочила из кровати. Надев свободные штаны и мягкую желтую тунику поверх рубашки, она побежала по каменным ступеням к монастырям, заплетая длинные темные волосы в две косы по пути. Если повезет, она затеряется в толпе, и Тамен или Марна не заметят. Она выбежала на холод двора, ее ботинки не были зашнурованы, она споткнулась и врезалась в Тамен, Стража Стены.

Тамен прижала палец к губам, холодно глядя на Калвин, и указала на толпу женщин, что стояли и дышали в унисон, облако их дыхания поднималось к тускнеющим лунам и медленно светлеющему небу. Калвин склонилась к обуви, радуясь, что прячется от недовольного взгляда, радуясь, что хоть сегодня Страж молчит из-за церемонии. Может, когда они вернутся ночью, Тамен забудет о злости, и она избежит нотаций. Может.

Пухлая Джилли, одна из новеньких, ткнула ее локтем и улыбнулась. Это было первое Усиление Джилли. Калвин отметила, что она взволнованна и испугана, словно это был ее первый Фестиваль теней, одну ночь года, когда жрицы встречались с мужчинами, избранными из деревень в тепле весеннего мрака и луны. Хоть новенькие не участвовали в этом ритуале до посвящения, Джилли уже флиртовала и строила глазки парням, что ухаживали за полями и резали хворост для сестер. Калвин станет полной жрицей в середине следующей зимы, но, когда Джилли спросила ее, кто привлек ее внимание, у нее не было ответа. Среди них было много красивых юношей, но они были такими молодыми, поглощенными шалостями, играми и болтовней с деревенскими девушками, что у Калвин не было на них времени.

— Они будут стоять в очереди, чтобы потанцевать с тобой у костра, за твои большие черные глаза и длинные волосы! — говорила часто Джилли. — Жаль, что ты такая высокая и худая…

— Я плохо танцую, — сухо ответила Калвин. Она не ждала Фестиваль теней. Теперь она быстро улыбнулась Джилли и отвернулась.

Марна, Высшая жрица, стояла на широких ступенях, одетая в ту же темно-синюю величавую мантию, что и Тамен, она сжимала посох с серебряной верхушкой. На ней не было украшений, но серебряные волосы были собраны высоко на ее голове, как корона. Она подняла руку, ясным голосом пропела благословление Богини для них, они взялись за Ее работу. Опустив головы и сжав руки в рукавах, сестры слушали, последние ноты утихли, и они повернулись и пошли прочь от Марны к тропам, что вели от поселения к Стене.

Они запели по пути. Калвин слышала чистые ноты вокруг себя, сеть чар медленно растекалась из сердца Антариса к Стене, золотая паутина магии, сплетенная из их голосов, ее голос был нитью золота среди остальных. Солнце взошло, затопило долину светом, и она увидела узкую тропу, по которой шла. Тропа вилась через сад и реку. Слева уже не было Джилли, она затерялась среди зданий. Но она все еще слышала с другой стороны сильный голос Тамен, видела ее высокую прямую фигуру, пока она шла по соседней тропе. Эти тропы сестры не использовали каждый день, привычные почти затерялись в траве. Тропы были только для этого ритуала, вытоптанные в земле поколениями жриц с первых дней Антариса.

Калвин пела, ощущала, как отступает хмурая сонливость. Как всегда, древняя песня лилась просто с ее губ, слова были такими старыми, что она едва их понимала. На яблонях уже появились бледные бутоны, деревья собирались цвести. Темные груды ульев спали на краю сада. Марна решила потом, что Калвин будет помогать с ульями, старый пчеловод Дамир была слишком слаба, чтобы открывать тяжелые рамки и ходить до ульев без помощи.

Широкая река текла медленно у сада. Калвин робко пересекла узкий мост над ней, стараясь не поскользнуться на влажном камне, все в Антарисе, как и она, боялись воды и утонуть в ней. Одно из ранних воспоминаний было рыбой, пойманной в реке, корчащейся, задыхающейся на берегу.

«Мы дышим воздухом, а рыбы — водой. Рыба умирает в нашем мире, а мы погибаем у них», — она не помнила, кто ее предупредил, она была маленькой. Но и теперь она старалась не смотреть на опасную воду под ногами, а, когда пересекла мост, запела громче с облегчением.

Она пела и шла по лесу, по склону, солнце поднималось все выше, пока она не увидела блеск Стены впереди. Знаменитая Стена Антариса, гладкая, неприступная, она была высотой с трех человек, широкая, как река, сияющая и скользкая.

Вблизи Калвин протянула ладони для чар ритуала, и почти сразу ощутила хватку песни, ладони покалывало от потока силы, она резко осознала все вокруг нее, голос вздымался и опадал. Сестры пели одни слова, звали одну магию, звали Богиню сделать Стену крепкой, без изъяна, усилить ледяной барьер между Ее дочерьми и опасностью.

Калвин так сильно все ощущала, что почти слышала, как лучи солнца падают на деревья и траву, чуяла запахи всех травок, что росли в тени Стены. Она слышала, как разворачиваются листья на солнце, как нежно журчит вдали река, и в саду гудят ульи. Она слабо слышала голоса других жриц в песне, едва замечала мерцание чар на землях Антариса. Теперь был лишь поток силы, делающий целым разрушенное, усиливающий слабое, собирающий гул утра в песню. Не было Калвин, Стены, тропы под ее ногами, лишь свет и песня, вечное яркое движение чар.

Калвин не трогала Стену. Сила, что трещала в ней, была такой, что только Страж могла касаться ее руками. Калвин пела, ощущала пульс живой опасной магии между собой и Стеной, то была Богиня, вызванная ее голосом и пропетыми словами. Лед рос на ее глазах, корка появилась там, где тепло солнца топило его, лед снова стал твердым и сверкающим. Калвин медленно пошла вдоль Стены, солнце светило в спину, она пела по пути. Она шла осторожно, тропа была неровной, роща росла у льда, и ее голова кружилась от ходьбы, пения и отсутствия завтрака. Сестры постились перед важными ритуалами. Ей не удастся поесть до заката, когда она вернется в поселения.

Все утро она шла по знакомой тропе, все время пела, радуясь магии, проверяя поверхность Стены на изъяны. Порой земля двигалась, камень падал с гор и мог оставить трещины на Стене. Даже звери могли копать под Стеной и немного ее ослабить.

Она проходила рощу, когда увидела его.

Калвин застыла, песня запнулась на ее губах. На миг ей показалось, что она спит, чары, что она пела без остановки с рассвета, почти утихли.

Юноша лежал на тропе. Его глаза были закрыты, он спал или был мертв. Она сразу поняла, что он не из Антариса. Он был бледным, волосы были цвета соломы, а не темные и блестящие. Он был худым, а не крупным, как мужчины деревни. Его жилетка была короткой, а плащ в грязи — слишком длинным. Он был не отсюда.

Она сразу подумала, что в Стене была брешь, рана, через которую он вошел. Это была ее вина. Это был ее участок стены, в половине дня пути от холма коз к реке. Она была беспечной в последний День усиления зимой. В тот день была буря, снег был таким густым, что она не видела Стену впереди. Жрицы терялись в таких бурях, но в этот раз Богиня следила за ними, и все Ее дочери вернулись в поселения. Может, она упустила в бурю трещину, через которую этот мужчина попал к ним?

Но Стена была целой. Там не было ни бреши, ни трещины, даже грубого участка, где можно было уцепиться ногой. Она сияла, неприступная, рядом с тропой, крепкая, как всегда. Радуясь, Калвин повернулась к неподвижному чужаку. Она шагнула ближе, все еще напевая слова чар усиления. Эти ритмы были знакомыми, она часто их оттачивала, так что пела, не думая, могла спеть и во сне. Мужчина не двигался. Будто был мертв. Богиня увидела его и ударила. Калвин увидела рану на его ноге, она была вывернута, на сапоге была кровь. Кровь была и на голове из пореза на лбу, пачкала соломенные волосы.

Все еще напевая, Калвин прошла вперед и склонилась у его лица. Он был старше, чем она подумала, под тридцать, а не двадцать. У него были черты мальчика, но нос был чуть крючковатым, придавая ему облик ястреба, вокруг закрытых глаз были морщины, словно он долго смотрел на солнце. Он выглядел мирно, бледный и холодный в тени Стены. Ей нужно было оставить его гнить в лесу по воле Богини или бежать за Тамен вдоль стены? Тамен поймет, что делать. Но казалось неправильным бросать тело чужака без внимания у священной Стены. Но она не могла сдвинуть его сама. Ей придется вернуться в поселения и позвать мужчин…

Вдруг глаза незнакомца открылись.

Калвин издала тихий крик, устыдилась. Но чужак был испуган, как и она, приподнялся на локтях и попытался отодвинуться, волочил сломанную ногу по земле. Его серые, как зимнее небо, глаза расширились от страха.

А потом он удивил Калвин еще сильнее. Он запел.

Чары были дрожащими, незнакомец запинался, но, хоть ноты были низкими и рычащими, из глубины его горла, непохожие на чистые чары, что она знала, это точно была песня силы. Ладони Калвин покалывало, как всегда было в присутствии магии. А потом она ощутила себя странно, словно кто-то схватил ее за тунику и потянул назад. Она оглянулась, но сзади никого не было, невидимая сила тянула ее, и сила была от Чужака и его песни.

Она вскинула руки. Она не могла говорить, в день ритуала голос можно было использовать лишь для песни. Но Тамен сказала бы, что бой с Чужаком был на благо Богини, это было важно.

Калвин решилась. Правило придется нарушить ради их жизней. Она глубоко вдохнула, как ее учили, подняла ладони и запела. Она пела чары холода и льда, плела тень ледяного воздуха вокруг незнакомца, и его руки задрожали, а зубы застучали. А он все равно пел, рычал сквозь сжатые от холода зубы песню, и невидимая рука сильнее потянула Калвин, она упала на траву, лишилась песни. Но тут невидимая рука отпустила ее. Она села, потрясенная, Чужак потратил последние силы и лежал на тропе. Стало тихо.

Калвин опустилась рядом с ним. Было ясно, что сил у него не осталось, его глаза лихорадочно пылали, он был худым и слабым. Может, он днями беспомощно лежал тут. Она попыталась убрать волосы и посмотреть на порез на его голове, он оттолкнул ее, но вяло.

— Назад, — прохрипел он и закашлялся, пытаясь дышать, как делали те, что приходили снаружи.

— Тише, — сказала Калвин. — Я тебя не раню, — его нога была ранена сильнее, чем она думала. За разорванной кожей сапога было видно сломанную кость и разорванную плоть. Конечно, он не мог отодвинуться от холода Стены к теплу солнца. Он поймал ее за рукав.

— Ты меня не обманула, — прошептал он с ярость. — Ты не обманула меня! Я не убежден! Я все понял!

— Хорошо, хорошо, — успокоила его Калвин. До того, как старая Дамир взяла ее в ученики, она год работала с Урской в лазарете, она видела людей с лихорадкой. Он был очень болен, сильно ранен. Порез на голове казался не серьезным, мог оставить лишь шрам, но мог и привести к кровотечению в черепе. Она сказала. — Можешь сесть?

— Мне нужно прочь отсюда, — его голос был слабым, но внятнее, чем до этого. — Он найдет меня, если я долго буду открыт, — его голос звучал странно, но это не был акцент торговцев из Калисонс.

— Кто тебя найдет?

— Он. Ты знаешь, о ком я, — он вгляделся в ее лицо. — Это ты? Я уже ни в чем не уверен… Кто ты?

— Меня зовут Калвин. Слушай: я попытаюсь отвести тебя к поселениям, сестры там помогут тебе больше меня. Ты сможешь встать? Держись за меня.

Чужак попытался встать, кривясь от боли и опираясь на руку Калвин. Она была высокой и сильной, а он — худым и почти с нее ростом, но чужак тяжело давил на плечо, и она пошатнулась, поддерживая его.

— Я могу сделать чуть легче, — сказал он и снова низко запел. Его сломанная нога поднялась с земли, и Калвин показалось, что его вес на ее плече чуть ослабел. Они очень медленно пошли, хромая вместе.

Они не шли по священной тропе у Стены, а срезали по лесу, где прыгали зайцы и цеплялись за них кусты ягод, пока они медленно шли дальше. Чужак пытался петь чары, что удерживали его сломанную ногу над землей, но он забывал петь, забывал, где он, несколько раз чуть не потерял сознание на плече Калвин, и она останавливалась и давала ему воду из реки, остужала чарами лоб. Она спросила его:

— Как ты пересек Стену? — но он ответил:

— Перелетел через нее… — и она поняла, что он снова сдался лихорадке.

Они шли весь день, солнце стало спускаться к горам, они не говорили, кроме «Осторожно» и «Минутку». Его ладонь прижималась к ее плечу, он тяжело дышал у ее уха. Калвин думала об участке Стены, что не проверила, о части песни, что не допела, как ее отругает за пренебрежение долгом Тамен. Стена простояла так долго, простоит еще без ее помощи сегодня.

Они приближались к башням поселений, и она все меньше верила в то, что поступила верно. Тамен бросила бы его там, она была уверена. Она дико подумала спрятать его в сарае или у пасеки, где бывала лишь она, кормить его в тайне, пока нога не заживет, а потом… что? Это было невозможно. Его найдут.

— Осторожно, — она держала его за руку, он запинался рядом. Он жмурился от боли, старался слышать ее.

Почти к закату они добрались до монастырей, где Марна ждала сестер. Калвин была последней, перед ней собрались жрицы, шептались в своих бледно-желтых туниках и штанах, некоторые были с шалями на голове из-за вечерней прохлады. Постепенно они заметили Калвин со светловолосым чужаком на ее плече, ошеломление без слов загудело, словно пчелы собрались встретить ее.

Высшая жрица и Страж в синем ждали на каменных ступенях. Тамен бушевала. Хоть Калвин стала старше и меньше ее боялась, было все еще сложно ровно идти под ее строгим взглядом, придерживая чужака, опасного врага с неизвестными силами, который смог пересечь Стену. Она старалась смотреть на Марну, ее голубые глаза всегда сияли добром к ученикам. Но Марна не улыбалась.

— Во имя Тарис, матери и защитницы, я приветствую тебя, дочь, — прозвенел ясный голос Высшей жрицы.

— Во имя Тарис… — Калвин запнулась. Она не могла ответить, что работа Богини выполнена. Она не закончила задание. Но Марна поцеловала Калвин в лоб сухими губами, словно она справилась, закончила ритуал, а потом посмотрела на незнакомца, словно не заметила его раньше.

— Дитя, кто этот мужчина?

— Я не желаю вреда, — вяло сказал чужак. — Прошу… — он сильнее сжал плечо Калвин, опустил голову. — Сжальтесь, — прошептал он так, что слышала только Калвин.

— Ты не будешь говорить! — рявкнула Тамен. Они с Марной посмотрели на Калвин.

— Матушка, сестра, я нашла его у Стены. Он ранен, и я привела его для исцеления, — Калвин слышала, как жалко звучала. Ей стоило оставить его там, теперь было понятно. Стоило связать его и оставить богине. Но ладонь чужака была тяжелой и горячей на ее плече, и она знала, что не смогла бы бросить его.

Тамен резко сказала:

— Ты провела его через Стену?

Калвин покачала головой.

— Он был у Стены, когда я его нашла.

Нервный смех пролетел среди сестер. Чужак дико озирался и закричал:

— Он здесь, я знаю! Вы не спрячете его от меня!

— Тихо! — крикнула Тамен, но поздно. Чужак отпустил плечо Калвин и рухнул без сознания на землю.

— В лазарет его, — кивнула Марна двум сестрам. — Калвин, иди в столовую, а потом поговорим, — она повернулась к жрицам и махнула руками, отпуская их. — Во имя Богини!

Сестры зашептали в ответ:

— Во имя Богини.

Жрицы пошли к большому залу, желая поужинать после дня без еды. Многие поглядывали на Калвин и спешили прочь, не говоря. Они не будут спрашивать, пока это не сделала Марна. Калвин вдруг ощутила усталость, словно могла упасть в обморок. Кто-то поймал ее за рукав. Джилли, ее круглое лицо сияло от солнца и усталости.

— Я рада, что его нашла ты, а не я! Ты испугалась?

— Нет, — задумчиво сказала Калвин. — Не испугалась.

— Что с ним будет?

— Не знаю.

— Но он пересек Стену? Он — один из торговцев, что приходили летом, и он все время скрывался в лесу?

— Не глупи, Джилли. Как можно пережить в лесу зиму? Он похож на медведя?

— Он медведь, птица или крот, раз пересек Стену! — бодро сказала Джилли. — Идем, я так голодна, что съела бы козу.

Чужак был страннее медведя или птицы, у него были свои чары. Калвин медленно шла за девочкой к залу, пока запах рагу и свежего хлеба не наполнил ее ноздри. Она могла думать лишь об ужине.

* * *

Комнаты Высшей жрицы были маленькими и простыми, как у всех сестер. Древний гобелен висел на стене, вышитый руками давно умерших жриц, так истрепался и выцвел, что рисунок было едва видно. Маленький огонь трещал в камине. В узкие окна Калвин видела угасающий закат на вершинах гор, сияющих как топазы и рубины. Было видно одну луну, она поднялась высоко среди звезд. Марна сидела у огня, Тамен тихо стояла в тени, сунув ладони в широкие рукава.

— Сядь, дитя.

Калвин отодвинула низкий стул у ног Марны. Она сидела тут много раз за время обучения, повторяла длинные песни и чары, и Высшая жрица слушала.

— Скажи, дитя, где именно ты его нашла?

— У холмов Два зуба. Недалеко от рощи панна.

— Я знаю место, — донесся голос Тамен из темного угла.

— Отвечай честно, Калвин. Никто не рассердится на ошибку. Все мы совершали ошибки в свое время. Даже Высшая жрица, — голос Марны был уставшим, но Калвин услышала в нем улыбку. — Скажи, дитя. С какой стороны Стены ты его нашла?

Калвин словно плакала. Сомнения Высшей жрицы были ужасными. Она постаралась сказать ровно:

— Клянусь тремя лунами и Богиней, он был с этой стороны.

— Как? — резко сказала Тамен.

— Я спросила его, сестра, и он сказал — наверное, в бреду — что перелетел. Он лежал у тропы. Я подумала, что он мертв. А он… — она замолкла.

— Продолжай, — сказала Тамен.

— Он спел чары. Нечто похожее. Я пыталась подойти к нему, но чары не пускали меня, — быстро говорила Калвин, глядя на пол, а, когда она подняла голову, две жрицы переглядывались, словно ее не было в комнате.

— Колдун, — сказала тихо Марна. — Это возможно?

— Он точно не торговец, — сказала Тамен. — Но если он колдун, какой Силой повелевает, что смог перелететь Стену?

— Железной магией, наверное. Хотя песня сложная. Может, он очаровал вещи на себе взлететь, и они перенесли его. Рискованно, но возможно.

Тамен покачала головой.

— Он слишком бледен для Меритуроса. Почему он не истерзан ветрами пустыни? Он с островов, с Фиртаны или других, работает с ветром, и он спел ветру, чтобы он поднял его над нашей Стеной. И ветер удерживал ее.

— Это не было ветром, — сказала Калвин. — За тунику словно держала рука, — но ее не слушали.

— Он не опасен в лазарете? Если он железный маг, то прутья его не удержат.

— Урска сказала, у него лихорадка. Я предупредила его быть осторожной, но если он колдун, нужно заглушить его.

— Он не может далеко уйти. Его нога так сломана, что он и два шага не ступит без помощи, — сказала Марна.

Тамен нахмурилась.

— Лучше перегнуть с осторожностью, чем наоборот. Я посмотрю в лазарете, как его сдержать.

— Хорошо.

У двери Тамен обернулась.

— Калвин, завтра у Стены закончишь, что не доделала.

— Но, Тамен, у меня ульи, — сказала Калвин. — Я не была с ними сегодня.

Тамен помрачнела.

— Пчелы прожили без тебя день, выдержат еще один. Стена важнее пчел. Забота о стене — долг жрицы. Понимаешь, Калвин?

— Да, сестра, — прошептала Калвин.

Марна отклонилась на стуле и закрыла глаза, Тамен ушла, край ее одеяния задел камни. Калвин не отпустили, и она долго сидела в тишине на стуле. Огонь пах сладко, сиял у ее щеки, она подвинула стул от жара, и глаза Марны открылись.

— Простите, матушка, я не хотела испугать вас.

— Дитя, я почти забыла, что ты тут. Не нужно уходить, — из зала вдали доносились вечерние песни, сестры пели вместе, не плели магию, а праздновали конец трудного дня. Комната была почти темной, свет быстро угасал на небе. — Зажгли свечи, кроха.

Калвин взяла палочку со стола у окна и зажгла свечи от огня. Комнату заполнили тени и дрожащий золотой свет, Калвин села у ног Марны.

— Матушка, можно задать вопрос?

— Конечно.

— Страж очень злится на меня?

Марна рассмеялась.

— Не больше обычного, — она коснулась головы Калвин. — Она злится скорее на себя. Забота о Стене — тяжкое бремя, безопасность всего Антариса зависит от Стража. Она не справилась сегодня. Она говорит себе, если бы она была внимательнее, если бы ее дар был сильнее, чужак не смог бы пересечь стену. Потому она так строга с тобой.

— Тамен и раньше говорила со мной резко, матушка.

— Да, — голос Марны был очень тихим и печальным. — Следующей зимой ты станешь жрицей, Калвин, если Богиня захочет. Кое-что ты уже можешь узнать. Тамен непросто с тобой. Отчасти из-за того, что она боится тебя.

— Тамен боится меня?

— Она знает, что твой дар сильнее, чем у нее. Когда я умру, кто-то из вас будет править. Тамен не готова к этому дню. Я говорю тебе это, Калвин, чтобы ты поняла ее лучше. Вы должны работать вместе, а не быть врагами. Понимаешь?

— Да, матушка, — Калвин смотрела на огонь, сердце колотилось. Она и не мечтала, что однажды станет Стражем или даже Высшей жрицей. Она не могла быть мудрой, как Марна, или потрясать, как Тамен. Она честно сказала. — Я тоже не готова к тому дню.

Марна рассмеялась.

— По воле Тарис этот день наступит не скоро.

— Матушка, вы сказали, что это часть причины, по которой Тамен всегда злится на меня. Какая часть другая?

Марна молчала, а потом сказала:

— Дочь, ты никогда не была послушной. У тебя была своя воля, ты задавала вопросы, а не слушала, смотрела за Стену, а не работала в ней. Тамен и остальные боятся, что ты покончишь, как твоя мать.

— Мать? — Калвин знала лишь, что ее мать умерла от лихорадки зимой, когда Калвин была маленькой.

— Калида, твоя мать, была похожа на тебя, дикая и неугомонная, смотрела за Стену. Она ходила туда, куда любишь ходить ты, Калвин, на вершину западной башни, и смотреть на леса, мечтая.

Калвин вдохнула. Она думала, западная башня была ее тайным местом, и никто не знал, что она ходила туда. Но Марна еще говорила:

— Когда твоя мать была чуть старше тебя, когда стала жрицей, она покинула нас. Бежала из Антариса. Я не знаю, как она пересекла Стену. Она просто пропала. Мы горевали, о, горевали много лет. А потом, к концу зимы, мы услышали, как торговцы бьют в гонг, сообщая о прибытии. Кто-то думал, это ветер, или дерево упало на гонг, а другие хотели посмотреть. И мы пошли по снегу, спели чары отмены. Когда Стена открылась, там стояла Калида с малышкой на руках.

— Со мной? — прошептала Калвин.

Марна кивнула.

— Это была ты. Она все силы отдала, чтобы принести тебя к нам. Богиня забрала ее той ночью. Мы поклялись, что вырастим тебя как жрицу, сохраним среди нас. Но, как только ты смогла ходить, ты стала лазать на деревья в саду, бегать за козами вместо уроков. Порой мы не верили в тебя, Калвин. Думали, что тебе лучше быть ученицей Урски в лазарете, учить травы и исцеление.

Калвин улыбнулась.

— Мне было скучно, — призналась она.

— Да. Ты была неугомоннее обычного. Мы посоветовались, и старая Дамир сказала отдать тебя ей, помогать с пчелами. Может, на свежем воздухе с пением пчел она станет спокойнее. И ты была счастливее среди ульев.

Калвин не знала, что сказать. Так и было, она была счастливее теперь, чем когда ей говорили молчать у Урски. Но энергия, о которой говорила Марна, все еще была в ней. Она молчала, ощущая ладонь Высшей жрицы на голове, как ладонь чужака была на ее плече днем.

— Матушка, что будет с чужаком?

— Урска говорит, он может не выжить, — Марна вздохнула. — Бедняга. Ты правильно привела его сюда, хоть он и колдун, — она убрала руку с головы Калвин. — Иди спать, кроха. Ты устала.

Но, покинув комнату, Калвин отметила, что устала Марна. А ей нужно было многое обдумать, так что уснуть она вряд ли смогла бы.

На следующий день она послушно пошла к Стене во второй раз, все еще уставшая от прошлого дня. Было сложно отдавать чарам все внимание. Разум был полон картинок: ее мать в снегу с ребенком на руках, строгий взгляд Тамен, дикие серо-зеленые глаза чужака, когда он отползал. Но она снова и снова ходила вдоль сияющей Стены, думала о матери, как девочке, лазающей на западную башню и глядящую на леса с тоской. Она мечтала увидеть океан, как Калвин?

«Она была смелее меня. Она не только мечтала», — куда она ушла и что повидала? Как пересекла Стену? Калвин всегда думала, что родилась в Антарисе. Но ее отец был чужаком, и она родилась там! Теперь она понимала взгляды старших жриц.

Калвин запнулась и вспомнила о чарах и работе Богини. Она прошла место, где нашла чужака, Стена тянулась в стороны, скользкая и целая, гладкая, как яйцо. Он не оставил следов. Она старалась представить его летящим как птица. Колдуны так путешествовали? Он летел над морями и долинами, горами прочь от островов или Меритурос?

Она послушно, но без радости закончила ритуал. Ее часть Стены закончилась у реки, распухшей от весенних ручьев, а потом она повернулась и пошла к поселениям. Если она поспешит, то успеет к ульям до того, как колокола созовут сестер на ужин.

— Калвин! Где ты была? Урска искала тебя весь день. Она хочет, чтобы ты принесла желе в лазарет.

Калвин вытерла рот и слезла с длинной скамейки. Она так устала, что чуть не уснула над миской. Она хотела забраться в кровать, закрыться одеялом с головой. Но все, что касалось ульев, было ее ответственностью. Пчелы давали сестрам воск для свечей и полирования, мед для выпечки и многое для исцеления: желе королевы, мед и клей, которым пчелы скрепляли ульи от дождя и ветра, даже яд с их жал. Все требовалось лазарету. Немного меда на порезе помогало заживлению, жала помогали от болей в суставах у стариков в холодную погоду. Калвин брала новеньких помочь с ульями, но пасека была ее хозяйством, и никто не знал, где она хранила драгоценные запасы желе королевы.

Она пришла в лазарет с горшочком бежевого вещества в руке, и Урска прибежала к ней. Она была пухлой шумной низкой женщиной, и когда они сидели тут днями зимой, она сводила Калвин с ума своим нервным поведением. Все ошибки и не такой шаг заставляли Урску заламывать руки и вопить. Но когда она была с кем-то больным или раненым. Урска становилась тихой и доброй, и никто среди сестер не знал столько, сколько она об исцелении и травах. Теперь Калвин не училась у нее и была рада ее видеть, была рада лазарету с его знакомыми запахами, рядами горшков и склянок, ящиков и букетиков сушеных трав под крышей.

— Дитя, я тебя весь день искала! Как могла, не выходя из комнат. Я посылала гонцов во все стороны, но они тебя не нашли. Она на пасеке? Нет! Она где-то на уроке? О, нет, ее не видно! Может, делает свечи? Хотя не сезон, но у Калвин все иначе, ты же упрямая. Но они сказали, что ты пропала, ушла в свое укрытие, убежала рыбачить, это точно.

— Я не рыбачила! — возмутилась Калвин.

— Ах, не важно. Надеюсь, улов был хорошим! — Урска подмигнула и забрала горшочек из руки Калвин, ушла, не дав той возразить. В этом Урска раздражала, как только она что-то придумала, переубедить ее нельзя было.

Калвин прошла за ней в другой конец лазарета, смотрела, как она зачерпывает ложкой немного желе и размешивает в миске с едой.

— Чужаку стало лучше?

— Ах, бедный, — Урска покачала головой. — Я сделала, что могла с его ногой, но кости разбиты. Он будет хромать всю жизнь. И с разумом что-то не так. Он вздрагивает от любого шума, уверен, что мы ему навредим. Никто к нему не может подойти, когда он не спит! — она склонилась к уху Калвин и прошептала, хотя услышать было больше некому. — Ты знаешь, что он — колдун?

Калвин кивнула.

— Тамен хотела связать его, но я сказала, что моего пациента не тронут, пока я в лазарете! Он болен, колдун он или нет. И он слишком устал, чтобы вредить, его тело и разум истощены. Может, желе ему поможет, оно спасает от проблем с головой. Помнишь, как я тебя учила этому, Калвин? Хорошо для смятения в голове.

Чужак лежал в дальней палате, белой комнату с окошком с видом на сад, где Урска выращивала травы. Он был бледнее обычного, лежал на подушках с закрытыми глазами и повязкой на голове.

— Хорошо, что он спит, — прошептала Урска. — Сон — лучший целитель.

Но тут чужак открыл глаза.

— Тише, тише, — сказала сразу Урска, таким тоном она говорила с испуганными детьми. — Я принесла тебе угощение.

— Назад, женщина! — закричал чужак, приподнялся и замахнулся на них рукой. Его глаза впервые казались ясными. Его узкое лицо было голодным и настороженным, как у сокола. — Я тебя знаю, — медленно сказал он, неуверенно глядя на Калвин.

— Я тебя нашла.

Он нахмурился, а потом его лицо прояснилось.

— Да. Помню, — он отклонился на подушки. — Можешь зайти. Но та останется снаружи.

— Тарис! — воскликнула Урска. — Помыкает нами, как император Меритуроса!

— Меритурос? Тут меритурианцы? — быстро спросил он.

— Нет, ты в Антарисе, — сказала Калвин. Она взяла миску и ложку у Урски и протянула ему. — Ты голоден?

Он водил ложкой с подозрением по каше, начал есть робко, продолжил с голодом. Урска смотрела с порога, радостно сцепила ладони.

— Молодец! Ах, если я мешаю, я пойду. Пора зажигать лампы! — она поспешила в полумраке прочь.

Чужак смотрел ей вслед.

— Она выглядит безобидно, — сказал он под нос.

— Она помогла тебе! Она перевязала раны, вправила ногу и накормила тебя. Нужно благодарить ее, а не приказывать, — сказала Калвин.

— Я должен быть осторожным, — сказал чужак, и Калвин заметила, как странно он произносит слова. Он смотрел с опаской на дверь.

— Тут ты в безопасности. Ты за Стеной Антариса.

— Если я смог ее пересечь, то и тот, что меня ищет, сможет.

— Вот, что Богиня делает с теми, кто врывается в ее земли, — Калвин указала на ногу, опухшую от бинтов, что торчала из-под одеял. Так сказала бы Тамен.

— Да, — сказал чужак через миг. — Твоя богиня отомстила, надеюсь, она довольна. Но будь настороже, как и другие жрицы, ведь тот, кто преследует меня, силен, опасен, и он не сдастся. Слышишь? Может, он уже тут… — чужак хотел свалиться с кровати и искать таинственного преследователя. Миска и ложка упали на пол.

— Успокойся, — в тревоге сказала Калвин. — Тут никого нет!

— Я спокоен, — он устал от усилий и лег, лицо было призрачным в сгустившихся сумерках. Он прошептал. — Кто тут правит?

— Урска, лекарь.

Чужак слабо улыбнулся.

— Антарис. Кто правит Антарисом?

— Высшая жрица Марна.

— Скажи ей быть настороже. Скажи, что за мной охотится тот, кто может быть Поющим все песни. Запомнишь это?

— Поющий все песни, — растерянно повторила Калвин.

— Поклянись, что скажешь ей, — он сжал ее рукав, Калвин вздрогнула. — Поклянись! Он очень опасен, не только для Антариса, но и для всего Тремариса, — он закашлялся. — Если она не поймет, отправь ее ко мне.

Калвин улыбнулась, представив, как чужак указывает Высшей жрице, как ей и Урске.

— Я скажу ей.

— Спасибо, — он опустил руку. — И скажи, кто у него есть сила видимости. Как они тебя зовут? — резко спросил он.

— Калвин, — вопрос ее удивил. — А тебя?

— Меня зовут Дэрроу, — он коснулся пальцами своих губ, протянул ладонь к ней, казалось, в приветствии. После паузы Калвин неловко ответила на его жест. Он обрадовался, закрыл глаза и через миг, судя по дыханию, уснул.

— Видишь! Я всегда говорила, что у тебя дар исцеления, — прошептала Урска с порога. — Несмотря ни на что.

— Вряд ли, — сказала Калвин. — Он был рад кого-то узнать, и все, — она зевнула и вспомнила о своей усталости.

— Иди спать, дитя, рыбалка тебя вымотала.

— Я не… — Калвин затихла, слишком устав для спора. Урска выгнала ее из лазарета, вложила мешочек сушеных трав в руку, чтобы сунуть под подушку. Был это запах трав или ее усталость, но она уснула крепко, не успев даже развязать шнурки на обуви.

Сад был белым от цветения яблонь, словно древние деревья держали снег в кривых ветвях, пчелы гудели, новички, что помогали Калвин с ульями, ходили под солнцем, как цветы в своих желтых туниках. Одна сняла широкополую шляпу и обмахивалась, щурясь.

— Калвин, смотри!

Калвин подняла голову и удивилась фигуре Марны в синем одеянии, медленно идущей по траве.

— Матушка! — она поспешила протянуть ей руку, но Высшая жрица отмахнулась. — Мне говорили, вам нездоровится.

— Как видишь, пройтись по саду я могу, — чуть скривившись, Марна села на пенек, лепестки опадали на траву. — Я давно не ходила к пасеке. Тут все хорошо?

— Да, матушка. Но улей Амары оживился рано в этом году.

— Потому ты приходила ко мне утром, Калвин?

— Нет, — Калвин замешкалась и посмотрела на группу новичков неподалеку, у них были корзинки и ножики, они большими глазами смотрели на гостью. Она понизила голос. — У меня послание от чужака. Может, это от лихорадки, но…

— Хорошо, — Марна говорила с тенью улыбки. — Пусть девочки идут.

Калвин отправила их к ульям в конце сада, сказала оставаться там, пока она не заберет их. Их уже не подслушивали, она села, скрестив ноги, рядом с Марной, и повторила слова чужака.

— Поющий все песни? — повторила Марна. — Уверена, что он это сказал? Это точно его слова?

— Да, матушка. Он сказал, что у него есть сила какой-то видности, но не договорил.

— Сила Видимости, — тихо сказала Высшая жрица. — Конечно, он дергается от каждой тени, — она смотрела на реку, на сияющие вершины гор, задумавшись, а потом бледно-голубые глаза посмотрели на Калвин.

— Что это значит, матушка?

— У врага чужака есть Сила Видимости. Он может быть с любым лицом, призывать иллюзии, что кажутся настоящими, как ветка под моей рукой. Представь, идешь в горах и не знаешь, перед тобой настоящее или иллюзия. Конечно, он так испуган.

Калвин сняла широкополую шляпу, сжала ее пальцами.

— А Поющий все песни?

Марна молчала, пчелы в улье гудели высоко и яростно. Она так долго молчала, что Калвин боялась, что ответа не будет, но тут она заговорила.

— Как только станешь жрицей, дочка, ты поймешь больше. Мне не стоит пока тебе много рассказывать. Но ты уже знаешь, что есть Силы помимо нашей. Ты слышала, видела сама этого колдуна, и ты знаешь, что его магия не такая, как наша.

— Да, матушка, — Калвин вдруг посерьезнела. Обычно на уроках ей только хотелось быть в другом месте, хотелось ерзать, но теперь она застыла, как статуя, ощущая, что Марна расскажет ей что-то важнее и точно интереснее трав и плетения.

— Ты уже знаешь, что в начале мира Древние ходили по землям Тремариса. И ты знаешь, что давным-давно народ Тремариса был разделен богами, у всех были разные земли. Но теперь я расскажу то, что ты еще не выучила: в начале мира были девять Сил, и Древние владели всеми. У них были невообразимые дары, и они творили чудеса, что нам и не снились. Когда народ разделили, девять Сил тоже разделились. Мы в Антарисе — дети Богини Марис, получили вторую Силу, зов льда, и у нас есть метки этого, — Марна коснулась узора трех лун на запястье, какой был у каждой жрицы. — Тайны других Сил достались другим народам.

— Железная магия — одна из таких Сил? И ветромагия?

Марна кивнула.

— Железная магия — чары Меритурос. И народ островов обладает даром ветромагии.

— А другие, матушка?

Голос Марны стал мечтательным, певучим, она перечисляла силы, загибая пальцы.

— Девятая — Сила языка, повелевает всей речью, языками и песнями. Восьмая — Сила зверей, повелевает всеми животными на земле и в воздухе. Седьмая — Сила видимости, делает иллюзии видимыми и скрывает настоящее. Шестая — Сила ветра, повелевает ветрами, волнами и погодой. Пятая — Сила железа, повелевает всеми предметами земли, кроме живых, и кроме других стихий. Четвертая — Сила становления, хранит тайны ускорения роста и перемен. Третья — Сила огня, повелевает светом и жаром. Наша сила — Сила льда, сила нашей Богини, повелевает холодом, снегом и льдом, морозом. И это сила всего темного: теней и ночи, тьмы в глубинах пещер и меж звезд. И это сила всего мертвого.

Страх защекотал спину Калвин. Она узнала бы это после становления жрицей, это лицо Богини, которое знали только посвященные.

— Но, матушка, это восемь Сил.

Марна улыбнулась.

— Пропущенные уроки не навредили твоей арифметике. Ты не можешь догадаться о первой Силе? Это величайшая сила, что движет всем, что есть, и чего нет, понятная и непонятная Сила, тайна вне нашего понимания. Это Богиня.

Калвин быстро сказала:

— Но Богиня повелевает Силой льда…

— Это лицо она повернула к нам. Все чары, все боги — части непознанной тайны, каждое лицо — как грани кристалла, что сияют в разные стороны. Наша Великая мать Тарис — так мы зовем ее здесь, но у нее есть другие имена в других местах, — Марна коснулась головы Калвин. — Ты поймешь со временем. Эти проблемы занимали величайших жриц поколениями. Нельзя понять это все сразу, — она с трудом встала на ноги и отцепила от ветки край мантии. — Я стара, чтобы сидеть среди деревьев, пройдем вдоль реки.

Утки плескались в воде, надеясь на крошки, толпились у берега и крякали. Марна подняла голову и понюхала воздух.

— Завтра будет дождь.

Калвин не собиралась отвлекаться.

— Дэрроу — маг железа?

Марна странно посмотрела на нее.

— Так он назвал тебе свое имя? Говорили, колдуны суеверны насчет имен… Может, это не так. Но нет, он не жрец. Колдуны земель снаружи не служат богам так, как мы — матери Тарис. Они используют чары для себя, не ради общего блага. Их сила испорчена. Ты знаешь, что чужаку нельзя доверять. А колдуну — тем более.

Калвин молчала. А потом сказала:

— Думаю, этому колдуну можно доверять, матушка. Он не вежливый, но честный.

Марна улыбнулась.

— Посмотрим.

— Он сказал, чтобы вы спросили у него, если не поймете, что он говорил о Поющем все песни. Он сам может объяснить.

Марна сухо сказала:

— Я все понимаю. Наглый чужак! Мы тут закрыты от мира, но не в неведении.

— Мне попросить его объяснить это мне, матушка?

— Нет! — Марна ускорилась, и Калвин подумала, что разозлила ее. Но она сказала тише. — Ты так похожа на мать, что пугаешь меня, дитя. Порой я думаю, что она убежала от нас, потому что никто не отвечал на все ее вопросы, потому я не пыталась больше избегать вопросов детей, хоть они и казались глупыми.

Так и было. Калвин не помнила, чтобы Марна хоть раз высмеяла или разозлилась из-за утомительных вопросов новеньких. Она сказала:

— Поющий все песни хочет, как Древние, овладеть всеми чарами?

Высшая жрица покачала головой.

— Даже во времена Древних не было того, кто владел бы всеми чарами. Но есть история, старая, как сами Древние, что появится некто с даром петь все чары, высокие ноты и низкие, быстрые ритмы и медленные. Этот человек будет сильнее Древних, сильнее самих богов.

Калвин резко вдохнула.

— А если он найдет Дэрроу здесь? Мы не сможем его защитить!

— Тише, дитя. Это история, сказка, а не пророчество. Никто не может овладеть всеми чарами. Ни один голос так не сможет, не споет высокие ноты льда и низкий для железа, как и остальные между. Подумай. Это невозможно. Ни один мужской голос не споет все ноты наших чар льда, потому в Антарисе жрицы, а не мужчины и женщины. В других землях, — печально добавила она, — все иначе, не сомневаюсь.

Калвин вспомнила рычащие ноты Дэрроу у Стены. Могла бы она так рычать? Вряд ли.

— Тогда бояться нечего, — сказала она.

— Я так не говорила, — Марна была встревожена, она повернулась и пошла обратно. — Любой колдун, который горд и думает, что может достичь такого, опасен, может, даже безумен. Нет, мы должны быть настороже, если за чужаком придет его охотник. Но ты не должна переживать, дитя, — добавила она, словно только вспомнила, что Калвин была еще новенькой, а не жрицей, словно жалела, что говорила так открыто. Она похлопала по рукаву Калвин. — Проверь пчел, дочка. Думаю, я уловила песню роя, что ты ждала.

Калвин воскликнула и побежала к ульям. Облако пчел полетело из улья Амары за королевой к месту высоко в ветвях яблони, тысяча беспокойных существ кружила в воздухе. Калвин видела смятение опаздывающих, она тихо запела им древнюю песнюутешения, которой ее научила Дамир, убеждая отставших догнать сестер по рою, и они послушались ее.

Она хотела вернуться и помочь Марне пересечь сад, но опоздала. Высшая жрица уже ушла.

Два Серебряная река

 Марна была права, на следующий день пошел весенний дождь. Для Калвин это было не лучше зимы. Кроме коротких визитов к пчелам утром и вечером, она была заперта в комнате с пряжей и болтовней других женщин.

Ее освободили от этого давно, потому что ее нить получалась в комках, и вышивала она не лучше. Она знала, что, когда Тамен остановилась рядом с ней, то не для похвалы.

Страж смотрела на бесформенное одеяние.

— Хорошо, что мы не рассчитываем на тебя, чтобы получить теплую одежду, Калвин. В эту дыру я могу просунуть палец.

Джилли, чинящая рядом с ней груду одежды, захихикала и быстро подняла работу к лицу, делая вид, что не слышала.

Тамен не посмотрела на нее.

— Не важно. У меня другое задание, если желаешь. Я бы хотела, чтобы ты пошла в лазарет к чужаку и поговорила с ним.

— С радостью! — Калвин с облегчением отодвинула стул.

Тамен оттащила ее в сторону от остальных.

— Урска говорит, что тебе он доверяет больше всех. Я бы хотела, чтобы ты следила за ним. Поговори, узнай, есть ли у него другие цели тут, не прибыл ли он шпионить для Меритуроса или других земель. Сможешь?

— Если хотите, сестра, — Калвин опешила. — Вы не верите его истории?

Тамен фыркнула.

— Только ребенок поверит в такие выдумки. Он держит нас за дур или сошел с ума. Попробуй что-нибудь узнать.

Чужак не был удивлен, но и не обрадовался ей. Он был не в постели, повязка на его голове стала тоньше, но он все еще был заперт в палате в конце лазарета, сломанная нога опиралась на стул. Снаружи лил дождь на сад Урски, он смотрел на воду так, словно она была источником всех его бед.

— Ты передала им мое послание, — сказал он, не приветствуя. — Ко мне приходила Высшая жрица и другая — Страж. Они хоть такую честь мне оказали, хоть и не поверили.

— Думаю, Марна тебе верит, — сказала Калвин. — Тамен… — она замешкалась, — скептик.

Он нетерпеливо пожал плечами.

— Не важно. Мне все равно конец, — он показал на раненую ногу. — Я — подстреленная утра, упавшая в болото. Собакам охотника остается лишь найти меня и разорвать.

— За Стеной храбрости не учат, — сказала Калвин. — Ранена нога, но не твой язык. Не жаловался бы, что не можешь бежать, а стал бы бороться.

— Бороться с ним? Чарами? — он издал горький смешок. — Отличная идея. Я бы не додумался.

Калвин молчала мгновение. А потом сказала:

— Один из садовников тут родился с кривой ногой, одна нога была на ладонь короче другой. Он сделал себе ботинок с высокой подошвой, вырезал поразительные костыли.

— Умник, — едко сказал Дэрроу.

Она медленно сказала:

— Может, ему проще терпеть, потому что он всю жизнь привыкал. Может, если бы это случилось с ним внезапно, он бы злился, как ты.

Лицо чужака застыло. Только серые глаза мерцали, глядя на дождь, шорох воды заполнял комнатку. Он злился, но у него ей это нравилось. Он отличался.

Она сказала:

— Может, лучше злиться, чем сходить с ума.

Дэрроу скривил губы в улыбке.

— Да? Не знаю.

Они долго молчали. Калвин отодвинула еще стул, и он не сказал ей уходить. Они сидели и слушали музыку дождя.

В следующий раз она принесла ему костыль Тува, и он покрутил его в руках.

— Знаю, ты пока не готов использовать это. Но я подумала, если тебя будет ждать это, будет проще.

— Хорошая работа. Я когда-то давно умел вырезать.

— Ты говоришь как старик, который почти при смерти!

Он застыл, гладил листья и ягоды, что Тув вырезал на костыле.

Калвин хотела прикусить язык. Она сказала:

— Тув был рад отдать это мне. Он делает их всю зиму у камина. У него слишком много для себя.

— Ты сказала ему, что это для чужака?

Ее колебания выдали ответ, и он улыбнулся.

— Видимо, нет.

— Если хочешь, — она решила сменить тему, — я принесу тебе нож и дерево. Это скоротает время, пока…

— Пока меня не убьют?

— Пока нога не заживет.

— Урска говорит, она не заживет, — голос его был бодрым, но в глазах была боль.

— Со временем она заживет так, что выдержит твой вес. А потом я покажу тебе сады и ульи. Я там хранитель пчел.

— Знаю, — она удивленно взглянула на него, он отвел взгляд, краснея. — Я спрашивал о тебе, — робко признался он. — Похоже, я дважды в долгу перед тобой, ты увела меня от Стены и принесла желе, что восстановило мой разум.

— Благодари пчел, а не меня. И Урска говорит, ты пришел бы в себя и сам.

— Все равно спасибо, — тихо сказал он и осторожно прислонил костыль к стене, словно он был очень дорогим.

Тамен не позволила дать ему нож.

— Если бы он хотел навредить нам, сестра, он бы легко сделал это без ножа! — возмутилась Калвин.

— Знаю. Будь по-моему, он был бы связан и с кляпом. Ты не дашь ему нож.

«Не будь ей врагом. Не будь ей врагом», — Калвин глубоко вдохнула.

— А если я буду следить за ним и забирать нож с собой?

— Нет, — сказала Тамен и ушла, ее тяжелая черно-серебристая коса постукивала по спине.

Но Калвин дала ему свой ножик.

— Я снимаю им воск с сот, а не режу дерево, — извинялась она. — Боюсь, он затупился.

— Не важно, — он крутил ножик длинными тонкими пальцами, проверил лезвие. Он запел горлом, очень тихо, чтобы Урска в лазарете не услышала. Калвин ощутила покалывание ладоней, голова стала легкой. Его чары были короткими, но после них Калвин коснулась лезвия. Оно было таким острым, что она не ощутила порез, пока не увидела красную полоску на большом пальце.

— Осторожно! — сказал Дэрроу.

— Поздно, — сказала она. — Я смажу ранку медом.

Он сделал то, чего не делал раньше: откинул голову и рассмеялся.

В один из дней в начале лета, раньше, чем она ожидала, она увидела его хромающим по саду к ульям, опираясь на костыль Тува. Она махала, но он так сосредоточился, что не заметил, а, когда приблизился, она увидела, что его губы движутся. Он чарами не давал раненой ноге коснуться земли, как делал в первый день.

У дерева возле ульев он опустился с помощью костыля с болью на траву.

— Что ж, — сказал он, — это было сложнее, чем я ожидал.

— Не стоило идти так далеко в первый раз.

Он отмахнулся.

— Я бродил по лазарету днями, пора дать Урске отдохнуть от меня. Но моя другая нога затекла сильнее, чем я думал. И голос тоже, — добавил он.

Калвин молчала и хмурилась.

— Что? Против чар? Нам всегда говорили, что в Антарисе чары уважают, а не скрывают и боятся, как везде в Тремарисе.

— Не в том дело. Нас учили не использовать чары для обычных дел. Тамен говорит, что наш холод может разрастись так, что будет буря в бухте Сарди и ураган в Дорьюсе.

— Может, так и есть. Погода была необычно плохой, когда я плыл в Великом море, — он вытянул ногу перед собой. — Если спеть про бурю сейчас, это может задержать Самиса, помешать преследовать меня.

«Самис», — он еще не называл имя того, кто охотился на него.

— Что значит плыть? — спросила она.

Он удивился.

— Я плыл на лодке — изделие, что движется по морю.

— У нас тут нет… лодок, — она осторожно произнесла слово. — Как ты осмелился? А если бы ты упал в воду? Ты бы умер.

— Я могу немного плавать, — он изобразил руками движения. — Двигаться в воде.

— Колдуны могут дышать в воде? — ее глаза расширились. Это был невероятный дар.

— Да, — серьезно сказал он. — Показать, как? — но он не смог сдержать лицо серьезным, они рассмеялись. — Даже без дыхания под водой можно плавать, — сказал он. — Тебя не учили?

Она покачала головой. Это было немыслимо.

— Ты плыл от Меритуроса?

— Я плыл по Великому морю и обратно, и на север, до Внешних островов.

Калвин не понимала названия, но была все равно впечатлена. Его слова звучали волшебно.

Дэрроу взял с травы зеленое яблоко и нахмурился.

— Ранний плод. В Калисонсе яблоки зреют к концу лета.

— У нас короткое лето, может, наши деревья начинают раньше, чтобы успеть до зимы.

— Хм, — Дэрроу развернул ножик Калвин и стал вырезать узоры на зеленом яблоке, насвистывая.

— Ты сегодня веселый.

— Походы всегда делают меня веселым, даже если это путь от лазарета сюда.

Калвин смотрела, как нож вонзается в яблоко. Дэрроу вырезал осторожно, но она не понимала узоры — линии были неровными, блуждали по незрелому плоду. Он доделал и поднял яблоко на ладони.

— А вот и Тремарис!

Калвин опустилась рядом с ним.

— Покажи!

— Меня учили, что Тремарис — сфера, как луны, — он указал на линии на зеленой кожуре яблока. — Это берег Калисонса, тут Великое море, — он покрутил плод на черенке. — Тут Меритурос…

— Где Антарис?

— Тут. Я так думаю. А там Дикие земли, леса и неприрученные земли, вся эта половина яблока без названий.

Калвин потянулась к яблоку, но Дэрроу отодвинулся и сделал вид, что съест его за один укус.

— Стой! — завопила она, смеясь, поймав его за руку. Их взгляды пересеклись, Дэрроу криво улыбнулся.

— Хоть одна Дочь Тарис хочет спасти мир, — он бросил яблоко Калвин. Она покраснела от смущения, смотрела на сферу, крутила, обводила линии пальцем.

— Я не видела еще такую модель Тремариса, — она подняла голову. — Если на кону спасение мира, а не только себя, то стоит быть решительнее в борьбе с ним. С Самисом, — она легко произнесла имя, не глядя на Дэрроу.

— Я уже объяснял. Я не могу одолеть его. Он в десять раз сильнее меня.

Боль мелькнула в его глазах, но в нетерпении Калвин не заметила это.

— Если не можешь один, другие должны помочь. Можно объединиться…

— Объединиться! — он рассмеялся. — Банда колдунов! Ты не слышала пословицу: запереть двух колдунов в комнате — как двух диких котов в коробке? Они порвут друг друга на куски.

— Нет, — сказала Калвин, — я не слышала. Но я знаю, что тут, в Антарисе, жрицы помогают друг другу с чарами, и мы вместе делаем магию сильнее, чем смогла бы одна.

— Остальной мир не такой, — сухо сказал он. — Но это мило. Хоть и не выйдет, — он притих, и солнце сверкало среди листьев, плясало от ветра. Калвин опустила вырезанное яблоко на траву.

— Марна говорила, что ни один мужской голос не сможет охватить все чары. Ни один мужчина не споет так высоко, как нужно для ледяных чар.

Дэрроу улыбнулся. Порез на его лбу стал светлым шрамом, тянулся через бровь, придавая ему удивленный вид, и было сложно понять, когда он серьезен.

— Твоя Марна мудра, но не знает всего. Чары видимости выше ваших, но Самис может их петь. Мы… он научился менять голос. Так, — он пропел ноту фальцетом. Калвин рассмеялась от неестественного звука, но от хмурого вида Дэрроу она притихла. Он сказал. — Да, девять Сил еще никому не давались, но Самис не обычный колдун.

— Какой он тогда? — она звучала резче, чем хотела.

Дэрроу мрачно посмотрел на нее.

— Он — принц Меритуранской империи. Знаешь о королевском дворе Меритуроса? Нет. Я так и думал. Там один император, но много принцев. Слишком много, чтобы всех любили. Самис из низших принцев. Но он всю жизнь думал, что его дары обеспечат ему титул наследника императора.

— Дары колдуна?

Дэрроу покачал головой.

— Нет. Те силы он скрывает. Я уже говорил, пение там не так ценят, как тут. Нет, он обладает умом и решимостью. Но этого мало, чтобы добыть нужный приз. Император выбрал других сыновей. И теперь Самис решил от жадности и гордости, что быть императором Меритуроса — мелочи, что его таланты выше. Он решил сделать себя императором всего Тремариса.

— Всего Тремариса? Всех земель?

— Почему нет? — резко сказал Дэрроу без веселья. — Это будет просто для Поющего все песни. Он уже изучил две силы, почему не три или пять, или девять? — он поднял яблоко и подбросил, оно закружилось в пятнах света. — Весь Тремарис станет его игрушкой, он будет пытать, разрушать и порабощать, если захочет. Он будет играть с миром, как ребенок с глиной. И никто не сможет остановить его. Никто, — он отклонился на руку и бросил яблоко по высокой дуге, и Калвин потеряла его среди листьев и солнца. Она услышала плеск, оно упало в реку. Она представила покачивающуюся зеленую сферу, уносимую потоком к дальнему морю.

Дэрроу увидел ее недовольство.

— Оно бы сгнило.

— И так будет с Тремарисом, если ты говоришь правду, — она сидела прямо и смотрела на него. — Дэрроу, если этот Самис так силен, зачем он преследует тебя?

— В Меритуросе он славился навыком охотника. В этот раз добыча — человек. Ему весело охотиться на меня, как он охотится при этом на формы чар.

— Нет, нет! Он должен хоть немного бояться тебя. Должен быть способ одолеть его. И он знает это.

С болезненной медлительностью Дэрроу встал на ноги, оперся на костыль и посмотрел на нее. Вдруг он показался старше игривого юноши, что болтал с ней ранее. Его серо-зеленые глаза горели холодным гневом.

— Калвин, дочь Тарис, не говори больше со мной об этом. Ты ничего не знаешь. Твое неведение позорит тебя, — он отвернулся и пошел, хромая, но с достоинством.

Калвин вскочила в потрясении.

— Дэрроу! — она хотела бежать за ним, кричать и спорить, трясти его за плечи. Но сила удержала ее, словно его чары сжали ее за тунику и держали на месте. Она отвернулась.

На следующий день Калвин была у ульев после рассвета, радуясь, что новенькие будут заняты уроками, и она побудет одна. Она не давала себе идти в лазарет к Дэрроу, говоря себе, что занята, но на самом деле злилась на него за упрямое желание быть побежденным. Если бы у нее был заклятый враг, она не сдалась бы. Она надела перчатки и шляпу. Она боролась бы до последнего вдоха.

Пчелы не были рады в новом улье, они недовольно гудели весь день. Ее дважды ужалили пчелы, пролезшие под вуаль. Может, Дамир не врала, и они ощущали настроение хранителя. Если она была беспокойной, такими были и пчелы, если она была не рада, то и рой злился, и тогда не будет хорошего меда.

Калвин сняла шляпу и перчатки и села на берегу реки. Серебристо-зеленые листья были шелестящей крышей над ее головой, сверчки пели в теплом воздухе. Она не удивилась голосу Дэрроу рядом с собой.

— У пчеловодов сложная работа, как погляжу.

— Я сегодня лишь мешаю пчелам. Мне стоит оставить их одних на время.

Он кашлянул.

— Я д-должен кое-что тебе сказать. Я зря вчера говорил так резко, — он, казалось, не привык извиняться. Он сразу возразил. — Ты думаешь, я быстро сдаюсь. Ты не знаешь, как долго я боролся, бежал и боролся. Между Самисом и мной долгая история, дольше, чем ты можешь представить. Я… очень устал.

Калвин прикусила губу. Он был прав, она не знала, что случилось у колдунов в прошлом. Марна тоже говорила, что она быстро решала, что правильно, а что — нет. Ей стоило извиняться, а не наоборот.

Но он не думал, что ей нужно что-то говорить.

— Поговорим о другом? Расскажешь о своих пчелах?

— Я бы лучше послушала о твоих путешествиях, — она сделала паузу, не зная, с чего начать вопросы. — Я хочу услышать обо всем. Расскажи все! Например… о Меритуросе.

От смеха морщинки появились в уголках его глаз, сделав его младше.

— Что же выбрать? Меритурос полон чудес. Хочешь услышать о Черном замке Хатары? Он поднимается в песках пустыни, без ворот и окон, такой гладкий, что даже птицы не могут сесть на него.

— Да, — сказала Калвин. — Расскажи об этом.

После ужина и вечерних ритуалов дыхания и пения Тамен ждала Калвин у двери большого зала.

— Калвин, пройди со мной, дитя, в сад роз.

Калвин не видела ее лицо под капюшоном, но голос Тамен был строгим, и она была напряженнее обычного. С опасением Калвин поравнялась с ней.

Сад роз был в стенах поселения, закрытый двор, куда попадало летнее солнце. Сильный запах роз заполнял его, пойманный в согретых стенах. Бархатные темно-красные розы опустились в свете луны, бутоны белых роз сияли, как серебряный огонь. Они медленно шли по тропам. Пришла пора Падения лепестков, самая большая луна уже была почти полной, а две маленькие были полумесяцами на черном бархате неба.

Тамен сказала:

— Ты говорила с чужаком почти каждый день, — недовольно сказала она.

— Сестра, вы сами меня просили говорить с ним!

— Я говорила тебе узнать его цель, а не дружить с ним. Ты узнала что-то в разговорах? Откуда он? Кому служит? Что у него за магия?

— Железная, как и думала матушка. Он много путешествовал, — Калвин замешкалась. Она много дней провела с Дэрроу в саду, спрашивала о путешествиях и чудесах, что он видел, но она не знала, где он родился.

— О чем вы говорите?

— Он спрашивает меня о пчелах. И рассказывает о своих путешествиях.

— Не стоит говорить с ним о таком. Дочери Богини, почти жрице нельзя забивать голову дикими историями.

Калвин молчала, они шли дальше. Розы свисали с сияющих кустов, их запах давил на нее, удушал сладостью. Она сказала:

— Почему вредно говорить с ним о мире вне Антариса?

— Все, что должно тревожить тебя, по эту сторону Стены. Знаю, Марна рассказала тебе о матери. Этого не хватило? Хочешь покончить, как она?

После паузы Калвин сказала:

— Простите, если я вела себя недопустимо.

— Это хорошо. Но будь осторожна.

— Я осторожна.

— Надеюсь, он не стал тебе нравиться.

— Конечно, нет, сестра, — лицо Калвин пылало, она надеялась, что Тамен не видит.

— Он не будет с нами долго. В канун середины лета его отдых тут закончится.

Калвин оступилась и спохватилась.

— Его нога еще тревожит его. Вряд ли он сможет пойти по горам в скорое время.

В свете луны Страж в плаще была высокой и грозной, ее голос был низким.

— Не важно. Путь до священной долины не долгий.

Во рту Калвин пересохло. Они отправят его в священную долину. Его принесут в жертву Богине, его кровь прольется у огнедерева, его кости оставят на ветках для птиц. Она слышала о такой жертве, ужасное наказание за оскорбление Богини. Эти истории рассказывали в полночь, старшие новички пугали младших, но этого не случалось при ней, и она думала, что это страшилка для детей. Она пролепетала:

— Может, хватит просто изгнания?

— Изгнание? А если он перелетит Стену снова? Думай, дитя, а потом говори, и не будешь выглядеть глупо. Нужно избавиться от чужака, он не будет выглядывать тут все вечно. Его нога заживет достаточно, чтобы его подношение Богине не было оскорблением, в середине лета он пойдет к Ней, конец, — Тамен сжала плечо Калвин, но ее голос чуть смягчился. — Ты думаешь, это жестоко. Но приходится принимать сложные решения, и чем раньше ты это поймешь, тем проще тебе будет, когда настанет твое время.

Калвин молчала, волочила ноги по камням. Если это решение Высшей жрицы и Стража, она такой быть не хотела ни сейчас, ни потом. Тамен отпустила ее плечо.

— Иди спать и подумай над моими словами.

— Да, Тамен, — прошептала Калвин.

Она оглянулась, уходя, Тамен стояла в лунном свете, колонна в плаще, розы вокруг нее пятнали серебряные камни темными каплями, словно кровью.

Калвин не поняла, что разбудило ее. Тихий шорох плаща по холодному каменному полу или трепет огня? Она лежала, едва дыша, в смятении от кошмара, сердце шумело в ушах.

А потом она увидела: свет под ее дверью бросал тени на стену, тяжелый плащ шуршал медленно по полу.

Она тут же вскочила и оделась в темноте, пальцы были неловкими после сна.

Она накинула зимний плащ на плечи и вышла тихо, как кот. Было темно, весь Антарис должен был спать. Что-то было не так.

Тот, кто миновал ее дверь, пришел из коридора. Калвин замерла и слушала. Вот, шаг, эхо шага. Кто-то шел по галерее с видом на центральный двор. Сжимая плащ, Калвин кралась по коридору, по ступеням, юркнула в тень за колонной. Там, на другой стороне галереи, двигалась фигура в капюшоне с фонарем, большая тень трепетала за ней. Калвин не видела ее лица.

Вдруг фигура замерла и повернула голову. Калвин отпрянула. Свет потух. Калвин прижалась к холодному камню, кровь ревела в ушах. Вся галерея теперь была во тьме, которую прерывали лишь участки лунного света. Задержав дыхание, Калвин вгляделась. Никого не было. Фигура в плаще пропала.

Калвин долго не двигалась. Может, ей все приснилось. Может, это ходила Тамен, проводила свой ритуал ночью. Но Тамен не нужен был фонарь, ее вели луны, свет Богини.

Калвин ждала. Ее дыхание и сердце притихли. Она услышала с трудом звук, словно насекомое шло во двор, но застряло среди стен. Калвин тряхнула головой, пальцы знакомо покалывало. Тут были чары.

Она посмотрела на пустую галерею, серебряный свет падал меж колонн. Никого не было видно. Она робко вышла из укрытия теней. Она заметила краем глаза движение, тень на тени. Она развернулась. Кто-то был там, но она его не видела. Слабый звук стал громче и ближе. Она напряглась от страха, хотела бежать изо всех сил. Но не могла. Она должна была показать этому невидимому существу, что оно обмануло ее. Она быстро соображала. Она потерла глаза и зевнула, словно во сне, и пошла ровно к ступеням, что вели ко двору кухни.

Сколько раз Тамен и Марна говорили ей сдерживаться, идти, когда ей хотелось бежать, молчать, когда хотелось кричать? Это было сложнее всего. Она не понимала, следят ли за ней, она не должна была поворачивать голову. Она шла к колодцу за кухнями, заставила себя зачерпнуть воду, которую не хотела, и медленно выпить до последней капли. Она внимательно слушала. Шум утих, покалывание на пальцах пропало. Ее не преследовали.

И только тогда она быстро побежала. Самис — настоящий и в Антарисе — был принцем и сильным колдуном, но он не знал поселения, как она. Она миновала большой зал, сад роз, ступени и добралась до комнат Высшей жрицы.

Джилли была у покоев Высшей жрицы, она села с сонным удивлением на кровати у двери Марны.

— Калвин? Что ты хочешь?

— Я должна поговорить с Высшей жрицей!

— Нельзя просто вломиться!

Но Марна уже стояла на пороге, ее волосы были тонкой косой на плече.

— Что такое, дитя?

Слова посыпались:

— Он тут — о нем говорил Дэрроу — он тут! Он в галерее, стал невидимым, но я его видела.

— Как ты его видела, если он невидимый? — Джилли была внимательной даже в панике среди ночи.

Марна утихомирила ее, подняв руку.

— Уверена? Это не сон и не ошибка?

— Я уверена! — Калвин почти рыдала от страха и облегчения.

— Джилли, иди и разбуди Тамен. Веди ее сюда. Быстро и тихо. Калвин, скажи чужаку ждать там и прятаться. Быстрее!

Калвин побежала по темным коридорам, прикрыв плащом голову, держась теней. Она дважды, казалось, ловила дыхание сзади, замечала движение, где его не должно быть, и она вжималась в стену с колотящимся сердцем. Он мог быть где угодно, ждать незримо, прыгнуть на ее горло или лодыжку, и тени могли скрывать фигуру в плаще. Она добралась до лазарета и увидела свет в окне Дэрроу, задержала дыхание. Она опоздала. Все пропало.

Но Дэрроу сидел на стуле с ножом в руке, вырезал при свете свечи. Он был одет, еще не ложился, а сидел там в ночи. Он поднял голову и сразу понял, что не так.

Дрожащими руками он сложил нож и сунул в карман с кусочком дерева, что вырезал. Но, когда он заговорил, голос был ровным.

— Итак. Он здесь.

Калвин кивнула.

— Я видела его. Он ищет тебя.

Дэрроу взял костыль, что всегда держал рядом, и встал.

— Хорошо.

— Марна знает, она послала за Тамен. Она сказала тебе прятаться здесь, но я знаю место лучше, — она думала о западной башне с узкой лестницей и видом на поселение. Но Дэрроу покачал головой.

— Я уже далеко забежал. Я лучше встречусь с ним.

— Но… — тут вдали раздался звук, один крик, а потом низкий зловещий вопль. Без слов Дэрроу прошел мимо нее по лазарету, хромая, быстро взмахивая костылем. Калвин услышала другой жуткий вопль и побежала.

У арки двора она заметила, что там, издала вопль и отпрянула. Марна и Тамен стояли высоко в галерее, сжав и подняв руки, они пели. Двор был полон снега. Словно тысячи подушек с пухом порвали, и сосульки свисали с арок, сияя, как серебряные мечи. Самис тоже был там, в центре бури, темный силуэт с поднятыми руками. Пронзительное пение, что Калвин слышала раньше, исходило от него, но было громче, пронзало так, что она пошатнулась от боли в ушах. Она закричала, земля кишела змеями, и когда снежинки задевали ее лицо, они становились лапками пауков и жуков, забирались в ее нос и рот, путались в волосах, она била себя по голове, ничего не видя, испуганная. Она смутно осознавала, что другие сестры, старые и юные, проснулись от шума, толпились вдоль галереи в светлых ночных рубашках. Их белые силуэты темнели от ползающих существ, и камни поселения были живыми под ногами, кишели и ползали. Крики сестер сливались с пронзительными чарами колдуна, пока Калвин сжимала голову и кричала в отчаянии, чтобы заглушить звук, и она тонула, задыхалась, не могла дышать, и снег с жуками кружил вокруг ее головы, душа ее…

Рука упала на ее плечо, она отскочила, пытаясь вырваться. Но ее удержали, спокойный голос сказал на ухо:

— Тише. Это иллюзия. Не верь. Калвин, слушай меня. Замри.

Дэрроу отвернул ее от двора, убрал руки с головы, и она открыла глаза, дрожа и всхлипывая.

— Видишь? Это не настоящее. Посмотри на землю — там только камни, — он держал ее за плечи сильными руками, чуть встряхивая. Она заставила себя посмотреть вниз, кривясь, когда земля зашевелилась. — Не верь, Калвин. Ты можешь видеть сквозь иллюзию, если попробуешь. Смотри. Не бойся, — голос Дэрроу был ровным, словно они сидели в саду на солнце, а не в оглушительном хаосе ночи. Чары Самиса впивались в ее голову, она не слушала, нет! Она смотрела на землю, и та замерла. Она слышала за воплями и шумом ясное пение Марны и Тамен, сильное и уверенное. Она будет слушать их музыку, а не другую, что затуманивала ее разум и глаза. Камни стали четкими, она смотрела, как снежинки опускаются у ног, белые, как лепестки яблонь, корчащиеся существа пропали. Она глубоко вдохнула, повернулась ко двору и запела, добавляя свой голос к остальным, помогая сплести бурю, чтобы заглушить колдуна.

Дэрроу тоже запел, чары железной магии, и она видела среди снега, как сосульки отрываются и летят быстро в центр двора, где была фигура в капюшоне. Целился Дэрроу плохо — ни один из зарядов не достиг цели. Колдун не дрогнул, он, казалось, становился сильнее с каждой минутой. Калвин пришлось закрыть глаза, чтобы песня оставалась точной, крики женщин, снег и ее страх отвлекали ее. Она хотела бы стоять в галерее с Марной и Тамен, их сильные голоса были бы рядом, их ладони держали бы ее, и она не пряталась бы в этом углу! Но не было времени бежать к ним.

Еще крик, ужаснее, чем раньше, и Калвин увидела, что один из белых силуэтов в дальнем конце галереи поднялся над остальными. Одна из сестер сошла с ума от смятения и ужаса и забралась на низкую стену. Она долгий миг висела там, бледный силуэт среди теней и снега. А потом упала.

Калвин услышала, как Дэрроу рядом с ней быстро сменил песню, пытаясь удержать девушку в воздухе. Но времени не было. Она упала на камни, и Калвин не могла забыть тот звук. Повисла тишина.

Снег падал на темную неподвижную фигуру Самиса, он все еще держал руки поднятыми. Он был как ворон с расправленными крыльями, черный силуэт на белом снегу, его голова была слишком большой для его тела. Он был спиной к ней, она не видела его лица. Кто-то закричал в галерее.

Раздался жуткий звук, которому она была рада — стон боли упавшей девушки.

— Она жива! Слава Тарис! — Урска прошла мимо Калвин по снегу во дворе, опустилась рядом с белым силуэтом. Какой бы ни была опасность, Урска не даст ничему помешать ей помочь раненому.

Голос Тамен прозвенел в жуткой тишине.

— Тот, кого ты ищешь, в лазарете. Забери его, делай, что хочешь, но оставь нас!

Калвин охнула. Марна закричала:

— Тамен, нет! — но ее голос был слабым и хрупким.

Самис опустил руки, кроваво-красный свет мелькнул на камне на его руке.

— Покажи мне место, — голос был низким и сильным, казалось, из этого горла не могло прозвучать то пронзительное пение. Может, Дэрроу был прав, и он мог овладеть всеми чарами.

Тамен выпрямилась, высокая, ее лицо было бледным во тьме ее плаща и теней. Она тихо сказала:

— Я отведу тебя туда, — и пошла во тьму.

Калвин повернулась. Дэрроу прислонялся к стене. Она сжала его руку.

— Быстрее, идем со мной! — она все еще надеялась на выход. Дэрроу схватил костыль и пошел за ней мимо сараев и загонов зверей, стараясь хромать быстро во тьме. Они добрались до сада, и он сказал:

— Без толку. Он должен знать, что я был во дворе.

— Но он не знает, где ты сейчас…

— Он найдет меня всюду. И будет хуже тебе, если он узнает, что ты помогла мне. Возвращайся.

Калвин не отступала. Яблони были кривыми силуэтами у серебряной травы, впереди она видела ульи, спящие у реки. Но Дэрроу замер.

— Вернись. Калвин, прошу! Я не хочу еще жизнь на моей совести.

— А я не хочу твою жизнь на своей.

Они смотрели друг на друга пять вдохов, и Калвин сказала:

— Я иду, — она пошла мимо ульев и по мосту, через миг услышала шорох сапог Дэрроу по камням. Он шел следом. Она была в лесу, когда поняла, что не стоит вести чужака по священной тропе, но потом вспомнила, что у Богини разные лица. Дэрроу, где бы ни родился, был одним из Ее детей.

— Слушай! — крикнул Дэрроу. Он был за ней, хромал с костылем.

Калвин замерла. От поселений доносился низкий гул.

— Что это?

— Самис, — сказал Дэрроу.

Калвин сбросила плащ и поднялась на ветки дерева. Она лазала сейчас реже, чем в детстве, но не растеряла сноровки, и лезть было просто. Она перебиралась с ветки на ветку, пока не увидела долину, поселения раскинулись в свете луны. Она замерла там, цепляясь за грубую кору. Было несложно понять, откуда шум — там, где был лазарет, осталась груда обломков и облако пыли. Все рухнуло с грохотом, рев разрушения разнесся по долине.

Через миг появились бегущие фигуры, народ Антариса спешил из деревень проверить шум. Она уже слышала крики ужаса среди леса, разносящие вести.

Она слезла. Дэрроу сказал:

— Лазарет?

Она кивнула.

— Наверное, думает, что убил тебя.

— Это большая удача, чем я заслуживаю. Наверное, он показывает сестрам, что может колдун Меритуроса, — Дэрроу был мрачным. Было нечего сказать. Она тихо взяла свой плащ, и они пошли.

Калвин казалось, что они шли ужасно медленно, половину ночи, пока не добрались до сияющей Стены. Она еще не видела ее в лунном свете, огромную и серебристо-белую Она ощущала холодок, на миг стало страшно.

Дэрроу тихо сказал:

— Ты запоешь чары?

— Я не могу одна.

— Калвин, я не могу пересечь Стену, как раньше. Нет сил. И если я снова поранюсь…

— И не нужно чарами. Есть другой путь, — похоже, идея была в ее голове с того дня, как они с Дэрроу поговорили в саду, но теперь она была уверена, будто призрак матери шептал ей на ухо: она знала, как Калида сделала это, все эти годы.

Она вела его вперед, вдоль изгиба Стены. Пару раз зловещий зов ночной птицы звучал над головами, крылья хлопали у деревьев, маленькие тени мелькали на тропе. Калвин слышала, как Дэрроу спотыкался, и замедлялась. Они миновали лужайку колокольчиков, место, где Дэрроу пересек Стену. Они шли дальше, пока не попали к месту, где река пробивала лед. Небо начало светлеть, пели птицы.

Калвин замерла у воды. Тут могла стоять давным-давно ее мать, понимая, что это единственный путь наружу.

— Река тут течет быстро, а Стена не пересекает живую воду. Река унесет тебя, — она пыталась вспомнить слово. — Придется плыть.

Она думала, он будет спорить или возмущаться, но он не стал. Он снял плащ, сапоги и жилетку, связал их в плотный узелок на костыле. Но, когда он был готов, он задержался на берегу, неловко держась на раненой ноге.

— Ты пойдешь в поселение?

— Да, — она не хотела думать, что ее ждало там: лазарет в развалинах, одна из сестер сильно ранена — она даже не знала, кто. Тамен послушалась Самиса. Она сказала с пылом. — Я не прощу Тамен за предательство.

Он покачал головой.

— Долг Тамен — защищать Антарис. Она сделала, что было нужно. Не суди ее строго.

— Но она собиралась отправить тебя в священную долину в канун середины лета, чтобы принести в жертву огнедереву, если бы ты остался.

Дэрроу вскинул бровь.

— Скорпион под одной ногой, змея под другой, — сказал он. А потом слабо улыбнулся. — Может, она не хотела этот долг, Калвин. Почему иначе она тебе рассказала о планах? Она знала, что ты предупредишь меня.

— Возможно, — с сомнением сказала Калвин. — Но она все равно хотела отдать тебя Самису.

Дэрроу вытащил из кармана предмет, что вырезал ночью. Он бросил его Калвин, она удивленно поймала его. Это был деревянный шарик, таким деревенские мальчики часто играли. Но Дэрроу начал вырезать на нем карту Тремариса.

— Я не закончил, — сказал он. — Но, думаю, тебе понравится.

Калвин сжала шарик руками. Никто еще не делал ей подарок, даже на празднике.

Дэрроу тихо сказал:

— Спасибо за все, Калвин. Может, мы еще встретимся.

Она не могла говорить, но кивнула, сжимая деревянный шарик в руках. Дэрроу, казалось, хотел сказать что-то еще, но повернулся к реке. Она смотрела, как он погрузился в воду, держа костыль над собой. Река уже поймала его в течение, скоро его унесет за Стену. Он еще раз побывает в мире, в морях на тех лодках, а она будет заперта в серых стенах Антариса, смотреть на луны на небе и смену времен года, каждый день будет таким же, как прошедший. И она больше его не увидит…

Она вдруг сунула шарик в карман.

— Стой! — крикнула она, шагая по скользкому берегу.

Она оказалась в воде.

Шок лишил ее легкие воздуха. Она не ожидала, что вода будет такой ледяной, а течение — таким сильным; холод и страх сжали ее сердце. Река была живой, холодной и хотела утащить ее под воду. Ее голова нырнула раз, другой, она набрала рот воды и закашлялась, всплыв. Вода развернула ее не в ту сторону и оттаскивала. Калвин пыталась повернуться, но не могла, вес одежды и обуви тянул вниз, словно сильные руки за лодыжки. Она пыталась вдохнуть, билась с силами течения, что тянули ее под воду.

Сильная рука схватила ее за подбородок, голос приказал поверх шума воды:

— Замри, вода тебя понесет. Я не дам тебе утонуть, — Дэрроу тянул ее к центру реки, где поток был медленнее. Калвин перестала биться и хватать ртом воздух, а замерла и позволила ему направлять ее. Как только она перестала бороться, парить в воде стало проще, поток понес их мимо неровных берегов и деревьев, что касались листьями воды. Дэрроу легко двигался рядом с ней, словно спокойно шел по речному дну. Его волосы были сухими и сияли, как сено, в растущем свете.

Они оставили Стену позади, она видела ее сияние за деревьями. Они были за Стеной, она еще этого не видела. Но не было времени удивляться. Дэрроу сжал ее плечо и потянул с силой к берегу. Он запел низкие чары, его плащ и костыль полетели по воздуху и упали на траву. Он повел ее, но не к берегу, а к поваленному дереву в воде, его ветви ловили листья, прутья и прочие предметы в воде. Теперь оно собиралось поймать Калвин. Она поняла его план, протянула руки к ветке. Черная вода бушевала, проносясь мимо, но Калвин не двигалась.

Ее голова была над водой, она вдохнула и посмотрела, как Дэрроу легко выбирается на берег, как выдра, и отряхивается. Он схватился за дерево и сжал руку Калвин, потянул ее к берегу с такой силой, что ей казалось, рука сломается. Он пел чары, чтобы поднять ее? Она не слышала от рева воды. Нога задела дерево, но она не ощутила это, с воплем облегчения она рухнула на сухую землю и сжалась там на миг, дыша и сжимая землю.

Три Город Сырного камня

Калвин протянула покалывающие руки к огню. Дэрроу заставил ее собрать хворост в роще, согреться на бегу, а потом разжег костер с огнивом. Потом он позволил ей сесть, укутал в свой сухой плащ. Кроме треска огня, стояла тишина. Был почти рассвет, осталась одна луна, сияла бледно над темными деревьями. Вокруг них зашевелились птицы с приближением утра, первый робкий зов, другой, и лес зазвенел от их щебета.

Калвин моргнула и вдохнула. Она не будет плакать перед Дэрроу. Но было поздно, и он хмуро посмотрел на нее.

— Что такое?

Она приглушенно сказала:

— Мне стыдно.

Дэрроу растерялся. Он пошевелил палкой костер, искры взлетели в воздух.

— Не стыдно бояться утонуть, если тебя не учили плавать, — сказал он. — Говорят, дети Пенлевина умеют плавать раньше, чем ходить. У них там море и болота. Но, уверен, что никто из них не может успокоить рой пчел, не дрогнув.

Ее зубы стучали так сильно, что говорить было сложно.

— Я бы утонула, если бы не ты.

— Ах, — он кашлянул, смутившись. — Тогда я в долгу перед тобой лишь дважды, а не трижды. Но все равно тебе лучше быстрее учиться. Я не хочу выуживать тебя в следующий раз.

Она издала дрожащий смешок.

— Так ты возьмешь меня с собой?

Он смотрел на огонь, а не ей в глаза.

— Я не думал брать ученицу. Но я не могу прогнать тебя. И, думаю, я все еще в долгу перед тобой.

Не такое приветствие надеялась услышать Калвин.

— Тебе понадобится моя помощь в горах, ты сам знаешь, что нога еще не зажила, — она вспыльчиво добавила. — И я не хочу быть ученицей. У меня есть своя сила, я равна тебе в чарах.

— Но не в плавании, — мрачно сказал Дэрроу.

От возмущения слезы Калвин пропали.

— Если думаешь, что я тебе мешаю, я пойду одна, — она вскочила на ноги.

Дэрроу мягко сказал:

— Тогда верни мне плащ, — Калвин увидела улыбку в его серых глазах. — Лучше высуши волосы, не трать огонь. Я бы хотел уйти подальше от Антариса, а потом мы отдохнем.

Калвин послушно склонилась и перебирала волосы пальцами перед огнем, радуясь, что они скрывают ее лицо и внезапную радостную улыбку на нем. Она впервые была за стенами Антариса после того, как попала уда, кто знал, что за чудеса и ужасы ждали ее? Река журчала рядом, словно смеялась с ней, лес пел с птицами.

Дэрроу засыпал огонь землей, и они пошли снова. В этот раз тропы не было. Они шли как можно ближе к реке, деревья толпились у берега. Дэрроу указал на одну из горных вершин.

— Нужно идти туда, к вершине в форме головы сокола. Там проход, что приведет нас к землям Калисонс. Так я пришел сюда.

— Мы зовем ту гору Ястреб, так приходят торговцы.

Калвин устала, одежда все еще была влажной, и было неприятно идти в мокрых ботинках. Она с тоской подумала о теплом хлебе и меде на завтрак, останься она за Стеной. Но солнце поднялось, коснулось золотом деревьев, и она уже не хотела оставаться запертой. Она глубоко вдохнула.

— Тут воздух… как желе королевы! — восхитилась она. Ее мать ощущала такое в начале приключений?

Через какое-то время она спросила:

— Думаешь, Самис пойдет за нами?

Дэрроу ответил не сразу.

— Пока он останется в Антарисе. Он не захочет уходить без ледяных чар. Да, он не рад, что упустил добычу. Но ему нравится охота, а охота не окончена.

— Он может не найти нас, — возразила Калвин, этим утром все казалось возможным.

— Может, — согласился Дэрроу с тенью улыбки.

Днем Калвин почти падала от усталости. Дэрроу заметил это.

— Стоит поспать, — резко сказал он, когда она зевнула в третий раз, — пока солнце еще греет. Идти можно и в свете луны, — он указал костылем на залитый солнцем луг. — Тут должно быть удобно.

Калвин подумала, что он дразнит ее, но он собрал груду листьев и опустился на землю. Она стояла и смотрела, как он укутывается в плащ. Она выбрала место чуть в стороне от него, легла спиной к нему. Она устала, но не могла не думать, что Дэрроу лежал в ладони от нее, она слышала его тихое дыхание. Повезло, что они спали днем, ведь ночью было бы слишком холодно, пришлось бы лежать рядом…

Ее глаза открылись. Поэтому? Он стеснялся, как и она? Но она слишком устала, чтобы думать долго об этом, и вскоре уснула.

В пути Дэрроу был бодрее. Он был вы лучшем настроении во время их пути на восток, чем за все время в Антарисе, пока он шутил, дразнил ее, пел и рассказывал истории.

Путь был непростым. Нога Дэрроу еще не зажила, и хотя он использовал костыль и чары, ему было больно. Были дни, когда они почти не двигались. Вскоре они вышли из укрытия деревьев, оказались в другой части дикой земли. Жестокие камни тянулись к небу, словно изображали башни Антариса, оставшиеся позади, и тропа шла вдоль обрывов, что тянулись так глубоко, что не было видно, что на дне. Земля была мрачной, серой и каменистой, и ночью Калвин дрожала, а ветер стонал среди камней.

Путь торговцев был чуть шире тропы. Если бы не старые лагеря, что они миновали и порой использовали, Калвин боялась бы, что они заблудились. Но черные кольца древних костров и пещеры, где ночевали торговцы, обрывки ткани и кости показывали, что они не шли слепо по земле.

В один из дней им пришлось скрываться, торговцы шли мимо. Скрытые камнями, Калвин и Дэрроу слушали ворчание мужчин и грохот телег, они тянули их за собой. В телегах были сковороды, шелк и специи. Казалось, прошло много времени, и грохочущие телеги пропали из виду.

После этого Калвин сказала:

— Интересно, кто откроет им Стену в этом году.

— Может, сам Самис, — сказал мрачно Дэрроу. — Это будет для них историей.

Даже летом горные проходы были холоднее, чем долина, они шли в свете луны, спали днем, радуясь, что солнце грело их. И среди пустоши даже были птицы и зайцы. Калвин ловила их небольшими чарами, как ее учили, и Дэрроу жарил их на костре. Она впервые была рада скучным и долгим урокам про травы, ведь Дэрроу не знал многих съедобных трав на горе. Он показывал ей, как проложить ботинки листьями, чтобы не было мозолей, и вырезал ей посох, чтобы не упасть на тропах у обрывов.

Ночью Дэрроу смотрел на тусклые звезды и указывал, за какими им нужно идти. Он говорил названия из Меритуроса и Калисонс, из Геллана, и она называла, как это было в Антарисе. Было странно думать, что у каждой земли были свои названия и истории, что она знала созвездие Дерево, а в Калисонс оно звалось Фонарь Тасгара, а в Меритуросе — Башмак.

Ночью на его лицо падали тени, и Дэрроу казался далеким, как учитель, а не товарищ, каким он был днем. Порой он не знал, что сказать ей, и если они отдыхали, он был в своих мыслях.

В один из дней он сказал:

— Я редко бывал с женщинами, — он шел впереди, она не видела его лица. — До Антариса я и десяти слов женщине не говорил. Я всегда считал их странными.

— А теперь? — не удержалась она.

— Теперь они для меня не хуже мужчин, — последовал ответ, она не знала, радоваться этому или нет.

Постепенно каменистая земля сменилась холмами, где деревья росли гуще. Воздух был жарче с каждым днем, и Калвин отдыхания ощущала себя веселее.

— Тут воздух не такой разреженный, как в горах, — сказал Дэрроу. — Ты сможешь идти дольше и выносить больше, чем люди долин, ведь умеешь лучше использовать дыхание.

Они шли в прохладе утра и вечера, отдыхали в полдень и полночь. Тут хоть были следы людей: пень вместо унесенного дерева, разбитая хижина, развалины каменной стены. Тропа стала шире, по ней было проще идти, и под ногами была земля, а не камни.

Калвин увидела вдали ферму среди холмов и поспешила вперед, словно зверь, уловивший запах, и она побежала бы, если бы Дэрроу не удержал ее.

— Калвин, нас не должны видеть, — сказал он. — Они не примут нас, поверь. И в долинах будут солдаты из Калисонс, так что нужно быть осторожнее. И никогда не показывай, что колдуешь пением. Понимаешь?

— Понимаю, — она была разочарована, она надеялась на хлеб и сыр, на специи и теплую постель от добрых людей. Но она начинала понимать, что чужаки были такими же осторожными к незнакомцам, как и народ Антариса, закрытый за Стеной. А она-то думала, снаружи будет иначе.

Они шли по холмам, по широким долинам, спали в сараях и мельницах, забирали еду по пути: дикие ягоды, овощи с полей, яйца уток у ручьев, что пересекали эту страну, соединяя фермы, как сетью на земле.

Один день они отдыхали и ловили рыбу. Калвин разделась до нижнего платья, и Дэрроу учил ее плавать. Он не смеялся, пока она отплевывалась и кашляла, а терпеливо учил, пока она не смогла проплыть пару взмахов руками. Она раскинула волосы на плечах, чтобы они высохли на солнце, и показала ему, как забрать рыбу из воды раньше, чем она поймет, что ее поймали.

— Думаю, удочка и наживка мне нравились больше, — он отошел, когда Калвин бросила рыбу на берег, забрызгав ему ноги. — У тебя мокрый метод.

Калвин села на пятки и рассмеялась.

— Но руками проще!

— Хорошо. Вызов принят, — он забросил крючок в воду. — Посмотрим, кто быстрее поймает следующую рыбу.

— Хорошо! — крикнула Калвин, подняла в торжестве добычу через пару мгновений и не скрывала счастья.

День остался в ее памяти золотым. Она сидела на солнце с Дэрроу, лакомилась горячей рыбой, которую приходилось передавать из руки в руку.

— Я еще вкуснее ничего не ела, — вздохнула Калвин, облизывая пальцы.

— В Пенлевине говорят, голод — лучший соус, — сказал Дэрроу.

— Ты второй раз цитируешь народ оттуда, — Калвин взглянула на него. — Ты там родился?

— У народа Пенлевина много мудрых высказываний. Но этого мало, чтобы хотеть родства с ними.

Ее любопытство не было удовлетворено. Как бы она ни спрашивала о прошлом, он не давал прямой ответ. Но он вырезал все линии на ее деревянном шаре, работая, пока они отдыхали, и радостно назвал ей все земли, что знал, рассказал об этих местах. Хоть она не знала, как он узнал о тех людях так хорошо, если скрывался и уходил с дороги при виде любого прохожего.

Они редко видели людей на дорогах — помощники фермера или пастухи ходили от одной фермы к другой с телегами — и они прятались в канаве, чтобы их не увидели, скрывали головы плащами, и Калвин думала, что задохнется от жары. Как-то из-за кустов они увидели патруль солдат из Калисонса с мечами и дубинками на спинах. Калвин смотрела, едва дыша, а они шли, и среди них шагал жалкого вида юноша, руки и лодыжки были свободно связаны веревкой.

— Они ведут его в Калисонс на суд, — прошептал Дэрроу.

— Что он сделал? — прошептала она.

— Может, он — вор. В этих землях голод. Может, он украл яйца из пекарни или сыр из амбара.

Юноша был худым, стражи тянули его за собой.

— Что с ним будет?

— Если повезет, почти ничего. Патруль побьет его и отпустит, он сам найдет путь домой. Если не повезет, Прокторы отправят его рабом на корабли или изгонят в Дорьюс.

— А если нас поймают?

— Будет то же самое, если узнают, что мы — колдуем песнями, — Дэрроу смотрел, щурясь, на облако пыли за патрулем. После этого Калвин не жаловалась, когда Дэрроу говорил ей уходить с дороги и прятаться.

Каждый день они слышали песни фермеров над долинами, пока они вели коз и коров, звали уток.

— Это магия? Это Сила зверей? — спросила Калвин, но Дэрроу покачал головой.

— Когда-то здесь были тайны зверей, но теперь звери не слушаются. Песни, что поют фермеры, — тень старых чар, без той силы. Ты видишь, какие худые коровы. Смотри, — он сорвал немного колосков с поля и размял в ладони, горячий ветер унес пыль с его пальцев. — Посевы тут не процветают. Жизнь высыхает, эта земля истощенная и подлая.

— Люди тоже?

Дэрроу криво улыбнулся.

— Особенно люди. Потому мы ничего не спрашиваем и не поднимаем головы.

Калвин бодро сказала:

— Если старые чары забыты, то Самис их не выучит.

— Осталось достаточно старых знаний, чтобы он смог сложить их. Но этого не хватает, чтобы земли процветали. Ты видела заброшенные фермы у холмов. Ферм все меньше с каждым годом, они продают все меньше еды городу.

— Потому солдат так много? — чем ближе они были к городу Калисонс, тем чаще прятались от патруля. — Запугать народ, чтобы им отдали всю еду?

— Может быть, — Дэрроу пару мгновений молчал, Калвин услышала низкое рычание чар, его нога снова болела, и она перестала задавать вопросы. Но она часто думала о голодном юноше, как безнадежно он тащил ноги по пыльной тропе.

Они шли много дней, почти месяц, пока не увидели Калисонс. Они замерли у мельницы на вершине низкого холма и смотрели на долину и город внизу. В отличие от серо-голубого камня Антариса и гор, земля долин была желто-серой. Калисонс словно построили из блоков свиного жира.

— Сырокамень, — сказал Дэрроу.

Кроме маленьких холмов, сделанных для медленно крутящихся мельниц, пыльная земля была ровной, словно ее выгладили, как церемониальное одеяние. Горы, что скрывали Антарис, были слабой серой полосой на западе вдали. Но Калвин не смотрела на горы или город внизу. За городом было море, которое она часто мечтала увидеть: широкий изгиб залива Сарди, сияющий изумруд на солнце, яркая лента на горизонте. Ее сердце запело, она смотрела на красивый и пугающий океан.

— Идем, — Дэрроу уже хромал по холму. — Если поспешим, доберемся до друзей к ужину.

Желудок Калвин заурчал при мысли о насыщенном рагу и холодном молоке, она поспешила за ним.

Солнце село, когда они дошли до ворот города.

— Заперто! — возмутилась Калвин.

Большие металлические врата в толстой стене из сырокамня были заперты. Никого не было видно, но она слышала слабый шум с другой стороны стены: стук и гул города, крики торговцев, шепот. Напоминало пчел для Калвин, их шум в улье.

— Врата всегда закрыты на закате. Это не важно. Мы не пойдем во врата.

Дэрроу повел ее вдоль стены. Там было не так красиво, как у Стены Антариса, и эта стена была меньше. Эта стена окружала только город, а Стена Антариса тянулась вокруг их земель. И эта стена понравилась ей еще меньше, когда Дэрроу поднял руки перед камнем и низко запел. Один из блоков медленно повернулся и открыл брешь, куда можно было протиснуться.

— Зачем стена, если ее можно миновать? — прошипела она, следуя за Дэрроу в брешь.

— Не все могут, — спокойно сказал Дэрроу. — Только железный маг.

Они прошли, и он закрыл брешь вторыми чарами. Они были внутри Калисонс.

Калвин поняла с досадой, что Калисонс был больше Антариса. Издалека город казался маленьким, а теперь она видела, что большие квадратные здания, что казались ей не больше домов фермеров, могли уместить все поселение Антариса. Они стояли у одного из зданий, скрытые в тени, и оно закрывало небо. Дэрроу тут же пошел по лабиринту переулков, людных площадей и мостов над каналами.

Хоть уже было темно, воздух был темным от жара угасшего дня, и улицы были полны людей. Калвин казалось, стены потеют, как сыр, долго лежавший в кладовке, и запах этот смешивался с запахом жареных овощей и мяса из окон. Темные скопления в сумерках и свете фонарей показывали группы людей у стен, бормочущих и следящих.

— Плотнее укутайся в плащ, — сказал Дэрроу на ухо, — если узнают одежду ведьмы с гор.

Калвин обиделась бы на ведьму, но ощущала себя маленькой, незначительной и почти испуганной. Она держалась Дэрроу, и хотя в плаще было ужасно жарко, было даже приятно ощущать ткань кожей.

Дэрроу вел их по темнеющим улицам, не позволяя хромоте замедлять его, и Калвин спешила, чтобы не отставать. Они повернули на узкую улицу, стены сверху нависали, как утесы, и она спросила:

— Куда мы идем?

— К гавани.

Калвин ускорилась. Гавань означала море, может, она даже сможет опустить руки в сияющее пространство, что заметила с холма.

Улицы сужались, извивались сильнее, запах соли говорил, что они близко. Они повернули за угол и увидели ряды лодок, покачивающихся на темной воде, услышали плеск волн.

Дэрроу повел ее мимо темных складов, амбаров, что пахли рыбой, мимо клубов моряков и рыбаков, откуда доносились разговоры и стук кружек. Маленькие лодки покачивались на волнах, словно чайки. Меньшая из лун поднималась, и созвездие Дерево уже было видно на ясном небе. Калвин было странно видеть знакомые звезды каждую ночь, хоть она была все дальше от дома, но не так странно, как этой ночью, когда звезды сияли над темным океаном. Звезды тут казались тусклее, чем в Антарисе, и она не знала, почему.

Дэрроу быстро хромал, нетерпеливо взмахивая костылем, разглядывая причалы, пока не нашел то, что искал. Калвин догнала его, он стоял и смотрел на маленькую рыбацкую лодку с веселой, но облетевшей краской. Каюта была во тьме.

— Их тут нет, — Дэрроу посмотрел на огни и слабый шум города. — Может, в гостинице на берегу.

— Мы можем подождать их в лодке? — Калвин ощущала надежду, лодка выглядела мило, тихо покачивалась на темной воде. Но Дэрроу покачал головой.

— Я не буду портить дружбу, проходя на борт без приглашения, — сказал он. — И каюта будет заперта, — он увидел удивленный взгляд Калвин. — В Калисонсе люди запирают дома и вещи. Тут недоверия больше, чем в Антарисе. Нет, я их поищу. А ты лучше жди тут. В гостиницы женщин не пускают.

— Но… — Калвин открыла рот, но закрыла его. Может, лучше хоть порой его слушаться, когда можно приберечь возражения на другое время. Она послушно села на доски и укуталась в плащ, стараясь выглядеть терпеливо. — Хорошо.

— Я постараюсь быстро, — Дэрроу ушел, хромая, по причалу. Калвин смотрела ему вслед, а потом повернулась к темному холодному морю. Она думала о большом зале Антариса, о пении и смехе сестер, о танцах девочек у костра, о тепле места. Но она и там сидела в стороне, ощущала себя одиноко, как тут.

Луна поднялась выше. Она провела немного времени за упражнениями, что помогали ей дышать и петь потоком, не прерываясь на вдохи. Один круг ночных упражнений, другой. Она пропела одну из песен весеннего фестиваля, историю о смелой Силет и ее обреченной любви к мрачному герою Верету.

Она замолкла и прислушалась. Дэрроу ушел давно. А если он не вернется? Она в панике вскочила на ноги и поспешила к огням.

Она не знала, куда пошел Дэрроу. Пение доносилось из ближайшей гостиницы, но она не могла разобрать слова. Дверь была открыта. Калвин накинула плащ на голову и хотела пройти, но путь преградили.

— Куда собралась, дамочка? — юноша с жирным лицом и тонкими волосами скалился ей.

Калвин выпрямилась, как гордая Тамен или Марна.

— Я ищу друга.

— Не там. Это частный клуб, ясно? Ты же не отсюда?

— Поговори тут с нами, яркоглазая, — сказал другой голос, Калвин увидела еще троих юношей снаружи. Один из них плюнул у ее ног. Она отпрянула.

— Нет, спасибо.

— Откуда ты? Это не голос нашего города.

Калвин быстро думала.

— Я из фермы далеко в долинах, почти в горах.

Она рассмеялись. Первый юноша потрогал ткань ее плаща. Калвин отпрянула, боясь, что он увидит ее желтую тунику под ним.

— Просто дружелюбие, — сказал он, сжав плащ кулаком.

— Из гор, значит? — сказал голос из теней. — Видела ведьм?

— Они не ведьмы, — возмутилась Калвин. — Это жрицы Богини.

— Слышите? Думаю, это ведьма! — первый взглянул на друзей и потянул Калвин за плащ, придвигая к себе. Он склонился к ней, его дыхание воняло. — Спой чары, ведьма!

Калвин пылала от ярости. Они хотели услышать чары, будут им чары. Она быстро вдохнула, прищурилась, приоткрыла рот и запела.

Юноша, дразнивший ее, тут же отпрянул, зажал руками рот, глаза расширились от потрясения. Он издал приглушенный звук, словно был с кляпом, безумно водил пальцами по рту, но не мог разжать губы.

Дрожащим от гнева голосом Калвин сказала:

— Те, кто плохо говорят о Богине и Ее слугах, не должны говорить вообще.

Юноша потрясенно смотрел на нее, но и с ужасом. Он покачал головой, все еще царапая рот. Его друзья отпрянули в шоке и страхе.

Резкий голос за Калвин сказал:

— Что тут такое?

Дэрроу шагал по камням, хромая, взмахивая костылем, лицо было злым. За ним были двое мужчин в высоких сапогах и толстых куртках.

— Они угрожали дочери Тарис и получили наказание, — кулаки Калвин были сжаты, она стояла прямо, свысока смотрела на юношу, что смеялся над ней. Он повернулся к Дэрроу, зажимая руками рот, лицо исказилось от беспомощного гнева.

Дэрроу подошел к ней.

— Убери то, что сделала, — его голос был тихим и злым. Калвин пропела ноты, и юноша отпрянул, освобожденный. Его рот раскрылся, он робко ощупал челюсть руками, плюнул пару раз на улицу, словно избавлялся от яда. Он грозно крикнул и ушел с друзьями в ночь.

— Что ты с ним сделала? — спросил один из друзей Дэрроу, восхищенный и изумленный.

— Заморозила слюну у него во рту, и все, — сказала Калвин. — Это не навредило.

— Идемте, — Дэрроу повернулся, взмахнув плащом. Калвин поспешила догнать его. Его профиль в свете луны был похож на сокола, он строго посмотрел на нее. — Это было очень глупо, Калвин.

— Я не ранила его. И он заслужил это.

— Не сомневаюсь, но не в том дело. Я говорил тебе, что в Калисонс чары боятся, что тут колдунов не любят. Тут не место трюкам. А если они побегут рассказывать городу, как ведьма Антариса остановила одному язык магией?

— Не надо нотаций, будто я ребенок! Стоит хвалить меня за остроумие, — лицо Калвин пылало от гнева. — Они не расскажут, ведь будут выглядеть глупо.

— Надеюсь, ты права, — мрачно сказал он. — Но в следующий раз постарайся молчать.

Калвин шла рядом в ярости. Она сбежала от выговоров жриц, чтобы получить лекции от Дэрроу? Было непростительно, что он говорил так с ней при друзьях. Она мрачно проворчала:

— Мужчины в Антарисе хоть не заставляют женщин исполнять их прихоти.

— Да, — сказал вдруг один из друзей Дэрроу сзади. Он был низким и кудрявым, на пару лет младше Дэрроу, с яркими темными глазами, лицо было в морщинах веселья. Он словно подпрыгивал, готовый к шалостям и веселью. Он улыбнулся Калвин. — Уверен, ты помогла этой ночью всем девушкам Калисонса. Они подумают теперь дважды, прежде чем лезть к кому-то, — он протянул руку Калвин. — Я — Занни. Этот боров — мой старший брат Тонно.

Второй был крупнее и выше, шагал за ними и поднял руку в приветствии. Он был кудрявым, как брат, но взгляд его был хмурым, его словно отвлекли от еды, и он сдвинул кустистые брови.

— Меня зовут Калвин.

— И ты из Антариса. Я это вижу, даже если бы Дэрроу не рассказал мне, — Занни кивнул на желтый рукав Калвин. — Нам нужна новая одежда, нельзя бегать так по городу. Это опасно.

Калвин вдруг ощутила странную привязанность к одежде. Да, она выделяла ее как жрицу, ведьму для тех, кто слушал истории, но ей казалось, что снимать желтое одеяние было как предательство. Никто не поймет, что она — сестра Антариса, дочь Богини. Это как лишиться части себя.

Они пришли к лодке братьев. Занни прыгнул на палубу, без шума протянул руку Дэрроу. Калвин замешкалась на причале, она еще не была на лодке. Что будет между ней и темной водой? Тонкие деревяшки, соединенные вместе.

Тонно прорычал:

— Прыгай, девочка, мы не можем ждать всю ночь.

Калвин прыгнула и пошатнулась. Лодка не двигалась, но она ощущала, как море неуверенно движется под ее пятками. Дэрроу с тревогой взглянул на нее.

— Ты скоро привыкнешь. Мы сделаем из тебя моряка, не бойся.

— Так ты не отправишь меня в горы? — сказала она.

— Не сегодня, — буркнул он и повел по палубе.

Занни занялся лампами, заполнил каюту теплым светом. Внутри было уютно, как в домике, с длинным столом, лавками с подушками по краям, шкафы и сундуки стояли в стороне, дверь вела в комнату ниже с мешками. Калвин, озираясь, втиснулась в угол за столом.

Смотреть времени не было, Занни и Тонно вытащили из ящиков еду. Там были сухари, остатки холодного рагу из рыбы и бобов, немного сушеных фруктов, но Калвин была благодарна, словно мечтала о таком пире весь день.

— Если бы мы знали, что вы придете, запаслись бы, — Занни широко улыбался, глядя, как Дэрроу терзает хлеб. — Но Тонно сделает свой горячий отвар.

Тонно уже был у плиты в углу, вскоре каюту заполнил вкусный аромат имбиря и специй. Напиток разлили в четыре чашки, Тонно толкнул одну по столу к Калвин.

— Там мед из Антариса.

Она вдохнула запах, закрыв глаза, и покачала головой.

— Не из Антариса.

Занни и Тонно переглянулись, Занни рассмеялся.

— Он был куплен на ярмарке осенью, они клялись, что это лучший мед Антариса.

— Мы хорошо заплатили, — проворчал Тонно. — С чего ты взяла, что это не горный мед?

— Я-то знаю запах моих ульев.

— Калвин была пчеловодом там, — сказал Дэрроу.

— Но мед все равно хороший, — добавила Калвин, Тонно фыркнул.

— Вы плохо поели и хорошо выпили, — бодро сказал Занни, садясь напротив Дэрроу за стол, — пора рассказать, мой друг, откуда хромота?

— Откуда она? — прорычал Тонно со ступеней, он набил сухими листьями трубку. Калвин смотрела, а он зажег ее и выпустил дым в окошко, в ночной воздух. Голубой дым пах вишней и чем-то еще. Она отклонилась к теплым доскам каюты, сжала руками чашку. Приятная усталость окутала ее, и она сонно думала, как просто тут уснуть, сидя на твердой скамейке.

Она закрыла глаза, кивала головой, смутно слыша голос Дэрроу, он описывал свой путь по горам, как поранился, пересекая Стену, как Калвин нашла его и увела, как Самис нашел его в поселении. Даже история о той жуткой ночи была нереальной, словно случилась с другими. Он сказал, как они убежали по реке, с потоком, и их унесло вдаль.

Она проснулась от смеха Занни.

— Тащи подушку, Тонно, будет обидно будить ее сейчас.

— Я не сплю, — Калвин сонно выпрямилась и моргнула в свете ламп.

— Итак, — Тонно игнорировал ее. — Ты в этот раз сбежал от него.

— В этот раз. Может, нам удастся изменить ситуацию и поймать охотника, — Дэрроу склонился вперед. — Я думал над словами Калвин в Антарисе, что остановить его можно, собрав банду колдунов и напав вместе. Я видел в Антарисе, когда жрицы пели вместе, его силы ослабевали.

— Но он все равно победил нас в ту ночь, — резко сказала Калвин. — И чуть не убил одну из сестер.

— Да, но обычно он побеждал проще. Ты была права тогда, Калвин, хоть я и не признал, — он взглянул ей в глаза и улыбнулся от ее потрясения, а потом отвел взгляд.

Занни засмеялся.

— Легко! У нас уже есть железный маг и жрица льда. К концу лета «Перокрыл» будет полон колдунов, и мы не сможем двигаться по воде!

— Это название лодки, — сказал Дэрроу Калвин, похлопав по теплым доскам. — Надеюсь, она донесет нас до Митатес для следующего этапа задания. С ее командой. Если они не против, — он вскинул бровь, глядя на братьев. Тонно хмыкнул, глядя на трубку, но Занни тепло похлопал Дэрроу по спине.

— Ясное дело! Мы не забыли обещание, данное тебе в Геллане. Мы отвезем тебя, куда пожелаешь, и с радостью, даже если это Митатес, Меритурос или где-то между.

— Тише, — буркнул Тонно. — Он наобещает тебе доставить на луну, если не остановить.

— Митатес — земля со стражами Силы огня, да? — робко сказала Калвин, пытаясь вспомнить, что ей показывал Дэрроу на деревянном шаре.

— Когда-то так было, — исправил Дэрроу. — Но теперь чары запрещены, и колледжи Митатеса делают оружие и продают всем.

Занни посерьезнел.

— Да, они гордятся, что у них нет врагов. Они продают копья Ренгану и мечи Балтимару, зовут их друзьями, а две эти земли режут друг другу глотки.

— С такой дружбой… — Тонно не закончил и плюнул в окошко.

— Но если в Митатесе нет колдунов, зачем нам туда? — спросила Калвин.

— Я сказал, что чары запрещены, а не что их там нет. Колдуны есть всюду в Тремарисе, если знаешь, как искать.

— Думаешь, мы найдем того, кто поможет сразиться с Самисом?

— Уверен. Сила огня третья по мощи. Если мы найдем мастера огня, может, станем почти достаточно сильными.

— Когда отправляемся? — Занни провел рукой по волосам, словно хотел начать сейчас.

— Как только будем готовы.

Занни кивнул.

— Нужен день на покупку припасов. И найти одежду девочке. Можно уплыть к ночи.

Тонно со ступеней сказал:

— Может, ей подойдет одежда Энны.

— И я так думал, — Занни повернулся. — Энна была нашей сестрой. Она была высокой, как ты, и не в юбке.

Калвин не видела на улицах женщину в тунике и штанах, как у нее. В Калисонсе была традиция, что девушки замужнего возраста ходили в длинных пышных юбках и фартуках. Калвин не представляла, как в этом идти, бежать или лазать, таскать юбки на себе. Она робко спросила:

— Что произошло с вашей сестрой?

Тонно хмыкнул, постучал трубкой и резко вышел на палубу. Занни сказал:

— Энна умерла от лихорадки, когда мы были маленькими. Ей и шестнадцати не было.

— О… мне жаль…

Занни печально улыбнулся.

— Да, это было давно. Завтра я схожу к тете, где остались наши вещи, и мы сделаем тебя не жрицей, а дочерью рыбака.

— Спасибо, — Калвин не смогла подавить зевок.

— Она засыпает на месте, — сказал Дэрроу. — Покажи ей лучше, где можно поспать.

Занни рассмеялся.

— Не бойся, друг! Твоей маленькой жрице места хватит.

Калвин уже заметила каюту внизу с четырьмя койками, разделенными шторками. Но Занни открыл люк, что она не заметила, и открыл маленькую каюту. Там было полно сетей и веревок, и Занни вытащил это и освободил еще две узкие кровати.

— У нас давно не было помощника, — сказал он. — Утром при свете уберемся, — он отошел, пропуская Калвин. — Прости, там сильно пахнет рыбой, — сказал он, но после ночей на досках или соломе с плащом для укрытия, Калвин не переживала. Она укуталась в одеяло, под головой была роскошная подушка с перьями, и она засыпала, успев смутно услышать голос Дэрроу:

— …вот и не моя, — Занни рассмеялся. Ее укачивала вода, и она уснула, не вдохнув и десяти раз.

Проснулась Калвин днем, Дэрроу и Тонно уже пропали в городе.

— Ушли поискать того, кто направит нас в Митатес, — сказал Занни. — Мы с Тонно знаем эту сторону бухты, мы бывали на севере в Геллане, но не на западе в Митатесе.

Они позавтракали на палубе, сидя на перевернутых корзинах для рыбы. Сидя на солнце, моргая от отраженного от воды света, было сложно не радоваться мысли, что она поплывет к широкому горизонту. Калвин бодро ела печенье. Занни улыбнулся ей.

— Занни, как вы с Дэрроу подружились?

— Он не рассказал? Мы встретили его в Геллане прошлой зимой, когда он поссорился с Самисом. Мы доставили его в Калисонс.

— Поссорился? Будто они были друзьями.

— Были друзьями, — Занни увидел ее лицо. — Он и это не рассказал?

Калвин медленно прожевала и проглотила, но печенье будто стало песком во рту.

— Нет, — сказала она, — я думала, они все время были врагами.

— О, они были как братья, когда учились в Меритуросе, хоть Самис был сыном императора и старше. Но Самис рассказал, что хочет овладеть всеми чарами и всем миром, а Дэрроу этого не хотел. Самис остался в Геллане учить магию.

— Геллан. Там он научился бы Силе видимости.

— Да, точно. И Дэрроу поплыл на юг со мной и Тонно. Но Самис следовал за ним, нашел его тут и сказал, что вырвет его сердце, если он не поможет ему. Дэрроу убежал в горы, но ты это уже знаешь, — Занни вытирал кашу хлебом. — Он не хотел терять такую дружбу, заводить такого врага. Сердце почти разбилось, да. Я не слышал, чтобы он говорил о ком-то родном, кроме Самиса.

— Но у него есть ты и Тонно.

— Да, и ты, — Занни посмотрел на нее. — Но ты знаешь, что он не из сентиментальных. Особенно в таком деле.

— Видимо, нет, — Калвин не была уверена.

Занни вскочил на ноги.

— Идем. Если будешь помогать, я научу тебя, как тут трудиться.

— Я трудилась в Антарисе, — возмутилась Калвин, но Занни лишь улыбался.

На борту было много дел, и Калвин хотела показать Занни, что она — не избалованная жрица, а может работать не хуже него. Она терла палубу, сворачивала веревки и неводы, пока Занни называл ей паруса и канаты.

Она посмотрела на медь у иллюминаторов, что была в пятнах от соли.

— У тебя есть воск для полирования?

Занни нашел ей тряпку и старый комок мягкого воска в ткани, вскоре первое окошко засияло, когда она натерла его. Занни присвистнул.

— Я почти забыл, что оно может так сиять.

— Чем чаще так делать, тем проще, — сказала Калвин с нажимом, замерев и вытерев лоб.

Занни рассмеялся.

— Я пойду на рынок. И возьму у тети одежду для тебя. Пойдешь со мной?

Остаток дня был занят делами. Хоть Калисонс был не таким жутким в свете дня, Калвин все еще не нравилось толкаться на людных улицах, даже с Занни, и она была рада, вернувшись в просторную и яркую гавань с мешками и ящиками. Она была в новой одежде: простые бирюзовые штаны и блузка красного цвета с желтой вышивкой на воротнике и манжетах. Было странно снимать желтое одеяние, но другая одежда была мягкой и красивой, и она не так и спорила. Она убрала запасные вещи в свою маленькую каюту и села на кровать. Тонно жарил ужин, вкусный запах забрался в каюту. Она закрыла глаза на миг, наслаждаясь. Лишь на миг.

Четыре Черные земли

Калвин резко проснулась. Что-то изменилось, хоть она проспала немного, снаружи было темно, судно тихо скрипело на волнах. Она выбралась на воздух, что подхватил ее длинные косы и ударил ими по лицу, она увидела широкое море, озаренное тремя лунами и звездами. Они отправились в путь.

Все было спокойно. Занни стоял у румпеля, Тонно зажег трубку и прислонялся к каюте. Дэрроу сжимал канат, смотрел на паруса, его губы двигались от ритмичной песни чар. А еще было слышно шум волн, судно летело по воде.

— Почему меня не разбудили? — завопила она.

— Мы думали, что тебе нужен сон, — мягко сказал Занни.

Но Тонно сказал:

— Проще оставить тебя, чем дать тебе переживать и мешаться под ногами, — Дэрроу рассмеялся. Это злило Калвин.

— Как я буду полезной, если меня не учат? — возмутилась она.

Занни рассмеялся.

— Если хочешь быть полезной, завари для нас медовую настойку.

— Я это сделаю, — Тонно ушел в каюту. Он считал, что напитки никто не сделает лучше него, но Калвин злило, что ей не доверяли даже такой пустяк.

Она повернулась и увидела огни Калисонса вдоль гавани, они сияли на горизонте, уменьшались. Она держалась за перила, пыталась привыкнуть к движению палубы под ногами. Это отличалось от покачивания у берега. Теперь «Перокрыл» ожил, вода пела под ней, ветер нес судно вперед.

Дэрроу перестал петь.

— Только не морская болезнь.

— Нет, — Калвин тоже надеялась. — Ты ускоряешь корабль, или это только ветер?

— Я немного помогаю. Ветер не такой, как мы хотели.

— Я не думала, что ты чарами толкаешь «Перокрыл» по морю. Так мы быстро доберемся до Митатеса!

Дэрроу сказал:

— Было бы так просто. Большое двигать сложнее, еще и по воде, а не по воздуху.

— Так двигай по воздуху, — Занни подмигнул Калвин. — Полетим в Митатес, как на крыльях.

Дэрроу насмешливо скривился. Он был веселее в обществе Занни, чем с кем-то еще, и Калвин ощутила укол от этого.

— Для этого нужно больше сил, чем у меня есть. Я могу немного ускорить нас. Но лишь немного, — он снова запел, и Калвин ощутила, как корабль понесся под ее ногами от чар.

Тонно принес горячие чашки, по две в каждой руке. На палубе в ночи сладкий настой с пряностями был еще вкуснее.

Дэрроу сказал Занни:

— Я возьму румпель. Вам с Тонно нужно отдохнуть. И тебе, — сказал он Калвин.

— Я не устала, — сказала Калвин. Так и было. Кровь словно пела в ее венах, как корабль пел на воде.

Братья ушли, Калвин встала рядом с Дэрроу, прислонилась к каюте. Он сказал:

— Прости, что не успели тебя обучить, иначе я бы дал тебе порулить. Но не сегодня.

Калвин не думала, что это сложно. И было бы приятно ощущать, как корабль движется от твоей руки. Она научится этому, станет умелым моряком, как они.

— Жаль, сестры не научили меня железной магии или ветру вместо льда. Так я помогала бы двигать корабль.

— Придет время, когда пригодится лед, я уверен. Но терпение, и ты узнаешь тот момент.

— Ты звучишь как Марна, — Калвин связала косы, чтобы они не били ее по лицу.

— Бедная Калвин. Так далеко убежала, а лекции все равно всюду!

Калвин молчала. На борту они еще не говорили наедине. После всех дней пути она привыкла делиться с ним мыслями. И она верила, что он делился с ней мыслями. Она сказала:

— Занни рассказал, что вы с Самисом учились вместе. Он, наверное, плохо учился. Судя по твоим словам, он никого не слушал.

— Наоборот. Он был очень одарен, — Дэрроу говорил спокойно. После паузы он сказал. — Я бы тебе рассказал. Но не все просто объяснить.

— Не важно.

— Он не всегда был таким, как сейчас. По крайней мере… — Дэрроу задумался, — он всегда был жадным. Жадным до знаний, а теперь — до власти. Ему кажется, что его недооценили. Он хочет отомстить.

— Вы долго дружили?

Дэрроу взглянул на нее.

— Да. Долго, — он смотрел на воду, ветер бросал его волосы вперед. Через миг он сказал другим тоном. — Калвин, подержи румпель. Ветер стал сильнее, нужно поправить парус.

— Но если ветер сильнее, мы не ускоримся? Я думала, мы спешим.

— Нельзя плыть быстрее, чем выдержит корабль, или нас перевернет. Равновесие важно во всем. Этого Самис так и не понял.

Калвин схватила румпель, Дэрроу показал ей, на какую звезду плыть. Он ослабил канаты и поправил парус, и она ощутила живую силу корабля под руками. Она тихо пела, как пела бы пчелам, чтобы те успокоились, и корабль слушался, и она еще никогда не была так рада.

Дэрроу пришел забрать румпель, и он был не в настроении для разговора. Калвин ушла спать со странной болью в сердце, жалея, что упомянула Самиса.

Десять дней и ночей они плыли, не видя суши, направляясь на северо-запад по широкому проливу Сарди. Редкие корабли, что ходили между Калисонс и Митатес, выбирали путь дольше, двигались вдоль берега, всегда видя землю. Они не видели в открытой воде другие корабли.

— Редкие моряки осмелятся так плыть, — гордо сказал Занни. — Но «Перокрыл» выстоит любую погоду.

— Это так опасно? — Калвин посмотрела на спокойный океан, чайки летали над ними все время, солнце плясало на нежных волнах.

— Сейчас кажется мирным, но Сарди обманчив, как гелланцы, — Занни понюхал ветер. — Позже может быть туман, и ты увидишь.

Дэрроу поднял голову.

— Ты учуял туман?

Занни пожал плечами.

— Мы можем обогнать его.

Дэрроу с горечью улыбнулся.

— Тогда мне нужно трудиться сильнее, — он устал, толкал корабль по волнам. Калвин пожелала знать чары железа, а не льда, чтобы помочь ему. Он объяснял, что чары железа работают от силы земли, а не воды. — Это как длинный шест, и я отталкиваюсь им от дна моря. Вода мешает, сопротивляется чарам.

— Ты не можешь толкать воду, словно веслами? — Калвин хотела проявить новые знания о воде.

Но Дэрроу покачал головой.

— Железная магия так не работает, — он час за часом сидел у паруса, закрыв глаза, сжимая руки так, что костяшки побелели, утомленно напевая чары.

— А если будет туман? — спросила Калвин у Занни.

Занни покачал кудрявой головой.

— Нет ветра, — просто сказал он и забрал румпель у Тонно.

Занни был прав. Позже днем воздух стал холоднее, а ветер ослаб, паруса, что были натянуты, хлопали о мачту. Туман сгущался, и мир стал тихим. Тонно позвал Занни, и его голос звучал странно приглушенно, словно «Перокрыл» попал в стеклянный пузырь, и песню Дэрроу глушил воздух, как только она вылетала из его горла.

Калвин не видела небо, всюду был туман. Даже вершина мачты с ярким флагом пропала в белизне. Калвин дрожала. Ледяные пальцы тумана проникали в ее рукава и за воротник. Корабль двигался, но намного медленнее, чем раньше, неуверенно покачивался на воде. Солнце пропало, оставив яркость на полотне тумана вокруг них.

Калвин сказала:

— Как нам узнать, куда плыть.

— В этом опасность тумана, — сказал мрачно Занни. — Мы теперь слепы, пока он не уйдет.

Они двигались все медленнее в зловещей белизне, холод и влага покрыли их кожу и всю поверхность корабля. Дэрроу перестал ускорять корабль песней, они не знали, куда плыли. Калвин пыталась придумать, как помочь. Она вспомнила, что Марна говорила о Силе льда, что повелевала всем холодным и темным. Туман был холодным. Она села на краю судна и пробовала свои чары. Одной песней она собрала капли влаги, и они упали на палубу, как дождь, другой она превратила их в снежинки, и они тихо упали на воду. Но она не смогла ослабить густоту тумана и пробить в нем путь.

Остаток дня они плыли в тумане. Они по очереди уходили спать, чтобы, когда туман уйдет, плыть изо всех сил. Они не знали, село ли солнце, но белизна вокруг постепенно темнела, пока светом не осталось только сияние их ламп, со всех сторон была тьма. Ни звезды, ни свет луны не пробивали густой туман. Он был как черная ночь, но тяжело давил, ведь дружелюбных звезд не было на небе. Калвин казалось, что кто-то бросил ей на голову толстое одеяло и держал, она склонилась и глубоко дышала холодным воздухом, пытаясь прогнать панику. Если она закрывала глаза, было не так плохо. Чтобы взбодрить себя, она пыталась петь песни очага из дома, но вместо теплого хора сестер слышала только свой одинокий и дрожащий голос, тонкую нить звука, пропавшую в тумане. Она храбро пела до конца, но, закончив, ощущала себя меньше и беспомощнее, чем раньше.

Туман стал рассеиваться ночью. Поднялся ветерок, туман стал тоньше, двигался, и появилась одна, а потом другая луна, сияли сквозь дымку тумана. Это время они звали в Антарисе Тремя улыбками Богини, все три луны были полумесяцами, и Калвин нравилось это название. Тонно позвал Дэрроу на палубу, и три моряка смотрели на звезды, пытаясь понять, куда плывут, и далеко ли ушли с курса.

Ветер оставался легким, и Дэрроу весь день пробыл у паруса, подгонял корабль, не спускался, даже когда Тонно грозился бросить его в каюту. Он улыбнулся, но не дрогнул.

— Мы ведь не спешим? — спросила Калвин. — Какая разница, прибудем мы в Митатес через восемь дней или девять?

Дэрроу не переставал петь, чтобы ответить, он лишь нахмурился.

Калвин медленно сказала:

— Думаешь, Самис отправится в Митатес? Он пробудет там какое-то время, если решит выучить чары огня. Но, Дэрроу, уверена, он еще в Антарисе, заставляет Тамен научить его всем нашим чарам, — эта мысль тревожила, но лучше это, чем представлять, как Самис догоняет их.

Дэрроу сказал:

— Да. Уверен, ты права, — он кивнул ей, но не оставил место у паруса.

Она лежала без сна на кровати, склонялась к ветру, ощущала, как нос «Перокрыла» опускался и поднимался в ритме, что уже стал знакомым, как ее дыхание. Калвин пыталась придумать, как ей быть полезной. Она ощущала себя просто пассажиром, она не могла помочь толком с парусами, лишь слушалась громких приказов подержать канат или ослабить узел. Она не могла ускорить корабль чарами. Она старалась готовить и убирать, но даже в Антарисе не была хороша в этом. Она невольно замечала, что Занни и Тонно считали, что сделают это куда лучше сами. Дэрроу явно жалел, что взял ее из Антариса, он едва говорил с ней. Хоть она говорила себе, что он устал, ей все равно было обидно.

На десятый день Занни крикнул:

— Земля!

Калвин побежала к борту и прикрыла глаза рукой, ослепленная садящимся солнцем. Она смогла все же различить темную полоску на северо-западе.

— Локоть, — сказал Тонно.

— Локоть — первый знак, что мы близко к порту Митатес, — сказал Дэрроу. — Он возле бухты. Нужно плыть вдоль него к гавани.

— Можем добраться до утра, — сказал Занни. — Если повезет и будет ветер.

Темная полоска медленно росла, перед закатом они уже смогли рассмотреть трепещущие огни дозорных вышек на скалах. Калвин, желая помочь, поспешила зажечь их лампы в сумерках.

— Никакого света! — прорычал Тонно.

— На башнях лучники, — сказал Занни. — Они любят стрелять горящими стрелами в странные корабли.

— Вы же говорили, что Митатес продает оружие всем, кто хочет? Пылающие стрелы — странное приветствие!

— Башни не связаны с ними, — сказал Дэрроу. — Они принадлежат бандитам, которые пытаются стрясти деньги с кораблей. Если будем осторожны, они нас не заметят.

Они были все ближе, тихо плыли во тьме, и казалось, что утес близится к кораблю, а не наоборот, он придвигался и закрывал собой звездное небо. Огни башен пропали, черные скалы возвышались над кораблем. Вода тут была глубокой и неподвижной, они плыли медленно. Тонно осторожно вел корабль. Было важно добраться до безопасности порта Митатес до рассвета, и Дэрроу утомленно напевал чары, хоть его было едва слышно. Даже когда Калвин пошла в каюту, она шла на носочках, словно лучники на вышках услышали бы шаги или шепот «спокойной ночи».

Калвин проснулась рано от солнца в окошках и незнакомого ощущения. Она замерла на миг, пытаясь понять, что такое, а потом поняла: «Перокрыл» перестал двигаться. Они опустили якорь. Она впервые за дни не ощущала покачивание корабля. Она спешно оделась и выбежала на палубу, моргая от света солнца.

«Перокрыл» стоял у черных скал, рядом с которыми они плыли всю ночь. Городок у порта Митатес сгрудился у реки Амит, где она впадала в море; дома и таверны были из того же темного камня, что и скалы, словно их вырезали в камне. Дым поднимался над темными крышами и доносился до причала, где в тени скал собрались корабли.

Тонно склонился и набивал трубку, Дэрроу и Занни опускали лодку. Занни поднял голову.

— Мы собирались разбудить тебя, — виновато сказал он, — перед тем, как уйдем.

— Вы собрались уйти без меня! — завопила Калвин.

— Кто-то должен остаться с кораблем, — прорычал Тонно, добавляя табака из мешочка. — Это место полно воров.

— Ты тут будешь в безопасности, — сказал Дэрроу. — Митатес — опасное место.

Калвин не знала, кричать от возмущения или разъяренно топать ногой.

— Я могу помочь, и ты знаешь! Ты не можешь оставить меня как… кусок старого каната!

— Кусок старого каната был бы полезен, — пробормотал Тонно.

— Кусок старого каната не запоет в ненужный момент, — сказал Дэрроу, но глаза окружили морщинки улыбки.

— Я обещаю не петь чары.

— Не выйдет, — твердо сказал Дэрроу. — Ты не можешь пойти с нами, это нас выдаст. В колледжах нет женщин-студенток, — глаза Калвин расширились от возмущения. — Это как то, что мужчин не учат звать лед в Антарисе. Твой народ не лучше них.

Она молчала. Она стояла одиноко на палубе, смотрела, как они уплывают на лодке. Занни помахал ей, но она не ответила. Так было нечестно. Она прошла весь путь, выдержала испытания, чтобы ее бросили во время важной части их задания? Это она придумала собрать колдунов, а теперь ее оставили. Она смотрела на берег, но лодка затерялась среди других.

Митатес был в половине дня пути от порта, Дэрроу сказал, что их может не быть пару дней. Он предложил потренироваться в плавании, ведь вода тут была спокойной.

Она натерла палубу, навела порядок в шкафчиках с припасами из Калисонс. Она убрала в своей каюте, пока не пропал рыбный запах, и нашла, где спрятать веревки и неводы. Она потренировалась плавать, сначала осторожно и с брызгами, закрепив себя веревкой к носу корабля. На второй день она уже смело плавала вокруг корабля, пока не заболели руки и ноги, хоть она не могла нырнуть под воду. Она отточила песни, самые сложные приемы, пела сложные модели деревьев или замков изо льда. Она спела из моря маленького «Перокрыла» с мачтами, парусами и фигурками на палубе. Но это напомнило ей, что она осталась одна на палубе, и она быстро растопила его.

На третий день ей было скучно, как в Антарисе. Но тут не было пчел. И ее терзали вопросы, что с другими в Митатесе. Они смогли найти колдунов? Они уговорили их биться с Самисом? Весь день она сидела спиной у стены каюты, лениво катала деревянный шар, глядя с надеждой в поисках движения на воде. Но лодки двигались к другим кораблям, никто и близко не подплывал к «Перокрылу».

Солнце село, взошли луны, а она сидела, смотрела на дым из труб над гаванью, на блеск ламп на воде. Фонари потухли по одному. Город уснул. Было поздно, они не вернутся сегодня.

Она встала, размяла затекшее тело и хотела уйти в каюту, когда заметила корабль, что двигался из открытого моря к гавани, тихо плыл по озаренной лунами воде. Он отличался от простого «Перокрыла» или других кораблей, что она видела в Калисонсе. Корабль был длинным и гладким, едва поднимался над волнами, нос был в форме головы змеи, весла двигались рядами по бокам, сияя, когда с них лилась вода. Две мачты поднимались из центра корабля, но паруса были свернуты, весла двигали корабль. Это, наверное, был корабль из Геллана, Дэрроу рассказывал, что у весел были рабы в цепях. Калвин в ужасе смотрела на корабль, движущийся к гавани.

Но вблизи она увидела, что скамейки рабов пустые. На длинном зловещем корабле не было видно ни рабов, ни моряков, он словно призрак двигался по океану. Но весла двигались без рук, они поднимались и опускались, и она услышала шепот их движений. Другой звук донесся до нее над водой, хоть и тихий: пение, низкое и сильное, мощная гудящая песня заставила ее кожу покалывать. Она знала эти ноты, она слышала их от Дэрроу много дней, хоть песня была сильнее, чем он мог исполнить. Это были железные чары.

Она слушала, сжавшись в тени, а весла поднялись в последний раз и опустились, замерев. Рычание чар утихло. Тишина охватила гавань.

Калвин оставалась в тенях, сердце колотилось. Зловещий корабль мог принадлежать только Самису, его весла двигались в воде от силы чар. Хотя ночной воздух был все еще теплым, Калвин стиснула зубы, чтобы они не стучали. Он догнал их? Ей было плохо, только доски «Перокрыла» за спиной не давали съехать в отчаянии на палубу.

«Будь сильной», —говорила она себе. То, что Самис тут, не означало, что он прибыл за ними. Сила огня была важной, и Самис хотел бы ее изучить как можно скорее. Потому и они сюда прибыли. Это было просто совпадением. Но, пока она спорила с собой, ее охватили сомнения. А если Самис услышал в Калисонсе о ведьме в желтом одеянии, что заморозила язык парня у пристани? Он бы понял от сестер, что Дэрроу забрал одну из жриц с собой и сбежал из Антариса. Дэрроу и Тонно говорили со старыми моряками в гавани, спрашивая, как добраться до Митатеса. Если Самис стал бы спрашивать, он бы легко узнал их планы.

Это была ее вина. Он был тут из-за нее.

Не думая, она поспешила в каюту и нашла промасленный мешок, где Занни хранил хлеб. Она вытряхнула хлеб и крошки, запихала одежду из шкафчика Занни туда. Через пару мгновений она спустилась в воду, держала мешок над водой и поплыла как можно быстрее к берегу.

Дорога в Митатес — единственная из порта — была у реки, напоминала две широкие ленты, одна черная, а другая серебряная, они обвивали долину бок о бок. Калвин пыталась бежать, но земля словно шевелилась под ногами. После моря она не могла идти по земле. Она стала спотыкаться о штаны, шапка, которой она скрывала косы, падала на глаза. Она проклинала колледжи за то, что они не пускали девушек, проклинала дорогу, что не была ровной, и заставляла себя идти медленнее.

Путь был кошмаром, она шла по долине, выжженной от проверки оружия колледжами. Пепел поднимался от ветра, черные деревья извивались над каменистой землей, словно призраки с предупреждением.

Почти на рассвете она добралась до конца дороги. Она увидела черные шпили и тонкие башни, поднявшиеся, как лес, у берега реки, она повернула и увидела весь Митатес: двенадцать колледжей с колоколами и шпилями были из того же темного камня, узкие улицы вились между ними. Выглядело как Антарис, но он был из серого камня, а не черного. Она задержала дыхание.

Вокруг города не было защитной стены. Солнце поднималось, она шла по городу, и никто не прогонял ее. Но потом она увидела, что колледжи разделяли место на двенадцать маленьких деревень, сжавшихся рядом, у каждой была своя высокая стена. Улицы рано утром были почти пустыми, пара хмурых студентов спешила в их форме, у каждого был свой цвет колледжа, женщина с уставшим видом шла с корзинкой в одной руке и ребенком в другой. Тут не было открытых площадей, рынков, домов вдоль улиц. Казалось, колледжи были островами, отделенными друг от друга, улицы, словно реки, разделяли их. В стенах было много железных ворот, Калвин видела за ними зеленые дворы или каменные ступени, ведущие наверх.

Она не знала, как найти остальных и предупредить. Дэрроу говорил, что Митатес размером с Антарис, и она думала, что он и выглядеть будет схоже. Она ждала увидеть друзей, столовую или двор — место, где собирались вместе люди. Но тут ничего такого не было. Дэрроу и остальные были где-то за высокими стенами, и был лишь один способ найти их — войти в колледжи по очереди. Она нервно убрала косы под шапку, дернула ближайшие железные врата. Они были заперты, как вторые и третьи. На вратах был вырезан зверь или герб, орел, рыба, колосья, символ колледжа. На четвертых вратах была яростного вида пчела, и она надеялась, что это хороший знак. И врата открылись.

Калвин прошла из сонной тишины улиц в мир грохота. Гул взволнованного разговора разносился среди стен, студенты спешили между залами на лекции, колокола звенели, отмечая следующую часть дня. Крики и шаги разносились среди стен, покрытых плющом, издалека донесся приглушенный взрыв и громкие вопли. Весь шум происходил за высокими стенами, а не на улицах и площадях, словно город вывернули наизнанку. Калвин всегда было не по себе в толпе, она опустила голову, поправила шапку на глазах, но никто ее не заметил.

Скоро она узнала, что, пока решительно двигалась и держалась теней, никто на нее не смотрел. Она шагала по людным дворам, галереям и коридорам, но не видела друзей.

К вечеру она обыскала четыре колледжа безуспешно, с растущей тревогой.

Самис точно уже был в Митатесе, а она устала и была голодна, бросила корабль без охраны, и все могло быть зря.

Она оказалась у широкой реки, что пересекала центр города, по краям были зеленые берега. Деревья раскинули ветви над травой, и она опустилась под одним из них. Солнце бросало тени на узкие улицы между колледжами, хотя берега еще были золотыми от света. Может, ей стоило вернуться в порт, она все еще разглядывала прохожих, но теперь боялась увидеть Самиса, надеялась увидеть друзей.

Вдруг ее испугали крики с другой стороны реки. Приближалась странная процессия: группа студентов бежала, вопя, некоторые с палками, другие махали шапками. Калвин смотрела, но не видела, что в центре парада. А потом что-то отделилось от толпы и пошло по мосту, двигаясь быстро, но неуверенно, она различила голову мальчика, где-то на год младше нее, с грязными каштановыми волосами, что виднелись под его красной шапкой, он сосредоточенно хмурился, двигаясь по воздуху, хоть и близко к земле. Его тело скрывал мост. Другие студенты остались на дальней стороне реки, махали палками и шапками, некоторые заскучали и перестали гнаться.

— Комендантский час близко! — услышала Калвин одного из них, он ушел.

Студент приближался, вдруг он пересек мост, его стало видно, и Калвин поняла, что он не летел, а сидел на странном сооружении с тремя колесами, яростно двигал ногами и тянул за собой телегу с хворостом. Она едва успела рассмотреть его, мальчик потерял управление. Переднее колесо содрогнулось и повернуло, набрало скорость, катясь по склону. Калвин охнула и вскочила на ноги, думая, что мальчик и его творение упадут в реку. С отчаянным рывком он бросил вес в сторону, и машина врезалась в ствол дерева, сбросила мальчика на землю, как куклу. Хворост высыпался на траву. Одно заднее колесо медленно крутилось в воздухе.

Калвин поспешила к неподвижному мальчику. Его глаза были открыты, он сонно моргал.

— Похоже, руль соскочил, — сказал он и сел.

— Ты ранен? — крикнула Калвин.

— Хм, — он задумался. — Не думаю, — он коснулся лица. — Но я потерял линзы, — он начал ощупывать траву.

Калвин заметила что-то сияющее в траве в стороне: два круглых кусочка стекла, которых удерживала вместе проволока, и две длинные проволоки торчали по краям.

— Ты это ищешь?

— О, спасибо, — мальчик надел их на веснушчатый нос, длинные дужки оказались на ушах. Голубые глаза серьезно моргнули за стеклом. Но он тревожился из-за машины, он мрачно склонился над ней, осматривая значительный ущерб. Переднее колесо согнулось почти пополам, кусок разорванной цепи лежал на траве. — Я знал, что цепь не выдержит. Как мне вернуть его в колледж? — он тряхнул грязными волосами и поправил линзы на носу в отчаянии. — Посмотри на это колесо.

— Я могу помочь, — сказала Калвин, но вдруг задрожала. Может, от страха из-за столкновения, но ей захотелось присесть под деревьями. Ее пальцы покалывало, словно она собиралась упасть в обморок. Она встряхнулась и поправила телегу.

— Меня, кстати, зовут Траут, — мальчик протянул руку, она была грязной, в следах ожогов и шрамов от мелких ран, на пальце была повязка. Казалось, и его одежду давно не стирали: его штаны были в масле, на рубашке были непонятные пятна, и он, казалось, использовал шапку, как тряпку.

— Я Кал… — Калвин поздно вспомнила, что изображала мальчика. — Кэл, — твердо сказала она. Они с Траутом подняли машину и нагрузили хворост в телегу, хотя ладони Калвин все еще дрожали. Она не ела весь день. Она вдруг понадеялась, что Траут даст ей немного еды и укрытие на ночь. Они покатили сооружение на его единственном целом колесе, толкая его по мосту.

— Стоило использовать рожок. Я забыл, — Траут указал на надбитый клаксон на руле.

— Ничего, — сказала Калвин. — Мне хватило того, как ты летел на этой жуткой штуке. Как ты это зовешь? Я такое еще не видел.

— Конечно, нет. Это первая модель. Я еще не назвал ее. Это чтобы быстро доставлять припасы на поле боя… — он застыл посреди дороги и с подозрением посмотрел на нее. — Ты преследовал меня? Твой колледж послал тебя следить за мной?

— Если хочешь скрыть изобретения, не катайся на них по улице, — сказала Калвин. Ее голова болела, она долго была на солнце.

Траут скривился.

— Ты права. Если узнают мастера колледжа, снова быть беде. Но мне нужно было разбежаться, а в стенах мало места.

Калвин смягчилась.

— Часто ты в беде?

— Все время, особенно после взрыва. Хотя их расстроил огонь. Но я не виноват. Я не удержал его.

— Да, им стоит обучить тебя управлять чарами, — рассеянно сказала Калвин, забыв, что магия тут запрещена.

Траут посмотрел на нее через погнутое колесо, словно пытаясь решить, шутит она или нет.

— Чары? Ты из Антариса, что ли? В горах, говорят, еще верят в магию.

Калвин молчала, пыталась толкать машину по камням улицы. Она сказала:

— Допустим, я из Антариса. И что с того?

— Ничего, — он фыркнул. — Я не верю тем историям.

— Каким историям?

— Ты знаешь. Историям о ведьмах с волшебными песнями, что поднимают стены льда и делают снег летом. Это сказки, чтобы пугать детей. Все, у кого есть ум, поймут, что это невозможно. Только дураки и дети верят в такое. Чары! Так можно верить и в богов! — он фыркнул.

Калвин хотелось вызвать снег над его головой, чтобы опровергнуть его, но она скривилась от боли за глазами. Она хотела сесть в темноте и тишине, пить прохладную воду, пока голова не перестанет болеть.

— Вот мои врата, — они остановились у высоких стен. Он робко сказал. — Поможешь еще немного? Там моя мастерская.

Калвин придержала калитку открытой, Траут неловко вкатил телегу внутрь, врата были узкими, они не могли пройти в них вдвоем. Внутри был зеленый луг и деревья. Траут вел ее к низким зданиям, что напоминали сараи.

— Меня выгнали сюда, — бодро сказал он. — После пожара.

Калвин придерживала машину, пока он искал ключи в карманах. Он отпер ближайший сарай, помог ей вкатить телегу.

— Просто брось там, не важно.

Калвин послушно отпустила сооружение и огляделась, глаза привыкали к теням. Траут обеспечил свет, комнату озарило белое сияние от невероятно яркой лампы. Мастерская была полна разных вещей, кусочков изобретений, колес и шестеренок, как внутри мельницы, многие предметы она не узнавала. Там были инструменты и гвозди, склянки и камни с сияющими венами минералов, ряды флаконов с пробками, полных разноцветных жидкостей, клубки нитей и проволоки лежали на столе, стульях и на полу. На одном столе было выжженное пятно. Она сказала:

— Похоже, тут была буря.

— Да, так часто говорят, — Траут огляделся. — Спасибо за помощь. Стоит тебе предложить что-то поесть, — он с надеждой огляделся, но ничего подходящего не видел.

— Просто немного воды…

Он принес кувшин и чашку, смотрел, как она пила. Но покалывание в голове и пальцах не отступало.

Траут вдруг сказал:

— Ты точно из Антариса? Почему тогда одета как мальчик?

Он был не так глуп, как выглядел. Калвин с дрожью сказала:

— Как глупо. Как я могу быть из Антариса?

Траут посмотрел на нее.

— Наверное, ты прав. Я слышал, все в Антарисе заперты в горах, и им запрещено выходить под угрозой смерти.

— Не стоит верить всему, — сказала Калвин. — Пара способов сбежать должна быть. Для тех, кто хочет увидеть мир, — она вдруг подумала о матери.

Траут снял шапку и потер волосы, и они стали еще грязнее.

— Мир? Нет, спасибо. У меня тут работы в четырех стенах на всю жизнь, — он постучал по столу с разными приборами. — Это мой мир!

— А твоя машина? Она может унести дальше Митатеса.

Он удивленно задумался.

— Да, думаю, она может унести путника дальше, чем он сам пройдет. Я о таком не думал.

Калвин рассмеялась.

— Зачем тогда ты ее строил?

— Чтобы доставлять припасы в бою. Или носить послания между командиром и солдатами.

— Бой. Конечно. У тебя тут все сделано, чтобы помогать убивать людей?

— Конечно, нет, — возмутился он. — Много изобретений у нас и для защиты.

Он взял плоскогубцы и склонился над искореженным сооружением. Калвин тоже склонилась, гудение в голове усилилось. Что-то звало ее, кричало ей, и она поняла, что это. Она коснулась рожка, что свисал на проволоке с руля. Когда ее пальцы дотронулись его, крики в голове стали яснее. Она прошептала:

— Что это?

Траут растерялся.

— Я нашел на полу рожок. Никто его не хотел.

Она лишь кивнула. Она понимала теперь боль в голове, словно она коснулась плотью священной Стены, не зная о ее силе. Этот маленький потрепанный предмет, явно древний, был артефактом, так заряженным магией, что ей было плохо. Колдуны Митатеса, может, и пропали, но они оставили ценный дар. И этот Траут привязал его к телеге проволокой, словно игрушку! Она с дрожью отцепляла рожок.

— Можно его взять?

Траут пожал плечами.

— Наверное. Хоть я не знаю, зачем…

Он не закончил. Калвин боролась с проволокой, дверь мастерской открылась. Фигура стояла на пороге, озаренная красным светом заката.

Траут хмуро оглянулся.

— Эй! Кто там? Закроете, может, дверь?

Поздно, лампа потухла от ветра.

— Прости, — послышался голос с порога, и сердце Калвин подпрыгнуло.

— Дэрроу! — она радостно бросилась к нему. К ее удивлению, Дэрроу крепко обнял ее. На миг, пока ткань его жилета прижималась к ее щеке, она ощущала себя в безопасности, радостной, и остальное не было важно. Ее голова кружилась, как перед обмороком.

Но сильные руки Дэрроу держали ее. Она попыталась увидеть его лицо в сумерках. Он мягко сказал:

— Ты что-то нашла, кроха. Отдай мне.

— Ты про рожок? Что это?

Дэрроу сказал едва слышно:

— Это Горн Огня.

Пять Горн Огня

Калвин слышала, как Траут пытался зажечь лампу, раздался грохот, он упал на пол. Мальчик раздраженно цокнул.

— Как так вышло? Я его не задел. Кэл, у двери есть свечи, принеси одну.

— Кэл… Калвин, — тихо повторил Дэрроу. — Калвин, беглянка моя. Где Горн?

— На полу. Я обронила его от удивления, — голова гудела от смятения и тревоги. Калвин упала на колени и слепо искала его среди обломков телеги. — Где остальные?

— Ждут нас.

— Передайте свечу… о, забудьте, я сам возьму, — Траут пошел по мастерской и споткнулся о груду металла на полу. — Ай!

Калвин рылась среди обломков.

— Дэрроу, ты нашел колдунов огня? Откуда ты узнал о Горне?

— Владеющие силой знают предметы силы. Я шел по запаху, как и ты.

— Я не знала, что это, пока не коснулась…

Траут у двери зажег свечу огнивом, от искры Калвин увидела блеск маленького рожка. Она подняла его. В свете свечи она видела, что поверхность его украшена узором огня, трепещущим, отражая свет. Узор отчасти стерся, но Горн мерцал и сиял сам, словно угли костра, горевшего тысячу лет. Калвин задержала дыхание, он был как живым в ее руке. Это точно был предмет с большой силой, древнее камней и шпилей Митатеса, башен Антариса, полный тайн и магии. Странно, что это был просто маленький потрепанный рожок, чуть больше ее ладони. Казалось, искра Траута озарила мир.

Она встала и протянула Горн Дэрроу. Он стоял спиной к свету, она не видела его лица, но услышала тихий выдох, его пальцы сжали рожок. Калвин не хотела отпускать. С появления Дэрроу ей было не по себе, и это ощущение стало сильнее. Что-то было не так. Крепко сжимая Горн, она ощущала покалывание. Рядом были чары.

Дэрроу тоже это ощущал? Она искала его глаза, пока они стояли и сжимали теплый Горн в свете золотого огня. Дэрроу протянул другую руку и нежно погладил ее волосы. Ее охватил трепет.

— Калвин, дитя Тарис, — прошептал Дэрроу. — Мы можем быть вместе, и весь мир будет нашим, горы и океаны, острова и пустыни, леса и долины.

Он ритмично гладил ее волосы. Ее глаза закрылись. Она не могла двигаться, слабела от ласки. Его слова были как мед, густой и сладкий, пьянящий. Она хотела побывать в мире, с Дэрроу… Его ладонь нежно двигалась по ее волосам.

— Тремарису нужен лидер, — голос Дэрроу гудел музыкой, как пчелы. — С помощью Горна, с твоей помощью я стану Поющим все песни. И ты, маленькая Калвин, будешь моей императрицей. Весь народ Тремариса склонится пред тобой. Они будут слушаться тебя во всем, не будут спорить…

Ее будут принимать всерьез! Десяток голосов зазвучал в голове Калвин: кусок старого каната полезнее — постарайся молчать в другой раз — думай, а потом говори, дитя, и не будешь казаться глупой — мы отчаялись в тебе, Калвин… Как приятно было бы показать, что они неправы.

— Простите! — голос Траута отвлек ее. — Нельзя просто забрать рожок. Я его нашел. Я не говорю, что вы не можете его забрать, но было бы честно продать его, да? Я скажу… — Дэрроу нетерпеливо зарычал, и Траут резко затих, словно ему заткнули тряпкой рот.

Калвин моргнула. Она уснула, ведь только теперь поняла, что Дэрроу сказал ей. Императрица? Люди склонятся? Она сжала Горн. Дэрроу в тот же миг сильнее сжал его, и она увидела кроваво-красный блеск рубина, свет не хотел скрываться, камень был на кольце.

— Дэрроу? — прошептала она, а потом. — Самис?

Он сжал ее запястье до боли. Она узнала чары, что были как густая пыль в воздухе. Потому ее руки покалывало, а голова болела. Она в ужасе дернула Горн, вырывалась из хватки на запястье, но не могла освободиться. Крик подступал к горлу.

— Дай увидеть лицо! Покажи свое лицо!

— Мое лицо? — это был голос Дэрроу, сухой, удивленный и знакомый. Мужчина легко развернул ее за руку, и свеча озарила его лицо. И на нее смотрел Дэрроу, отчасти улыбаясь. Он притянул ее ближе, так близко, что его дыхание обжигало ее ухо, он прошептал. — И теперь сомневаешься, кроха?

Она замотала головой, словно пыталась проснуться от кошмара. Голос кричал, как в далеком воспоминании.

— Я не верю! — так Дэрроу с ней не говорил, он не так себя вел. Дэрроу не так выглядел.

Она прошептала:

— Шрам. Где твой шрам? — она отпустила Горн и коснулась пальцем края его брови, где проходил его серебряный шрам.

Лицо Дэрроу исказилось от гнева, словно по отражению пошла рябь, его лицо растаяло перед ее глазами. Лица не было, перед ней не стояла фигура, там была зияющая тьма, что двигалась. Но тьма удерживала ее, она опустила взгляд и увидела полоску тьмы на ее руке, словно ее съедали. Это было ужаснее всего, что она видела.

Она отпрянула, но хватка колдуна была слишком сильной. Голос донесся из безликой тьмы:

— Иди со мной, маленькая жрица. В Антарисе тебя звали целителем и хранителем ульев. Помоги мне исцелить Тремарис. Помоги принести порядок.

— Никогда! Я не буду тебе помогать!

— Зачем ты борешься, кроха? Мы одинаковы с твоим Дэрроу, жаждем одного. Только один из нас преуспеет, есть лишь один Поющий все песни, и я сильнее него.

— Врешь! — выпалила Калвин. — Дэрроу не хочет быть Поющим все песни, он не хочет быть императором…

Тьма собралась, словно поверхность воды стала спокойной, и на нее снова смотрел Дэрроу, с вопросом, и его голос заговорил с ней:

— Кроха! Это я придумал собрать Девять сил. Только когда я понял, что Самис куда сильнее меня, я обратился против него. Не ошибись, за мягкими словами те же амбиции, что всегда были.

— Это не так! — завопила Калвин, в отчаянии она запела чары, песню льда, чтобы он обвил ладонь, что держала ее, проморозил его до костей. Он должен был тут же отпустить ее.

Боль и удивление мелькнули на лице, что было и не было Дэрроу.

— Кроха, Калвин, сердце мое, ты же не хочешь мне навредить? — он не ощущал ее чары сильнее, чем покалывание, его хватка не ослабевала. Калвин пела, но голос был пронзительным от страха, магия сбивалась. Она дико отбивалась, размахивала свободной рукой, билась, как дикий кот. Она услышала рычание чар, ощутила, как одежда придавливает ее, как свинец, к земле. Она закричала:

— Траут! Помоги мне!

Несколько вещей произошли очень быстро. Траут схватил клубок проволоки и бросил в голову Самиса. Колдун поднял сразу ладонь, чтобы отбить его, прорычал ноту чар. Клубок замер в воздухе и упал на пол, но он ослабил хватку на запястье Калвин, был отвлечен. Всего миг, но этого ей хватило. Она бросилась на Горн, схватила его руками и вырвала из хватки колдуна, а потом нырнула в открытую дверь, прижимая рожок к груди. Траут последовал за ней и закрыл дверь за ними.

Быстро, едва дыша, Калвин запела чары, чтобы закрыть дверь стеной льда, этой песней они в Антарисе поднимали Стену. Ее голос дрожал, чары не продержатся. Она была слишком слабой и медленной.

А потом она ощутила, как все исправилось. Ноты стали плавными, соединились, как надо, и чары стали сильными. Корка льда не задержит его надолго, но даст им немного времени.

Она схватила Траута за плечи.

— Нужно убираться отсюда!

— Комендантский час. Не слышишь колокола? — они громко звонили с башни над их головами. — Нельзя идти. Стражи…

— Нужно идти! — закричала Калвин. — Даже если комендантский час.

— Погоди! Мне не нравится, когда девушку пытаются поцеловать против ее воли. Это одно. Но нарушать комендантский час… — он покачал беспомощно головой.

— Поцеловать? Это ты подумал? Если мы останемся здесь, ты увидишь, как он меня убьет!

Траут разрывался от нерешительности, переминался с ноги на ногу. Он сказал:

— Ладно, сюда, — и побежал вдоль высокой стены к вратам, через которые они вошли.

— Нет, нет, — Калвин поймала его за рукав. — Нам нужно к реке. Нужно найти корабль, — если они вернутся в порт к «Перокрылу», то спасутся и подождут остальных. — Есть быстрый путь?

Траут повернулся и побежал в другую сторону, к куче зданий, что образовывали колледж. Калвин бежала следом, спрятала Горн под блузку, ощущала, как он сияет теплом у ее кожи, как живой. Под арками и по дворам Траут вел ее по лабиринту коридоров и зданий, чуть не сбивая студентов на бегу.

— Привет, Траут! Осторожно!

— Что он задумал?

— Кто с ним? Это девочка?

— Где колеса, Траут? — крикнул мальчик им вслед, но Трауту не хватало дыхания отвечать им.

Они добрались до низких железных ворот в стене.

— Туда, — прохрипел Траут, толкая Калвин вперед. Наступила ночь, они вышли на темную улицу, такую узкую и идущую между темными стенами колледжа, что луны не могли ее озарить.

— Нужно к реке, — торопила Калвин. — Я видела лодки у моста, где ты разбил машину.

— Не разбил, — возмутился Траут. — Механизм подвел.

Но Калвин уловила шум реки и уже бежала к ней. Она услышала другой слабый звук за колоколами: грозный гулкий шум, что был все ближе. Траут замер, испуганно посмотрел на небо.

— Это гром?

— Нет, это Самис! — Калвин потянула его за собой. — Это чары.

— Но… — Траут хотел спорить и сейчас, но тут черепица посыпалась с крыши сверху, с других крыш, летя на землю вокруг них.

— Река! У реки будет безопаснее! — выпалила Калвин. Уклоняясь от опасного града, как могли, закрыв головы руками, они бежали вперед, пока не дошли до зеленой ленты садов у реки. Тяжело дыша, Траут замер и слушал. Калвин слышала крики вдали, топот по камням.

— Видишь? Идут стражи! — прошипел Траут. — Мы нарушаем правила. Они могут выгнать меня из колледжа за это!

— Выгнать! — фыркнула Калвин. — Это меньшая из твоих бед, — она потирала локоть, где ее ударила черепица, пока переводила дыхание. Она подняла голову, давно потеряла шапку Занни, и запела громко и ясно. Ее голос звенел над городом. Она пела, чтобы скользкий лед покрыл камни на узких улицах.

— Что ты делаешь? — закричал Траут. — Не время петь!

Калвин остановила чары.

— Ищи лодку! Быстро! — она слышала недовольные вопли, стук с улиц, стражи падали, скользили. Но лед не замедлит Самиса надолго. У нее была другая идея. Глубоко вдохнув, она запела другие чары, в этот раз запечатывала узкие улицы стенами льда, как закрыла дверь мастерской, и Самис не сразу попадет к реке. Но она могла призывать по стене за раз, она не знала, где опасность была сильнее. Где Траут с лодкой?

Крик и грохот звучал по всему городу, люди выбегали из колледжей, чтобы понять, в чем дело, слышался топот, тела сталкивались, звучали крики гнева, страха и боли.

«Люди пострадают», — Калвин запнулась, Горн горел у ее кожи, как предупреждение. Она знала, что это был не тот способ. Она не знала, что еще делать, хотелось плакать. Калвин подняла руки к луне.

— Помоги, Тарис, мать Тьма! — она запела снова, потому что больше ничего не было. Она пела про снег, всхлипывала при этом.

Самис приближался. Во всем шуме и за ее пением она все еще слышала рев его голоса. И она увидела, что трава под ее ногами, зелень берега, поднимается и опадает, сначала мелкой рябью, а потом все сильнее, как морская змея. Деревья трясло и гнуло, словно кто-то встряхивал одеяло. С воплем она вытянула руки для равновесия, пошатнулась и потеряла нить песни, она не могла дышать от толчков земли.

Она услышала самый приятный звук и неожиданный: смех Занни. Он звучал неподалеку, из лабиринта черных стен, ясный и веселый. Он кричал:

— Старайся сильнее, великий колдун! Я — моряк, я бывал и в морях опаснее, — и Калвин увидела, как он прыгнул из-за колледжей на берег реки, что шевелился перед ее глазами, двигаясь уверенно, как олень, и она перевела дыхание от его смеха. Она поняла, еще не увидев Дэрроу и Тонно, следующих за ним, что это не землетрясение, а очередные чары видимости. Она закрыла глаза и доверилась ощущению земли под ногами, и земля перестала дрожать и стала твердой под ногами. Снег кружил в воздухе, задевая холодом ее щеки, и на миг казалось, что все затихло, Богиня нежно трогала ее лицо.

Она услышала крик тревоги Траута с реки. Ее глаза открылись. Там стояла темная и сильная фигура в плаще. Калвин моргнула, дрожь пробежала по спине. Это был Дэрроу или Самис? Все расплывалось. Нет, это был Самис. Она впервые увидела его лицо. Его черты были сильными, почти страшными, словно вырезанными из куска камня: крючковатый нос, длинный жестокий рот, копна серых волос, что торчали из высокого широкого лба. Он был лет на десять старше Дэрроу. Не понимая, она стала потирать запястье, где его пальцы касались ее, словно могла стереть синяки. Она поежилась, вспомнив жар его дыхания на щеке, прикосновение его ладони к волосам. Он легко обманул ее.

И она поняла, как сильно хотела, чтобы ее обманули, хотела поверить, что Дэрроу переживал за нее.

Самис был недалеко от Калвин, но не смотрел на нее. Его темные глаза были прикованы к месту на берегу, где стояли Дэрроу, Тонно и Занни, застыв. Почему они стояли как статуи? А потом она поняла: сталь сверкнула в ладони колдуна.

Калвин услышала крики стражи, их отделали от реки стены льда, что она подняла. Краем глаза она увидела силуэт лодки у моста и фигуру, неловко махающую веслом.

Темная фигура сказала:

— Одним выдохом я могу отправить этот нож в горло любого из вас.

Дэрроу шагнул вперед.

— Отпусти их.

— Знаешь, часть меня рада видеть тебя тут, старый друг, — сталь сверкала, рубиновое кольцо подмигивало тусклым красным светом.

— Ведь ты сможешь убить меня? Я лишил тебя этой радости в Антарисе, — голос Дэрроу был натянут, но не от страха, а от гнева.

— Так ты обо мне думаешь? Это не будет радостью. Лишь печальной необходимостью. Не вынуждай меня.

С реки донесся отчаянный и тонкий вопль Траута:

— Кэл… Калвин! — Самис чуть повернул голову, словно звук напомнил ему о том, что он забыл.

— Отдай Горн, — его взгляд и нож были нацелены на Дэрроу, но слова были для Калвин. — Отдай Горн, и я всех вас отпущу и не дам стражам догнать вас. Мы продлим охоту немного.

Калвин коснулась теплого маленького Горна в блузке. Он словно бился под ее ладонью своей жизнью.

— Ты уже сдалась мне, милая, сделаешь это снова. Быстрее. Нет времени.

Дэрроу резко сказал:

— Калвин? Что у тебя?

— Ничего, — сказала она. — Маленький рожок, — она медленно вытащила его, и Горн Огня засиял золотом на ее ладони, своим огнем. Дэрроу издал вопль. Самис спел ноту приказа, и Горн поднялся с ее ладони и закружился между ними, быстрее и быстрее, пока не стал диском золотого света, издавая гудящую мелодию. Калвин слышала чей-то выдох со всхлипом, поняла, что это ее. Горн замер, кружась, недалеко от ладони Самиса, словно птица, что опасалась сесть на палец. Самис поймал его и сжал, хоть и скривился от боли, словно Горн обжигал его. Его пальцы сомкнулись, яркость потускнела, и зловещее пение Горна утихло, он стал просто тусклой детской игрушкой в его руке.

Быстрее, чем Калвин могла понять, он спел другую ноту низким голосом, быстро и резко, и нож полетел из его ладони молнией к Дэрроу. Занни с воплем бросился вперед, сбил Дэрроу на землю. Калвин закричала. Что-то просвистело возле ее уха, и воздух заполнили копья и стрелы с огнем: патрули пробились, стражи бежали к ним, крича и бросая оружие. Самис повернулся, поднял руки и запел с силой, оружие развернулось в воздухе и посыпалось на тех, кто его бросил.

— Лодка, в лодку! — кричала Калвин, прикрывая голову руками, она видела, как другие бегут к реке. Она добралась до лодки первой. Траут втянул ее на борт и потянулся к веслам, но Калвин остановила его. — Нет, стой… мои друзья…

— Нужно уплывать! — крикнул Траут, но Тонно прыгнул в раскачивающуюся лодку, втащил за собой Дэрроу и Занни. Дэрроу схватил одно весло и отодвинул Траута. Стражи подбежали к берегу, один поднял руку и бросил копье, чуть не попал по Трауту, и тот испуганно застонал и отпрянул так, что чуть не вывалился за борт.

— Вниз! — закричал Тонно, хватая второе весло. Они с Дэрроу опустили весла в воду, сначала неровно, а потом плавно стали грести в отчаянном ритме, пот проступил у них на лбах. Нога Дэрроу была слабой, но не руки, он водил веслом так же сильно, как Тонно. Они отплыли от берега, поток понес их по течению.

Раздался свист и плеск. Этот шум повторился несколько раз, и Калвин поняла, что это стражи бросали копья в лодку. Но они не попали, а Дэрроу и Тонно уверенно уводили лодку прочь, опережая оружие. Она пыталась увидеть, что стало с Самисом, она не слышала его чары. Может, он скрылся во тьме, как сделал в Антарисе, и ушел с призом. Она всхлипнула.

— Калвин! — резко сказал Дэрроу. — Займись Занни.

Она испуганно повернулась и увидела, что Занни сжался на дне лодки.

— Занни? — она опустилась рядом с ним. — Что такое? — она сама видела в ярком свете луны рукоять ножа Самиса и темное пятно на его боку.

— Не вытаскивай! — рявкнул Тонно. — Будет хуже, — пот лился по его лицу, он двигал весло.

— Я могу замедлить кровотечение, — Калвин жалела, что не пробыла дольше в лазарете, чтобы узнать секреты Урски! Но ее знания хоть немного помогут. Занни тихо стонал, его лицо было бледным, он зажмурился, прислонялся к борту. Калвин коснулась его плеча.

— Занни, я спою чары, тебе станет холодно. Это остановит кровотечение, это поможет, — он не ответил. Она коснулась раны и тихо запела.

Она подняла голову и крикнула Трауту, сжавшемуся у носа лодки:

— Траут, скорее, дай рубашку!

Дэрроу и Тонно тихо и мрачно гребли, смотрели, как она терзает рубашку Траута на полоски. Она тихо пела при этом, и кожа Занни стала холоднее.

Траут сказал:

— Дайте мне грести, я умею.

Он занял место Тонно, тот опустился рядом с братом и устроил его голову на своих коленях.

— Тише, мы вернемся скоро на «Перокрыл», — он посмотрел на Калвин. — Почему он такой холодный? Ты его почти убила. Он едва дышит, его нужно согреть.

— Нет, — Калвин сжала нож и осторожно вытащила из раны. — Его сердце замедлилось, крови течет меньше. Так мы делаем в Антарисе, — она как можно лучше промыла рану Занни, перевязала ее, но ее ладони дрожали.

Тонно убрал ее руки.

— Я не хочу твои чары ведьмы на моем брате!

— Не трогай ее, Тонно! — лицо Дэрроу было бледным и хмурым. — Их чары спасли меня. Может, она спасет Занни.

Тонно и Калвин долго смотрели друг на друга, Тонно опустил голову, и Калвин снова запела, голос сперва дрожал, а потом стал ровнее.

Дэрроу сказал:

— Нужно осмотреться, пока мы не врезались в берег. Тонно, возьми весло. Ты, как там тебя? Траут, смотри с носа.

Тонно неловко вернулся в центр лодки, вскоре продолжил грести.

Траут прошел к носу лодки. Он смотрел на реку, серебристый путь, по которому они медленно плыли к морю.

— Гребите сильнее, со стороны порта упавшее дерево. Нет, не так сильно, — а потом. — Резко влево.

Калвин придерживала голову Занни. Она вспомнила, как он сидел на крыше каюты «Перокрыла» на солнце и учил ее моряцким терминам, смеясь, когда она ошибалась. Она заморгала и коснулась его прохладного лба.

— Впереди камни, — крикнул Тонно. — Осторожнее.

Калвин тихо пела, и слышались порой постанывания Занни с дыханием.

Путь по реке был быстрее, чем по дороге, но все равно казался долгим. Они не могли замереть, ведь тогда потеряли бы шансы добраться до порта раньше Самиса. Калвин села за весла, хоть ее руки были слабее, чем у Траута. Обожженные земли проносились в тихом мраке, пока река не стала шире, и они не вылетели в гавань.

Они не искали свою лодку, они думали лишь, что Занни нужно доставить на «Перокрыла». Дэрроу взял оба весла, и лодка полетела по бухте. Тонно и Дэрроу подняли Занни и унесли в каюту, Калвин спешила за ними.

Калвин старалась не вспоминать потом ту ужасную ночь. Пока она оставалась с Занни в каюте, она слышала все звуки сверху, как они поднимали лодку на борт, поднимали парус и отплывали, и она ощутила, как «Перокрыл» поплыл в море.

Но это было на фоне. Весь мир сузился до каюты и кровати с Занни. Она сделала все, что могла, чтобы облегчить его боль, использовала мед и целебные травы и отвары, чтобы нанести на рану, остужала его тело чарами, как учила Урска. Но, хоть кровь текла медленнее, она не останавливалась. Калвин прикладывала компрессы к ране, чтобы ослабить боль. Порой он смотрел на нее и почти улыбался, коснулся рукава его же рубашки, что она одолжила, и словно подмигнул ей, веселясь от ее облика. Тонно сел с братом, взял его за руку и говорил с ним, и Занни вроде слышал его, сжимал его руку. А потом Тонно ушел управлять кораблем, ведь Траут умел грести, но не был моряком, а Дэрроу не справлялся один.

Калвин не знала, сколько сидела рядом с Занни, остужая его лоб, сжимая его руку. Она пела ему чары, песни о пчелах и колыбельные из Дома матерей в Антарисе. «Перокрыл» одно время плыл сильно, а потом Дэрроу тихо прошел в каюту. Калвин подняла голову.

— Я сделала все, что могла. Жаль, я не все знаю об исцелении.

— Боюсь, одних знаний тут не хватило бы, — он коснулся повязки пальцем, хмурясь и не глядя ей в глаза.

Калвин сказала:

— Думаешь, Самис преследует нас?

— Не знаю, и мне все равно, — резко сказал Дэрроу. Он прижал ладонь к глазам на миг. А потом сказал нежнее. — Понаблюдай сверху, а я немного посижу с Занни.

Она обернулась на пороге.

— Я видела его. В Митатесе. До реки. Он пришел за Горном. Он… я думала, он — это ты.

Дэрроу посмотрел на нее.

— Самис говорил с тобой в моем обличье?

Она кивнула.

— Он… коснулся меня…

— Он ранил тебя? — вопрос был ударом хлыста.

Она покачала головой. Занни тихо застонал, и Дэрроу повернулся и коснулся его лба. Его голос стал холодным.

— Принять лицо и голос другого — самый сложный трюк видимости, еще и стоять перед тем, кто его знает, поддерживать чары. Он устанет от этого. Потому он не преследовал нас даже с Горном. Ему нужно отдохнуть. Скрыться и отдохнуть.

Она робко сказала:

— Он сказал… что это ты придумал собрать Девять сил, что ты хотел стать Поющим все песни. Это же не правда?

— Ради богов, Калвин! Не время для таких вопросов. Иди, оставь нас в покое!

Калвин одна в каюте прижала дрожащие ладони к столу, костяшки побелели. Она не понимала, как переживала за Дэрроу. Самис понял, что он ей дорог, и она выдала себя, бросившись в его объятия. Теперь Дэрроу презирал ее, это не удивляло. Она была слабой, дала Самису обмануть ее, потеряла Горн, и Занни… она сглотнула.

Она выбралась на палубу и была удивлена, хоть и слабо, увидев дымку рассвета на небе. Они были далеко от порта Митатеса, плыли на восток по заливу Сарди к рассвету. Она видела черную стрелу на крыше каюты, другую неподалеку, лучники с башен стреляли по ним, а она и не знала. Тонно был у румпеля. Он позвал ее:

— Подержи, я схожу вниз. Флаги должны указывать туда, а парус — туда.

Калвин была бы рада взять румпель, еще и без присмотра других, но теперь ей почти не было дела. Тут она не врежется. И было не так и сложно держать румпель, чтобы ветер нес корабль по волнам.

Траут прошел к ней, держась за край каюты, выглядя зелено. Он робко сел рядом.

— Ты в порядке?

— Морская болезнь, — сказал он и повернул голову к ветру на миг. А потом сказал. — Как твой друг?

Калвин пыталась ответить, но не могла. Траут замешкался на миг, а потом коснулся ее руки.

— Мне жаль.

Калвин кивнула и моргнула, сжала румпель сильнее. Полоска света была во весь горизонт, белый парус корабля сиял как жемчуг. Дэрроу поднялся на палубу, темный силуэт на фоне рассвета, и прошел к борту. Он постоял там немного, не двигаясь, отвернутый от них. Становилось все светлее. Три луны еще высоко сияли среди оставшихся звезд. Время Пролитой чашки, одна половина луны была наклонена, а две другие — маленькие и круглые — были как капли жидкости, что текли из нее, застыв на горизонте, еще не упав за землю. Пока что.

Она увидела голову Тонно на пороге каюты. Он замер на вершине лестницы, там он часто сидел и курил трубку, а потом он неловко прошел к Дэрроу. Дэрроу повернулся, Тонно заговорил, и Дэрроу обхватил широкие плечи Тонно, пока тот склонил голову и плакал.

Она вдруг поняла, что моргать нет толку. Но она не могла отпустить румпель. Ей нужно было вести корабль, и она сжала его обеими руками, чтобы «Перокрыл» держался курса. Она не видела парус, не видела флажок на мачте. Это не имело значения. Она смотрела на свет, нос корабля был направлен на восток, и они плыли в тумане слез.

Шесть Беспокойное море

— Я хочу домой, — сказал Траут.

Он не смотрел в глаза Дэрроу или Калвин, а рассеянно глядел на стол, где лежали остатки их последнего приема пищи. С утра, когда тело Занни в белой простыне отпустили в зеленые волны, никто не думал об уборке. Тонно не ходил в каюту, он вел корабль вперед в ночи. Он ни с кем не говорил, стоял у румпеля, один со своим кораблем, диким морем и звездами.

— Что толку все время повторять это? — нетерпеливо сказал Дэрроу. — Сколько раз мне говорить, мы не можем тебя вернуть. Ты в опасности, как и мы.

Траут покрутил чашку.

— Он твой враг. Ладно. Я из Митатеса, понимаю ненависть и врагов. Но его проблема с тобой. Что ему до меня?

— Ты помог нам! — Калвин склонилась над столом. — Пойми, мы не можем вернуться. Нельзя рисковать встречей с ним. Ты не можешь так рисковать.

— Ты выступил против него, — утомленно сказал Дэрроу. Они с Траутом так спорили не в первый раз. — Самис не позволит тебе быть без наказания. Только так мы можем тебя защитить. Понимаешь?

— Нет, — сказал Траут. Он упрямо сжал губы. — Я не видел эту силу. Я не верю, что у него есть сила. Я должен вернуться к учебе. Если меня долго не будет, я провалю семестр. У меня хватает проблем и без вмешательства мастеров.

— Как ты мог не видеть силы Самиса? — воскликнула Калвин. — Ты был в мастерской, когда он изменил лицо. Он остановил твои слова! И ты был у реки, когда он заставил землю содрогаться.

— Я ничего такого не видел, — Траут моргал за линзами. — Я видел в мастерской старика, что заставлял тебя поцеловать его. Гадко, но не магия. Мне в рот попал в темноте воротник. И что? И на реке я был занят лодкой, чтобы ты и твои друзья могли сбежать, и ты даже не поблагодарила меня, кстати. Я не верю в эту магию, в эти ваши чары.

— И не нужно верить, но ты в опасности, — сказал Дэрроу. — Холодная сталь, а не магия, убила Занни.

Тишина. Доски корабля потрескивали, волны шептались. Калвин сглотнула. Даже сейчас было сложно поверить, что Занни не выпрыгнет на палубу, не станет свистеть в любой миг. Она собрала ладонью крошки в горку и шевелила их пальцем.

После паузы Траут сказал:

— Он уже покинул Митатес. Он получил рожок. Вы сказали, что он хотел это.

Дэрроу резко встал, сбил ложку на пол и поднялся на палубу. Траут с презрением посмотрел ему вслед.

— Я помог вам, — возмутился он. — Ты сама так сказала. Я помог, а теперь ты помоги мне. Верни меня. Его там уже не будет. Мне нет смысла задерживаться.

— Сейчас слишком опасно, — сказала Калвин. — Пока мы не можем вернуться. Пока не… — она замолчала. Что? Их срочное задание было заброшено. День за днем, ночь за ночью они плыли на восток, но, когда Калвин спросила у Тонно, плывут ли они в Калисонс, он промолчал, покачал головой так сильно, что она больше с ним не говорила.

Траут вернул ее вопрос.

— Тогда куда мы направляемся?

— Не знаю, — печально сказала Калвин. — Не важно.

— Для меня важно, — сказал Траут, ушел на свою кровать и задвинул шторку.

Калвин посмотрела на бардак на столе, но не было смысла убирать. Скоро завтрак. Зачем прятать все в шкафчики, если придется снова доставать? И они не ели вместе, никто нормально не готовил. Они ели, когда хотели, чаще всего — руками и на палубе. Она встала и закрылась в своей маленькой каюте, легла на кровать. Она должна была тренировать дыхание, в последний раз она делала это на корабле, когда осталась там одна в порту Митатеса.

От этой мысли обвинения всплыли в голове. Ей не стоило покидать корабль, плыть на берег, встречать Траута, находить Горн и давать Самису обмануть ее. Она зря боролась с ним, зря подняла шум, вызвав Дэрроу, Тонно и Занни на улицы. Если бы она дала Самису Горн сначала, Занни был бы тут, мыл бы тарелки.

Ее сердце разрывалось от боли и тоски по дому. Она скучала по гулу пчел в ульях. Она скучала по холодному воздуху гор и перемене цветов на снежных вершинах на рассвете и закате. Она скучала по руке Марны на голове, по пению сестер в зале. Она шептала в подушку, как делал Траут: «Я хочу домой». Она уже не станет жрицей. Когда наступит середина зимы, другие пойдут в священную долину, где холодный темный пруд и водопад замрут от чар жриц, станут черным льдом под черным небом. Серебряные звезды, которые было ясно видно, пока три луны были в тени, будут сиять как сосульки. Голые ветви дерева будут тянуться ввысь, озаренные огнями костра на берегу, и нить чар поднимется, тонкая и ясная в холодном воздухе, новички будут по одному выходить на полотно льда, держаться на ногах. Если чары девушки дрогнут, она провалится в воду в темноте иутонет. Если по воле Богини она дойдет до другой стороны, обнимет колонну водопада, получит поцелуй Марны, то она ступит на берег жрицей. Этой зимой Калвин должна была ступить на черный лед. Но другие пройдут ритуал без нее. Они вспомнят ее? Марна подумает о ней?

Ей нужно было расчесать волосы и заплести снова. Нужно встать и найти гребень. Она не двигалась. Она закрыла глаза.

На следующий день она встала рядом с Дэрроу у румпеля. Ветра было немного, он крутил румпель, чтобы поймать ветер парусами. Калвин смотрела на это.

— Можно мне?

— Нет. Ты еще не готова к этому заданию.

— Так научи меня.

— Я не в настроении, — мрачно сказал он.

Подавив расстройство, Калвин отвела взгляд. Наступило время Ногтя и Четверти яблока, третья луна была полоской, такой бледной и изящной, что ее было едва видно. На стыке лета и осени, когда созревали и висели в садах яблоки, все сестры помогали мужчинам собирать их, и старушки ловили корзинками яблоки, что новички сбрасывали с ветвей. Было всегда много смеха в дни, когда собирали яблоки, тогда можно было залезать на деревья в саду, хотя никто не спрашивал, откуда девочки умеют так хорошо лазать, если остальное время это было запрещено.

Калвин сказала:

— Может, Траут прав. Стоит вернуть его домой.

— Это корабль Тонно, — сказал Дэрроу. — Курс выбирает он, а не я.

— Он изменит его сразу, стоит тебе сказать.

— Вряд ли Тонно готов меня слушать. По моей просьбе мы отправились в Митатес. Он не согласится вернуться туда.

— Но нам нужно вернуться. Ты все еще не нашел колдуна огня.

— Их нет, — сказал с горечью Дэрроу. — Они все в прошлом. Мы были там достаточно долго, чтобы убедиться. Чары утрачены. Осталось лишь тело магии — Горн Огня, и он у Самиса. В Митатесе уже ничего нет.

Калвин притихла от шока, а потом сказала:

— Так мы сдаемся?

— Кости Себатрота! А как еще? У него лед, огонь, железо, язык и видимость. Он смог убедить тебя в Митатесе, что он — это я, и он трогал тебя… — Дэрроу затих, медленно вдохнул. — Если бы он ранил тебя… — он не закончил, лицо Калвин пылало.

После паузы Дэрроу продолжил:

— Ты слышала его у реки? Продлим охоту. Для него это игра. Он близок к цели. Все кончено.

Сердце Калвин колотилось. Она протянула руку к Дэрроу, но он вздрогнул, словно ее пальцы были изо льда.

— Близок, но не достиг! — завопила она. — Ему еще нужна Сила зверей и ветров. И Сила становления. Ты сказал, что никто не знает чары для Силы становления, или кому их дали Древние. Он никогда не найдет их.

— Но где-то в Тремарисе люди знают эти секреты. И он найдет их. Он — охотничья собака, что знает запах магии. Если они там, он их найдет. Или Силы притянут других к нему, как муравьев на мед.

Калвин топнула ногой.

— Ты просто хочешь, чтобы он стал Поющим все песни! Почему не помочь ему? Почему ты так просто сдаешься?

Дэрроу повернулся к ней.

— Я? Легко сдаюсь? Тебе ли говорить, дочь Тарис! Ты отдала Горн, нашу последнюю надежду, без боя. Он так завоевал тебя словами и манерами? Как ты смеешь говорить со мной об этом?

— А что мне было делать? — кричала Калвин. — Ты забыл об опасности? Как я могла бороться, если бы он убил тебя? — слова чуть не душили ее, но гнев подстегивал. — Стоило благодарить меня за спасение жизни! Сколько уже раз? Три или четыре?

Дэрроу молчал мгновение, смотрел на горизонт. А потом посмотрел на нее.

— Лучше бы меня убили четыре раза, но Занни был бы спасен.

Всхлип вырвался из горла Калвин. Она слепо прошла мимо Тонно по кораблю, свесилась с борта, чтобы брызги волн попадали на лицо, чтобы она не могла отличить соль моря от соли слез.

Она уловила, что кто-то сел рядом с ней, ощутила ладонь на плече и стряхнула ее.

— Прости за мои слова.

Но она молчала, через пару мгновений Дэрроу встал на ноги и ушел, хромая.

Ночью ее разбудили голоса сверху: ворчание Тонно и писк Траута. Лунный свет проникал в окошко над ее кроватью, она открыла его, чтобы прогнать жар дня, а теперь слышала обрывки спора Траута и Тонно, которые приносил прохладный ветер. Она замерла на миг, слушала «еще не поздно повернуть… слушать мелкого… не моя вина, что твой брат…».

Калвин услышала, как Тонно плюнул на палубу, раздался рев и отчаянные крики. Она выбралась на палубу, сжимая прутья лестницы, пока корабль покачивался. Он двигался сильнее обычного, она подумала, что они поймали сильный ветер, а на палубе увидела, что Тонно и Траут бились за румпель. Траут застиг Тонно врасплох, иначе не добрался бы до румпеля, а теперь старался удержаться, бледный и испуганный, но решительный. Лицо Тонно искажал гнев, он пытался убрать руки Траута, но тот пинался, ударил так, что Тонно согнулся и хрипел.

— Хватит! — закричала Калвин и побежала вперед. Ветер сбивал ее, лунный свет потускнул, и она оступилась.

— Прочь, девчонка! — завопил Тонно, шагая к Трауту, тот пытался развернуть корабль. Но так он плыл против ветра, доски скрипели, паруса трещали, как хлысты, и корабль накренился так, что Калвин схватилась за стену каюты, чтобы не упасть.

— Траут! — тихо сказал Дэрроу, но его как-то было слышно среди рева ветра и шума волн. Он раскачивался с кораблем у двери каюты. — Отдай Тонно румпель.

— Нет! — Траут сжал румпель обеими руками, склонился над ним телом.

— Отдай, или мы утонем. Поднимается буря.

Калвин подняла голову. Звезды по одной съедала тьма, тучи быстро собирались, закрыли луны и охватили небо. Буря поднималась, выла над морем. Она услышала чей-то всхлип, поняла, что это был Траут. Он опустил голову, линзы потемнели. Калвин слышала свой шепот «быстрее». Вдали гудел гром, и она ощущала первые капли дождя на своей щеке.

— Траут, будь умнее, — Дэрроу был спокоен, словно Траут мог всю ночь обдумывать ответ, словно «Перокрыл» не прыгал на волнах, как козленок на горной тропе. — Если хочешь, мы высадим тебя на суше, когда будем рядом, и ты сам сможешь вернуться в Митатес.

— И мы высадим и тебя! — прокричал Тонно, вдруг повернувшись к Дэрроу. — Тебя и твои проклятые чары! Или просто выбросить тебя за борт, чтобы ты сам плыл в свой Меритурос, откуда и прибыл.

— Тонно, хватит! — закричала Калвин. — Ради Богини, осторожнее!

Траут отпустил румпель. Корабль дернулся от ветра, и все пошатнулись. Траут упал на колени и пополз к каюте, прикрывая рукой линзы от дождя, стучащего по палубе. Тонно прыгнул к румпелю, крикнул Трауту:

— Малый! Останься на палубе! Нам нужны все руки!

— Траут, Калвин, со мной, — Дэрроу все еще был поразительно спокойным. — Поможете с парусом.

Калвин тянула за канаты, которые ей указывал Дэрроу, закрепляла их, как показывали. Траут делал так с другой стороны. Они спорили, но им пришлось работать вместе. Парус становился все меньше, чтобы ветер меньше цеплял ткань, и «Перокрыл» меньше трясло от бури. Калвин ощущала, как румпель стал лучше слушаться больших рук Тонно. Корабль двигался мягче, но быстро по воде. Дождь лил на ее спину, заливал глаза. Калвин услышала шум, которого не было много дней: гул моря о камни, где-то впереди и справа. Она закричала Дэрроу:

— Впереди суша!

— Мы у Рта, — крикнул он.

Она кивнула, будто понимала, ее ладони все еще завязывали канаты, что удерживали парус, пальцы неловко скользили от дождя, и палуба качалась под ногами. Занни говорил ей о Рте, казалось, давно, где Бухта Сарди соединялась с Великим морем. Эта брешь была узкой и опасной, окруженной скалами, и между ними были опасные камни, которые моряки звали Зубами. Некоторые торчали над водой, но другие прятались под волнами. Она подняла голову, щурясь от дождя, и увидела, как один из камней скользнул мимо, тихий и зловещий, пропал во тьме. Он был близко, она могла бы коснуться его рукой. Но не было времени пугаться, Дэрроу уже звал ее помочь закрыть каюту, куда попадала вода. Она вспомнила, что оставила окошко открытым и у себя. Ее постель и вещи точно уже промокли.

Они с Дэрроу боролись с люками, она приблизила рот к его уху и закричала:

— Скоро мы проплывем мимо Рта?

— Не мимо, — крикнул он. — Через.

Калвин раскрыла рот.

— В Великое море?

Он не услышал, но увидел движение ее губ и кивнул. Он ушел к Трауту, что пытался закрепить канаты, которые выскальзывали из его рук, как живые. Другие острые камни виднелись во тьме, Тонно хмурился, сосредоточенно ведя корабль среди них. Буря были слишком сильной, чтобы делать хоть что-то еще. Тонно и Занни уже были тут, она слышала, как они обсуждали путь в Неску и Люминис, в Геллан. Но они сделали это лишь раз, не в бурю и не в темноте.

Вдруг корабль поднялся на стене воды, окруженный белой пеной, покачиваясь, а потом они обрушились в стеклянную пропасть. Что-то без предупреждения стукнуло Калвин по ногам, она растянулась на палубе, лишившись дыхания. Она беспомощно скользила к краю корабля, к зияющей бездне волн, отчаянно пытаясь ухватиться. Но корабль склонился в другую сторону, и она покатилась, ударилась головой о стену каюты, ошеломленная, промокшая, едва дышащая. Тонно кричал ей встать, и скорее, но она могла лишь держаться за край каюты, следующая волна ударила по ним. И за криком бури раздался самый жуткий звук: оглушительный треск, громче грома, от этого звука корабль содрогнулся. Калвин услышала визг Траута, а потом с треском мачта сломалась пополам, упала на палубу мокрым парусом и канатами. Все стало хаосом.

Буря рассеялась утром, они покачивались в Великом море. Утро было уже долго, но из-за туч и дождя они не заметили. А теперь они видели, как пострадал корабль и они.

Верхняя часть мачты отвалилась. Большая брешь была на палубе, куда она упала. С мачтой отпал и парус, был отрезан, и его унесло за борт в панике бури. На лбу Траута был порез, его ударили обломки. Остальные были в синяках и ушибах разной степени, а Тонно тяжело дышал, сломал ребро в тряске. Но потеря мачты была наибольшей катастрофой. Они не могли починить ее, не добравшись до суши с деревьями. Без большого паруса они еще могли плыть, но не могли ловить ветра и потоки, повернуться к Бухте Сарди.

Дэрроу и Тонно тихо и яростно спорили в каюте. Они не убирали бардак в каютах, ведь было бы не так плохо, если бы все было в шкафчиках, но еда, тарелки, чашки и одежда лежали всюду после бури.

Дэрроу сбил кусок свечи сапогом, и он прокатился по каюте.

— Нам нужна новая мачта. Без нее мы беспомощны.

Тонно покачал головой.

— Нужно повернуть на запад и попытаться добраться до Калисонса.

— Это долго. И там слишком быстрые потоки, мы не доберемся до суши. Лучше двигаться на восток. Мы должны прибыть к островам Дорьюса.

— Найти острова — как найти песчинку на пляже! Я не знаю эти воды. Нужно вернуться, — настаивал Тонно.

— Я плавал тут раньше, острова на востоке, как бусы на нити.

— Но кто сказал, что мы на востоке? Нас уже могло унести на юг или на край.

— Это глупо…

— Кто тут моряк, ты или я?

Они спорили, Траут и Калвин сидели на палубе по краям румпеля. Калвин крепко сжимала его, это почти не влияло на то, куда они плыли, но ей хотя бы казалось, что она что-то делает. Она не хотела спорить с Дэрроу и Тонно. Мир во время бури пропал, и все ссорились еще хуже.

— Почему мы не вернемся? — сказал Траут. — Мы не можем так плыть в открытое море.

— Поток нас не развернет. У нас нет выбора.

— И куда мы теперь? — Траут махнул на пространство океана.

Калвин молчала, у нее не было ответа. Она не знала, что лежало впереди. Может, они будут плыть вечно среди волн, не найдут сушу, умрут от голода или жажды, беспомощные. Она сжала крепче румпель.

— Дэрроу и Тонно придумают что-нибудь.

— Теперь чары вам не помогают, — едко сказал Траут.

— Океан слишком глубокий для сил Дэрроу, — сказала Калвин. Она весь день думала, как помочь своими силами. Но ничего не придумала.

— Можно разбить пополам остатки мачты, но парус это не удержит. Можно сделать большие весла. Если есть, из чего делать. Или можно поймать морского змея, и он толкнет нас к суше, — Траут снял очки и протер рубашкой, как делал часто от волнения.

— Ты предлагал это Тонно? — Калвин представляла его реакцию.

— Думаю, он был впечатлен идеей о морском змее.

— Как нам его поймать?

— Не знаю, что они едят?

— Людей, — прорычал Тонно, подойдя к румпелю. — Почему бы не обвязать тебя веревкой и не порыбачить?

— Смешно, — Траут отошел. Калвин рассмеялась впервые за долгое время, казалось, и после этого засмеется она не скоро.

День за днем они плыли с потоками вокруг Калисонс, полного ферм, садов и ручьев, но невидимого и недосягаемого для них. Рано или поздно эти потоки унесут их в неизвестные дали Великого моря, могут доставить севернее к островам Дорьюс, как думал Дэрроу, или южнее, к Меритуросу, как боялся Тонно. Корабль был маленьким, не готовым к вояжам по океану. Воды было много, но еды почти не осталось.

Чем дальше на юг они плыли, тем жарче становилось, словно они уплывали в лето, хотя, судя по лунам, должны были ощущать прохладу осени. Воздух душил в каюте. Калвин спала на палубе, прислоняясь к свернутому канату, но Тонно ворчал, что она мешает и прогонял ее вниз, где она лежала без сна, думая, что с ними станет.

Тонно смог поймать неводом рыбы, чтобы продлить запасы еды немного. Это не была толстая сладкая рыба Бухты Сарди, это была быстрая худая рыба глубин со вкусом океана. Дэрроу каждый день становился на носу и пробовал свои силы, надеясь, что притянет их к берегу. И каждый день он уходил с опущенной головой. Каждую ночь Тонно смотрел на небо и пытался высчитать их положение по звездам, понять, сколько они проплыли за день. Немного. Они уходили в свои углу, чтобы остальные не видели их отчаяния.

— Должен быть выход, — сказал Траут. — Нельзя поплыть к земле на лодке?

Дэрроу покачал головой.

— Мы слишком далеко от берега. Риск слишком велик.

— Но риск и в том, что мы будем плыть вечно!

— Богиня присмотрит за нами, — сказала Калвин.

— Ты и твоя богиня! Внимательно же она смотрит, — сказал Траут, — то буря, то переломы, то солдаты. И твой друг мертв.

Тонно встал и пошел проверить невод.

— Ты можешь молчать, если не можешь сказать ничего полезного? — прошипела Калвин.

— А ты — если не можешь сказать ничего умного?

— Тихо! — раздраженно поднял голову Дэрроу. — У нас хватает проблем без ваших ссор.

— Но вы с Тонно ссоритесь дольше нас, — едко сказала Калвин.

Траут в тот день начал продумывать прибор. Он взял еще одни линзы, вытащил их из оправы и закрепил по концам узкой трубки, которую прижал к глазу.

— Не такой сильный, как в моей мастерской, — сказал он, показывая Дэрроу, — но лучше простого глаза. Не моего глаза, — добавил он. — Мое зрение кошмарно. Но Калвин зоркая. Она с этим увидит сушу или корабль задолго до нас.

И Калвин весь день разглядывала горизонт, пока все не плыло перед глазами, и она боялась, что станет видеть плохо, как Траут. Но на третий день после создания трубки Траута, она кое-что заметила.

— Думаю… я вижу парус, — она опустила трубку и с сомнением посмотрела на север.

Тонно схватил трубку.

— Ты права, — сказал он через миг. — Квадратный парус… даже два.

— Два корабля?

— Нет, корабль с двумя мачтами. Большой. В Бухте Сарди корабли такой вес не выдержат. Этот плавает по океану, а не рыбачит.

— Меритурианский? — тихо сказал Дэрроу.

Тонно покачал головой.

— Непонятно. Но откуда еще он может быть?

— Торговец плывет в Геллан.

— Они нам помогут? — спросила Калвин.

— Если мы предложим ценное, то можно выпросить путь до ближайшего порта.

— Они могут забрать меня с собой, — сказал Траут, — доставить в Митатес.

— Они могут доставить тебя до Кельда, — сказал Тонно. — Меритурианские торговцы не поплывут в Бухту Сарди.

— Кельд — уже близко, — пылко сказал Траут.

Корабль долго не было видно.

— А если они не увидят нас? — почти в агонии спросила Калвин. — У них такой трубки нет, — казалось, другой корабль проплывет мимо, не заметив их. Но белые паруса вскоре стало видно на горизонте.

— Они видят нас, — сказал Дэрроу. — Они сменили курс.

— Меритурианский, — Тонно хлопнул по борту. — Это точно. Смотри на форму.

Калвин видела высокие палубы другого корабля, различила фигурки экипажа на канатах.

— Торговец с грузом, серебром, золотом и железом из шахт Гил и Фейн, — сказал Дэрроу. — Они возьмут зерно в Геллане и поплывут обратно.

Траут махал широко руками.

— Они видят меня! Они машут!

— Откуда нам знать, что нам помогут? — теперь Калвин ощутила сомнения. — Откуда нам знать, что им можно доверять?

— В море иначе, девчонка, — Тонно хмуро посмотрел на нее. — Моряки помогают друг другу.

— За цену, — сказал Дэрроу. — За цену.

Большой корабль доплыл до них и возвышался. Экипаж был в коротких поношенных штанах, босой, на них были полосатые береты разного цвета. Их кожа была загорелой, а волосы из-под беретов торчали сухие и соломенные, обесцвеченные солнцем.

— Не меритурианцы, — тихо сказал Дэрроу рядом с Калвин. — Дорианцы. Корабль меритуарианский, а экипаж из Дорьюса.

— Они опускают лодку! — Траут прыгал от радости.

Шестеро моряков быстро погребли к ним. Один в лодке не греб. Его волосы висели длинной косой за зеленым плащом, на горле и запястьях блестело золото.

— Это капитан, — сказал Тонно.

Гребцы опустили весла, и капитан встал и обратился к ним.

— Куда направляетесь?

— Север, — сказал Тонно. — Нас сбило потоком.

— Потеряли мачту?

— В буре во Рту несколько ночей назад.

Капитан окинул их взглядом, они стояли в ряд у борта.

«Как кегли, — Калвин стало не по себе. — Ждем, чтобы сбили».

— Какой груз?

Тонно прищурился.

— Вам-то что?

Траут тревожно постанывал.

Капитан поднял руку.

— Я не хотел оскорбить. Просто интересно, что рыбацкая лодка Сарди делает в Великом море.

Дэрроу шагнул вперед, Калвин увидела, как он коснулся рукава Тонно.

— У нас нет важного груза. Друг вез меня на север к моему дяде, умирающему в Геллане. Я спешу. Будьте добры, доставьте нас до ближайшего порта, где мы починим мачту, и мы больше вас не побеспокоим.

Капитан молчал, гладил бороду. Калвин видела нити золота в тонких волосках. Он медленно и широко улыбнулся и резко сказал:

— Да, мы возьмем вас с собой. Бросайте канат, и я дам вам одного или двух моряков, чтобы корабль закрепили надежно.

— Не стоит, — вежливо сказал Тонно, сжимая крепко борт. — Мой экипаж маленький, но мы справимся.

— Ах, — тоже вежливо сказал капитан. — Боюсь, я не согласен, друг, — он развернулся с ревом. — Взять их!

— Пираты! — закричал Тонно. — Берегите жизни! — он выхватил нож, что висел на поясе, и яростно взмахнул им. Экипаж другого корабля уже был близок к «Перокрылу» и пытался забраться на борт. Дэрроу схватил шип и бил им по рукам тех, кто хватался за борт. Калвин отчаянно бросилась, схватила весло и била им по рукам и головам, как Дэрроу. Траут побежал вниз, выбрался на палубу, размахивая кастрюлями в руках. Один из пиратов смог избежать их, его руки и нога уже были на палубе. Калвин толкнула веслом и отправила его в волны. Но, когда она повернулась к другому, ее сбили, весло выхватили из ее рук.

Экипаж «Перокрыла» был в меньшинстве, и пираты были сильными. Один за другим они подавили их, схватили за руки и связали за спинами. Дэрроу отбросили в стену каюты, он пошатнулся и упал без сознания. Калвин поздно открыла рот, чтобы призвать силы, но, словно пираты знали, что она задумала, берет сунули ей в рот, завязали кляп.

— Не надо трюков, — прошипел моряк ей на ухо. Она давилась, глаза жгло, она перевернулась на палубе и увидела, как Траута запутывают веревками, как паутиной. Тонно продержался дольше всех, размахивал ножом перед собой, но четверо дорианцев наступали медленно, и он пятился, дошел до борта, и оставалось только прыгать. Но он не мог бросить корабль. Они прыгнули на него вчетвером и повалили. Но Калвин была рада, увидев, когда они закончили связывать его, что у каждого был хоть один порез от Тонно.

Капитан стоял на палубе и смотрел на все с довольным видом.

— Легко, как собрать славу с куста. А вы говорите, что я заставляю вас трудиться!

— Корабль никчемен, — пожаловался пират, чей берет был во рту Калвин. — Без мачты, потрепанное судно рыбаков. Не стоит усилий, чтобы тащить его в Дорьюс. Забираем их груз, а экипаж — в рабы, и потопите корабль.

Связанный Тонно стал вырываться и приглушенно реветь. Капитан даже не посмотрел на него.

— Это хорошее судно для мелководья. С новой мачтой послужит рыбацким судном для острова. Я смогу продать его, — он кивнул моряку без берета. — Бросай людей вниз. Ты и еще двое останутся на борту. Я заберу колдуна ветра на наш корабль.

Калвин смотрела, как ее товарищей уводят. Ее подняли на плечо пирата и бесцеремонно бросили на дно их лодки. Падение было долгим, она ушибла колени и локти. Она смогла извернуться, чтобы посмотреть за борт, лодка вздымалась и опадала от движения весел, и она заметила, как «Перокрыл» удаляется от них. Она печально отвернулась и увидела корабль пиратов, что был все ближе.

Их хотя бы не пронзили мечом. Пока что. Но, может, лучше это, чем стать рабами. Колдун ветра. Она отогнала мысль и подумала, как остальные. Тонно все еще шевелился, но Дэрроу ранили. Она не знала, что стало с Траутом. Утром она хотела быть на суше. Но теперь хотела вернуться в каюту «Перокрыла» с ними, даже если связанными. Их ссоры казались глупыми. Она вынесла бы все, пока они были вместе, но теперь она была одна. Она могла их больше не увидеть.

Лодка покачнулась, корабль пиратов перекрыл солнце. Один из моряков обвил ее веревкой, и ее подняли на борт, как мешок яблок, она задевала бок корабля с каждым рывком веревки. Она едва дышала, когда ее бросили на палубу. Кто-то сказал:

— Еще колдун ветра. Проблем будет как с другой, — рядом с ее головой плюнули. Кто-то другой поднял ее и понес под палубу, мимо скопления вонючих кают, пока ее не толкнули в каюту меньше остальных. Она пошатнулась и упала, проехала по полу, пока не врезалась в стену.

— Эй! — над ее головой прозвучал возмущенный девичий голос.

— Подруга тебе. Твоего вида, — оскалился моряк, притащивший туда Калвин.

— Тут один еле влезает, куда двух! Скажи капитану…

— Сама ему скажи! — дверь уже захлопнули и быстро заперли.

— Сын пса! — прокричала девушка ему вслед, но ответа не было.

Калвин с болью села, это было сложно с руками, связанными за спиной. Она была в каюте не больше кладовой, даже меньше ее логова на «Перокрыле». Тут хватало места двум кроватям друг на друге. Верхняя была полна старых парусов, веревок и запчастей. А на нижней сидела девушка на год или два младше Калвин, у нее была смуглая кожа и светлые волосы дорианки, и она враждебно смотрела золотыми глазами. Ее худые конечности торчали из выгоревшей накидки и штанов, что казались ей маленькими.

— Видимо, тебя лучше развязать, — сказала она под нос, через миг Калвин выплюнула грязный берет и прокашлялась, пока девушка развязывала узлы на ее руках.

— Спасибо, — выдавила Калвин, как только смогла говорить.

— Не спеши. Я скажу им связать тебя, если захочу, — девушка щелкнула пальцами под носом Калвин и ушла на свое место на нижней кровати, подняла ноги под себя и смотрела, не мигая. Калвин могла сидеть лишь на полу, и она осталась на месте.

— Меня зовут Калвин. Меня только что поймали, — она попыталась встать и выглянула в окошко, но «Перокрыла» не было видно с этой стороны.

Девушка пожала плечами.

— Я слышала шум. Думала, они нашли что-то интересное. Но тут ничего не видно.

— Ты тоже пленница? Давно тебя поймали? Что случилось с твоим кораблем.

— Меня не забирали. Я — их колдун ветра.

Теперь Калвин смотрела на нее.

— Твой капитан думает, что и я — колдун ветра.

— А ты нет? Зачем еще на борту девушки?

— Почему я просто не могу быть в экипаже?

Девушка фыркнула.

— Твой корабль, видимо, не из Дорьюса. Не к добру девушка на корабле, если она — не маг ветра.

Калвин молчала. Если пираты узнают, что она не управляет ветром, ее выкинут за борт? Она вдруг спросила:

— Ты точно маг ветра?

Девушка пожала плечами.

— Я ее тут. Видимо, да.

— Как тебя зовут?

Девушка замешкалась и сказала:

— Мика.

Они подняли головы от крика и топота сверху.

— Снова в путь, — отметила Мика. — Скоро меня заберут. Они отправятся в Дорьюс, но ветер не в той четверти.

В дверь каюты застучали, засов стали двигать. Один из моряков заглянул и прорычал:

— Иди, ведьма. Ты нужна на палубе. Не ты, — он погрозил Калвин. — Будь тут. Одной пока хватит.

— Даже с одной вам не справиться, — парировала Мика, но встала и позволила увести ее, дверь захлопнулась перед Калвин. Она слышала стоны корабля, что двигался под парусом, ощущала знакомое движение волн. Мика не вернулась, Калвин прислонилась к стене и уснула.

Она проснулась, когда Мика вернулась с миской рагу и куском хлеба.

— Тебе нужно хорошо есть, видимо, — она шмыгнула. — Придвинься.

Они молчали какое-то время, вытирали рагу с тарелки хлебом. Калвин была голодна, но больше ей не дали бы. Мика бросила пустую деревянную миску в угол и забралась с ногами на кровать, посмотрела на Калвин снова своими золотыми глазами.

Калвин пыталась спокойно смотреть в ответ, как Марна.

— Им уже не нужна твоя сила на палубе?

— Они поймали ветер, плывут на север. Меня запирают тут, пока я не нужна.

— Скучная у тебя жизнь.

Мика пожала плечами.

— Лучше тут, но живая, чем сгореть, как моя деревня, когда пришли поработители… а откуда ты? — вдруг спросила она.

— Антарис.

— Где это?

— В горах за реками и долинами Калисонса.

— Западные земли?

— Антарис западнее всего в Тремарисе. Дальше лишь горы и лес, сколько видно глазу.

— Скучно тебе там, — поддразнила Мика. Но Калвин не повелась. Мика напоминала ей девочек, которых брали из деревень учиться на жриц. Некоторые плакали от тоски по дому в первые дни, но некоторые были злыми и грубыми, скрывая свою боль, раня остальных.

Она спросила:

— Где ты научилась быть колдуном ветра?

Мика издала смешок.

— Этому не научиться. Это в крови есть или нет. Я унаследовала дар бабушки. Она была известной в Эмеране. Это на островах Фиртана, если ты не знаешь.

— Я думала, ты из Дорьюса, как и остальные тут.

— Не я! — рявкнула Мика. — Я не дорианка. Я — дочь островов, я… я видела твой корабль, — вдруг добавила она. — Его тянут сзади. Зачем вы плыли на маленьком корабле далеко от запада?

— Нас поймала буря.

Мика вытянула руки над головой, сцепила пальцы и опустила их на колени.

— У капитана планы на тебя. Он хочет продать тебя за хорошие деньги как колдуна ветра. Кто-то пытался купить меня, но капитан не продал бы. Колдуны ветра не так распространены, чтобы он меня выкинул. В дни бабушки было иначе, — добавила она. — Она мне рассказывала, когда была маленькой, все женщины на острове могли вызвать песней ветер. Не теперь.

— Где твоя бабушка?

— Умерла, — кратко сказала Мика.

— О, — Калвин медленно сунула ноги под себя, они с Микой сидели, скрестив ноги, лицом к лицу. Думая, что это станет их связью, она сказала. — Моя мама тоже умерла.

— Ее убили поработители, а дом сожгли у тебя на глазах?

— Нет. Она умерла от лихорадки зимой, когда я была очень маленькой.

Мика шмыгнула. Короткая пауза, и Мика сказала:

— Твои друзья еще живы. Они на твоем корабле.

Сердце Калвин дрогнуло, она хотела узнать, что стало с Дэрроу, сильно ли его ранили.

— Ты их видела?

Мика покачала головой.

— Ты знаешь, что с ними будет?

Мика пожала плечами.

— Капитан продаст их как рабов в Дорьюсе.

— А меня?

— Он поищет того, кто предлагал хорошую цену за меня. Это было давно, и тот мужчина мог уже уплыть. Но капитан думает, стоит поискать.

— Но я не колдун ветра, — сказала Калвин.

— Знаю, — сказала Мика. — Но ему это лучше не говорить.

Сердце Калвин быстро билось, но она старалась говорить ровно:

— А что будет, если ты скажешь? Он продаст меня как раба с остальными?

— Не думаю, что вы останетесь вместе, — резко сказала Мика. — Не думай так. Он может решить, что тебя вообще не стоит оставлять из-за плохой удачи. Он может просто бросить тебя за борт.

Калвин сказала:

— Хватит одного твоего слова.

— Знаю, — просто сказала Мика. — Я думаю об этом, — надолго повисла тишина.

Они убрали вещи с верхней кровати, как могли, освободив место для Калвин, но ей пришлось подогнуть ноги и игнорировать впивающийся в спину парус. Калвин думала, что не уснет, разум кипел от произошедшего и грядущего. Она лежала долго в лунном свете, слушала ровное дыхание Мики, а потом тревожно погрузилась в сон.

Их разбудил стук в дверь, жемчужный свет в окошке показывал, что рассвет вот-вот наступит.

— Вставай, девчонка! Ветер пропал. Ты нужна капитану на палубе!

— Дай хоть глаза открыть! — прокричала Мика, садясь, ее волосы были спутаны, она обувалась. Толстый моряк открыл дверь.

— Скорее!

Мика встала.

— Она тоже может пойти, — сказала она, кивнув на Калвин. — Я устала тащить ваш корабль. Если он хочет ветер, пусть она мне помогает.

— Как хочешь, — буркнул моряк.

Калвин застыла от сомнений, но Мика поманила ее вниз нетерпеливым жестом.

— Делай как я, — прошептала она Калвин на ухо, чтобы моряк не слышал. — Мы их обманем.

С тревогой, но и благодарностью, Калвин вышла из душной каюты за Микой, и моряк повел их по лабиринту коридоров и лестниц на палубу. Небо было серым от холодного света раннего утра, две луны висели как сияющие пузыри над горизонтом. Сердце Калвин дрогнуло от вида. Две луны вблизи, Беременные луны, были хорошим знаком для сотрудничества и походов. Богиня улыбалась ей и Мике, каким бы ни был план Мики. Она быстро обернулась и заметила бедного «Перокрыла» вдали за кораблем пиратов, его привязывали два больших каната. Движения на борту не было видно. Мика потянула ее вперед, по лестнице на палубу выше, где стоял у штурвала капитан и несколько его человек. Они мрачно смотрели на большие паруса, что безжизненно висели без ветра.

— Что это? — сказал капитан, увидев Калвин.

— Два колдуна лучше одного, — сказала Мика. — Мы можем работать вместе.

— Мне и одной ведьмы много, а две еще хуже, — буркнул один из мужчин.

— Тогда мы уйдем вниз, а вы тут успокаивайтесь, — вспылила Мика.

Капитан был недоволен.

— Тихо! Замолчите и спешите. Мы уже долго ждем ветер.

Мика привела Калвин на верхнюю палубу, и они повернулись к хлопающим парусам, капитан и штурман были за ними.

— Повторяй за мной, — прошептала Мика. Она подняла руки, и Калвин подняла свои. И хотя она не собиралась колдовать, она ощущала покалывание ладонями и за глазами, сила Богини раскрывалась. Корабль поднялся на волне, и она увидела бледные луны, ощутила холодный свежий воздух на лице, словно дыхание Богини. А потом зазвенел в чарах ясный голос Мики, и хотя Калвин не знала слова песни, сила в них была понятной. Она погрузилась в сонное состояние, как при творении магии, почти в транс, ее ощущения были ясными, но отстраненными от нее. Она слышала и повторяла слова Мики почти сразу, как та их исполняла. Они стояли бок о бок, пока солнце восходило, и пение Калвин следовало за Микой, поднималось и опадало в ритме волн, и она медленно ощутила дуновение ветра. Два паруса натянулись перед ними, наполнялись все сильнее от их песни, пока весь холст не стал натянут, как барабан, и корабль не понесся так быстро, что «Перокрыл» прыгал на волнах следом.

— Тише! Тише! — кричал штурман. — Я едва держу!

— Я просил ветер, а не ураган! — кричал капитан, и Калвин притихла, чтобы Мика пела одна. Ветер ослаб, и корабль вернулся к нормальной скорости. Солнце согревало щеку Калвин, она выдохнула. Она не думала, что сможет. Богиня улыбнулась им.

Но было ясно, что капитан не рад им обеим на палубе, вскоре ее увели вниз в каюту.

Мика пришла днем на обед. Капитан не давал ей есть с экипажем, боялся, что она заведет друзей, хотя многие все равно ее избегали, думая, что она приносит неудачу.

— Они захотят меня снова, — сказала она, голодно съедая рыбу и хлеб, что им принесли, — или одну из нас. Почему ты сказала, что ты не колдун ветра? Я думала обмануть их и помочь тебе. Но когда пришел ветер, я поняла, что это не мой.

— Я не училась магии ветра, — сказала Калвин. — Но у меня есть другие силы. Я была удивлена, как и ты. Может, все это сила Богини, — она вспомнила слова Марны, что все чары — аспекты одной тайны, как грани кристалла.

— Не знаю о богине, — спокойно сказала Мика, вытирая нос рукавом. — Я знаю, как поднимать ветер пальцами и словами, которым бабушка научила меня в Эмеране. Одних слов мало.

— Мало, — согласилась Калвин. — Но они нужны. Научи меня, и я займу твое место днем.

Мика впервые рассмеялась при ней, и звук был хриплым, словно она давно так не делала.

— Я не могу научить тебя всем словам за обедом! Я не смогу и за несколько месяцев научить тебя всему, — она сделала глоток воды и задумалась. — Но я могу научить тебя словам, что мы использовали утром. Они хотят долго двигаться на север, — она с сомнением посмотрела на Калвин. — Слова сложные. Уверена, что выучишь их правильно?

Но Калвин привыкла запоминать сложные слова и длинные абзацы истории, длинные песни чар. Все ритуалы сестры знали наизусть, и она вскоре смогла напевать ноты и повторять слова силы Мике без запинки.

— Ты быстрее меня, — сказала Мика. — Бабушка давала мне имбирное печенье, чтобы удержать. Я тогда, конечно, была маленькой, — добавила она, хотя Калвин казалось, что она была маленькой и сейчас.

Моряк пришел за колдуном ветра, и Калвин пошла с ним и вела корабль на север остаток дня. Они с Микой менялись на следующий день и еще один, а пока ели вместе в каюте, Мика учила ее другим приемам магии ветра. Калвин пыталась научить Мику взамен своим чарам, но, хоть Мика смогла повторить слова без ошибок, она не смогла вызвать лед.

— Это не в моей крови, — Мика покачала головой. — У тебя мог быть кто-то с островов в роду, раз ты так поешь ветрам.

Калвин притихла, задумавшись, кто ее отец. Может, Мика была права, и это был мужчина с Фиртаны или Дорьюса. Было странно думать, что они могли плыть к его дому, к месту, где она могла родиться. Но Мика отвлекла ее от мыслей.

— Покажи мне лед еще раз, Калвин.

Калвин не забывала потрясение и радость на лице Мики, когда она впервые превратила воду в их чашке в кусок льда, что выпал на ее ладонь. Мика жила всю жизнь на жарких островах, среди теплого моря, и она не видела лед. Она все время просила Калвин повторить чары.

— Они такого не видели! — радостно сказала она.

Она говорила о пиратах «они», а не «мы». Она не знала, как долго была на корабле, может, три времени года, может, шесть. Полгода или год.

— Я подросла после того, как меня продали, это все, что я знаю, — сказала она, глядя на свою руку, торчащую из рукава.

Калвин сказала:

— Когда мы вернемся на «Перокрыла», я дам тебе одежду, — она говорила увереннее, чем ощущала себя.

Мика покачала головой, закрылась.

— Бабушка шила это для меня, — она обняла себя руками, прижимая выгоревшую накидку к себе.

Калвин пыталась придумать способ спасти остальных, застрявших на «Перокрыле». Пару раз она думала, что замечала кого-то у окошек, но не была уверена. На борту того корабля тоже были пираты. Калвин отдала бы всю новую силу, лишь бы побывать там и увидеть, что Дэрроу и остальные в порядке. Но за ними пристально следили.

А потом Мика пришла утром с мрачным видом.

— Они увидели сушу.

Калвин попыталась увидеть что-то в их окошко.

— Сушу? Какую? — вдали на горизонте было темное неясное пятно, может, туча или тень.

— Дорьюс, — сказала Мика. — Мы будем в гавани до ночи.

Семь Кровавая луна

Огромный пик в центре острова Дорьюс поднимался хмурым темным силуэтом на фоне желтого неба, вокруг него кружили мелкие острова, на этот пик все смотрели.

Весь день моряки нюхали воздух, запах серы с острова разносился над волнами и проникал под палубу. Калвин вдыхала и представляла желтое пятно в ноздрях и горле, воздух был густым, металлическим. Она не могла поверить, что люди жили, ходили и ели среди такого запаха.

Два корабля бросили якоря у одного из мелких каменистых островов, что были рассыпаны вокруг Дорьюса. Тут была база пиратов, они считали тут монеты, бились, рыбачили и чинили корабли, тут они растили славу и оставляли своих женщин. Как все дорианские острова, это место было жарким и лишенным законов. Там было несколько высоких деревьев, хижины грудились у мелкой гавани, были из камней и водорослей. Кусты славы выглядели ржавыми, росли из трещин меж камней, едкий запах славы смешивался с запахом серы. Зеленые пятна сока славы усеивали землю.

Солнце село, а воздух в каюте остался жарким и удушающим. Звуки веселья пиратов доносились с берега, фонари висели вдоль края воды, желтый болезненный свет мерцал на потолке и стенах. Калвин тихо запела, и чары принесли прохладу в воздух, Мика присоединилась к голосу Калвин, и ветер разнес прохладу над их кроватями.

Мика сказала:

— Завтра он поведет твоих друзей на рынок рабов в Дорьюс, — он был капитаном пиратов.

Песня Калвин дрогнула, но она не ответила. Мика приподнялась на локте.

— Калвин, ты меня слышала? Пока он там, он будет спрашивать о торговце с пустым кораблем, чтобы продать тебя.

Калвин прервала чары.

— Что ты сказала? Какой пустой корабль?

— Пустой, как голова того, кто ест славы. Я сама видела. Корабль зовут чумным. Все его рабы, похоже, умерли. Он пытался купить меня, колдуна ветра. Во время Кита и Двух братьев, половину оборота лун назад, — объяснила она, вспомнив, что Калвин иначе толковала луны. Она отклонилась и убрала руки за голову. — Он думает, что дешевле купить одного колдуна ветра, чем корабль рабов, но этого не будет, не за ту цену, что он просит… Что с тобой?

Калвин судорожно выдохнула.

— Я его знаю, — сказала она. — Он не торговец. Это принц Меритуроса и колдун. Он двигает весла корабля чарами, а не рабами. Он… убил нашего друга. На западе.

— Вот как, — сухо сказала Мика. — Это повод не продаваться ему.

Калвин молчала. Мика резко сказала:

— Ты меня не слушаешь? Это наш единственный шанс, эта ночь! Можно выбраться отсюда, пока он пьет на берегу, а остальные жуют славы. Можно забраться на корабль твоих друзей.

— Это не так просто, Мика! — сказала Калвин. Мысли о Самисе вернули ощущения последних дней на «Перокрыле», отчаяние, ссоры, их безнадежность. Она мрачно сказала. — Даже если мы сбежим отсюда, все равно скоро будем в рабстве. У него. Кто знает, где оставаться лучше.

— О чем ты? — осведомилась Мика. — Ты больна? Говоришь во сне? Ты не хочешь быть свободной?

Калвин молчала. А потом медленно, с паузами, рассказала Мике о Самисе, его стремлении быть императором Тремариса, о его плане овладеть Девятью силами, и как он уже получил хотя бы пять из них.

— Мы хотели остановить его с друзьями. Но все это в прошлом.

— Ведь вы в плену.

— Нет. Нет. Все кончилось еще до этого.

— Не понимаю, — сказала Мика твердым и холодным тоном. — Этот колдун жестокий и плохой?

— Да. О, да, — Калвин подумала о белой фигуре падающей жрицы во дворе, о длинных ресницах Занни на бледных щеках, пока он пытался дышать в ту жуткую ночь, о триумфе во взгляде Самиса, когда он тянулся к Горну.

— И если он победит, люди пострадают? Погибнут?

— Наверное, — сухо сказала Калвин.

Мика села.

— Как по мне, те, кто видят зло, но никак не мешают ему раскрыться, не лучше того, кто творит зло. Если бы я могла побороть поработителей, когда они пришли в Эмеран, я бы это сделала. Я подавила его и экипаж, когда смогла, и заплатила за это. Но я была одна против многих. Ты, — она вскочила с кровати и указала на море, на «Перокрыла». — Ты с друзьями. Какое у вас оправдание? — ее голос был все выше от ярости, она почти кричала к концу.

Калвин села и смотрела на нее. Золотые глаза Мики блестели от гнева, а еще от разочарования. Калвин сказала:

— Он очень сильный. Он сильнее любого из нас, — но ее слова были вялыми, и она это знала.

— Лучше храбро попробовать и проиграть, чем забиться в угол и умереть от стыда и страха как… улитка!

Слова Мики жалили, как пчелы. Разве не это она говорила Дэрроу в Антарисе? Она презирала его за то, что он сдался отчаянию. Но потом она увидела, как Занни убили, все изменилось от этого. Но после этой мысли вспыхнул ответ, тяжелый, как удар в гонг: «Занни хотел бы, чтобы мы сражались. Или его смерть была напрасной».

Какое-то время в каюте было слышно только дрожащие песни моряков, уже уходящих в туман славы.

Мика сказала:

— Ты думаешь, как выбраться, — это было утверждением, а не вопросом.

— Ты еще и мысли читаешь?

— Ты не уйдешь без меня! — яростно сказала Мика. — Ты не сойдешь с корабля без меня. И пяти вдохов не протянешь на этом острове.

— Спокойно, — сказала Калвин. — Я не собираюсь тебя оставлять.

* * *

«Перокрыл» уже не был связан, но люк на палубу был закрыт, на страже всегда было три или четыре пирата. Каюту было не узнать, капитан приказал своим обыскать ее, но они не нашли ничего ценного. Даже подушки на скамейках вспороли, оттуда высыпались лишь перья, шкафчики опустошили, содержимое забрали на корабль пиратов. Трое сидели мрачно среди бардака, как они делали много дней.

— Будет просто напасть внезапно и бросить их за борт, — сказал Тонно в сотый раз.

Траут тоже в сотый раз поразился:

— И что потом? Мы не можем сбежать без Калвин. Мы не можем уплыть без новой мачты.

— Но мы возле суши, и проблема не так велика, — Дэрроу посмотрел в окошко на хижины на берегу. — Тут бандиты чинят свои корабли. На острове должны быть новые мачты. Тонно, там стоят неплохие, они повесили на них фонари.

— Неплохо. Да, одна из тех подошла бы.

— Но мы запеты тут, а шесты на берегу! — воскликнул Траут.

— Нужно использовать шанс, — Тонно говорил спешно с Дэрроу, не слушая Траута. — Они могут в любой момент повезти нас на рынок рабов. Если потеряем «Перокрыл», нам конец. Нужно вернуть корабль. Что дальше — не важно, нужно выбраться из рук бандитов.

— А Калвин? — сказал Тонно.

Дэрроу сказал:

— Тонно прав. Если «Перокрыл» будет наш, мы сможем попробовать спасти Калвин. Но если мы попробуем спасти Калвин без «Перокрыла», мы все будем в опасности.

— Повезло,что она не здесь, не слышит, что корабль для тебя важнее нее, — буркнул Траут так тихо, что Дэрроу не должен был услышать его.

Но Дэрроу слышал лучше, чем он ожидал.

— Никто не думает о безопасности Калвин больше меня, — резко сказал он. — Но Калвин сама согласилась бы. «Перокрыл» — первый. Когда мы будем вместе, сам у нее спросишь.

* * *

Казалось, прошла половина ночи, пока девушки услышали, как кто-то вяло двигается возле их каюты. Мика стала стучать в дверь.

— Эй! Эй, там! Принесите воды, ладно? Мы тут засыхаем!

Им ответило бурчание, но Мика застучала сильнее.

— Эй? Оглохли? Воды!

Дверь открылась, моряк с мутными глазами появился с кружкой в руке.

— Заткнись! Хочешь разбудить корабль?

— А почему нет? Вы нам спать жалким пением не даете, хоть солнце уже село, — парировала Мика. Калвин запела, словно насмехаясь над их нескладными песнями. Моряк лишь хмыкнул, сунул кружку в руки Микки, расплескав половину воды, и ушел за порог. Калвин и Мика переглянулись. Они слышали, как он пытается задвинуть засов. Он смог подвинуть его наполовину, сдался и ушел.

Мика хлопнула от радости в ладоши. Песня Калвин была не насмешкой, а чарами, что наколдовали кусочек льда, перекрывший путь засову. Она присела у двери и тихо запела, чтобы лед разросся понемногу, двигая засов.

— Быстрее! — торопила Мика шепотом.

— Я не хочу шуметь.

— Никто не услышит. Быстрее!

С треском, похожим на удар грома для Калвин, засов отъехал. Мика толкнула дверь, и она открылась.

Мика сразу побежала по лабиринту коридоров, Калвин увидела, как мелькали ее босые ноги на бегу, как бледная рыба в мутной воде. Коридоры извивались, поворачивали, стены возникали перед ее лицом. Она не знала путь так хорошо, как Мика, которая могла бежать и в повязке на глазах. Калвин вытягивала руки, спотыкаясь, пыталась не отставать.

А потом путь стал знакомым — прутья лестницы вели на палубу. Она сжала дерево и потянулась вверх, чтобы выглянуть из удушающей тьмы, увидеть свет луны. Но на палубе было все еще темно. Только один полумесяц парил у горизонта, жутко сияя красным. Фонари на берегу догорели, но приглушенные огни сияли из некоторых домов. Большой пик Дорьюса возвышался над ними, черный на черном. Калвин поежилась.

Мика потянула ее за руку, чтобы они спешили, потянула ее в глубины тьмы по палубе. Моряки тут и там лежали и храпели, решив остаться в прохладе, а не в душных каютах, они не шевелились из-за проходящих Калвин и Мики, онемев от плодов славы.

Как мышка, Мика быстро шагала по лестнице на высокую палубу на корме корабля. Калвин следовала, вспоминая чары, что ей понадобятся. Она построит мост изо льда меж двух кораблей, чтобы они с Микой перешли, а потом обрушит его в море, чтобы их не успели догнать. Ему нужны будут бортики, чтобы девушки не упали; и лед должен быть крепким, чтобы не растаял от теплого воздуха. Она знала, что на «Перокрыле» еще есть пираты, но была уверена, что они с Микой справятся с ними… она врезалась в спину Мики в темноте.

— Что такое?

— Смотри! — Мика подбежала к борту. — Они ушли! Хорошие у тебя друзья. Уплыли без нас!

Калвин отодвинула ее. Так и было. Два длинных каната, что соединяли корабли, лежали на воде. «Перокрыл» пропал.

* * *

Траут знал, что не уснет. Было слишком жарко, и он нервничал. Хорошо было им так бодро говорить о том, что пиратов бросят за борт, этому громиле Тонно и бездомному Дэрроу, успевшему нахвататься уловок. Но он, Траут, не был бойцом, и он видел достаточно боев в этой компании, что хватило бы ему на остаток жизни. Странно, что он провел жизнь в Митатесе, учил, как работает оружие, старался улучшить его, изучал остроту стали и траектории катапульт, но не видел до этого настоящего сражения, синяки, переломы и кровь. До Занни он не видел смерть. Он не думал об этом раньше, что оружие и техника были для этого, он думал лишь о сдаче экзаменов. Сможет ли он вернуться в логово мастерской, не думая об этом всякий раз, когда в руки попадет стрела или модель военной машины? Он ворочался и бил по подушке.

— Ждем до рассвета, — говорил Дэрроу, — когда дозорные будут засыпать. Лучше пока отдохнуть самим, — но Траут лежал, смотрел, как фонари на берегу мерцают на потолке каюты, пока остальные спали.

Тонно лежал на спине, храпел в ровном ритме, Дэрроу спал сидя, чуть хмурясь, словно и во сне бился с нерешенной проблемой. Траут перевернулся на другой бок, но удобнее не стало. Как дорианцы жили в такой жаре? Конечно, они жевали славу, чтобы им стало легче. Ему почти хотелось попробовать самому эту гадость.

Он услышал голоса на палубе, моряки на страже бормотали. Кто-то пришел на борт.

— Эй, парни?

— Пришел подменить нас?

— Лучше! Так вы будете радоваться и следовать приказам капитана. Я принес славу.

Они тихо засмеялись, хлопали по спине, а потом наступила тишина, пираты наслаждались подарком друга. Траут слушал в темноте и размышлял. Он мало знал о листьях славы, это было запрещено в Митатесе под угрозой изгнания, но некоторые студенты приносили порой это с реки от торговцев в порте, и он видел людей под ее влиянием, их глаза тускнели, они отключались. А в Митатесе слава была слабой, притупленной какими-то водорослями и прочим бредом. Но в Дорьюсе она росла на кустах, листья были чистыми и сильными.

Он выбрался из кровати и разбудил остальных, прижимая палец к губам и показывая наверх.

— Они жуют славу, — прошипел он.

Дэрроу сразу проснулся, будто и не спал. Тонно поднять было сложнее, но когда он понял, что случилось, они едва сдержали его от порыва выбежать на палубу сразу. Они ждали в темноте, слушали, мгновения тянулись в ожидании, пока слава подействует. Моряки прислонялись к стене каюты по одному. Бодрое бормотание стало сонным, а потом наступила тишина, прерываемая порой вздохами и сплевыванием листьев, которые заменяли свежими.

Наконец, Дэрроу кивнул и пропел одну ноту. Медленно люк открылся. Дэрроу скользнул в него через миг, за ним — Тонно. Четыре моряка растянулись почти в коме на палубе. Только один поднял голову, когда Дэрроу склонился над ним.

— Чт…? — начал он, но Дэрроу прижал палец к его губам и спел рычащие низкие ноты. Траут, раскрыв рот, смотрел, как невидимые руки хватают моряка за воротник и пояс штанов, поднимают в воздух и опускают на пристань, где он перекатился и засопел, словно спал на гамаке. Тонно быстро связал другого пирата его же одеждой, и Дэрроу перенес его чарами железа на пристань.

Траут сжимал перила потными руками. Он всегда верил, что магии нет, был уверен, что ничего не видел в последнюю ночь в Митатесе, что нельзя было объяснить законами, которым его учили. Но тут люди летали по воздуху, двери сами открывались. Этого не могло быть, но это происходило.

— Просто, — хмыкнул Тонно.

Траут обрел голос, что был дрожащим и хриплым.

— Хорошо, корабль мы вернули, но как нам его двигать?

Дэрроу снова запел, в этот раз канаты, что привязывали «Перокрыл к кораблю пиратов, ослабли и упали в воду с плеском.

— Мы на мелководье, и я могу подвинуть нас как можно дальше. Важнее — добыть новую мачту.

Теперь его руки были размытыми от быстрых движений, низкая песня слетала с его губ. Одна из мачт, лежавших в груде на берегу, дрогнула и поднялась. Нить желтых фонарей, натянутая на шестах, порвалась, и огни потухли. Гавань погрузилась во тьму, Траут едва видел руку перед лицом. Шест пролетел по воздуху к кораблю, а сам корабль уплывал от берега. Тонно позвал Траута подержать румпель. Мачта стукнула о палубу, чуть не попав по ноге Траута. Дэрроу виновато взглянул на него, он не успевал еще и целиться, куда опустить мачту. Траут подбежал к румпелю и сжал его.

— Просто веди от берега, — Тонно хлопнул его по плечу. — Дэрроу займется остальным, — он побежал под палубу за запасными парусами.

Дэрроу быстро пел, ноты все быстрее вылетали из его рта. Траут едва видел, что происходило, но слышал, как трещит обломок старой мачты. «Перокрыл» двигался медленно, но прочь от берега, незаметный во тьме.

«Где луны? — подумал вдруг Траут. Одна была: красный полумесяц за ними на юге. Кровавая луна», — Траут встряхнулся. Не время для такого суеверного бреда.

Обломок старой мачты упал, и на ее место поднялась новая. Тонно вытащил паруса на палубу, но Дэрроу покачал головой. Капли пота текли по его лбу, он тяжело дышал.

— Пока нет. Я не могу… — Траут увидел, как высокая мачта чуть не упала на палубу. Магия Дэрроу не могла делать все сразу — двигать корабль, чинить мачту и держать паруса. Траут сжался, они все-таки бросят Калвин? Но «Перокрыл» уплывал, корабль пиратов уже был далеко позади.

— Куда мы? — крикнул Траут, уже не сдерживаясь.

— Обогнем остров, — ответил Дэрроу, стиснув зубы от усилий. — Воды тут мелкие, я смогу еще двигать корабль. Пока парус не нужен.

Они почти покинули гавань.

— Скоро сможем отдохнуть, — сказал Дэрроу, но так тихо, что Траут не знал, успокаивал он их или себя.

* * *

Мика двигалась быстрее Калвин, та потрясенно застыла, глядя на гладкую воду, где был «Перокрыл».

— Идем! — она потянула Калвин за рукав. — Забудь пока о них. Уходим, пока можем!

«Куда?» — но Мика уже бежала тихо по палубе, пропала за лестницей во тьме. Калвин следовала за ней.

Красная луна смотрела на них, щурясь, пока они бежали. Один из моряков пошевелился и что-то сказал во сне и славе, но Мика послала ему чарами прохладный ветер к горячему лицу, и он уснул. Она нашла место, где трап тянулся к пристани, и потянула Калвин по нему. Они шатались, даже такой большой корабль покачивался на волнах, а их ноги не привыкли к твердой земле.

— Сюда, — шепнула Мика. — Быстро за дома. Я знаю, где можно спрятаться. На другой стороне острова — старая рыбацкая хижина.

«А потом?» — подумала Калвин. Они не могли долго прятаться на крохотном острове, их найдут. Без «Перокрыла» не было причины покидать корабль. Она хотела увести Мику обратно по траву. Но не смогла поймать ее. Мика побежала за хижины, уклоняясь от скрипа и мелькающего света свечей в окнах. Калвин услышала раз неровный шепот голосов, что-то сбили, похожее на кубок или кружку. Это был голос капитана? Она застыла и прислушалась, но Мика тянула ее.

Что могло случиться с «Перокрылом»? Она не верила, что они могли уплыть без нее. Самис как-то нашел их и похитил корабль или уничтожил? Ей было не по себе от мысли, что друзья оказались в каюте, и их заливало водой.

— Мика, — прошипела она вдруг. — Почему так темно? Где луны?

Они уже миновали поселение, если хижины можно было так назвать, и забирались на каменистый холм, что был за гаванью. Было так темно, что им было сложно понять, куда идти, бледные камни вылетали из-под ног.

Мика замерла и посмотрела на небо. Красная луна висела низко над горизонтом, ее отражение было кровавым пятном на море, но звезд во тьме не было, как бывало, когда сияла одна луна.

— Наверное, близко буря, — она пожала плечами. — На небе тучи, — ее голос был любопытным, а не тревожным, она была слишком рада побегу, чтобы переживать.

— Я не знала, что уже время Кровавой луны, — пробормотала Калвин, ей все еще было не по себе.

— Вы тоже так ее зовете в горах? — Мика пыталась подняться по движущимся камням. — Во время Кровавой луны всегда бури.

— Не думаю, что это буря.

— А что тогда?

— Не знаю, — сказала Калвин, но двигаться стала быстрее по склону. Воздух был удивительно неподвижным, и тьма была странной, и птицы не пели, лодки не шумели на волнах. Она поежилась, хотя воздух был густым. Мика была впереди, тихо забиралась, опустив взгляд. Они не видели другой край острова, море внизу или корабль без мачты, что уплыл от гавани.

* * *

На «Перокрыле» Тонно повернулся к Трауту.

— Дай-ка мне свою трубку.

Дэрроу устало стоял у румпеля и посмотрел на Тонно.

— Что ты увидишь?

— На острове, — Тонно прищурился и указал на две темные фигуры, что двигались среди бледных камней. — Похоже на Калвин.

Траут вышел из каюты, едва дыша, с трубой в руке.

— Не может быть. Она с пиратами. И отсюда далеко, чтобы увидеть.

— Зачем тогда мне твоя трубка? — Тонно нетерпеливо протянул руку. Через миг он сказал. — Она уже не с пиратами. Она с девочкой, что мы видели на палубе. С девочкой, что управляла ветром.

— Нет управляющих ветром, — буркнул Траут по привычке и вспомнил, что увидел ночью. Он взглянул на Дэрроу, но тот не слушал.

— Тонно, посмотри на низ холма за ними. Видишь еще человека?

Тонно притих на миг.

— Да… нет. Не уверен, — он опустил трубу и потер глаза. — Эта штука меня ослепит.

Дэрроу схватил трубу.

— Это капитан, — сказал он через миг. — Капитан пиратов нагоняет их.

— Нужно предупредить ее, — сказал Тонно. — Траут, тащи лампу.

— А если она смотрит в другую сторону?

— Слушайся! — проревел Тонно, Траут отпрянул, повернулся и побежал в каюту.

«Свет не поможет», — упрямо думал он, роясь в бардаке шкафчиков. Калвин поздно увидит его. Лучше было пошуметь. Но шуметь было нечем. Сунув фонарь под руку, он выбрался на палубу.

* * *

— Мика, стой! — Калвин схватила Мику за накидку.

— Можно перевести дыхание в старой хижине. Скорее. Не хочу попасть под бурю.

— Мне не нужно отдыхать. Замри на миг. Слушай.

Мика с неохотой остановилась выше на склоне.

— Что? Ничего не слышу.

— Кто-то за нами, скользит на камнях. Вот! Это ты точно услышала! — камни загремели далеко за ними.

— Тогда лучше спешить, как я и сказала, — Мика с безразличием развернулась.

Но через миг сомнения пропали. Раздался чей-то крик, загремели камни, потревоженные сапогами. Мика застыла и сжала руку Калвин.

— Это он! Капитан! Быстрее!

Калвин бежала за ней, скользила на камнях, но сердце было полно страха. Они не могли убежать от капитана, даже если доберутся до хижины Микки, их вскоре найдут. «Перокрыл» пропал, ее продадут Самису. Надежды не было. Но она упрямо взбиралась на холм, ноги скользили, сердце колотилось.

А потом впереди и внизу во тьме, в море, раздался звук, какого она еще не слышала. Рожок, дикий вопль орла, сладкая музыка хора и звон сотни колоколов в ночи. Десять ударов сердца звук висел в воздухе, ясный и яркий, звуки пропали, как и движение, и лишь сияла та нота. Она стала медленно угасать, и тишина была такой глубокой и спокойной, что Калвин слышала рев своей крови в ушах, как бурю.

А потом все началось.

Сначала гул земли под ними, камни катились по склону, Калвин услышала, как капитан за ними испуганно вскрикнул. Земля тряслась так, что Мика чуть не упала. Они держались друг за друга, земля шевелилась под ними. Это не было чарами видимости, это было настоящим землетрясением. Склон изгибался, как океан в бурю, в любой миг мог развалиться. Мика склонилась к уху Калвин.

— Посмотри туда!

Они смотрели, знамя огня появилось во тьме, от горизонта до горизонта, озаряя мир внизу, тусклый и красноватый, словно огонь горел в облаках. Калвин видела, как лицо Микки стало румяным в этом сиянии, белые камни стали розовыми у их ног, а океан напоминал море темной крови. Вдали сияла золотым огнем тень пика Дорьюса, корона света на вершине горы.

Земля снова задрожала под их ногами с растущим ревом, что не был громом, звук прокатился вдоль горизонта.

— Гора… гора просыпается! — закричала Мика, ее голос был полон потрясения. Они смотрели на гору Дорьюса, что возвышалась над островами. Язык пламени сиял на вершине. Они смотрели, а он полился через край, как суп из котла, лился ужасно медленно по склону. — Поток огня! — Мика сжала ее, восхищенная, а не испуганная. — Как в историях!

Красный свет на небе угасал. Солнце засияло за вуалью сажи и пара, бросая жуткий металлический свет на море, лодки в гавани и хижины. Люди, притупленные славой, вышли наружу, шатаясь, землетрясение разбудило их, и они в смятении смотрели на воду. Калвин слышала их испуганные крики в тихом воздухе.

А на Дорьюсе поток огня медленно спускался по склону горы, река пробиралась к морю.

— Пусть Богиня защитит нас, — прошептала Калвин. Она поежилась, коснувшись меток луны на руке, потому что такую древнюю, пугающую и сильную магию она еще не видела.

Но Мика не смотрела на гору огня, она глядела на склон за ними. Капитан приближался, его лицо было видно в жутком свете. Золотые пряди в его бороде сияли, пот блестел на лбу; он двигался к ним быстро, лицо искажали гнев и ужас. Он все кричал, и они слышали слова:

— Это работа ведьм! Вы не сбежите. Я поймаю вас и буду пытать, пока вы не взмолитесь о пощаде! Ты будешь жалеть, что тебя не убили в Эмеране с твоей ведьмой-бабкой!

Калвин потянула ее за руку.

— Мика, я вижу «Перокрыл». Они ждут нас, быстрее!

Но Мика застыла. Она подняла руки, откинула голову и запела.

— Мика, нет времени! — Калвин видела «Перокрыла», потрепанного и без мачты, но свободного и с тремя фигурами на борту. Кто-то стоял на крыше каюты и махал руками с лампой в руке. Она развернулась. Капитан взбирался по склону, крича, ругаясь и размахивая кулаками. Но, пока она смотрела, ветер от чар Мики ударил его по груди. Он замер и согнулся, словно его ударили невидимым кулаком. На его лице проявился ужас, когда он оказался в воздухе, поднимался все выше, над склоном и хижинами гавани. Ветер нес его, крутя, как соломинку, над водой, куда указывала рука Мики. Она стояла, выпрямившись, пела чары, а потом резко опустила руку. Он был слишком далеко, чтобы было видно падение или слышно плеск.

— Пусть тонет! — кричала Мика с дикими глазами, но Калвин схватила ее за руку, и они побежали по холму к морю, к «Перокрылу», чуть не падая со склона, дрожащего под ними. Ее ноги стучали в такт с бьющимся сердцем. Они спустились с холма и побежали по гладким камням пляжа. На «Перокрыле» все еще махал Траут, было видно и Тонно.

Калвин прижала руки ко рту.

— Подплывите как можно ближе! И держите корабль ровно!

Тонно кивнул, Калвин заметила Дэрроу рядом с ним на корме, напряженного, бледного и с мрачным лицом. Ее сердце дрогнуло. Корабль приближался к каменистому берегу. Калвин запела слова чар, вызвала мост изо льда, как хотела до этого. Было непросто, кораблик двигался в воде, а земля под ней дрожала, пока гора Дорьюса ревела. Но она закрылась от отвлечений, как ее учили жрицы, и звала мост, плела его над пропастью, пока арка изо льда не соединила пляж и палубу «Перокрыла».

— Мика, быстрее! — Калвин побежала по мосту, не давая себе думать, какой скользкий лед под ногами. Она старалась делать его неровным, чтобы можно было удержаться, но она протянула руку и видела, как Мика мешкает, переминается. — Быстрее! — но Мика никогда не ходила по льду. Она не могла быть быстрой, а Калвин, взяв ее за руку, чуть не уронила ее. Калвин поймала ее и втащила по мосту, они скатились на палубу. Калвин тут же вскочила на ноги и быстро спела слова, чтобы лед рассеялся.

Дэрроу был рядом с ней.

— Если я подниму новую мачту, сможешь быстро ее закрепить? Нужно поднять парус.

Калвин кивнула.

— Мика — колдун ветра, — сказала она, и так Мика стала одной из команды.

Они плыли к Дорьюсу, среди камней и островов, что делали архипелаг. Огненная гора все еще ревела, и Траут, сжимая румпель, едва мог отвести оттуда взгляд. Но все на «Перокрыле» действовали быстро. Дэрроу поднял новую мачту. Калвин быстро спела крепкий фундамент, чтобы удержать ее — кусок льда держал мачту прямо. С помощью Дэрроу Тонно поднял запасной парус и держал его. Мика подняла руки, ее чистый юный голос, нежный, но становящийся все сильнее, призвал ветер заполнить парус и понести их от островов в открытое море, оставляя Дорьюс и гору позади.

В странном полусвете гора выделялась среди облаков дыма и пара, вершина была красно-золотой. Они смотрели, поток пара, пепла и камней вдруг выстрелил в воздух, упал на волны, шипя. Кусок попал по палубе «Перокрыла» рядом с Траутом, он склонился поднять его, но быстро отпустил, тряся пальцами.

— Горячее!

Калвин повернулась к Дэрроу.

— Город Дорьюс будет уничтожен? Мы как-то можем помочь людям?

— Никто не расстроится, если Дорьюс будет уничтожен, с его листьями славы, рынком рабов и пиратами, — едко сказала Мика и сплюнула за борт.

Тонно одобрительно рассмеялся.

— Не переживай, девочка. Они не сгорят и не утонут. Поток огня двигается на восток к морю. Если они будут быстрыми, то не пострадают.

— Мы не можем посмотреть немного? — Траут глядел на вершину. — Я слышал о горе огня в Дорьюсе. Но я не думал, что увижу реку жидкого камня своими глазами.

— Жидкий камень? — с презрением сказала Мика. — Как камень может быть жидким, как вода? Не мели чепуху.

— Как вода может быть твердой? — парировал Траут. — Но ты видела, как она стала льдом. Так и с камнем. Если его сильно нагреть, он тает.

— Но что его греет? — Калвин повернулась к Дэрроу. — Это были чары? Ты слышал звук, что был перед началом огня?

— Слышал? Все острова его должны были слышать, — сказал Тонно.

— Это был Горн, — тихо сказал Дэрроу. — Горн вызвал огонь из земли. Только так могло быть.

— Так Самис… — Калвин смотрела на него большими глазами.

Дэрроу повернул голову на юг, огонь все еще пылал там в небе.

— Он где-то там. Проверяет силу. Смотрит, что может Сила огня.

— Нужно идти за ним! — глаза Калвин пылали, она схватила Дэрроу за руки, почти приказывая. — Мы не можем его отпустить! Теперь у нас три мага. Мы должны попробовать! Я рассказала все Мике, она согласна. Да, Мика?

Дэрроу смотрел на них по очереди: темные глаза Калвин пылали, острое личико Мики было недоверчивым, но пылким, Траут с опаской моргал за линзами, но сжимал румпель крепко, как и просили. Он повернулся к Тонно.

— Что скажешь, друг? Это твой корабль. Куда мы плывем?

Молчание длилось два вдоха, гора ревела и шипела за ними.

— Нам нужна провизия, — сказал Тонно.

— В половине дня отсюда есть Мелкие острова, — быстро сказала Мика. — На Эо хороший народ, не любят пиратов. Они как-то помогли мне. Помогут и еще раз.

Тонно пожал плечами.

— Тогда на юг. Если там он.

Дэрроу посмотрел в глаза Калвин, ее лицо озарила радостная улыбка. Дэрроу нежно, но настойчиво убрал свои руки из ее ладоней. Она быстро отпустила, вдруг смутившись.

Дэрроу посмотрел на Мику.

— Сможешь направить нас ветром на юг? — она кивнула. — Тогда вперед. Я бы хотел догнать его. Получится?

— Я помогу, — быстро сказала Калвин. — Мика учила меня магии ветра.

Дэрроу вскинул бровь, но промолчал. Тонно стал командовать:

— Траут, держи румпель крепче и хватит смотреть туда, или я тебе покажу кое-что страшнее огненной горы. Дэрроу, те рейки плохо закреплены. Калвин, твой лед тает в этой жаре, следи за ним, пожалуйста. И ты, девочка, как тебя там? Мика, если ты умеешь звать ветер, действуй!

Вскоре корабль понесся по волнам моря, оставляя остров Дорьюс и поток огня вдали.

Калвин смогла встать рядом с Траутом.

— Я думала, что ты будешь против гонки за Самисом, — сказала она. — Ты же хотел домой?

Траут подвинул руки на румпеле.

— Можешь подержать немного? Пальцы сводит… О, хорошо. Я все равно уже провалил семестр. Не был на лекциях, провел девушку в колледж, убежал, ничего не сказав. Меня назовут шпионом, если я вернусь.

— Ты не переживал об этом раньше.

— Когда нас заперли в каюте, я задумался. И я понял, что в Митатесе не так и чудесно, да? И, если бы я остался в Митатесе, я бы не увидел это, — он кивнул на красно-золотой фонтан огня вдали на фоне блеклого неба.

— Я рада, что ты остаешься, — сказала Калвин. — Думаю, ты нам понадобишься.

Траут покраснел, как луна в эту ночь.

— Я могу забрать румпель, — робко сказал он.

— А мне стоит помочь Мике, — Калвин встала.

Весь день с двойными чарами в парусах «Перокрыла» они следовали за огнем в небе, алые ленты были на горизонте, словно яркий закат, хотя само солнце пылало над их головами.

Огромный оранжевый шар опускался к морю, когда они заметили корабль Самиса. Калвин задержала дыхание от знакомой тени на фоне неба: квадратный парус, весла, высокая змеиная голова на носу корабля.

Дэрроу опустил подзорную трубу.

— Он остановил корабль, — сказал он. — Он ждет нас.

— Выбросим его в море, как я сделала с капитаном? — яростно спросила Мика.

Дэрроу вскинул руку.

— Погоди! — рявкнул он. — Я бы поговорил с ним.

— Самис сильнее твоего капитана, Мика, — прошептала Калвин, тонкая ладонь Мики сжала ее руку.

Они вскоре смогли видеть его без трубы: неподвижную грозную фигуру на пустом корабле. Его большая растрепанная голова была на широких плечах, рубин на большом кольце сиял на пальце в свете заката. Он стоял, скрестив руки, не двигаясь, только серый плащ трепетал за ним.

Траут сглотнул и попытался скрыть кашлем. Тонно поднял руку в сторону Калвин и Микки, и они притихли. «Перокрыл» замер, два корабля покачивались на волнах.

— Эй, Самис! — крикнул Дэрроу.

Колдун не двигался, ждал, словно был вырезан из камня.

Дэрроу крикнул над водой:

— Мы видели, что может Горн. Но на нашем корабле чар больше, чем ты можешь уместить в один голос. Мы посмотрим, какие силы будут вызваны этим. Послушайся, Самис. Гордость всегда была твоей слабостью, и она приведет к твоему падению, если ты продолжишь этот путь. Еще не поздно. Не поздно для тебя и для меня.

Долгое время было тихо, лишь шумели волны. Самис стоял неподвижно, но изгиб губ показывал недовольство.

Дэрроу попробовал снова:

— Я знаю, что ты думаешь. Как он смеет бросать мне вызов, собрав ведьм на побитом рыбацком корабле? Но мы сильны. Мы сильнее, чем ты думаешь. Я сильнее, чем ты думаешь.

Самис медленно отклонил голову. Он точно ответит теперь. Но он поднял руки, и сильное рычащее пение зазвучало над водой. Весла опустились и поднялись, корабль развернулся и поплыл прочь.

Лицо Дэрроу было маской.

— Что теперь? — Тонно хмуро смотрел на румпель. — За ним?

— Как? Мы даже не знаем, выдержит ли мачта! — Траут снял линзы и протер их безумно рубашкой.

— Мы потеряем его, — тихо сказала Калвин.

Золотой свет заката слепил на воде, превратил море в золотое полотно. Уже маленький корабль Самиса пропал в ярком свете.

Дэрроу покачал головой.

— Пусть плывет.

— Мы не знаем, куда, — сказал Тонно.

Дэрроу почти улыбнулся.

— Я знаю. Он говорил мне.

— Но он молчал! — завопила Мика.

— Ты забыла, что я его знаю. И его планы. Я был его другом, он все мне рассказывал. Он готов испытать силы, и он отправится на юг. В Спарет.

Калвин с вопросом посмотрела на Тонно, но он покачал головой.

— Спарет, — сказал Дэрроу. — Потерянный город Древних. Там родились все чары. Говорят, в Спарете чары были в десять раз сильнее, чем сейчас. Чем дальше мы от той родины, тем слабее наши чары. Самис говорил в Геллане, что он отправится туда, когда придет время.

— И где Спарет? — спросил Траут.

— Никто не знает точно.

— Юг, — задумался Тонно. — За южными проливами? Но там только Дикие земли.

— А за ними? — глаза Дэрроу блестели, хотя не было ясно, веселье это или что-то мрачнее.

— А за ними… ничего, — Тонно нахмурился.

— Берег неизвестен. Но это не значит, что его нет, — сказал Дэрроу.

Калвин чуть не топнула ногой.

— Ты говоришь загадками, Дэрроу!

Тонно отвернулся.

— Пускай говорит. Мне нужно вести корабль, найти порт. Мика, ты знаешь эти воды, девочка, где тут Эо?

Остальные зашевелились на борту, отправились в путь, теперь повернув на северо-восток, где Мика ждала увидеть остров Эо. Но Калвин осталась рядом с Дэрроу. Он смотрел на южные воды, где пропал Самис.

— Почему мы не напали сейчас? — сказала она. — Мы были тут. Почему мы ждали?

— Чары сильнее в Спарете. Там у нас будет шанс победить его.

— Но если чары сильнее в Спарете, то и он будет сильнее.

— У меня есть причины, Калвин. Еще не время, — лицо Дэрроу было строгим, напоминало ястреба.

— Он показал тебе, куда плывет. Он словно хотел, чтобы мы плыли за ним. Зачем он это сделал? Это ловушка?

Дэрроу молчал.

— Ты сказал, что не поздно для него и для тебя, — не сдавалась она. — Что это значит? Будто ты хочешь опередить его в его же плане!

— Хватит вопросов для одного дня, — сказал Дэрроу. — Даже для тебя.

— Дэрроу! — она протянула руку, но он отвернулся. Она опустила руку. Они только стали сближаться, и он закрылся от нее, словно место было только для Самиса в его мыслях. Без слов он пошел, хромая, по палубе к каюте и спустился туда.

Калвин долго стояла на месте и смотрела ему вслед, щурясь и хмурясь. Она встряхнула руками волосы и стала заплетать их, прядь за прядью, пока все не стало аккуратным, две гладкие косы упали на ее спину, как и должно быть.

Восемь Песня деревьев

Они много дней плыли на юг, к южным проливам, которые Мика звала морем Севона. Каждый день Тонно смотрел в трубу на горизонт в поисках корабля Самиса, но не видел его.

— Наверное, он уплыл вперед, пока мы были в Эо.

— Нет! Мы должны быть быстрее него, — Траут странно гордился, глядя на Мику и Калвин, сидящих бок о бок и поющих ровный ветер, что гнал корабль по морю. — Думаю, мы обогнали его. Никто не может двигаться быстрее «Перокрыла».

Постепенно появились ухоженные земли, и ручьи с пыльными полями остались позади. Они плыли мимо земель, что могли зваться Калисонс, где фермы были давно заброшены. Развалины мельниц указывали в небо, линия деревьев все еще повторяла узор их высадки, но Дикие земли торжествовали. Земля тут была голой, камни и кусты заполнили все, и их не убрали бы плуги фермеров.

Воздух был прохладным, солнце садилось медленнее, затягивало сумерки, как серую вуаль над морем. С каждым днем они заплывали все глубже в осень, глубже в Дикие земли.

Они бросили якорь в один из вечеров, Калвин сидела на корме и смотрела на голубой дым трубки Тонно, что кружил над палубой и в небе. Траут растянулся на свернутом канате в стороне, хрустел яблоком. Тихо плескались волны, вдали было слышно крики ночных зверей, что вышли поохотиться в темнеющих сумерках.

Дэрроу убрал вес с пострадавшей ноги на другом конце корабля, нога часто болела к ночи, и он сел у стены каюты. Мика рядом с ним чинила невод, она запела песню из Эмерана, и ноты доносились до Тонно и Калвин. Голос Мики, когда она пела песни из детства, был не таким, как во время чар ветра, он был хриплым, в нем прятались слезы.

Тонно удовлетворенно хмыкнул.

— Мне нравится пение девочки. Она напоминает нашу Энну. Как маленький жаворонок, она все время щебетала, смеялась и пела. Может, эта будет такой же, как только ощутит немного счастья, — он сунул трубку в рот и посмотрел на Калвин. — Ты обеспокоена.

Калвин удивленно посмотрела на него. Она не ожидала, что Тонно заметит ее тревогу, что ему будет дело. Она замешкалась и ответила:

— Ничего.

Он покачал головой.

— Что-то тебя грызет, девочка. Выкладывай.

Калвин огляделась, проверяя, что их не услышат. Она тихо сказала:

— Это Дэрроу, — она нервно взглянула на Тонно, он без эмоций жевал край трубки.

— Да. А что он?

— Ты… слышал, как он говорил с Самисом: «не поздно» и «я сильнее, чем ты думаешь». Он чуть не сказал, что сам хочет быть Поющим все песни.

Тонно нахмурился.

— Может, он хотел так запугать его. До этого Самис не спешил с планом. Но если он подумает, что мы хотим опередить его, то может заспешить и забыть об осторожности.

— Возможно, но…

— Говори, девочка. Я не люблю тратить время.

Калвин заговорила медленно, поглядывая на Дэрроу, сидящего с закрытыми глазами.

— Уверена, это ничего не значит, и я не верила в это, но… когда я встретила Самиса в Митатесе, он сказал, что собрать Девять сил было идеей Дэрроу. Что они поссорились, когда Дэрроу понял, что Самис, как колдун, сильнее него.

Тонно фыркнул.

— Я думал, ты лучше. Верить его словам!

— Я не говорю, что поверила ему, — спешно сказала Калвин. — Но когда Самис уплывал, он будто звал за собой, может, он хочет, чтобы Дэрроу снова был с ним. И Дэрроу как… изменился. Он не говорит с тобой. Или со мной. Может, он думает вернуться к Самису.

— Ты не знаешь его так, как я, и это факт, — сказал Тонно. — Он думает лишь, как остановить этого бандита. Да, сильно думает. Так сильно, что не говорит с тобой или мной про ужин или уборку на палубе. Я другого и не ждал. И тебе не стоит.

Калвин молчала, теребила край косы.

Тонно стукнул трубкой по борту.

— Глупости, — так он закончил разговор.

Они подплыли к берегу так близко, что видели пустоши с их серой травой в трубу Траута. Один раз они даже увидели большого зверя, что ходил среди травы и терзал ветви кустов большими челюстями.

— Он размером с корабль пиратов, — поразилась Мика.

Траут поежился.

— Тогда его челюсти смогут перекусить этот корабль и проглотить нас, не жуя.

— Он ест траву, — сказал Дэрроу. — Он не станет жевать нас.

— Все равно, я бы там не высаживался, — сказал Траут. — Если вы не против.

На следующий день они увидели стадо зверей, жующих кусты, их горестные вопли разносились над водой. Они поймали ветер, что нес их на юг, и Мика смогла все утро смотреть на зверей у борта.

— Точно нельзя там высадиться? — спросила она.

— Нет уж, — твердо сказал Траут, и позже в тот день оказалось, что он был прав.

Они обедали на палубе, когда Калвин заметила кружащую стаю птиц, толпа черных точек между кораблем и берегом.

— Что это? Слишком большие для чаек… Траут, где труба?

— Тут, — Тонно поднес трубу к глазу.

— Летят ближе, — сказала Мика. — Наверное, чайки хотят объедки.

Тонно вдруг вскочил на ноги и сбил тарелку еды.

— Это не чайки. Дэрроу, смотри скорее! Ты видел таких существ?

Дэрроу посмотрел в трубу, вскинул бровь.

— Я слышал о них, но не видел. Я думал, это существа из легенд.

— Дайте посмотреть, — потребовал Траут, хотя не мог видеть через трубу так четко, как остальные. Но Мика была быстрее.

— Они приближаются, — сказала Калвин. Силуэты, что были точками миг назад, теперь были существами с длинными прямыми крыльями, что двигались на ветру, как воздушные змеи. Их крики звенели над водой, яростные и высокие. Мика передала трубку Калвин, сказала четыре слова. — Смотри на их зубы.

Калвин поднесла трубу к глазу дрожащей рукой. И вдруг их стало видно четко, больших летающих существ, не птиц, они были больше любых птиц, без перьев. Их крылья тянулись как паруса от чешуйчатых тел до когтистых лап, их головы вертелись, пока они летели, и Калвин видела их маленькие глаза, длинные челюсти с рядами острых сияющих зубов. Она протянула трубу Трауту.

— Такие существа есть в древних сказках Меритуроса, — сказал спокойно и с интересом Дэрроу. — Их зовут стражами Диких земель. А некоторые зовут их плотоядными.

— Плотоядными! — голос Траута был писком.

— Думаю, — удивительно ровно сказал Тонно, — что нам стоит уйти в каюту.

Траут уже бежал туда. Мика рьяно спросила:

— Тонно, хочешь, мы с Калвин удержим их ветром?

— Нет, — сказал Дэрроу, — пусть летят.

— Калвин могла бы защитить нас коркой льда, — сказал Тонно. Калвин пронзила его взглядом.

— Делаем лишь то, что нужно, — строго сказал Дэрроу. — Эти существа на своем месте, они имеют право защищать его. Если мы покажем, что не хотим вреда, они нас оставят. Как только мы начнем бороться с ними, они получат повод напасть.

— Ты говоришь так, словно это люди с разумами, а не глупые звери, — сказал Тонно. — Я прошу разрешения у рыбы, вытаскивая ее из моря? Я извиняюсь перед пойманным зайцем?

— Может, стоило, — Дэрроу слабо улыбнулся. — Мика расскажет тебе, что народ Крайних островов просит разрешения у рыбы каждый год на большой церемонии.

— Прошу, — сказала Калвин. — Если мы не будем биться, идемте в каюту!

Существа были очень близко. Их резкие крики и зловещий свист их крыльев был все громче на ветру. Все поспешили по лестнице, Тонно плотно закрыл люк за ними.

— Они могут открывать засовы? — спросил белый Траут, глядя в окошко. — С такими челюстями — вполне. Похоже на клещи… или плоскогубцы…

— Это просто звери! — вспылил Тонно.

— По легендам они умные, как мужчины или женщины, — сказал Дэрроу. — Говорят, они обладают девятой Силой, Силой языка, хоть, конечно, у них свой язык, не такой, как наш.

— Если никто не может на нем говорить, откуда знать, что это язык? — Тонно тряхнул кудрявой головой.

Мика придвинулась к нему.

— Думаете, колдун послал их? Он шпионит за нами.

— Не знаю, девочка. Может, — Тонно посмотрел на Дэрроу.

— Возможно, — бесстрастно сказал он. — Он сейчас многое может.

— Они здесь! — крикнул Траут, раздался жуткий шум, существа сели на палубу, мачту и крышу каюты, когти скрипели, крылья шуршали. От этого звука бегали мурашки. Вдруг в каюте стало темно, существа закрыли собой окошки. Траут спешно задернул шторки. — Не хочу, чтобы они смотрели на нас своими глазками.

Мика сжалась в углу, ее обычная бравада пропала, существа вопили вокруг них. Даже Дэрроу, хоть и решительный, выглядел настороженно. Тонно схватил костыль Дэрроу и постучал им по краю стола, бормоча то ли проклятие, то ли мольбу богам.

Калвин закрыла глаза и запела. Она пела тихо, как шепотом, успокаивающую песню, какую пела для пчел в Антарисе. Знакомые слова срывались с губ, она поняла, что все в каюте притихли и слушали. Ее голос стал сильнее, слова — четче, мелодия убаюкивала, как учила ее давным-давно Дамир.

— Слушайте… они ее слышат!

— Шш!

За ритмом песни Калвин слышала шепот Мики и шипение Дэрроу. Песня сама теперь несла ее, слова тянули вперед. И она поняла, что существа притихли, их крылья замерли, а крики пропали. Они слышали ее, слушали, как пчелы. Порой в Антарисе пчелы затихали, словно она усыпляла их, а порой пели в ответ шепотом, и они пели вместе мирную мелодию.

Она слышала их тихий хрипящий хор, существа отвечали ее песне. Калвин и жуткие существа долго пели вместе, а потом зашуршали крылья, и корабль пошатнулся, они улетели, оттолкнувшись когтями. В каюте стало светло. Скрип крыльев окружил их, утих, и осталась тишина, и лишь ясный голос Калвин поднимался и опадал. Песня закончилась, стало тихо. Она открыла глаза.

Все смотрели на нее большими глазами. Мика охнула, словно задерживала все время дыхание, а потом убрала волосы с глаз и сделала вид, что не боялась.

— Как ты это сделала? — голос Траута дрожал.

— Я спела старую песню для роя, — сказала Калвин. Голова чуть кружилась, словно она проснулась. Ее пальцы покалывало. Она посмотрела на них, словно никогда не видела, а потом, поняв, взглянула на Дэрроу с вопросом в глазах.

— Да, — тихо сказал он, хоть она молчала. — Это восьмая Сила, Сила зверей. То, что ты пела пчелам, понятно и для этих существ.

Тонно спросил:

— Они теперь оставят нас в покое?

— Если нет, она им снова споет! — золотые глаза Мики гордо сияли, она ткнула Калвин в руку.

— Не думаю, что ей придется, — Дэрроу пошел к палубе и коснулся плеча Калвин. Его рука жгла, как клеймо, которым отметили ее руку, когда она стала новенькой. Он убрал руку и ушел, а она ощущала след от жжения весь тот день.

Ночью Калвин лежала без сна в каюте, которую теперь делила с Микой, слышала тихие голоса Дэрроу и Тонно.

— Ты же говорил мне и Занни, что сложно овладеть одним мастерством, на это уходит жизнь, — говорил Тонно. — Что в этом опасность Самиса. Что он легко овладел двумя или тремя Силами.

— Помню, — тихо сказал Дэрроу.

— Но она пришла к нам магом льда, выучила за пару дней магию ветра, а теперь еще и зверей приручила.

— Это интересно, — голос Дэрроу оживился, Калвин услышала стук его сапог, он вытянул хромую ногу. — Может, стоило догадаться, когда я увидел ее с пчелами в Антарисе. Та Сила, восьмая, считалась утерянной. Может, она в крови, в глубинах памяти, и передается неосознанно, как звери сами знают, как петь, строить гнезда, охотиться без обучения. Или жрицы Антариса защищали эти чары, не подозревая, как магию льда. Интересно…

— Ты всегда звал Самиса чудом. Сильным магом. Но девочка с косами, может, с таким же даром. А то и сильнее, чем он.

— Может, — слово было таким тихим, что Калвин едва услышала его.

— Может, это она — Поющая все песни, а не он. Подумай! Я бы хотел увидеть его лицо, когда он поймет это, что его обошла девочка, даже не в юбке, — Тонно издал редкий смешок. — Да, я хочу увидеть тот день!

— Я бы не хотел увидеть тот день, — сказал Дэрроу, — когда они объединят силы.

— Она так не сделает, — тут же ответил Тонно.

— Он умеет… убеждать. Ему сложно отказать. И у нее будет власть над всем миром. Императрица Тремариса. Лучше, чем просто Высшая жрица Антариса.

Тонно рассмеялся снова, неуверенно, словно не знал, шутит ли Дэрроу.

— Да, кто бы из нас устоял перед этим? — Калвин услышала скрип его стула.

— Спокойной ночи, друг.

— Я разбужу тебя сторожить.

Тонно забрался на палубу, где сел в дозоре. Но она не слышала Дэрроу, он долго сидел за столом, задумавшись, и когда пошевелился, она уже видела тревожные сны.

Следующим утром она села рядом с Дэрроу у румпеля. Существа не вернулись, небо было чистым. Они обогнули южную сторону неизвестного берега, «Перокрыл» двигался на запад, прочь от утреннего солнца. Пейзаж с травами и кустами сменился утесами и скалами.

Дэрроу не поздоровался и не взглянул на нее, словно ее там не было. Калвин сидела в тишине, смотрела на темную линию берега. Ее горло сжалось, словно его связали нитью. Голос не удавалось выпустить.

Наконец, она сказала:

— Я такая неестественная?

Дэрроу сказал:

— Необычная, но не неестественная, — он знал, что она была там. Он посмотрел на парус и подвинул немного румпель. — Я подозревал, что ты нас слышала.

Калвин покраснела и быстро сказала:

— Тогда нужно быть осторожнее со словами. Ты должен знать, что я никогда не помогу Самису.

— Помни о своих словах, Калвин. У нас разные силы, но никто из нас не видит будущего.

Она смотрела на него с болью и гневом.

— Я могу обещать это! А ты? — слова вылетели раньше, чем она остановила себя. Он вздрогнул, словно она ударила его, и тихо сказал:

— Если бы мне пять лет назад сказали, что мой лучший друг станет мне заклятым врагом, попытается убить меня много раз, и что я буду желать ему смерти… — он затих и смотрел на волны. — Мы не знаем, что впереди, — его голос дрожал. — Но одно я вижу четко. Мы не справимся, если не будем доверять друг другу, — он посмотрел на нее пронзительными серо-зелеными глазами.

Они долго смотрели друг на друга, пока море шумело рядом, звучалапесня Мики, ясная и дрожащая, как золотая нить. Она видела, что он знал о ее сомнениях, страхах, даже о чувствах к нему, их огрехи отражались на лицах друг друга.

Почему-то она подумала о Марне. «Не будьте врагами». Было просто позволить сомнениям вырасти в недоверие, недоверию — в горечь, а горечи — в ненависть. Самис тогда победит, даже не повысив голоса.

Злой свет угас в глазах Калвин, губы Дэрроу расслабились. Она протянула руку, и он обхватил ее ладонь и прижал на миг к своей щеке. А потом повернулся к румпелю и горам, что сияли снегом вдали.

— Смотри, Калвин, — сказал он. — Там твои горы. Если пойти на север, придешь в Антарис.

Калвин смотрела на тихие горы со странным ощущением в животе. Где-то на севере шла жизнь в Антарисе своим чередом. Осенние церемонии, листья деревьев в священной долине стали алыми. А потом листья опадут, и посреди зимы под голыми ветвями она стала бы жрицей. Может, она стала бы Стражницей Стены после Тамен. Теперь этому не быть.

Она посмотрела на сияющее море и чистый парус «Перокрыла». Она посмотрела на веселое лицо Мики, указывающей на косяк рыбы, на Траута, пытающегося неводом поймать неведомую рыбу, на Тонно, строго глядящего на них. Наконец, она мрачно улыбнулась Дэрроу. И она знала, что, хоть Самис был опасен для них, она лучше будет на «Перокрыле», чем где-либо еще в Тремарисе.

Скалы на берегу сменились плавными склонами. Появились деревья, сначала немного, а потом такой густой чащей у воды, что видно было лишь лес. Глаза Мики расширились от удивления, что в мире бывает столько деревьев. На островах редко два дерева росли бок о бок, а сто или тысяча в одном месте были чудом.

В трубу они увидели вспышки света: мерцание крыльев птиц, синее и желтое, деревья были в плодах, красных и золотых тяжелых шарах на ветвях.

— Стоит остановиться у реки, — сказал Тонно. — Нужно наполнить бочки водой.

— И я хочу попробовать фрукты, — сказала Мика с тоской. — Клянусь, еще тарелка рыбы и бобов, и меня стошнит. Хоть это и лучшие рыба и бобы, — добавила она, увидев хмурого Тонно, который готовил почти все дни.

Траут первым увидел гавань. Ветер стал слабее, но не пропал, они спорили, стоит ли Мике или Калвин призвать ветер, когда Траут завопил. Они собрались на боку корабля, смотрели на берег, а Калвин задержала дыхание, ведь вдоль берега росли огненные деревья в осенних красках. Узкая ниша была выделена красным среди густого зеленого леса. Калвин знала лишь одно огненное дерево в священной долине в Антарисе, но у воды их были сотни, словно толпа людей в алой одежде прижималась, чтобы посмотреть на них. Яркие листья шуршали на ветру, она знала этот шепот, но он был усиленным, словно хор пел у воды. Она прошептала:

— Деревья поют…

— Это приветствие, — сказал практичный Тонно. — Чуть дальше ручей. Свежая вода. Дэрроу, помогай. Мы тут бросим якорь.

Пока все опускали якорь и готовили лодку и бочки, Калвин осталась у борта, смотрела на деревья. Когда Мика коснулась ее локтя, она вздрогнула.

— Ты очарована? Ты смотрела на деревья, стоило нам повернуть сюда.

Калвин поежилась.

— У меня странные ощущения от этого места.

— Плохие или хорошие?

— Не плохие, — медленно сказала Калвин, — но деревья словно зовут меня. Ты слышишь?

Мика прислушалась, склонив голову.

— Они точно шуршат, — сказала она. — Шумные деревья, это точно. Но зова я не слышу.

— Показалось, — Калвин встряхнулась. — Может, потому что я еще не видела столько этих деревьев в одном месте.

— Ты плывешь на берег с Тонно и мной или останешься тут?

— Нет. Я плыву.

Они приближались к каменистому пляжу, и песня становилась громче.

— Осторожно! — Тонно встряхнулся, Калвин облила его.

— Прости. Я слушала. Я почти слышу слова… — Тонно выглядел скептически, но лишь сказал:

— Следи за веслом.

Они вытащили бочки, покатили их к ручью меж деревьев. Шепот листьев почти оглушал. Даже Тонно и Мика шли тревожно среди шелеста, что заглушал их слова. Но Калвин было странно стоять в алой роще священных деревьев и слышать, как они зовут ее, но слова не удавалось расслышать, пока она катила бочки и наполняла их водой, словно они были у обычного ручья. Вдруг она отпустила бочку, что несла с Микой.

— Что? Что такое?

— Там. Видела?

Мика посмотрела на тени под деревьями.

— Ничего не вижу.

— Там кто-то стоял, смотрел на нас.

— Что замешкались? — позвал нетерпеливо Тонно у ручья.

— Калвин думает, что увидела кого-то под деревьями.

Тонно осторожно поднял наполненную бочку и подошел к ним.

— Тут нет людей в двадцати днях на плаву, Калвин. Это зверь. Или… Самис?

Калвин замотала головой.

— Это был мужчина, но не он, — сказала она. — Стоял там и смотрел на нас. Я видела его. Он был высоким, с кожей странного цвета, как тусклая медь.

Тонно насторожился.

— Ты не забыла, что он может менять облик, чтобы обмануть нас?

Словно это можно было забыть!

— Это был не он, — пылко сказала Калвин. — Я знаю. Если тут были бы чары видимости, я бы ощутила. На нас смотрел кто-то еще.

Мика с тревогой взглянула на нее.

— Калвин, знаю, тебе непросто среди этих деревьев, но мы скоро уйдем…

— Я не расстроена! — воскликнула Калвин. — Я не… я в порядке, — она посмотрела туда, но под деревьями были лишь тени. Песня деревьев звучала в ушах, звала ее… она стряхнула руку Мики и пошла неуверенно к деревьям.

— Калвин! Осторожно! А если там был зверь?

— Тогда она его успокоит, как других, — прорычал Тонно. — Пусть идет. Она поймет, что там ничего нет, вернется и будет полезнее. Идем, Мика. Мы, рыбацкий народ, справимся, продержимся без мечтателей.

Калвин шла, пока не оказалась под листьями. Было прохладно, земля под ногами была влажной. Она закрыла глаза, песня деревьев хлынула на нее. Теперь она поняла, что это был не одинокий шепот дерева в священной долине, а древняя песня жриц посреди зимы, когда они звали новеньких. Она сделала шаг вперед, другой, ее губы двигались, она знала слова наизусть, она слышала их каждый год, сколько помнила. Зовущая песня. Тонно был прав, это была песня приветствия. Деревья обнимали ее и звали домой.

Она открыла глаза.

Юноша ее возраста стоял перед ней, она видела его ждущим на краю леса. Он был высоким и очень худым, хуже, чем Дэрроу, его кожа была темной, блестела, словно медь. Его длинные волосы были убраны с лица, он был в простой плетеной накидке. Сложные тату вились по его рукам и груди. Она посмотрела на его запястье, и он, словно знал, что она ищет, показал ей три луны там, на том же месте, что и на ее руке. Метка Богини. Он улыбнулся, и хотя слова не слетали с его губ, она слышала его голос в голове.

Приветствую, сестра. Добро пожаловать в Спиридрель.

* * *

— Я тебе не верю, — сухо сказал Траут. — Там нет людей! Как иначе? Путники не приходили на Дикие земли.

— Но я их видела, — сказала Калвин. — Или одного из них. Я не ждала, что ты поверишь мне, Траут, — она спросила прямо у Дэрроу. — Ты мне не веришь?

— Тебе верю, — медленно сказал Дэрроу. — Но не доверяю этому лесу. Думаю, он тебя очаровал, чтобы ты видела то, что там нет.

— Может, это был Самис, — сказал Траут. — Скрылся в лесу, пел видения, чтобы обмануть нас. Мы забредем в лес и не вернемся.

— Она говорит, это не так, — сказал Тонно.

— Это был не Самис, — сказала Калвин. — Он не хочет вреда. Он сказал, что ждал нас. Он не боится нам, и нам не стоит бояться его. Дэрроу… — она с мольбой повернулась к нему. — Ты должен поверить мне!

Через миг Дэрроу сказал:

— Да, я тебе верю. Я пойду с тобой. Остальные могут остаться, если хотят.

Неудобная пауза. Тонно сказал:

— Я с вами. Я не оставлю вас в опасности одних.

— И я пойду, — сразу сказала Мика. — Я не боюсь.

— Тогда и мне придется, — проворчал Траут. — Я не хочу сидеть тут один и ждать, пока вас всех убьют.

Казалось сперва, что Траут и Тонно не зря сомневались, и Калвин обманули глаза, когда они вышли на берег, и признаков жизни не было. Даже птицы притихли и не были видны. Ветер пропал, шепот деревьев был тихим. Словно лес затаил дыхание. Но Калвин шла уверенно, вела их вдоль ручья.

— Она может вести нас в засаду, — прошептал Траут Мике.

— Если Калвин и Дэрроу говорят, что это безопасно, то так и есть, — прошептала она яростно. — И Тонно не даст ничему навредить нам.

Калвин замерла, они стояли в круге деревьев. Среди белых стволов и с алыми листьями сверху, они были словно в большой палатке. Воздух был неподвижным и прохладным. Калвин подняла руку.

— Он идет.

Траут вздрогнул, когда мужчина появился тихо из темноты меж деревьев. Он огляделся, боясь, что появятся другие, что они в ловушке. Но других не было, и незнакомец держал плод и цветы, а не оружие.

Приветствую, друзья. Добро пожаловать в Спиридрель. Я ждал вас, ждал нашу сестру.

Дэрроу испуганно посмотрел на Калвин.

— Он о тебе?

Слова снова зазвучали в их голосах.

Мне сказал о вашем прибытии аракин.

— Аракин? — сказал Дэрроу.

Те, кого вы зовете плотоядными. Они сказали, что прибудет поющая песни.

— Те существа говорят с тобой? — Траут скривился. Кто знал, с какими еще жуткими существами общался странный юноша?

Это стражи Спиридреля, — незнакомец шагнул вперед и протянул золотой плод Дэрроу. — Вам пора следовать.

Он повернулся и тихо пошел меж деревьев. Дэрроу и Калвин — за ним.

— Стойте! — сказал Траут. — Мы вот так пойдем с ним?

— Эти люди могут жить в Спарете, звать Спиридрелем Потерянный город, что мы ищем, — сказал Дэрроу. — может, это прямые потомки Древних.

— Не бойся, Траут, — мягко сказала Калвин. Ее глаза сияли. — Идем.

Юноша замер и ждал их, но, как только они пошли за ним, он быстро и тихо зашагал по лесу. За ними шелестели огненные деревья, прощаясь песней.

Незнакомец шагал быстро и легко от тени к тени. Было сложно успевать, они спотыкались о прутья, задевали листья и лозы. Калвин повернулась к Дэрроу и увидела, что он сжимает губы, пот блестел на его лбу, он ловко взмахивал костылем, не медля, и она не посмела предложить ему помощь.

Они шли вдоль ручья, постепенно поднимаясь, пока Калвин не испугалась, увидев пятно огненной рощи далеко внизу и маленький, как игрушка, «Перокрыл» на воде. День шел как во сне: тихие звуки леса, прохладные тени деревьев, и всегда впереди фигура проводника, быстрого, тихого среди листьев и лоз. Ее голова была сонной от запахов цветов, сладких и диких, она механически двигала ногами, шаг за шагом, следуя за незнакомцев, что вел их все глубже в лес по невидимой тропе. Она не хотела говорить, другие молчали, словно лес держал их за плечи и утихомиривал.

Они пришли к полянке, незнакомец замер.

Ждите! — прозвучал приказ в головах.

Они уже не шли, Калвин услышала тихие звуки леса: пение птиц, шуршание невидимых существ, журчание ручьев, даже шепот деревьев у берега и море. Но, когда высокие фигуры других лесных людей появились тихо меж деревьев, она не услышала ни шагов, ни даже дыхания. Они словно туманом явились из земли, словно тени стали плотными и ожили. Там, где были только деревья, вдруг появилась дюжина мужчин и женщин, все были в простой одежде и со схожими татуировками, как у юноши, что привел их.

Но эти тихие люди не держали плоды и цветы, их лица были строгими и хмурыми. Калвин ощущала, как Траут придвинулся ближе, а ладонь Тонно потянулась к поясу, где висел в ножнах рыбацкий нож. Один из незнакомцев шагнул вперед, женщина со стянутыми назад волосами, закрепленными деревянным резным гребешком. Она повернулась к юноше, что привел их.

Назад. Уведи их к воде. Дальше ни шагу.

Юноша не двигался.

Это друзья, не враги. Аракины предсказали их явление. Я должен отвести их в Спиридрель.

Им не рады в Спиридреле. Старейшины их не примут. Веди их к себе, если они твоего вида, — женщина повернула голову и окинула их взглядом.

Дэрроу сказал:

— Мы не желаем вреда. Мы — путники.

Но от его голоса лесные люди попятились, кто-то зажал руками уши.

Им нельзя в Спиридрель! — глаза женщины блестели от страха и гнева. — Уводи их. Мы не хотим Голосов и певцов тут. Уводи их в свое место, пусть они вредят лишь тебе!

Юноша миг смотрел на нее, а потом без ответа повернулся и поманил экипаж «Перокрыла» за собой по лесу. Калвин видела, что его темные глаза блестят от непролитых слез, она коснулась его руки. Он не улыбнулся, но посмотрел на нее, признавая прикосновение, а потом скользнул за деревья в сторону, откуда они пришли.

— Что это было? — буркнул Тонно Дэрроу. — Эти люди борются между собой?

— Мы не ждали, что они будут согласны во всем, как и другие люди Тремариса.

Это куда больше.

Юноша не обернулся, но Калвин казалось, что его спина напряжена, словно его побили, но он пытался скрыть боль.

Они прогнали меня. Старейшины не хотят, чтобы я жил среди них. Я должен жить отдельно от Спиридреля.

— Почему? — спросила Мика.

Я говорю со зверями и понимаю их. И у меня есть другие навыки, не как у других. Народ меня не любит.

— Они тебя боятся, — сказал тихо Дэрроу. — Они боятся того, что не понимают. Так везде. Мы можем рассказать тебе те же истории. Все, кто работает с чарами, знает, что этого боятся, что это ненавидят.

— Как ты говоришь со зверями, если у тебя нет голоса? — сказал Траут, как всегда отыскав практичный вопрос. Юноша обернулся и улыбнулся Трауту.

Я говорю с ними, как с вами.

Он вдруг поднял высоко руки и откинул голову. Калвин не слышала зов или песню, но их окружил шелест крыльев, отовсюду слетелись десятки ярких лесных птиц, каких они замечали раньше. Они не скрылись в листве, а ответили на тихий зов юноши, сели на его плечи, вытянутые руки, голову и спину, даже цеплялись когтями за ткань его накидки. Он был покрыт с ног до головы их яркими перьями, живым одеянием радужного цвета, его гордое и серьезное лицо было видно меж крыльев. Мика хлопнула в ладоши и рассмеялась.

Юноша подал тихий сигнал, и птицы улетели, кроме зелено-желтой птицы, что осталась на его плече.

Идемте. Мы почти там, — словно ничего необычного не произошло, он повернулся и пошел по лесу, птичка оглядывалась на них, тихо чирикая.

Наконец, он остановился.

Мы пришли.

Они стояли в роще высоких деревьев. Густая листва бросала тень на землю, ручей журчал над гладкими камнями, напоминая смех.

Мика посмотрела наверх и охнула. Высоко над головами, отчасти скрытая густой листвой, была большая платформа, словно корабль на море зелени. Веревочная лестница висела сбоку до земли, как раз перед ними.

Дэрроу посмотрел на проводника. Незнакомец кивнул и ловко взбежал по лестнице, словно она была обычной. Траут сглотнул. Тонно сказал:

— Не знаю, выдержит ли эта штука мой вес.

— Есть лишь один способ проверить, — Дэрроу надавил сапогом на первую перекладину, начал подтягивать себя все выше, стараясь не давить на раненую ногу. Другие следовали за ним. Калвин забралась на платформу последней. Она замерла на миг, моргая от потока солнца, что встретил ее, строение было наравне с вершинами деревьев, теплое и яркое от солнца, парило над тенью внизу, как корабль над глубинами моря. Это была большая плоская деревянная палуба, крепкая и прикованная к вершинам деревьев так, что казалось, что зелень растет по краям. Веревочная лестница вела к маленькой платформе, выше на дереве. Цветущие лозы вились на досках, заполняли воздух сильным ароматом.

Приветствую в моем доме, — незнакомец серьезно смотрел на них. — Меня зовут Халасаа.

Дэрроу шагнул вперед и назвал имена каждого. Халасаа поклонился и взял резную деревянную чашку. Калвин приняла ее, вдохнула странный дикий запах, схожий с цветами.

— Осторожно! — прошипел рядом Траут. Но она склонила чашку, сладкий напиток покалывал на губах и языке. Халасаа вручил чашку каждому. Только Траут не пил, он понюхал ее, чихнул и отставил.

Халасаа указал им сесть. Он смотрел, как неловко опускается Дэрроу, держа ногу перед собой.

Ты ранен.

— Старая рана, давно зажила. Уже не болит.

Но причиняет неудобства.

Дэрроу криво улыбнулся.

— Да, порой.

Покажи.

Дэрроу замешкался на миг, развязал сапог и вытянул кривую ногу. Халасаа осторожно осмотрел ее, прижал к ней свои темные ладони, закрыл глаза и стал быстро двигать пальцами вверх-вниз, нежно щипая и постукивая в сложном ритме, таком быстром, что Калвин едва успевала следить за его движениями. По ее шее пробежала дрожь. Она снова ощутила, как в роще огненных деревьев, что слышала песню, которую отчасти помнила, отчасти понимала, но не могла уловить. Это были чары, но странные, тихие, без слов или музыки. Она не понимала их, но знала, что Халасаа творит магию, как песней. Она слышала, как Дэрроу резко вдохнул, увидела, как он прижал ладони к доскам, костяшки побелели без крови. Халасаа подвинул руки, ритм движений замедлился до давления. Чары закончились, Халасаа открыл глаза и убрал руки. Длинная худая нога Дэрроу лежала на полу, прямая и целая, словно он не пострадал.

Мика охнула, Тонно потрясенно качал головой. Дэрроу тихо сказал:

— Спасибо тебе, — он быстро ощупал свою ногу, а потом поспешил обуть сапог.

Траут охнул.

— Как…?

Халасаа улыбнулся.

Отец научил меня старому мастерству. Он был как я. Он научил меня, как танцевать с силой, что связывает и течет во всех живых существах, в вас и мне, в деревьях леса, в птицах и аракинах, в зверьках земли. Весь мир поет и танцует. Все едино, все соединено в большую реку.

— Четвертая Сила, — выдохнула Калвин. — Сила становления.

Да. Он научил меня, что реке нет конца, это бесконечный меняющийся поток. Ничто не покидает реку, ничто в ней не остается прежним. Все меняется, все в движении, но река — всегда река.

— Как ты исцелил сломанное? — спросил Тонно.

Когда камень или ветка дерева падают в реку, поток воды немного меняется. Вы этого не видели? Наш танец — камешки и прутья, мы делаем рябь на большой реке, и все. Ничто не покидает реку. Так творится исцеление.

— Ты говоришь, что ничто не покидает реку, — хрипло сказал Тонно. — А мертвые? Ты можешь вернуть мертвых?

— Тонно, — тихо и с предупреждением сказал Дэрроу.

Калвин ощутила прилив надежды. Но Халасаа качал головой, глядя с печалью на Тонно.

Ты пережил большое горе. Я тоже страдал, когда отец покинул меня. Но того, кого ты потерял, не вернуть во плоти.

— А как-то еще? Его дух, жизненная сила, или как ты это зовешь, еще в реке? — Тонно не мог смотреть на него, в голосе была жуткая надежда. Халасаа сжал его руку.

Его дух там, да. Но мы не можем вызвать его. Дух — всегда часть реки, как и твой дух. После большой перемены, что мы зовем смертью, дух радостно рассеивается в большой реке. Все меняется, все в движении, но река — всегда река.

Слова Халасаа были нежными, Тонно склонил голову и долго молчал.

Дэрроу встал на ноги и медленно пошел по платформе, проверяя ногу.

— Странно идти на прямой ноге после того, как долго ковылял хромой, — он замер у борта и посмотрел на верхушки деревьев. Халасаа и Калвин подошли к нему, Калвин смотрела на сияющую синюю ленту океана, сверкающего на солнце. Но Дэрроу смотрел в другую сторону, глубже в лес, и Калвин тоже видела это за деревьями. Платформа, где они стояли, была не единственной на вершинах леса. Вдали были другие, флотилия платформ на деревьях, город высоко над землей, соединенный узкими веревочными мостами и широкими дорогами. Она видела фигурки людей на платформах, мужчины сидели группами, женщина расчесывала волосы другой, дети ловко бегали среди ветвей, словно были на земле.

Дэрроу повернулся к Халасаа.

— Ты много знаешь о нас. Это Потерянный город Древних, что мы ищем? Не таким я его представлял.

Халасаа отклонил голову в беззвучном смехе, и птичка на его плече возмущенно чирикнула и улетела.

Это Спиридрель, Дом деревьев, — он посерьезнел и посмотрел на город с печалью. — Я знаю, что за место вы ищите, но оно не здесь. Мой народ — Древесный, а не Древний. Они были тут задолго до Голосов, ступивших в этот мир. Но я знаю Потерянный город. Отец водил меня туда, когда я был ребенком.

Дэрроу крепче сжал перила.

— Ты знаешь, как туда попасть? Мы должны встретить там колдуна…

Халасаа нахмурился.

Аракины говорили о другом певце. Этот прогнал их магией от корабля и пытал.

— Похоже на Самиса, — с горечью сказала Калвин.

Дэрроу спешно спросил:

— Он был впереди нас или позади?

Аракины не сказали.

— Нам нужно в Спарет до него, — сказал Дэрроу. — Ты отведешь нас туда?

Если хотите, отведу.

— Так идемте! — Тонно вскочил на ноги. — Мы уже достаточно времени потратили!

Тише. Ты слишком нетерпелив. Все, как должно быть. Вы отдохнете тут ночь, а завтра мы поплывем в Спарет.

Девять Брошенный город

Калвин лежала на спине и смотрела на игру света в слоях листвы. Порой свет солнца проникал сквозь них, она моргала, но в остальное время узор был зеленым, свет и тень плясали бледным серебром. Она почти представляла себя в Антарисе, в саду, глядящую на небо за листьями яблонь. Но деревья в саду были сейчас голыми, после урожая листья позолотели и облетели. Новенькие собирали их для костров, что разведут мужчины, и они гонялись друг за другом с воплями, собирая их.

Зима бывала в этой части Диких земель? Она спросила Халасаа, и он сказал, что зима была, он показал ей картинки Древесного народа, идущего каждый год в пещеры в горах, дети и старейшины собирались у костра во тьме, голодные мужчины и женщины искали весь день на холоде еду. Он помрачнел.

Многие умирают в голодное время. Так было не всегда. Когда пришли Голоса, Древесный народ отогнали с теплых земель, где мы могли жить в лесу весь год.

— Мне жаль, — Калвин не знала, что еще сказать.

Нас все меньше с каждым годом. Теперь отец умер, и я последний знаю танцы исцеления. Других нет.

— Тогда они должны ценить тебя… — Калвин замолкла. Жрицы Антариса ценили ее. Но когда Халасаа говорил, что его народ обходил его, боялся его, она понимала.

Они держат меня рядом, если мои навыки понадобятся. Если кто-то ранен или болен, они идут ко мне, но в тайне, в темноте. Но они не едят со мной, не дают научить детей танцам. Когда я умру, все будет потеряно.

— Так везде. Посмотри на Траута. Он видит и слышит чары, но все еще пытается не верить им. Может, магия умирает по всему Тремарису. Самису будет проще, если мы его не остановим, — и она не в первый раз задумалась, как его остановить.

Халасаа словно услышал ее мысли и коснулся ее руки своей теплой ладонью.

Не бойся. Жизнь — это танец, а не бой. Все мы — часть этого мира, а не его хозяева. Тремарис танцует рука об руку с лунами и звездами. Океан принимает реку, а небо дышит всеми песнями. Колдун должен знать это, и мы должны помнить.

Глядя на листья, Калвин вспомнила его слова и улыбнулась. Хоть она не знала, что они означали, они успокаивали. Тут было мирно, и отдыхать после долгого пребывания в море было приятно. Сегодня они отправятся в Потерянный город. Тонно и Мика ушли собирать с Халасаа яйца водных птиц, что гнездились у ручья, а Траут изучал механизм, что поднимал корзину на платформу, чтобы понять, был ли он лучше тех, что он делал в Митатесе. Она не знала, где был Дэрроу, он так спешил уйти, что она не удивилась бы, если бы он уже ждал их на «Перокрыле», расхаживая по палубе.

— Можно подняться? — голос Дэрроу прервал ее мысли.

Калвин села, краснея от его неожиданного появления.

— Конечно.

Он забрался по лестнице ловко, как мальчик, и Калвин рассмеялась.

— Рада видеть, что тебе легко двигаться!

— Я забыл, как приятно бегать, — он убрал волосы с лица и улыбнулся ей. — Но сидеть тихо — тоже хорошо.

Она улыбнулась ему, они сидели бок о бок в приятной тишине на краю платформы, их ноги болтались среди листьев. Калвин смотрела на шуршащее море зелени, что тянулось до горизонта. Где-то на севере скрывались горы, где она выросла, место, которое она всегда считала домом, которое могла больше не увидеть. Что будет, если они победят Самиса? Вернутся в Калисонс и будут помогать Тонно с рыбалкой? Или она уйдет в горы к Марке, Урске и остальным? Мика пойдет с ней? Она улыбнулась, представив вспыльчивую Мику, учащуюся тихому поведению жрицы Тарис. Тамен с ней будет сложнее, чем с Калвин. Отчасти жалея, она отогнала эту мысль. И она знала, что Стена Антариса не удержит ее буйный дух. Может, им всем стоит вернуться сюда и жить среди деревьев в спокойствии. Но жители Спиридрелла не примут их.

Она вздохнула и посмотрела на ястребиный профиль Дэрроу среди листьев. Он много лет дружил с Самисом, а потом воевал. Когда гонка прекратится, его жизнь опустеет. Как он заполнит пустоту? Она вспомнила, что Самис предлагал ей в мастерской Траута: они с Дэрроу бродили бы по миру вместе, смотрели на чудеса бок о бок… Она покачала головой. Охота еще не закончилась, она не знала, как все закончится. А если им не хватит сил? А если они не смогут победить Самиса? Даже с тремя магами и Халасаа? Калвин не дала себе думать об этом дальше.

Она повернулась к Дэрроу.

— Ты оставишь костыль тут? Он ведь больше тебе не нужен.

Дэрроу посмотрел на нее.

— Подарок так просто не выбрасывают. Особенно подарок друга. Нет, я сохраню его, чтобы помнить, что не вся дружба заканчивается горечью.

Калвин импульсивно коснулась его рукава.

— Порой дружба заканчивается иначе. Становится… чем-то большим… — ее лицо потеплело. Он поймет ее? Она пролепетала. — Как Халасаа говорит, все меняется…

Дэрроу растерялся на миг. Потом его лицо прояснилось, он покраснел и опустил ладонь поверх ладони Калвин.

— Нам нужно кое о чем поговорить, Калвин, — сказал он, его голос был нежным, таким она его еще не слышала. — Когда это закончится…

Но он не успел договорить, крик Мики ясно донесся снизу, и красно-зеленые птицы взлетели в воздух:

— Эй, спускайтесь! Нам хватит яиц на сотню омлетов! И Халасаа говорит, пора идти.

Дэрроу виновато посмотрел на Калвин, поднялся на ноги. Задание было важнее. Но Калвин ощущала, что он не так стремится в путь, как раньше. Может, Дэрроу тоже сомневался насчет будущего. Все спокойствие осталось у Халасаа, он словно ждал их всю жизнь и знал, что надо делать. Калвин выглянула с платформы и увидела его, прямого, как деревце, он смотрел наверх, глаза сияли, птичка была на его плече, а в другой руке — плетеная корзина фруктов.

Идемте. Пора уходить.

Калвин невольно сравнивала радость на лице Халасаа с хмурым лицом Дэрроу. Она быстро взяла его за руку и сжала обеими ладонями.

— Когда все закончится, — сказала она.

Он кивнул и сжал ее ладонь. Их взгляды пересеклись и задержались, в них было обещание.

Они мало говорили следующие дни, пока плыли вдоль южного берега, словно тишина Древесного народа впиталась в них. Они быстро двигались по палубе, когда требовалось, или стояли неподвижно у румпеля или на корме, разглядывая горизонт. Берег скользил мимо бесконечным лесом, порой шумели птицы или листья, словно шептали о поддержке. Они ни разу не увидели корабль Самиса, ни впереди, ни позади.

Аракины порой прилетали к Халасаа, но не большой стаей, как в тот раз, а по одному или по двое. Траут все еще вздрагивал от их вида в небе, спешил в каюту, но Мика храбро стояла рядом с Халасаа, не уходила от их острых клювов. Аракины говорили с Халасаа так, что понимал только он, а потом улетали, хлопая чешуйчатыми крыльями. Каждый раз весть была прежней.

Они все еще не увидели того, кого вы ищите.

— Может, он прячется Силой видимости, — сказала Калвин.

— Может, он сейчас рядом с нами, — сказал Траут.

Мика сразу схватила яйцо из корзинки и бросила туда, где мог плыть корабль Самиса, но тихий всплеск в пустых волнах не успокоил ее.

Дэрроу все время был мрачным, как-то он весь день ни с кем не говорил.

Они повернули на север, начались дожди, сперва медленно, падая серебряным занавесом между «Перокрылом» и берегом, напоминая Калвин дни в Антарисе, когда дожди шумели над поселением. Новички тогда сидели у очагов, пряли и слушали, как жрицы рассказывали длинные истории о Тарис и других богах, о Древних и их приключениях. В тех историях не было Древесного народа. Там не было историй, как их прогнали в глушь, как они голодали и мерзли, как тихо колдовали и знали тайны становления. Какие истории в Спиридрелле рассказывали о народе голоса, людях, что прогнали их? Ей не хотелось думать, какие там были ужасы.

День за днем шли дожди, пейзаж берега менялся на глазах. Покрывало темных деревьев постепенно сменялось худыми деревцами с бледными стволами и серебристо-зелеными листьями. Земля мерцала нежным светом, было сложно понять, где разделяются море, дождь и деревья. Днем дождь размывал свет солнца, но в это время три луны были полными, Три лампы Богини сияли ярко. Даже в глубине ночи серебряное сияние доносилось из-за тумана, границы дня и ночи были размытыми. Звук дождя по палубе и дыхание моря были как тихая музыка, капли воды на канатах и парусах напоминали бриллианты.

Они плыли по неясному миру синего, зеленого и серебряного. Калвин перестала выполнять задания на корабле, стояла на месте, едва ела и пила, мало спала, поглощенная тихим зовом места, что ждало за горизонтом: брошенного города Древних, сердца всей магии, дыхания всех песен. Ее серьезные темные глаза были прикованы к одному месту в туманах, но остальным казалось, что она слушает, а не смотрит.

Было раннее утро или серебряные сумерки, и она услышала то, что ждала. Она повернула голову.

— Мика, останови корабль.

Мика послушно перестала петь. Паруса обмякли, наступила тишина, лишь плескалось море, шептал дождь.

— Что такое? — сказал Дэрроу.

Халасаа тихо ответил в их головах:

Мы на месте.

Калвин стояла, сжимая перила, туман рассеивался, и другие увидели перед ними широкую бухту. Там был корабль Самиса, длинные ряды весел не двигались, квадратный парус был свернут. Траут застонал, они все ощущали отчаяние. Тонно взял трубу.

— Никого не вижу, — сказал он подавленно.

— Он не на корабле, — уверенно сказала Калвин. Со встречи с Халасаа она стала ощущать то, что не понимала раньше, ощущать присутствие жизни. Это было не видно и не слышно, но способность долго спала в ней. Она словно могла закрыть глаза, но все равно видеть огонек свечи, трепещущий во тьме. Она могла повернуть разум к кораблю, и она сразу поняла, что он пуст. Она даже слабо ощущала кого-то, самого Самиса, в сияющем лесу на берегу.

— Если он на берегу, — сказал Дэрроу, — нужно идти за ним.

Тонно и Дэрроу взяли весла лодки, и лодка поплыла через туман. Когда вода стала слишком мелкой, Траут взял веревку и пошел по пляжу. Калвин выбралась последней, споткнулась, и Мика поймала ее.

— Ты в порядке?

— Да, но… — Калвин смотрела на тонкие деревья, что стояли как тихие свидетели вокруг них. — Что-то в этом месте ощущается обреченно.

Тут, вокруг Потерянного города, была бойня между Древесным народом и Голосами, — лицо Халасаа было печальным. — Земля помнит.

Калвин закрыла глаза. На миг она словно услышала крики, что звенели среди деревьев в тот день давным-давно, звон и свист оружия, увидела испуганные лица бегущих людей, пятно крови, что медленно растекалось по земле, окрашивая бледные камешки пляжа в алый цвет, пропитывая бирюзовое море красным. Так много тел… на земле были кучи мертвых и умирающих, всюду пахло смертью. Она резко вздохнула, всхлипнув.

Ее сжала уверенная рука. Калвин открыла глаза, ожидая увидеть Мику, но там стоял Халасаа.

Идемте. Сюда.

Деревья этого леса, в отличие от Спиридреля, были не так густо собраны. Свет и дождь проникали меж ними бледным туманом, что приглушал шаги и голоса. Халасаа вел их, потом шли Калвин и Дэрроу. Мика и Тонно следовали за ними, ладонь Тонно лежала на плечах Мики, защищая ее. Траут шагал последним, все время снимая линзы и протирая их. Земля была влажной под ногами, покрытой мхом, что хлюпал от шагов.

Деревьев становилось все меньше, камни торчали из земли. В нескольких местах камни сделали острова, окруженные мхом.

— Тут когда-то была дорога, — пробормотал Траут под нос.

Они шли по линии древней дороги. Когда-то она была широкой, а теперь ее захватили деревья, их тонкие стволы тянулись среди камней, словно и они медленно, но решительно шли к городу.

Вдруг Мика сжала руку Тонно.

— Что это?

— Ветер, девочка, — с тревогой прошептал Тонно. Но они все это слышали: жуткий крик, что разносился по лесу, вой, что был все четче, пока не стал людским голосом и речью.

— Что он говорит? Что он говорит?

Они замерли и слушали. Холодок пробежал по шее Калвин, жуткий вой поднимался и опадал вокруг них.

Дэрроу был бледен.

— Герон, — сказал он. — Судьба нашла его.

Вой медленно угасал. Мика, дрожа, обнимала себя руками, Тонно суеверным жестом отгонял зло. Траут сказал:

— Герон? Что это значит? Я ничего не видел.

— Так я звал Самиса давным-давно, — Дэрроу отвернулся, опустив плечи.

— Этот… голос… это был он?

— Он близко, — тихо сказала Калвин. — Очень близко.

Идемте. Не стоит тут задерживаться, — Халасаа пошел, легко ступая по остаткам камней. Траут медлил, сунув руки в карманы. Было безумием слушаться жуткого зова. Идти с открытыми глазами в ловушку. Он следовал за остальными, но отставал все сильнее.

Атака пришла без предупреждения.

Из ниоткуда полетели вороны черным облаком крыльев и хищных клювов, каркая в диком триумфе. Халасаа досталось сильнее всего, он беспомощно вскинул руки, клювы пытались выклевать ему глаза. Стоило отогнать одну птицу, налетала другая, яростная и неугомонная, и Халасаа не было видно в темной буре крыльев.

Дэрроу прыгнул в гущу, слепо бил по воронам, но не мог отогнать их. Тонно побежал вперед, сорвал куртку и махал ею перед собой.

— Калвин! — взревел он. — Пой! Ради всех богов, пой!

Рот Калвин пересох. Она отошла, сглотнула, разум был пустым, она не помнила ни слова. Яростные птицы налетали и вопили, безжалостные, Халасаа упал на колени, сжимая руками голову. Калвин сжала ладони и запела. Сначала звучало хрипло, но ее песня была сильной. Она отличалась от пения пчелам или аракинам, тогда они пели вместе, дружелюбно. Но тут был бой, ее песня была оружием, что отгоняло птиц, и она ощущала чары в воздухе, как взмахи меча.

Вороны уклонялись и каркали, они миг кружили над головой Халасаа в смятении, черная туча, а потом устремились прочь и пропали среди деревьев.

Тонно помог Халасаа встать.

Не бойтесь. Я не ранен, — глаза Халасаа были яркими, но руки дрожали. — Они не слушали меня, — он был ошеломлен, его спокойствие впервые дрогнуло. — Они не слушали.

— Нам нужно быть настороже, — мрачно сказал Дэрроу. — Это опасное место.

— И держаться вместе! — рявкнул Тонно, хмуро глядя на Траута, что только догнал их. Атака прошла, а Траут ничего не увидел.

— Что? Что происходит?

— Не важно. Не отставай, — Тонно грубо взял его за руку, хотел будто шлепнуть по уху, но Траут вырвался.

— Ладно, ладно! Не нужно распускать руки.

— Я тебе покажу руки, если снова отстанешь.

— Прошу! — завопила Калвин. — Идемте, — близость Самиса и силы вызывала невыносимую головную боль. Она прижала ладони к вискам. — Идемте.

Они пошли по разбитой дороге, Калвин вела их. Траут все равно отстал, держался вне поля зрения Тонно. Он предпочитал предсказуемый гнев Тонно, чем неизвестную опасность впереди.

Они заходили глубже в лес, Калвин двигалась все медленнее. Она замерла. Больше не было камней от дороги.

— Я не могу… найти путь, — она потерла запястьями лоб. — Тут… слишком много шума, — под деревьями было тихо, какофония была в ее голове. Она обратилась к Халасаа. — Ты знаешь путь?

Но Халасаа покачал головой.

Для меня темно. Я не вижу.

Тонно вдруг резко закричал:

— Там! — он бросился вперед, пропал меж деревьев.

— Тонно! Вернись! — в тревоге закричала Мика. Они шли, туман сгущался. Тонно пропал после двух шагов.

Они услышали голос в роще.

— Сюда! Скорее!

— Тонно, стой! — Дэрроу поспешил за ним, и когда остальные догнали, он держал Тонно за рукав. Тонно пытался вырваться.

— Я видел его, точно! — задыхался он. Пот блестел на лбу, его глаза были дикими. Он снова сделал отчаянный рывок, Дэрроу с трудом удержал его.

— Самиса?

— Нет! — Тонно покачал головой так, что капли пота летели с волос. — Не Самиса… Занни!

— Тонно, послушай! — Дэрроу встряхнул друга, но так можно было пытаться урезонить бешеного быка. — Это иллюзия! Занни мертв.

— Кто знает? Магия тут сильнее, как ты говорил. Может, по лесу ходят мертвые. Там! — он с диким криком вырвался из хватки Дэрроу, протянул руку. Они повернулись. Калвин охнула. Занни стоял чуть поодаль, кудрявый и с кривой улыбкой, протягивал руку к Тонно. — Брат! — Тонно бросился к нему, но фигура повернулась и побежала среди деревьев. Эхо смеха зазвучало в воздухе, где он был, Калвин судорожно вдохнула: это точно был Занни. Его улыбка, его смех… но не было времени думать. Тонно уже пропал за деревьями, Халасаа побежал за ним, и Дэрроу — следом.

Калвин схватила Мику за руку.

— Быстрее! Нельзя упустить их.

— Мы тут не заблудимся, пока я с вами!

Девушки побежали среди призрачных деревьев, их шаги заглушал мох. Они слышали топот Тонно, он ломал ветви, просил призрака брата подождать его. Калвин и Мика бежали, пока не стали задыхаться, туман стал таким густым, что путь вперед было едва видно.

Тонно стал замедляться, его крики звучали все реже и отчаяннее, пока не пропали. Они позвали его, слышали где-то в лесу, как зовет Дэрроу, как мыслями зовет Халасаа.

Они наткнулись на Тонно, рухнувшего на бревно, голова была в руках. Мика упала на колени и взяла его за руки.

— Тонно, Тонно…

Тонно поднял голову, его лицо было в слезах.

— Я видел его, — хрипло сказал он. — Видел.

Мика обвила руками его кудрявую голову и грубо обняла. Через миг Тонно обвил ее рукой.

— Тебе придется теперь быть моей семьей, девочка, — сказал он хрипло.

— Ладно, — тон Мики был беспечным. Калвин улыбнулась, видя радостное лицо девушки.

Она услышала сзади шаги. Это был Дэрроу.

— Халасаа! — позвал он. — Они тут! — он повернулся к Калвин. — Где Траут?

— Я не видела его с нападения птиц, — Калвин в тревоге огляделась, словно Траут мог упасть с дерева.

Халасаа появился из тумана.

Он здесь, — он толкал Траута перед собой рукой в плечо.

— Хватит уже! — раздраженно сказал Траут, стряхивая его. — Оставьте меня в покое.

— Думаю, тебя не стоит тут оставлять, — Дэрроу не улыбался.

— Может, и не стоит, — Траут поежился. — Что теперь? Мы же не будем тут ночевать?

Калвин замерла, склонила голову и зажмурилась, сосредоточившись.

— Я знаю путь.

Она уверенно пошла. В ее голове больше не было смятения, источник силы звал ее настойчиво и ясно, очень близко. Самис тоже был там, его присутствие она ощущала. Она чувствовала остальных за собой, но они были слабыми искрами, а Самис — жутким и ярким огнем.

Деревья стали тоньше, они вышли на открытую землю. Но туман давил со всех сторон, был гуще обычного, и они едва видели руки перед лицами. Калвин замерла. Свет, что вел ее, потух, словно туман душил ее разум.

Мика подняла руки и вызвала песней ветер. Ее голос звучал тихо и ясно, туман вокруг них рассеялся кусками и улетел.

Мика опустила руки и раскрыла рот. Они стояли на разрушенной площади, со всех сторон поднимались странные строения. Там были тонкие серебряные башни, их вершины скрывал туман, низкие серебряные купола тускло сияли в приглушенном свете, сломанные каменные стены были покрыты мхом. Тонкие деревья выросли меж камней. Место было зловеще тихим и заброшенным.

Это Спарет. Запустелый город. Тут жили Голоса, отсюда они убежали, — Халасаа склонил темную голову. — Тут умер мой народ.

— Поразительно, — выдохнул Траут. Он с большими глазами шагал по пустой площади к куполам, Мика побежала за ним.

— Я еще такого не видела, а ты? — прошептала она.

— Никогда, — они инстинктивно говорили тихо.

— Из чего они?

— Не знаю. Похоже на металл, но… — он провел рукой по серебряной стене. Поверхность была прохладной и гладкой, он видел свое растерянное лицо перед собой. — Не знаю.

— Ой! — Мика схватила его за рукав. — Калвин уходит. Идем! — она побежала за остальными, босые ноги летели над камнями.

— Иду, — буркнул Траут, но замер у стены, постучал по металлу костяшками. Камень на дорогах и в стенах обрушился, порос мхом. Но странные серебряные башни и купола еще сияли, не тронутые временем.

Когда Траут решил пойти, остальные почти пропали на одной из улиц. Он поспешил за ними, они шли мимо зданий с сияющими серебром стенами и без крыш, по одной улице, потом по другой, через маленькую площадь.

Было сложно представить, что эти широкие и тихие улицы когда-то были полны людей. Какими были Древние, раз создали такие строения? Что за приборы их строили? У них были невероятные таланты… Траут задумался и пропустил поворот, куда пошли всех, но заметил их потом на другом конце большой пустой площади.

Они стояли у одной из башен, такой высокой, что вершина терялась в тумане. Дэрроу смотрел наверх, хмурясь.

— Туда?

Калвин кивнула.

— Он внутри, — она прижала ладони к голове, ощущение близкой силы запутывало ее. Она видела по напряженному лицу Дэрроу, по тому, как Мика вдруг взяла Тонно за руку, что и они это ощущали. Только Халасаа без тревоги смотрел на башню, лишь с удивлением.

— Где дверь? — сказал Траут.

Тонно прорычал:

— Не вижу.

— Конечно, — резко сказал Дэрроу. Он протянул руку к стене и спел три ноты, низкие и властные. Стена задрожала, появилось круглое отверстие. Дэрроу прошел внутрь, Халасаа вбежал за ним.

— Скорее, пока не закрылось, — Тонно схватил Калвин и Мику за руки и втащил в дверь.

— А если мы там застрянем навеки? — простонал Траут. Но он больше боялся остаться в одиночку снаружи, чем идти с остальными, так что пошел за ними.

Дверь закрылась, стена запечаталась за ними. Они стояли в изогнутом коридоре с низким потолком, он был из того же металла, что и стены снаружи. Свет сиял из незримого источника, их размытые отражения мерцали на серебряных стенах, как на воде.

— Что теперь? — шепнул Тонно, голос разносился эхом, и они едва могли понять, где был источник звука.

Траут коснулся изогнутой стены и постарался говорить без дрожи:

— Эта комната, видимо, идет вокруг подножия башни, — башни — башни, — Как нам попасть наверх? — наверх — наверх, — дразнило эхо.

— Нет, — твердо сказала Калвин. — Нам нужно вниз, а не вверх, — верх — верх

— Какая разница? — громко сказала Мика. — Тут нет ступеней, куда ни иди! — иди! — иди!..

Траут порылся в кармане.

— Нужно пометить место, где мы начали, — он говорил тихо, но шепот звучал среди стен. Карманы Траута всегда были полны мелочей: обрывки лески, гвозди, кусочек огненной горы с неба, грязный платок, карманный нож, рогатка, крючок. Все это упало на пол, а еще кусочек мела, что он искал. Но, стоило ему склониться, чтобы собрать их, Дэрроу вытянул руку.

— Смотрите туда! — туда! — туда!

Кусочек мела медленно катился по коридору. Они смотрели, а он пропал за изгибом, но они слышали слабый шум его движения.

— Пол с наклоном! — закричал Траут. — Потому ступеней нет, вся башня — скат! — скат! — скат!..

Но Калвин его не слушала. Она уже отправилась по коридору, ее косы летели за ней, ее тянуло к гудящей силе. Ее ладони покалывало, они были липкими от страха, сильная магия била по вискам, как в барабан, не прекращая, пугая. Но она хотела быть ближе.

Остальные осторожно следовали по скользкому полу, спускались постепенно. Траут был прав, вся башня была спиральным коридором, узким сверху и широким у основания, под землей спирали были все шире. Мике показалось, что они шагают вечность меж одинаковых стен. Она коснулась пальцами гладкой поверхности по бокам, ее отражения протянули дрожащие руки и коснулись ее пальцев. Гул силы стал громче, они были все глубже. Его ощущали уже и Тонно с Траутом.

— Как идти в грязи, — процедил Тонно, капли пота выступили на лбу.

Халасаа оглянулся через плечо и кивнул с мрачным видом. Он шел тихо, не оступаясь.

Траут шел последним, сунув руки в карманы, сжимая предметы, что там были. Он старался не думать, что ждало их в конце коридора. Калвин и Дэрроу были так далеко впереди, что их не было видно. Куда они спешили? Мелок лежал на полу, он уже не катился. Траут забрал его, шершавая поверхность успокаивала после гладкости стен. Стена была одна, грубо говоря, ведь он не видел стыков.

Голоса. Яркий свет и неясная сила, от которой болела голова. Коридор закончился, и остальные вышли в просторную комнату, но Траут задержался в тени и смотрел из укрытия коридора на то, что будет дальше.

Остальные стояли на краю большой круглой комнаты, полной слепящего света. Коридор был внешней стеной башни, а внутренность была открыта небу, как большой дымоход. Но свет в здании был не из бреши сверху. В центре комнаты парила большая серебряная сфера, кружилась, словно на пальце великана. Свет и гул силы, заполняющие комнату, исходили из этой сферы. Калвин, закрывая глаза, вспомнила губ Горна, когда он полетел к Самису на берегу реки, но этот был в сто раз сильнее.

Самис. Парящая сфера была такой яркой, сила в ней — такой огромной, что она не сразу его заметила. Он стоял под сферой, вытянув руки, откинув голову. Квадратный рубин пылал на его ладони, кровавый свет был почти таким же ярким, как сфера. Капюшон упал с его головы, его глаза были широко открыты, он смотрел, не мигая, вверх. Калвин не сразу поняла, почему все неестественно, но потом увидела, что они лишились цвета из-за сияния сферы. Его глаза, что были темными и пронзающими, стали белыми, как у слепца.

Колдун заговорил, низкий голос загудел в большой комнате.

— Мой старый друг, Герон. Ты пришел за расплатой?

Калвин поежилась, но голос Дэрроу зазвучал ясно поверх гула сферы.

— Я больше не твой друг.

— Но ты последовал за мной сюда. Наша связь не пропала.

— Я ожидал найти тебя среди богов. Чего ты ждешь?

— Ах, — вздох был долгим, от сожаления или триумфа. — Думал, я все закончу без тебя? Мы строили планы вместе. Ты забыл?

— Я ничего не забыл, — Дэрроу стоял прямо, сжимал кулаки по бокам, словно что-то крепко держал. — Я не забыл день, когда ты стоял на мосту в Геллане и сказал, что будешь править всем Тремарисом, что будешь императором всех земель, что сокрушишь империю Меритурос в пыль, и весь Тремарис тоже, если захочешь.

— Да, я так сказал, — ответил Самис. — И я сказал, что сделаю это с твоей помощью или без нее. И ты знал, что больше мне не нужен, что мой дар сильнее твоего, и так всегда будет. И тогда, Дэрроу, ты обернулся против меня. Зависть, желание моей силы, толкнуло тебя выступить против меня. Ты хотел порвать меня, потому что хотел силы, чтобы стоять на моем месте. Разве не так? Не так, Дэрроу, старый друг? Ты знаешь, что я прав. Ты знаешь, как и я, что этому жалкому разбитому миру нужен один сильный лидер, что покончит с распрями.

Колдун величаво взмахнул рукой, указав на всех, и заговорил, словно картинки являлись и пропадали перед их глазами.

— Вы все знаете, что все уголки этого жалкого мира пропитаны ненавистью и страхом. Ты, дочь Островов, маг ветра, видела рынки рабов, ужас пиратов. Ты, Рыбак, разве не хочешь моря, полные рыбы, а фермы — золотые от зерна? И дети не будут умирать от лихорадки и голода…

Тонно издал тихий вопль и сжал кулаки, Калвин знала, что он думал о мертвой сестре Энне. Самис повернулся к Халасаа.

— Ты, сын лесов, видишь, как твой народ скрылся в деревьях и пещерах, боится и болеет. Мы дадим им новое начало, вернем их древнюю силу, их древнюю мудрость. А ты, моя милая маленькая жрица, — белые глаза впились в глаза Калвин, его голос стал ласковым шепотом. — Помнишь мои обещания? Мы откроем земли Тарис широкому миру. Больше не будет изгоев и беженцев. Ты бы этого хотела, да? Сломать ту могучую стену? — он повернулся к Дэрроу. — Герон, ты не можешь отрицать, что империя Меритурос на грани разрушения и хаоса из-за глупости принцев и слепоты императора. И когда Меритурос падет, весь Тремарис содрогнется.

Дэрроу молчал. Он смотрел вперед, а не на Самиса или кого-то из них, напряженный, как ястреб на утесе, ждущий мига для полета с ветром.

— Представьте все земли, всех людей в единении, мире и процветании, поющих одним голосом! — слова Самиса звенели властно в комнате. — Девять Сил будут Одной силой, Девять песен — Одной песней!

— Ты зовешь себя Поющим все песни, — тихо сказал Дэрроу, голос был холодным, как лед. — Хорошо. Ты споешь нам все чары, что выучил? Или ты провалился, не начав? У тебя нет Девяти Сил. Я бросаю тебе вызов: спеть все чары. Спой нам, старый друг! — последние слова прозвучали как удар хлыста.

Долго стояла тишина, лишь гудела сфера. А потом Самис засмеялся, и смех был жутким, наполнил холодом комнату и утих.

— Вызов? Поздно, Герон, — на лице колдуна проступила алчная радость. — Ты все еще веришь, что Поющий все песни должен исполнять все чары своим голосом. Ошибаешься. Я узнал правду: тот, кто объединит Тремарис, — это тот, кто будет повелевать всеми чарами. Тогда исполнится пророчество, все песни будут одной. Это можно сделать тут: в этом городе, в этом здании, в этих стенах. Это уже наполовину сделано, — он снова засмеялся, и звук отражался эхом.

Дэрроу прошептал:

— Нет… — но его лицо было серым.

— Когда я звал тебя в лесу, это была Сила языка. Когда маленькая жрица отогнала птиц, это была Сила зверей. Там не было птиц, Сила видимости в Спарете сильнее, да? Да, рыбак? — он оскалился Тонно. — Твой брат тоже был Силой видимости. Когда девочка сдула туманы, — он кивнул на Мику, — это была Сила ветров. И Дэрроу, старый друг, ты открыл дверь в башню Силой железа.

— Нет! — в отчаянии закричала Калвин. Этого не могло быть. Они все время помогали Самису?

Дэрроу холодно сказал:

— Это обман. Ты — не хозяин чар. Ты не имеешь права звать себя Поющим все песни, как и не имеешь права носить на пальце Кольцо Хатары.

Самис сжал ладонь на большом рубине, белые глаза сузились.

— Но Кольцо у меня. И я буду Поющим.

— Ты вызвал пять из Девяти сил. А как же еще четыре? Ты должен знать, что нас не обмануть снова.

— Ах… — голос Самиса стал шипящим шепотом. — Обман уже не нужен. Вы поможете мне сами, ради всего Тремариса.

Самис вдруг развернулся и указал на Тонно и Мику, стоящих рядом, Мика сжимала куртку Тонно. Калвин не успела понять, рычащая чаропесня зазвенела в комнате. Мика закричала, Тонно обвил ее рукой. Серебряная сеть обвивала пару, сверкала, сковывая их, и Калвин видела, что на узелках сети были острые шипы. Самис пел, сеть стягивалась. Мика закричала снова, шип впился в нее, красный порез появился на руке. Тонно оскалился, как рычащий пес. Самис улыбнулся, его песня утихла.

— Сила становления, — сказал он тихо и с угрозой. — Сила ускорения, роста, перемен, сила пути к смерти. Твоя сила, сын лесов. Споешь мне, или мне убить твоих друзей чарами?

Калвин в ужасе смотрела на Халасаа. Он замер, смотрел на темную фигуру в центре комнаты.

Не бойся, — его слова звучали спокойно и ясно в ее голове, и она знала, что они были лишь для нее. — Помни, что я тебе говорил. Эта жизнь — танец, а не бой.

Калвин прижала ладони ко рту. Она еще не была в таком отчаянии, такой беспомощной. Зачем сейчас слова о танце и бое?

Надежды не было. Она видела по бледному хмурому Дэрроу, что и он это ощущал.

— Слушайся меня! — шипел Самис. — Или твоих друзей порвет на клочки на твоих глазах!

— Не надо, Халасаа! — закричала Мика. Слезы лились по ее лицу. — Пусть делает худшее! Мы не боимся!

— Глупая! — Сами отклонил голову, свет сверкал в его белых глазах. — Ты думаешь сбить меня храбростью? Пойми: ваши смерти призовут Силу становления, как и песня вашего друга. Так что перечить мне без толку.

— Слушайся его! — выпалил Дэрроу.

Халасаа посмотрел на Мику и нежно покачал головой. Он поднялся и опустился на пятки, как лесная птица перед полетом. А потом стал танцевать.

Он медленно развел руки, стал кружиться, топать ногами в диком ритме. Он двигался по кругу по комнате. Его кожа блестела, длинные волосы выбились из шнурка. Даже в отчаянии Калвин поражалась силе, которую он вызывал без слов, мастерству Древесного народа. Она ощущала телом гул его силы, он танцевал, и там была искра голода к жизни, что была во всех живых существах, сила бесконечных перемен: рождение, рост, разложение и смерть. Она начала покачиваться в такт биения своего сердца, от пульса ее дыхания, она ощущала шепот силы, огонь, что горел во всех в этой древней башне.

Танец длился, она ощущала все больше и сильнее, ощутила силы зверей, что были в лесу, силы, что бились медленно в высоких деревьях, мерцали быстрее в травинках и мхе. Танец Халасаа становился сильнее и увереннее, и пульс становления гремел в комнате, ритм дыхания всех людей Тремериса вокруг нее: жителей Спиридреля, Митатеса, Антариса, Дорьюса, Геллана, Меритуроса и Балтимара за океаном, а еще людей, о которых она не знала. Искорки вспыхивали, как звезды, в далеких мирах, в существах, о которых она и не мечтала, они гудели вокруг нее, как рой пчел, задевали ее крылышками. Все было сплетено вместе, она это ощущала, стежок на огромной ткани, крохотный, едва заметный. Это ужасало, но как-то и успокаивало.

Самис поднял высоко руки и завопил, торжествуя. Серебряная сфера над его головой кружилась быстрее, свет стал ярче, а гул силы — громче.

— Чары языка, зверей и видимости, я повелеваю вами! Чары ветров, железа и становления, я повелеваю вами! — голос Самиса стал визгом. — Сила огня, слушайся меня!

Он вытащил из мантии Горн Огня. Он держал золотой рожок в руке, а потом поднес его к губам.

Дикая песня Горна зазвенела по комнате, кольцо огня задевало темную мантию Самиса, красно-золотой огонь, лиловый, зелено-голубой, зловещий холодный огонь звезд, отраженный свет лун. Море огня было все шире, растекалось по полу, пока не задело ноги Калвин. Она вскрикнула и отскочила, но огонь не приближался. Тонно и Мика цеплялись друг за друга, огонь окружил их плетеную клетку, серебро раскалилось внизу. Халасаа кружился, прыгал от языков огня так быстро, что едва касался пола. Но Дэрроу… Калвин повернулась и увидела, что он был окружен огнем. С криком боли он вскинул руки и отпрянул, но огонь преследовал его. Запах горелой плоти и одежды ударил по ноздрям Калвин, она увидела, что лицо Дэрроу исказил тихий крик агонии.

— Маленькая жрица, — голос Самиса был тихим у ее уха. — Спаси его. Потуши огонь.

Она не думала, в тот миг было важно спасти Дэрроу. Она забыла, что, слушаясь Самиса, даст ему власть. Она забыла об отчаянии, забыла, что они пришли одолеть Самиса, но он обхитрил их, заставив помочь ему. Все оставило ее разум, кроме необходимости спасти Дэрроу.

Она подняла руки, откинула голову и запела. Чары зова льда были глубоко в ее крови, она учила их дольше, чем помнила, исполнять их было просто, как сжать в руке чашку. Она пела древнюю песнь, медленную, точную, старше огня, старше жизни, силу холода, тьмы и смерти.

Она пела, в комнате появились тени. Между яркими языками огня собрались пруды тьмы, черной, как пространство меж звездами в ночь посреди зимы. Холодный воздух крался по полу, туман поднимался, где огонь встречал тьму. Она слабо слышала голос, что просил ее остановиться. Но она не могла. Огонь все еще был вокруг Дэрроу, она должна была потушить его. Она пела, шатаясь, закрыв глаза.

— Сила льда, повелеваю тобой! Все Силы, меньшие и большие, слушайтесь хозяина! — гул кружащейся сферы стал невыносимым криком, голос Самиса гремел в комнате. — Я взываю к первой Силе! Сила всего, что есть и чего нет, Великая Сила неизвестного, тайны за гранью нашего понимания…

Но колдун не успел крикнуть, что повелевает ею, раздался оглушительный взрыв, серебряная сфера взорвалась. Калвин посмотрела туда. Поток света и песни слился и взорвался над их голосами. Калвин вскрикнула и вскинула руки в воздух, как делала в детстве в Анатрисе, бежала к большому снегопаду, подставляя руки и лицо небу от радости.

С ревом, сотрясшим землю, башня раскололась, как почка. Серебряные куски отклонились, изогнувшись к земле, арка за ракой, поднимая пол все выше, пока они не оказались в сердце большого сияющего цветка.

Калвин увидела, что уже ночь. Туман пропал, небо было в звездах, три луны сияли на развалины города. Теперь она ощущала свет и тень, песню и тишину, они пропитали ее. Когда это утихло, она опустила голову и посмотрела на остальных, увидела у них то же непонятное счастье, что сияло и на ее лице.

Клетка Тонно и Мики развалилась, Мика прыгнула к Калвин и обняла ее. Калвин ошеломленно обняла ее в ответ. Траут стоял неподалеку, робкий, рогатка торчала в руке.

Тонно сказал:

— Самис…

Калвин забыла о нем, а теперь увидела фигуру в центре комнаты. Могучий колдун лежал, сжавшись, силы оставили его, он был обычным. Дэрроу опустился рядом с ним.

Калвин подбежала.

— Он…?

— Мертв, — резко сказал Дэрроу, накрыл серой мантией лицо, что смотрело в небо, пряча пустые глаза. Рука торчала из мантии, золотое кольцо с красным камнем сияло на ладони кровью. Дэрроу снял его с безжизненного пальца и поднял. — Кольцо Хатары, — тихо сказал он и убрал в карман. Он увидел потрясенный взгляд Калвин. — Оно не принадлежало ему. Это древний предмет силы с первых дней Меритуроса. Я о нем позабочусь.

— Что случилось? — Тонно встряхнулся, как пес, вышедший из воды.

— Думаю, это был я, — робко сказал Траут и показал рогатку. — Вы странно себя вели, видели то, чего там не было. Тонно и Мика были в сети. Калвин запела, и она выглядела так, словно всему был конец. Кто-то должен был что-то сделать. А был только я. И у меня было лишь это…

— Там был огонь… Дэрроу мог сгореть заживо… — пролепетала Калвин.

Траут покачал головой.

— Я видел огонь, когда он подул в Горн. Но он не ранил никого. Он был… красивым, полагаю, — его веснушчатое лицо стало мечтательным.

Тонно хмыкнул.

— Ты не подумал выстрелить в Самиса, а не в тот шар?

Траут резко сунул рогатку в карман.

— Нет. Я не хотел так делать. Это было логично, но не казалось правильным. И, — честно добавил он, — я плохо стреляю, а сфера была большой мишенью.

— Сфера была центром, — Дэрроу поднял голову. — Она связывала чары. Ты мудро выбрал, Траут.

Голоса использовали это место в древние времена, — Халасаа сел на пол, устав, но сиял от радости. — Тут они звали своих богов. Колдун знал это…

— Траут, — сказал Дэрроу. — Подойди сюда. Ты сказал, что мы видели то, чего не было? Ты это не видел? Калвин, спой ноту, прошу. Самую высокую.

Калвин послушно спела.

Траут виновато покачал головой.

— Я не слышу. Я немного глуховат. В мастерской был взрыв год назад, мне повредило уши. Я не слышу свист или писк насекомых.

Дэрроу поймал взгляд Калвин и улыбнулся.

— Тогда ты не услышишь чары видимости, самые высокие из всех.

— Конечно, ты не верил! — Калвин засмеялась, ослабев от облегчения и счастья. Ее голова все еще кружилась от танца Халасаа, от хора жизни, что она ощутила с ним. Она все еще видела искры перед глазами. Даже угасающее сияние жизни Самиса звучало где-то в ее сознании. Это не скоро успокоится и притихнет.

Мика указала на тело под серым плащом.

— То, что сделал Траут… убило его?

Дэрроу неожиданно сказал:

— Даже без Траута, думаю, он не преуспел бы.

— О чем ты? — воскликнула Калвин.

Жизнь — танец, а не бой, — глаза Халасаа были закрытыми, но он выглядел радостно. — Силы нельзя завоевать. Нужно танцевать в их границах. Завоевателя быть не может.

— Можно объяснить проще? — прорычал Тонно.

Колдун решил, что он сильнее Голосов древних времен. Но он переоценил себя.

— Его жадность погубила его, — сказал Дэрроу. — Он не был Поющим все песни, знал это, хоть говорил иначе. Если бы он вызвал Великую силу, она бы поглотила его.

— Уверен? — завопила Калвин. — Потому мы последовали за ним сюда, потому ты хотел подождать? Ты знал, что он уничтожит себя…

Дэрроу провел рукой по глазам.

— Я надеялся. Но я рад, что надежду не пришлось проверять, — он отвернулся от неподвижного тела. — Хватит. Оставим его тут.

— Да, — сказал Тонно. — Оставим его. Он ушел туда, где Занни, — боль мелькнула на его лице.

Халасаа открыл глаза.

Не завидуй ему. Перемена придет в свое время. Это происходит все время. Пусть это идет своим чередом. Ты тоже присоединишься к Великой Силе, когда твой день придет.

Тихо, друг за другом, они вышли из круга, выбрались из-за серебряных лепестков и сели на камни неподалеку.

— Смотрите! Горн! — Траут поднял рожок, что укатился на камни. Он замер на миг, сжимая его в руках, и посмотрел на Дэрроу за советом, но Дэрроу ушел. Траут сказал Калвин почти с вызовом. — Он все же украл его у меня.

— Ты нашел его, Траут, — сказала Калвин. — В Митатесе, раньше Самиса. Если кто и может быть его хранителем, то это ты.

— Может, — смущенно сказал Траут и убрал рожок под рубашку, к сердцу.

Воздух был прохладным и свежим на их коже, все было чистым и ярким в свете луны, словно прошла буря. На дальней стороне площади был фонтан, полный дождевой воды. Калвин и Мика пошли туда попить, Мика смыла кровь с руки, где ее задел шип.

Калвин сказала:

— Думаю, теперь я понимаю. Думаю, Самис не учил чары льда в Антарисе. Может, Марна была права, и мужчины не могут их петь.

— Как тогда он пел видимость? Те чары выше твоих, — сказала Мика.

— Дэрроу мне объяснял. Он мог поднять голос высоко. Но это неестественное пение. Он мог петь так высокие чары видимости, но, может, не песни льда, что созданы для женских голосов. Или жрицы не научили его. Потому он заманивал нас.

Глаза Мики расширились от осознания.

— Ты была ему нужна! Ты, а не Дэрроу…

— Все мы, — серьезно сказала Калвин. — Ему нужны были все мы.

— Кроме Траута, — Мика вдруг засмеялась. — Он пожалел, что Траут пришел! — она свесила ноги с края фонтана. — Дэрроу знает? Что он не выучил зов льда?

— Не знаю. Наверное, — она у него как-нибудь спросит. Потом. Будет время. Им нужно было о многом поговорить. Она скрытно и медленно улыбнулась.

Мика ткнула ее локтем.

— Смотри на Траута!

Он шел вдоль башни, изучал материал, снимал линзы и приглядывался. Они смотрели, как он подбежал к Дэрроу, задал вопрос, но Дэрроу отмахнулся.

— Он был бы рад остаться тут навеки, — сказала Калвин, — исследовать странное место и его тайны.

— Дэрроу звал город Потерянным. Лучше пусть таким и будет, — резко сказала Мика. — Что хорошего в месте, полном боли и плохих воспоминаний? На месте Халасаа я бы сюда не сунулась даже за мешок монет. Лучше забыть о нем.

— Мы не можем исправить зло прошлого, просто забыв, что оно было, — сказала Калвин. — Это не способ. Самис был отчасти прав. Тремарис нужно исцелить, но он не угадал со способом. Один человек не может управлять всем. Все голоса будут едины. Это не так. Истинная сила во многих голосах. Но нужно петь вместе, помогая друг другу, и в этом сила.

— Так, — сказала Мика, — откуда мы начнем?

Калвин посмотрела на Траута с его любопытством и измерительной лентой, под его рубашкой виднелся комок — ценный Горн. Она посмотрела на тихого и печального Тонно, в нем было все горе мира, он видел много страданий и бедности. Она посмотрела на Халасаа, уснувшего от усталости, изгоя своего народа, но самого мудрого из них.

Она посмотрела на Дэрроу, того, кого знала дольше всего, но и меньше всего. Он смотрел на тело под серой мантией, ладонь была в кармане, теребила рубиновое кольцо. Она не знала, о чем он думал. Вспоминал, как Самис был его другом? Думал, как долго они следовали за ним сюда? Или он думал, как Мика, что будет дальше?

Калвин повернулась к Мике с ее яркими нетерпеливыми глазами, пылким норовом и непоколебимой верностью, она сидела и ждала ответа.

Самис видел Тремарис мирным и процветающим, это было убедительно. Там всегда будут шрамы, глубокую боль забудут не сразу. Но перемены рек и моря, Сил и чар должны начать медленное исцеление.

Она двигала пальцами в воде фонтана. Все земли, как пальцы руки, разные, но соединены. Они — части красивого раненого мира, на котором они сплетены под тремя лунами. Метка Богини на ее запястье стала размытой под водой. Она представила служанок Богини, воинов Меритуроса, тихий Древесный народ, даже пиратов Дорьюса — весь народ Тремариса в мире, не ссорящийся, без подозрений, а делящийся магией и историями, песнями и танцами, едой и поделками, мудростью. Она вытащила руку из воды и вытерла о блузку. В ее кармане что-то было. Она вытащила деревянный шарик — модель Тремариса, которую Дэрроу давно вырезал для нее. Она сжала шарик рукой.

— Не знаю точно, откуда начать, или как это сделать, — сказала она. — Но мы должны. Будет сложно.

— Сложной работой меня не запугать! — Мика тряхнула волосами.

Калвин встала.

— Тогда начнем.

Девушки побежали по разрушенной площади мимо спящего Халасаа. Траут измерял что-то, не поднимая головы, но Дэрроу повернул голову и посмотрел, как Калвин бежала с Микой, девушки бежали рука об руку к деревьям, где стоял печальный Тонно и ждал, когда его утешат.


Оглавление

  • Кейт Констебль Поющая все песни Певчие Тремариса — 1
  •   Один Стена льда
  •   Два Серебряная река
  •   Три Город Сырного камня
  •   Четыре Черные земли
  •   Пять Горн Огня
  •   Шесть Беспокойное море
  •   Семь Кровавая луна
  •   Восемь Песня деревьев
  •   Девять Брошенный город