В постели с Хабенским [Линда Йонненберг] (fb2) читать онлайн

Линда Йонненберг В постели с Хабенским

Моя подруга Зухус валялась на ковре и листала порнографический журнал, периодически делая краткие комментарии. Я валялась на диване, потому как там было значительно мягче, и рассматривала Зухус, листающую порнографический журнал. Что-то в этом было: в Зухус, в ковре, в журнале и во мне тоже, но это что-то ничего не меняло — нам было скучно. Нам было скучно давно, с осени. Мы не были лесбиянками, хотя многие наши знакомые мужского пола в последнее время просто упивались этой мыслью, сладострастно пуская слюни при встречах и многозначительно вздыхая по телефону. Некоторые из них даже делали попытки проникнуть в нашу спальню, чтобы воочию убедиться, что мы лесбиянки, а на худой конец, что мы обычные темпераментные молодые женщины, готовые в любую минуту выбросить белый флаг и слиться в экстазе с представителями противоположного пола. На самом деле мы и были темпераментными, молодыми и готовыми… Но… У нас была проблема. Одна-единственная проблема — темпераментные, молодые и, вероятно, периодически готовые слиться в экстазе с представительницами прекрасного пола мужчины, которые нравились нам, были актерами. Причем не просто актерами, а модными актерами.

Тема: Немного о происхождении актеров…

Автор: Урсус и Зухус

Дата: 12.04.2004

Давным-давно на земле жило племя карликов-иебанов. Они были детьми огромного лиса Йог и богини Земли Бан. Тело у карликов было маленькое, а голова большая, повернутая назад. Чтобы общаться между собой и с другими народами, они использовали зеркало. Каждому новорожденному иебанчику родня преподносила зеркальце в серебряной оправе, которое оставалось с ним на всю жизнь. Потеряв его, иебан лишался своей магической силы.

Крошки-иебаны были могущественными магами. Они управляли силами природы, разыскивали клады и золотоносные жилы и были великолепными кузнецами. Мускулистые, заросшие густой бурой шерстью, карлики орудовали тяжеленными молотами, изготавливая разящие без промаха мечи, легкие и прочные щиты и изящнейшие ювелирные украшения. Одна слабость была у карликов-иебанов — они очень любили ловить рыбу в тихих речных заводях. Мечтой иебанов было сидеть на берегу с удочкой в руках и смотреть в зеркало воды, но из-за особенностей своей анатомии они не могли этого сделать.

Однажды в теплый летний день молодой иебан сидел и клевал носом на берегу реки. В руках у него была удочка, зеркальце в серебряной оправе лежало рядом, на траве, чтобы он мог быстро схватить его, если начнет клевать рыба. Таким его и увидела проходившая мимо девушка. Люди издревле верили, что, если украсть зеркальце иебана, он в уплату за него укажет клад, месторождение золота или драгоценных камней. Дремлющий на бережку иебан не позаботился о маскировке, поэтому девушка сразу поняла, кто он такой, и алчность вспыхнула в ней с неведомой силой. Она резво подбежала к иебану и схватила зеркальце.

— Теперь оно у меня! — заголосила противная девица, а иебан инстинктивно исчез, но потом, спохватившись, снова стал видимым.

— Отдай мне зеркальце, добрая девушка! — взмолился карлик, бросив удочку и встав на колени. — Я выполню любое твое желание!

— Так-то лучше! — вздернула крестьянка свой курносый нос и стала думать, чтобы ей попросить у иебана: золота в слитках или монетах или сверкающих изумрудов к своим зеленым глазам?

Думала пейзанка медленно, и за это время у смышленого карлика родился собственный план. «А что, если соединиться с пышнотелой человеческой особью? Дети получатся уродливыми, спору нет, но вдруг их лица окажутся на одной стороне с грудью? Это стоит зеркальца», — подумал карлик-иебан и набросился на беззащитную девушку. В суматохе они разбили зеркальце и утопили удочку, но ни один об этом не пожалел. Карлик потерял свои магические способности, девушка — невинность, но от их союза родились мускулистые, шерстистые, уродливые, смотрящие вперед люди-иебаны, предки современных актеров.

— Хе-хе, Зухус, а ты не помнишь, почему нас вставило тогда по поводу этих самых карликов?

— Так ты мифы какие-то читала, что ли, не помню уже.

— А песнь песней? О возлюбленный мой, твои ноги мохнаты, как кошачьи когтеточки! Бедный, бедный Хаба, бедный, бедный…

— Действительно, бедный. Прелесть какая. Надеюсь, он это никогда не прочитает…

— Давай что-нибудь съедим.

— Давай. — Зухус, все еще хихикая, идет на кухню. На ней шорты и белая майка. Ногти на руках накрашены розовым лаком, а на ногах — прозрачным.

Театральные фанаты — абсолютно запредельные существа, они не поддаются никакому анализу и совершенно не доступны моему пониманию. Мы с Зухус не фанатки, никогда фанатками не были, даже в детстве. На самом деле все очень просто: хочется взять — возьми, не получается — отойди в сторону и займись чем-нибудь другим. Стань, например, лесбиянкой или космонавтом. Шутка.

Музыкальные фанаты — другое дело. Их можно использовать для работы по дому, ухода за детьми, прогулок с собакой, для секса, наконец. Они охотно выполняют всякие поручения и ни на что, кроме признательности кумира, не претендуют. Случаются, правда, и неприятные казусы. Одна ярая поклонница «российского битла» постоянно тусовалась у его подъезда и, заметив направляющихся к нему красоток, сразу же звонила теще музыканта, женщине суровой и легкой на подъем.

Мы сидели в ресторане «Академия», у меня дрожали руки. Я очень сильно злилась и пила горький черный кофе. Зухус и Почеренков весело болтали, каждый на своем уровне. Почеренков делал вид, что понимает, о чем идет речь, а Зухус делала вид, что она верит в то, что Почеренков ее понимает. Я продолжала злиться. Вдруг Зухус с приветливой улыбкой яростно замахала рукой. Я внутренне содрогнулась, но постаралась не потерять лица. Зухус все махала и махала, Почеренков смотрел в направлении махания с тайным страхом. Я смотрела на Почеренкова с тайной надеждой. Корпорация жен за соседним столиком тихо пила алкоголь. Хабенский почти застенчиво сказал: «Привет», — вместо того чтобы свернуть мне шею легким движением руки. Я промямлила: «Прости», — с удивлением заметив, что у меня дрожат не только руки, но и голос. Почеренков косил под идиота, весело крутя круглой головой. «Поздно», — сказал Хабенский, и они с Зухус вышли в ночь. Я достала трубу и зачем-то стала звонить питерской соседке, по-прежнему не теряя лица. Почеренков растерялся и притих. Я стала рассказывать соседке о погоде в Москве и Подмосковье. Почеренков, ерзая на стуле, придушенным голосом сообщил, что пойдет к жене, и спросил моего разрешения. Я разрешила, продолжая болтать с соседкой о ее коте. Потом мы с Зухус поехали домой, и по дороге в голову мне пришла мысль о суициде. Я не была лесбиянкой.

Тема: Если у вас принято делиться воспоминаниями

Автор: Jesminda

Дата: 27.01.2004

Ну что ж, делиться воспоминаниями, так делиться.

Эпизод 1

Восемь часов вечера. Кафе на Невском. За стеклянными дверями колючий, мелкий дождь. Промозглый мокрый вечер темно-серого цвета с тусклым светом фонарей и совсем неяркой рекламы. Отпарировав дежурный вопрос «как дела?» дежурным ответом «нормально», Костик смотрит в окно пустыми глазами. «Ни фига себе, — думаю. — Обычная питерская осень, и сразу такое похоронное настроение».

— У тебя неприятности?

— Нет.

— Но ведь не с потолка же ты такой убитый?

— Все нормально. Как всегда. Хандра просто.

— Да ладно, Онегин. У тебя хандра триста дней в году.

Помолчали. Пора менять тему.

— Кстати, поздравляю тебя. Извини, что заранее. Когда еще увидимся.

— С чем?

Неподдельное недоумение. Уже интересно.

— С первым полукруглым юбилеем совместной жизни.

— А-а, спасибо.

— Хоть бы улыбнулся. У тебя семейные неприятности?

— Нет.

— А ты вообще-то еще любишь ее?

Молчание.

— Ты разочарован?

— Дело не в ней.

— В тебе?

— Да. Просто я тогда был другой С тех пор я сильно изменился, а она осталась прежней. Мне кажется, ей со мной тяжело.

— Ей с тобой или тебе с ней?

Молчание.

— Изменяешь ей?

Молчание.

— А почему Женька тебя сдала? Плохо уговорил?

— Мы с ней расстались до того, как я женился. Тихо и мирно. Без претензий. Не знаю, зачем она меня подставила. Как дурак оправдывался за чужие грехи.

— Знаешь, Костик, меня всегда удивляла твоя способность превращать всех твоих знакомых женщин в друзей. Не в любовниц, не в подруг, а именно в друзей. Ты для них брат, подружка, жилетка, кто угодно, только не мужчина. Удивляюсь, как ты вообще женился, как тебе это удалось. Выбора большого не было?

Молчание. Поморщился. Значит, права.

— Ребенка бы вам.

— Зачем? Кому он нужен? И что изменится?

— У вас-то точно ничего.

Молчание.

— Ну, как тебя проводили в Ленсовета?

— Без особого сожаления.

— А ты на что надеялся? Что Пази, заливаясь слезами, будет ползать у тебя в ногах?

— Нет. У него таких Костиков навалом. А будет еще больше. Как только выпустит свой курс. Мне кажется, он даже рад от меня наконец избавиться. Как и Юрка: фенита ля комедия.

О, кажется, Костик начинает оживать. Самоирония. Неплохо, если способен еще на самоиронию. Совсем неплохо. Внимательно вглядываюсь в знакомое лицо. Это не усталость. Пьешь. Тоска в глазах, страх в самой глубине — глаз и души. Знать бы, чего ж ты так боишься. За стеклянными дверями темно-серый вечер стремительно превращается в черную, маслянисто-блистающую огнями ночь.

Ответить на это сообщение

Тема: Re: Делимся воспоминаниями. Эпизод 42

Автор: Урсус и Зухус

Дата: 27.01.2004

Четыре часа утра. Маслянистое серое утро. Кафе на Невском. Захожу. В углу — непонятная куча тряпья. Пинаю ее ботинком. Хабенский. В глазах — собачья тоска: «Есть три рубля?» Плохо. Пьет. Достаю десять. Костик, покачиваясь, бежит похмеляться.

— Тебе бы ребенка, Костик.

— Кому он нужен? Мы все алкоголики со стажем.

— А что в театре?

Молчание.

— Знаешь, Костик, меня всегда удивляла твоя способность превращать всех твоих знакомых женщин в бутылку. Не в любовниц, не в подруг, а именно в бутылку. Может, хватит пить?

— Какой в этом смысл? Таких Костиков, как я, навалом.

— У тебя неприятности?

— Нет.

— Но ведь не с потолка же ты такой убитый?

— Что ты знаешь о потолках? Ничего? А мне там пару дней назад пришлось устраивать фотосессию — деньги кончались.

«Ни фига себе, — думаю, — обычная питерская зима, и сразу такое похоронное настроение». Стараюсь отвлечь его от тяжких, черных мыслей:

— Бутусова давно видел?

— А, — он безнадежно машет рукой, — с Юркой у нас все кончено. Финита ля комедия.

Покупаю пол-литра и соленый огурец. Костик пьет жадно, крупными глотками. Внимательно вглядываюсь в знакомое лицо.

— Может, перейти на клей? Дешевле будет.

Хабенский заразительно смеется. О, кажется, он начинает оживать. Самоирония. Неплохо, если способен еще на самоиронию. Совсем неплохо.

Через несколько часов наш столик заставлен пустыми бутылками. Хабенский мирно спит лицом в салате. Я нежно глажу его по взъерошенным волосам и ухожу на работу. В кафе робко вползает хлипковатый белесый день.

Ответить на это сообщение

Тема: Re: Делимся воспоминаниями. Эпизод 42

Автор: Кэт

Дата: 27.01.2004

Ой, млин, пролила немного апельсинового сока на клаву — произошло дрожание конечностей от переизбытка чувств-с; но это того стоило!! Класс!

Тема: Re: Делимся воспоминаниями. Эпизод 42

Автор: Вася

Дата: 28.01.2004

Урсус и Зухус, а мне в этот раз ужасно не понравилось! Что-то больно много сарказма и глупой иронии над человеком, который, в общем-то, ничего плохого вам не сделал и не собирается делать!

Тогда ваша зарисовка с Комедией, Терезой и Синемой была намного интересней, живей и веселей! А сейчас просто гадко! Расстроили тем, что вы уже издеваетесь над людьми! Хотя и раньше это можно было распознать, но данный рассказ выглядит уж совсем жестоко и противно для чтения!

Это моя точка зрения. Как видите, она не совпадает с многочисленными поздравлениями в ваш адрес. Оказывается, у вас уже появилось много поклонников!

— Зухус!

— Угу?

— А почему Женя Добровольская такая страшная?

— А ты думаешь, он ей правда ребенка сделал?

— Да ладно! Полный бред, ты же ее видела, страшная тетенька и не очень, по-моему, умная.

— М-да.

— Не повезло ей, правда, Зухус?

— Да, не очень…

— А что ты наденешь завтра?

— Джинсы, наверное…

— Я тоже, пожалуй, джинсы.

Зухус очень долго принимает ванну. Она напускает в ванну горячую воду, выливает туда полбутылки розовой пены, закалывает волосы и ложится со вздохом облегчения. Во время лежания она иногда впускает в ванную комнату меня, и мы ведем разговоры о мужчинах. Зухус становится красной и умиротворенной, от нее веет покоем и счастьем. Потом, когда я ухожу, Зухус начинает тереть конечности зеленой пушистой мочалкой и заливает весь пол вкусно пахнущими мыльными лужами.

Папа Зухус — необычайно приятный мужчина. Я с ходу назвала его просто по имени и, очевидно, допустила огромный промах: надо было и по отчеству. Папа приехал раньше на два дня. Мы с Зухус, конечно, ждали его, но на два дня позже. В квартире было грязновато, а в холодильнике не было еды.

— В офисе! — закричал папа Зухус с порога. — Вам надо работать в офисе!

Работать в офисе нам с Зухус совсем не хотелось, нам хотелось работать на ниве мощной литературы и жидковатой сценаристики мыльных опер, ведь надо же с чего-то начинать.

«Кстати, давно уже собираюсь Вам сообщить, но все как-то забываю. Я в своих египетских изысканиях дознался происхождения слова „зух“. Оказывается, это египетское слово „зухи“, что значит — крокодил. Когда греки захватили Египет и познакомились с крокодилами, это слово вошло в греческий язык и превратилось в „зухос“, приняв греческое окончание. Латинизируя это слово, Брум и получил загадочное „зухус“, которого нет ни в одном из доступных нам словарей. Итак, Ваше прозвище, надо сказать, довольно почтенно, как по древности происхождения, так и по животному, которое обозначает.

Всегда Ваш И. Ефремов»

Дача — вещь, необходимая каждому. Комфортабельная дача отличается от некомфортабельной удобствами в самой даче. Я заблудилась ночью, между грядок с морковью и цветочной клумбой в поисках сортира на не очень комфортабельной даче фанатки Хабенского. Вместе со мной блуждал огромный пес Бонни. Бонни не очень хорошо себя чувствовал — накануне его перекормили гречневой кашей с мясом, а потом он совершенно самостоятельно прихавал половину замороженной курицы, размораживаемой хозяйкой к ужину. Бонни громко пукал и слегка поскуливал, но ему не был нужен сортир, а мне он был нужен просто до зарезу.

— Где ты, Зухус, — шептала я, но пока не пукала. Как тебе там с папой?

— Где ты? Потерялась, что ли?! — раздался встревоженный трубный голос фанатки Хабенского.

— Где ты, Хабенский? — всхлипнула я и пописала куда-то в морковь, рядом с Бонни.

— Ее нет нигде! — донесся еще более встревоженный голос фанатки Почеренкова.

— Где ты, Миша? — Я, шмыгнув носом, натянула трусы и джинсы, мокрые до колен от росы, и пошла, сама не зная куда. Поникший Бонни шел рядом.

— В театре просто ужас какой-то!! — продолжало доноситься из темноты. Видимо, фанатки Хабенского и Почеренкова объединились и решили прочесать сад.

«Ужас в театре» мы сотворили с Зухус. Просто так. От скуки.

УЖАС В ТЕАТРЕ

ГЛАВА 1

Поздней ночью в гримерке Театра имени Ленсовета сидели и пили водку двое: народный артист Сергей Мигицко и молодой артист Александр Койгеров. Мигицко недавно стукнуло пятьдесят. Был он высок, мословат, и на лице его, дряблом от обилия театрального грима, легко можно было прочитать каждую мысль. Койгеров, напротив, был молод, прыщав и зелен. Оба собеседника блондины, но шевелюры их разнились так же, как и лица: растительности на голове Мигицко практически уже не было, над ушами и на затылке сиротливо лохматилось что-то наподобие жеваного мочала. Простоватый череп Койгерова покрывали роскошные золотистые локоны, благодаря которым он частенько играл героев-любовников.

Сергей Мигицко сидел на кушетке в одних игривых белых трусиках, а Койгеров зябко кутался в нежно-сиреневую вязаную шаль, заимствованную у артистки Камчатовой.

— И т-ты утверждаешь это на полном серьезе? — Мигицко почесал подмышку и широко осклабился.

— Конечно, Сергей Григорьевич! Я понимаю, вы мне не верите. — Койгеров опрокинул в себя полстакана водки и закашлялся.

— Закусывай! — пододвинул ему тарелку с нарезанной ветчиной Мигицко.

Койгеров закивал, торопливо прожевал кусок ветчины и продолжал:

— Я видел его так же близко, как сейчас вижу вас. Я вышел в туалет после спектакля, открыл дверь кабинки, а там… — Он торопливо сжевал еще один кусок ветчины и снова закашлялся.

— Т-ты жуй к-как следует, Саша, — по-отечески заботливо похлопал его по спине Мигицко.

— Я жую, жую. Спасибо, Сергей Григорьевич. Оно черное, огромное, лохматое, и такой запах…

— Может, к-кто п-пошутил? — Мигицко наполнил стаканы водкой.

— Да какое пошутил, Сергей Григорьевич! Там оно было, там. Клыки еще такие у него. — Койгеров развел руки в стороны сантиметров на сорок.

— А х-хвост?

— Да не видел я никакого хвоста! Я так испугался, в ступор вошел. Смотрю на него, смотрю, прям в его глаза, а они у него — во! Красные, горят.

— В т-туалете видел? И никого т-там больше не было, к-кроме тебя?

Мигицко вылил в себя водку и не спеша закусил черной маслиной из жестянки.

— Никого, Сергей Григорьевич. — Койгеров последовал его примеру.

— Вот ч-что я тебе с-скажу, Санек. — Артист Мигицко поднялся и стал натягивать щегольские бледно-голубые клешеные джинсы. — Это тебя напугал кто-то. Подшутил. Т-точно тебе говорю. К-кто-то из наших. Может, Олежа Андреев, может, Ш-шура Новиков, а может…

— Да нет, Сергей Григорьевич, оно точно воняло. Абсолютно неземным запахом…

— Ну, неземным запахом, Саша, все ч-что угодно может пахнуть. Анекдот с-слышал?

— Какой анекдот? — Койгеров тоже поднялся и тоскливо смотрел, как Мигицко надевает стильный полосатый свитер.

— Встречаются два актера. Ну, скажем, — Мигицко хихикнул, — Хабенский и Почеренков. Хабенский спрашивает: «Ты после того, как пот-трахаешься, моешься?» «Ну да», — отвечает Почеренков. «С-сходи, п-потрахайся».

Мигицко довольно засмеялся, влезая в ботинки из мягкой черной кожи.

— Ты чего не смеешься? Не п-понял? Глупый ты еще, Саша.

— Да не, Сергей Григорьевич, я его точно видел, честное слово!

— Ты еще честное пионерское скажи. — Мигицко уже застегивал куртку. — Ну д-давай, Санек, счастливо т-тебе оставаться. Убери тут. П-побежал, все, пока!

— Сергей Григорьевич! — Койгеров бросился к двери, потом махнул рукой и сел на кушетку.

Утро следующего дня выдалось морозным и солнечным. Уборщица Зина, напевая, мыла коридор.

— О! Ну ты смотри! Опять все нараспашку, ключ в двери. Вот раздолбаи! — беззлобно выругалась она, заметив, что дверь в гримерку Койгерова открыта. — Ну точно, водку пили. Даже за собой не убрали. Ветчинка, ладно. Ваське возьму.

Зина принялась заворачивать ветчину в театральную афишку, извлеченную из кармана.

— А это что, парик, что ли, не сдали? Конечно, валяйте все по полу!

Зина нагнулась. Находившиеся в театре артисты и служащие вздрогнули от ужасающего женского вопля. Через две минуты около койгеровской гримерки клубилась возбужденная толпа. Вызвали «скорую». Народ расступился, когда медики вынесли на носилках бесчувственную Зину, но не это потрясло собравшихся. В руке, которую не удалось разжать эскулапам, Зина сжимала окровавленный скальп со знаменитыми золотистыми локонами. Это все, что осталось от героя-любовника Александра Койгерова.

ГЛАВА 2

Худрук театра Владислав Пази незамедлительно вызвал правоохранительные органы. Они допросили самого господина Пази, который после продолжительной беседы, выйдя из своего кабинета с белым лицом и трясущимися руками, срочно созвал служащих на общее собрание и народного артиста Сергея Григорьевича Мигицко, видевшего Койгерова последним. Зина не могла быть допрошена по той простой причине, что после злополучной помывки коридора слегка тронулась умом. По слухам, моментально просочившимся в театр из клиники Скворцова-Степанова, несчастная Зина постоянно выкрикивала во весь голос разные несуразицы, что-то типа: «Ваську лови, он артиста нашего вместо ветчины слопал!» и «Снятся твои золотистые косы, снится весенняя звонкая даль».

Покидая театр, органы с презрением отозвались на вахте о народном артисте Мигицко, сообщив, что Сергею Григорьевичу нужно обязательно носить памперсы для взрослых. Что имелось в виду, вахтерша Людмилушка не совсем поняла, но поспешила донести это высказывание до сведения всей труппы.

На собрании же происходило вот что.

— Господа! — обратился худрук к артистам и остальному персоналу. — Страшное событие произошло в нашем театре. Не исключено, что в гибели нашего товарища, замечательного актера, — тут Пази высморкался в большой белый носовой платок, — Александра Койгерова повинен серийный маньяк-убийца, неизвестно как злодейски проникший в наш театр.

Во время этого заявления в зале послышался громкий стук — это народный артист Сергей Григорьевич Мигицко с шумом упал в проходе, после чего был вынесен сослуживцами в коридор.

— Вы должны быть бдительными, господа! — продолжил свою речь Владислав Борисович. — Посторонних за кулисами быть не должно.

При этих словах худрука раздался судорожный вздох молодой части труппы.

— Да, да! — повысил голос Пази. — Ни поклонниц, ни друзей, ни родственников. Во-первых, мы не можем подвергать их смертельной опасности, а во-вторых, как знать, может быть, враг среди нас.

На собрании было принято решение установить ночное дежурство в мужских и женских гримерках. Дежурными выбрали самых крупных и мощных представителей мужской части труппы — Александра Блока и Олега Андреева.

— Жаль, что Почеренкова нет, — вздохнула Анна Ковальчук. — Он бы поддержал, защитил…

За какую часть тела поддержал бы Анну Ковальчук Почеренков, осталось неизвестным. После собрания выяснилось, что народный артист Мигицко забаррикадировался в своей гримерке, отказывается выходить в туалет и требует, чтобы ему принесли ведро для отправления естественных нужд. Принимая во внимание стрессовое состояние артиста, худрук, еще не пришедший в себя, сказал:

— Дайте, Бог с ним, лишь бы «Фредерика» вечером отыграл.

После дневной репетиции, в ожидании спектакля, за столиком в буфете сидели и ели ленивые голубцы и «столичный» салат Лелик Леваков, Олег Андреев, Жора Траугот и Саня Новиков.

— Он так и не выходил? — спросил Андреев, жадно поглощая пищу.

— А то ты сам не видел. Его ж на репетиции даже не было, — отозвался Жора, задумчиво перебирая мелкие деревянные бусы на шее.

— А я думаю, что он сильно привирает. Ну быть такого не может, полный бред! — Худощавый Леваков закурил. — Ну посудите сами: клыки полтора метра, запах какой-то жуткий, весь в черной шерсти. Это же чмо какое-то получается.

— О, точно, чмо! — Андреев чуть не подавился куском черного хлеба и жизнерадостно засмеялся. — Давайте так и будем звать это чучело: черное мохнатое отродье!

— Тебе бы только прикалываться, Олежа. Вон какой вымахал, а мозгов маловато. — Леваков зло затушил окурок в пепельнице. — Ты думаешь, что Койгеров просто лохмы свои в гримерке оставил, как ящерица хвост, а сам ходит где-то живой-здоровый?

— Да ничего я не думаю. — Андреев смущенно потупился.

— Вот именно, Олежа. Кто бы это ни сделал, а у нас в театре труп, господа, покойник, причем неизвестно куда девшийся. Куда он испарился? А?

— Так вы думаете, что Мигицко правду говорит? — вступил в разговор Новиков. — Ходит кто-то по театру черный, лохматый, с двухметровыми клыками и народ жрет? А…

Закончить мысль Новикову не удалось: в буфет влетела рыженькая гримерша Маша, любимица всех актеров.

— Мигицко пропал! Сергей Григорьевич!!!

Артисты вскочили, опрокидывая стулья.

— Как пропал?! Он же в гримерке заперся! Никуда не выходил! — закричал Леваков, теряя самообладание.

— Ай, батюшки! — Буфетчицы, бросив боевой пост, обгоняя друг друга, выбежали в коридор.

— Машка, ты путаешь что-то. — Андреев схватил гримершу за плечи и встряхнул. — Как он мог пропасть? Он даже ведро у Пази выпросил, чтобы в туалет не выходить.

Маша уже рыдала на обширном торсе Андреева.

— Вот, вот, оно и осталось, ведро одно, то есть не одно. — Маша опять зарыдала.

— Машенька, то есть не одно ведро? То есть там Сергей Григорьевич? Да? — Траугот успокаивающе гладил девушку по вздрагивающей спине.

— Нет, нет, — твердила Маша между всхлипываниями. — Нет его, не будет теперь «Фредерика», никогда не будет! Бедненький, только и успел, что перед смертью в туалет сходить.

— Так он вышел в туалет и пропал? — уточнил Саня Новиков.

— Да нет, как вы не понимаете! Не ходил он ни в какой туалет, там ведро только, он его «Собакой.ру» прикрыл и все, нет там больше никого. Ведро и кровищи целое море. Целое море…

В буфете повисла тишина.

ГЛАВА 3

«Фредерик» был снят, публике вернули деньги, а театр второй раз за день посетили органы. Они засвидетельствовали исчезновение артиста Мигицко, забрали вещдоки в виде ведра, журнала «Собака.ру» и долго и тщательно фотографировали место происшествия. Пази рвал на себе волосы, актеры были в панике, даже милицейские работники выглядели весьма озадаченными. Вариантов случившегося было всего два: или это было чьей-то дурной шуткой или в театре действительно орудовал серийный маньяк, специализирующийся почему-то исключительно на артистах Театра Ленсовета. В помощь Андрееву и Блоку были выделены трое сотрудников милиции. Близилась ночь.

— Ну что, давайте знакомиться. — Коренастый молодой человек протянул руку: — Сеня.

— А по званию вы кто? — поинтересовался Олежа Андреев, с энтузиазмом жуя бутерброд. Даже страшные события нынешнего дня не лишили его аппетита.

— Старший лейтенант, — улыбнулся с достоинством Сеня. — А это Леша и Вова, лейтенанты, если для вас это важно.

Леша и Вова тоже кивнули, покровительственно глядя на Андреева и Блока.

— Ну что, проведем рейд?

— В женские гримерки пойдем? — Блок приободрился и, в свою очередь, как старожил, покровительственно посмотрел на милиционеров.

— А женщины там есть? — шмыгнул носом Вова.

— Не-а, — засмеялся Андреев. — Шеф сказал, никаких посторонних в связи с этим со всем.

— Тогда начнем с мужских.

Сеня, Леша и Вова с интересом осматривали помещение, гляделись в зеркала, трогали пальцами кушетки.

— А нам этот нравится, Леха Николаев ваш, — смущенно сказал Леша. — В смысле, Почеренков. Конечно, там вранье все, на самом деле все по-другому. Героическое такое редко бывает.

— Почеренков вообще всегда врет. — Андреев с неудовольствием открыл гримерку с табличкой «А. Зибров, М. Почеренков, К. Хабенский». — Врет и трахает все, что шевелится. Весь театр перетрахал.

— А ты этим не занимался, что ли? — съехидничал Блок.

— Я?!! — возмутился Андреев. — Я на рабочем месте не гажу.

Саша Блок закашлялся, видимо, вспомнив мигицковское ведро.

— А я думал, что у вас наоборот с этим все тип-топ. Куча актрис хорошеньких, поклонниц, — ввернул Вова. — И вообще, это нормально. Любой нормальный мужик так бы поступил. Тем более Леха, тьфу, Почеренков — крутой такой. У Плахова, наверно, меньше баб.

— А Плахов — это кто? — Саша Блок с искренним недоумением посмотрел на Вову.

— Кто, кто! В одном театре работаешь, а не знаешь. Костенька это наш.

— Хаба, что ли?

— Хаба, Хаба, а то ты не знал. Ну, все посмотрели? — Андреев грудью пытался выставить любопытных милиционеров из гримерки.

— А чё ты злой-то такой? Товарищам завидуешь? Это нехорошо. — Сеня сел на кушетку.

Наступила небольшая пауза, после которой артист Олег Андреев весьма туманно сказал:

— Гусь свинье не товарищ.

Что он имел в виду, так и осталось тайной. Милиционеры оказались все-таки хорошими людьми. Пошарив за пазухой, Сеня извлек внушительную емкость с прозрачной жидкостью.

— Ну что, ребята, по маленькой? — и заозирался в поисках стаканов.

— Водка? — оживился Блок и по-хозяйски полез в чужую тумбочку.

— Обижаешь. — Сотрудники органов переглянулись и хмыкнули: — Спирт. То, что доктор прописал.

Запасливый Блок притащил черный хлеб и соленые огурцы. Спирт разлили по стаканам и в меру разбавили водой. Минут через десять всем стало значительно веселее.

— За что выпьем, ребята? За ваш театр? — Сеня смачно крякнул.

— За Плахова с Николаевым. За милицию, — бодро сказал и опять шмыгнул носом Вова.

— Да, наш Плахов выпить не дурак, — протянул порозовевший Андреев. — Пьет все, что горит.

— Да ладно! Николаев трахает все, что шевелится, Плахов пьет все, что горит. Хватит грузить широкую общественность. — Сеня примирительно положил руку на широкое андреевское плечо.

— Слышал анекдот? — Олежа гордо стряхнул руку.

— Анекдотов много, — улыбнулся Леша.

— Короче, слушайте.

— Да ладно, Олежа, не заводись.

— А я и не завожусь. Короче, приходит Хабенский перед «Калигулой», это спектакль такой, для тех, кто не в курсе, в гримерку и говорит: «А приколись, ребята. Ща я вмажу стакан водки, выйду на сцену и блестяще отыграю первый акт!» Все ему: «Да ладно, да ты гонишь» и все такое. А он — хрясь стакан, выходит на сцену и блестяще отыгрывает первый акт!

— Молодец, парень! Наш человек, — приосанился Сеня.

— Приходит Костенька в антракте в гримерку и опять давай: я, говорит, сейчас еще стакан нахлобучу, выйду на сцену и блестяще отыграю второй акт! Все ему: «Да верим, верим!». Он берет стакан — хлобысь, выходит на сцену и блестяще отыгрывает первый акт!

Андреев заржал. Блок сидел потупившись, милиционеры недоуменно переглядывались.

— И чё? — Вова встал и поправил свитер.

— Чё, чё? Не поняли? Первый акт! Отыграл!

— Ну и слава Богу, что отыграл. Артист он хороший. Два стакана водки выпил и отыграл, молодец. Да еще, поди, натощак.

— Да какой, блин, натощак! Я вообще не о том, — начал заводиться Андреев, но неожиданно замолк и прислушался.

— Что, Олежа? — Блок вскочил с кушетки.

— Тихо! Слышите?

Все насторожились. Со стороны коридора доносился странный шорох.

— Пойду посмотрю, — сказал Сеня, вытащил из кармана брюк пистолет и скрылся в темноте за дверью.

ГЛАВА 4

За десять минут напряженного ожидания в коридоре не раздалось ни звука, а потом в гримерку начал просачиваться, заполняя собой все помещение, ужасающий запах. Александр Блок закашлялся, Олежа Андреев зажал нос, лейтенанты Леша и Вова переглянулись и, кивнув друг другу, направились к двери. Перед дверью Леша обернулся:

— Закройтесь здесь. Тумбочку к двери приставьте. Если мы не вернемся, носа отсюда не высовывайте, сидите тихо, как мыши.

— К-как мыши? — От страха Блок стал заикаться на манер народного артиста Сергея Григорьевича Мигицко, пропавшего неизвестно куда.

— Так мыши. Слышали, что вам сказали? Исполнять. — Вова зло рванул дверь и вместе с Лешей вышел в коридор.

Бледный Андреев повернул в двери ключ и посмотрел на Блока.

— Похоже, мы влипли, Олежа. Молитвы знаешь? — Блок трясущимися руками наливал спирт в стакан.

— Какие молитвы, ё-моё! Молитвы Дима Дюжев знает.

— А, однокурсничек твой. Ему-то в Москве сейчас хорошо, как и нашим красавцам. Сидят во МХАТе, тихо, мирно, отъедаются, телок трахают. Вон какие вывески отъели. — Блок влил в себя спирт и поморщился. — Давай, Олежа, вмажь, может, до утра и продержимся.

— Так а чё мы паримся? У нас же во!! — Андреев достал из кармана мобильный телефон. — Щас всех на ноги поднимем, всю милицию, всю страну.

Олежа судорожно защелкал кнопками и поднес сотовый к уху.

— Набирай, набирай, а то ты не знаешь, что из гримерок никуда дозвониться невозможно. Тут же все заблокировано. Вот если в коридор выйдешь…

— А что? И выйду. Мне не слабо. А ты сиди здесь, задницу свою береги. Хотя тебе есть для чего беречь, тебе любовница театр купила. Будешь там блистать, когда евроремонт закончится! А Олежа — чё? Олежа ничё! Мальчик на побегушках, пятая спица в колеснице! Щас выпью — и выйду. — Андреев прислонился спиной к двери, выдохнул воздух, залпом выпил полстакана спирта, но через мгновение еле удержался на ногах, потому как в дверь ударили чем-то очень тяжелым.

— Сеня, это вы? — отчаянно крикнул Блок, но это был не Сеня.

Дверь сорвалась с петель, чуть не придавив успевшего отскочить Андреева, запах стал совершенно непереносим, и в гримерку вломилось, нет, прорвалось, нет, влетело, плотоядно урча, нечто жуткое, с окровавленными клыками, огромное, смердящее, заросшее черно-бурой шерстью, внушающее только одно: панический, неконтролируемый, запредельный ужас.

— Это же чмо! Это же я его придумал! Этого же не может быть! Отче Наш! И все такое! Не помню ни фига! Саша, пробирайся в коридор! Пожарную кнопку попробуй нажать! — кричал Олежа не своим голосом, швыряя в отродье стульями и оторванными от зеркал светильниками, но Блок, похоже, впал в ступор.

Прислонившись к подоконнику, он затравленными глазами взирал на происходящее и не делал никаких попыток спастись. Он все смотрел и смотрел, как чмо все ближе и ближе подходило к нему. В его мозгу, отказывающемся воспринимать действительность, не осталось ни воспоминаний детства и первой любви, ни честолюбивых надежд на будущее, ни молитв, ни проклятий. Андреев что-то кричал ему, но Александр Блок, артист Театра Ленсовета, просто устало закрыл глаза…

— Твою мать! — Андреев безнадежно смотрел на оборванный телефонный провод в коридоре женских гримерок. — Ну ладно, мы еще посмотрим!

Олежа побежал в другой конец коридора, к лестнице на первый этаж.

Только бы добраться до вахты! До телефона! До спасительной улицы, в конце концов. Что произошло с милиционерами и Блоком, Андреев даже не пытался анализировать. Там, на полу коридора, когда он выбежал из гримерки, была кровь, очень много крови, но он не видел ни клочков одежды, ни тел, ни табельного оружия. Ну вот, он почти у цели. Олежа даже запел: «Еще немного, еще чуть-чуть!», как в ноздри ударило знакомое зловоние. Сердце оборвалось и тукало где-то в животе. Знаменитый андреевский торс покрылся холодным потом. Пот тек по лбу, щипал глаза. Но Олежа решил не останавливаться. «Все будет хорошо, — повторял он про себя, — потому что этого не может быть, этого просто не может быть!»

Андреев почти не почувствовал удара. В театре было пусто, темно, никто не видел, как перед дверью служебного выхода копошилась отвратительная черная масса, доедая то, что раньше было актером Олегом Андреевым, с успехом игравшим Филле, Сципиона, забулдыгу-купца Сизобрюхова, Качалу и еще много запоминающихся ролей…

ГЛАВА 5

«Николаевский экспресс» прибыл на Московский вокзал города Санкт-Петербурга строго по расписанию. Константин Хабенский и Михаил Почеренков вышли на платформу, попрощались с фигуристой проводницей, причем Хабенский коротко сказал: «Пока!», а Почеренков игриво ущипнул почему-то засмущавшуюся девицу пониже спины, и зашагали к зданию вокзала.

— Ну что, после спектакля туда? — Михаил подмигнул другу.

— А они придут?

Хабенский любил как следует поспать, но этой ночью поспать не удалось. Их, как это случалось почти всегда, заметили. В купе постоянно стучали, дергали ручку и требовали автографы. В конце концов друзья, плюнув на все, отправились к ошалевшей от счастья проводнице Светке, где и просидели (и не только) до утра, распивая спиртные напитки и перекидываясь шутками и прибаутками.

— Обещали. — Михаил широко улыбнулся. — Ну что ты кислый такой? Придут, конечно. Если что — позвоним.

— Дозвонишься им. — Костя хмыкнул.

— Давай пешком пойдем, воздухом подышим. Рано еще, народу мало. Можно в кафе зайти, съесть что-нибудь.

— Ты себя когда последний раз в зеркале видел? Что тебе позавчера Табаков сказал? — Хабенский наконец-то улыбнулся.

— А чё он сказал? Ничего такого он и не говорил. Тем более я в тренажерке вчера был. Пойдем в кафе.

— Вечером курицы похаваешь.

В этот день артистам Хабенскому и Почеренкову предстояло очередной раз блеснуть в знаменитом спектакле, поставленном Юрием Бутусовым по сильно купированной пьесе Сэмюеля Беккета, «В ожидании Годо», где в одной из сцен Михаил Почеренков который год подряд ел вареную куриную ляжку, приготовленную в театральном буфете. Тем не менее друзья завернули в «Идеальную чашку» на Владимирском проспекте. Посетителей почти не было, кроме трех грязновато одетых студентов, не обративших на приятелей никакого внимания. Хабенский заказал двойной эспрессо, Почеренков — горячий шоколад и пирожное «Черный лес», проигнорировав презрительный взгляд Константина.

— А если не дозвонимся и они не придут? — Костя задумчиво водил ложечкой по столу.

— Когда гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе, — философски изрек Почеренков, уже поглотивший пирожное и раздумывая, найдется ли в буфете театра что-нибудь удобоваримое.

— Твоими устами… Ну ладно, пойдем. Ольге позвони.

— Позвоню, позвоню.

Актеры вышли на улицу, перешли дорогу и увидели у дверей Театра Ленсовета много людей в черной форме ОМОНа, любопытных прохожих и почему-то двух православных батюшек, высоко вздымающих к небу большие кресты, покрытые сусальным золотом, и распевающих молитвы. Недоумевая, друзья подошли к служебному входу.

— Куда? — преградил дорогу детина с автоматом наперевес.

— Вы что себе позволяете? — Константин Хабенский надменно взглянул на мордоворота. Тот угрожающе придвинулся к нему. Ситуацию спас Почеренков. Заулыбавшись так, что рот его растянулся до ушей, он проникновенно сказал следующее:

— Здрасьте! Я Леха Николаев, а это — Игорь Плахов. Мы с вами практически коллеги. Сегодня мы играем здесь спектакль. Хотите, и вас пригласим. А что, театр заминирован?

Детина, несколько смягчившись, достал рацию и что-то забубнил в нее.

— Стойте здесь. Сейчас за вами выйдут.

Хабенский и Почеренков переглянулись и, пожав плечами, простояли на тротуаре минут десять, как ни странно, не узнанные никем из толпы. Наконец из двери служебного входа выглянул Андрей Зибров, который, сказав стражу: «Все в порядке, это наши», увлек товарищей в недра театра.

— Здорово, Андрюха, что случилось-то?

— Сейчас, до гримерки дойдем, все расскажу. Тут у нас много чего случилось.

— Бомбу взорвали? — поинтересовался Костя хмуро — долгое стояние на улице привело его в несколько сумрачное настроение.

— Слушай, а почему мы в новиковскую? В нашей что, ремонт? — удивился Миша.

— Ремонт будет, если доживем. Располагайтесь. Хотите, кофе из буфета принесу?

— Да не, мы кофе попили. В каком смысле доживем? Олежу, что ли, Пази опять с зажигалкой обнаружил? А Олежа, поди, на нас накапал? Так мы ж на договоре, чего бояться-то?

Михаил сел на кушетку, Константин остался стоять.

— Нет Олежи. — Зибров тоже встал. — Светлая ему память. И Саше Блоку, и Койгерову, и Мигицко. — Зибров всхлипнул.

— То есть как? Бомбу все-таки взорвали? — засмеялся Почеренков и осекся, увидев перекошенное лицо Андрея.

ГЛАВА 6

Вследствие того что театр был переведен на особое положение, Пази перенес спектакль на семнадцать часов, чтобы он закончился до наступления темноты. Перед спектаклем он созвал общее собрание. Выглядел Владислав Борисович не лучшим образом: темные круги под глазами, исхудавший и, как многим показалось, еще более поседевший.

— Господа, — сказал Пази, оглядывая поредевшую труппу. — Дорогие товарищи. Милые мои. Почтим память так рано ушедших от нас.

Все встали. Потом, когда уселись, артист Новиков крикнул высоким, срывающимся голосом:

— Не верю я! Не верю!

Пази высморкался:

— И я не верю, Саша, что их нет рядом с нами. Но они будут всегда жить в наших сердцах.

— А может, их похитили? Потребуют выкуп…

— Саша, я разделяю твою скорбь. Мы все разделяем твою скорбь. Идет следствие.

— И кто убийца? — истерически взвизгнула гардеробщица Фелиция.

— Маньяк.

— Бред, просто бред, — шепнул Хабенскому Почеренков.

— Да сам знаю. Но что творится, не пойму. Дурдом.

На них зашикали.

— В эту тяжелую для нас годину мы не перестанем бороться, мы не сложим руки, не спасуем перед опасностью. Театр был во время революции, во время Великой Отечественной войны, во все времена! Враг хитер и опасен, но мы не пойдем у него на поводу и не закроем театр! Искусство вечно, товарищи!

Пази снова высморкался.

— А если еще кто погибнет? — робко поинтересовалась актриса Алексахина.

— Мы приняли меры. — Пази заходил взад-вперед. — Во-первых, все спектакли будут начинаться на два часа раньше, а то и больше, чтобы закончиться до наступления темноты. Во-вторых, театр оцеплен ОМОНом. В-третьих, на каждом этаже, в каждом коридоре и на каждой лестнице круглосуточно будет дежурить тот же ОМОН. Убийцу найдут! Обязательно найдут!

— А можно спросить, Владислав Борисович? — Почеренков встал. — В туалете тоже ОМОН будет дежурить?

Хабенский дернул его за рукав.

— А что? Я просто уточняю.

— Да, будет. Туалет признан возможным местом его обитания.

— Чьего? — не понял Михаил.

— Маньяка, — ответил Пази.

— Что он, в унитазе, что ли, обитает? Как редкий вид канализационного крокодила? — не унимался Почеренков.

Его перебила артистка Елена Комисаренко:

— Позвольте, Владислав Борисович. Эти ребята, ОМОН то есть, они и в женском будут дежурить?

— Да, — твердо сказал Пази, — ничего страшного. Я думаю, вы понимаете, что жизнь дороже, — и добавил неодобрительно: — А вам, Михаил, все бы шутки шутить.

Все разошлись, тихо переговариваясь и непроизвольно оглядываясь по сторонам. На спектакле все было как обычно: истерический смех влюбленных девиц, цветы и аплодисменты. Несмотря на некоторую удрученность, Почеренков залихватски съелположенную куриную ляжку и, как всегда, вызвал овации сценой с «хлебушком и мышами».

— Фу, первый раз вроде отыграли, — с облегчением сказал Почеренков, когда они поднялись в гримерку. — Только бы завтра продержаться и можно обратно, в Москву.

— А тебе не кажется, что все это лажа? — Хабенский закурил.

— Ну, — начал Почеренков.

В дверь постучали.

— Да! — Хабенский затянулся.

Дверь резко открылась, и в гримерку вошла высокая худая девица в черном, в темных очках, с прямой темной челкой. Михаил Почеренков бросился к ней.

— Любимая! Я же тебе говорил! — обернулся он к другу. — А где?..

— В Караганде, — жестко ответила девица, садясь на кушетку. — Костя, выйди на минутку. Нам с Мишаней надо кое-что обсудить.

— Не понял. — Хабенский затушил окурок в пепельнице. — А где твое «здравствуй»? И где твоя подруга?

— Я же сказала, в Караганде.

— Что случилось? — Почеренков сел рядом и попытался обнять девицу за плечи.

— Много что случилось, Миша, очень много.

Хабенский встал и пошел к двери.

— Удачных разборок вам, друзья. — И добавил, выходя: — Все бабы одинаковые. Даже самые… Надоело все. Постоянно одно и то же.

— Я так соскучился, — заныл Почеренков, — мы вас так ждали…

— Да? А мне кажется, вам было чем заняться. — Девица холодно отстранилась. — Вы же у нас звезды, вы идете нарасхват.

— О чем ты, дорогая? У меня вчера были съемки…

— Да вы даже не заботитесь о том, чтобы не оставлять после себя компромата! — По-прежнему не поворачиваясь к актеру, девица повысила голос. Он не казался взволнованным, скорее в нем сквозила холодная ярость, и Михаил поежился, словно от холода, в теплой гримерке.

— Какого компромата?

— Такого! — Она достала из кармана и бросила ему на колени пачку цветных фотографий. — Это здесь, в ночном клубе, а это в Москве. И все — на глазах у журналистов! Узнаешь?

— Нет, — ответил Почеренков, замотав головой и глядя на нее честными, широко раскрытыми голубыми глазами. — Откуда это у тебя?

— Из Интернета. Их может посмотреть любой желающий, абсолютно бесплатно. Вся страна любуется. А ваша фотосессия ню? Та, которую потом напечатали в желтой прессе, с проститутками.

— С моделями…

— Какие они модели? Проститутки — и они, и фотограф! Что, скажи, вы их не трахали после съемок? И до, и во время?!

— Нет, послушай! — Почеренков встал. — А ты сама?..

— Нет, это ты послушай! Я уже достаточно тебя слушала: «Любимая, прости, это было в последний раз, я исправлюсь!». На чем вы сегодня приехали?

— На «Николаевском экспрессе», а что?

— А то! С проводницей, как обычно, вино пили? Ты, проводница и Костя.

— Костю не трогай! И вообще, нас эти поклонницы уже достали, никого у нас нет, кроме вас, ну что ты говоришь?

— Никого у вас больше не будет, в этом уж будь уверен. ЭТО не смогу остановить даже я. Даже если очень постараюсь.

— О чем ты?

— Уже неважно.

Девица встала, сняла очки и пристально посмотрела на Почеренкова.

— Знаешь, почему актеры не любят эскимо на палочке?

— Почему? — ошарашенно поинтересовался Михаил.

— Потому что палочка плохо выходит.

Михаил хотел что-то сказать, но девица повернулась и вышла из гримерки.

В «Пурге» было весело, как всегда. Как всегда, ровно в полночь отмечали Новый год, как всегда, рекой лилось пиво и шампанское, как всегда, было много красивых девушек, но Михаил Почеренков и Константин Хабенский не смотрели на них. Они мрачно пили водку.

— Ты когда последний раз звонил? — Михаил хлопнул очередные полстакана.

— Десять минут назад. Да это бесполезно, Миш. Телефон или отключен, или они трубку не берут.

— Кто же нас тогда сфотографировал? А может, завтра дозвонимся, а? Или ночью? А, Костя? А может, они сами позвонят?

— Сами? Ты что, их плохо знаешь?

— А вдруг позвонят?

Телефон Хабенского, лежавший между бутылками, издал резкую трель.

— Во, во! Я же говорил! — заверещал Почеренков, нечаянно смахнув пару стаканов на пол.

— Алло! Нет. — Хабенский махнул Почеренкову рукой: — Да подожди ты! Не они это. Нет, это я не тебе. Да. В театре. Жди, не паникуй. Сейчас приедем.

Хабенский соскочил с подвешенного к потолку стула и стянул с другого Михаила.

— Едем. В темпе. Андрюха пропал.

Константин кинул на стол пачку смятых купюр и потащил за собой друга сквозь толпу восторженно визжавших девиц.

— Ё-моё, — только и успел вымолвить Почеренков.

ГЛАВА 7

Весь короткий путь до театра (друзья сразу поймали такси) Хабенский и Почеренков обзванивали общих с Зибровым знакомых обоего пола. Никто ничего не видел, не слышал и не знал. Почти протрезвевшие актеры, кивнув знакомому омоновцу, беспрепятственно прошли через служебный вход и стали подниматься по темной лестнице. В фойе второго этажа дежурили два рослых бойца, сразу же преградившие Хабенскому и Почеренкову дорогу.

— Да мы работаем здесь. Мы к худруку, — зло сказал Константин.

— К худруку ночью? — лениво усмехнулся один из омоновцев. — Вы дома должны все спать, в теплых кроватках, а не по запретной зоне ночью шастать. А может, вы эти самые маньяки и есть?

— Да не, ребят. Вы вот сказали про запретную зону, я ее ведущий, между прочим, Михаил Почеренков.

— Программа твоя — говно. Туфта все это, и ты туфта. Неужели ничего лучшего придумать не могли, как расследовать, кто у кого под дверью гадит? Или, помнишь, Лень, — омоновец кивнул приятелю, — тогда, про кота? Не то сожрали его, не то с балкона выбросили. А этот дурик скачет, радостный…

Омоновец не успел закончить тираду, в которой клеймил позором программу «Запретная зона», как тишину прорезал нечеловеческий вопль, окончившийся глухим бульканьем и бормотанием.

— Кажись, ребята, это из кабинета худрука. — Леня ломанулся по гулкому фойе, вслед за ним кинулся и напарник, а за ними — Константин с Михаилом.

Повернув налево, они увидели еще трех омоновцев, очевидно, поднявшихся по лестнице из гардероба.

— Так, без паники, — громким шепотом сказал Леня, который, видимо, был старшим в этом секторе, — а вы, ребятки, отойдите в сторонку, под ногами не путайтесь, не до вас сейчас.

— Пази, между прочим, в кабинете, — ехидно объявил Хабенский, — а вы говорили, что его в театре нет.

— А ты откуда знаешь? — Леня насторожился.

— Так когда его в кабинете нет, сигнализация на двери горит. Вон, видишь, та малюсенькая штучка? А когда он в кабинете, соответственно не горит.

— Сигнализация? В кабинете, говоришь? — Леня дернул дверь и хмыкнул: — Так, ребята, приготовились.

Остальное произошло молниеносно. С хрустом распахнув двустворчатые двери, омоновцы вломились внутрь, вслед за ними вошли Хабенский с Почеренковым. Кабинет был пуст, пуст абсолютно и несомненно, если не считать жуткого зловония, ударившего всем в нос.

— Фу ты, — Леня прикрылся рукавом, — срань господня. Ужас какой. Что же тут гниет-то, у вашего худрука? Может, тут трупы где складированы?

Бойцы открыли шкафы, заглянули под стол и даже под кожаный диван. Никого, а тем более никаких трупов не было.

— Не нравится мне все это. — Леня повернулся к Константину и Михаилу: — Ну, давайте, колитесь, зачем ночью в театр прибежали?

— Так нам позвонили. — Почеренков потер переносицу и чихнул. — Да, Костя?

— Нам позвонила жена нашего друга, актера Андрея Зиброва, и сказала, что он не вернулся домой после спектакля. И вообще, ребята, это ваша работа. Вы же тут запретную зону охраняете. — Хабенский вышел из кабинета.

— Эй, друг, ты язык попридержи. Тут мимо нас даже мышь не проскакивала.

— Не проскакивала, зато нагадила где-то, судя по запаху, — ввернул Почеренков. — А то все на «Запретную зону» валите.

— Ладно, Миш, в гримерку пойдем. — Костя уверенно зашагал к лестнице.

Как ни странно, омоновец Леня заткнулся и, махнув рукой своим, последовал за актерами. В коридоре перед гримерками дежурили еще трое.

— Здорово, Лень. Не в порядке чего? И посторонние почему в театре?

— Да тут ребята за товарища волнуются, Серега. В гримерках кто-нибудь есть?

— Мы когда на дежурство заступили, никого не было. И не говорил вроде никто ничего. Они все заперты. Вон, смотри.

— Давай все откроем и посмотрим на всякий случай.

Все гримерки были осмотрены. Они оказались пусты, кроме новиковской, да и новиковская была пуста, если не считать разодранных в клочья сценических костюмов Зиброва и Федорова и слегка выветрившегося, но явно ощущаемого уже знакомого всем зловония.

— П…дец!!! — Константин Хабенский растолкал омоновцев, выбежал из гримерки и, сопровождаемый побледневшим Почеренковым, кинулся вниз по лестнице.

ГЛАВА 8

Худрук театра Владислав Пази, артисты Федоров и Зибров исчезли бесследно, как и предыдущие жертвы неизвестного маньяка. Театр почти опустел. Напуганная труппа и обслуживающий персонал отсиживались по домам. Все спектакли были отменены до особого распоряжения, в здании работали следователи, милиция и спецслужбы. Журналистам и телевидению, штурмовавшим театр, ничего не сообщали.

В баре «Донжон» сидели артисты Жора Траугот, Саня Новиков, Михаил Почеренков и Константин Хабенский. Все, кроме Хабенского, пили кофе. Хабенский пил минералку с лимоном.

— А ведь мы два дня назад с ним это обсуждали, — вздохнул Новиков. — Сидели, вот так же почти, в театральном буфете.

— С кем? — мрачно спросил Почеренков.

— С Андреем. То есть с Олежей Андреевым. Он еще это чмо придумал.

— Чмо? — ухмыльнулся Хабенский. — Это ты про кого?

— Черное мохнатое отродье, — расшифровал Новиков с неподдельным ужасом. — Чудовище нашего театра…

— Да вы что, с ума все посходили? — Хабенский зло посмотрел на него. — Ты еще собаку Баскервилей вспомни или всадника без головы.

— Зря ты, Костя, — задумчиво сказал Траугот. — Его Койгеров видел. За это, наверное, и поплатился.

— Кого видел?

— Монстра! Он сначала нам об этом рассказывал, а потом, возможно, Мигицко. Только не верил ему никто. Типа он в туалет пошел, открывает кабинку, а там — оно: все, говорит, в шерсти, клыки, когти, глаза как тарелки, воняет — жуть! Вы сами посудите: не настолько он хороший актер, чтобы все это разыграть. Царство ему. — Жора перекрестился.

— Нет, вы точно сумасшедшие. — Константин прикурил новую сигарету от старой.

— Подожди, Костя. — Почеренков потер щетину на подбородке и замолчал.

— Что подожди? Ты о чем? Ну, чего молчишь?

— Я это… Это дико, конечно, но она мне тоже сказала. — Почеренков опять замолчал.

— Что сказала? Кто она? — Хабенский пристально смотрел на Почеренкова. — А, черт. Кто же это долбится так упорно? Але. — Костя поднес сотовый к уху. — Привет. Слушай, дарлинг, давай я тебе перезвоню, мы тут заняты очень. Что? О чем это ты? Але!

Константин выругался и набрал номер.

— Что? Кто это? Они? — Почеренков смотрел на друга с надеждой.

— Они. — Константин встал и, обращаясь к Новикову с Трауготом, сказал: — Мы тут выйдем ненадолго пошептаться. Сейчас вернемся.

— Ну что там? — спросил Михаил, когда они вышли на улицу.

— Что она тебе говорила? Вчера, когда я из гримерки вышел?

— Она, понимаешь, Костя, явно на что-то намекала. Только я до сих пор не пойму, на что.

— Ты просто скажи, что она говорила.

— Типа «это не смогу остановить даже я, мне все надоело, я устала». Ну, что обычно бабы говорят. — Михаил почесал затылок.

— Обычно, Миша, бабы не говорят «это не смогу остановить даже я». Знаешь, что мне сейчас дарлинг сказала? Цитирую почти дословно: «Срочно уезжайте из города, между нами все кончено, но я не хочу, чтобы с вами что-то случилось, я могу сказать только одно: она его вызвала, но она не может его контролировать». Понимаешь, Мишаня!!!

— Ты охренел, что ли, Костя? Вчера перепил?

— Да, конечно, все охренели! Все сошли с ума! Некоторые вообще исчезли неизвестно куда! Во главе с Пази. ОМОН ничего сделать не может, никто ничего сделать не может. Но теперь я в это почти верю. И знаешь, Мишаня, похоже, причина всему — мы. Ты и я. А это — всего лишь следствие.

— Не понимаю, — Почеренков затряс головой, — мы-то в чем виноваты?

— А не ты ли мне рассказывал, что у нее глаза в темноте светятся? Что иногда она ведет себя очень странно? И что она тебе сказала как-то ночью, что не прощает мужчинам только одного — измены? — Костя посмотрел на оцепленный ОМОНом театр.

— Так а Койгеров тут при чем с Мигицко? Олежа Андреев, Андрюха? Пази, в конце концов! — Почеренков уставился на Хабенского с нескрываемым ужасом.

— А то, что она его не контролирует! Возможно, это чмо жрет всех мужиков, которые изменяют в принципе. Ты заметил, Минька, что жрет-то оно только мужиков? А?! Вот что. Заскакиваем домой — и в Москву. В темпе вальса.

— А я Ольге обещал в кино сходить. И вообще…

— Ольге я сам что-нибудь скажу. Задницы у нас горят, Мишаня. Вот так вот.

Хабенский стал спускаться обратно в бар.

— Да иди ты, Шерлок Холмс, знаешь куда? — развернул его Почеренков за плечо. — Ты соображаешь, что ты несешь? Сейчас придумал или ночью?

— Может, я чего и придумал, а ты вообще думать не умеешь. Жду тебя в аэропорту через три часа. — Хабенский выдрался из пореченковской длани и вошел в «Донжон».

ГЛАВА 9

Новиков и Траугот нагнали Михаила Почеренкова возле служебного входа.

— Вы что, поругались? — Жора Траугот ругался редко и в основном в провинции, где аборигены принимали его за представителя сексуальных меньшинств.

— Да так, фигня все. Я в гримерке вчера шарфик забыл. Девушка одна подарила. Неохота оставлять чудовищу вашему. Дорог как память. Давайте зайдем. Или, если страшно, я один схожу.

— Не ходи туда, Миша! — Новиков вцепился ему в рукав. — Уйдешь и не вернешься, у нас и так ряды поредели!

— Сань, да ты чё? На улице белый день. ОМОНа тут полно всякого, органов как грязи. Тем более я тебя вообще никуда не тащу.

— Давай, Сань, зайдем. Что, мы его одного туда отпустим? — Траугот любовно похлопал Почеренкова по спине. — Вон он у нас какой! Лакомый кусочек. Куда его одного отпускать?

— Ну ладно, давайте зайдем. — Новиков заметно скис, но пытался сохранять остатки мужества. — Только быстро, а то у меня съемки сегодня.

— У всех съемки, Саня, у всех! — Михаил заметно повеселел и подошел к омоновцу.

Через десять минут уговоров, улыбок и раздачи автографов компанию впустили в театр «ровно на пять минут, не больше, а то попадет». По пути в гримерку Почеренков вдруг остановился и задумчиво сказал:

— А помните, когда нас с Костей и Андрюхой в труппу зачислили? Как мы рады были! Вы-то тут уже играли, старожилы, блин. Шугали нас.

Траугот засмеялся:

— Вас, пожалуй, пошугаешь.

— Да. — Новиков тоже хихикнул.

— А пойдемте на сцену, — предложил Почеренков, — постоим. Неизвестно, когда еще на нее выйдем и выйдем ли…

— Миш, ты же обещал! Какая сцена? — Новиков нервно огляделся.

— Да ладно, Сань, пойдем! Мишка правду говорит: неизвестно, когда еще вернемся.

Актеры гуськом вышли на сцену. Остановились, посмотрели в пустой темный зал. В правом углу сцены грудой лежал какой-то реквизит, в воздухе танцевали пылинки.

— Жорка, а помнишь, как мы в «Клопе»? Здорово было, да? А «Калигулу» помнишь? — Почеренков подошел к краю сцены, помолчал минуту и заговорил «театральным» голосом: — Да, я служу безумцу. Но ты, кому служишь ты? Добродетели? Я скажу тебе, что я об этом думаю. Я рожден рабом. Я плясал под кнутом, прежде чем принял облик человека порядочного и честного. Гай не вел со мной бесед. Он просто освободил меня и взял во дворец. И тогда у меня появилась возможность как следует разглядеть вас, добродетельных. И я увидел, как вы невзрачны и какой пресный дух распространяете вы, вы, которые никогда не страдали и не рисковали ничем.

За спиной Почеренкова раздался сдавленный не то голос, не то всхлип, но он продолжал:

— Я видел знать, богато одетую, но с нищим сердцем, с жадным лицом и цепкими руками. И это — судьи! Вы, торговцы добродетелью, мечтающие о безопасности, как девушка мечтает о любви, и умирающие в страхе, даже не сумев понять, что всю свою жизнь вы лгали, — вы беретесь судить того, чьи страдания неисчислимы, того, кто каждый день истекает кровью тысячей новых ран! Вы первыми броситесь на меня, я в этом уверен. Презирай раба, Херея. Он выше твоей добродетели, ибо может еще любить своего несчастного господина, который сразится с вашей ложью и заткнет ваши клятвопреступные рты.

Актер Михаил Почеренков вытер пот со лба и медленно обернулся. Через секунду он отпрыгнул к куче реквизита и выхватил оттуда алюминиевый бутафорский меч, потому что картина, которую он увидел обернувшись, была ужасной и неправдоподобной одновременно: Георгия Траугота на сцене уже не было, а к Александру Новикову, который в состоянии шока забился в угол и не мог даже кричать, приближалось чмо.

— Где Жора? — закричал Почеренков, хотя где-то внутри себя ответ он уже знал.

Новиков молчал. Почеренков подскочил к чудовищу и попытался хоть как-то отвлечь его внимание от беззащитного Новикова: он колол его мечом, пинал и клочьями выдирал черную шерсть, но чмо не обращало на него никакого внимания. Еще секунда — и оно, нависнув над Александром, раскрыло зловонную пасть с рядами острых желтых клыков и, как показалось Почеренкову, просто втянуло Новикова внутрь, как огромный удав кролика. После этого оно довольно заурчало и обернулось к Михаилу, зловеще глядя на него налитыми кровью глазами.

— Ах ты, сука! — орал Почеренков, прыгая вокруг чмо, которое было выше и шире его практически вдвое. — Мерзкая вонючая сука! Ты, значит, так, да?

Почеренков подпрыгнул и каким-то непонятным ему самому образом воткнул алюминиевый меч по самую рукоятку в красный вращающийся глаз отродья. Потоки черной крови хлынули на сцену, жуткий вой сотряс здание Театра имени Ленсовета, чудовищный смрад проник даже в подвалы, и омоновцы, ворвавшиеся в зрительный зал, лишь на несколько секунд опоздали, чтобы увидеть, как, поскуливая и натыкаясь на стены, чмо брело к правой кулисе, сжимая в клыках кусок светлой человеческой плоти с болтавшимся на ней толстым серебряным браслетом тройного плетения, который так любил и никогда не снимал актер Михаил Почеренков.

ГЛАВА 10

Через несколько дней в Камергерском, у служебного входа МХАТа, журналисты плотной толпой окружили седого как лунь человека с опухшим от слез лицом.

— «Аргументы и Факты». Константин, как вы прокомментируете страшные события в петербургском Театре имени Ленсовета?

— «Московский Комсомолец». Скажите, Константин, а почему вы прилетели в Москву не с Почеренковым? Насколько нам известно, на его имя был забронирован билет.

— Андрей Подольских, «Коммерсант». Константин, как вы думаете, имел ли место теракт?

— Константин, скажите…

— Константин, как вы считаете…

— Господин Хабенский, не могли бы вы…

— Я ничего не могу. У меня нет комментариев. Извините. Дайте пройти. Да нет у меня комментариев, никаких комментариев у меня нет.

Продравшись сквозь кордон, Хабенский поднялся в гримерку. Сел к зеркалу, закурил, глядя на свое отражение. Они делили эту гримерку с Почеренковым с самого первого дня. Константин вспомнил, как в тот первый день они смеялись здесь, пили вино и строили планы на будущее. К горлу подступил комок. Как он мог? Как он только мог оставить Мишку? Отпустить его одного. Они же всегда были вместе! А теперь он остался один. Навсегда.

Хабенский все сидел и смотрел в зеркало. Он курил сигареты одну за одной, не чувствуя ни аромата, ни вкуса. Не почувствовал он и инородного, чужого запаха, зловонного и тяжелого, просочившегося в гримерку сквозь запертую дверь. И совсем не удивился, когда за своей спиной, в зеркале, увидел ЕГО. И совсем не сопротивлялся, когда чмо положило ему на плечо мохнатую когтистую лапу, запачканную засохшей черной кровью…

— Эй, Костян, ты чё, совсем уже, помер, что ли?! Ау-у!

— Мне все равно. Мне абсолютно все равно. — Константин никак не мог сбросить с себя мохнатую зловонную лапу. Укусить ее, что ли, напоследок? Отомстить за Мишку, за ребят? Хабенский вонзил в нее зубы.

— Ну ё-моё! Озверел совсем! Допился! — кричало чудовище почему-то голосом Почеренкова. — Совсем оборзел! Кусаться! Дожили! На, пивка попей! Подлечись! Вот, черт, ведь насквозь прокусил!

Костя с трудом открыл глаза, потер их, покрутил головой, наткнулся глазами на Почеренкова, живого и невредимого.

— Мишка, — сказал он и сел, чувствуя, что у него дрожат колени. — Мы где, Мишка? Мы встретились?

— Да ты совсем от вчерашнего офигел, что ли? Мы с тобой сейчас, Константин Юрьевич, в родной нашей гримерке, на Владимирском проспекте, в Театре имени Ленсовета.

— А почему? — Язык с трудом слушался Константина.

— А потому, милый мой. — Почеренков смачивал пивом окровавленную руку. — Скотина ты, Костя. Потому что вчера был твой день рождения. Помнишь?

Хабенский отрицательно помотал головой.

— Да, это уже серьезно. Пить нам с тобой меньше надо. Мы вчера праздновали твой день рождения, потом пришли сюда, под утро уже, чтобы дома никого не испугать. Легли спать. Я, как проснулся, за пивом пошел. Здоровье наше поправить. — Почеренков замотал руку полотенцем и хорошенько приложился к пиву. — Ты мне скажи только одно: зачем ты меня так? Сон плохой снился? Я прихожу, а ты прям взахлеб рыдаешь, ручонками размахиваешь и орешь: «Без комментариев, я ничего не могу, извините!» Кошмар какой-то.

— Мишка, а Зибрыч жив? И Андреев? И Койгеров с Мигицко? И Пази?

— Костя, да ты что? — Почеренков сел рядом с Хабенским, протянул ему открытую бутылку. — Что им сделается-то? Олежа вон опять с Настькой поругался. Зибрыч на съемках с утра. Пази тебя вчера по телефону поздравлял, сам, лично, так что гордись — дорос. Ты давай, давай, пей! Легче будет.

— Ты думаешь? — Хабенский залпом выпил пиво, отдышался, подошел к зеркалу и потрогал волосы. — Неужели это мне действительно приснилось?

— А чё снилось-то? Кстати, сам пойдешь в аптеку и купишь стерильный бинт и йод. Не мешало бы, конечно, укольчик против столбняка. А чё медикам говорить? Меня укусил Константин Юрьевич Хабенский? Главный вампир нашей многострадальной родины? Да, Костя, хорошо ты кусаешься. — Почеренков разглядывал пропитавшееся кровью полотенце. — Я, между прочим, хорошо сны разгадываю. Если дерьмо — обязательно к деньгам, если рыба тухлая — тетка какая-нибудь случайно «залетит». Ну, это на самом деле редко бывает. У тебя, кстати, телефон звонит.

Хабенский вытащил сотовый:

— Але! Да. Да вроде живы. Вы не сердитесь, на самом деле. Я потом все расскажу. Да, здесь. Да, даю. На! — Он протянул телефон Почеренкову: — Это наши.

— Да, — заворковал Почеренков в трубку, — ну, любимая, ну не сердись. Я тебе обещаю, что это было в последний раз. При чем тут Ольга? Ольга была не со мной, я тебе обещаю твердо: больше такого не повторится. Костя, ты чего? На старые дрожжи легло? — Почеренков выронил трубку и закрыл голову обеими руками, потому что Константин на полном и абсолютном серьезе размахивал кулаками в каких-то сантиметрах от его лица.

— Никогда больше не смей этого делать! Понял, Мишаня? Никогда!

— Слушай, да ты меня убить, что ли, хочешь? Сначала руку прокусил, а теперь совсем изуродовать хочешь? О чем ты вообще говоришь?

— Никогда не обманывай женщин! — верещал Хабенский, прыгая около Почеренкова. — Чмо рядом с нами, оно всегда неподалеку, оно всегда хочет есть!

ЭПИЛОГ

Рука актера Михаила Почеренкова зажила достаточно быстро. Актер Константин Хабенский частично поведал свой сон закадычному другу, на что тот повертел головой и изрек: «Чего только по пьяной лавочке не приснится!»

Актеры Койгеров, Мигицко, Блок, Андреев, Зибров, Федоров, Траугот и Новиков живут хорошо, играют в театре и снимаются в сериалах.

Владислав Борисович Пази собирается ставить скучную пьесу «Водолей».

Конец

Предупреждение о вреде всего

Если вы будете заниматься чем-либо, это неминуемо приведет к неблагоприятным последствиям. Прежде чем заняться чем-нибудь, основательно подумайте — это вреднее всего, и вы сразу испытаете мощный разрушительный эффект какой-либо деятельности. К чему увиливать: если бы вы были на что-то способны, вы бы уже давно этим занимались.

Зухус открыла для меня волшебный мир Интернета. Это случилось в одну из холодных зимних ночей, после того, как мы с Зухус написали пьесу — комедию из жизни молодых театральных звезд — и решили, что в этом шедевре обязательно должны сыграть Хабенский и Почеренков. Мы даже назвали главных героев Константин и Михаил. Мы гордо называли себя Драматургами и мечтали посвятить жизнь Искусству. Я уже видела огромную рекламную растяжку на фасаде Театра имени Ленсовета с названием нашей пьесы, нашими именами и именами вышеозначенных актеров, предвкушала великолепную разгромную критику, грезила о пятизначных гонорарах в долларовом эквиваленте… но это, собственно, совсем другая история.

Мы с Зухус зашли на официальный сайт Константина Хабенского, чтобы выяснить, заинтересуются ли его фанаты нашей пьесой. Такая маленькая социологическая акция для выявления потребительского спроса на хилом театральном рынке России. В результате пьеса была забыта, а мы узнали, что:

1) фанаты — это люди, которым нечего делать, и они целыми днями висят в Интернете, переливая из пустого в порожнее, общаются друг с другом посредством чата и форума, даже если находятся в соседних комнатах;

2) фанаты не умеют знакомиться, общаться и заводить друзей в реальности, поэтому в виртуальном мире называют себя идиотскими именами вроде Ифигении и Павиана и рассказывают о себе небылицы, которым могут поверить только такие же чокнутые создания;

3) форум — это место, где фанаты обсасывают факты из жизни кумира, поздравляют друг друга с днем рождения и вывешивают свои бездарные стихи и рассказы;

4) фанаты считают, что кумир им должен; что он им должен и на каком основании — это зависит от полета фантазии каждого конкретного сдвинутого;

5) фанаты ругают кумира почище любого критика.

Именно последнее обстоятельство привело нас с Зухус в состояние деятельной ярости.

Однажды в форуме мы наткнулись на такой страдательный опус.

Тема: О своем

Автор: Тереза

Дата: 11.01.2004

А можно, я немножко о своем? Потому что больно. Очень больно.

Не может человек не меняться за десять-пятнадцать лет. Не может он всю жизнь быть молодым и подающим надежды. Не может он всю жизнь быть романтиком. Не может…

А знаете, вот это и больно. Лично мне. Потому что…

Потому что с ними, с этими народными любимцами, матереющими, коснеющими, озабоченными материальными благами и карьерным ростом, уходит и моя молодость. Молодость, которую все мы, вне зависимости от чинов, талантов и профессиональных заслуг на период второго, третьего, пятого курсов, проводили в одних кафе, молодость, в которой и радости, и горести у нас были общие, когда мы искренне желали друг другу удачи, когда мы умели друг за друга радоваться и переживать, когда мы верили — понимаете, правда верили — в служение музам. И умели не суетиться. И любили искусство в себе и своих друзьях. И во врагах тоже. Когда мы рвали друг другу глотки за трактовку мизансцены. Когда мы не подавали друг другу руки за бестактное отношение к классику. Когда хотелось не денег, не водки, не шубки, а хотелось сыграть, поставить, написать, придумать ТАК, чтобы унялась душевная боль, означающая, что тебя потребовал-таки к священной жертве Аполлон, а ты не чувствуешь уверенности в том, что Бог примет твою жертву…

Было. Прошло.

Теперь, прежде чем взяться за работу, мы первым делом оговариваем размеры гонорара. У нас уже редко горят глаза от одной мысли о новом деле. Мы снисходительно смеемся над теми детскими размолвками, над Шекспиром или Чеховым. Встречаясь, мы приговариваем: «Читал тебя, читал… Видела тебя, видела… Да, ничего, ничего…» — и ни говорящий не давится этими словами, ни слушающий.

Их больше нет в моей жизни, тех, кто звал меня на свои студенческие спектакли, тех, с кем мы курили поздними вечерами на институтских лестницах, охрипшими голосами отстаивая свое мнение. Нет больше скуластого мальчика с безудержной фантазией Кости Хабенского. Нет больше рвущего из себя душу Миши Трухина. Нет больше работающего на износ Миши Почеренкова. И фонтанирующего идеями Юры Бутусова больше нет. Да и меня, собственно, нет.

Мы выросли, что ли? Или просто устали? Или еще проще — обзавелись семьями, многие — детьми. Нам надо жить, дядя Ваня, надо жить, а для этого нужна почва под ногами, деньги в кармане, светлое будущее и счет в творческом банке — а за десять лет мы его наработали. Неплохой счет. Не у каждого такой есть.

И все равно, все реже и реже, но — больно. И когда в зеркало смотрю — больно. И когда с ними встречаюсь — больно. Потому что не понимаю — так надо или все-таки можно было по-другому?

И ради этого ли мы ломали копья посреди Моховой?..

Извините, господа. И за патетику, и за переход на личности. Но правда — «мой сад, моя молодость, счастье мое, прощай»…

И наконец-то нас поперло. Кстати, мы с Зухус до сих пор не теряем надежды узнать, кто эта самая Тереза. Знающему будет выдана крупная денежная сумма.

Тема: Заткнитесь, идиоты!!!

Автор: Урсус и Зухус

Дата: 12.01.2004

Такое впечатление, что побывали на похоронах Кости Хабенского: накрылась его карьера медным тазом, талант он продал за бабки, душу пропил, скулы его округлились, фантазия испарилась. Даже Бутусов больше не фонтанирует! Ужас, ужас и ужас. А информация-то про «Белую гвардию» на сайте МХАТа вся на месте, уважаемая бесноватая Комедия. Вы думали, мы не проверим?

Не совались бы вы не в свое дело. Вернее, не в свою жизнь. Вам что, заняться больше нечем? Работают мальчики так, что вам и не снилось. И Бутусов работает, и Почеренков с Хабенским, и даже Миша Трухин.

У нас складывается такое впечатление, что вы некрофилы: трупики любите. Воображаете, что КХ и остальные умерли, и кайф от этого ловите. А может, кончаете? Тереза, вы не пробовали писать сопливые дамские романы типа «Прощай, моя жизнь дорогая, моя любовь, моя молодость!»? Судя по тому, что вы ровесница КХ и МП, вам работать надо, пахать и пахать, а не вопить на всю страну, что КХ предал светлые идеалы вашей юности. Как вы служите искусству? Актерствуете за 3000 рэ в месяц? Потому что за 3000 у.е. вы никому на фиг не нужны!!

Вам всем, господа, надо научиться жить своей жизнью, а не мусолить чужие.

Всегда покупать билеты на один и тот же (уже сотый) спектакль — это же мощно! Милая Тереза, вы как владелец (пайщик, общей с КХ и присными молодости могли бы обеспечить ваших друзей по форуму входными билетами. Это несложно. Почему же вы этого не делаете? Потому что КХ, подлец, предал ваши идеалы? А как это мило — обидеться на МП и не пойти на спектакль! У вас с ними такие интимненькие отношения…

Тема: Re: Заткнитесь, идиоты!!!

Автор: Комедия

Дата: 12.01.2004

Фу, как грубо и невоспитанно!

Тема: Re: Заткнитесь, идиоты!!!

Автор: Тереза

Дата: 12.01.2004

Ой, какая прелесть…

А приятно, когда тебя так обстоятельно читают, знаете ли. И близко к тексту пересказывают. В жанре изложения. Значит, хорошо написано, раз запомнилось…

Кстати, если еще кто цитатку не узнал — так это не Барбара Картленд. Это Чехов.

Одного уважаемые оппоненты не поняли, что юность была не моя. Юность была наша общая. И идеалы у нас были общие.

Что касается моих занятий, уважаемые оппоненты, — я в данный момент в декрете. Если не возражаете, я все-таки сначала ребенка рожу, годик его повоспитываю, а потом уже пойду пахать. Мои полторы тысячи условных единиц никуда от меня не денутся…

Тема: Re: От идиотов слышим и читаем!!!!!!:-)))))

Автор: Андрюха-Хрюха

Дата: 13.01.2004

Эй, вы, рьяные защитники обиженных и угнетенных актеров РФ, не слишком-то заноситесь! В этот монастырь не хрен лезть со своим уставом!

Как говорит в таких случаях мой хороший друг бандит: «Слышен денег легкий шелест — это лох идет на нерест».:-) А вообще, Урсус и Зухус на этом празднике жизни (имею в виду данный форум) — пассажиры транзитные.:-) (что-то меня потянуло на разного рода гадости и пошлости…)

Тема: Re: Урсус и Зухус

Автор: ***

Дата: 16.01.2004

А по-моему, они очень даже оживили пейзаж:)

Оживлять пейзаж форума мы начали с пугающей регулярностью. Сайт несчастного Хабенского казался нам невспаханным полем. Фанаты — незасеянной нивой. Утром я пинала коленом сладко спящую Зухус или толкала ее локтем и гнала, просто вгоняла пинками в Интернет, чтобы почитать отклики окормляемых нами фанатов. Они ручнели на глазах. Какое-то время это нас развлекло.

В начале весны мы с Зухус поехали в Москву. Пора было вернуться хотя бы на какое-то время из виртуального мира в реальный. Реальный мир оказался жесток. Мы, конечно, знали об этом, хотя бы потому, что в реальном мире почти всегда было скучно. В поезде, который должен был доставить нас в столицу, дурно пахло. От проводника тоже пахло — перегаром. Но в нашем с Зухус купе пахло просто невыносимо — носками расположившихся на верхних полках и уже храпящих мужиков. Мы пытались забить на запах, обсуждая наши московские дела, но это плохо получалось. В тамбуре стоять было холодно. Мы смотрели в темное окно и неудержимо зевали. Проводник, пробегавший мимо нас с очередной бутылкой водки, поинтересовался, почему мы не идем спать. Мы с Зухус сквозь зевки рассказали ему о носках. Проводник замедлил свой бег, встал столбом и выдал историческую фразу: «Народ всегда пахнет!» Когда он ушел, мы с Зухус долго смеялись и строили догадки, к каким же существам причисляет себя проводник. Потом решили, что к ангелам. Зухус спала, зарывшись носом в подушку. Я часто бегала курить. Мне было страшно: до встречи оставалось несколько часов.

Мы приехали в Москву 8 марта. В Международный женский день нам с Зухус почему-то уделяли очень мало внимания: все нас игнорировали, просили пересесть или отойти в сторону. Мы почувствовали себя несчастными и неуверенными и решили, что мы, вероятно, не женщины, а тоже ангелы. Или эльфы.

_____

— Ты-то, конечно, эльф, — смеясь, сказала Зухус, стоя у меня за спиной и вглядываясь в экран компьютера. — Все так говорят — и Боря, и Олег, и вообще… У тебя абсолютно неземная внешность.

Вот так всегда — как хочешь, так и понимай. Люди делают странные комплименты!

— На тебя не действует время, — продолжила Зухус, — а это, согласись, какое-то колдовство или шалости маленького народца.

Она еще что-то говорила про мои глаза, но я прогнала ее и вернулась к работе.

Погода не радовала: шел мерзкий мокрый снег, на улицах было холодно и грязно. Мы быстро покончили с деловой частью поездки и переходили из одного кафе в другое, пока наконец тусклый серый день сгустился в тусклый серый вечер.

— Как я выгляжу? — уныло спросила Зухус.

— Красоту ничем не испортишь! — бодро ответила я, и мы пошли в Театр юного зрителя на антрепризный спектакль «Смерть Тарелкина», в котором играли интересующие нас молодые люди, а также наш большой друг Олег Андреев, сделавший нам билеты в зал и проходки в гримерку по окончании действа.

_____

Я сидела, трясясь от страха, на ломаном офисном стуле. У него подгибалась одна ножка, но по сравнению с моими ногами с ножкой стула был практически полный порядок Еще у меня была грязная челка, что напрягало меня до невероятности. Зухус болтала с Олегом, который достаточно надежно закрывал меня от посторонних глаз. Олег был пьян, краснолиц и зол. Зол на меня, потому что я попросила немедленно познакомить мою подругу Зухус с актером Хабенским. Олег приводил веские аргументы, пытаясь отсрочить то, что должно было произойти.

— Познакомь их сама! — басил Олег. — Я ненавижу, когда меня используют.

— Нет! — шепотом верещала я, трогая грязную челку. — Ты же знаешь, он на меня очень сердится!

Этого Олег не мог не признать.

— Ладно, сейчас попробую. — Он шумно вздохнул и вошел в гримерку, плотно прикрыв за собой дверь.

Без Олега я чувствовала себя как без одежды и, сидя по причине сломанной ножки дурацкого стула на одной половине зада, начинала зеленеть от смущения. Дверь гримерки распахнулась настежь, сбив небольшой кусок штукатурки со стены, и трубный голос Олега позвал Зухус в святая святых.

Я осталась сидеть, никем не прикрытая, и идиотски улыбалась, глядя вперед ничего не видящими глазами. Зато слышала я весьма хорошо. На мой счет в коридоре вроде бы ничего не говорилось. Я сидела и ждала Зухус, стараясь не представлять, что в данный момент происходит в злосчастной гримерке. Из коматоза меня вывел резкий зловещий шкряб по полу и глухой удар. Я дернулась и чуть не свалилась с шаткого стула, подумав, что кто-то бросил в меня чем-то тяжелым, типа библейского камня. Я обреченно закрыла глаза и ссутулила плечи, надеясь, что так протяну немного дольше.

— Пойдем отсюда! — Зухус схватила меня за плечо и стащила с насиженного места. Истолковав ее действия как начало чего-то ужасного, я понеслась за ней к выходу. Мы бросили на ходу оторопевшему Олегу: «Пока!» и как-то сразу оказались на улице.

Я стала колоть Зухус. Она — девушка, которая падает, — мрачно пожаловалась, что пятно на джинсах, полученное при падении у служебного входа театра, ей так и не удалось отмыть.

— Терла его, терла, и ничего…

— Что произошло в гримерке? — упорствовала я. — Олег вас познакомил?

— Ну, — задумчиво произнесла Зухус, — можно и так сказать.

Как выяснилось, произошло следующее. Она вошла в гримерку и увидела актера Хабенского, стоявшего в одном сапоге и расстегнутой гимнастерке. Олег, отошедший на безопасное расстояние, сообщил коллеге, что Зухус — начинающая писательница. Зухус подтвердила это кивком головы, хотя в других обстоятельствах опротестовала бы подобное заявление. У нее внезапно пересохло в горле. Периферийное зрение у нее отказало, она видела перед собой только мутно-зеленые, как бутылочное стекло, глаза Хабенского и чувствовала, что глупеет с невероятной скоростью.

— М-м-м… — сказал Хабенский, — мне надо переодеться.

— А давайте встретимся! — отчаянно предложила Зухус. — Прямо сейчас, после спектакля.

— Зачем? — спросил Хабенский со спокойствием мучителя, сознающего свою полную власть над жертвой.

— А что вы написали? — вдруг подала голос женщина, сидевшая на подоконнике. Она так нагло вмешалась в разговор, что Зухус потеряла дар речи, и ей ничего не оставалось, кроме как в смятении выбежать в коридор. Она так злобно и сильно шваркнула дверью, что ключ, торчавший с внешней стороны, вылетел из скважины и пропахал по полу метра два, уехав под мой стул. Именно этот звук я и приняла с перепугу за начало военных действий в отношении моей несчастной персоны.

— Зухус, а правда, в Хабенском что-то есть?

— М-м-м…

Тема: К. Ю. Хабенский и боги

Автор: Урсус и Зухус

Дата: 15.01.2004

Сравнительный анализ

Боги бывают разные. Внешне и внутренне. Блядливую Афродиту (Венеру) с Фенриром роднит только божественное (полубожественное) происхождение, а Кали весьма не похожа на карлика-иебана. Подробно рассмотрим Константина Хабенского в данном контексте. Начнем сверху, то есть с головы.

Волосы

У греков были локоны. Скандинавы носили длинные волосы, заплетая их в косички. Звероголовые боги, равно как и Фенрир, обладали густой блестящей шерстью. Что мы видим у исследуемого? Редкие короткие пряди непонятного цвета, часто торчащие в разные стороны, комковатые и хиловатые на ощупь. Вероятно, в будущем объект облысеет.

Лоб

Обычный.

Глаза (по расхожему мнению, зеркало души)

Способность богов метать молнии общеизвестна. Зевс Громовержец и отечественный Перун устраивали лазерные шоу посредством своих глазных яблок. Глаза богинь погружали смертных в сладостный сон. Некоторые, особо злобные (Медузы), обращали туповатых смертных в камень. Глаза богов-интеллектуалов посылали в мир смертных направо и налево мощные мысли. Глаза объекта совмещают в себе все вышеперечисленные свойства. Исследуемый явно обладает душой божественного происхождения.

Нос

Нос хорош, что и говорить. Весьма похож на многие мраморные носы.

Рот

Рот тоже неплох: чувственный и сладострастный.

Уши (сбоку)

Мы не смогли вспомнить богов с оттопыренными ушами. Разве что Фенрир.

Шея

Шея объекта заматерела, разрослась вширь, и какие-то миллиметры отделяют ее от шей богов всех времен и народов.

Плечи

Поширше бы надо, на те же миллиметры.

Грудь

Что-то среднее между Паном и Фенриром.

Руки (сбоку)

Весьма милая кисть: небольшая ладонь, длинные чуткие пальцы, хотя некоторая костистость присутствует. Аполлон. Сущий Аполлон.

Живот

От совершенства далек.

Бедра

Ничего-ничего-ничего.

Все, что связано с бедрами

На наш взгляд, выгодно отличается от древнегреческих образцов.

Попа (сзади)

Следовало бы уменьшить в объеме для соответствия божественным стандартам.

Ноги

Опять же, нечто среднее между Фенриром и Паном.

Вывод

Некоторыми местами объект явно похож на бога, а некоторыми не похож даже на человека.

Общий вывод

Трудно быть богом.

Ответить на это сообщение

Тема: Re: К. Ю. Хабенский и боги

Автор: Комедия

Дата: 15.01.2004

Дурдом!

Тема: Re: Господам Урсусу и Зухусу

Автор: Синема

Дата: 15.01.2004

Уважаемые господа!

Разве факт наличия «души божественного происхождения», излучающей тепло и свет, не перевешивает несовершенство задницы?

Хотя у каждого свои предпочтения…

Вывод напрашивается…

Тема: Re: Соглашусь…

Автор: Павлон

Дата: 16.01.2004

…Мне нравится то, что делают/ет У и З. Забавно, с юмором и здоровым цинизмом.

Всколыхнули.

Зацепили.

Разбудили.

На ноги поставили, танцевать, как говорится, заставили.:)

Иногда ялюблю танцевать. То есть танцую я, конечно, не профессионально, отвратно танцую, если честно сказать. Но танцевать люблю. Иногда. До сих пор не знаю, любит ли танцевать Зухус, а если любит, то как она это делает?..

После всех пережитых (в основном мной) волнений мы решили срочно уехать в Питер и как следует обдумать сложившуюся ситуацию. Мы приобрели единственные имеющиеся в наличии билеты на поезд «Юность», на сидячие места и расположились на втором этаже Ленинградского вокзала в кафе и ели пиццу странной формы (почти квадратную), подогретую в микроволновке женщиной в неопрятном халате. Зухус утешала меня, хотя в данной ситуации я должна была утешать Зухус.

— Ты же видела его спину? — вопрошала Зухус.

Имелась в виду спина актера Почеренкова, друга актера Хабенского.

— Видела-а-а, — ныла я, — но он-то меня не видел!

— А зачем ты так села, чтобы он тебя не видел? — продолжала допрос Зухус.

— А то ты не знаешь! Я Хабенского боюсь.

— Нашла кого бояться, видела я сегодня этого Хабенского. И потом, ну боишься ты Хабенского, а Почеренков тут при чем?

— Почеренкова я тоже боюсь! — пыталась втолковать я Зухус.

Во мне вдруг проснулась сверхъестественная проницательность, а может, даже предвидение будущего. Я почувствовала, как моя макушка нагревается, словно через нее в меня сверху просачивается неведомая космическая энергия.

— Если мы сейчас спустимся вниз, на первый этаж, то обязательно столкнемся с Олегом Андреевым, — объявила я, глотая теплый безвкусный чай, чтобы протолкнуть им застрявшие в горле куски пиццы.

— Это почему? — не поверила Зухус. — С какой стати ему здесь торчать? И потом, у него поезд через десять минут. Наверное, уже сидит в вагоне. С Хабенским.

— Или Почеренковым, — вздохнула я.

Мы спустились вниз и остановились у выхода на платформы. Я достала сигарету, и тут же возле нас материализовались два молодых человека. Один галантно предложил мне зажигалку, а другой стал выспрашивать, где мы живем — в Москве или в Питере. Зухус брякнула, что в Москве, и мне пришлось вступить в разговор, потому что подруга совершенно не знала географии столицы. Все это время я краем глаза видела некий раздражающий предмет: что-то большое, зеленое и зловещее стояло прямо напротив нашей компании и слегка раскачивалось из стороны в сторону. Молодые люди скоро покинули нас — побежали на поезд. Зеленое пятно тотчас приблизилось к нам и придушенным басом спросило:

— А вы что здесь делаете?

В мое сердце воткнута стрела из какого-то банального темного металла. Не из платины, точно. Сердце не то что болит, ему просто не очень комфортно. У моей собаки завелись блохи. Денег не было, значит, не было и песен. Мне физически до такой степени нехорошо, что я не смогла кончить, как обычно представив, как стая голодных и злобных мужчин терзает мое дохленькое тельце. Мне было скучно. Но уже по-другому — я не могла дышать без него.

«А вы что делаете» оказался, конечно, Олегом Андреевым. Вместе с друзьями Зибровым и Почеренковым он отправлялся домой, в Питер. А мы… Просто тут вот… стоим, наверное…

— Ладно, стойте, — разрешил Андреев, — только никуда не уходите. Я за своими сбегаю.

Он побежал за своими. Мы с Зухус сделали ноги и отсиживались в буфете на втором этаже Ленинградского вокзала, пока поезд, в котором были пьяные актеры, не исчез в ночи. Мы понуро пошли к своему поезду. Перспектива всю ночь сидеть в неизвестно какой позе не радовала.

Я жуткая трусиха. Зухус, может быть, тоже. Только вот боимся мы совершенно разных вещей. Я — мужчин и пауков. А Зухус… не знаю, потому что, как оказалось, я совсем не знаю Зухус. Мои знакомые отзываются о ней по-разному, иногда говорят диаметрально противоположные вещи. Мне плевать. Я люблю Зухус просто потому, что она Зухус и есть на этом свете. А конец у меня, конечно, будет плохим. То ли я нажрусь какой-либо дряни на белом диване, запив все алкоголем, как Монро, душка, упокой, Господи, ее душку. Или просто как все наркоманы или бомжи. А может, прыгну откуда-нибудь, что меня, конечно, не очень привлекает.

В жизни видишь много мертвых людей, которым тоже скучно. А вот Зухус — она живая, и теплой человеческой крови ей ой как много надо. Так это и в кайф, знаете ли…

РОДСТВЕННИКИ

Я никогда не думала о них. Они не посещали меня во сне. Они не присылали мне писем на тонкой папиросной бумаге, пахнущей болотными испарениями и лунным светом. Я вообще не верила в них. Никогда.

В 2001 году я встретила на Владимирском проспекте Михаила. Он возился с синим мопедиком, совсем не подходящим ему ни по размеру, ни по цвету, ни по социальному статусу. Михаил снимался в брутально-дебильном сериале с идиотским названием и играл в театре. Михаил не был красив и не был особенно умен. Я не говорю об изыске — сами понимаете, почему.

— Привет, — сказал мне Михаил.

— Привет, — ответила я, думая о том, что желтые звезды — очень редкая разновидность звезд.

— Хочешь, прокачу? — спросил Михаил.

— Зачем?

— Просто так, — пожал плечами Михаил.

— Хм-м… — И вдруг все желтые звезды в моем сознании померкли, потому что зеленые звезды блеснули в зрачках Михаила. Зеленые, как папоротники, как хвощи и плауны, как что-то забытое, древнее.

— Поедем ко мне? — Я взяла Михаила за руку и умоляюще взглянула в его глаза.

— Хорошо, — кивнул Михаил.

Мы бросили синий мопедик на Владимирском проспекте — он жалостно хрустнул, падая на асфальт, — сели на метро и поехали ко мне. В метро мы прижимались друг к другу, вдыхали друг друга и смотрели друг другу в глаза. Дома было темно. Вещи спали. Зеленый свет входил в мой дом вместе с Михаилом.

— Любимый. — Я толкнула Михаила на ковер.

— Моя, — отозвался Михаил, расстегивая ремень на джинсах.

Комната купалась в зеленом свете, по стенам ползли, разрастаясь, папоротники, хвощи и плауны, пол вокруг ковра становился болотной топью…

…После я увидела их, родственников. Их было много, они кивали нам, а мы — им. Нам было хорошо. Мне, Михаилу и болотным карликам-иебанам — нашей родне.

Мы живем хорошо. Михаил развелся с женой и ушел из своего мерзкого сериала. Мы любим друг друга — еще бы, ведь в наших венах течет древняя иебанская кровь, а в наших глазах часто сияют зеленые звезды. Родственники навещают нас. Иногда.

_____

Сны бывают разные. Любовь… оставим. Трудновато переходить рубежи. Неизменного мало: семья, как это ни банально, друзья, некоторая доля уважения к известным лицам и неопределенные до нужной степени мечты. Любовь… глупости все это.

Дорогие москвичи, питерцы и гости обеих столиц! Обращаюсь к вам с предупреждением: ни за что не ездите на синем коварном поезде «Юность»! Это вам дорого обойдется, и речь идет не о деньгах, а о вашем здоровье, нервах и вере в разумное начало этой жизни.

Мы с Зухус в первый и последний раз сели в «Юность» ночью 9 марта. Праздник уже закончился, Золушка вновь обрела свою тыкву, и ледяной ветер унес цветы, конфетти и обрывки разноцветных лент далеко в укрытые снегом поля. Зухус не могла сидеть — нервы — и стояла передо мной живым укором. Я не могла вытянуть ноги, вместо этого я попыталась их поднять, но положить их все равно было не на что, поэтому я просто подтянула коленки к животу и стала смотреть в окно, ожидая, когда перрон плавно растворится в ночи.

Этого не происходило так долго, что я была вынуждена спросить время. Оказалось, что мы должны были отправиться еще полчаса назад. «Так бывает», — успокоила нас с Зухус сидевшая напротив женщина в вязаной шапке с помпоном. Зухус переступала с ноги на ногу, как запертый в стойле конь, я ерзала на жестком, неудобном сиденье. Сверхчувствительная интуиция у меня в голове начала уступать место активной злости. Ее всячески подогревали соседи.

В купе у вас три соседа. Их недостатки, какими бы вопиющими они ни были, обычно можно вынести в течение восьми часов. Если вы, не дай бог, попали в плацкартный вагон, вам приходится мириться с тем, что вас видят все проходящие по коридору, а человек шесть-семь из ближайшего окружения маячат у вас перед глазами постоянно. В сидячем вагоне вы оказываетесь в центре рыночной площади в базарный день. Бесцеремонные кавказцы тащат по проходу тяжеленные «челночные» сумки и переговариваются так гортанно и громко, будто находятся на горных вершинах, разделенных цветущей долиной, и ничего, даже простенького мегафона, у них для общения нет. Хронически веселые студенты спотыкаются о вас и обливают вас пивом, извиняются, обнимают и приглашают присоединиться к компании. Темпераментные парочки занимаются контактным сексом, даже не потрудившись взять у проводницы одеяло.

_____

«Даже убитый Турбин вызывал во мне теплые чувства…»

Элиза, отзыв о «Белой гвардии»

Спектакль получился полемическим. Критики мхатовскую «Белую гвардию» и хвалили, и ругали, и запутывали следы дифференцированным подходом: «Художественный руководитель молодец, но режиссер не потянул», «Режиссер собрал потрясающую команду, но занимается она не тем, чем нужно». Критики критиками, а поклонники Хабенского и Почеренкова спектакль ревниво отсмотрели и заобожали кумиров еще больше.

На «Белой гвардии» мы сидели в середине партера. Большая сцена МХАТа была забита. Люди шумели на галерке, свешивались с балконов, телевизионщики устанавливали камеры в узких проходах. Первое действие прошло на «ура», но на втором некоторые зрители не выдержали. От лицезрения убиенного Турбина, который лежал босой на железном полу минут двадцать, а то и больше, нас с Зухус отвлек странный звук. Молодой человек, сидевший впереди, спал на плече своего отца или старшего друга. Внезапно он проснулся, вскрикнул, что-то забормотал. Весь зал отвлекся от происходящего на сцене и повернулся в нашу сторону. Молодой человек устроился поудобнее и удовлетворенно захрапел. Гетман уходил из беззащитного Киева, и полковник Алексей Турбин уже ничем не мог ему помочь.

В самый первый день, когда спадает летняя жара, кажется, что люди светятся изнутри каким-то теплым светом. Это необычайно красиво — загар в первый пасмурный день.

Однажды я была ранена дробью. Даже не ранена, а просто одна дробинка попала мне в кисть, между большим и указательным пальцами правой руки. Дробинка вошла косо под кожу, неглубоко.

Меня отвезли к врачу. Им оказался пожилой человек, совсем старик Симпатичный. Кажется, мы где-то встречались раньше. Врач осмотрел мою руку, сказал, что надо вытащить дробину, и ушел за инструментами. Перед этим он похлопал меня по плечу, улыбнулся и сказал: «Не втягивай голову в плечи. Это не так уж и страшно».

Я хорошо помню свою ранку: почти нет крови, засохший след от дробины на поверхности кожи и черная точка внутри. Просто царапина.

Автор: Элиза

Дата: 13.01.2004

Хотела повозмущаться немного, потом решила, ладно, Бог с вами, не верьте, а теперь я вам кое-что расскажу:))

Да! Вчера нас постигло серьезное разочарование… Отменили «В ожидании Годо», который я ожидала с нетерпением вот уже месяц: господин Почеренков не соизволил явиться на работу. Предлагали билеты на следующий день, но мы обиделись и гордо удались, предварительно сдав билеты в кассу.

Решив не отчаиваться, мы отправились в одно небезызвестное для питерских поклонников Константина Хабенского кафе. С горя выпили и попытались расслабиться. У меня весь день, да и предыдущий было не очень хорошее настроение, так много всего навалилось, и от этой свалки негативных событий я мечтала отвлечься на спектакле. Так вот, сидели мы, сидели, потягивая напитки, разговаривали, довольно вкусно поужинали. Однако меня и там настигли проблемы. Я разговаривала по телефону, был очень серьезный разговор, не под ходящий для того места. И тут открылась дверь — и появился он: в стиле a la Остап Бендер. Кепка, белые джинсы клеш, шикарное кожаное пальто. Не знаю, красивы ли боги, и можно ли сравнить Хабенского с ними, но как он был хорош!

Главное не в этом, а в том, что он явился из явно плохой и холодной погоды, и тем не менее он принес какое-то необыкновенное и чуть осязаемое тепло. Не знаю, почувствовал ли кто-то еще то же самое или нет, мне как-то стало так светло и тепло, что все проблемы и разговоры отодвинулись куда-то на второй план. Он сидел совсем рядом с нами, был слышен его чуть хрипловатый, хорошо поставленный голос. И теплота. Да-да, я не устаю повторять, от него веяло теплотой. Наверное, он и сам не осознает, какое действие производит на окружающих. Но я это чувствовала! И не надо подходить и разговаривать с ним (мы посчитали это неприличным, хотя очень хотелось поздравить его с прошедшим днем рождения), достаточно просто знать, что он рядом.

Несмотря на жестокое разочарование от отмены спектакля, я получила то, о чем мечтала весь месяц:))

Ответить на это сообщение

Тема: Re: К. Хабенский как универсальный обогреватель

Автор: Урсус и Зухус

Дата: 14.01.2004

Уважаемая Элиза! Нас поверг в шок рассказ о явлении КХ в белых клешах и кожаном пальто вчерась (12.01) вечером.

Нас крайне обрадовала удивительная, прямо-таки мистическая способность КХ распространять вокруг себя тепло в наше трудное, скорбное, холодное время. Его же можно использовать для нужд народного (коммунального) хозяйства! Представляете: батареи хреново греют или авария на теплоцентрали, а вы вызываете на дом Хабенского — и тепло обеспечено! Погода в доме! Рай для комнатных растений и домашних животных. И неважно, во что он одет: в белые клешеные джинсы или треники с обвислыми коленками. Главное — поймать волну (в смысле тепла). Или давайте продадим КХ физикам для опытов. Очень хорошо, что вы всегда стараетесь принести Театру Ленсовета прибыль.

Ответить на это сообщение

Мы сидели в поезде «Юность». Не совсем, конечно, сидели, так как Зухус стояла. По ее словам, ей так было легче, и, вообще, сидеть она устала. Сначала мы терпеливо сидели-стояли, потом один из наших попутчиков начал храпеть. Его храп был не то что художествен, а как-то угрюм и бесконечно зловещ. Мы с Зухус посмотрели на часы: поезд «Юность» упорно стоял у платформы Ленинградского вокзала и не делал ни малейших попыток сдвинуться с места.

Мужчина зловеще храпел, я его передразнивала, усталый неспящий народ смеялся, Зухус стояла, проводница игнорировала наши вопросы. У меня начала болеть спина. Я встала и предложила Зухус найти начальника поезда. Зухус сначала восприняла мое сообщение крайне болезненно: видя, в каком я нахожусь состоянии, она не исключала возможности драки между мной и начальником данного поезда.

— Ну, Зухус, ну пойдем, ничего страшного не случится, а то комедия какая-то, честное слово, ну, Зухус, ну пошли…

Автор: Урсус и Зухус

Дата: 15.01.2004

КОМЕДИЯ В ДУРДОМЕ

Пьеса

Действующие лица

Комедия

Тереза

Павлон

Синема

Константин Хабенский

Михаил Почеренков

Место действия: палата в психушке, где отключили отопление.

Раннее серое утро. В палату входит Хабенский, закутанный в одеяло на манер римской тоги, излучает тепло и свет.

Хабенский. Я пришел.

Комедия. Ты пришел!

Хабенский. Да пришел я, пришел, грейся, а то мне еще четыре палаты обходить.

Комедия (зябко протягивая к нему руки). Да, да, как хорошо. Ночью у нас лопнули батареи и вода в кране замерзла, а теперь так тепло!

Тереза (вылезая из-под трех одеял). Костенька пришел! Молодость моя, моя жизнь, моя любовь!

Хабенский (перебивая). Грейся, псих!

Тереза (не слушая). Что случилось с твоими скулами, Костенька? Что они с тобой сделали?

Комедия. Они мучают тебя, ходят по тебе ногами! Я слышу, как твоя душа кричит.

Появляется Павлон.

Павлон. Костя, ты что тут застрял? Мы тоже замерзли!

Хабенский. О, это утро длинно, как страдание человеческое!

Хабенский хочет выйти из палаты, но Комедия и Тереза преграждают ему путь.

Павлон. Ну вы чё? Обход же через пятнадцать минут, а ему еще в палату номер шесть успеть надо.

Тереза. У него же душа кричит! Ты что, не слышишь?

Павлон (прикладывая ухо к животу Хабенского). Что-то трепещет там, любит и влюбляет, это несомненно. Ой, обжегся, горячо! (Отскакивает.)

Хабенский. Снимайте обувь, не топчите душу!

Комедия. Костенька, так мы ж и так босиком ходим. Ноги мерзнут, а мы ходим.

Павлон (возбуждаясь). А давайте сделаем системный анализ наших душ! (Греет о Хабенского руки.)

Хабенский. О, понеслось! Тебе что, реланиума давно не давали? Успокойся, а то я сам тебя успокою!

Раздаются глухие удары в дверь.

Синема (из-за двери). Костенька, мы ж тут от холода уже околели! Где ты? Они держат тебя в заложниках?

Комедия. Дурдом!

Тереза (в сторону двери). Вы не имеете на него никакого права! У меня с ним была общая молодость! Общие идеалы!

Павлон (ерничая). Может, ты — это он, а он — это ты? Может, у тебя с ним все общее? Даже, пардон, задница?

Тереза (обиженно). У меня? (Рассматривает через плечо свою попу.) У меня поменьше вроде. Покрасивей как-то.

Синема (из-за двери). У каждого свои предпочтения! Разве факт наличия души божественного происхождения, излучающей тепло и свет, не перевешивает несовершенство задницы?!

Из-за двери доносится стук падающего тела, кошмарный женский вопль, дверь распахивается, входит Михаил Почеренков в белом халате, со стетоскопом на шее, жует большую куриную ляжку.

Почеренков. Ну что, психи, опять разборки с утра пораньше? Калигула, ты мочу сегодня сдавал? Марш на анализ! А вы быстро по кроватям, придурки, обход через пять минут!

Всеобщее замешательство. Хабенский плачет.

Почеренков. Гай, ну что же ты? Мы же с тобой друзья, да?

Ласково утешает Хабенского и уводит, обняв за плечи.

Занавес

Р.S. В пьесе использованы псевдонимы и цитаты участников форума.

Ответить на это сообщение

Тема: Re: Комедия в дурдоме

Автор: Элиза

Дата: 15.01.2004

Это жестоко…

Тема: Re: Супер!

Автор: Элиза

Дата: 16.01.2004

Перечитала снова, по-моему, почти гениально:)) Радует, когда можешь послужить толчком к чьему-либо творчеству:). Господа Урсус и Зухус, я надеюсь, вы помните, кто начал тему о греющих свойствах Хабенского?:)

Мы помним все, потому как крайне злопамятны, особенно я. Злопамятность Зухус более опасна. Но я не буду раскрывать чужие секреты.

К нашему удивлению, мы уладили проблемы с местом обитания в поезде «Юность» крайне быстро. Правда, начальника поезда мы так и не увидели — он тусовался где-то под вверенным ему средством передвижения, проверяя тормоза. А две весьма любезные проводницы без лишних слов уложили нас на нижнюю полку купе, в котором и были двое мужчин, но никакой вонючести от них не исходило. Мы с Зухус завалились спать, сняв только верхнюю одежду, на остальное не было сил. Начальник поезда чинил с подручными тормоза до пяти утра. Потом поезд все же тронулся с места. Но мы с Зухус этого не слышали — мы спали, и во сне нас не посещали ни Хабенский, ни Почеренков, ни даже Олег Андреев с начальником поезда.

По приезде в Питер сердобольная (иногда) Зухус поинтересовалась, как добрались наши «собратья» по сидячему вагону, и закрутила головой, стараясь опознать их в густой толпе прибывших. Но я потянула Зухус домой, сообщив, что, скорее всего, все они, особенно зловеще храпевший мужчина, добрались до северной столицы живыми.

Дома мы завалились спать, правда, открыв дверь, я сразу же наступила в дерьмо кота Зухус — Ника, но такая мелочь уже не могла вывести меня из душевного равновесия, которое, впрочем, некоторые продвинутые люди охарактеризовали бы как коматоз. Спали мы долго и крепко. Только к вечеру я впихнула Зухус в столь любимый мной Интернет. К своему удивлению, мы обнаружили на сайте Хабенского заметку, рассказывающую, как мы посетили святая святых — гримерку самого господина Хабенского. Видимо, кто-то нас все же засек. Меня порадовало только то, что о моей грязной челке в заметке не упоминалось. Между тем долгое сидение в сети стало давать свои результаты. В нас влюбились.

Феномен любви на расстоянии примечателен тем, что влюбленный практически всегда имеет неверное представление о своем объекте. И счастлив тот пострадавший, ошибка которого заключается только в переоценке (подгонке под свой вкус) внешних данных виртуального партнера. Чаще последствия куда более катастрофичны. Любимый из сети может оказаться:

а) придурком;

б) маньяком;

и даже…

в) существом иного пола.

Как и произошло в нашем случае.

Урсус!

Буду ставить тебя сейчас в неловкое положение! Представь: лежит твоя Дикая Кошка на даче, на стриженой травке, загорает в том самом голубом открытом купальнике (ах, какая жалость — ты же его не видел!). Жарко. Дикая Кошка в приятной истоме. И грезится ей…

Летит она на мотоцикле с легендарным героем всех времен и народов Урсусом Суровым. Крепко прижимается к нему своим нежным телом. Мимо проносятся луга да поля: фиалковые, лютиковые, ирисовые, лавандовые. Но все дальше и дальше мчит Урсус Суровый. И все крепче прижимается к нему Дикая Кошка. Но вот мелькнуло поле белое — ромашковое. Взвизгнул мотоцикл тормозами, остановился. Обернулся Урсус Суровый к Дикой Кошке. А у той уже глаза сверкают ярче неба летнего. Поднял он Дикую Кошку на руки свои сильные, понес в поле ромашковое. Кошка, нежно покусывая его за ухо, зашептала слова ему разные, ласковые. Обняла Кошка Урсуса за шею его могучую, стала целовать его страстно в губы алые, горячие. Положил аккуратно и бережно Урсус Суровый Кошку свою Дикую на травку мягкую в поле ромашковом. Начали целоваться они да миловаться. От страсти той кипучей стали одежды тесные друг на друге срывать да бросать на землю влажную…

Проснулась Дикая Кошка. Вместо ромашек травка стриженая ей ложем служит, а вместо Урсуса Сурового ветер теплый ее обвивает. Вздохнула глубоко Кошка Дикая. Пора варенье варить клубничное…

Дикая Кошка

— Вот это да! — заорала Зухус, когда мы оторвались от монитора. — Мне эротических писем еще никто не писал! Да еще таких!

— М-да… — задумчиво ответила я. — Действительно, страстное письмо.

— Страстное? — Глаза Зухус горели, как у вышеописанной Дикой Кошки. — Даже страшное, я бы сказала.

А я бы добавила — компрометирующее. Особенно если учесть, что написала его девушка девушке, впрочем, не подозревая об этом. Довыпедривались…

Тема: Выпедреж. Что это такое?

Автор: Урсус и Зухус

Дата: 18.01.2004

(По письмам наших читателей)

Ура!! Новый термин открыт участником форума под кодовым именем Вася! Поздравляем! Поздравляем от всей души! Выпедриваться! Это мощнейшее слово всколыхнуло глубинные слои нашего сознания! Выпедриваться — это звучит гордо! И выпедриваться, оказывается, можно по-хорошему и по-плохому.

Думали мы долго. Ну а как можно думать быстро кашей (это открытие сделала дражайшая Драма)? Теперь понимаете, господа, как нам нелегко приходится в реале? Ходим, говорим, моемся — а из ушей в огромном количестве лезет каша. То гречневая, то овсяная, а то, пардон, рисовая с сухофруктами. В процессе думания мы пришли к следующим выводам. Выпедриваться по-хорошему. Как это происходит? Выпедриваться по-хорошему — чистое искусство. Часто это случается на сцене.

Пример 1. Артист Андреев и артист Хабенский выпедриваются по-хорошему в сцене прощания Сципиона с Калигулой, хотя и не признаются в этом. Помните, как эротично Андреев закрывает воспаленные от бессонных ночей глаза Хабенского трепещущими пальцами? Как страстно они приникают друг к другу и нежно воркуют, вышибая скупую зрительскую слезу? Это и есть истинный выпедреж по-хорошему, в лучших традициях развратного Древнего Рима.

Пример 2. Сексуальнейший садист Варравин в исполнении того же Хабенского. Когда он выходит, печатая шаг, в белых перчатках, со шрамом на мужественной богоподобной физиономии (отечественная версия Гарри Поттера), у искушенного зрителя сразу возникает вопрос: в каких жизненных коллизиях получена данная отметина? С чем отвратительным и кровавым соприкасалась эта белоснежная лайка? Это настоящий сольный выпедреж.

Выпедреж по-плохому — это закрытый (черный) выпедреж. Так выпедриваемся мы. Вы не знаете нас в лицо и никогда не слышали наших голосов, но у каждого из вас существуют свои версии образов Урсуса и Зухуса, Великих и Ужасных. Кто мы? Женщины, мужчины, баргесты или луэ, сколько нас? В этом и заключается сакральный, мистический смысл выпедривания по-плохому.

А теперь откроем вам тайну. Есть еще один вид выпедрежа — Великий, или Божественный. Что это такое? Это высшее, вселенское проявление выпедрежа. Землетрясения, цунами, всемирные потопы, извержения вулканов и тектонические разломы, революции и убийства политических деятелей (в том числе императоров), глобальные войны и закаты цивилизаций, сумерки богов и рождения сверхновых — все это проявления Божественного выпедрежа.

Поэтому выпедривайтесь с нами, выпедривайтесь как мы, выпедривайтесь лучше нас, выпедривайтесь кто как может! Мы любим вас!

Всегда ваши,

Урсус и Зухус

После получения первого эротического письма мы с Зухус стали выпедриваться со страшной силой. Мало того что мы не признались в том, что мы девушки, кстати, в форуме мы и девушками-то не были. Просто, так сказать, две виртуальные сущности. Вероятно, идеи наши по поводу актеров Хабенского и Почеренкова стали каким-то образом воздействовать на окружающих — и виртуальных, и реальных. Все почему-то считали, что мы с вышеозначенными субъектами не просто на дружеской ноге, но и руке, внутренних органах и т. д.

В конце концов в наши скучающие головы пришла уж совсем идиотская идея: стать дедами морозами — не более и не менее. И устроить влюбленным фанаткам личную встречу с кумирами. А пока я продолжала частную переписку с влюбленной в Почеренкова девой, пытаясь думать, как он, что оказалось, мягко говоря, сложновато. Конечно, я никогда не подписывалась «Твой Почеренков». Более того, я старалась разубедить девицу в том, что Урсус — это Михаил Евгеньевич Почеренков собственной персоной. Но, видимо, что-то общее в нас с Почеренковым все же было. Зухус валялась от смеха, читая письма от влюбленной в меня девицы. Она хрюкала в монитор, когда я, то есть Урсус, общалась с возлюбленной в чате.

Общаться было сложно: меня спрашивали, люблю ли я гонять на мотоцикле, не купить ли мне в подарок пижамку пятьдесят шестого размера с котиками, во что я обычно одеваюсь и какие девушки мне нравятся больше всего. Об официальной супруге Почеренкова мне не было задано ни одного вопроса. Да, русская поговорка: «Жена не стенка, можно отодвинуть» работает и в наше время.

Зухус — достаточно странный человек. Выглядит она, как заблудившаяся в дремучем лесу принцесса: золотые кудри, нежный рот и томный взгляд. Но на самом же деле Зухус весьма циничная и волевая особа. Некоторые особи мужского пола побаиваются ее. Например, актер Олег Андреев до сих пор вспоминает какую-то невинную шутку Зухус, в которую она действительно не вкладывала никакого странного или страшного для артиста Андреева смысла. Тем не менее Андреев, если Зухус не видит, исподтишка всегда очень настороженно смотрит на нее, как будто думает о том, сколько опасного скрывается в этой прелестной головке.

В последнее время меня все больше и больше тянет на воспоминания. Боже, как все было хорошо! Какими мы были душками, лапушками и птичками. В общем, меняю старые воспоминания на новые впечатления!

Однажды мы с Зухус поссорились. Все это было, конечно, не очень серьезно, но Зухус закрылась в спальне, а я с гордым видом сидела и читала журнал. Я считала, что права на все сто. Минут через пять я не была уже столь уверена в этом. А еще через пять пошла к Зухус в спальню, вытащила ее из-под одеяла, и мы помирились, а потом попили чаю и пошли гулять.

_____

Прогулки на окраине города, где люди еще не испорчены цивилизацией и позволяют себе иногда совершать крайне экстравагантные поступки, могут оказаться очень интересными, особенно если гулять в три часа ночи. Мы с Зухус частенько одевались потеплее и понезаметнее и гуляли ночью, наблюдали за аборигенами. Особенно нам запомнился один молодой человек.

Он, вероятно, вообразил себя циркачом или ковбоем. Его машина ехала достаточно медленно, не более пятидесяти километров в час, по абсолютно пустынной, прекрасно освещенной, широкой улице. Мы с Зухус были единственными прохожими в этот поздний час.

Поравнявшись с нами, водитель высунулся из окна и приветственно заорал что-то радостным голосом. Мы помахали ему и продолжили свой путь. Но не успели мы дойти до конца квартала, как услышали визг тормозов, громкий «бэмс!» и звон бьющегося стекла. Обернувшись, мы увидели, как молодой человек с трудом выходит из машины, смотрит на ее переднюю часть, полностью сплющенную о фонарный столб, и разражается отборнейшим матом. Судя по всему, медицинскую помощь оказывать никому не требовалось, и на всякий случай мы с Зухус свернули в боковую улочку, чтобы расстроенный автомобилист не упрекнул нас в том, что мы его отвлекли и спровоцировали аварию. Когда через полчаса мы возвращались домой, машины у фонарного столба уже не было.

У моей виртуальной возлюбленной оказался достаточно взбалмошный характер. Однажды мы с Зухус вывесили небольшое, но динамичное эссе о женском коварстве и мужской слабости.

Тема: О женском коварстве и тщете мужских поползновений

Автор: Урсус и Зухус

Дата: 19.04.2004

Как бы ни был крут мужчина, во все века и времена он становился жертвой более слабого существа — женщины. Меркантильные и хитрые, изворотливые и скрытные, псевдохрупкие и псевдоискренние — женщины всегда являлись основной причиной всех мировых скандалов и разборок. Только эти милейшие блондинки, брюнетки, а особенно рыжеволосые без труда закабаляли слабовольных особей мужского пола лестью и фальшивыми восторгами, а потом жестоко расправлялись с ними. Умение хорошо готовить, медоточиво вещать и без устали предаваться изощренным сексуальным игрищам дано женщинам лишь для одного — тайного или явного издевательства над беззащитными мужчинами. От цирцей, саломей, далил, лукреций борджиа, екатерин, бесчисленных гетер, гейш и жриц в свое время пострадали величайшие представители сильного пола.

Конечно, в наше время и женщины, и мужчины несколько измельчали, но природа женского коварства и мужской наивности осталась прежней. Мужчины творческие наиболее уязвимы и являются наиболее легкой добычей для зловредных и своенравных красоток. На какие только ухищрения не пускаются они, чтобы побольнее ужалить невинных — от интервью с душераздирающими интимными подробностями в желтой прессе и модных глянцевых журналах до активного вмешательства в личную жизнь объектов.

Один наш знакомый — так себе актеришка, но все равно жалко — как-то достаточно поздним вечерком, будучи в почти трезвом уме и, несомненно, твердой памяти, как лось ломился через решетку Летнего сада, несмотря на протесты сопровождавших его друзей. С пеной у рта он уверял преданного друга и приятелей, что одна потрясная красоточка ждет его за ненавистной решеткой, готовая на все. Безусловно, это была милая безобидная шутка одной или нескольких фемин, которые совсем неплохо развлеклись и, вероятно, весело потирали руки, притаившись в окрестных кустах. Конечно, никто из них так и не узнал о моральных страданиях несчастного. И только лучший друг да жалкая кучка приятелей утешали его чуть позже и отпаивали лавровыми каплями и валерьянкой.

Да, быть дедами морозами и волшебниками оказалось не так-то легко. Мы живо представили себе, как, выкроив свободный часок и настроившись на праздничную волну, приезжаем в условленное место, ждем Кэт с Элизой, как два придурка, а потом, не дождавшись, тихо шаркая подошвами и согнув усталые спины, медленно уходим, а на следующий день узнаем, что прелестницы не смогли прийти, потому что поправляли маникюр, наводили макияж и долго укладывали феном рыжие волосы. А кто звонил на мобильник? Совсем неважно, наверное, просто померещилось.

Мы ждали абсолютно нормального ответа, что-то типа стеба над мужчинами, но вышло совсем наоборот. Войдя вечером в Интернет и прочитав ответ нашей фемины, волосы у меня и у Зухус буквально поднялись дыбом. Я заметалась по квартире, Зухус нервничала сидя.

Тема: Re: Есть контакт! Урсусу и Зухусу

Автор: Кэт

Дата: 20.04.2004

А эту часовню тоже я разрушил?

Элиза сегодня вечером прочитала мне по телефону ваше творчество. Положив трубку, я поняла, что вряд ли смогу уснуть до утра. Поэтому, разбудив своего железного коня (что бы я без него делала), я рванула в нет-кафе. По дороге несколько раз была остановлена гаишниками, но кипящая кровь не давала мне успокоиться, а ведь только скорость может помочь… Я наверняка завтра пожалею о том, что сегодня написала, что раскрылась, но все равно пишу, так как мой характер взбрыкнулся. А в таком состоянии я, можно сказать, невменяема.

Неужели все это написано только из-за того, что мы с Элизой по первому вашему предложению не рванули в Москву, пища от удовольствия?! И из этого вы делаете выводы о нашей неискренности?! Все, что было написано мной, — искренне. Не верите — плевать. Я никогда в своей жизни не издевалась над мужчинами так, как некая фемина в случае с вашим знакомым. И к вам бы на встречу пришла с большим удовольствием, если бы только не помешали форс-мажорные обстоятельства. В своей жизни (а я думаю, что, получив наши телефоны, вы без труда смогли узнать, кто мы, сколько нам лег и пр.; между прочим, свои телефоны я не даю каждому встречному-поперечному, так что с моей стороны это был акт доверия к вам) я пропустила только одно свидание с мужчиной и только потому, что моего пса оперировали — вырезали опухоль… Просто я знаю, что такое безответно ждать, знаю, что такое обида и разочарование. И стараюсь с другими поступать так, как хотела бы, чтобы поступали со мной, очень стараюсь… Не верите — плевать. Со своей стороны, я могла бы рассказать кучу историй о мужском коварстве, но не буду, поскольку они похожи одна на другую, об этом написано слишком много и без меня. И я никогда в таких ситуациях не использовала, как говорят мужчины, «главное оружие» — слезы. Только моя подушка, мой пес да впоследствии мой железный конь видели меня плачущей. Даже для моих подруг плачущая Кэт — редкость. Не верите — плевать.

Конечно, после всех моих излияний вы вряд ли захотите со мной встречаться. Мужчинам не нравятся фемины с таким взбрыкивающим время от времени характером, как у меня. Им подавай покладистых, преданно глядящих в глаза и соглашающихся с каждым их непоколебимым словом. Но сейчас я не жалею, что все это сказала… Сегодня я перед вами раскрылась полностью.

P. S. Несмотря на все сказанное и некоторую обиду, я все равно вам благодарна, что в трудную минуту (когда у меня нога была в гипсе) вы поддержали меня. Если бы я не пошла в театр, то депрессии мне было бы не избежать. Тогда я была на грани срыва, потому что даже близкий человек, зная, что я беспомощна из-за этой своей дурацкой ноги, сделал так, чтобы мне было еще больнее. Беспомощность — одно из самых ужасных чувств в этом мире. Подобное я пережила только дважды. Первый раз — когда умирал мой пес, а я ничего больше не могла для него сделать. Второй раз — когда на моих глазах, через дорогу, избивали до смерти маленького щенка, а я тоже ничего не могла с этим поделать: меня держали мои подруги, иначе я бы закончила так же, как это существо.

Не знаю, зачем я все это написала и почему ваши слова приняла так близко к сердцу. Наверное, потому, что они несправедливы.

Сегодня уснуть мне уже не удастся. Поеду покатаюсь по городу, развеюсь… Всем удачи.

Скорее всего, завтра на форуме я не появлюсь, так как мне будет неудобно перед всеми за эти излияния.

Это было кошмаром для моей почти всегда молчащей совести. Где-то в ночи огромного ночного города, может быть, недалеко от нас с Зухус, погибал человек. В состоянии истерики он мог не справиться с управлением, мог разбить чужую тачку и разбиться сам. Но самое главное, он мог навсегда разочароваться в людях: в мужчинах, женщинах и виртуальных существах. Мы решили позвонить на мобильник девушки и сказать, что все хорошо, что Урсус любит ее по-прежнему и все такое прочее. Пусть мы засветим свой номер — плевать, человеческая жизнь дороже! Решили, что позвонит Зухус — она более сдержанный и спокойный человек.

— Катя? — спросила Зухус и представилась сама. — Катя, у вас все в порядке? Тут за вас очень волнуются известные вам люди, они нагло разбудили меня и попросили сказать, что очень нервничают и просят вас как можно быстрее возвращаться домой на нормальной скорости. Они написали вам письмо в Интернете, где все объясняют. Да, всего доброго.

Зухус отключилась, и мы облегченно вздохнули. Мы с Зухус только что спасли человека, а это что-то да значит!

Тема: Кэт!

Автор: Урсус и Зухус

Дата: 20.04.2004

Кэт, наша дорогая Кэт!

Влезли в форум поздно ночью, прочитали и… Кэт, мы… не знаем, что говорить тебе, как говорить. Первой нашей мыслью было позвонить или встретиться с тобой сейчас же, но поверь, это физически невозможно. Кэт, ты живая, настоящая, мы в растерянности, не знаем, как тебя успокоить, что тебе написать.

Эссе, которое прочитала тебе по телефону Элиза, не имеет лично к тебе (и к ней) никакого отношения. Просто у нас возникли мысли, которыми мы захотели поделиться со всеми участниками форума, как всегда, вот и отправили это размышление на тему женского коварства. Последний пассаж про нашу встречу был шуткой, как выяснилось, неудачной. Мы и над собой там смеялись: история, которая там описана, реальна.

Мы и не думали отказываться от встречи с вами. В Питере, если вам так будет удобнее. Как раз сегодня мы это обсуждали, искали хотя бы маленькую дырочку в нашем графике. Как только будем готовы, мы созвонимся. Наши планы не изменились. Наоборот, окрепли!

А то, что ты раскрылась (это больно, конечно, мы знаем), — это чудесно, потому что нет ничего дороже настоящих человеческих эмоций и искренних отношений. По нам тоже ходили ногами и предавали близкие люди, но есть и настоящая дружба, и настоящая любовь.

Нам на тебя не наплевать. Думаем, что мы сможем по-настоящему подружиться. Мы обязательно встретимся в мае, если ты простишь нам нашу идиотскую выходку. Кэт, надеемся, что ты прочитаешь это в скором времени и больше не будешь по ночам носиться на машине. Напиши нам, ночью, утром, неважно когда, мы не спим.

Твои Урсус и Зухус

Естественно, от всего пережитого мы тут же завалились спать.

Однажды мы с Зухус отправились в Москву на семинар по авторскому праву, а по совместительству — слет молодых драматургов и всех, кто себя к таковым причисляет. Все организовывала приглашающая сторона — известная театральная ассоциация. Мы с легким сердцем положились на нее и согласились жить в гостинице. Мы же не знали, что эта гостиница — «Центральная»…

Некоторые, даже коренные москвичи, не верят в ее существование. Оправдывая свое гордое название, она расположена в самом центре Москвы — на Тверской, рядом с Пушкинской площадью, по пути к Красной. Здание гостиницы «Центральная» огромно, его коридорам не видно конца, в них можно заблудиться. Здесь находятся и бесчисленные офисы. Вселяясь в двухместный номер, мы предвкушали первоклассный или, во всяком случае, сносный сервис и различные удобства. Мы же не знали, что номер стоит тысячу рублей в сутки, то есть по пятьсот рублей на человека, в самом центре Москвы…

После бессонной ночи в поезде мы не склонны были глазеть по сторонам, поэтому не обратили внимания на то, что ковры в гостинице «Центральная» выцвели и вытерлись, стены выкрашены в унылый серовато-зеленый цвет, а в воздухе витал какой-то застоявшийся, несвежий запах. Нам хотелось поскорее бросить вещи и немного отдохнуть перед драматургическими мероприятиями.

— Я пойду в душ, — умирающим голосом сказала Зухус и вышла в коридор. Она редко останавливалась в гостиницах и оказалась не готова к такой степени комфорта. Перед отъездом она спрашивала меня, стоит ли брать с собой банное полотенце. Я отсоветовала — мой опыт по части гостиниц говорил, что полотенца, как банные, так и для рук, а также одноразовое мыло, шампунь, зубные щетки и т. п. всегда есть в номерах. Цивилизация может не дойти до отдаленных уголков нашей родины, но уж в Москву-то она добралась. В этом я была уверена.

— А где он? — вскоре спросила Зухус из коридора.

— Кто?

— Душ!

Предчувствуя беду, я вышла вслед за подругой. Детальный осмотр показал: душа в номере не было. Не было и туалета и даже, о ужас, горячей воды — над ржавой, давно не чищенной раковиной кривовато висел один кран с холодной, очень холодной водой. О банных полотенцах и зубных щетках можно было только мечтать.

Чтобы прийти в себя, нам потребовалось больше часа и по две порции фирменной солянки, которую превосходно готовили и крайне дешево продавали в гостиничной столовой. В узком, как пенал, номере наличествовали: две столь же узкие кровати, хромоногое облезшее кресло, журнальный столик, письменный стол, телефон и телевизор. Телефон был платным, телевизор показывал только одну программу, кажется НТВ. Окно выходило во двор, заметенный снегом. Батарея почти не подавала признаков жизни. На улице стоял декабрь.

Тема: Re:…

Автор: Тереза

Дата: 10.02.2004

«В лучах чужой бессмертной славы

Погреться каждый не дурак…»

(Рацер и Константинов)

Ответить на это сообщение

Тема: Re: Утиная охота, или Стрельба по Терезе

Автор: Урсус и Зухус

Дата: 16.01.2004

Тургенев был жестоким, он в зайчиков стрелял. Зилов, как всем известно, стрелял по уткам. Мы, как выясняется, стреляем по Терезе. М-да. Обнаружилось это случайно. Мы, оказывается, лупим по невинной, беззащитной крошке Терри из арбалетов, пращей, базук, пушек, снайперских винтовок с оптическимприцелом. Мы нагло используем гранаты, мины и водородные бомбы. Мы становимся все грубее и наглее — кровь хлещет фонтаном, растекаясь по всемирной паутине сладковатыми ручейками, речушками и реками, затопляя бесчисленные форумы разнокалиберных звезд. Но… Мы скоро начнем промахиваться. Это сказала Тереза.

Ура прелестной! Гип-гип-ура!

Урсус и Зухус умрут, умрут скорбным и невзрачным, ломким и хрустким зимним утром. Будет падать снег. Белый, пушистый и беззащитный, как их нежные сердца. Галка пролетит в сером небе. Из рук Кости Хабенского случайно выскользнет и разобьется чашка из матового китайского фарфора. А Миша Почеренков увидит во сне «бурей измятую, сломанную хризантему». Урсус и Зухус, мохнатые, клыкастые, злобные и мерзкие твари, покинут этот мир. Навсегда. А Тереза будет жить, радоваться яркому солнцу, сексу, соленым огурцам и учить детей русскому языку.

Что не убивает нас, делает нас сильнее. Кто бы это ни сказал, он был чертовски прав. К вечеру мы с Зухус разгулялись, пригласили в гости коллег, живших по соседству, плотно поужинали, выпили, словом, пришли в норму. Часа в три ночи мы созрели для того, чтобы пойти в общий душ.

Это чудо коллективного образа жизни находилось в холле, за два или три поворота от нашего номера, и днем туда шли нескончаемые вереницы людей. Пикантность ситуации заключалась еще и в том, что ничего, кроме зимней одежды и обуви, у нас не было, а вытираться предстояло малюсенькими и жутко жесткими вафельными полотенцами для рук.

В нашем тогдашнем положении горячий душ оказался лучшим тонизирующим средством — значительно полезнее ванны или, например, сауны. Сильные струи воды приятно массировали тело, и, если не думать о том, сколько людей стояло сегодня на том же месте, где и я, можно было расслабиться до полного просветления и примирения с окружающей действительностью.

После омовения влезать снова в зимнюю одежду не хотелось, и мы с Зухус остановились на облегченном варианте: сапоги и футболки. Все постояльцы давно уже спали в своих номерах-каморках, а нам нужно было пройти всего-то двести метров. В гулком пустынном коридоре на нас вдруг напало буйное веселье: мы стали смеяться и ронять вещи.

— Так, так. Вот, значит, чем вы ночью занимаетесь.

Дверь одного из номеров открылась, и оттуда высунулась взлохмаченная голова питерской драматургессы и журналистки по имени Оля.

— Вы меня разбудили, — сообщила она и достала из-за спины фотоаппарат. Прежде чем мы смогли куда-нибудь спрятаться или хотя бы закрыть лицо руками, она нажала кнопку и сфотографировала нас в самом нелепом виде из всех, в которых я когда-либо была! Вот что значит профессиональные журналистские навыки.

Если вы когда-нибудь увидите этот снимок в глянцевом журнале или на скандальном сайте в Интернете (мы с Зухус с мокрыми волосами, в майках и меховых сапогах на босу ногу в холле гостиницы «Центральная» в три часа ночи), знайте, что это просто две уставшие девушки возвращаются из общественного душа в номер, где нет даже горячей воды.

Прежде чем скрыться в своем номере и лечь спать с сознанием выполненного долга, Оля внимательно посмотрела на нас и совершенно серьезно спросила:

— Девчонки, вы что, нюхаете, а?

Когда женщине говорят, что у нее мужской ум, это принято воспринимать как похвалу. Я никогда не хотела быть мужчиной и не понимаю, что хорошего в том, чтобы быть похожей на мужчину и иметь какие-то мужские качества. Мужчины ограниченны и инфантильны, левое и правое полушария их мозга не развиты в равной мере и не могут работать одновременно, поэтому у бедняг большие проблемы с интуицией и воображением. Мужчины могут делать только одно дело, они делают его всю жизнь и довольно редко добиваются в нем больших успехов, а если и добиваются, то платят за успех слишком большую цену.

Ум мужчины глубже и логичнее. Вгрызаясь в какую-то задачу, мужчина уже не может выпустить ее из зубов, пока не разложит все по косточкам, не распылит на атомы. Пусть его, надо же ему чем-нибудь заняться. Пусть хоть как-то оправдывает свое существование в мире, потому что он в нем не главный. Этот мир создан женщиной. Она придумала для него правила, она может не только уничтожить его, но и создать заново. Я могу делать с миром и с мужчинами все, что захочу.

Мы сволочи, мы стервы, мы используем людей, мы эксплуатируем их лучшие чувства, мы играем.

Крокодилоголовый Себек — великий владыка водного пространства, бог-творец, «возникший сам собою в Нуне», обеспечивающий плодородие водам Нила, повелитель благодатного разлива реки, покровитель охотников и рыболовов, правитель обитателей прибрежных зарослей папируса; именно Себеку приписывалось изобретение рыболовной сети. В ряде текстов Себек рассматривается как защитник богов, в частности Осириса; его свирепость и другие устрашающие качества якобы отпугивают от богов силы зла и тьмы. Иногда в своей свирепой ипостаси Себек может быть агрессивным божеством, противником Осириса и Ра. Кроме того, иероглиф, изображающий крокодила, служил определителем в таких словах, как «агрессия» и «вожделение».

Город Фаюма прежде назывался Крокодилополем. В нем было чрезвычайно развито почитание крокодила; одно такое священное животное, прирученное жрецами, содержали отдельно в озере. Оно называется Зухом (греч. от «Себек»). Животное кормили хлебом и мясом и поили вином. Чужеземцы, которые приходили созерцать священное животное, всегда приносили с собой эту пищу.

Священных крокодилов Себека украшали золотыми перстнями и диадемами, а после смерти бальзамировали и погребали в глиняных саркофагах в храмах Крокодилополя.

Жалко, что никто не украсит меня после смерти золотыми перстнями и диадемами. У меня есть парочка семейных драгоценностей — прабабкин кулон с турмалином, скромное тоненькое колечко с изумрудом, которое кто-то из предков на что-то выменял в дореволюционные времена, и еще яйцо Ананова. Это самое яйцо с клеймами самого Фаберже вызывает в питерской тусовке смех. На одной из одиозных премий яйцами наградили Фрейндлих, Вишневскую и меня. А потом все долго смеялись, что господин Ананов, видимо, генетический урод, если обладает таким количеством яиц, да еще и раздает их направо и налево.

Летом мы сходили с Зухус на фильм века «Ночной дозор», проигнорировав закрытый показ, на который без труда могли бы проникнуть. Фильм потряс нас до кончиков пальцев — мы ничего не поняли. Особенно пострадала бедняжка Зухус, которая вообще не любит фэнтези.

— А это кто? — вопрошала она меня в темном зале, набитом тинейджерами.

— А бог его знает. — Я тоже была не совсем в теме.

Зато актер Хабенский потряс наше воображение тем, что, судя по внешнему виду, никогда не брился, не мылся, постоянно бухал водку вперемешку со свиной кровью, но весьма классно изображал сову (в смысле ухал). Из стильного платья Жанны Фриске, игравшей стерву-ведьму Алису, выпирали складки жира, вампиры были похожи на бомжей, крови и звука было много. Финал мы с Зухус не понимаем до сих пор: зачем несчастному, видимо, уже тронувшемуся умом на почве употребления огромного количества алкоголя герою пришла в голову не совсем обычная мысль замочить лампой дневного света, вывалившейся из раздолбанного лифта, вознесенного неизвестно зачем на крышу дома главным злодеем Завулоном, похожим на представителей сексуальных меньшинств, собственного сына подростка. М-да.

— Зухус, а зачем он все-таки хотел его замочить?

Зухус, хмыкнув и решив не вдаваться в бурные и уже надоевшие дебаты, предложила почитать новое письмецо от моей возлюбленной.

Возлюбленная стала жутчайшим кошмаром моей жизни. Письма и открытки приходили с пугающей регулярностью. Сначала они были крайне робкими, но, видимо, скоро барышня вошла во вкус.

Я не лгу никогда. Потому что правды, постоянной правды, не существует вообще. Если, например, вы позвоните мне сейчас на мобилу и спросите, чем я занимаюсь, я отвечу исключительно честно, что уделяю бездну внимания вам, то есть говорю с вами. Так. Это правда? Правда! Но ведь через пару секунд я снова буду стучать по клавишам, донося до ваших умных голов полнейшую чушь, которую мы тут с Зухус пишем.

Моя возлюбленная казалась мне просто белой и пушистой, согласной на все, в том числе на разные несуразные вещи из наших с Зухус приколов.

Один раз мы с Зухус пригласили в гости подругу. Ее звали Венди. Почему? Это никому неизвестно, кажется, что-то там связанное с Питером Пеном. Венди ее называют даже в офисе. Вот это я понимаю — врет и не краснеет.

Короче, мы решили устроить девичник, поскольку Венди тоже не была лесбиянкой. Мы с Зухус приготовили рис с овощами, пару салатов и затарились легким белым вином, купленным в дорогом магазине. Вечеринка, в общем, удалась. Мы смеялись, болтали о мужчинах, попивали белое винцо и смотрели «Секс в большом городе». Когда темы были исчерпаны, все разошлись по своим комнатам, благо квартира Зухус это позволяет, пожелали друг другу спокойной ночи и легли спать. Не знаю, как Зухус, а мне не спалось. В голову пришла еще не до конца оформившаяся, но превосходная идея интеллектуального триллера с соответствующим названием: «Бездна смотрит на тебя». Я толкнула локтем Зухус, и мы стали разрабатывать идею вместе, все больше и больше входя в раж. Идея почти уже обросла самыми ужасными подробностями, как в нашу спальню кто-то робко постучал.

— Какого черта, — заверещали мы. В приоткрывшуюся дверь робко влилось лицо Венди, бледное как смерть.

— Девочки, можно, я схожу в туалет, а то меня очень тошнит.

Тут мы с Зухус заметили, что Венди полностью одета.

— Конечно!! — заорали мы в один голос. — Что ты спрашиваешь?!

Венди вынеслась в прихожую к туалетной двери, разметывая по квартире рис, овощи и белое вино. Более вежливой девушки мы с Зухус никогда не встречали.

К нашему удивлению, на всеобщей любви к Урсусу и Зухусу форумчане не остановились. Когда наш литературный талант уже не вызывал у них сомнений, интерес фанатов сосредоточился на том, кем могут быть в реальности виртуальные персонажи УиЗ. Все сошлись на том, что мы мужчины, но какие именно? Первое подозрение пало на Семерых Козлят (СК) — коллективное виртуальное существо из Москвы, которое писало в о-очень умном стиле. Нам такой даже и не снился. Принадлежность к СК мы опровергли, но интригу разрушать не стали.

Тема: Дорогие друзья!

Автор: Урсус и Зухус

Дата: 23.03.2004

Дорогие друзья!

Для чистоты эксперимента (мы имеем в виду предложенный Ти тотализатор) можем, в свою очередь, подтвердить, что мы — не Семеро Козлят.

Всегда ваши,

Урсус и Зухус

Ответить на это сообщение

Тема: Re: Дорогие друзья!

Автор: СК

Дата: 23.03.2004

Дорогие друзья!

Клянемся честью — Урсус и Зухус говорят правду: они не мы, а мы не они. Вчера весь личный состав был опрошен на предмет мухлевания с никами, «чиста сердечна» не признался никто. За троих я ручаюсь, остальные мне и самому несколько сомнительны, особенно в свете их самостоятельного посещения «12 стульев». Стоит оставить на время их без вдумчивого руководства, как эти куклы тут же пускаются в авантюры. Зато теперь, как гаркнешь за спиной: «Че-е-ечетка!», сразу строятся и понимают все бездны, уже открывшиеся перед ними:)))))

Дорогая Кэт!

Поскольку такие одаренные созданья, как УиЗ, никак не могут явить собой гремучую комбинацию Лукреции Борджиа и прусского фельдфебеля, ну чем ты рискуешь? Мы ставим на тебя и уверены, что в любой ситуации ты не потеряешь присутствия духа и чувства юмора. Опять же — Елиза с тобой. А остальные — мысленно с вами, на подтанцовке!!

Тема: Re: Дорогие друзья!

Автор: Кэт

Дата: 23.03.2004

Дорогие Урсус и Зухус!

Спасибо за ответы. Они еще больше подхлестнули мое любопытство:) Наверное, вы узнали меня по моей походке «я старый солдат». Да… все, что ни случается в этом мире, — к лучшему. Не подверни я ногу, может, и не было бы ничего…

Про нашу майскую встречу я никому не рассказывала, так как все, кому надо, и так знают об этом из форума.

Удачи вам в ваших делах!

Дорогие Козлята!

Спасибо за поддержку! Я доверяю Урсусу и Зухусу, но не доверяю своему дурацкому характеру, который иногда взбрыкивается (не пугать со словом «психует»). А я и раньше говорила, что вы — это не они, а они — не вы.

Тема: Re: Дорогие друзья!

Автор: Pozzo

Дата: 23.03.2004

Да… Михаил и К°.

— Неужели они и правда думают, что мы Хабенский с Почеренковым?! — визжала Зухус, прыгая вокруг меня на одной ножке. — Почему?! Почему они так решили?

Я сидела перед компьютером и думала о том же. Разумеется, я была приятно удивлена.

— Во-первых, у нас мужской стиль. Во-вторых, мы знаем о Хабенском и Почеренкове так много, как могут знать только их друзья и коллеги или они сами. И они уверены, что мальчики заглядывают на форум.

— Вот уж не знаю, — усмехнулась Зухус, — фанаты же все время утверждают, что Хабенский и Почеренков к компьютеру даже подойти не могут, не то что для форума писать.

— Человек — существо нелогичное. Фанаты — на то и фанаты, чтобы верить во всякие невозможные глупости.

Зухус кивнула и довольно захихикала.

Я считаю, мы поступили честно. Мы не сказали этим чудакам ни слова неправды, мы просто искусно запутали их, и они сами, с готовностью, выдали желаемое за действительное. Фанаты оказались до неприличия романтичными и безумно назойливыми.

Кэт считала себя избранной, и ее раздувало от гордости.

Привет!

Вы знаете, Урсус и Зухус, я тут подумала и решила, если я с кем и хочу встретиться, то только с вами. С Почеренковым и Хабенским не вижу особого смысла встречаться, так как у меня с ними не было никаких точек пересечения, только как зритель — актер. Даже не буду знать, о чем с ними говорить. Не хвалить же их всю встречу и не забрасывать комплиментами или рассказывать анекдоты про брови. А с вами я найду темы для разговоров. Я дура, да?:)

Но я все еще аду ответа.

Кэт

Р.S. Ну не верит Кэт, что вы и есть Почеренков с Хабенским. Можете убивать.

— Господи! Как повезло Кэт в том, что мы не Хабенский с Почеренковым. Боже мой, как же ей повезло, правда, Зухус?

— А почему ты сообщаешь мне об этом голосом Ренаты Литвиновой?

— А тебе не нравится Рената? Мы ей «Бездну» запросто пристроим!

— Пристроишь ей…

Зухус жует кусок торта, а в это время весь мир ей почти безразличен. Даже я.

Говорят, Линда Маккартни до знакомства с Полом перебрала многих рок-музыкантов, включая великого и ужасного Элиса Купера. Не знаю, правда это или досужие выдумки, но, так или иначе, Линда добилась своего — присвоила суперзвезду на всю жизнь. Немногим безвестным девицам удавалось это сделать. Вопрос: что же для этого нужно? Наверное, главное — не быть фанаткой. Все-таки Линда ею не была.

Дорогая Кэт!

Убивать мы тебя не будем, потому что ты совершенно права. Урсус и Зухус — персонажи виртуальные, они не имеют никакого отношения к реальным людям. Кто бы ни были те, чьи пальцы сейчас стучат по клавишам, Урсус и Зухус живут в абсолютно другом мире.

Мы на тебя не сердимся, но пойми, что в реальной жизни существуют свои правила. Если тебя терзает вопрос, почему мы «выбрали» тебя, захотели с тобой встретиться и т. п., мы можем ответить, что все очень просто. Мы уже писали, что хотели побыть дедами морозами, сделать тебе приятное, без всяких особых причин.

В действительности КХ и МП, о которых ты так много пишешь и рассуждаешь, совсем другие — обычные, очень занятые люди, достаточно прозаичные и далеко не всегда приятные в общении. Например, мы поняли, что тебе очень нравится МП. Ты бы хотела с ним пообщаться или?..

Кэт, не обижайся, но ты очень эмоциональный человек, ты живо и непосредственно на все реагируешь, и мы можем всегда соответствовать твоим ожиданиям. Разве имеет смысл при малейшем недопонимании или размолвке обижать людей, которых ты очень мало знаешь, в чем-то их обвинять.

Мы действительно к тебе хорошо относимся, периодически стараемся тебя как-то развлечь, приободрить. Нам нравится твой сайт, форум, продолжай в том же духе, пиши, фотографируй. Творчество — это всегда замечательно.

Если ты в очередной раз не обидишься, то пиши нам.

УиЗ

Мы написали это проникновенное письмо после того, как Кэт насмерть обиделась, что наша эпическая встреча не состоялась. Первоначально она была запланирована на май. Мы думали, что успеем разобраться со своими делами и своими молодыми людьми, но, конечно, не успели.

Кэт — девушка основательная. Она не только обиделась, она пошла дальше. О проведенной ею операции мы с ужасом узнали из сообщений на форуме.

Тема: Кэт — после прочтения сжечь:))

Автор: СК

Дата: 07.05.2004

Котик, вынужден признаться, что наш план «Барбаросса» провалился по моей вине. Горе мне, злосчастье!

На «Белой гвардии» был аншлаг, народу на приставных в проходе сидело море. С букетом отправили самого упитанного козленка. Она проявила настоящие бойцовские качества и, как крейсер «Варяг», проложила себе путь к сцене. На сцене, как мы и предполагали, КХ появился в сопровождении Лариосика, крепко державшего его за руку. Котик, можешь себе представить — как по сценарию!

Бедная козляшка стала тянуться с букетом к КХ, всеми силами демонстрируя самые добрые намерения, но КХ был в полной власти своего спутника и совершенно лишен способности передвигаться самостоятельно. Ужас! Мы с парнями стали делать безуспешные попытки прийти ей на помощь, но застряли в районе четвертого-пятого ряда. И тут она завопила на весь зал: «Константин Юрьевич, вам привет из Питера!!» Лариосик на мгновенье ослабил бдительность, и КХ благополучно добрался до своего букета. При этом состоялся примерно следующий диалог.

— От кого привет?

— От Кэт, естественно!

— От радистки или от пианистки?

— От Котика, с которым Урсус и Зухус должны были встретиться в мае.

Тут все существо КХ исполнилось восторгом и радостью, глаза наполнились чистой слезой, и он дрогнувшим голосом произнес:

— Дорогая!.. Как приятно!.. Ну, давай, козленок, привет, где он?

Это требование несколько озадачило козленка, так как она располагала скудным набором предметов, и женские часики, очки или даже бранзулетка вряд ли могли представлять интерес. А вот цепочка с мальтийским крестом в принципе могла бы, но через голову не снимешь, а с замком полчаса возиться. Одним словом, пришлось сказать, мол, Кэт сама при личной встрече и передаст, и засим откланяться. Так что — имей в виду! На всякий случай, когда в следующий раз пойдешь на встречу с УиЗ, захвати какой-нибудь сувенир, может, орел у тебя дома есть деревянный с размахом крыльев полтора метра или коник бронзовый небольшой, или еще какая красота. Подумай, в общем!:))

Ответить на это сообщение

Тема: Козлятам

Автор: Кэт

Дата: 07.05.2004

:)))) У меня нет слов:))) Сейчас весь отдел прибежал смотреть на Кэт-Котика, которая мало того что ржет как тот небольшой коник бронзовый, так еще и слезу пустила, тоже чистую. Ой, порадовали, спасибо!! Эх, вашему смелому козленку надо было трижды, по русскому обычаю, расцеловать КХ от Кэт:)))))))

Мы с Зухус перепугались. Стихия фанатской любви выходила из-под контроля. Кэт предпринимала самостоятельные действия, которые могли привести к самому катастрофическому результату. Предположим, у КХ уйма знакомых по имени Кэт и, стоя на сцене после спектакля, он вообще ничего не понял.

— На этот раз все обошлось, — мрачно сказала Зухус. — А если она еще раз попытается?

— Что попытается?

— Передать привет МП или связаться с ним по телефону или еще что-нибудь?

— Надо срочно с ней поговорить.

— Как?

— Встретимся в чате, — решила я.

Так началась эра разговоров он-лайн. Первый чат с Кэт и Элизой был чисто функциональным. Мы попытались слегка умерить их пыл и предложили встретиться в Москве.

Тема: Ну воооот…

Автор: Элиза

Дата: 19.04.2004

Ох, не знаю, что и сказать. После нашего ночного рандеву с У и З до сих пребываю в состоянии легкого недопонимания:). Все, конечно, прекрасно прошло, только остались некоторые детали, которые сначала меня слегка шокировали, а потом привели в недоумение. У и З пришли решить некие организационные вопросы… Вернее, так сказать, один большой организационный вопрос: сможем ли мы прибыть для встречи в столицу Родины нашей?..

Что думать, не знаю. Это было либо проверкой на вшивость, либо, да простят меня У и З, попыткой отдалить нашу встречу на неопределенный срок. Не знаю. Но надо отдать должное У и З, они были корректны в общении:))

Тема: Re: Ну воооот…

Автор: Кэт

Дата: 19.04.2004

Дорогие Урсус и Зухус!

Для меня ваше предложение встретиться в Москве было очень-очень-очень неожиданным. А в ваших дружеских намерениях я ничуть не сомневаюсь. И вас не боюсь, и Москвы, так как иногда езжу туда в командировки:) Просто я рассчитывала на встречу в Питере…

Встреча в чате прошла в дружественной, теплой обстановке:) А если честно, то ничего нового я не узнала. И у меня создается впечатление, что в конце всего этого где-нибудь над моим ухом раздастся голос: «Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера!» Я до сих пор не поверила в чудо. Милые Урсус и Зухус, если я ошибаюсь, то искренне принесу вам извинения за свое неверие.

Простите, если обидела… Это не со зла…

Ответить на это сообщение

Мы с Зухус могли сказать только одно: если бы под нашими псевдонимами действительно скрывались КХ и МП, они давно послали бы недоверчивых девушек куда подальше. Кто же так со звездами общается? Хотя бы со звездами форума!

Но мы решили быть мягкими и всепрощающими, пока не надоест.

Тема: Re: Ну воооот…

Автор: Урсус и Зухус

Дата: 19.04.2004

Дорогие наши девушки!

Мы даже не знаем, что сказать. Как развеять ваши сомнения и какие сомнения? Может, спеть вам или стих прочитать?

Почему вас так испугало предложение приехать в Москву? Для нас переезды из Питера в Москву и обратно настолько обычное дело, что мы даже и не подозревали, насколько вас может шокировать такое предложение. Мы просто пытаемся найти вариант, которой устроил бы обе стороны, потому что мы действительно ограничены во времени.

Все-таки женщин понять очень трудно…

Урсус и Зухус

Так уж получилось, что лето в Питер не пришло. Заблудилось где-то по дороге. Мы получили гонорар за сценарии, накупили летней одежды, сложили ее стопочкой в шкафу и в свитерах и ботинках гуляли по мокрым парковым дорожкам.

Вторая встреча должна была произойти в городе-герое Москве. В июне. Около МХАТа. В Камергерском переулке. Встреча с влюбленной в меня (читай — Почеренкова) Кэт и ее подругой Элизой, весьма неровно дышащей к Константину Юрьевичу Хабенскому.

Первоначально наш план выглядел так. За день до встречи с нашими горячими виртуальными возлюбленными мы тихо и мирно ведем переговоры с нашими звездными красавцами и убеждаем их в том, что встречи с фанатами, и фффффффффффффанатками в особенности, тихими, спокойными, разумеется, — весьма полезная и вовсе не страшная вещь. Причем Почеренков вообще не въедет в тему Урсуса, сделав вид, что так и надо. А Хабенский столь смутно выражает свои мысли, что барышни воспримут это как само собой разумеющееся. Встретимся мы в абсолютно нейтральном месте, за чашечкой кофе или чая и провернем всю эту операцию без сучка и задоринки. А если что, постараемся сгладить ситуацию или возьмем ее в свои нежные ручки.

В моем классе учился мальчик — Саша Сорокин. Почти во всем он был самым обычным мальчиком. И родители его были самыми обычными. Только вот иногда у Саши напрочь сносило крышу и уволакивало ее в неизвестном направлении. Как-то, дело было весной, ученик Сорокин явился в школу с чем-то шевелящимся в кармане.

— Что это? — наперебой спрашивали мы.

— Пища будущего! — гордо ответил Саша и горстями стал, доставая из карманов, поглощать живых майских жуков.

Сейчас Саша — депутат Государственной Думы. А мы с Зухус… Может, нам надо было тоже с младенчества разнообразить свое меню?

Наш план начал трещать по швам, когда Зухус, созваниваясь с Почеренковым, выяснила, что на пару дней, оставшихся до спектаклей во МХАТе, жена Почеренкова уволакивает супруга на дачу. Естественно, один Хабенский нас не устраивал, поэтому мы, как могли, парили барышням мозги, посылая им эсэмэски типа: прорва репетиций, неотложных деловых встреч и т. д.

Настал день спектакля. День выдался тот еще! Солнце. Камергерский. Куча кафе. Куча денежных знаков. Заказанные для нас Почеренковым билеты в партере. Мы сидели в открытом ресторане, пили за удачу и блаженствовали.

— Ну, что? — спросила Зухус. — Пошли?

— Пошли, — радостно подхватила я. До спектакля оставалось минут сорок, и мы решили сесть на центральную перед входом в театр скамейку, где припекало солнышко, и понаблюдать за нашими феминами, сами, так сказать, оставаясь неузнанными.

_____

Благими намерениями вымощена дорога в ад. Справедливость этого выражения мы испытали на собственной шкуре. Летом. В Камергерском переулке, на скамейке, прямо перед входом в МХАТ.

— Вот они, — спокойно сказала Зухус, — вот наши девочки.

Потом я поняла, что это было не спокойствие, а шок, но в тот момент я обрадовалась и с готовностью посмотрела в указанном Зухус направлении. И онемела. Бутылочка минералки выскользнула из разжавшихся пальцев и упала мне на колени. Я увидела их — Кэт и Элизу.

Сайт Элизы. Раздел «Про…»

Я хотела бы рассказать о том, как я открыла для себя КХ.

Может, кому-то это покажется неинтересным или скучным, но для меня это важнейший момент в моей истории поклонницы творчества и таланта Константина Юрьевича Хабенского.

Итак, однажды, было это пару-тройку лет назад, мы с моей тетей (молодой и красивой) решили устроить рейд по театрам Санкт-Петербурга. Избрали, не знаю, по какой причине, Театр имени Ленсовета. Купили билеты сразу на несколько спектаклей: «Король, дама, валет», «Поживем, увидим», «В ожидании Годо».

Первым в списке шел спектакль «Поживем, увидим». Мы пришли в театр. Купили программку. Посмотрели список актеров. Скажу правду сразу. Я шла посмотреть на Михаила Почеренкова. А что? Парень видный, красивый, молодой. Кто такой Хабенский, я слыхом не слыхивала… Открываю я программку и вижу, что напротив главной роли Валентайна написаны две фамилии — Почеренков и Хабенский. Галочка стояла напротив Хабенского. Не скрою, я была разочарована. Стала судорожно вспоминать, кто же это такой.

Погас свет, и вдруг… Не буду пересказывать вам сюжет, но в тот момент, когда я увидела КХ, я поняла, что не зря в этот день так сложились звезды, что вместо МП вышел КХ. Буквально с первых секунд произошло нечто такое, что заставляет меня и по сей день с замиранием сердца следить за творчеством актера Константина Хабенского. Трудно объяснить, что именно так увлекло меня в сети поклонниц КХ… То ли его глаза, то ли его игра, то ли все вместе. Я как-то на форуме КХ писала, что когда он входит в помещение, то я чувствую какое-то душевное тепло, которое разливается вокруг. У него очень положительная аура, что ли. Может, конечно, я все это придумываю, но я так чувствую. Есть что-то необыкновенное в Константине Хабенском, что не оставляет равнодушным.

Трогательно, да? Преданные поклонницы, нежные девичьи сердца… Нас погубило то, что девицы — Кэт и Элиза — оказались крайне фотогеничными. Им для журналов сниматься, в кино работать.

Раньше мы видели их на портретных фото в Интернете — в тщательно отрепетированных позах, всегда до колен и выше. На фотографиях девушки смотрелись неплохо. Поэтому мы с Зухус были так потрясены, увидев их вживую. Думаю, даже зрелище наиживейшего Брэда Пита, запросто прогуливающегося по Камергерскому, не могло так выбить меня из колеи.

Вся беда в том, что Кэт на первый взгляд объемами ничуть не уступала Почеренкову, а Элиза превосходила своего кумира раз этак в пять…

Поймите меня правильно! Я люблю пухлых девушек. «Пышечки» украшают нашу жизнь. Округлые формы представляются мне эстетически безупречными, я готова смотреть на них, восхищаться ими (нас всегда восхищает то, чего у нас нет и, увы, не будет никогда). Зухус разделяет мое мнение. Но столь мощные тела в столь юном возрасте — к этому мы не были готовы.

В конце концов мы отправили девушкам SMS-сообщение о том, что встретиться с ними не можем — абсолютно нет времени. Как и следовало ожидать, на нас обрушился шквал эсэмэсок и писем с обвинениями, прощаниями навек и другими проявлениями женской истерики. Тут-то мы с Зухус поняли мужчин. Как же им тяжело, бедняжкам! Ухаживают за женщинами, стараются сделать им приятное, а в ответ — одни требования, капризы и выяснения отношений. Тут бы и обычный мужик не выдержал, не то что избалованные женским вниманием звезды. Мы попытались внушить Кэт, что не следует так себя вести.

Привет, привет, Урсус и Зухус!

Да, вы правы во всем. И в том, что МП с КХ абсолютно другие люди, и в том, что у реальной жизни свои правила и возможности, и в том, что я очень эмоциональный человек (очень стараюсь себя сдерживать, но не всегда получается… или лучше сказать «всегда не получается» Я это все прекрасно понимаю. Просто, наверное, мне очень давно не встречались деды морозы, вот и забыла, как они выглядят.

На мой взгляд, все обиды происходят от недопонимания и недомолвок. Но это, конечно, не означает, что надо лезть друг к другу в души. Мне нравится общаться с вами через Интернет, но встреча в реалии смогла бы убрать эти недомолвки или хотя бы их часть. Да, МП мне нравится чуть больше, чем КХ. Я бы с ним с удовольствием пообщалась (и с КХ тоже, разве их можно разлучать?:)).

Работающая над своими эмоциями,

Кэт

Еще одна искусница — Йоко Оно. Японка, похожая на мартышку. Она подошла к делу более вычурно, творчески, с подлинно восточным коварством. Решила, что ей нужен Джон Леннон, и вцепилась в него мертвой хваткой. Ее стратегия заключалась в том, чтобы посылать предмету страсти туманные лаконичные записочки, преследовать его, потом исчезнуть на некоторое время, подогревая к себе интерес, и ворваться в его жизнь уже навсегда. Йоко не погнушалась быть сначала любовницей, не испугалась неодобрения коллег Джона по «Битлз». Кажется, она даже была его старше. Конечно, семейную жизнь Леннонов нельзя назвать образцовой и безоблачной, но их она, видимо, устраивала.

И Линда, и Йоко — умеренно творческие личности. Линда фотографировала, Йоко устраивала перфомансы, обе пели. Вывод: рядом с такими мужьями нельзя оставаться в стороне от творческого процесса, даже если у тебя нет таланта и ты занимаешься полной фигней.

Кэт, наверное, тоже пришла к этому выводу, потому что стала усиленно совершенствовать свой сайт, фотографировать и писать, писать, писать…

Привет, Урсус!

Высылаю тебе первую часть моей сказочки. По правде говоря, она мне не очень нравится. Во-первых, слог кое-где хромает, во-вторых, грустная она какая-то получается, в-третьих, это просто какой-то сказочный психоанализ своей жизни получился. Но с хорошим завершением. Детям до шестнадцати и людям с неустойчивой психикой читать не рекомендуется.

Целую,

Кэт.

Сказочка

На море на океане, на острове на Буяне есть бык печеный. В одном боку у быка нож точеный, а в другом чеснок толченый. Знай режь, в чеснок помахивай, да вволю ешь. Худо ли?

То еще не сказка, а присказка. Сказка вся впереди. Как горячих пирогов поедим, да пива попьем, тут и сказку поведем.

В некотором царстве, в некотором государстве в услужении у могущественного царя жил да был Великий инженер со своею Красавицей-женой. Жили они дружно и счастливо. Красавица-жена родила прекрасного сына, которого нарекли Базилием. Но супруги очень хотели и дочку с глазами цвета ясного летнего неба. Сказано — сделано. Зачали ребенка. Великий инженер сам не свой ходил от радости. Единственное, что тревожило сердце его, разговоры родственников многочисленных, что по всем признакам должен родиться мальчик. «Чему быть, тому не миновать», — думал Великий инженер, с любовью гладя на жену.

Я привыкла получать все, что хочу. Это относится также к мужчинам. Проблема только в том, что охота — самое интересное. Когда она заканчивается и окровавленное сердце очередной жертвы трепещет в моих коготках, интерес мгновенно пропадает. Когда тебя любят — это так скучно. Наверное, потому, что любят неправильно.

Сказочка

(Продолжение)

Однажды Красавица-жена пошла прогуляться к тихой речке, что недалеко от дома. Села на берегу да призадумалась.

— О чем думу думаешь, красавица? — вдруг услышала она чей-то ласковый голос. Подняла глаза, увидела перед собой старца благородного, белобородого. — Не тужи и не горюй. Не слушай молву людскую. Родится у тебя прелестная дочка с глазами цвета ясного летнего неба. Будет она пригожа, в меру умна и ласковой, как котенок.

— Спасибо тебе, дедушка, за слова добрые! — молвила в ответ Красавица-жена.

— Подожди, милая, — перебил ее старец, — дослушай до конца, о чем я тебе поведаю.

Притихла Красавица-жена, стала слушать настороженно.

— Будет ласковой, как котенок, да шаловливой. Но гордость, которую она унаследует от предков своих северных, вскоре поселится в ее сердце. В наказание за это будет она время от времени превращаться в Кошку Дикую.

Помертвела Красавица-жена, ничего в ответ вымолвить не может.

— Не бойся, милая, не причинит она вреда роду людскому. Но облика ее грозного да рыка хлесткого многие будут бояться да сторониться ее. Но с тем, кто увидит сердце ее доброе, тревожное, душу открытую, останется она котенком ласковым. Иди домой с миром, милая, все будет так, как должно быть.

Пришла домой Красавица-жена и поведала мужу о разговоре со старцем белобородым. Потужили они немного, но заботы насущные притупили вскоре думы горькие да тревожные. И вот в положенный срок родила Красавица-жена дочку. Глаза ее были яснее и светлее самого чистого летнего неба. И назвали ее за это Каталиной, что в их царстве-государстве означало «чистая». И устроили пир великий, пригласили гостей многочисленных. Все были очарованы Каталиной ясноглазой. Родители же от счастья позабыли предупреждение старца.

Каталина росла пригожей, в меру умной и ласковой, да шаловливой, как котенок. Родители со старшим братом не могли на нее нарадоваться да налюбоваться, баловали да лелеяли девочку. Но от ласк и забот немереных не портилось сердце Каталины. Только временами, прислушиваясь к сердцу своему горячему, чувствовала, что зреет в нем что-то пока ей неведомое, да непонятное.

Время шло. Каталина постепенно превратилась в хорошенькую девушку. Довольно успешно овладевала она науками, знаниями мудреными. «Сбывается пророчество старца», — думали родители, с тревогой приглядываясь к дочери любимой. Но не могли разглядеть в ней Кошки Дикой, а видели только котенка шустрого.

На отблески расцветшей красоты Каталины стали приходить в дом Великого инженера добры молодцы.

— Дочь наша любимая, дочь наша ненаглядная, — говорили Каталине отец с матерью. — Слушай сердце свое, но и от голоса разума не отнекивайся.

Стала Каталина еще больше прислушиваться к сердцу своему горячему. И вот сбылось однажды пророчество старца. Полюбился Каталине один добрый молодец. Стала она с ним встречаться. Но поняла вскоре девушка, что играется с ней добрый молодец, как с котенком малым. Взбунтовалось сердце ее гордое. В один миг превратилась она в Кошку Дикую. Бежал в испуге от нее добрый молодец. Обливалось потом сердце Каталины кровью алою, горячею. Обливалось — очищалось. Вновь приняла она свой облик человечий.

Есть два способа обращаться с мужчинами: быть сверху или снизу. Быть снизу — не значит жертвовать всем и растворяться без остатка. Это просто техника получения желаемого, а желаемое в данном случае — чтобы мужчина думал о тебе и не мог без тебя жить. Можно проиллюстрировать вышеупомянутыми Линдой и Йоко. Первая взяла фамилию мужа, с удовольствием растила детей и помогала Полу во всем. Вторая третировала Джона, мнила себя гением, родила сына в качестве великого одолжения, а дочь от первого брака вообще отослала неизвестно куда. Канонические битловеды обеих терпеть не могут.

Сказочка

(Окончание)

Много ли, мало ли времени прошло с тех пор. Каталину не раз обижали, и она наносила обиды незаслуженные, каялась, прощения просила, да сделанного не воротишь. И решила красна девица навсегда остаться в облике Кошки Дикой: «Пусть меня боятся да не приближаются. А кто осмелится приблизиться, пусть сам на себя пеняет, моей вины в том не будет». Стала жить Каталина Кошкой Дикой, неприрученной.

Полюбились ей скачки бешеные, кони ретивые. Брала она скакунов резвых из конюшен батюшки своего. Любой конь ей был по силам. И тяжеловес из местной породы Волгарей и заморский диковинный Октавий. Видя страсть дочери своей любимой, Великий инженер подарил ей коника из породы Ладных. Был коник прост, но резв да предан. За цвет свой необычный прозвала его Каталина Папирусом и стала холить да лелеять. И проходила жизнь Каталины в скачках бешеных, да в прогулках с подругами верными, али псом из породы Молоссов.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Ушел в царство снов ее верный пес. Затосковала Каталина. Решил Великий инженер развеять грусть-тоску дочери своей.

— Дочь моя любимая, дочь моя ненаглядная! Хочу для близких другое своих устроить ужин званый. Уважь старика — будь на нем моей хозяюшкой. Попотчуй гостей яствами вкусными да развлеки разговорами занимательными.

Согласилась Каталина.

Настало время вечера званого. Ломился стол от яств диковинных, звучали средь гостей разговоры занимательные. Сдержала Каталина слово, отцу данное. Вдруг колокольчик дверной раздался. Молвил Великий инженер:

— Вот они гости запоздалые, вот они гости долгожданные. Пойдем, доченька, приветим гостей.

— Вот, Каталина, это друг мой давний. Уважил, пришел не один, а с сыном своим единственным Адрианом. Иди, Каталина, развлеки гостя дорогого.

Поглядела Каталина в черные бездонные очи Адриана — дрогнуло сердце молодое, быстрее кровь по жилам побежала. Не заметила Каталина, как время быстро прошло. Разошлись гости.

— Ну что, доченька, по сердцу тебе пришелся Адриан? — спросил Каталину Великий инженер. — Вот и славно!

Много ли, мало ли времени прошло. Сумел приручить Адриан Кошку Дикую речами льстивыми да поступками угодливыми. Стал выводить ее в свет в ошейнике золотом, на цепочке серебряной. Ходит, похваляется, мол, смотрите, люди добрые, приручил я Кошку Дикую. Многое терпела Каталина ради Адриана, не замечала насмешек да сплетен людских. Только временами капали из глаз ее слезы прозрачные. Превращались они сразу в жемчуг кипенный. Подбирали тот жемчуг люди до чужого горя жадные да ненасытные. Да порою выпускала когти свои острые Кошка Дикая, не могло сердце ее гордое со всеми деяниями Адриана смириться. Знала бы Каталина, чем аукнется потом ее возмущение праведное.

Настало время праздника немалого, праздника Воинов великих. Решила Каталина сделать подарок невиданный своему Адриану. Поехала она на конике своем резвом на другой конец царства-государства через лес дремучий. Споткнулся вдруг коник ее верный. Не удержалась в седле Каталина, упала на сыру землю. Подвернулась нога Каталины, и померк свет в очах ее. И чудится ей, что сквозь ветви вековых деревьев приближаются к ней два духа бесплотных. Один дух Земли, другой дух Воды, ибо переливается всеми цветами радуги яркой. И чудится ей, что говорят они ей речи ласковые да дружеские. От речей тех нежных очнулась Каталина, оглянулась кругом, но не увидела никого. Подозвала коника своего преданного, с трудом взобралась в седло и поскакала в дом родительский. Осмотрел ее лекарь, наложил повязку тугую и наказал не снимать ее в течение тридцати дней, да тридцати ночей. Лежит Каталина, томится в одиночестве. Друг ее милый нечасто к ней заходит, гуляет на пирах у друзей своих веселых. Не в обиде на него Каталина, понимает, что обузой стала нежданной.

Вдруг слышит стук в окно. Отворила она ставни.

— Узнала ли нас, милая? — услышала она говор знакомый. Видит, а это духи, в лесу ею виденные. Обрадовалась Каталина встрече внезапной да неожиданной, повеселела, приосанилась.

— Как же мне не узнать вас, добрые духи, — молвила в ответ Каталина, — весьма рада я нашей новой встрече.

— Что же, будем мы приходить к тебе, веселить тебя рассказами веселыми да стихами потешными. Но приходить мы будем в образе зверей диковинных — Крокодила да Медведя.

С тех пор с нетерпением ждала Каталина каждую встречу. Не так грустно и одиноко было ей в компании своих новых знакомых. Стала она расспрашивать да выведывать, кто они и почему приходят в образе зверей диковинных.

— Всему свое время, Каталина, — отвечали они, — хотя вот тебе история занимательная, есть в ней намеки редкие, попробуй угадай, кто скрывается под личиной звериной.

Гадала, гадала Каталина, но не смогла разгадать. Только с каждой встречей все больше по нраву были ей Крокодил с Медведем.

Как-то вечером сидела Каталина перед окном да Крокодила с Медведем поджидала. Вдруг раздался дверной колокольчик. Открыла девушка дверь, а там Адриан ее с друзьями пришел.

— Милости прошу, рада видеть вас! — проговорила Каталина, дорогих гостей впуская. Да и как не радоваться — в кои-то веки Адриан в гости к ней пожаловал. Собралась она на кухню пройти, гостей попотчевать, но услышала за спиной своей шипение злобное и недоброе.

Оглянулась Каталина и обомлела: там, где только что Адриан стоял с дружками своими, теперь копошилась гидра многорукая. Идет эта гидра, на нее наступает. Глаза той гидры бездонно-черные, а из пасти ее вырываются пламя зловонное да слова ядовитые. И помянула та гидра Каталине каждый выпад ее острого когтя, каждый рык ее хлесткий. Отступала Кошка Дикая, но успела прикрыть она сердце свое и душу.

Осталась одна Каталина. Уехала она из дома родительского, дабы быстрее прошлое из памяти выпустить. Нелегко ей порою было, но не кручинилась девушка, так как были у нее два незримыхангела-хранителя — Крокодил и Медведь. «Как хорошо, что они тогда показались мне. Без них было бы намного труднее», — помышляла Каталина.

Все больше Каталина узнавала товарищей своих новых. Но по сердцу ей больше Медведь пришелся за нежность свою и смелость. Пошли разговоры у них полюбовные да ласковые.

— Покажись быстрее, милый друг, — говаривала девушка, — не испугаюсь я твоего обличья. Обещаю же и я сдерживать кипучий облик свой.

— Подожди немного, Каталина, — отвечал ей Медведь. — Всему свое время. Встретимся и мы с тобой в обличье человеческом.

Много ли, мало ли времени прошло, но встретились Каталина и Медведь. И увидела девушка, что Медведь ее статен и собою пригож. Зарумянилась девушка, раскраснелась. Подошел к ней Медведь, взял за белые руки, поцеловал крепко, но нежно в уста ее сахарные.

— Вот и встретились мы с тобой, душа моя ненаглядная!

И раскинулось перед ними поле чистое, поле ромашковое.

— Черт возьми, кто научил ее этому ветхозаветному стилю? — вопрошала Зухус по мере того, как сказка о нелегкой жизни Кэт приходила нам по электронной почте. — Что за инверсия, что за слова, в каком веке она обитает?!

Я мучительно думала о том, почему имя Адриан ассоциируется у меня с именем Улиян. Где я могла его слышать в здравом уме и твердой памяти? В плавном течении сказа, в его туманностях и идиотизмах было что-то раздражающе знакомое…

Все разъяснилось, когда я попала к Кэт в гости. На книжной полке, между «Заводным апельсином» Энтони Берджесса и одним из «Дозоров» Сергея Лукьяненко стояла «Романтическая новелла XIX века» — сентиментальные повестушки русских писателей. Я, можно сказать, выросла на этой книге, но никогда не думала, что кому-то придет в голову копировать стиль ее давно забытых, невыразимо милых авторов. Начинающий писатель двадцать первого века обратился к писателям века девятнадцатого…

— Лучше бы она с нас пример брала, — сказала Зухус, выслушав мое объяснение.

Я не могла не согласиться с этим суровым приговором.

Привет, Катюш!

Сказочка классная, длинная, как я и хотел. Правда, боюсь подсесть, ведь теперь на сон грядущий всегда будет хотеться классных, длинных писем. Ты как, согласна? Хочется написать ответное, тоже длинное, но пока мало сил — идет адаптация. Ники придумались сами собой, и Урсус и Зухус, сами уже не помним как. Сначала придумался Урсус. В гороскопы я верю, немного. А ты? А почему Ти не понравилось, что Андрейка Телец? Действительно, какие-то несовмесТИмости случаются? Кать, мне очень хочется с тобой по душам поговорить, может, постепенно и получится. В конце сентября, говоришь, отпуск? Вот бы куда вместе махнуть, да? Я бы с тобой махнул куда-нибудь далеко-далеко, к океану или в горы.

Кать, ты единственное пойми, меня напрягает сильно, что я не свободен ни во времени, ни во многих других вещах, ну да ладно, если так надо, то все получится обязательно. Особенно если мы сами захотим. Олег на пару недель к морю уезжал, вот-вот вернется. Я тут с друзьями договорился, как только он появится, вы с Ти сразу же с ним и встретитесь, поболтаете, посидите, все такое. Пусть Ти не комплексует — Олег парень положительный. Кать, у меня такое общение виртуальное — в первый раз, даже странно как-то, но вот сижу, пишу как дурак, Зухус спит, а я пишу тебе письмо. Вот, написал уже. Все, тоже спать пошел, приезжай быстрее.

Урсус

Мы сидели в буфете Дома актера на банкете по случаю юбилея Владимирова. Труппа и руководство Театра Ленсовета присутствовали почти в полном составе. Напротив нас с Зухус сидел Михаил Боярский с супругой и худрук Пази. Слева, в максимальной близости к президиуму, пристроился актер Александр Блок, а справа — родной и знакомый Владимир Матвеев. Мы слушали спичи, пили и ели, как вдруг Зухус толкнула меня локтем и многозначительно кивнула. Я оглянулась и увидела актера Олега Андреева, который сидел сзади, в окружении шумных рыжеволосых девиц, и не сводил с меня пылающего взора. Впрочем, Олег весь пылал: он пил водку стаканами, залпом, а от неумеренного потребления спиртного Олежа всегда краснел, как рак.

— Что это с ним? — удивилась я.

Зухус тоже была не в курсе.

Внезапно Олег встал и направился в нашу сторону. Я подумала, что, возможно, он хочет произнести речь, как только что сделали господа Боярский и Мигицко, а может, даже спеть песню или прочитать стихотворение, но планы у него были совсем другие. Олег подошел к нам с Зухус и навис над нами, покачиваясь и распространяя крепкий запах мужской туалетной воды и водки.

— Девочки, можно я вас поцелую? — громко спросил подвыпивший актер.

Президиум как по команде воззрился в нашу сторону. От изумления мы ничего не ответили. Олежа истолковал молчание как согласие, наклонился и смачно поцеловал нас с Зухус в щечку. Исполнив таким образом свое желание, он прошествовал на свое место.

Все лето Кэт подробно информировала нас, то есть Урсуса, о том, чем она занимается дома и на даче, чем она планирует заняться осенью в Москве и чем занималась в нежном детском возрасте. Я оттягивала срок встречи — отношения с молодыми людьми заставляли желать лучшего.

Урсус!

До «Утиной охоты» в конце сентября я не доживу. А вот до «Белой гвардии», в самом начале, может, протяну. А то с горя придется все клубничное варенье без тебя съесть.

Твоя Кэт

Зухус очень боится щекотки. Я, тоже, в общем-то, побаиваюсь, но скрываю.

_____

Осенью, в конце сентября или в начале ноября, а может, и в конце ноября, я точно не помню… Зухус жутко заболела бронхитом. Бронхит — вообще одно из любимых заболеваний Зухус. Никто и никогда, ни великие мужи прошлого и современности, ни подагрические старухи, ни оперные певцы не могут, на мой взгляд, исторгнуть из своих грудных клеток подобные звуки. Но скука, мерзкая, вечно стоящая позади тебя скука — вещь страшная, и поэтому как-то днем мы с Зухус отправились в Дом актера брать интервью у актера Андрея Краско. Этим мы убивали целое стадо зайцев: во-первых, Краско был нам глубоко симпатичен, как актер, конечно. Во-вторых, Краско намного лучше нас знал Хабенского и Почеренкова (а вдруг пригодится). В-третьих, просто интересно и все. Мы опоздали минут на двадцать, но Андрей стойко дождался нас в кафе, поинтересовался, что нам заказать, и наконец задал вопрос, которого лично я побаивалась: что мы хотим узнать? Как раз приблизительно в то же время я, а за мной частично и Зухус подцепили где-то в Москве отвратное слово «позиционировать». Поэтому первым моим вопросом как раз и был вопрос: как позиционирует себя актер Краско? Как звезду, обычного человека или… Что «или», я доспросить не успела, так как Зухус слегка закашлялась.

У меня до сих пор жива диктофонная кассета, где, кроме слова «позиционировать», произносимого на разные лады мной и Краско, и удушающего кашля Зухус, ничего разобрать невозможно. На Сотбис потом продам. Шутка.

Привет, Катюша!

Ты расстроилась по поводу сентября, да? Я проста не хочу, чтобы все вышло, как в июне. Лучше все заранее спланировать и подготовить, чтобы не было никаких проблем. А то и я буду дергаться, и ты. Все равно ведь недолго осталось, время летит быстро. А мне тоже с тобой в Москве хочется пообщаться побольше.

У нас все нормально. Я почти поправился. Я тебе не говорил, у меня в понедельник опять поднялась температура, держалась до среды, несмотря на антибиотики. Все очень нервничали. Но, к всеобщей радости, все обошлось.

Катя, еще я тебе хочу сказать очень серьезную вещь. Я не знаю, как там у нас все будет с тобой, как будут складываться наши отношения, но ты для меня уже абсолютно реальный, очень интересный и дорогой мне человек. Я скучаю по тебе, думаю о тебе, жду твоих писем, открыток, общения в чате. Я не хочу, чтобы это все прошло, а с другой стороны, не знаю, как ты себя поведешь, поймешь ли ты меня? Ведь у меня на самом деле плотный график, стрелки иногда срываются даже с очень близкими людьми. А ты девушка импульсивная, темпераментная и очень привлекательная для мужчин. Обидишься на меня, я буду переживать, нервничать — работа, сама понимаешь, в такие моменты коту под хвост. Да я уже нервничаю и переживаю, понимаешь? Когда ты там по ночам на машине колбасишь неизвестно где…

Прости, если что-то не то написал.

Целую тебя,

твой Медведь.

Привет!

Ты знаешь, мой Медведь, а я ведь за время общения с тобой уже изменилась немного. Причем произошло это как-то само собой. Вот, например, мне уже особо не хочется по ночам гонять на своей «шестере». А вчера даже мысли не возникло, чтобы куда-нибудь с расстройства рвануть. Я просто сидела и ждала твоей эсэмэски, твоего ответа. Так что у тебя хорошо получается вести меня в этом танце. Ведь я знаю, что ты волнуешься за меня, когда я мчусь куда-нибудь; а мне не хочется, чтобы ты волновался, ведь ты мне дорог.

Я сейчас голодная. А вдруг ты тоже? Представляю, как готовлю тебе что-нибудь вкусненькое. Например, большой кусок сочного мяса (ведь ты знаешь, мясо у меня получается лучше всего) с горячей картошкой и с обалденным соусом, который тебе обязательно понравится. Ты, кстати, какой соус любишь к мясу? А я тут поднапрягла знакомых по поводу приготовления голубцов — ленивых и не очень. К сентябрю я освою эту науку:) Мне нравится готовить, особенно для близких мне людей. Откровенно скажу, для себя я частенько ленюсь это делать.

Вспомнилось, как мы с тобой обсуждали тему охоты с моим отцом. Он сейчас отдыхает на даче (у него пошла последняя неделя отпуска) и иногда постреливает из ружьеца в различные мишени. А я на охоте ни разу не была. Вот бы здорово пострелять с тобой.

Медведь, ты за меня не волнуйся, работай спокойно и плодотворно. Знаю, что у тебя все получится, ведь ты человек целеустремленный. Я жду тебя с нетерпением. Уверена, что у нас все будет хорошо.

Не боюсь повториться. С поцелуями переборщить невозможно, поэтому снова тебя нежно целую-целую-целую!

Твой глупый Рыжий Котенок.

Р.S. Я так давно не получала от тебя открыток и ласковых эсэмэсок, а мне дорога каждая весточка от тебя…

Мне тоже иногда нравились письма Кэт, но это стало слегка надоедать. И потом, что я могла написать ей еще? О трудном детстве? О старых шрамах, ноющих по ночам? О девушках, с которыми я общался(ась)?

Я и Зухус на самом деле веселые и безобидные. Зухус меньше меня ростом, поэтому одно время у меня развился комплекс не носить высокий каблук. Да я их и так не очень как-то люблю.

Боги мои, боги! Если бы кто-нибудь писал нам такие письма!

Привет, Катя!

Конечно, стоило подождать хотя бы день, а не пороть горячку ночью. Я просто хочу кое-что сказать, и ты должна обдумать это в любом случае, даже если это покажется тебе жестоким. Понимаешь, я достаточно жесткий человек, хотя, может быть, у тебя могло сложиться совершенно другое впечатление. Ради близких людей я готов на многое, почти на все. Ты уже стала для меня близким человеком, не знаю, чувствуешь ли это ты. Мне приятно общаться с тобой в чате, дурачиться, посылать открытки. Я уже даже дозрел до встречи в сентябре, о чем тебе и сказал.

Пойми, что иногда я чувствую с твоей стороны очень сильный прессинг. Я уже тебе сказал, что тоже всегда хочу все по максимуму, что тоже не люблю долго ждать и всегда стараюсь идти к цели кратчайшим путем.

Меня просто сразило одно твое высказывание: мол, на форуме КХ много знающих людей и что актеры, оказывается, абсолютно тупые люди, которые даже с компом обращаться не умеют. А я и не знал, что мы с Зухусом такие тупые. Говорить не умеем, на компе печатать не умеем, ничем не интересуемся, только бабки в кино рубим да роли учим наизусть. А еще мы теток чпокаем без передыха, и нам наплевать, какие они — умные, глупые. Самое главное, чтоб рожа красивая была, титьки-письки и т. д.

Устал, короче, я оправдываться. Я такой, какой есть, как все нормальные люди. На первом месте у меня работа, я очень много работаю, понимаешь? И от женщины жду понимания, чувства тыла, нежности и любви. И мне на хрен проблемы не нужны там, где я их не жду. Я не мальчик, и это уже не один раз проход ил — мордой в кровь об асфальт меня бить не надо. А человека надо принимать таким, какой он есть, сопереживать ему, сочувствовать, просто понимать? Ты думаешь, нам с Зухусом реально так в кайф жить? Денег до фига, работа интересная, тетки фанатеют и все такое? Катя, я этим теткам, всем этим жаннам тупорылым за Зухуса морды бы в кровь разбил.

Прости, что так грубо, просто достали уже. Ты относись ко мне как к обычному мужику. Потом, я не люблю женщин, которые типа нежные, мягкие, а думают, что лидеры в отношениях, думают, что мужик под их дудку будет плясать. Вроде я его сначала построю, а уже потом подлизываться буду, по шерстке поглажу, он и растает. Катя, я этого на дух не выношу. Я — лидер в отношениях, мужчина, и все тут. Как скажу, так и будет, и точка. Ты взрослая умная женщина, ты должна себе цену знать, должна с уважением относиться к партнеру, если рассчитываешь на серьезные отношения с его стороны. Ты же не фанатка какая идиотская. Я бы некоторым людям на вашем форуме руки просто оторвал бы, честное слово. Короче, попытался сказать, что хотел.

Медведь

Именно этим письмом я (и Зухус пришла к такому же выводу) хотела разорвать замкнутый круг наших с Кэт виртуальных отношений. Мне казалось, что любая девушка поймет, что перегнула палку и отойдет в сторону. Хотя бы на время. Но не Кэт. Ответик последовал незамедлительно, и мы с Зухус поняли, что Кэт — крепкий орешек, а мы увязли по самые яйца (пардон, уши, конечно).

Медведь, милый мой Медведь!

Прости меня и пойми, что я не проверяла тебя своими дурацкими вопросами. Я тебе сейчас попытаюсь все рассказать, объяснить, что ли. Только, может быть, сбивчиво, но попытаюсь.

Я просто боюсь соединить воедино то, что узнала о тебе, пока мы с тобой через Интернет общались: твой внутренний мир, характер, привычки и то, что я вижу на экране телевизора или в театре. Потому что боюсь в тебя влюбиться… Так как стану практически беззащитной. Я не то чтобы не доверяю тебе, меня просто тянут назад воспоминания. Поверь мне, они неприятны. Я уже на той грани, когда привязанность и симпатия к тебе переходят в нечто большее, и я трушу. Прости меня за эту трусость. Я сама себя ненавижу за это, но осталась веревочка, которая не дает мне шагнуть вперед, и мне страшно ее перерубить. Обычно прикрываюсь всякими шуточками, а сердце замирает и душа в пятки уходит.

Как оказалось, мои шутки были обидными для тебя. А мне меньше всего хотелось обидеть тебя. Ты очень хороший человек, ты именно такой, каким бы я хотела видеть того, кто был бы рядом со мной, хоть иногда. Я тебе потом еще кое о чем скажу, но только при встрече, которую я очень-очень жду. Сейчас я просто не смогу этого написать, не в силах перебороть себя. Не пугайся, тебя это ни к чему не обяжет, ничего такого (опять что-то вроде шутки, но не знаю, как по-другому сказать, А иногда мелькает мысль: что ты во мне такого нашел, что я тебе понравилась и ты захотел встретиться. И, как уже писала, боюсь, что не оправдаю твоих ожиданий. В общем, с какой стороны ни посмотри, везде трушу. Хотя по жизни я не из трусливых. Но, может быть, я путаю разные значения этого слова. Получилось очень сумбурно, тяжело о таком говорить.

По поводу Ибрагимова. Просто наконец-то захотела рассказать вам (тебе, Михаил, и тебе, Константин, кое о чем. Сто лет назад я как-то прочитала в газете, что на Ленфильме набирается группа, что-то вроде актерского мастерства, чтобы готовить людей к работе в массовке и эпизодах. Конечно, с самого начала я понимала, что за полгода не реально чему-то серьезно научиться. Но захотелось немного понять, что это такое — быть актером (ты же знаешь мою любознательность, славный Мишка). Громко сказано — «актером», но ладно…

Конечно, курсы были платные. Так вот, актерское мастерство вел у нас Ибрагимов. Мне очень нравились эти занятия. Когда лежала с гипсом, то периодически убегала из дома и летела в ЛДМ (там у нас проходили занятия). Эти курсы меня тоже очень поддержали тогда. Мы до сих пор с группой встречаемся.

Кстати, один из них — Рома — передал тебе, Миш, тогда привет от меня на съемках «Агента». Я ему в шутку сказала, чтобы передал привет от Кэт, а он действительно передал. Слава Боту, вопросов не задавал, а то я не знала бы, что ответить. Как всегда, перевела бы все на хихоньки да хаханьки. В общем, прикоснулась я к прекрасному чуть-чуть изнутри, о чем не жалею. Если захочешь, я тебе потом подробнее все расскажу. Но только не смей даже думать, что я с тобой общаюсь только для того, чтобы куда-нибудь втереться, слышишь? У меня вообще нет такого намерения. Моя нынешняя профессия меня вполне устраивает. Но на мир стала смотреть немного по-другому, он стал ярче. И вот это мне нравится.

Перечитала письмо — сумбурно, путано, но все — правда. Уж не знаю, как тебе покажутся мои признания, но попыталась рассказать о том, как я к тебе отношусь и какие чувства испытываю к тебе. Прости, если что не так.

На моем компьютере сейчас звучит романс Е.Фроловой. Он один из моих любимых. Ужас какой! Зато вот тебе наконец-то не скучно, дорогуша! — (Комментарий Урсуса)

Не взыщи, мои признанья грубы,

Ведь они под стать моей судьбе.

У меня пересыхают тубы

От одной лишь мысли о тебе.

Воздаю тебе посильной данью —

Жизнью, воплощенною в борьбе.

У меня заходится дыханье

От одной лишь мысли о тебе.

Ничего, что сад мой смяли грозы,

Что живу сама с собой в борьбе,

А глаза мне застилают слезы

От одной лишь мысли о тебе.

Твоя Катюша

Знаете, в чем разница между красивой жизнью и обычной жизнью? Красивая жизнь быстро надоедает.

Кэт перекормила нас с Зухус любовью, как пирожными. К тому же пирожные были не первой свежести: фанатская любовь на настоящую не очень-то похожа.

У нас с Кэт (как, собственно, и у Почеренкова с Кэт) не было ничего общего. Мы не поняли бы друг друга, даже если бы захотели. Нам с Зухус не оставалось ничего другого, кроме как замолчать. Кэт — взрослая девушка. Пусть поймет все сама.

Зухус очень любит все на себя выливать, на одежду, в смысле. Особенно темные напитки. Кто ее этому научил, непонятно.

Иногда Урсусу Благородному, то есть мне, присылали письма подруги моей возлюбленной.

Здравствуйте Урсус и Зухус.

Заранее извиняюсь, что пишу это письмо, но мне просто больно смотреть на близкого мне человека. Думаю, вы это поймете! Однако попрошу вас ничего не говорить об этом письме моей подруге и тем более что-то у нее спрашивать.

Не знаю, что все это значило для вас и к чему вся эта заварушка, но ваша игра зашла слишком далеко. За время общения с вами Кэт менялась и менялась в лучшую сторону. А сейчас, от постоянного волнения и ожидания, на ней лица нет. Она держит слово перед Урсусом, а мне обидно за нее, потому что я не уверена в нем. Она доверилась человеку, с которым ни разу не общалась в реальной жизни, а он даже не может сообщить, все ли с ним в порядке. А она ждет, не ест, не спит. Время ожидания увеличивается, а результат нулевой.

Кэт — прекрасный сильный человек, но в то же время она очень хрупкая и ранимая. Я видела ее с разных сторон, и можете мне поверить, знаю ее лучше, чем вы.

Урсус, она поймет все, только позвони или напиши.

Мы знаем, что значит нет времени, но еще мы знаем, что такое ответственность.

Очень надеюсь, что вы поймете меня правильно.

Ти

P.S.

Сейчас в ее глазах я вижу только грусть

И ожиданья тени пляшут по щекам.

Живет подруга фразой «Я вернусь»,

А я кричать хочу: подругу не отдам.

Приблизительно в конце 2001 года, находясь в легком алкогольном опьянении (а была я в нем уже дней этак пять), я решила зайти к Петровичу. Александр Петрович служит старшим администратором Театра Ленсовета и по сей день. С виду Петрович — тишайшее и скромнейшее существо. Но по своей сути он необычайно вспыльчив, амбициозен, как и многие неудачники, сварлив, склочен и обожает сплетни. А так милейший человек. Я зашла в магазинчик напротив и купила коньяку — этот напиток Петрович, как и я, весьма и весьма уважает. В театре уже началось второе действие, я постучалась в администраторскую и помахала перед носом Петровича пакетиком с веселящим напитком. Конечно, он отказывался, но… Женщины. Они могут все! К концу второго акта мы оба были очень довольны жизнью. Особенно я. Ведь Петрович не сможет себе позволить пить коньяк пять дней. Послышались шаги первых зрителей, покидающих театр. И тут мне в голову пришла колоссальная идея! Взять автограф! Я же никогда не брала автографы! Ни у кого.

— Александр Петрович, — ласково сказала я заплетающимся языком, — я возьму автограф?

— У меня? — удивился Петрович.

— Нет, у Консссантина, тьфу, у Хабенского вашего.

— А ты никода не б-брала? — поразился Петрович.

Я отрицательно помотала пьяной веселой головой.

— Так давай, б-бери, на каком плакате больше хочешь? На «Калигуле» или на «Братце кролике»?

— На «Братце».

Петрович скатал нужный плакат в трубочку и велел идти за автографом и без него не возвращаться.

Я тихо поскреблась в гримерку и вошла. Константин Хабенский был уже одет и, видимо, готовился уходить.

— П-привет, — сказала я.

— Приветик, — отозвался Хабенский.

И тут, к своему вечному стыду, я кинулась к ничего не понимающему актеру в объятья, нежно дыша на него пятидневным коньячным перегаром и целуя во все места, которые попадались под руку. Вернее, под губы.

— Тихо-тихо-тихо-тихо, — сказал Хабенский, отступая к стене.

— Коссстенька, как я тебя люблю! — сказала я. — Напиши, вот здесь, — я криво развернула плакат, — автограф.

— Автограф? — недоверчиво спросил актер, стоя от меня и плаката на безопасном расстоянии.

— Да, а что, не дашь?

Костя засмеялся, положил плакат на стол и долго-долго что-то там писал черным маркером. Что — не скажу. Плакат у меня украли.

От Кэт. «Точка»

Добрый день!

Не могу понять вашего молчания, наверное, я все-таки не так умна, как вы мне говорили. Может быть, я сделала неверные выводы, не знаю. Мне ведь даже особо посоветоваться не с кем, а ошибки делают все, даже такие умные и сильные девушки, как я. Но никогда не считала, что молчание — лучший способ решения вопросов. Лучше что-то сделать и пожалеть об этом, чем жалеть о том, что мог бы сделать, но по каким-то причинам не сделал. Поэтому я вам пишу… Сразу признаюсь, я очень устала ждать и надеяться сама не знаю на что и на кого, поэтому я просто тихо исчезаю, как и подобает волшебной девочке. Не люблю приносить проблемы людям, к которым я хорошо отношусь, и быть им в тягость. К тому же я знаю себе цену и заслуживаю лучшего отношения (все женщины одинаковые), по крайней мере, уважения я точно стою. Очень больно, когда о тебе забывают, а ты даже не понимаешь почему.

В общем, я ухожу в сторону. Без скандалов, лишних обид и ссор. Спасибо, что подарили мне сказку, я опять поверила чудесам, и они снова вернулись в мою жизнь. Спасибо за чудесное общение, за июльское тепло, за открытки и письма, за то, что благодаря вам (вернее, тебе, Медведь) я поняла, что хочу от этой жизни, за то, что отучили гонять по ночному Питеру. Говорю, что исчезаю, не для того, чтобы кто-нибудь за мной кинулся со словами: «Постой! Не уходи!» — да и кинуться особо некуда. У меня теперь новый номер телефона (я ведь, дура, до сих пор вздрагивала от всех SMS), я поменяла адрес своего сайта, на сайте КХ буду появляться очень редко, если со временем совсем не испарюсь оттуда, и на e-mail отвечать не буду.

Я просто на самом деле очень устала и вымоталась от неизвестности, непонимания и бесконечного ожидания. Ведь я мало похожа на «девочку, живущую в сети», я — за живые отношения, я — живая, земная женщина, и дело не в сексе или в чем-нибудь подобном, а в уважении и понимании друг друга. Да, у меня полно недостатков, но я потешу свою женское самолюбие, сказав себе, что все-таки таких, как я, обыкновенных женщин, осталось мало. Да и вы, ребята, ничего (особенно Медведь). И на самом деле жаль, что не сложилось, но простите, с моей стороны инициатив больше не будет. Хотя мне больно, но я исчезаю, это мое решение.

Удачи вам большой, берегите своих близких, я перед ними преклоняюсь.

К.

Как белый камень в глубине колодца,

Лежит во мне одно воспоминанье.

Я не могу и не хочу бороться:

Оно — веселье и оно — страданье.

Мне кажется, что тот, кто близко взглянет

В мои глаза, его увидит сразу.

Печальней и задумчивее станет

Внимающего скорбному рассказу.

Я ведаю, что боги превращали

Людей в предметы, не убив сознанья.

Чтоб вечно жили дивные печали,

Ты превращен в мое воспоминанье.

1916 А.А.А.

ГРИМЕРКА

Комедия из жизни молодых театральных звезд

Действующие лица:

Константин

Михаил

Олег актеры

Егор Николаевич, режиссер

Катя, костюмер

Сондра, фанатка Константина

Радио

Место действия: стандартная театральная гримерка.

Акт 1

Радио. Монтировщики, на сцену!

Входит Михаил, садится на стул, закуривает.

Михаил. Ё-моё, так я и знал. Ё-моё.

Пауза.

Так я и знал. Так я и думал, так всегда бывает. Ё-моё.

Пауза.

Ну она-то, блин! Ну и сволочь же.

Встает, начинает ходить взад-вперед. Входит Катя.

Катя. Миш, а ты мне вчера оба ботинка сдал?

Михаил. Откуда я знаю? Оба, не оба…

Катя. А ты чего нервничаешь-то?

Михаил. Я нервничаю?

Катя. Ты нервничаешь.

Михаил. Катя, ты замужем была?

Катя. Нет, не была.

Михаил (тихо). Оно и заметно.

Катя. Что?

Михаил. Ничего, ничего. У тебя все впереди.

Радио. Актерам, занятым во второй картине, приготовиться к выходу на сцену.

Михаил встает, тушит сигарету.

Михаил. Как меня это достало! Как меня это все достало.

Входит Олег.

Олег. Класс, класс, класс! Ты слышал?

Михаил. Слышал что?

Олег. У него же нога в оркестровую яму съехала.

Михаил. Крыша у него съехала.

Олег (не обращая внимания). Класс! Нет, ни одного слова ведь не пропустил! Класс. Прикинь, как его прет.

Михаил. Его давно прет.

Пауза.

Катя. А что случилось-то?

Михаил. Костю прет.

Катя. Его всегда прет.

Олег. Класс.

Михаил (Олегу). Ты завтра в бухгалтерию ко скольки собираешься?

Олег. Класс. Кто?

Михаил. Конь в пальто.

Олег. Кто?

Катя. Везет вам.

Михаил. В чем везет?

Катя. «Цезаря» недавно в Париж возили.

Олег. Да! Париж — это класс. Я там ботинки себе купил. (Кате) Видела?

Михаил. И проституток парочку. Отстойных.

Олег. Почему отстойных? И вообще, это не проститутки были.

Михаил. Это ты жене своей расскажи.

Катя. Миш!

Михаил. Да.

Катя. Ну, ты вспомнишь, может, все-таки?

Михаил. Что?

Катя. Ты оба ботинка сдал?

Михаил. Да срал я на твои ботинки!

Катя. Фу.

Олег (Михаилу). А ты что, не в настроении, что ли?

Михаил. Я? У меня все супер-пупер, орешки в шоколаде, мармелад «спелая дыня», ООО «Парнас Трейдинг».

Олег. А буфет закрыт уже? Жрать охота, дома не успел.

Михаил (Кате). Кать, ты, может, пойдешь?

Катя. А что, я тебе мешаю, что ли?

Михаил. Кать, ты на рабочем месте находишься.

Катя. Спасибо.

Михаил. Пожалуйста.

Олег. Так буфет-то закрыт?

Михаил (другим тоном). И красное пятно расцветет диковинным цветком под бледными лучами проступающего в облаках солнца. Так сладко, так нелепо.

Пауза.

Внутри меня всегда жил страх. Он рос вместе со мной, и боязнь сумеречных поверхностей зеркал заменила боязнь старения. Боязнь пергаментной кожи и неживых пальцев, боязнь остаться одному, сидящему на корточках…

Пауза.

(Быстро.) Боязнь остаться одному, сидящему на корточках…

Пауза.

Одному, сидящему на корточках…

Олег (перебивая). Стоящему раком под бледными лучами проступающего в облаках солнца.

Смеется вместе с Катей.

Михаил. Да пошел ты, придурок!

Катя. Стоящему раком.

Смеется.

Михаил. Да пошла ты! (Пытается войти в образ.) Стоящему на корточках…

Пауза.

Тьфу, суки!

Выбегает из гримерки, хлопая дверью.

Олег. Кать, тебе котик нужен?

Катя. Котик?

Олег. Ну да, черный такой, маленький, без хвоста.

Катя. А, котик… Откуда он у тебя?

Олег. Да мы его месяц назад на помойке подобрали, отмыли, решили дома оставить. Знаешь, кот создает уют в семье и все такое. А жена потом передумала: не нужен, говорит, мне кот, он только орет и гадит, а мне убирать. А кот совершенно нормальный, воспитанный, это она на него все время орет. С ней, блин, кто угодно истериком станет и начнет гадить где попало… Совсем животное запугала, жалко кота, возьми, а?

Катя. Я вижу, она не только кота запугала.

Олег. В каком смысле?

Катя. Ну, на тебя она тоже действует.

Олег. И не говори… Запомни, Кать, на будущее: жена не должна давить на мужа, она должна его вдохновлять. Не рыться в карманах, не спрашивать: «Где ты был, с кем, чем вы там занимались, почему так поздно пришел?» Я же актер, я творческая личность, мне свобода нужна! А жена должна сделать так, чтобы я сам домой стремился, чтобы думал о ней постоянно, чтобы возвращение домой для меня было как праздник, как офигительный бразильский карнавал! И чтобы она всегда меня удивляла, чтобы, когда я прихожу, она всегда была разной: то в белом, дремотная и томная, то в черном, с сигаретой в длинном мундштуке, то в серебряном, гибкая и загадочная, как змея…

Катя. То красная и страстная.

Олег (не обращая внимания). Я вижу ее и сразу забываю, кто я и что я, выпадаю из мира, времени просто не существует. Я мог бы сто лет держать ее за руку и не заметить, что умер. Она вся состоит из противоположностей, и я никак не могу понять, кто она на самом деле: женщина, ребенок или эльф…

Катя. Да ты, Олежа, влюбился.

Олег. А дома она все пилит, ноет, пристает. Кать, возьми и меня к себе, вместе с котиком!

Катя. Я тебя не прокормлю. Котика возьму, а тебя, Олег, нет, ты уж извини.

Пауза.

Катя. Эта сумасшедшая в прошлый раз прорвалась сюда?

Олег. Кто? Сонька, что ли?

Катя. Она предпочитает называть себя Сондрой. Сондра. Что это за имя? Имени-то такого нет. (Зло смеется.)

Олег. Он через окно слинял.

Катя. Бэтмен, блин. Что у них было-то?

Олег. У кого?

Катя. У Костика с Сондрой.

Олег. А я откуда знаю? Что я, свечку, что ли, держал?

Катя. Он с чемоданом сегодня пришел.

Олег. Кто?

Катя. Конь в пальто. Костя!

Олег. Ну и что, с чемоданом? Я тоже с чемоданом пришел.

Смущенно замолкает.

Катя. Ты с чемоданом? Зачем тебе чемодан?

Олег. Ну, так просто. Мыло там положить, шампунь.

Катя. В чемодан?

Олег. Ну да, в чемодан. А что такого-то? Что я, с чемоданом, что ли, ходить не могу? С чем хочу, с тем и хожу.

Катя заглядывает под стол.

Катя. Ничего себе, мыло положить. Ты, может, еще сюда ванну привезешь, чтобы мочалку по дороге не потерять?

Олег. Надо будет — привезу.

Катя (садясь на корточки). А третий чей?

Олег. Что третий?

Катя. Чемодан. Тут три чемодана.

Олег (тоже садясь на корточки). Да, слушай, третий-то откуда?

Смотрит на Катю.

Катя. Не знаю. Может, у вас повальная мода в чемоданах мыло носить.

Выволакивает чемодан.

Катя. Это твой?

Олег. Мой в клеточку.

Катя. А Костин — черный. Давай откроем, а?

Олег. Ты что, с ума сошла? Это же не наш чемодан.

Пауза.

И вообще, Кать, ты же на рабочем месте. Что по чужим чемоданам-то лазить?

Радио. Монтировщикам приготовиться к смене декораций.

Олег (задвигая чемодан). Кать, ты замужем была?

Катя. Знаешь, Олег, от тебя я такого не ожидала.

Выходит, в дверях сталкивается с Костей.

Костя. Приветик.

Катя не реагирует, уходит.

Олег. Класс! Ну, ты супер.

Костя. Задолбали. Говорил ведь, с покрытием надо что-то делать.

Олег. Скользко?

Костя. Егора не видел?

Олег. А он здесь?

Костя. Мне надо с ним поговорить.

Олег. Мне тоже.

Костя. О чем?

Олег. А тебе о чем?

Костя. Мне есть о чем.

Пауза.

Олег. А тебе та блондинка не звонит?

Костя. Какая блондинка?

Олег. Ну, помнишь, мы тогда в кафе сидели? Ты еще все деньги пропил, и мне, между прочим, пришлось за твой кофе заплатить.

Костя (закуривая). За мой кофе?

Олег. Ну! Ты у Мишки еще тогда денег занимал. И блондинка та. Ну, та, с длинными волосами, помнишь?

Костя. Проститутка, что ли?

Олег. Да не проститутка! Проститутка с короткими была.

Костя. С короткими?

Олег. Ну да. Это блондинка — с длинными, которая тебя еще с каким-то диджеем спутала.

Пауза.

Ну, помнишь?

Костя. Да не помню я ничего, отстань!

Олег. Слушай, а как она вообще была?

Костя. В смысле?

Олег. Ну, вы же вместе ушли. Сначала она у тебя на коленях сидела, потом вы вместе ушли. Ну, помнишь?

Пауза.

Мы с Мишкой тебе на групповушку намекали, но ты типа не въезжал.

Костя. А рядом с театром ту фигню по изготовлению ключей еще не закрыли?

Олег. Каких ключей?

Костя. Железных.

Олег. Железных? Не знаю. Нет, ну слушай, ну та, в розовой юбке!

Костя. Дай стольник взаймы.

Олег роется в вещах, достает купюру. Костя берет, кладет ее в свою тумбочку.

Олег. Ты завтра в бухгалтерию ко скольки собираешься?

Костя. Я сегодня здесь ночую.

Олег. Где?

Костя. Здесь, на раскладушке.

Олег. С женой поругался?

Костя. А блондинка та, Олежа, ни хрена не понимала в оральном сексе. Я просто обломался.

Олег. А по ней не скажешь.

Костя. И по тебе много чего не скажешь.

Олег. В каком смысле?

Костя. В прямом, Олежа, в прямом.

Радио. Костя, ты что, совсем оборзел? Может, подойдешь все-таки? Твоя реплика через две минуты.

Костя. Ща, бегу, тапки теряю.

Достает новую сигарету, закуривает.

Олег. Кость, ты что? Иди быстрей.

Костя. А не пойду никуда. Надоело.

Радио. Константин, твою мать, где тебя черти носят?!

Костя встает, выключает радио. Вбегает Катя.

Катя. Костя, ты что? Там уже все в панике. Что случилось?

Костя. Кать, ты замужем была?

Катя. Да ты вообще уже обнаглел. Ты на себя посмотри! Что ты творишь, Костя? Там же на сцене твои друзья. Что они, должны за тебя отдуваться?

Костя. А знаешь, Кать, мне кажется, что ты тоже не смогла бы заниматься оральным сексом. Зубы у тебя какие-то… выдающиеся.

Катя. А ты сволочь выдающаяся.

Выбегает, хлопая дверью.

Олег. Костя, что случилось?

Костя. Я ее очень сильно люблю.

Олег. Кого?

Костя. Терпеть не могу ее мерзкого пса. Отвратительная вонючая тварь, все время норовит забраться в койку. Она его целует, облизывает с ног до головы, а он до этого, может, в дерьме на помойке рылся, на бомжей ссал. Я ее заставляю помыть руки и зубы почистить, а она говорит: «Не нравится — иди на фиг», и ей все равно, кого целовать: меня или своего пса блохастого. В комнате у нее пахнет так, как будто там кто-то умер. Давно умер и разлагается. Всегда темно и затхлый воздух. Я там зверею, как зверь хочу ее брать, как течную сучку. Она такая нежная, такая больная. Мы целовались, и у нее пахло изо рта. Я ощупывал языком ее зубы и нашел дупло, здоровенное такое, в коренном зубе. Он весь почернел, гниет, и у нее изо рта пахнет. Я ей: «Иди к стоматологу, дура!», а она: «Я его боюсь». И мне вдруг дико захотелось защитить ее от стоматолога, от этого маньяка с иглами и металлическими крючками. Пусть гниет, пусть пахнет, лишь бы ей не было больно.

Дверь распахивается, вбегает Егор.

Олег. Костя, фу, гадость какая.

Егор (кричит). Костя, мать твою…

30 секунд ненормативной лексики.

Олег. Гадость какая. Когда пахнет изо рта — какая гадость! Ты, Константин, извращенец.

Костя тушит сигарету.

Костя. Надоело все.

Егор. Что надоело?!!!

Костя. Все достало. И ты, Егор, достал, и спектакль этот гребаный достал. (Олегу) И ты достал, с тупостью своей.

Олег. Ой, острый, блин.

Костя. Все достало, все! Весь ваш гнилой театр достал.

Егор. Ваш? А кто из тебя звезду сделал? Пришел сюда семь лет назад, ничего не умел, сколько времени я на тебя потратил. И сейчас ничего не умеешь, только выделываться, артист хренов!

Олег. Извращенец.

Егор. Там полный зал людей, аншлаг у нас сегодня, Костенька. Они стоят в проходах, они заплатили за это бешеные деньги, и они ждут тебя. Они любят тебя, Костенька. А ты себя любишь.

Олег. Извращенец.

Егор. Ты только для себя играешь: на зрителей тебе наплевать, на своих товарищей тебе наплевать, на людей, которые тебя любят, тебе наплевать. На всех тебе наплевать, Костенька. Ты ж, Костенька, сволочь, ты ж, Костенька, урод.

Олег. Извращенец.

Егор. Ты, Костенька, творческий импотент.

Костя бросается на Егора с кулаками. Драчка. Вбегает Михаил, они с Олегом пытаются разнять дерущихся. Следом за ним вбегает Катя, за ней — Сондра.

Катя. Вы что, что?! С ума сошли? Егор Николаевич! Костя! Миш, Олег, да прекратите вы это как-нибудь!

Сондра (налетая сзади на Егора). Ах ты, гадина мерзкая, козел усатый! Как ты смеешь? Костю?! Костя, держись, я тебя защитю! Защичу! Щу! Короче, ты понял!

Колотит Егора по спине кулаками.

Егор. Уберите от меня эту идиотку! Почему посторонние в театре?!

Олег с Михаилом оттаскивают Костю в противоположный угол.

Сондра. Я?! Сумасшедшая? Да я тебе ща глазки выдавлю, усек?

Костя. Софья, выйди вон… пожалуйста.

Егор. Так это твоя девушка, Константин? Новенькая, ага! Девочка для звезды! Да, Константин, ты у нас звезда во всех смыслах этого слова: настоящая, полноценная, полнокровная. Бабы у тебя уже в гримерке пасутся в разгар спектакля! Ты из-за этой бляди со сцены ушел, а?

Сондра. Я тебе сейчас покажу блядь!

Кидается к Егору.

Егор (свирепея). А ну-ка!.. Ну-ка… Вон!!! Вон! Уберите ее! Вон! Охрану вызывайте, немедленно! Дрянь! (Косте.) Завтра пиши по собственному желанию! Завтра! Видеть тебя здесь больше не хочу! Работать с тобой не буду! Вон! Немедленно вон!

Костя. Я и сам… давно хотел.

Выбегает из гримерки. Олег с Михаилом выбегают за ним, Егор за ними.

Сондра (вслед Егору). Ой, напугал, фуфло усатое!

Катя. Заткнись!

Сондра (садясь на кушетку). А ты кто такая, чтобы тут командовать?

Катя. Я?! Я…

Сондра. Пятая спица в колеснице, девочка на побегушках.

Закуривает.

Катя. Так, я вызываю охрану!

Сондра. Пожалуйста, вызывай! А я им скажу, что я Костина любовница, и он сам меня сюда позвал!

Катя (передразнивая). А я им скажу, что к Косте ты не имеешь никакого отношения, что ты сумасшедшая и…

Сондра. И?..

Катя. Запомни, девочка моя, ты тут сегодня последний раз побывала. А охрану Егор Николаевич уже вызвал, сейчас они подойдут, потерпи немного!

Сондра. Да потерплю, потерплю, не беспокойся…

Пауза. Катя нервно ходит по гримерке, Сондра фальшиво напевает модную песенку. Катя подходит к радио, решительно включает.

Радио (голос Михаила.).…Ночных поверхностей зеркал заменила боязнь старения. Боязнь пергаментной кожи и неживых пальцев, боязнь остаться одному, сидящему на корточках… над жалким трупом умершей собаки…

Катя. Молодец, Мишка!

Сондра с недоумением смотрит на нее, перестает петь.

Радио (голос Михаила.).…единственного источника тепла в течение последних безжалостно долгих лет. (Голос Кости.) Смотрящей на тебя уже ничего не видящими глазами? (Голос Михаила.) Да. (Голос Кости.) Я видел это во сне… давно. (Голос Олега.) Стрижи в закатном небе… шепот моря. (Голос Михаила.) Страх. Страх — это рычаг. (Голос Кости.) Это способ, всего лишь способ…

Катя (вытирая глаза). Он все-таки вышел! Костя…

Сондра. Все-таки вышел?

Катя. Тебе этого не понять! Ты этого никогда не поймешь! Он же… только он так может переворачивать все внутри, только он, одним голосом, одним жестом.

Свет только на Кате, Сондра и гримерка в темноте.

Катя. И не важно, как это назвать: свет клином сошелся или главная цель в жизни или великая мечта. Суть в том, что мне нужен Костя, и я его получу. Он мой, я выстрадала его, я выйду за него замуж. Я не одержимая психопатка, это холодный расчет. Константин молод, красив, известен, богат — самая подходящая для меня партия. Расчет расчетом, а крышу-то сносит… Я только устроилась на работу в театр и никого еще не знала. Я ходила по гримеркам после спектакля и собирала одежду, и Костя отдал мне свои штаны. Он шел в душ, и, кроме трусов, на нем ничего не было. Я посмотрела в его глаза и пропала… Как будто молния сверкнула передо мной и высветила истину — это мой мужчина. Он улыбнулся мне, весь в запахе грима и черных волосках, и полюбил меня навеки. Я вижу егокаждый день и убеждаюсь в этом, но служебные романы запрещены, а скрыть их невозможно, и поэтому я молчу, боюсь до него дотронуться, сказать ему: «Любимый»… Что может чувствовать женщина? Любовь, восхищение, нежность, тоску, растерянность, печаль, отчаяние, муку, счастье, опьянение, боль — я все это испытываю каждый день, каждый миг и не смею никому признаться. Они узнают — засмеют. Актеры — на редкость бездушные люди. Под их масками ничего нет, только у Костика — любовь ко мне.

Свет на Сондру.

Сондра. Он мой, он только мой, это давно за нас решили звезды. Костик, дорогой, во сколько тебя сегодня ждать? Купи, лапуля, молока и сыра к ужину, я совсем забыла-замоталась. Отдохну, не волнуйся, отдохну рядом с тобой. Поцелуй меня в ушко… Подарок? Но разве сегодня праздник? Ой, что это? Какое красивое, как сверкает бриллиант… Спасибо, милый, ты самый лучший на свете! Я тебя обожаю, я так счастлива… Он мой, он мой, но сейчас он с ней. Я одна знаю, я одна видела: они провели в театре целую ночь. Вместе, одни, они были в гримерке. Заперлись там и сидели, пока все не ушли. Все разошлись, театр опустел, только я стояла у служебного входа, под окнами и видела — там горел свет, они были там вдвоем. Я ждала, долго ждала, но он не вышел, и она не вышла — они всю ночь были вдвоем! Я стояла под окнами. Я дрожала, как бродяжка, и прятала голову в тени. По театру ходил охранник с фонариком, тонкий лучик света в темноте. На улице было холодно, накрапывал дождик, но я не могла уйти. Сначала было трудно — руки мерзли, хотелось спать, приставали пьяные мужики. Я выпила горького чаю в кафе напротив, но это не помогло. Потом выпила кофе, крепкого, черного, густого, пять чашек, но это тоже не помогло. Я хотела спать, а потом сердце забилось часто-часто, и стало трудно дышать, как будто Костя подошел ко мне и посмотрел в глаза своим долгим, тяжелым взглядом. Я подняла голову и увидела звезды. Они-то все знают про нас, они помогут, они выследят его. Тело стало легким — я могла бы улететь к звездам, к тем, кто понимает, но Костя был там, в гримерке, я не могла его оставить, я ждала. Сон прошел, открылось метро, она вышла из театра. Костя был вместе с ней, они сели в его машину и уехали. Кофе, наверное, подействовал, и крепкий чай — я совсем не хотела спать. Я гуляла, до рассвета гуляла по городу. Он мой, Костя, только мой, но пока он с ней. Я знаю…

Свет на Катю.

Катя. Костя испытывает ко мне сильное, глубокое чувство, только оно еще не разбужено. Он как птенец, который еще не знает, что умеет летать. Мне надо подтолкнуть его, выбросить из гнезда и поддержать, чтобы он узнал радость полета. Я пишу ему письма и оставляю их в гримерке. Я знаю, он их читает. Я храню черновики, хотя в том нет необходимости — я помню их наизусть. Еще я пишу для него пьесу. Он актер, мастер перевоплощений, и, если он сыграет нашу любовь, она оживет в его сердце. «Ты пришел?» — спрашиваю я. «Я пришел, — отвечает он, — я не мог не прийти». Так и будет. Я призываю на помощь высшие силы, магию и природу. Когда он ест в театральном буфете, я незаметно капаю ему во второе свою менструальную кровь. Я капаю ее в кофе, коньяк и чай. Это верное средство приворожить мужчину. Есть и другие: я даю ему полотенца, вытерев ими свой пот, я ношу его фотографию к магам и гадалкам. День ото дня наша любовь крепнет, и настанет час, когда она хлынет неудержимым потоком. Костя не сможет больше сдерживаться, я надену белое платье и распущу волосы, и наступит конец света и начало нас.

Свет на Сондру.

Сондра. Я собираю твои фотографии, плакаты, интервью, любую мелочь, которая имеет к тебе отношение. Ты смотришь на меня со стен моей комнаты, ты окружаешь меня как воздух и так же мне необходим. Без тебя я умру, зачахну. Ради тебя я готова на все, ты мой бог, мой господин, мой идол. Я выкрала твою фотографию из фойе театра: встала на стул и вытащила ее из рамки. Дома я освободила шкаф, чтобы он стал пустым и строгим, и в этой пустоте повесила твой портрет — строгий, черно-белый, ослепительно красивый. Ты сам понимаешь, до чего красив? Перед фотографией я поставила свечу, много свечей, положила цветы и твои вещи; священную зажигалку, перчатку, очки. Створки шкафа я увила плющом, занавесила красным бархатом. Теперь у меня есть алтарь, и я молюсь перед ним два раза в день — утром и вечером, чтобы спать и бодрствовать с мыслью о тебе, чтобы меня никогда не покидало твое имя и твои глаза постоянно следили за тем, что я делаю. Мы часто разговариваем: я звоню тебе домой и слушаю твой голос на автоответчике. Я отмечаю все твои праздники: день рождения, окончание школы, института, развод. Я знаю все, что ты любишь, все твои привычки, я стала частью тебя, такой естественной, что ты меня не замечаешь. Я убью того, кто скажет о тебе плохо, кто усомнится в том, что ты великий актер. Я уничтожу всех твоих женщин. Я рассыплю перед тобой лепестки роз и, когда ты пройдешь по ним, поцелую твои ноги.

Обычный свет. Сондра сидит, Катя стоит.

Сондра. Не поймешь! Что я, идиотка, что ли?! Костя сразу выделяется из всей этой… массы! Я сразу поняла, когда его увидела, что он звезда! Мишка и Олежек хоть и прикольные, но не то, им до Кости далеко… Не поймешь! Скажешь тоже! Не поймешь…

Катя. Если ты такая умная, то сообрази головой своей, что ты ему не нужна. Чихал он на тебя с высокой колокольни!

Сондра. А кто ему нужен? Ты, что ли?! (Смеется.) Ты на себя когда в зеркало последний раз смотрела, а? Кикимора!

Катя. Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав.

Сондра. Чего?

Катя. Того! Классику надо знать, умная ты наша!

Сондра. Ой, я щас умру от разрыва сердца! Мужики вообще умных не любят, это давно известно. Нужна ты Костику, как прошлогодний снег! Он от тебя как от чумы шарахается! Страшила мудрый, блин! (Закуривает.)

Катя. Как от чумы?! Ты, девочка моя, что, не в курсе последних событий?

Сондра. Каких последних?

Катя. Не в курсе, как я посмотрю.

Сондра. Да ладно, ты разводишь, сама не знаешь ничего! Тоже мне — не в курсе!

Катя. Ладно! Скажу тебе под большим секретом, на ушко.

Сондра (встает, подходит к Кате). Ну?

Катя (орет Сондре на ухо). Он с женой разводится!!!

Сондра (отскакивает от Кати, тоже орет). Да ты чё?!

Катя. Вот тебе и чё! (Закуривает, победно глядя на Сондру)

Сондра. А ты откуда знаешь?

Катя. Он с чемоданом сегодня пришел!

Сондра. С каким чемоданом?

Катя. С большим и черным! Вон он там, под столом.

Сондра. И чё?

Катя. Умная ты наша. Из дома Костя ушел! Насовсем ушел! С большим и черным чемоданом!

Сондра. Супер!

Катя. Ко мне ушел.

Длинная пауза.

Сондра. Почему к тебе?

Катя. А он меня любит, Сонечка, очень любит! Об этом весь театр знает.

Сондра. Да ладно, так я тебе и поверила!

Катя. А это уж твое дело, личное, девочка моя.

Сондра. А может, это не Костин чемодан! Тут вон еще два — в клеточку и синий, может, они тут всегда валялись, только я не замечала, может, это рекзи… реквизит?

Катя. Можешь проверить.

Сондра. Как?

Катя. Откроем, и ты сама все поймешь.

Сондра. А давай! Жутко хочу все понять!

Выволакивает чемодан на середину гримерки, садится перед ним на корточки, Катя тоже. Расстегивают чемодан, откидывают крышку.

Сондра. Ой! Это чё? (Вытаскивает нечто черное.)

Катя. Ну… мужское белье, не видишь, что ли?

Сондра (хихикает). Ой, не могу, держите меня сто человек! Белье! Это же семейные трусы! (Смеется.)

Катя. А что, семейные трусы — не белье?

Сондра. Да в семейниках сейчас только старые пердуны ходят, дедки!

Катя (вырывает у нее трусы). Дура! Это сейчас очень даже актуально, во всех модных журналах такие рекламируют!

Сондра. Ой, умру щас! Ой! Из ситчика — в модных журналах! Ты что, хочешь меня убедить, что Костик такое уродство носит? Да ты, наверное, чемодан дедушки своего приволокла и меня грузить пытаешься!

Катя. А это что, тоже моего дедушки? (Достает модные брюки.)

Сондра. Ну… Откуда я знаю? (Рассматривает брюки)

Катя. А это что?! (Кидает в Сондру симпатичный свитер) Эту вещичку ты хорошо знать должна, это его любимый! Он в нем на обложке «Премьера» был!

Сондра (прижимая свитер к груди). Ну…

Катя. Вот тебе и баранки гну!

Сондра (не расставаясь со свитером), А это что? (Вынимает фотографию) Это не его жена! Фу, какая страшная!

Катя (вырывая фото). Дай! (Рассматривает) Это его первая жена!

Сондра. А по кой хер он первую жену с собой таскает? С такой вывеской?

Катя. Память о мучениях!

Пауза.

Радио (доносятся крики «Браво!», аплодисменты). Всем спасибо! Ребята, вы молодцы! Костя, все хорошо! Конец спектакля.

Катя. Все, сматываемся. Давай, складывай все быстрее.

Сондра. А чё я-то? Ты открыла, ты и складывай.

Поднимается, прижимая свитер к груди, пытается незаметно ускользнуть.

Катя. Стоять!

Сондра (обиженно). Что ты на меня кричишь? (Прячет свитер за спину) Тебе жалко, что ли? Он и не заметит ничего.

Катя. Немедленно положи на место.

Сондра (неохотно кладет свитер в чемодан). Тогда трусы возьму, вон их там сколько, этих семейников — штук шесть, наверное. (Пытается вытащить из чемодана трусы.)

Катя. Девочка моя, а ты, оказывается, еще и воровка! (Захлопывает крышку чемодана и пальцы Сондры.)

Сондра (взвизгивает). Дура, маникюр мне переломаешь! Я только-только типсы новые приклеила.

Катя (закрывая чемодан и запихивая его обратно). А мне на это, знаешь ли, наплевать. Счастливо оставаться, девочка моя. Жди охрану, а я пойду, я на рабочем месте все-таки.

Выходит. Сондра с вожделением смотрит на чемодан, потом машет рукой и убегает вслед за Катей. Входят Олег, за ним Михаил, потом Костя.

Олег. Класс! Меня так торкнуло в конце.

Михаил. Дождались.

Олег. Нет, без дураков, так торкнуло! Я себя просто этим самым Сципионом почувствовал. Все почувствовал, все-все. Класс! (Косте.) А ты заметил?

Костя. Рад за тебя. Надеюсь, вы тут недолго торчать собираетесь. Я лечь хочу побыстрее.

Михаил. В смысле недолго?

Костя. Объясняю для особо одаренных: я, дорогие мои, сегодня ушел из дома. Насовсем. Завтра в гостинице номер сниму, а сегодня здесь как-нибудь.

Михаил. То есть… ты… здесь спать собираешься?

Костя. Не особо одаренный.

Олег. А я тоже тут собирался. Я это, поссорился, белье постельное принес: простынь, наволочку, одеяльце маленькое.

Михаил (перебивая). Ноги прикрыть.

Олег. А чего смешного-то?

Михаил. А я и не смеюсь. Одеяло мне отдашь, зачем тебе избыточная роскошь?

Олег. А тебе оно зачем? Под задницу в машине подкладывать?

Костя. Может, не будем так шутить? Я правда жутко вымотался.

Олег. А я не шучу. Мне вообще податься некуда.

Михаил. И я вроде тоже. Давай, Олежа, доставай одеяльце.

Костя. Приплыли.

Затемнение.

Акт 2

Костя. А что вас так приперло в гримерке ночевать?

Михаил. А тебя?

Олег. Ну.

Костя. Не знаю. Странно все это.

Михаил. Что странного-то? Думаешь, у тебя у одного проблемы могут быть в семейной жизни?

Олег (с энтузиазмом). Ну!

Михаил (Олегу). Что ты нукаешь-то?

Олег. Хочу и нукаю. У меня вот тоже драма.

Михаил. Мелодраматическая слизь у тебя, Олег, а не драма.

Олег. Сам ты слизь! У меня правда плохо все.

Михаил. Жратва в холодильнике кончилась? Ты был послан за новой и по дороге все проиграл в автоматах?

Олег. Да нет. (Косте.) Я лучше тебя спрошу. А то этот раздолбай только воду мутит, придумывает что-то вечно. А я ведь, между прочим, тоже человек. Это вы меня тут за клоуна держите. Олежа то, Олежа се. Олежа, у тебя вся спина белая. Олежа, а ты когда с той девушкой сексом занимался, ты ей до гланд доставал или только до почек? Иду как-то по театру, и все ржут как ненормальные, просто пополам сгибаются, и так полдня. Только потом Катька мне со спины эту вашу мерзкую бумажку сняла. «Убей бобра — спасешь дерево»! Что я, на бобра, что ли, похож? Поумней бы что-нибудь придумали. Неделю назад вообще порошка подсыпали чесательного. Знаете, как мне жутко стало! Не за себя, а за вас, дураки! Мы же тут все из одних и тех же стаканов пьем, одним воздухом дышим.

Михаил (перебивая). Ты подумал, что это проказа?

Олег (Косте), Видишь, ему смешно. А в тарелку вы в тот раз что подложили? Я чуть не блеванул при всех.

Михаил. Ну, Олег, это безобидная штучка из натурального латекса.

Олег. Ага, я нашел упаковку. «Какашка собачья средняя». Мы же не в детском саду. Да и вообще… Думаете, мне тяжело не бывает?

Костя подсаживается к Олегу, похлопывает его по спине.

Костя. Олег, да куда ж мы без тебя? Мы ж с института все вместе. Мы же друзья. А ты как тогда надо мной подшутил? Мишка, помнишь?

Михаил кивает, подсаживается к ним.

Михаил. Супер было. Я просто со смеху чуть не умер.

Костя. А я коленку расшиб, когда этот дурик мне снизу джинсы зашил. Помню, залезаю в них и через секунду — линолеум перед носом.

Смеются.

Михаил. Да, Олег у нас на самом деле остроумный… иногда бывает. А мне тогда на этом гребаном спектакле, пока Егор его по пьяни не снял, как надо мной-то издевались, а? Как издевались-то, гады, а? Сволочи вы!

Костя. Миш, ну смешно же было!

Смеются с Олегом.

Михаил. Смешно им было. А мне как было, когда я по пьесе лежу бездыханный, слова сказать не имею права, не дышу, а вы, подлецы, под видом хирургов волосы мне на ногах выщипываете! Смешно им… Это тебе не «какашка собачья средняя», это часть моего организма!

Олег. Волосы.

Михаил. Конечно. Давай я тебе сейчас пинцетом выщиплю где-нибудь в интимном месте.

Олег. Ноги — не интимное место.

Михаил. Нормальное место.

Костя. А хорошо, сегодня втроем переночуем. Хоть поболтаем по-человечески.

Михаил. Как в старые добрые времена.

Олег (радостно). Ну! Вина попьем.

Входит Егор.

Егор (стараясь казаться веселым). По какому поводу тусовка?

Костя. А тусовка, что, всегда должна быть по какому-то поводу?

Олег. Вот, вина решили попить.

Михаил дергает его за рукав.

Олег. А чё, я неправду говорю, что ли?

Егор (подходя к Косте). Константин, ты… не ершись. Ну, погорячились, ну, накричали друг на друга.

Костя. Я на тебя не кричал.

Егор. Ну, ты сам пойми, все же просто в шоке были.

Костя. Я понимаю.

Егор. Кость, мы с тобой еще много сделать должны. С вами со всеми много сделать должны.

Олег. Так мы всегда готовы, Егор Николаевич.

Михаил дергает его за рукав.

Олег. Да отстань ты!

Егор. Костя, я не знаю, что у тебя случилось, и твое личное дело — рассказывать это или нет. Но ты пойми, что на самом деле таких моментов в нашей жизни бывает достаточно много, и ты сам это знаешь, не мальчик уже. По большому счету все нормально, Костя.

Костя (перебивая). Да ничего не нормально! Нам еще много нужно сделать… Что сделать, что ты можешь мне предложить? Что меня ждет в этом театре? Когда дадут «народного», озолочусь — буду получать сто баксов в месяц? Так для этого еще двадцать лет горбатиться надо. А я не могу ждать, я сейчас жить хочу! Мне семью надо содержать: жену с детьми, маму старенькую. Какой театр, когда я ни квартиру, ни одежду, ни жратву нормальную позволить себе не могу? Ради чего мне каждый день на сцене выкладываться, ради искусства? Сбылась мечта идиота: начал с Чехова, Шекспира, Беккета и дорос наконец-то до телесериалов, стал звездой, кумиром быдла. Всю жизнь, кретин несчастный, мечтал, чтобы меня на улице узнавали, девушки красивые на шею вешались, и что? Забежал на минуту в магазин сигарет купить, а мне продавщица: «Ах, это вы, Константин, возьмите три пачки бесплатно и дайте автограф!». И все посетители на меня вылупились, стоят с тупыми рожами, от счастья млеют. Шоу устроили, блин! Думают, что знают меня, что я такой же, как тот идиот из сериала, свой в доску парень. А я им: «Автограф? Хрена лысого вам, а не автограф!» Звездить — так звездить! А поклонницы? Орут, визжат, в гримерку рвутся, чтобы я их тут на кушетке девственности лишил, а в голове ничего нет! Их же только трахать можно и выкидывать, как одноразовые салфетки, пока рот не успели открыть. Сумасшедшие девицы, они такое вытворяют — я несколько раз чудом жив остался! И что, охрана театра меня защитила? Она тут вообще есть? Что-то я ее ни разу не видел. Театр… террариум единомышленников. Тебе тут нравится? (Олегу с Михаилом.) А вам? Все сплетничают, завидуют, лицемерят, подсиживают друг друга, дерутся из-за ролей, а потом губы поджимают. «Как же, Костик хороший был актер, пока не начал в сериалах сниматься. Продался, сволочь, а мы тут беленькие, чистенькие сидим, искусству служим!» Да пошли вы! А куда мне деваться, если за один съемочный день я получаю больше, чем за месяц работы в театре? Я ведь знаю прекрасно, что в петлю лезу: они меня выдоят и выбросят, и я еще в дерьме вымажусь с головы до ног. Скоро даунов одних играть смогу, и не играть даже — так, на экране появляться. Ты, Егор, правильно сказал, что они меня любят. Рожу мою они любят, а не меня! Им наплевать, о чем спектакль: они пришли, чтобы три часа на меня смотреть, как на клоуна, как на стриптизершу в баре. Им все равно, что у меня внутри, что я сказать пытаюсь, так ради чего мне на сцене стараться, бисер перед свиньями метать? Прости, Егор, простите, ребята, я ухожу из театра. Я выдохся, я пас.

Олег. Как же так?..

Костя. Надоело все, надоело! Буду бабки зашибать, изображая идиотов, хоть поживу нормально. Все, мне больше ничего не интересно, правда. Перегорел.

Егор. Да ты просто устал, Костя.

Олег. Расслабься, вина выпей.

Егор. Да, надо выпить. Вот давай и съездим за винищем вместе, в машине поговорим, идет?

Костя молча выходит, Егор выходит вслед за ним.

Олег. Да-а… Тяжела ты, жизнь…

Михаил. Молчал бы уж.

Олег. А что молчал бы, что молчал?

Михаил. Ты почему из дома ушел?

Олег. Да говорил же уже — драма. А ты про слизь какую-то, ни к селу, ни к городу…

Михаил. Мелодраматическая слизь… Красиво, правда?

Олег. Тьфу! Да чего уж красивого…

Михаил. Так что случилось? Скажи дяде Мише.

Олег. Да с Анькой я поругался.

Михаил. Из-за девочки очередной?

Олег молчит.

Михаил. Прискорбно. Как же ты так неаккуратно, Олежа, а?

Олег (вздыхая). Сам не знаю… Анька у меня нервная на самом деле.

Михаил. Будешь с тобой нервной, весь в бабах погряз.

Олег. Да ладно, это все несерьезно было.

Михаил. Несерьезно БЫЛО? А теперь серьезно?

Олег. Даже и не знаю. Я все думаю, думаю…

Михаил. То-то я смотрю, ты какой-то не такой в последнее время… Даже в лице что-то человеческое появилось, какой-то проблеск мысли в глазах.

Олег (не слушая). Блин! Я просто в шоке, я в трансе, я в кайфе!

Михаил. Ты еще нирвану приплети.

Олег. Нирвана! Я худых женщин как-то не очень…

Михаил. Типа надо подержаться за что-то?

Олег. Ну. А она… Как гладильная доска! Ребра, ребра, задницы совсем нет… Сунул ей руку под свитер, в свитере, знаешь, она хоть на что-то похожа, а там лифчик…

Михаил (перебивая). Только лифчик?!

Олег. Ну… Прикинь, с фиговинами какими-то, типа пластика надувного.

Михаил (перебивая). Надувного пластика?! А такое бывает? Секретные военные разработки?

Олег. Не хочешь слушать, не спрашивай!

Михаил. Я? Не хочу?! Что я, дурак, что ли? Это же технический прогресс!

Олег. Во! А то! Я и говорю!

Михаил. Это, Олег, называется «силикон».

Олег. Что называется?

Михаил. Надувной пластик.

Олег. Да? Вот видишь! Я и говорю, надувной пластик! А ты откуда знаешь?

Михаил. От верблюда.

Олег. Нет, правда?

Михаил. Моя тоже такие бюстгальтеры носит.

Олег. Твоя жена? Ей-то зачем? У нее же буфера размера четвертого!

Михаил. Так! Интересно, Олежа, откуда ты это знаешь, а?

Олег. Я?!

Михаил. Ну не я же!

Олег. А ты что, не знал, что ли?

Михаил. Я?!

Олег. Ну не я же!

Михаил. Олежа, солнышко, ты на мой вопросик не ответил!

Олег. Про буфера?

Михаил. Про грудь моей жены!

Олег. Так а я разве чё, не сказал?

Михаил. Так а ты разве много чё не сказал!

Олег. Да?

Михаил. Хрен на… Колись! Ты и ее… пытался?

Олег. Я?! Пытался?! Да нет, Миш, ты меня прости, но твоя жена совсем не в моем вкусе.

Михаил. Неужели? Кто же в твоем? Худых ты не любишь, с …формами не любишь…

Олег. Я люблю золотую середину! Чтоб грудь была, но… была чтобы… чтобы попа круглая, длинные ноги, пальчики длинные…

Михаил. На ногах?

Олег. На ногах-то длинные зачем?

Михаил. Ну, не знаю… Может, тебя это торкает!

Олег. Что я, извращенец, что ли?

Михаил. Смотря что считать извращением.

Олег. А у твоей жены я на глазок грудь определил!

Михаил. Не на зубок?

Олег. Не-а… Миш, ну ты чё говоришь-то?

Михаил. Короче, у твоей… этой… только лифчик под свитером.

Олег. Ну. Я аж прям содрогнулся весь!

Михаил. Понятное дело… Ты всегда содрогаешься.

Олег. Раздел ее, посмотрел…

Михаил (перебивая). Понюхал, потрогал.

Олег (не обращая внимания). А она — класс! Класс! Класс! Мы сутки из кровати не вылезали!

Михаил. Не жрал даже?

Олег. Урывками…

Михаил. Да-а-а… Это действительно серьезно. Обычно ты плотно заправляешься… и регулярно.

Олег. А сам-то? Может, скажешь, что ешь как пичужка? У тебя, вон, смотри, второй подбородок растет!

Михаил. Ну конечно! А у тебя щеки из-за ушей уже видны!

Олег. Ну конечно!

Михаил. И как ты прокололся?

Олег. Да понимаешь, во сне ее не Анькой назвал…

Михаил. В первый раз, что ли? Она у тебя, бедная, наверное, от Анастасии до Яны уже всеми перебывала.

Олег. Щас! Я до вчерашней ночи во сне никогда не разговаривал. А сегодня просыпаюсь, в кухню прихожу, а Анька сидит злая, как мегера, и в меня сразу тарелку — клац. А я, приколись, ее поймал — и в нее…

Михаил (перебивая). Тебе бы в цирк, Олежа, надо устроиться, а не в театре служить!

Олег. Не буду я тебе ничего рассказывать!

Михаил. Да тебе ж самому хочется! Ладно, ладно, не буду перебивать, обещаю.

Олег. Короче, всё перебили.

Пауза.

Михаил. Что всё?

Олег. Всю посуду. Я простынь взял, наволочку, одеяльце — и ушел. Не позавтракал, не пообедал. Спектакль вот на голодный желудок отыграл.

Михаил (перебивая). Значит, так, Олежа. Мы тебя перед спектаклями будем в гримерке запирать. На ключ. На два оборота.

Олег (ошарашенно). Почему?

Михаил. А потому, маленький, чтоб ты в буфете пожрать не успел!

Олег. Почему?

Михаил (копируя Костю). Объясняю для особо одаренных. Тебя сегодня, говоришь, на спектакле торкнуло?

Олег. Не то слово! Вставило не по-детски!

Михаил. А ты догадываешься, почему? Ну-ка, подумай хорошенько.

Олег. Ну, не знаю. Все здорово было… Все перенервничали, Костя этот фортель выкинул… Мы спектакль хотели спасти, все такое… Торкнуло и торкнуло… Вставило.

Михаил. Чудак ты на букву эм. Не додумался?

Олег. Обзываться-то зачем? Ну?

Михаил. Торкнуло тебя, Олежа, и вставило не по-детски, потому что… Ну? Нет? Потому что… ты голодный был, Олежа! Дома пожрать не успел, и буфет сегодня рано закрыли!

Пауза.

Олег. А правда… Я еле на ногах стоял, не знал, как вообще отыграю… Слушай, неужели из-за этого?

Михаил. Больше не из-за чего!

Олег. Ага, значит, ты считаешь, что как актер я говно, творчески не могу развиваться!

Михаил. Я так не говорил!

Олег. Нечего мне тут… на уши вешать, приколист! (Пауза.) Что-то Костя с Егором долго не едут.

Михаил. Жрать охота?

Олег. Помнишь ту блондинку, которая к Костьке в кафе приставала? Она, оказывается, ни черта в оральном сексе не понимала и чуть не устроила ему обрезание, представляешь?

Михаил. Какой-то ты, Олежка, односторонний, все бы тебе проституток по барам выцеплять.

Олег. А что?

Михаил. А то, что женщина — это не только секс-объект, это еще и душа, которую надо разглядеть, и собеседник. Вот ты с бабами о чем разговариваешь? Наверняка только о себе о и сексе. А мы же все-таки люди искусства! Для меня в женщине важнее всего общие интересы и понимание. Мы с ней должны говорить на одном языке. Например, мы встретились, я оценил ее внешний вид: так себе, на троечку, сойдет или класс, шик, на высшем уровне. Потом она открывает рот, и вот тут-то все и решается: смогу я в нее влюбиться или убегу, как от огня. И оральный секс тут ни при чем! Сейчас я встречаюсь с одной феей. Не женщина — поэма! У нее такой голос — не поверишь, до костей пробирает, до глубинных сердечных струн. Я как первый раз услышал — застыл на месте и проговорил с ней весь вечер, оторваться не мог. Домой явился за полночь. Омут… Я не могу закончить с ней телефонный разговор — рука не поднимается, то есть не опускается. Если поговорить ну никак нельзя, общаемся через SMS, я их теперь быстро набираю.

Олег. М-да… И что за радость?

Михаил. Радость человеческого общения, дубина! Неиссякаемый источник энергии.

Олег. Может, она в сексе по телефону работает? У них там у всех голоса ангельские, а как взглянешь…

Михаил. У тебя переходный возраст, что ли, не закончился? Почему ты только о сексе думаешь?

Олег. Да ничего не только о сексе, я тебя прекрасно понял! А как она в постели?

Михаил. Класс! Супер. Не знаю еще…

Олег. Как это не знаешь?

Михаил. Не знаю, но догадываюсь, что класс. Такое не скроешь.

Олег. Так ты с ней не спал?!

Михаил. Нет, ну ты неисправим! Я ему о родстве душ, а он о постели. Тьфу!

Олег. Ой, родство душ! Просто она тебе не дает.

Михаил. А знаешь, Олежа, по большому счету мне это и не важно. Важно ощущать ее, слышать ее, любить.

Олег. Любовь — это все-таки мощно! Помнишь, скольких я девчонок бросил?

Михаил. Ты бросил, а мы с Костей расхлебываемся всегда. Они ж постоянно в гримерку пытаются пролезть.

Олег. Так и ваши с Костей брошенные пытаются. У Кости вон их сколько — толпа, больше, чем у нас обоих вместе взятых!

Михаил. Важно не количество, а качество.

Олег. А я как свою девочку люблю! Может быть, даже больше, чем Аньку.

Михаил. А я тоже глупо попался, Олег. Набрал своей SMSку длинную, нежную, а скинул по ошибке жене. (Вздыхает.) А там ее имя уменьшительно-ласкательное… В общем, домой прихожу, а дверь заперта. А перед дверью — мой чемодан. И замок сменен. И как она так быстро успела? Я постучал, покричал, чемодан взял и… (Вздыхает)

Олег. Мириться будешь?

Михаил. Навряд ли. Меня моя фея устраивает от и до!

Олег. Да, ты прав. Надо уметь принимать правильное решение, даже если это трудно… Моя девочка — чудо! Класс! Класс!

Входят Костя с Егором, нагруженные пакетами.

Олег. Ну, слава Богу, вернулись!

Разбирает пакеты: там четыре бутылки водки, мясная нарезка, банка огурцов, банка маслин, шпроты, бананы, сок в коробках.

Костя. А ты думал, мы не вернемся?

Егор. Растворимся в ночи?

Михаил. Он главным образом о еде заботился. Он очень кушать хочет!

Олег. Да ладно, надоело уже! (Косте и Егору.) А что так мало-то? И хлеба не купили! А бананы зачем?

Егор. Бананы, Олег, полезнейший фрукт, мистический, они даже у Беккета в пьесе фигурируют.

Олег. В какой?

Егор. Это я тебя должен спросить! Ну, в какой?

Михаил. Особо одаренный!

Костя (открывая бутылку и разливая водку по стаканам). Ну что, погнали?

Михаил (тихо, Косте). Ну что, помирились?

Костя (тихо). Да. Только в театре я, наверное, все равно не останусь.

Олег. Что?

Костя. Потом поболтаем, ночь длинная.

Михаил. Как в старые добрые времена.

Егор (беря стакан). Ребята, я за вас пью. И за себя! За нас! И за театр! Мы больные люди!

Олег (перебивая). В смысле?

Егор. Мы больны театром, запахом сцены и театральных кулис, мы на самом деле счастливые люди! Мы… Я не люблю слово искусство, я не люблю слово великий, но… Я пытаюсь… все мы пытаемся что-то сказать этому миру, людям, которые приходят сюда, которые любят вас… нас… Вы молоды, вы талантливы, вы… Ребят, вы молодцы! (Чокается со всеми, пьет.)

Олег. Егор Николаевич, а вот я все никак не вспомню, в какой пьесе бананы-то?

Костя. Я тебе потом скажу. Егор, я не знаю еще, уйду я… останусь… ты понимаешь…

Егор. Понимаю, Костя.

Костя. Спасибо, Егор. (Обнимаются.)

Михаил (жуя огурец). Между первой и второй… (Наливает.) Я тоже сказать хочу. Вот, на самом деле я до сих пор не знаю, как это я — и на сцене. И зал этот темный. Людей не видно, но я всегда знаю, нравится ли им, как мы там… то есть, что мы там… в общем, неважно, или нет. Это такое странное ощущение! Я хочу вот за это… за то, чтобы оно никогда не проходило!

Олег. А я — за гримерку! Когда я сюда пришел, в первый день работы, вот сюда, вот в эту комнату, мне страшно стало! Хотя я делал вид, что мне не страшно ни фига. Фотку какой-то бабы голой за зеркало засунул…

Михаил (перебивая). Все свое ношу с собой.

Олег (не обращая внимания). Сел на стул, глянул в зеркало — а в глазах страх. А потом, постепенно, этот страх исчез, я себя тут как дома стал чувствовать, даже лучше. И мы… мы же тут столько друг другу рассказали, пили водку, ночевали иногда, спорили, ссорились, мирились, радовались, когда что-то получалось. В общем, вот, за нас, за гримерку!

Чокаются, пьют. Олег жадно поглощает все подряд.

Олег. Все-таки жалко, что хлеба не купили, без хлеба не того как-то!

У Егора звонит мобильный телефон.

Егор. Да. Алло. Да. Нет. Нет, я сказал! Николь, ты взрослая женщина, а ведешь себя как ребенок. Нет. Ничего больше не будет.

Костя (в шоке). Николь?

Олег (в шоке). Николь?

Михаил (в шоке). Николь?

Смотрят друг на друга, окружают Егора, он не замечает странности их поведения.

Егор. Ничего! Я сказал ничего! И не звони мне больше! И в театре меня караулить не надо! И следить за мной не надо! Все, Николь, все! Не надо плакать, ты меня этим не разжалобишь. Так. Я выключаю телефон. Завтра номер сменю. Да задолбала ты меня! Поняла?! Задолбала!!!

Выключает телефон, в недоумении смотрит на Костю, Олега и Михаила, которые стоят буквально с отвисшей челюстью.

Егор. Что? Ребят, вы что?

Костя. Кто это был, Егор? С кем ты сейчас разговаривал?

Михаил. С кем?!

Олег. Кто?!

Егор. Ребят, вы чего так разволновались? Думали, только за вами сумасшедшие истерички бегают? А Егор Николаевич не нужен никому? (Пауза.) Уж лучше бы не нужен был! Короче, докопалась до меня одна с крышей набекрень. Николь! Влип я, ребята, как кур в ощип. И ведь сначала такой загадочной казалась! Разной всегда, в голосе у нее что-то такое… Нежная, изысканная, непосредственная, не поймешь — не то женщина, не то ребенок. Смотрит странно-странно, как-то не по-человечески. Инопланетянка. И такая бодяга началась. Я с ней и сексом-то занимался только один раз — ну не мой тип женщины, и все тут! Все! Ничего в ней на самом деле нет — ни загадочности, ни мозгов, ни темперамента. Эгоистка жуткая, дрянь, неряха и шлюха. Спит с кем попало, зубы не чистит, изо рта вечно несет как из привокзальной урны, дома — как в могиле. Я как въехал в это основательно — давай Бог ноги. Так что началось! Истерики, слежки. Один раз — бух передо мной на колени, прямо посреди улицы — и давай мои ботинки целовать! С ума сойти, я аж ошалел, народ ошалел, все ошалели! А она — ты гений, я только тебя люблю, все остальные — дерьмо! На хрен мне такая любовь!

Костя выбегает из гримерки.

Егор. Костя, ты куда? Ты чего?

Олег. Ни хрена себе!

Садится на кушетку с огурцом в руке, тщательно жует.

Михаил. Да… Вот, блин! Фея…

Олег (откусывая и жуя). Девочка любимая…

Егор. Вы чего?

Михаил. Да ничего… (Пьет из бутылки водку.)

Олег. Абсолютно ничего. (Пьет из бутылки)

Радио (пьяным голосом Сондры). Костик, ау! Ты где, мерзкий мальчик? (Хихикает) Костенька, я так тебя люблю! Я вышла на сцену, а она пустая, и в зале никого нет — спектакль закончился. Где ты, Костик, ау!

Егор (свирепея). Как она, сволочь, пробралась в радиорубку?! И где-то еще нажраться успела! Почему не выставили из театра?

Радио. Спи, моя радость, усни, рыбки уснули в саду, птички утопли в пруду… Баю-бай, должны все дети…

Егор. Сейчас я ее найду, пусть только мне в руки попадется!

Выбегает из гримерки. Пение по радио обрывается. В дверях появляется Сондра.

Сондра. Сюрприз!

Олег (тоже пьяным голосом). Беги, спасайся, тебя ищут.

Сондра. Кто меня ищет? Я Костеньку звала!

Олег. Лети, голубка! Тебя поймают, в цепи закуют… Егор Николаевич тебе шею свернуть хочет.

Сондра. Ну, мальчики, вы же меня защитите?

Олег. Иди, дитя, домой, твои родители будут волноваться.

Сондра. При чем тут мои родители? Я уже взрослая, могу делать все, что хочу!

Садится на колени к Михаилу. Он обнимает ее, гладит по попе.

Олег. А я? А мне? Как всегда, никого не досталось. Конечно, Олежа может обойтись… Утоплю горе в вине.

Пьет водку стаканами и поет оперные арии басом.

Михаил. Ты хоть закусывай.

Олег. Закуска — признак слабости. Давай пари: кто первый упадет.

Михаил. Да ты уже на ногах не держишься.

Олег. Держусь! И не только держусь.

Резко встает и устраивает сеанс стриптиза: танцует под музыку и раздевается до трусов.

Михаил (потрясенно). Олежа, где ты этому научился?

Олег. Жизнь научила. (Напряженно всматривается.) У тебя одна девушка, две? Жмот! Уступи мне одну!

Михаил. Да я бы с радостью, Олег, но, боюсь, мне самому будет мало.

Сондра. Это почему?

Олег. Понимаю. Ща я сам себе найду.

Хочет уйти, но Михаил его удерживает.

Михаил. У тебя, кажется, были ключи от соседней гримерки?

Олег. Ключи?

Михаил. От смирновской гримерки запасные ключи у тебя в тумбочке лежали. Дай их мне, будь другом.

Олег находит ключи, отдает Михаилу.

Олег. Не попадись Егору Николаевичу — убьет.

Михаил. Да я быстро. Наври ему что-нибудь, если спросит.

Входит Катя.

Катя. Ну что, эту психопатку уже нашли?

Сондра. Я сама нашлась, не беспокойся, Катенька. Ты свободна.

Катя. Миш, ее же Егор Николаевич ищет!

Михаил. Тише, зайка, тише. Ты уже не на рабочем месте, спектакль кончился. Иди домой, а?

Катя. Я лучше пойду Егору Николаевичу расскажу, чем вы тут занимаетесь.

Выбегает из гримерки.

Михаил (Олегу). Вот заело девку. Ей бы замуж надо. Скажи Егору, что я за сигаретами вышел.

Михаил и Сондра уходят, Олег выходит вслед за ними. Входит Костя, садится на кушетку. Пауза.

Костя. Николь, как ты могла? И Миша, и Олег, а то, что у вас было с Егором… Ты к нему подбиралась, используя нас? Он работал с нами, ты с нами спала? Так ты чувствовала себя к нему ближе? Да будь у тебя хоть миллион мужиков, мне все равно, но зачем ты меня так обманывала? Я тебя не люблю, я говорил тебе, помнишь? Это не любовь: просто, кроме тебя, у меня ничего нет. Ничего. Я давно привык к одиночеству, но оказаться совершенно одному — это другое дело. Мне даже легко, наверное, потому, что никогда в жизни не было так страшно. Все вокруг чужое, я больше не способен чувствовать, что я вообще здесь делаю? Я не хочу жить, не хочу, это просто не имеет смысла! Я думал, мы с одной планеты, мы понимаем друг друга. А теперь никого не осталось, и сил у меня, по-моему, больше нет, чтобы дергаться. Как там писали про Цезаря? «Он выстриг воздух вокруг себя ножницами». А я, хоть и не выстригал, тоже оказался в черной дыре. Судьбоносная роль, блин. Нет, я не такой умный, как Цезарь, я тебе верил, когда ты о любви говорила, о том, что всегда хочешь быть со мной, что я единственный. Глупо… Странно, я все равно тебя люблю. Любить можно и в одиночестве… но зачем? Зачем вообще что-то делать? Надо наконец остановиться, я устал, я все-таки не железный.

Достает из кармана упаковку снотворного.

Так, с одной таблетки я легко засыпаю, а если увеличить дозу?

Вынимает инструкцию, читает.

Фармакологические свойства… так, это понятно; фармакокинетика… да-а… показания к применению… ну, это и так ясно: чем больше, тем лучше… взаимодействие… одновременный прием с алкоголем не рекомендуется, как же, как раз то, наоборот… нежелательные эффекты… это нас не касается… ага, вот: признаки и лечение передозировки… передозировка обычно проявляется в виде различной степени угнетения центральной нервной системы, от сонливости до летального исхода… Угу, угу… в зависимости от количества принятого препарата. То, что доктор прописал. Передозировка угрожает жизни, если сочетается с приемом алкоголя… о’кей… рекомендуется симптоматическая и поддерживающая терапия в клинической обстановке. Особое внимание следует уделять дыхательной и сердечно-сосудистой функциям. Угу, значит, я просто перестану дышать. Как легко. Ну ладно, проверим.

Достает из тумбочки бутылку коньяка, наливает полстакана, высыпает туда таблетки. Смотрит на стакан.

Да брось, Егор, я на тебя не сержусь. Ты-то тут при чем? Она тебе не нужна, я ей не нужен. Обычное дело, маленькая нестыковка, Амур попутал, черт пошутил. С каждым может случиться. Ты талантливый режиссер, и правильно, что театр для тебя важнее баб, важнее всего на свете. Мы классно работали вместе, ты многому меня научил, ты молодец.

Мишка, лучший друг, прости, что не попрощался. Ты меня поймешь… наверное. Ты всегда говорил, что к жизни надо относиться проще, но я иначе не могу. Я знаю, у тебя все будет хорошо, потому что ты не разрываешься на части, не выворачиваешься наизнанку, ты цельная личность, ты нормальный крепкий мужик. И актер хороший, а если Егор орет, что у тебя нет таланта, так пошли его куда подальше.

Олежек, дубина ты стоеросовая! Ты классный парень, только постарайся немного от девушек отвлечься, а то еще нарвешься на неприятности. А, нет, ешь, пей и трахай девчонок в свое удовольствие, наслаждайся жизнью! Пока ты молодой и веселый, пока можешь…

Кать, не обижайся на наши дурацкие шутки. Мы же работаем вместе, ты наш боевой товарищ. Ты обязательно встретишь хорошего человека и выйдешь замуж, потому что ты красивая, славная девочка, ты этого заслуживаешь.

Николь… Мне больно даже произносить твое имя. Но я хотел бы объяснить, почему я… Почему я это сделал. (Ищет ручку.) Деятели искусства, блин. Ну да, конечно, актер — существо не думающее, не чувствующее, не пишущее. Да, я же на подоконнике ручку видел, в коридоре.

Выбегает. В гримерку осторожно заглядывает Катя, убедившись, что никого нет, входит. У нее в руках неполный стакан коньяка. Катя ставит стакан практически рядом со стаканом Кости, не замечая этого. Садится на стул, смотрясь в зеркало, закуривает. К двери незаметно для Кати подкрадывается полуодетая Сондра. Увидев Катю, замирает и слушает, затаив дыхание.

Катя. Ну что, девочка моя, сейчас ты у нас и попрыгаешь, и побегаешь, вернее, из туалета не выйдешь до завтрашнего вечера. И сбудется твоя мечта провести с Костиком… или уже с Мишенькой?.. или с ними обоими всю ночь! Только проведете вы ее по-разному. Костя будет спать на раскладушке, Миша будет спать на кушетке, Олежек… а ему сегодня вообще не принципиально где спать… В вестибюле с фотографиями целуется (смеется), даже мужские целует и заслуженных ветеранов сцены (смеется)… А ты, маленькая, безмозглая дурочка, спать не будешь совсем. Ты будешь на очке сутки сидеть, в туалете (смеется). Хорошо, что я позаботилась о тебе, не забыла бумагу всю оттуда убрать. Ты будешь сидеть на очке, мучиться долго-долго, бесконечно долго. Вечность! Потому что вот в этот вот стаканчик (тушит сигарету, берет стакан Кости) я высыпала много-много-много! Очень много! Хорошеньких беленьких таблеточек (хихикает), пурген называется. Замечательное слабительное, на мой взгляд. Немодное, но хорошо проверенное временем! (Нюхает содержимое стакана и улыбается) Тупоголовая ехидная сучка! Сучка для случки! (Смеется) Сучка для…

Дверь распахивается, входит Сондра, она все еще пьяна и очень зла.

Сондра. Ну, и кто тут сучка? (Идет к Кате.)

Катя. Ты о чем?

Сондра. А то ты не знаешь! Что ты тут плела, мочалка театральная? Пиявка закулисная, а? Кто это сутки на очке сидеть будет? (Выхватывает у Кати стакан.) А может, это ты хочешь в тубзике покуковать, а?! А ну, давай, лакай в темпе!

Катя вскакивает, отбегает к выходу.

Сондра. Куда?! От судьбы не убежишь!

Кидает в Катю стакан со всем содержимым. Стакан попадает в стену, разбивается, Катя стремглав вылетает из гримерки, Сондра с криком: «Мочалка, уродка, страшила!» и т. п. выбегает вслед за ней. Несколько секунд тишина, потом входит Костя, держа в руке свернутый пополам листок бумаги, подходит к столу, берет стакан, залпом выпивает содержимое, смотрит на себя в зеркало, ложится на кушетку лицом к стене, листок кладет в задний карман джинсов.

Костя. Погнали… (Замирает)

Звуки падающего тела, чертыхание, дверь снова распахивается, в гримеркулетит одежда Михаила, потом Михаил в трусах и Катя вволакивают Олега, тоже в трусах и одном носке, и сгружают на вторую кушетку.

Михаил. У-ф-ф. Кать, прикрой его этим хваленым одеяльцем, а то смотреть как-то жутко.

Катя (замечая Костю). Тихо, Костю не разбуди, не видишь, спит уже!

Михаил (декламирует). После тяжкого дня трудового спи спокойно, родная страна!

Катя. Тише, дурак, ну разбудишь ведь!

Михаил. Разбудишь такого! (Смотрит поочередно на Костю и Олега.) Уморились бедняги! Кстати, Катерина, а почему ты, собственно, костюмы до сих пор после спектакля не собрала, так ведь и уволить могут!

Катя. Конечно, как же. Кто с вами, идиотами, долго продержится?

Михаил. Долго, не долго, а девочки симпатичные в очередь выстраиваются, чтобы у нас в театре работать! Хоть прачками, хоть уборщицами! (С любовью смотрит на Костю и Олега, заботливо поправляет на Олеге символическое одеяльце)

Катя. Ради вас на все готовы!

Михаил. Да вот.

Катя. И как Сондра?

Михаил. Сондра? А кто это?

Катя. Не совсем нормальная девушка, с которой ты только что занимался этим самым…

Михаил. Сексом, что ли?

Катя. Ага.

Михаил. Баба как баба. Мозгов ни хрена, на заднице целлюлит. Грудь, правда, ничего, только висловата.

Катя. И теперь она, висловатогрудая эта, твоя новая пассия?

Михаил. Пассия? Моя новая? С ума сошла! Перепихнулись по пьяни, делов как дров. Кать, я с женой сейчас мириться буду. По мобильнику. Одобряешь?

Катя. Одобряю! Только ты штаны надень.

Михаил. Ща, ван момент. (Одевается, достает сотовый, звонит.)

Катя собирает разбросанные костюмы.

Михаил. Але! (Быстро.) Зайка, не бросай трубку! Блин… (Набирает опять)

Олег (неожиданно приходя в себя). Как хреново-то…

Катя. Водички попей.

Олег. Тазик, тазик!

Михаил. Але! Солнышко, солнышко! Блин… (Набирает опять.)

Катя. Там банка была на подоконнике, трехлитровая.

Олег (борясь с приступом тошноты). Ой, ща кончусь, ой. (Кате.) Тазик дай мне, банка узкая.

Михаил (через плечо, Олегу). Господи, Олежа, какая у тебя морда-то красная! (В трубку.) Зая, у меня важная новость. Какая? (Кате) Какая?

Катя. А я откуда знаю?

Олег. Таз где?!

Михаил (Олегу, зло). Хватит орать! Не видишь — по телефону говорю.

Олег. Ну, если тебе пофиг… (Приближается к Михаилу, зажимая рот.)

Михаил. Что, совсем крыша съехала? (Отбегает, в трубку) Нет, нет, не тебе! Мне тут «народного» дают! (Олег смеется.) Да нет, какой прикол? Черт, опять трубку бросила.

Катя. Я бы не только бросила. Миш, «народного» обычно после пятидесяти дают, а тебе сколько?

Михаил. Исключения — подтверждение правил. (Олегу) Да сходи, дурак, в сортир, чего мучиться-то так? Какие тут тазики к чертовой матери!

Олег (ложась на кушетку). Фу, вроде отпустило чуть-чуть. Только про воду ничего не говорите.

Михаил (в трубку). Солнышко, я хотел сказать не «народного», нет, «заслуженного» тоже пока не дают. Я хотел сказать «на море поедем». Зачем на черное? На синее. Тьфу, на Средиземное. Нет, никто тут не кричит. Это Олежек колбасой отравился. Вечно жрет гадость всякую, кретин. Что говоришь? Стакан марганцовки и клизму? Сейчас скажу. (Кате.) Клизму тащи.

Катя. Я вам что, неотложка, что ли? Где я вам клизму-то возьму?

Олег. Ой-ой-ой, как плохо-то!

Михаил. Да сейчас поставим.

Олег. Ща я тебе самому поставлю!

Михаил. Я? Нет. Только тебя всю жизнь любил. Всегда любил только тебя. Из какой пьесы? Это мои слова. Другая баба? Какая другая? Зачем? Тише, зайка, тише. Ну, дурак я, дурак, идиот.

Олег (слабым голосом). Раздолбай. Дубина.

Михаил (Олегу). Заткнись. (В трубку.) Нет, нет, не тебе. Тут клизму принесли, и Олег очень боится. А я ему и говорю: «Ничего страшного». Да его Катька щас подержит. Зайка, ну так что, я еду? Ну куда, домой. Конечно куплю. А завтра купим тебе ту курточку на меху. Купальник? И купальник купим, зайка. Да, а водные лыжи возьмем в прокат.

Олег. Лыжник херов.

Михаил. Заткнись. Конечно ему. Он же так боится клизмы. Нет, я бы вытерпел все, если бы это делала ты. Ну, так я еду? Да, да. Белый и две Хеннеси, да.

Олег. Блин, ведь просил про воду не говорить! (Кате.) Хватит мучить человека.

Катя. Я в тебя, между прочим, эту водку паленую не вливала.

Михаил. Целую тебя, солнышко, люблю. (Кладет трубку в карман, Олегу.) Сейчас я тебя, идиота, вылечу.

Лезет в тумбочку, достает початую бутылку коньяка, наливает полстакана.

Олег (отворачивается к стене, закрывая голову руками). Уйди, дубина! Лучше клизму.

Михаил (подходит со стаканом к Олегу). Ну, давай, маленький. За маму, за папу, за дядю Мишу с дядей Костей. Давай-давай-давай.

Олег. Фу-фу-фу-фу!

Михаил. Давай-давай-давай.

Катя. Миш, зачем ты его поишь? Он уже до тазиков допился.

Михаил. Кать, ты замужем была?

Катя кидает в него ботинком.

Михаил (уворачиваясь). И не будешь. Потому что каждая женщина должна знать, что подобное лечится подобным.

Олег пьет коньяк.

Михаил. Господи, ну и рожа у тебя, Олежа.

Олег. На себя посмотри! (Удивленно.) Кстати, а какая сволочь меня раздела? (Разглядывает ногу в носке, шевеля пальцами. Катя с Михаилом смеются.)

Михаил (начальственным басом, серьезно). Ну, порадовал, порадовал, ничего не скажешь, молодец, сынок! Так зажигательно, с таким огоньком, с таким задором!

Олег. С каким таким задором, ты это о чем? (Стыдливо оборачивается одеяльцем поверх трусов)

Михаил. Даже в приват кабинках квартала красных фонарей славного города Амстердама такого не увидишь! (Смеется вместе с Катей)

Олег. Да чего не увидишь-то?! Огоньки у них какие-то! Опять шутки шутите, а человек чуть не умер.

Михаил. Мы тоже чуть не умерли. Катьке вон рассказал, пока тебя из вестибюля волокли.

Олег. Из какого вестибюля?

Михаил. Обычного вестибюля, нашего.

Олег. А что я там делал?

Михаил. Жутко вспомнить, Олежа!

Олег. Что? Ну, говори уж!

Михаил. Катя, что он там делал?

Катя. Не знаю в полном объеме, но когда я подошла, он спал на спине, раскинув руки и ноги, а там… ну…

Михаил. Ну смелее, смелее, должны же мы донести сию душераздирающую историю до нашего товарища!

Катя (решительно). А поверх трусов у него на причинном месте лежал черно-белый фотопортрет девяностодвухлетней артистки Мясоедовой Ирины Степановны!

Олег. Ну да?!

Михаил. Точно, Олежа. Все так и было.

Олег. Ну да?!

Михаил. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

Катя собирает и отдает Олегу раскиданные вещи, Олег одевается.

Олег. А Костя спит?

Михаил. Нет, он чечетку бьет, не видишь, что ли?

Слышны мужской и женский пьяные голоса, исполняющие «Ой, мороз, мороз», вваливаются пьяные Егор и Сондра в обнимку.

Сондра. Катя, ты меня теперь не будешь выгонять?

Егор. Буду! Ты работать мешаешь.

Сондра. А я не буду мешать!

Егор. Будешь! Костя что, спит?

Олег. Нет, чечетку бьет, не видите, что ли, Егор Николаевич?

Костя неожиданно резко садится на кушетке, держится за живот, выбегает.

Сондра. Что это с Костиком? (Подозрительно смотрит на Катю.) Ты и ему пургена насыпала? Заодно? (Все смотрят на Катю)

Катя. Да нет… А может… (Замолкает.)

Михаил. Что может?

Катя нервно закуривает. Пауза.

Олег. Скоро утро, светает уже.

Михаил. Стрижи скоро по небу полетят, Олежа, и самолеты.

Олег. Ты у меня скоро полетишь… по небу.

Егор. Не выспались?

Михаил. Костя вроде вздремнул немного, а мы — нет…

Егор. И мне… (смотрит на Сондру) не удалось.

Олег. А чё нам спать-то, Егор Николаевич? На том свете отоспимся. Спать — время терять… Тяжела ты, жизнь актера…

Михаил. Да уж.

Олег. Да уж.

Сондра. А мне понравилось ночью в театре быть…

Егор. Больше, Соня, ты сюда не пролезешь. Охрана с завтрашнего дня на всех этажах дежурить будет!

Сондра. Да прям, я ее никогда не видела, эту вашу охрану!

Егор. Вот и увидишь. Эх, Сонька, дура ты! В театральный тебе поступать надо.

Сондра. А вы меня возьмете?

Егор. Посмотрим.

Олег складывает вещи.

Михаил. Одеяльце, смотри, не забудь, славное у тебя одеяльце, Олежа!

Входит Костя, ни на кого не глядя, садится.

Костя (задумчиво). Интересно бы узнать, какая сволочь всю туалетную бумагу стырила? Если бы не одно дурацкое письмо… Ладно, хоть на это сгодилось… Странно, однако, это хваленое снотворное подействовало… Понаписали… летальный исход… (Смотрит на всех.) А вы… чего вы это все здесь… в гримерке?

Тема: Re: Эпилог

Автор: Жека

Дата: 13.04.2004

Впервые произведения замечательных писателей… (настоящие имена и фамилии) появились на форуме Константина Юрьевича Хабенского. Прочитав поистине захватывающую историю «Ужас в театре», форумчане стали настоящими фанатами гениев литературы Урзуса и Зухуса (под таким псевдонимом выступал гениальный дуэт).

Так у… появились поклонники, побуждающие их к писательской деятельности. Ныне кумиры сотен тысяч читателей изначально не искали легких путей к славе, не сравнивали себя с олимпийскими богами, а всего лишь писали миниатюрки на злобу дня. Теперь эти маститые писатели, как и прежде движимые добрыми побуждениями, вершат искусство, создавая новые и с каждым разом все более интересные вещи.

Уверена, что, прочитав эту книгу, и вы не сможете сдержаться и навсегда запишитесь в поклонники сих уникальнейших для нашего времени авторов.

Я не разругалась с Зухус, просто меня отнесло от нее на желтой лодке отчаяния. Вот и все. Я перевезла свои шмотки потихоньку-полегоньку, веррнеее, их перевезла Кэт, Кэт из форума с синими глазами…

Я думаю, Кэт начала догадываться, когда Урсус с Зухусом по Интернету попросили, что бы я, Линда Йонненберг, погостила у нее с недельку.

Я думаю, все будет хорошо, потому что, когда я позвонила последний раз ему на трубу, он сказал: «Давай, только я уточню свой график».

_____

— Да, — ответила я, — хорошо.

Все будет очень хорошо, это вовсе не фанатизм.

— Да, — ответила я, — да, да, конечно. — Отключила трубу и выбросила ее в мусорное ведро. Может, съездить, забрать, включить и позвонить? Нет, есть пятнадцатый этаж, мои ноги в грязных ботинках. Где-то есть Зухус, есть Кэт… А здесь белая круглая кровать. Мне надо подумать еще чуть-чуть…

Передо мной была железная дверь, от которой мне дали ключи на сутки, не больше. В понедельник я должна была отдать их хозяину. Я вдохнула воздух через сжатые зубы и вставила первый ключ.

Не моя квартира… Пустая недоделанная евро. Готовы только ванна, джакузи естественно, в которой я всегда люблю стирать трусы. И полкухни — плита, мойка, жалюзи на окнах. Так. Комната, еще одна, еще — огромная комната и три ступеньки вверх. И еще одна. Я поднялась, как была — в грязных ботинках и пуховике… Тоже пустая, если не считать крутого паркета и шкуры белого медведя и огромной белой кровати. Круглой, белой. Я взглянула на потолок!

Точно, потолок был зеркальным. Белое гнездышко для спаривания белых голубков, для секса, для траха, для изнасилования, конечно ненастоящего. Хотя, если руки заломать, джинсы спустить, зажать рот, ноги раздвинуть, впрочем, я, кажется, не в ту степь. Я стояла грязными ботинками на стерильном паркете, мне было жарко, струйки пота стекали по моей спине. Я была одна. Зухус не было, Кэт не было, не было его, которому я всегда верю. Не было Осипа, который смотрел на меня, смотрел на меня из какого-нибудь евроуголка, Осипа, который, я все-таки верю, любил меня. Прости, я не могла оставить тебя. Я тебе обещала. Я достала из кармана помятое фото Хабенского и бросила его на кровать вместе с мобилой. Я должна была еще немножко подумать. Пятнадцатый этаж, белая кровать и фото. Мне надо было подумать… Еще немного, еще чуть-чуть.

Ветклиника поражала великолепием.

— Вы записаны?

— На семнадцать пятнадцать, — буркнула я, не поздоровавшись.

Девица подняла бровь, но промолчала — клиент всегда прав.

— Проходите, пожалуйста, в седьмой кабинет.

— Какой хорошенький! — запоздало воскликнула девица мне в спину.

Мы с Осипом вошли, куда показала девица. За столом в белоснежном халате доктор, все как у людей, мать вашу.

— Что стряслось? — весело поинтересовался эскулап.

Он встал из-за стола и склонился над Осипом. Осип смотрел на него безо всякого выражения и совсем не смотрел на меня. Он все понимал. Он был моей собакой.

— Не кусается? — снова спросил доктор и потрепал Осипа по длинным ушам.

— Я хочу его усыпить. Сегодня, сейчас… — Мой голос звучал жестко, а внутри раскачивались качели вверх-вниз, вверх-вниз.

— Что?

— Сколько это будет стоить? И еще мне надо кремировать его. Что станет с прахом, мне безразлично.

Повисло молчание. Я присела рядом с Осипом на корточки. Он поставил передние лапы мне на колени… в его глазах стояли слезы.

— Мама скоро вернется и принесет Осе много мячиков. Я скоро вернусь. — Я поцеловала Осипа в теплый лоб и встала. Осип стоял рядом, опустив хвост между задними лапами. Он был умной собакой и знал, что я всегда возвращаюсь…

_____

Может быть, я нарушу свое обещание и Осип подождет меня среди белых асфоделий и синих ирисов, весело играя с другими псами. Я верю, что поступлю правильно, просто мне надо подумать, посмотреть на смятую фотографию, на трубку, на город с высоты пятнадцатого этажа… Я все сделаю так, как и должно быть. В конце концов, время у меня еще есть.

Линда Йонненберг хорошо известна в богемных кругах — поэтесса, художница, драматург и просто модная тусовщица. Ее пьесы играют на подмостках Северной столицы, а журналисты неустанно следят за ее личной жизнью. После первой книги «Три веселых буквы» Линда прославилась еще и как литератор. Новая книга с не менее скандальным названием вызвала интерес еще до выхода из печати. Молодую писательницу атаковала пресса: «Неужели книга действительно о том, насколько хорош Хабенский?»

По признанию автора, в книге «В постели с Хабенским» нет ни секса, ни криминала. «Я старалась передать свои ощущения об этом человеке, о его фанатах, о том, как фанатами становятся и какие они на самом деле».

Но здесь она немного лукавит…

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

УЖАС В ТЕАТРЕ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ЭПИЛОГ

РОДСТВЕННИКИ

ГРИМЕРКА