Подарок [Catelyn May] (fb2) читать онлайн

Catelyn May Подарок

Глава 1

Холодное утро пробралось к ней под одеяло, подхватывая за пальцы обнаженных ног. Окно она, конечно же, забыла закрыть, и сейчас в комнате было довольно зябко. Нудно верещал мерзкий будильник, веки слипались, а голова сама клонилась обратно на подушку. Всего пять минут, еще какие-то жалкие пять минут. Она снова провалилась в сон, из которого ее выдрал все тот же сверлящий электронный звук.

Виктория повернулась на другой бок и натянула одеяло на голову, несколько секунд она лежала так, не шевелясь, представляя себя в убежище, которое укроет ее от тревог и суматохи предстоящего дня. А потом одним решительным жестом отбросила теплый уютный покров и спрыгнула с кровати. «Черт! Опять опоздаю!» — с досадой отметила она, бросив взгляд на пластиковый циферблат, равнодушно отсчитывающий минуты.

Пять минут на душ и еще пятнадцать на судорожные сборы, потерянная на ковре сережка найдется потом. Ключи обнаружены в последний момент под тумбочкой в прихожей, куда их загнал вездесущий мистер Финдус — разбойный полосатый кот, который любил развлекаться подобными вещами, наблюдая из своего угла за реакцией хозяйки.

Кофе она возьмет по дороге. Проснуться окончательно необходимо, тем более сегодня, когда решается судьба ее проекта, рекламной кампании для новой фирмы по производству игрушек. Рождество не за горами, и заказчик торопит босса, а тот не любит, когда что-то идет не по плану.

Виктория с разбегу влетает в офис, оставляя за дверями жужжащий город, наспех проглатывает свой кофе, немного поправляет непослушные пряди волос. Беглый взгляд в зеркало и тренированная улыбка. Она сгребает со стола объемную папку с эскизами и направляется в кабинет, где ее уже ждут представители «Маленьких радостей».

День был сумасшедшим как всегда. Недовольные клиенты, в очередной раз забраковали предложенную идею, настроение было ни к черту, шеф ворчал, а безумные прохожие все неслись куда-то, не давая нормально поймать такси. Наконец, измотанная и расстроенная, Виктория добралась до двери своей квартиры. Достав ключи, она приготовилась отпереть замок, как вдруг почувствовала слабый, но навязчивый запах жженой пластмассы. Ей не потребовалось много времени, чтобы догадаться, откуда он исходит. Взлетев вверх по лестнице, она оказалась у квартиры своего бывшего и забарабанила в нее что было сил.

Альберт был дома. Заспанный вид говорил о том, что его только что вероломно разбудили от крепкого сна. Он непонимающе уставился в разъяренное лицо девушки. В комнате пахло горелой проводкой.

Виктория рывком открыла окна и дала волю словам:

— Только не говори, что к тебе снова приходил Пиль, и вы проводили свои безумные опыты!

— Это всего лишь расчеты, пространственно-временные выкладки. Мы в шаге от сенсации! Ты не понимаешь! Ты никогда не понимала!

Альберт был похож на обиженного ребенка, наблюдая за своей бывшей невестой из-под густой, спадающей на глаза челки. Виктория смотрела на него и думала, что она когда-то любила этого помешанного на своей науке гения, но вовремя поняла, что ей нужно что-то большее, чем лекции по квантовой физике. Увещевания были бесполезны. Виктория резко развернулась и покинула квартиру, благодаря Бога, что и на этот раз успела вовремя. Надо срочно связаться с матерью Альберта. Больше она не собиралась быть его ангелом-хранителем, пожарным и, по совместительству, скорой помощью.

Войдя к себе, она первым делом набрала знакомый номер, но баронесса Кобург как всегда была занята благотворительными кампаниями, которые составляли ее главное увлечение. На звонок никто не ответил. Накормив жалобно мурчащего Финдуса, Виктория прилегла на диван, давая себе обещание, что не будет долго валяться. К завтрашнему дню должен быть готов новый макет, иначе ее шеф Джон Конрой сделает из нее козла отпущения. Или козу. Так правильнее звучит, подумала Вик, засыпая.

Проснулась она лишь глубокой ночью, за окнами была страшная гроза, по стеклам ожесточенно хлестал дождь. Деревья клонились от сильного ветра, а небо то и дело прорезали вспышки молнии. Кот прижимался своим теплым пушистым боком, завозмущавшись, когда она спрыгнула с дивана. «Вот бестолковая! Опять придется все делать ночью. «Когда же я, наконец, высплюсь нормально?!» — с досадой отметила Виктория и отправилась на кухню, сделать себе крепкий кофе.

Внезапно за ее спиной раздался настоящий грохот. Кто-то колотил в дверь так, будто хотел разнести ее в щепки. Девушка машинально сжала в руке большой кухонный нож и выкрикнула:

— Кто там?

— Это я, Вик! Альберт! Открой, пожалуйста! Скорее!

Проклиная своего сумасшедшего бывшего жениха, Виктория подбежала к двери и открыла замок. Из адской грозы к ней в комнату ввалился Альберт, тяжело дыша и волоча на себе какого-то незнакомца. Оба были промокшими до нитки.

Сначала ей показалось, что это Роберт Пиль, ближайший друг и коллега Альберта по университету, где они вели свои научные изыскания. Но мужчина, которого Альберт с трудом доволок до дивана и сбросил со своих плеч, оказался выше ростом и намного шире в плечах, чем заморенный своей лабораторией профессор.

Обивка тут же промокла, потому что с одежды странного незнакомца стекали целые потоки воды, как будто его только что выловили из реки.

Виктория была готова разразиться проклятиями. Чокнутый Альберт либо укокошил кого-то своими экспериментами, либо притащил сюда пьяного товарища. Пока она придумывала всевозможные эпитеты и способы расправы над обнаглевшим экс-женихом, тот заговорил первым:

— Виктория, прошу, выслушай меня. Не надо кипятиться!

— Ну да, конечно! С чего бы мне кипятиться? — язвительно произнесла Виктория, глаза которой метали молнии. — Ты вваливаешься в мою квартиру с каким-то мужиком в полной отключке, заливаешь водой мой диван. Это вообще нормально?

— Знаю, что не имел права тебя тревожить, но просто он очень тяжелый, я бы не затащил его наверх. К тому же, я знаю, ты очень добрая и понимающая, — посмотрев на ее гневное лицо, он сглотнул нервный комок в горле и робко добавил. — Где-то в глубине души.

— Кто это? Он пьяный, или нужно вызвать скорую? Откуда ты его притащил, скажи на милость?

— Можно, я все расскажу завтра? Он в порядке, просто ему надо прийти в себя после… Прошу, только потерпи нас до завтра. Я сам все сделаю, дай сухих полотенец и одеяла на пол. Диван уже совсем промок.

— Да, это ты правильно отметил, — раздраженно произнесла Виктория. — Полотенца найдешь в ванной комнате, одеяла сейчас принесу. Но утром чтобы ноги вашей здесь не было!

Девушка направилась в спальню, отметив, что незнакомец, которого притащил Альберт, уж очень странно одет, будто сбежал с какого-то маскарада. Но она быстро отогнала эти мысли, проект нужно было закончить, и перспектива получения фирменной головомойки от Конроя ей совсем не нравилась.

* * *

Утро следующего дня встретило ее не в постели, а за экраном ноутбука, где она уснула, уронив голову на ворох распечатанных эскизов. Мотивы рождественских открыток викторианской эпохи неожиданно пришли к ней в голову этой ночью, когда она засела за проект для фабрики игрушек. Будильник в телефоне затрещал громкой мелодией. Виктория подняла голову, чувствуя, что сегодня ей придется выпить целый литр крепкого кофе, чтобы бодро держаться на ногах.

Она быстро забралась под душ, радостно отметив, как уходит усталость под щекочущими кожу струями воды. Несмотря на зверский недосып, ее настроение было боевым. Пусть эти снобы из «Маленьких радостей» только попробуют заявить, что придуманная ею идея не оригинальна. Черт бы побрал это Рождество, с которым все носятся как сумасшедшие! Санта, олени, эльфы и прочая дребедень для маленьких детей. Может, она и любила бы этот праздник, если бы далеко не радужные детские воспоминания.

Выйдя из ванной, девушка спустилась вниз. Она напевала себе под нос что-то веселое и совсем не рождественское, намереваясь выпить кофе на кухне, раз уж встала вовремя. Вдруг в гостиной послышался шорох. Виктория подумала, что Альберт в очередной раз забыл про свое обещание не надоедать ей своим присутствием. Разозлившись, она пообещала себе, что сейчас устроит ему нагоняй за вчерашнее. Но в комнате был не ее экс-жених. Мужчина средних лет, в котором она узнала промокшего незнакомца, видимо, окончательно пришел в себя и даже надел свою странную одежду, по всей видимости, заботливо высушенную Альбертом. Он стоял посреди гостиной, глядя на нее строгими зелеными глазами. Вид у него был растерянный, но он старался этого не показывать. Увидев ее, он удивленно вскинул густые брови и смущенно отвернулся к стене. Давно Виктории не приходилось наблюдать такую картину. Она невольно оглядела себя. Обычная пижама: короткий топ и свободные мягкие штаны, поверх она накинула теплый халат, чтобы спрятаться от утреннего холода.

— Прошу прощения, юная леди. С кем я имею честь разговаривать? — вдруг спросил незнакомец, немного развернувшись, но все еще стараясь не смотреть в ее сторону.

Виктория запнулась, не зная, что сказать. Раньше никто не обращался к ней так, но самообладание быстро к ней вернулось.

— То же самое и я хотела бы спросить.

— Вы хорошо знаете мое имя, так же как и Ваш друг-похититель! Будет лучше, если Вы уговорите его одуматься и отпустить меня. Сегодня заседание парламента, меня будут искать.

Все ясно. Альберт притащил к ней сумасшедшего, который разгуливает в одежде XIX века и воображает, что его ждут в парламенте. Надо быть осторожнее, черт знает, что у таких на уме, подумала Виктория.

— Минутку, мне нужно сделать важный звонок, — торопливо проговорила Вик, отступая назад. Пальцы уже набирали номер Альберта.

Укрывшись на кухне, она почти закричала, когда услышала голос своего бывшего:

— Как ты мог! Почему он еще здесь? Почему ты оставил меня одну с этим чокнутым типом?

— Вик, не волнуйся! Я все объясню. Мне понадобится еще пара минут, и я буду у тебя. Видишь ли, мне пришлось ненадолго отлучиться в лабораторию, в моей квартире нет света после вчерашнего… Ну, ты и сама знаешь.

— Лучше поторопись, Альберт. Иначе я вызываю полицию!

Стараясь собраться с мыслями, она вернулась в свою спальню и, заперев дверь, быстро оделась. Собрав волосы в тугой хвост, взяла папку с эскизами и сумку, разочарованно глянув на часы. Времени на кофе не оставалось.

Внизу уже стоял Альберт с ноутбуком в руках. За его спиной театральной декорацией маячила высокая фигура в старомодной рубашке и бриджах. Незнакомец был явно не в духе, нервно расхаживая по комнате. Виктория испуганно наблюдала за своими непрошеными гостями, дав себе обещание во что бы то ни стало дозвониться до баронессы Кобург и попросить ее забрать Альберта под свою опеку.

— Прости, Вик, но я не могу работать у себя, электрик приедет только после обеда, чтобы наладить проводку. Но это вопрос жизни и смерти. Мне нужно исправить то, что я натворил, и поскорее.

— И что же ты натворил в этот раз, Альберт? Опять ошибся в расчетах, или не хватило, как их там, «пространственно-временных выкладок»? — язвительно произнесла Виктория.

— Ты сочтешь меня сумасшедшим, если я расскажу тебе, но поверь, это научная сенсация! Правда, я не думал, что все зайдет так далеко.

Только сейчас она отметила, какое у Альберта бледное лицо и лихорадочно блестящий взгляд, будто он увидел живого динозавра в центре Лондона.

— Я опаздываю, шеф меня прикончит, если не буду вовремя. Но когда я вернусь, вас обоих здесь быть не должно!

Виктория громко хлопнула дверью. «И почему Альберт всегда добивается своего?» — со злостью подумала она.

Глава 2

— Да Вы просто молодец! Наши заказчики в восторге! Это полная победа, Виктория! — восхищенный голос Конроя казался частью глупого розыгрыша, но она вынуждена была признать, что это правда. Она смогла защитить свой проект перед фирмой, которая уже месяц изводила их своими капризами. Это было как раз то, что они хотели. Рекламная кампания, построенная на викторианских традициях, стиле, искусстве. Все бы хорошо, да только кроме рождественских открыток, которые подтолкнули Вик сделать несколько пробных эскизов, понадобится толковый эксперт по эпохе. Нужно отснять рекламные ролики и сделать постеры. Но сейчас можно было ненадолго расслабиться и насладиться своим триумфом. Шеф был доволен, его лицо сегодня было почти приятным.

— Впереди выходные. Надеюсь, вы в полной мере воспользуетесь этой передышкой, чтобы с понедельника взяться за воплощение вашего прекрасного замысла. Не хотелось бы разочаровывать таких солидных клиентов, — сказал Конрой предостерегающим тоном с нотками льда.

Но Виктория просто выпорхнула из офиса. Сегодня можно было немного расслабиться. Она уже представила себя на диване, закутанной в любимый мягкий плед, но тут перед глазами возникли события прошедшей ночи. Диван явно еще не просох, а «подарок», который свалился ей на голову благодаря Альберту, возможно, еще был в ее квартире. Оставалось только надеяться на остатки сознательности у бывшего жениха. Всю неделю она работала как проклятая, должна же быть справедливость!

Открыв дверь в квартиру, Виктория с минуту напряженно вслушивалась в тишину, Финдус терся об ноги с нежным мурчанием и, вставая на задние лапы, напрашивался на обнимашки. Она уже было с облегчением подумала, что ее наконец оставили в покое, но чей-то кашель вдруг разрушил эти грезы. Войдя в гостиную, Вик с ужасом уставилась на большое кресло, в котором под ее вожделенным пледом расположился долговязый незнакомец. Выглядел он совсем не так бодро как утром. Его лицо было бледным, лоб в испарине. Понятно, проливной дождь не пошел на пользу. Гостю явно было очень плохо. Он с трудом открыл глаза и, увидев ее, сделал попытку встать, но подоспевшая Виктория тут же вернула его на место. Притронувшись к руке, она почувствовала сильный жар.

Сбросив пальто и шарф, девушка сбегала за аптечкой. Галстук на его странной рубашке уже был развязан. Она протянула ему градусник, но не увидела ответной реакции.

— Как Вас зовут? — спросила она как можно мягче.

— Вам это известно, — ответил он, едва шевеля губами.

— И все же, — стараясь сохранять спокойствие, настаивала Виктория. — Я хочу Вам помочь. Вы явно подхватили сильную простуду, возможно, воспаление легких. Что, если Вы отключитесь, и мне придется вызывать скорую?

— Уильям Лэм, 2-й виконт Мельбурн, если Вам так угодно. Но вряд ли в Ваших планах вызывать сюда кого-то, Вы лукавите.

Виктория закатила глаза. Ну вот, предчувствие ее не обмануло, Альберт завел дружбу с параноиком. И все же она с интересом рассматривала это красивое лицо, благородный профиль, точеные скулы. В памяти всплывали какие-то старинные портреты, однажды виденные ею в галереях, куда ее время от времени вытаскивал Альберт.

— Хорошо, Уильям. Мне все равно, какой Вы там по счету виконт, но я собираюсь, пока не поздно, вызвать скорую, — теряя терпение, отчеканила Вик.

— Лучше позвольте мне отправить записку в Брокет Холл. За мной немедленно пришлют экипаж. Клянусь, я запомню это великодушие, и безумная выходка вашего друга останется тайной. Я позабочусь, чтобы об этом никто не узнал.

Виктория без дальнейших колебаний достала из сумки телефон, но голос Альберта, уже стоявшего на пороге, заставил ее оторваться от экрана.

— Нет, не надо никуда звонить. Дай мне возможность объяснить тебе все. Только давай сначала поможем нашему гостю, — испуганно выкрикнул он.

Виктория заметила в руках Альберта небольшой пакет из соседней аптеки. «По всей видимости, у этого Уильяма еще какие-то проблемы с законом, если его даже в больницу нельзя отправить. Только этого мне не хватало!» — в отчаянии подумала Виктория, чувствуя, как рушатся надежды на спокойные выходные.

— Вик, ты не возражаешь, если я уложу его в твою кровать? Видишь, ему совсем плохо. Я купил антибиотики и жаропонижающее. Кстати, неплохо было бы напоить его горячим молоком. А мед у тебя есть? — затараторил Альберт, не обращая внимание на ее суровый вид.

— Сначала заставь его поставить градусник. Нужно знать, какая температура. И вообще, с каких это пор ты у нас специалист по простудным заболеваниям?

Виктория увидела, как Альберт уже помогает незваному гостю подняться с кресла и уговаривает пойти наверх.

После нескольких попыток спросить что-то еще, она, наконец, сдалась и со вздохом отправилась на кухню разогревать молоко.

* * *

По всей видимости, Альберту удалось как-то убедить своего знакомого лечь в постель и принять лекарства, потому что через некоторое время он вернулся.

— Заснул, наконец-то. Какие упертые эти политики, особенно виги, — проговорил про себя Альберт, усаживаясь напротив нее за стол.

— Сейчас будет молоко с медом для твоего друга, — сказала Виктория.

— Спасибо, что не отказалась помочь. Мне так нужна сейчас поддержка.

— Тебе откажешь! — саркастически заметила Виктория. — Ты хотел мне что-то рассказать, как я помню.

— Это не просто… Я имею ввиду, не просто и объяснить, и понять. Главное, чтобы ты поверила и приняла это как нечто реальное. Понимаешь, долгое время я занимался пространственно-временными расчетами, изучал эти тонкие материи с точки зрения физики и математики. Почти сходил с ума от того, что никак не мог поймать истину, которая была на поверхности. Еще наши предки знали об этом. Как мы были слепы, игнорируя опыт и якобы темные представления прежних поколений!

— Господи, Альберт, ты можешь говорить проще? Что ты натворил? Почему у тебя такой вид, как будто во дворе приземлилась летающая тарелка?

— Потому что вчера вечером я смог пройти через портал. Я нашел его! Вычислил и нашел! Это невероятно, но я перешагнул два столетия. Вик, я видел все своими глазами. Старинное поместье, наполненное людьми, которых уже давно нет. Я хотел только посмотреть, но он заметил меня, и вот… — Альберт обхватил голову руками, сжимая виски. — Боже! Что теперь будет?

— Альберт, прости, но ты рехнулся! Я всегда знала, что когда-нибудь это произойдет, но теперь вижу, что все серьезно!

Но он как будто не слышал ее голоса и продолжал, глядя на стену перед собой, словно видел в ней что-то.

— Ты же читала Брэдбери? Так вот, какая-то бабочка, попавшая под сапог, может изменить весь ход истории. Я же вырвал из исторической эпохи знаменитого политика, фигуру во всех смыслах значительную и заметную. Если мне не удастся его вернуть обратно, кто знает, будем ли мы завтра также мирно беседовать здесь.

Альберта трясло, либо от сильного возбуждения, либо от простуды, подхваченной дождливой ночью. Виктория смотрела на него, удивляясь, почему все еще не позвонила баронессе Кобург. Она подошла к нему и приобняла за плечи.

— Давай, сейчас ты успокоишься и пойдешь к себе, а я отнесу молоко Уильяму.

— Так он уже сказал тебе, кто он? — перебил Альберт.

— Да, я спросила, и он назвался каким-то виконтом.

— Нет, ты не понимаешь! Это же Лорд Мельбурн, премьер-министр королевы Виктории!

— Все так запутанно, Альберт, для меня это уже слишком. Может, поговорим завтра? Прими успокоительное и что-нибудь от простуды.

— Хорошо, — вымученно согласился он. — Завтра мне нужно будет собраться и сесть за работу. Необходимо как можно скорее исправить то, что я натворил. Спасибо тебе.

Виктория проводила Альберта до двери, заверив, что позаботится о здоровье двухсотлетнего светила британской политики, чтобы тот смог в целости и сохранности вернуться в XIX век

Но как только она удостоверилась, что Альберт вернулся в свою квартиру, тут же взяла телефон и набрала знакомый номер. На этот раз в трубке раздался зычный голос несостоявшейся свекрови, с которой, однако, у них сохранились дружественные отношения.

Затем она взяла со стола кружку и поднялась в спальню, где на ее кровати лежал совершенно незнакомый человек, чье присутствие здесь, по словам Альберта, могло изменить весь ход истории. Виктория снова повторила себе, что это бред сумасшедшего. Вероятнее всего, что этот мужчина участник какого-нибудь костюмированного представления в одном из многочисленных викторианских особняков, которого горе-ученый принял за гостя из прошлого. Ей говорили, что иногда актеры подолгу не могут выйти из образа, вот и дурят всем головы в свое удовольствие. «А это уже клинический случай», — подумала она, когда увидела, как внимательно больной разглядывает обычный градусник и лампу, зажженную около кровати.

Поставив на прикроватную тумбочку кружку с молоком, она сказала, почему-то вдруг смутившись его прямого взгляда:

— Вот, выпейте, это тоже хорошо помогает от простуды.

— Благодарю. Вы очень добры, — просто сказал он, будто вынырнув из своих тревожных мыслей. — Я надеюсь, скоро мы разберемся со всем этим недоразумением. Альберт обещал мне, что долго я здесь не задержусь. Признаться, для меня это как страшный сон.

— И для меня тоже. Спокойной ночи. Выздоравливайте, — проговорила Виктория, спешно покидая комнату.

Глава 3

Виктория понимала, что это глупо, но ее пальцы настырно вбивали в окно поисковика: Уильям Лэм 2-й виконт Мельбурн, премьер-министр. Вчитываясь в случайные тексты и просматривая выданные Интернетом изображения, она находила все новые и новые совпадения. Но ее рациональный мозг не допускал мысли, что это могло быть чем-то большим. Да и портреты Уильяма Мельбурна совсем не убеждали в том, что человек в ее спальне наверху — тот самый политик. Общие черты угадывались, но незнакомец, назвавшийся громким именем, выглядел безусловно более привлекательным. «Он актер, свихнувшийся на своем образе, так же как Альберт — на своей науке,» — подумала Вик, свернувшись клубочком в любимом кресле, закутавшись мягким пледом, от которого исходил едва уловимый приятный запах какого-то неведомого мужского парфюма с явно различимыми гвоздичными нотами.

Утром ее разбудил Альберт, как всегда открывший дверь своими ключами и сейчас бесцеремонно гремевший на кухне посудой. Виктория подумала, что не отказалась бы от чашки кофе. Как по волшебству, Альберт уже вплывал в гостиную с подносом, мурлыкая что-то веселое. Настроение у него со вчерашнего дня заметно улучшилось.

— Доброе утро! — пропел Альберт, ставя поднос на маленький столик. — Какие планы на сегодня?

— Ну я… — начала было она, задумавшись, но он не дал ей закончить фразу.

— Нашему гостю гораздо лучше! Просто удивительно, какими выносливыми были раньше люди! Я тут подумал, раз уж ты все равно будешь дома, присмотри за ним, мне нужно срочно закончить расчеты и съездить кое-куда. Кажется, я знаю, когда откроется новый портал! Скоро все будет исправлено!

— Подожди, ты хочешь оставить меня с этим сумасшедшим на весь день в одной квартире?

— Он не сумасшедший, я уже объяснил тебе, что этот человек ни в чем не виноват, это все моя чудовищная халатность! Поверь, он джентльмен, и не станет к тебе приставать и учинять дебош. Наоборот, он само воплощение галантности. Только прошу, не позволяй ему выходить из квартиры: кто знает, что может случиться с сознанием человека 19 столетия.

— Альберт ты невыносим! Когда вернешься? — спросила она, понимая, что споры бесполезны. Остается слабая надежда что родственники бывшего жениха примут меры.

— К вечеру обязательно буду! Прости за неудобства! — прокричал Альберт из прихожей, натягивая наспех пальто. Через минуту послышался звук захлопнувшейся двери.

Виктория лениво просмотрела субботний дайджест «Доброе утро, Британия», понимая, что надо бы подняться наверх и проведать загадочного гостя. Наконец, она убедила себя, что бояться нечего. В конце концов, не зря же когда-то брала уроки самообороны, да и этот Уильям выглядел вполне себе мирно. С решительным видом девушка преодолела ступеньки и осторожно повернула ручку двери. Как ни странно, гость уже был не в постели. Он удивленно уставился в окно, отдернув плотную занавеску, которую Альберт предусмотрительно закрыл накануне. Услышав ее шаги, Уильям повернулся, поправил свой костюм и, слегка наклонив голову, сказал:

— Доброе утро, мисс. Вы застали меня врасплох.

Она посмотрела в его слегка ошалелые глаза оттенка шартреза.

— Доброе. Очень рада, что вы так быстро поправляетесь. А что там случилось? — спросила она, подходя к окну. Вид был такой же, как и всегда. В тумане угадывались очертания привычного лондонского Сити с вечно спешащими куда-то машинами. Она не увидела ничего, что могло привести ее нового знакомого в такое замешательство.

— Извините меня, — он присел на край кровати, вытирая лоб платком с монограммой, который достал из кармана. — С того момента, как все это случилось, я чувствую, как мой разум молит о пощаде. Похоже, все то, что наговорил мне вчера ваш друг-ученый, правда.

— Это он внушил Вам, что Вы из девятнадцатого века, или наоборот? — язвительно заметила Виктория.

— Простите, но мне трудно что-либо внушить. Я верю только тому, что вижу и чувствую сам. И это просто невероятно! Эти механизмы в Вашем доме, чудодейственные лекарства, огромной высоты здания на улице, экипажи без возниц и лошадей. Это мистика, но я здесь и совершенно не знаю, почему и зачем.

— Может уже хватит, Уильям! Сыграно прекрасно. Я почти поверила, но пора выходить из образа. Если хотите, я могу вызвать Вам такси. Назовите адрес.

Он смотрел на нее с печальной полуулыбкой, как будто смирившись с чем-то. Потом произнес:

— Поместье Брокет Холл

— Вы там работаете?

— Прошу прощения, я там живу. Это мой дом.

— О нет! Опять та же песня. Ладно, дождемся Альберта. Я пока придумаю что-нибудь с ланчем. Спускайтесь через полчаса.

— Я вновь прошу прощения, мисс. Ведь Вы так и не назвали мне своего имени.

— Виктория, — коротко ответила она.

Это вызвало совсем неожиданную реакцию гостя. Он удивленно хмыкнул, будто вспомнив что-то, золотисто-зеленые глаза внезапно потеплели.

— Как странно все это, как странно… — прошептал он, глядя на нее так, будто впервые увидел. Видимо поняв, что уже слишком долго разглядывает лицо девушки, он постарался вернуть разговор в прежнее русло, заметив:

— С удовольствием принял бы ваше приглашение, но боюсь, что не смогу переодеться к приему.

Виктория, которую словно загипнотизировали на мгновение, услышала свой ответ, будто со стороны:

— Это совсем не проблема. Альберт оставил у меня кое-какие вещи. Думаю, Вам подойдут. Да, кстати, в ванной найдете одноразовый бритвенный станок и новую зубную щетку.

* * *

Свалившийся неизвестно откуда виконт сидел за столом, словно кол проглотив. Виктория сразу почувствовала себя как в Букингемском дворце на приеме у королевских особ, хотя никогда там не была, лишь видела в фильмах. Она напряженно следила за тем, какое подозрительное выражение было написано у него на лице, когда он открывал картонную коробку с китайской лапшой. Ему, похоже, не приходилось делать этого раньше.

— Не знала, что любит Ваша Светлость, поэтому взяла на себя смелость заказать с курицей, — сказала она, подыгрывая ему.

Виктория подумала, что теперь, когда Уильям был в обычной одежде, ей стало легче с ним разговаривать. Мягкий свободный джемпер сидел идеально. Кроме этого, в шкафу был обнаружен пакет из «Marks &Spenser» с новыми упаковками белья и сорочками. Раззява Альберт так и не удосужился забрать их в свою берлогу.

Может, гость, наконец, расскажет правду о себе. Каким бы диким ни было его появление в ее жизни, ей было приятно сидеть в этот полуденный час с ним за одним столом. Ей нравился его голос с хрипотцой и немного печальные зеленые глаза.

Новый знакомый все также усердно играл роль английского аристократа. Он медленно выуживал содержимое коробки, будто сам ее вид был оскорблением, но ничего не говорил, стараясь не обидеть хозяйку. Все же, через пару минут гость оставил попытки съесть предложенное.

— Мой вопрос не уместен, но чем занимается в этой новой для меня реальности юная леди, живя в таких скромных апартаментах? Неужели вы ходите на службу? — вдруг спросил он.

— Я занимаюсь рекламным дизайном. Пытаюсь сделать так, чтобы люди лучше раскупали товары различных фирм. Художник из меня не вышел, зато иллюстрации на коробки для пончиков я рисую мастерски, — с улыбкой ответила Вик, хотя в ее голосе проскользнул едва уловимый оттенок грусти.

— Значит, Вы занимаетесь творчеством. Я тоже знаю одну юную особу, которая любит живопись. Иногда часами может рисовать акварели, даже мне приходится позировать. Не говоря уже о Дэше. Это ее любимый пес, который с трудом, но мужественно выносит зарисовки с натуры.

— Это, наверное, Ваша дочь?

— О нет, конечно, но смею считать себя ее преданным другом, — ответил он с печальной полуулыбкой, точно вспомнив о чем-то далеком и недостижимом.

Виктория наблюдала за своим собеседником, не понимая, почему вдруг упоминание о какой-то девушке, прозвучавшее с такой нежностью, вызывает в ней явное раздражение. А может быть, ревность? Как бы глупо это ни звучало, Виктория должна была признать, что этот мужчина необъяснимо ее волнует.

Резкие звуки телефонного звонка прервали наваждение. Жесткий голос в трубке отчеканил:

- Пора применить Ваши таланты в новом качестве, Виктория. У Вас появился шанс стать координатором всего проекта, если справитесь, конечно. Как можно скорее выезжайте в Брокет Холл. Администрация гольф-клуба дала согласие на съемки. У Вас только два дня. Расходы не Ваша проблема, но все должно быть сделано на высшем уровне. Вы понимаете?

— Конечно, я понимаю, Джон. Но как мне собрать всю команду в выходные? Костюмы, модели, реквизит?

— А вот это уже Ваша забота! — резко оборвал он ее объяснения. — В понедельник у меня должен быть отснятый материал и точка. Удачного дня, — с этими словами Конрой положил трубку. Впрочем, это было его обычной манерой.

Уильям с интересом следил за тем, как из маленького серебристого квадрата в ее руках раздавался чей-то резкий голос. Он все еще не осознавал в полой мере новую реальность, которая ошеломляла с каждой минутой.

Подумав немного, Виктория спросила:

— Вы говорили что-то про Брокет Холл? У Вас будет возможность отправиться туда сегодня. Администрация отеля перенесла съемки на этот уикенд, и нам надо собираться. Даже не знаю, как буду выкручиваться. У меня даже нет времени на поиск консультанта. Хотя… — Викторию осенило. — Может быть, Вы сможете мне помочь?

Мельбурн только развел руками

— Постараюсь быть Вам полезным, но пока с трудом представляю, в чем.

— Разберемся на месте! Мне нужно сделать несколько звонков, а Вы все же попробуйте съесть хотя бы половину своего ланча. Нам вряд ли удастся нормально пообедать сегодня. Ночевать будем там же. Альберту я напишу сообщение, хотя телефон он все равно бросает где ни попадя.

Глава 4

Уильям сидел рядом с ней в такси как завороженный, бросая удивленный взгляд на высокие здания и машины, которые проносились мимо.

— Это невероятно, непостижимо, — все повторял он, разглядывая оживленные улицы.

Когда они проезжали здание Парламента с возвышающимся над ним Биг Беном, глаза нового знакомого Виктории стали еще больше.

— Его все-таки построили! Я видел лишь чертежи, но в реальности это выглядит впечатляюще!

Виктория почти начала привыкать к его необычному поведению. Ей часто приходилось общаться с творческой братией, среди которой попадались большие оригиналы. Один ее знакомый по колледжу долгое время считал себя инопланетянином, случайно заброшенным на Землю, и ничего, был вполне компанейским парнем.

Когда в конце аллеи показался старинный особняк со стенами кораллового оттенка, Вик подумала, что это идеальное место для воплощения ее замысла. Интерьеры, судя по фото на сайте, были роскошными.

В холле их уже встречали. Громкий возбужденный голос затрещал над ее ухом:

— Виктория, дорогая, я сделал все, что мог! Но одна из твоих моделей опаздывает, Мэтью вообще случайно оказался в городе. Хорошо, что костюмы готовы! Я в шоке! Конрой — Мистер Зло, я всегда это говорил, — молодой волоокий стилист манерно закатил глаза, подхватив ее под руку. Энтони, однокашник Виктории по Сент-Мартинсу, колледжу искусства и дизайна, быстро делал карьеру в Лондоне, но даже при своем забитом графике всегда находил для нее время.

— А кто это с тобой? — спросил он, внимательно разглядывая Мельбурна.

— Это один мой хороший знакомый, он иногда консультирует киношников по историческим эпохам, и я подумала, что… — поспешила объяснить Виктория

— Но ты же знаешь, что я не переношу «чужаков» на площадке! — взволнованно произнес Энтони.

— Не волнуйся, все пройдет хорошо. Ты меня как всегда выручаешь! Даже не знаю, сколько коктейлей я уже тебе должна!

- Улыбнись, красавица, и этого будет достаточно! — сдался Энтони, — Представляю, как мы отметим твой будущий триумф! Пойдем скорее, ты будешь в восторге от гостиной, где будут съемки.

Виктория все же смогла улыбнуться, с ним это никогда не было сложным.

Она не заметила, что Уильяма уже нет рядом. Хозяину Брокет Холла были не нужны провожатые.

В одной из гостиных старинного особняка, которая называлась Утренней, расположилась вся наспех собранная команда, и была установлена профессиональная аппаратура. Бог рекламного глянца Мэттью уже настраивал камеру, а Энтони засуетился около своих моделей, которых нужно было одеть в костюмы викторианской эпохи.

Огромная ель была декорирована чудесными игрушками от рекламодателей. Оставалось навести окончательный марафет и дождаться главную модель — любимицу модных журналов Монну, которую с трудом удалось вырвать у одного известного агентства.

Виктория с восхищением рассматривала высокий, украшенный лепниной потолок, изящную мебель, мраморный камин и большие окна, которые делали гостиную легкой и светлой. «Фотографии будут волшебными,» — подумала она, заметив, как уютно себя чувствует здесь, хотя никогда не была рьяной поклонницей подобного стиля.

Когда Уильям вошел в комнату, она удивилась его долгому отсутствию, так как думала, что он где-то рядом. На его лице было написано плохо скрываемое возмущение и даже гнев.

— Что случилось? Где Вы были? Здесь нельзя бродить просто так. Все должно быть оговорено с администраторами.

Он, казалось, не слышал ее.

— Как это возможно! Кто позволил?! Его портрет рядом с портретом Каролины! Немыслимо! Возмутительно! Это действительно страшный сон! — джентльмена едва ли не трясло.

Виктория спросила:

— О чем Вы говорите Уильям? Опять пытаетесь быть в образе? Лучше пойдите, пожалуйста, сюда и оцените работу Энтони.

Лицо Мельбурна вытянулось, а густые брови поползли вверх, словно он увидел что-то совсем непотребное.

— Простите, мисс Виктория, что это?

— Наряды дам викторианской эпохи, разве не видно?

— Сомневаюсь, что уважающая себя леди надела бы что-то подобное, — выдал он в ответ. Получилось громко, и Энтони резко развернулся, часто заморгав длинными ресницами.

— Поверьте мне, платья подобраны совсем неправильно, не к месту, а с корсетами ваша камеристка совсем не умеет обращаться.

Энтони что-то проворчал себе под нос на родном итальянском. Никогда еще его не обзывали камеристкой.

— Вы же видите, что эти расцветки годятся только для карнавала, а подол слишком короток, перчатки лишь на одной из дам. На другой же столько украшений, что она может соперничать с елкой.

Стилист закатил глаза и, картинно смахивая слезы тонкими ухоженными пальцами, бросился прочь из комнаты.

Виктория выбежала следом, пытаясь утешить друга.

— Я отказываюсь! Слышишь! Я не позволю какому-то доморощенному эстету критиковать мою работу! Ну вот, теперь будут отеки, — сокрушался он, разглядывая в зеркальце припухшие от слез веки.

— Энтони, я понимаю, это не легко, но признай, что он прав. Нам еще не приходилось иметь дело с историческими деталями, а наши заказчики — дотошные ребята. Им нужно только лучшее. Что, если после выхода рекламы посыплются замечания от знатоков и любителей эпохи? Чем мы тогда оправдаемся? До завтра ты подберешь по советам Уильяма новые костюмы или чуть переделаешь эти. Сегодня нам нужен только один, для Монны. Когда же она наконец появится?

— Ты права, Вики! Я стал слишком чувствительным после разрыва с Томом, это все так тяжело… Ну да ладно! Выслушаю твоего зеленоглазого эксперта со всем вниманием. Надеюсь, что платье для главной героини он не разнесет в пух и прах. Оно чудесное. Вот увидишь.

* * *

Дело близилось к вечеру, а съемки так и не начались. Виктория нервно заглядывала в окна, надеясь увидеть такси Монны. Ее телефон был недоступен. Мэттью нервничал, освещение менялось, и ему приходилось снова настраивать технику. Наконец, терпение лопнуло. Пусть капризная модель разорвет все контракты с агентством, но сегодня Виктория никому не позволит срывать съемку!

— Энтони, неси то самое платье! — скомандовала Виктория. — Сегодня я буду Вашей моделью!

— Чудненько! Придется немного подколоть низ, но оно идеально тебе подойдет, — оживился стилист. Его мужеподобная ассистентка как по команде метнулась к стойке-вешалке, куче коробок и картонок, временно размещённых в бильярдной особняка.

— Я вообще не понимаю, зачем было ждать эту швабру, которая каждый раз выносит мне мозг, — обрадовано произнес Мэттью, засуетившись с камерой.

Уильям выглянул из глубокого кресла, где сидел, погрузившись в какие-то отнюдь не радужные мысли.

— А сэр Эксперт поможет нам? Он же сам заметил, что я неправильно одел своих моделей. Пусть повозится со всеми этими крючками и корсетом, — видя, как Мельбурн смутился, Энтони добавил: — Вот и посмотрим, кто у нас здесь заслуженная камеристка.

— Видите ли, Энтони, мне чаще приходилось раздевать дам, а не одевать их, — бесстрастно ответил лорд, возвращаясь к своим размышлениям.

Эта словесная дуэль не укрылась от ушей Виктории. И от последней фразы Уильяма у нее почему-то загорели щеки.

«Что за…! Да это просто смешно, Вик!» — строго сказала она сама себе и поспешила в бильярдную переодеваться.

Несмотря на свою досаду по поводу замечаний «эксперта», стилист рьяно взялся за работу. Платье, которое он выбрал для главного постера, было глубокого винного оттенка, с открытыми плечами и красивым декольте. Оно должно было идеально подчеркнуть выразительные карие глаза Виктории и нежный оттенок ее кожи.

Она натягивала один предмет гардероба за другим, уже чувствуя себя капустой. Казалось, не будет конца этим бесконечным тесемкам и застежкам. Ей пришлось надеть чулки, кружевные панталоны, сорочку и тугой корсет, затягивая который ассистентка Энтони чуть не сломала ей ребра. Затем следовала льняная кофточка и многочисленные нижние юбки с воланами из легкого, а потом плотного, отделанного кружевом и лентами полотна, и, наконец, само платье.

Пока шла быстрая подгонка, над ее прической уже мастерски колдовала девушка-парикмахер. И вскоре густые каштановые волосы были уложены по моде середины девятнадцатого века.

Когда Виктория появилась на пороге гостиной, ее было не узнать. Мэттью так и застыл со своей камерой в руках, поскольку сейчас эта деловая, иногда дерзкая девчонка больше походила на какую-то венценосную особу. Пока все присутствовавшие выражали свои восторги, Мельбурн неподвижно стоял у окна и смотрел на Вик так, как будто увидел кого-то до боли знакомого. Его реакция не укрылась от Энтони, который объявил, явно обращаясь в его сторону:

— Возвращаем челюсти в исходную позицию, у нас много работы! Что на этот раз скажет наш уважаемый эксперт?

— Скажу, что это весьма и весьма близко к оригиналу, — пробормотал ошеломленный Уильям.

— Ну что же, — просиял Энтони. — Я думаю, мы поладим! Завтра поможете мне с подготовкой к утренней фотосессии. Дорогая, ты хорошо себя чувствуешь? — вдруг спросил он у побледневшей Виктории, которой стало не хватать воздуха.

Тугой корсет, не давал девушке нормально вздохнуть. Громоподобная ассистентка стилиста явно перестаралась. Виктории, которая мужественно держалась все это время, показалось, что паркет исчезает под ногами, а колени становятся ватными. Она машинально потянулась за спину, пытаясь ослабить капкан, сдавивший ее диафрагму, но это было безнадежно. Мельбурн рванулся с места и подхватил Вик в последний момент, когда она уже теряла сознание. Ловко справившись с крючками на спине, он уверенной рукой ослабил шнуровку. Энтони замер с ножницами в руках, за которыми пришлось возвращаться в бильярдную, уставившись на занятную картину. Полураздетая бледная Виктория приходила в себя на руках у чопорного джентльмена, взгляд которого метал молнии:

— Что за варварство! Вы чуть ее не убили! Когда я говорил об ошибках вашей камеристки в обращении с корсетом, то не имел ввиду, что его нужно затягивать как «испанский сапог».

Виктория с благодарностью смотрела на своего спасителя, чувствуя себя такой хрупкой в его крепких руках, будто на минуту стала одной из тех нежных леди, о которых писала Джейн Остин. Но ведь этот пункт школьной программы никогда не вызывал у нее особых восторгов. И нюхательные соли она тоже с собой не носила.

Восстановив дыхание, Виктория упрямо потребовала продолжения работы.

— Это крайне неблагоразумно, учитывая пережитое Вами. Лучше всего было бы отдохнуть и восстановить силы. Но если вы так уверены в себе, позвольте хотя бы помочь Вам с платьем, раз уж среди этих господ, нет ни одного, кто бы мог это сделать должным образом, — он снова жестко посмотрел в сторону Энтони и его помощницы, сконфуженно промолчавших в ответ.

Его сильные пальцы едва касались ее спины, мастерски восстанавливая шнуровку корсета, ровно на столько, чтобы девушка смогла нормально дышать. Виктория не смогла объяснить себе возникшее ощущение, но на минуту она как будто полностью оказалась в его власти. И от этого лицо снова предательски разгорелось. Как же она ненавидела эту свою особенность, которая всегда выдавала ее с головой.

— Как вы себя чувствуете, мисс Виктория? — заботливо поинтересовался Уильям, когда все было готово.

— Намного лучше. Теперь я хотя бы дышать могу свободно, а вот танцевать всю ночь напролет — это вряд ли, — попробовала отшутиться она. Мнимый виконт удивлённо посмотрел на Викторию и вздохнул.

Мэттью делал нужные кадры, не уставая восхищаться своей новой моделью, в роли которой так неожиданно оказалась давно знакомая и очень нравившаяся ему девушка. Мельбурн возвратился в свое кресло и наблюдалза происходящим с хорошо уловимым раздражением на лице. Он тоже любовался Викторией. Ее сходство с юной королевой было таким очевидным и гибельным, что у него заныло сердце. Но то, как бурно фотограф выражал свои восторги и постоянно прикасался к ней, показывая как нужно встать, окончательно выводило Уильяма из равновесия.

Поздний ужин был назначен в ресторане гольф-клуба. Теперь можно было разместиться по отведённым для проживания номерам Мельбурн-лодж и распаковать вещи. Все дружно потянулись в парадный холл в ожидании «спецтранспорта» поместья. Компактные машинки на электроприводе с водителем в униформе развозили постояльцев по всей территории усадьбы.

На пороге дома Виктория обернулась.

-Уильям, что же Вы, нас ждут!

Однако он даже не притронулся к своему наспех собранному портпледу со сменной одеждой и саквояжу, которые они прихватили из квартиры Виктории, и вышел вслед за ней на ступеньки парадного крыльца

Уже выйдя на улицу, Мельбурн посмотрел налево в сторону приветливо светящихся в темноте окон бывшей домовой церкви поместья и упрямо заявил:

— Я не могу там ночевать. Это же святотатство! Что скажет наш викарий? Я буду спать только в своей спальне!

Выразительное «О!» — только это и смогла произнести Виктория на эту драматическую тираду и побрела улаживать вопрос о доплате с менеджером. Она слишком устала за этот день, чтобы спорить с упертым параноиком. Хотя при каждом взгляде на него ее посещали совсем не творческие фантазии. После нудных, но непродолжительных переговоров с администратором, «эксперту» все же предоставили «его» спальню.

Убедившись, что с мистером Аристократом больше затруднений в этот вечер не предвидится и можно ехать заселяться в другой корпус, Виктория поняла, что ей почему-то стало жаль с ним расставаться. Прощаясь, он чуть наклонил голову и взял её руку в свою, коснувшись лёгким поцелуем. Этот жест застал ее врасплох. Ей показалось, что ее сердце пропустило пару ударов, когда он посмотрел ей прямо в глаза и сказал своим хрипловатым баритоном: — До завтра, мисс Виктория. Приятных снов.

Записавшись в книгу постояльцев своим красивым почерком с надлежащим количеством завитушек как Уильям Лэм, он положил на стол конторки портье блестящий золотой соверен с профилем королевы Виктории и стал неспешно подниматься по ажурной лестнице на второй этаж. Дорогу в собственную опочивальню он знал прекрасно. Вещи джентльмена так и остались на кресле, и портье, ловким движением смахнув золотую монету в карман, подхватил их, спешно догоняя импозантного постояльца. Просьба о бренди и лёгкой закуске в самый шикарный номер Брокет-Холла была также молниеносно и без возражений выполнена.

Несмотря на усталость от суматошного дня и поздний ужин в тёплой компании «творцов» и полубогов рекламы, Виктория не могла нормально уснуть. Наконец, измотанная урывками беспокойной дремоты, она встала с постели и подошла к окну. Вглядываясь в сумрак ночи, она все думала о своем удивительном спутнике, который пару дней назад так нежданно свалился на ее диван. Еще ни один мужчина не действовал на нее так. Рядом с ним всегда становилось жарко, а сердце начинало отплясывать джигу. И почему-то в ней все больше крепла уверенность, что его странная манера речи, привычки и убеждения не были лишь игрой сбрендившего актера. Может быть, эти старинные стены, видевшие так много на своем веку, настраивали на подобные мысли. Но забираясь под одеяло, Виктория подумала, что сходит с ума. Сегодня ей действительно показалось, что Уильям не гость Брокет Холла, а его полноправный хозяин.

Глава 5

Брокет Холл просыпался медленно и лениво. Вышколенный персонал отеля бесшумно сновал по пока еще пустому холлу, приводя в идеальный порядок великолепные интерьеры, наполняя свежими цветами многочисленные вазы, украшавшие каждую комнату. Утреннее солнце разгуливало по старинным зеркалам и позолоте.

Ночь была беспокойной, и Виктория уснула лишь под утро. Ей снился бархатистый голос и едва ощутимые прикосновения крепких рук, подчинявших ее волю. Чьи-то приглушенные разговоры и множество незнакомых лиц, кружившихся в танце посреди бального зала, погруженного в мягкое мерцание свечей.

Когда знакомая мелодия, зазвучавшая под ухом, вырвала ее из этих странных грез, Виктория недовольно поморщилась. Сон был настолько приятным, что ей совсем не хотелось возвращаться в реальность. Телефон показался совершенно неуместной деталью, и она с досадой отключила будильник. Но в следующую секунду в сознании всплыли слова Конроя: «Пора применить Ваши таланты в новом качестве, Виктория. У Вас появился шанс стать координатором всего проекта, если справитесь, разумеется». Конечно же, она справится! Джон, несмотря на свои происки, не дождется ее провала. Надо собраться и забыть про наваждение, которое преследовало ее со вчерашнего дня.

Завтрак для съемочной команды был сервирован в большой гостиной. Стены фисташкового цвета, камин и изящные колонны создавали особенную атмосферу. Виктория невольно залюбовалась портретами, висевшими по стенам. Табличка под одним из них гласила: «Леди Каролина Лэм». С портрета на девушку смотрело миловидное лицо в обрамлении почти смоляных кудрей, написанное в романтической манере. Чуть поодаль, парным к нему, был размещён канонический портрет Лорда Байрона — не узнать этого персонажа было просто невозможно!

— Ах, вот оно что! Ну конечно! — вспомнила Виктория вычитанные в Интернете подробности биографии Мельбурна. Портрет знаменитого любовника хозяйки дома действительно нагло красовался на видном месте. «Подкованный по всем фронтам», — подумала она про Уильяма, который вчера мастерски изобразил негодование обманутого супруга.

Но ее ирония почему-то сменилась необъяснимой грустью и сочувствием. Сколько же пришлось вынести настоящему Уильяму Мельбурну! Наверняка в то время злые языки были еще острее, а скандал был поистине вселенским!

— Вики, моя дорогая, ты не в музее! Хватит залипать на живопись. Я знаю, что ты можешь часами все это разглядывать. Но сейчас нам нужен хороший завтрак. Работы навалом! — Энтони деловито потянул ее за стол, где Мэттью делал вид, что слушает оживленную болтовню девушек-моделей. Но увидев Викторию, он тут же переключил свое внимание на нее, засыпав вопросами о предстоящем съемочном дне.

Внезапно в комнате воцарилась полная тишина, словно кто-то нажал на паузу. На пороге столовой стоял высокий джентльмен, словно сошедший с одного из полотен викторианской эпохи, украшавших стены старинного особняка. Если бы дело происходило ночью, его легко было бы принять за блуждающего призрака.

Выйдя к завтраку, Уильям надел свой безукоризненный сюртук и узкие брюки со штрипками — эта одежда была ему все же привычней. Современная рубашка и отсутствие шейного галстука порядком его смущали, но неожиданная реакция новых знакомых озадачила еще больше. Однако, он с невозмутимым видом прошёл в гостиную, едва кивнув присутствующим, и подошёл к столику Виктории.

— Добро пожаловать, мистер Дарси! Зачетный прикид! — весело выкрикнул Мэттью. — Не знал, что ты придумала еще и мужской персонаж, — сказал он, уже обращаясь к Виктории. Та же, растерявшись, не смогла ничего сказать в ответ и по-прежнему не сводила глаз со своего «эксперта».

— Боже мой! Скажите немедленно, где это для Вас сшили? — выйдя из оцепенения, запричитал Энтони. — Никогда не видел такого идеального покроя. А брюки, они выше всяких похвал! Вы просто обязаны мне рассказать обо всей этой красоте. Но если я не ошибаюсь, Вам не хватает шейного платка!

— Буду очень признателен, если Вы одолжите мне его. Мой пришел в негодность.

— Конечно, конечно! С большим удовольствием. Если у меня будет образец, я могу сшить такой же! После завтрака жду Вас у себя в фургоне. Там у меня мастерская на колесах. Заодно и проконсультируюсь по вопросам моды девятнадцатого века. Вижу, Вы настоящий знаток!

— Боюсь, господа, я не смогу разделить с вами завтрак, у меня внезапно пропал аппетит. Прошу меня извинить, — сказал Мельбурн, бросив короткий взгляд на злополучные портреты, и решительно скрылся за дверью прежде, чем Виктория смогла его остановить.

— Пожалуй, мне тоже расхотелось завтракать, — спешно бросила она. И оставив свою чашку с кофе, встала из-за стола, направившись вслед за Уильямом. Энтони вздохнул и закатил глаза, модели загадочно переглянулись, а Мэттью с досадой отодвинул свою тарелку.

* * *

Виктория догнала его в холле.

Утренний портье совсем не удивился живому музейному экспонату, который расхаживал здесь с хозяйским видом. «Опять киношники нагрянули! В прошлый раз спасу от них не было,» — подумал он, раскладывая в безукоризненном порядке на массивной мраморной стойке визитки и рекламные проспекты гольф-клуба и отеля.

— Уильям, почему Вы упорно не хотите выходить из своего образа? Ведь мы оба знаем, что Вы такой же Мельбурн, как я — Елизавета II! Ваша погружённость в эпоху похвальна, но всему есть предел. Вы почти убедили меня своей игрой. Просто скажите мне, что вы прекрасный, талантливый актер, и я Вам поверю, — Виктория с надеждой посмотрела вглубь его зеленых глаз и тотчас сама испугалась услышать правду, зачарованная этим бесконечно притягивающим взглядом из-под густых бровей.

Голос Уильяма вернул её на землю:

— Сожалею, мисс Виктория, лгать не в моих правилах. Однако, если позволите, попробую убедить Вас в правдивости моих слов и действий. Это не займет много времени. Прошу, следуйте за мной.

Виктория так и не сумела придумать какую-нибудь колкость в ответ. Внутри шевельнулось тревожное предчувствие, но ей почему-то все больше хотелось ему верить. Словно завороженная, она пошла за ним, уверенно шагающим по анфиладе комнат. Наконец, Уильям открыл дверь в библиотеку и остановился, приглашая ее войти. Страх и любопытство завладели Викторией почти одновременно, а в голове мелькнула сумасшедшая мысль: «Должно быть, так чувствовала себя Алиса перед прыжком в кроличью нору!»

Внутри было торжественно и в тоже время уютно. Старинные фолианты покоились за стеклами светлых книжных шкафов. Два больших глубоких кресла с шелковой кремовой обивкой, расположившиеся напротив уже привычного в этих стенах камина, так и зазывали устроиться поудобнее с любимой книгой в руках.

— Я много времени провожу здесь, читаю документы, пишу письма и работаю над комментариями к Иоанну Златоусту. А Вы любите читать?

— Люблю, но сто лет не держала в руках бумажную книгу. Я обычно читаю электронные или слушаю аудиоверсии, — пробормотала она в ответ, преодолевая растущее напряжение.

— Этот дом принадлежит нашей семье с середины XVIII века, и только владельцы знают все его секреты. Позвольте Вас с ними познакомить.

С этими словами он решительно подошел к одному из шкафов и пробежался взглядом по строю разноцветных тисненых золотом корешков. Достав увесистый том в дорогом кожаном переплёте и аккуратно положив его на столик, он решительно протянул руку вглубь полки. Осторожно нащупал фальшпанель и, сдвинув ее, нажал на невидимый рычаг. Раздался скрежет какого-то потайного механизма, полка начала медленно, со скрипом отползать в сторону, открывая за собой погруженное в сумрак пространство. Виктория почувствовала резкий запах плесени и пыли. Не было сомнений, что эту дверь не открывали лет двести. Кровь бросилась ей в лицо, сердце готово было вырваться из груди. Она машинально потянулась к руке Мельбурна, встретив тепло его ладони, перехватившей ее дрожащие пальцы.

Ворвавшийся в проем свет выхватил из темноты узкую винтовую лестницу, уходившую вверх. Уильям решительно шагнул на первую ступеньку, и она жалобно скрипнула под его тяжестью. Виктория осторожно поднималась следом. Комната над библиотекой была неожиданно светла, но стоячий воздух и пыль скрывали в полумраке ее очертания. Изящное бюро и кресло в стиле Чиппендейла*, платяной шкаф с инкрустацией и диван-оттоманка делали это холостяцкое логово почти обжитым. Свет лился из маленького восьмиугольного окна под потолком, и это было неожиданно для «тайника». Уильям открыл ящик бюро и вынул изящную серебряную табакерку с монограммой — отцовский подарок он хранил все эти годы.

Даже если все это было лишь мистификацией, то ее правдоподобие было невероятным. Сраженная увиденным, Виктория молча разглядывала тайный кабинет. И с каждой секундой понимала, что тот невероятный бред, который нес Альберт, становился для нее реальностью.

Обратно в библиотеку они спускались все также, не размыкая рук. Затем Уильям привел в порядок свой сюртук: втискиваясь в нишу, он широким плечом задел за пыльную стену. Осторожно прикрыв дверь библиотеки, они вернулись в холл. Викторию била нервная дрожь, вопросы так и рвались с языка, но тёплая ладонь Уильяма действовала на неё удивительно успокаивающе. Нужно было возвращаться к работе.

***-

В гостиной, отведенной для фотосессии, царила нервозная атмосфера. На одном из диванов восседал заказчик-поставщик универмага «Хэрродс», а возле него с совершенно невозмутимым видом примостилась длинноногая Монна. Все стало ясно как божий день, наглая девица прикатила вместе со своим стареющим плейбоем, несмотря на то, что вчера сорвала съемки.

— Я все понимаю сэр, но платье уже подогнано под Викторию, новая переделка будет стоить нам времени. А ткань! Она будет окончательно испорчена! Я не пойду на такое варварство! Мэттью ведь сделал вчера отличные кадры! — причитал расстроенный Энтони.

Фотограф ворчал что-то себе под нос. Он, мягко сказать, тоже был не в восторге от появления «любимой» модели.

— Если Монна не возражает, мы снимем ее для другого постера, — с порога объявила Виктория, испепеляющим взглядом посмотрев на нее. — Я, как координатор проекта, не могу допустить провала съемок!

Монна недовольно фыркнула и, ехидно улыбнувшись, посмотрела на своего спутника:

— Но мы так не договаривались! — капризно протянула она.

— Ты права, Монна, мы не договаривались о том, что вся съемочная команда будет ждать тебя целый день, а ты даже не соизволишь ответить на звонки!

— Согласитесь, что время — деньги, а наше пребывание здесь — недешевое удовольствие, — подчеркнула Виктория, обращаясь к заказчику. — Если мы займемся повторной подгонкой платья и отправим в мусорку отснятый вчера материал, считайте, что вы зря потратили приличную сумму.

Повисло напряженное молчание, но спустя несколько минут Вик поняла, что победа за ней. Заказчик вздохнул, понимая правоту ее слов, и высказал свое решение:

— У Вас очень деловой подход, нельзя с этим не согласиться. Но Монна не должна потерять возможность участвовать в проекте, она звезда нашей рекламы. Вы же найдете для нее достойную роль?

— Мы обязательно что-нибудь придумаем! А сейчас позвольте нам начать работу.

С этими словами, Виктория направилась к Энтони, который с замиранием сердца ожидал развязки этого диалога.

— Я думаю пора готовиться. Где там вчерашнее орудие пыток? Будем перевоплощаться в кисейную барышню, — сказала она стилисту, обрадованному удачным исходом щекотливой ситуации,

— Ну вот! Я всегда говорил, что у тебя королевский характер! Да, кстати, сейчас должны привезти деток. Это мой племянник и дочка Скеррет, нашей парикмахерши. Они будут настоящими рождественскими ангелочками! — восторженно затараторил Энтони.

Меньше чем через час Утренняя гостиная старинного дома наполнилась прекрасными дамами в платьях викторианской эпохи. Мальчик и девочка, пяти и семи лет, заняли место у елки. Уильям, как и обещал, дал несколько советов Энтони по поводу костюмов, и теперь они выглядели идеально. Кроме всего прочего, кусок прекрасного белоснежного муслина недолгими стараниями стилиста превратился в шейный платок. Лорд мастерски завязал узел, и окончательно сраженный Энтони простил ему все прежние нелестные высказывания по поводу своей работы.

— Полагаю, пока Вам не понадобится моя помощь, мисс Виктория? — спросил Уильям, подходя к ней. — Мне надо переговорить с садовником и осмотреть оранжерею. Надеюсь, она содержится в надлежащем виде.

— А разве этот джентльмен не участвует в съемках? — послышался удивленный голос заказчика, который выразил желание наблюдать за творческим процессом. Вид безупречно элегантного Уильяма с замысловато повязанным шейным платком и благородной сединой на висках произвёл на него неизгладимое впечатление.

— Он наш консультант по викторианской эпохе и не более. Мы не планировали его задействовать, — поспешила объясниться Виктория.

— Но он бы идеально вписался! Лорд и леди здесь, в Брокет Холле! У рождественской елки! Да, именно так все и должно быть.

— Но мы… Если только Уильям даст свое согласие, — Вик посмотрела на него с совершенно потерянным видом.

— Это абсолютно исключено, сэр. Я политик, а не актер! — обращаясь к представителю компании, категорично заявил Мельбурн

— Никогда не видел политиков, работающих на рекламщиков. Мне совершенно все равно, кем Вы себя считаете!

Уильям жестко посмотрел на своего собеседника, его губы сжались в узкую напряженную линию, глаза потемнели. — Прошу меня извинить, но я не вижу смысла далее продолжать этот разговор, — и с этими словами он направился к выходу из гостиной.

— Что все это значит? Мистер Лорд не желает сниматься для самой известной кампании на рынке игрушек?! Скажите же что-нибудь, Виктория, иначе я буду очень и очень расстроен, — возмущенно выкрикнул заказчик.

— Я попробую что-нибудь сделать сэр, — пробормотала Вик. — Но только позже. Мэттью уже готов снимать. Все ждут.

— Ладно, мне не важно, как и когда вы его уломаете, но на моих рекламных проспектах должна быть идеальная викторианская семья.

* * *

Два часа съемок показались вечностью. Как только Мэттью дал отбой, и вся группа занялась накрытым в холле буфет-ланчем, Виктория решила разыскать упрямого гостя из прошлого. Подхватив пышные юбки и пристроив мобильник за корсаж, она решительно направилась по коридорам огромного дома к выходу в цокольный этаж, где сейчас был разбит зимний сад. Оранжереи в усадьбе, как поведал ей разговорчивый портье, не существовало со времён Второй Мировой войны.

Машинально отсчитывая на ходу шаги и ступеньки, Виктория думала о словах Альберта, о перемещении, о научном прорыве… Мозаика складывалась в непостижимую ее здравому смыслу картину: она общается с фантомом позапрошлого века, но при этом явно испытывает к нему отнюдь не платонические чувства. Магия его зелёных глаз, немного рычащие ноты в голосе и абрис высоких скул вызывали необъяснимое волнение, которое она пыталась игнорировать, с головой погружаясь в работу. Так срабатывал инстинкт самосохранения. Дашь слабину и покатишься в пропасть, край который уже ощущался под ногами. Ей не хотелось снова обжигаться.

Увидев статную фигуру Уильяма в окружении тропических растений, Виктория замерла на пороге, не решаясь войти. Ещё вчера ей было проще общаться с этим странным немолодым человеком, слишком заигравшимся своей ролью, но теперь она знала, нет, чувствовала каждой клеточкой своего тела, что перед ней тот самый Лорд Мельбурн, о котором рассказывали на уроках истории.

Пугающая правда для Виктории состояла в том, что человек из далекого прошлого, чудом перешагнувший столетия, стал для неё за эти три дня по-настоящему дорог. Будто каждую секунду своей жизни она ждала именно его. Эта была правда, от которой невозможно было сбежать.

Услышав ее шаги, Мельбурн повернулся. Его взгляд был полон необъяснимой грусти. Виктория забыла о том, с чего собиралась начать разговор. Все мысли вылетели из головы, и она совершенно неожиданно для себя сказала:

— Милорд, нам надо…

— Для Вас Виктория, я Уильям, — перебил он её и сделал шаг навстречу. — Вам невероятно идет это платье! Я хотел сказать Вам это еще вчера.

— Уильям, может быть, это глупо, но меня не покидает чувство, что, глядя на меня, Вы видите кого-то другого? — невольно вырвалось у Виктории.

Мельбурна словно застигли на месте преступления. Он смутился, не зная, что ответить. Но потом подошел ближе и взял ее руки в свои широкие ладони, пристально посмотрев в лицо.

— Не стану лгать, Виктория. Когда я увидел Вас, а потом услышал Ваше имя, то не мог не поразиться этому удивительному сходству… Вы действительно напомнили мне мою королеву, — он приостановился на секунду, собираясь с мыслями, заметив, как заблестели широко распахнутые карие глаза, выдавая сильное волнение. — Но с каждым днем я убеждался, что Ваш характер, Ваша душа, образ мыслей имеют совершенно особое очарование. Никогда раньше я не встречал таких женщин! И причина не в том, что Вы принадлежите другому миру, который я не могу постичь до конца. Я благодарен судьбе, которая так замысловато свела нас вопреки времени.

Виктория уже не могла скрыть горящего лица. Ей некуда было бежать, ее поймали с поличным. Она словно растворилась в звуках его голоса, который ей хотелось слушать как любимую заводящую мелодию. Все вокруг перестало существовать. Оставались лишь его теплые руки, нежно перебиравшие ее пальцы, только его глаза, в которых Виктория читала бескрайнюю нежность и обжигающую страсть. Кажется, они дышали в одном беспокойном ритме, поддаваясь внезапно охватившим их чувствам. Расстояние, отделявшее их друг от друга становилось все меньше. Виктория услышала тревожное биение своего сердца, волнуясь, как девчонка перед первым поцелуем, когда Уильям склонился к ее губам…

Внезапно, резкий звук телефонного звонка бесцеремонно разрушил тишину зимнего сада, а вместе с ней и хрупкие чары, завладевшие двумя его единственными посетителями.

— Виктория! Я только сейчас прочитал твое сообщение! Вы все еще в Брокете? С ним все в порядке? Его кто-нибудь видел? Хотя, что я говорю. Там полно людей! Это очень рискованно! — раздался в трубке взволнованный голос Альберта.

— Что-то случилось? — непонимающе спросила она, все еще приходя в себя после нескольких минут чувственного дурмана.

— Конечно случилось! Мы с Пилем, не устану поклоняться его светлой голове, нашли способ отправить нашего премьер-министра к своей королеве, которая, небось, заждалась! Вызывай такси и срочно возвращай его в город. В ближайшие два часа Лорд Мельбурн должен быть в том месте, которое мы вычислили, и не минутой позже. Понимаешь? Это очень важно!

— Я все сделаю, Альберт. Не беспокойся, — только и могла произнести ошеломленная Вик, чувствуя, как на глаза навернулись слезы. Она до боли сжала пальцы, ногти впились в нежную кожу, приводя в чувство:

— Уильям, Вам пора, — коротко сказала Виктория, посмотрев на Мельбурна, который все понял без лишних слов. Где-то в глубине дома раздался обреченный бой старинных часов. Время настойчиво напоминало о своей безграничной власти.

Глава 6

Не включая свет, опустившись в любимое кресло, Виктория наконец-то позволила себе заплакать. Ведь им так и не удалось нормально попрощаться. Медлить было нельзя. Он лишь нежно поцеловал ее руку перед тем, как сесть в такси…

Мистер Финдус как всегда устроился рядом, уткнувшись усатой мордочкой ей в шею, стараясь в своей кошачьей манере утешить хозяйку. В тишине опустевшей квартиры висело разъедающее душу одиночество, колючее зябкое отчаяние. И она знала, что это пройдет не скоро. Уильям Мельбурн не мог быть ее реальностью, так же как она не могла быть его. Надо заставить себя думать, что все это было лишь сном или фильмом, где ей случайно удалось получить роль. Что человек, завладевший ее сердцем — один из любимых книжных героев, живущих только в бесплотных мечтах.

Внезапно она вспомнила, что вещи, которые Уильям на время позаимствовал из гардероба Альберта и носил в Брокет Холле, были в одной из не распакованных сумок. Виктория нашла тот самый джемпер, хранящий его запах, и закуталась в него. Завтра она заставит себя быть сильной, но сегодня можно позволить себе еще немного сумасшествия.

Чтобы разобраться с сумками, Вик пришлось включить свет, и теперь на столике возле дивана она увидела маленькую серебряную табакерку, ту самую, найденную в потайной комнате над библиотекой. На листе для акварели, которые в изобилии попадались в ее квартире, красивым каллиграфическим почерком было написано небольшое послание: «Милая Виктория! У нас не было времени попрощаться и не будет возможности встретиться вновь. Но Вы должны знать, что я был бы бесконечно благодарен судьбе за возможность и далее быть рядом с Вами, слышать Ваш голос, любоваться Вашей улыбкой. Обстоятельства оказались сильнее нас…Искренне надеюсь, что Вы будете счастливы, и эта надежда станет для меня утешением…»

Виктория на секунду перестала дышать, как будто снова почувствовала свои руки в тепле его ладоней, так ясно представив его здесь, пишущим ей это первое и последнее письмо. Ее глаза помимо воли снова наполнились слезами. Злая шутка судьбы состояла в том, что мужчина всей ее жизни родился на двести лет раньше. Они никогда не должны были встретиться. Надо принять это, жить дальше и попробовать снова стать той сильной и независимой девушкой, которой она всегда себя считала.

Из безвольной прострации ее вырвал телефонный звонок. На экране высветился номер матери. Владелица самой престижной художественной галереи в Сохо все-таки нашла время в своем плотном графике, чтобы поинтересоваться делами дочери. От Конроя она конечно же знала и ее новом проекте, и о скоропалительном отъезде из Лондона.

— Виктория! Девочка моя, как дела? Почему совсем не звонишь? Все новости приходится узнавать из вторых рук, — раздался в трубке обиженный голос.

— Рада слышать тебя, мама. Зачем спрашивать, если Джон наверняка тебе уже все рассказал? В остальном, никаких новостей, — дежурно ответила Вик, сегодня у нее не было настроения для разговоров по душам.

— Как всегда, выпускаешь колючки. Пойми, я не могу не беспокоится о тебе! Отдавая все силы только работе, ты скоро превратишься в сушеную офисную воблу! Я в твои годы была уже замужем за папой, а ты даже не пытаешься. Твое необдуманное… Альберт такой… — патетические надрывные фразы матери обрушивались на Викторию из трубки.

— Мам, только не начинай снова! У меня все лучше всех и я вполне себе счастлива. Очень жаль, что тебе кажется обратное, — попробовала она остановить начавшуюся тираду матери.

— Хорошо, как знаешь. Но Рождество ты встречаешь с нами. Я пригласила свою американскую подругу с сыном погостить в нашем доме в Сассексе. Он приятный молодой человек, спортсмен, из хорошей семьи и владелец собственного бизнеса. И пока не женат, прошу заметить! Если ты не приедешь, я буду крайне расстроена! И Джон тоже! — ультимативно заявила мать, не оставляя Виктории путей к отступлению.

— Я подумаю об этом, — коротко сказала она, чувствуя, как от досады застучало в висках. Как она может шантажировать ее, пользуясь своей любовной связью с Конроем! Но желание манипулировать дочерью и держать ее жизнь под контролем после смерти отца всегда было ей присуще. И хотя Виктория давно была самостоятельной, мать не прекращала свои попытки направить ее в «нужное» русло.

— Я надеюсь, моя дорогая, ты примешь верное решение и уделишь внимание своей семье. Да, и не забудь прикупить какое-нибудь потрясающее платье для рождественского вечера. А если не хочешь возиться, я могу выбрать и прислать.

— Спасибо мама, это уже лишнее. До встречи, — Виктория с облегчением закончила разговор. Смогут и они с матерью когда-нибудь понять друг друга? В это ей верилось с трудом.

* * *

Все последующие дни Виктория провела в компании Мэттью, который колдовал над тысячами фотографий, сделанными в Брокетт Холле. Он больше не делал попыток приударить за молодой коллегой, увидев, что та полностью увлечена только одной персоной: странным и чудаковатым экспертом, неизвестно откуда появившимся в ее жизни. Потерянное состояние Виктории после его внезапного отъезда тоже не укрылось от внимания фотографа.

Они тщательно отбирали снимки, спорили и обсуждали, как угодить запросам капризных заказчиков. Ведь те требовали главный постер с Лордом и Леди, кадры для которого так и не были сделаны. Наконец, отсмотрев весь материал, Мэттью наткнулся на несколько фото, случайно снятых в перерывах между съемками и запечатлевших их дружную команду. На них чудесным образом Виктория и Уильям оказались рядом и о чем-то мило болтали. Требовалась лишь соответствующая обработка и профессиональный фотомонтаж, который Мэттью исполнил мастерски. Конечно, использовать фотографии человека без его ведома было свинством. Но Виктория успокаивала себя тем, что это никак не навредит Уильяму в далеком девятнадцатом столетии. Он наверняка уже заседает в парламенте или с очередным докладом у королевы, целует ей руку… От этой мысли у нее потемнело в глазах. Ревность? Полный бред! Но все-таки это была именно она.

Вдруг Мэттью пристально посмотрел Виктории в глаза, как будто какая-то внезапная догадка посетила его:

— Вики, ты можешь объяснить мне одну вещь?

— Попробую. А в чем дело?

— Почему этот твой «мистер Дарси» так здорово смахивает на портреты владельца Брокет Холла?

— С чего ты взял? — попробовала отмахнуться Вик.

— Посмотри, какое поразительное сходство! Если бы я был сумасшедшим, то заявил бы, что это один и тот же человек!

— Мэттью, тебе надо поменьше смотреть в свою камеру, иначе ты и впрямь свихнешься. Лорд Мельбурн, возможно, был его отдаленным предком — вот и все объяснение, — с замиранием сердца ответила она, почувствовав, как предательски вспотели ладони.

— Да, наверное ты права. Но все же… Все же… — задумчиво повторил фотограф, возвращаясь к работе.

***-

Дни перед Рождеством, как всегда, были наполнены суетой. Для кого-то она была радостной. Все вокруг одновременно превратились в толпу срочно куда-то спешащих, галдящих безумцев, возбужденно обсуждающих будущие праздники.

Виктория не любила Рождество, ведь в такой же декабрьский вечер не стало ее отца. Он, как и все, спешил попасть домой, чтобы провести сочельник со своими дорогими девочками, но не рассчитал скорость… С тех пор маленькая Вик не верила, что чудеса бывают. А Санта с его оленями и эльфами — это глупые сказки. Эта многолетняя железобетонная уверенность была разрушена чудом, которое недавно свалилось на ее голову благодаря Альберту. Но волшебство растаяло так же стремительно, как и появилось, оставив в душе очередную саднящую отметину.

Она передернула плечами, отгоняя непрошеные воспоминания. Посмотрела на голые деревья за окном, бегущих по своим делам прохожих и еще раз пожалела, что не смогла отказать Энтони в просьбе вместе пройтись по магазинам. Но обещание есть обещание. К тому же она знала, что близкий друг видит ее подавленное состояние, и не могла осуждать его за попытки отвлечь ее от грустных мыслей.

Через час оживленно болтающий стилист уже вышагивал рядом, деловито подхватив ее под руку. Он без устали жестикулировал с присущим ему итальянским темпераментом, рассказывая последние светские новости. На лице Виктории невольно появлялась широкая улыбка, а остроумные шутки вызывали всплески веселого смеха.

Он затаскивал ее в маленькие уютные магазинчики со всевозможными милыми безделушками и заставлял примерить самые невообразимые наряды. В этом развеселом путешествии им попалась антикварная лавка. Сотни прекрасных старинных вещиц расположились здесь, словно забытые сокровища зачарованного царства. Энтони начал рассматривать витрину с запонками, восхищенно скользя взглядом по рядам прекрасных творений ювелиров разных эпох. Виктория тоже попала под власть вкрадчивого голоса владельца магазина, который принялся показывать ей старинные украшения.

— Видите, здесь имеется монограмма бывшего владельца, — объяснял пожилой антиквар. — «W» — это, скорее всего, «Уильям».

Виктория побледнела и потянула Энтони за рукав, сказав, что здесь слишком душно и ей срочно надо на свежий воздух. Но он хорошо понял, почему настроение его подруги так неожиданно переменилось, и, не задавая вопросов, тут же вышел вслед за ней.

— Что там у нас по плану? — с нарочитой бодростью спросила она.

— Хэрродз! Мы должны посмотреть на нашу работу! Мэттью сказал, что постеры шикарные. А ты смотришься на них как настоящая королева!

— Ну что же, пусть будет Хэрродз. Только не вздумай зависать перед каждой витриной, я этого не вынесу!

* * *

Несмотря на собственное грозное предостережение, Виктория невольно потянулась вслед за Энтони, рассматривая фантастические инсталляции внутри сверкающих витрин. Словно в них поселились маленькие сказочные миры, уводившие в страну грез. Легендарный Хэрродз во истину оправдывал свой неизменный девиз: «Всем, каждому и абсолютно всё». Многоголосая людская река наполняла огромный универмаг Лондона, который, как и всегда под Рождество, стал центром притяжения для тех, кто желал проникнуться духом самого волшебного праздника.

Разыскать корнер фирмы «Маленькие радости» не составило труда. Здесь толпились дети и взрослые, раскупая игрушки, сувениры и чудесные открытки с сюжетами в стиле викторианской эпохи. И всюду, куда бы Виктория ни бросила взгляд, был он. Уильям стоял рядом с ней у рождественской елки на фоне старинного интерьера Брокет Холла. Безупречно элегантный и немного чопорный, как и полагалось настоящему Лорду, он загадочно и нежно смотрел в ее улыбающееся лицо. Случайный кадр, сделанный фотографом, получился на удивление гармоничным. В тот момент они были сами собой, не позируя перед камерой, а потому их взгляды были наполнены настоящими неподдельными чувствами.

Энтони вновь увидел, как Виктория изменилась в лице, уставившись на главный постер, словно увидела призрака. Он больше не мог удержаться от вопросов:

— Может, конечно, это не мое дело. Я не хотел расспрашивать. Но признай, что ты по уши втрескалась в своего горячего консультанта. Он конечно невероятен! — со вздохом отметил Энтони. — И я видел, что вы как два уголька из печи. Стоит только дунуть, и готово! Объясни же мне, Виктория Кент, какого черта вы все еще не вместе?!

Его слова врезались в нее, как болид на полной скорости. Меньше всего она ожидала, что не сможет скрыть своего смятения. А ведь ее козырной картой всегда была способность собраться в любой ситуации.

Виктория не могла оторвать взгляда от лица Уильяма, запечатленного на фотографии. Внезапно ей показалось, что в голове сработал какой-то невидимый переключатель. Словно по волшебству все стало простым и понятным. В отравляющей душу тьме безысходности сверкнула надежда. Их встреча не могла быть случайным, бессмысленным стечением обстоятельств или ошибкой безумного гения. Это ДОЛЖНО было произойти вопреки всем непреложным законам Вселенной.

— Ты прав, Энтони! Я должна быть рядом с ним, и я буду! — объявила она с поразившей ее саму уверенностью. — Прости, но мне срочно нужно кое-что выяснить!

Быстро чмокнув растерянного друга в щеку, Виктория начала торопливо пробираться к выходу, словно вспомнив о давно назначенном свидании.

* * *

Альберт, на ее счастье, оказался дома. Обычный хаос его квартиры теперь был ликвидирован заботами матери, которая несколько дней надзирала за своим гениальным, но страшно рассеянным сыном. Убедившись, что ей не удастся уговорить его перебраться обратно под свое крыло в один из самых фешенебельных районов Лондона, баронесса Кобург трагически смахнула платочком материнские слезы и вернулась домой. Однако теперь Альберт вынужден был ежедневно выдерживать длительные телефонные разговоры и беспокойные расспросы о своем здоровье. С рассудительного и здравомыслящего профессора Роберта Пиля также было взято клятвенное обещание не позволять своему молодому коллеге до потери рассудка погружаться в науку.

Увидев Викторию на пороге, Альберт опешил от ее лихорадочно блестящих глаз. После возвращения со съемок из Брокета она была сама не своя и забегала лишь раз, чтобы поздороваться с его матерью. Тогда в ее взгляде была странная меланхолия и тоска, теперь же там притаилась какая-то отчаянная решимость, граничащая с безумием.

— Альберт, я верю тебе! Давно надо было признаться, — выпалила она, как только он усадил ее напротив себя. — Прости, что смеялась над тобой, обзывала сумасшедшим… Ты действительно сделал великое открытие, а я вела себя как последняя стерва!

— Нет, Вик, тебе не за что извиняться, я все понимаю. Любой адекватный человек отреагировал бы точно также. Ты была вполне гуманной, правда все же вызвала на подмогу тяжелую артиллерию, — обрадованный ее неожиданным признанием Альберт с улыбкой напомнил Виктории о недавнем визите своей матери. И они оба рассмеялись, разрядив напряженную атмосферу. — Но ты ведь пришла не только за тем, чтобы сказать мне, как была неправа?

— Да, действительно, не только… — опустив глаза, призналась она. — Я хочу спросить, существует ли возможность еще раз отправиться в викторианскую Англию? Можешь устроить это для меня? — спросила Виктория, отметив, каким бредом показались бы ее слова для чужих ушей.

— Ты не устаешь меня удивлять! Сначала говоришь, что поверила в мое открытие, а теперь еще и эта безумная идея! Похоже, что вы с Энтони слишком увлеклись коктейлями в очередном модном клубе, — ответил пораженный Альберт.

— Послушай, я в трезвом уме и отдаю отчет всем своим словам! Просто я хочу быть счастливой. Разве это не самое нормальное желание для каждого человека? Разве можно отнимать веру в чудо у того, кто был лишен ее много лет?

- Кажется, я догадываюсь, почему вдруг ты решила попросить меня об этом. Я все понял, когда Мельбурн оставил для тебя прощальную записку, — Альберт глубоко вздохнул и отвел взгляд. — Ты не представляешь, о чем просишь. Я понял, что выпустил джина из бутылки, сделав самое опасное научное открытие после расщепления атомного ядра. Нельзя позволять людям вторгаться в тонкую материю времени. Это может привести к таким последствиям, которые тебе и не снились.

Глаза Вик мгновенно потухли. Чувствуя, что надежда, согревавшая ее, испаряется с каждой секундой, она посмотрела в лицо Альберта с таким разрывающим сердце отчаянием, что тот содрогнулся.

— Неужели… ты не поможешь мне? — тихо спросила она срывающимся голосом.

На несколько бесконечных мгновений между ними воцарилось глухое отчуждение. Виктория поняла, что задела чувства, которые Альберт все еще испытывал к ней. В его холодных синих глазах читалась скрытая боль. Наконец, он шумно выдохнул и, приняв какое-то решение, ответил:

— Есть еще одна рассчитанная мною точка перехода, однако я не уверен, что ты попадешь именно туда, куда хочешь. Никогда нет стопроцентной гарантии. Это не машина времени, в которой можно выставить на табло точную дату, час и минуту. Подобные путешествия очень опасны и непредсказуемы.

Но Виктория уже не слышала предостережений. Сжав его руку, она сказала неожиданно спокойно и уверенно:

- Единственное, чего я боюсь — это никогда не встретиться с ним!

***-

Сочельник выдался на редкость снежным. Легкие белые хлопья спускались с небес словно сказочные птицы, принося на своих крыльях ожидание чуда. Это было настоящим рождественским подарком всем жителям Лондона. Не каждый год погода создавала такую праздничную атмосферу.

В синеватых сумерках раннего вечера на одной из аллей заснеженного Сент-Джеймсского парка можно было увидеть странную пару. Если бы кому-то пришла в голову мысль прогуливаться в такое время, он был бы немало удивлен. Потому что девушка была одета по моде девятнадцатого столетия и казалась призраком ушедшей эпохи, блуждающим по старинным тропинкам.

Платье винного цвета, то самое, в котором Виктория снималась для рекламы в Брокет Холле, было подарком Энтони на Рождество. Расчувствовавшись от ее неожиданной просьбы, стилист сделал зимний вариант наряда, подобрав из своих «театральных» запасов тёплую накидку, отороченную мехом, и шляпку в тон. Образ венчал мягкий бархатный ридикюль, расшитый шелком и стеклярусом. На закрытой тематической вечеринке все просто лопнут от зависти, и его дизайнерский гений станет предметом обсуждения в британском глянце. О том, что это будет за вечеринка, Виктория скромно умолчала, так нагло лгать близким друзьям было ей внове. Но дала обещание, что обязательно выложит в своем инстаграме всевозможные фото.

— Что я почувствую, Альберт? Как это будет? — она изо всех сил сдерживала нервную дрожь, завладевшую ее телом помимо воли.

— Ты должна пройти по этой заброшенной аллее до конца, не оборачиваясь. Не ускоряя и не замедляя шаг, как я тебя учил. Ровно через пять минут, по моим расчетам, должен открыться временной портал. Нужно начать движение синхронно с этим, тогда ты, возможно, успеешь попасть в нужный поток. Запомни, что бы ни случилось, что бы тебя ни испугало, поворачивать назад смертельно опасно. Как только твой переход начнется, ты медленно будешь становиться частью другой реальности. Поэтому любой неверный шаг до окончания этого процесса может оказаться твоим последним, — побледневший Альберт судорожно втянул холодный воздух.

Они еще немного постояли, в молчании глядя друг на друга. Наконец, еще раз с благодарностью посмотрев в глаза Альберта, Виктория отпустила его руку и сделала решительный шаг навстречу сгустившимся сумеркам, тотчас укрывшись за непроглядной пеленой падающего снега.

* * *

Один шаг на каждые три удара сердца. Пальцы, обхватившие запястье, ловили тревожное биение пульса. Перед глазами не было ничего кроме темноты и снежного занавеса. Она почти дошла до указателя, стоящего на развилке парковых тропинок, когда ей стало казаться, что земля проваливается под ногами, а ветер усиливается. Страх сковал все ее существо, подчинив каждую клетку, каждый уголок сознания. Только сейчас она поняла, что бросила вызов старым как мир законам бытия. Что эта дорога может вывести ее с погрешностью на десятки лет, и тогда она не встретится с Уильямом, обреченная прожить свою жизнь в глубине далеких столетий.

Эти мысли делали ее путь невыносимой пыткой. Но воспоминания не давали пропустить очередной шаг. Она представляла тепло его широких ладоней, нежность и страсть в глазах цвета зеленого янтаря, внутреннюю силу, которая была во всех его словах и движениях. И тогда она плотнее прижимала маленькую содрогающуюся жилку на руке, чтобы отсчитать еще несколько коротких мгновений, приближающих ее к заветной цели.

name=t7>

Глава 7

Виктория шла все дальше и дальше, делая несмелые скованные шаги, проваливаясь в темноту, пока, наконец, не услышала исходившие откуда-то глухие постукивания. В тот же миг она словно вынырнула из снежного морока и смогла разглядеть очертания деревьев в парковой аллее. Все еще не понимая, свершилось ли то, о чем говорил Альберт, она боялась оглянуться назад. Но навязчивый стук продолжался, и это заставил ее со страхом вглядется в сумерки..

Пожилой коренастый мужчина в зеленой униформе мерно взмахивал деревянной колотушкой, разрывавшей тишину, распугивая припозднившихся посетителей парка.

«Сторож!» — подумала она и, стараясь не попасть тому на глаза, стала пробираться в сторону еще не запертых ажурных ворот. С детства знакомый ландшафт парка теперь едва угадывался. Даже в самом лондонском воздухе было много незнакомых ей запахов. Ее трясло то ли от холода, то ли от страха, к горлу подкатил нервный ком, сознание захватывала нежданная паника.

Она была одна в этом мире, где ее никто не ждал. Но больше всего ее волновало, оказались ли она именно там, куда хотела попасть? Удастся ли ей отыскать Уильяма? Сотни вопросов без ответа назойливо крутились в голове. Виктория с трудом взяла себя в руки. Надо было поскорее уходить отсюда. Совсем не хотелось попадаться, как какая-то бродяжка в руки к этому неприветливому субъекту с ночной колотушкой.

Дойдя до заветных ворот, Виктория, подобрав кринолин, незаметно прошмыгнула на полутемную улицу. Еще до этого странного и опасного путешествия она решила, что Мельбурна можно будет поискать в его официальной резиденции на Довер-стрит. Маршрут был ей хорошо знаком, но сейчас она почти не узнавала лондонских улиц. Не было привычной шумной толпы туристов, огней витрин и проносящихся мимо автомобилей. Она видела редких прохожих, спешащих по своим делам, одетых в глухие пальто-сюртуки и высокие шляпы. Внешний вид женщин также не оставлял сомнений, что она идет по улице Лондона викторианской эпохи. На нее никто не смотрел с удивлением, ведь Энтони постарался на славу. Но все же Виктория начала ловить на себе слишком заинтересованные взгляды мужчин. Внезапно ее начал догонять какой-то подозрительного вида джентльмен с тростью руке. Он кричал ей что-то, предлагая назвать цену.

Виктория ускорила шаг, путаясь в длинном громоздком подоле своего платья, но преследователь не отставал. «Да он же меня принял за….! — с ужасом подумала Вик. — Вот тебе и изысканные манеры, кринолины и настоящие джентльмены, — вспомнила она воздыхания своих школьных подруг о той романтической эпохе. Щеголевато одетую девушку, разгуливающую по улицам Лондона вечером и без сопровождения, однозначно могли принять за представительницу древнейшего ремесла.

Наконец, около Сент-Джеймского дворца ей на глаза попался пожилой мужчина в удлинённом двубортном сюртуке синего цвета и фирменной черной каске с серебристой бляхой. Сомнений не было — перед ней был самый настоящий лондонский «бобби» образца середины девятнадцатого века. Пышные рыжие усы и добродушное лицо с уставшими глазами придавали ему сходство с моржом.

— Извините. Не могли бы Вы, сэр, проводить меня до резиденции премьер-министра на Довер стрит. Боюсь, иначе я попаду в беду, — как можно более спокойно и собрано попросила Виктория, поскорее достигнув места, где он нес свою службу.

Рядовой Хью Аддингтон служил в полиции уже 10 лет. Мизерное жалование в три шиллинга за день и посменное дежурство — вот и все, чего ему удалось добиться за эти годы. Многие его коллеги уволились, спились или попались на криминале из-за безденежья. Но он все еще устало мерил шагами мостовую около дворца, стараясь не видеть презрительных взглядов городского сброда, мечтая о тёплом углу с кружкой пива и возвращении домой к верной Нелл и детям. Он привык считать себя всего лишь «работягой» в форме, с дубинкой и свистком. Поэтому услышав, как молодая леди назвала его «сэр», Хью почувствовал себя настоящим представителем власти и мгновенно преобразился. К нему вернулась прежняя молодецкая выправка, а взгляд засиял как новенький пенни.

— Крайне неразумно в Вашем возрасте… без провожатых… Это никуда не годится…Куда только смотрят Ваши родители! — запричитал было он, напуская важности. Но затем, деловито поправив свою каску, пригласил ее следовать за ним. Его дежурство окончилось, и он смело мог покинуть свой пост, сопровождая хорошенькую мисс до резиденции премьер-министра страны.

Пройдя несколько улиц в сопровождении полицейского, Виктория увидела здание с высоким крыльцом и массивную двустворчатую дверь. Порывшись в своем ридикюле, она нашла золотой полусоверен. Непрактичный, но отзывчивый Альберт расстался с гордостью своей коллекции. При виде такого щедрого подарка представитель лондонских «бобби» расплылся в довольной улыбке.

— Не гуляйте больше одна, юная леди. На улицах беспокойно, — предупредил он по-отечески и направился с важным видом в сторону Пикадилли, где было множество лавок со сластями и вкусностями: домашние получат в сочельник самый роскошный подарок от папаши Хью!

Оказавшись у заветной двери, Вик на секунду оробела, но собравшись с духом, решительно взялась за дверной молоток. Замерев в тягостном ожидании, она слышала тревожные удары собственного сердца. Куда привела ее эта лазейка во времени, высчитанная Альбертом? Попала ли она в тот самый год, когда Мельбурн еще занимал эту резиденцию? Как он примет ее? Что, если он вообще ее не помнит! Эта мысль была хуже всех, что вертелись в ее голове как чертово колесо. Тишина за дверью была убийственной. Наконец, послышался звук торопливых шагов, и через минуту в приоткрытый проем высунулась голова заспанного конопатого парня в ливрее.

— Его светлости нет нынче дома, извольте придти завтра! — дежурно объявил лакей, собравшись было закрыть дверь.

Но Вик решительно перебила его, удивившись своей находчивости:

— Тогда мне нужен секретарь премьер-министра по делу государственной важности!

Юноша опешил от такого напора и впустил ее в просторный холл особняка. А затем с виноватой улыбкой удалился вглубь дома, чтобы выполнить настойчивую просьбу загадочной посетительницы.

Появившийся в холле молодой мужчина с серьезным лицом был, очевидно, тем самым секретарем, которого Вик так настойчиво требовала позвать. Он был обескуражен неожиданным визитом молодой дамы, явившейся в резиденцию без всякого сопровождения и под вечер. В его голове невольно воскресли слухи о любовных связях его патрона, но в этих стенах вряд ли можно было назначать свидания. Видимо, леди прибыла сюда действительно по какому-то неотложному делу, и что-то в ней показалось ему смутно знакомым.

Проводив ее в одну из приемных, он предложил Виктории сесть и изложить причину своего визита.

— Меня зовут Виктория Кент. Мне необходимо срочно встретиться с лордом Мельбурном! — взволнованно проговорила она, боясь услышать его ответ. Ведь Уильям запросто мог отбыть в Брокет Холл или в любое другое, принадлежащее ему поместье. Не хотелось бы оказаться ночью на улицах Лодона. От этих мыслей Вик поежилась и вместо предложенного стула подошла к пылающему камину, протянув озябшие руки к огню.

— Но лорд Мельбурн сейчас в Букингемском дворце, и вряд ли вернется до утра. Вы можете изложить суть дела мне, как его доверенному секретарю.

— Я должна поговорить с премьер-министром лично и готова подождать, пока вы поставите его в известность о моем появлении, — отчеканила Вик, будто перед ней был обычный несговорчивый офис-менеджер.

Немного опешив от такого заявления, секретарь спросил:

— Откуда мне знать, мисс, что он предупрежден о Вас? Если речь идет о государственном вопросе, почему он не оставил никаких указаний?

— В качестве доказательства могу предъявить его записку. Текст вынуждена скрыть, а вот подпись Вы наверняка узнаете, — с этими словами Виктория вытянула из своего ридикюля сложенный вчетверо листок акварельной бумаги, оставленный ей при отъезде Уильямом.

Внимательно рассмотрев подпись лорда, секретарь удивленно хмыкнул, но вопросов больше задавать не стал, предложив выпить гостье чашку чая, пока он пошлет гонца во дворец. «А вот и все прелести жизни без сотовой связи и Интернета», — с грустью отметила Виктория, приготовившись к длительному ожиданию.

После всего, что произошло за последний час, она все еще находилась в состоянии близком к легкому шоку. Стараясь свыкнуться с окружавшей ее обстановкой, Вик повторяла себе, что Уильяму пришлось во стократ тяжелее в привычном ей 21 веке. Ведь она имела хотя бы смутное представление о викторианской эпохе по книгам и историческим фильмам.

Надо было настроить себя на непринужденный лад и попробовать выпить любезно предложенный ей чай. Но вопреки намерениям чашка предательски дрожала в ее руках, а взгляд то и дело проскальзывал по циферблату массивных напольных часов.

***-

В Букингемском дворце, несмотря на сочельник, собрался немалый «ближний круг» венценосной четы. Королеве, чуть больше месяца назад родившей первенца-девочку, вновь хотелось развлекаться. Многие придворные предпочли бы провести этот вечер в кругу семьи, но дворцовый протокол, ревностно соблюдаемый королевой, и желания Ее Величества ставились выше личных интересов каждого из них. После пятичасового чая все собрались в музыкальной гостиной, чтобы играть в карты, музицировать и делать вид, что вообщем-то никто не заскучал.

Мельбурн сидел за карточным столом, наблюдая, как лорд Альфред и герцогиня Харриет мило болтают о всяких пустяках, натужно смеются и пытаются хоть как-то оживить вечер. Игра двое на двое никак не клеилась. Уильям с горечью подумал, что стареет, раз так неожиданно начал хандрить и раздражаться по пустякам. Эгоизм королевы и ее ревнивое внимание к нему, несмотря на статус жены и матери, были просто смешны. Все, что так его увлекало и занимало последние три года до этого, теперь казалось рутинным и обременительным. Посмотрев в сторону принца Альберта, Уильям заметил, что тот рассеянно перебирает ноты, совершенно не проявляя интереса к происходящему вокруг, и невольно пожалел молодого кобургского принца. Почти год тот пытался влиться в английский истеблишмент и вынужден был ежедневно подстраиваться под прихоти и вкусы своей венценосной жены.

Спасение пришло в образе баронессы Лецен, которая бесшумной тенью появилась в гостиной, чтобы отозвать королеву в детскую. Теперь можно было встать из-за стола и хоть на время побыть в относительном одиночестве. Вот было бы здорово, — подумал виконт, найти повод досрочно откланяться и отбыть из дворца, снять, наконец, сюртук и распечатать новую бутылку бренди…

Мельбурн отошел к высокому окну с видом на паре. Вглядываясь в танец белоснежных хлопьев, он ловил себя на мысли, что все чаще вспоминает сумасшествие тех трех дней ноября и… девушку из другого мира. Его сердце сковывала предательская тоска и необъяснимая тревога.

После возвращения в привычный мир и к своим многочисленным государственным заботам, Уильям неожиданно снова почувствовал сдавливающее грудь опустошение. Такое же, как и тогда, в феврале после пышной свадьбы королевы. Ему потребовалось время, чтобы свыкнуться с неизбежным, смирить свои чувства. Но теперь по чьей-то неведомой воле в его размеренную жизнь вошла другая, незнакомая и волнующая его мужскую суть женщина, не похожая ни на одну из тех, что он встречал прежде. Такая близкая и такая невероятно далекая. И вновь — Виктория…

Как будто по волшебству, на пороге гостиной возникла долговязая фигура одного из лакеев, служивших у него в резиденции. Дворцовый лакей забрал у него записку и с важным видом подал ее премьер-министру на серебряном подносе. Увидев почерк своего личного секретаря, Мельбурн пришел в замешательство. Все это напоминало очередную шутку судьбы:

«Милорд, в седьмом часу к нам явилась молодая леди и желает говорить только с Вами. Я бы не побеспокоил Вас, если бы не видел у неё письма, написанного Вашей рукою. Что я должен предпринять в отношении мисс Кент? Ожидаю Ваших распоряжений. Доусон»

— Этого просто не может быть! — не сдержавшись, произнес вслух ошеломленный Уильям, но сердце уже предательски участило свой размеренный бег. Леди Эмма Портман с интересом посмотрела в его сторону, лицо виконта после прочтения записки стало озабоченным. Объяснившись с принцем Альбертом и передав свои искренние извинения королеве, Мельбурн откланялся и поспешно вышел. По делу, не терпящему отлагательств, он должен незамедлительно вернуться в свою резиденцию на Довер-стрит.

* * *

Собственные быстрые шаги по бесконечному холодному коридору Букингемского дворца казались ему слишком медленными, но, соблюдая приличия, он не мог их ускорить. Экипаж ехал слишком долго, дорога до резиденции никогда не казалась ему столь длинной. Едва сдерживая волнение, он наконец переступил порог своей приемной.

В мягком отсвете камина она казалась волшебным видением, маленькой заблудившейся принцессой с большими растерянными глазами на побледневшем лице. Впервые он видел собранную и деловую Вик такой беззащитной и смятенной. Ему захотелось немедленно прижать ее к своему сердцу, успокоить… Но секретарь стоял рядом, а потому Мельбурн сделал официально-непроницаемое лицо.

- Добрый вечер, мисс Кент. Чем могу быть вам полезен? — сухо поинтересовался он.

Виктория застыла на своем стуле, ноги словно приросли к полу. Она смотрела на человека, ради которого бросилась в эту безумную авантюру, оставив за плечами прежнюю жизнь. Его холодный прием поначалу испугал ее. Вдруг самое худшее опасение подтвердилось и он ее не узнает? Но спустя мгновение цепкие клешни страха разжались, отпустив измученное сердце. В прозрачной зелени его глаз она видела совершенно счастливую, удивленную улыбку и была готова тут же в них растаять. Решив подыграть ему, Виктория с загадочным видом произнесла:

— Милорд, мои сведения столь конфиденциальны, что я не могу изложить их в присутствии вашего секретаря.

Уильям выразительно посмотрел на своего рассудительного помощника, и тот без слов понял, что ему нужно как можно скорее удалиться.

Когда в глубине коридора затихли шаги, Виктория, наконец, поняла, что не знает, как держать себя с ним, какие слова подобрать, как объясниться. Вся ее уверенность и решимость куда-то испарились, и она замерла в ожидании. Мельбурн, почувствовав ее смятение, сделал шаг навстречу. Он заключил ее руки в свои, так же, как тогда в зимнем саду Брокет Холла, и пристально посмотрел в глаза.

— Вы самый удивительный рождественский подарок, которым когда-либо одаривала меня судьба, — сказал он, чуть наклонив к ней голову, согревая ее теплом своей улыбки, убаюкивая нежностью голоса.

И Виктории вдруг показалось, что в медленном кружении снега за окном, в сухом потрескивании огня, в окутавшей их уютной тишине послышалось чарующее дыхание истинного и долгожданного чуда.

Глава 8

Несколько долгих мучительных мгновений она смотрела на Уильяма, не в силах поверить, что задуманный ею план осуществился. Он здесь, он рядом. Больше их не разделяет бесконечная пропасть времени. Вдруг ее выдержка дала трещину, напряжение последних часов дало о себе знать, и Виктория совершенно по-детски разрыдалась, уткнувшись в его широкую грудь. Он ничего не смог сказать, лишь обнял ее и крепко прижал к себе.

Так они стояли в полумраке комнаты, в мерцании свечей, в бликах горящего камина, осознавая эту новую реальность, созданную для них судьбой. Он приподнял ее мокрое от слез лицо, которое она пыталась спрятать, стыдясь своей неожиданной слабости, и нежно притронулся губами к щеке, потом к другой, спустившись на краешек губ, заставив ее замереть. Ему так хотелось отбросить все правила и продолжить, но многолетняя выдержка взяла верх, большего он не мог себе позволить в этих стенах. Его взгляд сделался крайне озабоченным и решительным.

— Виктория, к сожалению, Ваше неожиданное вечернее появление здесь, в моей официальной резиденции, может вызвать слишком много ненужных вопросов. Я не могу подвергать опасности Вашу репутацию, да и свою, признаюсь, тоже. Но я знаю, как мы поступим. Я отвезу Вас к моей сестре Эмили в Мельбурн-хаус. До завтра Вы останетесь у нее, и, как только позволят обстоятельства, мы вместе покинем Лондон.

Она кивнула, соглашаясь, ощутив себя под его защитой, отдаваясь его воле полностью и без оглядки. Впервые за последние годы позволив кому-то решать за себя.

Мельбурн позвонил в серебряный колокольчик и на его зов немедленно явился секретарь.

— Вы мне понадобитесь сегодня вечером, Доусон, прошу меня дождаться. И примите мою искреннюю благодарность, Вы поступили наилучшим образом в отношении дела этой леди. Велите закладывать экипаж, я уезжаю немедленно!

Тон его указаний однозначно выдавал в нем человека, много лет подчиняющего все и вся своей воле, и Виктория поневоле задумалась, а каков же он бывает в гневе или в плохом расположении духа?

Через несколько минут они уже стояли в просторном холле в ожидании отъезда. Короткие приказания дворецкому, и вот уже Мельбурн придирчиво осматривает тёмный мужской плащ с пелериной, полностью скрывающий хрупкую фигурку Виктории. Юную леди, прибывшую на Довер Стрит со странным, на грани скандала визитом, в этот поздний час никто не должен увидеть.

Спустившись в полумраке со ступеней крыльца, Мельбурн подал ей руку, помогая забраться в экипаж. Кринолин был для Виктории скорее испытанием, чем повседневностью — ей предстояло многое узнать в этом другом измерении. Она поймала себя на мысли, что отчасти ее сознание еще находится в 21 веке. Казалось, за поворотом на Пикадилли по-прежнему кипит жизнь вечернего Лондона, переливаясь огнями рождественских витрин. Но тишина, пробиваемая лишь редким звуком копыт о мостовую и стуком колес очередной повозки или экипажа, напоминала о реалиях совсем другой эпохи.

Уильям сел напротив нее, как предписывал этикет. Джентльмену не полагалось занимать место на одном сидении с леди. Но когда дверцы были заботливо закрыты лакеем, подножка убрана, лошади тронулись, а полумрак-заговорщик окутал их, Вик подумала, что сейчас самое время отправить к черту все условности.

— Здесь холодно, — зябко поежившись, схитрила она, ведь плащ, накинутый на ее плечи был очень теплым.

Мельбурн едва заметно, понимающе улыбнулся, разгадав лукавый план, который готов был с радостью поддержать. Оказавшись рядом, обняв ее, согревая своим теплом, чувствуя ее трепет, он уже не смог сдержаться. Губы их, наконец, встретились, и все ее существо заполнила ни с чем несравнимая радость. Ни разу в жизни Виктория не испытывала такого волнения, такой тягучей неги, которую хотелось выпить до самого дна. Она забыла обо всех испытаниях этого невероятного дня, отдавшись долгожданному, томительно-нежному и горячему поцелую, чувствуя, как обоих охватывает желание.

Экипаж доставил их на место слишком быстро. Мельбурн-Хаус действительно оказался в двух кварталах от резиденции на Довер-Стрит. Когда лошади стали замедлять ход, они словно вынырнули из охватившего их обоих сумасшествия, поспешив занять свои места, пытаясь выровнять дыхание. И счастливо улыбнулись друг другу в полумраке, как настоящие заговорщики, прислушиваясь к шагам ливрейного лакея, готового вот-вот распахнуть дверцу. Мельбурн подумал, что ведет себя совершенно как влюбленный мальчишка: «Поцелуи украдкой в холодной карете, подумать только!». Он на мгновение успокаивающим жестом накрыл ее руку своей ладонью и спустился с подножки. Впереди их ждал освещаемый приветливыми огнями лондонский особняк семейства Мельбурн.

* * *

Виктория подумала, что точно так же чувствовала себя, когда знакомилась с другой аристократкой, баронессой Кобург. Несмотря на свои опасения и некоторую робость, ей удалось произвести на нее достойное впечатление и расположить к себе. Даже после разрыва с Альбертом они сохранили теплые приятельские отношения. Она сказала себе, что сейчас просто стала участницей «ожившей» театральной постановки, и ей надо вписаться в «игру», чтобы стать частью этого мира. Лишь Уильям был для нее настоящим, единственной причиной ее безумной выходки, о последствиях которой пока трудно было судить.

Все это пронеслось у неё в голове за те мгновения, что они пересекали мраморный вестибюль. Вик отдала услужливому лакею свой плащ и шляпку, и вдруг в большом венецианском зеркале увидела незнакомку с горящими глазами и пунцовыми губам — неужели это она, финансово-независимая жертва эмансипации, талантливый дизайнер и без пяти минут зам начальника отдела рекламы?!

Но вот широкая ладонь Мельбурна властно коснулась ее плеча, и она почувствовала, что Ее опасения и неуверенность проходят как по волшебству.

В просторной, прекрасно меблированной гостиной было тепло от зажженного камина. Немолодая, но красивая и ухоженная дама в великолепном светло-сером атласном платье, поднялась с одного из диванов и поспешила им навстречу.

Мельбурн подошёл к сестре и, поцеловав ей руку и подставленную щеку, сказал:

— С Рождеством, Эмили! Прости за такой внезапный визит, но я вынужден просить тебя об одолжении. Позволь сначала представить тебе мисс Викторию Кент!

Виктория, все это время стоявшая чуть позади Уильяма, сделала шаг вперёд, и глаза женщин встретились. Леди Палмерстон протянула руку для дружеского пожатия, и Виктория, интуитивно сделав книксен, на миг прикоснулась к ее атласной перчатке. Во взгляде прекрасных аквамариновых глаз Эмили читалось изумление. Она беспокойно взглянула на старшего брата, и он едва заметно кивнул своей красивой головой. Приглядевшись внимательнее, Эмили, наконец, пришла в себя, поняв, что невысокая хрупкая девушка рядом с Мельбурном не королева. Она была чуть старше, с медово-карими глазами и темно-каштановыми волосами, а в ее мягкой улыбке не было королевского капризного изгиба губ.

Мельбурн притворно кашлянул, отвлекая сестру от тревожных мыслей, и продолжил: — Теперь ты понимаешь, что ее появление в моей резиденции может вызвать ненужные пересуды? Я подумал о вас с Генри и надеюсь, не ошибся? — последнее он почти промурлыкал своим обворожительным голосом, и дамы невольно рассмеялись. Это сняло напряжение, а Эмили, вспомнив обязанности гостеприимной хозяйки, велела тотчас сообщить мужу о прибытии гостей и подать сюда шампанского и холодных закусок через четверть часа.

Леди Палмерстон была, наконец, счастлива своим поздним браком, и ожидание, затянувшееся на целых 20 лет, делало ее сердце чутким к переживаниям дорогих для неё людей. По тому, с какой нежностью брат держал эту незнакомку за руку, какие взволнованные ноты проскальзывали в его голосе, она догадалась, что Уильям испытывает к девушке совсем не отеческие чувства. Такой взгляд был у него только тогда, когда женщине удавалось по-настоящему затронуть его сердце. Он словно помолодел с последней их встречи, и любящая сестра в душе не могла этому не обрадоваться. Ведь после свадьбы королевы Мельбурн был раздавлен. Вида не подавал, но, казалось, жизнь снова потеряла для него всякий смысл. Он исправно нёс бремя государственных забот, сопровождал королеву на официальных мероприятиях и почти ежедневно бывал в Букингемском дворце.

Единственной его отрадой и утешением в этот непростой год стало лишь затворничество в библиотеке Брокет-холла за переводами Иоанна Златоуста. После получения записки от брата с просьбой принять его со спутницей как можно скорее, все встало теперь на свои места. Сходство этой новой Виктории с венценосной тезкой было поразительным и компроментирующим. Щепетильность Уильяма и нежелание огласки стали ей хорошо понятны.

— Рада знакомству, мисс Кент! Надеюсь, Вы найдете наше общество приятным, — улыбнувшись, сказала леди Эмили Палмерстон, обращаясь к Виктории. В её глазах читалось искреннее расположение. — Уильям, тебе действительно сегодня везёт, ведь мы и сами не ожидали, что вернёмся домой так скоро. Вечер у Спенсеров был настолько скучен, а Генри так отчаянно зевал, что мы оттуда сбежали, не дождавшись десерта. Я рада за тебя, — добавила леди Эмили, понизив голос и слегка касаясь его руки. — Не беспокойся о девушке, — она выразительно посмотрела на Викторию и предложила гостям занять места на обитом синим атласом диване.

Генри, возвратившийся вместе с женой с приёма, наслаждался компанией портвейна в своём кабинете и уже не ждал визитеров, но внезапное явление шурина и босса в одном лице его приятно удивило. Министр иностранных дел страны спустился вниз все в том же бальном фраке, но галстук его уже успел потерять ту безукоризненность, что всегда отличала высокородного джентльмена. Игривое настроение и портвейн дополняли картину. Он с интересом рассматривал представленную ему гостью, его живые и лукавые глаза внимательно следили за ней из-под высокого сократовского лба.

«Хорошенькая вышла компания на сочельник — самые высокопоставленные государственные лица Великобритании 19 века!» — невольно подумала Вик, к ней все еще не приходило чувство реальности происходящего.

Через пять минут общей беседы леди Эмили тактично предложила Виктории на время удалиться, чтобы привести себя в порядок, а заодно поболтать и дать возможность мужчинам решить некоторые вопросы. Они вышли через смежную комнату в холодную, парадную половину дома. Эмили оказалась приятной собеседницей, и очень скоро Виктория забыла про все свои волнения, увлеченно слушая рассказ о доме, его истории и произведениях искусства, собранных здесь несколькими поколениями семьи Лэмов, получивших на заре века титул виконтов Мельбурн.

Уильяму предстоял деликатный разговор с Генри по поводу пребывания мисс Кент в их доме. Виконт был уверен, что друг, зять и верный соратник по партии поймет его. Мельбурну действительно не потребовалось долго объяснять ситуацию. Вопрос был решен: мисс Виктория Кент остается до завтрашнего утра в Мельбурн Хаус, а Уильям сегодня же закончит самую срочную работу в резиденции, передаст через Генри для королевы личное послание, чтобы на время рождественских каникул отойти от дел и уехать в любимый Брокет.

Когда дамы вернулись в гостиную, шампанское и закуски уже были поданы и сервированы на маленьком ломберном столике. Небольшое общество устроилось на мягких диванах за непринужденной беседой. Лорд Палмерстон мило шутил, вызывая улыбку Виктории, сопровождавшуюся очаровательными ямочками на щеках. Мельбурн не без уколов ревности замечал, что тот был чересчур обходителен и любезен с молодой гостьей. Взгляд Уильяма, обращенный в сторону Генри, стал жестким и немного хищным, демонстрируя, что не следует так рьяно проявлять свой мужской интерес и привычки записного сердцееда в его присутствии. Однако он справедливо полагал, что недолгое пребывание Виктории в этом доме обойдется без приключений.

— Ну что же, к сожалению, вынужден откланяться. Секретарь все ещё ждет меня в резиденции, чтобы окончательно разобраться с бумагами. Утром мы с мисс Кент отбудем в Брокет Холл, — объявил Мельбурн, еще раз выразительно посмотрев в сторону Палмерстона, который понимающе кивнул в ответ и едва заметно огорченно вздохнул.

Виктория поняла, что сегодня им с Уильямом уже не остаться тет-а-тет: «Черт бы побрал весь этот их политес!» — с досадой подумала она, натянуто улыбнувшись в ответ на это заявление. Мельбурн откланялся и учтиво поцеловал ее руку на прощание. Внешне он казался образцом сдержанности, но страстный изумрудный взгляд, украдкой подаренный ей напоследок, еще долго не выпускал ее из-под своей власти.

Леди Палмерстон мучило любопытство, ведь брат был удивительно сдержан вечером и не рассказал ей, где и как он познакомился с девушкой. Каково её происхождение? Не из семейства ли она Кент, зажиточных джентри из Сассекса, с кем она была едва знакома ещё до своего первого замужества? Но она решила действовать мягко, с присущим ей тактом. Не обрушиваться же сейчас на заметно уставшую девушку с расспросами! Некоторые вещи были понятны и без слов. Судя по правильной, но немного странной речи, она давно живёт в Лондоне. Выглядит и держится как леди, очевидно не замужем — на её ухоженных руках нет колец, зато есть причудливые часики на запястье. Может быть это подарок Уильяма? Нет, порядочные девушки не принимают подарки от мужчин до официальной помолвки. Тут есть над чем подумать…

Когда карета Мельбурна отъехала от дома, леди Эмили предложила порядком уставшей Виктории подняться наверх и осмотреть отведенные ей покои. Также необходимо было решить вопрос с гардеробом молодой гостьи. Ведь у неё не было с собой никаких вещей, кроме мягкого расшитого ридикюля. Об этом Уильям успел деликатно попросить сестру, пока лорд Генри увлеченно рассказывал Вик одну из своих любимых, «заготовленных» для дамских ушей историй.

— Моя старшая дочь недавно стала матерью, а я соответственно бабушкой. Она невысока и худощава, поэтому ее наряды из приданного, что так и остались новыми, могут быть в Вашем полном распоряжении. Они неизменно устареют быстрее, чем она вернет свои былые девичьи формы. Завтра же мы с ней выберем, что будет прислано в Брокет, — сказала леди Палмерстон и, заметив, что гостья смутилась, добавила с обезоруживающей улыбкой: — Если, конечно, Вы не против?

— Нет, я совсем не против. Благодарю Вас за заботу, леди Палмерстон — улыбнувшись в ответ, сказала Вик. Она почувствовала, что силы окончательно ее покидают, и невольно зевнула.

Увидев это, Эмили поняла, что гостье пора отдыхать, и поспешила оставить ее, заверив, что немедленно пришлет камеристку.

Виктория вновь с благодарностью подумала о леди Палмерстон и ее предупредительности. Ведь она с трудом представляла, как будет снимать объемное платье и расшнуровывать корсет без посторонней помощи. «Наверно Уильям справился бы с этим в два счета,» — почему-то подумала Вик, вспомнив инцидент на съемках, и щеки ее предательски запылали.

Появившаяся в спальне камеристка помогла ей разобраться с платьем и переодеться в новенькую ночную сорочку с многочисленными оборками, которая доходила до пят. «Да уж, такое одеяние никого не настроит на крамольные мысли. И как только раньше удавалось соблазнять мужчин в этом?» — отметила Виктория, забираясь в мягкую постель. За окном по-прежнему падал снег, усталость растекалась по телу волнами, но к ней примешивалось острое и навязчивое томление, виновником которого был тот неосторожный взгляд, что подарил ей украдкой Мельбурн сегодня вечером.

Веки слипались, но сон все не приходил. Почему-то вдруг подумалось о доме, о грустной мордочке Мистера Финдуса. Он наверно заскучает по своей хозяйке, хотя Альберт клятвенно обещал приглядеть за ним. Мама, конечно же, будет вне себя от возмущения, получив e-mail с извинениями и объяснением, что ее дочь не сможет приехать на Рождество, срочно решив улететь на Гоа. Ей просто необходимо отдохнуть вдали от цивилизации, предаваясь медитации на берегу океана. Телефон, конечно же, будет отключен, чтобы не прерывать задуманное погружение. Это было единственное, что она смогла придумать, в спешке разбираясь с делами перед своим невероятным приключением. На работе ее не хватятся как минимум до 2 января, пока длятся рождественские праздники. А вот что будет дальше, Вик и сама не знала…

Виктория вздохнула, нырнув под пуховое одеяло. По привычке сунула руку под подушку, ища телефон, чтобы поставить будильник. И тут же тихо рассмеялась своей выходке. Да, ей придется нелегко в этом мире, без привычных атрибутов современности. Но все это было неважно, только бы завтра поскорее услышать любимый голос. Она закрыла глаза, вспоминая все события этого удивительного дня, и заснула со счастливой улыбкой на губах.

Глава 9

Утренний свет еще только начинал пробивать холодную изморозь на широких окнах Мельбурн Хаус, а в доме уже вовсю кипела жизнь. Практичная и деятельная хозяйка, встав по обыкновению рано, решила лично проконтролировать сборы и отъезд своей гостьи в фамильное имение Мельбурнов. Молоденькая и смышлёная Рози, недавно привезенная ею из Дербишира, успела проявить себя как незаменимая помощница главной камеристки. Такую девушку можно было смело отправить в Брокет Холл для услуг мисс Виктории в качестве личной горничной. Комфорт и удобство этой милой подруги Уильяма — вот то, чем она может отблагодарить брата. Разрешение на повторный брак вдовы пятого графа Каупера стоило Мельбурну многих хлопот и личного согласия королевы. Они с Генри наконец соединились священными узами, жаль, что это пришло так поздно… Вторым, редко используемым в этом светском сезоне экипажем семьи она тоже решила пожертвовать в благих целях и для соблюдения приличий. Ведь появление в поместье молодой дамы без сопровождения и без того может вызвать нежелательные пересуды.

Эмили, конечно же, была немало озадачена появлением загадочной девушки у них в доме. Они с Уильямом всегда хорошо понимали друг друга, с детства делясь своими переживаниями и секретами. Неужели брат, наконец, после стольких лет нашел свою судьбу? Неужели готов пожертвовать своей репутацией и карьерой! Жизнь уже неоднократно испытывала его на прочность, ввергая в отчаяние, и каждый раз он поднимался, становясь сильнее. Мысль о вероломной Каролине, разрушившей юношеские идеалы старшего брата, были сейчас совсем не к месту. Но вопреки здравому смыслу, сердце леди Палмерстон все же охватывал неуютный холодок беспокойства.

* * *

Виктория, открыла глаза, сладко потянулась и, приподнявшись с подушки, непонимающе оглядела комнату. Ее не разбудил как обычно гул машин за окном или знакомая мелодия телефона. Новая реальность приближалась к ней в образе миловидной рыженькой девушки, одетой в строгое серое платье с белым передником. Вик догадалась, что заботливая леди Эмили уже прислала к ней помощницу. Но это точно была не вчерашняя камеристка. Тут девушка, сделав легкий книксен и немного смутившись, произнесла:

— Доброе утро, мисс! Меня зовут Рози, я Ваша личная горничная. Позвольте помочь Вам приготовиться к завтраку.

Вик немного опешила от такого неожиданного заявления, с языка чуть было не сорвалось: «Спасибо, я справлюсь сама», но вспомнив, где находится, она с улыбкой ответила:

— Рада знакомству, Рози. Пожалуй, мне действительно не обойтись без твоей помощи.

Проворно выбравшись из мягких объятий пуховой перины, она предоставила себя заботам девушки, которая принесла принадлежности для умывания и теплую воду, а затем ловко зашнуровала корсет и помогла надеть платье.

— А с этим можно что-нибудь придумать? — спросила Виктория, недовольно разглядывая свои спутавшиеся волосы. Вчера она кое-как собрала их в некое подобие викторианской прически, возлагая надежды на шляпку, которая должна была скрыть все огрехи. Но теперь, без фена, стайлера и лака, она не представляла, как привести свою голову в порядок.

— Ох, мисс Виктория, я конечно не так искусна, как моя наставница, камеристка леди Палмерстон, но красиво причесать Вас тоже смогу.

Через некоторое время, благодаря стараниям Рози, волосы Вик были уложены в аккуратный высокий узел. Посмотрев на свое отражение в зеркале туалетного столика и улыбнувшись себе немного другой, Виктория отметила, что ее взгляд уже более спокоен, а лицо выглядит свежим и отдохнувшим даже без макияжа. В объемном ридикюле обнаружился только бальзам для губ и духи. Все остальное было в спешке забыто дома. Нужно будет расспросить Рози, как у них тут обстоят дела с косметикой, машинально подумала она.

Набрав в грудь воздуха, она резко выдохнула словно перед прыжком. Впереди ждал новый день, слишком многое обещавший ее любознательной натуре, которую не отпугивали возможные трудности. Она сама выбрала этот путь и пройдет его до самого конца, какие бы открытия ее ни подстерегали!

Встретившись с радушными хозяевами Мельбурн Хаус за накрытым завтраком, Виктория удивилась легкости и непринужденности беседы с представителями совершенно другой эпохи. Наверное, приятные и милые люди остаются такими во все времена, подумала она, не в силах сдержать смех от очередной остроумной шутки лорда Палмерстона.

После завтрака, надев шляпку и меховой плащ, Виктория в нетерпении вышла в прохладный холл. Перед крыльцом их с Рози уже ждал экипаж, но Мельбурна пока не было. Леди Эмили понимала ее беспокойство, но в слове брата не сомневалась — он должен прибыть с минуты на минуту. Виктория пыталась гнать от себя непрошеные мысли: а вдруг он вообще не сможет присоединиться к ней сегодня? Она поймала себя на том, что невольно злится на королеву, которая, возможно, сейчас задерживает их отъезд под каким-нибудь важным предлогом. Нервно перебирая складки своего платья, Вик тревожно прислушивалась к звукам, доносящимся с дороги, пытаясь различить шум приближающегося экипажа.

После нескольких томительных минут ожидания она, наконец, услышала стук копыт по мостовой. Карета замерла где-то в отдалении, затем донесся звук шагов по припорошенному снегом гравию, и вот уже на крыльце появилась высокая фигура в щегольском цилиндре и темно-синем пальто. Хорошо знакомые выразительные глаза с теплотой и нежностью обратились к ней. У Виктории сильнее забилось сердце. Так было всегда, когда он смотрел на нее или учтиво касался ее руки. Но теперь ко всему прочему примешивались сокровенные и волнующие воспоминания о вчерашнем далеко не целомудренном поцелуе.

— Доброе утро, мисс Виктория. Надеюсь, Вам удалось отдохнуть перед предстоящей дорогой? — со сдержанной полуулыбкой спросил он, направляясь к дамам.

— Леди Палмерстон прекрасно позаботилась обо мне, она просто ангел, — ответила Вик безо всякого лукавства.

Уильям склонился к руке Эмили и нежно ее поцеловал, выражая сестре свою искреннюю благодарность.

— Тогда в путь, Брокет Холл ждет нас! — воодушевленно произнес он, сопроводив Викторию до кареты, в которой ее уже дожидалась Рози.

Экипаж Мельбурна, украшенный гербами, тронулся первым и совсем скоро скрылся за поворотом улицы. За ним, не сокращая дистанцию, следовал второй — кучер Палмерстонов прекрасно знал дорогу на север от города.

Разместившись в карете, девушки накрыли ноги тёплыми пледами и с радостью обнаружили корзину с легкими закусками. Путешествие обещало быть не только увлекательным, но и вполне комфортным! Молоденькая горничная была заметно взволнована. Ей впервые предстояло увидеть поместье Брокет Холл, и ожидание чего-то нового светилось в ее синих глазах неподдельной детской радостью. Тем более, на её коленях покоился небольшой дорожный несессер, подаренный леди Эммой гостье, мисс Виктории пред отъездом. Теперь Рози чувствовала себя настоящей камеристкой и хранительницей маленьких сокровищ, без которых не могла обойтись порученная ее заботам леди.

Виктория была немного расстроена тем, что они с Уильямом едут порознь, но в то же время понимала, что другой вариант противоречил бы правилам приличия, принятым в его обществе. Она вздохнула, смирившись с этим фактом, и невольно вспомнила их совместную поездку в Брокет на такси. Кажется, это было сто, нет, уже двести лет назад, в прямом и переносном смысле.

За окном мелькали заснеженные и почти знакомые пейзажи Хартфордшира. Самое поразительное было в том, что к Виктории вдруг пришло осознание своей принадлежности к обоим мирам. Тот прежний, в котором она родилась, был ее частью и диктовал устоявшиеся привычки, убеждения, идеи, но этот — новый и незнакомый, оказывается, никогда не был ей чужим. Кажется, еще в детстве она чувствовала его дыхание, когда разглядывала иллюстрированные альбомы о старинных поместьях, запоем читала Диккенса и Бронте. Но потом все изменилось. Лишившись отца, так и не сблизившись с эгоистичной матерью, Виктории пришлось быстро повзрослеть и самой принимать важные для своей дальнейшей жизни решения. Умная, ласковая и непрактичная папина дочка оказалась в одночасье лишена любви самого близкого человека и его поддержки. Только редкие встречи с бабушкой по отцу, леди Абигайль и их задушевные разговоры были ее отдушиной. Взросление и выбор будущей профессии, учеба и отношения с Альбертом — все это шло параллельно бурной и насыщенной жизни ее матери-светской львицы и безутешной вдовы. Виктория окончательно выйдя из подросткового возраста стала слишком недоверчивой, резкой и независимой. По крайней мере, такой она и пыталась быть все это время, пока одним невероятным дождливым вечером на ее диване не оказался таинственный, промокший до нитки незнакомец с прекрасными зелеными глазами и безупречными манерами. Каким-то необъяснимым образом всего за несколько дней он помог ей почувствовать себя нежной, хрупкой и по-настоящему женственной. И если бы ей еще раз предстояло пройти сквозь время, чтобы быть с ним, она, не сомневаясь, сделала бы это.

Прошло не менее часа с того момента, когда за окном исчезли последние предместья Лондона, и дорога стала пустынной. Рози, устав глазеть в окошко, прикорнула на своем сидении, поплотнее закутавшись в теплый плед, но Вик никак не могла унять свое волнение. Доехав до развилки дорог, кучер неожиданно остановил экипаж. Виктория замерла в ожидании. На память сразу же пришли всевозможные эпизоды из фильмов и книг с нападениями на карету отчаянной разбойничьей шайки. Она в нетерпении выглянула в окно, но как только увидела экипаж Мельбурна, ее беспокойство исчезло. Он поджидал ее, чтобы пригласить пересесть к нему в экипаж и подал руку. Вик замешкалась на секунду, чтобы предупредить полусонную Рози, и тут же последовала за Уильямом. Его камердинер, невысокий крепко сбитый мужчина с хитрецой в глазах, отвесил ей вежливый поклон и церемонно прошествовал в карету леди Палмерстон. Мельбурн уже проинструктировал Хопкинса на предмет достойного поведения с молодой горничной мисс Кент. Его тон не оставлял сомнений в серьезности этого наставления.

Оказавшись друг напротив друга в экипаже, Вик и Уильям несколько минут просто наслаждались этим временным уединением. В карету пробирался утренний холод, сняв перчатки Мельбурн бережно держал ее руки в своих ладонях, время от времени поднося к губам и согревая своим дыханием. Их диалог был безмолвной нежностью, которую чувствуешь после долгой разлуки с дорогим человеком. Когда любые слова или действия кажутся лишними и неуместными.

Перед приездом в Брокет Мельбурну необходимо было решить ещё один немаловажный вопрос. Для появления молодой инезамужней гостьи в его обществе была нужна очень веская и правдоподобная причина. Он, как глава семьи и старший в роду, нес ответственность за благополучие многочисленных престарелых дальних родственников, а также молодых людей, ещё не вышедших из-под опеки. Несколько вопросов о семье Виктории и месте жительства ее предков по отцу, помогли наконец найти решение. Джентри из Сассекса по фамилии Кент могли состоять в дальнем родстве с его покойной матерью леди Элизабет, в девичестве Милбэнк. Виктория по возрасту могла сойти за ее внучатую племянницу, в судьбе которой он сейчас принимает участие, и это делало ее пребывание в семейном гнезде Мельбурнов допустимым строгими правилами приличия.

Дорога плавно спускалась к великолепному палладианскому мосту, и открывающаяся панорама стоящей на возвышенности усадьбы и озера привела Викторию в восторг.

— Мне кажется, я уже бывала здесь когда-то, — хитро улыбнувшись, сказала Вик.

— Мне кажется, я тоже, — ответил Мельбурн, и они вдруг рассмеялись, вспоминая свои приключения на съемках. Возмущенного Энтони, капризы Монны, спасение от тисков корсета, тайную комнату над библиотекой и зимний сад…

— Несмотря на то, что ваша эпоха во многом была для меня непонятной, а иногда шокирующей, я нашел очень милым украшать ель к Рождеству. Думаю, надо перенять эту славную традицию, — продолжил Уильям.

— А вот Энтони, без сомнения, выпустит линейку мужских шейных платков и организует парочку мастер-классов по их правильному повязыванию, — с улыбкой отозвалась Вик.

— Я думаю, что нет ничего плохого в культурном обмене эпох, раз уж судьба решила допустить некоторую игру со временем. Главное, что это неожиданное стечение обстоятельств подарило мне встречу с Вами, Виктория, — теплота его взгляда и голоса окутала ее, прогоняя все прошлые сомнения и переживания. Он же с поразительной ясностью почувствовал, что впервые не бежит от своего счастья, а приближается к нему с каждой секундой.

Экипажи замедлили ход и остановились перед въездом на каменный мост. Необходимо было вновь занять свои места. Мельбурн по-юношески упруго спрыгнул на землю, минуя подножку кареты, и подал руку Виктории. Тягучий морозный воздух с едва уловимым запахом печных труб и перезвон праздничных колоколов домовой церкви приветствовали гостью. Возле экипажа Палмерстонов он поцеловал её руку в отворот перчатки и проводил недобрым взглядом Хопкинса, суетливо протрусившего обратно в хозяйскую карету. Покрасневшая щека и плутовские глаза выдавали камердинера с головой. Он старался вести себя по-джентльменски и допустил оплошность лишь однажды — неудачно потянувшись за корзинкой со съестным. Во время этого манёвра, на очередном ухабе дороги, его рука вместо массивной ивовой ручки неожиданно нащупала круглое колено горничной. Реакция благовоспитанной девицы была молниеносной, и нежная ручка английской розы увесисто приложилась к его брутальной щеке. Рози и сама не ожидала таких последствий, но левая сторона лица камердинера Его Светлости тут же заметно покраснела. Она смущённо потупила свои васильковые глаза и участливо спросила: — Больно, сэр? Хопкинс, известный ловелас и человек опытный, с высоты своих 35 лет и не знал толком — сердиться на эту маленькую дурочку или просто весело рассмеяться. Его умение очаровывать женщин и природное обаяние «плохого парня» быстро находило тропинку к их сердцам, к отпору даже в мелочах он был не готов.

Рози, чинно сидевшая в углу, была на удивление спокойна и на вопросы Виктории о поведении Хопкинса отвечала с тягучим напевным говором уроженки Дерби. Девушка оказалась совсем не так проста, как подумалось Вик при первом знакомстве. «Доморощенному плейбою придется пересмотреть свои взгляды на женщин, если он надеется на ее расположение», — отметила Виктория и понимающе улыбнулась Рози, увидев, как эта исповедь заставила покраснеть ее миловидное лицо.

Вскоре их экипаж преодолел последние метры дороги, ведущей к парадному крыльцу главного дома великолепного поместья Брокет Холл. Подоспевшие лакеи услужливо открыли дверцу кареты, и вот уже рядом вновь оказалась внушительная фигура Уильяма. Он протянул ей руку, приглашая войти в свой мир, который был для нее пока полон тайн и загадок.

— Добро пожаловать в Брокет Холл! — сказал он со знакомой хрипотцой в голосе. И она спустилась с подножки, вновь завороженная мягкой зеленью его взгляда, чувствуя его силу и уверенность, которая не оставляла в ней ни капли сомнения или страха.

Глава 10

Виктория с наслаждением опустилась в горячую ванну, чувствуя, как усталость покидает ее тело. В конце концов, ей не приходилось ездить на такое приличное расстояние в карете, которая хоть и была вполне комфортной для своего времени, не могла похвастаться мягкостью амортизации и системой климат-контроля. Отправив Рози отдыхать, она сказала, что вполне справится сама. Ей нужно было собраться с мыслями, побыть наедине с собой.

Уильям решил щекотливый вопрос с ее пребыванием в Брокете сразу же по приезду, когда внушительного вида дворецкий и немолодая экономка приветствовали хозяина в холле. Малочисленность слуг объяснялась весьма прозаически: ещё не все вернулись с праздничной рождественской службы из домовой церкви поместья. Представляя свою гостью, виконт сделал акцент на ее дальнюю родственную связь со своей матерью — леди Элизабет. Добродушная старушка, много лет служившая Мельбурнам, не удержалась и, радостно всплеснув руками, нашла неоспоримое сходство мисс Кент с покойной хозяйкой.

Множество вопросов продолжали неумолимо витать в воздухе, не отпуская Викторию. Уильям будет ждать ее за ланчем, и был велик шанс наконец пообщаться без посторонних глаз. Его сдержанность и щепетильность в вопросах этикета немного злила Вик. Но она одергивала себя всякий раз, когда что-нибудь язвительное могло сорваться с языка, понимая, что, несмотря на признаки ответных чувств, он известный политик и джентльмен.

Как долго Мельбурн намерен сохранять дистанцию? Может быть, он до сих пор питает нежные чувства к своей королеве?

Очнувшись от этих невеселых размышлений, Виктория взглянула на часы, стоявшие на каминной полке. Пора выбираться из ванной и приводить себя в порядок. Она открыла ридикюль и с удивлением извлекла на свет маленький розово-полосатый пакет с надписью Victoriaʼs Secret.

Когда Альберт окончательно вычислил координаты точки перемещения, времени на сборы почти не осталось, и она машинально схватила подвернувшееся под руку. Это была одна из покупок, сделанных во время той памятной вылазки на предрождественский шопинг с Энтони. Вик улыбнулась, вспомнив своего немного эксцентричного и забавного друга, который безапелляционно заявлял: «Девушка не имеет права пройти мимо красивого белья, даже если у нее пока нет мужчины, который бы его оценил».

Только сейчас она поняла, что переодеться ей больше не во что, ведь обещанный гардероб прибудет только завтрашним утром. «Что ж, я безнадежно испорченная леди», — наконец сдалась она, надевая соблазнительный комплект и влезая в платье, с которым уже вполне освоилась. Оставалось позвать Рози и попросить ее помочь с прической.

Через час Виктория вошла в небольшую утреннюю столовую Брокет Холла. В ее взгляде была какая-то загадка, ведомая только его обладательнице. Уильям вновь залюбовался ею, стараясь не выдавать своего волнения, его манера держаться была безупречна как всегда.

Перед тем, как занять место за элегантно накрытым столом, Виктория протянула руку, и на открытой ладони лорд увидел свою табакерку, оставленную в ее квартире.

— Мне кажется, что это должно было вернуться обратно к своему владельцу, — сказала она, протягивая ему маленькое серебристое произведение искусства.

Мельбурн удивленно и немного растерянно взглянул на Викторию. Эта старинная вещь была по-настоящему дорога его сердцу, она смогла это понять и почувствовать!

— Искренне Вам благодарен за это! Вы преодолели непростой путь, чтобы вернуть ее, — только и мог сказать он, на секунду задержав ее пальцы в своей руке.

Эта девушка, необъяснимым образом схожая с его венценосной протеже, к которой он имел неосторожность проникнуться недопустимыми чувствами, стала самым немыслимым чудом, случившимся в его жизни. То, что он испытывал к ней, было совершенно не похоже на болезненную и все же немного отеческую привязанность к королеве, всегда остававшейся для него капризным и своенравным ребенком. Он сам подтолкнул ее к браку, понимая, что не может позволить себе ответить на ее вспыхнувшую девичью влюбленность. Но появление принца Альберта, и то, как юная Виктория смотрела на молодого Саксен-Кобурга, вопреки доводам рассудка разбило его сердце. Он наблюдал, как судьба вновь отнимает у него самое дорогое. Казалось, что любовь и счастье — недопустимая роскошь для того, кто считался одним из самых богатых и влиятельных людей в Англии.

Но один из непогожих осенних дней навсегда изменил его жизнь. С того времени он многое познал и открыл для себя. Виктория Кент перевернула его мир, заставив вновь поверить в то, что счастье возможно. И сейчас, глядя на нее, он чувствовал, как оживает и наполняется надеждой его сердце. Может, еще не поздно любить? Может, пора снова впустить в этот огромный полупустой дом веселый женский смех и те милые каждодневные мелочи, которые называются семейным уютом…

Во время ланча они вновь перебрасывались шутками и наслаждались присутствием друг друга. Словно уже не раз беседовали, сидя за одним столом, словно их когда-то уже сводили вместе дороги судьбы. И хотя их встреча сама по себе была чудом, это духовное родство становилось не менее волшебным открытием. Он находил в ней все больше интересных и дорогих сердцу примет. Отеческое, менторское в отличие от общения с юной королевой, не воздвигало между ними стену предубеждений. Виктория чувствовала, что ей нравится просто говорить с ним, слушать его голос, ловить на себе внимательный взгляд немного кошачьих глаз, наблюдать, как он иногда смущенно улыбается или вскидывает свои густые брови в ответ на ее смелые замечания или шутки.

Наконец, Уильям спросил:

— Смею предложить Вам, мисс Виктория, небольшую экскурсию по Брокет Холлу. Ведь современный вариант во многом уступает тому, что это старинное поместье являет собой сейчас. Если, конечно, Вы не слишком утомлены дорогой?

«Он неисправим!» — подумала Вик, но вслух ответила:

— О нет, я нисколько не утомлена и с радостью прогуляюсь по Брокету! Уверена, что мне удалось заполучить самого лучшего и компетентного гида.

Осмотр фамильных сокровищ Мельбурнов они начали с коллекции серебра и табакерок, собранных тремя поколениями семьи. Там были такие редкостные и ценные экземпляры, что Виктория невольно почувствовала себя посетителем одного их богатейших музеев страны. Живопись салонов и гостиных поражала воображение именами художников и мастерством исполнения. Виктория с интересом рассматривала полотна Рейнольдса и Лоуренса с маленьким Уильямом и его братьями. Хорошенький кудрявый мальчуган смотрел с фамильных портретов открытым и любознательным взглядом.

Близость повзрослевшего героя полотен вызывала в ней незнакомое волнующее чувство. От комнаты к комнате их взгляды все больше задерживались друг на друге, ведя тайный диалог, содержание которого становилось все более очевидным. Поднимаясь по широкой изящной лестнице на второй этаж, она поняла, что никогда не была в верхних, непарадных покоях владельцев Брокет Холла. Ее колени почему-то предательски подкашивались, а сердце стучало как часовой механизм. Рука Уильяма, на которую она опиралась, была спасением.

Наконец, они вошли в одну из многочисленных гостевых спален. Китайские мотивы были искусно воплощены в отделке покоев принца-регента, но Виктория не могла сосредоточиться на осмотре интерьера и словах Уильяма, пытавшегося сохранить непринужденность беседы, нить которой то и дело обрывалась. Напряжение нарастало, становилось трудно дышать. Вик чувствовала, что ее щеки предательски пылают, хотя он даже не держал ее за руку.

Пара глотков шампанского, выпитого за ланчем, неожиданно подействовала на Викторию. Ей захотелось стать беззаботной и наслаждаться каждым мигом пребывания здесь. К черту все эти светские условности, которыми был наполнен здешний уклад жизни. Больше никакой недосказанность и никакого благоразумия. Ее взгляд, обращенный к нему из-под густых дрожащих ресниц, с головой выдал свою хозяйку. Внезапно словно сработал невидимый пусковой механизм, разрушая стену принципов и убеждений. Уильям почувствовал ее настроение точно так же, как сообщники неожиданно угадывают намерения друг друга.

Он вдруг оказался совсем близко, уловив волнующий шлейф аромата, сопровождавшего Викторию с первого дня их знакомства. В нем было всё — и чувственность, и тайна, и погибельная женственность. Кончиками пальцев он провел по ее щеке. Приподняв зардевшееся лицо, оставил несколько легких поцелуев на ее веках, прежде чем спуститься к приоткрытым губам. Этот поцелуй был не похож на предыдущий. В нем было неистовое признание, которое пробуждало во всем ее теле сладкую истому. Его касания казались ей обжигающими языками пламени, которые разбегались по венам и вызывали дрожь во всем теле. Это было так непохоже на неловкие юношеские поцелуи Альберта в полутемной прихожей. Последовавший за этим первый торопливый опыт любви был так неудачен, что Виктория инстинктивно стала сторониться этой интимной стороны их отношений. В воспоминаниях не осталось ничего кроме боли и страшной неловкости, растерянных глаз и немого сожаления.

С Уильямом все было по-другому. Он словно знал, чего она хочет, словно держал в руках ее сердце и разум. И его губы, нежные и внимательные, бережно и настойчиво ласкали ее шею, спускаясь к открытым плечам.

— Я не тороплю события? — хрипло спрашивал он.

— О нет же! Нет. Нисколько… — отвечала она, забываясь под новым сводящим с ума поцелуем.

Привычным и умелым движением рук он стал расшнуровывать ее платье, сопровождая каждое свое действие новой лаской. Но неожиданно вместо жёсткого корсета его взгляду предстали пенные кружева и диковинного вида полоска атласной на ощупь материи. Он резко выдохнул, и тут же его удивление сменилось неподдельным восхищением:

— Однако, Вы полны сюрпризов, Виктория! — предательски дрогнувшим голосом заметил он, пытаясь сохранить остатки самообладания. Но это было невозможным, потому как открывшееся ему смущало и поражало своей откровенностью, одновременно подчеркивая красоту и изящество каждого изгиба ее точеного тела, заставляя замирать от восторга и желания. И вместе с тем он чувствовал некую скованность Виктории, неопытность во всех ее действиях, которая контрастировала со столь смелым облачением. Мельбурн вдруг подумал, как непростительно было с его стороны не учесть, что все это может происходить для нее впервые. Но грань отделявшая их от полной близости была уже почти преодолена, девушка изнемогала в его руках, она хотела того что должно было случиться, пути назад уже не было. И он не жалел для нее в ответ самых горячих поцелуев, самых искусных ласк, самых страстных и искренних слов.

Она никогда и не подозревала в себе способности к тому, что творилось с нею сейчас. Захлестнувшее ощущение было древним, как сама жизнь. Она выгибалась навстречу ему, вскрикивала испуганной лесной птицей, хватаясь за ткань его рубашки, которая все еще была на нем.

Когда вся одежда наконец упала к ее ногам, он подхватил ее на руки и отнес к широкой кровати с красным изголовьем. Его рубашка приземлилась рядом с ее платьем, а вскоре и последние предметы гардероба были безжалостно сосланы прочь.

Она понимала его тело так же, как и он ее, словно они всегда знали друг друга. С самого начала времен, с первого мгновения, с первого вздоха. Виктория смотрела в его потемневшие от желания глаза и уже не сдерживала стоны, которые он вызывал у нее подобно опытному музыканту, касавшемуся самых потаенных струн. Она узнала себя настоящую, такую, какой ее создала природа, свои желания и страхи, свою страсть и силу, чувственность и нежность. И когда самый сильный прилив наслаждения обрушился на нее ошеломляющим откровением, ей показалось, что она растворилась, исчезла, растаяла, готовая принять его рвущуюся страсть без остатка, вжимаясь всем телом, всхлипывая и шепча что-то на языке самой любви.

Они были словно две жертвы кораблекрушения, выброшенные на берег, ошеломленные и уставшие. Но буря, разбившая корабль их сомнений, принесла обоим абсолютное и неоспоримое счастье. Виктория приходила в себя на широкой груди Уильяма, чувствуя, как рядом учащенно бьется его сердце. Он не был ее первым мужчиной, но теперь совершенно точно знал, что именно ему суждено открыть для нее мир чувственного наслаждения.

— Со мной никогда еще… — открыв глаза и немного придя в себя, тихо призналась она, подтверждая его догадки.

Я знаю, моя дорогая… — сказал он и коснулся поцелуем ее разгоряченного лба, нежно отодвинув прилипшую к нему прядь каштановых волос, выбившуюся из безнадежно испорченной прически. Безупречно застеленную кровать в спальне принца-регента также не миновала печальная участь.

— Похоже, наша экскурсия немного затянулась, — с улыбкой глядя ему в глаза, продолжила Вик.

— Это была восхитительная задержка, и я счастливейший из гидов! — ответил он, награждая поцелуем ее зардевшиеся щеки, подумав, что эта роль теперь подразумевает нечто большее, чем сопровождение по старинному особняку.

— Надеюсь, мы не очень шумели, и Ваши слуги не побегут к викарию за святой водой? — слегка смущенно спросила она, испугавшись, что их могли услышать.

Ее обеспокоенное личико не могло оставить Мельбурна равнодушным. Он притянул ее к себе и нежно прошептал:

— Не волнуйтесь, любовь моя, в этом доме хорошо знают, когда и где не следует находиться, — он заставил себя отодвинуться, оперся на локоть и, проведя пальцем по ее обнаженному плечу, сказал с сожалением: — Как бы мне ни хотелось остаться здесь, с Вами, но все же нам необходимо вернуться в свои покои и встретиться как полагается за пятичасовым чаем. Наша экономка мисс Эттли неусыпно следит за соблюдением традиций. Будем благоразумны и не станем вызывать ненужное любопытство.

Вик послушно закивала головой и сказала с лукавой улыбкой:

— Тогда Вам придется выполнить обязанность Рози. Ведь сама я вряд ли справлюсь.

— Для меня это станет истинным удовольствием, — ответил он, и они принялись с заговорщицким смехом обшаривать спальню, разыскивая выпавшие из прически изящные шпильки.

Глава 11

Вечерний чай был накрыт в одной из гостиных первого этажа с прекрасным видом на озеро. Отменно начищенное столовое серебро отражало мягкие отсветы свечей и языки пламени зажженного камина.

На правах единственной дамы за столом, Виктория разлила чай по чашкам веджвудского фарфора и в восхищении застыла перед горкой с овсяным печеньем, сэндвичами, медовыми коврижками, бисквитами и тёплыми масляными булочками. Джем, масло и мёд заняли своё достойное место рядом с этими рукотворными чудесами здешней кухни.

Ощутив голод после столь интенсивного и романтического досуга, Уильям и Виктория не заставили себя долго уговаривать и решительно потянулись к серебряной этажерке. Пальцы их непроизвольно встретились на ярусе сэндвичей, и в ходе непродолжительной борьбы великодушия, виконт стал обладателем ржаного с копчёным лососем, а гостья довольствовалась пшеничным с огурцом.

Интимность накрытого на две персоны стола не предполагала посторонних глаз, и они открыто наслаждались непринужденной беседой, изредка прерываемой нежными взглядами и «случайным» касанием рук. Виктория удивлялась естественности и гармонии этого момента. Словно они нашли какой-то неведомый остров в океане времени и пребывали на нем, забыв обо всем на свете. Здесь он просто был ее мужчиной, а она его женщиной, все остальное было сейчас неважно.

Улыбаясь уголком губ очередному остроумному замечанию Вик, Уильям вдруг понял, что делало её такой волнующей, такой притягательной для него с самой первой их встречи. Хотя она не была такой классической красавицей, как миссис Нортон, пикантной и порывистой, как Каро или обезоруживающе невинной, как королева, но в каждой ее милой улыбке и жесте была искренность и природное обаяние, так редко встречавшиеся ему в дамах света. Он любовался ее немного детским овалом лица и чуть вздернутым носом, яркими глазами глубокого кофейного оттенка, с теплотой смотревшими на него из-под густых ресниц. Его откровенно радовала та неожиданная смешливость и лёгкость, с которой они могли говорить на любые темы. А ведь когда-то он думал, что сарказм, так долго бывший его верным союзником, напрочь вытравил простое чувство юмора.

— Завтра утром я хотел бы показать Вам окрестности Брокет Холла. Они прекрасны и заслуживают Вашего внимания. Как Вы относитесь к конным прогулкам? — спросил Мельбурн, вопросительно глядя на Вик.

— Думаю, что смогу вспомнить уроки верховой езды…, но не уверена, что так же хорошо сижу в седле, как дамы вашей эпохи, — ответила она, подумав: «Наконец-то пригодятся уроки частной школы для девочек, куда меня спровадила мама»

— Вот только платье… — начала было она, но он уже все понял без объяснений.

— Не стоит волноваться из-за пустяков. Мисс Эттли позаботится об этом. Я дам соответствующие указания, — он улыбнулся совершенно обезоруживающе, — Уверен, что с лошадью Вы сможете совладать не хуже, чем с капризным и своенравным заказчиком.

Неожиданно их приятная беседа была прервана появившимся на пороге дворецким.

— Милорд, простите за беспокойство, но только что пришел Преподобный, а с ним целая орава ребятишек. Они, как водится, обходят сегодня все дома, поют рождественские гимны и пришли поздравить Вас, узнав о неожиданном приезде. Что прикажете делать?

Мельбурн едва заметно поморщился, он не любил таких неожиданных вторжений. Распорядившись, чтобы гостей проводили в залу-приемную с натопленным камином, он пригласил Викторию следовать за ним. Девушка немного растерялась, ей впервые предстояло встретиться лицом к лицу с викарием поместья.

Еще не дойдя до распахнутых дверей, Вик услышала знакомую песенку. Именно ее она разучивала давным-давно для рождественского утренника в школе! Живописная толпа ребятишек старательно выводила звонкими голосами «The Holly and the Ivy». В памяти тут же воскресли годы ее детства, когда они с родителями уезжали на уикенд из шумного Лондона в Сассекс и, ведя размеренную деревенскую жизнь, ходили по воскресеньям в церковь, что была неподалеку от их коттеджа. Инициатива в соблюдении традиций всегда принадлежала отцу. Он находил в этом нечто особенное, поэтому в праздник они собирались за красиво накрытым столом и тепло встречали таких же маленьких исполнителей рождественских гимнов из соседней деревушки.

Виктория не могла сдержать улыбку, когда перед ними предстал весь этот импровизированный хор. Среди деревенской ребятни, наряженной волхвами и другими персонажами Рождества, детей самого Преподобного отличала белобрысость и особая сосредоточенность исполнения. Самая маленькая — девочка лет семи, одетая ангелочком с рождественской звездой из серебристой бумаги в руках, была очень горда своей ролью и выводила тонким голоском знакомые слова:

The holly bears a blossom,

As white as the lily flower,

And Mary bore sweet Jesus Christ,

To be our sweet Saviour.

Все же что-то не срасталось в этой сахарно-открыточной картине. Все дети были опрятно, но скромно одеты, некоторые недостаточно тепло для зимних сумерек. Видавшая виды обувь была начищена, но нуждалась в починке, и это не смогло укрыться от внимательного женского взгляда. По потертому пальто викария и одежде его подопечных, которая была некоторым не по размеру, а проще говоря «с чужого плеча», Виктория поняла, что обитатели здешней деревеньки не живут в достатке. Ей стало не по себе. Посмотрев в сторону виконта, она не увидела на его бесстрастном лице признаков какого-либо замешательства. В глазах высокородного Уильяма Лэма мерещилась едва заметная улыбка, но вид он имел исключительно официальный.

Окончание рождественского гимна было встречено искренними аплодисментами, как самих участников, так и прислуги, любопытно выглядывающей из приоткрытых дверей приёмной. Выступив чуть вперёд, Преподобный поздравил хозяина с наступившим Рождеством и объявил начало «Вайселя», старинной величальной песни. Дети заметно оживились, и каждый старался спеть свой куплет как можно чище и вдохновенней! Виктория, удивляясь сама себе, вдруг поддалась этому общему настроению и, не удержавшись, начала в голос подпевать общий куплет:

Love and joy come to you,

And to you your wassail too;

And God bless you and send you a Happy New Year

В эти минуты она вновь почувствовала себя маленькой девочкой, которая искренне верила в чудеса. Мельбурн удивлённо посмотрел в ее сторону: хозяева и гости старинного особняка никогда ещё на его памяти не участвовали в таких обрядах! Захваченная праздничной волной, Виктория все же успела заметить, что в приемной нет ни традиционных подарков, ни стола с угощениями для маленьких певцов. «Как же так? Ведь надо их чем-то отблагодарить! Может быть, спросить у Хопкинса?» — подумала она. Верный камердинер лорда стоял чуть поодаль, готовый выполнить распоряжения своего хозяина. Он немного смутился, когда молодая леди, продолжая напевать, незаметно прокралась к нему и начала шепотом уточнять, какое вознаграждение получат дети.

— Что вы, мэм, виконт и без того очень щедр к местным жителям. Его управляющий исправно платит викарию и работникам жалование.

— Причем здесь жалование викария? Я говорю о детях. Мы должны исправить эту оплошность!

— Но милорд не давал указаний… — попытался объяснить Хопкинс, растерянно посмотрев в лицо странной гостьи.

— Он будет не против, я возьму это на себя, — решительно перебила его Виктория.

Хопкинс незаметно выскользнул из залы и, в недоумении бормоча что-то, поспешил в сторону кухни.

Когда дети закончили петь, Мельбурн поспешно поблагодарил викария за поздравления, удостоив того пожатия руки, и протянул несколько золотых монет «на приход». Тот рассыпался в благодарностях и уже было дал команду своему дружному хору направляться к выходу, как тут в приемной появился запыхавшийся Хопкинс. Сейчас в своей парадной зеленой ливрее он напомнил Вик рождественского эльфа, правда его коренастая фигура и редеющая шевелюра плохо вписывалась в этот сказочный образ. В руках у него был внушительного вида серебряный поднос, полный сластей, маленьких сэндвичей и конфет. Тут же комната наполнилась восхищенными детскими возгласами и веселым переливчатым смехом. Певцы окружили камердинера, а Виктория принялась энергично раздавать угощение, стараясь никого не забыть, искренне благодаря за такое чудесное выступление.

Это зрелище привело Второго виконта Мельбурна в состояние, близкое к шоку. Он, как истинный представитель своего класса, всегда считал подобные сантименты и заигрывания с бедняками неуместным и опасным занятием. Сейчас же, видя, как в его доме и без его согласия происходит одна из тех вещей, противником которых он всегда являлся, Уильям невольно испытал приступ праведного гнева. Волевым усилием он смог подавить его в себе и был вынужден признать, что Виктория, как дитя совершенно иного мира, ничего не знает об этих реалиях века XIX-го! Даже королева, вопреки его советам, совершала когда-то необдуманные поступки, что ж говорить о девушке из другого мира. И все-таки, во избежание дальнейших недоразумений, он должен помочь Виктории осознать свою ошибку. Пусть ему придется наступить на горло нежным чувствам, но это необходимо для ее же блага.

Наконец, окончательно растроганный и немало удивленный таким неожиданным приемом викарий и его разношерстная ряженая свита покинули дом. Мельбурн церемонно поцеловал Виктории руку и откланялся до ужина, сославшись на необходимость поработать у себя в кабинете над какими-то чрезвычайно важными бумагами. Уходя, он сухо бросил своему камердинеру: — Хопкинс, проводи мисс Кент до её апартаментов и позови к ней экономку. Я хочу, чтобы наша гостья чувствовала себя в Брокете максимально комфортно.

Не понимая, что происходит и в чем причина такой резкой перемены настроения Уильяма, Виктория посмотрела в сторону Хопкинса. Тот заметно побледнел и, понурив голову, поплелся вслед за хозяином с самым разнесчастным видом, предчувствуя хороший нагоняй. Проходя мимо Вик, он громко вздохнул, давая понять, что ее затея очень расстроила виконта.

Время до ужина тянулось бесконечно долго. Девушка все еще недоумевала, что в ее поступке могло вызвать такую реакцию Мельбурна, и мысленно подбирала слова, чтобы спросить его об этом. Ее озадачила эта резкая и непонятная перемена в его поведении, жесткие ноты в голосе, колючие искры в отстраненном взгляде. Виктория мысленно прокручивала все то, что произошло в зале-приемной, и не находила со своей стороны каких-либо неподобающих действий. От этого становилось еще тревожнее, но она не позволяла панике взять над собой верх. А потому, собираясь к ужину, с вызовом посмотрела на свое отражение в зеркале, отметив мимоходом: «Что же, мисс Виктория Кент, похоже Вам придется спуститься с зефирных небес на грешную землю!»

За длинным, искусно сервированным к ужину, столом они сидели напротив друг друга, но расстояние между ними, казалась еще больше, чем пропасть времени. Вокруг были слуги, словно Уильям специально позаботился о соблюдении всех возможных правил этикета. Одно блюдо сменялось другим, молчание изредка прерывалось дежурными вопросами и ответами, а Виктория все не решалась вызвать собеседника на откровенный разговор. Наконец, ее терпение лопнуло. Довольно этого двусмысленного молчания! Довольно делать вид, что все хорошо! Потому что не было ничего хорошего в этой чопорной трапезе, от которой пропадал всякий аппетит.

— Скажите, милорд, что я сделала не так? — спросила она вдруг напрямую.

Мельбурн удивлённо приподнял бровь и едва заметным кивком головы дал знак двум лакеям, стоящим поодаль. После их ухода он был готов продолжить беседу. Вопросы так и слетали с губ девушки:

— Почему вы начали вести себя отчужденно и дали мне почувствовать это? Почему у Хопкинса было такое лицо, будто я его подставила?

После непродолжительного молчания, он ответил спокойно и сдержанно, но взгляд его был полон невысказанного порицания:

— Вы заблуждаетесь, Виктория. Мое отношение к Вам нисколько не изменилось. Но Вы должны понимать, что я придерживаюсь определенных взглядов и убеждений, которые, быть может, не вполне совпадают с вашими представлениями о гуманности и помощи ближним.

— Что Вы хотите этим сказать, лорд Мельбурн? — подчеркнуто официально спросила Вик, чувствуя, как от его слов начинает веять ледяным холодом.

— Лишь то, что бедных нужно оставить в покое, любые попытки помочь им плохо заканчиваются.* Ваш сегодняшний поступок был неуместен и опрометчив!

— Выходит, я нечаянно задела снобистские взгляды Вашей Светлости! Что же, тогда прошу прощения, если разочаровала Вас и вызвала Ваше неудовольствие! — не выдержала Виктория. Ее пальцы непроизвольно сжали ткань ни в чем не повинной скатерти, а в голове на секунду замаячила вероломная мысль. Но Вик уже давно научилась сдерживать себя от подобных выходок. А потому в следующее мгновение она порывисто поднялась из-за стола и скрылась за приоткрытой дверью, не обращая внимания на вытянувшееся лицо Мельбурна. Веджвудскому фарфору на сей раз ничего не угрожало.

Глава 12

Поместье Брокет Холл медленно погружалось в полусонный вечерний сумрак. Часы монотонно отбивали время, наполняя просторные комнаты гулким протяжным эхом.

Виктория сидела на широкой пустой кровати, пытаясь собраться с мыслями. Ей впервые за этот бесконечно длинный день стало грустно и неуютно в Брокете… Нет, она, наверное, никогда не станет своей в этой эпохе. Если даже для самого дорогого человека ее поступки кажутся «опрометчивыми и неуместными», что говорить об остальном его окружении. На глаза вдруг против воли запросились слезы, но сегодня она не позволит себе быть слабой. Нужно оценить ситуацию по возможности хладнокровно… Уильям ведь честно признался ей, что его жизненные принципы далеки от идей Диккенса, и в этом, по сути, не было ничего странного. Она же, вопреки собственным здравым рассуждениям, сорвалась и нагрубила в ответ — ей было ужасно обидно из-за слов, сказанных Мельбурном за ужином. Она почувствовала себя школьницей, которую несправедливо отчитали за плохое поведение.

Не желая вновь погружаться в тревожные раздумья, Виктория решила разобрать содержимое ридикюля и, наконец, увидела степень своей безалаберности. Ведь там, в современном Лондоне, она в ожидании временного перехода и чувств не удосужилась заранее продумать, что необходимо взять с собой. По рассказам Рози, дамы света, тем более незамужние, не пользовались пудрой, тушью для ресниц и румянами, это было признаком дурного тона или принадлежности к артистической среде. В моде была нездоровая бледность, и некоторые дамы, добиваясь белизны лица, даже употребляли уксус! Хорошо, что в несессере, подаренном леди Эмили при отъезде, оказались вполне безобидные и необходимые в быту вещи: щетка для волос, гребень, пинцет и щипчики, зубная щетка и зубной порошок, баночка крема для лица, а также нюхательные соли. Хотя Вик никогда не думала, зачитываясь в старшей школе романами Джейн Остин, что однажды станет их счастливой обладательницей.

Она обреченно вздохнула, перебирая прихваченные из дома и ненужные здесь мелочи: ключи от квартиры, упаковку мятных леденцов, яркий лак для ногтей, блеск для губ… а вот крошечный плеер с наушниками, лежащий в маленьком внутреннем кармане она точно с собой не брала. Как же он здесь оказался? Но это была поистине замечательная находка. Как раз сейчас ей требовалось отключить мозги и забыться, а с любимой музыкой это произойдет гораздо быстрее. Только бы батарейки надолго хватило!

Вдруг через пару треков, из наушников раздался знакомый, немного взволнованный и местами срывающийся голос Альберта. Виктория почувствовала, как горло сжалось от нервного спазма:

— Если ты нашла мой маленький подарок и слушаешь это, значит у тебя все хорошо. Я знаю, ты всегда добиваешься своего… На раздумья у тебя есть почти месяц, если я правильно сделал расчет нового «окна». Выбор, конечно, за тобой, но… Вик, подумай хорошенько о том, что ты потеряешь, оставшись там навсегда… Посмотри правде в глаза и возвращайся… Черт, наверное, мне не следует говорить этого, но я хочу, чтобы ты знала… Я всегда буду ждать тебя… За Финдуса не беспокойся, мы с ним поладим. И до встречи!

Голос из прошлого, являвшийся одновременно голосом из будущего, вдруг заставил ее вспомнить — она всего лишь гостья в этой давно ушедшей эпохе. Дилемма — остаться здесь навсегда или воспользоваться последним шансом на возвращение, только теперь стала отчётливо ею осознаваться. Это «навсегда» было неожиданно пугающим. Что, если Уильям Мельбурн так и не сможет принять её характер и привычки. Он, в конце концов, имеет право не пускать ее в свою устоявшуюся холостяцкую жизнь. Он по-джентльменски не бросит ее на произвол судьбы…, но зачем Виктории весь этот чуждый ей мир без него? Они такие разные, несмотря на удивительно сильные чувства, несмотря на то, что она уже не может жить без его внимательного и немного печального взгляда, без тепла его рук и губ, без ощущения его присутствия в своей жизни. Все эти мысли заставляли ее мозг разрываться на тысячи осколков, среди которых не находилось однозначного успокающего ответа. А потом она просто прибавила громкость и отдалась звукам любимой музыки.

Запыхавшаяся Рози почти вбежала в комнату своей хозяйки. Она не ожидала возвращения мисс Виктории так рано. Праздничный ужин для прислуги был ещё в самом разгаре, когда лакеи, прислуживавшие за хозяйским столом, окончательно вернулись в кухню и присоединившись к своим товарищам, упомянули гостью виконта, так внезапно покинувшую столовую.

По глазам девушки было заметно, что горничная чем-то не на шутку расстроена. Несмотря на царившую по всему дому праздничную атмосферу и торжественный ужин, данный экономкой для прислуги, Рози тоже чувствовала себя здесь чужой и несчастной.

Обаятельный камердинер лорда, казалось, не замечал присутствия девушки с момента их приезда в усадьбу. Ни словечка, ни взгляда за целый хлопотливый день, когда они случайно встречались у прачки или в гладильной, забирая вещи своих хозяев. Мистер Хопкинс, хорошо зная всех обитателей дома, был за общим столом само очарование, и старшая горничная, веснушчатая и сдобная телом Мэг нарочито громко смеялась его шуткам, показывая свои мелкие ровные зубы. Рози едва притронулась к флампудингу, рукотворному шедевру местной кухарки. Её здоровый молодой аппетит от происходившего вокруг пропал окончательно. К ужину она надела своё единственное выходное платье с кружевным воротничком, и пышной юбкой, отделанное по подолу тонкими розовыми ленточками. Самой себе Рози казалась просто неотразимой, но реакция на ее появление за столом была сплошным разочарованием. Местная немолодая прислуга была рада такому милому юному лицу и дружески ее приветствовала, а вот мистер Хопкинс не удостоил даже взглядом!

Виктории не потребовалось много времени, чтобы разговорить расстроенную девушку. Нуждаясь сейчас в дружеском участии и поддержке, она сама невольно стала утешительницей, и это заставило ее на время забыть о злополучном разговоре с виконтом и о послании Альберта. Чтобы успокоить свою молодую и неопытную в сердечных делах горничную, Виктория заверила ее, что неприязнь камердинера напускная — он вряд ли всерьёз затаил на неё обиду! От этих ободряющих слов та заметно повеселела. Быть может нравы 19 столетия не предполагали искреннего дружеского расположения между леди и ее горничной, но Вик было все равно. И пока Рози помогала ей приготовиться ко сну, они, позабыв о своих огорчениях, непринужденно по-девичьи болтали.

Закончив с вечерним туалетом и не в силах уже подавить навалившуюся усталость, Виктория отпустила горничную и погрузилась в спасительный сон.

============

Накинув на рубашку и узкие домашние брюки свой любимый халат и уютно устроившись на диване с рюмкой портвейна, Мельбурн решил поработать с документами. Но просидев некоторое время с бумагами в руках и так не взглянув на их содержимое, Уильям отбросил свои слабые попытки не думать о Виктории. Как же он ненавидел себя сейчас за несдержанность и менторский тон за ужином. Видимо возраст все же давал о себе знать: не следовало давать волю своему аристократическому снобизму, который вот так просто едва не разрушил все то милое, нежное, что, наконец, наполнило смыслом его одинокую жизнь. Виктория ещё так молода, так мало знает о неписанных правилах света и условностях, жёстко регламентирующих каждый твой шаг. Он может и должен ей помочь во всем этом разобраться… Мельбурн взял с каминной полки подсвечник и вышел в коридор, погруженный в плотную сонную тишину, нарушаемую лишь неведомыми шорохами и скрипами, которые были частью этого старинного дома.

На его легкий, но настойчивый стук в дверь спальни Виктории не последовало ответа. Тогда Мельбурн почти беззвучно повернул ручку и вошел. В этот поздний час он ожидал слез в подушку, упреков, в конце концов бессонницы — так повела бы себя любая знакомая ему дама. Но то, что он увидел, в очередной раз заставило его брови ползти вверх, а удивленный хмык сам вырвался из груди.

Виктория мирно спала на широкой кровати почти у самого края, свернувшись уютным калачиком, обнимая одной рукой подушку, а вторую беззащитно свесив вниз. Сон ее был глубок; радости, треволнения и огорчения этого длинного дня, наконец, отступили, едва ее щека коснулась прохладной подушки. Единственная свеча, оставленная на каминной полке, почти догорела и едва освещала полумрак комнаты.

Эта безмятежная картина немало позабавила Мельбурна. Ведь хозяйке спальни явно не требовалось утешение, которое он по-джентльменски пришёл ей предложить.

Уильям осторожно приблизился к кровати и отеческим движением подтянул одеяло чуть выше. Бережно убрав каштановую прядку, он коснулся губами ее лба и осторожно по мягкому ковру двинулся в сторону двери. Резкий звук треснувшего от пламени сухого полена, казалось, мог пробудить кого угодно. Виктория же недовольно завозилась во сне и сползла ещё ближе к краю. Реакция Мельбурна была мгновенной: он в три широких шага пересёк комнату, откинул одеяло и, чуть приподняв девушку под сонные коленки и лопатки, подтащил к безопасной глубине кровати. Она улыбнулась во сне, прошептав «Уильям» почти в самое его ухо, а после продолжила досматривать свой упоительный сон.

Уйти от неё, такой юной и желанной, он уже не смог и, скинув бархатные домашние туфли и халат, осторожно устроился рядом, спиной к изголовью, на высоко взбитой подушке. Ему не привыкать спать в одежде и полусидя — чуткий сон был его верным спутником уже много лет.

Он смотрел на девушку, безмятежно сопящую около него, и долго еще не мог сомкнуть глаз. В ней было столько непосредственности, столько искренней юной энергии и отчаянной смелости, что сердце Мельбурна восхищенно замирало. Она была непостижимой, она была дерзкой и, быть может, слишком самостоятельной для этого века. Он чувствовал, нет, знал наверняка, что иногда она будет совершенно невыносимой, но он все простит ей лишь за одну улыбку, лишь за возможность слушать ее легкое дыхание рядом.

* * *

Открыв глаза в едва освещенной солнцем комнате, Вик с удивлением сфокусировала взгляд на знакомом красивом лице с точеным профилем. Сон сморил Мельбурна почти под утро, и сейчас его веки были крепко сомкнуты, а тревожная складка на лбу совсем разгладилась. Виктория улыбнулась такому неожиданному и приятному соседству. — Значит, Его Светлость сам пожаловал мириться, — не без удовлетворения подумала она. Должно быть, очень неудобно проводить ночь в такой стесненной позе. Этот поступок сказал ей красноречивее любых слов или признаний то, что Уильям сожалеет об их размолвке и даже готов идти на компромисс.

Она осторожно, почти не касаясь, провела пальцами по его густой темной шевелюре с проблесками серебра. Его сон оказался неожиданно чутким. Уильяммедленно открыл глаза, несколько раз моргнул, смахивая последние остатки дремоты, и рука Вик была тут же задержана нежным поцелуем в запястье. «Доброе утро!» сказали они почти одновременно, глядя друг на друга. Он прошептал ей на ушко что-то про старого дурака, а она в ответ со смехом замотала головой, не дав ему продолжить. Повисла восхитительная, наполненная невысказанный чувствами тишина. Но вот деятельная Вик протянула руку и ловко нашарила какой-то маленький предмет на прикроватном столике, и его уха коснулся маленький белый наушник, из которого доносились будоражащие слух ноты знакомой, но совершенно по новому звучащей мелодии.

— Не знал, что музыку возможно услышать таким способом. Хотя, после того, что я увидел в вашем столетии, мне уже проще принимать такие вещи, — сказал он с удивлением.

— Я подумала, что Вивальди в современной обработке не будет для Вас столь шокирующим, как другие записи. Но если Вы не против, мы можем послушать и другие треки- предложила она просто.

— Пожалуй, этого достаточно. Боюсь, что пока не готов воспринимать подобное, но обещаю исправиться, — сказал он с улыбкой, не выпуская ее пальцы из своей тёплой ладони.

— Обещаете исправиться, лорд Мельбурн? А как же многолетние принципы, столь далекие от моих представлений? — с хитрецой во взгляде переспросила Вик.

Он ответил ей нежным поцелуем. Вик инстинктивно потянулась к нему, и ей тут же захотелось забыться в его умелых и ласковых руках. Но беглый взгляд на часы заставил их с сожалением оторваться друг от друга. В девять утра был назначен их выезд на прогулку. Совсем скоро появится Рози, а следом за ней и экономка, которой было поручено подобрать для Виктории костюм для верховой езды.

Утро вступало в свои права: по дому уже бесшумно перемещались слуги, и Мельбурну надо было покинуть гостевую спальню незамеченным.

Лишь двое слуг в этом доме знали тайну виконта и его гостьи, но им можно было доверять. В будуаре, расположенном рядом со спальней, чинно расположившись в креслах, Рози и Хопкинс почти час ожидали их пробуждения. Когда за стеной раздались негромкие голоса, они постучали и, получив разрешение войти, вместе приветствовали своих хозяев. В руках у Хопкинса был домашний сюртук лорда и ключ от потайной двери, ведущей из будуара секретным коридором к его спальне. Дверь была практически незаметной в вычурной обшивке старинных стен.

Когда Уильям и его верный камердинер покинули их, Рози приступила к своим обязанностям. Виктория свыклась с необходимостью принимать по утрам ее помощь, это уже не смущало и не вызывало неловкости.

Вскоре появилась проворная деловитая мисс Эттли в строгом черном платье с белым воротничком и неизменной связкой ключей на поясе. Она посетовала на то, что в доме не нашлось зимней амазонки, подходящей для гостьи. Та, что принадлежала леди Эмили и использовалась последней во время визитов к брату, оказалась Виктории не по росту. А потому, она осмелится предложить лишь школьную униформу нынешнего лорда Мельбурна, оставшуюся нетронутой молью еще со времен его учебы в Итоне. «Тем лучше. Я бы точно навернулась с лошади в этом» — подумала Вик, разглядывая длинный подол темно-зеленой амазонки леди Палмерстон, подбитой беличьим мехом.

А вот мальчиковый форменный костюм, предложенный ей, оказался как раз впору и не стеснял движения. Ганноверские лакированные сапоги с красным верхом, хлыстик и черные перчатки дополнили необычный гардероб. После того, как Рози уложила ее волосы, надежно закрепив на них черную бобровую шапочку, Виктория посмотрела в зеркало и увидела себя в совершенно неожиданном, но довольно соблазнительном образе. Теплый плащ на меху должен был защитить всадницу как от нескромных взглядов, так и от легкого морозца, хоть это утро и выдалось на удивление солнечным.

* * *

Они ехали по берегу озера, которое дремало под слоем некрепкого льда, любуясь вековыми деревьями, охранявшими эти места с важностью древних великанов. Воздух был прозрачен и чист, лошади осторожно ступали по промерзшей земле, нарушая остатки появившегося накануне снежного покрова.

На приличном расстоянии от них следовали молодые грумы. Хопкинс, получив какие-то указания от Мельбурна, умчался далеко вперед.

Виктория мысленно благодарила мисс Эттли за ее находчивость. Костюм для верховой езды был ей привычнее, чем длинное платье. К тому же, со дня выпуска из школы она не была в седле ни разу, и отсутствие практики сейчас было ощутимо. Деньги, потраченные матерью на ее обучение, в большей степени были данью престижу и респектабельности, чем практичным вложением в ее образование. Многое из того, что преподавалось юным леди, не имело применения в дальнейшей «невеликосветской» жизни творческой Вик.

Уильям был удивительно терпелив, и сидя на своём великолепном чёрном жеребце, не выпускал Викторию из поля зрения, готовый в любую минуту её подстраховать, до тех пор, пока не убедился, что девушка вполне освоилась и уже не так напряженно сжимает поводья своей смирной лошади.

— Вы прекрасно держитесь в седле, Виктория. Признаюсь, я думал, в ваше время передвигаются исключительно на механических повозках и забыли дорогу на конюшню.

— Англичане не утратили любви к этим умным и добрым животным, хотя сейчас верховая езда — скорее дорогое увлечение, чем необходимость, — ответила она, подумав о смысле произнесённого слова «сейчас».

Вскоре они так и не ускорив темпа, вели увлекательную беседу, из которой пораженный Мельбурн узнавал, что в новом мире люди могут легко и просто преодолевать огромные расстояния, лишь средства и желания определяют маршрут. Его скромный опыт заграничных путешествий, как оказалось, не шел ни в какое сравнение с тем, что удалось повидать Виктории к своим 25 годам. С покойным отцом они, как все состоятельные англичане, проводили свой отпуск в тёплых краях: в Португалии, Греции, на Кипре или Мальорке. В Париже или в Нормандии у своих французских друзей Вик часто проводила студенческие каникулы.

Сам же виконт бывая по делам государственной службы в разных уголках королевства, на континенте во Франции и Бельгии был лишь однажды, вместе с покойной женой Каро. Это была поездка не столько в целях навестить ее брата, раненного героя Ватерлоо, сколько попытка отвлечь ее от последствий скандала и окончательно помириться. Но увы, они вернулись в Англию ещё более чужими людьми!

Этот разговор на нейтральные, казалось бы темы, стал неожиданно доверительным и откровенным, приоткрывая завесу тайны над их прошлой жизнью. Мельбурн не привык за долгие годы одиночества делиться своими воспоминаниями и удивлялся, как легко Виктории удавалось расположить его к подобным признаниям. Ему было приятно слушать ее живой голос, смотреть, как страстно искрятся ее красивые глаза, когда она рассказывает о какой-нибудь из своих многочисленных поездок с отцом. Он поймал себя на мысли, что никогда еще не встречал такой интересной, умной и веселой собеседницы. Никакого жеманства или нарочитой рассеянности, никакого ненужного кокетства или напускной стеснительности. Уловки и хитрости дам XIX века были ей не знакомы; естественность и ум подкупали, не давая ему возможности отвлечься от нее хотя бы на минуту.

Дорога постепенно сворачивала в сторону живописной рощицы, где над речкой расположился охотничий дом, построенный еще во времена деда Мельбурна. Сюда когда-то свозились добытые трофеи, а охотники отмечали здесь свой успех. Недалеко от дома они остановились, и виконт указал Виктории на высокий могучий дуб, стоящий на пригорке. Его ветви причудливо переплетались. Даже без листвы он выглядел внушительно.

— Знаете, Виктория, это дерево — своего рода реликвия Брокет Холла, — сказал Уильям, задумчиво глядя куда-то вдаль.

— Реликвия?

— Да, ведь именно здесь сидела будущая королева Елизавета, когда гонец из Лондона оповестил ее о смерти сводной сестры-королевы Марии Тюдор. Это было ее любимое место.

Виктория с интересом рассматривала дуб, будто сошедший со страниц какой-нибудь иллюстрированной сказки, и чувствовала мерное дыхание времени, которое словно застыло здесь навсегда.

— Елизавета находилась в то время под домашним арестом в соседнем Хэтфилд Хаусе. Ей было тогда 25 лет, но жизнь не была к ней щедра на подарки…А мой предок, сэр Джон Брокет, являлся в то время не только верховным шерифом Хартфордшира, но и ее политическим союзником. Она любила в одиночестве навещать его поместье, — продолжил Мельбурн свой удивительный рассказ.

— Наверное, это самое подходящее место для уединения и спасения от тревожных дум. Елизавета не случайно выбрала его, — сказала Вик, подумав, что сама с удовольствием устроилась бы с книгой в тени этого великана жарким летним днем.

— В детстве мы часто прибегали сюда с братьями, представляли себя Рыцарями Круглого стола под сенью волшебного дерева, — Мельбурн улыбнулся своим воспоминаниям, на душе у него стало светло и уютно. Он протянул руку и на секунду сжал маленькую холодную ладошку Виктории, которая начала замерзать в замшевой перчатке. «Сегодня будет особенный день» — подумал он, ощущая впервые за много лет мир и покой в своем сердце.

Охотничьего дома они достигли очень быстро. Сбросили в маленьком полутемном холле на руки Хопкинсу свои теплые плащи и вошли в небольшой, но уютный зал со стенами из красного кирпича, массивными деревянными балками над головой и старинной мебелью. В очаге уже вовсю пылал огонь, разведенный приехавшим заранее камердинером виконта, а на столе был сервирован поздний завтрак.

Виктория протянула озябшие руки к пламени камина, Мельбурн неожиданно оказался сзади и нежно обнял ее за плечи.

— Много ли нужно человеку, чтобы почувствовать себя счастливым? Лишь тепло очага и звук дорогого сердца рядом, — мягко прошептал он. Вик откинула голову назад на его широкое плечо и закрыла глаза, поддаваясь знакомому волнующему кровь чувству. Так будет наверное всегда рядом с ним… Она повернулась и, привстав на цыпочки, коснулась легким поцелуем его губ. Он ответил ей неторопливо и настойчиво, постепенно переходя грань, отделяющую томительную нежность от страсти. Она тотчас забыла обо всех тех сомнениях и страхах, что так беспокоили ее вчерашним вечером. Комната внезапно закружилась перед глазами.

— Я люблю Вас, Виктория, — сказал он вдруг, отстранившись на миг, уверенно и серьезно глядя ей в глаза. Сказал так, словно это была самая важная минута в его жизни. И то, что таилось сейчас в его взгляде, то, что страстно взывало к ней сквозь годами скрываемую боль, не давало усомниться в этом.

Глава 13

Виктория легко забралась в седло по ступеньке из скрещённых рук грума и вскоре пожалела, что оно мужское. «В дамском было бы сейчас удобнее», — невольно подумала она, и ее щеки разгорелись еще сильнее.

То, что произошло в тиши охотничьего дома, едва ли можно было назвать «пристойным поведением». Вик снова захотелось пережить те ощущения, которые Уильям так умело открыл для нее. Теперь она знала, какую радость может испытать женщина в руках любимого мужчины, заботящегося о ее наслаждении. Они едва притронулись к накрытому завтраку, несмотря на свой аппетит, проснувшийся на морозном воздухе. Пытаясь справиться с нарастающим волнением и переключая своё внимание на стол, Виктория с трудом удержала старинный кофейник в попытке разлить ароматный напиток по чашкам. Оживлённый поначалу разговор стал почти бессвязным, и в комнате повисла многозначительная пауза… Напряжение витало в воздухе и чувствовалось в лёгком касании донышком блюдца или позвякивании серебряной ложечки, размешивающей сахар. Их конечно могли услышать, времени было совсем немного, но это только подхлестнуло и без того обострившиеся желания, с которыми они уже не смогли бороться. Все оставшиеся преграды принципов и приличий вдруг оказались миражами. Догадливый Хопкинс «успокаивающе» громко беседовал перед входом со скучающими грумами и егерями, отводя угрозу внезапного вторжения…

Последствия этого временного любовного помешательства можно было легко прочесть в глазах и напряженном теле Виктории. Она пыталась отвлечься на беседу, но сейчас ей хотелось расслабляющей ванны, а не кочек под копытами лошади. Мельбурн, как опытный любовник, заметил ее то розовеющие, то бледнеющие щеки. Подъехав ближе, он накрыл своей ладонью в безукоризненной лайковой перчатке ее маленькую руку, крепко державшую поводья.

— Сейчас уже будем дома, — сказал он, «утешая» и окутывая свою спутницу взглядом своих всепонимающих глаз, в глубине которых притаилась лукавая смешинка.

Они двинулись кратчайшим путём через мост к главному дому, не переходя на галоп. Еще издали у парадного крыльца был заметен щегольской лакированный экипаж с гербом Палмерстона. Лорд Генри привез новости из Лондона. Но каково же было их содержание? Сердце Виктории почему-то тревожно замерло.

Министр иностранных дел был как всегда воплощением галантности и обходительности. В каждом слове и жесте этого обаятельного немолодого мужчины обнаруживались привычки опытного ловеласа. Уильям вновь почувствовал уколы совершенно мальчишеской ревности, когда Генри при встрече задержал руку Виктории чуть дольше положенного, сделав комплимент «такому очаровательному пажу». Искушенный глаз определенно не мог не оценить ее изящную фигуру, обтянутую форменным бархатом мужского костюма.

Палмерстон привез Мельбурну письмо от королевы и документы, требующие срочного рассмотрения. Кроме того, вместе с ним прибыл обещанный гардероб для Виктории. Увесистый сундук уже был перенесен в будуар. Вик смущённо улыбнулась и попросила передать леди Эмили свою искреннюю благодарность за заботу. Мужчины, оживленно беседуя, направились в рабочий кабинет хозяина, а ей оставалось лишь последовать за экономкой и заняться примеркой вещей.

«У Энтони случился бы приступ эстетического экстаза», — подумала она, рассматривая выполненные с большим вкусом платья, шляпки, шарфы и перчатки, разложенные сейчас на кровати и креслах ее спальни. Почти все, что было подобрано Леди Палмерстон, оказалось впору. Рози пришлось лишь немного подогнать их по росту миниатюрной хозяйки. Некоторые предметы гардероба откровенно развеселили Вик, особенно нижнее белье. Так вот, оказывается, почему дамам приходилось ездить в женском седле! Мисс Эттли непонимающе наблюдала за странной реакцией молодой гостьи на отсутствие внутреннего шва у шелковых панталон, но старалась по обыкновению деловито и подробно отвечать на все ее вопросы.

Приняв тёплую душистую ванну, необходимую после конной прогулки, Вик переоделась в одно из элегантных «домашних» платьев, которое по обилию юбок ничуть не уступало вечерним туалетам. Жаль, что нельзя было обойтись и без корсета, хотя к этому аксессуару она уже начала потихоньку привыкать. Рози как всегда проворно помогла его зашнуровать, застегнула маленькие потайные крючки на спине платья и уложила слегка влажные волосы Виктории в простую дневную причёску.

Виктории нужно было чем-то занять себя до ланча, пока Мельбурн и Палмерстон работали в кабинете. А занятие, в отсутствие компьютера и Интернета, напрашивалось само собой. Хопкинс был немало озадачен ее неожиданной просьбой раздобыть принадлежности для рисования. Инцидент с рождественским угощением стал причиной его настороженного отношения к этой странной молодой леди. Но нельзя было отрицать, что она практически в одночасье заставила виконта пересмотреть все свои давние привычки. Таким помолодевшим и безрассудно счастливым камердинер не видел его уже много лет.

Как только в руках Вик оказался небольшой альбом в плотном переплете и несколько угольных карандашей, она отправилась на собственную экскурсию по Брокет Холлу. Акварельные краски и подходящую бумагу Хопкинс обещал доставить чуть позже — Виктории не терпелось запечатлеть богатую цветовую палитру особняка. На бумаге то и дело появлялись сделанные ее умелой рукой наброски старинных интерьеров эпохи ампира. Каждая комната в бесконечной анфиладе парадных покоев была живой иллюстрацией к истории искусства, которую она когда-то штудировала в колледже. Не удивительно, что Мельбурн пришел в замешательство, увидев современный вид поместья. В его время все здесь выглядело более впечатляющим.

Ее взгляд остановился на небольшом овальном портрете совсем юной девушки с большими голубыми глазами и чуть приоткрытым ртом, необычной прической из двух косичек вокруг ушей. Лицо было открытым и милым, несмотря на официальный статус портрета и внушительную раму. Вик поразило явное сходство между ней и молодой королевой. Если бы не цвет глаз, оттенок волос и рисунок рта, можно было бы считать их сестрами-близнецами. В душе против воли завозилась скользкая отравляющая ревность. Неужели именно эта внешняя особенность привлекала Уильяма к ней с первой минуты? Может быть, глядя в ее лицо, он вспоминал другую Викторию?

Утреннее признание выглядело таким искренним, таким настоящим, что она отбросила всякую мысль о возможном возвращении домой, намереваясь остаться здесь навсегда. Теперь же, стоя перед изображением королевы, она вновь погрузилась в непрошеные, тревожные раздумья.

Вик порывисто развернулась и зашагала по направлению к библиотеке. Здесь она почти наугад выбрала томик Шекспира и устроилась в одном из кресел, чтобы забыться и скоротать время за чтением любимой пьесы. Но строчки все время путались у нее перед глазами, а мысли то и дело уходили совсем в другом направлении. Наконец, она сдалась, с досадой захлопнув книгу. Попытка выбрать что-либо другое и углубиться в увлекательное чтение закончилась тем же. Перелистав с полдюжины фолиантов, Виктория поняла, что так просто ей не избавиться от забравшихся в душу назойливых сомнений. К счастью, вскоре старинные часы гулко оповестили обитателей поместья о времени ланча, и Вик нужно было поспешить в малую столовую.

За столом она почти позабыла о своих тревожных мыслях, не в силах противостоять уморительным остротам Палмерстона, который беззлобно подзадоривал Мельбурна, вызывая ее невольную улыбку. Вик старалась делить внимание поровну между своими титулованными собеседниками, но все же иногда недовольный взгляд виконта давал понять дамскому угоднику, что тот слишком увлекся. И как только леди Эмили удавалось столько лет удерживать его привязанность?

После ланча, проводив зятя и снабдив его самыми подробными инструкциями, Мельбурн предложил ей прогуляться в сторону оранжереи. Иначе он, упаси Боже, начнёт набирать вес, сибаритствуя вдали от Лондона. Подтянутая фигура виконта к полноте явно не располагала, и Вик не смогла скрыть улыбку, услышав его напрасные опасения.

Когда Уильям предложил ей свою руку, она в очередной раз отметила, какой маленькой казалась рядом с ним и как ей это нравилось. Совсем не так уютно она чувствовала себя с долговязым Альбертом, который почти не заботился об удобстве своей миниатюрной спутницы, занимая стоячие места на рок-концертах или изредка танцуя с ней на студенческих вечеринках. Виктории быстро надоедало задирать голову и привлекать его внимание, когда он в очередной раз задумывался над посетившей его «гениальной» мыслью.

Она видела, как Мельбурну не терпится показать прекрасные цветники, разбитые под его умелым руководством и ставшие гордостью Брокет Холла. В этой части обширного имения Виктории ещё не приходилось бывать. Живая изгородь из остролиста тянулась вдоль боковой аллеи и местами была опутана клубками омелы. Оранжерея Брокета поражала не столько своим размером, сколько изяществом и пропорциональностью стеклянных и несущих стен.

Войдя через прохладный тамбур с плотными драпировками, они словно оказались в царстве Флоры. Расторопный Хопкинс, сопровождавший их на некотором расстоянии, осторожно принял пальто и цилиндр виконта, а затем капор и тёплый меховой плащ Виктории. Находиться здесь в верхней одежде было невозможно. Тёплый влажный воздух, насыщенный ароматами цветов с непривычки пьянил, и Виктория поневоле позавидовала садовникам, одетыми в свободные блузы и короткие суконные панталоны.

К ним навстречу по аккуратной дорожке из песка подошёл смотритель этих райских кущ и главный садовник поместья. Это был сухонький и подвижный старичок в белой рубашке с закатанными по локоть рукавами и ярком атласном жилете. На талии ученого мужа был повязан местами уже испачканный землёй фартук, а в руке зажата потрепанная книжица и карандаш. Он искренне обрадовался, увидев Мельбурна с молодой гостьей, и его живые глаза с интересом посмотрели на гостью.

— Как поживаете, мистер Финчер? — спросил Уильям. — Не помешаем Вашим научным трудам? Старичок галантно пожал протянутую руку Вик и заверил хозяина поместья, что очень рад их визиту. — Мисс Кент должна увидеть сегодня все самые лучшие экземпляры! Вы ведь покажете ей итог наших многолетних трудов, — прибавил Мельбурн скромно, пропуская вперёд себя Викторию и откровенно наслаждаясь ее непосредственной реакцией на разнообразие и краски цветущих грядок и увитых шпалер.

Она тут же залюбовалась прекрасными цветами орхидей, которые, словно яркие легкие бабочки, окружали плотные стебли с упругими завязями новых бутонов. Шелковистый, сладкий и немного жасминовый запах гардений наполнял воздух. Роскошные пионы самых нежных оттенков, хрупкие камелии, изысканные розы заставляли замереть от восторга. Это место было по-настоящему сказочным, совсем не удивительно, что Мельбурн так гордился им и часто любил здесь бывать.

Проведя своих спутников почти до самого конца оранжереи, и давая Вик подробные пояснения, мистер Финчер откланялся, сославшись на неотложные дела. Они сели на изящную скамью рядом с маленьким фонтаном, и Уильям начал увлеченно рассказывать Виктории о языке цветов, который был почти неизвестен девушке XXI столетия. Букет мог стать настоящим посланием, говорящим об обожании, увлеченности, любви или сожалении. Это был образный язык куртуазной и чувственной эпохи, полной тонких условностей, но таящей в себе нечто необъяснимо притягательное для последующих поколений.

Обратно к выходу они решили пройти другой, более извилистой дорожкой, вдоль которой росли, ещё не виденные Вик ранее, виды орхидей и других экзотов.

Улучив момент, когда Виктория немного задержалась около редкого тропического растения, Хопкинс в сопровождении молодого садовника подошел к виконту.

— Прошу прощения, Ваша Светлость, какие цветы сегодня вечером Вы желаете отправить во дворец?

Камердинер лорда, как ни старался, так и не научился в достаточной степени понижать свой басовитый голос. А потому Виктория сразу же уловила сказанную им фразу, но сделала вид, что по-прежнему увлечена осмотром гигантского древовидного фикуса.

— Я думаю, вот эти белые каттлеи. Отправим их как обычно, к вечернему приему, и позаботьтесь о тщательной упаковке — эти цветы очень капризны и хрупки! — со знанием дела ответил Мельбурн.

Виктория явственно услышала своё учащенное сердцебиение, и ее ладони предательски вспотели. Видимо, отправка цветов королеве была для Уильяма сродни устоявшемуся ритуалу. Должно быть, много раз, лично выбирая цветы, он представлял, как лилейные пальчики его венценосного идеала касаются нежных лепестков, как молодая королева прикалывает их к корсажу своего платья… Даже теперь, почти год спустя после ее замужества, он не изменил своей привычке…восхищаться своей королевой.

Она непроизвольно закусила губу, чтобы не выдать свое волнение, на глаза навернулись злые, непрошеные слезы. «Сначала портрет в холле, теперь это… Неужели призрак королевы будет преследовать ее всегда и повсюду, даже если она примет решение остаться с Уильямом и разделить с ним своё будущее?» — с горечью подумала Вик.

Внезапно ей стало нестерпимо душно, к горлу подступила дурнота. Дрогнувшим голосом она попросила Мельбурна проводить ее к выходу. Он с беспокойством отметил ее пунцовые щёки и внезапно потухшие глаза и предложил опереться на свою руку. Виктория пыталась как могла поддерживать непринужденный разговор по дороге к дому, но в ее словах и взгляде уже не осталось и следа прежнего оживления.

Глава 14

До вечернего чая еще оставалось немало времени. Усталость от насыщенного дня, ударная «ароматерапия» оранжереи и очередной повод для раздумий сказались на самочувствии Вик.

Рози, хлопоча вокруг с фаянсовым кувшином рукомойника, уверила ее, что все настоящие леди до вечера нежатся в постели — иначе откуда взяться свежему цвету лица и отдохнувшему виду. Виктория с удовольствием решила последовать этому совету, облачаясь в «пуританскую» льняную рубашку до пят.

Лёжа поверх одеяла и погружаясь в обволакивающую дремоту, она впервые за прошедшие дни задумалась о делах, оставленных в Лондоне. Вспоминались лица матери, Джона, Альберта, Вик даже пыталась представить неизвестного молодого американца, гостившего сейчас в их сассексском доме. Последнее видение в виде милой усатой мордочки зеленоглазого Финдуса, причудливо превратившееся в скуластое и волевое лицо Уильяма, вызвало невольную улыбку, и она наконец уснула.

Вечерний туалет требовал особой тщательности в подборе платья и аксессуаров, более респектабельной и замысловатой причёски. Отсутствие украшений у молодой хозяйки не на шутку тревожило Рози. Несколько шпилек и один черепаховый гребень, вот и все, что было в ее распоряжении, чтобы украсить и оживить образ хозяйки. Но, похоже, саму мисс Кент это ничуть не заботило.

* * *

На этот раз чай был накрыт в эркере библиотеки с видом на занесённое снегом поле и обледеневшее озеро. Сумерки окутывали дом со всех сторон, а в камине уже весело потрескивали сухие поленья. Несколько пухлых старинных томов на столе были раскрыты, и Вик, оказавшись на месте немного раньше Мельбурна, с удивлением рассмотрела пометки, сделанные его рукой на латыни. Строгая красота готического шрифта с цветными причудливыми виньетками завораживала, но текст был для неё полной абракадаброй. В попытках разобрать хотя бы пару слов из фолианта её и застал Уильям, мягко ступающий по драгоценному ворсу обюссонского ковра. Вид у виконта был уставший, тени легли под глазами, и он исподволь касался своих висков.

А вот Виктория напротив чувствовала себя лучше от полуденного отдыха, только до сих пор не могла восстановить душевное равновесие после прогулки в оранжерею.

Сейчас на ней было элегантное зеленое платье, отделанное атласными лентами, более открытое, чем дневное домашнее. Замысловатая причёска, делала ее чуть старше и еще обольстительней. Она искренне намеревалась этим вечером наслаждаться общением с Уильямом, отогнав от себя непрошеные мысли, которые то и дело запускали свои острые коготки в ее душу.

Он был как всегда галантен, но непривычно задумчив и молчалив. Скрытое напряжение висело в тиши библиотеки… В такие минуты, казалось, что дистанция, разделяющая их и по времени, и по жизненному опыту увеличивалась, и она сосредоточилась на чашке чая в своих руках.

— Как Ваше самочувствие, Виктория? — спросил Мельбурн, будто выныривая из своих мыслей и окинув заботливым взглядом ее лицо.

— Спасибо, прекрасно. Гораздо лучше, чем в оранжерее, — довольно сухо ответила она, с ужасом понимая, что теперь разговор непременно коснётся болезненной темы.

— Да, атмосфера, в которой так радостно цветам, не всегда подходит прекрасным дамам, — продолжил Мельбурн, не подозревая о тучах, уже сгустившихся над его головой. — Вы очень редкий, нежный и гордый цветок, Виктория. Я думаю, Вам всегда комфортнее на свободе, чем в самой уютной оранжерее.

— Верно подмечено, я действительно не создана для спокойной тепличной жизни за стеклянными стенами. И привыкла сама решать проблемы и находить ответы… — отозвалась она немного резко, почувствовав, как неожиданно легко рвутся нити, сдерживавшие до сих пор ее растревоженное самолюбие.

Уловив оттенок плохо скрываемой горечи в ее голосе, Мельбурн недоумевал, что могло послужить тому причиной. И не находил однозначного ответа в своих сегодняшних поступках или словах. Напротив, он старался окружить Викторию заботой и вниманием, помятуя об их вчерашней размолвке.

— Виктория, Вас что-то беспокоит? — спросил он, глядя ей прямо в глаза.

— Эти цветы… — Вик уже пожалела, что начала этот разговор, к которому была совершенно не готова, но было уже поздно, а переполнявшие ее эмоции не давали остановиться. — Я боюсь, что никогда не смогу занять в Вашем сердце и жизни то место… — она опустила глаза, разглядывая узор на ковре, — которое до сих пор принадлежит королеве…

Последние слова дались ей с трудом и она их практически прошептала. Мельбурн заметно сжал челюсти и судорожно сглотнул, с тревогой вглядываясь в свою собеседницу.

— Я другая, я не могу соответствовать вашему времени, образу жизни, а еще…не совсем понимаю, что значу для Вас…

Уильям сделал движение к ней, но Виктория остановила его предупреждающим жестом, боясь малодушно отступить.

— Не лучше ли сейчас… пока я ещё в силах справиться с горькой правдой… и смогу принять единственно верное для себя решение…

На глаза ее навернулись непрошеные слезы, а пульс грохотал в висках. Вик не смогла закончить фразу, чувствуя, что теряет контроль над собой и вот вот совершенно глупо разрыдается.

Наблюдая ее смятение, ее плохо скрываемые эмоции, Мельбурн с высоты прожитых лет вдруг безошибочно почувствовал и понял, что свалилось на хрупкие плечи этой смелой, независимой девушки, бесстрашно преодолевшей ради него пропасть времени. Ревность, слепая и безжалостная, сжимала сейчас ее разум плотными кольцами, не давая мыслить здраво. И судя по всему, это случилось с ней впервые… Зная о предыдущей помолвке и некотором любовном опыте Виктории, виконт искренне удивился той глубине чувств, которые невольно вызвал в ней. Помочь, предостеречь и успокоить — вот та непростая задача, что ему придётся решить здесь и сейчас. Как подобрать верные слова, как донести их до ее сознания, не обидев и не задев ранимую душу? В любом случае, надо проявить твердость, нельзя позволить ей отдаться на милость своих расстроенных чувств.

Уильям накрыл своей ладонью ее руки, нервно комкающие краешек салфетки, и сказал голосом, не терпящим возражения:

— Посмотрите на меня, Виктория! Неужели я похож на человека, с лёгкостью признающегося в чувствах, коими не обладаю? Сегодня утром я открыл их Вам и надеялся быть правильно понятым. Ваша ревность беспочвенна и губительна, поверьте мне на слово. Мне ли не знать, — прибавил он с горькой усмешкой, — как быстро она разрушает отношения и доводит до… — он не стал продолжать, боясь оживить в потаенных уголках сознания мучительные воспоминания о своём первом браке и его неизбежном крахе.

— Если Вы верите мне, то сделайте хотя бы маленький шажок навстречу моему чутью, моему опыту, и… прошу Вас, не спешите с выводами! Уверяю Вас, они беспочвенны! Сейчас же Виктория прошу меня извинить, меня ждут бумаги…

С этими словами Мельбурн поднялся из-за стола таким же невозмутимым и собранным как всегда, но в глубине души забилось что-то тревожное, наболевшее и невыносимо ему знакомое.

* * *

Немного поостыв после своего невольного признания за чаем, который так и не был выпит, Виктория попыталась занять себя, а главное свою голову и руки чем-то полезным. Рисование всегда успокаивало нервы, давало собраться с мыслями и настроиться на позитивную волну. Она сосредоточенно принялась копировать головки ангелов с дюссепорта в стиле барокко. «Нельзя вести себя так эгоистично, будто он твой теперь навсегда и безраздельно! Кем ты себя возомнила Виктория Кент? Ты ворвалась в его жизнь по чистой случайности. Тебя вообще здесь не должно быть, а ты еще хочешь, чтобы он перечеркнул все, что было до этой встречи. Он не может быть просто твоим мужчиной, ведь на его плечах бремя государственных забот, которое не так-то просто отодвинуть,» — убеждала она себя, стараясь окончательно усмирить так неожиданно вспыхнувшую ревность.

Настроение было ни к черту, и Хопкинс, чудом раздобывший акварель и хорошую бумагу, заметил ее подавленный вид и как бы невзначай заговорил о перемене погоды. За окном усилился ветер и пошёл снег, а в такие дни, упомянул он многозначительно, хозяин нередко мается головной болью и бывает сам не свой.

Вик вспомнила вдруг, каким разбитым и бледным выглядел сегодня вечером Уильям, как время от времени прикасался к вискам. Ему, очевидно, стоило немалой выдержки казаться бодрым и вести с ней непринужденные беседы, в то время когда он был элементарно нездоров. Она вдруг отчетливо осознала, что вела себя за чаем как последняя истеричка, выплеснув на него свою глупую ревность и задав вопрос, на который и он ещё не знал ответа.

Будь она сейчас в своем времени, то позвонила бы своей школьной подруге, поделившись тревогами и сомнениями, или напротив, отправилась бы в модный клуб с Энтони, чтобы развеяться и прочистить мозги. Но здесь, в девятнадцатом столетии, у нее не было ни одной родной души рядом кроме самого Уильяма, в любви и искренности которого она усомнилась, едва не разрушив те доверительные теплые отношения, что крепли между ними с каждым днем и часом.

Рисунок под ее рукой получался на удивление удачным, но лицо у одного из ангелов все равно выходило несколько демоническим, в то время как взгляд другого был мягким и кротким. — Вот она моя двойственная природа, — горько усмехнулась Вик, рассматривая свою немного аллегорическую работу.

Ей вдруг стало ужасно и невыносимо стыдно перед Уильямом за свою несдержанность. После их прошлой размолвки Мельбурн смирил свою гордость и первым пошел на примирение. Зачем же она ведет себя, как какая-нибудь недалекая экзальтированная героиня бульварного романа?

* * *

Головная боль растекалась волнами, причиняя владельцу импозантной шевелюры болезненные ощущения, вызывая своей несвоевременностью чувство досады. Подписав все самые срочные бумаги и в последний раз пробежав глазами стопку документов, Уильям отложил перо. Свинцовая тяжесть уже коснулась век, и ему вдруг захотелось встать из-за стола и потянуться до хруста. Распоряжение вездесущему Хопкинсу было коротким и вполне определенным — немедленно ванну с душистым отваром и полный графин превосходного порто!

Медная ванна пузырилась от наливаемой попеременно то горячей, то холодной воды. Запах фирменного травяного сбора экономки уже приятно щекотал его аристократический нос. Два дюжих лакея украдкой вытирали вспотевшие лбы: шутка ли, так быстро натаскать в хозяйскую спальню восемь вёдер воды. Хопкинс деловито раскладывал на банкетке свежее белье, полотенца и тончайшие простыни из египетского хлопка. Кусок превосходного мыла и натуральная губка возлежали на причудливой ракушке — подарке какого-то заморского князька. Покой и удобство хозяина Брокет Холла более не требовали постороннего присутствия. Рюмка, стоящая на столике, уже искрилась рубиновым содержимым, и тёплая душистая ванна с постеленной в неё простыней приняла, наконец, в свои объятья поджарое тело виконта. Он прикрыл глаза, настраиваясь на ленивую очищающую сознание волну, отпуская от себя заботы и перекатывая во рту тягучий глоток порто…

Он не услышал мягких, почти бесшумных шагов по ковру. Неожиданно чьи-то нежные руки коснулись его лба, а потом спустились к вискам. Почувствовав тёплое дыхание на макушке, он, не открывая глаз, узнал того, кто пробрался к нему в этот вечерний час с ловкостью лисицы. И почти застонал от блаженства, когда эти тонкие прохладные пальчики зарылись в его волосы, чувствуя, как вместе с их неспешными, уверенными движениями уходит боль, мучившая его с полудня… Вновь горячо и радостно забилось его немолодое сердце. Она услышала, она все поняла — милая сумасбродная умница.

Потряхивание пальцев в воздухе, учащённое лёгкое дыхание у самого уха и возврат к его все ещё напряжённой шее, вдруг срезонировали отклик в других частях его мужского тела. Он смущённо охнул и неловко скинул льняную простыню с боковин ванны. Спасительные прикосновения становились все более волнующими и переходили широкими кругами с шеи на плечи, снимая остатки боли и напряжения.

— Я давно борюсь с желанием поймать Вас и хорошенько отшлепать, маленькая ревнивица, — вдруг с наигранной суровостью пригрозил он.

Вик только успела пискнуть в ответ, когда Уильям сначала легонько прикусил мочку ее уха, а затем неожиданно, одним уверенным жестом, наклонил ее тело в ванну, разместив поперёк своих согнутых коленей. Он положил свою руку на аппетитную выпуклость, обтянутую шёлковым платьем, будто хорошенько примериваясь…

— Вы не посмеете этого сделать, — сдавленно вырвалось у неё. — Я талантливый дизайнер и без пяти минут начальник рекламного отдела!

— Нет, Вы моя добыча, — хищно прорычал он ей в каштановый затылок, не ослабляя хватки.

— Ах! — вырвалось разочарованно у Вик, когда он, откровенно смеясь, вернул ее ноги на ковёр, так и не исполнив своей угрозы.

Слова им были уже не нужны, их окутала всепоглощающая нежность. Он мягко, но властно завладел ее губами, его действия становились все более настойчивыми, в них хорошо читалась страсть, разбуженная ее неожиданно смелым появлением. Её нежные руки и взгляд уже не могли оторваться от созерцания и прикосновений к его мускулистому мужскому телу…

— Мы устроили потоп, — немного растерянно прошептала Вик, не обращая внимание на причёску, в которой осталось не более пары шпилек. — Боюсь, мне снова нужна ваша помощь. Платье совсем промокло… — прошептала она вскоре, теряясь в настигших ее новых ощущениях.

— Я думаю, сегодня оно Вам больше не понадобиться, — сдавленно произнес он, все ещё переживая то блаженство, что она неожиданно подарила ему.

Степень доверия и близости достигла в их взаимоотношениях той глубины, на которую он и не смел надеяться за эти два дня, и которую так и не дождался в супружестве с Каро. Виктория, неожиданно ворвавшаяся в его размеренную и не очень счастливую жизнь, должна стать той единственной, что он видел с собой рядом…

Он решительным и даже слегка нетерпеливым жестом расстегивал маленькие потайные пуговицы ее намокшего одеяния. Его ответная нежность сегодня не будет знать границ…

Янтарные всполохи камина превратили все происходящее в комнате в прекрасную и чувственную скульптуру. А тени на потолке повторяли ее замысловатые линии, дрожали и таяли в своем безмолвном мистическом танце, где не было места разрушающей ревности, сомнениям и обидам.

* * *

Чуть позже они переместились в примыкавшую к хозяйской спальне гостиную, и уютно расположились на толстом ковре у камина, чтобы хорошенько обсохнуть. Его сорочка с кружевным жабо, накинутая Викторией на чуть влажное тело, смотрелась сейчас модным дизайнерским мини. Рукава предательски сползали вниз, делая ее похожей на Пьеро, и мешали брать из вазы приглянувшиеся орехи и фрукты. Графин с порто, так приятно согревавший их тела и веселивший души, был уже наполовину пуст. Виктория откровенно наслаждалась этими минутами, сидя по-турецки рядом с Уильямом, который недовольно ворчал на слишком лёгкую замену ужина, в котором так нуждался. Но им так хотелось побыть только вдвоём этим вечером и наслаждаться друг другом… Мельбурн справедливо полагал, что верный Хопкинс оградит их от чьего-либо докучливого внимания до наступления ночи.

Они прекрасно понимали, что завтра реальность вновь бросит им свой вызов, заставив столкнуться с новыми испытаниями. Их будущее было зыбким и туманным, теряясь в спутанных временных лабиринтах, но они твердо знали, что их любовь светит ярко и, как спасительный огонек маяка, выведет из любой бури и темноты к долгожданному тихому счастью.

Глава 15

Приятная нега разливалась по телу, пробуждая волнующие воспоминания о предыдущем вечере. Вик потянулась в лучах яркого зимнего утра, которые неутомимо проскальзывали сквозь плотные занавеси на окнах ее спальни. Ей пока не хотелось звать Рози, и, откинув одеяло, она бодро спрыгнула с высокой кровати.

В комнате уже было довольно зябко, камин прогорел и дожидался, когда его вычистят и снова растопят. Виктория накинула замысловатый пеньюар, который оказался среди прочих вещей, присланных сестрой Уильяма. Вдруг ее взгляд упал на туалетный столик, и то, что она увидела там, заставило ее лицо просиять совершенно счастливой улыбкой. Прекрасные белоснежные гардении, чудесным образом оказались здесь сегодня утром, пока она спала. «Подарить гардению значит сказать «Я тобой восхищаюсь. Ты прекрасна» — вспомнился ей урок языка цветов от Мельбурна в оранжерее.

— Вечером попрошу Рози украсить ими мою прическу! — подумала Вик, вдыхая тонкий сладковатый аромат свежесрезанных цветов. А ведь еще несколько недель назад она посчитала бы это глупыми сантиментами. Может, здешний воздух размягчает мозг? Как бы окончательно не превратиться в трепетную лань с нюхательной солью в сумочке на все случаи жизни!

Эти мысли окончательно развеселили Вик, и она совершенно по-детски с разбегу забралась на постель, запрыгав на ней словно мячик.

Изумленное лицо появившейся в дверях горничной заставило ее резко упасть вниз и чинно сложить руки на коленях. Настоящая леди должна по утрам чувствовать легкое головокружение, а не резвиться как жизнерадостный слон в пампасах!

Увидев гардении, Рози едва заметно улыбнулась и тут же смущенно опустила глаза, как делала всякий раз, видя свою хозяйку с виконтом вместе. Негоже служанке показывать свои чувства, но она всем сердцем привязалась к мисс Виктории и была искренне рада ее счастью.

Стараниями девушки волосы молодой леди были вновь затейливо уложены. Взглянув в зеркало, Виктория удивилась, как за эти несколько дней черты ее лица смягчились, а глаза наполнились особенным светом, который, кажется, лился из самого сердца и наполнял каждую клеточку ее тела.

Ей было безумно жаль, что они с Уильямом не могли позволить себе провести ночь в одной спальне и позавтракать в постели. Ох, уж эти бесконечные условности и неписаные правила, которыми был пропитан весь здешний воздух! Неужели нельзя нарушать их хотя бы изредка? Но сегодня она просто не могла сердиться на Мельбурна за его педантизм в соблюдении правил этикета и традиций дома, а потому послушно проследовала за лакеем на завтрак в утреннюю гостиную.

Виконт был в прекрасномрасположении духа, оживлен и очень внимателен, иногда немного лукаво поглядывая на нее своими выразительными глазами, в которых читалась нескрываемая нежность. Когда Виктория поблагодарила за букет, он подумал, что никакой другой женщине кроме нее, и даже королеве, более не увидеть гардений из его оранжереи.

Так они неспешно беседовали, наслаждаясь обществом друг друга, ясным и свежим утром, предвкушая ещё один день праздника. Словно типичная викторианская семья на одной из рекламных фотографий, сделанных в этой комнате несколько недель назад, а вернее, столетий. Кажется, теперь они преодолели свои сомнения и скрытые тревоги, между ними вновь крепла та душевная связь, которую они ощущали с самой первой встречи. Заканчивая завтрак, Мельбурн вдруг упомянул, что в холле ее дожидается сюрприз, и Виктория может, наконец, применить свои художественные таланты на практике.

Заинтригованная Вик не знала, что и думать об этом неожиданном известии, но вскоре была приятно удивлена вниманием и предупредительностью Уильяма. Внизу она увидела большую корзину самых разных цветов и растений из оранжереи Брокет Холла. Чего только здесь не было! Пестрые гвоздики, камелии, анютины глазки, двухцветные фуксии, попугайные тюльпаны, примулы, розы и гардении. У нее невольно вырвался восхищенный возглас. Помощник садовника собирался составить новые композиции для украшения многочисленных покоев особняка, и Виктория с радостью присоединилась к нему. Искусство флористики всегда ее увлекало, теперь у не появился шанс воплотить полученные знания на практике.

Мельбурну же необходимо было завершить работу над бумагами, которые вчера привез лорд Палмерстон, и составить несколько важных писем — его неустанного внимания, несмотря на Рождество требовали многочисленные государственные дела. Он не хотел, чтобы Вик скучала все это время.

Поцеловав ей руку, он удалился в свой рабочий кабинет, предоставив своей гостье полную свободу действий. И Виктория тут же почувствовала себя в своей стихии. Она, словно беспокойный эльф, суетилась около тяжелых кувшинов и вазонов различной формы, уточняла у садовника некоторые детали, не уставая дивиться тому, как много тонкостей нужно было учесть, подбирая цветы для того или иного помещения. Не увидев ни одного нераспустившегося бутона, она выяснила, что добавление их в букет — чуть ли не грубейшее нарушение цветочного этикета. Но все-таки позволила себе несколько смелых отступлений от канона. Наконец, все ее замысловатые идеи были воплощены, Виктории не терпелось показать Мельбурну свою практически законченную работу. И вот через пару часов после завтрака она робко постучала в дверь его кабинета.

Уильям без сожаления оторвался от своих бумаг и поспешил вслед за Вик, чтобы посмотреть на итог ее творческих мук. Самая лучшая композиция была установлена на площадке парадной лестницы, и он не мог не восхититься ее видом. Все цветы были подобраны с большим вкусом и в идеальной гамме, словно краски на полотне талантливого мастера. Особое место в ней занимали полюбившиеся ей гардении. Эта девушка не уставала его удивлять, и сейчас он не жалел для нее слов искренней похвалы и комплиментов.

Вдруг внизу у входных дверей послышались чьи-то негромкие голоса. Один из них принадлежал дворецкому, который пробовал объяснить визитеру, что виконт сегодня никого не принимает, а другой, женский, бесцеремонно заявлял, что ей необходимо немедленно видеть лорда Мельбурна по неотложному делу.

Леди Эмма расслышала звуки разговора на лестнице и вполне отчетливо разглядела почти идиллическую картину: Уильям Лэм, 2-й виконт Мельбурн, премьер-министр Великобритании, оживленно беседовал с молодой девушкой. До ушей леди Портман долетели веселые смешки и любезности, которые расточал ее давний друг.

Через мгновенье решительная дама средних лет скинула с плеч свою меховую накидку на руки оторопевшему лакею и настоятельно попросила доложить о ее приезде. Запыхавшийся дворецкий, переводя дух после быстрого подъема по лестнице, сообщил, что леди Эмма Портман ожидает Его светлость в холле.

«Да уж, до изобретения Белла осталось всего пара десятков лет, но как его не хватает! Вчера лорд Палмерстон, сегодня приезд леди Портман. Как не просто здесь сообщить что-то важное без личного визита!» — со вздохом подумала Вик, посмотрев на Уильяма, как-то сразу переменившегося в лице. Трудно было понять, рад он ее появлению или пребывает в замешательстве. Приезд давней подруги, без сомнения, был приятен премьер-министру, но что-то в этом внезапном появлении королевской фрейлины заставляло насторожиться.

Они, приняв слегка отстранённый вид, были вынуждены спуститься вниз и встретить гостью как подобает. Вопреки опасениям Виктории, Леди Эмма показалась вполне милой женщиной. В ее лице читалась благожелательность, а манера разговора располагала с первой минуты. Они с Уильямом знали друг друга уже много лет, это чувствовалось в непринужденности их беседы и совместных расспросах. Лондонская гостья была так же поражена сходством Вик с королевой, но деликатно умолчала об этом, переведя разговор на погоду и рождественские праздники. Когда дежурный обменом любезностями был окончен, леди Портман с присущим ей тактом, упомянула, что у нее есть для Мельбурна кое-какие личные сообщения из дворца. Намек был понятен, и Вик, сославшись на неоконченную композицию из чайных роз для парадной столовой, покинула своих собеседников. Виконт благодарно и тепло проводил ее взглядом.

Шагая по анфиладе комнат, Виктория старалась не думать о том, какие же новости могла привезти эта элегантная светская дама, так бесцеремонно потребовавшая разговора с Уильямом. «Возможно ли, что они с Мельбурном были когда-то любовниками?» — невольно промелькнула у нее в голове шальная мысль, одна из тех, что накануне отравляли ей настроение.

* * *

— Нетрудно догадаться, Эмма, что именно привело тебя сюда так неожиданно. Ведь это Ее Величество просила узнать обо мне, не так ли?

— Как ты проницателен, — саркастично заметила Эмма. — За эти три дня мне не раз пришлось услышать «Где же Лорд М?»

— Если я не ошибаюсь, вся страна сейчас погрузилась в праздники, я оставил на Палмерстона самые срочные дела, а у королевы и без меня есть объекты заботы. Я ведь и раньше отлучался от двора, работая здесь, в Брокет Холле. Что же заставило ее справляться обо мне так скоро?

Они перешли для продолжения разговора в одну из малых гостиных и беседа их принимала все более откровенный оборот.

— Конечно же твое маловразумительное отсутствие в течение нескольких дней в ноябре и теперешние неясные, но тревожащие слухи. Ты заметно изменился Уильям после того исчезновения, и это, увы, заметно не только мне. И потом… появление неизвестно откуда молодой женщины в твоём доме! Даже если ты поведаешь миру о своём дальнем родстве с ней, кто, зная тебя, этому поверит?

— Видимо, давно я не подкидывал светским сплетникам повод вцепиться в мою, и без того потрепанную репутацию, раз новости разошлись так быстро. Но знаешь ли, когда на тебя постоянно лают собаки, ты со временем перестаешь прислушиваться к этому пустому тявканью, — спокойно ответил Мельбурн.

Увидев, как, несмотря на внешнюю выдержку, резко потемнели его глаза, а на лице отразилась так хорошо знакомая ей боль, Эмма инстинктивно дотронулась до его руки.

— Ты никогда не умел притворяться, Уильям, если затронуто твое сердце — после небольшой паузы напрямую заявила Эмма. — Мне хватило одного взгляда на вас с мисс Кент, чтобы догадаться о ваших далеко не родственных отношениях. И еще… Гардении из твоей оранжереи как никогда восхитительны. Особенно в руках такого очаровательного молодого создания, — выложила леди Портман свой последний козырь, намекая на увиденную ею милую сценку с букетом.

Мельбурн заметно сжал челюсти, и желваки заиграли на его скулах. Он прекрасно понял, что ему не удалось провести проницательную Эмму.

— Она славная девушка. Ее сходство с королевой просто удивительно, я уже не говорю о совпадении имен. Твой мужской интерес к ней вполне понятен, — продолжила леди Портман, и взгляд ее вдруг наполнился глубоким сочувствием. — Пойми, я как никто другой искренне желаю тебе счастья, но именно поэтому вынуждена просить тебя подумать о своей дальнейшей судьбе.

— Что ты имеешь ввиду?

— Наша королева уже не та маленькая растерянная девочка, что ежечасно нуждалась в твоем мудром совете. Она заметно изменилась за этот год… Взгляды этого святоши Альберта все больше влияют на ее поведение и образ мыслей. Знаешь ли, она с каждым днём становится ярой поборницей морали и требует этого от своего ближайшего окружения. Твое возможное сожительство с незамужней молодой дамой вряд ли придется ей по вкусу.

— Это не легкомысленная интрижка, Эмма. Мои намерения в данном случае совершенно серьезны, чтобы ни нашептывали королеве преданные доносчики, — тихо произнес Мельбурн, подтверждая, наконец, правоту ее догадок.

Эмма печально улыбнулась:

— Ох, Уильям, мужчины зачастую не видят дальше своего носа, даже такие искушенные как ты. Королева привыкла считать тебя своим преданным рыцарем и ты до сих пор занимаешь ее воображение… Да, да и это не смотря на молодого мужа и только что рождённую дочь! Поверь мне, она пока не готова окончательно отпустить тебя, и позволить быть счастливым вдалеке от нее. Это конечно жестоко и эгоистично, но таковы женщины. Мы часто не можем противостоять собственническим чувствам, даже если это делает кого-то глубоко несчастным. До светских сплетников тебе, конечно, уже давно нет дела, но как же твоя карьера? Судьба вигов в Парламенте? Ты не можешь вот так неожиданно уйти с политической арены и заняться устройством своей личной жизни, Уильям! Если твой выбор не будет одобрен королевой, то высший свет никогда не примет твою жену. Настоящие друзья Вас не покинут и поддержат, но жить в глуши, вдали от Лондона? Тебе, я знаю, это не в тягость, но вот готова ли молодая женщина к такой жизни?

Мельбурн слушал Эмму сосредоточенно и внимательно. Взгляд стал тяжелым, а между бровей пролегла суровая складка. Ему нечем было возразить ей, и оправдать свое почти мальчишеское безрассудство, которое грозило неминуемыми последствиями для него самого и партии власти. Как можно было надеяться на чудо и мечтать о личном счастье, когда он всецело принадлежал своей стране, королеве, своей партии, кому угодно, но только не самому себе.

— Я благодарен тебе за заботу и участие, Эмма, но я справлюсь и найду наилучшее решение в интересах партии и безусловно в своих личных!

Он погрузился на время в чтение. Письмо королевы, переданное леди Портман, подтверждало ее слова. В коротком, но вполне содержательном послании Виктория настоятельно просила своего премьер-министра завтра же явиться во дворец для обсуждения неотложных государственных вопросов.

Уже одеваясь в прохладном и пустом холле, леди Эмма обернулась к Мельбурну и сказала, словно продолжая их прерванный диалог:

— Прошу тебя Уильям, не торопись…ведь тебе и так пришлось немало выстрадать. Подумай и прими верное решение.

Ее последние слова повисли в воздухе, растворившись в глухой и холодной тишине. Лишь в пустом коридоре старинного поместья проскользнула чья-то бесшумная тень.

* * *

Подслушивать было плохо, это Виктория знала с детства, и только теперь до нее дошел истинный смысл этого предостережения. Став невольной свидетельницей окончания разговора между Мельбурном и его давней подругой, она была не в силах пошевелиться и выдать себя. И зачем только ей понадобилось носиться по дому с этими дурацкими букетами! — думала Вик, понимая, что лучше бы ей никогда не слышать того, что леди Портман только что сказала Уильяму. «Какая-то бабочка, попавшая под сапог, может изменить весь ход истории», — вспомнилось ей вдруг. Она не поступит так же с судьбой Мельбурна, не позволит сломать его политическую карьеру и не бросит тень на его память перед потомками!

С этими тяжелыми мыслями Виктория поспешила затеряться среди многочисленных покоев Брокет Холла. Ведь Уильяму после этого неожиданного визита будет над чем поразмыслить в тишине своего кабинета. Да и ей необходимо побыть наедине с собой, принять окончательное решение и вернуться наконец-то с небес на землю. Хотя выбор, собственно, напрашивался сам собой.

Скоро, если Альберт был прав, наступит время для возможного перехода, и она обязана им воспользоваться. Виконт Мельбурн никогда не узнает, что подтолкнуло ее к внезапному исчезновению, и что это будет сделано для его же блага.

Встретившись за ланчем, они обменялись вполне заурядными фразами, но Вик заметила его задумчивость, некоторую отстраненность во взгляде, тревожную морщинку, появившуюся между бровей. Они оба пытались скрыть то, что исподволь терзало их с той самой минуты, как леди Портман покинула дом.

Молча глядя как Мельбурн собирается с мыслями, она затаила дыхание, почему-то боясь услышать то, о чем давно уже догадалась сама.

— Меня вызывают в Лондон неотложные дела, и завтра я должен быть во дворце, — вдруг тихо произнес он, посмотрев в ее глаза с нескрываемым сожалением и грустью.

Несколько минут Вик сосредоточенно разглядывала замысловатый золотой узор на своей чашке. В столовой повисла тишина, и ей казалось, что Уильям может слышать, как неистово и безнадежно затрепетало в ее груди сердце.

— Я понимаю… — просто сказала она в ответ и положила свою маленькую ладонь на его мужественную руку, мягко улыбнувшись ему краешком губ, словно наконец-то нашла ответы на мучившие ее вопросы.

Сама судьба, причудливо тасуя свои карты, выкладывала развязку их обреченного пасьянса. Это было первое, о чем подумала Вик, услышав слова Мельбурна. Он уедет завтра и, возможно уже не вернётся к ней, а ей удастся исчезнуть из его жизни так же внезапно, как и появилась. Все вернется на круги своя, и время обретет прежнюю власть над ними, двумя страниками в лабиринте миров. Так было и так будет. А все случившееся вскоре станет сном, воспоминанием, прочитанной книгой, которую иногда так приятно доставать с полки и, перелистывая знакомые страницы, предаваться бесплотным грезам.

До ужина Виктория, как и положено настоящей леди, должна была провести время в своей спальне и отдохнуть. Она без сожаления позволила Рози освободить себя от корсета, подумав, что уж точно не будет горевать по этому суровому атрибуту женской красоты XIX столетия.

Но немного повертевшись в кровати, Виктория решила оставить безуспешные попытки заснуть в тиши своей спальни и, самостоятельно надев дневное платье, тихонько выскользнула из покоев, прихватив альбом и принадлежности для рисования.

Ей не составило труда вычислить, где лорд Мельбурн нашел приют, в оставшиеся до вечернего чая, часы. Встретив Хопкинса, выходящего из библиотеки с пустым подносом, Вик поняла, что там сейчас начнётся молчаливый диалог Уильяма и бренди. Немного выждав, она тихо подобралась к приоткрытой двери.

Над, уже виденным ею вчера, переводом из Иоанна Златоуста склонилось красивое лицо с хорошо знакомым благородным профилем. Она тихонько прошмыгнула внутрь и проворно устроилась, подобрав ноги в одном из вальтеровских кресел, что стояло в углу. Виконт поднял глаза от рукописи и удивленно посмотрел на нее. Этот взгляд заставил ее покраснеть как школьницу:

— Вы не против того, чтобы я нарисовала Ваш портрет, Уильям? Мешать не стану. Честно-честно, — немного лукаво и с обезоруживающей улыбкой закончила Вик, предупреждая его вопросы.

— Тогда полагаюсь на Ваше слово, юная леди, — улыбнулся он в ответ и вновь углубился в свою книгу.

«И почему все влюблённые в меня женщины пытаются запечатлеть мою физиономию для истории?» — невольно подумал Мельбурн, вспоминая, что для королевы он был в недалеком прошлом таким же объектом позирования как Дэш или любимые, но безымянные куклы.

Он честно старался не прерывать занятия Вик лишними движениями, но в итоге никак не мог сосредоточиться на своём переводе, изредка бросая немного вороватый взгляд на ее милое лицо. Она была полностью поглощена своей работой, немного прикусив от усердия нижнюю губу. Наклон ее головы, изящные и отточенные движения карандаша по бумаге, короткие внимательные взгляды, фиксирующие его черты, все это было ему удивительно знакомо. Но сейчас его обуревали совсем другие чувства. Эта молодая женщина, впервые испытавшая радость любви в его руках, была так дорога и желанна ему, как ни одна другая прежде. Он понял, что никакие увещевания Эммы и голос собственного разума уже не смогут затушить этот огонь в его сердце. Пусть высший свет и сама королева, которую он так любил когда-то, отвернутся от него, пусть придворные сплетники захлебнутся своим же ядом; все, что ему нужно в жизни — держать в объятьях эту очаровательную маленькую художницу с перепачканными углем руками.

Наполненный стакан так и не был поднесён к губам и сиротливо стоял рядом с графином. Почувствовав надвигающуюся и неотвратимую волну желания, Мельбурн по-кошачьи ловко и бесшумно добрался до дверной задвижки, и в его зелёных глазах Вик увидела уже знакомые золотые искры, которым совсем не хотелось сопротивляться.

Чёрные следы от ее пальцев остались на его лице, а затем прочертили линию вдоль спины, освобожденной от рубашки. Словно его тело теперь было холстом, на котором она выводила свои колдовские узоры. В плавящем мареве охватившей их обоих страсти, он уже не мог думать ни о чем кроме ее рук и губ на своей коже, завороженный ее смелостью и открытостью его желаниям. В последний миг этого сумасшествия он сделал попытку отпрянуть, но услышал у виска ее прерывистое дыхание и шёпот теряющийся в полустоне: «Нет! Никому…» Она словно вложила в эти слова всю себя, не стыдясь своих истинных чувств, и ещё крепче прижалась к нему в своем неожиданном протесте, подарив невыносимо сладостное освобождение.

* * *

Вечер накануне его отъезда был тихим и молчаливым. Прекрасно сервированный ужин был ими почти не тронут. Свечи в высоких серебряных канделябрах бросали неяркие отсветы на две фигуры, стоящие у окна. За ним вновь медленно кружились мелкие искрящиеся звездочки снега. На Виктории было новое вечернее кремовое платье с изящной цветочной вышивкой по краю пышной юбки, а в волосы искусной рукой Рози вплетена белоснежная гардения.

Мельбурн подумал, как этот образ напоминает ему о весне, о юности, которая вернулась к нему за несколько волшебных дней, проведенных вместе с этой удивительной девушкой. Он пообещал себе, что приложит все силы, чтобы окончательно разобраться с делами и как можно скорее вернуться в Брокет. Он шептал ей на ушко самые нежные слова, словно хотел хоть как-то сгладить свою невольную вину за внезапный отъезд, понимая, что проницательная Вик догадывается, кто именно ждет его появления во дворце.

Она же тихо льнула к его груди, пытаясь запомнить его тепло, его силу, его запах, тот самый, с нотками амбры и гвоздики. Виктория еще не понимала до конца, где и как произойдет ее переход обратно в свое столетие, но почему-то с поразительной ясностью поняла, что этим вечером видит его в последний раз. Предчувствовал ли он то же самое?

Так или иначе, они еще долго стояли обнявшись в этот поздний час у заснеженного окна Брокет Холла, вглядываясь в глубокую темноту, затопившую кажется все до самого края — две блуждающие звезды, которым суждено было встретиться однажды, вероломно нарушив все законы Вселенной.

Глава 16

Она ощутила его присутствие сквозь утренний сон, когда Уильям почти бесшумно вошел в ее спальню. Почувствовала, как он склонился к ней, его дыхание и нежный легкий поцелуй, едва коснувшийся ее лба. Так целуют заспанного ребенка, когда не хотят расстроить его своим уходом. Пусть же все будет именно так, по-утреннему тихо и спокойно, без неуютного молчания, невысказанных фраз, скомканных признаний. Виктория так и не открыла глаз, хотя ей безумно хотелось обвить его шею руками, прижаться к щеке, поцеловать, слегка поправить его безупречный галстук…

Пусть он уедет сейчас, спокойный и сосредоточенный, не видя слез в ее глазах, потому что она чувствует, нет, уже знает — ей никогда не стать частью его мира.

Он еще немного полюбовался ею спящей, а затем также бесшумно удалился. Плотный ковер скрыл звук его шагов, превратив все произошедшее в часть сновидения.

Виктория поднялась с постели почти сразу, как только услышала легкий щелчок ключа в замке, и, накинув пеньюар, подошла к окну, откуда хорошо просматривалась подъездная дорожка. Экипаж уже ждал хозяина Брокет Холла, который появился через несколько минут, как всегда элегантный, подтянутый и немного чопорный. Мельбурн отдал краткие распоряжения дворецкому и слугам перед тем как сесть в карету, и облачко его тёплого дыхания растаяло в морозном воздухе. Виконт привык держать все под контролем, тем более сейчас, когда оставлял на их попечение столь дорогую ему женщину. Она непроизвольно поднесла руку к губам, боясь хотя бы звуком потревожить тишину спальни.

Глядя на его серьезное и сосредоточенное лицо сквозь переплеты оконного стекла, Вик подумала, что, наверное, именно таким его видит королева, когда он решает важные государственные вопросы и бывает у нее с ежедневным докладом. Она не могла не признаться себе в том, что если бы и королева питала к Мельбурну хоть малую толику тех чувств, что сейчас греют ее сердце, то держала бы этого потрясающего мужчину и премьер-министра страны при себе, вопреки здравому смыслу и наличию мужа.

При всей абсурдности и нереальности происходящего, Виктории хотелось бы встретиться со своей венценосной тезкой из XIX столетия. Наверное, их сходство было не только внешним. Вик интуитивно чувствовала еще что-то, более сильное и древнее, причудливо вплетенное в нити времен, воплощений и судеб, но не подвластное ее воле и непостижимое сейчас ее разумом.

Лошади тронулись, разнося копытами тонкий белый бархат вчерашнего снега, и экипаж с гербами вскоре совсем скрылся из виду. Она увидела длинную темную колею, оставленную колесами, и предательские слезы все-таки запросились на глаза, растворяя её уверенность в том, что, выбрав возвращение в будущее, она делает единственно верный для себя шаг.

Немного побродив по залитой утренним светом комнате словно в каком-то дурмане, Вик поняла, что ведет себя как потерянная дурочка. Надо в конце концов перестать жалеть себя, встряхнуться и вспомнить, кто она. Неужели хватило нескольких дней, чтобы превратить ее в слабое безвольное существо, не способное действовать и принимать решения?

Зябко кутаясь в пеньюар в остывающей к утру спальне, она вспомнила о Рози, терпеливо ждущей позволения войти, и о чашке горячего кофе, который ей сейчас так необходим. За утренним туалетом, пока камеристка как всегда проворно помогла ей одеться и справиться с прической, Вик заметила явно подавленное настроение девушки. О причине не трудно было догадаться. Приглянувшийся ей камердинер виконта, мистер Хопкинс, покинул Брокет Холл, сопровождая своего хозяина в Лондон. Вопросы были не нужны, они поняли без слов, что их сегодня объедининяют схожие переживания.

Не желая обременять кухарку приготовлением полноценного завтрака, Вик ограничилась свежими булочками с джемом и чашкой кофе, доставленными в ее спальню заботливой Рози. Дворецкий был немало удивлен, услышав от горничной просьбу молодой леди — принести последнюю по времени газету, прибывшую из Лондона.

По правде говоря, Виктории нужны были эти долгие утренние часы, чтобы взять себя в руки и свыкнуться с отсутствием Уильяма в доме. Без телевидения и Интернета надо было хоть как-то ориентироваться в «сегодняшнем» мире.

Общество Рози, тихо сидевшей в уголке с шитьем в руках, и пятничных выпусков «Times» и «Morning Chronicle» на столике с завтраком действовало на Вик умиротворяюще.

Подливая себе горячего кофе из серебряного кофейника и лакомясь отличными густыми сливками, она погрузилась в чтение. Передовица официозной напыщенной «Times» была посвящена далекому Китаю: «Как мы уже сообщали ранее, с начала декабря в Гуанчжоу возобновились англо-китайские переговоры. На них Цишань, назначенный наместником Лянгуана вместо Линь Цзэсюя, принял все требования Палмерстона кроме одного — официальной передачи Англии острова Сянган.»

Далее следовало ещё большее нагромождение имён и названий, с трудом удерживаемых в сознании, и Вик перевела взгляд на статью корреспондента из Франции. Заголовок этого объемного опуса привлёк ее внимание: «Франция отдаёт дань памяти своему Императору»: Продолжающиеся с 15 декабря в Париже официальные мероприятия… на днях состоялась торжественная церемония перенесения праха Наполеона, доставленного с острова Святой Елены, в парижскую гробницу собора у Дома инвалидов. Скорбящая Франция в едином порыве благодарности вышла на улицы города… полководческий гений, выразитель национальных интересов…» Смысл этого бесконечного набора эпитетов был уже предсказуем.

Она нашла следующую заметку: «Наш неутомимый и отважный исследователь Африки, сэр Дэвид Ливингстон отправился в Бечуаналенд в очередную экспедицию в качестве врача и надеется…» — Бог мой, а где это? — пронеслось в голове Вик, всегда считавшей себя знатоком географии.

Но следующий заголовок отвлёк ее от этих размышлений. «Успех и признание в лучших домах великосветского Лондона! После визита известного немецкого композитора и пианиста Феликса Мендельсона-Бартольди в Букингемский дворец по приглашению Ее Королевского Величества и того положительного впечатления, о котором мы ранее сообщали, маэстро задержался в столице и стал частым и желанным гостем великосветских раутов в эти предрождественские дни…» Культурная жизнь столицы была явно на высоте, и Виктория невольно порадовалась за английских знатоков музыки.

В разделе объявлений ее внимание привлекла заметка, обрамлённая игривой виньеткой: «Имеем честь сообщить о помолвке Джейсона Филдинга, маркиза Уэйкфилда, с леди Дафнией Ситон, единственной дочери вдовствующего 4 графа Ситонхерста» Виктория невольно прыснула от смеха, представив бледное создание со столь экзотическим именем, чинно ведомое к алтарю. По правде сказать, и она до недавнего времени надеялась когда-нибудь увидеть своё имя в разделе объявлений о помолвке заметно потолстевшей в 21 веке газеты, которая сейчас скрашивала ей утро. До сих пор британским селебрити была не чужда эта славная традиция, а ее мама готова будет задвинуть все свои светские дела, чтобы лично поместить туда объявление. Увы, это мне не грозит, — грустно подумала Вик, переворачивая последнюю страницу.

Передовица более либеральной «Morning Chronicle» разбирала последние новости с театра военных действий в Афганистане и подробности почетной ссылки пленённого эмира Дост-Мухаммеда в Лудхиане. Ещё ниже небольшая редакционная статья посвящалась первым шагам вновь избранного девятого президента Североамериканских штатов Уильяма Генри Гаррисона, его внешнеполитическим приоритетам и возможным союзникам.

На следующей странице с нескрываемой завистью корреспондент газеты отзывался о продуманной политике французов по освоению ранее неизученных земель и соответствующего финансирования последней экспедиции Жюля Дюмон-Дюрвиля к берегам Антарктиды. «Корабли «Астролябия» и «Зеле» благополучно возвратились в порт Тулона после 38 месяцев плавания в антарктических водах.»

Она хотела было отложить газету в сторону, отдав должное апельсиновому джему, янтарно поблескивающему в фарфоровой розетке, но на последней странице прочла: «Странное происшествие в театре»: «В пятницу в Королевском театре Друри-Лэйн во время антракта многие зрители видели призрака «мужчины в сером». Некоторые особо впечатлительные дамы лишились чувств, а джентльмены потребовали в буфете крепких напитков. Как мы писали ранее, у призрака есть достаточно веская причина находиться там: когда здание подверглось ремонту в начале года, скелет мужчины с ножом в рёбрах был найден за старой стеной. Призрак (по-видимому, дух того человека) обычно появляется в амфитеатре, и ему нравятся исключительно дневные спектакли. Он появляется и исчезает, проходя сквозь вышеупомянутую старую стену. Из-за переполоха, вызванного столь скандальным происшествием, второе действие пьесы г-на Булвера-Литтона «Лионская красавица» было продолжено на три четверти часа позже обычного.»

«Куда же без газетных уток и сомнительных сенсаций!» — вновь с улыбкой отметила Вик, заканчивая свое увлекательное чтение.

Оторвавшись от газет, она заметила, что после отъезда виконта в доме стали слышны непривычно громкие голоса прежде бесшумных слуг. Сейчас они не боялись потревожить покой своего хозяина и могли позволить себе некоторые вольности. «Прямо как у нас в офисе, когда Конрой улетал погреть косточки где-нибудь на Мальдивах» — неожиданно подумала Вик, представив на минуту Уильяма в роли своего шефа, и невольно усмехнулась. Он бы точно не давал никому спуску. В памяти возникли моменты, когда Мельбурну пришлось носить современную одежду, которая удивительно шла его высокой поджарой фигуре. Если бы только он мог навсегда остаться там, в ее гостиной и в ее жизни!

Странные, несбыточные фантазии уже закрались в голову… Возможно, не будь Уильям деятелем государственного масштаба и премьер-министром страны, она позволила бы себе помечтать и даже продумать сумасшедший план о совместном возвращении и будущем… Но Второй виконт Мельбурн и пэр Объединённого королевства должен остаться там, где ему и положено быть, а вот она обязана исчезнуть из его жизни.

«Надо быть реалисткой, Вик, и перестань, наконец, тешить себя напрасными иллюзиями…» — строго сказала она себе, пытаясь встряхнуться, избавившись от этого внезапного морока, а потом решительно направилась к двери, чтобы немного побродить по дому. Она была знакома отнюдь не со всеми покоями этого трехэтажного особняка. Сейчас был подходящий случай исправить это упущение.

Виктория спустилась вниз, преодолев широкую лестницу и просторный холл. Дверь в одну из дальних угловых спален первого этажа была приоткрыта, а не заперта как раньше. Два женских голоса что-то оживленно обсуждали. Ежедневная утренняя уборка затянулась сегодня дольше обычного по уже известной причине.

— Ты и вправду так думаешь, Мэг? — спрашивала одна из собеседниц. Виктория, до которой доносились обрывки разговора, поняла, что это та самая старшая горничная, которая так не понравилась Рози.

— Так чего ж тут думать! Хозяин-то уехал, вот увидишь, пришлет записку, да и распорядится отправить ее отсюда! Мне старая Бесс рассказывала, что по молодости он был насчёт «нашей сестры» ох, как крут!

— Бесс уже давно проносит ложку мимо рта, и зачем ты ее слушаешь?

— Может, с ложкой она плохо управляется, но память-то у нее всегда была отменная. Пойдем, и так здесь заболтались, не ровен час, явится мисс Эттли с проверкой.

Виктория спряталась за угол, чтобы не попасться на глаза выходившим из спальни горничным, заметив, что те лишь прикрыли дверь за собой, но не заперли ее на ключ.

То, что было сказано Мэг, обожгло ее самолюбие. И причину такой открытой неприязни она понимала прекрасно! Неизвестно откуда нагрянувшая в дом хозяина молодая женщина в сопровождении миловидной камеристки была здесь нежданной гостьей, а Рози и вовсе стала причиной внимания вожделенного, но недосягаемого для Мэг камердинера. Есть ли во всем этом доля истины, и действительно ли старая Бесс, упоминавшаяся в разговоре, знает что-то о другой стороне характера Мельбурна?

Ноги сами собой повели Викторию к двери. Взявшись за ручку, она еще раз убедилась, что та не заперта.

Переступив порог, Вик увидела довольно светлую и уютную комнату с отделкой в нежных пастельных тонах. Двери, ведущие в гардеробную и туалетную комнаты, были также приоткрыты. Покои, судя по своему декору и изящной мебели в стиле ампир, могли принадлежать женщине, а вид из окон был более чем романтичен: одно выходило на озеро, другое — на уголок сада.

Первое, что бросилось в глаза — небольшой букетик свежих цветов на прикроватной тумбочке, словно здесь ожидали кого-то. Затем ее взгляд остановился на высокой кровати с красиво расписанными тонкими колоннами и кисейным балдахином. Тут же по спине пробежал жутковатый холодок, ладони вспотели, а сердце на секунду замерло. На застеленной атласным покрывалом постели была разложена женская ночная рубашка и кружевной спальный чепец. Очевидно, это было сделано заботливыми горничными, только что наводившими здесь порядок. Виктория в смятении рассматривала спальню, гадая, для кого она была приготовлена. Может быть для леди Эмили, которая собралась навестить брата, или для ее дочерей? Все это казалось маловероятным. В отсутствие Уильяма гости в поместье были исключены.

Позади послышался звук чьих-то шаркающих шагов. Вик неожиданно вздрогнула и резко повернулась. Суховатый старичок-истопник опустил на пол перед камином небольшую связку дров. Он также не ожидал увидеть здесь молодую гостью виконта и, поклонившись, извинился, что припозднился с этой комнатой.

— Нет, вы нисколько не помешали. Это я оказалась там где не следует… И все же, мне очень хочется знать, для кого предназначены эти покои?

Слуга, принявшись за растопку, бесхитростно ответил:

— Так здесь леди Каролина когда-то проживала, упокой Господь ее грешную душу. Умерла-то она в Дербиширском поместье, но хозяин требует содержать комнату в том же виде, что и при ее жизни, — истопник улыбался беззубым ртом, глядя на первое полено, загоревшееся от щепки. — Да… Столько лет, — он смотрел на языки пламени, весело пожиравшие дерево. — А вот сынок ихний, хозяйский, так и жил здесь в доме до самой своей смерти. Отмучился сердешный. Как сейчас помню, был молодой мастер такой добрый, тихий — слово грубого от него не услышишь, хоть и болезный очень… — старик продолжал своё бормотание, не обращая внимания на слушательницу.

Вдруг резкий дробный стук по стеклу заставил ее сердце почти выпрыгнуть из груди. В окно ударилась большая черная птица, Вик явственно различила траурную раскраску ее крыльев, очертания крупного клюва, агатовый блеск зрачка. Раньше это показалось бы ей бредом, но сейчас ее словно предупреждали о том, что не стоит вторгаться в мир теней, нарушая покой тех, кто давно пересек границу неумолимой вечности.

Вик почувствовала подступающую к горлу дурноту и с колотящимся сердцем поспешно покинула спальню. Нравы викторианской Англии оказались для нее слишком странными и пугающими. Ей стало не по себе от этого мемориала, устроенного в доме скорбящим вдовцом. Только сейчас Виктория осознала, что показалось ей таким отталкивающим во внешнем виде покоев, принадлежавших призраку Каро — это были очертания изящных, но крепких кованых решеток на окнах, видимые сквозь нежные складки полупрозрачных шелковых занавесей.

Виктория невольно вспомнила небезызвестную историю мистера Рочестера, мастерски описанную Бронте. А что, если безумная Каролина не бесплотное и болезненное воспоминание? Внезапно у нее возникло непреодолимое желание докопаться до истины. Она должна знать все до конца, пусть это будет пугающим и неприятным, пусть даже изменит ее представления о безупречном джентльмене с викторианских открыток. Перед глазами живо предстала та самая потайная комната, когда-то раскрытая ей Уильямом. Лучшего места, чтобы укрыть кого-то или что-то от чужих любопытных глаз и не придумаешь!

Она до боли стиснула руку в кулак, пытаясь отогнать вязкий страх, который постепенно разливался в ее сознании. «Вик, кажется, ты сходишь с ума. Нельзя поддаваться панике и буйным готическим фантазиям в духе сего времени. Если не возьмешь себя в руки, начнешь, чего доброго, видеть призраков в каждом углу,» — решительно сказала она себе, отгоняя минутное наваждение, и зашагала прочь от жутковатых покоев.

Поднявшись к себе в спальню и прихватив оттуда принадлежности для рисования, Виктория решила провести полуденные часы в библиотеке. Ей казалось, что там она сможет укрыться как от пристального внимания прислуги, так и от своих невеселых мыслей.

Погруженная в тишину комната выглядела как всегда торжественно, но в тоже время уютно. Ничто не нарушало покой в этом святилище мысли. Правда, обтянутая зелёным шёлком кушетка, придвинутая вплотную к книжным шкафам, напомнила Вик о произошедшем здесь вчера перед чаем, и у неё невольно вспыхнули румянцем щеки.

Она с трудом удержала себя от попытки приблизиться к заветному стеллажу с книгами, за которым был спрятан ход в потайной кабинет Мельбурнов. Виктория прекрасно понимала, что, поддавшись минутному порыву, она предаст безграничное доверие Уильяма. И что же она, в конечном счете, может там обнаружить? Письма его безумной жены и все, что связано с Байроном? Портреты и пылкие признания его многочисленных любовниц, а также оплаченные счета от ювелиров и модисток? Совсем не это страшило Викторию, не давая сделать шаг к заветному книжному шкафу. Она боялась увидеть подлинную трагедию жизни лорда Мельбурна, связанную с больным сыном, так и не ставшим его наследником. Наверняка там хранятся какие-то вещественные воспоминания о нем. Цена такого любопытства будет слишком высока, и она не сможет смотреть в глаза Уильяму, не вспоминая о своем подлом вторжении в его прошлое.

Изучая фамильное древо Лэмов-Мельбурнов, висевшее на дальней стене библиотеки, Вик с неподдельным интересом следила за линиями и переплетениями судеб предков Уильяма. Каждый представитель многочисленного семейства имел свою рамочку с датами жизни и был связующим звеном этого искусного графического повествования. Она невольно вздрогнула от фатального несоответствия между живым любящим мужчиной, еще вчера страстно сжимавшим ее в своих объятьях, и надписью в прямоугольнике с датой рождения и недописанной датой смерти. Неприятно удивил Викторию тот факт, что Уильяму, в отличие от его младших братьев, не было оставлено место для новой матримониальной связи. Все обрывалось на Каролине Понсонби с датами жизни, и детях, умерших соответственно в 1809 и 1836 году. Каролина, так неожиданно сегодня напомнившая о своём существовании, судя по датам, уже более двенадцати лет покоилась с миром в фамильном склепе семьи. Продолжение рода по линии Уильяма Лэма 2-го Виконта Мельбурна художником не предусматривалось вовсе.

И снова пришли навязчивые образы совместного будущего, которое никогда для них не наступит. Интересно, думал ли Мельбурн о возможном отцовстве… или он настолько раздавлен трагическим прошлым своего брака, что отметает на корню саму эту идею? Неужели он был бы против? Ведь она не безумная болезненная Каро, а к дурной наследственности он, может быть, и вовсе непричастен. Как все сложно и запутано в том, что должно наполнять сердце только радостью, а душу согревать ощущением тихого счастья…

Пытаясь привести, наконец, свои мысли в порядок, она устроилась у эркерного окна в любимом кресле Уильяма и, стараясь не потревожить его разложенных фолиантов и рукописей, настроилась продолжить работу над портретом. Так он будет казаться ближе, и это ощущение вернет ей прежнее душевное равновесие. Как же люди раньше выносили разлуку, не имея возможности услышать в трубке любимый голос или увидеть хотя бы краткое послание?

Выразительные, слегка подернутые печалью глаза, брови, вот-вот готовые приподняться в удивлении, чувственные тонкие губы, на которых иногда играла горькая усмешка, в уверенных штрихах молодой художницы обретали объем и глубину. Чувство, а не мастерство двигало сейчас ее рукой, и она искренне надеялась, что ему не составит труда об этом догадаться. Она с удивлением и некоторой тревогой обнаружила незримую, но всепоглощающую зависимость от Уильяма, первого мужчины, затронувшего не только ее разум, но и сердце. В этом глубоком и сильном переживании каким-то непостижимым образом соединились и не изжитая детская тоска по отцу, так рано ушедшему из ее жизни, и впервые по-женски осознанное влечение, уважение и преклонение перед его жизненной стойкостью, мудростью и добротой, радость узнавания родственной души, несмотря на разделяющие их годы.

Ей порою было трудно поверить в то, что, общаясь с Мельбурном, она почти не ощущала 25-летней разницы в возрасте и готова была поклясться, что это всегда будет несущественно в ее отношении к нему. При всём различии их натур, темперамента, жизненного опыта для Вик он был самым умным, самым снисходительным, самым любимым мужчиной в ее жизни, и возраст не имел здесь решающего значения.

Это было и прекрасно, и мучительно одновременно, но с каждым днем, прожитым в Брокет Холле, она все больше убеждалась, что не может представить себя рядом с ним в реалиях XIX столетия. Отъезд Уильяма в Лондон и вынужденное расставание укрепили ее в этой мысли. Купаясь в его внимании и заботе, она просто не могла быть рассудительной и объективно смотреть на вещи, но теперь пред ней явственно предстало противоречие между всепоглощающим чувством и желанием оградить его жизнь от последствий их почти запретной любви.

Так, наверное, чувствует себя птица, случайно попавшая в дом, который становится для нее неведомым и чужим миром. Она мечется и не находит себе места, как бы ее ни пытались приручить восхищенные дети, подсыпая вкусных крошек, пока чья-то властная рука не распахнет перед ней спасительное окно…

Глава 17

Он вошёл в угловую приемную под бой каминных часов. Сейчас, когда мир для него заиграл новыми красками, эта комната, дарившая когда-то долгожданные моменты общения с дорогой ему женщиной, виделась совсем по-другому. Словно он отсутствовал несколько лет, а не дней. Мельбурн пересёк комнату и, опустившись на колено, коснулся протянутой ему царственной руки. Упруго поднявшись с ковра, он прямо посмотрел в глаза своей королеве. На лице ее была полуулыбка, но в глазах притаилось непонятное беспокойство.

— Лорд М, я ждала Вас и рада Вашему возвращению в Лондон, — произнесла она спокойно, но ее пальцы немного дрогнули в его руке, выдавая волнение. — Эти дни были просто ужасны. Дэш, мой верный преданный Дэш… Он… — ее голос сорвался, но она взяла себя в руки. — Он оставил нас прямо в сочельник…

— Мне жаль, мэм, — искренне ответил виконт и услышал совсем неожиданный вопрос.

— А меня, Лорд М? — она выглядела сейчас или старалась выглядеть как юная несмышленая девушка, которую он впервые увидел в тот памятный день,когда на нее свалилось бремя королевской власти. Даже дышала взволнованно, прерывисто, жадно ища в его глазах что-то очень важное для себя. Но сейчас все было по-другому. И этот вопрос, произнесенный немного обиженным и капризным голосом, резко контрастировал с ее нынешним статусом и опытом.

— Королева не нуждается в жалости, мэм! — ответил он без промедления, стараясь придать своему голосу уверенную и в то же время мягкую окраску, чтобы не усугубить настроение королевы.

Она немного помолчала, стараясь принять эти слова не чувствами, а разумом, как он сам учил ее когда-то. Но самолюбие женщины, уже почувствовавшей в полной мере вкус власти, не позволяло ей отгородиться от ощущения, что сегодня глазами Лорда Мельбурна на нее смотрит совсем другой мужчина. В них нет той привычной смеси щемящей боли и нежности, готовности отдать за нее последнюю каплю крови! Нет и малой толики того, что дарило ей покой и уверенность на первом году ее царствования, а позже тихую радость и почти уверенность, что этот выдающийся человек испытывает к ней глубокие чувства! Больше она не ощущала себя Прекрасной Донной, благосклонно принимающей любовь и поклонение своего верного рыцаря.

— Отчего я вижу в Вас такие перемены? — вновь испытующе глядя ему в глаза, произнесла Виктория.

— Может быть, возраст неумолимо сказывается на моей внешности?

— Ничуть, я нахожу Вас даже более энергичным, чем всегда.

— Всего лишь свежий воздух, мэм, и здоровый размеренный образ жизни в Брокет Холле, — попробовал объясниться он.

— Я рада, что рождественские каникулы Парламента и затянувшиеся праздники оказывают на Вас столь положительное влияние, но Вы нужны мне здесь, Лорд М. Я хотела бы собрать Тайный совет уже второго января, и для его подготовки мне необходимо услышать Ваше мнение по нескольким вопросам.

— Позвольте узнать, мэм, чему будет посвящено заседание? Тогда я смогу в полной мере проработать основные вопросы и подготовить Вашу речь на нем.

— Меня беспокоит афганский театр военных действий, а в большей степени… самоуправство моего министра и Вашего зятя — Лорда Палмерстона! — последнюю фразу она даже не попыталась смягчить. — В Ваше недолгое отсутствие я пыталась найти в его лице не только компетентного политика, но и человека исполнительного, безусловно считающегося с моей волей. Этой готовности я в нем так и не обнаружила! Полагаю, что Вы, как глава моего правительства, должны вмешаться. А предсказуемость нашей внешней политики не должна впредь зависеть от амбиций ее министра!

Казалось, что эту тираду она заранее отрепетировала, но сейчас ей явно требовалась передышка. Мельбурн был благодарен за короткий кивок королевы в сторону кресла: долго стоять при столь напряжённом разговоре, принимающем неожиданные формы, ему было бы затруднительно. «Генри, безусловно, обаятельный мужчина и приятный собеседник, но в своём видении Британии, как вершителя мировых судеб несгибаем», — подумал премьер-министр, попробовав развернуть разговор в более конструктивное русло:

— Лорд Палмерстон, конечно же, дорожит Вашим мнением, мэм, но не личные амбиции, а лишь забота о Британских интересах делают его политику столь намеренно агрессивной. Поверьте моему опыту, большего патриота и более преданного Вам слуги нужно ещё поискать! Думаю, мэм, он, как никто другой из партии вигов в Парламенте, будет достоин в будущем премьерского кресла.

Королева нетерпеливо повела алебастровым плечом под облаком бельгийского кружева, но удержалась от готового слететь с уст колкого замечания.

«Молодец, уже можешь сдерживать свои порывы», — подумал Мельбурн, втайне гордясь своей повзрослевшей ученицей. В их разговоре повисла непродолжительная пауза.

В минуты сильного волнения Виктория забывала о своём статусе и величии и становилась беспокойна. Вот и сейчас она порывисто встала с кресла и подошла к запотевшему окну. Вглядываясь в неясные очертания дворцового парка, скрытые тонкой белесой поволокой, она продолжила:

— Мне до сих пор не на кого опереться кроме Вас, Лорд М. Особенно сейчас, когда я едва оправилась после рождения дочери и смогла, наконец, вернуться в полной мере к своим королевским обязанностям. В дядиных советах я более не нуждаюсь, а муж… — она сделала паузу и вернулась в покинутое кресло:

— Иногда Альберт бывает совершенно невыносим, пытаясь решать что-то самостоятельно, не спрашивая моего совета и не согласовывая своих действий. Его рвение порой меня пугает… Вы не должны покидать Лондон на столь долгий срок! — в ее голосе отметились властные раздражённые нотки.

Мельбурн вздохнул и лишь удивленно вскинул брови, подумав, что наблюдательная Эмма как всегда оказалась права. Его королева сейчас была во власти своих еще не угасших чувств и вела себя словно ребенок, у которого вдруг забирают любимую когда-то, но давно забытую игрушку. Чистейшей воды эгоизм! Как же он раньше не видел этого или не хотел замечать, списывая все на юный возраст и неопытность своего суверена.

Кажется, еще несколько месяцев назад его сердце замирало от нежности рядом с этой маленькой, но властной женщиной, которую он в какой-то степени создал сам. Он почти два года был для нее другом, учителем, отцом, а потом оказался и ее первой любовью. Один Бог знает, чего ему стоило то невнятное объяснение в парке Брокет Холла! Эта глупая и совершенно дилетантская параллель с грачами, попытка скрыть свои истинные чувства, дикое желание отбросить к чертям все доводы рассудка… Но он хорошо понимал, что не имеет права сразу же отвечать на эту наивную полудетскую влюбленность. Подталкивая ее к браку, он хранил в душе безумную и непозволительную надежду, что она проявит свой характер, что, быть может, ее чувства к нему действительно сильны и глубоки, и вопреки всему она не отступится от них. Однако жизненный опыт не подвел его, и лучезарный облик молодого кобургского принца сделал свое дело. Она, несмотря на их разногласия в представлениях о мире и жизненных приоритетах, влекомая более своим женским инстинктом, чем чувствами, выбрала немецкого кузена себе в мужья. И хотя Мельбурн был изначально не в восторге от кандидатуры Альберта, при ближайшем знакомстве с ним все же почувствовал в этом и образованном, но слишком педантичном юноше способность благотворно влиять на юную королеву.

«Я никогда не могла и подумать, что мне уготовано столько счастья…» — писала она своему премьер-министру на следующий день после свадьбы. Это послание должно было обрадовать Уильяма, но почему-то сжимало сердце болезненным спазмом. Если это была ее месть за отвергнутые им чувства, то она определенно удалась. Он тогда волевым усилием приказал себе забыть эти сентиментальные стариковские переживания и настроиться на постепенный уход из жизни королевы, у которой теперь был муж, ее опора и защита, и провести остаток дней в любимом поместье, посвятив себя переводам и мемуарам. Но видимо, высшим силам было угодно распорядиться его судьбой по-другому. И сейчас в Брокет Холле его ждала женщина, которая подарила ему надежду и свою любовь, пожертвовав всем, что у нее было. Он невольно вспомнил ее сладкий сон сегодня утром, когда пришел проститься перед дорогой, и мысленно улыбнулся этому очаровательному видению.

Сейчас ему нужно поговорить с королевой откровенно и искренне, без недомолвок. Он должен помочь ей понять, что больше не может быть ее бессменным советником, наставником и печальным рыцарем. Эта страница их отношений должна быть раз и навсегда закрыта.

— Мэм, я прекрасно понимаю Ваши чувства после потери столь дорогого Вам существа и опасения по поводу вмешательства вашего мужа в политические дела, — начал он спокойно и выдержанно, — Но не могу не упомянуть о том, что теперь он, а не я должен оберегать Вас и защищать от жизненных бурь. Возможно, стоит позволить ему проявить себя во власти, хотя бы частично, и тогда вы достигните желанного равновесия в семейной жизни. Мое же влияние и присутствие подле Вас только подливает масла в огонь.

Королева, наконец, подняла на него глаза, понимая, что вопреки своим чувствам не может игнорировать факты, произносимые таким знакомым, уверенным голосом.

— Пришла пора расставаться с прежними привязанностями, предпочтениями и смело вступать в новую жизнь, мэм. Я лишь часть вашего прошлого и навсегда останусь в нем, с благодарностью вспоминая те годы, когда мне удалось помочь Вам сделать первые шаги в качестве монарха. Всегда трудно менять привычки и окружение, но такова жизнь, она идет вперед и диктует свои правила. Не бойтесь этих перемен, их еще не мало будет в Вашей долгой жизни… Поверьте мне, как своему верному другу, который желает Вам лишь самого лучшего.

— Лорд М, вы хотите сказать, что я должна позволить Вам отойти от дел, чтобы Вы так же могли начать «новую жизнь»? — по ее глазам Мельбурн понял, что королева знает об истинной причине его экстренного отъезда в Брокет Холл в сочельник. Она смотрела доверчиво, совсем как раньше, слушая его наставления, и он понял, что его слова, как всегда, постепенно усмиряют ее пылкую натуру, заставляя прислушаться к голосу разума.

— Да, мэм. Именно так.

Она на секунду замешкалась, не зная, что сказать, нервно царапая пальцем золотое тиснение на папке для государственных бумаг. Его доводы были убедительны, справедливы, искренни. Ей самой нужно было догадаться о том, что именно вызывает постоянное раздражение Альберта, их неприятные и болезненные размолвки. Мельбурн прав. Надо смотреть правде в глаза и надо смириться… Начиналась другая эпоха в ее жизни, и Лорду М не было в ней места. Но все же, все же… Почему он так спокойно говорит об этом? Гордость и жгучее женское любопытство вели свой молчаливый поединок в ее сердце. В наступившей, почти разряженной тишине этой комнаты прозвучал вопрос, заданный почти деловым тоном:

— Она действительно так похожа на меня?

— Определённо, мэм, — последовал слишком поспешный и неприятно краткий ответ Мельбурна.

Это было совсем не то, что она рассчитывала услышать от всегда чувствующего ее ожидания собеседника.

— И вы?

От ответа на этот короткий вопрос зависело многое в дальнейшей судьбе не только пэра Англии и премьер-министра, но и поданного королевы.

— Безусловно, поступлю как джентльмен, мэм, если у меня ещё остался шанс найти своё счастье в законном браке.

Невольное выразительное «О» слетело с уст собеседницы, голубые глаза заметно потемнели.

— Вы хотите оставить меня и сложить полномочия немедленно? — в голосе слышались уже ледяные нотки.

— Нет, Ваше Величество, такой вариант возможен чуть позже, — тон Мельбурна приобрёл толику деловитости и официальности. — Мое правительство вполне дееспособно до назначенных летом выборов и безусловно будет работать с полной отдачей на благо народа и его монархии. Дальнейшее скрыто даже от моего прозорливого взора, мэм, — прибавил он с мягкой и грустной улыбкой.

— Что же, значит сейчас Вы не ищете себе замену и будете оставаться моим премьер-министром, пока сами этого желаете? — немного растерянно, но вполне твердо спросила королева.

— Именно так, мэм. Пока виги у власти в Парламенте и Вы нуждаетесь в моих советах, я не оставлю свой пост. Если же мы проиграем очередные выборы, то мой кабинет однозначно падет. Убежден, что тогда Вы примите мою отставку с легким сердцем, — вновь улыбнулся он, получив в ответ ее понимающий кивок и чуть заметное движение губ.

Когда были решены все неотложные политические вопросы и подготовлен план проведения Тайного совета, Лорд Мельбурн, склонившись, поцеловал руку своей королевы и вышел из приемной. Он чувствовал, что она проводила его долгим пристальным взглядом, но уже не обернулся…

* * *

Проходя по холодному мрачному коридору с минимальным количеством зажженных свечей и почти не замечая деловито снующих лакеев в напудренных париках, Мельбурн краем глаза улавливал мелькание своего отражения в тусклых зеркалах галереи. Перед лестницей он на минуту задержался и вгляделся пристальнее. Игра ли света или воображения делали его фигуру и выражение лица в глади вычурного стекла значительнее и безмятежнее, чем было на самом деле. Внутреннее напряжение после разговора с королевой никуда не исчезло, но умело скрывалось волевым усилием опытного политика. Он поправил лёгким касанием пальцев безукоризненный галстук и, удовлетворенно хмыкнув, вышел на широкую лестничную площадку.

Навстречу ему поднимались двое. Впереди, чуть косолапя, шёл Роберт Пиль, одетый в мышиного цвета сюртук, мешковато сидящий на его тучной фигуре, и в яркий атласный жилет. На шаг позади от него, с озабоченным видом поднимался личный секретарь принца Джордж Энсон. Мельбурн, моментально изобразив на своём лице выражение лёгкой задумчивости и скуки, начал спускаться, мысленно прикидывая дела на сегодняшний день и вечер.

Поравнявшись, они встретились глазами с сэром Робертом и церемонно раскланялись. Энсон же, нервно кашлянув, задержался и обратился к своему бывшему патрону:

— Сэр, у меня есть к Вам поручение от принца. Осмелюсь уточнить, срочное и конфиденциальное. Не могли бы Вы проследовать с нами на его половину?

Мельбурн с интересом посмотрел на своего бывшего помощника. Он не ошибся в его профессионализме, когда почти год назад рекомендовал его принцу Альберту.

— Полагаю, сэр, вы тоже направляетесь к принцу? — уточнил он уже у Пиля. — — Разумеется, — ответил сэр Роберт, насупившись, как всегда тушуясь под взглядом ироничных зелёных глаз премьер-министра. «Нет, никогда ему не овладеть той лёгкостью и обаянием, присущим подлинным аристократам. Он профессионал, человек дела, вызван во дворец для серьёзного разговора и не умеет разводить весь этот политес» — думал с легкой досадой лидер оппозиции в Парламенте.

Они втроём поднялись на один пролёт лестницы и свернули в сторону личной приёмной принца-консорта.

За последний год Альберт в качестве супруга королевы порядком обжился на неуютном просторе Букингемского дворца. В ожидании приглашения мужчины прохаживались по приемной принца, не вступая в беседу, с деланным интересом разглядывая старинный глобус и разложенные на столе антикварные географические карты. Там же, в аккуратной стопке лежали книги немецких ученых мужей по истории и географии. Принц явно привёз эти дорогие сердцу предметы из Кобурга, как вещественный кусочек своей прошлой жизни. Каминные часы весёлым перезвоном, отдаленно напоминавшим мотив «Ах, мой милый Августин…», отметили час пополудни.

Дверь в рабочий кабинет принца, наконец, открылась, и он порывисто вышел к своим посетителям. Фигура секретаря маячила за его спиной. Компанию им составляла длинноногая красавица-борзая Эос — с лоснящейся черной шерстью и белым пятном во всю грудь, изящный шелковый демон, не оставлявший никого равнодушным к своей особе. Она повела длинным охотничьим носом в сторону чужаков, но не издала ни звука. Вилять хвостом, как простодушный Дэш, было ниже ее достоинства.

Мельбурну вспомнилось, как в начале февраля Альберт, тогда ещё жених, прибыл в Англию в сопровождении колоритной троицы: своего библиотекаря, лакея Исаака Карта и борзой Эос. Принц обожал и ценил свою собаку — все же треть его свиты! Со временем и умная Эос стала чувствовать себя неотъемлемой частью английских апартаментов супруга королевы.

За прошедший год взаимная настороженная дистанция между молодым человеком, волею судьбы ставшим мужем самого могущественного монарха Европы, и первым чиновником государства, годившимся ему в отцы, так и не была сокращена. Но на данном этапе вежливость и подчёркнутая корректность отношений устраивала обоих.

Принц предложил посетителям занять обитые темным шелком кресла и, чересчур торжественно расправив фалды своего сюртука, сам устроился напротив. Мельбурн подумал, что со своими длинными руками и ногами Альберт сейчас напоминает жука-плавунца, пытающегося казаться уверенным на зыбкой водной глади.

Его голос был всегда немного надрывен и приглушен, так что приходилось слегка прислушиваться к сказанному, но сегодня принцу особенно долго не удавалось придать своему тону нужную деловитость из-за явного волнения. Альберт выразил свою обеспокоенность слухами о готовящихся беспорядках в городе и возможном очередном покушении на Ее Величество. Воспоминания о пережитом кошмаре в июне прошлого года были свежи. Он просил принять срочные и превентивные меры по выявлению всех заговорщиков и обеспечению полной безопасности королевы.

«А ведь он по-настоящему ее любит», — невольно отметил для себя Мельбурн, удивляясь, что при этой мысли у него теперь так легко на душе.

Роберт Пиль был краток и сух в изложении имеющихся у него сведений. Не занимая сейчас никаких государственных должностей и возглавляя парламентскую оппозицию, он оставался прежде всего патриотом и компетентным политиком. Его любимое детище — Скотленд-Ярд за те десять лет, что он уже не возглавляет министерство внутренних дел, превратилось в грозную и профессиональную силу, стоящую на страже интересов государства. А старые связи с детективами с Боу-стрит и агентурной сетью тайной полиции за эти годы видимо и не прерывались. Информация была тревожная, многое Мельбурну было уже известно, но он не мог ни признать, что нынешний министр его кабинета такой полнотой картины не обладает.

Когда импровизированное совещание закончилось, Мельбурн и Пиль одновременно раскланялись с хозяином кабинета и в молчании спустились в просторный холл дворца в ожидании пальто, цилиндров и трости. На прощание они практически одновременно протянули друг другу руки, скрепив этим дружественным жестом своё искреннее пожелание удачи на завтра. Но за парадными дверями Букингемского дворца их дальнейшие пути разошлись.

Путь премьер-министра лежал в рабочую резиденцию на Довер-стрит, а впереди его ждало множество неотложных дел.

Глава 18

Королева задумчиво посмотрела вслед удалявшейся внушительной фигуре своего премьер-министра, а затем торопливо подошла к большому зеркалу на стене. Она внимательно вглядывалась в свое отражение, стараясь найти в нем малейшие несовершенства.

Да, надо признать, что после рождения дочери её облик слегка изменился. Талия стала немного шире, плечи округлились, но в то же время черты лица приобрели большую женственность и мягкость. Нет, она по-прежнему красива и способна очаровывать мужчин. Значит, в охлаждении Мельбурна к ней все же виновата эта неизвестно откуда взявшаяся молодая женщина. Недаром мама- герцогиня Кентская была так подозрительно благодушна и улыбчива на официальной церемонии поздравления королевы с праздником…

Насколько же велико их сходство? Леди Портман, вернувшись вчера из Брокет-Холла была не до конца откровенна. Хоть она и давняя подруга Мельбурна, но Виктория — ее королева, и должна получать полную и достоверную информацию от своих фрейлин! И герцогиня Сазерленд тоже излишне снисходительна к Лорду М… Говорила же когда-то maman, что нельзя окружать себя только его друзьями и сторонниками, эта излишняя доверчивость к вигам до добра не доведёт…

Интересно, она ещё увидит Мельбурна до Тайного Совета? Или пусть встречает Новый год в Брокете, праздник все-таки! А может, пригласить его во дворец в приказном порядке, ведь тогда он не сможет отказаться? Нет, это будет выглядеть как месть разочарованной женщины…

Ей следовало бы пожелать дорогому Лорду М счастья и отпустить его с легким сердцем, следовало быть добропорядочной женой и матерью, не помышляя о внимании другого мужчины кроме Альберта. Но как же справиться со своим самолюбием, задетым такой неожиданной и неприятной переменой в отношении к ней верного и преданного премьер-министра?

Несмотря на замужество, Виктория должна была признать, что до конца так и не избавилась от глубокой привязанности к Мельбурну. Ей всегда нравилось его присутствие рядом, скрытая грусть во взгляде и трогательное эхо запретной любви, о которой она знала с того самого дня на маскараде, когда он в первый и единственный раз открыл ей свои истинные чувства.

В ней все еще жила память о тех днях, когда этот умудренный политик заменял ей отца, друга, наставника, всецело отдавал ей свое внимание, время, знания и опыт. И щемящие душу воспоминания о том, как она внезапно поняла, что влюблена в этого красивого немолодого мужчину… Тогда ее переживания были больше платоническими, с толикой неосознанного романтического влечения. Еще ничего не зная о любви, она стремилась в этот таинственный мир со всей страстностью своей молодой натуры.

Ее восторженная влюбленность была отвергнута им решительно и даже жестоко, но ведь она хорошо осознавала, что ответить на ее искренний порыв ему не позволяет чувство долга. В глубине души Виктория всегда хранила воспоминание о своем первом чувстве, пробудившем ее женское начало.

Получив отрезвляющий урок от Лорда М, она нашла утешение в чувствах к Альберту. Ей так хотелось любви, настоящей, красивой, сказочной, вечной. Кажется, теперь, когда она обрела ее, в душе должен воцариться покой и умиротворение. Но королева не чувствовала этого, реальность семейной жизни была куда сложнее, чем представлялось ей когда-то. За плотские наслаждения пришлось платить тяжкими испытаниями беременности, родов и до конца не осознанного материнства. К маленьким детям она по-видимому не испытывает должного умиления, и мужа в детской крошки Вик можно увидеть гораздо чаще, чем молодую венценосную мать.

Их семейную идиллию нередко нарушали мелкие бытовые ссоры. Вот совсем недавно Альберт выразил свое неудовольствие по поводу плохой чистки каминов. Она сказала, что за них отвечают два дворцовых ведомства, и они никак не могут договориться, кто выметает золу, а кто обязан освобождать их от несгоревших дров.

— И в чем проблема? — невозмутимо спросил Альберт.

— Это полный абсурд, но так у нас принято! — пробовала объяснить она мужу.

— Надо это изменить! — настаивал он.

— Ты не можешь этого сделать, это вопрос Летцен! — воскликнула она.

— Так поговори с ней! — чуть возмущенно парировал Альберт.

— У меня совершенно нет времени. Может быть, ты забыл, что я не только жена и мать, но прежде всего суверен, который обязан заботиться о благе своего государства. В кабинете меня дожидаются бумаги, не терпящие отлагательств!

— Что же, ты вновь напомнила мне, что я не способен понять всех твоих монарших забот. Да и как я могу претендовать на сколько-нибудь важную роль, кроме той, которую ты мне отвела в своей жизни и спальне!

Виктория еще раз прокручивала в памяти этот неприятный разговор и жгучую обиду, так явственно прозвучавшую в словах любимого мужа. И глубинную причину подобных выпадов Альберта в ее адрес, ей только что доходчиво разъяснил Мельбурн.

Надо взять себя в руки, перестать оглядываться, ища глазами знакомую высокую фигуру, мягкую улыбку, притаившуюся на краешке тонких красивых губ, придающее сил одобрение в глубине мудрых зеленых глаз. Лорд М отдаляется от неё как никогда прежде, несмотря на всю осторожность, с которой он преподнёс это в их только что состоявшемся разговоре. И это неизбежно, так же, как смена времен года. Надо двигаться дальше, с новыми спутниками, с новыми идеями и, наконец, перестать бояться…

Страх после прошлогоднего покушения все еще таился жутковатой тенью где-то в глубине ее сознания, несмотря на все попытки его преодолеть и забыть как страшный сон. Неужели это был действительно сумасшедший, а не человек, сознательно желающей смерти ей, такой молодой, такой полной жажды жизни женщине, носящей под сердцем дитя? Она помнила мужа в эти тревожные дни, Летцен и мать, окруживших ее удвоенной заботой, и себя, в минуты опасности превратившуюся в одночасье из помазанницы Божьей в маленькую беззащитную девочку, плачущую от приступов панического страха в подушку…

Наконец, королева прервала молчаливый диалог со своим отражением и, вздохнув, направилась к письменному столу, чтобы закончить эпитафию на памятник Дэша. Виктория так и не смогла ее написать в тот печальный день, когда любимый пес оставил ее навсегда. Для его скромной могилы был выбран отдаленный участок Виндзорского парка, и она сама порывалась проститься с ним, уехав на пару дней из Лондона, но Альберт был решительно против такого необдуманного шага. Он настаивал, что подобная поездка в зимнюю стужу может пагубно отразиться на ее здоровье, и нельзя оставлять так надолго маленькую дочь. Тогда она в запале обвинила мужа в равнодушии, и они поругались. Но вечером, заглянув в детскую, она увидела Альберта, нежно склонившегося над колыбелью маленькой Виктории, и поняла, что не ошиблась в своем выборе. Ее муж — ангел, посланный с небес, чтобы защищать и оберегать ее от ненастья. Все остальное со временем встанет на свои места.

И все же…Не отправить ли приглашение на завтрашний званный ужин Лорду М?

Глава 19

Отдав пальто и цилиндр проворному лакею, Мельбурн прошёл в малую приёмную своей резиденции и вызвал секретаря. Самыми срочными были записки к министру внутренних дел маркизу Норманби и руководителям Скотленд-Ярда о назначенном завтра на 10 утра совещании в Уайтхолле. Представителя профессиональных сыщиков и агентов с Боу-стрит премьер-министр лично не знал, но он будет приглашен лично Робертом Пилем. Участие зятя и вождя вигов в Парламенте — лорда Палмерстона также не вызывало сомнения. Самого же отца-основателя полицейской службы Англии и крестного отца лондонских «Бобби» не будет — его политический окрас мог раздражать министров-вигов. Городские же власти будут поставлены в известность о проводимых облавах не раньше, чем за час до назначенного времени. Таким образом, вероятность утечки информации максимально сводилась на нет.

Отдав необходимые распоряжения, Мельбурн мог, наконец, переодеться и с удовольствием отдал Хопкинсу свой помятый галстук. Он с юности имел привычку часто менять галстук на свежий, но в отличие от красавчика Браммеля не делал это по шесть раз на дню.

Освежившись после дороги и неожиданно долгого визита во дворец, он с удовольствием съел холодной телятины с соусом и каперсами, нежнейшего омлета со спаржей и выпил бокал красного вина. Этого хватило, чтобы подкрепить силы для запланированных на сегодняшний день и вечер визитов, и не впасть в дремотное состояние после беспокойной ночи в Брокете. Хопкинсу были даны подробнейшие инструкции, и через полчаса к крыльцу подали карету виконта без гербов, а сам камердинер восседал в ее глубине с резным сундучком на коленях.

Первой их остановкой по пути в Сити был хорошо знакомый Уильяму адрес по Флит стрит, 37. Карета остановилась у парадного крыльца под изящной вывеской банка «Hoare & co». Старинная эмблема в виде позолоченной кожаной бутылки красовалась чуть выше. За последние тридцать лет, что Уильям был постоянным клиентом этого старейшего частного банка Англии, здесь внешне ничего не изменилось, и они поднялись по мраморным ступеням к массивной двери с молотком.

Вот также давным-давно, семнадцатилетним юнцом, Уильям, удивляясь собственной отчаянной наглости, переступил этот порог. Катастрофа тогда была неминуема! Первый в жизни проигрыш немыслимой для его годового содержания суммы в 50 фунтов золотом, юношеское гордое обещание заплатить долг чести, чужие насмешливые лица вокруг, приятели, внезапно исчезнувшие из подозрительного игорного дома — все пронеслось калейдоскопом в голове Мельбурна, как будто случилось только вчера……

Вот, он срывающимся фальцетом просит срочной встречи с управляющим, и на удивленный вопрос служащего о назначенном времени представляется своим настоящим именем.

… Помня, как ребёнком мать однажды взяла его с собой в этот банк, где немолодой управляющий лично встречал виконтессу Мельбурн на пороге кабинета как особо важного вкладчика, он пришёл сюда в порыве юношеского отчаяния. По единственно знакомому ему адресу, других банков в Лондоне вчерашний выпускник Итона просто не знал. Проведя только две недели в родительском доме, ему не к кому было обратиться, негде было просить денег в долг…

Проблема была еще и в том, что сказать о проигрыше своему отцу, лорду Мельбурну, Уильям так и не решился. Их отношения и без того были не слишком тёплыми, в силу разных обстоятельств к своему второму сыну Пенистон Лэм был практически равнодушен. Его гордостью всегда был и оставался до самого последнего дня старший сын и наследник. Только мать и младшая сестра Эмили были искренне рады возвращению Уильяма из Итона в родное гнездо, младшие братья почти забыли его и держались особняком. День выплаты между тем неумолимо приближался.

…Хозяин банка и его бессменный управляющий на протяжении стольких лет, заметно постаревший сэр Чарльз Хор, сидел за массивным письменным столом, и только вежливо кивнул входящему юному достопочтенному Уильяму Лэму.

Несколько раз за время этого тягостного для него разговора, Уильям пытался встать и уйти, гордо неся свою голову навстречу неминуемому позору. Но что-то в справедливых и безжалостно правдивых словах старого банкира удерживало юношу на месте. Его щеки вспыхивали румянцем, а пальцы нервно теребили пуговицу пальто. Итог разговора поверг его в ступор. Деньги он получит как несовершеннолетний только под личное поручительство своей матери, виконтессы Мельбурн, к которой банкир питает всяческое уважение.

— Это все, что банк может предложить Вам, юноша! — отчеканил старик и строго посмотрел на Уильяма из-под густых седеющих бровей.

Ему как несмышлёнышу преподали урок, аристократической гордости был нанесён ощутимый урон, но злость на самого себя и свою детскую доверчивость, позволившую старшим приятелям втянуть его в сомнительную авантюру была ему тяжелее во стократ. Уильям смог произнести несколько вежливых слов и молча покинул кабинет.

Впереди его ждал непростой разговор с матерью. Все ещё прекрасная леди Элиза только укоризненно вскинула свои тёмные глаза на сына, но сама помочь ему не могла, уже успев истратить своё месячное содержание, безотчетно выдаваемое мужем на «булавки». Со свойственным ей тактом и безграничной любовью к своему второму сыну, она нашла весьма неординарный способ выплаты банку взятой в долг суммы, после погашения карточного «долга чести».

В оставшиеся месяцы до отъезда в Кембридж, Уильям составлял многостраничный каталог произведений искусств и книжных раритетов в городской усадьбе и загородном доме ее старинного друга — Джорджа Уиндема Третьего графа Эгремонта. Это позволило ему не только получить новые знания, существенно расширить свой кругозор, но и ближе познакомиться с этим незаурядным немолодым джентльменом. В качестве благодарности, граф сделал благотворительный взнос в один из многочисленных фондов вигов, патронируемых его матерью. Деньги с полагающимися процентами без промедления были возвращены банку и Уильям смог, наконец, почувствовать себя свободным. Урока, полученного в юности, ему хватило надолго — впредь он не играл в сомнительных, недостойных джентльмена местах и не ставил на кон средств, которых не было в его кармане.

Эта, почти забытая им самим история, неожиданно всплыла в памяти, когда в сопровождении служащего они подошли к такой знакомой двери кабинета нынешней владелицы банка — внучки сэра Чарльза.

Неожиданный личный визит лорда Мельбурна — давнего вкладчика банка и обаятельного джентльмена, откровенно порадовал мисс Терезу Хор. На ее худощавом бледном лице появилось подобие улыбки. Старая дева и уже признанный в банковском сообществе профессионал, буквально на мгновение превратилась в обаятельную молодую женщину.

Хорошо, что сегодня она задержалась чуть дольше обычного и может принять его сама. Откинув ненужный апломб, и не тратя время попусту, она внимательно выслушала пожелания виконта и сделала пометки в своём блокноте. Задача была предельно ясна: завтра к полудню составить полный отчёт о состоянии его основного вклада, движении средств на текущем счёте и подсчитать приблизительную стоимость принадлежащих ему ценных бумаг. Кроме того, лорд Мельбурн хотел сейчас же навестить банковское хранилище и свой именной сейф.

В сопровождении личного камердинера лорда и вызванного в кабинет старшего кассира, отвечающего за доступ к этой части банка, они вчетвером спустились в подвал, оборудованный под хранилище и снабжённый солидной охраной.

После несколько утомительных проверок и записей в журнале учета посетителей, их допустили в небольшую комнату без окон, освещаемую свечами в напольном канделябре, где стояли рядами массивные личные сейфы клиентов. Они открывались поворотом двух ключей — самого владельца и банка, а также набором особого шифра.

Когда одновременно с банковским служащим они вставили в замок оба ключа, Мельбурн, закрыв широкой спиной свою руку, набрал тайный код на лицевой панели сейфа. Потянув ручку, он открыл массивную дверцу. Это послужило сигналом для выхода посторонних из помещения. Хопкинс, по своей годами выработанной привычке телохранителя, встал на пороге. Уже через несколько минут он наполнял привезённый сундучок аккуратными упаковками с золотыми соверенами и несколькими разнокалиберными бархатными футлярами, вручаемыми ему из рук в руки хозяином. Лязг металлической дверцы, поворот ключей и вот они с тем же почетным эскортом поднимаются в прохладный мраморный вестибюль.

Прощаясь, Мельбурн почтительно пожал руку хозяйке финансового царства и сказал несколько учтивых слов.

— Будьте уверены, милорд, мы все подготовим. Я буду ждать Вас… к полудню — сказала всегда серьезная и деловая банкирша, но почему-то совершенно по-девичьи покраснела.

Экипаж с застоявшимися на холодной улице лошадьми, начал медленно набирать скорость. До Сити, по загруженным в этот закатный час улицам города, ехать было не меньше получаса. Уильям торопился застать директора Банка Англии на месте, но совсем некстати на его озабоченном лице промелькнула самодовольная улыбка. Он вспомнил чуть дрогнувшие пальцы и зардевшиеся щеки достойной преемницы недавно умершего старого банкира. Что ж, значит он ещё способен производить должное впечатление на женщин, и мисс Виктория Кент, такая нежная и желанная, по которой он уже определённо соскучился, яркое тому подтверждение.

Миновав громаду собора Святого Павла, медленно проплывающую за стеклом, Мельбурн протянул руку к шнуру, соединённому с облучком кучера и отдал короткий приказ. Он должен посетить ещё одно место, и уже через несколько минут они свернули влево в сторону улицы Чипсайд и въехали за границы Лондонского Сити. В отличие от своего суверена, премьер-министру не требовалось на это специального разрешения Лорда-мэра Сити. Да и королеве вряд ли бы пришло в голову появляться в этой части города, без особых на то причин. Этот средневековой ритуал свято блюдется до сих пор и Мельбурн прекрасно помнил ворчание старого короля Вильгельма, дяди Виктории, когда с соблюдением всех формальностей они наконец пересекли границу Сити. При большом скоплении подданных они посетили тогда новое здание Банка Англии, гордо возвышающегося над Треднидл-стрит.

Перед крыльцом монументального здания Банка Англии с классическим порталом, украшенным колоннами, среди экипажей, ожидавших своих хозяев, Мельбурн приметил карету со знакомыми гербами. Удача явно поджидала его в конце этого долгого пути. Он неспешно покинул свой экипаж, оставив Хопкинса на страже ларца, и направился внутрь здания.

Вышколенные лакеи подобострастно согнулись в поклоне, узнавая посетителя, и проводили его в просторный холл. Снимая цилиндр и пальто, виконт ещё раздумывал о предстоящем в этих стенах разговоре, когда увидел знакомую, крепко сбитую фигуру, спускающуюся по широкой лестнице. Встреча с канцлером казначейства была неожиданной, но очень своевременной. Ведь нового главу банка, к которому он приехал, и недавно назначенного на должность, Мельбурн знал пока плохо в отличие от Френсиса Бэринга, барона Нортбрука, члена его кабинета. Они тепло поздоровались, обменялись парой фраз и, почти синхронно надев пальто, вышли на морозный вечерний воздух.

Их взаимная симпатия зародилась всего несколько лет назад, когда Уильям ближе познакомился с кандидатом на этот высокий пост в его правительстве. Барон Нортбрук был моложе виконта, но опытен в финансовых вопросах, строг и взыскателен как начальник казначейства и обаятелен как человек. Его поздняя женитьба и любовь к размеренной семейной жизни были притчей во языках среди прожжённых политиков и старых холостяков-министров. Однажды заехав по срочному делу на дом к барону, Мельбурн застал человека, занимавшего в иерархии государственной службы страны четвертую позицию, играющим с пухлыми близнецами- «херувимами», повисшими на его локтях и весело болтающих в воздухе ногами. Эта картина затронула в душе виконта чувствительную болезненную струнку, и он нарочито быстро уехал из этого тёплого дома, наполненного до краев простым человеческим счастьем.

Решено было ехать в клуб «Атениум» на Пэлл-Мэлл, где всегда можно найти уединенный уголок и переговорить без лишних глаз и ушей. Они тронулись с площади почти одновременно, окончательно покидая Сити и держа путь в сторону Вестминстера. Мельбурн не тратя время даром, дал своему камердинеру распоряжения на оставшийся вечер и утро. Дел требующих его внимания было ещё много, но виконт рассчитывал провести этот вечер с максимальной пользой в стенах самого тихого и интеллектуального мужского клуба Лондона. Руководствуясь расхожим мнением, что нет такой проблемы, которую нельзя было решить в клубе за час с бокалом шерри, джентльмены выбрали это место на полпути к своим городским особнякам. Барон, как человек семейный торопился вернуться домой к обеду, но срочность вопроса заставила его поменять планы.

Здание «Атенеума», построенное по проекту Децимуса Бертона в 1830 году, по праву считалось одним из самых элегантных классических зданий в Лондоне. Единственной женщиной в его стенах, с которой мирились джентльмены, была статуя Афины Паллады на фронтоне. Это правило было краеугольным камнем мужского восприятия мира и строго соблюдалось с момента появления в конце XVII века первых закрытых клубов для джентльменов.

Мельбурн отпустил свой экипаж, и они с канцлером, как завсегдатаи были дружелюбно встречены легендарным неподкупным дворецким клуба, зорко следящим за вновь прибывшими гостями. Мельбурн был давним и почётным членом этого храма интеллектуальной мысли, в других клубах он появляется значительно реже. В клубы, традиционно поддерживающих тори, он не ходил принципиально, другие же были ему неинтересны как своей направленностью, так и кухней. В легендарном «Олмаксе» с его балами и хорошенькими дебютантками он не бывал со времён молодости своей сестры, тогда ещё в первом замужестве графиней Каупер. Сначала семейный статус и связанный с ним скандальный шлейф, а затем и жирный крест на устройстве личной жизни, мешали Мельбурну переступить его порог. Прославленный герой войны с Наполеоном и кумир англичан, герцог Веллингтон спасовал однажды перед матронами этого пафосного заведения и был развернут ими на пороге. На нем были дневные брюки, но не полагающиеся для вечера шелковые панталоны! Прошли долгие годы, и теперь сама леди Палмерстон числилась в дамах-патронессах…

Им отвели уютный кабинет на втором этаже, свежие газеты и бокалы с шерри красовались на низком столике рядом с кожаным диваном. Ничто не мешало их беседе.

На вопросы Мельбурна, бароном давались краткие, но исчерпывающие ответы — он владел ситуацией и все вопросы работы Главного банка страны были в его руках и под неусыпным контролем. Он посоветовал Мельбурну для решения конфиденциальных вопросов, связанных с договором хранения и сейфохранилищем, обратиться минуя высокое начальство, к старшему клерку особого подразделения, которого он давно и хорошо знал. Записка к нему была тут же написана рукой канцлера на фирменной дорогой бумаге клуба и отдана Мельбурну. Они подняли бокалы с рубиновым напитком за удачу и перешли к следующему вопросу.

Посвятив в общих чертах канцлера казначейства с повесткой завтрашнего заседания в Уайтхолле, Мельбурн заручился его поддержкой в вопросе выделения Парламентом дополнительных средств на работу полицейских служб страны и создания особого премиального фонда.

Они допили шерри и поднялись, Фрэнсис Бэринг откланялся и поспешил к выходу, лорд Мельбурн сложил его записку в карман — завтра она будет ему весьма кстати!

Ужинать в клубе в повседневном костюме категорически не приветствовалось, а в одиночестве было mauvais ton. Надо подняться с уютного дивана и ехать домой, вызвав запиской свой экипаж с Довер-стрит, но Уильям продолжал сидеть на диване и рассеянно листать сегодняшнюю «Таймс».

В приоткрытую дверь уединенного кабинета неожиданно втиснулась высокая фигура зятя. Лорд Палмерстон был как всегда кстати!

Наедине без лишних ушей, они давно перешли на «ты» и сейчас их диалог вряд ли напоминал великосветскую беседу. Лорд Генри прикрыв за собой дубовую дверь, сел напротив в кресло и Уильям ознакомил его с текущей диспозицией.

— Королева высказывает недовольство твоим самоуправством и нежеланием считаться во внешней политике с ее мнением, Генри. Учти при малейшем промахе она захочет твою голову на блюде! — начал Уильям свою «воспитательную» речь. — Неужели нельзя быть с нашей маленькой королевой более покладистым и терпеливым? Она ведь женщина, властная, нетерпеливая, но женщина! Тебе же всегда удавалось убедить ее в своей правоте! И поступать сообразно интересам страны, жёстко, но неуклонно.

— Она заметно изменилась за последний год, Уильям! Разве ты этого не видишь? Мельбурн молча кивнул. — Может повзрослела, а может муж нашёптывает и настраивает против меня… Он немец и не должен лезть во внешнюю политику страны! Он стал подданным Соединенного королевства меньше года! — сказал министр с горечью. — Ты же знаешь, какой объём работы мы выполняем в министерстве. Даже твой брат уже который год не может навестить родину из-за занятости и ответственности, что лежит на каждом нашем дипломате.

Уильям не делал попыток возразить — Фредерик Лэм, младший брат Мельбурна действительно давно не возвращался с континента, в ранге полномочного посла Англии пребывая при разных европейских дворах. Они не виделись несколько лет и общались исключительно по переписке.

Мельбурн встал,подошёл на цыпочках к двери и резко ее распахнул, в коридоре было пусто. Он опять плотно закрыл ее и вернулся в объятия кожаного дивана. Им предстояло обсудить те сведения, что ещё сегодня днём излагал Роберт Пиль в кабинете принца.

Лорд Палмерстон по своей, годами выработанной привычке, молча слушал Уильяма и только потом задал два-три уточняющих вопроса. Безопасность королевы, полумифическая организация «Молодая Англия» и возможная активность ирландских националистов в самом сердце страны, его беспокоили и по отдельности и в целом. Они обсудили детали и выработали основной план завтрашнего совещания. По ирландским активистам, лорд Генри обещал навести справки в своей особой «разведслужбе» при министерстве.

За окном повисла непроглядная декабрьская тьма и Мельбурн вспомнил о времени и об ужине, на который он не сможет расчитывать в этих стенах. Лорд Палмерстон выразительно хмыкнул: — Я как «отец-основатель» имею здесь больше привилегий, чем кто-либо. К черту условности и запреты! Идём наслаждаться хорошей едой и пить отличнейший бренди! — и они спустились вниз, в ту часть клуба, где джентльмены исправно служили Бахусу и поглощали в приятной обстановке лучшие творения знаменитого французского повара.

Уильям, сидя за накрытым столом в компании своего зятя, впервые за день смог отпустить напряжение этого бесконечно длинного дня, насладиться лёгкой светской беседой и отличным ужином. Ближе к полуночи карета Лорда Палмерстона вернула его по заснеженным улицам в городскую резиденцию на Довер-стрит.

… Минувший день полный хлопот и переживаний оставил свой след в уставших глазах и на отяжелевших веках виконта Мельбурна. И добравшись наконец до своей спальни, он моментально уснул едва коснувшись щекой подушки, так и не задув оставленную на туалетном столике свечу.

Завтра, 29 декабря 1840 года его ждали многочисленные дела, от благополучного разрешения которых зависела как судьба страны и королевы, так и его собственное будущее.

Глава 20

Следующим утром после отъезда Мельбурна Виктория проснулась как никогда рано. В ее душе уже не было прежнего умиротворяющего чувства близости к мужчине, которому теперь всецело принадлежало ее сердце. Дом казался ей совершенно мертвым и пустым, несмотря на многочисленную прислугу, снующую по коридорам старинного особняка. Видимо, лишь его хозяин мог создать здесь ту атмосферу, к которой Вик успела привыкнуть за несколько счастливых и тревожных дней, прожитых в Брокет Холле.

Виктория села и свесила ноги с кровати. Они стали ощутимо подмерзать. Вернулась в постель, накрылась одеялом, согрелась. Протянула руку к прикроватному столику и посмотрела на свои часики. Встроенный в них календарь уже поменял дату. 29.12. Вт. — было написано в изящном окошке. Наступил очередной день фантастически далёкого 1840 года.

Чувство тревоги и ожидания чего-то неотвратимого не позволяло заснуть так же безмятежно, как прежде. А потому Вик, решительно отбросив одеяло, позвонила в маленький серебряный колокольчик, подав знак предупредительной Рози, что пора приводить себя в порядок.

Горничная не заставила себя долго ждать и уже через пару минут появилась на пороге. Но привычно свежее лицо девушки сегодня выглядело бледным и осунувшимся, на лбу выступали капельки пота. Стараясь казаться бодрой и веселой, она пыталась развлечь хозяйку забавной историей, услышанной на кухне, но получалось у нее плохо.

От Вик не укрылось болезненное состояние Рози, и она практически заставила ее присесть рядом на банкетку.

Несмотря на свое смущение и явно переживаемую неловкость, горничная наконец призналась:

— Это все женский недуг, мисс Виктория. Он меня каждый месяц мучает, будто я какая-то неженка. Но мама сказала, что как только выйду замуж и рожу детишек, все и пройдёт! Верное средство!

При явной примитивности такого подхода к проблеме, Вик не могла с ним не согласиться. Рекомендации, данные неграмотной девушке из Дербишира, прозвучали когда-то и для нее самой. Вот только давал их профессор медицины в сверкающем белизной кабинете. За этот визит ее матери пришлось выложить почти 90 фунтов! А результат и советы, что она услышала от «светила», практически те же: сбалансированное питание, режим дня, умеренность в спорте, исключение стрессов и полноценный сон. А главное — замужество и рождение детей. Тогда проблема с циклом может решиться и без гормональной терапии.

Вик поняла, что уровень медицинских знаний за почти два века в этой тонкой сфере не ушёл далеко вперед. Но сейчас надо было позаботиться о страдающей горничной.

— Вот что я скажу, Рози. Сейчас ты отправишься в постель и положишь грелку на живот.

— Но, мисс Виктория, у меня еще столько дел на сегодня! — пробовала запротестовать девушка, но Вик решительно остановила ее:

— Не беспокойся, я вполне самостоятельна и смогу сегодня пережить отсутствие твоей помощи. Лучше скажи, у кого в доме может храниться аптечка? То есть, — тут же поправила она себя, — лекарство от боли?

— Ох, мисс Кент, Вы так добры! Я слышала, что вся здешняя прислуга ходит за снадобьями в дом викария.

— Не знала, что викарий еще и аптекарь по совместительству! — удивленно произнесла Вик.

— О нет, это его жена. Говорят, во всей округе не сыскать такой искусной травницы. Она всех очень выручает. Семья у них большая, и от провизии в благодарность они никогда не отказываются. Наша кухарка как раз собирается отправить за лекарствами свою внучку Фанни. За завтраком она говорила, что нужно взять заживляющую мазь для судомойки и травяной настой для мистера Финчера, который со вчерашнего вечера мается кашлем.

— Вот и славно! Я пойду с Фанни! Мне ведь надо себя чем-нибудь полезным занять, пока Его Светлость находится в Лондоне. Прогуляюсь на свежем воздухе да поболтаю за чаем с викарием и его женой! Этот дом такой большой и мне здесь иногда становится не по себе, — Вик произнесла последнюю фразу скорее для самой себя.

Рози, успевшая застегнуть последнюю крошечную пуговицу на спине платья Вик, поняла, что возражения бесполезны, и послушно побрела в свою комнату, не переставая удивляться и радоваться тому, как ей повезло с такой понимающей и доброй хозяйкой.

Фанни оказалась задорной розовощекой девчушкой лет десяти с копной ярких медных волос, которые непослушными завитками выбивались из-под ее тёплого капюшона.

Они бодро зашагали по заметенной снегом дороге. Корзинка со съестным приятно оттягивала руку Виктории, а Фанни пытаясь согреться на ходу, веселело, как чижик, подпрыгивала на одной ножке. Поначалу девочке было чуть боязно в обществе молодой красивой леди, но потом она не удержалась и спросила с детской непосредственностью:

— А Вы будете и после праздников жить у Лорда?

Вик смутила такая формулировка, и она замешкалась с быстрым ответом. Но Фанни, похоже, его и не ждала, невозмутимо продолжив:

— У нас на кухне думают, что Лорд заберёт Вас с собой в Лондон, как только купит Вам миленькую квартирку с обстановкой. Бабушка говорит, что так всегда поступают настоящие джентльмены! Ой, я не должна была этого говорить, но мне будет так жалко расстаться с Рози, она такая милая и скромная!

Неприятно удивленная Вик словно увидела свое имя на первых полосах желтой прессы. Так вот как к ней относятся в доме! Она для них лишь очередная содержанка виконта и не более! Квартирка с обстановкой для встреч — пошлее не придумаешь!

— Почему ты будешь скучать по ней, Фанни? — только и смогла спросить Вик, вынырнув из своих мыслей.

— У них с Хопкинсом, да Вы и сами знаете, мисс… — Фанни потёрла кончик подмерзающего носа и засунула руку в карман. — Вот была бы я уже взрослая, непременно влюбила бы в себя мистера Хопкинса, и он бы пал к моим ногам… И девочка смущенно захихикала.

— Почему именно Хопкинс, он ведь староват для тебя, Фанни?

— Он такой… А Вы знаете, что раньше он был настоящим разбойником? Правда, правда! Как романтично… И он свёл с ума не одну бедную девушку, — Фанни мечтательно зажмурилась, подставляя лицо солнцу, и Вик поняла, что женское начало в этой эпохе проявляло себя куда раньше нашего эмансипированного и продвинутого времени.

Дом викария стоял рядом с церковью поместья, на небольшом пригорке в окружении невысоких розовых кустов. К лету своим буйным цветением они превратят невзрачный коттедж в один из тех живописных уголков, что попадают на глянцевые открытки. Приближающиеся гостьи уже были замечены из окна, и в доме началась настоящая суета. Дети в радостном оживлении ждали появления той самой приветливой молодой леди, что была так внимательна к ним в рождественский вечер. А большая корзина в ее руках подкрепляла самые радужные догадки.

Однако, когда Вик в сопровождении Фанни переступила порог дома, их ждал совсем не такой радушный прием, как ей представлялось со слов Рози. Фанни сразу же проводили на кухню, ее социальное положение, несмотря на новую и добротную одежду, было гораздо ниже, чем у членов семьи достопочтенного викария Томаса Уэксли.

Жена викария, рослая и тучноватая женщина с колючими серыми глазами, строго смерила Викторию проницательным взглядом и сдержанно ответила на приветствие. Ей уже давно стало известно, что эта девушка приехала вместе с виконтом из Лондона с одной лишь молоденькой камеристкой и живет в большом доме уже несколько дней. В то, что она приходится Лорду дальней родственницей, проницательной миссис Уэксли верилось с трудом. Вся эта ситуация сильно смахивала на предосудительную связь, и поэтому она, как оплот нравственности прихода, была не в восторге от такой неожиданной гостьи. Дети были моментально отосланы наверх в свои комнаты, а в небольшой гостиной хозяйкой был подан чай.

Вик сразу же почувствовала, как сухо с ней разговаривает хозяйка дома, несмотря на свой явно добрый нрав. Ведь женщина постоянно помогает всей округе своими средствами, а целительством невозможно заниматься, не имея хоть каплю человеколюбия. Здесь было что-то другое, связанное с теми правилами и условностями, силу которых Виктории уже пришлось испытать на себе. Разговор не клеился, паузы становились все длинней, и она отчетливо поняла, что здесь ей не очень рады.

Посидев еще немного за столом, дабы соблюсти приличия, Вик сослалась на неотложные дела и показала миссис Уэксли список заказанных снадобий. Женщина деловито пробежалась глазами по листку бумаги, что-то пробормотала себе под нос и попросила гостью следовать за собой.

Пройдя по небольшому узкому коридору, они оказались в маленькой опрятной комнате с жарко пылающим очагом. Воздух был наполнен густым и едким ароматом, под потолком висели связки трав, на полках устроилось бесчисленное множество склянок самого разного размера. На каждой был аккуратно приклеен небольшой листок с описанием средства.

«Вот это да! Настоящая лаборатория знахарки под крышей у преподобного! Было бы интересно узнать обо всем этом подробнее!» — подумала Виктория, но с грустью поняла, что миссис Уэксли не станет с ней откровенничать, несмотря на пустые любезности, недавно расточавшиеся ей за столом.

Подобрав необходимые лекарства и сложив их в небольшую корзинку, миссис Уэксли попыталась изобразить искреннюю улыбку, но это у нее явно не получилось.

«Что же я сделала не так?» — размышляла Вик на обратном пути, пока они с Фанни осторожно спускались по подмёрзшей дороге от дома викария к особняку. Но ее маленькая спутница быстро развеяла тревожные мысли своим непосредственным щебетанием. Кажется, она знала миллион забавных, а порой и жутких историй, в изобилии пересказываемых простыми людьми, среди которых выросла. К тому же погода была чудесной. Свежий морозный воздух был кристально чист и наполнял легкие словно живительный источник. Вик дышала глубоко и сейчас просто наслаждалась моментом, стараясь забыть о своих неприятных открытиях.

Наконец, они свернули на знакомую подъездную дорожку, а вскоре показался и сам особняк.

До ланча было еще достаточно времени, и Виктории пришла в голову мысль заняться декорированием покоев Брокета рождественскими венками. Ведь за все эти дни ей не приходилось видеть ни одного подобного украшения.

«Почему бы и нет, вреда от этого не будет никакого, сочтут за очередную причуду загадочной гостьи», — подумала Вик. Где взять ветви остролиста и омелы, она хорошо знала. К тому же в ее корзинке был травяной настой от кашля, предназначавшийся мистеру Финчеру.

Главный садовник и смотритель оранжерей Брокета принял ее радушно, поблагодарив за заботу. Он в силу возраста и некоторой отгороженности от мира работал и жил в самой оранжерее, предпочитая общество цветов и растений рядовым обитателям особняка. Ему не составило труда снабдить молодую леди всем, что ей было необходимо. Он был приятно удивлен простотой, мягкостью ее манер и неподдельным интересом к его кропотливой работе. Кем Виктория приходилась лорду, оставалось для ученого мужа загадкой, но жизненный опыт подсказывал, что она совсем не случайно появилась в жизни старого холостяка Мельбурна.

Сидя в гостиной, Вик перебирала яркие глянцевые листочки и веточки красных ягод, аккуратно переплетая их между собой, живо представляя, как удивится Уильям такому непривычному декору в хорошо знакомом ему интерьере. Она с легкостью отвлеклась от всех ненужных мыслей и тревог, полностью отдавшись своему увлекательному занятию. Корзинка с остролистом стремительно опустошалась, а рядом уже лежала пара готовых рождественских венков. Закончив последний, Вик с гордостью посмотрела на свои творения.

— Вам письмо от Его Светлости, мисс Кент, — голос вошедшего лакея неожиданно оторвал ее от работы.

— Спасибо, — растерянно произнесла Вик, взяв с протянутого ей серебряного подноса аккуратный маленький конверт, скрепленный сургучной печатью с монограммой виконта. И тут же почувствовала, как в душе завозилась уже знакомая тревога. Читать записку здесь, при слуге и маячавшим в дверном проеме дворецком, она не решилась и поспешно покинула гостиную.

В спальне вдруг обнаружилась Рози, старательно подшивающая подол того самого вишневого платья, подаренного Энтони, в котором она всего несколько дней назад преодолела заброшенную аллею Сент-Джеймского парка.

Вик осуждающе покачала головой, ведь девушка была освобождена от работы на целый день, но предпочла нарушить это распоряжение и снова принялась за выполнение своих обязанностей. Оправдывая такое поведение, Рози сказала, потупив глаза, что и так провалялась без дела все утренние часы. Совесть не позволяет ей продолжать нежиться в постели в разгар дня, когда платье мисс Виктории чуть распустилось после стирки, и его требуется привести в порядок.

«Да, этот мир мне до конца не понять», — подумала Вик, отходя к окну, чтобы наконец прочитать письмо Уильяма. Ее терзало какое-то навязчивое и неприятное предчувствие. Она смогла справиться с волнением и ее пальцы проворно вскрыли послание.

«Дорогая Виктория. Вынужден сообщить, что дела государственной важности задержат меня в Лондоне гораздо дольше, чем я рассчитывал. Смею надеяться, что завтра, после доклада королеве, я смогу выехать обратно. Ваш Уильям».

Всего несколько деловых и лаконичных фраз… А на что она, собственно, рассчитывала?! На горячие признания в любви, сонет политый слезами и грустный смайлик в конце?

Если она останется здесь навсегда, то ей придется привыкать к постоянным отъездам Мельбурна и своему вынужденному одиночеству в Брокет Холле. Королева и государственные дела не оставят его в покое, пока он не сложит с себя полномочия премьер-министра страны. Нет, она пока не готова провести остаток своих дней в бесконечных ожиданиях и тревогах. Пусть ее чувства сильны, но она должна быть уверена в том, что ей не придется каждый божий день делить внимание дорогого и любимого человека со своей венценосной тезкой!

Вик в каком-то безвольном оцепенении прилегла на кровать. На ее глазах не было слез, а в голове звучало только одно желание — забыться и постараться настроится на лучшее. Сколько она так пролежала? Минуту, час, год? Время, кажется, растеклось как топленое молоко, медленно и верно погружая девушку в спасительную полудрему. Рози бесшумно выскользнула из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь, но этого Вик уже не заметила.

Настойчивый стук, прозвучавший в тишине, окутавшей спальню, едва долетел до ее слуха сквозь завесу сна и вновь повторился. Вик резко села на кровати, сунула записку в карман и произнесла короткое «Войдите». На пороге ее спальни стояла мисс Эттли в своем безупречно отглаженном черном платье с белоснежным и идеально накрахмаленным воротничком. Само воплощение педантичности, исполнительности и порядка. Должно быть, прислуге Брокет Холла было нелегко соответствовать ее высоким стандартам и принципам.

— К Вам гость, мисс! И это мужчина! — экономка произнесла это таким тоном, словно в дом явился снежный человек. К ее словам помимо сильного удивления примешивалась хорошо различимая толика осуждающих нот. — Наш дворецкий уже сказал ему, что в отсутствие хозяина мы не принимаем гостей, но молодой джентльмен был очень настойчив!

До Виктории не сразу дошёл смысл этого взволнованного сообщения «… гость…к Вам…молодой…»

— Я сейчас спущусь. Спасибо, мисс Эттли, — нарочито бесстрастно сказала Виктория и подошла к зеркалу. Волосы чуть растрепались, примялись оборки лифа клетчатого платья, и лицо немного осунулось, но в остальном она смотрелось неплохо.

Экономка все еще продолжала стоять на пороге и после небольшой паузы, очевидно, сделав внутреннее усилие над собой, спросила:

— Вы хотите принять его одна? — Виктория кивнула в ответ. Мисс Эттли часто заморгала выцветшими глазами.

— Но мисс, не лучше ли мне, как Вашей временной компаньонке и лицу, наделённому некоторыми полномочиями в этом доме, сопровождать Вас? — вновь спросила она с таким выражением лица, словно Виктория собиралась сделать что-то непотребное.

— В этом нет необходимости. Спасибо за Вашу заботу! — твердо и безапелляционно заявила Вик, понимая, что по-другому отвязаться от бдительной экономки не получится, и, не проронив больше ни звука, вышла в коридор.

По пути на первый этаж к малой гостиной ей казалось, что сейчас ее сердце выскочит из груди и покатится по полу. Кто мог знать ее и тем более искать встречи с ней здесь, в Брокет Холле? Ответ был очевиден и напрашивался сам собой, несмотря на кажущуюся фантастичность.

Еще несколько шагов, и она переступила порог комнаты. Около окна, отодвинув длинными нервными пальцами плотную занавесь и зачарованно разглядывая сонный зимний пейзаж, стоял высокий молодой мужчина.

Глава 21

Несмотря на позднее возвращение домой, Мельбурн проснулся рано. Он за много лет практически отвык просыпаться в своей спальне: вольтеровское кресло кабинета давно и привычно заменяло ему постель. Но теперь после нескольких дней проведённых в Брокете кровать показалась уютным и комфортным местом сна.

В комнате стоял предрассветный декабрьский полумрак. Он накинул халат и пошевелил щипцами почти догоревшие поленья камина. Сонетка тотчас призвала к нему камердинера со сменой чистого белья, дюжих лакеев с переносной медной ванной и вёдрами тёплой воды. Последние остатки сна тотчас слетели с его лица, и утро этого насыщенного событиями дня началось…

Ещё до отъезда в Уайтхолл к началу назначенного на 10 утра совещания он успел внимательное рассмотреть и отсортировать содержимое вчерашнего сундучка. Золотые гинеи с профилем королевы были аккуратно завернуты столбиками в папиросную бумагу и занимали не менее трети пространства, футляры с вензелями ювелирных домов на крышках ждали своего часа.

Среди них, отобранных им вчера в сейфе банка, он безошибочно нашёл маленькую коробочку с кольцом своей матери. Оно покоилось в глубине чёрного бархата и сверкало своими рубиновыми гранями в обрамлении нескольких бриллиантов. Это кольцо принадлежало будущей виконтессе Мельбурн ещё в пору помолвки и предназначалось только для избранницы Уильяма.

Никому, даже своей дочери-невесте Эмили Лэм и будущей невестке Каролине Понсонби, леди Элиза Мельбурн этого кольца так и не отдала. Не одобряя выбора сына, она хранила его до самой смерти, будучи уверенной, что обожаемый Уильям когда-нибудь женится повторно, и этот брак станет для него спасением. Она об этом уже никогда не узнает, но все же…

После долгих раздумий в Брокете и по дороге в Лондон Уильям, наконец, принял решение. Теперь он твёрдо знал, что вскоре кольцо обретёт свою законную хозяйку. Захлопнув маленький футляр, он положил его в ящик своего стола и тут же с улыбкой вспомнил Викторию в темно-вишневом платье, неожиданно появившуюся здесь на Довер-стрит накануне Рождества. Ее смущение, чувственные подрагивающие губы и глаза, полные одновременно надеждой и тревогой. Неловкость первых слов, трепет прикосновений, сладость поцелуя украдкой в холодном полумраке кареты…

Великолепная малая парюра из изумрудов и россыпи бриллиантов лежала, девственно сверкая, в объёмном футляре. Изящная диадема, ожерелье и серьги были верхом ювелирного искусства своего времени и стоили Уильяму немалых денег. Он заказал ее для Каро втайне и хотел подарить ей на рождение второго ребёнка, но… Трагическая смерть малышки и последующий скандал с молодым щенком Вебстером, не скрывающим своей связи с его женой, заставили забыть о так и не вручённом подарке. Мать, недолюбливавшая Каролину, но по-женски жалея прежде, теперь откровенно ее игнорировала и была против такого бесценного дара беспутной невестке.

Пусть же это великолепие станет первым в бесчисленной веренице тех знаков внимания, что он будет готов преподнести своей будущей жене. А узнав вкусы и пожелания Виктории, сможет заказать нечто уникальное, что будет без слов выражать силу его чувств.

Другие украшения из богатой коллекции Мельбурнов Уильяма вчера не интересовали. Пусть оставшиеся и дальше лежат в сейфе банка, дожидаясь своих законных наследников. Брата, сестру, племянников, а может, моих… От этой неожиданной мысли у Мельбурна на мгновение сбилось дыхание, и он не сразу вернулся в реальность.

А была она такова, что заставляла предусмотреть любое развитие событий в ближайшем будущем. Смутная тревога за возможные последствия его разговора с королевой и реакция на его возможную женитьбу навела Мельбурна ещё вчера утром на мысль о тайном бессрочном вкладе в самом надежном хранилище страны — Банке Англии. рудно предугадать, как могут сложиться его личные обстоятельства, останется ли он во главе правительства, или его ждёт неминуемая опала, но шанс, что этот оплот финансовой системы государства когда-нибудь рухнет, почти ничтожен. Мельбурн и дальше мог всецело доверять «Ноаre & co», однако, устоит ли этот некрупный банк под натиском переменчивой финансовой фортуны хотя бы, для примера, в XXI веке? Тут Уильям поймал себя на парадоксальной мысли: почему он сейчас подумал о другой, далёкой от него эпохе, будто видит в ней место для себя?

Среди утренней почты, оставленной на столе секретарём, обнаружился сероватый конверт из недорогой бумаги с наклеенной чуть криво маркой в один пенс. Письмо было адресовано ему лично и пришло, судя по штемпелю, из Дербишира. Увидев имя отправителя, он тотчас вскрыл послание серебряным ножом для бумаг и углубился в чтение…

Много лет назад Мельбурн помог этому человеку получить маленький приход по соседству от своей родовой вотчины, Мельбурн-холла. Преподобный отец Браун был женат на его троюродной сестре по матери, и обстоятельства этого неравного брака — младшего сына сквайра и дочери баронета — задели тогда чувствительные струнки в его душе.

Он сам родился младшим сыном в семье и понимал ту пропасть, что зачастую пролегает между наследником и другими детьми. Когда же Уильям в 1828 году по смерти старшего брата и отца получил титул, вступил в наследство и стал во главе семьи, то смог понять и помочь влюблённым, обратившимся к нему за помощью. Достойный, но небогатый молодой человек вскоре принял сан и уехал с молодой женой в маленький приход на границе графства. Родителей невесты Мельбурну удалось убедить не аннулировать поспешный брак, а в качестве свадебного подарка он перевёл на имя замужней кузины тысячу фунтов. Бывая наездами в своём дербиширском поместье, он пару раз приглашал их в гости, и общение с этими милыми людьми скрашивало его пребывание вне Лондона. Сейчас же преподобный сдержанно, не ропща на судьбу, писал о потере любимой жены, и боль его утраты чувствовалась в каждой строке. Письмо заканчивалось трогательными словами: «… благослови Вас Бог, милорд, за то счастье, что длилось в моей жизни больше десяти лет… Моя незабвенная Мэри и я всегда вспоминали о Вас с благодарностью и радостью в сердце. Буду молиться о Вашем здравии и счастье. Пр. Джонатан Браун.»

Теплота и душевность этой весточки из прошлого невольно увлажнили глаза Уильяма, и он бережно положил письмо в сундучок с фамильными драгоценностями. Пусть ещё одна ниточка, связывающая его с семьей и с образом любимой матери, протянется за ним в неизвестное будущее…

Войдя в малый зал заседаний, Мельбурн удовлетворенно отметил, что все приглашённые им накануне в сборе, и можно немедленно приступать к изложению главного вопроса.

За столом сидели как члены его кабинета в лице министра внутренних дел маркиза Норманби, лорда Палмерстона и статс-секретаря министерства иностранных дел, ведающего вопросами внешней разведки, так и оба руководителя полицейского Управления Лондона, Скотленд-Ярда, комиссары Чарльз Роуэн и Ричард Мэйн. От лица профессиональных сыщиков и частных детективов здесь присутствовал легендарный инспектор Николас Пирс, ещё недавно служивший в полицейском суде на Боу-стрит, а сейчас принятый в штат того же Управления. Сведения, представленные премьер-министром были таковы: всем присутствующим хорошо известно, что после завершения расследования покушения на королеву в июне этого года суд признал стрелявшего Эдварда Оксфорда невменяемым и отправил на принудительное лечение в Бедлам. Бумаги и оружие, найденное на квартире нападавшего в ходе обыска, были изъяты. Тайная организация «Молодая Англия» на поверку оказалась плодом больного воображения Оксфорда. Задержанные как сообщники продавец оружейного магазина и хозяин тира на Лестер-сквер судом были оправданы. Дело было благополучно закрыто, а личная охрана королевы и ее супруга усилена. Но теперь, и это самое тревожное, спустя полгода появились новые обстоятельства и сведения, говорившее в пользу подготовки нового покушения на жизнь монарха. Тайная организация или ее преемница, судя по отчетам агентов на местах, существует, а подозрительные личности были замечены в том же районе Ламбет, где проживал несостоявшийся убийца!

Одновременно с этими пока ещё разрозненными сведениями стало известно, что некоторые ирландские радикалы готовы присоединиться к заговорщикам. Для них все средства будут хороши ради освобождения родины.

— И наша задача, господа, — Мельбурн обвёл взглядом всех присутствующих, — Предотвратить в самом зародыше такую попытку и провести задержание всех причастных лиц упреждающим ударом. Время действовать! А теперь я попрошу каждого поделиться своими сведениями и соображениями на сей счёт.

Почти через полтора часа они выработали четкий план на сегодняшний вечер и, склонившись над картой, старались сузить район оцепления, учесть все нюансы предстоящей операции. Практически весь личный состав как руководства полиции, так и рядовых «бобби» будет брошен на организацию облав и задержаний. Инспектор Пирс и два сержанта из новой службы полицейских расследований присоединятся к операции, переодевшись в штатское. Это формально будет нарушением закона и может вызвать негативную реакцию общества, но жизнь и безопасность королевы для присутствующих на этом совещании ставилась превыше всего.

Начало операции было назначено на 18–00, а штабом стал частный дом, отданный недавно под полицейский участок, по адресу Уайтхолл, 4.До вечера они расстались, ведь каждый час был дорог, особенно для руководства городской полиции. Поставить в известность мэра Лондона о предстоящих событиях в городе Мельбурн взялся сам. Он сообщит об этом своей запиской за час до начала, чтобы предотвратить возможную утечку информации.

Вернувшись к себе в резиденцию, виконт приказал Хопкинсу быть готовым к отъезду через полчаса и тотчас сел писать короткое письмо в Брокет для мисс Виктории Кент. Оно получилось немного суховатым и деловым, но времени на переписывание уже не было. Мельбурн вручил его секретарю для отправки нарочным и сосредоточился на предстоящих сегодня визитах. Он искренне надеялся, что уже завтра, закончив все дела, сможет, наконец, вернуться из Лондона и провести оставшиеся до Тайного совета дни дома.

В сопровождении камердинера он выехал все в том же неприметном экипаже, как и планировал, до часа по полудни. День был пасмурный, солнце так ни разу и не пробилось сквозь низкие серые тучи, и к вечеру можно было ожидать снегопад. Внутри кареты было сыро и неуютно. Несмотря на тёплое пальто и перчатки, Мельбурн чувствовал лёгкий озноб. То ли начинало сказываться нервное напряжение последних суток, то ли он слегка простыл, возвращаясь вчера утром из Брокет-Холла. Меховой плед, прикрывавший его ноги, согревал слабо, и он сделал добрый глоток бренди из серебряной фляги, предусмотрительно положенной в тайник под скамьёй.

… Мисс Тереза Хор, старший партнёр и наследница банковского дела семьи, в нетерпении встала из-за стола, сняла очки и подошла к окну. Сквозь серую пелену дня она едва различала редкие экипажи и возки, что спешили по улице в эти последние дни старого года. Ещё один год ее жизни, заполненной каждодневной рутинной работой, совершал свой круг, прибавляя очередную морщинку вокруг глаз и пару седых волос в косу. От прежней девической округлости лица не осталось и следа, природная живость исчезла, взгляд становился все жёстче, а знание людей делало ее все циничней. Ее статус немолодой незамужней дамы уже позволял ей ни на кого не оглядываться и получать от жизни доступные радости. На матримониальных планах был окончательно поставлен крест и теперь, распоряжаясь дедушкиным капиталом и руководя банком, она сама себе хозяйка. Сэр Чарльз в последние годы своей жизни признавал в ней не только умную и волевую девушку, но и наследницу в обход других менее способных и ответственных внуков. С его уходом от дел, а потом из жизни, она смогла укрепить авторитет банка и существенно преумножить семейный капитал. Отчёт, подготовленный старшим кассиром, лежал у неё на столе уже к полудню, осталось дождаться самого заказчика. Она успела пробежать цепким взглядом из-под очков столбцы цифр, колонок и итоговый баланс. Лорд Мельбурн не был самым крупным их вкладчиком, но мысль о возможной потере его как клиента и самого неотразимого в ее глазах мужчины (здесь она волевым усилием отогнала неподобающие мысли!) неприятно кольнула её сердце.

… Как давно это было! Чудесным воскресным утром ей удалось уговорить сэра Чарльза опробовать новенький щегольской фаэтон и покататься в Гайд-парке. Вечно занятой дедушка сдался под натиском голубых глаз и милых ямочек на щеках юной мисс Терезы, и они пристроились в вереницу экипажей, чинно рассекающих по аллеям самого модного променада Лондона. Каштановые локоны из-под модной соломенной шляпки и пенное кружево дорогого парижского туалета привлекали взгляды молодых джентльменов, со скучающим видом фланирующих верхом. Но одного взгляда на старого банкира, сидящего рядом с предметом их интереса, было достаточно, чтобы остудить неуместное юношеское любопытство.

На аллее со стороны Серпентайна показалась высокая, ладно сидящая фигура, пустившая своего гнедого жеребца рысью. Джентльмен едва успевал отвечать на приветствия встречных, не меняя отстранённого холодного выражения лица. Аристократизм и мужское обаяние окружали его словно облако, и Тереза невольно стала следить за ним взглядом. Он приблизился к ним и неожиданно осадил коня, приветливо поздоровавшись с сэром Чарльзом и совсем молоденькой барышней, сидящей рядом. Классический породистый нос и умные зеленые глаза украшали его лицо. Они перекинулись с дедушкой парой фраз, и он двинулся дальше с тем же задумчивым и отстранённым видом.

— Кто это, сэр? — решилась спросить Тереза, внезапно ощущая потребность узнать об этом джентльмене как можно больше. — Лорд Мельбурн, член правительства и мой… давний знакомый, — был краткий ответ, и они продолжили путь.

Дедушка, как опытный банкир и мудрый человек, никогда не упоминал о своих знакомствах в высшем свете и клиентах своего банка — это было золотое правило его бизнеса. О том, что этот элегантный господин тоже клиент банка «Ноаre & co» Тереза узнает только через несколько лет, принимая дела и знакомясь со своими вкладчиками лично.

Он появился сразу после мелодичного перезвона каминных часов и его мужская энергия, смешанная со свежестью безупречного галстука и легкого шлейфа одеколона, заполнили кабинет. Мельбурн быстро пробежал глазами представленную справку, удовлетворенно приподнимая брови, и жесткая складка у рта слегка дрогнула.

— Благодарю Вас, мисс Хор. Как всегда отличная работа ваших служащих. Я, надеюсь, не отнял слишком много Вашего драгоценного времени?

Банкирша была польщена его похвалой и уверила самого значимого для неё клиента, что рада была помочь, и срочность его просьбы не проблема для работающего как часы банка. В ее глазах виконт всегда будет не только политиком и высшим чиновником государства, но и самым обаятельным джентльменом, которого она знала вот уже 12 лет.

Счета он закрывать не стал, проценты по вкладам досрочно не снимал, все прежние договорённости между ними остаются в силе. Полагающееся ей по статусу рукопожатие, вежливая улыбка на безупречно выбритом лице, и кабинет опустел.

… Тем же вечером, зябко кутаясь в фланелевую ночную рубашку до пят, Тереза легла в постель, согреваемую двумя тёплыми кирпичами. Перед тем, как задуть свечу, она достала из ящичка золотистый флакон с зеленой этикеткой, мазнула капельку содержимого на своё запястье и с наслаждением вдохнула. Знакомый лёгкий терпко-цитрусовый запах кельнской воды виконта окутал акулу банковского делового мира и одинокую женщину. Она улыбнулась своим потаённым мыслям и поправила ночной чепец…

Служебный вход в Банк Англии охранялся куда надёжней, чем парадный с тяжеловесным портиком из массивных колонн. При входе в вестибюль банковский служащий и полицейский внимательно разглядывали высокопоставленного посетителя и его сопровождающего.

Роб Хопкинс с сундучком в руках старшему смены явно не приглянулся, и он осмелился уточнить у премьер-министра, кто этот человек. Мельбурн невозмутимо ответил, и вот они в сопровождении мелкого клерка банка стали спускаться в святая святых, в хранилище.

Занимая формально пост Первого Лорда-казначея страны с выполнением обязанностей премьер-министра, Мельбурн ещё никогда за своё вот уже третье премьерство здесь не бывал. Записка барона Нортбрука и его адресат возымели магическое действие на банковских служащих, и формальные проверки посетителей на каждом этаже закончились.

Чем ниже они спускались, тем чаще сменялись их провожатые. Вход на отдельные этажи был закрыт наглухо стальными дверями, на других же он открывался замысловатым ключом, висевшим на связке сопровождающего. Наконец, они дошли до нужного яруса, и после настойчивого стука в массивную дверь и произнесённого пароля навстречу им из глубины полутемного помещения вышел невысокий человек, по виду никогда не поднимавшийся из этих подземелий на поверхность. Это и был искомый служащий-хранитель, записку к которому писал барон в клубе. Человек не представился и не просил о том же своих посетителей. У Мельбурна мелькнула мысль, что он не узнал премьер-министра Англии или сделал вид, что не узнал. Сопровождающий тут же ретировался, когда дверь с лязгом захлопнулась, и дальше они втроём пошли по боковому коридору, освещаемому газовыми фонарями.

На пороге кабинета Хопкинс был остановлен молчаливым жестом, и Мельбурн прошёл вглубь комнаты один, неся сундучок сам. Хозяин подземного царства сел напротив за массивный и девственно-чистый письменный стол.

— Я слушаю Вас, сэр, — сипло сказал он и надрывно кашлянул в кулак.

Холод стен хранилища начал постепенно пробирать и самого виконта. Такое обращение поначалу неприятно удивило Мельбурна — сидящий напротив человек едва ли имел личное дворянство, но аристократическая спесь была здесь явно неуместна.

— Я хочу положить тайно и на неопределенный срок в Ваше хранилище это.

Банковский служащий ощупал цепким взглядом указанный деревянный предмет и хлипкий замок на нем.

— Что ж, сэр, внесите оплату за хранение, и мы начнём оформлять нашу сделку.

Сумма, написанная клерком на внезапно появившемся на столе листке бумаги, неприятно удивила виконта.

— Мои гарантии? — спросил Мельбурн.

— Их нет, и Вам это уже наверняка известно, сэр!

Вчерашний категорический отказ конторой «Ллойда» подготовить страховку на его бессрочный вклад, не был злонамеренным казусом, как ему сначала показалось. По всей видимости, он был не единственным человеком, кто пытался в обход установленных правил застраховать свои риски по договору, не имеющего срока окончания.

Мельбурн достал из внутреннего кармана несколько столбиков золотых гиней и наблюдал, как проворно они исчезли в недрах выдвижного ящика, а на столе появляются бланки, конверты и письменный прибор для посетителя.

— Последний вопрос, сэр. Вы готовы дать слово джентльмена, что внутри этого сундучка нет ничего, что угрожает безопасности или интересам страны? — взгляд хозяина кабинета вперился в виконта.

— Да. Я, Уильям Лэм, второй виконт Мельбурн это подтверждаю! Произнесённое в тишине имя не произвело должного впечатления, и клерк незамедлительно приступил к написанию договора. К удивлению Мельбурна он был составлен в одном экземпляре, после прочтения подписан обеими сторонами и запечатан в конверт. В толстой кожаной книге с металлическими застежками клерк проставил только дату и четырехзначное число. Фамилии вкладчика или других указаний на принадлежность содержимого сейфа записано не было. Лаконичная расписка в получении оплаты от виконта за подписью клерка также легла рядом. Простой листок бумаги с несколькими цифрами был придвинут хозяином кабинета последним.

— Это номер Вашего сейфа, а это, — и он указал на строку, содержащую цифры и буквы, — путь к нему внутри банковского Хранилища, известный только служащим банка. Идемте за мной, сэр.

Они вышли из комнаты и в сопровождении Хопкинса прошли дальше по коридору. Зал с сейфами был бесконечен, и Мельбурну показалось, что при желании там может храниться не только золотой запас страны, но и Ноев ковчег со всем своим содержимым. Их шаги гулко разносились эхом по залу. Искомый металлический сейф был на втором ярусе на уровне глаз виконта, поэтому приставная лестница с перилами, стоявшая поодаль, ему была не нужна. Стальной ключ с несколькими замысловатыми бороздками и секретными фасками легко открыл массивную дверцу. Хопкинс подошёл и, поднявшись на цыпочки, не торопясь, прощупал и простучал сейф изнутри, тот был пуст, а на его руках не было следов пыли.

— Вы или Ваши наследники должны будут предъявить этот ключ и эту записку тому, кто будет главным хранителем банка. Раскрывать при этом своё имя не обязательно. Главное — знать номер. Ваш сундучок и запечатанный конверт с договором будут бессрочно храниться в этом сейфе. При его открытии, когда бы оно ни произошло, Вам будет необходимо расписаться на этом пустом бланке. Подпись на договоре и бланке должна совпасть. Если же придут Ваши наследники, то они должны принести доверенность за Вашей подписью и предъявить ключ и листок. Отсутствие хотя бы одного звена в этой цепочке сделает доступ к сейфу невозможным. Таковы наши правила, сэр.

… Путь наверх из этого мрачного рукотворного подземелья занял куда меньше времени, чем спуск, и они с Хопкинсом, выйдя, наконец, на дневной свет, с удовольствием вдохнули полной грудью свежий морозный воздух.

В оставшиеся до отъезда в штаб операции часы, Мельбурн вместе с секретарём разбирал официальную почту, подписывал бумаги и начал готовить материалы к Тайному Совету, что так не ко времени решила собрать королева. Многих уже нет в городе, и ко 2 января надо успеть оповестить всех членов Совета, отмечающих Рождество и Новый год в своих фамильных вотчинах.

Последним пунктом его работы стало составление записки мэру Лондона о сегодняшних полицейских облавах. Секретарь отправит ее с нарочным к пяти пополудни.

Отчёт, составленный по его указанию поверенным по имущественным делам семьи, вызвал у него чувство законной гордости. Земля принадлежащих виконту поместий давала стабильный доход, а содержание Брокета и Мельбурн-холла хоть и стоило немалых денег, но было ему пока по карману. Если ему все же придётся на время покинуть Англию в силу разных причин, то он без труда сможет прожить на континенте не один год. Не отказывая себе ни в чем и только на проценты от годового дохода. За сегодняшний, насыщенный событиями день Уильям смог немало сделать и для своего будущего…

На этой приятной мысли Мельбурн отпустил своего секретаря и переместился в столовую. Доставленные расторопным Хопкинсом, из славящегося своей превосходной кухней клуба «Крокфордс», холодный ростбиф с трюфелями и бутылка лафита скрасили его вынужденное одиночество.

Глава 22

— Альберт?!

— Виктория!

Вик почти перестала дышать, когда высокая худощавая фигура у окна повернулась к ней, и тишину гостиной нарушил так хорошо знакомый голос. В первую секунду показалось, что перед ней призрак, а потом все то невероятное, к чему она мысленно подготавливала себя, вдруг стало явью.

Альберт стоял посреди комнаты, такой знакомый и одновременно такой чужой, глядя на нее со смесью искренней радости и любопытства, словно она сейчас была объектом его научных изысканий.

Он был одет по моде XIX столетия: темный сюртук явно с чужого плеча сидел на нем как театральный реквизит, а небрежно повязанный галстук выдавал человека, не знакомого с этим специфическим атрибутом джентльмена.

— Ох, Вик! Ты даже не представляешь,как я боялся не застать тебя здесь! — шумно выдохнул он, словно освободившись от груза переживаний.

Как только за дверью исчез дворецкий, Альберт порывисто пересек расстояние, отделявшее их друг от друга, и взял ее за руки, с трудом подавив в себе желание обнять девушку. За время ее «каникул» он не находил себе места и сотни раз проклинал себя за то, что позволил ей пойти на этот смертельно-опасный эксперимент.

— С тобой все в порядке? — почему-то вдруг спросил он дрогнувшим голосом и невольно провел ладонью по ее щеке. В синих глазах застыло неподдельное беспокойство.

— Да, конечно… Я в порядке, — произнесла она отрывисто, все еще пребывая в каком-то тумане и силясь улыбнуться ему в ответ. Ей до сих пор не верилось, что Альберт здесь и разговаривает с ней, словно они сейчас в ее маленькой гостиной на Ганновер-сквер. Какой далекой показалась та прежняя жизнь, а ведь оставила она ее совсем недавно! И неужели время похоже на метро, которым можно пользоваться так свободно и смело, как это делал ее бывший жених?

— Нет, совсем не в порядке! Ты смотришь на меня как сомнамбула! Что он с тобой сделал?!

Альберт сейчас даже и не думал маскировать свои чувства к Вик, выдав себя с головой. Раньше она не замечала в нем такой горячности.

— Ничего такого, что ты нафантазировал. Я же не в замок Синей Бороды собиралась, — наконец, придя в себя, ответила Вик. Получилось немного резко, однако это позволило убедить расчувствовавшегося Альберта, что она вполне адекватна.

— Прости. Но ты так изменилась с нашей последней встречи. С таким выражением лица не встречают… друзей.

— Просто я не была готова к твоему скорому и эффектному появлению здесь.

— Я ведь обещал, что ты сможешь вернуться.

— Спасибо тебе за заботу, — искренне сказала она. — Но стоило ли так напрягаться?

— Стоило ли напрягаться? Ты человек, которого я отправил почти на двести лет назад, и это зашло слишком далеко Вик! Я отвечаю за твою жизнь! По моим последним расчетам, следующая точка перехода будет лишь через 5 или даже 7 лет, но и это пока не точно. Ты можешь здесь застрять всерьез и надолго!

Виктория посмотрела на Альберта непонимающим и немного отстраненным взглядом. До нее вдруг с пугающей ясностью дошел смысл сказанного. Она должна покинуть Брокет Холл именно сейчас, иначе следующего шанса у неё может и не быть. Но готова ли она навсегда оставить мужчину, который стал для нее целым миром? На этот вопрос у нее не было ответа. Вик почему-то представила глаза Уильяма: умные, внимательные, любящие, иногда с лукавыми искорками в те моменты, когда они были наедине. Неужели она больше никогда их не увидит? И его дорогое лицо будет смотреть на нее только с портретов, имеющих лишь отдаленное сходство с оригиналом?

— Не стоит сейчас тратить время на лишние объяснения. Экипаж долго ждать не станет, — вновь, словно через стену, донесся до нее голос Альберта.

— Где ты его взял? — почти зло спросила Виктория.

— Нанял в Лондоне. Пришлось расстаться с бабушкиной брошью. Одну гинею за нее все же удалось выручить. Как я понял, Мельбурн сейчас отсутствует, и это для нас невероятная удача. Меньше всего мне бы хотелось вести этот разговор при нем. Как думаешь, слуги не станут препятствовать?

Увидев ее растерянность и заметавшийся взгляд, Альберт понял, что дело принимает совершенно неожиданный оборот, и постарался придать своему голосу большую настойчивость:

— Я понимаю твои чувства. Но мы должны уехать из Брокета немедленно. Сегодня вечером наступит час перехода, а нам еще надо добраться до Лондона! Ты слышишь меня, Вик? — Ему пришлось практически встряхнуть ее за плечи.

— Я не могу… Я не…. - подняв на него совершенно обезумевшие глаза вдруг ответила Виктория. Ей стало не хватать воздуха, слова застряли в горле. — Нет, Альберт, я не могу сейчас… не простившись… не поговорив с ним! Может быть, он…

— Послушай, Вик! Когда я устраивал тебе это маленькое увлекательное приключение, думал, ты хорошо понимаешь, что будешь здесь лишь гостьей и не больше. ЭТО НЕ ТВОЯ ЖИЗНЬ, Вик! — он сказал это, надавливая на каждое слово. — Нельзя нарушать порядок вещей. Вспомни, о чем я говорил ещё до твоего перехода. Материя времени — очень капризная штука.

— Я не могу уехать вот так, по-воровски. Он никогда этого не поймет! Он добрый, честный человек и не заслуживает такой подлости!

Она не заметила, что по щекам бегут колючие слезы, разум не мог справиться с сильным душевным волнением и болью сердца, которое держало ее волю в своей власти.

— Это не подлость, Вик, а неизбежность. Вы с самого начала знали условия игры и приняли их. Неужели он думает, что такая девушка как ты сможет быть счастлива здесь? Черт! Да вы что, оба сошли с ума?!

Альберт увидел слезы на глазах женщины, от любви к которой до сих пор не мог избавиться, и понял, что сейчас она словно заколдованная принцесса, которую нужно вернуть из сказки в реальную жизнь. Позже он детально разберется во всех этих состояниях и феномене полного погружения современного человека в другую эпоху, но сейчас рациональный мозг ученого был занят только тем, как убедить Викторию в своей правоте.

— Вик, я, конечно, не собираюсь вырубать тебя транквилизатором и увозить с собой против воли. Такой вариант был бы при всем желании невозможен, учитывая, сколько у нашего мистера Лэма прислуги. Допустим, на минуту, что ты останешься. И что же? Признай, что многого ещё не знаешь про этого человека. Готова ли ты к тому, что всю жизнь будешь безвольным существом, полностью зависящим от малознакомого мужчины, не имея даже права голоса и возможности реализовать себя. В кого ты превратишься, Вик? Как же все твои планы, мечты, проекты, твоя энергия и талант? Что станет здесь с тобой через год, два, десять лет? Лорд Мельбурн, мягко говоря, уже не молод, а медицина здесь оставляет желать лучшего. Здесь же умирают от обыкновенной простуды! Я уже не говорю об отсутствии тех благ современного мира, к которым ты привыкла. Ваша любовная горячка скоро сойдёт на нет, и ты увидишь, Вик, что я был прав, только будет слишком поздно. Можешь остаться, но поверь, судьба преподнесла тебе коварный рождественский подарок… Это будет самая большая и непростительная глупость, которую ты совершала в своей жизни.

Ей хотелось крикнуть: «Хватит!», заткнуть уши, убежать, но она не могла этого сделать, понимая, что скрываться от жестокой правды не имеет смысла. Уже не раз за все время, проведенное в Брокет Холле, ей самой приходили на ум тревожные мысли, но она старалась прогнать их как можно скорее. Альберт лишь озвучил то, в чем она так боялась признаться себе самой.

— Я люблю его, Ал… — обреченно произнесла Вик в ответ на его страшную в своей правоте тираду.

Альберт выдержал паузу, решаясь вытащить из рукава последний козырь:

— Вик, это уже не игра, и мне жаль, что однажды я в неё втянулся, а главное — втянул тебя! Любишь? Пусть так… — Альберт подавил горькую усмешку. — Я не хотел спрашивать, но раз уж ты так упорно не желаешь меня слушать… Он уже сделал тебе предложение? Ты уверена, что станешь его женой, а не…

Вопрос повис в воздухе, как и неловкое молчание Альберта, не закончившего последнюю фразу. Еще несколько минут назад, не без малой толики злорадства, он заметил, что на руке его бывшей невесты нет помолвочного кольца, значит, Мельбурн не спешит с решениями, а как всякий мужчина просто пользуется сложившейся ситуацией.

Вик до боли закусила губу, ощущая всем сердцем, как рушится ее уверенность, поддаваясь голосу рассудка. «…Ваша ревность беспочвенна и губительна…выставит в два счета…он был насчёт «нашей сестры» ох, как крут….. миленькая квартирка…..тебе и так пришлось немало выстрадать, Уильям!..» — в памяти возникли случайно услышанные ею обрывки разговоров, собственные недавние душевные терзания и размышления о том, как неуместно ее появление в жизни Уильяма, какие беды это может навлечь на его голову, с каким трудом ей придется продираться через преграду условностей, принципов и запретов, всецело подчинявших себе здешний уклад жизни.

Дрожащая рука Виктории послушно легла в прохладную ладонь Альберта. За окнами уже нетерпеливо фыркали лошади, переступая с ноги на ногу, и с ворчанием кутался в воротник подмерзающий возница.

— Сколько у нас времени? Я должна оставить для него хотя бы записку, — тихо попросила она.

— Конечно. Но не задерживайся, — ободряюще сжав ее пальцы, ответил Альберт. — Я буду ждать тебя в карете.

***-

Скромный, видавший виды наемный экипаж покидал подъездную дорожку Брокет Холла, оставляя позади вытянувшиеся в недоумении лица мисс Эттли и дворецкого, ставших невольными свидетелями поспешных сборов молодой гостьи. Пожилая экономка горько поджала губы, и в осуждающе обреченном жесте покачала головой: «Бедный, бедный лорд Уильям. За какие же прегрешения он несет такой крест?»

Рози потерянно смотрела из окна опустевшей комнаты вслед исчезающей в сумерках карете, и бережно сжимала в руке прощальный подарок мисс Виктории — маленькие диковинные часики, которые так часто видела на ее руке. А потом вдруг не выдержала и разрыдалась, зарывшись лицом в свой безукоризненно-белоснежный фартук.

Путь, который предстояло преодолеть двум пассажирам наемной кареты, предстоял неблизкий. До наступления ночи они должны были вернуться в Лондон и оказаться на пересечении улиц Ватерлоо и Кат, в театре Олд Вик. Именно там, по расчетам Альберта, еще была приоткрыта призрачная завеса времени, и для того, чтобы воспользоваться ею, оставались считанные часы.

Сердце Вик бешено колотилось, руки никак не согревались в теплом меху муфты, а плечи время от времени сотрясала зябкая дрожь. Еще недавно она преодолевала этот путь вместе с Уильямом и грела свои озябшие пальцы в его широких горячих ладонях. Она тут же заставила себя отогнать причиняющие боль воспоминания. Не в ее правилах было поворачивать назад. Решение принято раз и навсегда. Все, что произошло с нею в Рождество, она воскресит в своей памяти позже, когда мосты уже будут сожжены.

Альберт и сам был напряжен, понимая, как они рискуют. Ведь малейшая остановка или поломка экипажа могла привести к полному фиаско его плана возвращения. От перспективы закончить свои дни в викторианской Англии у молодого ученого все холодело внутри, и он нервно терзал в руках свой почти бутафорский цилиндр.

За прошедший с момента отъезда из Брокета час, он пытался отвлечь Викторию рассказом о неожиданном «окне» для перехода, вычисленным Пилем, о подготовке своего перемещения, о театре, о вешалке с реквизитом… Но Вик слушала в полуха, и все ещё пребывала в том странном и почти лихорадочном состоянии, в котором покинула Хартфордширское поместье Мельбурна.

Когда в надвигающихся сумерках, наконец, замелькали предместья Лондона, Альберт достал из кармана брегет на цепочке и в очередной раз сверился со временем. В глазах промелькнула плохо скрываемая тревога:

— Мы отстаем уже на 5 минут! — изрек он, с досадой захлопнув крышку часов.

— Насколько это критично? — осторожно поинтересовалась Вик, хотя еще пару часов назад ее вообще не заботила перспектива остаться здесь навсегда.

— Настолько, что именно этих чертовых минут нам может не хватить!

Мост Ватерлоо они преодолели без задержек, но при съезде с него на Ватерлоо-роуд в районе церкви Святого Иоанна, когда до театра оставалось не более полумили, практически уперлись в затор из других таких же незадачливых карет и возков.

— Что случилось? Почему не двигаемся? — почти выкрикнул Альберт, открыв дверцу кареты. Возница не смог объяснить, но, перекинувшись парой-тройкой фраз со своими собратьями, сказал, что толком пока ничего не известно.

Прохожий, по виду мелкий стряпчий, шедший со стороны оживленного перекрёстка перед театром, недовольно пробурчал:

— Полиции тьма, все перекрыто, ищут кого-то, — и побрел, зябко кутаясь в шарф и хлипкое пальтецо.

— Если в ближайшее время мы не тронемся, дальше идем пешком! — сказал Альберт. Вик зябко поежилась. Темнота еле освещённых улиц и снег, мягкими хлопьями падающий с неба, к прогулке не располагали, но ледяной голос ее спутника не оставлял выбора.

Худшие опасения Альберта подтвердились, за последующие 5 минут они продвинулись к цели не более, чем на сотню ярдов. Решительно выпрыгнув из кареты, он подал руку девушке:

— Надо идти! — быстро проговорил Альберт, всматриваясь в занесённую снегом улицу.

С трудом подобрав юбки, Вик спустилась на серый снег. Она не узнала привычного вида этого района с доминантой огромного вокзала Ватерлоо. Справа от улицы, на привычном месте его просто не было, а дома по левой стороне были неестественно низки и безобразны.

Они прошли немного вперёд и неподалёку от перекрёстка увидели полицейских, стоявших в оцеплении и проводивших досмотр карет и подозрительных прохожих. Виктории в сочельник уже приходилось видеть местного «бобби», и она безошибочно поняла, что все эти люди в форменной одежде — его собратья.

— Нам сюда, — не медля ни секунды сказал Альберт, и они нырнули в лабиринт переулков. Забирая левее, им почти удалось выйти к зданию театра «Олд Вик» со стороны улицы Кат.

Вдруг из полумрака последнего переулка им наперерез выбежали двое мужчин, тяжело сопя и переговариваясь о чем-то на ходу. Альберт с Викторией вжались в стену, переводя дух — беглецам с ирландским говорком случайные прохожие были неинтересны.

Не решаясь выйти из укрытия, они медлили и оказались правы! Не прошло и минуты, как в сумраке раздался топот ног, и в том же направлении мимо них пробежало несколько преследователей в форме.

Альберт, оглядываясь, показал Вик на противоположную пустынную сторону улицы и неприметный закоулок чуть правее.

— Нам надо попасть туда, бежим! — отрывисто бросил он на ходу.

Они быстро пересекли еле освещённый участок и попали на задний неприглядный двор театра, до заветной цели остались считанные метры.

К ним спиной на перекрёстке, зорко всматриваясь в темноту полусонного Ламбета, стоял один из полицейских. Когда снег под каблуком у Вик предательски скрипнул, «бобби» прислушался и, сжимая свою дубинку, резко развернулся. Они, стараясь сохранять остатки спокойствия, и не оглядываться в его сторону, ускорили шаг. Запасной служебный вход для прислуги виднелся в неясном свете тусклого фонаря чуть дальше, а вот двери угольного склада театра были совсем рядом.

Полицейский, заметивший их с улиц, не отставал. Его шаги неумолимо приближались, и у Вик едва не подкосились ноги, когда он выступил из темноты переулка. Альберта рядом не оказалось.

«Твой выход!» — сказала она себе и мило улыбнулась навстречу опасности.

В глаза тут же бросились знакомые моржеподобные усы и уставшее добродушное лицо. Перед ней стоял тот самый «бобби», который помог ей несколько дней назад благополучно добраться до резиденции Мельбурна на Довер-стрит.

— Это опять Вы, мисс? — Хью Аддингтон уставился на нее совершенно непонимающим взглядом, встречая в ответ на свой вопрос самую ослепительную и обезоруживающую улыбку.

— Да, вот решила немного прогуляться, вечер ведь прекрасный, не так ли?

— Но как это возможно! Вы снова совсем одна, на пустынной улице. Не лучше ли… — он не успел закончить фразу. Альберт выскочил позади него, как черт из табакерки, с увесистым кирпичом в руке. Мужчина охнул и осел на землю, тяжело привалившись к стене.

Вик с трудом подавила свой невольный вскрик, всматриваясь в его побледневшее лицо и надеясь, что полицейский, так не вовремя оказавший на их пути, серьезно не пострадал и вскоре придет в себя.

Альберт уже тащил ее к заветному входу в угольный склад театра. Старая массивная дверь поддалась с трудом и распахнулась с ужасающим треском. Он почти втолкнул Вик внутрь помещения, когда непроглядную сырую темноту прорезал оглушающе неуместный в этой мрачной тишине, звук выстрела. Очевидно, блюстители порядка не собирались упускать подозрительную парочку. Альберт громко выругался, схватился за плечо и, превозмогая острую обжигающую боль, с трудом захлопнул дверь, набросив изнутри хлипкий засов.

Они пробежали вперёд мимо гримуборных и захламлённых декорациями проходов, ловя удивленные взгляды служителей театра и артистов, и спустились по крутой лестнице вниз в сторону подвала.

Вынув из окровавленного сюртука небольшой карманный фонарь, Альберт увлёк все ещё испуганную Викторию вглубь длинного темного коридора, высветив небольшую дверь в одной из дальних стен.

— Мы на месте! — сказал он глухо и с видимым облегчением.

В мгновение ока они оказались возле заветного входа. Альберт решительно взялся за ручку неповрежденной рукой, но та не поддалась. Видимо бдительные смотрители театральных недр совсем недавно заперли ее.

— Дьявол! Этого не может быть! — он несколько раз с остервенением дернул дверь, ударил ногой, но на этом силы окончательно его оставили, кровопотеря была достаточно сильной, как бы Альберт ни зажимал свою рану.

Вик лихорадочно перебирала в мыслях все возможные варианты, пути назад уже не было, ее спутник слабел на глазах, преследователи вот-вот снесут хлипкую задвижку или уже вошли через служебный вход… Крысиные хвосты, время от времени проскальзывавшие по ногам, и тонкий писк казались сущим пустяком. Ей с трудом верилось, что все это происходит с ней, что сейчас на кону не только будущее, но их жизнь и свобода.

Внезапно вспомнив что-то, она потянулась к своей прическе, еще недавно созданной заботами Рози. В пальцах оказалась небольшая изящная шпилька.

Сотни раз она читала и видела в фильмах, как обольстительные взломщицы и шпионки ловко открывают этим женским аксессуаром потайные ящики и дверцы. И, что греха таить, однажды опробовала этот способ сама, вскрыв замок своей комнаты, когда мать оставила ее там на целый день в качестве наказания за плохие вести из школы.

Немного повертев шпильку в руках, она вставила ее в замочную скважину, пристраивая к скрытому механизму. Он поддавался медленно, и в какой-то момент показалось, что все напрасно. Но вот что-то щелкнуло, и железный дужка отскочила в сторону. Резкая вспышка света из-за двери подарила надежду. Путь был свободен, и Вик почти втащила ослабевшего Альберта за порог.

Глава 23

Прибыв к намеченному сроку в штаб операции, Мельбурн по-хозяйски расположился за столом у самого окна и, передвинув канделябр ближе к краю, сосредоточился на изучении карты города с нарисованным на ней районом оцепления. Через пять минут он попросил дежурного сержанта принести ему из канцелярии более подробную карту Смита. Хоть она и была издана десять лет назад, но была такой точной, что на ней можно было рассмотреть каждый дом в интересующем его районе. Министр внутренних дел присоединился к своему патрону, давая уточняющие ответы, и они, тихо переговариваясь, стали ждать новостей от комиссаров Управления, выехавших незадолго до этого на место.

— Почему опять Ламбет? — думал Мельбурн, прикидывая в уме численность задействованных в операции полицейских, агентов, детективов и радиус оцепления. Этот не самый респектабельный район за Темзой будто притягивал к себе все то негативное, что когда-либо рождалось в преступном мозгу. Здесь жил, учился и приобрёл пистолет несостоявшийся убийца Оксфорд. Здесь же в Ламбете, на Оуксли-стрит, в 1802 году был раскрыт самый опасный заговор против короля Георга III и арестованы сообщники полковника Эдуарда Деспарда. В заговоре состояло почти 40 человек, и были они, за редким исключением, офицерами элитных полков, а не наивными юнцами, грезящими о свободе. Сторонники ирландских лидеров крайне радикального толка Джеймса Лалора и Джона Митчела, по отчетам полицейских осведомителей, почти два месяца проживают в этом районе и еженедельно собираются в пивной на Ламбет Марш.

Возможные адреса для проведения облав и круг лиц, подлежащих задержанию, были составлены комиссарами ещё днём, а сейчас они с министром внимательно их изучали и делали пометки. Осталось только дождаться ближе к ночи новостей и полицейских после окончания облав.

— Старею, — думал про себя Уильям, — Десять лет назад я сам бы выехал в район операции и лично ее контролировал.

От томительного ожидания новостей с улиц города Мельбурна отвлёк визит курьера дворцовой службы с запиской от королевы. Там было приглашение на ужин в узком кругу и музыкальный вечер с итальянской знаменитостью. Курьер уже успел навестить его резиденцию, а не застав, был отправлен секретарём премьер-министра в полицейское управление на улицу Уайтхолл.

Ответ был корректен, но весьма однозначен: по обстоятельствам государственной важности прибыть во дворец лорд Мельбурн сегодня не сможет, а просит принять его утром в удобное для Её Величества время. Поставив свою подпись, он запечатал конверт и отдал курьеру.

К завтрашнему визиту в Букингемский дворец ему ещё предстояло основательно подготовиться.

Руководители и офицеры Управления появились ближе к десяти, задержанных стали препровождать под замок ближе к одиннадцати.

Все участники операции были заметно возбуждены, и понадобился почти час на полный отчёт о её проведении и подведение итогов этого трудного дня. Они выпили за успех по глотку шампанского и, наконец, смогли расслабиться: напряжение стало сходить с их лиц, министр удовлетворенно потирал руки, офицеры Управления и начальники полицейских участков смогли облегченно выдохнуть.

Допросы задержанных начнутся уже завтра с утра, ими займутся профессионалы, письменный отчет ляжет на его стол позже, а сейчас перед своим отъездом Мельбурн хотел лично поблагодарить особо отличившихся участников операции.

Единственным человеком, не желающим разделить общего энтузиазма, был инспектор Николас Пирс. Хмурое выражение лица так и не покинуло его, о неудаче этого профессионала лондонского сыска стало уже известно всему управлению. Несмотря на успешное задержание ирландцев, просочившихся за периметр оцепления, он непостижимым образом упустил сегодня вечером двух подозрительных субъектов.

В сопровождении комиссаров Скотленд-Ярда Мельбурн прошёл по коридору в комнату дежурных. Одним из отмеченных начальством стал рядовой Хью Аддингтон, получивший на посту предательский удар по голове. Каска смягчила его силу, но повязка на голове и бледность лица говорили об ущербе здоровью, нанесённому полицейскому.

Он смущённо принял благодарность премьер-министра, стараясь молодцевато отвечать, но головная боль и тошнота подступили в самый неподходящий момент. Хью чуть покачнулся, и Комиссар Роуэн, стоявший рядом, успел подставить стул и посадить своего подчиненного.

— Отдыхайте, — сказал Мельбурн раненному и направился к выходу. Но тот неожиданно обратился к нему, вновь пытаясь подняться:

— Ваша Светлость, на два слова! Прошу…

Начальник недовольно посмотрел в его сторону, но виконт уже успел оглянуться. Он вдруг почувствовал, что то, что хочет сказать ему рядовой, должно быть очень важным. Лишние тут же покинули комнату и плотно прикрыли дверь. Премьер-министр ждал…

Хью собрался с силами и сказал:

— Из тех двоих, что мы сегодня упустили у театра, одна была молодая дама. И я ее узнал… Я лично провожал ее накануне Рождества до Вашей резиденции на Довер-стрит. Она тогда мне показалась такой безобидной и излишне доверчивой… Ее спутника я разглядеть не мог, но пока не потерял сознание, увидел, что они вдвоём забежали в дверь угольного склада театра. Это все, что я могу рассказать о сегодняшнем происшествии… и только Вам.

— Благодарю за службу, рядовой! — подчёркнуто официально ответил Мельбурн и в полном смятении вышел на улицу.

Остатки ночи и поздний ужин, поданный по прибытию в резиденцию, ни к продуктивной работе, ни к крепкому сну не располагали. Он, не раздеваясь, в халате и панталонах, устроился в своём любимом вольтеровском кресле, приказав разбудить его не позже семи. Мельбурн искренне надеялся с утра дописать черновой вариант речи королевы и окончательную повестку дня к Тайному Совету.

Доклад королеве о сегодняшних событиях он практически обдумал, и записывать его на бумагу не имело смысла — дар красноречия и логики оставался всегда при нем.

Быстрому переходу ко сну уставшего за день Мельбурна мешала одна назойливая, но совершенная несуразная мысль: «Неужели сегодня у Королевского викторианского театра постовому встретилась мисс Виктория Кент? Как это возможно? Нет, это, должно быть, ошибка! Она сейчас спит крепким сном в Брокете и ждёт его возвращения…»

Он прикрыл на минуту веки… и настойчивый голос Хопкинса окончательно вернул его к действительности ранним декабрьским утром.

Аудиенция, запрошенная премьер-министром у королевы, прошла на удивление гладко. Мельбурн был собран, деловит и лаконичен. Выглядел он как всегда безукоризненно, и только заострившиеся скулы и тени под глазами выдавали степень его усталости.

Королева внимательно слушала краткое изложение фактов и событий, происходивших вчера в городе, и помешавших премьер-министру незамедлительно явиться во дворец.

По тому, как она уточняла детали и бросала быстрые взгляды из-под ресниц, Мельбурн понял степень ее интереса. В конце доклада она с плохо скрываемой надеждой посмотрела на своего визави и спросила:

— Лорд М, Вы думаете, мне теперь ничего не угрожает? -

В этом вопросе выражалась вся та растерянность и страх, что засели в глубине ее души после июньских событий.

— Думаю, мэм, нет. Я почти уверен, что сегодня было предпринято все, что должно, но личная охрана вне стен дворца будет сопровождать Вас как и прежде.

О тайных агентах, негласно сопровождающих любой выезд монаршей четы, премьер-министр упоминать не стал.

— Каковы Ваши планы в оставшиеся до Тайного совета дни, Лорд М? Мне показалось, что Вы немного утомлены…

— Не скрою, я желал бы уехать из города, мэм. Мне достаточно для отдыха пары дней. Вопросы к заседанию и Вашу речь я уже подготовил. Угодно ли взглянуть?

— Я посмотрю их позже. Принц Альберт, узнав о Вашем приезде во дворец, желал бы переговорить с Вами по интересующему его вопросу.

«Интересно, о чем же Альберт хочет говорить с моим премьер-министром?» — подумала она немного ревниво и позвонила в колокольчик. Рослый лакей в пудренном парике тотчас появился на пороге.

Принц Альберт был свеж и с излишней немецкой тщательностью одет в облегающий бархатный сюртук и неформальные брюки. Галстук был повязан с таким отсутствием фантазии, что любой английский джентльмен за милю признал бы в нем иностранца. Весь его вид выражал здоровое деятельное нетерпение, и, поздоровавшись с Мельбурном, он тут же перешел к делу:

— Хотел бы с Вами, виконт, обсудить вопрос о роли рождественского дерева в укреплении народных традиций!

— Да, сэр, — сказал, на мгновение замешкавшись с ответом, премьер-министр. — Мне представляется, что этот вопрос как никогда актуален.

Королева недоуменно посмотрела на обоих мужчин, которые, откланявшись, вышли из приёмной, продолжая обсуждать в коридоре этот животрепещущий с их точки зрения вопрос.

Ее супруг был неисправим, любое поле деятельности казалось ему важным и значительным в собственных глазах! Она задумчиво перебирала на столике исписанные ровным, немного старомодным почерком Мельбурна листы, когда мысль о том, с кем и как он будет готовиться к Совету, тотчас испортила ее умиротворенное настроение.

Когда обсуждение роли ели и других хвойных пород в укреплении рождественских традиции английского народа было закончено, Мельбурн кратко поделился с принцем итогами вчерашних задержаний. Операция прошла более чем успешно, и он искренне поблагодарил супруга королевы, отметив неоценимый вклад сэра Роберта в ее подготовку. Принцу было приятно это признание опытного политика, и на его, всегда немного отстраненном, лице появилось подобие улыбки. Засим они расстались, и Мельбурн с лёгким сердцем покинул Букингемский дворец — он вернётся сюда только в следующем году!

После аудиенции у королевы он заехал на ланч к сестре в Мельбурн-Хаус. Ее повар всегда мог предложить что-то особенное его взыскательному вкусу, а компания близких и дорогих людей была важна ему перед отъездом в Брокет-Холл.

Эмили видела новое задумчивое выражение, не сходившее с лица брата, но терпеливо ждала: Уильям сам скажет, если захочет.

За столом их было четверо: приехала дочь с мужем и маленьким сыном, что под присмотром няни спал в детской после кормления.

Лорд Палмерстон ещё не вернулся из присутствия и ожидался только к вечеру. Зять Эмили, молодой амбициозный лорд Эшли, в отличие от смешливой племянницы Мельбурна, был сдержанным на эмоции, серьёзным молодым человеком и уже опытным политиком от партии тори.

«На таких, как он, и будет в скором времени держаться Парламент», — думал Мельбурн, намазывая превосходный паштет на тёплую булочку-скон. Бокал вина, изысканные блюда и приятная беседа — вот все, что ему было сейчас нужно.

За двое суток, проведённых в Лондоне в эти последние дни декабря, Уильям толком не спал и ел, что придётся. Это маленькое послабление своему телу перед возвращением в Хартфордшир он позволил себе сознательно. В стенах родного дома, сидя под портретами своих предков, и особенно любимого, кисти Лоуренса портрета матери, он уверился в правильности принятого решения, круто меняющего его жизнь. Уже прощаясь с сестрой в холле, он, практически не проронивший и пары слов за столом, загадочно произнёс:

— Я с нетерпением жду нового года и надеюсь, он будет лучше для всех нас!

***-

Убаюканный мерным ходом экипажа, теплом от переносной жаровни, предусмотрительно захваченной камердинером из Лондона, и чувством выполненного долга перед королевой и страной, Мельбурн наконец задремал.

Мысли о возвращении домой и коробочке с кольцом матери, приятно оттягивающей карман, возвращали на его усталое лицо тень лёгкой улыбки. Ему виделась Виктория, такая же нежная и прекрасная, как в последний вечер перед отъездом, и почти чувствовался запах ее неведомых духов. Уильям живо представлял, как она выбежит ему навстречу и, вдруг отбросив все условности, обовьет его шею руками. Он прижмёт ее к своему сердцу на глазах обитателей Брокета, не думая о чьих-то осуждающих взглядах. Теперь это уже совершенно не важно, ведь в скором времени они соединят свои души и судьбы перед Богом.

Впервые после стольких лет Мельбурн возвращался домой в таком радостным предвкушении, преисполненный согревающей душу надеждой.

Подступающие сумерки уже начали скрывать крыльцо главного входа. Экипаж хозяина встречали заученно вытянувшиеся фигуры лакеев и дворецкого. В глаза вышедшего из экипажа Мельбурна тут же бросился причудливый венок из остролиста, прикрепленный к входной двери. Это воплощение фантазии и мастерства мисс Кент вызвало совершенно счастливую улыбку на лице виконта, его ждали и готовились к встрече!

Но постная и невозмутимая физиономия дворецкого, и особенно его слова, быстро заставили Мельбурна вернуться из мира грёз.

Объяснения старого слуги продирались к его рассудку словно через плотную завесу тумана:

— Рады Вас видеть в добром здравии, милорд. Да, милорд, то есть, нет, милорд. Уехала ещё вчера вечером. Как же, не одна… Молодой джентльмен до чая… Нанятая карета из Лондона. Но, милорд, на этот счёт не было инструкций… Если бы Ваша Светлость распорядились…

Это казалось совершенно диким и невероятным, но Виктории больше не было в Брокет Холле. Сердце сжалось болезненным холодом, и он вдруг услышал свой собственный голос, едва не сорвавшийся на крик:

— Бренди в кабинет!

Мельбурн широкими отчаянными шагами пересёк холл. Если и есть всему этому хоть какое-то объяснение, то наверняка он найдет его в обители своих полуночных бдений и тревожных мыслей!

Первое, что Уильям увидел на письменном столе рабочего кабинета, был его портрет, написанный рукой Виктории. На нем стояла подпись автора и неожиданно далекая дата «12/28/04». Под массивным папье-маше обнаружился сложенный вчетверо листок.

Он порывисто развернул записку и первые мгновения не мог уловить значение букв и строк, как будто они никак не хотели проникать в его сознание. Но потом, собравшись, прочел написанное вновь:

«Я знаю, Уильям, что поступаю недостойно и подло, покидая Брокет Холл в Ваше отсутствие. Даже не попрощавшись, не сказав, как сильно я страдаю от того, что мне пришлось сделать… Но поверьте, так будет правильно для нас обоих. Я многое поняла за те дни, что провела здесь: у меня не было права вторгаться в Вашу жизнь, ставить под угрозу Ваше имя и карьеру, пытаться перекроить наши судьбы назло законам времени. Я люблю Вас, люблю слишком сильно, чтобы причинить хоть малейшее зло и навлечь беды, которых Вы не заслуживаете. И это, наверное, единственное мое оправдание.

Я уже никогда не узнаю, простите ли Вы меня, да и заслуживаю ли я Вашего прощения? Но каждое мгновение, проведенное рядом с Вами, каждый Ваш поцелуй и каждое слово навсегда останутся в моем сердце. Я никогда не смогу забыть…»

Он прочёл ещё раз и вот тогда, наконец, понял их однозначный прощальный смысл. Злость и отчаянье одновременно поднялись к самому горлу, и рука потянулась к стакану…

Глубокой ночью Хопкинс безмолвной тенью проскользнул в приоткрытую дверь кабинета, наметанным взглядом оценив обстановку внутри. Перед тем, как задуть свечи в канделябре, он бросил взгляд на акварельный портрет Мельбурна, лежавший на столе, и забрал недопитую хозяином бутылку. Дата, проставленная на рисунке привела его в полное замешательство. Что же означает это таинственное «04»?

Убедившись, что виконт наконец уснул тяжёлым, но милосердным сном, он тихо вышел, плотно прикрыв за собой дверь. За десять лет службы при Мельбурне Хопкинс был свидетелем всех его жизненных перипетий, но таким сломленным лорд не выглядел никогда. «В этот раз уж точно надо быть настороже. Придется спасать хозяина от самого себя». Роб горько усмехнулся. Ведь их знакомство, собственно, и началось со спасения.

Это случилось в то далекое время, когда лорд Мельбурн, недавно назначенный министром внутренних дел, еще хаживал мимо дома обворожительной миссис Нортон, делая для этого немалый крюк по дороге на службу в Уайтхолл. И восторженно ловил легкий взмах батистового платочка со знакомого балкона. Эта связь была сугубо платонической, состоящей из милых фраз, вздохов, изящных намеков и нежных писем. Однако мужской натуре Мельбурна иногда требовались не только высокие слова о дружбе и обмен пылкими взглядами. А потому он, бывало, заглядывал в заведение некой мадам N с очень воспитанными и утонченными мамзелями английского происхождения. Заведение это, конечно же, не стояло посреди респектабельных улиц Вестминстера или Белгравии, а было расположено на самой границе с Ист-эндом.

В один из погожих октябрьских вечеров Мельбурн решил отправиться по знакомому адресу в обитель веселых и раскованных девушек, с которыми можно было просто расслабиться, забыв на время тревоги и заботы. Карета виконта без опознавательных знаков с кучером и лакеем дожидалась за тихим сквером…

После приятного вечера он вышел уже в глубоких сумерках в хорошем настроении и слегка захмелевший от шампанского, которое так любили ласковые чаровницы из заведения мадам N. Вдруг из сумрака улицы выступили две внушительные фигуры. Вероятно, лорд был не первым беспечным посетителем, которого они здесь подкарауливали. Грабители не теряли времени даром, и скоро Мельбурн вынужден был вспомнить уроки бокса, тайно взятые им еще в университете Глазго. В Кембридже юные джентльмены не снисходили до такого плебейского вида спорта, а вот в Шотландии к этому относились проще.

Ловко, но с трудом уворачиваясь от ударов мозолистых кулаков, он поздно понял, что разумнее было бы добежать до своего экипажа, где его дожидались слуги. Но уверенности в том, что они смогут помочь не было, к тому же гордость не позволяла ему спасовать перед этим сбродом. Силы были явно не равны, но джентльмен к досаде нападавших, оказался не промах, и вот в свете промозглой осенней луны блеснуло лезвие…

Возможно, именно здесь, в этом темном безлюдном переулке на границе Ист-энда и закончилась бы жизнь виконта Мельбурна, если бы недалеко от места схватки не показалась чья-то крепкая коренастая фигура.

На помощь отбивающемуся от грабителей джентльмену Роб Хопкинс бросился не сразу. Сначала он наблюдал за его действиями совсем как праздный зритель, с толикой снисходительного восхищения. Но увидев нож у одного из нападавших, не медля ринулся на помощь неосторожному франту, так неудачно вышедшему в ночь из гостеприимного чрева всем известного заведения. В Хопкинсе было сильно чувство справедливости, а своеобразный уличный кодекс чести он уважал больше, чем закон.

Из драки они с виконтом вышли победителями, молодой крепыш практически не пострадал, но у Мельбурна было несколько неглубоких порезов и внушительный синяк на скуле. Преследовать незадачливых грабителей они не стали и сейчас молча стояли, разглядывая друг друга. Оба тяжело дышали, пот катился с их разгоряченных лиц градом, на которых вдруг появилась совсем мальчишеская улыбка.

Прощаясь со своим неожиданным спасителем у экипажа, Мельбурн протянул ему свою визитку. Молодой кокни прочёл имя и слегка присвистнул. Хопкинс вел в то время далеко неправедную жизнь и порой ходил по краю, но закон грубо не нарушал. Даже ему было известно имя нового министра внутренних дел страны. Несколькими днями позже он пришёл по указанному в визитке адресу, и к неудовольствию чопорного дворецкого был принят самим виконтом. Мельбурн имел с Хопкинсом по поводу его небезупречного прошлого продолжительную и откровенную беседу. Роб не стал врать и изворачиваться, что подкупило в нем министра, и он дал ему шанс начать новую жизнь, сделав не только своим телохранителем, но и за врожденный талант все схватывать на лету — камердинером. Ведь будучи сыном мелкого стряпчего, Хопкинс никогда не был ребенком трущоб и в детстве даже успел походить в школу. Но ранняя смерть отца и мать с детьми на руках, оставшаяся без средств к существованию, вытолкнули его на улицу в поисках заработка и куска хлеба. Детство закончилось в одночасье, и на смену ему пришли грязные доки Темзы, тяжёлая работа за гроши, общество городского сброда, выпивка и горькая наука выживать вопреки всему.

Недаром, увидев за плечом виконта фигуру крепыша-телохранителя, констебль, переведённый недавно из Ист-энда в Скотленд Ярд, не удержался и указал министру на знакомое лицо с нагловатой ухмылкой, так хорошо известное ему по старому месту службы.

Роб был мастером крепкого словца, но после поступления на службу к Мельбурну такого позволить себе уже не мог. Но от души веселился, когда министр, участвуя с полицейскими комиссарами в допросах задержанных душегубов, не понимал особо цветистых ругательств на языке кокни и просил своего камердинера быть переводчиком.

Ещё не раз за эти годы верный телохранитель выручал своего патрона из самых неприятных и щекотливых ситуаций. Но сейчас был особенный случай, и Хопкинс впервые не знал, что должен делать.

Когда на следующее утро камердинер осторожно просунул голову в дверь и увидел своего хозяина спящим в кресле, то решился бесшумно пересечь кабинет и поставить поднос с обжигающим чёрным кофе и свежими газетами на столик, стоящий рядом с ширмой. Несмотря на почти полуденный час, в комнате царил полумрак, и Хопкинс, ожидая скорого пробуждения Мельбурна, решил ретироваться отсюда прежде, чем проницательные зеленые глаза откроются и с неудовольствием остановятся на нем.

«Пусть сегодняшний день станет чуть милосердней к хозяину, и он сможет пережить этот неожиданный и болезненный удар судьбы», — думал Хопкинс, выходя из кабинета. А потом он поднялся выше, на этаж для прислуги, рассчитывая найти Рози в маленькой комнатке под самой крышей.

Сегодня он почему-то решился открыть свое суровое сердце нежной и скромной девушке из Дербишира.

* * *

Едва камердинер успел прикрыть за собой дверь, как тонкий аромат крепчайшего кофе достиг полусонного обоняния Мельбурна. Сейчас он окончательно проснётся от этого тяжелого предрассветного сна, и рассеяно посмотрит вокруг, собирая по частицам события самого длинного в своей жизни вечера и полной глухого отчаяния ночи.

Среди газет, лежащих перед ним на столике, он не сразу заметит свежий выпуск «Morning Chronicle» со статьей на последней странице: «Еще один театр лондонского Вест-Энда разделил судьбу Друри-Лейн!»

«На вечернем спектакле 29 декабря в стенах Королевского Викторианского театра имело место происшествие, вызвавшее недоумение и замешательство благородной публики.

Ещё до начала представления служащими театра в районе гримуборных кордебалета и миманса были замечены хорошо одетые джентльмен и таинственная леди в темно-красном. Высокий, импозантного вида господин прижимал руку к плечу и был заметно бледен. Они быстро прошли, явно намереваясь исчезнуть в недрах театра.

Вслед этой паре с чёрного хода театра в самых худших традициях нашей полицейской службы, сметая все на своём пути, показалась группа «бобби» под предводительством весьма одиозного господина с увесистой тростью и револьвером в руках. Он намеревался, несмотря на протесты присутствующих и директора вышеозначенного театра, преследовать джентльмена и его миниатюрную спутницу, заблаговременно растворившихся в глубине подсобных помещений.

Преследователи вернулись из недр храма Мельпомены почти через четверть часа в полном недоумении и не скрывали своего разочарования. Следов беглецов ими обнаружено не было.

Входы и выходы из театра были немедленно перекрыты для публики, а по периметру здания выставлены дополнительные силы полиции. Запоздало данный третий звонок к представлению не внёс спокойствия, и руководство театра было вынуждено объявить с авансцены о задержке спектакля. Недовольный ропот публики и мрачные фигуры полицейских в фойе никоим образом не способствовали умиротворению и наведению порядка. Ещё через полчаса занавес, наконец, был поднят, огни в зале погашены, представление началось…

Очевидцы происшествия были весьма противоречивы в описании таинственно исчезнувших незнакомцев. Особо впечатлительные натуры приписывали несомненное сходство в их явлении с театром Друри Лейн и его призраком, замеченным в начале декабря. Неужели в нашем городе куда больше мистического, чем это считалось ранее?

На вашегопокорного слугу эти россказни не произвели должного впечатления, но шиллинг, выданный одному из служащих театра, смог ускорить мои поиски истины. И я незамедлительно готов изложить новые подробности этого весьма интригующего дела.

Вооружившись фонарём, в сопровождении вышеозначенного служащего, мы спустились в помещение для хранения декораций и бутафории театра. Смогли мы это сделать позже, как только полицейские покинули здание, а всеобщее возбуждение от случившегося окончательно улеглось. Следы множества ног, побывавших здесь до нас, были видны на пыльном каменном полу. Перед закрытой на замок массивной дверью мы огляделись — другого выхода из этого полуподвала обнаружить не удавалось. Маленькие, затянутые паутиной оконца шириной не более фута в расчёт брать не приходилось. В стоячем воздухе чувствовался едва уловимый аромат женских духов (я как знаток этого дамского «accessoire» могу поклясться — такого тонкого сочетания и поразительной стойкости я ещё не встречал ни у одной дамы в Лондоне!), а на пороге под дверью в неверном свете фонаря мне удалось различить едва заметные капли крови, чуть смазанные каблуком. Отпечаток каблука женского ботинка, я полагаю!

О своих находках в этом мрачном месте я, конечно же, не собирался уведомлять полицию, но Вас, дорогие читатели, не могу оставить в неведении. Ждём продолжения этой удивительной истории!

Корреспондент отдела криминальной хроники, мистер Д' О*.»

Глава 24

Вик с трудом разомкнула отяжелевшие веки, морщась от яркого искусственного света. Он был сейчас слишком резок для ее глаз, привыкших за несколько дней к мягкому полумраку и полутонам от зажженных свечей викторианской эпохи.

Шея и согнутая рука затекли от неудобной позы. На несколько минут она видимо совсем отключилась, привалившись к спинке пластикового сидения в равнодушно стерильном коридоре больницы. Здесь ежеминутно боролись за чью-то жизнь, хорошо отлаженная работа не прерывалась ни на секунду и медперсонал деловито проходил мимо, не замечая странно одетую молодую женщину, сидящую с отрешенным заплаканным лицом.

Всего два часа назад Вик, с истекающим кровью Альбертом, в машине скорой помощи добралась от театра до госпиталя Святого Фомы, и теперь ждала врача с новостями из операционной.

События этого длинного вечера вспоминались словно страшный сон. Скрипучий звук старенького радио слышался в захламлённом реквизитом коридоре, дверь в который они чудом смогли отомкнуть. Это показалось ей настолько нереальным, что она крепче обхватила своего спутника и сделала несколько торопливых шагов в ту сторону, откуда доносился звук. Радио надтреснутым гулом вело репортаж с очередного матча английской премьер-лиги. Ошибки быть не могло — переход состоялся! Надо было только найти выход и позвать на помощь. Вик плохо помнила, как они добрались до служебного входа в театр и каморки охранника.

По внутренней трансляции шёл спектакль и она поняла, что в пустых коридорах им сейчас никто и не попадётся, рассчитывать нужно только на себя и на расторопность охранника.

В больницу Альберта доставили почти в беспамятстве от большой кровопотери, и глядя на его мертвенно-бледное лицо, Вик, боясь отстать от бригады парамедиков, почти бежала рядом с каталкой и шептала: «Только бы успеть! Только бы…»

После первых самых отчаянных минут ожидания под операционной, к ней наконец вернулась способность мыслить рационально: «Надо как можно скорее связаться с баронессой Кобург!» Сейчас она перестанет дрожать, соберется и найдет дежурную медсестру, чтобы узнать, откуда можно сделать бесплатный телефонный звонок.

Через час с небольшим, в торжественной тишине бесконечно белого коридора послышался дробный стук каблуков. Вик подумала, что никогда на ее памяти мать Альберта не появлялась так оперативно.

Спустя несколько минут, перед ней уже стояла высокая, очень ухоженная дама средних лет, с глазами того же холодного синего оттенка, который унаследовал ее сын. Лицо баронессы казалось почти бесстрастным, если бы не полный отчаяния взгляд, и руки, судорожно вцепившиеся в маленький клатч. С Викторией они всегда неплохо ладили, без лишних сантиментов, как две взрослые самодостаточные женщины. И даже тогда, когда с долгой помолвкой Альберта и Вик было неожиданно покончено, они продолжали общаться.

Аделаида Кобург никогда не скрывала, что ей нравится эта маленькая, независимая девушка с сильным характером, которого явно недоставало ее сыну, и всегда втайне надеялась на то, что они преодолеют свои разногласия и будут вместе.

— Виктория! Что случилось? Что с ним? Ты ничего толком не объяснила по телефону, — раздался знакомый, почти срывающийся голос с лёгким немецким акцентом.

— Я все Вам… — только и смогла ответить Вик, но закончить фразу ей не удалось.

— Почему ты так странно выглядишь? Вы были сегодня вместе?

— Я обязательно попробую Вам все объяснить, но не сейчас…пока Альберт… — ей не хотелось думать и говорить: «На волосок от смерти», и вслух произнесла — Пока им занимаются врачи. Ему делают операцию, нужно извлечь пулю и…

— Пулю?! О Господи! Так это огнестрельное ранение? Но как же… как это могло случиться?! Где?! На вас напали? Полиция уже в курсе?

— Успокойтесь, прошу Вас, Аделаида! Я все расскажу Вам, но мне надо немного прийти в себя после всего… К тому же сейчас важно лишь состояние Альберта. Вы согласны?

Баронесса нервно поправила выбившуюся из прически белокурую прядь и сделав над собой усилие, наконец собралась.

— Извини, я не должна была обрушиваться на тебя. Вижу, что ты сама еле держишься на ногах. Но ты должна понять… Мне нужно срочно выяснить, могут ли здесь оказать моему сыну всю необходимую помощь. Но потом мы обязательно с тобой поговорим.

С этими словами баронесса решительно направилась к стойке регистрации приемного отделения в поисках дежурного врача. Вик устало прикрыла глаза и вздохнула. Похоже, медперсоналу придется выслушать неслабую тираду, пересыпанную многочисленными вопросами и выдержать немало атак по поводу уровня своей компетентности.

Время в неизвестности тянулось невыносимо долго, тишина перемежалась с воем сирен очередной машины скорой помощи, и где-то в огромном чреве больницы начиналась суета с приемом очередного пациента. Вик не могла думать ни о чем, кроме происходящего сейчас за дверью в операционный блок. Об остальном она позволит себе вспомнить завтра, когда жизнь Альберта будет уже вне опасности.

После разговора с матерью Альберта, Вик стало ясно, что необходимо придумать более или менее внятное объяснение всему произошедшему. К тому же, врачи наверняка связались с полицией, как того требовал закон, приняв пациента с огнестрельным ранением, и очень скоро ей придется отвечать на неудобные вопросы, а может и давать показания.

— Это вы мисс Виктория Кент? — раздался рядом, чей-то дежурный вопрос.

— Да — растерянно подняв глаза на подошедшего врача, внутренне обмирая от страха предстоящего известия, произнесла Вик.

— Ваш жених в порядке, операция прошла хорошо. Я надеюсь, ему ничего не угрожает, хотя восстановление будет медленным. Пуля задела ключицу и легкое, хорошо, что помощь была оказана своевременно и молодой организм…

— Он не мой… — Вик машинально хотела сказать, что Альберт ей не жених, но тут же вспомнила, что подписывала какие-то бумаги по приезду в госпиталь, и что бы ускорить формальности назвалась его невестой. — Можно взглянуть на него? Его мать тоже здесь. — попросила она, с надеждой заглядывая в усталое лицо хирурга.

— Да, конечно. Вас проводят.

За плечом врача тут же показалось обеспокоенное лицо баронессы, которая вероятно слышала все сказанное им секунду назад и теперь занялась уточняющими расспросами. «От нее теперь так просто не отделаться. Крепитесь» — подумала Виктория, у которой словно камень сняли с души. Но вместе с тем навалилась дикая усталость, все это время она старалась ее игнорировать, мобилизуя все оставшиеся силы, чтобы дождаться вестей о состоянии Альберта.

Войдя в палату, в сопровождении медсестры и притихшей Аделаиды, Виктория вдруг почувствовала себя страшно виноватой. Все случившееся было результатом ее необдуманного порыва, дикой авантюры, в которую она невольно втравила Альберта, не подозревая, что он ещё питает к ней романтические чувства.

Словно уловив эти мысли, вызванные муками совести, Аделаида отпустила ее руку, хотя секунду назад это придавало ей сил. Вид бледного осунувшегося лица Альберта на больничной подушке и каких-то подключенных к нему аппаратов, окончательно ее расстроил. И только после того, как врач еще несколько раз заверил баронессу в том, что жизнь ее сына вне опасности, Виктория согласилась отправиться домой.

Выходя из палаты, Вик почувствовала как между ней и матерью Альберта пробежал явственный холодок отчуждения.

Такси, которое любезно вызвала баронесса, уже через полчаса, по засыпающему Лондону, доставило Викторию домой.

Квартира показалась ей совершенно чужой, холодной и одинокой. Не заходя в гостиную, она тут же вспомнила про мистера Финдуса, все это время жившего у Альберта. Вик поспешила за ним, сняв с гвоздика под притолокой запасной ключ от квартиры соседа сверху.

Увидев хозяйку, кот, подняв хвост трубой засеменил навстречу с душераздирающим мяуканьем и, привстав на задние лапы, потянулся к ней всем своим пушистым полосатым тельцем. Вик взяла его на руки и прижала к себе, тут же услышав громкое довольное урчание около уха.

Платье, с которым было связано так много воспоминаний, Вик с какой-то особенной тщательностью спрятала в глубине своей небольшой гардеробной. Она трусливо опасалась, что утром оно воскресит в памяти все то, что нужно оставить раз и навсегда в прошлом.

Горячий душ и кружка крепкого чая помогли ей немного расслабиться, однако, несмотря на глухую декабрьскую ночь и смертельную усталость, сон долго не шел. Финдус же невозмутимо нежился под боком, издавая успокаивающе уютные звуки. Ему было не под силу справиться с тем, что творилось в мыслях его хозяйки.

Если бы ее попросили описать свое нынешнее состояние, она бы не смогла передать все оттенки душевной и почти физически ощущаемой боли, завладевшей всем ее существом, оплетая каждый уголок сознания. И дело не в том, что Мельбурна больше не было рядом. Было бы проще перенести расставание, зная, что где-то далеко бьется его мужественное сердце, возможно в другой стране, на другом континенте и даже рядом с другой женщиной. Но его просто не было на этой земле, Уильяма не стало почти сто пятьдесят лет назад. Это был приговор времени, окончательный и страшный, который ей нужно принять, разумно и объективно оценив все произошедшее.

Еще пару дней назад он был ее реальностью из плоти и крови, ее дыханием и всей ее жизнью. Она еще так явственно помнила вкус его поцелуев, властный призыв его прикосновений…и не могла, не хотела заставить себя считать все это частью глухого небытия…

* * *

Резкий звук телефонного звонка заставил Вик вздрогнуть. Только сейчас она поняла, в своем любимом кресле, закутавшись в тёплый плед. Беглый взгляд на часы — уже почти полдень! В трубке — взволнованный голос матери:

— Виктория, дорогая! Ты в порядке? Мне позвонила баронесса Кобург, сказала, что ты в Лондоне, что ты была с Альбертом, и на вас кто-то напал! Что это значит? Как же твоё Гоа и медитация? Ты ведь говорила….

— Мам, со мной все хорошо. Я проспала почти целый день, а сейчас собираюсь пойти и приготовить себе завтрак. Прости, что не предупредила о своем приезде, не хотелось тебя тревожить. — стараясь сделать свой голос как можно более уверенным и спокойным, ответила Вик.

— Тревожить? О чем ты говоришь?! В Альберта стреляли, и ты была там с ним! В какой-то средневековой одежде, как выразилась Аделаида. Я абсолютно не понимаю, что происходит, мы все не понимаем! Приезжай к нам в Сассекс, объясни в чем дело, если не собираешься делать это по телефону. — Старшая Виктория Кент и не собиралась сдаваться.

— Мама, я не уеду из города — безапелляционно заявила Вик. — Пока Альберт не пойдет на поправку и я ему нужна. Извини, не в этот раз.

— Это произойдет и без твоего присутствия. Аделаида уже поставила на уши всех доступных в Лондоне светил медицины. Так что не глупи, тебе самой сейчас требуется забота, хороший совет и поддержка семьи.

— Спасибо, но я остаюсь. Со мной правда все в порядке. Проведу остатки отпуска дома. Второго уже выходить на работу. Накопились кое-какие дела, да и Финдуса оставить совершенно не на кого. Обязательно расскажу тебе все, но позже, — уловив глухую паузу, Вик поняла, что последний аргумент был решающим. Джон не выносил животных в доме, особенно котов, да и они его не особенно уважали.

— Как знаешь, дорогая, — с плохо скрываемой смесью тревоги и обиды, наконец, произнесла мать. — Я желаю тебе только добра, помни об этом!

Когда в трубке послышались короткие гудки, Виктория зажмурилась так крепко, как в детстве, когда изо всех сил пыталась сохранить ускользающие воспоминания о недавнем волшебном сне, отгоняя надвигающуюся реальность. Но открыв их, обнаружила себя в своей квартире, одетой в хорошо знакомую пижаму, сжимающей трубку телефона. Только сейчас ей стало ясно, что мобильник был выключен уже несколько дней. И как бы Вик не хотелось этого делать, но возвращение в настоящее должно было начаться именно с реанимации гаджета.

На экране замаячили многочисленные сообщения от подруг и Энтони, умиравшего от нетерпения увидеть обещанные Викторией фотографии с закрытой вечеринки, для которой он создавал ее наряд. Мэтью также интересовался ее внезапным исчезновением и предлагал обсудить какое-то очень интересное предложение от одного из модельных агентств.

Вик с трудом заставила себя встряхнуться, одеться и выйти из дома. В кармане тут-же завибрировал телефон, принимая очередное смс. Сегодня будет трудный день, впереди непростой разговор с полицейскими и матерью Альберта.

Всегда такой знакомый, куда-то спешащий и жужжащий лондонский полдень, почему-то показался чужим и враждебным, может быть, после размеренного спокойствия и неторопливости тех невозможно далеких пяти с половиной дней, проведенных в Брокет-Холле. Она удивленно наблюдала за тем, что происходило вокруг, словно астронавт, вернувшийся на Землю из длительного межзвездного путешествия, не в силах почувствовать себя вновь частью всей этой суеты, ощутить твердую поверхность под ногами.

Несколько минут она стояла так, потерянная и отстраненная, но потом, набрав в легкие свежего морозного воздуха, расправив воротник своего пальто и плотнее закутавшись в теплый шарф, наконец шагнула на оживленную улицу.

Ей еще предстоит проделать непростой путь, путь к самой себе — прежней решительной и целеустремленной, иногда дерзкой и пробивной Вик, которая всегда смотрела вперед, не оглядываясь на прежние потери. Но она совершенно точно знала, что стала другой, что жизнь ее уже никогда не будет прежней, и не могла дать объяснение этому невнятному, неизвестно откуда взявшемуся предчувствию.

Глава 25

— Так Вы утверждаете, что не разглядели того, кто в вас стрелял? — переспросил полицейский у Вик, устало и немного меланхолично занося ее показания в протокол.

Когда коренастый, с большими залысинами инспектор Хопкинс представился, она подумала, что худшей шуткисудьба ей еще не подкидывала. Снова услышать такую знакомую фамилию! Это на некоторое время вывело ее из равновесия. И хотя рассудок убеждал, что в Лондоне найдется еще как минимум несколько сотен Хопкинсов — память мгновенно воскресила то, что Вик так старалась оставить в прошлом.

Версия вчерашних событий была придумана ею накануне: они собирались навестить друзей, в районе вокзала Ватерлоо вышли из такси, и в сумеречном переулке подверглись нападению грабителей. Альберт заартачился и получил пулю. Лиц в темноте они не видели, перепугавшись, забежали в служебное помещение театра.

— Нет, я не разглядела… все произошло быстро, было так страшно… — Вик замолчала, словно борясь с нахлынувшими воспоминаниями. Полицейский истолковал ее волнение, как последствия сильного потрясения и шока, тон его стал заметно мягче.

— И еще один вопрос, мэм. Судя по показаниям врачей, принимавших вашего жениха вчера вечером, вы оба были одеты не совсем обычно.

Виктория подняла глаза, этот вопрос был так ожидаем, что ответ уже давно созрел в ее голове, но она изобразила недоумение:

— Необычно?

— Ну, хм… медсестра упомянула викторианские костюмы.

— Ах это. Ну да. Мы ведь собирались на тематическую вечеринку к друзьям. Они недавно помогали мне с рекламным проектом для фирмы «Маленькие радости». Главной темой были рождественские традиции викторианской Англии, вот и появилась идея для праздника! А у меня осталась кое-какая одежда со съемок…

Лицо Хопкинса неожиданно преобразилось в милейшей улыбке

— Так это ваших рук дело! Ну и ну, а я все думаю, где Вас мог видеть. Моя жена накупила с дюжину их открыток и шикарный подарочный постер! Значит на календаре были Вы?

Вик кивнула в ответ и мысленно возблагодарила Небеса за еще одно, но гораздо более удачное совпадение, хвала вездесущей рекламе!

— Ох, извините, перебил, продолжайте. — Хопкинс деловито наклонился к своему блокноту.

— …. Вообщем, больше и добавить нечего, невеселый косплей у нас получился, как видите… — подытожила Вик и многозначительно замолчала. «Пусть лучше думает, что они с Альбертом парочка со странностями, чем задает лишние вопросы»

Но инспектор лишь выразительно хмыкнул и вновь уткнулся в свой протокол, а затем пристально посмотрел на нее и спросил:

— Наши эксперты изучили пулю, попавшую в вашего жениха, очень любопытная получается картина.

— А что с ней?

— Она выпущена из револьвера Кольт — Патерсон, образца 1839 года, — сверившись с отчетом заявил полицейский, — Старинное, редкое оружие. И уже давно не используется по назначению, оседая в частных коллекциях. Что скажете?

Вик сделала непроницаемое лицо, хотя сердце выделывало отчаянные кульбиты в ее груди.

— Я скажу, что мне все равно, с помощью чего пытались убить Альберта, главное чтобы эти отморозки побыстрее оказались за решеткой.

— Это очень важная улика. Не каждый день увидишь такое.

— Значит, она поможет быстрее вычислить нападавших? Я правильно поняла?

— Да, абсолютно. Вспомните, возможно, подобное оружие встречались вам раньше, например, в доме у кого-нибудь из знакомых, друзей? — Хопкинс, по многолетней привычке, внимательно следил за реакцией своей собеседницы.

— Нет, я точно ни у кого не видела ничего подобного, — ответила Вик, после деланных раздумий.

— Все-таки напрягите память на досуге и дайте знать, если вспомните что-нибудь важное, — сказал он на прощанье, оставив свою визитку.

— Обязательно, инспектор, — ответила Виктория, заставив себя изобразить подобие улыбки.

— Хорошего дня, мисс Кент.

Ей показалось, что кто-то разжал невидимый капкан, в котором отчаянно задыхалось ее сердце. Но его беспокойный стук еще отзывался в ушах, а ладони предательски вспотели. Им с Альбертом удалось преодолеть временной портал, но ее бывший жених унес в своем теле артефакт, который совсем не вяжется с версией банального нападения уличных грабителей.

Смятение длилось недолго. Она должна встретиться с Альбертом раньше полиции, ведь, как только он окончательно придет в себя, его тоже допросят. Конечно, нестыковки в показаниях можно списать на шок от ранения и последствия наркоза, но не хотелось бы окончательно запутываться во лжи.

* * *

Баронесса Кобург заняла круговую оборону у кровати своего гениального сына, как только он пришел в сознание. Врач и медсестры быстро поняли, что с ее напором им не совладать и оставили свои попытки убедить Аделаиду в том, что ее сыну оказана вся необходимая помощь, а его жизнь уже вне опасности.

Когда Виктория далеко после полудня показалась на пороге палаты, баронесса вполне дружелюбно справилась о ее самочувствии и предложила совместный ланч, ей явно натерпелось узнать подробности вчерашнего происшествия. Вик пришлось торопливо согласиться, чтобы поскорее остаться с Альбертом наедине. О разговоре с его матерью она подумает позже.

— Как ты? — спросила она, когда за баронессой закрылась дверь.

— Хуже не бывает, — отозвался он — Но ты здесь, и это главное, — и вымученно улыбнулся бледными, ссохшимися губами.

— Альберт, они знают про пулю, — выдала она сходу, не в силах больше сдерживать свои эмоции, быстро излагая содержание недавней беседы с полицейским, — Прости, конечно нельзя вываливать все это на тебя так сразу, но я подумала — ты должен быть в теме, когда будешь давать показания, — добавила она в конце, во все глаза наблюдая за его реакцией.

— Не извиняйся, ты все правильно сделала. Только боюсь, — он немного поморщился от боли, сделав попытку пошевелить рукой, — Пуля заинтересует кое-кого еще…

— О чем ты? — с тревогой в голосе переспросила Вик.

— В любом случае, тебе не о чем беспокоиться. Но лучше на время исчезнуть из виду. Если тебе не запретили покидать город, уезжай, не стоит мозолить глаза полиции, подставлять себя под лишние расспросы. У тебя есть варианты?

— Мама приглашала приехать на праздник в Сассекс, — машинально ответила Вик, — Но ты так и не ответил. Кто еще может заинтересоваться этим делом?

— Виктория, ты задаешь слишком много вопросов, я еще не в состоянии выдержать это, — Альберт бессильно откинулся на подушку. Притворщик из него был никудышный, и она без труда догадалась, что на самом деле он не хочет об этом говорить. Но ничего нельзя было поделать. С его упертостью мог справиться только профессор Роберт Пиль, да и то в некоторых сугубо принципиальных для физики вопросах.

— Поезжай за город, сегодня же канун Нового года! И свою маман успокоишь и сама немного развеешься! — Я прошу, так будет лучше, — он вдруг взял ее руку в свою и легонько сжал.

— Ты невыносимый зануда, Альберт Кобург, — сказала она с притворным раздражением, немного поправив его длинную челку, то и дело падающую на глаза.

— Я знаю, — проговорил он, силясь улыбнуться.

* * *

Через час с небольшим, Вик сидела в вагоне поезда, который стремительно двигался на юг от Лондона в небольшой городок Укфилд в Восточном Сассексе. Сегодня ей чудом удалось избежать ланча с Аделаидой, сославшись на нехватку времени — она ведь так торопится обнять свою мать, которая немало взволнована тем, что произошло с ней и Альбертом накануне.

Виктория старшая так обрадовалась ее решению приехать на оставшиеся праздники, что сама вызвалась встретить дочь на маленькой станции, решительно отметая все возражения Вик, порывавшейся взять такси.

До деревушки Литл Хорстед, где находился их загородный дом, было рукой подать даже по заснеженной дороге, и Вик пробираясь к выходу из вагона, как могла морально готовила себя к потоку беспокойных вопросов, которые, по всей видимости собиралась задать ей мать наедине в машине.

Разглядев ее подтянутую спортивную фигуру на пустынном перроне, она неожиданно для себя, искренне обрадовалась, хотя, зная характер Виктории старшей, рассчитывать на избавление от душеспасительных тирад не приходилось.

— Как прошли рождественские праздники? Гости остались довольны? — спросила она у матери, добросовестно ответив на все ее расспросы о событиях последних десяти дней. Там были и Гоа, и внезапное возвращение, и тематическая вечеринка и госпиталь Святого Фомы… И ни слова про то, что на самом деле случилось в ее жизни…

— Гости… да, конечно. Мэри, кажется, влюбилась в наш Литл Хорстед и сельскую Англию. Она искренне уверяла меня, что это маленький рождественский рай и даже всерьез задумалась, не прикупить ли здесь по соседству коттедж.

— Надеюсь, ее сын не слишком скучал? Ведь ты наверняка наобещала, что твоя умница и красавица дочка составит ему компанию и покажет местные достопримечательности?

Виктория старшая сделала небольшую паузу, а потом заявила с неожиданным сарказмом:

— О нет, он тут явно не скучал.

— О чем ты?

— Такой обходительный, воспитанный и симпатичный молодой человек…и потом выясняется… Вообщем, Джон как-то видел его… в компании еще одного молодого мужчины. Живой интерес Саймона к истории провинциальных городков Англии стал нам вскоре понятен… Его ежедневные отлучки в Укфилд к английскому другу все наконец объяснили… Ну, ты понимаешь, что это значит…

Виктория выразительно хмыкнула, отметив про себя: «Да, мама, какое разочарование! Надеюсь, что этот случай охладит твой пыл по поиску для меня идеального мужа!» Однако, та и не собиралась сдавать позиции.

— Да, я немного ошиблась на его счет. Но ты все равно должна подумать о крепком плече, таком, как мой Джон. Знаешь, я считаю его своим самым искренним другом, он так помог мне после смерти твоего отца…

«Ну вот, настало время для старого, как мир, сказания о Святом Джоне Конрое, который вырвал несчастную вдову из пучины страданий и одарил ее благодатью своей любви», — подумала Вик, но вслух не произнесла ни слова, уже в сотый раз покорно выслушивая эту восторженную исповедь.

— А эта странная история с ограблением, — продолжила мать, закончив наконец перечислять достоинства Конроя, — Я склонна видеть в ней закономерное следствие твоего непредсказуемого образа жизни. Вечером в районе Ватерлоо, посреди Лондона? Я была права! Ты пока нуждаешься в руководстве! Пусть это будет не Альберт, хотя… сдается мне, ты так и не вынесла ни единого урока из ваших прошлых отношений. И наверняка даёшь ему напрасную надежду этими совместными вылазкам? Кстати, Аделаида уже запретила приближаться к своему драгоценному сыну ближе, чем на сто ярдов?

Вик промолчала, мужественно выслушивая заготовленную матерью речь по дороге к их небольшому коттеджу. Рассеяно смотря на пейзаж за окном, она мечтала оказаться, наконец, в своей уютной, все еще по-девчачьи обустроенной спальне. Ей сейчас не хотелось уже привычно возражать, бунтовать и отстаивать свою точку зрения — у неё просто не было для этого ни моральных, ни физических сил. Единственная цель ее поспешного бегства из Лондона — собрать себя по кусочкам в родных стенах, помнящих отца и отпустить, наконец, груз последних сумасшедших дней. Она должна вернуться к любимой работе отдохнувшей и полной сил! Ни матери, ни Конрою она не позволит помешать этому прекрасному плану!

***-

Неожиданно уютный и домашний Джон Конрой, облаченный в вязаный свитер, приподнялся с простора клетчатого дивана, изображая благодушие и радость от встречи с Викторией младшей. Но хватило его ненадолго. А ровно до того момента, пока он не разглядел в руках Вик переноску, в которой вполне себе мирно восседал мистер Финдус.

Ноздри Джона шумно втянули воздух, а губы скривились как от прокисшего молока. Виктория не без удовлетворения отметила эту перемену.

— Бога ради Виктория, неужели ты не могла оставить животное в Лондоне? — не вытерпел он.

Мать успокаивающим жестом погладила его по руке.

— К сожалению, сейчас в праздники все приюты переполнены, Альберт в больнице… Не бросать же его одного в холодной квартире — объяснила она за Вик.

— Это всего лишь кот, причем, вполне воспитанный. Вам незачем беспокоиться, Джон, — добавила та.

— Очень надеюсь на это, — недоверчиво произнес Конрой, покосившись на переноску, откуда, как ему показалось, зловеще сверкнула пара зеленых глаз.

Несмотря на мамины увещевания и недовольную мину Конроя, Вик была рада оказаться в родной и уютной обстановке их загородного дома.

В этом старом коттедже, купленном и отремонтированном руками отца, время словно остановилось. Оно бережно и заботливо, словно старая нянька сберегло светлые детские воспоминания о тех счастливых днях, когда они втроём приезжали в Литл Хорстед на выходные и праздники.

Поднявшись наверх в свою комнату, Виктория, едва разложив вещи и выпустив наконец Финдуса на волю, принялась разглядывать милые безделушки на туалетном столике, которые собирала будучи подростком. Ее любимые книги и журналы школьной поры все также аккуратно стояли на полке.

Руки сами потянулись к знакомым потрепанным корешкам и почти машинально извлекли на свет любимый томик «Джейн Эйр». Почему, Вик и сама не могла понять. Она увидела ленточку-закладку и открыла книгу на отмеченной странице: «Смотреть на него доставляло мне глубокую радость — волнующую и вместе с тем мучительную, драгоценную, как золото без примеси, но таящую в себе острую боль. Удовольствие, подобное тому, какое должен испытывать погибающий от жажды человек, который знает, что колодец, к которому он подполз, отравлен, но все же пьет божественную влагу жадными глотками.» Сердце у Вик невольно сжалось, настолько описанные эмоции были схожи с ее собственными недавними переживаниями. Рядом была напечатана небольшая иллюстрация: силуэт высокого джентльмена у окна, изображенного в профиль — так очевидно художник представил мистера Рочестера.

Вик стало не по себе, она резко захлопнула книгу и убрала на место, словно боясь выпустить потревоженных призраков. Она почти задыхалась, потрясенная не столько узнаваемостью черт в случайном рисунке, сколько своей собственной реакцией на него.

Неужели она всю жизнь будет убегать от своих воспоминаний, вздрагивая при каждом упоминании Его имени, увидев похожее лицо или фигуру, наткнувшись на статью, фильм или книгу?

С этим надо будет разобраться, и поскорее — подумала Виктория, — Иначе я сойду с ума.

***-

Праздничный вечер прошел на удивление спокойно и по-домашнему тепло. Они вместе с матерью приготовили ужин, накрыли большой обеденный стол в гостиной, а потом в компании Джона и шампанского проводили старый год.

Конечно, этот вечер не был даже отдаленно схож с теми шумными и веселыми праздниками, на которые они приглашали соседей и друзей раньше, когда был жив отец. Вик до сих пор помнила эти благословенные дни, хранившиеся в самом сердце как неприкосновенный клад. И как всё-таки хорошо и правильно было оказаться именно здесь после всего произошедшего, даже присутствие Конроя сегодня не вызывало негатива. И хотя Вик знала, что через пару дней он снова превратится в ее несносного и требовательного шефа, сейчас он был почти милым, а глаза матери светились нескрываемым женским счастьем.

Однако, благостное настроение Джону было поддерживать совсем не просто. Мистер Финдус постоянно вертелся около елки, нюхая и пробуя лапой ее густые, украшенные игрушками и гирляндами ветви. От этого стеклянные шары соприкасались, то и дело мелодично позвякивая, заставляя Конроя каждый раз нервно вытягивать шею и прислушиваться. Но как только его взгляд останавливался на хитрой кошачьей мордочке, мистер Финдус делал вид, что занят исключительно своим внешним видом и принимался усердно чистить полосатые бока. Вик еле сдерживалась, чтобы не прыснуть от смеха наблюдая эту молчаливую дуэль. Ведь стоило Джону отвлечься за едой или разговором, Финдус уже ловил момент и протягивал лапу к елке, вызывая очередной тревожный звук.

— Его необходимо запереть, иначе он опрокинет ёлку, — предостерегающе заявлял Конрой, бросая время от времени взгляд в сторону кота.

— Ну что ты, он ведь даже не смотрит на нее, — успокаивала Виктория старшая.

— Вам показалось Джон, это всего лишь сквозняк, — поддерживала её Вик.

— Чушь, откуда здесь сквозняки? — парировал Конрой.

— Дом, между прочим, довольно старый, — аргументировала мать.

— Ну вот, опять этот звук, я просто уверен, что скоро вы будете собирать с пола разбитые игрушки! — вновь нервничал он.

Измывательская забава, затеянная мистером Финдусом, продолжалась до тех пор, пока ему самому не наскучили периодические вопли Джона. И кот, наконец, картинно развалился около тёплого камина, изображая полное смирение и благопристойность.

Всю оставшуюся часть новогодней ночи Вик не могла заставить себя заснуть. В голову приходили совершенно странные мысли, не дающие покоя. Она вдруг задумалась, что по сути повторяет судьбу своей матери… Ведь та вышла замуж за отца, будучи на много младше него. Ему, авторитетному антиквару и старому холостяку было уже к сорока, ей же студентке — будущему искусствоведу едва исполнилось 20. Был ли этот роман благословением небес или холодным расчетом со стороны дальновидной барышни из хорошей, но небогатой семьи? Так всегда считала бабушка Вик со стороны отца — вдовствующая леди Кент. Она никогда не одобряла выбор сына, полагая, что Виктория старшая — вертихвостка, выскочившая за него лишь из-за внушительного состояния и положения в обществе. Но Вик не хотелось этому верить, ведь она так явственно помнила с какой теплотой и нежностью они относились друг к другу до самой его трагической и внезапной смерти.

Им бы пооткровенничать с матерью, как двум взрослым и состоявшимся женщинам, но с того времени, как не стало отца, их разделяла пропасть отчуждения. Мать начала искать утешения в светской жизни, и многочисленных поклонниках, пока, наконец, не встретила Конроя, а Вик в этот сложный период оказалась предоставлена самой себе, ее проблемы вдруг перестали кого-либо интересовать.

Теперь же Виктория старшая пыталась наверстать упущенное, пытаясь оказать влияние на жизнь дочери, ее привычки и характер, не замечая, что девочка-подросток уже выросла и давно ведет самостоятельную жизнь, пытается строить карьеру, имеет собственное мнение и не собирается перекраивать себя, исходя из представлений матери, внезапно ощутившей потребность реализовать свою нерастраченную заботу.

Возможно ли, что когда-нибудь они станут общаться по-другому, без натянутых фраз и постоянных нравоучений? Придёт ли мать к пониманию того, что ее дочь не нуждается в них, что ей важно чувствовать понимание и поддержку, простое человеческое участие?

Вик наконец закрыла глаза. На самой границе беспокойного сна ей послышался знакомый, чуть сдавленный, ласкающий шепот: «Много ли нужно человеку, чтобы почувствовать себя счастливым. Лишь тепло очага и звук дорогого сердца рядом…». Ресницы дрогнули, пропуская соленые капли, но она не заметила их, мысленно купаясь всем телом в кольце тёплых рук Уильяма и его голоса, произносившего слова любви. Слова, что будут отныне согревать ее в самую холодную ночь и придавать ей силы в самые трудные времена.

***-

Январь промчался, словно в лихорадке. Вик хваталась за работу с жадностью пираньи, как выразился Энтони, потерявший всякую надежду вытащить ее в клуб или на вечеринку. Самые безумные проекты, самые капризные заказчики, самый неудобный график — Викторию Кент ничто не останавливало.

Конрой конечно же был доволен, но Виктория старшая постоянно засыпала его жалобами по поводу бессовестной эксплуатации ее драгоценной дочурки, из-за чего она не видит ее уже больше месяца. Все попытки Джона убедить ее в том, что всему виной остервенелый трудоголизм Вик, потерпели фиаско.

Единственное, на что она могла позволить себе отвлечься в первые дни нового года — это посещение Альберта в больнице. Но спустя неделю после ранения, баронесса Кобург уже забрала сына к себе домой, и окончательное выздоровление проходило под ее чутким и неусыпным взором.

Полиция чудесным образом больше Вик не беспокоила, и она списывала это на джентльменскую услугу Альберта — он выполнил свое обещание, оградив ее от всего этого. Вик оставила попытки вытянуть из бывшего жениха хоть какие-то подробности общения с полицией, но тот лишь отшучивался — Мол, у Скотленд-Ярда полно нераскрытых дел и покруче банального грабежа, забудь! Но Викторию не покидало чувство, что за этим наигранным спокойствием скрывается какая-то тайна. Когда-нибудь она найдет способ это выяснить, сейчас же у неё не было на это ни сил, ни желания.

Ежедневно изматывая себя работой, Вик добивалась желаемого: не думать, не вспоминать, не страдать от тоски и боли. Усталость и мысли о куче дел на завтра отлично справлялись с этим, и добравшись наконец до своей кровати она забывалась крепким, но недолгим сном.

* * *

Двое мужчин в одинаковых безликих серых костюмах вот уже несколько часов подряд в течение последней недели просматривали в Архиве Соединенного королевства подшивки самых известных лондонских газет за 1840 год. Работа была кропотливая и ответственная. Странных посетителей, с неограниченным допуском ко всем фондам архива, похоже интересовали упоминания о событиях в районе нынешнего театра Олд Вик, а так же происходившие непосредственно в нем.

Все найденные заметки тщательно копировались и заносились в протокол. В газетах неоднократно и на все лады упоминалась масштабная полицейская операция в районе Ламбета, но пока ничего существенного, что могло подтвердить слова молодого ученого, который с января числился в оперативной разработке спецслужб.

Наличие пули, выпущенной из раритетного оружия, показаний самого объекта, зафиксированных профессионалами из Темз-хауса, задушевной беседы с его научным руководителем и наличия теоретических выкладок было пока недостаточно, чтобы поверить в правдоподобность версии с так называемым временным «переходом» и ранением, полученным от лондонского «бобби» 19 столетия. Но испытание на полиграфе Альберт Кобург прошёл на удивление «чисто», это и сподвигло руководство засекреченного научного подразделения MI-5 продолжить поиски истины.

Наконец один из «исследователей» подозвал своего напарника и молча указал на статью на последней странице в «Morning Chronicle» от 30 декабря 1840 года: «Еще один театр лондонского Вест-Энда разделил судьбу Друри-Лейн!».

Глава 26

— Прости Вик, но выглядишь ты неважно, и это еще мягко сказано, — поначалу тактично заметил Энтони, когда практически шантажом выманил ее на ланч.

Они сидели в одном из самых смелых и модных мест, что так любил посещать ее лучший друг. За зеркальным, во всю стену окном уже чувствовалось окончание зимы: февральские оттепели сделали своё дело, а робкое лондонское солнце пробивалось сквозь серую завесу низких туч.

Вик окинула взглядом своего визави: пижонский прикид «с иголочки», модную стрижку, дизайнерские очки. Да, рядом с ним она выглядела серой загнанной мышью. И когда только она перестала обращать внимание на свой внешний вид, выбирая эти унылые водолазки, старые джинсы и бесформенные кардиганы?

— Нет, я не могу быть деликатным, меня в дрожь бросает от твоего изможденного лица и кругов под глазами. Ты рехнулась, дорогая? Даже если у тебя ничего не вышло с тем горячим экспертом, жизнь на этом не закончилась! Вспомни, Вик, ты же мне всегда это говорила! — не выдержал Энтони, — Сколько раз я был размазан очередным неудачным романом, но посмотри на меня. Как видишь — жив и здоров, и не собираюсь ни в чем себе отказывать. Да, и еще я думаю, извини за прямоту, ты не совсем здорова. Твой цвет лица… ох, Вик, это просто катастрофа!

— Ты не понимаешь Энтони… Со мной все в порядке. Просто сейчас много работы и… Пожалуй я отойду на минуту — вдруг выпалила Вик, почувствовав внезапный приступ тошноты, когда официант выставил перед ними заказанный ланч.

Энтони проводил ее тревожным взглядом.

— Ну вот, я же говорил! Обещай, что завтра же отправишься к врачу, иначе мне придется поставить на уши твою маман, — пригрозил он, когда Вик вернулась за стол бледнее прежнего.

— Обещаю — покорно отозвалась она, не в силах смотреть на горку розовых креветок, призывно торчащих из замысловатого японского блюда. Она не могла думать больше ни о чем, кроме как о совершенно безумной, внезапно посетившей ее пять минут назад догадке.

После ланча, она не вернулась в офис. Впервые за много дней Вик позвонила Конрою и сама попросила выходной, а по дороге домой забежала в ближайшую аптеку.

Придя домой, она некоторое время просто сидела в кресле, погрузив пальцы в мягкую шкурку запрыгнувшего к ней на колени мистера Финдуса, вспоминая свои внезапные недомогания в последние дни, стойкую бессонницу и перепады настроения. Она списывала это на общее переутомление и последствия «любовной лихорадки» декабря, что пошатнуло в ней хрупкое душевное равновесие. Отсутствие «женского недуга», как именовала его Рози, за прошедшее с Рождества время, её тоже не особенно напрягло. Такое не раз случалось с ней и раньше на фоне стресса и потери аппетита. В голове назойливо мелькала совершенно дикая мысль: что если…. Нет, возможно ли такое? Даже в виде безумной мечты? Это вдруг наполнило ее теплым, живительным светом, но тут же в сознании шевельнулся страх — Альберт предупреждал, что перемещения во времени могут быть опасны для здоровья. Её теперешнее состояние вполне может оказаться началом, ещё не изученной наукой, болезни.

Нужно положить конец этим изматывающим догадкам. Собравшись с духом, Вик достала из сумочки купленный тест и решительно направилась в ванную. Удивительно, но живя с Альбертом она никогда не делала этого раньше. Ведь даже эта часть их недолгой совместной жизни была им дотошно выверена и спланирована.

Если бы кто-нибудь увидел Викторию несколько минут спустя, то был бы немало удивлен той резкой переменой, что произошла с ней.

Нервное ожидание сменилось удивлением, а потом невероятной и всепоглощающей радостью, затопившей ее измученное сердце до самого края. Вик смеялась и плакала одновременно, не в силах вместить в себя те чувства, которые сейчас переполняли ее. «Что же, Уильям Лэм, 2-й виконт Мельбурн, у Вас все-таки будет наследник!»- прошептала она, понимая, что эти слова не долетят до него через непреодолимое теперь время и пространство, и все же так отчаянно желая их сказать.

Виктория стояла у окна, вглядываясь в бесстрастное, уже тонущее в подступивших сумерках лондонское небо, чувствуя как счастье медленно разливается где-то у самого ее сердца. Это казалось невероятным, немыслимым! Ей удалось перенести новую жизнь почти через полтора столетия. Была ли она обманщицей, коварно нарушившей законы Вселенной или сама судьба преподносила ей столь неожиданный, но желанный подарок? У нее не было ответа. Она понимала, что Уильяма никогда больше не будет рядом, но часть его навсегда останется в этом мире и станет ее счастьем, не призрачным, а настоящим, ради которого стоит жить и бороться.

* * *

Мерное покачивание вагона было почти усыпляющим, но Вик с удовольствием рассматривала чудесные виды, мелькающие за окном. Через четвертьчаса ее поезд должен прибыть на перрон самого живописного курорта Англии, куда баронесса Кобург отвезла своего сына для реабилитации после декабрьского ранения.

По телефону Альберт почти ничего не сказал, попросив лишь навестить его в Бате, и намекал на какой-то серьезный разговор. Они почти не виделась с ним в последнее время. В своей квартире молодой учёный практически не появлялся, по-соседски, как бывало раньше, не заглядывал. Виктория лишь однажды мельком увидела его садящимся в чёрный представительский автомобиль с водителем в униформе и двумя неулыбчивыми пассажирами. Но более всего ее поразил строгий костюм и кашемировое пальто на Альберте — таким себе бывшего жениха она даже не представляла. После больницы он так и не вернулся к полноценной работе в своей любимой лаборатории Вестминстерского университета, а по смутным намекам его матери ждал места в одном из колледжей Кембриджа, чтобы занять солидную вакансию, достойную его светлой головы. Кажется, для полного счастья Аделаиде требовалась только найти покладистую, заботливую жену для обожаемого сына и дистанцировать его от мисс Виктории Кент, в которой она окончательно разочаровалась.

В памяти Вик почему-то сейчас возник эпизод почти трехлетней давности, в пору ее скоропалительной помолвки с Альбертом:

— Это не он — сказала леди Кент и бесшумно поставила чашку на серебряный поднос. Виктория, едва вернувшаяся в кресло напротив, удивленно посмотрела на свою бабушку. Благодаря приоткрытому окну в гостиной, им был отчётливо слышен звук отъезжающего такси. Тихая улица на севере Лондона, состоящая из аккуратных домов в псевдо-палладианском стиле, погрузилась вновь в своё полусонное существование.

Продолжения не последовало, и старая леди углубилась в очередной расклад пасьянса. Бабушкина экономка Мэри вплыла своим немолодым телом в приоткрытую дверь, и ловко собрав чашки с круглого стола, подхватила тяжёлый поднос.

Дверь за ней бесшумно закрылась. Терпение внучки было наконец вознаграждено и леди Абигайль продолжила:

— Он безусловно воспитанный и умный молодой человек. Но он предсказуем и пресен как… железнодорожное расписание!

Это непоэтическое сравнение ее жениха слегка задело Вик.

— Вы не знаете Альберта, бабушка! Он…

— Хороший друг, интересный собеседник, нравится твоей матери? — нетерпеливо перебила ее леди. — В тебе больше от Кентов, чем ты себе даже представляешь! А они, поверь мне, неисправимые романтики! Только твой отец, закоренелый холостяк и романтик мог решиться на женитьбу на молодой богемной вертихвостке в свои сорок лет и завести ребёнка! Я смирилась с его выбором — сказала она чуть мягче, глядя своими пронзительно голубыми глазами на внучку — Ведь теперь у меня есть ты…, но сути это не меняет! Альберт Кобург не мужчина твоей мечты и это мне ясно как божий день!

Виктория не ожидая такого резкого и, увы, неодобрительного мнения старой леди, пожалела о сегодняшних «смотринах» с чаепитием в доме своей бабушки по отцу. Мать предусмотрительно отказалась от сопровождения молодёжи в дом свекрови, и зная их непростые отношения, Вик была ей благодарна за это. Даже бойкий и насмешливый старший брат Эрнест, прихваченный Альбертом для придания должной респектабельности, а более для собственной уверенности, не смог произвести положительного эффекта и убедить леди Абигайль в верном выборе внучки.

Именно тогда, сидя за опустевшим столом, Виктория не могла не признать, что поторопилась со знакомством будущих родственников. В душе у нее начало шевелиться подозрение, что и сама помолвка была слишком поспешной. Не испытывая сильных чувств к жениху, она позволила себя уговорить и безвольно согласилась на этот непродуманный до конца шаг.

***-

Объявление, извещавшее о прибытии поезда на станцию «Бат», оторвал ее от внезапно нахлынувших воспоминаний, и она поспешила к выходу, через несколько минут погрузившись в суету перрона.

Мартовский Бат с его уникальным микроклиматом был похож на слегка чопорную даму бальзаковского возраста, разодетую в пышные кружева из цветущих первоцветами клумб и магнолиевых деревьев. Уже повсюду чувствовалось дыхание весны, и Вик с наслаждением щурилась от ласкового солнца, которое так и норовило залезть под стекла ее очков. Ей сразу же захотелось затеряться среди старинных палладианских зданий приятного медового оттенка, разглядывая их архитектуру, погулять по многочисленным улочкам, словно сошедшим со страниц романов Джейн Остин, заглянуть в антикварные лавки, покататься на маленькой лодке мимо величественных мостов через неспешный Эйвон.

«Безнадежно усат» — подумала Вик, как только разглядела Альберта, среди посетителей одной из старинных купален, окутанной паром горячего источника. Он выглядел гораздо лучше с момента их последней встречи, более мужественным и будто бы повзрослевшим. Почти три месяца! Только сейчас Вик поняла как быстро пролетело время с того памятного Рождества…

Заметив ее, Альберт улыбнулся в своей сдержанной манере, но по глазам было видно насколько он рад этой встрече и как взволнован. Да и она искренне радовалась его отдохнувшему и посвежевшему виду.

— Виктория! Почему ты не позвонила? Я бы встретил. — сокрушался он, едва успев накинуть свой махровый халат и пробираясь в сторону раздевалки. — Как добралась?

— Хорошо. Поезда ходят по расписанию.

— Я думал, ты будешь на машине. Кажется, раньше поезда тебя особенно не вдохновляли?

— Ну, знаешь, вкусы у людей меняются. Вот и ты, вижу экспериментируешь — она слегка коснулась его смешных усов.

Альберт замолчал и слегка смущенно опустил голову, разглядывая свои руки.

— Ты права. Все меняется… Подожди меня, пожалуйста, на ресепшене. Буквально пару минут… Нам лучше поискать более уединенное место, чтобы поговорить. Столько всего накопилось…

Сидя напротив него в уютной кофейне, Вик с трудом привыкала к новому образу своего друга, стараясь не подкалывать его по поводу растительности, появившейся под носом. Это было бы жестоко, учитывая его немного потерянный вид. Видимо он собирался сказать ей что-то очень важное и мысленно настраивался на непростой разговор. Его тонкие пальцы то нервно крутили чашку на маленьком блюдце, то принимались терзать краешек салфетки.

— Я очень рада, что ты в порядке. Мы все волновались за тебя. — искренне сказала Вик. — Надеюсь, полиция больше не беспокоит?

— Спасибо. Это приятно слышать. А полиция… - на секунду ей показалось, что он задумался над ответом — Следствие, очевидно, зашло в тупик и было приостановлено.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Это не их уровень. Тебе больше не стоит забивать этим свою голову, Вик.

— Хорошо. Я сделаю вид, что поверила, как тогда, в больнице, но ты совершенно не умеешь врать, — со вздохом сдалась она.

— Не знаю, почему ты решила, что я тебя обманываю, но мне действительно нечего скрывать.

Вик посмотрела на него долгим и пронизывающим взглядом.

— Откуда же вдруг загадочные авто с водителем, хмурые джентльмены в пальто и костюм вместо любимых потасканных джинсов? Такое чудесное и своевременное приглашение в Кембридж…

Альберт сокрушенно покачал головой.

— Это все Пиль, его рук дело. Он искренне считает, что я могу претендовать на Нобелевскую премию, вот и выхлопотал мне место благодаря своим обширным научным связям. А внешний вид… это лишь подготовка к новой работе и к новому статусу. Ничего странного и загадочного.

Вик молчала, понимая, что либо она мнительная дурочка, которой за каждым углом мерещится заговор, либо Альберт все таки вляпался во что-то серьезное, раз так отбивается от ее вопросов.

— Я хотел поговорить с тобой о другом… — неожиданно сказал он и на мгновение замер.

Вик невольно напряглась. Он протянул руку и взял ее ладонь.

От волнения его слова прозвучали неестественно громко:

— Наша помолвка слишком затянулась. Виктория Кент, когда вы выйдете за меня?

Она испуганно посмотрела в серьёзные голубые глаза, где не было ни капли сомнения в правоте заданного вопроса.

— Это конечно для тебя неожиданно, и я прекрасно осознаю, что ко мне ты не испытываешь того, что к…. - он осекся, понимая что напоминание о Мельбурне будет неуместным и болезненным для нее. Повисла молчаливая и тревожная пауза. Вик опустила глаза к своей чашке с почти остывшим шоколадом, затем посмотрела куда-то в сторону, ища силы сказать другу то, что собиралась. А затем без колебаний разрушила невыносимое молчание.

— Альберт, я жду ребенка…

— Что? Ты… - переспросил он.

— Да, и ты понимаешь… кто его отец… — так же твердо добавила Вик, изо всех сил борясь с неожиданно подступившими слезами. В последнее время ей с трудом удавалось сдерживать свои эмоции.

Придя в себя после прозвучавшей новости, Альберт вдруг заговорил взволнованно и с плохо скрываемым гневом:

— Вот уж не думал, что он окажется таким неразумным и невежественным в этих вопросах! Как вообще, можно быть такими беспечными?! А если бы я не смог вернуть тебя обратно? Если бы у Мельбурна родился наследник? Черт, я даже не представляю себе, масштабы последствий!

— Не драматизируй Альберт! Не все люди рождены, чтобы влиять на ход истории. — попыталась защититься она, понимая, что он имеет ввиду.

— Это с твоей-то энергией и его умом! Он или она вполне смогли бы… — Он удержался от дальнейших замечаний, заметив ее подавленное состояние. — И все же это удивительно — ребенок Второго виконта Мельбурна, премьер-министра Великобритании….

Вик уже не могла сдерживать непрошеные слезы, они просто скатывались по ее щекам… И все потому, что Альберт был единственным, кто всё знал и понимал каково ей сейчас… Это необъяснимым образом роднило их и вызывало в памяти те события, что они пережили вместе. Ей не нужно было притворяться пред ним, скрываться, и ей больше некому было рассказать обо всем, что наболело.

Он моментально оказался рядом, пересев со своего места, а она, пряча заплаканное лицо и по-детски всхлипывая, уткнулась в его плечо.

— Прости… — прошептал Альберт и несмело коснулся ладонью её головы, убаюкивающим движением проводя по волосам. — Я знаю… знаю… — его внезапно охрипший голос выдавал волнение. Несколько секунд они сидели так, прислонившись друг к другу, как во времена своего студенческого романа.

— Я стану хорошим мужем и отцом, Вик — сказал он неожиданно, и видя ее замешательство, продолжил: — Даже если в остальном я буду самым большим твоим просчетом!

Виктория с трудом понимала происходящее, слишком резким был переход от ее бессвязных всхлипов на плече друга, до предложения, идущего из глубины его сердца.

Она отвела рукой непокорный чуб с его побледневшего взволнованного лица и накрыла своей ладошкой длинные нервные пальцы:

— Альберт, ты самый лучший, самый преданный мой друг, но… Я не смогу стать женой, которая тебя достойна… Не стану портить тебе жизнь и обещать, что когда-нибудь отвечу на твои чувства. Я не боюсь растить ребенка одна, и думаю, нет знаю, что справлюсь…. А ты встретишь чистую, наивную и влюблённую в науку девушку. Она полюбит тебя и будет вдохновлять, поддерживать и боготворить, как ты того заслуживаешь и…

Он сделал останавливающий жест, показывая что не хочет слушать дальнейшие ее рассуждения, шумно втянул воздух, словно испытывая приступ удушья.

Она на секунду увидела в его глазах проблеск отчаяния, и Альберт тут же отвёл взгляд, делая вид, что с интересом рассматривает что-то на стене за ее плечом. Внутренне он уже отстранился, хотя продолжал сидеть рядом. Вик почувствовала неловкость от своего присутствия, словно вместо ее друга здесь оказался чужой и незнакомый человек.

Глава 27

— Виктория, ты совершаешь большую ошибку, вновь отвергая предложение Альберта! — увещевал голос матери в телефонной трубке. Не прошло и дня, как Аделаида Кобург, с присущей «заботливостью» сообщила ей об окончательном разрыве помолвки.

— Пусть так, но это мое решение, и, ни тебе, ни баронессе Кобург судить об его правильности.

— Ты как обычно проявляешь свое упрямство. Лучшей партии, чем Альберт тебе не найти. Он так терпелив, столько выстрадал из-за тебя…

— Мама, не заставляй меня быть грубой. Я не хочу ссориться.

— Конечно же, ты во всем обвиняешь меня, но я ведь пекусь о твоем будущем. Я переживаю, а ты совсем не считаешься с моим мнением!

— Я услышала твое мнение и еще раз озвучила свое. Оно не изменится. Я не сожалею о том, что была честна с Альбертом. И может быть, ты прекратишь свои попытки устроить мою жизнь, я уже давно сама способна принимать решения.

— Может быть, но решения абсолютно неверные и разрушительные! Ты пожалеешь о том, что отказалась от Альберта, и убедишься в моей правоте. — последние слова Виктория старшая произнесла с особым нажимом и раздражением, через секунду раздались короткие гудки.

Очередная ссора с матерью в нынешнем положении оказалась болезненной. Почему ей никогда не удается сдержаться и покорно выслушать ее? Вик осознала, что теперь нужно рассчитывать только на себя. После возвращения из Бата она так же со всей очевидностью поняла, что не может дальше бежать от своих проблем, их предстоит решать здесь и сейчас. Ее тяготило близкое соседство с Альбертом. Она представила, как неловко им теперь будет сталкиваться на лестничной площадке и это потребует по возможности скорого переезда.

Дом умершей прошлым летом леди Абигайль, доставшийся ей в наследство, все ещё ждал своей участи, но теперь мысль о его продаже казалась Вик кощунственной. Она решила, что сама поселится в этом милом и дорогом сердцу месте. Бабушкин дом станет тем островком независимости и спокойствия, что ей так нужен сейчас.

К тому же, через месяц-другой уже не удастся далее скрывать свою беременность на работе, и предстоит непростой разговор с боссом — Джоном Конроем о судьбе начатых ею проектов. Больше всего ей не хотелось ощущать на себе его «всепонимающий» взгляд и молчаливое осуждение «интересного, но предосудительного положения», которое, не только однозначно перечеркнет карьеру Вик, но и, конечно же, подпортит репутацию его элитного и респектабельного рекламного агентства. От сумасбродной, но талантливой дочери своей многолетней пассии, он исподволь ждал чего-то подобного.

«Справишься ли ты со всем этим Виктория Кент?» — задавала она себе один и тот же вопрос, и пока не могла ответить на него с должной уверенностью.

* * *

Виктория старшая неумолимо приближалась к той возрастной черте, что так настойчиво отодвигала даже в мыслях. Энергичная, привлекательная и стройная, она все чаще и дольше вглядывалась в каждую новую морщинку, предательски проступающую на холёном лице.

Начало марта в Лондоне традиционно горячая пора в светской и культурной жизни. Церемонии вручения профессиональных премий, биенале современного искусства и околотеатральные тусовки мелькали как калейдоскоп в расписании известной галеристки Виктории Кент. Она с наслаждением погружалась в эту суетливую и радостную атмосферу, прикупив новых дизайнерских туалетов и пройдя очередной курс омоложения. Ей нравилось блистать на пару со своим «дорогим другом», в компании таких же подтянутых и неестественно белозубых леди, причисляющих себя к столичной художественной богеме.

Очередная всебританская премия в области арт-искусства была отличным поводом оголить плечо и подчеркнуть остатки былой пикантной красоты — платье смелого дизайна не делало ее смешной, но однозначно привлекало внимание. Предвкушая вспышки камер и вопросы ни о чем на красной дорожке, в обществе как всегда элегантного, улыбающегося в тридцать два зуба Джона, она, нарушая многолетнюю привычку, заехала за ним в этот поздний час в офис.

Мурлыкая под нос и поправляя на ходу замысловатое колье-ошейник в пустых коридорах агентства, она с удивлением не застала никого в его личной приёмной. Массивная дверь в кабинет была не плотно прикрыта… Звуки, раздававшиеся из-за неё, едва не сбили ее с ног, и сердце предательски сжалось… но она решительно шагнула через порог. Картина, представшая ее взгляду, была настолько очевидной, что кроме невольного «О» нарядная дама постбальзаковского возраста не смогла произнести ничего. Красная дорожка и вездесущие папарацци могли ждать ее теперь до посинения…

* * *

Вик энергично возилась среди многочисленных коробок, которыми был уставлен весь пол ее маленькой квартиры. Требовалось отобрать вещи для переезда в дом бабушки, и решительно избавиться от всевозможного хлама, скопившегося еще со времен совместной жизни с Альбертом. На свет были извлечены десятки наполовину исписанных им блокнотов, стопки старых научных журналов и распечаток, какие-то «бесценные» пылящиеся по углам вещицы, подаренные довольно сентиментальной Аделаидой к очередному празднику.

Телефон заставил ее отвлечься от этого увлекательного, но чрезвычайно утомительного занятия. Вик ожидала услышать что угодно, но не срывающийся и дрожащий голос матери, у которой по всем расчетам в этот поздний час должна была кипеть бурная светская жизнь. И тем более ее удивила и встревожила просьба увидеться завтра, ближе к полудню и поговорить. Виктория пообещала приехать, почувствовав, что на этот раз случилось что-то действительно серьезное.

С замиранием сердца Вик позвонила в дверь маминой лондонской квартиры, смотрящей высокими стильными окнами на Гайд-парк. В утреннем воздухе были одновременно разлиты и тревога и весеннее очарование. Весенний город был окутан нежной зеленой дымкой расцветающих садов.

Виктория старшая сама открыла дверь и Вик немного опешила. Никогда ее мать не позволяла себе оставаться в таком неприбранном виде дольше первых утренних часов. Сейчас же покрасневшие глаза выдавали недавние слезы, а круги под ними — серьезный недосып. Её волосы нуждались в укладке, а длинный шелковый халат на ней в середине дня еще раз доказывал, что сегодня она не выходила из дома.

Эта картина заставила сердце Вик тревожно сжаться. Что могло так резко выбить из колеи эту искушенную светскую львицу?

— Здравствуй мама, — сказала она, увидев как глаза хозяйки дома, обычно непроницаемо холодные, обратились к ней с нежностью и теплом.

— О, Виктория, ты даже не представляешь…как я рада твоему приезду… — дальше она не смогла сказать ни слова- только междометия и всхлипы.

Сидя рядом с ней на диване, Вик терпеливо выслушала полный эмоций рассказ матери о циничной и банальной измене Джона, которая и стала причиной ее нынешнего состояния.

— Как мне жаль, как жаль, что все эти годы я отдавала этому двуличному человеку столько любви, совершенно забывая про тебя, моя бедная девочка. — вдруг сказала она, посмотрев на Вик с нескрываемым искренним раскаянием.

— Прошлого уже не вернешь, но теперь все будет иначе. Тем более у тебя есть шанс стать не только самой любящей и заботливой мамой, но и… бабушкой. — Вик сама удивилась, как легко далось ей это признание. Она не планировала делать его сейчас, но железобетонная стена непонимания между ней и матерью, как оказалась, вполне преодолима.

— Альберт? — не удержалась от вопроса Виктория старшая.

— Нет, это не он. Если бы ты только знала, мама… Не думала, что способна так полюбить… но я струсила и не смогла остаться с ним… Отца у ребёнка не будет, — тихо, но твёрдо закончила разговор Вик. По её гордо вскинутому подбородку и устремлённому в никуда взгляду, мать поняла, что расспросы будут сейчас лишними и неуместными. Она поправила каштановую прядку на голове дочери и вздохнула.

На ресницах Вик дрожали слезы и наконец, не выдержав, она разрыдалась, позволив матери обнять себя, как в далёком детстве. Но теперь причиной ее слабости была не содранная коленка или пугающий раскат грома. Сейчас она наконец-то могла разделить свои взрослые проблемы с самым дорогим и близким человеком, чего не делала многие годы, раз за разом сталкиваясь с пустым назидательством, граничащим с безразличием.

— Все будет хорошо, у нас обязательно все будет хорошо! — мать успокаивающе гладила Вик по волосам, и в ее тихом голосе не было ни капли сомнения.

Так они и сидели, прижавшись друг к другу — две маленькие заплаканные женщины, не желающие сдаваться без боя на милость судьбе и обстоятельствам. За приоткрытым окном, с мартовской улицы слышался веселый и переливчатый щебет. И они обе чувствовали, что это начало новой жизни, что все обиды останутся в прошлом, что излечатся душевные раны, а счастье обязательно вернется, так же как птицы возвращаются в оставленные на зиму гнезда.

Глава 28

— Энтони, только пообещай, что не будет никаких аистов! — настаивала Вик, когда ее друг с энтузиазмом начал докладывать о своём видении будущей «беременной» вечеринки.

— Ну хотя бы маленького, вот такусенького, ну как без него! У моей сестры их была дюжина в каждом углу и даже на потолке! — сокрушался стилист.

— Ни-за-что! Я вообще была не в восторге от всей этой затеи. К тому же у меня куча срочной работы. Сентябрь обещает быть слишком горячим. Заказчики ждать не любят, а качественная реклама требует времени и сил. Мы, как новички на рынке, не можем рисковать своим имиджем!

— Ты… на секундочку, скоро рожаешь и все такое…

— Я в курсе.

— Пора подумать, к примеру, о своих ощущениях и желаниях накануне материнства! Опять же, приятные мелочи для ребёнка не будут лишними. Оторвемся, выпьем шампанского, ой, пардон, сока!

— Мы не в каменном веке живём, Энтони! Я и сама могу купить подгузники и соски! Необязательно устраивать вечер ради прикольного, но малосъедобного торта или какого-нибудь дизайнерского молокоотсоса!

Её собеседник выразительно закатил глаза, удивляясь непреклонности Вик. Беременность удивительно шла её хрупкому телу, но не делала мягче и покладистей. Энтони, зная об этом, позволил себе только глубокий вздох, намекая на то, как он разочарован и расстроен.

Это сработало как всегда безотказно. Она примирительно улыбнулась и сказала:

— Хорошо, пусть будет аист, но только один… и где-нибудь вне поля зрения.

— Чудненько! — тут же просиял Энтони — Я все понял. Твоя вечеринка — твои правила. Эх, давненько я не оформлял «слегка беременные» тусовки! Вот увидишь, все будет элегантно, без излишеств и незабываемо!

Вик недоверчиво покосилась на длинный список в руках стилиста. Очевидно, банальная вечеринка в честь будущей матери будет грандиозной. Но у нее уже не было ни сил, ни времени спорить со своим закадычным другом, мечтающим устроить ей этот праздник.

— Мне пора бежать, до скорого! — она быстро чмокнула Энтони в щеку и скрылась, слегка переваливаясь в своём свободном платье за дверью кафе, где они только что завтракали.

Пять месяцев назад она, не без помощи матери, друзей и наработанных связей в мире рекламы и глянца, открыла собственное дело. Но сначала надо было покончить с формальностями и перевернуть ещё одну страницу своей жизни. Конрой был немало удивлен, увидев на своём столе в конце марта её заявление об уходе. Он лишь попросил Вик закончить самую срочную работу и нехотя подписал соответствующие бумаги, так и не решившись сказать прочувственных слов на прощанье.

Теперь же небольшое авторское дизайн-бюро мисс Кент получило первый по настоящему крупный заказ, и Вик с головой ушла в работу. Ей хотелось, чтобы к моменту рождения ребенка она могла спокойно оставить дело на своих коллег и быть уверенной, что в ее непродолжительное отсутствие все будет работать как часы. Ещё недавно она и предположить не могла, что мать, всецело занятая только своей галереей и личной жизнью, так энергично возьмется за продвижение ее затеи с собственным бюро. Мэттью и Энтони, с которыми она заключила эксклюзивные контракты, помогали теперь не только дружеским советом, но и с рекламой и раскруткой. Они же привели в крошечный уютный офис бюро первых солидных заказчиков.

На первых порах ей очень пригодилось одно мимолётное знакомство с милой, но волевой женщиной по фамилии Миддлтон. На форуме начинающих предпринимателей она делилась опытом по созданию собственного бизнеса. Когда-то вместе с мужем, без посторонней помощи и значительных инвестиций извне, ей удалось раскрутить свой интернет-магазин для проведения детских праздников. А ведь у домохозяйки и бывшей стюардессы Кэрол не было специального образования, спонсоров, и к тому же трое маленьких детей на руках. Но теперь все они, несмотря на простое происхождение, учились в престижных школах, а старшая — умница Кейт － даже поступила в престижнейший Университет Сент-Эндрюс!

«Значит и у меня, при огромном желании изменить свою жизнь и вере в свой талант все обязательно получится!» — подумала тогда Вик.

Первоначальным капиталом для раскрутки стала доля наследства, причитающаяся ей после смерти отца и бабушки. Это придало Вик чувство уверенности в собственных силах, и к тому же стало ощутимой финансовой «подушкой безопасности».

Вспоминала ли она в эти напряженные месяцы свои рождественские каникулы или же старалась забыть? Образ Уильяма Мельбурна всегда был в ее сердце, всегда где-то рядом и всегда бесконечно далеко. Неосязаемо, неощутимо, но в каждом действии и в каждом слове, в яркий полдень и в страшную грозу, одну из тех, что порой наваливались на город в чернильных сумерках. И, кажется, сама жизнь не давала ей возможности оставить эти воспоминания.

Однажды Мэтью проговорился, что после памятной для всех фотосессии в Брокете пересекался по работе с звездой глянца Моной, которую Заказчик цинично бросил сразу же после Нового года. «Между прочим, ее интересовал телефончик того горячего эксперта! Видимо она теперь не против поближе с ним познакомиться» — доложил фотограф. Вик чуть не поперхнулась своим кофе на планерке! Это было глупо, зная, что лорда Мельбурна уже не будет в ее жизни, но она почувствовала хорошо знакомый, неприятный укол ревности.

Мэттью и Энтони, работая бок о бок с Вик, интуитивно угадывали причину частой грусти и перепадов настроения своей подруги. Решив сделать сюрприз, они подарили ей на день рождения альбом с фотографиями рождественской фотосессии. А еще нашли нераспроданный экземпляр того самого постера, где они с Уильямом, сами того не ведая, смотрелись как пара из викторианской эпохи. Теперь Виктория могла подолгу разглядывать любимое лицо, случайно попавшее в объектив фотокамеры. Ведь все его многочисленные живописные портреты, обнаруженные в интернете, не могли точно передать живые черты, что были так дороги ее сердцу.

Некоторые совпадения, случавшиеся время от времени, казались Вик издевкой судьбы, которая бросала вызов ее душевному здоровью и равновесию. Как-то, сидя перед кабинетом своего гинеколога в ожидании приема и маясь от вынужденного безделья, она лениво пролистывала журналы о кинозвездах и светских новостях, на которые у нее обычно не было времени. Очередной разворот заставил ее чуть ли не вскрикнуть от неожиданности. С глянцевой цветной фотографии на нее смотрело лицо Уильяма, разве что моложе лет на 20.

— Что с тобой дорогая? — обеспокоенно спросила мать, сопровождавшая ее в этот день, потянувшись к открытой странице журнала. — Ох, боже мой, что ты так побледнела? Это всего лишь анонс «Легенды о Зорро». Красивая костюмная постановка в духе Голливуда. Да, этот зеленоглазый актер просто душка. А какая у него славная попа!

— А про неё ты откуда знаешь? — машинально спросила, слегка шокированная Вик. Мать после расставания с Джоном впадала временами в крайности, то отчаянно продолжала жалеть себя, то пускалась во все тяжкие. Даже здесь, в стенах больницы не упускала случая пококетничать с седовласым и еще вполне привлекательным доктором дочери.

— Девочки из галереи дали диск с фильмом… «Темный город» кажется, вот я и полюбовалась. Под неслабый коктейльчик самое то, хотя дичь страшная! Но он бесспорно хорош даже в ней!

Виктория, все еще не могла оторвать взгляд от знакомого до боли лица, но мысленно одернула себя, решительно перелистнув страницу: «Это не он, запомни, а по тебе точно скоро психушка заплачет!».

Однажды, поддавшись безысходному настроению, что изредка накрывало ее с головой, Вик заставила себя прочесть страничку Википедии. Каждая скупая строчка о последних годах жизни Уильяма Лэма Второго виконта Мельбурна вызывала ноющую боль в сердце. — «Всеми забытый, сломленный болезнью и обстоятельствами» — Нет, он не заслужил такого конца…, он не заслужил… — повторяли ее губы в бессонной ночи, но внезапно она почувствовала ощутимый толчок в печень и непроизвольно охнула. Это был добрый знак — им с ребёнком не надо лишний раз расстраиваться. Она решительно закрыла статью и комп, и даже в мыслях запретила себе к ней возвращалась.

С тех пор, лежа в постели, прижимая тёплого Финдуса, сторожившего ее некрепкий сон, ей верилось, что за непроницаемым пологом времени Уильям тоже думает о ней. Вспоминает их неспешные разговоры при свечах, минуты упоительной близости, слова любви, что они говорили друг другу.

В такие моменты Вик обнимала округлившийся живот, шептала милые глупости и пыталась представить Мельбурна, его строгий классический профиль, сдержанную понимающую улыбку на тонких губах, лучики морщинок вокруг опьяняющей зелени глаз.

То были редкие минуты слабости, которые Вик почти не позволяла себе за эти долгие месяцы, уйдя с головой в работу. Затеянный ещё в апреле ремонт и переезд из престижного района Мейфэр в дом бабушки, покойной леди Абигайль, также отнял у Вик немало сил и времени.

И как бы не было тяжело вспоминать об утраченной любви, о несбывшихся надеждах, жизнь диктовала свои правила, ставя новые задачи, заставляя вновь подниматься и брать свою судьбу в руки..

* * *

Вечеринка, устроенная Энтони, неожиданно для самой виновницы торжества принесла много приятных сюрпризов, и по мнению всех удалась на славу. Вик с удовольствием вспоминала некоторые трогательные моменты, что невозможно было срежиссировать лучше, чем сама жизнь.

Давние подруги －Гарри и Флора－ почти потерявшиеся с момента окончания школы, будучи уже опытными матерями, привнесли толику рационализма в праздничную мишуру и раскрепощенную атмосферу. Их бойкие, щекастые карапузы давали понять, что с рождением ребёнка о себе и своих желаниях можно надолго забыть. Ворох блестящих и шуршащих обёрток, красивых открыток, пробок от шампанского и, конечно же, воздушные шарики постоянно привлекали их внимание. Но Гарри, не переставая щебетать и прихлебывать из бокала, чудесным образом успевала выхватить очередную шёлковую ленточку, опасно поднесённую к губам ее сына.

Некрасивая, белесая как моль Флора, неожиданно для многих вышла замуж сразу после школы и в свои неполные 26 уже была матерью трёх погодков. На вечеринку она дальновидно взяла с собой только младшенькую годовалую, такую же белобрысую как сама. В конце фуршета Флора осторожно посадила свою малышку Вик на колени, искренне рассмеявшись растерянному виду хозяйки праздника.

Беременная соседка, с интересом наблюдавшая за ремонтом и последующим переездом новой хозяйки в дом старой леди, была очень мила и ввела мисс Кент в курс негласных правил и привычек обитателей чопорной улицы. Она, несмотря на значительную разницу в возрасте, тоже ждала первенца, и они удивительно быстро и легко сблизились. Беременность в отличие от Вик, протекала у неё не просто, но решимость и терпение выносить этого долгожданного ребёнка делала ей честь. Она ушла с вечеринки последней, бережно, под локоток сопровождаемая мужем до соседнего особнячка.

Проводив гостей, Виктория немного постояла на крыльце, наслаждаясь тёплым тягучим воздухом и последними золотистыми отблесками закатного солнца. Завтра ее ждал новый рабочий день, а сегодня предстояло вернуть дому прежний вид, не без любезной помощи домработницы матери.

Она не стала мешать миссис Осборн наводить образцовый порядок на кухне, переключившись на гостиную, раскладывая журналы в аккуратные стопки, возвращая на место расшитые диванные подушки и расставляя фотографии на каминной полке.

Ее взгляд непроизвольно задержался на черно-белой фотографии молодой леди Абигайль в старинной серебряной рамке. С фото на Вик смотрело улыбающееся лицо юной аристократки с пронзительными лучистыми глазами. Леди по рождению и воспитанию, она пронесла этот свет через всю свою долгую непростую жизнь и стала для Вик примером не показного, но подлинного мужества.

Виктория с теплотой и светлой грустью вспомнила бабушкины рассказы о тех тяжелых временах, на которые пришлись годы ее молодости:

С начала войны большой старинный дом маркиза N в часе езды от Лондона был реквизирован под нужды военного госпиталя. Родители Абигайль в спешке собрали все самое ценное и уехали на север, увозя младших сестёр — близняшек подальше от бомбежек и скудного пайка. Она же, вместе со старшим братом, осталась присматривать за расстроенным хозяйством и помогать медперсоналу госпиталя, решая вопросы размещения раненых и устройства повседневного быта.

Но Эндрю быстро наскучили эти повседневные, довольно обременительные заботы. Ко всему прочему, его порядком нервировало соседство спортивного Астона Мартина в гараже поместья с санитарными грузовиками и потрёпанной машиной руководства госпиталя. Спустя годы, Леди Абигайль вспоминала, как вывела брата из себя ехидным замечанием, сказав, что в душе он боится возможной реквизиции своей драгоценной машины для нужд вступившей в войну Англии. На чем же он будет катать своих великосветских подружек? В последних числах мая брат окончательно съехал, под предлогом вести семейные дела в Лондоне и присматривать за их городским домом. По состоянию здоровья и при активных хлопотах матери, подключившей в начале войны все свои связи, мобилизация в армию ему более не грозила.

С его отъездом у молодой леди прибавилось забот, поневоле пришлось вникать в довольно прозаические вопросы, которые раньше были ей неведомы. Игра в лаун-теннис, участие в светских вечеринках и необременительная учеба — вот то, что составляло ее узкий мирок до войны. Но хрупкая изнеженная девушка неожиданно оказалась расторопной и хозяйственной, и вот уже большая часть жилых помещений большого дома была освобождена от ненужной сейчас антикварной мебели и картин, а в бывших каретных сараях разместилась маленькая ремонтная мастерская для санитарных машин.

Лужайки за домом — гордость нескольких поколений семьи－ были превращены в огороды, а в оранжереях вместо экзотических цветов теперь выращивались ранние овощи на стол выздоравливающих больных. В еженедельных письмах к матери и редких телефонных звонках отцу она старалась мягко, с юмором комментировать те изменения, что происходили в их родовом гнезде зная, как тяжело ее родителям принимать новую реальность.

К неудовольствию матери, малышка Эбби отказалась покинуть поместье, даже оставшись без опеки брата. Она почти совершеннолетняя молодая леди, и компаньонка для неё в середине XX века казалась полным анахронизмом! Количество персонала и раненых в поместье и без того увеличивалось с каждым месяцем войны.

Отголоски драматической эвакуации союзных войск из Дюнкерка в конце мая 1940 года коснулись и некогда сонного поместья. В первых числах июня в госпиталь стали прибывать первые санитарные машины с ранеными в ходе этой операции. Самых тяжелых и нетранспортабельных к ним не привозили, оставляя на лечение в Лондонских больницах и госпиталях.

В один из таких дней Абигайль практически до сумерек совместно с дежурным врачом занималась сортировкой и размещением вновь прибывших. Уже в сумерках она устало шла к парадному крыльцу от конюшен, где пришлось срочно освободить место для нескольких лошадей, приписанных к госпиталю. Тёмный двор осветил свет фар, и грузовик с красным крестом на тенте, урча, обогнул чудом сохранившуюся клумбу. Из кабины как-то неловко, бочком выбрался офицер, отдавая приказ шофёру. Оглядевшись по сторонам, и не увидев старшего по званию, он обратился к Абигайль и дежурным санитарам, курящим на крыльце.

— Мы немного припозднились из-за поломки в пути, но моих людей надо разместить как можно скорее!

Она уже взялась за массивную ручку входной двери… Ей так хотелось поскорее добраться до своей постели под самой крышей и коснуться подушки, но требовательный хрипловатый голос заставил Абигайль обернуться.

— Кто здесь отвечает за размещение? Доложите ему о поступлении раненых немедленно!

Один из санитаров, поправляя на ходу пилотку, поспешил в просторный холл, другой неспешно подошёл к откидному борту машины и раздвинул полы тента.

— Сколько у Вас здесь, сэр? Есть тяжёлые?

Из темного нутра машины послышались голоса и стоны.

— Всего 12 человек, но состояние двоих вызывает мои опасения…

Девушка решительно подошла к сопровождающему:

— Для тяжёлых и средних у нас подготовлены места на первом этаже, а вот с лёгкими ранениями придется что-то придумать — пока не все палаты обустроены… Сейчас определимся…

— А почему Вы не в форме, мисс? Это госпиталь, а не танцевальный клуб, －офицер оглядел тонкую фигурку в шелковом платье, с пиджаком, небрежно накинутым на плечи.

— Может дождёмся всё-таки коменданта, это его компетенция? — сказал он уже примирительно. — Не получится. Он уехал в Лондон за медикаментами и вернётся только завтра, капитан,－ Абигайль уже научилась распознавать знаки отличия на погонах, и судя по блеску новеньких звездочек, стоящий напротив неё мужчина носил это звание совсем недавно. — Майор Робинсон, как главврач, и я, как хозяйка, сможем Вам помочь,－она нарочно не прибавила «сэр», давая понять, что он разговаривает как минимум с ровней.

«Голубоглазая малышка явно с характером»- подумал капитан, и вернулся к машине, инстинктивно поглаживая ноющую к ночи руку. Касательная осколочная рана, полученная им ещё в Бельгии, в боях за переправу через реку Лис, почти затянулась, но давала о себе знать.

Санитары с носилками и дежурные медсестры запоздало высыпали на крыльцо, начав принимать через откинутый борт машины раненых. Немолодой усатый майор, сонно щурясь, застёгивал на ходу пуговицы кителя. Оперировал он сегодня много и только недавно задремал на кушетке в бывшей бильярдной, наспех переделанной хозяевами под рабочий кабинет.

Приезжий отдал честь и пожал протянутую руку.

— Капитан медицинской службы Кент,－ представился он, — сопровождаю раненых и прикомандирован в ваш госпиталь для прохождения службы… после ранения.

Так Джордж Кент, ещё неделю назад воевавший на континенте и чудом выживший при переправе через Ла-Манш, встретил в июньских сумерках свою судьбу, а леди Абигайль — будущего мужа. Но неумолимый рок не был милосерден к ним, так же как и ко многим другим, повстречавшим друг друга в пору военного лихолетья.

«Бабушка, потеряв мужа и оставшись без поддержки своей семьи, смогла в те тяжёлые времена родить и одна воспитать сына, неужели я не смогу?» — думала Вик, вглядываясь в родное лицо на старой фотографии. Мысль о трудной и достойной жизни одинокой женщины с маленьким сыном на руках вдохновляла и согревала ее в минуты грусти. Память о леди Абигайль навсегда останется в ее сердце и в этом доме.

Виктория потянулась к верхней полке, чтобы поставить подарок — милый альбом с пожеланиями и смешными рисунками от друзей, как вдруг почувствовала, что по ногам сбегает теплая влага. С решимостью своего отца ребёнок спешил прийти в этот мир раньше срока!

* * *

Старинный Мельбурн-холл, в самом сердце равнинного Дербишира накануне нового 1846 года, утопал в снежном плену. Декабрьские метели и редкие в Англии морозы окончательно отрезали его обитателей от внешнего мира. Это нисколько не беспокоило хозяина — непогода не внесла никаких изменений в его обычный распорядок дня: беспокойный и короткий ночной сон, неспешный утренний туалет и бритьё, поздний завтрак, затворничество в библиотеке до вечера, изредка разбавляемое писанием писем и распитием очередной бутылки бренди.

Лорд Мельбурн не любил Рождество, слуги прекрасно это знали и в предпраздничные дни были особенно тихи и осторожны. Истинную причину его плохого настроения знал только камердинер — Роб Хопкинс. Почти пять лет назад в эту же пору в жизни виконта появилась загадочная молодая незнакомка. Ее внезапное исчезновение с молодым хлыщом в канун Нового года окончательно разбило немолодое сердце Уильяма Лэма. А потому никаких рождественских гимнов, пунша, ёлок и, －упаси Боже!－рождественских венков из остролиста, которыми гостья когда-то украсила покои Брокет Холла!

После ухода с поста премьер-министра страны и перенесённого тяжёлого апоплексического удара весной 1842 года постоянным местом жительства для Уильяма стало старинное родовое гнездо Лэмов — Мельбурн Холл. В любимый Брокет он наведывался теперь редко, с ним было связано слишком много воспоминаний, слишком много разбитых надежд… И потому, неизменно сопровождая хозяина в поездках в Хартфордшир, Хопкинс с особым рвением следил за тем, чтобы никто из оставшихся на службе в доме обитателей Брокета случайно не напомнил лорду о мисс Виктории Кент, так недолго гостившей в его стенах. К старым призракам Брокет-Холла в лице неистовой Каро и апатичного сына, прибавился тонкий профиль за занавеской, смотрящий на подъездную аллею.

Но жизнь других обитателей Мельбурн Холла шла своим чередом… Чета Хопкинсов поселились в маленьком уютном коттедже неподалеку от главного дома, обретя в родных для Рози краях свое тихое счастье. Брутальный камердинер за последние годы превратился в заботливую няньку не только для собственных детей, но денно и нощно присматривая за своим немолодым хозяином. — Эх, вот бы виконт хоть изредка выезжал в столицу, навещал салоны великосветских красоток и лондонские клубы, а не добровольно прозябал в глуши. Все было бы лучше, чем смотреть на его безучастное ко всему лицо и очередную опустошенную бутылку бренди, — думал верный слуга.

С тех пор как Мельбурн отошёл от государственных дел, передал лидерство в партии вигов более молодым политикам и перестал появляться при дворе, он большую часть времени проводил в библиотеке за своими старинными фолиантами и манускриптами. Изредка и очень нехотя после своего выздоровления принимал в имении кого-то из соратников по партии или соседей, но сам никуда не выезжал. Стопка пожелтевших конвертов с приглашениями валялась на его столе вместе с ворохом исписанных листков, отчетами стряпчих иуправляющего. Со временем лондонские знакомцы смирились с добровольным затворничеством «неотразимого кавалера», как когда-то называли его в обществе, и практически о нем не вспоминали.

Иногда деятельная сестра и ее не менее амбициозный муж предпринимали попытки расшевелить Уильяма, приглашая в Лондон на семейные праздники и светские рауты для избранной политической элиты. Зять прозрачно намекал на очевидный вред такого бездеятельного затворничества, как для самого Мельбурна, так и для пошатнувшегося престижа партии.

Кроме четы Палмерстонов, старинный и преданный друг — леди Эмма Портман－ была, пожалуй единственным человеком, которого Мельбурн охотно принимал в своём доме, и чьи письма он читал тотчас же после получения. Только ей удавалось на время разогнать его хандру, быть неиссякаемым источником ценных новостей из Лондона и приятной собеседницей. Порой из гостиной, где они вели неспешную беседу, под аккомпанемент лёгкого храпа ее мужа, героически сопровождавшего повсюду свою деятельную супругу, доносился сдержанный смех хозяина. Хопкинс, как преданный слуга виконта, был безмерно благодарен ей за это, видя, как с каждым прожитым годом вдали от двора и королевы его хозяин теряет интерес к жизни.

— Будет ли Ваша светлость выезжать сегодня? — осведомился Роб, ловко пройдясь щёткой по бархатному лацкану домашнего сюртука, и уже заранее зная ответ Мельбурна. Даже любимые конные прогулки по живописному парку его более не прельщали и стали большой редкостью.

— Ты же знаешь, что нет. — раздраженно бросил Уильям, потянувшись за первой в это утро рюмкой бренди.

Хопкинс знал, что играет с огнем, попасть в немилость к виконту не составит большого труда, но молчать он более не мог. Сегодня он все-таки выскажет хозяину свою идею, которую вот уже несколько месяцев тщательно взвешивал и вынашивал в своей голове.

— Как твоя Рози? — поинтересовался виконт, более спокойным, апатичным тоном.

— Ей меньше недели ходить осталось, милорд. Уже скоро,－ответил Роб, невольно заулыбавшись.

— Это ваш третий?

— Да, милорд. Бог нас не обидел. — смущенно добавил камердинер.

— Определенно, — задумчиво произнес лорд и на секунду уставился в потолок, расписанный пухлыми амурами и полуголыми нимфами. — Ты счастливый человек Хопкинс. Дети, жена… Рад, что Эмили тогда отправила ее вместе с… — он замолчал, не в силах произнести имя, которое причинило ему столько боли.

— Это была рука судьбы, так сказать — поспешил прервать затянувшуюся паузу Роб. — Если Вы, милорд, позволите, я бы поделился с Вами некоторыми соображениями.

— Соображениями? Ты о чем, Хопкинс?

Камердинер на минуту замер в нерешительности под непонимающим взглядом виконта, а потом, отбросив ложный страх, выпалил с присущей ему прямотой:

— Ваша светлость, я долго служу Вам и вижу, как вы за последние годы сдаёте, и не только телесно. Едва от удара в прошлом году окончательно оправились, разогнали наконец эту шайку врачей-шарлатанов, так опять заперлись в четырех стенах со своими книгами. Вообщем, я человек простой и не могу притворяться, что мне все равно. Смотреть, как вы медленно себя в могилу сводите…

— Хопкинс, ты не в себе? Для душеспасительных проповедей у меня есть викарий. Да и тот не чаще раза в месяц, — меланхолично заметил виконт, вновь уткнувшись в рукопись своих мемуаров и прихлебывая из рюмки.

— Мне ли не помнить, как Вы переживали из-за исчезновения мисс Кент, милорд! Прошло столько лет, а Вы все в печали. Вот бы уехать Вам отсюда…надолго, да подальше, развеяться…－ не сдавался камердинер.

— Ты забываешься! — удивленно вскинул брови Мельбурн, губы его нервно сжались в узкую упрямую линию, но он все же позволил Хопкинсу закончить мысль.

— И доктор, тот молодой, что помог Вам вернуть былую форму, говорил про тёплый климат и Французкую Ривьеру. По мне, это самое лучшее место, чтобы навсегда избавиться от хандры. Тёплое море, пальмы, казино, женщины… Помню, приплыли мы в Ниццу…

— Возможно…

Из всех английских докторов, что консультировали и брались лечить Мельбурна после удара, только молодой, но решительный сельский доктор по фамилии Смит смог действительно ему помочь. Остальные, лондонские светила от медицины ставили на его пошатнувшемся здоровье большой и жирный крест, но продолжали давать советы и брать немалые деньги.

— Когда же пуститься в путь, если не этой весной или летом? — продолжал свою мысль Хопкинс. — Простите, за смелость милорд, но Вас ничто и никто более не удерживает здесь.

Мельбурн внутренне вздрогнул от этих до неприятия справедливых слов и с интересом посмотрел на своего камердинера. Переписка с королевой, стараниями принца и нового премьер-министра, по мнению Уильяма, сошла на нет слишком быстро. В последний раз венценосная корреспондентка писала «своему бедному дорогому лорду М» почти три года назад－о рождении дочери Алисы. Это была радостная и одновременно щемящая весточка для опустошённой души, по воле обстоятельств ищущей покоя и умиротворения в добровольном затворничестве. И с тех пор более ни строчки, ни праздного вопроса, ни дружеского участия. Даже Эмма Портман, всегда предельно честная с ним, как истинный друг избегала прямых вопросов о теперешнем отношении к нему королевы. Молчание было красноречивее любых слов. Мельбурна неприятно поразило это внезапное охлаждение и безразличие королевы, ведь в юные годы она высоко ценила их нежную дружбу и мудрые отеческие советы своего премьер-министра.

Что же оставалось ему, некогда вершителю судеб, блистательному политику и любимцу женщин? Запереться в своём поместье, гордо погрузившись в собственное несчастье или продолжать делать вид, что после отставки и крушения личных планов все идет своим чередом? Он за многие годы службы устал быть под прицелом пристрастных взглядов и выбрал первое, но не знал теперь, верное ли это было решение. Не был ли перенесённый им тяжёлый удар расплатой за этот непростой выбор…

Хопкинс увидел застывший на мгновение взгляд виконта, мысленно обращённый в себя.

— Простите меня, милорд! Кто я такой, чтобы давать советы, но я сделал это от чистого, преданного Вам сердца! — закончил Роб и угрюмо уставился в пол.

Спустя минуту Уильям Лэм, второй виконт Мельбурн, медленно отложил перо и привычным «хозяйским» голосом сказал:

— Спасибо Хопкинс! Отрадно слышать о твоих тревогах за меня, но пока я сам в состоянии принимать решения! Пусть обед подадут сегодня в малую столовую,－ добавил он, давая понять, что на этом беседа закончена. Умению бесшумно исчезать из комнаты Роб научился ещё в самом начале службы у виконта.

Мельбурн встал у окна, вглядываясь в белое безмолвие за стеклом и пустоту заснеженного пейзажа… Разговор с камердинером вдруг разбудил глубоко и умело спрятанное им чувство одиночества и пугающей пустоты. Его жизнь после медленного выздоровления превратилась в череду скучных и однообразных дней, не наполненных ничем, кроме бдений над старинными рукописями в библиотеке, укрепляющим моционом и долгими часами наблюдений за грачами в старинном парке. Он будто добровольно подписал себе приговор на вечное заключение, мысленно накрыл себя могильной плитой и написал на ней эпитафию.

Эта была его реальность, которую следовало давно увидеть и признать. Уильям вернулся к столу и решительно вынул из секретера лист превосходной льняной бумаги. Он пододвинул к себе старинный чернильный прибор, и с былой энергией принялся писать письмо, витиеватым, немного размашистым после болезни почерком.

Глава 29

Уильям еще раз просмотрел бумаги, подготовленные для отправки в Лондон к поверенному, а затем аккуратно упаковал в саквояж законченный экземпляр своих мемуаров. Сборы подходили к концу. Время до запланированного на утро отъезда в Лондон, а затем дальше на побережье, тянулось невыносимо медленно.

Прошло больше полугода, как он, поддавшись увещеваниям своего верного камердинера и доводам собственного рассудка, начал непростые приготовления к длительному путешествию на континент. Все необходимые распоряжения были уже сделаны, письма написаны, а новое завещание заверено местным нотариусом. Бумаги Лионского банка на предъявителя и наличные соверены — надёжно спрятаны предусмотрительным Хопкинсом в кованный сундучок. Зафрахтованная на чужое имя парусная красавица-яхта мерно покачивалась на волнах в порту Плимута, подготовленная к отплытию. Дувр для этих целей Мельбурну не подходил, был велик шанс встретить кого-либо из великосветских знакомых.

Путешествовать бывший премьер-министр решил инкогнито и в гордом одиночестве, совершив переход морем до южного побережья Франции. Хопкинса он великодушно в поездку не брал, хотя за многие годы привык к его коренастой фигуре за своим плечом. Отцу семейства и единственному кормильцу не пристало скитаться по Европе, когда сроки возвращения в Англию оставались не ясны и самому хозяину. Младший брат Роба, расторопный и услужливый, а главное не болтливый, займёт место прислуги виконта на первое время. Он уже ждал хозяина в Плимуте вместе с отосланным вперёд багажом. Мельбурн, казалось предусмотрел всё, чтобы его отъезд не вызвал ненужные кривотолки и сплетни, имевшие свойство распространяться в обществе со скоростью заразной болезни.

Брат Фредерик и Палмерстоны — единственные, кого он решил посвятить в свои планы и на чьё молчание мог положиться. Эмили была и обеспокоена и обрадована одновременно, она давно не видела в глазах брата такого оживленного блеска и такого деятельного участия, но все же… Его здоровье, а в большей степени мрачное умонастроение в последние годы, немало ее тревожили. Для своего верного друга — леди Портман, Уильям написал письмо, планируя отослать его сразу же после отъезда из Англии. Здесь он руководствовался практическими соображениями: пока Эмма состоит на службе при дворе, нельзя подвергать ее репутацию необдуманному риску. И неосведомленность о планах Мельбурна будет ей только на руку, чтобы избежать возможного неудовольствия королевы.

Сама же Виктория и ее двор уже давно перестали им интересоваться, пребывая в твердой уверенности, что бывший премьер-министр страны навсегда замуровал себя в собственном поместье, так и не оправившись полностью после настигшего его удара. В последний раз королева почтила своим присутствием Брокет-Холл почти пять лет назад. Как давно это было…

Предвыборная кампания по избранию нового состава нижней палаты Парламента была в самом разгаре, когда Мельбурн получил известие, что монаршьи особы во время посещения графства Хартфордшир запланировали двухдневный визит в Брокет-Холл. Затем они собирались навестить семейство видных и влиятельных вигов Солсбери в соседнем городке Хартфилд.

Уильяму, порядком потрепанному бесконечными дебатами с оппозицией по поводу и без, с трудом усмиряющему горячие головы в собственной партии, откровенно уставшему от лавирования между желаниями королевы и принципами ее мужа, такая честь показалась весьма затруднительной. Он был не готов к приему и размещению многочисленной свиты в своём доме, не столько по соображениям финансового порядка, сколько по личным причинам. Ещё свежи были в его сердце воспоминания о недавнем сокрушительном ударе, нанесённом его чувствам и надеждам некой мисс Викторией Кент. За минувшие полгода, сколько бы он не загружал себя работой или пытался забыться в вине, душевная рана все ещё была ощутима, а воспоминания о чудесных рождественских днях — мучительны.

Перед приездом высоких гостей он тщательно, но деликатно проинструктировал экономку и старого дворецкого о событиях декабря, происходивших в доме, полагаясь на их многолетнюю службу семье и личную преданность. Рассчитывать на молчание остальной прислуги не приходилось, поэтому Мельбурн всерьез опасался самых фантастических версий и слухов, которые могут быть преподнесены королеве при личном посещении Брокета. Ведь сразу после наступления нового года она проявляла неподдельный интерес к этой теме, хотя так и не решилась спросить своего премьер-министра напрямую.

Для венценосных особ были подготовлены самые роскошные спальни Брокет-Холла, под свиту и обслугу королевы отданы все парадные спальни второго и частично третьего этажа. Единственное исключение было сделано для почти мемориальной спальни принца-регента. Интерьер и убранство в ней, выполненное на рубеже веков в причудливом китайском стиле не менялось вот уже несколько десятилетий. А для самого Уильяма все в ней теперь имело особое значение, все было наполнено неприкосновенными воспоминаниями…

Посещение или упоминание о комнатах Каро и Огастаса, для нескромных любителей старины из числа гостей, также было под строгим запретом. Свои парадные апартаменты виконт предоставил принцу-консорту, а сам на время визита королевских особ перебрался в Охотничий домик за озером. Это давало ему призрачное ощущение покоя и границ личной территории.

Разместив многочисленных гостей поместья, их внушительный багаж и определив на постой личную гвардию королевы, Мельбурн вечером того же дня дал торжественный обед. За самым длинным обеденным столом Англии, гордостью фамилии, собралось изысканное общество во главе с правящим монархом. Роль хозяйки дома взяла на себя сестра Уильяма, леди Палмерстон. Подаваемые к обеду блюда были изысканы, небольшой оркестр великолепен, и вечер прошел удивительно приятно, без натянутости и скуки, присущей дворцовым приемам. Даже принц Альберт, не большой любитель вечеров с танцами, остался им доволен, просидев остаток приема в богатой библиотеке хозяина, и бережно перелистывая раритетные фолианты. Виконт поневоле забыв на время о своих печалях, вошёл в роль радушного хозяина и был на протяжении этого длинного вечера само остроумие и очарование. Он удостоился благожелательного отзыва королевы о комфорте предоставленных ей апартаментов. Некоторые из присутствовавших начали искренне сомневаться, что дни лорда Мельбурна, как и его партии у руля власти, сочтены. К счастью, явные недоброжелатели виконта, в лице баронессы Летцен и вдовствующей герцогини Кентской, не почтили своим присутствием родовое гнездо Мельбурнов, поэтому вечер впоследствие был единодушно признан великолепным.

Виконт, несмотря на хлопоты и заботы, связанные с подготовкой визита, был искренне рад встрече со своими добрыми друзьями — фрейлинами Ее Величества — Харриет и Эммой. После потери ребёнка красавица Харриет лишь недавно вернулась ко двору и нуждалась в дружеской поддержке. В такой же поддержке, по мнению проницательной Эммы, нуждался, прежде всего, и сам Уильям. Но даже заметив на его лице затаенную грусть и опущенные уголки тонких губ, она не смела открыто проявлять свое участие, боясь показаться навязчивой. «Со временем он начнёт отпускать от себя боль и вновь почувствует вкус к жизни», — думала леди Портман, искренне надеясь, что этот период в жизни Мельбурна не затянется. Как же она ошибалась…

Королева Виктория с неподдельным интересом рассматривала многочисленные живописные полотна, переходя по анфиладе комнат особняка, особенно ее заинтересовали портреты матери и жены виконта, висящие в картинной галерее. Но уже через минуту, переменив настроение и уютно расположившись на диванчике музыкального салона, она рассеянно слушала пояснения внимательного хозяина. Неужели и для той, незнакомой ей девушки, что проводила в его доме рождественские дни, он был также очарователен и любезен?

Молодая королева была уже на серединных сроках очередной беременности, чувствовала временами слабость, и к своей досаде, была вынуждена пропустить небольшую танцевальную часть вечера. С ее уходом в отведённые апартаменты в сопровождении украдкой зевающего мужа, вечер и закончился.

На следующее утро венценосная гостья, лишенная в силу своего положения удовольствия совершать конные прогулки, изъявила желание осмотреть знаменитые оранжереи поместья. Принц Альберт, большой любитель натуры, сразу же после завтрака ушёл рисовать акварелью на берег живописного озёра и сопровождать жену не смог. Конюший королевы, обаятельный лорд Альфред, герцогиня Сазерленд и леди Портман составили ей компанию.

Опираясь на руку радушного хозяина, королева, не привыкшая долго ходить пешком, с трудом преодолела это небольшое расстояние. Войдя под своды стеклянного царства Флоры, она с интересом разглядывала душистые шпалеры и рабатки, искусно разбитые вдоль узких дорожек. Мельбурн указывал ей на самые ценные экземпляры коллекции, по праву гордясь своим детищем. Виктория наконец увидела изысканные орхидеи и гардении, что получала от Мельбурна до сих пор еженедельно. Мило беседуя, они незаметно ушли вперед по петляющим дорожкам оранжереи. Сопровождающие их дамы и лорд Альфред чуть отстали, долго и восхищенно рассматривая плантации совершенных камелий и экзотического, ещё редкого для Англии, древовидного японского пиона.

Близость виконта, его мягкие безукоризненные манеры и теплота голоса на мгновение всколыхнули в душе королевы позабытое чувство, аромат цветов напомнил о….

Почувствовав слабость в ногах и усиливающуюся духоту, она присела на мраморную скамью в тени высоких пальм. Зной позднего утра, плотный завтрак или корсет, что давил на грудную клетку, стали причиной подступившей к горлу королевы дурноты. Журчание маленького фонтана явственно пробудило чувство жажды. Если бы не условности и строгий этикет, то она с удовольствием сняла бы свои ажурные перчатки и подставила ладони под игривые струйки… Но она лишь чуть охрипшим голосом решилась попросить Мельбурна найти ее фрейлин и принести стакан воды. Проницательный взгляд премьер-министра на мгновение задержался на ее лице. Убедившись, что самочувствие королевы не вызывает серьёзных опасений, он оставил ее одну.

Энергичные шаги виконта по песчаной дорожке в окружении буйной растительности ещё не смолкли, когда маленький, белесый как лунь старичок показался из бокового служебного прохода.

— Рад видеть Вас в добром здравии, мадам! Услышав ваши голоса в наших райских кущах, поспешил так сказать засвидетельствовать…

От неожиданности королева вздрогнула: «Либо он сумасшедший, либо принимает меня за кого-то другого» — подумала она.

Между тем незнакомец, щурясь от яркого солнца и разглядывая свободный покрой платья гостьи, отвесив учтивый поклон, подошёл ближе.

— О, мои поздравления лорду, миссис Мельбурн, сердечно рад за него!

Он обезоруживающе улыбнулся сидящей на скамье женщине. — Простите старика, за прямоту, но отчего Вы не заглядывали ко мне так долго? При нашей последней встрече…

Молчание мнимой мисс Кент его немного огорчило, пошарив в кармане фартука и найдя искомое, садовник наконец-то водрузил на нос свои очки. Что-то странное было в облике знакомой ему молодой женщины. Она была заметно полнее, голубоглаза и с некоторой долей высокомерия на лице. Это открытие явно его озадачило. Повисла неловкая пауза…

Из-за поворота дорожки показалась высокая фигура, Мельбурн бережно нёс высокий стеклянный бокал с водой. Встревоженные лица Эммы и Харриет выглядывали из-за его плеча.

— Ваше величество, с Вами все в порядке? Не нужно ли послать за коляской? — спросила чуткая леди Портман.

— Спасибо, да. Небольшое головокружение и только. Попросите лорда Альфреда распорядиться. — сухо ответила королева.

Мельбурн заметил ещё одного участника этой сцены.

— Позвольте представить Вам, мэм, мистера Финчера, лучшего специалиста по выращиванию орхидей и моего научного консультанта по цветоводству. — поспешил пояснить он.

Старичок смутился и повторно отвесил старомодный поклон. Королева едва заметно кивнула, а потом негромко прибавила, обращаясь к виконту:

— Я имела удовольствие беседовать с мистером Финчером о некоторых предметах, далёких от ботаники, лорд Мельбурн!

По растерянному лицу хранителя и по металлическим ноткам в голосе королевы, Уильям интуитивно догадался о недоразумении, что могло произойти здесь в его недолгое отсутствие.

Виктория покинула благоухающий Эдем слишком поспешно, следы неудовольствия и досады легко читались на ее чуть покрасневшем лице. Стоя на пороге оранжереи и глядя вслед удаляющейся лёгкой коляске королевы, он поймал сочувствующий взгляд Эммы из-под ажурного зонтика. Последствия ошибки мистера Финчера непременно скажутся на их отношениях с королевой. Но сердиться на него лорд Мельбурн был не вправе, ибо даже не мог себе вообразить подобного развития событий.

После лёгкого ланча, поданного для узкого круга лиц в парадной столовой, королева сказалась нездоровой и не выходила из своих апартаментов до момента отъезда в Хартфилд к маркизу Солсбери. Принц, не зная подробностей посещения оранжереи, не придал этому большого значения. Он был как всегда терпелив, немногословен и рассудителен, жена в положении становилась более эмоциональной и расстраивалась по пустякам. Как укротить ее необузданный темперамент он прекрасно знал, осталось дождаться рождения ребёнка.

Принимая окончательную отставку лорда Мельбурна с поста премьер-министра страны на личной аудиенции 30 августа 1841 года, королева с удивлением отметила про себя, что не испытывает большого сожаления. В памятный «кризис спальни», когда она боролась за его возвращение в кресло премьер-министра, ею двигал страх навсегда потерять дорогого Лорда М, лишиться опоры и поддержки своей власти.

Вспоминая себя, ту юную, порывистую девушку, что плакала, не соглашаясь отпустить Мельбурна в вынужденную отставку, она теперь искренне удивлялась. Прошло всего два года, но сколько всего случилось в жизни страны и в ее собственной, удивительным образом изменив её чувства к нему. Она смотрела на знакомое до последней черточки, красивое и умное лицо, но не испытывала глубокого разочарования. Этот период жизни закономерно подошёл к своему логическому концу, надо было навсегда проститься с Лордом М и его эпохой.

* * *

Штат прислуги поместья за последние годы заметно убавился, из тех, кто помнил исторический визит королевской четы в июле 1841 года, осталось всего несколько человек. Они прекрасно справлялись с поддержанием образцового порядка, справятся и теперь в долгое отсутствие своего хозяина.

В ожидании подачи экипажа, невольно возвращаясь к событиям последних лет, Уильям задумчиво вглядывался в затопленное утренним солнцем высокое окно, внимая беспечному щебету птиц. Лето было в самом разгаре. Живописный парк Брокет-Холла радовал глаз пышным цветением кустарников и тенистыми кронами, в которых прятались гнездовья грачей. Увидит ли он эти места снова? Захочется ли ему вернуться или он закончит свой век в чужих краях?

Совсем не ко времени, в последние перед отъездом дни, приходили невозможные, болезненные воспоминания о звонком смехе в этих пустых коридорах и торопливых шагах маленьких изящных ножек по старинному паркету. И он отчётливо видел свою позднюю, свою последнюю и непостижимую любовь, каждый ее жест, каждый изгиб ее хрупкого тела, слышал каждое слово, что она шептала, забываясь порою у него в руках. Если бы только все сложилось по другому, они вдвоем, а может быть и втроём, вступили бы сегодня вечером на борт той самой яхты, что ждала его в Плимутском порту…

Дворецкий, принятый на службу к виконту меньше года назад, неожиданно громко откашлялся и заглянул в приоткрытую дверь:

— Ваша светлость, к Вам посетители…

С Мельбурна мгновенно слетели остатки меланхолии, взгляд стал сосредоточенным и напряженным. Даже близкие друзья, не говоря уже о чужаках, обычно заранее оповещали о своем приезде, проявляя уважение к его добровольному затворничеству. Неизвестный визитёр, явившийся без предупреждения, уже заранее вызвал раздражение виконта, и он почти зло бросил в ответ:

— Я никого не принимаю сегодня!

— Но, Ваша Светлость, молодые господа говорят о каком-то срочном деле, которое им непременно нужно обсудить лично с Вами. Они настаивают на встрече.

— Это черт знает что! — гневно сказал Мельбурн, но затем спросил уже более деловым тоном:

— Они хотя бы представились? Почему ты не назвал их имена?

Дворецкий промямлил:

— Ваша Светлость…милорд… Я пытался выяснить, однако…

Тут за спиной дворецкого раздался неясный шум, и дверь в библиотеку открылась. Дерзкие посетители, несмотря на риск попасть под крепкий кулак почти настигшего их в коридоре Хопкинса, ворвались внутрь.

Мельбурн не мог поверить своим глазам. Высокий джентльмен в темном сюртуке и безобразно завязанном галстуке был подобен привидению из прошлого, которое он безуспешно пытался забыть все эти долгие годы. Другой, субтильный юноша с прыщавым лицом принял какую-то совершенно немыслимую позу, чтобы дать достойный отпор возникшему на пороге Хопкинсу. Хозяин поместья одним лишь движением брови остановил назревавшую между ними потасовку.

* * *

В течение нескольких минут, после вторжения незваных гостей, дом сотрясался от витиеватых ругательств виконта. Силу его легких, высоту и глубину его неподражаемого тембра эти стены никогда ещё не слышали. Роб впервые видел лорда в таком неистовстве: казалось, ещё минута и визитер будет спущен его крепкой рукой с лестницы. Но неожиданное стоическое спокойствие голубоглазого незнакомца, произвело должное впечатление, его готовы были выслушать! Мельбурн вернулся в своё рабочее кресло, невозмутимый гость скромно занял место на диванчике. Разговор готов был перейти в более мирное и конструктивное русло. Хопкинс был здесь уже лишним, и получив от виконта разрешение удалиться, открыл дверь в коридор.

В библиотеке наступила гнетущая тишина, и молоденький лакей не удержался от любопытства. Он вытянув шею, пытаясь разглядеть через щель в дверном проёме последствия этой удивительной аудиенции. Но едва успел отпрянуть от косяка, как хмурый камердинер хозяина стремительно вышел из комнаты и встал с непроницаемым лицом у двери. Дворецкий и прыщавый юноша в странном одеянии, вышедший из библиотеки ещё раньше, стояли в отдалении от него, боясь пропустить самое интересное.

Изредка до ушей Роба доносились обрывки странного разговора: －Вот распечатка из Британики с Вашей биографией… — Когда и отчего? — Да, да именно так… — Решайтесь сэр, другой возможности у Вас уже не будет… — вдруг отчетливо расслышал камердинер, почувствовав смутную тревогу. Похоже, покой и планы его хозяина вновь оказались под угрозой.

Хопкинс с поразительной ясностью вспомнил, где мог раньше видеть долговязую фигуру этого дерзкого посетителя － тем давним ноябрьским вечером, в день таинственного исчезновения Мельбурна из Лондона! Этот человек, появившись тогда в освещённом холле Мельбурн-Хауса, поначалу не вызвал у него подозрений, смешавшись с толпой вновь прибывших гостей. Но спустя четверть часа, отсутствие лорда в зале, удивленное лицо леди Палмерстон и показания наблюдательного лакея подсказали ему источник неожиданной опасности. Роб бежал по полупустой в этот поздний час Пикадилли в указанном лакеем направлении. Он уже видел спину своего хозяина, преследовавшего незнакомца, но в тени громады стоящего на углу собора, потерял их обоих из виду. Только открытая дверь в подклеть, и гулкое эхо от звука удалявшихся вглубь шагов, вернули его поиски в нужное направление. Однако следов своего хозяина камердинер так и не обнаружил. Это таинственное исчезновение, так же как последующее возвращение, до сих пор оставалось для него неразрешимой загадкой.

* * *

Уильям подумал, что солёная влага предательски защипавшая его глаза, не может быть слезами, конечно же нет! Слишком часто за последние годы он волевым усилием запрещал себе эту человеческую слабость. Виконт Мельбурн давно заключил перемирие со своей судьбой, приняв жребий, который она назначила ему. Но почему-то живописная аллея Брокет Холла сейчас расплывалась перед его взглядом.

«Слишком поздно, уже слишком поздно…» — прошептал он, словно убеждая себя в чем-то…

— Ваша Светлость…пора, экипаж подан — обернувшись на голос, Мельбурн увидел явно обеспокоенного Хопкинса, который осторожно вошел в библиотеку, прервав затянувшийся разговор.

Глава 30

Тёплый летний вечер располагал к приятному времяпровождению и неспешной беседе. Щедрое августовское солнце золотило лужайку перед домом. Виктория-старшая в рискованно открытом сарафане, изящно и со вкусом сервировала стол для вечернего чаепития. Профессор Пиль, попыхивая трубкой, исподтишка любовался ее точеным профилем из-за газеты.

Виктория, уютно устроившись в плетёном кресле, просматривала эскизы нового рекламного постера перед совещанием со своими креативщиками в понедельник. Оглядываясь на пробежавшие годы, Вик не могла не удивляться тому, как изменилась вся ее жизнь после того памятного Рождества. Несмотря на пережитые трудные времена, она превратилась из амбициозной рекламщицы и талантливой художницы в бизнес-леди, уверенно руководящую небольшой, но прибыльной компанией.

Её молодой бизнес крепко стоял на ногах, портфель заказов на ближайшие два года был сформирован, сложился круг постоянных клиентов и партнеров. Им удалось занять на рынке свою уникальную нишу, а участие в благотворительных мероприятиях, патронируемых фондом принца Чарльза, упрочило их репутацию на британском рынке. Поэтому маленький, дружный коллектив рекламного агентства Виктории Кент уверенно смотрел в будущее.

Сын вместе со смешным ушастым щенком — подарком бабушки, возился в стриженой траве неподалёку, наслаждаясь последними летними деньками перед наступлением первого в его жизни учебного года. В сентябре ему уже исполнится пять лет, и откладывать поступление в школу стало невозможно.

К выбору начальной школы для Билли они с матерью подошли со всей серьёзностью, но незамужний статус мисс Кент и отсутствие аристократических связей, сократили количество возможных вариантов. Выбранная Вик школа была не элитной, однако с хорошими традициями и в том же районе Лондона, где они теперь проживали. Стоимость годового обучения вполне адекватна, педагоги опытны, а директор — серьезный мужчина средних лет, при первом знакомстве произвёл на Вик самое положительное впечатление.

В последнее беззаботное лето своего сына, Вик старалась провести с ним и матерью как можно больше времени, волевым решением отодвинув кучу второстепенных дел и позволив себе взять долгожданный двухнедельный отпуск. Уже в понедельник рабочие будни захватят ее с головой, а пока она наслаждалась тёплым вечером и уютной компанией.

Виктория-старшая, души не чаявшая во внуке, переключила все свою нерастраченную энергию на его воспитание и развитие. С некоторых пор она стала с меньшим энтузиазмом браться за новые художественные проекты и перфомансы у себя в галерее, переложив часть обязанностей на опытного зама. Даже отчаянный домосед Пиль, не любивший шумный Лондон, был задействован ею в эстетическом и образовательном развитии младшего Кента. Иногда мать случайно проговаривалась, что Роберт с Билли хорошо поладили, и их совместное воскресное посещение Британского музея или садов Кью доставило ей давно забытое удовольствие.

Вик уже давно догадалась о чувствах старого холостяка к матери, но они упорно шифровались, встречаясь за чашкой чая или партией в вист на нейтральной территории. Роберт, изредка принимая приглашение на уик-энд в их загородный дом в Сассексе, церемонно прощался субботним вечером, ночуя в ближайшем городке, чтобы воскресным утром с маленьким букетом и свежей газетой вновь посетить их гостеприимный и уютный дом. Профессор с увлечением рассказывал дамам о своей работе в Кембридже, куда он перебрался несколько лет назад, получив долгожданную кафедру. Не забывал он также отмечать успехи своего ученика и любимца Альберта, который стал самым молодым и перспективным приглашённым профессором в Тринити-колледже. Об их совместном детище — физической лаборатории, оснащённой по последнему слову техники и напичканной передовыми технологиями, он мог говорить часами.

Вик искренне радовали успехи давнего друга и бывшего жениха, с которым по прошествии стольких лет, они смогли вернуть ту степень доверия и свободу в общении, что была у них до памятного объяснения в Бате. Изредка встречаясь с Альбертом, видя его худощавое, умное лицо, она могла предположить, что молоденькие студентки не пропускают ни одной лекции голубоглазого профессора, сгорая от желания отдаться точным наукам. И возможно, в обозримом будущем у баронессы Кобург появится, наконец, подходящая ее сыну невестка.

Она посмотрела в сторону своего сына, который продолжал увлеченно возиться на траве с коротколапым Фокси, бросая ему резиновый мячик и бегая за ним наперегонки. Приглашение к столу было сначала им проигнорировано, но строгий тон матери и обещание лишить на сегодня сладкого, тотчас прервало их игру.

— Интересно, от кого же он унаследовал такое упрямство, от тебя или своего отца? — заметила Виктория-старшая своей дочери, наблюдая за внуком, который нехотя приближался к накрытому столу.

Аккуратно вытерев мокрой салфеткой испачканные руки, он сел в плетёное кресло с подложенной расшитой подушкой, с интересом высматривая самый соблазнительный кекс на блюде. Вик, глядя на вихрастую голову сына, улыбнулась своим воспоминаниям, и светлая грусть пробежала по ее лицу…

— Его отец человек волевой и привык поступать по своему, да и я не особо покладиста… Однако, эти качества могут пригодиться Билли в будущем, — невозмутимо ответила она матери, — Тебе с молоком или со сливками, юный джентльмен?

Выбор был сделан, и все присутствующие за столом в тишине наслаждались вкусом и ароматом свежезаваренного чая. Щенок нетерпеливо крутился у самых ног Билли, пытаясь схватить из рук маленького хозяина кусочек кекса. Предусмотрительный и осторожный Мистер Финдус грел полосатое брюшко на веранде, вальяжно растянувшись на спине, изредка приглядывая прищуренным глазом на суету за столом, предпочитая держаться подальше от молочных зубов этого короткопалого недоразумения по клички Фокси, уши немолодому коту были дороги как никогда прежде.

— Столько лет… Он до сих пор не знает? — продолжила мать, когда после чаепития малышу разрешили выйти из-за стола. Она так и не узнала от Вик имени отца Билли и не понимала причин затянувшегося женского одиночества своей дочери.

Роберт, раскурив новую трубку, позвал мальчика прогуляться в сторону роскошной клумбы с цветами, чтобы рассказать о некоторых, самых примечательных экземплярах. Цветоводство было его тихой потаённой страстью, что не могло ни сблизить их с Викторией-старшей — большой фанаткой роз всех видов и оттенков.

— Прости, что опять касаюсь этой темы, но Билли день ото дня становится старше, задает вопросы… Я знаю, что ты уже решила, как жить дальше и советчики тебе не нужны, но дорогая… Мальчику нужен отец…Подумай об этом… Просто я так люблю тебя и хочу, чтобы вы были по-настоящему счастливы..

Вик промолчала, непроизвольно сжав тонкими пальцами подлокотник садового кресла. Да, она думала, думала об этом не раз в оглушительной тишине своей одинокой спальни, не находя сил избавиться от того глубокого и сильного чувства к человеку, которого уже никогда не будет в ее жизни. Изредка, поддавшись голосу разума, она принимала робкие знаки мужского внимания и соглашалась на свидания. Но каждый раз, невольно сравнивая мужчину сидевшего перед ней с Уильямом, она не могла представить себя в чужих руках. Поэтому все новые отношения заканчивались банальным ужином, дружеским поцелуем в щеку, недоумевающим взглядом и разочарованием незадачливого поклонника.

— Знаешь, Альберт обещал приехать сегодня — сказала мать, желая сменить тему. — Это так мило с его стороны, он ведь сейчас так занят, несмотря на отпуск, Роберт… профессор мне об этом рассказывал. Какая-то сверхсекретная научная программа для правительства…. - она неожиданно смутилась своей осведомленности делами двух профессоров из Кембриджа, — Я говорила тебе, что Аделаида на континенте? Она взахлёб пишет мне о тамошних красотах и потрясающем воздухе Швейцарских Альп. Одни её фотографии на фоне лугов и коров чего стоят. Не бальнеологический дорогой курорт, а ферма по цене Версаля! Вот что значит любящий, чуткий сын! — Мать опять выразительно посмотрела на Вик, — И муж из него вышел бы прекрасный…

— Я знаю… Альберт звонил мне после ланча, уточнял, буду ли я здесь сегодня вечером. Странно…

— Он так внимателен. Бедный мальчик. Угораздило же его когда-то встретить тебя, — с наигранным упреком сказала Виктория-старшая.

— Не думаю, что со мной он был бы счастлив, мама. К тому же у него теперь богатый выбор — отбоя нет от восторженных студенток, а осенью к ним присоединятся первокурсницы. Твой профессор недавно намекнул, что устал читать ему лекции о высоком моральном облике профессорской братии и святости университетских стен.

Мать покачала головой.

— Что же, как бы там ни было, вы оба нашли себя. А вместе или порознь, это ваш выбор. Но все же, его приезды к нам стали так редки…

— Ты же не думаешь…?

Мать выразительно промолчала, давая понять, что она не теряет призрачной надежды на их чудесное сближение с Альбертом, некоторое время назад заметив, что они почти вернулись к той дружеской непосредственности, что была прежде. Кроме того, маленький Билли всегда был рад его видеть и называл дядей Альбертом.

— Ох, мама, ты как всегда предсказуема.

— Пусть так — мать протянула руку и сжала ее ладонь. — Но, обещай, что не станешь рубить с плеча как пять лет назад, если…

Вик понимающе улыбнулась матери, но так ничего и не ответила.

От затянувшейся паузы в разговоре их отвлекло шуршание шин по дорожной гальке, а через минуту на короткой аллее, ведущей от проселка к дому, появился новенький, чересчур пижонский для профессора Кембриджа, спортивный автомобиль Альберта.

— Вот и он! Пунктуален, как всегда! — радостно объявила Виктория старшая. — И, по всей видимости, не один!

Молодой профессор вышел из водительской двери и подождал своего спутника. Когда с пассажирского места на дорогу неспешно опустились мужские ботинки, что-то тревожно забилось у Вик внутри. Закатное солнце мешало разглядеть гостя, и она прикрыла глаза ладонью. Высокая широкоплечая фигура направлялась вслед за Альбертом к накрытому столу на лужайке, в походке мужчины чувствовалась легкая хромота.

С каждой секундой Вик казалось, что ее сердце делает резкий и громкий прыжок, отзываясь в груди гулким и долгим эхом. Этот мужчина даже отдаленно не был похож на знакомых университетских коллег Альберта, да и ни на кого в целом мире.

Виктория медленно поднималась из кресла, едва понимая, что ее самый сокровенный несбыточный сон становиться явью. Она замерла, чтобы продлить это видение, чтобы ни одним жестом, ни звуком не нарушить его. Но когда Альберт и его спутник подошли ближе, у Вик почти подкосились ноги.

— Дорогая, что с тобой? Ты в порядке? — обеспокоенно спросила мать, но ее голос прозвучал для Вик словно за плотной завесой сознания.

Он был здесь перед ней — ее судьба и ее боль, ее невозможное счастье. Немного постаревший, с посеребренными висками и несколькими новыми морщинками возле пронзительных зеленых глаз, в темно-синем костюме и белоснежной рубашке, так удивительно оттенявшем его зрелую мужскую красоту. Такой, каким она знала и помнила его всегда — элегантный, даже без викторианского сюртука и замысловато повязанного галстука. Ее Уильям!

Все окружающее казалось зыбкой акварелью, звуки и голоса — далеким и чуждым эхом. Мир сжался только до этой узкой полоски лужайки, отделявшей их друг от друга.

Вик, все еще с трудом осознавая происходящее, бросила короткий благодарный взгляд на Альберта, который чуть заметно, понимающе улыбнулся ей. На этот раз он был уверен — все получилось, и все было правильно. Части головоломки, которые так долго мучили его, наконец-то сложились, ошибка затянувшегося на годы эксперимента была исправлена. В ноябре 1848 года мир узнает о тихой кончине Второго виконта Мельбурна, пэра Объединённого королевства, бывшего премьер-министра Англии. Его скромные похороны в маленькой провинциальной церкви будут безупречно инсценированы ловким Хопкинсом и безутешной семьей, а импозантный аристократ, превосходный знаток английской истории и культуры — сэр Уильям Лэм обретет свое счастье в настоящем.

Профессор Пиль и Билли, обернувшиеся на звук подъезжающей машины, уже спешили к гостям. С каждым шагом на лице профессора читалось неподдельное удивление, а у ребёнка плохо скрываемое любопытство. Не выпуская щенка из рук, он посмотрел на мать и стоящего рядом с Альбертом высокого незнакомца.

— Кто это, мам? — спросил он инстинктивно прижимаясь к ней, но смело глядя вверх.

— Уильям, ну что же ты, поздоровайся с дядей Альбертом и нашим гостем! — «строгим» голосом сказала бабушка, стараясь разрядить обстановку и не понимая до конца реакцию своей дочери.

Лорд Мельбурн едва заметно вздрогнул и пристально посмотрел в глаза ребёнка. Глаза цвета яркого летнего дня, такие же, как его собственные.

Вик не смогла заговорить, слова застыли у нее на губах, так же как слезы на краешке длинных ресниц. Она лишь протянула руку, коснувшись его густой, тронутой серебром шевелюры и спустилась к мужественным скулам… Он же в ответ трепетно и нежно прижал ее пальцы к своим губам.

Уильям неотрывно смотрел на них — его позднее выстраданное счастье и маленького мальчика с перепачканными травой коленками, чувствуя, как его душа возрождается из пепла прошлого. Это ощущение, светлое и радостное, затягивало раны нанесенные судьбой. Того, что было в его жизни до этого момента больше не существовало и, кажется, он шел к нему целую вечность. ОН ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ…

Солнце окончательно затопило горизонт восхитительно яркими красками, исчезая в мареве заката, уютно и усыпляюще затрещали сверчки. Теплый летний вечер провожал угасающий день. Вволю наигравшийся и уставший от избытка эмоций Билли уснул в кресле у Вик на руках, не желая идти ужинать вместе с бабушкой и гостями. Уильям накрыл его лёгким пледом, бережно обернув забытым отцовским движением голые коленки, и сел рядом, держа Викторию за руку. Им так много нужно было сказать друг другу, но сейчас они молчали, охраняя сон своего сына, его легкое и мирное дыхание — самый дорогой и самый невероятный подарок, который импреподнесла судьба.

* * *

Кто-то скажет, что этот мир слишком жесток и прозаичен для чудес, кто-то саркастично улыбнется и заметит, что волшебство это древний атавизм, которому место на пожелтевших от времени страницах, преграда времени непреодолима и это непреложный закон природы. Но пока мы дышим, пока мы любим, пока мы верим, в жизни всегда будет место для самого удивительного и самого невозможного чуда.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30