КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Оборванная струна [Виктор Робертович Цой] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Оборванная струна

Песни, стихи

Виктора Цоя и Игоря Талькова,

материалы об их жизни

и творчестве

Александр Бобров Их встретят — поэты

В наследии поэта-философа Леонида Мартынова остались такие строки:

Стихи
Не жаждут
Предисловий,
И песни тоже их не ждут,
Хоть лют по-пахарски воловий
Творца единоличный труд.
И все-таки книга двух трагически ушедших творцов, двух тружеников сцены и лютых борцов с дисгармонией жизни требует краткого предисловия.

Прежде всего надо сказать, почему в нашем писательском издательстве выходит поэтический сборник двух рок-певцов. Потому, что есть китч масс-культа, а есть — национальная культура, первоосновой и магическим кристаллом которой является поэзия, даже если в условиях торжества рынка и бездуховности она находится в загоне. Есть рок-шлягерщики, вопящие эпигоны, а есть рок-барды, поющие поэты. Виктор Цой и Игорь Тальков, безусловно, принадлежали к последнему племени, любимому на Руси, но долго и благополучно не живущему.

Авторы кратких биографических статей поведали о внешней канве их судеб, оборвавшихся на бренной Земле. Глубинная суть пути — в самом творческом наследии. Мы, современники Цоя и Талькова, еще слышим их голоса, помним манеру исполнения ими песен и потому понимаем, откуда в текстах сбивки, неловкие обороты или заунывные повторы. Ведь это все скрашивалось мелодией, гитарой, выразительной авторской интонацией. Тот, кто сочинял и пел под гитару, не избежал мучительного вопроса: представляют ли песни, сложенные тобой, поэтическую ценность, будучи типографски оттиснутым текстом? Это серьезная проверка.

Читая сборник, встречая песни, что были на слуху, и менее известные произведения, убеждаешься, что перед тобой — две одаренные личности, два поэтических мира, как бы ни относиться к отдельно взятым стихам, порой несколько бедноватым, а то и неуклюжим с точки зрения высокой Поэзии.

Даже не зная авторства песен, мы отличаем несколько отстраненный, скользящий над бытом взгляд Цоя, который одиноко устремлен в какую-то ведомую только ему, тревожно мерцающую точку:

Темные улицы тянут меня к себе
Я люблю этот город как женщину Икс
На улицах люди и каждый идет один
Я закрываю дверь я иду вниз
Он идет вниз не по лестнице дома, а по стиху без знаков препинания, по жизни, толкающей в бездну, навстречу толпе, лелеющей низменные чувства.

Более всего меня впечатляют его алюминиевые огурцы — этот урбанистический и смелый образ механизированного, суррогатного бытия, особо знакомого рок-певцу:

Ведь я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле.
Группа Виктора Цоя называлась «Кино», и вроде бы бесхитростные строки обретают вдруг глубинный смысл:

И мне скучно смотреть сегодня кино
Кино уже было вчера
И как каждый день ждет свою ночь я жду свое слово
Это муки не рок-кумира и успешно дебютировавшего актера, а недовоплотившегося в слове поэта.

* * *
Упорно шел к своему слову Игорь Тальков. Он сам рассказывает в книге, как после песни «Чистые пруды», которая стала очень популярной (когда я вел телепрограмму «Добрый вечер. Москва!», она была чуть ли не дежурной заставкой), певец решил спеть «Чистые пруды-2», но, конечно, не был понят:

Я хотел спеть песню «Чистые пруды».
Но в прудах известных чистой нет воды.
Вместо «ив застенчивых» виснут провода,
«Друг мой» канул в вечность и не придет туда.
«Сон веков» нарушен, «пристань» сожжена.
Что произошло?! Война.
70 лет идет война.
Здесь появляется и весьма характерное слово «война», и расхожий штамп-цифра «эпохи перестройки» — 70 лет. Будто эта война для творца когда-нибудь кончается. Миновал 1987 год и последующие «революционные» года, а война против России как великого духовного понятия — разгоралась с новой силой. Тальков не хотел довольствоваться имиджем только оригинального рок-певца «со вкусом», исступленно искал свой поэтический и гражданский путь.

Катится, катится жизнь колесницей фатальной,
Мы — пассажиры на данном отрезке пути.
Кучер-судьба колесницею той управляет,
Кто не согласен с маршрутом, тот может сойти.
Тальков не согласился с маршрутом, а это в России всегда чревато трагическими последствиями. Бунтарь выплескивал открыто публицистические и даже сатирические строки:

Обрядился в демократа
Брежневский «пират»,
Комсомольская бригада
Назвалась программой «Взгляд».
Он боролся словом с теми нравами и навязываемыми кумирами, которые царят в нашей так называемой «творческой среде», черпал силы вроде бесхитростного героя его песни в Пушкине, Хайяме, Высоцком:

«Вот это были мужики,
Какие пели песни!!!
Не то что эти мудаки —
Вознесенский да Резник…»
Но самыми пронзительными стали его болевые строки о поруганной России:

Священной музыкой времен
Над златоглавою Москвою
Струился колокольный звон,
Но, даже самый тихий, он
Кому-то не давал покоя…
Россия…
Эта песня-выдох, песня-завет звучит в наших душах.

* * *
Сборник «Оборванная струна» должны были завершать, как объявлялось в тематическом плане, стихи еще одного трагически ушедшего рок-барда — Александра Башлачева. Именно в нашем издательстве он впервые был представлен как поэт на страницах сборника стихов студентов Литинститута «Тверской бульвар, 25», хотя и не учился там. Но редакция поэзии понимала, что это — явление в авторской песне.

Однако задуманный триптих памяти певцов-поэтов не получил завершения. Воспротивилась этому Рахлина, мать наследника Башлачева — его маленького сына. Рахлину «не устроило» соседство Башлачева с Тальковым. Уверен, по чуждым творчеству мотивам, ибо они, если читать их стихи непредвзято, — родственные, мятущиеся и ранимые политиканством души. Вот какие строки Башлачева мы публиковали:

Холодный апрель, горячие сны.
И вирусы новых нот в крови.
И каждая цель ближайшей войны
Смеется и ждет, ждет любви.
Характерно, что и у Башлачева, и у Талькова слово «война» встречается не раз. Помните уже знаменитое у Игоря:

Я воскресну и спою
На первом дне рождения страны.
      вернувшейся с войны.
Эти художники страстно, но безнадежно хотели, чтобы утихла разгорающаяся война личности и подавляющей ее идеологии, высоких помыслов и грязного мира чистогана, искренней любви и безлюбого, лживого цинизма. На этой войне, по высшему счету, они и пали…

У Владимира Набокова есть стихи, написанные на смерть Блока. В них встречаются гении поэзии — Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Фет.

Все они, уплывшие от нас
В рай, благоухающий широко.
Собрались, чтоб встретить в должный час
Душу Александра Блока.
Мы не можем проводить неуместных параллелей и даже гадать, кто именно встретил души безвременно ушедших певцов. Я уверен только в одном, что это были не политиканы-ремесленники, не деятели поп-рок-культуры, а — подлинные поэты.

Игорь Тальков Памяти Виктора Цоя

Поэты не рождаются случайно,
Они летят на землю с высоты,
Их жизнь окружена глубокой тайной,
Хотя они открыты и просты.
Глаза таких божественных посланцев
Всегда печальны и верны мечте,
И в хаосе проблем их души вечно светят
Мирам, что заблудились в темноте.
Они уходят, выполнив заданье,
Их отзывают Высшие Миры,
Неведомые нашему сознанью,
По правилам космической игры.
Они уходят, не допев куплета,
Когда в их честь оркестр играет туш:
Актеры, музыканты и поэты —
Целители уставших наших душ.
В лесах их песни птицы допевают,
В полях для них цветы венки совьют,
Они уходят вдаль, но никогда не умирают
И в песнях и в стихах своих живут.
А может быть, сегодня или завтра
Уйду и я таинственным гонцом
Туда, куда ушел, ушел от нас внезапно
Поэт и композитор Виктор Цой.

Виктор Цой

Александр Крохмалюк Биографическая статья

Рассказать о Викторе Цое… Для любого биографа — задача сложная. Искать в его жизненном пути какие-то особые, необычные, знаменательные события, объясняющие чудесную метаморфозу — превращение обычного питерского пацана в Поэта, — напрасный труд. Популярность — после нескольких лет мытарств — свалилась на него, как летний ливень, заполнив его жизнь громом аплодисментов и молниями юпитеров. Этот ливень, этот непрерывный концерт длился вплоть до нелепой трагической развязки…

Кто он? Откуда пришел? Зачем? И что хотел сказать нам своими песнями? На эти вопросы еще долго будут искать ответы. Мы же попытаемся сказать о Цое только то, что требуется сообщить, представляя на суд читателям тексты его песен…

Виктор родился 21 июня 1962 года в Ленинграде, в семье преподавателя физкультуры Валентины Васильевны Цой и инженера Роберта Максимовича Цоя. Он был единственным ребенком в семье. Любые родители склонны видеть своих детей в замечательном свете. И мама Виктора не была исключением.

«Я не раз читала, что смешение далеких кровей часто рождает талантливых людей, — говорила она в интервью журналу „Студенческий меридиан“. — Сын у нас — метис: я — русская, коренная ленинградка, муж — кореец, родом из Казахстана. У Вити с детства проявлялись различные художественные наклонности. Он хорошо рисовал, лепил…»

Мама делала все, чтобы развить способности сына. Читала ему книги из серии ЖЗЛ, поощряла любую тягу к творчеству. В младших классах Виктор ходил в изостудию, потом — через день — в художественную школу. Музыка, как и рисование, была одним из его постоянных увлечений. Первую гитару родители подарили ему в пятом классе. А в восьмом вместе с Максимом Пашковым он уже организовал группу с экзотическим названием «Палата № 6».

После восьмилетки Виктор решил продолжить художественное образование и поступил в Серовское училище на оформительское отделение. Шрифты и плакаты были ему в тягость. Гораздо большее удовлетворение приносило увлечение музыкой. Он продолжал играть вместе с Максимом Пашковым, но уже на сцене художественного училища.

«В Серовке мы смогли играть так, как нам хотелось, — вспоминает Пашков, — там были электрические инструменты. Играли на их вечерах, на танцах. В Серовке нашли и барабанщика — Толика Смирнова, он по тем временам считался одним из лучших. Вообще мы для нашего возраста играли очень неплохо, поскольку все время занимались только этим. На вечерах исполняли какие-то классические вещи из DEEP PURPLE, BLAK SABBAT, свою музыку. Что-то сочинял я, что-то — вдвоем с Витей…»[1]

Но тогда о Цое, кроме его близких друзей, никто не знал. В официальных кругах рок считался полузапретным, и когда Виктора и его товарищей отчисляли из училища «за неуспеваемость», увлечение роком было «отягчающим обстоятельством».

«Я его не очень-то ругала, — рассказывает мама Виктора. — „Не хочешь учиться, — говорю, — не надо. Делай, что умеешь“. Витя пошел на завод и в вечернюю школу. Но на заводе пришлось делать какие-то мелкие детали, замки, что ли, а такой монотонный труд отупляет. К тому же, помнила по себе, как хотелось, когда росла, читать, рисовать, но из-за работы была лишена всего этого. Вите тогда исполнилось шестнадцать. Поэтому я и решила — ничего страшного, если он бросит завод и будет только читать, учиться, просто заниматься саморазвитием. Потом поняла, что это решение стало моей самой большой удачей».

О воспитании написаны тысячи книг, защищены сотни диссертаций. И можно было бы пуститься в пространные объяснения по поводу того, что, мол, свобода выбора собственного пути, предоставленная Вите родителями, повлияла на то и на это… Но мы анализировать не будем. Ведь главное, что дала Виктору мать, возможность заниматься любимым делом. А заниматься рок-музыкой в то время означало — искать. Русского рока как такового еще не было. Это позже зазвучат из всех окон песни «Машины времени», поднимется «аквариумная» волна, рок пробьет себе дорогу на радио и телевидение. Но тогда, в середине семидесятых, Цой и его друзья, так же, как многие другие мальчишки, сделавшие рок-музыку главным делом своей жизни, настойчиво и трудно искали свой путь.

Конечно, ничто не возникает вдруг, на пустом месте. И, как всякий начинающий музыкант, Цой поначалу пел чужие песни, копировал… Так же, как и многие его сверстники, увлекался «черным», тяжелым роком. Они с Максимом Пашковым попытались даже записать магнитофонный альбом с каким-то мудреным названием — типа «Слонолуние».

В то время Виктору нравился Михаил Боярский. Он ходил на все его концерты, знал весь репертуар. Цою импонировали его прическа, его черный бодлон, его стиль. Виктор даже говорил друзьям: «Это мой цвет, это мой стиль». При том, что верхом молодежной моды был тогда стиль панков — цепи, булавки, стриженые головы с гребешками.

«Витя всегда был очень скромен в прическах и проявлениях, — говорит Максим Пашков. — Даже не то что скромен, он был гораздо консервативнее всей остальной компании и в наших „забавах“ никогда не шел до конца. Наверно, это шло от какой-то его внутренней застенчивости. Потом из этого он выработал ту интеллигентность поведения на сцене, которая так отличала его от большинства ленинградских рокеров. В нем никогда не было разнузданности».

Это очень меткое наблюдение. О скромности и застенчивости Цоя говорят все, кто его знал. В общем-то положительные, эти качества в какой-то степени мешали ему реализоваться. По многочисленным свидетельствам его друзей и родных, Виктора нужно было тормошить, одобрять, говорить, что он может сделать нечто интересное и значительное. Сначала его ободряла мама, потом друзья, еще позже — жена — Марианна.

Андрей Панов вспоминает, как он с товарищами дружно наседал на Цоя. Такой, мол, начитанный, наслушанный. Что тебе стоит стихи написать, музыку сочинить…

На одной из вечеринок Цой поддался на уговоры друзей. «Вышел в коридор, — рассказывает Андрей, — и с натуги чего-то написал, помню даже, была там фраза о металлоконструкциях… Мы посмотрели — действительно, неплохо написал. В первый раз. А потом прорвало. Очевидно, если человек с малого возраста читает, аранжирует, — должно было прорваться…»

Но и тогда, когда «прорвалось», Цой очень смущался, предлагая на суд товарищей свои творения. Одной из самых знаменитых первых его песен стала «Мои друзья» («Мои друзья всегда идут по жизни маршем…»).

Чаще всего они собирались на квартире у Андрея Панова, который жил по соседству с Цоем у парка Победы. У Андрея имелась аппаратура, и это все решало. С ними был Максим Пашков. Пока он не поступил в институт, ребята собирались каждый день. Увлечение музыкой сдабривали сухим вином, которое непременно разогревали в духовке (для увеличения градуса).

«Наша жизнь в то время представляла собой постоянные поиски какого-то праздника, — говорит Максим Пашков. — Это было наше общее свойство — нам всем было очень скучно. Очень хотелось безумного перманентного праздника. Витя все время этим маялся, для него это была особая тема. Впрочем, и для меня тоже. Он ведь, вначале особенно, писал абсолютно конкретные вещи. И одна из первых его песен „Время есть, а денег нет, и в гости некуда пойти“ — это боль. Куда пойти в гости и будет ли там весело? Чем заняться? Играть до одури на гитарах — вот, в общем, все, чем мы жили. Отсюда допинги, пьянство и все остальное».

«Мои друзья» тоже одна из конкретных вещей. Каждый находил в ней что-то свое. Наиболее точную характеристику даст ей Алексей Рыбин, с которым Цоя свяжут первые самостоятельные шаги в мире рок-музыки:

«Цой был гениальным фотографом — схватывал ситуацию, а потом показывал ее нам в том свете, при котором она была сфотографирована, ничего не прибавляя и не отнимая. Так он однажды зафиксировал всех нас и себя тоже и проявил за двадцать минут — мгновенно, на одном дыхании написал, как мне кажется, лучшую свою песню — „Мои друзья“.

Вся наша жизнь того периода, — продолжает Рыбин, — была в этой песне, здесь была и прекрасная музыка, и наше беспредельное веселье, и за ним — грусть и безысходность, которая тогда была во всем…

И мы в 81-м чувствовали эту безысходность, может быть, не верили в нее, но чувствовали… И Цой спел об этом — это была первая песня про нас, первый серьезный взгляд на нашу жизнь. Это было грустно ровно настолько, насколько это было грустно в жизни».

С Алексеем Рыбиным Цой познакомился на квартире у Андрея Панова, или Свина, как его называли в рокерских кругах. Сошлись на общих вкусах в музыке. И тому, и другому нравились «Битлз», «Стоунз», «Генезис», новая волна… сдружились. Но петь вместе стали не сразу. Рыбин продолжал играть в «Пилигриме», а Цой поступил в профессионально-техническое училище, где стал учиться на резчика по дереву. Конечно, увлечение музыкой и здесь шло во вред учебе. По окончании ему даже диплома не выдали, а лишь справку о том, что прослушал курс…

По распределению попал в Пушкин, в реставрационную мастерскую Екатерининского дворца. Но работать ему предложили не по специальности — реставратором лепных потолков. Приезжать на работу нужно было рано — к восьми утра и целый день проводить на стремянке под самыми потолками. На юного реставратора сыпалась сверху доисторическая пыль, от которой у Вити трескалась кожа на пальцах. Его любимое занятие — игра на гитаре — стало напоминать пытку. Пальцы кровоточили. Но он играл каждый день…

К тому времени Виктор уже сблизился с Марианной — женщиной, которой было суждено сыграть в его судьбе весьма значительную роль.

Они познакомились на одной из вечеринок у друзей. Стали звонить друг другу, встречаться. Однажды Марианна услышала, как он поет.

«…Опять же где-то в гостях у Вити в руках оказалась гитара, — рассказывает она. — Помню, я испугалась — мне уже приходилось выслушивать сочинения моих разнообразных знакомых. Ничего, кроме тихого ужаса, я при этом не испытывала. Но Витю, после того как он спел своих „Бездельников“ и „Солнечные дни“, захотелось попросить спеть еще…»

Так неожиданно, так свежо было то, что услышала Марианна. Она стала помогать Цою в работе и участвовать в мытарствах, выпадающих на его долю. Работа в цирке, где Марианна была декоратором и костюмером, отошла на второй план.

Надо сказать, что Цою вообще везло на людей. В начале своей карьеры он познакомился с Борисом Гребенщиковым, который сразу сумел распознать в начинающем авторе подлинного мастера. Вот как тот описывает их первую встречу.

«Познакомились мы… в электричке, когда ехали с какого-то моего концерта в Петергофе… Витька спел пару песен. А когда слышишь правильную и нужную песню, всегда есть такая дрожь первооткрывателя, который нашел драгоценный камень или там амфору Бог знает какого века — вот у меня тогда было то же самое. Он спел две песни. Одна из них была никакой, но показывала, что человек знает, как обращаться с песней, а вторая была „Мои друзья идут по жизни маршем“. И она меня абсолютно сбила с нарезки. Это была уже песня, это было настоящее. Когда через молоденького парня, его голосом проступает столь грандиозная штука — это всегда чудо. Такое со мной случалось очень редко, и эти радостные моменты в жизни я помню и ценю.

Это и определяло наши отношения».

Борис познакомил Цоя и Рыбина с директором первой ленинградской независимой студии звукозаписи Андреем Тропилло. В этой студии родились первые альбомы «Аквариума». Здесь же был записан первый альбом «Кино».

Это был знаменитый альбом «45», в котором кроме Вити участвовали Алексей Рыбин в качестве гитариста и все музыканты «Аквариума», в том числе и сам Борис.

Шел 1982 год. «Витя так достал своего мастера-начальника абсолютно наплевательским отношением к монархическим потолкам, — пишет Марианна, — что тот отпустил юного реставратора на все четыре стороны. И дальше его занесло в какой-то садово-парковый трест, где он резал скульптуру для детских площадок. Тоже не особенно усердствуя. Он тогда больше увлекался резьбой нэцке и делал их настолько мастерски, будто учился этому искусству долгие годы у восточных мастеров…»

На последнем обстоятельстве хотелось бы остановиться особо. Несмотря на то, что Цой, как говорится, был чистой воды ленинградец, наличие восточной крови все-таки повлияло на его натуру. Виктора всегда притягивал Восток. Во время съемок кинофильма «Игла», в котором он играл главную роль, в Алма-Ате, Цой подолгу просиживал в корейском ресторанчике. И хоть писался по паспорту русским, с удовольствием общался с соплеменниками своего отца.

Ему очень нравились японцы, их культура. Побывав позже в Стране восходящего солнца, он был в восторге. Виктор и раньше увлекался японской поэзией, много читал. Но теперь чувства его воплотились во вполне осязаемые образы. Он понял и принял восточную культуру…

Нэцке — резные фигурки из дерева, которые он щедро раздаривал друзьям, до сих пор хранятся в их семьях, как самые дорогие реликвии.

Самостоятельная жизнь Цоя оказалась куда как более сложной и проблематичной, чем под родительским кровом. Им с Марианной приходилось часто менять квартиры. Денег не хватало. Виктор маялся на работе, мечтая уйти в кочегары или сторожа, где работа — сутки через трое. А еще нужно было добиваться «литовки» новых текстов, т. е. официального разрешения на их исполнение. Если учесть, что официоз сохранял стойкое неприятие рок-музыки, можно представить, сколько это стоило нервов и сил. Ко всему прочему, у Цоя ничего не получалось с составом. Отношения с Рыбиным стали сложными, и вскоре произошел их окончательный разрыв. Для участия в концертах приходилось приглашать музыкантов из других групп. Чтобы преодолевать все эти препятствия, нужны были энергия и время. И Марианна уволилась из цирка, став администратором группы «Кино».

В 1983-м Виктору Цою исполнился 21 год. И военкомат, который до сего времени давал ему отсрочки по причине учебы в ПТУ, решил заняться им всерьез…

Подавляющее большинство Цоевых ровесников шло в армию с большой неохотой. Наиболее отчаянные и предприимчивые «косили» — то есть уклонялись от службы под любыми мыслимыми и немыслимыми предлогами. Но Виктор не хотел идти еще и потому, что он к тому времени уже начал делать нечто значительное. Сойти с этого пути — пусть даже на два года — означало безнадежно отстать. Потом многие его товарищи, которым все-таки пришлось выполнить «конституционный долг», признаются, что Цой обошел их именно за эти два года…

Но чтобы получить «белый билет», нужно иметь весьма вескую причину. Цою пришлось пройти через жернова «психушки». Он пробыл в сумасшедшем доме полтора месяца. Чтобы хоть как-то его поддержать, Марианна устроилась туда в качестве художника-оформителя. Платой за обновленную наглядную агитацию было разрешение видеться с Виктором каждый день. Вот как она описывает этот тяжелый для них период:

«От нашей самой гуманной психиатрии в мире у него чуть не поехала крыша всерьез. Я не буду рассказывать о жутких условиях для несчастных людей, попавших в эту больницу, о практике делать уколы исподтишка спящим и прочих вещах, о полной безответственности и нечестности. Это все по прошествии времени потихоньку исчезает из памяти. Помню только, что лечащий врач с маниакальной настойчивостью принялся выискивать изъяны психики пациента или же вывести его на чистую воду как симулянта. Его страшно раздражало, что он молчун. Но Цой упорно не отвечал на его вопросы — просто в силу природного характера, а не оттого, что хотел подразнить. Их единоборство продолжалось почти шесть недель.

Наконец врач сдался, и Витю почти прозрачного выписали на волю…»

Через несколько месяцев после этого Марианна и Виктор подали заявление в загс, и 4 февраля 1984 года их объявили законными мужем и женой.

Полоса неудач заканчивалась. Наконец определился и состав группы «Кино». У Гребенщикова Цой познакомился с интересным и способным басистом Александром Титовым. Предложил ему поучаствовать в записи очередного альбома, и тот согласился. Так, буквально за две-три недели, в студии Андрея Тропилло родился новый альбом «Начальник Камчатки», который по качеству значительно превосходил два предыдущих — «45» и «46». А вскоре в группу пришел еще один музыкант — Георгий Гурьянов (Густав) и мучительный процесс оформления был завершен. Выступление «Кино» на рок-фестивале поистине было триумфальным.

«По-видимому, — писала Марианна, — мучительный период неудач сыграл положительную роль. Наконец все, как говорится, срослось, и Цой показал, на что он способен».

Кроме всего прочего, сбылась давняя мечта Виктора — он таки сумел найти себе временную необременительную работу — стал кочегаром котельной. Потом об этой стороне его жизни сложат легенды. Его поклонники сделают из кочегарки нечто вроде музея. Но тогда это был просто спасительный выход — чтобы, не переступая закон, профессионально заниматься любимым делом. У Цоя появилось время для дальних поездок. Он едет вместе с Майком (Михаилом Науменко) в Свердловск. Затем, уже один, в Новосибирск, где с успехом выступает в Академгородке. К осени 1985 года у Цоя созрел материал очередного альбома — «Ночь». Правда, тогда запись так и не довели до конца из-за каких-то капризов звукорежиссера. «Ночь» выйдет в свет только в следующем, 1986 году. А тогда Виктор махнул рукой и записал в домашней студии своего приятеля Алексея Вишни другой альбом, получивший название «Это не любовь». Благо материала у Цоя набралось больше чем достаточно.

26 июля 1985 года у Виктора и Марианны родился сын, которого назвали Сашей. Виктор очень радовался рождению мальчика.

«Пришел задолго до выписки. — вспоминает Марианна, — и был первым среди молодых отцов…

Начались нескончаемые хлопоты. У меня было плохо со здоровьем, а Витя целыми днями стирал пеленки и по ночам играл на гитаре в кухне…»

В то время слава уже «нашла» Цоя. Он играл много акустических концертов и ездил в разные города. Но все равно приглашений было гораздо больше, чем он мог принять. Каждый новый концерт превращался в творческую встречу, где высказывались, задавали вопросы. Слушатели хотели побольше знать о нем.

Но вот парадокс: популярность Виктора росла как снежный ком, а пресса и телевидение хранили «гордое молчанье». Впрочем, Цой не слишком расстраивался по этому поводу. Он не любил давать интервью не только потому, что был молчуном. Виктора раздражало произвольное толкование его мыслей, когда из-под пера журналистов выходило совсем не то, что он хотел сказать…

В этот же период Цоя впервые приглашают для съемок в кино. Сделать о новой группе фильм вызвался студент-пятикурсник режиссерского факультета Киевского института культуры Сергей Лысенко. Было это чернобыльским летом 1986 года…

В Киев «Кино» прибыло в полном составе, который так долго и тщательно подбирал Цой: он сам — гитара, вокал; Юрий Каспарян — гитара; Игорь Тихомиров — бас-гитара; Георгий (Густав) Гурьянов — ударные. Эти четверо, по свидетельствам очевидцев, были тогда монолитом. У них все было вместе, все общее. И тогда, в трагическом 86-м, не убоявшись Чернобыля, они в один голос дали добро на съемки никому не известному режиссеру.

С точки зрения кинокритиков картина «Конец каникул» может показаться наивной и даже дилетантской. Ее нельзя сравнивать с «Ассой» или с «Иглой», где Цой выступает вполне профессиональным актером. Но именно с этого фильма началось увлечение Виктора кинематографом. Никто не думал, что для него оно окажется настолько серьезным, что потом, на время съемок в «Игле» у Рашида Нугманова, он откажется от концертной деятельности и всецело посвятит себя работе в фильме.

«Игла» вышла на второе место по прокату среди советских фильмов восемьдесят девятого года. А Цоя назвали лучшим актером года.

В «Игле» нашли место песни группы «Кино» из альбомов «Звезда по имени Солнце» и «Группа крови».

Жизнь тем временем шла своим чередом. Цой участвовал во всевозможных фестивалях и концертах. Началась эпопея «Камчатки» — той самой котельной, в которую Цоя устроили друзья. Это был своеобразный мини-клуб многих ленинградских рок-музыкантов. Там работали и Саша Башлачев, и Слава Задерий. Туда устраивался и Андрей Шаталин — музыкант из группы «Алиса».

Они обменивались мнениями, пели, играли, заряжались друг от друга вдохновением.

«Место выглядело очень живописно, — вспоминает Марианна, — да и творилось там — дай бог другим кочегаркам! Виктор Цой, уже популярный человек, кидает лопатой в топку уголь! Наш друг Раш (кинорежиссер Рашид Нугманов) как увидел это, так сразу же начал снимать свой фильм „Йя-хха!“. Потом Алексей Учитель снимал здесь „Рок“ — фильм, в котором приняла участие и я в качестве администратора. В общем, „Камчатка“ цвела, и тусовка вокруг нее крепла… Странное и счастливое место!»

В октябре 1987 года на концерте в Ленинградском Дворце молодежи Цой впервые появляется вместе с Джоанной Стингрей. Джоанна, как истинно предприимчивая американская девушка, увлеченная модой второй половины восьмидесятых на все советское, давно уже дружила с нашими музыкантами и даже выпустила в Америке двойной альбом, куда вошли «Аквариум», «Алиса», «Странные игры» и «Кино». Вскоре она вышла замуж за гитариста группы «Кино» Юрия Каспаряна.

А у Цоя с Марианной начался период постепенного отхода друг от друга. Виктор познакомился в Москве с девушкой по имени Наташа, которую Джоанна с американской прямотой называла его новой женой, хотя Цой так и не расторгнул брака с Марианной, — он очень любил Сашу…

В 1988 году Джоанна организовала поездку Цоя и Каспаряна в Америку. Но пока это был частный визит.

Зато через год Виктор вместе с Рашидом Нугмановым вновь приезжает в Штаты на премьеру «Иглы». После просмотра Цой с Каспаряном сыграли короткий концерт. Зал был заполнен голливудскими знаменитостями. И хотя они не понимали ни слова, но, по свидетельству Джоанны Стингрей, энергия Виктора, страсть его песен их захватила. Это был первый и последний концерт Цоя в Америке.

Вместе с Джоанной Виктор побывал и в Японии. Тамошние предприниматели от шоу-бизнеса предлагали организовать широкую программу с участием группы «Кино», брались организовать всемирное турне. Но осуществиться этим планам было не суждено…

24 июня 1990 года в Лужниках в Москве состоялся последний концерт группы «Кино». 62 тысячи человек приветствовали Цоя и его товарищей стоя и пели вместе с ним. Был устроен специальный салют и зажжен олимпийский факел. Ликующие на трибунах стадиона зрители конечно же не могли предположить, что видят Цоя в последний раз.

В середине лета Виктор забрал у Марианны Сашу и уехал на два месяца отдыхать под Юрмалу. В последние годы это его излюбленное место: море, лес, рыбалка.

Люди, близко знавшие Цоя, вспоминают, что именно накануне и в тот день, 15 августа 1990 года, их посещали дурные сны, мучили предчувствия, мерещилась всякая чертовщина…

Но сотрудник ГАИ, зафиксировавший факт гибели музыканта, был скуп в словах и официален. «Столкновение автомобиля „Москвич-2141“ темно-синего цвета с рейсовым автобусом „Икарус-280“, — записано в милицейском протоколе, — произошло в 12 час. 28 мин. 15 августа 1990 г. на 35-м километре трассы Слока — Талси. Автомобиль двигался по трассе со скоростью не менее 130 кмчас, водитель Цой Виктор Робертович не справился с управлением. Смерть В. Р. Цоя наступила мгновенно, водитель автобуса не пострадал…»

Судебно-медицинская эскпертиза отмечает: «…В. Цой был абсолютно трезв накануне гибели. Во всяком случае, он не употреблял алкоголь в течение последних 48 часов до смерти. Анализ клеток мозга свидетельствует о том, что он уснул за рулем, вероятно, от переутомления».

Марианна думает иначе. «Витя шел по жизни на мягких кошачьих лапах, — пишет она, — был крайне осторожен. Я думаю, что он просто увлекся движением — бывает такая эйфория. Ездил он на ста пятидесяти. По всей видимости, нарушение было со стороны Вити, судя по следам протекторов на асфальте. Он врезался в автобус на встречной полосе. Элементарная автомобильная катастрофа. В убийство я не верю».

Но как все было на самом деле, теперь уже не скажет никто. Ясно одно — еще одной звездой над Россией стало меньше.

Тексты альбомов группы «Кино»[2]

Из альбома «45» (1982)

1. Время есть, а денег нет

Дождь идет с утра будет был и есть
И карман мой пуст на часах шесть
Папирос нет и огня нет
И в окне знакомом не горит свет
Время есть а денег нет
И в гости некуда пойти
И куда-то все подевались вдруг
Я попал в какой-то не такой круг
Я хочу пить я хочу есть
Я хочу просто где-нибудь сесть
Время есть а денег нет
И в гости некуда пойти

2. Просто хочешь ты знать

Идешь по улице один
Идешь к кому-то из друзей
Заходишь в гости без причин
И просишь свежих новостей
Просто хочешь ты знать
Где и что происходит
Просто хочешь ты знать
Где и что происходит
Звонишь по телефону всем
Кого-то нет а кто-то здесь
Для разговоров много тем
Для разговоров время есть
Просто хочешь ты знать
Где и что происходит
Узнал что где-то пьют вино
А где-то музыка слышна
Тебя зовут туда где пьют
И ты берешь еще вина
Просто хочешь ты знать
Где и что происходит
Там кто-то спор ведет крутой
А кто-то просто спит давно
И с кем-то рядом ты сидишь
И с кем-то вместе пьешь вино
Просто хочешь ты знать
Где и что происходит
Просто хочешь ты знать

3. Алюминиевые огурцы

Здравствуйте девочки!
Здравствуйте мальчики!
Смотрите на меня в окно
И мне кидайте свои пальчики да
Ведь я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле
Я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле
Три чукотских мудреца
Твердят твердят мне без конца:
«Металл не принесет плода
Игра не стоит свеч
А результат — труда»
Но я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле
Я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле
Злое белое колено
Пытается меня достать
Колом колено колют в вены
В надежде тайну разгадать — зачем
Я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле
Я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле
Кнопки скрепки клепки
Дырки булки вилки
Здесь тракторы пройдут мои
И упадут в копилку
Упадут туда
Где я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле
Я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле

4. Солнечные дни

Белая гадость лежит под окном
Я ношу шапку и шерстяные носки
Мне везде неуютно и пиво пить в лом
Как мне избавиться от этой тоски
По вам
Солнечные дни
Мерзнут руки и ноги и негде сесть
Это время похоже на сплошную ночь
Хочется в теплую ванну залезть
Может быть это избавит меня от тоски
По вам
Солнечные дни
Я раздавлен зимою я болею и сплю
И порой я уверен что зима навсегда
Еще так долго до лета а я еле терплю
Но может быть эта песня избавит меня от тоски
По вам
Солнечные дни
Солнечные дни

5. Бездельник

Гуляю я один гуляю
Что дальше делать я не знаю
Нет дома никого нет дома
Я лишний словно куча лома у-у
Я бездельник о мама мама
Я бездельник у-у
Я бездельник о-о мама мама
В толпе я как иголка в сене
Я снова человек без цели
Болтаюсь целый день гуляю
Не знаю я ничего не знаю
Я бездельник о-о мама мама
Я бездельник у-у
Я бездельник о-о мама мама

6. Бездельник—2

Нет меня дома целыми днями
Занят бездельем играю словами
Каждое утро снова жизнь свою начинаю
И ни черта ни в чем не понимаю
Я лишь начнется новый день
Хожу отбрасываю тень с лицом нахала
Наступит вечер я опять
Отправлюсь спать чтоб завтра встать
И все сначала
Ноги уносят мои руки и туловище
И голова отправляется следом
Словно с похмелья шагаю по улице я
Мозг переполнен сумбуром и бредом
Все говорят что надо кем-то мне становиться
А я хотел бы остаться собой
Мне стало трудно теперь просто разозлиться
И я иду поглощенный толпой
Я лишь начнется новый день
Хожу отбрасываю тень с лицом нахала
Наступит вечер я опять
Отправлюсь спать чтоб завтра встать
И все сначала

7. Электричка

Я вчера слишком поздно лег сегодня рано встал
Я вчера слишком поздно лег я почти не спал
Мне наверно с утра нужно было пойти к врачу
А теперь электричка везет меня туда куда я не хочу
В тамбуре холодно и в то же время как-то тепло
В тамбуре накурено и в то же время как-то свежо
Почему я молчу почему не кричу молчу
Электричка везет меня туда куда я не хочу

8. Восьмиклассница

Пустынной улицей вдвоем с тобой куда-то мы идем
Я курю а ты конфетки ешь
И светят фонари давно ты говоришь: «Пойдем в кино»
А я тебя зову в кабак конечно
Восьмиклассница
Ты говоришь что у тебя по географии трояк
А мне на это просто наплевать
Ты говоришь из-за тебя там кто-то получил синяк
Многозначительно молчу и дальше мы идем гулять
Восьмиклассница
Мамина помада сапоги старшей сестры
Мне легко с тобой а ты гордишься мной
Ты любишь своих кукол и воздушные шары
Но в десять ровно мама ждет тебя домой
Восьмиклассница

9. Мои друзья

Пришел домой и как всегда опять один
Мой дом пустой но зазвонит вдруг телефон
И будут в дверь стучать и с улицы кричать
Что хватит спать и пьяный голос скажет: «Дай пожрать»
Мои друзья всегда идут по жизни маршем
И остановки только у пивных ларьков
Мой дом был пуст теперь народу там полно
В который раз мои друзья там пьют вино
И кто-то занял туалет уже давно разбив окно
А мне уже признаться все равно
Мои друзья всегда идут по жизни маршем
И остановки только у пивных ларьков
А я смеюсь хоть мне и не всегда смешно
И очень злюсь когда мне говорят
Что жить вот так как я сейчас нельзя
Но почему? Ведь я живу
На это не ответить никому
Мои друзья всегда идут по жизни маршем
И остановки только у пивных ларьков

Альбом «46» (1983)

1. Троллейбус

Мое место слева и я должен там сесть
Не пойму почему мне так холодно здесь
Я не знаком с соседом хоть мы вместе уж год
И мы тонем хотя каждый знает где брод
И каждый с надеждой глядит в потолок
Троллейбуса который идет на восток
Все люди братья мы — седьмая вода
И мы едем не знаю зачем и куда
Мой сосед не может он хочет уйти
Но не может уйти он не знает пути
И вот мы гадаем — какой может быть прок
В троллейбусе который идет на восток
В кабине нет шофера но троллейбус идет
И мотор заржавел но мы едемвперед
Мы сидим не дыша смотрим туда
Где на долю секунды показалась звезда
Мы молчим но мы знаем — нам в этом помог
Троллейбус который идет на восток

2. Камчатка

О это странное место — Камчатка
О это сладкое слово — Камчатка
Но на этой земле я не вижу тебя
Я не вижу твоих кораблей
Я не вижу реки я не вижу моста
Я пытаюсь найти лошадей
О это странное место — Камчатка
О это сладкое слово — Камчатка
Я нашел здесь руду
Я нашел здесь любовь
Я пытаюсь забыть забываю и вновь
Вспоминаю собаку она как звезда
Я наверно сюда не вернусь никогда
О это странное место — Камчатка
О это сладкое слово — Камчатка
Я не вижу здесь их
Я не вижу здесь нас
Я искал здесь вино а нашел третий глаз
Мои руки из дуба голова из свинца
Я не знаю смогу ли допеть до конца
О это сладкое слово — Камчатка
О это странное место — Камчатка
Камчатка

3. Транквилизатор

Я выхожу из парадной раскрываю свой зонт
Я выхожу под поток атмосферных осадков
Я понимаю что это капризы природы
Мне даже нравится чем-то эта погода
У-у-у транквилизатор
Метеоролог сказал что дождь будет не долго
Я разбираю приемник как опытный практик
Ты понимаешь что мне было трудно сдержаться
Мне даже нравится это такой мой характер
У-у-у транквилизатор
Я начинаю свой путь к остановке трамвая
Я закрываю свой зонт я экспериментатор
Вот приезжает трамвай вот гремит удаляясь
Я направляюсь домой я улыбаюсь
У-у-у транквилизатор
Камни врезаются в окна как молнии Индры
Я нахожу это дело довольно забавным
Ты понимаешь что мне было нужно развлечься
Мне надо чем-то лечить душевные травмы
У-у-у транквилизатор

4. Я иду по улице

Я иду по улице в зеленом пиджаке
Мне нравятся мои ботинки
А еще красивый галстук у меня
Я гладил брюки два часа
В парикмахерской сидел с утра
И вот иду я по улице один я
По улице иду я
По улице один
У моего приятеля есть новые пластинки
И я зайду в кафе и выпью чашку кофе
А потом войду к нему
И в зеркалах витрин я так похож на Бади Холи
Папа скоро даст свою машину покататься мне
Иду я
По улице один я
Иду я по улице один

5. Дождь для нас

В моем доме не видно стены
В моем небе не видно луны
Я слеп но я вижу тебя
Я глух но я слышу тебя
Я не сплю но я вижу сны
Здесь нет моей вины
Я нем но ты слышишь меня
И этим мы сильны
И снова приходит ночь
Я пьян но я слышу дождь
Дождь для нас
Квартира пуста но мы здесь
Здесь мало что есть но мы есть
Дождь для нас
Ты видишь мою звезду
Ты веришь что я пойду
Я слеп я не вижу свет
Я пьян но я помню свой пост
Ты смотришь на Млечный Путь
Я ночь а ты утра суть
Я сон я миф а ты нет
Я слеп но я вижу свет
И снова приходит ночь
Я пьян но я слышу дождь
Дождь для нас
Квартира пуста но мы здесь
Здесь мало что есть но мы есть
Дождь для нас

6. Пора

Чтение книг — полезная вещь но опасная как динамит
Я не помню сколько мне было лет
Когда я принял это на вид
И мне скучно смотреть сегодня кино
Кино уже было вчера
И как каждый день ждет свою ночь я жду свое слово
Пора открывать дверь
Пора зажигать свет
Пора уходить прочь
Пора
Я не знаю как бы я жил если бы я жил один
Осень — это просто красивая клетка
Но в ней я уже кажется был
И я прожил там свои сорок дней и сегодня уже не вчера
И я ухожу оставляя листок с единственным словом
Пора открывать дверь
Пора зажигать свет
Пора уходить прочь
Пора

7. Каждую ночь

Третий день с неба течет вода
Очень много течет воды
Говорят так должно быть здесь
Говорят это как всегда
Знаешь каждую ночь
Я вижу во сне море
Знаешь каждую ночь
Я слышу во сне песню
Знаешь каждую ночь
Я вижу во сне берег
Знаешь каждую ночь
Мы приходим домой к себе
Люди ходят из дома в дом
Мы сидим у окна вдвоем
Хочешь я расскажу тебе
Знаешь каждую ночь
Я вижу во сне море
Знаешь каждую ночь
Я слышу во сне песню
Знаешь каждую ночь
Я вижу во сне берег
Знаешь каждую ночь

8. Без десяти

Я должен прийти к девяти на работу свою
Но сейчас уже без десяти а я только встаю
На столе моем завтрак стоит от него не уйти
И наверное я к девяти не смогу подойти
Еще только без десяти девять часов
В объяснительной я напишу что был у врача
А еще напишу что часов на пути не встречал
И пускай все ругают меня на работе моей
И пускай все позорят меня на работе моей
Еще только без десяти девять часов

9. Музыка волн

Я вижу как волны смывают следы на песке
Я слышу как ветер поет свою странную песню
Я слышу как струны деревьев играют ее
Музыку волн музыку ветра
Здесь трудно сказать что такое асфальт
Здесь трудно сказать что такое машина
Здесь нужно руками кидать воду вверх
Музыка волн музыка ветра
Кто из вас вспомнит о тех кто сбился с дороги
Кто из вас вспомнит о тех кто смеялся и пел
Кто из вас вспомнит чувствуя холод приклада
Музыку волн музыку ветра

10. Саша

Саша очень любит книги про героев и про месть
Саша хочет быть героем а он такой и есть
Саша носит шляпу в шляпе страусиное перо
Он хватает шпагу и цепляет ее прямо на бедро
      Мастер слова и клинка
      Он глядит в свою ладонь
      Он пришел издалека
      И прошел через огонь
Саша бьется на дуэли охраняя свою честь
Шпагой колет он врага и предлагает ему сесть
Он гоняет негодяев хворостиной как коров
Саша раздает крестьянам негодяйское добро
      Мастер слова и клинка
      Он глядит в свою ладонь
      Он пришел издалека
      И прошел через огонь
Дамы без ума от Саши Саша без ума от дам
В полночь Саша лезет к дамам а уходит по утрам
Дамы из высоких окон бросают лепестки
Он борец за справедливость и шаги его легки
      Мастер слова и клинка
      Он глядит в свою ладонь
      Он пришел издалека
      И прошел через огонь
Он поет под мандолину и красив как Аполлон
По-латыни Саша может говорить как Цицерон
Он не знает что такое неприступная стена
Саша взглядом на охоте убивает кабана
      Мастер слова и клинка
      Он глядит в свою ладонь
      Он пришел издалека
      И прошел через огонь

11. Хочу быть с тобой

Мы не видели солнца уже несколько дней
Наши ноги утратили крепость на этом пути
Мне хотелось войти в дом но здесь нет дверей
Руки ищут опору но не могут найти
Я хочу войти в дом
Я сточил не один медиатор о терку струны
Видел много озер но я не видел морей
Акробаты под куполом цирка не слышат прибой
Ты за этой стеной но я не вижу дверей
Я хочу быть с тобой
Я родился на стыке созвездий но жить не могу
Ветер 20 метров в секунду ночью и днем
Раньше я читал книги а теперь я их жгу
Я хочу идти дальше но я сбит с ног дождем
Я хочу быть с тобой

12. Генерал

Где вы теперь и с кем?
Кто хочет быть судьей?
Кто помнит все имена?
Нам не хватает тем
Не нарушай покой
Эта ночь слишком темна
Где твой мундир генерал?
Твои ордена спина как струна
Ты уже слышал отбой
Просто дождь бил по крыше твоей генерал
Все находят время чтобы уйти
Никто не уйдет навсегда
Парламентеры — один за другим
И каждый знает горечь плода
Где твой мундир генерал?
Твои ордена спина как струна
Ты уже слышал отбой
Просто дождь бил по крыше твоей генерал
Хочется спать но вот стоит чай
И горит свет в сто свечей
Может быть завтра с утра будет солнце
И тот ключ в связке ключей
Где твой мундир генерал?
Твои ордена спина как струна
Ты уже слышал отбой
Просто дождь бил по крыше твоей генерал

Из альбома «Начальник Камчатки» (1984)

1. Последний герой

Ночь коротка цель далека
Ночью так часто хочется пить
Ты выходишь на кухню но вода здесь горька
Ты не можешь здесь спать
Ты не хочешь здесь жить
Доброе утро, последний герой!
Доброе утро тебе и таким, как ты!
Доброе утро, последний герой!
Здравствуй, последний герой!
Ты хотел быть один это быстро прошло
Ты хотел быть один но не смог быть один
Твоя ноша легка но немеет рука
И ты встречаешь рассвет за игрой в дурака
Доброе утро, последний герой!
Доброе утро тебе и таким, как ты!
Доброе утро, последний герой!
Здравствуй, последний герой!
Утром ты стремишься скорее уйти
Телефонный звонок как команда — вперед!
Ты уходишь туда куда не хочешь идти
Ты уходишь туда но тебя там никто не ждет
Доброе утро, последний герой!
Доброе утро тебе и таким, как ты!
Доброе утро, последний герой!
Здравствуй, последний герой!

4. Сюжет для новой песни

Я сижу в кровати только что из ванной
С мокрой головой
На улице мороз и рано как ни странно
Я пришел домой
За стенкой телевизор орет
Как быстро пролетел этот год
Он так похож на прошлый год
Я в прошлом точно так же сидел
Один
Один
Один
В поисках сюжета для новой песни
Я не умею петь о любви
Я не умею петь о цветах
А если я пою значит я вру
Я не верю сам что все это так
За стенкой телевизор орет
Как быстро пролетел этот год
Он так похож на прошлый год
Я в прошлом точно так же сидел
Один
Один
Один
В поисках сюжета для новой песни

5. Гость

Вечер я сижу дома
Это зима это декабрь
Ночь будет холодной
Если верить часам она уже рядом
Эй кто будет моим гостем
Пить чай курить папиросы
Думать о том что будет завтра
Завидовать тем кто знает что хочет
Завидовать тем кто что-нибудь сделал
Эй кто будет моим гостем
Расскажите мне что происходит
Удивите меня расскажите мне новость
Убейте меня рассмешите меня
Кто придет ко мне подай голос
Эй кто будет моим гостем

Из альбома «Это не любовь» (1985)

1. Это не любовь

Ты часто проходишь мимо
Не видя меня с кем-то другим
Я стою не дыша
Я знаю что ты живешь в соседнем дворе
Ты идешь не спеша
Не спеша
Но это не любовь
А вечером я стою под твоим окном
Ты поливаешь цветы поливаешь цветы
А я дотемна стою и сгораю огнем
И виной тому ты только ты
Но это не любовь
Научи меня всему тому что умеешь ты
Я хочу это знать и уметь
Сделай так чтоб сбылись все мои мечты
Мне нельзя больше ждать
Я могу умереть
Но это не любовь

3. Уходи

Уходи но оставь мне свой номер
Я может быть позвоню
А вообще я не знаю зачем мне нужны эти цифры
И я уже даже не помню как там тебя зовут
И теперь для меня номера телефонов как шифры
Уходи
Оставь телефон и иди
Мы встретились чисто случайно
Я даже не помню где
Вероятность второй нашей встречи
Равна нулю
А теперь ты не хочешь уйти
Говоришь что не можешь уйти
Уходи
Я тебя не люблю
Уходи
Оставь телефон и иди

4. Город

Я смотрю в календарь я знаю что скоро зима
Наша улица на глазах меняет цвета
За решеткой желтой листвы я вижу птиц
Моя двадцатая осень сводит меня с ума
Я люблю этот город но зима здесь слишком длинна
Я люблю этот город но зима здесь слишком темна
Я люблю этот город но так страшно здесь быть одному
И за красивыми узорами льда мертва чистота окна
Фонари за окном горят почти целый день
В это время я не верю глазам
Я верю часам
И теперь я занят только охраной тепла
Вот ушел еще год
Сколько останется нам?
Я люблю этот город но зима здесь слишком длинна
Я люблю этот город но зима здесь слишком темна
Я люблю этот город но так страшно здесь быть одному
И за красивыми узорами льда мертва чистота окна

5. Рядом со мной

Каждый день ты приходишь домой когда темно
Каждый день долго едешь в метро когда темно
А она живет в центре всех городов
И ты хочешь быть рядом но надо ехать домой
Уже темно
Проснись
Это — любовь!
Смотри
Это — любовь!
Твои родители давно уже спят
Уже темно
Ты не спишь ты ждешь
А вдруг зазвонит телефон?
И ты готов отдать все за этот звонок
Но она давно уже спит там — в центре всех городов
Проснись
Это — любовь!
Смотри
Это — любовь!

6. Ты выглядишь так несовременно

Ты звонишь мне каждый день
Я не знаю как мне быть
Я не знаю как мне дать тебе понять
Что я уже не тот
Раньше я тебя любил
Но сердце больше не поет
И с момента нашей первой встречи
Скоро будет целый год
Ты выглядишь так несовременно рядом со мной
Я же говорил тебе
Что так уже ходить нельзя
А ты не понимаешь ничего
И ничего не хочешь менять
А я учил тебя целый год
Тратил время целый год
Ты думала что я шучу
И до сих пор не можешь понять
Ты выглядишь так несовременно рядом со мной

Из альбома «Ночь» (1986)

1. Видели ночь

Мы вышли из дома когда во всех окнах
Погасли огни один за одним
Мы видели как уезжает последний трамвай
Ездят такси но нам нечем платить
И нам незачем ехать мы гуляем одни
На нашем кассетнике кончилась пленка
Смотай
Видели ночь
Гуляли всю ночь до утра
Зайди в телефонную будку
Скажи чтоб закрыли дверь
В квартире твоей сними свою обувь
Мы будем ходить босиком
Есть сигареты и спички и бутылка вина
И она поможет нам ждать
Поможет поверить что все спят
И мы здесь вдвоем
Видели ночь
Гуляли всю ночь до утра

2. Фильмы

Ты смотришь мне в глаза
Ты смотришь мне в глаза
Но темные стекла хранят мою душу
Мы вышли из кино
Мы вышли из кино
Ты хочешь там остаться
Но сон твой нарушен
Ты так любишь эти фильмы
Мне знакомы эти песни
Ты так любишь кинотеатры
Мы вряд ли сможем быть вместе
Ты смотришь мне в глаза
А я смотрю вперед
Ты говоришь что я похож на киноактера
И ты меня зовешь
А я иду домой
Я знал что будет плохо
Но не знал что так скоро
Ты так любишь эти фильмы
Мне знакомы эти песни
Ты так любишь кинотеатры
Мы вряд ли сможем быть вместе
Ты хочешь чтобы я остался
Навсегда с тобой
Ты хочешь чтоб ты пела
А я тебя слушал
Оставь меня в покое
Не тронь мою душу
Ты так любишь эти фильмы
Мне знакомы эти песни
Ты так любишь кинотеатры
Мы вряд ли сможем быть вместе

3. Твой номер

Опять бьет дрожь
На небе диск полной луны
Опять идет дождь
Опять я вижу странные сны
Телефон и твой номер тянут меня как магнит
И опять этот вечер и ветер и эта луна
Мне кажется я вижу тебя
Но это отрывок из сна
Телефон и твой номер тянут меня как магнит
Треск мотоциклов
Драка с цепями в руках
Тени в парадных
Все это я видел в снах
Телефон и твой номер тянут меня как магнит

4. Танец

Танец на улице
Танец на улице в дождь
Зонты раскрываясь
Звучат словно выстрелы ружей
Кто-то бежал а кто-то остался здесь
И тот кто остался
Шагает прямо по лужам
Капли дождя лежат на лицах как слезы
Текут по щекам словно слезы
Капли дождя лежат на лицах как слезы
Ты знаешь теперь этот танец
Битые стекла рваные брюки скандал
К черту зонт! Теперь уже все равно
Танец и дождь никогда не отпустят тебя
В их мокром объятьи не видно родное окно
Капли дождя лежат на лицах как слезы
Текут по щекам словно слезы
Капли дождя лежат на лицах как слезы
Ты знаешь теперь этот танец
Мокрые волосы взмахом ладони назад
Закрыв свою дверь ты должен выбросить ключ
И так каждый день
Так будет каждый день
Пока не увидишь однажды небо без туч
Капли дождя лежат на лицах как слезы
Текут по щекам словно слезы
Капли дождя лежат на лицах как слезы
Ты знаешь теперь этот танец

5. Ночь

За окнами солнце
За окнами свет — это день
Ну а я всегда любил ночь
И это мое дело — любить ночь
И это мое право — уйти в тень
Я люблю ночь за то
Что в ней меньше машин
Я люблю дым и пепел своих папирос
Я люблю кухни за то
Что они хранят тайны
Я люблю свой дом
Но вряд ли это всерьез
И эта ночь и ее электрический свет
Бьет мне в глаза
И эта ночь и ее электрический дождь
Бьет мне в окно
И эта ночь и ее электрический голос
Манит меня к себе
И я не знаю как мне прожить
Следующий день
Я один но это не значит
Что я одинок
Мой магнитофон хрипит о радостях дня
Я помню что завтра меня ждет несколько встреч
И кофе в известном кафе согреет меня
И эта ночь и ее электрический свет
Бьет мне в глаза
И эта ночь и ее электрический дождь
Бьет мне в окно
И эта ночь и ее электрический голос
Манит меня к себе
И я не знаю как мне прожить
Следующий день

7. Жизнь в стеклах

Темные улицы тянут меня к себе
Я люблю этот город как женщину Икс
На улицах люди и каждый идет один
Я закрываю дверь я иду вниз
Я знаю что здесь пройдет моя жизнь
Жизнь в стеклах витрин
Я растворяюсь в стеклах витрин
Жизнь в стеклах витрин
И вот я иду и рядом со мной идут
Я смотрю на них мне кажется это — Дом мод
Похоже что прошлой ночью был звездопад
Но звезды как камни упали в наш огород
Ветер раздувает полы моего плаща
Еще один дом и ты увидишь меня
Искры моей сигареты летят в темноту
Ты сегодня будешь королевой дня
Я знаю что здесь пройдет моя жизнь
Жизнь в стеклах витрин
Я растворяюсь в стеклах витрин
Жизнь в стеклах витрин

8. Мама анархия

Солдат шел по улице домой
И увидел этих ребят
«Кто ваша мама, ребята?» —
Спросил у ребят солдат
«Мама — анархия
Папа — стакан портвейна!»
Все они в кожаных куртках
Все они большого роста
Хотел солдат пройти мимо
Но это было не просто
«Мама — анархия
Папа — стакан портвейна!»
Довольно веселую шутку
Сыграли с солдатом ребята
Раскрасили красным и синим
Заставляли ругаться матом
«Мама — анархия
Папа — стакан портвейна!»

9. Звезды останутся здесь

Не люблю темные стекла
Сквозь них темное небо
Дайте мне войти
Откройте двери
Мне снится Черное море
Теплое Черное море
За окнами дождь
Но я в него не верю
И я попал в сеть
И мне из нее не уйти
Твой взгляд бьет меня словно ток
Звезды упав все останутся здесь
Навсегда останутся здесь
В каждом из нас спит волк
В каждом из нас спит зверь
Я слышу его рычанье
Когда танцую
В каждом из нас что-то есть
Но я не могу взять в толк
Почему мы стоим
А места вокруг нас пустуют
И я попал в сеть
И мне из нее не уйти
Твой взгляд бьет меня словно ток
Звезды упав все останутся здесь
Навсегда останутся здесь

10. Игра

Уже поздно все спят и тебе пора спать
Завтра в восемь утра начнется игра
Завтра солнце встанет в восемь утра
Крепкий утренний чай
Крепкий утренний лед
Два из правил игры
А нарушишь — пропал
Завтра утром ты будешь жалеть что не спал
Но сейчас деревья стучат ветвями в стекла
Ты можешь лечь и уснуть и убить эту ночь
Деревья как звери царапают темные стекла
Пока еще не поздно лечь и уснуть в эту ночь
Ни звонков ни шагов ни звона ключей
Еле слышно часы у кровати стучат
В этом доме все давно уже спят
Только капля за каплей из крана вода
Только капля за каплей из времени дни
Ты пойдешь рубить лес а увидишь лишь пни
Но сейчас деревья стучат ветвями в стекла
Ты можешь лечь и уснуть и убить эту ночь
Деревья как звери царапают темные стекла
Пока еще не поздно лечь и уснуть в эту ночь

11. Мы хотим танцевать

Наше сердце работает как новый мотор
Мы в четырнадцать лет знаем все
Что нам надо знать
И мы будем делать все что мы захотим
Пока вы не угробили весь этот мир
В нас еще до рожденья наделали дыр
И где тот портной что сможет их залатать
Что с того что мы немного того
Что с того что мы хотим танцевать
Наше сердце работает как новый мотор
Почему и чего мы еще должны ждать
Мы будем делать все что мы захотим
А сейчас сейчас мы хотим танцевать
Мы хотим танцевать
Мы хотим танцевать

Из альбома «Группа крови» (1988)

1. Группа крови

Теплое место но улицы ждут отпечатков наших ног
Звездная пыль на сапогах
Мягкое кресло клетчатый плед не нажатый вовремя курок
Солнечный день в ослепительных снах
Группа крови на рукаве
Мой порядковый номер на рукаве
Пожелай мне удачи в бою
Пожелай мне
Не остаться в этой траве
Не остаться в этой траве
Пожелай мне удачи
Мне есть чем платить но я не хочу победы любой ценой
Я никому не хочу ставить ногу на грудь
Я хотел бы остаться с тобой
Просто остаться с тобой
Но высокая в небе звезда зовет меня в путь
Группа крови на рукаве
Мой порядковый номер на рукаве
Пожелай мне удачи в бою
Пожелай мне
Не остаться в этой траве
Не остаться в этой траве
Пожелай мне удачи

2. Закрой за мной дверь, я ухожу

Они говорят им нельзя рисковать
Потому что у них есть дом
В доме горит свет
И я не знаю точно кто из нас прав
Меня ждет на улице дождь
Их ждет дома обед
Закрой за мной дверь
Я ухожу
И если тебе вдруг наскучит твой ласковый свет
Тебе найдется место у нас
Дождя хватит на всех
Посмотри на часы
Посмотри на портрет на стене
Прислушайся там за окном
Ты услышишь наш смех
Закрой за мной дверь
Я ухожу.

3. Война

Покажи мне людей уверенных в завтрашнем дне 
Нарисуй мне портреты погибших на этом пути 
Покажи мне того кто выжил один из полка 
Но кто-то должен стать дверью 
А кто-то замком а кто-то ключом от замка
      Земля
      Небо
      Между землей и небом война
      И где бы ты ни был
      Что бы ни делал
      Между землей и небом война
Где-то есть люди для которых есть день и есть ночь
Где-то есть люди у которых есть сын и есть дочь
Где-то есть люди для которых теорема верна
Но кто-то станет стеной
А кто-то плечом под которым дрогнет стена
      Земля
      Небо
      Между землей и небом война
      И где бы ты ни был
      Что бы ни делал
      Между землей и небом война

5. Мама, мы все тяжело больны

Зерна упали в землю
Зерна просят дождя
Им нужен дождь
Разрежь мою грудь посмотри мне внутрь
Ты увидишь — там все горит огнем
Через день будет поздно
Через час будет поздно
Через миг будет уже не встать
Если к дверям не подходят ключи
Вышиби двери плечом
Мама мы все тяжело больны
Мама я знаю мы все сошли с ума
Сталь между пальцев
Сжатый кулак
Удар выше кисти терзающий плоть
Но вместо крови в жилах застыл яд
Медленный яд
Разрушенный мир
Разбитые лбы
Разломанный надвое хлеб
И вот кто-то плачет а кто-то молчит
А кто-то так рад
Кто-то так рад
Мама мы все тяжело больны
Мама я знаю мы все сошли с ума
Ты должен быть сильным
Ты должен уметь сказать:
«Руки прочь прочь от меня!»
Ты должен быть сильным
Иначе зачем тебе быть?
Что будут стоить тысячи слов
Когда важна будет крепость руки
И вот ты стоишь на берегу
И думаешь — плыть или не плыть
Мама мы все тяжело больны
Мама я знаю мы все сошли с ума

6. Бошетунмай

Тот кто в пятнадцать лет убежал из дома
Вряд ли поймет того кто учился в спецшколе
Тот у кого есть хороший жизненный план
Вряд ли будет думать о чем-то другом
Мы пьем чай в старых квартирах
Ждем лета в старых квартирах
В старых квартирах где есть свет
Газ телефон горячая вода радиоточка
Пол паркет санузел раздельный
Дом кирпичный одна семья
Две семьи три семьи
Много подсобных помещений
Первый и последний не предлагать
Рядом с метро центр
Все говорят что мы в месте
Все говорят но немногие знают — в каком
А из наших труб идет необычный дым
Стой! Опасная зона! Работа мозга!
Бошетунмай

8. Попробуй спеть вместе со мной

На улицах снег утратил свою белизну
В стеклянности талой воды мы видим луну
Мы идем
Мы сильны и бодры
Замерзшие пальцы ломают спички
От которых зажгутся костры
Попробуй спеть вместе со мной,
Вставай рядом со мной
Это наш день
Мы узнали его по расположению звезд
Знаки огня и воды
Взгляды богов
И вот мы делаем шаг
На недостроенный мост
Мы поверили звездам
И каждый кричит «Я готов!»
Попробуй спеть вместе со мной
Вставай рядом со мной
А те кто слаб
Живут из запоя в запой
Кричат: «Нам не дали петь!»
Кричат «Попробуй тут спой!»
Мы идем
Мы сильны и бодры
Замерзшие пальцы ломают спички
От которых зажгутся костры
Попробуй спеть вместе со мной
Вставай рядом со мной

9. Прохожий

Я гуляю по проспекту
Мне не надо ничего
Я надел свои очки
И не вижу никого
Эй прохожий проходи
Эх пока не получил
На концерты я хожу без билета
Осенью зимой хожу
Весной и летом
Эй прохожий проходи
Эх пока не получил
Прихожу домой я ночью
Завожу магнитофон
И сосед за стенкой стонет
Он увидел страшный сон
Эй прохожий проходи
Эх пока не получил

10. Дальше действовать будем мы

Мы хотим видеть дальше
Чем окна дома напротив
Мы хотим жить
Мы живучи как кошки
И вот мы пришли заявить о своих правах
Слышишь шелест плащей?
Это мы
Дальше действовать будем мы
Мы родились в тесных квартирах
Новых районов
Мы потеряли невинность в боях за любовь
Нам уже стали тесны одежды
Сшитые вами для нас одежды
И вот мы пришли сказать вам о том
Что дальше
Дальше действовать будем мы

11. Легенда

Среди связок в горле комом теснится крик
Но настала пора и тут уж кричи не кричи
Лишь потом кто-то долго не сможет забыть
Как шатаясь бойцы об траву вытирали мечи
И как хлопало крыльями черное племя ворон
Как смеялось небо а потом прикусило язык
И дрожала рука у того кто остался жив
И внезапно в вечность вдруг превратился миг
И горел погребальным костром закат
И волками смотрели звезды из облаков
Как раскинув руки лежали ушедшие в ночь
И как спали вповалку живые не видя снов
А жизнь только слово
Есть лишь любовь и есть смерть
Эй а кто будет петь если все будут спать?
Смерть стоит того чтобы жить
А любовь стоит того чтобы ждать

Из альбома «Звезда по имени солнце» (1989)

1. Песня без слов

Песня без слов ночь без сна
Все в свое время — зима и весна
Каждой звезде свой неба кусок
Каждому морю дождя глоток
Каждому яблоку место упасть
Каждому вору возможность украсть
Каждой собаке палку и кость
И каждому волку в зубы злость
Снова за окнами белый день
День вызывает меня на бой
Я чувствую закрывая глаза
Весь мир идет на меня войной
Если есть стадо есть пастух
Если есть тело должен быть дух
Если есть шаг должен быть след
Если есть тьма должен быть свет
Хочешь ли ты изменить этот мир?
Сможешь ли ты принять как есть?
Встать и выйти из ряда вон?
Сесть на электрический стул или трон?
Снова за окнами белый день
День вызывает меня на бой
Я чувствую закрывая глаза
Весь мир идет на меня войной

2. Звезда по имени Солнце

Белый снег серый лед
На растрескавшейся земле
Одеялом лоскутным на ней
Город в дорожной петле
А над городом плывут облака
Закрывая небесный свет
А над городом — желтый дым
Городу две тысячи лет
Прожитых под светом звезды
По имени Солнце
И две тысячи лет война
Война без особых причин
Война — дело молодых
Лекарство против морщин
Красная-красная кровь
Через час уже просто земля
Через два на ней цветы и трава
Через три она снова жива
И согрета лучами звезды
По имени Солнце
И мы знаем что так было всегда
Что судьбою больше любим
Кто живет по законам другим
И кому умирать молодым
Он не помнит слова «да» и слова «нет»
Он не помнит ни чинов ни имен
И способен дотянуться до звезд
Не считая что это сон
И упасть опаленным звездой
По имени Солнце

3. Невеселая песня

Наши реки бедны водой
В наши окна не видно дня
Наше утро похоже на ночь
Ну а ночь для меня
Глядя в жидкое зеркало луж
На часы что полвека стоят
На до дыр зацелованный флаг
Я полцарства отдам за коня
Играй невеселая песня моя играй играй!
Командиры армии лет
Мы теряли в бою день за днем
А когда мы разжигали огонь
Наш огонь тушили дождем
Мы сидим у разбитых корыт
Мы гадаем на Розе Ветров
А когда приходит время вставать
Мы сидим мы ждем
Играй невеселая песня моя играй играй!
Играй невеселая песня моя играй играй!

5. Место для шага вперед

У меня есть дом только нет ключей
У меня есть солнце но оно среди туч
Есть голова только нет плечей
Но я вижу как тучи режет солнечный луч
У меня есть слово но в нем нет букв
У меня есть лес но нет топоров
У меня есть время но нет сил ждать
И есть еще ночь но в ней нет снов
И есть еще белые-белые дни
Белые горы и белый лед
Но все что мне нужно
Это несколько слов
И место для шага вперед
У меня река только нет моста
У меня есть мыши но нет кота
У меня есть парус но ветра нет
И есть еще краски только нет холста
У меня на кухне из крана вода
У меня есть рана но нет бинта
У меня есть братья но нет родных
И есть рука и она пуста
И есть еще белые-белые дни
Белые горы и белый лед
Но все что мне нужно
Это несколько слов
И место для шага вперед

6. Пачка сигарет

Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна
И не вижу ни одной знакомой звезды
Я ходил по всем дорогам и туда и сюда
Обернулся и не смог разглядеть следы
Но если есть вкармане пачка сигарет
Значит все не так уж плохо на сегодняшний день
И билет на самолет с серебристым крылом
Что взлетая оставляет земле лишь тень
И никто не хотел быть виноватым без вина
И никто не хотел руками жар загребать
А без музыки и на миру смерть не красна
А без музыки не хочется пропадать
Но если есть в кармане пачка сигарет
Значит все не так уж плохо на сегодняшний день
И билет на самолет с серебристым крылом
Что взлетая оставляет земле лишь тень

7. Одно лишь слово

Струн провода ток по рукам
Телефон на все голоса говорит: «Пока! Пора!»
И пальто на гвозде шарф в рукаве
И перчатки в карманах шепчут:
«Подожди до утра до утра…»
Но странный стук зовет в дорогу
Может сердце а может стук в дверь
И когда я обернусь на пороге
Я скажу одно лишь слово: «Верь!»
И опять на вокзал
И опять к поездам
И опять проводник выдаст белье и чай
И опять не усну
И опять сквозь грохот колес
Мне послышится слово: «Прощай!»
Но странный стук зовет в дорогу
Может сердце а может стук в дверь
И когда я обернусь на пороге
Я скажу одно лишь слово: «Верь!»

8. Печаль

На холодной земле стоит город большой
Там горят фонари и машины гудят
А над городом — ночь
А над ночью — луна
И сегодня луна каплей крови красна
Дом стоит свет горит
Из окна видна даль
Так откуда взялась печаль?
И вроде жив и здоров
И вроде жить не тужить
Так откуда взялась печаль?
А вокруг — благодать ни черта не видать
А вокруг — красота не видать ни черта
И все кричат: «Ура!»
И все бегут вперед
И над этим всем новый день встает
Дом стоит свет горит
Из окна видна даль
Так откуда взялась печаль?
И вроде жив и здоров
И вроде жить не тужить
Так откуда взялась печаль?

«Черный альбом» (1990)

1. Кончится лето

Я выключаю телевизор
Я пишу тебе письмо
Про то что больше не могу
Смотреть на дерьмо
Про то что больше нет сил
Про то что я почти запил
Но не забыл тебя
Про то что телефон звонил
Хотел чтобы я встал
Оделся и пошел
А точнее побежал
Но только я его послал
Сказал что болен и устал
И эту ночь не спал
Я жду ответа
Больше надежд нету
Скоро кончится лето
Это
А с погодой повезло
Дождь идет четвертый день
Хотя по радио сказали
Жаркой будет даже тень
Но впрочем в той тени где я
Пока и сухо и тепло
Но я боюсь пока
А дни идут чередом
День едим а три пьем
И в общем весело живем
Хотя и дождь за окном
Магнитофон сломался
Я сижу в тишине
Чему и рад вполне
Я жду ответа
Больше надежд нету
Скоро кончится лето
Это
За окном идет стройка
Работает кран
И закрыт пятый год
За углом ресторан
А на столе стоит банка
А в банке тюльпан
А на окне стакан
И так идут за годом год
Так и жизнь пройдет
И в сотый раз маслом вниз
Упадет бутерброд
Но может будет хоть день
Может будет хоть час
Когда нам повезет
Я жду ответа
Больше надежд нету
Скоро кончится лето
Это

2. Красно-желтые дни

Застоялся мой поезд в депо
Снова я уезжаю пора
На пороге ветер заждался меня
На пороге осень моя сестра
После красно-желтых дней
Начнется и кончится зима
Горе ты мое от ума
Не печалься гляди веселей
И я вернусь домой
Со щитом а может быть на щите
В серебре а может быть в нищете
Но как можно скорей
Расскажи мне о тех кто устал
От безжалостных уличных драм
И о храме из разбитых сердец
И о тех кто идет в этот храм
После красно-желтых дней
Начнется и кончится зима
Горе ты мое от ума
Не печалься гляди веселей
И я вернусь домой
Со щитом а может быть на щите
В серебре а может быть в нищете
Но как можно скорей
А мне приснилось миром правит любовь
А мне приснилось миром правит мечта
И над этим прекрасно горит звезда
Я проснулся и понял беда
После красно-желтых дней
Начнется и кончится зима
Горе ты мое от ума
Не печалься гляди веселей
И я вернусь домой
Со щитом а может быть на щите
В серебре а может быть в нищете
Но как можно скорей

3. Нам с тобой

Здесь непонятно где лицо а где рыло
И непонятно где пряник где плеть
Здесь в сено не втыкаются вилы
А рыба проходит сквозь сеть
И не ясно где море где суша
Где золото а где медь
Что построить и что разрушить
И кому и зачем здесь петь
Нам с тобой голубых небес навес
Нам с тобой станет лес глухой стеной
Нам с тобой из заплеванных колодцев не пить
План такой нам с тобой
Здесь камни похожи на мыло
А сталь похожа на жесть
И слабость как сила
И правда как лесть
И не ясно где мешок а где шило
И не ясно где обида где месть
И мне не нравилось то что здесь было
И мне не нравится то что здесь есть
Нам с тобой голубых небес навес
Нам с тобой станет лес глухой стеной
Нам с тобой из заплеванных колодцев не пить
План такой нам с тобой
Черная ночь да в реке вода
Нам с тобой и беда станет не беда
Ну решай
Эх была не была прости и прощай
План такой нам с тобой

4. Вера — надежда — любовь

Волчий вой да лай собак
Крепко до боли сжатый кулак
Птицей стучится в жилах кровь
Вера да надежда любовь
«За» голосуют тысячи рук
И высок наш флаг
Синее небо да солнца круг
Все на месте да что-то не так
В небе над нами горит звезда
Некому кроме нее нам помочь
В темную темную темную
Ночь
Ночь пришла а за ней гроза
Грустный дождь да ветер шутник
Руки в карманы вниз глаза
Да за зубы язык
Ох заедает меня тоска
Верная подруга моя
Пей да гуляй пой да танцуй
Я с тобой пока
В небе над нами горит звезда
Некому кроме нее нам помочь
В темную темную темную
Ночь

5. Кукушка

Песен еще не написанных сколько
Скажи кукушка
Пропой
В городе мне жить или на выселках
Камнем лежать
Или гореть звездой
Звездой
Солнце мое взгляни на меня
Моя ладонь превратилась в кулак
И если есть порох дай огня
Вот так
Кто пойдет по следу одинокому
Сильные да смелые головы сложили в поле
В бою
Мало кто остался в светлой памяти
В трезвом уме да с твердой рукой в строю
Встрою
Солнце мое взгляни на меня
Моя ладонь превратилась в кулак
И если есть порох дай огня
Вот так
Где же где теперь воля вольная
С кем же ты сейчас ласковый рассвет встречаешь
Ответь
Хорошо с тобой да плохо без тебя
Голову да плечи терпеливые под плеть
Под плеть
Солнце мое взгляни на меня
Моя ладонь превратилась в кулак
И если есть порох дай огня
Вот так

6. Когда твоя девушка больна

День как день только ты почему-то грустишь
И вокруг все поют только ты один молчишь
Потерял аппетит и не хочешь сходить в кино
Ты идешь в магазин чтобы купить вино
Солнце светит и растет трава
Но тебе она не нужна
Все не так и все не то
Когда твоя девушка больна
Когда больна
Ты идешь в магазин головою поник
Как будто иссяк чистый горный родник
Она где-то лежит ест мед и пьет аспирин
И вот ты идешь на вечеринку один
Солнце светит и растет трава
Но тебе она не нужна
Все не так и все не то
Когда твоя девушка больна
На вечеринку один
Когда твоя девушка больна

7. Муравейник

Начинается новый день
И машины туда сюда
Раз уж солнцу вставать не лень
И для нас значит ерунда
Муравейник живет
Кто-то лапку сломал — не в счет
А до свадьбы заживет
А помрет так помрет
Я не люблю когда мне врут
Но от правды я тоже устал
Я пытался найти приют
Говорят что плохо искал
И я не знаю каков процент
Сумасшедших на данный час
Но если верить глазам и ушам
Больше в несколько раз
И мы могли бы вести войну
Против тех кто против нас
Так как те кто против тех кто против нас
Не справляются с ними без нас
Наше будущее — туман
В нашем прошлом то ад то рай
Наши деньги не лезут в карман
Вот и утро вставай
Я не люблю когда мне врут
Но от правды я тоже устал
Я пытался найти приют
Говорят что плохо искал
И я не знаю каков процент
Сумасшедших на данный час
Но если верить глазам и ушам
Больше в несколько раз

8. Следи за собой

Сегодня кому-то говорят до свиданья
Завтра скажут прощай навсегда
Заалеет сердечная рана
Завтра кто-то вернувшись домой
Застанет в руинах свои города
Кто-то сорвется с высокого крана
      Следи за собой
      Будь осторожен
      Следи за собой
Завтра кто-то утром в постели
Поймет что болен неизлечимо
Кто-то выйдя из дома попадет под машину
Завтра где-то в одной из больниц
Дрогнет рука молодого хирурга
Кто-то в лесу наткнется на мину
      Следи за собой
      Будь осторожен
      Следи за собой
Ночью над нами пролетел самолет
Завтра он упадет в океан
Погибнут все пассажиры
Завтра где-то кто знает где
Война эпидемия снежный буран
Космоса черные дыры
      Следи за собой
      Будь осторожен
      Следи за собой












Игорь Тальков

Ольга Дубовицкая Биографическая статья

1993 год. Два года назад, 6 октября 1991 года, телесно покинул Землю Поэт и Гражданин Игорь Владимирович Тальков, Человек, наделенный Свыше недюжинным талантом, силой духа и Светлостью души.

Осела «пена» надуманных выводов о его гибели, прошел первый ажиотаж посмертных восхвалений и осушений неизвестно откуда взявшихся «друзей» и выползших на волю врагов, утих поток не проверенных по факту и лживых по сути публикаций в прессе, создавших в итоге для многих лжеобраз Талькова. Пустобрехство вокруг нестандартной Личности, ЧЕСТНО творящей и живущей по законам Совести и непонятно ушедшей, неизбежно. Это процесс стихийный и не подвластный контролю истины. Надо помнить лишь одно: нет преступлений без наказаний, пока есть Бог. А Он есть!

Надеюсь, когда хоть немного «отболит и отплачется» у немногих истинно близких Игорю людей, выйдет на свет правда о нем из первых рук; может быть, воспоминания мамы, дай ей Бог здоровья, вдовы Татьяны или брата Володи… А пока, помня слова Игоря: «Если кто-то кого-то наделил определенными обязательствами, то снять эти обязательства с души может только тот, кто наделил ими», и посему, по-прежнему выполняя обязанности пресс-пресс-атташе Игоря Талькова, я попытаюсь в предисловии к его стихам и песням дать небольшую биографическую справку о короткой по годам, но огромной по поступкам жизни Игоря, с его собственных слов, добавлений мамы и вдовы.

Игорь Тальков родился 4 ноября 1956 года в городе Щекино Тульской области. В детстве и отрочестве не переставал удивляться тому, что все его родственники проживают в Москве, а его родители: отец — Владимир Максимович, мама — Ольга Юльевна и старший брат — в Щекино. Разгадку Игорь узнал только в 1978 году после смерти отца, который при жизни не только не вступал в полемику по этому поводу с любознательным младшим сыном, но и запрещал делать это своей жене. Причина такого нежелания, как потом объяснила мама, таилась в потенциале правды, заложенной в основу сознания Игоря, казалось, от рождения. С детства он искал суть причин и пытался заглянуть в самые глубины, стремясь понять… Отца, имеющего определенный жизненный опыт, пугала нестандартность мышления подростка, поскольку за те же достоинства, за стремление жить по Совести и по Правде, он «отсидел» 10 лет в Сибири в «сталинские времена», которые оставались свежи в памяти. Там же в «зоне» он и познакомился со своей будущей женой, ставшей матерью родившегося в заключении первенца Володи, а затем — Игоря. Эта информация неохотно была выдана Игорю Ольгой Юльевной при серьезном семейном конфликте, когда она позволила себе нелицеприятно отозваться о властях вообще и о тогдашнем лидере Брежневе, в частности, на что сын заявил ей, что уйдет из дома, если такое (!) повторится. Тогда и пришлось Ольге Юльевне впервые приоткрыть перед Игорем завесу тайны происхождения его семьи. «Отсидели» родители по 58-ой статье, как «враги народа»: отец — за то, что не так преподавал историю) в колонии для несовершеннолетних и учил жить честно, а мама — за то, что на допросе в 18 лет отказалась отречься от своего первого мужа — «врага народа». Впоследствии родители были реабилитированы, но отправлены для дальнейшего проживания в рабочий поселок Щекино, за 201 км от Москвы с запретом на иное место жительства, лишенные прежнего и московской прописки. Позже, интересуясь генеалогическим древом своего рода, Игорь узнал от мамы, что до революции род Тальковых принадлежал к служивому дворянскому сословию, дед Игоря был военным инженером, дядья — офицерами царской армии.

Как вспоминал сам Игорь, впервые он задался вопросом, зачем живет, в 4 года и начал искать на него ответ. Первым примером для подражания был старший брат, красивый, по мнению Игоря, «как Бог Саваоф». От Володи «отпадали» все щекинские девчонки, и рыжему, лопоухому, конопатому младшему очень хотелось того же. «Скорпиону» по знаку Зодиака, Игорю рано захотелось внимания женщин. Он рассказывал, что в четыре года впервые влюбился, объяснился, был отвергнут, но не отрекся от поиска идеала, чем и занимался наряду с решением глобальных проблем всю оставшуюся жизнь. Опытный в делах амурных старший брат натаскивал младшего, обучая игре на гитаре, пению и «качанию» бицепсов, что оказывало, по его мнению, сильное положительное влияние на женский пол. Игорь, отчаявшись стать красивым, решил стать хотя бы сильным и увлекся спортом. Он избрал для себя хоккей, стал заядлым болельщиком «Спартака», собирал фотографии игроков своей любимой команды и даже ездил в Москву, желая быть принятым в спартаковскую школу. Но в четырнадцать лет с Игорем произошла метаморфоза: проснувшись однажды утром, он увидел в зеркале вполне приличного и даже симпатичного молодого человека с каштановым цветом волос и спортивным телосложением. Этот внешний осмотр вполне удовлетворил юношу, но для полной гармонии не хватало равновесия души. И Игорь «стал стихи писать и петь». Пригодились уроки старшего брата и пять лет музыкальной школы по классу баяна. Правда, было слабовато с нотной грамотой, но это не затрудняло музыканта, поскольку Игорь мгновенно схватывал мелодию и играл ее по слуху. Первые строчки родились с первой любовью, а столкновение с зашкольной действительностью и несоответствие того, чему учили, тому, что есть, тут же нашло отражение в поэме протеста «Доля».

Еще в 1975 году Игорь создает первый в своей жизни музыкальный коллектив, и его ВИА овладевает сначала щекинскими, а затем и тульскими танцплощадками и ДК. Уже тогда Игорь, воспитываемый на «БИТЛЗ», пытался не повторяться, а исполнять собственные музыкально-поэтические композиции. В итоге он становится тульской знаменитостью. Затем — армия. Игоря направляют служить в стройбат, как «неблагонадежного интеллигента». Старшина старательно пытался выбить из упрямого солдата «дурь», идя ради этого «подвига» даже на отбивание рук, которые Игорь, сказав перед всем строем, что он — музыкант, берег от ран, не отказываясь между тем ни от какой черной работы (просто был осторожен, работал спокойно и тщательно). Старшину не устраивал такой подход: следовало молчать, не выступать, одним словом, не выбиваться из «стада». Но именно этого Тальков не хотел и не умел. Спорил с замполитом, читал свои социальные тексты, убеждал. Получалось, но итог был один: «Если я стану таким, как ты, — меня уволят в запас, а то и из партии попрут: я слушать подобное — и то права не имею».

Но Игорь не сдался. В свободные от службы часы, во время отдыха, после отбоя, когда другие солдатики падали замертво, он с группой ребят, любящих музыку, репетирует и снова создает ВИА, теперь — армейский. Армия, режим не сломали в Талькове стержень человеческого достоинства. Напротив, за эти годы Игорь много пишет, видя в армии модель государства, в котором вынужден творить. Рождается много песен протеста, философско-социальные циклы, шуточные поэмы, ну и, конечно, — лирические песни; без них Тальков был бы так же однобок, как и без чего-то другого. Багаж авторского творчества оказывается достаточным для начала его реализации: Игорь идет работать на профессиональную сцену. Группы «Апрель» и «Калейдоскоп» (впоследствии переименованный в «Вечное движение»), поездки с ними по стране, гастроли в разных ее уголках, но на маленьких площадках. В большие города Тальков уже тогда не допускался. Возможна была только лирика, за остальное могли посадить. Когда концертных ставок, мизерных даже по застойным временам, не стало хватать на то, чтобы помогать матери, ездил подрабатывать на летние курорты в кабаки. Это угнетало, но делать было нечего. Как-то в Сочи, где проходил очередной конкурс песни, в кабак заглянул Кобзон, послушал песни Игоря, и тот уговорил его дать разрешение на участие в конкурсе. До конкурса допустили под промежуточным номером (51 «а»). Надеялся, что получит возможность проявиться. Но «а» не помогло, поскольку «б» сказать не дали. Отстранили от участия в конкурсе после первого тура, заявив, что с таким «имиджем» на советской эстраде делать нечего. Неудача сильно повлияла на психику Игоря, он решил, что упустил свой шанс. Начались депрессии, мытарства. К тому времени у Игоря появились жена, маленький сын. Их нужно было кормить. Жили настолько бедно, что спали на банках (паласа на полу не имелось, а просто на досках — холодно), кровать купить было не на что. Такая ситуация подстегивала к компромиссам, искушения постоянно появлялись. То один, то другой известный советский композитор предлагал Игорю писать под них, а то и за них — музыку, за хорошие деньги; поэты предлагали исполнять их стихи под свою музыку или писать за них стихи (Игорь, помня один инцидент, придумал даже такое имя нарицательное «Якобы Дубравин»). Советовали стать только лирическим исполнителем. Было тяжело, но на компромисс Игорь все-таки не пошел. Решил снова до конца пробиваться с тем, о чем болела и кричала его душа, не имеющая пока возможности поделиться своей болью с людьми. Жена Игоря Таня с маленьким ребенком на руках брала на дом работу машинистки, печатала ночами, когда сын спал, на механической машинке, но, любящая мужа всем сердцем, никогда не жаловалась, поняв, по ее словам, с первого дня общения с Игорем, что он — необычный человек. Эта гармония, хотя бы в стенах собственного дома, и Танино терпение давали Игорю силы побеждать неудачи, выходить из депрессий и снова работать, а значит — жить, поскольку одно являлось для него сутью другого. И еще! Нельзя не сказать об отношении Игоря к Вере в Бога. Он был окрещен в младенчестве в православное вероисповедание, но, как мне кажется, исповедуя принципы христианской религии и стремясь не нарушать заветов Христа, считая его своим Идеалом, веру в душе имел на порядок выше. Он сначала неосознанно, а затем путем собственных ошибок, знания и интуитивного разума приходил к осознанию и пониманию Единства мироздания. Он верил в гармонию и созидательность Высшего Космического Начала, столкнувшись впервые с бесконечностью в детские годы, во время первой клинической смерти, подробно описанной в «Монологе» (вторая произошла в тридцать три года). По опыту такого рода Игорь смолоду знал: смерть — лишь переходное состояние, а за ней — снова жизнь, но в ином биологическом проявлении, что и подтвердило ему общение со священнослужителями впоследствии. Игорь был убежден, что направляем и ведом Свыше, и потому с уверенностью избрал нужную, единственно возможную для себя дорогу, по которой и шел безостановочно до конца. Свой конец он предчувствовал, как и многое другое в своей жизни, зная, почти наверняка, что уйдет «смертью мокрой» и несвоевременной по земным меркам, но именно тогда, когда настанет срок, по выполнении своих земных обязательств. Он говорил об этом близким людям и предупреждал тех, кто работал с ним, отдавая делу, как и он сам, всю душу без остатка. Иных отношений он не признавал. Не прощал, когда ему говорили «ты не прав», совершенно убежденный, что все его поступки контролируемы и закономерны. Игорь был сверхчестен, хотя и страдал всеми человеческими слабостями время от времени. В отношениях с родными спасало то, что он старался никогда не лгать и предпочитал вынужденную боль продуманной лжи. Минимум навязчивости, максимум отдачи — единственно возможная формулировка отношения к нему людей, находящихся рядом. И — терпение. Ему легко было прощать, так как он очень легко прощал сам, наказывая, и подчас сурово, действенное зло, но поддерживая малейшее светлое начало в человеке. Он очень любил людей, и о нем можно бы сказать: «Ему многое простится, потому что он много любил».

Об общении с Игорем можно говорить очень много, поскольку оно было настолько насыщенным информативно и эмоционально, что час контакта с ним шел за год. Возможно, потому Тальков в шутку говорил: «Мне 278 лет, и поэтому все должны меня слушаться. Я знаю то, что вам и не снилось». Это не самоуверенность на грани самовлюбленности, а Вера в собственные силы, в Человека, в Бога, в Космический Разум.

Но вернемся к биографии. Игорь пытался работать в разных музыкальных группах, с разными творческими коллективами и отдельными личностями (среди них — актриса Маргарита Терехова, певица Людмила Сенчина и др.). Но роль потенциального лидера не могла его удовлетворить, поскольку не давала возможности выйти прямо к аудитории со своим авторским творчеством. За пятнадцать лет в письменном столе скопилось столько материала, что терпение Игоря было на исходе. И тут совершенно неожиданно для самого Игоря песня Давида Тухманова «Чистые пруды», исполненная Тальковым в 1987 году, проходит в передачу «Песня года». Игорь тогда работал в группе Тухманова «Электроклуб», куда был им приглашен в качестве аранжировщика, бас-гитариста и вокалиста (кстати, Игорь за год по самоучителю в совершенстве освоил сольфеджио и игру почти на всех музыкальных инструментах, кроме, пожалуй, саксофона — любимого своего инструмента). Солисткой группы была тогда Ирина Аллегрова. Уже вышел их диск, на котором Ира и Игорь исполняли лирические песни Тухманова.

Но попаданием «в десятку» для Талькова стали именно «Чистые пруды». Богоподобный лик «белого лебедя с аккордеоном» покорил женскую часть аудитории, и рубеж был взят. Но… это дало начало лишь лирическому Талькову, а как творца его гораздо больше волновало, чтобы до людей дошло его социальное творчество, поскольку его он считал сутью, основой того, ради чего он жил именно в это время в этой стране с этим народом. Игорь уходит из «Электроклуба» и создает собственную группу «Спасательный круг». Готовит авторскую программу, первое отделение которой — философско-социальные песни, а второе — лирика, и с этой программой начинает гастрольное турне по России. И что же? Люди в шоке: они идут на концерт «белого лебедя», а он им: «Россия», «Враг народа», «Стоп! Думаю себе…», «Господа-демократы», «Совки» и т. д. Еще два года после «Чистых прудов» понадобилось Игорю, чтобы оказался наконец «откупорен» на ТВ социальный Тальков. Сделал это в 1989 году в передаче «До и после полуночи» Владимир Молчанов, затем осмелели и другие редакторы, — стали потихоньку пропускать в эфир «социалку» Игоря, но все-таки более чем сдержанно. Тальков становится лауреатом конкурса «Ступень к Парнасу», где исполнял песни «Россия» и «Сцена». Кстати, на этом конкурсе Игорю был вручен приз-символ совершенной мужской красоты «Аполлон». Валерий Леонтьев поет его песни, многие из которых становятся хитами (например, «Примерный мальчик»). Игорь готовит новую авторскую программу. И наконец, сбывается одно из его мечтаний — три концерта в ГКЗ «Россия». В «России» о России. 4, 5, 6 сентября 1990 года — начало, как оказалось, последнего творческого года телесной жизни. Концерты явились вершинной точкой отсчета; сломлены заслоны запретов, и настала столь долгожданная и столь кратковременная пора свободного дыхания, стремительного полета ввысь кометы Талькова.

Последний самый насыщенный победный год жизни Игоря.

Создание авторской программы «Суд» над всеми теми, усилиями которых могущественная Российская держава превратилась в падчерицу на задворках Запада. Концерты. Съемки на ЦТ «Суда» и телефильма «Сны Игоря Талькова» (реж. Гладков). Две главные роли в кино: князь Серебряный в одноименном фильме (реж. Васильев) и Гарик в фильме «За последней чертой» (реж. Стамбула). Подготовка к выходу нового магнитоальбома с социальной и лирической подборкой песен (студия звукозаписи «марафон»). Бесконечные записи в профессиональной тон-студии. Подготовка фонограмм «Суда» и лирической программы на фирме «Мелодия» к выпуску двойного дискоальбома, подготовка к печати отрывков из будущей книги «Монолог» и наконец работа над этой книгой правды и откровения, как называл ее сам Игорь, реальная возможность высказаться до конца и… Мечты… Сделать новую программу «До и после путча», снять свой фильм, создать свою редакцию, журнал, газету… А в 80 лет иметь частный дом с прудом в пригороде, ловить рыбу в окружении восьмидесяти кошек, перечитывать любимого Пушкина, разговаривать со звездами и писать книгу воспоминаний…

* * *
К сожалению, и сегодня далеко не все видели программу «Суд», неоднократно отснятую ТВ, но так и не показанную при жизни Игоря целиком, а после смерти — в удобное эфирное время, хотя она вполне могла бы стать пособием по истории России для нынешнего подрастающего поколения. Думаю, это не только печальный, но и горький факт, подтверждающий: мало что изменилось за два года без Игоря. Актуальность его социальных песен очевидна, более того, достаточно оглянуться вокруг, чтобы понять, насколько пророком он оказался. «Но ясновидцев, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах». Дай Бог, чтобы через десять, двадцать, тридцать лет или хотя бы «через сто веков» Игорь мог вернуться «в страну не дураков, а гениев» и тогда, «когда устанет зло», мы смогли бы не просто высоко держать Российское знамя, которое вместе с другими героями нашего времени поднял Тальков, а и обратились бы не только лицами, но и душами — к Богу, слушая песни Вечности, песни Любви.

«И, поверженный в бою, я воскресну и спою на первом дне рождения страны, вернувшейся с войны».

* * *
У Игоря растет сын, родившийся 14 октября 1981 года. При жизни Игоря сын увлекался спортом, но после телесного ухода отца попросил у мамы «папину гитару» и за эти два года неплохо освоил инструмент, серьезно увлекся музыкой, поступил в музыкальную школу; хочет быть сценаристом и уже пишет небольшие сценарии и рассказы. Но главное — в другом. Достаточно недолгое время понаблюдать за ним, чтобы понять, насколько крепок стержень человеческого достоинства и уверенности в собственных силах у этого подростка, и «зачем-то ему тоже нужно пройти четыре четверти пути».

«Папа не умер, потому что теперь я — Игорь Тальков», — успокоил маму и бабушку Игорь.

* * *
А теперь — о Талькове, каким его знали немногие.

Нас с Игорем связывали строгие, временами суровые рабочие отношения, но при этом — всегда дружеские, доверительные, искренние и теплые. Он был сложным и разным. Сейчас я понимаю, что самые счастливые часы своей жизни, за которые и у последней черты буду благодарить Господа, провела именно с Игорем. Помню прокуренную ночную кухню, где последний год его земной жизни работали над книгой «Монолог». В процессе работы говорили обо всем, запретных тем не существовало, и это было наивысшим смыслом и неповторимой прелестью нашего общения. Тальков часто отвлекался от заданной темы и мог часами философствовать, рассуждать, просвещать, рассказывать о себе, о каких-то интимных вещах и тут же — о глобальных проблемах, и обо всем — с предельной откровенностью. Когда он чувствовал, что слишком увлекся и далеко отошел от намеченной темы, он как будто оправдывался, в шутку говоря: «Моя беда в том, что ты умеешь слушать». Но большого умения не требовалось. Игорь говорил легко, ясно, эмоционально, в каждое слова вкладывая определенную информацию, впитывать которую было не работой, а наслаждением. Он не терпел неискренность и сам никогда не начинал разговор, если знал, что не сможет выговориться до конца. Еще одним из его многочисленных достоинств являлось умение выводить человека, способного его понять, на диалог. Это было не так просто, поскольку Игорь забивал собеседника эрудицией, потоком знания, и держаться с ним на равных отваживались не многие. Но конкретно между нами существовало взаимопонимание. Талькова многие боялись, но у меня страха не было, и потому мне не составляло труда говорить ему правду. Причем Игорь считал, что существует родство душ и нам это дано Свыше. Он говорил:

«Любовь состоит из трех компонентов: родство душ, взаимопонимание и… если еще и секс, то это полная гармония, это — счастье. Но такое бывает редко».

Свое отношение ко мне он однажды выразил следующим образом: «Спасибо Вам и сердцем и рукой за то, что Вы меня, не зная сами, так любите». Игорь ценил дар телепатии, считал его производной от первых двух составляющих любви. Он существовал между нами и иногда даже мешал работе. К примеру, когда мы оба были увлечены составлением одной из очередных глав книги и Игорь диктовал мне мысль, я в момент паузы, которые регулярно делал Тальков, чтобы я успевала за ним записывать, не сдержавшись, договорила его мысль до конца. Игорь расстроился и сказал: «Ну вот, ты произнесла мою мысль, и мне теперь придется придумывать новую, иначе это будет уже не монолог». Впоследствии я старалась контролировать себя и телепатировать только на отвлеченные темы.

Игорь был мужчиной до кончиков ногтей. В нем сочетались благородство и деспотизм по отношению к женщине, преданной ему душой. Он никогда не навязывал чувства к себе, но позволял любить себя и если верил в эту любовь, то желал единовластия. Он был ревнив даже по отношению к женщинам-друзьям и не любил, когда при нем говорили о других мужчинах; но это касалось, я повторяю, лишь женщин, отдавших ему свою душу. Игорь не мог стерпеть обиды и уж тем более оскорбления, наносимых в его присутствии любой из женщин, находящихся рядом. Ни одну подобную ситуацию он не оставлял без внимания и без ответа, даже если узнавал о ней со слов, а не видел воочию. Вообще он был интеллигентным, воспитанным и бережно тактичным человеком, и его не часто удавалось вывести из равновесия. В Талькове было то в удивительной чистоте и первозданности сохраненное мужское начало, которого так не хватает сегодняшней истасканности душ и тел.

Находясь в обществе Игоря можно было позволить себе быть слабой, потому что с ним возможно было чувствовать себя женщиной, независимо от наличия или отсутствия интимных отношений. Казалось, что к каждой женщине он относился как к сосуду из тонкого стекла, который нельзя разбить, сломать. Он умел быть благодарным, беречь чувство, обращенное к нему, дорожить им. Он любил любовь. Я думаю, счастливы те женщины, которые знали нежного Игоря. Для меня по сей день нет нежности нежней, чем прикосновение руки, его горячей, бьющей током, ладони.

Игорь был необычайно силен как физически, так и энергетически. Помню, последним для него гастрольным летом мы находились в Евпатории. Нас пригласили совершить морскую прогулку на яхте. Яхтсмены, в качестве развлечения, придумали такую забаву: к корме привязали канат с петлей на конце; они поочередно прыгали на полном ходу в море, цеплялись за петлю каната и держались на воде одну-три минуты. Внешне все выглядело очень просто. Игорь тоже захотел попробовать. Ребята-моряки предупредили его, что без практики это не легко, и чтобы он, когда прыгнет в воду, просунул в петлю ногу и держался обеими руками за канат, и еще пошутили, чтобы покрепче подвязал плавки. Игорь даже не улыбнулся. Он молча нырнул в море прямо с середины яхты через другой, высоко натянутый канат, так что моряки обалдели, поймал петлю и, взявшись за нее одной рукой, продержался на воде около пяти минут, при этом еще меняя на ходу руку, кувыркаясь, как акробат, переворачиваясь с живота на спину. На его лице было написано неподдельное удовольствие. Когда Игорь вылез из воды на яхту, совершенно ровно дыша, улыбаясь и выражая свое восхищение таким видом спортивной подготовки («поплавал так, и „качаться“ не надо»), яхтсмены смотрели на него с нескрываемым уважением, а мне, после его опыта, тоже захотелось попробовать. Ну я и нырнула, с дур-ума, после чего меня практически без сил и без купальника поднимали на канате волоком всей командой и плюхнули на дно яхты, как задохнувшуюся рыбу. Вы не представляете себе, как оказалось трудно держаться за канат…

Что же касается силы энергии Игоря, то достаточно сказать, что он овладевал стадионами во время сольных концертов без видимых усилий, причем никогда не работал под плюсовую фонограмму. У меня же после его сольников совершенно сдвигалось сознание, я несколько дней не могла от них отключиться, и даже ночью во сне вокруг меня с бешеной скоростью носился фантом Игоря и в голове звучал его голос. Я думаю, подобное происходило не только со мной, настолько огромным количеством энергии заряжал аудиторию Тальков. Сам же он после каждого концерта «отходил» около шести часов, избавляясь от возбуждения, — ему необходимо было куда-то ехать, с кем-то говорить, вести машину, пока его заряд не приходил в относительную норму. Но зато после заключительного сольника очередного блока Игорь «вырубался» на трое суток и мог спать, не просыпаясь, восстанавливая таким образом затраченную энергию. Через сон он часто получал новую информацию. Он вообще часто писал ночами, точнее — во время сна. В те дни, когда ночи были не рабочие, то есть Игорь не находился в тон-студии и не диктовал мне главы из «Монолога», он часто звонил в три, четыре часа утра и сонным голосом произносил: «Ты не спишь? Пиши». И начинал диктовать. Иногда наутро он даже не помнил, что звонил. Да, по поводу времени: Игорь однажды запретил мне носить наручные часы. У меня была привычка во время нашей работы взглядывать на них машинально. Как-то он такое заметил и решил, что я спешу или устала, и сказал: «Сними часы и больше чтоб не носила, пока со мной. Нет времени, пока есть работа». В этом — он весь. Для него не существовало времени вне работы. Посторонним его обычное состояние могло бы, наверное, показаться неестественным, какой-то игрой, актерством. Но это не так. Тальков постоянно находился в себе, где-то далеко над всеми, даже над жизнью. Для него не играло особой роли, в каких условиях он работает, какой вокруг него быт, что он ест. Он был на редкость неприхотлив и говорил, что, как Диоген, мог бы жить в бочке. В связи с этой отрешенностью Игоря от обычной жизни происходило много забавных ситуаций. Все в той же Евпатории у нас были заказаны по времени обеды в маленьком гостиничном буфете. Обеды всегда — так себе, но в один из дней на второе подали жареную капусту, если ее можно было так назвать. Запах от нее исходил невыносимый, и никто не смог даже прикоснуться к этому «блюду». Игорек машинально съедает эту «писчу» и говорит, обращаясь к поварам: «Большое спасибо, очень вкусно». За столом все просто «рухнули», а поварам, по-моему, стало стыдно. Или Игорь мог, например, проснувшись утром, спросить: «Геша звонил?» — «Да, Геша звонил. Он ждет тебя в два часа». Проходило несколько минут, пока Тальков делал зарядку, принимал душ, завтракал. Затем он снова совершенно серьезно спрашивал: «Геша звонил?» — «Да, Геша звонил. Он ждет тебя в два часа». Шло время. Игорь «заводился» на разговор или на работу и вдруг, встрепенувшись, спрашивал, как в первый раз: «А Геша звонил?» — «Да, Геша звонил. Он ждаЛ тебя в два часа». На часах — уже пять. Кстати, по поводу опозданий: Игорь, всегда замотанный, всегда в «цейтноте», забывал о времени, всегда спешил, всегда опаздывал, но в итоге — обязательно появлялся там, куда должен был прийти.

В Талькове поражала смена состояний. Он не являлся человеком настроения, но был настолько экспрессивен, что «заводился» с полуоборота. При всей своей обычной серьезности и сосредоточенности на чем-то своем, уравновешенный, спокойный, в каких-то ситуациях даже монументальный, он, сорвавшись, мог орать так, что становилось страшно. В такие моменты под руку ему лучше было не попадаться. Но, как уже говорилось, он очень быстро и «отходил», никогда не держал ни на кого зла, и достаточно было человеку, явившемуся причиной срыва, хотя бы одним словом, но искренне, покаяться, чтобы того простили. И сам Игорь умел как-то по-детски каяться. Взгляд, жест, прикосновение, и всё, — все обиды тут же забывались, и даже наоборот, становилось жалко его самого, настолько сильно он переживал из-за собственной несдержанности. В такие минуты он выглядел до боли незащищенным. К примеру, если он позволял себе ругаться матом, что бывало очень редко, он потом за то, что до такой степени забылся, разбивал себе губы в кровь за сквернословие. Вообще, в нем было очень много детства. Простота, непосредственность, естественность. Он считал огромным мужским достоинством умение рассмешить, и когда ему это удавалось и все вокруг покатывались со смеху, Игорь сам начинал хохотать без удержу, причем больше от произведенного эффекта, чем от чего-то другого. Он мог увлечься так, что падал со стула, по-настоящему, без игры… И вот тут открывался спрятанный в нем ребенок: он враз становился очень серьезен, взглядывал исподлобья на окружающих, не засмеется ли кто над его оплошностью, но, убедившись, что все усердно делают вид, будто ничего не заметили, успокаивался, снова садился на стул и начинал философствовать, чтобы сменить тему. Трудно было в такие моменты удержаться от улыбки, и все прятали ее в себя, чтобы не обидеть Игоря, глядя на него с материнской нежностью.


Но такого Игоря зналинемногие. Перед выходом из дома, не важно куда, он каждый раз полностью экипировался, становился серьезен и грустен. Это был уже совсем другой Игорь — воин, борец, трибун, готовый в любую минуту ко всему. Каждый день он выходил на бой и каждый раз, как на последний. Нет, он не ждал удара из-за угла, не перестраховывался, не думал о смерти. Он точно знал, что ее для него нет, как нет и ни для одной Живой души.

Он просто боялся не успеть…

Тексты песен, стихи

Россия

Листая старую тетрадь
Расстрелянного генерала,
Я тщетно силился понять,
Как ты смогла себя отдать
На растерзание вандалам.
Из мрачной глубины веков
Ты поднималась исполином,
Твой Петербург мирил врагов
Высокой доблестью полков
В век золотой Екатерины.
         Россия…
Священной музыкой времен
Над златоглавою Москвою
Струился колокольный звон,
Но, даже самый тихий, он
Кому-то не давал покоя.
А золотые купола
Кому-то черный глаз слепили:
Ты раздражала силы зла
И, видно, так их доняла,
Что ослепить тебя решили.
         Россия…
Разверзлись с треском небеса,
И с визгом ринулись оттуда,
Срубая головы церквям
И славя красного царя,
Новоявленные иуды.
Тебя связали кумачом
И опустили на колени,
Сверкнул топор над палачом.
А приговор тебе прочел
Кровавый царь — великий… гений.
         Россия…
Листая старую тетрадь
Расстрелянного генерала,
Я тщетно силился понять,
Как ты смогла себя отдать
На растерзание вандалам.
О, генеральская тетрадь,
Забитой правды возрожденье,
Как тяжело тебя читать
Обманутому поколенью.
         Россия!!!

Глобус

Покажите мне такую страну,
Где славят тирана,
Где победу в войне над собой
Отмечает народ.
Покажите мне такую страну,
Где каждый — обманут,
Где назад означает вперед
И наоборот.
Не вращайте глобус,
Вы не найдете,
На планете Земля стран таких не отыскать,
Кроме той роковой,
В которой вы все не живете,
Не живете, потому что нельзя это жизнью назвать.
Покажите мне такую страну,
Где заколочены Храмы,
Где священник скрывает под рясой
КГБ-шный погон.
Покажите мне такую страну,
Где блаженствуют хамы,
Где правители грабят казну,
Попирая закон.
Не вращайте глобус,
Вы не найдете,
На планете Земля стран таких не отыскать.
Кроме той роковой.
В которой вы все не живете,
Не живете, потому что нельзя это жизнью назвать.
Покажите мне такую страну,
Где детей заражают,
Где солдат заставляют стрелять
В женщин и стариков,
Покажите мне такую страну,
Где святых унижают,
Где герои — ветераны войны
Живут хуже рабов.
Не вращайте глобус,
Вы не найдете,
На планете Земля стран таких не отыскать,
Кроме той роковой,
В которой вы все не живете,
Не живете, потому что нельзя это жизнью назвать.
      Нельзя.
Июль 1991 г.

Бывший подъесаул

Бывший подъесаул
Уходил воевать;
На проклятье отца
И молчание брата
Он ответил:
«Так надо,
Но вам не понять», —
Тихо обнял жену
И добавил: «Так надо!»
Он вскочил на коня,
Проскакал полверсты,
Но как вкопанный встал
У речного затона,
И река приняла
Ордена и кресты,
И накрыла волна
Золотые погоны.
Ветер сильно подул,
Вздыбил водную гладь,
Зашумела листва,
Встрепенулась природа,
И услышал казак:
«Ты идешь воевать
За народную власть
Со своим же народом!»
Он встряхнул головой
И молитву прочел
И коню до костей
Шпоры врезал с досады,
Конь шарахнулся так,
Как от ладана черт,
От затона, где в ил
Оседали награды.
И носило его
По родной стороне,
Где леса и поля
Превратились в плацдармы…
Бывший подъесаул
Преуспел в той войне
И закончил ее
На посту командарма.
Природа мудра!
И Всевышнего глаз
Видит каждый наш шаг
На тернистой дороге.
Наступает момент,
Когда каждый из нас
У последней черты
Вспоминает о Боге!
Вспомнил и командарм
О проклятье отца
И как Божий наказ
У реки не послушал,
Когда щелкнул затвор…
И девять граммов свинца
Отпустили на суд
Его грешную душу.
А затон все хранит
В глубине ордена,
И вросли в берега
Золотые погоны
На года, на века,
На все времена
Непорушенной памятью
Тихого Дона.
На года, на века,
На все времена
Непорушенной памятью
Тихого Дона.

Господа-демократы

Господа-демократы минувшего века,
Нам бы очень хотелось вас всех воскресить,
Чтобы вы поглядели на наши успехи,
Ну а мы вас сумели отблагодарить.
Мы бы каждый, кто чем, выражал благодарность:
Молотилкой — колхозник, рабочий — ключом,
Враг народа — киркою, протезом — «афганец»,
Ну а я б кой-кому засветил кирпичом.
      Вот так! Вот так!
      Живут Америка с Европой.
      Вот так! Вот так!
      Ну а у нас все через ж…
Господа-демократы минувшего века,
И чего вы бесились, престолу грозя,
Ведь природа — не дура и Бог — не калека,
Ну а вы его в шею — ну так же нельзя!
Может, вам и хотелось наладить все сразу,
Только спешка нужна при охоте на блох,
А природа не может творить по приказу
И, совсем уж понятно, не может и Бог.
      Вот так! Вот так!
      Живут Америка с Европой.
      Вот так! Вот так!
      Ну а у нас все через ж…
Господа-демократы, вы знали примеры,
Когда ваши коллеги учинили террор:
Истребили цвет нации мечом Робеспьера,
И Париж по сей день отмывает позор.
Правдолюбец Радищев, после той мясорубки,
«Путешествие из Петербурга в Москву»
Чуть с досады не слопал, повредился рассудком
И, ругая масонов, погрузился в тоску.
      Вот так! Вот так!
      Живут Америка с Европой,
      Вот так! Вот так!
      Ну а у нас все через ж…
Господа-демократы, поспешите воскреснуть,
Выходите на суд одураченных масс:
Пусть ответят за все Чернышевский и Герцен,
И мечтатель Белинский, и мудрец Карла Маркс;
Пусть ответят и те, что пришли вслед за вами
Вышибать из народа и радость, и грусть,
И свободных славян обратили рабами,
И в тюрьму превратили Великую Русь.
      Вот так! Вот так!
      Живут Америка с Европой.
      Вот так! Вот так!
      Ну а у нас все через ж…
Через тернии к звездам!

Метаморфоза

Обрядился в демократа
Брежневский «пират»,
Комсомольская бригада
Назвалась программой «Взгляд».
Минздрав метнулся к Джуне,
Атеисты хвалят Глоб,
И бомбит жлобов с трибуны
Самый главный в мире жлоб.
    Метаморфоза… Метаморфоза…
Перестроились комсорги —
В шоу-бизнес подались,
И один из них свой орган
Называет фирмой «ЛИС'С».
Резко стал капиталистом
Коммунист из Госкино:
Вместо фильмов о чекистах
Рекламирует «порно».
    Метаморфоза… Метаморфоза…
Может, это и нормально,
Может, так и быть должно:
Все, что было аморально,
Стало не аморальнó.
Перестроиться не сложно,
Только вот ведь в чем беда:
Перестроить можно рожу,
Ну а душу — никогда.
    Метаморфоза… Метаморфоза…

Родина моя

Я пробираюсь по осколкам детских грез
В стране родной,
Где все как будто происходит не всерьез
Со мной.
Надо ж было так устать,
Дотянув до возраста Христа, Господи…
А вокруг, как на парад,
Вся страна шагает в ад
Широкой поступью.
      Родина моя
      Скорбна и нема…
      Родина моя,
      Ты сошла с ума.
В анабиозе доживает век Москва — дошла.
Над куполами Люциферова звезда взошла,
Наблюдая свысока, как идешь ты с молотка за пятак,
Как над гордостью твоей смеется бывший твой лакей с Запада.
      Родина моя —
      Нищая сума.
      Родина моя,
      Ты сошла с ума.
Восьмой десяток лет омывают не дожди твой крест,
То слезы льют твои великие сыны с небес,
Они взирают с облаков, как ты под игом дураков клонишься,
То запиваешь и грустишь, то голодаешь и молчишь, то молишься.
      Родина моя
      Скорбна и нема…
      Родина моя,
      Ты сошла с ума.
      Родина моя —
      Нищая сума.
      Родина моя,
      Ты сошла с ума.

Сцена

Сцена,
Я продирался к тебе сквозь дремучие джунгли закона,
Что на службе у тех, кто не верит ни в черта, ни в Бога.
Завязались в узлы мои связки,
Стиснут лоб медицинской повязкой,
А в душе затаилась на долгие годы тоска.
Сцена,
А дорогу к тебе преграждала нечистая сила
И того, кто ей душу запродал, — превозносила.
Раздавая чины и награды
Тем бездарным, пронырливым гадам,
Настоящих и неподкупных сводила в могилу.
Сцена,
Я дошел до тебя. Вот стою и пою наконец-то!
И уверен, что занял по праву свободное место.
Ну, а происки слуг преисподни
Не страшны нам с тобою сегодня —
Наше время пришло!
Да поможет нам Сила Господня!

Забинтованные лбы

Мои друзья не пишут, не читают,
И до общественных проблем им дела нет,
И ходят с забинтованными лбами
В расцвете лет, в расцвете лет.
Мои друзья забросили гитары,
Им все равно: что полночь, что рассвет,
И ходят с забинтованными лбами
В расцвете лет, в расцвете лет.
Мои друзья билеты заказали,
Билеты заказали на Тот свет —
И доживают с забинтованными лбами
В расцвете лет, в расцвете лет.
Мои друзья щедры теперь на слово,
Да вот бинтов не думают снимать:
Слух прокатился, будто скоро снова
Придется лбы забинтовать.

Этот мир

Мы живем как на вулкане
И всю жизнь играем в тир:
В этом тире каждый стал из нас мишенью.
И так часто называем грешным этот мир,
А своих не замечаем прегрешений.
Этот мир несовершенный
Состоит из всех из нас.
Он — прямое отраженье
Наших чувств и наших глаз.
Этот мир не станет лучше,
И не станет он добрей,
Если сами мы добрее не станем.
Мы грешим непониманьем
Наших близких и друзей,
И в страну Любви
Горят мосты за нами.
Опустошенные пожаром
Взвинченных страстей,
Мы разглядываем мир
Сквозь призму разочарований.
Этот мир несовершенный
Состоит из всех из нас.
Он — прямое отраженье
Наших чувств и наших глаз.
Этот мир не станет лучше,
И не станет он добрей,
Если сами мы добрее не станем.

А теперь мы с тобой притихли…

Мы зубами вгрызались в цепи,
Мы ногтями впивались в лед,
Прорывали стальные сети
И взлетали, нас били влет
А теперь мы с тобой притихли,
Истощили нервный запас,
К неудачам давно привыкли,
А удачи пугают нас.
А теперь мы с тобой притихли,
Истощили нервный запас,
К неудачам давно привыкли,
А удачи пугают нас.
Троп проторенных не искали,
Не ходили на компромисс,
Мало ели и плохо спали,
За фортуною не гнались.
А теперь мы с тобой притихли,
Истощили нервный запас,
К неудачам давно привыкли,
А удачи пугают нас.
Ну что ж нам делать с метаморфозой,
Приключившейся с нами вдруг.
Превратилась в скупую прозу
Наша бурная жизнь, мой друг.
И ответил мне друг «Да брось ты,
Успокойся, не унывай.
Мы с тобою на перекрестке
Просто сели не в свой трамвай».
И ответил мне друг «Да брось ты!
Успокойся, не унывай.
Ну ты ж помнишь тот перекресток,
Где мы сели не в свой трамвай.
Давай!»
Метаморфоза… Метаморфоза… Метаморфоза…

Друзья-товарищи

Мне говорили то, что все мои стихи
От совершенства бесконечно далеки.
Мне говорили то, что мой вокальный дар
Действует на головы, как солнечный удар.
Ох уж эти мне друзья-товарищи,
Все, все, все, все знающие,
С камушком за пазухой
И с фигой за спиной
И с одной на всех извилиной.
Пусть говорят тебе «доброжелатели»,
Что все твои стремленья — не желательны.
Ты их не слушай, успокойся и дерзай
И всех «доброжелателей» подальше посылай!
Ох уж эти мне «доброжелатели».
Прорицатели, советодатели,
С камушком за пазухой
И с фигой за спиной
И с одной на всех извилиной.
Мне говорили то, что все мои стихи
От совершенства бесконечно далеки,
Мне говорили то, что я не то пишу.
А я стою — пою, пишу, играю и пляшу.
Мне говорили то, что я не так дышу,
А я стою — пою, дышу, играю и пляшу.
Мне говорили то, что я не то пишу,
А я пою, пишу, дышу, играю и пляшу.
Вот так!

Времени нет

Времени нужно много,
Чтоб до конца пройти
Дарованную дорогу
И не сбиться с пути.
Годы толкают в спину,
Годы толкают в грудь,
А между ними клином
Втиснут этот путь.
Времени нет
    на рассуждения,
Времени нет
    на решение проблем,
Времени нет
    и на общение,
Времени нет
    и на то, чтобы понять зачем.
Годы толкают в спину
И не дают успеть
Тем дописать картину,
Этим просто допеть.
Кто-то несется пулей,
Кто-то лежит, устав,
А кто этот кросс придумал,
Был, наверно, не прав.
1985 г.

Страна детства

Пухом выстлана земля
У истоков наших лет,
И не скошены поля,
И безоблачен рассвет
У истоков наших лет.
У истоков наших лет…
    Зимней сказкой пахнет снег,
    Дождь струится золотой
    В босоногой той стране,
    Всем нам милой и родной.
    В босоногой той стране
    Дождь струится золотой…
И все вокруг красиво, красиво, красиво,
Как в волшебном сне.
В той, всегда счастливой, счастливой, счастливой —
Сказочной стране.
Там добрые улыбки, теплые улыбки,
Открытые сердца.
Там беззаветной дружбе нет конца.
И все вокруг красиво, красиво, красиво,
Как в волшебном сне,
В той, всегда счастливой, счастливой, счастливой —
Сказочной стране.
Там теплые метели,
Крылатые качели,
Цветущие сады…
Там каждый день рождаются мечты.
    Мы взрослеем и уходим кто куда,
    Расставаясь с этой сказочной страной,
    Наши самые счастливые года
    Оставляя за спиной,
    И окружают нас заботы и дела
    В реальном мире из бетона и стекла.
    Но важно помнить в череде бегущих лет
    О тех, кто в сказочной стране живет сейчас,
    И сохранить для них безоблачный рассвет
    И веру в дружбу, и улыбку добрых глаз,
    Возможность видеть удивительные сны
    Под мирным небом этой сказочной страны.
И пусть они красивым, красивым, красивым,
Как когда-то мы,
И таким счастливым, счастливым, счастливым
Видят этот мир,
Где теплые метели.
Крылатые качели,
Цветущие сады,
Где каждый день рождаются мечты.

Чудак

Посреди долины где-то,
Озаренной солнцем ранним,
Он искал зачем-то света —
Обреченный на скитанья.
А в широком чистом поле
Так и не обрел покоя
И искал его у моря
В тихом шелесте прибоя.
    Он метался, разрывался,
    Убегал то в лес, то в горы,
    Но, увы, как ни старался,
    Все не мог найти простора.
    И поэтому, наверно,
    Чудаком прослыл он скоро:
    «Кто ж под солнцем ищет света
    И простора на просторе?»
А в кругу друзей «примерных»
Он найти пытался друга
И, отчаявшись, наверно,
Предпочел уйти из круга,
Он испил любовь из чаши,
Упоенный сладкой новью,
Но лежат в пыли осколки
С недопитою любовью.
    Он был чудаком, наверно,
    Или просто притворялся,
    Раз в кругу друзей «примерных»
    Одиноким оставался.
    Он был чудаком, конечно,
    Что бы там ни говорили…
    Ну кто же ищет бесконечно то,
    Что имеет в изобилии?
Одинокими ночами,
Когда дождь стучит по крыше,
Чувствую его дыханье
И шаги за дверью слышу.
И пустыми вечерами
Пораженный, как недугом,
Я все больше понимаю,
Что он смог бы стать мне другом.

Примерный мальчик

Я в детстве был примерный мальчик,
По всем предметам успевал,
Решал безумные задачи
И все как надо понимал.
Читал я правильные книги,
Как образцовый пионер,
Учителя меня любили
И приводили всем в пример.
Ну как же всем им плохо стало,
А завуч просто занемог,
Когда я в руки взял гитару
И начал шпарить в стиле рок.
Читать неправильные книги
Я стал тайком по вечерам,
На дискотеках лихо прыгать
И посещать на Пасху храм.
«Ну что случилось, что такое,
Вселился в парня сатана», — «Да», —
Кричали хором педагоги,
А завуч плакал у окна.
«Ведь был такой хороший мальчик,
На скрипке полечку играл,
Решал безумные задачи
И все как надо понимал».
Но они не понимали
То, что понять я сразу смог,
На разрисованной гитаре
Играя запрещенный рок,
Читая книги не такие
Тайком от всех по вечерам,
На дискотеках лихо прыгая
И посещая Божий храм.
Когда над миром солнце всходит
И пробуждается рассвет,
Я наблюдаю за природой
И только в ней ищу ответ.
Иду себе своей дорогой
И, как за флаг, держусь за мысль,
Что нет мудрее педагога,
Чем наша собственная жизнь.

Рыжий

В предпоследней стадии отчаянья,
Озабоченный всерьез,
Я сидел у зеркала печально
И бубнил себе под нос:
«Ох уж эта мне капуста,
Ох уж эта мне капуста».
Имелась в виду капуста,
В которой нашли меня.
Среди всех мальчишек и девчонок
Выделялся я всегда:
Самые большие уши в мире
Были у меня тогда,
Да еще и конопатый,
Рыжий, маленький, носатый,
Ох уж эта мне капуста,
В которой нашли меня.
«Рыжий», — только и слышал
Я со всех сторон
И очень был обижен.
«Рыжий» — ни много ни мало,
Это слово меня возмущало
И жить не давало.
Как назло, в то время модной стала
Песенка про рыжий гриб,
Каждый день по радио звучало:
Руды, руды, ры…
Я писал письмо в газету
С критикой на песню эту
И с досады под машинку
Голову остриг.
Если же в кого-нибудь влюбиться
Мне случалось, то тогда
Я не мог взаимности добиться
В этом деле никогда,
И говорили мне девчата:
«Ну ты же очень конопатый,
И уши у тебя какие-то, прям,
Ну, просто, прям, беда!»
«Рыжий», — только и слышал
Я со всех сторон
И очень был обижен,
«Рыжий» — ни много ни мало,
Это слово меня возмущало
И жить не давало.
Думал, думал, что мне делать,
Чтоб беду преодолеть,
И купил гитару и гантели,
Стал стихи писать и петь.
Регулярно распевался,
Физзарядкой занимался
И в зеркала на себя решил не смотреть.
Ну что в них смотреть?!
Самым-самым популярным
Стал в своем дворе,
Стали мне завидовать ребята
И девчонки — вслед смотреть,
Солнце в небе — улыбалось,
Жизнь прекрасною казалась,
Ну все-таки как хорошо иногда
Уметь петь.
«Рыжий», — больше не слышал
Я со всех сторон,
И жить мне легче стало,
«Рыжий» — ни много ни мало
Это слово меня не смущало
И жить не мешало.
Вот и вся история в общем-то.
«Подождите, подождите, неужели вся?
И что, Вас так ни разу больше и не называли рыжим?!»
Ну почему же не называли, называли,
Но мне это было очень приятно.
Подождите минуточку, сейчас я передохну и доскажу
Вам эту историю до конца.
Годы как безумные несутся
В пестрой суете сует,
И в тот мир далекий не вернуться
С высоты минувших лет,
И теперь тот конопатый, рыжий, маленький и носатый
В самых счастливых снах приходит ко мне.
В самых счастливых снах приходит ко мне.
«Рыжий», — снова я слышу,
И во сне его зову и часто вижу.
«Рыжий», — слышу я снова,
Но теперь для меня это слово —
Волшебное слово.
«Рыжий», — слышу я снова,
Но теперь для меня это слово —
Волшебное слово.

Мой брат

Ты когда-то учил меня петь и играть на гитаре,
Ты был строен, красив и всесилен, как бог Саваоф.
Ты говорил мне, что жизнь так сложна,
И что в ней выдержка очень важна,
И что в жизни везет
Только тем, кто идет вперед.
Ты когда-то учил меня жить и служил мне примером.
И, внимая советам твоим, я старался как мог.
Ты шутил и смеялся от сердца
Над моею наивностью детской
И, открыв мне глаза,
Разобраться во многом помог.
Мой старший брат, мой брат,
Ну почему же ты теперь не рад
И в глазах твоих нет участья.
Ни любви, ни печали, ни счастья,
Мой старший брат, мой брат,
Ну встряхнись, ну оглянись назад.
Ведь ты же много и знал и умел,
Ну когда ж ты успел все растерять?
Развела нас с тобою судьба по разным дорогам,
И не раз я сбивался с пути и блуждал в темноте.
А то, что ты называешь везеньем,
Мне давалось трудом и терпеньем
И стремленьем к своей,
Путеводной своей звезде.
Вот сидим мы напротив друг друга — глядим осторожно.
Я искал этой встречи, а встретив тебя — не узнал.
Ну скажи, перед тем, как проститься,
Ты скажи, как могло так случиться,
То, что я себя в жизни нашел,
А ты — потерял?
Ведь ты когда-то учил меня жить и играть на гитаре,
Ты был строен, красив и всесилен, как бог Саваоф,
Говорил мне, что жизнь так сложна.
1985 г.

Собрание в жэке

В нашем жэке № 5
Шло собрание опять —
Обсуждали перестройку
И куда ее внедрять.
На трибуну вышел Сам
И, прокашлявшись, сказал,
Что пока что мы хреново
Перестраиваемся.
А затем последний съезд
Процитировал нам весь,
Речи, прения, доклады
Зачитал как они есть.
Про бригадный про подряд
Все строчил, как автомат,
Про согласность, и про гласность,
И про все вообще подряд.
Он ревел, как самосвал,
И пыхтел, как самовар.
Объявив нам в заключение:
— Завтра будет семинар.
При себе иметь тетрадь —
Буду лично всех гонять
По вопросам «Перестройки»
И куда ее внедрять.
Тут монтер Петрович встал —
На лице его скандал
Откровенно был написан —
И спокойно так сказал:
— Перестрелка, перестройка —
Нас ничем не испугать,
Мы народ довольно стойкий,
Но до срока, вашу мать…
Ты вот выдал директиву,
В «Волгу» сел — и будь здоров,
А какая перспектива
Нам от этих громких слов?
Что, изменят нам зарплату?
Что, нам легче станет жить?
Есть икру, ходить в театр,
Отпуск в Ялте проводить?
Я всю жизнь свою ишачу,
А живу в такой норе,
Что порой к иной собачьей
Зависть прячу конуре.
Я на ваши семинары
Болт с резьбою положил,
Я ни много и ни мало —
Три режима пережил.
Поначалу тоже вроде
Верил в разные слова
О заботе, о народе —
Аж звенела голова!
Ну и где забота, где же?
Мне седьмой десяток лет,
Ну а я еще и не жил,
А уж впору на тот свет.
Вы мне рот не затыкайте,
Я вас слушал до конца,
И не надо, не пугайте
Выражением лица.
Вы про гласность нам умело
Толковали целый час,
Ну, а как дошло до дела,
Что, кишка тонка у вас?
Ладно, хватит. Напоследок
Я хочу сказать вам суть:
Для того, чтоб сделать дело,
Нужно людям дать вздохнуть.
На заезженной кобыле
Не уедешь далеко.
Вы о нас совсем забыли,
А кнутом хлестать легко.
Вы на деле докажите,
Что заботитесь о нас,
Ну а мы уж, извините,
Перестроимся без вас.
Кончил. Дверью хлопнув, вышел,
Больше слова не сказав.
Мы все замерли, как мыши,
Зная, что Петрович прав.

Призвание

Застолье близилось к концу,
Когда, жуя селедку,
Сосед спросил в десятый раз,
Зачем не пью я водку?
«Ну был бы болен — хрен с тобой,
Но ведь здоровый малый…» —
И, еле двигая губой,
Он начинал сначала.
Про то, что истина в вине,
И говорил чуть тише
Про то, что мы живем в г…не
И что какой-то Миша
Не прав. И нет защиты нам…
А если б живы были
Высоцкий, Пушкин и Хайам —
Вот те бы защитили.
«Вот это были мужики,
Какие пели песни!!!
Не то что эти мудаки —
Вознесенский да Резник.
А почему? Да потому,
Что мысль освобождает
От заключения во тьму,
Кто часто выпивает.
Да и вообще, возможно ли
Вкусить шальную радость
И ощутить тепло земли
И неги легкой сладость.
И освежить свою мечту
Порывом вдохновенья
Или сорваться в пустоту
В свободное паденье
И очутиться на лету
В четвертом измеренье…
Коснуться тайны бытия
И с горьким оптимизмом
Взглянуть, куда течет струя
Загробной нашей жизни…»
Он сделал паузу, долил
Из горлышка коньяк
И, крякнув, громко заключил:
«А ты не пьешь, дурак!»
Мне трудно было возразить —
Он прав во многом был.
Чтоб жить в г…не и бросить пить,
Немало нужно сил.
Я вспомнил прошлые года…
Сосед меня б простил,
Когда б узнал, что я тогда
Раз в 1000-у больше пил.
Всему свой срок, всему свой миг,
И каждому — свое.
Кто хоть чуть-чуть себя постиг —
Тот многое поймет.
Признанье — самый верный путь
К далекой истине
И к тайнам счастья, коих суть
Не отыскать в вине.
Признанье все способно дать:
И радость и полет,
Но только важно отыскать
Призвание свое.
А ощущениям своим,
Когда бываешь пьян,
Опасно верить. И пойми:
Их суть — самообман.
1986 г.

Фатальная колесница

Глядя, как ты провожаешь разочарованье,
День уходящий и хмуро встречаешь зарю,
Думаю, что не улучшу твое состоянье,
Если нарушу молчанье и заговорю.
Катится, катится жизнь колесницей фатальной,
Мы — пассажиры на данном отрезке пути,
Кучер-судьба колесницею той управляет,
Кто не согласен с маршрутом, тот может сойти.
Видя, как ты постоянно уходишь в забвенье,
Ищешь спасенье в вине, я тебя не сужу,
Но думаю, что не улучшу твое настроенье,
Если свое впечатленье о жизни скажу:
Катится, катится жизнь колесницей фатальной,
Мы — пассажиры на данном отрезке пути.
Кучер-судьба колесницею той управляет,
Кто не согласен с маршрутом, тот может сойти.
Годы пройдут, погружая тебя в ожиданье
И в созерцанье пейзажей за хрупким окном
Этой, катящейся вдаль, колесницы фатальной,
А за чертой горизонта с нее мы сойдем.
Катится, катится жизнь колесницей фатальной.
Мы — пассажиры на данном отрезке пути.
Кучер-судьба колесницею той управляет,
Кто не согласен с маршрутом, тот может сойти.

Спорт

Проснувшись как-то на рассвете,
В осколок зеркала свой кинул взгляд
И с сожалением отметил,
Что видеть самого себя не рад:
В глазах тоска, а под глазами
Мешки от курева и крепких вин.
Я встал с постели и заставил
Пойти себя в спортивный магазин.
    С тех пор я не хожу к врачу.
    На двадцать лет моложе стал.
    Играю, прыгаю, скачу
    И по утрам не бью зеркал.
Смеются надо мной соседи
И молча крутят пальцем у виска,
Когда я на велосипеде
Вдруг уезжаю в отпуск на юга.
А мне-то что? Судите сами:
Я стал вынослив, как индийский йог, —
На голове стою часами
И зайцем прыгаю под потолок
    Хоккей, футбол,
    Спидвей, гандбол —
    Мне не прожить без вас и дня.
    Бобслей, слалом —
    Спасибо вам
    За то, что вы спасли меня
    (От смерти).

Правда (Коллеге-калеке)

Он так привык бояться
Написанного слова.
А мне-то что пугаться —
Я самообразован.
Ему пять лет внушали,
Что можно, что не можно,
И голову сношали
Благопристойной ложью.
Ему пять лет долбили
Про «надо» и «не надо»,
Одно лишь обходили,
Что есть на свете правда.
Не та, конечно, правда,
Что в «можно» надо втиснуть,
А та — святая правда
Без лжи и компромиссов.
И пусть твердят ублюдки,
Что истина опасна, —
Она не проститутка,
Чтоб быть все время разной.
1985 г.

Солнце уходит на Запад

Она уедет в США, он уедет в Бонн,
Я попрощаюсь с ними молча, навсегда.
Все бегут на Запад — выездной сезон,
И даже солнце каждый день спешит туда.
Солнце уходит на Запад,
И убегают за ним
Те, кто не знают,
Что все в этой жизни
Имеет исток.
Солнце уходит на Запад,
Но, чтобы снова родиться,
Спешит на Восток,
На Восток.
Стирает каждый новый день
В старой книжке записной
Моих друзей московских
Адреса.
И в Новый год не смеется телефон
Компанией ночной,
А в трубке слышу я чужие
Голоса.
Солнце уходит на Запад,
И убегают за ним
Те, кто не знают,
Что все в этой жизни
Имеет исток.
Солнце уходит на Запад,
Но, чтобы снова родиться,
Спешит на Восток,
На Восток.
Она сломалась в США, из Бонна он исчез…
Я это знал, прощаясь с ними навсегда.
У эмигрантов — грустная судьба,
А тот, кто останется здесь,
Увидит, как солнце встает
И рождается Новый век,
Кто выдержит здесь, тот поймет,
Что он — Человек.
Солнце уходит на Запад,
И убегают за ним
Те, кто не знают,
Что все в этой жизни
Имеет исток.
Солнце уходит на Запад,
Но, чтобы снова родиться,
Спешит на Восток,
На Восток.

Разве не так?

Ты искал своей надежды остров,
Но найти его не так-то просто.
Часто пламя всех надежд на свете
Задувает беспощадный ветер.
      Разве не так?
Ты искал своей любви приюта —
Не нашел и подарил кому-то
И, устав, махнул на все рукою…
Только счастье не найти в покое.
      Разве не так?
Ты запомни, что в преодоленье
Есть всегда надежда на спасенье.
И когда устанет ветер злиться,
Пламя с новой силой разгорится.
      Разве не так?

Три дома

Я в одиночестве бездонном
В каком-то доме у окна
Стою и слышу, как крадется тишина.
Тяжелой ношею на плечи
Ложится хмурый летний вечер,
С немым участьем в то окно глядит луна.
И вот опять воображенье
Рисует без предупрежденья
Три разных дома на стекле —
Там ждут меня…
Я в те дома вхожу без стука,
Там мне протягивают руку
И предлагают обогреться у огня.
Первый дом — родной мой дом —
Окутан светом и теплом,
В нем живет мое детство.
Дом второй, тоже мой,
Такой же близкий и родной,
В нем живет мое сердце.
Третий дом — дом родной,
Родной до боли, но не мой,
В этот дом вхожу я не дыша…
В нем живет моя душа.
В каком-то странном исступленье,
Меняя краски без труда,
Воображение творит, как никогда:
Я вижу маму в доме первом,
Она надеется, наверно,
Что я вернусь к ней и останусь навсегда.
Но вот сместилось расстоянье,
И воплощенным ожиданьем
В притихшей комнате ребенок сладко спит.
И наконец, я в третьем доме:
Словно сошедшая с иконы
В нем тихо женщина прекрасная грустит.
Первый дом — родной мой дом —
Окутан светом и теплом,
В нем живет мое детство.
Дом второй, тоже мой,
Такой же близкий и родной,
В нем живет мое сердце.
Третий дом — дом родной,
Родной до боли, но не мой,
В этот дом вхожу я не дыша…
В нем живет моя душа.
Я в одиночестве бездонном
Стою один на всей земле,
Слежу, как тают все три дома
На остывающем стекле…
1985 г.

У твоего окна

Я жал на все педали,
В висках стучала кровь,
Я такбоялся опоздать в страну
С названием «Любовь».
Я все боялся опоздать в страну
С названием «Любовь».
Мне цель казалась ясной,
Я так был юн и смел
И столько слов напрасных
Наговорить успел.
Ах, если б знать в ту пору,
Что где-то ты — одна…
Мне нравится смотреть на город
Из твоего окна.
Мне нравится смотреть на город
Из твоего окна.
Исписанных тетрадей
В столе не перечесть,
В них — пылкими стихами
Я выплакался весь.
Под солнцем в абажуре
Отцвел бумажный куст,
И отшумели бури
В стакане мнимых чувств.
Ах, если б знать в ту пору,
Что где-то ты — одна…
Мне нравится смотреть на город
Из твоего окна.
Мне нравится смотреть на город
Из твоего окна.
Вот потому, родная,
Немногословен я,
Когда плывут под нами
И небо и земля,
Когда стихают споры,
И замирает дом,
И расцветает город
За твоим окном.
Когда стихают споры,
И засыпает дом,
И расцветает город
За твоим окном.

В океане непонимания

Не смотри на меня в ожидании
И не думай, что я умней, —
В океане непонимания
Я давно плыву на бревне.
И советы мои вчерашние,
Если можешь забыть — забудь.
Разлетелись песочные башни,
Только ветер успел подуть.
Понимаешь, ну не знаешь
Где найдешь, где потеряешь,
И не лезь ты в дебри,
Душу не трави.
Нет, не знаешь, ох не знаешь,
Где найдешь, где потеряешь.
Слушай лучше сердце,
Сердцем и живи.
Не смотри на меня с изумлением,
Я давно уже стал другим,
И вчерашние размышления
Взяли и обратились в дым.
Этот дым, невесомым облачком
Проплывая в небе большом,
То смеется лучами солнечными,
То грустит проливным дождем.
Да не смотри ты на меня с сожалением!
Видишь, я улыбаться стал.
Ну а вспомни мое настроение
В тот момент, когда я «все знал».
И не так уж, поверь, досадно
В океане и на бревне.
Лучше сядь-ка со мною рядом —
Будет нам веселей вдвойне.
1985 г.

Замкнутый круг

Часовыми поясами разделенные,
Между нами — связь скупая телефонная,
И почти что полпланеты
С сотнями воздушных трасс,
Невозможность созвониться
Ну хотя бы в месяц раз
Нас не спасает от разговоров ни о чем,
И расставанья тут ни при чем.
А когда я сяду рядом,
Загляну в твои глаза,
Снова встанут между нами
Часовые пояса,
И все те же полпланеты
С сотнями воздушных трасс,
Ожидание рассвета
И обрывки скучных фраз
Нас разделяют,
И одиночества недуг
Нас замыкает в тесный свой круг.
Мы с тобой никак не можем
Разобраться, что к чему,
И никто нам не поможет
И не скажет, почему,
Почему нам вместе трудно
И еще труднее — врозь,
Что-то случилось,
Что-то стряслось.
Что-то случилось,
Что-то стряслось.
И давно пора, пожалуй,
Разомкнуть нам этот круг,
Только вот преградой стала
Память губ и память рук,
Понимать не хочет память,
И не хочет память знать
Тех проблем, что между нами
Успевают возникать,
Оберегает
И не считается ни с чем,
Но не решает наших проблем.
Мы с тобой никак не можем
Разобраться, что к чему,
И никто нам не поможет
И не скажет, почему,
Почему нам вместе трудно
И еще труднее врозь,
Что-то случилось, что-то стряслось.
Что-то случилось…

Милая

Милая, сегодня праздник:
День открытых дверей в забытом доме.
Милая, невероятно то, что нам так повезло:
Я ощущаю тепло твоей ладони.
День, день и ночь, ночь и день ожидал,
Я всегда ожидал эту встречу,
Тихо скользили года, угасая вдали без следа,
А я ждал этот вечер.
Пусть между нами — стена:
У тебя я — один, у меня ты — одна, даже пусть за стеною,
И не наша вина в том, что жизнь так сложна
И что я — не с тобою и ты — не со мною.
Милая, но мы не будем
Дом возводить из песка и улетать в облака с тобой не будем.
Милая, но сегодня — праздник.
Завтра закружат тебя, нежность твою губя, скупые будни. Будни.
День, день и ночь, ночь и день ожидал.
Я всегда ожидал эту встречу.
Тихо скользили года, угасая вдали без следа,
А я ждал этот вечер.
Пусть между нами — стена:
У тебя я — один, у меня ты — одна, даже пусть за стеною,
И не наша вина в том, что жизнь так сложна
И что я — не с тобою и ты — не со мною, милая.

Самый лучший день

День воспоминаний лентой голубой
Опоясал теплый вечер.
Все, что было с нами, можешь взять с собой
И хранить до первой встречи.
Ну а я скажу тебе: самый лучший день.
Самый лучший день у нас сегодня был,
И очень хорошо, что он уже прошел
И от последних слов меня освободил.
Ты не огорчайся, что твои слова
Я всерьез не принимаю.
Память очень часто бывает не права,
То, что было, украшая.
Так что я скажу тебе: самый лучший день,
Самый лучший день у нас сегодня был,
И очень хорошо, что он уже прошел
И от последних слов меня освободил.
Ну а капля счастья в океане слез
Растворилась безвозвратно,
И не в нашей власти сладость первых грез
Оживить воспоминаньем.
Так что я скажу тебе: самый лучший день,
Самый лучший день у нас сегодня был.
И очень хорошо, что он уже прошел
И от последних слов меня освободил.
Самый лучший день у нас сегодня был…
Самый лучший.
Спасибо, милая судьба,
Спасибо за старанье.
Но слишком долгим было ожиданье…
Спасибо, спасибо, спасибо
За вниманье.
Но слишком долгим было ожиданье…
Спасибо, спасибо, спасибо
За старанье,
Но слишком долгим было ожиданье.
Спасибо!

Моя любовь

Все как будто шло своим путем,
Медленно и верно:
Успех в делах, семья и дом
Лечили раненые нервы,
Не будили звездные дожди
Моего воображенья,
И превратились виражи
В плавное скольженье.
Скажи, откуда ты взялась,
Моя нечаянная радость,
Несвоевременная страсть,
Горькая, а сладость?
Нарушив мой земной покой,
Ты от какой отбилась стаи,
И, что мне делать с тобой такой,
Я не знаю.
Вздрогнул, как от выстрела, мой дом,
Стены закачало,
Когда в окно твоим крылом
Счастье постучало.
Понимал ли дом, что он теперь
Для меня стал тесен,
Оставив незакрытой дверь
И окон не завесив.
Скажи, откуда ты взялась
И опоздать не испугалась,
Моя неведомая страсть,
Моя нечаянная радость,
Нарушив мой земной покой,
Ты от какой отбилась стаи,
И, что мне делать с тобой такой,
Я не знаю.
Мой уютный замок из песка
Стал как будто ниже,
И заменили облака
Рухнувшую крышу.
Ты смотрела, как под крышей той
Разгорались страсти,
Сказав, что на беде чужой
Мы не построим счастья.
Да я бы мог, конечно, отпустить
Тебя, но это не поможет
Чужому горю, ведь простить
Меня мой дом уже не сможет;
Расстаться можно и любя,
Боль рассосется понемногу,
Но только, обманув себя,
Мы обмануть не сможем Бога.
Скажи, откуда ты взялась?!!
Нарушив мой земной покой,
Ты от какой отбилась стаи
И что мне делать с тобой такой?..
Не знаю!

Память

Когда зажигаются звезды в небе ночном,
Память непрошеным гостем входит в мой дом
Тихо войдет, свечи зажжет, музыку включит
И беседу начнет.
В эту минуту твои оживают глаза,
В них, как и прежде, невольно таится слеза,
Смотрят с надеждой, смотрят любя:
Вот и опять я с тобою и — без тебя.
Вот и опять я с тобою и — без тебя.
Я приглашу на танец Память,
И мы закружимся вдвоем,
И вместе с нами, вместе с нами
Помолодеет старый дом,
Ну а когда погаснут свечи
И за окном рассвет вздохнет,
Произнесет: «До скорой встречи», —
Мне тихо Память и уйдет.
Когда зажигаются звезды в небе ночном,
Память непрошеным гостем входит в мой дом.
Кружатся даты, свечи горят,
В рамке багетной опять оживает твой взгляд.
Так продолжается каждую, каждую ночь.
Ты далеко от меня и не можешь помочь,
Ты так стремишься найти свое счастье с другим,
Ты далека от меня и несчастлива с ним.
Ты далека от меня и несчастлива с ним.
Я приглашу на танец Память,
И мы закружимся вдвоем,
И вместе с нами, вместе с нами
Помолодеет старый дом,
Ну а когда погаснут свечи
И за окном рассвет вздохнет,
Произнесет: «До скорой встречи», —
Мне тихо Память. И уйдет.
Я приглашу на танец Память…
1978 г.

Маленькая планета

Черная бездна «Звездная пыль»…
Холодом дышит вечность,
Переплетая сказку и быль,
Миг и бесконечность.
Кто-то когда-то задал маршрут,
Не объяснив секрета,
И совершает неведомый путь
Маленькая планета.
    Крутится-вертится шар голубой,
    Нас на груди качая,
    Крутится-вертится не для того,
    Чтоб все начинать сначала.
В окружении стаи вездесущих ракет
Так нелегко вращаться,
Все-таки 5 миллиардов лет
Отдано цивилизации!
Мелкою дрожью на полюсах
Дает себя знать усталость,
И застывает вопрос на устах:
«А сколько еще осталось?»
    Крутится-вертится шар голубой,
    Нас на груди качая,
    Крутится-вертится не для того,
    Чтоб все начинать сначала.
Кто-то когда-то задал маршрут,
Не объяснив секрета,
И совершает неведомый путь
Маленькая планета.
На полюсах все сильнее дрожа,
Движется, бедолага,
Тщетно пытаясь нас удержать
От рокового шага.
    Крутится-вертится шар голубой,
    Нас на груди качая,
    Крутится-вертится не для того,
    Чтоб все начинать сначала.

Я вернусь

Я мечтаю вернуться с войны,
На которой родился и рос,
На руинах нищей страны
Под дождями из слез.
Но не предан земле тиран,
Объявивший войну стране,
И не видно конца и края
Этой войне.
Я пророчить не берусь,
Но точно знаю, что вернусь,
Пусть даже через сто веков,
В страну не дураков, а гениев.
И, поверженный в бою,
Я воскресну и спою
На первом дне рождения страны,
      вернувшейся с войны.
А когда затихают бои,
На привале, а не в строю
Я о мире и о любви
Сочиняю и пою.
Облегченно вздыхают враги,
А друзья говорят: «Устал…»
Ошибаются те и другие:
Это — привал.
          Привал.
Я завтра снова в бой сорвусь,
Но точно знаю, что вернусь,
Пусть даже через сто веков
В страну не дураков, а гениев.
И, поверженный в бою,
Я воскресну и спою
На первом дне рождения страны,
      вернувшейся с войны.
С войны — вернусь.
          Вернусь.

«Ценою самоотреченья…»

Ценою самоотреченья
И сердца — стертого до дна —
Души святое очищение
Дается нам.
Ценою мук непроходящих,
Глухой тоски, ночей без сна —
Любви мгновенья настоящей
Даются нам.
За череду сплошных ненастий
И за печаль, что так длинна,
Крупица истинного счастья —
Награда нам.
Того, кто сил нашел ДЕРЖАТЬСЯ
И возрождаться вновь и вновь,
Найдет и истинное счастье,
И настоящая любовь.
Ничто так просто не дается
Нам в этой жизни —
Закон таков!
За счастье надобно бороться,
И за мечту,
И за любовь.













Примечания

1

Здесь и далее по кн.: Виктор Цой: Стихи, документы, воспоминания. — Л.: Новый Геликон, 1991.

(обратно)

2

По авторской традиции тексты песен даны без знаков препинания.

(обратно)

Оглавление

  • Александр Бобров Их встретят — поэты
  • Игорь Тальков Памяти Виктора Цоя
  • Виктор Цой
  •   Александр Крохмалюк Биографическая статья
  •   Тексты альбомов группы «Кино»[2]
  •     Из альбома «45» (1982)
  •       1. Время есть, а денег нет
  •       2. Просто хочешь ты знать
  •       3. Алюминиевые огурцы
  •       4. Солнечные дни
  •       5. Бездельник
  •       6. Бездельник—2
  •       7. Электричка
  •       8. Восьмиклассница
  •       9. Мои друзья
  •     Альбом «46» (1983)
  •       1. Троллейбус
  •       2. Камчатка
  •       3. Транквилизатор
  •       4. Я иду по улице
  •       5. Дождь для нас
  •       6. Пора
  •       7. Каждую ночь
  •       8. Без десяти
  •       9. Музыка волн
  •       10. Саша
  •       11. Хочу быть с тобой
  •       12. Генерал
  •     Из альбома «Начальник Камчатки» (1984)
  •       1. Последний герой
  •       4. Сюжет для новой песни
  •       5. Гость
  •     Из альбома «Это не любовь» (1985)
  •       1. Это не любовь
  •       3. Уходи
  •       4. Город
  •       5. Рядом со мной
  •       6. Ты выглядишь так несовременно
  •     Из альбома «Ночь» (1986)
  •       1. Видели ночь
  •       2. Фильмы
  •       3. Твой номер
  •       4. Танец
  •       5. Ночь
  •       7. Жизнь в стеклах
  •       8. Мама анархия
  •       9. Звезды останутся здесь
  •       10. Игра
  •       11. Мы хотим танцевать
  •     Из альбома «Группа крови» (1988)
  •       1. Группа крови
  •       2. Закрой за мной дверь, я ухожу
  •       3. Война
  •       5. Мама, мы все тяжело больны
  •       6. Бошетунмай
  •       8. Попробуй спеть вместе со мной
  •       9. Прохожий
  •       10. Дальше действовать будем мы
  •       11. Легенда
  •     Из альбома «Звезда по имени солнце» (1989)
  •       1. Песня без слов
  •       2. Звезда по имени Солнце
  •       3. Невеселая песня
  •       5. Место для шага вперед
  •       6. Пачка сигарет
  •       7. Одно лишь слово
  •       8. Печаль
  •     «Черный альбом» (1990)
  •       1. Кончится лето
  •       2. Красно-желтые дни
  •       3. Нам с тобой
  •       4. Вера — надежда — любовь
  •       5. Кукушка
  •       6. Когда твоя девушка больна
  •       7. Муравейник
  •       8. Следи за собой
  • Игорь Тальков
  •   Ольга Дубовицкая Биографическая статья
  •   Тексты песен, стихи
  •     Россия
  •     Глобус
  •     Бывший подъесаул
  •     Господа-демократы
  •     Метаморфоза
  •     Родина моя
  •     Сцена
  •     Забинтованные лбы
  •     Этот мир
  •     А теперь мы с тобой притихли…
  •     Друзья-товарищи
  •     Времени нет
  •     Страна детства
  •     Чудак
  •     Примерный мальчик
  •     Рыжий
  •     Мой брат
  •     Собрание в жэке
  •     Призвание
  •     Фатальная колесница
  •     Спорт
  •     Правда (Коллеге-калеке)
  •     Солнце уходит на Запад
  •     Разве не так?
  •     Три дома
  •     У твоего окна
  •     В океане непонимания
  •     Замкнутый круг
  •     Милая
  •     Самый лучший день
  •     Моя любовь
  •     Память
  •     Маленькая планета
  •     Я вернусь
  •     «Ценою самоотреченья…»
  • *** Примечания ***