Политшансон [Всеволод Олегович Емелин] (fb2) читать онлайн

Всеволод Емелин

Политшансон

фаланстер / ил-music

москва / казань

УДК 821.161.1-1

ББК 84(2Рос=Рус)6-5я44

Е 60

Художественное оформление – Тимофей Зверко

Емелин В.

Е 60 Политшансон: стихи. – М.: «Фаланстер»,

«Ил-music», 2014. – 160 с.

Новый сборник гражданской лирики Всеволода Емелина: взгляд народного поэта на Болотную площадь, Бирюлево, Навального, приморских партизан и другие сюжеты российской истории последних лет.

ISBN 978-99970-0112-2

Всеволод Емелин, 2014

Фаланстер, 2014

Ил-music, 2014

Содержание

ПОСЛЕ БОЛОТНОЙ

Московская лирика

Зависть

ККК

Новогодний романс

Патанатомия протеста

Подражание Н.Клюеву

Первомайское

На отставку В. Ю. Суркова

НАВАЛЬНИАДА

Лесной романс

Предвыборный романс

Еще за Навального

Цветущая сложность

«Нас называют хомячками…»

«Бескорыстно и пламенно…»

МАЙДАННОЕ

«Допиваю свой стакан…»

Письмо братьям на Майдан

Баллада о Ленине

Движуха

КУЛЬТУРКАМПФ

Культуркампф

Баллада о художественной выставке «Россия для всех», на которой я, к сожалению, не был

Великопостное

Воспоминания о 6-м международном поэтическом фестивале «Киевские Лавры»

Депутаты предложили запретить пропаганду секса среди подростков

Борьба противоположностей

Вселенский кодекс

Главный вопрос

На выход новой книжки

Памяти основного инстинкта

Памяти рюмочной «Второе дыхание»

Продолжение темы «Православный народ против Пусси Райот»

«Когда сменяет фарс трагедию…»

Тревога

МАНЕЖНАЯ-БИРЮЛЕВО

Еще раз про нежность

Березюку, Хубаеву, Унчуку, Козевину, Панину, Путенихину

На площади Манежной-1

На площади Манежной-2

Бирюлево лирическое

Бирюлево геополитическое

ПОЛИТШАНСОН

Августовский римейк

Альтернатива

Памяти революционных президентов арабских стран социалистической ориентации времен моей молодости

Дальневосточная песня

Жестокий романс

Журавли, естественно

К 60-тилетию смерти И. В. Сталина

Открытое письмо бывшему депутату Государственной Думы от партии «Единая Россия» Пехтину В.А.

На смерть Березовского-1

Памяти Березовского-2

Памяти Ким Чен Ира

Песенка для Юли Беломлинской

Подражание Федору Глинке

Случай в пути

Юлии Кузьминой

Против либералов

Снежана

После Болотной

Московская лирика

Сил молчать нету больше,

Время правду сказать,

На Болотную площадь

Я приду умирать.

И, дыша перегаром,

От Покровских ворот

Я пройду по бульварам,

Где страдает народ.

Мимо биокабинки,

Где упал, словно лист,

От удара дубинки

Молодой активист.

Здесь прошли демонстранты

По бульварам Москвы,

Неся белые банты,

Топча зелень травы.

Рядом с тихим «Джон Донном»

Затаился «Жан-Жак»,

Здесь был порван ОМОНом

Рубинштейну пиджак.

Иду мимо Абая,

Где лежит молодежь,

Этим опровергая

Воцарившую ложь.

Здесь читали доклады,

Ассамблеи вели,

И, казалось, баррикады

Вырастали вдали.

Грустно, старая нежить,

Наблюдал это я.

Где же ты, моя свежесть?

Где ты, юность моя?

Вот окончится лето,

Облетят сто цветов,

Сочиняют поэты

Стихи против ментов.

Я стоял возле сквера,

Где вознесся Пампуш,

Здесь прошли инженеры

Человеческих душ.

А потом у высотки

На Садовом кольце

Миг свободы короткий

Наблюдал я в конце.

Небогатую кассу

Уносили враги,

Звали нас биомассой

Злые Бабы-Яги.

Рядом с матерью в роще

Мне в земле не лежать,

На Болотную площадь

Я приду умирать.

Там, где рвется оратор

Захватить микрофон,

И швырнет провокатор

Яркий фаер в ОМОН.

Там, где гей спорит с наци

О величии Руси,

И полиция в панцирях

Ждет команды: «Гаси!».

Где в предчувствие боя

Все встают во весь рост,

И дрожит под толпою

Малый Каменный мост.

Зависть

А рабочему человеку как всегда один хуй!

М. Немиров

Ах, сколько денег у Собчак!

Да все в валюте!

А я чего-то весь зачах —

Дивитесь, люди.

Жую, давясь, свой горький хлеб,

Грызет обида.

Какая сволочь их Госдеп!

Какая гнида!

Ходил я, не жалея ног,

На все протесты.

А деньги взяли как вещдок —

Это нечестно.

Конечно, дочка Собчака

Не обеднеет.

Ну а меня без общака

Кто подогреет?

Ей платят за корпоратив

По миллиону.

Сухие губы прикусив,

Сдержал я стоны.

А тут мотыжишь столько лет

На стройке зданий.

Радикулит согнул хребет

И шиш в кармане.

По телевизору сказал

Какой-то дядя,

Глазами честными в глаза

Мне прямо глядя,

Что вашингтонский, мол, обком

Протест оплатит.

Беги скорей, не будь лохом,

На всех там хватит.

Пусть по башке мне даст ОМОН —

Ее не жалко.

Зато куплю себе айфон

И иномарку.

Внимая тезисам вождя

Среднего класса,

Я там стоял, не отходя

От кассы.

Но так я и не получил

Своей зарплаты:

Пришли жандармы, палачи,

ВВ солдаты.

Вокруг ОМОН гребет, свиреп,

Людей в охапки.

Пропал обком, слился Госдеп,

Исчезли бабки.

Дрожал в толпе я, интроверт,

Где все орали.

Так где с деньгами мой конверт? —

Менты забрали.

Я выходил на «окупай»,

Терпел страданья.

А как до денег, так: «Давай.

До свиданья».

На митинг лучше б мы пошли

В честь вертикали.

Там хоть немного и рубли,

Но все ж давали.

Смотрю на обыски с тоской

И задержанья.

Где деньги? А ты кто такой?

Давай, до свиданья.

Ко мне, наверное, в пути

Их автозаки.

На фотографии в сети

Лежат дензнаки.

Плывут в расширенных очах

Цветные тени.

Ох, сколько денег у Собчак,

Ох, сколько денег…

ККК

(Крах креативного класса)

Мечтал я в детстве стать Гераклом,

А в ранней старости, сейчас,

Мне захотелось стать креаклом

И влиться в креативный класс.

Живешь, как драная собака,

Повсюду слышишь только мат,

А там читают Пастернака

И по-английски говорят.

Простой народ — он очень грубый,

Он носит брюки галифе.

А там все открывают клубы,

Гуманитарные кафе.

Креаклы в модное одеты,

Интеллигенты на словах,

Но оказалось, что скелеты

У них припрятаны в шкафах.

Открылись тайны роковые,

Узнали граждане страны,

У них царит педофилия

И расчленение жены.

Пусть не читал я Пастернака

И всякую несу фигню,

Зато жену свою, однако,

Я ни за что не расчленю.

Разверзлись просто бездны ада

И стало ясно, как стекло,

К таким креаклам мне не надо,

От них одно сплошное зло.

Тут в Вашингтоне негодяи

Магницкий приняли закон,

Креакл никак не понимает,

Что всем нам выйдет боком он.

Зачем такие вот сюрпризы

Нам от всемирного мента?

Теперь не выдадут мне визу

И арестуют все счета.

А вот они идут, как овцы,

На марше против подлецов,

Чтоб в США детоторговцы

Сбывали наших огольцов.

Не стану никогда уродом,

Строчащим гадости в Ворде,

Останусь со своим народом,

Где Абрамович, Депардье.

Останусь со своим народом

Среди бушующих веков,

Где токари с вагонзаводов

И их начальники цехов.

Где борются за дело мира,

Где каждый прост и сердцем чист,

Где вместе Путин и Кадыров,

Полонский и бульдозерист.

Где депутаты всех собраний,

Большие люди из Кремля

И с ними бабы, слобожане,

Учащиеся, слесаря…

Меж нами никакой нет розни,

Единство выросло в боях,

И всем привет с Багамов Познер

Шлет в полосатых труселях.

Новогодний романс

Без любви, отовсюду, 31-го декабря

После снова не состоявшегося конца света

С борта непотопляемого, как дерьмо, корабля,

Для которого Господу жаль даже самой паршивой кометы.

Не поймешь, однако свезло или не свезло

В результате нам-то с тобой,

Что по-прежнему здравому смыслу назло

Тупо вертится шар голубой.

Я вчера посетил корпоратив,

А сегодня я делаю шопинг.

Я с похмелья загадочен и красив,

У нас все, почти как в Европе.

Там Новый год зажигает огни

В городах просвещенных стран,

Где на площадях вместо елок стоят хуйни,

Чтобы не рассердить мусульман.

Там сметают искусственные метели

Искусственный снег в сугроб,

Там в подполье у запрещенной ели

Пьют католик, фашист, гомофоб.

Слава в вышних, но на земле не мирно,

И не видят звезды глаза.

Где же ваши золото, ладан, смирна,

Мельхиор, Гаспар, Балтазар?

И из российской страшноватой столицы,

Где елки пока не запрещены,

Через ощетинившиеся границы

Недоброй моей страны,

Сплевывая на ходу пиво-мочу,

Не принятое выжженным пищеводом,

Я, скользя по грязному льду, кричу:

«Милые, с Новым годом!»

Патанатомия протеста

Отсюда судьба их начала сильно разниться.

Н. Лесков. «Левша»

Когда похмелье мне сердце гложет

И я не нахожу себе места,

Я вспоминаю одно и то же

Дни Болотного протеста.

Чтобы слова протеста

Бросить в лицо властям,

Мы с богатыми и известными

Вместе стояли там.

Мы не дрожащие твари,

Нам там мозги не пудрили,

Нас по плечу потрепали

Прохоровы и Кудрины.

Пора подводить итоги

Тех карнавальных дней,

Неизвестные сели в остроги,

Известные стали модней.

Родился успешный проект

В толпе заметенной порошей,

Стал «Гражданин поэт»

«Господином хорошим».

Масса решила задачу,

Поставленную перед ней,

Богатые стали богаче,

Глупые стали глупей.

Одни пошли в заключение,

В камеру, на допрос,

Другие же на вручение

Престижной премии «НОС».

Одни на нары в бараках,

Другие под звон стаканов

На пир по поводу брака

Собчак и М. Виторгана.

А нам повезло еще, слушай,

Остались мы на свободе,

Пошедшие вслед за Ксюшей

Против дяди Володи.

За тем ли стоял в толпе я

В ее коллективном теле,

Чтоб дураки поглупели,

Умные поумнели?

Такое видать призвание

У многолюдной массовки,

Способствовать процветанию

Элитарной тусовки.

Взойдет ли свободы зарево,

Сгустится ли тьма реакции,

Они в ресторане «Марио»

Не перестанут встречаться.

А наше место навечно

В сетевых чебуречных,

Чтоб и дальше калечить

Изнуренную печень.

Элита на то и элита,

Что ей везде карамель,

А у нас уже все допито,

Товарищ, бери шинель.

Подражание Н.Клюеву

Вы ребята креативные,

В будущее устремленные,

Вы – депо локомотивное,

Мы – вагоны неподъемные.

Вы всемирно-толерантные,

Сложные, бисексуальные.

А у нас война с мигрантами

И с сношеньями анальными.

У вас всякие фейсбуки,

Ливежорналы и Твиттеры.

А у нас в мозолях руки,

Водки выпитые литоры.

Ваша жизнь – всегда горение,

Битва с пошлостью и косностью.

А у нас одно смирение,

Да духовность с богоносностью.

Вы – меньшинства национальные,

В Холокосте пострадавшие.

Мы – фашисты нераскаянные,

Всех на свете заебавшие.

У вас всяческие опции,

Гигабайты, мегапиксели.

А у нас тела покоцаны,

Мы работаем на дизеле.

У вас яркие чудачества,

«Дождь» – канал оптимистический.

Очень скоро ваше качество

Победит наше количество.

Вы горланите на митинге,

Мы в раздумьях яйца крутим:

Кто же все-таки отвратительнее,

Вы или Владимир Путин?

Первомайское

Пришла весна, болото высохло,

Повсюду вишни расцвели,

И президент с премьер-министром

Идут пить пиво в «Жигули».

С ними рабочий настоящий

Пьет пиво, чипсы ест и раков,

С ними защитник прав трудящихся

Глава ФНПР М. Шмаков.

Они отечественный бизнес

Заморским брендам предпочли,

Они могли бы взять и «Гиннес»,

А взяли наши «Жигули».

У входа бдительные оперы

Прохожих провожают взглядом,

А Путин пьет с обычным токарем,

Хотя и высшего разряда.

А вы, компьютеров станочники,

Трудящиеся креатива,

Когда последний раз с рабочими

Вы пили пенистое пиво?

Народ он весь у нас в реале,

Народ не за клавиатурой,

Народ в Сибири, на Урале,

В забое, в цехе арматурном.

Народ шлифует, фрезерует,

Перебирает карбюратор,

По праздникам идет в пивную

Попить пивка с дуумвиратом.

А вы, сидящие в «Жан-Жаках»,

«Джон Доннах» или в «Маяках»,

Не будет с вами кушать раков

Наш президент, наверняка.

Облокотясь на стойку барную,

Вы выглядите очень стильно,

А вот бы вас к станку токарному

Или хотя бы ко сверлильному.

Вы хаете руководителей,

Прав и свобод вам вечно мало,

А как пожрать, так вы едите

Все тот же русский хлеб и сало.

Теперь сидите, ждите казней,

Грядет суровая расплата.

А по Тверской гуляет праздник

Единства пролетариата.

Стоит прекрасная погода,

На небе солнце светит ясно.

День солидарности народа

С разнокалиберным начальством.

Здесь человек так вольно дышит,

У всех улыбки на лице,

И зоркий снайпер смотрит с крыши

На нас в оптический прицел.

На отставку В. Ю. Суркова

А как теперь мы будем без Суркова

Загадочного демона такого?

Гордилась вся российская страна,

Что у нее есть аццкий сотона.

Политик, и писатель, и поэт,

Он был подобен древнему акыну,

Он был презрительный эстет

И интересный был мужчина.

Был декадентом и постмодернистом,

Писал он тексты для «Агаты Кристи»,

И в теремах старинного Кремля

Он сочинил нам «Околоноля».

Гордились его дружбой литераторы,

Искусства современного кураторы,

Философы, артисты, музыканты

И прочие народные таланты.

Он был реально серый кардинал,

Вершитель дел, одно другого краше,

Какие он проекты выдвигал,

Ну, например, движенье «Наши».

Он, не нарушить равновесья чтоб,

Чтоб не возникли мысли о протесте,

Свои идеи подавал не в лоб

И разговор вел на сплошном подтексте.

Он не жалея времени и сил,

Нерукотворный памятник воздвиг нам,

Он всей демократической Руси

Служил своеобразной парадигмой.

И от Москвы до самых до окраин,

Где Тихий океан стучится в борт,

Он был наш местный Манфред и наш Каин,

Он был еще наш Байрон – мрачный лорд.

Своей рукою твердой правил бал он

С обратной стороны добра и зла,

Над всей страной огромной простирал он

Бескрайние совиные крыла.

А мы-то мы, тупое вещество,

Всей массою бессмысленной животной

Не поняли, не приняли его

И на добро ответили Болотной.

Видать, других нам надо пастухов,

Простым сынам народа трудового,

Не ко двору пришелся нам Сурков,

Еще не доросли мы до Суркова.

Мы не читаем умных книг,

Мы любим водку да рыбалку,

Не ценим тонких мы интриг,

Мы понимаем только палку.

И вот в отставку он подал,

Его туманна перспектива,

Так гибнет интеллектуал,

Уйдя в отрыв от коллектива!

Навальниада

Лесной романс

Шумел сурово Кировлес,

Пока не проявил Навальный

К нему свой личный интерес,

Корыстный и материальный.

Навальный был богат, как Крез,

Ему и море по колено

И вот купил он Кировлес,

Занизив истинную цену.

Под голубым шатром небес

Потом он совершил подмену

И снова продал Кировлес,

Завысив истинную цену.

Как только цену он завысил

На наш волшебный Кировлес,

Лес обезлисил, обезрысил

И, наконец, вообще исчез.

Он променял на миллионы

Святое царство наших грез,

Тот лес, где ходит кот ученый,

Где проживает Дед Мороз.

Он продал каждую тропинку,

Сосны смолистую слезу,

В болотце каждую осинку

И в синем небе стрекозу.

На ели каждую иголку,

Барсучью каждую нору,

У лесника его двустволку

И мишек в утреннем бору.

Беда, беда у барсука

Он жил привольно в Кировлесе,

А нынче даже нет сука

И больше не на что повесить.

И не осталось ни хрена

Теперь уж поздно пить нарзан нам,

А если завтра вдруг война,

Куда деваться партизанам?

Слетясь, как мухи на вино,

Толпятся деятели прессы.

На карте белое пятно,

Не стало больше Кировлеса.

Чем бы ни кончился процесс,

Какой вердикт ни огласили,

Но я считаю Кировлес

Эмблемой проданной России.

Среди киргизов и таджик

Сижу в своем районе спальном,

И голову мою кружит,

Чуть только вспомню о Навальном.

Какая дьявольская страсть!

Какая адская отвага!

А там до клеветы на власть

Осталось в общем-то полшага.

Предвыборный романс

Отвори потихоньку калитку

И сломай себе шейку бедра,

На Москве ложат новую плитку

Вместо той, что поклали вчера.

Ту они как-то так положили,

Что к утру она встала горбом,

И опять гастарбайтеры в мыле

Тычут в землю погнувшийся лом.

Перерыли в столице дороги,

Между куч не пройти не пролезть.

Для чего нам неопытный блогер,

Если крепкий хозяйственник есть?

Еще за Навального

Жили счастливо и тихо

Под властью, под вертикальною

Да вдруг разбудили лихо

В лице Алексея Навального.

Эту боль не уймет пенталгин,

Страшен нонсенс феноменальный.

Наши деды взяли Берлин,

И вдруг в мэры идет Навальный.

Для того ль фашистской чумы

Была гадина в землю вдавлена,

Чтоб теперь отдавали мы

Голоса свои за Навального?

У меня есть знакомый еврей,

Он сегодня ходит печальный,

Ждет его тоска лагерей,

Когда к власти придет Навальный.

Навальный ужасно жадный,

Он не хочет кормить Кавказ,

Даже пайки блокадной

Он там никому не даст.

У меня есть знакомый с гор,

Он готовит ответ радикальный

На грядущий голодомор,

Когда к власти придет Навальный.

Что-то больно Навальный смел,

Раз рискует брать города.

Сто томов уголовных дел,

А ему как с гуся вода.

Симулирует интеллект,

Разрушает духовные скрепы,

Представляет собой проект

Нашей власти и их Госдепа.

Крайне резки и грубы

Цитаты его речей,

На каждом шагу агиткубы

Зомбируют москвичей.

Говоря, не помню о ком,

Причинил он ему обиду,

Обозвав земляным червяком

И еще черножопой гнидой.

В своем штабе подпольном

Он печатает без остановки,

Вроде Ленина в Смольном,

Недозволенные листовки.

Откуда такая напасть

По нашу душу явилась?

Куда только смотрит власть,

Ну скажите на милость?

Всем Навальный, как в жопе шило,

Журналисты бьются в падучей.

Ох, как славно разворошил он

Всю вонючую эту кучу.

Цветущая сложность

Антифашисты на грантах,

Профессиональные геи и лесбияне,

Защитники рабства мигрантов,

Демшизы последние могикане.

Бескорыстные единороссы,

Охранители царящей гармонии,

Борцы с претензиями пиндосов

На мировую гегемонию.

Желающие освободить пролетариат,

И желающие венчать пидорасов,

И желающие отправить русских ребят

Умирать за Башара Асада.

Придворные колумнисты,

С болгарками депутаты,

Троцкисты и сионисты,

Стукачи, стукачки и стукачата.

Тайные агенты и диссиденты,

Преодолев различия непринципиальные,

Сплотились вокруг президента,

Против Алексея Навального.

P.S.

И засрали всю мою ленту

Разоблачениями скандальными.

* * *

Нас называют хомячками,

А мы совсем не хомячки.

Я, например, рабочий в храме,

Протрите, граждане, очки.

Вот я стою на мокрой крыше,

Приладив к лестнице крючок.

А ты херню в Фейсбуке пишешь,

И кто из нас здесь хомячок?

Вот вы мараете бумаги,

В колонках изливая яд.

А мои братья – работяги

Все плотничают, слесарят.

Не на тупой клавиатуре,

На страшном фрезерном станке

Они работают в натуре,

Лишаясь пальцев на руке.

Простой народ многострадальный

Себе не делает карьер,

Он хочет, чтобы стал Навальный

Отныне наш московский мэр.

* * *

Бескорыстно и пламенно

Во тринадцатый год

Грудью стал за Навального

Весь московский народ.

Среди граждан, потребовавших

Прекратить их обман,

Мне прекрасная девушка

Подарила роман.

Линию генеральную

Вдруг сменил экипаж,

Все забыли Навального,

Потому что – Крымнаш.

Выскочил из пробирки к нам

Дух великой страны,

Все в полковника Гиркина

Девушки влюблены.

Пусть я буду Иудою,

Выдайте девять грамм,

Никогда не забуду я

Тот короткий роман.

Ее спальня зеркальная,

Сладкий дым сигарет…

Благодарен Навальному

Буду тысячу лет!

Майданное

* * *

Допиваю свой стакан,

Жизнь опять проходит мимо,

И гляжу в цветной экран,

Не Россия Украина.

Если верить кобзарю,

Украина не Россия,

У нас мент кум королю,

А у них объект насилья.

Вот летит в угрюмый строй

С кровью вырванная плитка,

И полощет над толпой

Яркий стяг жовто-блакитный.

Есть пока что океан,

Он бушует рядом с нами,

Бьется о щиты Майдан

Человеческим цунами.

Разрываются в ночи

Разноцветные петарды,

Видно, нам не получить

С них обратно миллиарды.

Мне себя до боли жаль,

Где вы, годы молодые?

Кто не скачет, тот москаль,

Украина не Россия.

Письмо братьям на Майдан

Как вы там? Лютует ли «Беркут»?

Или все пока что спокойно?

Не зашибли Сердючку Верку

В ходе жаркой, кровавой бойни?

Холодаете, голодаете,

Обретаете горький опыт,

За кого вы кровь проливаете?

Да не стоит ее Европа.

Не творятся дела великие

Там, на запад от красной линии,

Нет Европы, воспетой Киплингом,

Честертоном и Ю. Латыниной.

Всем хочу сказать на Майдане я,

Что Европа ваша – обман,

Пункт совместного проживания

Негров, геев и мусульман.

Оставайтесь России верными,

Мы кредитом вас подогреем,

Пусть у нас пока плохо с неграми,

Но полно мусульман и геев!

Баллада о Ленине

Разгулялась хохлятская сволочь,

Беспрепятственно рвется из жил,

В Межигорье притих Янукович,

«Беркут» черные крылья сложил.

Понастроили всюду баррикады,

Запалили десятки костров,

Как кругами из дантова ада,

Опоясали мать городов.

Только встал на пути у бандитов,

Когда власть охватил паралич,

Одинокий москаль из гранита,

Храбрый Ленин Владимир Ильич.

Эти полумонгольские скулы

И сократовский лоб вырубал

Выдающийся скульптор Меркуров,

Чтоб украсить Шевченки бульвар.

Ленин всюду фашистов пугает,

Он погромщиков видит насквозь.

И на шее рукой негодяя

Был затянут промасленный трос.

Повалили на землю скульптуру,

Проявив правовой нигилизм,

А потом, окруживши фигуру,

Учинили над ней вандализм.

Замолчало великое слово,

Раскололся карельский гранит,

И вот статую вечно живого

Всевозможная нечисть сквернит.

Его били какой-то железкой,

Издеваясь над трупом врага,

Он внесен в каталоги ЮНЕСКО,

Хотя нет, не внесен ни фига.

Торжествует под черною маской

Ненасытная месть палача,

Но молчат комбинаты Луганска,

И донецкие шахты молчат.

Вот уже продают на базаре

Части тела его, кисти рук,

Но позорно молчат пролетарии,

Хоть он был им товарищ и друг.

Равнодушия, мещанства и лени

Непосилен чудовищный груз.

Нет, не скоро поднимет колени

Украина и братская Русь.

Все равно в суматохе явлений

Мы вернемся на правильный курс,

На бульвар восстановленный Ленин,

Украина в Таможенный союз!

Движуха

Путин вновь удивил нас

Крепостью тела и духа,

Кончилась вдруг стабильность,

И началась движуха.

Где-то что-то сломалось,

И дождливой весною

Зашевелился хаос

Под тонкую пеленою.

Много выйдет еще

Удивительных полчищ

Из донецких трущоб,

Из карпатских урочищ.

Будут вешать за яйца,

Весело будет и страшненько,

Слово предоставляется

Гражданину Калашникову.

Томятся в руках космонавтов

Снайперские винтовки,

Просыпаются в шахтах

Кассетные боеголовки.

Ждут ракеты, прицелясь,

Каждая знает место.

Что-то мы засиделись

В мягких офисных креслах.

Будут Донбасс и Крым,

Причерноморские степи

И ядовитый дым,

Радиоактивный пепел.

Не покажется мало,

Хлынет горячей лавой.

Нас ожидает Валхалла!

Грудью вперед бравой!

Будет кровь и разруха,

Аннексии и контрибуции.

Слушайте в оба уха

Музыку революции!

Культуркампф

Культуркампф

Пока мы, простые трудящиеся,

Роем землю и варим сталь,

Кто защитит нашу нравственность

И нашу мораль?

Меня каждый гей готов

К себе затащить в кровать,

Топот ночных котов

До зари не дает мне спать.

Вспомним всех поименно

Деятелей растленья,

Пятую их колонну,

Главный у них там Гельман.

Вот Александр Невзоров,

Писатель и коневод,

Клеймит священство позором

И церковь не признает.

Ему Патриарх не тот,

Вера ему не годится.

Как только таких берет

Путин в доверенные лица?

И еще артист Джигурда

Против морали всяко,

И это бы не беда,

Да уж больно здоров, собака

Им нравственности не жаль,

Корыстны их интересы,

Поднявшихся за мораль

Зовут они – мракобесы.

В школе учить хотят

Надеванью гандонов,

Спасибо Вам, депутат

Ленсовета Милонов!

Морали учил Конфуций,

Моисей получил скрижали,

Нынче город трех революций

Стал бастионом морали.

Спасибо вам, казаки

С невских берегов,

Что выдвинули полки

Против морали врагов.

Приятно все ж, как-никак,

Когда в крестах и медалях

С нагайкой стоит казак

На страже моей морали.

Держатся крепко станицы

Идеи патриотической,

Запрета смогли добиться

«Лолиты» педофилической.

Деятели театральные

Неясный дают ответ,

Некоторые моральные,

А некоторые – нет.

Зато стоит за мораль

Мотобанда «Ночные волки»,

За это какая-то тварь

Стреляла в них из двустволки.

Сжимаю ладонью мышь,

Под ней специальный коврик,

Далекий друг, ты хранишь

Мой светлый моральный облик.

За спасение от разврата,

За жизнь, что стала культурней,

Спасибо вам, депутаты

Разнообразных уровней.

Примите же благодарности

Из моих сахарных уст

Все, кто основы нравственности

Помог мне средь бурь соблюсть.

Баллада о художественной выставке «Россия для всех», на которой я, к сожалению, не был

Сейчас забыли романсы, вальсы, всё, что нас объединяло, истоки и корни.

Рашид Нургалиев, министр ВД

Где над светлой водой

Робкий стелется лист,

Жил совсем молодой

Паренек-экстремист.

Он не слушал романсов,

Не кружился он в вальсе,

Ненавидел кавказцев,

На таджиков кидался.

Как-то раз, совершивши

Экстремистские акты,

Он укрылся под крышей,

Где висят артефакты.

Убежав от полиции,

Он проник без помех

Прямо на экспозицию

«Россия для всех».

Экспозицию эту

Украшали холсты

Всевозможного цвета,

Типа просто листы.

На холстах имена

Выдающихся личностей,

С указанием на

Ихнии идентичности.

Удивился он резкой

Надписи на картинке –

Александр князь Невский,

Тире внук осетинки.

В окружении прессы

Гордость нашей державы

Тут и жид из Одессы,

Тут и грек из Варшавы.

Растерявшийся парень

Замер возле картин,

Нургалиев – татарин,

Петросян – армянин.

Вот уж правда, ребята,

Век живи – век учись,

Вдруг писатель Айтматов

Оказался киргиз.

А Иосиф В. Сталин

Оказался грузин,

А Киркоров – болгарин

Или даже румын.

А Борис Моисеев

Так вообще голубой.

Они слава Рассеи,

Наша слава с тобой.

И совсем уж добил его

Артефакт у дверей,

Где написано было,

Что Ян Френкель еврей.

Заструились из глаз

Слезы горькой печали,

Ах, зачем вы от нас

Это долго скрывали.

Он застыл у колонны,

Пораженный, как громом,

Его мир монохромный

Сразу стал полихромным.

Словно во поле вышел

После долгой болезни.

Он шептал еле слышно:

«Неужели и Резник?»

Пережил он катарсис

Прямо на вернисаже.

Полюбил он кавказцев,

Полюбил негров даже.

Пробудились в душе его

Толерантные чувства

В результате волшебного

Дуновенья искусства.

Он с приезжими драться

Перестал даже спьяну,

Вечерами романсы

Пел под фортепиано.

Он отвык от бутылки,

Завязал с нацвопросом

И на бритом затылке

Отрастил себе косу.

Ксенофобию мерзкую

Красота победила,

Прав поляк Достоевский,

Это страшная сила!

Великопостное

Пост не время деяний,

Наступлений и битв.

Пост – пора покаяний,

Время слез и молитв.

Пост не время решений.

Тут другие процессы.

Пост – пора искушений

Ох, как крутят нас бесы.

В Божьем храме таможенник

Снял кощунственно брюки,

Тянет голод с Поволжья

К нам костлявые руки.

И под громкие крики

В разноцветных лучах

Присуждение «Ники»

Портит Ксюша Собчак.

На руке Патриарха

Драгоценный Брегет,

Знаменитая марка,

Вдруг, глядишь, его нет.

Тот Брегет Патриарха,

Тот, который исчез,

Демонстрирует ярко

То, как крутит нас бес.

Отраженье Брегета

В полировке стола –

Искушают нас это

Силы темные зла.

Знают все: отраженья

Мороки, миражи –

Это все порожденья

Отца вечного лжи.

Что ж ты шаришься, сука,

День, который уже,

В симулякрах фейсбука,

В фотожабах ЖЖ.

Не часов отраженье,

Не суды о квартире,

Зреть свои прегрешенья

Учит нас Ефрем Сирин.

Он своим скорбным ликом

На нас смотрит с небес,

Как постом то Великим

Искушает нас бес.

Вот идет с Плащаницей

Крестный ход из ворот,

Должен посторониться

Пикет Пусси Райот.

Люди истово молятся:

«Господи Иисусе,

Хорошо, Богородица

Не послушала Пусси.

Не пошла в феминистки,

Не дозволила зла

И премьера-министра

Тоже не прогнала».

Под священства восторги

И ворчание прессы

Сидят Пусси в остроге,

Ох, как крутят нас бесы!

Я и сам это знаю.

У меня каждый год,

Как неделя Страстная,

Так запой настает.

И Филипп наш Киркоров

На амвон вдруг залез,

Как на шкаф черный ворон.

Ох, как крутит нас бес!

Но пройдет наважденье

Сразу с Пасхой Христовой

И еще с днем рожденья

Аллы Б. Пугачевой.

Воспоминания о 6-м международном поэтическом фестивале «Киевские Лавры»

Хроника литературной жизни

Группа «Культурная инициатива»,

Даниил Файзов и Цветков Юрий

Благодаря своей деятельности активной

Стали большими персонами в литературе.

В результате на мнение поэтической номенклатуры

Они категорически наплевали

И даже мою одиозную фигуру

Пригласили для участия в поэтическом фестивале.

Встретили нас в Киеве, огласили список

И, в зависимости от творческой потенции,

Одних отправили в д/о «Пролисок»,

Других в специальные ВИП-резиденции.

Потом повезли на пресс-конференцию нас,

Были Володарский, я и Бахыт Кенжеев

Ну, я, как всегда, рассказал про пидарасов,

Захвативших поэзию, и про евреев.

Не нашел я этой записи на портале

Ихнего Полiт (РУ). UА.

Страшней, чем на 1-м канале,

Свирепствует там цензура.

А на фестивале цвела сегрегация,

На спецдаче пили элитное виски

Поэты-интуристы из эмиграции,

А граждане СНГ ютились в «Пролиске».

«Пролисок» – это культурного отдыха зона,

Состоящая из нескольких полуразрушенных зданий,

Находящаяся в самой глубине афедрона,

Хрен туда вечером доберешься по пьяни.

Ни воды горячей, ни спутниковой тарелки.

Файзов утешал – зато целебный запах сосны,

И повсюду водятся пушистые белки

И разные прочие грызуны.

Но то ли стакан мой был мелок,

То ли выпил я мало стаканов,

Но не видал я в «Пролиске» белок,

Зато видел там тараканов.

И от этой дискриминации

Стихослагателю бедному

Оставалось только нажраться,

Что я и сделал немедленно.

Весь поэтический балаган

Провел в каком-то угаре я,

Меня обычно не бьет по ногам,

А тут вдруг взяло и ударило.

Так бы в чужой столице

Я б и сгинул без толку

В отделении полиции,

Да спасибо поэту Волкову.

Бессонница, страхи, давление,

Мелькание бессвязных кадров,

Такие вот впечатления

Я вынес с «Киевских Лавров».

Но причиной моего протеста,

Принявшего неожиданный вид,

Я считаю имевший место

На «Лаврах» апартеид.

И не слабей опохмела

Лечит мне душу и тело

Мысль, что я и Нельсон Мандела

Делаем общее дело.

Депутаты предложили запретить пропаганду секса среди подростков

Вместо повышения производительности труда

И экономической эффективности

Наблюдается в последние года

Рост подростковой сексуальной активности.

Вместо того, чтобы учить таблицу умножения,

Запоминать, как называются иностранные столицы,

Подростки совершают неприличные движения,

По-научному называемые фрикциями.

Им рассказывают про присоединение Казани

И про возрождение всероссийской нации,

А они глядят затуманенными глазами

И продолжают потихоньку обжиматься.

Вся российская нация бодро

Ожидает открытия зимней Олимпиады в Сочи,

А у них в головах лишь тугие бедра

Да пятого номера железы молочные.

По стране везут Олимпийский факел

На верблюдах, в космос, ко дну Байкала,

А они мечтают только о факе,

До праздника спорта им дела мало.

Им наплевать, как будут судить арбитры,

Будет ли честная конкуренция,

На уме у них только клиторы

И непрекращающаяся эрекция.

В государстве происходят исторические события,

Ну, например, зимние Олимпийские игры в Сочи,

А они возможности для осуществления соития

Ищут настойчиво дни и ночи.

Их не интересует Олимпиада в Сочи,

Керлинг, бобслей и прыжки с трамплина,

Они совершенно другого хочут,

Их занимают пенисы и вагина.

Даже видеть ничего не хотят,

Пребывая в генитальной фиксации,

И в это вносят свой вклад

Средства массовой информации.

Стыдно быть так сексуально озабоченными,

Когда эпоха великих свершений на дворе,

В частности, Олимпиада в Сочи

Открывается уже в феврале.

Наконец, все это указом

Запретят в нашей Думе жестким.

Хрен отныне, а не оргазм вам,

Уважаемые подростки!

Борьба противоположностей

У некоторых местных жителей

Не хватает в супе костей,

А других ужаснуло закрытие

«РИА Новостей».

Одни на стороне Януковича,

Другие на стороне Майдана,

Одни скорбят по Манделе с горечью,

Для других он – черная обезьяна.

Кто-то цитирует почти без ошибки

Бердяева и Ильина,

А кто-то «Сказку о рыбаке и рыбке»

Не читал ни хрена.

Одни носят белые банты,

Другие – кадыровские бородки,

Одни бесполы и толерантны,

Другие – нетерпимы и очень ёбки.

Одни добывают нефть и металлы,

Изобретают приборы,

Другие награбленные капиталы

Переводят в оффшоры.

Некоторые курят дешевые сигареты,

Проживают в бараке и даже в чуме,

А из других золотые пистолеты

Выпадают при драке в Государственной Думе.

Одним достаточно секса вагинального,

А другим и анального мало,

Одни являются членами морального,

А другие аморального интернационала.

Одни хотят устроить все по уму,

Видя в этом смысл консерватизма,

А другие рвутся в хаотическую тьму

К первобытному состоянию каннибализма.

Но не пройдут они со своим черным налом

И ориентацией голубой,

С моральным интернационалом

Воспрянет род людской!

Вселенский кодекс

Если бы не пил я политуры,

Если бы учился я на «пять».

Я бы мог стать деятель культуры

И письмо в защиту подписать.

Пролетают лебеди и гуси,

Верность лебединую храня,

А в тюрьме проходит юность «Пусси» –

Это же реальная фигня.

Там сидят три сизых голубицы

Посреди решеток и оков,

Молодые статные девицы,

Жертвы бюрократов и попов.

Их не выпускает нехороший,

С властью воровской накоротке,

Патриарх в серебряной галоше

С золотым брегетом на руке.

Вот какая жуткая картина

Сокрушает бедные умы.

Ведь у нас такого нет кретина,

Чтобы зарекался от тюрьмы.

Грустно видеть молодую мать

В сумраке тюремных коридоров,

Но зачем же было нарушать

Правила Вселенского собора?

Доживу я пьяницей и вором,

Упадет в навоз моя звезда,

Но решения Трулльского собора

Не рискну нарушить никогда.

Знаю я, что в луже под забором

Будет разлагаться моя туша,

Но Лаодикийского собора

Правил никогда я не нарушу.

От названий сладостно немея,

Вижу я страну святых чудес,

Где Лаодикия и Никея,

Где Антиохия и Эфес.

Нету там ментов и нет начальства,

Солнца свет да моря бирюза.

Нас туда влекут родные власти,

Мы за это им плюем в глаза.

Никогда нам в жизни не понять

Доброго отеческого слова.

Мы способны только умалять

Царствия духовные основы.

Я хочу, чтоб люди понимали,

В черепах у них царит разруха,

Уголовный кодекс наш формален,

Не пропитан он церковным духом.

Гражданам выносят приговоры

Здесь за уклоненье от налогов,

А решенья Трулльского собора

Нарушают все, кто только могут.

И свистит по всей стране, как осень,

Педофил, убийца и злодей,

Потому, что в свой УК не вносим

Мы святоотеческих статей.

Суд решит, насколько виноваты,

Но, благодаря кощунству этих дев,

Нам теперь соборные догматы

Одухотворят УК РФ.

Главный вопрос

Жизнь моя прошла мимо на фиг,

Сколько ни сидел в сети,

Так и не увидел детской порнографии,

Мать ее ети.

От порнографии детской,

Если верить дискуссии,

Совершенно некуда деться,

А я абсолютно не в курсе.

Знаменитой педофильской мафией

Обойден, обманут и унижен,

Я не видел детской порнографии,

А теперь уж точно не увижу.

Запретили, запретили, сволочи.

Я, уже глубоким стариком,

Не смогу ее увидеть, хоть сквозь щелочку,

Хоть одним глазком.

Пока я писал свои куплеты,

Укатился голубой вагон.

Вот они в Госдуме против этого

Приняли закон.

Мне в сети не раз предлагали резко

Увеличить размер полового органа,

Теперь является ли это порнографией детской,

Будут выяснять компетентные органы.

Но ведь я не поклонник маркиза де Сада

И маршала Жиля де Рэ.

Может, мне и правда не надо

Рыться в этом добре?

И сколько бы ни поднимали шума

Любители посмотреть на всякую гадость,

Я скажу: «Спасибо тебе, Госдума,

За мою непорочную старость!»

Сглатывая слезу, я

Верю – они люди честные.

Порнография и депутат Мизулина –

Две вещи не совместные.

Короче, вырисовывается благоприятный прогноз

По теме «Победа над педофилией»,

Наконец разрешится главный вопрос,

Стоящий перед Россией.

P. S.

Кстати, а что с клеветой у нас там?

Меня на Лайфжорнал.ком

Обзывали евреем и педерастом

И еще земляным червяком.

Это, конечно, не педофилия,

Но, я слышал, тоже принят закон.

Где могу получить с них свои рубли я?

Поскольку глубоко оскорблен.

На выход новой книжки

Мне насрать, что у тебя вышла новая книга!

Евг. Лесин.

Знать, за то, что я слишком

Много бед пережил,

Вышла новая книжка,

Плод мятежной души.

Мои чресла разверзнув,

Словно сын или дочь,

Она сразу отлезла

В беспросветную ночь.

И взгрустнулось невольно,

Злую долю кляня,

Как ей горько и больно

Будет там без меня.

Как я с нею расстанусь,

Как мы врозь побредем,

Кто-то вытерет анус

Моим бедным дитем.

Будут грязно касаться,

Как за груди девиц,

Чьи-то жирные пальцы

Ее чистых страниц.

У кого-то сердечный

Разрешится вопрос,

Кто снесет ее в печку,

Кто напишет донос.

Ты лети, моя книжка,

Раз настала пора.

Причини, моя книжка,

Людям много добра.

Ты лети, как Покрышкин,

Через дни и века,

Автоматчик на вышке

Пожалел чтоб ЗК.

Ты лети, моя книжка,

Словно клин журавлей,

Чтобы стало людишкам

На душе чуть теплей.

Чью-то душу согреем

Хоть на пару минут.

Своих премий евреи

Нам с тобой не дадут.

Не напишут рецензий

В своей прессе литдуры,

Если будут претензии,

То от прокуратуры.

Пронесись свежим ветром

Над огромной страной,

Пидарасы-эксперты

Пусть исходят слюной.

Пролети над горами

И над гладью реки,

Осеняя крылами

Землю нашей тоски.

Молодая девица

Средь бескрайних полей

Хоть на миг прослезится,

Затоскует над ней.

Разметавшись на сене,

Сфокусирует взор

На отдельном катрене

Молодой комбайнер.

Будет много несчастий

У тебя на пути,

Сквозь грозу и ненастья

Все равно ты лети.

Чтобы у ветерана,

Рыбака, кузнеца,

Как от водки стакана,

Заиграли сердца.

Памяти основного инстинкта

Я в двенадцать лет уже любил приложится к бутылке,

Ходил в школьной форме и красном галстуке.

И ужасно мечтал какой-нибудь педофилке

В преступные ручки попасться.

В советское время все лучшее было детям,

Вокруг суетились учительницы, воспитательницы, пионервожатые,

А я, несчастный, наблюдал за всем этим

И волновался, словно нива несжатая.

Нам организовывали пионерские сборы,

Водили на экскурсии и на лекции,

Били барабаны, гремели горны,

А я находился в состоянии непрерывной эрекции.

Они рассказывали про пионеров-героев,

Из-под юбок были видны коленки,

Взгляд заволакивало мутною пеленою,

Я готов был бросаться на стенки.

Тогда фактически не было порнографии

Ни в журналах глянцевых, ни в Интернете.

Но зато была учительница географии,

Входя в класс, она говорила: «Здравствуйте, дети».

Я с трудом поднимал из-за парты свое тщедушное тело,

Было во мне 25 килограммов живого весу,

Если б она догадалась, что я с нею в фантазиях делал,

То проявила ко мне капельку интересу.

Передо мной маячили стриженные затылки,

У доски отвечал отличник Григорьев Дима…

Ах, кабы она оказалась чуть-чуть педофилкой,

Может, и жизнь моя не прошла бы мимо.

А вдруг она была педофилкой,

Только боялась тюремногосрока,

А я погибал, такой нежный и пылкий,

Как к нам судьба оказалась жестока.

Ох, вы, русские женщины! Я не могу.

Лучше этим вы занялись бы,

Чем коней останавливать на бегу

И входить в горящие избы.

Вот когда надо было заниматься сексом,

Биться, так сказать в конвульсиях пароксизма.

А не прощаться со своим бестолковым детством

И не бороться против южноафриканского расизма.

Сейчас я это делаю через силу,

А вокруг, согласно телесюжетам,

Бродят только подлые педофилы,

А педофилок по-прежнему нету.

Из меня уже сыплются песок и опилки,

За либидо ушедшее мне обидно,

Мне теперь нужны бы геронтофилки,

Но их тоже что-то не видно.

Памяти рюмочной «Второе дыхание»

Евг. Лесину

До свиданья, мой друг, до свиданья,

Не печаль поседевших бровей.

Здесь стояло «Второе дыхание»,

За него по последней налей.

Задыхаюсь от острой сердечной,

Под лопатку стреляющей боли,

В Гнездниковском взамен чебуречной

Пироги заграничные «Штолле».

И на месте дешевой шашлычной,

Где сходился рабочий народ,

Инглишь паб, дорогой неприлично,

Засверкал у Никитских ворот.

Там часами над чайником чая,

Исключительный делая вид,

На планшеты чего-то качая,

Наша странная смена сидит.

Вся душа исцарапана кошками,

Облысела моя голова.

Покрывается велодорожками

И дурацким вай-фаем Москва.

Проявляется мир этот новый

В каждом встречном чернявом качке,

Наливается медленной злобой

Травматический ствол в бардачке.

Над столицею евразиатской

Неразборчивый шепот и крик,

Смесь английского с ленинабадским,

Мне не выучить этот язык.

Испитой, постаревший ребенок

В мире дьявольских метаморфоз,

Словно милый смешной жеребенок,

Не догонит стальной паровоз.

Остается пойти и нажраться,

И я снова пойду и нажрусь,

Чтоб навек раствориться в пространстве,

Где когда-то была моя Русь.

Где, не выдержав длящейся пытки,

Беспросветной осенней порой,

Я укроюсь собянинской плиткой,

Как шершавой шинельной полой.

Что сказать москвичам на прощанье,

Погружаясь на склизкое дно?

Вот закрылось «Второе дыхание»,

Ну а третьего нам не дано.

Продолжение темы

«Православный народ против Пусси Райот»

Разные либералы и демократы

И прочие деятели протеста

Приводят евангельские цитаты,

Вырванные из контекста.

Сам я человек простой и не книжный,

Святое Писание помню плохо,

Но ощущаю себя обиженным

И чувствую, что меня разводят как лоха.

Как мы устали от разговоров

Господ, желающих показать свои знания,

С нами отцы семи Вселенских Соборов

И Священное предание.

Чем оскорблять религиозные чувства,

Претендовать на владение истиной,

Почитали бы лучше Иоанна Златоуста,

Там, между прочим, про вас все написано.

Вы там сидите в своих редакциях,

В стильных офисах на «Красном Октябре»,

А я вижу подобные акции

Каждый день на работе и во дворе.

Рабочим пашу на стройке весь в пене я,

Ошалевший от мата и пьянства,

А вы отбираете у меня последнее

Сакральное пространство.

Церковь не место, чтоб вы голосили,

Пели частушки и танцевали.

Церковь – она, между прочим, Россия,

Которую мы из-за вас потеряли.

Церковь не просто красивое здание,

Это наследие историческое,

Это место для воспитания

Нравственного и патриотического.

В церкви дородные батюшки в рясах

Должны зародить во мне чувства высокие,

А если захочется песен и плясок,

То я пойду в ресторан с караоке.

В церкви должны быть лишь чистые души,

Должен народ быть смиренный и робкий,

А про господнюю срань я наслушаюсь

И на работе и вечером в пробке.

И наплевал на артистов в Европе я,

И на протесты Барака Обамы,

Здесь вам Россия, не Эфиопия,

Где на обедне играют в там-тамы.

Короче, пусть начальники там не ссут,

Не слушают вакханалию в сети и эфире,

Да здравствует наш российский суд,

Самый духовный суд в мире!

* * *

Когда сменяет фарс трагедию,

Когда протест теряет силы,

То возвращаются масс-медиа

К привычной теме педофилов.

Свободен путь пред педофилами

На все четыре стороны,

Лишь иногда соседи с вилами

Их стерегут возле сосны.

Уже не скажет мама дочке,

Чтобы сходила в гости к бабушке,

И отнесла с собой в кулечке

Ей пирожки или оладушки.

Вот сядет на пенек под елочку,

Съесть пирожок по ходу трафика,

А тут ее поймают сволочи

И снимут в детской порнографии.

Кому ж своей не жалко дочери,

Вещует сердце-то родительское,

В сети засели злые дрочеры,

В Госдуме – лобби педофильское.

И члены партии Медведева

В парламенте постановили,

Чтобы закрыть всю Википедию,

Вернее, тьфу, педофилию.

В Сети их сразу раскусили,

Бессмысленно валять комедию,

Начнут они с педофилии,

А кончат точно Википедией.

И будет Света из Иваново –

Луч света в нашем темном царстве.

Она расскажет все с экрана нам:

«Более лучше одеваться».

Чем разные меньшинства странные

Нам видеть, щелкая настройки,

Пусть лучше Света из Иваново

Будет прожектор перестройки.

Пускай хихикают, ей-богу,

Мы в рот им не положим палец,

Они-то сами всю дорогу

Более лучше одевались.

Нужна нам Светлая программа,

А не безвкусный балаган,

Чтоб пахла Волгой или Камой,

А не рекою Иордан.

Не зубоскальство энтэвэшников,

Не познеровы «Времена»…

Пусть выплывет из тьмы кромешной

Наша огромная страна.

Висят георгиевские ленточки

И украшают автозак,

Призыв у молодой студенточки

«Вперед, Россия!» на трусах.

Вновь кто-то госпитализирован,

Попавшись на кавказский нож,

И Леонид под Фермопилами

Погиб совершенно ни за грош.

Тревога

Снова беда над державой Российскою,

Горько шумит темный лес,

С запада движется рать феминистская,

Грозные девки топлесс.

Господи, дай же собраться мне с силами,

Не допусти до измен,

С голыми сиськами и бензопилами

Движется группа «Фемен».

Вот на любое злодейство готовые

Женщины с бензопилой,

Сиськи вообще-то у них ерундовые,

Максимум номер второй.

В ногу идут полуголые дамочки,

Слышится визг бензопил,

С города Киева виевы панночки,

Гоголь нам их разъяснил.

Выставив малозаметные сиськи,

Что за кошмарный сюжет!

Все распилить к нам идут феминистки,

Даже родной Госбюджет.

Спилят кресты на часовне и храме,

Спилят березу и клен,

Женщины с голыми буферами.

Это же Армагеддон!

Спилят кресты над могилами близких,

Красные звезды на башнях.

Что еще могут спилить феминистки,

Даже представить мне страшно.

Спилят мой логоцентрический фаллос,

Чтоб уничтожить сексизм.

Так спилят, чтоб и следа не осталось,

Как же страшна эта жизнь.

Крестная сила, небесное воинство

И Патриарх наш Кирилл!

Строиться! Строиться! Строиться! Строиться!

Против чужих бензопил.

Будь ты сторонником либерализма,

Или горой за режим,

Встань на защиту святынь и мачизма

В строй православных дружин.

Не напугают они бензопилами

Логоцентричную Русь,

Ангелы в небе парят сизокрылые,

Смело, товарищ, не трусь.

Манежная-Бирюлево

Еще раз про нежность

Теперь, когда нежность над городом так ощутима...

А. Родионов

Мы, русские, очень нежные,

Пальни по нам из травматики – мы и помрем.

Чьи-то друзья придут на Манежную,

И устроят погром.

Потому что конкретно по жизни

Наши русские существа

Чрезвычайно склонны к фашизму,

Как давно установил центр «Сова».

А лица кавказской национальности

По строению своего организма,

Напротив, склонны к интернациональности

И антифашизму.

Как увидит русский фашист кавказца,

Сразу плетет вокруг него интриги.

А если тот не поддается на провокации,

Начинает кидать в него зиги.

Это подло зигами кидаться,

Можно попасть человеку в глаз.

И тут, отложив свою толерантность,

Кулаки сжимает Кавказ.

Антифашисты фашистов всегда побеждали,

Вот русский лежит с простреленной головой.

С его стороны конфликт был национальный,

С противоположной стороны – бытовой.

И милиция тоже за антифашистов,

Они вспомнят битву под Курской дугой,

Поглядят на их смелые, честные лица,

И отпустят с почетом в горы, домой.

Но пока еще обезврежены

Далеко не все провокаторы,

И волнуется площадь Манежная

И твердят: «Погром!» комментаторы.

Вот они шагают, русские фашисты,

Стройными рядами навстречу судьбе,

Двоечники, троечники и хорошисты

Из 10-го А и 9-го Б.

Ах, куда вы, пареньки, ах куда вы?

Непонятно ж никому, пареньки,

Кто удавы здесь, а кто волкодавы,

Кто здесь кролики, а кто здесь волки.

Никому вы не нужны здесь ни разу,

Вы показываете вредный пример.

То ли дело ваши братья с Кавказа,

Голосующие сплошь за ЕР.

И поэтому зовут вас фашистами,

И любое ваше дело – погром.

И поэтому встречают вас выстрелы

И холодные клинки под ребром.

И к тому же мы очень нежные,

Мы подвластны резиновым пулям и острым ножам,

По весне расцветут наши трупы-подснежники

По большим затаившимся городам.

И когда наши тела расцветут над свалками

Теплым светло-розовым цветом,

Мимо них пролетит кавалькада джипов с мигалками,

Салютуя из золотых пистолетов.

Березюку, Хубаеву, Унчуку, Козевину, Панину, Путенихину

И когда оттанцует лезгинка,

И когда отпоет муэдзин,

И когда отгуляет дубинка

По бескрайнему пастбищу спин,

И, с трудом подавив свой страх,

И от этого только злобней

Будут долго мучить в судах

Пятерых молодых парней.

И когда окончится суд,

И когда объявят срока,

И за проволоку повезут

Унчука и Березюка.

В автозак посадят ребят

Под угрюмый прищур конвоя,

Под молчание смирных ягнят,

Терпеливо ждущих убоя.

Пролетят наши времена,

Обдавая прохожих грязью,

И в историю их имена

Впишут тонкой арабской вязью.

P.S.

А еще был повязан Скиф

При зачтении приговора.

Он, холодной водой полив,

Напугал прокурора.

На площади Манежной-1

Когда-то с той равнины невеселой

Ушла орда.

Теперь здесь тихо доживают села

И города.

О, Русь моя! Супруга грешная! До боли

Из тьмы болот

Пронзил тебя стрелой татарской древней воли

Трубопровод.

Висит какой-то сладковатый запах,

Так пахнет смерть,

И по нему с востока и на запад

Качают нефть.

Та нефть – гнилая кровь России

Сочится в мир,

Клыком вонзился и соси, соси ее,

Родной вампир.

Россия бабочка на ту иглу пришпилена,

Павлиний глаз.

Над нею, осознав ее бессилие,

Царит Кавказ.

За триста лет, куда только не рыпались,

Все суета.

Вот, наконец, не танками, но джипами,

Москва взята.

И вечный бой! Вот по Рублевке мчится

Их караван.

Встал на Манежной площади столицы

Лебяжий стан.

Там ханской сабли древнее железо,

Сирены вой.

И тоненькая линия отреза

Под головой.

Как дать отпор неведомой угрозе,

Ответа нет.

И  Русь летит в горящем бензовозе

На красный свет.

На площади Манежной-2

Мы наденем чистые одежды

И под крик шального воронья

Встретимся на площади Манежной

Около Кремля.

Мы давно оставили надежды

В доброго царя.

Обжигает нас колючий, снежный

Ветер декабря.

Позади кремлевские мерлоны,

Да курантов звон.

В пластиковых панцирях, как клоны,

Ждут бойцы ОМОН.

Скоро в храмах потускнеют фрески

Лики старины,

Зазмеятся всюду арабески

Под напев зурны.

Перед ними ежится планета,

Вся дрожа,

А у нас с собою ни кастета,

Ни ножа.

Но под тонкой курткой, сердце грея,

Посреди скорбей,

Ты хранишься в фотогалерее

Нокии моей.

Мрачная кирпичная твердыня,

«Космонавтов» строй.

Навсегда зажаты между ними

Мы с тобой.

И ломая елку из Китая,

Чтоб кидать в ментов,

Говорит мне друг: «Воспряла Русь Святая!

Ну а ты готов?».

Мы готовы, храбрые фанаты,

Все, словно один.

Серафимы ясны и крылаты

Смотрят из-за спин.

Наши жизни – легкие былинки

На полях Руси.

У Непрядвы или у Неглинки

Мать заголосит.

Впереди не жители Кавказа –

Русские менты.

Строем бронированные КРАЗы

Фары их желты.

Все ясней, все неизбежней финиш

Сквозь сигнальный дым.

Никогда меня ты не увидишь

Больше молодым.

Скоро в зимнем загустевшем мраке

Через всю Москву

Повезут нас в черном автозаке

Полюбить тоску.

Отпоют нас синие метели,

Тихий плач Мобил.

Знать, Святой Георгий Церетели

Змея не добил.

Если долго чалиться на зоне

Срок я получу,

К чудотворной Иверской иконе

Ты поставь свечу.

И когда под вечер тучей черной

Двинулся ОМОН,

Высветил твой номер телефонный

Нокиа смартфон.

Бирюлево лирическое

Средь народного воя и рева,

Где раскачивают грузовик,

Из пылающего Бирюлева

Прозреваю грядущего лик.

Обозленный, угрюмый, нелепый

Собирается в группы народ,

Защищая духовные скрепы,

Над толпою кружит вертолет.

Узнаю вас, родимые лица,

Чую сладостный запах вина,

Предо мною окраина столицы,

А за ней вся большая страна.

Над тобой небо синее чисто,

Мой великий Таможенный союз,

Защищают ракеты С300,

Мирный труд и служение муз.

Вижу в трубах стальных паутину

Нефтяных или газовых рек

И еще ледяную равнину,

Где гуляет отважный абрек.

Устремленные ввысь минареты,

Православная кротость в душе,

Автозаки и бронежилеты

Да бейсбольная бита в Порше.

Вопрошаю: «Доколе? Доколе?»

Вижу светлые главки церквей,

Вижу светлую рощу да поле,

Да узорный хиджаб до бровей.

Возрастают бюджетные риски,

Только нас этим не напугать.

И не гаснет огонь олимпийский,

И родит суррогатная мать.

И любые враги раз за разом

Рассыпаются перед тобою,

Гой ты, Русь моя, – овощебаза

Магомеда Толбоева!

Бирюлево геополитическое

Начальству нужна геополитика

И политгеодезия,

А русские маловеры и нытики

Хотят, чтоб на улицах их не резали.

Нет, не сваришь каши с народом,

Которому нож под ребром

Важнее суммы доходов,

Поступающих в Газпром.

В общем, могли бы и потерпеть,

Глаза бы, глядишь, не вылезли.

На карту поставлено ведь,

Кто будет влиять на Киргизию.

Ученые по телевизорам

Объясняют про доминирование на постсоветском пространстве,

А эти все требуют: «Визы! Визы!».

Засранцы…

Интеллигенция ужасается погрому,

Верещит про извечное русское скотство.

Но что делать, ежели по-другому

Не понимает ни Кавказ, ни руководство?

Нет, не бывать здесь Великой Степи

(Термин Льва Гумилева).

Русский, солидарность крепи

С жителями Бирюлева!

Политшансон

Августовский римейк

Когда я думаю, как я дожил

До моей нынешней жизни сучьей,

Я вспоминаю одно и то же –

Дни Преображенского путча.

Когда шафрановым лучом

Ворвалось в мою спальню солнце

С известием, что Горбачев

К нам из Фороса не вернется.

Я осознал, что не напрасно

Увлажнена слезами койка,

Нависла новая опасность

Над судьбоносной перестройкой.

Хотя вообще-то солнца не было,

А шел холодный дождик меленький,

И постепенно к Дому Белому

Сходились всякие бездельники.

И я бессильный и продажный,

С кругами синими у глаз

Примкнул к толпе отважных граждан

И получил противогаз.

Отпор дать танкам и солдатам

Хотели мы своими тельцами.

Я помню дяденьку с плакатом

«Психушек узники за Ельцина!».

И кто-то, стоя на балконе,

Произносил к народу речь.

И человек в плаще болоньевом

Нес на плече двуручный меч.

Являлся чей-то лик лучистый

В глубоких лужах, как в купели,

Молчали мрачно монархисты,

А панки плакали и пели.

Нас там опрашивала пресса,

Снимали телеоператоры,

Кормили нас деликатесами

Примкнувшие кооператоры.

Хотя деликатесов не было,

Был бутерброд с засохшим сыром,

Но мы под этим серым небом

Тогда решали судьбы мира.

Скажи-ка, дядя, уж не мы ли

В Москве дождливой и противной

За трое суток положили

Конец Большому нарративу?

И вы с дрожащими руками,

Участники ГКЧП,

Какими все же мудаками

Вы оказались и т. п.

С утра я вышел за баррикады,

Еще ощеренные грозно,

Подумал: «Это было надо?»

Но было безнадежно поздно.

Труды отцов социализма,

Мечты о справедливом мире,

Мы, возжелав консюмеризма,

Вот в этих лужах утопили.

Мы ослепительно просрали

Итоги сотен революций,

Восстание Уота Талера,

Войну крестьян Томаса Мюнцера.

Послали мы на кончик пениса,

Отправили в макулатуру

И письма Каутского Энгельсу

И «С кем вы, мастера культуры?».

Прощайте, Латвия с Эстонией,

И «Диалектика природы»,

И Сен-Симон, и Роберт Оуэн,

И «Пятилетка за три года!».

Международные конгрессы,

Многостраничные доклады,

Саяно-Шушенские ГЭСы,

Краснознаменные бригады,

Утопии античной Греции,

Развитие животноводства,

И клятва Огарева с Герценом,

И творчество и чудотворство.

Ликующие первомаи,

Бесцельно отданные жизни...

По Пресне двигались трамваи

Уже при госкапитализме.

Альтернатива

Редиард Киплинг, бывший поэтом

Британского колониализма,

Написал стишок, пошедший по свету

Наподобие афоризма.

Что, мол, Запад есть Запад, Восток есть Восток,

И с мест они не сойдут,

Пока не настанет последний срок

И не грянет Господень суд.

Но даже поэту не все известно,

Скрывает грядущее тьма,

И Восток сошел с привычного места,

А Запад сошел с ума.

А Россия столетьями держит свой щит

Промеж двух враждебных рас,

Тем, кто исламист или содомит,

Нету места у нас.

Столетьями мы напряженно бдим

На Запад и на Восток,

Поэтому здесь у нас Третий Рим,

О Боже, какой восторг!

Но чтоб не казалась жизнь шоколадом,

Нам гордыню смиряет Бог.

И вот Запад идет на нас гей-парадом,

Джихадом идет Восток.

И сил уже нет небольшим отрядом

Стоять под нападок градом,

Сражаясь одною рукой с Джихадом,

Другой рукой с гей-парадом.

Но я все равно не могу понять,

C артритом и простатитом,

Зачем мне на старости лет выбирать

Между шахидом и трансвеститом?

Памяти революционных президентов арабских стран социалистической ориентации времен моей молодости

Вы, облаченные в мундиры,

Напоминали монумент.

Кто-то считал, что вы мудилы,

Но это был ресентимент.

О, как вы были элегантны,

Теплолюбивее настурций,

Полковники и лейтенанты

Ближневосточных революций.

Как сочетались эполеты

С вороньей чернотой волос,

Как были стройны силуэты

И талии персидских ос.

О, как свергали королей вы,

Как благородно и спокойно,

Как просирали вы евреям

Освободительные войны.

Героями Шахерезады,

Виденьями девичьих снов

Вы принимали войск парады

В густом сиянье орденов.

Ах, как смотрелись вы на троне,

Как к вам текли людские реки.

Вас награждал фельдмаршал Роммель

И наши толстые генсеки.

Вы с непосредственностью детской

Вставали на привал в шатре,

На перешейке на Суэцком

Или на площади в Кремле.

А ваши пальцы в бриллиантах

Нежны так были и легки,

Лаская бронеплиты танков

И дев курчавые лобки.

О, как небрежно вы играли

В свою, да и в чужую жизнь,

Из всех доктрин вы выбирали

Наш развитой социализм.

Средь войн, утех и покушений

Вы проводили ваши дни,

Вы были в скорби поражений

Но не в тени, но не в тени…

Аллах дарует самым смелым

Блаженства райские в удел,

И бомбы с лазерным прицелом

Искали точки ваших тел.

Когда-то рейтинг грозных мачо

Был так высок, был так высок,

Но ваши усики и бачки

Занес песок, занес песок…

И вот вас вынесли со сцены

Под треск расколотых софитов

А те, кто вам идет на смену,

Не вызывают аппетита.

Идут поклонники Корана

И Атлантического блока,

Смешение довольно странно

Даже для Ближнего Востока.

И никого вас не осталось,

Всех смел бушующий пожар.

Ко мне приходит моя старость

Под хриплый крик: «Аллах Акбар!».

Дальневосточная песня

Там, где обрывается Россия,

Упираясь в Тихий океан,

Собирались парни молодые

Выпить за приморских партизан.

Против грабежа и беспредела

На краю запуганной страны,

Не жалея молодого тела,

Поднялись простые пацаны.

Мгла простерлась над лесным простором,

Ты пойми, родная, и прости,

По ночам не кружит черный ворон,

Можно как-то дух перевести.

Тихо хрустнет сломанная ветка,

Затанцуют тени над костром,

Красный свет зальет кустарник редкий,

Соревнуясь с лунным серебром.

Рассекают мрак внезапно фары,

Тянется к оружию рука,

Тело ждет жестокого удара

В печень ментовского башмака.

Проезжает в направленье трассы

Рядом за деревьями патруль,

Нынче не забить ребят до мяса,

Не засыпать градом черных пуль.

Вдалеке китайская граница,

А вокруг родимая тайга,

Здесь не выдаст их ни зверь, ни птица

В руки беспощадного врага.

Впереди кровавая развязка,

Не увидят никогда они

Свои боевые ночи Спасска,

Свои волочаевские дни.

Дым тяжелый тянется подлеском,

Ну, а искры гаснут на лету,

Устремляясь в высь к огням небесным,

К своим сестрам-звездам в высоту.

И бывают люди, словно искры,

Гибель к ним приходит к молодым,

Жизнь полна их мужеством и риском,

А другие стелятся, как дым…

Жестокий романс

О чем ты грустишь, генерал поседевший,

Воочию видя царящий кошмар?

В генштабе засели коррупционерши

И армию нашу несут на базар.

Пришли в министерство подобные кадры

И сразу взялись, не пугаясь греха,

Делить меж собою рублей миллиарды,

Алмазы на них покупать и меха.

Печально трехцветное знамя полощет,

У танков бессильно повисли стволы.

Они на Арбате купили жилплощадь

И там накрывают для пиршеств столы.

Короткие юбки, блондинки, брюнетки,

Они не ходили в штыки на врага,

Они покупали себе бронзульетки,

Они украшали себя в жемчуга.

Их тонкие пальцы унизали перстни,

Зато им чужда офицерская честь.

У нас в оборонном бюджете отверстий

Под их руководством скопилось не счесть.

Озябли в строю на плацу батальоны,

Носы новобранцев красны, как вино.

А бабы нажили на них миллионы,

Продавши налево мундиров сукно.

Солдаты одеты в рванье и обноски,

Лишился заказов Уралвагзавод.

У них в кабинетах висит Айвазовский,

На корпоративах Михайлов поет.

Чулки и подвязки, прозрачные блузки,

Под ними у них кружевное белье,

И запах духов драгоценных, французских,

Ах, как застучало сердечко мое.

Зачем расхищать им бюджет оборонки?

Ходить в бриллиантах, пленяя мужчин?

Сидели бы дома, стирали пеленки,

Растили детей, да варили борщи.

Министр Сердюков ценил прелесть их качеств,

Их темные сделки всегда крышевал,

Прощал им наличие милых чудачеств

И возводил их на пьедестал.

Министр был суров, он грубил генералам,

Полковников ставил не выше травы.

Недаром хвалили его либералы

В своих передачах на «Эхе Москвы».

Имел он громилы брутальную внешность,

Проклятия часто слетали из уст,

Под этим таил он реальную нежность

И все половодье изысканных чувств.

Любил Сердюков это нежное тело,

Он был настоящий мужик и ходок.

Но все ж оборона не бабское дело

Карьеры конец оказался жесток.

Конец положил этим шашням любовным,

Продаже имуществ за черный откат,

Лишь наш президент, командир наш верховный,

Не зря его любит весь электорат.

Не надо грустить, господа генералы,

Пришлите солдатам вагон коньяка,

И сами налейте и вспеньте бокалы

За воинство наше и за ВПК.

И нам тоже есть славный повод напиться,

Так радостно знать, что в жестокий наш век

Министр обороны был истинный рыцарь,

Готовый на все за любовь человек.

Журавли, естественно

Про журавлей и журавлих

Так много песен,

Со службы выгнали за них

Марию Гессен.

Что может понимать еврей

И журналистка

Про наших русских журавлей,

Про серебристых.

Нет, не понять им ни шиша

Из-за границы,

Сколь близки русская душа

И эти птицы.

Они сжимают в кулаках

Свои синицы,

Мы смотрим, голову задрав,

Вслед веренице.

Плывет, плывет усталый клин

Под облаками,

Над бесконечностью руин

Маша крылами.

От их курлыканья в груди

Вскипает пламя,

Владимир Путин впереди

На дельтаплане.

Как указал дорогу нам,

Укажет путь им,

Вспаривший к самым облакам

Владимир Путин.

Нелегкий перелет сквозь мрак

Доступен смелым,

Но впереди у них вожак

Весь в белом, белом.

Вожак – их командир в бою

Бел, как невеста,

Но для меня у них в строю

Совсем нет места.

Летит косяк среди снегов

И тундр Ямала.

Наделал в жизни косяков

И я не мало.

И пусть простит меня вожак,

Суровый мачо,

За то, что в жизни я мудак

Так накосячил.

Летит настойчивый конвой

Сквозь дождь и вьюгу

Над озадаченной страной

К красотам юга.

А мне страна моя милей

Чужого рая,

Я выпью рюмку «Журавлей»

И всем желаю.

Зачем мне их богатый край?

Со дна сознанья

Всплывет забытое: «Давай,

Мол, до свидания».

К 60-тилетию смерти И. В. Сталина

Когда под галденье воронье

Москва видит страшные сны,

Хозяин, два раза схороненный,

Встает у Кремлевской стены.

Навстречу желаньям трудящихся

Он сбрасывает пелены,

Вставая из тесного ящика

В предчувствии ранней весны.

Он в мартовской мгле вырастает,

Возглавив соратников строй,

Одежда на нем вся простая,

Табак в его трубке простой.

Лишь орден «Победа» в петлице,

Да орден «Герой Соцтруда».

Какие прекрасные лица

Его окружали всегда.

С своею сухою рукою

И с лобною костью огромной

Он принял Россию с сохою,

А сдал ее с ядерной бомбой.

Он умер на старенькой даче,

Вернее, был подло убит,

По нем полпланеты заплачет,

Хрущев лишь его очернит.

И, словно посмертные птицы

На тело погибшего льва,

Слетелись на пир борзописцы

И вся сетевая братва.

Его имя треплют в фейсбуке,

Вставляют его в инстаграм,

И дикие, страшные звуки

Всю ночь раздаваются там.

Прошли бесполезные митинги,

Ушел накопившийся пар.

И только политаналитики

Имеют с него гонорар.

И он, победитель нацистов,

Чем стал на весь мир знаменит,

Щас кормит орду колумнистов,

Технологов кормит полит.

Он видит руины империи,

Он видит несчастный народ,

Наркома, товарища Берию

На помощь он громко зовет.

Но в темном армейском подвале

Расстрелян бесстрашный нарком.

Враги его оклеветали,

Что был он английский шпион.

И Сталин стоит одиноко

У запертых Спасских ворот,

Он спросит и спросит жестоко

С наследников строгий отчет.

Его там живого, не мертвого,

Видали буквально вчера.

С ним посох Ивана Четвертого

И крепкая палка Петра.

Простого рабочего счастья

Российские люди хотят,

Чтоб рвали начальство на части,

А щепки пусть дальше летят.

Мы сами готовы на нары,

Но рядом, чтоб миски скребли

Министр, депутат, генералы

И газовые короли.

Чтоб мылили снова веревки,

Чтоб явственно пахло дерьмом

В роскошных дворцах на Рублевке

Спалось чтоб, как в 37-м.

Почешетесь вы, расхитители,

Когда к вам придет на заре

Он сам в ослепительном кителе

И в пышных усах в серебре.

Открытое письмо бывшему депутату Государственной Думы от партии «Единая Россия» Пехтину В.А.

Интересуется вся наша бригада,

Работающая на пилораме,

А какого собственно ляда

У Вашего сына недвижимость в Майами?

И какая единая Россия

Может быть у нас с вами,

Если наши дети ходят босые,

А у ваших недвижимость в Майами?

На смерть Березовского-1

А когда погребают эпоху,

Не звучит надгробный псалом,

Но есть повод напомнить лохам,

Что они моськи в сравнении со слоном.

Раскалились телеэкраны,

Замелькали забытые лица,

Титаны вспоминают титана,

Им есть чем гордиться.

Ах, как с ним было здорово,

Какой он был простой,

Кому-то дал пятьдесят долларов

А кому-то и сто.

Да разве в силах понять мы все

Своими тупыми мозгами,

Какой проживал среди нас Персей,

А так же Манфред и Каин.

Талант аналитика, воля железная,

Узнаваемый профиль,

Бездна ума, обаяния бездна,

Истинный Мефистофель.

Вся его жизнь – авантюрный роман,

Ни чета сиволапым нам.

Он был Чингисхан и Дон Жуан

И академик РАН.

Пока я бился за каждый рубль

Да сопли свои жевал,

Он крепко держал в руках своих руль

И серый был кардинал.

Пока безынициативный народ

Ждет привычной халявы,

Он смело судьбу в свои руки берет

И создает альянс «АВВА».

Когда мы проигрывали войну

Под улюлюканье прессы,

Он строил Российскую нашу страну,

Ввозя в нее Мерседесы.

Как бегал его левантийский глаз,

Как выпивал он виски,

Как легко разводил он нас,

Со своей братвой журналистской.

Любят его работники СМИ,

Он приглашал их в бары,

Он дал им власть над простыми людьми,

А какие платил гонорары!

Он журналистам горит, как звезда,

Пьют на поминках его до дна.

И только однажды дал дрозда,

Когда вдруг назначил Путина.

Историческая фигура,

А тут вдруг взял, да и умер,

Сильно похожий на карикатуру

Из журнала нацистов «Штюрмер».

Короче, ушел последний герой,

Кончилась трагедия.

Теперь возвышаются над мошкарой

Только Путин с Медведевым.

Памяти Березовского-2

За окном на улице московский

Мартовский мороз.

В Лондоне скончался Березовский,

Демон моих грез.

Девушке, гадающей по воску,

Обдумывающей житье,

Я рекомендую с Березовского

Делать жизнь ее.

Он в глухой ночи сверкающей витриной

Воссиял,

И пошел из нас, совков галимых,

Делать Россиян.

Интеллект могучий, взгляд открытый,

Двухметровый рост.

Перед ним чеченские бандиты

Подживали хвост.

Он громил бандитские малины,

Взяв их на испуг.

Вызволял заложников невинных

Из преступных рук.

Он людей, дошедших до предела,

Поднимал с колен

И имел в любое время доступ к телу

Ельцина Б.Н.

К женщинам всю жизнь пылал любовью,

Был таким мужчиной!

Потому, что он питался свежей кровью,

А не мертвечиной.

Он готовил к жизни современной

Нашу молодежь,

И выстраивал такие схемы,

Что хрен разберешь.

Он такое в своей жизни выдал,

Человек-герой,

И не зря завистливое быдло

Поднимало вой.

Смолоду бывал и я в ударе

Под шафэ,

Но меня никто ведь не удавит

На шарфе.

Я в своей душе духовные основы

Тоже потерял

И не только лишь свободой слова

Злоупотреблял.

Я свою всю жизнь губой процокал,

Занимаясь околачиваньем груш,

Потому что Березовский – сокол,

А я – уж.

Я смотрю на нашем на районе

Сплошь одни ужи,

А его в туманном Альбионе

Съела ностальжи.

Разошлись картины авангарда

По чужим рукам.

Все свои шальные миллиарды

Роздал беднякам.

Как же это все могло случиться?

Кто теперь развеет нашу грусть?

Дай ответ, страна моя вдовица.

Не дает ответа Русь.

Памяти Ким Чен Ира

Камень на камень

Клади, бригадир,

Умер в Пхеньяне

Вождь Ким Чен Ир

Где шумел пир,

Там воздвигнулся гроб –

Грозный кумир

Миллионов усоп.

Горькая повесть.

Встал под сосной

Его бронепоезд

На путь запасной.

Ждет Камсусан

Доставления тела,

Сердце борца

На работе сгорело.

Был он простой

И с заботой во взгляде.

Кто же достроит

Проект его ядерный?

Кто выдаст людям

Рису в пайке?

Что-то там будет

С идеей Чучхе?

Был он всем страшен,

Как древний дракон,

Правда, папаша

Был круче, чем он…

И как-то нету

Доверия сыну,

Мордашке этакому

Ким Чен Ыну.

Но нам до пизды,

Мы не станем отчаиваться

И сплотим ряды

Вокруг Уго Чавеса.

Песенка для Юли Беломлинской

В Москве так много стало Кадиллаков,

Куда ни плюнешь – всюду Кадиллак.

В Москве так много стало автозаков

За угол глянешь – увидишь автозак.

Девчонки любят тех, кто в Кадиллаках,

Тех, кто начальник, мент или бандит,

А Юлька любит тех, кто в автозаках,

Кто за свободу Родины сидит.

Она любила храброго мальчишку,

Она связала с ним свою судьбу.

Он не читал бессмысленные книжки,

А выходил отважно на борьбу.

Когда на марш собрались миллионы,

Он шел вперед, сжимая крепко флаг.

За что был взят бойцами из ОМОНа

И, как полено, брошен в автозак.

Прощай любовь, прощай моя свобода,

Меня не жди и горьких слез не лей.

Вот суд идет, дают четыре года

Далеких Зауральских лагерей.

Он уважаем был у каждой масти,

Он у блатных имел авторитет,

Но вдруг зовет начальник оперчасти

И предлагает пачку сигарет.

Вы, говорит, решили взбунтоваться

Ты расскажи об этом от и до,

А мы поощрим источник информации

И через месяц выйдешь по УДО.

А если нет, то мы не виноваты,

Ему начальник дальше говорит,

Но ты получишь пару дней пресс-хаты,

Остаток жизни будешь инвалид.

Мальчишка взял из пачки сигарету,

Затылок бритый грустно почесал

И так ответил куму он на это,

Кончай, начальник, свой гнилой базар.

Перетерплю мучения и пытки,

Но на друзей своих не настучу,

Зашью я рот суровой прочной ниткой,

Но не скажу ни слова палачу.

Когда на бунт поднялась эта зона,

В нее ввели УФСИНовский спецназ.

Ударил выстрел, прянули вороны

И у мальчишки свет в глазах погас.

Что натворила ты, тупая пуля?

В холодный цинк запаивают труп.

В Москве рыдает безутешно Юля,

Не целовать ей больше милых губ.

Там за Уралом мало Кадиллаков,

Там еще моды нет на Кадиллак,

Там только иней на еловых лапах,

Да хриплый лай сторожевых собак.

Подражание Федору Глинке

Депутаткам Государственной Думы РФ шестого созыва посвящается

Москва, под вечер расцветая,

Шипит и пенится, как «Швепс»,

И, на айфоне вертухая,

Поет шансон Григорий Лепс.

А юноша на верхней шконке,

Как черный ворон на дубу,

Стенает жалобно в сторонке

И ропщет на свою судьбу.

Не поминайте лихом, братцы,

Гуд бай, с вай-фаем кабаки,

В других местах мне тусоваться

Придется долгие деньки.

Прости, любимая Наташа,

У нас не вышел хеппи-энд,

Теперь поблизости с парашей

Тебе в Фейсбуке я не фрэнд.

Такая выпала засада,

Такая сделалась печаль,

Мне не видать Олимпиаду

И не смотреть на Мундиаль.

Меня отрезала от жизни

Тюрьмы холодная стена,

Но в этом грустном катаклизме

Моя единственно вина.

Мои страдания и беды

Потомству горестный пример,

Зачем я отрицал победу

Над Гитлером СССР?

Не уходил к душманам в горы

И с кистенем не бегал в лес,

Не признавал я приговоры,

Что вынес Нюрнбергский процесс.

Я современное искусство

В перформансах осуществлял,

При этом верующих чувства

Неоднократно оскорблял.

Бывало, нарядившись в черта,

Проникнув на обедню в храм,

Кричу: «Да здравствуют аборты!»

И «Бога нет!», пугая дам.

Поймав отличника у школы,

На перемене, в суете,

Услады страсти однополой

Пропагандировал дите.

И вот за ржавою решеткой

Я озираю жизнь мою

И над случившейся разводкой

Лишь слезы горестные лью.

Я здесь погибну такой нежный

Креакл, мыслитель и талант,

Но есть последняя надежда

И Конституции гарант.

О, наделенный грозной силой,

Наш президент всея Руси,

От неминуемой могилы

Меня, пожалуйста, спаси.

И я под мудрым руководством

Пойду на бой за милый край,

Вступлю в союз к хоругвеносцам

И в Оккупай-Педофиляй.

Светало. Закрывались клубы.

Клиенты шли из злачных мест,

А узника сухие губы

Все тот же повторяли текст.

Случай в пути

(Зимняя сказка)

Идут белые снеги,

Как написал поэт,

Ни джипу, ни телеге

Проезду больше нет.

В сугробах этих топких

Весь автопарк завяз,

Стоят смиренно в пробках

Феррари и КамАЗ.

Здесь под свинцовым небом

Деревья без листвы,

Заваленные снегом

Некошеные рвы.

И бойкие нацмены

В трактирах вдоль дорог

В пять раз подняли цены

На каждый пирожок.

В заторе возле рощи,

Устав жать на сигнал,

Бывалый дальнобойщик

Угрюмо замерзал.

Уже не грели валенки,

Текла слеза из глаз.

Он диктовал напарнику

Последний свой наказ.

Чтоб помнил только доброе,

Чтоб ни попомнил зла,

Сказал жене, чтоб в доллары

Рубли перевела.

Водитель, замерзая,

Склонился на панель,

Вдруг слышит дар Валдая,

Звенящий сквозь метель.

По Русской, по равнине,

Что исходил Христос,

На Ладе, на Калине

К ним едет Дед Мороз.

В окно он постучится,

Покажет, что привез,

И ватной рукавицей

Смахнет кристаллы слез.

Нальет горячий супчик

И рюмку первача,

Даст заячий тулупчик

Со своего плеча.

Он ватной бородою

Махнет: «Привет, дружок»

И весело откроет

Весь в звездах свой мешок.

В мешке у Дед Мороза

Игрушки и шары,

Все сны там и все грезы

Российской детворы.

Там есть из шоколада

Фигурки всех зверей,

И громкие петарды

Бросать во вратарей.

Там леденцы блестящие,

Солдаты с офицерами,

И елочка с висящими

На ней коррупционерами.

Там для всего народа

Указы и декреты,

Там новые свободы

И новые запреты.

Там ангелочек сахарный,

Там газировки литр.

Там выбор губернаторов

Через надежный фильтр.

Такие горизонты,

Такая благодать.

Скажи, какой резон-то

В степи-то замерзать?

В глаза уже полощет

Невиданный рассвет,

Не спи же, дальнобойщик,

Как призывал поэт.

Не спи же, дальнобойщик,

Таких, как ты, с утра

Болотная ждет площадь,

Поклонная гора.

Не спи, а то замерзнешь

В Торжке или в Клину.

Ты вечности заложник

У времени в плену.

Юлии Кузьминой

Когда я опускаю руки

И цепенею с перепою,

Я думаю, чего ж вы, суки,

Творили с девушкой пскопскою.

Вы, вырвавшие из среды

Ее привычной обитанья,

Добились краха и беды

Того невинного созданья.

Она стеснялась, роза дикая,

Прожекторами ослепленная,

А за спиной ее хихикали

Путаны телевизионные.

Отлично понимали вы-то,

С ТВ циничные мерзавцы,

Карета превратится в тыкву,

Как только простучит двенадцать.

Была на полчаса принцессой,

Потрогала минуту славы,

И вот акулы желтой прессы

Летят на след ее кровавый.

А я, уныло в блогах роясь,

На офисном скрипучем стуле,

Я б лучше сел на скорый поезд

И там с тобою выпил, Юля.

И я маячил на экране,

И мне шла козырная карта,

И я топил тоску в стакане

На липком столике плацкартном.

И я томил свое похмелие,

Несясь сквозь синие метели,

Молчали мягкие, купейные,

В плацкартных плакали и пели.

Гудел прокуренный вагон,

Меня снимали с эшелона

И выставляли на перрон,

Грозя параграфом закона.

И я стоял на полустанке,

А мимо поезда летели,

Мечтая, где достать полбанки,

И ощущая слабость в теле.

И жизнь моя прошла напрасно,

Как электричка «Чехов-Тула».

Мигнула семафором красным

И обманула, обманула…

Попридержи стакан бумажный,

А я его наполню снова.

И мы на рельсы рядом ляжем,

Как эта Анна у Толстого.

Под беспощадные колеса

И под скрипящие рессоры

Я лягу, словно знак вопроса,

И ляжешь ты с немым укором.

Убита славою непрошенной,

Несбывшегося ожидая,

В цветном платке на косы брошенном

Красивая и молодая.

Против либералов

Среди труда и физкультуры,

Энтузиазма и накала

Маячат мрачные фигуры

Неистребимых либералов.

Вокруг ликуют депутаты,

И мусорщик, и генерал,

А в стороне стоит носатый

В очках и шляпе либерал.

Они предчувствуют заранее

В грядущем ужасы и беды.

Им непонятны упования,

Чужды успехи и победы.

Они совершенно негативные,

Не рады лету и весне,

Противные и неспортивные

В своих бородках и пенсне.

Они по жизни импотенты,

На них дурацкие пальто,

На них Георгиевской ленты

Ты не увидишь ни за что.

За ними числится такое..

Их обличали на ТВ

Наши Леонтьевы (обои)

И оба Соловьевых В.

Все требуют для них репрессий,

Принятия особых мер

В «Известиях», в «Свободной Прессе»,

На НТВ и РТР.

Им каждый хочет дать по морде,

Их никому совсем не жаль,

Чтоб получить за это орден

Или хотя бы, там, медаль.

Их речи путаны и дерзки,

Еще во глубине веков

Боролись с ними Достоевский,

Победоносцев и Катков.

Пророчат дешевенье газа

И всякую другую ложь,

Стоят, не ломятся заразы

И ведь ничем не прошибешь.

От Петербурга до Урала,

Назло торжественным хорам

Стоят уныло либералы

И действуют на нервы нам.

Снежана

Оптимистическая трагедия

А звалась она просто Снежана,

Имена у нас разные есть.

Вся деревня ее уважала

За девичию гордость и честь.

На бетонной площадке за клубом,

Где стоит молодежь допоздна,

С ней никто не рискнул бы быть грубым,

Всех пугала ее крутизна.

В ее пальцах кипела работа,

Не чураясь любого труда,

Она все же хотела чего-то,

Все стремилась неясно куда.

В ней таилась царевна-лягушка,

Утонченная нега принцесс,

И бетонщица Буртова Нюшка

Из поэмы про Братскую ГЭС.

Полукруглые черные брови

И в душе неунявшийся жар,

На ходу остановит кроссовер

И в горящий войдет суши-бар.

Ногти красила лаком зеленым,

Рот помадою цвета коралл,

Подтыкалась душистым тампоном,

Как Наташа Ростова, на бал.

Приносила на трассу за лесом

На продажу в лукошке грибы

И смотрела во след Мерседесам,

Ожидая улыбки судьбы.

В серебристом блестящем металле,

В электрическом сне наяву

Мерседесы стрелой пролетали

И по-чеховски звали в Москву.

Развевал ветер русые косы,

Неизвестность ждала впереди,

Непростые о жизни вопросы

Поднимались в девичьей груди.

Проносились бывало и Пóрше

Или правильней будет Поршé?

В результате все горше и горше

Становилось в невинной душе.

Исчезали в дали иномарки

Подмычанье голодных коров,

Оставался лишь запах солярки

Да проклятый нескошенный ров.

От избы, что застыла, сутулясь

От картофельных глинистых гряд,

Она в город столичный тянулась,

Где проспекты огнями горят.

И откуда-то из Гудермеса,

Проезжая, лихой бизнесмен

Посадил ее внутрь Мерседеса,

Оценив очертанья колен.

Кресла из ослепительной кожи

Одним легким движеньем руки

Превратились в любовное ложе,

Где они улеглись, голубки.

Жесткий руль послужил изголовьем,

И стремительно был окроплен

Ее сладкою девичьей кровью

Мерседеса просторный салон.

Лишь на площади на Каланчевской,

Расплатившись флаконом Шанель,

В мятой юбке, со сбитой прической

Отпустил он ее на панель.

Там, среди суетящихся граждан,

Чьими толпами площадь полна,

В сеть торговцев любовью продажной

Была поймана вскоре она.

Под прикрытьем продажной полиции,

Позабыв золотую мечту,

Понесла по бульварам столицы

На продажу свою красоту.

На заплеванные тротуары

За гудящим Садовым кольцом

Становились шеренгой под фары

Показать свою прелесть лицом.

Настигали вонючие члены

Да слюнявые жадные рты,

Иностранцы, менты да чечены,

Да бандиты, да снова менты…

А в Москве полыхали витрины,

Загорались гей-клубов огни,

Проходили бессмысленно мимо

Жизни девичьей краткие дни.

Лишь однажды в дешевом отеле,

Где горел красноватый ночник,

Юный парень со шрамом на теле

В ее горькое сердце проник.

Он все деньги достал из кармана,

Он ее очень долго пытал,

Чтоб узнать ее имя Снежана,

А услышав его, зарыдал.

Слезы хлынули, словно из крана,

И воскликнул суровый солдат:

«Ты, путана, Снежана, путана

Кто же в этом во всем виноват?»

Но угрюмо молчала путана,

Не дала ему свой телефон,

Все равно я найду вас, Снежана,

Убедительно вымолвил он.

Я служу офицером в спецсилах,

А с тобою случилась беда,

Но клянусь, я тебя до могилы

Не забуду теперь никогда.

Я сейчас улетаю на базу

В Дагестанском бандитском лесу,

Но вернувшись, тебя я, заразу,

Под землей разыщу и спасу.

Улетел милый сокол далеко,

И опять безнадежно скверна

Жизнь кружит каруселью порока

Или топится в чаше вина.

Не легка ты, путанская доля,

Но однажды сложилося так,

Она, чтобы попить алкоголя,

Забрела в заведенье «Жан-Жак».

И, глотая зеленый мохито

Первый раз в этих странных краях,

Она слушала, что говорит там

Бледный юноша в черных кудрях.

А он громко кричал на веранде,

Ударяя об стол кулаком,

Что закон их о гей-пропаганде –

Это Нюрнбергский новый закон.

Что их религиозные чувства

В ходе бескомпромиссной борьбы

Оскорбляет не наше искусство,

А попы – толоконные лбы.

Что пора уже сбросить оковы

И взять в руки осиновый кол,

Эти речи для ней было новы,

И она к ним подсела за стол.

А там много людей знаменитых,

А там узкий изысканный круг,

Заказали второе мохито,

И нашла она новых подруг.

Жизнь помчалась в стремительном темпе,

Вскоре знал ее каждый вожак

В «Джоне Донне», в уютном «Бонтемпи»

И в прославленном клубе «Маяк».

И опять ее тело стонало

От касаний безжалостных рук.

Лесбиянки и бисексуалы,

И ведущие блогов в Фейсбук.

Начиталася всяческих книжек,

С языка отлетали легко

То Славой, прости Господи, Жижек,

То Мишель, извините, Фуко.

Как входила она в каждый кластер,

Хоть на Стрелку, хоть на Винзавод,

Заходился буквально от счастья

Весь богемный, протестный народ.

Познакомилась с Кацем и Шацем,

Ее взяли в большую игру,

Начала уже публиковаться

На портале на Colta на ru.

И на десятитысячном марше

(По заявке числом в миллион)

Она бросилась зло и бесстрашно

На закрывший дорогу ОМОН.

С двумя звездочками на погонах,

Неприступен и ростом велик,

Словно ангел на древних иконах,

Перед ней полицейский возник.

А она, превратясь в фанатичку,

Положив свою жизнь на борьбу,

Запустила в него косметичку

И сколола эмаль на зубу.

Но не дрогнула парня фигура,

Не согнулась от боли такой.

Он спросил: «Что ты делаешь, дура?»

И обнял ее крепкой рукой.

Словно искра меж них пробежала,

Пробивая одежду насквозь.

Прошептал он: «Да это Снежана!

Вот как встретиться нам довелось».

И он девушку вывел из драки

И к себе в кабинет на допрос,

Не на ждущем вблизи автозаке,

На такси забесплатно довез.

В платье с белым причудливым бантом

На беседе, пошедшей всерьез,

Вот сидит она пред лейтенантом,

Не скрывая нахлынувших слез.

Он инструкцию с нею нарушил,

Он не стал составлять протокол,

Он, излив свою чистую душу,

Путь к остывшему сердцу нашел.

Как сражается он на Кавказе,

Защищая единство страны,

А в Москве всевозможные мрази

Норовят все напасть со спины.

Там амиры, шахиды, чеченцы,

Мы стоим посреди двух огней,

Здесь кощунницы и извращенцы,

Неизвестно еще кто страшней.

Уплывают в Америку детки,

Чтобы лютые муки принять.

Замороженные яйцеклетки

Заменяют нам Родину-мать.

Жизнь есть бой беспощадно свирепый,

И порой она тоньше, чем нить,

Потому, что агенты Госдепа

Всю Россию хотят расчленить.

В промежутках же между боями,

Чтоб забыть про творящийся ад,

Подвизается служкою в храме

Возжигателем свеч и лампад.

Он поэтому служит в полиции,

Когда мир погрузился в разврат,

Что на страже российской традиции

Полицейские только стоят.

Этих слов его строгая сила

Растопила ее, словно воск,

Словно острой стрелою пронзила

И на место поставила мозг.

Поняла, как смешно и нелепо

Пропадать среди чуждых харизм,

И стянули духовные скрепы,

Как струбцины, разбитую жизнь.

Проявилась господняя милость,

Опочила на ней благодать,

Просветлилась она, распрямилась,

Как в романе М. Горького «Мать».

И в квартире, что дал им Собянин,

За эмали утраченный скол

Собирались на пир россияне

За ломящийся свадебный стол.

Непростые случаются вещи

На далеком и трудном пути,

Такова уж судьба русских женщин –

Наше знамя сквозь годы нести.

И в Госдуме среди депутатов

Я встречал таких женщин не раз,

В общежитии жиркомбината,

На строительстве Триумф-палас.

Не задумываясь о карьере,

Лишь бы только был счастлив народ,

Семинар ведет на Селигере

И огонь Олимпийский несет.

У французов святая есть Жанна,

У пиндосов Мерилин их Монро,

А у нас – россиянка Снежана,

До чего ж нам с тобой повезло!

Список независимых книжных магазинов:

МОСКВА:

«Фаланстер», Малый Гнездиковский переулок, д. 12/27, 8 (495) 629 88 21

«Фаланстер на Винзаводе», 4-й Сыромятнический переулок, дом 1, строение 6, 8 (495) 926-30-42

«Циолковский», Пятницкий пер., д.8, 8 (495) 691-51-16

«У Кентавра», ул.Чаянова, 15, 8 (499) 250-65-46

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ:

«Все свободны», наб.р. Мойки, 28, второй двор, 8 (911) 977-40-47

«Мы», Невский пр., 20, проект Biblioteka, 3 этаж, 8 (981) 168-68-85

«Порядок слов», наб. реки Мойки, 15, 8 (812) 310-50-36

«Книжный окоп», Тучков пер. д.11/5, 8 (812) 323-85-84

«Двадцать восьмой», д. 60, наб. Обводного Канала, 8 (981) 702-02-28

КАЗАНЬ:

«Смена», ул. Бурхана Шахиди, 7, второй этаж, Центр современной культуры «Смена»

ВЛАДИМИР:

«Эйдос», ул. Б.Московская, 20А (в арке). Телефон: 8 (920) 623-03-08

ВОРОНЕЖ:

книжный клуб «Петровский», ул. 20-летия ВЛКСМ, 54а, ТЦ «Петровский пассаж», 8 (473) 233-19-28

ПЕНЗА:

«Впереплете», ул. Московская, 8 (8412) 25-64-68

ПЕРМЬ:

«Пиотровский», Пермь, ул. Ленина, 54, 8 (342) 243-03-51

РОСТОВ-НА-ДОНУ:

«42», пр. Соколова, 46, 3-й этаж, 8 (906) 180-35-14

КАЛУГА:

«Буксир», ул. Театральная, 9, 8 (953) 319-26-80

КРАСНОЯРСК:

«Бакен», ул. Карла Маркса, 34А, 8 (391)288-20-82

НОВОСИБИРСК:

«Собачье сердце», Каменская, 32, 8 (913) 466-38-93

Всеволод Емелин

ПОЛИТШАНСОН

стихи

Выпускающий редактор – Юлия Камалова

Художник – Тимофей Зверко

Верстка – Chonyatsky

Тираж 1000 экз. Заказ 4358.

Фаланстер / Ил-music

falanster@mail.ru / il.music.rus@gmail.com

Отпечатано способом ролевой струйной печати

в ОАО «Первая Образцовая Типография»

Филиал «Чеховский Печатный Двор»

142300, Московская область, г. Чехов, ул. Полиграфистов, д. 1

Сайт: www.chpd.ru, E-mail: sales@chpd.ru, 8(496)726-54-10

Оглавление

После Болотной

Московская лирика

Зависть

ККК

Новогодний романс

Патанатомия протеста

Подражание Н.Клюеву

Первомайское

На отставку В. Ю. Суркова

Навальниада

Лесной романс

Предвыборный романс

Еще за Навального

Цветущая сложность

* * *

* * *

Майданное

* * *

Письмо братьям на Майдан

Баллада о Ленине

Движуха

Культуркампф

Культуркампф

Баллада о художественной выставке «Россия для всех», на которой я, к сожалению, не был

Великопостное

Воспоминания о 6-м международном поэтическом фестивале «Киевские Лавры»

Депутаты предложили запретить пропаганду секса среди подростков

Борьба противоположностей

Вселенский кодекс

Главный вопрос

На выход новой книжки

Памяти основного инстинкта

Памяти рюмочной «Второе дыхание»

Продолжение темы

* * *

Тревога

Манежная-Бирюлево

Еще раз про нежность

Березюку, Хубаеву, Унчуку, Козевину, Панину, Путенихину

На площади Манежной-1

На площади Манежной-2

Бирюлево лирическое

Бирюлево геополитическое

Политшансон

Августовский римейк

Альтернатива

Памяти революционных президентов арабских стран социалистической ориентации времен моей молодости

Дальневосточная песня

Жестокий романс

Журавли, естественно

К 60-тилетию смерти И. В. Сталина

Открытое письмо бывшему депутату Государственной Думы от партии «Единая Россия» Пехтину В.А.

На смерть Березовского-1

Памяти Березовского-2

Памяти Ким Чен Ира

Песенка для Юли Беломлинской

Подражание Федору Глинке

Случай в пути

Юлии Кузьминой

Против либералов

Снежана