КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Корабль странников [Боб Шоу] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Боб Шоу Корабль странников

А.Э.Ван Вогту, первопроходцу

Упрямый странник, я иду вперед,

Владычица моя — дорога.

Риск Неизвестности меня влечет,

И Космос — мой приют от Бога.

Р.Л.Стивенсон

1

Кандар ждал семь тысяч лет, прежде чем увидел второй космический корабль.

В тот, первый раз он был еще юнцом, но память бережно хранила образы этого давнего события.

…Теплое дождливое утро. Мать и отец прокладывают дорогу через селение двуногих съедобных созданий… Кандар спокойно наблюдал, как работают их огромные серые тела, когда дальнодействующие чувства предупредили его о приближении чего-то очень большого, непонятного. Он поднял голову, подавая сигнал тревоги, но они ощущали лишь дымящиеся красные испарения пищи. Его родители не подозревали об опасности до тех пор, пока космический корабль не оказался в поле зрения.

Корабль снижался. Под действием ударной волны, созданной его тупым носом, во влажном воздухе конденсировались темно-серые облака. Они кружились вокруг корабля подобно изорванной в клочья мантии, время от времени скрывая целиком его металлический корпус. Кандар поразился, как Нечто способно двигаться с такой скоростью и не производить при этом ни звука. На какое-то мгновение он был потрясен осознанием того, что во вселенной есть существа, чьи силы равны, а может и превосходят его собственные.

Звуковая волна обрушилась уже после того, как большой корабль пролетел над ними. Она сравняла с землей хлипкие лачуги съедобных даже более эффективно, чем это делали отец с матерью. Корабль вошел в крутой вираж, затем завис в воздухе, и неожиданно Кандар с родителями вознеслись в небо. Кандар пришел к выводу, что его поймали в своего рода силовую сеть. Он измерил ее параметры и обнаружил, что мог бы создать такое же собственное поле, но ему не удалось вырваться из незримых пут, спеленавших его тело.

Кандара и его родителей вынесло наверх — туда, где небо становилось черным, и Кандар мог слышать звезды. Солнце быстро увеличилось, и, спустя некоторое время, сеть вокруг матери и отца исчезла. Через несколько секунд их уже не было видно. Кандар, уже приспособившийся к новому незнакомому окружению, понял, что путь, по которому их направили, заканчивался в ослепительном горниле солнца. Судя по их неистовым усилиям, когда они исчезали вдали, родители произвели то же самое вычисление.

Кандар перестал думать о родителях и попытался предугадать свою собственную судьбу. В корабле находилось множество живых разумных существ. Физически не очень сильно отличаясь от съедобных, они были слишком далеко и слишком хорошо защищены, чтобы он мог как-то повлиять на их действия. Солнце начало уменьшаться и он прекратил бесполезное вращение и биение своего тела. Вскоре солнце стало неотличимо от других звезд, и в конце концов исчезло.

Время перестало иметь какое-либо значение для Кандара.

Он оставался неподвижным до тех пор, пока не почувствовал свет двойной звезды. Кандар решил, что она, по-видимому, изгоняет все другие звезды поблизости. Она расцвела и превратилась в два яйцевидных солнца, которые стремительно вращались друг вокруг другу. В системе корабль обнаружил планету из черного камня. Она двигалась по неустойчивой высокоэллиптической орбите. Там, высоко над бесплодной поверхностью, сеть выпустила Кандара из своих тисков. Он уцелел только благодаря тому, что превратил свое тело в клубок органических нитей. К тому времени, когда он преобразовал органы чувств, корабль улетел.

Его заключили в тюрьму. Это Кандар понимал. Он понимал и то, что здесь может вовсе не оказаться пищи, и он в конце концов умрет. Ему оставалось только ждать какого-либо невероятного случая.

Каждый год его новый мир совершал мучительный пробег между солнцами. Всякий раз, когда это происходило, черный камень плавился и превращался в грязь, и ничто не оставалось без изменений за исключением Кандара.

И прошло семь тысяч лет, прежде чем он увидел космический корабль снова.


Наибольшее отвращение у Дейва Сердженора на планетах с высокой гравитацией вызывала скорость передвижения капель пота. Струйки испарины скапливались на бровях и стремительно, как атакующее насекомое, стекали по лицу и шее за воротник, прежде чем он успевал поднять руку и вытереться. Он так и не привык к этому за шестнадцать лет работы в космосе.

— Если бы это не был мой последний рейс, — тихо произнес Сердженор, ощупывая шею, — я бы отказался от следующего.

— Если бы у меня осталось время подумать, я бы отказался и от этого,

— Виктор Войзи, для которого это была вторая картографическая экспедиция, не отводил глаза от панели управления топографического модуля. Передний обзорный экран, как и во все предыдущие дни, не показывал ничего кроме развертывающихся в лучах носовых прожекторов аппарата неровных участков бесплодного вулканического базальта, но Войзи таращился на них как турист в экзотическом увеселительном круизе.

— У тебя хватало времени подумать, — вздохнул Сердженор. — Чего у тебя было предостаточно на этой работе — так это времени, чтобы развалиться в кресле, бить баклуши и размышлять о всякой всячине. Главным образом ты старался придумать какую-нибудь причину, чтобы не бросить эту работу при первой представившейся возможности. Славное упражнение в изобретательности.

— Деньги. — Войзи старался выглядеть циничным. — Вот почему все нанимаются на работу. И остаются.

— Работа не стоит того.

— Я соглашусь с тобой, когда у меня в карманах окажется не меньше, чем у тебя.

Сердженор покачал головой. — Ты совершаешь большую ошибку, Виктор. Ты размениваешь жизнь — свою единственную жизнь — на деньги, на привилегию изменить положение нескольких строчек в записях кредитного компьютера. Невыгодная сделка, Виктор. Какая разница, сколько денег ты заработаешь — у тебя никогда не будет возможности купить ушедшее время.

— Твоя беда в том, Дейв, что ты становишься… — Войзи заколебался и попытался перевести разговор в другое русло — …ты не помнишь, что такое нуждаться в деньгах.

— …Становишься старше, — продолжил Сердженор мысль товарища, про себя решив закончить данную тему. — Держу пари, десять против одного, что с вершины этого холма мы увидим корабль.

— Уже! — Войзи, не обратив внимания на предложение, наклонился вперед и начал выстукивать по кнопкам панели дальномера.

Сердженор, слегка усмехнувшись возбуждению своего молодого товарища, вытянул ноги и постарался поудобнее устроиться на подушке сиденья. Казалось, прошли века с тех пор как базовый корабль высадил шесть топографических модулей на южном полюсе черной планеты и растаял в небе, чтобы совершить пол-оборота вокруг планеты и приземлиться на северном. Для этого кораблю потребовалось около часа, а экипажам модулей пришлось выдерживать три «же» двенадцать дней, пока их машины бороздили поверхность планеты. Если бы здесь планете имелась атмосфера, можно было бы перейти в режим «воздушной подушки» и передвигаться в два раза быстрее. Но эта планета — одна из наименее гостеприимных, насколько помнил Сердженор — не шла ни на какие уступки незваным гостям.

Топографический модуль достиг вершины гребня, и горизонт — линия, отделяющая тьму, усеянную звездами, от безжизненной черноты скал — отодвинулся вдаль. Внизу на равнине, километрах в десяти впереди, Сердженор увидел скопления огней базового корабля — «Сарафанда».

— Ты был прав, Дейв, — сказал Войзи, и Сердженор про себя улыбнулся уважению, прозвучавшему в его голосе. — Полагаю, мы возвращаемся первыми — других огней пока не видно.

Сердженор кивнул, всматриваясь в ночь в поисках блуждающих светлячков, означавших возвращение остальных аппаратов. Теоретически все шесть модулей, каждый в соответствующем направлении, должны были бы находиться на абсолютно одинаковом расстоянии от «Сарафанда», образуя идеальную окружность с базовым кораблем в центре. Большую часть путешествия модули придерживались строго установленного порядка топографической съемки, чтобы данные, которые непрерывно передавались на «Сарафанд», всегда поступали из шести одинаково удаленных, одинаково пространственно расположенных точек. Любое отклонение вызвало бы искажения на картах планеты, в компьютерах корабля. Однако пятьсот километров составляли минимальный безопасный радиус. Поэтому, когда модули находились в пределах этого расстояния от базового корабля, карта оставшейся территории уже имелась в шести экземплярах, и, собственно работа закончилась. Последний пятисоткилометровый этап топографической съемки представлял собой гонки до дому на максимальной скорости. Существовала даже неофициальная традиция, в виде шампанского для победителей и соответствующих денежных вычетов для проигравших.

Модуль Пять, аппарат Сердженора, обогнул невысокую, но зубчатую горную гряду. Сердженор рассчитывал, что по крайней мере двоим из остальных модулей придется пробираться верхом, потеряв на этом время. Так или иначе, несмотря на возраст и десятки экспедиций, он почувствовал, как в нем вновь просыпается дух соперничества. Было бы приятно, а в общем-то и подобало завершить карьеру в Картографическом Управлении бокалом шампанского.

— А вот и мы, — воскликнул Войзи, когда аппарат набрал скорость на склоне. — Душ, новая бритва и шампанское — чего еще можно желать?

— Даже если бы мы придерживались иносказаний и решили пренебречь пошлостями, — ответил Сердженор, — существуют стейки, секс, сон…

Он замолчал, потому что из динамика радиоприемника, вмонтированного над экранами обзора, пророкотал голос капитана Уэкопа.

— Говорит «Сарафанд». Всем топографическим модулям. Прекратить приближение. Выключить двигатели. Оставайтесь там, где находитесь, до получения дальнейших распоряжений. Это приказ.

Не успел затихнуть голос Уэкопа, как тишина, соблюдавшаяся в эфире во время гонки к дому, взорвалась встревоженными вопросами и сердитыми комментариями экипажей модулей. Сердженор ощутил холодный укол тревоги — капитан говорил так, как будто произошло нечто очень серьезное. А Модуль Пять по-прежнему шел вниз, в темноту полярной равнины.

— Наверно, какая-то ошибка при составлении карты, — подумал вслух Сердженор, — но… ты бы все же выключил двигатели.

— Но это безумие! Уэкоп должно быть выжил из своего и без того не слишком великого ума. Что могло произойти? — возмутился Войзи. Он и не пошевельнулся, чтобы дотянуться до управления двигателями.

Без предупреждения шквал огня ультралазеров «Сарафанда» раздробил ночь на ослепительные осколки, и перед Модулем Пять взлетел к небу склон холма. Войзи ударил по кнопкам тормозов, и машина плавно остановилась у края раскаленной воронки. По крыше с беспорядочным оглушающим грохотом прогремел осколок скалы. Наступила недолгая тишина.

— Говорил я, Уэкоп сошел с ума, — невнятно, как бы самому себе, пробормотал Войзи. — Почему он так сделал?

— Говорит «Сарафанд», — снова заорало радио. — Повторяю — ни один топографический модуль не должен приближаться к кораблю. Я буду вынужден уничтожить любой модуль, не подчинившийся приказу.

Сердженор нажал кнопку связи с базовым кораблем.

— Уэкоп, говорит Сердженор, Модуль Пять, — быстро произнес он. — Ты бы лучше рассказал нам, в чем дело.

— Я намерен проинформировать всех членов экипажа. — Последовала пауза. Потом Уэкоп продолжал. — Дело в том, что на топографическую съемку вышло шесть машин, а обратно вернулось семь. Едва ли мне нужно указывать, что это много.


Кандар забеспокоился. Похоже, он совершил ошибку. Не имело значения, что пришельцы обнаружили его присутствие среди них и что у них имелось достаточно мощное оружие. Ему стало неприятно от осознания того, что он совершил такую элементарную ошибку, которой можно было бы избежать. Видимо, медленный процесс его физической и умственной деградации зашел намного дальше, чем он предполагал.

Перестроить свое тело, чтобы оно походило на одну из движущихся машин, оказалось не труднее обширной реорганизации клеточных структур, благодаря которой он выживал, когда солнца вырастали до гигантских размеров, одновременно находясь в небе. Его Ошибка заключалась в следующем: он позволил машине, чьи очертания он воспроизвел, войти в зону действия сканирующего прибора большой машины, куда двигались и остальные. Он позволил маленькой машине уйти вперед, пока он претерпевал муки трансформации. А потом, когда он двинулся следом за ней, по нему пробежала пульсирующая струя электронов. Это его встревожило.

И хотя Кандар сходил с ума от голода, он продолжал исследовать мелкий дождик частиц. Ему почти сразу пришло в голову, что они явились свидетельством работы системы наблюдения. Следовало учесть на будущее, что существа со слабыми органами чувств будут зачем-то стараться расширить ареал своего обитания во вселенной. Особенно существа, имеющие несчастье строить такие сложные аппараты. Почти мгновенно он обдумал возможность поглотить все электроны, коснувшиеся его кожи, и стать таким образом невидимым для сканирующего прибора, но решил, что это расстроит его замысел. Он уже находился в зоне видимости большой машины, и появление на экране любых необычных параметров сразу же выдало бы его наблюдателям внутри.

Тревога Кандара угасла, когда другой частью сенсорной системы, он принял ощущения страха и замешательства, исходивших от существ из ближайшей машины. Такие мысли, особенно находящиеся в телах, подобных этим, никогда не представляли для него серьезной угрозы. Все, что он должен был сделать, — дождаться удобного момента, который обязательно очень скоро ему представится.

Он прижался к потрескавшейся поверхности равнины, при этом большая часть металлических элементов его системы переместилась на периферию его новой формы, теперь ничем не отличавшейся от очертаний двигающихся машин. Незначительная часть его энергии пошла на создание лучей света впереди себя. Еще одна ничтожная часть его энергии выделялась для управления излучением, отраженных его кожей и таким образом маскирующих его.

Он был Кандар — самое умное, талантливое и могущественное, самое исключительное существо во вселенной — и все, что он мог — это ждать.


Несмотря на малые размеры, стандартные переговорные устройства, установленные в геодезических топографических модулях, работали весьма эффективно. Никогда Сердженор не слышал о том, что их можно перегрузить, но сразу же после объявления Уэкопа пропала связь. Экипажи модулей молчали. Одни от неожиданности, другие просто не поверили. Потом все заговорили одновременно. Сердженора в немом удивлении уставился на решетку динамика, пока его сознание усваивала сообщение Уэкопа.

Появление седьмого модуля!.. В безвоздушном мире!.. Не только необитаемом, но и в полном смысле этого слова стерильном!.. Ни одна неприхотливая бактерия или даже вирус не могли выжить, когда Прила-1 пробегала по своей орбите между двумя солнцами. Совершенно немыслимо, чтобы прибытия «Сарафанда» дожидался дополнительный топографический корабль. И тем не менее именно это заявил Уэкоп, а Уэкоп никогда не ошибался. Какофония в эфире внезапно закончилась, когда в приемнике снова зазвучал голос капитана.

— Я жду предложений относительно наших дальнейших действий, но, пожалуйста, говорите по очереди.

Легкого укора в голосе Уэкопа оказалось достаточно, чтобы ропот притих, но Сердженор чувствовал нарастающую панику. Основная причина беспокойства заключалась в том, что управление геодезическим модулем никогда не считалось настоящей профессией — слишком уж легкая. Это была случайная очень денежная работа для молодежи. Сообразительные молодые люди нанимались на два-три года, чтобы скопить капитал для собственного коммерческого предприятия. И при подписании контракта они требовали буквально письменной гарантии, что перерывов в этой прибыльной службе не возникнет. Произошло нечто из ряда вон выходящее, и они встревожились. Их рабочие места создавались главным образом благодаря давлению профсоюзов. Не представляло труда автоматизировать топографические модули до той же степени, что и базовый корабль. Но при первой же необходимости в гибкой реакции на непредвиденное событие — основной аргумент профсоюзов (!) — они испугались и возмутились.

Сердженор почуял раздражение своих товарищей. Правда, он помнил, что тоже собирался набить карманы и откланяться. Шестнадцать лет назад он поступил на работу вместе с бредившими космосом кузенами. Его братья проработали семь лет, прежде чем уволились и занялись сдачей заводов в аренду. Большую часть сбережений Сердженор вложил в их дело, но теперь терпение Карла и Криса истощилось, и они предъявили ему ультиматум. Он должен или принять активное участие в делах фирмы, или дать им выкупить его долю. Вот почему он официально известил Картографическое Управление об уходе в отставку. В возрасте тридцати шести лет он собирался вернуться к нормальной жизни на Земле, обзавестись маленьким облегченным самолетом для полетов на рыбалку и в театр. Возможно, он подыщет себе подходящую женщину. Сердженор вынужденно признал перспективу вполне терпимой. Обидно, что этот Модуль Семь появился именно в последнем его рейсе.

— Уэкоп, если появился седьмой модуль… — быстро проговорил Эл Гиллеспи из Третьего, — …вероятно, здесь перед нами побывал другой топографический корабль. Возможность аварийной посадки?

— Нет, — ответил Уэкоп. — Местный уровень радиации совершенно исключает эту возможность. Кроме того, в пределах трехсот световых лет по графику работ мы — единственная команда.

Сердженор нажал на переговорную кнопку. — Я понимаю, это только вариант предположения Эла, но ты не проверял, может здесь есть подземные сооружения?

— Карта еще не закончена, но я произвел тщательную проверку всех геогностических данных. Результат — отрицательный.

— Я так понял, — вновь заговорил Гиллеспи из Третьего, — этот новый так называемый модуль не выходил на связь с «Сарафандом» или с кем-нибудь из полевых экипажей. Почему?

— Я могу только предположить, что он намеренно старается смешаться с другими, пытаясь подобраться поближе к кораблю. На данном этапе я не могу сказать зачем, но мне это не нравится.

— Что же нам делать? — Вопрос прозвучал одновременно из нескольких машин.

Молчание затягивалось. Потом Уэкоп заговорил.

— Я приказал всем модулям остановиться, потому что не хочу потерять корабль. Но исходя из последнего анализа ситуации следует пойти на определенный риск. Я вижу только три модуля, а так как установленный порядок движения нарушился на последних пятистах километрах, я не могу идентифицировать вас только по азимутному пеленгу. По крайней мере не с той степенью вероятности, чтобы она была приемлемой.

— Поэтому я позволю всем модулям — всем семерым — приблизиться к кораблю для визуальной проверки. Минимальное допустимое расстояние между кораблем и модулем — одна тысяча метров. Любой модуль, который попытается подойти ближе хотя бы на метр, будет уничтожен. Без предупреждения. Итак запомните — одна тысяча метров.

— А теперь приближайтесь.

2

Сердженор как более опытный рассчитывал взять управление Модулем Пять на себя, поскольку модуль уже подходил к «Сарафанду». Эта пирамидальная башня огней раньше означала дом и спокойствие, а теперь стала новым источником смертельным опасности. Он знал, что Уэкоп, установив правила, не будет колебаться и в долю секунды спалит любую машину, которая пересечет невидимую запретную линию. Оказалось, однако, что Войзи оставило первоначальное легкомыслие, и он приближался так осторожно, что Сердженор не мог к нему придраться. Когда светящиеся красным цифры дальномера показали пятьдесят метров до границы опасности, Войзи притормозил и выключил двигатель. В кабине воцарилось молчание.

— Достаточно близко? — спросил через некоторое время Войзи. — Или ты считаешь, мы можем еще чуть-чуть продвинуться?

Сердженор жестом приказал Войзи глушить моторы.

— Отлично. Лучше сделать допуск на пределы погрешности измерительной аппаратуры — нашей и Уэкопа.

Он внимательно изучал передние экраны и вскоре обнаружил единственный признак присутствия других аппаратов в этом районе. Вдали на равнине позади большого корабля мерцал огонек. Наблюдая за ним, Сердженор раздумывал, может ли эта вспышка света — он заколебался, потом воспользовался ярлыком — «оказаться врагом».

— Интересно, он ли это, — произнес Войзи, эхом повторяя вслух мысли старшего товарища.

— Кто знает? — ответил Сердженор. — Почему бы тебе не спросить у него?

Несколько секунд Войзи сидел неподвижно. — Хорошо. Узнаю. — Он нажал на переговорную кнопку. — Модуль Пять. Говорит Войзи. Мы почти у корабля. Кто в ближайшем к нам модуле?

— Модуль Один. Говорит Ламеру, — донесся ободряюще знакомый голос. — Приветствую вас, Виктор, Дейв. Рад видеть вас, если конечно это вы.

— Разумеется, мы. А кто же еще?

Смех Ламеру прозвучал несколько неестественно. — Что-то не хочется предполагать.

Войзи отпустил переговорную кнопку и повернулся к Сердженору.

— По крайней мере теперь Уэкоп может быть уверен уже в двоих. Надеюсь, он найдет, чем отличается лишний модуль, и разнесет его на молекулы без всяких разговоров. Тот не успеет даже пошевелиться.

— А если он не будет двигаться? — Сердженор развернул ароматный белковый кубик и откусил от него. Он-то рассчитывал на триумфальный банкет на борту базового корабля, но, похоже, обед несколько задерживается.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь — не будет двигаться?

— Понимаешь, и на Земле есть птицы, подражающие голосу человека, обезьяны, передразнивающие его действия. Они делают это без особых на то причин. Просто потому что они такие. Может быть, это суперимитатор. Вынужденный подражатель. Может, он просто принимает форму любого незнакомого предмета, даже не желая этого.

— Животное, подражающее чему-нибудь размером с топографический модуль? — Войзи с минуту обдумывал эту идею, но она явно не произвела на него впечатления. — Но почему оно хочет смешаться с нами?

— Поведенческая мимикрия. Оно видит, что мы все стремимся к «Сарафанду», и вынуждено присоединиться к нам.

— Полагаю, ты опять меня дурачишь, Дейв. Я проглотил все, что ты рассказывал нам о тех чудовищах — драмбонах, да? — но это уже чересчур.

Сердженор пожал плечами и откусил еще кусок белкового кекса. Он видел драмбонов в своей сто двадцать четвертой экспедиции. Это были странные кольцеобразные существа, живущие в высокогравитационном мире. В отличие от людей, и фактически от большинства других существ, у них циркулировали тела, а кровь оставалась в нижней части кольца. Ему никогда не удавалось убедить новичков-топосъемщиков в действительном существовании и драмбонов, и сотни других не менее экзотических видов. Эта было связано с перемещением в бета-пространстве, которая в обиходе называлась Мгновенным Дальним Переходом. Такой вид путешествий кругозора отнюдь не расширял. Сейчас Войзи находился в пяти тысячах световых лет от Земли, но из-за того, что он проделал этот путь, просто перепрыгнув от звезды к звезде, мысленно он по-прежнему пребывал в пределах орбиты Марса.

По мере того как с холмов или из ущелий подтягивались остальные аппараты, обзорные экраны Модуля Пять замигали огнями. Они приближались до тех пор, пока все семь машин не выстроились по окружности вокруг тусклой пирамиды «Сарафанда». Сердженор с интересом наблюдал за ними. Где-то в глубине сознания теплилась надежда, что пришелец ошибется и пересечет невидимую линию тысячеметровой границы.

Пока модули двигались, капитан Уэкоп молчал, но из радиоприемника непрерывно неслись комментарии экипажей. Некоторые, обнаружив, что проходит минута за минутой, а они все еще живы и невредимы, расслабились и даже начали шутить.

Разговоры смолкли, когда с высоты шестидесяти метров над поверхностью равнины, оттуда, где находилось управление кораблем, раздался голос Уэкопа.

— Прежде чем выслушать индивидуальные рапорты и обсудить их, — произнес он ровно, — хочу напомнить всем экипажам о приказе не приближаться к кораблю ближе, чем на одну тысячу метров. Любой модуль, совершивший это, будет уничтожен без предупреждения. А теперь, — невозмутимо продолжал Уэкоп, — можно приступать к обсуждению.

Войзи возмущенно фыркнул.

— Чай и сэндвичи с огурцами сейчас подадут! Вот попаду на борт корабля, возьму самый большой гаечный ключ да и размозжу Уэкопу его… Послушать его, так это просто детская загадка.

— У Уэкопа такой взгляд на вещи, — пожал плечами Сердженор. — В данном случае это неплохо.

Тишину в эфире после заявления с корабля нарушил самоуверенный пронзительный голос Поллена из Модуля Четыре. У него это уже восьмая экспедиция, вспомнил Сердженор. Поллен писал книгу о своих приключениях, но он никогда не разрешал Сердженору прослушать какие-нибудь магнитофонные записи или просмотреть уже отпечатанную часть мемуаров. Дейв смутно подозревал, что Поллен описывает его как юмористическую фигуру. «Самый Старый Член Экипажа», м-да…

— На мой взгляд, — прервал его размышления Поллен, — наша проблема принимает форму классического упражнения на логику.

— Это, наверно, заразно. Они с Уэкопом говорят одно и тоже, — задумчиво произнес Войзи.

— Отключи его, Поллен! — сердито заорал кто-то.

— Хорошо, хорошо. Но факт остается фактом — мы можем придумать выход из положения. Основные параметры проблемы таковы: перед нами шесть непомеченных и идентичных топографических модулей и спрятанная среди них седьмая машина…

Сердженор нажал на переговорную кнопку, как только разрозненные мысли, бродившие у него в голове, внезапно объединились в одну.

— Поправка, — спокойно произнес он.

— Дейв Сердженор? — нетерпеливо спросил Поллен. — Как я говорил, мы должны быть просто логичными. Есть седьмая машина, и она…

— Поправка.

— Мистер Сердженор, не так ли? Чего ты хочешь, Дейв?

— Я хочу помочь тебе быть логичным до конца, Клиффорд. Нет седьмой машины. Перед нами шесть машин и одно живое существо.

— Живое… что?!

— Да. Это — Серый Человек.


Второй раз за час Сердженор услышал, что динамик радиоприемника не справляется с обилием звуков, и теперь безмятежно ожидал, пока шум стихнет. Он искоса взглянул на раздраженное лицо Войзи и удивился. Неужели и он также выглядел, когда впервые услышал о Сером Человеке?

Рассказывали о них мало. Реальные факты трудно было отделить от манихейских note 1 фантазий, которыми изобиловали многие культуры. Легенды и мифы возникали то здесь, то там — в мирах, где природная память рас уходила корнями далеко в прошлое. Неточности накладывались на искажения, но всегда проходила одна и та же узнаваемая тема — о Серых Людях и Великой Битве, которую они проиграли Белым Людям. Эта раса исчезла, не оставив никаких следов своего существования. Запоздалые армии земных археологов ничего не обнаружили. Но все мифы гласили одно и то же.

А самым примечательным для умного и внимательного слушателя являлось то, что обличье рассказчика не имело значения. Передвигался ли он на двух или четырех конечностях, плавал, летал, или прокладывал ходы в земле — имена, которые они давали Серым Людям, всегда соответствовали их собственным именам, наименованиям особей их собственного вида. Существительное часто сопровождалось определением, предполагавшим анонимность, неопределенность или бесформенность…

— Какой еще к черту Серый Человек? — резко спросил Карлен из Модуля Три.

— Это такое огромное серое чудовище, которое может превращаться во что захочет, — объяснил Поллен. — У мистера Сердженора есть один для забавы, и он никогда не путешествует без него. Вот так, наверное, и начинались все эти старые истории.

— Серый Человек не может превращаться во что захочет, — поправил Сердженор. — Он может только принимать любой внешний облик. Сущность его остается неизменной.

Вновь послышался ропот недоверия, теперь пополам со смехом.

— Давайте обратимся к нашему разговору о логичности, — нарочито флегматично продолжал Сердженор, стараясь вернуть обсуждение на серьезную основу. — Почему бы вам по крайней мере не подумать над тем, что я говорю и не проверить это. Вы же не обязаны принимать мои слова на веру.

— Я знаю, Дейв, — Серый Человек поручится за любое твое слово.

— Я только предлагаю попросить капитана Уэкопа провести тщательный анализ отчетов ксенологов и оценить вероятность существования Серого Человека. Это во-первых. А также оценить вероятность того, что Модуль Семь

— это Серый Человек. — Сердженор с облегчением отметил, что никто не засмеялся. Если он прав, на неуместные вопросы нет времени. На самом деле, вероятно, времени вообще ни на что не осталось.

Над далекими черными холмами позади тусклой громады «Сарафанда» низко висела в небе яркая двойная звезда — родительское солнце Присциллы-1. Пройдет еще семнадцать месяцев, и планета окажется между этими двумя точками света. Сердженору хотелось бы оказаться подальше отсюда, когда это произойдет. Но что поделаешь, если к ним в компанию затесался чрезвычайно талантливый суперхищник.


Кандар с изумлением обнаружил, что он со все возрастающим интересом прислушивается к мыслительным процессам съедобных.

Его раса не создавала машин. Его соплеменники полагались на способность изменять внешний облик, силу и скорость своих огромных серых тел. Кроме того, обладая инстинктивным пренебрежением к машинам, Кандар провел семьдесят столетий в мире, где ни искусственные, ни природные материалы, как бы хороши они не были, не могли уцелеть во время ежегодного прохождения через двойную преисподнюю. Поэтому его потрясло осознание того, насколько съедобные зависят от своих сооружений из металла и пластмассы. Еще больше заинтриговало открытие, что металлические полости являются не только средством передвижения, но и, фактически, поддерживают жизнь съедобных, пока те находятся здесь, в безвоздушном мире.

Кандар попробовал представить, как он доверяет свою жизнь заботам сложного и ненадежного механизма. Эта мысль наполнила его незнакомым ранее чувством. Он отодвинул ее в сторону и сосредоточил весь свой жестокий ум на том, как бы подобраться к космическому кораблю поближе и парализовать нервные центры съедобных внутри. В частности было необходимо парализовать того, кого они называли капитаном Уэкопом, прежде чем в ход пошло бы оружие корабля.

Сдерживая голод, Кандар осторожно приготовился напасть.


Сердженор с недоверием уставился на собственную руку. Он собирался выпить немного кофе, так как у него пересохло в горле, и потянулся было за продовольственной тубой. Его правая рука приподнялась только на несколько миллиметров, а затем бессильно упала обратно на подлокотник.

Инстинктивно Сердженор попытался поддержать левой рукой правую, но и она тоже отказалась двигаться. Сердженор понял, что парализован.

Период бессмысленной паники продолжался около минуты. Потом Сердженор осознал, насколько выложился, борясь с собственными неповинующимися мышцами. Струйки ледяного пота стремительно-равнодушно стекали по всему телу. Он заставил себя расслабиться и оценить ситуацию. Вскоре он обнаружил, что может управлять движением глаз.

Взгляд в сторону сказал ему, что Войзи тоже парализован — единственным признаком жизни было едва заметное подергивание лицевых мускулов. Явление, очевидно, оказалось новым для Войзи.

Сердженор тоже испытывал это ощущение впервые, но он побывал во многих мирах, где хищные животные обладали способностью окружать себя маскирующим полем, подавляя нервную деятельность других живых существ. Чаще всего этот смертоносный талант встречался на планетах с высокой гравитацией, где хищники обыкновенно были такими же малоподвижными, как и их жертвы. Сердженор попробовал заговорить с Войзи, но как он и ожидал, не смог заставить работать голосовые связки.

Неожиданно он начал осознавать, что из динамика по-прежнему доносятся голоса. Он прислушивался к ним некоторое время, прежде чем до его сознания дошла суть излагаемого предложения и кое-что еще.

— Не стоит чересчур беспокоиться, — говорил Поллен. — Своего рода упражнение на логику. Это как раз по твоей части, Уэкоп. Я предлагаю, чтобы ты начал называть по кругу номера модулей и приказал бы каждому отодвинуться назад на сто метров. Можно на пятьдесят или даже пять — расстояние вообще-то не имеет значения. Главное, проделав это, ты сумеешь отделить подлинные шесть машин от седьмой. Или при одной из команд отодвинутся сразу две машины…

Сердженор мысленно проклял свою неспособность дотянуться до переговорной кнопки и прервать Поллена прежде, чем окажется слишком поздно. Он возобновил отчаянные попытки пошевелить рукой, когда голос Поллена неожиданно затерялся в пронзительном неблагозвучном свисте помех. Шум уже не затихал, и Сердженор с мучительным облегчением понял, что Модуль Семь захватил контроль над ситуацией. Сердженор расслабил мускулы, сосредоточился на том, чтобы дышать спокойно и равномерно, и к нему вернулась способность трезво мыслить. Поллен громко и уверенно подписал им смертный приговор. Он совершил ошибку — в данной ситуации фатальную — он перепутал теорию с неблагоприятной реальностью их затруднительного положения.

Обстановка на черной безвоздушной равнине, мерцавшая на обзорных экранах, обладала кажущимся сходством с тестами, которые иногда предлагали психологи при проверке способностей. Рассмотрев ситуацию с такой точки зрения, Сердженор смог найти несколько решений. Помимо идеи Поллена с жонглированием номерами существовал более эмпирический подход. Можно было заставить Уэкопа произвести выстрелы из лазерного оружия на минимуме мощности по каждому модулю по очереди. Даже если бы Серый Человек смог выдержать, не отступив, такое обращения, спектрографический анализ отраженного света почти с полной определенностью показал бы разницу в строении. Другое решение: приказать каждому модулю выпустить маленького инспекционно-ремонтного робота, используемого в условиях, слишком суровых для физической работы даже в защитных костюмах. Сердженор сомневался, что чужак может справиться с заданием, которое включает в себя разделение его самого на две независимые части.

Главным и смертельным изъяном всех этих решений было то, что они использовали процесс отбора. Модуль Семь никогда этого не допустит. Любая попытка уменьшить количество вариантов приведет только к тому, что окончательная катастрофа произойдет намного быстрее. Единственное реальное решение — если оно вообще существует — требует моментального применения.

Сердженор не слишком оптимистично оценивал свои шансы найти его.


Просто в силу привычки Сердженор начал снова размышлять о происходящем в поисках некого обстоятельства, которое можно было бы использовать как преимущество в данной ситуации. Он вспомнил о голосах, доносившихся из динамика после того, как они с Войзи онемели. Поллен и другие члены экипажа по-прежнему могли разговаривать. Вероятнее всего, они находились вне радиуса действия Модуля Семь.

Это открытие доказало, что пугающая сила врага имеет свои пределы. К сожалению, его, видимо, не удастся применить на практике. Сердженор уставился на обзорные экраны модуля, тупо удивляясь убегающим в небытие секундам. Не двигая головой, он с трудом воспринимал разрозненные образы, но вскоре он рассмотрел два модуля, замерших на равнине чуть правее его собственного. Это означало, что его аппарат был составной частью группы из трех неопределенных модулей. Остальные находились намного дальше, на противоположной стороне окружности, и пока он наблюдал, главный прожектор одного из них нерешительно засигналил азбукой Морзе.

Сердженор не смог разобрать сообщение из-за того, что забыл код. Он сконцентрировал все внимание на двух ближайших машинах, одна из которых почти стопроцентно была Модулем Семь.

Затмевая звезды, на носу «Сарафанда» замигали огни. Уэкоп с огромной скоростью отвечал морзянкой аппарату, пытавшемуся связаться с ним. Сердженор представил реакцию экипажа на слишком уж энергичные сигналы Уэкопа.

Визг радиопомех продолжался. Сердженор чувствовал крайнюю необходимость пожаловаться кому-нибудь. Ему никак не удавалось собраться с мыслями.

Он понял ошибочность попытки истолковать поведение чужака на основе человеческой логики. Серые Люди могли оказаться самыми чуждыми человечеству существами, с которым оно вероятно когда-либо сталкивалось. В этом, казалось, было нечто не соответствующее…

Войзи протянул правую руку к панели управления и активировал двигатели.

На мгновение Сердженор подумал, что они освободились от действия парализующего поля, но обнаружил, что по-прежнему не может двигаться. Лицо у Войзи было неподвижное, белое как мел, на подбородке блестела слюна, и Сердженор понял, что тот сейчас представляет собой просто сервомеханизм Модуля Семь. Мысли Сердженора понеслись вскачь.

Кажется, — думал он, — наше время истекло.

Существовала только одна причина заставить Войзи включить двигатели. Чужак собирался передвинуть аппарат, чтобы отвлечь Уэкопа. При этой мысли Сердженор похолодел. Сбить с толку или привести в замешательство Уэкопа невозможно. Капитан без малейшего колебания испарит первый же модуль, который пересечет невидимую километровую линию.

Левая рука Войзи отключила тормоз, и аппарат слегка покачнулся на неровной поверхности камня.

Сердженор предпринял еще одно неистово-отчаянное усилие пошевелиться, но результатом оказалось лишь то, что паника вновь охватила его. Каковы намерения Модуля Семь? Похоже, он уже понял, что радиус действия его поля ограничен и надеется, что их модуль вот-вот вызовет на себя огонь лазеров Уэкопа. А это почти определенно доказывает, что Седьмой попытается подобраться поближе к «Сарафанду». Но зачем? Никакого смысла, только, если…

Запоздалое, но ясное понимание ситуации озарило Сердженора как вспышка Сверхновой. Наконец-то, он осознал главную опасность ситуации.

Я знаю правду, — в отчаянии думал он, но не должен думать о ней, потому что Серый Человек — телепат, и, если он прочитает мои мысли…

Рука Войзи с трудом вывернула регулятор скорости, и модуль медленно двинулся вперед.

…если Серый Человек узнает… НЕТ! Думай о чем-нибудь другом. Думай о прошлом, далеком прошлом, как ты ходил в школу, об уроках истории, истории науки… квант естественной гравитации был окончательно определен в 2063, а успешное определение гравитона вскоре привело к полетам в бета-пространстве со скоростью большей скорости света… но на самом деле никто не понимает, что из себя представляет бета-пространство… ни одно человеческое существо, то есть… только… я почти проговорился… я уже подумал о… я ничего не могу поделать… УЭКОП!


Будь Кандар в лучшей форме, он бы преодолел расстояние, отделяющее его от космического корабля, двумя прыжками. Все равно, он оставался достаточно быстрым, чтобы кто-нибудь мог его остановить. Наклонившись вперед, он позволил голоду, управлять собой. Позади него к космическому кораблю приближались две машины. Взяв их под контроль, Кандар ожидал, что они будут двигаться намного быстрее. Один из съедобных тщетно старался подавить какую-то мысль, но не было времени изучить ее…

Постоянно изменяя облик, Кандар благополучно приблизился на нужное расстояние. Торжествуя, он раскинул неосязаемые силовые сети, способные вызвать паралич и у более крупных созданий.

Ничего!

Луч ультралазера ударил уничтожил бы любое другое существо за долю секунды, но Кандар не мог умереть так легко. Боль оказалась намного сильнее, чем он мог вообразить. Но хуже агонии было внезапно-ясное понимание мыслей съедобных — мрачных, холодных, чужих мыслей.

Впервые в жизни Кандар почувствовал СТРАХ.

И умер.


Шампанское было хорошим, стейки тоже, а сон — когда он наконец наступит — будет бы еще лучше.

Сердженор довольно откинулся назад, закурил трубку и обвел благосклонным взглядом одиннадцать человек, сидевших за длинным столом в кают-компании «Сарафанда». Ощущая приятную теплоту в желудке, он убеждал себя в правильности принятого решение. Он думал, что ему нравится быть Старейшим Членом Экипажа. Расчетливая молодежь может описывать его в своих мемуарах о космических путешествиях. Пусть кузены выкупают его долю в бизнесе — он останется в Картографическом Управлении до тех пор, пока душой и рассудком не пресытится лицезрением новых миров. Это — его жизнь, его образ мыслей, и он не собирался от него отказываться.

На другом конце стола Клиффорд Поллен перебирал заметки о рейсе. — А потом, Дейв, ты осознал, — сказал Поллен, — что Серый Человек просто неспособен понять психологию машины?

— Правильно. Серый Человек из-за своих особых физических свойств и в лучшие времена не нуждался в машинах. А тысячи лет на такой планете как Прила-1, где так или иначе не могло существовать ничего искусственного, отнюдь не подготовили его к встрече с нашими «машинами жизни».

Сердженор вдохнул ароматный дым. Он вдруг почувствовал неожиданный прилив симпатии к огромному чужому существу, чьи останки все еще лежали на черном камне покинутой ими планеты. Серый Человек дорожил своей жизнью, настолько дорожил, что он и не представлял, КАК ее можно доверить кому-нибудь или чему-нибудь кроме себя. Поэтому он совершил ошибку, попытавшись управлять существом, о котором экипаж «Сарафанда» думал как о капитане Уэкопе.

Интересно, что же ощутил Серый Человек в самый последний момент, когда он ВСЕ понял? Сердженор взглянул на скромную пластину на ближайшем терминале, напрямую соединенным с центральным компьютером космического корабля — обширным искусственным интеллектом, в чьи руки они вверяли свои жизни в начале каждого рейса. На ней было выгравировано: У.Э.К.О.П.

Сердженор слышал, как некоторые члены экипажа расшифровывают надпись. По их мнению, буквы означали: Усовершенствованный Электронный Космический Оператор и Пилот. Но никто не мог быть уверен в этом полностью. Неожиданно он понял, что люди имеют склонность принимать многие вещи как нечто само собой разумеющееся.

3

У космоса есть различные способы наказать отважного путешественника. Например, всегда существует возможность чисто физической опасности. И все же не она является главным бедствием. Другое обстоятельство имеет куда большее влияние на человеческий рассудок. Пространство враждебно человеческой жизни, но в этом оно мало отличается от, скажем,глубин океана, где человек уже привычно живет и работает. Наибольшую опасность в космосе представляют просто-напросто его гигантские расстояния.

Сколько бы вы ни стояли на горной вершине, сколько бы ни вглядывались в небеса, это не подготовит вас к реальному космическому путешествию. Ведь наблюдатель на Земле видит только звезды, а не тьму огромных расстояний между ними. У человека нет выбора — в небе мерцают звезды, а глаза его способны реагировать лишь на свет. Ему остается только принять на веру существование невообразимых пространств. Побывавший в космосе судит о вещах по-другому. Он вынужденно осознает, что вселенная состоит из пустоты, газопылевые туманности представляют собой жалкие крохи материи, а звезды — не что иное как струи газа, горящего в вакууме и испускающие кванты света. Рано или поздно от этого знания становилось как-то неуютно.

Среди экипажей Картографического Управления не было случаев внезапных душевных расстройств. Об этом заботились в процессе предварительного отбора. В самом деле, людям, которые управляли топографическими модулями, было не свойственно философствовать о смысле мыслей. Одиночество и ностальгия становились профессиональными заболеваниями. Управление исследовало только необитаемые миры, и экипажи картографических кораблей быстро пресыщались видами пустынь, бесплодных скал и тундры. Они просто молились о том, чтобы произошло что-нибудь не предусмотренное, даже если бы это оказалось чревато неприятностями. Но происшествия были настолько редки, что даже несложное механическое повреждение давало предмет для разговоров на много месяцев.

В таких обстоятельствах люди стремились отработать лишь два года контракта. Обычно они отправлялись в еще один дополнительный рейс, доказывая друзьям и самим себе, что могли бы продолжать до бесконечности. Потом они принимали наградные и возвращались к занятиям, которые позволяли им оставаться дома.

Немногие, подобно Дейву Сердженору, задерживались в Управлении не считаясь с интеллектуальным и эмоциональным риском. Поэтому на «Сарафанде», да и многих других кораблях, высоко ценили нескольких ветеранов, чьим уделом была опека над менее опытными товарищами. Кроме того на них лежала важная, хотя и не официальная обязанность. Они формировали устойчивую групповую личность, в которую со временем могли влиться новички. Сердженор повидал множество людей — среди них бывали женщины — приходивших и уходивших, и за эти годы у него выработался противоречивое и несколько покровительственное отношение к новичкам. И хотя он иногда ворчал насчет нахальства молодежи, но признавал, что они скрашивали однообразие корабельной жизни.

Прошел год после памятной встречи с Серым Человеком на Приле-1 — год совершенно рутинной топографической работы. За это время в экипаже корабля произошло два изменения. Один человек уволился из Управления, другого перевели на более современный корабль класса Марк Восемь. На «Сарафанд» пришло пополнение. Сердженор с тайным интересом наблюдал за новичками и сделал вывод, что, к сожалению, более привлекательный из этой пары вряд ли останется надолго в Картографическом Управлении. Берни Хиллиард оказался разговорчивым юнцом, с наслаждением выдававшем идеи направо и налево, вступая в спор с Сердженором по любому поводу. Больше всего Берни резвился в час завтрака, когда был полон сил после сна.

— Ты ведь не поверишь, Дейв, — произнес он однажды утром. — Прошлой ночью я был дома. С женой. Я был дома.

Сказав это, Хиллиард наклонился над обеденным столом. Его розовощекое, ребячески-серьезное лицо выражало убежденность в собственных словах, а голубые глаза умоляли Сердженора согласиться и разделить с ним так открыто предложенную радость. Сердженор чувствовал себя хорошо отдохнувшим и сытым, поэтому был в настроении согласиться с чем угодно. Однако возникала проблема. Его рассудок упорно доказывал, что в данный момент «Сарафанд» медленно пробирается через плотное звездное скопление за тысячу световых лет от дома Хиллиарда в Саскачеване. Кроме того, он точно знал, что молодой человек не женат.

Сердженор покачал головой.

— Тебе приснилось, что ты был дома.

— Ты все еще не понял! — Раздражение заставило обычно спокойного Хиллиарда подпрыгнуть в кресле. Даже с другого конца длинного стола люди с любопытством взглянули в его сторону. День на корабле только начался, и панели освещения в полукруглой комнате, типичной для жилых отсеков космического корабля, ярче светились со стороны условного «востока».

— Сны Транс-Порта мало похожи на обыкновенные сновидения, — продолжал Хиллиард. — Сон — это всего лишь сон, и когда просыпаешься, то осознаешь, что воспоминания о нем эфемерны. А кассета Транс-Порта транспортирует тебя

— в старом значении этого слова — в другой мир. Вот почему ее так называют. На следующий день ты вспоминаешь, и твое воспоминание абсолютно ничем не отличается от нормальных воспоминаний. Поверь мне, Дейв, оно совершенно реально.

Сердженор налил себе еще одну чашку кофе.

— Но ведь сейчас, сегодня утром ты понимаешь, что несколько часов назад в Канаде тебя не было. Ты спал в своей каюте палубой выше этой комнаты на этом корабле. Один.

— Все верно, Пинки note 2 был один, — вмешался Тод Барроу, второй новичок, подмигивая остальным членам экипажа.

— Вчера вечером я попытался потихоньку войти в его комнату — хотел пожелать ему доброй ночи — так дверь оказалась запертой. По крайней мере, я надеюсь, что он был один.

— Несоответствие сна и действительности не делает воспоминание менее реальным, — воскликнул Хиллиард, не обращая внимания на перебившего. — Давайте поговорим обо всех этих случаях, когда ты уверен, что совершил некое действие. К примеру, упаковал зубную щетку, а потом, уже в дороге, обнаружил ее отсутствие, а? Даже, когда тебе докажут, что ты не упаковывал ее, ты по-прежнему продолжаешь «помнить», как ты делал это. Принцип тот же самый.

— Да ну?

— Разумеется.

— Для меня все это звучит несколько странно, — с сомнением произнес Сердженор, отступая от роли Старейшего Члена Экипажа. Он постепенно сживался с ней — с каждым новым рейсом, учрежденным Картографическим Управлением. Казалось, топографические команды молодеют с каждым годом. Когда он впервые пришел наниматься на работу, критерии отбора были куда более жесткими.

Все заранее знали, что в рейсе время от времени бывают периоды бездеятельности и скуки. Как правило они случались, когда корабль приближался к планетам в нормальном пространстве или проходил через районы скопления материи. При этом нельзя было в полной мере использовать Мгновенный Дальний Переход. Сердженор понимал и ценил традиционную терапию

— долгие партии покера и повышение дозы спиртных напитков. Он без энтузиазма встретил экспериментальное нововведение Транс-Порта.

— Самое важное в кассетах, — продолжал Хиллиард, — что они облегчают груз одиночества. Нервная система человека может выдерживать такую жизнь в течение строго ограниченного периода времени, а потом обязательно что-нибудь случится.

— Так вот почему я пытался войти в комнату Пинки вчера вечером! — зловеще ухмыляясь, произнес Барроу. В прошлом он специализировался по компьютерам. Это была грубая, неприятная, но сильная личность. С первых же минут пребывания на корабле он буквально начал преследовать Хиллиарда из-за его по-детски розовощекого лица и пушистых белокурых волос.

— Отползай и разводи огонь или изобретай колесо или сделай еще что-нибудь, — небрежно бросил ему Хиллиард, не поворачивая головы. — Слушай, Дейв, мне кажется, только ты можешь выдерживать одиночество так долго.

Сердженор опровергающе покачал чашкой. — Я уже семнадцать лет в Управлении, и мне пока не потребовалось никаких искусственных сновидений, чтобы не сойти с ума.

— О! Извини, Дейв. Я не имел ввиду ничего такого. Честно.

Чрезмерное извинение и блеск в глазах юноши возбудили подозрения Сердженора. — Ты что, хочешь выглядеть смешным, приготовишка? Если ты…

— Расслабься, Дейв, — прервал его Виктор Войзи, сидевший через два места. — Мы все знаем, что ты неизлечимо нормален. Берни просто хотел предложить тебе как-нибудь воспользоваться кассетой. Просто посмотреть, на что это похоже. Я и сам пользуюсь Транс-Портом в этом рейсе. Ты знаешь, теперь меня ждет дома славная маленькая жена, просто китайский фейерверк. Почти каждый вечер я переношусь к ней. Это совсем неплохо, Дейв.

Сердженор с удивлением уставился на него. Войзи был крупным рыжеволосым мужчиной с покрытой веснушками кожей и серьезными голубыми глазами. Спокойно-прагматичный взгляд на вещи помог ему стать превосходным топографом. Уже больше года они с Сердженором работали в паре на Модуле Пять. Походило на то, что Войзи уже создал себе имя. Раньше он никогда не говорил о кассетах.

— ЧТО? Когда ты укладываешься спать, то кладешь себе под подушку это металлическое блюдо для пирога? — Сердженор говорил дружески-презрительно. Он надеялся, что не слишком заденет чувства другого человека.

— Не каждую ночь, — Войзи выглядел слегка сконфуженным, накладывая в тарелку яичницу с ветчиной.

Сердженор почувствовал, что его замешательство усиливается.

— Ты не говорил мне.

— Ну, об этом не хочется особо распространяться, — на щеках Войзи заиграл несвойственный ему легкий румянец. — В кассетах Транс-Порта запрограммирована связь с красивой девушкой, а это очень личное. Точно так же, как и в жизни.

— Лучше, чем в жизни. Ты знаешь, что каждый раз ты победишь, — произнес Барроу, изображая кулаком движение поршня. — Поведай нам о своей китайской крошке, Вик. Они действительно такие, как о них рассказывают?

— Я разговаривал не с тобой.

Барроу не смутился.

— Давай, Вик. А я расскажу тебе о моей малышке. Я только хочу знать на случай, если…

— Заткнись! — Войзи изменился в лице. Он поднял вилку и приставил ее к небрежно выбритому, синевато-серому подбородку Барроу. — Я не желаю с тобой разговаривать. И не хочу, чтобы ты разговаривал со мной. И в следующий раз когда ты опять влезешь не в свое дело, обещаю, что тебе не скоро захочется сделать это снова.

В кают-компании воцарилась напряженная тишина, потом Барроу, что-то возмущенно бормоча, встал из-за стола и перешел вдоль него на другую сторону маленького помещения.

— Что с ним случилось? — шепнул он Сердженору. — Что я такого сказал?

Сердженор покачал головой. Ему не нравился Барроу, но реакция Войзи показалась ему излишне резкой. Сердженор знал о Транс-Порте только то, что кассета включалась, когда человек клал голову на подушку, и работала главным образом на основе прямой стимуляции подкорки лобных долей мозга. Сначала кассета усыпляла, а потом — после того как энцефалограммы и периоды быстрого движения глаз показывали, что человек вот-вот начнет видеть сны — возбуждали его мозг и формировали воспоминание по запрограммированному сценарию из собственных мыслеобразов спящего.

Для Сердженора ленты Транс-Порта являлись всего лишь разновидностью усовершенствованного кинопроектора. Поэтому его озадачила та сила чувства, которую они, по-видимому, вызывали. Он наклонился было к Войзи, мрачно глядящему в тарелку, но Хиллиард схватил его за руку.

— Виктор прав, поставив это на одну доску с реальностью, — воскликнул Хиллиард. Он предупреждающе сдвинул брови показывая, что Войзи следует оставить в покое. — Транс-Порт — не машина эротических сновидений. Психологи, которые программировали кассеты, понимали, что мужчине нужно нечто большее, когда он находится так далеко от дома. Конечно, сексуальная девушка — это очень многое, но мужчина нуждается и в другом. Она дает тебе ощущение душевного комфорта, дружбу и понимание. Смешно, но с ней как-то… надежно. С ней имеешь все, чем тебя обделяет жизнь в Управлении.

— И она не стоит тебе ни цента, — весело сказал Барроу, очевидно оправившийся от стычки с Войзи.

Хиллиарда это не отвлекло. — «Своя» женщина очень много значит для мужчины, Дейв. Я полагаю, что именно поэтому те, кто используют Транс-Порт, не слишком-то говорят об этом.

— Ты говоришь.

— Я, да? — Хиллиард улыбнулся как школьник, оповещающий мир о первом свидании. Он понизил голос, чтобы его не услышал Барроу. — Это, наверное, потому, что я так хорошо себя чувствую. У меня никогда не было удачного опыта отношений ни с одной девушкой в Саскачеване. Всегда чего-нибудь не хватало.

— Чего-нибудь не хватало? — сказал незаметно подошедший Барроу. — В случае с тобой легко догадаться чего, — он обвел взглядом сидящих за столом, надеясь увидеть хоть одну улыбку, но он не обзавелся друзьями среди экипажа «Сарафанда». Лица топосъемщиков остались бесстрастными.

Точно уловив психологический момент, Хиллиард поднялся и заговорил.

— Барроу, — торжественно начал он в лучшем стиле средней школы, — если бы у тебя было столько умения причинять людям боль, сколько, очевидно, имеется желания, ты и в самом деле был бы невыносимым собеседником, — а так ты просто трогателен и жалок.

За столом восхищенно засмеялись. Хиллиард поблагодарил величественным кивком головы и сел на свое место, по видимому, не замечая ненависти на лице Барроу. Сердженор был рад за молодого человека, но у него возникли смутные опасения насчет дальнейшего развития ситуации. Это было еще одним симптомом напряжения, поселившегося на «Сарафанде».

Этот рейс и так уже продолжался дольше, чем предполагалось. К тому же выяснилось, что у Скопления Мартелла на четыре планетные системы больше, чем показали предварительные исследования. Уэкопу пришлось принимать решение: проводить или нет четыре дополнительные топографические съемки. Он решил продолжать работы. Сердженор же был переполнен необычным для него желанием добраться до Земли вовремя. Он собирался провести Рождество с двоюродными братьями и их семьями. Сердженор высказал свои возражения — компьютер их отверг. А теперь, из-за напряжения, явно нарастающего в кают-компании, он все же решил еще раз побеседовать с Уэкопом наедине.

— Весь мир вокруг меня переменился, когда я встретил Джулию, — Хиллиард продолжал с того места, где остановился.

— Джулию? Ты хочешь сказать, что у них есть имена?

— Разумеется, у них есть имена! — Хиллиард на несколько секунд прикрыл лицо ладонями. — Ты ведь просто не понимаешь, Дейв, да? У настоящих девушек есть имена, и у девушек Транс-Порта тоже есть имена. Мою, как выяснилось, зовут Джулия Корнуоллис.

В этот момент Сердженора беспокоили уже две вещи. Пробили корабельные часы, и Уэкоп обратился к команде по обычной системе оповещения. Сообщение гласило: «Сарафанд» практически готов к бета-прыжку к центру Скопления Мартелла. Голос Уэкопа звучал со всех сторон, эхом отдаваясь от стен кают-компании. А по лицу Тода Барроу — выражавшему до этого не слишком затаенную обиду — неожиданно пробежала злорадная усмешка. Она тут же исчезла, но в любом случае в объявлении Уэкопа Барроу явно что-то понравилось.

Инцидент был менее чем незначительным, и Сердженор забыл о нем, как только команды модулей выбрались из-за стола и перешли в тускло освещенную комнату наблюдений на той же палубе. Небрежной походкой, вполне приличествующей ветерану множества таких же звездных прыжков, он двинулся вместе с остальными. Тем не менее он умудрился попасть к обзорным экранам в первых рядах. Наблюдение за МДП в действии, вид внезапно изменившегося звездного неба и мгновенное понимание того, что он пронесся сквозь световые годы со скоростью мысли, — это были лучшие моменты в жизни Сердженора, то, без чего он не мог существовать.

В комнате наблюдения было двенадцать вращающихся кресел — по одному на каждого члена экипажа. Кресла намертво крепились к полу между двумя полусферическими обзорными экранами. На переднем сейчас сияло изображение центра Скопления Мартелла. Полушарие экрана походило на чашу с черным замороженным шампанским с тысячами серебристых пузырьков, замерших в полете. Сердженор с нетерпением ожидал прыжка, пытаясь уловить миг перехода, хотя и знал, что если почувствует что-то, так только собственную смерть.

В первый момент как будто бы ничего не изменилось, потом люди увидели диск нового солнца, заполнивший большую часть экрана.

— Прибыли, — произнес Клиффорд Поллен, признавая, что Уэкоп как всегда благополучно перенес их в намеченную систему. Он был преисполнен тайной благодарности корабельному компьютеру за еще одно удачное перемещение. Поллен по-прежнему собирал материалы для своей предполагаемой книги. Он знал множество легенд о кораблях, которые уходили в бета-прыжке туда, где гравитационные течения закручивались гигантскими водоворотами между галактиками; их уносили чудовищные вихри и выбрасывали в нормальное пространство в точке, весьма удаленной от их места предназначения. Сердженор знал о существовании областей, где межгалактические ветры прорывались сквозь гравитационный щит Млечного Пути, но их месторасположение и границы были четко обозначены на картах. Он не сомневался в благополучном исходе МДП и несколько злорадствовал, ощущая беспокойство Поллена.

Следующие несколько недель корабль будет приближаться к планетам в нормальном пространстве. Затем, где это осуществимо, начнутся исследования с помощью топографических модулей. В зависимости от того, как будут развиваться события, «Сарафанд» проведет целый месяц в данной системе, а ведь еще нужно посетить три другие!

Сердженор с тоской взглянул на чужое солнце и подумал о чудесно долгих зимних вечерах на Земле, о футбольных матчах и об изобилии сигар. О женщинах, накрывающих столы к праздничному ужину. О семьях, собирающихся вместе на Рождество. Он понимал, что решение Уэкопа неверно — не следовало бы продолжать полет.

Он молча встал и направился к своей комнате — крохотному островку одиночества. Не утруждайте себя запиранием дверей — никто из экипажа никогда не зайдет в чужую каюту без приглашения. Прекрасное правило. Он прикрыл дверь, сел и закрыл глаза.

— Слушай меня, — произнес он кодовую фразу соединявшую любого человека из команды корабля с компьютером.

— Слушаю тебя, Дэвид, — мягко откликнулся Уэкоп. Его голос шел непонятно откуда.

— Ты допустил ошибку, включив в программу топографической съемки еще четырех планетных систем.

— Это только твое личное мнение? Или в твоем распоряжении имеются недоступные для меня данные? — голос Уэкопа зазвучал суше, и Сердженор был почти уверен, что компьютер выбрал наиболее саркастический ответ из всех возможных вариантов. Сердженор никак не мог установить точное количество оттенков речи Уэкопа.

— Я рассказываю тебе, как я понимаю ситуацию — сказал он. — Растет переутомление экипажа.

— Это можно было предсказать. Я учел это.

— Ты не можешь предсказывать поведение людей.

— Я и не говорил, что могу предсказывать их реакции, — терпеливо произнес Уэкоп. — Хотя могу заверить тебя, что я взвешиваю каждый фактор, прежде чем принять решение.

— Какой фактор?

Прежде чем компьютер заговорил, возникла едва заметная пауза. Она указывала на то, что Уэкоп счел вопрос некорректным. — Объем космического пространства, исследованный Картографическим Управлением, представляет из себя приблизительно сферу. Поскольку радиус этой сферы увеличивается, площадь ее поверхности…

— Знаю я всю эту чушь, — перебил его Сердженор. — Я знаю, Пузырь увеличивается, работы все время становится больше и больше, соответственно существуют экономические трудности для расширения программы. Я же спрашиваю тебя о человеческом факторе. Что ты сделаешь после того, как постараешься оценить этот фактор?

— Помимо общих основ психологии, доступных мне, я могу сообщить тебе данные по этому вопросу из Заключительных Отчетов Программы за прошлый век. Отчеты только Картографического Управления содержат приблизительно восемь миллионов слов. Военные отчеты, по роду деятельности более обширные, достигают пятнадцати миллионов слов. А кроме того есть доклады различных гражданских агентств, которые…

— Забудь об этом. — Сердженор, осознавая, что его обходят, решил испробовать другой подход. — Уэкоп, я уже давно работаю вместе с тобой на «Сарафанде», достаточно долго для того, чтобы думать о тебе как о человеке. Я хочу поговорить с тобой как мужчина с мужчиной.

— Прежде чем ты начнешь, Дэвид, ответь, пожалуйста, на два вопроса.

— Разумеется.

— Первый. Откуда у тебя взялась странная мысль, что я легко поддаюсь лести? Второй. Откуда у тебя взялась еще более странная мысль, что приписав мне человеческие качества, ты польстишь мне?

— У меня нет ответа на эти вопросы, — с горечью ответил Сердженор, признавая свое поражение.

— Жаль. Продолжай.

— Что продолжать?

— Ты собирался говорить со мной как мужчина с мужчиной. Я готов.

Почти целую минуту Сердженор так и делал. Потом он иссяк.

— А теперь, когда ты облегчил свою душу, — начал Уэкоп, — пожалуйста, запомни правильную кодовую фразу для прекращения разговора: «Больше не слушай меня».

Поскольку аудиосвязь тут же прервалась, Сердженору снова захотелось выругаться последними словами, но воображение подвело его. Некоторое время он метался по комнате, заставляя себя примириться с тем, что никоим образом не вернется на Землю к Рождеству. Потом он спустился вниз на ангарную палубу и начал проводить системную проверку своего топографического модуля. Вначале он обнаружил, что никак не может сосредоточиться, но потом его профессионализм одержал верх, и несколько часов пролетели незаметно. Когда он выбрался из машины и направился на ленч, ярко светились панели секции «полдень» на круглой палубы, создавая впечатление полуденного солнца. Он сел рядом с Хиллиардом.

— Где ты был? — спросил Поллен.

— Проверял датчики виражей.

— Опять? — Поллен с нескрываемым изумлением изогнул бровь. Его выступающие зубы слегка поблескивали.

— Это удерживает его от греха, — произнес Хиллиард, подмигивая всем остальным.

— Мне никогда не приходилось возиться с поломками на полпути вокруг планеты, — ответил Сердженор, напоминая Поллену об инциденте, который тот стремился забыть. Ловко манипулируя кнопками меню, Сердженор заказал себя еду. Когда его первое блюдо только что появилось из окна башенки раздачи, в кают-компанию вошел Тод Барроу и, оглядев стол, сел напротив него. Барроу, очевидно, занимался в гимнастическом зале, поскольку был одет в спортивный костюм, и от него исходил запах свежего пота. Он с неожиданной и чрезмерной веселостью приветствовал Сердженора.

Сердженор медленно кивнул в ответ.

— Разве душ вышел из строя?

— Откуда я знаю? — Барроу, казалось, удивил такой вопрос.

— Обычно люди ходят в душ после тренировки.

— Черт возьми, только грязнулям нужно постоянно мыться, — синевато-серый подбородок Барроу дернулся в ухмылке, когда его пристальный взгляд остановился на Хиллиарде. — Вдобавок, я принимал ванну вчера вечером. Дома. Вместе с женой.

— Не мешало бы принять еще одну, — пробормотал Сердженор.

Барроу не обратил на него внимания, не отводя глаз от Хиллиарда. — Очень изысканная ванная, да. Золотая. Как раз под цвет волос моей жены.

Сердженор заметил, что Хиллиард, сидевший рядом с ним, отложил вилку и с необычным напряжением уставился на Барроу.

— Кожа у нее тоже золотистого цвета, — мечтательно продолжал Барроу.

— И когда мы вместе пошли в ванную, она стянула волосы золотой лентой.

— Как ее зовут? — неожиданно спросил Хиллиард, удивляя Сердженора.

— Даже водопроводные краны в этой ванной золотые. Золотые дельфины, — лицо Барроу выражало экстаз. — Нам вообще-то не следовало покупать его, но когда мы увидели его в…

— КАК ЕЕ ЗОВУТ?! — Хиллиард вскочил. Его кресло отлетело назад.

— Что случилось, Пинки?

— В последний раз прошу, Барроу — назови мне ее имя. — Щеки Хиллиарда пылали от ярости.

— Джулия, — удовлетворенно объявил Барроу. — Джулия Корнуоллис.

У Хиллиарда отвисла челюсть.

— Ты лжешь.

— Скажите мне, — обратился Барроу к остальным, до этого момента молча наблюдавшим за инцидентом, — разве так разговаривают с товарищем по команде?

Хиллиард наклонился к нему через стол.

— Ты — отъявленный лгун, Барроу.

— Эй, Берни! — Сердженор встал и схватил Хиллиарда за руку. — Остынь немного.

— Ты не понимаешь, Дейв. — Хиллиард вырвал свою руку. — Он утверждает, что у него та же кассета Транс-Порта, что и у меня, но служба обеспечения не поступает так. Они гарантируют, что на корабле имеется только по одной кассете каждого типа.

— Должно быть, они допустили ошибку, — хихикнул Барроу. — Любой может ошибиться.

— Тогда ты можешь вернуть им свою и получить взамен другую.

Барроу решительно покачал головой. — Нет, Пинки, нет. Я счастлив и с этой кассетой.

— Если ты не вернешь ее, я…

— Да, Пинки?

— Я…

— Суп стынет, — как мог громко рявкнул Сердженор. Крупный мужчина с широкой грудью и мощной глоткой — он мог бы перекричать любого, если бы счел это необходимым. — Я не собираюсь ни по какому поводу есть холодный суп. Поэтому мы сейчас спокойно сядем и будем есть молча, как и подобает взрослым мужчинам. — Он поднял кресло Хиллиарда и силком усадил в него молодого человека.

— Ты не понимаешь, Дейв, — прошептал Хиллиард. — Он как будто захватил мой Дом.

Вместо ответа Сердженор указал ему на тарелку, и сам с молчаливой сосредоточенностью принялся за еду.


После «полудня» Сердженор дочитал до конца книгу, некоторое время провел в комнате наблюдений, потом направился в гимнастический зал, где фехтовал с Элом Гиллеспи. Он не видел ни Хиллиарда, ни Барроу, и если вообще вспоминал об инциденте с кассетами, то лишь для того, чтобы поздравить себя с тем, как он удачно привел в чувство обоих мужчин. Спокойный красно-золотистый свет заливал кают-компанию с «запада», когда он вошел и сел. Почти все места были заняты, и работала башенка раздачи — она со свистом проносилась из конца в конец стола по центральному пазу.

Обычно Сердженора чувствовал радость, ужиная в веселой компании, но сегодня это лишний раз напомнило о Рождестве. Ему не удастся провести его на Земле. Унылый новый год начнется без приятных воспоминаний о проводах старого. Он плюхнулся в кресло, заказал стандартный обед и ел его без особого удовольствия. Тут он начал осознавать, что рядом с ним садится опоздавший. Его настроение еще больше ухудшилось, когда он увидел, что это Тод Барроу.

— Извините за опоздание, друзья, — сказал Барроу, — но я вижу, что вы уже начали без меня.

— Мы провели голосование по этому поводу, — огрызнулся Сиг Карлен, — и решили, что именно это ты бы попросил нас сделать.

— Совершенно верно. — Барроу с наслаждением потянулся, не отозвавшись на шпильку. — Я дремал большую часть времени после полудня, поэтому я решил отправиться домой. Повидаться с женой.

Собравшиеся недовольно вздохнули.

— Джулия — девчонка, что надо, — беззаботно продолжал Барроу. Он даже прикрывал глаза, наслаждаясь воспоминаниями. — Посмотришь на ее манеру одеваться, можно подумать, что она работает учительницей в воскресной школе или кем-нибудь в этом роде. Но какое у нее нижнее белье!

Кто-то с другого конца стола понимающе заржал. Сердженор огляделся в поисках Хиллиарда. Тот сидел, молча склонившись над своей тарелкой. Вокруг молодого человека повисла жесткая тишина. Сердженору это очень не понравилось.

Он наклонился к Барроу, твердо встречая его пристальный взгляд.

— Почему бы тебе не передохнуть?

Барроу отрицательно махнул рукой.

— Но ты должен ВЫСЛУШАТЬ меня! Большинство замужних женщин в постели только исполняет свои обязанности, а у моей Джулии есть обыкновение… — Он замолчал, растянув в кривой ухмылке лицо, когда Хиллиард вскочил из-за стола и выбежал из комнаты. — О, посмотрите-ка! Юный Пинки бросил нас как раз тогда, когда я подобрался к самой изюминке. Возможно, он ушел предупреждать Джулию об опасностях супружеской измены. — Взрыв смеха приветствовал это замечание, и Барроу выглядел очень довольным.

— Ты слишком грубо нападаешь на него, — сказал ему Сердженор. — Оставь парнишку в покое.

— Это всего лишь шутка. Ему бы следовало понимать юмор.

— А тебе бы следовало уметь шутить.

По-видимому, удовлетворенный реакцией Хиллиарда, Барроу пожал плечами, тщательно изучая меню на дисплее. Он заказал крабовый суп и ел его медленно, то и дело останавливаясь, чтобы покачать головой и хихикнуть. Сердженор старался подавить раздражение от Барроу за разрушение единства команды, от Хиллиарда за то, что тот позволил себе так глупо выйти из себя из-за такого пустяка вроде кассеты сновидений. Правда, в первую очередь он злился на психологов Управления за то, что они пустили в обращение Транс-Порт, и на Уэкопа, за продление рейса сверх обычного срока. Усилие сдержаться довело его терпение до предела.

Он ковырял остатки мяса, когда нестройный шум голосов внезапно затих. Сердженор поднял глаза и увидел, что в кают-компании неестественно бледного Берни Хиллиарда. Молодой человек обошел стол, и остановился рядом с Барроу. Тот повернулся в кресле.

— Что ты задумал, Пинки? — казалось, Барроу был захвачен врасплох развитием событий.

— Твой супчик, кажется, слегка жидковат, — без всякого выражения произнес Хиллиард. — Как ты думаешь?

Барроу выглядел озадаченным.

— Мне кажется, все в порядке.

— Нет. Он определенно слишком жидкий. Попробуй добавить немного лапши. — Хиллиард извлек откуда-то из-за спины спутанный узел серебристо-зеленой пленки и швырнул ее в тарелку Барроу.

— Эй! Что это? — Барроу уставился на спутанную массу. Внезапно он сам смог дать ответ на свой вопрос. — Это же лента Транс-Порта!

— Правильно.

— Но… — глаза Барроу забегали, когда он пришел к неизбежному выводу. — Это МОЯ лента!

— Опять верно.

— Но это означает, что ты заходил в мою комнату. — Барроу послал возмущенный взгляд остальным, призывая их в свидетели признания Хиллиарда. Потом он подскочил и схватил Берни за горло. Хиллиард попытался вывернуться. Оба упали на пол. Барроу оказался сверху.

— Ты не должен был… входить… в мою каюту! — он продолжал сжимать Хиллиарда за горло. Подкрепляя свои слова, Барроу бил молодого человека головой об пол.

Сердженор из-за стола, поднял ногу и как следует врезал Барроу между лопатками. Барроу рухнул как сноп и с трудом ловил воздух, лежа на боку, пока Сердженор и Войзи поднимали Хиллиарда.

— Бога ради, сделай мне одолжение, Берни, — начал Сердженор. — На будущее, постарайся думать головой, а не…

— Извини, Дейв. — Хиллиард по-детски торжествовал. — Он не имел права…

— Ты не имел права входить в его комнату — на борту корабля это единственное, что нельзя было делать, но ты как раз это и сделал.

— Да, как насчет этого? — вмешался Барроу, с трудом поднимаясь на ноги. — Он нарушил неприкосновенность моего жилища.

— Не так, как ты нарушил мою, — ответил Хиллиард.

— Это была МОЯ лента! — Барроу повернулся и вытащил из тарелки узел, с которого стекали капли. — Как бы то ни было, жир в супе не причинил ей вреда. Я очищу ее и заправлю обратно в кассету.

— Валяй, — Хиллиард уверенно улыбнулся. — Но это тебе не поможет. Первым делом я ее стер.

Барроу выругался и вновь двинулся к Хиллиарду, но несколько человек, не участвовавших в представлении, опрокинули его обратно в кресло. Сердженор почувствовал облегчение, увидев, что мнение общества было на стороне Хиллиарда. Вряд ли ситуация выйдет из-под контроля. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы голоса разделились поровну. Барроу мгновенно ощутил враждебность окружающих и недоверчиво засмеялся.

— Посмотрите-ка на них! Так разораться из-за пустяка! Расслабьтесь, друзья, расслабьтесь! — он бросил серебристо-зеленую пленку обратно в тарелку и сделал вид, что зачерпывает его ложкой. — Эй, хороший супчик, Пинки. Я думаю, что ты нашел наилучшее применение для этих паршивых кассет.

Многие рассмеялись, напряжение мгновенно спало. Барроу так же дурачился в течение всего обеда, произведя на всех великолепное впечатление человека, не способного затаить злобу. Но Сердженор, внимательно наблюдая за ним, четко понимал, что впечатление это кажущееся. Он вышел из-за стола с нехорошим предчувствием некого надвигающегося кризиса.

4

— Слушай меня, — произнес Сердженор в тишину своей комнаты.

— Я слушаю тебя, Дэвид.

— Обстановка ухудшается.

— Это — слишком общее утверждение для того, чтобы иметь какое-либо…

— Уэкоп! — Сердженор глубоко вздохнул, напоминая самому себе, что на компьютер бессмысленно сердиться, с какими бы интонациями машина не говорила. — Я имею в виду психическую усталость человеческой части экипажа. Признаки переутомления становятся все более явными.

— Я уже обратил внимание, что частота пульса увеличилась, а электрическое сопротивление кожи уменьшилось, но только в отдельных случаях. Для тревоги нет повода.

— Он говорит, нет повода для тревоги. Уэкоп, неужели тебе не приходит в голову, что я, человек, могу лучше разбираться в отношениях между людьми? Кроме того, ты никогда не сможешь понять, что происходит у человека в голове, как он вообще мыслит.

— Меня больше интересуют его поступки, но если мне потребуется информация относительно душевного состояния членов экипажа, я могу обратиться к относящимся к данному вопросу обзорам из Заключительных Отчетов Программы за прошлое столетие. Отчеты только Картографического Управления, содержат около восьми миллионов слов. А военные материалы, более обширные из-за…

— Не начинай все сначала. — Сердженора осенила новая мысль. — Предположим, имеется повод для тревоги. Предположим, ситуация действительно начинает выходить из-под контроля. Как бы ты поступил в этом случае?

Голос Уэкопа звучал дружелюбно.

— Я много чего мог бы сделать, Дэвид, но указания таковы: добавить в питьевую воду психотропный препарат. Этого будет вполне достаточно, чтобы восстановить стабильное положение.

— Ты имеешь право вводить людям транквилизаторы в любое время, когда тебе заблагорассудится?

— Нет. Только, когда ИМ заблагорассудится, — и снова Сердженор был почти уверен, что блок интонаций, встроенный в компьютер, использовался для издевательства над ним.

— Даже на мой взгляд это уж слишком. Интересно, сколько человек знает об этом?

— Невозможно подсчитать, сколько человек знает об этом, но я могу предоставить некоторые сведения, касающиеся этого.

— Некоторые сведения…

— Они таковы, что не имеет значения, как долго ты еще собираешься разговаривать. Ты все равно не попадешь на Землю до двадцать пятого декабря.

Сердженор злобно уставился на стену собственной комнаты. — Читаешь, небось, меня, как книгу, не так ли?

— Вовсе нет, Дэвид. Я нахожу чтение книг довольно-таки трудным занятием.

— Уэкоп, ты знаешь, что у тебя отвратительная склонность к высокомерию?

— Имена прилагательные неприменимы в моей… — Уэкоп внезапно замолчал, не договорив фразы. Насколько Сердженор знал, раньше за ним никогда такого не водилось. После паузы голос изменился. Теперь он звучал и обеспокоенно. — Пожар на ангарной палубе.

— Опасный? — Сердженор начал быстро натягивать ботинки.

— Концентрация дыма умеренная. Я только что локализовал очаг. Короткого замыкания не зарегистрировано. Ситуация полностью находится в пределах возможностей моих автоматических систем.

— Я спущусь вниз и посмотрю, — сказал Сердженор, слегка расслабившись, поскольку угроза серьезной катастрофы практически миновала. Он задвинул дверь комнаты и побежал к главному лифту, спустился вниз и бросился к первой ступеньке лестницы, ведущей на ангарную палубу. Лестница была заполнена людьми, которые старались выяснить, что же произошло. Круглую ангарную палубу заволакивал маслянистые клубы дыма, скрывавшие очертания шести топографических модулей в боксах, но Сердженор войдя, сразу увидел, что решетки на потолке эффективно втягивают его. Не прошло и минуты, как дым исчез. Только отдельные струйки поднимались из ящика, стоящего на одном из верстаков.

— Я отключил пожарную сигнализацию, — объявил Уэкоп. — Закончите тушение вручную.

— Посмотрите-ка сюда, — Войзи первым добрался до верстака и подобрал маленький лазерный нож. Он лежал, повернутый лучевой головкой к еще тлеющему ящику, в котором хранилась замасленная ветошь. — Кто-то оставил этот резак включенным. — Он с любопытством осмотрел инструмент. — Опасная штучка. Ограничитель дальности сломан. Это и привело к пожару.

Пока кто-то приводил в действие огнетушитель, Сердженор забрал у Войзи нож и внимательно осмотрел его. У Сердженора сложилось впечатление, что плата управления дальности отсутствовала вовсе не случайно. Существовало и другое странное обстоятельство. Горевший ящик с отходами был прикреплен скобами к ножке верстака так, что его невозможно было сдвинуть с места. Все это выглядело, как будто кто-то НАРОЧНО пытался устроить пожар. Но ведь ни один здравомыслящий человек не сделал бы этого. Космический корабль предназначен для того, чтобы оберегать жизни людей от любых капризов пространства. Чтобы кто-нибудь жаждал повредить «Сарафанд»… Немыслимо…

— Думаю, нам повезло, — сказал Войзи. — Никакого ущерба.

Тотчас же заговорил Уэкоп.

— Осмотрите эти остатки, джентльмены. Состав воздуха на ангарной палубе поддерживался с помощью электроники Модулей Один, Три и Шесть. Все подвергшиеся действию огня элементы следует тщательно осмотреть на предмет порчи, затем очистить и произвести проверку работоспособности. Я предлагаю вам сразу же приступить к работе. В противном случае возможна задержка предстоящей съемки.

Несколько человек недовольно вздохнули, но Сердженор полагал, что хоть какая-нибудь настоящая работа большей части экипажа будет только в удовольствие. Это событие нарушило все корабельное расписание и дало людям приятное ощущение собственной полезности. Отложив на время мысли о возможной причине пожара, Сердженор присоединился к работающим и провел два часа, проверяя электронное снаряжение. Топографические модули сконструированы таким образом, что ремонт, как правило, сводится к замене нефункционирующих деталей. Поэтому даже относительно необученные люди могут поддерживать такие аппараты в рабочем состоянии. Уэкоп, как всегда, принимал участие в ремонте и контролировал общий ход работ. Его дальнодействующие диагностические микроскопы, вмонтированные в потолок, время от времени перемещались и проецировали на большие экраны сильно увеличенные изображения поврежденных участков проводов.

К тому времени, когда кухня-автомат приготовила ужин, Сердженор чувствовал сильную, но приятную усталость. Он успокоился увидев, что тарелки с едой без каких-либо эксцессов проследовали между Хиллиардом и Барроу. Когда все поели, большая часть личного состава отправилась смотреть голографическую пьесу. Сердженор выпил две большие порции виски и обнаружив, что его ностальгия по Рождеству на Земле угрожающе растет, рано отправился спать.


Он проснулся поздним утром. Сердженор тут же расслабился снова, осознав, что сегодня суббота и он может не идти на службу. Его проект для новой аудитории университета находился в той самой пленительной, занимающей все мысли стадии, когда все подробности мог видеть он один. Сердженор по собственному опыту знал, что уик-энд полного отдыха позволит ему приступить к работе даже с большим энтузиазмом, если это возможно. Блаженство перезвоном серебряных колоколов наполнило его сознание. Он повернулся в постели и потянулся к Джулии.

Он ощутил минутное разочарование, обнаружив, что ее нет рядом. Потом до него донесся из кухни аромат свежесваренного кофе. Сердженор спрыгнул с постели, потянулся и голым зашлепал умываться. С минуту он постоял, рассматривая ванную с кранами в форме золотых дельфинов. Он решил принять душ в соседней секции из матового стекла. За окнами ванной комнаты, как залитый солнцем снег, мерцали цветы вишни, и где-то вдали полный энтузиазма садовник, выполняя первый весенний обряд, косил лужайку.

— Дейв? — голос Джулии был еле слышен за шумом воды. — Ты уже встал? Кофе хочешь?

— Пока нет, — Сердженор улыбнулся самому себе, вступая под теплые струи душа. — Здесь нет ни одного полотенца, — крикнул он. — Принеси мне полотенце.

Спустя минуту в ванную комнату вошла Джулия с полотенцем в руке. На ней был желтый, свободно подвязанный халат, а ее золотистые волосы стянуты на затылке золотой лентой. Сердженор как будто впервые увидел и удивился ее хрупкой красоте.

— Я уверена… — Джулия окинула взглядом ванную и замолчала, заметив множество полотенец на стенных вешалках. — О, Дейв! Что за идея заставлять меня подниматься по лестнице?

Сердженор усмехнулся ей.

— Не догадываешься?

Она окинула взглядом его упругое тело.

— Кофе готов.

— А я еще нет. Заходи — вода чудесная.

— Обещай, что не намочишь мне волосы! — сказала она с притворной неохотой, составлявшей часть их любовной игры.

— Обещаю.

Джулия развязала халат, позволив ему соскользнуть с плеч на пол, и шагнула к нему под душ. Сердженор обнял ее и в следующую минуту почувствовал, что очистился от всех желаний одиночества, которые космонавт обречен копить в течение долгих месяцев полета.

Позже, когда они уже завтракали, он гнал от себя непрошеная мысль: Если я — архитектор, если я действительно архитектор, так откуда я знаю, что чувствует космонавт?

Он смотрел на Джулию с какой-то печальной озадаченностью, и его начало беспокоить мягкое давление на шею сзади. Как если бы там была прижата подушка. Он поднял голову, недоуменно оглядел скудную меблировку своей комнаты в жилых отсеках «Сарафанда» и отшвырнул подушку в сторону. Там лежал плоский серебристый диск плейера Транс-Порта.

Сердженор взял диск. Одна часть его сознания пыталась разгадать загадку появления диска, в то время как другая горестно вопрошала непонятно кого: Джулия, Джулия, ну почему же тебя нет на самом деле?

Он как можно быстрее оделся, вышел из комнаты и почти дошел до трапа, ведущего вниз в кают-компанию, когда почувствовал, что его толкают в бок. В возмущении обернувшись, он увидел Виктора Войзи — сердитого и неестественно бледного. Сердженор было выругался, но тут заметил, что Войзи тоже несет кассету Транс-Порта.

— Что случилось, Вик? — спросил Сердженор. Мысли его по-прежнему были затуманены образами прошедшей ночи.

— Кто-то подсунул мне кассету, вот что случилось. Я убью этого ублюдка, когда выясню, кто он, — Войзи тяжело дышал.

— Подсунул тебе кассету?

— Именно это я и сказал! Кто-то вошел ко мне в комнату, взял мою собственную кассету и вставил в плейердругую.

Сердженор похолодел от нехорошего предчувствия.

— Что за кассету тебе подсунули? Смог бы ты узнать ее?

— Думаю, это кассета молодого Хиллиарда. Мне показалось, что девушка… — Войзи заметил диск в руке Сердженора и запнулся. — Что происходит, Дейв? Мне казалось, ты не пользуешься ими.

— Я-то не пользуюсь, но тем не менее тот же шутник подложил ее мне под подушку.

— Тогда это, наверное, моя кассета.

— Нет. Хиллиарда.

Войзи выглядел озадаченным.

— Но ведь каждой кассеты должно быть только по одной.

— Так и мне говорили, — с этими словами Сердженор направился вниз по трапу в кают-компанию. Войзи последовал за ним. Большая часть экипажа уже собралась там. Все стояли группками на «восточном» конце комнаты, но внимание Сердженора сконцентрировалось на груде серебристых дисков, возвышавшейся в центре стола. Его предчувствие превратилось в яростную уверенность.

— Привет, Дейв, Виктор, — произнес Поллен. — Я вижу, что и с вами это тоже проделали. Добро пожаловать в клуб.

— Как вам нравится эта кампания? — нервно хихикнув, спросил Гиллеспи. Ламеру мельком взглянул на него. Его карие глаза даже как-то выцвели.

— Это не смешно, Эл. Я не пользуюсь кассетами, а кто-то проник в мою комнату, в мою, можно сказать, святая святых, и мне это совсем не нравится.

— Если у всех были одни и те же кассеты, это значит, что кто-то взял кассету Берни Хиллиарда из его комнаты и сделал десяток или около того копий.

— Я думал, что конструкция кассет предохраняет их от копирования.

— Так и есть, но человек с соответствующим образованием мог бы сделать это.

— Кто?

Сердженор мельком оглядел комнату. Лишь один человек остался в стороне от обсуждения. Он сидел за столом, со старательным равнодушием вынимая из окна башенки раздачи тарелку яичницы с ветчиной. Сердженор подошел к нему. За ним последовали и остальные.

— Барроу, ты зашел слишком далеко, — начал Сердженор.

Барроу поднял брови в вежливом удивлении.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, старина.

— Ты все прекрасно понимаешь. Оставляя в стороне нарушение неприкосновенности жилища, я намерен доложить о том, что ты совершил на борту корабля умышленный поджог. И ты за это сядешь.

— Я?! — Барроу выглядел возмущенным. — Я никогда ничего не поджигал. Зачем бы мне делать это?

— Для того, чтобы заставить всех спуститься в ангар, а ты смог бы стянуть Транс-Порт Берни, снять копии с пленки и незаметно подсунуть их во все каюты.

— Ты спятил, — насмешливо ответил Барроу. — На этот раз я тебя прощаю, но в следующий раз, когда ты предъявишь подобное обвинение, постарайся представить какие-нибудь доказательства.

— Я представлю доказательства прямо сейчас, — сказал ему Сердженор. — Уэкоп постоянно контролирует все наши передвижения, хотя в наши контракты вписано, что записи не будут воспроизводиться за исключением случаев, касающихся безопасности корабля либо уголовного расследования — а данное событие подходит под оба определения. Я сейчас же вызываю Уэкопа.

— Погоди-ка! — Барроу встал, распростер руки и дернул синевато-серым подбородком в одной из своих кривых ухмылок. — Ради бога, я — не преступник. Вы что, парни, шуток не понимаете?

— ШУТКА! — Войзи отпихнул Сердженора и обеими руками сгреб Барроу за рубашку. — Что ты сделал с моей кассетой?

— Я отложил ее для тебя. Она в безопасности. Не переживай, слышишь? — Барроу занервничал.

— Пусть катится отсюда. Это все равно ничего не решит, — сказал Сердженор. Он с удивлением отметил, что главной заботой Войзи оказалась сохранность его собственной кассеты Транс-Порта.

Барроу дрожащими руками расправил рубашку.

— Послушайте, парни. Извините, если я огорчил вас. Это всего лишь…

— Черт побери, какой же в этом смысл? — Войзи был не удовлетворен, его песочно-рыжие брови нахмурились, почти скрыв глаза. — Зачем ты это сделал?

— Я… — Барроу запнулся, и в его глазах вспыхнул отблеск триумфа, когда в комнату вошел Хиллиард. Берни выглядел розовым, расслабленным и счастливым.

— Извините за опоздание, друзья, — улыбнулся он. — Я так хорошо провел эту ночь, что сегодня утром мне просто не хотелось просыпаться. А что здесь происходит? — Он с любопытством посмотрел на присутствующих.

— Тебе следует знать об этом, — пророкотал Войзи. — Наш товарищ Барроу, здесь…

Сердженор схватил его за плечо.

— Минутку, Вик.

Войзи нетерпеливо стряхнул его руку.

— …Вчера вошел в твою каюту, взял твой Транс-Порт, снял с него дюжину копий и рассовал всем нам под подушки. Прошедшей ночью все мы их просмотрели. Вот что здесь происходит, Берни.

Хиллиард передернулся, как от удара. Румянец на его щеках побледнел. Он уставился на энергично кивающего Барроу, а потом повернулся к Сердженору.

— Это правда, Дейв?

— Правда, — Сердженор посмотрел юноше в глаза, вспомнил, как обнаженная Джулия стояла рядом с ним под теплыми струями воды, и отвел взгляд, чувствуя себя в чем-то виноватым. Хиллиард оглядел остальных, качая головой и шевеля губами. Все переминались с ноги на ногу, не желая встречаться с ним взглядом.

— Можно сказать, я вам оказал любезность, — настаивал Барроу. — Такие девушки, как эта Джулия, ДОЛЖНЫ БЫТЬ общественной собственностью.

Войзи встал позади Барроу и резким движением схватил того за руки.

— Давай, малыш, — скомандовал он Хиллиарду. — Расквась ему физиономию. Бери мой гаечный ключ и дай ему как следует — он этого вполне заслуживает.

Барроу изо всех сил пытался освободиться, но Войзи легко удерживал его. Хиллиард с суровым лицом придвинулся к нему поближе и сжал кулаки. Сердженор понимал, что должен вмешаться, но тем не менее чувствовал, что у него нет желания делать это. Хиллиард с неторопливостью ритуала измерил расстояние, отвел кулак, заколебался и… отвернулся.

Войзи почти упрашивал его.

— Давай, малыш. Ты имеешь право.

— Зачем мне это? — губы Хиллиарда растянулись в улыбку, и Сердженор не поверил своим глазам. Улыбка слишком была похожа на настоящую. — Тод прав. Парень будет выглядеть скупердяем, если не захочет поделиться хорошенькой шлюхой с друзьями.

Но Джулия не такая! Хотелось крикнуть Сердженору. Им овладело возмущение, и он чуть было не высказал его вслух. Затем он понял, что чуть было не выставил себя дураком. Они говорили не о настоящей женщине в желтом и золотом, сидевшей рядом с ним за завтраком и улыбавшейся общим воспоминаниям. Предметом обсуждения был просто комплекс знаков на магнитной ленте.

— Отпустите его, — попросил Хиллиард, усаживаясь за стол. — Ну, что сегодня на завтрак? После такой ночи я должен солидно подкрепиться. Понимаете, что я имею в виду? — он подмигнул соседу. Сердженор с неожиданной и необъяснимой неприязнью посмотрел на Хиллиарда и повернулся к Барроу.

— Тебе это так просто не сойдет с рук, — сказал Сердженор и, переполненный непонятной ему самому яростью, вышел из-за стола и направился в одиночество своей каюты.


— Слушай меня.

— Я слушаю тебя, Дэвид.

Сердженор неподвижно лежал на кровати, пытаясь привести в порядок мысли. — Я официально докладываю, что вчерашний пожар на ангарной палубе устроил Тод Барроу. Преднамеренно. Он только что признался в этом. — Сердженор продолжил описание событий насколько мог объективно.

— Я понял, — прокомментировал Уэкоп, когда он закончил. — Ты полагаешь, что между Барроу и Хиллиардом могут быть осложнения в дальнейшем?

— Я… — Сердженор обдумывал другой аргумент за досрочное прекращение работ, но подобные вещи никогда не проходили с Уэкопом. — Я надеюсь, что никаких трений больше не будет. Мне кажется, что они выпустили пар.

— Спасибо, Дэвид, — после непродолжительного паузы Уэкоп продолжал. — Тебе будет интересно узнать, что я решил закончить полет. Это означает, что ты сможешь вернуться на Землю до двадцать пятого декабря, как и хотел.

— Что?

— Тебе будет интересно узнать, что я решил…

— Не начинай все сначала. Я понял. — Сердженор сел в кровати, боясь поверить услышанному. — Что заставило тебя передумать?

— Обстоятельства изменились.

— Какие?

Вновь наступила тишина.

— Барроу куда более непредсказуем, чем тебе кажется, Дэвид.

— Продолжай.

— Он нарушил мою память и логику. Я думаю, необходимо вернуться на ближайшую региональную базу, чтобы внести некоторые исправления, которые я не могу осуществить самостоятельно. А сделать это нужно, как можно скорее.

— Уэкоп, я не понимаю тебя. — Сердженор уставился в потолок. — Что же Барроу натворил на самом деле?

— Он сделал тринадцатую копию с кассеты Хиллиарда и ввел ее ко мне в память.

Сердженору это показалось почти непристойностью.

— Но… Я не думал, что такое возможно.

— Для должным образом квалифицированного человека вполне возможно. В будущем Картографическое Управление введет верхний предел знаний в определенных областях для экипажей топографических модулей. Также, вероятно, прекратят эксперимент с Транс-Портами.

— Это судьба, — медленно сказал Сердженор, все еще стараясь постичь скрытый смысл сообщения. — Я имею ввиду, что совместима ли была пленка хотя бы с твоим внутренним языком?

— В значительной степени. Я — очень универсальный, что в данном случае — слабость. Например, я решил отменить дополнительную часть программы… но я не совсем уверен в том, что мое решение основано исключительно на логике.

— Мне оно кажется совершенно логичным. Такая опасная личность как Барроу нуждается в лечении и как можно быстрее.

— Правильно, но я ведь предупрежден об опасности. Это значительно уменьшает возможность причинения вреда. Может быть дело в том, что теперь я понимаю твое желание вернуться домой, и это влияет на меня нелогичным образом.

— Это совершенно исключено, Уэкоп. Поверь мне, это единственный предмет, о котором я знаю больше тебя, — Сердженор встал с кровати и пошел к дверям. — Ты не возражаешь, если я сообщу эту новость экипажу до того, как ты сделаешь объявление сам?

— У меня нет возражений, если ты не будешь обсуждать настоящие причины данного решения.

— Идет, — Сердженор уже открывал дверь, когда Уэкоп вновь заговорил.

— Дэвид, пока ты не ушел… — бестелесный голос странно колебался, — …данные на ленте Хиллиарда… это точное изображение взаимоотношений мужчины и женщины?

— Они весьма идеализированы, — медленно выговорил Сердженор, — но они могут быть и такими.

— Понимаю. Как ты думаешь, Джулия действительно существует где-нибудь?

— Нет. Только на пленке.

— Дэвид, для меня все существует только на пленке.

— К сожалению, ничем не могу тебе помочь, Уэкоп, — Сердженор оглядел металлические стены. Позади каждой из них дремали мириады элементов нервной системы Уэкопа. Им овладело странное чувство — жалость, пополам с отвращением. Он пытался придумать какие-нибудь дружеские и значительные слова, но то, что у него вырвалось прозвучало совершенно неподходяще и даже несколько банально.

— Тебе лучше забыть о ней.

— Благодарю за совет, — ответил Уэкоп, — но у меня идеальная память.

Это невероятно, подумал Сердженор, задвигая за собой дверь комнаты, и поспешил в направлении кают-компании, собираясь поделиться с кем-нибудь хорошими новостями.

Как это и бывает с людьми, образ Джулии Корнуоллис уже вытеснялся из его сознания приятными мыслями о чудесных долгих зимних вечерах на Земле, о футбольных матчах, об изобилии сигар, о женщинах, накрывающих столы к праздничному ужину, и о семьях, собирающихся вместе на Рождество.

5

Майк Тарджетт угрюмо вглядывался в передние обзорные экраны Модуля Пять. Машина передвигалась по ровной коричневой пустыне в метре от поверхности. Съемка шла на максимальной скорости. Кроме султана пыли, непрерывно клубившегося за аппаратом, на всей Хорте-7 нигде не было ни единого признака движения. И никаких признаков жизни.

— Восемь мертвых миров подряд, — проворчал он. — Почему мы никогда не находим жизнь?

— Потому что мы работаем на Картографическое Управление, — разъяснил Сердженор, усаживаясь поудобнее в соседнем кресле модуля. — Если бы это был обитаемый мир, нам бы не позволили разъезжать здесь так, как мы это делаем.

— Я знаю, но мне хотелось бы иметь хоть какую-то возможность установить контакт с кем-нибудь. Какая разница, с кем.

— Я бы посоветовал тебе, — миролюбиво произнес Сердженор, — поступить в Дипломатическое Управление. — Он закрыл глаза с видом человека, готового вот-вот погрузиться в сладкий послеобеденный сон.

— Какие там требования? Я-то знаю только топосъемку да чуть-чуть астрономию.

— У тебя есть главное — способность говорить длительное время и не сказать ничего.

— Благодарю. — Тарджетт обиженно взглянул на расслабленный профиль старшего товарища. Он со все возрастающим уважением относился к Сердженору и к его длительному опыту работы в Управлении. В то же время он совсем не был уверен в том, что ему самому хотелось бы повторять карьеру Сердженора. Находить удовольствие в бесконечной смене холодных чужих миров… Нет, здесь требовался особый склад мышления, и Тарджетт был почти уверен в том, что таковым не обладает. Перспектива состариться в Управлении наполнила его холодным смятением. Он надеялся быстро сделать деньги и уволиться, пока он еще достаточно молод для того, чтобы наслаждаться их тратой. Он даже уже решил, где будет жить в свое удовольствие.

Следующий отпуск он собирался провести на Земле и попытать счастья на каких-нибудь легендарных конных скачек. Азартный человек мог без труда найти возможность сыграть в любом казино, в любом обитаемом мире Федерации, но конные скачки представляли особый случай. К настоящему времени они проходили только на исторических дорожках Санта-Анито или Эскота…

— Дейв, — задумчиво произнес он, — ты ведь уже работал в Управлении в те далекие времена, когда модулям разрешалось нарушать порядок топографической съемки и последние пятьсот километров лететь к кораблю наперегонки?

Веки Сердженора слегка дрогнули.

— Далекие времена? Это было всего лишь пару лет назад.

— Для нашего дела — это давно.

— Мы обычно возвращались к кораблю наперегонки, но в один прекрасный день случилась беда. Потом ввели особое предписание и гонки запретили. — Сердженор говорил вполне дружелюбно, но было очевидно, что ему хочется спокойно подремать после обеда.

— Ты когда-нибудь зарабатывал на этом деньги? — упорствовал Тарджетт.

— Каким образом?

— Держал пари на победителя?

— Это не сработало бы, — Сердженор театрально зевнул, подчеркнув этим нежелание продолжать беседу. — У каждого модуля абсолютно одинаковые шансы

— один из шести.

— Не АБСОЛЮТНО одинаковые шансы, — продолжал Тарджетт, пытаясь заинтересовать Сердженора. — Мне удалось узнать, что допускается разброс до тридцати километров, когда Уэкоп сажает «Сарафанд» на полюсе. А если погрешность была бы допущена сразу на обоих полюсах? Тогда у одного из модулей оказалось бы преимущество в шестьдесят километров перед противоположным. Все, что следует сделать — заключить выгодное пари…

— Майк, — устало перебил его Сердженор, — ты когда-нибудь остановишься? Подумай, если ты сделаешь из этой затеи законное коммерческое предприятие, то ты так разбогатеешь, что тебе не нужно будет играть на деньги.

Тарджетт смутился.

— Что общего у богатства с игрой на деньги?

— Я полагал, что тебе нравится зарабатывать деньги именно игрой.

— Ладно, спи, Дейв. Извини, что побеспокоил тебя, — Тарджетт закатил глаза к потолку, угомонился, а затем снова сердито уставился на передние экраны. Справа приблизительно километрах в десяти появилась невысокая холмистая гряда. Во всех остальных направлениях расстилалась все та же невыразительная коричневая пустыня Хорты-7. Он поудобнее устроился в кресло и с четверть часа сидел неподвижно. Неожиданно компьютер модуля, который в действительности являлся элементом Уэкопа, заговорил.

— Поступают необычные данные, — пробубнил он. — Поступают необычные данные.

— Компьютер Пять, пожалуйста, подробности, — оживился Тарджетт. Он слегка подтолкнул Сердженора локтем и очень удивился обнаружив, что этот крупный мужчина уже давно не спит.

— Курс два-шесть, расстояние восемьдесят два километра. Ряд металлических предметов на поверхности планеты. Длина каждого предмета приблизительно семь метров. Первоначальная оценка количества — триста шестьдесят три штуки. Концентрация и расположение металлических элементов, а также анализ отраженного излучения указывает на машинную обработку.

У Тарджетта сильнее забилось сердце.

— Ты слышал, Дейв? Как ты думаешь, что это означает?

— Мне кажется, твое желание исполнилось. Это могут быть только предметы искусственного происхождения, — голос Сердженора не выдавал возбуждения, но Тарджетт заметил, что теперь тот сидит совершенно прямо, как будто производит проверку курса. — Согласно данным компьютера они, видимо, находятся вон за теми холмами справа.

Тарджетт внимательно изучал склоны, медленно проплывающие перед глазами. Очертания холмов слегка дрожали в знойной полуденной дымке.

— Здесь все выглядит безжизненным.

— Планета мертва. Иначе Уэкоп заметил бы что-нибудь во время предварительной съемки с орбиты.

— Ладно, давай съездим туда и посмотрим.

Сердженор покачал головой.

— Уэкоп не согласится на отступление от установленного порядка съемки до тех пор, пока не возникнет прямой опасности для людей. Его карта планеты будет искажена, а поскольку речь идет о корабле Картографического Управления, карта является самым важным фактором практически в любой ситуации.

— ЧТО? — Тарджетт нетерпеливо дернулся в кресле. — Мне плевать на карты этой несчастной планеты. Разве мы обязаны ехать прямо и не обращать внимания на настоящую археологическую находку, если она находится чуть в стороне от нашего маршрута? Знаешь, Дейв, если вы с Уэкопом или кто-нибудь еще думает, что я собираюсь… — Он замолчал, заметив улыбку Сердженора. — Ты опять меня разыгрываешь, да?

— Ага. С тобой трудно удержаться от этого, — слегка самодовольно сказал Сердженор. — Не беспокойся. Мы не проедем мимо находки. Нас не прочили в археологи, но в правилах съемки существует положение для случаев такого рода. Как только мы вернемся на «Сарафанд», Капитан Уэкоп вышлет пару модулей для более детального осмотра.

— Пару модулей? И внутри никого не будет?

— Если Уэкоп сочтет это важным, он может посадить сюда корабль.

— Но это ДОЛЖНО оказаться важным. — Тарджетт беспомощно взмахнул рукой в направлении проплывающих справа холмов. — Сотни предметов искусственного происхождения просто лежат себе на поверхности. Что бы это могло быть?

— Почем я знаю? Может, здесь когда-то опустился корабль, вероятно, для ремонта, и выгрузил ненужные канистры.

— О? — такое прозаическое объяснение явно не приходило Тарджетту в голову, и он изо всех сил старался скрыть разочарование. — Недавно?

— Зависит от того, что ты подразумеваешь под словом недавно. «Сарафанд» — первый корабль Федерации, попавший в систему Хорты. И прошло семь тысяч лет или еще больше с тех пор, как Империя Белых покинула этот регион, поэтому…

— Семь тысяч лет!

На секунду у Тарджетта закружилась голова, и это странным образом напомнило ему об ощущении, испытанном лишь однажды, в тот момент, когда он, проигрывая на игровом столе в Парадоре, отказался удвоить ставки на восьмом броске. Найденные предметы представляли из себя новую и приносящую куда больше удовлетворения форму азартной игры — игры, где ставкой были одинокие часы скуки, пока человек проносился по поверхности мертвых планет. Выигрыш же нес изменение взглядов на мир, можно сказать даже, нечто вроде рукопожатия призрака чужого существа, искавшего дороги сквозь космические гравитационные потоки еще до того, как на Земле были построены первые пирамиды. Неожиданно для себя Тарджетт впервые обрадовался, что нанялся на работу в Картографическое Управление. Тут же дала о себе знать новая тревога. А вдруг его не возьмут в группу исследования находки?

— Дейв, — осторожно начал он, — по какому принципу Уэкоп будет отбирать модули, которые вернутся сюда?

— Как всякий компьютер, — Сердженор криво усмехнулся. — Для незапланированных вылазок он предпочитает использовать модули, наименее выработавшие ресурс двигателя, а наша развалина пригодна лишь для…

— Не может быть! В следующем месяце всесторонний капитальный ремонт.

— На следующей неделе.

— Это слишком долго, — с горечью признал Тарджетт. — Два модуля из шести. Шансы два против одного не в мою пользу, а я просто не могу отказаться от этого. С моим везением, я бы… — Он замолк, увидев, что лицо Сердженора медленно расплывается в улыбке.

— Можно мне внести предложение? — Сердженор смотрел прямо перед собой. — Вместо того, чтобы рассиживаться здесь, подсчитывая шансы, почему бы тебе не одеть легкий скафандр и не прогуляться к вон тем холмам? Таким образом…

— ЧТО? Мы можем это сделать?

Сердженор вздохнул. Новичок, как всегда, признался в собственном невежестве.

— Еще я бы предложил тебе прочитать правила топографической съемки, когда вернешься обратно на корабль. Каждый спецкостюм рассчитан на пять-десять часов работы в открытом космосе именно для такого рода ситуаций.

— Брось ты всю эту чепуху, Дейв. Я могу выучить правила наизусть несколько позже. — Растущее возбуждение Тарджетта пересилило его уважение к опыту Сердженора. — Уэкоп позволит мне покинуть модуль и взглянуть на… что бы там не оказалась?

— Логика подсказывает, что да. Ты мог бы представить ему телерепортаж с устными комментариями, а я пока отгоню наш модуль назад к кораблю по примеру остальных. За тобой нужно будет возвращаться только одному модулю. А если твой доклад покажет, что находка стоит того, «Сарафанд» просто сядет здесь. Тогда вообще не потребуется дополнительного времени для модулей.

— Давай поговорим с Уэкопом прямо сейчас.

— Ты уверен, что хочешь сделать это, Майк? — сейчас глаза Сердженора смотрели серьезно и испытующе. — Я чувствую ответственность за тебя — ты работаешь со мной в этом рейсе, а у Картографического Управления есть профессиональная болезнь — пускать все на самотек, да и мы сами быстро начинаем думать о планете просто как о серии красивых картинок на экране.

— К чему ты…

— Нас настолько приучили сидеть в креслах, не прилагая особых усилий, что мы ВСЕ доверили машинам. Это означает одно: сколько бы ты не ПРЕДСТАВЛЯЛ в воображении десятикилометровую прогулку — это не подготовит тебя к настоящему делу. Вот почему Уэкоп еще не перехватил инициативу и не приказал одному из нас исследовать эти предметы. Управление не нуждается в том, чтобы человек ходил в одиночку пешком по неизученной местности.

Тарджетт фыркнул и нажал на переговорную кнопку, напрямую соединяясь с Уэкопом.

6

Слегка нырнув носом, Модуль Пять оторвался от поверхности, и с жалобным завыванием исчез в северном направлении в облаке коричневой пыли.

Тарджетт наблюдал за ним, пока тот не скрылся из виду. Его неприятно удивила скорость, с которой все признаки существования человеческой цивилизации исчезли с лица чужой планеты. Он глубоко вдохнул воздух костюма, тошнотворно отдающий пластмассой. Только что перевалило за полдень, и в его распоряжении осталось примерно шесть часов светового дня. Этого времени вполне хватало для того, чтобы добраться до группы загадочных металлических предметов, находящихся на расстоянии около десяти километров к западу отсюда. Он с трудом зашагал к холмам, не в силах поверить в происходящее. Неумолимый ход событий уже вырвал его из скуки обыденной топографической съемки и бросил одного посреди доисторического ландшафта.

Подлетая к Хорте-7, Уэкоп провел серию экспресс-анализов, не обнаружив даже следов свободного кислорода. Планете была неведома жизнь, тем не менее Тарджетт поймал себя на том, что продолжает рассматривать песок под ногами в поисках раковин и насекомых. Рассудком он мог принять, что идет по мертвому миру, но его инстинкты и эмоции подсознательно отвергали это. Он быстро шел, увязая по лодыжки в тонком песке. Тарджетт испытывал некоторое смущение каждый раз, когда кобура ультралазерного пистолета била его по бедру.

— Я знаю, он тебе не понадобится, — терпеливо говорил ему Сердженор,

— но это стандартное снаряжение для работы в пространстве, и если ты не возьмешь его, ты просто не выйдешь из корабля.

Гравитация на планете составляла приблизительно полтора «же». Когда Тарджетт приблизился к холмам, он обливался потом, несмотря на исправную работу охладительной системы скафандра. Он отстегнул от пояса пистолет, который, казалось, злонамеренно стал весить раза в четыре больше обычного, и перекинул его через плечо. Поверхность становилась все более и более каменистой и, добравшись до холмов, он обнаружил, что они состоят главным образом из обнажений обычного базальта. Он присел на гладкий выступ, радуясь возможности слегка передохнуть. После того как он маленькими глотками напился холодной воды из тубы, располагавшейся у его левой щеки, он решил узнать, где находится.

— Уэкоп, — обратился он, — на каком расстоянии от меня лежат эти предметы?

— Ближайший находится в девятистах двадцати метрах к востоку от твоего настоящего местоположения, — без колебаний ответил Уэкоп, используя информацию, непрерывно поступавшую к нему от его собственных датчиков и от датчиков сходившихся к полюсу шести топографических модулей.

— Спасибо.

Тарджетт внимательно осмотрел ближайший склон. Холмы впереди образовывали невдалеке хребет неправильных очертаний. Оттуда он сможет увидеть предметы, если, конечно, они не были погребены под слоем пыли, копившейся семьдесят столетий.

— Как ты там, Майк? — прозвучал в наушниках голос Сердженора.

— Никаких проблем. — Тарджетт чуть было не добавил, что он начинает понимать разницу между трудной дорогой по пересеченной местности и ее изображением, когда до него дошло, что Сердженор умышленно долго помалкивал, явно намереваясь заставить его почувствовать себя отрезанным от цивилизации. Несомненно, этот большой человек принимал интересы Тарджетта близко к сердцу, но Тарджетт не отнюдь не собирался признаваться в собственном легкомыслии.

— Полезно приобрести некоторый опыт, — произнес он. — Я наслаждаюсь прогулкой. А как у тебя дела?

— Мне надо принять решение, — расслаблено ответил Сердженор. — Меньше чем через три часа я попаду на «Сарафанд», и вопрос: поесть сейчас консервов или подождать приличного ужина с бифштексом на корабле — становится все серьезнее. Как бы ты поступил, а, Майк?

— Это одно из тех сложных решений, которые следует принимать самому,

— Тарджетт с усилием сдержался. Таким образом Сердженор хотел напомнить ему, что обождав несколько часов, он мог бы заниматься своими исследованиями сытым и с комфортом. Сейчас же ему предстояло провести ночь без удобств, практически без воды и пиши. Другой смущающий аспект ситуации заключался в том, что чужой мир, очевидно, оказался в сотни раз более чужим для человека, который находился непосредственно в нем.

— Ты прав. Мне не стоило взваливать на тебя мои проблемы, — вздохнул Сердженор. — Может быть, я пойду самым трудным путем. Я съем и то, и другое.

— Ты разбиваешь мне сердце, Дейв. Увидимся позже, — Тарджетт поднялся с новой решимостью сделать так, чтобы его личная экспедиция не пропала даром. Он осторожно зашагал вверх по склону, стараясь не поскользнуться на осыпи. Каменная пыль при каждом шаге взлетала фонтанчиками из-под ног. За грядой почти на километр простиралась ровная поверхность, а затем начинался крутой подъем к скалистым вершинам холмов. С севера и юга небольшое плато ограничивалось титаническим поваленным забором из базальтовых глыб, как будто эту площадку расчищали бульдозерами.

По ровной поверхности редкими группами были разбросаны сотни странных черных цилиндров. Ближайший находился всего лишь в нескольких десятках шагов от Тарджетта. Примерно семи метров в длину, они сужались к концам, образуя настолько безупречные обводы, что можно было смело говорить об их хороших аэродинамических качествах. Дыхание Тарджетта участилось, он никак не мог справиться с напряжением, когда, наконец, понял, что странные предметы определенно не были выброшенными канистрами, как предполагал Сердженор.

Он снял с пояса миниатюрную телевизионную камеру, на несколько секунд воткнул ее штекер в энергоблок костюма, чтобы зарядить ее батареи, и направил объектив на ближайший цилиндр.

— Уэкоп, — взволнованно сказал он. — Я произвел визуальный контакт.

— У меня достаточно четкое изображение, Майк, — ответил Уэкоп.

— Я подойду поближе.

— Не двигайся, — резко скомандовал Уэкоп.

Тарджетт, так и не успев шагнуть вперед, застыл на месте.

— В чем дело?

— Возможно, ничего, Майкл, — Уэкоп вновь говорил обычным голосом. — По полученному от тебя изображению можно предположить, что на поверхности предметов нет пыли. Это правильно?

— Я полагаю, что так, — Тарджетт внимательно осмотрел блестящие черные цилиндры, удрученно задавая себе вопрос, как это ему не удалось оценить это обстоятельство. Казалось, их разбросали по плато только сегодня утром.

— Полагаешь? Какие-то видимые дефекты мешают тебе убедиться в этом?

— Не будь смешным, Уэкоп. Я уверен. Это означает, что предметы валяются здесь недолго?

— Маловероятно. Посмотри есть ли вблизи каждого предмета какой-нибудь налет пыли?

Тарджетт ладонью прикрыл глаза от ослепительного солнечного света и увидел, что цилиндры лежат в колыбелях окаменевшей пыли. Они не касались черного металла. Он, как мог, описал увиденное.

— Отталкивающие поля, — сказал Уэкоп. — Все еще действуют после, возможно, семи тысяч лет. Майкл, тебе нет необходимости оставаться рядом с этими предметами. Как только закончится топографическая съемка, я переброшу «Сарафанд» туда, где ты сейчас находишься, для проведения полной программы исследований. А теперь возвращайся к подножию холмов и жди корабль там.

— Какого черта я проделал весь этот путь сюда, если я ничего не сделаю? — спросил Тарджетт. Он быстро перебирал в уме возможные последствия неподчинения прямому приказу Уэкопа: дисциплинарное взыскание, уменьшение жалования, временное отстранение от должности — и принял решение.

— Принимая во внимание обстоятельства, я не собираюсь ждать у моря погоды четыре или пять часов, — Тарджетт придал голосу твердость, хотя совсем не был уверен в том, насколько хорошо Уэкоп разбирается в оттенках человеческой речи. — Я намерен рассмотреть эти предметы с более близкого расстояния.

— Я разрешу это только в том случае, если ты обеспечишь бесперебойное ведение телерепортажа.


Тарджетт почти убедился, что из-за тысячи километров, отделявших их друг от друга, компьютер не мог навязать ему свою волю. Он подавил раздражение. За те месяцы, которые он провел в Управлении, Тарджетт ухитрился не обратить внимание на тот факт, что иногда его товарищи обращались к корабельному компьютеру «Капитан» и подчинялись любому распоряжению, как будто их отдавал трехзвездный генерал собственной персоной. Мысль о том, что им управляют на расстоянии как марионеткой, раздражала его, но не имело никакого смысла раздувать этот конфликт сейчас, когда произошло нечто, представляющее подлинный интерес, и нарушило однообразный распорядок работ.

— Отправляюсь, — сказал Тарджетт. Он пересек ровную поверхность, заученным движением вскинув над головой камеру. Пока он шел, его чем-то обеспокоил внешний вид цилиндров. Потом Тарджетт понял. Они походили на оружие. Возможно, торпеды?..

Должно быть, такая же мысль возникла и у Уэкопа. — Майкл, ты произвел радиационную проверку этого участка?

— Да, — Тарджетт не сделал этого раньше, но пока говорил, он мельком взглянул на левое запястье. Шкала полирада не зарегистрировала необычных излучений. Он на секунду придвинул прибор к глазку камеры, доказав этим, что поблизости нет ядерных боеголовок.

— Район чист, как стеклышко. Уэкоп, тебе не кажется, что эти штуки похожи на торпеды?

— Они могут быть чем угодно. Продолжай съемку осторожней.

Тарджетт, который так или иначе уже продолжил, промолчал и постарался забыть о назойливости Уэкопе. Он приблизился к ближайшему цилиндру, восхищаясь мерцающей электростатической свежестью его оболочки.

— Держи камеру в метре от объекта, — нудно твердил Уэкоп. — Затем медленно обойди его и вернись в исходную точку.

— Слушаюсь, сэр, — пробормотал Тарджетт, обходя цилиндр боком, как мудрый краб. С одного конца цилиндр резко сужался, заканчиваясь круглым отверстием около сантиметра в диаметре. Это неприятно напомнило ему дуло винтовки. Кольцо черного стекла, практически неотличимое от окружающего металла, располагалось на расстоянии ладони от отверстия. Другой конец цилиндра был более округлым и испещрен маленькими дырочками, походившими на отверстия перечницы. В средней части артефакта крепились винтами несколько пластин, установленных впритык к поверхности. Они вполне могли бы быть изготовлены на Земле, если не считать того, что их прорези были Y-образной формы. Никакой маркировки не было заметно.

Тарджетт закончил осмотр. Его вновь охватило чувство глубокого изумления от близкого присутствия предметов исчезнувшей цивилизации. Он принял преступное решение (он отлично отдавал себе в этом отчет) раздобыть сувенир и тайком пронести его на корабль, если представится такая возможность. Лучше все-таки, думал он, целый ящик с деталями. За них можно будет получить хорошие деньги у дилера в…

— Спасибо, Майкл, — произнес Уэкоп. — Я записал детали внешнего вида предметов. Теперь посмотри, сможешь ли ты удалить пластины с центральной секции.

— Хорошо.

Тарджетта несколько удивило последнее распоряжение Уэкопа, но он установил камеру так, что она могла фиксировать его действия, и расчехлил нож.

— Погоди-ка, Майкл, — в диалог вступил голос Сердженора, неожиданно громкий и отчетливый, несмотря на сотни километров, разделявшие теперь Тарджетта и Модуль Пять. — Минуту назад ты упомянул о торпедах. Что эти штуки действительно на них похожи?

— Дейв, — скучающе пробормотал Тарджетт, — почему бы тебе не вернуться к своим консервам?

— У меня расстройство желудка. Расскажи мне, что у тебя там такое?

Тарджетт с растущим раздражением быстро описал цилиндры. Предстоящая ему прогулка в прошлое посреди останков далекой внеземной культуры каким-то образом более чем когда-либо напоминала ему о ненужных ограничениях настоящего.

— Ты не будешь против, если я приступлю к работе? — ехидно спросил он.

— Думаю, тебе не следует прикасаться к этим предметам, Майк.

— Почему? Они похожи на торпеды, но если существует хотя бы один шанс, что одна из них взорвется, Уэкоп запретил бы мне…

— Запретил бы? — голос Сердженора зазвучал жестче. — Не забывай, что Уэкоп — компьютер….

— Тебе не обязательно повторять мне об этом. Ведь ты из тех, кто, можно сказать, обожествляет его.

— …и следовательно мыслит очень логично. Разве ты не обратил внимания, как только что он внезапно изменил свою позицию? Сначала он хотел, чтобы ты держался в стороне от этих предметов, а теперь он предлагает тебе разобрать один на части.

— Это доказывает, что он убежден в безобидности цилиндров, — сказал Тарджетт.

— Это доказывает, что в них может таится опасность, болван ты этакий. Послушай, Майк, твоя увеселительная прогулка преподносит одну неожиданность за другой. Все мы ожидали совершенно иного. Поскольку ты был первым, кто добровольно вызвался идти по тонкому льду, Уэкоп оказался вполне подготовленным к тому, чтобы до тебя, наконец, дошло, как он вытаскивает тебя из того дерьма, в котором ты в скором времени окажешься.

Тарджетт покачал головой, хотя его никто не мог видеть.

— Если Уэкоп посчитал бы, что здесь есть какая-нибудь опасность, он бы приказал мне убраться отсюда.

— Давай спросим у него, — раздраженно предложил Сердженор. — Уэкоп, почему ты велел Майку снять кожух с одного из этих цилиндров?

— Для того, чтобы иметь возможность осмотреть его изнутри, — ответил Уэкоп.

Сердженор громко вздохнул.

— Извини. А почему ты разрешил Майку проводить это исследование в одиночку вместо того, чтобы ждать, как положено, прибытия двух модулей или корабля?

— Предметы, о которых идет речь, похожи на торпеды, ракеты или бомбы,

— без запинки ответил Уэкоп, — но полное отсутствие электрической или механической активности на поверхности предполагает, что, возможно, они являются автономными автоматическими устройствами. Системы, предохраняющие от загрязнения, все еще действуют, следовательно, существует возможность, что и все остальное находится в рабочем состоянии или может быть активировано. Если окажется, что эти предметы — автоматическое оружие, то, очевидно, будет лучше, если исследованиями займется один человек, а не четверо или двенадцать. Особенно, потому что этот человек не подчинился прямому приказу покинуть опасный район и, следовательно, нарушил юридические обязательства, оговоренные в контракте с Картографическим Управлением.

— Что и требовалось доказать, — сухо прокомментировал Сердженор. — Вот так-то, Майк. Капитан Уэкоп твердо верит во благо большинства. Прошу учесть, ты в этом случае оказываешься в меньшинстве.

— Я не могу рисковать кораблем, — сказал Уэкоп.

— Он не может рисковать кораблем, Майк. Теперь, когда ты знаешь, что к чему, ты имеешь право отказаться рисковать и не приближаться к этим предметам до тех пор, пока не прибудет команда с полным набором оборудования для исследований.

— Я думаю, никакого заслуживающего внимания риска нет, — спокойно произнес Тарджетт. — Кроме того, то, что сказал Уэкоп, образумило меня. Все равно, я хочу испытать судьбу. Я иду вперед.

Анализируя собственные ощущения, Тарджетт с удивлением обнаружил, что несколько разочаровался в Уэкопе. Он всегда был против того, что его товарищи имели склонность считать компьютер даже больше, чем человеком. Тем не менее, где-то в глубине души он, должно быть, рассматривал Уэкопа как некое милосердное существо, на которое можно положиться в том, что оно будет присматривать за благополучием Тарджетта куда добросовестней, чем можно было бы ожидать от человека — командира корабля. Возможно, с такими идеями стоило зайти к психоаналитику, но в данный момент его непосредственной заботой являлось содержимое ближайшего цилиндра. Он снял тяжелый рюкзак, поставил его на землю и опустился на колени рядом с глянцевым черным торпедообразным цилиндром.

Y-образные прорези в болтах, скрепляющих пластины средней секции не отвинчивались его ножом, но, оказалось, они были установлены на пружинах и легко поворачивались при нажатии. Он осторожно снял первую пластину, обнажив множество деталей и электрических цепей. Большинство их оказалось дублями. Они располагались симметрично относительно плоской центральной оси цилиндра. Провода и электронные платы были одного грязного желто-коричневого цвета и не имели цветной кодировки. Правда, выглядели они вполне новыми. Казалось, их установили неделю, а не тысячелетие назад.

Тарджетт, не имея технического образования, кроме полученного на кратких курсах Картографического Управления, неожиданно почувствовал глубокое уважение к далеким существам, создавшим эти предметы. За пять минут он снял все изогнутые пластины и аккуратно сложил их рядом с корпусом цилиндра. Внимательный осмотр сложного внутреннего устройства ничего не сказал ему о назначении предметов, но очертания механизма с более острого конца явно ассоциировались у него с автоматической пушкой.

— Возьми камеру и снова обойди его по всей длине. Снимай на расстоянии метра, — проинструктировал Уэкоп. — Затем иди обратно и держи камеру так, чтобы дать мне крупный план внутреннего отделения.

Тарджетт сделал так, как ему приказали, остановившись у того, что он посчитал задней частью.

— Как тебе это? Похоже на двигатель, но металл выглядит необычно — слегка крошится.

— Это, должно быть, вызвано абсорбцией азота, связанной с… — Уэкоп не договорил предложения — странная человеческая манера, заставившая Тарджетта насторожиться.

— Уэкоп?

— Вот приказ, которому ты должен немедленно повиноваться, — голос Уэкопа стал необычайно резким. — Осмотри местность. Если увидишь скалистое образование, способное защитить тебя от автоматического ружейного огня — НЕМЕДЛЕННО беги туда!

— Но что случилось? — Тарджетт бросил взгляд на сверкающую равнину.

— Не задавай вопросов, — вмешался Сердженор. — Майк, делай так, как приказал Уэкоп, — беги в укрытие!

— Но…

Голос Тарджетта моментально затих, когда он уловил боковым зрением неожиданное движение. Он повернулся туда и увидел, что в центре плато один из сотен цилиндров поднимается острым концом в воздух и начинает медленно раскачиваться, как кобра, гипнотизирующая намеченную жертву.

7

Тарджетт с искаженным от ужаса лицом с минуту изумленно разглядывал цилиндр, а потом побежал на север к ближайшей скальной баррикаде. Его движения сковывали костюм и дополнительная сила тяжести. Он обнаружил, что никак не может набрать настоящую скорость. Справа от него по спирали лениво поднимался цилиндр, походивший сейчас на какое-то мифологическое существо, очнувшееся после тысячелетнего сна. Он медленно разворачивался в сторону Тарджетта.

Еще два цилиндра зашевелились в колыбелях.

Тарджетт попытался было двигаться быстрее, но почувствовал себя так, как будто он по пояс завяз в черной патоке. Впереди он увидел черное треугольное отверстие, образованное опрокинутыми каменными плитами, и свернул к нему.

У него создалось впечатление, что паривший в воздухе цилиндр исчез. Справа от него в небо ничего не было. Потом он увидел, что тот вычерчивает спираль позади него, видимо, прицеливаясь. Ему казалось, что он движется кошмарно медленно. Он быстрее заработал ногами. Впереди бешено раскачивалось черное отверстие между камнями, но оно было еще слишком далеко. Тарджетт подумал, что не успевает добежать до него.

Он бросился в отверстие — как раз в тот момент, когда сокрушительный взрыв тяжело подтолкнул его в спину. Телекамера вывалилась из рук, когда его сбило с ног и швырнуло в крохотную трещину в скале. Поражаясь тому, что он до сих пор жив, Тарджетт отчаянно сжался в надежде стать как можно меньше. Треугольное укрытие оказалось достаточно длинным, чтобы его тело поместилось там целиком. Он съежился в нем, всхлипывая от панического ужаса при мысли о том, что в любое мгновение его настигнетновый снаряд.

— Я жив, — оцепенело думал он. — Но как же так?

Он провел рукой в перчатке по нижней части спины, там, куда его ударил осколок, и нащупал незнакомый кусок металла с рваными краями. Его зондирующие пальцы исследовали смятый, изломанный ящичек, и прошло несколько секунд прежде, чем он осознал, что это — обломки кислородного генератора.

Тарджетт потянулся за рюкзаком, в котором был запасной генератор, и тут же вспомнил, что рюкзак лежит на плато, где он его оставил, когда отправился снимать пластины с цилиндра. Лихорадочно цепляясь за прикрывающие его скалы, Тарджетт перевернулся и выглянул наружу. Он увидел лишь маленький кусочек неба, который то и дело перечеркивали черные силуэты летящих торпед.

Чтобы лучше видеть, Тарджетт медленно продвинулся вперед. Глаза его широко раскрылись, когда он разглядел, как торпеды сотнями уносятся в небо, образуя в вышине молчаливый рой. Их тени плавно колыхались на скалах и коричневатой пыли равнины. Даже, пока он наблюдал, несколько ленивцев задрали носы в воздух, какое-то мгновение неуверенно покачались и медленно взлетели в небо, присоединяясь к товарищам. Они образовали вращающееся облако. Небольшая складка местности не давала ему рассмотреть, где лежит его рюкзак и взлетел ли разобранный им цилиндр. Тарджетт слегка приподнял голову и тотчас повалился обратно под дождем обломков скалы и пыли. Грохот взрывов и леденящий душу вой осколков не оставили у него сомнений в том, что торпеды заметили его движение и отреагировали на него единственно возможным для них образом, слепо повинуясь смертоносным приказам их древних конструкторов.

— Доложи, где ты находишься, Майкл. — Казалось, голос Уэкопа доносится откуда-то из другого мира.

— У меня не слишком удачная позиция, — хрипло признался Тарджетт, стараясь восстановить нормальное дыхание. — Похоже, эти штуки — роботы-охотники, снаряженные автоматическими пушками. Сейчас большинство их находится в воздухе с правой стороны — должно быть, их привлекло излучение моей камеры или радиопередатчика костюма. Роятся вокруг как москиты. Я укрылся под какими-то камнями, но…

— Не двигайся с места. Меньше чем через час «Сарафанд» сядет здесь.

— Не пойдет, Уэкоп. Одна из торпед попала в меня, пока я добирался сюда. Костюм не пробит, но кислородный генератор полностью разрушен.

— Воспользуйся запасным из рюкзака, — вставил Сердженор, прежде чем Уэкоп ответил.

— Не могу. — Тарджетт открыл для себя странную вещь: он испытывает скорее замешательство, чем страх. — Рюкзак остался снаружи, и мне до него не добраться. Ничего не могу придумать.

— Но тогда тебе остается только… — Сердженор сделал паузу. — Ты должен добраться до рюкзака, Майк.

— Именно об этом я и думаю.

— Послушай, может быть, торпеды реагируют только на резкие движения. Если ты будешь ползти очень медленно…

— Гипотеза неверна, — перебил Уэкоп. — Анализ электронных схем датчиков вскрытой Майклом торпеды, несомненно, указывает на то, что данная схема является дуплексной системой, оба канала которой используют движение, инфракрасное, а также другие виды излучений для наведения на цель. Как только он вылезет из убежища, это несомненно вызовет еще более интенсивный огонь.

— Уже вызвало. Я попытался высунуться из этой дыры с минуту назад, — сказал Тарджетт. — Мне чуть не оторвало голову.

— Это доказывает, что мой вывод о электронной схеме датчиков — правильный, что в свою очередь…

— Уэкоп, у нас нет времени, выслушивать как ты сам себя поздравляешь,

— в радиопередатчик костюма ворвался голос Сердженора. — Майк, ты не пробовал на них наше оружие?

Тарджетт потянулся за ультралазером, по-прежнему висящем на его плече, затем отвел руку.

— Оно не поможет, Дейв. Здесь носятся сотни этих штуковин, а в пистолете… Сколько в нем зарядов?

— Так… Если у тебя пистолет с самоходным капсюлем, то должно быть двадцать шесть.

— Ну, и какой смысл пытаться?

— Майк, может быть, в этом нет никакого смысла, но ты, что собираешься просто так лежать там и медленно задыхаться? Попробуй, подстрели несколько штук, черт возьми.

— Дэвид Сердженор, — решительно вмешался Уэкоп. — Я приказываю тебе молчать, пока я занимаюсь критическим положением.

— Занимаешься? — Тарджетт почувствовал, как в нем непонятно почему зашевелилась старая слепая вера в Уэкопа. — Хорошо, Уэкоп. Что мне делать?

— Ты видишь какие-нибудь торпеды, находясь в безопасном укрытии?

— Да. — Тарджетт взглянул на треугольник неба, по которому медленно перемещалась черная сигара. — Впрочем, только одну и то не надолго.

— Этого достаточно. По документам, ты — отличный стрелок. Я хочу, чтобы ты попробовал подстрелить из своего оружия одну из торпед. Стреляй по носовой части.

— А какой в этом смысл? — краткий период необъяснимой надежды Тарджетта перешел во все усиливающееся раздражение и панику. — У меня двадцать шесть зарядов, а здесь — триста с лишним этих роботов.

— Триста шестьдесят два, если быть точным, — подтвердил Уэкоп. — А теперь слушай мои инструкции и выполняй их без малейшего промедления. Направь ствол ультралазера на одну из торпед. Постарайся попасть как можно ближе к носовой части, не подвергая себя риску, и опиши результат своих действий.

— Ты старый надутый… — поняв тщетность попыток оскорбить компьютер, Тарджетт выдернул из кобуры пистолет и легким щелчком установил оптический прицел в верхнее положение. Он поставил конвертер на первую степень увеличения и извивался в узком пространстве между камнями до тех пор, пока не оказался в позиции, приемлемой для стрельбы. Единственное, что он не мог — это контролировать дыхание — самое главное условие для высокоточной стрельбы. В спертом воздухе костюма его легкие работали как кузнечные мехи. К счастью, торпеды представляли собой относительно легкую мишень для лучевого оружия. Он подождал, пока одна из торпед не пересечет видимый ему участок неба, поймал в перекрестье прицела ее коническую носовую часть и нажал на спуск. Когда первый капсюль отдал свою энергию заряду, четвертьсекундный взрыв взметнулся копьем фиолетового сияния. На мгновение вспыхнула радуга, когда оно коснулось носа торпеды. Казалось, черный цилиндр слегка споткнулся, потом выпрямился и исчез из виду, очевидно, неповрежденный.

Тарджетт почувствовал, что у него на лбу выступила испарина. Он никак не мог поверить, что он — Майкл Тарджетт, самая значительная личность во вселенной, — должен был умереть, так же как и все безымянные существа, ушедшие в никуда до него.

— Я попал в одну, — выдавил он непослушными губами. — Прямо в нос. А она просто полетела дальше, так, как будто ничего не произошло.

— Металл горел или плавился?

— По-моему, ни то, ни другое. Хотя я видел только их силуэты, поэтому не могу быть уверен наверняка.

— Ты говоришь, что торпеда полетела дальше так, как будто ничего не произошло, — настойчиво продолжал расспрашивать Уэкоп. — Подумай как следует, Майкл. Что, вообще не последовало никакой реакции?

— Ну, мне показалось, что она покачивалась какие-то доли секунды, но…

— Как я и ожидал, — прокомментировал Уэкоп. — Внутренняя схема исследованной тобой торпеды предполагает, что в ней имеются спаренные сенсорные и управляющие системы. Новое доказательство подтверждает это.

— Будь ты проклят, Уэкоп, — прошептал Тарджетт. — Я думал, ты стараешься помочь мне, а ты просто собираешь побольше данных. С этого момента сам делай свою грязную работу. Я уволился из Управления.

— Излучения ультралазера должно хватить, чтобы выжечь первичные сенсорные контуры на входе, приведя к введению дублирующей системы, — невозмутимо продолжал Уэкоп. — Еще одно попадание в ту же самую торпеду окончательно выведет ее из-под контроля и, вероятно, вызовет катастрофически быстрое разрушение оболочки двигателя. Вследствие этого и сам он со временем разрушится. Ты работал с малой мощностью заряда. Если ты сменишь уровень излучения на более высокий, то оба сенсорных канала окажутся перегруженными. В свою очередь этого будет достаточно для того, чтобы вызвать у торпед разрушение двигателя…

— Это может сработать! — Тарджетт почувствовал солнечно-яркую вспышку облегчения, но оно исчезло так же быстро, как и возникло. Он постарался скрыть эмоции от возможных слушателей и, особенно, от Дейва Сердженора.

— Вся беда в том, что я никак не смогу отличить торпеду, в которую попал. А если я попытаюсь высунуться наружу, чтобы оглядеться получше, я получу пуль по полной программе. Возможно, это будет лучшее из того, что может произойти. По крайней мере это быстро.

— Уэкоп, позволь мне кое-что сказать, — раздался голос Сердженора. — Послушай, Майк. У тебя по-прежнему есть шанс. В твоем магазине осталось двадцать пять зарядов. Стреляй по пролетающим торпедам и, может быть, ты дважды попадешь в одну и ту же.

— Благодарю, Дейв, — Тарджетт уныло смирился с судьбой, когда понял, ЧТО должен сделать. — Я ценю твою заботу, но не забывай, что игрок в нашей паре — я. Двадцать шесть к тремстам шестидесяти двум с самого начала составляет примерно тринадцать к одному не в мою пользу. Тринадцать — несчастливое число, а я не чувствую, что мне слишком везет.

— Но если это твой единственный шанс…

— Не единственный, — Тарджетт подобрал под себя ноги, приготавливаясь к требующему изрядного напряжения рывку. — Я достаточно хорошо стреляю из лучевого оружия. Лучшей ставкой для меня было бы быстро выбраться наружу — туда, где я смогу проследить за одной торпедой и выстрелить в нее дважды.

— Не делай этого, Майк, — настойчиво убеждал Сердженор.

— Извини, — Тарджетт напрягся и медленно продвинулся вперед. — Я намереваюсь…

— Кажется, ты зашел в тупик, — вмешался Уэкоп, — может быть, из-за кислородного голодания. Разве ты забыл, что выронил телевизионную камеру на плато у твоего убежища?

Тарджетт на секунду остановился и прислушался.

— Камера? Она еще работает? Ты видишь весь этот рой?

— Не целиком, но вполне достаточно для того, чтобы проследить значительную часть траектории отдельных торпед. Я скомандую тебе, когда открывать огонь. Координируя при помощи хронометража твои выстрелы с общей скоростью кругового вращения роя, мы сможем свести вероятность второго попадания в ту же торпеду почти к единице.

— Хорошо, Уэкоп. Ты победил, — Тарджетт снова опустился на каменный пол, отягощенный унылой уверенностью в бесполезности любых своих действий. Его дыхание стало учащенным и неглубоким, так как его легкие не могли использовать выделенный ими же углекислый газ, а его руки в перчатках похолодели и покрылись испариной. Он поднял пистолет и прицелился.

— Начинай стрелять по-своему усмотрению для того, чтобы создать последовательность. — Голос Уэкопа слабо доносился сквозь шум в ушах Тарджетта.

— Хорошо, — он укрепил оружие на камне, дождался пока торпеда медленно поплыла по треугольному лоскуту неба и нацелил ствол ультралазера в ее носовую часть. Торпеда на мгновение вильнула, потом продолжала полет. Тарджетт повторял все снова и снова, неизменно с одним и тем же результатом, до тех пор, пока кучка израсходованных капсул не превысила дюжину.

— Уэкоп, ты где? — выдохнул он. — Ты не помогаешь мне.

— Излучение ультралазера не оставляет видимых отметок на поверхности торпед, поэтому я вынужден работать на чисто статистической основе, — произнес Уэкоп. — Но теперь у меня достаточно данных, позволяющих мне предсказывать передвижения торпед с большой степенью точности.

— Тогда, ради Бога, начинай это делать.

Возникла небольшая пауза.

— Каждый раз, когда я буду говорить «давай», стреляй в первую же торпеду, которая появится у тебя в поле зрения.

— Я жду, — Тарджетт сморгнул, чтобы прочистить слезящиеся глаза. Перед ними плясали яркие черные точки с цветными ободками.

— Давай.

Секундой позже появилась торпеда, и Тарджетт нажал на курок. Луч ультралазера прошелся по носовой части. Черный цилиндр сначала мелко задрожал, но затем равномерно и неторопливо поплыл дальше, не изменив направления.

— Давай.

Тарджетт снова выстрелил. Результат оказался тем же.

— Давай.

Вновь луч энергии вспыхнул и погас на боку торпеды — бесполезно.

— Это не слишком хорошо работает. — Тарджетт с трудом сфокусировал взгляд на индикаторе, находившемся на основании пистолета. — У меня осталось восемь зарядов. Я начинаю думать… думать, что мне следовало бы вылезти отсюда с моим собственным планом, пока у меня…

— Ты попусту тратишь время, Майкл. Давай.

Тарджетт нажал на курок, и еще одна торпеда беспечно полетела дальше, с виду совершенно не поврежденная.

— Давай.

Без всякой надежды Тарджетт выстрелил еще раз. Торпеда исчезла прежде, чем до его сознания дошло, что она, может быть, уже начала изменять направление.

— Уэкоп, — только и успел выговорить он — Я думаю, возможен…

Он услышал приглушенный взрыв, и треугольник неба залил ослепительно белый свет. Только мгновенное затемнение лицевой пластины его шлема спасло глаза Тарджетта от слепоты, неминуемой при самоаннигиляции двигателя. Сияние не слабело в течение нескольких секунд, пока чужая машина уничтожала сама себя. Он представил, как оно сжигает первичные и дублирующие схемы летающих роботов, которые сталкиваются с землей или друг с другом, врезаются в склоны горы и…

Тарджетт вовремя закрыл глаза и прикрыл лицо руками. Вокруг него бушевал затянувшийся катаклизм, оставляя за собой оплавленную пустыню. Я все еще могу умереть, думал он. Капитан Уэкоп сделал для меня все, что мог, но мне не везет. Здесь я и умру.

Когда грохот взрывов и почти осязаемый ливень излучения иссякли, он выполз из-под камней и поднялся на ноги. Они с трудом выдержали вес тела. Тарджетт с опаской приоткрыл глаза. Плато усеивали неподвижные торпеды, их двигатели испарились практически целиком. Несколько роботов-охотников по-прежнему кружили в воздухе, но они не обратили на него внимания, когда он побежал, покачиваясь как пьяный, к месту, где лежал рюкзак.

По дороге ему вдруг пришла в голову мысль, что одна из торпед вполне могла приземлиться прямо на его рюкзак. Даже Капитан Уэкоп был бы бессилен предотвратить это… Тут он обнаружил рюкзак, сохранившийся в целости и сохранности рядом с раскуроченным им и, может быть, поэтому не взлетевшим цилиндром. Дрожащими пальцами он открыл рюкзак, вытащил запасной кислородный генератор и пережил невыносимый ужас, когда несколько минут не мог вынуть поврежденный генератор из пазов на спине костюма. Из последних сил Тарджетт выдернул его, установил запасной генератор и опустился на землю, медленно возвращаясь к жизни.

— Майк? — неуверенно позвал Сердженор. — С тобой все в порядке?

Тарджетт глубоко вздохнул.

— Со мной все в порядке, Дейв. Капитан Уэкоп вытащил меня.

— Ты сказал КАПИТАН?

— Ты же слышал, — Тарджетт поднялся на ноги и осмотрел загроможденное обломками поле битвы. Здесь он и компьютер, находящийся за сотни миль отсюда, разбили вражеское воинство, пролежавшее в ожидании семь тысяч лет. По всей вероятности, он так никогда и не узнает первоначальное предназначение торпед, или зачем их оставили на Хорте-7. Его это уже мало занимало. Склонность к археологии исчезла. Оказалось вполне достаточным просто БЫТЬ ЖИВЫМ. Пока он рассматривал место действия, удивляясь самому себе, одна из торпед, по-прежнему паривших в воздухе, врезалась в гребень горы, возвышавшийся в нескольких километрах отсюда. Последовал взрыв, вновь наполнивший плато излучением.

Тарджетт укрылся от него под обломками скалы.

— Уэкоп, еще одна взорвалась.

— Мне не вполне понятно, что ты имеешь ввиду, Майкл, — отозвался Уэкоп.

— Торпеду, разумеется. Разве ты не видел вспышку?

— Нет. Телевизионная камера не функционирует.

— О? — Тарджетт взглянул за бывшее укрытие, где упала телекамера. — Вероятно, свет всех этих взрывов что-нибудь сжег в ней.

— Нет, — Уэкоп на секунду остановился. — Передача прекратилась, когда ты выронил камеру. Существует большая вероятность того, что от сотрясения кнопка окажется в выключенном положении.

— Вполне вероятно. Я двигался с хорошей скоростью… — Тарджетт растерянно замолчал, так как ему в голову пришла некая тревожная мысль. — Значит, ты мне солгал. Ты не мог следить за торпедами.

— Твое душевное состояние вынудило меня солгать.

— Но Боже мой, ты же говорил мне, когда стрелять. Откуда ты знал, что я дважды попаду в одну из торпед?

— Я не знал, — голос Уэкопа звучал отчетливо и спокойно. — Майкл, существуют вещи, которые тебе необходимо понять. Я просто рискнул.

— Это прекрасный материал для моей книги, Майк, — пронзительный голос Клиффорда Поллена зазвенел от возбуждения, когда тот наклонился над столом в кают-компании. — Я собираюсь назвать эту главу: «День, когда Тарджетт начал стрелять наудачу». Здорово, правда?

Майк Тарджетт, уже научившийся выносить с улыбкой любые шутки насчет своей фамилии note 3, кивнул головой.

— Очень оригинально.

Поллен, слегка нахмурившись, склонился над своими записями.

— Однако, мне следует внимательно излагать эту историю. В воздухе носилось триста шестьдесят две торпеды, а у тебя в пистолете было только двадцать шесть зарядов. Это означает, что Уэкоп ставил на твою жизнь приблизительно один к тринадцати! И азартный игрок выиграл!

— Неправильно! Все было совершенно иначе, — Тарджетт печально улыбнулся, разрезая на две половины недожаренный стейк. — Прими мой совет: держись в стороне от покера, Клиффорд — ты понятия не имеешь, как подсчитывать шансы на выигрыш.

Поллен выглядел оскорбленным.

— Я могу произвести простой подсчет. Двадцать шесть против трехсот шестидесяти двух…

— Друг мой, эта ситуация не имеет ничего общего с настоящей математикой. Мне надо было бы попасть в одну из торпед дважды. Правильно?

— Правильно, — нехотя ответил Поллен.

— Что ж, в подобной ситуации нельзя подсчитывать шансы простым делением одного числа на другое, как это сделал ты. Дело в том, что с каждым выстрелом шансы менялись. Каждый раз, когда я попадал в торпеду, я слегка сдвигал шансы в пользу следующего выстрела, и общую вероятность можно рассчитать единственным образом — умножением двадцати пяти рядов на постепенно повышающиеся шансы. Это довольно трудно сделать, если ты — не компьютер, но если бы ты сделал это, ты бы получил окончательные шансы один к двум, что я попаду в торпеду дважды. На самом деле в этом не так уж много от азартной игры.

— В это трудно поверить.

— Вычисли сам с помощью калькулятора, — довольный Тарджетт отправил в рот квадратный кусок стейка и с удовольствием начал жевать. — Это хороший пример оценки сложных вероятностей при помощи здравого смысла.

Поллен быстро набрал на маленькой счетной машинке несколько цифр.

— Слишком сложно для меня.

— Вот почему из тебя никогда не получится удачливого игрока.

Тарджетт снова улыбнулся, трудясь над своим стейком. Он, конечно, не упомянул ни о том факте, что теория вероятности надругалась над его собственным здравым смыслом, ни, тем более, о том, что он имел долгую и утомительную беседу с Уэкопом, после того как опасность миновала, для того, чтобы убедить его в истине. И он никогда и никому не рассказал бы о том ощущении холодного одиночества, которое постепенно завладело им, когда он по-настоящему понял, что Уэкоп — существо, охранявшее его жизнь, готовившее ему еду и терпеливо отвечавшее на все его вопросы — был ничем иным, как логической машиной. Легче было играть в ту же игру, что и остальные члены экипажа — всегда, и сейчас, и в дальнейшем обращаться к Уэкопу «Капитан», и думать о нем как о сверхчеловеке, который никогда не спускается со своего капитанского мостика, расположенного где-то на верхних палубах «Сарафанда».

— По окончании этой экспедиции нас посадят на Парадор, — сообщил Дейв Сердженор с противоположной стороны стола. — Ты сможешь на практике продемонстрировать нам успешную игру.

— Не думаю, — Тарджетт отправил в рот вилку с куском бифштекса. — Синдикаты скорей всего используют компьютеры для вычисления ставок. Это дает им несправедливое преимущество.

8

«Пузырь» — так неофициально называли увеличивающуюся сферу космического пространства, где каждая планета и даже астероид были изучены человеком. Самые лучшие из исследованных миров предназначались для колонизации или других путей развития, но только в тех случаях, если на них не существовало местной цивилизации. По уставу Космических Служб Картографическому Управлению разрешалось иметь дело исключительно с необитаемыми планетами. Все межгалактические контакты являлись прерогативой дипломатических или военных миссий, в зависимости от конкретных обстоятельств.

В результате такой политики Дэвид Сердженор, несмотря на то, что он уже давно считался ветераном Картографического Управления, никогда по роду занятий не сталкивался с представителями внеземной цивилизации, и даже не рассчитывал на это.


Сердженор молча стоял, глядя, как из Модуля Пять выгружали топографическое оборудование, для того, чтобы освободить место для двух дополнительных сидений. Как только работа была закончена, он забрался в тяжелую машину и на большой скорости погнал ее вниз, к причалу «Сарафанда». Топографический корабль находился совсем не далеко от приземистого корпуса военного корабля «Адмирал Карпентер», но Сердженор выбрал режим «воздушной подушки» и прокладывал дорогу в эффектном султане взрыхленного песка. На белой поверхности пустыни его путь отмечала кроваво-красная рана, которая медленно затягивалась по мере того, как фототропный песок возвращался к исходному цвету.

Один из часовых у причала «Адмирала Карпентера» показал Сердженору, где следует парковаться, и что-то произнес в переговорное устройство на запястье. Сердженор плавно завел Модуль Пять в указанную выемку и выключил режим «подушки», позволяя аппарату погрузиться нижней частью в песок. Он открыл дверцу, и в кабину хлынул горячий сухой воздух планеты Саладин.

— Группа майора Джианни прибудет через две минуты, — крикнул часовой.

Сердженор, дурачась, молча отдал ему честь и еще больше ссутулился в кресле. Он знал, что ведет себя абсолютно по-ребячьи, но прошел уже почти месяц, как «Сарафанд» опустился на эту планету. Он никогда так долго не был без отдыха за все годы, проведенные в Картографическом Управлении. Пустое ожидание где-либо в одном месте всегда приводило его в пессимистически-угрюмое настроение. Единственным выходом из этой ситуации было больше не путешествовать. Тем не менее он до сих пор не мог долго сидеть на одном месте.

Он мрачно уставился на сверкающую в солнечных лучах белую пустыню, простиравшуюся до горизонта, и удивился, как она могла показаться ему прекрасной в то утро, когда он впервые увидел ее. Да, в тот день дул сильный ветер и отдельные участки пустыни были исчерчены замысловатыми штрихами — малиновыми на белом, поскольку алые пласты, погребенные до этого в глубине, подвергались действию солнечных лучей и изменяли цвет из-за фототропных элементов, содержащихся в песке.

«Сарафанд», как всегда, собирался производить рутинную топографическую съемку. Местность явно была не трудной — сплошные равнины, и здесь была атмосфера. Это означало, что модули могут передвигаться на самой высокой скорости, и что работы можно закончить в три дня. Ко всеобщему удивлению, времени понадобилось куда больше.

Экипажи трех модулей сообщили, что видели призраков.

Обнаружили две различные формы призраков — одни походили на прозрачных людей, другие — на здания. Они исчезали таким образом, что наблюдатели поначалу описывали их как миражи. Но дело в том, что миражи — это отражения реально существующих предметов. А предварительная орбитальная съемка Саладина установила, что эта планета безжизненна — на ней не было ни разумной жизни, ни следов ее наличия в прошлом.

— Водитель, проснитесь, — потряс его за плечо майор Джианни. — Мы готовы к отправлению.

Сердженор нарочито медленно поднял голову и увидел смуглого офицера с черными усиками, стоявшего перед входом в модуль и каким-то образом ухитрявшегося выглядеть щеголем даже в форменном военном обмундировании. Позади него стояли безбородый лейтенант с извиняющимися голубыми глазами и грузный сержант, державший наперевес винтовку.

— Мы не двинемся с места до тех пор, пока все не войдут, — спокойно рассуждал вслух Сердженор, выражая таким образом отвращение к тому, что с ним обходятся как с шофером. Он флегматично подождал, пока лейтенант и сержант не заняли дополнительные сиденья в задней части модуля. Майор сел в свободное переднее кресло. Сержант, которого, как смутно помнил Сердженор, звали Макерлейн, не поставил винтовку к стене, а буквально баюкал ее на коленях.

— Вот цель нашего путешествия, — сказал Джианни, вручая Сердженору лист бумаги, расчерченный координатной сеткой. — Расстояние по прямой составит примерно…

— Пятьсот пятьдесят километров, — вставил Сердженор, демонстрируя способность быстро производить вычисления в уме.

Джианни приподнял черную бровь и внимательно посмотрел на Сердженора.

— Вас зовут… Дэвид Сердженор, не так ли?

— Да.

— Хорошо, тогда просто Дейв, — Джианни расплылся в улыбке, которая, казалось, говорила — посмотрите как я подлаживаюсь к обидчивому штатскому

— потом указал пальцем на координатную сетку. — Ты сможешь доставить нас туда к восьми ноль-ноль по корабельному времени?

Сердженор с запозданием решил, что ему больше нравится иметь дело с официальным Джианни. Он завел модуль, тот покатился, затем включил режим «воздушной подушки» и установил курс. Они направились почти точно на юг. В течение двух часов поездки практически не разговаривали, но Сердженор обратил внимание, что Джианни обращается к сержанту Макерлейну с едва заметной неприязнью, тогда как лейтенант, которого звали Келвин, вообще избегал разговаривать с этим огромным угрюмым мужчиной. Сержант отвечал Джианни вяло и односложно, точно удерживаясь на безопасной грани оскорбительного высокомерия. Встревоженный напряженной атмосферой, сгущавшейся в кабине, Сердженор попытался собрать воедино обрывки слухов о Макерлейне, которые доходили до него за обеденным столом. Однако больше он думал о цели настоящей экспедиции.

Когда к Уэкопу поступили первые сообщения о призраках, была произведена проверка геодезической карты Саладина, создававшейся где-то внутри компьютера. Обнаружились доказательства изменения глубинных пород, происходившие триста тысяч лет назад в местах, где и водились привидения.

Поэтому Уэкоп отозвал топографические модули в соответствии с ограничениями в уставе Картографического Управления, и в региональную штаб-квартиру был немедленно отправлен доклад. В результате двумя днями позже прибыл и взял на себя управление крейсер «Адмирал Карпентер», находившийся неподалеку.

Полковник Найтцель, командующий наземными силами, тут же начал отдавать приказы. Первый гласил: Уэкоп должен рассматривать всю информацию о Саладине как секретную и не давать ее гражданскому персоналу. В принципе, это должно было бы означать, что экипаж «Сарафанда» находится в полном неведении о последующих событиях, но между экипажами обоих кораблей существовали тесные дружеские отношения, и до Сердженора доходили кое-какие слухи.

Спутники-сканеры, заброшенные на орбиту «Адмиралом Карпентером», дали информацию о тысячах наполовину реальных зданий, необычных летательных аппаратах, животных и странно одетых фигурах на поверхности Саладина. Также упоминалось, что некоторые здания и фигуры материализовались полностью, но исчезли прежде, чем к ним смог приблизиться военный самолет. Казалось, на Саладине существовала цивилизация — цивилизация, прятавшаяся за непостижимый барьер при появлении чужих. Она явно не собиралась входить в контакт с земной.

Сердженор, не сталкивавшейся с призраками в ходе топосъемки, не слишком доверял слухам, но видел, как самолеты с «Адмирала Карпентера» с ревом носились над пустыней на сверхзвуковой скорости. Как догадывался Сердженор, только для того, чтобы возвратиться ни с чем. И он знал, что центральный компьютер крейсера круглосуточно работал над тем, как найти хоть какую-то закономерность в огромном потоке данных, поступающем со спутников-сканеров.

Он знал также, что карта, которую ему показал Джианни, соответствовала одной из древних выработок глубинных пород, обнаруженных при первичной топографической съемке…

— Сколько мы прошли? — спросил Джианни, когда солнце коснулось вершин отдаленной гряды холмов к западу от нужного им направления.

Сердженор бросил взгляд на панель дальномера, огоньки которой замерцали с наступлением темноты.

— Осталось чуть меньше тридцати километров.

— Хорошо. Идем точно по графику, — Джианни любовно опустил руку на ружейный приклад.

— Собираетесь пострелять приведений? — с легкой издевкой небрежно бросил Сердженор.

Джианни мельком взглянул на свою руку, потом на Сердженора.

— Извини. Согласно приказу мне не разрешается обсуждать с тобой ход операции. Это не относится лично к тебе, Дейв, но если бы у нас имелся собственный наземный транспорт, подходящий для наших целей, тебя бы здесь просто не было.

— Но я здесь, и я увижу, что произойдет.

— Ты опережаешь события, разве не так?

— Не заметил, — Сердженор мрачно уставился на море песка, сверкающее на обзорных экранах модуля, наблюдая, как оно превращается из белого в кроваво-красное, по мере того, как небо постепенно темнело. Наступили короткие сумерки. Через несколько минут установится обычный для Саладина ночной пейзаж — абсолютно черная пустыня и чистое небо, настолько усеянное звездами, что нормальный порядок вещей, казалось, перевернулся — земля была мертва, а небо наполнено жизнью. Его неудержимо потянуло обратно, на борт «Сарафанда», и быстрее улететь отсюда к далеким звездам.


Лейтенант Келвин склонился вперед и заговорил с Джианни.

— Когда можно ожидать появления чего-нибудь непонятного?

— Теперь в любую минуту, если полагать, что компьютер прав, — Джианни некоторое время невозмутимо и пристально рассматривал Сердженора, очевидно решая, сообщать ли информацию в его присутствии, потом пожал плечами. — Существуют кое-какие геодезические доказательства того, что перемещение глубинных пластов произошло в этом районе около трехсот тысяч лет назад. Как мы полагаем, в те времена саладинцы находились в стадии строительства городов. За прошедшие десять дней спутники-сканеры семь раз засекали здесь город. Но мне сказали, может оказаться, что данная компьютерная модель призраков, является случайной. В этом случае мы не обнаружим ничего, кроме пустыни.

— А что особенного именно в этом участке? — спросил Келвин, эхом повторяя вопрос, мелькнувший в голове Сердженора.

— Если саладинцы могут свободно перемещаться во времени, как считают некоторые из наших людей, тогда квазиматериализация зданий, может быть, просто является побочной реакцией самого процесса перемещения. Местные жители, возможно, посещают настоящее. Мне кажется, что это — попытка выдать желаемое за действительное. Правда, полковник рассказывал мне, что это аналогично выходу из нагретого здания наружу. Выходя, вы забираете с собой часть теплого воздуха из помещения. При каждом появлении этого города наши сканеры определяли, что, по-видимому, на южном конце его стоит женщина.

Джианни пробарабанил пальцами по запястью.

— Мне также сообщили, что эта женщина — нормальная. Я имею в виду — не призрачная. Она настолько же осязаема, как и любой из нас.

Прислушиваясь к словам майора, Сердженор неожиданно почувствовал, что знакомая кабина Модуля Пять, где он провел столько часов, внезапно стала чужой. Привычные циферблаты и измерительные приборы модуля на короткий промежуток времени, в течение которого его рассудок усваивал новые понятия, показались лишенными смысла. Он не желал признаваться сам себе в собственных страхах. Он был убежден в том, что Человек — самое совершенное мыслящее существо — что давало ему власть в трех измерениях пространства, в конце концов столкнулся с более здравомыслящей культурой, установившей господство над длинными серыми коридорами времени. Оказалось, что и другие думали о том же и приходили к тем же выводам.

— Впереди что-то есть, сэр, посмотрите вверх, — произнес Келвин.

Джианни вновь повернулся лицом вперед, и все они молча уставились на передний обзорный экран, на котором от края до края проявились призрачные контуры городского пейзажа. Геометрически-правильные очертания зданий сверкали там, где двумя секундами раньше не было ничего, кроме песка да звезд в небе.

Призрачные прямоугольники городских строений по дизайну удивительно походили на земные. На первый взгляд имелось только одно отличие — вертикальные ряды света, четко ассоциирующиеся с окнами, не всегда соответствовали силуэтам зданий. Похоже, думал Сердженор, что город существует не в одной временной точке — настоящем, но одновременно в прошлом и будущем, в диапазоне десятков тысяч лет, пока медленное перемещение континентов не передвинуло его на несколько метров, тем самым создав эффект раздвоения.

Несмотря на поверхностность разъяснений Джианни тому, что они наблюдали в данный момент или, может быть, благодаря ему Сердженор затрясло. Он начал понимать чудовищность того, чем собралась заниматься их маленькая экспедиция.

— Сбавь скорость. Дальше поезжай по земле, — сказал Джианни. — Мы хотим скрытно подъехать к городу. И погаси огни.

Сердженор выключил режим «подушки» и сбросил скорость до пятидесяти. При полном отсутствии ориентиров в пустыне определить, что аппарат вообще движется, было невозможно. Казалось, топографический модуль стоит на месте. В кабине было слышны лишь звуки неровного дыхания Келвина да слабое пощелкивание ружья сержанта, когда тот менял позу.

Джианни через плечо взглянул на Макерлейна.

— Сколько времени прошло с тех пор, как вы служили на «Джорджтауне», сержант?

— Восемь лет, сэр.

— Довольно долго.

— Да, сэр, — Макерлейн на мгновение неподвижно застыл. — Я не собираюсь ни в кого стрелять, пока мне не прикажут, если это то, что вы имеете в виду. Сэр.

— Сержант! — раздался возмущенный голос Келвина. — Я доложу о вас в…

— Все в порядке, — непринужденно остановил лейтенанта Джианни. — Мы с сержантом понимаем друг друга.

Сердженор на секунду отвлекся от неправдоподобного пейзажа впереди. Теперь он понял, почему Макерлейн был предметом разговоров в кают-компании «Сарафанда». Десять или одиннадцать лет назад «Джорджтаун» установил контакт с разумными обитателями землеподобной планеты, находившейся на самой границе Пузыря. Подробности дальнейших событий никогда официально не публиковались. Ходили страшные слухи о жестоком побоище, во время которого были уничтожены все взрослые мужские особи. С тех пор планета оказалась в изоляции. О нормальном общении с Федерацией не могло быть и речи. Последнее поколение, состоящее из женщин, детей и стариков, мирно уходило в забвение. Командир «Джорджтауна» был предан военному трибуналу, но «инцидент» вошел в собрание обвинительных актов, вечно хранимых человечеством в память о расовой нетерпимости.

— Продолжай движение на этой скорости, пока мы не подъедем к южной окраине города, — приказал Джианни.

— Нам потребуется включить прожекторы.

— Нельзя. Эти здания существуют в очень, я бы сказал, разреженном виде. Двигайся прямо вперед.

Сердженор позволил модулю двигаться первоначальным курсом. Вскоре несуществующий город начал таять, как легкий туман. Когда Сердженор пришел к выводу, что они находятся в центре древнего участка, вокруг уже ничего невозможно было разглядеть. Совершенно случайно он успел рассмотреть нечто вроде уличного фонаря странной трапециевидной формы, настолько тусклого, что его стекла или то, что их заменяло, должно быть, давно не чистили.

— Здания окончательно не исчезли, — заметил Келвин. — Еще никто не подходил так близко.

— Раньше ни у кого не было достаточно данных, — рассеянно ответил Джианни, проводя кончиками пальцев по щеточке ухоженных черных усов. — У меня такое ощущение, что на этот раз прогноз компьютера осуществится до мельчайших деталей.

— Ты имеешь в виду?..

— Совершенно верно, лейтенант. Я почти уверен, что наш саладинец — беременная женщина.

9

Карта местности, полученная Сердженором, оказалась настолько точной, что он мог бы доставить модуль в намеченную точку с точностью до нескольких сантиметров, но Джианни велел ему остановиться метров за двести до окраины города. Он открыл двери и подождал, пока трое военных не вышли наружу, сразу же погрузившись по лодыжки в темный песок. В пустыне резко похолодало. Амплитуда колебаний температур на Саладине зависела от обилия фототропных элементов в песке. Его поверхность под воздействием солнечных лучей белела, отражая в течение дня большую часть солнечных лучей.

— Это займет всего лишь несколько минут, — заявил Джианни Сердженору.

— Мы уедем отсюда сразу после того как вернется наша группа, поэтому я приказываю тебе оставаться в машине и быть начеку. Не выключай двигатели и будь готов двинуться на север по первому же моему слову.

— Не беспокойтесь, майор. Мне не хотелось бы здесь особо задерживаться.

Джианни надел похожий на солнцезащитные очки прибор ночного видения и протянул такой же Сердженору.

— Все время наблюдай за нашими действиями. Если ты увидишь, что мы в опасности, быстро выбирайся отсюда и сообщи по радио на корабль.

Сердженор надел очки и сощурился, обнаружив, что лицо Джианни озарилось неестественным красным светом.

— Ждете неприятностей, а?

— Нет. Просто готовлю себя к этому заранее.

— Майор, это правда, что к Саладину направляется дипломатическая миссия в полном составе?

— Что с того, Сердженор? — голос Джианни потерял показное дружелюбие.

— Возможно, полковник Найтцель хочет отличиться — вставить перо в свою шляпу, но найдутся и те, кто, быть может, скажут, что он неприлично одет.

— Полковник не превышает своих полномочий, а вот ты, водитель, это делаешь.

Трое военных бесшумно двинулись прочь от топографического модуля. Некоторое время Сердженор сердито смотрел им вслед. Ему было дьявольски трудно сфокусировать глаза. Это до некоторой степени походило на неприятное ощущение от плохо подобранных сферических очков, но он узнал застывшую фигуру, неподвижную настолько, что она смахивала на деревянный брус, много лет назад вкопанный в песок.

Он испытывал противоречивые чувства — благоговейный трепет, уважение, смешанные со смутным страхом. Если те теории военных были правильными, то перед ним стоял представитель самой могучей цивилизации, с которой до сих пор сталкивалось человечество, слепо блуждая по галактике, представитель расы, так легко преодолевающей реку времени, как космический корабль пересекает гравитационные потоки космоса. Врожденное чутье подсказывало ему, что с такими существами следует общаться с глубоким уважением, и, по идее, только после того, как они подтвердят готовность к контакту. Но было совершенно очевидно, что Джианни имел несколько другое представление об общении с представителями подобной цивилизации.

Майор явно готовился применить силу против существа, обладавшего способностью просочиться между его пальцами как дым. Учитывая это обстоятельство, операция выглядела плохо продуманной и заранее обреченной на провал. И все же Джианни был умным человеком. Сердженор нахмурился, припомнив недавнее замечание майора о том, что саладинец — беременная женщина…

Когда трое мужчин приблизились, фигура внезапно повернулась к ним, ее странные серые покровы всколыхнулись. Джианни медленно подошел к ней. В течение нескольких секунд казалось, что он пытается поговорить с ней, но потом спрятанное под капюшоном лицо отвернулось. Кто-то из военных что-то бросил в отступающую фигуру. Ее со свистом окутало облако газа. Чужак осел на землю и остался лежать без движения.

Трое солдат подняли тяжелое тело, плотно закутанное в серые одежды, и понесли его к модулю. Сердженор включил передачу и перебросил аппарат ближе к ним, так чтобы нос модуля по-прежнему указывал на север.

На мгновение, пока он медленно разворачивал машину, ему показалось, что пустыня ожила вспышками света и множеством устремившихся к ним закутанных фигур. Это видение внезапно исчезло, и когда Сердженор плавно поставил модуль рядом с военными, ничего не было видно, кроме троих людей и их странной ноши.

Через несколько секунд они уже сидели в модуле. Сердженор повернулся в своем кресле и посмотрел на лежащее без сознания на полу чужое существо. Даже с помощью очков ночного видения он едва смог различить бледное овальное лицо в глубине капюшона струящейся одежды. Это — женщина, понял он, и удивился тому, КАК он это понял.

— Трогай же, наконец! — рявкнул Джианни. — На самой большой скорости!

Сердженор выбрал режим «воздушной подушки» и включил переднюю передачу. Модуль оторвался от земли и со все увеличивающейся скоростью устремился на север, оставляя за собой огромный вееробразный хвост потревоженного при взлете песка и невидимые потоки энергии.

Джианни, со вздохом расслабившись, откинулся на спинку кресла.

— Так и продолжай. Не сбавляй скорость до тех пор, пока не увидишь корабли.

Сердженора начал беспокоить запах чужака. Кабина модуля была наполнена сладким мускусным запахом, напоминающим грейпфруты или какие-то другие фрукты, не пробованные с детства. Он задал себе вопрос, естественный ли это запах или искусственный аромат, потом решил, что скорее всего первое.

— Сколько времени нам потребуется, чтобы добраться назад? — спросил Джианни.

— На такой скорости около часа. — Сердженор увеличил яркость огней панели управления. — Большего из этого двигателя в таком режиме не выжать.

— Что ты имеешь в виду, Дэвид? — голос Джианни охрип от возбуждения или удовлетворения.

— Если саладинцы действительно могут перемещаться во времени, то не имеет смысла пробовать застать их врасплох или пытаться воевать с ними. Нет смысла делать ни того, ни другого. Просто они должны вернуться на несколько часов назад и остановить вас еще до того, как вы начали это предприятие.

— Но они этого не сделали, не так ли?

— Нет, но мы не можем полагаться на человеческую логику. Мы не знаем, как они среагируют в данной конкретной ситуации. Их мысли непременно… — Сердженор замолчал, так как чужак на полу начал прерывисто стонать. В то же мгновение впередина темной поверхности пустыни блеснули и исчезли призрачные вспышки света.

У него промелькнуло в голове, что эти два события могут быть каким-то образом связаны между собой. Но как — это находилось за пределами его понимания.

— Мы должны сбавить скорость, майор, — сказал он, непривычно пытаясь мысленно представить время как автостраду с отметками часов вместо указателей милей. — При такой скорости у нас слишком длинный тормозной путь, мы будем слишком долго останавливаться, и из-за этого можем оказаться легкой мишенью.

— Мишенью?

— Нас будет легче увидеть. Во времени, я имею в виду. Это делает нас более предсказуемыми и, соответственно, уязвимыми.

— Я понял твою мысль, Дэвид, — Джианни повернулся в кресле и усмехнулся, когда заговорил Келвин.

— Почему бы тебе не задержаться на пару минут перед обедом сегодня вечером и не написать нам руководство по тактике? Я уверен, что полковник Найтцель будет благодарен за любое руководство, которое ему представят.

Сердженор пожал плечами.

— Это — просто предположение.

— Ты бы мог назвать его «Тактика ведения боя в условиях перемещения во времени», — Джианни переменил свое намерение удержаться от шуток. — Написана Д.Сердженором, водителем топографического модуля.

— Хорошо, майор, — безропотно произнес Сердженор, — не берите в голову…

Его голос прервался, когда без малейшего предупреждения Модуль Пять оказался под ливнем лучей слепящего зеленоватого света. Солнечный, подумал он недоверчиво.

А потом массивный аппарат начал падать.

Образы буйной зеленой листвы сияли на обзорным экранам модуля, когда машина опрокинулась набок, упала на землю и вновь выправилась. Под днищем модуля что-то заскрежетало. Секундой позже Сердженор сообразил, что это трещат маленькие деревца, закрывающие большую часть обзорных экранов. Наружные датчики еще работали. Наконец, аппарат плавно остановился, застряв в сплетении ветвей странной, покрытой слизью растительности. Сначала Сердженору показалось, что у него заложило уши. Потом он услышал раздраженное шипение газа, бившего фонтаном из поврежденной трубы. Через несколько секунд пронзительный настойчивый гудок аварийной сирены возвестил о том, что кабина начинает загрязняться радиоактивными веществами.

Сердженор освободился от ремней безопасности, автоматически зафиксировавших его тело в при первом же ударе. Он распахнул ближайшую дверцу, впуская в кабину клубы жаркого влажного воздуха. Такого — как ему мгновенно подсказала обострившаяся интуиция, — планета Саладин не знала уже на протяжении нескольких геологических эпох.

10

Они уходили по неровной дороге, проложенной Модулем Пять до тех пор, пока шкала счетчика радиации на запястье Сердженора не показала, что теперь они находятся на безопасном расстоянии от лужи радиоактивных веществ внутри корабля.

Келвин и Макерлейн осторожно опустили на землю закутанную чужую женщину, убедившись, что она сидит, удобно опираясь спиной о пень. Несмотря на то, что они несли ее совсем недолго, их обмундирование покрылось пятнами пота. Сердженор и сам чувствовал, что его одежда прилипает к рукам и телу, но обычные физические неудобства ничего не значили в сравнении с душевным смятением. Ночь сменил день, и в то же мгновение пустыня превратилась в джунгли. Раскаленное желтое солнце — невыносимое солнце — беспощадно светило в глаза Сердженору, ослепляя его и мучая непонятностью происходящего.

— Произошло одно из двух, — безучастно произнес Джианни. Он присел на пенек и начал растирать лодыжку. — Мы остались в том же времени, но находимся в другом месте. Или мы остались в том же месте, но находимся в другом времени. — Он открыто встретил взгляд Сердженора. — Что ты хочешь сказать, Дэвид?

— Я говорю, что первым правилом в той книге по тактике, которую когда-нибудь напишет Дэвид Сердженор, водитель автобуса, будет «Тише едешь, дальше будешь». Об этом я тебе уже говорил. Мы сами почти…

— Я знал, что ты это скажешь, Дэвид. Признаю, что тогда или потом ты правильно настаивал на этом. Но ты хочешь сказать что-нибудь новенькое?

— Такое впечатление, что мы прошагали саладинский эквивалент земной мили. По-моему, я видел, как что-то передвигалось, как раз перед тем как мы попали сюда.

— Бомба? — спросил Келвин, разглядывая его страдальческими глазами, и Сердженор только сейчас понял, что лейтенанту едва ли исполнилось двадцать.

Джианни кивнул.

— Я склонен согласиться с этим предположением. Можете назвать это временной бомбой. Мы захватили заложника, а саладинцы были не готовы к этому. В подобных обстоятельствах мы, возможно, применили бы бомбу, которая поразила бы цель в пространстве, а здешние обитатели думают не так, как мы…

— Дэвид, топограф обязан немного разбираться в геологии. Как, по-твоему, далеко или в какое когда нас забросили?

— Я не большой знаток геологии, а на различных планетах временные масштабы эволюции различны, но… — Сердженор махнул рукой, отодвигая слизистые ветки. Этот жест создал легкий ветерок в неподвижном влажном воздухе и позволил лучам необузданного солнца пробиться сквозь стену буйной зеленой растительности.

— Судя по настолько серьезному изменению климата, вполне можно говорить о периоде порядка миллионов лет. Один, десять, пятнадцать — выбирайте, на любой вкус, — он как зачарованный прислушивался к собственным словам, поражаясь способности мозга и тела продолжать нормально работать, не взирая на то, что произошло.

— Насколько? — Джианни по прежнему выглядел спокойным, но теперь он был задумчивым.

— Разве что-нибудь изменится, если бы оказалось, что только на тысячу лет? Нас устранили, майор. Дороги назад нет.

Сердженор попытался принять действительность такой, какой он ее сейчас увидел, но он знал, что реакция придет позже. Джианни медленно кивнул, Келвин наклонился и спрятал лицо в ладонях, а Макерлейн бесстрастно стоял, внимательно разглядывая закутанную фигуру саладинской женщины. Частью сознания Сердженор заметил, что крепко сложенный сержант по-прежнему сжимает винтовку, которую, по-видимому, никогда не выпускает из рук.

— Может быть, и есть дорога назад, — как-то слишком упрямо Макерлейн.

— Если бы мы смогли выудить у нее какие-нибудь сведения. — Он указал винтовкой на женщину.

— Сомневаюсь в этом, сержант, — казалось, на Джианни слова Макерлейна не произвели ровно никакого впечатления.

— Хорошо, они ведь наверняка убедились, что мы не вернем ее в город. Рисковали убить ее. Почему?

— Не знаю, сержант. Может быть, вы перестанете указывать ружьем на пленницу. Мы не вправе допустить здесь бойню.

— Сэр? — грубо вытесанные черты Макерлейна сейчас выглядели зловеще.

— В чем дело, сержант?

— Я просто хотел предупредить вас, что в следующий раз, когда вы попробуете задавать мне вопросы о «Джорджтауне», — ровным голосом произнес Макерлейн, — я забью приклад этого ружья вам в глотку.

Джианни вскочил на ноги. Его карие глаза широко распахнулись от изумления.

— Вы знаете, что я могу с вами сделать за эти слова?

— Нет, но мне это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО интересно, майор. Говорите откровенно… — Сержант держал ружье, как всегда, слегка небрежно, но теперь оно означало открытое неповиновение.

— Я могу начать с того, что отберу у вас оружие.

— Вы так полагаете? — Макерлейн улыбнулся, демонстрируя неровные, но безупречно белые зубы. Неожиданно Сердженор начал беспокоиться. Он не мог контролировать ситуацию, не зная чего ожидать от саладинской женщины, которая все еще полусидела без сознания. Ему очень не нравилось и поведение сержанта.

Двое мужчин в военной форме мрачно смотрели друг другу в лицо в душном безмолвии джунглей. Наблюдая за этой великолепно освещенной живописной картиной, Сердженор почувствовал, что его внимание отвлекает странное несоответствие. В всем этом первобытном пейзаже чего-то странным образом не хватало или присутствовало что-то лишнее…

Саладинская женщина слабо застонала и неуверенным болезненным движением села прямо. Макерлейн подошел к ней и резко сбросил с ее головы серый капюшон.

Сердженор испытал неясное чувство стыда, когда в неумолимо ярком освещении разглядел лицо женщины. То смутное впечатление, которое у него сложилось в темноте кабины модуля, оставило у него впечатление если не красоты — что вряд ли казалось возможным, — то все же какой-то степени совместимости с человеческими критериями прекрасного. Но сейчас в ослепительных лучах солнца лицо ее показалось омерзительным — бесформенный холм носа, узкие глаза, много меньше человеческих. Ее черные волосы были такими грубыми, что отдельные пряди мерцали, как металлическая проволока.

— И не смотря ни на что, — подумал он, — нет и тени сомнения в том, что это — именно женщина. Он задал себе вопрос, может быть существует некий космический критерий женщины. Он знал, что даже представитель абсолютно чужой расы опознает женскую особь с первого же взгляда. Потом он почувствовал странное неудобство, когда понял, что подумал о себе как о чужаке.

Из пересохших губ саладинки вновь вырвались жалобные звуки, когда она повела головой по сторонам и ее темно-фиолетовые глаза быстро осмотрели четырех мужчин на фоне джунглей.

— Действуй, сержант, — язвительно предложил Джианни. — Допроси пленницу и разузнай, как нам переместиться на миллион лет вперед.

Сердженор повернулся к нему.

— Вы знаете хотя бы несколько слов на саладинском языке?

— Ни слова. Вообще-то мы даже не знаем, пользуются ли они словами. Это может быть один из тех языков с обилием пощелкивающих, жужжащих или гудящих звуков, которые мы обнаружили на некоторых планетах, но до сих пор не можем расшифровать. — Он сузил глаза, так как инопланетянка с трудом встала на ноги. Она слегка покачивалась, ее бледная кожа блестела от маслянистых выделений.

— Она по-прежнему смотрит назад в ту сторону, — громко произнес лейтенант Келвин, указывая вниз на просеку расколотых и вырванных с корнями деревьев. Она смотрела в том направлении, откуда пришел модуль. Он с мальчишеской прытью пробежал несколько шагов вперед по тропе.

— Майор! Здесь есть какая-то дорога. Туннель или что-то вроде этого.

— Не может быть, — непроизвольно вырвалось у Сердженора, но он взобрался на поваленный ствол дерева и прикрыл ладонью глаза от солнца. На дальнем конце тропы он разглядел что-то большое темное и круглое. Оно походило на вход в пещеру или туннель, если не считать того, что задней части скалы не было видно.

— Я посмотрю! — высокая худощавая фигура Келвина понеслась туда.

— Лейтенант! — твердо выговорил Джианни, вновь принимая на себя командование после неоконченной стычки с Макерлейном. — Мы пойдем вместе.

Майор посмотрел на саладинку, жестом указав ей на тропу. Оказалось, она сразу все поняла и пошла к ней, подбирая полы своего платья точно также, как это сделала бы любая земная женщина. Сержант с винтовкой наперевес шагал позади нее. Сердженор, идущий рядом с Макерлейном, заметил, что женщина, по-видимому, передвигалась с большим трудом. Может быть, она больна?.. Нет, есть какие-то едва уловимые отличия…

— Майор, сэр, — поинтересовался он, — нам не требуется здесь особых мер предосторожности. Поэтому, может быть, вы расскажете, как вы заранее узнали, что пленницей окажется беременная женщина?

— Это казалось вероятным при большом увеличении фотографий со спутника. Обычно местные обитатели намного стройнее и более подвижны, чем она.

— Понятно… — Сердженора преследовала тревожная мысль — в любую минуту они могли столкнуться с обескураживающей задачей принять инопланетного младенца, не имея не то что нужного набора медикаментов и инструментов, но и не имея ни малейшего понятия о метаболизме этих существ. — Почему мы должны были искать беременную?

— Когда я сказал, что они менее подвижны, я употребил это слово в том смысле, в каком его понимают жители этой планеты, — Джианни подождал чуть отставшего Сердженора и предложил ему сигарету, которую тот с благодарностью принял ввиду отсутствия трубки. — Записи сканеров показывают, что беременные туземные особи не перемещаются сквозь время так легко, как остальные. Они часто полностью находятся в настоящем, и когда они попадают в нормальное время, они дольше задерживаются здесь. По-видимому, им труднее исчезнуть.

— Почему?

Джианни пожал плечами и выпустил струйку дыма.

— Кто знает? Если бы все делалось по велению рассудка — а это, кажется, так и есть — возможно, присутствие другого разума внутри ее собственного тела несколько мешает женщине перемещаться. Иначе мы бы никогда ее не поймали.

Сердженор осторожно обошел недавно срезанный пень.

— Вот еще одна вещь, лично мне непонятная. Если саладинцы так стремятся избегать контактов, то почему они допустили, чтобы уязвимая беременная женщина оказалась в пространственно-временном секторе, занятом нами?

— Может быть, их контроль над временем не так хорош, как им бы хотелось, раз мы захватили саладинку. Некоторые наши умники на корабле утверждают, что туземцы доказали, что прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно. Все верно — может оказаться и так, если бы вы рассматривали их с нужной точки зрения — но предположим, что настоящее все же каким-то образом является доминантой по отношению к двум другим.

— Может быть, это похоже на гребень волны, который поднимает женщин, когда они готовы вот-вот разродиться. Быть может, эмбрион связан с настоящим, потому что он еще не изучал теорию или…

— Какой смысл пробираться через все эти смутные умозрительные дебри?

— спросил Джианни, сдерживая природную экспансивность. — Это ничего не изменит и ни к чему нас не приведет.

Сердженор задумчиво кивнул, пересматривая свое отношение к Джианни. Он подозревал, что майор — умный человек, который встречает опасность с открытыми глазами, но Сердженор был не прав в отношении сержанта Макерлейна, считая его просто еще одним грубым военным стереотипом с ограниченным умом, не отличающимся гибкостью. Его разговор с Джианни был поучительным в нескольких отношениях.

В это мгновение Сердженор вдруг отчетливо увидел, ЧТО лежит перед ним на неровной просеке посреди джунглей, и перестал думать о майоре.

В воздухе парил абсолютно черный диск трех метров в диаметре. Его нижний край находился на высоте чуть более полутора метров над землей. Диск не имел четкой границы и временами ярко вспыхивал по краям. Когда Сердженор подошел поближе, то увидел, что чернота его кажется еще непроглядней из-за ослепительного сияния звезд где-то внутри него.

11

Задрапированная в свободные серые одежды фигура саладинки сделала еще два нетвердых шага вперед и остановилась. Макерлейн встал между ней и странным черным диском и вынудил ее отойти в сторону.

— Удерживайте ее там, сержант, — голос Джианни прозвучал почти довольно. — В конце концов, может быть, мы все-таки вернемся вовремя к завтраку.

— Вот, что она искала, — задумчиво сказал лейтенант Келвин. — Держу пари, что это нечто вроде дороги жизни. Пришло время и нам воспользоваться ею.

Сердженор прищурил глаза и всмотрелся в верхний край диска. Созвездия внутри действительно выглядели похожими на те звезды, которые он видел несколько часов назад, передвигаясь над саладинской пустыней в двадцать третьем веке от Рождества Христова. Хотя в глубине души он опасался, что определить это с нужной степенью точности не сможет. Он вздрогнул, обратив внимание на то, что ему в спину дует легкий ветерок. Казалось, воздушные потоки двигаются в направлении таинственного диска. Он обогнал остальных и первым вошел в заросли неповрежденной растительности, отделявшей конец выкорчеванной модулем просеки от круга блестящей черной темноты.

— Что ты хочешь сделать, Дэвид? — с тревогой спросил Джианни.

— Просто собираюсь провести небольшой эксперимент.

Сердженор подошел поближе к диску, нижний край которого находился как раз у него над головой. Он глубоко затянулся и выпустил дым. Голубовато-серые колечки поплыли вертикально вверх. Поблескивающая темнота немедленно всосала их. Он бросил окурок вслед за ними. Белый дымящийся цилиндр на мгновение блеснул в лучах солнца и не появился с другой стороне диска.

— Видимо, имеется перепад давлений, — сообщил он, вновь присоединясь к отряду. — Теплый воздух перетекает сквозь это отверстие. В будущее, я полагаю.

Он, Джианни и Келвин с трудом прорубили дорогу через заросли и оказались с другой стороны диска, но с этой точки обнаружили лишь слабое прозрачное мерцание. Сквозь него были видны заросли и Макерлейн, безразлично рассматривавший лицо саладинки. Его винтовка лежала на сгибе руки. Джианни вытащил из кармана монетку и бросил ее в мерцающее сияние, туда, где по его предположениям находился диск. Монета упала рядом с Макерлейном.

— Выглядит очень заманчиво, — тяжело вздохнул Джианни, когда они двинулись обратно. Несколько раз обойдя загадочный диск, они пронаблюдали, как тот меняет фазы, вырастая из вертикальной линии в эллипс, а затем в полный круг. — Удобно думать, что нам следует всего лишь прыгнуть в этот чертов обруч. Раз! — и мы спокойно возвращаемся в наше собственное время. Но можем ли мы быть в этом уверены?

Келвин хлопнул рукой по лбу.

— Но это же очевидно, сэр. Почему там должно находиться что-нибудь другое?

— Вы становитесь эмоциональным, лейтенант. Вы так стремитесь вернуться на корабль, что вы приписываете саладинцам роль великодушного противника, который сначала ободрал вас в покер, а в конце игры отдал вам деньги обратно.

— Сэр?

— Зачем им сначала пускать в действие бомбу времени, а потом спасать нас? Откуда нам знать, что с другой стороны тоннеля нет километрового обрыва?

— Если это окажется так, сэр, они не смогут спасти свою женщину.

— Кто сказал, что не смогут? После того как мы прыгнем туда и разобьемся, они могут перенастроить диск каким-то другим образом. Что позволит пленнице безопасно перебраться туда, куда ей заблагорассудится.

Безбородое лицо Келвина затуманилось сомнением.

— Это довольно хитро, сэр. А как насчет того, если мы сначала отправим туда пленницу?

— И, возможно, позволим им захлопнуть нашу ловушку окончательно? Я не пытаюсь быть хитрым, лейтенант. Я пытаюсь быть предусмотрительным. Просто в данном случае мы не можем ошибиться.

Джианни подошел к молчаливой женщине, показал на диск и сделал рукой дугообразное вопросительное движение. Она на мгновение пристально взглянула на него, еле слышно присвистнула и повторила его жест. Она обернулась к Макерлейну, и глаза сержанта встретились с ее глазами, как будто они достигли своего рода взаимопонимания. Неожиданно для себя Сердженор начал следить за ними.

— Вот так-то, сэр, — сказал Келвин. — Нам предлагают пройти.

— Вы уверены, лейтенант? Можете вы мне гарантировать, что когда саладинец повторяет жест, это не означает отрицания или несогласия?

Сердженор отвел взгляд от сержанта.

— Мы должны принять некоторые допущения, майор. Давайте бросим в круг что-нибудь достаточно тяжелое и выясним, услышим ли мы, как оно упадет на ту сторону.

Джианни кивнул. Сердженор подошел к неглубокой яме, образовавшейся при первом соприкосновении Модуля Пять со здешней почвой и подобрал камень размером с футбольный мяч. Сердженор принес его к диску и обеими руками забросил его в круг темноты. Камень исчез. Из темной пропасти не донеслось ни звука. Они ВООБЩЕ ничего не услышали.

— Это еще ничего не доказывает, — первым заговорил Сердженор, отрекаясь от собственной идеи. — Может быть, звук не проходит сквозь тоннель.

— Звук — это волны, — педантично заметил Джианни. — Свет звезд — это тоже волны, а мы видим там звезды.

— Но… — Сердженор начал терять самообладание. — Как бы там ни было, я готов рискнуть.

— Я понял, — вмешался Келвин. — Прежде всего, мы должны заглянуть вниз. — Не ожидая разрешения майора он вскарабкался на серебристый ствол дерева и медленно пополз по горизонтальному суку, который заканчивался пучком длинных ярки-зеленых листьев поблизости от темного круга. Когда он не смог ползти дальше — в этом месте сук разветвлялся — он встал на ноги, неустойчиво балансируя, удерживаясь за упругие верхние ветви, и прищурил от света глаза.

— Все в порядке, сэр, — прокричал он. — Я вижу там поверхность пустыни.

— Далеко внизу?..

— Меньше метра. Выход располагается ниже, чем вход здесь.

— Вот почему мы ударились, когда прошли через диск, — соображал вслух Сердженор. — Нам повезло, что уровень поверхности так мало изменился за несколько миллионов или около того лет.

Джианни неожиданно улыбнулся.

— Хорошая работа, лейтенант. Слезайте оттуда, и мы попытаемся построить что-нибудь вроде пандуса, ведущего к нижнему краю диска.

— Зачем беспокоиться? — голос Келвина был напряженным, а на лице играла отчаянная ухмылка. — Я могу сделать это прямо отсюда.

— ЛЕЙТЕНАНТ! Идите… — голос Джианни прервался, когда Келвин неуклюже оттолкнулся от ветки. Казалось, лейтенант поскользнулся, спрыгивая вниз, но он бросил свое тело в воздух, как будто нырял с вышки в бассейне. Когда он уже исчез в нижней половине отверстия, одна его нога пересекла край темноты как раз на уровне лодыжки. Вниз в траву с неприятным глухим стуком упал коричневый армейский ботинок. Еще до того, как он посмотрел на брызги алой крови, Сердженор понял, что ступня Келвина осталась в ботинке.

— Мальчишка, — с отвращением и жалостью поморщился Джианни. — В конце концов он ухитрился покончить с собой.

— Не обращайте сейчас на это внимания, — громко сказал Сердженор. — Посмотрите на тоннель.

Черный диск ночи медленно съеживался.

Сердженор зачарованно следил, как круг равномерно сужался, подобно радужной оболочке глаза, реагирующей на сильный свет, до тех пор пока его диаметр не уменьшился метров до двух. Даже когда диск перестал уменьшаться, он продолжал вглядываться в звездную черноту, вновь и вновь убеждая себя, что ворота в будущее не исчезнут окончательно.

— Плохо дело, — прошептал Джианни. — Очень плохо, Дэвид.

Сердженор кивнул.

— Похоже на то, что энергия, поддерживающая тоннель в открытом состоянии, частично расходуется, когда кто-нибудь проходит через него. А если уменьшение пропорционально переносимой массе… Какой по-вашему был диаметр до того, как прошел Келвин?

— Примерно три метра.

— А сейчас он около двух… Это означает, что площадь… уменьшилась наполовину.

Трое мужчин уставились друг на друга, произведя в уме простой арифметический подсчет, превративший их в смертельных врагов. И медленно, инстинктивно они начали отодвигаться друг от друга поближе к зарослям.

12

— Очень сожалею, — рассудительно, но несколько нервно произнес майор Джианни, — не имеет смысла продолжать дискуссию. Не может быть никаких споров о том, кто пройдет следующим. — Казалось, заходящее солнце, отражаясь от буйной зелени джунглей, сделало его лицо бледнее обычного.

— Разумеется, это означает, что пойдете вы, — Сердженор сердито взглянул на свои руки, на которых в нескольких местах кровенили порезы, оставшиеся после работы по строительству грубого пандуса, ведущего вверх к нижнему краю круга.

— Нет, НЕ РАЗУМЕЕТСЯ! Просто случилось так, что здесь я — единственный, у кого была полная информация о Саладине. Этот факт, в сочетании с моей специальной подготовкой означает, что мой доклад о сложившейся ситуации окажется более ценным для штаба, чем доклад любого из вас.

— Не уверен, — ехидно возразил Сердженор. — Откуда вы знаете, может быть, у меня фотографическая память?

— Это «может быть» становится детским, но откуда вам знать, может быть, и у меня память не хуже? — правая рука Джианни притворно небрежно опустилась на приклад оружия. — Как бы то ни было при помощи современной гипнотехники вопрос не в том, что МОЖНО помнить, а в том, что специально тренированный человек заметит ВСЕ.

— В таком случае, — вмешался Макерлейн, — что же вы заметили особенного в этих джунглях?

— Что вы имеете в виду, сержант? — бесстрастно спросил Джианни.

— Простой вопрос. В этих джунглях, в которых мы находимся есть кое-что необычное. Настоящий отчаянный наблюдатель, сэр, каковым вы несомненно являетесь, непременно уловил бы это уже давно. Ну, так что же это? — Макерлейн помедлил и добавил. — Сэр.

Глаза Джианни растерянно заморгали, пока он оглядывался по сторонам.

— У нас нет времени на детские игры.

Слова сержанта нарушили неторопливый ход мыслей Сердженора, напомнив ему, что он тоже упустил некую деталь, какое-то обстоятельство, касающееся данной местности, что-то, странно отличающее ее от любых других джунглей, где ему доводилось бывать раньше.

— Продолжай, — попросил он.

Макерлейн с триумфом, практически с чувством собственника огляделся вокруг. Он злорадно сказал:

— Здесь вообще нет цветов.

— Ну и что? — Джианни явно был озадачен.

— Яркие цветы предназначены для того, чтобы привлекать насекомых. Таким способом размножается большинство растений. Летающие насекомые переносят на тельцах и ножках пыльцу и оплодотворяют другие цветы. Все это, — Макерлейн махнул рукой на окружающий их частокол листвы, — вынуждено воспроизводиться каким-то иным образом. Каким-то иным образом, который не зависит от…

— Животный мир! — выпалил Сердженор, удивляясь тому, как ему не удалось понять это раньше. Местные джунгли — древний зеленый мир Саладина

— были НЕПОДВИЖНЫМИ. В их нижнем ярусе не бегало ни единого животного — охотника или добычи, не пело ни единой птицы, ни одно насекомое не тревожило жужжанием неподвижный воздух. Это был мир, где отсутствовали все формы подвижной жизни, будь то млекопитающие, насекомые или птицы.

— В самом деле, довольно интересное наблюдение, — холодно произнес Джианни, — но вряд ли оно имеет отношение к обсуждаемой проблеме.

— Это вы так думаете, — с яростной силой, заставившей Сердженора внимательнее всмотреться в него, рявкнул Макерлейн. Казалось, большой сержант стоит непринужденно, но его глаза были прикованы к лицу Джианни. Он встал поближе к молчаливой саладинке, ближе чем можно было бы ожидать в данных обстоятельствах. Походило на то — и Сердженора встревожила такая мысль, что между Макерлейном и чужой женщиной протянулась какая-то непонятная ему связь.

Он обернулся к пандусу, который они построили из деревьев, поваленных модулем. Пандус начинался всего лишь в нескольких шагах от него, и Сердженор мог бы рвануться вверх и добраться до входа в тоннель менее, чем за две секунды. Но он был уверен, что сержанту хватило бы и десятой доли этого времени, чтобы сжечь его дотла. Он мог лишь испытывать призрачную надежду на то, что Джианни и Макерлейн, начнут разбираться между собой, забыв о слежке за ним. Сердженор медленно придвинулся поближе к пандусу и попытался придумать способ, как бы подогреть враждебность военных до нужного градуса и спровоцировать конфликт.

— Майор, — осторожно начал он, — вы говорите, что ваша главная забота связана с общей ситуацией? С тем, чтобы послужить интересам Земли наилучшим образом?

— Верно.

— Хорошо, разве вам не приходило в голову, что саладинцы прокладывали этот тоннель, дорогу жизни, или чем бы там это не оказалось, не для нашей пользы или вреда? Их единственной заботой, вероятно, было спасение пленницы.

— Ну и что с того?

— В таком случае, вам предоставляется возможность сделать по-настоящему важный жест доброй воли. Жест, который мог бы заставить саладинцев несколько больше сотрудничать с нашими доблестными вооруженными силами. Если мы отправим пленницу в ее собственное время…

Джианни одним быстрым движением расстегнул ремешок кобуры.

— Не пытайтесь меня отвлечь, Дэвид. И отойдите от пандуса.

Сердженор изрядно струхнул, но с места не двинулся.

— Разве вы против такой попытки, майор? Разум саладинцев настолько чужд для нас, что мы не представляем, о чем вообще думает эта женщина. Мы не можем обменяться с ней или ее народом ни единой мыслью или словом. Но нельзя будет ошибиться в наших намерениях, если мы отправим ее домой. — Он поставил ногу на основание пандуса.

— НАЗАД! — Джианни схватился за приклад и начал вытаскивать оружие из кобуры.

Винтовка Макерлейна едва слышно звякнула.

— Уберите руки от пистолета, — спокойно сказал он.

Джианни замер.

— Не будьте дураком, сержант. Разве вы не понимаете, что он делает?

— Просто не пытайтесь достать ваш пистолет.

— Что вы себе позволяете? — лицо Джианни потемнело от еле сдерживаемой ярости. — Это не…

— Продолжайте, — с фальшивой любезностью предложил Макерлейн. — Расскажите мне, что я больше не на «Джорджтауне». Давайте, отпустите еще пару-тройку своих геноцидных шуточек — вам ведь такие нравятся, а, майор?

— Я не…

— Вы непрерывно издевались надо мной! Все, что я слышал от вас за последний год, были те самые мерзкие шуточки майор.

— Очень жаль.

— Не стоит. Видите ли, к моему глубочайшему сожалению, все это правда. — Пристальный взгляд сержанта медленно перешел от Джианни к таинственной саладинке, безучастно стоящей поодаль, и вернулся к майору. — Я был одним из тех, кто спустил курок в том отряде. Мы ничего не знали о необыкновенной организации воспроизводства, существовавшей у местных жителей. Мы не знали, что горстка мужчин должна поддержать собственную репутацию и честь своей расы, предприняв ритуальную атаку. Все, что мы тогда увидели — кучу косматых кентавров, с копьями надвигающихся на нас. Поэтому мы сожгли их дотла.

Сердженор переместил тяжесть тела на другую ногу, готовясь рвануться наверх по единственному стволу — позвоночнику пандуса.

— Они все равно шли на нас, — продолжал Макерлейн, его глаза потускнели от давней, но не забытой, боли. — Поэтому мы жгли и жгли их. И это все, что там было. До самого последнего мгновения мы не понимали, что стерли с лица той планеты всех функциональных мужских особей и что они в любом случае не причинили бы нам никакого вреда.

Джианни развел руками.

— Очень жаль, Макерлейн. Я не знал, как это произошло, но мы должны говорить о том, что может случиться здесь, в настоящий момент.

— Но об этом же я и говорю, майор. Разве вы не поняли? — Макерлейн выглядел огорченным. Я-то думал, вы меня поняли…

Джианни глубоко вздохнул и подошел к сержанту. Когда майор заговорил голос его не колебался.

— Вы тридцатилетний мужчина, Макерлейн. И вы и я понимаем, что это для вас значит. А теперь выслушайте меня внимательно. Я приказываю вам отдать мне ваше ружье.

— Вы ПРИКАЗЫВАЕТЕ мне?

— Я приказываю вам, сержант.

— Но по какому праву?

— Вы уже знаете по какому, сержант. Я — офицер вооруженных сил планеты, на которой мы с вами родились.

— Офицер! — на лице Макерлейна все отчетливее проступало выражение отчаянного недоумения. — Но вы же не понимаете. Ничего не понимаете… Когда вы стали офицером вооруженных сил планеты, на которой вы и я родились?

Джианни вздохнул, но решил подыграть сержанту.

— Десятого июня 2276 года.

— И так как вы офицер, вы вправе отдавать мне приказы?

— Вы тридцатилетний мужчина, Макерлейн.

— Скажите мне… сэр. Имели бы вы право отдавать мне приказы ДЕВЯТОГО июня 2276 года?

— Разумеется, нет, — успокаивающе произнес Джианни. Он протянул руку и обхватил дуло ружья.

Макерлейн не ослабил захват.

— Какое сегодня число?

— Откуда мы знаем?

— Тогда, позвольте, я поставлю вопрос иным образом. Сегодня позже десятого июня 2276 года? Или раньше?

Джианни проявлял первые признаки раздражения.

— Не говорите глупостей, сержант. В подобной ситуации отсчитывается субъективное время.

— Это что-то новенькое для меня, — прокомментировал Макерлейн. — Это входит в Устав, или вы это взяли из книги, которую собирается написать наш друг, стоящий вон там? Он думает, я не вижу, как он медленно продвигается к пандусу.

Сердженор убрал ногу с серебристого ствола и ждал с растущей уверенностью предстоящей катастрофы. Походило на то, что в данной ситуации появился необъяснимый и опасный новый элемент. Саладинка скинула с головы капюшон, но ее глаза, казалось, были прикованы к Макерлейну. Сердженор мог бы поклясться в том, что она отлично поняла, о чем говорил сержант.

— Похоже на то, не так ли? — Джианни пожал плечами, отошел от Макерлейна и прислонился к стволу большого раскидистого дерева с желтой листвой. Он обратился к Сердженору. — Дэвид, мне кажется или этот круг все еще продолжает потихоньку уменьшаться? Сердженор внимательно рассматривал диск с несчетными звездами, и ощущение надвигающейся катастрофы резко усилилось. Круг действительно продолжал медленно сжиматься.

— Может быть, это из-за воздуха, который проходит туда, — обеспокоенно сказал он. — Воздух влажный и много весит…

Он замолчал, так как Джианни быстро скрылся за деревом, на которое опирался спиной. Со своей достаточно удобной позиции Сердженор мог видеть, как майор царапает ногтями кобуру, пытаясь быстрее достать пистолет. Сердженор подтянулся на руках и перебросил свое тяжелое тело на подветренную сторону пандуса, понимая в душе, что этого явно недостаточно. От ультралазера так не спрячешься. И в то же мгновение из ружья Макерлейна вырвался сноп пламени — молния, созданная мастерством человека. Видимо, винтовка была установлена на максимальную мощность, поскольку луч без труда рассек толщу дерева и перерезал грудь Джианни. Майор рухнул в лужу крови и огня. Дерево покачалось несколько секунд, размалывая пепел в почерневшем поперечном разрезе ствола, наклонилось и с шумом опрокинулось, подминая окружающую его молодую поросль.

Только теперь осознав, что за пандусом не укрыться, Сердженор встал с земли и повернулся к Макерлейну.

— Теперь моя очередь?

Сержант кивнул.

— Тебе, парень, лучше бы нырнуть в эту дырку, пока она не исчезла.

— Но… — Сердженор уставился на невообразимую пару: здоровяка — сержанта и миниатюрную серую фигурку саладинки. Что-то помешало ему бездумно подчиниться. — А ты? Разве не собираешься?.. — спросил он, плохо понимая, о чем спрашивает.

— У меня еще есть дела здесь.

— Не понимаю.

— Сделай одолжение, Дейв, — Макерлейн прищурился. — Скажи им, что я исправил свою ошибку. Когда-то я помог убить планету. А теперь я помогаю возродиться другой.

— Все равно не понимаю.

Макерлейн коротко взглянул на безымянную чужую женщину.

— Видишь? Она скоро родит, может быть, и не одного. Им просто не выжить без помощи. Не думаю, что здесь так уж хорошо с пищей…

Поднявшись по пандусу, Сердженор остановился у черного диска.

— А если здесь вообще нет пищи? Если никто из вас не сумеет выжить?

— Мы должны, — просто ответил Макерлейн. — Откуда, по-твоему, произошли здешние люди?

— Почем я знаю? Да откуда угодно! Во всяком случае, шанс, что раса саладинцев зародилась тут, в этом месте, настолько мал… — Сердженор осекся, наткнувшись взглядом на отчаянную веру в глазах Макерлейна.

Пожав плечами, он кивнул сержанту и его крохотному напарнику, а потом аккуратно нырнул в черный круг. Уже падая в темноту, Сердженор какое-то мгновение ощущал страх, а затем рухнул на холодный песок и тотчас сел, сотрясаемый крупной дрожью. Над головой сияли знакомые созвездия саладинского неба, но вниманием его завладел зев тоннеля, из которого он пришел.

Сейчас это был зеленовато светящийся диск, плавно парящий над пустыней и отлично видимый в любое время суток. Медленно сжимаясь, диск превратился в блистающее солнечной позолотой блюдо, а затем в ослепительный бриллиант с булавочную головку. По мере того, как слепящая звездочка уменьшалась в размерах, свист проходящего через отверстие воздуха делался все выше и тоньше и, наконец, совсем стих…

Резко стемнело, и в густой пепельной мгле Сердженор, спустя несколько мгновений, различил тело лейтенанта, лежащее неподалеку, и густая лужа у его ноги отчетливо виднелась даже на фоне темного песка.

— Тебе помочь? — спросил Сердженор, уловив слабое дыхание.

— Я… уже вызвал… помощь, — не шевелясь, чуть слышно прошептал Келвин. — Скоро они приедут. Где… остальные?

— Остались там…

Часть сознания подсказывала Сердженору, что Макерлейн и саладинка мертвы, мертвы уже миллионы лет. Но, вопреки холодной логике, он ясно понимал: они по-прежнему живы, ведь прошлое, настоящее и будущее — единое целое. — Они не смогли пройти.

— Значит… они давным-давно… умерли…

— Можно сказать и так.

— О, боже, — прошептал Келвин. — Какой дурацкий бессмысленный конец. Словно… никогда и не жили.

— Не совсем так, — тихо ответил Сердженор. Лишь теперь он понял: стремление сержанта Макерлейна помочь планете возродиться не может не быть вознаграждено. Он слишком плохо знал биологию, чтобы четко сформулировать внезапную догадку, но почему-то поверил в нее сразу. Ведь за эти сотни миллионов лет триллионы частиц человеческого организма вполне могли распространиться в благодатной природной среде, положив начало эволюции. В конце концов, Саладин уже породил однажды разумную жизнь…

Озарение это было слишком громадным для стоящего на пороге нервного истощения Сердженора. И он осознал в глубине души — не важно, как, но саладинцы должны были узнать о том, что сделал Макерлейн для их расы. И если уж это случилось, то вот она — исходная точка, основа для будущего контакта.


Келвин хрипло вздохнул во тьме.

— Ну вот и все… пора убираться с этой планеты.

Сердженор перевел взгляд на небо.

Он попытался представить себя на борту «Сарафанда», стремительного и неостановимого… но в сознании, затмевая тусклую обыденность, нереально-ослепительным солнцем сиял яркий плавно планирующий диск.


Макерлейн немощно пошевелился в серых сумерках пещеры. Он пробовал крикнуть, но ощутил настолько сильный прилив крови к легким, что ему удалось издать лишь слабый сухой хрип. Маленькая серая фигурка у входа не двигалась, но продолжала упорно смотреть наружу на щедро смоченные ливнем кроны деревьев. Он так и не смог узнать, даже после всех этих лет, слышит ли она его или нет. Он откинулся назад и, поскольку лихорадка усилилась, приготовился к смерти.

Он подвел итог своей жизни — и был счастлив. Женщина с Саладина осталась такой необщительной, какой была в самом начале их знакомства, но она осталась с ним, приняла его помощь, какую только мог предложить представитель чужой расы. Он мог бы поклясться, что он в глазах ее теплится нечто весьма похожее на благодарность, когда он помог ей выжить в трудное время родов и последующей болезни. Это оказалось удивительно приятным чувством.

Потом пришли времена, когда он, в свою очередь, лежал больным. Помнится, он отравился, попробовав ядовитые молодые побеги какого-то странного вида растения, когда искал хорошую пищу для нее и ребятишек. В те времена, вспоминал он, она никогда не уходила далеко от него.

Больше всего его радовало, что женщина с Саладина и ее род были очень плодовитыми. Сама она родила четверню, и теперь они уже выросли в молодых половозрелых особей и произвели еще больше детей. Видя, насколько они быстро размножаются, острая боль вины, непрерывно терзавшая его после происшествия с «Джорджтауном», отступила в самую глубину памяти. Конечно, она все равно жила в нем, но в конце он научился на время забывать о ней.

Если бы он только мог научить ребятишек своему языку! Ему так хотелось передать через логико-структурный барьер одну-единственную мысль. Если бы только это его желание исполнилось! Но не существует предела лишь мечтам человека. Макерлейн вспомнил день, когда он — крупный тридцатилетний мужчина, решил, что огромный мир людей отвернулся от него… Ему было достаточно того, что ему предоставили возможность исправить причиненный вред…

Позже тем же вечером, когда солнце уже скрылось за деревьями, Семья собралась вокруг постели, где лежало тело Макерлейна. Они стояли молча, пока Мать не положила одну руку на влажный ледяной лоб.

Это существо умерло, сказала она им молча. И теперь, когда мы выплатили свой долг, и он больше не нуждается в нас, мы возвращаемся в наше родное время нашего собственного народа.

Дети и взрослые взялись за руки, и Семья исчезла.

13

Суеверия? Сердженор отнюдь не считал себя суеверным человеком. Он не верил ни в Бога, ни в черта, ни в удачу. Но за время службы в Картографическом Управлении он убедился в существовании рейсов, не без юмора названных «рейсами джек-пот». Случалось, что в ходе работ закон средних чисел настигал «Сарафанд» и его экипаж. То, что творилось в таком рейсе, походило на поведение незадачливого работяги, с утра заснувшего на рабочем месте, а потом, пробудившись, старающегося наверстать упущенное. Количество происшествий в таком полете значительно превышало число случайностей, примерно соответствовавшее дюжине предшествующих рейсов.

По определению Сердженора, «рейс джек-пот» в принципе невозможно предсказать заранее, но, когда началась подготовка к Топографической Съемке системы 837/LM/4002а, оказалось, что, по-видимому, их ожидают крупные неприятности.

Первой причиной, пробудившей глубинные инстинкты Сердженора, явилось открытие, что часть памяти Уэкопа в разделе астронавигационного банка данных испортилась по непонятной причине и нуждалась в замене. Команда специалистов от недавно зарегистрированного подрядчика «Старфайндерс Инкорпорейтед» провела необходимую замену и проверку всех систем корабля всего за два дня. Собственной вспомогательной службе Управления потребовалось бы в три раза больше времени, чтобы выполнить работу подобного масштаба. Сердженор не доверял коммерческому обслуживанию из-за того, что считал его некачественным. В данном случае, когда было затронуто его собственное благосостояние, он не стал держать свои выводы при себе. Первый разговор на эту тему состоялся в подсобном помещении транзитного сектора станции.

— Все это подтверждает лишь то, что наши эксплуатационники большую часть времени проводят за картами, — убеждал его Майк Ламеру. — То же самое происходит с любой большой государственной компанией — подрядчики всегда работают быстрее, потому что, чтобы иметь прибыль, им нужен результат как можно скорее.

— Все равно мне это не нравится, — не прерывая разговора, Сердженор рисовал пальцем на затуманенной грани своего стакана со светлым пивом и уныло уставился на плавательный бассейн, где несколько человек играли в мяч. Он уже десять дней жил в транзитной гостинице на Делосе и, как обычно, бездействие делало его неугомонным.

— Как бы то ни было, не стоит говорить о работе, — примирительно улыбаясь, сказал Ламеру. — Добыть несколько лотков с оборудованием и запихать в корабль вместе с запчастями. На это предприятие вполне хватитдвух часов, а если ты сам, без посторонней помощи, хочешь все проверить… Ну, в таком случае, тебе потребуется не меньше двух дней.

— Послушайте неустрашимого астронавта, — насмешливо произнес Сердженор. — Кажется, я помню, что ты — та самая личность, которая однажды написала жалобу о качестве каких-то бифбургеров.

— Вообще-то стейк был ужасно жесткий, я мог бы запросто подавиться и умереть, в лучшем случае я бы сломал зуб, — проворчал Ламеру. — Тем не менее, я принял окончательной решение не беспокоиться в дальнейшем о безопасности экипажа.

— Ты стал религиозным.

— Нет, я просто перевожусь отсюда, — Ламеру достал из кармана уже заполненный зеленый бланк. — Я подцепил работу по общественным отношениям. Я хотел жить на Земле. Завтра я улетаю домой.

— Поздравляю.

Сердженор вдруг понял, что Ламеру присоединился к нему в бассейне, пытаясь отрепетировать на нем красивый уход. Сердженор решил подыграть ему.

— Эй, Марк! Это великолепно! Мне очень неприятно узнать, что ты уходишь после стольких совместных рейсов, но я надеюсь, что ты готов к переменам.

— Спасибо, Дейв, — Ламеру маленькими глотками потягивал пиво. — Пять лет мы вместе. Пять лет на краю Пузыря. Так много времени потрачено зря, но это помогло мне получить хорошую работу на Земле.

Ему кажется, пять лет — большой срок в этой работе, — думал Сердженор. А я летаю на краю Пузыря вот уже почти двадцать. Сфера пространства, уже исследованного человеком, продолжала расширяться. Картографическое Управление просто не успевало составлять новые карты и вносить изменения в старые. Постоянно требовались новые корабли с обученными экипажами. Именно из-за этого топографические программы стали занимать куда больше времени. Из-за этого же людям вроде него, которые не желали уходить из космоса, позволялось стариться в упряжке. К тому же именно из-за этого большие корабли продолжали эксплуатироваться много дольше проектного срока службы. Вся беда была в том, что для кораблей имелись компоненты для замены износившихся частей, но для экипажей-то таковых не существовало, и потому он, Дейв Сердженор, был обречен износиться и полностью устареть намного быстрее капитана Уэкопа.

— …некоторый реализм в кампании по привлечению добровольцев, — говорил Ламеру. — Ничего не случиться, если мы привлечем меньше новых людей, если сможем сократить скорость выбывания ветеранов.

— Правильно. Ты можешь рассказать им, что есть что, когда вернешься обратно, — Сердженор решил попробовать подбодрить себя. — Я так понял, молодой Марк, что ты покидаешь товарищей сегодня вечером.

Ламеру кивнул.

— Все улажено. Старик Бересфорд говорит, что мы сможем занять весь цветочный бар на крыше.

— На этот раз у него, наверно, приступ хорошего настроения, — Сердженор нахмурился, вспоминая, что в прошлом в подобных случаях администрация сектора не приветствовала вселение новых жильцов. — Или он, наконец, выиграл приз за свою вышивку тамбуром?

Ламеру выглядел злонамеренно веселым.

— Он думает, что это будет хорошая возможность для тебя да и всех остальных познакомиться с Кристиной.

— Кристиной?

— Кристиной Холмс. Она заменит меня в Модуле Один.

— Женщина?

— С таким именем это — беспроигрышная ставка.

— В любом случае, что с того? У нас и раньше бывали в экипаже женщины.

— Я знаю, но… — Сердженор не закончил предложение, не желая показывать лишний раз свое отношение к женщинам в экипаже. На кораблях Картографического Управления редко можно было встретить женщину. Это происходило отчасти потому, например, что каждый член экипажа должен был быть в состоянии в любых условиях сменить колеса топографического модуля. Но, как подозревал Сердженор, главной причиной малочисленности женщин было то, что они не видели смысла в этой работе. Он знал, что подавляющее большинство планетарных карт, которые он помогал создавать, никогда не найдут практического применения. В то же время он был убежден, что карты должны составляться, что любую информацию следует собрать и сохранить, несмотря на то, что не мог объяснить почему. Большинство женщин, полагал Сердженор, не обладали терпением к сомнительной преданности духу науки. И работая с ними, он обнаружил, что у него появляются гибельные сомнения в собственном образе жизни.

Однако в это утро главная его забота заключалась в следующем: он искал способ, в котором сочетались бы случайные факторы, оказывающие влияние на Топографическую Съемку 837/LM/4002а. Уже произошел сбой в памяти Уэкопа, хорошо еще, что при проверке — компьютер не смог провести корабль через гравитационные потоки бета-пространства; слишком быстрый прыжок, слишком замедленная коррекция ошибки, — неожиданный уход Марка Ламеру, и вот теперь открытие, что место Марка займет женщина.

Сердженор из всех сил старался рассуждать трезво и рационально, но никакими усилиями не мог избавиться от ощущения, что вот-вот начнется «рейс джек-пот». Нехорошее, какое-то сосущее предчувствие грядущей катастрофы обуревало Сердженора.


Прощальная вечеринка в честь Марка Ламеру началась рано и закончилась поздно. Но, несмотря на обилие спиртного в желудке, Сердженору так и не удалось влиться в общее веселье. Он допустил грубую тактическую ошибку, позволив себе слегка перебрать за игрой в пул после ленча, потом завалился спать сразу после обеда. В результате остаток дня прошел совершенно отвратительно. Ему даже показалось, что он отравился.

— Это похоже на истому после соития, если не считать того, что оно продолжается и продолжается, — жаловался он Элу Гиллеспи, когда они встретились в баре. — Наверное, я открыл неизвестный закон природы — пить можно только раз в день.

Гиллеспи отрицательно покачал головой.

— Это не неизвестный закон природы, Дейв, а одно из основных правил любой выпивки. Если ты уж начал пить с самого утра, то так и продолжай.

— Теперь слишком поздно, — Сердженор отхлебнул неразбавленного виски, теплого и безвкусного, и обвел взглядом слабо освещенное помещение со стеклянными стенами, где размещался бар. Сквозь листву экзотических растений мерцали огни города, вытянувшегося вдоль залива. Сотни маленьких прогулочных катеров мелькали в море, оставляя за собой поблескивающие зигзагообразно расходящиеся по воде следы. Волны казались языками холодного зеленого пламени. Это создавало впечатление, что море ожило, пока земля задремала в тишине ночи. Высоко над навесом, почти в зените, ярко сияло несколько звезд первой величины.

Сердженор не смог принять участие в буйной вечеринке. Он со страхом ощутил приближение приступа одиночества. Прекрасный и гостеприимный, Делос не был его родным домом. В сущности, люди, которых он называл друзьями, таковыми не являлись. Да, они относились к нему с дружелюбной терпимостью и уважением, но других отношений просто не могло существовать в тесных каютах корабля, и если бы он уволился, то и тому, кто пришел бы на его место, оказывали бы точно такое же внимание. Упрямые странники, думал он, вспоминая отрывок старого стихотворения, который вот уже двадцать лет наиболее точно характеризовал его образ жизни.

Древний поэт описывал людей, предпочитавших не задерживаться надолго в одном месте, чтобы не привыкать к нему, но эти слова находили отклик в душе Сердженора. Недоукомплектованные топографические экипажи — обычные люди со своими недостатками — точно так же относились к личным взаимоотношениям. Он сам был первым тому примером. Он выбрал жизнь упрямого странника на корабле странников, и хотя знал Марка Ламеру вот уже пять лет, они оба были не более чем слегка взволнованы предстоящим расставанием. А что могло бы быть более весомым обвинительным заключением его образу жизни?

Перед мысленным взглядом Сердженора промелькнули десятки людей, которые приходили на корабль, оставались на нем на больший или меньший промежуток времени, а потом уходили. За долгие годы, проведенные на «Сарафанде», Сердженор мог бы отчетливо вспомнить лишь нескольких. Например, Клиффорд Поллен, у которого, наконец, вышла в свет не слишком интересно написанная книга, теперь был преуспевающим журналистом в агентстве новостей одной из колоний. Молодой Берни Хиллиард сумел заплатить неустойку за разрыв контракта, не дожидаясь, пока истечет требуемый двухлетний срок, и ушел преподавать в неполной средней школе на Земле. С трудом вспоминались десятки других, каждый со своими особенностями, но все же всех их объединяло одно — Сердженор снисходительно-высокомерно относился к отсутствию в них должной силы и настойчивости. Теперь же он размышлял о том, что, может быть, проявление, как он раньше считал, слабости с их стороны оказалось их силой. Неужели они олицетворяли собой необходимые уроки жизни, которые ему до сих пор не удавалось усвоить?

Взрыв смеха, последовавший за началом игры в другой части комнаты, нарушил ход мыслей Сердженора, но не изменил его настроения. Он поменял выдохнувшееся виски на свежее и отошел от стойки бара в угол поспокойней. Вечеринка насчитывала уже около пятидесяти человек, к команде «Сарафанда» присоединились экипажи других кораблей и немногочисленный персонал транзитной станции. Были и девушки. Каждой из них уделяли внимание, по крайней мере, трое молодых людей, и Сердженору внезапно пришло в голову, что было бы хорошо, очень хорошо, если бы он мог этой ночью печальных откровений выговориться незнакомой женщине.

К несчастью, несмотря на всю привлекательность этой идеи, он мало что мог предпринять, чтобы воплотить ее на практике. Он не собирался включаться а соревнование с юными соблазнителями в надежде пофлиртовать с девушкой, которая в любом случае скорее всего увидит в нем отца. Он не собирался покидать вечеринку и бродить в одиночестве по городу. Казалось, ничего не оставалось делать, как бросить вызов так называемому основному закону выпивки Гиллеспи и, вслед за иными коллегами, выйти на ту же алкогольную орбиту. Ополовинив бокал, он уже направился было к группе у фортепиано, когда отворилась дверь и в баре появился Харольд Бересфорд, администратор сектора, как всегда сгорбленный, зато сопровождаемый статной, коротко подстриженной шатенкой.

Сердженор завистливо хмыкнул. «Обидно, подумал он, суетливый и сварливый чиновник, ничем, кроме пристрастия к выпивке не знаменитый, и тот проявил большую предусмотрительность и пришел на вечеринку не один». Столь явная несправедливость никак не способствовала улучшению настроения.

Неожиданно на плече женщины звездной россыпью сверкнула брошь, и Сердженор сообразил, что именно эта дама, скорее всего, прислана в качестве замены Ламеру. Размышляя, не судьбою ли послан ему сей особый знак, Сердженор направился прямо к администратору и пожал ему руку.

— Дэвид Сердженор? Я правильно помню? — произнес Бересфорд, близоруко щурясь. — Отлично! Ты именно тот человек, который Кристине все покажет. Знакомьтесь, Кристина. Это Дэвид Сердженор.

— Просто Крис, — сказала женщина, чуть усмехаясь. Ее рукопожатие было тверже, чем у Бересфорда, и на подушечках тонких пальцев Сердженор ясно ощутил мозоли.

— Я надеялся задержаться здесь на часок, устроить нашему другу Ламеру пышные проводы и все такое, но увы… Отчеты, отчеты… — Бересфорд развел руками, грустновато улыбнулся и ушел.

— Бог мой, ну и развалина, — сказала Кристина, глядя вслед администратору.

Она была явно старше, чем казалась издали. Лет тридцать пять, возможно, сорок, скорее худая, чем стройная, словно тело ее источили годы тяжкого труда.

— Вы скоро привыкнете к нему, — произнес Сердженор, мгновенно лишившийся всяческих романтических фантазий.

— Необязательно, — женщина оценивающе оглядела Сердженора. — Полагаю, у него были причины собственноручно привести меня на эту вечеринку. Ему не повезло, что поделаешь.

— Вам удалось избавиться от бедняги?

Кристина кивнула.

— Мне удалось перепугать беднягу до смерти.

— У вас отлично получилось, — подытожил Сердженор. — Вы его «сделали».

— Почему нет? — Кристина вытянула шею, рассматривая бар. — Как бы здесь выпить бедной девушке?

Сердженор восхищенно хохотнул.

— Нет проблем. Чего изволите?

— Бурбон. Неразбавленный. И стаканчик повыше. Похоже, я отстаю от коллектива.

— Есть, сэр!

Когда Сердженор вернулся с заказанный напитком, Кристина, присоединившись к группе у фортепиано, уже пела вместе со всеми, будто была в экипаже «Сарафанда» добрый десяток лет, а не несколько минут. Она поблагодарила добровольного официанта коротким кивком, взяла стакан и повернулась обратно к поющим, а Сердженор побрел в свой тихий уголок и приступил к собственному виски, успокаивая себя тем, что «рейс джек-пот», во всяком случае, вряд ли будет осложнен еще и чрезмерной женственностью нового члена экипажа…

14

Сердженор вышел через главный вход гостиницы Управления, вдохнул свежий очищенный утренний воздух и осмотрелся по сторонам в поисках «челнока», отбывающего рейсом в космопорт Бей-Сити.

Серебристо-голубая машина дожидалась в свободном секторе стоянки, усатый пилот нетерпеливо поглядывал на часы. Сердженор подошел к машине, закинул сумку с личным имуществом в багажный отсек и поднялся на борт. Салон на три четверти был заполнен персоналом базы и отдохнувшими топографами, неохотно возвращающимися к работе. Кивая то и дело попадающимся знакомым, он прошел к свободному месту и слегка удивился, увидев Кристину Холмс, наблюдавшую за ним с кресла в глубине салона.

— Раненько в дорогу, — прокомментировал Сердженор, подсаживаясь к ней. — Корабль вряд ли взлетит раньше полудня.

— Для меня это новая работа, и это только второй мой рейс, — объяснила она. — А у тебя какие оправдания?

— Я уже бывал на Делосе.

— Поэтому он тебе надоел, — Кристина изучала его с нескрываемым любопытством. — Я слышала, что ты работаешь в топосъемке почти двадцать лет.

— Примерно так.

— Сколько же миров ты повидал?

— Точно не помню, трудно подсчитать, — Сердженор на мгновение удивился собственной лжи. Что-что, а число «своих» планет он знал. — Какое это имеет значение?

— Для меня никакого. Но если ты устал после пары недель отдыха на Делосе, что же будет, когда тебя выпустят на травку?

— Позволь мне самому побеспокоиться об этом, — холодно парировал Сердженор, раздосадованный грубой прямолинейностью вопроса. На топографических кораблях не существовало четкой иерархии — следствие постоянной текучести кадров — но он полагал, что неопытный новичок мог бы проявить больше уважения к его опыту. А скорее всего, вопрос Кристины задел нерв, напоминающий о растущей неудовлетворенности собой и службой, о несовместимости жизни звездного цыгана с его мучительной потребностью в устойчивых и постоянных отношениях, о неотвязном страхе: что, если он уже попросту не может перестать скитаться?

— Как бы то ни было, — сказал Сердженор, отвлекаясь от своих мыслей,

— что тебя-то заставило наняться к нам?

— А почему бы и нет? Только не говори, что ты из тех динозавров, которые считают толковую женщину чем-то сверхъестественным.

— Разве я это сказал?

— Можно сказать и не вслух.

— Собственно говоря, я имею в виду не пол, а возраст, — ответил Сердженор, не сдержавшись. — Ты же почти вдвое старше большинства новичков.

— Ясно, — Кристина кивнула, по-видимому, не сочтя нужным заметить грубостью. — Что ж, закономерный вопрос. Скажем так: я ищу новую карьеру, что-нибудь, чтобы отвлечься, если тебе угодно. Раньше у меня были муж и сын. Теперь их нет. Я хотела убраться с Земли. Ну, с техникой у меня всегда было неплохо, поэтому я прошла курс топографии… и вот я здесь.

— Мне очень жаль…

— Все в порядке, — она усмехнулась. — Все это было и прошло. В конце концов, всем нам когда-нибудь придется умирать…

Сердженор сдержанно кивнул, искренне сожалея, что не завел ничего не значащий разговор о погоде, если уж его угораздило оказаться именно в этом кресле.

— Все-таки прости… насчет того, что… я не хотел…

— Насчет шпильки о моем возрасте? Забудь. Ты ведь и сам уже не слишком молодой петушок, не так ли?

— Слишком так, — оживился Сердженор, возвращаясь к ни к чему не обязывающей пикировке.

Через несколько секунд двери «челнока» закрылись и аппарат взлетел в направлении космопорта. Косые солнечные лучи, дробясь в линзах иллюминаторов, отбрасывали блики на волевое, матово-бледное лицо Кристины. До самой посадки она непрерывно курила дешевые сигареты, просыпая пепел на форменный комбинезон, а время от времени стряхивала его на колени Сердженору. Он хотел было обратить ее внимание на множество табличек «НЕ КУРИТЬ», развешанных по стенам салона, но на секунду представил возможные последствия и благоразумно промолчал. С тем большим облегчением увидел он сквозь стекло сначала смутные, затем все более четкие очертания космопорта: посадочные площадки, доки, ангары и металлически отблескивающие пирамиды кораблей.

Забрав багаж, Сердженор и Кристина направились в операционный блок Управления, где прошли через неизбежную процедуру подписания документов и предполетный медицинский осмотр. И все равно оставалось еще три часа до полного сбора экипажа «Сарафанда». Сердженор искренне надеялся, что Кристина останется в комнате отдыха, но она предпочла прогуляться с ним к кораблю.

Здесь, в порту, «Сарафанд» вовсе не казался красавцем — просто восьмиметровый цилиндр, увенчанный конусом и опирающийся на две пары треугольных обтекателей. Лишь подойдя поближе, Сердженор увидел, что ремонтники превратили «Сарафанд» в настоящего щеголя. Сразу же бросились в глаза новые ряды предназначенных в жертву анодов, блоков из чистого металла, которые действовали как центры электрических и химических взаимодействий между кораблем и чужими атмосферами, таким образом сводя к минимуму эрозию всего корпуса. Увы, новенькие аноды плохо гармонировали с вмятинами и царапинами остальной обшивки.

— Это он? — спросила Кристина, остановившись в тени корабля. — Этот старец на самом деле Марк Шесть?

— Этот старец доставил наш флаг на три четверти планет Пузыря.

— Но полет на нем еще возможен?

Уже ступив на пандус, Сердженор бросил, не поворачивая головы:

— Если у тебя есть какие-то сомнения, то еще не поздно отказаться. У нас вообще-то недолюбливают чересчур осторожных, но если уж хочешь смыться, то сделай это до старта.

Когда он вошел в тень похожей на пещеру ангарной палубы, Кристина догнала его и схватила за руку.

— Что значит вся эта чушь насчет излишней осторожности, большой человек?

— Я обидел тебя? — Сердженор изобразил огорчение. — Очень жаль. Видишь ли, там, внизу ты, кажется, слегка занервничала.

Глаза Кристины сузились, и ей не пришлось задирать голову, чтобы встретиться с его глазами.

— Почему же? Ты ведь ОТОЖДЕСТВЛЯЕШЬ себя с этой старой разбитой баржей. Ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО сроднился с ней. Парень, у тебя и в самом деле неприятности! — она стремительно прошагала мимо него прежде, чем он успел ответить, и направилась к металлической лестнице, ведущей на верхние палубы.

Сердженор обескураженно посмотрел ей вслед, потом огляделся вокруг, надеясь, что разговор состоялся без свидетелей. Похоже, хоть в этом ему повезло. Шесть топографических модулей, неподвижно замерших в боксах, задрав вверх циклопические глаза прожекторов, явно в счет не шли.


Взлет с Делоса против ожидания, прошел как обычно.

«Сарафанд» легко оторвался от земли и завис на высоте около пятидесяти метров. Здесь — согласно межзвездным карантинным правилам — он должен был очиститься от пыли и гальки, мерно кружившейся в антигравитационном поле. Это обычно осуществлялось включением электростатических машин.

Затем корабль поднимался на сто километров, где происходила вторая электростатическая очистка, развеивавшая последние остатки захваченной при взлете атмосферы. Теперь корабль готовился к первому прыжку в бета-пространство. МДП в таких случаях был короткий, потому что корабль сначала уходил от сложных гравитационных взаимодействий местного солнца и его планет.

Сердженор знал, что Уэкоп сейчас производит проверку всех систем корабля, анализирует окружающее пространство, исследует невидимые человеческому глазу космические течения.

Сердженор сидел в кабине наблюдений и, мрачно глядя вниз на исполинский бело-голубой шар Делоса, ждал, когда планета исчезнет. И как всегда, несмотря на сотни подобных прыжков, он почувствовал растущее возбуждение. Сердце его забилось сильнее.

Он окинул критическим взором ряд вращающихся кресел, оценивая компанию, с которой отправится в неизвестность на этот раз. Из всех присутствующих только четверо — Виктор Войзи, Сиг Карлен, Майк Тарджетт и Эл Гиллеспи — были старыми кадрами «Сарафанда». Остальные, до того как перешли на «Сарафанд», летали раньше на других кораблях. Кроме того, на этот раз в составе экипажа было непозволительно много новичков. Например, Кристина Холмс…

Строго говоря, малый срок службы или избыток его имел мало значения — новичок получал практически ту же плату, что и старые работники — но Сердженор был убежден в необходимости большего процента ветеранов в экипаже.

Пока он ждал прыжка, ему вдруг пришло в голову, что он начинает болезненно беспокоиться о факторах риска — это никогда раньше не беспокоило с такой силой. Может быть, поэтому он потерял самообладание в разговоре с Кристиной Холмс? Это было необычно…

Волна общего возбуждения прокатилась по комнате, когда огромный голубой шар Делоса исчез с экрана. В кабине мгновенно потемнело. На месте, где только что величаво плыла планета, осталась лишь яркая точка, еле различимая на фоне окружающих ее звезд. Сердженор знал, что за ничтожные доли микросекунды они преодолели около половины светового года. Теперь Уэкоп — невосприимчивый к страху, равнодушный к чуду — спокойно готовится к следующему прыжку. На этот раз «Сарафанд» перенесется в глубины неизведанного пространства. Корабль направлялся за пределы Млечного Пути. Точкой назначения была группа из пяти солнц, которые светились как сторожевые огни на самом краю галактики.

Еще во время отдыха на Делосе Сердженора крайне беспокоила малочисленность звезд в той части ночного неба, куда им предстояло отправиться. Но только сейчас он начал смутно понимать, что после очередного прыжка в бесконечность, между ним и пустотой межгалактического пространства НИЧЕГО не будет. В комнате наблюдений сияло два полусферических обзорных экрана, пока задний заполняли щедрые солнца огромных скоплений материи, на переднем виднелись лишь тусклые островки света.

«Пузырь становится слишком большим», озабоченно подумал Сердженор. В действительности область человеческого влияния разрасталась только в плоскости галактики. Центральная же ее часть с многочисленными звездными системами, не принадлежала человеку. Тем не менее, это не помешало ему достичь границ галактики. Казалось, это предупреждение: остановись, посмотри по сторонам, найди себя самого! Но эти беспечные, вечно недовольные, слишком самонадеянные homo sapiens всю свою жизнь — такую короткую и хрупкую — питали пристрастие к бесконечности…

— Эй, Дейв! — Виктор Войзи перегнулся через подлокотник соседнего кресла и перешел на шепот. — Я только что поскандалил с заменой Марка. Мне показалось, кто-то говорил, что это будет женщина, а это…

— У нее были тяжелые времена, — сказал Сердженор, оглядывая сидящих. В профиль лицо Кристины с тенями под глазами выглядело почти изможденным.

— Может быть и так, но… О, боже!.. Я всего лишь сказал, что никому не разрешается курить в комнате, для того не предназначенной.

Сердженор подавил улыбку.

— Берегись, бесконечность — некоторые из нас идут стряхивать на тебя пепел.

— Ты себя хорошо чувствуешь, Дейв?

— Может быть, когда-нибудь и ты, Виктор, научишься не торопиться там, где… — Сердженор ухватился за подлокотники кресла, так как далекое сверкающее солнца Делоса исчезло с экрана. На его месте возникла всеобъемлющая тьма, в которой, как светлячки, парили несколько тусклых огоньков, а потом и этот кадр сменился новым участком далеких туманных скоплений. Наконец, картина на экранах остановилась. Обе полусферы сейчас светились сотнями звезд.

Сердженору показалось, что сердце его остановилось. Ему стало ясно, что с прыжком в бета-пространство что-то произошло. Корабль слишком быстро проделал одно за другим три перемещения. Было очевидно, что теперь они явно находятся где угодно, только не на краю беззвездных глубин.

— Дейв? — Войзи по-прежнему говорил тихо. — Что ты улыбаешься? По-твоему, мы разгуливаем по парку на Земле?

— Разгуливаем по парку? — неуместная нервная усмешка перекосила губы Сердженора. — Надеюсь, я ошибаюсь, но у меня создалось впечатление, что мы оставались… в межгалактическом пространстве всего лишь секунду или около того.

— Но Уэкоп не должен выходить туда. Он должен был остановиться на границе. Во всех книгах написано, что там слишком сильное гравитационное течение и управлять кораблем невозможно. Я имею ввиду, что если мы вышли туда, то не сможем…

— Давай обсудим это попозже, — предложил Сердженор, кивая в сторону других членов экипажа. — Если что-то и случилось с астронавигационными приборами Уэкопа, это вряд ли оказалось слишком серьезно. А если это и не так, все равно паниковать бессмысленно.

— А почему Уэкоп не сделал объявления?

— Может быть, он подумал, что этого пока не следует делать, — Сердженор снова посмотрел вдоль ряда и увидел, что Карлен и Кристина привстали со своих кресел и, застыв в таком положении, уставились на него.

— Пойдем в мою комнату и расспросим Уэкопа.

Он пошел к двери небольшого, почти круглого зала наблюдений. За ним следовал Войзи и чуть подальше Карлен и Гиллеспи.

— Эй, парни, куда это вы направились? — голос, тонкий от нервного напряжения, принадлежал Билли Нарвику, молодому человеку лет двадцати с редкой бороденкой. Он вступил в экипаж «Сарафанда» два рейса назад.

— Выпить в спокойной обстановке, — сердито сказал Сердженор. — Мы раньше уже столько раз видели все эти звездные прыжки.

— Не пытайся одурачить меня, Дейв. Ты никогда раньше не видел ничего похожего на ЭТОТ звездный прыжок, — Нарвик попытался схватить Войзи за рукав. Теперь уже забеспокоились все, и Сердженору захотелось, чтобы этот юнец сел и заткнулся.

— И что же по-твоему ты увидел?

— Я увидел три или четыре звездных прыжка, они следовали один за другим. Там мелькали звездные скопления — я же могу отличить звездное скопление от одинокой звезды — и вот теперь это, — Нарвик ткнул пальцем в полусферу экрана. — Это — не созвездие Пяти Солнц.

— К твоему сведению, Билли, — ровным голосом произнес Сердженор, — ты не видел никаких скоплений, и, вообще, ты просто не можешь видеть звезды. Все это — всего лишь проекция того, что находится снаружи. Изображение на экранах не соответствует действительности.

— Обычно они соответствуют, не так ли?

— Обычно… — Сердженор запнулся, желая соврать поправдоподобней. — Но если новое оборудование, которое нам только что поставили на Делосе, имеет какие-нибудь мелкие дефекты, мы, возможно, видим часть астронавигационной памяти Уэкопа.

Нарвик насмешливо фыркнул.

— Даже слепой увидел бы, насколько ты тактичен, Дейв. У Уэкопа нет памяти о межгалактическом пространстве, так как он никогда там не бывал.

— Как знать? Все корабельные компьютеры при обычных прыжках ориентируются по двадцати или около того галактикам Локальной Группы, и Уэкоп мог воспроизвести их…

— Ты опять несешь вздор! За кого ты меня принимаешь? — Нарвик встал с места и подбежал к Сердженору, глядя на того широко раскрытыми от ужаса глазами. — Что по-твоему я идиот какой-нибудь? — Он начал отбиваться от незаметно подошедших Сига Карлена и Эла Гиллеспи, которые зажали его плечами и схватили за обе руки. Ропот беспокойства прокатился по группе наблюдающих.

— Успокойтесь, — приказал Сердженор, повышая голос. — Дело в том, что если бы в астронавигационных системах нормального и бета-пространства были бы какие-нибудь дефекты, Уэкоп довел бы до нашего сведения, и…

— Внимание! Всем членам экипажа! Прослушайте объявление, — донесся непонятно откуда голос Уэкопа. — Из-за значительных неисправностей в астронавигационном и управляющем комплексах корабля, топографическая съемка системы 837/LM/4002а отменяется.

— Мы заблудились! — крикнул кто-то. — Билли был прав! Мы погибли!

— Не будьте такими чертовски наивными, — проревел Сердженор, перекрикивая шум. — Космические корабли не могут заблудиться. Послушайте, все. Я хочу, чтобы вы успокоились и вели себя тихо, пока мы с Уэкопом разберемся в этом деле. Сейчас я поговорю с ним, и, между прочим, сделаю это здесь и сейчас, так что каждый из вас в точности узнает, что происходит. Идет?

Постепенно установилась тишина. Сердженор, почувствовавший себя уверенно, посмотрел вверх на потолок, туда, где находились уровни управления кораблем, потом ему стало неуютно от осознания того, что он ведет себя как дикарь, который обращается к своему божеству. Он опустил взгляд и решительно, глядя прямо перед собой, начал диалог с искусственным интеллектом, от чьего правильного функционирования зависели все их жизни.

— Слушай меня, — медленно проговорил Сердженор. — Уэкоп, мы видели, что переход в бета-пространство не завершился… Ты сделал несколько прыжков вместо обычного одного, не предупредив нас, и в наших умах воцарилось смятение. Мы не знаем, что произошло. Для начала — для новых членов экипажа — я хотел бы, чтобы ты просветил нас насчет вероятности того, что «Сарафанд» заблудился.

— Если ты употребляешь слово «заблудился» применительно к тому обстоятельству, что мы не знаем наше местоположение в стандартной галактической системе координат, тогда я могу заверить тебя, что «Сарафанд» не заблудился, — моментально ответил Уэкоп.

Сердженор ощутил себя одновременно оправданным и успокоенным. Лишь через несколько секунд он осознал необычно педантичный характер ответа Уэкопа. Стараясь не обращать внимания на нехорошее предчувствия, неожиданно нахлынувшие на него, он задал вопрос, собираясь выяснить все до конца:

— Уэкоп, существует ли другое значение слова «заблудился», применимое к нашей ситуации?

Недолго поколебавшись, Уэкоп ответил:

— Если рассматривать его значение в смысле «непоправимости» или «необнаружения», следует признать, что для всех «Сарафанд» практически потерян.

— Не понимаю, — помолчав, процедил Сердженор. — О чем ты говоришь?

— Неисправность моих навигационных комплексов привела к выходу из подпространства чересчур далеко от предполагаемого пункта назначения. — Уэкоп говорил взвешенно-безучастным тоном, словно сообщая об изменении обеденного меню. — Мы находимся близ центра галактики, обозначенной в Стандартном Каталоге как N 5893-278(S). Среднее удаление от Локальной Группы, включающей всю систему Млечного Пути и Землю, приблизительно равно тридцати миллионам световых лет.

— Значит, — негромко подытожил Сердженор, — мы не можем вернуться на Землю.

15

Экипаж собрался в полукруглой кают-компании за столом, заставленным стаканами, чашками и пепельницами.

Выслушав сообщение Уэкопа, члены экипажа отреагировали по-разному: одни слишком уж оживленно зашушукались, другие — словно бы ушли в себя, притихли, судорожно вертя зажигалки, брелоки и прочую мелочь. Среди последних оказалась и Кристина Холмс. Она выглядела нездоровой и печальной. Билли Нарвик, уже наглотавшийся транквилизаторов, смущенно улыбался, поглаживая клочковатую бородку. Джон Ризно и Уилбур Десанто, бледные молчаливые салажата, уставились на окружающих, словно обвиняя всех скопом в собственных невзгодах.

Сердженор, без лишних слов взявший на себя обязанности председателя, постучал по столешнице пустым, пахнущим виски стаканом. — Думаю, — подчеркнуто спокойно начал он, обводя глазами затвердевшие лица коллег, — что прежде всего следует выяснить возможные разногласия. Считает ли кто-нибудь Уэкопа способным допустить ошибку? Известен ли кому-либо реальный способ вернуться домой?

В абсолютной тишине кто-то отчетливо всхлипнул.

— Уэкоп может ошибаться, — произнес наконец Барт Шиллинг. — Я хочу сказать, что мы здесь благодаря ему.

Сердженор кивнул.

— Ценное соображение.

— Можно сказать и крепче, — добавил Тео Моссбейк. — Похоже, наш так называемый капитан Уэкоп попросту туп, и вовсе не следует считать каждое его слово откровением свыше, — он повысил голос. — Ладно, пусть один из новых блоков памяти дал сбой, и мы прыгнули непонятно куда! Но какого же черта он не остановился? Почему не осмотрелся вокруг? Отчего, дьявол его возьми, не выяснил, где наша галактика и не прыгнул обратно?

— Именно это он и пытался сделать, — раздраженно возразил Эл Гиллеспи. — Уэкоп уже объяснил, что гравипоток в межгалактическом-пространстве оказался слишком мощным. Нас словно вынесло в море сильным течением. Так что мы, возможно, проехали намного дальше… сколько там?.. тридцати миллионов световых лет.

— Ну, по крайней мере Локальная Группа по-прежнему видна, — не подумав, сказал Сердженор, и тут же пожалел о своих словах.

— Великолепно. Это весьма утешает, — сказал Шиллинг. — Когда мы начнем дохнуть с голоду, можно будет развернуть телескопы и любоваться Локальной Группой. И помахивать друзьям ручкой.

— Это общее собрание, — ответил ему Сердженор. — Прибереги сарказм для собственной каюты. А также слюни и сопли. О'кей?

— Нет, не о'кей. — Шиллинг начал наливаться кровью. — И вообще, кто ты, собственно, здесь такой?

Он медленно приподнялся, и Сердженор обрадовался было, но тут же и устыдился. Конечно, проще и естественней всего снять напряжение, набив кому-то морду. Но — нехорошо. Как-то не по-человечески.

Схватив Шиллинга за предплечье, Моссбейк вернул того в кресло.

— Э-э-э… Я ведь, знаете ли, специалист по гостиничному бизнесу… Я завербовался в КУ на два года, чтобы скопить деньжат, и я мало что понимаю в физике, тем паче в физике бета-пространства, — сказал Моссбейк. — Но аналогия с течением мне понятна. Хотелось бы только узнать, нельзя ли пойти против течения? Нет ли способа, петляя, вернуться назад той же дорогой?

Гиллеспи наклонился вперед.

— В принципе, имея специальное оборудование и ресурсы, это вполне возможно. Но это, если верить Уэкопу, в лучшем случае, не менее двухсот прыжков в бета-пространстве — при самых благоприятных условиях. А резерв топливных капсул у нас, к моему прискорбию, ограничен. Тридцать миллионов световых лет, не больше. И еще — фактор времени. Без навигационных карт Уэкопу придется заново рассчитывать каждый прыжок, а такие расчеты занимают до десяти дней. Перемножьте и получите, что путешествие займет больше двух лет, а продовольствия у нас на месяц.

— Понятно, — неожиданно спокойно произнес Моссбейк. — А я, честно говоря, не подумал о еде. Непростительно для специалиста по общественному питанию! Но это значит… что нам осталось жить не больше месяца?

В кают-компании повисло тяжелое молчание, словно к двенадцати сидящим за столом добавился некто тринадцатый, мрачный и недобрый. И Сердженор решил, что вновь настало его время действовать. За два десятилетия топографической карьеры он сумел создать и довести почти до совершенства образ Большого Сердженора, человека-скалы, опытного, твердого и невозмутимого, человека, гнева которого стоит опасаться. В известной степени он стал как бы воплощением корабля, живой мишенью для разочарований, которые порою нет-нет да и изливались в адрес Уэкопа. Эту роль он когда-то, пока еще мог обманывать себя, играл с немалым удовольствием, но позже она стала обременительной, и у него появилось сильное желание уйти со сцены.

— Умрем от голода? — Сердженор с насмешливым удивлением уставился на Моссбейка. — Лично ты можешь заняться и этим, если тебе по душе. А что до меня, так я вижу целую галактику, множество планет, и на этих планетах горы пищи, до которой никто не еще не дотрагивался. И я найду для себя еду! Понимаешь? Найду — так или иначе.

— Тебя не волнует, что мы не вернемся домой?

— Нет. Я бы хотел вернуться, потому что я не кретин и не собираюсь играть в камикадзе, но если я не смогу сделать этого, придется жить в каком-нибудь другом месте. Простите, друзья, если я кого-то шокировал, но лучше определенность, пусть даже ужасная…

Сердженор умолк, прерванный на полуслове отрывистым лающим смешком Билли Нарвика, сидевшего на противоположном конце стола.

— Извините, — произнес Нарвик, увидев что оказался в центре внимания. Наркотики все еще удерживали на его губах добродушно-бессмысленную улыбку.

— Прошу прощения, что вмешался в разборку, но вы, ребята, такие смешные.

— Это почему? — впервые с начала собрания подал голос Майк Тарджетт.

— Да весь этот сходняк. Расселись тут, в натуре, все такие серьезные. Подсчитываете топливные капсулы и бобовые консервы, и никто даже не упомянул о действительно важном предмете потребления, о нашем настоящем проклятии….

— И что же это?

— Она! — Нарвик указал на Кристину Холмс, сидящую прямо против него.

— Она единственная баба на корабле!

Сердженор вновь постучал по столешнице стаканом.

— Мне кажется, парень, что ты сейчас не в состоянии говорить нормально. Видишь ли, Билли, мы говорим здесь о том, как выжить.

— О боже, а о чем по-твоему я? — Нарвик беззастенчиво подмигнул. — Выживание вида! У нас одна женщина и, извините, если я задеваю чьи-нибудь чувства, но мне кажется, что нужно решить, как лучше ею распорядиться.

Сиг Карлен, вскочив, навис над креслом Нарвика. Под тонким свитером угрожающе взбугрились мышцы. — Я думаю, все согласны, что нашему бедному другу Билли стоило бы как следует отдохнуть в своей каюте?

— Это ничего не изменит, — любезно откликнулся Нарвик. — Началась новая игра, ребятки, и чем раньше мы установим правила, тем лучше будет для всех.

Сердженор кивнул Карлену, и тот, обхватив Нарвика, начал поднимать его на ноги. Нарвик почти не сопротивлялся, однако все время сползал обратно в кресло, словно пьяный.

— Оставь его, — вмешался Шиллинг. — Он же может разговаривать. Если уж мы должны начать все сначала, то нужно смотреть в лицо фактам и отказаться от привычных стереотипов. Я, со своей стороны…

— Ты со своей стороны, — перебил его Карлен, — должен думать о том, как мы будем питаться, если для здешней пищи не нужны зубы….

Вместо ответа Шиллинг открыл рот, демонстрируя ослепительные зубы.

— У меня хорошие зубы, Сиг. Я полагаю, что даже ты не смог бы их расшатать.

— Я помогу ему, — сказал Виктор Войзи. Его веснушчатое лицо потемнело. — И я воспользуюсь незамысловатым гаечным ключом.

— Можешь взять и мой…

— Хватит! — Сердженор и не старался скрыть гнев. — Нарвик был прав, говоря о совершенно новой игре. Запомните первое правило — Крис Холмс остается полностью свободной личностью. Мы не можем существовать по-другому.

— Мы вообще не сможем существовать, если не станем, прежде всего, трезво смотреть на проблему воспроизведения рода, — упрямо произнес Шиллинг.

Сердженор уставился на него с нескрываемым отвращением.

— Может быть, ты имеешь в виду себя в качестве главы семьи, когда говоришь о продолжении рода?

— Лучше, если это будешь ты, Большой Дейв. По крайней мере, я все еще…

— ДЖЕНТЛЬМЕНЫ!

Мужчины смолкли, когда Кристина Холмс встала и оглядела сидящих за столом. Ее лицо побелело от гнева. Она зло засмеялась.

— Я сказала «джентльмены»? Извините. Я начну сначала. Ублюдки. Если вы, дерьмовые ублюдки, не возражаете, я хотела бы показать вам кое-что. Это имеет отношение к предмету разговора. И советую вам смотреть внимательно, потому что это — ваша единственная возможность увидеть данную часть моего тела.

Обеими руками она взялась за подол форменной блузки, приподымая ее, затем опустила молнию на широких брюках. Открылся плоский живот — весь в морщинах от операционных рубцов. Сердженор заглянул ей в глаза, обведенные темными кругами и почувствовал, что за прошедшие двадцать лет он безнадежно отстал от жизни.

— Там ничего нет, коллеги. Ни кусочка — все вычистили, — неожиданно спокойно сказала Кристина. — Всем видно?

— В этом нет необходимости, — пробормотал Шиллинг, отводя глаза.

— Чья бы корова мычала! Ведь это ты говорил, что надо смотреть в лицо обстоятельствам. А это тоже обстоятельство, сынок, — Кристина с трудом перешла к обычному тону разговора и даже смогла улыбнуться. Она привела одежду в порядок и села, положив подрагивающие руки на стол.

— Надеюсь, я никого не шокировала, свободомыслящие первопроходцы. Просто я решила одним махом доказать вам, что меня можно рассматривать как одного из парней. Так будет проще, не так ли?

— Намного проще, — подхватил Сердженор, желая, чтобы этот эпизод поскорее закончился. — Давайте продолжим. Кажется, мы собирались обсудить инструкции для Уэкопа.

— Я даже не подозревал, что мы можем отдавать распоряжения Уэкопу, — хмыкнул Карлен, отпуская успокоившегося Нарвика и возвращаясь на свое место.

— Наша теперешняя ситуация находится вне пределов его компетенции. Это именно тот случай, когда необходим человеческий ум. Профсоюзы постоянно кричат о незаменимости человеческой компоненты экипажа.

— Этого бы не потребовалось, если бы, во-первых, мы не оказались бы здесь…

— Я не собираюсь затрагивать этот вопрос, — Сердженор, наконец, сумел отвести взгляд от Кристины. — Сейчас мы должны признать, что нам суждено остаться в этой галактике, которая, кстати, ничем не хуже бесчисленного множества других галактик. Мы должны распорядиться, чтобы Уэкоп отыскал среди ближайших звезд несколько подходящих по физическим характеристикам. Кроме всего прочего, у них должны быть планеты. Затем нужно произвести учет запасов продовольствия для того, чтобы растянуть их на возможно больший срок, — делая пометки в записной книжке, Сердженор бесцветным голосом зачитал короткий список предложений, стараясь вернуться к прерванному разговору. Он надеялся, что случай с Кристиной таким образом быстрее забудется.

После недолгого обсуждения был назначен подкомитет для выбора подходящего солнца. В состав его вошли Сердженор, Эл Гиллеспи и Майк Тарджетт. Сердженора приятно удивило, насколько легко удалось собрать именно такую группу, которую хотелось. Он предполагал, что все дело в инциденте с Кристиной Холмс. Зарождающаяся фракция во главе с Бартом Шиллингом была рада поскорее убраться из-за стола.

Вооружившись карандашами и записными книжками, троица направилась в комнату наблюдений и расположилась так, чтобы видеть оба полусферических экрана. «Сарафанд» находился в центрекрупного звездного скопления. Лица троих мужчин освещались множеством больших и малых солнц, неподвижно висящих в черной бездне пространства.

— Я никогда раньше не видел ничего подобного, — прокомментировал Гиллеспи. — Дано: имеется более тысячи солнц в радиусе примерно десятка световых лет. Требуется: найти подходящие планетные системы. Да это можно сделать с помощью пары полевых биноклей!

— Небольшое преувеличение, — сказал Тарджетт, — но я понимаю, что ты имеешь в виду. Кажется, нам наконец-то хоть немного повезло.

— Повезло? — Сердженор откашлялся. — Слушай меня, Уэкоп. Ты как-нибудь ориентируешься в этой галактике? В какой точке мы находимся?

— Да, Дэвид. Вон то небольшое упорядоченное шаровое скопление я заметил еще на выходе из бета-пространства. Пока управление окончательно не отказало, мне хватило времени вывести корабль к нему.

Казалось, голос Уэкопа эхом отдающийся от стен комнаты доносится из космоса.

— Ты знаешь, мы собирались найти планету и поселиться там?

— Это было логичное предположение.

— Понятно, — Сердженор выразительно посмотрел на товарищей. — Уэкоп, теперь мы хотим, чтобы ты произвел полное исследование скопления на предмет определения звезд, наиболее вероятно имеющих планеты земного типа. Результаты выдай в виде распечаток. В четырех экземплярах. Сколько времени это займет?

— Примерно пять часов.

— Хорошо.

Неожиданно Сердженор понял, что слишком устал. В течение следующих пяти часов он вряд ли сможет сделать что-нибудь полезное. Кроме того, он понял, что не стоит и дальше оттягивать тот момент, когда он окажется один на один с собой в каюте, отделенный от Земли тридцатью миллионами световых лет. Можно было, конечно пойти и напиться, но у него не было желания употреблять алкоголь для поднятия настроения, особенно, если принять во внимание, что запасы оного должны закончиться через несколько недель.

— Я думаю, что нам лучше немного отдохнуть, — предложил он Гиллеспи и Тарджетту, взглянув на часы. — Мы можем встретиться здесь в…

— Я уже провел предварительное спектроскопическое исследование этого скопления, — неожиданно вмешался Уэкоп. — Полученные результаты показывают, что здешние звезды состоят из тех же элементов, что и в нашей галактике. Однако, в каждом случае линии сдвинуты в сторону фиолетовой части спектра.

Непонятно почему, Сердженора встревожило это замечание.

— Но это не уменьшает вероятность того, что мы обнаружим подходящие планеты?

— Нет.

Ответ Уэкопа успокоил его. Но все-таки, почему компьютер вмешался?

Сердженор, нахмурившись, посмотрел на Тарджетта, который хоть немного разбирался в астрономии.

— Зачем Уэкопу сообщать нам об этом?

— Сдвиг в сторону фиолетовой части спектра? — Сердженор понял, что Тарджетт был озадачен тем же. — Я думаю, это значит, что все звезды данного скопления движутся в нашу сторону. Точнее не к нам, а к центру, рядом с которым мы случайно оказались.

— Дальше!

Тарджетт не понимающе пожал плечами.

— Это необычно, вот и все. Обыкновенно все наоборот.

— Уэкоп, мы обратили внимание на то, что ты сказал о сдвиге спектральных линий, — обратился Сердженор к компьютеру. — Это означает, что данное звездное скопление скоро взорвется, правильно?

— Верно. Скорость звезд рядом с центральной областью достигает ста пятидесяти километров в секунду, и она увеличивается по направлению к краю скопления. Я сообщил вам об этом явлении, потому что в системе Млечного Пути аналогичные явления неизвестны.

Сердженору показалось, что о чем-то важном компьютер так и не сказал. Все же было понятно: независимо от того, каким множеством оттенков интонаций ни обладала «личность» Уэкопа — в намерения конструкторов явно не входило придать ей необходимую толику скромности.

— Хорошо, — сказал он, — итак, мы находимся в шаровом скоплении, которое представляет новое явление в нашей науке, — но если наш предшествующий опыт ограничивается системой Млечного Пути, естественно, мы вполне можем обнаружить несколько сюрпризов в других частях вселенной.

— С точки зрения философии твое мнение очень ценно, — ответил Уэкоп.

— Однако, по-настоящему в этом звездном скоплении удивляет не движение его в пространстве, а во времени.

— Уэкоп, я не понял. Объясни попроще.

— Звезды здесь располагаются в среднем на расстоянии около одного светового года друг от друга. Они движутся к центру со скоростью около пятидесяти тысяч километров в секунду. Мы находимся в центре скопления или рядом с ним, но не видим ни звездных столкновений, ни центральной массы. Это подразумевает, что мы появились здесь менее, чем за сто пятьдесят земных лет до первого столкновения. Однако астрономические временные шкалы таковы, что это предположение несостоятельно.

— Ты хочешь сказать, что это невозможно?

— Нет, это возможно, — мягко ответил Уэкоп. — Но по астрономической хроношкале период, равный ста пятидесяти годам, практически ничто. Мне не хватает данных о местных условиях для того, чтобы я мог рассчитать вероятность, но крайне маловероятно, что мы прибыли сюда на такой стадии развития скопления. Либо скопление должно быть значительно более рассеянным, либо здесь должно быть его ядро.

Сердженор уставился в наполненное неистовым сиянием небо.

— Тогда… как ты это объяснишь?

— У меня нет объяснений, Дэвид. Я просто излагаю факты.

— В таком случае нужно признать, что мы попали сюда в интересное время, — произнес Сердженор. — То и дело происходят вещи совершенно невероятные.

— Уэкоп, — встревоженно спросил Тарджетт, — а мы не оказались на краю черной дыры?

— Нет. Черную дыру в любом случае легко обнаружить, и я бы знал, она это или нет. На самом деле пока что невозможно вывести даже средний показатель здешней гравитации, а следовательно — и понять причину сжатия материи.

— Хм… Уэкоп, но ты сказал, что звезды, находящиеся ближе к рубежам скопления, передвигаются быстрее. Их скорость пропорциональна расстоянию от центра?

— Выборочный анализ подтверждает такую гипотезу.

— Стра-а-анно, — задумчиво протянул Тарджетт. — Это похоже на…

Он не договорил, переключив все внимание на сверкающие звездные поля.

— На что же? — не без интереса спросил Гиллеспи.

— Да так, пустяки. Просто у меня иногда возникают бредовые идеи.

— Довольно! К сожалению, в нашей ситуации дискуссии бессмысленны. — Сердженор посмотрел на часы. — Предлагаю прервать обсуждение до семи. К тому времени, надеюсь, в голове у нас прояснится, и Уэкоп сделает подробный доклад о ситуации.

Никто не возразил, и они вернулись в ярко освещенную кают-компанию, подальше от давящей на психику панорамы чужого неба.

Поднявшись по главному трапу на следующую палубу, Сердженор вошел в дугообразный коридор спальных отсеков. Удобства ради номера кают соответствовали нумерации топографических модулей, и Сердженору, занимающему левое сиденье в Модуле Пять, полагалась девятая каюта.

Проходя мимо каюты номер один, где в последние пять лет он частенько подолгу болтал с Марком Ламером, он вдруг подумал, что неплохо бы извиниться перед Кристиной Холмс. Дверь была закрыта, но плафон с надписью «не беспокоить» не светился. У себя ли Крис вообще? Недолго поколебавшись, он слегка постучал по пластиковой панели и услышал невнятный отклик, отдаленно напоминающий разрешение войти.

Сердженор повернул ручку, открыл дверь, и был встречен громким проклятием. Кристина, обнаженная по пояс, сидела на краю кровати, прикрывая скрещенными руками грудь.

— Пардон! — Сердженор закрыл дверь и отступил на шаг, начиная жалеть, что не прошел прямо в свою каюту.

— В чем дело? — Кристина, уже натянувшая форменную блузку, открыла дверь. — Чего тебе нужно?


Сердженор изобразил на лице улыбку.

— Может быть, пригласишь меня войти?

— Чего ты хочешь? — нетерпеливо повторила она, пропустив мимо ушей тонкий намек.

— Нуу… Допустим, я хотел извиниться.

— За что?

— За хамство Нарвика, например. Думаю, о я не очень-то помог…

— Мне не нужна ничья помощь. А индюки типа Нарвика и Шиллинга меня не вообще не волнуют…

— Осмелюсь сказать, что дело вовсе не в твоих волнениях.

— Да? — Крис вздохнула, и он уловил в ее дыхании резкий табачный запах. — Хорошо. Ты уже извинился. И всем от этого, разумеется, стало лучше. А теперь, если ты не возражаешь, я хотела бы немного отдохнуть…

Она захлопнула дверь, и звук запираемого замка жестче необходимого. Потом загорелось окошко с надписью «не беспокоить».

Задумчиво поглаживая подбородок, Сердженор направился к своей каюте. Против воли, он не мог сдержать улыбки. Конечно, разгневанная Кристина может дать фору по классу хамства любому мужику, но пойманная врасплох, оказывается, ничем не отличается от остальных женщин. Во всяком случае, древнейший символ самозащиты — прикрыть грудь от чужих глаз! — четко свидетельствовал о дамской сущности казалось бы бесполой коллеги.

Сердженор представил на миг обычную Кристину, ширококостную, насквозь прокуренную, болезненно-бледную, с сильными натруженными руками, готовыми работать в мире мужчин по его жестоким правилам, а потом попробовал увидеть ее такой, какой она, наверное, была когда-то, до тех пор, пока жизнь не отправила ее в нокдаун. Он честно напряг все ресурсы воображения, но представить крокодила в образе феи оказалось выше его сил, и, осознав тщетность своих попыток, Сердженор выбросил Кристину из головы и вошел к себе в каюту. Сбросив ботинки, он лег на кровать и, наконец, позволил себе задуматься о том, что расстояние в тридцать миллионов световых лет и впрямь мало похоже на рождественский сюрприз. Собственно, и особой беды в этом он, вечный бродяга, не должен был бы видеть. Не должен был бы — с точки зрения логики. Увы, жизнь не всегда подчиняется логике, и даже сильные люди все-таки не отлиты из металла — вот почему холод межгалактической бездны внезапно пробил ознобом его тело, просочился под кожу, и он ощутил, как мертвящий мороз опустошает его душу. И, ощутив, уже не сумел представить, что сумеет сможет когда-нибудь вновь улыбаться, или беззаботно, не думая ни о чем, засыпать, или попросту открыто и безбоязненно общаться с милыми сердцу людьми….

16

В распечатке Уэкопа оказалось целых пять солнц класса G2, находящихся не так уж далеко, в радиусе шести световых лет. Карты гравитационных профилей указывали на достаточно сложные процессы их образования, а звезда, обозначенная Уэкопом, как Проспект Один, обладала тридцатью с лишним планетами, вращающимися вокруг нее, словно электроны вокруг атомного ядра.

— Это упрощает дело, — произнес Сердженор, глядя на звезду, обведенную в распечатке пульсирующим зеленым кругом. — Чем раньше мы доберемся до Проспект Один и начнем поиски подходящей для жизни планеты, тем лучше.

Гиллеспи кивнул.

— А в кают-компании спиртного хватит надолго.

К их удивлению Марк Тарджетт, казалось, колебался.

— Я вовсе не уверен в предложенной Уэкопом программе. Я думал весь вечер, и какое-то шестое чувство подсказывает мне, что учитывая все обстоятельства, нам надо выбраться отсюда как можно быстрее и начать все сначала где-нибудь в другом месте.

— Шестое чувство? Майк, требуется куда более веское основание, чем это. Никого из нас не должно тревожить, что где-то здесь через пару веков произойдет несколько больших взрывов.

— Я понимаю, но… — Тарджетт сгорбился в кресле, задумчиво уставившись в звездную темноту.

Сердженор напомнил себе, что Майк Тарджетт, практичный молодой азартный игрок, не из тех, кто поддается влиянию мистики или сиюминутному капризу.

— Но если Уэкоп считает, что все в порядке…

— Уэкоп — компьютер. И я это знаю лучше, чем кто-либо. И он запрограммирован. Конечно, его программы — большие, хитроумные, усложненные, саморасширяющиеся, можете продолжить как угодно, но они — всего лишь программы, и, следовательно, готовят его к тому, чтобы иметь дело только с тем, что можно понять и объяснить.

— Чего такого непостижимого ты нашел в сжимающемся шаровом скоплении?

— Если бы я мог ответить на этот вопрос! — воскликнул Тарджетт. — Кто знает, может быть мы попали в район, где время течет в обратную сторону. Вполне возможно, это скопление на самом деле расширяется, если смотреть на него, находясь в обычном времени.

— Итак, ты сформулировал свою идею. М-да, непостижимо настолько, что я не могу это усвоить.

— Мы могли бы отыскать следы центрального взрыва, — предположил Гиллеспи.

— Могли бы? С нашими основными константами, которые больше не… — Тарджетт махнул рукой и криво улыбнулся. — Я тоже не верю, что мы оказались в зоне, где время течет в обратную сторону. Я просто попытался привести тебе пример того, что находится вне компетенции Уэкопа.

Сердженор многозначительно откашлялся.

— Майк, мы попусту теряем время. Раз ты не можешь предоставить более конкретное возражение, я предлагаю выбрать Проспект Один в качестве следующего места назначения.

— Я высказал свое мнение.

— Тогда вот что, — вмешался Гиллеспи. — Я тоже голосую за Проспект Один, поэтому давайте отправимся в дорогу. Я оповещу остальных, а ты пока переговори с Уэкопом насчет сомнений Марка.

Двенадцать кресел в комнате наблюдений были заняты за рекордно короткое время. Теперь, когда первоначальное потрясение сменилось неким периодом адаптации — каждый пытался привыкнуть к случившемуся в одиночку — реакция членов экипажа оказалась совершенно различной. Одни просто мрачно напились, другие вели себя как сомнамбулы, погруженные в свои мысли, третьи пытались изобразить активность. Однако общая атмосфера в кают-компании напоминала затишье перед бурей. Опасности сплотили экипаж. Сердженор в общем-то был бы доволен настроением команды, если бы не подозревал, что в основном это — дело рук Уэкопа. Скорее всего, в пище и воде было полным-полно транквилизаторов. Надо отдать должное, Уэкоп сделал это незаметно и эффективно.

Сердженор сидел в кресле, пристально вглядываясь в выбранную звезду — их место назначения. Он готовился к тому мгновению, когда она превратится из далекой точки света в ослепительный диск близкого солнца. Расстояние было меньше четырех световых лет. Это означало, что Уэкоп мог бы перенести их в многопланетную систему всего за один прыжок. Именно поэтому компьютер предпочел искать подходящую систему в плотном звездном скоплении — в любом рейсе большая часть времени затрачивается на приближение к планетам в нормальном пространстве — а кораблю, на котором имеется ограниченный запас продовольствия, гораздо выгоднее передвигаться очень короткими точными скачками прямиком к месту назначения.

Секунды уплывали в небытие, сливаясь в минуты. Сердженор почувствовал знакомый восторг нарастающего возбуждения, всегда предшествовавшего прыжку в бета-пространство, Он всегда воспринимал МДП как чудо.

На этот раз, возможно, из-за того, что от результата прыжка зависело так много, ожидание, казалось, тянулось дольше обычного. Напряжение становилось невыносимым. Сердженор с трудом заставил себя сидеть не ерзая. Чтобы отвлечься, он попытался найти взаимосвязь между относительным и объективным временем.

Гиллеспи и Войзи уже начали нетерпеливо поглядывать на часы, и Сердженор, наконец, убедился в том, что какой бы чудовищной несправедливостью это не казалось, на борту «Сарафанда» произошло что-то еще.

— Как ты думаешь, стоит сейчас задавать Уэкопу вопросы? — шепнул из соседнего кресла Гиллеспи.

— Если это какая-то задержка, он обязательно…

Бой корабельных часов, всегда предшествовавший сообщениям, остановил Сердженора.

— Я должен сообщить присутствующим, — донесся голос Уэкопа, — что корабль не в состоянии завершить запланированный прыжок в бета-пространстве к системе Проспект Один.

Тотчас же несколько человек потребовали объяснений. Потом заговорили все одновременно. Казалось, никто особо не встревожился, и Сердженор подумал было, что все его дурные предчувствия насчет «рейса джек-пот» сделали его чересчур пессимистичным…

— Причина, которая не позволяет нам совершить переход, заключается в том, что мои датчики бета-пространства снабжают меня данными, а я не могу ими оперировать, — Уэкоп отрегулировал громкость динамиков так, что его было слышно в общем уровне шума.

— Поподробнее, Уэкоп, — выкрикнул Войзи.

— Пожалуйста, Виктор. Если вы еще помните ознакомительные книги КУ, прыжок в бета-пространстве совершается поэтапно. На первой стадии датчик перемещается в бета-пространство, потом, после того, как он исследовал и зарегистрировал гравитационные течения, он возвращается обратно. Как только записи датчика скоррелируются с астронавигационными ориентирами в нормальном пространстве — другими словами — как только идентифицирована нужная звезда и определено ее местоположение — весь корабль уходит в бета-пространство, затем на мгновение включается бета-двигатель. Завершается прыжок переходом в нормальное пространство вблизи намеченной звезды…

— Знаю я всю эту чушь, — сварливо перебил Войзи. — Говори по-существу, Уэкоп.

— Я уже изложил свои соображения, Виктор, но для твоей же пользы я еще раз объясню ситуацию, — легкий укор в голосе Уэкопа заставил Войзи искоса посмотреть в сторону сидящих рядом и сделать гримасу.

— В астронавигационной системе корабля имеется ряд встроенных блоков, которые не позволяют осуществить прыжок, пока я не буду точно уверен в том, что знаю, КУДА мы прыгаем. В данном случае я не могу определить наше местоположение в бета-пространстве, и, следовательно, корабль не может передвигаться.

— Вся загвоздка только в этом? — произнес Рей Кесслер, нарушая установившееся молчание. — Хорошо, Уэкоп, пошевеливайся и бери курс на Проспект Один. Мы же почти у цели, не так ли?

Он ткнул пальцем в звезду, обведенную пульсирующим зеленым кружком. В кают-компании воцарилась тишина. В отличие от Кесслера все понимали, что значат слова Уэкопа. Холод беззвездных межгалактических глубин, задремавший было в Сердженоре, зашевелился и охватил его своими черными щупальцами.

— Дело в том, что, если звездная цель легко идентифицируется в нормальном пространстве, это вовсе не означает, что она также легко определяется в бета-пространстве, — объяснил Уэкоп. — В бета-пространстве нет ни света, ни какого-либо другого вида электромагнитного излучения. Астронавигация осуществляется посредством анализа потока гравитонов, испускаемых звездными массами. Течения же гравитонов непредсказуемы. Если процитировать сравнение, приведенное в ваших ознакомительных книгах, корабль в бета-пространстве похож на слепого в большой комнате с открытыми окнами, где несколько человек выдувают мыльные пузыри. Он должен пройти от одного человека к другому, и все, что может помочь ему правильно сориентироваться — это пузырьки, лопающиеся на его коже.

— Так в чем же проблема? Разве ты не чувствуешь их?

— Я ощущаю их, но это не может помочь сориентироваться. Ранее считалось, что гравитон, квант гравитации, является универсальной постоянной, но, оказалось, что в этом районе космоса он является переменной, которая со временем увеличивается.

— Уэкоп! — Майк Тарджетт вскочил на ноги, продолжая смотреть на Сердженора. — Это местное условие? Ограниченное этим скоплением?

— Такое заключение согласуется с имеющимися у меня данными.

— Тогда ради Бога ВЫТАЩИ нас отсюда! Прыгни наугад. Куда-нибудь!

Пауза, казалось, затянулась до бесконечности. Когда опустошающий, пробирающий до костей холод проник в мозг Сердженора, Уэкоп ответил.

— Повторяю, в астронавигационной системе имеется ряд встроенных блоков, которые не позволяют осуществить прыжок до тех пор, пока корабль не может сориентироваться в бета-пространстве. Я не могу выбрать путь к месту назначения, следовательно, корабль не будет двигаться.

Тарджетт покачал головой, отказываясь в это поверить.

— Но ведь это же чистая механика, Уэкоп! Мы можем не принимать во внимание обычные процедуры безопасности.

— Это один из самых основных встроенных параметров в системе управления кораблем. Для того, чтобы изменить его следует перепроектировать и полностью перестроить центральный блок управления. Решение этой задачи потребует очень хороших специалистов плюс ресурсы большого завода.

И вновь вежливые и педантичные нотки в голосе Уэкопа не соответствовали сложности ситуации. И Сердженор — его потом долго преследовал этот кошмар — представил фантастический образ судьи, просовывающего красный нос в камеру к смертнику для того, чтобы лично объявить тому об отмене помилования.

— Понятно.

Тарджетт обвел взглядом команду корабля, улыбнулся слабой неестественной улыбкой и направился в кают-компанию.

— О чем вы говорили, сильно умные? — потребовал ответа Кесслер. — Что здесь происходит?

— Я расскажу тебе, — вмешался Барт Шиллинг. Похоже, он уже запаниковал. — Говорят, что корабль не может двигаться. Так ведь, Большой Дейв?

Сердженор встал, глядя вслед поспешно ушедшему Тарджетту.

— Пока еще рановато делать выводы.

— Не пытайся одурачить меня, ты, большой ублюдок, — Шиллинг подскочил к Сердженору, обвиняюще ткнув в того пальцем. — Ты же понимаешь, что мы здесь застряли на всю оставшуюся жизнь. Давай, будь хоть на этот раз честным!

Сердженор понял, что произошло. Такое бывало и раньше — его отождествляли с кораблем и с несуществующим капитаном. Но сейчас он ничем не мог бы помочь остальным.

— Мне не в чем признаваться, — рявкнул он на Шиллинга. — Ты имеешь точно такой же доступ к Уэкопу, как и любой другой, вот и поговори с ним об этом.

Он повернулся, чтобы уйти вслед за Майком Тарджеттом.

— Я разговариваю с тобой! — Шиллинг вцепился в правую руку Сердженора, пытаясь оттащить того от двери. Казалось, Сердженор не собирается сопротивляться действиям молодого человека. Но это только казалось. Высвободившись из объятий Шиллинга, он отвел руку далеко за спину, а потом вложил все свои силы в одно стремительное движение. Шиллинг оступился, ударился о низкие перила площадки наблюдений и с воплем упал с нее.

Секундой позже он не слишком мягко приземлился на полусферу проекционного экрана. Автоматически сработал переключатель света, и звезды на внутренней поверхности зеленого стекла начали тускнеть. Вскоре они исчезли совсем. Шиллинг, по-видимому, не получил серьезных повреждений при падении, разве что изрядно испугался. Он лежал на боку, потирая ноющий живот и глядя на Сердженора сузившимися от ненависти глазами.

— Когда юниор оправится после небольшого несчастного случая, — обратился Сердженор к небольшой группке зрителей, — скажите ему, чтобы он обсуждал свои проблемы с Уэкопом. А я свои уже уладил.

Тео Моссбейк прокашлялся.

— Мы на самом деле не можем сдвинуться с места?

— Ты сейчас выглядишь так, как будто я врезал тебе. Да, но нормируя припасы, мы сможем растянуть продовольствие по крайней мере на три месяца, если не больше. Этого времени вполне достаточно, чтобы что-нибудь придумать.

— Но если корабль не может…

— ПОГОВОРИ С УЭКОПОМ! — Сердженор повернулся, вышел из комнаты наблюдений и, тяжело вздыхая, направился в безлюдную кают-компанию. Он подошел к автомату с напитками, налил стакан ледяной воды и медленно осушил его. Потом он поднялся на жилую палубу. Дверь в пятой комнате оказалась закрытой, но не запертой. Сердженор тихонько постучал и позвал Тарджетта по имени. Ответа не последовало, и, обождав несколько секунд, он толкнул дверь. Майк Тарджетт, мрачно ссутулившись, сидел на краю кровати. Его лоб блестел от пота, а глаза были полны унынием. Тем не менее он выглядел как обычно и держал себя в руках.

— Я вовсе не решил покончить с собой, если именно это тебя интересует, — сказал он.

— Меня это радует, — Сердженор для проформы постучал по дверному косяку. — Ты не возражаешь, если я войду?

— Заходи, конечно, но ведь я же сказал тебе, что со мной все в порядке.

Сердженор вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

— О'кей, молодой Майк, хватит ходить вокруг да около.

Тарджетт посмотрел на него с той же неестественной улыбкой.

— Я мог бы сделать тебе большое одолжение и не объяснять ничего.

— Никаких одолжений — просто расскажи, в чем дело.

— О'кей, Дейв, — Тарджетт запнулся, пытаясь собраться с мыслями. — Ты ведь слышал о пульсарах, квазарах, черных дырах, белых дырах, областях искажений времени, так?

— Ну да.

— Но никогда не слышал о двиндларах note 4.

— Двиндларах? — Сердженор нахмурился. — Что-то не могу припомнить.

— Естественно. Я придумал название несколько минут назад. Это новый термин для абсолютно неизвестного доныне астрономического явления.

— Какого же?

Губы Тарджетта дрогнули.

— Что напоминает тебе это название?

— Двиндлар? Ну, я могу предположить только одно…

— Именно! Я заподозрил это сегодня, когда Уэкоп упомянул о пропорциональности скорости звезд в скоплении их расстоянию от центра. Понимаешь, самые удаленные от центра звезды приближаются быстрее. А значит…

— Но мы же и так знали, что находимся в сжимающемся скоплении, — непонимающе пожал плечами Сердженор.

— Э! В это-то и дело, что мы там не находимся, — глаза Тарджетта блеснули. — Я рад, что сумел понять — ведь идея звездного скопления, впадающего в самого себя, была полным абсурдом.

— То есть, по-твоему, аппаратура Уэкопа неисправна? И здешние звезды не стягиваются к центру?

— Не совсем так. Я говорю, что не имеет значения, откуда войти в скопление, откуда проводить наблюдения. В любом случае, звезды движутся в нашем направлении, причем наиболее удаленные движутся быстрее всех.

Сердженор непроизвольно напрягся.

— Майк, что это может значить?

— К несчастью, очень многое. Астрономия больших расстояний и раньше знала такой эффект, только с обратным знаком. При измерении скорости дальних галактик, как правило, оказывается, что наиболее отдаленные удаляются быстрее, но вовсе не потому, что наблюдатель реально находится в центе. Просто в расширяющейся вселенной центробежные силы единообразны, а значит, чем дальше объект, тем быстрее он и удаляется.

— Это в расширяющейся вселенной, — медленно произнес Сердженор, начиная что-то понимать. — А в нашем случае?

— А мы, Дейв, прыгнули как раз в центр сжимающегося пространства. Вот почему множество солнц так плотно прижаты друг к другу. Пространство-то сжимается! А вместе с ним, любимым, кажется, сжимаемся и мы…

Сердженор не сразу сумел овладеть собою. Левое веко непроизвольно дернулось.

— Это же невозможно. В расширяющейся вселенной наши тела не становятся больше, а даже если бы и становились, это ничего бы не меняло…

Он умолк, натолкнувшись взглядом на грустную усмешку Тарджетта.

— Нет, дружище Дейви, мы сидим в совсем другой, гораздо худшей заднице. Никто не хватал рычаг, никто не отбрасывал нас заодно со всем космосом куда-то назад. Мы попросту оказались малюсеньким вкраплением, типа алмаза в породе… или, скажем, пузырька в стекле, разве что пузырь наш шириной всего лишь несколько десятков световых лет. А все, что есть в нем, сжимается вместе с ним. Включая, разумеется, и нас.

— Но почему? Наши мерки тоже ведь сжимаются с такой же скоростью, что и все вокруг, а значит…

— Все, кроме гравитонов, Дейв. Квант гравитации — это универсальная постоянная. Даже здесь.

Сердженор прищурился.

— Но Уэкоп же сказал, что гравитон — увеличивающаяся переменная…

— Так только кажется. Из-за того, что мы становимся меньше. Именно это довело до разлада все его навигационные блоки, а заодно и систему управления.

Сердженор опустился в единственное кресло и откинул голову на высокое изголовье.

— Если все это правда, значит, мы, по крайней мере, хоть что-то начали понимать, не так ли? И теперь Уэкоп, обработав новые данные…

— Нет времени, Дейв.

Тарджетт, опрокинувшись на койку, уставился в потолок, помолчал — и сообщил задумчиво, почти дружелюбно.

— Видишь ли, примерно через два часа мы все будем мертвы.

17

За дверью звонко шлепнуло, затем раздалось злобное восклицание женщины и обиженный мужской шепот. Распахнув дверь, Сердженор увидел в коридоре Билли Нарвика и Кристину Холмс, замерших в позе, не говорящей не только о пылкой симпатии, но и об особом дружелюбии партнеров. Блузка Кристины была наполовину разорвана, а лицо не выражало ничего кроме страстного стремления стереть Билли в порошок. У Нарвика, пытающегося зажать даме рот, под глазом быстро набухал синяк, а зубы плотоядно оскалились.

— Оставь ее, парень, — приказал Сердженор. — Нехорошо насиловать женщин против их воли…

— Совершенно верно, — не без ехидства добавила Кристина, методично пиная Нарвика в голень, чего он, впрочем, казалось, и не собирался замечать.

Когда Сердженор приблизился, намереваясь привести Нарвика в чувство, тот внезапно приоткрыл глаза и оскал его сделался более-менее осмысленным.

— Уходи, Большой Дейв, — задыхаясь, произнес парень. — Я хочу ее, и я должен ее поиметь…

Молодой нахал оказался на удивление цепок, и для того чтобы вызволить женщину их его объятий, Сердженору пришлось не только повиснуть у него на локте, но и самому повиснуть, едва не опустившись на колени. В результате его лицо почти прижалось к лицу у Кристины, и он почувствовал, что ее губы внезапно — и случайно! — коснулись его губ. И это продолжалось несколько бесконечных секунд, пока руки Нарвика не ослабли.

— Дейв, Дейв! — Нарвик, уже почти не сопротивляясь, пытался шутить. — Пойми, парень, я не трахался уже много лет…

Он вскрикнул и умолк, потому что Кристина, вывернувшись, наконец, из захвата, мгновенно развернулась и изо всех сил врезала ему по губам. Сердженор отпустил запястье Нарвика, давая ему возможность отступить по искривленной стене коридора.

Прижав тыльную часть ладони к разбитым губам, Нарвик укоризненно оглядел свидетеля и виновницу своего позора.

— Я понял! Я понял, ребятки! — Билли издал дрожащий смешок. — Но это же только на два часа. Разве два маленьких часика имеют какое-то значение?

Всхлипывая, он побрел к трапу, пытаясь придать походке достоинство.

— Не стоило бить этого сосунка, — сказал Сердженор. — Он же себя не помнит от страха…

— И значит, имеет полное право отвлекаться от тяжких дум, насилуя подвернувшуюся женщину? — съязвила Кристина, застегивая блузку.

— Я не говорил этого.

Сердженор ощутил необъяснимое разочарование, смешанное с неясной досадой — из-за того, что Крис осталась такой же, какой была, совсем не изменилась, не хочет стать сутью, смыслом жизни или смерти. Ему казалось, что за те два часа, которые им оставалось жить, члены команды должны были проявить лучшие человеческие качества, прожить эти два часа так, как им подсказывает их собственная совесть. Он и сам страстно желал сделать в оставшееся время что-нибудь хорошее, но понимал, что в нем говорит банальный страх смерти, что его подсознание — пытаясь отрицать очевидные факты — воздвигает духовные близкие цели. Все же он ничего не мог с собой поделать — он по-прежнему хотел, чтобы Кристина была бы такой, какой она могла бы быть.

— Я иду к себе в комнату, — сказала она. — И на этот раз проверю, чтобы дверь была заперта.

— Может быть, лучше позвать кого-нибудь?

Она покачала головой.

— Я думаю, это касается только меня.

— Конечно.

Сердженор старался придумать что-нибудь, чтобы не заканчивать разговор на столь неприятной ноте, когда услышал, что внизу в кают-компании поднялась суматоха, и внезапно снова чего-то испугался. Лишь благодаря многолетней тренировке ему удалось быстро скатиться вниз по трапу, ни за что не зацепившись. Часть экипажа, предпочитавшая напиваться до беспамятства, разбрелась по углам кают-компании. Некоторые уже совсем ничего не соображали, и те тупо уставились на в сторону металлической аварийной лестницы, ведущей вниз на ангарную палубу.

Сердженор почти бегом приблизился к лестничному колодцу, наклонился через перила и увидел тело Билли Нарвика, которое лежало на полу этажом ниже. Шея Нарвика была неестественно искривлена, мертвенно-бледное лицо смотрело вверх. Два тонких ручейка крови выползали из-под тела, извиваясь как жуткие щупальца.

— Ей-Богу, он пытался полетать, — выдохнул кто-то из пьяных. — Клянусь, он подумал, что может летать.

— Это хороший способ покончить с собой, — сказал еще кто-то, — правда, я пока подожду.

Сердженор сбежал по лестнице и опустился на колени рядом с телом Нарвика, уже зная, что тот мертв. Система искусственной тяжести «Сарафанда» не придавала падающему телу ускорения, равного одному «же», но удара о металлическую палубу оказалось достаточно, чтобы Нарвик свернул шею. Сердженор огляделся по сторонам — на топографические модули в их боксах, потом на людей, столпившихся наверху у лестничного колодца.

— Кто-нибудь поможет мне перенести его? — спросил он. — Он мертв.

— Не стоит, — ответил Барт Шиллинг. — Как бы то ни было, он не надолго там останется.

Лица над перилами исчезли. Сердженор колебался, понимая, что Шиллинг, в общем-то, прав, но ему страшно не хотелось, чтобы останки несчастного человеческого существа лежали здесь, на полу ангара, как ветошь, которой протирают машины. Он взял мертвого за запястья и потащил его волоком к складскому помещению, встроенному в одну из массивных колонн, образующих центральный позвоночник корабля. Лампы автоматически зажглись, когда он открыл маленькую дверцу. На уровне пола там была намертво прикреплена круглая пластина. Подойдя поближе, он различил тонкую сетку линий на поверхности металла, отмечавших центр тяжести корабля и указывавших величину гравитации в основных помещениях этой палубы. Сердженору казалось сейчас, что внешний вид пластины соответствует мрачному смыслу самоубийства. Он втащил тело на нее и вышел из помещения склада, тихо прикрыв за собой дверь.

— Слушай меня, Уэкоп, — произнес в пустоту Сердженор.

— Я слушаю тебя, Дэвид.

Голос, как обычно, исходил отовсюду.

— Пару минут назад Билли Нарвик свалился с лестницы на ангарную палубу. Я осмотрел его. Он мертв. Я отнес тело в склад инструментов там же, на ангарной палубе, и я советую запереть эту дверь.

— Если ты хочешь этого, я не против.

Последовал едва различимый звук проскальзывающего в пазы засова, которым управлял центральный процессор Уэкопа, расположенный высоко наверху.

Сердженор вернулся по аварийной лестнице на жилую палубу и, проигнорировав несколько предложений выпить, прошел через кают-компанию и поднялся на этаж. Он обнаружил, что там на верхних ступеньках стоит Кристина. Она курила сигарету, небрежно стряхивая пепел на пол, как бы позируя пижонистому сельскому фотографу. И он почувствовал, как в нем снова разгорается необъяснимый гнев.

— Ты все слышала? — спросил он, стараясь говорить спокойно.

— Большую часть.

Она невозмутимо взглянула на него сквозь ажурные кольца дыма.

— Тебе больше не придется беспокоиться о Билли Нарвике.

— Я не беспокоилась о нем и в прошлый раз.

— Молодец, — Сердженор проскользнул мимо нее, прошел в свою каюту и запер дверь. Он бросился на кровать, и сразу же его рассудок захлестнуло водоворотом бессознательных догадок.

Он знал, что последний рейс в конце концов наступает для каждого и окажется ли он «рейсом джек-пот» или нет — лишь дело слепого случая. В редкие минуты душевного недомогания он пытался предсказать, как может повернуться его собственная судьба. Работа в Картографическом Управлении предлагала возможность постигнуть самое себя или сыграть в азартную игру, где ставкой может оказаться не больше и не меньше, чем собственная жизнь. Он вспомнил странные механические поломки своего топографического модуля, опасность подхватить экзотическую болезнь. Он иронически сравнил подобные опасности с возможностью стать жертвой дорожного происшествия на Земле. Но даже в ночном кошмаре, он не предвидел ТАКОГО.

После разговора с Майком Тарджеттом Сердженор покинул его и поплелся к себе, чтобы наедине посоветоваться с Уэкопом. В церковном уединении своей каюты он сел на кровать и попытался осмыслить то открытие, о котором с тоской говорил Тарджетт. Сердженор сообщил обо всем Уэкопу и был неприятно поражен тем, что компьютер уже успел сформулировать ряд физических законов для перевернутого микрокосма. Законов пока было немного из-за недостаточного количества информации, но третий из них был совершенно невероятным. Он утверждал, что скорость сжатия любого тела в двиндларе обратно пропорциональна его массе.

С практической точки зрения это означало, что средних размеров звезде потребовалось бы множество миллионов лет для того, чтобы сжаться в точку, но эта же судьба постигла бы тело размером с космический корабль меньше, чем через день. Экспоненциальные уравнения, выведенные Уэкопом из последовательных измерений здешних гравитонов, показывали, что в 21:37 «Сарафанд» и весь его экипаж прекратят существовать.

Сердженор уставился на потолок своей каюты и постарался постичь то, что рассказал ему Уэкоп.

Часы на стене показывали 20:05. Это означало, что до конца осталось примерно девяносто минут. Это также означало, по подсчетам Уэкопа, что «Сарафанд» — в обычном пространстве-времени бывший восьмидесятиметровой металлической пирамидой — уже уменьшился до размеров детской игрушки. Предположение, что корабль сейчас не больше пресс-папье, почему-то оскорбляло Сердженора, и он никак не мог поверить логическому выводу, что его собственное тело уменьшилось пропорциональным образом.

Должен же существовать разумный предел, уверял он самого себя. Скользкие выводы из астрономических измерений — это еще не отображает реального положения вещей. В конце концов, какие имелись неопровержимые факты за то, что дело обстоит именно так, как считает Уэкоп? Хорошо, свет звезд в скопления проявлял до некоторой степени сдвиг в фиолетовую часть спектра, и Уэкоп — а компьютер уже одним только присутствием корабля в этом районе вселенной доказал, что и он может ошибаться — заявил, что звезды движутся внутрь скопления. Но так ли это? Разве не факт, что никто никогда в действительности не измерял скорость звезды или галактики, или что вся умозрительная доктрина расширяющихся или сжимающихся вселенных основывалась на анализе линий спектра звезд в нормальном пространстве? Разве кем-нибудь было доказано, что анализ правильный? Вне всяких сомнений?

Сердженор саркастически улыбнулся, когда понял, что дошел до того, что выставляет свои очень поверхностные знания астрономии против огромного банка данных и процессора Уэкопа. Все, что он доказал — это то, что он настолько боится ближайшего будущего, что начинает заниматься ненаучной фантастикой в ожидании спасительного чуда. Видимо, он слишком долго оставался в Управлении и путешествовал настолько далеко, что его время истекло. Неужели для него слишком поздно перестать быть упрямым странником и он так и никогда и не проделает настоящие полные смысла путешествия, начатые теми, кто остался на одной планете достаточно долго для того, чтобы узнать про нее как можно больше… Он был совершенно один и останется таким на всю оставшуюся жизнь… Все это было ужасной ошибкой и, он уже ни черта не сможет поделать с этим…

Красные цифры на часах продолжали мигать. Сердженор чувствовал, как капля за каплей вместе с секундами на табло уходит в небытие остаток жизни и, мрачно-зачарованно наблюдая за сменой цифр, чуть не заплакал от бессилия. Время от времени из кают-компании доносились хриплый смех и звуки бьющегося стекла, но все реже и реже того, как он медленно погружался в странное равнодушное полузабытье. Каким-то краешком сознания он понимал, что алкоголь уже подействовал.

Некоторые члены экипажа предпочли провести оставшиеся часы в зале наблюдений. Несколько раз он раздумывал, а не присоединиться ли к ним, но это подразумевало сначала принятие решения и его дальнейшее осуществление. Он не мог заставить себя сделать это. Его охватила милосердная апатия, превратившая все кости его тела в свинцовые, замедлившая его мыслительные процессы до такой степени, что ему понадобилось целая минута, чтобы додумать до конца одну-единственную мысль.

Я… видел… слишком… много… звезд.

Легкий стук в дверь изумил Сердженора, так как он уже был в другом месте и времени. Он прислушался, потом, ничего не понимая, взглянул на часы. Осталось двадцать минут. Сделав над собой усилие, он поднялся с кровати, подошел к двери и неловко открыл ее. В коридоре стояла Кристина Холмс и глядела на него полными боли загадочными темными глазами.

— Я думаю, что совершила ошибку, — низким хрипловатым голосом сказала она. — Все это слишком…

— Пожалуйста, не надо ничего говорить. Все в порядке.

Пропустив ее в комнату, он захлопнул дверь и задвинул засов. Только после этого он повернулся к Кристине. Она стояла в центре комнаты спиной к нему, ее плечи печально поникли. Он подошел к ней и — каким-то образом понимая, что можно, а что нельзя — поднял ее на руки и нежно отнес на кровать. Ее взгляд не отрывался от его лица, пока он стряхивал остатки пепла от сигареты с ее блузки и широких брюк, потом лег рядом с ней, убаюкивая ее голову на сгибе левой руки. Он поцеловал ее один раз, легко, отстраненно, потом тоже опустил голову на подушку. Она придвинулась теснее, упираясь коленями ему в бедро, и в комнате почти осязаемо сгустилась тишина.

Осталось пятнадцать минут.

Кристина подняла голову и посмотрела ему в глаза, и на этот раз он не нашел в ее лице каких-либо следов ожесточения.

— Я никогда не рассказывала тебе, — медленно произнесла она. — Мой сын умер незадолго до рождения. Это произошло в строительном лагере на Ньюхоуме. Не было доктора. Я чувствовала, что ребенок умирает, но ничем не могла ему помочь. Он был там, внутри меня, а я ничего не могла сделать, чтобы помочь ему.

— Сочувствую.

— Спасибо. Понимаешь, я никогда никому этого не рассказывала. Я просто не могла говорить об этом.

— Здесь нет твоей вины, Крис.

Он опять уложил ее голову к себе на плечо.

— Если бы я тогда осталась дома. Если бы только я ждала Мартина дома…

— Ты не могла знать, — Сердженор говорил избитые банальные слова, нечто вроде ритуального отпущения грехов, полностью отдавая себе отчет в том, что неповторимость судьбы каждого человека наполняла эти слова новым значением. — Постарайся не думать об этом.

Не печалься, забудь о прошлых ошибках, думал он. Не стоит сейчас об этом.

Осталось десять минут.

— Мартин так и не простил меня. Он умер во время обвала в тоннеле, но это произошло спустя четыре года после того, как мы расстались. Так что сегодня утром я солгала тебе, Дейв. У меня не было погибшего мужа. Моймуж бросил меня из-за того, что я не смогла спасти нашего ребенка, и умер через несколько лет. Сам по себе. Можно сказать, односторонне.

Сегодня утром? Сердженор на мгновение был озадачен. О чем она говорит? Он перестал снова и снова, прокручивая в мыслях события последних часов, и ощутил тупое изумление, осознав, что прошло всего лишь около суток с тех пор, как он шагнул из гостиницы Управления в яркое сверкающее утро — на планете, которая находилась от него на расстоянии тридцати миллионов световых лет. Мы попали в трудное положение — между микро и макро. А что произойдет, когда диаметр моих зрачков станет меньше длины световой волны?

Осталось пять минут.

— Ты бы не сделал этого, Дейв, так ведь? Ты бы не возложил всю вину на меня, а?

— Здесь нет ничьей вины, Крис. Поверь мне.

Пытаясь подтвердить слова делом, Сердженор обнял Кристину за плечи и почувствовал, как она прижалась к нему. Не так уж это и плохо, — удивленно подумал он. — Здорово помогает, когда у тебя есть кто-нибудь…

Не осталось ни минуты.

Ни секунды.

Времени не было вообще.

Первым звуком в новом существовании был перезвон колоколов.

Затем послышался вполне обычный голос Уэкопа.

— …снаружи ничего нет. Все системы корабля работают нормально, но снаружи ничего нет. Нет ни звезд, ни галактик, ни какого-либо излучения, которое можно было бы идентифицировать — нет ничего, кроме пустоты.

— По-видимому, мы перешли от микро к макро и имеем континуум в себе.

18

Сердженор обнаружил, что бежит в комнату наблюдений.

Он испытывал невыразимую радость от того, что жив, несмотря на события последних часов, но это чувство уже отягощалось новыми страхами, пусть еще не осознанными до конца. Казалось, что-то настоятельно повелевает ему тщательно осмотреть новую вселенную собственными глазами. У дверей комнаты наблюдений пьяно покачивались двое — Моссбейк и Кесслер. На лицах у них отражалась смесь пережитого ужаса, удивления и неясного триумфа. Сердженор прошмыгнул между ними и взлетел на обзорную площадку. В абсолютной черноте не мерцала ни единой точки света. Несколько минут он пристально вглядывался в экраны, потом тяжело опустился в кресло рядом с Элом Гиллеспи.

— Это произошло мгновенно, — сказал Гиллеспи. — Небо выглядело как обычно до последней секунды. Потом у меня появилось такое ощущение, что звезды меняют цвет. Я хотел обратиться за подтверждением к Уэкопу… А потом появилось ЭТО. НИЧТО!

Сердженор глядел в черный океан. Глаза его непроизвольно метались из стороны в сторону, когда его зрительные нервам казалось, что они уловили проблеск света или какой-то намек на движение. Через некоторое время Сердженор понял, что занимается самообманом. Лишь колоссальным усилием воли ему удалось удержаться от крика.

— Похоже, соблюдается закон сохранения, — как бы самому себе сказал Гиллеспи. — Вещество и энергия не расходуются понапрасну. Спуститесь в черную дыру — поднимитесь через белую дыру. Спуститесь в двиндлар — и вы получите континуум в самом себе.

— Но у нас есть только голословное утверждение Уэкопа! Где же все эти солнца, которые должны были пройти сквозь нас?

— Эй, чего ты меня-то допрашиваешь, дружище?

— Слушай меня, Уэкоп, — почти крикнул Сердженор. — Откуда ты знаешь, что все твои рецепторы и адаптеры работают нормально?

— Я знаю, потому что мои трижды дублированные системы управления говорят мне это, — мягко ответил Уэкоп.

— Трипликация ничего не значит, если в каждую систему поступили одни и те же неправильные данные.

— Дэвид, ты позволяешь себе высказывать мнение по вопросу, в котором

— согласно твоему же личному делу — у тебя нет ни нужной квалификации, ни опыта.

Компьютер сумел так подобрать слова, что простая констатация факта превратилась в упрек.

— Когда нам пришлось пройти через двиндлар, — упрямо продолжал Сердженор, — у меня было столько же опыта, сколько и у тебя, Уэкоп. И я хочу получить доступ к иллюминаторам.

— Я не возражаю, — спокойно ответил Уэкоп, — несмотря на то, что просьба необычная.

— Хорошо! — Сердженор поднялся на ноги и посмотрел вниз на Гиллеспи.

— Ты идешь?

Гиллеспи кивнул и встал. Плечом к плечу они покинули комнату наблюдений и направились к лифту. Когда они проходили мимо жилых отсеков, к ним присоединился Майк Тарджетт, который, казалось, почувствовал, куда они направляются. Они добрались на лифте до первой из компьютерных палуб, где в тысячах металлических шкафчиков хранились геогностические данные, потом поднялись по редко используемой лестнице, ведущей к центральному процессору Уэкопа.

Массивные герметичные двери приветливо раздвинулись, пропуская их в круглую в сечении галерею, ведущую к огромному клубку разноцветных кабелей

— чудовищно сложному спинному мозгу, соединявшему «голову» «Сарафанда» с его «телом». Сам компьютер располагался над ними за люками прочнейшего сплава. Их могли открыть только команды техобслуживания на одной из баз. В четырех одинаково удаленных друг от друга точках вокруг галереи располагались круглые иллюминаторы, дающие возможность визуального осмотра окружающей обстановки. Конструкторы космического корабля старались проделывать как можно меньше отверстий в герметичной оболочке, и в случае с Марк Шесть они неохотно предусмотрели всего лишь четыре небольших прозрачных иллюминатора в той части корабля, которая могла бы быть мгновенно изолирована от других уровней.

Сердженор подошел к ближайшему окошку, взглянул в него и ничего не увидел кроме мужского лица, пристально всматривающегося в него. С минуту он разглядывал собственное отражение, тщетно пытаясь увидеть что-нибудь сквозь него, а потом попросил Уэкопа выключить внутренний свет. Спустя мгновение палуба погрузилась в темноту. Сердженор изо всех сил вглядывался в круглый зрачок иллюминатора. Ему показалось, что темнота походит на врага, который лежит в засаде и вот-вот нападет.

— Снаружи ничего нет, — прошептал Тарджетт, расположившийся у другого окошка. — Как будто мы утонули в дегте.

— Я могу заверить тебя, — неожиданно заговорил Уэкоп, — что окружающая среда куда прозрачнее межзвездного пространства. Количество атомов материи на кубический метр равно нулю. В таких условиях мои телескопы могли бы идентифицировать галактику в радиусе миллиона световых лет. Но здесь нет галактик, которые можно было бы определить.

— Уэкоп, включи, пожалуйста, свет.

Сердженору было стыдно. Если бы он мог извиниться перед компьютером за то, что усомнился в его словах! Он немного успокоился, лишь когда вновь ярко загорелись лампы, и на стекла встали ставни, создавая призрачное ощущение уюта.

— Что ж, мы живы — по крайней мере, я так полагаю — но ЭТО, по-моему, хуже смерти, — хмуро произнес Тарджетт. Он поднял руки и недоверчиво оглядел их.

Гиллеспи с любопытством покосился на него.

— Дрожат?

— Нет, пока нет. Один из древних философов-классиков — кажется, это был Кант — описал ситуацию, несколько похожую на нашу. Он утверждал, представьте, что во всей вселенной нигде ничего нет. Есть только человеческая рука. Смогли бы вы определить, левая это или правая? Его ответ был, что, да, смогли бы. Но он ошибался. Позднейшие философы приняли во внимание идею вращения через четырехмерное… — Тарджетт умолк, и его мальчишеское лицо, казалось, мгновенно состарилось. — О, великий Боже, что же нам делать?

— Нам ничего не остается делать, как ждать дальнейшего развития событий, — сказал Сердженор. — Десять минут назад мы думали, что с нами покончено.

— Это совсем другое дело, Дейв. Нет больше внешних факторов. Во вселенной ничего не осталось, кроме нас самих.

— Это напоминает мне, — непреклонным голосом заявил Гиллеспи, — что нам надо созвать еще одно собрание, как только все протрезвеют.

— Стоит ли устраивать еще одно собрание? Кажется, мы только этим и занимаемся, а, может, лучше, позволить им продолжать пьянку?

— Алкоголь — ценная штука. Когда мы уходили, они перешли на ликеры. А знаете, парни, ликер — это пища. В нем масса калорий, и его следует распределять так же как и все остальное.


Собрание было назначено на полночь по корабельному времени, что оставляло Сердженору два часа на размышления о голодной смерти, смерти от одиночества в пустом и черном пространстве, в лучшем случае — смерти от недостатка духовной пищи. Не желая возвращаться к себе в каюту и предаваться грустным размышлениям, Сердженор развил бурную деятельность, но результатом этого было лишь то, что чувство уныния бесконечно усилилось. Сейчас ему так не хватало какую-нибудь простой механической работы, например, покопаться в двигателе одного из модулей. Это оттеснило бы безнадежность ситуации на некоторое время на задний план, а потом, когда работа была бы почти выполнена, он уже смог бы спокойно обдумать ситуацию в целом. И он уже смог бы загнать поглубже мысли о скорой гибели.

Бродя по коридору возле своей комнаты, он столкнулся с Кристиной Холмс и попробовал заговорить с ней, но она проскользнула мимо, не глядя на него, так, как если бы они были незнакомы, и он понял, что им нечем поделиться друг с другом. Он продолжал двигаться, работать, разговаривать и успокоился, когда наступил назначенный час, и одиннадцать членов экипажа «Сарафанда» собрались за длинным столом в кают-компании. «Окна», расположенные по внешней полукруглой стене были темными, но лампы, сияющие оранжево-желтым светом создавали ощущение тепла, безопасности и уюта.

Незадолго до начала собрания Гиллеспи отвел Сердженора в сторону.

— Дейв, как насчет того, если для разнообразия речь толкну я?

— На здоровье. На этот раз я с удовольствием тебя поддержу.

Сердженор улыбнулся Гиллеспи, с интересом отметив тот факт, что бывший продавец продовольственных товаров из Айдахо приобрел новый статус.

Гиллеспи подошел к столу и стоял до тех пор, пока все не заняли свои места.

— Я полагаю, что мне нет необходимости рассказывать кому-нибудь, что мы крупно влипли. Причем настолько, что никто из нас не видит выхода — даже капитан Уэкоп. Но! Как мы обычно поступаем в подобных случаях? Мы договариваемся о ряде правил. И мы будем играть по этим правилам столько, сколько потребуется.

— Одевать смокинг к ужину, сохранять присутствие духа, салютовать королеве, — пробормотал Барт Шиллинг. Он проглотил две капсулы с «антоксом», но его лице по-прежнему выражало мрачное упрямство, из чего можно было сделать вывод, что Шиллинг все еще пьян.

— …Большая часть правил, несомненно, будет касаться распределения запасов продовольствия, — невозмутимо продолжал Гиллеспи, заглядывая в записную книжку. — Я думаю, все мы хотим прожить подольше. Но! Я — за разумную продолжительность, не в условиях, которые сделают ее бессмысленной. И по этой причине предлагается установить ежедневную порцию твердой пищи и неалкогольных напитков в тысячу калорий на человека. Уэкоп снабдил меня описью продуктов, и, исходя из тысячи калорий в день на каждого, нам вполне хватит продовольствия на восемьдесят четыре дня.

Мы постареем за это время, — думал Сердженор. — Это не такое уж большое время, если все идет хорошо, но мы за эти восемьдесят четыре дня совершенно износимся.

— Мы несколько похудеем, что вполне естественно, но Уэкоп говорит, что эта пища содержит нужное количество белков, жиров и углеводов. Мы останемся здоровыми людьми. — Гиллеспи сделал паузу и оглядел стол. — Следующее: вопрос о спиртном. Его не так легко решить. Приняв за основу тот же период в восемьдесят четыре дня, мы имеем триста калорий в день на алкоголе. Нам следует решить, хотим ли мы получать ежедневный паек или было бы лучше сохранить его на?..

— Я устал слушать весь этот бред, — объявил Шиллинг, хлопнув по столу ладонью. — Мы не должны устанавливать правила и инструкции насчет того, как и что нам пить.

Гиллеспи оставался спокойным.

— И еда, и питье должны распределяться централизованно.

— Меня это не касается, — раздраженно сказал Шиллинг. — Я не собираюсь рассиживаться здесь следующие три месяца. Мне не нужно никакой еды. Я возьму мою порцию выпивкой. Мне нужно только спиртное.

— Не пойдет.

— Почему? — Шиллинг старался казаться рассудительным. — Это означает лишнюю твердую пищу для тех, кто ее предпочитает.

Гиллеспи положил блокнот на стол и склонился к нему.

— Потому что ты сможешь вылакать всю свою порцию за пару недель, потом, когда протрезвеешь, ты решишь, что не готов умереть с голоду, и другие вынуждены будут кормить тебя. Вот поэтому и не пойдет.

Шиллинг фыркнул.

— Хорошо. Просто замечательно. Но ведь ничто не помешает мне провернуть пару личных сделок с друзьями — моя еда за их спиртное.

— Но мы не собираемся разрешать подобные сделки, — возразил Гиллеспи.

— Это приведет нас к тому же положению.

Прислушиваясь к спору, Сердженор в целом был согласен с мнением Гиллеспи. Тем не менее он понимал, что без некоторой гибкости эту проблему разрешить не удастся. Он уже не в первый раз прикидывал, как бы так высказаться, чтобы не оказалось, что он выступает против Гиллеспи, когда поднял руку Уилбур Десанто — напарник Гиллеспи по Модулю Два.

— Извини, Эл, — грустно произнес Десанто. — Все эти расчеты базируются на наличии в течении всего этого периода одиннадцати человек, но что, если кто-нибудь захочет покончить со всем этим прямо сейчас?

— Ты хочешь сказать «совершит самоубийство»? — Гиллеспи секунду обдумывал эту идею и покачал головой. — Никто не захочет так сделать.

— Ты уверен? — Десанто улыбнулся сидящим за столом кривой застенчивой улыбкой. — Может быть, Билли Нарвика поступил правильно?

— Нарвик случайно поскользнулся и упал.

— Тебя здесь не было, — перебил Шиллинг. — Он совершил самый изящный прыжок ласточкой, который я когда-либо видел. Он ХОТЕЛ сделать это, парень.

Гиллеспи нетерпеливо надул щеки.

— Только сам Нарвик мог бы это подтвердить, а посему, если увидишь призрак, бредущий от склада инструментов, дай мне знать, хорошо? — он внимательно осмотрел лица, собравшихся за столом, убеждаясь в том, что его сарказм не пропал втуне. — А пока этого не произошло, я хочу сосредоточить все внимание на живых. О'кей?

Десанто опять поднял руку.

— Все-таки, как насчет этого, Эл? Какой способ лучше избрать тому, кто предпочтет быстрый конец? Уэкоп подскажет правильную упаковку в аптечке?

— В последний раз…

— Это законный вопрос, — тихим голосом произнес Сердженор. — Я полагаю, он заслуживает ответа.

У Гиллеспи выглядел так, как будто его предали.

— Говорю специально для новичков. В аптечке Уэкопа нет соответствующих препаратов. Он запрограммирован на то, чтобы прыгнуть к ближайшей базе Управления, если кто-нибудь из экипажа серьезно заболеет, поэтому…

— Вот оно! — Виктор Войзи развел руками, как бы говоря, что это-то и требовалось доказать. — У кого-то должен внезапно воспалиться аппендикс, и Уэкоп будет просто обязан вернуть нас домой.

— Во всяком случае, — продолжил Гиллеспи, не обращая внимания на то, что его перебили, — Уэкоп не станет помогать человеку покончить с собой вне зависимости от обстоятельства.

— Давайте спросим его об этом. Просто для того, чтобы убедиться.

— Нет! — резко возразил Гиллеспи. — Цель нашей встречи — обсудить меры, которые необходимо принять для выживания большинства. Все, кто желают обсудить с Уэкопом способы самоубийства, могут сделать это чуть позже. Конфиденциально у себя в каюте. Мне лично кажется, что любой идиот смог бы устроить такое простое дельце без какой-либо помощи со стороны вшивого компьютера. А еще мне кажется, что на это не требуется много воображения, и каждый, кто действительно хочет покончить с собой, мог бы легко это сделать втихомолку, не устраивая эффектных представлений из общих собраний и не тратя понапрасну времени.

— Спасибо, Эл, — Десанто встал и отвесил легкий изящный поклон. — Я прошу прощения за то, что я отнял у всех драгоценное время.

Он аккуратно придвинул кресло к столу, подошел к трапу и поднялся в спальные отсеки, задумчиво бормоча что-то себе под нос и кивая собственным мыслям.

— Кто-нибудь должен пойти с ним, — взволнованно воскликнул Моссбейк.

— В этом нет необходимости, — возразил Гиллеспи. — Уилбур не сможет покончить жизнь самоубийством. Я его хорошо знаю. Он просто обиделся на меня.

Собрание продолжалось. Теперь в кают-компании воцарилась совершенно другая атмосфера, все вопросы обсуждались быстро и по-деловому. Даже упрямый как осел Шиллинг согласился с общими решениями собрания. Сердженор, хоть и с некоторыми оговорками, вынужден был признать, что организационный подход Гиллеспи обеспечил тому поддержку большинства. Он поступал так, как Сердженор неоднократно поступал в прошлом — в случае отсутствия явного лидера, делал из себя осязаемую мишень для отрицательных эмоций людей, всегда болезненно реагирующих на ухудшение ситуации в целом.

В данных обстоятельствах это был мужественный поступок, решил Сердженор. Корабль был крошечным пузырьком тепла и света, окруженный черной пустотой бесконечности; миг — и его не станет. Они не могли быть уверены в том, что даже если больше не случится ничего непредвиденного, они спокойно проживут оставшиеся дни. Возникнет еще бесчисленное множество отрицательных эмоций прежде, чем наступит…

— Я думаю, что для одного дня мы сделали достаточно, — провозгласил Гиллеспи через час, бросая взгляд на часы. — Уже больше часа, и мы могли бы устроить перерыв.

— Давно пора, — проворчал Кесслер, устраиваясь в кресле поудобнее. Остальные встали, нерешительно поглядывая друг на друга.

Гиллеспи нарочито кашлянул.

— Есть только еще один вопрос. Разработанная нами схема распределения спиртного относится только к официальным корабельным запасам, но не к личным. Ясно?


Все заговорили одновременно. Люди, только что запуганные до принятия аскетизма, почувствовали неожиданный запах стирающего мысли, приносящего мир, последнего алкогольного пиршества.

Те, у кого не было запасов крепких напитков, с детской надеждой смотрели на более запасливых товарищей и начали потихоньку группироваться вокруг них, предлагая сигары и пирожки домашней выпечки. Ослабление напряжения вкупе с осознанием того, что передышка будет короткой, вызвало у более молодых членов экипажа приступ шумного веселья.

— Прекрасное подход, — шепнул Сердженор Гиллеспи. — Нет ничего лучше, чем похмелье на марди грасс note 5, чтобы великий пост показался неплохой идеей.

Гиллеспи, выглядевший польщенным, кивнул.

— У меня в комнате заначена бутылка коньяка. Что ты скажешь, если мы поднимемся и тяпнем по маленькой?

Сердженор кивнул. Неожиданно он заметил, как Кристина Холмс вышла из кают-компании и направилась в сторону жилых отсеков. Догадавшись, куда она идет, он извинился и поспешил вслед за ней. Он поднялся, перешагивая через две ступеньки, и вошел в коридор одновременно с ней. Кристина нерешительно замерла у дверей комнаты N 4, комнаты Уилбура Десанто! Она напряженно прислушивалась к тому, что происходило внутри.

— Я постучала пару раз, — тихо сказала она, когда Сердженор остановился рядом. — Он не отвечает.

Сердженор обошел ее и распахнул дверь. Единственным источником света служили быстро сменяющиеся страницы какого-то текста, проецируемые на потолок. Стоявший в углу комнаты аппарат для чтения микрофильмов работал на полную мощность. Десанто, неподвижно вытянулся на кровати, повернувшись лицом к стене. Сердженор включил основной свет. Десанто приподнялся на локте, улыбнувшись незваным гостям робкой застенчивой улыбкой.

— Чего вам здесь надо, ребята? — спросил он. — Собрание закончилось?

— Почему ты не ответил, когда я постучала? — задала встречный вопрос Кристина, по-прежнему стоящая за спиной Сердженора.

— Предположим, я вздремнул. Так или иначе, чего тревожиться из-за пустяков.

— Внизу начинается вечеринка. Народ уничтожает личные запасы спиртного. Я думал, может тебе это будет интересно.

Сердженор мягко прикрыл дверь. Кристина вышла в коридор за ним. Ее обычно невозмутимое лицо сейчас покраснело от гнева.

— Клянусь, он сделал это нарочно, — ожесточенным шепотом сказала она,

— а я-то, дура, попалась на удочку.

— Не надо думать так. Ни на что ты не попалась, — Сердженор почувствовал, что продолжать рискованно, но все же сказал вслух то, что думал. — Ты ведь решила, что он может попытаться покончить с собой, и тебе это встревожило, хотя ты едва знаешь его. Это хорошо, Крис. Это показывает…

— Что я еще человек. Несмотря ни на что? — Кристина слабо улыбнулась и пошарила в карманах в поисках сигарет. — Сделай одолжение, Большой Дейв. Забудь о том, что я приходила к тебе в комнату. Предсмертные покаяния мало чего стоят.

Сердженор, услышавший шаги Гиллеспи, устало поднимающегося по ступенькам, отвел от нее глаза.

— Мы с Элом хотели выпить бутылочку коньяка. Ты…

— Внизу будет веселее.

Она отошла от него, проскользнула мимо Гиллеспи на лестницу, ловко ухватилась за поручни и плавно соскользнула вниз.

— Пытаешься чего-нибудь добиться? — шутливо сказал Гиллеспи.

— О чем ты говоришь? — Сердженор вспомнил многозначительный взгляд Билли Нарвика после той драки в коридоре, и он возмутился. — О чем ты говоришь, Эл? Разве она похожа на мой любимый тип женщины?

— Она ни на что не похожа, в том числе и на женщину. К сожалению, здесь нет более подходящего объекта.

— Ты знаешь, Крис притворяется. Ей несколько раз сильно доставалось, и она не хочет снова рисковать, поэтому она… — Сердженор решил не говорить то, что собирался, увидев, как брови Гиллеспи поползли вверх и что тот готов рассмеяться. — Какого черта мы торчим в коридоре? Мы давно созрели для хорошей попойки.

Они прошли в комнату Гиллеспи, соседнюю с комнатой Десанто, и Гиллеспи достал из стенного шкафчика два стакана и бутылку коньяка.

— Предполагалось, что она поможет скоротать долгие вечера — тридцать долгих вечеров, — но я готов увидеть ее пустой сегодняшней ночью и забыть об этом милосердном отрезке жизни.

— Мы забудем обо всем.

— Итак?

— Итак… — Сердженор погрел в ладонях большой пузатый бокал, зачарованно наблюдая за там, как хрупкий стеклянный пузырек превращается в шар солнечного света. — За потерю памяти.

— Да правит она многие годы, черт бы ее побрал!


Несколько часов они пили практически молча. Оставив страшную действительность за порогом комнаты, они смаковали уход от реальности. Раньше, вспоминая лучшие минуты жизни в Управлении, Сердженору сразу же приходили на ум длинные общие собрания, зачастую продолжавшиеся всю ночь, пока корабль кружил у незнакомой звезды, а люди находили удовольствие от общения, благодаря растущему осознанию своей причастности к человечеству. В данном случае эффект был куда больше.

Покоренный потоками и водоворотами космоса корабль успокоился в безграничном черном море. Бесконечность пустоты окутала его корпус, и все, кто находился на борту, понимали, что приключение кончилось, ведь в среде, где ничего не было, ничего не могло произойти. Здесь человек мог открыть только себя. В тесном мирке корабля в оставшиеся месяцы проявятся самые лучшие и самые худшие качества человеческой натуры. Завтра начнется отсчет часов, оставшихся до смерти. Время неумолимо…

— Элберт Гиллеспи и Дэвид Сердженор! — голос Уэкопа стряхнул с Сердженора остатки дремоты. — Пожалуйста, подтвердите, что вы меня слышите.

Исходя из того, что его имя было названо первым, на вызов ответил Гиллеспи.

— Слушай меня, Уэкоп — мы слышим тебя.

Гиллеспи, еще не потерявший способности удивляться, широко раскрыл глаза и опустил стакан.

— Необычайные обстоятельства, в которых мы оказались, внесли некоторые изменения в мои взаимоотношения с членами экипажа, — сказал Уэкоп. — Как справедливо заметил Майк Тарджетт, я — всего лишь компьютер, и область моей компетенции ограничена особенностями моих программ. Это — встроенное ограничение, вызванное, как мы обнаружили, неспособностью конструкторов предвидеть любую возможную ситуацию. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Вполне, — Гиллеспи резко выпрямился. — Уэкоп, ты говоришь о том, что ты мог совершить ошибку? Ну, в отношении того, что находится за стенами корабля?

— Нет, я говорю не о том, что находится снаружи. Внутри корабля происходит нечто странное. Явление, которому я не в состоянии найти аналога в моей памяти. Мне почему-то кажется, что это за рамками моей компетенции.

— Уэкоп, не болтай попусту, — вмешался в разговор Сердженор. — Что происходит? Почему ты вызвал нас?

— Прежде чем я опишу это явление, я хочу прояснить положение, касающееся взаимоотношений экипажа. Обычно я делаю важные объявления для всех членов экипажа одновременно, но сейчас слишком сложная ситуация, чтобы я мог рассчитать точное психологическое воздействие данного объявления. Это может принести вред людям. Вы взяли на себя ответственность ночью. Берете ли вы на себя дальнейшую ответственность передать мое сообщение в той форме, в которой вы сочтете нужным, остальным девяти членам экипажа корабля?

— Берем, — одновременно произнесли Сердженор и Гиллеспи. С дрогнувшим сердцем Сердженор проклял вполне человеческую склонность Уэкопа к болтливости.

— Ваше обязательство принято во внимание, — сказал Уэкоп, и за этим последовала пауза, усилившая беспокойство Сердженора.

— Уэкоп, пожалуйста, продолжай…

— Элберт, сегодня в 00:09 во время общего собрания экипажа корабля ты произнес следующие слова по отношению к покойному члену экипажа Вильяму Нарвику — цитирую: «Если вы увидите, что его призрак выходит из склада инструментов, дайте мне знать». Ты помнишь, как говорил это?

— Конечно, помню, — хмыкнул Гиллеспи, — но Боже мой, это была всего лишь шутка. Уэкоп, ты ведь и раньше слышал, как мы шутим.

— Я знаком со всеми разнообразными видами юмора. Я также знаком с различными записями религиозной, метафизической и суеверной природы, описывающих привидение как похожее на пятно белое туманное сияние, — голос Уэкопа звучал спокойно-непреклонно. — И я должен сообщить вам, что предмет, у которого имеются классические признаки привидения, в настоящее время появляется из тела Вильяма Нарвика.

— Вздор, — сказал вслух Сердженор и повторил это про себя бесчисленное множество раз, пока они с Гиллеспи спускались вниз. Сумев, не привлекая к себе внимания, пройти через кают-компанию, они быстро спустились вниз по более широкой лестнице, ведущей на ангарную палубу. Он продолжал твердить это, когда двери склада инструментов по команде Уэкопа раздвинулись, и они увидели — нечто появляющееся из тела Билли Нарвика и обволакивающее его — линзообразное облако холодного белого сияния.

19

После того, как прошел первый лишающий мужества приступ мистического ужаса, Сердженор с удивлением обнаружил, что не боится призрака.

Они с Гиллеспи прошли в склад инструментов и увидели, что показавшееся ему простым полушарие света в действительности является сложным по топографии и имеет странно знакомую структуру. Его поверхность невозможно было описать в привычных человеческих терминах — круглая, плоская выпуклая или вогнутая. Сияющий сгусток рос. Скоро Сердженор уже различал в нем искорки света. Области изменяющейся плотности внутри облака перекрывались и просвечивали друг сквозь друга таким образом, что Сердженору никак не удавалось сосредоточиться на какой-то конкретном уплотнении.

Предмет был уже около метра в диаметре. Сейчас он походил на ледяной сияющий купол, прикрывающий большую часть тела Нарвика. Когда Сердженор рассмотрел его вблизи, у него возникло смутное подозрение, что он видит только половину сфероида, что вторая половина его находится ниже уровня пола. Неожиданно для самого себя, он опустился на колени, протянул руку и быстро провел ею по светящейся поверхности.

И… ничего не произошло.

— Оно растет, — сказал Гиллеспи. Он сделал шаг назад и указал на ближайший край купола, одинаково легко проходящего сквозь металл пола и человеческую плоть. За несколько секунд голову Нарвика полностью скрыла неосязаемая раковина света. Двое мужчин взялись за руки, как маленькие дети, и испуганно попятились к двери. Они в изумлении смотрели, как таинственная полусфера продолжала расти в центре комнаты заметно увеличивающимися темпами.

— Что это? — прошептал Гиллеспи. — Это похоже на человеческий мозг, но…

Сердженор почувствовал, что у него пересохло во рту и на голове зашевелились волосы. Он готов был бежать без оглядки. Источник страха заключался не в ужасающей неизвестности светящегося артефакта, а — невероятно — в медленно разгорающемся чувстве узнавания. Он попытался сфокусировать взгляд на какой-то отдельной части облака, вместо того, чтобы воспринимать его как целое. Сердженор неожиданно подумал, что мог бы распознать в призраке начала атомарной структуры. Артефакт быстро увеличивался, разделяясь на крошечные… Созвездия?

— Слушай меня, Уэкоп, — сказал он, пытаясь казаться спокойным. — Ты можешь направить на этот предмет микроскоп?

— Пока нет. Мои диагностические микроскопы ограничены в поперечном движении полом площадки ангара, — ответил Уэкоп. — Но при настоящей скорости передвижения объект пройдет через стену склада инструментов приблизительно через две минуты, и тогда я смогу рассмотреть его под большим увеличением.

— Пройдет? — Сердженор вспомнил свою мысль, что они могут видеть только половину светящегося сгустка. — Уэкоп, как насчет двигательных отсеков под нами? Ты не видишь там ничего необычного?

— Я не могу непосредственно увидеть колонны центральной части корабля, но и там имеется источник света. Трудность в том, что объект расширяется сквозь пол и стены склада инструментов.

— Что происходит? — произнес Гиллеспи, пытаясь встретиться взглядом с Сердженором. — Ты понимаешь, что это такое?

— А ты нет? — Сердженор неопределенно улыбнулся, уставившись на распространяющееся море света. — Это вселенная, Эл. Ты смотришь на центр мироздания.

У Гиллеспи отвисла челюсть. Он отодвинулся, символически отмежевавшись от утверждения Сердженора.

— Дейв, ты сошел с ума.

— Ты так считаешь? Посмотри на это.

Сияющее облако достигло границ круглого помещения склада инструментов и теперь расползалось по ангарной палубе, проходя сквозь металлические стены, как будто те вообще не существовали. Наверху, у перекладин потолка, что-то зашевелилось. Дальнодействующие микроскопы Уэкопа, обычно используемые для исследования неполадок в топографических модулях, разворачивались в новое положение. В то же мгновение ожили экраны мониторов. Сердженор никогда не думал увидеть ТАКОЕ — головокружительную перспективу тысяч линзообразных галактик, которые летели, перемещались, роились. Картины взрывающейся вселенной проплывали перед его глазами, а мозг уже не мог реагировать на избыток информации. Сердженор отключился, тупо уставившись в экран.

Гиллеспи слегка покачнулся, сжимая руками виски. Галактическая буря продолжала разрастаться.

— Должно быть, Майк наблюдает это снизу, — сказал Сердженор отчасти самому себе. — Мы ведь по-прежнему находимся в тисках его двиндлара, как ты думаешь? Это циклический процесс, точно так же и все во вселенной. Он сжал нас в ничто, а потом — поскольку соблюдается закон сохранения — что-то произошло… например, знаки поменялись… мы перешли от микро к макро, от нуля к бесконечным измерениям.

— Дейв! — взмолился Гиллеспи. — Помедленнее, а?

— Эл, то, что ты видишь, это — вселенная. На самом деле она не становится больше — она сохраняет свои естественные размеры, а мы сжимаемся обратно в нее. Сейчас «Сарафанд», может быть, в тысячу раз больше вселенной. Но скоро корабль будет такого же размера как вселенная, потом мы сожмемся до размера всех галактик, составляющих вселенную, потом будем размером с одну галактику, с одну звездную систему, потом вернемся к нормальному, но только на мгновение, потому что мы попадем обратно в зону двиндлара, и будем продолжать сжиматься до тех пор, пока не придем к нулю… А потом… ПРОЦЕСС ПОЙДЕТ С САМОГО НАЧАЛА!

Послышался звук тяжелых шагов по металлу, и на лестнице появился Сиг Карлен со стаканом пива в руке.

— Почему вы, двое индивидуумов, отказываетесь… ЧТО ЭТО?

Сердженор взглянул на облако бриллиантовых брызг, чей периметр теперь расширялся вдоль ангара со скоростью пешехода, потом на Гиллеспи.

— Расскажи ему, Эл. Я хочу услышать это от кого-нибудь другого.


К тому времени, когда экипаж «Сарафанда» собрался в кают-компании и протрезвел с помощью капсул Антокса, вселенная была уже больше корабля.

Через пол фонтанировал непрекращающийся дождь галактик, проходя через стол, кресла, людей, выходя через потолок на верхние палубы корабля. Невооруженному глазу галактики казались слегка расплывчатыми звездочками, но при исследовании под микроскопом было прекрасно видно, что они являлись маленькими линзообразными или спиралевидными образованиями, щедро разбросанными в пространстве безумным создателем.

Сердженор сел за длинный стол, ошеломленно наблюдая за пылинками света, проходящими сквозь его ладони, и попытался представить, что каждая состоит из сотни или более звезд, и что бесчисленное множество их является очагами цивилизаций.

После первой вспышки вдохновенного понимания наступила апатия. Он не мог контролировать собственную реакцию — его бросало то в жар, то в холод, от восторга к унынию. Секунду назад он был обычным человеком, в следующую же превращался в великана невообразимых размеров, чье тело было больше объема пространства, известного земным астрономам…

— …не могу понять, — говорил Тео Моссбейк. — Если это правда, то корабль и наши тела представляют собой самый рассеянный газ, который только можно вообразить — один атом на каждый миллион кубических световых лет или около того. Я хочу сказать, что мы должны быть мертвыми.

— Забудь все, что учил в школе, — ответил Майк Тарджетт. — На этот раз мы имеем дело с физикой двиндлара, и все правила другие.

— Я все равно не понимаю, почему мы не умерли.

Тарджетт, первым осознавший концепцию двиндлара, провозгласил с евангельским пылом:

— Я же говорю тебе, Тео, это совершенно другое. Если ты способен хоть чуточку шевелить мозгами, то ты должен понять: законы традиционной науки здесь не применимы. Мы должны были превратиться в газ, но — не превратились, мы должны были стать микроскопической нейтронной звездой, но

— не стали. Возможно сами атомы и частицы, из которых мы состоим, каким-то образом пропорционально уменьшились. Я не знаю как это сработало — но я знаю наверняка, что теперь мы находимся на противоположном конце шкалы плотности.

Войзи щелкнул пальцами.

— Если мы сожмемся до нашего первоначального объема, не означает ли это, что Уэкоп снова сможет управлять движением корабля?

— Боюсь, что нет, — сказал Тарджетт. — Уэкоп поправит меня, если я не прав. Но ему потребуется не одна минута, чтобы подготовиться и провести прыжок в бета-пространство, а мы пройдем через наше исходное состояние в какую-то фантастически малую долю секунды. Ты можешь понять, насколько ускоряется процесс с каждым мгновением. Вон те крайние галактики отдаляются быстрее, чем они это делали раньше. По-видимому, когда они станут больше, они будут продолжать ускоряться, и вскоре будут передвигаться так быстро, что мы не сможем их увидеть.

Тарджетт сделал паузу и понаблюдал за передвижением вверху светляков.

— На самом деле, раз это касается нас, они постепенно будут передвигаться в тысячи, миллионы раз быстрее света — но это потому, что мы будем уменьшаться с такой же скоростью. Это — необычная мысль.

— Кстати, о необычных мыслях, — слабым голосом произнесла Кристина. — Я продолжаю думать о том, что Дейв и Эл рассказали нам о теле Билли Нарвика и о свете, появившемся из него. Почему из всех мест он выбрал именно это?

— Чистое совпадение, Крис. Дейв оттащил тело в склад инструментов и положил его на маркировочную пластину центра тяжести корабля. А центр тяжести — это единственная неизменная точка во всей системе. Он занимает свое первоначальное место во вселенной, и корабль уменьшается по направлению к нему равномерно по всем направлениям. Вот почему мы снова окажемся в зоне двиндлара, а не в какой-нибудь другой части… части…

Голос Тарджетта дрогнул, и его лицо заметно стало еще бледнее, когда он повернулся к Сердженору.

— Центр тяжести, Дейв. Мы можем сместить его.

— Что? — Сердженор вновь уставился на него сквозь струи галактик. — Эквивалент тридцати миллионов световых лет?

— Это ширина мизинца — мы теперь большие ребята, Дейв, — Тарджетт улыбнулся скупой холодной улыбкой человека, переступил за пределы своей смертной судьбы. — Вычисления не слишком сложны для Уэкопа, и даже если мы упустим наш шанс в этом цикле, мы можем попробовать еще раз через оборот.


Через четыре дня топографический корабль «Сарафанд» — еще раз поглотив вселенную и сжавшись в нее — материализовался в нормальном пространстве рядом с желтым солнцем. После непродолжительной остановки он начал медленно приближаться к посадочной площадке Бей-Сити, на планете, которая называлась Делос.

20

— Слушай меня, Уэкоп, — произнес Сердженор. Он закончил упаковывать вещи в единственный дорожный чемодан из плетеного пластика и приготовился выйти из каюты, которая на протяжении почти двадцати лет являлась его единственным и неизменным пристанищем. Комната была маленькая и скромная — просто большой металлический ящик, снабженный несколькими основными удобствами, но в последний момент ему расхотелось покидать ее.

— Я слушаю тебя, Дэвид.

Из-за тишины на корабле показалось, что голос Уэкопа звучал громче обычного.

— Я… Вероятно, я разговариваю с тобой в последний раз.

— Поскольку ты вот-вот покинешь корабль, а я потеряю свои полномочия через шестнадцать минут от сего момента, это определенно последний раз, когда ты будешь со мной разговаривать. Чего ты хочешь?

— Ну… — Сердженор считал абсолютной глупостью говорить компьютеру «до свидания» или спрашивать его, что он чувствует по поводу своей близкой кончины. — Я думаю, что просто хотел проверить, работаешь ли ты еще.

Повисла пауза, потом Сердженор понял, что Уэкоп — продемонстрировав, что он по-прежнему полностью работоспособен — считал, что дальнейших слов не требуется. Он только логический компьютер, подумал Сердженор, поднимая чемодан. Он вышел из комнаты, в последний раз прошел по коридору и спустился вниз по трапу в пустую кают-компанию. В нее были составлены лишние столы и на них по-прежнему громоздились пустые стаканы и тарелки, оставшиеся немытыми после утренней пресс-конференции. На полу валялась наполовину выкуренная сигара, и Сердженор пнул ее ногой. Он прошел к лестнице и спустился на ангарную палубу.

В целях обеспечения общественной безопасности вокруг зияющего отверстия были установлены кольцом стойки, выкрашенные в красный цвет и связанные белой веревкой. Также была срезана часть стены склада инструментов. Оплавленный по краям металл свидетельствовал о том, с какой скоростью шла работа. Сердженор уставился вниз в темноту открывшихся пролетов двигателя, вспомнив о часах неистовой, но согласованной деятельности, которая внесла столько хаоса в структуру «Сарафанда».

Резать тяжелые пластины и перекладины было необходимо по двум причинам. Требовалось дать беспрепятственный обзор дальнодействующим микроскопам Уэкопа. Кроме того нужно было соорудить пазы для металлической пластины, по которой можно было бы быстро и удобно перемещать ее по ангарной палубе, изменяя таким образом — но только на мгновение — центр тяжести всего корабля. Правда, перемещением массы осуществлялись при помощи двух топографических модулей из боксов. Все передвижения происходили под четким контролем Уэкопа.

У Сердженора были небольшие познания в высшей математике, но он ощущал, что Майк Тарджетт — юный герой часа — был чрезмерно уверен в себе и, больше того, был слишком удовлетворен достигнутым. Корабль совершил цикл сжатия-расширения двиндлара, для того чтобы дать Уэкопу возможность сориентироваться среди бесконечной вселенной и рассчитать бы новый центр тяжести. Наученные горьким опытом, они не стали выглядывать наружу, а собрались у инструментального склада, где и увидели источник палящего сияния — вселенную, зарождающуюся в перекрестьях, наспех выстроенных в центре зияющего жерла.

Ужас, уже знакомый Сердженору, ожил вновь — запоздалым напоминанием о том, что «Сарафанд» спасся чудом. Они оказались в своего рода математической западне. Корабль был настолько массивен, что сдвинуть центр его тяжести можно было не более, нежели на два сантиметра — но на первой стадии цикла двиндлара этого вполне хватало для перемещения их намного дальше пресловутых тридцати миллионов световых лет. На более позднем этапе их бы просто вышвырнуло в другую область такой же чужой галактики, или даже обратно на край самой зоны двиндлара. И несмотря на фантастические возможности Уэкопа, результат мог бы оказаться гибельным.

Он пожал плечами, отгоняя непрошеные мысли, пересек вход ангарной палубы и спустился вниз по длинному пандусу на знакомое поле, ярко освещенное солнцем. За двадцать лет скитаний он делал это сотни раз, озирал горизонты десятков планет, но сейчас чувство неизвестности было особо острым. Сердженор был убежден, что знает предстоящее — а неизвестность находилась в его сердце. Он уволился из Управления, причем его даже не очень удерживали, и основной его проблемой стало, наконец, отсутствие всяких проблем, необходимость зажить обычной жизнью обычного, не скитающегося человека…

— Привет, Дейв! — Эл Гиллеспи старательно полировал ветровое стекло арендованной машины. Он посмотрел на Сердженора с улыбкой. — Хочешь прокатиться в город?

— Спасибо, я лучше пройдусь, — Сердженор, щурясь, осмотрел гряду голубых холмов, раскинувшихся на востоке. — Я собираюсь оч-чень долго теперь ходить исключительно пешком.

— Скоро надоест…

— Ты уверен?

Гиллеспи в последний раз без всякой необходимости протер машину.

— Спорим. Помнишь всю эту чушь, которую нес по ящику уполномоченный сегодня утром? Ну, насчет сверхгрузовых кораблей? Он сказал, что они несомненно направятся к двиндлару с целой тучей спецов и аппаратуры… Бьюсь об заклад, что когда построят этот корабль, ты добровольно отправишься в рейс.

Сердженор почувствовал легкий, бодрящий холодок, и улыбнулся. — Ты, может быть, будешь в этом рейсе, Эл, но не я.

— Увидимся, Дейв, — подмигнув, произнес Гиллеспи, забрался вмашину и уехал в направлении далеких административных строений, ослепительно мерцающих пастельными красками в вечерних лучах солнца.

Помахав рукой вслед, Сердженор переключил внимание на гороподобную громаду корабля. Уже началась работа по отделению от корпуса четырех треугольных обтекателей, вмещающих часть механизмов двигателя. «Сарафанд», как насекомые, окружали подвижные робокраны, суетливо расчленяющие свою неуклюжую и беспомощную жертву, и воздух был наполнен их не слишком мелодичным чириканьем.

Сердженору был неприятен этот пейзаж. Он надеялся, что корабль будет сохранен — хотя бы в качестве музейного экспоната, но это бы означало, что его надо транспортировать поближе к центру Пузыря, поскольку Управление Космической Безопасности объявило его негодным для полетов.

Чувствуя себя не на месте среди аварийных команд и специалистов, которые поднимались и спускались по пандусу, Сердженор слонялся по феррокритной площадке перед ангаром, пока не увидел то, чего ожидал — высокую изящную фигуру Кристины, выходящей из тени ангарной палубы. Он почти не видел ее в последние дни, после посадки на Делосе, но знал, что она воспользовалась преимуществом льготницы и уходила из Управления.

Легкой походкой спускаясь по пандусу — сигарета в зубах, пестрый рюкзак перекинут через плечо — Крис выглядела знающей цену себе и миру, и он почувствовал внезапный трепет от того, что он задумал.

— Все еще здесь, Дейв? — Кристина остановилась рядом и кивнула на ближайший кран. — А ведь тебе не стоит смотреть на эту чушь.

— Меня это не волнует. Так или иначе, я поджидал тебя.

Она оценивающе прищурилась.

— Зачем?

— Подумал, что нам стоило бы выпить…

— О? Ты знаешь какие-то хорошие места?

— Множество. На Земле.

— Спасибо за предложение, Дейв, но не стоит.

Она вздернула полетный рюкзак повыше на плечо и прошла мимо него.

— Мне не так хочется пить, как я думала.

Сердженор быстро перегородил дорогу.

— Это искреннее предложение, Крис, и по крайней мере оно требует искреннего ответа.

— Я дала тебе его. Нет — мой ответ. — Кристина вздохнула, уронила сигарету и вдавила ее в землю пяткой. — Послушай, Дейв, я не стараюсь быть злобной. Я действительно благодарю тебя за предложение, но разве оно не слегка глуповато? Корабельные романы всегда заканчиваются в порту, и когда у тебя на корабле не было ничего…

Сердженору мешали свидетели, начинавшие проявлять интерес к столкновению, но он настаивал.

— Это было не ничего, когда ты пришла в мою комнату той ночью.

— Разве? — Кристина саркастически усмехнулась. — Не говори мне, что ты получил преимущество, когда я была…

— Не разговаривай со мной так, — рявкнул Сердженор, хватая ее за плечи, словно решившись швырнуть послание через пропасть лет, разделившую их жизни.

— Я скажу тебе, что произошло той ночью, я знаю лучше, потому что я — больший эксперт по одиночеству, чем ты. Ты столкнулась с чем-то, с чем невозможно справиться в одиночку, и пришла ко мне за помощью. Теперь я столкнулся с чем-то, с чем не могу справиться сам….

— И ты пришел ко мне за помощью?

— Да.

Кристина схватила Сердженора за запястья и медленно оторвала его ладони от своих плеч. — Ты сошел с ума, Большой Дейв.

Она повернулась и пошла прочь по пыльному феррокриту.

— А ты, — крикнул ей вслед Сердженор, — ты… кретинка!

Кристина прошла еще десяток шагов, потом остановилась и на секунду уставилась на площадку, прежде чем пошла обратно.

— Ты кажется имел наглость назвать меня кретинкой. У тебя есть какая-то идея, которую ты сможешь реализовать, если я пойду с тобой?

— Нет, но я готов найти ее. — Сердженор подбирал правильные слова, самые лучшие слова. — Это будет для меня новым видом рейса.

Кристина заколебалась, и он видел, что у нее дрожат губы. — Хорошо, — сказала она. — Идем.

Сердженор поднял свой чемодан, и он и Кристина — отдаленные друг от друга небольшим расстоянием — пошли к отдаленному ограждению поля. Внезапная теплота солнца на его спине сказала Сердженору, когда он вышел из тени корабля, но он не оглянулся назад.

Note1

манихейство — религиозное учение, названо по имени легендарного перса Мани

(обратно)

Note2

рink — нежно-розовый (англ.)

(обратно)

Note3

target (англ.) — мишень

(обратно)

Note4

от англ. dwindle — сокращаться

(обратно)

Note5

вторник на масленице — народный праздник (фр.)

(обратно)

Оглавление

  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • 14
  • 15
  • 16
  • 17
  • 18
  • 19
  • 20
  • *** Примечания ***